ГЛАВА 2 ТОРГОВЫЕ КАРАВАНЫ И ПЕТЕРБУРГСКАЯ ...lib.kunstkamera.ru/files/lib/978-5-88431-325-5/978-5... · 2017. 9. 25. · ская болонка

129

ГЛАВА 2 ТОРГОВЫЕ КАРАВАНЫ

И ПЕТЕРБУРГСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

В прежние времена имели сибирские воеводы власть отправлять в по-рубежные государства и земли по-сольства, как польза народная, <…> прекращение ссор о границах, отправ-ление торгов и собирание о незнаемых землях известий того требовали…

[Миллер июль 1755: 15]

2.1. Казенные караваны как связующее звено Академии наук с иезуитами

и Русской духовной миссией в Пекине

Католические миссионеры появились в Китае гораздо рань-ше православных. О иезуитах Китая написано огромное ко-личество трудов, созданных на европейских и восточных язы-ках: Бичурин И. [1842], Дацышен В.Г. [2007], Дубровская Д.В. [2000], Пан Т.А. [2014], Пчелин Н.Г. [1999], Су Фэнлинь [2000] и др. А.М. Владыкин в 1753 г. в докладе Синоду осветил основ-ные функции китайских иезуитов, которые состояли на службе цинского императора, пользовались достаточной свободой, за-нимались торговлей, переводили богословские труды с латыни на китайский язык [Головин 2013: 30]. Кроме христианизации, миссионеры иезуитского ордена в Китае в 1579–1842 гг. занима-лись научно-исследовательской работой, осваивали китайский и маньчжурский языки, участвовали в дипломатической и эконо-мической деятельности. Иезуиты оказывали огромное влияние на ход договоров по пограничным проблемам России и Китая. Миссионеры Д. Парренин и А. Гобиль в 1729–1744 гг. организо-вали в Пекине школу по подготовке переводчиков с латинского, маньчжурского и монгольского языков. По мнению И. Бичурина, никто не смог превзойти иезуитов в их старании познакомить европейцев с историей и культурой Китая [Бичурин 1842, ч. 1:

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/08/08_02/978-5-88431-325-5/ © МАЭ РАН

130

VII–VIII]. Через переводы иезуитов жители Поднебесной знако-мились с достижениями Европы в астрономии, военном деле, фи-зике, медицине и других областях человеческого знания. В свою очередь, изучая труды, отчеты, письма иезуитов, европейцы по-стигали китайскую цивилизацию, культуру и науку [Пчелин 1999: 3–6; Дубровская 2000: 119].

Расцвет активности миссионеров-иезуитов пришелся на пери-од правления (1662–1722) императора Канси (1654–1722). В это время Цинская империя нуждалась в иезуитах как специалистах в области науки, техники, медицины. Хотя и впоследствии, во время правления императоров Юнчжэня (1723–1736) и Цяньлуна

Рис. 31. Иезуитские астрономы и император Канси (фрагмент)[URL: http://www.sj2014 net/blog/archives/03–2014]


131

(1736–1795), цинские власти продолжали использовать европей-ские знания в дипломатии, архитектуре, картографии, астроно-мии, алгебре, тригонометрии, гидродинамике, баллистике, меди-цине и искусстве. В период императора Цяньлуна христианство в Китае было запрещено и католические миссионеры могли жить только в Пекине [Дубровская 2000: 188].

Иезуиты переводили с латинского и французского языков на китайский и маньчжурский богословские труды, работы по гео-графии, картографии, астрономии, математике, механике, логи-ке, медицине и ботанике. Многие из этих переводов печатались в Пекине. Кроме того, иезуиты занимались переводами европей-ских географических карт на китайский и маньчжурский языки, изготавливали глобусы, составляли подробные карты Цинской им-перии, для чего проводили полевые исследования в Маньчжурии и вдоль русско-китайской границы. Некоторые карты иезуиты отправляли в Париж, Рим и Санкт-Петербург [Пчелин 1999: 145–152].

В.П. Таранович выделял два главных канала научной кор-респонденции между учеными Петербургской академии наук и пекинскими иезуитами: дипломатические курьеры и руково-дители торговых караванов. С российской стороны инициатора-ми переписки стали академики Ж.Н. Делиль и Г.З. Байер (один из первых русских синологов), при поддержке вице-президента Коллегии иностранных дел графа А.И. Остермана [Пан 2014: 98]. В 1731 г. в Пекин был послан двухтомный труд «Китайский музей» (“Museum Sinicum”), в который вошли работы петербург-ских ученых. Ж.Н. Делиль сделал обзор европейских исследова-ний Дальнего Востока, а Байер составил китайскую граммати-ку, словарь с толкованием иероглифов, написал статью «Жизнь Конфуция» [Захаренко 2012: 39–40; Су Фэнлинь 2000: 44, 48].

В частном порядке корреспонденцию отправляли и полу-чали через руководителя торговых караванов Л. Ланга. Однако с 1734 г. переписка с иезуитами стала осуществляться от имени Академии наук. Письма копировались в Канцелярии Академии наук и в настоящее время хранятся в СПФ АРАН. В них освеща-лись проблемы, возникающие в области исследования китайско-го и маньчжурского языков, географии, медицины, математики,


132

астрономии [Пан 2014: 97–98]. В 1737 г. через Ланга иезуиты прислали в Академию наук несколько ящиков книг и рукописей. Кроме писем и книг, петербургские ученые получали от иезуи-тов научные приборы и инструменты. Например, Байеру через караван Ланга передали земной глобус, сделанный иезуитом Иербистом, изображение на шелке китайского мифического жи-вотного цилиня [Там же: 98].

О цилине следует сказать несколько подробнее, так как образ этого мифического существа важен для понимания китайской философии, истории, верований и искусства. Кроме того, он свя-зан с образом другого мифологического существа — небесной собакой, львом ши-цзы, фигурку которого в середине XVIII в.

Рис. 32. Цилинь в ансамбле загородного императорского дворца Ихэюань.

XVIII в. Бронза. Окрестности Пекина. Скульптура наиболее полно отражает

канонический образ цилиня [Искусство Китая: Эпоха Цин, XVII — начало XX в. (1644–1911).

URL: //http://cs9943.vk me/u59381963/105402811/x_99d61808.jpg]


133

привез в Кунсткамеру Ф.Л. Елачич. Имеются легендарные све-дения о влиянии цилиня на продолжительность жизни великого древнекитайского мудреца, философа, государственного деяте-ля Конфуция (Кун-цзы, Кун Фу-Цзы, Цзы) (552–479 гг. до н.э.). Однако эта информация требует уточнения. Считается, что самое раннее жизнеописание Конфуция содержится в «Истории семьи Конфуция», в «Исторических записках» («Ши цзи»), фундамен-тальном труде китайского историка Сыма Цяня (145/135–86 гг. до н.э.) [Сигэки Каидзука 2007: 19]. Сыма Цянь посвятил Конфуцию 47-ю главу «Кун-цзы ши цзя», в других разделах своих записок он также обращался к аспектам биографии, творчества и деятельно-сти философа, затронул образ и роль одного из животных китай-ского мифологического пантеона — цилиня, о котором сообщает тот же Конфуций [Сыма Цянь 1992: 126, 138]. Первое описание внешнего вида цилиня появляется в знаменитом памятнике ки-тайской культуры и литературы «Ши цзин» («Книга поэзии») [Шицзин: Книга песен и гимнов 1987: 29]. Эти литературные произведения относятся к XII–V вв. до н.э. Собрал эти древние тексты в одном памятнике китайский философ Конфуций, из этих текстов он узнал об этом интересном мифическом суще-стве лине-единороге. Р.В. Вяткин, прекрасно знавший историю, культуру и язык китайцев, подчеркивал, что при династии Чжоу (XI–III вв. до н.э.) активно сохранялись анимистические воззре-ния, культ природы, магия, верования, связанные с образами дра-конов, фэньхуанов (в европейской традиции — птица Феникс) и единорогов-цилиней [Вяткин 1986: 39–40; Сыма Цянь 1986: 40, 157, приложения: 498; 1992, комментарии: 328; приложения: 476]. Цилинь в труде Сыма Цяня описан в виде пары мифических животных: ци — мужского рода, линь — женского. Эти мифиче-ские существа представлялись китайцами в виде однорогих оле-ней, покрытых чешуей, отличающихся бережным отношением ко всем видам живой природы и являющихся предвестниками счаст-ливых событий для всей страны [Сыма Цянь 2010, т. IX: 103; ком-ментарии: 401, 514]. Мифический цилинь оказал благоприятное воздействие на зарождающуюся династию Хань в 122 г. до н.э., а случай убиения охотниками этого чудесного животного в 481 г. до н.э. стал печальным событием для Конфуция, так как вели-


134

кий мудрец увидел в этом предзнаменование своей скорой смерти [Сыма Цянь 2001, т. I: 35, 354; 1984, т. III: 51; 1992, т. VI: 147–148]. Однако в целом в трудах Сыма Цяня нет четкого упоминания о связи рождения Конфуция с моментом появления мифического цилиня. Но имеется описание его образа — как однорогого оленя, покрытого чешуей и умеющего летать. В последующих работах востоковедов появляется этот легендарный сюжет. Например, известный специалист по истории, культуре и филологии Китая В.В. Малявин отмечал, что рождение Конфуция легендарным сю-жетом связано с мифическим единорогом, цилинем с телом лоша-ди, хвостом быка и рогом, растущим из середины лба. Его появле-ние всегда считалось предвестием прихода в мир величайшего из мудрецов [Малявин 1992: 41–42]. Джереми Робертс считает, что разделение цилиней по полу связано с разным внешним обликом. Самец ци сочетал в себе больше признаков льва, а самка линь внешним видом напоминала рогатого оленя. В ранних китайских мифах говорилось о том, что своими острыми рогами цилинь уничтожал злых духов и наказывал нечестивых людей, совершив-ших плохие поступки, позже его образ становился все более до-бродетельным. Цилинь стал символом рождения великих людей, в том числе и Конфуция, изображался на свадебных атрибутах. В период династии Мин (XIV–XVII вв.) постепенно произошло переосмысление сущности и функций цилиня, а также изменение его внешнего облика. Считается, что его статуи с головой дра-кона и львиными лапами начали использовать в качестве охра-нительных надгробий. В эпоху Цин (XVII–XX вв.) цилиня чаще всего изображали с острым рогом на макушке. Его природа стала более свирепой [Jeremi 2010: 102–104]. М.Е. Кравцова приводит несколько отличающуюся информацию о внешнем виде пары ци-линей: самец имел тело кабарги, хвост быка и один рог, самка же выглядела как белый олень [Кравцова 2004: 395–396].

По устному сообщению специалиста по китайской культуре А.А. Свиридова, в XVIII в. нередко путали образы цилиня и дру-гого персонажа китайской мифологии — небесной собаки ши-цзы, которая изображалась с головой льва, гривой, с крупными на выкате глазами, маленькими остроконечными ушами, прижаты-ми к голове, мощными лапами с когтями, как у настоящих львов.


135

В фондах МАЭ РАН хранится фарфоровая статуэтка, изображаю-щая небесную собаку ши-цзы. Ее привез из Китая в составе тор-гового каравана А.М. Владыкина Франц Лукас Елачич (1756).

Ши-цза имеет львиную гриву, большие зубы, одной из лап придерживает шарик. Шар под лапой священного животного на-делен важным мифологическим, философским, этнокультурным значением, может служить символом буддийского знания, ча-стью комплекса льва-стража. Согласно буддийской мифологии, бдительный охранник-лев символизирует ум, положительную энергию и мудрость (это особое существо несет свет знания во тьму незнания), а шар в лапе — небесные объекты, единство им-перии [Мифы народов мира 2003, т. 2: 41]. Согласно географи-

Рис. 33. Скульптура, изображающая персонаж китайской мифологии: льва / небесную собаку ши-цзы. МАЭ РАН. Фарфор. Лепка, обжиг.

ХVIII в. Сборы Ф.Л. Елачича, 1756 г.[URL: http://web1 kunstkamera ru/exhibition/europalia/05.htm]


136

ческим, климатическим, зоологическим и другим особенностям львы в Китае не водятся. Истоки образа ши-цзы находятся в буд-дийской культуре Индии, ибо там это мифическое существо яв-лялось львом Будды. В Китай, в духовную культуру китайцев из Индии образ ши-цзы, связанный с буддизмом, попадает вместе с канонами этой мировой религии. По данным М.Е. Кравцовой, этот процесс происходил в эпоху Хань (III в. до н.э. — III в. н.э.) [Кравцова 2010: 861–864]. Образ ши-цзы прослеживается в по-роде собак шицзы-гоу «львиная собака», специально выведенной в I–III вв. В европейской редакции эта порода известна как пекин-ская болонка или пекинес. Собаки шицзы-гоу были нужны китай-ским императорам в качестве живого символа верховной власти. Крохотная «львиная собака» была своеобразной уменьшенной копией льва. Нередко в XV–XVIII вв. их почитали в качестве во-площений Будды. В Китае широко распространены скульптуры «львиных собак» в виде ритуальных сосудов, фигурных настоль-ных подставок, с V–VI вв. — в качестве каменной погребальной скульптуры ши-цзы [Там же: 861].

Можно выделить некоторые детали внешнего облика цилиня, отличающие его от образа ши-цзы. Классический цилинь чаще всего изображается с телом оленя с одним или двумя рогами. Рога могут быть оленьи ветвистые, маленькие неострые рожки либо один рог с мягкой шишкой на конце, для того чтобы это мило-сердное существо не смогло никого поранить — ни человека, ни животное. Ноги цилиня оканчиваются копытами, которые в раз-ных вариантах могут быть лошадиными или раздвоенными, как коровьи. Однако, несмотря на копыта, цилинь при передвиже-нии не повреждает даже травы. Тело покрыто чешуей, подобной драконьей. Так как цилинь питается чудесными злаками, то ему не нужны острые зубы, но имеются варианты изображения его с клыками. В большинстве случаев цилинь представлен с длинны-ми усами, наподобие сомовьих. На современных статуэтках ци-линя или ши-цзу изображают с крыльями. По данным Конфуция, цилинь может летать [Сыма Цянь 1986: 138]. Таким образом, анализ трудов Сыма Цяня, китайских поэтических источников, трудов востоковедов показал, что образ цилиня более древний, чем образ ши-цзы. Цилинь соответствует древнему периоду еще


137

до имперской династии Чжоу (XI–III вв. до н.э.), это время го-сподства анимистических воззрений о духах-хозяевах местности, гор, рек, лесов и других частей Вселенной. Трансформация пред-ставлений и некоторое слияние деталей внешнего облика двух персонажей мифологии, занимающих важное место в культуре Китая, Индии и других стран Южной и Восточной Азии, мог-ли произойти по нескольким причинам. Известно, что за такой длительный хронологический период культурная трансмиссия будет обязательно происходить за счет естественного развития этнической общности, ее духовной и материальной культуры, изменения хозяйственно-культурного комплекса, активных эт-нических процессов консолидации и ассимиляции, этнических контактов и культурных диффузий и других факторов. Поэтому лежащий в основе образа существа древний олений облик цили-ня периодически обрастал дополнительными деталями, частями тел других реальных и мифических животных, освобождался от них. К первоначальному религиозному представлению о цилине через несколько столетий добавляется персонаж ши-цзы. Однако образы этих мифических животных не сливаются и продолжают параллельно бытовать в верованиях и ритуалах китайцев до на-стоящего времени.

Таким образом, письма, отчеты и научная деятельность иезу-итов были важными источниками сведений о Китае для Европы и России в XVIII в.

Русские миссионеры появились в Китае в XVIII в., как и Русская духовная миссия33. Ее история исследуется на про-тяжении нескольких веков [Адоратский 1887; 1997: 14–164; Материалы для истории Российской духовной миссии в Пекине

33 Первая миссия работала в 1717–1728 гг., руководитель — архимандрит Илларион (Лежайский); вторая — в 1729–1735 гг., Антоний (Платковский); третья — в 1736–1745 гг., Илларион (Трусов); четвертая — в 1745–1755 гг., Гервасий (Линцевский); пятая — в 1755–1771 гг., Амвросий (Юматов). Пятая духовная миссия была привезена в Китай в 1754 г. караваном А.М. Владыкина [Саркисова 1993: 18]. Сведения о последующих миссиях уже не относятся к объекту исследования данной монографии, так как в 1762 г. караванная торговля была остановлена. Прекращение караванной торговли, с одной стороны, сокра-тило приток русских в Пекин, с другой — еще более повысило статус Русской духовной миссии в межкультурном диалоге России и Китая [Новгородская 1993: 9–14].


138

1905; Кюнер 1910а: 47; 1910б: 64–87; Волкова 1972: 142–143; Православие на Дальнем Востоке 1993; Андреева 2001: 16–71; Пан 2005: 28–35; Дин Шу Цинь 2008: 258–261; Байбородина, Кузнецов 2009: 187–189; Попов 2009: 201–222; Шубина 2009: 82–84; Феклова 2011: 72–73; 2015: 252; Чегодаев 2011: 3–9; Головин 2013: 24–33; Осьмаков 2013: 23–31]. Этапное значение для изуче-ния деятельности Русской православной миссии имеет сборник трудов, посвященный 275-летнему юбилею этого учреждения [Православие на Дальнем Востоке 1993]. Ведущие российские востоковеды, лингвисты, этнографы и историки в своих статьях высоко оценили вклад миссии в политические, культурные, науч-ные отношения России и Китая на протяжении нескольких веков.

