554
Харьковский национальный университет им. В.Н.Каразина На правах рукописи ДОНЕЦ ПАВЕЛ НИКОЛАЕВИЧ ТЕОРИЯ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ: СПЕЦИФИКА КУЛЬТУРНЫХ СМЫСЛОВ И ЯЗЫКОВЫХ ФОРМ 10.02.19 – теория языка Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук

Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Embed Size (px)

Citation preview

Page 1: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Харьковский национальный университет им. В.Н.Каразина

На правах рукописи

ДОНЕЦ ПАВЕЛ НИКОЛАЕВИЧ

ТЕОРИЯ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ:

СПЕЦИФИКА КУЛЬТУРНЫХ СМЫСЛОВ И ЯЗЫКОВЫХ ФОРМ

10.02.19 – теория языка

Диссертация на соискание ученой степени

доктора филологических наук

ХАРЬКОВ – 2003

Page 2: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

ВВЕДЕНИЕ..............................................................................................................5

ГЛАВА 1. БАЗОВЫЕ СОСТАВЛЯЮЩИЕ ТЕОРИИ

МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ.............................................................13

1.1. О некоторых причинах “межкультурного поворота” в общественных науках........................13

1.1.1. Объективно-цивилизаторные причины..........................................................................................13

1.1.2. Субъективно-цивилизаторные причины........................................................................................15

1.1.3. Объективно- и субъективно-научные причины.............................................................................19

1.2. О предмете теории межкультурной коммуникации.......................................................................23

1.2.1. Предметная область межкультурной коммуникации...................................................................23

1.2.2. О понятии “коммуникация”.............................................................................................................27

1.2.3. О понятии “культура”......................................................................................................................36

1.2.4. О понимании компонента “меж-”...................................................................................................49

1.2.5. Модель акта межкультурной коммуникации.................................................................................50

1.2.6. Типология межкультурной коммуникации....................................................................................57

1.3. О некоторых других составляющих теории межкультурной коммуникации...........................72

1.3.1. Функции межкультурной коммуникации......................................................................................72

1.3.2. Задачи теории межкультурной коммуникации.............................................................................75

1.3.3. Материал и исследовательские методы теории межкультурной коммуникации......................78

1.4. О подходах к изучению межкультурной коммуникации...............................................................81

1.4.1. Подходы с точки зрения различных типов межкультурной коммуникации..............................83

1.4.1.1. Подходы в области “Межкультурное заимствование”.........................................................83

1.4.1.2. Подходы в области “Межкультурная деятельность”............................................................85

1.4.1.3. Подходы в области “Межкультурный дискурс”....................................................................86

1.4.1.4. Подходы в области “Темпорально и локально дистантная МКК”......................................88

1.4.1.5. Подходы в области “Межсубкультурная коммуникация”....................................................90

1.4.1.6. Подходы в области “Межсупракультурная коммуникация”................................................91

1.4.1.7. Подходы в областях “Национально-культурная когниция”, “инвестигация” и “имитация”

.............................................................................................................................................................................92

1.4.1.8. Подходы в области “Межпоколенная коммуникация”.........................................................93

1.4.1.9. Подходы в областях “Межъязыковая коммуникация” и “Межкультурная трансляция”. .95

1.4.1.10. Подходы в областях “Межкультурная обучение” и “Межкультурное воспитание”.......97

1.4.2. Подходы с точки зрения отдельных факторов межкультурной коммуникации........................98

1.4.2.1. Фактор Коммуникант...............................................................................................................98

2

Page 3: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

1.4.2.3. Фактор Мотивация...................................................................................................................98

1.4.2.4. Фактор Тема..............................................................................................................................99

1.4.2.5. Фактор Код..............................................................................................................................100

1.4.3. Подходы с точки зрения отдельных научных дисциплин..........................................................101

1.4.3.1. Теория МКК и культурология...............................................................................................102

1.4.3.2. Теория МКК и социология.....................................................................................................105

1.4.3.3. Теория МКК и страноведение/лингвострановедение.........................................................106

1.4.3.4. Теория МКК и этнография.....................................................................................................110

1.4.3.5. Теория МКК и некоторые другие дисциплины...................................................................111

Выводы по главе 1:.....................................................................................................................................113

ГЛАВА 2. ОЧУЖДЕНИЕ КАК ВАЖНЕЙШЕЕ СВОЙСТВО

МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ...........................................................116

2.1. О ПОНЯТИИ “ЧУЖОГО”.................................................................................................................119

2.2. МЕХАНИЗМЫ ОЧУЖДЕНИЯ.........................................................................................................125

2.3. ОЧУЖДЕНИЕ В РАМКАХ ОТДЕЛЬНЫХ ФАКТОРОВ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ

КОММУНИКАЦИИ...............................................................................................................................................131

2.3.1. Очуждение в корреляции Коммуникантх – Коммуниканту.......................................................132

2.3.2. Очуждение в корреляциях Мотивациях – Мотивацияу и Интенциях – Интенцияу.................152

2.3.3. Очуждение в корреляции Деятельностьх – Деятельностьу......................................................161

2.3.4. Очуждение в корреляции Ситуациях – Ситуацияу.....................................................................177

2.3.5. Очуждение в корреляции Темах – Темау.......................................................................................183

Выводы по главе 2:.....................................................................................................................................192

ГЛАВА 3. ДИСКРЕТНЫЕ КУЛЬТУРНО-СПЕЦИФИЧЕСКИЕ

СМЫСЛЫ И ДРУГИЕ СПЕЦИАЛИИ...................................................................194

3.1. “Культурно-специфический смысл” как исследовательская единица теории МКК.............194

3.1.1. Некоторые подходы к проблеме исследовательской единицы теории МКК...........................194

3.1.2. О понятии “культурно-специфического смысла”.......................................................................207

3.2. Несовпадения при кодировании смыслов в разных языках и некоторых других

семиотических системах........................................................................................................................................213

3.2.1. Несовпадения в корреляции языковой Кодх – языковой Коду....................................................213

2.2.1.1. О понятии “внутриязыковой формы” смысла......................................................................214

3.2.1.2. Системно-языковые специалии.............................................................................................217

3

Page 4: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

3.2.2. Несовпадения в корреляции Дискурсх – Дискурсу........................................................................226

3.2.2.1. Узуальные специалии.............................................................................................................226

3.2.2.2. Макродискурсивные специалии............................................................................................232

3.2.2.3. Паралингвистические специалии..........................................................................................236

3.2.3. Очуждение в корреляции языковой Кодх – языковой Коду и Дискурсх – Дискурсу...................239

3.2.4. Несовпадения в неязыковых Кодах..............................................................................................245

3.2.4.1. Несовпадения в соматических Кодах...................................................................................245

3.2.4.2. Несовпадения в предметных Кодах......................................................................................248

3.3. НЕСОВПАДЕНИЯ В КОРРЕЛЯЦИИ ТЕЗАУРУСХ – ТЕЗАУРУСУ..........................................252

3.3.1. Серийные культурно-специфические смыслы (реалии).............................................................253

3.3.2. Уникальные культурно-специфические смыслы........................................................................256

3.3.2.1. Смысловой класс “Место”.....................................................................................................258

3.3.2.2. Смысловой класс “Лицо”.......................................................................................................261

3.3.2.3. Смысловой класс “Событие”.................................................................................................263

3.3.3. Абстрактные и обобщенные культурно-специфические смыслы.............................................266

3.4. ОЧУЖДЕНИЕ В КОРРЕЛЯЦИИ ТЕКСТХ – ТЕКСТУ.................................................................271

3.4.1. О специфике внутренней и внешней формы текста....................................................................271

3.4.2. Культурная специфика смысла (содержания) текста..................................................................275

3.4.3. Очуждение и когерентность текста..............................................................................................280

Выводы по главе 3:.....................................................................................................................................290

ГЛАВА 4. МЕЖКУЛЬТУРНОЕ НЕПОНИМАНИЕ И ЭТИКА МКК......292

4.1. К ТИПОЛОГИИ МЕЖКУЛЬТУРНЫХ НЕДОРАЗУМЕНИЙ....................................................292

4.2. О МЕЖКУЛЬТУРНОЙ ЭТИКЕ........................................................................................................320

Выводы по главе 4:.....................................................................................................................................327

ЗАКЛЮЧЕНИЕ...................................................................................................329

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ.................................................................................333

4

Page 5: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

ВВЕДЕНИЕ

Диссертация посвящена разработке основ общей теории межкультурной

коммуникации и описанию главных лингвистических и смысловых особенностей

ее наиболее важного с точки зрения языкознания типа – межъязыковой

межкультурной коммуникации.

Изучение “межкультурной коммуникации” (со всеми ее терминологическими

дериватами) переживает ныне в Западной Европе и США несомненный бум,

который можно наблюдать в широком спектре гуманитарных наук, начиная с

лингвистики и методики преподавания иностранных языков и кончая философией

или теорией менеджмента. Число посвященных этой теме конференций,

семинаров, монографий, сборников статей и т.д. с трудом поддается обозрению (ср.

(ROTHENHÄUSLER 1994: 218)). По мнению некоторых ученых, она даже

становится “наиболее важной темой социальных наук”, “вопросом выживания

нашего биологического вида” (YOUNG 1996: 1).

В то же время в научных дискуссиях нередко можно встретить мнение, что

упомянутый “межкультурный бум” носит явно конъюнктурный характер, а

неоправданное употребление понятий “межкультурная коммуникация”,

“межкультурное обучение” или “межкультурное воспитание” обусловливает их

своего рода инфляцию, ср.:

“Начиная с девяностых годов наблюдается определенное инфляционное

использование атрибута “межкультурный”. Его часто можно встретить в

заголовках книг, которые не имеют дела ни с коммуникацией, ни с культурой, ни с

областью между культурами (HÖHNE 1995: 96), см. также (KRUMM 1995: 156;

RÖSLER 1993: 91))1.

При этом остается не ясным, является ли теория межкультурной

коммуникации самостоятельным научным направлением, или она

“... представляет собой одну из областей внутри таких дисциплин, как лингвистика,

наука о коммуникации, филология (...), антропология, этнология, социальная

психология или социология” (HINNENKAMP 1994b: 3).

1 Здесь и далее в ссылках, обозначенных латинскими буквами, перевод наш – П.Д.

5

Page 6: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Еще один упрек, который часто высказывается в адрес

“интеркультуралистики” (как можно назвать эту пока еще недостаточно

оформившуюся научную область) – отсутствие единообразного концептуального

инструментария, который обеспечивал бы систематическое и согласованное

изучение соответствующего предмета (KIM 1984: 13). Существует также мнение,

что теория и методология межкультурной коммуникации (далее – МКК) пока еще

находятся в “допарадигматическом состоянии” (REIMANN 1992: 14) и страдают

эмпиризмом (LOENHOFF 1990: 107).

Суммируя вышеизложенные взгляды относительно существующего в теории

МКК положения дел, можно прийти к следующим выводам:

понятие МКК используется необоснованно часто, при этом

в сомнительно многих областях научного знания;

самостоятельный статус теории МКК находится под вопросом;

эта теория пребывает в “допарадигматическом состоянии”, что выражается,

наряду с прочим, в отсутствии общепризнанного категориально-понятийного

аппарата;

проводимые в области МКК исследования страдают эмпиризмом и т.д.

Другими словами, в “интеркультуралистике”, очевидно, отсутствует пока то,

что в науке принято называть общей теорией какой-либо дисциплины.

Актуальность работы определяется вкладом в решение перечисленных выше

проблем, в становление общей теории МКК как самостоятельной научной

дисциплины, а также специальной теории межъязыковой МКК, обладающими

своими собственными предметом, материалом и методами исследования,

концептуально-терминологическим аппаратом и т.д.

Кроме того, исследование актуально в связи с тем, что отвечает общей

тенденции в современной науке к интегрированию знания, полученного в ее

различных областях, к возникновению “стыковых” научных направлений, где, как

справедливо считается, можно ожидать наиболее ценных результатов.

Целью исследования является построение общей теории межкультурной

коммуникации и описание основных лингвистических и смысловых черт

6

Page 7: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

межъязыковой МКК. Цель работы потребовала решения следующих конкретных

задач:

– выявить причины, обусловившие бурное развитие теории МКК в последние

десятилетие;

– разработать модель МКК;

– систематизировать различные подходы к изучению МКК;

– определить предмет, функции и задачи, материал и методы исследования

теории МКК;

– дать дефиницию исходных категорий “культура”, “коммуникация” и

“межкультурная коммуникация”;

– разработать типологию МКК;

– очертить понятие “чужого” и развить на его основе категорию

“очуждения”, постулируемого в рамках настоящей концепции в качестве базового

дифференциального свойства МКК;

– описать “очуждение” в актах МКК, представляемое как смещение

коммуникативных факторов относительно их “нормального” положения в актах

внутрикультурной коммуникации;

– выделить и разработать категорию культурно-специфических смыслов,

которая предлагается в рамках данной концепции на роль одной из базовых

исследовательских единиц МКК;

– разграничить лингво-, дискурсивно- и культурно-специфические смыслы и

описать их различные типы;

– отобрать и проинтерпретировать единицы немецкого языка и речи,

наиболее ярко иллюстрирующие явления лингво-, дискурсивно- и культурно-

специфических смыслов;

– описать основные виды межкультурных недоразумений;

– выработать некоторые этические правила МКК.

Материалом исследования послужили теоретические и практические

источники, посвященные проблематике МКК, а также труды по смежным

направлениям (культурологии, социологии, философии и др.); фрагменты

реальных межкультурных дискурсов, тексты т.н. “вторичной МКК” (мемуары,

7

Page 8: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

путевые заметки, международные репортажи и т.д.), выдержки из аутентичных

художественных и публицистических произведений и их переводов, а также

телепередач. Ядро фактического материала составили немецко-русские

межъязыковые и межкультурные контрасты.

Объектом данного исследования является феномен МКК как один из видов

человеческой коммуникации.

Предметом являются смысловые и лингвистические особенности

межъязыковой МКК.

Методологической основой диссертационного исследования послужил

системно-моделирующий подход к МКК, при котором разные стороны этого

весьма сложного и противоречивого явления последовательно и целенаправленно

рассматриваются на базе предварительно разработанной модели акта МКК.

При проведении научного анализа использовались следующие методы

исследования: сопоставительный метод (как в его контрастивно-

семасиологической, так и в контрастивно-семасилогической формах), метод

компонентного анализа, метод внеязыкового соотнесения, метод конверсационного

(дискурсивного) анализа речи, метод контекстного анализа, метод фреймового

моделирования, метод полевого исследования (включая интроспекцию), метод

коммуникативной реконструкции, метод установления лакун.

Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые разработана

двухвекторная модель МКК, на основании которой, в частности, оказалось

возможным разработать типологию МКК и решить некоторые другие

теоретические задачи. В работе предложены оригинальные трактовки ключевых

категорий “культура” и “коммуникация”. Новым является также выдвижение на

роль основного дифференциального признака МКК т.н. “очуждения”, т.е.

коммуникативных последствий соприкосновения с “чужим” в актах МКК. Для

этого потребовалось заново рассмотреть понятие “чужого” и дать ему собственное

истолкование. Новыми являются также категории “специалий”, культурно-,

лингво- и дискурсивно-специфических смыслов, “внутриязыковой формы” смысла,

культурно-специфической идиоматичности и др. В диссертации представлено

собственное видение проблем стереотипов, межкультурного непонимания и

8

Page 9: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

межкультурной этики. Новым с точки зрения зарубежной теории МКК явилось

включение в научный дискурс МКК данных отечественных лингвострановедения,

этнопсихолингвистики и теории перевода.

На защиту выносятся следующие положения:

1.Становление и бурное развитие теории МКК является закономерным

процессом, обусловленным целым рядом причин, в частности: объективно-

цивилизаторными причинами (развитие материальной цивилизации), субъективно-

цивилизаторными причинами (пересмотр отношения к “чужому” и “чужим”), а

также объективно-научными причинами (возникновение теории коммуникации,

“коммуникативный поворот” в языкознании).

2.Коммуникация представляет собой разновидность интенционального

(сознательного) извлечения/сообщения информации при помощи специально

созданных для этого или сложившихся исторически семиотических средств

(кодов). Межкультурной является коммуникация между носителями различных

культур.

3.Существует большое число типов и разновидностей МКК. С точки зрения

преподавания и использования иностранных языков особый интерес представляет

межъязыковая МКК (межкультурный дискурс и дистантная МКК) на уровне

носителей национальных культур.

4.По сравнению с традиционными моделями акта коммуникации, бóльшей

объяснительной силой обладает двухвекторная модель коммуникации, в которой

каждый из коммуникантов обладает собственным набором вариантов

коммуникативных факторов. Коммуникативные факторы у участников общения

практически никогда не совпадают полностью, что особенно явственно выражается

в ситуации МКК.

5.Это несовпадение, которое наглядно может быть представлено как

смещение конфигурации коммуникативных факторов относительно их

нормального положения в актах внутрикультурной коммуникации, объясняется

соприкосновением с “чужим” в актах МКК. Коммуникативные последствия такого

соприкосновения могут быть обозначены как “очуждение”. Очуждение способно

охватывать практически все факторы коммуникации и основывается главным

9

Page 10: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

образом на когнитивном, прагматическом и конативном (деятельностном)

измерениях “чужого”.

6.Существует большое количество подходов к культуре. Под углом зрения

коммуникации особым потенциалом обладает смысловая модель культуры,

согласно которой всякая культура представляет собой смысло-генерирующую, -

вытесняющую, -заимствующую и -транслирующую (за пределы собственных

границ) систему. Часть смыслов, циркулирующих в культуре, носит

универсальный, часть – интернациональный, а часть – культурно-специфический

характер. Именно последние представляют главный интерес для теории МКК.

7.Культурно-специфические смыслы отражают экстралингвистическую

специфику культуры-источника. Этим они отличаются от лингво-, дискурсивно-и

тектмуально-специфических смыслов, восходящих к специфической

внутриязыковой форме в целом универсального содержания.

8.Культурно-специфические смыслы могут систематизироваться по

различным параметрам и, среди прочего, подразделяться на: дискретные

недискретные, относительные абсолютные, полностью специфические

частично специфические, прагматические когнитивные, культурно-релевантные

культурно-иррелевантные, а также серийные уникальные. Важным является

также разграничение на номинативно-связанные и коммуникативно-

факториальные (генерируемые в рамках неязыковых коммуникативных факторов)

культурно-специфические смыслы.

9.Значительная часть недискретных коммуникативно-факториальных

культурно-специфических смыслов может быть охвачена и описана в рамках

смещенных – благодаря очуждению – корреляций коммуникативных факторов

Коммуникантх – Коммуниканту, Интенциях – Интенцияу, Ситуациях – Ситуацияу и

т.д.

10.С помощью модели акта МКК и категории очуждения можно описать

значительное число разновидностей межкультурного непонимания

(межкультурных недоразумений).

11.В МКК необходимо придерживаться особой этики, в рамках которой могут

быть выделены определенные принципы, максимы и правила.

10

Page 11: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней предложена

цельная теория МКК, в рамках которой частные положения выводятся из базовых

посылок, в согласовании друг с другом, в связи с чем разработанный на их основе

концептуально-терминологический аппарат может претендовать на достаточно

высокую степень парадигматичности. В исследовании дифференцирована

предметная область МКК, разработана типология МКК; выделены типы

межъязыковой МКК, представляющие особый интерес с точки зрения изучения и

использования иностранного языка; в нем обрисованы предмет, функции и задачи,

материал и методы исследования теории МКК, предложены основные единицы

МКК и межъязыковой МКК. Было установлено место теории МКК в

интеркультуралистике, с одной стороны, и теории межъязыковой МКК в

сопоставительном языкознании – с другой.

Практическая ценность исследования состоит в том, что его материалы

могут использоваться при разработке курса общей теории МКК, а также

тренинговых программ по практической МКК, которые должны занять твердое

место в подготовке специалистов, чья профессиональная деятельность

предполагает постоянные контакты с носителями иных культур. Помимо этого, они

могут найти применение при разработке спецкурсов и спецсеминаров,

повышающих качество образования в таких сферах, как журналистика,

культурология, философия, социология, и психология. В области преподавания

иностранных языков их возможно использовать в курсах общего языкознания,

страноведения, лингвострановедения, теории перевода и лексикологии.

Апробация исследования. Основные положения работы докладывались

автором на научных конференциях (в том числе, международных и зарубежных):

“Психолингвистика и межкультурное взаимопонимание”, Х-й Всесоюзный

симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации (Москва, Институт

языкознания АН СССР 1991), “Комическое в мировом литературном процессе ХХ-

го века”, Международная конференция в Харькове (Харьков, ХГУ, 1992), “Norm

und Variation”, 27. Jahrestagung der Gesellschaft für Angewandte Linguistik (Erfurt,

1996), “Deutsch und Auslandsgermanistik in Mitteleuropa”, Internationale Konferenz in

Warszawa (Warszawa, 1996), “Проблема раціональності наприкінці ХХ століття”, V-

11

Page 12: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

и Харківські міжнародні Сковородинівські читання (Харків, 1998),

“Europavorstellungen der frühen Neuzeit (16.-18. Jahrhundert)”, Internationale

Konferenz in Poznan (Poznan, 1999), “Мови, культури та переклад в контекстi

європейського спiвробiтництва”, Київський національний університет ім. Т.Г.

Шевченка (Київ, КНУ ім. Т.Г. Шевченка, 2000), “Iноземна філологія на межі

тисячоліть”, Міжнародна наукова конференція, Харківьский національний

університет ім. В.Н. Каразіна (ХНУ ім. В.Н. Каразіна, 2000), XII. Internationale

Tagung der Deutschlehrerinnen und Deutschlehrer in Luzern vom 30. Juli bis 4. August

2001 (Internationaler Deutschlehrerverband, Luzern, 2001), “Филология и культура”,

III-я Международная научная конференция в Тамбовском госуниверситете (ТГУ,

Тамбов, 2001)”, “Grenzen. Gesellschaftliche Konstitutionen und Transfigurationen”,

Internationale Konferenz an der Heinrich-Heine-Universität Düsseldorf (Universität

Düsseldorf, 2001), “Межкультурная коммуникация и проблема национальной

идентичности”, Международная научная конференция в Воронежском

госуниверситете (Воронеж, ВГУ, 2002), “Коммуникация: теория и практика в

различных социальных контекстах”, Международная научная конференция в

Пятигорском государственном лингвистическом университете (Пятигорск, ПГЛУ,

2002), “Компаративистика і типологія в сучасній лінгвістичній науці: здобутки і

проблеми”, Міжнародний лінгвистичний семінар, Донецький національний

університет (Донецьк, ДонНУ, 2002), “Условия взаимопонимания в диалоге”,

Международная научная конференция в Воронежском госуниверситете (Воронеж,

ВГУ, 2002).

12

Page 13: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

ГЛАВА 1. БАЗОВЫЕ СОСТАВЛЯЮЩИЕ ТЕОРИИ

МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ

1.1. О НЕКОТОРЫХ ПРИЧИНАХ “МЕЖКУЛЬТУРНОГО ПОВОРОТА” В

ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУКАХ

Широкий интерес к проблематике МКК возникает в начале 70-х годов в США

и с задержкой примерно в 10 лет распространяется и в Западной Европе, а еще

через приблизительно десятилетие начинает формироваться в России и других

республиках СНГ.

Причины для этого все возрастающего интереса к тематике

интеркультуралистики, который иногда справедливо называют “межкультурным

поворотом”, можно первоначально разделить на: объективно-цивилизаторные,

субъективно-цивилизаторные, а также, соответственно, объективно-научные и

субъективно-научные.

1.1.1. Объективно-цивилизаторные причины

К причинам этого рода можно отнести, прежде всего, качественные

изменения в общечеловеческой цивилизации, которые ныне принято называть

интернационализацией и глобализацией. “Объективными” они являются в том

смысле, что составляют внешние условия живущих в настоящее время поколений

людей и мало зависят от их личной воли. Они охватывают, среди прочего:

необходимость экономической кооперации (образование международных

экономических зон, мультинациональных концернов, совместных предприятий и

т.д.);

нарастание проблем, для решения которых требуется интернациональное

сотрудничество (ядерная угроза, парниковый эффект, загрязнение окружающей

среды, СПИД и т.д.);

интеграцию политическую (образование военно-политических и просто

политических блоков, международных организаций, партийных блоков и т.д.);

интеграцию культурную и спортивную (международные соревнования,

фестивали, гастроли, турне и т.д.);

13

Page 14: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

возникновение мировых транспортных сетей (воздухоплавание,

автомобильное и железнодорожное сообщение и т.д.);

развитие мировых информационных сетей (коротковолновое радиовещание,

Интернет, спутниковое телевидение и т.д.);

возросшую демографическую мобильность населения (переезды в связи с

поисками работы, экономическая и политическая эмиграция, массовый туризм и

т.д.).

Только лишь перечисленными причинами объективно-цивилизаторного

характера объяснить, однако, всплеск интереса к проблематике МКК,

последовавший в семидесятые-девяностые годы, нельзя. Дело в том, что

большинство из этих факторов уже присутствовали – пускай и в менее

выраженной, менее интенсивной и менее сложной форме – на том или ином

историческом этапе в жизни мирового сообщества. Что касается, например,

миграции населения, то она имела место уже в Средневековье (крестовые походы,

многократное изгнание евреев) и в раннем Новом времени (изгнание гугенотов,

первичная колонизация Америки). Она принимает массовый характер в конце ХІХ-

го – начале ХХ-го века (вторичная колонизация Америки, эмиграционная волна из

России в связи с революцией и гражданской войной). Настоящее “передвижение

народов” возникает в ходе второй мировой войны и после нее (собственно

перемещения войск, эвакуация мирного населения, плен, насильственный угон

работоспособного населения из оккупированных областей в фашистскую

Германию, переселение этнических меньшинств в результате перекройки

государственных границ, возвращение миллионов людей в бывшие метрополии

после распада колониальной системы).

Говоря о других факторах, можно вспомнить также о том, что вполне развитая

международная банковская, промышленная и торговая кооперация существовала

уже в Средние века, а политические коалиции возникали и на самих ранних этапах

развития человечества; более или менее современная транспортная и “медиальная”

система (железнодорожное и мореходное сообщение, телеграф, радио) начала

складываться примерно сто лет назад и т.д. Тем не менее, как уже говорилось

выше, вплоть до начала семидесятых годов проблема межкультурной

14

Page 15: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

коммуникации даже не осознавалась как таковая. Отсюда можно сделать вывод,

что определяющими для возникновения и бурного развития теории МКК в

последние десятилетия явились иные, нежели объективно-цивилизаторные,

причины и прежде всего субъективно-цивилизаторные и объективно-научные

факторы (в нашей терминологии).

Термин “субъективно- цивилизаторные” подразумевает, что описываемые им

факторы стали результатом не внешних по отношению к обществу воздействий, а

возникли в итоге влияния внутренних, имманентных ему закономерностей. К

причинам такого характера можно отнести, в частности, процессы гуманизации

социальной жизни и либерализации общественного мнения, которые начинают

особенно бурно развиваться с конца 50-х годов во всем мире. Среди отдельных вех

на этом пути выделяются “оттепель” в Советском Союзе, движение за гражданские

права и борьба против расовой дискриминации в США, студенческое движение

1968 года в Западной Европе, “Пражская весна”, крушение многих диктаторских

режимов в Африке и Латинской Америке и, наконец, распад “реально-

социалистического” строя в СССР и других восточноевропейских странах. В этой

связи возникает необходимость подробнее остановиться на понятии

“цивилизация”.

1.1.2. Субъективно-цивилизаторные причины

Термин цивилизация довольно многозначен, существует несколько традиций

его использования, в зависимости от того, в какую смыслообразующую оппозицию

он помещается. Возможны, по крайней мере, три варианта таких оппозиций:

природа цивилизация

“Цивилизация” понимается в этом случае как сумма всех человеческих

артефактов, противопоставляемых природе;

культура цивилизация (1)

Понятие “цивилизация” трактуется иногда как “крупная, значительная

культура” (например, у А.Г. Тойнби), преимущественно прошедших эпох (ср.

древнеегипетская цивилизация, античная цивилизация и т.д.);

культура цивилизация (2)

15

Page 16: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Данную оппозицию, точнее говоря, можно было бы расширить до трех или

даже четырех членов, а именно: животное состояние варварство культура

цивилизация. Как видим, “цивилизация” толкуется при этом процессуально и

стадиально, как одна из ступеней развития человеческих сообществ (чаще всего,

высшая). Выдающимися представителями подобной точки зрения на проблему

цивилизации были, в частности, О. Шпенглер, А.Г. Тойнби и Н. ЭлиаС.

У О. Шпенглера цивилизация выступает, кроме того, как последняя,

завершающая стадия в развитии культуры. Среди различающих, по О. Шпенглеру,

эти стадии признаков можно выделить оппозиции космополитизм отечество и

государство общество (ШПЕНГЛЕР 1993: 7), которые, на наш взгляд,

поддаются истолкованию и как проявления более универсальных процессов

рационализации (в данном случае такой ее разновидности, как деэмоционализация),

а также формализации (см. ниже).

Еще одну важную особенность цивилизации по сравнению с культурой – все

более углубляющееся структурное усложнение – наряду с возрастающей

дифференциацией элементов – приводит А.Г. Тойнби (ТОЙНБИ 1991: 120, 338).

Сходное мнение высказывает и Н. Элиас, которому принадлежит, вероятно,

наиболее фундаментальная теория цивилизации последних десятилетий. При этом

он подчеркивает еще один важный аспект усложнения – аспект нарастания

взаимозависимостей между элементами, ср.:

“Процесс ‘цивилизации’ (...) есть, с точки зрения человеческих отношений, процесс

прогрессирующего переплетения, возрастающей дифференциации общественных

функций и, в соответствии с этим, образования все более широкой сети

взаимозависимостей, все более крупных интеграционных единиц, от состояния и

движения которых зависит индивидуум, безразлично, знает ли он об этом или нет”

(ELIAS 1976b: 119).

Упомянутые ранее “объективно-цивилизаторные” причины коррелируют главным

образом с этими признаками цивилизации.

К другим важным чертам цивилизации Элиас относит способность к

долгосрочному планированию (Langsicht), а также т.н. пацификацию, то есть

16

Page 17: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

сдерживание сиюминутных аффектов и прежде всего тех из них, которые

провоцируют насилие (ср. (ELIAS 1976b: 387, 406)).

Оба эти признака в целом можно рассматривать как следствие

рационализации, которую и многие другие авторы считают одной из ключевых

сторон “цивилизионирования” – ср., например, гипотезу Л. Февра, согласно

которой цивилизационный прогресс достигается тем, что дозирование разума и

чувства обращается в свою противоположность (цит. по: (BURGUIERE 1987: 45)).

Рациональное может быть противопоставлено иррациональному, которое

способно выступать в различных формах, поддающихся объединению в 3 основные

подгруппы:

1. алогичное (ложное, неэффективное, догматическое и т.д.);

2. ирреально-иллюзорное (утопическое, мистическое, мифическое и т.д.); а

также

3. собственно эмоциональное, наиболее интенсивной стадией которого,

очевидно, должно считаться пассионарное – понятие, ставшее центральным в

этногенетической концепции Л.Н. Гумилева (см. (ГУМИЛЕВ 1989: 253-258)).

Возвращаясь к категории “пацификации”, в качестве одной из ее важнейших

импликаций можно выделить качество бережности во всех вариантах последней:

бережность к мнению и взглядам других (толерантность), к природе (экология), к

материальным ресурсам (бережливость) и т.д. Цивилизационный сдвиг,

произошедший в этом отношении за последние десятилетия, сильно

модифицировал поведение современного человека:

“Люди не только пытаются держать в узде свою склонность к агрессии, но и

стремятся справиться с другими соблазнами. Сегодня все больше подавляется

всякая склонность к высокомерию и надменности – будь это насмешки над

калеками, уродливыми или бедными людьми; неприкрытое пренебрежение по

отношению к нижестоящим, представителям меньшинств или самодовольное

выставление напоказ бóльшего знания, богатства, лучшего происхождения либо

более высокого ранга, а также болезненное стремление превзойти другого.

Честолюбие, зависть к сопернику и тщеславие все чаще считаются пороками. (...)

Люди стараются делать вид, будто не хотели своего успеха, а он как бы сам

17

Page 18: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

свалился им в руки. (...) Увеличивается и число самоограничений1, которые

становятся все строже и характеризуются такими ключевыми словами, как

добросовестность, надежность, сдержанность и такт (Diskretion), чистота, гигиена,

стройность, точность, аккуратность, осторожность и предупредительность в

дорожном движении... ” (SWAAN 1991: 182-183).

Пацификация основывается во многом на механизме, который можно назвать

сублимативной спиралью – в виду имеется процесс поэтапного “утончения” (или

“грациализации” (ср. (ГУМИЛЕВ 1989: 229)) некоторого обычая, привычки и т.д.

Хорошей иллюстрацией этого процесса может послужить ритуал религиозных

жертв в диахронической перспективе: жрец раб животное хлеб (облатка)

и вино (пример Ю.М. Лотмана2, приведенный им, правда, по другому поводу).

Какую же связь можно установить между цивилизационным прогрессом и

всплеском интереса к проблематике МКК? Во-первых, как уже упоминалось выше,

просматриваются определенные параллели между такими признаками

цивилизации, как структурное усложнение, нарастание взаимозависимостей и

причинами, названными выше объективно-цивилизаторными. Во-вторых, после

второй мировой войны сакральные некогда понятия нация, отечество, Родина и

т.п. теряют, по крайней мере, в большинстве развитых стран свою магическую

силу. На передний план выдвигаются соображения производительности,

эффективности, снижения затрат. Ни одна из “великих идей” (социального,

национального или религиозного характера) уже не в состоянии

“пассионаризировать” большинство населения (признак “рационализация”). В

третьих, примерно с начала 60-х годов начинает ощущаться воздействие фактора,

обозначенного ранее как “бережность”: постепенно формируется толерантность по

отношению к представителям разнообразных меньшинств – не важно, выделяются

ли они по расовым, национальным, идеологическим, возрастным или иным

критериям – и уменьшается готовность прибегать к насилию с целью приведения

их к “норме” (при условии, если они сами отказываются от применения насилия).

Члены этих меньшинств, в свою очередь, вырабатывают собственное самосознание

и все более решительно борются за свои права. Общество постепенно созревает для

1 Часть которых можно трактовать и как бережность по отношению к себе – П.Д.2 См. (ЛОТМАН 1992: 13).

18

Page 19: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

мысли о том, что “чужой” не обязательно представляет собой нечто раздражающее,

опасное, требующее ассимиляции или устранения, но и содержит в себе некий

синергетический потенциал и шанс для обогащения. Этот процесс развивается

относительно автономно, не связан напрямую с “объективно-цивилизаторными”

причинами, а отражает внутреннее “созревание” общества, поэтому его

правомерно назвать “субъективно-цивилизаторным”. Примерно в это же время

основываются и быстро развиваются также движения в защиту мира и

окружающей среды (“зеленые”).

На этом фоне возникает эмансипаторно-либеральная линия

интеркультуралистики, представленная прежде всего в социологии, педагогике и

теологии.

1.1.3. Объективно- и субъективно-научные причины

Совершенно очевидно, что теория МКК не могла бы сформироваться без

возникновения собственно теории коммуникации. Как указывает Г. Буддемайер,

первые работы с коммуникативно-теоретической, как бы мы сейчас сказали,

направленностью появились в двадцатые и тридцатые годы и имели своим

предметом новые в то время средства массовой информации – кино и радио. Их

авторами были, большей частью, социологи, которые применяли в основном

социологические методы и руководствовались в своих исследованиях

социологической постановкой вопроса (BUDDEMEIER 1973: 10).

Примерно через десятилетие (вскоре после второй мировой войны)

складывается информационно-технический подход к коммуникации. Именно в его

рамках термины “коммуникация” и “теория коммуникации” впервые начинают

применяться по отношению к средствам массовой информации. Разработчиками

этого направления выступили математики и специалисты в области техники связи,

и их интересовало не воздействие средств массовой информации, как социологов,

а оптимальное информационно-техническое использование коммуникационных

каналов, по которым сообщения доставлялись адресату. Важнейшей публикацией в

этой области явилась книга К. Шеннона и У. Вивера “The Mathematical Theory of

Communication” (SHANNON, WEAVER 1963)1, в которой как раз и была

1Первое издание 1949 г.

19

Page 20: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

предложена (К. Шенноном) математическая теория, позволяющая рассчитать

максимальную пропускную способность канала связи.

Примечательно, что первое упоминание термина “межкультурная

коммуникация” также относится к 50-м годам прошлого столетия (TRAGER, HALL

1954).

По мнению Г. Буддемайера, эти два подхода сохранились до сих пор:

“Если исследование ориентировано социологически, то в центре внимания

находится вопрос, какую роль играет коммуникация, в особенности массовая

коммуникация, для общества. В качестве методов изучения используются такие

эмпирические процедуры, как сбор статических данных, социологический опрос,

психологические тесты, при помощи которых верифицируются или

фальсифицируются модели описания. Если же ориентиром служит техника связи,

то усилия исследователя также направлены на разработку моделей, с той лишь

разницей, что он опирается при этом на математические методы и данные

физиологии мозговой деятельности и компьютерной техники. Полученные и

опубликованные результаты исследований с трудом поддаются обозрению. В

отношении большинства этих результатов, тем не менее, оправданным будет

вывод, что они не обеспечивают должного понимания коммуникации и не дают

ответа на вопрос, каким разумным образом их можно было бы использовать”

(BUDDEMEIER 1973: 11-12).

Бóльшее влияние на теорию МКК (в особенности на ее американский

вариант)1 оказал, без сомнения, социологический подход к коммуникации.

Что же касается информационно-технического подхода к коммуникации, то

он оставил свой след прежде всего как образец моделирования коммуникативных

процессов, о чем речь пойдет ниже. В общем, однако, оценка Г. Буддемайером

состояния дел в науке о коммуникации, высказанная в 1973 году, не потеряла своей

актуальности и доныне.

За истекшую с тех пор четверть века возник, правда, еще один подход к

коммуникации, а именно, подход лингвистический. Дело в том, что в 70-е годы в

языкознании произошел постепенный переход от господствовавшего в то время

1 Представителем этого направления в отечественной интеркультуралистике может считаться Г.Г. Почепцов (ПОЧЕПЦОВ 2001).

20

Page 21: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

структурализма, важнейший предмет которого составлял “язык как система”, к

функциональному, прагматическому и коммуникативному описанию языка, т.е. к

изучению “языка как средства коммуникации”. Этот переход, обозначаемый

обычно как “коммуникативный поворот”, помог достичь значительного прогресса

в исследовании реальных механизмов функционирования языка, но и его

потенциал оказался, в конечном счете, ограниченным. На каком-то этапе стало

очевидным, что приведенный девиз коммуникативной лингвистики должен быть

трансформирован – по крайней мере, как дополнение – в изучение “иностранного

языка как средства коммуникации”, а затем и в изучение “иностранного языка как

средства межкультурной коммуникации”.

Лингвисты привнесли в межкультурно-коммуникативную дискуссию

значительно более точный и разработанный теоретический и методологический

инструментарий, чем социологи, а их мнение по поводу сделанного

предшественниками (по крайней мере, в отношении языковых аспектов МКК)

можно охарактеризовать как скорее скептическое, ср.:

“Всякого лингвиста разочаровывает такое социальное понимание языка, при

котором не привлекаются неопровержимые факты (hard facts), почерпнутые из

самой коммуникации; когда в качестве доказательств используются анекдоты,

стереотипы и мифы; когда делаются выводы, которые не могут быть подтверждены

с позиции участника и представляют собой, в лучшем случае, допущения

наблюдателя, а в худшем – чистые спекуляции...” (HINNENKAMP 1994b: 23).

В этой связи, вероятно, можно согласиться с И.А. Стерниным, по мнению

которого, задачу интеграции данных, полученных в многочисленных дисциплинах,

изучающих различные аспекты коммуникации, должны взять на себя в первую

очередь лингвисты и преподаватели иностранных языков (СТЕРНИН 2002: 26).

Наряду с объективно-научными причинами, обусловившими “межкультурный

поворот” в гуманитарных науках, могут быть выделены и причины субъективно-

научные. К таковым оправдано причислить поверхностное, вызванное модой или

другими, далекими от истинно научных, мотивами обращение к

интеркультуралистике. Показательным примером влияния субъективно-научного

фактора в Германии может послужить т.н. “межкультурная германистика”,

21

Page 22: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

возникшая в г. Байрейте вокруг А. Вирлахера. Это направление, чрезвычайно

активно заявившее о себе в середине 80-х годов многочисленными публикациями,

конференциями и семинарами, основанием соответствующих академических

институций и т.д., довольно скоро вызвало негативную реакцию со стороны

многих практиков-германистов. Дело дошло даже до публикации полемической

коллективной монографии под ред. П. Циммерманна “Interkulturelle Germanistik”:

Dialog der Kulturen auf Deutsch? (1991). Критика “межкультурной германистики”,

предпринятая авторами этой монографии, сводится, в общих чертах, к

следующему:

главной целью отцов-основателей межкультурной германистики было не

продвижение науки вперед, а повышение собственной “рыночной стоимости”

(ZIMMERMANN 1991: 25), получение новых ставок и средств на проведение

исследовательских проектов и командировок, на приобретение оборудования и т.д.

(GLÜCK 1991: 59);

“межкультурная германистика” представляет собой попытку освежить

морально устаревшую проблематику, убрав с библиотечных полок устрашающие

завалы из томов по германскому литературоведению и освободив тем самым место

для нового начала (ZIMMERMANN 1991: 25).

К этому мнению присоединяется Г.В. Хесс, на взгляд которого, через

“межкультурную германистику” германское литературоведение предприняло

попытку вернуть себе давно утраченное доминирующее положение в преподавании

немецкого языка как иностранного (HESS 1992: 19).

Этим список возможных претензий по отношению к “межкультурной

германистике” не исчерпывается (некоторые из них затрагиваются ниже), но,

справедливости ради, нужно отметить, что у ее приверженцев есть и безусловные

достижения, в частности, организаторские: в многочисленной литературе,

издаваемой “межкультурными германистами” (прежде всего, в ежегодниках

“Немецкий язык как иностранный”1), подверглись систематическому анализу

многие действительно ключевые проблемы интеркультуралистики, и смогли

высказать свою точку зрения многие действительно авторитетные ученые.

1 Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache.

22

Page 23: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Обычными предпосылками для признания какой-либо дисциплины

“полноценной” наукой считаются наличие у нее более или менее четко

отграниченных предмета (объекта) изучения, эмпирического материала,

специфических целей и интересов, методов и процедур анализа, а также

сравнительно единого концептуально-терминологического аппарата, включающего

в себя, наряду с прочим, определенный набор базовых единиц. Как уже говорилось

во Введении, практически ни одна из этих составляющих в теории МКК до сих пор

точно не определена. Трудности возникают уже при попытке установить, какой же

круг явлений охватывает понятие межкультурной коммуникации вообще, и что тем

самым образует предмет теории МКК.

1.2. О ПРЕДМЕТЕ ТЕОРИИ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ

1.2.1. Предметная область межкультурной коммуникации

При сравнении различных точек зрения, существующих в специальной

литературе по поводу объема понятия “межкультурной коммуникация”, легко

обнаружить, что разные авторы включают в него явления принципиально разного

порядка. Не удается вывести его и дедуктивно, так как и “коммуникация”, и

“культура” могут истолковываться совершенно по-разному (см. ниже). Обозначим

поэтому соответствующее проблемное поле – до его более детальной

дифференциации – как предметную область МКК. Этот термин (как и его синоним

“интеркультуралистика”) будет охватывать весь круг явлений, имеющих какое-

либо отношение к сопоставлению и взаимодействию культур, а также их

носителей.

Приведем вначале ряд наиболее важных ситуаций, в которых происходит

межкультурное взаимодействие или сопоставление:

1. Культура Х заимствует из культуры У некоторое явление (заимствование

технологий, мод, идеологий и т.д.).

2. Носитель культуры Х долгое время живет и действует в условиях культуры

У (работа или учеба за рубежом, эмиграция и т.д.).

23

Page 24: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

3. Носитель культуры Х и носитель культуры У сотрудничают в процессе

осуществления той или иной деятельности (производство, коммерция, обучение и

т.д.).

4. Носитель культуры Х взаимодействует с текстом той же культуры Х, но

иной исторической эпохи (например, чтение произведения средневековой

литературы).

5. Носитель одной из субкультур Х1 национальной культуры Х общается с

представителем другой субкультуры Х2 той же культуры Х (общение с

представителями молодежной, профессиональной, криминальной и иных

субкультур).

6. Носитель культуры Х (или также культуры У) изучает культуру У с целью

определения ее сущностных свойств и специфики (культурологические и

страноведческие исследования, журналистские наблюдения и т.д.).

7. Носитель культуры Х взаимодействует с текстом о культуре У:

7.1. – в процессе профессионального образования (например, на занятиях по

страноведению),

7.2. – в процессе восприятия текстов массовой информации (зарубежных

репортажей, путевых заметок и т.д.).

8. Носитель культуры Х общается с носителем культуры У:

8.1. – в сознательном инвольвированном (включенном) контакте,

8.2. – косвенно, наблюдая за коммуникацией между носителями культуры

У или замещая собой реципиента У.

9.Носитель культуры Х общается с носителем культуры У:

9.1. – на языке Х через переводчика (посредника),

9.2. – непосредственно на языке У (предпосылка – знание языка У).

10.Носитель культуры Х (или культуры У) модифицирует текст культуры У

для его использования в культуре Х (перевод и адаптация

иноязычных/инокультурных текстов).

11. Носитель культуры Х взаимодействует с письменным текстом культуры У:

11.1. – в модифицированной форме (ср. (10)), т.е. переведенным и

адаптированным иным образом,

24

Page 25: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

11.2. – в оригинале (ср. (8.2.)).

12. Носители культуры Х и культуры У избавляются от взаимных

предрассудков и стереотипов, создают атмосферу доверия, достигают

взаимопонимания:

12.1. – в прямом общении друг с другом,

12.2. – в ходе специально организованных учебных мероприятий.

13. Носители культуры Х и культуры У взаимодействуют при решении задач

супракультурного уровня (сохранение мира, помощь развивающимся странам,

защита окружающей среды).

Этот далеко не полный список коммуникативных и смежных явлений

наглядно иллюстрирует, насколько сложной и гетерогенной является предметная

область МКК, и насколько сложной может оказаться задача ее упорядочения.

Указанные сложности прослеживаются уже на примере терминологии,

используемой в специальной литературе для обозначения ключевого понятия, ср.

таблицу, предложенную Ф. Хинненкампом (HINNENKAMP 1994a: 48):

inter-

cross-

pan-

trans-

multi-

-national

-kulturell, -cultural

-racial

-ethnisch, ethnic

Kommunikation

communication

В последнюю колонку мы бы добавили еще педагогику, философию,

герменевтику, а также некоторые другие “определяемые”, которые встречаются в

межкультурном дискурсе, за исключением разве что самых экзотических, вроде

“межкультурной музыки” (ср. (KIMBERLIN, AKIN 1995)).

С учетом вышеизложенного и с опорой на все более распространяющуюся

благодаря компьютеру практику представления данных через звездочку (*) таблица

Ф. Хинненкампа может быть модифицирована следующим образом:

*-культурная меж-* коммуникация межкультурная (-ый) *

25

Page 26: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

коммуникация

меж-

интер-

мульти-

пан-

транс-

кросс-

контра-

-культурная

-национальная

-расовая

-этническая

коммуникация

интеракция

деятельность

герменевтика

философия

педагогика

воспитание

германистика

маркетинг

менеджмент

Путем перекрещивания было бы возможно получить еще большее количество

вариантов, но прототипическим, безусловно, должно быть признано подчеркнутое

сочетание “межкультурная коммуникация”.

Перед классификацией разновидностей того или иного явления целесообразно

определить сам вид или род. Как уже говорилось выше, пока еще никому не

удалось дать более или менее точную и исчерпывающую дефиницию

межкультурной коммуникации. Теоретически, для того чтобы разрешить эту

задачу, достаточным было бы определить составляющие этого термина – т.е.

“коммуникацию”, “-культурный” (или “культуру”), а также компонент “меж-”, но,

как легко обнаружить, с частями возникают те же проблемы, что и с целым.

Попытаемся, тем не менее, шаг за шагом рассмотреть указанные составляющие.

1.2.2. О понятии “коммуникация”

По К. Бергу, слову communicatio по меньшей мере 2000 лет, и первоначально

оно означало приблизительно “совещаться со слушателем”1. За века своего

существования это слово использовалось во многих сферах человеческой

деятельности. Постепенно выкристаллизовывалось его основное значение, которое

1 Существуют указания на то, что это слово представляет собой латинизацию соответствующего древнегреческого эквивалента, и что первые документально подтвержденные представления о функционировании коммуникационных процессов можно найти уже у Аристотеля (ср. (MERTEN 1977: 14)).

26

Page 27: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

можно было бы описать как “нечто соединяющее”: так, в немецкой архитектурной

терминологии понятие Communication означало “соединительная дверь” и

“коридор”, а в профессиональном языке армии – “траншея”, “соединительный ход”

(BERG 1983: 23). Сходные значения развил этот термин и в русских подъязыках:

ср. “фронтовые коммуникации”, “перерезать коммуникации” в армейском языке

или “подземные коммуникации” в языке строительства и архитектуры. Мы, со

своей стороны, уточнили бы приведенное выше основное значение слова

“коммуникация” как “соединение, по которому нечто перемещается,

транспортируется или доставляется”.

Еще в 1977 г. К. Мертен насчитал 160 дефиниций коммуникации,

распределив их на 9 основных групп (MERTEN 1977: 68-74), причем первое место

по многим параметрам занял тип “трансмиссия” – иными словами, здесь также

просматривается явная корреляция с только что упомянутым основным значением

слова “коммуникация”. Было бы оправданным использовать его в качестве

исходного и для терминологической дефиниции коммуникации, пригодной в том

числе и для общественных наук. Здесь, однако, возникает вопрос – между какими

субъектами существует связь, и что “транспортируется” между ними?

Классическая кибернетическая дефиниция коммуникации Н. Винера (1948),

определяющая ее как “информационный обмен между динамическими системами”

(цит. по: (STRECK 1987: 110)), в принципе соответствует указанной схеме: в

качестве субъектов связи можно было бы рассматривать “динамические системы”

получателя и отправителя сообщения, а в качестве “транспортируемого” –

информацию. Это представление лежит, кстати, и в основе приводимой ниже

первой схемы коммуникативного акта К. Шеннона и У. Вивера. Вместе с тем,

технико-кибернетический подход оказывается малопригодным для описания

человеческой коммуникации. В частности, не всегда срабатывает ключевая

метафора “трансмиссии” или “транспортирования” информации – дело в том, что в

человеческом общении адресат сообщения часто получает больше или меньше

информации (а иногда даже и иную информацию), чем передавал адресант.

Другая, до сих пор едва ли решенная, проблема при истолковании

коммуникации как обмена информацией или ее передачи – это определение самой

27

Page 28: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

информации, т.е. того, что “транспортируется” в ходе общения. Существует

несколько принципиально разных подходов к этой проблеме. Один из них можно

назвать энтропийным, и его суть упрощенно поддается определению как мера

вероятности/невероятности наступления некоторого события. Данный подход

наиболее распространен в кибернетике и теории вероятности, ср. высказывание Н.

Винера:

“Величина, которую мы здесь определяем как содержание информации,

представляет собой негативное значение величины, которая в схожих ситуациях

определяется как энтропия” (WIENER 1968: 88).

Сушествует также более простая версия этой теории которую можно назвать

“диссонантной” – в ее русле информация интерпретируется как “отраженное

разнообразие” (УРСУЛ 1971: 153) или “нарушенное однообразие” (ВОРОБЬЕВ

1988: 13).

Уже неоднократно высказывалось мнение, что энтропийное понимание

информации, первоначально разработанное на материале термодинамики, мало чем

способно помочь при анализе реального обмена информацией, происходящего в

человеческой коммуникации (ср. (BUDDEMEIER 1973: 127-128)). Речь в этом

подходе, скорее, о значимости некоторой информации.

Второй распространенный подход к проблеме информации может быть

охарактеризован как теория следа, оставляемого одним объектом на другом в

результате их взаимодействия. Этот подход представляет, например, Г. Штронер,

предложивший в свое время т.н. системную или интеракциональную теорию

информации, ср. ее ключевое положение:

“Интеракциональная система имеет место всегда, когда два или более объекта

воздействуют друг на друга. Благодаря взаимному воздействию в объектах могут

быть изменены определенные свойства или даже возникнуть новые. Эти свойства

являются, таким образом, функцией не только объекта-носителя, но и объекта

интеракции. Они указывают на объект интеракции и могут рассматриваться

поэтому как информация1 об этом другом объекте” (STROHNER 1990: 21).

1 Выделено Г. Штронером.

28

Page 29: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Г.А. Голицын и В.М. Петров иллюстрируют схожий подход следующим

образом:

“Любой предмет, сохранившийся в данной среде, несет на себе более или менее

отчетливый отпечаток этой среды, информацию о ней. Кристалл соли не может

‘выжить’ в воде, и если он сохранился, то, значит, вокруг была, скорее всего, сухая

пустыня. Кристалл алмаза может образоваться только в условиях высоких

температур и давлений, и своим существованием он свидетельствует о наличии в

своем прошлом этих условий” (ГОЛИЦЫН, ПЕТРОВ 1991: 19).

Более удачным обозначением для последнего подхода представляется не

“интеракциональный”, как у Г. Штронера (“след” или “отпечаток” предполагают,

скорее, одностороннее воздействие), а “импликативный” (соответствующий

традиционной схеме импликации “Если А, то Б”).

Решающий недостаток и энтропийного, и интеракционального

(импликативного) подходов к проблеме информации, с точки зрения языковой

коммуникации, состоит, на наш взгляд, в том, что и тот, и другой функционируют

более или менее успешно лишь на уровне элементарной информации (например,

дистинктивных признаков фонемы – если вспомнить о дефиниции, исходящей из

“отраженного разнообразия”) или на уровне событий (= изменение ситуации),

которому в языке главным образом соответствуют единицы

предложение/высказывание. Что же касается морфемного, лексического и

текстового уровней языка, то они указанными подходами практически не

покрываются. Вероятно поэтому при описания единиц этих уровней предпочтение

отдается терминам значение, знания, концепт, смысл, которые предполагают

определенную дискретность и комплексность, создающиеся, не в последнюю

очередь, путем многократной абстракции и редукции. Другими словами, если в

коммуникации и происходит обмен информацией, то в форме конденсированных

информационных пучков1 (смыслов), которые представляют собой отражения в

сознании человека предметов, состояний, процессов, желаний и прочих сущностей

реального или воображаемого мира (когнитивно-смысловой подход).

1 Проиллюстрировать соотношение информации в энтропийном и в коммуникативном смысле можно компьютерно-технической аналогией “бит” – “документ”.

29

Page 30: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

В любом случае, наряду с событийно-ориентированным энтропийным,

объектно-ориентированными интеракциональным (импликативным) и смысловым

аспектами информации, следует выделить и субъектно-ориентированный

прагматический аспект, который должен учитывать интересы индивидуума2,

воспринимающего информацию.

Традиционный кибернетический подход к информации, кроме того, плохо

стыкуется с также присутствующей в науке трактовкой коммуникации как

актуализации информации (которую можно назвать когнитивно-индуцирующей),

ср.:

“Решающим является, очевидно, не то, что говорящий передает – в смысле

транспортировки, как бы ее себе ни представлять, неких содержательных

комплексов слушающему, – а то, что в сознании слушающего благодаря этому

‘пробуждается’, ‘приходит в движение’, ‘начинает звучать’ нечто, уже

присутствовавшее в его сознании латентно и рудиментарно и требовавшее лишь

толчка или ряда толчков извне для своего проявления” (SCHERNER 1984: 74).

Эта постановка вопроса представляется вполне справедливой, особенно в

отношении “эстетической коммуникации”, т.е. для восприятия произведений

искусства. С другой стороны, нельзя не признать, что коммуникация в этом смысле

может быть лишь вторичной, так как, прежде чем нечто “начнет звучать” в

сознании, оно должно туда быть туда каким-либо образом “доставлено”.

Еще одна возможность интерпретации коммуникации состоит в том, чтобы

определить ее как “порождение информации” (когнитивно-генерирующий подход)

– этой точки зрения придерживается, в частности, М.С. Каган (используя при этом,

правда, термин “общение”), ср.:

“Общение – это процесс выработки новой информации, общей для общающихся

людей, и рождающей их общность (или повышающей степень этой общности)”

(КАГАН 1988: 149).

С тем, что в процессе общения или коммуникации рождается новая

информация, безусловно можно согласиться. Иное дело, что это также вторичный

2 Особенно “информативными” в этом смысле являются, например, события или действия, внушающие ему радость/страх/наслаждение и т.д. – именно на этом, в частности, основывается популярность детективов, комедий и т.п.

30

Page 31: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

процесс, которому обязательно должно предшествовать сообщение первичной

информации.

Хотя информация в рассмотренных подходах и трактуется по-разному, все же

именно она образует базовую, исходную категорию, от которой отталкиваются

авторы. В то же время существуют модели коммуникации – и весьма влиятельные,

в том числе и в теории МКК, в которых информация отходит на задний план,

заменяясь аспектом взаимоотношений между коммуникантами (социально-

интерреляциональный подход). Одна из наиболее известных моделей этого рода –

концепция американского ученого П. Вацлавика, впервые опубликованная еще в

1967 г. По его мнению, наряду с содержанием,

“... каждое сообщение имеет и другой аспект, который гораздо менее заметен, но

столь же важен – а именно, указание на то, как, на взгляд отправителя сообщения,

оно должно было быть понято его получателем. Оно (сообщение) определяет,

таким образом, какими отправитель видит взаимоотношения между собой и

получателем и является в этом смысле выражением его личной позиции по

отношению к другому. В каждом акте коммуникации мы находим тем самым

аспект содержания и аспект взаимоотношений между коммуникантами”

(WATZLAWICK 1993: 53).

Здесь следует добавить, что данный тезис, может быть, звучал ново и

оригинально в 1967-м году, но сейчас тот факт, что сеть связей и отношений,

существующих в структуре коммуникации, гораздо шире и не ограничивается

взаимоотношениями между отправителем и получателем, является

общепризнанным. Э. Оксаар, например, заметила в этой связи, что аспект

взаимоотношений включает в себя и личную позицию отправителя сообщения по

отношению к “социальной реальности” (OKSAAR 1991: 15)1. Неясно также, почему

этот “аспект взаимоотношений” не относится к содержанию или информации,

которыми обмениваются (пусть и импликативно) участники коммуникативного

акта. Тем не менее, этот подход остается актуальным и популярным до сих пор, ср.

следующее высказывание Х. Коттхофф:

1 Точнее было бы, вероятно, говорить об отношении к Теме и к Ситуации общения.

31

Page 32: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“Коммуникация – это всегда больше, чем обмен информацией. В разговорах

постоянно присутствует конкурентная борьба за личный имидж, за установление

определенного типа взаимоотношений, за ситуативную идентичность”

(KOTTHOFF 1994b: 93).

По мнению многих ученых, особое значение этот аспект имеет для МКК с

носителями азиатских культур, например, с китайцами, ср.:

“Китайцы более заинтересованы в поддержании хороших взаимоотношений, пусть

даже за счет объема переданной информации, в то время как американцы и

европейцы, в большинстве своем, склонны к тому, чтобы делать акцент на обмене

информацией, жертвуя сохранением взаимоотношений” (SCOLLON, SCOLLON

1995: 159).

Подходу, при котором коммуникация рассматривается в основном под углом

зрения взаимоотношений между коммуникантами, близка и трактовка, которую

можно назвать интеракционистской. Она был представлена, в частности, в

советской психолингвистике, ср. мнение А.А. Леонтьева:

“Не передача информации, а взаимодействие с другими людьми как внутренний

механизм жизни коллектива (...) является для нас решающим” (LEONT’EV A.A.

1984: 47-48).

Характерным для психолингвистики в СССР было, кроме того, истолкование

коммуникации (общения) как особой языковой деятельности. Его основой

послужили исследования в области общей теории деятельности, осуществленные в

ранней советской психологии (Л. Выготский, А. Лурия, А.Н. Леонтьев1).

Деятельностный подход показал себя продуктивным прежде всего для описания

мотивационно-интенционального блока коммуникации, но в целом “ячейки”

категориальной сетки, разработаннной в его рамках (см. раздел (2.3.3)), оказались

слишком крупными для тонких особенностей языковой коммуникации, по крайней

мере, если исходить из стандартов лингвистики.

Еще одна трудность, связанная с привлечением категории деятельности для

описания коммуникации, проистекает из того, что последняя представляет собой

своего рода “деятельность в деятельности” (языковая коммуникация вплетена в

1 Ср. например (LEONT’EV A.N. 1984).

32

Page 33: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

неязыковую деятельность). Это приводит к удвоению некоторых параметров

анализа: так, например, довольно часто бывает трудно разделить Мотив

деятельности и Мотив коммуникации, Интенцию (Цель) деятельности и Интенцию

коммуникации, Ситуацию деятельности и Ситуацию коммуникации и т.д.

При сопоставлении понятий интеракция/деятельность можно также

отметить, что первое из них естественным образом концентрируется на

взаимодействии двух или более субъектов (актантов), а второе – на предмете

деятельности.

Едва ли не более часто, чем деятельность или интеракция, функцию родового

понятия, через которое определяется коммуникация, принимает на себя категория

поведения. В особенности это характерно для ученых из США, традиционно

опирающихся на терминологию и методологию бихевиоризма, что проявляется и в

сфере МКК (ср. (SAMOVAR ET.AL. 1981: 12)).

Как и многие другие (ср., например, (THOMAS 1996b: 115; BOESCH 1980:

101-102)), мы придерживаемся мнения, что к поведению следует относить

действия, которые:

протекают бессознательно или с малой степенью осознанности;

не управляются целями или ожиданиями актанта;

физиологически обусловлены (рефлексы и пр.);

заучены до автоматизма.

В этой связи стоит заметить, что часть коммуникативных процессов

действительно основана на поведенческих механизмах, однако не более, чем часть:

коммуникация включает в себя немало творческих, сознательных,

интенциональных и других моментов, для описания которых гораздо более

удобной представляется категория деятельности.

Исходя из вышеизложенного, можно построить таксономический ряд, в

который входит коммуникация (стрелка показывает отношение включения):

Коммуникация Деятельность (Поведение) Интеракция (Взаимодействие).

Это не единственная таксономия, в которую может быть помещена

коммуникация. Иногда в качестве родового понятия выступает категория

33

Page 34: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

контакта, который, впрочем, также может трактоваться как редуцированная

форма интеракции. Так, по мнению Ф. Хинненкампа, коммуникация охватывает

“... все ..., что каким-либо образом ставит людей некоторого общества в отношение

друг к другу – любая разновидность состоявшегося социального контакта, обмена

товарами, информационной связи и личного общения...” (HINNENKAMP 1992:

141).

Довольно широко трактует понятие коммуникации и В. Кениг, включая в него

“транспортное сообщение” (Verkehr) и “социальную мобильность”, а также все

факторы,

“...которые приводят к тому, что люди встречаются и могут вступать в контакт

друг с другом” (KÖNIG 1993: 114).

Показательным в приведенных высказываниях является то, что их авторы

выходят за рамки информационного подхода к коммуникации, как бы возвращаясь

к первичным корням слова коммуникация (“движение, перемещение”).

Для Ф. Хинненкампа вообще характерно довольно широкое истолкование

понятия коммуникации. В одной из своих работ он расширяет его практически до

выразительного поведения (Ausdrucksverhalten) человека, ср.:

“Коммуникация охватывает коммуникационные формы, при помощи которых

люди выражают себя в межличностном контакте – т.е. вся сфера вербальной,

вокальной, нонвербальной, паравербальной и выразительной коммуникации:

своими естественными выразительными возможностями люди непосредственно

вовлечены в коммуникацию. ‘Естественное’ при этом не должно

противопоставляться ‘культивированному’ или ‘культурно надстроенному’. К

этому выразительному поведению относятся, среди прочего, такие разные формы,

как язык, жестика, одежда, походка или использование пространства1”

(HINNENKAMP 1994b: 5).

В последнем предложении этой цитаты затрагивается очень важный с точки

зрения дефиниционного определения коммуникации вопрос, а именно вопрос об

объеме понятия “Код”: что правомерно и что неправомерно причислять к

средствам, при помощи которых кодируется и раскодируется передаваемая

1 Выделено нами – П.Д.

34

Page 35: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

информация? Возвращаясь к высказыванию Ф. Хинненкампа, можно установить,

что относимые им к “формам выразительного поведения” язык и жестика

представляют собой очевидные семиотические системы; одежда1 может быть

признана таковой лишь отчасти (например, в случае униформ), а применительно к

походке и использованию пространства подобная постановка вопроса вообще

спорна.

Еще сложнее обстоит дело с интерпретацией т.н. сигналов, т.е.

“... информации, которая возникла естественным образом, и исходит из предметов

окружающей среды или собственного тела” (STROHNER 1990: 38).

Большая часть информации этого рода базируется на выводных актах (ECO

1987: 39-40), или, иначе говоря, на импликациях (инференциях). В этой связи

возникает необходимость прояснить соотношение коммуникации и

извлечения/трансляции информации из окружающего мира/в окружающий мир,

которое, на наш взгляд, может быть охарактеризовано как видо-родовое.

Еще одна оппозиция, тесно связанная с предыдущей, и также важная для

уточнения исходного понятия коммуникации – это противопоставление

сознательности/бессознательности передачи информации. Уже неоднократно

цитировавшийся Ф. Хинненкамп решает и этот вопрос в пользу расширенного

понимания коммуникации, включая в нее восприятие и истолкование

бессознательно сообщенной информации (HINNENKAMP 1992: 141).

Эта проблематика, в принципе, допускает различную интерпретацию, но, на

наш взгляд, гомогенность предмета теории коммуникации и возможность его

внутренней дифференциации достигается лишь при предпочтении более узкого

понимания коммуникации2.

С учетом вышеизложенного такая, более узкая, дефиниция коммуникации

могла бы выглядеть следующим образом:

Коммуникация представляет собой разновидность интенционального

(сознательного) извлечения/сообщения информации в процессе взаимодействия

(деятельности) по крайней мере двух субъектов при помощи специально созданных

1 На этот счет возможна и другая точка зрения, ср. (BARTHES 1979: 24).2 Сходного мнения придерживаются также Г. Буддемайер (BUDDEMEIER 1973: 40- 41) и Р. Познер

(POSNER 1991: 40).

35

Page 36: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

для этого или сложившихся исторически семиотических средств (знаков и правил

их комбинирования). Она может инициировать другие когнитивные процессы,

например, актуализацию уже имеющейся информации либо порождение новой, в

том числе через импликацию. В ходе этого этого взаимодействия между

коммуникантами устанавливаются отношения определенного типа.

1.2.3. О понятии “культура”

Вторым по важности исходным понятием для теории МКК является понятие

культуры. Эта категория имеет гораздо более длительную историю употребления в

значительно большем числе научных дисциплин, что повлекло за собой

соответствующие последствия с точки зрения точности и непротиворечивости.

Х.В. Хесс был, вероятно, не так уж не прав, придя к выводу, что в случае культуры

“... каждый может представлять себе, все что угодно” (HESS 1992: 36). Видимо

поэтому некоторые авторы, работающие в интеркультуралистике, вообще

отказываются от определения этого понятия, ср. мнение М. Линдхорст:

“Пытаться определять так называемую1 культуру не имеет смысла, так как

существуют многочисленные субкультуры различных регионов, групп населения,

социальных слоев; смешанные формы, а также многочисленные коннотации

понятия (например, ‘культура’ в значении уровень образования)” (LINDHORST

1990: 177).

Показательно также признание Г. Яходы:

“Между тем я пришел к выводу, что подобный поиск (дефиниции культуры – П.Д.)

иллюзорен” (JAHODA 1996: 33).

Количество дефиниций культуры достигает нескольких сотен, и сейчас стало

непросто ориентироваться даже в отдельных подходах к ее описанию (классах

дефиниций).

Одним из сравнительно легко выделяемых подходов является нормативное

(аксиологическое) понимание культуры, которое явственно выражено, например, в

русском противопоставлении “культурный некультурный”. Здесь культура

выступает антиподом грубого, варварского, неотесанного и, в любом случае,

1 Выделено нами – П.Д.

36

Page 37: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

исключает такие “дисфункциональные элементы”, как преступность или

употребление наркотиков (ср. (STEINIG 1990: 100)).

Среди самых общих разграничений можно отметить классификацию Ф.Р.

Вивело, который выделил “тоталистские” и “менталистские” подходы в

рассмотрении культуры (VIVELO 1988: 50-52), не указав, правда, в рамки каких

терминологических оппозиций они должны быть помещены.

Тоталистский подход является одним из самых старых и распространенных

во всех ответвлениях культурологии. Культура в этой трактовке охватывает все,

созданное человеком – как материальные объекты “... от украшений до плотин, так

и мировоззрения, религии, философию, литературу или музыку” (HESS 1992: 42).

Характерным признаком дефиниций подобного типа является то, что они

начинаются словами “совокупность...”, “все, ... что...” и т.д. – ср., например,

известное определение Э.Б. Тейлора, которое, несмотря на свой возраст, активно

цитируется до сих пор. Культура определяется им как

“Сложное целое, включающее в себя знания, верования, искусство, законы, обычаи

и любые другие способности и привычки, приобретенные человеком как членом

общества”1.

В связи с тем, что дефиниции этого рода обычно связаны с описательными

перечислениями элементов культуры, было бы целесообразным уточнить

соответствующее обозначение, назвав этот подход тоталистско-

дескриптивистским.

Его оппозитивным коррелятом может послужить редукционистско-

супракатегориальный подход, отличительная особенность которого состоит в том,

что сущность культуры редуцируется до некоторой категории высокого уровня

абстракции – будь это поведение, деятельность, знание, информация, значение, код

и т.д. – часть из них подробнее анализируется ниже. Характеристика

менталистское принадлежит, в общем, к этой же группе, а именно, как

своеобразное “родовое понятие для родовых понятий” (по крайней мере, в

отношении последних четырех категорий).

1 Taylor E.B. Primitive Culture. – London, 1871. – Vol 1. – p. 1, цит. по: (LÉVI-STRAUSS 1967: 381).

37

Page 38: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Под другим углом зрения менталистские определения могут быть

противопоставлены предметным (объектным): если первые оперируют

категориями идеи, отражения, знания и т.д., то вторые исходят из уровня вещей,

предметов, объектов – впрочем, этот подход менее распространен, чем

менталистский.

Еще одну, относительно распространенную группу дефиниций культуры

можно систематизировать под названием функционалистских. В виду имеются

определения, авторы которых по тем или иным соображениям отказываются от

описания субстанции культуры и концентрируются вместо этого на свойствах,

проявлениях или функциях последней, ср., например, мнение У.Х. Гудинафа:

“Культура некоторого общества состоит в том, что нужно знать и во что нужно

верить, чтобы действовать приемлемым для всех членов общества образом ... (...)

Культура ... состоит не из предметов, людей, образцов поведения или чувств, а

скорее из организации этих вещей; она является, скорее, формой этих вещей,

отражаемой людьми в своей голове, их моделей, которые они воспринимают,

соотносят друг с другом или интерпретируют иным образом”1. –

В то же время существуют модели культуры, которые следует признать

комбинированными. Одной из таковых является, например, подход Р. Кэрролл,

который можно назвать логико-интерпретационным. На ее взгляд, культура

представляет собой логику, в соответствии с которой индивидуум упорядочивает

свой мир, причем бóльшая часть этой логики дана нам в виде имплицитных,

невидимых “посылок” (évidences invisibles либо invisible verities2 (CARROLL 1987:

3-5)) – как видим, данный подход (к сожалению, автором теоретически в полной

мере не развитый) может расцениваться как “супракатегориальный” (культура =

“посылки”), далее – как “менталистский” (ведь посылки являются ни чем иным,

как формой знания) и, в конце концов, – “функционалистским” (это знание

является имплицитным, недоступным для непосредственного наблюдения).

1 Goodenough W.H. Cultural anthropology and linguistics // Hymes D.H. (Ed.) Language in Culture and Society. – New York: Harper and Row, 1964, p. 36, цит. по: (HINNENKAMP 1990: 48).

2 Carroll R. Cultural misunderstandings: the French and American experience. – Chicago/London, 1988, p. 3, цит. по: (SCHRÖDER 1995: 30)

38

Page 39: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Родственной этому подходу является модель культуры, предложенная Г.

Хофстеде, которую можно охарактеризовать как логико-инструктивную. Для

описания культуры он прибегает к естественной в наш век компьютерной

метафоре, сравнивая культуру с ментальным программным обеспечением, которое

управляет мышлением, чувствованием, поведением и деятельностью человека

(HOFSTEDE 1993: 18).

Несмотря на все многообразие подходов, до настоящего времени не удалось

создать исчерпывающего, удовлетворяющего всем требованиям определения.

Причина тому, очевидно, отсутствие какой-либо соотносимой величины

(понятийного класса), отталкиваясь от которой, можно было бы разработать

классическое дефиниционное определение культуры. В таких случаях, как

известно, рекомендуется прибегать к последовательному (шаг за шагом)

дескриптивному истолкованию соответствующего понятия.

Одним из таких дескриптивных средств является оппозитивное

(контрадикторное) описание. Вероятно, самой важной оппозицией, в которую

можно поместить культуру, следует считать трехчленную оппозицию природа

культура общество (социум). Проблема состоит здесь, однако, в том, что

практически на каждом сочленении этого треугольника возникают противоречия,

способные свести на нет любые попытки истолкования. Показать это можно как на

примере сегмента природа культура, так и на примере оппозиции культура

общество.

Противопоставление культура природа относится к числу наиболее старых

в гуманитарных науках, первые ее упоминания зафиксированы начиная с 17-го

века (MALETZKE 1996: 15). Собственно говоря, имплицитно оно присутствует уже

в самой латинской этимологии этого слова: colere означало когда-то “ухаживать”,

причем в виду имелся уход за землей и почвой (CLAESSENS 1973: 24).

Универсальность этих категорий довольно концентрированно выразил В.

Маршалл:

“Если хочешь описать мир, то для этого достаточно понятий природы и культуры.

При этом природа, как противоположность мысли и деятельности, охватывает всю

наличествующую материю и все, что в ней происходит. Культура, напротив,

39

Page 40: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

охватывает все человеческое знание и полагание, всякую деятельность и все

продукты этой деятельности” (MARSCHALL 1993: 17).

Несмотря на всю свою привлекательную простоту, уравнение “культура =

преобразованная человеком природа” нельзя признать вполне

удовлетворительным. Можно найти целый ряд аргументов против, например:

некоторые природные объекты “присваиваются” людьми, не испытывая

никакого физического воздействия (эстетизация, мифологизация, научное

конструирование мира и т.д.), ср.:

“... мы часто слишком легко не замечаем того, насколько нейтральная,

вещественная, ‘объективная’ природа нашего мира с его вездесущей наукой1

представляет собой поздний продукт культурного мира, поздний продукт

культурного развития и, таким образом, сама является культурной сущностью.

Природа, какой бы она нам ни являлась – как пронизанный духами, феями или

другими магическими силами мир или как управляемая объективными законами

система – в нашем восприятии всегда представляет собой уже культуру” (BOESCH

1980: 49).

природа не может рассматриваться исключительно как объект

человеческой деятельности, ибо она сама в значительной степени влияет на эту

деятельность (климат, наличие сырья, строительных материалов; транспортные

пути и т.д.) – иначе говоря, здесь возникает противоречие по линии “субъект

объект”;

не каждый артефакт может быть признан явлением культуры – для этого он

должен отвечать некоторым дополнительным требованиям, в частности,

требованиям типичности или известности, речь о которых еще пойдет ниже.

В этом смысле вряд ли можно согласиться с пунктом (б) приведенной ниже

дефиниции Р. Познера:

“Культура позволяет себя описать (а) как общество2, т.е. совокупность

индивидуумов, взаимоотношения которых организуются определенными

социальными институтами, (б) как цивилизация. т.е. совокупность артефактов,

которые изготавливаются и используются в этом обществе, (в)

1 В оригинале – “unserer verwissenschaftlichten Welt”, т.е. буквально “нашего обнауковленного мира”.2 Здесь и далее выделено Р. Познером.

40

Page 41: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

как менталитет (система ценностей и идей, нравов и обычаев), т.е. совокупность

конвенций, которые управляют социальными отношениями, а также определяют

функцию и значение артефактов (POSNER 1990: 24).

Пункт (а) этого высказывания свидетельствует также о схожих, если не более

серьезных трудностях, возникающих в рамках оппозиции культура общество:

утверждать, что культура позволяет себя описать как общество, означает

смешение уровней объект атрибут. Это утверждение имеет примерно такой же

смысл, как и высказывание: Болезнь позволяет себя описать как больной*.

Здесь также присутствует противоречие по линии субъект объект:

общество безусловно является продуктом (и тем самым объектом культуры), но, с

другой стороны, оно также в состоянии (хотя и в очень ограниченной степени)

изменять унаследованную им культуру (и представляет таким образом ее субъект).

Дополнительные проблемы при попытках прояснить соотношение между

культурой и обществом возникают, если учесть, что:

1. каждое общество (и, пожалуй, каждый индивидуум также) является

носителем многих культур и, с другой стороны,

2. одна культура может разделяться несколькими обществами.

Первая часть этого высказывания (тезис (а)) затрагивает очень важный с

точки зрения отграничения предметной области МКК вопрос уровня культуры.

Весь культурный ансамбль человечества может быть представлен в форме

ступенчатой пирамиды, на самой вершине которой будет располагаться

общечеловеческая (земная, планетарная) культура, ступенью ниже –

супранациональные (континентальные, надрегиональные) культуры, еще одной

ступенью ниже – национальные и субнациональные (этнические) культуры, затем –

многочисленные субкультуры и, наконец, на самом низу – идиокультуры

(индивидуальные культуры).

Соотношение одна культура несколько обществ также возможно и имеет

место, к примеру, в случае супранациональных культур, но не только. В латентной

форме оно присутствует и на уровне национальных культур, если вспомнить о том,

что в одно время живут не более 4-5 поколений общества и что культура (по

41

Page 42: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

крайней мере, ее основные элементы) может таким образом “пережить” несколько

обществ.

Следует также учитывать, что общество, со своей стороны, распадается на ряд

слоев, групп, уровней и т.д., различительным признаком которых не обязательно

должна быть культура (ср. социальные группировки на основе признаков возраста,

пола, сексуальной ориентации, расы). “Социальные” варианты соответствующей

терминологии (например, межэтническое или межрасовое) тем не менее не

получили широкого распространения в интеркультуралистике. Очевидно,

единственным конкурентоспособным термином из этой области является

“интернациональное”, но он уже давно закрепился за языками дипломатии и

политики (ср. (HINNENKAMP 1994b: 4)).

В относительно недавнем прошлом в качестве противовеса природе

(понимавшейся прежде всего как плотско-телесное в человеке) использовалась

категория духа. Эта категория, которая восходит к философии Ф. Шеллинга и Г.

Гегеля, добрые сто лет была “парадигмообразующей” во всем спектре

гуманитарных наук и отразилась, в частности, в имевшей значительное влияние

языковой философии В. Гумбольдта, а также в этнопсихологии М. Лацаруса и Г.

Штейнталя. Свое, вероятно, последнее отражение она нашла в немецком

“культуроведении” двадцатых годов (см. (APELT 1967: 30)). Это понятие, а также

“народ” И. Гердера во многом совпадают с “культурой” в ее нынешней трактовке

(ср. (THOMAS 1993a: 30-32)).

Следующей важной оппозицией для уточнения предмета теории МКК

является противопоставление культура язык, в рамках которого подлежит

решению вопрос, является ли язык составной частью культуры, или же он вправе

рассматриваться как самостоятельный, равнозначный культуре феномен. В

традиционных культурологии, этнологии, антропологии наиболее распространен

первый взгляд на это соотношение: язык видится как безусловный, и едва ли не

самый важный элемент культуры1. По-иному выглядит ситуация в лингвистически

ориентированных дисциплинах – хотя здесь также существовали целые

направления, руководствовавшиеся этой посылкой (например, “этнография речи”

1 По крайней мере, на уровне национальных культур.

42

Page 43: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Д.Х. Хаймса или лингвострановедение Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова), –

приоритетной в языкознании все же является точка зрения, согласно которой язык

представляет собой довольно замкнутый и, по большому счету, самодостаточный

объект, а культура является хотя и интересной, но все же внешней его стороной.

Преимущественно в области дидактики иностранных языков дискутируется и

противопоставление культура страна, которое вышло на передний план в ходе

дискуссии о статусе страноведения. Понятие “страна” принадлежит, прежде всего,

терминологическому аппарату географии (ср. (МИРОНЕНКО 2001)), а также

политологии. В связи с этим в его содержании преобладают государственно-

юридический и пространственно-территориальный компоненты (ср. (БРОМЛЕЙ

1983: 32)). Это составляет, кстати, одно из его немногих преимуществ по

отношению к термину “культура”, так как оно охватывает также природные и

географические объекты.

Впрочем, данная оппозиция действует лишь применительно к уровню

национальных культур, причем здесь также способны возникать противоречия: в

одной стране могут параллельно существовать несколько национальных культур,

и, наоборот, в разных странах – одна и та же национальная культура. В целом же,

для этой пары явлений можно вывести следующую, в политическом отношении

часто роковую, закономерность: возникшая в результате сочетания тех или иных

обстоятельств страна стремится к тому, чтобы выработать единую национальную

культуру, а всякая национальная культура, в свою очередь – оформиться в

собственном государстве.

Несмотря на все перечисленные трудности, связанные с использованием

категории “культура”, наблюдается ее явная экспансия едва ли не во всем спектре

обществоведения. Это побудило немецкого ученого К.П. Ханзена к утверждению,

что в последние десятилетия в гуманитарных науках произошла “тихая смена

парадигм”, а именно, в пользу культурологической парадигмы, и эта смена

заслуживает даже эпитета “коперниканский поворот” (HANSEN 1993a: 13). При

более внимательном рассмотрении, однако, выясняется, что указанный поворот,

который, по мнению Ханзена, состоялся прежде всего в рамках философского

направления “конструктивизма”, представляет собой не что иное, как новое

43

Page 44: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

издание старого доброго неогумбольдтианства, с той лишь разницей, что речь

здесь идет о не языковом, а о культурном “промежуточном мире”.

И все же, пусть утверждение К.П. Ханзена о “коперниканском повороте”

может показаться несколько преувеличенным, а его “конструктивистская”

интерпретация – несколько натянутой, в нем можно отыскать рациональное ядро,

отвечающее реальной тенденции в гуманитарных дисциплинах: в них

действительно можно обнаружить все большее распространение “культуры” как

базовой категории. Это касается даже таких изначально далеких от

культурологической проблематики наук, как история (ср. т.н. школу “Анналов” во

Франции), а в социологии, этнологии или страноведении явственно

просматривается угроза вытеснения “культурой” изначально “титульных” понятий

социума, этноса и страны. Все большим влиянием культурная парадигма

пользуется и в языкознании (теория перевода, этнопсихолингвистика,

страноведчески ориентированная лингвистика и т.д.). Отсюда можно сделать

вывод, что категории культуры должны быть свойствены некие эвристические

преимущества, а их освещение могло бы оказаться полезным и для нашей попытки

ее дескриптивного определения (см. выше).

Одно из этих преимуществ связано с исходной ориентацией на

дистинктивные (дифференциальные) элементы в жизни соответствующего

общества, характерной для многих моделей культуры. В некоторых из них

дистинктивность (дифференциальность) выступает в роли своего рода

“супракатегории”, ср., например, почти классическое определение К. Клукхон:

“Культура имеет в виду различия в образе жизни, свойственные некоторой группе

людей...”1 (цит. по: (HESS-LÜTTICH 1990: 64)).

Эта точка зрения популярна до сих пор, в том числе и в специальной

литературе по МКК, ср. некоторые высказывания по этому поводу:

“Кратко говоря, при лингвистическом анализе межкультурной коммуникации

интерес в качестве ‘культурного’ представляют те свойства коллективного знания

некоторой социальной группы, которые в силу своей дистинктивности вызывают

1 Kluckhohn C. The Study of Culture // Lerner D., Lasswell H.D. (Eds.) The Policy Sciences. – Stanford, 1951. – p. 86.

44

Page 45: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

или способны вызывать осложнения в интеракции с членами другой группы”

(KNAPP, KNAPP-POTTHOF 1987: 5).

“Под культурой я понимаю (...) все, что придает особый облик некоторой группе

или некоторому индивиду – сюда входят также манера поведения и деятельности”

(OKSAAR 1991: 16).

Последнее утверждение представляется несколько категоричным, учитывая,

что “особый облик” могут придавать не только культурные воздействия, но и,

например, цвет волос, шрамы, разрез глаз, одежда – т.е. физические и иные

внешние черты членов общества.

Как известно, установление различия между некоторыми явлениями

составляет одну из наиболее универсальных процедур научного анализа, в чем как

раз и состоит высокий эвристический потенциал категории культуры, о котором

уже говорилось ранее. Этот потенциал еще более повышается благодаря тому, что

культура как категория научного анализа позволяет сконцентрироваться также и на

общем, типичном для жизни членов данного сообщества, т.е. провести не менее

важные аналитические процедуры типизации и обобщения.

Иначе говоря, дифференциальность, “направленная вовне” имеет обратной

стороной общность (сходство, типичность), “направленную вовнутрь”, причем

последняя также нередко используется в дефинициях культуры, ср.:

“Когда мы говорим, что понимаем культуру, мы подразумеваем, что понимаем

рекуррентные образцы, типическое и систематическое в поведении индивида, его

(поведения) обусловленность культурными традициями” (SCHLIEBEN-LANGE

1995: 15).

“О культуре или цивилизации (Kulturkreis) говорят тогда, когда большая часть ее

индивидов ведет себя одинаково, и когда существует нечто подобное традициям,

т.е. одинаковое1 поведение на протяжении нескольких поколений” (HANSEN

1993a: 11).

Ф. Виммер, со своей стороны, говорит даже о внутренне универсальном как

основном признаке культуры:

1 В шести последних цитатах выделено нами – П.Д.

45

Page 46: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“Культурой (общества, народа, человека) мы называем нечто внутренне

универсальное2, единство формы всех жизненных проявлений какой-либо группы

людей, и мы отличаем ее от другой культуры другой группы, являющейся, в свою

очередь, внутренне универсальным для последней” (WIMMER 1990: 61).

В качестве одной из наиболее выраженных форм типичности можно

рассматривать стандартность, ср.:

“... культура основывается на коллективности, которая выражается в

стандартизациях. (...) Самая общая дефиниция, с которой может работать любое

культуроведение, могла бы звучать следующим образом: культура – это система

стандартизаций” (HANSEN 1993a: 11).

В сущности, указание на типичность как характеристику культуры

содержится и в часто цитирующемся определении К. Клукхон и В. Келли, которые

истолковывают ее как

“... исторически сложившуюся систему эксплицитных и имплицитных жизненных

правил, которая разделяется всеми или особо авторитетными1 членами некоторой

группы”2 (цит. по: (BAUSINGER 1980: 62)).

Уже на основании этих немногих высказываний можно обнаружить две

важных проблемы, от решения которых во многом зависит окончательное

определение культуры.

Первая из них затрагивает вопрос о том, насколько распространенным должно

быть то или иное явление, для того чтобы за ним можно было бы признать статус

элемента культуры. Авторы приведенных цитат, очевидно, склоняются к точке

зрения, что для этого оно должно быть свойственным большинству членов

определенной социальной группы или, по крайней мере, для ее “наиболее

авторитетных членов”.

Это требование представляется несколько завышенным: например, далеко не

большинство жителей республик СНГ и, тем более, не самые авторитетные их

представители любят собирать грибы, но тем не менее указанное занятие наверняка

может считаться явлением культуры, в частности, по сравнению с немецкой, да и

2 Выделено Ф. Виммером1 Выделено нами – П.Д.2 Kluckhohn C., Kelly W.H. The Concept of Culture // The Science in the World Crisis. – New York, 1945, p.

98.

46

Page 47: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

большинством других западноевропейских культур также. Вероятно, достаточным

в этом случае оказался бы критерий относительной распространенности.

Обращаясь не к поведению, о котором в основном речь шла в приведенных

выше цитатах, а к сущностям других классов, данный критерий можно было бы

преобразовать в критерий относительной известности. Известность, в свою

очередь, поддается истолкованию как распространенность информации о чем-

либо. Этот критерий особенно важен для уникальных (в логическом смысле)

феноменов – реальных или мифических лиц, событий и т.д. Так, ни большинство

жителей республик СНГ, ни многие из них не являются А. Пугачевой или О.

Газмановым, но все же эти единичные реальные личности в определенном смысле

могут быть признаны явлениями культуры.

На этом примере можно проиллюстрировать и вторую проблему, которая

проявляется в вышеприведенных дефинициях, а именно, вопрос межпоколенной

трансмиссии культурных черт. Оправданной здесь представляется точка зрения

(ср. например цитировавшееся мнение К.П. Ханзена), что “настоящий” культурный

элемент должен присутствовать в жизни нескольких (очевидно, по крайней мере,

двух) поколений соответствующего общества. Из упомянутой пары певцов

бóльшие шансы на это имеет, конечно, А. Пугачева (вспомним известный анекдот

о Брежневе как о мелком общественном деятеле эпохи Пугачевой).

В связи с последним свойством культура может быть описана как рекурсивная

система. В кибернетике, теории систем и смежных областях науки понятие

рекурсии обозначает способность некоторой системы создавать свои собственные

копии (ср. (АНИСИМОВ 1988: 6, TSCHACHER 1990: 148-149)). Механизм

культурной традиции безусловно подпадает под это определение, но им не

ограничивается: рекурсия – гораздо более универсальный процесс, действие

которого можно проследить и во многих других социальных явлениях, вплоть до

усвоения значений в ходе изучения естественного языка.

Осознание рекурсивной основы культурных процессов может иметь далеко

идущие последствия для многих культурологических дисциплин: в частности,

взгляд на нынешнее состояние культуры как на (частично трансформированную)

копию предыдущих состояний, со одной стороны, и источник будущих копий – с

47

Page 48: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

другой, открывает новые перспективы для реконструкции прошедших состояний в

первом случае и для прогнозирования и возможного улучшения будущих

состояний – во втором.

Обобщая сказанное в этом разделе, можно утверждать, что определение и

употребление категории “культура” затруднены в силу целого ряда причин – в

частности, отсутствия соотносимой величины, на основе которой было бы

возможно ее дефиниционное определение; наличия нескольких оппозиций, в

которые можно поместить и, соответственно, по-разному интерпретировать

культуру, а также многоуровневости культурного ансамбля, в рамках которого

приходится жить и действовать человеку.

Несмотря на это, сфера употребления категории “культура” в гуманитарных

науках становится все шире и шире, в связи с тем, что она обладает и

несомненными эвристическими преимуществами: ориентацией на различия по

отношению к другим культурам; концентрацией на типичном, систематическом,

повторяющемся в жизни общества; а также гибкостью по сравнению с

сопоставимыми понятиями “государство”, “нация” и “страна”.

В заключение можно дать следующее общее определение культуры:

Культура представляет собой важный атрибут человеческих сообществ,

охватывающий часть преобразованной ими природы. В эту часть входят, прежде

всего, рекурсивные элементы последней как материального, так и идеального

(информационного) характера, причем рекурсия должна состояться у большинства

(реже: у значительного числа) членов соответствующего общества на протяжении

жизни нескольких поколений.

1.2.4. О понимании компонента “меж-”

Единственным составным элементом термина “межкультурная

коммуникация”, не нашедшим до сих пор освещения, остается компонент “меж-”.

По своему морфологическому статусу это приставка, которая в принципе не может

образовывать понятия. Показательно, однако, что и этот компонент в теории МКК

толкуется по-разному.

Во-первых, можно отметить, что существует несколько конкурирующих

вариантов самого префикса (см. приведенную выше таблицу). В европейской

48

Page 49: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

литературе по МКК в качестве таких конкурентов выступают обычно приставки

“мульти-” и “транс-”. В последнее время, правда, у соответствующих дериватов

намечается определенная специализация: термин мультикультурный чаще

используется для обозначения аспектов совместного проживания носителей разных

субкультур (главным образом, этнических) в рамках одной страны, одного

государства и т.д. (ср. (HESS 1992: 48; NIEKE 1995: 80)), а транскультурный, в

свою очередь, – для обозначения взаимодействия транснациональных агентов или

международного сотрудничества по решению тех или иных супранациональных

проблем, причем и в том, и другом случае в виду обычно имеется технически-

информационная сторона дела (ср. (HINNENKAMP 1994b: 4)).

Что же касается префикса “меж-” (“интер-”), то он в основном применяется в

отношении индивидуальной коммуникации между представителями различных

национальных культур, подчеркивая ее интеракциональность и равноправный

статус участников (ср. (AUERNHEIMER 1990: 3)).

