Русские говоры Обонежья

��

��

� � � � � � � � � � �

��

��

��

��

��

��

2003 ��

� ��! "��# $��

СОДЕРЖАНИЕ

Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7Теоретические проблемы анализа лексики

прибалтийско-финского происхождения . . . . . . . . . 16Лексическое заимствование . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 16

Субстрат и заимствование . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17

Вариантность и заимствованная лексика . . . . . . . . . . . 18

История изучения русских говоров Обонежья . . . . . . 22

Говоры Обонежья в макроструктурерусских говоров . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22

Микроареальное членениеговоров Обонежья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30

История изучения лексики прибалтийско-финскогопроисхождения в севернорусских говорах . . . . . 43

Ареально-этимологический анализлексики тематических групп . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 66Названия растений и их частей . . . . . . . . . . . . . . . . . 67

Наименования птиц . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125

Наименования животных, частей их тел,форм их жизнедеятельности . . . . . . . . . . . . . . . 144

Наименования рыб, частей их тел . . . . . . . . . . . . . .152

Названия насекомых, земноводных,пресмыкающихся, червей . . . . . . . . . . . . . . . . . . 203

Лексика ландшафта . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 216

Метеорологическая лексика . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 311

Сельскохозяйственная лексика . . . . . . . . . . . . . . . . 355

Рыболовецкая и охотничья лексика . . . . . . . . . . . . 382

Наименования построек и их частей . . . . . . . . . . . 405

4

Наименование средств передвиженияпо воде . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 407

Наименования болезней . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .411Выводы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .413

Динамика слов прибалтийско-финскогопроисхождения в Обонежье . . . . . . . . . . . . . . . . . 415

Проблема фонетической субституции . . . . . . . . . . . . 419

Лексические варианты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .421

Лексические ареалы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 426Заключение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .432Материалы и источники . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 434Список сокращений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .448Перечень районов, приводимых в работе . . . . . . . . . . 457Литература . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 460Алфавитный индекс материалов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 503

ВВЕДЕНИЕ

Прибалтийско-финские лексические заимствования изу-чаются уже около ста пятидесяти лет, но работ, посвя-щенных монографическому исследованию какого-либо ре-гиона с ареально-этимологических позиций, основанныхна полевых материалах, до настоящего времени не суще-ствовало, и данное исследование является первой попыт-кой изучения лексики прибалтийско-финского происхо-ждения в этом плане.

Русские говоры Обонежья занимают особое место сре-ди диалектных группировок Северо-Запада по ряду сво-их особенностей, которые выделяют их в севернорусскомконтинууме.

1. Этот регион является зоной межъязыковых контак-тов в настоящее время, и именно поэтому толькоздесь можно зафиксировать проникновения и ад-стратные единицы.

2. В Обонежье имеются ареалы, где отмечается суб-стратное воздействие, указывающее на доминирую-щее прибалтийско-финское прошлое региона.

3. Только в Обонежье, где совмещается субстратноеи адстратное прибалтийско-финское языковое вли-яние, можно как на модели изучать такого рода вза-имодействие с тем, чтобы проецировать на другиеареалы Северо-Запада.

В отношении бытования лексики прибалтийско-фин-ского происхождения в говорах Обонежья отмечаютсяследующие особенности:

1. Среди всех русских говоров Северо-Запада наиболь-ший удельный вес неисконной лексики приходитсяна эти говоры.

8 Русские говоры Обонежья

2. Если какая-либо единица представляет собой словоприбалтийско-финского происхождения, то в боль-шинстве случаев она фиксируется в говорах Обоне-жья.

3. Говоры Обонежья представляют самый западныйареал дистрибуции лексики прибалтийско-финскогопроисхождения с возможностью его распростране-ния на восток.

4. Если какая-либо лексема представляет собой еди-ницу прибалтийско-финского происхождения безфиксации ее в Обонежье, а на территории русскихговоров Северо-Запада, то чаще всего в этом случаеречь идет о репрезентации единицы действительносубстратной природы.

5. Только для говоров Обонежья характерно также ивыравнивающее адстратное влияние смежных при-балтийско-финских языков, и поэтому именно здесьрусские единицы ближе всего к этимонам по формеи семантике.

6. В настоящее время часть слов находится на перифе-рии языкового сознания и активно заменяется соот-ветствующими русскими синонимами, но этот про-цесс происходит по-разному в зависимости от тогоили иного ареала в исследуемом регионе.

Основные лексические материалы были собраны вовремя диалектологических экспедиций автора, начиная с1990 г. по 2002 г. Были обследованы следующие р-ны(по административному делению): Подпорожский: Заозе-рье, Корба, Курпово, Пидьма, Ульино, Усланка, Шеме-ничи, Шустручей, Юксовичи, Яндеба (10 н. п.) Ленин-

Введение 9

градской области; Вытегорский: Андома, Казаково, Ме-гра, Ошта, Палтога (5 н. п.) Вологодской области; в Каре-лии — Прионежский: Заозерье, Ладва, Машезеро, Педа-сельга, Суйсарь, Ялгуба район (6 н. п.), Кондопожский:Гангозеро, Кулмукса, Лижма, Новинка, Тулгуба, Чебо-лакша (6 н. п.); Медвежьегорский: Великая Губа, Вели-кая Нива, Вырозеро, Загубье, Кижи, Космозеро, Куза-ранда, Ламбасручей, Лонгасы, Палтега, Петры, СеннаяГуба, Таммичозеро, Толвуя, Челмужи, Шильтя, Шуньга(17 н. п.), Пудожский: Авдеево, Гакукса, Каршево, Куга-наволок, Песчаное, Пяльма, Римское, Чуяла (8 н. п.), Се-гежский: Валдай, Вожма Гора, Дуброво (3 н. п.). Всегобыло обследовано 55 н. п., опрошено около 150 инфор-мантов.

Кроме основных данных, полученных в ходе диалек-тологических экспедиций, значительные по объему мате-риалы были почерпнуты из картотеки «Словаря русскихговоров Карелии и сопредельных областей». Для анализаматериала на общерусском фоне использовалась картоте-ка «Словаря русских народных говоров» Института лин-гвистических исследований РАН. Основной задачей явля-лось выделение ареалообразующих автохтонных лексемприбалтийско-финского происхождения, а также уточне-ние номенклатуры анализируемой лексики, т. е. опреде-ление общего числа слов. Однако в ходе диалектологи-ческих экспедиций и просмотра картотечных материаловудалось зафиксировать ряд слов, ранее не представлен-ных в лексикографических и исследовательских работах.Как видно из перечня населенных пунктов, наиболее об-следованным оказался Медвежьегорский р-н (Заонежье).В Прионежском р-не сбор диалектных данных затруднял-ся тем, что рядом находится город Петрозаводск и многиедеревни превратились в дачные поселки. В Кондопож-ском р-не русские поселения находятся только в южной


его части, поэтому полевое обследование ограничилосьтолько этими населенными пунктами. Сбор лексическогоматериала осложнялся тем, что фиксации и анализу под-лежали прежде всего заимствованные слова, что сопря-жено с рядом трудностей, Выяснилось, что в настоящеевремя часть неисконной лексики находится на перифе-рии языкового сознания и активно заменяется соответ-ствующими русскими синонимами, часть лексики уходитв разряд малоупотребительных архаизмов в силу сменыуклада жизни.

Достоверность любой работы, посвященной пробле-мам ареального и лингвогеографического анализа языко-вых единиц, зависит в первую очередь от качественно-го вопросника или программы по сбору материала (хо-тя лингвогеографическое обследование всегда предпола-гает в качестве его завершающего этапа картографиче-скую репрезентацию собранных материалов, в данной ра-боте его результаты используются для этимологическо-го анализа). Здесь мы исходим из того, что значитель-ная часть лексики прибалтийско-финского происхожде-ния уже описывалась в научной литературе, и в отно-шении этого круга слов поиск должен вестись в отно-шении уточнения ареала бытования, выявления вариан-тов, семантического и деривационного развития. Частич-но для этой цели использовались материалы «Словни-ка-вопросника по изучению заимствованных карельских,вепсских, финских и областных слов в русских говорахКАССР» В.И.Алатырева [Алатырев 1948]. Понимая, чторабота по сбору такого рода данных проводилась, нуж-но было учесть и то, что часть заимствованной лексикипросто могла не иметь фиксаций в словарях и другой на-учной литературе, но реально существовать в говорах.Поэтому совершенно естественно, что после системати-зации имеющегося в нашем распоряжении лексическо-

Введение 11

го материала (см. перечень источников) была составленапрограмма-вопросник. Так как в собираемом материаледоминировала лексика природы, то она была разбита наряд тематических групп: 1. растительный мир; 2. живот-ный мир, включающий в себя подгруппы: а) животные,б) птицы, в) пресмыкающиеся, насекомые, г) рыбы и ча-сти их тела; 3. метеорологическая лексика; 4. лексикаландшафта. Проводился также сбор сельскохозяйствен-ной лексики, рыболовецкой и охотничьей терминологиии по другим тематическим группам, материалы которыхне оказались значительными.

Основной задачей при сборе материала было выяв-ление заимствованной лексики, но при этом попутно исобиралась исконная лексика, в особенности если онаявлялась дублетом (синонимом) к заимствованному сло-ву. Так же как и П.Н.Лизанец [Лизанец 1975а: 177–182], мы старались собрать, кроме неисконной лексики,и все другие традиционные названия обозначаемых реа-лий, то есть проследить весь круг лексических манифе-стаций концепта. Кроме того, мы старались, если пред-ставлялась такая возможность, выявить форму, этимоло-гически близкую к тому или иному диалекту прибалтий-ско-финских языков; была также предпринята попыткавыяснить, на какой территории употребляется только за-имствованная лексика, а где используются исконные си-нонимы. Практически каждый вопрос в программе-воп-роснике дается в двух планах: от значения к слову и отслова к значению, что облегчало сбор материала. Первыйвариант Программы насчитывал около тысячи вопросов.Однако в дальнейшем полевые исследования показалиотносительную лексическую уникальность Обонежья ипозволили сократить число вопросов.

Вторым важным моментом в достоверности материа-ла является методика его сбора. В лингвистической ли-тературе имеется немало работ, посвященных вопросам


методики. А.Доза, вслед за Ж.Жильероном, например,полагал, что сбор материала можно доверить только че-ловеку, не имеющему специального образования, чтобыне было влияния на транскрипцию этимологических илидругих источников, чтобы не было попытки давления наинформатора, ретуши его ответов [Dauzat 1922: 8].

Можно заметить, что эти опасения в ряде случаевподтверждались в нашей работе. Например, широко рас-пространенное слово макса ‘рыбья печень’ в н. п. Ладваимеет значение ‘молозиво’, что было первоначально при-нято за ошибку информанта и только опрос несколькихлиц внес ясность в данный вопрос и подтвердил реаль-ность существования сомнительного на первый взглядзначения. Большинство современных лингвогеографичес-ких исследований показало, что наиболее достоверныйматериал можно получить путем опроса 3–5 человек раз-ного пола и возрастов. Некоторые исследователи наме-ренно ограничивают возрастные рамки информанта 70— 75 годами, другие предпочитают работать без возраст-ных ограничений. Но все-таки многие склоняются к мыс-ли, что превышение возраста информанта свыше 80-тилет вряд ли допустимо [Kurath 1939: 41]. Мы не ставилизаранее перед собой никаких ограничений, связанных свозрастом информанта и его культурно-образовательнымуровнем, а рассматривали в каждом конкретном случаевозможность получения от диалектоносителя качествен-ного материала. Естественно, при этом учитывалось, что-бы информантами были коренные жители, языковое со-знание которых складывалось в месте постоянного про-живания, и чтобы они не проживали долгое время внесвоего диалектного окружения. Для части населенныхпунктов последнее условие довольно часто не выполня-лось, так как в годы Великой Отечественной войны за-падная часть Обонежья, включая нынешние Подпорож-

Введение 13

ский, Прионежский, Кондопожский, Медвежьегорский р-ны, а также западная часть нынешнего Вытегорского р-на были оккупированы финнами и местные жители былилибо в эвакуации, либо в плену. Причем значительнаячасть населения оккупированных территорий была выве-зена в другие части Карелии для проведения каких-либоработ. Многие из них после войны вернулись на прежнееместо жительства. В большинстве своем это люди от 70до 75 лет и, как показывает практика сбора материала,именно люди этого возраста являются самыми квалифи-цированными информантами.