Начало первой миссии было связано с указом Петра I 1700 г. о необходимости православной миссионерской работы в Китае. В 1710 г. Петр получил письмо из Пекина от русского пленного Дмитрия Нестерова, который просил, чтобы Тобольская епар-хия направила священнослужителя взамен умершего албазин-ца Максима Леонтьева. Петр I велел директору казенного ка-равана П.Р. Худякову обратиться к китайскому императору по этому вопросу. Император Канси ответил согласием, с которым П.Р. Худяков покинул Китай в 1712 г., и сообщил эту хорошую весть русскому царю [Су Фэнлинь 2000: 32].

В 1713 г. Святейший Синод РПЦ учредил Русскую духов-ную миссию в Китае, которая подчинялась не только Синоду, но и Коллегии иностранных дел. Первоначально главная функция миссии заключалась в проведении служб для казаков-албазин-цев и других православных людей в Китае. Однако она занима-лась дипломатической и научной деятельностью [Боголюбов 1993: 5–6; Доронин 1993: 99–106; Пан 1993: 119–126]. Большое значение для развития отечественной этнографии, синологии, японоведения, этнографии Китая имели труды членов Русской духовной миссии: И.К. Россохина, И.Е. Вениаминова (Попова), Н Я. Бичурина, П.И. Кафарова, З.Ф. Леонтьевского, Д.С. Честного и других [Решетов 1993: 106–118].

Петр I предпринимал активные действия по распространению в России знания китайского и японского языков, но планировал создать российское востоковедение с помощью западноевропей-ских ученых. В 1725 г. в Петербург прибыл немецкий востоко-


139

вед Г. Байер, который стал первым академиком Российской ака-демии наук, приступившим к исследованию китайского языка. Российское китаеведение появилось позже европейского, но, по справедливому наблюдению Су Фэнлиня, не на основе западных концепций. Оно постепенно сформировалось самостоятельно на базе Русской духовной миссии в Пекине в результате этнокуль-турных контактов с Китаем. Выпускниками миссии были первые русские востоковеды И.К. Россохин и А. Л. Леонтьев. Благодаря им возникла русская школа, ставшая важным компонентом миро-вой синологии [Су Фэнлинь 2000: 44, 48].

Первую духовную миссию было решено отправить в Китай во главе с архимандритом Илларионом (Лежайским). Н.В. Кюнер еще в начале XX в. отметил, что духовные миссии отравлялись в Пекин именно с торговыми караванами [Кюнер 1910а: 47]. Из Санкт-Петербурга миссии следовали в Селенгинск через Москву, Казань, Тобольск, Томск, Красноярск, Иркутск. В Селенгинске они ждали прибытия торгового каравана и разрешения на въезд в Китай. Затем в составе каравана ехали через монгольские сте-пи до Калгана и далее до Пекина [Русско-китайские отношения в XVIII в. 2011, т. 6: 377].

В апреле 1715 г. духовная миссия Иллариона прибыла в Пекин и остановилась на Русском северном подворье [Су Фэнлинь 2000: 32]. Она была благожелательно принята цинскими властями. Архимандрит и священники были причислены к сословию ман-даринов, а ученики — к солдатам.

О российских учениках, изучавших в XVIII в. восточные языки в Пекине, говорилось в документах Кяхтинского договора 1727 г. [Русско-китайские отношения в XVIII в. 2011, т. 6: 134–135]. Было определено, что языкам будут обучаться четыре мальчика и двое юношей при церкви на Русском подворье в Пекине [Кюнер 1910а: 40–41]. Однако, несмотря на статьи договора, нередко при-ходилось преодолевать бюрократизм цинских чиновников и зани-маться дополнительной длительной перепиской по поводу числа учеников. Например, это приходилось делать С.Л. Владиславичу-Рагузинскому в конце 1720-х годов [Русско-китайские отношения в XVIII в. 2006, т. 3: 251–252], директорам торговых караванов Г. Лебратовскому, А. Владыкину в середине XVIII в. В частности,


140

А. Владыкин доставил со своим караваном в Пекин больше рос-сийских учеников для изучения языков, чем это было оговорено Кяхтинским договором 1727 г. Раздраженные этим фактом цин-ские власти отказались их принять, и А. Владыкину пришлось двоих из них забрать обратно в Россию.

21 декабря 1756 г. с курьером В.Ф. Братищевым из Коллегии иностранных дел в Китай, в Лифаньюань, был отправлен офи-циальный лист, в котором освещался инцидент, произошедший с директором каравана А.М. Владыкиным [Русско-китайские от-ношения в XVIII в. 2011, т. 6: 73–75; РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 845–845 об., 860–861 об., 866–867, 876]. А. Владыкин вызвал нарекания китайской стороны как директор каравана, так как твердо защищал торговые интересы России. Коллегия иностранных дел сначала выразила благодарность китайским властям за прием и отправку каравана, возможность торговать в Пекине. Затем высказала сожаление о том, что А. Владыкин вызвал неудовольствие в Пекине, за что он был строго наказан. Также Коллегия была озабочена отказом цинов принять послан-ных с караваном А. Владыкина четырех российских учеников для изучения языков. Отказ был мотивирован тем, что С. Владиславич оставил в Пекине четырех малолетних и двух взрослых учеников. Но об их обмене в документах ничего не говорилось. Российская сторона настаивала на том, что в договоре не было ничего на-писано и о запрете ротации учеников. Для обеих империй необ-ходимо, чтобы число знающих китайский и маньчжурский языки было как можно больше. А в настоящее время их осталось все-го два человека: А. Владыкин и Е. Сахновский, да и те больны. Далее выражалась просьба к китайским властям о разрешении на обучение шести российских учеников в Пекине [Бантыш-Каменский Н.Н. 1882: 261–263; Русско-китайские отношения в XVIII в. 2011, т. 6: 73–75]. В январе 1757 г. в собрании Сената по доношению Коллегии иностранных дел обсуждались различные вопросы, связанные с политическими и торговыми отношениями России с цинским Китаем, в том числе и недовольство китайской стороны директором А.М. Владыкиным [Сенатский архив 1903, т. 10: 1; Силин 1947: 76].

В 1744 г. из Китайского трибунала был прислан официаль-ный лист, в котором подчеркивалось, что российских учеников


141

должны привозить в Китай торговые караваны. Ученики изуча-ли китайский и маньчжурский языки, переводили корреспон-денцию, осуществлявшуюся между Лифаньюанем (Трибуналом внешних сношений) и российскими учреждениями: Сенатом, Коллегией иностранных дел. Получившие образование в Пекине ученики уезжали в Россию и назначались на разные должности в Академии наук, Коллегии иностранных дел и других учрежде-ниях. Таким образом, восточные языки изучались не только для христианизации, но в научных и политических целях.

В ХVIII в. в состав миссионеров Русской духовной миссии чаще всего в приказном порядке включали украинцев, которые очень неохотно занимались обращением китайцев и маньчжуров в православие. Одна из причин заключалась в незнании ими вос-точных языков. Об этой проблеме говорил 12 мая 1753 г. на засе-дании Синода при формировании пятого состава миссии (1755–1771) А.М. Владыкин. По его наблюдениям, некоторые китайцы и маньчжуры крестились лишь для того, чтобы получить от миссии одежду. Впоследствии они ее продавали и оставались верны сво-им традиционным верованиям и ритуалам [Головин 2013: 24–27].

В третьем томе сборника документов АВПРИ о русско-китай-ских отношениях в XVIII в. освещается сюжет, связанный с от-правкой в Пекин в составе торгового каравана архимандрита и на-чальника второй Русской духовной миссии (1729–1735) Антония (А.Г. Платковского). «Указ Ея Императорского Величества само-держицы всероссийской ис Походной посольской канцелярии китайской экспедиции иркуцкого Вознесенского манастыря ар-химандриту Антонию». Антоний организовал в Иркутске школу монгольского языка. В 1727 г. его послали в Пекин вместе с не-сколькими священниками и тремя лучшими учениками, которые направлялись для изучения китайского и маньчжурского языков. Из-за кораблекрушения на Байкале миссия Платковского не успе-ла попасть в состав каравана и прибыла в Китай самостоятельно. Вместе с Платковским в Пекин в июне 1729 г. приехали священ-ники И. Филимонов, Л. Уваров, И. Ивановский и три ученика: И. Россохин, Г. Шульгин и М. Пономарев [Русско-китайские от-ношения в XVIII в. 2006, т. 3: 91–92, 104–107, 110–111, 254–257]. Для прибывших в Пекин было велено выдать на первый год соот-


142

ветствующее их чинам жалование из Воскресенского монастыря. На последующие годы деньги выдавались из Сибирского приказа, из казны торгового каравана, руководствуясь инструкцией из ука-за Е.И.В., присланной из Походной посольской канцелярии ки-тайской экспедиции [Там же: 107–108]. В соответствии с этой ин-струкцией в Пекине было разрешено содержать шесть учеников и обучать их монгольскому, китайскому и маньчжурскому языкам. Два специалиста должны были обучать латыни китайских уче-ников. Жалование трем ученикам (Л. Воейкову, Ф. Третьякову, И. Пухарту/Пухорту) на первый год выплатили из Походной по-сольской канцелярии китайской экспедиции. В дальнейшем ука-зывалось платить жалованье из караванной казны и перевозить учеников только на караванном транспорте. Российские ученики, следующие в составе торгового каравана в Пекин для изучения китайского и маньчжурского языков, получали паспорт для про-езда в Китай. Содержание одного из таких паспортов 1727 г. мож-но посмотреть в документе АВПРИ. По возвращении учеников и священников в Россию в составе каравана следовало выдать им жалование в соответствии с русско-китайскими договорами, по которым караван должен приходить в Пекин один раз в три года. Кроме того, Л. Ланг должен был найти дополнительные финансы для учеников из казны китайского императора [Там же: 110–111].

В ходе российско-китайской караванной торговли XVIII в. шел активный обмен предметами, отражавшими своеобразие эт-нической культуры Китая. Россия отправляла учеников для обу-чения китайскому искусству, китайскому и маньчжурскому язы-кам. В 1708 г. при Дворцовой канцелярии была открыта первая школа русского языка в Пекине, в которой преподавали не только священники, но и ученики. В 1716 г. открылось Училище рус-ского языка при Императорской канцелярии. В состав духовных миссий, кроме священников и академических учеников, входили врачи, художники и другие специалисты [Су Фэнлинь 2000: 40; Лапин 2009: 103; Ван Пин 2015: 69]. Русский востоковед, мис-сионер П.И. Каменский (архимандрит Петр) приложил много усилий для преобразования в XVIII в. Русской духовной миссии в Пекине в мощный центр изучения Китая [Чегодаев 2011: 3].

В 1756 г В.Ф. Братищев был отправлен в Пекин с письмами и инструкциями Правительствующего Сената. Он должен был


143

добиться у китайских властей разрешения на свободное плавание русских судов по Амуру, необходимое для снабжения острогов на тихоокеанском побережье. Из-за возникших у А. Владыкина проблем с цинскими властями в сфере караванной торговли В. Братищеву рекомендовали подружиться с китайскими чинов-никами. В инструкции, выданной ему Коллегией иностранных дел, имелась информация о директоре китайского торгового кара-вана А. Владыкине и учениках, так как, кроме амурского вопро-са, Братищев должен был решить с цинскими властями проблему приема русских учеников. Благодаря его усилиям ученики про-должили процесс обучения восточным языкам [Русско-китайские отношения в XVIII в. 2011, т. 6: 55, 59–60, 377].

Русская духовная миссия выполняла важную функцию сбо-ра информации о Китае и подготовки переводчиков. До середи-ны ХIХ в. это учреждение было центром изучения китайского и маньчжурского языков. Миссионеры и ученики преподавали китайским военным и чиновникам русский язык в школе русско-го языка при Дворцовой канцелярии. Этой школой управляли чи-новники Дворцовой канцелярии и Трибунал внешних сношений (Лифаньюань). В школе преподавали И.К. Россохин как член вто-рой (1729–1735) и третьей (1736–1745) миссий и А Л. Леонтьев [Головин 2013: 24–27].

О Леонтьеве и Россохине имеется обширная историография [Материалы для истории Императорской Академии наук 1900, т. 10: 36–37, 52, 153, 268–269, 288, 300–301, 346–347, 363, 373, 681–682, 763–764; Таранович 1945: 225–241; Стренина 1950: 170–177; Скачков 1960: 198–201; 1965; 158–159; 1977: 41–52; Меньшиков, Чугуевский 1972: 81–82; Дацышен 2000: 97–99, 107; Самойлов 2008: 137–138; Воевода 2009: 17–20; Захаренко 2012: 38–44; 2013: 98–102; Головин 2013: 29–33]. В.С. Мясников, обоб-щив данные многих источников, представил основные факты жизни и научной деятельности А.Л. Леонтьева и И.К. Россохина в России и Китае [Русско-китайские отношения в XVIII в. 2011, т. 6: 19–22]. Наиболее полный вариант биографии И.К. Россохина составил М.П. Лепехин [Лепехин 2010: 62–68].

Не повторяя уже сказанного ранее, следует назвать лишь эта-пы их биографий и научной деятельности, связанные с караван-


144

ной торговлей. Леонтьев Алексей Леонтьевич (1716–1786) по-лучил образование в латинской школе Славяно-греко-латинской академии. С 1738 г. он обучался китайскому языку в московской конторе Коллегии иностранных дел у крещеного китайца Чжоу Гэ / Федора Джоги. В 1742 г. Леонтьев был отправлен в Пекин, где пробыл десять лет в составе третьей и четвертой русских ду-ховных миссий. За это время он изучил китайский и маньчжур-ский языки. О лингвистических способностях и прилежании Леонтьева высоко отзывался архимандрит Линцевский. В 1746 г. Леонтьев был определен помощником и переводчиком к учите-лю-китайцу Фулехэ, а в 1753 г. состоял переводчиком маньчжур-ского языка в Трибунале. Возвратившись в середине 1750-х годов в Россию, Леонтьев был назначен переводчиком при Коллегии иностранных дел. А. Леонтьев ездил в Пекин в качестве секре-таря-переводчика после успешного завершения российско-ки-тайских пограничных и торговых переговоров в 1768 г. под ру-ководством комиссара, полковника И.И. Кропотова [Саркисова 2013: 378]. Благодаря своему таланту в 1770 г. он стал секретарем

Рис. 34. Пекинский православный монастырь и посольский двор в первой трети XIX в.

[URL: http://bizurin.narod ru/new_page_11 htm]


145

Коллегии иностранных дел и преподавателем китайского и мань-чжурского языков. Кроме того, Леонтьев опубликовал ряд сочи-нений о Китае, сделал много ценных переводов с китайского и маньчжурского языков: «Китайские мысли», «Уведомление о быв-шей с 1677 до 1689 г. войне у китайцев с зенгорцами», «Букварь китайский», «Китайское уложение», «Законы и установления ки-тайского правительства», «Ангельская беседа», «Путешествие китайского посланника Тулишэня к калмыцкому Аюке-хану, с описанием земель и обычаев российских», «Уведомление о чае и шелке», «Описание китайской шахматной игры», «Проповедь о Христе Спасителе в Китайском царстве, изображенная китай-ским письмом в 1781 г. по Р.Х. на камне» и др. Леонтьев пере-водил рукописи, содержащие данные об этнографии, истории, культуре и искусстве, географии, уголовном праве, логике, фило-софии, административной системе, государственных отношениях [Су Фэнлинь 2000: 48–50].

В отделе рукописей РГБ хранится перевод А.Л. Леонтьева, содержащий информацию о завещании одного из цинских им-ператоров, призывающего людей соблюдать моральные устои в обществе. При этом явно прослеживается этноцентризм по от-ношению к завоеванным китайцам — ханьцам: «…для искоре-нения корысти и самолюбия в китайцах надлежало бы их вновь переродить...» [Леонтьев. Духовная или завещательное письмо китайского богдыхана Юншинга. Л. 3 об.]. В 1744 г. Леонтьев ввел в оборот ценные сведения о географическом и социально-экономическом положении цинского Китая [РГАДА. Ф. 1261. Оп. 1. Д. 892]. Из перевода можно узнать о количестве городов и численности населения в них, объеме собираемых налогов в виде хлеба и серебра, добываемых природных ресурсах, про-изведениях искусства, которыми славилась та или иная провин-ция, о товарах, использующихся в торговле с Россией: шелке, чае, фарфоре, ревене, изделиях из лака, слоновой кости, серебра, зо-лота, драгоценных камней.

Совместно с И.К. Россохиным Леонтьев перевел фундамен-тальное сочинение «Обстоятельное описание Манджурского народа и войска, в осми знаменах состоящего», привезенное в Россию казенным торговым караваном А.М. Владыкина и на-печатанное в Санкт-Петербурге в 1784 г.