Правда, и в этом случае имеются исключения, примером чего может

послужить уже упоминавшаяся “межкультурная германистика” в интерпретации А.

Вирлахера. Не вдаваясь сейчас в подробный анализ этой концепции, можно

заметить, что и сам термин явно неудачен: выражение “межкультурная

германистика” звучит примерно так же, как, скажем, “межгосударственное

отношение Германии”*. По логике вещей и согласно внутренней форме термина,

какой-либо отдельной “межкультурной германистики” быть не может, а речь

должна идти о парных сочетаниях “межкультурная германистика – романистика”,

“межкультурная германистика – полонистика” и т.п.

Полисемия приставки “меж-” (“интер-”), которая может использоваться также

в значении “промежуточный”, “переходный”, дает основания и для иных

интерпретаций термина “межкультурный” – например, для обозначения

аппроксимативного, “очищенного” от национально-культурной специфики

состояния некоторого объекта (HÖNIG 1995: 103). Довольно часто в

интеркультуралистике этот термин также означает некоторое новое,

промежуточное состояние между двумя культурами, область их взаимного

наложения и диффузии, не похожее ни на одну из исходных культур (ср. (BOLTEN

49

Page 50: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

1994: 204; WÄGENBAUER 1995: 32; THIJE 1997)) – в сходном значении в

лингвистике использовалось понятие “интеръязык” (“interlanguage”).

В дальнейшем термин “межкультурный” будет использоваться нами главным

образом в первом из перечисленных, т.е. в “интерактивном” смысле.

1.2.5. Модель акта межкультурной коммуникации

Проведенного выше уточнения исходных понятий теоретически должно было

бы оказаться достаточным для того, чтобы осуществить первичное разграничение

предметной области “межкультурная коммуникация”. В особенности это касается

примыкающих к МКК (смежных с нею) явлений. Ядро же этой области –

отдельные разновидности, или типы МКК на основе сделанных уточнений

охватить, тем не менее, вряд ли бы удалось.

Всякая типология в идеале должна опираться на ограниченное число т.н.

“типообразующих” признаков. До сих пор как в общей теории коммуникации, так

и в теории МКК подобного закрытого набора признаков, а значит, и типологии

коммуникации не существует.

На наш взгляд, функцию таких типообразующих признаков могут выполнить

отдельные составляющие коммуникативного акта, называемые обычно

коммуникативными факторами, так как именно в зависимости от их

специфического сочетания выявляются отдельные коммуникативные типы.

Эти факторы, количество и терминологические обозначения которых

варьируют у разных авторов, представляют обычно в форме схем или моделей.

Вероятно, первая из них принадлежит уже упоминавшимся К. Шеннону и У.

Виверу (SHANNON, WEAVER 1963: 7):

information source transmitter receiver destination

signal received signal message noise source

Иногда эта схема изображается в редуцированном виде (ср. (GRIMM,

ENGELKAMP 1981: 218)):

Источник Передатчик Kaнaл Приемник Цель

| |

50

Page 51: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Кодирование Шум Декодирование

Приведенная модель была разработана, как уже говорилось, в технико-

информационном ключе, поэтому значительная часть использующейся в ней

терминологии была заимствована из подъязыка связи. Она нашла, тем не менее,

широкий отклик в гуманитарных науках – сначала в социологии и

литературоведении, а затем и в лингвистике. Одной из причин этого могло

послужить модное в то время среди гуманитариев стремление сделать “точные”

науки основой для своих изысканий (BUDDEMEIER 1973: 131). Как бы то ни было,

к важнейшим следствиям разработки этой схемы можно отнести осознание того

факта, что в высшей степени сложные процессы человеческой коммуникации все

же поддаются разложению и моделированию.

Еще одна известная коммуникативная модель, разработанная в 1960 году,

принадлежит Р. Якобсону (ЯКОБСОН 1975: 198):

Контекст

Отправитель1 Сообщение Получатель

Код

Контакт

Фактор Контекст объясняется Якобсоном не очень подробно, но в его

толковании можно увидеть предшественника фактора Ситуация. Фактор Контакт,

который, по мысли автора, должен охватывать как физический канал, так и

психологическую связь между адресантом и адресатом, напротив, не нашел своего

развития в дальнейших теоретических построениях.

Эта модель получила известность прежде всего благодаря систематизации

языковых функций, которые Якобсон выводил как раз из отдельных факторов. Так,

например, на основе упомянутого фактора “Контакт” он постулировал т.н.

фатическую функцию, которой обладают высказывания, направленные не на

сообщение информации, а на завязывание, поддержание или разрыв

коммуникации, контроль за проницаемостью канала и т.п. (ЯКОБСОН 1975: 201).

В целом, модель Якобсона еще несет на себе явные черты технически-

связистского подхода, но в нее уже включен фактор Код, а Контекст как бы 1 В цитируемом русском переводе используются термины “адресат” и “адресант”.

51

Page 52: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

предвосхищает превращение Сообщения в Текст. С тех пор были разработаны

десятки моделей коммуникации, постепенно сложился определенный набор

факторов, которые дают возможность более или менее удовлетворительного

описания процессов коммуникации.

Одну из наиболее удачных моделей коммуникации, на наш взгляд, представил

в свое время известный переводовед О. Каде (KADE 1980: 103-108). Его модель

“коммуникативной ситуации”, которая, к сожалению, не получила у него

схематического изображения, включает в себя следующие факторы:

1. Цель коммуникации

2. Предмет коммуникации

3. Передатчик

4. Адресат/Приемник

5. Коммуникативное сообщество

6. Средства коммуникации

7. Условия передачи

Данная модель представляет собой еще один шаг вперед – в том числе по

сравнению со схемой Р. Якобсона – но также не совсем свободна от влияния

теории связи (ср. “приемник”, “передатчик”, “передача”). С современной точки

зрения она требует некоторых уточнений и дополнений:

Термин “Коммуникативная ситуация” используется в настоящее время,

большей частью, в значении “внешние условия коммуникации” (время, место

общения и т.д.).

Понятие “Предмет” чаще ассоциируется с такими науками, как психология,

философия или теория деятельности. “Предмет” коммуникации (т.е. то, что

“обрабатывается” в ходе общения) обычно является ни чем иным, как его Темой.

Фактор “Коммуникативное сообщество” описан у О. Каде не совсем ясно.

Если попытаться суммировать сказанное им по этому поводу, можно придти к

выводу, что имеется в виду в основном социокультурная, общественная

обусловленность почти всех коммуникативных факторов, что безусловно

правильно, однако вряд ли является основанием для придания ей статуса

самостоятельного фактора.

52

Page 53: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Под “Условиями передачи” О. Каде понимает примерно то же самое, что в

большинстве других моделей называется Каналом – по крайней мере, он указывает

на то, что от них зависит фоническая или графическая оболочка текста

(“Коммуниката”). Данный термин вряд ли можно признать удачным в связи с тем,

что он способен вызвать ложные ассоциации с Ситуацией.

Фактор “Средства коммуникации” должен был, очевидно, заменить

традиционный Код. Может быть, этот техницистский термин показался О. Каде

слишком узким по отношению к естественному языку, может быть, автор хотел

при его помощи подчеркнуть, что в коммуникации применяется много кодов.

Представляется, однако, что избранное им обозначение затушевывает

“семиотичность” соответствующего фактора.

В модель коммуникативного акта, безусловно, должен быть включен и

фактор Текст, который у О. Каде рассматривается отдельно под не совсем

благозвучным названием “Коммуникат”.

“Цель коммуникации” (Интенция) настолько тесно связана с фактором

Мотивация, что иногда их бывает трудно разграничить. На наш взгляд, это все же

необходимо делать, исходя хотя бы из практических задач анализа конкретной

МКК1.

Как уже говорилось выше, в связи с “Целью Коммуникации” возникает

вопрос о соотношении понятий “коммуникация” и “деятельность”. Сам О. Каде

прямо указывает на то, что коммуникация входит в деятельность на правах

составной части:

“Цель коммуникации выводится из деятельности более высокого уровня,

достижению которой в целом служит коммуникация” (KADE 1980: 103).

Принимая во внимание включенность коммуникации во внеязыковую

деятельность, следовало бы, по моему мнению, признать за последней статус

самостоятельного коммуникативного фактора (Деятельность).

Рассмотренные модели (и, насколько нам известно, и большинство других

также) имеют тот недостаток, что построены одновекторно – т.е. модель строится с

точки зрения Отправителя сообщения, который как бы замыкает на себя все

1 Разграничение “Мотив” – “Интенция” требуется, например, при описании разных типов непонимания (недоразумений) в МКК (см. ниже).

53

Page 54: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

остальные коммуникативные факторы – сколько бы их ни было, и как бы они ни

назывались. При этом подразумевается, что, как только Получатель принимает на

себя активную роль в коммуникации (turntaking), он сразу же становится

Отправителем с соответствующим репертуаром коммуникативных факторов. При

этом, однако, остается без внимания тот факт, что на восприятие Сообщения

(Текста) со стороны Получателя влияют те же самые факторы, что и на его

производство1.

По этой причине мы считаем целесообразным предложить двухвекторную

модель коммуникации, в который каждый из участников обладает своим

собственным набором, на наш взгляд, важнейших коммуникативных факторов:

Мотивацииx Кодx Код (x) y Мотивацииy

Дискурс x (y)

Деятельностьx Коммуникантx Темаx Текстx (y) Темаy Коммуникантy Деятельностьy

Интенцииx Ситуацияx Ситуацияy Интенцииy

Тезаурусx Тезаурусy

Дадим вначале краткое описание (более подробно они освещаются ниже)

каждого из указанных факторов.

Коммуникант: участник коммуникации; понимается всегда как носитель

определенной культуры (чаще всего национальной), может выступать как в роли

отправителя, так и получателя Текста. В него входят различные социальные и

биологические характеристики партнеров по коммуникации (социальный статус,

профессия, возраст, пол, физические данные).

Деятельность: предметная или идеальная деятельность, в которую включена

собственно коммуникация. Этот фактор может настраиваться с различным

фокусом, начиная с более или менее элементарных операций и действий типа

“есть” или “играть” и заканчивая способами производства, специфика которых

1 В зародыше “редупликация” факторов присутствует в ранней работе Г. Вайнриха, который отвел каждому из участников коммуникации свой собственный Код (WEINRICH 1976: 45), не развив, правда, эту идею далее.

54

Page 55: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

носит стадиальный (феодализм) или идеологический характер (плановая

экономика).

Мотивации: потребности, интересы, мотивы коммуникантов, побуждающие

коммуникантов начинать какую-либо деятельность и/или вступить в

коммуникацию. Множественное число выбрано в связи с тем, что их, как правило,

бывает несколько.

Интенции: намерения, задачи и цели, которые преследуются

коммуникантами; они вытекают из мотиваций, тесно с ними связаны и также могут

быть относительно многочисленными.

Ситуация: время, место и другие условия коммуникации; подобно фактору

Деятельность ситуативный фокус может устанавливаться по-разному в

зависимости от угла зрения – от ситуации “здесь и сейчас” (дифференциального

признака Дискурса) до геополитического положения в мире.

Тезаурус: в широком смысле – энциклопедические, фоновые знания (знания о

мире); его содержание поддается иерархическому моделированию – от отдельных

абстрагированных признаков элементарного характера на самом низком уровне до

когнитивных супраструктур (фреймы, сценарии, ситуационные модели и т.д.) – на

самом высоком. В более узком смысле он может интерпретироваться как

“понятийный словарь” (ср. (СТРЕЛКОВСКИЙ 1973: 13)), т.е. список всех

концептов, усвоенных индивидом, в их взаимосвязи.

Код: семиотическая система, применяемая для передачи информации. В

человеческой коммуникации это прежде всего естественный язык, однако и другие

коды (жестика, эмблематика, символика, условные знаки и т.д.), которые довольно

часто выступают в тесном взаимодействии друг с другом1, не должны оставаться

без внимания. Предпосылкой любой коммуникации является наличие общего для

ее участников кода. В отношении МКК это требование имеет следствием, что один

из коммуникантов должен владеть языком партнера или прибегнуть к услугам

переводчика (поэтому некоторые элементы схемы взяты в кавычки).

Тема: основной предмет, который обсуждается в ходе коммуникации.

1 И в этом случае можно было бы использовать множественное число (Коды).

55

Page 56: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Канал: на нашей схеме за недостатком места не указан – путь, по которому

информация доставляется партнеру, а также применяющиеся при этом

вспомогательные устройства.

Текст (Дискурс): основной инструмент коммуникации – построенное из

семиотических элементов по определенным правилам сообщение. Оно является

результатом взаимодействия всех звеньев коммуникативной цепочки (ср. (ДЮБУА

И ДР. 1986: 88))1.

Интерпретируя последнее положение, следует добавить, что информация

(смысл), передаваемая/воспринимаемая в коммуникации, содержится не только в

Тексте, но способна генерироваться едва ли не в любом коммуникативном факторе

или их сочетаниях. Отсюда вытекает важный для лингвистики вывод: если мы

хотим изучать функционирование языка в реальной коммуникации, то нам

неизбежно придется выходить за рамки собственно лингвистической тематики и

проблематики.

На основании приведенной модели и произведенного ранее определения

ключевых понятий “коммуникация” и “культура” можно перейти к более

детальной дифференциации предметной области “межкультурная коммуникация” и

созданию типологии МКК.

1.2.6. Типология межкультурной коммуникации

Построение типологии МКК проведем, отталкиваясь от наиболее характерных

представителей предметной области “межкультурная коммуникация”.

Пример 1: Культурах заимствует из культурыу определенное явлениеz.

Этот случай охватывает разного рода заимствования из других культур – в

технике, идеологии, моде, питании, образе жизни и т.д., которые имеют место,

вероятно, с момента зарождения разных культур. Культурах может быть названа

культурой-реципиентом, а культурау – культурой-донором.

Было бы когнитивной метафорой говорить здесь о коммуникации: как было

показано выше, коммуникация – это, во-первых, способность, присущая

исключительно живым существам, а, во-вторых, ее суть состоит, прежде всего, в

обмене информацией. Поэтому приведенный случай не может быть признан

1 Первое издание 1970 г.

56

Page 57: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

вариантом МКК и его правильнее было бы назвать межкультурной

трансференцией1 или межкультурным заимствованием.

Заимствование какого-либо инокультурного явления, правда, предполагает

предыдущую интенсивную МКК и является в этом смысле ее следствием.

Особо массовый процесс заимствования, обусловленный нередко осознанием

превосходства культуры-донора, в истории и культурологии иногда определяется

как влияние, ср. следующее высказывание В. Ключевского:

“И прежде, в ХV-ХVІ вв., Россия была знакома с Западной Европой, вела с ней кое-

какие дела, дипломатические и торговые, заимствовала плоды ее просвещения,

призывала ее художников, мастеров, врачей, военных людей. Это было общение2, а

не влияние. Влияние наступает, когда общество, его воспринимающее, начинает

сознавать превосходство среды или культуры влияющей и необходимость у нее

учиться, нравственно ей подчиняться, заимствуя у нее не одни только житейские

удобства, но и самые основы житейского порядка, взгляды, понятия, обычаи,

общественные отношения” (КЛЮЧЕВСКИЙ 1998: 363)

Как видим, В. Ключевский исповедует довольно широкий подход к общению,

возражения против которого уже выдвигались ранее.

Из сходных соображений вряд ли правомерно говорить и о коммуникации

между культурами, хотя это выражение нередко можно встретить на страницах

специальной литературы, ср. следующее высказывание о взаимоотношениях

Германии и Португалии:

“Несмотря на то, что основной интерес к себе привлекали мировые державы,

имеющие с Германией и Португалией общую границу, несмотря на отрицательное

влияние географической удаленности и языковых барьеров, при ближайшем

рассмотрении мы можем обнаружить удивительное разнообразие

взаимоотношений между обоими государствами, межкультурную коммуникацию3,

которая постоянно развивалась в ходе столетий и упрочилась сегодня”

(EHRHARDT 1994: 19).

1 Этот термин иногда используется для обозначения языковых заимствований (ср. (JUNG 1993)).2 Выделено В. Ключевским.3 Выделено нами – П.Д.

57

Page 58: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Если подобное употребление термина “межкультурная коммуникация” и

оправдано, то также лишь метафорически (культура как “Коммуникант”).

Пример 2: Носитель культурых живет и действует в условиях

культурыу.

Представляется, что и в этом случае мы имеем дело с более широким

явлением, чем коммуникация. Он охватывает такие распространенные формы

межкультурных контактов, как туризм, работа или учеба за границей, эмиграция и

т.д. и является, пожалуй, наиболее частым истолкованием понятия МКК. Тем не

менее, как легко убедиться, собственно МКК составляет лишь часть

межкультурного взаимодействия этого рода, и использование термина

“межкультурная коммуникация” в данном значении представляет собой не что

иное, как метонимию (“часть за целое”). Подобные терминологические нюансы не

являются, большей частью, столь уж важными, но если все же стремиться к

точности, то для этого типа межкультурного взаимодействия можно было бы

предложить термин межкультурное сосуществование.

Для теории МКК особый интерес представляет один из модусов этого

сосуществования, а именно инокультурное существование (межкультурное

взаимодействие, рассмотренное под углом зрения актанта, попавшего в чуждое

культурное окружение).

Пример 3: Носитель культурых и носитель культурыу сотрудничают в

процессе осуществления той или иной деятельности (производство,

коммерция, обучение и т.д.).

Здесь мы также имеем дело с явлением более широкого порядка, чем

коммуникация. Данный тип межкультурного взаимодействия имеет крайне важное

практическое значение и является излюбленным объектом изучения в

интеркультуралистике. Исследователи, однако, не всегда четко проводят грань

между собственно коммуникативным и деятельностным аспектами проблемы.

Назвать эту разновидность межкультурного взаимодействия можно

межкультурной деятельностью.

Пример 4: Носитель культурых взаимодействует с текстом культурых

другого исторического периода (Текстомх+1).

58

Page 59: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Этот тип МКК отсутствует в классификациях большинства авторов.

Причиной этого является, очевидно, первоначальная ориентация теории МКК на

устную, непосредственную коммуникацию (дискурс), о чем речь еще будет идти

ниже. При этом он обладает наиболее глубокими традициями изучения – ведь

сюда, в принципе, можно отнести значительную часть любой родноязычной

филологии (за исключением современной литературной критики и т.п.).

Другой причиной недостаточного осознания межкультурных аспектов этой

проблематики мог послужить псевдо-континуальный характер нации, который в

действительности является дискретным, или, точнее говоря, дискретно-

континуальным. Это можно заметить при любой смене поколений, но общим

правилом является то, что чем дальше расположены друг от друга звенья цепи

поколений, тем больше “межкультурных черт” принимает коммуникация между их

представителями. Внешними признаками такого “очуждения” (см. ниже)

соответствующего текста являются расходящиеся литературоведческие

интерпретации, необходимость развернутых предисловий, аппарата комментариев

и т.д.

В связи с тем, что в этом случае непосредственная коммуникация по

понятным причинам невозможна (фактор Ситуациях не совпадает с фактором

Ситуацияу1), речь здесь идет в основном о восприятии письменных (или

зафиксированных каким-либо иным образом) текстов. Чтобы отграничить этот тип

коммуникации от других разновидностей МКК, назовем его межпоколенной

коммуникацией.

Пример 5.1.: Носитель субкультурыa национальной культурых общается с

носителем субкультурыb той же культурых;

Пример 5.2.: Носитель супранациональной культурыхх общается с

носителем супранациональной культурыуу.

Определение этих типов МКК зависит от точки отсчета – что считать

“культурой” и что – “субкультурой” или “супракультурой”.

На роль “нулевой величины” с наибольшими основаниями, вероятно, может

претендовать уровень национальной культуры, хотя здесь и возникают известные

1 Этот вариант ситуации можно было обозначить как Ситуациях+1, чтобы отделить его от “по-настоящему” инокультурной СитуацииУ.

59

Page 60: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

проблемы с дефиницией “национального”. Подробное рассмотрение этой

проблематики увело бы нас слишком далеко от непосредственной темы

исследования, поэтому ограничимся основными параметрами понятия “нация”,

которое мы хотим ввести аксиоматически на основании анализа многочисленной

литературы по этому вопросу.

Нация представляет собой относительно крупную социальную группу

(социум), которая в норме:

проживает (... проживала1) на более или менее четко очерченной территории;

продолжительное время организована (... была организована) в одном

государстве (единые системы управления, законодательства, транспорта, язык

общения, внешнее и внутреннее признание и т.д.);

обладает выраженной культурной идентичностью.

Последний термин, хотя и относится к числу наиболее модных в последнее

время, однако по своей “внутренней форме” (лексической мотивировке) не совсем

корректен. Во-первых, он излишне категоричен: здесь скорее следовало бы

говорить не об “идентичности”, а о “похожести” (в латинизированной форме –

“симилярности”) членов данной социальной группы. Во-вторых, внутреннее

сходство отражает лишь одну сторону рассматриваемого феномена, так как его

вторая сторона состоит в “альтеритете” (дифференциальности) вовне. Другими

словами, категория идентичности охватывает ряд признаков, которые своим

специфическим сочетанием отличают одно человеческое сообщество от другого.

Список этих признаков довольно обширен и относительно хорошо изучен.

Обычно в него включают наличие эндо- и экзоэтнонима, действительное или

мнимое общее происхождение, общие язык, религию, нравы и обычаи, фольклор,

праздники, мифологию (включая героев и анти-героев, славные или трагические

события), а иногда и даже общего врага (ср. (CLAESSENS 1973: 34-35)) и т.д..

Каждая национальная культура подразделяется на многие субкультуры –

этнические, региональные, возрастные, профессиональные, по интересам и т.д.

Коммуникацию между носителями подобных культур можно назвать

межсубкультурной. С когнитивной точки зрения она вряд ли отличается от

1 Эти условия должны действовать в фазе этногенеза, пока этнос не вступил в фазу рекурсивной системы. Затем требования общности территории и государства во многом теряют свою значимость.

60

Page 61: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

обычной интракультурной – общий национально-культурный багаж оказывается

вполне достаточным для достижения взаимопонимания. Впрочем, это касается

лишь т.н. инвольвированных (включенных) разновидностей коммуникации, а не

обсервативных (см. ниже), имеющих место в ситуации, когда кто-либо

непосвященный наблюдает общение представителей некоей субкультуры между

собой (больной слышит разговор врачей, случайный свидетель – разговор

преступников, взрослый читает молодежный журнал о рок-музыке и т.д.).

В остальном, проблемы здесь возникают главным образом в области

прагматического (оценок, установок, предрассудков и т.п.) и прежде всего по

линии Коммуникантх – Коммуниканту (дискриминация на основе этнических

стереотипов, межпоколенные трения и т.д.).

По другую сторону национально-культурной оси располагается

супранациональный уровень (пример (5.2.)). Общение между представителями

разных супранациональных образований (например, между европейцем и

латиноамериканцем, мусульманином и христианином или (в недалеком прошлом)

жителем страны – члена восточного блока и жителем страны – члена НАТО1)

можно назвать межсупракультурной коммуникацией. Супракультурные свойства

интересны тем, что могут одновременно входить в состав первичных, “глубинных”

слоев соответствующих национальных культур – факт, который пока

недооценивается в теории МКК.

Пример 6: Носитель культурых (или культурыу) анализирует культуруу с

целью проникновения в ее сущностные и специфические черты.

Межкультурное взаимодействие, в особенности долговременное, как правило,

стимулирует сравнение собственной и чужой культур, причем у участника такого

взаимодействия нередко возникает желание поделиться результатами своих

наблюдений с другими.

Контрастивное сравнение может быть направлено на познание как

собственной, так и чужой культуры; один из членов сравнения способен уходить на

задний план, становясь имплицитным; познание культуры может быть глубинным

или поверхностным, профессиональным или любительским – короче говоря, этот

1 Этот тип “цивилизаций”, кстати говоря, не был учтен С. Хантингтоном в его нашумевшей книге “Столкновение цивилизаций”.

61

Page 62: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

фрагмент предметной области МКК является довольно обширным и

расплывчатым.

Выделяются несколько типов подобного постижения своей или чужой

разновидностей культуры:

поверхностное истолкование и прогнозирование происходящего в некоторой

национальной культуре, чуждой для наблюдателя, находящее выражение в статьях

международных корреспондентов, докладах дипломатов или секретных служб и

т.д.;

публицистическая интерпретация недавнего прошлого или происходящего

ныне в собственной культуре (например, в статьях известных корреспондентов,

писателей и т.д.);

рефлексия задним числом по поводу протекавших длительное время

межкультурных контактов, причем временная задержка может составлять годы и

десятилетия (путевые заметки, мемуары);

специальный научный анализ в трудах историков, культурологов, философов

(это направление обычно обозначается как “философия истории”) и т.д.;

реконструкция давно прошедших культурных состояний, что в случае

собственной культуры часто означает пересечение с межпоколенной

коммуникацией.

Все перечисленные варианты межкультурной интеракции вряд ли можно

отнести к собственно МКК, однако, как и межкультурное заимствование, они

предполагают активную МКК в прошлом.

В зависимости от фактора Интенция и степени “научности” анализа можно

разграничить (национально-) культурную инвестигацию и (национально-)

культурную когницию, причем первый из них должен применяться для обозначения

прикладных и публицистических опытов, а второй – для теоретических

построений.

Для теории МКК интерес здесь представляют прежде всего описания

действительно состоявшихся актов МКК, которые выступают в качестве

материала, ценного своей аутентичностью и естественностью. Кроме того,

рассыпанные по подобным трудам попытки национально-культурных обобщений,

62

Page 63: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

несмотря на нередкую их наивность и поверхностность, могут все же (с

необходимой долей осторожности) использоваться для объективации тех или иных

данных о глубинных чертах соответствующей национальной культуры1.

Одним из самых специфических вариантов этого типа интеркультуралистики

является национально-культурная имитация, к которой я отношу случаи

неверного, искаженного изображения чужих культур в фильмах, книгах и т.д. (ср.,

например, сериал о Джеймсе Бонде, советские фильмы о разведчиках первых

послевоенных лет и т.д.) и которую можно свести к формуле: Носитель культурых

создает произведения о культуреу, которую он не знает, для носителей культурых

(нередко и других культур также). На сведущего реципиента они часто производят

скорее комичный эффект. Вместе с тем, с точки зрения теории МКК подобные

тексты или фильмы представляют определенный интерес, в частности, как

примеры “кристаллизации” национальных и иных стереотипов.

Пример 7: Носитель культурых взаимодействует с текстом (фильмом и

т.д.) о культуреу

7.1.: в процессе образования или выполнения профессиональной

деятельности (например, на занятиях по страноведению);

7.2.: в быту (восприятие зарубежных репортажей в средствах массовой

информации, чтение путевых заметок и т.д.).

Эта форма межкультурных контактов, как легко установить, тесно связана с

только что рассмотренными национально-культурной когницией и инвестигацией,

точнее говоря, они являются ее следствием. Особенность этой формы МКК состоит

в том, что и Автор и Реципиент могут принадлежать к одной и той же культуре, что

как будто противоречит основному критерию МКК. Все же мы считаем

оправданным признать ее в качестве самостоятельного типа МКК, так как в начале

соответствующей “текстообразующей” цепочки все равно располагаются

“настоящие” межкультурные взаимодействия. В этом смысле ее, как, впрочем, и

только что рассмотренные национально-культурные когницию, инвестигацию и

имитацию, можно назвать вторичной МКК.

1 Можно сказать, что мы здесь имеем дело со своего рода “позитивизмом”.

63

Page 64: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

В зависимости от целевой группы получателей (фактор Коммуникант) и их

Интенций возможно дальнейшее подразделение на профессиональную (пример

(7.1.)) и на научно-популярную вторичную МКК (пример (7.2.)).

Под углом зрения коммуникативного фактора Тема эту разновидность

коммуникации можно также назвать метакультурной коммуникацией.

Пример 8: Носитель культурых общается с носителем культурыу

8.1.: в осознанном инвольвированном контакте;

8.2.: непрямо, наблюдая коммуникацию между носителями культурыу или

заменяя собой коммуникантау.

Выше мы определили коммуникацию как разновидность осознанного

(интенционального) процесса передачи/извлечения информации при помощи

знаков. Последнее ограничение потребовалось в связи с тем, что существуют и

другие формы информационного взаимодействия, которые не обязательно должны

протекать на семиотической основе.

Здесь же следует добавить, что имеются виды коммуникации, которые хотя и

реализуются через сообщения (тексты), но возникают не-интенционально

(неосознанно). По параметру Интенция, таким образом, могут быть выделены

интенциональная и не-интенциональная коммуникация, в том числе и МКК.

Интенциональный означает в этом контексте не столько “по желанию”, сколько

“осознанный”: интенциональные формы МКК характеризуются тем, что партнеры

по коммуникации полностью осознают, что они имеют дело с иностранцем и могут

соответствующим образом модифицировать свое коммуникативное поведение.

Интенциональными в этом смысле являются, например, случаи непосредственной

МКК, по крайней мере, после того как коммуниканты осознают принадлежность к

различным культурам; интенциональным является также большинство

метакультурных коммуникаций.

Среди интенциональных видов МКК особое место занимает экзокультурная

МКК, к которой мы относим производство/восприятие текстов, предназначенных

специально для использования за пределами собственной культуры

(внешнеполитическая пропаганда, внешнеторговая реклама и т.д.).

64

Page 65: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Ее оппозитивным членом можно считать эндокультурную коммуникацию, т.е.

производство/восприятие текстов, которые предполагается использовать внутри

собственной культуры. Массив подобных текстов, естественно, несопоставимо

больше, чем текстов для внешнего использования.

Вполне вероятной, однако, является ситуация, когда такие тексты попадают в

руки представителей иных культур, что, в принципе, уже создает ситуацию МКК.

Это, безусловно верно, но с одним ограничением – межкультурной такая

коммуникация является лишь на одном из полюсов, а именно, на полюсе

реципиента, что, как правило, не принимается во внимание.

Еще одной оппозицией, которая может оказаться полезной для подобных

типов МКК, является уже затрагивавшееся противопоставление инвольвированная

обсервативная МКК. Один из наиболее важных различающих их признаков,

можно определить как интерактивный потенциал коммуниканта, т.е. способность

последнего влиять на ход общения. Обсервативная коммуникация преобладает,

например, при национально-культурной инвестигации.

Пример 9: Носитель культурых общается устно с носителем культурыу

9.1.: непосредственно на языкеу (предпосылка – знание языкау);

9.2.: на языкех (через переводчика).

Центральными для классификации этих видов МКК являются факторы

Ситуация и Код. Как уже отмечалось, фактор Ситуация, в свою очередь,

образуется из нескольких составляющих, наиболее важными из которых являются

Время и Место коммуникации. Совпадение времени и места коммуникации для

обеих сторон (т.е. Времях = Времяу и Местох = Местоу) создают конфигурацию,

которую обычно называют face to face communication или непосредственной

коммуникацией. С развитием техники пространственный компонент Ситуации

постепенно теряет свое значение – вспомним бурное развитие телефонии, радио,

телевидения, телеконференций, Интернета и других современных технологий

связи, благодаря которым участники коммуникации могут разделяться тысячами

километров, но находиться практически в одном и том же реальном времени.

Основными отличиями непосредственной коммуникации считаются

спонтанность, эмоциональность, стилистическая необработанность, возможность

65

Page 66: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

обратной связи и автокорректур, значительная роль невербальных средств и т.д. За

этим типом коммуникации в лингвистике в последние десятилетия закрепился

термин “дискурс”. Сложилось даже самостоятельное направление дискурсивного

(конверсационного) анализа, которое, кстати, оказало заметное влияние на

исследования в области МКК. Соответствующую же форму непосредственной

МКК можно назвать межкультурным дискурсом1.

Для разграничения разновидностей МКК (9.1.) и (9.2.) потребуется включение

в коммуникативную цепочку нового звена, а именно, Посредника или

Транслятора, а также привлечение фактора Код. Звено Посредник должно было бы

занять в нашей схеме акта МКК место посередине – причем с тем же набором

коммуникативных факторов, что и другие его участники (Мотивация, Интенция и

т.д.), но с двумя важными отличиями: Посредник располагает обоими Кодами –

Кодомх и Кодому, а Текст, который до него именовался Текстомх, становится после

него Текстому.

Коммуникацию, для успешного протекания которой требуется вмешательство

Посредника (Транслятора), можно назвать опосредованной МКК. Если же

Коммуниканту располагает знаниями Кодах (Языках), то МКК является прямой.

С точки зрения фактора Код вышеназванные типы МКК могут быть

определены и как двуязычная/одноязычная (интерлингвальная/монолингвальная)

МКК. Против ожидания, эти термины не очень употребительны даже в

лингвистике, а объем их понятия нельзя считать до конца определенным. Не ясным

остается, в частности, относятся ли к межъязыковой коммуникации только те

случаи, когда в общении используются два языка (узкое понимание) или также

таковые, при которых применяется лишь один язык, но являющийся для одного из

партнеров по коммуникации чужим (широкое понимание), ср.:

“К межъязыковой коммуникации относятся различные степени естественного и

искусственного поли- и билингвизма, а также все виды, формы и жанры перевода”

(КОПАНЕВ, БЕЕР 1986: 7).

1 Письменные или зафиксированные каким-либо другим образом сообщения, не отвечающие указанным выше критериям непосредственной коммуникации, будут в дальнейшем для удобства изложения обозначаться как Текст, хотя это и не соответствует представлениям классической лингвистики текста.

66

Page 67: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Эта интерпретация межъязыковой коммуникации представляется не вполне

удачной, так как в ней смешиваются уровни билингвизма и перевода, но она

хорошо иллюстрирует упомянутую выше проблему определения межъязыковой

коммуникации. Мы придерживаемся мнения, что расширенное толкование понятия

“межъязыковая коммуникация” все же возможно, учитывая, что специфика

иностранного языка как раз и проистекает из его привязки к родному языку

обучаемого (пользователя) и что межъязыковая “коммуникация” происходит как

бы в голове билингва. Различные варианты межъязыковой МКК можно обозначить

соответственно как эксплицитно и имплицитно межъязыковую МКК.

Пример 10: Носитель культурых (или также культурыу) модифицирует

текст культурыу для его использования в культурех.

Случай (10) представляет собой, как было только что показано, составную

часть опосредованной МКК, а иногда и ее необходимое условие. В принципе, эту

деятельность вряд ли можно признать самостоятельным видом МКК, так как в

идеале речь здесь должна идти о процессе своеобразного “перекодирования”, как

это, например, происходит при преобразовании компьютерного файла из одного

формата в другой. В реальности, однако, эта процедура выглядит гораздо сложнее,

потому что необходимо нейтрализовать не только несовпадения между двумя

языковыми Кодами, но и расхождения между другими коммуникативными

факторами1. Кроме того, в первой фазе своей деятельности (восприятие

дискурса/текста) переводчик сам выступает в роли культурно-обусловленного

реципиента, а во второй фазе он должен учесть культурную обусловленность

адресатов перевода.

В связи с тем, что в теории перевода для данного вида деятельности все более

распространяется термин “трансляция” (ср. (REIß, VERMEER 1984)), в нашей

типологии целесообразно использовать его дериват межкультурная трансляция.

Пример 11: Носитель культурых взаимодействует с письменным текстом

культурых

11.1.: в модифицированной форме (ср. (10));

11.2.: в оригинале (ср. (9.1)).

1 Именно поэтому я предпочитаю термин “модифицировать”, а не “переводить”.

67

Page 68: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Общее отличие этого типа МКК от межкультурного дискурса состоит в том,

что место и время производства Текста не совпадают со временем и местом его

рецепции. Поэтому он может быть назван МКК с пространственным и временным

смещением или дистантной МКК. Другие различия затрагивают фактор Канал, а

также некоторые стилистические особенности (ср. пример (9)).

Пример (11.1.) интересен тем, что практически не распознается большинством

теоретиков как один из видов МКК. Вместе с тем он, вне всякого сомнения, может

считаться “полноправным” типом МКК, а именно опосредованной, (эксплицитно)

межъязыковой МКК.

Пример 12: Носители культурых и носители культурыу избавляются от

взаимных предрассудков и стереотипов, проникаются доверием друг к другу,

учатся с пониманием относиться к ценностям, отличным от своих собственных,

и т.д.

12.1.: в прямой коммуникации друг с другом

12.2.: на специально организованных занятиях.

Для этой разновидности МКК довольно трудно найти какое-либо русское или

украинское обозначение, в отличие от немецкого языка, где существует слово

Verständigung. Его наиболее точным соответствием будет, очевидно, выражение

достижение взаимопонимания.

Задача достижения взаимопонимания является особенно актуальной для

народов, между которыми в силу тех или иных причин сложились напряженные

взаимоотношения. В недавней истории можно отметить целые периоды,

проходившие под знаком этой задачи – например, “разрядку” 70-х годов,

горбачевскую перестройку (одним из элементов которой была, как известно,

концепция “общеевропейского дома”). Справедливости ради следует сказать, что

решалась эта задача в основном политиками и дипломатами, а также

обслуживавшими их пропагандистскими аппаратами. Вместе с тем были и

отдельные попытки общественности подключиться к ее решению – вспомним т.н.

“народную дипломатию” или популярные одно время “телемосты”.

Представляется, что именно они подпадают под пункт (12.1).

68

Page 69: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Несмотря на очевидную важность для судеб человечества, данному типу

межкультурного взаимодействия за редкими исключениями (ср.

(HEXELSCHNEIDER 1987: 265)) пока не уделялось заметного внимания в теории

МКК. Впрочем, это наблюдение относится лишь к достижению взаимопонимания

между представителями разных государств (блоков государств) – т.е. к МКК на

уровне национальных (супранациональных) культур. Конфликты и трения

существуют, однако, и на субкультурном уровне (например, между отдельными

этносами, проживающими в одном государстве). Этот тип МКК привлек к себе

гораздо больший теоретический и практический интерес, по крайней мере в ФРГ:

здесь сложилось даже целое направление межкультурной педагогики

(межкультурного воспитания) (BREDELLA, CHRIST 1995; AUERNHEIMER 1990;

NIEKE 1995), поставивших перед собой задачу противодействовать

возникновению подобных конфликтов путем специально организованного

обучения (ср. (12.2)).

Интересно, что существуют попытки представить указанный тип МКК в

качестве родового понятия (понятия наиболее высокого уровня) для всей

интеркультуралистики, ср.:

“Уже сама идея межкультурного обучения свидетельствует о том, что встречи и

коммуникация с другими людьми не могут успешно (...) протекать без обоюдного

обучения. Межкультурное обучение может рассматриваться в связи с этим как

родовое понятие для иных понятий сходного значения – таких, как межкультурная

встреча, межкультурная компетенция, межкультурная коммуникация1 и т.д.”

(KAIKKONEN 1997: 78).

Признавая важность межкультурного обучения, с этим высказыванием все же

трудно согласиться, так как оно означает примерно то же самое, что и утверждение

“Обучение езде на автомобиле является родовым понятием для езды на

автомобиле”.

Пример 13: Носители культурых и носители культурыу взаимодействуют

для решения задач супракультурного уровня.

1 Выделено П. Кайкконеном.

69

Page 70: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Как явствует уже из самого подзаголовка, решающим для выделения этого

типа МКК является фактор Интенция (Цель деятельности). Уже неоднократно

отмечалось, что число проблем, требующих для своего решения международного

сотрудничества, постоянно растет: сохранение мира, защита прав человека и

национальных меньшинств, борьба с международной преступностью, защита

окружающей среды и т.д. Вспомним также все повышающиеся затраты на

разработку новых промышленных продуктов и технологий, реализацию крупных

исследовательских проектов вроде освоения космоса и термоядерной энергии,

разработки вакцины против СПИДа, и т.д. Можно ожидать, что количество таких

проблем в будущем возрастет еще больше.

Эта тенденция побудила некоторых авторов отграничить особый тип МКК – а

именно, транскультурную коммуникацию (HINNENKAMP 1994b: 4; REIMANN

1992). Трудно судить, насколько она отличается от “обычной” МКК. Вероятно,

одно из немногих отличий состоит в том, что наличие общих целей облегчает

взаимопонимание между участниками деятельности.

* *

*

Подводя краткие итоги этого раздела, заметим, что рассмотренные примеры

не исчерпывают всей палитры МКК, но на их основе уже возможно определить

ядро предметной области МКК – собственно межкультурную коммуникацию и ее

основные разновидности. К этому ядру, на наш взгляд, должны быть отнесены

прежде всего межкультурный дискурс (пример (9)), дистантная МКК (пример

(11)), а также, в некоторой степени, обсервативная МКК (пример (8)) на уровне

национальных культур.

Другие представители предметной области МКК представляют собой либо их

следствие (межкультурное заимствование, вторичная МКК, национально-

культурная когниция), либо составную часть (межкультурная трансляция), либо

внешнее обрамление (межкультурная деятельность, межкультурное

сосуществование), либо предпосылку (межкультурное обучение), либо цель

(достижение межкультурного взаимопонимания) – при этом, разумеется,

70

Page 71: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

необходимо учитывать диалектические взаимосвязи между этими составляющими

предметной области МКК. Все иные случаи охватывают различные подвиды МКК.

Коммуникативное ядро этой области и образует собственно предмет теории

МКК, хотя обращение к смежной проблематике в практических исследованиях

МКК, очевидно, неизбежно. Вопрос о том, в какой степени это должно

происходить, остается, правда, пока открытым.

1.3. О НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ СОСТАВЛЯЮЩИХ ТЕОРИИ

МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ

Описав в общих чертах предмет теории МКК, можно перейти к ее другим

составляющим – в частности, функциям МКК, задачам теории МКК, ее материалу

и исследовательским методам.

1.3.1. Функции межкультурной коммуникации

Функции МКК в жизни человечества достаточно многочисленны и

многообразны. Хронологически первой (и, вероятно, до сих пор важнейшей)

является функция обеспечения межкультурного обмена. Обмениваться могут как

материальные, так и идеальные ценности.

Говоря об “обмене”, следует, правда, иметь в виду, что в отношении многих

межкультурных контактов этот термин может применяться лишь условно: в

истории человечества, бывало (и бывает) так, что процессы отдавания и

принимания протекают неравномерно – с одной стороны, они, к сожалению, часто

сводились к ограблению, обману и эксплуатации, а с другой – сейчас все чаще

можно встретить примеры бескорыстной помощи в развитии промышленности и

сельского хозяйства, ликвидации последствий технических и природных

катастроф, борьбе с голодом и эпидемиями и т.д.

Значение межкультурного обмена возрастает во времена кризисов:

“Чужие жизненные формы предоставляют эмпирический (опытный) потенциал для

разрешения кризисов индустриального общества, например, кризисов

несправедливого распределения, разрушения природы, потери смысла жизни через

постижение инокультурных интерпретационных образцов”1 (BENDER 1992: 74).

1 Эта цитата касается кризисных проблем Запада, но, справедливости ради, надо заметить, что Запад часто сам предоставлял “эмпирический потенциал” для других регионов мира.

71

Page 72: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

В процессе межкультурного обмена идеями проявляется интересная

закономерность, которая получила название синергии2 (слово, ставшее модным в

последнее время, по крайней мере, на Западе), ср.:

“Под культурной синергией в исследованиях обмена понимается такое

объединение культурно различных элементов – ориентиров, ценностей, норм,

типов поведения и т.д., при котором возникает качественно иное образование,

превосходящее по ценности сумму элементов. Совокупный результат является

качественно более ценным, чем каждый отдельно взятый элемент или сумма

элементов” (THOMAS 1993b: 408).

Суть синергии можно проиллюстрировать модификацией известного

афоризма: “Если у тебя есть яблоко, и у меня есть яблоко, и мы обменяемся ими, то

у нас у каждого останется по яблоку. Если у тебя есть идея, и у меня есть идея, и

мы обменяемся ими, то у нас у каждого станет по две идеи”. Синергетический

вариант этой мудрости мог бы прозвучать следующим образом: “Если у тебя есть

идея, и у меня есть идея, и мы обменяемся ими, то у нас может возникнуть третья

идея, превосходящая по ценности обе исходные идеи”.

При этом нужно учитывать, что возможен и вариант противоположного

развития, когда одна культура – в том или ином отношении доминирующая –

образно говоря, “проглатывает” другую культуру или блокирует ее развитие.

Такую синергию со знаком минус можно было бы назвать “антиергией”.

Следующей по важности, а, может быть, и равноценной обмену, функцией

МКК является обеспечение кооперации между различными этносами, нациями,

государствами и т.д. Эта функция является, очевидно, не менее древней, чем сами

культуры, и первые межплеменные кооперации могли касаться раздела охотничьих

угодий, организации совместной обороны или, наоборот, совместного набега. С тех

пор и количество, и качество задач, разрешение которых требует межкультурной

кооперации, неизмеримо выросло – не случайно в последнее время в качестве

самостоятельной области МКК оформляется транскультурная коммуникация.

2 В сходном значении в биологии применяется термин гетерозис (ср.: (ПАНАРИН 1997: 126)).

72

Page 73: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Одной из наиболее важных сфер международной кооперации ныне является

помощь развивающимся странам, которой пока, однако, должного внимания в

теории МКК не уделялось.

Бурный рост туризма в последние десятилетия напоминает о еще одной

значительной функции МКК, а именно функции развлечения, которую, впрочем,

также можно считать одной из форм обмена (деньги за новые краски, формы,

запахи, вкусы, ритмы и другие впечатления).

Обмен, кооперация и развлечение составляют функции МКК в глобальном

смысле – т.е. здесь в качестве фигурантов межкультурного взаимодействия могут,

в принципе, рассматриваться и сами культуры. Одновременно существует ряд

функций МКК, которые характерны для межперсонального уровня коммуникации.

С давних пор известна образовательная функция МКК – как с

педагогической, так и с профессиональной точки зрения – вспомним о традиции

странствий у средневековых ремесленников или т.н. образовательных

путешествий у дворянства и буржуазии в ХVІІІ-ХІХ-х веках. В рамках этой

функции можно выделить (на правах подвида) функцию вызова (провокации) и

связанную с ней функцию самоутверждения (испытания себя, проверки своих сил

и т.д.), ср. психоаналитическую оценку немецких ученых П. Мога и Г.Й.

Альтхауза:

“Амбивалентный опыт столкновения с чужим не только (...) стабилизирует Я (Эго),

но и приводит к его реальному или потенциальному расширению.

Привлекательность путешествий или культурного обмена объясняется как раз тем,

что отражение своего в чужом может способствовать самоутверждению и

открывать новые пространства для самовыражения” (MOG, ALTHAUS 1992: 28).

Ту же функцию можно обозначить и термином объективация (ср. (SIMMEL

1992: 766-767)). Интересно, что ее воздействие наблюдается и на надперсональном

уровне – на уровне предприятий, фирм, научных организаций и далее вплоть до

государств (ср. то и дело встречающиеся в рекламных проспектах, речах

предпринимателей и политиков обороты “... на интернациональном уровне..., ...

международное признание...”) и т.д.

73

Page 74: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

В дополнение следует заметить, что межкультурный контакт не всегда

заканчивается самоутверждением, но может привести и к болезненному

осознанию1 собственного несовершенства (в том числе, как члена некоторого

культурного сообщества) и послужить тем самым импульсом к изменению

существующего положения дел.

Под психоаналитическим углом зрения можно также выделить функцию

исполнения желаний – например, снятия запретов (ср. (MOG, ALTHAUS 1992: 28;

KRISTEVA 1990: 39-40)).

В заключение нельзя не вспомнить и о такой важной функции МКК, как

защита личности от преследований в ее собственной культуре (а иногда и в

чужой). Эта задача может решаться путем косвенного вмешательства (например,

через мобилизацию международного общественного мнения), так и прямым

образом – скажем, через предоставление политического убежища.

1.3.2. Задачи теории межкультурной коммуникации

При постулировании целей и задач теории межкультурной коммуникации

необходимо вначале разграничить два ее уровня – уровень общей и уровень

специальной теории МКК.

Главной задачей общей теории МКК следует считать определение основ этой

дисциплины: отграничение предмета изучения, профилирование по отношению к

родственным и смежным научным направлениям, создание более или менее

единого концептуально-терминологического аппарата и методологического

инструментария и т.д. Данные этой дисциплины должны, в принципе, обладать

универсальной значимостью и быть применимыми в отношении всех возможных

культурных сочетаний (конфронтационных пар), вне зависимости от того, идет ли

речь о цивилизаторно-стадиальной, поколенной, этнической или иной

интеркультурности.

Среди задач, стоящих перед теорией МКК, особо нужно выделить задачу

интеграции научного знания. Как явствует из вышеизложенного (и будет еще

показано ниже), эта дисциплина черпает из многих научных источников, и задача

объединения в более или менее стройную теорию разнородных и часто

1 Ср. термин “self-shock” Р.С. Захарна (цит. по: (USUNIER, WALLISER 1993: 75)).

74

Page 75: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

разноречивых положений, наблюдений и мнений об особенностях различных

культур и цивилизаций, об общении и взаимодействии их представителей является

сама по себе очень непростой.

С другой стороны, теория МКК выступает в роли основополагающей науки,

науки-источника для целого спектра научных направлений: межкультурной

педагогики, межкультурного менеджмента, теории перевода, методики

преподавания иностранных языков и т.д. Отсюда вытекает задача координации

усилий в упомянутых дисциплинах, а также обобщения полученных в них

результатов.

С утилитарной точки зрения, немаловажной для прикладной дисциплины,

ключевой задачей теории МКК следует признать изучение предпосылок и условий

для успешного функционирования МКК, обеспечивающей межкультурный обмен и

межкультурную кооперацию, а также разработку соответствующих практических

рекомендаций.

В отличие от общей теории МКК, научные выводы которой, как было

показано выше, должны быть универсально применимыми, задача специальной

теории МКК видится прежде всего в контрастивном сопоставлении, как правило,

двух конкретных культур (немецкая украинская, русская польская, польская

немецкая и т.д.), а именно, сопоставлении с целью выявления культурных

факторов, способствующих МКК (общие корни и сходство традиций, примеры

успешного сотрудничества и взаимного влияния в прошлом, наличие общих

интересов в настоящем и будущем и т.д.) и факторов, сдерживающих МКК

(стереотипы и предрассудки, травматический исторический опыт, культурно-

несовместимые и культурно-идиоматические традиции и ценности и т.д.).

Образование некоторой новой научной области и ее оформление в научную

дисциплину обычно сопровождается институционализацией последней:

основанием кафедр и специальных научных журналов, включением в учебные

планы вузов, проведением научных конференций и т.д. В Западной Европе и США

этот процесс находится в полном разгаре, в нашей стране он еще только

начинается. В любом случае можно предполагать скорое возникновение и третьей

“формы существования” теории МКК – теории МКК как учебного предмета.

75

Page 76: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Учебный предмет “Теория и практика межкультурной коммуникации” должен

занять весомое место в учебных планах по профессиональному образованию

преподавателей иностранного языка, переводчиков, журналистов, работников

внешней торговли и дипломатов, юристов, менеджеров и многих других

специалистов, деятельность которых предполагает частые международные

контакты.

В странах с мультиэтническим населением стоило бы, на наш взгляд,

подумать и о включении этого предмета в программу подготовки обычных

учителей средней и даже начальной школы, а также социальных работников и

других сходных профессий.

По аналогии с лингвострановедением, которое мыслилась прежде всего как

аспект в преподавании иностранных языков1 (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1990:

37), можно высказать предложение включить аспект МКК в целый ряд

традиционных предметов, например, литературы (проблема межпоколенной

коммуникации, заимствование литературных мотивов, иноземцы или “чужаки” в

роли действующих лиц), географии (побудительные мотивы путешествий по миру,

межкультурные контакты в эпоху великих географических открытий, воздействие

климата на менталитет народа), истории (культурная обусловленность многих

исторических событий, межкультурные заимствования разного рода, культурно-

специфические оценки деятельности отдельных исторических персонажей или

отдельных исторических событий) – подобные возможности можно, очевидно,

отыскать едва ли не в каждом учебном предмете.

Подводя итоги сказанному в этом разделе, можно сказать, что теория МКК

потенциально способна выступать, как минимум, в четырех ипостасях, модусах

или формах существования: как общая теория МКК, как специальная теория МКК,

как учебный предмет и как аспект в преподавании других предметов.

1 Представляется, кстати, что оправдано было бы расширить его до аспекта межкультурно-коммуникативного.

76

Page 77: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

1.3.3. Материал и исследовательские методы теории межкультурной

коммуникации

Предмет некоторой научной дисциплины обычно доступен для

непосредственного наблюдения и изучения виде эмпирического материала,

который, в свою очередь, должен быть вначале открыт, собран и систематизирован.

Материал в значительной степени обусловливает методы, при помощи

которых он может быть исследован. Выдающееся место в методическом

инструментарии интеркультуралистики занимает метод сопоставительный

(компаративный, конфронтативный, контрастивный), который, однако, в каждом из

ее ответвлении – в том числе и в теории МКК – приобретает свою собственную

специфическую форму (см. ниже).

До сих пор проблема материала в теории МКК практически не ставилась.

Одним из немногих исключений можно считать указание А. Эртельт-Фит на то, что

к нему относятся разнообразная литература в жанре путевых очерков, а также

фото- и кинематографические отчеты о путешествиях (ERTELT-VIETH 1990: 21).

В нашей типологии МКК отчеты о путешествиях представляют одну из

разновидностей текстов национально-культурной инвестигации. К материалу

подобного рода можно отнести и произведения других жанров национально-

культурной инвестигации, когниции и имитации, а также вторичной МКК

(международные репортажи в средствах массовой информации, отчеты

дипломатов, рефлексии философов и писателей, путеводители, анекдоты и т.д.) Не

следует также забывать о произведениях художественной литературы,

действующими лицами которых выступают иностранцы. Особый интерес в этом

отношении вызывают произведения, описывающие межкультурные конфликты с

участием чужеземцев (ср. (MÜNTJES 1971)).

Еще один важный источник материала МКК составляют элементы

эндокультурных текстов, затрудняющие их перевод на другие языки, которые

можно установить путем последовательного сопоставления текстов оригинала и

перевода. Сигналами их присутствия являются, например, переводческие

трансформации опущения, внутритекстового истолкования или внетекстового

комментирования, компенсаторных или функциональных замен и т.д. Особенно

77

Page 78: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

детально этот метод сбора материала был описан в этнопсихолингвистике, где

получил название метода установления лакун (ср. (СОРОКИН 1977;

МАРКОВИНА, СОРОКИН 1989)).

Вообще, межъязыковые несовпадения (контрасты) представляют весьма

обширный материал, определяемый прежде всего контрастивно-

семасиологическим и контрастивно-ономасиологическим методами (ср.

(ТОМАХИН 1986; DONEC 1990)), актуальный в первую очередь для

межъязыковых видов МКК.

Особо следует выделить пласт языкового материала, позволяющий делать

выводы о глубинных, сущностных чертах соответствующей культуры. Сюда могут

входить текстовые элементы, вычленяемые по признаку частотной встречаемости

(напомним, что культуру образуют повторяющиеся элементы), – топосы,

метафоры, символы (ср. (BACHORSKI 1989: 158)), определенные фразеологизмы,

открывающие прямой выход в сферу норм поведения, систему основных ценностей

народа (ср., например, (STEDJE 1990: 30; ЛИХАНИН 1999)), а также

коннотативные слова и обращения (ЛИХАЧЕВ 1981). Теми же свойствами

обладает и определенный материал литературоведческого характера

(художественные произведения на “вечные” национально-культурные темы,

типические персонажи и т.д.).

Относительно простой метод отбора материала заключается в

непосредственном интервьюировании участников МКК по поводу инокультурных

особенностей, бросившихся им в глаза в ходе общения – такие интервью иногда

называют “нарративными” (ROTH, ROTH 2003: 216). Интервьюирование может

быть как прямым – с записью на магнитофон, так и через разнообразные анкеты.

Собранный таким образом материал может затем предлагаться носителям

инокультуры для “объективации” или “верификации” (ERTELT-VIETH 1990;

GÜNTHNER 1993: 54).

Анализ текстов национально-культурной когниции и инвестигации, а также

опрос информантов представляют собой как бы анализ “отражений” МКК, но

существует также возможность наблюдать саму МКК – как “инвольвированно”, так

и “спектативно” или “дистантно”. Наблюдаемая МКК может, кроме того,

78

Page 79: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

фиксироваться на магнитофон или видеокамеру, а затем переноситься на бумагу

(“транскрибироваться”) и подвергаться детальному анализу (ср., например,

сборник (REHBEIN 1985), а также (GÜNTHNER 1993)). Характерно, что схема

действий исследователя здесь выглядит примерно так же, как и в случае

интервьюирования:

1. выявление затрудняющих МКК или непривычных моментов и

2. верификация через привлечение внешних источников, ср.:

“... именно возникающие недоразумения, ‘моменты неудобства’ (‘uncomfortable

moments’), случаи замешательства, обращения за дополнительной информацией

могут оказаться полезными в поиске культурно-специфических способов

контекстуализации. Как аналитик, я могу ‘использовать’ эти недоразумения и сбои

для того, чтобы выдвигать гипотезы относительно различий в фоновых знаниях и

техниках контекстуализации у участников коммуникации. В дальнейшем этот

анализ может быть углублен за счет привлечения внешних по отношению к

дискурсу когнитивных ресурсов в смысле этнографической информации о

ситуации общения” (GÜNTHNER 1993: 54).

Как и во многих других гуманитарных науках, методологический

инструментарий теории МКК включает и метод интроспекции. В этой связи можно

даже предположить, что нередко стимулом для возникновения интереса к

проблематике межкультурной коммуникации служат лично пережитые

“критические инциденты” (critical incidents).

Применимы в теории МКК и экспериментальные методы. Их суть обычно

состоит в том, что один и тот же (или похожий) стимул предлагается носителям

разных культур, а затем отбираются последовавшие на него культурно-

специфические реакции. Наиболее интенсивно эти методы, очевидно, применялись

в этнопсихолингвистике (ср., например, (ЗАЛЕВСКАЯ 1988)).

Обобщая сказанное по поводу исследовательских методов МКК, можно

заключить, что каких-либо специфических, характерных только для теории МКК

методов, скорее всего, не существует. По крайней мере, к такому выводу можно

придти по прочтении одной из немногих книг, прямо посвященных этой тематике

(GUDYKUNST, KIM 1984). Практически все рассмотренные в ней методы (как,

79

Page 80: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

впрочем, и большинство упомянутых нами выше) давно известны в социологии,

психолингвистике, дискурсивном анализе, контрастивной лингвистике, теории

перевода и т.д. Было бы неверным, однако, на этом основании подвергать

сомнению самостоятельный статус теории МКК – ее специфика создается

приложением данных методов к эмпирическому материалу МКК: недоразумениям,

сбоям в коммуникации, “критическим инцидентам”, “неприятным моментам”,

языковым трансформациям и т.д.

Специфическим является, на наш взгляд, и второй этап анализа, который

можно было бы назвать культурно-контрастивной экспликацией. Его основная

задача состоит в том, чтобы вскрыть и проинтерпретировать межкультурный

контраст, стоящий за сбоем в коммуникации.

1.4. О ПОДХОДАХ К ИЗУЧЕНИЮ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ

Любое более или менее крупное научное исследование не может обойтись без

систематизации результатов, полученных предшественниками. В отношении МКК

предпринималось уже несколько подобных попыток, но все эти систематизации

отражают состояние того, что систематизируется, а именно, его полную

бессистемность. Проиллюстрировать сказанное можно на примере нескольких

таких обзоров, причем ради экономии места мы ограничимся лишь указанием

параметров систематизации.

Хронологически одним из первых обзоров развития теории МКК явилась

вводная статья Й. Ребайна в упоминавшемся уже сборнике “Interkulturelle

Kommunikation” (REHBEIN 1985). Она содержит следующие разделы:

1. Развитие в направлении конкретного анализа

2. Дифферентность, инскрипция и взаимопонимание

3. Смена языков

4. Культурная специфика коммуникативных аппаратов

5. Невербальная коммуникация

6. Концептуально-языковая переработка дифферентности

7. Культурная специфика и интерференция дискурса и текста

8. Межкультурная коммуникация в отдельных учреждениях

80

Page 81: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

9. Профессиональная и непрофессиональная межкультурная коммуникация:

языковое посредничество – письменный перевод – устный перевод

10. Политико-языковые измерения

11. Что означает “культура” и “культурно-специфический”

12. О значимости языка.

Обзор М. Рост-Рот (ROST-ROTH 1994) содержит, в свою очередь, следующие

параметры систематизации:

1. Межкультурная коммуникация в различных ситуативных и

институциональных контекстах

2. Культурно-специфические контрасты в отдельных коммуникативных и

языковых аспектах

3. Активность слушателя

4. Повествовательные формы

5. Письменные тексты

6. Культурная специфика обращений

7. Дискурсивные и аргументационные стили

8. Более общие сравнения культурных различий (“сравнения стран”).

Классификация С. Гюнтнер (GÜNTHNER 1993: 11-15) значительно короче:

1. Социально-психологические работы

2. Контрастивная прагматика

3. Теория культурно-специфических кодов.

Названный систематизацией обзор Е. Рейтера, Х. Шредера и Л. Тииттула

(REUTER ET AL. 1991: 103-105) не содержит практически никаких параметров, по

которым она якобы осуществлялась. В нем приводятся лишь модель национальных

дискурсов М. Клайна, теория т.н. “культурем” Э. Оксаар, а также одно

контрастивно-прагматическое исследование на материале немецкого и арабского

языков.

Упомянутый в этом обзоре М. Клайн, в свою очередь, выделяет три подхода к

изучению МКК:

“Существуют три главных русла, в рамках которых может изучаться и изучалась

роль культуры в дискурсе: сравнение родноязычных дискурсов в разных культурах

81

Page 82: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

(контрастивный подход), изучение дискурса носителей неродного языка

(интеръязыковой подход), а также изучение и сравнение дискурсов людей

различного культурного и языкового происхождения, осуществляющих

взаимодействие друг с другом либо на каком-то интернациональном языке (lingua

franca), либо на языке одного из участников (интерактивный интер-культурный

подход1” (CLYNE 1994: 3).

Не вдаваясь в подробный анализ приведенных точек зрения, в результате уже

этой краткой “систематизации систематизаций” можно установить три

преобладающих в них параметра классификации:

1. тип МКК (смежной области интеркультуралистики);

1. фактор МКК;

2. исходная научная дисциплина.

Попытаемся сделать то же самое, однако более последовательно и полно.

Забегая вперед, отмечу, что число дисциплин, в действительности занимающихся

(занимавшихся) теми или иными фрагментами предметной области

“межкультурная коммуникация”, гораздо больше, чем направлений, в названиях

которых фигурирует эпитет “межкультурный”.

1.4.1. Подходы с точки зрения различных типов межкультурной

коммуникации

1.4.1.1. Подходы в области “Межкультурное заимствование”

Эта область обладает, вероятно, наиболее глубокими традициями изучения в

интеркультуралистике, да и за ее пределами. Вопрос о том, почему, как, когда и

зачем некоторая вещь, идея, технология, стиль, религия, мода и т.п. были

заимствованы из одной культуры (страны, народа, языка, литературы, театра и т.д.)

в другую, входит в основную проблематику традиционной этнографии и

антропологии, общей истории и истории искусств, литературоведения, истории

языка и т.д. Некоторые ученые говорят об исследованиях обмена как о

самостоятельном научном направлении (THOMAS 1993b: 408).

1 Всюду выделено М. Клайном.

82

Page 83: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Наиболее детально структура, механизм и варианты заимствования, очевидно,

были исследованы в лингвистике, и в особенности в лексикологии. В этой связи

обращают на себя внимание, например, варианты:

а) заимствование слова + вещи,

б) заимствование только слова/только вещи,

в) калькирование (заимствование “внутренней формы” выражения),

г) аналоговое заимствование,

д) заимствование значения.

Вполне вероятно, что они могут быть перенесены и на другие (неязыковые)

заимствования. В контексте соотношения категорий чужое/свое заслуживают

внимания понятия интернационализм – иностранное (чужое) слово – освоенное

слово, принятые прежде всего в немецкой лексикологии (ср. (BRAUN ET AL. 1990;

SCHIPPAN 1987: 278-283)).

Под несколько иным углом зрения тематика заимствования исследуется в т.н.

контактной лингвистике (ср., например, (ВАЙНРАЙХ 1979)), где фигурируют

такие понятия, как переключение кодов, пиджинизация и креолизация, т.н. “язык

иностранца” (foreigner talk), учебные языки (ср. (HINNENKAMP 1994b: 10-11)).

Что же касается научных направлений, прямо называющих себя

“межкультурными”, то преимущественно на заимствования ориентированы

межкультурная философия (ср. (WIMMER 1990)) и межкультурная теология (ср.

(HOLLENWEGER 1990)).

Насколько общая проблематика заимствования может представлять интерес

для собственно теории МКК, сказать пока трудно. Если она и способна принести

пользу, то, вероятно, в рамках межкультурной педагогики в качестве наглядного

примера взаимного переплетения культур и тем самым средства “релятивизации” и

преодоления этноцентризма.

1.4.1.2. Подходы в области “Межкультурная деятельность”

Эта область чрезвычайно обширна и, как уже говорилось выше, ее можно

моделировать многоступенчато: от способов производства до отдельных действий.

Несмотря на свою очевидную значимость, в теории МКК она до сих пор изучена

весьма фрагментарно.

83

Page 84: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Культурно-специфическая деятельность с давних пор описывалась в истории,

экономии и философии (ср. “протестантская трудовая этика” М. Вебера). К

сожалению, результаты этих исследований могут найти лишь ограниченное

применение в теории МКК, в связи с тем что они были ориентированы большей

частью интракультурно, дескриптивно и исторически.

Тот же вывод можно сделать и в отношении труднообозримой массы работ о

культурно-специфических действиях (магического, ритуального, игрового и т.п.

характера), выполненных главным образом в русле этнографической и

фольклорной традиций. Для них также характерна интракультурная (или точнее,

интраинокультурная) направленность, причем, как правило, на культуры,

отдаленные локально, темпорально, социально или цивилизационно.

Что же касается “эксплицитно” межкультурных направлений, то в этой

области нужно выделить прежде всего прямо имеющие отношение к экономике

межкультурный менеджмент, маркетинг и консалтинг (например, (HOFSTEDE

1993; TROMPENAARS 1993; BERGEMANN, SOURISSEAUX 1996; USUNIER,

WALLISER 1993)) и межкультурную экономическую коммуникацию, которая

интересуется главным образом языковыми аспектами межкультурной

экономической деятельности (например, (MÜLLER 1991; BOLTEN 1995)).

Проблема межкультурного менеджмента возникает в связи с растущей

интернационализацией и глобализацией экономики, ростом конкуренции на

мировых рынках, т.е. “объективно-цивилизаторными” факторами в нашей

терминологии. Первоначально в центре внимания исследователей находились т.н.

“жесткие” инструменты менеджмента (валютный менеджмент, проводка

интернациональных платежей, налоговое и инвестиционное планирование,

лицензирование и т.д. Постепенно формируется и понимание роли таких “мягких”

факторов менеджмента, как стиль руководства, отбор персонала, влияние

ценностных ориентаций (BOLTEN 1994: 202-203).

Объем понятия “межкультурная экономическая коммуникация” еще не

определен окончательно, но в него обычно включают изучение культурно-

специфических особенностей коммерческих переговоров, “малых форм”

экономической коммуникации (реклама, коммерческие предложения, рекламации и

84

Page 85: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

т.д.), профессиональной лексики (ср. сборник “Interkulturelle

Wirtschaftskommunikation” (MÜLLER 1991)).

Среди деятельностей высокого и среднего уровней к числу наиболее

изученных можно отнести деятельность “учеба в вузе” (ср.: (HOFMANN 1992,

KOTTHOFF 1993)), скорее всего, в связи с тем, что значительная часть

исследователей МКК пришла в науку из системы вузовского образования.

В основном благодаря работам австралийского ученого М. Клайна (см.

например, (CLYNE 1991)) были исследованы некоторые культурно-специфические

аспекты научной деятельности, в частности, построения научного дискурса. В

принципе, этот вопрос входит составной частью в гораздо более значимый

проблемный блок культурно-специфического мышления, которое, со своей

стороны, также вправе рассматриваться как самостоятельный род деятельности.

Среди посвященных этой тематике работ следует выделить ранние труды

советского психолога А. Лурия (например, (ЛУРИЯ 1971)), а также книгу

американских авторов М. Коул и С. Скрибнер “Культура и мышление” (КОУЛ,

СКРИБНЕР 1977), в которых была вскрыта зависимость многих ментальных

процедур (классификации, импликации, абстрагирования, восприятия визуальной

информации и т.д.) от исходной культуры. В целом же этот сегмент предметной

области интеркультуралистики является, вероятно, одним из наименее

осмысленных и изученных, и предстоит еще немало сделать, чтобы восполнить

существующие здесь пробелы.

1.4.1.3. Подходы в области “Межкультурный дискурс”

Тип межкультурного дискурса исследован в лингвистически ориентированной

теории МКК, пожалуй, наиболее основательно. Иногда даже создается

впечатление, что именно он подразумевается большинством ученых, по крайней

мере, на Западе под межкультурной коммуникацией, т.е. является

прототипическим ( ROTH, ROTH 2003: 198). В рамках этого подхода выделяются

два основных направления:

1. контрастивно-прагматический и

2. интеракционально-социолингвистический (HINNENKAMP 1994a: 55).

85

Page 86: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Первое из указанных направлений могло бы рассматриваться и в рамках

только что описанной области “межкультурная деятельность”, так как речь в нем

идет главным образом о культурно-специфическом выражении различных речевых

актов (= речевых действий низких уровней). При этом в центре внимания

находятся прежде всего акты вежливости (просьбы, благодарности, вопросы,

извинения, ритуализованные языковые формулы, а также связанные с ними

обращения (HINNENKAMP 1994b: 17-18).

На более высоком уровне сюда же могут быть причислены речевые

макроакты или т.н. “коммуникативные способы” (Kommunikationsverfahren),

например, пересказ, описание картины, аргументирование1 и т.д. К речевому

макроуровню следует отнести и культурно-специфические особенности

коммуникативных стратегий по достижению определенных целей, ролевого

поведения, заполнения пауз, ответных сигналов слушателя, способов

нейтрализации (“ремонта”) допущенных ошибок и т.д.

Последние феномены образуют как бы переходную зону к

интеракциональному направлению (б), которое ассоциируется в первую очередь с

именем американского ученого Дж. Гамперца (например, (GUMPERZ 1975;

GUMPERZ 1982)). Центральное место в этом направлении занимает категория

экстралингвистического контекста, который участники коммуникации реализуют

при помощи разнообразных, часто весьма тонких контекстуализирующих

указателей, например, таких, как:

“Кинесика и проксемика, просодия (мелодический рисунок, громкость, скорость,

ритм и членение на акцентные группы, ударение), зрительные контакты, временнóе

планирование (паузы, одновременное говорение), выбор языковых вариантов,

лексическое варьирование, а также языковые формулировки” (AUER 1986: 26).

В связи с тем, что подобные указания в разных языках/культурах выражаются

по-разному, они часто являются причиной недоразумений и “недопониманий” в

МКК, представляющих собой излюбленный эмпирический материал этого

направления.

1 В немецкоязычной теории МКК эта проблема изучалась прежде всего А. Реддер, Й. Ребайном и Х. Коттхофф (ROST-ROTH 1994: 21-24).

86

Page 87: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Его наиболее популярным исследовательским методом является, несомненно,

т.н. “транскрипционный анализ” – тщательный анализ перенесенной на бумагу

магнитофонной записи конкретного межкультурного дискурса. Уровень культуры

в большинстве случаев может быть охарактеризован как этнический, поскольку

анализу подвергается, как правило, коммуникация между представителями

различных этнических субкультур, проживающих в одном государстве

(межэтническая коммуникация).

Значительную роль в интеракционально-социолингвистическом направлении

теории МКК играет коммуникативный фактор Ситуация, который в

этнометодологии (близкой данному направлению) превратился вообще в

олицетворение культуры, ср.:

“Культура – таков, может быть, невысказанный тезис этнометодологии –

реализуется в ситуации1. Культура – это то, что становится релевантным в

коммуникации, “на месте” (HINNENKAMP 1990: 51).

Очень часто ситуации (контексты) истолковываются институционально: как

консультация в университете, суд, разговоры в классной комнате, встреча матерей

и т.д. (KOTTHOFF 1994: 76).

1.4.1.4. Подходы в области “Темпорально и локально дистантная МКК”

В специальной литературе по МКК эта область не заняла центрального места,

хотя в ней можно найти немало изолированных суждений о роли фактора Текст в

МКК. В особенности это касается отдельных типов текста (Textsorten), языковая

и культурная специфика которых очевидна для любого языковеда. Накоплению

опыта в этой области способствовало и то, что лингвистика текста в последние

десятилетия задавала тон в языкознании.

Выявленный к настоящему времени спектр культурных особенностей в

данной области простирается от отсутствия определенных типов текста в одной из

сопоставляемых культур (FLEISCHER 1990: 47-48; HESS-LÜTTICH 1990: 56) до

крайне тонких различий в стилях мышления, проявляющихся, например, в общих

стратегиях приближения к предмету мысли и построения научных публикаций

(GALTUNG 1985, CLYNE 1991). Из типов текста, уже подвергшихся (хотя бы

1 Выделено нами – П.Д.

87

Page 88: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

поверхностному) контрастивно-культурологическому анализу можно составить

целый список: рефераты, тосты (KOTTHOFF 1993), автобиографии (KUHN,

OTTE 1995), деловые письма (HANSEN 1991, TIEDEMANN 1991), тезисы

(GNUTZMANN 1991) и др.

Проблема восприятия инокультурного художественного текста часто

привлекала внимание специалистов в области переводоведения,

лингвострановедения, этнопсихолингвистики, лингвометодики. Ими было сделано

немало интересных наблюдений как в отношении уровня совокупного текста, так и

его отдельных частей. В частности, на уровне целого текста была отмечена

неспособность представителей отдельных культур воспринять конфликт и

сверхидею того или иного литературного произведения (ИСАЕВА 1974: 169;

ШЕЙМАН 1993: 226, TAKAHASHI 1999). Классическим примером в этом

отношении является неудачная попытка американского этнолога Л. Боханнан

донести содержание шекспировского “Гамлета” до представителей одного из

племен, обитающих в африканском буше (цит. по: (MALETZKE 1996: 196-208))1.

Роль фоновых знаний для восприятия текста в свое время интенсивно

дискутировалась в лингвострановедении (ср. (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ

1973: 123-171)). В дальнейшем, правда, эти авторы чаще привязывали категорию

фоновых знаний к каким-либо языковым единицам (ср., например, понятие

фоновой лексики). Более целесообразным в этой связи представляется

зарезервировать данную категорию за уровнем общетекстового содержания. Одно

из ключевых понятий в этом контексте – т.н. смысловая скважность текста, т.е.

дискретность перехода от одного частного смыслового элемента текста к другому,

преодолеваемая именно благодаря фоновым знаниям (ср. (КРЮКОВ 1988: 34)).

Схожий образ лежит и в основе термина лакуна (пробел), который занимает

центральное место в концептуальном аппарате этнопсихолингвистики (см. главы,

написанные И.Ю. Марковиной и Ю.А. Сорокиным в коллективной монографии

“Текст как явление культуры” (МАРКОВИНА, СОРОКИН 1989) и который может

использоваться как при сопоставлении культурных и языковых систем, так и по

отношению к смысловой структуре текста.

1 См. пункт (2.4.2).

88

Page 89: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Как известно, содержательно-смысловая структура текста выстроена

иерархически, поэтому особой интерес для теории МКК представляют случаи,

когда высокие ступеньки в этой иерархии заняты культурно-специфическими

смыслами. С семасиологической точки зрения эта проблема видится как проблема

текстовой значимости языковых единиц с национально-культурной семантикой

(REICHSTEIN 1985: 205-207).

Кроме того, актуальной для МКК часто является категория

интертекстуальности (ср. (GIESEN 1992: 61)), а также дискурсов1 (ср. (BRUDER

1993: 152)).

1.4.1.5. Подходы в области “Межсубкультурная коммуникация”

Как уже указывалось, значительная часть исследований, выходящих под

грифом “межкультурных”, рассматривает проблемы межэтнической (или

межрасовой) коммуникации (ср. упоминавшиеся ранее работы Дж. Гамперца и его

последователей). Основной их предмет составляют разнообразные недоразумения

и сбои в процессе в меж(суб)культурного дискурса. В дискурсивно-аналитически

ориентированной теории МКК, кроме того, появляется и проблематика

стереотипов и предрассудков (ср. (QUASTHOFF 1981; AIFAN 1997)), освещаемая

большей частью также на межэтническом уровне.

Ключевое место, однако, эта тематика заняла в социологии, социопсихологии

и педагогике. Безотносительно к теории МКК здесь были предложены и

разработаны – наряду с категориями стереотипов и предрассудков (ср.

(MARKEFKA 1982)) – такие важные для нее понятия, как ценности, иерархии во

взаимоотношениях, символы социального статуса, социальные роли (ср.,

например, (ARGYLE 1972)).

В социологии накоплен значительный опыт в описании разнообразных

субкультур (молодежных, профессиональных, любительских, религиозных и

псевдорелигиозных, криминальных и т.д.). В языкознании (в основном, в

диалектологии и социолингвистике) существует труднообозримая масса работ по

разным диа- и социолектам (профессиональным языкам и жаргонам). Вопрос о том,

1 Здесь этот термин используется в своем втором значении: как совокупность текстов разных авторов, объединяемых схожими тематикой, подходами к обсуждаемой проблеме, аргументацией и т.д. (см. также раздел (3.4.3)).

89

Page 90: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

насколько результаты этих исследований могут оказаться полезными для теории

МКК, требует отдельного изучения.

1.4.1.6. Подходы в области “Межсупракультурная коммуникация”

Эта область также не пользовалась должным вниманием со стороны

“номинальной” теории МКК (за исключением, может быть, теории

межкультурного менеджмента).

Если считать оправданным метафорический перенос понятия коммуникации

на взаимодействие целых цивилизаций (супракультур), то одним из важнейших

подходов здесь следует признать сравнительно-культурологические философию,

социологию и историю. В качестве родового для перечисленных дисциплин, по

аналогии с языкознанием, можно предложить термин “культурная

компаративистика”. Одной из первых работ, заложивших основы современной

культурной компаративистики, считается книга Н.Я. Данилевского “Россия и

Европа” (1871). Наибольшее развитие это направление получило в трудах О.

Шпенглера, А. Тойнби, Л. Фробениуса и других. О том, что данная проблематика

до сих пор не потеряла своей актуальности, свидетельствует шумный успех

недавней книги С. Хантингтона “Столкновение цивилизаций” (HUNTINGTON

1996).

К заслугам культурной компаративистики следует отнести прежде всего то,

что ее представители привлекли внимание к основополагающим особенностям

древних цивилизаций Рима и Эллады, Азии и Европы, христианства и других

мировых религий, течений внутри христианства и т.д., до сих пор оказывающих

влияние на взаимодействие современных культур.

1.4.1.7. Подходы в областях “Национально-культурная когниция”,

“инвестигация” и “имитация”

Часть работ в русле национально-культурной когниции (например, историко-

философские труды, принадлежащие перу известного русского философа Н.

Бердяева) примыкает к супракультурной компаративистике и отличается от нее

лишь концентрацией на уровень национальной культуры, а также синхронностью

анализа.

90

Page 91: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Научные результаты этого направления не оказали заметного воздействия на

интеркультуралистику. Не исключено, что произошло это из-за известной

спекулятивности рассуждений и размытости базовых исследовательских категорий

вроде национального характера, национальной души, идеи, судьбы и т.д.

К категориям подобного рода сейчас принято относиться с известной

осторожностью, в том числе и из-за злоупотребления ими в годы первой и второй

мировой войн, да и в более поздние времена, например, в период распада

Югославии и Советского Союза. Было бы неверным, тем не менее, полностью

исключать их из понятийного аппарата теории МКК. Поиск и систематизация

различных высказываний по поводу сущностных черт того или иного народа как в

специально посвященных этой проблеме работах1, так и рассыпанных по

различным литературным произведениям, письмам, мемуарам и т.д. способны

иметь как самостоятельное эвристическое значение (выявление культурных

архетипов), так и дидактическую ценность в качестве примера функционирования

национальных авто- и гетеростереотипов.

В текстах национально-культурной инвестигации обобщения схожего рода

можно встретить также довольно часто, однако основная их ценность для теории

МКК видится в том, что они нередко содержат прямые отрезки межкультурного

дискурса (т.е. представляют собой как бы его “транскрипты”) либо его

редуцированный вариант (изложение дискурса). Благодаря этому они составляют

ценный источник эмпирического материала МКК, особенно в тех случаях, когда

целевая культура не- или малодоступна для исследователя2.

Еще менее, чем когниция и инвестигация, изучен потенциал, открываемый

для теории МКК текстами национально-культурной имитации, которая если и

рассматривалась вообще, то лишь с связи с проблемой “национального колорита”

(ср. (МАРКОВИНА, СОРОКИН 1989: 150-153)), а не с точки зрения проекции

стереотипов, как следовало бы ожидать.

1 По отношению к немецкому народу см., например, (HELLPACH 1954).2 Примечательными образцами этого жанра МКК могут послужить отчеты о зарубежных

командировках Л. Фишер-Руге “Alltag in Peking”(1983), “Alltag in Moskau”(1986) и “Nadeshda heißt Hoffnung”(1990). Они представляют интерес прежде всего редким сочетанием контактирующих культур: их автором является американка, бывшая в то время замужем за известным немецким тележурналистом; описываются в них культурологически очень разные страны (Китай и Советский Союз), причем, в случае Советского Союза, на разных исторических этапах (“застой” и “перестройка”).

91

Page 92: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

1.4.1.8. Подходы в области “Межпоколенная коммуникация”

Межпоколенная коммуникация была (естественно, без использования этого

термина) объектом анализа и интерпретации на протяжении столетий, а в

некотором смысле – и тысячелетий, если отнести к ней толкование священных

текстов (например, Талмуда или Библии). Важнейшей задачей интерпретаторов

первоначально было прояснение смысла (= Интенции) того или иного

высказывания/действия Бога, но позднее, с нарастанием временной дистанции,

возникла необходимость истолкования и т.н. “темных мест” соответствующего

произведения, что является типичной задачей “межкультурно-коммуникативного”

анализа. Одной из современных наследниц этого направления можно считать

межкультурную герменевтику (ср. многочисленные работы А. Вирлахера, Х.Й.

Крумма, а также А. Хаммершмидт (HAMMERSCHMIDT 1997)).

Правомерно утверждать, что значительная часть литературоведческой

проблематики также носит “межпоколенно-коммуникативный” характер. Это

касается не только анализа и интерпретации произведений родной литературы,

созданных несколько столетий назад (например, в Средневековье), но и продуктов

ее гораздо более поздних этапов. “Межкультурно-коммуникативные” черты

литературоведческого анализа проявляются уже тогда, когда оказывается

необходимым реконструировать условия возникновения интерпретируемого текста

(фактор Ситуация в нашей терминологии) или причины, побудившие автора к его

написанию (фактор Мотивация) – естественно, в случае, если они носят

общекультурную значимость. По-настоящему “межкультурной”, однако,

коммуникация этого типа становится лишь при необходимости комментировать

отдельные элементы текста (реалии-историзмы, определенные собственные имена,

намеки и т.д.).

В области “межпоколенной коммуникации” существуют также подходы,

которые сложились в других научных дисциплинах и не имеют прямого отношения

к языку или продуктам языкового творчества. Так произошло, в частности, с

историей, где сформировалась целая школа истории менталитетов, или

исторической антропологии. Она была тесно связана с возникшей в конце 20-х

годов во Франции т.н. школой “Анналов”, наиболее выдающимися

92

Page 93: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

представителями которой были Л. Февр, М. Блок и Ж. Ле Гофф. Это направление

поставило себе задачу изучать не только историю выдающихся государственных

деятелей и событий, великих идей и доктрин, но и историю менталитетов

(ментальностей), а именно, менталитетов среднего человека.

Основная гипотеза этой школы заключается в том, что люди разных

исторических эпох думают и чувствуют по-разному, что сближает позицию

историка и позицию этнолога:

“Соприкасающийся с источниками прошлого историк находится в ситуации,

аналогичной ситуации этнолога, занимающегося полевыми исследованиями.

Сначала он должен осознать чуждость предмета своего изучения, т.е. охватить все

то, что отдаляет изучаемое им общество от общества, к которому он сам

принадлежит. Но целью тем не менее всегда остается, не обращая внимания на

особенности экзотических или прошедших феноменов, понять относительность

нашего собственного общества и, следовательно, свойственной ему особой логики”

(BURGUIERE 1987: 40).

Насколько можно судить по известному примеру Л. Февра, приводимому

ниже, эта логика охватывает в первую очередь побудительные мотивы

человеческого поведения:

Король Франциск Первый, возвращаясь однажды после проведенной со своей

метрессой ночи, проезжал мимо одной церкви, в которой как раз в этот момент

зазвонили в колокола. Будучи глубоко тронутым, он прервал свой путь, чтобы

принять участие в мессе и богобоязненно прочесть несколько молитв (цит. по:

(KORTÜM 1996: 27-28)).

Как отмечает Л. Февр, классический историк истолковал бы этот эпизод в том

смысле, что король молился, чтобы попросить у Бога прощения за свои

прегрешения; историк же менталитетов, со своей стороны, объяснил бы поведение

короля спонтанностью и искренностью его чувств; тем, что он еще не видит

разницы между своей любовной жизнью и религиозными чувствами, не осознает

существующей между ними несовместимости.

Первую версию, таким образом, можно расценить как недопонимание Мотива

действия.

93

Page 94: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

1.4.1.9. Подходы в областях “Межъязыковая коммуникация” и “Межкультурная

трансляция”

В отличие от большинства других, эти области являются относительно

хорошо изученными в целом ряде преимущественно лингвистически

ориентированных дисциплин, среди которых следует выделить прежде всего

контрастивную (сопоставительную) лингвистику, теорию перевода,

этнопсихолингвистику, лингводидактику (в особенности т.н. лингвистику ошибок,

а также лингвострановедение).

Основное внимание перечисленные дисциплины сконцентрировали на

соотношении факторов (языковой) Кодх – (языковой) Коду. Сильно упрощая, можно

сказать, что их объединяет интерес к различиям между (чаще всего) двумя

языками, тем или иным образом вступающими в контакт. Теорию перевода при

этом более всего занимают различия, создающие затруднения в процессе перевода,

лингводидактику – в процессе изучения иностранных языков, а контрастивную

лингвистику – и те, и другие, по крайней мере, если судить по программным

заявлениям ее основоположников (см., например, (REIN 1983: 4-5)).

Общая теория МКК может заимствовать из этих научных направлений многие

подходы, категории, методы и процедуры анализа – вспомним упомянутые выше

заслуги переводоведения в моделировании коммуникации, разработанные в нем

понятия эквивалентности, адекватности, коммуникативного эффекта и т.д. или

предложенные первоначально в контрастивной лингвистике категории контраста,

интерференции, трансфера, сверхгенерализации (ср. (LADO 1968; JUHASZ 1970)).

Выше уже говорилось, что представляется оправданным – хотя бы из

эвристических соображений – разделять базовые категории культура и язык.

Данному принципу – быть может, интуитивно – и следовало многие годы

языкознание (со всем спектром сопутствующих дисциплин), чему, вероятно,

способствовала некоторая универсальность естественных языков. Во многих

случаях, однако, этот принцип давал сбои. Обнаружилось, в частности, что

существуют зоны пересечения между языком и культурой, между текстом и

культурой. Это сделало неизбежным обращение к категории культуры и в

94

Page 95: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

дисциплинах лингвистического цикла, что проявилось как в программных

заявлениях1, так и в эмпирических исследованиях.

Область пересечения языка и культуры первоначально обозначилась как

практическая проблема, как слой “непереводимой” лексики, к которой в теории

перевода относят чаще всего реалии, а также определенные виды имен

собственных и фразеологизмов (ВЛАХОВ, ФЛОРИН 1986).

Та же группа языковых или манифестированных в языке феноменов заняла

центральное место в понятийном аппарате лингвострановедения (ВЕРЕЩАГИН,

КОСТОМАРОВ 1990) или страноведчески ориентированной лингвистики

(например, (РАЙХШТЕЙН 1982, ТОМАХИН 1986)), главным образом под

названием безэквивалентной и фоновой лексики.

В рамках этого направления были поставлены важные и для общей теории

МКК вопросы степени специфики некоторого культурного явления (ср.

упомянутую фоновую лексику у Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова), критериев

специфики (ДОНЕЦ 1988: 50), а также его культурной значимости (REICHSTEIN

1985: 204).

1.4.1.10. Подходы в областях “Межкультурная обучение” и “Межкультурное

воспитание”

Данные области имеют двойственную природу: в их рамках может

происходить как собственно МКК (если ученик и учитель/тренер принадлежат

разным культурам), так и вторичная МКК. В ансамбле интеркультуралистики они

занимают особое место, так как именно в них формулируются основные цели

общей теории МКК, а также намечаются основные способы и методы их

достижения.

В качестве глобальных целей межкультурного воспитания обычно

указываются вклад в достижение международного взаимопонимания,

релятивизация этноцентрических взглядов, нейтрализация стереотипов

(PAULDRACH 1992: 8). Воспитательным идеалом выступает чаще всего культурно

1 Ср. провозглашение транслатологии как “особой разновидности культурно обусловленной текстологии” и перевода как “культурного трансфера” (REIß, VERMEER 1984: 2-3) или “транскультурного трансфера” (VERMEER 1994: 34).

95

Page 96: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“чувствительная” (сенсибельная), терпимая, свободная от этноцентризма и

способная к солидарности личность (NIEKE 1995: 200-201; THOMAS 1993b: 378).

Ключевой проблемой межкультурного преподавания у большинства авторов

выступает развитие межкультурной компетенции (ср. (NIEKE 1995: 200-201;

SCHREITER 1995: 16; KNAPP-POTTHOFF 1997), а ее главной практической

задачей – оптимизация взаимодействия между носителями разных национальных

культур.

Достигаться эти цели должны при помощи целого ряда дидактических

процедур и методов (см. (MÜLLER 1995a: 46-47)), начиная от ставшей уже

традиционной техники “культурного ассимилятора” (culture assimilator – ср.

(BRISLIN ET AL. 1988)) и кончая довольно экзотическими методиками т.н.

“сенсибилизации” типа бикультурной симуляции БаФа’БаФа’ (см. (GANSTER,

HANSEN ET AL. 1991)) или новыми технологиями преподавания, открываемыми

Интернетом (ср. (BRAMMERTS 1995)).

1.4.2. Подходы с точки зрения отдельных факторов межкультурной

коммуникации

В настоящем разделе мы сконцентрируемся на факторах, не нашедших

подробного освещения в предыдущей части работы.

1.4.2.1. Фактор Коммуникант

Этот фактор, то есть представления о партнере по коммуникации и о самом

себе, относится к числу наиболее изученных, причем в целом ряде дисциплин.

Вклад социологии и социопсихологии в обнаружение и описание таких

коммуникативных параметров, как социальная роль, статус, стереотип,

предрассудок и т.п. уже упоминался, но те же или схожие категории нашли

применение также в классической теории коммуникации (ср. симметричные и

комплементарные (дополнительные) интеракции у П. Ватцлавика (WATZLAWICK

1993: 69)), в литературоведении (ср. т.н. имагологию (HARTH 1994: 7), а также уже

довольно давно используются и в самой теории МКК (стереотипы у У.Б.

Гьюдикунста (GUDYKUNST ET AL. 1988), П. Мога и Г.Й. Альтхауза (MOG,

ALTHAUS 1992), образы врага у И. Бендикса (BENDIX 1993).

96

Page 97: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Образ чужого и “собственный образ” (ср. (MISHIMA 1993: 124)) являются

постоянной темой путевых заметок, мемуаров, философских штудий, т.е. являются

предметом национально-культурной когниции и инвестигации, если использовать

нашу терминологию.

1.4.2.3. Фактор Мотивация

Компаративно-культурологический подход к этому фактору имеет довольно

давнюю историю в общественных науках, достаточно вспомнить, например,

пионерские работы М. Вебера, посвященные протестантской трудовой этике, и

речь в которых, собственно, идет о религиозно-специфической мотивации к труду.

В настоящее время эта традиция продолжается в теории межкультурного

менеджмента (DREESMANN 1996).

Заниматься этой тематикой начали, впрочем, еще ранее, а именно в

национально- или этнокультурной инвестигации:

“Начала сравнительно-культурологической мотивационной психологии лежат, в

сущности, в далеком прошлом. Путешественники издавна сообщали о необычных

целях и мотивах чужих народов. Чужеродные действия сами по себе интересны, а

знать, что люди других культур могут преследовать иные, чем привычные нам

цели в любом случае может принести практическую пользу. Гостю племени асмат

на побережье Новой Гвинеи или племени илонгот на Филиппинах было бы,

например, весьма полезно знать, что у тамошних мужчин существует неизвестный

у нас мотив (...): доказывать свою силу и мужественность путем охоты за

головами” (KORNADT 1993: 181).