Еще одним определяющим моментом качества и до-стоверности лингвогеографических данных является вы-бор сетки обследования населенных пунктов. Известныслучаи, когда для небольшой территории планировалосьобследование всех населенных пунктов, но даже при наи-лучших условиях сбора материала дело ограничивалось10% из общего числа всех пунктов [Kalman 1959: 69]. Ис-ходя из того, что ошибки и просчеты, которые могут бытьвызваны лакунами при редкой сетке, должны, в принци-пе, исключаться, было решено произвести обследованиевозможно большего числа населенных пунктов.

Так как общее число лексем прибалтийско-финскогопроисхождения, зафиксированных в Обонежье и прилега-ющих р-нах превышает 1 тысячу слов, то для того, чтобыработа по проверке, уточнению и анализу их ареальнойдистрибуции могла пройти в обозримый временной пери-од, решено было ограничиться уже собранными матери-алами и не пытаться представить полный свод материа-лов прибалтийско-финского происхождения в обследуе-мом регионе, поскольку издаваемые новые источники икаждая диалектологическая экспедиция в Обонежье да-ют пополнение перечне таких лексем.


Дополнительные материалы и источники. Кроме основ-ных данных, полученных во время диалектологическихэкспедиций, значительные по объему материалы были по-лучены из картотеки «Словаря русских говоров Карелиии сопредельных областей» [СРГК, вып. 1–5], находящей-ся на кафедре русского языка филологического факуль-тета Санкт-Петербургского университета. Она насчиты-вает 3 млн. карточек цитат. Поскольку для нашего ис-следования точная локализация зафиксированного словаимеет большое значение в плане верификации этимоло-гической версии, а словарь оперирует такой минимальнозначимой единицей, как район, то материалы СРГК ис-пользуются в работе как вспомогательные. Для анализаматериала на общерусском фоне использовалась такжекартотека «Словаря русских народных говоров» Институ-та лингвистических исследований РАН и «Словарь рус-ских народных говоров» (вып. 1–36, 1965–2002). Важнымисточником также были «Словарь областного олонецкогонаречия в его бытовом и этнографическом применении»Г.И.Куликовского и «Словарь областного архангельскогонаречия в его бытовом и этнографическом применении»А.О.Подвысоцкого. В гораздо меньшем объеме исполь-зовались современные областные словари и другие ис-точники (см. перечень материалов и источников).

Основной целью исследования является ареально-эти-мологический анализ слов прибалтийско-финского про-исхождения в русских говорах Обонежья, а также уточ-нение номенклатуры анализируемой лексики.

Кроме того, в данную работу входят следующие зада-чи: определение географии каждого слова анализируемойгруппы и его вариантов; рассмотрение лексики Обоне-жья в макроструктуре севернорусских говоров; выделе-ние типов лексических ареалов; уточнение этимологиислов прибалтийско-финского происхождения; определе-

Введение 15

ние места лексики прибалтийско-финского происхожде-ния в говорах, динамика ее бытования; уточнение статусаисследуемой лексики (заимствованная или субстратная);определение типов лексических субстратов.

В данной работе впервые предпринята попытка наоснове ареального анализа неисконной лексики Обоне-жья уточнить ее этимологию, представить более полныйреестр анализируемых слов, чем это было сделано в пре-дыдущих исследованиях, определить типы лексическогосубстрата.

Кроме того, основной упор был сделан на определениелексических ареалов, показывающих субстратную неод-нородность русских говоров Обонежья и выявление неиз-вестных ранее слов прибалтийско-финского происхожде-ния. Результаты работы могут быть использованы прирешении некоторых вопросов этногенеза русских говоровСеверо-Запада России.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫАНАЛИЗА ЛЕКСИКИПРИБАЛТИЙСКО-ФИНСКОГОПРОИСХОЖДЕНИЯ

В нашей работе не ставится задача подробного рассмот-рения понятий «лексическое заимствование», «субстрат»,варианты заимствования и т. п., однако некоторые ас-пекты упомянутых выше терминов, важных для теоре-тического обоснования данной работы, рассматриваютсяниже.

Лексическое заимствование

В лингвистике нет однозначного определения лексиче-ского заимствования, но многие исследователи отмечаютпреобладание среди заимствований номинативной лекси-ки как на материале литературных языков, так и диалек-тов [Смирницкий 1956; Ефремов 1959; Крысин 1968: 59;Матвеева 1984: 71]. Многие лингвисты считают однимиз главных условий, при которых происходит заимство-вание — это билингвизм [Sulan 1963: 14; Weinreich 1953;Крысин 1968; Райст 1966]. Разграничивается процесс за-имствования и его результат — собственно лексическоезаимствование [Крысин 1968: 32–32], причем в динами-ке заимствования подчеркивается важность грамматиче-ского оформления заимствования языком реципиентом,а также его фонетическая и семантическая переработка[Майоров 1967: 202–213; Ефремов 1959; Марузо 1960:103; Лизанец 1975б: 143].

Субстрат и заимствование 17

Типология лексического заимствования у разных ис-следователей базируется на различных основаниях. Од-ни ученые рассматривают лексическое заимствование сточки зрения его освоенности языком-реципиентом [Со-рокин 1965: 62–63; Лизанец 1975б: 143], другие обра-щают внимание на слова, которые не адаптируются доконца воспринимающим языком [Barczi 1958: 45; Буда-гов 1965]. Для нас лексическое заимствование — этослово, пришедшее из инородного языкового континуума,получившее фонетическое и грамматическое оформлениесредствами языка-реципиента, как результат тесных язы-ковых контактов, без массового перехода населения надругой язык (часто язык завоевателей, государственныйязык, с более высоким социальным статусом, более мас-совый язык). Лексика, оставшаяся в языке населения, пе-решедшего на другой язык, оценивается нами как релик-товая, субстратная лексика (см. ниже).

Субстрат и заимствование

Главное, на наш взгляд, отличие субстрата от заимство-вания в следующем:

1. субстрат связан с переходом с одного языка на дру-гой, часто в результате длительного двуязычия [Аба-ев 1956: 59];

2. различие субстрата и заимствования связано с раз-личием в типах ареалов, для заимствования харак-терно маргинальное контактирование [Серебренни-ков 1956: 36];

3. главное для выявления субстратных включений —единый ареал слов со сходными чертами [Востриков1990: 77];

18 Вариантность и заимствованная лексика

4. наличие лексической избыточности, т. е. большогочисла синонимов, дескриптивных глаголов [Рут1984: 37].

Присутствие в Обонежье и прилегающих к нему р-нах живых прибалтийско-финских языков подразумеваетих абстрактное языковое влияние, в результате которогоанализируемая лексика, адаптированная языковой систе-мой говоров, более всего соответствует этимону по формеи семантике. Причем взаимодействие прибалтийско-фин-ских языков и русских говоров предлагается трактоватькак субстратно-адстратное.

Вариантность и заимствованная лексика

Вариантность слова — непременное условие любого язы-ка, тем более, что речь идет о диалектном слове, не име-ющем закрепленности письменностью и передающемся отчеловека к человеку, от поколения к поколению устнымпутем.

На материале русского литературного языка даннаяпроблема впервые была поднята В.В. Виноградовым, ко-торый отмечал, что понятие формы слова основано насознании тождества слова, а сознание тождества словапокоится на понимании его семантического единства вмногообразии мыслимых видоизменений, которые выра-жаются как в морфологическом облике слова, так и вразличиях его синтаксических связей и функций. Тож-дество слова при наличии дифференциальных признаковего употребления организуется прежде всего его лексико-семантическим стержнем [Виноградов 1944: 42]. Позд-нее А.А.Смирницкий под вариантами слова понимает«глоссы одного и того же слова» [Смирницкий 1954: 22].Глоссами одного и того же слова он считает однокорен-

Вариантность и заимствованная лексика 19

ные образования типа — лиса — лисица. Также широ-ко понимает вариантность О.С.Ахманова, выделяющаяфонетические, грамматические и словообразовательныеварианты слова. Главное для О.С.Ахмановой — «отсут-ствие семантических различий, связанных с различиемаффиксальных морфем» [Ахманова 1956: 54]. Для неетакие слова, как грязнуля — грязнуха, сводня — свод-ница, являются словообразовательными вариантами. Од-нако О.С. Ахманова указывает, что существование ва-риантов может рассматриваться при синхронном изуче-нии языка. К сторонникам широкого понятия вариант-ности слова принадлежит О.И.Блинова [Блинова 1975:1984]. М.А.Ильина [Ильина 1971], которая, анализируяанглийские прилагательные на -ic, -ical, рассматриваетих как морфологические варианты слова. Только на диа-лектном материале сторонниками широкого подхода кпроблеме вариантности слова являются О.Ю. Галуза [Га-луза 1982], Н. К.Жученко [Жученко 1987: 63–70],С.А.Мартынюк [Мартынюк 1992]. Эти авторы в сферелексико-морфологического варьирования выделяют мор-фологические и словообразовательные варианты слова.Так, например, С. А.Мартынюк замечает, что к «обла-сти варьирования следует отнести семантически тожде-ственные лексемы, различающиеся вариантными аффик-сами. . . широко по говорам распространена вариатив-ность названий лесных ягод: голубика — голубица —голубиха; черника — черница — чернига и т. п.» [Мар-тынюк 1992: 38].

Узкая трактовка лексико-морфологической вариатив-ности впервые была представлена в работе Ф.П.Филина«О слове и вариантах слова». Он, выделяя фонематиче-ские, акцентологические, грамматические варианты сло-ва, утверждает, что «лексическая функция словообразо-вательных морфем, несмотря на то, что эти морфемы од-

20 Вариантность и заимствованная лексика

новременно несут и грамматическую нагрузку, совершен-но очевидна. . . образования типа лиса — лисица, несмот-ря на их лексико-семантическое тождество и наличие об-щей корневой морфемы, принципиально невозможно при-равнивать к формам типа ноль — нуль . . . нельзя считатьвариантами одного того же слова. Это самостоятельные,отдельные слова» [Филин 1963: 132–133]. Н.М.Шанскийтакже не выделяет в предлагаемой им классификации ва-риантов слова словообразовательных вариантов, он пола-гает, что «вариантами слова можно считать образования,имеющие тождественный морфемный состав, различиямежду которыми являются настолько незначительными,что не нарушают единства лексической единицы» [Шан-ский 1959: 36; 1964: 61]. Р.П. Рогожникова, рассматриваяварианты слова как «видоизменения слова со стороны фо-нетической и морфологической» [Рогожникова 1966: 12],полагает, что существенным признаком вариантов явля-ется отсутствие семантических и наличие стилистиче-ских (не обязательных) различий. Словообразовательныеварианты она трактует как однокоренные слова, соотно-сящиеся в значениях. В.Д.Апресян, анализируя одноко-ренные параллели типа менять — разменивать, всюду— повсюду и т. п., также их классифицирует как лекси-ческие синонимы [Апресян 1969]. К. С. Горбачевич выде-ляет «четыре основных вида формального варьирования впределах тождества слова; акцентное, фонетическое, фо-нематическое и морфологическое» [Горбачевич 1978: 16],выделяя следующие условия идентификации вариантовслова: 1. совпадение лексического значения; 2. совпаде-ние грамматического значения; 3. утрата различительныхфункций у фонем и у словесного ударения; 4. тождествоморфологической структуры, и отвергая понятие «слово-образовательные варианты слова» [Горбачевич 1978: 16].