146

Русский востоковед П.Е. Скачков высоко ценил специалистов по истории, культуре и языку Китая, прошедших школу Русской духовной миссии в Пекине. Первенство Скачков справедливо отдавал Иллариону Калиновичу Россохину (1717–1771), уче-нику Духовной миссии в Пекине, прибывшему туда со второй миссией, переводчику фундаментальных исторических трудов в Академии наук, преподавателю китайского и маньчжурского языков [Скачков 1993: 39–40]. И.К. Россохин родился в с. Хилок близ Селенгинска в семье священника, учился в школе монголь-ского языка при Иркутской духовной семинарии. С торговым ка-раваном под руководством Л. Ланга и Д. Молокова в 1729 г. его отправили в Китай учеником второй и третьей духовных миссий, где он прожил 12 лет. Обладая выдающимися лингвистическими способностями, Россохин настолько хорошо овладел китайским и маньчжурским языками, что стал преподавать маньчжурским чиновникам и военным русский язык в школе русского языка в Пекине. В Пекине Россохин приобрел географическую карту Китая, транскрибировал ее географические названия русски-ми буквами, и отослал в Россию в 1737 г. с торговым караваном Л. Ланга [Лепехин 2010: 62–63]. За это по ходатайству Ланга в 1738 г. Россохину присвоили чин прапорщика. В 1741 г. Россохин вернулся в Россию и стал переводчиком Академии наук, препода-вателем китайского и маньчжурского языков. Россохин работал как переводчик китайского и маньчжурского языков при первом российском историографе Г.Ф. Миллере [Ломоносов 1986: 344; Дацышен 2013: 22]. С 1741 по 1751 г. Россохин руководил школой китайского и маньчжурского языков при Академии наук в Санкт-Петербурге и составил первую русскую транскрипцию китайских иероглифов. Он перевел более 30 рукописей: «Известие о шелко-вых заводах, каким образом они учреждены в Китае», «История о завоевании китайским ханом Канхием калкаского и элетского народа, кочующего в Великой Татарии», «Описание путеше-ствия, коим ездили Китайские посланники в Россию, бывшие в 1714 году у Калмыцкого хана Аюки на Волге», «Табель, или описание Государства китайского: колико число имеет губерний и к ним болших и меньших и воинских городов и крепостей и каких, и что во оных семей и мужска полу, и почему откуду каких


147

податей идет в год значит ниже сего, таблица», «Краткое известие Дайцинского или Китайского государства о манджурских ханах и манджурскаго войска и китайскаго столичного города Пекина сколко имеет ворот и крепости и о протчем» и многие другие руко-писи. В примечаниях к работе «Всеобщее зерцало, к учреждению добрых порядков в правительстве способствующее» Россохин поместил «Описание великой реки Амура». Россохин сделал экс-тракт из шести китайских книг, присланных китайскими иезуита-ми в академическую библиотеку, а также составил «Изъяснения на Вольтеровы о Китае примечания» [Лепехин 2010: 65].

Вместе с китайскими педагогами Россохин перевел на мань-чжурский и китайский языки часть «Грамматики русского языка» Мелетия (М.Г. Смотрицкого) под названием «Собрание важней-ших извлечений, переведенных с русского языка». Этот пере-вод стал первым учебником русского языка в Китае. Кроме того, Россохин перевел «Ведомости из Пекинского царства китайского, что там было в 1730 г.», «Описание Пекинского государства во всех губерниях, сколько пришлось на 1735 г. сбору серебра и кру-пы», написал «Обстоятельное описание о разных китайских ог-ненных фонтанах и ракетках, коим образом оные составлять и из каких материй, с ясно изображенными при том фигурами» [Су Фэнлинь 2000: 48; Лепехин 2010: 62].

Некоторые подробности биографии И. Россохина выяв-ляются из переписки Иркутской провинциальной канцеля-рии с Сибирским приказом в январе–сентябре 1740 г. [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Ч. 8. Д. 5376. Л. 211–212 об.]. По указу Е.И.В. от 1738 г. И. Россохину был пожалован чин прапорщика и 150 р. годового жалования. По указу от 20 января 1740 г. было велено выдать жалованье из Иркутской канцелярии академическим уче-никам И. Россохину и Михаилу Пономареву после возвращения из Пекина. Деньги выделялись в том числе и из казны торгового каравана. В сентябре 1740 г. в Иркутскую канцелярию поступило известие о том, что Пономарев умер в Китае. И. Россохин привез в Россию столько научных книг, что для их транспортировки по-требовалось четыре подводы [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Ч. 8. Д. 5376. Л. 211–212 об.].

В 1761 г. Библиотека Академии наук приобрела у вдовы И.К. Россохина большую коллекцию китайских книг по истории,


148

географии, философии, астрономии и другим научным дисци-плинам. Эти книги стали основой китайского фонда [Меньшиков, Чугуевский 1972: 81–82; Летопись БАН 2004: 135].

И.К. Россохин внес большой вклад в отечественную науку, составляя примечания к китайским географическим картам, пу-тевым караванным журналам, исправляя названия топонимов Сибири, Монголии и Китая [Захаренко 2013: 98–99; Лепехин 2010: 62–68].

Следует высоко оценить грандиозную работу И. Россохина по переводу им «Китайского атласа» [Россохин. Описание ки-тайского атласа]. Эта огромная по объему рукопись хранит-ся в отделе рукописей Российской национальной библиотеки. Документ представляет собой созданное «природными китай-цами» в 1744 г. подробное географо-экономическое описание 16 провинций Китая. Изложение ведется со времени Древнего Китая с перечислением всех правящих династий. Особо подчер-кивается отличие этнонима китайцев-ханьцев от захвативших их страну маньчжуров — Мань-дзы. Маньчжуры именовали китай-цев термином «никан», монголов — «монго» и «мунгалы» [Там же. Л. 1–1 об.]. Россохин привел подробное описание каждой провинции, в том числе Хэйлунцзянской провинции и р. Амур [Там же. Л. 2 об. — 31 об., 32 об. — 40 об.]. Эта территория вхо-дила во вторую провинцию Шын-Гин, подразделявшуюся на ве-домства Фунтянского, Нингутаского и Хелунгянского генералов. Последний находился в г. Чичагаре и отвечал за всю «страну» по Амуру, которая на китайском языке называлась Хелунгян, а на маньчжурском — Сахалин-ула («Черная река»). Данная провин-ция распространялась к северу за р. Амур до границ Российского государства [Там же. Л. 32 об.]. Россохин перевел информацию о городах и крепостях этой провинции, населении и его заняти-ях, плодородии пашен и богатстве недр. Здесь добывали серебро, алебастр, железо, соль, медь, жемчуг в реках. На территории про-израстали кедры, сосны, березы, груши, черемуха, дикоросы и ле-карственные растения. Животный мир был богат птицами (орлы, кречеты, ястребы, фазаны). В состав таежных животных входили бабры (то есть тигры. — С.Б.), барсы, медведи, олени, лоси, со-боли, рыси, черные и красные лисицы, корсоки, горностаи, бел-


149

ки, хорьки, зайцы. Маньчжурам были известны водные и морские животные: бобры, выдры, кит-рыба, белуга, каракатица. В атласе были четко указаны реки и их системы. Кратко говорилось о не-которых поселениях, в которые приезжали русские купцы, напри-мер о городе Сининджынь или Сининфу. В нем торговали монго-лы, татары, бухарцы, русские. Когда российские караваны шли из Нерчинска в Пекин, то для въезда через Великую китайскую стену они пользовались воротами Хифункоу [Там же. Л. 210 об. — 211, 219 об. — 220]. Интересны система обозначений на карте в зави-симости от статуса города (квадрат в квадрате, ромб, круг, прямо-угольник) и примечания Россохина по этому поводу. Вместо гра-дусной сетки в атласе была сделана сетка из квадратов. Россохин сожалел об отсутствии на карте масштаба и написал: «…думать должно, что или сочинитель или копировщик ландкарт позабыл, ибо на всех ландкартах природными китайцами сочиненных мас-штапы имеются…» [Там же. Л. 210 об. — 211, 238].

Еще один перевод Россохина, содержащий подробное описа-ние Пекина, системы его обороны, структуры войск, указания воинских званий и этнокультурных отличий, хранится в отделе рукописей РГБ [Россохин. Краткое описание Дайцинского или Китайского государства]. Интересны заметки о бюрократических препонах, поразивших даже знаменитую военную машину мань-чжуров. Например, из переписки императора с военными чинов-никами выяснилось, что система боевых сигналов, призванная оповещать войско, не работала, так как ее сути не знали даже офи-церы. Сабли у солдат были изготовлены из мягкого железа и были плохо заточены. Более того, даже для часовых при городских во-ротах этих сабель не хватало, и караульные брали их взаймы друг у друга на время дежурства. Чиновники и генералы в ответных письмах убеждали императора, что все недостатки они устранят. Как это ни странно, но император им верил. В табличной форме приведены примечания для знаменных войсковых подразделений разных цветов и оттенков [Там же. Л. 7–10, 26 об. — 37]. В ру-кописи имеется важная информация этноисторического характе-ра, связанная с рассмотрением истории маньчжурской династии, культурного и военного взаимодействия маньчжуров с китайца-ми, монголами, калмыками и другими народами Восточной Азии.


150

Некоторые штрихи к биографии первых русских синоло-гов собрала и проанализировала Е.В. Воевода [Воевода 2009: 17–20]. Она справедливо подчеркнула, что в процессе обучения российских академических учеников китайскому и маньчжур-скому языкам при Русской духовной миссии в Пекине в XVIII в. важную роль играли торговые караваны, которые привозили им денежное жалование. Кроме того, ученики, находившиеся в ве-дении архимандрита Пекинской духовной миссии, подчинялись и директорам казенных китайских караванов. В 1730-х годах в Пекине при Духовной миссии, которой руководил архимандрит Антоний Платковский, обучение проходили И. Россохин, Алексей Владыкин, И. Быков, Л. Воейков, М. Пономарев, Г. Шулгин, И. Пухорт, Ф. Третьяков. Пухорта и Третьякова через некоторое время отправили обратно в Россию как не проявивших таланта в изучении восточных языков. Архимандрит Платковский выше других оценивал знания И. Россохина и М. Пономарева. В 1746 г. в Россию с караваном Г. Лебратовского вернулись Алексей Владыкин и Иван Быков, прекрасно освоившие китайский и мань-чжурский языки. А. Владыкин был направлен для продолжения службы в Коллегию иностранных дел переводчиком, а Быков — в Академию наук, где он также занимался переводческой и препо-давательской деятельностью [Там же].

Важные подробности о функционировании школы русско-го языка в Пекине собрал китайский ученый Су Фэнлинь [Су Фэнлинь 2000: 33–37]. Школа была создана усилиями прави-тельств Китая и России, направленными на подготовку пере-водческих кадров. Первых учеников нашли в восьмизнаменных монгольских и ханьских войсках. Отдел культуры и истории Управления классической литературы Императорской канцеля-рии дал официальное объявление о наборе студентов, желающих изучать русский язык. Следующей проблемой стал подбор учите-лей. Цинские власти обратились к директору русского торгового каравана П. Худякову с просьбой найти желающего преподавать русский язык в школе. Худяков направил в качестве временного учителя купца Василия. Школу разместили в Северном русском подворье, где, по данным Су Фэнлиня, располагались торговые караваны. За поведением учеников следили военные из мон-


151

гольского корпуса. Уроки продолжались до того момента, когда купцу Василию подошел срок возвращения с торговым карава-ном обратно в Россию. Пекинские власти решили найти новых учителей в «русской роте», которыми стали Кузьма, Иван и Яков, дети от этнически смешанных браков. Они выросли в Пекине, свободно говорили на русском языке, но не знали его грамматику. Пробовали привлекать к обучению и военнопленного Никона, ко-торого экзаменовал директор русского торгового каравана. Новое помещение для школы нашлось в буддийском храме. Весной 1716 г. школу переименовали в Училище русского языка при Императорской канцелярии. По распоряжению нового импера-тора Юнчжэна преподавателями стали два священнослужителя из Духовной миссии. В качестве учебного пособия использова-ли учебник грамматики русского языка Смирницкого, который привез из России ученик Лука Воейков. Только через много лет усилиями приглашенного в школу в 1738 г. Россохина, китай-ских преподавателей Фулахэ и Мача бóльшая часть грамматики к концу 1744 г. была переведена на маньчжурский и китайский языки. В 1745 г. в школе начал преподавать ученик Русской мис-сии А. Леонтьев, который продолжил работу по переводу русской грамматики и завершил его в 1746 г. Особая ценность этого труда заключается в том, что в Китае он не сохранился, зато рукопись в четырнадцати томах имеется в России [Там же: 33–37].

Таким образом, торговые караваны играли свою важную роль, прокладывая коммуникационную линию между Москвой, Петербургом и Пекином, Академией наук и Русской духовной миссией, академическими учениками. В частности, караван Лебратовского был посредником в 1740-х годах в российско-китайских переговорах относительно священников и учеников Русской миссии в Пекине. В документах Трибунала внешними провинциями управляющего представлена информация на мань-чжурском, латинском и русском языках о проблемах российских церковных служителей в Пекине [РГАДА. Ф. 248. Кн. 183. Ч. 1. Л. 115–125]. По договору 1728 г. между Россией и Китаем в Пекине мог быть оставлен один священник и при нем три служителя, при российском дворе — четыре ученика для изучения восточных языков. Однако трибунал решил оставить в Пекине только двух


152

священников: Сазона Карпова и Кирилла Белевского. На смену умершему в 1741 г. Иллариону Трусову был прислан Гервасий Линцевский, прибывший с торговым караваном Г. Лебратовского. Вместе с караваном А. Владыкина, по определению Сибирского приказа и в силу указа Сената от 16 июля 1753 г., было велено пе-реслать в Китай жалование ученикам китайского и маньчжурского языков за 1749–1753 гг. по 800 руб. каждому. Впредь до их возвра-щения в Россию следовало выдавать им деньги из Иркутской кан-целярии за счет обмена пушнины на китайское серебро [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Ч. 6. Д. 4401. Л. 15–16 об.]. 11 августа 1753 г. из Сибирского приказа были посланы указы бригадиру В. Якоби и директору китайского каравана А. Владыкину об отправле-нии из Иркутской канцелярии мехов для обмена их на китай-ское серебро для выдачи денег российским ученикам. Средства предназначались для обеспечения их жизни в Пекине, процесса изучения китайского и маньчжурского языков, а также на обрат-ный путь в Россию с караваном А. Владыкина [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 20. Л. 475 об., 477]. А. Владыкин принял пушнину по «Ведомости краткая учиненная у караванных дел из принятого подробного реестра о принятии из Иркуцкой рентереи в кара-ван мягкой рухляди на презенты китайским министрам и мун-гальским владельцам и на дачу архимандритам и иеромонахам и церковным служителям и китайского и маньчжурского языков ученикам жалованья и на вымен шелку сырцу в тридцать тысяч рублев сумы, а какой, сколько и какие городов и насколько всего сумою, значит из сего…» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 2. Д. 42. Л. 31–64].

Подобным образом посредством каравана снабжались финан-сами архимандрит Макарий Юматов, архимандрит Линцевский, церковные служители и академические ученики. Пушнина (со-боль, лиса, горностай, бобр, выдра, морской котик, белка) на общую сумму 2391 руб. 88 коп. ¾ поступала из Сибирского и Дальневосточного регионов. Были указаны Верхневилючинское и Верхоянское зимовья, камчатские остроги, Охотский порт, ясачные тунгусы из Нерчинска, Красноярска, Селенгинска [РГАДА. Ф. 214. Оп. 2. Д. 42. Л. 65–68].

Посланный в Китай с донесениями, в том числе и об отправ-ке торгового каравана, прапорщик И. Якоби написал несколь-


153

ко рапортов о своем пребывании в Пекине, упоминая учеников [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 20. Л. 450–453, 474–477]. В рапор-те в Канцелярию правления пограничных дел в октябре 1753 г. И. Якоби подчеркнул, что он ездил в Китай по караванным делам в силу указа Е.И.В. и Коллегии иностранных дел. На китайскую границу он прибыл 7 июля, оттуда 11 июля в Ургу, где находи-лись монгольские пограничные управители Тушету-хан с това-рищами. В Урге И. Якоби пробыл до 14 июля, и 27 июля приехал в Пекин. Там он вручил лист в Мунгальский трибунал министрам для передачи его императору. Ответный лист с резолюцией он по-лучил из трибунала 20 августа и на другой день выехал в обрат-ный путь. С 26 августа по 2 сентября И. Якоби болел в Гобийской степи и на российскую границу прибыл лишь 7 сентября. В от-чете он отметил, что узнал важные сведения о находящихся в Пекине архимандрите, церковных служителях, российских уче-никах [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 20. Л. 450]. Якоби выяснил, что архимандрит, церковные служители и ученики в Пекине проблем в общении с местным населением не испытывали. Здоровье у них было хорошее, кроме иеромонаха Феодосия и дьяка Созонта Виноградского, что письменно засвидетельствовал архимандрит Гервасий. Однако российские ученики рассказали ему, что иеро-монах Феодосий с 1747 г. службу в церкви не отправлял, кроме царских панафиден34. Дьяк Виноградский ходил в церковь только в воскресные дни. Сам И. Якоби в бытность его в Пекине тоже видел, что священники плохо занимались церковными делами. На некоторых иезуитов в 1751 г. нападали китайцы35.

Однако, несмотря на сообщение И. Якоби о хорошем состо-янии дел, ученики Алексей Леонтьев, Андрей Каняев, Ефим Сахновский проживали в крайней нищете и поэтому попросили денег в долг. И. Якоби дал каждому по 57 лан 5 чинов серебра, все-го на сумму 300 руб. [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 20. Л. 452–453]. За эту поездку в Китай И. Якоби был пожалован чином поручика.