Интерпретируя это замечание Х.Й. Корнадта с позиций теории МКК

(типологии недоразумений), можно сказать, что в описанной ситуации

существовал риск возникновения мотивационного недоразумения, чреватого

самыми серьезными последствиями.

Указания на культурную обусловленность человеческих мотивов можно

найти и в социологии: так, М. Аргайл причисляет к культурным продуктам

трудовую мотивацию, потребность в деньгах, верность этическим и

идеологическим ценностям и общественным целям (ARGYLE 1972: 42).

97

Page 98: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Самостоятельную задачу представляет собой начатое в последнее время в

интеркультуралистике изучение мотивов, побуждающих людей к межкультурным

контактам (ср. (LINDHORST 1990: 179-180)).

1.4.2.4. Фактор Тема

Фактор Тема привлек внимание языковедов и специалистов в области

коммуникации с возникновением и бурным развитием лингвистики текста в 70-80-

х годах ХХ-го века. Но часть межкультурных проблем, связанных с этим фактором,

известна уже на протяжении более двухсот лет, прежде всего касается табу –

“одного из наиболее искрящихся понятий этнологии” (А. Шмидт), которым мы

обязаны экспедициям Дж. Кука в южные широты (цит. по: (SCHRÖDER 1995: 17)).

Понятие “табу”, точнее говоря, является более широким, чем “тема” и обычно

охватывает запрет выполнять определенные действия (посещать какие-либо места,

есть ту или иную пищу, касаться определенных частей тела, называть какие-либо

вещи или существа их прямыми именами и т.д.). На основе последнего запрета

(иногда называемого “языковым табу”) развилось и расширенное значение термина

“табу”, включающее также темы, которые запрещается или не рекомендуется

затрагивать в соответствующей культуре. Уже существуют первые наблюдения о

недоразумениях в МКК, вызванных несовпадениями в списках табуированных тем

в контактирующих культурах (ср., например, (KOTTHOFF 1993: 488-489;

GÜNTHNER 1991: 305-306)).

В трудах по теории МКК (ориентированных в основном дискурсивно-

аналитически), а также некоторых социологических работах последних

десятилетий проявились и другие контрастивно-культурологические аспекты

фактора Тема, а именно, фатические темы, коммуникативные стратегии

приближения к собственно теме (ср. (MALETZKE 1996: 107; ROTHENHÄUSER

1994: 219)), общая потребность в самовыражении (OTTERSTEDT 1993: 183), а

также общая доступность (ARGYLE 1972: 81).

1.4.2.5. Фактор Код

Наиболее изученным кодом является, безусловно, естественный язык. В

американской теории МКК социопсихологического толка этой важнейшей области,

тем не менее, не было уделено подобающего внимания. Ее рассмотрение редко

98

Page 99: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

выходит за пределы гипотезы Сепира/Уорфа и почти обязательного “эскимосского

снега” (см. ниже).

Лингвистическое ответвление интеркультуралистики еще не смогло

полностью восполнить этот пробел прежде всего потому, что сконцентрировалось

на анализе межкультурных дискурсов, оставив за рамками другие межъязыковые

расхождения (например, системно-языкового характера) и их коммуникативные

проявления.

Наибольший опыт в выявлении специфики контактирующих языков был

первоначально накоплен, вне сомнения, в теории перевода. Затем он был дополнен

данными контрастивной лингвистики и лингвострановедения (страноведчески

ориентированной лингвистики). Благодаря исследованиям в этих дисциплинах

было установлено, что языки по-разному членят, “картируют” внеязыковую

действительность, что выражается как в распределении содержания между

языковыми уровнями, так и в лексических подсистемах сопоставляемых языков

(различные виды без- и неполноэквивалентости). К важным результатам,

полученным в теории перевода и лингвострановедении, следует отнести также

разграничение экстралингвистически обусловленной и чисто языковой специфики,

а также разработку категории национально-культурной семантики (KUTZ 1981;

REICHSTEIN 1982; DONEC 1990).

При всей важности языка как средства коммуникации, он является не

единственным Кодом, используемым в человеческом общении. К числу наиболее

изученных в интеркультуралистике относятся т.н. невербальные языки (кинесика,

проксемика, хронемика и т.д.)1. Другим семиотическим субкодам в

интеркультуралистике до сих пор уделялось меньше внимания. Отдельные

попытки их описания предпринимались в общей культурологии (ритуалы как

символические действия (BOESCH 1980)) и социологии (символическое

потребление определенных товаров или продуктов (BOURDIEU 1974)).

1 Классическими работами в этой области являются труды американского ученого Э.Т. Холла (HALL 1973; 1976). Среди относительно новых публикаций можно выделить книгу К. Оттерштедт (OTTERSTEDT 1993).

99

Page 100: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

1.4.3. Подходы с точки зрения отдельных научных дисциплин

Дедуктивно, исходя из “внутренней формы” термина, теорию МКК можно

было бы определить как область пересечения между теорией коммуникации и

культурологией. В этой связи было бы логичным рассматривать их в качестве

наук-источников и опереться на их данные при разработке базовых положений

теории МКК. К сожалению, как уже выявилось в ходе нашего предыдущего

анализа, подобная попытка не привела бы к сколько-нибудь заметным результатам,

так как и та, и другая существуют во многих вариантах, как некие очень общие

области знания с нечеткими и неясными очертаниями.

Выше уже отмечалось, что “номинальная” теория МКК сводится, в основном,

к двум вариантам:

1. социопсихологически-бихевиористскому и

2. дискурсивно-аналитически-прагматическому.

Наличие этих двух основных направлений, конечно, не исключает других

подходов: так, можно выделить психоаналитический (MOG, ALTHAUS 1993),

консенсуально-философский в духе Ю. Хабермаса (LOENHOFF 1990) или

герменевтический (“межкультурная германистика” в интерпретации А. Вирлахера,

Х.Й. Крумма и др.) подходы. В рамках этих подходов было получено немало

интересных результатов, но в целом же ячейки их понятийной сетки оказались

слишком широкими для анализа конкретных процессов МКК.

Кроме того, существуют подходы, которые трудно классифицировать в силу

их эклектичности. Примером таковых может послужить работа В. Кенига (KÖNIG

1993), состоящая из части этносоциологической (положение турецких мигрантов в

ФРГ), части этноисторической (возникновение и развитие турецкой нации) и части

социолингвистической (проблематика креольских языков и языков пиджин).

1.4.3.1. Теория МКК и культурология.

Только что было упомянуто, что некоей четко очерченной науки

“культурология” не существует. Скорее, мы можем говорить о довольно обширной

группе гуманитарных дисциплин, мало чем связанных друг с другом и

объединяемых разве что тем, что понятие “культуры” играет в них одну из

ключевых ролей.

100

Page 101: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Можно предположить, что плохая совместимость традиционной

культурологии и теории МКК объясняется новизной постановки вопроса в

последней и спецификой ее предмета изучения. В основную проблематику общей

теории культуры входят вопросы о соотношении культуры и общества, культуры

и человека (МАРКАРЯН 1983: 108) и, можно добавить, культуры и природы. Хотя

сопоставление культур в ней также применяется, установление сходств/различий

между культурами (культурными состояниями) имеет своей целью, как правило,

отнесение их к определенным типам или семьям (построение культурных

генеалогий или типологий) либо описание различных стадиальных состояний

одной и той же культуры (например, культуры и цивилизации), причем бóльшее

внимание уделяется сходствам. Вектор анализа направлен главным образом

диахронно, постановка задач является большей частью теоретической, а

действующими субъектами выступают сами культуры (а не их носители).

Теория МКК, напротив, занимается соотношением культуры и культуры

(культурых и культурыу), а именно:

1. установлением различий между этими культурами, причем

2. различий, способных вызывать затруднения в коммуникации (что, в свою

очередь, означает переход на интерперсональный уровень анализа) и

3. с целью избежать и нейтрализовать подобные затруднения (прикладная

направленность). Временнóй вектор анализа – большей частью синхронный, т.е.

сопоставлению подвергаются современные и, как правило, стадиально

равнозначные культуры Х и У.

Эти взаимоотношения между общей теорией культуры и теорией МКК во

многом напоминают ситуацию, сложившуюся в 70-80-е годы в языкознании в связи

с возникновением контрастивной лингвистики. Как известно, она отличалась от

других представителей лингвистической компаративистики (сравнительно-

исторического языкознания, языковых типологий, характерологии):

прикладной направленностью, состоявшей преимущественно в ориентации

на нужды лингводидактики и практики перевода;

концентрацией на различиях (контрастах), а не сходствах сопоставляемых

языков, причем различиях,

101

Page 102: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

наиболее часто обусловливающих ошибки при употреблении иностранного

языка;

произвольностью выбора сопоставляемых языков (здесь отпадали

требования общего генетического происхождения или территориальной близости);

синхронным направлением анализа (ср. (NICKEL 1972; REIN 1983;

НЕРОЗНАК 1987)).

За свою историю лингвистика уже неоднократно служила образцом для

других общественных наук – в последние десятилетия это был, в частности,

структурализм (ср. структуралистскую антропологию К. Леви-Стросса или

структуралистскую социологию П. Бурдье). В этой связи – с учетом установленных

выше сходств – оправданной представляется постановка вопроса о провозглашении

контрастивной культурологии как самостоятельной дисциплины в рамках

совокупного спектра наук о культуре.

Упомянутые сходства между контрастивной лингвистикой и контрастивной

культурологией можно выразить в виде следующей таблицы:

контрастивная лингвистика контрастивная

культурология

синхрония синхрония

современные языки современные культуры

конкретная пара

сопоставляемых языков

конкретная пара

сопоставляемых культур

прикладная направленность

(преподавание иностранных языков,

перевод)

прикладная направленность

(межкультурная коммуникация,

деятельность)

контрастивное сравнение как

главный метод

контрастивное сравнение как

главный метод

ошибки как излюбленный

практический материал

“критические инциденты”,

недоразумения как излюбленный

практический материал

102

Page 103: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Какие же выводы следуют из проведенных аналогий? Во-первых, вывод о

том, что возникновение и развитие теории МКК находится в общем русле развития

гуманитарных наук – в частности, в направлении функциональности и прикладной

ориентации. Во-вторых, общая культурология, со своей стороны, также должна

осознать, что в ее многочисленной семье появился еще один член и попытаться

осмыслить, чем она может оказать помощь своей новой сестре и что от нее

заимствовать.

Еще один важный теоретический вопрос состоит в том, какие другие

направления, помимо теории МКК, могла бы включать в себя контрастивная

культурология. Пока еще трудно в полной мере ответить на этот вопрос, но можно

предположить, что сюда должны войти например, теория межкультурной

деятельности (включающая в себя в частности, теорию межкультурного

менеджмента и маркетинга), конфликтология, а также, возможно, складывающаяся

ныне теория развития (Development Research).

В последнее время на стыке лингвистики и культурологии стало

формироваться направление, получившее название лингвокультурологии (Ю.С.

Степанов, В.В. Воробьев, В.Н. Телия, В.А. Маслова). Это направление опирается

на традиции сравнительно-исторического языкознания и стремится, прежде всего,

к реконструкции предыдущих (часто архаичных) состояний материальной и

духовной культуры на основе данных языка. Ее основной предмет составляют

ключевые концепты абстрактного характера (СТЕПАНОВ 2001), а также

“...единицы языка, которые приобрели символическое, эталонное, образно-

метафорическое значение в культуре и которые обобщают результаты собственно

человеческого сознания – архетипического и и прототипического,

зафиксированного в мифах, легендах, ритуалах, обрядах, фольклорных и

религиозных дискурсах, поэтических и прозаических художественных текстах,

фразеологизмах и метафорах, символах и паремиях” (МАСЛОВА 2001: 36).

Лингвокультурология, таким образом, как и общее культуроведение,

ориентировано, в основном, диахронически и теоретически и не ставит перед собой

прикладных задач. В то же время ее данные могут оказать пользу для национально-

культурной когниции и межкультурной дидактики.

103

Page 104: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

1.4.3.2. Теория МКК и социология.

Вполне очевидно, что обе эти дисциплины имеют много общего. Как мы

могли убедиться, теория МКК обязана социологии и социопсихологии многими

своими категориями и исследовательскими процедурами, что в особенности

касается блока Коммуникантх – Коммуниканту.

В то же время между ними существует одно принципиальное различие,

вытекающее из несовпадения и даже противоречивости предметов изучения: если,

как было показано, понятие (национальной) “культуры” предполагает обращение к

тому, что сохраняется на протяжении многих поколений, то “социум” охватывает

только несколько живущих на данный момент времени поколений нации, причем,

как правило, активно действующих (взрослых) поколений. Вследствие этого

возникает некоторая поверхностность социологического взгляда на вещи,

подмеченная в свое время еще Н. Элиасом:

“На переднем плане социологического интереса находятся ныне относительно

краткосрочные процессы и, вообще, большей частью лишь те проблемы, которые

касаются данного состояния обществ. Долгосрочные трансформации

общественных и тем самым также личностных структур сейчас в целом из

внимания упущены” (ELIAS 1976a: VIII).

Соотношение социология1 культурология можно проиллюстрировать

аналогией традиционная (наземная) метеорология с ее измерениями температуры,

влажности, силы ветра и т.д. космическая (спутниковая) метеорология с ее

снимками из космоса, показывающими зарождение и развитие циклонов и

антициклонов, ураганов, морских течений и т.д.

На первый взгляд, может показаться, что как раз для теории МКК

“глубинность” культурологии является не очень актуальной, но это впечатление

представляется ложным, по крайней мере, в отношении некоторых областей

интеркультуралистики (национально-культурной когниции, межкультурной

дидактики и педагогики), где обращение к глубинным структурам

соответствующих культур, очевидно, неизбежно.

1 И, вероятно, в еще большей степени политология.

104

Page 105: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

1.4.3.3. Теория МКК и страноведение/лингвострановедение.

Ранее уже отмечалось, что один из импульсов, стимулировавших

“межкультурный бум” последних десятилетий, поступил из лингводидактики и

являлся своего рода продолжением “коммуникативного поворота” в лингвистике.

При этом в той же дидактике, начиная уже с 80-х годов ХІХ-го века (APELT 1967:

11-12), существовало течение, которое в известной степени можно было бы

отнести к сфере МКК, или, точнее говоря, вторичной МКК. В виду имеется

страноведение (или культуроведение, как оно называлось ранее), которое с

относительно давних пор было включено в учебные планы языковых вузов и

сводилось в основном к сообщению сведений о стране изучаемого языка.

В 60-80-х годах двадцатого века в иноязычных филологиях, особенно в

Германии, велась довольно активная дискуссия по поводу научного статуса

страноведения, не принесшая, однако, ощутимых результатов. Об этом

свидетельствует целый ряд не совсем лестных эпитетов, которые страноведение

заслужило в ходе данной дискуссии: “чудовищный предмет” (Р. Пихт, З. Шмидт),

“книга за семью печатями” (Х. Дельмас, К. Фордервюльбеке), “невозможный

предмет из Германии” (К. Гюртлер, Т. Штайнфельд)1, “сомнительное понятие,

вносящее немало путаницы”, “Лох-Несское чудовище иноязычной филологии”

(PICHT 1995: 67) и т.д.

Эти оценки были вызваны, очевидно, значительными трудностями при

определении предмета изучения, наук-источников и методов этой дисциплины

(LANDESKUNDE 1989: 4-5), а также гетерогенностью, комплексностью и объемом

учебного материала, который требуется донести до обучаемых.

Несмотря на многочисленные попытки модернизировать концепцию

страноведения, на практике оно обычно сводится к сообщению более или менее

удачно компилированных сведений о географии, экономике, административно-

территориальном устройстве, партийном ландшафте, образовательной системе,

культуре2 и т.д. страны изучаемого языка. Здесь, очевидно, сказывается

парадигмообразующее влияние титулярного понятия “страна”, которое само по

1 Цит. по: (PAULDRACH 1992: 5).2 Здесь понятие “культура” используется уже в его более узком значении (“духовная культура”).

105

Page 106: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

себе является одной из базовых единиц политической и экономической географии3.

Недостатки термина страна частично уже затрагивались выше (см. раздел

(1.2.3.)). К этому следует добавить, что по сравнению с интеракционистским

подходом, характерным для теории МКК, страноведение проигрывает и из-за своей

ориентации лишь на страну изучаемого языка, тогда как родная страна изучающего

язык остается, как правило, без внимания. Вероятно, с целью сбалансировать этот

недостаток выдвигалось предложение переосмыслить страноведение из “науки о

стране” в “науку о странах” (LANDESKUNDE 1989: 148), но до сих пор, насколько

мне известно, это предложение осталось нереализованным.

В качестве своего рода контаминации страноведения и интеркультуралистики

“с целью уменьшения практических трудностей при реализации традиционных

концепций страноведения” А. Паульдрах предложил т.н. “межкультурно

оперирующее (verfahrend) страноведение”, которое, по его мнению, должно

включать следующие аспекты:

1. “Конфронтативная семантика” (по Б.-Д. Мюллеру)

2. Расширение предметной области страноведения за счет поля “Бытовая

культура” и “Человековедение” (Leutekunde) (по Х.Й. Крумму)

3. Чужая перспектива

4. Взаимообратимость (Rückbezüglichkeit) взгляда на чужое (PAULDRACH

1992: 11-12).

Собственно “межкультурными” здесь могут быть признаны лишь аспекты (3)

и (4), а аспект (1) требует отдельного рассмотрения.

Во-первых, само понятие “конфронтативная семантика” предполагает

обращение к языку или, точнее, к языкам, а страноведение, как уже говорилось

выше, может иметь смысл лишь как дополнение к преподаванию собственно

иностранного языка.

Во-вторых, название концепции Б.-Д. Мюллера может привести к ложным

ассоциациям с контрастивной лингвистикой или лингвострановедением, тогда как

в действительности в процитированной работе (MÜLLER 1981) речь идет, скорее, о

3 Показательно, например, что М. Эрдменгер и Х-В. Истель считают необходимым отграничить страноведение от географии (ERDMENGER, ISTEL 1973: 22).

106

Page 107: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

культурно-специфических оттенках значения, на первый взгляд, страноведчески

немаркированных гиперонимических слов типа испанско-немецких коррелятов

FAMILIA/FAMILIE, CASA/HAUS или NEVERA/KÜHLSCHRANK.

Феномены этого рода, впрочем, рассматривались также и в

лингвострановедении – в основном как разновидность т.н. фоновой лексики

(обозначений частично культурно-специфических явлений), т.е. как подчиненная

проблема. Ядро же лингвострановедческого материала образуют безэквивалентные

слова (реалии) или, иначе говоря, языковые единицы с национально-культурной

семантикой (для русского языка это будут, например, слова окрошка, тройка, и

т.д., для немецкого – Richtkrone, Eisbein, а также имена собственные с

национально-культурной значимостью (соответственно, Снегурочка, Северная

Пальмира Weihnachtsmann, Elbflorenz).

Лингвострановедение в интерпретации Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова

вправе расцениваться как советский вариант теории МКК (причем, очень ранний

по сравнению с западноевропейским, да и североамериканским также) – особенно в

начальной фазе своей истории. Это выражается, в частности, в том, что авторы

избирают на роль базовой категории не “страну”, а как раз “культуру”. В первом

издании книги “Язык и культура” (1973) дискутируются такие традиционные ныне

для теории МКК проблемы, как аккультурация, культурный шок, культурная

специфика бытового поведения, жестика и мимика, фоновые знания и т.д. В

дальнейшем, правда, у этих авторов начинает доминировать тенденция растворять

все культурно-специфическое в языке, а именно в лексическом значении слова (ср.

т.н. “лингвострановедческую теорию слова”). Так, например, единицы жестики и

мимики предлагается рассматривать уже не как самостоятельные сущности, а в

вербализованной форме “соматических речений” (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ

1990: 162), иначе говоря, как словесные обозначения соответствующих кинем.

Указанную тенденцию можно признать вполне логичной, учитывая

провозглашенный этими авторами принцип лингвострановедения: сообщать

страноведческие сведения прямо на занятиях по иностранному языку, используя

для этого языковые средства с национально-культурной семантикой в сочетании со

специально разработанными методическими приемами и учебными пособиями.

107

Page 108: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Против этого принципа трудно что-либо возразить – при условии, что он

будет применяться экономно и пунктирно. В ином случае возникает угроза

страноведческой “перегрузки” языковых занятий, при которой безбрежная масса

экстралингвистической информации буквально подавит все другие аспекты

преподавания (ср. (WEINRICH 1980: 43)). Именно этой опасности, на наш взгляд,

не удалось избежать Е.М. Верещагину и В.Г. Костомарову; не исключено, что как

раз поэтому1 концепция лингвострановедения не получила широкого отклика за

пределами Советского Союза и профессионального круга русистов.

По этому поводу можно лишь выразить сожаление, так как разработка

концепции лингвострановедения и последовавшая затем теоретическая дискуссия

привели к целому ряду интересных результатов, касающихся в частности,

соотношения языковой и национально-культурной специфики, сущности

национально-культурной семантики, классификации единиц с языковой и речевой

спецификой и единиц с национально-культурной семантикой, их

функционирования в МКК, т.е. тех проблем, которые практически не получили

должного освещения в “номинальной” теории МКК.

1.4.3.4. Теория МКК и этнография.

Этнография, является, пожалуй, самой “прототипической” наукой целого

спектра дисциплин, к которому относятся также этнология, социальная и

культурная антропология (о различиях между ними см. (LÉVI-STRAUSS 1967:

12)), и стоит, в некотором отношении, ближе всего к теории МКК. Сходство здесь

видится прежде всего в ориентации на специфическое, особенное в жизни

соответствующего этноса2, ср.:

“... этнография состоит в наблюдении и анализе человеческих групп, которые

рассматриваются с точки зрения их особости (... в том числе групп, которые

наиболее отличаются от нашей)” (LÉVI-STRAUSS 1967: 12).

1 Второй причиной была, очевидно, чрезмерная идеологизация.2 За исключением, может быть, англосаксонской социальной антропологии, ср.: “В англосаксонских

странах антропология нацелена на широкое познание человека, она охватывает свой предмет во всем его историческом и географическом протяжении; она пытается получить данные, применимые ко всему человеческому развитию, и выводы, положительные или отрицательные, действующие в отношении всех человеческих сообществ, начиная от современного крупного города и кончая самым мелким меланезийским племенем” (LÉVI-STRAUSS 1967: 380).

108

Page 109: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Несмотря на это сходство, теория МКК до сих пор крайне мало смогла

позаимствовать из классической этнографии– вероятно, немногими исключениями

являются категории “табу” и “ритуал”. Отсюда следует, что речь в этих двух

дисциплинах идет либо о разных особенностях, либо о разных этносах, либо они

исследуются с разными целями.

Все эти три вывода являются, в принципе, верными. Общий подход

традиционной этнографии можно охарактеризовать как интракультурный и

“монистический”, т.е. в центре внимания исследователя находится лишь одна

культура, а именно чужая культура. Своя же собственная культура, как правило,

остается без внимания, и ситуация вряд ли может быть иной, так как эти культуры

чаще всего расположены на разных ступенях цивилизационной лестницы (при всех

оговорках, связанных с этим понятием, и поэтому с трудом поддаются

сопоставлению. Объект изучения этнографии/антропологии составляют обычно

т.н. “бесписьменные народы” (VIVELO 1988: 42), а среди них, в свою очередь, “...

большей частью мелкие, изолированные и наименее известные группы”

(GUMPERZ 1975: 92). Фактор бесписьменности выдвигает на передний план

исследовательские методы наблюдения и описания и ведет парадигматически к

бихевиоризму, антиментализму и дескриптивизму. Целеустановка же, чаще всего,

является чисто теоретической, т.е. полученные научные результаты изначально не

предполагается применять, например, для улучшения существующего положения

дел или коммуникации между представителями соответствующих культур.

Потенциал этнографии для теории МКК, тем не менее, нельзя считать

полностью исчерпанным. Особый интерес в этом отношении представляют

параллели между “современными” и “традиционными” культурами, число которых

– с учетом “сублимативной спирали” – наверняка больше, чем упомянутые табу и

ритуалы.

1.4.3.5. Теория МКК и некоторые другие дисциплины.

Одной из основных дисциплин-источников для теории МКК (особенно ее

американского варианта) была социопсихология. С тех пор психологическому

аспекту МКК уделяется особое внимание. Как отмечает Ф. Хинненкамп, с

практической точки зрения тема “Межкультурная коммуникация” вообще долгое

109

Page 110: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

время находилась на попечении психологии (HINNENKAMP 1994a: 48). Здесь,

очевидно, подразумевается интерес психологии к сложным душевным и

психосоматическим проблемам, которые испытывают эмигранты и иные лица,

оказавшиеся на долгое время за границей, а также возвращающиеся после

длительного там пребывания на родину. Эти проблемы в специальной литературе

обычно обозначаются не совсем благозвучным термином “культурный шок” (ср.,

например, (ADLER 1975)). Первыми же контрастивно-псхологическими

исследованиями, очевидно, должны считаться попытки измерения интеллекта у

“цивилизованных” и “естественных” народов (THOMAS 1993a: 41).

Психологическое происхождение имеет и эмпирическое изучение ассоциаций,

которому было посвящено немало межкультурных исследований прежде всего в

60-х годах в Северной Америке (REINFRIED 1995: 60). Эта проблематика не

потеряла своей актуальности до сих пор, и ее изучение продолжается, например, в

психолингвистике (ср. (ЗАЛЕВСКАЯ 1988: 71)).

Выше уже указывалось на возможности контрастивно-культурологического

подхода в истории (“история менталитетов”). Существуют основания полагать, что

он может оказаться полезным и для других гуманитарных направлений, например,

политологии (ср. разграничение между этатистской и культурной парадигмой

при интерпретации одной и той же политической ситуации, а именно, возможного

развития взаимоотношений между Россией и Украиной, проведенное С.

Хантингтоном (HUNTINGTON 1996: 45))1.

В заключение упомянем еще одно относительно молодое научное

направление, в котором культурно-сопоставительного подхода нет и не может быть

по определению, а именно этологию человека, занимающуюся биологическими

основами человеческого поведения (EIBL-EIBESFELDT 1995). Хотя в этологии

речь идет о еще предкультурных поведенческих образцах человека (инстинктах,

рефлексах и т.п.), многие ее данные могут представлять интерес для теории МКК, в

частности, с точки зрения межкультурного воспитания и дидактики как своего рода

1 Небезынтересно, что одним из факторов, обусловивших интерес к проблематике МКК именно в США, считается ряд серьезных провалов во внешней политике, допущенных этой страной в 60-70-е годы (ср. (SITARAM, COGDELL 1975: 6)).

110

Page 111: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“пред-универсалии”, на основе которых можно иллюстрировать общее

происхождение, на первый взгляд, очень разных и чуждых культурных черт.

Наш обзор подходов к изучению межкультурной коммуникации,

предпринятый под тремя углами зрения, мог показаться в одних отношениях

беглым и поверхностным, а в других – излишне подробным и не вполне свободным

от повторов и параллелизмов. Тем не менее, на его основе мы можем сделать ряд

важных для теории МКК выводов:

(1) многие аспекты межкультурной проблематики изучались задолго до

появления “номинальной” теории МКК, результаты этих исследований еще

требуют осмысления и интеграции в теорию МКК;

(2) не все типы МКК (и смежных явлений), а также не все факторы МКК

исследованы в “номинальной” теории МКК в равной степени, и существующие

здесь перекосы также должны быть устранены;

(3) возникновение и развитие теории МКК, в свою очередь, открывает новые

перспективы и перед культуроведением в целом; можно ожидать, в частности,

оформления в ее рамках самостоятельного направления контрастивной

культурологии.

Выводы по главе 1:

1. Возникновение и бурное развитие теории МКК в последние два десятилетия

ХХ-го века обусловливалось целым рядом причин, среди которых можно

выделить, в частности: объективно-цивилизаторные причины

(интернационализация и глобализация в политике, экономике, развитие средств

связи и массовой информации и т.д.), субъективно-цивилизаторные причины

(пересмотр отношения к этническим и иным культурным меньшинствам, рост

самосознания последних и т.д.), а также объективно-научные причины

(возникновение теории коммуникации, “коммуникативный поворот” в

языкознании).

2. Совокупность наук, имеющих дело с сопоставлением культур, можно

назвать интеркультуралистикой. В ее рамках выделяется контрастивная

культурология –группа дисциплин, изучающих взаимодействие носителей

111

Page 112: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

различных современных культур, главным образом, в целях его оптимизации.

Теория МКК входит в состав последней.

3. Предметную область теории МКК составляет весь круг явлений, имеющих

какое-либо отношение к общению в процессе взаимодействия между носителями

различных культур. Существует целый ряд типов и подтипов МКК, самыми

важными из которых, с точки зрения языкознания, являются межъязыковой

межкультурный дискурс (непосредственное общение между носителями

различных культур на языке, который для одного из коммуникантов является

иностранным) и межъязыковая дистантная МКК (отсроченное общение между

носителями различных культур, чаще всего восприятие иноязычного

инокультурного текста). Эти типы коммуникации можно назвать межъязыковой

МКК. Последняя образует предмет теории межъязыковой МКК, располагающейся

на стыке контрастивной культурологии и контрастивного языкознания (в широком

смысле слова).

4.Коммуникация представляет собой разновидность интенционального

(сознательного) извлечения/сообщения информации в процессе взаимодействия

(деятельности) по крайней мере, двух субъектов при помощи специально

созданных для этого или сложившихся исторически семиотических средств (знаков

и правил их комбинирования). Она может инициировать другие когнитивные

процессы, например, актуализацию уже имеющейся информации либо порождение

новой, в том числе через импликацию.

5. Важнейшими составляющими коммуникации (коммуникативными

факторами) являются факторы Коммуникант, Деятельность, Интенция,

Мотивация, Ситуация, Тезаурус, Код и Текст. Каждый из Коммуникантов

обладает собственным набором коммуникативных факторов (двухвекторная

модель коммуникативного акта). Эта модель может использоваться в различных

целях, в частности, для построения типологии МКК, для систематизации

различных подходов к изучению МКК, а также для решения других задач.

6. Основными функциями МКК являются функция обеспечения

межкультурного обмена как материальными, так и идеальными ценностями, а

также функция обеспечения межкультурного взаимодействия при решении

112

Page 113: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

проблем национального и супранационального уровня. Ключевой задачей теории

МКК следует признать изучение предпосылок и условий для успешного

функционирования МКК, а также разработку соответствующих практических

рекомендаций.

7. Среди собственно научных задач, стоящих перед теорией МКК, выделяется

задача интеграции разнородных и часто разноречивых положений, наблюдений и

мнений об особенностях различных культур и цивилизаций, об общении и

взаимодействии их представителей в более или менее целостную теорию. С другой

стороны, теория МКК выступает в роли основополагающей науки, науки-

источника для целого спектра научных направлений: межкультурной педагогики,

межкультурного менеджмента, теории перевода, методики преподавания

иностранных языков и т.д., из чего вытекает задача координации усилий в

упомянутых дисциплинах, а также обобщения полученных в них результатов.

8. Основной материал теории МКК составляют межъязыковые и

межкультурные несовпадения (контрасты), проявляющиеся ходе межкультурного

дискурса, при восприятии инокультурных текстов, а также в текстах вторичной

МКК, национально-культурной когниции, инвестигации и имитации. Главными

исследовательскими методами теории МКК выступают сопоставительный метод, в

частности, в таких его вариантах, как контрастивно-семасиологический и

контрастивно-ономасиологический методы; метод установления лакун, метод

конверсационного анализа, экспериментальные методы и др.

9. Теория МКК потенциально способна выступать, как минимум, в четырех

модусах существования: как общая теория МКК, как специальная теория МКК, как

учебный предмет и как аспект в преподавании других предметов.

113

Page 114: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

ГЛАВА 2. ОЧУЖДЕНИЕ КАК ВАЖНЕЙШЕЕ СВОЙСТВО

МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ

В предыдущих разделах работы мы разграничили предметную область

межкультурной коммуникации как бы изнутри, но еще ничего не сказали о ее

дифференциальных признаках вовне, по отношению к другим типам

коммуникации. Оппозитивный коррелят МКК при этом отыскивается без всякого

труда – это, конечно, внутрикультурная коммуникация. Гораздо труднее, однако,

установить их конкретные отличительные признаки, ср.:

“Если даже предположить, что удастся выработать точное, может быть, даже

поддающееся измерению априорное понятие культуры, будет нелегко провести

разграничение межкультурной и не-межкультурной коммуникации. Нелегко

потому, что нам пришлось бы найти критерии различности, которые мы затем

могли бы увязать с фактом владения культурой (Kulturteilhabe)” (HINNENKAMP

1990: 47-48).

Можно привести целый ряд определений МКК, которые свидетельствуют о

трудностях при поисках таких критериев:

“Исходя из культурно-прагматического понимания языковой коммуникации, я

рассматриваю все виды контактов между разными культурными сообществами,

представляющие собой языковые действия во всех реальных жизненных ситуациях

общества, как межкультурную коммуникацию” (LIANG 1993: 155).

Приведенная дефиниция вызывает больше вопросов, чем дает ответов:

действительно ли можно отнести “все виды контактов” к коммуникации? Почему в

роли коммуникантов выступают целые “культурные сообщества”, которые к тому

же производят языковые действия?

Примечательное определение МКК, включающее в себя, наряду с прочим,

признаки “Тема” и “Деятельность”, предложил Б.-Д. Мюллер:

“’Межкультурная коммуникация’ понимается здесь как прямая коммуникация

между людьми (говорящимиl-n), представляющими различные культуры Сl и Сn.

Они обсуждают различные ‘вещи’, т.е. устанавливают в процессе говорения

отношение (референцию) к абстрактным понятиям (свобода, добросердечие,

удовольствие и т.д.), конкретным объектам (ребенок, собака, квартира и т.д.),

114

Page 115: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

институциям (школа, кафе и т.д.), восприятиям (милый, недружелюбный,

экстраординарный и т.д.) и реализуют речевые акты (обещания, подтверждения,

оценки, предположения и т.д.). В межкультурной коммуникации говорящие

обычно взаимодействуют на языке, который по крайней мере для одного из

участников является иностранным” (MÜLLER 1995b: 64).

Типичными здесь являются ориентация на прямую, непосредственную

коммуникацию (дискурс в нашей терминологии), а также подчеркивание признака

“иноязычный Код”.

Последний признак встречается довольно часто:

“Сущностная характеристика МКК заключается в том, что один из ее участников,

как правило, вынужден использовать второй или иностранный язык, не

являющийся вариантом его собственного” (KNAPP, KNAPP-POTTHOF 1990: 66).

Чуть ниже у этих авторов появляется еще более категоричное утверждение о

том, что:

“... межкультурная коммуникация отличается от внутрикультурной в основном

лишь участием иностранного языка...” (KNAPP, KNAPP-POTTHOF 1990: 68).

Схожей точки зрения придерживаются также А. Реддер и Й. Ребайн, говоря о

“межкультурной коммуникации в широком смысле” (REDDER, REHBEIN 1987:

17-18).

Некоторые авторы для отграничения понятия МКК прибегают к явно

нетерминологическому признаку “совершенно разный”, ср.:

“В общем, согласно обыденным представлениям, коммуникация считается

межкультурной тогда, когда с нею ассоциируется коммуникация между членами

совершенно разных культурных сообществ” (HINNENKAMP 1994a: 51).

В определении Э. Апельтауера появляется еще более расплывчатый критерий,

который можно описать как “недостаточное знание партнера”, ср.:

“Под межкультурной коммуникацией мы понимаем межличностное общение

между представителями различных культурных и этнических групп, которые еще

не (или лишь недолгое время) знают друг друга” (APELTAUER 1996: 777).

Если признать указанные критерии (в частности, критерий иностранного

языка) релевантными, то нам пришлось бы вычеркнуть из типологии МКК многие

115

Page 116: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

ее разновидности – в частности, вторичную и опосредованную (например, чтение

переводной литературы), а также случаи, когда один и тот же язык используется в

разных культурах (ср. коммуникацию между англичанином и североамериканцем,

испанцем и латиноамериканцем). С другой стороны, согласно тому же критерию

иностранного языка мы должны были бы причислить к МКК такие достаточно

распространенные на практике варианты коммуникации, как учебные разговоры на

языке У между учителем Х и учеником Х, а также между учеником Х и учеником

Х, что представляется несколько проблематичным. Кроме того, ученые,

отстаивающие эту точку зрения, проходят мимо того факта, что, даже если в

коммуникации встречаются носители разных культур и в ней используется

иностранный язык, то таковым он является, как правило, лишь для одного из

участников общения (другой говорит на своем родном языке). Таким образом,

критерий иностранного языка не может быть определяюшим для отграничения

“настоящей” МКК.

Тем не менее нужно признать, что формам вторичной и опосредованной МКК,

вероятно, действительно не хватает чего-то существенного, раз уж их не замечают

и не признают за варианты МКК практически все теоретики. Вероятно, ближе всех

к разрешению проблемы приблизился в своей дефиниции Г. Малетцке:

“О межкультурной интеракции и коммуникации мы говорим в тех случаях, когда

партнеры по встрече принадлежат разным культурам и когда они отдают себе

отчет в том, что каждый соответственно является ‘иным’, т.е. происходит взаимное

осознание друг друга как ‘чужого’” (MALETZKE 1996: 37).

Ключевым здесь является, безусловно, слово “чужой” или, точнее говоря,

выражение “осознание чужого”. Переведенные тексты теряют значительную часть

своей чуждости, по крайней мере, языковой, а тексты вторичной МКК, хотя и

касаются чуждых феноменов, но делают это таким образом, что те присваиваются,

т.е. лишаются чуждости.

Этот процесс “осознания чуждости” или, шире говоря, последствий

соприкосновения с “чужим” – в актах МКК, причем чуждости не только партнера,

но и всех остальных факторов МКК, мы назовем очуждением. Именно это качество

116

Page 117: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

является, на наш взгляд, основным отличием (первичной, прямой) межкультурной

коммуникации по отношению к внутрикультурной коммуникации.

Против самого термина “очуждение” может быть выдвинут упрек, что он уже

“занят” в литературоведении. Опираясь на теорию “остранения”, разработанную

еще в 20-е годы прошлого столетия в советском литературоведении (ср.

(ШКЛОВСКИЙ 1983: 73)), его в свое время предложил известный немецкий

писатель и драматург Б. Брехт. Под этим термином Брехт подразумевал

специальную технику письма и артистической игры, путем которой должна была

достигаться дезавтоматизация привычного восприятия:

“Что такое очуждение? Подвергнуть очуждению какой-либо процесс или характер

означает просто отобрать у характера само собой разумеющееся, знакомое,

понятное и вызвать путем этого удивление и любопытство” (BRECHT 1993: 540).

Добиться эффекта очуждения можно при помощи целого ряда средств:

деформации, переструктурирования, создания многозначности и т.д.

(MECKLENBURG 1987: 572), но основной смысл этого метода состоит в том, что

старое, привычное, стертое представляется как чужое или, проще говоря, “свое”

как “чужое”. Таким образом, мы сталкиваемся здесь, с парадоксальной ситуацией,

когда подражание имеет свой собственный термин, а оригинал (восприятие

собственно “чужого”) – нет. С этой точки зрения наше понимание термина

“очуждение” как бы восстанавливает “терминологическую справедливость”.

Если это понятие все же покажется кому-либо неудачным из-за его

“занятости”, то в качестве его замены может быть предложен грецизированный

вариант “ксенизация” или латинизированный – “алиенация”.

2.1. О ПОНЯТИИ “ЧУЖОГО”

Лежащее в основе термина “очуждение” понятие “чужого” требует

отдельного освещения, тем более, что оно само по себе занимает одно из ключевых

мест в терминологическом аппарате теории МКК, хотя его применение, за редким

исключением, ограничивается обычно беглым упоминанием1. Опереться на данные

других гуманитарных дисциплин здесь также довольно затруднительно:

1 Показательным является, например, высказывание И. Швердтфегер: “Что такое чуждость? Нам тяжело объяснить это, но мы в любом случае ее чувствуем” (SCHWERDTFEGER 1991: 237).

117

Page 118: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

существует немало отдельных мнений и высказываний по поводу “чужого”, но они

в большинстве своем не образуют единой, целостной теории.

Как и в случае многих других понятий с размытыми, нечеткими границами,

рассмотрение “чужого” целесообразно начать, обратившись к обыденно-языковому

значению соответствующего слова. Прилагательное “чужой” характеризуется

очень широкой семантикой и граничит в этом отношении с местоимением (не

случайно, в русском языке оно коррелирует с неопределенным местоимением

свой).Этим оно напоминает многие базовые философские категории, развитые на

основе слов с широкой семантикой и местоимений (ср. классически философские

“бытие”, “вещь”, психоаналитические “Es” или “Selbst”, экзистенциалистское

“Man” и т.д.), но пока еще не стало, насколько нам известно, ядром какой-либо

философской концепции.

Русская лексема “чужой”(“чуждый”) обладает следующими основными

значениями:

1. “иной”, “инородный” (Он выглядел здесь чужим);

2. “неизвестный”, “незнакомый” (Место показалось ему чужим);

3. “непонятный” (чужая речь, логика, аргументация и т.д.);

4. “странный” (Слова его прозвучали как-то чуждо);

5. “свежий”, “непривычный” (посмотреть на что-либо чужими глазами);

6. “отталкивающий”, “вызывающий отторжение” (вести себя с кем-либо, как с

чужим);

7. “посторонний” (Не заговаривай с чужими людьми!);

8. “непослушный”, “неловкий” (Его руки вдруг стали чужими);

9. “принадлежащий другому” (Не трогай чужие вещи!) и т.д.

С помощью процедур дистрибутивного и компонентного анализа объем и

состав лексической семантики слова “чужой” можно было бы уточнять и

дифференцировать и далее, однако уже на основе этого небольшого

семасиологического очерка выделяются главные элементы его семантической

структуры.

На роль архисемы (семантического признака наиболее высокого уровня,

сохраняющегося при всех реализациях слова) способен претендовать признак

118

Page 119: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“иной”, “инородный”, а все перечисленные семемы можно условно распределить

на четыре группы:

1. когнитивные (пункты (б), (в)),

2. прагматические (пункты (г), (д) и частично (е)),

3. эксклюзивные (пункты (е), (ж) и частично (а), причем здесь можно провести

разграничение между логической и социальной эксклюзивностью,

4. конативные1 (пункты (з), (и).

Переводя эту классификацию из плоскости семасиологической в плоскость

логико-понятийную, мы вправе исходить из предположения, что понятие или

категория “чужого” складывается в основном из тех же признаков, а указанные

группы семем можно рассматривать, соответственно, как измерения “чужого”.

Первое (когнитивное) измерение соотносится прежде всего с отсутствующим

или неполным знанием о чуждых феноменах, второе – их прагматическую2 оценку

(позитивную или негативную). Третье измерение отражает логическое отношение

исключения, т.е. непринадлежность к какой-либо группе, классу, множеству и т.д.,

хотя в данном контексте нас будут интересовать, естественно, не логические

классы или математические множества, а социальные группы. Четвертое

(конативное) измерение можно подразделить на две относительно самостоятельные

области. Одна из них – юридическая – подразумевает отсутствие права выполнять

те или иные действия с “чужими” объектами/субъектами, ср.:

“Чужой бесправен. Это один из центральных признаков любого общества. Если его

принимают в каком-либо доме, то чужой становится гостем, пользующимся

правами гостя. Теперь ему полагаются права, на соблюдение которых он, правда,

не может претендовать, но которые ему предоставляются. Ему полагаются постель,

еда и питье, но прежде всего ему предоставляется защита. Его жизнь и его честь

1 Старый термин, использовавшийся ранее в методике в значении “деятельностный” (ср. (NIEKE 1995: 212, BOESCH 1980: 27)) – от латинского conatum (усилие, попытка, предприятие).

2 Термин “прагматический” используется в современном языкознании в двух значениях, причем и то, и другое восходят к известной работе Ч. Морриса Foundations of the theory of signs (1938), где прагматика постулировалась как учение об отношении знаков к их интерпретаторам. “Прагматика” в первом смысле выступает как обобщающее понятие для целого лингвистического направления, называемого также “теорией речевых актов”, в которой исследуются, главным образом, речевые действия на микроуровне. Второе значение этого термина ближе моррисовскому постулату, правда, зеркально переформулированному в отношение интерпретаторов к денотатам (обозначаемым объектам), и понимается в большинстве случае как отношение эмотивное, волюнтативное, модальное и т.д. Именно в этом значении данный термин будет использоваться в дальнейшем.

119

Page 120: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

являются священными. Он, со своей стороны, обязан обращать внимание на то,

чтобы не претендовать на права, которые ему не полагаются, а именно на права

хозяина. Он не может отказываться от еды, посягать на честь хозяина и брать вещи,

которые ему не принесли. Он не может отдавать приказы” (SUNDERMEIER 1996:

144).

Другая область конативного измерения, которую можно назвать оперативной,

имеет в виду осложненность, затрудненность деятельности в чуждых условиях, по

чужим образцам, при помощи чужих инструментов и т.д.

Этот аспект чужого лежит, между прочим, и в основе известной

экономической и социологической категории отчуждения, ср.:

“Отчуждение есть такая общественная, социокультурная связь между индивидами,

которая вышла из под их контроля и стала самостоятельной, господствующей над

ними силой” (ЛАПИН 1992: 30).

О структуре и составе понятия “чужое” существуют и другие мнения. Так, Н.

Мекленбург выделяет лишь две области внутри этого понятия:

“Насколько я могу судить, оба главных семантических направления ‘чужого’, а

именно (а) неизвестный (незнакомый, непонятный), (б) несобственный

(принадлежащий другому), приводят к естественному разграничению когнитивно

чужого (незнакомого, непознанного) и нормативно чужого (т.е. считающегося

неприемлемым в силу действия каких-либо норм). (...) Выражение ‘чужой’,

трехчленный предикатор, всегда применяется перспективистски и реляционально:

Х является чужим для А (но не для Б) в отношении а (но не в отношении б)”

(MECKLENBURG 1987: 564).

“Нормативно чужое” Н. Мекленбурга приблизительно соответствует нашему

конативно-правовому измерению, хотя здесь возможно и пересечение с

прагматически-чужим. Что же касается указания на реляционный и

перспективистский характер понятия “чужое”, то оно безусловно является верным,

правда, я добавил бы сюда также взаимообратимость понятий “свое” и “чужое”.

У В. Хогребе, напротив, присутствует эксклюзивно-логическое измерение (в

нашей терминологии) “чужого”, но нет прагматического:

120

Page 121: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“... в основе утверждения, что нечто является чужим другому, лежат в

действительности три отрицания:

Отрицание принадлежности

Отрицание знания

Отрицание знакомства

В первом случае, отрицании принадлежности, утверждается объективный факт, что

некоторое лицо, некоторая вещь, некоторое событие не входит в определенную

группу, множество, класс, собственность. (...) Во втором случае, отрицании знания,

собственно о предмете ничего не утверждается, а говорящий утверждает нечто о

самом себе: что он не знает, как объясняется то или иное событие и т.д. (...) В

третьем случае, отрицании знакомства, необходимо различать три частных случая,

вытекающие из временнóго характера знакомства. Так, можно себе представить,

что нечто мне стало чужим, нечто еще является чужим и наконец: нечто не

является более чужим. В этом последнем частном случае чуждость растворилась,

благодаря общению и знакомству произошло рас-чуждение чужого” (HOGREBE

1993: 358-359).

“Третий случай”, приводимый В. Хогребе, вряд ли может быть признан

самостоятельным измерением “чужого”, так как речь здесь идет не столько о его

субстанции, сколько о динамике, зависящей от взаимодействия со “своим” и

способной проявляться в двух противоположных направлениях – очуждении и

освоении.

Как и В. Хогребе, термин “знакомство” (Vertrautheit) использует Э. Э. Беш,

правда, в несколько ином контексте, а именно, при попытке различить “чужое” и

“иное”:

“Существует известное ‘иное’ – к примеру, дома и привычки наших соседей и

неизвестное; существует притягательное, соблазнительное ‘иное’, а также – наряду

с тем, что оставляет равнодушным – угрожающее и отталкивающее, существует

‘иное’, состоящее в альтернативах наших действий – десерт, который мы не

заказали, дерево, которое мы не посадили (...) и существует ‘иное’, остающееся для

нас недостижимым – виноградные грозди, которые висят слишком высоко и

которые мы поэтому представляем себе кислыми или особенно сладкими. (...)

121

Page 122: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Внутри всех этих областей ‘иного’ существует область ‘чужого’ – ‘иное’, которое

нам незнакомо и благодаря своей незнакомости может одновременно пугать и

притягивать. Незнакомость (Unvertrautheit), при помощи которой я определяю

‘чужое’, следует отличать от неизвестности (Unbekanntheit); она обозначает то еще-

не-познанное, которое, несмотря на возможные соблазны, ставит под сомнение

наш потенциал возможных действий; оно содержит возможность неожиданного,

иногда даже внушающего страх, но, в любом случае, известную степень

неопределенности” (BOESCH 1996: 90).

Разграничение “иного” и “чужого” в действительности представляет собой

довольно непростую проблему. Относительно легко можно придти к выводу, что

не все “иное” является “чужим”, но все “чужое” – “иным”. Другими словами,

между этими категориями существует отношение: род вид. Однако, это еще

ничего не говорит нам о дифференциальных признаках “чужого” по сравнению с

“иным”. Если суммировать соображения Э.Э. Беша, то в результате можно

получить формулу: “чужое” = привлекательное, недостижимое, внушающее

страх, неожиданное, незнакомое и вносящее неопределенность “иное”. Первые

три элемента этого перечисления подпадают под определение прагматического, а

остальные весьма напоминают дефиниции информации – как “энтропийного”, так

и “диссонансного” (“нарушенное однообразие”) характера. С учетом этого “чужое”

можно было бы определить как информативное, прагматически значимое “иное”.

Исчезновение этих свойств, например, благодаря интенсивным контактам,

целенаправленному изучению и т.д., может интерпретироваться как освоение1. Так

или иначе, приведенное истолкование “чужого” является слишком узким по

сравнению с нашей четырехмерной реляционной (учитывающей динамику

взаимодействия со “своим”) моделью.

С учетом вышеизложенного эта модель может быть представлена следующим

образом:

1 Процесс, который описывался уже у Гегеля (ср. (HOGREBE 1993: 358-359)).

122

Page 123: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

наличное знание отсутствующее знание

полное1 знание когнитивное когнитивное неполное знание

точное знание неточное знание

разумное свежее

притягательное позитивное позитивное редкое

безопасное интересное

прагматическое прагматическое

привычное странное

частое негативное такое же СВОЕ ЧУЖОЕ иное негативное опасное

скучное отталкивающее

логическое логическое

инклюзивное эксклюзивное

социальное социальное

доступное недоступное

правовое правовое

разрешенное запретное

конативное конативное

ловкое неловкое

удобное оперативное оперативное неудобное

послушное непослушное

Еще одной важной с точки зрения МКК внешней характеристикой “чужого”

является его точечность/массивность. Она важна, в частности, для

противопоставления весьма различных по своей сути ситуаций Чужой в моем

собственном окружении и Я в чужом окружении.

2.2. МЕХАНИЗМЫ ОЧУЖДЕНИЯ

Только что приведенная схема взаимообратимых понятий “свое” и “чужое”

способна прояснить многое в их соотношении, а также в функционировании

механизмов очуждения в МКК.

Вероятно, самый важный из них, который можно назвать механизмом

когнитивного редукционизма, основывается на когнитивном измерении “чужого” и

выражается в том, что о чужих сущностях имеется, как правило, либо слишком

мало информации, либо вообще никакой, либо информация ложная. Среди

1 Речь идет, конечно, об относительно полном знании.

123

Page 124: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

прочего, к действию этого механизма восходят многократно описанные в

специальной литературе явления стереотипизации, образования мифов,

предрассудков и т.д.

При этом нужно учитывать, что редуцированное “чужое” часто противостоит

полностью развернутому “своему”. Вот что, например, пишет по поводу

представлений о своей и чужой группе (фактор Коммуникант в нашей

терминологии) А. Томас:

“Схемы собственной и чужой группы достигают различной степени

комплексности. Комплексная схема собственной группы дает возможность более

дифференцированных и нейтральных суждений о других лицах, так как всякая

новая информация добавляется к усредненной величине, выведенной из многих

положительных и отрицательных оценок. Просто структурированная схема чужой

группы, напротив, способна привести к крайним суждениям, так как любая

информация может оказать относительно большое влияние на результат суждения.

Кроме того, было установлено, что схема чужой группы подлежит сильным

контекстуально обусловленным, аффективным колебаниям из-за своей малой

комплексности” (THOMAS 1993: 268).

Стереотипизацию правомерно также рассматривать как разновидность более

общего процесса генерализации. Особенностью МКК является, очевидно, форма,

противоположная генерализации, а именно, индивидуализация. Ее суть заключается

в интерпретации культурных черт в поведении человека как индивидуально-личных

(ср. (KNAPP 19891; KÖNIG 1993: 27)).

Близок к когнитивному механизм конативного редукционизма. Он

выражается, в частности, в ограниченном деятельностном потенциале в условиях

чуждого окружения (плохая ориентация в пространстве, затрудненность

передвижения, правовые ограничения и т.д.), а также в отсутствии навыков при

использовании чужих инструментов, машин, учреждений и т.д.

Прагматическое измерение “чужого” обусловливает механизм

обесценивания/вздорожания – он проявляется, например, в хорошо известных

феноменах ксенофобии или -филии, т.е. автоматической негативной/позитивной

1 Knapp K. Interkulturelle Kommunikation. – Ein Problem der Kommunikation? Vortrag anläßlich der Jahrestagung der Gesellschaft für angewandte Linguistik. – Göttingen, 1989 (цит. по: (MÜLLER 1991: 31).

124

Page 125: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

оценке чужих людей, вещей и т.д. На практике этот процесс принимает порой

анекдотические формы, когда некий объект культуры Х, имеющий в ее границах

малую или даже ничтожную ценность, вдруг резко поднимается в цене после его

перемещения в культуру У и наоборот (ср. цену соли или перца в средневековой

Европе, торговый обмен с индейцами Латинской Америки или представителями

северных народов, при котором золото, жемчуг, ценные меха, слоновая кость и т.д.

менялись на бисер, зеркала, водку и т.п.).

Впрочем, этот феномен не потерял своей актуальности вплоть до последних

времен, ср. наблюдения Х.-Я. Мааца, характеризующие не столь давнее прошлое

бывшей ГДР (которые можно было сделать и в других странах “реального

социализма”):

“Западные товары имели характер непревзойденного фетиша: пустые банки из под

пива или колы расставлялись на мебельных стенках в качестве украшения,

пластиковые пакеты с рекламными надписями обладали коммерческой ценностью,

людей встречали по западным одежкам” (MAAZ 1990: 85).

Справедливости ради надо заметить, что многие обитатели бывшего

восточного блока также с недоумением наблюдали за посетителями с Запада,

покупавшими военные фуражки, значки, удостоверения и т.п. на многочисленных

базарчиках, возникших как грибы после дождя вслед за падением “железного

занавеса”. Решающую роль в указанном процессе, вероятно, играет

прагматический признак “редкий”, который, как известно, вообще относится к

числу ценоопределяющих.

В сферу “прагматического” необходимо включить, очевидно, также

эстетическое очуждение, охватывающее культурно обусловленные различия в

интерпретации прекрасного/безобразного, которые могут проявляться в разных

оценках определенных мод, стилей, художественных произведений и пр.

С таким измерением “чужого”, как “социальная эксклюзивность”

(исключенность) связан своеобразный механизм очуждения, который можно

назвать механизмом личного освобождения/потери уверенности, ср. следующие

размышления Г. Баузингера:

125

Page 126: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“Макс Фриш отметил в одной из дневниковых записей, что чужая страна всегда

имеет ‘нечто освобождающее, освежающее’, потому что в чужой стране не нужно

стремиться к домашней гармонии со всем и вся. (...) Но по мере того, как индивид

проживает в чужой стране действительно продолжительное время, этот

позитивный, освобождающий опыт дополняется неуверенностью1, эксцентрически

воздействующей релятивизацией всех масштабов” (BAUSINGER 1987: 8).

Описанный “эффект освобождения” объясняется, очевидно, избавлением от

многих обязательств, связей, морально-этических ограничений2, которые тяготеют

над индивидом в пределах его родной культуры, ср. по этому поводу также слова

известного русского философа Н. А. Бердяева:

“На вокзале я бывал почти болен, равно как и на таможнях, хотя на границах я

никогда не имел неприятностей и у меня даже почти никогда не смотрели багажа.

Но вместе с тем путешествие всегда обостряло мое чувство жизни, переезд за

границу был по моему чувству как бы трансцендирование. Заграничное ведь и

значит трансцендентное. Я не любил уезжать, но любил приезжать в новые места.

Новое место давало мне чувство меньшей зависимости от обыденной

действительности и открывало больший простор для мечты” (БЕРДЯЕВ 1991: 268).

Что же касается упомянутой Г. Баузингером неуверенности, то она является

не только результатом “релятивизации масштабов”, но и как бы обратной стороной

медали: освобождаясь от уз родной культуры, индивид одновременно теряет

систему привычных ориентаций в окружающем мире (можно сказать, что здесь

присутствует пересечение с конативным очуждением), лишается помощи со

стороны представителей собственного социума (в том числе государственных

учреждений) и т.д.

Одним из следствий контакта с “чужим” может быть новый взгляд на

“собственное”: мы имеем здесь дело со своего рода “очуждением своего”. Можно

вспомнить, что мы уже однажды встречались с этим выражением при

рассмотрении очуждения как художественного средства или способа (приема) в

драматургии или литературе. В данном же случае речь идет об очуждении как

1 Выделено нами – П.Д.2 В том числе и сексуальных, ср. (KRISTEVA 1990: 30-40).

126

Page 127: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

эффекте, т.е. “собственное” не представляется как нечто чужое, а проявляется в

новом свете вследствие интеракции с чужим.

Этот новый взгляд на вещи может привнести и сам “чужак”, если он

прибывает откуда-то извне, ср. мнение Г. Зиммеля:

“... он (чужой – П.Д.) является более свободным, практически и теоретически, он

судит о существующем положении дел менее предвзято, оценивает его на основе

более общих и объективных идеалов и не связан в своих действиях привычкой,

пиететом или антецеденциями” (SIMMEL 1992: 767).

Взаимодействие с “чужим” способно приводить к переоценке “своего” –

причем как в сторону “повышения”, так и “понижения” цены. О крайней форме

последнего мы уже упоминали выше (selfshock), что же касается “ревальвации”

“своего”, то интересный его пример приводит в своем эссе “Из другой страны”

немецкий писатель А. Андерс:

“Один мой друг приехал из чужой страны. Он долго отсутствовал и говорил иногда

невпопад. Это не значит, что он говорил сбивчиво: он просто говорил на двух

языках. И думал в двух валютах. Там, за границей, он стал в некотором смысле

зажиточным, не Крезом, конечно, но мог себе кое-что позволить. Что он и делал.

Однако, когда он расплачивался, в кафе или в ресторане, мы замечали, как он

взвешивал и перебирал пятипфенниговые и даже однопфенниговые монеты. Он

заметил наше недоумение и пояснил: ‘Понимаешь, за пару пфеннигов я могу

купить там яйцо’. Яйцо – это что-то такое, что можно себе представить: пфенниг

или два пфеннига для нас стали, так сказать, чем-то абстрактным: монеткой

вежливости, монеткой для украшения” (цит. по: (MÜLLER 1988: 36)).

Как видим, здесь состоялось “вздорожание” (ревальвация) денег.

В качестве процесса, противоположного очуждению, может рассматриваться

освоение, упоминавшееся выше. В принципе, оно может описываться по тем же

параметрам, что и очуждение (когнитивный, прагматический, конативный и т.д.).

При его анализе, однако, должны учитываться дополнительные аспекты степень

освоения, его темп и добровольность. Традиционно для их описания привлекаются

термины ассимиляция, аккультурация, энкультурация (ср. (HESS-LÜTTICH 1987:

127

Page 128: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

146)), а также аннексия (FORGET 1987: 513), причем первые, как правило,

используются в отношении этносов или отдельных лиц, а последнее – территорий.

В зависимости от сочетания этих факторов перечисленные понятия могут

быть дифференцированы и дополнены за счет смежных категорий следующим

образом:

энкультурация – имеет место в детском возрасте; “свое” заполняет, образно

говоря, пустое место (чистый лист); взаимодействия с “чужим” не происходит;

аккультурация: “освоение” “чужого” происходит постепенно, “свое”

большое частью сохраняется;

ассимиляция: важные элементы “своего” добровольно (ср. (MARKEFKA

1982: 69)) или менее добровольно вытесняются элементами “чужого”;

аккомодация: сознательное приспособление “своего” (большей частью

упрощение) к действительному или мнимому уровню “чужого”; наиболее

изученной является, вероятно, языковая аккомодация (замедление темпа речи,

упрощения в лексике и синтаксисе и т.д., ср. (KNAPP 1995: 17)); самым

экзотическим ее вариантом является т.н. Foreigner Talk (Tarzanisch, Xenolect)1, т.е.

коверканье собственного языка, якобы долженствующее облегчить

взаимопонимание – в наших терминах его можно было бы описать как намеренное

очуждение “своего” языка;

дискриминация: “чужое” целенаправленно отделяется от “своего”;

сегрегация (часто также геттоизация): “чужое” изолируется в рамках

“своего”;

изоляция: “чужое” не пропускается в “свое” (ср. средневековую Японию,

сталинский Советский Союз, коммунистическую Албанию);

аннексия: как правило, меньшее по объему “чужое” включается в “свое”,

процесс обычно протекает в сочетании с быстрой и недобровольной ассимиляцией;

экспансия: “свое” транслируется через собственные границы;

экспульсия2: “чужое” быстро и интенсивно исторгается из “своего”

(многочисленные изгнания евреев, события в Иране после антишахской

революции, этнические чистки в бывших Югославии и Советском Союзе и т.д.).

1 Ср. (ROCHE 1998).2 Термин введен нами.

128

Page 129: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Нетрудно заметить, что большинство из приведенных последними терминов

стали в последние годы стигматизированными (приобрели отрицательные

коннотации). Остается надеяться, что стоящие за ними явления будут все больше и

больше уходить из практики человечества в процессе развития цивилизации.

В заключение отметим еще один механизм очуждения, который можно

назвать “ложным освоением”. Указанный механизм охватывает случаи часто

неосознанного переноса (трансфера) элементов “своего” в систему “чужого” – как

в практически-деятельностном смысле, из-за чего в функционировании этой

системы могут возникать сбои, так и в смысле пассивной (дистантной)

интерпретации чужих ситуаций, событий и т.д. Этот перенос обычно

стимулируется частичным или ложным сходством соответствующих элементов

(внешняя форма, внутренняя форма, функция и т.д.). Характерный пример

действия этого механизма на языковом уровне представляет собой хорошо

известное в лингводидактике явление интерференции (см. ниже).

2.3. ОЧУЖДЕНИЕ В РАМКАХ ОТДЕЛЬНЫХ ФАКТОРОВ

МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ

Постулирование очуждения как важнейшей дистинктивной черты МКК, и

только что проведенное общее описание его механизмов пока еще мало что сказало

нам о функционировании очуждения в реальной МКК.

Многообразие проявлений контакта с чужим, последствий его воздействия

обусловливает необходимость их локализации в неких узловых точках, зонах

особого сгущения. Представляется, что эту задачу могла бы выполнить та же

модель акта МКК, что уже послужила нам при типологизации и дифференциации

предметной области МКК, а также систематизации полученных в различных

направлениях интеркультуралистики результатов. Напомним, что один из

признаков этой модели состоит в “дублированности” каждого из ее составляющих,

т.е. мы исходили из посылки о том, что каждый коммуникативный фактор имеет

свой (инокультурный) коррелят, например, Коммуникантх – Коммуниканту. Такие

соотношения в дальнейшем мы будем называть корреляциями коммуникативных

факторов. Эта особенность дает нам, среди прочего, возможность наглядно

представить очуждение как сдвиг или смещение практически всех

129

Page 130: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

коммуникативных факторов относительно их “нормального” положения в актах

внутрикультурной коммуникации.

2.3.1. Очуждение в корреляции Коммуникантх – Коммуниканту

Собственно, межкультурная коммуникация начинается с того момента, когда

партнер идентифицируется как “иной” или “чужой”. В случае письменной

коммуникации сигналом чуждости является обычно имя автора, в межкультурном

дискурсе ряд их гораздо шире (хотя имя визави и здесь способно иметь

немаловажное значение). Первое место в рамках этого фактора занимает,

безусловно, внешность коммуниканта, которую, в свою очередь, можно

подразделить на несколько групп признаков:

1. Расовые признаки: цвет кожи, цвет и форма волос, разрез глаз, конституция

тела и т.д.

2. Признаки одежды: национальная одежда, раскраска, комбинаторика

отдельных элементов одежды и их разнообразие, соответствие тенденциям моды,

цена и т.д.

3. Взгляд и общее выражение лица: интенсивность и направление взгляда,

статичность/подвижность, напряженность/расслабленность,

непроницаемость/эмоциональность выражения лица и т.д.

4. Походка и расположение тела в пространстве: ширина и частота шага,

наклон головы, дистанция по отношению к окружающим и т.д.

5. Украшения и ухоженность лица и тела: татуировки, макияж, загар,

прическа и окраска (искусственная) волос, ювелирные украшения, состояние зубов

и т.д.

6. Запах: парфюмерии, пота, употребленных в пищу продуктов; животных, с

которыми люди вступают в контакт при осуществлении трудовой и иной

деятельности и т.д.

Очуждающее воздействие признаков из группы (1), вероятно, не требует

дополнительных пояснений. Следует обратить внимание на устойчивость этих

признаков, способных сохранять свое действие на протяжении поколений, как это

можно наблюдать на примере американцев африканского происхождения,

130

Page 131: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

ассимиляцию которых до сих пор нельзя считать полностью завершенной (ср.

(NIEKE 1995: 79)).

Известными примерами группы (2) являются “униформированный стиль”

китайцев, серость и однообразие советской одежды (выдающееся место в которой

занимала, безусловно, меховая шапка); баварский костюм, часто ошибочно

приписываемый всем немцам (тирольская шляпа, кожаные шорты на подтяжках) и

т.д.

Что же касается взгляда и выражения лиц, то их вообще можно отнести к

топосам вторичных форм МКК, ср.:

“Аэропорт Франкфурта. Беззвучный как санаторий. Мимо транспарантов с

рекламой Сони, Диора, Сименса и Бенца проплывают маски. Лицами их назвать

трудно, так как остановившиеся взгляды немцев направлены куда-то вдаль”

(впечатления от ФРГ одного из бразильских туристов (“Die Zeit”, 30.04.1993, S.

64));

или:

“Когда мы приехали в Лиссабон, мы неделю жили у наших родственников – там

мне вообще ничего не позволялось. Я не имела права смотреть на людей, мне было

велено опускать глаза вниз. Моя тетка сказала: ‘Ты не должна так прямо смотреть

на людей’. Девушкам или женщинам этого не разрешалось” (Н. Гелертер,

еврейская девушка, эмигрировавшая в Португалию в 30-е годы, цит. по: (HEß 1994:

64)).

А вот как сигналом чуждости может выступать совокупное выражение лица:

“Сначала мы узнавали ‘своих’ в метро, на улице, в магазине по одежде, но еще

вернее – по напряженному выражению неулыбчивого лица. Потом лица

раскрывались, но мы все равно почти безошибочно узнавали соотечественников по

каким-то теперь уже неуловимым признакам” (Ю. Аксель, “Искусство кино”,

3/1990, С. 101).

Пункт (5) можно проиллюстрировать прическами в стиле панк или

пирсингом, которые свое время просто шокировали жителей СССР, впервые

столкнувшихся с последователями этих мод.

131

Page 132: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Для многих эмигрантов из Советского Союза на Западе, да и в других

регионах мира, неприятным сюрпризом оказывалось открытие, что состояние

зубов и тела (в частности, полнота) могло отрицательно сказаться на их

профессиональной карьере:

“О, как удивлены были многие наши девушки, когда выяснилось, что с золотыми

коронками на зубах места продавщицы не получишь! И каждый лишний

килограмм веса обратно пропорционален шансу надеяться на место секретарши...”

(Г. Горин, “Аргументы и факты”, 32/1992, С. 5).

На проблему веса, впрочем, существуют и иные культурно-специфические

взгляды. Имеются, в частности, наблюдения, согласно которым китайцы якобы с

недоверием относятся к слишком худым партнерам по переговорам, считая их

потенциальными мошенниками (“Известия”, 23.09.95, С. 3).

Среди довольно многих примеров, которые представляют группу (6) сигналов

чуждости, можно выделить несколько, касающихся Америки, Германии и России:

“... Для американских носов – как, впрочем, и японских также – немцы пахнут

непривычно крепко. Одна из информанток всегда чувствовала себя в

общественном транспорте близкой к обмороку. Она объясняет телесный запах

недостаточной чистотой и слишком экономным использованием дезодорантов. В

отношении гигиены тела американские и немецкие представления, кажется,

расходятся. В то время как в США душ, мытье волос и бритье как у мужчин, так и

у женщин входят в обязательную ежедневную программу, немцы (...) могут

позволить себе выйти на улицу с немытой гривой, и не защитившись

дезодорантом” (KOCZY ET AL. 1987: 81).

А вот впечатления советского эмигранта об Америке:

“Уезжая, я мог догадываться, что мне будет не хватать концертов ДДТ или

митингов, или чаепитий на кухне. Можно было поверить в тоску по черному хлебу.

Но действительность превзошла все ожидания. Больше всего нам не хватает

запахов! Да-да, Америка страна без запахов. Здесь не пахнет ничто и никто” (...)

(На вопрос о соответствующих впечатлениях от Советского Союза – П.Д.) “...

Вежливые американцы отвечали, что да, сразу по входе в СССР шибает по носу и

132

Page 133: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

перегружает систему. Наша интенсивность вводит их обоняние в зашкал”

(БУРКОВ 1994: 167).

Некоторые другие сигналы чуждости – например, в поведении, деятельности

и языке – рассматриваются ниже.

Будучи замеченной, чуждость партнера приводит к смещению во многих

параметрах коммуникативного акта (т.е. “очуждению” в нашей терминологии), в

том числе и в корреляции Коммуникантх – Коммуниканту. Это соотношение

факторов складывается, в свою очередь, из ряда составляющих: представления о

чужом, представления о самом себе, возраста, пола, физического облика, роли,

статуса и т.д.

“Глубинный слой” образа “чужого” имеет, вероятно, еще докультурную,

биологическую природу. Данные этологии показывают, в частности, что

специфическое отношение к “чужому” заложено уже в фенотипе человека:

имеются эмпирические доказательства в пользу того, что отклоняющиеся внешний

вид и поведение особи вызывают у многих видов животных реакции отторжения и

агрессии (EIBL-EIBESFELDT 1994: 114). В развитии ребенка была установлена

фаза (начиная примерно с 8-го месяца жизни), в период которой ребенок начинает

“дичиться” (fremdeln), что выражается, наряду с прочим, в окоченении тела,

сильном расширении зрачков, застывшей мимике, признаках страха и сниженной

активности (THOMAS 1993: 260-261). Очуждение этого рода можно назвать

естественным. Оно носит, как легко установить, прагматический характер, касается

всех чужаков (вне зависимости от расы, национальности, религии и т.д.) и

протекает в значительной степени бессознательно (инстинктивно).

Иерархически более высокий пласт образа “чужого” является уже культурно-

обусловленным и охватывает отношение к чужестранцам в целом; еще одной

ступенью выше будут располагаться мнения о представителях конкретных этносов,

религий, классов и т.д. Эти слои образа “чужого” более доступны для наблюдения;

лежащий в их основе механизм очуждения может быть охарактеризован как

когнитивный или когнитивно-прагматический. С ним связана актуализация в

сознании коммуникантов элементов содержания (смыслов), называемых в

133

Page 134: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

социологии и социопсихологии различными именами: стереотип, имидж,

предрассудок, образ врага и т.п.

На статус прототипического в этом терминологическом ряду вправе

претендовать, скорее всего, термин стереотип. Он был предложен еще в 20-е годы

американским журналистом У. Липпманом (LIPPMANN 1990). Источником

метафоры послужил типографский технологический процесс стереотипии,

“... при котором изготовление печатных форм происходит путем отливки матриц на

основе набранного вручную из отдельных литер текста, благодаря чему становится

возможной массовая печать без повторного набора. Таким образом, при

стереотипии в принципе подвижная структура приобретает жесткую,

неизменяемую форму – точно так же, как наши устойчивые представления о

других народах” (KLEINSTEUBER 1991: 62).

Массовое распространение продуктов стереотипии, ограниченное количество

элементов, комбинированных в “наборе”, а также их устойчивость, собственно, и

послужили основанием для переноса данного термина на наши представления о

мире, самих себе и о других людях (народах).

К числу важнейших характеристик стереотипов относится то, что они отражают

лишь немногие признаки соответствующих явлений. С одной стороны, данный

процесс является вполне естественным (сохранить все признаки отражаемого

явления в сознании вряд ли возможно), и в этом смысле стереотипы весьма удобны:

так же, как типографская стереотипия помогает экономить затраты на печать,

стереотипия когнитивная облегчает ориентацию в мире. С другой стороны, с этим

же связана главная опасность стереотипов: если с самого начала в стереотип были

отобраны ложные признаки, или они стали таковыми с течением времени,

создаются значительные затруднения для той же ориентации в мире. С этой точки

зрения ментальная стереотипия является еще более уязвимой, чем типографская:

если среди 2000-3000 знаков на странице будет допущено 3-5 опечаток, то чаще

всего это не повлияет существенно на понимание текста. Напротив, такое же

количество ошибок оказалось бы фатальным применительно к этническому

стереотипу, включающему в себя, в норме, не более дюжины признаков.

134

Page 135: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Следует добавить, что в случае этнических стереотипов и предрассудков отбор

ложных признаков как бы запрограммирован заранее. Давно подмечено, что

каждая этническая группа склоняется к завышенной самооценке и недооценке

групп чужих, ср.:

“Негативные этнические предрассудки подразумевают тенденцию индивида

негативно оценивать члена внешней группы или внешнюю группу (outgroup) в

целом и тем самым позитивно оценивать внутреннюю группу (ingroup), членом

которой он себя ощущает. Этнические стереотипы – это негативные установки,

которые являются стабильными и устойчивыми” (ZICK 1997: 39).

Только что упомянутые стабильность и устойчивость являются еще одним

признаком, объединяющим типографскую и когнитивную стереотипию: однажды

возникнув, они с большим трудом поддаются ревизии и модификации.

Стереотипы можно классифицировать на основе нескольких асимметричных

оппозиций:

личностные вещественные, событийные и т.д.: стереотипы традиционно

ассоциируются с лицами (как членами определенных социальных сообществ), но

могут относиться и к странам (местам) (Россия холодная, Италия солнечная ),

событиям (7-е ноября революция, а не, как сейчас выясняется, “переворот”),

вещам (пиво любимый напиток немцев) и т.д.;

прагматические когнитивные: в соответствии с проведенным ранее

разграничением “прагматический” означает здесь “эмоциональный”,

“оценочный”, “аффективный”, а термин “когнитивный” используется для

обозначения чисто вещественной, рациональной информации;

гетеростереотипы автостереотипы: стереотипными могут быть не

только представления о других (гетеростереотип или образ “чужого”), но и о

самом себе как о члене некоторого этноса или носителе некоторой культуры

(автостереотип или образ “себя”;

интенциональные спонтанные;

позитивные негативные;

135

Page 136: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

интенсивные медиальные (средние): комбинация последних признаков, в

частности, необходима для проведения разграничения между имиджем,

предрассудком и образом врага.

Имидж отличается от других прагматически заряженных стереотипов своей

позитивной окраской, а также тем, что он, как правило, конструируется

целенаправленно (интенционально) – например, в политической или коммерческой

рекламе.

Предрассудок, напротив, возникает обычно спонтанно и несет в себе

негативный заряд (см. (KLEINSTEUBER 1991: 64-66; BAUSINGER 1976: 27)).

Образ врага представляет собой как бы усиление предрассудка, при этом в

основном интенциональное и осознанное. Конструирование “образов врага”

характерно прежде всего для времен международных кризисов и войн (как

“холодных, так и “горячих”) и служит в основном для мобилизации собственной

нации, но не только, ср.:

“Образы врага пользуются особой конъюнктурой в ситуациях мнимой или

действительной угрозы, в условиях кризиса осмысленности существования и

социального стресса, в переломных фазах. Они часто вызываются фрустрациями

или страхом и создают предпосылки для агрессии и, в конечном счете, для попыток

насильственного разрешения конфликтов, для войны” (BENZ 1996: 11).

“Образ врага” имеет свое зеркальное отражение, которое можно назвать

образом друга – намеренное усиление позитивного имиджа, например, одного из

союзников. Вспомним в этой связи соответствующую пропаганду времен

“реального социализма” о “братских странах” или представление США в средствах

массовой информации ФРГ в послевоенные годы (ср. (ENDERLEIN 1996: 199)).

Проведенная систематизация может быть представлена в виде следующей

схемы:

136

Page 137: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

о себе автостереотип

личностный

итенциональный + позитивный + интенсивный образ друга

о чужом гетеростереотип

Стереотип интенциональный + позитивный имидж

спонтанный + негативный предрассудок

интенциональный + негативный + интенсивный образ врага

событийный

локальный

вещественный и т.д.

Возвращаясь к механизмам очуждения, можно утверждать, что стереотипы

отражают такие признаки “чужого”, как “неточное знание” и “неполное знание”.

Иными словами – если говорить о личностных стереотипах – они способны (и то не

всегда) отражать частично верные свойства соответствующих социальных групп.

Не случайно во многих дефинициях стереотипов появляется характеристика

сверхгенерализации (ср. (QUASTHOFF 1981: 75; TIITTULA 1995: 164)).

Большинство этнических стереотипов построены по логической формуле Все

представители народа Х являются (или делают) У (например, “Все немцы –

трудолюбивы”, или “Все немцы любят пить пиво”). Ложность подобных

обобщений достаточно очевидна, и все же они выступают источником

многочисленных недоразумений в МКК, – ср. эпизод, который однажды произошел

с уже цитировавшейся американской журналисткой Л. Фишер-Руге в г.

Новосибирске:

“То, чего городу не хватало в смысле красоты, его жители компенсировали

дружелюбием и личной сердечностью. На завтрак официант подал мне бутылку

пепси-колы, так как полагал, что все американцы пьют пепси на завтрак”1.

1 Fisher-Ruge L. Nadeshda heißt Hoffnung (1990), S. 82, выделено нами – П.Д.

137

Page 138: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Анализ частных факторов автостереотип гетеростереотип связан с

определенными терминологическими затруднениями, потому что каждый из них,

собственно, дан в трех вариантах: если взять за отправную точку Коммуникантах,

то можно установить, что существует:

1. его представление о самом себе (автостереотипх),

2. чужое представление о нем (со стороны Коммуникантау), т.е.

гетеростереотипх и, наконец,

3. предполагаемый гетеростереотипх (представление Коммуникантах о

гетеростереотипех).

Все три варианта редко совпадают друг с другом, что характерно даже для

соотношения гетеростереотипх предполагаемый гетеростереотипх, ср.

наблюдение Б. Нусса о немцах:

“... немцы часто теряются, заметив, что за ними наблюдают и подвергают оценке.

По отношению к иностранцам у них иногда вырабатывается странный комплекс

неполноценности: они сами ни в коей степени не чувствуют себя уступающими в

чем-либо, но убеждены, что другие считают их таковыми” (NUSS 1993: 185).

Как подметила О.А. Леонтович,

“… американцев поражает то, что русские характеризуют их как ‘улыбающихся, но

не искренних’. Американцы гордятся своей независимостью и открытостью, в то

время как иностранцев нередко удивляет шаблонность американского мышления и

неспособность ‘сдвинуться’ с устоявшейся точки зрения, принять ценности и

представления других народов” (ЛЕОНТОВИЧ 2002: 29).

Естественно, что подобный разрыв в авто- и гетеростереотипах чреват

возникновением недоразумений в МКК.

Интересно, что разные нации уделяют разное внимание гетеростереотипам:

“Англичан, в общем, мало заботит то, что о них думают и говорят по другую

сторону острова. И для наследников grande nation сама собой разумеется претензия

на то, что очарование Франции до сих пор сохранило свою силу и осталось

единственным в своем роде, в то время как американцы, пусть и хотят нравиться

всему остальному миру – если вообще его замечают, тем не менее не очень

удивлены, когда другие соглашаются с их самокритикой по поводу ugly american.

138

Page 139: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

У нас, немцев, все обстоит гораздо сложнее. И противоречивее. Мы колеблемся –

на протяжении поколений – между самоуничижением и высокомерием. (...) Нас

беспокоит наш двойственный имидж в мире, в котором смешиваются завистливое

восхищение, страх и презрение” (REICHEL 1991: 316).

Соотношение автостереотипх гетеростереотипх (или автостереотипу

гетеростереотипу) является – по крайней мере, на индивидуальном уровне –

динамическим, оно все время заново переоформляется в процессе коммуникации.

Этот складывающийся в процессе коммуникативного взаимодействия образ часто

обозначается в специальной литературе термином лицо (face) (ср. (SCOLLON,

SCOLLON 1995: 35; GUDYKUNST ET AL. 1988: 85)). Значительное снижение (в

оценочном, прагматическом смысле) автостереотипа или предполагаемого

гетеростереотипа (потеря лица) относится к числу наиболее негативных явлений в

МКК, и его, по возможности, следует избегать, особенно в коммуникации с

представителями азиатских культур (GÜNTHNER 1993: 83-84; VERMEER 1990:

86).

Возможна также ситуация, когда гетеростереотип становится

автостереотипом, ср. феномен т.н. самовыполняющихся пророчеств (self-fullfilling

prophecy), который описывается следующим образом:

“Негативные установки по отношению к членам чуждого этноса могут побудить

меня к поведению, которое не оставит им иной возможности, чем, со своей

стороны, действовать согласно этим установкам” (FLOHR 1994: 222).

Другими словами, self-fulfilling prophecy можно было бы охарактеризовать как

“освоение” гетеростереотипа с его одновременной реализацией в поведении.

Как уже отмечалось выше, в случаях, когда очуждение, наряду с

когнитивным, включает в себя и прагматический компонент, мы имеем дело с

имиджами, предрассудками и образами врага. Среди последних выделяется слой

устойчивых представлений, отдельные из которых носят явно архаические черты1.

Й. Бендикс суммировал данные нескольких исследований, имевших своим

предметом образы врага. Из его изысканий вытекает, в частности, что враг (и во

многих случаях просто иностранец) обычно представляется:

1 Как, впрочем, и некоторые представления о гостеприимстве, ср. (LENZEN 1991: 149).

139

Page 140: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

1. жадным, или еще более обобщенно, тем, кто у нас что-либо отбирает:

работу, деньги налогоплательщика и т.д.;

2. варваром и дикарем (ведет себя как в джунглях, например, слишком громко

разговаривает);

3. преступником;

4. насильником;

5. врагом Бога;

6. зверем/насекомым/вирусом (который пьет кровь, заражает, отравляет и т.д.);

7. безликим и огромным (орды);

8. сверхсексуальным;

9. нечистым (кормит своих детей на улицах, забивает баранов на улицах)

(BENDIX 1993).

С точки зрения метакультурного дискурса (вторичных форм МКК), эти же

представления могут считаться его топосами.

Негативные стереотипы данного и сходных типов представляют такой

механизм очуждения, как “обесценивание”; они часто в состоянии

воспрепятствовать МКК (прежде чем та успела даже начаться)1 или обусловливают

ее конфликтное протекание, отрицательно влияя на аспект взаимоотношений в

коммуникации. Конфликт здесь, как правило, запрограммирован заранее, так как

обычно позитивная внутренняя самооценка группы сталкивается с отрицательной

оценкой в соответствующем гетеростереотипе или образе врага.

Кроме того, “девальвация” личности только лишь на основе принадлежности

человека к той или иной расе, нации, или другому социальному сообществу

ощущается им субъективно как крайне несправедливая (SCHÜTZ 1972: 237).

Впрочем, она и объективно является таковой, поскольку образ группы всегда

представляет собой продукт обобщения и может (да и то далеко не во всех случаях)

свидетельствовать лишь о дистрибуции (относительной частотности) того или

иного свойства у представителей данного этноса2.

1 Не случайно некоторые из них называются пред-рассудками, т.е. априорными суждениями.2 С когнитивной точки зрения, стереотипы можно было бы сравнить со знаменитой “средней

температурой больницы” из анекдота, причем в ситуации, когда неясно, по какой шкале – например, Фаренгейта или Цельсия – эта температура измеряется.

140

Page 141: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Этот механизм очуждения можно было бы назвать и деперсонализацией.

Одной из ее относительно самостоятельных разновидностей является

инструментализация партнера по коммуникации (интеракции), которая охватывает

столь разные феномены, как секс-туризм, “черная” (нелегальная) работа, перенос

производства в страны с дешевой рабочей силой, но также и использование гостей

из более богатых стран в качестве источника желанных “даров западной

цивилизации”, как это раньше (в какой-то степени, вероятно, и сейчас)

наблюдалось в “реально-социалистических” или развивающихся странах.

Как ни парадоксально, но даже позитивные имиджи и “образы друга”,

которые, по логике вещей, означают “ревальвацию” партнера по МКК, способны

иногда отрицательно повлиять на ее течение: возникающие при этом завышенные

ожидания вызывают у их “объекта” чувство неловкости, а у невольно обманутого

“субъекта”, в свою очередь – чувство разочарования, ср. описание ситуации, в

которую попали немецкие студенты-германисты во время зарубежной практики в

одной из развивающихся стран:

“Очень деликатным аспектом практики являются взаимоотношения между

практикантами и местными коллегами. У последних может возникнуть чувство

некоторой неполноценности по отношению к превосходящим их в языковых и

страноведческих знаниях практикантам. Это чувство еще более усиливается там,

где немецкая (...) культура и тем самым немецкие учебные заведения изначально

имеют высокий престиж; по той же причине могут возникнуть завышенные

ожидания1 или предположения относительно уровня образованности практикантов

(которые легко могут обернуться пренебрежением, если практиканты на деле

покажут слабые базовые знания, пассивность и отсутствие такта, что также

случается” (FANDRYCH 1993: 298-299).

Хотя предрассудки провоцируются обычно контактом с “чужим”, они также

очень функциональны для “своего” и служат в том числе и для (псевдо-)

“ревальвации” последнего:

1 Выделено нами – П.Д.

141

Page 142: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“– С интеллектуальной точки зрения предрассудок освобождает, потому что

облегчает (как может показаться) ориентацию в упрощенно сконструированной

действительности.

– С моральной точки зрения девальвация ‘чужаков’ приводит к повышению

собственной самооценки.

– С эмоциональной точки зрения предрассудок позволяет канализировать и

скрывать собственные страхи: неясное беспокойство превращается в страх перед

поддающимся идентификации врагом, и этот страх скрывает себя под маской

превосходства и враждебности.

– С социальной и национальной точки зрения он способствует укреплению

солидарности в собственном коллективе благодаря усилению чувства ‘мы’, он

позволяет защитить и усилить находящуюся под угрозой или потерявшую опору

идентичность.

– При эскалации конфликта он допускает стигматизацию меньшинства в качестве

козла отпущения и санкционирует его дискриминацию; он создает клапан для

накопившейся по другим поводам агрессии” (FRITZSCHE 1994: 142).

Возможна, правда, и диаметрально противоположная ситуация – довольно

экзотический случай девальвации автостереотипа у западных немцев приводит

Х.Й. Кляйнштойбер:

“Зачастую жалкое существование большинства претендентов на предоставление

политического убежища и других иностранцев в ФРГ воспринимается некоторыми

бундесбюргерами как угроза – и не только из-за культурной чуждости, но также из-

за того, что они радикально ставят под сомнение наш образ самих себя (т.е.

автостереотип – П.Д.) как цивилизованной культуры, основанной вообще-то на

идее христианской любви к ближнему” (KLEINSTEUBER 1991: 66).

О генезисе, разновидностях и функциях стереотипов к настоящему времени

существует обширная, главным образом, социологическая и социопсихологическая

литература. Накопленный в ходе изучения стереотипов опыт может оказаться

полезным и для теории МКК, в частности, для дидактики МКК, где обязательно

должны рассматриваться пути распознавания и нейтрализации стереотипов

различной природы.

142

Page 143: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Одной из важнейших составляющих фактора “Коммуникант” следует

признать роль. В социальных науках под этим термином обычно понимаются

привязанные к определенным ситуациям формы деятельности и поведения,

которые задаются ожиданиями группы по отношению к ее индивидуальным

членам (ср. (ARGYLE 1972: 272)). Обратим внимание на значение для данной

дефиниции категорий “ситуация” и “ожидание”.

Очуждение в этой области может проявляться двояко:

1. как самостоятельная роль “чужого” и

2. как культурно-специфическое ролевое поведение в одной и той же

ситуации.

Установлено, что существует нечто подобное ролевому репертуару “чужого”.

В. Кениг причисляет к нему, например:

“... роль представителя чужой страны, роль посланника, имеющего (...) полномочия

выполнять определенные трансакции; роль торговца, роль гостя-туриста, роль

спутника по путешествию и т.д.” (KÖNIG 1993: 104).

Поведенческий и деятельностный потенциал “чужого” по сравнению с

возможностями “своих” является, безусловно, ограниченным (см.

вышеприведенную схему “чужого”). Эту ограниченность в поведении и

деятельности можно назвать “малусом иностранца” – по аналогии с известным

“бонусом иностранца”, который представляет собой обратную сторону того же

типа очуждения. По сути, эту категорию можно было расширить до “малуса” или

“бонуса чужого” (ср. бытующее в немецком языке разговорное выражение

Narrenfreiheit (= свобода шута)).

Хорошей иллюстрацией последнего может послужить эпизод из ранее уже

цитировавшихся мемуаров одной еврейской эмигрантки в Португалию:

“До того момента, когда нахлынул поток беженцев, едва ли какая (португальская)

женщина могла себе позволить посетить кафе; затем появились женщины-беженки

и стали целыми днями просиживать в кафе и курить. Они сидели в кафе и

занимались рукодельем, что стало почти скандалом. Но ведь это были иностранки.

Они же были чокнутыми, им ведь можно было делать нечто подобное. Они сидели

на стульях и носили брюки. С этого момента некоторые португальские женщины

143

Page 144: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

также начали ходить в кафе. Тем самым было нарушено одно из табу” (HEß 1994:

64).

Ограничения в поведении и деятельности на “чужой” территории могут

обусловливаться не только внешними, но и внутренними (“своими”) факторами.

Определенные ограничения, в частности, накладывает уже упоминавшаяся роль

представителя народа (государства, страны). Эта роль требует, среди прочего,

избегать действий, способных повредить имиджу своей страны, по возможности

пропагандировать ее основные ценности, отстаивать национальные интересы и т.д.

Примечательно, что строгость соответствующих правил варьируется от страны к

стране – в бывшем СССР она была столь высокой1, что справедливо было бы

говорить не о представительской роли, а о представительском комплексе.

Ситуация “чужой за границей” имеет еще одну роль в своем репертуаре, а

именно, роль гостя. Она запрещает приезжему резкую критику существующего

положения дел в принимающей стране, предписывает ему должным образом

оценить достижения ее народа и т.д. Эти роли имеют много общего с проблемой

этики межкультурной коммуникации, подробнее обсуждаемой ниже (см. раздел

(4.2.)).

Как уже говорилось выше, существуют не только “роли чужого”, но и “чужие

роли”, т.е. культурно-специфические варианты, на первый взгляд, идентичных

ролей. Это касается, например, таких распространенных ролей, как

мужчина/женщина, родственник, сосед, которые, в частности, в коллективистских

и индивидуалистских культурах могут в значительной степени разниться.

Национально-культурные особенности можно установить и в выполнении

профессиональных ролей: так, посетитель с Запада, вступавший в контакт с

советскими продавцами или продавщицами, мог довольно скоро убедиться в том,

что эти роли в западной и советской культурах довольно сильно различаются (если,

впрочем, его вовремя не идентифицировали как “западника” – здесь мы

затрагиваем проблему статуса, речь о которой пойдет немного ниже).

Культурные расхождения в ролевом поведении часто служат причиной

трений и конфликтов в МКК. Можно предположить, что большую роль при этом

1 Ср. известную песню В. Высоцкого “Загранкомандировка”.

144

Page 145: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

играет психологический механизм, называемый в стилистике “эффектом

обманутого ожидания”. Ожидание, как известно, является одной из ключевых

категорий для описания процессов восприятия и мышления; в свое время она

особенно активно разрабатывалась в феноменологии Гуссерля (аппрезентация).

Считается, что ожидание основывается на нашем предыдущем опыте

взаимодействия с миром вещей, помогает стабилизировать образ мира и систему

ценностей человека, минимизировать усилия при понимании и оценке актуальных

событий (см., например, (BENTELE, BYSTRINA 1978: 65)).