Вариантность и заимствованная лексика 21

В монографии Ф.П.Сорокалетова и О.Д. Кузнецовой«Очерки по русской диалектной лексикографии» выделя-ются довольно подробно «отличия, образующие диалект-ные варианты. . . различными фонетическими явлениямии процессами, протекающими в говорах» [Сороколетов,Кузнецова 1987: 181]. Среди них она отмечает: различияв твердости — мягкости согласных, различия диалектныхслов в ударных гласных фонемах [e] — [o] после мягкихсогласных, различия в ударных гласных фонемах [е] —[и], а также различия в неударных гласных фонемах: [а]— [о], [е] — [и], [о] — [у]. При изучении материальнойвариантности для авторов важно разграничение основно-го и подчиненного вариантов, для этой цели может слу-жить учёт частотности вариантов, а кроме того их ареал.Наиболее важным, по мнению авторов, «является бли-зость варианта к исходной этимологической форме» [Со-роколетов, Кузнецова 1987: 184]. Однако они считают, чтоэтимологический критерий неприменим в случаях, когдаречь идет о вариантах заимствованных слов. Рассматри-вая их вариантность с точки зрения подачи таких словв СРНГ, они видят возможность показа больших фоне-тических отличий, чем у исконных слов [Сороколетов,Кузнецова 1987: 7].

В нашей работе под вариантами слова понимаютсяслова, восходящие к одному этимону, причем среди нихчасто выделяется основной вариант, который в языковомотношении наиболее близок к слову-источнику. Дерива-ты с корневой морфемой прибалтийско-финского проис-хождения рассматриваются в работе как словообразова-тельные варианты. Выделяются также фонетические ва-рианты, фонематические, акцентологические, морфологи-ческие варианты.

22 История изучения. . .

Проблемы ареальной лингвистики рассматриваются на-ми в традиционном ключе; выделяется центр ареала, мар-гинальная область, зоны вибрации. Ядро ареала харак-теризуется устойчивостью и значительной частотностьюфиксаций, слабой фонетической вариантностью, низкойдеривационной активностью неисконной лексики. Этимо-логический анализ основывался на следующих принци-пах:

1) принцип самобытности, подразумевающий, что неза-висимое развитие языка, определенное присущимиему закономерностями, более нормальное явление,чем воздействие других языков;

2) принцип конечного источника, из которого следует,что в смежных языках наблюдается наличие общих,но этимологически изолированных слов, судить онаправлении распространения слов можно лишь повыяснению конечного источника;

3) принцип неединичности источника. При определе-нии этимона при общем фонетическом сходстве дру-гими определяющими моментами являются семан-тическое соответствие и территориальная смежностьс языком-источником.

История изучения русских говоров Обонежья

Говоры Обонежья в макроструктуре русских говоров

Для современной российской лингвистики (и ранее длясоветской) при выделении диалектных границ характеренучет всей совокупности языковых явлений. Так, напри-мер, в книге «Вопросы теории лингвистической геогра-фии» под редакцией Р.И.Аванесова авторы предлагают

История изучения. . . 23

рассматривать звуковые диалектные различия, различияв формах словоизменения, словообразования, синтакси-ческие различия [Аванесов 1962: 233–234]. На этой жеоснове проделан анализ группировок русских говоров вряде крупных работ: «Образование севернорусского на-речия и среднерусских говоров» [ОСВРН], «Русская диа-лектология» [Русская диалектология 1964], «Диалектноечленение русского языка» [Захарова, Орлова 1970]. Ав-торы исходят из понимания говоров как территориальныхединиц, проводят диалектное членение на основе анализезакономерностей лингвистического ландшафта русскогоязыка, то есть выясняют все случаи совмещения ареаловязыковых; осуществляют основные типы членения терри-тории языка на основе наиболее значительных сочетанийареалов и по характеру расположения выделяющихся ча-стей по отношению друг к другу [ОСВРН: 9].

В рассматриваемых выше работах группировки рус-ских говоров имеют следующую градацию: наречия, груп-пы говоров, говоры; специально выделялись межзональ-ные говоры, для которых характерно «сочетание ареаловразных зон или групп» [Захарова, Орлова 1970: 116], атакже диалектные зоны «на основе таких сочетаний аре-алов и пучков изоглосс, которые, находясь в основнойсвоей части в пределах того или другого из наречий, пе-ресекают, как правило, их границы» [Русская диалекто-логия 1964: 229].

Следует отметить, что принципы установления диа-лектного членения в последнее время варьируются и име-ются разработки о возможности типологического, струк-турного, генетического, статистического, вероятностно-статистического, таксономического [Ивиђ 1960; Пиотров-ский 1963; Пшеничнова 1977, 1979, 1983]. В книгеН.Н.Пшеничновой «Типология русских говоров» [Пше-


ничнова 1996] автор пытается, на наш взгляд, совместитьнесовместимое. Так, разрешая проблемы типологии рус-ских говоров, проводится идея презентации их новой (набазе типологии) классификации с применением ареаль-ных и лингвогеографических методов [Пшеничнова 1996:4–5]. Однако типологическое изучение какого-либо линг-вистического объекта осуществляется часто для его ти-пологической классификации, ср., например, типологи-ческую и генеалогическую классификации языков, вы-полняющие разные цели и задачи. Так среди генетиче-ски родственных славянских языков типологически мож-но выделить флективные и аналитические (болгарский,македонский). Общеизвестно, что один и тот же линг-вистический объект можно рассматривать по трем ас-пектам: типологическому, сравнительно-историческому иареально-лингвистическому. И такого рода разноаспект-ный анализ сосуществует сравнительно изолированно, не-редко, практически не влияя друг на друга. Поэтому, нанаш взгляд, типология русских говоров, каким образомона ни была бы осуществлена, может оказать минималь-ное влияние на выработку новой классификации русскихговоров, поскольку типологически разные языковые явле-ния могут фиксироваться в генетически сходных говорах.

Возрос интерес к настоящему времени к чисто лекси-ческой стороне языка при анализе говоров и более точ-ной установке границ. В работах, посвященных изучениюэтой стороны диалектов, можно выделить две тенденции:сравнительно-историческую и описательную.

Первая разрабатывается уже довольно давно в тру-дах А.С. Герда [Герд 1972: 108–117; Герд 1975: 187–192;Герд 1989: 146–171; Герд 2001: 31–34], предполагается,«что изучение собственно лексических связей тех илииных говоров с другими диалектами целесообразно про-


водить не на уровне целостных диалектных группировоки тем более языков . . . а дифференцированно от однойконкретной диалектной микрозоны к другой конкретнойзоне, от одного локального узла к другому. То есть про-водить сравнения материалов, не сопоставляя, например,все архангельские диалекты в целом сразу со всеми дру-гими русскими и славянскими диалектами. . . а отбираяотдельные локальные центры, изученные лучше других.Такой же анализ поможет глубже выявить сам харак-тер взаимосвязей между различными центрами и узла-ми» [Герд 1975: 187–188].

Этот метод заслуживает внимания, так как он реаль-но подводит к истории образования говоров, к возмож-ности проследить миграции населения, которые ведут ксмешению говоров, что крайне важно для диалектологии.

Описательное ареальное изучение лексики в основ-ном связано с ее картографированием, причем часто ис-следователь не может быть удовлетворен результатамилингвогеографического обследования, так как часто лек-сические изоглоссы имеют совершенно независимую дис-трибуцию и «точно провести границу между отдельнымидиалектами невозможно, так как она растягивается ино-гда на десятки километров» [Комягина 1969: 229].

Таким образом, для выделения каких-либо диалект-ных группировок, важны не только принципы, на кото-рых такое членение строится, а выбранные параметры,составляющие ядро, на основе анализа которого и будетстроиться диалектное членение любого рода (в макро-структуре или внутридиалектное). Для разработки диа-лектных группировок главное — это выбор соответству-ющих этому членению параметров. Говоры Обонежья по-разному рассматривались в макроструктуре русских диа-лектов. Так, например, В.И.Даль в статье «О наречиях


русского языка» [Даль 1852] выделяет наряду с други-ми Северное наречие, включающее в себя говоры Нов-городской, Олонецкой, Архангельской губерний. Харак-теристика этого наречия у В.И.Даля достаточно полная,но отсутствует дифференциация и описание говоров Обо-нежья. Первое включение говоров этого региона в на-учную систему диалектов русского языка было сделанов «Опыте диалектологической карты русского языка вЕвропе», вышедшей в свет в 1915 году. Работы по вы-явлению диалектных объединений русского языка былиначаты в начале XX века под руководством А.А.Шах-матова, Н.Н.Дурново, Д.Н. Ушакова. МДК [МДК 1915]подготовила анкеты, адресованные, в основном, сельскойинтеллигенции, которые после соответствующей обработ-ки и контрольных экспедиций стали основой для состав-ления карты. Диалектное членение авторы осуществилипо собственно языковым признакам, такой подход отли-чался от предыдущего, который, по словам авторов, обу-славливался «скорее совокупностью общих этнографиче-ских отличий соответствующей народности, чем отличия-ми именно в языке их» [МДК 1915: 3]. По данным картыМДК говоры Обонежья были отнесены к северновели-корусскому наречию к Олонецкой группы. Северная гра-ница проходила по широте города Повенца от севернойоконечности Онежского озера до среднего течения рекиОнеги, восточная — по реке Онеге, несколько восточ-нее озера Лача, затем сворачивала на юг к реке Вытегреюжнее Белого озера. Южная граница Олонецкой группыотличалась небольшой протяженностью — от реки Выте-гры до среднего течения реки Свири. Западная границапродолжалась от северной оконечности Повенецкого за-лива до среднего течения реки Свири, а затем по Свирик ее истоку из Онежского озера. Эта группировка охва-


тывала территория большей части Олонецкой губернии,кроме северной части Повенецкого и Пудожского уездов,восточных частей Каргопольского и Вытегорского уездови всего Лодейнопольского уезда [МДК 1915: 21]. Авто-ры «Опыта диалектологической карты. . . » при выделе-нии диалектных группировок опирались на особенностифонетических систем говоров, а что касается севернорус-ских говоров, то «при делении с.-в.-р. наречия на болеемелкие диалектные группы мы основу деления принима-ли различия в судьбе старого звука [ять]» [МДК 1915:19]. При характеристике Олонецкой группы говоров авто-рами выделялись следующие характеристики: [а] междумягкими согласными в некоторых говорах (подчеркива-ется, что не везде) сохранилось в отличие от поморскихговоров, без перехода в [е]; твердое [л] на конце слогаперешло в [у]; во флексии род. пад. -оGо согласный звукпроизносится как фрикативный. Кроме того, выделялисьфонетические особенности, характерные для части оло-нецких говоров: [г] между согласными из смычного пре-вращался в фрикативный [G]; флексия -эй в род. и дат.пад. прилагательного женск. рода; в третьем лице наст.времени глаголов — [т’]. Некоторые фонетические явле-ния давались через сравнения с поморскими говорами,например, поморским [ш:] и [ж:] долгим твердым могутсоответствовать сочетания [ �шч], [ �ждж], [ �шт], [ �жд] с мяг-кими [ч’], [�дж’], [т’], и [д’].

Особое внимание уделялось судьбе фонемы [ять], от-мечалось, что на территории Олонецких говоров старое[ять] произносится по-разному: как [е] обычно закры-тое; как [е] с призвуком [и] (по терминологии авторов —«склонное к и»); перед мягким твердым согласным как[и]; как [е] с призвуком [и] перед мягкими согласными.Отмечалось также, что в безударной позиции рефлекс


[ять] не переходит в [о]. В характеристике олонецкихговоров указывалось на влияние карельского языка: пе-ренос ударения на первый слог, дифтонгичность произ-ношения [о] и [е] с ударением на второй части дифтонга.