34 Панафида, панихида — церковная служба по умершему.35 По этому поводу иезуит Еганез Валтер рассказал, что в Пекине был порту-

гальский посол Францискус, который стоял перед императором на коленях при подаче письма, в котором король Португалии просил, чтобы иезуитов в Пекине содержали в милости. Этот посол уехал из Китая 23 мая 1753 г.


154

7 февраля 1754 г. он послал в Сибирский приказ донесение, в ко-тором просил вернуть ему деньги, одолженные им российским ученикам [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 20. Л. 474–477]. В февра-ле 1754 г. велась переписка между Коллегией иностранных дел, Сибирским приказом, бригадиром и селенгинским комендантом В.В. Якоби о том, что посланный в Пекин курьер прапорщик И.В. Якоби из выменянной им на пушнину суммы 14 августа 1753 г. дал денег российским ученикам: А. Леонтьеву, А. Коняеву, Е. Сахновскому, изучающим в Китае китайский и маньчжурские языки [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Ч. 6. Д. 4401. Л. 10–11; Оп. 2. Д. 42. Л. 206]. В справке Сибирского приказа от 15 февраля 1754 г. под-робно говорилось об этой пушнине, о том, как И. Якоби обменял ее на деньги и дал их ученикам в долг. Кроме того, одну лисицу он вручил китайскому офицеру за полученные от того сведения. Наиболее важный фрагмент документа связан с информацией об учениках. Как указывалось выше, по Кяхтинскому договору в Пекине для изучения восточных языков могли проживать шесть российских учеников с годовым жалованием 200 руб. из иркут-ских доходов. А. Коняев, А. Леонтьев и Николай Чеканов были отправлены в Пекин в 1742 г. Трое жили в Китае ранее, двое выехали в Россию, а один умер. Вместо него был назначен при-бывший в Китай с караваном Лебратовского Ефим Сахновский [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Ч. 6. Д. 4401. Л. 12–15].

Между Коллегией иностранных дел и Сибирским приказом в 1753–1754 гг. шла долгая переписка о том, какое из этих учреж-дений должно вернуть деньги И.В. Якоби, одолженные ученикам. В конце концов было решено, чтобы деньги вернул Сибирский приказ, так как курьера посылали по караванным делам, которы-ми этот приказ и занимается. Подчеркивалось, что И. Якоби со-вершил благородный поступок, поддержав финансами учеников и защитив тем самым подданных Е.И.В. в далеком и чужом госу-дарстве от посмеяния со стороны идолопоклонников. Оказалось, что эти ученики не получали своего жалования уже на протяже-нии пяти лет [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Ч. 6. Д. 4401. Л. 24–25 об., 64]. Указом от 31 мая 1754 г. было велено выдать из Иркутской канцелярии И. Якоби 293 руб. 25 коп. Директор каравана А. Владыкин прислал 31 августа 1754 г. селенгинскому комен-


155

данту В.В. Якоби промеморию, в которой сообщил, что одолжен-ное И. Якоби серебро академическим ученикам возмещено ему полностью. Сумма 293 руб. 25 коп. взята из имеющейся при ка-раване, принятой из Иркутска на путевые расходы пятитысячной суммы. Деньги отправлены В.В. Якоби с караванным целоваль-ником И. Верхотуровым. 21 сентября 1754 г. В. Якоби подтвердил получение денег и послал об этом промеморию в Сибирский при-каз [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 20. Л. 475 об., 479].

В одном из дел РГАДА «Дело о пересылке следующему в Пекин архимандриту Ематову и директору Владыкину конвер-тов 1755 генваря с 20-го числа» кратко освещается роль торго-вого каравана как посредника в переписке правительственных и религиозных учреждений с Русской духовной миссией в Пекине [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. III, 115а, 124–125]. Так, 6 мая 1755 г. А. Владыкин прислал промеморию бригадиру В.В. Якоби, в которой известил о том, что в караване получены указы из Сибирского приказа и для архимандрита Юматова из Святейшего Правительствующего Синода. Караван планирует отправиться из Пекина в 20-х числах мая и прибыть в Россию в августе.

С караваном А. Владыкина в Россию вернулись некоторые члены четвертой Духовной миссии, ученики Алексей Леонтьев и Ефим Сахновский, причетники пятой миссии, которым цин-ские власти не разрешили остаться в Пекине. Сахновского А.М. Владыкин определил переводчиком при Кяхтинской та-можне. Впоследствии Сахновский еще дважды посещал Китай: в 1756–1757 гг. в качестве переводчика с миссией В. Братищева и в 1762–1763 гг. с миссией И. Кропотова [Русско-китайские отно-шения в XVIII в. 2011, т. 6: 75]. В феврале 1756 г. в Верхотурской таможне были осмотрены вещи возвращавшихся из Пекина в со-ставе каравана А. Владыкина архимандрита Линцевского, иеро-монаха Феодосия, академических учеников. Запрещенных това-ров выявлено не было [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 331 об.].

Су Фэнлинь высоко оценил посредническую роль торговых караванов в перевозке российских учеников в Китай для обуче-ния китайским художественным промыслам. Например, с кара-ваном А. Владыкина в Китай в 1755 г. для обучения прибыл уче-ник Дмитрий Попов к пекинскому мастеру по эмали [Су Фэнлинь 2000: 30]. В начале декабря 1758 г. в Сенат из Сибирского приказа


156

поступил рапорт о работе каравана А.М. Владыкина, российских академических учениках, сборе «куриозных» вещей в Китае, об-учении мастера Алексея Курсина китайскому финифтяному худо-жеству, переписке с Академией наук и Московским университе-том [РГАДА. Ф. 248. Кн. 183. Ч. 1. Л. 255–259]. В январе 1757 г. Сибирский приказ получил указ Е.И.В., которым было разреше-но бывшим в Пекине при директоре каравана А. Владыкине для обучения китайскому художеству и сбора «куриозных» вещей российским ученикам Дмитрию Попову и Алексею Курсину заниматься в Москве китайским искусством по производству финифтяных изделий. Для этого их нужно включить в штат Сибирского приказа с положенным жалованием. Сибирский при-каз должен купить им необходимое оборудование и помещение для мастерской в Москве. Мастерам нужно вернуть вывезенные из Китая инструменты и камень «жинжин» из Сибири. Для об-учения этой технологии необходимо найти еще двух человек из устюжского или соликамского купечества, двух — из московско-го. А. Курсин должен найти в Иркутской провинции материал для фарфорового и финифтяного художества. Развитию этого искус-ства российские власти придавали большое значение. Из Сената в Канцелярию Академии наук, Императорский Московский уни-верситет были посланы промемории с требованием о поисках желающих обучаться у Попова [РГАДА. Ф. 248. Кн. 183. Ч. 1. Л. 255, 258–259]. В целом нужно было приложить усилия, чтобы это искусство получило дальнейшее развитие в России.

Следует отметить важный аспект, связывающий, хотя и косвен-но, караванную деятельность с развитием российского востокове-дения и отечественной науки. А.М. Владыкин и И.В. Быков, как бывшие ученики Русской духовной миссии, впоследствии руко-водители торгового каравана, занимались переводами рукописей с китайского и маньчжурского языков на русский. Отечественные востоковеды П.Е. Скачков, В.Е. Ларичев уделили внимание ана-лизу их переводческой деятельности [Скачков 1977: 396; Ларичев 2009: 59–60]. А.М. Владыкин перевел китайские рукописи, хра-нящиеся в настоящее время в РГАДА [РГАДА. Ф. 181. Д. 422. 1734; Д. 423. 1727–1730]. Эти китайские сочинения посвящены вопросам правовых норм, социальных и семейных отношений,


157

морали, проблемам военного дела. В деле 422 имеются этногра-фические сведения о необходимости школьного образования для простого народа в период правления второго цинского импера-тора Канси, о важности земледелия и шелководства, разделении людей на десятки и сотни. Кроме того, в деле содержится инфор-мация о конфуцианских добродетелях, взаимосвязи положитель-ной душевной сущности императора с моралью его подчиненно-го народа и войска, необходимости любить и уважать родителей и старших, сохранении нравственных ценностей, расширении сети школ, важности учения книжных людей, которым импера-тор выделил хорошее кормовое жалование. Все эти мероприятия должны привести к уничтожению споров между людьми, иско-ренению воровства и плутовства, возвышению общества, изоби-лию пашни, пищи, одежды и т.п. [РГАДА. Ф. 181. Д. 422. Л. 1, 5, 29, 37, 45–46, 51, 59, 75, 83, 91, 97, 99, 105, 113, 121]. В деле 423 приведены интересные сведения о снижении военного духа мань-чжуров из-за чрезмерного употребления мяса, из-за чего денеж-ное довольствие (серебро) быстро тратилось, «…а в брюхе ника-кой сытости не будет…», о вреде роскошной жизни, сохранении во всем умеренности [РГАДА. Ф. 181. Д. 423. 1727–1730. Л. 40].

Товарищ А. Владыкина по караванной деятельности И.В. Быков также занимался переводами и ввел в русскоязыч-ный научный оборот несколько ценных рукописей. Например, в РГАДА хранится переведенная Быковым с маньчжурского язы-ка «История о мунгалах» [РГАДА. Ф. 181. Д. 421. 517 л.]. Слова средневековой рукописи удивительно актуальны: «Ежели на древние регламенты и гистории посмотреть частью и падение весьма потаенно в себе содержат времена тишины и смятения зело скрытно в себе имеют и о том, кроме святых, иной никто не ведает, того для о царские права и поступках, о щастии и па-дении ученые люди обо всем пишут…» [РГАДА. Ф. 181. Д. 421. Л. 1]. В.Е. Ларичев высоко оценил этот перевод И.В. Быкова как важный вклад в историю становления отечественного маньчжу-роведения [Ларичев 2009: 59–60]. В переводе И. Быкова «Указы богдыхана китайского» имеется интересная информация о ме-жэтнических и межконфессиональных отношениях китайцев с католическими миссионерами [РГАДА. Ф. 181. Д. 423. Л. 1–36].


158

Китайцы были недовольны тем, что иезуиты с пренебрежени-ем относились к китайским законам. В свою очередь, китайцы высмеивали каноны христианства. Например, что вера о соше-ствии Бога на землю есть просто ересь, ибо всем на земле правит небо, о чем издревле гласят китайская религия и законы. «И сие есть самое сопротивление истине и безмерное блюзнерство…» (блюзнирство — святотатство, кощунство. — С.Б.). Китайцам было совершенно непонятно, зачем христианскому небесному богу нужно было сходить на землю и превращаться в человека. Ведь если человек наречет себя небесным богом, то это не бу-дет истиной. Критиковались и шаманские камлания, если они были направлены на возбуждение в людях зла. Такие ритуалы сравнивались с практикой неопытного врача, приносящего лю-дям только вред [РГАДА. Ф. 181. Д. 423. Л. 10–11]. Совершенно справедливо подчеркивались этнокультурные особенности и не-возможность использования иноэтничных культурных и миро-воззренческих моделей: «…как в Срединном государстве есть свой закон, так и у римлян в их стране имеется свой закон. Но не надлежит производить римские законы в Срединном государ-стве, равно как и законы Срединного государства в римском го-сударстве» [РГАДА. Ф. 181. Д. 423. Л. 15]. Здесь же говорилось о необходимости уважения буддийских канонов, которые почита-лись не только в Китае, но и в соседней Монголии, в результате чего сохранялось спокойствие на границе [РГАДА. Ф. 181. Д. 423. Л. 15]. Далее в рукописи представлено много сведений о том, что государь и его люди должны соблюдать мораль, делать добро, не слушать ереси, блудливые песни и истории.

2.2. Научные материалы, привезенные в Россию торговыми караванами

Наибольшее значение в процессе доставки книг и музейных коллекций в Академию наук и Кунсткамеру имеет деятельность упомянутых выше Л. Ланга и Ф Л. Елачича.

По инструкции 1727 г. Ланг должен был купить в Китае за караванный счет книги на китайском, латинском и немецком языках и прислать их в Россию с торговым караваном [Русско-


159

китайские отношения в XVIII в. 2006, т. 3: 107–108; АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. Д. 9. Л. 119–119 об.]. В 1728 г. Ланг привез из Пекина 82 тетради в восьми папках китайских, монгольских и маньчжурских книг, заложив тем самым основу дальневосточных изданий Библиотеки Петербургской академии наук, курьезные вещи для Кунсткамеры. Впоследствии через его родственников в Кунсткамеру поступила коллекция китайских вещей [Бантыш-Каменский Н.Н. 1882: 86, 96, 103–105, 108, 110, 112, 118, 120, 164, 173, 197, 218, 225, 311, 508 и др.; Гнучева 1940: 85; Шафрановская, Шафрановский 1957: 83–93; 1959: 295–301; Шафрановская 1958: 157; 1969б: 5–6; Су Фэнлинь 2000: 57; Летопись БАН 2004: 19, 57; Дацышен 2013: 23]. В Пекине Ланг познакомился с иезуитами, которые оказывали ему помощь в при-обретении научных материалов [Благодер 2005: 101]. В середине 1730-х годов Ланг неоднократно привозил в Академию наук на-учные книги. По просьбе Ланга книги, которые он вез в карава-не в Пекин, осматривали только в Тобольске, затем опечатывали таможенной печатью до русско-китайской границы. На обратном же пути от границы его книжный багаж не беспокоили до самого Санкт-Петербурга [Летопись БАН 2004: 63–66]. Сейчас эти книги находятся в Петербургском отделении Института восточных руко-писей РАН [Су Фэнлинь 2000: 57]. Следует отметить эту важную грань караванной деятельности Ланга. По данным Су Фэнлиня, с помощью Ланга в Китай в XVIII в. попали первые русские кни-ги. После подписания Кяхтинского договора Ланг привез в Пекин некоторые издания Академии наук [Там же: 58–59].

Впоследствии Библиотека Академии наук приобретала книги у возвращавшихся в составе торговых караванов из Китая русских миссионеров и учеников Духовной миссии [Дацышен 2013: 23].

В 1735 г. Л. Ланг отправился в Китай с очередным торговым караваном. Для того чтобы ему в Пекине было проще занимать-ся вопросами российско-китайских отношений, Сенат присвоил Лангу звание советника канцелярии вместо чина директора ка-равана [Русско-китайские отношения в XVIII в. 2011, т. 6: 9–10]. В 1736–1737 гг. Ланг отправил из Селенгинска в Академию наук с торговым караваном три ящика китайских книг, которые были доставлены в 1739 г. Кроме того, Ланг привез из Пекина в Санкт-Петербург составленный учениками миссии китайско-латинский


160

словарь, основы китайской грамматики и другие лингвистиче-ские материалы. По указанию Синода с них были сняты копии, которые были переданы архимандриту Гервасию в 1742 г. при снаряжении четвертой миссии (1745–1755). В 1754 г. книги были приобретены у племянника Л. Ланга — Готфрида Альбума.

Торговые караваны доставляли китайские книги и словари не только в Санкт-Петербург, но и в Москву. Например, в 1730 г. торговый караван доставил в Москву, в Коллегию иностранных дел, китайские книги и письма иезуитов [Русско-китайские от-ношения в XVIII в. 2006, т. 3: 394, 417–418]. В 1739 г. посылки с книгами из Академии наук в Пекин отвозил директор торгово-го каравана Е. Фирсов. В 1741 и 1748 гг. Библиотека Академии наук приобрела много китайских книг у И.К. Россохина [Головин 2013: 28–29; Летопись БАН 2004: 70–72, 75, 103, 126]. В 1741 г. И.К. Россохин доставил в Академию наук из Китая большое ко-личество китайских книг и рукописей, возвращаясь в Россию в составе торгового каравана Е.В. Фирсова.

Среди прочих Россохин привез рукопись китайского диплома-та, маньчжура Тулишэна / Ту-Ли-Чэня (кит. имя Яо Фу) (1667–1740) «Записки Тулишэня о его поездке в составе цинского по-сольства к калмыцкому хану Аюке в 1712–1715 гг.». Тулишэн совершил поездку в 1712–1715 гг. к хану Аюке, сделал дорожные описания, в том числе о российской территории. В настоящее время рукопись хранится в архиве Института восточных рукопи-сей РАН (ИВР РАН. № С-93). Посольство проехало от Пекина до ставки хана Аюки через Селенгинск, Удинск, Иркутск, Тобольск, Симбирск, Казань, Саратов [Лепехин 2010: 65–66].

В 1978 г. в сборнике материалов и документов о русско-ки-тайских отношениях в XVIII в. был представлен русский текст этого описания, сделан профессиональный анализ рукописи, по-казаны история и варианты названия ее перевода, публикаций на русском, французском, немецком языках в XVIII–XX вв. [Русско-китайские отношения в XVIII в. 1978, т. 1: 437–483]. Кроме того, в комментариях рассмотрены этапы петербургской жизни И.К. Россохина, его переводческая и научная деятельность, слож-ные отношения с Г.Ф. Миллером, биография Тулишэна.