Один из наиболее наглядных (“парадных”) примеров1 воздействия фактора

“обманутого ожидания” в МКК приводит Дж.С. Гленн:

Во время второй мировой войны японцы часто крайне жестоко обращались со

взятыми в плен противниками. Не в последнюю очередь, это объяснялось тем, что

британцы и американцы, несмотря на пленение, считали себя солдатами и вели

себя как солдаты. Японцам такое поведение казалось провокационным, так как в их

строго ролецентрично организованной культуре роли “пленный” соответствует

совершенно иной, чем солдатский, кодекс поведения. По этой причине сами

японцы, оказавшись в плену, вели себя крайне уступчиво, вплоть до предательства

замаскированных позиций2.

Следующим частным фактором из области Коммуникант является статус,

под которым обычно понимается место индивидуума, занимаемое им в социальной

иерархии некоторого общества (MALETZKE 1996: 102). Учитывая, что общества

бывают разных уровней, отметим, что для теории МКК интерес представляют

главным образом уровни транскультурного и национально-культурного сообществ.

В соответствии с этим можно выделить транскультурный и

интра(национально-)культурный статуС.

Статус представляет аспект взаимоотношений между коммуникантами,

который, как уже говорилось ранее, по мнению некоторых ученых, может быть

столь же важным в общении, как и информативный. В зависимости от статуса

коммуникантов различаются несколько типов интеракций: П. Ватцлавик,

1 Которые, согласно Т. Куну, представляют собой важный элемент любой научной парадигмы (KUHN 1989: 198).

2 Glenn J.S. Man and Mankind, цит. по: (MALETZKE 1996: 98-99).

145

Page 146: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

например, говорит о симметричных и комплементарных (дополнительных)

интеракциях: если для первых характерно равенство партнеров, то для вторых,

напротив, супериорное (превосходящее, старшее) положение одного из партнеров

и инфериорное (подчиненное) – другого (WATZLAWICK 1993: 69). П.

Мюльхойзлер использует термины взаимно-эгалитараный и невзаимно-

неэгалитараный (MÜHLHÄUSLER 1990: 25). М. Аргайл предложил, очевидно,

самую обширную классификацию, которая включает в себя: невзаимную, псевдо-

взаимную параллельную, асимметрично-взаимную, а также симметрично-взаимную

интеракции (ARGYLE 1972: 145). Представляется, что для наших целей

достаточными окажутся параметры симметричная/асимметричная интеракции и

супериорный/инфериорный статуС.

Транскультурный статус может довольно отчетливо проявиться при

пересечении границы. Показательным примером этого может служить известное

стихотворение В. Маяковского “Стихи о советском паспорте”, которое в свое

время включалось в обязательную программу всех советских школ. “Фактический

материал” этого стихотворения, написанного в 1928 году, безусловно, устарел,

однако это даже повышает его дидактическую ценность благодаря эффекту

временнóй релятивизации:

“... К одним паспортам – улыбка у рта. // К другим – // отношение плевое. // С

почтением // берут, например, // паспорта // с двухспальным // английским левою. //

Глазами // доброго дядю выев, // не переставая // кланяться, // берут, // как будто

берут чаевые, // паспорт // американца. На польский – // глядят, // как в афишу коза.

// На польский – // выпяливают глаза // в тугой // //полицейской слоновости – //

откуда мол, // и что это за // географические новости? // И не повернув // головы

качан // и чувств // никаких // не изведав, // берут, // не моргнув, // паспорта

датчан // и разных // прочих // шведов”.

Как видим, паспорта “метонимически” репрезентируют (тогдашний) высокий

транскультурный статус (британский, североамериканский), низкий (польский) и

нейтральный (шведский, датский). Реакция на советский паспорт свидетельствует о

статусе изгоя, опасного соперника, которым пользовалась Советская Россия в

Европе 20-х годов, ср.:

146

Page 147: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“И вдруг, // как будто // ожогом // рот // скривило // господину. // Это // господин

чиновник // берет // мою // краснокожую паспортину”1.

Впрочем, эта же цитата может послужить также свидетельством локальной и

темпоральной обусловленности2 транскультурного статуса, так как в послевоенные

годы советский паспорт вполне высоко оценивался в значительной части мира.

По данным Х. Швенка (SCHWENK 1993: 139), в немецких административных

органах даже существует некая официальная иерархия иностранцев и

неофициальная – немцев:

1. граждане ЕС

2. гастарбайтеры

3. апатриды

4. “контингентные” беженцы

5. лица, получившие право на

политическое убежище

6. претенденты на получение права

политического убежища

7. беженцы из стран восточного

блока

8. де факто-беженцы

9. нелегалы

западные немцы

восточные немцы

немцы зарубежья

Неравный транскультурный статус восточных и западных немцев был, кстати,

одной из главных причин падения ГДР, ср.:

“После того, как в тебе узнавали немца, некоторое время происходила процедура

‘оценки’ и если ты не мог скрыть своего ‘гэ-дэ-эровского’ статуса, то собеседники

на глазах теряли к тебе интереС. Эти перманентные нарцисстические уколы, вкупе

с чувством запертости, отсутствием свобод и основных прав личности, наносили

существенный урон чувству собственного достоинства многих граждан ГДР”

(MAAZ 1990: 66-67).

1 Маяковский В.В. Сочинения в 2-х томах. – Т. 1. – М.: Правда, 1987. – С. 595-596.2 Собственно, префикс “транс-” и не означает некоей универсальной значимости, в отличие,

например, от “пан-”.

147

Page 148: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Подобная асимметрия в статусе была тем болезненнее, что проявлялась при

сравнении с представителями той же национальности, а насколько известно из

социологических исследований, самооценка индивида происходит, как правило,

путем сопоставления с успехами/неудачами похожих на него лиц (ARGYLE 1972:

356).

Обратной стороной медали было повышение статуса или нобилизация

(обретение супериорного статуса) многих “западников”, когда они посещали ГДР:

“У западного гостя особый статуС. (...) По не совсем понятным причинам

предполагается, что каждый гость с Запада очень требователен к материальной

стороне бытия и не должен лишаться того, к чему он якобы привык. Благодаря

этому рабочие и молодые люди оказываются в фешенебельных отелях, ученых

угощают изысканными блюдами, а какую-нибудь тетю Альму – шампанским.

Подготовка к визиту западного гостя проводится на предприятиях, в учреждениях,

семьях чуть ли не с мессианским усердием” (BÖHME 1983: 9).

Этот феномен является, вероятно, имманентным системе, так как его первые

проявления отмечались уже в двадцатых годах в Советской России:

“Иностранный журналист (как и всякий иностранец), между прочим, является

объектом особенного внимания русской прессы. Появляется журналист, чтобы

взять интервью. Какая важность! Иностранец приехал! Сразу же начинает

грезиться нечто вроде Америки. Большинство иностранцев чувствуют себя крайне

польщенными. Буржуазный вице-директор какой-нибудь западноевропейской

сберегательной кассы, дома не более, чем добропорядочный игрок в карты с

другими завсегдатаями в пивной, видит свою фамилию, напечатанную жирным

шрифтом, в стране самой великой революции. Он прибыл с визитом. Его

приглашают прочитать доклады о сберегательных книжках. На следующий день об

этом уже пишут в газетах. Он получает специальный билет для осмотра Кремля. На

следующий день можно прочитать в газете, что он был в Кремле”1.

Насколько можно судить по только что приведенным примерам, очуждение

транскультурного статуса носит прагматический характер и проявляется как ре-

1 Roth J. Freie Sexualmoral und abhängige Presse. – In: Radikale Touristen. Pilger aus dem Westen // Verbannte aus dem Osten. – Freiburg et al.: Herder, 1975, S. 114. – По моим наблюдениям, желание испытать подобную нобилизацию было основным мотивом многих членов “зарубежно”-советских обществ дружбы, а также активистов более поздних благотворительных программ.

148

Page 149: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

или девальвация личности. Оно во многом связано с предрассудками и способно

так же угнетающе действовать на течение МКК, особенно в случае девальвации,

которая субъективно воспринимается как дискриминация. В частности, эта

ситуация имеет место, когда транскультурный статус начинает вступать в

противоречие со складывающимися в ходе коммуникативной интеракции

статусными взаимоотношениями между ее участниками – например, когда все

более заметным становится превосходство коммуниканта с более низким

транскультурным статусом в таких основополагающих для аспекта

взаимоотношений качествах, как красота, физическая сила, интеллект,

профессиональная компетентность и т.д.

То же самое может происходить и с другими параметрами, менее зависимыми

от личности коммуниканта, например, богатством или уровнем образования, ср.:

“Совсем иначе складывается ситуация, когда посетитель из развивающейся страны

приезжает в страну промышленно развитую. Уже из-за перепада в уровнях

экономического развития, но нередко и из-за расистского подхода, ему изначально

навязывается роль ученика, младшего, ‘неполноценного’. И вот с ним начинают

обращаться свысока, то добродушно-снисходительно, то пренебрежительно и

агрессивно. Посетитель чувствует себя униженным и оскорбленным в чувстве

собственного достоинства, реагирует затаенной обидой и вспышками ответной

агрессии, тем более, что дома он чаще всего принадлежит к верхним слоям

общества, обладает там высоким престижем и нередко немалым материальным

достатком”1 (MALETZKE 1996: 157).

Под углом зрения “посетителя из развивающейся страны” описанная ситуация

может быть проинтерпретерована как девальвация внутрикультурного статуса

(плебеизация или вульгаризация). Этот болезненный опыт приходилось испытывать

многим эмигрантам и беженцам: бывшие на родине учеными, инженерами,

офицерами, врачами, актерами, на чужбине они были вынуждены зарабатывать

себе на жизнь лифтерами, таксистами, мусорщиками и т.д.

Кроме того, потерей статуса для европейской женщины может обернуться

переезд в мусульманские страны или, наоборот, пожилого мужчины с Востока, где

1 Выделено нами – П.Д.

149

Page 150: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

традиционно чем выше возраст, тем выше статус – в Европу или Северную

Америку.

Встречаются, впрочем, хотя и не так часто, и примеры обратного развития –

“ревальвирующего очуждения” – как это можно наблюдать на примере некоторых

спортсменов, артистов, ученых и т.д. из развивающихся стран и государств

бывшего соцлагеря после их переезда на Запад.

На основании вышеизложенного можно придти к выводу, что в корреляции

Коммуникантх – Коммуниканту преобладает прагматическое очуждение, хотя здесь

не исключен также и его когнитивный вариант. Когнитивное очуждение имеет

место, например, тогда, когда статус, ранг, влияние, власть и т.п. партнера по МКК

остаются неясными в силу свой национально-культурной обусловленности (ср.

титул профессора в Германии, Австрии и Италии1).

2.3.2. Очуждение в корреляциях Мотивациях – Мотивацияу и Интенциях – Интенцияу

Термины мотивация и мотив являются производными от латинского movere

(“двигать”) и

“... стали в обиходном языке собирательным обозначением для всех процессов и

конструктов, при помощи которых пытаются описать ‘почему’ человеческого

поведения и объяснить: Почему некто делает нечто, или что побуждает его к

этому?” (DREESMANN 1996: 82).

В другой интерпретации к мотивациям относят “... побудительные причины

деятельности (стимулы, мотивы, интенции или т.п.)” (KORNADT 1993: 182). В

последней цитате обращает на себя внимание неразличение мотивов и интенций,

которые, как уже упоминалось выше, действительно часто нелегко отделить друг

от друга. Иногда это все же оказывается необходимым, так как одна и та же цель

может преследоваться по разным мотивам. При рассмотрении проблематики,

связанной с мотивацией, часто также указывается на то, что мотивы редко

встречаются изолированно, а выступают, как правило, целыми пучками, среди

которых, правда, выделяется некий доминантный мотив (LEONT’EV 1984: 39;

SCHÜTZ 1972: 17-18).

1 В последних двух странах этот титул может принадлежать и преподавателям гимназии.

150

Page 151: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Понятийная пара мотив/мотивация используется обычно синонимически, но

иногда можно встретить и попытки их дифференциации, например, у только что

цитировавшегося Х.Й. Корнадта, который трактует мотивацию как

актуализированное (активированное) состояние обычно латентного мотива

(KORNADT 1993: 185). Для целей нашего анализа такая детализация не

представляется релевантной и ею можно пренебречь.

Еще одна проблема, которая возникает при определении терминологического

статуса мотива/мотивации – это разграничение между мотивами языкового и

неязыкового действия. Учитывая, однако, комплексный характер коммуникации и

включенность последней в неязыковую деятельность, его также можно считать не

столь значимым.

Разграничение биологически и социокультурно обусловленных мотивов, не

играющее заметной роли в традиционных мотивационных исследованиях (в

которых они обычно называются на одном дыхании – ср. (SCHÜTZ 1972: 207;

BENTELE, BYSTRINA 1978: 103)), напротив, может иметь гораздо большее

значение в теории МКК. Дело в том, что мотивы биологического происхождения

(физиологические потребности, инстинкты, защитные механизмы и т.д.), по логике

вещей, должны быть культурно прозрачными (универсальными) и выпадать тем

самым из сферы ведения теории МКК. Эта точка зрения в целом, безусловно,

является верной, но за одним исключением, которое имеет отношение к одной из

важнейших функций культуры – вытеснению и “грациализации” (сублимативная

спираль). Состояние и “объекты” этого вытеснения, как известно, варьируются от

культуры к культуре1 и в значительной степени зависят от уровня

цивилизационного развития (см. выше). Особую роль здесь играет уровень

удовлетворения физиологических инстинктов и инстинкта безопасности, которые,

согласно известной иерархии потребностей А. Маслоу (MASLOW 1978), и делают

возможным переход к потребностям более высоких уровней (социальные,

личностные мотивы, мотив самореализации и т.д. – ср. также (DREESMANN 1996:

88)).

1 Ср.: “Все культуры различаются (...) с точки зрения относительной выраженности инстинктов как, например, агрессии или потребности соперничества (Leistungsbedürfnis)” (ARGYLE 1972: 77).

151

Page 152: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Ранее уже говорилось, что термины “мотив” и “мотивация” часто

используются в качестве синонимов. Соответствующий синонимический ряд ими,

однако, не ограничивается, ср.:

“Там, где говорится о мотивации, следовало бы, собственно, вести речь об

установках, интересах, мнениях, убеждениях, ценностях и чувствах2, так как все

эти понятия по крайней мере в обыденном языке, а частично и в специальной

литературе, используются для описания и объяснения мотивированных действий в

качестве синонима ‘мотива’” (BOESCH 1980: 26).

В приведенном ряду особое место занимает термин интереС. Это довольно

диффузная категория и, если попытаться систематизировать различные точки

зрения по ее поводу, можно придти к следующим выводам. “Интерес”

представляет собой:

1. так называемый “зачем”- мотив (SCHÜTZ 1972: 13), т.е. относится к

будущему;

2. актуальный мотив, т.е. касается близкого, достижимого будущего;

3. потенциально реализуемый мотив, т.е. шансы на его удовлетворение

расцениваются как относительно благоприятные;

4. индивидуальный мотив, т.е. затрагивает потребности конкретного индивида

(ср. (BENTELE, BYSTRINA 1978: 68)).

Во многом благодаря этим свойствам интересы определяют мысли и поступки

человека, делят его поле восприятия на различные зоны релевантности (ср.

(SCHÜTZ 1972: 90-91)).

Индивидуальная релевантность интересов, конечно, не исключает

существования разного рода групповых интересов. Более того, сходство интересов

(как, впрочем, и любое другое сходство) создает основу для внутригрупповой

солидарности, в том числе и национальной – одной из важнейших составных

частей феномена нации.

Как и в корреляции Коммуникантх – Коммуниканту, для мотивов можно

выделить два относительно самостоятельных уровня рассмотрения:

а) уровень транскультурных мотивов и

2 Выделено нами – П.Д.

152

Page 153: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

б)уровень культурно-специфических мотивов.

Пункт (а) охватывает побудительные причины для вступления в МКК,

которые типичны для всех или, по крайней мере, для многих культур. Часть этих

мотивов уже затрагивалась в разделе “Функции МКК”: например, мотивы

самоутверждения, осуществления желаний или расширения образования. Подобное

пересечение не случайно, так как функции МКК являются по сути ни чем иным,

как мотивами МКК верхних уровней.

Транскультурные мотивы исторически изменчивы. М. Линдхорст, например,

называет следующие исторические мотивы европейской эпохи великих

географических открытий и освоения Нового Света:

1. человеческую любознательность и жажду приключений,

2. тягу к наживе,

3. стремление к власти,

4. миссионаризм (LINDHORST 1990: 179-180).

О том, стали ли эти мотивы действительно “историческими” или продолжают

существовать в сублимативно обращенной форме и далее, можно поспорить. На

эту же тему приведем мнение Х.К. Буха, согласно которому к важнейшим

побудительным мотивам эпохи великих географических открытий относились

также поиски потерянного рая и утопия сексуальной свободы:

“Наряду с жаждой золота, одним из самых властных мотивов, гнавших усталых от

цивилизации европейцев к заморским приключениям, был неутоленный

сексуальный голод” (цит. по: (HEßLING 1994: 180).

На этих примерах хорошо видна корреляция транскультурных мотивов с

функциями МКК и очуждением. Так, “человеческая любознательность”

соотносится с функцией обмена информацией и основывается на когнитивном

очуждении; “приключение”, в свою очередь, имеет отношение к функции

самоутверждения или функции развлечения; “тяга к наживе” связана с механизмом

прагматического очуждения (ревальвация собственных продуктов или труда на

чужбине), а “неутоленный сексуальный голод” – с функцией снятия запретов.

Миссионаризм, в принципе, может рассматриваться как одна из

разновидностей “ложного освоения”, как попытка религиозной или

153

Page 154: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

идеологической экспансии. Его глубинные причины не вполне ясны: вероятно, с

одной стороны, миссионаризм объясняется желанием оттеснить “чужое” на

максимально возможную дистанцию1, а с другой – стабилизировать “свое”,

добившись признания со стороны других (функция самоутверждения).

Утопизм, поиски утерянного рая, уже упоминавшиеся выше, продолжают

существовать и доныне – например, в форме т.н. эскапизма, который был особенно

популярен в шестидесятые-семидесятые годы ХХ-го столетия (например, движение

хиппи).

Чужбина, дальние страны вообще довольно часто выступают проекционным

экраном для скрытых желаний, служат в качестве псевдосредства для разрешения

накопившихся личных проблем и т.д. Х.Й. Маац наглядно проиллюстрировал

действие этого механизма на примере “синдрома выезда” (MAAZ 1990: 127-130),

типичного в свое время для ГДР, который, однако, наверняка не прекратил своего

существования вместе с этим государством.

Причиной для эмиграции нередко является просто инстинкт самосохранения,

ср.:

“У многих беженцев конкретное и непосредственное преследование со стороны

государственных органов связывается с мотивом спасения от угрожающих жизни

обстоятельств – гражданских войн и голода, а также частично – с мотивом (...)

ухода от невыносимых условий жизни и получения новых шансов, которых нет или

которые перекрыты дома” (NIEKE 1995: 89).

Более глубокий мотивационный уровень (уровень глубинных мотиваций)

составляют фундаментальные отношения, установки, ценности, настроения и т.п.,

которые в настоящий момент являются определяющими для жизни некоторого

культурного сообщества. Мотивации этого уровня не обязательно должны

проявляться в непосредственной коммуникации, но образуют уже упоминавшиеся

évidences invisibles или, другими словами, премиссивный фон многих конкретных

действий (в том числе вербальных) и актов поведения в данном сообществе.

1 Следует иметь в виду, что существуют и мотивы не вступать в МКК: “В мире, полном конкуренции за ограниченные ресурсы, в сомнительных случаях лучше держать другие группы и их членов на расстоянии: в мыслях, чувствах и деятельности” (FLOHR 1994: 226).

154

Page 155: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Часть таких глубинных мотиваций описали еще в 1961 г. американские

ученые Ф.И. Клукхон и Ф.Л. Стродтбек в терминах “ценностных ориентаций”1. В

их интерпретации таковыми являются, в частности, отношение к активности (быть

делать), к природе (подчинение природе гармония с природой овладение

природой), а также к времени (ориентация на прошлое/настоящее/будущее).

Число подобных “ценностных ориентаций” является принципиально

открытым, а перечисленные можно было бы подразделять и далее: так, в

ориентации “активность” можно было бы выделить дополнительные параметры

“реакция на раздражитель извне” (оставить все как есть приспособиться

принять вызов)2 или эмоциональные характеристики оптимизм/пессимизм.

В рамках той же самой категории особое место занимает отношение к труду:

ср., например, восприятие (физического) труда как Божьей кары, бремени, как

дела, недостойного знатного человека, характерное для античного времени и

феодализма и труд как идеал самоутверждения, как Божье испытание, как нечто

почти сакральное – точка зрения, возникшая в Западной Европе с развитием

капитализма (“протестантская трудовая этика”, ср. (CLAESSENS 1973: 124;

BENDIX 1993: 131)).

Еще один важный признак, пронизывающий многие сферы человеческой

деятельности – это отношение к закону и другим управленческим механизмам,

включая и само государство (юридизм аюридизм)3.

К глубинным побудительным мотивам человеческого поведения относятся и

требования моральных инстанций. В разных культурах эту роль принимают на себя

различные субъекты: например, во многих христианских культурах таковым может

оказаться сам индивидуум (используя психоаналитическую терминологию, его Я

(Эго)) а в Японии и других азиатских странах, напротив, преобладающим является

мнение релевантной социальной группы – семьи, рабочего коллектива, фирмы (т.е.

Сверх-Я (Супер-Эго)), см. по этому поводу обзор в (DREESMANN 1996: 117-118)).

1 Kluckhohn F.R., Strodtbeck. F.L. Variations in Value Orientations. – 1961, цит. по: (MALETZKE 1996: 80-86),

2 Ср. термины “активистская” и “пассивистская” культуры у Х. Дреесманна (DREESMANN 1996: 86).3 Одной из наиболее “юридистских” стран считается Германия, ср: “Место неприкасаемого

государства заняла неприкасаемая конституция; сейчас уже можно услышать критику по поводу немецкого ‘обожествления конституции’” (GREIFFENHAGEN 1993: 226).

155

Page 156: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Учитывая, что коммуникация представляет собой межличностное

взаимодействие, большое значение в ней имеет общая установка по отношению к

своему ближнему (дружелюбная, открытая скептическая, недоверчивая и т.д.).

В интеркультуралистике было отмечено немало культурных особенностей этого

рода, ср. впечатления американца о немцах:

“Создается впечатление, что здесь (в Германии – П.Д.) в отношении к ближнему

преобладают, скорее, пессимистическое начало и негативные ожидания. Это

приводит к тому, что здесь предпочитают составить правило, принять закон, чтобы

сохранить существующий порядок вещей” (ASCH 1987: 28);

или немца о русских:

“... я считаю, что они (русские – П.Д.) не очень умеют радоваться жизни. (...) В

этом есть что-то от безразличия, ну и иногда здесь ощущается нечто вроде

озлобленности по отношению к другому. Может быть, это объясняется теснотой

тут, в Москве. Хотя подмечалось уже Гоголем, и в маленьких городах встречается

также” (ERTELT-VIETH 1990: Anhang: 28)1.

Подобные общие оценки, конечно, легкоуязвимы, но показательной является

сама попытка определить общие жизнеустановки какого-либо народа.

Иногда для того, чтобы понять поступки и поведение представителей того или

иного этноса, необходимо знать его историю, в частности, события, оставившие

глубокий след в его коллективном сознании, особенно национальные травмы

(войны, чужеземные завоевания, природные катастрофы и т.д.).

В качестве самостоятельной группы глубинных национально-культурных

мотивов можно выделить также идеалы (ср. знаменитую американскую мечту или

коммунистические идеалы, одно время пользовавшиеся немалой популярностью в

бóльшей части мира). На последнем примере хорошо прослеживается исторически

преходящий характер идеалов.

Ступенью выше можно расположить мотивации медиоуровня

(медиомотивации), к которым правомерно причислить, в частности, проблемы

национального масштаба: для Германии таковыми являются, например,

европейская интеграция, экономический подъем в бывшей ГДР, безработица,

1 Цитата представляет собой транскрипт устного интервью.

156

Page 157: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

перенос производства в страны с дешевой рабочей силой, нелегальная иммиграция

и т.д. В республиках, ранее входивших в состав СССР, подобный список выглядел

бы совершенно иначе: падение производства, нарастание внешнего долга,

межнациональные конфликты, инфляция, задержки с выплатой заработной платы и

т.д.

Во многих случаях эти проблемы являются даже противоположными (или

представляются таковыми). Гражданам бывшего СССР, например, трудно

представить себе, что (как во многих развитых странах) премии могут

выплачиваются за незасев полей, уменьшение производства молока, сахара и т.д.;

ср. также различия в демографической политике стран с высокой и низкой

рождаемостью: так, в Китае государство оказывает максимальную поддержку

семьям с одним ребенком, в то время как в большинстве стран поддерживаются

семьи многодетные.

Мотивации медиоуровня обусловливают большое количество действий,

текстов (высказываний) и – в случае межкультурных несовпадений – способны

приводить к сбоям в достижении взаимопонимания, что особенно явственно

наблюдается в сфере межгосударственных отношений.

Культурная специфика мотивов и интересов может проявляться и на

коммуникативном уровне (микроуровне), приводя к “настоящим” недоразумениям.

Так, например, довольно часто подмечалось, что средний американец (в отличие от

среднего европейца) мало интересуется внешней политикой. По этой причине

многие посетители из-за океана кажутся в Старом Свете “политически наивными и

плохо информированными” людьми (BRISLIN ET AL. 1988: 99), что выразилось

даже в наличии специального термина “secretary of state-effect” (“эффект

госсекретаря”). Можно сказать, что здесь мы имеем дело с одной из

разновидностей прагматического очуждения.

В тесно связанной с мотивациями сфере интенций также выделяется

трехуровневая структура (глубинный, медио-, коммуникативный уровни). В

качестве коррелята упомянутых ранее мотиваций к самым “глубинным” интенциям

можно причислить “ценностные ориентации” на действие (в отличие, скажем, от

созерцания), на господство над природой, а также на будущее (последняя

157

Page 158: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

имплицитно уже предполагает осознание некоторой цели). Этот интенциональный

уровень представляет особый интерес, вероятно, для сравнительного

культуроведения в духе А. Тойнби или О. Шпенглера (ср. “фаустический

человек”).

Ступенью выше можно расположить транснациональные (транскультурные)

интенции: например, распространение христианства в Средние века,

ревивализацию ислама в наше время, “экспорт революции” во времена Коминтерна

или в 60-е годы в Латинской Америке, борьба за мир в 70-е годы и т.д.

Интенции медиоуровня представляют интерес главным образом для

политологии (в форме политических целей соответствующих правительств). Здесь,

однако, существуют и сфера пересечения с конкретной МКК: так,

восточноевропейцу при посещении западных консульств, ведомств по работе с

иностранцами и других учреждений часто приходится испытывать ощущение, что

ему приписывают интенции “попросить политического убежища” или “нелегально

работать”. Можно полагать, что здесь мы сталкиваемся со своего рода

стереотипами, а именно, со стереотипными интенциональными ожиданиями.

Мотивационное очуждение проявляется в тех случаях, когда

непосредственная цель партнера по коммуникации является или представляется

ясной, а мотивы, которые побуждают его к достижению данной цели – нет.

Интенциональное очуждение также обладает своими особенностями. Возможной

(и даже типичной) является ситуация, когда в коммуникации и интеракции

преследуется одновременно несколько целей, ср. описание интенций

межкультурного экономического сотрудничества в совместном предприятии,

которое дает А. Томас:

“Цель германо-корейского совместного предприятия с точки зрения немецкого

предпринимателя будет состоять в том, чтобы занять место на корейском рынке и,

тем самым, в одном из наиболее динамично развивающихся индустриальных

регионов Восточной Азии, а также воспользоваться относительной пока еще

дешевизной производства. (...) Для корейцев совместное предприятие представляет

шанс создать высококвалифицированные рабочие места, освоить новую для себя

158

Page 159: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

сферу производства, перенять ноу-хау и получить выгоду от высокого авторитета

немецкого партнера” (THOMAS 1993b: 406).

До тех пор, пока эти интенции распознаются и принимаются обоими

партнерами, возможность успешного сотрудничества сохраняется. В реальной

МКК, однако, нередко происходит так, что интенция визави понимается

неправильно или отвергается. В только что описанной ситуации, например, вполне

можно себе представить, что корейцы пожелают получить за свой труд достойное

(не уступающее западноевропейскому) вознаграждение, или немецкий

предприниматель не захочет передавать свое ноу-хау. В целом же, по причине

мотивационного и интенционального очуждения возникает довольно много

недоразумений, которые подробнее рассматриваются ниже (см. (4.1)).

2.3.3. Очуждение в корреляции Деятельностьх – Деятельностьу

Как отмечалось выше, коммуникация сама по себе является разновидностью

деятельности (преимущественно вербальной) и одновременно входит составной

частью в неязыковую предметную деятельность. Отсюда вытекает особая важность

данного фактора для описания коммуникативных процессов, включая МКК.

Необходимость более основательного рассмотрения обусловливается и

комплексностью этой области МКК.

Какой-либо единой, общей теории деятельности до сих пор не существует,

выделяются, однако, два основных подхода к ее изучению. Первый из них,

который можно назвать структурно-метафизическим, распространен главным

образом в философии и восходит еще к Гегелю: типичным для него является

структурирование деятельности на составляющие цель, средство, результат,

предмет (ср. (JUDIN 1984: 216-218)). Второй подход сформировался в русле

советской психологии и был затем заимствован в социопсихологию, а также

психолингвистику. При данном подходе деятельность членится на элементы

мотивация, интенция, ожидание, план. Учитывая, что речь здесь идет в основном

о механизмах порождения и управления деятельностью, его можно назвать

генетико-инструктивным. Именно в рамках этой традиции выдержана

единственная известная нам дефиниция межкультурной деятельности,

принадлежащая А. Томасу:

159

Page 160: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“С точки зрения теории деятельности межкультурная деятельность может быть

определена как интенциональное, целенаправленное, осмысленное, управляемое

ожиданиями и мотивированное поведение в ситуациях культурного пересечения”

(THOMAS 1993c: 271).

Моделирование предметной области “деятельность” естественным образом

приводит к попыткам разработки ее таксономических классификаций. Одну из

первых таксономий предложил в свое время А.Н. Леонтьев, выделивший, в

частности, уровни деятельностей, действий и операций (LEONT’EV A.N. 1984:

26).

Приведенная таксономия не является единственно возможной или, тем более,

полной. Так, на самом верхнем уровне деятельностной иерархии можно было бы

разместить интенциональные типы деятельности (производство, защита (военное

дело), рекреация, познание, искусство и т.д.). В отличие от нижеследующих, этот

уровень должен быть признан культурно-прозрачным (универсальным).

У представителей следующего уровня – назовем его уровнем экономического

строя – уже обнаруживается определенная стадиальная или супракультурная

специфика. В сфере производственной деятельности можно выделить, например,

такие варианты экономического строя, как собирательский, охотничий,

кочевнический, характерные для ранних этапов цивилизационного развития;

феодальное хозяйство, раннекапиталистическое хозяйство, а также

господствовавшие вплоть до недавнего времени типы капиталистическая

рыночная экономика и административно-командная (плановая) экономика.

Под несколько иным углом зрения возможно дифференцирование культур

(субкультур) на производящие в узком смысле (индустриальные),

природоиспользующие (с преобладанием сельскохозяйственной или сырьевой

экономики), оказывающие услуги (например, ориентированные на туризм), а также

перераспределяющие (торговля, разбой, пиратство и т.п.).

Отдельные экономические строи различаются по многим параметрам, в

частности, по движущим пружинам (мотивационно-интенциональный блок в

нашей терминологии) и принципам организации деятельности. Так, при

сопоставлении упомянутых рыночной и административно-командной (плановой)

160

Page 161: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

экономик можно установить целый ряд расхождений как в отношении

побудительных мотивов и целей экономической деятельности (стремление к

индивидуальной выгоде общее благо1, личная инициатива административное

предписание, индивидуальный риск бюрократическая перестраховка и т.д.), так

и в отношении структур и механизмов экономики (частная собственность

государственная собственность, ценообразование на основе игры спроса и

предложения административно предписанные цены, биржи плановые органы

и т.д.), которые хорошо изучены в политэкономии и других направлениях

экономической мысли. В культурологических исследованиях, правда, их

результаты довольно трудно использовать в силу иной парадигматической

обусловленности.

Менее исследованным представляется взаимодействие обеих экономических

систем в “ситуациях культурного пересечения” (например, в совместных

предприятиях или иных формах кооперации), т.е. в контрастивно-

культурологической перспективе. Может показаться, что эта проблематика

потеряла свою актуальность в свете отказа от “реально социалистического”

общественно-экономического уклада почти во всем мире, но эта точка зрения

обманчива, учитывая действие закона культурной инерции, способной действовать,

по крайней мере, несколько поколений. Подкрепить этот тезис может тот факт, что

многие деятельностные характеристики пережили смену экономических формаций,

ср. комплексные установки по отношению к труду, обозначаемые обычно

терминами “конфуцианская” или “протестантская трудовая этика”, сохраняющие

действие на протяжении веков или даже тысячелетий.

Данный, по сути своей, супракультурный деятельностный уровень оставляет,

тем не менее, место для проявления национально-культурной специфики. Об этом

свидетельствует, например, часто цитируемая работа голландского ученого Г.

Хофстеде, предпринявшего обширное исследование трудовых установок у

приблизительно 116000 сотрудников компании ІВМ в более чем 60 странах,

которое продолжалось около 15 лет (HOFSTEDE 1993). Результаты его

исследования показали, что хотя в этих странах преобладает рыночно-

1 По крайней мере, теоретически.

161

Page 162: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

экономический строй, там существует немало культурных различий в организации

трудовой деятельности (см. также (THOMAS 1996: 42)). Г. Хофстеде разделил

установленные различия на четыре пары т.н. “измерений”, а именно:

большая малая властная дистанция

коллективизм индивидуализм

женственность мужественность

сильное слабое стремление избегать неопределенности.

Хотя эта модель является в настоящее время общепризнанной и послужила

основой для целого ряда последующих работ (см. обзор в (HÖHNE 1995)), ее

можно подвергнуть критике во многих отношениях:

1. в модели отсутствует какая бы то ни было исходная категория, которая

могла бы использоваться в качестве основы для классификации;

2. критерии отбора “измерений” представляются довольно произвольными

(вероятно, с тем же успехом можно было бы говорить о малой большой

концентрации власти или детскости взрослости и т.д.), а их число – явно

заниженным (не случайно каждому из “измерений” соответствуют от 12 до 29

культурных “главных различий”);

3. одни и те же различия могут размещаться в рамках разных “измерений” –

так, признак “толерантность” обнаруживается как в “измерении” слабое

стремление избегать неопределенности, так и в “измерении” женственность (в

форме пермиссивности (HOFSTEDE 1993: 123, 156));

4. значение самой категории “измерение” является достаточно расплывчатым,

а ее употребление – непоследовательным (например, женственность используется

то в прямом смысле – применительно к женщинам, то метафорически).

Схожие упреки могут быть выдвинуты и в отношении другой популярной в

теории межкультурного менеджмента классификации культурных измерений,

принадлежащей Ф. Тромпенаарсу, которая включает в себя следующие оппозиции:

универсализм партикуляризм

коллективизм индивидуализм

нейтральный эмоциональный

диффузный специфический

162

Page 163: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

результат авторитет (TROMPENAARS 1993: 49).

Подробное рассмотрение этой проблематики выходит за рамки данной

работы, но можно предполагать, что такие упоминавшиеся ранее элементы теории

деятельности, как актанты, мотивация, интенция, антиципация, планирование,

управление, обратная связь, средства (инструменты), предмет и т.д. могли бы с

успехом применяться и при анализе межкультурной деятельности, включая аспект

менеджмента.

В этом случае измерение “большая малая властная дистанция” можно было

бы “растворить” в аспекте взаимоотношений Актантов1 (иерархия распределения

власти и влияния); измерение “коллективизм индивидуализм” частично вошло

бы в фактор Актант (отдельный индивид группа), а частично – в фактор

Интенция (индивидуальные цели групповые цели, (ср. (GUDYKUNST ET AL.

1988: 40-41)); измерение “сильное слабое стремление избегать

неопределенности” связано, среди прочего, с аспектом планирования деятельности

(т.е. в конечном счете также с фактором Интенция); “авторитет” имеет отношение

опять же к фактору Актант (аспекту взаимоотношений) и т.д.

Список “измерений” и других параметров деятельности должен быть,

безусловно, расширен. В частности, в сфере “Предмет деятельности”

целесообразно выделить оппозицию перфекционизм аперфекционизм. Понятие

“перфекционизм”, малоизвестное в русскоязычном узусе, является достаточно

употребительным в Западной Европе и Северной Америке, но как научная

категория не разработано и там. Применительно к предмету деятельности его

можно было бы определить как высокую степень соответствия между

антиципированным (идеальным) и реальным состоянием изделия после

выполнения определенной деятельности. Особо важное значение при этом имеют

такие характеристики предмета, как допуски в расстояниях между его отдельными

элементами, гладкость поверхности, равномерность цвета, прямоугольность,

округлость кривых, симметрия, устойчивость полученного результата

(долговечность) и т.д. Еще один важный признак перфекционизма видится, кроме

1 Вообще, предложенная выше модель коммуникативного акта с небольшими изменениями (например, Актант вместо Коммуникант или Средства вместо Код) может использоваться и для моделирования межкультурной деятельности – это, в принципе, естественно, учитывая, что коммуникация представляет собой одну из разновидностей деятельности.

163

Page 164: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

того, в завершенности однажды начатой деятельности, что, в принципе,

согласуется с “внутренней формой” этого термина1, ср. слова Е.Т. Холла:

“Мы, американцы, склонны стремиться к тому, что психологи называют

‘законченностью’ (closure). Незавершенные задачи не дают нам покоя, они

представляются нам чем-то аморальным, транжирством, угрозой для целостности

нашей социальной структуры. Дорога, которая внезапно заканчивается где-либо

посередине, сигнализирует о том, что нечто действительно пошло не так, как надо,

что кто-то ‘напортачил’” (HALL 1983: 31).

Перфекционизм становится в последнее время одной из главных предпосылок

экономического успеха, и его развитию следовало бы, на наш взгляд, уделять

бóльшее внимание в программах экономической помощи развивающимся странам

и странам с переходной экономикой.

Можно предполагать, что перфекционизм, не в последнюю очередь, связан со

степенью специализации деятельности в соответствующей культуре. По этому

параметру, в частности, можно разграничить культуры генералистов и

специалистов. В качестве типичного представителя первых может рассматриваться

бывший Советский Союз2, где средний мужчина владеет, как правило,

большинством строительных специальностей (по крайней мере, в некоторой

степени), умеет ремонтировать автомобиль, сантехнику, электрические приборы и

т.д. Напротив, примерами культур специалистов могут послужить многие страны

Западной Европы и Северной Америки, в которых начатая еще в средневековом

ремесленном производстве специализация достигла крайне высокого уровня с

переходом к постиндустриальному обществу и обществу услуг (сервиса), что,

правда, имеет и свои отрицательные стороны, ср. впечатления советского ученого

из Молдавии от своей командировки в США, записанные Л. Фишер-Руге:

“Ученый увидел и другие различия между американцами и советскими

гражданами, которые он увязал с проблемой эффективности труда. В качестве

примера он привел науку, где американцы являются специалистами, а русские –

генералистами с более широкими фундаментальными знаниями. Один геофизик,

1 Perfect по-латински означает “совершенный”, “завершенный”.2 Скорее всего эта особенность носит “системно-специфический” характер, так как наблюдалась во

всех странах “реального социализма”, ср. популярную в свое время ГДР поговорку, “...что только тот мог считаться гражданином ГДР, кто мог делать все сам” (“Die Zeit”, 4.04.1997, S. 70).

164

Page 165: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

который проработал с американцами несколько месяцев, высказал следующее

мнение: ‘Если американец знает свою профессиональную область, то его знания

неоспоримы, и он стремится к совершенству. При этом он скорее всего обладает

ограниченными сведениями о вещах, которые лишь косвенно соприкасаются с его

областью, и ему приходится прибегать к консультациям специалиста. Это хорошо

для научной точности, но не для разработки связной системы, в случае которой

необходимо знать, как части сопрягаются с целым’”1.

Примечательно, что схожие наблюдения в Америке сделал еще в 20-е годы В.

Маяковский:

“Позднее я узнал, что если американец заостривает только кончики, так он знает

это дело лучше всех на свете, но он может никогда ничего не слыхать про игольи

ушки. Игольи ушки – не его специальность, и он не обязан их знать”2.

Категория перфекционизма может применяться и для описания планирования

деятельности. Как известно, чемпионами в этой области3 считаются немцы, ср.

оценку Р. Марковски и А. Томаса:

“Почти во всех жизненных сферах немцы стремятся обеспечить гладкое течение

соответствующего дела и как можно ранее распознать и элиминировать

потенциальные факторы неопределенности путем долгосрочного планирования...”

(MARKOWSKY, THOMAS 1995: 85).

Этим они отличаются от русских и представителей некоторых других этносов

бывшего СССР, где довольно часто встречалась установка по отношению к

планированию, которую условно можно назвать “авось”-установкой. Оправданным

будет предположить, что развитие культуры генералистов в бывшем СССР

стимулировалось в основном именно этой установкой, так как культуры

специалистов могут существовать на высоких уровнях развития лишь при условии

жесткой организации и долгосрочного планирования деятельности.

Следующую ступень в деятельностной таксономии занимают отдельные виды

деятельности, к которым можно отнести проявления активности достаточно

1 Fisher-Ruge L. Nadeshda heißt Hoffnung. – 1990, S. 160.2 Маяковский В. Об Америке. – Москва: Сов. писатель, 1949. – С. 26.3 В случае “предметного” перфекционизма, пожалуй, также.

165

Page 166: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

высоких уровней – таких, например, как “отдых”, “лечение”, “обучение в школе”,

“учеба в вузе” и т.д.

Так, при контрастивном сопоставлении систем высшего образования в ФРГ и

бывшего СССР выявляется целый ряд различий, наиболее существенные из

которых можно представить в виде следущей таблицы:

166

Page 167: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

ФРГ бывший СССР

свободный доступ (через запись) доступ через приемные экзамены

относительно малое влияние

министерства, ректората и деканата

большое влияние министерства,

ректората и деканата

гибкий учебный план предписанный государством единый

учебный план

посеминарные списки литературы,

подлежащей изучению

один или несколько основных,

сквозных учебников на каждый

предмет, подлежащих изучению в

течение учебного года

относительно неограниченное

количество лет обучения

ограниченное количество лет обучения

посеминарный состав учебных групп постоянный состав учебных групп на

весь срок обучения

бóльшая самостоятельность при

написании курсовых и дипломных

работ

меньшая самостоятельность при

написании курсовых и дипломных

работ

свободный и самостоятельный поиск

рабочего места

государственное распределение

четыре положительных оценки

(“отлично”, “хорошо”,

“посредственно”, “удовлетворительно”)

три положительных оценки (“отлично”,

“хорошо”, “удовлетворительно”)

Интересно, что даже на этом, относительно высоком, уровне обобщения

существует возможность культурно-специфических мотиваций и интенций, ср.

впечатления одной немецкой преподавательницы, пришедшей в отчаяние от

пассивности и недостаточного усердия японских студентов:

“Меня даже мало утешает, когда я узнаю, что японская студенческая жизнь,

оказывается, имеет совершенно иные смысл и цель, чем немецкая. Считается, что

167

Page 168: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

японские студенты должны отдохнуть в университетах от стресса своих школьных

лет и накопить силы для суровой жизни, ожидающей их по окончании учебы, когда

они начнут профессиональную деятельность” (HOFMANN 1992: 58).

Еще одна культурно-специфическая мотивация вузовского обучения была

типична для бывшего Советского Союза: для многих молодых людей учеба в вузе

являлась способом избежать службы в армии.

Схожие примеры отыскиваются и в других сферах деятельности – например,

подвид типичное занятие в свободное время заполняется в Германии

деятельностями “мыть машину”, “стричь газон”, “предпринимать пешие прогулки”

(wandern) и т.д., а в большинстве прежних республик Советского Союза,

соответственно, такими занятиями, как “поехать на дачу”, “ковыряться с машиной

в гараже”, “работать на участке” и т.д.

Еще одной ступенью ниже в деятельностной таксономии разместятся

макродействия: в только что рассмотренном виде деятельности “учеба в вузе”

таковыми можно считать, например, достаточно комплексные, но четко

отграничиваемые действия “зачисление”,“экзамены”, “семинар” и т.д.

В последние годы макродействия или, точнее говоря, их когнитивные

репрезентации изучались под названиями фреймов или сценариев (см. (SHANK,

ABELSON 1977; SCHANK 1982)) в рамках т.н. “когнитивной науки”. Основная

ценность этих исследований видится прежде всего в том, что отдельные события и

деятельности были представлены в них как упорядоченные во времени и

пространстве последовательности более или менее стереотипных действий, как

схематические структуры с открытыми конечными терминалами или

терминальными узлами (ср. (ДЕЙК ВАН 1989: 140)).

Справедливости ради следует отметить, что фреймовый подход в некоторых

чертах был предвосхищен в культурологии. В частности, М.К. Петров в работе,

написанной еще в 1974 г., использует категорию интерьер деятельности

(ПЕТРОВ 1991: 32-33). В этот интерьер входят, по его мнению, материалы, орудия,

продукты деятельности. Например, “интерьер деятельности” шофера автобуса

составляют автобус, пассажиры, дороги и т.д. Примечательно, что некоторые из

примеров М.К. Петрова невольно (работа не носит контрастивно-

168

Page 169: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

культурологического характера) свидетельствуют о культурной специфике,

казалось бы, одних и тех же видов деятельности: так, он упоминает, например, что

работа парикмахера в долине Ганга подразумевает устраивание матримониальных

дел своих клиентов, а “аптекарь” означает совершенно разные вещи в странах

Европы и в США (ПЕТРОВ 1991: 32).

Мы же, со своей стороны, хотели бы предложить для анализа межкультурных

различий в отдельных видах деятельности и макродействиях категорию

внутренней формы деятельности. Это понятие коррелирует с рассматривающейся

ниже категорией “внутриязыковая форма смысла” (см. раздел (3.2)), которая в свою

очередь навеяна известным термином В. Гумбольдта “внутренняя форма языка”.

Вводимый термин кратко можно определить следующим образом.

В начале всякой комплексной деятельности или более простого действия

лежит Потребность (Мотив), которая в определенных условиях (Ситуации)

превращается в Цель (Интенцию). Деятель (Актант) стремится к ее достижению,

высвобождая определенными квантами (порциями) физическую и

интеллектуальную энергию и применяя определенные исходные материалы,

инструменты, технологические процедуры и т.д. При межкультурном

сопоставлении выявляются различия как в их “внешней”, т.е. доступной

эмпирическому наблюдению форме (количество работающих, сырье, обрудование,

продолжительность и темп работы и т.д.), так и в форме “внутренней”

(сегментация рабочего процесса на отдельные шаги, порядок их следования и

повторяемости, соотношение эксплицитных и имплицитных шагов,

направленность, импульсность и фокусировка высвобождаемой энергии (сгущение

и рассеивание) и т.д.).

Проиллюстрировать эвристический потенциал этой категории можно на

примере перечисления трудностей в межкультурном менеджменте, которые

приводит Г. Крамер:

“Стиль работы, обращение со временем, признание иерархий, соотношение

письменной/устной коммуникации и стиль руководства единодушно называются

менеджерами с опытом работы за границей, консультантами по международным

экономическим проектам и преподавателями курсов в качестве основных

169

Page 170: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

кризисных очагов в практике сотрудничества. Так, например, с немецкими

принципами менеджмента никак не стыкуется абсолютно коллективный поиск

решений в Японии, назначение на руководящие посты по старшинству в Корее, а

также распространенная во Франции привычка выполнять одновременно несколько

дел, игнорировать точно расписанные планы или повестку дня и отменять

договоренности в последнюю секунду по телефону” (KRAMER 1995: 87).

Комментируя это высказывание, можно сказать следующее:

“признание иерархий” означает, среди прочего, строгое соблюдение

служебной субординации, т.е. запрет перескакивать через звенья иерархической

цепи при решении той или иной производственной проблемы1 (объем отдельных

деятельностных шагов и их последовательность);

“соотношение письменной/устной коммуникации” может быть

проинтерпретировано как имплицитность/эксплицитность (коммуникативной)

деятельности;

“... распространенную во Франции привычку выполнять одновременно

несколько дел” можно расценить как распределение энергии на одновременно

несколько предметов2;

еще одна склонность французов “... отменять договоренности в последнюю

секунду по телефону”, в свою очередь, поддается определению как возможность

обратной направленности деятельности3.

Одним из аспектов “обращения со временем”, как известно, является

пунктуальность, которую возможно определить как перфекционистскую фиксацию

начала какой-либо деятельности. Интересно, что в некоторых культурах жестко

фиксироваться может и окончание некоторой деятельности – ср. запланированное

заранее окончание посещений, праздников, мероприятий и т.п. в Японии

(HOFMANN 1992: 62).

1 Особенно характерным такой запрет является для метаконфуциански организованных (т.е. расположенных в Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке) предприятий (ср. (MALETZKE 1996: 153)).

2 Эта важная особенность организации деятельности в интеркультуралистике обычно описывается в терминах монохронный полихронный (см., например, (HALL 1983: 43)). На наш взгляд, эти термины в силу своей номинативной мотивировки способны скорее вводить в заблуждение, так как в действительности “время” как физическая категория везде одинаково – различие состоит в том, что в это время выполняется одна или несколько деятельностей (действий). Исходя из наших измерений “чужого”, можно было бы предложить вместо этих терминов оппозицию моноконативный поликонативный.

3 Манера, которая, как утверждают, особенно не нравится японцам (ср. (HALL 1983: 97)).

170

Page 171: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Признак внутренней формы деятельности “неоднократное повторение”

проявляется в азиатском (впрочем, и не только азиатском) обычае несколько раз

приглашать гостей отведать угощение, который часто является источником

недоразумений в МКК (ср. (KOTTHOFF 1993: 493)).

К числу самых специфических вариантов внутренней формы деятельности

принадлежит соотношение идентичная интенция разные средства. Сравним,

например, реализацию интенции “перекусить по дороге” в разных странах: в

Германии это будут преимущественно сосиски и все более популярное турецкое

блюдо дёнер кебап (шаурма), во Франции – багеты (бутерброды на основе

удлиненной булочки с салатом) и круасаны, в России – пирожки и т.д.

К наиболее важным с точки зрения МКК группам макродействий следует

отнести ритуалы. Ритуалы традиционно изучались в этнологии и антропологии, а в

последнее время соответствующий термин можно все чаще встретить в научном

дискурсе социологии, семиотики, лингвистики и других дисциплин. Родовым

понятием для ритуалов может послужить категория рутин, которые, например, Х.-

Х. Люгер определяет как

“... устоявшиеся, повторяемые процедуры, находящиеся в распоряжении деятеля в

качестве готовых решений тех или иных проблем” (LÜGER 1992: 18).

Рутины имеют, между прочим, много общего с обыденным понятием

привычки: если между ними и есть различие, то лишь в том, что первые чаще

используются для описания деятельностей, а вторые – (обыденного) поведения.

От других рутин ритуалы отличаются тем, что они основываются не на

привычном соотношении “цель” – “средство”, а носят скорее символический

характер (ср. (LÜGER 1992: 23)), причем символичность здесь касается не

обычного семиотического ряда “означающее” – “означаемое”, а самих

пользователей знаков (= “номинаторов”), ибо ритуалы символизируют

сплоченность группы, стабильность ее ценностей, социальный порядок и т.д. Еще

одна важная функция ритуалов состоит в том, что они помогают справиться с

эмоционально насыщенными ситуациями в жизни человека (ср. (RAUCH 1992:

331) – рождением ребенка, инициализацией, женитьбой, смертью ближнего и т.д.

171

Page 172: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Как легко заметить, эти качества ритуалов делают их крайне “уязвимыми” с

точки зрения очуждения в МКК: функция сплочения коллектива здесь

естественным образом отпадает, так как инокультурный наблюдатель не является

членом группы (эксклюзивное очуждение); отсутствие просматриваемой связи

“цель” – “средство” заставляет воспринимать ритуальные действия как нечто

странное (прагматическое очуждение); бывает, впрочем, что те или иные ритуалы

могут привлечь внимание иностранца своею живописностью и экзотичностью

(эстетическое очуждение).

Наиболее распространенным в области макродействий является, естественно,

конативное очуждение: каждый, кому за границей приходилось впервые ехать на

метро, звонить по телефону, посещать врача, регистрироваться в полиции и

выполнять другие, на первый взгляд, тривиальные действия, может подтвердить

это.

На самой низкой ступени в деятельностной иерархии находятся

элементарные действия, под которыми здесь понимаются действия типа Х делает

У (при помощи Z, с Z). Несмотря на их элементарность, среди них можно

обнаружить немало культурно-специфических примеров.

К наиболее простым относятся случаи, когда то или иное макродействие

отличается в сопоставляемых культурах какими-либо мелкими, незначительными

деталями-составляющими. Так, например, в довольно простом и универсальном,

казалось бы, макродействии “курение” при сопоставлении немецко- и русско-

язычных культур специфическим окажется действие “стряхивание пепла”: если в

русском узусе пепел обычно стряхивается первой фалангой указательного пальца,

которым постукивают о кончик сигареты неподалеку от места образования пепла,

то в немецком принято стряхивать пепел, постукивая первой фалангой большого

пальца о фильтр. Впрочем, даже такие мелкие отличия способны послужить

сигналом чуждости1.

Особенно “чреватым” в смысле прагматического очуждения является

выполнение запретных действий (точнее говоря, запретных в культурех и

разрешенных в культуреу): ср., например, употребление спиртных напитков в

1 Вспомним анекдот о том, как некий советский разведчик якобы выдал себя в компании фашистов, выпив рюмку водки и занюхав ее корочкой хлеба.

172

Page 173: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

ортодоксальных мусульманских странах или езду по правой стороне дороги в

Англии, Японии или Австралии. Отдельную подгруппу в данной области

составляют табуированные действия – например, приближение к каким-либо

местам:

Насколько опасными могут быть действия, нарушающие местные табу,

свидетельствует печальный опыт двух английских офицеров, которые в 1842 году

были казнены в Бухаре, из-за того, что один из них приблизился на лошади ко

дворцу эмира, а второй – попытался вызволить его из беды (GIORDANO 1992: 203-

206).

Табуироваться могут не только места, но и определенные отрезки времени.

Советский офицер В. Измайлов, участвовавший в боевых действиях в

Афганистане, рассказал в телевизионной передаче на российском телевидении об

одном трагическом инциденте тех лет:

Однажды в период рамадана (мусульманского поста), когда мусульмане едят один

раз в сутки, и то ночью, группа советских офицеров проходила мимо часового

афганских правительственных войск (другими словами – союзника). В составе этой

группы присутствовали и женщины, которые были одеты в юбки (т.е. их ноги были

обнажены) и к тому же ели мороженое. Очевидно, это показалось часовому

настолько кощунственным во время рамадана, что у него отказали нервы, и он

открыл огонь по группе1.

Прагматическое очуждение может возникать и при выполнении магических

действий или при наступлении магических событий (например, суеверий):

В немецком культурном пространстве недобрым предзнаменованием служит любая

кошка, пересекающая дорогу справа. В восточно-славянской культурной традиции

направление не играет роли, но кошка должна быть черной. При этом магические

чары снимаются первым, кто пересечет воображаемую линию пути, по которому

кошка перешла дорогу.

В восточно-славянских селах и поселках до сих пор можно наблюдать, как один из

жителей, судя по ведрам в его руках, собравшийся по воду, вдруг останавливается

в воротах двора или жмется к забору, явно пережидая, пока случайный прохожий

1 Программа “Взгляд” от 24.11.1995 г.

173

Page 174: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

не пройдет мимо. На непосвященного такое поведение может произвести странное

впечатление, но на самом деле он просто не хочет пересекать дорогу прохожему с

пустыми ведрами, так как это считается дурной приметой.

К группе элементарных культурно-специфических действий можно

причислить также действия – составные элементы ритуалов:

Немецкие свадебные ритуалы включают в себя следующие культурно-

специфические элементы: “бить посуду” в вечер накануне свадьбы (т.н.

Polterabend), “прикреплять к машине связку пустых консервных и пивных банок”,

“привязывать к антенне машины белую ленточку” (“недавно поженились”).

Специфически советскими свадебными элементами были, напротив, обычаи

“привязывать куклу на бампер автомашины”, “возлагать венки к Вечному огню”,

“кричать “Горько!” и т.д.

Описанные действия интересны тем, что все их составляющие, взятые по

отдельности, являются полностью культурно-нейтральными – именно поэтому их

так трудно учесть в разного рода классификациях реалий. То же самое можно

сказать и о действиях – составных частях игр или аттракционов (так, например,

фраза “На рождественском базаре они бросали теннисными мячами по жестяным

банкам” наверняка окажется непонятной для читателя/слушателя из бывшего

СССР, так как описывает отсутствующий в нашей культуре аттракцион). В эту же

группу можно включить действия, связанные с некоторыми привычками в еде:

например, предложение “Женщины лузгали жареные семечки” скорее всего

вызвало бы недоумение в немецкой аудитории, так как соответствующая привычка

отсутствует в Германии.

2.3.4. Очуждение в корреляции Ситуациях – Ситуацияу

В традиционной теории коммуникации и социопсихологии фактор Ситуация

обычно трактуется как “актуальное поле деятельности”1, “место действия”, “арена

деятельности” и т.д. (см., например, (BOESCH 1980: 136; ARGYLE 1972: 82).

Ситуация предстает как некая сумма и конфигурация объектов, которые окружают

участников общения и создают его фон, причем фон не пассивный, а обладающий

рядом функций, в частности, функцией ориентации и функцией управления 1 Правильнее, очевидно, было бы говорить об одномоментном срезе этого поля, так как понятие

“Ситуация” предполагает, на наш взгляд, нечто статичное, своего рода “остановившийся кадр”.

174

Page 175: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

деятельностью (поведением). Эта трактовка объясняется, вероятно, уже

неоднократно упоминавшейся ориентацией первых “коммуникатологов” на живое,

непосредственное общение (“дискурс” в нашей терминологии). Более комплексное

рассмотрение процессов коммуникации, включающее в себя и другие ее формы и

типы, требует, на наш взгляд, модификации понятия Ситуации, а именно, двух

дополнений:

1. возможности многоуровневой установки ситуативного фокуса и

2. дифференциации между внешней и интернализованной

(интериоризированной) Ситуацией.

Первое дополнение учитывает тот факт, что на коммуникацию способна

влиять не только Ситуация “здесь и сейчас”, но и Ситуация в городе, в

окрестностях, в стране, в супранациональном регионе и, наконец, во всем мире

(геополитическая Ситуация). Для МКК интерес представляют прежде всего

уровни, начиная с Ситуации в стране, хотя возможны и случаи, когда

первоначально локальная “ситуация” приобретает национально-культурную или

даже супранационально-культурную значимость (социальные волнения,

техногенные или природные катастрофы, важные выборы и т.д.).

Говоря о воздействии геополитической ситуации, можно вспомнить не столь

отдаленные времена противостояния между мировыми военно-политическими

блоками, когда всякое обострение или, наоборот, потепление отношений между

ними неминуемо сказывалось и на коммуникации между их представителями

(причем не только дипломатами и политиками, но и простыми гражданами).

Аналогичное влияние на общение способно оказывать и актуальное состояние

отношений между государствами. Ситуации этих уровней могут существовать, по

логике вещей, лишь в интернализированной форме – и здесь мы касаемся нашего

второго уточнения понятия Ситуации – как некие размытые смыслы достаточно

высоких степеней абстракции, воздействие которых, однако, является вполне

конкретным. В сущности, интернализованная ситуация могла бы рассматриваться

и как деятельностный мотив, повод для вступления в коммуникацию, регулятор

выбора тем, субкодов, стилистических регистров и т.д. Не случайно некоторые

авторы предпочитают терминам “модель коммуникации” или “схема акта

175

Page 176: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

коммуникации” понятие “коммуникативной ситуации” (ср., например, (KADE

1980: 103-108)). В нашей модели коммуникативного процесса, однако, эти

составляющие, в большинстве своем, имеют статус самостоятельного фактора.

Как внешняя, так и интернализованная ситуации способны очуждаться в

МКК. Хороший пример культурной обусловленности восприятия Ситуации, а

именно внешней, опредмеченной Ситуации, приводит Н. Элиас, показавший,

насколько по-разному воспринималась ситуация “Улица” в Средневековье и в

наше время (проблема межпоколенной коммуникации):

“Когда люди (Средневековья – П.Д.) озираются, окидывают взглядом деревья и

холмы или смотрят вдоль улицы, то это происходит в первую очередь потому, что

они постоянно должны помнить об угрозе вооруженного нападения и только во

вторую или третью очередь – о необходимости избежать столкновения с кем-либо.

Жизнь на больших улицах этого общества требует постоянной готовности

сражаться и давать волю страстям, защищая свою жизнь и собственность от

физического нападения. Движение на главных улицах крупного города в

дифференцированном обществе нашего времени требует совершенно иного

моделирования психического аппарата. Здесь угроза разбойничьего или военного

нападения сведена к минимуму. Автомобили спешат туда-сюда; пешеходы и

велосипедисты пытаются пробраться в сутолоке машин; полицейские стоят на

больших перекрестках, чтобы с большим или меньшим успехом регулировать

движение. Но это внешнее регулирование с самого начала настроено так, чтобы

каждый сам очень точно регулировал свое поведение в зависимости от требований

создавшегося переплетения обстоятельств. Главная опасность, которую

представляет здесь человек для человека, возникает в связи с тем, что кто-либо

может потерять самоконтроль среди этой толчеи” (ELIAS 1976a: 319).

В приведенной цитате затрагивается важная в данном контексте проблема

ориентации. Ориентация иногда – в соответствии с приведенной выше трактовкой

ситуации – определяется как “структурирование поля деятельности”

(DEMORGON, MOLZ 1996: 46). Особую роль при этом играет фокус – часть

окружающего мира, которая находится на переднем плане внимания

воспринимающего субъекта (ср. (STROHNER 1990: 20)). Как легко обнаружить,

176

Page 177: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

эта, по сути, психологическая категория тесно связана с понятием “интереса”. С

данной точки зрения приведенное только что высказывание Н. Элиаса может быть

истолковано в том смысле, что в ситуативном фокусе носителя средневековой

культуры находились объекты, расположенные вне улицы, а в фокусе носителей

современных культур – объекты на самой улице. Если представить себе, что

носители этих культур поменяются местами (как это нередко моделируется в

фантастических и комедийных фильмах или литературных произведениях), то

результатом будет потеря способности к ориентации, обусловленная очуждением.

В этой связи можно утверждать, что основной формой очуждения (а именно,

конативного очуждения) в области внешней Ситуации является дезориентация.

Дезориентация, в свою очередь, может повлечь за собой различные негативные

последствия – к тому, что человек оказывается неспособным добраться до

желаемого места (гостиницы, кафе, больницы и т.д.) и удовлетворить

соответствующую потребность, попадает в места, которых следовало бы избегать,

в частности, пограничные или табуированные зоны (ср. инцидент с английскими

офицерами в Бухаре), в опасные с криминальной точки зрения районы города и т.д.

Согласно определению, Ситуация имеет не только пространственную, но и

временнýю составляющую, с которой в МКК может быть связана темпоральная

(временнáя) дезориентация – вспомним описанное выше происшествие с

советскими военнослужащими в Афганистане. Менее трагическими примерами

этого же типа очуждения являются попытки иностранцев найти в воскресенье

работающий супермаркет в Германии, воспользоваться общественным

транспортом (скажем, метро) после часа ночи в Москве или Париже и т.д.

Очуждение в корреляции Ситуациях – Ситуацияу может носить и

когнитивный характер. Это происходит, в частности, в случае дистантной МКК,

когда Ситуациях (т.е. Ситуация производства Текста) неизвестна или малоизвестна

реципиентаму. Примечательно, что очуждение может охватывать не только

вербальные тексты, но и “тексты” в широком смысле, например, музыкальные

произведения. Известный российский дирижер Г. Рождественский рассказал о

следующем случае, который произошел с ним, когда он репетировал Четвертую

симфонию Шостаковича в Кливленде (США):

177

Page 178: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“В конце второй части этого сочинения есть кода, которую исполняют ударные.

Когда мы подошли к этому месту, американские музыканты начали смеяться. Я

спрашиваю: ‘В чем дело?’ Отвечают: ‘А как же, тут лошадки скачут’. Я им говорю:

‘Ну, допустим, лошадки. А если я вам предложу другую интерпретацию этого

места? Если я слышу здесь перестук между тюремными камерами, поиск первого

контакта одного заключенного с другим?’ Молчание. Полное недоумение. Потом

один господин нашелся: ‘А зачем же стучать по трубам, когда в камеру можно

позвонить по телефону?’” (Московские Новости, 23/1998, С. 22).

Как видим, из-за незнания Ситуации, в которой было создано произведение,

произошло серьезное недопонимание: трагическое было воспринято как

комическое, иначе говоря, был достигнут прямо противоположный авторской

Интенции коммуникативный эффект.

Значительное временнóе расхождение Ситуациих и Ситуациих+1 (другими

словами, межпоколенная коммуникация) не обязательно должно означать помеху

для восприятия. Очуждение может просто приводить к новому видению

произведения, насыщению его новыми смыслами, производить иной, чем в

прошлом, коммуникативный эффект. Эта особенность межпоколенной

коммуникации, в общем, давно известна в литературоведении, по крайней мере,

как эмпирический факт, ср. замечание Р. Пихта по поводу повести немецкого

писателя конца прошлого века Т. Фонтане “Фрау Женни Трайбель”:

“Понятийная система Фонтане, динамика развития его литературных персонажей

воспринимаются и оцениваются пережившими тотальное крушение германского

рейха совершенно по-иному, чем они, вероятно, виделись сквозь призму авторской

иронии в начале пагубного развития, во всей ясности понимаемого автором, но

остававшегося пока еще открытым. Такие понятия, как ‘прогресс’, ‘консерватизм’

и ‘Пруссия’ имеют сегодня другое звучание, в котором отразились история

последних ста лет и крушение германского рейха. (...) Кроме того, следовало бы

спросить себя, не читаем ли мы вообще романы Фонтане, исходя из нашего

нынешнего видения действительности, приуменьшая их остроту и ностальгически

приукрашивая...” (PICHT 1980a: 283-284).

178

Page 179: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Возвращаясь к рассказанному Г. Рождественским эпизоду, можно отметить,

что последняя реплика американского музыканта является показательной для еще

одной проблемы, возникающей в связи с очуждением в корреляции Ситуациях –

Ситуацияу, а именно, проблемы культурно-специфических реакций на идентичную

ситуацию. Дело в том, что Ситуация как сиюминутный срез “поля деятельности”

часто требует изменения ее конфигурации (проблемная ситуация), т.е.

определенной реакции или действия (макродействия). Практика МКК представляет

немало примеров того, как одна и та же проблемная ситуация вызывает

совершенно разные реакции у носителей различных культур. Описанное Г.

Рождественским недоразумение можно, например, проинтерпретировать как

ситуацию “Желание вступить в контакт с другими заключенными” и две

культурно-специфические реакции на нее.

Можно привести целый ряд примеров очуждения этого рода. Относительно

часто их можно встретить в текстах вторичной МКК – ср. полу-юмористические

заметки одного бразильца по поводу культурно-специфического (в Германии и

Бразилии) восприятия ситуации “После землетрясения”:

“Год назад тряхнуло не где-нибудь, а в самом Бонне, я совершенно точно это

помню, землетрясение разбудило и меня. На следующее утро я еду по пустынному

автобану в Гамбург и слежу по радио за взволнованным обсуждением стихийного

бедствия. ‘Господин Мюллер, скажите, насколько сейсмоустойчивы в

действительности наши здания?’ – озабоченно спрашивает репортер. Пресс-атташе

министерства жилищного строительства земли Северный Рейн-Вестфалия

возбужденно лает в микрофон: ‘Разрешите вначале пожелать Вам и

радиослушателям доброго утра. Сразу же хочу сказать, что мы с нашей стороны

постараемся сделать все, чтобы быстрее оказать помощь потерпевшим...’ Десяток

экспертов несколько минут серьезно, очень серьезно распространяются обо всех

аспектах землетрясения. В воздухе витает прежде всего вопрос: ‘Что нужно

сделать, чтобы получить возмещение ущерба? Кто заплатит за хрустальную вазу,

которая упала с полки?’ Собственно, ничего страшного не произошло, разве что

разрушилось несколько крыш и немного тряхнуло дома и виллы. В Германии это

все очень скоро выливается в миллионный ущерб – и, что самое обидное, никто не

179

Page 180: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

собирается возмещать его. Удары судьбы не могут приниматься просто как

таковые – и действительно, как же можно такое допустить? В Бразилии же люди

устроили бы сначала празднество по поводу того, что живыми и невредимыми

выбрались из этой передряги1” (Gordeler C., “Die Zeit”, 30.04.93, S. 63).

Приведенная цитата отражает реакцию на определенную ситуацию, но иногда

целесообразнее вести речь о культурно-специфическом преодолении создавшейся

проблемной ситуации, которое достаточно часто проявляется в межкультурной

деятельности. Иллюстрацией тому может послужить следующий инцидент,

имевший место в Таиланде и описанный Й. Тидеманном:

“Когда одно таиландское учреждение потребовало от всех иностранных (и только

иностранных) сотрудников пройти тест на СПИД, последние почувствовали себя

жертвами дискриминации и решили обратиться с протестом к общественности. У

коллег-тайцев эта форма сопротивления вызвала скорее недоумение.

Благожелательно настроенные коллеги посоветовали иностранцам не поднимать

шума, а пойти к какому-либо врачу, попросить его выдать справку о состоянии

здоровья – без теста – и сделать ему скромный подарок” (TIEDEMANN 1991: 140).

Этот пример интересен тем, что иллюстрирует не только ситуативное (или

конативно-ситуативное) очуждение, но и очуждение в корреляции Коммуникантх –

Коммуниканту (дискриминация представляет собой не что иное, как девальвацию

личности), а также отражает архетипическое отношение “аюридизма” (отсутствие

должного уважения к закону и другим формализованным нормам).

2.3.5. Очуждение в корреляции Темах – Темау

Хотя термин “тема” и является общеупотребительным, даже в лингвистике

текста не существует какой-либо единой или всеми признанной его дефиниции.

Можно встретить несколько интерпретаций этого термина: в частности, “тема”

может трактоваться как отнесение к предмету, фокус, затрагиваемый объект,

объект референции, постановка проблемы, а также информационное ядро

(LÖTSCHER 1987: 90). В соответствии с принятым в данной работе взглядом на

коммуникацию как на разновидность деятельности, наиболее подходящим

1 Выделено нами – П.Д.

180

Page 181: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

представляется понимание “темы” как предмета коммуникации, который как бы

“обрабатывается” в ее процессе.

Тема занимает центральное место не только в ансамбле коммуникативных

факторов, но и в системе самой культуры. В свое время Н. Луманн предложил даже

редукционистско-супракатегориальную трактовку культуры как запаса

коммуникативно репродуцируемых тем1 (цит. по: (MINTZEL 1993: 195)), но такой

подход может быть оправданным, вероятно, лишь в рамках дискурсивно-

социологических конструктов.

В корреляции Темах – Темау очуждение отмечается достаточно часто.

Наименьшим оно, вероятно, является в случае тем, которые особенно охотно

затрагиваются в прямой непосредственной МКК (популярные в МКК темы2).

Таковыми являются, например, интернационально известные факты из истории,

искусства, спорта и т.п. страны инокультурного коммуниканта. Выбор подобных

тем объясняется, вероятно, стремлением установить позитивные человеческие

взаимоотношения с партнером по общению. Сегменты коммуникации, служащие

этой цели, и предваряющие обсуждение собственно Темы коммуникации, обычно

называются фатической коммуникацией или, по-английски, small talk.

Наряду с только что упомянутыми “межкультурно-фатическими” темами,

можно выделить культурно-специфические фатические темы, способные

приводить к более заметному очуждению – так, например, финнам часто

приписывается, что они плохо умеют вести small talk, или что он даже вообще

отсутствует в финской культуре (TIITTULA 1995: 307). Приближение к

непосредственной теме разговора также способно иметь культурно-специфическую

окраску. Неоднократно отмечалось, что азиаты и представители некоторых

африканских культур склонны брать гораздо больший “разбег” перед обсуждением

основной темы, чем европейцы, причем последним эта практика зачастую кажется

бессмысленной тратой времени (SCOLLON, SCOLLON 1995: 79; MALETZKE

1996: 107).

1 Luhmann N. Gesellschaftsstruktur und Semantik. Studien zur Wissenssoziologie der modernen Gesellschaft. Frankfurt a.M., 1981.

2 Их можно было бы обозначить также термином “дежурные темы”.

181

Page 182: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Кроме того, существует немало довольно тонких различий в представлении

темы, ее развитии и развертывании, ср. описание японских привычек в этом

отношении, которые приводит А. Моосмюллер:

“(Японский – П.Д.) Говорящий не только сохраняет дистанцию по отношению к

теме, но даже как бы отказывается от выражения собственной точки зрения,

представляя ее как врéменную, потому что не хочет давать указаний аудитории

относительно того, каким образом должно интерпретироваться высказывание.

Личность говорящего не является носителем мнения, как в Германии, а отступает

на задний план темы, которая должна ‘говорить сама за себя’. Напротив, в

немецком (западном) стиле общения тема не может говорить сама за себя, она

представляет собой чистое сырье, которое сначала должно быть оформлено и лишь

благодаря этому подготовлено для обсуждения. Структурирование темы (путем

вариации и компиляции данных, а также способом их представления) создает

необходимые условия для понимания сообщения” (MOOSMÜLLER 1995: 200).

Таким образом, выделяются два типа стратегий при развитии темы:

1. дать ей как бы самой говорить за себя, и

2. формировать тему, “обрабатывать” ее (вспомним наше определение Темы

как “предмета” коммуникативной деятельности).

Выше уже упоминалось наличие популярных (дежурных) в МКК тем.

Существуют, однако, и внутрикультурно-популярные темы, часть из которых

носит специфический характер. Как и в случае некоторых других факторов

коммуникации, здесь также возможно разграничение макро- и медиоуровней. К

макротемам (топосам) допустимо отнести, в частности, темы, которые особенно

часто и охотно затрагиваются в публицистике, искусстве, быту и т.д. Для

немецкоязычных стран примером подобных тем (топосов) может послужить лес,

ср.:

“‘Ни в одной другой современной стране мира не сохранилось такого живого

чувства леса’ – сказал в 1960 году Э. Канетти. Кажется, что лес шумит в головах

немцев как-то по-особому: неустанно описываемый в литературном творчестве,

воспеваемый в песнях, запечатлеваемый в картинах немецкий лес уже давно живет

своей собственной, автономной жизнью, которая придает представлениям о

182

Page 183: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Waldeslust (лесное наслаждение), Waldesruh (лесное спокойствие), Waldeinsamkeit

(лесное одиночество), топосу о лесе как ‘зеленом соборе’, а также новому понятию

Waldsterben (умирание леса) особо аффективный резонанс и значимость...” (MOG,

ALTHAUS 1993: 50).

Коммуникативно значимое очуждение в МКК чаще вызывается все же темами

медиоуровня. Ранее уже отмечалось, что американцы не любят говорить на

связанные с внешней политикой темы, (“эффект государственного секретаря”) в

отличие, например, от немцев (MARKOWSKY, THOMAS 1995: 51). Утверждается

также, что жители США вообще не склонны обсуждать серьезные, направленные

на “поиск истины” темы ((KOTTHOFF 1991: 327), со ссылкой на Х. Бернса).

Даже такая, на первый взгляд, культурно “прозрачная” тема, как работа

обладает немалым потенциалом очуждения, который в недавние времена

проявлялся, в частности, в супракультурном сопоставлении “реально-

социалистические” страны Запад, ср. наблюдения по этому поводу, сделанные

И. Бёме в ГДР и ФРГ:

“На Востоке постоянно говорят о работе, она является излюбленной темой и

постоянным поводом для брюзжания. (...) Для немца из ФРГ работа является чем-

то, что делается быстро, ловко и умело. Работа – это источник успеха и денег, а не

тема разговора для приятного времяпрепровождения. В лучшем случае, задним

числом можно упомянуть о выгодном гешефте, удачной сделке. Если возникли

трудности на службе, о них признаются разве что спутнику жизни. (...) ... западный

человек запрограммирован на успех, он должен непрерывно казаться сильным и

жестким, скрывать свои слабые места” (BÖHME 1983: 15-16)1.

Причина столь различного подхода к теме “работа” в обеих культурах,

вероятно, состояла в том, что в административно-командной системе успехи или

1 Ср. также мнение Б. Нусса по этому поводу: “Немец едва ли будет жаловаться на то, что у него слишком много работы. Напротив, его энергия находит здесь сферу своего приложения и может исчерпать себя, а сам он использует работу в качестве возможности растратить силы и доказать свои ловкость и умелость. ‘Я смертельно устал’, ‘Я пашу как лошадь’, ‘Я задыхаюсь от работы’ – формулировки такого рода редко можно услышать из уст немца. Если бы кто-нибудь употребил их в разговоре с друзьями, коллегами или знакомыми, он наверняка натолкнулся бы на удивление, непонимание или даже неодобрение, так как человек, который не в состоянии справиться со своей работой и так ее организовать, чтобы она сохраняла для него человеческие и тем самым приемлемые рамки, может быть лишь ‘плохим’ сотрудником или ‘неспособным’ руководителем” (NUSS 1993: 75).

183

Page 184: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

неуспехи в труде зависели главным образом от внешних условий, и мало что могли

сказать о действительных способностях и умениях индивида.

Здесь мы затрагиваем такой частный фактор коммуникации (обычно

оставляемый без внимания), как доступность (открытость). М. Аргайл

определяет эту категорию как “... меру, в какой человек готов рассказать о себе

другим” (ARGYLE 1972: 353), т.е. она образуется как бы на стыке факторов

Коммуникант и Тема. Согласно М. Аргайлу, к наименее “доступным” относятся

темы сексуальной жизни и тела, собственной личности и эмоций (там же). Первые

две из перечисленных областей традиционно описываются в терминах “табу”, их

культурная обусловленность достаточно очевидна и относительно хорошо изучена

(см. ниже). Что же касается собственной личности и эмоций, то вполне возможно,

что ученый, не принадлежащий к британско-американскому культурному ареалу,

как М. Аргайл, вряд ли стал бы причислять эти темы к “менее доступным”.

Германия в этом отношении занимает промежуточное положение, так как

“доступность” коммуникантов зависит здесь от Ситуации общения (формальной

или неформальной), ср.:

“В частном общении немцы склонны быть максимально открытыми и проникать в

самые глубинные пласты личности партнера – т.е. делать как раз то, что избегается

в британско-американском стиле общения и допускается только между очень

близкими партнерами. При публичном обмене мнениями, однако, немцы тяготеют

к формальному, обезличенному поведению, в то время как британско-

американский стиль общения остается неформальным и личным. Когда немецкая

предметная дискуссия ведется на публике, эмоций стараются избегать, но она

сильно заряжена эмоциями, когда имеет место в личном общении”

(MOOSMÜLLER 1995: 201-202).

Существуют, правда, указания на то, что немцы с трудом “открываются” и в

неформальных ситуациях, ср. следующее признание Х.Й. Мааца:

“Вплоть до своего 25-го года жизни я не смог открыться, довериться кому-либо и

тем самым также лучше понять себя” (MAAZ 1990: 235).

184

Page 185: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Есть также наблюдения, что вполне естественное желание раскрыться

немцами часто искусственно сдерживается, возникает некий душевный застой, и

требуется импульс извне, чтобы оно могло реализоваться, ср.:

(Ситуация “В немецкой пивной” – П.Д.) “Люди хотят говорить, но без помощи

алкоголя едва ли способны на это. Какая-то навязчивая внутренняя сила заставляет

людей сидеть в одиночестве часами; тоскуя по общению, они смотрят,

уставившись перед собой. Стоит же обратиться к ним с каким-либо словом, как их

сразу же невозможно удержать, они начинают болтать так, что нет никакого

спасения” (Веларде Х., философ из Боливии, “Die Zeit”, 7.02.1997, S. 75).

Советская культура была во многих отношениях (идет ли речь о семейных

делах, здоровье, делах на работе, эмоциональном состоянии и т.д.) чрезвычайно

“открытой”, ср. одно из “очуждающих” впечатлений уже цитировавшейся Л.

Фишер-Руге:

“По пути домой я размышляла о Тане и о нашем совместном вечере. Мы были

вместе всего несколько часов, но у меня было ощущение, что мы знаем друг друга

уже долго. Самое важное было не беседа, а впечатление, которое на меня

произвела Таня. Ее открытость, ее теплота и ее искренность пробили мою

сдержанность, и я вдруг стала говорить с ней о своих чувствах и мыслях, которыми

я до сих пор ни с кем не делилась”1.

Процесс “излияния души” практически неизвестному партнеру по

коммуникации особенно часто встречается в бывшем СССР при длительных

железнодорожных поездках (пересечение с фактором Ситуация), что, видимо,

стимулируется относительной анонимностью участников общения, которые,

однажды случайно встретившись, вскоре расстанутся навсегда.

Еще одной стимулирующей “доступность” Ситуацией может быть признана

знаменитая в свое время в интеллигентских кругах Советского Союза ситуация

“кухонного разговора”, когда за бокалом вина, рюмкой водки или чашкой чая люди

засиживались далеко за полночь и обсуждали всевозможные темы из внешней или

внутренней политики, новинки литературы и искусства, экзистенциальные

проблемы человеческого бытия и т.д.

1 Fisher-Ruge L. Alltag in Moskau. - 1987, S. 36.

185

Page 186: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Пожалуй, наименее “доступные” темы можно встретить среди табу. Табу

являются “одним из наиболее ярких понятий этнологии” (А. Шмидт, цит. по:

(SCHRÖDER 1995: 17)), где эта категория обозначает, главным образом, запреты

выполнять те или иные действия, а именно:

1. проникать в определенные места (местности);

2. касаться определенных лиц, частей тела, предметов;

3. есть определенных животных;

4. называть определенные сущности прямым именем;

5. обсуждать определенные темы.

В данном разделе нас будет интересовать преимущественно последняя из

приведенных групп табу. В немецкоязычной литературе по теории МКК изучение

табу связано прежде всего с именем Х. Шредера (SCHRÖDER 1995; 1997). Среди

обучающихся в Европейском университете Виадрина (Франкфурт-на-Одере)

иностранных студентов им был проведен опрос относительно бытующих в их

родных странах (в основном, в Польше) табу. Согласно его данным, информантами

чаще всего назывались следующие табуированные области (в порядке убывания):

сексуальность

деньги и доходы

собственная история и прошлое

смерть, болезнь и инвалидность

инцест

телесные звуки

СПИД

критика религии и церкви (SCHRÖDER 1995: 26).

Здесь необходимо заметить, что “инцест”, пожалуй, следовало было бы

отнести также к сексуальности, СПИД – к болезням, а последнюю тематическую

область назвать просто “религия и церковь”. Эта область, кстати, носит культурно-

специфический характер, так как характерна в первую очередь для Польши (может

быть, и некоторых других стран с сильным влиянием католицизма).

Что же касается “собственной истории и прошлого”, то точнее было бы

сказать, что табуированию подвергаются лишь определенные лица, события и

186

Page 187: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

исторические периоды, которые, как правило, связаны с негативными,

угрожающими национальному автостереотипу воспоминаниями – для Германии

таковыми можно считать годы нацизма и в особенности “холокост” (массовое

уничтожение евреев). В то время в Германии были дискредитированы даже такие

позитивно коннотированные в подавляющем большинстве культур понятия, как

“нация” или “отечество”, ср. следующее свидетельство немецкого журналиста:

“Казалось, Федеративная республика не является ни нацией, ни отечеством, так как

оба понятия были изгнаны в зону табу, которую никто не отваживался затронуть”

(Willmann C., “Deutsche Tribüne”, 23.10.1990, S. 16).

В Советском Союзе до перестройки существовал целый ряд т.н. “белых пятен

истории” (жестокости большевиков и Красной Армии, массовый голод во время

коллективизации, сталинские репрессии и т.д.), заполнение которых составляло

одну из важнейших задач политики “гласности”.

Для стран с “реально-социалистическим” строем была вообще характерна

повышенная степень табуизации. Ей подвергались даже такие события и факты,

которые никак не зависели от режима, включая природные катаклизмы и

катастрофы (например, Ашхабадское землетрясение 1948 г.), что, очевидно, было

связано с утопическими основами государственного строя.

Область же “деньги и финансы” в Советском Союзе (как и в большинстве

других социалистических стран) табуированной не являлась – по крайней мере, в

отношении зарплаты, ср. наблюдения Х. Коттхофф:

“Оклад не относится в СНГ и других бывших советских республиках, как,

например, Грузии, к закрытым темам. (...) Собственно, при постановке этого

вопроса речь идет вообще не о получении информации, а о поводе для совместной

ругани в адрес правительства, начальства, номенклатуры, на всю несправедливость

в этом мире” (KOTTHOFF 1993: 488-489).

Указанную особенность можно объяснить тем, что в старой экономической

системе зарплата и оклады регулировались административно и единообразно, не

особенно отличаясь друг от друга по величине – иначе говоря, зарплата была в

состоянии мало что сказать о “ценности” того или иного работника. Это положение

187

Page 188: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

вещей, однако, меняется на глазах по мере вступления в рыночные экономические

отношения.

Утверждение Х. Коттхофф о том, что в случае подобных вопросов “... речь

идет вообще не о получении информации”, является недвусмысленным

индикатором фатического характера коммуникации. Мы наблюдаем здесь, таким

образом, интересный с точки зрения МКК феномен: одна и та же тема может быть

в культуре Х фатической (т.е. служить установлению гармоничных

взаимоотношений между партнерами), а в культуре У, напротив, быть закрытой,

избегаться; затрагивая ее, можно как раз поставить под угрозу эти

взаимоотношения. Существует немало примеров недоразумений подобной

природы: неоднократно наблюдалось, в частности, что вьетнамцы, китайцы,

представители некоторых республик СНГ нередко приводят в замешательство

европейских собеседников вопросами типа “Вы замужем?”, “Есть ли у Вас дети?”,

“Почему нет?”, “Сколько Вам лет?” и т.д. При этом в исходных культурах такие

вопросы имеют функцию small talk, т.е. контакто-установливающей, вводной фазы

общения (GÜNTHNER 1991: 305-306; KOTTHOFF 1993: 488-489).

Рассмотренными случаями список потенциально табуированных тем, разумеется,

не исчерпывается. В Португалии, например, по свидетельству В. Радасевски,

следует быть весьма осторожным, затрагивая тему взаимоотношений с Испанией:

“Будучи иностранцем, следует быть внимательным, чтобы не задеть действительно

больное место тихих португальцев: португальский язык – это не шепелявый

испанский! ... Португальцев трудно обидеть: среди немногих вещей, способных это

сделать – неосторожно проведенные параллели с Испанией” (цит. по:

(ROSENTHAL 1994: 102)).

Щекотливость тематики этого толка обусловлена тем, что она задевает

идентичность партнера.

В Испании, в свою очередь, туристические агентства рекомендуют избегать за

одним столом с испанцами таких тем, как гражданская война, период правления

Франко, коррида и личная жизнь (“Версия”, 19/2002, С. 9).

К более или менее табуированным темам в большинстве культур

принадлежит внешность собеседника. Одно из немногих исключений, по данным

188

Page 189: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

известного российско-корейского писателя Ю. Кима, составляет Южная Корея:

когда он посетил со своей русской женой и сыном эту страну, совершенно

незнакомые люди на улице, на рынке, в автобусе и т.д. часто открыто выражали

свое восхищение европейской “красотой” последних1.

Очуждение в корреляции Темах – Темау носит, как правило, прагматический

характер2 и в случае табуированных тем может быть охарактеризовано как очень

интенсивное, потому что нарушение табу большей частью связано с такими

негативными эмоциями, как смущение, растерянность, неловкость и т.п. При этом

возникает проблема, которую подметил Х. Шрёдер: табу представляют собой

латентные (скрытые) феномены культуры,

“... нарушение которых иностранцем часто даже не воспринимается: чувства стыда

и страха вообще не возникает, что, со своей стороны, может привести к еще

большему замешательству у партнера по коммуникации” (SCHRÖDER 1995: 23-

24).

Эта проблема может быть относительно легко решена путем привлечения

введенной выше категории ложного освоения, т.е. попыток деятельности в чуждом

окружении в соответствии с собственными образцами и стереотипами. Таким

образом, сдвиг в корреляции Темах – Темау может быть охарактеризован как

двусторонний процесс: очуждение, с одной стороны, и ложное освоение – с другой.

* *

*

На этом месте мы прервем рассмотрение очуждения в рамках отдельных

коммуникативных факторов. Прежде чем перейти к изучению сдвигов в областях

Кодх – Коду, Тезаурусх – Тезаурусу и Текстх – Тексту, представляется

целесообразным обсудить вопрос о базовой исследовательской единице теории

МКК.

1 Ким Ю. Письма из Южной Кореи // Дружба народов. – № 1. – 1994. – С. 188-189.2 Впрочем, когнитивное очуждение также возможно – ср. довольно часто наблюдаемую в

спектативной МКК ситуацию, когда инокультурный реципиент вообще не может понять, о чем идет речь.

189

Page 190: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Выводы по главе 2:

1. Основным дифференциальным свойством МКК по отношению к обычной,

внутрикультурной коммуникации выступает контакт с “чужим” – с “чужим”

Коммуникантом, Текстом, Кодом, “чужой” Ситуацией, а также в рамках других

коммуникативных факторов.

2. “Чужое” представляет собой фундаментальную философскую категорию.

Эта категория, коррелирующая со взаимообратимым понятием “своего”, носит

комплексный характер. Составляющие ее признаки могут быть объединены в

четыре основных группы, или измерения: когнитивное, прагматическое,

конативное и эксклюзивное.

3. Коммуникативные последствия соприкосновения с чужим в МКК могут

быть обозначены как “очуждение”. Очуждение может охватывать практически все

факторы коммуникации и основываться на всех измерениях “чужого”. Наглядно

оно может быть представлено как смещение конфигурации коммуникативных

факторов относительно их нормального положения в актах внутрикультурной

коммуникации.

4. Когнитивное очуждение проявляется, прежде всего, в неполном знании о

чуждых феноменах, прагматическое – в пониженной или завышенной их оценке, а

конативное – в ограниченном деятельностном потенциале в условиях чуждого

окружения, в отсутствии навыков при использовании чужих инструментов, машин,

учреждений и т.д. Инверсивным аналогом очуждения является “ложное освоение”

– неосознанный перенос (трансфер) элементов “своего” в систему “чужого” как в

практически-деятельностном смысле, так и при пассивной (дистантной)

интерпретации чужих ситуаций, событий и т.д.

5. Учитывая, что ситуация МКК, как правило, возникает с того момента, когда

партнер по коммуникации распознается как “чужой”, особо важным является

очуждение в сфере Коммуникантх – Коммуниканту. Одну из частных проблем в

этой корреляции представляет собой проблема сигналов “чужого” (одежда, взгляд

и общее выражение лица, украшения и т.д.). Другая ключевая проблема МКК,

проявляющаяся в данной сфере – проблема этнических и иных стереотипов,

190

Page 191: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

предрассудков, образов врага и т.д., представляющих когнитивное и

прагматическое очуждение.

6. Очуждение в сферах Деятельностьх – Деятельностьу, Мотивациях –

Мотивацияу, Интенциях – Интенцияу, Ситуациях – Ситуацияу может

анализироваться на различных уровнях: на глобальном, макро-, медио- и

микроуровнях. Наиболее важными с точки зрения МКК типами очуждения в сфере

Деятельностьх – Деятельностьу являются случаи, когда Коммуникант пытается

действовать в рамках чуждого окружения согласно своим деятельностным

образцам, к примеру, выполняет действия, запретные в чуждой культуре. В сферах

Мотивациях – Мотивацияу и Интенциях – Интенцияу таковыми являются ситуации,

в которых Коммуникант не понимает цели, преследуемые партнером, или

причины, побуждающие его к достижению этих целей. Очуждение в сфере

Ситуациях – Ситуацияу проявляется, в основном, в локальной и темпоральной

дезориентации, а также в неверных реакциях на ситуации, требующие разрешения.

7. В области пересечения Темах – Темау очуждение выражается, среди прочего,

в затрагивании тем, запретных в культуре собеседника, либо неприятных для него,

а также в непривычных стратегиях приближения к теме или ее развертывания.