Резюмируя, подчеркивалось, что за «недостаточностьюсведений» [МДК 1915: 2] в данной классификации не вы-делялись более мелкие диалектные объединения, но дажеза отмеченными особенностями проглядывает неоднород-ность исследуемых говоров. Значение «Опыта диалекто-логической карты. . . » очень велико, он впервые показалнеоднородность севернорусских говоров, указал крупныедиалектные группировки, и все последующие членениярусских говоров в той или иной мере основывались натерриториальных разновидностях русского языка, пред-ставленных в «Опыте».

Несколько отлична группировка русских говоров, пред-ставленная Е.Ф. Карским [Карский 1928: 35]. В ней гово-ры Обонежье не входят в цельное объединение, севернаячасть отнесена к Карельской или Олонецкой группе го-воров, то есть к территории «южной половины Карель-ской ССР», южная входит в Западную или Новгород-скую группу, состоящую из ряда территорий Новгород-ской, Ленинградской областей и западной части Черепо-вецкой. Членение всего массива русских говоров основа-но на фонетических различиях. Для Карельской группывыделяются следующие особенности: [и] на месте [ять];[у] неслоговое в конце слова вместо [л]; во флексии -огов род. пад. прилагательных употребляется фрикативныйзвук. В Новгородской группе — наряду с тем же рефлек-сом [ять] — бытует также закрытое [э], отсутствует ‘цо-канье’; твердые губные в конце слова, также совпадаеттвор. мн. существительных с дат. падежом (с рукам, кгоры).


Новое диалектное членение говоров русского языкаи соответственно новое включение говоров Обонежья вих систему представлены в работах «Русская диалекто-логия» и «Диалектное членение русского языка». Обос-новывая необходимость этой работы, авторы полагают,что «вопрос о диалектном членении. . . или классифика-ции говоров может не один раз подниматься в историидиалектологии данного языка, так как принципы и мето-ды членения диалектов самым непосредственным обра-зом связаны с уровнем разработки диалектных данных»[Захарова, Орлова 1970: 7]. Авторы сочли целесообраз-ным установить основное диалектное членение примени-тельно к территории, на которой первоначально, еще доXV века складывались русские говоры. С севера картаограничена примерно 68˚ северной широты, и поэтомучасть Обонежья не попала в данный анализ. По мне-нию Р.И.Аванесова, В. Г.Орловой и К.В. Захаровой юж-ная часть Обонежья входит в Онежскую группу межзо-нальных говоров северного наречия. Специфика ее опре-деляется следующим: наличием небольшого количестватолько для нее характерных черт, распространением наее территории явлений западной зоны, наличием отдель-ной северо-восточной зоны, распространением определен-ных черт Вологодской группы, распространением некото-рых явлений, в основном характерных для говоров юго-западной зоны [Захарова, Орлова 1970: 117]. Из двадцативыделяемых диалектных явлений десять черт фонетиче-ских, десять грамматических; отдельно подчеркиваетсяраспространение в этой группе семи слов: палица ‘валикдля выколачивания белья’, омеши ‘сошники’, ботать ‘бо-дать’, мукать, муряндать ‘мычать (о корове)’, загоска‘кукушка’, порато ‘очень’. К Онежской диалектной под-группе в современном административном делении отно-


сятся Прионежский район КАССР, Подпорожский районЛенинградской области, Вытегорский район Вологодскойобласти, юго-западная часть Пудожского района КАССР.

Микроареальное членение говоров Обонежья

Н.А.Мещерский выделяет «в истории изучения диалект-ной русской речи на территории КАССР три основных пе-риода, первый, начальный, примерно до 80-х годов XIXвека; второй — охватывающий последние десятилетияXIX века и начала XX века, третий период представляетсобой советскую эпоху в развитии русской диалектоло-гии» [Мещерский 1963: 119].

Первый этап изучения говоров Обонежья главным об-разом связан со сбором фольклорных материалов и иханализом. Это прежде всего работы П.Н.Рыбникова,И.В. Барсова, А.Ф. Гильфердинга, Л.Н.Майкова [Рыб-ников 1864: 1–24; Барсов 1872; Гильфердинг 1873; Май-ков 1885: 44–60]. Шагом вперед в осмыслении и клас-сификации фольклорного и диалектного материала былиработы М.А.Колосова [Колосов 1874: 1878]. Наиболееценный вклад в изучение языка говоров Обонежья внесего труд «Заметки о языке и народной поэзии в областисевернорусского наречия» [Колосов 1877: 1–343], в ко-тором он, опираясь на данные собственных наблюденийдовольно подробно описал фонетические особенности го-воров Вытегорского и Каргопольского уездов Олонецкойгубернии.

Н.А.Мещерский высоко оценил труды М.А.Колосо-ва: «Начальный этап в развитии русской диалектологиизавершается трудами М.А.Колосова. . . М.А.Колосовуне удалось дать целостного описания какого-либо от-дельного говора или группы говоров. . . Однако, несмотряна перечисленные недостатки, труды М.А.Колосова и до

Микроареальное членение. . . 31

наших дней представляют историческую ценность» [Ме-щерский 1963: 114].

Первая попытка дать анализ особенностей онежскихговоров в связи с их внутренним диалектным членени-ем была предпринята в работе А.Ф. Гильфердинга «Оло-нецкая губерния и ее рапсоды». Автор, исходя из осо-бенностей былин, выделяет две территории с различны-ми типическими признаками: Прионежскую и Северо-Восточную. Причем Прионежскую «народ делит. . . покакому-то старинному преданию на три части: Кижи,Толвуй, Шуньгу. Имя Киж обнимает юго-восточную частьЗаонежья, то есть погосты Сенногубский, Кижский, Ве-ликогубский, Яндомозерский, Космозерский; Толвуй естьобщее названия для восточной полосы Заонежья, то естьпогостов Типеницкого, Кузарандского, Выгозерского, Тол-вуйского, Фоймогубского; наконец Шуньгой называет-ся северо-западный угол Заонежья» [Гильфердинг 1949:60].

Следующий период в изучении говоров ОбонежьяН.А.Мещерский называет «шахматовским». Он харак-теризуется возросшим интересом к словарным матери-алам и стремлением описать особенности языка онеж-ских говоров. Среди работ этого периода следует отме-тить статью Н. Волкова «Особенности языка Олонецкихбылин» [Волков 1893: 129–133], где анализируются фо-нетические особенности речи И.Т. Рябинина — крестья-нина Олонецкого уезда. В конце XIX — начале XX ве-ка выделяются описания Олонецких говоров разных уез-дов. В небольшой по объему статье А.Мельницкого «Го-вор жителей северо-восточной части Вытегорского уез-да Олонецкой губернии» [Мельницкий 1893] отмечают-ся фонетические особенности, которые автор характери-зует как сходные с вологодскими говорами. В работе


приводятся также этнографические сведения, указыва-ется на прибалтийско-финское языковое влияние, кото-рое, по мнения А.Мельницкого, «было случайное и весь-ма слабое» [Мельницкий 1893: 388]. Две работы посвя-щены исследованию говоров Пудожского уезда. В ста-тье В.Мансикки «О говоре северо-западной части Пу-дожского уезда» [Мансикка 1915] выделяется две раз-новидности пудожских говоров: «. . . западная и северо-восточная. Территорию первой занимает область, цен-тром которой является город Пудож и которая прости-рается от Онежского озера и до деревни Кривец, нахо-дящейся в верстах двадцати по направления к востоку.северная часть Онежского побережья (Песчаная Гора)примыкает по своему говору к соседнему Повенецкомууезду, между тем как на юге черты Пудожского гово-ра (западной группы) известны ближайшим соседям вВытегорском уезде. На севере Водлозеро диалектологи-чески принадлежит уже к северо-восточной группе гово-ров» [Мансикка 1915: 143]. Различия между западной исеверо-восточной группами В.Мансикка показывает нафонетическом уровне: наличие на востоке (отсутствиена западе) перехода [а] между мягкими согласными в[е]; отсутствие перехода [е] в [о] в глаголах во 2-м и3-м лице ед. числа в северо-восточных говорах. В статьеН.С.Шайжина «Особенности Пудожского говора» [Шай-жин 1903] даются характерные черты фонетической си-стемы говора Негижемской волости.

Весьма интересна работа Н.С.Шайжина « Говоры При-онежья» [Шайжин 1922], где автор предпринял попыткупроанализировать диалектную ситуацию в Обонежье. Встатье рассматриваются говоры Заонежья, каргопольскиеи вытегорские говоры, выделяются их фонетические, мор-фологические и лексические особенности. В говорах Зао-нежья отмечаются следующие особенности: перенос уда-


рения на первый слог, переход [в], [г], [л], в [у] неслого-вое в ряде позиций; смешение [з] и [ж]; в каргопольско-вытегорских говорах выделяются особо такие характер-ные черты: смешение [ц] и [т] (вити — вици), правиль-ная постановка ударения, произношение -ого во флексиимуж. и сред. рода дат. пад. прилагательных. Н.С.Шай-жин выделяет ареально ограниченную особенность однойлексемы: «В Вытегорском крае ‘максу’ (печень щуки) на-зывают ‘майкой’ (что сохранилось до наших дней по дан-ным ПЛГО) и замечают, что если головной конец май-ки толще, то будет хороший урожай ярового» [Шайжин1922: 22].

Работы А.А.Шахматова, посвященные олонецким го-ворам, но оставшиеся неопубликованными, анализируют-ся в статье Н.П. Гринковой «К изучению олонецких диа-лектов» [Гринкова 1947]. В 1884 и 1886 гг. А.А.Шах-матов предпринял поездку в Заонежье, часть собранныхво время путешествия материалов он передал Г.И.Кули-ковскому, который включил их в свой словарь, однакоосновной корпус сведений остался мало известным. Вовремя поездки в 1884 г. А.А.Шахматов посетил северо-западную часть Олонецкой губернии — бывшую Кондо-пожскую волость и Заонежье в Петрозаводском уезде.Им были выявлены два говора, сильно отличающихсядруг от друга; один из них распространен в Великогуб-ской волости Петрозаводского уезда. Шахматов называ-ет его Киже-Шуньгским. Другой преобладает в Толвуй-ской волости Петрозаводского уезда. «Нужно заметить,что, по-видимому, между этими двумя народностями —Киже-Шуньгской и Толвуйской лежит очень существен-ное различие», — писал А.А.Шахматов [Гринкова 1947:368]. В 1886 г. он посетил 4 уезда Олонецкой губернии:


Повенецкий, Пудожский, Вытегорский, Петрозаводский.В отчете об этой поездке он отмечал: «Поразительноеразнообразие, вряд ли находящее что-либо подобное се-бе в другой части России, делает Олонецкую губерниюнеистощимой хранительницей в высшей степени драго-ценного научного материала» [Гринкова 1947: 369]. Ха-рактеризуя Киже-Шуньгскую группу, он называет ее «ля-пающей». «Ляпаньем называется выговор на [я]. Ляпаю-щих называют ляпсаками. Явление состоит в следующем:перенос ударения на соседний с [о] или [е] влияет напереход последних в [а] или [я]» [Гринкова 1947: 369].Н.П. Гринкова добавляет, что указанный переход наблю-дается и в безударных случаях: прощайтя, будя, бяда.На основании пометок А.А.Шахматова около примеровустанавливается район распространения ляпанья в гово-рах следующих населенных пунктов: Илемсельга, Лиж-ма, Пурга Великогубской волости, Шуньга, Кефтеницы,Шуньгский Бор, Яндомозеро, Палтозеро, Кондозеро, Ан-домозеро, Лопская Деревня, Падмозеро, Пергуба, Фомо-губа, Подпорожье, Багирово, Отовозеро, Кижи, Типини-цы, Залесье, Юлмаки, Осмина, Кажма, Щеп, Кяппесель-га, Алексеева, Мелентьева, Рындозеро [Гринкова 1947:370]. Кроме того, на основании данных А.А.ШахматоваН.П. Гринкова устанавливает ареалы ряда фонетическихявлений, характерных для говоров Обонежья, например,территория распространения флексий род. пад. ед. числаместоимений и прилагательных с [G] фрикативным — этоЗаонежье, нынешний Кондопожский, Медвежьегорскийр-ны, северная часть Пудожского р-на; распространениефлексий с [г] смычным — это восточная и южная частьнынешнего Пудожского р-на, а также Вытегорский р-н.