Еще в 1723 г. в Китае был издан авторский перевод рукописи на китайский язык. С него в 1726 г. иезуит А. Гобиль сделал со-


161

кращенный французский перевод. В 1732 г. французский вариант был переведен Г.Ф. Миллером на немецкий язык. И.К. Россохин в 1755 г. сделал русский перевод с маньчжурского оригинала. Этот перевод был рекомендован Академией наук к изданию. Однако по ряду причин он был опубликован Г. Миллером толь-ко в 1764 г.: «Описание путешествия, коим ездили китайские по-сланники в Россию, бывшие в 1714 году у калмыцкого хана Аюки на Волге». Хотя И. Россохин свой вариант перевода назвал по-другому: «Записки путешествия послов, в последние края света посланных» [Ежемесячные сочинения и известия о ученых де-лах 1764, № 6: 3–48; № 8: 99–150; № 9: 195–234; № 10: 291–353; № 11: 387–413].

Имеется вариант перевода этой рукописи на русский язык А Л. Леонтьевым, еще одним выдающимся отечественным си-нологом: «Путешествие китайского посланника к калмыцкому хану с описанием земель и обычаев российских» (1782. 2-е изда-ние — 1788). Однако, по мнению лингвистов и китаеведов, пере-вод Леонтьева содержит некоторые неточности [Лепехин 2010: 65–66].

Таким образом, посредством торгового каравана Е.В. Фирсова в Россию была привезена уникальная рукопись, которая ста-раниями И.К. Россохина вошла в научный оборот и с которой могли познакомиться российские ученые и общественность. Ценность ее заключается в том, что это первое в истории опи-сание посольства цинских властей в Россию, о которой жители Поднебесной тогда мало что знали. Имеется большая историо-графия востоковедов, историков, географов и специалистов дру-гих дисциплин, посвященная этой рукописи [Кюнер 1961: 279; Мороз 2009: 28–39; Захаренко 2012: 39]. Вместе с цинским по-сольством из Пекина выехал и торговый караван П.Р. Худякова, помощью которого послы пользовались при въезде в Селенгинск. В рукописи имеется краткая история Китая, описаны момент его захвата маньчжурской династией Цин, политические отношения с Россией, географические достопримечательности Монголии и Сибири, сделаны интересные этнографические зарисовки мон-голов, калмыков, русских, представлена планировка русских го-родов и расстояние между ними, указано число церквей и тор-


162

говых лавок в них. Показаны особенности транспорта, пищевой модели и системы сбора налогов. Приведена карта-схема с указа-нием даже тех территорий, где посольство не проходило, напри-мер Швеции [Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах 1764, № 6: 4–8, 17–18, 28–30, 43–48; № 8: 100–104, 110–111 и др.; Русско-китайские отношения в XVIII в. 1978, т. 1: 446–451 и др.; Ноздрина 2007б: 5–6, 10, 15–16; Мороз 2009: 28–39].

Как отметил Су Фэнлинь, Тулишэнь не был главой посольства, а являлся только одним из его членов, однако именно он сделал эти записки, ставшие первой в истории Китая работой о России. После Тулишэня были созданы и другие работы о России, на-пример: Хэ Цютао «Шофан бэй-шэн» («Полное описание се-верной границы»), Чжан My «Мэнгу юму цзи» («Записки о ско-товодах-кочевниках Монголии»), Ци Юньши «Синьпзян яолюэ» («Важнейшие сведения о Синьцзяне»), «Да Цин итун чжи» («Официальное описание империи Великая Цин»). Во всех этих трудах использованы материалы из записок Тулишэня. Они вы-звали широкий интерес в мире и были переведены на француз-ский, немецкий, русский, английский, японский и другие языки. Тулишэн сделал категоричный вывод о том, что чай совершенно не знаком русским [Су Фэнлинь 2000: 38–39]. Хотя к моменту по-ездки посольства торговые караваны уже несколько десятилетий привозили чай в Россию.

12 января 1756 г. в Сенате обсуждали результаты иссле-довательской деятельности каравана А. Владыкина, журнал Е. Владыкина, собранные караваном научные материалы, книги и карту. Е. Владыкин представил в Сенат доношение, в котором указал сроки своего пребывания в китайском казенном карава-не, выполненную им секретную миссию [Сенатский архив 1901, т. 9: 488; Головин 2013: 29–30; РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 715]. Е. Владыкин в рапорте, поданном от себя и директора каравана А. Владыкина, представил в Сенат журнал маршру-та, карту губерний и провинций Китайского государства, план Пекина. На картуше геодезистами дано длинное, всеохватыва-ющее название в традициях XVIII в.: «…Ландкарта. С верных разных специальных китайских карт в бытность российского каравана в столичном китайском городе Пекине, собранных кол-


163

лежским асессором и директором Алексеем Владыкиным, ко-торые и переведены им же директором. Сочинена геодезии по-рутчиком Ермием Владыкиным и при нем будущим геодезистом Михаилом Башмаковым в 1755 г. И притом приложен тракт чрез Мунгальскую степь до Калганской стены, а от Калганской сте-ны чрез разные города китайского владения до самого столично-го города Пекина с верного описания» [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 688 об.].

При этом текст в документах РГАДА и на карте РГВИА не-сколько отличается. Вариант РГАДА следующий: «От Пекина до Восточного и Полуденного моря. Всего по ширине от моря Байкала на 24, по длине от Пекина к востоку на 23, к западу на 16 градусов. А именно губерния Пекинская, что значит на китай-ском языке Джили. Часть губернии Дзянкан, губерния Шанси, часть губернии Хэнан, губерния Санси. Малая часть мунгальско-го места, лежащего к губернии Санси. Часть владения бухарско-го, которые именуют тех китайцев хани. Места степные владе-ния мунгальского. Губерния манжурская по-китайски Шиндян (?). Река Амур со впадающими в нее реками, по которой живут с вершин мунгалы, а потом дауры, солоны, а к устью манжуры (которая внесена в генеральную ланкарту с достоверных хан-ского двора ландкарт). Владение корейское, по-китайски заво-мое Чоусян…» [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 688 об.]. На карте китайские губернии и соседние государства перечислены списком: «Экспликацио. Положенным всей ландкарте китайского государства губерниям сколько оных состоит о том значит под литерами: A. Губерния Пекинская, что значит на китайском языке Джили. B. Губерния Шаньдун. C. Часть губернии Дзяннань. D. Губерния Шанси. E. Часть губернии Хэнань. F. Губерния Сансин. G. Малая часть мунгальского места, лежащего к губернии Сансин. H. Часть владения бухарского, которые именуют тех китайцев ха-мия. I. Места владения мунгальского. K. Губерния манжурская именуемая по-китайски Шиндзин, в ней же живут солоны, дауры и протчие народы, которых манжуры по завладении китайским государством подле себя поселили. L. Река Амур со впадающи-ми в нее реками, по которой живут с вершин мунгалы, а потом дауры, солоны, а к устью манжуры. M. Владение корейское, по-



Рис.

35.

Гео

граф

ичес

кая

карт

а К

итая

, при

везе

нная

тор

говы

м ка

рава

ном

А.М

. Вла

дыки

на

[РГВ

ИА

. Ф. 4

47. О

п. 1

. Д. 1

03. Ф

рагм

ент

1]



Рис.

36.

Гео

граф

ичес

кая

карт

а К

итая

, при

везе

нная

тор

говы

м ка

рава

ном

А.М

. Вла

дыки

на

[РГВ

ИА

. Ф. 4

47. О

п. 1

. Д. 1

03. Ф

рагм

ент

2]


168

китайски завомое Чоусян, а по просторечию Гоули» [РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 103. 1 л.]. Здесь нет перечисления координат, но имеется дополнительный вариант названия Кореи.

Карта была скопирована Е. Владыкиным и М. Башмаковым из китайских материалов императорской библиотеки, на что ушло 1500 руб. серебром. Е. Владыкин просил Сенат вернуть директо-ру каравана эти деньги. Затем Е. Владыкин доложил Сенату о на-родах Китая устно и добавил, что карта нуждается в доработке. Сенат распорядился устранить все недоделки, дополнить кара-ванный журнал сведениями о том, какие народы желают вступить в российское подданство36, и сдать его в секретную экспедицию Сената вместе с планом Пекина и отредактированной географи-ческой картой. Кроме того, было дано указание Штатс-конторе компенсировать А. Владыкину потраченные им деньги на копи-рование ландкарты [Сенатский архив 1901, т. 9: 488–489; РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. V].

В марте 1756 г. Е. Владыкин прислал в Сенат доношение, в котором сообщил, что вместе с геодезистом Башмаковым они выполнили указание Сената — дополнили недостающими све-дениями путевой караванный журнал и сдали его вместе с кар-той и 16-ю томами китайской истории в Сенат [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 752].

На карте, привезенной караваном А.М. Владыкина, изо-бражено: часть Сибири, Дальнего Востока, Амурский бассейн, Сахалин, часть Китая, Корея, схема российско-китайской грани-цы [РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 103]. По мнению А.В. Постникова, при составлении карты геодезисты использовали географиче-ские материалы католических иезуитов 1708–1716 гг. [Постников 2012: 24].

Эта карта, а также результаты этнокультурных и историко-гео-графических исследований торгового каравана А.М. Владыкина чрезвычайно заинтересовали сибирского губернатора

36 В октябре 1756 г. в Сенате слушали доношение из Коллегии иностранных дел, в котором освещался вопрос о принятии в российское подданство монголь-ского кутухты со своими поддаными. Кутухта — второе духовное лицо после далай-ламы у монголов, верховный жрец. При этом учитывали сведения кара-вана А.М. Владыкина об агрессивном поведении цинских властей [Сенатский архив 1901, т. 9: 670–673; Ноздрина 2007а: 106].


169

В.А. Мятлева, который курировал в середине XVIII в. проект по возобновлению работы Второй Камчатской экспедиции, из-вестный как «Нерчинская экспедиция 1753–1765 гг.». В январе 1756 г. Мятлев прислал в Сенат доношение, в котором со ссылкой на рапорт селенгинского коменданта В.В. Якоби привел сведе-ния о Китае, привезенные А.М. Владыкиным. Владыкин показал Якоби карту «на манжурском языке» и сообщил, что в Китайской империи проживает очень много людей, которые занимаются зем-леделием. На Амуре есть города и даже флотилия речных судов с командой до четырех тысяч человек для охраны устья Амура [Сенатский архив 1901, т. 9: 505–506; РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. V об., 767а — 770]. Мятлев попросил срочно сделать копии этих материалов и прислать ему.

С исследованием Амура и созданием его карт в то время был связан интересный эпизод. В марте 1756 г. в Сенате обсуждали во-прос о посылке губернатору Сибири В.А. Мятлеву копии карты, привезенной караваном А. Владыкина. Тогда же было сказано, что для описания Амура, еще при жизни императора Петра II (1727–1730) на Амур был послан Абрам Ганнибал (1696–1781). Однако результаты его поездки остались неизвестными. Сенат в соответ-

Рис. 37. Название географической карты Китая, привезенной торговым караваном А.М. Владыкина

[РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 103]


170

ствии с указом Е.И.В. срочно затребовал имеющиеся у Ганнибала карты и описание Амура. 1 апреля 1756 г. генерал-лейтенант от фортификации и кавалер Ганнибал прислал в Сенат рапорт, в ко-тором сообщил, что он был послан князем А.Д. Меньшиковым по требованию бывшего тогда в Сибири посла Савы Рагузинского для создания плана Селенгинска. Ганнибал план сделал и отослал его в Верховный тайный совет, а также в Контору инженерного правления, «…а что принадлежит до реки Амура, то для опи-сания оной я посылан не был, и описания ее никакого не имею. Ганнибал» [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 771–773 об.].

О картографии XVIII в., научных контактах китайских и рос-сийских картографов, возможном участии в этом процессе тор-говых караванов следует сказать несколько подробнее. В 1745 г. произошло важное событие не только для российской, но и для мировой науки, так как свет увидел «Атлас Российской империи». Он создавался в течение 20 лет на основе картографических, гео-графических, исторических и других материалов, собиравших-ся из разных российских, зарубежных (в том числе китайских) источников, с использованием предыдущих изданий — атласа 1734 г. обер-секретаря Сената И.К. Кирилова.

В работе над составлением Атласа 1745 г., напечатанного по указанию И.Д. Шумахера, принимали участие Г.Ф. Миллер, Л. Эйлер, Х.Н. фон Винсгейм, Г. Гейнзиус, Я. Штелин, Ж.Н. Делиль, художники, граверы и другие специалисты [Атлас Российской 1745: 2–6]. Важность их деятельности уже анализиро-валась в трудах ученых [Свенске 1866; Виноградов 1941: 170–172]. К.Ф. Свенске, переводчик и архивариус Конференции Академии наук, в середине XIX в. подробно исследовал этапы создания пер-вых российских атласов, обработки российских и китайских гео-графических источников. В 1724 г. Петр I потребовал от Сената «ландкарту» Сибири, и И.К. Кирилов предложил императору китайские карты, в которых были показаны пограничные земли Сибири [Красникова 2011: 59]. По указанию И. Кирилова груп-па московских и петербургских геодезистов (Степан Арсеньев, Федор Трофимов, Емельян Гурьев) в 1731–1732 гг. копировала китайские карты. И.Д. Шумахер прислал Кирилову 22 китайские карты для копирования. В результате Кириллов в 1734 г. завер-


Рис. 38. Обозначение на географической карте Китая, привезенной торговым караваном А.М. Владыкина

[РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 103]



Рис.

39.

Мар

шру

т ка

рава

на А

.М. В

лады

кина

на

карт

е В

лады

кина

[РГВ

ИА

. Ф. 4

47. О

п. 1

. Д. 1

03]


174

шил работу над своим «Атласом Всероссийской империи» (“Atlas Imperii Russici”) [Свенске 1866: 22–23, 83, 85, 86].

Академик Ж.Н. Делиль приложил огромные усилия для разви-тия географической науки в России и создания «Атласа Российской империи» 1745 г. Сохранилась его переписка конца 1720-х годов с И.Д. Шумахером (1690–1761) [Свенске 1866: 81–86]. Делиль со-общил Шумахеру, что ждет от С.Л. Владиславича-Рагузинского, бывшего послом в Китае в 1725–1728 гг., карту Сибири с указани-ем границы между Российской и Китайской империями. О посыл-ке китайских карт в Академию наук для создаваемого Делилем атласа говорилось и в сенатском указе от 30 июня 1735 г. Делиль просил у Кирилова разные карты, в том числе карту Китая, кар-ту границ России с Китаем. Очертания Китая Делиль делал по китайским картам, ориентированным по Пекинскому меридиану [Там же: 117–122]. М.Г. Новлянская в середине XX в. подтверди-ла данные К. Свенске об использовании И.К. Кириловым при соз-дании своего атласа 1734 г. карт, сделанных в Пекине; упомянула интересный факт передачи Петру I цинским императором Канси китайской географической карты [Новлянская 1958: 63, 69–70]. З.Л. Матусовский в конце XIX в. подчеркнул сильное влияние на развитие китайской географии католических миссионеров, ко-торые по указанию императора Канси составили в 1708–1711 гг. подробную карту Китая на основе собственных измерений и ки-тайских географических материалов [Матусовский 1888: VI]. Созданный иезуитами «Атлас Китайской империи» 1734 г. со-стоял из 104 листов [Виноградов 1941: 183]. Факт использования китайских карт при составлении первых российских атласов не остается без внимания и в историографии XXI в. [Красникова 2008; 2011: 54–69; 2012а: 119–128; 2012б: 155–162; Носкова 2011: 267–268]. О.А. Красникова особо выделила дипломатический ка-нал, по которому в Россию поступали китайские географические материалы. Важными были контакты начала 1720-х годов, переда-ча географической карты Петру I императором Канси. Кроме того, карты создавались в XVII–XVIII вв. в процессе формирования русско-китайских границ, по результатам деятельности русских посольств Л.В. Измайлова в 1719–1721 гг. и С.Л. Владиславича-Рагузинского в 1725–1728 гг. в Восточной Азии.


175

В процессе доставки в Россию из Китая книг, географических карт и других научных материалов посредством торговых карава-нов велика роль Л. Ланга, который способствовал развитию кон-тактов графа С.Л. Владиславича-Рагузинского с католическими миссионерами в Пекине. Как указывалось выше, Ланг в 1730-х годах привез китайскую географическую карту в Академию наук [Пан, Шаталов 2004: 35–37]. В рукописи В.П. Тарановича этот факт приводится со ссылкой на статьи «Санкт-Петербургских ве-домостей» за 1734 г. В газете освещались и другие важные со-бытия того времени: работа Делиля с китайской картой, приве-

Рис. 40. Бассейн Амура на карте Китая, привезенной торговым караваном А.М. Владыкина. Фрагмент 1: приток Амура —

река Уссури [РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 103]


176

зенной Лангом для Академии наук, атрибуция Лангом китайских экспонатов Кунсткамеры, уточнение списка для приобретения недостающих предметов китайской культуры во время очередной предстоящей поездки Ланга в Пекин в 1735 г. [Там же: 31–39]. В 1756 г. Библиотека Академии наук приобрела у врача торгового каравана Ф.Л. Елачича 121 том ценных китайских книг по геогра-фии, истории, медицине, лексиконы и другие издания [Летопись БАН 2004: 129].