ГЛАВА 3. ДИСКРЕТНЫЕ КУЛЬТУРНО-СПЕЦИФИЧЕСКИЕ

СМЫСЛЫ И ДРУГИЕ СПЕЦИАЛИИ

3.1. “КУЛЬТУРНО-СПЕЦИФИЧЕСКИЙ СМЫСЛ” КАК

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЕДИНИЦА ТЕОРИИ МКК

3.1.1. Некоторые подходы к проблеме исследовательской единицы

теории МКК

Очерчивая общие основания теории МКК, мы неоднократно упоминали о том,

что всякая серьезная теория должна обладать собственным, более или менее

единым концептуально-терминологическим инструментарием (аппаратом,

понятийной системой, сеткой и т.д.). “Единый” следует понимать в том смысле,

что элементы этого инструментария, во-первых, должны покрывать бóльшую часть

предмета изучения, а во-вторых, быть согласованы друг с другом (в частности,

191

Page 192: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

выводиться из одних и тех же общих посылок). Нынешнее же состояние теории

МКК, как уже отмечалось, вряд ли соответствует этим требованиям.

Попытки как-либо систематизировать исследовательский аппарат теории

МКК можно разделить на два типа: те, в которых вообще невозможно отыскать

какую-либо основу классификации, и те, в которых определенные элементы

системности все же присутствуют.

Примером первых может послужить категоризация Р.В. Брислина и его

соавторов, включающая в себя следующие параметры:

(А) Интенсивные человеческие чувства

(1) Беспокойство, (2) Обманутые ожидания, (3) Принадлежность, (4)

Неопределенность, (5) Столкновение с чьими-либо предрассудками;

(Б) Сферы знания

(6) Труд, (7) Время и Пространство, (8) Язык, (9) Роли, (10) Важность группы и

важность индивидуума, (11) Ритуалы и суеверия, (12) Иерархии: класс и статус,

(13) Ценности;

(В) Основы культурных различий

(14) Категоризация, (15) Дифференциация, (16) Разграничение “своей” и “чужой”

группы, (17) Стили обучения, (18) Атрибуция (BRISLIN ET AL. 1988: 39-42).

Второй тип можно проиллюстрировать сразу несколькими попытками

классификации, представив их в виде следующей таблицы:

Признаки критической социальной интеракции

(ARGYLE 1982)1

Переменные для исследования

межкультурных деловых

переговоров и коммуникации

(MERK 1995: 110)

Структурные признаки культур (MALETZKE 1996:

42)

Критерии для анализа

коммуникативных процессов

(MÜLLER 2000)

1. Язык2. Неязыковые формы коммуникации3. Правила социального поведения и

1. Иерархия /распределение власти2. Отношение ко времени3. Поведение в пространстве

1. Национальный характер, базовая личность2. Восприятие3. Переживание времени4. Переживание

1. Социальные значения/лексикон2. Речевые действия/отрезки речевых действий3. Конвенции дискурсивных

1 Цит. по: (THOMAS, HAGEMANN 1996: 181).

192

Page 193: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

область межперсональных и межгрупповых отношений4. Социальные отношения5. Мотивы и мотивация6. Ценностные концепты и идеологии

(проксемика) и нонвербальная коммуникация4. Материальные аспекты/подарки5. Язык

пространства5. Мышление6. Невербальная коммуникация7. Ценностные ориентации8. Образцы поведения: обычаи, нормы, роли9. Социальные группировки и отношения

процессов4. Темы5. Прямота/ косвенность6. Регистры7. Паравербальные факторы8. Невербальные факторы9. Культурно-специфические ценности/установки10. Культурно-специфические действия и фрагменты действий

В этой таблице обращает на себя внимание то, что даже, в принципе,

аналогичные структурные элементы обобщаются под совершенно разными

названиями (интеракция – коммуникация – культура). С этим еще можно

согласиться, учитывая логические отношения включения и смежности, которые

связывают указанные категории: в МКК контактируют разные культуры, а

коммуникация представляет собой одну из форм социальной интеракции. Гораздо

труднее понять, почему были отобраны именно эти элементы, а также то, что их

объединяет.

Как явствует из вышеизложенного, определенная систематизация

категориального аппарата теории МКК достигается разграничением предметной

области “межкультурная коммуникация” и разработкой модели акта МКК.

Составляющие этой модели – коммуникативные факторы – обладают немалым

“организующим” потенциалом сами по себе, однако, не в состоянии претендовать

на роль основной исследовательской единицы теории МКК, являясь компонентами

и обычной, интракультурной коммуникации. Кроме того, уровень отдельных

коммуникативных факторов, несомненно, является слишком абстрагированным

для описания реальных особенностей МКК.

Ситуация еще более осложняется, если вспомнить о том, что предметная

область интеркультуралистики не ограничивается межкультурной коммуникацией,

193

Page 194: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

интеракцией или деятельностью, а включает в себя и такие разновидности, как

национально-культурная когниция и вторичная МКК, для которых уровень

коммуникативных факторов практически не является релевантным.

Задача, следовательно, состоит в том, чтобы отыскать такую базовую

исследовательскую единицу, которая охватывала бы все многообразие культурно-

специфических особенностей, проявляющихся в реальной МКК, и могла также

найти применение в других направлениях интеркультуралистики.

Прежде чем перейти к изложению собственной точки зрения на эту проблему,

рассмотрим некоторые подходы к ее решению, представленные в теории МКК и в

интеркультуралистике в целом.

Одной из наиболее принципиальных в этом направлении представляется

попытка Э. Оксаар, предложившей на роль базовой единицы коммуникации т.н.

культуремы1, причем, истолковывая их в основном поведенчески – как

бихевиоремы – которые, в свою очередь, могут быть “вербальными,

параязыковыми, нонвербальными и экстравербальными” и выражаться, например,

в том,

“... что некто здоровается, выражает благодарность, проявляет или не проявляет

свои эмоции, придерживается тематических табу, должен хранить молчание или

нет...” (OKSAAR 1991: 17).

Этот подход страдает обычными недостатками бихевиоризма, в частности,

трудностями при дифференциации понятий “деятельность” и “поведение”.

Неясным остается также, почему вся культура должна быть сужена до “поведения”.

Кроме того, поскольку “поведение” представляет собой процесс, при помощи этой

категории нелегко охватить такие, в принципе, статичные вещи, как знания, вера,

значение, искусство и т.д. Однако самый весомый недостаток термина

“культурема” видится в том, что он с самого начала обоснован “монистично”2, т.е.

не учитывает контрастивно-культурологическую подоплеку феномена МКК.

Бихевиористской в конечном счете оказывается и одна из наиболее

интересных концепций последнего времени – концепция т.н. культурных

1 Вероятно, по аналогии с известным лингвистическим разграничением фонема звук.2 Здесь в значении: “монокультурно”.

194

Page 195: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

стандартов, принадлежащая А. Томасу. Сам автор обобщает ее следующим

образом:

“Центральные признаки культурно-специфической системы можно определить как

‘культурные стандарты’. Под культурными стандартами понимаются все виды

восприятия, мышления, оценки и деятельности, которые большинством членов

определенной культуры для себя лично и для других рассматриваются как сами

собой разумеющиеся, типичные и обязательные. Чужое и собственное поведение1

оценивается и регулируется на основе этих культурных стандартов. Центральными

культурными стандартами следует считать те стандарты, которые проявляются в

самых разных ситуациях и регулируют широкие сферы восприятия, мышления,

оценки и деятельности и особенно значимы для управления процессами

межличностного восприятия, оценки и деятельности. Культурные стандарты

структурированы иерархически и связаны друг с другом. Они могут быть

выделены на различных уровнях абстракции – от общих ценностей до весьма

специфических обязательных норм поведения” (THOMAS 1996: 112).

О конкретном наполнении этой категории можно судить по другой работе А.

Томаса, где он (в качестве одного из соавторов) относит к культурным стандартам

регулирование межличностной дистанции, толерантность к неопределенности,

иерархическую ориентацию, тенденцию к “сохранению лица”, коллективизм

индивидуализм и ориентацию на результат (THOMAS, HAGEMANN 1996: 183).

Как видим, культурные стандарты весьма напоминают “измерения” Г. Хофстеде2.

По поводу самого термина можно сказать, что его выбор обусловлен, вероятно,

перечисленными в вышеприведенной цитате признаками “... само собой

разумеющиеся, типичные и обязательные...”. Так или иначе, понятие “стандарт”

представляется чрезмерно категоричным для явлений культуры, потому что, как

было показано ранее, вполне достаточными для этого статуса чаще всего

оказываются параметры “относительно распространенное” и “относительно

известное”. Кроме того, ориентация на центральные стандарты снижает

эвристический потенциал этого понятия с точки зрения изучения и описания

1 Выделено нами – П.Д.2 У которого, кстати, помимо ‘измерений’ существует еще и категоризация на символы, ритуалы и

ценности (HOFSTEDE 1993: 22).

195

Page 196: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

частных, конкретных проявлений культуры. Следует также отметить, что

бихевиористская основа усложняет его применение для исследования культурной

специфики текстов и языковых явлений в целом. Весьма важным недостатком

категории “культурный стандарт” является также и присущий ей, как и

“культуреме” Э. Оксаар, “монизм”.

Еще одной категорией достаточно высокого уровня абстракции, способной

претендовать на роль базовой единицы МКК, является термин культурный символ,

предложенный И.К. Швердтфегер с опорой на философскую концепцию Э.

Кассирера. Насколько можно судить по объяснениям и иллюстрациям автора, она

истолковывает эту единицу довольно широко. Так, к “культурным символам”, на ее

взгляд, относятся:

“Образы видения пространства, времени и территориальности, частной и

общественной жизни, работы и болезни, траура, вежливости, света, цвета,

извлечения научного знания, дружбы, зла, молчания и многого другого. Интересно,

однако, то, что эти культурные символы известны во всех культурах. Они

получают в каждой культуре специфическое, фиксированное значение,

передающееся в процессе социализации...” (SCHWERDTFEGER 1991: 241).

Из приведенной цитаты вытекает, что “культурные символы” представляют

собой своего рода культурные универсалии, в связи с чем эта категория плохо

подходит для контрастивно-культурологических исследований. Она вряд ли найдет

широкое применение также и потому, что понятие “символ” уже задействовано в

лингвистике и семиотике как общий термин для знака (или одной из

разновидностей знаков), что упоминает и сама И.К. Швердтфегер. В паре

культурный символ – значение просматриваются определенные эмически-

этические параллели с оппозицией культурема бихевиорема Э. Оксаар, но и в

этом случае ее понимание “значения” противоречит устоявшейся лингвистической

традиции.

Отклоняющимся от этой традиции является и употребление термина

“значение” у А. Эртельт-Фит, в сопоставительно-культурологической1 работе

которой (ERTELT-VIETH 1990) он даже играет роль основного инструмента

1 В работе сопоставляются культуры СССР и ФРГ.

196

Page 197: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

анализа. Обращает на себя внимание, однако, непоследовательное употребление

этого термина: под “значением” понимается то обычная лексическая семантика, то

интерпретация неязыковой ситуации/действия, то значение некоторого

семиотического или семиотически переосмысленного элемента (как, например,

джинсовой одежды – см. (ERTELT-VIETH 1990: 152-153)). При этом “значение” не

является у А. Эртельт-Фит единицей высшего таксономического (родового)

уровня: в этой роли у нее выступает т.н. “лакуна” (категория, о которой речь еще

будет ниже). Проблема контрастивности решается этим автором путем добавления

соответствующих атрибутов – в необходимых случаях она говорит о “немецком”

или “русском” значении.

В то же время в интеркультуралистике существует концепция, в которой

категория “значения” занимает безусловно центральное место, а именно, уже

упоминавшееся “лингвострановедение” Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова.

Напомним, что это, по сути, лингводидактическое направление, разработанное в

семидесятых-восьмидесятых годах первоначально для нужд преподавания

русского языка как иностранного, поставило перед собой задачу знакомить

обучающихся с национально-культурными особенностями страны изучаемого

языка непосредственно на занятиях по этому языку. Учитывая, что при обучении

иностранному языку оперируют в основном грамматическими структурами,

словами и выражениями (словосочетаниями, фразеологизмами и т.д.) естественной

оказалась идея “упаковать” страноведческую информацию в эти единицы (или,

точнее говоря, представить ее “упакованной” в них). Главным носителем и

источником страноведческой информации Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров

считают слово или, точнее говоря, словарное значение. Эта гипотеза потребовала

разработки специальной семасиологической теории, которую ее авторы назвали

“лингвострановедческой” (“континической”) теорией слова. Ее ядро составляет

положение о том, что слово является “вместилищем” знаний о неязыковой

действительности (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1980: 192).

Второй важный элемент этой концепции – разложение значения слова на две

составных части: лексическое понятие, с одной стороны, и лексический фон – с

другой. “Лексическое понятие” состоит из признаков (т.н. “семантических долей”),

197

Page 198: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“... обеспечивающих узнавание и именование соответствующего предмета или

явления” (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1980: 178). Например,

“... семантическими долями понятия ‘книга’ являются: 1) произведение (стало

быть, продукт человеческой деятельности, а не природное явление) 2) печати в

виде 3) бумажных листов 4) с печатным текстом (иначе получился бы альбом для

рисования) 5) в переплете” (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1983: 55).

Лексическое понятие может быть межъязыковым (как в случае понятий книга

– book – Buch) или специфически языковым – тогда мы имеем дело с т.н.

безэквивалентной лексикой (вроде совет, колхоз, большевик и т.д.), которая,

однако, встречается относительно редко1.

“Лексический фон”, в свою очередь, включает в себя, по мнению Е.М.

Верещагина и В.Г. Костомарова, все непонятийные “семантические доли”,

относящиеся к слову (и представляет собой поэтому основное “вместилище”

страноведческих знаний). В случае книги это будут, например, сведения о том,

“... как издается книга, и где ее можно купить или взять почитать, и как она

выглядит, и для чего и когда употребляется, и где хранится, и кем пишется, и кто

издал первую русскую книгу и т.д.” (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1983: 55).

При межъязыковом сопоставлении различия в лексическом фоне

коррелирующих слов устанавливаются гораздо чаще: по данным Е.М. Верещагина

и В.Г. Костомарова, т.н. “фоновая лексика” составляет примерно половину всего

словарного состава (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1983: 65).

С точки зрения поиска подходящей исследовательской единицы для

интеркультуралистики разработка “лингвострановедческой теории слова” означала

несомненный шаг вперед. Здесь, безусловно, имелась исходная величина, а именно,

“значение”, что позволило использовать обширный и глубоко проработанный

аппарат семасиологии для целей исследования и преподавания. Вопрос

контрастивности относительно легко снимался введением термина “национально-

культурная семантика”; стало возможным говорить о национально-культурной

семантике практически всех “содержательных” единиц языка – слова,

предложения, текста, что в свою очередь дало возможность охватить значительную

1 Приведенное авторами процентное соотношение для русского языка в 6-7 % (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1983: 64) представляется несколько завышенным.

198

Page 199: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

часть страноведчески маркированных (национально-культурных) феноменов (в том

числе – благодаря категории “фоновой лексики” – и феноменов частично

специфических) и т.д.

Тем не менее, лингвострановедение в целом и “лингвострановедческая теория

слова” в частности подверглась серьезной критике, которая обусловливалась

отдельными внутренними противоречиями этой концепции. Одно из таких

противоречий подметил Г. Хельбиг:

“По меньшей мере парадоксальной выглядит ситуация, когда

экстралингвистические сведения, которые следует сообщать на занятиях по

иностранному языку, как нарочно, представляются в виде лингвистических”

(HELBIG 1981: 70).

Еще более резкой критике подверг эту концепцию А.Н. Крюков, который

обнаружил в аргументации авторов прямую тавтологию типа “знания суть

хранилище знаний”1, а также ее фундаментальный недостаток – неразличение

уровней вербального и невербального сознания (КРЮКОВ 1988: 24-25). Можно

сказать, мы имеем здесь дело с “новым изданием” старого спора о соотношении

категорий значение понятие (идея), узкое понятие широкое понятие,

языковое знание энциклопедическое знание (знание о мире) и т.д.

Подробное рассмотрение этой проблематики увело бы нас слишком далеко от

темы данного раздела, но и на основе уже сказанного мы вправе сделать вывод, что

односторонняя привязка к категории значения значительно снижает эвристический

потенциал искомой исследовательской единицы в связи с рядом

субстанциональных свойств, присущих языковому Коду:

языковой Код является принципиально ограниченным по сравнению с

неограниченным многообразием мира вещей и идей;

в связи с этим Код не может не обобщать, т.е. его единицы (по крайней мере,

большая их часть) должны обозначать целые классы сущностей;

по той же причине в Код не входят имена, обозначающие индивидуальные,

уникальные объекты (= имена собственные);

1 Еще одна тавтология возникает в связи с тем, что авторы лингвострановедения включили в ее предмет и проявления чисто языковой специфики (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1983: 189), благодаря чему лингвострановедческий принцип “через иностранный язык об иностранной культуре” сводится к формуле “через иностранный язык об иностранном языке”.

199

Page 200: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

указанное первым противоречие преодолевается не только путем

генерализации (обобщения), но и т.н. “асимметрией языкового знака”, т.е.

способностью языковой формы связывать несколько значений, и наоборот,

возможностью выражения одного и того же неязыкового содержания несколькими

языковыми формами1.

Проиллюстрировать последнюю закономерность применительно к

интересующей нас тематике можно на примере лексемы перестройка. До конца 80-

х годов это было совершенно обычное слово (ни его “лексическое понятие”, ни

“лексический фон” не имели никакой страноведческой окраски), и, тем не менее, с

указанного времени оно приобрело культурно-специфические значение “реформы”

и, более того, стало ключевым словом эпохи. Схожую судьбу в бывшей ГДР

испытало слово Wende (“поворот”).

В определенном контексте национально-культурную семантику способны

получать даже местоимения, как показывает нижеследующее стихотворение Р.О.

Вимера:

Неопределенные числительные

все знали

многие знали

некоторые знали

кое-кто знал

мало кто знал

никто не знал (цит. по: (NEUNER 1988: 27)).

Как отмечает Г. Нойнер, это стихотворение – по крайней мере, для

представителей его (послевоенного) поколения – однозначно соотносится со

временем нацизма и с преступлениями, которые тогда были совершены

(преследования евреев). Возвращаясь к “лингвострановедческой теории слова”,

можно задать вопрос: в лексическом фоне какого слова из цитируемого текста

скрывается данная семантика?

Из подобных соображений автор этих строк в свое время (ДОНЕЦ 1988;

DONEC 1990) предложил дополнить контрастивно-семасиологический подход

1 Удачно сформулировал это соотношение Ф.Й. Хаусманн: “Выражения полисемичны, а смыслы полиморфны” (HAUSMANN 1993: 474).

200

Page 201: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

лингвострановедения подходом контрастивно-ономасиологическим. Суть этого

предложения сводилась к тому, что для анализа, систематизации и

лингводидактической презентации т.н. “лингвострановедческого языкового

материала” целесообразнее исходить не из категории “национально-культурное

значение”, а из категории “национально-культурного концепта (понятия)”. В

качестве ономасиологического коррелята категорий “лексическое понятие” и

“лексический фон” были предложены термины “концептуальное ядро” и

“концептуальный фон”. Сочетание ономасиологического и семасиологического

подходов позволило охватить гораздо большее количество страноведчески

маркированных языковых и речевых фактов.

С терминами “безэквивалентная лексика” и “фоновая лексика” в

лингвострановедении конкурирует понятие “реалий” (ср. (ТОМАХИН 1982)). Этот

термин был заимствован в лингвострановедение из теории перевода, где он

обладает давними традициями1, но рассматривается не как источник

страноведческих знаний, а как помеха для перевода. Основополагающей работой в

этой области на протяжении многих лет заслуженно считается книга болгарских

ученых С. Влахова и С. Флорина “Непереводимое в переводе” (ВЛАХОВ,

ФЛОРИН 1986).

Термин “реалии” интересен для нас в том отношении, что его употребление

связано с проблемой, которая возникает и при определении базовой

исследовательской единицы теории МКК: а именно, следует ли понимать под

реалиями предметы или слова, эти предметы обозначающие (ср. (ВЛАХОВ,

ФЛОРИН 1986: 15-16)). Поскольку, как было только что показано,

семасиологический или ономасиологический подходы позволяют описать

содержательную сторону “слов” либо как значение, либо как концепт (понятие),

это отношение может быть представлено в виде трехчленной оппозиции: предмет

– концепт – значение. Иначе говоря, проблема могла бы быть сформулирована

следующим образом: какой уровень – предметный, концептуальный или

семантический – следует избрать в качестве базового для искомой единицы МКК?

1 Происхождение этого термина неясно, очевидно, он восходит к “реалиеведению” начала ХХ-го века (одной из разновидностей упоминавшегося “культуроведения”), где “реалии” противопоставлялись “духу” (одной из парадигмообразующих категорий тогдашних гуманитарных наук) иностранного языка.

201

Page 202: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Преимущества и недостатки категорий “значение” или “концепт” кратко уже

затрагивались. Вполне очевидно, что предметный уровень не может стать

исходным потому, что существует огромное количество абстрактных,

обобщенных, сконструированных и других “непредметных” сущностей, которые

существуют лишь в сознании человека. Учитывая, что в коммуникации речь также

идет, в основном, о предметах, недоступных для непосредственного наблюдения,

т.е. о тех или иных продуктах концептуализации, следует признать, что

предметный уровень вряд ли является подходящим для наших целей.

Категория “реалий” является одной из самых обширных: классификация С.

Влахова и С. Флорина, например, насчитывает около 60 их разрядов (ВЛАХОВ,

ФЛОРИН 1986: 55-88). В этом отношении состязаться с ней может, пожалуй, лишь

понятие лакун в интерпретации Ю.А. Сорокина и И. Марковиной (СОРОКИН,

МАРКОВИНА 1989). Разработанная ими классификация включает более 40 типов

лакун и, что примечательно, носит в значительной степени таксономический

характер. В трактовке этих авторов “лакуна” становится своего рода

собирательным (родовым) понятием для всевозможных межкультурных,

межъязыковых, и межтекстовых расхождений, проявляющихся в МКК и при

межкультурном сопоставлении.

“Внутренняя форма” этого термина показательна в смысле трудностей,

возникающих при попытках определения исследовательской единицы МКК,

которые, в свою очередь, обусловливаются ее “биполярностью”. Дело в том, что в

основе термина лакуны лежит образ “пробела”, “дыры”, “скважины” и т.д.1, в силу

чего внимание акцентируется на отсутствующей или отличной части культурного,

языкового или текстового контраста. Парадоксальным образом наличествующее,

бытующее остается при этом в тени, что на практическом уровне анализа – в связи

с естественной инверсией противоречий – может быть, не очень бросается в глаза,

но сразу же обнаруживается при попытках теоретического обоснования.

Какой же термин можно было бы предложить в качестве коррелята “лакуны”

для уровня манифестации, данного? Принимая во внимание роль, какую в МКК

1 Схожую мотивацию имеют и англоязычные термины “holes in patterns” (Ч. Хоккет) или “gaps” (К. Хэйл), от которых отталкиваются Ю.А. Сорокин и И. Ю. Марковина (СОРОКИН, МАРКОВИНА 1989: 84-85).

202

Page 203: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

играет процесс очуждения, было бы логично связать этот коррелят с категорией

“чужого”. Подобные попытки неоднократно предпринимались в

интеркультуралистике (в частности, в теории перевода, контактной лингвистике,

герменевтике). На роль соответствующей единицы предлагался чаще всего

грецизированный термин ксенизм, который, однако, использовался не в качестве

гиперонима, а для обозначения заимствований (трансференций) из других языков

(языковых вариантов), еще не утративших своей чуждости (см., например, (JUNG

1993: 214)), а также в отношении ошибочных конструкций при речи на

иностранном языке (EHLICH 1986: 50-51). Некоторыми авторами, впрочем, он

распространяется и на явления паралингвистического характера (см. (HESS-

LÜTTICH 1990: 56)).

Термин “ксенизм” не совсем удобен из-за сложной диалектики процесов

“очуждения” и “ложного освоения” (см. ниже обзор проблематики

интерференции1), а также не менее сложного соотношения понятий “чужое” и

“иное” (“другое”), о котором речь шла выше (см. пункт (2.1.)). По этой причине

представляется, что на роль базовой лучше подходит не столь коннотированная

категория специфического, а на роль коррелята “лакуны” для уровня

манифестации, соответственно, можно предложить – с опорой на

распространенную категорию “реалий” – новый термин специалия. Эта категория

мыслится как единица максимально высокого уровня обобщения, охватывающая

все виды специфики культуры, языка и речи на этом языке (дискурса). Вместе с

“лакуной” “специалия” образует бинарную единицу контраста, охватывающую, в

свою очередь, все виды несовпадений между сопоставляемыми культурами,

языками и дискурсами. Соотношение между этими категориями можно

представить в виде формулы: контрастху = специалиях + лакунау.

Только что введенная категория “специалий” сама по себе не может

претендовать на статус основной исследовательской единицы МКК – для этого ее

содержание слишком расплывчато и гетерогенно. Ее можно использовать,

пожалуй, лишь в качестве гиперонима в кореферентных терминологических

цепочках или для теоретических построений общего плана.

1 Раздел (3.2.3)

203

Page 204: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Подводя итоги краткого обзора в этом разделе, можно сделать вывод, что

задача определения базовой единицы МКК оказалась достаточно сложной.

Пожалуй, ни одну из рассмотренных нами попыток разрешить эту задачу нельзя

расценить как вполне успешную. Это, в общем, объяснимо, учитывая, сколь

различным требованиям должна отвечать базовая единица, а именно:

быть, с одной стороны, производной от категории более высокого уровня, а с

другой – производящей основой для единиц низших уровней;

быть “культурно-совместимой” и позволять описывать как центральные, так

и периферические элементы культуры;

быть “коммуникативно-совместимой” и способной, наряду с прочим,

охватывать содержательные элементы МКК разных уровней, причем,

как неязыкового, так и языкового характера;

быть пригодной для исследования как системно-языковых, так и

дискурсивных (речевых), а также текстовых феноменов;

быть применимой на предметном, смысловом (концептуальном) и

семантическом уровнях;

подходить для анализа как самой МКК, так и смежных явлений

(межкультурной деятельности, национально-культурной когниции и т.д.).

Достаточно очевидно, что ни в интеркультуралистике, ни, вероятно, во всем

ансамбле гуманитарных наук не отыскать категории, которая бы полностью

удовлетворяла всем перечисленным требованиям. Речь может идти, таким образом,

лишь о некоем оптимальном решении этой проблемы. Попытаемся шаг за шагом

приблизиться к нему.

3.1.2. О понятии “культурно-специфического смысла”

Как было установлено ранее (см. раздел (1.2.2.)), коммуникация, в общем и

целом, может быть истолкована как обмен информацией, причем последняя

должна пониматься не в кибернетически-математическом (энтропийном) значении,

а как относительно дискретные информационные пучки, кванты содержания,

которые мы хотим назвать смыслами. В данном случае мы отвлечемся от

информации, извлекаемой из неязыковых коммуникативных факторов, и

сконцентрируемся на смыслах, представленных в факторах Тезаурус, Код и Текст.

204

Page 205: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

В первом приближении их возможно определить как отдельные более или менее

четко отграничиваемые элементы существующего в сознании человека смыслового

континуума, который является продуктом индивидуального и коллективного1

отражения мира в форме ментальных процессов дифференциации, генерализации,

сравнения, анализа, синтеза, импликации и т.д. В этой связи было бы заманчиво

избрать исходной категорией в наших поисках исследовательской единицы МКК

именно “смыслы”.

Данный выбор автоматически обусловливает менталистскую интерпретацию

искомой единицы. В известном треугольнике предмет – смысл – значение средняя

категория, таким образом, становится центральной (= исходной). Примечательно,

что решение в ее пользу принял в свое время (1928) Л. Февр, и его оценка,

вероятно, будет верной не только для “историка менталитетов”:

“Историк должен занять позицию в том месте, где пересекаются, накладываются

друг на друга, сплавляются воедино все влияния: в сознании живущего в обществе

человека2. Там он сможет охватить все действия и противодействия и измерить

результат приложения материальных и моральных сил, воздействующих на каждое

поколение” (цит. по: (BURGUIÉRE 1987: 40)).

Возвращаясь к указанным выше требованиям к единице МКК, можно

установить, что категория “смысла” отвечает многим из них:

смысл представляет собой одну из фундаментальных философских

категорий, однако легко поддается специализации и конкретизации;

смысл соотносится с категорией информации и тем самым может

привлекаться для описания процессов генерирования и модификации информации

в рамках отдельных факторов коммуникации;

существует устойчивая традиция говорить о смысле Текста – важнейшего

коммуникативного фактора (т.е. смысл = “содержание”);

отталкиваясь от смысла, нетрудно перейти к категории значения3 и охватить

таким образом как неязыковые, так и языковые аспекты МКК;

возможен также обратный путь (через ономасиологический метод);

1 В том числе и продуктом предыдущих поколений.2 Выделено автором.3 Ср. мнение М.В. Никитина о том, что значения словесных знаков суть те же понятия, лишь

связанные знаком (см. (НИКИТИН 1988: 46).

205

Page 206: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

привлечение категории смысла позволяет анализировать абстрактные,

обобщенные и т.п. понятия (в отличие, например, от “реалий”);

а также выводную (импликативную) информацию (в отличие, например, от

“концептов”),

Одно из приведенных выше требований к базовой единице МКК состояло в

том, что она должна быть “культурно-совместимой”. Вопрос о том, насколько

смысл отвечает этому требованию, заслуживает отдельного рассмотрения.

В ходе анализа различных подходов к проблеме культуры мы установили, что

значительная их часть может быть названа “менталистскими”. “Смысловая” модель

культуры, предлагаемая здесь, таким образом, явится одним из вариантов

последних. Основные положения этой трактовки культуры могут быть

сформулированы следующим образом:

Культура представляет собой систему, которая

а) генерирует разнообразные смыслы,

б) вытесняет их; вытесненные иногда

в) реактуализирует, а также

г) подвергает их переоценке;

д) заимствует смыслы в иных культурах или, напротив,

е) транслирует собственные смыслы вовне в иные культуры1.

Эти “культурно-смысловые” процессы имеют место постоянно, но особенно

заметны в периоды резких общественных перемен, как это можно было наблюдать

в бывшей ГДР во время т.н. “поворота” (“Wende”), поэтому мы проиллюстрируем

их примерами того времени:

генерирование новых смыслов: Montagsdemos, Massenexodus, Wende,

Mauerspecht, Wendehals;

вытеснение старых смыслов: SED, Stasi, EVP (einheitlicher Volkspreis), FDJ ;

переоценка старых смыслов – существует в двух формах:

1 Схожую трактовку культуры, хотя и под иным углом зрения, предложил недавно Я. Ассманн: “Все, что циркулирует в такой (социальной – П.Д.) интеракции, является закодированным и артикулированным в общем языке, общем знании и общем воспоминании культурным смыслом (содержанием) (выделено автором – П.Д.), т.е. запасом общих ценностей, ожиданий, истолкований и опыта, которые образуют ‘символический смысловой мир’ или ‘картину мира’ определенного общества” (ASSMANN 1997: 140).

206

Page 207: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

пейорации (ухудшения), которая может быть проиллюстрирована

большинством понятий старой общественно-политической системы (ср. только что

приведенные примеры вытесненных смыслов), а также

мелиорации (улучшения), одной из форм которой в ГДР (как и в

большинстве других “реально-социалистических стран” оказалась т.н.

реабилитация – ср. переоценку репрессированных деятелей политики, науки и

культуры (W. Biermann, W. Janka), отдельных произведений литературы и

искусства (“Funf Tage im Juni”, “Spur der Steine);

реактуализация старых смыслов: Thüringen, Sachsen, Berufspendler,

Grenzgänger;

заимствование из других культур (в основном ФРГ): Marktwirtschaft,

Föderalismus, Deutsche Mark, Gebrauchtwagen;

трансляция в другие культуры: wiedervereinigtes Deutschland, neue

Bundesländer, Stasi.

Как явствует из приведенных примеров, значительная часть смыслов,

циркулирующих в культуре, носит специфический характер, присуща только ей – в

этом состоит еще один центральный тезис “смысловой” модели культуры.

Впрочем, на примере последней группы видно, что часть смыслов может

терять свою специфику. С данной точки зрения культурно-специфическое

противостоит интернационально-известному, хотя, конечно, необходимо

учитывать, что даже в этом случае количество признаков, зафиксированных в

смысле и его прагматическая оценка в исходной культуре и культуре-реципиенте,

как правило, сильно разнятся.

Еще более важной оппозицией для определения “культурно-специфического”

является его противопоставление универсальному. Проблема культурных

универсалий, хотя и ставилась в интеркультуралистике и общей культурологии, не

получила там должного освещения – в отличие от проблемы языковых

универсалий, для изучения которых в языкознании возникло даже специальное

направление “лингвистики универсалий”.

“Культурно-универсальное” прежде всего необходимо отделить от

“биологически-универсального”. Г. Троммсдорфф, например, причисляет к

207

Page 208: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

последнему восприятие физических предметов, определенные когнитивные

механизмы типа аффективно- и мотивационно-управляемой селекции информации

или выявление классов, построенное на принципе сходства объектов

(TROMMSDORFF 1993: 122). Речь здесь, правда, идет, как видим, не столько о

самих смыслах, сколько о механизмах извлечения смыслов из окружающего мира,

их классификации, а также обусловленной ими эмоциональной реакции.

Кроме того, существуют попытки вычленения универсализмов на основе

культурных функций, например, регуляции

“... выращивания потомства, поиска брачных партнеров, взаимной защиты,

гарантирования генетической вариативности (запрет инцеста), собственности,

послушания, верности, групповой структуры, разделения труда, половых ролей”

(GROßMANN 1993: 61).

Эти универсализмы, в большинстве своем, охватывают поведенческие

образцы. Можно заметить, что универсальными здесь являются, собственно, лишь

функции (как родовое понятие, обозначение класса), а их конкретное “наполнение”

вполне может оказаться культурно-специфическим: это можно показать даже на

примере запрета инцеста, который часто приводится в качестве бесспорной

универсалии, однако не действует в некоторых культурах и субкультурах (ср.

династические браки). Подобным образом под сомнение можно поставить едва ли

не любые списки универсализмов – ср., например, перечисление “некоторых

повсюду действительных фактов”, приводимых М. Эрдменгером и Х.-В. Истелем и

охватывающих, в частности, числа, указания направления и времени, цвета,

семейные отношения (ERDMENGER, ISTEL 1973: 27). Практически в каждой из

этих групп имеется большое количество культурно-специфических смыслов (ср.

системы счета у т.н. бесписьменных народов, культурную (или, точнее говоря,

природно-географическую) обусловленность бытовых понятий “юг” или “север” и

т.д.)).

При уточнении категории “специфического”, далее, требуется разрешить

проблемы критериев и степени специфики. Первая из них подразумевает тот факт,

что некоторое явление культуры X может быть специфичным для культуры Y, но

не для культуры Z (относительная специфика), либо для всех возможных культур

208

Page 209: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

(абсолютная специфика). Вторая проблема проистекает из того, что то или иное

явление может быть совершенно специфичным (полная специфика) или частично

специфичным (частичная специфика). Представляется, что для нужд теории МКК

– в силу ее контрастивной ориентированности – вполне достаточным является

критерий относительной специфики. Что же касается степени специфики, то для

теории МКК могут представлять интерес как полностью, так и частично

специфические элементы культуры.

Одной из ключевых проблем при определении категории “специфическое”

является также природа специфических сущностей. Достаточно легко разграничить

культурно-специфические от природно-специфических смыслов (чернозем, кактус,

панда). Гораздо более сложным и методологически более важным является вопрос

о соотношении культурной и языковой специфики смыслов, который подробнее

рассматривается ниже.

Еще одна важная для настоящей работы оппозиция состоит в различении

дискретных (ясно отграничиваемых, предметно представимых) и недискретных

(размытых, расплывчатых, абстрактных) смыслов. Если первые можно установить

путем контрастивного сопоставления культурно-смысловых систем (например, как

пару специалия – лакуна), то в отношении вторых требуются особые, достаточно

сложные аналитические процедуры.

Одну из важных с точки зрения нашей модели “чужого” разновидностей

недискретных смыслов представляют собой прагматические смыслы (установки,

отношения, интересы1 и т.д.), которые противопоставляются смыслам

когнитивным, хотя в случае реально циркулирующих в коммуникации смыслов это

разграничение не всегда легко провести.

Релевантным в контексте настоящей работы является разграничение на

номинативно-связанные и коммуникативные (генерируемые в рамках неязыковых

коммуникативных факторов – Интенции, Мотивации, Ситуации) культурно-

специфические смыслы, которые, чаще всего, также носят недискретный характер.

1 В этом отношении интенции и мотивации, которые мы рассматривали выше, могут расцениваться как одна из самостоятельных групп прагматических смыслов.

209

Page 210: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Значение смыслов в культуре неравноценно (см. (REICHSTEIN 1985: 204-

205)), по этому признаку можно выделить культурно-релевантные (особо

значимые) и культурно-нерелевантные смыслы.

В заключение следует вспомнить об известной, до сих пор нерешенной

проблеме теории перевода и лингвострановедения – проблеме соотношения имен

собственных и реалий. “Смысловой” подход позволяет достаточно легко разрешить

ее благодаря дифференциации уникальных и серийных смыслов (целых смысловых

классов).

3.2. НЕСОВПАДЕНИЯ ПРИ КОДИРОВАНИИ СМЫСЛОВ В РАЗНЫХ

ЯЗЫКАХ И НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ СЕМИОТИЧЕСКИХ СИСТЕМАХ

Фактор Код трактуется в данном случае статически – как некоторый запас

знаков1, семиотический инструментарий и т.п., при помощи которых Отправитель

составляет Текст, а Получатель – расшифровывает его. В разных культурах

используются разные Коды, и при их сопоставлении выявляются зоны совпадений

и расхождений. Естественно предположить, что последние приводят к очуждению

в МКК, однако, учитывая сложность и многоаспектность этой проблемы (особенно

в случае естественных языков), остановимся вначале на различных вариантах таких

несовпадений и лишь затем перейдем к описанию очуждения в данной сфере.

В коммуникации используется, как известно, целый ряд различных Кодов, но

первое место в нем, вне всякого сомнения, занимает языковой Код, поэтому начнем

наше рассмотрение с межъязыковых несовпадений.

3.2.1. Несовпадения в корреляции языковой Кодх – языковой Коду

Современная лингвистика видит язык как сложную семиотическую систему,

иначе говоря, систему знаков и правил их комбинирования. Благодаря данным,

прежде всего, структурной лингвистики было установлено, что эта система имеет

многоуровневое устройство. Чаще всего выделяются следующие уровни языка:

- фонема

1 Напомним, что в настоящей работе принято узкое толкование “знака”, т.е. в данное понятие не включаются признаки, симптомы, логические выводы и иные парасемиотические феномены. Впрочем, на этот счет существуют и другие взгляды – ср. например, мнение Х. Меленка (в свою очередь, опирающегося на Р. Барта и У. Эко): “Кто-либо читает газету, ругается с домовладельцем, идет в загс, борется за защиту окружающей среды – все эти виды поведения имеют знаковый характер и могут интерпретироваться как семиотические” (MELENK 1980: 133).

210

Page 211: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

- морфема

- лексема

- предложение/высказывание

- текст.

К языковой системе (в понимании Ф. де Соссюра) могут быть отнесены лишь

первые “три с половиной” уровня, так как “высказывание” и “текст”, по мнению

многих ученых, представляют уже уровень речи, хотя исследования последних

десятилетий (в частности, в лингвистике текста) показали, что и они обнаруживают

многие системные признаки.

Считается, что носителями информации (смысла, значения, содержания)

являются единицы всех уровней, за исключением “фонемы”, основной функция

которой – не выражать, а различать смыслы. Однозначно дискретными при этом

могут быть признаны лишь единицы лексического уровня.

С точки зрения интересующего нас здесь содержательного аспекта, можно

отметить, что языковая система должна быть в состоянии облечь в языковую

форму (“оязыковить”)1 все циркулирующие в культуре смыслы и обеспечить тем

самым их потенциальное включение в общественную коммуникацию.

Многочисленные трудности при разных формах межъязыковых контактов, с

которыми сталкивался каждый, кто учил, преподавал или использовал

иностранный язык, проистекают из того, что всякий национальный язык

“оязыковляет” даже культурно-нейтральные смыслы своим собственным,

специфическим образом. В этом разделе мы ограничимся анализом как раз таких

несовпадений в “оязыковлении” смыслов.

2.2.1.1. О понятии “внутриязыковой формы” смысла

Наиболее частым оппозитивным коррелятом “содержания” в философии, как

и в других науках, выступает “форма”. В случае языкового знака “формой” обычно

считается звуковая оболочка единицы языка (реже – буквенное написание), с

которой сопрягается соответствующий смысл – не случайно эта оболочка иногда

называется формативом (ср. (SCHIPPAN 1987: 66)). К формативу, или внешней

форме языкового знака, можно причислить довольно большое количество

1 Ср. нем. глагол versprachlichen.

211

Page 212: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

фонетических явлений, а именно: фонемный состав, количество слогов, долготу

звучания, ритм, ударение, на супрасегментальном уровне – интонацию, фразовое

ударение и т.д. К вторичной внешней форме относится графемика (письмо).

Внешняя форма языковых единиц в разных языках совпадает достаточно редко –

по крайней мере, в языках неродственных.

Хотя внешняя форма знаков в большинстве своем произвольна (за

исключением т.н. “ономатопоэтических” слов), ее нельзя признать полностью

“прозрачной” для смысла. Достаточно часто она выступает “смыслообразующим”

фактором и генерирует лингво-специфические – т.е. непосредственно

обусловленные спецификой данного языка – смыслы (рифма в поэзии, образование

фразеологических единиц, игра слов, текстуализированные вербальные

ассоциации, дополнительный стилистико-прагматический эффект при

употреблении территориальных или социальных вариантов произношения и т.д.).

Влияние внешней формы может привести, таким образом, к значительным

затруднениям в МКК, особенно в межкультурной трансляции. Кроме того, уже

здесь можно наблюдать определенное очуждение. Так, многие немцы

воспринимают русские или польские слова как чересчур длинные и перегруженные

шипящими; для многих русских и поляков немецкий язык, в свою очередь,

представляется слишком резким, иногда даже “лающим” (очевидно, в связи с

наличием кратких гласных, а также более крутой нисходящей интонацией).

Внешней формой языковых знаков обусловлен и целый ряд межкультурных

недоразумений (см. ниже).

Гораздо менее заметным, чаще встречающимся и, тем самым, более важным

для изучения МКК контрастом представляются несовпадения во внутренней, или,

точнее говоря, во внутриязыковой форме смыслов. Сам термин навеян известным

понятием В. Гумбольдта внутренняя форма языка, которое, послужило, правда, не

более чем отправной точкой для рассуждений. Дело в том, что как признает,

пожалуй, самый авторитетный неогумбольдтианец Л. Вейсгербер, это понятие

было и остается крайне расплывчатым:

“Языковеды затратили бесконечно много сил, пытаясь прояснить понятие

внутренней формы, но, в сущности, безуспешно. (...) Источник затруднений

212

Page 213: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

состоит в том, что Гумбольдт вводит понятие внутренней языковой формы в

данном виде лишь в своем последнем труде1 и использует его при этом в названии

главы, не рассматривая подробно в тексте. (...) Существенно при этом, что

Гумбольдт трактует форму в старинном, еще сохранившемся в английской

духовной жизни значении ‘творящая, образующая форму’. Это дает нам ключ для

понимания того, как внутренняя форма языка соотносится с мыслями о языковом

мировидении и языке как Энергии” (WEISGERBER 1962: 16).

Наряду с энергетической ориентацией внутренней формы у Гумбольдта, В.Г.

Варина выделяет этнопсихологическую ориентацию у Штейнталя и Вундта,

этимологическую и одновременно эволюционно-психологическую трактовку

внутренней формы у Потебни, логико-философское направление у Марти и Шпета,

индивидуально-эстетическое направление у Фосслера и, наконец,

гносеологическую интерпретацию внутренней формы у Вейсгербера (ВАРИНА

1982: 23). Как видим, число различных подходов к проблеме внутренней формы

действительно велико. В большинстве из них, однако, внутренняя форма языка

трактуется как лингвофилософская проблема. Мы же, со своей стороны,

рассматриваем внутреннюю форму прежде всего под контрастивно-прикладным

углом зрения и предпочитаем говорить поэтому не о “внутренней форме” языка, а

“внутриязыковой форме” смысла2. Мы используем этот термин в значении, которое

приближается к дефиниции Й. Трира: артикуляция опыта посредством языковой

системы (цит. по: (MERTEN 1995: 148)). Примерно то же самое подразумевают

часто встречающиеся когнитивные метафоры о языковых формах как “сосудах”

(ср., например, (REHBEIN 1995: 266)) или “мехах”, в которые как бы “наливается”

экстралингвистическое содержание. Эта метафора хорошо иллюстрирует, по

крайней мере, такой признак внутриязыковой формы смысла, как “объем

смыслового сегмента”.

1 “О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества” (1830-1835).

2 Показательно, что У. Эко также говорит о “форме смысла (содержания)” (ECO 1987: 116), не используя, правда, уточнения “внутриязыковая форма”.

213

Page 214: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

3.2.1.2. Системно-языковые специалии

Как уже упоминалось выше, термин “внутренняя форма” использовался в

языкознании главным образом в выражении “внутренняя форма слова”,

применявшемся для описания феномена, который часто обозначается как

номинативная мотивация: признак именуемого предмета, непосредственно

зафиксированный в имени. Номинативная мотивация сопоставимых слов в разных

языках совпадает редко. В курсах лексикологии это явление чаше всего

иллюстрируется на примере коррелятов подснежник англ. snow drop (= снежная

капля) нем. Schneeglöckchen (= снежный колокольчик). Этот тип языкового

контраста можно передать как признак предметах признак предметау. У

“внутренней формы” слова в этом смысле есть и другие варианты – например,

наличествующая внутренняя формах отсутствующая внутренняя формау

(часто в оппозитивной паре “собственное слово” “иностранное слово”),

“мертвая” внутренняя формах “живая” внутренняя формау.

Подобно внешней форме, мотивация слова считается “прозрачной” для

смысла, однако и она при некоторых обстоятельствах способна актуализироваться

(например, в игре слов, в анекдотах, шутках, вербальных ассоциациях, метафорах и

т.д.) и нередко вызывать затруднения в МКК и при переводе.

Даже такая, в общем, случайная1 грамматическая категория, как род

существительных может стать смыслообразующей, что проявляется прежде всего в

персонификации (олицетворении). Целый ряд примеров этого рода привел в свое

время Р. Якобсон:

“Известная русская примета о том, что упавший нож предвещает появление

мужчины, а упавшая вилка – появление женщины, определяется принадлежностью

слова ‘нож’ к мужскому, а слова ‘вилка’ к женскому роду. В славянских и других

языках, где слово ‘день’ – мужского рода, а ‘ночь’ – женского, поэты описывают

день как возлюбленного ночи. Русского художника Репина удивило то, что

немецкие художники изображают грех в виде женщины; он не подумал, что слово

‘грех’ в немецком языке – женского рода (die Sünde), тогда как в русском –

мужского. Точно так же русскому ребенку, читающему немецкие сказки в

1 Если отвлечься от т.н. “естественного рода”.

214

Page 215: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

переводе, было удивительно, что ‘смерть’ – явная женщина (слово, имеющее в

русском языке женский грамматический род) – была изображена в виде старика

(нем. der Tod – мужского рода)1. Название книги стихов Бориса Пастернака,

“Сестра моя – жизнь”, вполне естественно на русском языке, где слово ‘жизнь’ –

женского рода, но это название привело в отчаяние чешского поэта Йозефа Хора,

когда он пытался перевести эти стихи, ибо на чешском языке это слово – мужского

рода (život)” (ЯКОБСОН 1986: 366-367).

Довольно много лингво-специфических смыслов возникает из-за расхождений

в грамматическом и морфемном инвентаре сопоставляемых языков. Наблюдения

вроде того, что в немецкой системе частей речи существительные играют гораздо

большую роль, чем в русской (ДЕВКИН 1990: 144), будут, вероятно,

второстепенными с точки зрения теории МКК и относятся, скорее всего, к сфере

ведения лингвистической характерологии. Контрасты нижеследующих типов,

однако, уже могут представлять для нее некоторый интерес, по крайней мере, как

источник ошибок и иных трудностей при изучении иностранного языка или его

использовании в МКК:

грамматический элементх лексический элементу:

рус.: Я написал письмо (совершенный вид глагола) нем.: Ich habe den Brief

fertig geschrieben (лексический элемент);

морфемный элементх лексический элементу:

нем.: selbstlos (суффикс) руС.: самоотверженный (лексема);

имплицитный грамматический элементх эксплицитный грамматический

элементу:

руС.: Я написал (...) письмо (отсутствие артикля) нем.: Ich habe den Brief

fertig geschrieben (артикль).

В этом же предложении находит выражение еще одна важная особенность

внутриязыковой формы смысла, а именно, различный порядок следования

элементов – носителей смыслов: (... написал...) расположено на втором месте в

предложении, а (... geschrieben...) – на последнем. Одним из наиболее уникальных

1 Схожие наблюдения сделал также А.Д. Райхштейн, заметивший, что Смерть на знаменитой гравюре А. Дюрера “Рыцарь, Смерть и Черт” изображена в виде мужчины (РАЙХШТЕЙН 1982а: 15).

215

Page 216: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

феноменов в этом отношении, безусловно, является конечное положение личной

формы глагола в немецких придаточных предложениях.

К имплицитной внутриязыковой форме смысла можно отнести и

относительную частоту (частотность) употребления сопоставимых

грамматических и лексических элементов в соответствующих языках. Эту

“специалию” можно отнести к частным проблемам дистрибуции языкового

элемента, о которой, наряду со значением и формой1, как об одном из релевантных

критериев сопоставления, говорил еще Р. Ладо, автор едва ли не первой

контрастивно-лингвистической работы (LADO 1968: 112-120). В качестве

иллюстрации можно привести довольно часто встречающееся наблюдение по

поводу того, что в русском языке модальные глаголы используются гораздо реже,

чем в немецком, а модальные смыслы выражаются либо через модальные наречия,

либо должны извлекаться из контекста, ср. примеры В.Д. Девкина:

Wer kann (will, soll) uns helfen?

(= Кто может (хочет, должен) нам

помочь?)

Кто нам поможет?

Soll (darf) ich weiterlesen?

(= Должен (могу) ли я читать?)

Продолжать читать?

Ich kann nicht schlafen.

(= Я не могу спать.)

Не спится.

К области дистрибутивной специфики можно отнести и знаменитый “снег

эскимосов”, на примере которого чаще всего иллюстрируется взаимосвязь

значимости некоторого явления для определенного лингвокультурного сообщества

и количества сопряженных с ним слов (см. например, (MERTEN 1995: 110;

MALETZKE 1996: 74; USUNIER, WALLISER 1993: 41)). В языкознании давно

известно, что ключевые понятия (темы) культуры (и природного окружения,

пожалуй, также) имеют в языке особенно много синонимов и особенно активно

вовлекаются в процессы метафорического и иного переименования и

1 Эти термины использовались им, правда, в бихевиористском значении.

216

Page 217: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

переосмысления (ср. нем. Bierernst, Biereifer, Bieridee, Bierstimme, Bierminute і т.д.).

Эта закономерность обозначается обычно как семантическая аттракция

(УЛЬМАН 1970: 266, 276-278).

Здесь мы затрагиваем проблему лексического членения (сегментации,

картирования и т.п.) смыслов – одного из центральных лингво-специфических

феноменов, состоящего в том, что одни и те же смыслы в разных языках

структурируются лексическими значениями разного “объема”. Хрестоматийным

примерами в паре русского и немецкого языка являются Hand + Arm рука, Fuß +

Bein нога, синий + голубой blau. Нередко встречается ситуация, когда в

некотором языке бóльший сегмент действительности покрывается одним

полисемичным словом, а в другом – обозначение происходит “врассыпную”, через

несколько лексем (ДЕВКИН 1990: 32-33), ср.:

arbeiten (работать по профессии )

работать geöffnet sein (быть открытым – о

магазинах и т.п.)

funktionieren (о механизмах и пр.)

В традиционной структуралистской лингвистике эта проблема известна также

как теория “лингвистической ценности”. В соответствии с этой теорией, значения

слов, образующих некоторое тематическое микрополе, взаимно обусловливают

друг друга. Явственная языковая специфика обнаруживается и в других

лексических пластах, связанных такими парадигматическими отношениями, как

синонимия (Rundfunk, Radio радио, немецкий, германский deutsch),

антонимия (Arbeitgeber – Arbeitnehmer работодатель – ?) или

гипо-/гиперонимия (Flut + Ebbe = Gezeiten прилив + отлив = ?).

Между смыслами существуют разнообразные логические взаимоотношения

(смежности, сходства и т.д.), лежащие в основе явления вторичной номинации

(метафора, метонимия, терминология, фразеология и т.д.). Ее процессы протекают

в разных языках специфически, ср.: Fingerspitzengefühl тонкое чутье, space

217

Page 218: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

shuttle космический челнок Weltraumfähre, Der Apfel fällt nicht weit vom Stamm

Яблоко от яблони недалеко падает и т.д.).

Термин “внутренняя форма слова” иногда используется и в отношении

мотивирующего признака при переносе значения/наименования (вторичная

номинация, ср., например, (ТЕЛИЯ 1986: 66)). И на этот счет имеются

характерологические наблюдения, например, о том,

“... что французские словесные образы, как правило, статично картинны, тогда как

русские скорее утилитарны и учитывают функцию и назначение” (ДЕВКИН 1990:

32);

или, что

“... у немецких слов метафорическая база, в общем, гораздо понятнее, чем у

английских соответствий” (RADDEN 1994: 85).

В области тропов существует целый ряд межъязыковых контрастов, которые

можно подразделить на несколько типов, например,

образный элементх нейтральный элементу:

нем.: Pechvogel (= птица, увязшая в смоле) руС.: неудачник;

образный элементх с образома образный элементу с образомв:

Schaf (= овца) руС.: баран (в значении “глупый человек”).

Последний пример примечателен также тем, что показывает возможность

разной семантической деривации одной той же номинации (точнее, номинации

одного и того же смысла) – овца или овечка используется в русском языке, скорее,

для обозначения невинного, робкого человека (для чего в немецком употребляется,

соответственно, уже лексема Lamm).

Схожие закономерности можно установить и в отношении других единиц

фразеологического состава. Интересно, что у некоторых из них обнаруживается

пересечение лингво- и культурно-специфического факторов: в частности, это имеет

место у отдельных идиом, имеющих в своей основе культурно-специфические

события, действия или предметы (как Мамай прошел, сирота казанская, ездить в

Тулу со своим самоваром, der Gang nach Canossa, ab nach Kassel и т.д.).

“Внутренняя форма” слова может проявляться и во вторичных номинациях

без переосмысления – например, при образовании имен собственных. Здесь

218

Page 219: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

довольно много лингво-специфических феноменов, начиная с соотношения

наличествующий элементх отсутствующий элементу (или специалиях

лакунау). Так, в культурах республик СНГ – в отличие от немецкой – вообще

отсутствует традиция называть отдельные пассажирские самолеты собственными

именами; скорые поезда у нас иногда получают свои собственные имена, но, как

правило, это или названия городов и регионов или рек; именами исторических лиц

или событий, как это бывает в Германии1, они практически никогда не называются.

Одним из наиболее уникальных явлений восточнославянской антропонимики

является категория отчества2. Она интересна, среди прочего, тем, что отчество

конкурирует с иными обращениями (товарищ, гражданин, господин),

обусловливая их меньшую, по сравнению с большинством других европейских

языков, дистрибуцию. Этот факт можно описать и как лингво-специфическое

членение тематического поля Вежливости. Отчество иногда также имеет функцию

дифференциации лиц с одной и той же фамилией (Это написал Ю.А. или Ю.С.

Сорокин?); в Германии же все больше распространяется мода добавлять для этой

цели к своей фамилии фамилию жены (мужа).

Актуализация “внутренней формы” слова происходит в большинстве своем

непроизвольно, случайно. Существуют, однако, случаи, когда она планируется

специально – например, в т.н. “говорящих именах” литературных или театральных

персонажей (Смердяков, Хлестаков, Молчалин и т.д.). Имена этого рода, как

известно, представляют собой сложную переводческую проблему.

Бóльшая часть смыслов может оцениваться в зависимости от интересов и

опыта индивидуума. В коммуникации это может происходить либо при помощи

окказиональных, контекстуально обусловленных обозначений, либо при помощи

узуальных, кодовых средств номинации (например, уже упомянутых

фразеологизмов, а также т.н. “экспрессивно-стилистических” или

“прагматических” синонимов). В этой области можно отыскать также немало

1 Ср. отрывок газетного фельетона, который вряд ли будет понятен для большинства иностранных читателей (названия поездов выделены нами – П.Д.): “Вестфальский мир жесток не менее, чем другие. Чем Валгалла, Ханна Арендт или Дипломат. Да, конечно, он оборудован карточным телефоном и имеет вагон-ресторан, где вас ожидает приветливый персонал ‘Митропы’. Но он разрывает людей. На всех больших вокзалах” (“Die Zeit”, 10.01.1997, S. 63).

2 Еще более уникальным в этом отношении, может быть, является исландский язык, где патроним выполняет функцию фамилии.

219

Page 220: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

языковых “специалий”, ср. немецкие синонимические пары Melodram – Schnulze,

Lehrer – Pauker, Meister – Kapazität: для стоящих справа слов подыскать

(однословные) русские синонимы трудно.

Тем самым мы затрагиваем важную проблему, которая с трудом поддается

описанию в русле избранного в настоящей работе смыслового (=

ономасиологического) подхода. Речь идет о феномене т.н. коннотации (см.,

например, (ГОВЕРДОВСКИЙ 1989)) или созначения. Как вытекает из “внутренней

формы” этого термина, коннотация понимается как некое добавление к основному,

главному значению, что вряд ли верно, так как, коннотация, на наш взгляд, носит

хотя и информационный, но не семиотический характер (отвлекаясь от только что

упомянутых кодифицированных экспрессивно-стилистических синонимов). Суть

коннотации хорошо определил в свое время выдающийся русский литературовед

М.М. Бахтин, не используя, правда, этого термина:

“Все слова пахнут профессией, жанром, направлением, партией, определенным

человеком, поколением, возрастом, днем и часом. Каждое слово пахнет контекстом

и контекстами, в которых оно жило своей социально напряженной жизнью...”

(БАХТИН 1975а: 106).

Нужно сказать, что, конечно, не все слова “пахнут” перечисленными вещами

– это утверждение М.М. Бахтина является, очевидно, художественной гиперболой

– однако, действительно очень и очень многие. Образ “запаха” можно

импликативно развить и далее: для того, чтобы “пахнуть”, нечто должно перед

этим вобрать в себя этот запах. В нашем случае мы вправе сказать, что слова1 как

бы “впитывают” в себя информацию о “профессии, жанре, партии, определенном

человеке2...”, в которых (которым) они использовались или используются.

Традиционными лексикологическими категориями, которыми описывается данное

“впитывание”, являются, среди прочего: языковые табу, эвфемизмы,

стигматизированная лексика, профессионализмы, жаргонизмы, модные слова,

идеологизированная лексика, авторские окказионализмы, неологизмы, историзмы.

1 Во многих случаях – в ономасиологической перспективе – то же самое можно сказать и о смыслах (понятиях, идеях и т.д.)

2 Показательными примерами последних лет с точки зрения ассоциирования отдельных слов и выражений с конкретными личностями являются “нáчать” (М. Горбачев), “однозначно” (В. Жириновский), “понимаешь” (Б. Ельцин), “совершенно понятно” (Б. Немцов).

220

Page 221: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Очень интенсивным “запахом” в этом смысле (или “афористическим фоном” в

терминологии Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова (ВЕРЕЩАГИН,

КОСТОМАРОВ 1990: 75)) обладают многие фразеологические единицы.

Афоризмы, в частности, имплицитно содержат информацию об авторе и ситуации

возникновения (“Велика Россия, а отступать некуда”), о событиях,

произошедших вследствие развития этой ситуации (“Есть такая партия!”);

цитаты могут ассоциироваться также с автором, персонажем, ситуацией

высказывания, с произведением, откуда они были заимствованы (Я Вам пишу, чего

же боле...), а рекламные слоганы – с соответствующей фирмой (Чистота – чисто

“Тайд”).

Коннотативная информация способна становиться конвенциональной,

устойчиво воспроизводимой, однако это еще не является основанием для того,

чтобы объявлять ее частью значения. Насколько коннотации этого рода относятся к

языковой и насколько – к культурной специфике, решить довольно трудно.

Имеются аргументы в пользу как одной, так и другой точек зрения.

Относительно самостоятельную проблему в этой области представляют

многочисленные субкоды: оправданно в этой связи, например, говорить о

профессиональных кодах, о кодах эпох, течений искусства и т.д. С культурно-

контрастивной точки зрения в них можно обнаружить довольно много

“специалий”. Код восточной поэзии, например, включает в себя такие

традиционные образы, как соловей, роза, луна и т.д. (АРНОЛЬД 1981: 81), которые

скорее нетипичны для современной европейской поэзии. Иностранному

реципиенту такие тексты часто кажутся, по меньшей мере, странными, ср.:

“Если индийский автор, описывая красоту женщины, сравнит ее глаза с коровьими,

а кожу со – слоновьей, то это вызовет у немецкого читателя улыбку, удивление или

недоверие...” (VERMEER 1987: 542).

Лингво-специфические различия обнаруживаются не только на уровне

парадигматических отношений, но и в синтагматике. Под синтагматической осью

языка обычно понимаются горизонтальные связи между его элементами:

ассимиляция, порядок слов, управление, сочетаемость, валентность. Каждый язык

реализует эти связи по-своему – ср. конечное положение личной формы глагола в

221

Page 222: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

большинстве немецких придаточных предложений, управление глаголов-

коррелятов sich erinnern an... вспоминать о..., словосочетания scharfer Schuss

меткий выстрел и т.д.

Разницу в порядке следования смысловых элементов можно

проиллюстрировать и на примере имен собственных, ср. обозначения учебных

заведений в немецком и русском языках (за основу было принято последнее):

Харьковский (1) национальный (2)

университет (3) имени (4) В.Н. (5)

Каразина (6)

Humboldt (6) – Universität

(3) – zu Berlin (1)

Нетрудно заметить, что в этом примере проявляется и такой признак

“внутренней формы”, как эксплицитность/имплицитность (в немецком названии

отсутствуют компоненты “имени” и “национальный”).

Перечисленными “контрастами” ряд лингво-специфических элементов

языкового кода, естественно, не исчерпывается. Полное его описание выходит за

рамки данной работы, тем более, что теория МКК не должна, на наш взгляд,

пытаться подменять собой контрастивную лингвистику, ей следует

сконцентрироваться на тех “специалиях”, которые способны затруднять течение

МКК (вызывать языковые ошибки, недоразумения, трудности при переводе). С

другой стороны, даже социокультурно ориентированные обзоры МКК не должны

ограничиваться “снегом эскимосов”, как это нередко бывает.

Кроме того, необходимо подчеркнуть, что эвристический потенциал

категории “внутренняя форма” не исчерпывается исследованием одних только

языковых феноменов: как мы видели, она может, например, с успехом применяться

и при изучении культурно-специфического аспекта деятельности.

3.2.2. Несовпадения в корреляции Дискурсх – Дискурсу

Понятие “дискурс” в гуманитарных дисциплинах имеет несколько значений.

В литературе по МКК преобладающей является его “конверсационная”

интерпретация – иными словами, под этим именем обсуждаются в основном

“разговорные” феномены: темп речи, интонация, заполнители пауз, оговорки,

речевые микроакты, паралингвистические явления и т.д.

222

Page 223: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Мы, со своей стороны, предпочитаем более широкое толкование этой

категории, близкое к “речи” (parole) Ф. де Соссюра или “перформанции”

(performance) Н. Хомского. “Дискурс”, таким образом, противопоставляется

“системе языке” или “языковой компетенции”, а “дискурсивно-специфические”

явления (а также коррелирующие с ними смыслы), соответственно, – явлениям

лингво-специфическим.

Палитра дискурсивных “специалий” чрезвычайно разнообразна – начиная от

глобальных различий типа “разговорчивости”/“молчаливости” культур (LÉVI-

STRAUSS 1967: 80-81) или предпочтений, отдаваемых в данной культуре устному

или письменному модусу коммуникации (ср.: (TIITTULA 1995: 296)), и кончая

темпом речи или высотой тона при произнесении того или иного речевого

сегмента. Вся область дискурсивно-специфических явлений первоначально может

быть разделена на группу узуальных, группу макродискурсивных и группу

паралингвистических “специалий”.

3.2.2.1. Узуальные специалии

Категория “системы” в языкознании противопоставляется не только “речи”,

но иногда помещается и в рамки трехчленной оппозиции языковая система –

языковая норма – речевой узус, разработка которой связана, прежде всего, с именем

Э. Косериу. В интеркультуралистику понятие “узуса” первыми ввели, очевидно,

Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров. Отталкиваясь от характера ошибок (что

вообще типично для контрастивно ориентированных исследований), к которым

приводит нарушение правил “системы”, “нормы” и “узуса”, они

проиллюстрировали различия между членами данной оппозиции нижеследующими

тремя формулами. В случае нарушений языковой системы формула гласит: Так

сказать нельзя, в случае нарушений языковой нормы: Так сказать можно, но так

не говорят, и в случае нарушений речевого узуса: Так сказать можно, но в других

условиях общения (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1973: 93).

Вероятно, под влиянием концепции лингвострановедения эта триада была

включена и в “метадискурс” других ответвлений языковой компаративистики. У

В.Г. Гака, представляющего ее структурно-типологическое направление,

появляется оригинальный дистинктивный признак искажение смысла: по мнению

223

Page 224: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

этого автора, системные ошибки могут приводить к искажению смысла

высказывания, а нормативные и узуальные – лишь к возникновению эффекта его

“неправильности” (ГАК 1989: 21-22). Он также привязывает “узус” к

определенным контекстам и ситуациям использования:

“Над обычной грамматикой, описывающей структуру и норму языка, как бы

надстраивается грамматика второго рода, показывающая, какие из возможных

форм предпочитает использовать в данных случаях человек, говорящий аутентично

на данном языке. Совокупность закономерностей такого рода, отбора среди

синонимических средств выражения, языковых ‘привычек’ составляет норму речи,

или узус1” (ГАК 1989: 22).

Л.К. Латышев дискутирует соотношение система – норма – узус с позиций

переводоведения. Он выделяет еще один важный признак языковой системы, а

именно, способность последней производить гораздо больше языковых

образований, чем их существует в реальности. “Норма” и “узус” описываются этим

автором как своего рода фильтры:

“Если языковая норма отсеивает правильное от абсолютно неправильного, такого,

что всегда, во всех ситуациях общения недопустимо с точки зрения грамотной

части языкового коллектива, то узус среди правильного, ‘пропущенного’ языковой

нормой отделяет то, что уместно2 в данной ситуации общения, от того, что

неуместно” (ЛАТЫШЕВ 1988: 83).

Примечательно, что он говорит не только о ситуативной “уместности” (как

уместно в говорить в данной ситуации), но и о “уместности” тематической

(насколько уместно говорить на данную тему: о погоде, здоровье; спрашивать,

который час и т.д. (ЛАТЫШЕВ 1988: 83)).

Среди иллюстраций, которые приводят цитировавшиеся авторы для

прояснения понятия “нормы”, обращает на себя внимание довольно значительное

количество примеров лингво-специфической сочетаемости (ВЕРЕЩАГИН,

КОСТОМАРОВ 1973: 94; ГАК 1989: 21-22) типа scharfes Messer острый нож,

scharfer Senf острая горчица, но: scharfer Schuß точный выстрел. Это

объясняется, очевидно, тем, что языковая система интуитивно воспринимается как

1 Выделено автором.2 Выделено автором.

224

Page 225: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

инвентарь изолированных знаков в их прямых и первичных значениях, а также

способов их варьирования (спряжение, склонение, деривация и т.д.) – в отличие от

комбинаторики3 и семантической экспансии знаков.

Противопоставление система норма представляет больший интерес под

углом зрения внутри-, или моноязыковой, проблематики (соотношение между

литературным языком и фонетическими, грамматическими, лексическими

регионализмами, диалектизмами и профессионализмами, проблема изменения

нормы и т.д.), а с контрастивной точки зрения (включая теорию МКК), имеет

меньшее значение. В этой связи мы вправе рассматривать норму как часть

языковой системы, а связанные с ней межъязыковые контрасты – как лингво-

специфические.

Сложнее обстоит дело со статусом узуса. Так, Е.М. Верещагин и В.Г.

Костомаров рассматривают его как проблему страноведческого аспекта

преподавания, для изучения которой чисто лингвистических приемов недостаточно

(ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1973: 94); Л.К. Латышев полагает, что узус

относится к “явлениям смешанного культурно-языкового плана” и представляет

собой сферу, в которой наиболее ярко проявляется связь языка и культуры

(ЛАТЫШЕВ 1988: 85). Эта позиция может вызвать недоумение, так как и в случае

нормы, и в случае узуса мы имеем дело с однозначно языковыми феноменами,

вполне поддающимися анализу при помощи лингвистических процедур. Причину

такого подхода, скорее всего, следует искать в доминировавшей ранее в

структуралистской лингвистике (которая повлияла и на другие отрасли

языкознания) односторонней ориентации на языковую систему, понимаемую как

статический код. В данной ситуации всякий выход в сферу применения знаков

воспринимался, вероятно, как выход в сферу неязыкового, которое в свою очередь

интерпретировалось либо как страноведческое, либо как культурное начало.

Выше мы уже упоминали потенциальную увязку узуса с Ситуацией и Темой,

проведенную Л.К. Латышевым. Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров, со своей

стороны, включают в область явлений узуса, среди прочего, и обращения

3 Под комбинаторикой обычно понимается синтагматический аспект языка – к нему причисляются такие явления, как управление, сочетаемость, валентность, “лексические солидарности” и т.д. В сущности говоря, мы вправе их рассматривать как одну из разновидностей “внутриязыковой формы” смыслов.

225

Page 226: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

(ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1973: 98), благодаря чему фактически

устанавливается связь со сферой Коммуникант. Как видим, категория узуса

потенциально может быть увязана едва ли не со всеми факторами коммуникации.

Для описания этой связи подходит (с необходимыми добавлениями) как раз

понятие Кода, как ни парадоксально это может прозвучать. Если вспомнить, что

суть всякого Кода состоит в устойчивой, конвенциональной связи ряда

“означающих” (форм или формативов) с рядом “означаемых” (смыслов, значений),

то оправданным представляется перенос этого термина и на конвенциональные

связи теперь уже самих знаков с другими составляющими коммуникации

(Ситуацией, Темой, Коммуникантом и т.д.). Так как речь здесь идет в основном о

конвенциях употребления знаков, узус можно назвать конативным Кодом.

Ранее отмечалось, что собственно “речь” (и, соответственно, узус) начинается

в языковой таксономии с уровня высказывания. Для описания части дискурсивных

“специалий” подходит категория внутриязыковой формы смысла, уже

неоднократно использовавшаяся при анализе линвгоспецифических феноменов.

Это касается, в частности, некоторых элементарных ситуативных номинаций, у

которых отмечаются явные межъязыковые (или, точнее говоря “межъузуальные”)

несовпадения в селекции признаков этих ситуаций, ср.:

226

Page 227: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Es regnet(= Дождит)

Идет дождь

Ich bin fremd hier(= Я здесь чужой)

Я впервые в этом городе

Ich gehe zum Bäcker(= Я иду к булочнику)

Я иду в булочную

Для подобных случаев можно предложить – по аналогии с существующей

“внутренней формой слова” – термин “внутренняя форма высказывания”.

Среди устойчивых речевых актов, которые называют и речевыми клише,

речевыми стереотипами, этикетными формулами и т.д., можно также обнаружить

немало параллелей с лингво-специфическими смыслами, ср. немецко-русские

контрасты в группах:

приветствия: из целого ряда примеров изберем руС. Здравствуйте!,

которое: (а) – не имеет аналога в немецком узусе по отобранным для номинации

признакам (мотивации); (б) – не зависит от времени суток (как нем. Guten Tag,

Abend! и т.д.) и от типа текста, его можно использовать, например, в письмах

(объем значения и дистрибуция); а также (в) –не имеет региональных синонимов,

ср. швейц. Grüzi!, южнонем. Grüß Gott! или австр. Servus! (прагматические и

региональные коннотации).

прощания: в качестве одного из многих примеров можно привести нем. Auf

Wiederhören!, применяющееся строго при завершении телефонных разговоров

(соотношение специалияx – лакунаy), специфическим является также отношение

производности (Auf Wiederhören! означает буквально До следующего слушания! и

является производным от стандартно-ситуативного Auf Wiedersehen (= До

следующего видения).

просьбы и предупреждения: ср. надписи на дверях – нем.: Drücken!

(Нажать!), англ.: Push! (Толкать!), руС.: От себя, или таблички на заборах: нем.:

Vorsicht! Bissiger Hund! (= Осторожно! Кусачая собака!) руС.: Осторожно,

злая собака! И в этих разноязычных речевых клише кристаллизируются различные

признаки экстралингвистической ситуации.

227

Page 228: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Можно установить и гораздо более тонкие различия во “внутридискурсивной”

форме смысла: так, при диктовке телефонных номеров в русском узусе принято

группировать цифры в сотни и десятки, а в немецком – преобладает тенденция

перечислять их по одной: например, известный немецкий полицейский сериал В

полицию звонить 110 в оригинале звучит Polizeiruf eins-eins-null. Эта особенность

немецкого узуса, вероятно, восходит к лингво-специфическому фактору:

характерной чертой немецкой грамматики является то, что при образовании

числительных от 21 до 99 единицы ставятся перед десятками, в связи с чем их

восприятие при диктовке затруднено. Можно сказать, что в этом примере

проявляется такой признак внутриязыковой формы как “порядок следования

элементов”.

Специфика организации дискурса на различных языках обнаруживается и в

более сложных речевых действиях. Типичная просьба у окошечка

железнодорожной кассы в Германии Einmal (1) Leipzig (2), einfach (3), zweiter (4)!

(Один раз, Лейпциг, простой, второго) имела бы следующий коррелят в СНГ

(цифры после 4 означают отсутствующие в немецком узусе элементы): Один (1)

билет (5) до (6) Липецка (2), на 20-е августа (7), поезд №...(8), плацкартный (4).

Как видим, речевое действие “Заказ железнодорожного билета” является в русском

узусе более объемным и имеет несколько иной порядок следования, что частично

объясняется его культурно-специфическим фоном (см. раздел (3.3.3), а частично

случайными причинами, ср. отсутствие признака (3) в русском узусе: пассажир в

СНГ обычно выражает свое желание иметь обратный билет (актуализация

признака “внутренней формы” эксплицитность/имплицитность). С другой

стороны, в немецком варианте отсутствуют предлоги.

В последнем примере мы наблюдаем актуализацию одного из наиболее

важных механизмов узуса – редукции и компрессии внешней и внутренней языковой

форм, которые не обязательно совпадают в разных языках. Так, возвращаясь к

рассмотренной только что группе приветствий, можно отметить коррелятивную

пару Добрый день! Guten Tag! с практически идентичной внутренней формой, в

228

Page 229: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

которой, однако, немецкое приветствие имеет редуцированную версию Tag! или

даже Tach!, а русская – нет1.

Другой дискурсивной специалией редуцированного типа в немецком узусе

является Bitte? в качестве ответной реакции на вопрос, который коммуникант

прослушал или не понял. Русские в такой ситуации предпочитают полные вопросы

вроде: Вы что-то сказали? или Простите, не понял!

Относительно много проявлений речевой специфики встречается среди

обращений, которые, как мы уже упоминали, располагаются в области пересечения

факторов конативный Код – Партнер по коммуникации. Очень своеобразная

ситуация с обращениями сложилась в постреволюционной Советской России:

наиболее распространенные ранее господин/госпожа были запрещены из

идеологических соображений (можно сказать, что здесь состоялось очуждение

благодаря актуализации внутренней формы, ср. лозунг У нас господ нет!); в

официальной сфере получили наибольшее распространение обращения товарищ и

гражданин, в личном общении приходилось обходиться комбинациями личное имя

– отчество, а также эрзац-обращениями типа мужчина или девушка. В настоящее

время предпринимаются попытки реактуализировать старые обращения, насколько

они, однако, окажутся успешными, пока неясно.

Немецкая система обращений также находится в фазе перестройки. Так,

например, практически вышло из употребления обращение Fräulein; попытки его

использования в МКК со стороны иностранцев приводят обычно к недоразумениям

(возникновению неловких ситуаций). Вообще, надо заметить, что в преподавании

МКК обращениям следует уделять особое внимание, так как они представляют

очень “чувствительную” сферу коммуникации – аспект взаимоотношений между

коммуникантами.

3.2.2.2. Макродискурсивные специалии

Категория узуса может быть распространена и на более крупные единицы

дискурса: Л.К. Латышев, в частности, относит к сфере узуса ораторские традиции,

обычаи построения газетной статьи и т.п. (ЛАТЫШЕВ 1988: 85), но, с нашей точки

1 В последнее время, впрочем, намечается тенденция редуцировать и его в ответной реплике: Добрый день! – Добрый! Но, как видим, здесь опускается не первый компонент, а второй.

229

Page 230: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

зрения, целесообразнее было бы зарезервировать категорию узуса за сегментами

дискурса величиной до высказывания. Специалии большей величины возможно

назвать макродискурсивными.

Как было указано выше, именно этой области уделялось особое внимание в

“номинальной” теории МКК (преимущественно в ФРГ), поэтому как раз здесь

было накоплено особенно много научных данных.

Значительная их часть относится к деловым переговорам. Процесс переговоров

состоит из нескольких фаз, которые в различных культурах часто не совпадают.

Одну из таких фаз составляет уже упоминавшийся small talk – своего рода

“разогревающий” отрезок коммуникации, который служит не обмену информацией

как таковой, а установлению добрых человеческих взаимоотношений между

коммуникантами; в его организации существует немало межкультурных различий

(ср. германо-финские контрасты в (TIITTULA 1995: 307)).

Фатические отрезки коммуникации могут размещаться не только в начале, но и

посреди беседы: например, была подмечена склонность многих немцев

рассказывать анекдоты в середине переговоров с китайцами (GÜNTHNER 1991:

298)1. Согласно наблюдениям Р. и В. Сколлон, анекдоты и шутки даже стали

неписаным правилом для начала беседы в североамериканских деловых кругах

(SCOLLON, SCOLLON 1995: 26).

К числу “бессодержательных” сегментов интеракции можно отнести и некоторые

переговорные ритуалы, какие встречаются, например, на Востоке:

“... при покупке товаров и торговец, и покупатель называют вначале свои крайние

цены, чтобы затем встретиться где-нибудь посередине. (...) После достижения

согласия и торговец, и покупатель часто жалуются на якобы неудачную для них

сделку, т.е. даже задним числом продолжают защищать свои первоначальные

крайние позиции, хотя втайне оба весьма довольны торговлей, т.е. практическим

результатом (KÖNIG 1993: 31).

Довольно многими особенностями отличаются дальневосточные

дискурсивные стили, причем часть из них поддается описанию в терминах

1 Впрочем, существует и данные иного толка – например, что немцам часто кажутся неуместными шутки и претендующие на остроумие замечания своих французских партнеров по переговорам (HELMOLT 1997: 155-156).

230

Page 231: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“внутренней формы”. Например, привычка китайцев не отвечать на неудобные для

них вопросы, о которой упоминает С. Гюнтнер (GÜNTHNER 1991: 299) поддается

описанию как разновидность внутренней формы импульсх отсутствующая

реакцияу. Возможен и вариант импульсх специфическая реакцияу, ср.

столкновение немецких и японских привычек в отношении прозвучавшей критики:

“Когда японский начальник меня в чем-либо упрекал, я всегда старался объяснить

ему причины своего поведения. Он же считал, что я непослушен. (...) В Германии в

схожей ситуации принято, даже без приглашения, называть причины” (SUGITANI

1996: 242).

Неоднократно подмеченная склонность китайцев к медленному

развертыванию фоновой информации, предшествующей переходу к главной

информации, и обратная стратегия американцев1 (см. (GÜNTHNER 1991: 310))

могут быть проинтерпретированы как признак внутренней формы специфический

порядок следования элементов смысла, а также сгущение смысла на определенных

участках дискурсивной цепи. Интересно, что подобные наблюдения имеются и о

культурах, которые столетиями (или даже с момента своего возникновения) живут

рядом друг с другом (например, о немецкой и французской культурах), ср.:

“Французам бросается в глаза, что многие немцы стараются подкрепить свои

высказывания фоновой информацией и фактами. В то время как они с нетерпением

ожидают перехода к сути проблемы или к следствиям, вытекающим из сказанного,

немцы формулируют свои, на их взгляд, обстоятельные и детальные разъяснения,

следствия которых по отношению к предмету обсуждения выясняются лишь к

концу выступления. – Наоборот, у многих немцев аргументация во французском

речевом стиле, для которой характерны ссылки на авторитеты, отклонения от темы,

ассоциации и игра слов, вызывает скорее растерянность” (MÜLLER 2000: 28-29).

Еще одну специфически китайскую дискурсивную технику – “пи лао женг”

(“усталость в борьбе”), состоящую в бесконечном растягивании времени

переговоров (GÜNTHNER 1991: 314), можно определить как равномерное

распределение энергии на все участки дискурса.

1 Ср. также т.н. тактику “немаваши” японцев: подготовительное, медленное обозначение позиции, которая должна, по возможности, разделяться всей группой (ср. (KOTTHOFF 1991: 329)).

231

Page 232: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Представителей Дальневосточной и Юго-Восточной Азии часто упрекают в

“непроницаемости” или “скрытности”. Впрочем, и у азиатов есть свои претензии к

европейцам:

“Одна сторона запутывается в клише типа: ‘Китайцы – скрытны. Никогда не

понимаешь, чего они в действительности хотят. Они ничего не говорят прямо’, в то

время как другая сторона также без разбора заявляет: ‘Немцы1 агрессивны,

оскорбительно прямы, нетерпеливы, неотесаны, бескультурны’” (GÜNTHNER

1991: 298).

С точки зрения внутриязыковой формы смыслов это явление может быть

соотнесено с оппозицией имплицитность/эксплицитность, и речь здесь, очевидно,

должна идти об имплицитности/эксплицитности введения Темы и ее обсуждения.

Возражение (противоречие, выражение несогласия) как элемент дискурса

представляется вообще “европейско-специфическим”, и его корни можно отыскать

еще в “Диалоге” Сократа (см. (MÜNCH 1992: 32)). В любом случае оно относится к

наиболее глубинным слоям европейского риторического инструментария, ср. по

этому поводу мнение Х. Коттхофф:

“В противоположность им (японским конвенциям – П.Д.) мы не кажемся себе

некультурными, когда возражаем друг другу и вступаем в настоящие дебаты из-за

несовпадающих точек зрения – напротив. Пособия по риторике и аргументации

стремятся как можно лучше научить нас тому, как ослабить позиции других и

добиться того, чтобы возобладала твоя собственная позиция. В различных

западных культурах2 считается чуть ли не признаком хорошего тона бросать вызов

своему визави” (KOTTHOFF 1991: 325-326).

На поверхностном уровне “возражение” выражается, среди прочего, в смене

говорящего (turntaking). И здесь обнаруживается немалая доля дискурсивной

специфики: так, согласно данным К. фон Хельмольт, немцы перебивают партнера

гораздо реже, чем французы; перебивание служит у них, в основном, сигналом

несогласия (HELMOLT 1997: 81-82). Интересно, однако, что в сопоставляемой

1 Это мнение распространяется и на других европейцев, а также североамериканцев (ср.: (AUERNHEIMER 1990: 129)).

2 В качестве одной из таковых может быть приведена локальная московская культура, где, по нашим наблюдениям, довольно часто можно стать мишенью неожиданных вербальных атак (уколов, издевок, шуток и т.п.).

232

Page 233: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

паре немецкий шведский именно немцы выступают “перебивающей стороной”,

ср.:

“Шведские собеседники перебивают лишь в исключительных случаях, в моем

материале таких случаев нет вообще. Бросается в глаза тем не менее, что немецкие

участники дискуссии делают это даже в той ситуации, когда они явно уступают с

точки зрения владения языком” (STEDJE 1990: 36).

Целый ряд дискурсивно-специфических явлений систематизирован в уже

цитировавшейся работе Б.-Д. Мюллера (MÜLLER 2000). Часть из них поддается

описанию в терминах внутренней формы: в частности, привычка немецких

участников переговоров не возвращаться к однажды уже обсужденным пунктам

повестки дня (MÜLLER 2000: 28) может быть расценена как деятельностный

признак однократная попытка или как одна из составных частей перфекционизма.

Совокупность дискурсивно-специфических явлений, по аналогии с понятием

внутриязыковой формы смысла, может быть объединена под категорией

внутридискурсивной формы смысла.

3.2.2.3. Паралингвистические специалии

Паралингвистические явления должны быть безусловно причислены к сфере

дискурса, поскольку наблюдать их можно исключительно в разговорной речи.

Феномены, которые обычно называют паралингвистическими (паравербальными,

нонвербальными), в нашей терминологии могут быть определены как внешняя

форма дискурса.

Одним из наиболее своеобразных феноменов в этой области является

молчание и его дискретные единицы – паузы. Молчание представителей чужой

культуры часто с трудом поддается интерпретации:

“... сдержанность может расцениваться как настороженность, переговорная тактика

или отсутствие интереса” (TIITTULA 1995: 305).

Таким образом, мы имеем здесь дело с типом контраста молчаниех реакцияу.

Согласно данным С. Гюнтнер, многие немцы неверно истолковывают отсутствие

ответной реплики со стороны своих китайских собеседников и переспрашивают –

при этом молчание китайцев должно означать, что затронутая тема им не нравится

(GÜNTHNER 1993: 52).

233

Page 234: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Классическим примером паралингвистических специалий этого рода

являются долгие паузы североамериканских индейцев, упоминание которых можно

часто встретить в специальной литературе (ср. например: (HESS-LÜTTICH 1990:

55)). На европейском континенте самыми большими молчунами считаются финны.

Их долгие паузы (а также нисходящая интонация) часто заставляют, например,

немецких партнеров по общению предполагать, что те уже закончили свою

реплику, и наступила их очередь вступать в дискуссию. Преждевременная – с

точки зрения финнов – смена говорящего нередко приводит к жалобам на

невежливо-бесцеремонный стиль коммуникации немецких бизнесменов (MÜLLER

1991: 30).

Правила речевого этикета требуют, чтобы паузы не продолжались слишком

долго, поэтому возникает необходимость заполнять их. Средства, служащие этой

цели, называют обычно заполнителями пауз: в немецком языке чаще всего

используются заполнители Na ja..., Tja..., Ahja..., Also..., So ist es..., Mhm...,

покашливание и т.д. Практически ни один из них (отвлекаясь от покашливания) не

совпадает с русскими заполнителями (Ну..., Вот..., Значит..., Гм... и т.д.).

Важную роль в дискурсивной интеракции играют т.н. “слушательские

сигналы”:

“Когда говорящий расставляет акценты, то слушатель поддерживает его в этом

кивками головы, интенсивным взглядом, сигналами ‘гм’. Кооперация на

интонационном уровне представляется особенно важной прежде всего в вопросно-

ответных сегментах. Когда ответы не поступают в тех местах, где ожидаются, это

приводит к очевидным сбоям в ритмике разговора. Говорящий заикается, меняет

положение тела, перефразирует сказанное. Ритмическая комплементарность

позволяет делать выводы о имплицитной и эксплицитной информации,

содержащейся в сообщении и создает ‘чувство Мы’ (солидарности,

сопринадлежности)” (KOTTHOFF 1994: 78).

По данным культурно-контрастивных исследований, в японском дискурсе

используется в три раза больше слушательских сигналов, чем в американском1;

немецкие реципиенты посылают гораздо больше таких сигналов, чем китайские

1 Maynard S. On Back-Channel Behavior in Japanese and English Casual Conversation. – Linguistics 24. – 1986. – рp. 1079-1108 (цит. по: GÜNTHNER 1993: 176).

234

Page 235: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

(GÜNTHNER 1993: 180). Специалией китайской организации дискурса являются

т.н. “эхо реципиента” (“слушательские эхо”), т.е. повторение слушателем части

только что сказанного партнером по коммуникации как бы в подтверждение того,

что информация дошла до получателя (GÜNTHNER 1993: 47).

Дискурсивно-специфические явления могут быть связаны также с интонацией

и супрасегментальным ударением:

“... нисходящая интонация во многих европейских языках соответствует

утвердительному предложению, но в некоторых южно-индийских1, напротив, –

вопросу. Модуляция высоты тона у британцев представляется нам несколько

аффектированной, в то время как там она считается нормальной для

‘образованного’ человека. В европейских языках ударение ставится на том, что

кажется говорящему особенно важным, а в юго-восточных языках сильнее

ударяется вводная часть, отсылающая к уже изложенному” (LOSCHE 1995: 48).

Подобные примеры можно отыскать и в более родственных языках – в

частности, немецкая нисходяще-восходящая интонация в предложениях типа Hast

du diese Aufgabe selbst gelöst, oder hat dir dein Vater geholfen? многим русским

кажется признаком иронии, подвоха и т.п.

Паралингвистическое средство громкости голоса2 в некоторых африканских и

арабских языках используется для того, чтобы добиться смены говорящего:

“Такое одновременное, громкое говорение не соответствует нормальной схеме

ведения разговора в европейских культурах, где является индикатором спора и

иных проблем во взаимоотношениях между коммуникантами” (KNAPP 1995: 15).

3.2.3. Очуждение в корреляции языковой Кодх – языковой Коду и Дискурсх – Дискурсу

Свидетельством того, что язык способен “очуждаться”, может послужить

немецкое слово Fremdsprache (“иностранный язык”, буквально означающее “чужой

язык”). Эта параллель в свое время бросилась в глаза авторитетному немецкому

лингвисту и филологу Х. Вайнриху, опубликовавшему в 1985 году3 статью с

1 Первым эти наблюдения сделал, очевидно, Дж. Гамперц (GUMPERZ 1982: 173-174).2 Г. Малетцке выделяет даже “громкие” и “тихие” культуры: представителями первых он считает, в

частности, американцев, которых в Англии и Европе нередко обвиняют в том, что они слишком громко разговаривают (MALETZKE 1996: 79).

3 Первое издание.

235

Page 236: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

названием “Fremdsprachen als fremde Sprachen” (= “Иностранные языки как чужие

языки”). Правда, он сконцентрировался, к сожалению, лишь на самом низком

уровне языка – фонетике и графемике. Тем не менее, в ней содержатся отдельные

мысли, перекликающиеся с развиваемой в данной работе концепцией очуждения,

ср. его определение акцента как

“... остающейся, несмотря на возможно совершенное в остальном владение языком,

чуждости” (WEINRICH 1993: 143-144).

На наш взгляд, постановка вопроса, предложенная Х. Вайнрихом, может быть

трансформирована в еще более масштабную проблему, в том числе и

лингвофилософского характера, а именно, “иностранный язык как очужденный

язык”. Ее основной тезис может быть сформулирован следующим образом:

“очужденный” Языкх не равен “своему” (т.е. родному) Языкух, и мы вправе

рассматривать их как относительно автономные формы существования данного

языка. В этом смысле категория “очужденного языка” способна послужить

родовым понятием для таких языковых вариантов, как ученический язык, язык

мигрантов, детский язык, афазия и т.д. (ср. (BÖRNER, VOGEL 1994: 13)). В

настоящей работе мы будем ориентироваться прежде всего на ученический язык

(включая его использование после формального окончания обучения) как наиболее

“прототипический” вариант очужденного языка.

Решающим различием очужденного (иностранного) языка по отношению к

“своему” (родному) языку является то, что он – образно говоря – “записывается” не

на “чистом листе” детского сознания, а поверх уже существующих языковых

знаний и сведений о мире. Используя другую метафору, можно сказать, что

“клетки” языкового сознания по истечении определенного периода

онтогенетического развития личности оказываются, во-первых, в большой степени

заполненными, а, во-вторых, “размеры” (конфигурация, формы) самих “клеток”

языкового сознания у людей, выросших в разной языковой среде, не совпадают.

Задача “полного” изучения иностранного языка потребовала бы поэтому

вытеснения и перестройки уже зафиксировавшихся формально-содержательных

структур в сознании человека, что вряд ли возможно в обычных условиях и по

достижении определенного возраста.

236

Page 237: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Нижеследующий тезис Ф.Й. Хаусманна, выдвинутый им в отношении

лексикона, будет верным, очевидно, и для других подуровней языка:

“Носитель иностранного языка никогда не достигнет знания словарного запаса,

каковым обладает носитель родного языка. Словарный состав иностранного языка

в действительности не поддается изучению” (HAUSMANN 1993: 472).