Наряду с грамматическим изучением говоров Обоне-жья шел активный сбор и лексических данных, среди нихследует отметить труды Г.И. Куликовского, К.Ф.Филип-


пова, П.Певина, И.С.Полякова, Пономарева [Куликов-ский 1886, 1887, 1898, 1899; Филиппов 1891; Певин 1896;Поляков 1873; Пономарев 1898]. Наиболее важны из пе-речисленных выше лексикографические работы Г.И. Ку-ликовского, и его «Словарь областного олонецкого наре-чия в его бытовом и этнографическом применении», кото-рый и в настоящее время является одним из важнейшихисточников по лексике говоров Обонежья и прилегающихк нему районов. В 1901 г. он был выдвинут на присужде-ние Ломоносовской премии, и несмотря на негативноемнение, высказанное А.И.Соболевским, Г.И.Куликов-ский получил заслуженную награду [Соболевский 1903].Совершенно неоправданно А.И.Соболевский упрекал ав-тора словаря в неиспользовании печатных фольклорныхматериалов. Г.И. Куликовский собирал образцы живойразговорной речи, а лексика фольклора (особенно былин)часто характеризуется спецификой и уникальностью.Упреки в неточности толкований слов в большинстве сво-ем также несправедливы. Например, А.И. Соболевскийотвергает семантику слова пинда ‘нижний слой древеси-ны, преимущественно сосновых деревьев, лежащий непо-средственно под корой’ на том основании, что в Новго-родской губернии это слово функционирует в другом зна-чении. Однако, толкование, приведенное Куликовским,подтверждается данными КСРГК и ПЛГО.

Наиболее активно изучение русских говоров Обоне-жья началось в 50-е годы. Интенсивнее всего обследова-лись говоры на территории Карелии. Их грамматическимособенностям посвящены работы Т. Г.Доля [Доля 1958,1962а, 1962б, 1962в, 1963], Н.И. Скуратовой [Скуратова1962, 1979].

Изучению глагольной системы пудожских говоров по-священы работы О.И.Соколовой [Соколова 1969а, 1969б,1969в]. Пудожские говоры анализируются также в ра-


ботах Р.И.Аванесова и П.С.Кузнецова [Аванесов 1949;Кузнецов 1949].

Говоры Прионежского р-на анализируются в ряде ра-бот С.В. Бромлей, Л.Н. Булатовой [Бромлей, Булатова1972; Булатова 1975]. Следует отметить статью В.И. Тру-бинского «Об особенностях системы глагольных временв русских говорах Карелии» [Трубинский 1969]. Интере-сен ряд работ Н. В.Марковой, в которых рассматривают-ся вопросы грамматики онежских говоров, частью в сопо-ставительном аспекте с прибалтийско-финскими языками[Маркова 1985, 1987, 1991]. В нескольких статьях дает-ся анализ фонетических особенностей говоров Обонежья[Колесов 1975; Тер-Аванесова 1991].

Очень важны для нас работы, посвященные историии внутреннему диалектному членению онежских говоров.Г.Ф.Нефедов в статье «Севернорусские говоры как ма-териал для истории» [Нефедов 1939] впервые по-новомувзглянул на происхождение говоров Заонежья. Традици-онно они рассматривались как говоры новгородских вы-ходцев, заселивших Север [см. Зеленин 1954]. Г.Ф.Не-федов, обследовав Заонежский р-н и смежные террито-рии с запада и с северо-востока и проанализировав такиефонетические особенности как «аканье», «иканье», фри-кативный [G], редукцию гласного в безударном слоге, ше-пелявое произношение [с] и [з], широкое распростране-ние второго полногласия делает вывод о псковской основечасти заонежских говоров. Причем Г.Ф.Нефедов счита-ет, что к югу от Петрозаводска и с юго-востока (бывшийКаргопольский уезд), с севера и с северо-востока гово-ры значительно отличаются от заонежских, к тому же«имеют выход на восток» [Нефедов 1930: 254]. Решениюэтих же вопросов посвящена работа Б.П.Ардентова [Ар-дентов 1955: 73–90]. Он вслед за А.А.Шахматовым и


Н.П. Гринковой также выделяет в Заонежье два говора— якающий / акающий и ёкающий / окающий. «Якаю-щий говор распространен на южном Пабережье Заоне-жья, включая и бассейн Яндомозера, проходит узкой по-лосой по западному берегу и выходит западнее Шуньги ксеверным берегам полуострова. Ёкающий говор занима-ет все северо-восточное Пабережье полуострова, а такжеего центр. По полуострову граница между говорами идетс востока на северо-запад по деревням Типиницы — Хол-мы — Поля — Пургино (названные селения — якающие),выходит на южный край губы Святухи (залива Онежско-го озера, вдающегося в полуостров с севера); восточныйберег губы занят окающим говором, а западный якаю-щим». Говоря о заселении Заонежья русским населением,Б.П.Ардентов замечает, что носители ёкающего говора,по всей вероятности, являются потомками древних нов-городцев, а якающие жители Заонежья, возможно, вы-ходцы из древнего Пскова; что не исключает появлениянаселения из разных мест России. В небольших количе-ствах оно вкраплялось в основные массивы якающего иокающего населения полуострова, ассимилировалось ими растворялось в нем [Ардентов 1955: 74–75]. На сходнойс Ардентовым позиции стоит Н.А.Мещерский, он так-же предполагает, что «действительно носители якающегоговора могли прийти из районов, где был распространенодн из типов ассимилятивно-диссимилятивного яканья. . .Если так, то во взаимодействии между якающими и ёка-ющими говорами Заонежья мы имеем право видеть про-цесс слияния воедино северновеликорусских и южнове-ликорусских говоров» [Мещерский 1963: 121]. Важнымидля понимания истории говоров Обонежья и их современ-ных группировок являются статьи А.С. Герда «К историиобразования говоров Заонежья», «К истории образования


говоров Посвирья» и «К истории диалектных границ во-круг Онежского озера» [Герд 1979, 1984, 1991]. В первойна основе лексического материала показываются связиговоров Заонежья с единым новгородско-псковским диа-лектом, а сформировались эти говоры в результате двухосновных процессов: «С одной стороны сильная мигра-ция восточных славян с юга, а с другой — появлениепостепенно, скорее всего на базе прибалтийско-финскогонаселения и смешанных браков, особого рода билингвов,которые, однако, со временем, в силу преобладания эле-мента восточнославянского уже довольно рано перешлина восточнославянский тип речи» [Герд 1979: 212]. Вовторой статье показано микроареальное членение говоровбассейна р. Свирь на «северо-западную и юго-восточнуючасть. . . Говоры Посвирья ниже Усланки — Свирстроя,Яндебы до устья Свири ближе по своему типу к осталь-ным говорам ладого-тихвинской группы, чем к говорамверховьев Свири. Напротив, именно говоры среднего иверхнего Посвирья в Подпорожском р-не содержат наи-большее число лексических соответствий онежским диа-лектам» (Герд, 1984, 176). Причины членения говоров вр-не Усланка — Яндеба автор связывает с неоднороднымприбалтийско-финским субстратом. В статье, посвящен-ной микроареальному членению говоров Обонежья, выде-ляется 20 микрозон, на основе которых автор выделяет 8дифференцированных ареалов. [Герд 1984: 54–59]. В ста-тье «Русские говоры в бассейне реки Оять» А.С. Герд наосновании анализа лексических данных установил уча-стие в формировании говоров Заонежья оятских гово-ров. А также и русские в Заонежье, Пудожье, Выте-гре — представляют собой результат скрещивания двухэтнолингвистических групп: восточнославянской (новго-родской) и прибалтийско-финской (вепсской), постепенно


перешедших в течение веков на русскую речь [Герд 1975:193–194] Действительно, из 29 слов, предлагаемых в ка-честве доказательства внутрирегиональных связей при-водится 16 слов вепсского происхождения. Комплексныйанализ диалектных зон представлен в работе А.С. Герда«Исторические границы и ареалы Обонежья по даннымразных гуманитарных наук» [Герд 2001: 409–416].

Заканчивая рассмотрение диалектных группировок вОбонежье, резюмируем вышеизложенное. Большинствоисследователей выделяют в онежских говорах Заонежьес восточной границей приблизительно в п. Челмужи, сзападной границей на Побережье Онежского озера север-нее Петрозаводска и населенных пунктов Лижма, Тулгу-ба. Заонежские говоры неоднородны, они образуют двегруппировки — акающую и ёкающую с довольно рас-плывчатыми, на наш взгляд, границами. Пудожские го-воры также неоднородны — северная часть примыкает кзаонежским, восточная — к каргопольским, южная — квытегорским. Выделяется как самостоятельная группи-ровка говоры южного Прионежья — часть Подпорожско-го и Вытегорского районов. Нами, однако, замечено, чтопри различных наборах дистинктивных признаков дляопределения группировок говоров изоглоссы располага-ются иногда без видимой четкой концентрации. На нашвзгляд, для того, чтобы выявить в данный момент при-близительные границы микроговоров в Обонежье, нужноостановиться на анализе ряда особенностей в фонетиче-ской и лексических областях, так как отличия в грамма-тике в настоящее время сглажены. В области фонетикиследует рассмотреть явления:


1. наличие — отсутствие перетяжки ударения напервый слог;

2. наличие — отсутствие фрикативного [G];

3. характер произношения аффрикат [ц], [ч];

4. наличие — отсутствие замены [j] на [г].

1. Что касается перетяжки ударения на первый слог,то говоры Заонежья имеют это явление на всей своей тер-ритории, при отсутствии таковой на других территорияхОбонежья.

2. В настоящее время фрикативный [G] распространентакже на территории Заонежья, но это явление уходящееи в речи молодежи фактически не встречающееся. Гра-ницы его бытования устанавливаются примерно от н. п.Авдеево Пудожского района до д. Суйсарь Прионежскогорайона, где [G] фрикативный был зафиксирован в про-изношении микротопонима Хебойгуба. А.А.Шахматовсчитал [G] фрикативный древним явлением [Шахматов1915], З. К.Плотников определила эту особенность какболее позднее явление. Она различает две группы гово-ров: говоры с вполне определенным взрывным [г], говорыс ослабленным взрывным [г]. К первой группе относятсяговоры нынешнего Вытегорского района, ко второй — го-воры нынешнего Медвежьегорского района, «затем гово-ры сел, расположенных по реке Свири и ее левым прито-кам: Плотичное, Остречины, Гак-ручей, Иваньково, Му-ромля (к северо-западу от Гак-ручья в десяти верстах наречке Муромля, Иваньково и Ладва)» [Плотникова 1922],то есть говоры Прионежского и Подпорожского районов.Ослабленное [г], по мнению З. К.Плотниковой, дает раз-личные рефлексы в произношении: в род. пад.: фрика-тивный [G], выпадение [г] — [оо]. Автор считает, что «в


заонежских говорах последовательное проведение фрика-тивного [G] наблюдается главным образом у молодого по-коления, а наиболее последовательное сохранение взрыв-ного [г] представлено старшим поколением. . . Спирант-ное [G] здесь позднейшего происхождения» [Плотникова1922: 293]. Н.А.Мещерский считал, что распространение-ого ([G] фрикативное) в род. пад. ед. числа обусловле-но языковыми связями, объединившими говоры древнегоОбонежья с говорами Новгородской и Псковской земли,а также со смоленскими и брянскими говорами» [Ме-щерский 1963: 124]. Н.П. Гринкова, опровергая предполо-жение З.К.Плотниковой, указывает на разный характерпроизношения [G] фрикативного в южнорусских говорахи в Заонежье и справедливо полагает, что здесь вероят-ней всего воздействие финских или карельских диалек-тов [Гринкова 1947: 387]. Действительно, произношение ввепсском языке [h], где это ларингальный твердый щеле-вой согласный [Зайцева 1981: 34], соответствует качествупроизношения русского фрикативного [G].