Караваном А.М. Владыкина, кроме подробного путевого журнала и карты, из Китая в Россию были привезены 16 томов фундаментального труда «Баци тунчжи». Е. Владыкин сообщил Сенату о том, что у директора каравана имеется купленное им географическое описание всего китайского государства, изданное на их диалекте. В длительной переписке Сената, Академии наук, петербургских ученых середины XVIII в. (М.В. Ломоносова, Г.Ф. Миллера, И.Д. Шумахера, И. Штелина, И. Тауберта) от-ражен процесс перевода И.К. Россохиным и А.Л. Леонтьевым этой «Китайской истории» и ее последующей публикации [Овчинников 1961: 234–235; Куликова 1993: 71; Лепехин 2010: 66–67; Дацышен 2013: 22].

Сначала «географию» всего Китайского государства было ве-лено прислать в Сенат для ее перевода на русский язык. 1 и 29 мар-та 1756 г. Сенат принял решение об отсылке в Канцелярию Академии наук 16 томов для перевода, который необходимо было сделать как можно быстрее, а о его ходе сообщать рапор-тами. 30 марта 1756 г. из Академии наук в Сенат поступил ответ о получении указа Е.И.В. от 29 марта под № 117 о необходимо-сти перевода истории Китайского государства [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 755]. В последующих доношениях в Сенат из Академии наук говорилось, что перевод поручен находяще-муся при Академии прапорщику И. Россохину. 3 августа 1756 г. Сенатом было вынесено решение о том, чтобы Россохин перевел лишь отрывки, которые нужно было сравнить с опубликованны-ми трудами. Если выяснится, что переведенный материал ориги-нальный, тогда нужно было приступить к полному переводу все-го текста [Сенатский архив 1901, т. 9: 196–197, 219–221, 488–489, 511; РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. V, 746–747 об., 753–754].


177

Россохин перевел название этой истории «Баци тунчжи» и объ-явил, что «…она де книга по надписи значит “Обстоятельное описание всего манджурского войска в осми знаменах состояще-го”, а не китайского государства история…». В томах описаны законы и учреждения маньчжуров, структура их войска, китай-ские обряды, приведены географические и исторические дан-ные Китайского государства и соседних земель. Сочинение это маньчжуры составили недавно. Кроме того, Россохин подробно объяснил, что данное описание настолько огромно по объему, что один человек не сможет за всю жизнь перевести его полностью.

Поэтому необходимо прислать в помощь еще одного переводчика из Коллегии иностранных дел, знающего китайский и маньчжур-ский языки, а также внимательного переписчика. В связи с этим Канцелярия Академии наук просила Сенат сделать необходимые указания Коллегии иностранных дел о присылке переводчика с выделенным жалованием от Штатс-конторы. Для переписки на-

Рис. 41. Бассейн Амура на карте Китая, привезенной торговым караваном А.М. Владыкина.

Фрагмент 2: верхний и средний Амур [РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 103]


178

бело желательно назначить бывшего при делах в Главной двор-цовой канцелярии канцеляриста Александра Григорьева, с жало-ванием также от Штатс-конторы. Григорьев подал в Канцелярию Академии наук аттестат, по которому значилось, что он к пере-писке перевода способен, а в чистом письме искусен. 9 сентября 1756 г. от Коллегии иностранных дел в помощь Россохину был на-значен переводчик китайского и маньчжурского языков Алексей Леонтьев [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 758а — 761].

16 сентября 1757 г. Академия наук прислала в Сенат рапорт об исполнении указа Е.И.В., по которому И. Россохин перевел часть китайской истории. Г.Ф. Миллер внимательно изучил этот перевод и пришел к выводу о том, что сходства с изданными ра-нее книгами о Китае практически нет. То есть российские ученые в середине XVIII в. активно использовали сравнительный метод. Россохину было поручено переводить прежде всего главы, со-держащие важные для России и науки сведения [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 764–766]. И опять началась переписка между учреждениями, споры между петербургскими учеными. В целом


Фрагмент 3: нижний Амур и Амгунь [РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 103]


179

работа по переводу «Баци тунчжи» продолжалась несколько лет. Тома 1–3, 6, 8 перевел Россохин. Том 7 на русский язык не пере-водился. Тома 4, 5, 9–16 перевел Леонтьев. Том 17 содержит при-мечания, составленные Россохиным и Леонтьевым, толкование китайских и маньчжурских терминов, названий географических объектов, городов, чинов. Кроме того, там имеется сопоставление китайско-маньчжурской и европейской хронологии, помогающей понять, в какое время происходили те или иные конкретные со-бытия.

Лишь 18 июля 1762 г. в Сенат из Академии наук поступило до-ношение, в котором было сказано о завершении перевода, и пода-но ходатайство о награждении переводчиков. Вдове И. Россохина было выдано 600 р., А. Леонтьеву — 400 руб. и чин первого се-кретаря [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 767].

Таким образом, в результате многолетней деятельности вос-токоведов А Л. Леонтьева и И.К. Россохина в русскоязычный научный оборот был введен фундаментальный памятник исто-рии и культуры народов Китая и Маньчжурии «Обстоятельное описание происхождения и состояния Манджурского народа и войска, в осьми знаменах состоящего». Большую роль в дове-дении этого длительного дела до логичного завершения сыграл М.В. Ломоносов, который прекрасно знал о сложном пути до-ставки караванами научных книг и других материалов из Китая в Россию, честности и трудолюбии первых русских синологов-переводчиков. Главное, что отметил Ломоносов, — эти мань-чжурские и китайские исторические и этнографические сведе-ния были неизвестны тогда не только русской, но и европейской науке [Ломоносов 1955, т. 9: 419–423, 423–426, 836–838; 1957, т. 10: 267, 308–309, 688]. Однако, даже несмотря на энергичные действия М.В. Ломоносова, эти тома были напечатаны лишь в 1784 г. [Обстоятельное описание происхождения и состояния Маньджурского народа 1784, т. 1–17].

Анализом «Обстоятельного описания» занимались многие уче-ные: Таранович В.П. [1945], Стренина А.В. [1950], Токарев С.А. [1966], Мелихов Г.В. [1967, 1974], Скачков П.Е. [1977], Ларичев В.Е. [1998], Пан Т.А. [2004], Захаренко И.А. [2012] и др. Каждый из них обращал внимание на наиболее важные аспек-


180

ты в соответствии со своей специальностью [Ларичев 2009: 59; Захаренко 2012: 40; Голиков 2013: 113–120].

Например, Г.В. Мелихов сосредоточил внимание на военной организации маньчжуров указанного периода, выяснил китайские и маньчжурские источники этого памятника, численность коллек-тива авторов-составителей, которых он насчитал 180 [Мелихов


Фрагмент 4: о. Сахалин [РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 103]


181

1967: 54–62]. В работе 1974 г. Мелихов провел тщательный источ-никоведческий обзор многих документов, переводных и других трудов о маньчжурах и племенах Амура XVII–XVIII вв. и при-шел к выводу о том, что одним из важнейших источников для изучения их этнической истории является «Баци тунчжи чуцзи» [Мелихов 1974: 4, 7].

А.В. Стренина в 1950-х годах предприняла краткий этногра-фический анализ всего этого труда, но в ограниченном объеме журнальной статьи не смогла осветить всех аспектов, связанных с историей и культурой народов Китая и Амура [Стренина 1950: 170–177].

А таких аспектов в памятнике имеется достаточное количе-ство, и их значение остается актуальным и в наши дни [Bereznitsky 2015]. Например, в «Обстоятельном описании» есть интересные материалы об обучении детей коренных народов Амура в мань-чжурских школах. В «Баци тунчжи» подчеркивается, что мань-чжуры всегда были народом образованным, относящимся с ува-жением к ученым людям. Так, в 1695 г. амурскому генералу и другим чиновникам предписывалось выбирать от каждой роты из числа детей амурских этносов (дауров, солонов) наиболее под-ходящих к обучению наукам. В 1695 г. в городе Сахалинь-Улай-Хотон построили две школы для маньчжурских, солонских и да-урских детей [Обстоятельное описание 1784, т. 2: 323; т. 4: 2, 13, 58–59].

Из доношения генерала Сабсу с р. Амур (Сахалянь-Ула), дру-гих чиновников можно выяснить механизм включения в конце XVII–XVIII вв. амурских народов, в частности солонов и тунгу-сов, в маньчжурские знамена. Войско у города Сахалянь-Ула на Амуре было поставлено в 1684 г. Город был укреплен деревянной стеной, воротами с башнями, двойным рвом с водой. Маньчжуры использовали природные качества будущих воинов, которые вы-работались у солонов, дауров, тунгусов в традиционных рыбо-ловных и охотничьих промыслах: ловкость, быстроту реакции, наблюдательность, умение ориентироваться в горной тайге, в бас-сейнах сезонно разливающихся рек [Там же, т. 1: 17, 109–110; т. 2: 322–323; т. 3: 51; т. 9: 374–379; т. 17: 71].

Определенный объем материала освещает сферу земледе-лия и проблемы привлечения к нему коренных народов Амура.


182

Например, на пашнях в окрестностях города Мергень-Хотон на реке Нонни работали солоны и дауры, привычные к этому виду хо-зяйства. А у города Сахалянь-Улай-Хотон37 на Амуре земледелием занимались солдаты из Мукденя [Там же, т. 2: 275, 294]. Русские первопроходцы в XVII в. повстречались в Верхнем и Среднем Приамурье, по левому берегу Амура от слияния Аргуни и Шилки на западе до устья Дондона на востоке, в бассейнах Зеи, Буреи, Уссури и Сунгари с хорошо развитой дауро-дючерской земле-дельческой культурой [Огродников 1927: 5, 11–16 и др.].

Имеется много материалов о добыче лекарственного корня женьшеня. Промысловики отправлялись на поиски этого дра-гоценного растения на российскую территорию, для чего им выдавались пропуска. Большой интерес представляет матери-ал об изготовлении на Амуре рыбьей муки из жареной белуги [Обстоятельное описание 1784, т. 2: 286–287]. Описанная техно-логия, посуда и инструменты (котлы, ковши, плетеные черпалки) полностью соответствуют традиционному производству этого блюда коренными народами Амура — нанайцами, ульчами, кото-рое бытует и в настоящее время в амурских поселках.

Косвенным образом выявляется материал о коренных народах Амура и в многочисленных упоминаниях о борьбе маньчжуров с русскими первопроходцами на Амуре, при осаде Албазина. Русские облагали ясаком отдельных представителей амурских эт-носов, брали их в заложники, заимствовали у них традиционные способы охоты, рыбной ловли, хозяйствования, учились адапти-роваться к специфическим климатическим условиям. Маньчжуры устраивали на Амуре продовольственные склады, зерновые амба-ры, чтобы привлечь на свою сторону коренных жителей Амура и лишить тем самым русских казаков поддержки дауров, солонов, других тунгусских племен [Обстоятельное описание 1784, т. 2: 342–343, 404, 406, 410; т. 3: 12–14; т. 9: 379; т. 10: 12, 121, 129–134, 136–144, 148–152; т. 11: 124–125; т. 12: 125–128].

В десятом томе историческое повествование о реальных со-бытиях соседствует с легендарным. Например, история о замер-

37 Маньчжурское название китайского города Айгун (сегодня г. Хэйхэ), нахо-дится на правом берегу Амура, напротив Благовещенска.


183

зающей воде в летнее время. В 1616 г. маньчжурский военачаль-ник Хурхань Гиоро с двумя тысячами воинов ходил к восточному морю на княжество Сахалянь. В августе он дошел до реки Амур, которая внезапно замерзла, и войско перешло по льду на левый берег. Здесь Хурхань привел в подданство жителей нескольких населенных пунктов, в том числе в местности Индахунь Такурара Голо («Местечко, где вместо лошадей собак употребляют»). Предания о войнах народов Амура записал известный ученый и путешественник В.К. Арсеньев (1872–1930) [Архив ПЦРГО–ОИАК. Д. 2. Л. 196–199; Д. 5. Л. 83–87]. Подобные сюжеты рас-пространены и в современном фольклоре коренных народов Амура. В частности, в 1998 г. у даергинского нанайца И.Т. Бельды удалось записать вариант предания «Про смелого нанайско-го охотника Мукана, который победил Калгаму» [Березницкий 2003: 263; Березницкий 1999: л. 625–626]. В предании перепле-лось несколько фольклорных сюжетов из разных хронологиче-ских пластов культуры нанайского этноса: об отважном охотнике Мукана, мифическом великане Калгама и этнокультурных кон-

Рис. 44. Котел для приготовления рыбной муки и варки медвежьего мяса. Нанайцы. 2010. Фото автора [Березницкий 2015д: 78]


184

тактах нанайцев с народами Восточной Азии. Во время путеше-ствия охотника Мукана по Китаю он чудесным образом создал в летнее время ледяной мост в морской бухте: «Мукана сходил, пришел и говорит: “Замерзла бухта в море, но не широко”. Все китайцы сильно удивились и пошли сами смотреть. Пришли, смотрят — точно, бухта замерзла, но не вся, а узкой полосой, лед лег как дорога. Главный китайский начальник переехал, куда ему нужно было...» Таким образом, третья часть нанайского пре-дания сохраняет остатки распространенных ранее у коренных на-родов Амуро-Сахалинского региона легенд о принце Куаньюне, замерзшей летом водной поверхности, этнокультурных контактах на Дальнем Востоке и в Восточной Азии на протяжении несколь-ких веков. Всестороннему анализу легенд о принце Куаньюне посвятил монографию дальневосточный этнограф А.Ф. Старцев [Старцев 2007].

В 1660 г. маньчжурский военачальник Бахай (сын Шархуды) устроил засаду русским и разгромил их отряд в местности Индахунь Бе Такурараба. В этой области использовали вместо лошадей собак [Обстоятельное описание 1784, т. 10: 96–97; т. 11: 124–125]. Речь идет о коренных народах бассейна Амура, кото-рые хорошо известны как древние собаководы.

Некоторое разъяснение этих этнокультурных характеристик можно найти в статье японского ученого С. Сасаки, рассмотрев-шего систему межэтнических браков коренных народов Амура в XVII–XIX вв. [Сасаки 2008: 64–74]. Для анализа С. Сасаки использовал труды российских этнографов XIX–XX вв., но са-мое главное — официальную хронику династии Цин (Цин ши лу), источники маньчжурских архивов (Секретная хроника мань-чжурской династии — Тонгки фука синдаха хэргэн и дангсэ), из-вестные в Японии и Китае под названием «Мань вэнь лао дан». Согласно этим материалам, Ендахун такурара гургун — это «люди, которые ездили на собачьих нартах и жили на Амуре». Они встречались с Нурхаци для демонстрации своей лояльности еще в 1618 г. За это им были предоставлены жены, подарки, ло-шади, крупный рогатый скот, семена культурных злаков, дома. Маньчжурская династия и народы Амура имели общий интерес, связанный с укреплением политических и экономических отно-


185

шений, в том числе посредством межэтнических браков [Там же: 66]. Окончательно эта система сложилась в 1750 г., когда платель-щиками дани маньчжурам стали 2250 хозяйств народов нижне-го Амура и 148 — Сахалина. Маньчжуры собирали с амурских этносов дань собольими мехами, структурировали людей в роды хала, села и деревни гашан. Коренные народы Амура и Сахалина были разделены на четыре класса: старшина рода хала и да, стар-шина села или деревни гашан да, братья или сыновья старши-ны дэотэ джу се и обыкновенные плательщики дани баи ниял-ма. Маньчжурские чиновники определили брачные правила для амурских плательщиков дани с женщинами цинского Китая. Церемония бракосочетания проводилась в Пекине, куда жених приезжал с Амура через Саньсин или Нингуту [Там же: 66–69]. Взять в жены маньчжурскую или китайскую невесту мог позво-лить себе только богатый человек, удачливый охотник, обладаю-щий необходимым количеством ценных мехов.

Маньчжуры для приведения в подданство амурских народов старались убедить их в своем миролюбии, говорили об общности крови, языка и культуры. Единственное отличие маньчжуры ви-дели в отсутствии у народов Амура письменности. Хотя подчер-киваемое родство не мешало маньчжурам захватывать на Амуре людей в плен, конфисковывать их домашний скот, собак, продук-ты охотничьего промысла [Обстоятельное описание 1784, т. 10: 99–102; т. 11: 55].

При освещении деятельности военачальника Лантаня в 1680-х годах упоминаются, кроме известных уже солонов, другие коренные народы амурского бассейна: орочоны, хедже-цы и фякацы [Там же, т. 10: 134, 138]. По этнографической ли-тературе известно, что терминами фяка, пяка удэгейцы называ-ли орочей [Ларькин 1964: 15]. Хэчжэ, хэчжэнь, ходзен — так традиционно назывались нанайские племена на Амуре [Тураев 2003: 4]. В провинции Хэйлунцзян КНР нанайцы именуются хэч-жэ и в настоящее время [Березницкий 2013: 100–121]. Хэдэни, хэчжэни — то есть «люди, живущие в нижнем течении реки». В «Обстоятельном описании» упоминается о некоторых наро-дах Амура, точную этническую принадлежность которых еще предстоит выяснить, например о народах, которые платили дань


186

маньчжурам нерпами [Обстоятельное описание 1784, т. 1: 13–14; т. 11: 124–125]. Ясно, что это приморские жители, занимающи-еся морским зверобойным промыслом. Однако территория, где возможна добыча тюленей, на Дальнем Востоке огромна, чтобы даже приблизительно локализовать этническую принадлежность упоминаемого населения.