В лингводидактике специфика очужденного языка была давно осознана и –

главным образом под именем “ученического языка” – неоднократно подвергалась

моделированию: ср. модели “аппроксимативной системы” (Немзер и Слама-

Казаку), “компромиссной системы” (Филипович), “переходного языка” (Раабе),

“гипотезы промежуточного языка” (Зелинкер), модели “семантических

окаменелостей” (Лауербах), модели “комплексирования” (Кордер) и др. (цит. по:

(SZCZODROWSKI 1991: 221)). Уже сами перечисленные названия концепций

отражают основные свойства “ученического языка”, которые приписываются ему

авторами, а именно ограниченность, переходность и полифункциональность форм.

Для низших уровней владения языком, например, характерны такие признаки

симплификации (упрощения), как потеря пассива, обеднение лексикона,

предпочтение инфинитива, презенса, мужского рода, а также функциональной

редукцией. Ключевым словом в этом списке является, безусловно, редукция; не

случайно К. Кнапп по схожему поводу также говорит о редукции модальности и

редукции значения как сущностных свойствах ученического языка (KNAPP 1996:

70).

Перечисленные свойства ученического языка могут быть соотнесены с такими

механизмами очуждения, как когнитивный и конативный редукционизм. Кроме

того, сюда же можно отнести и редукционизм эстетический – неспособность

носителя иностранного языка воспринимать художественно оформленные тексты

как эстетический феномен, а также редукционизм креативный, т.е. неспособность

использовать иностранный язык творчески – ср. по этому поводу мнение П.И.

Копанева и Ф. Беера:

“... Мы часто овладеваем и хорошо владеем лишь рассудочно-логическим пластом

или понятийным составом языка, в нашем использовании иностранный язык очень

приближен к искусственным семиотическим системам. Как и в них, в нем

237

Page 238: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

отсутствует творческое начало, да и вряд ли на нем вообще возможно для нас столь

же продуктивное мышление, как на родном” (KOПАНЕВ, БEEР 1986: 90).

На этот счет существует, правда, и прямо противоположное мнение: еще Л.

Толстой подметил

“... гипноз экзотичности всякого чужеязычного текста, который воспринимается

порою острее родного языка и может показаться поэтичнее, звучнее и образнее,

чем он есть на самом деле” (КАШКИН 1987: 352).

Впрочем, это противоречие мнимое, так как здесь проявляется другой

механизм очуждения, а именно, экзотизация чужого (прагматическое очуждение).

Схожие процессы можно наблюдать, между прочим, и на уровне лексики:

давно известно, что внутренняя форма (мотивация) слов, фразеологических

единиц, “мертвых метафор” и т.д. воспринимается изучающими (и

использующими) иностранный язык гораздо чаще и экспрессивнее, чем

носителями родного языка, которые ее в большинстве случаев не регистрируют

вообще (см. (ДЕВКИН 1990: 36)). Можно предположить, что здесь мы имеем дело

с очуждением в традиционном, литературоведческом смысле этого термина

(“дезавтоматизация” восприятия).

Реактуализация внутренней формы наблюдается иногда и при восприятии

узуальных клише ритуального характера, ср.:

“Так, немецкий бизнесмен может недоумевать, если он в дальнейшем ничего не

услышит о своем финском деловом партнере, сказавшем в конце переговоров

Palataan asiaan ‘Мы еще вернемся к этому’. Наряду со своим буквальным

значением, это выражение может служить средством отказа, позволяющим

‘сохранить лицо’ как себе, так и другому” (TIITTULA 1995: 301).

Немало межкультурных конфликтов в Советском Союзе (например, среди

проходивших службу в армии) вызывалось тем, что представители некоторых

кавказских и среднеазиатских народов слишком буквально интерпретировали

отдельные русские ругательства (в особенности те из них, где фигурирует слово

“мать”), что стало даже экономическим фактором: существуют, например,

указания на то, что многие узбеки не хотели идти на производство, потому что они

“... не привыкли, чтобы трогали их мать” (Шадиев Р., замдиректора

238

Page 239: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

экономического института Узбекской Академии наук, Мегаполис-Экспресс,

6/1990, С. 13).

Последние примеры можно расценить и как проявления интерференции –

одной из разновидностей очуждения, заслуживающей отдельного обсуждения.

Обоснование этой категории связано прежде всего с именами Й. Юхаша и У.

Вейнрейха. И тот, и другой определяли интерференцию, главным образом, как

отклонение от языковой нормы под влиянием другого языка (JUHASZ 1970: 9;

ВЕЙНРЕЙХ 1979: 22).

Простое, на первый взгляд, лингвистическое явление интерференции в

действительности представляет собой довольно противоречивый феномен, ср. ряд

оппозиций, в рамки которых она помещается: межъязыковая интерференция

внутриязыковая интерференция, смешение языков интерференция,

интерференция игнорантность (незнание), межъязыковая интерференция

межкультурная интерференция.

Приглядевшись внимательнее к приведенным оппозициям, можно заметить,

что под этим понятием достаточно произвольно объединяются явления

совершенно разной природы. Так, “норма”, как было показано выше, находится в

тесной взаимосвязи с другими языковыми модусами и, в частности, с “языковой

системой”. Это уточнение необходимо, в частности, для разграничения понятий

смешение языков интерференция, которое, например, у У. Вейнрейха

проводится недостаточно последовательно. Дело в том, что “смешение языков”

относится, скорее, к системно-языковому (т.е. социальному, а не

индивидуальному) уровню и в нашей классификации МКК соответствует типу

заимствование, основанному на механизме освоения.

Игнорантность (незнание), в свою очередь, может быть истолкована как

крайняя степень когнитивного очуждения (признак “отсутствующее знание”). В

случае же внутриязыковой интерференции мы имеем дело с ее ослабленным

вариантом (признак “неполное знание”), в форме т.н. сверхгенерализации,

проявляющейся в ошибках типа нем. “Ich habe* gekommen”, “Gebe* mir”1 или руС.

“Я буду* сделать”, “горячее* кофе”, “Я видю*” и т.д. Это истолкование

1 Правильные формы: “Ich bin gekommen” и “Gib mir”.

239

Page 240: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

интерференции относится к числу наиболее употребительных в лингводидактике,

однако ее механизм при этом часто остается не до конца понятым: неясным

остается, в частности, нормы какого языка обусловливают в данном случае

интерференцию. Можно предположить, что “интерферирующим субъектом” здесь

выступает “идеальная” или “хорошая”1 языковая система, которая, в сущности, и

осваивается на первом этапе изучения иностранного языка.

Что же касается наиболее часто встречающейся межъязыковой

интерференции, то ее в большинстве случаев2 можно определить как ложное

освоение (т.е. перенос форм и структур “своего” в “чужое”). Интерференция этого

рода охватывает широкий круг ошибок и отклонений от нормы, начиная от акцента

и кончая непривычным построением аргументации или стилистическими

шероховатостями. Бóльшая часть интерференционных ошибок на номинативном

уровне вызывается воздействием внешней и внутренней формы родноязычных

знаков и структур, как это, например, имеет место в случаях, когда носители

русского языка переводят немецкое слово Radiator как “радиатор” (автомобиля), а

Feierabend – как “праздничный вечер”3.

Противопоставление межъязыковая межкультурная интерференция в

литературе по МКК можно встретить относительно редко. К числу немногих

высказываний по поводу интерференции, в которых культурное эксплицитно

отделяется от языкового, можно отнести замечание Э. Апельтауера о том, что к

ошибкам, обусловленным прагматической интерференцией, люди относятся с

меньшей толерантностью, чем к ошибкам, восходящим к интерференции языковой

(APELTAUER 1996: 778-779), а также нижеследующие слова Х. Баузингера:

“Во многих случаях языковая интерференция прямо указывает на культурную –

существует даже культурная интерференция4, которая не проявляется в языковой

форме. Я имею в виду т.н. ‘изоморфизмы’, когда слово иностранного языка

непосредственно, можно сказать, наивно отождествляется со словом родного языка

без учета качественной разницы, маркирующей собственно значение. ‘Platz’ и

1 Таковыми в кибернетике считаются логически построенные, непротиворечивые системы.2 Очуждение в этой сфере (т.е. влияние иностранного языка на родноязычную речь) также изредка

встречается – например, когда вместо родного слова вдруг всплывает иноязычный аналог.3 “Радиатор автомобиля” по-немецки обозначается словом Kühler, а Feierabend означает “конец

работы”.4 Выделено нами – П.Д.

240

Page 241: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

‘piazza’ – это соответствия, и конечно, перевести ‘Platz’ словом ‘piazza’ не будет

неверным; но тем самым механическая игра красных и зеленых фаз или

величественная пустота, выражаемые словом ‘Platz’, отождествляется с центром

самой оживленной коммуникации” (BAUSINGER 1987: 6).

С точки зрения русского языка (площадь) в этой цитате интересен пассаж о

“механической игре красных и зеленых фаз”, который для читателя из бывшего

СССР наверняка окажется непонятным: скорее всего, Х. Баузингер имел в виду

разноцветную окраску фасадов домов, окружающих средневековые площади в

Германии.

Схожий эффект можно наблюдать также при восприятии абстрактных и

обыденных понятий вроде “работа”, “дружба”, “автомашина” и т.д. (ср. (HESS-

LÜTTICH 1989: 178; ELBESHAUSEN, WAGNER 1985)). Интерференцию этого

рода можно назвать сигнификативной1 интерференцией, имея в виду, что общий

сигнификат (совокупность дифференциальных и интегративных сем) провоцирует

у изучающих иностранный язык интерференцию культурно-специфических

денотативных (“фоновых”) сем.

В остальном же, термин “межкультурная интерференция” следовало бы, на

наш взгляд, зарезервировать для случаев ложного освоения в неязыковых областях

“поведение”, “деятельность”, а также при интерпретации Ситуации.

3.2.4. Несовпадения в неязыковых Кодах

3.2.4.1. Несовпадения в соматических Кодах

Тезис о том, что в коммуникации задействован не только язык, но и другие

семиотические системы, является ныне бесспорным. Большинство исследователей

МКК, однако, ограничивается в своих обзорах рассмотрением кода жестики и

сопутствующих явлений.

Пожалуй, наиболее подробное перечисление невербальных средств

коммуникации дает М.Д. Городникова: наряду с традиционными мимикой,

жестикой, и телодвижениями (которые обычно называют кинесикой) она

перечисляет также зрительный контакт (обмен взглядами, направление взгляда,

1 В сходном значении Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров используют термин “лингвострановедческая интерференция” (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1980: 78).

241

Page 242: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

выражение глаз), семантически значимое использование времени (хронемика),

пространства (проксемика) и физического контакта (такесика) (GORODNIKOVA

1990: 101).

Представляется, что хронемика и проксемика несколько выпадают из

приведенного ряда, так как, во-первых, не имеют своим “инструментом”

человеческое тело, а во-вторых, охватываемые ими “знаки” не являются

дискретными, что, как было показано выше, является необходимым условием Кода

в узком смысле. Для того чтобы разграничить эти явления, коды, так или иначе

связанные с человеческим телом, можно назвать, вслед за Е.М. Верещагиным и

В.Г. Костомаровым (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1983: 199) соматическими.

Логическим основанием для классификации соматических знаков могут

послужить “анатомически отграничиваемые части тела”, ср. попытку Г.

Оттерштедт:

жестика: конечности (руки, ноги)

мимика: лицо (брови, веки, область рта)

зрительный контакт: глаза (движение зрачков, глазная ось) (OTTERSTEDT

1993: 59).

Важной методологической проблемой при обсуждении невербальных кодов

является вопрос о статусе эмоций, которые в традиционных семиотических

типологиях обычно помещаются в разряд “признаков”, или “симптомов”. Это

важно прежде всего потому, что многие из них являются физиологическими

реакциями (и тем самым универсалиями) и принадлежат, как упоминалось ранее,

скорее, ведению этологии, чем культурологических дисциплин.

Существуют одновременно неоспоримые свидетельства в пользу того, что,

будучи в принципе универсальными, эмоции и чувства могут находить

специфическое выражение в разных культурах. Это выражение, впрочем,

достаточно легко описывается простой бинарной шкалой с полюсами сдержанно

свободно. Другими словами, каждая культура предписывает своим носителям,

насколько свободно они имеют право выражать свои ярость, радость, страх и т.д.

Отсюда следует, что мы имеем здесь дело не столько с коммуникацией самой по

242

Page 243: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

себе, сколько со свободой самовыражения, которое, правда, суггестивно может

воздействовать и на партнера.

Одним из “топосов”, циркулирующих в интеркультуралистике относительно

выражения эмоций, безусловно, является “азиатский смех”:

“Китайских девушек учат не улыбаться слишком часто и не показывать при этом

зубы, что приводит к одинаковому выражению лица, которое представителями

западной цивилизации расценивается как лукавое или пустое, а людьми с Востока

– как счастливое. На Западе, напротив, людей поощряют к тому, чтобы много

улыбаться” (ARGYLE 1972: 138).

Еще одной функцией китайского смеха или даже похихикивания считается

сокрытие растерянности в ситуациях, угрожающих “лицу” индивида (GÜNTHNER

1993: 264). В некоторых других азиатских культурах, например, в Индонезии, смех

может служить средством для того, чтобы “изгнать” печаль и тоску (даже в случае

смерти кого-либо из родственников), а также иные негативные эмоции (BRISLIN

ET AL. 1988: 112).

Бывший СССР в этом отношении можно было причислить к самым

“неулыбчивым” странам. Довольно мрачное выражение лиц у пешеходов на улицах

советских городов большинством наблюдателей объяснялось тяжелыми условиями

жизни. Это наблюдение, если и верно, то лишь отчасти – по крайней мере,

поговорка “смех без причины – признак дурачины” существовала задолго до 1917-

го года. С другой стороны, улыбки людей Запада часто воспринимались в нашей

стране как неискренние, фальшивые и т.д.

Зрительный контакт также относится к мимическим средствам выражения, у

которых обнаруживается культурная специфика, ср.:

“В западных культурах важным считается прямой контакт глаз. Если человек не

смотрит на партнера, его могут посчитать неискренним; распространено мнение:

если человек отводит глаза, ему нельзя доверять. В некоторых культурах Азии,

напротив, прямой взгляд в глаза другому означает неуважение. Азиатским

женщинам, как правило, запрещено смотреть в глаза другим людям – как

женщинам, так и мужчинам; единственное исключение составляет супруг”

(MALETZKE 1996: 77).

243

Page 244: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Гораздо больше культурно-специфических знаков можно отыскать среди

жестов. В отличие от большинства единиц мимики, жесты представляют собой

“настоящие” знаки. В качестве “формативов” выступают в этом случае

определенные конфигурации конечностей и действия, выполняемые при их

помощи. Значения жестов соответствуют пропозитивному уровню языковых

знаков, т.е. уровню высказывания. У жестов наблюдаются те же семасиологические

процессы, что и у вербальных знаков: полисемия, антонимия, синонимия и т.д. С

точки зрения межкультурной коммуникации, особый интерес представляют

лакунарные (отсутствующие) или “омонимичные” в одной из сопоставляемых

культур жесты, способные приводить к недоразумениям в МКК. В немецко-

русском противопоставлении таковым является, например, жест “фиги”

(“кукиша”), который в русском культурном ареале используется в значении

грубого отказа, а в Германии относится к числу обсценных, непристойных.

Жестовое действие “постучать костяшками руки о стол” означает в Германии

достаточно нейтральные приветствие или прощание (обычно в пивной), а в

бывшем СССР имеет два других, прагматически “заряженных” смысла:

а) “некто глуп, как дерево” и

б) “не дай Бог сглазить” (тьфу-тьфу).

У жестов можно отметить и определенную культурно-специфическую

дистрибуцию (контексты употребления), ср. корейскую вариацию жеста “стук в

дверь”:

“В Корее ранее было принято сигнализировать о своем приходе покашливанием.

Сейчас его вытеснил стук, однако при этом не ожидают, как на Западе, ответа

‘Войдите!’. В общественных туалетах вместо этого принято отвечать на стук

ответным стуком, чтобы помешать войти” (OTTERSTEDT 1993: 30).

3.2.4.2. Несовпадения в предметных Кодах

Наряду с “языком тела” и “языком пространства” (последний, вместе с

“языком времени”, рассматривается ниже) Х. Бартоли выделяет

“... объектный1 язык, который может находить свое выражение в одежде,

прическах или украшениях” (BARTHOLY 1992: 178).

1 Выделено нами – П.Д.

244

Page 245: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Опираясь на этот термин, можно предложить категорию предметных кодов.

“Предметность” в данном случае истолковывается в широком смысле и охватывает

также предметные действия.

В современном обществоведении исследование этих кодов связано прежде

всего с именем французского семиолога Р. Барта. Нет недостатка в призывах

интегрировать результаты его изысканий в интеркультуралистику, например, в

страноведение (ср. (HANSEN 1993b: 103)). Реализации этого пожелания мешают,

однако, несколько препятствий, в частности, “монистическая” ориентация

концепции Р. Барта, а также то, что обычно считается ее преимуществом –

структуралистский подход, который исповедовал этот автор. Р. Барт позаимствовал

из структурализма идею разграничения “языковой системы” и “речи”, а также

методологию дистинктивных оппозиций и попытался использовать их для

семиотического моделирования таких жизненных сфер, как одежда, питание и

мебель (см. например, (BARTHES 1979: 24-26). При этом он столкнулся с

типичной, на наш взгляд, проблемой всех структуралистов: в языкознании метод

дистинктивных оппозиций хорошо функционирует на уровне фонем, хуже – на

морфемном и лексическом уровне и плохо – на уровне предложения/высказывания.

Если учесть, что большинство предметных знаков в исследованных Бартом

областях носит как раз предикативный или пропозитивный характер (типа а есть

б)1, можно придти к выводу, что семиологически-структуралистский подход Р.

Барта вряд ли принесет много пользы в прикладных направлениях

интеркультуралистики.

Одна из областей, где он все же может оказаться небесполезным – это т.н.

символическое или остентативное потребление (BOURDIEU 1974: 60-61)

определенных товаров. Как отмечают П. Мог и Х.Й. Альтхаус, речь при этом не

обязательно должна идти лишь о поглощении икры, омаров или шампанского –

некоторые шансы для самопрезентации и самореализации открывают уже кофе,

минеральная вода и пиво (MOG, ALTHAUS 1993: 142).

Один из излюбленных предметных знаков этого рода представляют собой в

Германии автомобили. Известными символами статуса являются там, например,

1 Например, “Я богат, влиятелен, имею вкус, не похож на всех” и т.д.

245

Page 246: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

дорогие марки “Мерседес” и “БМВ”; символами альтернативного,

нонконформистского стиля жизни издавна считается легендарный

“Ситроен”-“утка” и – до недавнего времени – “Опель”-“Манта”, однако не

меньшим потенциалом для самопрезентации обладает и, на первый взгляд, ничем

не выделяющийся “Фольксваген-“Гольф”:

“Популярный ‘народный автомобиль’1 “Гольф” не является обезличивающим

средством передвижения, а открывает благодаря своим многочисленным

модификациям все возможности для тонкой внутренней дифференциации.

Солидного трудягу “Гольф”- дизель” и “Гольф”-“GTI” (кабриолет, белый стайлинг,

кожаные сиденья) разделяют миры, однако даже, казалось бы, незначительные

различия в тщательно проработанной производственной гамме и в

индивидуальных изменениях (окраска, спойлеры, наклейки) на удивление точно

сигнализируют предполагаемый статус их владельцев” (MOG, ALTHAUS 1993:

118).

Не меньшую роль среди символов статуса в Германии играют путешествия,

поездки в отпуск, на отдых и т.д.:

“Разным странам приписывается разная же ценность с точки зрения престижа:

родные края или экзотика, образование или свободное время, организованный или

индивидуальный туризм – это в высшей степени дифференцированное отпускное

поведение отражает не только специфические потребности и экономические

возможности, но и функционирует одновременно как тонко отлаженная знаковая

система социальной дистинкции” (MOG, ALTHAUS 1993: 29).

Хорошо известна статусообразующая функция одежды, украшений,

парфюмерных изделий, часов и т.д. Предметными символами особого рода

являются магазины, в которых человек обычно делает покупки:

“Ты можешь скомпрометировать западника (имеется в виду житель бывшей

Западной Германии – П.Д.), спросив его перед коллегами: ‘Это я не вас вчера видел

в Альди2?’” (“Frankfurter Rundschau”, 28.11.1992, S. 58).

Большинство из перечисленных и других знаков этого рода носит культурно-

специфический характер, особенно в супракультурной перспективе: очевидно, что

1 “Фольксваген” в переводе как раз и означает ‘народный автомобиль’ – П.Д.2 “Альди” - сеть самых дешевых супермаркетов в Германии.

246

Page 247: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

символы статуса в Германии, в СНГ или, скажем, в Китае не будут совпадать.

Примечательным примером в этой области могут послужить автомобили –

символы статуса: пресловутый 600-й “Мерседес” играет эту роль как в СНГ, так и в

Германии (там он, правда, называется “Мерседесом” S-класса), однако

аналогичную функцию в Германии выполняют также “Порше”, “Бентли” и

кабриолеты различных марок, малопопулярные у постсоветских нуворишей.

Автомобили могут символизировать не только статус, но и определенный

исторический период – в частности, автомобиль “Фольксваген”-“жук” стал в

Германии символом эпохи знаменитого “экономического чуда”.

Возвращаясь к символам статуса, нужно отметить, что группа символов

(которые здесь понимаются не в семиотическом, а в литературоведческом и

психологическом смысле) ими не ограничивается. Особый интерес с точки зрения

МКК представляют этнические символы, например, как воплощение

гетеростереотипов, ср. целый список немецких этнических символов в

нижеследующем отрывке из газетной статьи:

“... Автобан! Сердцевина. Самое немецкое из всех немецких изобретений. Никакой

детский сад, никакой рюкзак, никакое немецкое добродушие (Gemütlichkeit) и

никакой Гейдельберг не пользуются той славой за границей, какую имеет

германский автобан” (“Die Zeit”, 11.06.1993, S. 61).

Другими немецкими этническими символами можно считать “многострадальное

баюварское (баварское) клише” (тирольская шляпа, подтяжки, кожаные шорты,

пивная кружка (KLEINSTEUBER 1991: 67)), прусскую каску-шишак (FINK

1994:54) или “немецкого Михеля” (забавного человечка в ночном колпаке).

Излюбленными этническими символами являются различные животные (ср.

галльский петух, русский медведь); зоонимы довольно часто используются, кроме

того, для характеристики человеческих качеств. В литературе по МКК (как, в

общем, и в лексикологии) существует тенденция, рассматривать подобные

метафоры как языковые образы – так, У. Фикс в разделе, посвященном лексической

семантике, упоминает невозможность прямого (дословного) перевода немецкой

поговорки “stark wie ein Bär sein” (= “быть сильным как медведь”) на арабский язык

(FIX 1991: 141). При этом она упускает из виду, что приведенное выражение имеет

247

Page 248: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

отношение не столько к лексической семантике, сколько к более или менее

автономной семиотической подсистеме “животные вместо людей”, элементы

который могут актуализироваться не только путем лексической номинации, но и,

например, через иконические знаки (рисунки, маски и т.д.).

В этой субсистеме обнаруживается немало культурных несовпадений –

немецко-русский контраст Schaf (овца) баран уже упоминался, можно привести

и иные примеры – так, Ochse (= вол) в немецкой культуре является символом

глупости, а в русской – упорства и выносливости, Hase (= заяц) – символом

плодородия и, соответственно, трусости. Как и в случае других знаков, у животных

символов встречается явление энантиосемии (развития противоположного

значения), ср.:

“... белый аист, популярный в Германии символ рождения ребенка, сигнализирует в

Сингапуре смерть в детской кроватке” (THOMAS, HAGEMANN 1996: 195).

Наряду с животными, относительно важную роль в общественной

коммуникации играют также вегетативные символы (ср. канадский клен и

ливанский кедр, которые даже изображены на соответствующих государственных

флагах). В Германии в ХІХ-м веке

“... дуб стал (...) национальным символом, символом германской свободы,

самобытности и силы, противостоящих французскому засилью” (MOG, ALTHAUS

1993: 52).

С тех пор этот символ в значительной мере утратил свою образную

энергетику, но отдельные его следы можно наблюдать до сих пор – например,

дубовые листья на отдельных немецких монетах. Напротив, русский вегетативный

символ – береза – и поныне не утратил актуальности (ср. (ВЕРЕЩАГИН,

КОСТОМАРОВ 1980: 152-154)).

Самыми элементарными (по структуре) знаками символического характера,

очевидно, следует считать отдельные цвета (ср. зеленое знамя ислама, красный,

белый, коричневый цвета соответствующих политических движений и т.д.).

Цветовая палитра, как известно, ограничена, что обусловливает повышенную

248

Page 249: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

межкультурную “омонимичность” цветов (ср. белый цвет как символ траура во

многих дальневосточных1 культурах).

Цвета, кроме того, часто составляют элементы других предметных знаков –

ср. раскраску индейцев, юбки шотландских кланов, спортивные и военные

униформы, торговые и товарные марки и т.д.

К самым абстрактным символам в этой области можно отнести числа – ср.

символику “счастливых” или “несчастливых” чисел 7 и 13 (в США, например, до

сих пор во многих гостиницах отсутствуют 13-й этаж и 13-е номера) или четных и

нечетных чисел (например, число цветов в букете).

3.3. НЕСОВПАДЕНИЯ В КОРРЕЛЯЦИИ ТЕЗАУРУСХ – ТЕЗАУРУСУ

Если в предыдущих разделах речь шла в основном о лингво- или

дискурсивно-специфическом кодировании, в общем, универсальных смыслов, то

теперь мы обратимся к рассмотрению несовпадений в самих культурно-смысловых

системах, или, другими словами, к культурно-специфическим смыслам.

На уровне отдельных носителей культуры эти смысловые системы могут быть

представлены как индивидуальные тезаурусы. “Тезаурус” понимается здесь в

узком значении – как понятийный или концептуальный “словарь”2, т.е.

совокупность более или менее дискретных смыслов, которые индивидуум накопил

(и накапливает) в своем сознании в течение жизни. “Дискретный” подразумевает в

данном случае, что соответствующий смысл обладает, как правило, собственным

именем (именами). Согласно некоторым подсчетам, каждый современный язык

охватывает примерно 75000 смыслов (ЛЕВИЦКИЙ, СТЕРНИН 1989: 76). Какая

часть из них носит культурно-специфический характер, сказать трудно – уже

приводившееся мнение Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова о том, что примерно

6-7 % активно использующихся русских слов представляет собой

“безэквивалентную лексику”, а примерно половина – лексику “фоновую”

1 Одним из немногих европейских исключений является финская культура, где “белое” также ассоциируется с трауром и смертью (БЕЛОВ 1988: 56).

2 В схожем значении А. Колль-Штоббе использует термин “ментальный лексикон”: “Ментальный лексикон обычно определяется как часть долговременной памяти, в которой накоплены лексические и концептуальные единицы. Если процесс поиска в обычном словаре происходит осознанно, то поиск в ментальном лексиконе – неосознан: ментальный лексикон это нечто вроде информационной системы, автоматически задействуемой нами, когда мы говорим или пишем” (KOLL-STOBBE 1994: 56).

249

Page 250: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

(ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1983: 64-65), до сих пор никто не смог ни

подтвердить, ни опровергнуть.

В разделе (3.1) уже упоминались несколько оппозиций, важных для описания

и систематизации культурно-специфических смыслов, а именно: дискретные

недискретные, относительные абсолютные, полностью специфические

частично специфические, культурно-специфические природно-специфические,

культурно-специфические универсальные, культурно-специфические

интернациональные, прагматические когнитивные, культурно-релевантные

культурно-иррелевантные, номинативно-связанные коммуникативные, а также

серийные уникальные1.

3.3.1. Серийные культурно-специфические смыслы (реалии)

Начнем наше рассмотрение с дискретных и серийных культурно-

специфических смыслов или, иными словами, с реалий. Как уже говорилось ранее,

этот термин возник в недрах переводоведения, и соответствующий лексический

пласт глубже всего исследовался именно в этом направлении. Наиболее

авторитетным трудом в области реалий по праву считается книга болгарских

ученых С. Влахова и С. Флорина “Непереводимое в переводе”, поэтому приведем

их классификацию реалий (предметное деление) (ВЛАХОВ, ФЛОРИН 1986: 59-63)

в сокращенном варианте, чего, на наш взгляд, вполне достаточно для иллюстрации

вышеуказанного разряда культурно-специфических смыслов:

Географическое реалии (прерия, самум, секвойя, коала) – относятся в

соответствии с нашими критериями к природно-специфическим смыслам;

Этнографические реалии

1. Быт:

а) пища, напитки и т.д. (щи, чебуреки, кумыс)

б) одежда (бурнус, кимоно, сари)

в) жилье, мебель и т.д. (изба, чум, буржуйка)

г) транспорт (рикша, ямщик, кэбмен)

2. Труд:

1 Возможно выделение и иных признаков – например, предметные конативные (процедуральные), прошлые настоящие будущие, реальные ирреальные (модальные) и др., однако они не представляют особого интереса в контексте данной работы.

250

Page 251: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

а) люди труда (бригадир, фермер, гаучо)

б) орудия труда (кетмень, мачете, лассо)

в) организация труда (колхоз, ранчо, латифундия)

3. Искусство и культура

а) музыка и танцы (казачок, гопак, тарантелла)

б) музыкальные инструменты (балалайка, там-там, кастаньеты)

в) фольклор (сага, былина, частушки)

г) театр (кабуки, петрушка, хэппенинг)

д) другие искусства и предметы искусства (икебана, маконда)

е) исполнители (миннезингер, трубадур, скальд)

ж) обычаи, ритуалы (коляда, тамада, рамазан)

з) праздники, игры (пасха, День Благодарения, лапта)

и) мифология (Дед Мороз, тролль, вервольф)

к) культы – служители и последователи (лама, ксендз, шаман)

4. Этнические объекты (апач, банту, кокни)

5. Меры и деньги (аршин, фут, червонец, луидор)

Общественно-политические реалии

1. Административно-территориальное устройство:

а) административно-территориальные единицы (губерния, кантон,

департамент)

б) населенные пункты и его части (аул, станица, кремль, форум)

2. Органы и носители власти (стортинг, вече, шериф, визирь)

3. Общественно-политическая жизнь:

а) политические организации и политические деятели (виги, перонисты,

пресвитериане)

б) патриотические и общественные движения и их деятели (гезы, маки,

карбонарии)

в) социальные явления и движения (нэп, лобби, стиляга)

г) звания, степени, титулы, обращения (бакалавр, столбовой дворянин,

фрекен)

д) учреждения (облоно, наркомпрос, загс)

251

Page 252: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

е) учебные заведения (лицей, медресе, кампус)

ж) сословия и касты (юнкерство, самурай, пария)

з) сословные знаки и символы (белая лилия, полумесяц, красное знамя)

4. Военные реалии:

а) подразделения (легион, чета, фаланга)

б) оружие (арбалет, ятаган, катюша)

в) обмундирование (кольчуга, темляк, бушлат)

г) военнослужащие (атаман, есаул, янычар).

Предложенную С. Влаховым и С. Флориным классификацию можно было бы

во многом уточнить и дополнить1: так, некоторые из приведенных слов-реалий

представляют собой явные имена собственные (Дед Мороз), как, в принципе, и весь

разряд этнонимов (ср. (ПОДОЛЬСКАЯ 1988: 4)); другие разряды вряд ли являются

предметными (обращения); группы можно было бы переструктурировать по-

иному, дополнить их новыми разрядами и т.д. – все это, в общем, не

принципиально. Пласт реалий многообразен настолько, насколько многообразна

сама жизнь, и ценность подобных классификаций видится в том, что они

позволяют представлять значительные массивы материала в систематизированной

форме, что важно, например, в лексикографических целях. Для теории МКК более

значимым является вопрос функционирования реалий в коммуникации и,

следовательно, их коммуникативные характеристики, о которых речь пойдет ниже.

3.3.2. Уникальные культурно-специфические смыслы

Равноценное, если не более важное, место в иерархии культурно-

специфических смыслов занимают уникальные культурно-релевантные смыслы,

семасиологическим коррелятом которых являются культурно-релевантные

(страноведчески значимые) имена собственные.

Главным отличием имен собственных от имен нарицательных обычно

считается то, что они не обладают “значением”, являются “пустыми” знаками (ср.

(АРУТЮНОВА 1980: 186)), обозначая не весь класс предметов, а лишь одного из

его представителей.

1 Сопоставимую по тщательности проработку проблематики “непереводимого” можно найти у В.С. Виноградова (ВИНОГРАДОВ 1978).

252

Page 253: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Проиллюстрируем это отличие на примере форматива {чернобыль}. Как имя

нарицательное, этот форматив означает одну из разновидностей полыни: даже если

средний носитель русского языка не знает этого выражения, достаточно назвать

ему слово-дескриптор, и у него в сознании всплывет весь спектр сведений,

связанных с классом растений “полынь” (размеры, цвет, запах, вкус,

потребительские свойства и т.д.). Как топоним, “Чернобыль” вплоть до известных

событий 1987 г. был для абсолютного большинства населения абсолютно

“пустым”, т.е. не нес в себе никакого содержания. Положение в корне изменилось

после катастрофы: с этой лексемой стал связываться огромный массив информации

(местоположение, обстоятельства аварии, замалчивание ее масштабов, ликвидация

последствий и т.д.) – причем эти знания стали достоянием большинства носителей

русского языка1. Именно устойчивая связь одного и того же форматива и примерно

одинакового содержания у большинства членов соответствующего

лингвокультурного сообщества делает подобные имена собственные социальным

фактом и сближает их тем самым с “нормальными” знаками.

Указанная семантическая особенность имен собственных с национально-

культурной значимостью осталась практически незамеченной в традиционной

ономастике (теории имени собственного). Вероятно, это объясняется тем, что

ономастика концентрировалась, в основном, на решении таких вопросов, как

соотношение имени собственного и имени нарицательного (включая процессы

онимизации и апелятивизации), дескриптивная классификация и систематизация

имен собственных; изучение словообразовательных механизмов, лежащих в их

основе, этимология и диахронические изменения, онимическая деривация и т.д.

Иначе говоря, речь в большинстве ономастических исследований шла о довольно

поверхностных аспектах имен собственных, которые были мало связаны с их

реальным функционированием в коммуникации. Положение стало меняться к

лучшему лишь с возникновением страноведчески ориентированной лингвистики, в

которой страноведчески релевантные имена собственные заняли одно из

центральных мест (см. особенно (ТОМАХИН 1988)).

1 Достаточно скоро “Чернобыль” превратился в супракультурный символ экологических угроз, которыми чревато развитие технической цивилизации.

253

Page 254: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Классификации собственных имен, разработанные в ономастике, охватывают

более 70 типов онимов (ср. (ПОДОЛЬСКАЯ 1988: 184-185)). У большей части из

них обнаруживаются элементы национально-культурного содержания – начиная от

агионимов (имен святых) – которые, естественно, не совпадают в разных

конфессиях, часто представляют собой этнические символы и т.д., и кончая

эргонимами (именами деловых объединений людей) – например, рыцари Круглого

стола, “Могучая кучка”, команда “Спартак” и т.д.

Наибольшим потенциалом с точки зрения национально-культурного

содержания обладают, на наш взгляд, три разряда имен собственных: топонимы

(имена мест), антропонимы (имена лиц) и имена событий, не получивших в силу

определенных причин (см. ниже) отдельного терминологического обозначения в

ономастике.

Рассмотрим эти группы имен собственных подробнее. Напомним, что

основной угол зрения в данном случае – ономасиологический, т.е.

соответствующие имена трактуются как обозначения культурно-специфических

смыслов. Особое внимание при этом уделяется номинациям, в которых прямо

“кристаллизуются” (ср. (BASTIAN 1979: 92)) определенные признаки культурно-

специфических смыслов, что обычно происходит при их косвенной номинации или

вторичном использовании их прямых имен (вторичная номинация). Подобные

номинации представляют интерес в (лингво)страноведческой перспективе.

3.3.2.1. Смысловой класс “Место”

Самую высокую позицию в иерархии “мест” с национально-культурной точки

зрения должна занять, очевидно, категория страны. Диалектика соотношения “имя

– смысл” проявляется здесь в том, что изменения в территориальной

протяженности страны или ее политическом устройстве, как правило, приводят к

смене имени – ср. различные обозначения Германии: Heiliges Römisches Reich

Deutscher Nation, Deutsches Kaiserreich, Weimarer Republik, Drittes Reich

(Nazideutschland), Bizonien, Trizonien, Deutsche Demokratische Republik,

Bundesrepublik Deutschland.

Довольно богатой является и номинативная “история” Австрии: Kaiserreich

Österreich, Kaiserreich Österreich-Ungarn (k.u.k.- Monarchie, Habsburger Reich),

254

Page 255: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Deutsch-Österreich, Ostmark, Republik Österreich. Интерес представляют также

косвенные обозначения Швейцарии Eidgenossenschaft и Alpenrepublik.

Смысл Weimarer Republik часто используется как символ состояния

экономического и политического хаоса, и употребление его имени, к примеру, в

выражении “Weimarer Zustände”, может интерпретироваться как вторичная

национально-культурная номинация.

Ступенью ниже, чем “страна” располагаются отдельные культурно-

исторические регионы, края, земли и т.д., к которым, в частности, можно отнести

некоторые бывшие феодальные и более поздние государственные образования

(Sachsen, Bayern, Preußen, Tirol), а также экономические и промышленные регионы

(Hanse-Bund, Ruhrgebiet). Здесь также наблюдаются разнообразные “приращения

смыслов” – так, Saarland, Elsaß-Lothringen или Tirol ассоциируются с

межгосударственными территориальными спорами, Preußen – с экспансией и

милитаризмом, Bayern – с политическим консерватизмом; Ruhrgebiet служила

долгое время символом промышленной мощи Германии, а затем олицетворяла

уничтожение природы и загрязнение окружающей среды.

Следующую и, вероятно, самую важную, ступеньку в таксономии “мест”

занимают города. Концепты крупных городов в большинстве своем носят

чрезвычайно сложный характер и могут быть представлены в виде т.н. фреймов

(когнитивных супраструктур), которые, в свою очередь, поддаются подразделению

на отдельные субфреймы или измерения (ср. (WEGNER 1985: 62-65)). У фрейма

город такими блоками признаков будут, в частности: территориальное

расположение, строения, жители, события, изделия и учреждения1.

Применительно к какому-либо конкретному городу субфрейм расположение

может концентрировать довольно значительный массив информации о

географических координатах города на территории страны, а также о его

природном окружении (Север – Юг, Запад – Восток, горы – долины, река – море,

центр – периферия, протяженности в пространстве, расстоянии до других

населенных пунктов, транспортные связи и т.д.). Одной из важнейших смысловых

1 В примечательной работе Д. Хартманна, в которой, к сожалению, не затрагиваются страноведческие и культурно-контрастивные аспекты проблематики, приводятся следующие признаки “образа города”: строения, реки, метафоры городских ворот и центра, красота, а также экономические отрасли (HARTMANN 1988: 46-48).

255

Page 256: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

функций имен крупных городов в этой связи является ориентация на “ментальной”

карте страны (ср. (DOWNS, STEA 1982)), что проявляется в высказываниях типа: Я

жил тогда недалеко от Х или Катастрофа произошла рядом с У – данная

функция, кстати, весьма чувствительна с точки зрения очуждения в МКК.

От всех других “мест” города отличаются тем, что они представляют собой

застроенные места, и поэтому их можно определить как скопление разного рода

строений на ограниченном пространстве. Релевантностью в перспективе МКК

обладают, естественно, не все строения1, а лишь те из них, которые в силу

определенных причин стали известны значительной части населения.

Общекультурную значимость имеют, во-первых, строения, обладающие

высокой эстетической ценностью, а во-вторых, строения, открывающие выход к

другим важным субфреймам, в частности, к субфреймам “События” и “Жители”

(или “Обитатели”), например, Reichstag Reichstagsbrand, Смольный

революция, Белый дом (московский) августовский путч Ельцин.

Застройка города может давать повод для устойчивых обозначений

эпитетного типа (Петербург Северная Пальмира, Dresden Elbflorenz).

Еще одним важным отличием “города” от других “мест” составляет то, что он

является “обжитым” местом. Другими словами, город представляет собой место

постоянного или временного проживания и деятельности для большого количества

людей. Среди жителей или уроженцев, очевидно, любого крупного (а часто и

незначительного) города всегда найдется кто-либо, оставивший след в истории

национальной культуры – иногда это даже фиксируется в названии города, ср.

официальное название немецкого города Виттенберга Wittenberg – Lutherstadt, а

иногда приводит к переименованиям городов, что особенно часто практиковалось в

советские времена (Симбирск Ульяновск).

Жителям многих городов часто приписывается специфический “городской”

характер – в немецкоязычном культурном ареале, например, считается, что венцам

присущ особый шарм, берлинцам – живость, а бернцам – медлительность

(HARTMANN 1988: 40); в СНГ распространены представления об

1 Под “строениями” понимаются не только здания, но и памятники, мосты, фонтаны и т.д.

256

Page 257: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

интеллигентности жителей Петербурга, бесцеремонности и высокомерии

москвичей, юморе одесситов и т.д.

Практически каждый крупный город (и, часто, небольшой) за период своего

существования рано или поздно становится местом некоторого события

общекультурной значимости – битвы, восстания, катастрофы, заключения договора

и т.д., которые входят в коллективную память этноса или даже всего человечества

(Leipzig – Stadt der Völkerschlacht, Wiener Kongress, Potsdamer Konferenz, Петербург

– город трех революций и т.д.).

Наряду с уникальными (однократными) событиями, с городами могут быть

связаны и повторяющиеся события (ярмарки, съезды, выставки, фестивали

(Leipziger Messen, Московские, Каннские и пр. кинофестивали, Bayreuther Wagner-

Festspiele и т.д.).

Город может выступать ареной не только реальных, но и фиктивных событий

– в легендах, книгах, фильмах и т.д. (ср. Rattenfänger aus Hameln, Bremer

Stadtmusikanten, Петербург в произведениях Гоголя и Достоевского, Москва в

романе М. Булгакова “Мастер и Маргарита”).

С момента своего зарождения города были центрами ремесел, торговли и

управления. Ранее славу городу приносили те или иные изделия, которые

производились или были изобретены в данном городе (Meißner Porzellan,

вологодское масло (или кружева), тульские самовары и пряники), сейчас эту

функцию выполняют крупные предприятия, расположенные в городе (VW-Stadt

Wolfsburg, Zeißmetropole - Jena, BASF-Stadt Ludwigshafen. Административные

учреждения, которые располагаются в городе, в большинстве своем (за

исключением столиц), отвечают за управление ограниченными территориями

(районами, областями, провинциями). Исключением на этом фоне является

Германия, где многие органы федерального управления относительно равномерно

распределены по всей территории страны (Karlsruhe Bundesverfassungsgericht,

Wiesbaden Bundeskriminalamt).

Наряду с административными, известность городу могут принести также

культурные и образовательные учреждения: музеи (Dresdner Gemäldegalerie, Alte

257

Page 258: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Pynakothek, Эрмитаж, Третьяковка), театры (Berliner Ensemble, Hofburgtheater, Ла

Скала, Таганка), университеты (Göttingen, Heidelberg, Оксфорд).

Культурные смыслы могут ассоциироваться и с иными урбанонимами

(именами мелких городских объектов) – от городских районов (Sankt-Pauli, Гарлем,

Голливуд, Латинский квартал) и улиц (Unter den Linden, Reeperbahn, Kö, Тверская,

Крещатик) до отдельных магазинов (Ka De We, ГУМ, Гостиный Двор, Галерея

“Лафайет”, Тати), зданий (Reichstag, Baracke, Дом на набережной) и даже

помещений (Auerbachskeller, Грановитая палата, Янтарная комната).

Схожие наблюдения можно сделать и в отношении других географических

смыслов – гор (Brocken, Медведь-гора, Казбек), скал (Loreleyfels, Гибралтар), рек

(der Vater Rhein, матушка Волга) и др.

3.3.2.2. Смысловой класс “Лицо”

Следующий важный класс уникальных смыслов образуют лица. Здесь

существует много различных возможностей для классификации. Прежде всего,

следует назвать разграничение на реальные и фиктивные (легендарные,

мифические, сказочные и т.п.) лица, хотя между ними не всегда легко провести

границу, ибо и реальные персонажи часто приобретают мифологические черты.

Реальные лица легче всего сгруппировать по признаку “деятельность” (в

широком смысле этого слова), выделив, в частности, разряды:

монархов (Friedrich Barbarossa, August der Starke, Екатерина Вторая);

политиков (C. von Metternich, O. von Bismarck, Мартин Лютер Кинг);

людей искусства (A. Dürer, J.W. Goethe, W.A. Mozart, Шаляпин);

изобретателей (J. Gutenberg, H.J. Böttger, K. Benz)

спортсменов (M. Schmeling, F. Walter, M. Schuhmacher, Л. Яшин) и т.д.

Особый интерес с точки зрения МКК представляют косвенные обозначения

смыслов этого класса: во-первых, потому, что они могут послужить надежным

индикатором национально-культурной значимости соответствующих смыслов; во-

вторых, потому, что они часто “кристаллизуют” культурно-специфическую

информацию и, в-третьих, потому, что их трудно (если вообще возможно) отыскать

в словарях или энциклопедиях. Примерами такого рода обозначений могут

служить следующие имена известных немецких личностей: Alter Fritz (Фридрих

258

Page 259: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Второй), Kutscher von Europa (Меттерних), Eiserner Kanzler (Бисмарк), Vater des

Wirtschaftswunders (Л. Эрхард), Kaiser (футболист Ф. Беккенбауер) и др. Бывают

случаи, когда косвенное обозначение является более известным, чем прямое – ср.

Hauptmann von Köpenick и W. Voigt.

Смыслы, связываемые с именами фиктивных лиц, могут быть самой

разнообразной природы и касаться, например:

внешности: Rapunzel langes Haar, Kobold Häßlichkeit, Кощей худоба,

Буратино длинный нос;

моральных качеств и свойств характера: Nibelungen Treue, Faust

Strebsamkeit; Rudenz Tapferkeit, M. Kohlhaas Ehrenhaftigkeit; Goetz von

Berlichingen Grobheit (Goetz-Zitat); Алеша Карамазов кротость, Плюшкин

жадность, Недоросль ограниченность;

специфических видов деятельности и поведения: Dornröschen (или Friedrich

Barbarossa) langer Schlaf; Gralshüter Bewachen; Илья Муромец сидеть

сиднем, братец Иванушка попить водицы из лужицы,

личной ситуации: Gretchen ethischer Entscheidungszwang (Gretchenfrage),

старуха у разбитого корыта крушение необоснованных надежд, Раскольников

моральный выбор и т.д.

Многие из перечисленных смыслов являются прототипами (наиболее

типичными представителями) соответствующих концептуальных классов. В

традиционной теории прототипов (ср. (ROSCH 1973; KLEIBER 1993))

контрастивно-культурологическому аспекту этого явления вообще уделялось

незаслуженно мало внимания; в особенности это касается тех случаев, когда в

функции прототипа выступают индивидуальные смыслы. При этом можно

представить себе немало ментальных категорий, которые организованы вокруг

некоторого уникального – и тем самым культурно-специфического – смысла, ср.

следующий пример:

“К счастью, я стал ‘бунтовщиком’, хотя и в кавычках, потому что мой бунт был

спонтанным и вполне индивидуалистичным. Я играл роль, скорее, Михаэля

Кольхааза, чем Карла Моора”1.

1 Wetzel R. Der Mann im Lodenmantel. – 1978. – S. 17.

259

Page 260: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Оба названных литературных образа могут считаться немецкими прототипами

категории “бунтовщик” (“разбойник”). В русской культуре эту функцию имеет,

очевидно, Дубровский.

3.3.2.3. Смысловой класс “Событие”

Обозначения отдельных событий мало изучены как в теории МКК1, так и в

ономастике. Причину следует искать, очевидно, в том, что смыслы этого класса

редко обладают единственным узуальным именем2. В уже цитировавшемся

“Словаре ономастической терминологии” Н.В. Подольской имена событий

упоминаются под леммой хрононимы, к которым, по ее мнению, относятся

“исторически значимые отрезки времени” (ПОДОЛЬСКАЯ 1988: 147). Среди

примеров, приводимых автором, однако, фигурируют феномены, которые вряд ли

можно отнести к “отрезкам времени” – например, Ялтинская или Хельсинкская

конференции.

“Исторически значимые отрезки времени” было бы, правильнее на наш

взгляд, назвать историческими эпохами или периодами, а термин событие увязать

с категорией Ситуации и определить его как изменение Ситуации, наступившее без

участия воспринимающего субъекта (иначе мы имели бы дело с “действием” (ср.

(BEAUGRANDE, DRESSLER 1981: 101)). Имя собственное, обозначающее

событие, можно было бы назвать “эвентонимом” (от латинского eventum –

“случившееся, происшедшее”).

С учетом ранее высказанного положения о том, что фактор Ситуации может

устанавливаться с разным фокусом (степенью “охвата”), выделим несколько

событийных уровней:

события транскультурного масштаба (мега-события): пандемии (например,

средневековая чума), открытия (открытие Америки), революции и народные

волнения (Великая французская революция, Октябрьская революция в России,

студенческие волнения 1968 г.), крупные войны (Тридцатилетняя война, Первая и

1 Примечательно, что в одной из немногих работ, посвященных функционированию имен собственных в межъязыковой и межкультурной коммуникации (ЕРМОЛОВИЧ 2001) обозначения событий полностью отсутствуют.

2 В связи с этим их также трудно отыскать в словарях, энциклопедиях и т.д.

260

Page 261: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Вторая мировая войны), катастрофы (Тунгусский метеорит, Чернобыль, взрыв

“Челленджера”), террористические акты (11-е сентября);

события национально-культурного масштаба (макро-события):

политические решения (отмена крепостного права, отречение Николая Второго,

Беловежские соглашения), экономические реформы (нэп, коллективизация,

гайдаровские “реформы”), выборы и референдумы (выборы на 1-й съезд народных

депутатов СССР, референдум о выходе Украины из СССР), скандалы и аферы

(банкротство МММ, скандал с “Мабетекс”, скандал с П. Лазаренко), (беспорядки

и волнения (события октября 1989 в ГДР, августовский “путч” 1991 г., события

октября 1993 в Москве), локальные войны (Халхин-Гол, Афганистан, Чечня),

техногенные и природные катастрофы (взрыв поездов под Уфой, землетрясение в

Армении), и т.д.;

события субкультурного масштаба: ярмарки, региональные выборы, громкие

преступления, открытие предприятий, выставок, фестивалей и т.п.

Для теории МКК интерес представляют прежде всего события макроуровня.

Определенная национально-культурная специфика обнаруживается, впрочем, и у

“мега-событий”. Хотя во многих из них участвуют несколько наций (государств,

стран), они могут считаться лишь ограниченно “интернациональными”, так как

количество отобранных в соответствующие концепты признаков, их характер и

оценка могут в этих культурах существенно различаться. Так, первая мировая

война началась одновременно для Германии и России, но окончилась в разное

время – для России фактически с началом большевистской революции 1917 г., а

для Германии – поражением в ноябре 1918 г. Пространственное видение войны

было также совершенно иным – название известного романа Э.М. Ремарка “На

Западном фронте без перемен” (дословный перевод: “На Западе ничего нового”)

кажется неясным вероятно, большинству русских читателей – не говоря уже о

прагматической оценке побед/поражений1, отдельных полководцев и т.д.

1 Ср. пример, приводимый Ю.С. Степановым: выражение победитель при Бородине русский поймет как относящееся к Кутузову, тогда как француз будет иметь здесь в виду Наполеона, и кроме того, скорее обозначит тот же референт именем победитель на реке Москве (СТЕПАНОВ 1983: 24), а также пример из более близкого прошлого: “Ее (победы в Афганистане – П.Д.) воздействие можно сравнить с воздействием, которая имела победа Японии над Россией для восточного мира. То, что Запад счел победой свободного мира, мусульмане рассматривают как победу ислама” (HUNTINGTON 1996: 401).

261

Page 262: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Это явление во многом напоминает известную классификацию антонимов,

принадлежащую Дж. Лайонсу, а именно, конверсивные или дирекциональные1

оппозиции (покупать/продавать, жена/муж) (LYONS 1973: 478-480), см. также

(MERTEN 1995: 165). Опираясь на это разграничение, можно выдвинуть категории

дирекционально-логических (количество и характер отобранных признаков – типа

провалился пол/обрушился потолок) и дирекционально-прагматических (разная

оценка одной и той же сущности – например, партизан/бандит, разведчик/шпион)

смыслов.

Как упоминалось ранее, события редко обладают единственным узуальным

именем. Обращает на себя внимание, однако, довольно частая актуализация в их

обозначениях признака год и дата события, – ср. 1812 (Отечественная война

против Наполеона), 1825 (восстание декабристов), 22 июня 1941 г. (начало войны),

17 августа 1998 г. (дефолт). Интересно, что здесь также может наблюдаться

своеобразная “омонимия”: так, особенно судьбоносной датой в истории Германии

является 9 ноября: именно в этот день в 1918-м году произошло отречение кайзера

Вильгельма ІІ, в 1938-м – была проведена акция т.н. “Хрустальной ночи”

(еврейские погромы), а в 1989-м – открыта граница с Западной Германией и

Западным Берлином.

В смысловом классе “событие” возможно и фреймовое моделирование – в

качестве субфреймов или измерений могли бы выступить место, участники,

причины и следствия происходящего, а также менее очевидные повод (покушение в

Сараево и начало 1-й мировой войны), толчок (августовский “путч” для развала

СССР), предлог (провокация на радиостанции в Глейвице и начало 2-й мировой

войны).

3.3.3. Абстрактные и обобщенные культурно-специфические смыслы

Под абстрактными смыслами в данном случае понимаются концепты,

коррелирующие с отвлеченными свойствами и качествами (например, свобода,

дружба, право, истина), а под обобщенными2 – концепты высокой степени

1 Применительно к географическим понятиям В.Н. Комиссаров использует термин “географическая векториальность”. Он заметил, в частности, что один и тот же регион называется по-русски Ближний Восток, в Англии – Средний Восток, а в Индии – Западная Азия (КОМИССАРОВ 1973: 177).

2 Так, Б.-Д. Мюллер использует по отношению к “средствам городского и пригородного транспорта” термин “общая категория” (MÜLLER 1980: 104).

262

Page 263: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

генерализации (родовые, или широкие понятия с логической точки зрения) типа

жилище, транспорт, отдых, работа (по поводу последнего см. например,

(HERRMANNS 1993), хотя разницу между первыми и вторыми провести не всегда

просто. Не совсем ясно, правда, являются ли когнитивные единицы этого рода еще

дискретными, и вправе ли мы отнести их к Тезаурусу. Впрочем, учитывая, что

межкультурное сопоставление здесь все же возможно (хотя и с известными

затруднениями), это предположение можно признать правомерным.

В немецкоязычной интеркультуралистике эта проблема поднималась Б.-Д.

Мюллером1 (в частности, на примере понятий АВТОБУС или ДОМ). К обычной

констатации культурно-специфических различий между соответствующими

понятиями в одной из последних его работ добавляется важный для абстрактных

концептов момент “материализующих действий”:

“Такие понятия, как FREIHEIT (СВОБОДА – П.Д.) – LIBERTÉ – LIBERTY или

FREUNDLICHKEIT (ДРУЖЕЛЮБИЕ – П.Д.) – GENTILLESSE – FRIENDLINESS

считаются ‘принципиально’ характерными для конкретных культурных

пространств. Показать это можно, правда, не на самом абстрактном понятии, а на

том, что конкретные, ‘материализующие’ эти понятия действия (СВОБОДА – это

если..., или: Если кто-то делает х, то это нельзя назвать ДРУЖЕЛЮБИЕМ),

являются разными или воспринимаются в качестве таковых” (MÜLLER 2000: 25-

26).

То, что Б.-Д. Мюллер называет “материализующими действиями”, можно

было бы, на наш взгляд, обозначить как своего рода обратную конкретизацию –

ранее абстрагированные свойства здесь как бы возвращаются назад, к исходной

предметной ситуации. При межкультурном сопоставлении (стимулом для

которого, большей частью, служит именно МКК), часто выясняется, что эти

первоначальные ситуации не являются универсальными, ср. впечатления одной

бирманской студентки от Германии:

“Я наслаждаюсь свободой, которая существует в Германии – здесь можно

расширить свой кругозор, узнать многое о других странах и даже высказать свое

мнение о Гельмуте Коле, я это нахожу прекрасным. Но свобода – это также и,

1 См. также (REICHMANN 1987).

263

Page 264: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

когда ты можешь ходить в старых шмотках, и никто не осудит тебя за это” (“Die

Zeit”, 22.11.1996, S. 79).

Иное – русское – понимание “свободы” В. Вайдле моделирует следующим

образом:

“Зрелище родной земли дает ему (русскому – П.Д.) ощущение большей свободы –

не той свободы, которая проявляется в поступке, в активной жизни и ищет в

дальних странах новую сферу деятельности, а той, которая прельщает его потерять

самого себя, уйти прочь и забыть все, что связывает его со вчерашним и

сегодняшним днем, свою работу, свою семью и свой дом” (WEIDLÉ 1956: 30).

Еще одна возможность представления абстрактных смыслов была реализована

в известной с 30-х годов модели “лексических полей” (Й. Трир, Л. Вейсгербер),

которая затем неоднократно трансформировалась в модели лексико-

семантических, лексико-фразеологических, функционально-грамматических и

иных “полей”. Суть этого подхода состоит, упрощенно говоря, в том, что в

качестве исходного пункта исследования избирается некоторая ментальная

категория высокой степени обобщения (в лингвистике обычно маскируемая как

“гипероним”) и затем прослеживается, какими языковыми,

взаимообусловливающими друг друга средствами – морфематическими,

лексическими, фразеологическими и грамматическими – эта категория выражается

и членится на отдельные части. Таким образом, основными элементами “полевого”

подхода оказываются разноуровневая членимость ментальной категории и

полиморфия средств ее выражения. И тот, и другой элементы могут с успехом

применяться в целях описания культурной специфики абстрактных понятий (таких,

например, как честь, влияние, богатство и т.д.). Проиллюстрируем потенциал

этого подхода на примере смысла “ранг советского писателя”. Соответствующее

“поле” было достаточно обширным – особенно в т.н. “застойное время” – и

включало в себя следующие составные части:

тираж произведений;

издательства или журналы, в которых печатались произведения;

популярность/авторитет в читательских/профессиональных кругах;

264

Page 265: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

полученные премии (Республиканская Ленинского комсомола

Государственная Ленинская) ;

членство и секретарские места в республиканском или центральном Союзе

писателей;

членство в партийном комитете и Совете определенного уровня (район

город область республика Союз) ;

ордена (орден Дружбы народов (Знак почета) орден Трудового Красного

знамени орден Ленина звание Героя социалистического труда;

зарубежные поездки (в социалистические страны в страны “третьего” мира

в западные страны) ;

дома отдыха и санатории, в которых он отдыхал;

доступ к т.н. “распределителям”, где можно было получить дефицитные

товары1.

Нетрудно заметить, что лишь первые четыре элемента из перечисленных (и то

частично) совпадают с коррелирующим “полем” западного писателя.

Немалым потенциалом с точки зрения анализа обобщенных смыслов обладает

также категория фреймов, которая, как говорилось ранее, и была разработана для

моделирования когнитивных сверхструктур – ср. определения М. Минского “chunk

of knowledge” (буквально: “толстый кусок знания”) и Е. Чарняка “large body of

information” (буквально: “большое тело информации”) и др. (см. KONERDING

1993: 9, 21). Проиллюстрируем возможности этого подхода на примере

обобщенного смысла “Железная дорога в ФРГ”:

Супрафреймы:

Фрейм “железная дорога” должен быть вначале помещен в рамки супрафрейма

“транспортная система”. Уже этот фрейм структурирован культурно-

специфически, так как железная дорога в ФРГ имеет гораздо меньшую значимость,

чем в бывшем СССР – бóльшая часть грузопотока осуществляется там

автотранспортом. Фреймом еще более высокого уровня явится “пространство”

(который, впрочем, вряд ли уже можно считать дискретным), а именно, расстояния,

1 Ср. рассказ В. Войновича “Шапка”, основной конфликт которого заключается в том, что некий московский писатель не получил полагающейся ему (на его взгляд) по статусу меховой шапки.

265

Page 266: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

которые в ФРГ значительно меньше (не случайно бытовое понятие

“продолжительная поездка на железной дороге” начинается примерно с 5-6 часов).

СУБФРЕЙМ “ТИПЫ ПОЕЗДОВ”:

В ФРГ существует больше разновидностей поездов, чем в бывшем СССР: можно

назвать, по крайней мере, три типа пригородных поездов: Regionalbahn

(“региональный поезд”), Stadtexpreß (“городской экспресс”), Regionalexpreß

(“региональный экспресс”) и три типа поездов дальнего сообщения Interregio

(“межрегиональный поезд”), InterCity (“поезд межгородского сообщения” и

InterCity Expreß (“межгородской экспресс”) – последний образует по скорости,

внешнему виду и комфорту отдельный класс поездов.

СУБФРЕЙМ “ВНЕШНИЙ ВИД И СТРУКТУРА ВАГОНА”:

Одним из технических различий – внешне незаметных – российской железной

дороги по отношению к западно- и центрально-европейским является бóльшая

ширина колеи (из-за чего при пересечении границы требуется менять колесные

пары).

В связи с относительно небольшими расстояниями прототипический вагон в ФРГ

(как, впрочем, и во всей Западной и Центральной Европе) выглядит совершенно

по-иному, чем в бывшем СССР: цвет не обязательно зеленый; вагон не

плацкартный, а скорее “общий”; нет второго этажа полок-постелей; отсутствует

купе проводника, нет никакого титана, пассажирские купе часто отделены от

коридора прозрачными перегородками и дверями; первый класс отличается от

второго в основном мягкостью, шириной, а также более дорогой обивкой сидений.

СУБФРЕЙМ “КОНАТИВНЫЕ ОБРАЗЦЫ” (ДЕЯТЕЛЬНОСТНЫЕ СЦЕНАРИИ):

Здесь прежде всего следует отметить, что само общее ощущение от езды в

Германии является несколько иным, чем в бывшем СССР: движение поезда более

плавное, нет привычного стука колес – это связано с тем, что рельсы в Германии

сейчас свариваются, и стыков между ними нет.

Макродействие “поездка по железной дороге” характеризуется в ФРГ большим

количеством конативных особенностей по сравнению с СНГ. Различия начинаются

уже на этапе покупки билета – ср. речевые клише, используемые в этом процесе,

рассмотренные нами в разделе об узусе (раздел (3.2.2.1.). Достаточно часто

266

Page 267: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

железнодорожная поездка по ФРГ связана с большим количеством пересадок,

поэтому пассажиру выдается специальная компьютерная распечатка со списком

возможных “стыковых” поездов. Это особенно важно, если пассажир хочет ехать

максимально дешево – такая возможность представляется в выходные дни, когда,

купив т.н. “Schönes Wochenende-Ticket” (билет “Приятных выходных”), можно

целые сутки путешествовать по всей стране, правда, лишь на поездах пригородного

сообщения, что требует, соответственно, большого количества пересадок.

Существует и немало иных скидок, почти полностью отсутствующих в СНГ.

Совершенно по-иному выглядит и “интерьер деятельности” проводника. На весь

поезд полагается, как правило, один проводник. В его обязанности также входит

контролирование наличия проездных билетов у пассажиров, но делает он это не у

дверей вагона, а проходя время от времени по всему составу, причем он вправе

“обилечивать” пассажиров, не успевших купить билет – за небольшую

дополнительную плату. Кроме того, именно он подает сигнал машинисту об отходе

поезда.

В этом макродействии обнаруживаются и другие, казалось бы, элементарные

специалии, способные, тем не менее, доставить затруднения несведущему человеку

– например, открывание дверей, производимое по довольно замысловатой

амплитуде, или попытка помыть руки в туалете (кран может открываться ступней

или даже коленом).

3.4. ОЧУЖДЕНИЕ В КОРРЕЛЯЦИИ ТЕКСТХ – ТЕКСТУ

3.4.1. О специфике внутренней и внешней формы текста

В сущности говоря, тексты могли бы с полным правом рассматриваться в

качестве единиц дискурса и, наоборот, единицы дискурса – в качестве текстов.

Этот подход достаточно распространен в лингвистике текста. С другой стороны,

существует и иной взгляд на эту проблему, согласно которому “текстом” является

лишь письменный документ (см., например, (ГАЛЬПЕРИН 1981: 18)). Для

рассматриваемой в данной работе проблематики этот вопрос менее актуален;

исходя из методологических и эвристических соображений, можно остановиться на

второй, более узкой, трактовке категории “текст” – достаточно очевидно, что

267

Page 268: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

очуждение в устной и письменной речи во многом отличаются друг от друга. Тем

не менее, разработанная нами для анализа межъязыковых контрастов и

межкультурного дискурса триада: внешняя форма – внутренняя форма – смысл

может быть с успехом использована также и в этой сфере.

Внешняя форма письменного текста состоит из нескольких элементов,

основным из которых является шрифт. Нетрудно установить, что в этой области

существует немало межъязыковых различий: для большинства современных

языков наиболее важным является противопоставление иероглифической и

алфавитной систем, а среди последних – разделение латинской, кириллической и

арабской графемики.

При переводе часто возникает необходимость преодоления “межписьменных”

несовпадений – т.н. транскрипции или транслитерации (скажем, Goethe Гете)

которые в нашей классификации механизмов взаимодействия “своего” и “чужого”

соответствуют типу “освоения”. Эта процедура, как правило, применяется для

передачи таких “непереводимых” текстовых фрагментов, как реалии или имена

собственные.

В рамках латинской субсистемы письма существует столько же вариантов

графемики, сколько есть использующих ее национальных языков. В большинстве

из них принято, наряду с графическим обликом слова, заимствовать и его

национально-языковое произношение, что способно спровоцировать

межъязыковую интерференцию (“ложное освоение”). Особенно отчетливо эта

проблема проявляется в ситуации, когда говорящий ранее имел дело лишь с

письменной формой слова (имени), но в определенной ситуации (например, при

обращении) вынужден интерпретировать его фонетически.

Известная особенность немецкой орфографии – написание существительных с

большой буквы – также приобретает иногда коммуникативную значимость: в

частности, распространенная в русском языке поговорка “Человек с большой

буквы” вряд ли возможна в немецком, ср. также принятое в этом языке написание

HErr (“Бог”).

Интерпунктуационные знаки в большинстве алфавитных систем одинаковы,

но и здесь существуют некоторые исключения, к примеру, двойной

268

Page 269: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

восклицательный знак в испанском языке. Определенная специфика

обнаруживается и в применении этих знаков (ср., например, различия в

использовании запятых в русском и английском языках); в немецких деловых

письмах сейчас после обращения принято ставить запятую (Sehr geehrter Herr

Schmidt, ...), а в русских – до сих пор предпочитают восклицательный знак; для

разграничения абзацев в русском узусе, как правило, используется красная строка,

в немецком же все большее распространение в этой функции получает чистая

(пустая) строка.

К внешней форме текста можно отнести и направление развертывания письма

слева направо или справа налево (как, например, в арабском языке).

Что же касается категории внутренней формы текста, то ее можно применить

к специфике т.н. “типов текста”. Под “типом текста” в лингвистике обычно

понимаются определенные образцы (шаблоны) текстов, которые, в частности,

характеризуются более или менее единой интенциональной направленностью,

ситуативной связанностью, терминальной1 структурой, а также специфическим

набором используемых языковых средств. В качестве примеров можно привести

такие типы текста, как “письмо”, “анекдот”, “договор”, “рецензия”, “приговор” и

т.д. Эта проблематика относится к числу наиболее изученных в лингвистике

текста, но, к сожалению, ее контрастивно-лингвистические и контрастивно-

культурологические аспекты не получили там пока еще должного освещения.

Ранее уже указывалось, что существуют отдельные культурно-специфические

типы текстов, отсутствующие в других культурах – для большинства

мусульманских и кавказских культур таковым, например, является жанр “брачного

объявления” (ср. (FLEISCHER 1990: 48)); в “реально-социалистических” странах

практически отсутствовал тип текста “рекламное объявление”. Этот феномен

хорошо объясняется в рамках фреймового/сценарного подхода: в условиях

командно-административной системы, где господствует товарный голод, и

дефицитные ресурсы распределяются централизованно, потребности в механизме

рекламы не возникает; комплексная деятельность “женитьба” во всех культурах

1 Здесь этот термин используется в значении, принятом в теории фреймов – как “вакантное место”, “гнездо в обойме”, которое способно заниматься различными “актантами”.

269

Page 270: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

включает в себя компонент “поиск партнера”, во многих из них, однако, он

осуществляется родителями или через специальный институт свах.

Говоря о типе текста “брачное объявление”, можно отметить, что его базовая

терминальная структура схожа практически во всех культурах: представление

собственных личностных признаков и собственной личностной ситуации

формулирование ожидаемых отношений (партнерство, брак) перечисление

желательных черт личности потенциального партнера. Вместе с тем дробление

этих трех элементов на своего рода “обойму” из гнезд и, в особенности, их

заполнение конкретными чертами личности может по-разному выглядеть в разных

культурах: так, в бывшей ГДР в брачных объявлениях можно было нередко

встретить самохарактеристику ml WA (марксистско-ленинское мировоззрение);

типичным для газетных объявлений в рубрике знакомств в СНГ является

пожелание (главным образом, по отношению к мужчинам) без вредных привычек,

которое практически не выдвигается в Германии; хотя Германия, в общем,

считается не очень “чадолюбивой”, здесь в брачных объявлениях гораздо чаще,

чем в бывшем СССР, можно обнаружить упоминание “ребенок – не препятствие” и

т.д. В любом случае тексты этого жанра представляют собой ценный материал для

национально-культурной инвестигации и когниции.

Интересные особенности типа текста “деловое письмо”, принятые в Таиланде

(с точки зрения соответствующего немецкого узуса), приводит Й. Тидеманн. В свое

время одна из таиландских фирм направила крупному немецкому производителю

автомобильных радиоприемников письмо с предложением стать его монопольным

представителем в этой стране. При этом оказалось, что письмо обладает целым

рядом культурно-специфических черт, которые вызвали у немецких информантов

неверное понимание действительной его цели (многие решили, что имеют дело с

биографией, заявлением о приеме на работу и т.п.):

в начале письма представляется вся фирма, включая функции всех

сотрудников;

изложению основной темы предшествует протяженная фаза “разогрева”

(например, подробно описывается профессиональный путь владельца фирмы);

270

Page 271: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

письмо непривычно длинное (по крайней мере, согласно немецким

стандартам);

непосредственная интенция сообщения скрыта и упоминается как бы

вскользь, между делом;

в письме довольно настойчиво подчеркиваются существующие деловые

контакты с королевской семьей (TIEDEMANN 1991: 127-130).

Очень насыщенными в смысле национально-культурной специфики

представляются типы текстов “комплимент” и “тост”, в особенности, если речь

идет об их кавказских вариантах (ср. (KOTTHOFF 1993, KOTTHOFF 1997)).

Специфический порядок следования как элемент внутритекстовой формы

можно проиллюстрировать на примере такой, казалось бы, универсальной

составной части текста, как оглавление: в большинстве немецких научных книг

оно, в частности, предшествует основному тексту. Весьма специфическим

формальным признаком книг, находящихся в фондах библиотек в бывшем СССР,

является библиотечный штемпель, повторяемый по ныне непонятным причинам

строго на 17-й странице.

3.4.2. Культурная специфика смысла (содержания) текста

Как и устное высказывание, любой письменный текст представляет собой

результат взаимодействия всех коммуникативных факторов, причем каждый из них

способен образовывать свой собственный слой в совокупном содержании текста.

Если тот или иной фактор окрашен культурно-специфически, то это автоматически

ведет к появлению в смысловой структуре пласта культурно-специфической

информации и может приводить к очуждению восприятия текста в МКК, которое –

как и в случае межкультурного дискурса – поддается описанию как смещение

конфигурации коммуникативных факторов относительно их положения во

внутрикультурной коммуникации.

При восприятии письменных текстов коммуникация обычно происходит в

одностороннем направлении, т.е. Коммуникантх становится Авторомх, а

Коммуниканту – Реципиентому. Выбор книги, статьи и т.д. на роль объекта для

чтения происходит, как правило, в несколько этапов, первый из которых обычно

состоит в идентификации автора по параметрам известный/неизвестный.

271

Page 272: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Распознавание имени как известного может приводить к актуализации

разнообразной информации, например, сведений о жизненном пути писателя (А.

Солженицын), об основном жанре, в котором он работает (А. Маринина, М.

Жванецкий), о главной теме его творчества (М. Зощенко, В. Распутин); о связанных

с ним скандалах (Э. Лимонов), о его популярности и модности (В. Пикуль, В.

Пелевин) и т.д. Путем психолингвистического эксперимента (суть которого

состояла в том, что одному и тому же тексту приписывались разные авторы) было

установлено, что такие характеристики автора, как популярность и общественный

авторитет способствуют гораздо более положительной оценке произведения, чем

какое-либо нейтральное имя (СОРОКИН 1985: 92).

Очуждение в этой области носит в основном когнитивный характер (признак

“незнакомость”) и характер прагматический (признак “девальвация”). Существуют,

однако, и некоторые исключения: имеется в виду довольно парадоксальная

ситуация, когда писатель оказывается менее популярным в своей собственной

стране, чем за границей, как это произошло в случае Э.М. Ремарка, являющегося,

безусловно, наиболее популярным немецким писателем в бывшем СССР, но мало

известным и, в любом случае, не столь любимым в Германии.

Тем самым мы затрагиваем проблему культурно-обусловленного восприятия

художественных произведений, и творчество Ремарка представляет собой хороший

исходный пункт для ее рассмотрения. Т.Ф. Шнайдер заметил в свое время, что

разные культуры избирают фаворитами разные произведения данного писателя: в

Германии это “На Западном фронте без перемен”, в Польше – “Триумфальная

арка”, а в бывшем СССР – “Три товарища” (SCHNEIDER 1995: 176). На вопрос о

том, почему это происходит, не так легко ответить. Что касается романа “На

Западном фронте без перемен”, такой причиной является, очевидно, недавно

упомянутое дирекционально-прагматическое видение первой мировой войны: если

для Германии она закончилась национальной катастрофой, то в России ее

последствия были затушеваны начавшимися революцией и гражданской войной, а

для Польши ее итоги вообще означали достижение долгожданной национальной

независимости.

272

Page 273: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

В вопросе о том, почему “Три товарища” пользуются столь разной

популярностью в Германии и бывшем СССР, довольно подробно попыталась

разобраться П. Кёлер-Херинг. При этом она установила несколько

“социокультурных” различий (KÖHLER-HAERING 1994: 186-187), которые можно

представить в виде следующей таблицы:

273

Page 274: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Германия бывший СССР

скорее осторожное отношение к

декларирующим “нерушимую

мужскую дружбу и верность”

объединениям ветеранов

позитивное отношение к участникам

войны

совместное употребление “ритуально

огромных” количеств спиртного с

одновременным философствованием

скорее нетипично; состояние

опьянения вызывает ощущение

неловкости

встречается достаточно часто;

русские женщины хотя и не одобряют

такого поведения, но относятся к

нему все же терпимо

чистая любовь между Пат и Робертом

воспринимается благодаря

эмансипации последних 20 лет не как

забота и стремление оградить

возлюбленную от ударов

враждебного внешнего мира, а как

чрезмерная опека и “поражение в

правах”

Роберт рассматривается как

идеальный образ мужчины, а Пат –

женщины

частичная ответственность

индивидуума за несостоятельность в

борьбе с враждебным внешним

миром, к которому, вероятно, также

относятся и семья с друзьями

отсутствие чувства вины при

собственной несостоятельности,

семья и друзья как щит от

враждебного внешнего мира

Ряд культурных расхождений, играющих здесь определенную роль, можно

было бы продолжить и далее, дополнив его, например, еще “четвертым

товарищем” Карлом (непритязательно выглядящий, но чрезвычайно мощный

автомобиль, с которым связано немало комических и трагических эпизодов

романа). Тут просматриваются определенные параллели с классическим героем

274

Page 275: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

русского фольклора – Иванушкой-дурачком, который также вначале выглядит не

очень выигрышно, однако, выходит в конце концов победителем из всех

испытаний. В паре “чрезмерное пьянство философствование” оправдано, на наш

взгляд, видеть отношение средства и цели, при этом ее второй член играет гораздо

большую роль: в алкогольных эксцессах наподобие описанных в романе важны не

столько разрядка и отключение (как это чаще всего бывает на Западе), а

субъективно воспринимаемый прорыв к экзистенциальным основам бытия, а также

переживание настоящей человеческой близости (вопрос об их истинной ценности

оставим за скобками). О том, что многие русские действительно стремятся к

подобного рода ощущениям, уже упоминалось выше (“разговоры на кухне”). Как

бы там ни было, удивительно, в насколько тонком взаимодействии находятся

смысловая система художественного произведения, с одной стороны, и совокупная

смысловая система культуры в целом – с другой, начиная от пьянства и кончая

статусом женщины в обществе или архетипическими отношениями к ближнему,

окружающему миру, семье и т.д.

Остается не ясным, напоминает ли культурно-смысловая система Германии

двадцатых-тридцатых годов культурно-смысловую систему СССР/СНГ наших

дней, или здесь просто случайно совпали индивидуальные ценностные установки

самого Ремарка и носителей советской (российской) культуры наших дней (может

быть, именно поэтому почти в каждом из его романов имеется персонаж русского

происхождения). Если более верным является первое предположение, то мы вправе

рассматривать отторжение указанного романа нынешними немецкими читателями

в качестве примера межпоколенной коммуникации и очуждения по линии

Ситуациях – Ситуациях+1.

О роли ситуативной составляющей в совокупном содержании текста (и,

соответственно, о том, насколько сильное очуждение в МКК она подчас способна

провоцировать) может свидетельствовать нижеследующий отрывок из статьи,

опубликованной в московской “Новой газете” в сентябре 1998 г.:

275

Page 276: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“В Москве начала работу конференция Межпарламентского союза. Наше

внимание привлекло мероприятие страшное1, которое должно состояться в

последний вечер работы конференции.

11 сентября, в пятницу, депутаты пойдут в Большой театр. На ‘Лебединое озеро’”

(“Новая газета”, 35/1998, С. 2).

Проанализировав этот отрывок согласно принципам теории “реалий”, мы не

обнаружим в нем ничего похожего на “реалии” в классическом понимании этого

слова: Межпарламентский союз является интернационализмом по определению, а

Большой театр и “Лебединое озеро” ими, вероятно, давно уже стали. Тем не

менее, не только для иностранцев, наверное, покажется непонятным, отчего

тривиальное посещение театра представилось корреспонденту “страшным

мероприятием”.

Бóльшую пользу в этом отношении мог бы принести “фоновый” подход, в

соответствии с которым мы вправе были бы утверждать, что в семантический

“фон” собственного имени “Лебединое озеро” вошла сема (или “семантическая

доля”) “связанность с путчем, переворотом” (в первые дни антигорбачевского

путча в августе 1991 года по советскому ЦТ часами показывали этот и другие

балеты). Однако и указанное объяснение не позволит до конца понять опасения

корреспондента. Для этого нам придется принять во внимание внешнюю

Ситуацию, в рамках которой был произведен текст: дело в том, что цитируемая

статья была написана в период, когда Дума во второй раз отклонила кандидатуру

В.С. Черномырдина – в случае третьего отклонения Ельцин имел бы

конституционное право распустить Думу и вызвать тем самым очередной

государственный кризис – именно эта перспектива напугала журналиста.

В качестве коррелята фактора Интенция на макроуровне совокупного

художественного произведения может рассматриваться т.н. авторская идея или

сверхзадача произведения, т.е. желание автора как-либо повлиять на ситуацию в

стране, изменить общественные установки, ценности и т.д. В

интеркультуралистике описано немало случаев, когда даже классические в

1 Выделено нами – П.Д.

276

Page 277: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

культуре-источнике произведения достигали совершенно иного, чем рассчитывал

автор, эффекта:

Е.А. Исаева, к примеру, приводит случай непривычного восприятия толстовского

рассказа “После бала” в аудитории арабских и африканских студентов: если автор

однозначно стоит на стороне пойманного дезертира, подвергшегося жестокому

истязанию, то многие студенты были склонны занять позицию осуждаемого

писателем полковника (ИСАЕВА 1974: 169).

Л. Шейман сообщает о том, что многие киргизские реципиенты выражали активное

неприятие главной героини “Грозы” А.Н. Островского – Катерины. По их мнению,

жена должна оставаться там, куда ее выдали замуж, даже если это произошло

насильно (ШЕЙМАН 1993: 226).

Ср. также неудачные попытки инсценировать “Фауста” Гете в Тунисе (MERKEL

1990: 225) или донести проблемное содержание “Гамлета” обитателям

африканского буша (Л. Боханнан в (MALETZKE 1996: 196-208)).

3.4.3. Очуждение и когерентность текста

В ряду текстообразующих признаков (информативность,

интенциональность, приемлемость, целостность и т.д.1) на первое место вправе

претендовать, безусловно, категория когерентности2. К ней обычно относят все

виды связи между отдельными элементами текста, благодаря которым они и

сливаются в единое целое.

В лингвистике текста уже установлено немало механизмов, обеспечивающих

когерентность текста, в частности: кореференция, изотопия, рекуррентность,

тема-рематическое членение, импликация, а также т.н. локально-темпоральная

ось. Можно исходить из того, что очуждение в МКК, и в особенности очуждение

когнитивное, способно нарушать функционирование перечисленных механизмов и,

соответственно, когерентность текста. Немаловажную роль в этом процессе играет

очуждающее воздействие культурно-специфических смыслов.

1 Всего Р.А. де Богранд и В.У. Дресслер насчитывают 7 “критериев” текста (BEAUGRANDE, DRESSLER 1981: 3-13).

2 В синонимичном значении иногда используется термин “когезия текста”; в этой связи можно согласиться с предложением Р.А. де Богранда и В.У. Дресслера зарезервировать понятие “когерентность” для обозначения внутренних, смысловых связей в тексте, а категорию “когезии” закрепить за внешними, формально-грамматическими текстовыми связями (BEAUGRANDE, DRESSLER 1981: 7).

277

Page 278: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Примечательно, что данную закономерность можно проиллюстрировать даже

примерами, которые изначально не имели никакого отношения к культурно-

контрастивной проблематике и были заимствованы из работы М. Шернера

(SCHERNER 1984), выполненной в русле чистой лингвистики текста. Приведем

один из его примеров:

“Густав Хайнеманн только что приземлился на Темпельгофском аэродроме.

Федеральный президент будет находиться в Западном Берлине 3 дня” (SCHERNER

1984: 162).

В полемике с Й. Зибертом – которому изначально принадлежит данный

пример, и по мнению которого, смысл приведенного сообщения можно понять,

лишь зная, что Хайнеманн является федеральным президентом, а Темпельгоф

расположен в Западном Берлине – М. Шернер утверждает, что это можно сделать и

из контекста. Для немецкого читателя 1984 г. использованные средства

когерентности (кореферентность: Хайнеманн федеральный президент,

импликация: Темпельгоф Западный Берлин), может быть, и действительно не

представляли никакой трудности, но, думается, не всякий современный немец

сможет автоматически установить наличествующие здесь смысловые связи: Г.

Хайнеманн уже давно не федеральный президент (в связи с чем, кстати, трудно

определить темпоральную отнесенность сообщения); обозначение Западный

Берлин стало устаревать в связи с объединением Германии; аэропорт в

Темпельгофе используется очень редко, и существуют планы закрыть его совсем и

т.д. Естественно, что для иностранца (т.е. в чисто межкультурном, а не в

межпоколенном аспекте) эта задача может оказаться еще труднее.

Следующий пример, приводимый М. Шернером (также вне всякой связи с

контрастивным аспектом), является еще более показательным в этом плане:

“Петер вчера защитился. Однако докторский титул он будет вправе использовать

лишь после того, как опубликует свою работу” (SCHERNER 1984: 155).

Для читателя из СНГ лакунарными могут оказаться, во-первых, частично

специфический смысл Doktor, которому у нас, в общем и целом, соответствует

звание кандидата наук, а, во-вторых, каузальная связь “... после того, как

опубликует свою работу”, так как функция окончательного утверждения ученого

278

Page 279: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

звания и в СССР, и в республиках-наследницах принадлежит ВАКу, а в случае

защиты докторской диссертации соискатель вообще обязан опубликовать

монографию с результатами проведенного исследования до защиты.

Феномен изотопии самым тесным образом связан с фактором Тема и

проявляется, в частности, в повышенной концентрации семантически или

понятийно (тематически) родственных слов в тексте (ср. (RASTIER 1974: 157-160;

WEINRICH 1976: 15)). Если в тексте затрагивается культурно-специфическая тема,

то в нем, как правило, наблюдается повышенная концентрация культурно-

специфических смыслов, в результате чего возникает опасность серьезных

нарушений когерентности текста в МКК, ср. следующий абзац на тему “Нюрнберг

во время национал-социализма” (культурно-специфические смыслы выделены

курсивом):

“Нюрнберг особым образом связан с национал-социализмом и не избавился от

этого пятна до сих пор. Отметинами эпохи национал-социализма в истории

Нюрнберга являются, главным образом, партийные съезды НСДАП, Нюрнбергские

законы, издававшаяся Юлиусом Штрейхером провокационная газетенка

‘Штурмовик’, а также Нюрнбергский процесС. Однако до 1933 года Нюрнберг

был одним из самых республиканских городов Веймарской республики и стал

‘городом всеимперских партийных съездов’ не по своей вине. Тем не менее, в

отличие от Мюнхена, ‘столицы движения’, и Берлина, столицы ‘тысячелетнего

рейха’, Нюрнберг так и остался ‘символическим городом’ национал-социализма”1.

Бывает также, что в тексте актуализируются не несколько различных

культурно-специфических смыслов, а разные признаки одного и того же

культурно-специфического смысла – например, в составе т.н. кореферентных

цепочек, ср. отрывок из романа Э. Нойча “В поисках Гатта”, в котором описывается

встреча на карнавале главного героя со своим любовным соперником, переодетым

в костюм М. Лютера:

“За столом сидит монах из Виттенберга. Ряса и докторская шляпа. Как на гравюре

Кранаха. (...) Давай поговорим, Гатт. – О чем же, господин августинец? (...) Ну

что ж, на здоровье, Мартин Лютер, говорю я. (...) а ты оставил ее в покое, ты,

1 Предисловие Х. Глазера в: Nürnberg 1933-1945. Hrsg. vom Presse und Informationsamt der Stadt Nürnberg, 1990, S. 1.

279

Page 280: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

прибиватель тезисов? (...) У него есть фора, я чувствую это. Ведь он – укрощенная

плоть из Виттенберга”1.

Этот фрагмент текста можно понять, лишь зная, что М. Лютер был монахом-

августинцем, что главные события его жизни были связаны с г. Виттенбергом, где

он, в частности, прибил 95 тезисов к дверям Замковой церкви (фактическое начало

Реформации), и что самое известное его изображение принадлежит Л. Кранаху.

Содержание текста часто подразделяется на несколько подвидов. И.Р.

Гальперин, к примеру, выделяет:

(1) содержательно-фактуальную,

(2) содержательно-концептуальную и

(3) содержательно-подтекстовую информацию (ГАЛЬПЕРИН 1981: 26-28).

Первые два из перечисленных типов называются в специальной литературе

также “предметно-логической” и “идейно-художественной” информацией

(имеются в виду в основном упомянутые выше “сверхидея” или “авторская идея”

произведения). Понятие “подтекста” или даже “затекста” (см. (ВЕРЕЩАГИН,

КОСТОМАРОВ 1983: 164-165)) подразумевает прежде всего то, что

соответствующая информация носит импликативный характер, т.е. не выражена в

(вербальном) тексте, а должна выводиться из него. В сущности, то же самое можно

сказать и об “идейно-художественной” информации; разница заключается лишь в

том, что она является консеквентом совокупного текста, а “подтекст” –

консеквентом микротекста (фразы, абзаца и т.д.), причем значительную роль в

порождении обоих типов информации играют нетекстовые коммуникативные

факторы.

Проиллюстрируем подтекстовый тип информации на примере отрывка из

известного репортажа Г. Вальрафа “На самом дне” (замаскированный под турка

(Али) Вальраф появляется на предвыборном собрании партии ХСС в Пассау):

“На меня со всех сторон устремлены негодующие взгляды. Слева восседает

политически ангажированный гражданин, настолько наполненный пивом, что оно

пенится у него на губах. Я (Али) пытаюсь создать хорошее настроение: ‘Я

1 Neutsch E. Auf der Suche nach Gatt. – Mitteldeutscher Verlag, 1973. – S. 317.

280

Page 281: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

большой друг для ваш ШтрауС. Сильный личность’. В ответ раздается громовой

хохот: ‘Нет вы слыхали? Я, говорит, друг Штрауса. Умора!’”1.

Предметно-логическую информацию, содержащуюся в этом отрывке, можно

охарактеризовать как во многом культурно-специфическую (распивание пива на

предвыборных собраниях вряд ли типично для большинства культур), но, в

принципе, понятную. Текст является вполне когерентным вплоть до последней

фразы – недоумение у иностранного реципиента может вызвать, вероятно, лишь

несколько странная реакция публики (“громовой хохот”) на, казалось бы,

невинную реплику псевдо-турка. Имплицитный антецедент (= подтекст) здесь

составляет информация об отношении Ф.Й. Штрауса и всего ХСС к проблеме

иностранцев (корреляция факторов “фиктивный Отправитель сообщения”

“Тема”). Еще более имплицитным является третий слой информации, касающийся

действительных взаимоотношений между Г. Вальрафом и Ф.Й. Штраусом, которые

были в тот момент очень напряженными, прежде всего, из-за т.н. “аферы Спинолы”

(корреляция факторов “настоящий Отправитель сообщения” “Тема”). У

владеющего этой информацией читателя описанная в отрывке ситуация вызовет

если не “громовой хохот”, то улыбку. В этом же фрагменте текста можно

обнаружить и присутствие идейно-художественной информации. Ироническое

употребление клише “политически ангажированный гражданин”, в частности,

недвусмысленно свидетельствует о политико-мировоззренческой позиции самого

автора. Потеря последних информационных блоков в МКК не влияет на

когерентность текста, однако существенно обедняет его содержание.

Ранее мы уже говорили о явлении “смысловой скважности”, т.е. пропусков и

скачков в цепи смыслового развертывания текста. Они имеют большей частью

импликативную природу, но иногда носят скорее статичный характер, ср. отрывок

из интервью видного деятеля СДПГ Й. Рау (ныне федерального президента ФРГ)

журналу “Шпигель”:

“Шпигель”: “Вы верите в символы?”

1 Вальраф Г. Репортер обвиняет. – Москва: Прогресс, 1988. – С. 282.

281

Page 282: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Рау: ‘Я думаю, мы, немцы, имеем все основания1 обращаться с символами очень,

очень осторожно. Но мы не должны совершенно от них отказываться – как и от

авторитета государства’” (“Der Spiegel”, 6/1986, S. 40).

Что здесь скрывается за “всеми основаниями”, за пределами Германии вряд ли

будет понято (речь идет, очевидно, о злоупотреблении разного рода символами в

период национал-социализма).

Важным средством обеспечения когерентности текста является временная и

пространственная локализация событий, описываемых в тексте (локально-

темпоральная ось или хронотоп2 произведения). Пространственная локализация

служит в первую очередь образному представлению текстовых событий (ср.

(BEAUGRANDE, DRESSLER 1981: 210)), а временнáя – сжатию, сгущению

информации (ср. (ГАЛЬПЕРИН 1981: 89)). Часто они используются для косвенного

обозначения событий, в том числе и культурно-специфических, ср.

нижеследующий отрывок из статьи известного диссидента из ГДР Л. Ратенова:

“Я припоминаю одно 5-е октября середины 80-х годов. Три вечера подряд по

Франкфуртер Аллее ездят танки. ‘Они тренируются уже больше тридцати лет, и

никак не могут научиться!’ – ругается таксист, потому что снова вынужден

объезжать перекрытую улицу. ‘Но ведь при входной плате в 25 марок мы самый

дорогой зоопарк в мире. Тут уж нам, обезьянам, нужно что-то продемонстрировать

посетителям’” (“Süddeutsche Zeitung”, 10.11.1990, S. XXI).

Тот факт, что в мирное время по городу передвигаются танки, может вызвать

недоумение у непосвященного читателя. Однако любой гражданин бывшей ГДР

сразу поймет, о чем идет речь: о репетициях военного парада в честь очередной

годовщины образования ГДР (7-е октября).

Весьма примечательной с точки зрения культурно-специфической

информации является фраза о “самом дорогом зоопарке”. Этот образ можно

определить как импликативную метафору: сравнение ГДР зоопарк, как и его

tertium comparationis (“запертость”), достаточно очевидны. Данное сравнение, в

свою очередь, служит антецедентом для двух подчиненных метафор: обезьяны

граждане ГДР и плата за вход 25 марок, причем последняя подразумевает т.н.