3. В настоящее время только в речи информантовстаршего поколения можно услышать мягкое «цоканье»,распространенное в Медвежьегорском, Пудожском, Кон-дожском р-нах. В Вытегорском и Подпорожском р-нах[ц] и [ч] различаются.

4. Протетический [г] распространен в прибрежных на-селенных пунктах Медвежьегорского района, западнойчасти Вытегорского, исключая территорию Пудожскогорайона и часть Вытегорского района севернее и восточ-нее районного центра.

В настоящее время имеется значительное число лек-сикологических работ по онежских говорам, в которыхрассматриваются вопросы народной терминологии, сино-нимии, исследуются функционирование общенародных


слов в говоре, проблемы словообразования [Воронова,Шапиро 1979; Фадеев 1979; Карамышева 1989; Новикова1979, 1984, 1989].

Единственной работой, где используются методы линг-вистической географии при анализе русских говоров рай-она Онежского озера, является статья Л.Н.Алекиной «Изматериалов для регионального атласа русских говоровКарелии» [Алекина 1975]. Автор, используя лексическийвопросник по различным тематическим группам, обсле-довала говоры Обонежья. Она выделяет следующие про-тивопоставленные группы говоров: заонежские (южнаячасть Медвежьегорского р-на), пудожские (Пудожский р-н), южноприонежские (Вытегорский и Подпорожский р-ндо реки Свирь) и северноприонежские (от реки Свирь насевер до Уницы и не восточнее озера Ладмозеро). Полу-ченные данные Л.Н.Алекиной в основном совпадают срезультатами нашего обследования говоров Обонежья наматериале заимствованной лексики.

Резюмируя, следует подчеркнуть, что говоры Обоне-жья сложились «под сильным прибалтийско-финским вли-янием, причем в Посвирье, в Прионежье, Заонежье иОбонежье, где климат был мягче, несомненно издавнаболее высокой была и плотность населения, как прибал-тийско-финского, так и новгородского. . . Именно здесьактивно шли процессы этнического и языкового смеше-ния, сильно проявляли себя тенденции к билингвизму»[Герд 1984: 178]. Кроме того, особенности говоров Заоне-жья обусловлены «во-первых, двумя основными волнамимиграций южноруссов в XIII–XIV вв., во-вторых, мигра-цией выходцев из псковско-гдовских мест уже позднее,по-видимому, в XIV–XVI вв.» [Герд 1969: 227].

Таким образом, предварительно можно утверждать,что различные типы субстрата и неоднородность сла-

Прибалтийско-финская лексика. . . 43

вянского населения Обонежья обеспечили своеобразие ивнутреннюю членимость русских говоров этого ареала.

Следует подчеркнуть, что русские говоры Обонежьязанимают особое место на диалектной карте Северо-За-пада. Этот регион является зоной межъязыковых контак-тов в настоящее время, и именно поэтому только здесьможно зафиксировать проникновения и адстратные еди-ницы. В Обонежье имеются ареалы, где отмечается суб-стратное воздействие, указывающее на доминирующееприбалтийско-финское прошлое региона.

Только в Обонежье, где совмещается субстратное иадстратное прибалтийско-финское языковое влияние, мож-но как на модели изучать такого рода взаимодействие, стем, чтобы проецировать его на другие ареалы Северо-Запада.

История изучения лексики прибалтийско-финского происхо-ждения в севернорусских говорах

В историческом плане изучение прибалтийско-финскихлексических заимствований можно разбить на два этапа.1. Накопление материала и первые попытки связать егос прибалтийско-финскими этимонами. Он продолжалсяв 40-х гг. до 90-х гг. XIX в. 2. Второй этап характери-зуется тем, что авторы, оперируя значительным количе-ством материала, выходят на теоретические высоты какв деле анализа материала, так и в сфере обобщений, свя-занных с представлениями о месте прибалтийско-финско-славянских связей в этногенезе русских Северо-запада. Кавторам этого периода относятся М.Веске [Веске 1890],Й.Миккола [Mikkola 1894], А.П.Погодин [Погодин 1904],Я.Калима [Kalima 1915]. Книга Я.Калимы стала трудом,завершающим второй этап. 3. Третий этап изучения при-балтийско-финских заимствований, характеризующийся


новым всплеском интереса к данной теме после относи-тельного затишья, начинается в 1940-е гг.

В теоретическом плане проблема прибалтийско-фин-ских заимствований имеет несколько аспектов: 1) вхо-ждение и освоение заимствований в русском языке; 2) пер-вые контакты и заимствования, а также датировка за-имствований; 3) происхождение русских говоров СевераРоссии в связи с этногененическим и языковым воздей-ствием финно-угорских народов и языков.

Обратимся теперь непосредственно к трудам перво-го этапа, они в основном связаны с лексическим ана-лизом. Самая первая работа, небольшой по объему трудП.Буткова «О финских словах в русском языке и о сло-вах русских и финских, имеющих одинаковое значение»[Бутков 1842], страдала от неточностей при определениинаправления заимствования, ложных этимонов и т. п. Од-нако, он впервые представил как финские заимствованияслова: верга, кулига, лайбина (озеро), мерда, селга,шелгун. Во второй части работы автор приводит слова«употребляемые в языках русском и финском в одина-ковом значении» [Бутков 1842: 55–56]. Довольно значи-тельные материалы по этимологии русских диалектныхслов в связи с их прибалтийско-финским происхожде-нием представлены в работе А.М.Шёгрена «Материалыдля сравнения областных великорусских слов со слова-ми языков северных и восточных» [Шёгрена 1854: 145–166]. Наряду со словами с неподтвердившейся прибал-тийско-финской этимологией, автор дает большое числоэтимонов для русских диалектных слов: веньгать ‘виз-жать’, ‘выть’, ворга, галубать, гарьюга ‘хариус’, гиг-на ‘ремень’, гирвас ‘олень’, жиглуха ‘ящерица’, калай-дать ‘греметь, стучать’, калтак ‘льдина’, канабра ‘ве-реск’, кенда ‘возвышенное бесплодное место’, кехтать


‘хотеть’, кирза ‘мороз или лед на земле, когда она ещезамерзлая, также осенняя ледяная гора’, кобра ‘горсть’,конга ‘крупная сосна’, куйпога ‘сухое дно’, лузик ‘лож-ка’, мянда ‘сосна’. Достоинство этого труда в том, чтоон вводил в научный обиход русскую диалектную лек-сику, как результат языковых контактов прибалтийскихфиннов и славян.

Заметный вклад внес в изучение прибалтийско-фин-ских заимствований в русских говорах Я.К. Грот. В ра-боте «Областные великорусские слова финского происхо-ждения» [Грот 1854: 66–67] он делает замечание о терри-ториальной дистрибуции заимствований: «Большая частьфинских слов собрана в северных губерниях; замечатель-но, однако ж, что некоторые подслушаны и в средних ве-ликороссийских». В материалах Грота несколько меньшеслов и в списке до буквы «н» они практически повторя-ют перечень Шёгрена, который на этом остановился. Приэтимологизировании Грот также опирался на материалыфинского языка, но для некоторых заимствований досто-верного этимона, по его мнению, обнаружить не удалось,и он заключает, что к ним «ключ можно отыскать веро-ятно только в местных финских наречиях» [Грот 1854:66]. С небольшими изменениями и исправлениями этаработы была напечатана в 1-м томе «Филологических ра-зысканий» [Грот 1876: 470–474] под заглавием «Словаобластного словаря, сходные с финскими».

Труды второго этапа довольно многообразны. Однойиз наиболее значительных работ XIX века по финно-славянским языковым контактам является монографияМ.Веске «Славяно-финские культурные отношения поданным языка» [Веске 1890]. Автор один из немногих,кто осмелился осветить в одном исследовании две сто-роны одной проблемы: 1-я часть посвящена анализу фин-


ских слов в русском языке; 2-ая славянским, русским илитовским словам в финских «наречиях». Проанализи-ровав некоторые топонимические наименования, а такжеязык севернорусских говоров, М.Веске делает вывод означительном влиянии языка прибалтийских финнов наговоры Олонецкой, Архангельской и Вологодской губер-ний, что не расходится и с современными научными дан-ными. М.Веске использовал только материалы словарейПодвысоцкого, Даля и Опыт. Словарь Куликовского вы-шел в свет восемь лет спустя, Несмотря на значитель-ный временной период, прошедший после опубликованиятруда М.Веске, многие его этимологии до сих пор сохра-няют свое значение, но в силу его языкового опыта онисводятся в основном к финско-эстонской лексике, тогдакак современные исследователи показывают преоблада-ние карельско-вепсского влияния. И все-таки обширнаяработа М.Веске не утратила своего научного значения,хотя, по словам Я.Калимы: «Автору не удалось нисколь-ко прояснить или нарисовать правдоподобную картинуфинско-славянских или финско-балтийских контактов наисторическом фоне» [Kalima 1952: 8].

Весьма продуктивной оказалось мысль М.Веске одревних контактах прибалтийских финнов и славян. Он,например, категорически утверждал, что «фин. ies, эст.ike может быть заимствовано из славянской основы igos»[Веске 1896: 303]. Деятельность М.Веске получила вы-сокую оценку у Д. В. Бубриха, который признавал «заВеске чрезвычайно важные заслуги. . . Особенное значе-ние имеют его занятия по русско-финским языковым от-ношениям, отразившиеся в книге “Славяно-финские куль-турные отношения по данным языка”» [Бубрих 1928: 108].П.А.Аристе считал, что М.Веске является одним изсоздателей сравнительно-исторического метода в финно-угорском языкознании [Ariste 1969: 699].


Довольно значительным был вклад в изучение при-балтийско-финских лексических заимствований в русскихговорах Н.Ф.Лескова. В 1892 г. он опубликовал статью«О влиянии карельского языка на русский в пределахОлонецкой губернии» [Лесков 1892]. По объему пред-ставленного материала и по качеству этимологий даннаяработа была шагом вперед в изучении этой проблемы.Впервые исследователь заговорил о карельском влияниина русский язык. Статья состоит из серии этимологиче-ских этюдов, включающих в себя 114 анализируемых за-имствований. Некоторые из них являются первой фикса-цией: кар. suurus ‘крупинка’, шуня ‘пристройка у двери’— кар. suna ‘ящик’.

Калима, разбирая эту работу, указывал на ошибкив этимологизировании: в направлении заимствований —лалаки ‘десна’, нетина и т. п., отмечал, что большин-ство соответствий несомненно правильны [Kalima 1915:9]. Кроме того, недостатком работы является и то, чточасть приведенных заимствований, подаваемых как ка-рельские, являются вепсскими, вепс. habuk ‘ястреб’ —габук.

В 1903 вышла небольшая статья Н.Шайжина «Зави-симость областного Олонецкого наречия от наречий и го-воров прибалтийских, прикамских и приволжских фин-нов в лексическом отношении» [Шайжин 1903]. Н.Шай-жин приводит 51 лексическое соответствие. Большинствоего этимологий имеют значение и до настоящего времени.Автор подчеркивает, что «финское влияние и до сих пормощно сказывается не только в повседневных названияхместностей, рек, озер, сел и деревень, но и в названияхразличных предметов и явлений» [Шайжин 1903: 3–4].

Опубликованная в 1904 г. книга А.П.Погодина «Се-вернорусские словарные заимствования из финского язы-ка» [Погодин 1904] стала важным этапом в деле изуче-


ния прибалтийско-финских лексических заимствований всевернорусских говорах. Она богата представленным ма-териалом (281 слово). Автор первым обратил внимание насвоеобразие заимствованных глаголов, посвятив их ана-лизу отдельные главы: «Глаголы на -айдать», «Глаголына -андать».