В целом «Обстоятельное описание» представляет собой цен-ный источник по многим вопросам этнической истории, духов-ной и материальной культуры ряда народов Восточной Азии, Дальнего Востока, амурского бассейна. Это настоящая летопись маньчжурской династии, в которую включены разнообразные сведения о маньчжурах, китайцах, коренных народах Амура: да-урах, солонах, тунгусах, предках современных нанайцев, нивхов, орочей, удэгейцев, ульчей. В ней содержится ценная информация о процессе завоевания Китая маньчжурами в середине XVII в., история отношений цинов с русскими первопроходцами.

Кроме этих важных для Академии наук материалов, имеются сведения о завершении работы каравана А.М. Владыкина, тамо-женном деле Е. Владыкина и М. Башмакова. У них в Верхотурской таможне были изъяты вещи, купленные в Китае для личного по-требления и «куриозности», на сумму 408 руб. 60 коп. [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 746 об. — 747]. В начале 1757 г. Е. Владыкин, докладывая в Сенате о результатах исследований ка-равана А. Владыкина, сообщил о том, что он был послан Сенатом в Китай для исполнения секретной миссии. С 15 нояб ря 1755 г. по-сле ее окончания он был отправлен из Иркутска директором кара-вана А. Владыкиным в Санкт-Петербург. Однако в Верхотурской заставе купленные им и геодезистом Башмаковым в Пекине за свой счет вещи забрали, назвав их китайскими товарами. Вещи были упакованы в ящики, опечатаны, причислены к караванной сумме и отправлены в Сибирский приказ в соответствии с ука-зом Е.И.В. от 1739 г., данной директору А. Владыкину инструк-цией, по соответствующим параграфам Таможенного устава от декабря 1755 г. [Сенатский архив 1901, т. 9: 489; РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 715–715 об.]. В инструкции директору карава-на А. Владыкину строго предписывалось (под опасением штрафа и жестокого наказания) в соответствии с указом Е.И.В. от 1731 г.


187

следить за тем, чтобы у караванных служителей не было частных товаров. Запрещенные товары должны быть конфискованы в кара-ванную казну [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 2. Л. 30–32 об.]. Данные действия были необходимы для того, чтобы частной торговлей не снизить цены на казенные караванные товары. Контролировать эти действия должен бригадир В.В. Якоби в силу указов Е.И.В. 1731, 1739, 1744 и 1753 гг.

А. Владыкин с первой частью каравана, караванными слу-жителями, учеником китайского языка, конвойными из Сибири прошел в 1756 г. через Верхотурскую пограничную таможню без замечаний. Во второй партии каравана также без задержки про-следовал врач Ф.Л. Елачич. Офицеру Е. Владыкину и дворянину М. Башмакову повезло меньше: их багаж был задержан, хотя че-рез Кяхтинский форпост груз был пропущен [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 323–332]. Несмотря на личный характер этого дела, переписка по нему была обширной, включая Сенат и Сибирский приказ. Были затребованы объяснения у директора Кяхтинской пограничной таможни коллежского асессора Пятова, цолнера38 С. Малцова, бухгалтера Г. Смирнова о том, почему были пропу-щены запрещенные вещи Е. Владыкина и М. Башмакова.

Анализ этих документов позволяет подробно изучить пере-чень товаров, которые вывозили из Китая участники торговых караванов в середине XVIII в. К своему доношению Е. Владыкин присоединил подробный перечень вещей — «Реестр, какие по-данные в Верхотурскую пограничную таможню от прибывших из Сибири в Верхотурье Правительствующего Сената офицера Ермии Владыкина и дворянина Михайла Башмакова двух ро-списей объявлены и по досмотру оной пограничной таможни явились и в Сибирский приказ посланы с ними же Владыкиным и Башмаковым китайские вещи и сколько и по расценке в той по-граничной таможне и на какую сумму» [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 716–718, 740–745 об.]. В состав багажа Е. Владыкина входили следующие предметы. Одежда: четыре азяма, травя-ная шляпа, подбитая фанзой, байберековый кушак (байберек — крученый шелк с узорами), тысяча стеклянных пуговиц, десять шелковых поясков, шесть офицерских знаков, вышитых шелком

38 Цолнер — досмотрщик, таможенный чин, взимающий пошлину.


188

и мишурой. Постельные принадлежности: три одеяльных подзо-ра и одеяльная крышка, вышитых мишурой. Двадцать пять бу-мажных вееров с костяными ручками. Медная ганза (курительная трубка с длинным чубуком). Лаковый ящик с чернилами. Ткани: двадцать аршин грезета (шелковая однотонная материя с мелким тканым узором), четырнадцать аршин фанзы, две крепи. Чай: цыбик чая жулана (цыбик — короб, обшитый кожей, для пере-возки чая), соломенная чайница с чаем монихом весом 10 фун-тов. Пятьдесят листов красных румян. Тысяча цветков на иглах. Двадцать тысяч дутых жемчужин на нитках. Четыре раковины. Медные весы. Два флеровых разборных фонаря, оправленных ла-ком. Зрительная лаковая труба. Яшма. Посуда: четыре фарфоро-вые чаши с блюдцами; лаковый поднос; семь деревянных чашек; большой таз лаковый; десять фарфоровых чарок; две ценинные солонки; пять крышек от чайных ценинных чашек; четыре це-нинных блюда; восемь конфетных ценинных тарелок; ломаный ценинный цветник; две ценинные полоскательные чашки; две-надцать фарфоровых тарелок с золотыми травами; пять ценин-ных тарелок; два финифтяных и три ценинных чайника; чайник плоский; финифтяная жарница; лаковая солонка; четыре сандаль-ные чарки с ручками; восемь лаковых чарок; ценинная кружка; восемь ценинных стаканов; пять фарфоровых золоченых чашек с блюдцами; семь чайных ценинных чашек; ценинный кофейник; три чашки каменные; две чарки яшмовые; три солонки ценинные; восемь чашек лаковых; три чашки ореховые; цветник ценинный; два стакана ценинных с ручками. Лекарства: две малые лаковые шкатулки с ящичками, с лекарствами; полфунта дензуя (дензуй — лекарство из глины, пропитанной бальзамом). Три кабинета лако-вых средних. Шесть маленьких лаковых столиков, ломаных. Две резные модели костяных судов. Чернильница из белого мрамора. Ящики бумажные с душком и чернилами. Два камышовых косты-ля. Шесть ценинных кукол. Кроме своих вещей, Е. Владыкин вез посылки от архимандрита Амвросия Юматова для Священного Синода: обер-секретарю Якову Леванидову — жарник финифтя-ной, кабинет маленький лаковый; секретарю Остолопову — жар-ник маленький.


189

Служитель И. Иванов купил чулки соломенные и сапоги. С ним архимандрит Юматов также передал посылку в Москву своим братьям: тюнь китайки нелощеной разноцветной (тюнь — тюк, связка материи), канфу травчатую (канфа — китайский ат-лас, толстый и плотный), три крепи черных малой руки.

Геодезист Башмаков купил: пять азямов; бумажный ящичек с душком; очки, оклеенные китайкой; семь бумажных ящиков с чернилами; четыре бумажные банки с чаем жуланом и две с байховым чаем; четыре лаковых ящичка; Библию, оклеенную фанзой; двадцать листов красных румян; двадцать четыре ценин-ные чайные чашки, с блюдцами; лаковый поднос; пять ценин-ных чайников; сборное каменное блюдо; пять ценинных блюд. Некоторые вещи были негодными к использованию и приобре-тались исключительно для «куриозности», например ломаный цветник [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 715–745].

Е. Владыкин обратился с просьбой в Сенат о возврате кон-фискованных товаров. Сенат распорядился вернуть эти вещи, а также провозимые Е. Владыкиным и Башмаковым подарки [РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 747, 750]. После длитель-ной переписки, упоминания указов Е.И.В., Сената, промеморий Сибирского приказа, таможенных правил, инструкций по покуп-ке, продаже и употребления китайского табака Сенат решил: за труды Е. Владыкина и М. Башмакова при исполнении порученно-го ими секретного задания вернуть их конфискованные вещи из Сибирского приказа согласно реестру. Им же самим было велено отправиться к прежней команде [Сенатский архив 1901, т. 9: 489; РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 719–739, 747].

О дальнейшей судьбе геодезиста Е. Владыкина известно не-много. В марте 1756 г. он стал директором Кяхтинской таможни [ПСЗРИ 1830, т. 14: 522–523; РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 485а. Л. 749]. Еще в 1754 г. по указу Сибирского приказа директором Кяхтинской пограничной таможни был назначен секунд-май-ор Роман Пятого. Но он заболел и 8 марта 1756 г. указом Е.И.В. директором утвердили геодезии поручика Е. Владыкина с при-своением ему чина коллежского асессора с годовым жалова-нием 600 руб. и приведением к присяге. Для проезда из Санкт-Петербурга в Москву и далее до Кяхты ему выделили подводы


190

и прогонные деньги [ПСЗРИ 1830, т. 14: 522–523]. 26 декабря 1757 г. Е. Владыкин, уже выполняя обязанности директора Кяхтинской таможни, прислал ордер переводчику маньчжурского и китайского языков Е. Сахновскому с требованием срочно при-быть в Кяхту для выполнения важных дел в составе секретной комиссии по именному Е.И.В. соизволению посредством генера-ла-фельдцейхмейстера39 П.И. Шувалова. Сахновский для выпол-нения этой миссии попросил разрешения у В.В. Якоби [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 392–393].

В целом в результате караванной деятельности в Россию были доставлены ценные рукописи и картографические материалы. Однако роль китайских торговых караванов в деле доставки в Россию музейных коллекций была не менее существенной.

2.3. Торговые караваны и музейные коллекции Кунсткамеры

В рассматриваемый период коллекции в Кунсткамеру посту-пали от Л. Ланга и Ф.Л. Елачича. Описание и осмысление этих фактов продолжается с XVIII в. Так, в 1779 г. И. Бакмейстер писал о том, что именно с этими именами связано поступление в 1754 г. множества китайских и татарских диковинок. Часть их была получена от наследников умершего в Иркутске вице-губернатора Ланга, другая привезена в 1756 г. из Пекина врачом Елачичем, которому при отъезде с караваном в Китай Академией наук было поручено собирать эти редкости [Бакмейстер 1779: 128]. Впоследствии эта информация неоднократно публикова-лась в трудах исследователей [Дорн 1865: 81; Шафрановская 1961б: 189; Станюкович 1964: 128]. В журнале поступлений МАЭ 1754 г. сохранилась запись: «Большое поступление китайских и татарских вещей. Часть из них передана наследниками умер-шего вице-губернатора Иркутска Ланга» [Шафрановская 1961б: 189]. Л. Ланг купил китайские предметы в 1728 г., и они поступи-ли в Кунсткамеру в 1754 г. от его родственников. В состав коллек-ции Ланга входили различные вещи, показывающие особенно-

39 Генерал-фельдцейхмейстер — главный начальник артиллерии в армии Российской империи XVIII в.


191

сти китайской культуры, а также инструменты (солнечные часы с компасом, подзорная труба). Р.А. Ксенофонтова и А.М. Решетов провели тщательный анализ этой коллекции и убедительно дока-зали, что ее привез именно Лоренц Ланг [Ксенофонтова, Решетов 1980: 114–134].

Другой знаменитый собиратель — Франц Лукас Елачич — ез-дил в Китай за коллекциями в составе казенного торгового кара-вана 1753–1756 гг. под управлением директора А.М. Владыкина. Как известно, Елачич был послан от Академии наук для поку-пок китайских коллекций взамен сгоревших в Кунсткамере при пожаре 1747 г. Елачич привез в Россию пять десятков книг и 600 предметов китайской культуры [Станюкович 1964: 25–26; Шафрановская 1969б: 11–28; Ксенофонтова, Решетов 1980: 114; Копанева 2006: 74–77; Рудь 2009: 106–120; Дацышен 2013: 23; Летопись Кунсткамеры 2014: 232–234, 249–252, 583–591; СПФ АРАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 808а. Л. 1–144]. Он был снабжен реестром и инструкциями, которые также опубликованы во многих трудах [Гнучева 1940: 83–85; Шафрановская 1969б: 11–28; Летопись Кунсткамеры 2014: 232–233, 249, 250, 251, 252, 583–591].

В соответствии с этими инструкциями Елачич должен был со-брать не только китайскую коллекцию, но и различные предметы сибирских народов. Однако он смог выполнить только «китай-скую» часть задания, экспонатов же по сибирской этнографии ему собрать не удалось [Разгон 1963: 200]. По довольно стран-ному рассуждению самого Елачича, причина заключается в том, что от караванного маршрута до мест расселения коренных на-родов Сибири ему необходимо было бы преодолеть более тыся-чи верст и тогда бы он отстал от каравана. Хотя известно, что караванные пути проходили через исконные территории народов Сибири: эвенков, татар, тофалар, бурят и др. До дальневосточ-ных этносов Елачич, конечно же, быстро доехать не мог. Кроме инструкции, Елачич руководствовался каталогом с иллюстрация-ми необходимых Кунсткамере предметов. Какие китайские вещи хранились в Кунсткамере до пожара 1747 г., какими рисунками руководствовался в своей поездке в Китай в составе торгового каравана Ф Л. Елачич в 1754–1755 гг., можно узнать из работы 2003 г. «Нарисованный музей» [Меньшикова 2003: 277–280, 281–


192

315]. И. Россохин составил для Елачича каталог китайских книг, которые были необходимы для отечественной Академии наук [Решетов 1993: 110].

Маршрут Елачича в Пекин и обратно зафиксирован в обшир-ной переписке между центральными и сибирскими учреждения-ми, промемориях и доношениях руководителя торгового каравана. Так, 5 марта 1754 г. А.М. Владыкин известил Сибирский приказ о получении указа Е.И.В. № 743 от 7 сентября 1752 г. об отправ-лении из Москвы в китайский караван лекаря Ф.Л. Елачича с уче-ником, мастера камнерезного искусства Михаила Бостанжеула, даче им подвод и пр. Кроме того, А. Владыкин подтвердил готов-ность опечатать казенной караванной печатью посланные китай-ским иезуитам с Елачичем из Академии наук книги и подарочные вещи. В этом же документе говорилось о провозе в караване из Китая в придворную Е.И.В. контору фарфоровой посуды [РГАДА. Ф. 214. Оп. 2. Д. 42. Л. 14].

В промемории А.М. Владыкина бригадиру В.В. Якоби от 27 июня 1754 г. перечислены вещи следующего в караване Ф.Л. Елачича: книги, отправленные из Канцелярии Академии наук в Пекин, подарки, купленные Елачичем в Москве для ки-тайских иезуитов: 26,5 дюжин складных ножей, 17 дюжин нож-ниц, 10 дюжин очков, 20 штук золотых кож, 10 дюжин зеркал, 500 красных и черных козлов, 90 холщовых полотенец, 5 пудов мыла. Эти вещи Елачич просил не рассортировывать при осмо-тре на границе. Груз Елачича был опечатан казенной печатью Сибирского приказа. После прибытия Елачича в китайский кара-ван А. Владыкина книги и подарки были осмотрены, освидетель-ствованы и опечатаны казенной караванной печатью [РГАДА. Ф. 214. Оп. 2. Д. 42. Л. 166–166 об.]. В связи с этим А. Владыкин обратился с просьбой к В.В. Якоби больше не осматривать ба-гаж Елачича в Чикойской стрелке, а еще раз опечатать печатью Селенгинской воеводской канцелярии [РГАДА. Ф. 214. Оп. 2. Д. 42. Л. 166–167].

С конца 1740-х до середины 1750-х годов продолжалась пе-реписка между Канцелярией Петербургской академии наук, Иркутской провинциальной канцелярией, Коллегией иностран-ных дел и другими учреждениями по поводу пересылки с торго-


193

вым караваном корреспонденции католическим иезуитам в Пекин [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 101а — 103]. Ее анализ показы-вает объективные причины для отправки научного груза в Китай, а также многочисленные бюрократические отписки чиновников раз-ного уровня. В декабре 1749 г. Канцелярия Академии наук пред-ставила в Коллегию иностранных дел промеморию, в которой со-общила о переписке и обмене научными материалами Академии с католическими миссионерами Китая. За полученные от иезуитов книги, семена трав и цветов, не имеющихся в Европе, Академия послала книги и семена, не произрастающие в Китае. Ящик с се-менами под литерами A.R.R. P.P. M.M. из Коллегии иностранных дел был послан в Иркутскую провинциальную канцелярию, а из нее с торговым караваном в Китай. Однако в 1751 г. из Иркутской канцелярии было прислано сообщение бригадиру В.В. Якоби, в ко-тором сообщалось, что ящики с книгами и семенами до сих пор находятся в Иркутске, но при первом же удобном случае они будут отправлены в Пекин. Кроме того, высказывалась просьба о том, чтобы было оказано содействие в отправке в Академию корреспон-денции и материалов от католических миссионеров.

По справке Иркутской канцелярии, в конце января 1748 г. якутским сыном боярским А. Даниловым из Канцелярии Академии наук был привезен ящик с корреспонденцией для иезуитов, опечатанный академической печатью. Но этот ящик и поныне в Пекин не отправлен. Причина была связана с бюрокра-тическими препонами и объяснялась в доношении из Иркутской канцелярии в Академию наук. В нем сказано, что ящик в Пекин можно отправить только с торговым караваном. Но для это-го нужно предварительно известить директора этого каравана. Более того, при отправлении директора из Санкт-Петербурга или Москвы нужно его уведомить указом Е.И.В. о необходимости приема этого ящика для иезуитов, «…чтоб <…> упоминаемые прежние ящики и пакет без отправления в Пекин долговремен-но не могли здесь удержаться...» [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 101а — 102]. В скором времени торговый караван будет оправ-ляться в Китай, хотя директор его еще не прибыл в Иркутск.