1 Выделено нами – П.Д.2 Ср. (БАХТИН 1975: 234).

282

Page 283: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“минимальную сумму обмена” (посетители с Запада на каждый день своего

пребывания в ГДР были обязаны поменять 25 западных марок по курсу 1 : 1, в то

время как курс “черного рынка” составлял тогда примерно 1 : 5). Эта практика, в

свою очередь, соотносится с культурно-специфическим смыслом более глубокого

уровня – постоянной нехваткой конвертируемой валюты в ГДР.

Как видим, импликативные метафоры концентрируют большой объем

информации. Тем самым мы затрагиваем проблему текстовой значимости

культурно-специфических смыслов, которая, как уже говорилось выше, впервые

была поставлена А.Д. Райхштейном. К отрезкам текста с высокой значимостью он

отнес, в частности, языковые единицы,

“... которые выступают как решающие для понимания сюжета, конфликта, идеи

произведения, его основных персонажей и т.п., т.е. имеют ведущее значение в

идейно-художественном содержании текста, выступая в качестве заголовка

(‘Мертвые души’, ‘Леди Макбет Мценского уезда’, ‘150 000 000’, ‘Тихий Дон’ и

т.п.) или идейного лейтмотива (глагол ждать в стихотворении К. Симонова ‘Жди

меня’)” (РАЙХШТЕЙН 1986: 12).

В немецкой литературе также обнаруживается немало примеров высокой

текстовой значимости культурно-специфических смыслов: применительно к

названиям можно вспомнить романы “На Западном фронте без перемен” Э.М.

Ремарка, “Верноподданный” Г. Манна, “Ноябрь 1918” и “Берлин Александерплац”

А. Деблина, “Разделенное небо” К. Вольф и т.д. Функционирование культурно-

специфического смысла в роли лейтмотива художественного произведения хорошо

иллюстрируется образом кайзера Барбароссы в поэме Г. Гейне “Германия. Зимняя

сказка”.

В стилистике текста (в частности, у И.В. Арнольд) феномен повышенной

текстовой значимости некоторых языковых единиц обсуждался в терминах т.н.

“сильных позиций”, к которым она относит, наряду с заголовком, также

предисловие, пролог, эпиграф, начало и конец текста (АРНОЛЬД 1981: 28). Одним

из примеров данной функции “предтекста” может послужить предисловие к уже

упомянутому репортажу Г. Вальрафа “На самом дне”, которое предпослано

основному тексту:

283

Page 284: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“В связи с вероятными судебными процессами из большого объема еще

неопубликованных материалов к печати готовятся новые главы. Публикацию этой

книги предполагается продолжить”1.

Эти слова усиливают сформированные у потенциального читателя именем

автора ожидания относительно скандально-разоблачительного характера книги,

что в немалой степени влияет на восприятие текста. Инокультурный реципиент

далеко не всегда располагает этой информацией; не случайно переводчик на

русский счел необходимым снабдить этот фрагмент текста особым комментарием.

Примечательна также межъязыковая трансформация, которую испытало

название этого произведения при переводе на русский язык: оригинальное

немецкое название “Ganz unten” означает дословно “На самом низу”. В результате

вольно или невольно возникают ассоциации с горьковским “На дне”, абсолютно

отсутствующие в немецкой культуре2: таким образом, здесь имеет место вариант не

совсем оправданного “освоения” или “присвоения” чужого.

И имя автора, и название произведения в только что рассмотренных примерах

функционируют как маркеры интертекстуальности – одной из важнейших

текстовых характеристик, ставящей использование какого-либо текста в

зависимость от одного или нескольких текстов, воспринятых ранее (ср.

(BEAUGRANDE, DRESSLER 1981: 13; HOLTHUIS 1993). Не используя этого

термина, в общем, о том же говорил в свое время и М. Бахтин:

“Каждое слово (каждый знак) текста выводит за его пределы. Всякое понимание

есть соотнесение данного текста с другими текстами” (БАХТИН 1986: 384).

Если имя автора коррелирует с его совокупным творчеством, то

“интертекстуальное” название выводит, как правило, на какое-либо конкретное

литературное произведение. Характерным примером таковых может послужить

название романа У. Пленцдорфа “Новые страдания молодого В.”, заставляющее

предположить сюжетное сходство с классическим произведением И.В. Гете. И

действительно, читатель найдет в книге У. Пленцдорфа немало сюжетных

параллелей со “Страданиями молодого Вертера”: молодой герой романа, Э. Вибо,

так же, как и Вертер, любит принадлежащую другому женщину, так же умирает

1 Вальраф Г. Репортер обвиняет. – Москва: Прогресс, 1988. – С. 274.2 Немецкий перевод данной пьесы имеет название “Nachtasyl” (= “Ночной приют”).

284

Page 285: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

молодым (правда, в результате несчастного случая, а не самоубийства), причем

совпадает даже время гибели – канун рождества и т.д.

Практически полностью на механизме интертекстуальности основаны такие

литературные жанры и стилистические приемы, как пародия, аллюзия, намек и т.д.

В МКК они функционируют с большими затруднениями, так как первичные тексты

большей частью или не- или малознакомы инокультурному реципиенту, либо с

трудом идентифицируются по, как правило, косвенным признакам.

Отношение интертекстуальности проще всего можно выразить формулой

Текстх – Текстх + п, где под Текстомх понимается конкретный языковой продукт in

praesentia, а под Текстомх + п – в принципе открытое множество текстов in absentia.

При количественном нарастании величины (n) по достижении некоторой, с трудом

определимой границы происходит качественный скачок к текстуальной единице

более высокого уровня, которую в социологии и философии культуры последних

десятилетий принято называть дискурсом и которую я – учитывая, что этот термин

в данной работе уже используется в ином значении – хочу назвать

“супрадискурсом”.

Как и многие другие, эта категория разными авторами трактуется по-разному:

у У. Эко “дискурс” предстает как “эквивалент того, что на уровне выражения

является текстом” (ECO 1987: 250), т.е. определяется прежде всего содержательно;

М. Фляйшер толкует его скорее семиотически как

“... системный репертуар знаков и, точнее, интерпретантов, а также организующих

его порождение и использование правил и норм, принятых в какой-либо

культурной формации” (FLEISCHER 1993: 179).

Наиболее удачным представляется подход Б. Шлибен-Ланге, которая

определяет отношение текст – дискурс следующим образом:

“Мы хотели бы использовать ‘дискурс’ и ‘текст’ как комплементарные

(дополнительные) понятия, понимая под дискурсом рекуррентные ансамбли

предикаций, аргументаций и суждений в рекуррентных языковых оформлениях,

которые находятся в определенное время в поле зрения современников, являются

ожидаемыми, воспринимаемыми и идентифицируемыми – в отличие от текстов,

285

Page 286: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

представляющих собой индивидуальные образования” (SCHLIEBEN-LANGE 1995:

5).

Более простым, но также заслуживающим внимания, является определение

К.Й. Брудера:

“Применительно к науке, но не только к ней, ‘дискурс’ первоначально означает

цепь продолжающихся и связанных друг с другом дискуссий, в которых участвует

индивид” (BRUDER 1993: 152).

Если попытаться суммировать отдельные признаки “супрадискурса”,

содержащиеся в приведенных дефинициях, то его можно определить как цепь

связанных друг с другом текстов, произведенных в определенное время на

определенную тему рядом авторов и содержащих более или менее рекуррентные

постановки проблем и пути их разрешения, оценки, суждения, аргументации и т.д.

Супрадискурсы в этой трактовке имеют много общего с такими традиционными

понятиями как “дух времени”, “вопрос эпохи”, “мода эпохи” и т.д..

Супрадискурсы, однако, определяются не только временным, но и культурно-

специфическим фактором. К примеру, полтора десятка лет назад в ФРГ и СССР

почти одновременно проходили переписи населения. Если в ФРГ это мероприятие

вызвало бурное обсуждение, которое концентрировалось в основном вокруг

проблем защиты личных данных, вторжения государства в личную сферу и т.д., то

трудно припомнить хотя бы одно слово протеста по этому поводу в советском

супрадискурсе, который ограничивался изложением целей переписи,

подчеркиванием ее пользы для страны, описанием процедуры проведения и т.д.

Дискурсы этого типа довольно часто коррелируют с супранациональными

интересами, ценностными установками, ориентациями и т.п. (ср. разницу в

освещении югославской проблематики в западном, мусульманском и византийско-

православном супракультурных ареалах).

Выводы по главе 3:

1. На статус основной исследовательской единицы МКК может претендовать

категория “культурно-специфического смысла”. Под смыслами понимаются более

или менее дискретные элементы существующего в сознании человека смыслового

286

Page 287: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

континуума, которые являются продуктом индивидуального и коллективного

отражения мира в форме ментальных процессов дифференциации, генерализации,

сравнения, анализа, синтеза, импликации и т.д.

2. Культура может быть представлена как система, которая, среди прочего,

генерирует, вытесняет и реактуализирует разнообразные смыслы, а также

подвергает их переоценке. Часть смыслов носит универсальный характер, часть –

культурно-специфический, а часть становится интернационально-известными. С

точки зрения теории МКК интерес представляют, прежде всего, смыслы второй

группы.

3. Культурно-специфические смыслы могут изучаться по различным

параметрам, в частности, подразделяться на: дискретные недискретные,

относительные абсолютные, полностью специфические частично

специфические, прагматические когнитивные, культурно-релевантные

культурно-иррелевантные, а также серийные уникальные.

4.Особенное значение для теории МКК имеет разграничение серийные

уникальные культурно-специфические смыслы, так как первые из них соотносятся с

реалиями, а вторые – с культурно-релевантными лицами, местами, событиями и

т.д. Именно с ними чаще всего связано очуждение в корреляции Тезаурусх –

Тезаурусу.

5.Затруднения в МКК могут обусловливаться не только культурно-

специфическими смыслами, но и смыслами лингво-специфическими, а также

дискурсивно-специфическими. Первые из них отражают специфику системы

соответствующего языка, а вторые – специфику организации речи на этом языке.

Лингво-специфические явления локализуются в сфере Кодх – Коду, а дискурсивно-

специфические – в областях пересечений факторов Текстх – Тексту, а также Кодх /

Деятельностьх – Коду / Деятельностьу.

6.Эффективным инструментом для анализа лингво-специфических и

дискурсивно-специфических феноменов может оказаться категория

внутриязыковой формы смысла. При ее помощи можно описать межъязыковые

расхождения в отборе мотивирующего признака при лексической или

фразеологической номинации, объеме членения неязыковой действительности;

287

Page 288: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

сочетании сигнификативных, денотативных и коннотативных сем,

имплицитности/эксплицитности выражения смысла, сочетаемости и т.д.

Применительно к явлениям узуса, специфики типов текста и смежным явлениям

эта категория может быть трансформирована в понятие внутридискурсивной

формы смысла.

7. На роль таксономически высшей единицы, отражающей особенности

языка, дискурса и культуры, может претендовать категория “специалии”. Вместе с

категорией “лакуны” она образует комплексную единицу “контраста”: контрастху

= специалиях + лакунау.

8. Категория “очуждения” позволяет, среди прочего, внести ясность в

понимание противоречивого явления интерференции. Языковая интерференция

должна быть отделена от заимствования и межкультурной интерференции.

Внутриязыковая интерференция основывается на когнитивном механизме

очуждения и отражает редуцированный характер “очужденного” языка.

Собственно межъязыковая интерференция восходит к “ложному освоению” и

отражает перенос структур “своего” языка в структуры “чужого языка”.

288

Page 289: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

ГЛАВА 4. МЕЖКУЛЬТУРНОЕ НЕПОНИМАНИЕ И ЭТИКА МКК

4.1. К ТИПОЛОГИИ МЕЖКУЛЬТУРНЫХ НЕДОРАЗУМЕНИЙ

Проблематика недоразумений1 (misunderstandings, Mißverständnisse)

составляет ключевую область теории МКК, если учесть, что одной из главных

задач этой дисциплины, безусловно, является прогнозирование и нейтрализация

разного рода межкультурного непонимания. Состояние теоретического

осмысления этой проблематики, однако, вряд ли соответствует ее значению, и

можно согласиться с Ф. Хинненкампом, полагающим, что в теории МКК ею до сих

пор скорее “пренебрегали” (HINNENKAMP 1998: 15).

Одну из причин подобного “пренебрежения” можно отыскать в контрастивно-

прагматических корнях значительной части современной теории МКК.

Единственной более или менее целостной концепцией межкультурного

непонимания, сложившейся в рамках этого подхода, является концепция

“контекстуализирущих указателей” Дж. Гамперца. Согласно этому автору и его

последователям, кинетические, проксемические, просодические и иные

“контекстуализирующие указатели” варьируются от языка к языку, от культуры к

культуре, что нередко приводит к разного рода недоразумениям и сбоям в МКК.

Предполагается, что в их основе лежит механизм культурно-обусловленных

инференций, т.е. выводов, предположений и иных интерпретационных актов,

совершаемых участниками коммуникации в процессе непосредственного общения

(HINNENKAMP 1994: 56). Речь здесь, таким образом, идет о недоразумениях

импликативного характера, восходящих, как правило, к воздействию лингво-

специфической внешней формы (в нашей терминологии), а именно, формы

дискурса. Кроме того, необходимо отметить, что функционирование

“контекстуализирующих указателей” исследовалось в основном на материале

одного языка или разных национальных вариантов одного языка – к примеру,

индийского и британского вариантов английского. Не вызывает сомнения, что

1 Мы используем этот термин в качестве прототипического для целого ряда смежных феноменов – таких, как непонимание, недопонимание, ложное понимание, ложная интерпретация и т.д. Его преимуществом является то, что он – пожалуй, единственный из приведенного ряда – может использоваться в конкретно-событийном значении, иными словами, недоразумение – это акт (событие) конкретного непонимания.

289

Page 290: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

палитра межкультурных недоразумений, как и причин, их обусловливающих,

гораздо многообразнее. В этой связи можно согласиться с Э.В.Б. Хесс-Люттихом,

заметившим, что:

“... феноменология межкультурного понимания весьма поверхностна, объясняя

коммуникативные неудачи одними лишь несовпадениями (вербальных,

паравербальных, нонвербальных) кодов и объявляя сбои в межкультурной

коммуникации (...) функцией внешних признаков, например, неверной

координации зрительных контактов или расстановки пауз, (...) непривычных

телодвижений или необычного интонационного рисунка ...” (HESS-LÜTTICH 1989:

187).

Разработанная ранее модель МКК, категории очуждения и

внешней/внутренней формы языковых и неязыковых элементов коммуникации в

состоянии оказать помощь и при построении типологии недоразумений в МКК,

вначале, однако, необходимо сделать несколько замечаний по поводу общей

проблематики понимания.

Уже при беглом взгляде на многочисленные концепции понимания,

предложенные в философии, психологии, социологии, языкознании и других

гуманитарных науках, становится ясным, что возможности их применения в теории

МКК довольно ограничены1, ср. мнение Э.В.Б. Хесс-Люттиха по поводу одного из

таких подходов:

“Разработанные в русле теории консенсуса концепции понимания, на которые

сейчас принято опираться в германистике и лингвистике, не являются подходящей

отправной точкой для (...) описания процессов и механизмов межкультурного

общения, условий их успешного или неуспешного протекания” (HESS-LÜTTICH

1989: 186).

При этом он поддерживает требование Ф. Херманнса относительно

“лингвистической скромности”, согласно которому задача состоит в том, чтобы:

1 Показательны в этом отношении неудачные попытки приближения к теме “понимание”, предпринятые Г. Малетцке и Э. Оксаар – неудачные, на наш взгляд, потому, что остаются неясными выводы из таких определений применительно к проблематике МКК: “В очень упрощенной и редуцированной форме ‘понимание’ означает, что человек осмысленно помещает нечто новое, встретившееся ему в его мире, в уже известное, в уже имеющиеся структуры” (MALETZKE 1996: 35), а также: “...понимание я истолковываю как процесс, в котором устанавливаются отношения, благодаря которым новое идентифицируется при помощи уже известного” (OKSAAR 1991: 13).

290

Page 291: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“... разработать меньшие, секторальные, компоненциальные категории понимания,

которые могли бы послужить эвристическими понятиями для классификации и

локализации возможных недоразумений вообще, и межкультурных недоразумений,

в частности” (цит. по: (HESS-LÜTTICH 1989:186)).

О том, насколько самому Ф. Херманнсу удалось выполнить это требование,

можно поспорить. В своих построениях по поводу “частичного понимания”

(HERMANNS 1987) он предпочел опереться на концепции понимания Аристотеля

и М. Вебера, которые вряд ли можно назвать “лингвистически скромными”. Тем не

менее, на этой основе ему удалось выделить несколько видов межкультурного

недопонимания, не сложившихся, правда, в целостную типологию. Упрощенно

говоря, Ф. Херманнс выделяет следующие типы понимания и, соответственно,

непонимания1, причем первые 4 из них восходят к классификации М. Вебера, а

остальные – к концепции Аристотеля:

Непонимание какого-либо действия из-за незнания традиции, к которой оно

относится;

1.Аффективное непонимание жестики, мимики и интонации;

2.Непонимание поведения другого под влиянием собственных ценностей и

моральных норм;

3.Непонимание интенций другого;

4.Непонимание ситуации;

5.Непонимание личности (лица)2;

6.Непонимание результата (успешности)3 (HERMANNS 1987: 616-622).

Здесь явно просматриваются параллели с различными коммуникативными

факторами, а также подразделением смыслов на когнитивные и прагматические, о

чем речь пойдет ниже.

Одной из наиболее интересных4 в смысле “скромности” представляется

довольно старая (первое издание работы – 1947 г.) концепция И.И. Ли,

охватывающая следующие типы понимания:

1 Ф. Херманнс предпочитает вначале говорить о понимании и лишь затем переходит к непониманию.2 Имеется в виду нечто вроде непонимания “деятеля”, но Ф. Херманнсу данный термин

представляется неблагозвучным. В этой связи можно было бы предложить варианты “непонимание актанта” или “непонимание партнера”.

3 Речь идет, скорее всего, о непонимании коммуникативного эффекта или “обратной связи”.4 Не случайно на нее в свое время опирался и А.А. Леонтьев (LEONT’EV 1984: 144).

291

Page 292: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“Понимание1 = следование указаниям. А понимает1 расписание, если он, следуя

напечатанным указаниям, успевает на желаемый поезд. (...)

Понимание2 = прогнозирование. А понимает2 Б, если А в состоянии

прогнозировать, какое невербальное действие предпримет Б после высказывания.

Понимание3 = умение выразить то же самое другими словами. А понимает3, что

говорит или пишет Б, если он в состоянии передать его высказывание в других

выражениях, о которых Б может сказать, что они имеют примерно тот же смысл.

Понимание4 = согласие с постановкой цели. А понимает4 Б, если оба

предпринимают согласованные действия, независимо от того, существует ли по

этому поводу вербальная договоренность или нет.

Понимание5 = решение проблем. А понимает ситуацию или проблему, если он

видит необходимые для решения шаги, вне зависимости от возможности или

способности предпринять такие шаги.

Понимание6 = выражение адекватных реакций. А понимает своеобразие, обычаи,

табу, произведения искусства, музыки, поэзии, архитектуры и т.д., если его

реакции на них таковы, что Б считает их адекватными” (LEE 1968: 60-61).

Этот подход несет на себе явный отпечаток господствовавшего в то время в

Америке бихевиористского метода: автор концентрируется не столько на

понимании как таковом, сколько на внешних формах его проявления; список типов

понимания является, без сомнения, неполным; обоснованность выделения

некоторых из них (как, например, понимания3) можно было бы оспорить;

подкупает, однако, простота и наглядность предложенной классификации.

Ясно, что даже “скромная” иерархия понимания должна учитывать гораздо

больше признаков, чем указанные попытки классификации. Не претендуя на

полноту и глубину освещения, приведем список оппозиций – то пересекающихся,

то асимметричных – на основе которых может быть построена типология

понимания/непонимания, удовлетворяющая, на наш взгляд, потребностям теории

МКК:

понимание высказываний/текстов (закодированных языковыми или

иными семиотическими средствами) понимание субстанций, причем в

последнем, в свою очередь, могут быть выделены несколько оппозиций, а именно:

292

Page 293: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

понимание предметов понимание ситуаций, а также

понимание предметов понимание деятельностей, которое, со своей

стороны, подразделяется на:

активное понимание деятельностей (практическое понимание =Умею как)

пассивное понимание деятельностей (теоретическое понимание = Знаю как);

когнитивное (рациональное) понимание прагматическое

(эмоциональное, аффективное понимание);

аналитическое понимание (интеллектуальное разложение некоторой

сущности на составные части) синтетическое понимание (классифицирование,

обобщение, абстрагирование);

предикативное понимание (“А – это Б”, например, “Яблоко упало”)

импликативное понимание. Последнее обычно описывается формулой “Если А, то

Б”, где А – антецедент, а Б – консеквент. Более правильной, однако, представляется

трехчленная формула “Если Б, то А () и В ()”, где Б – наличествующий факт, А

– антецедент (предшествующее состояние), В – консеквент (последующее

состояние). Импликативное понимание, соответственно, распадается на:

антецеденциальное (ретроспективное) понимание (“Если яблоко упало,

действует закон всемирного тяготения”) консеквенциальное (проспективное)

понимание (“Так как упало яблоко, Ньютон открыл закон всемирного тяготения”).

Приведенными оппозициями возможная иерархия понимания не

исчерпывается и будет в дальнейшем при необходимости детализироваться и

дополняться.

Как упоминалось выше, уже неоднократно применявшаяся модель МКК

может оказать нам пользу и при разработке типологии межкультурных

недоразумений. При обсуждении фактора “Коммуникант” мы не исключали

возможности рассмотрения в качестве “Актанта” – пусть и в метафорическом

смысле – совокупных культур, государств и т.д. Эта метафора, например, лежит в

основе типично герменевтической постановки вопроса о герметике (закрытости

для понимания) чуждых культур (ср. (BREDELLA, CHRIST 1995: 9))1 или 1 Ср. также высказывание О. Шпенглера: “Если между душами культур пролегает

непроницаемая перегородка, так что ни один западный человек не может надеяться в полной мере

понять китайца или индуса, то это же самое, причем в высшей степени, относится и к оформившимся

293

Page 294: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

известной проблемы транслатологии – проблемы принципиальной переводимости

инокультурных текстов.

Представляется возможным ее перенос и на уровень недоразумений. В

частности, иногда мы вправе говорить о глобальных недоразумениях, а именно в

тех случаях, когда руководство какой-либо страны или даже супракультурного

образования допускает политические ошибки, чреватые серьезными

последствиями. Особенно многочисленными и тяжелыми были такие ошибки,

допущенные политиками в период между первой и второй мировыми войнами, ср:

“Национал-социалисты никогда не понимали, какие цели в действительности

ставит перед собой марксизм (о чем они так много разглагольствовали), и у них

было совершенно превратное представление о Советском Союзе. В свою очередь,

коммунисты вплоть до нынешнего дня упрямо отказывались подвергнуть ревизии

свою известную и в основе неверную оценку фашизма” (LAQUEUR 1965:10);

“Ведущие западные политики были убеждены, что ход мировой истории с 1917

года определялся борьбой свободной капиталистической рыночной экономики с

тиранической социалистической плановой экономикой и, соответственно, борьбой

идеалистических и религиозных плюралистических мировоззрений против

единообразной материалистической, атеистической идеологии. (...) Именно

поэтому столь неприятным сюрпризом оказался для французских и английских

стратегов пакт Гитлера-Сталина (август 1939 года)” (KOPELEW 1984: 206).

Ряд подобных примеров можно было бы легко продолжить: скажем, весьма

далеко идущие последствия имело решение германского правительства в 1917 году

пропустить через свою территорию Ленина и других большевиков в Россию, а

также осуществлявшееся примерно в то же время давление государств Антанты на

правительство Керенского с целью заставить его активизировать военные действия

против Германии и ее союзников, к чему Россия тогда была не готова, и что, в

конце концов, привело к крупнейшей катастрофе двадцатого века. “Глобальными

недоразумениями” более поздних десятилетий явились интервенция США во

Вьетнаме и ввод советских войск в Афганистан.

нациям. Нации понимают друг друга столь же мало, как и отдельные люди” (ШПЕНГЛЕР 1998: 176).

294

Page 295: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

У межкультурных недоразумений можно выделить и медиоуровень

(макроуровень). Одним из наиболее ярких недоразумений этого рода можно

считать т.н. карго-культ, распространившийся в свое время в Меланезии и

достигший высшей точки развития во времена второй мировой войны: в

соответствии со своими верованиями туземцы приняли военные поставки

воюющих сторон (в частности, сбрасываемые на парашютах грузы) за дары своих

умерших предков, из-за чего даже возникали конфликты с союзниками

(MARCOTTY, SOLBACH 1996: 266).

Переходя к межличностно-коммуникативным недоразумениям, напомним,

что значительная часть из них уже затрагивалась при рассмотрении очуждения в

рамках различных коммуникативных факторов. Нижеследующие рассуждения

поэтому имеют своей основной целью систематизировать изложенное выше под

углом зрения проблемы понимания/непонимания.

Недоразумения в корреляции Коммуникантх – Коммуниканту (ср.

непонимание личности у Ф. Херманнса) восходят главным образом к воздействию

разного рода стереотипов и предрассудков, поэтому их возможно определить и как

прагматические недоразумения (ложные оценки). Когнитивные недоразумения в

данной сфере, впрочем, также возможны и имеют, например, место, когда неверно

оцениваются ранг, статус, авторитет и т.п. характеристики партнера; нередко

встречаются также смешанные формы, как в приводимом ниже примере

конфликта, возникшего на одном германо-южнокорейском совместном

предприятии:

“‘Немцы’, – сказал руководитель забастовки Хам Бьюнг Дук, – ‘не понимают

корейцев и расово дискриминируют их’. (...) одному 44-летнему корейцу поставили

начальником 35-летнего немца и тем самым грубейшим образом нарушили

священный в Корее принцип старшинства. Один из забастовщиков жаловался, что

ему по возрасту давно уже следовало быть директором, а не всего лишь

ассистентом менеджера” (“Die Zeit”, 14.07.1989, S. 27, цит. по: (TIEDEMANN 1991:

133)).

295

Page 296: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Сбои в данной сфере могут вызываться и обманутыми ролевыми ожиданиями.

Примечательный пример недоразумений этого типа, наблюдавшихся ранее в МКК

между восточными и западными немцами, приводит Х.Й. Маац:

“Тем самым для меня вдруг многое стало понятным: наше постоянное ощущение

неполноценности и неуверенности в контактах с западными немцами, наше

попрошайничество и поза просителя, а у другой стороны – щедрость, великодушие,

постоянная поза дарителя и учителя, чувство превосходства. Это объяснило мне

также часто наблюдавшийся конфликт, когда гражданина ГДР скоро начинали

считать неинтересным и высокомерным, если он вдруг все же показывал себя

суверенной и не алчной личностью, а гражданина ФРГ довольно скоро начинали

подозревать в жадности, если он ничего не привозил, а напротив, хотел что-либо

получить”1 (MAAZ 1990: 177).

Х.Й. Маац объяснил эти особенности общения между немцами ГДР и

немцами ФРГ воздействием психоаналитического механизма “коллюзии”,

который, по его мнению, должен был компенсировать общие страдания населения,

вызванные расколом Германии. Это мнение вряд ли можно признать верным, так

как сходные конфликты встречались также в МКК между представителями других

стран Востока и Запада. Причину их, на наш взгляд, следует искать в обманутых

ожиданиях – в частности, в ожидании “нобилизации”, с одной стороны, и

ожидании материального выигрыша – с другой.

Затронутая в только что рассмотренных примерах категория ожидания

представляет тип консеквенциального (проспективного) понимания (“Если ты с

Запада, то ты должен что-то привезти”, “Если ты с Востока, то ты должен признать

мое превосходство”). Ожидания играют немаловажную роль не только при

понимании “лиц” (партнеров по коммуникации), но и особенно при понимании

Ситуаций и Деятельностей.

В корреляции Деятельностьх – Деятельностьу выделяются несколько

разновидностей межкультурных недоразумений. К числу наиболее часто

встречающихся (по крайней мере, в спектативной МКК) относятся случаи, когда

смысл (интенция) того или иного действия, отрезка комплексной деятельности и

1 Выделено нами – П.Д.

296

Page 297: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

т.п. остается непонятным для инокультурного наблюдателя. В этой связи

правомерно выделить самостоятельный подтип интенциональных недоразумений.

Под иным углом зрения, их можно рассматривать также как вариант пассивного

непонимания. Активными или конативными недоразумениями, в свою очередь,

должны считаться ситуации, когда Деятель (Актант) допускает ошибки при

выполнении инокультурной деятельности (сегмента деятельности), применении

чужих инструментов1, машин, сырья и т.д.

Среди интенциональных недоразумений особое место занимают ложно

истолкованные ритуалы или ритуализованные формулы, действительный смысл

которых (символическая стабилизация групповой солидарности, щадящее

переживание экзистенциальных ситуаций и т.д.) не всегда понимается

чужестранцем. В случае вербальных ритуалов/рутин недоразумения часто

возникают из-за актуализации их внутренней формы, ср.:

“Так, во Вьетнаме (как и в других азиатских странах) широко распространена

приветственная формула ‘Куда вы идете?’ (...) Это клише, которое европейцами

иногда может интерпретироваться как неуместное любопытство или

контролирующий вопрос, представляет собой лишь ритуализованную форму

приветствия” (GÜNTHNER 1992: 615).

Относительно самостоятельную группу активных интенциональных

недоразумений образуют ошибочные действия, обусловленные воздействием

ложных стереотипов. Показательным примером такого рода недоразумений может

послужить эпизод, происшедший в 20-е годы в Париже, о котором сообщает

известный русский певец А.Н. Вертинский2:

Когда Ч. Чаплин однажды приехал в Париж, известная светская дама тех лет – леди

Детердинг решила организовать ему прием с участием русских артистов.

Присутствовали известный танцовщик С. Лифарь и цыганский хор. Прием

проходил в фешенебельном отеле “Крийон”, и к обеду подали старинные

наполеоновские фужеры венецианского стекла с коронами и вензелем “” из

личного сервиза Наполеона, который сохранился там после его визита. Хор начал

петь “Чарочки”, и одна из цыганок стала обходить гостей с подносом. Как

1 Самый элементарный пример – первые попытки есть рис китайскими палочками.2 Вертинский А.Н. Дорогой длинной... – М.: Правда, 1991, С. 371.

297

Page 298: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

почетный гость, Чаплин получил первый бокал шампанского, выпил его и – к

ужасу всех присутствующих – разбил его о пол1. Все замолчали. Через несколько

минут он выпил еще один бокал и снова бросил его на пол. Метрдотель в отчаянии

прошептал Вертинскому: “Я включу в счет 15 000 франков, но скажите этому

парвеню, что бокалы – музейный экспонат, их нельзя заменить!”

Когда Вертинский выразил свое недоумение по поводу странного поведения

великого артиста, тот был страшно смущен: “Мне сказали, это русская привычка –

разбивать каждый бокал, после того как выпьешь его!”

В действительности, в старой России этот обычай, если и имел место, то лишь

на гусарских пирушках или на диких купеческих попойках, но уж никак не на

великосветских раутах. Интенциональным это недоразумение было в том смысле,

что Чаплин, собственно, хотел сделать приятное своим хозяевам, следуя (как он

считал) их обычаям.

Как ранее отмечалось, Интенция и Мотивация часто образуют тесно спаянное

единство, и их не всегда можно четко отграничить друг от друга. В этой связи

говорить о мотивационных недоразумениях целесообразно тогда, когда цели

некоторого инокультурного действия, некоторой инокультурной деятельности

вполне “прозрачны”, а вот побудительные причины, обусловившие выдвижение

соответствующих целей – нет. Данную разновидность недоразумений можно

проиллюстрировать на примере восприятия сотрудниками советского посольства

одного макрособытия из истории ГДР – рабочих волнений 17-го июня 1953 г. Как

сообщает тогдашний посольский работник В.И. Мазаев, требования рабочих (т.е.

интенции) – смещение В. Пика и О. Гротеволя, образование правительства, которое

бы лучше учитывало интересы рабочих и т.д. – были для них достаточно понятны.

С мотивами дело обстояло сложнее:

“Если нам в какой-то степени было понятно возмущение постепенной отменой

транспортных льгот, на которой неизменно настаивал В. Ульбрихт, то взрыв

негодования, вызванный повышением цены на пластовый мармелад, показался нам

смешным. Оказалось, что мы даже не знали, что мармелад составляет чуть ли не

1 Впрочем, этот обычай – в сублимированной форме – можно встретить и сейчас, однако лишь в ситуативно связанном обычае встречи молодоженов у дверей родительского дома после регистрации в загсе. Естественно, в этом случае не используется дорогая посуда.

298

Page 299: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

основную часть завтрака2 рабочего-немца. Кстати, именно этот ‘мармеладный

бунт’ и явился началом событий 17 июня 1953” (“Правда”, 29.08.1996, С. 3).

Мотивационные недоразумения относительно часто возникают в силу

воздействия культурно-специфических верований и суеверий, выступающих

посылками для вербальных и невербальных действий. О почти невероятном

инциденте такого рода сообщил один из журналистов “Комсомольской правды”:

“Наш простой советский специалист-работяга, трудившийся на благо шахиншаха

Ирана в Исфагане, спас жизнь 12-летнему иранчонку дважды. Сначала нырял,

мучился, хлебал воду из озера, но вытянул уже безнадежного паренька. А потом, не

знаю откуда взялись силы с умением, сделал искусственное дыхание, растер

сердце, и мальчишка открыл глаза. Через пару минут российский герой был

публично проклят родителями и под крики негодующей толпы изгнан с пляжа. (...)

Аллах два раза призывал к себе мальчика, выделил среди прочих, а неверный

шурави – русский – нагло восстал против воли Всевышнего” (“Комсомольская

правда”, 31.01.1991, С. 3).

С точки зрения типологии понимания, это недоразумение может быть

охарактеризовано как импликативно-антецеденциальное.

Еще одним частым источником недоразумений в корреляции Деятельностьх –

Деятельностьу является культурно-специфическая конфигурация ее “внутренней

формы”, элементарным примером которой может послужить одно-/многократное

приглашение к еде в некоторых европейских и азиатских культурах (признак

“повтор действия”).

Классический пример недоразумений этого типа, в котором актуализируется

другой признак “внутренней формы” – порядок следования элементов сложного

действия, привел в свое время П. Ватцлавик:

“Среди расквартированных в Англии во время войны американских солдат было

широко распространено мнение о сексуальной доступности английских девушек.

Странным образом, английские девушки утверждали со своей стороны, что

американские солдаты вели себя слишком бесцеремонно. (...) Выяснилось, что

сценарии ухаживания (courtship pattern) – от знакомства до вступления в половые

2 Можно сказать, здесь проявляется признак “культурная значимость специфического явления”.

299

Page 300: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

отношения – как в Америке, так и в Англии включают в себя примерно 30

различных поведенческих шагов, однако порядок следования этих шагов в

соответствующих культурных ареалах отличается друг от друга. Если, например, к

поцелуям в Америке переходят довольно рано – приблизительно на стадии 5, то в

типичном сценарии ухаживания в Англии этот этап наступает относительно

поздно, примерно на стадии 25. На практике это означало, что англичанка, будучи

поцелованной американцем, чувствовала себя не только лишенной большей части

интуитивно верного для нее сценария ухаживания (стадии 5-25), но и оказывалась

в ситуации выбора: следует ли ей прервать отношения на этом этапе или все же

отдаться партнеру. Если она предпочитала вторую альтернативу, то уже

американец сталкивался с поведением, которое не соответствовало этой, ранней

для него, стадии взаимоотношений и не могло быть расценено иначе, как

бесстыдное” (WATZLAWICK 1993: 20).

Это недоразумение можно определить также как темпоральное: в описанной

ситуации “стадия поцелуев” наступала (с английской точки зрения) слишком рано.

Вообще, “время” представляет собой важнейший элемент организации

деятельности и поведения, и разное отношение к нему в разных культурах делает

его частым источником ошибок в МКК.

Вероятно, наиболее часто встречающееся темпоральное недоразумение – это

опоздание, которое можно определить как несоблюдение согласованных сроков в

сторону их превышения – идет ли речь о поставках товаров, о личных и деловых

встречах, о начале тех или иных мероприятий, о соблюдении интервалов движения

общественного транспорта и т.д. Имеется немало свидетельств того, что допуски в

отношении опозданий весьма сильно разнятся от культуры к культуре – если на

Западе этот допуск стремится к нулю и, в любом случае, не превышает 5 минут, то,

например, в Латинской Америке принято опаздывать (на личные встречи) в

среднем на 45 минут (MALETZKE 1996: 57), а в Колумбии, по некоторым

свидетельствам, допустимо даже полуторачасовое опоздание (WENDT 1993: 130).

Известной российской актрисе Н. Андрейченко после длительного

пребывания в Голливуде довольно странными показались некоторые

мосфильмовские обычаи:

300

Page 301: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“Мне здесь назначают съемку в десять утра. Я, естественно, приезжаю на студию в

десять, а там, как вы догадываетесь, никого. А потом еще за своей спиной я слышу

разговор: ‘Андрейченко-то дура. Ровно в десять пришла. Больше всех надо, что ли?

Даже уважающая себя гримерша на час опаздывает’” (“Аргументы и факты”,

44/1998, С. 12).

Обращает на себя внимание, что “право на опоздание” здесь, очевидным

образом, рассматривается как символ статуса (“... уважающая себя гримерша...”).

В связи с тем, что циклы труда и отдыха варьируются в разных культурах (а

также из-за несовпадений в поясном времени) легко попасть впросак, назначая

время деловой встречи или позвонив партнеру неуместно рано/поздно.

Отдых, как известно, привязан не только к определенным дням недели1, но и к

различным праздникам, значительная часть которых имеет религиозное

происхождение или восходит к историческим событиям национальной значимости

(основание государства, революции, победы, день рождения монарха). В связи с

этим частой является ситуация, когда несведущий гость из-за рубежа не может

попасть в закрытые на праздники учреждения2, библиотеки; встретиться с

нужными с людьми, разъехавшимися в отпуска, и т.д.

Религиозные праздники, а также иные сакральные события и временные

отрезки могут быть связаны с запретами на выполнение тех или иных действий

(работы, еды, ношения одежды и т.д.). О том, к каким серьезным последствиям

способны приводить межкультурные несовпадения в этой области,

свидетельствует описанный ранее инцидент в Афганистане.

Достаточно много недоразумений в межкультурном дискурсе обусловлено

т.н. “культурно-специфическим временем реакции” (“culture reaction time”) –

временем между поступлением некоторого импульса извне (угрозы, оскорбления,

выражения критики и т.д.) и реакцией на него (HALL 1983: 40).

Как видим, число разновидностей темпоральных недоразумений довольно

велико. Всю группу сбоев в МКК, вызванных временным фактором, можно назвать

дисхронией.

1 Которые, кстати, также могут быть культурно-специфическими, ср. воскресенье у христиан, субботу (саббат) у иудеев, и пятницу у мусульман.

2 В случае посольств это может произойти и в родной стране.

301

Page 302: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

По аналогии с этой собирательной категорией, недоразумения, восходящие к

культурно-специфическому использованию пространства (спациальные

недоразумения) можно обозначить термином дистопия. Их палитра также весьма

разнообразна.

Как и время, пространство составляет важный элемент деятельности:

расстояния, наличие транспортных путей и их состояние, характер окружающей

среды (горы, море, лес, степь) в значительной степени влияют на человеческую

активность, формируя особые когнитивные и конативные образцы.

Один из наиболее часто цитируемых в немецкой культурологии примеров

дистопических недоразумений (в нашей терминологии) принадлежит известному

немецкому филологу Х. Баузингеру из Тюбингена:

Один американский профессор пригласил его на свою лекцию в тюбингенском

Германо-Американском Институте. Баузингер был занят и ему пришлось

отказаться. Через несколько дней, однако, поступило повторное предложение – на

этот раз на лекцию, которую тот же профессор читал уже во Франкфурте на Майне

(200 км от Тюбингена). По собственному признанию, Х. Баузингер посчитал

вначале своего американского коллегу за сумасшедшего и лишь позднее понял, что

расстояние в 200 км для Америки является не таким уж большим (цит. по: (MOG,

ALTHAUS 1993: 60)).

Этот пример не только свидетельствует об относительности абстрактного

понятия “расстояние”, но и может послужить иллюстрацией культурной

специфики категории “проницаемость пространства”: расстояние в 200 км является

“не таким уж большим” и для России, однако, российский профессор, скорее всего,

также отклонил бы предложение американца: 200 км выглядят совершенно по-

разному в зависимости от того, преодолеваешь ли ты их на мощной машине по

автобану, или если тебе приходится использовать общественный транспорт.

Самостоятельную группу топографических недоразумений образуют

проксемические недоразумения, связанные с нарушением дистанции, ср. пример,

который приводят Р. Марковски и А. Томас:

“Тот, кто в очереди к кассе супермаркета оставляет между собой и стоящим

впереди покупателем слишком большое расстояние, косвенно сигнализирует, что

302

Page 303: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

еще не закончил покупки. При этом то, что понимается под ‘слишком большим

расстоянием’, у американцев и немцев существенно различается. Расстояние до

впереди стоящего человека, которое американец воспринимает как нормальное и

вежливое, означает для многих немцев приглашение протиснуться в промежуток.

Это происходит потому, что немцы стоят в очереди, как правило, гораздо теснее”

(MARKOWSKY, THOMAS 1995: 92).

Нарушение дистанции можно истолковать как вторжение в личное

пространство индивида. Стремление к отграничению собственного

территориального ареала является фундаментальной потребностью не только

человека, но и любого живого существа (EIBL-EIBESFELDT 1994: 101), его

преломление в каждой из культур, однако, происходит по-своему – ср.

использование дверей в функции сигнала личного пространства (внутри зданий):

“Когда североамериканцы оставляют двери в квартире и бюро открытыми,

немцами это часто воспринимается как непорядок, в то время как американцы

лишь сигнализируют этим, что им нечего скрывать и что каждый может войти

внутрь. Закрытые двери означают: я предпочитаю оставаться в одиночестве и хочу,

чтобы мне не мешали” (MALETZKE 1996: 139), ср. также (HALL 1976: 141)).

Перемещение или пребывание в определенном пространстве, на определенной

территории может подвергаться запретам, не всегда понятным для иностранцев,

что способно приводить к опасным ситуациям – ср. описанный выше инцидент с

английскими офицерами. Примерами из более близкого прошлого (времен

холодной войны) могут послужить пограничные зоны, “закрытые города” и т.п.

Запреты не обязательно должны быть столь строгими, а опасности – столь

серьезными. Автор этих строк, например, будучи на стажировке в Эрлангене

(ФРГ), во время прогулок по городу неоднократно ловил себя на том, что идет по

дорожке для велосипедистов (элемент уличного пространства, практически

отсутствующий в СНГ) – может быть, именно потому, что эта часть улицы

неосознанно воспринималась как наиболее свободная.

С нарушением запретов связана и часть тематических недоразумений. Это

касается, в частности, недоразумений, возникающих при затрагивании

табуированных в одной из культур или неприятных именно в общении с

303

Page 304: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

иностранцами тем. Еще одна разновидность тематических недоразумений

обусловлена культурно-специфическими особенностями приближения к

непосредственной теме разговора, ее подготовкой, развертыванием и т.д. (см.

раздел (2.3.5.)).

Довольно много недоразумений генерируется в корреляции Ситуациях –

Ситуацияу. Одну из разновидностей этих недоразумений, имеющую отношение к

культурной специфике извлечения информации из Ситуации, Р. Марковски и А.

Томас описывают следующим образом:

“... между немцами и американцами (...) существует различие, которое проявляется

в самых разных жизненных сферах и является причиной большого количества

недоразумений: немцы обращают гораздо меньше внимания на контекст, в котором

поставлен вопрос, чем на прямой смысл самого вопроса. Подобные факты

встречаются очень часто и немало раздражают американцев. Причина этого всегда

одна и та же: если американцы приучены к тому, что уже контекст, в котором

поставлен вопрос, является очевидным знаком потребности в дополнительной

информации и помощи, то немцы его вообще часто не воспринимают и,

соответственно, не реагируют на него согласно девизу: ‘Кому захочется о чем-то

узнать, тот спросит’” (MARKOWSKY, THOMAS 1995: 46).

Описанное различие весьма напоминает известное разграничение культур на

“высоко-контекстуальные” (“high-context”) и “низко-контекстуальные” (“low-

context”), принадлежащее Э.Т. Холлу (ср., например, (HALL, HALL 1990: 6-7)),

хотя и немецкую, и американскую культуры обычно относят к “низко-

контекстуальным”. Кстати говоря, более логичными в этом отношении были бы,

вероятно, термины текстуальная и контекстуальная культуры.

Еще одну подгруппу ситуативных недоразумений образуют ложные

инференции (выводы) из Ситуации, которые под иным углом зрения можно

определить как консеквенциально-импликативные недоразумения, ср. пример Х.

Коттхофф:

“В 1990 г. из Саарбрюккена в Тбилиси по обмену приехали немецкий студент и

немецкая студентка. Хотя они до этого почти не были знакомы, с самого начала

они для себя решили, что снимут вместе квартиру. С этого момента они стали

304

Page 305: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

считаться одной парой, что привело ко многим конфликтам” (KOTTHOFF 1993:

495).

Межкультурная ошибка здесь основывается на ложном (для немецкой

культуры) выводе из силлогизма: “Если они живут в одной квартире, то являются

парой”.

К той же группе можно причислить культурно-специфические реакции на

схожие проблемные ситуации либо способы их преодоления (ср. раздел (1.6.4).

В свою очередь, к антецеденциально-импликативным недоразумениям мы

вправе отнести случаи воздействия неверных стереотипов, ср. наблюдение С.

Гюнтнер:

“Многие иностранцы бывают смущены, сталкиваясь в Китае с проявлениями

‘китайской скромности’ (...). С другой стороны, западные гости Китая то и дело

констатируют идущие вразрез с ‘китайской скромностью’, и даже ‘производящие

впечатление бесстыдных требования и неумеренные запросы’ китайских

собеседников. По этому поводу можно сказать, что в Китае часто подчеркиваются

‘прямота и открытость’, якобы являющиеся существенными характеристиками

европейской интеракции, в связи с чем иногда случается, что китайцы

откладывают в сторону свой китайский этикет и, не зная границ нашей прямоты и

открытости, выдвигают чрезмерные требования” (GÜNTHNER 1993: 84).

Недоразумения в корреляции Кодх – Коду возникают чаще всего (отвлекаясь

от обычного незнания иноязычных знаков) благодаря семиотической омонимии

или омоморфии. В соответствии с нашей дифференциацией внешне- и

внутриязыковой формы смыслов, здесь можно выделить две основных группы

недоразумений.

Недоразумения первой группы охватывают соотношение “одинаковая

(схожая) внешняя форма различные смыслы”, а второй – соотношение

“одинаковая (схожая) внутренняя форма различные смыслы”: и та, и другая

хорошо известны в теории перевода под именем т.н. “ложных друзей

переводчика”. В интеркультуралистике наблюдается тенденция усложнять без

особого на то основания этот механизм межкультурного недопонимания: так, Б.-Д.

Мюллер истолковывает нижеследующее недоразумение вокруг немецкого и

305

Page 306: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

французского коррелятов CONCEPT/KONZEPT как “различные когнитивно-

эмоциональные интерпретации”:

“Когда при обсуждении будущей кооперации между немецкими и французскими

партнерами стороны договариваются подготовить к первой встрече KONZEPT

(концепцию) возможных сфер сотрудничества, нередко происходит так, что

немецкая сторона приезжает на нее с тщательно проработанными, предметными,

письменно задокументированными представлениями, в то время как французы

представляют свой CONCEPT в виде первоначальной основы для совместного

‘мозгового штурма’. То, что по-немецки большей частью представляет собой

планомерно структурированную заготовку, означает во французском языке

систематизацию весьма предварительных соображений” (MÜLLER 2000: 25).

На наш взгляд, речь здесь должна идти о лингво-специфических значениях

схожей лексической формы и, соответственно, – о явлении межъязыковой

интерференции. Не исключено также, что определенную роль здесь сыграла своего

рода “интерконативная” интерференция (влияние культурно-специфических

образцов начала деятельности).

С. Гюнтнер иллюстрирует “проблемы понимания на основе различающихся

социокультурных фоновых знаний”, привлекая категорию фрейма, на примере

выражения “freie Liebe” (“свободная любовь”), которое однажды в китайской

аудитории было истолковано как “свободный выбор партнера” (GÜNTHNER 1993:

117). Думается, и в этом случае вполне достаточным было бы более простое

разъяснение недоразумения как интерференционной ошибки на базе “внутренней

формы” номинации.

Недоразумения могут иногда возникать и благодаря такому, не самому

важному, на первый взгляд, признаку внешней формы, как словесное ударение:

Автор этих строк припоминает, как однажды лет пятнадцать назад заподозрил

свою коллегу из тогдашней ГДР в недостаточной профессиональной начитанности,

после того как она не поняла мою ссылку на известного русско-американского

лингвиста Якобсóна. “Критический инцидент”, к счастью, рассеялся после

нескольких попыток разъяснения, пока она наконец не поняла, что я имел в виду

´Якобсона (как эта фамилия звучит в немецком).

306

Page 307: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Схожие закономерности можно установить и в отношении нонвербальных

знаков (ср. раздел (3.2.4.)). К числу скорее трагикомических можно отнести

недоразумение, вызванное культурными особенностями смеха/улыбок, которое

произошло в рамках популярной одно время на Западе кампании помощи “детям

Чернобыля”:

“Другая страна. Звонок в наше посольство из больницы, где на консультации и

лечении находятся советские дети: ‘Приезжайте, над нами издеваются’. Переполох.

Сотрудники мчатся. Выясняется: ‘А чего персонал, когда к нам в палату заходит,

улыбается? Значит, смеются над нами, да?!’” (“Комсомольская правда”, 28.08.1990,

С. 3).

К области невербальных можно отнести и эстетические недоразумения.

Инструментарий всякого течения в искусстве вправе рассматриваться как своего

рода Код, который нередко оказывается сугубо культурно-специфическим: по

свидетельству О. Шпенглера, еще в начале этого века большинство китайцев

воспринимало всю без исключения западную музыку как марш (ШПЕНГЛЕР 1993:

399)

На высшее место в иерархии кодовых элементов может претендовать стиль.

Несколько лет назад в США произошел инцидент, который – если суммировать

мнения многих журналистов – поддается определению именно как недоразумение

на уровне коммуникативного стиля:

Гувернантку из Англии Луизу Вудворд обвинили в убийстве ребенка (смерть

последовала в результате травмы головного мозга, вызванной или очень сильным

укачиванием, или ударом головы); суд американских присяжных признал ее

виновной в убийстве второй степени. 19-летняя гувернантка получила

пожизненное заключение с возможностью освобождения через 15 лет. Вердикт

вызвал бурю возмущения в Америке, а главное, в Англии. Показательно, что

корреспондент “Московских новостей” Радышевский даже назвал свою статью

“Новая англо-американская война”:

“Почему присяжные оказались так безжалостны? По нескольким вероятным

причинам. Во-первых, американским присяжным, незатейливым представителям

американского среднего класса, оказались ближе мыло-драматические

307

Page 308: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

соотечественники, чем сдержанные англичане. Защита вызвала из Англии

свидетелей – учительницу, священника и мать Луизы, которые показали в сухой

английской манере, что девушка всегда была законопослушной, доброй и

положительной. А друзья Иппенов и сами супруги размазывали слезы и говорили,

какой ‘великий ребенок’ был их сын (...)

Сама Луиза тоже давала показания по-английски сдержанно. Присяжными это

могло быть истолковано как равнодушие к ребенку. Английские газеты, наоборот,

противопоставляли ‘стоическую и тихую’ Луизу слезливым и пошлым

сторонникам семьи Иппенов, которые явились в суд с игрушками умершего

ребенка. ‘От этого разило приторным эксгибиционизмом, который европейцы

всегда находили отвратительным в американцах’ написала британская “Гардиан”

(Д. Радышевский, “Московские новости”, 45/1997, С. 27).

Очень своеобразную группу недоразумений, которые можно назвать

интеррогативными (вопросительными), образуют вопросы, приводящие в

замешательство инокультурных партнеров, ср.:

“Когда кому-либо здесь в Федеративной республике рассказываешь, что у нас в

США нет прописки (регистрации), то следует стандартный вопрос: А как же вы

узнаете, где находятся люди? Американцы большей частью реагируют ответным

вопросом: А кому нужно/следует/хочется это знать? Моя мать знает это, мой отец

знает это, моя подруга или мой друг – кому еще надо это знать?” (ASCH 1987: 27).

В период ранней перестройки советские журналисты, посещая западные

предприятия, любили задавать вопросы специфического толка, которые нередко

ставили хозяев в тупик, ср. эпизод, происшедший во время одного из таких визитов

на завод “Рено” во Франции:

“... Бывает так, что кто-то приходит в цех в нетрезвом виде?

Г-н Дюваль очень удивился. Даже переспросил, правильно ли понял. Тогда только

ответил:

– Так ведь это очень опасно для человека – кругом машины. И для работы тоже

нехорошо...

А второй вопрос возник у меня при виде аккуратненьких штабелей всякой

автомобильной всячины (...), что лежали без присмотра возле конвейера. (...)

308

Page 309: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

– Слушайте, – сказал я Жоржу Дювалю, испытывая это знакомое каждому

автомобилисту, оказавшемуся один на один с подобным богатством чувство, –

скажите честно: много выносят деталей с завода?..

Тот попросил повторить вопрос: ‘Уточните, о чем речь’. Пришлось уточнять.

– Вряд ли кто-то сделает это, – пожал плечами инженер, – строгий учет. И потом –

зачем?

В общем, снова не понял меня французский инженер” (“Неделя”, 12/1991, С. 5).

Интерпретируя описанную ситуацию, следует вначале сказать, что

поставленные вопросы были, скорее всего, непонятными потому, что были

обусловлены родной культурой интервьюера. Более глубокое объяснение может

состоять в том, что целью (интенцией) вопросов являлось не столько получение

новой информации, сколько скрытая критика существующего положения дел в

собственной стране, т.е. иностранный собеседник как бы инструментализировался

в “усилитель” критики, что, в принципе, противоречит межкультурной этике (по

крайней мере, этике межкультурного дискурса – подробнее см. раздел (4.2)). Как

риторический вопрос, однако, подобная практика возражений не вызывает, ср.

следующую цитату, на этот раз из немецкой прессы:

“Можно ли покупать клубнику в декабре? Можно ли спилить тополь? Можно ли

бросать банку из-под кошачьего корма в обычный мусор? Вот вопросы, которые

донимают нас, немцев. В других странах, например, во Франции, такие вопросы не

только бы не стали задавать, но даже, пожалуй, и не поняли бы” (“Die Zeit”,

8.11.1996, S. 27).

Описанная ранее “инструментализация” партнера, превращение его в

“усилитель критики”, обычно вызывает у последнего чувство неловкости. Эта

реакция является еще более характерной для другой разновидности “активных”

недоразумений, которые можно назвать остентативными (= неудачное

хвастовство). Примером могут послужить некоторые впечатления от Советской

России, почерпнутые С. Цвейгом в 1928 г.:

“Ах, как часто приходилось нам улыбаться про себя, когда нам показывали

среднего размера фабрики и ожидали удивления, будто мы никогда не видели

ничего подобного в Европе и Америке; ‘Электрический!’, – гордо сказал мне один

309

Page 310: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

рабочий, указывая на станок, и посмотрел на меня, ожидая, что я вот-вот

рассыплюсь в выражениях своего восхищения. Из-за того, что народ видел все эти

технические штуки в первый раз, он наивно полагал, что все это изобрели и

придумали дорогие и любимые Ленин и Троцкий. Так что нам ничего не

оставалось, как улыбаться и восхищаться, втайне забавляясь; ах какой же все-таки

чудесный, способный и добрый ребенок, эта Россия...”1.

Здесь мы затрагиваем важную проблему субъективных психоэмоциональных

последствий недоразумений, способных проявляться во многих формах. Не

претендуя на выдвижение некоей таксономии, можно выделить, среди прочего,

такие психологические реакции на межкультурное непонимание (в широком

смысле этого слова), как чувства смущения, неловкости, стыда, фрустрации,

культурного шока и т.д.

Стыд обусловливается, по Н. Элиасу, страхом потери социального статуса

(деградации) на фоне определенных жестов демонстрации превосходства со

стороны “других”, не поддающихся отражению путем агрессии (ELIAS 1976b:

397). В МКК источником этого чувства часто является, например, осознание

цивилизаторного отставания собственного этноса или неблаговидные поступки его

представителей.

Что же касается чувства неловкости, то оно наступает, согласно Н. Элиасу, в

ситуации, когда

“... что-либо внешнее для индивида затрагивает его зону ‘опасного’, формы

поведения, предметы, склонности, по отношению к которым окружение индивида в

детские годы стремилось привить чувство страха” (ELIAS 1976b: 403-404).

Упрощенно говоря, речь здесь идет о нарушении собственных культурных

норм со стороны “чужого”, что в МКК имеет место довольно часто. В целом же

соотношение стыд – неловкость может быть описано как субъективно-

конверсивное:

“Я испытываю стыд, другой – неловкость” (МАРКОВ 1997: 160).

Отталкиваясь от этой пары, можно утверждать, что фрустрация чаще связана

с чувством стыда, чем неловкости, однако это понятие подразумевает скорее

1 Zweig S. Zwischen Tolstoi und Lenin. Eine Reise in das neue Rußland. – In: Radikale Touristen. Pilger aus dem Westen – Verbannte aus dem Osten. – Freiburg et al.: Herder, 1975, S. 125.

310

Page 311: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

эффект массированного и/или длительного воздействия негативного

психологического фактора – идет ли речь о стыде, об угрозе “потери лица” (ср.

(GÜNTHNER 1993: 68)) и т.д. Впрочем, фрустрация может наступить и в

результате кратковременного, но очень болезненного воздействия, как это бывает,

в частности, в случае вольной или невольной агрессии по отношению к

основополагающим ценностям “своей” культуры, допущенной инокультурным

партнером.

При определенных условиях (как правило, в случае долговременного влияния)

недоразумения и фрустрации способны приводить к состоянию т.н. “культурного

шока”, формами проявления которого могут быть:

“... чувства беспомощности, потерянности и утраты ориентиров, подавленности и

апатии, раздражительности, гнева и злости по отношению к членам и учреждениям

принимающего общества, отторжение его языка, преувеличенное внимание к

порядку, недоверчивость, мелочность в финансовых делах в сочетании с

навязчивой идеей, что тебя обманывают, а также тенденция к ипохондрии и

психосоматические состояния” (GÖHRING 1980: 78).

Явление культурного шока не ограничивается психологическими

последствиями, а влечет за собой также соматические и иные заболевания как,

например, сбои в деятельности желудочно-кишечного тракта, психогенные

нарушения функций отдельных органов, образование язв желудка, потерю

потенции и т.д. (ср. (HESS-LÜTTICH 1987: 142)).

Относительно самостоятельную область внутри этой проблематики

составляют консенсуальные последствия недоразумений (нарушения согласия

между партнерами, можно сказать, степени непонимания между ними), изучение

которых предполагает переход на интерсубъективный уровень анализа. Эти

последствия также поддаются определенному шкалированию, градации, хотя

предложить системно-таксономическую классификацию на нынешнем уровне

развития теории МКК пока не представляется возможным.

Не претендуя на полноту охвата, в качестве первого приближения, можно

выдвинуть следующую классификацию возможных консенсуальных последствий

недоразумений в МКК: отказ от возможности вступления в МКК, разногласия,

311

Page 312: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

трения, спор, прерывание МКК, словесный конфликт, конфликт с применением

насилия и далее вплоть до вооруженного конфликта и войны1; при этом, конечно,

должна учитываться разница в уровнях межличностной и межнациональной

интеракции.

Наглядный пример межкультурного недоразумения, повлекшего за собой

конфликт с применением оружия, приводит Ф. Хинненкамп:

“Трагически закончилась в ночь с 17-го на 18-е августа 1995 г. автомобильная

погоня в маленьком шлезвиг-гольштейнском местечке Ханерау-Хадемаршен

неподалеку от Итцехё. Полицейский патруль в штатском решил проверить

подозрительную машину с польскими номерами. Однако водитель автомобиля дал

газ. После длительной погони возникла перестрелка, в ходе которой польский

пассажир убил полицейского, а тяжело раненный полицейский застрелил одного из

поляков. Переодетые полицейские ехали на белом ‘гольфе’ с рекламными

надписями и, по их словам, идентифицировали себя при помощи полицейского

жезла. Попытка бегства лишь подкрепила их подозрения. Пассажиры

преследуемого автомобиля, 54-летний поляк и его сын, въехавшие в страну всего

лишь день назад по туристической визе, решили, что на них совершено бандитское

нападение. В Польше водителей специально предупреждают о возможности

нападений, при которых используются фальшивые полицейские жезлы. Патрули в

штатском здесь не имеют права останавливать машины при наступлении темноты”

(HINNENKAMP 1998: 33).

Описанный инцидент прежде всего можно охарактеризовать как ситуативное

недоразумение: ситуативный фрейм “полицейский контроль” был

проинтерпретирован польской стороной как “разбойное нападение”. Решающую

роль в его возникновении (наряду с фреймом более высокого уровня

“криминальная ситуация в Польше”, которая в тот момент была, очевидно, гораздо

более сложной, чем в Германии) сыграл временнóй фактор: “... патрули в штатском

здесь не имеют права останавливать машины при наступлении темноты...”. Вторую

по важности причину можно назвать “семиотической”: польских участников

1 Ср. неверно переведенное японское слово mokusatsu (“принимаем во внимание” вместо “рассматриваем”) в японском ответе на американский ультиматум в конце 2-й мировой войны, что якобы привело к сбросу атомной бомбы на Хиросиму (SAMOVAR ET.AL. 1981: 143).

312

Page 313: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

событий явно ввело в заблуждение отсутствие обычных опознавательных знаков

полиции – особой раскраски автомобиля, сирены, проблесковых маячков,

униформы и т.д.

В этой связи весьма важной представляется задача определения причин,

приводящих к особенно серьезным нарушениям межкультурного согласия. Можно

предположить, что в основе многих межкультурных конфликтов лежат попытки

преследовать диаметрально противоположные цели, действовать согласно

“культурно-несовместимым” нормам (касающимся еды, одежды, понимания

“чести”, распределения половых и возрастных ролей и т.д., (ср. (NIEKE 1995: 191;

NICKLAS 1996: 16)). Политические конфликты часто обусловливаются

несовместимостью базовых элементов в системах ценностей (ср. отношение к

частной собственности при капиталистическом и “реально-социалистическом”

строе, или отношение к правам человека в диктатурах и демократических странах).

Несовместимые нормы поведения и деятельности относятся, как правило, и к

наиболее “непонятным” (по принципу “Как можно это

делать/говорить/носить/есть!”). Это свойство, которое может быть присуще и

другим культурно-специфическим смыслам, заслуживает, на наш взгляд,

отдельного обозначения, на роль которого я бы предложил известное

лингвистическое понятие идиоматичности, модифицировав его в термин

культурно-специфическая идиоматичность. В языкознании эта категория обычно

подразумевает невозможность вывести совокупное значение комплексной

языковой единицы (чаще всего фразеологизма) из значений ее составляющих

(например, Как Мамай прошел = беспорядок). Во внутриязыковой коммуникации

(по крайней мере, самые известные) фразеологизмы функционируют в качестве

вторичных знаков, отличающихся от обычных номинативных разве что

образностью. В межъязыковой коммуникации, однако, подобные единицы часто

выступают источником недоразумений в связи с тем, что носитель иностранного

языка в силу ограниченности своего Кода вынужден выводить их смысл именно из

значений отдельных компонентов. Участник МКК точно так же воспринимает

многие действия или акты поведения своих инокультурных партнеров как

непонятные, хотя их некоторые составляющие и могут быть для него знакомыми.

313

Page 314: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Проиллюстрируем сказанное на элементарном примере национальных блюд:

достаточно просто объяснить носителю русской культуры, что такое немецкие

Maultaschen или итальянские Ravioli, указав на то, что они являются аналогами

пельменей или вареников; гораздо более “идиоматичными” окажутся для него

немецкие Eisbein (зажаренная или тушеная свиная ножка) и, особенно, Hackepeter

(сырой свиной фарш со специями, используемый в основном для приготовления

бутербродов); и уж совсем трудно будет для него понять, как можно есть улиток

или лягушачьи ножки (как во Франции) и, тем более, суп из ласточкиных гнезд

(как в Китае). Употребление тех или иных блюд может быть также когнитивно

понятным, однако вызывать культурно-обусловленное отвращение (свинина для

мусульман, говядина для индусов).

Еще одним классическим примером культурно-специфической

идиоматичности в этом смысле для большинства, если не всех европейских

народов может послужить испанская традиция корриды.

В заключение этого раздела приведем довольно пространный отрывок из эссе

И. Бёме, посвященного трудностям германо-германской коммуникации в 80-х

годах. В нем содержатся многие виды рассмотренных нами выше межкультурных

недоразумений, а также подмечены некоторые важные аспекты МКК1. Фрагменты,

описывающие случаи межкультурного недопонимания, выделены курсивом, в

скобках даны наши комментарии:

“Хозяин меняет тему. Он задает вопросы о работе, условиях труда,

взаимоотношениях между коллегами. На Востоке постоянно говорят о работе,

она является излюбленной темой и постоянным поводом для брюзжания

(фатическая тема – П.Д.). ‘Зони’2 рассказывает о трудностях и рационализаторских

предложениях, тактических уловках, цифрах объема производства и выполнения

плана, повышении квалификации и личных успехах. Он демонстрирует, что

является человеком, разбирающимся в своем деле. Он пытается выставить себя в

выгодном свете, задает вопросы о технических ‘ноу хау’, с гордостью

разглагольствует о том, сколь неблагоприятными являются исходные предпосылки

на его предприятии и как, тем не менее, он и его сослуживцы в этих условиях

1 Фрагмент этого текста уже использовался при обсуждении очуждения в области “Тема”.2 Пренебрежительное обозначение гражданина ГДР (от “советской зоны оккупации”).

314

Page 315: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

умудряются выдавать по-немецки качественный продукт (самопрезентация –

П.Д.). (...) Гражданин ГДР находится в своей стихии. Гость с удивлением слушает,

вставляет вопросы, пытается разобраться. В конце концов он приходит к выводу,

что имел дело ни с чем иным, как с эмоциональным описанием катастрофического

положения дел (интенциональное недоразумение – П.Д.). Ему становится скучно.

Что ж, примерно так он все себе и представлял (закрепление стереотипа – П.Д.).

Чего он никак не может понять, так это то, как человек в свое свободное время с

таким наслаждением и столь витиевато может распространяться о работе

(тематическое недоразумение – П.Д.).

Для немца из ФРГ работа – это нечто, что делается быстро, ловко и умело. Работа –

это источник успеха и денег, а не тема для разговоров в дружеской компании. В

лучшем случае задним числом можно упомянуть о выгодном гешефте, удачной

сделке. Если возникли трудности на службе, о них признаются разве что спутнику

жизни, но едва ли даже ближайшим друзьям. Если приходится не совсем

добровольно уйти на пенсию, то об этом умалчивают даже в кругу родственников

(табуированная тема – П.Д.). Западный человек запрограммирован на успех, он

должен непрерывно казаться сильным и жестким, скрывать свои слабые места.

Поэтому его приводит в замешательство и ужас, когда он слышит, с каким

сладострастием можно обсуждать трудности на своем рабочем месте.

Единственное объяснение, которое по этому поводу приходит ему в голову – это

то, что государство ГДР полностью ломает своих граждан (антецеденциально-

импликативное недоразумение – П.Д.). Если он высказывает эту догадку вслух, то

хозяин превращается в пламенного патриота. Он ведь говорил о своем

мироощущении, о своей меланхолии, о своей интернализованной радости от

конфликтов, об удовольствии, получаемом им от фатализма как

оптимистической жизненной позиции, он обнажил свое сложное самопонимание

(мотивационное недоразумение – П.Д.). Его собеседник, должно быть, плохо его

слушал, если говорит сейчас о государстве и пытается втиснуть индивидуальное

чувство в рамки политической категории.

Драматический поиск объединяющего начала требует затушевать и эту ситуацию.

Разговор направляется в иные сферы, и переводится чаще всего на

315

Page 316: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

автомобильную тему, здесь единство достигается всегда (фатическая тема –

П.Д.). Тем не менее, западный немец не сможет забыть, сколь сломленному

человеку он заглянул в душу, как несвязно это угнетенное создание (непонимание

партнера – П.Д.) отстаивало государство. Восточный немец не забудет, что

открылся невежде (то же самое – П.Д.), пытался говорить о смысле жизни с

человеком, который не хочет об этом задумываться. (...)

Западный немец возвращается домой с багажом удивительных наблюдений,

довольный своим добрым поступком (коммуникативный эффект – П.Д.). Ему

удалось утаить, что уличный запах был для него вонью (эстетическое очуждение –

П.Д.), он презрел грязь и беспорядок, нашел примечательными ландшафты и

памятники культуры. Он смог справиться со своим внутренним нетерпением,

настроился на провинциальную неспешность. Он был хорошим гостем, это стоило

ему нервов и денег (этика МКК – П.Д.). (...) От некоторых предрассудков он

отказался, общее представление об этой стране у него подтвердилось (закрепление

стереотипов – П.Д.). Он содрогается, вспоминает, сколь осторожным ему пришлось

быть в общении, сколь чуждым ему все было. Теперь он яснее понимает, что для

него дороже его собственные заботы и проблемы, что он живет не только лучше,

но и более правильно (нобилизация – П.Д.). Он пересекает границу, вздыхает с

облегчением, он снова дома. (...) ‘Восточник’ машет отъезжающему посетителю,

удовлетворенный тем, что показал себя хорошим хозяином, смог предложить

гостю кое-что, чего он не найдет в других местах. Это стоило ему нервов и денег.

От некоторых предрассудков он отказался, общее представление об этих

‘западниках’ у него подтвердилось, с ними нельзя говорить откровенно

(закрепление стереотипов – П.Д.). После этого посещения он яснее осознает, что

живет, хотя и беднее, но правильнее (нобилизация – П.Д.). Он вздыхает с

облегчением, он снова дома” (BÖHME 1983: 14-16).

4.2. О МЕЖКУЛЬТУРНОЙ ЭТИКЕ

Во всякой коммуникации присутствует этический момент, ибо в ней, как было

показано выше, значительную роль играет аспект межличностных

взаимоотношений между коммуникантами. Тем большее значение он имеет для

МКК, где неравенство участников как бы запрограммировано изначально – не в

316

Page 317: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

последнюю очередь, в связи с очуждением. Как таковая, эта проблема была

осознана достаточно рано, и в различных ответвлениях интеркультуралистики

неоднократно предпринимались попытки сформулировать этические принципы,

стратегии и правила МКК.

Первые из попыток этого рода можно обнаружить уже в традиционном

(общем) страноведении: так, по М. Эрдменгеру и Х.В. Истелю, “вряд ли могут

быть оспорены” следующие принципы, которыми надлежит руководствоваться в

страноведении как интегрированной части преподавания иностранных языков:

– принцип непредвзятости;

– принцип терпимости;

– принцип доброй воли (ERDMENGER, ISTEL 1973: 33).

Д. Пеннинг придерживается точки зрения, что

“... существуют минимальные правила, согласно которым могут сопоставляться

мнения и изживаться конфликты: отказ от применения насилия, уважение прав

человека, терпимость в рамках т.н. открытого общества, признание процедур

демократически легитимированных институций” (PENNING 1995: 627).

Подобные принципы, список которых остается открытым, можно назвать

этически-апеллятивными. Другой подход, который, в свою очередь, может быть

обозначен как этически-инструктивный, сформировался в русле

прагмалингвистики и этнографии речи 70-80-х годов. Как мы уже не раз отмечали,

он оказал существенное влияние на развитие теории МКК, включая и ее этический

аспект. Отправной точкой этого подхода, очевидно, следует считать известный

принцип Кооперации, а также производные от него постулаты (максимы)

Количества, Качества, Отношения и Способа П. Грайса (ГРАЙС 1975).

В ходе исследований в области МКК было установлено, что эти постулаты не

носят универсального характера и должны быть релятивированы, модифицированы

и дополнены, что подчеркивалось многими авторами (ср., например,

(GUDYKUNST ET AL. 1988: 108; CLYNE 1994: 192-195; GÜNTHNER 1991: 302)).

Примером этого может послужить эксперимент Коллет/О’Ши (1976),

показавший, что максима Качества (“Не говори того, что ты считаешь ложным”)

при определенных условиях может не действовать в Иране: приезжий,

317

Page 318: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

осведомившийся о дороге к тому или иному городскому объекту, может быть

сознательно введен в заблуждение спрашиваемым – из тех побуждений, что лучше

дать хоть какой-нибудь (пусть и заведомо неверный), совет, чем вообще никакого

(цит. по: (KNAPP 1995: 15)). Можно предположить, что в данном случае принцип

Кооперации как бы взял верх над своей производной максимой: для отвечающего

оказалось более важным показать свою готовность к кооперации, чем дать

истинную информацию.

Одной из типичных попыток модификации постулатов Грайса применительно

к нуждам МКК может считаться список максим В. Кенига:

(1) Следи за тем, чтобы твой речевой вклад был информативным. (Не

интерпретируй высказывания согласно культурно-специфическим критериям).

(2) Выдвигай только такие предположения, которые могут быть соотнесены с

конкретными событиями. (Не выдвигай утверждений, посылки которых содержат

культурно-специфические понятия).

(3) Избегай контроверзных дискуссий по поводу выражения мнений. (Не пытайся

ставить под сомнение мировоззрение инокультурного участника коммуникации;

представляй свое собственное мнение) (KÖNIG 1993: 107).

Постулаты Грайса поддаются дальнейшей конкретизации и дополнению, в

связи с чем (благодаря снижению уровня абстракции) следует говорить уже не о

“максимах” и “постулатах”, а скорее о правилах МКК, ср. рекомендации В.

Хюллена:

“Будь готов объяснять свои собственные высказывания”,

“Будь готов устранять недоразумения”,

“Стремись к полному пониманию своего партнера по коммуникации”

“Ищи осмысленных объяснений коммуникативных сбоев у себя самого и у

другого” (HÜLLEN 1994: 25).

В схожем значении А. Кнапп-Поттхофф использует термин стратегии,

причем она предпочитает говорить не о конверсационных (дискурсивных)

стратегиях в узком смысле, а об общих интеракциональных стратегиях. Этот автор

приводит обширный список подобных стратегий:

318

Page 319: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

“Старайся поддержать коммуникационную готовность твоего партнера/партнеров

путем того, что ты

– избегаешь нарушения табу,

– сигнализируешь готовность сближения с чуждым КС (коммуникативным

сообществом – П.Д.), например, через частичное приспособление (...).

– Ищи сходств и используй их в качестве общего основания (общей платформы)

для интеракции как на глобальном, так и на локальном уровнях, например:

– Ищи совместного участия – в пускай пока еще непрочных КС.

– Ищи совместного опыта на основе схожих социальных ролей.

– Ищи общего языка.

– Ищи предполагаемых сходств между культурами КС.

– Ожидай того, что культурно-обусловленные различия могут повлиять на

интеракцию, и откладывай окончательную интерпретацию высказываний твоего

партнера по коммуникации – в том числе и невербальных – на максимально

поздний срок.

– Ожидай того, что твои партнеры по коммуникации могут тебя неправильно

понять и обращай внимание на сигналы непонимания в дальнейшем ходе

интеракции.

– Используй специфические знания о чужих КС, а также общие знания о различиях

между КС для гипотез относительно подразумеваемого (...) партнером по

коммуникации значения.

– Применяй метакоммуникативные приемы для профилактики и нейтрализации

недоразумений, правда, в пределах, не ставящих под угрозу ‘лицо’ партнера по

коммуникации.

– По возможности привлекай языкового посредника (переводчика – П.Д.).

Разъясняй ему свои интенции, насколько это возможно” (KNAPP-POTTHOFF 1997:

202).

Принимая во внимание изложенные подходы, можно предложить следующую

иерархию (предварительную и не претендующую на строгость и полноту)

принципов, постулатов (максим), стратегий, и правил МКК. На самом верху этой

иерархии (так же, как и у Грайса) должен разместиться

319

Page 320: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

(1) принцип Кооперации (“Ты в любом случае должен быть настроен на

кооперацию с инокультурным коммуникантом”). На этом же уровне иерархии

оправдано разместить и

(2) принцип Относительности (“Будь готов к тому, что все твои действия,

высказывания, ценности, привычки, мировоззренческие взгляды и т.д. могут быть

подвергнуты сомнению как культурно-обусловленные”), а также

(3) принцип Бережности (“Ты должен быть крайне бережным во всех твоих

действиях, высказываниях, выводах и оценках”).

Уровнем ниже могут расположиться производные от них максимы. К числу

самых важных относится максима Приспособления:

Приспосабливайся до тех пор, пока это не угрожает твоей идентичности

(твоему “лицу”).

Данная максима действует прежде всего в отношении ситуации “Я в чужом

окружении”. Этот тезис, вполне вероятно, может натолкнуться на возражения (ср.

(REUTER, SCHRÖDER, TIITTULA 1991: 101)), однако ему вряд ли можно найти

серьезную альтернативу, хотя вопрос о приемлемых границах приспособления

остается пока открытым. Трудно, например, определить границу, после которой

стремление во всем уподобиться местному населению начинает восприниматься

как комичное (“сверхприспособление”) (ср. (MALETZKE 1996: 164)). В некоторых

культурах совершенное, полное приспособление иностранца (“расчуждение”) –

например, речь без акцента – не только не приветствуется, но и может

расцениваться как нечто угрожающее, в частности, в Японии (GÖHRING 1980: 74;

KNAPP-POTTHOFF 1997: 191), что, скорее всего, можно объяснить актуализацией

архетипа “чужого”.

Своего рода дериватом этой максимы является жест приспособления

(символическое приспособление): ср. распространенную у певцов, музыкантов и

танцоров практику включать в программу гастролей песни и танцы принимающей

страны (часто то же самое, кстати, делают и фигуристы); у политиков – одевать по

ходу визита национальные костюмы страны, которую они посещают. Сюда же

320

Page 321: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

можно отнести и рекомендации выучить по меньшей мере 100 фраз языка страны, в

которую собираешься поехать1.

Инверсивным соответствием данной максимы может считаться правило:

Помогай “чужому” приспосабливаться до тех пор, пока это не угрожает

его идентичности (его “лицу”).

Эта максима действует в основном в ситуации “Чужой в моем культурном

окружении”. Иногда, впрочем, необходимость приспосабливаться самому

возникает и в этой ситуации – в виду имеются, в частности, попытки приспособить

свою речь и аргументацию к ограниченным языковым возможностям иностранца.

Целые списки рекомендаций по этому поводу были разработаны в теории

межкультурного менеджмента и маркетинга. С. Онквист и Дж. Шоу, например,

предлагают руководствоваться в общении с инокультурными партнерами

следующими правилами:

При сомнении не стесняйся быть излишне подробным.

Разделяй мысли, обсуждай только один пункт в одно время.

Фиксируй результаты дискуссии в письменной форме (...).

Приспосабливай язык к уровню своего иностранного партнера.

По возможности используй средства наглядности.

Избегай технического, спортивного и делового жаргона2.

Список рекомендаций Н. Дж. Адлера гораздо обширнее:

1. Вербальное поведение:

Говори ясно и медленно.

Повторяйся.

Используй простые предложения.

Используй активный залог.

2. Невербальное поведение:

Используй средства наглядности.

Используй больше жестов.

1 Н. Холден и его соавторы советуют также бизнесменам, собирающимся вести дела в России, прочитать, по крайней мере, один рассказ из классической литературы ХІХ-го века, что якобы облегчит контакт с местными партнерами (HOLDEN ET AL. 1998: 172-173).

2 Onkvist S., Shaw J. International Marketing: Analysis and Strategy. – Merill Publishing Company, 1989 (цит. по: (ALLISON 1995: 94)).

321

Page 322: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Демонстрируй и инсценируй.

Чаще делай перерывы.

Раздавай письменные тезисы.

Не прерывай молчания.

3. Понимание:

Предполагай различия в понимании или его отсутствие.

Проси партнера объяснить, что он понял.

4. Организация встречи:

Чаще делай перерывы.

Разделяй материал на небольшие блоки.

Уделяй больше времени каждому блоку.

5. Мотивация:

Стимулируй участие.

Стремись расшевелить пассивных индивидов.

Старайся не смущать начинающих в иностранном языке1.

Применительно к опосредованной МКК к этим рекомендациям можно

присовокупить максиму:

Относись с вниманием к переводчику.

В соответствии с этим требованием говорящий должен стараться

выдерживать естественный темп речи и стремиться к ясной артикуляции (HÖNIG

1995: 145), придерживаться норм литературного языка (что в особенности касается

представителей языковых сообществ с развитой диалектальной системой), членить

речь на обозримые и легко запоминаемые сегменты), по возможности отказываться

от цветистых сравнений и тостов, а также анекдотов, основанных на лингво- и

культурно-специфических смыслах (ср. (USUNIER, WALLISER 1993: 76-77;

AXTELL 1990: 111-120)).

Последние примеры и максимы можно рассматривать как непосредственные

производные “принципа Бережности”. К нему же относятся и нижеследующие

максимы, в частности, максима Лояльности:

Будь лоялен к культуре своего партнера.

1 Adler N.J. International Dimensions of Organizational Behavior. – Boston: PWS Kent Publishing Company, 1991 (цит. по: (KOPPER 1996: 232)).

322

Page 323: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

За этой максимой скрывается целый ряд правил, начиная с заповеди не

подвергать сомнению основополагающие ценности (религиозного, исторического

или идеологического толка) соответствующей культуры и кончая обязанностью

гостя хвалить красоты природы, памятники искусства, достижения принимающей

страны, а также отказываться от (прямой) критики существующих в ней порядков.

Данная максима имеет также инверсивный коррелят:

Будь лоялен к собственной культуре.

Эта максима соответствует русской поговорке “не выносить мусор из избы”1 и

запрещает, находясь за рубежом (или при домашних контактах с иностранцами),

подвергать, по крайней мере, резкой критике недостатки собственной страны. Ее

влияние может обусловливать двусмысленное положение диссидентов и

эмигрантов даже из тех стран, в которых к власти пришли диктаторские или

тоталитарные режимы.

Учитывая, что значительная часть межкультурных недоразумений, особенно

прагматической природы, основывается на механизме “сверхгенерализации”,

оправдано выделить максиму:

Не обобщай.

Смысл ее состоит в том, чтобы удержать коммуниканта от соблазна приписать

индивидуальные особенности партнера, с которым он столкнулся в конкретном

акте МКК, всем носителям данной культуры.

Завершить настоящий раздел можно максимами:

Не используй культурно-обусловленные слабости партнера (вспомним

практику из не столь давнего прошлого, когда купцы обменивали аборигенам меха,

золото и другие ценные вещи на безделушки, водку и т.д.), а также

Не инструментализируй партнера.

Последняя максима находится в русле основного практического учения Канта

(“всегда относись к другому человеку как к цели, а не как к простому средству для

достижения своих целей” (цит. по: (ПОППЕР 1992: 140)). Она, например,

запрещает, с одной стороны, стремиться к собственной “нобилизации” в МКК, а с

другой – относиться к партнеру как к некоему источнику материальных благ.

1 Ср. также немецкую поговорку “das eigene Nest beschmutzen” (= “пачкать собственное гнездо”).

323

Page 324: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Выводы по главе 4:

1. Одну из главных задач теории МКК составляет прогнозирование и поиск

путей нейтрализации межкультурного непонимания. Многочисленные концепции

понимания, разработанные в философии, психологии, психолингвистике и других

дисциплинах способны оказать лишь ограниченную пользу теории МКК, будучи

чрезмерно глобальными и абстрактными.

2. Более эффективной в этом отношении представляется типология

понимания, которая базируется на трех параметрах: объекте понимания,

характере понимания и коммуникативно-факториальной локализации понимания

3. По первым двум параметрам выделяются, среди прочего, понимание

высказываний/текстов понимание субстанций, понимание ситуаций,

понимание деятельностей, когнитивное понимание прагматическое

понимание, предикативное понимание импликативное понимание.

4. На основе третьего параметра отграничиваются, в частности,

межличностно-реляциональное, мотивационное, интенциональное, ситуативное

(включая темпоральное и спациальные), кодовое, тезаурусное, деятельностное и

тематическое понимание.

5. Практически все из перечисленных видов понимания в МКК благодаря

очуждению способны нарушаться – возникает ситуация межкультурного

непонимания. Его конкретные события могут быть названы межкультурными

недоразумениями.

6. По консенсуальным последствиям межкультурного непонимания могут быть

выделены: отказ от возможности вступления в МКК, разногласия, трения, спор,

прерывание МКК, словесный конфликт, конфликт с применением насилия и т.д.

7. Для того чтобы предотвратить межкультурное непонимание,

коммуникантам межкультурного недопонимания коммуникантам следует

придерживаться определенных правил, которые целесообразно обобщить под

названием этика МКК. Таксономически их можно подразделить на принципы МКК

(принципы Кооперации, Относительности, Бережности) и максимы (максимы

Приспособления, Лояльности, Не-Обобщения и др.).

324

Page 325: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В ряду гуманитарных наук выделяется группа дисциплин, занимающихся

сопоставлением культур, которая в данной работе была названа

интеркультуралистикой. В ее рамках, в свою очередь, можно отграничить т.н.

контрастивную культурологию, носящую в основном прикладной характер и

изучающую взаимодействие носителей различных современных культур, главным

образом, в целях его оптимизации. Теория МКК входит в состав этого ответвления

интеркультуралистики.

Возникновение и бурное развитие теории МКК в 80-90 годы ХХ-го века

стимулировалось рядом причин объективного и субъективного характера, в

частности, постоянным ростом числа международных контактов, изменением

отношения к представителям иных культур и субкультур, а также тенденциями в

развитии языкознания и других гуманитарных наук (“коммуникативный поворот”).

Среди большого количества разновидностей МКК самыми важными, по

крайней мере с точки зрения языкознания, являются межкультурный дискурс

(устная коммуникация между носителями различных культур на языке, который

для одного из коммуникантов является иностранным) и дистантная МКК

(восприятие иноязычного и инокультурного текста, зафиксированного в

письменной или иной форме). Эти типы коммуникации можно назвать

межъязыковой МКК. Последняя образует предмет теории межъязыковой МКК,

располагающейся на стыке контрастивной культурологии и контрастивного

языкознания (в широком смысле слова).

Межъязыковая МКК является первичным и ядерным типом МКК,

большинство других форм МКК в той или иной степени являются производными

от нее.

Дистантной МКК в “номинальной” теории МКК уделялось и уделяется

незаслуженно мало внимания. Этот перекос в сторону непосредственного

межкультурного общения безусловно необходимо преодолеть. Теоретический

дискурс МКК должен быть дополнен подходами и данными, полученными в

лингвострановедении, этнопсихолингвистике, теории перевода и других

325

Page 326: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

направлениях, исследующих различные аспекты многогранной проблемы “язык и

культура”.

При дифференциации предметной области МКК и языковой МКК

эффективной показала себя бинарная модель акта коммуникации, в которой

каждый из участников общения обладает своим собственным набором

коммуникативных факторов. Эта модель явилась организующим ядром

исследования и позволила, среди прочего, систематизировать различные подходы к

изучению МКК, представить в наглядной форме соприкосновение с “чужим” в

актах МКК (“очуждение”) и локализовать его проявления, а также предложить

классификацию межкультурных недоразумений.

В процессе коммуникации информация извлекается (как и передается) не

только из вербального Сообщения, но и из неязыковых факторов (Коммуникант,

Ситуация, Мотивация и т.д.). Информация при этом должна пониматься не как

аморфно-энтропическая величина, а как “смыслы” – относительно дискретные

элементы смыслового континуума, существующего в сознании человека.

Среди большого числа подходов к культуре наиболее перспективным с точки

зрения теории МКК является “менталистский” подход. В его рамках может быть

предложена “смысловая” модель культуры, согласно которой всякая культура

поддается представлению как система, генерирующая, вытесняющая,

заимствующая из иных культур и транслирующая через свои границы смыслы. Во

всякой культуре циркулируют универсальные, интернационально известные и

культурно-специфические смыслы. Последние могут претендовать на роль одной

из базовых исследовательских единиц теории МКК.

Основным дифференциальным свойством первичных форм МКК по

отношению к обычной, внутрикультурной коммуникации выступает контакт с

“чужим”, совокупность последствий которого может быть обозначена как

“очуждение”. Выделяется четыре основных типа “очуждения”: когнитивное,

прагматическое, конативное и эксклюзивное. Наглядно оно может быть

представлено как смещение конфигурации коммуникативных факторов

относительно их нормального положения в актах внутрикультурной

коммуникации.

326

Page 327: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

С точки зрения межъязыковой МКК наибольший интерес представляют

смещения в корреляциях коммуникативных факторов Языковой кодх Языковой

коду, Тезаурусх Тезаурусу, Текстх Тексту и Дискурсх Дискурсу. Бóльшая часть

межъязыковых и межкультурных контрастов в этих корреляциях может быть

описана в терминах культурно-, лингво- и дискурсивно- и ткстуально-

специфических смыслов.

Одной самых важных проблем МКК является межкультурное непонимание.

Категория очуждения и бинарная модель акта МКК, предложенные в диссертации,

показали себя эффективным инструментом для ее изучения.

В работе было введено и обосновано значительное количество новых

терминов: очуждение, культурно-специфические смыслы, внутриязыковая форма

смысла, специалии, культурно-специфическая идиоматичность, межкультурные

недоразумение и др. По-новому были истолкованы и некоторые известные понятия

(“чужое”, контраст, интерференция). Это косвенным образом свидетельствует о

том, что теория межъязыковой МКК обладает своим собственным предметом, для

изучения которого требуется специфический категориально-терминологический

аппарат.

Некоторые из выводов настоящей работы могут обладать значимостью,

выходящей за пределы теории МКК. Эта дисциплина занимает промежуточное

положение в иерархии общественных наук, однако попытка опереться при

определении ключевых понятий “культура”, “коммуникация”, “цивилизация”,

“чужое” на опыт занимающих в этой иерархии более высокое место

культурологии, теории коммуникации, философии и т.д. принесла ограниченную

пользу, в связи с чем пришлось разрабатывать собственные варианты данных

понятий. В этой связи не исключено, что они могут представлять определенный

интерес и для “титульных” наук.

Теория межъязыковой МКК одновременно является наукой-источником для

целого ряда дисциплин – таких, как теория перевода, лингводидактика,

конрастивная лингвистика, страноведение, лингвострановедение,

этнопсихолингвистика, частично герменевтика и лингвистика текста и т.д. В этой

связи правомерно предположить, что отдельные подходы и понятия,

327

Page 328: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

разработанные в данной работе (например, “очуждение” и его корреляты;

разделение смыслов на лингво-, дискурсивно-, текстуально- и культурно-

специфические, понятия внешне- и внутриязыковой формы смысла и др.) могут

найти применение и в указанных направлениях.

Отдельного осмысления – в частности, в общем языкознании и

лингводидактике – заслуживает взгляд на иностранный язык как язык

“очужденный”.

Многие проблемы, затронутые в диссертации, удалось осветить, из-за их

числа и масштабности, лишь эскизно и фрагментарно. Это касается, в частности,

таких типов МКК и смежных явлений, как межкультурная трансляция,

национально-культурная имитация, транскультурная коммуникация. В связи с

ориентацией на смысловой уровень языка не получили должного освещения

прагмалингвистические аспекты межкультурного дискурса (микро- и

макроречевые акты, речевые стратегии и т.д.).

Как и ранее, остается актуальной проблема сбора, систематизации и

истолкования языкового материала, коррелирующего с культурно-специфическими

смыслами – в особенности, культурно-релевантных имен собственных (топонимов,

антропонимов, эвентонимов и др.), что касается практически всех современных

языков, преподаваемых в России.

Учитывая тенденции социального и экономического развития, можно ожидать

в обозримом будущем “институционализации” теории МКК: включения в учебные

планы вузов на правах самостоятельного предмета, основания научных кафедр,

появления в реестре профессий соответствующей специализации и т.д.

328

Page 329: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ.

1. Аверинцев С. Горизонт семьи // Новый мир. – 2/2000. – С. 170-175.

2. Анисимов А.В. Информатика, творчество, рекурсия. – Киев: Наукова думка,

1988. – 222 С.

3. Антипов Г.А. и др. Текст как явление культуры. – Новосибирск: Наука, 1989. –

197 С.

4. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка (Стилистика

декодирования). – 2 изд., перераб. – Л.: Просвещение, 1981. – 295 С.