Работой, которая суммировала весь предыдущий опытисследования данной проблемы, стала книга Я.Калимы«Die ostseefinnischen Lehnworter im Russischen», опуб-ликованная в 1915 г. с подзаголовком «Akademische Ab-handlung» (Академическое исследование), представлен-ная к публичной защите в качестве магистерской дис-сертации философским факультетом Гельсингсфорсскогоуниверситета и защищенная 28 мая 1915 года, она явля-ется образцом этимологических исследований для неис-конной лексики. Она была напечатана в типографии Фин-ского литературного общества в 1915 году [Kalima 1915],а затем перепечатана в «Memoires de la Societe Finno-Ougrienne» в 1919 году [Kalima 1919]. Этот фундамен-тальный труд и по сей день входит в число наиболееполных работ по прибалтийско-финским лексическим за-имствованиям. В нем представлены разработки 520 эти-мологических гнезд. Я. Калима использовал все источ-ники (преимущественно диалектные), имеющиеся к томувремени, основные среди них — словари В.Даля (при-чем, 1-е издание и 3-е издание под редакцией Бодуэна-де-Куртене), А.Подвысоцкого и Г.Куликовского. Данныесловаря В.Даля использовались при выработке 196 эти-мологий, при том, что ссылки на словарь Г.Куликовскогонасчитывают 195 единиц, на словарь А.Подвысоцкого —45. Кроме того, в ней автор рассмотрел историю вопроса,проблемы фонетической субституции, выявил тематиче-ские группы, репрезентирующие лексику прибалтийско-финского происхождения. Эта книга явилась последней


в ряду крупных работ, посвященным прибалтийско-фин-ским лексическим заимствованиям в русском языке. Во-прос о начале языковых контактов между прибалтийски-ми финнами и славянами, поднятый в конце XIX в., досих пор не получил окончательного разрешения, он имеетдве точки зрения. Сторонники одной из них полагали, чтопервые контакты и заимствования, возможно, существо-вали еще в праславянский период. В. Томсен, рассматри-вая данную проблему, пришел к выводу, что в первыевека нашей эры прибалтийские финны не могли иметьконтактов со славянами, поскольку между ними непре-одолимой стеной стояли их балтийские соседи [Thomsen1890]. Так, Миккола аргументировал свою привержен-ность праславянской гипотезе тем, что в эстонском ифинском языках имеются заимствования, которые сохра-нили носовой звук в словах, вошедших из славянскогоязыка, еще не утратившего носовые [e], [о]. Кроме то-го, Миккола полагает. что финская форма paltina – рус.полотно имеет праславянскую неполногласную форму,а также название города Турку соотносится с древне-русским словом [Mikkola 1938: 19]. Той же точки зре-ния придерживался А.А.Шахматов: «Вопреки утвержде-нию некоторых исследователей, в языке прибалтийскихфиннов оказываются слова, заимствованные из общесла-вянского праязыка» [Шахматов 1911: 708]. Кроме сло-ва вица, достаточно спорного (Миккола, например, даетдругое направление заимствования) он возводит к пра-славянскому те финские слова, которые оканчиваются на-as: piiras, piirakas — из общеслав. *pirogos. Кроме то-го, доказательством ранних языковых контактов славяни прибалтийских финнов служит еще cвыше двадцатислов, которые, по мнению А.А.Шахматова, имеют в ка-честве этимона праславянскую форму: arti ‘ссора’ — ста-


росл. ��, общесл. *ortъ; *ies–iehen–*ikehen ‘иго’, об-щесл. *igese; kaatio ‘штанина’ — старосл. ��, общесл.*gatja; kalsu ‘лохмотья’ — общесл. *kolsa; karsta ‘чесот-ка’ — общесл. *korsta; taltta — общесл. *dolto; varttina‘веретено’ — общесл. *verteno; varpu ‘воробей’ — общесл.*vorb. А.А.Шахматов находит также ряд слов в финскомязыке, заимствованных из общеславянского, которые со-хранили древнее произношение [ъ]/[u], вот несколько изних: tuska ‘тоска’— tъska; turku ‘торг’ — *tъrgъ; lisiikka‘ложка’ — *lъzъka; vihuri ‘вихрь’ — *vihъrъ; velho ‘волхв’— вльхвъ.

О возможностях ранних контактов и заимствованиях,начиная со второй половины 1-ого тысячелетия, говорили Д.В. Бубрих [Бубрих 1931: 1]. А.И. Соболевский по-лагал, что «данные русского языка указывают на оченьдревнее знакомство славян с финскими племенами» [Со-болевский 1904: 5]. К таким данным А.И. Соболевскийотносит в первую очередь названия «финских племен»:Ижера, Ямь, Весь, заимствование из которых «соверши-лось в общеславянском языке». Кроме того, он полагал,что в финском языке имеется немало слов, «заимствован-ных у славян, из них некоторые сохраняют такие группызвуков, которые были только в общеславянском языке икоторых нет в русском языке» [Соболевский 1904: 6]. Наматериале прибалтийско-финских языков Э.Н. Сетяля вработе «Славянско-прибалтийско-финские языковые свя-зи» [Setala 1916: 30–39] отстаивал гипотезу более древ-него вхождения славянского материала в еще не име-ющий племенной разобщенности прибалтийско-финскийязык-основу. В качестве одного из доказательств он при-водил слово hirsi ‘жердь’, которое, по его мнению, при-шло из праславянского еще до перехода ti > si, и z > h,что заставляет оперировать первыми веками нашей эры.Кроме того, к уже рассмотренному как аргументу древ-


них связей слову ies ‘иго’ он добавил лексему kimalainen‘шмель’, праслав. *kimeli, откуда древнерус. ��, т. е.эпоха, предшествующая первой палатализации в прасла-вянском, что, по-видимому, может свидетельствовать оконтактах начала нашей эры.

Один из противников ранних контактов прибалтий-ских финнов и славян В.Кипарский в работе «О хроно-логии славяно-финских лексических связей» [Кипарский1958: 178] предлагает другое направление заимствованияслов, приводимых Сетеля. Он полагает, чтo hirsi соотно-сится с литовским zardis ‘обнесенный забором участокполя’: kimalainen, по его мнению, исконно финское сло-во — kimara ‘мед’: что касается лексемы ies, то он ду-мает, что «нет оснований считать фин. ies из *igese, т. к.такой формы никогда не существовало» (латыш. jugum,рус. диалект. — юга, Даль)». Форма «ижеса» засвиде-тельствована только в поздних текстах, — утверждаетВ.Кипарский. Х.Ойансуу в работе «Финско-эстонскиеязыковые связи» [Ojansuu 1916] предположил, что бо-лее древние славянские заимствования в финском язы-ке в действительности являются эстонскими заимствова-ниями, которые попали в финский по известному юго-западному пути. Но Я.Калима отказал в достоверностиэтой гипотезе [Kalima 1952: 13]. Ф.П.Филин относил на-чало языковых контактов между прибалтийско-финскимии славянскими племенами к концу общеславянской эпохи— «древнейшие восточнославянские заимствования отно-сятся к VIII, а скорее всего к VII в.» [Филин 1982: 205].

Используя данные не только лингвистики, но и исто-рии, а также археологии, многие ученые, начиная со вто-рой половины XX-го века, приходят к мысли о древней-ших отношениях между прибалтийско-финскими и сла-вянскими языками. Это П.А.Аристе («О древнейших свя-зях между прибалтийскими финнами и славянами», 1952),


высказавший идею о контактах начала нашей эры: подоб-ную мысль он высказал в примечаниях к работе Л.Ха-кулинена «Развитие и структура финского языка» [Ари-сте 1955: 208]: «По данным археологии, взаимоотноше-ния между восточными славянами (предками современ-ных русских, белорусов и украинцев) и прибалтийски-ми финнами существовали еще в первые столетия на-шей эры, что подтверждается языковыми данными. Вовсех прибалтийско-финских языках мы находим славян-ские заимствования, в которых представлены очень древ-ние формы славянских оригиналов». Те же положенияП.А.Аристе развивает в статьях «К вопросу о разви-тии ливского языка», «Формирование прибалтийско-фин-ских языков и древнейший период их развития» [Аристе1956] и Э.Ниеминен в ряде своих статей, где он про-анализировал языковые контакты между праславянскими древними прибалтийско-финскими языками [Nieminen1956: 387–391; 1957: 497–502]. V. Polak в статье «Leselements finno-ougriens en slave» [Polak 1964: 569–588]предлагает многоаспектный метод доказательств древнихславянско-финно-угорских связей. В первую очередь онуказывает на совпадение религиозных понятий и идейнародного творчества. Кроме того, на древние связи ука-зывают некоторые гидронимы финно-угорского происхо-ждения на севере Карпат. Самым весомым аргументом всистеме доказательств В.Полака являются лексическиесоответствия (автор не решился назвать их заимствова-ниями из того или иного языка в силу достаточно спор-ной этимологии), относящиеся к «тесным контактам пра-славян и с предками современных финно-угорских наро-дов» [Polak 1964: 574]. Перечень лексических соответ-ствий насчитывает 64 лексемы, среди них: слав. dobъ‘дуб’— фин. tammi; слав. jaro ‘весна’ — коми ar, венг.


nyar ‘лето’, ‘осень’, рус. хуй ‘penis’ — саам. gujj ‘муж’,манс. huj, hoj ‘человек, самец’, хант. ku, kui ‘человек,самец’; слав. voda — фин. vesi, vete-.

Археологи также по-разному указывают время началаконтактов. В. В. Седов говорит о середине 1-го тыс. н. э.как времени прихода славян в р-н озера Ильмень [Се-дов 1988: 13]; Кочкуркина начало контактов относит кI-му нач. II-го тыс. н. э. [Кочкуркина 1986: 103]. По мне-нию Седова, ядро населения Новгородчины сложилось врезультате славяно-финского симбиоза [Седов 1979: 75],а начало межэтнических контактов в зоне древнейшейславянской колонизации восходит еще к догосударствен-ному периоду русской истории. О том, что «начало мно-говековых славяно-финских контактов относится к пред-государственному периоду», говорит и Рябинин в своеймонографии «Финно-угорские племена в составе ДревнейРуси» [Рябинин 1997: 237]. По-видимому, первые контак-ты прибалто-финнов и славян можно отнести к первымвекам нашей эры, но эти контакты были эпизодическими,т. к. археологические данные свидетельствуют о том, чтославяне в это время еще не жили в непосредственнойблизости от прибалтийских финнов. О начальной ста-дии славянско-прибалтийско-финских языковых отноше-ний свидетельствуют заимствования из славянских диа-лектов в прибалтийско-финские; рус. уда (��) — эст.und ‘жерлица’; рус. кудель ( ��) — фин. kuontalo;рус. суд (��) — фин. suntja ‘церковный служащий’, рус.дуб (��) — фин. tammi. Наличие рефлексов носовыхславянских звуков в прибалтийско-финских языках поз-воляет относить X в. к самой поздней дате некоторыхзаимствований. Ф.П.Филин полагал, что эти древней-шие заимствования произошли в VII–VIII вв. [Филин1982: 205]. До X в. произошло заимствование слов, вкоторых отразилось произношение [ъ] и [ь]: рус. лъжь-