По определению Иркутской провинциальной канцелярии ящи-ки с книгами и семенами были посланы в Селенгинск бригадиру


194

В.В. Якоби. В приложенном к ящикам доношении Иркутской канцелярии для В.В. Якоби от 10 июля 1751 г. сообщалось о не-возможности выполнения указа Коллегии иностранных дел о пересылке ящиков в Китай посредством китайских купцов или находящегося на границе с китайской стороны главного коман-дира. Статский советник и иркутский вице-губернатор Л. Ланг настоятельно рекомендовал не посылать научную корреспонден-цию с указанными выше оказиями, так как пекинские иезуиты никогда не примут российских посылок, отправленных через китайских подданных. Иезуиты боялись тем самым навлечь на себя гнев Китайского трибунала и неминуемое жестокое нака-зание, так как не только о передаче корреспонденции, но даже о вербальном контакте будет обязательно донесено. Поэтому В.В. Якоби должен был держать эти ящики в Селенгинске под охраной до момента отправления в Китай казенного торгового ка-равана [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 101а — 103].

В указе Е.И.В. от 5 апреля 1753 г. из Канцелярии Академии наук в Иркутскую провинциальную канцелярию упоминалось о том, что в 1748 г. в Китай были отправлены два ящика с книга-ми и семенами. В 1752 г. Государственная коллегия иностранных дел сообщила в Канцелярию Академии наук о том, что ящики по-прежнему находятся в Иркутске и отправить их можно только с торговым караваном. Кроме того, было велено вновь собрать сгоревшие в Академии наук китайские и сибирские вещи, платье и пр. Ради этого и для лечения при караване возможных больных представлен от Академии наук Правительствующему Сенату ака-демический лекарь Франц Лука Елачич, который, по указу Сената от мая 1752 г., был включен в состав каравана. Елачич был от-правлен с инструкцией в Сибирский приказ, далее он должен был ехать в Иркутск, чтобы забрать эти ящики и привезти в Пекин иезуитам [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 20. Л. 80–81; Д. 22. Л. 105–105 об.].

В промемории И. Вульфа из Иркутской провинциальной кан-целярии от 7 марта 1754 г. бригадиру и селенгинскому комендан-ту В.В. Якоби подробнейшим образом сообщалось, что 4 марта был получен указ Е.И.В. из Канцелярии Академии наук, отправ-


195

ленный 5 апреля 1753 г., о передаче лекарю китайского кара-вана Ф.Л. Елачичу двух ящиков с книгами и семенами. Ящики были присланы в Иркутск еще в 1748 г. для вручения иезуитам в Китае. Однако 9 июля 1751 г. они были отосланы в Селенгинск В.В. Якоби. В соответствии с указом Е.И.В. Иркутская провин-циальная канцелярия напоминала бригадиру В. Якоби о его пер-сональной ответственности за отправку этих ящиков с книгами и семенами с выезжающим в составе торгового каравана в Пекин лекарем Елачичем [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 104]. 19 апре-ля 1754 г. В.В. Якоби известил Елачича о том, что ему вруча-ются ящики с книгами и семенами под литерами A.R.R.P.P.M.M. в соответствии с указом Е.И.В. из Канцелярии Академии наук от 5 апреля 1753 г. Получив груз, Елачич должен был обязатель-но известить об этом Иркутскую канцелярию [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 106–107].

27 июня 1754 г. директор китайского каравана А.М. Владыкин в промемории бригадиру В.В. Якоби сообщил о получении ка-раваном двух ящиков, отправленных из Академии наук в Пекин [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 108–108 об.]. В рапорте от 22 июня 1754 г. на имя А. Владыкина Елачич просил указанные ящики Академии наук опечатать. Так как эти книги и вещи были опечатаны казенной печатью Сибирского приказа, то после при-бытия Ф Л. Елачича с ящиками в караван прежние печати были сломаны и вещи были запечатаны вновь в Чикойской крепости, при прочей караванной товарной казне, печатью Селенгинской воеводской канцелярии [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 108–108 об.]. К промемории А. Владыкина был приложен реестр подароч-ным вещам, перевозимым с караваном в Китай: «Реэстр отправ-ленным из Академии наук для подарков пребывающим в Пекине книгам и покупным для той же Академии вещам, а именно: книги, ножи, ножницы, очки, кожи золотые, зеркала, мыло и по-лотенца» [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 109]. В промемории Иркутской провинциальной канцелярии от октября 1754 г. еще раз говорилось о передаче ящиков с семенами из Академии наук караванному врачу Ф.Л. Елачичу.

Анализ караванной накладной книги еще раз показывает важ-ную роль торгового каравана А. Владыкина в перевозке посылок


196

из Академии наук в Пекин и обратно: «Книга о накладке в места караванные Е.И.В. попутные на серебро из взятых по договору в число серебра вещей и товаров, что в каждом месте по званиям числом положено под нижеследующими литерами и номерами» [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 20. Л. 366–376 об.]. Например, под литерой «ПЛ» (посуда лаковая) — 31 ящик. Мебель, черниль-ница, умывальница, ящик, в нем китайский нахтыш (скатерть). В ящике под № 30 — академическая посылка от пекинских иезу-итов в канцелярию Академии наук. Ящик, в нем стол, семь книг, купленных для комиссии и комиссара Е. Владыкина. Еще один ящик под № 201 [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 20. Л. 366–366 об., 376 об.]. Под пунктом 31 значился ящик с девятью книгами для Е. Владыкина. Два маленьких резных кораблика, чай разных сор-тов, шелковые материи, ящик с серебром и золотом.

6 сентября 1755 г. директор каравана А.М. Владыкин при-слал В.В. Якоби промеморию с важными сведениями о покупке Ф.Л. Елачичем по заданию Академии наук «куриозных» вещей в Китае [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. III, 113–113 об.]. Еще 31 мая 1755 г. Ф.Л. Елачич в рапорте на имя А. Владыкина объ-явил, что в силу данной Академией наук инструкции ему было велено купить в Пекине серебро и разные «куриозные» вещи для Академии наук. Покупать их Елачич должен был за счет средств, вырученных от продажи в Китае купленных им в Москве това-ров (на полученные из Канцелярии Академии наук и Сибирского приказа деньги), а также за счет некоторой суммы из караванной казны, согласно присланному из Сибирского приказа Е.И.В. ука-зу. В соответствии с полученными ранее инструкциями Елачич купил для Академии наук разные «куриозные» вещи и книги, ко-торые были упакованы в 16 тюков, а посылка от иезуитов — в два ящика. В соответствии с указом Е.И.В. эти вещи должны быть опечатаны казенной караванной печатью для предотвращения их повреждения при досмотре каравана на заставах. По прибытии каравана к урочищу Улан Тологой были тщательно опечатаны 16 тюков и один слоновый зуб (то есть бивень) [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 113–113 об.].

В рапорте от 22 сентября 1755 г. бригадира В.В. Якоби в Сибирский приказ сообщалось, что 31 мая 1755 г. караванный


197

врач Ф Л. Елачич прислал А. Владыкину доношение, которым просил руководство каравана опечатать караванной печатью ку-пленные им в Пекине «куриозные» вещи и книги для Академии наук в соответствии с инструкцией Академии. Эти вещи упакова-ны в 16 тюков, а передача от иезуитов — в два ящика. В присут-ствии В.В. Якоби, служителей Кяхтинской пограничной таможни указанные вещи были запечатаны Е.И.В. Кяхтинской погранич-ной таможни и караванной печатями и отправлены далее с кара-ваном [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 114–115].

При осмотре вернувшегося из Китая каравана А. Владыкина в 1755 г. бригадир В.В. Якоби сообщил о том, что частных и запре-щенных товаров в нем не имелось, все соответствовало наклад-ной книге. Товары опечатаны Кяхтинской пограничной таможни и караванной печатями. Особо В.В. Якоби подчеркнул сохран-ность 16 мест груза караванного врача Ф.Л. Елачича с разными «куриозными» вещами и книгами для Академии наук, а также по-дарков от иезуитов [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 20. Л. 381–382].

В феврале 1756 г. через Верхотурскую таможню во второй партии каравана проследовал врач Ф.Л. Елачич с купленными для Академии наук вещами и передачей от пекинских иезуитов [РГАДА. Ф. 1092. Оп. 1. Д. 22. Л. 330–331 об.]. 26 июля 1756 г. Елачич сообщил, что привез много китайских платьев. В его «Реестре китайским и маньчжурским книгам и вещам», ныне хра-нящемся в СПФ АРАН [Ф. 3. Оп. 1. Д. 808. Л. 5. 13–13 об., 14, 92, 110 об., 140 об., 171 и др.], 50 пунктов составляли книги по мате-матике, истории, медицине, астрономии, 224 пункта представля-ли разнообразные предметы китайской культуры: одежда, обувь, религиозная скульптура, скульптура, изображающая известный в китайской мифологии персонаж — шицзу, посуда, веера, зерка-ла, курительные трубки, четки, зонтики, компасы в деревянных и медных футлярах, образцы мебели, изделия из меди, фарфора, стекла, камня, слоновой кости, письменные принадлежности, печати, например хрустальная печать на деревянной подставке, подставка для кистей, изображающая обезьяну, сидящую на пер-сиковом дереве, и т.п. Полный список этих вещей неоднократно публиковался в трудах отечественных ученых, занимавшихся их


198

изучением [Шафрановская 1961а: 126–131; Станюкович 1964: 25–26; Ксенофонтова, Решетов 1980: 114–134].

Многие экспонаты, привезенные Елачичем в Кунсткамеру, занимают важное место в китайских коллекциях МАЭ РАН. Например, фарфоровая статуэтка мифического животного («Статуэтка, изображающая небесную собаку шицзу»), китай-ские настольные экраны для защиты пламени свечей от сквоз-няка («12 дощечек из слоновой кости на резных пьедестальцах с фигурами и литерами»), божество долголетия Шоу-син («Идол, на черной кровати сидящий»), «чашечка с двумя рукоятками из черной яшмы прозрачная гладкая» и др. [Рудь 2009: 113–114].

Отдельные вещи из собрания Елачича и Ланга тщательным образом исследованы и атрибутированы. В качестве примера можно привести фундаментальные работы Р.А. Ксенофонтовой, А.М. Решетова, П.В. Рудь [Ксенофонтова, Решетов 1980: 114–134; Рудь 2009: 106–120]. Ксенофонтова и Решетов прояснили многие спорные вопросы относительно атрибуции китайских экспонатов, времени их поступления в Кунсткамеру, имен соби-рателей, истории бытования вещей в различных музеях и учреж-дениях во время многократных реорганизаций в XVIII–XIX вв. В результате кропотливого анализа, с учетом мнений предыду-щих исследователей П.В. Рудь выяснила, что китайские настоль-ные экраны из коллекции № 673, а также скульптура, изображаю-щая Шоу-сина — божество долголетия, в Россию привез именно Ф.Л. Елачич [Рудь 2009: 113–114]. Качество проведенных иссле-дований не вызывает никаких сомнений.

В словаре Брокгауза и Ефрона есть биографическая статья о Ф.Л. Елачиче, штаб-лекаре и операторе Московского гене-рального госпиталя, известного по троекратной поездке в Китай [Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона 1894, т. 13а: 636]. При отправлении в Китай с караваном А.М. Владыкина Елачич, кроме известного задания от Академии наук, имел по-ручение от Медицинской канцелярии — привезти из Пекина 1/4 фунта корня женьшеня, а также собрать всю возможную информацию об этом лекарственном растении. Елачич приоб-


199

рел 25 золотников40 женьшеня, но их у него отнял директор ка-равана А. Владыкин [Там же]. Подтверждения или опроверже-ния такого странного поступка А.М. Владыкина пока обнару-жить не удалось.

В некоторых архивных мате-риалах встречается информация о выполнении Елачичем сво-их прямых обязанностей врача. Например, 27 декабря 1759 г. Московского генерального су-хопутного госпиталя оператор Ф.Л. Елачич аттестовал бывшего товарища караванного директо-ра И.В. Быкова. После обследо-вания Елачич выдал следующее медицинское заключение: Быков был склонен к обморокам и го-ловным болям, отчего возможны апоплексия и паралитические припадки [РГАДА. Ф. 263. Оп. 1. Ч. 1. Кн. 1. Л. 93].

Т.А. Пан и О.В. Шаталов при публикации рукописи востоко-веда В.П. Тарановича высоко оценили роль торговых караванов для отправки корреспонден-ции из Петербурга в Пекин. При этом они подчеркнули важную деталь, что им неизвестен ни один случай отправки академиче-ской корреспонденции в Россию через китайских посланцев, хотя в XVIII в. состоялись три китайских посольства в Россию. Первое в 1712–1715 гг. посетило калмыцкого хана Аюку в бас-сейне южной Волги. Это посольство знаменито еще и тем, что вместе с ним в Пекин была отправлена первая Русская духовная миссия. Второе посольство было послано в марте 1731 г., а тре-

40 Золотник — старинная русская мера веса, равная 4,26 грамма или 1/96 фунта.

Рис. 45. Один из вариантов скульптурного изображения

китайского божества долголетия Шоу-сина

[URL: http://static ngs.ru/news/preview/d9b5c68eb4ecd32433fceda1b1df36de04246676_1000.jpg]


200

тье — в апреле–августе 1732 г. для поздравления Петра II и Анны Иоанновны по случаю их коронации. Третье посольство побы-вало в Санкт-Петербурге, в Академии наук, Кунсткамере. Члены этого посольства осматривали книги в академической библио-теке, музейные экспонаты, китайскую географическую карту, Готторпский глобус [Пан, Шаталов 2004: 31–32; Мороз 2010: 22].

Некоторые данные о Ф Л. Елачиче имеются в комплексе архив-ных документов АВПРИ в фонде «Сношения России с Китаем» [Ф. 62. Оп. 1, 2], освещающих историю поездки в Китай И.И. Кропотова в 1760-х годах [Русско-китайские отношения в XVIII в. 2011, т. 6: 25–27; АВПРИ. Ф. 62. Сношения России с Китаем. Оп. 2. Д. 8. Л. 7, 10–10 об.]. Ф. Елачич был отправлен в Пекин с миссией Кропотова, организацией которой занималась Коллегия иностранных дел под контролем Сената. Кропотов вез официальные листы в Лифаньюань (Китайский трибунал внеш-них сношений) в связи с восшествием на российский престол императора Петра III, хотя указ об отправке Кропотова в июле 1762 г. был подписан уже Екатериной II. Кроме того, в листах со-держались вопросы о дальнейшем улучшении дипломатических отношений между Россией и Китаем. Важным аспектом было обсуждение условий отправки в Пекин очередного российского торгового каравана [Сычевский 1875: 275–285]. Возможность его приема китайской стороной и должен был выяснить И. Кропотов. Однако этот караван не был сформирован, а Кропотову были вручены некоторые товары. В финансовых документах миссии Кропотова, в протоколах Коллегии иностранных дел от октября 1762 г. освещался сюжет о выделении двойного жалования и про-гонных денег оператору Московского генерального госпиталя Францу Елачичу от Москвы до Селенгинска и обратно [Русско-китайские отношения в XVIII в. 2011, т. 6: 264–266]. Кропотов перечислил в путевом журнале участников миссии: оператора Елачича, переводчика Сахновского, студента Екимова, пере-водчиков монгольского языка, капрала Любавина, конного гре-надера Трубачева, лейб-гвардии сержанта Спирина, подпрапор-щика Мардовского, суздальского купца Смолина, гандлангера41 Потапова, пятерых служителей [Там же: 290]. В.С. Мясников под-

41 Гандлангер — артиллерист, подносчик снарядов.


черкнул исключительность этих документов о Ф.Л. Елачиче, так как архивные данные не содержат других данных о составе мис-сии Кропотова, кроме упоминания о переводчике Е. Сахновском.

В целом роль торговых караванов в процессе сбора музейных экспонатов для Кунсткамеры, книг, карт и других материалов для развития отечественной науки в XVIII в. очевидна. В ходе иссле-довательской и собирательской деятельности участники карава-нов принесли большую пользу российской науке. Благодаря ка-раванам был организован надежный «коридор» между Москвой, Санкт-Петербургом и Пекином, по которому привозили новых членов Русской духовной миссии и увозили отслуживших свой срок священников, учеников Академии наук и Славяно-греко-латинской академии. Через караваны осуществлялась научная переписка российских ученых с католическими иезуитами, пере-правлялись деньги для различных категорий русских людей, про-живавших в Китае и выполнявших государственную службу. Как показал анализ разнообразных документов и публикаций XVII–XXI вв., отдельные торговые караваны отлично справлялись с важными государственными и даже секретными заданиями.


Documents

ГЛАВА 2 ТОРГОВЫЕ КАРАВАНЫ И ПЕТЕРБУРГСКАЯ ...lib.kunstkamera.ru/files/lib/978-5-88431-325-5/978-5... · 2017. 9. 25. · ская болонка