5. Арутюнова Н.Д. К проблеме функциональных типов лексического значения //

Аспекты семантических исследований. – М.: Наука, 1980. – С. 156-249.

6. Бахтин М.М. Слово в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. –

М.: Худ. лит-ра, 1975а. – С. 72-233.

7. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы

литературы и эстетики. – М.: Худ. лит-ра, 1975б. – С. 234-501.

8. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Эстетика

словесного творчества. – М.: М.: Искусство, 1986. – С. 381-393.

9. Белов А.И. Цветовые этноэйдемы как объект этнопсихолингвистики //

Этнопсихолингвистика. – М.: Наука, 1988. – С. 49-57.

10. Бердяев Н.А. Судьба России. – М.: Сов. писатель, 1990а. – 346 С.

11. Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли ХІХ века и

начала ХХ века // О России и русской философской культуре. Философы русского

зарубежья. – М.: Наука, 1990б. – С. 43-271.

12. Бердяев Н.А. Самопознание. – М.: Книга, 1991. – 446 С.

13. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. – М.: Наука, 1983. – 412 С.

14. Бурков С. Письма из Америки // Дружба народов. – 5/1994. – С. 156-179.

15. Вайнрайх У. Языковые контакты. Состояние и проблемы исследования. – Киев:

Вища школа, 1979. – 263 С.

16. Варина В.Г. Внутренняя форма языка как феномен языковой деятельности // Сб.

науч. тр. МГПИИЯ им М. Тореза. – Вып. 186. – 1982. – С. 20-23.

17. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Лингвострановедение в

преподавании русского языка как иностранного. – М.: Изд-во МГУ, 1973. – 233 С.

329

Page 330: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

18. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. – М.:

Русский язык, 1980. – 320 С.

19. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Лингвострановедение в

преподавании русского языка как иностранного. – Изд-е 3-е перераб. и доп. – М.:

Русский язык, 1983. – 269 С.

20. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Лингвострановедение в

преподавании русского языка как иностранного. – Изд-е 4-е перераб. и доп. – М.:

Русский язык, 1990. – 233 С.

21. Виноградов В.С. Лексические вопросы перевода художественной прозы. – М.:

Изд-во МГУ, 1978. – 174 С.

22. Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. – 2-е испр. и доп. изд. – М.:

Высшая школа, 1986. – 416 С.

23. Воробьев Г.Г. Твоя информационная культура. – М.: Молодая гвардия, 1988. –

303 С.

24. Гак В.Г. Сравнительная типология французского и русского языков. – М.:

Просвещение, 1989. – 288 С.

25. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. – М.: Наука,

1981. – 138 С.

26. Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. – М.: Наука, 1989. – 703

С.

27. Голицын Г.А. Петров В.М. Информация, поведение, творчество. – М.: Наука,

1991. – 224 С.

28. Говердовский В.И. Коннотемная структура слова. – Изд-во ХГУ, 1989. – 95 С.

29. Грайс П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. – Вып.

16. – М.: Прогресс, 1985. – С. 217-237.

30. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. – 495 С.

31. Данилевский Н.И. Россия и Европа. – М.: Книга, 1991. – 574 С.

32. Девкин В.Д. Контрастивная лексикология // Конфронтативная лексикология. –

Киев: Лыбидь, 1990. – С. 25-37.

33. Дейк ван Т.А. Анализ новостей как дискурса // Дейк ван Т.А. Язык, познание,

коммуникация. – М.: Прогресс, 1985. – С. 111-160.

330

Page 331: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

34. Донец П.Н. Средства национально-культурной номинации в современном

немецком языке. – Дисс. ... канд. филол. наук. – М., 1988. – 214 С.

35. Донец П.Н. О “танатическом” архетипе в русском фольклоре // Вестн.

Харьковского ун-та. – Вып. 448. – 1999. – С. 84-87.

36. Дюбуа Ж. и др. Общая риторика. – М.: Прогресс, 1985. – 390 С.

37. Елистратов В. Русский космизм // Дружба народов. – 6/1994. – С. 186-194.

38. Емельянов Е.В. Помоги себе сам. – М.: Вече, АСТ, 1997 – 576 С.

39. Ермолович Д.И. Имена собственные на стыке языков и культур. – Москва:

Р.Валент, 2001. – 200 С.

40. Залевская А.А. Некоторые проявления специфики языка и культуры

испытуемых в материалах ассоциативных экспериментов // Этнопсихолингвистика.

– М.: Наука, 1988. – С. 34-48.

41. Исаева Е.А. Использование произведений художественной литературы в целях

страноведения // Лингвострановедческий аспект в преподавании русского языка

иностранцам. – М.: Изд-во МГУ, 1974. – С. 165-178.

42. Каган М.С. Мир общения. – М.: Политиздат, 1988. – 316 С.

43. Карасев Л.В. Русская идея (символика и смысл) // Вопросы философии. –

8/1992. – С. 92-104.

44. Кашкин И.А. Вопросы перевода // Перевод – средство взаимного сближения

народов. – М.: Прогресс, 1987. – С. 327-357.

45. Ключевский В.О. Сочинения в 9 томах. – Т. 1. – Русская история. – М.: Мысль,

1987. – 430 С.

46. Комиссаров В.Н. Слово о переводе. – М.: Междунар. отнош., 1973. – 215 С.

47. Копанев П.И., Беер Ф. Теория и практика письменного перевода. – Ч. 1. –

Перевод с нем. языка на русский. – Минск: Высш. шк., 1986. – 270 С.

48. Коул М., Скрибнер С. Культура и мышление. Психологический очерк. – М.:

Прогресс, 1977. – 260 С.

49. Крюков А.Н. Фоновые знания и языковая коммуникация //

Этнопсихолингвистика. – М.: Наука, 1988. – С. 67-73.

50. Лапин Н.И. Кризис отчужденного бытия и проблема социокультурной

реформации // Вопросы философии. – 12 // 1992. – С. 29-41.

331

Page 332: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

51. Латышев Л.К. Перевод: проблемы теории, практики и методики преподавания.

– М.: Просвещение, 1988. – 160 С.

52. Левицкий В.В., Стернин И.А. Экспериментальные методы в семасиологии //

Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1989. – 139 С.

53. Леонтович О.А. Структурно-динамическая модель межкультурной

коммуникации между русскими и американцами. – Автореф. диС. д-ра филол.

наук. – Волгоград, 2002. – 39 С.

54. Лихачев Д. Заметки о русском. – М.: Сов. Россия, 1981. – 70 С.

55. Лихинин М.В. Оппозиция ‘свой – чужой’ в русской языковой картине мира //

Вестн. Харьковского ун-та. – Вып. 448. – 1999. – С. 67-73.

56. Лотман Ю.М. Несколько мыслей о типологии культур // Языки культур и

проблемы переводимости. – М.: Наука, 1987. – С. 3-11.

57. Лотман Ю.М. О динамике культуры // Труды по знаковым системам. – Вып. 25.

– Тарту, 1992. – С. 5-22.

58. Лурия А.Р. Психология как историческая наука // История и психология. – М.:

Наука, 1971. – С. 36-62.

59. Маркарян Е.С. Теория культуры и современная наука. – М.: Мысль, 1983. – 284

С.

60. Марков Б.В. Философская антропология. Очерки истории и теории. – Спб.:

Лань, 1997. – 380 С.

61. Марковина И.Ю., Сорокин Ю.А. Опыт систематизации лингвистических и

экстралингвистических факторов, влияющих на понимание текста // Текст как

явление культуры. – Новосибирск: Наука, 1989. – С. 103-162.

62. Маслин М.А., Андреев А.Л. О русской идее. Мыслители русского зарубежья о

России и ее философской культуре // О России и русской философской культуре.

Философы русского зарубежья. – М.: Наука, 1990. – С. 43-271.

63. Мироненко Н.С. Страноведение: Теория и методы. – М.: Аспект Пресс, 2001. –

268 С.

64. Нерознак В.П. О трех подходах к изучению языков в рамках синхронного

сравнения (типологический – характерологический – контрастивный) //

332

Page 333: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Сопоставительная лингвистика и обучение неродному языку. – М.: Наука, 1987. –

С. 5-26.

65. Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. – М.: Высшая школа,

1988. – 168 С.

66. Панарин А.С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в ХХІ

веке. – М.: Логос, 1998. – 392 С.

67. Петров М.К. Язык, знак, культура. – М.: Наука, 1991. – 327 С.

68. Подольская Н.В. Словарь русской ономастической терминологии. – М.: 1988. –

183 С.

69. Поппер К.Р. Открытое общество и его враги. – Т. 1. – М.: Феникс, 1992. – 448 С.

70. Почепцов Г.Г. Теория и практика коммуникации. – М.: Центр, 1998. – 352 С.

71. Почепцов Г.Г. Теория коммуникации. – М.: Рефл-Бук, К.: Ваклер. – 2001. – 656

С.

72. Райхштейн А.Д. Национально-культурный аспект интеркоммуникации //

Иностранные языки в школе. – 5/1986. – С. 10-14.

73. Райхштейн А.Д. Лингвистика и страноведческий аспект в преподавании

иностранного языка // Иностранные языки в школе. – 6/1982 – С. 13-19.

74. Райхштейн А.Д. Лингвострановедческий аспект устойчивых словесных

комплексов // Словари и лингвострановедение. – М.: Русский язык, 1982 – С. 142-

153.

75. Скаличка В. О современном состоянии типологии // Новое в лингвистике. –

Вып. 3. – М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1963. – С. 19-35

76. Соловьев В.С. Русская идея // Россия глазами русского. – Спб: Наука, 1991. – С.

311- 339.

77. Сорокин Ю.А. Метод установления лакун как один из способов выявления

специфики локальных культур (художественная литература в культурологическом

аспекте) // Национально-культурная специфика речевого поведения. – М.: Наука,

1977. – С. 120-136.

78. Сорокин П.А. Основные черты русской нации в двадцатом столетии // О России

и русской философской культуре. Философы русского зарубежья. – М.: Наука,

1990. – С. 463-489.

333

Page 334: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

79. Степанов Ю.С. В мире семиотики // Семиотика. – Москва: Радуга, 1983. – С. 5-

36.

80. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры: Изд. 2-е, испр. и доп. –

М.: Академический проект, 2001. – 990 С.

81. Стернин И.А. Коммуникативное сознание, коммуникативное поведение и

межкультурная коммуникация // Межкультурная коммуникация и проблема

национальной идентичности. – Воронеж: Воронежский госуниверситет, 2002. – С.

21-28.

82. Стрелковский Г.М. Пособие по переводу с немецкого языка на русский и с

русского языка на немецкий. – М.: Высшая школа, 1973. – 184 С.

83. Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. – М.:

Наука, 1973. – 142 С.

84. Томахин Г.Д. Америка через американизмы. – М.: Высшая школа, 1982. – 256 С.

85. Томахин Г.Д. Лингвистические основы лингвострановедения. – Вопросы

языкознания // Вопросы языкознания. – 6/1986. – С. 113-118.

86. Томахин Г.Д. Реалии-американизмы. – М.: Высшая школа, 1988. – 239 С.

87. Тойнби А.Г. Постижение истории. – М.: Прогресс, 1991. – 736 С.

88. Ульман Ст. Дескриптивная семантика и лингвистическая типология // Новое в

лингвистике. – Вып. 2. – М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1962. – С. 17-44.

89. Ульман Ст. Семантические универсалии // Новое в лингвистике. – Вып. 5. – М.:

Прогресс, 1970. – С. 250-259.

90. Урсул А.Д. Информация. Методологические аспекты. – М.: Наука, 1971. – 296 С.

91. Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской

культуре. Философы русского зарубежья. – М.: Наука, 1990. – С. 403-444.

92. Флоровский Г.В. Пути русского богословия. VІ. Философское пробуждение // О

России и русской философской культуре. Философы русского зарубежья. – М.:

Наука, 1990. – С. 272-376.

93. Шкловский В.Б. О теории прозы. – М.: Сов. писатель, 1983. – 381 С.

94. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. – Т. 1. – М.:

Мысль, 1993. – 663 С.

334

Page 335: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

95. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. – Т. 2. – М.:

Мысль, 1998. – 606 С.

96. Эпштейн М. Информационный взрыв и травма постмодерна // Независимая

газета. – 04.02.1999. – С. 11.

97. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: “за” и “против”. – М.:

Прогресс, 1975. – С. 193-230.

98. Якобсон Р. О лингвистических аспектах перевода // Якобсон Р. Избранные

работы. – М.: Прогресс, 1986. – С. 361-368.

99. Adler P.S. The Transitional Experience: Alternative View of Culture Shock. – In:

Journal of Humanistic Psychology 15. – 4/1975. – p. 13-23.

100. Allison R. Cross-Cultural Factors in Global Advertising. – In: Bolten J. (Hrsg.)

Cross Culture – Interkulturelles Handeln in der Wirtschaft. – Sternenfels, Berlin: Verl.

Wiss. und Praxis, 1995. – S. 92-101.

101. Apelt W. Die kulturkundliche Bewegung im Unterricht der neueren Sprachen. Ein

Irrweg deutscher Philologen. – Berlin: Volk und Wissen, 1967. – 244 S.

102. Apeltauer E. Lernziel: Interkulturelle Kommunikation. – In: Wierlacher A., Stötzel

G. (Hrsg.) Blickwinkel. Kulturelle Optik und interkulturelle Gegenstandskonstitution. –

München: iudicium, 1996. – S. 773-786.

103. Argyle M. Soziale Interaktion. – Köln: Kiepenheuer & Witsch, 1972. – 478 S.

104. Asch R.M. Die Deutschen aus der Sicht eines Amerikaners – Deutsch-

Amerikanische Projektionen. – In: Materialien Deutsch als Fremdsprache. – H. 27. –

1987. – S. 26-30.

105. Assmann J. Das kulturelle Gedächtnis: Schrift, Erinnerung und politische Identität

in frühen Hochkulturen. – 2., durchges. Auflage. – München: Beck, 1997 – 344 S.

106. Auer P. Kontextualisierung. – In: Studium Linguistik 19. – 1986. – S. 22-47.

107. Auernheimer G. Einführung in die interkulturelle Erziehung. – Darmstadt:

Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1990. – 264 S.

108. Axtell R.E. The Do’s and Taboos of Hosting International Visitors. – New York:

Wiley, 1990. - 236 p.

109. Barthes R. Elemente der Semiologie. – Frankfurt a.M.: Syndikat, 1979. – 96 S.

335

Page 336: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

110. Bartholy H. Barrieren in der interkulturellen Kommunikation. – In: Reimann H.

(Hrsg.) Transkulturelle Kommunikation und Weltgesellschaft: zur Theorie und Pragmatik

globaler Interaktion. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1992. – S. 174-191.

111. Bastian S. Die Rolle der Präinformation bei der Analyse und Übersetzung von

Texten. – In: Übersetzungswissenschaftliche Beiträge. – Bd. 2. – 1979. – S. 90-133.

112. Bausinger H. Deutsch für Deutsche. Dialekte, Sprachbarrieren, Sondersprachen. –

Frankfurt a.M.: Fischer, 1976. – 160 S.

113. Bausinger H. Zur Problematik des Kulturbegriffs. – In: Fremdsprache Deutsch.

Grundlagen und Verfahren der Germanistik als Fremdsprachenphilologie. – München:

Fink, 1980. – S. 58-70.

114. Bausinger H. Kultur kontrastiv. Exotismus und interkulturelle Kommunikation. –

In: Materialien Deutsch als Fremdsprache. – H. 27. – 1987 – S. 1-16.

115. Beaugrande R.-A. de, Dressler W.U. Einführung in die Textlinguistik. – Tübingen:

Niemeyer, 1981. – 290 S.

116. Bender C. Kulturelle Identität, interkulturelle Kommunikation, Rationalität und

Weltgesellschaft. – In: Reimann H. (Hrsg.) Transkulturelle Kommunikation und

Weltgesellschaft: zur Theorie und Pragmatik globaler Interaktion. – Opladen:

Westdeutscher Verlag, 1992. – S. 66- 81.

117. Bendix J. Die Einstellung zu Ausländern unter Rechtsgruppierungen in Europa. Ein

Beitrag zum Thema Ausländerfeindlichkeit. – In: Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache 19.

– München: iudicium, 1993. – S. 116-143.

118. Beneke J. Vom Import-Export-Modell zur regional-komplementären

Zusammenarbeit: Ein Paradigmenwechsel in der internationalen

Unternehmenskommunikation. – In: Bolten J. (Hrsg.) Cross Culture – Interkulturelles

Handeln in der Wirtschaft. – Sternenfels, Berlin: Verl. Wiss. und Praxis, 1995. – S. 59-

77.

119. Bentele G., Bystrina I. Semiotik. Grundlagen und Probleme. – Stuttgart et al.:

Kohlhammer, 1978. – 173 S.

120. Berg K. “Communicatio enim amicitia”. Zur Geschichte der geschundenen Vokabel

“Kommunikation” (kritisch-satirische Schlaglichter). – In: Communicatio enim amicitia:

336

Page 337: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Freundesausgabe für Ulrich Hötzer. – Beiträge zur Germanistik – Didaktik –

Musikwissenschaft. – Freiburg (Breisgau): Hochschulverlag, 1983. – S. 13-42.

121. Bergemann N., Sourisseaux J. Internationale Personalauswahl. – In: Bergemann N.,

Sourisseaux J. (Hrsg.) Interkulturelles Management. – 2., überarb. Aufl. – Heidelberg:

Physica, 1996. – S. 141-172.

122. Blomert R. Wandlungen des “Wir-Gefühls” am Beispiel des Nationalismus. – In:

Schäffter O. (Hrsg.) Das Fremde: Erfahrungsmöglichkeiten zwischen Faszination und

Bedrohung. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1991. – S. 97-110.

123. Boesch E.E. Kultur und Handlung. Einführung in die Kulturpsychologie. – Bern et

al.: Huber, 1980. – 270 S.

124. Boesch E.E. Das Fremde und das Eigene. – In: Thomas A. (Hrsg.) Psychologie des

interkulturellen Handelns. – Göttingen et.al.: Hogrefe, 1996. – S. 87-106.

125. Böhme I. Die da drüben. Sieben Kapitel DDR. – Berlin: Rotbuch Verlag, 1983. –

126 S.

126. Bolten J. Interkulturelles Management. Forschung, Consulting und Training aus

interaktionistischer Perspektive. – In: Wierlacher A., Stötzel G. (Hrsg.) Blickwinkel.

Kulturelle Optik und interkulturelle Gegenstandsoptik. – München: iudicium, 1994. – S.

201-238.

127. Bolten J. Grenzen der Internationalisierungsfähigkeit. Interkulturelles Handeln aus

interaktionstheoretischer Perspektive. – In: Bolten J. (Hrsg.) Cross Culture –

Interkulturelles Handeln in der Wirtschaft. – Sternenfels, Berlin: Verl. Wiss. und Praxis,

1995. – S. 24-42.

128. Börner W., Vogel K. Mentales Lexikon und Lernersprache. – In: Börner W., Vogel

K. (Hrsg.) Kognitive Linguistik und Fremdsprachenerwerb: das mentale Lexikon. –

Tübingen: Narr, 1994. – S. 1-17.

129. Bourdieu P. Zur Soziologie der symbolischen Formen. – Frankfurt a. M.:

Suhrkamp, – 1974. – 201 S.

130. Brammerts H. Tandem Learning and the Internet. Using New Technology to

Acquire Intercultural Competence. – In: Jensen ET AL. (Eds.) Intercultural Competence.

A New Challenge for Language Teachers and Trainers in Europe. – Aalborg: University

Press, 1995. – S. 209-222.

337

Page 338: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

131. Braun P., Schaeder B., Volmert J. Internationalismen – Studien zur interlingualen

Lexikologie und Lexikographie. – Tübingen: Niemeyer, 1990. – 193 S.

132. Brecht B. Über experimentelles Theater. – In: Brecht B. Werke. – Bd. 22. –

Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1993. – S. 540-557.

133. Bredella L. Ist das Verstehen fremder Kulturen wünschenswert? – In: Bredella L.,

Christ H. (Hrsg.) Zugänge zum Fremden. – Gießen: Verlag der Ferber’schen

Universitätsbuchhandlung, 1993. – S. 11-36.

134. Bredella L., Christ H. Didaktik des Fremdverstehens im Rahmen einer Theorie des

Lehrens und Lernens fremder Sprachen. – In: Bredella L., Christ H. (Hrsg.) Didaktik des

Fremdverstehens. – Tübingen: Narr, 1995. – S. 8-19.

135. Brislin R.W. et al. Intercultural Interactions. A Practical Guide. (Cross-Cultural

Research and Methodology Series; v. 9). – Beverly Hills: Sage, 1988. – 336 p.

136. Bruder K.J. Psychologie und Kultur. – In: Hansen K.P. Kulturbegriff und Methode:

der stille Paradigmenwechsel in den Geisteswissenschaften. – Tübingen: Narr, 1993. – S.

149-170.

137. Buddemeier H. Kommunikation als Verständigungshsandlung. Sprachtheoretische

Ansätze zu einer Theorie der Kommunikation. – Frankfurt a. M.: Athenäum, 1973. – 209

S.

138. Burguiere A. Der Begriff der “Mentalitäten” bei Marc Bloch und Lucien Febvre:

zwei Auffassungen, zwei Wege. – In: Raulff U. (Hrsg.) Mentalitäten-Geschichte. Zur

historischen Rekonstruktion geistiger Prozesse. – Berlin: Wagenbach, 1987. – S. 50-68.

139. Buttjes D. Interkulturelle Kompetenz im handlungsorientierten Englischunterricht. –

In: Borrelli M. (Hrsg.) Zur Didaktik interkultureller Pädagogik. – Teil I. – Hohengehren:

Schneider, 1992. – S. 125-168.

140. Carroll R. Cultural misunderstandings: the French and American experience. –

Chicago, London: University of Chicago Press, 1988 – 147 p.

141. Claessens D. Kapitalismus als Kultur. – Düsseldorf, Köln: Diederichs, 1973. – 256

S.

142. Clyne M. Zu kulturellen Unterschieden in der Produktion und Wahrnehmung

englischer und deutscher wissenschaftlicher Texte. – In: Info DaF. – 4/1991. – S. 376-

383.

338

Page 339: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

143. Clyne M. Inter-Cultural Communication at Work: Cultural Values in Discourse. –

Cambridge: Cambridge University Press, 1994. – 244 p.

144. Demorgon J., Molz M. Bedingungen und Auswirkungen der Analyse von Kultur(en)

und interkulturellen Interaktionen. – In: Thomas A. (Hrsg.) Psychologie des

interkulturellen Handelns. – Göttingen et.al.: Hogrefe, 1996. – S. 43-86.

145. Donec P. Onomasiologie und die landeskundlich bezogene Linguistik. – In: Das

Wort. Germanistisches Jahrbuch DDR-UdSSR. – 1990. – S. 253-259.

146. Donec P. Landeskunde und Linguolandeskunde in der interkulturellen

Kommunikation. – In: Deutsch als Fremdsprache. – 4/1991a. – S. 222-226.

147. Donec P. Realia der Wende: Oktober ‘89 bis März ‘90. – In: Das Wort.

Germanistisches Jahrbuch Deutschland – Sowjetunion. – 1991b. – S. 33-37.

148. Donec P. Verfremdung in der interkulturellen Kommunikation. – In: Deutsch als

Fremdsprache. – 4/1994. – S. 221-226.

149. Donec P. Semiotik der Wende (Symbole, Bilder, Metaphern) – In: Das Wort.

Germanistisches Jahrbuch Deutschland – GUS. – 1995. – S. 90-93.

150. Dorfmüller-Karpusa K. Das Fremde und das Eigene. Kulturkundliche

Überlegungen. – In: Deutsch als Fremdsprache. – 1/1995 – S. 33-38.

151. Downs R., Stea D. Kognitive Karten: Die Welt in unseren Köpfen. – New York:

Harper & Row: 1982. – 392 S.

152. Dreesmann H. Motivation im interkulturellen Kontext. – In: Bergemann N.,

Sourisseaux J. (Hrsg.) Interkulturelles Management. – 2., überarb. Aufl. – Heidelberg:

Physica, 1996. – S. 81-110.

153. Dücker B. “Nur eine russische Berichterstattung kann meinen guten Ruf retten”.

Rußlandorientierungen deutscher Künstler und Schriftsteller im 20. Jahrhundert. – In:

Harth D. (Hrsg.) Fiktion des Fremden. Erkundung kultureller Grenzen in Literatur und

Publizistik. – Frankfurt a.M.: Fischer, 1994. – S. 137-160.

154. Dundes A. Volkskunde, Völkerkunde and the Study of German National Charakter.

– In: Europäische Ethnologie: Theorie- und Methodendiskussionen aus ethnologischer

und volkskundlicher Sicht. – Berlin: Reimer, 1983. – S. 257-265.

155. Eco U. Semiotik. Entwurf einer Theorie der Zeichen. – München: Fink, 1987. – 439

S.

339

Page 340: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

156. Ehlich K. Xenismen und die die bleibende Fremdheit des Fremdsprachensprechers.

– In: Hess-Lüttich E.W.B. (Hrsg). Integration und Identität. – Tübingen: Narr, 1986. – S.

43-54.

157. Ehrhardt M. Geschichte der deutsch-portugiesischen Kulturbeziehungen. – In:

Zeitschrift für Kulturaustausch. – 1/1994. – S. 13-19.

158. Eibl-Eibesfeldt I. Die Biologie des menschlichen Verhaltens. Grundriß der

Humanethologie. – 3., überarb. u. erw. Auflage. – München: Piper. – 1995. – 1118 S.

159. Elbeshausen H., Wagner J. Kontrastiver Alltag – die Rolle von Alltagsbegriffen in

der interkulturellen Kommunikation. – In: Rehbein J. (Hrsg.) Interkulturelle

Kommunikation. – Tübingen: Narr, 1985. – S. 42-59.

160. Elias N. Über den Prozeß der Zivilisation: soziogenetische und psychogenetische

Untersuchungen. – Bd. 1: Wandlungen des Verhaltens in den weltlichen Oberschichten

des Abendlandes. – 1. Aufl. – Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1976a. – 332 S.

161. Elias N. Über den Prozeß der Zivilisation. – Bd. 2: Wandlungen der Gesellschaft.

Entwurf zu einer Theorie der Zivilisation – 1. Aufl. – Frankfurt a.M.: Suhrkamp. –

1976b. – 491 S.

162. Enderlein E. Wie Fremdenbilder sich verändern: Überlegungen am Beispiel von

Rußland und Deutschland. – In: Ambos E., Werner I. (Hrsg.) Interkulturelle Dimension

der Fremdsprachenkompetenz. – Bochum: AKS-Verlag, 1996. – S. 197-209.

163. Erdmenger M., Istel H.-W. Didaktik der Landeskunde. – München: Hueber, 1973. –

96 S.

164. Ertelt-Vieth A. Kulturvergleichende Analyse von Verhalten, Sprache und

Bedeutungen im Moskauer Alltag. – Frankfurt a. M.: Lang, 1990. – 344 S.

165. Fandrych C. Grenzüberschreitung auf Probe: Das Auslandspraktikum im Studium

Deutsch als Fremdsprache. – In: Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache 19. – München:

iudicium, 1993. – S. 287-327.

166. Fink G.-L. Der janusköpfige Nachbar. Das französische Deutschlandbild gestern

und heute. – In: Harth D. (Hrsg.) Fiktion des Fremden. Erkundung kultureller Grenzen in

Literatur und Publizistik. – Frankfurt a.M.: Fischer, 1994. – S. 15-82.

340

Page 341: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

167. Fix U. Sprache: Vermittler von Kultur und Mittel soziokulturellen Handelns.

Gedanken zur Rolle der Sprache und der Sprachwissenschaft im interkulturelle Diskurs

“Deutsch als Fremdsprache”. – In: Info DaF. – 2/1991. – S. 136-147.

168. Fleischer M. Diskurs-Interdiskurs-Kultur. Systemtheoretische Betrachtungsweise

(Hypothesen). – In: Ertelt-Vieth A. (Hrsg.) Sprache, Kultur, Identität: Selbst- und

Fremdwahrnehmungen in Ost- und Westeuropa. – Frankfurt a. M. et al.: Lang, 1993. – S.

179-196.

169. Fleischer W. Texttypen und Sprachsystem. – In: Das Wort. Germanistisches

Jahrbuch DDR – UdSSR 1990. – S. 46-54.

170. Flohr A.K. Fremdenfeindlichkeit. Biosoziale Grundlagen von Ethnozentrismus. –

Opladen: Westdeutscher Verlag, 1994. – 271 S.

171. Forget P. Aneignung oder Annexion. Übersetzen als Modellfall textbezogener

Interkulturalität. – In: Wierlacher A. (Hrsg.) Perspektiven und Verfahren interkultureller

Germanistik. – München: iudicium, 1987. – S. 511-526.

172. Fritzsche K.P. Die neue Dringlichkeit der Toleranz. – In: Jahrbuch Deutsch als

Fremdsprache 20. – München: iudicium, 1994. – S. 139-152.

173. Frobenius L. Paideuma. Umrisse einer Kultur- und Seelenlehre. – Düsseldorf:

Diederichs, 1953. – 113 S.

174. Fürnrohr W. Interkulturelle Erziehung im Geschichtsunterricht am Beispiel der

Osmanen im Südosten Europas. – In: Borrelli M. (Hrsg.) Zur Didaktik interkultureller

Pädagogik. – Teil I. – Hohengehren: Schneider, 1992. – S. 82-105.

175. Galtung J. Struktur, Kultur und individueller Stil. Ein vergleichender Essay über

saxonische, teutonische, gallische und nipponische Wissenschaft. In: Wierlacher A.

(Hrsg.) Das Fremde und das Eigene. – München: iudicium, 1985. – S. 151-193.

176. Ganster M., Hansen B. et al. Durchführung der Zwei-Kulturen-Simulation

BaFa’BaFa’. Interaktion zweier simulierter Kulturen und Auseinandersetzung mit den

gewonnenen Erfahrungen. – In: Materialien DaF. – H. 34. – 1991. – S. 109-122.

177. Geffers E., Strübel M. Die “häßlichen” Deutschen aus italienischer Sicht. – In: Die

häßlichen Deutschen? Deutschland im Spiegel der westlichen und östlichen Nachbarn. –

Darmstadt: Wissenschaftliche Buchhandlung, 1991. – S. 251-265.

341

Page 342: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

178. Giordano C. Begegnung ohne Verständigung. Zur Problematik des

Mißverständnisses bei Prozessen der interkulturellen Kommunikation. – In: Reimann H.

(Hrsg.) Transkulturelle Kommunikation und Weltgesellschaft: zur Theorie und Pragmatik

globaler Interaktion. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1992. – S. 192-221.

179. Giesen B. Die Dialektik der weltgesellschaftlichen Kommunikation. – In: Reimann

H. (Hrsg.) Transkulturelle Kommunikation und Weltgesellschaft: zur Theorie und

Pragmatik globaler Interaktion. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1992. – S. 60-65.

180. Girouard M. Die Stadt: Menschen, Häuser, Plätze; eine Kulturgeschichte. –

Frankfurt a.M. et al.: Campus, 1987. – 398 S.

181. Glück H. Meins und Deins = Unsers? Über das Fach “Deutsch als Fremdsprache”

und die “Interkulturelle Germanistik”. – In: Zimmermann P. (Hrsg.) “Interkulturelle

Germanistik”: Dialog der Kulturen auf Deutsch? – 2., erg. Auflage. – Frankfurt a.M. et

al.: Lang, 1991. – S. 57-92.

182. Gnutzmann C. “Abstracts” und “Zusammenfassungen” im deutsch-englischen

Vergleich. – In: Müller B.-D. (Hrsg.) Interkulturelle Wirtschaftskommunikation. –

München: iudicium, 1991. – S. 363-378.

183. Göhring H. Deutsch als Fremdsprache und interkulturelle Kommunikation. – In:

Fremdsprache Deutsch. Grundlagen und Verfahren der Germanistik als

Fremdsprachenphilologie. – München: Fink, 1980. – S. 71-91.

184. Gorodnikova M.D. Nonverbale Kommunikationsmittel und ihre Versprachlichung

in literarischen Texten – In: Das Wort. Germanistisches Jahrbuch DDR – UdSSR 1990. –

S. 101-108.

185. Gorski M. Gebrauchsanweisung für Deutschland. – München, Zürich: Pieper, 1996.

– 173 S.

186. Greiffenhagen S. Die politische Kultur der Bundesrepublik Deutschland. – In: Mog

P., Althaus H.-J. Die Deutschen in ihrer Welt. Tübinger Modell einer integrativen

Landeskunde. – Berlin et al.: Langenscheidt, 1993. – S. 213-231.

187. Grice H.P. Logic and Conversation. – In: Syntax and Semantics. – vol. 3. – N.Y.:

Academic Press, 1975. – p. 41-58.

188. Grimm H., Engelkamp J. Handbuch und Lexikon der Psycholinguistik. – Berlin:

Schmidt, 1981. – 346 S.

342

Page 343: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

189. Großklaus G. Symbolische Raumorientierung als Denkfigur des Selbst-und

Fremdverstehens. – In: Wierlacher A. (Hrsg.) Perspektiven und Verfahren interkultureller

Germanistik. – München: iudicium, 1987. – S. 377-386.

190. Großmann K.E. Universalismus und kultureller Relativismus psychologischer

Erkenntnisse. – In: Thomas A. (Hrsg.) Kulturvergleichende Psychologie. Eine

Einführung. – Göttingen et al.: Hogrefe, 1993. – S. 53-80.

191. Gudykunst W.B., Kim Y.Y. (Eds.) Methods for Intercultural Research. – Beverly

Hills et.al.: Sage, 1984. – 248 S.

192. Gudykunst W.B., Ting-Toomey S., Chua E. Culture and Interpersonal

Communication. – Newbury Park et al.: Sage, 1988. – 278 S.

193. Gumperz J.J. Sprache, lokale Kultur und soziale Identität. – Düsseldorf: Schwann,

1975. – 194 S.

194. Gumperz J.J. Discourse Strategies. – Cambridge et al.: Cambridge University Press:

1982. – 225 p.

195. Günthner S. PI LAO ZHENG (“Müdigkeit im Kampf”). Zur Begegnung deutscher

und chinesischer Gesprächsstile. – In: Müller B.-D. (Hrsg.) Interkulturelle

Wirtschaftskommunikation. – München: iudicium, 1991. – S. 297-324.

196. Günthner S. Diskursstrategien in der interkulturellen Kommunikation. Analysen

deutsch-chinesischer Gespräche. – Tübingen: Niemeyer, 1993. – 324 S.

197. Günthner S. Also moment SO seh ich das NICHT. – Informelle Diskussionen im

interkulturellen Kontext. – In: Zeitschrift für Literaturwissenschaft und Linguistik. – Heft

93: Interkulturelle Kommunikation. – 1994. – S. 97-122.

198. Hall E.T. Die Sprache des Raumes (The Hidden Dimension). – Düsseldorf:

Schwann, 1976. – 190 S.

199. Hall E.T. The Dance of Life. The Other Dimension of Time. – Garden City, New

York: Anchor Press/Doubleday, 1983. – 232 p.

200. Hall E.T. Verborgene Signale. Über den Umgang mit den Franzosen. – Hamburg:

Gruner + Jahr, 1984. – 134 S.

201. Hammerschmidt A.C. Fremdverstehen. Interkulturelle Hermeneutik zwischen

Eigenem und Fremdem. – München: iudicium, 1997. – 267 S.

343

Page 344: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

202. Hansen D. Situationsadäquate Aufforderungshandlungen in Geschäftsbriefen. – In:

Müller B.-D. (Hrsg.) Interkulturelle Wirtschaftskommunikation. – München: iudicium,

1991. – S. 379-390.

203. Hansen K.P. Einleitung. – In: Hansen K.P. Kulturbegriff und Methode: der stille

Paradigmenwechsel in den Geisteswissenschaften. – Tübingen: Narr, 1993a. – S. 7-16.

204. Hansen K.P. Die Herausforderung der Landeskunde durch die moderne

Kulturtheorie. – In: Hansen K.P. Kulturbegriff und Methode: der stille

Paradigmenwechsel in den Geisteswissenschaften. – Tübingen: Narr, 1993b. – S. 95-114.

205. Harth D. Fiktion des Fremden. Vorbemerkungen des Herausgebers. – In: Harth D.

(Hrsg.) Fiktion des Fremden. Erkundung kultureller Grenzen in Literatur und Publizistik.

– Frankfurt a.M.: Fischer, 1994. – S. 7-14.

206. Hartmann D. Das Bild der Stadt in unseren Köpfen. Zur Organisation des Wissens

über städtische und andere Typen aus kognitiv-linguistischer und soziolinguistischer

Sicht. – In: Jahrbuch der Deutschdidaktik 1987/1988. – Tübingen: Narr, 1988. – S. 32-72.

207. Hausmann F.J. Ist der deutsche Wortschatz lernbar? Oder: Wortschatz ist Chaos. –

In: Info DaF. – 5/1993. – S. 471-475.

208. Helbig G. Zu den Beziehungen zwischen Linguistik und Landeskunde. – In:

Deutsch als Fremdsprache. – 2/1981. – S. 69-75.

209. Hellpach W. Der deutsche Charakter. – Bonn: Athenäum, 1954. – 245 S.

210. Helmolt K. von Kommunikation in internationalen Arbeitsgruppen. Eine Fallstudie

über divergierende Konventionen der Modalitätskonstituierung. – München: iudicium,

1997. – 223 S.

211. Hermanns F. Begriffe partiellen Verstehens. – In: Wierlacher A. (Hrsg.)

Perspektiven und Verfahren interkultureller Germanistik. – München: iudicium, 1987. –

S. 611-625.

212. Hermanns F. Arbeit. Zur historischen Semantik eines kulturellen Schlüsselwortes. –

In: Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache 19. – München: iudicium, 1993. – S. 43-62.

213. Hess H.-W. “Die Kunst des Drachentötens”. Zur Situation von Deutsch als

Fremdsprache in der VR China. – München: iudicium, 1992. – 627 S.

214. Heß R. “Denn unser Leben wäre ganz anders gewesen” – Eine jüdische Emigrantin

berichtet über ihr Leben – In: Zeitschrift für Kulturaustausch. – 1/1994. – S. 61-66.

344

Page 345: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

215. Hess-Lüttich E.W.B. Angewandte Sprachsoziologie. Eine Einführung in

linguistische, soziologische und pädagogische Ansätze. – Stuttgart: Metzler, 1987. – 311

S.

216. Hess-Lüttich E.W.B. Interkulturelle Kommunikation. Aneignung und Austausch

kultureller Fremderfahrung. – In: Förster J. (Hrsg.) Wozu noch Germanistik?:

Wissenschaft – Beruf – kulturelle Praxis. – Stuttgart: Metzler, 1989. – S. 176-192.

217. Hess-Lüttich E.W.B. Xeno-Linguistik. Zur Rolle der Sprache in der ‘Interkulturellen

Germanistik’. – In: Hess-Lüttich E.W.B., Papiór J. (Hrsg.) Dialog: Interkulturelle

Verständigung in Europa: ein deutsch-polnisches Gespräch. – Saarbrücken, Fort

Lauderdale: Breitenbach, 1990. – S. 51-73.

218. Heßling R. Rezension zu: Buch H.C. Die Nähe und die Ferne. Bausteine zu einer

Poetik des kolonialen Blicks. – Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1991. – 142 S. – In: Info DaF. –

2-3/1994. – S. 179-181.

219. Hexelschneider E. Das Fremde und das Eigene als Grundkomponenten von

Interkulturalität. Was bedeutet das für den Lehrenden? – In: Wierlacher A. (Hrsg.)

Perspektiven und Verfahren interkultureller Germanistik. – München: iudicium, 1987. –

S. 259-266.

220. Hinnenkamp V. Foreigner Talk und Tarzanisch. Eine vergleichende Studie über die

Sprechweise gegenüber Ausländern am Beispiel des Deutschen und des Türkischen. –

Hamburg: Buske, 1982. – 242 S.

221. Hinnenkamp V. Wieviel und was ist “kulturell” in der interkulturellen

Kommunikation? – Fragen und Überblick. – In: Spillner B. (Hrsg.) Interkulturelle

Kommunikation. (Forum angewandte Linguistik; Bd. 21). – Frankfurt a.M. et al.: Lang,

1990. – S. 46-53.

222. Hinnenkamp V. Interkulturelle Kommunikation und interaktionale Soziolinguistik –

eine notwendige Allianz. – In: Reimann H. (Hrsg.) Transkulturelle Kommunikation und

Weltgesellschaft: zur Theorie und Pragmatik globaler Interaktion. – Opladen:

Westdeutscher Verlag, 1992. – S. 124-173.

223. Hinnenkamp V. Interkulturelle Kommunikation – strange attractions. – In:

Zeitschrift für Literaturwissenschaft und Linguistik. – Heft 93: Interkulturelle

Kommunikation. – 1994a. – S. 46-74.

345

Page 346: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

224. Hinnenkamp V. Interkulturelle Kommunikation. – Heidelberg: Groos, 1994b. –

(Studienbibliographien Sprachwissenschaft; Bd. 11). – 156 S.

225. Hinnenkamp V. Mißverständnisse in Gesprächen: eine empirische Untersuchung im

Rahmen der interpretativen Soziolinguistik. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1998. –

330 S.

226. Hofmann G. Als Deutschlektor in einer japanischen Universität – In: Info DaF. –

1/1992. – S. 56-67.

227. Hofstede G. Interkulturelle Zusammenarbeit. – Wiesbaden: Gabler, 1993 – 328 S.

228. Hogrebe W. Die epistemische Bedeutung des Fremden. – In: Wierlacher A. (Hrsg.)

Kulturthema Fremdheit. Leitbegriffe und Problemfelder kulturwissenschaftlicher

Fremdheitsforschung. – München: iudicium, 1993. – S. 355-370.

229. Höhne S. Vom kontrastiven Management zum interkulturellen. Ein Überblick über

kontrastive und interkulturelle Management-Analysen. – In: Jahrbuch Deutsch als

Fremdsprache 21. – München: iudicium, 1995. – S. 75-106.

230. Hollenweger W.J. Erfahrungen der Leibhaftigkeit. Interkulturelle Theologie. –

München: Kaiser, 1990. – 2. Aufl. – 381 S.

231. Holden N., Cooper C., Carr J. Dealing with New Russia: Management Cultures in

Collusion. – Chichester et al.: Wiley, 1998. – 290 p.

232. Holthuis S. Intertextualität. Aspekte einer rezeptionsorientierten Konzeption. –

Tübingen: Stauffenberg, 1993. – 268 S.

233. Hönig H.G. Konstruktives Übersetzen. – Tübingen: Stauffenberg, 1995. – 195 S.

234. Hüllen W. Das unendliche Geschäft der interkulturellen Kommunikation. – In:

Gienow W., Hellwig K. (Hrsg.) Interkulturelle Kommunikation und prozeßorientierte

Medienpraxis im Fremdsprachenunterricht. – Seelze: Friedrich, 1994. – S. 16-28.

235. Huntington S.P. Kampf der Kulturen: die Neugestaltung der Weltpolitik im 21.

Jahrhundert. – München, Wien: Europaverlag, 1996. – 581 S.

236. Jaeger K. Teaching Culture – State of the Art. – In: Jensen et al. (Eds.) Intercultural

Competence. A New Challenge for Language Teachers and Trainers in Europe. –

Aalborg: University Press, 1995. – S. 19-28.

346

Page 347: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

237. Jahoda G. Ansichten über die Psychologie und die “Kultur”. – In: Thomas A.

(Hrsg.) Psychologie des interkulturellen Handelns. – Göttingen et.al.: Hogrefe, 1996. – S.

33-42.

238. Judin E.G. Das Problem der Tätigkeit in Philosophie und Wissenschaft. – In:

Leont’ev A.N., Leont’ev A.A., Judin E.G. Grundfragen einer Theorie der sprachlichen

Tätigkeit. – Berlin: Akademie, 1984. – S. 216-270.

239. Juhasz J. Probleme der Interferenz. – München: Hueber, 1970. – 174 S.

240. Jung C.G. Der Begriff des kollektiven Unbewußten. – In: Jung C.G. Archetypen. –

München: dtv, 1990. – S. 45-56.

241. Jung M. Sprachgrenzen und die Umrisse einer xenologischen Linguistik. – In:

Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache 19. – München: iudicium, 1993. – S. 203-230.

242. Kade O. Die Sprachmittlung als gesellschaftliche Erscheinung und Gegenstand

wissenschaftlicher Untersuchung. – Leipzig: Enzyklopädie, 1980. – 243 S.

243. Kaikkonen P. Fremdverstehen durch schulischen Fremdsprachenunterricht. Einige

Aspekte zum interkulturellen Lernen. – In: Info DaF. – 1/1997. – S. 78-86.

244. Kappeler A. Deutsche Rußlandschriften der Zeit Ivans des Schrecklichen. – In:

Kaiser F., Stasiewski B. (Hrsg.) Reiseberichte von Deutschen über Rußland und Russen

über Deutschland. – Köln, Wien: Böhlen, 1980. – S. 1-24.

245. Kelletat A.F. Wie deutsch ist die deutsche Literatur? Anmerkungen zur

Interkulturellen Germanistik in Germersheim. – In: Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache

21. – München: iudicium, 1995. – S. 37-61.

246. Kettenacker L. Englische Spekulationen über die Deutschen. – In: Die häßlichen

Deutschen? Deutschland im Spiegel der westlichen und östlichen Nachbarn. – Darmstadt:

Wissenschaftliche Buchhandlung, 1991. – S. 194-208.

247. Kim Y.Y. Searching for Creative Integration. – In: Gudykunst W.B., Kim Y.Y. (Eds.)

Methods for Intercultural Research. – Beverly Hills et.al.: Sage, 1984. – p. 13-30.

248. Kimberlin C.T., Akin E. (Hrsg.) Intercultural Music. – Bayreuth: Breitinger, 1995. –

262 S.

249. Kiper H. Interkulturelle Pädagogik zwischen Pathos und Institutionalisierung –

Kritische Anmerkungen zu Facetten ihrer Geschichte. – In: Borrelli M. (Hrsg.) Zur

347

Page 348: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Didaktik interkultureller Pädagogik. – Teil II. – Hohengehren: Schneider, 1992. – S. 156-

184.

250. Kleiber G. Prototypensemantik: eine Einführung. – Tübingen: Narr, 1993. – 151 S.

251. Klein W. Das Vermächtnis der Geschichte, der Müll der Vergangenheit. – In:

Zeitschrift für Literaturwissenschaft und Linguistik. – Heft 100. – Epoche – 1995. – S.

75-100.

252. Kleinsteuber H.J. Stereotype, Images und Vorurteile – Die Bilder in den Köpfen der

Menschen. – In: Die häßlichen Deutschen? Deutschland im Spiegel der westlichen und

östlichen Nachbarn. – Darmstadt: Wissenschaftliche Buchhandlung, 1991. – S. 60-71.

253. Knapp K. Interkulturelle Kommunikationsfähigkeit als Qualifikationsmerkmal in

der Wirtschaft. – In: Bolten J. (Hrsg.) Cross Culture – Interkulturelles Handeln in der

Wirtschaft. – Sternenfels, Berlin: Verl. Wiss. und Praxis, 1995. – S. 8-23.

254. Knapp K. Interpersonale und interkulturelle Kommunikation. – In: Bergemann N.,

Sourisseaux J. (Hrsg.) Interkulturelles Management. – 2., überarb. Aufl. – Heidelberg:

Physica, 1996. – S. 59-80.

255. Knapp K., Knapp-Potthoff A. Instead of an Introduction: Conceptual Issues in

Analyzing Intercultural Communication. – In: Knapp K., Enninger W. & Knapp-Potthoff

A. Analyzing Intercultural Communication. – Berlin: Mouton – de Gruyter, 1987. – S. 1-

13.

256. Knapp K., Knapp-Potthoff A. Interkulturelle Kommunikation. – In: Zeitschrift für

Fremdsprachenforschung. – 1/1990. – S. 62-93.

257. Knapp-Potthoff A. Interkulturelle Kommunikationsfähigkeit als Lernziel. – In:

Knapp-Potthoff A., Liedke M. (Hrsg.) Aspekte interkultureller Kommunikationsfähigkeit.

– München: iudicium, 1997. – S. 181-206.

258. Koczy U. et al. Die Thematik des Projekts “Kultur kontrastiv”. – In: Materialien

Deutsch als Fremdsprache. – H. 27. – 1987 – S. 80-85.

259. Köhler F.H. Zwischensprachliche Interferenzen. Eine Analyse syntaktischer und

semantischer Interferenzfehler des Deutschen im Russischen. – Tübinger Beiträge zur

Linguistik. – 1975. – 159 S.

260. Köhler-Haering P. Drei Kameraden – und kein Ende? – In: Das Wort.

Germanistisches Jahrbuch GUS – BRD. – 1994. – S. 183-190.

348

Page 349: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

261. Koll-Stobbe A. Verstehen von Bedeutungen: Situative Wortbildungen und mentales

Lexikon. – In: Börner W., Vogel K. (Hrsg.) Kognitive Linguistik und

Fremdsprachenerwerb: das mentale Lexikon. – Tübingen: Narr, 1994. – S. 51-68.

262. Konerding K.-P. Frames und lexikalisches Bedeutungswissen: Untersuchungen zur

linguistischen Grundlegung einer Frametheorie und zu ihrer Anwendung in der

Lexikographie. – Tübingen: Niemeyer, 1993. – 492 S.

263. König W. Aspekte der interkulturellen Kommunikation. – Osnabrück: Universität

Osnabrück, 1988/1993, – 154 S.

264. Kopelew L. Im Willen zur Wahrheit. – Frankfurt a.M.: Fischer, 1984. – 295 S.

265. Kopper E. Multicultural Workgroups and Project Teams. – In: Bergemann N.,

Sourisseaux J. (Hrsg.) Interkulturelles Management. – 2., überarb. Aufl. – Heidelberg:

Physica, 1996. – S. 229-252.

266. Kornadt H.-J. Kulturvergleichende Motivationsforschung. – In: Thomas A. (Hrsg.)

Kulturvergleichende Psychologie. Eine Einführung. – Göttingen et al.: Hogrefe, 1993. –

S. 182-216.

267. Kortüm H.-H. Menschen und Mentalitäten. Einführung in Vorstellungswelten des

Mittelalters. – Berlin: Akademie, 1996. – 373 S.

268. Kotthoff H. Pro und Contra in der Fremdsprache. Pragmatische Defizite in

interkulturellen Argumentationen. – Frankfurt, 1989a. – 360 S.

269. Kotthoff H. So nah und doch so fern. Deutsch-amerikanische pragmatische

Unterschiede im universitären Milieu. – In: Info DaF. – 4/1989b. – S. 448-459.

270. Kotthoff H. Oberflächliches Miteinander versus unfreundliches Gegeneinander?

Deutsch-amerikanische Stildifferenzierungen bei Nicht-Übereinstimmumg – In: Müller

B.-D. (Hrsg.) Interkulturelle Wirtschaftskommunikation. – München: iudicium, 1991. –

S. 325-342.

271. Kotthoff H. Interkulturelle deutsch-“sowjetische” Kommunikationskonflikte.

Kontexte zwischen Kultur und Kommunikation. – In: Info DaF. – 5/1993. – S. 486-503.

272. Kotthoff H. Worte und ihre Werte: Konversationelle Stildifferrenzen und

Asymmetrie. – In: Assmann J. (Hrsg.) “Kultur” und “Gemeinsinn”. – Basel et.al.:

Stroemfeld, 1994b. – S. 73-98.

349

Page 350: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

273. Kotthoff H. Rituelle Trinksprüche beim georgischen Gastmahl. Zur

kommunikativen Konstruktion von Vertrautheit. – In: Knapp-Potthoff A., Liedke M.

(Hrsg.) Aspekte interkultureller Kommunikationsfähigkeit. – München: iudicium, 1997.

– S. 65-92.

274. Kramer W. Zum Profil des Euro-Managers – Aufgaben und Anforderungen. – In:

Bolten J. (Hrsg.) Cross Culture – Interkulturelles Handeln in der Wirtschaft. –

Sternenfels, Berlin: Verl. Wiss. und Praxis, 1995. – S. 78-91.

275. Kristeva J. Fremde sind wir uns selbst. – Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1990. – 213 S.

276. Krumm H.J. Interkulturelles Lernen und interkulturelle Kommunikation. – In:

Bausch K.-R., Christ H., Krumm H.-J. (Hrsg.) Handbuch Fremdsprachenunterricht. – 3.,

überarb. und erw. Aufl. – Tübingen, Basel: Francke, 1995. – S. 156-161.

277. Kutz W. Zur Auflösung der Nulläquivalenz russischsprachiger Realienbenennungen

im Deutschen. – In: Probleme des übersetzungswissenschaftlichen Textvergleichs

(Übersetzungswissenschaftliche Beiträge 2). – Leipzig, 1981. – S. 106-138.

278. Kuhn B., Otte S. Fremdperspektive als Lernziel. Am Beispiel von

Bewerbungsunterlagen aus der Mongolei. – In: Info DaF. – 5/1995. – S. 528-531.

279. Kuhn T.S. Die Struktur wissenschaftlicher Revolutionen. – 10. Aufl. – Frankfurt

a.M.: Suhrkamp, 1989. – 239 S.

280. Marcotty A., Solbach W. Organisationsentwicklung in fremden Kulturen. – In:

Bergemann N., Sourisseaux J. (Hrsg.) Interkulturelles Management. – 2., überarb. Aufl. –

Heidelberg: Physica, 1996. – S. 253-268.

281. Lado R. Linguistics across Cultures. Applied Linguistics for Language Teachers. –

9th printing. – Ann Arbor: The University of Michigan Press, 1968. – 141 S.

282. Landeskunde (von einem Autorenkollektiv). Überlegungen zur Theorie und

Methode. – Potsdam: PH “Karl Liebknecht”, 1989. – 225 S.

283. Laqueur W. Deutschland und Rußland. – Berlin: Propyläen, 1965. – 423 S.

284. Lee I.I. Warum Diskussionen fehlschlagen. – In: Wort und Wirklichkeit. Beiträge

zur allgemeinen Semantik. – Darmstadt: Darmstädter Blätter, 1968. – S. 57-75.

285. Lenzen D. Multikulturalität als Monokultur. – In: Schäffter O. (Hrsg.) Das Fremde:

Erfahrungsmöglichkeiten zwischen Faszination und Bedrohung. – Opladen:

Westdeutscher Verlag, 1991. – S. 147-157.

350

Page 351: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

286. Leont’ev A.N. Der allgemeine Tätigkeitsbegriff. – In: Leont’ev A.N., Leont’ev A.A.,

Judin E.G. Grundfragen einer Theorie der sprachlichen Tätigkeit. – Berlin: Akademie,

1984. – S. 13-30.

287. Leont’ev A.A. Sprachliche Tätigkeit. – In: Leont’ev A.N., Leont’ev A.A., Judin E.G.

Grundfragen einer Theorie der sprachlichen Tätigkeit. – Berlin: Akademie, 1984. – S. 31-

44.

288. Lévi-Strauss C. Strukturale Anthropologie. – Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1967. –

435 S.

289. Liang Y. Fremdheitsproblematik in der interkulturellen Fachkommunikation. – In:

Wierlacher A. (Hrsg.) Kulturthema Fremdheit. Leitbegriffe und Problemfelder

kulturwissenschaftlicher Fremdheitsforschung. – München: iudicium, 1993. – S. 153-

171.

290. Liedke M., Knapp-Potthoff A. Einleitung. – In: Knapp-Potthoff A., Liedke M. (Hrsg.)

Aspekte interkultureller Kommunikationsfähigkeit. – München: iudicium, 1997. – S. 7-

16.

291. Lindhorst M. KLYCCHEES: Unerkannte Fremdheitsfantasien (am Beispiel Indien).

– In: Info DaF. – 2/1990. – S. 173-189.

292. Lippmann W. Die öffentliche Meinung. – Bochum: Brockmeyer, 1990. – 301 S.

293. Litters U. Manifestationen von Kulturunterschieden und ihre Auswirkungen auf die

interpersonale Kommunikation. – In: Bredella L., Christ H. (Hrsg.) Didaktik des

Fremdverstehens. – Tübingen: Narr, 1995. – S. 68-80.

294. Loenhoff J. Modelle interkultureller Kommunikation: Verständigungsbedarf im

globalen System. – In: Hess-Lüttich E.W.B., Papiór J. (Hrsg.) Dialog: Interkulturelle

Verständigung in Europa: ein deutsch-polnisches Gespräch. – Saarbrücken, Fort

Lauderdale: Breitenbach, 1990. – S. 107-133.

295. Loenhoff J. Interkulturelle Verständigung: zum Problem grenzüberschreitender

Kommunikation. – Opladen: Leske + Budrich, 1992. – 260 S.

296. Löschmann M. Stereotype, Stereotype und kein Ende. – In: Löschmann M.,

Stroinska M. (Hrsg.) Stereotype im Fremdsprachenunterricht. – Frankfurt a.M. et al.:

Lang, 1998. – S. 7-34.

351

Page 352: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

297. Losche H. Interkulturelle Kommunikation: Sammlung praktischer Spiele und

Übungen. – Alling: Sandmann, 1995. – 228 S.

298. Lötscher A. Text und Thema. Studien zur thematischen Konstituenz von Texten. –

Tübingen: Niemeyer, 1987. – 310 S.

299. Ludin J.H. Zwischen Allmacht und Hilflosigkeit. Über okzidentales und orientales

Denken. – In: Merkur. – 542/1994. – S. 404-412.

300. Lüger H.-H. Sprachliche Routinen und Rituale. – Frankfurt a.M. et al.: Lang, 1992.

– 182 S.

301. Lüsebrink H-J. Romanische Landeskunde zwischen Literaturwissenschaft und

Mentalitätsgeschichte. – In: Hansen K.P. Kulturbegriff und Methode: der stille

Paradigmenwechsel in den Geisteswissenschaften. – Tübingen: Narr, 1993. – S. 95-114

302. Lyons J. Einführung in die moderne Linguistik. – 3., durchges. Auflage. –

München: Beck, 1973. – 538 S.

303. Lyons J. Language and Lunguistics. An Introduction. – Cambridge: Cambridge

University Press, 1981. – 356 p.

304. Maaz H.-J. Der Gefühlsstau. Ein Psychogramm der DDR. – Berlin: Argon, 1990. –

244 S.

305. Maletzke G. Interkulturelle Kommunikation: zur Interaktion zwischen Menschen

verschiedener Kulturen. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1996. – 226 S.

306. Markefka M. Vorurteile – Minderheiten – Diskriminierung: ein Beitrag zum

Verständnis sozialer Gegensätze. – 4. veränd. u. erw. Auflage. – Darmstadt: Luchterhand,

1982. – 97 S.

307. Markowsky R., Thomas A. Studienhalber in Deutschland: interkulturelles

Orientierungstraining für amerikanische Studenten, Schüler und Praktikanten. –

Heidelberg: Asanger, 1995. – 136 S.

308. Marschall W. Die zweite Natur des Menschen. Kulturtheoretische Positionen in der

Ethnologie. – In: Hansen K.P. Kulturbegriff und Methode: der stille Paradigmenwechsel

in den Geisteswissenschaften. – Tübingen: Narr, 1993. – S. 17-26.

309. Maslow A.H. Motivation und Persönlichkeit. – 2., erw. Aufl. – Olten: Walter-

Verlag, 1978. – 486 S.

352

Page 353: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

310. Mecklenburg N. Über kulturelle und poetische Alterität. Kultur- und

literaturtheoretische Grundprobleme einer interkultureller Germanistik. – In: Wierlacher

A. (Hrsg.) Perspektiven und Verfahren interkultureller Germanistik. – München:

iudicium, 1987. – S. 563-584.

311. Melenk H. Semiotik als Brücke. Der Beitrag der angewandten Semiotik zur

vergleichenden Landeskunde. – In: Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache 6, Heidelberg:

Julius Groos, 1980. – S. 133-147.

312. Meyer M.A. Fremdsprachenunterricht ohne Kultur? Zur Gewichtung sprachlich-

kommunikativer und landeskundlicher Elemente aus pädagogischer Sicht. – In: Timm J.-

P., Vollmer H.J. (Hrsg.) Kontroversen in der Fremdsprachenforschung. Dokumentation

des 14. Kongresses für Fremdsprachendidaktik. – Essen, 1993. – S. 123-142.

313. Merk V. Kulturelle Unterschiede zwischen Frankreich und den Niederlanden im

Bereich der Wirtschaftskommunikation. – In: Bolten J. (Hrsg.) Cross Culture –

Interkulturelles Handeln in der Wirtschaft. – Sternenfels, Berlin: Verl. Wiss. und Praxis,

1995. – S. 110-115.

314. Merten K. Kommunikation. Eine Begriffs- und Prozeßanalyse. – Opladen:

Westdeutscher Verlag, 1977. – 240 S.

315. Merten S. Fremdsprachenerwerb als Element interkultureller Bildung. – Frankfurt

a.M. et.al.: Lang, 1995. – 323 S.

316. Mintzel A. Kultur und Gesellschaft. Der Kulturbegriff in der Soziologie. – In:

Hansen K.P. Kulturbegriff und Methode: der stille Paradigmenwechsel in den

Geisteswissenschaften. – Tübingen: Narr, 1993. – S. 171-200.

317. Mishima K. Fremdheitsphilosophie im Zeitalter der Internationalisierung. – In:

Wierlacher A. (Hrsg.) Kulturthema Fremdheit. Leitbegriffe und Problemfelder

kulturwissenschaftlicher Fremdheitsforschung. – München: iudicium, 1993. – S. 115-

127.

318. Mog P., Althaus H.-J. Die Deutschen in ihrer Welt. Tübinger Modell einer

integrativen Landeskunde. – Berlin et al.: Langenscheidt, 1992. – 264 S.

319. Moosmüller A. Learning Objective Intercultural Competence. Decoding German

Everyday Knowledge from a Japanese Perspective. – In: Jensen et al. (Eds.) Intercultural

353

Page 354: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Competence. A New Challenge for Language Teachers and Trainers in Europe. –

Aalborg: University Press, 1995. – S. 191-208.

320. Mühlhäusler P. Interkulturelle Kommunikation – cui bono? – In: Spillner B. (Hrsg.)

Interkulturelle Kommunikation. (Forum angewandte Linguistik; Bd. 21). – Frankfurt

a.M. et al.: Lang, 1990. – S. 19-29.

321. Müller A., Thomas A. Studienhalber in den USA. – Heidelberg: Asanger, 1995. –

148 S.

322. Müller B.-D. Zur Logik interkultureller Verstehensprobleme. – In: Jahrbuch

Deutsch als Fremdsprache 6, Heidelberg: Julius Groos, 1980. – S. 102-119.

323. Müller B.-D. Bedeutungserwerb. Ein Lernprozeß in Etappen. – In: Müller B.-D.

(Hrsg.) Konfrontative Semantik. – Weil der Stadt: Lexika, 1981. – S. 113-155.

324. Müller B.-D. Interkulturelle Verstehensstrategien – Vergleich und Empathie. – In:

Neuner G. (Hrsg.) Kulturkontraste im DaF-Unterricht. – München: iudicium, 1988. – S.

33-84.

325. Müller B.-D. Die Bedeutung der interkulturellen Kommunikation für die Wirtschaft.

– In: Müller B.-D. (Hrsg.) Interkulturelle Wirtschaftskommunikation. – München:

iudicium, 1991. – S. 27-52.

326. Müller B.-D. Sekundärerfahrung und Fremdverstehen. – In: Bolten J. (Hrsg.) Cross

Culture – Interkulturelles Handeln in der Wirtschaft. – Sternenfels, Berlin: Verl. Wiss.

und Praxis, 1995a. – S. 43-58.

327. Müller B.-D. An Intercultural Theory of Teaching German as a Foreign Language. –

In: Jensen et al. (Eds.) Intercultural Competence. A New Challenge for Language

Teachers and Trainers in Europe. – Aalborg: University Press, 1995b. – S. 59-76.

328. Müller B.-D. Linguistic Awareness of Cultures. Grundlagen eines Trainingsmoduls.

– In: Bolten J. (Hrsg.) Studien zur internationalen Unternehmenhskommunikation. –

Leipzig: H. Popp Verlag, 2000. – S. 19-49.

329. Münch R. Die Dialektik der globalen Kommunikation. – In: Reimann H. (Hrsg.)

Transkulturelle Kommunikation und Weltgesellschaft: zur Theorie und Pragmatik

globaler Interaktion. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1992. – S. 30-43.

330. Müntjes M. Beiträge zum Bild des Deutschen in der russischen Literatur von

Katharina bis auf Alexander II. – Meisenheim am Glan: Hain, 1971. – 125 S.

354

Page 355: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

331. Neuner G. Fremdsprachlicher Text und universelle Lebenserfahrungen – Aspekte

einer themenorientierten fremdsprachlichen Textdidaktik. – In: Neuner G. (Hrsg.)

Kulturkontraste im DaF-Unterricht. – München: iudicium, 1988. – S. 11-32.

332. Nickel G. Zum heutigen Stand der kontrastiven Sprachwissenschaft. – In: Nickel G.

(Hrsg.) Reader zur kontrastiven Linguistik. – Frankfurt a.M.: Athenäum, 1972. – S. 7-14.

333. Nicklas H. Zur Problematik der interkulturellen Kommunikation unter dem Aspekt

der sozialen Identität. – In: Interkulturelle Konflikte. – Bad Boll: Protokolldienst der

Evangelischen Akademie 9/1996. – S. 6-23.

334. Nieke W. Interkulturelle Erziehung und Bildung. Wertorientierungen im Alltag. –

Opladen: Leske + Budrich, 1995. – 285 S.

335. Nöth W. Handbuch der Semiotik. – Stuttgart: Metzler, 1985. – 561 S.

336. Nuss B. Das Faustsyndrom: ein Essay über die Mentalität der Deutschen. – Bonn,

Berlin: Bouvier, 1992. – 213 S.

337. Oexle J., Ender W. Wo die Geschichte von Toten lebendig wird. – Forschung.

Mitteilungen der DFG. – 3/1998. – S. 12-15.

338. Oksaar E. Problematik im interkulturellen Verstehen. – In: Müller B.-D. (Hrsg.)

Interkulturelle Wirtschaftskommunikation. – München: iudicium, 1991. – S. 13-26.

339. Otterstedt C. Abschied im Alltag: Grußformen und Abschiedsgestaltung im

interkulturellen Vergleich. – München: iudicium, 1993. – 382 S.

340. Pauldrach A. Eine unendliche Geschichte. Anmerkungen zur Situation der

Landeskunde in den 90er Jahren. – In: Fremdsprache Deutsch. – 6/1992. – S. 4-15.

341. Penning D. Landeskunde als Thema des Deutschunterrichts – fächerübergreifend

und/oder fachspezifisch? – In: Info DaF. – 6/1995. – S. 626-640.

342. Picht R. Landeskunde und Textwissenschaft. – In: Fremdsprache Deutsch.

Grundlagen und Verfahren der Germanistik als Fremdsprachenphilologie. – München:

Fink, 1980a. – S. 271-289.

343. Picht R. Interesse und Vergleich: zur Sozialpsychologie des Deutschlandbildes. –

In: Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache 6, Heidelberg: Julius Groos, 1980. – S. 120-132.

344. Picht R. Kultur- und Landeswissenschaften. – In: Bausch K.-R., Christ H., Krumm

H.-J. (Hrsg.) Handbuch Fremdsprachenunterricht. – 3., überarb. und erw. Aufl. –

Tübingen, Basel: Francke, 1995. – S. 66-73.

355

Page 356: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

345. Pommerin G. Didaktik des Deutschen als Fremdsprache. – In: Borrelli M. (Hrsg.)

Zur Didaktik interkultureller Pädagogik. – Teil I. – Hohengehren: Schneider, 1992. – S.

108-124.

346. Posner R. Gesellschaft, Zivilisation und Mentalität: Vorüberlegungen zu einer

Sprachpolitik für Europa. – In: Hess-Lüttich E.W.B., Papiór J. (Hrsg.) Dialog:

Interkulturelle Verständigung in Europa: ein deutsch-polnisches Gespräch. –

Saarbrücken, Fort Lauderdale: Breitenbach, 1990. – S. 23-41.

347. Posner R. Kultur als Zeichensystem. Zur semiotischen Explikation

kulturwissenschaftlicher Grundbegriffe. – In: Assmann A., Harth D. (Hrsg.) Kultur als

Lebenswelt und Monument. – Frankfurt a.M.: Fischer, 1991. – S. 37-74.

348. Quasthoff U.M. Sprachliche Bedeutung, soziale Bedeutung und soziales Handeln:

Stereotype aus interkultureller Sicht. – In: Müller B.-D. (Hrsg.) Konfrontative Semantik.

– Weil der Stadt: Lexika, 1981. – S. 75-94

349. Radden G. Konzeptuelle Metaphern in der kognitiven Semantik. – In: Börner W.,

Vogel K. (Hrsg.) Kognitive Linguistik und Fremdsprachenerwerb: das mentale Lexikon.

– Tübingen: Narr, 1994. – S. 69-87.

350. Rastier F. Systematik der Isotopien. – In: Lektürekolleg zur Textlinguistik. –

Frankfurt a.M.: Athenäum, 1974. – Bd. 2: Reader. – S. 153-190.

351. Rauch E. Sprachrituale in institutionellen und institutionalisierten Text- und

Gesprächssorten. – Frankfurt a.M.: Lang, 1992. – 441 S.

352. Raulff U. Mentalitäten-Geschichte. Vorwort. – In: Raulff U. (Hrsg.) Mentalitäten-

Geschichte. Zur historischen Rekonstruktion geistiger Prozesse. – Berlin: Wagenbach,

1987. – S. 7-17.

353. Redder A., Rehbein J. Zum Begriff der Kultur. – In: Redder A., Rehbein J. (Hrsg.)

Arbeiten zur interkulturellen Kommunikation. – Osnabrücker Beiträge zur Sprachtheorie

38. – 1987. – S. 7-21.

354. Rehbein J. Einführung in die interkulturelle Kommunikation. – In: Rehbein J.

(Hrsg.) Interkulturelle Kommunikation. – Tübingen: Narr, 1985. – S. 7-41.

355. Rehbein J. Widerstreit. Semiprofessionelle Rede in der interkulturellen Arzt-

Patienten-Kommunikation. – In: Zeitschrift für Literaturwissenschaft und Linguistik. –

Heft 93: Interkulturelle Kommunikation. – 1994. – S. 123-151.

356

Page 357: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

356. Rehbein J. Grammatik kontrastiv – am Beispiel von Problemen mit der Stellung

finiter Elemente. – In: Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache 21. – München: iudicium,

1995. – S. 265-292.

357. Reichel P. Die häßlichen Deutschen – extrem schönheitsbedürftig. – In: Die

häßlichen Deutschen? Deutschland im Spiegel der westlichen und östlichen Nachbarn. –

Darmstadt: Wissenschaftliche Buchhandlung, 1991. – S. 316-334.

358. Reichmann O. Kulturwortschatz der deutschen Gegenwartssprache. Ein

enzyklopädisches deutsch-chinesisches Wörterbuch zu wichtigen Kulturbereichen der

deutschsprachigen Länder. – In: Wierlacher A. (Hrsg.) Perspektiven und Verfahren

interkultureller Germanistik. – München: iudicium, 1987. – S. 219-242.

359. Reichstein A. Linguistische Grundlagen des landeskundlichen Aspektes im

Fremdsprachenunterricht. – In: Deutsch als Fremdsprache. – 5/1982a – S. 78-84.

360. Reichstein A.D. Aspekte der nationalkulturellen Nomination im literarischen Text. –

In: Das Wort. Germanistisches Jahrbuch 1985. – S. 201-213.

361. Reimann H. Transkulturelle Kommunikation und Weltgesellschaft. – In: Reimann

H. (Hrsg.) Transkulturelle Kommunikation und Weltgesellschaft: zur Theorie und

Pragmatik globaler Interaktion. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1992. – S. 13-29.

362. Rein K. Einführung in die kontrastive Linguistik. – Darmstadt: Wissenschaftliche

Buchgesellschaft, 1983. – 169 S.

363. Reinfried M. Psycholinguistische Überlegungen zu einer sprachbezogenen

Landeskunde.. – In: Bredella L., Christ H. (Hrsg.) Didaktik des Fremdverstehens. –

Tübingen: Narr, 1995. – S. 51-67.

364. Reinwaldt H. Zur Genese der wissenschaftstheoretischen Zentralbegriffe “Erklären”

und “Verstehen”. Versuch einer religions- und kultursoziologischen Annäherung. – In:

Ammon G., Eberhard T. (Hrsg.) Kultur – Identität – Kommunikation. – München:

Eberhard, 1988. – S. 11-83.

365. Reiß K., Vermeer H.J. Grundlegung einer allgemeinen Translationstheorie. –

Tübingen: Niemeyer, 1984. – 245 S.

366. Reuter E., Schröder H., Tiittula L. Zur Erforschung von Kulturunterschieden in der

internationalen Wirtschaftskommunikation. – In: Müller B.-D. (Hrsg.) Interkulturelle

Wirtschaftskommunikation. – München: iudicium, 1991. – S. 93-122.

357

Page 358: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

367. Roche J. Variation in Xenolects. – In: Socilinguistica. Internationales Jahrbuch für

Europäische Soziolinguistik. – 12/1998. – S. 117-139.

368. Rosch E.H. On the Internal Structure of Perceptual and Semantic Categories. – In:

Moore T.E. (Ed.) Cognitive Development and the Acquisation of Language. – London,

New York: Academic Press, 1973. – p. 111-114.

369. Rosenthal G. Auf der Suche nach der portugiesischen Seele – Zum Bild Portugals in

deutschen Reiseführern – In: Zeitschrift für Kulturaustausch. – 1/1994. – S. 99-112.

370. Rösler D. Drei Gefahren für die Sprachlehrforschung im Bereich Deutsch als

Fremdsprache: Konzentration auf prototypische Lernergruppen, globale

Methodendiskussion, Trivialisierung und Verselbständigung des Interkulturellen. – In:

Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache 19. – München: iudicium, 1993. – S. 77-99.

371. Rößer H.-O. Rezension zu: Brähler R.; Dudek P. (Hrsg.) Fremde – Heimat. Neuer

Nationalismus versus interkulturelles Lernen – Problem politischer Bildungsarbeit.

Jahrbuch für Interkulturelles Lernen 1991. – Frankfurt a. M.: Verlag für interkulturelle

Kommunikation, 1992. – In: Info DaF. – 2-3/1994. – S. 171-173.

372. Rost-Roth M. Verständigungsprobleme in der interkulturellen Kommunikation. Ein

Forschungsüberblick zu Analysen und Diagnosen in empirischen Untersuchungen. In:

Zeitschrift für Literaturwissenschaft und Linguistik. – Heft 93: Interkulturelle

Kommunikation. – 1994. – S. 9-45.

373. Roth J., Roth K. Interkulturelle Kommuniaktion. Grundriß eines Forschungsfeldes.

In: Roth J. Blickwechsel. Beiträge zur Kommunikation zwischen Kulturen. – Münster et

al.: Waxmann, 2003. – S. 197-211.

374. Rothenhäusler R. Rezension zu: Günthner S. Diskursstrategien in der

interkulturellen Kommunikation. Analysen deutsch-chinesischer Gespräche. – Tübingen:

Niemeyer, 1993. – 324 S. – In: Info DaF. – 2-3/1994. – S. 218-223.

375. Samovar L.A., Porter R.E., Jain N.C. Understanding Intercultural Communication.

– Belmont CA: Wadsworth, 1981. – 222 p.

376. Saňa H. Glanz und Elend der deutschen Leistung. – In: Der Preis der Tüchtigkeit:

Deutschland von draußen betrachtet. – Köln: informedia-Stiftung, 1991. – S. 73-84.

377. Shank R.C, Abelson R. Scripts, Plans and Understanding: an Inquiry into Human

Knowledge Structures. – New York: Hillsdale, 1977. – 247 p.

358

Page 359: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

378. Shank R.C. Dynamic Memory: a Theory of Reminding and Learning in Computers

and People. – Cambridge: Cambridge University Press, 1982. – 234 p.

379. Scherfer P. Überlegungen zu einer Theorie des Vokabellernens und -lehrens. – In:

Börner W., Vogel K. (Hrsg.) Kognitive Linguistik und Fremdsprachenerwerb: das

mentale Lexikon. – Tübingen: Narr, 1994. – S. 185-215.

380. Scherner M. Sprache als Text. Ansätze zu einer sprachwissenschaftlich begründeten

Theorie des Textverstehens. – Tübingen: Niemeyer, 1984. – 271 S.

381. Schinschke A. Perspektivenübernahme als grundlegende Fähigkeit im Umgang mit

Fremdem. – In: Bredella L., Christ H. (Hrsg.) Didaktik des Fremdverstehens. –

Tübingen: Narr, 1995. – S. 36-50.

382. Schippan T. Lexikologie der deutschen Gegenwartssprache. – 2., durchges. Auflage.

– Leipzig: Bibliographisches Institut, 1987. – 307 S.

383. Schlieben-Lange B. Kulturkonflikte in Texten. – In: Zeitschrift für

Literaturwissenschaft und Linguistik. – Heft 97. – Kulturkonflikte in den Texten – 1995.

– S. 1-21.

384. Schneider T.F. Zur Remarque-Rezeption in Deutschland. Eine Annäherung. – In:

Das Wort. Germanistisches Jahrbuch Deutschland – GUS. – 1995. – S. 168-178.

385. Schreiter R.J. Theorie und Praxis interkultureller Kommunikationskompetenz in der

Theologie. – In: Arens E. (Hrsg.) Anerkennung der Anderen. Eine theologische

Grunddimension interkultureller Kommunikation. – Freiburg i. B. et al.: Herder, 1995. –

S. 9-30.

386. Schröder H. Tabuforschung als Aufgabe interkultureller Germanistik. Ein Plädoyer.

– In: Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache 21. – München: iudicium, 1995. – S. 15-36.

387. Schröder H. Tabus, interkulturelle Kommunikation und Fremdsprachenunterricht.

Überlegungen zur Relevanz der Tabuforschung für die Fremdsprachendidaktik. – In:

Knapp-Potthoff A., Liedke M. (Hrsg.) Aspekte interkultureller

Kommunikationsfähigkeit. – München: iudicium, 1997. – S. 93-106.

388. Schütz A. Gesammelte Aufsätze. – Bd. 2: Studien zur soziologischen Theorie. – Den

Haag: Nijhoff, 1972. – 286 S.

389. Schwenk H. Zugang zum Fremden durch Distanz zum Eigenen. Reflexionen über

Sprache im muttersprachlichen Unterricht. – In: Bredella L., Christ H. (Hrsg.) Zugänge

359

Page 360: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

zum Fremden. – Gießen: Verlag der Ferber’schen Universitätsbuchhandlung, 1993. – S.

135-154.

390. Schwerdtfeger I.C. Kulturelle Symbole und Emotionen im

Fremdsprachenunterricht. Umriß eines Neuansatzes für den Unterricht von Landeskunde.

– In: Info DaF. – 3/1991. – S. 237-251.

391. Scollon R., Scollon S.W. Intercultural Communication. A Discourse Approach. –

Oxford, Cambridge: Blackwell, 1995. – 271 p.

392. Shannon C.E., Weaver W. The Mathematical Theory of Communication. – Urbana

and Chicago: University of Illinois Press, 1963. – 125 p.

393. Šejman L. Russisch-kirgisische Unterschiede – didaktisches Konzept für die

Lektüre im Fremdsprachenunterricht. – In: Ertelt-Vieth A. (Hrsg.) Sprache, Kultur,

Identität: Selbst- und Fremdwahrnehmungen in Ost- und Westeuropa. – Frankfurt a. M.

et al.: Lang, 1993. – S. 221-231.

394. Simmel G. Exkurs über den Fremden. – In: Simmel G. Soziologie. Untersuchungen

über die Vergesellschaftung. – Gesamtausgabe. – Bd. II. – Frankfurt a.M.: Suhrkamp,

1992. – S. 764-771.

395. Sitaram K.S., Cogdell R.T. Foundations of Intercultural Communication. –

Columbus: Bell and Howell, 1976. – 245 p.

396. Söderberg A.-M. Teaching (Inter-)Cultural Awareness. – In: Jensen et al. (Eds.)

Intercultural Competence. A New Challenge for Language Teachers and Trainers in

Europe. – Aalborg: University Press, 1995. – p. 285-304.

397. Sorokin J. Die Lakunen-Theorie. Zur Optimierung interkultureller Kommunikation.

– In: Ertelt-Vieth A. (Hrsg.) Sprache, Kultur, Identität: Selbst- und

Fremdwahrnehmungen in Ost- und Westeuropa. – Frankfurt a. M. et al.: Lang, 1993. – S.

167-173.

398. Stedje A. Sprachliche Handlungsmuster und interkulturelle Kommunikation. – In:

Spillner B. (Hrsg.) Interkulturelle Kommunikation. (Forum angewandte Linguistik; Bd.

21). – Frankfurt a.M. et al.: Lang, 1990. – S. 29-40.

399. Steinig W. Interkulturelles Lernen im muttersprachlichen Unterricht, in Deutsch als

Zweitsprache und Deutsch als Fremdsprache. – In: Spillner B. (Hrsg.) Interkulturelle

360

Page 361: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Kommunikation. (Forum angewandte Linguistik; Bd. 21). – Frankfurt a.M. et al.: Lang,

1990. – S. 99-101.

400. Steinmann S. Interkulturell muß es zugehen! Einige Anmerkungen zu “eigenen” und

“fremden” Vorurteilen. – In: Info DaF. – 2/1991. – S. 180-186.

401. Steinmüller U. Kommunikationstheorie. Eine Einführung für Literatur- und

Sprachwissenschaftler. – Stuttgart et al.: Kohlhammer, 1977. – 135 S.

402. Streck B. Wörterbuch der Ethnologie. – Köln: DuMont, 1987. – 338 S.

403. Strohner H. Textverstehen. Kognitive und kommunikative Grundlagen der

Sprachverarbeitung. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1990. – 368 S.

404. Sugitani M. Kontextualismus als Verhandlungsprinzip. ‘Kritisch’ erlebte

Interaktionssituationen in der japanisch-deutschen Begegnung. – In: Thomas A. (Hrsg.)

Kulturvergleichende Psychologie. Eine Einführung. – Göttingen et al.: Hogrefe, 1993. –

S. 227-245.

405. Sundermeier T. Den Fremden verstehen. Eine praktische Hermeneutik. – Göttingen:

Vandenhoeck und Ruprecht, 1996. – 258 S.

406. Swaan de A. Vom Befehlsprinzip zum Verhandlungsprinzip. Über neue

Verschiebungen im Gefühlshaushalt der Menschen. – In: Kuzmics H., Mörth I. (Hrsg.)

Der unendliche Prozeß der Zivilisation. – Frankfurt a.M.: Campus, 1991. – S. 173-198.

407. Szczodrowski M. Rezension zu: Vogel K. Lernersprache: linguistische und

psycholinguistische Grundlagen zu ihrer Erforschung. – Tübingen: Narr, 1990 (Tübinger

Beiträge zur Linguistik 341). – 340 S. – In: Info DaF. – 5/6. – 1991. – S. 221.

408. Takahashi Y. Reiz und Rätsel des “Faust” für die Japaner. – In: Goethe Jahrbuch. –

Bd. 116. – 1999. – S. 85-95.

409. Tesch G. Linguale Interferenz. Theoretische, terminologische und methodische

Grundfragen zu ihrer Erforschung. – Tübingen: Narr, 1978. – 302 S.

410. Thije ten J.D. Intercultural Communication in Team Discussions: Discursive

Interculture and Training Objectives – In: Knapp-Potthoff A., Liedke M. (Hrsg.) Aspekte

interkultureller Kommunikationsfähigkeit. – München: iudicium, 1997. – S. 125-154.

411. Thomas A. Entwicklungslinien und Erkenntniswert kulturvergleichender

Psychologie. – In: Thomas A. (Hrsg.) Kulturvergleichende Psychologie. Eine Einführung.

– Göttingen et al.: Hogrefe, 1993a. – S. 27-52.

361

Page 362: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

412. Thomas A. Psychologie interkulturellen Lernens und Handelns. – In: Thomas A.

(Hrsg.) Kulturvergleichende Psychologie. Eine Einführung. – Göttingen et al.: Hogrefe,

1993b. – S. 377-424.

413. Thomas A. Fremdheitskonzepte in der Psychologie als Grundlage der

Austauschforschung und der interkulturellen Managerausbildung. – In: Wierlacher A.

(Hrsg.) Kulturthema Fremdheit. Leitbegriffe und Problemfelder kulturwissenschaftlicher

Fremdheitsforschung. – München: iudicium, 1993c. – S. 257-282.

414. Thomas A. Ist Toleranz ein Kulturstandard? – In: Jahrbuch Deutsch als

Fremdsprache 20. – München: iudicium, 1994. – S. 153-176.

415. Thomas A. Aspekte interkulturellen Führungsverhaltens. – In: Bergemann N.,

Sourisseaux J. (Hrsg.) Interkulturelles Management. – 2., überarb. Aufl. – Heidelberg:

Physica, 1996. – S. 37-58.

416. Thomas A. Einleitung. – In: Thomas A. (Hrsg.) Psychologie des interkulturellen

Handelns. – Göttingen et.al.: Hogrefe, 1996a. – S. 15-32.

417. Thomas A. Analyse der Handlungswirksamkeit von Kulturstandards. – In: Thomas

A. (Hrsg.) Psychologie des interkulturellen Handelns. – Göttingen et.al.: Hogrefe, 1996b.

– S. 107-136.

418. Thomas A., Hagemann K. Training interkultureller Kompetenz. – In: Bergemann N.,

Sourisseaux J. (Hrsg.) Interkulturelles Management. – 2., überarb. Aufl. – Heidelberg:

Physica, 1996. – S. 173-200.

419. Thomas A., Helfrich H. Wahrnehmungspsychologische Aspekte im Kulturvergleich.

– In: Thomas A. (Hrsg.) Kulturvergleichende Psychologie. Eine Einführung. – Göttingen

et al.: Hogrefe, 1993. – S. 145-180.

420. Thum B. Kulturelle Identität und interkultureller Dialog in allgemeiner Bildung und

germanistischer Fachwissenschaft. – In: Hess-Lüttich E.W.B., Papiór J. (Hrsg.) Dialog:

Interkulturelle Verständigung in Europa: ein deutsch-polnisches Gespräch. –

Saarbrücken, Fort Lauderdale: Breitenbach, 1990. – S. 81-96.

421. Thum B. (Hrsg.) Praxis interkultureller Germanistik. – München: iudicium, 1993. –

1035 S.

362

Page 363: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

422. Tiedemann J. Wirtschaftsdeutsch und interkulturelles Lernen am Beispiel Thailand.

– In: Müller B.-D. (Hrsg.) Interkulturelle Wirtschaftskommunikation. – München:

iudicium, 1991. – S. 123-144.

423. Tiittula L. Kulturen treffen aufeinander. Was finnische und deutsche Geschäftsleute

über die Gespräche berichten, die sie miteinander führen. – In: Jahrbuch Deutsch als

Fremdsprache 21. – München: iudicium, 1995. – S. 293-310.

424. Tiittula L. Stereotype in interkulturellen Geschäftskontakten. Zu Fragen der

deutsch-finnischen Geschäftskommunikation. – In: Bolten J. (Hrsg.) Cross Culture –

Interkulturelles Handeln in der Wirtschaft. – Sternenfels, Berlin: Verl. Wiss. und Praxis,

1995. – S. 162-172.

425. Trager G.L., Hall E.T. Culture and Communication: A Model and an Analysis. – In:

Explorations: Studies in Culture and Communication 3 /1954, p. 137-149.

426. Trommsdorff G. Entwicklung im Kulturvergleich. – In: Thomas A. (Hrsg.)

Kulturvergleichende Psychologie. Eine Einführung. – Göttingen et al.: Hogrefe, 1993. –

S. 103-144.

427. Trompenaars F. Handbuch Globales Managen: Wie man kulturelle Unterschiede im

Geschäftsleben versteht. – Düsseldorf et al.: Econ, 1993. – 271 S.

428. Tschacher W. Interaktion in selbstorganisierten Systemen: Grundlegung eines

dynamisch-synergetischen Forschungsprogramms in der Psychologie. – Heidelberg:

Asanger, 1990. – 227 S.

429. Usunier J.-C., Walliser B. Interkulturelles Marketing: mehr Erfolg im

internationalen Geschäft. – Wiesbaden: Gabler, 1993. – 292 S.

430. Vega de la R. Interkulturelle Kommunikation in der heutigen Welt.

Kultursoziologische Überlegungen. – In: Ertelt-Vieth A. (Hrsg.) Sprache, Kultur,

Identität: Selbst- und Fremdwahrnehmungen in Ost- und Westeuropa. – Frankfurt a. M.

et al.: Lang, 1993. – S. 136-143.

431. Vermeer H.J. Literarische Übersetzung als Versuch interkultureller

Kommunikation. – In: Wierlacher A. (Hrsg.) Perspektiven und Verfahren interkultureller

Germanistik. – München: iudicium, 1987. – S. 541-549.

432. Vermeer M. “Fremde Teufel und blaue Ameisen”: Vom Einfluß der

Mentalitätsproblematik beim Chinesisch-Dolmetschen. – In: Spillner B. (Hrsg.)

363

Page 364: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

Interkulturelle Kommunikation (Forum angewandte Linguistik; Bd. 21). – Frankfurt a.M.

et al.: Lang, 1990. – S. 85-87.

433. Vivelo F.R. Handbuch der Kulturanthropologie. Eine grundlegende Einführung. –

München: DTV, 1988. – 358 S.

434. Wägenbauer T. Kulturelle Identität oder Hybridität? Aysel Özakins Die blaue

Maske und das Projekt interkultureller Dynamik. – In: Zeitschrift für

Literaturwissenschaft und Linguistik. – Heft 97. – Kulturkonflikte in den Texten – 1995.

– S. 22-47.

435. Watzlawick P. Menschliche Kommunikation: Formen, Störungen, Paradoxien. – 8.,

unveränd. Aufl. – Bern et al.: Huber, 1993. – 271 S.

436. Wegner I. Frame-Theorie in der Lexikographie. – Tübingen: Niemeyer, 1985. – 241

S.

437. Weinrich H. Sprache in Texten. – Stuttgart: Klett, 1976. – 355 S.

438. Weinrich H. Forschungsaufgaben des Faches Deutsch als Fremdsprache. – In:

Wierlacher A. (Hrsg.) Fremdsprache Deutsch 1. – München: Fink, 1980. – S. 29-45.

439. Weinrich H. Fremdsprachen als fremde Sprachen. – In: Wierlacher A. (Hrsg.)

Kulturthema Fremdheit. Leitbegriffe und Problemfelder kulturwissenschaftlicher

Fremdheitsforschung. – München: iudicium, 1993. – S.129-152

440. Wendt M. Medien und Mythen. Texttheoretische und fremdheitspädagogische

Aspekte massenmedialer Wirklichkeitskonstruktion. – In: Bredella L., Christ H. (Hrsg.)

Zugänge zum Fremden. – Gießen: Verlag der Ferber’schen Universitätsbuchhandlung,

1993. – S. 111- 134.

441. Weidlé W. Rußland: Weg und Abweg. – Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1956.

– 230 S.

442. Weisgerber L. Grundzüge der inhaltbezogenen Grammatik. – Düsseldorf: Schwann,

1962. – 3., neu bearb. Auflage. – 431 S.

443. Wiener N. Kybernetik. Regelung und Nachrichtenübertragung in Lebewesen und

Maschine. – Reinbek: Rowohlt, 1968. – 252 S.

444. Wild I. Beobachtungen zum Kulturkonflikt schwarzafrikanischer Germanistik-

Studenten in der Bundesrepublik. – In: Wierlacher A. (Hrsg.) Perspektiven und Verfahren

interkultureller Germanistik. – München: iudicium, 1987. – S. 419-436.

364

Page 365: Донец П.Н. Теория межкультурной коммуникации. Специфика культурных смыслов и языковых форм. ДД

445. Wimmer F. Interkulturelle Philosophie. – Bd. 1: Geschichte und Theorie. – Wien:

Passagen-Verlag, 1990. – 299 S.

446. Yokoi J., Bolten J. Aspekte deutsch-japanischer Unternehmenskommunikation. – In:

Bolten J. (Hrsg.) Cross Culture – Interkulturelles Handeln in der Wirtschaft. –

Sternenfels, Berlin: Verl. Wiss. und Praxis, 1995. – S. 173-182.

447. Young R. Intercultural Communication. Pragmatics, Genealogy, Deconstruction. –

Clevedon et.al.: Multilingual Matters, 1996. – 214 p.

448. Zimmermann P. “Interkulturelle Germanistik” – Ein Phantom wird besichtigt. – In:

Zimmermann P. (Hrsg.) “Interkulturelle Germanistik”: Dialog der Kulturen auf Deutsch?

– 2., erg. Auflage. – Frankfurt a.M. et al.: Lang, 1991. – S. 13-26.

365