ка — фин. lusiikka, рус. съмьрть — фин. surma. Кро-ме того, что ряд заимствованных лексем по фонетиче-ским признакам можно отнести к очень древним, о даль-нейшей судьбе прибалтийско-финских лексем в русскомязыке с точки зрения периодизации и датировки сказатьчто-нибудь довольно трудно. Но часть заимствованныхслов попала в русские памятники письменности. И впер-вые фиксация прибалтийско-финских лексических заим-ствований была проведена И.И. Срезневским в «Мате-риалах для словаря древнерусского языка по памятни-кам письменности», где имеются следующие слова: гарва(1577), керевод (1453), корба (1391), корга (1568), лойва(1443), ламба (1391), луда (1571), лывина (1555), мерда(1496), ригач (1568), соломя (1391), сельга (1391), си-говина (1563), арбуй (1534), коломище (1534), ропочаг(1555). Наиболее полно фиксация и датировка прибал-тийско-финских лексических заимствований рассмотре-на Д.Н.Шмелевым в «Заимствования из прибалтийско-финских языков в старорусских памятниках письменно-сти» [Шмелев 1961: 191]. Основываясь на собственныхизысканиях, Д.Н.Шмелев приводит значительный пере-чень заимствованных лексем по письменным источникам:калега (1697), камбала (1697), корбукс (1630), корех(1673), кумжа (1568), лох (XVI в.), лудога (1593–1600),сиг (1563), мойва (1500), палтус, палтос (1584), пе-холка (1626), ряпукса, ряпус (1609), ряпуга, ряпуха(1637), кердега (1671), палья (1671), ряпушка (1648),сайка (1593–1600), снеток (1573), сорога (1609), тай-мень (1563), торпа (1563), харьюс (1588), макса (1666–1667), нерпа, морж (1652), нерпица (1551), кава (1655),кубас (1660), пул (1586), ринда ‘крыло невода’ (XVI–XVII вв.), юнда (1551), карбас (1563), сойма (1576), со-пец ‘руль’ (1666), калаг (1657), калги (1684), «купле-


ны лыжи с калгами»; Архив Онежск. Крест монастыря,кинжа (1645), кубача ‘связка соломы’ (1672), рубуша‘коробочка из куска бересты’ (1692), тукач ‘сноп’ (1663),шалгач (1697), мыза (1562), майна (1654 — в южнорус-ских документах), мандера (1697), масельга (1595 — взначении финского источника), пахта ‘утес’ (1675), пу-дас (1675), сузем (1691), тундра (1667), шалга (1653),варака (1584), салма (1563), соломя (1391, 1505). К со-жалению, автор привел заимствованный материал почтибез цитат, из которых можно было бы попытаться выве-сти значения, в которых эти слова употреблялись.

Несколько слов, не вошедших в список Шмелева, бы-ли датированы И. С.Вахросом в его работе «Наименова-ния обуви в русском языке» [Вахрос 1959]: канги, кань-ги ‘обувь типа башмаков, сделанная из оленьих койбшерстью наружу, с загнутыми носками’. По данным ав-тора, «каньги были известны в XVI и XVII вв. русским,проживающим в Двинском крае (Никольский, Карель-ский монастырь), в Холмогорах, на Свири, в Тихвинеи на Онеге» [Вахрос 1959: 104]. Улеги, уледи «сапоги,обычно с загнутыми вверх носками» отмечаются в Ар-хангельской, Олонецкой губернии, на Свири, в Якутии,начиная с середины XVI века.

Как видно из приведенных выше дат первой фиксациилексических заимствований, в памятниках письменностиони берут начало в XIV веке, а основной корпус отмеча-ется в XVI в. Но это все косвенные данные, и достоверносудить о вхождении того или иного слова в русский языкмы не можем.

Современный этап в изучении прибалтийско-финскихзаимствований в русском языке характеризуется боль-шим числом работ, относящихся к разным сторонам ис-следования данной проблемы. Большое значение для изу-


чения славяно-финно-угорских языковых связей имеюттруды А.И.Попова: «Из истории славяно-финно-угорскихлексических отношений», «Из истории лексики языковВосточной Европы», «Финно-угорские языки и лексикарусских говоров», «Некоторые вопросы и задачи исследо-вания лексики русских говоров», «К вопросу о древней-ших лексических связях между прибалтийскими финна-ми и славянами», «Русские говоры и влияние иноязыч-ных соседей» [Попов 1955; 1957; 1958; 1965; 1966; 1972].Решая проблему древнейших контактов прибалтийскихфиннов и славян, А.И.Попов полагает, что лексическиезаимствования «могли и должны возникать и много ра-нее VII века» [Попов 1972: 85]. К тому же он указыва-ет на то, что «восточнославянские и прибалтийско-фин-ские племена имеют гораздо более длительную историювзаимных соприкосновений и влияний, чем это обыч-но изображается на основе привлечения очень непол-ных и часто неточно толкуемых материалов. . . Лексиче-ский материал, сюда относящийся, имеет гораздо боль-ший объем, чем обычно считается» [Попов 1972: 89]. Го-воря о направлении заимствований в севернорусских го-ворах, А.И.Попов отмечает, что «в согласии с направле-нием многовековой русской колонизации севера и северо-востока Европы и севера Азии заимствования из мест-ных языков распространялись в том же направлении,так что слово, вошедшее в соответствующий говор рус-ского языка, например, из коми языка, легко распро-странялось вместе с колонизационными потоками вплотьдо русских восточно-сибирских говоров, но почти нико-гда не имело обратного продвижения к югу и западу»[Попов 1955: 3]. Анализируя русский диалектный ма-териал, А.И.Попов указал возможность передвижения«заимствованного элемента . . . от первоначально узкого


очага заимствования до естественного конца расшире-ния, обусловленного историко-географическими прегра-дами, и передачей материала другим языкам. Таким жеобразом общее прибалтийско-финское слово, представ-ленное финским kopri ‘глухой дремучий лес’, ‘глушь’,вепсск. korb и т. п., отразилось в севернорусском кор-ба ‘чаща’ и докатилось до алтайцев, — ср. алтайское(тюркское) корбо ‘кустарник’, не имеющее параллелей нив одном тюркском языке» [Попов 1966: 13]. Рассматри-вая лексику финно-угорского происхождения в русскомязыке, он впервые высказал мысль, что «это в сущностидаже не заимствованная лексика в собственном смыслеслова, а лексика субстратного происхождения, сохранив-шаяся пережиточно в . . . русских говорах» [Попов 1955:13–14]. А.И.Попов на конкретном лексическом матери-але отмечал «сложное переплетение карело-финских ивепсских данных с русскими лексическими материаламипри широком действии элементов народной этимологии»[Попов 1972: 11].

Процессы освоения прибалтийско-финских лексиче-ских заимствований рассматриваются в ряде трудов. Од-ной из наиболее крупных является работа А.К.Матвеева«Финно-угорские заимствования в русских говорах се-верного Урала» [Матвеев 1959], где автором в прибалтий-ско-финской части рассмотрено 27 слов, проанализиро-ваны проблемы семантического, фонетического, акценто-логического, морфологического и словообразовательногоосвоения.

Ряд проблем освоения заимствованных слов затронутв статье А.И.Федорова «Освоение заимствованных словв севернорусских говорах». Анализируя «фонетическиепреобразования слов, заимствованных из финских язы-ков» [Федоров 1971: 220], автор неправомерно, на наш


взгляд, соотносит лексический материал говоров с фин-скими словами, которые, по его мнению, являются эти-монами. Но в беломорских говорах, заимствования ко-торых рассматривает А.И.Федоров, большинство лексемкарельско-вепсского происхождения, и поэтому финскийматериал в большинстве случаев может быть соответ-ствием, а не исходным этимоном. Таким образом, наме-ченный автором процесс озвончения согласных в русскихговорах: фин. [p] — рус. [б], фин. [t] — рус. [д], не мо-жет быть доказан фактами, поскольку, например: тайбо-ла — кар. ливв. taibal, мянда — вепс. mand, кар. ливв.mandu. Все эти процессы могли происходить и на почвеприбалтийско-финских языков. Рассматривая семантиче-ские процессы, происходящие с заимствованной лекси-кой, автор говорит о том, что «в беломорских говорахизвестно значительное количество и таких заимствован-ных слов, значение которых отошло от значения, извест-ного в языке-источнике» [Федоров 1971: 223], но это неудовлетворяет нас, так как отход от значения может под-разумевать и сдвиг значения, и его сужение или терми-нологизацию, и примеры, данные А.И.Федоровым какраз представляют оба эти процесса. Говоря о полисемиии представляя значения, которые развились в результатепереноса по смежности, автор дает не совсем показатель-ные примеры: шаглы 1) рыбьи жабры, 2) мясо в жабрах,3) рыбьи скулы. Второе значение, на наш взгляд, — ре-зультат терминологизации, так как указывает на частьреалии, которая фигурирует в основном значении (третьезначение, по-видимому, не переработанная собирателемнародная дефиниция 1-го значения).

Процессы освоения прибалтийско-финской по про-исхождению лексики рассматривается в ряде работТ. Г.Доля, В. С. Сухановой. В статье «Существительныена -га в русских говорах Карельской АССР» [Доля, Су-


ханова 1975: 35–40], где предмет анализа — лишь суще-ствительные карело-вепсского происхождения с исполь-зованием материалов Я. Калимы, авторы выделяют двегруппы слов: 1) заимствования, в языке-источнике, кото-рым соответствуют слова, имеющие близкие звуки [k],[h], [g], 2) заимствования, в русском языке имеющиеформант -га, которого нет в исходном слове — галага(halla).

В статье «Об усвоении прибалтийско-финских заим-ствований в русских народных говорах Карелии» [До-ля, Суханова 1967: 86–101] авторы полагают, что анализстепени усвоения прибалтийско-финских заимствованийрусскими говорами покажет глубину взаимовлияний вобласти фонетики, лексики, морфологии. Рассматриваядалее освоение имен существительных на -а, авторы вы-деляют 5 исходных прибалтийско-финских групп, послу-живших источником для русских существительных жен-ского рода на -а: слова, оканчивающиеся на -i, -o, -e,-e, -a. Авторы, исходя из своих наблюдений, делают вы-вод, что большинство заимствований существительных— слова женского рода, слов среднего рода не встре-тилось, слова мужского рода оканчиваются на соглас-ные звуки. Т. Г.Доля и В.С. Суханова намечают два пу-ти образования новых слов на основе заимствований:1) выделение суффикса в слове на почве фонетическо-го сходства с исконно русскими суффиксами, 2) нараще-ние русских суффиксов на заимствованное слово. На нашвзгляд, можно еще выделить ряд слов, которые встреча-ются в русских говорах уже суффиксально оформленные,тогда как однокоренное безаффиксное образование в го-ворах не встречается; рупач ‘плавник рыбы’, кокач ‘пи-рожок с начинкой’, тикач ‘дятел’. Заканчивают статьюавторы выводом о том, что не существует новых слов,заимствованных из прибалтийско-финских языков, так


как носители русских диалектов не контактируют с ка-релами, вепсами. На что можно возразить, что в южномПрионежье, в Ленинградской, Вологодской областях веп-сы живут чересполосно с русским населением, а в сфереадстратных языковых взаимоотношений в Подпорожскомр-не нам удалось зафиксировать слово вейч ‘нож’, кото-рое также фигурирует и в КСРГК, в материалах болееранних оно отсутствует. Этот единичный факт конечносам по себе ничего не значит, однако следует помнить,что если существует две разнородные языковые среды, иесть возможность для контакта, то всегда нужно учиты-вать динамику их взаимодействия.

В статье «Структура прибалтийско-финских заимство-ванных слов в русских диалектах Карелии (имена су-ществительные)» [Доля, Суханова 1971] они продолжа-ют анализ морфологической структуры русского диалект-ного слова в связи с фонетическим оформлением словав языке-источнике авторы находят следующую зависи-мость: если в слове-источнике конечный гласный, то вдиалекте оформляется категория женского рода. Разби-рая лексику на -чи, они делают вывод, что эти словаимеют собирательное значение, а их основа без суффик-са обычно не употребляется. Далее рассматриваются сло-ва на -ина, по мнению авторов, русский суффикс прида-ет им значение единичности. Анализ существительныхмужского рода дал возможность утверждать, что глав-ное в этом процессе — отпадение конечного гласного, нов Вологодских говорах Т. Г.Доля и В.С.Суханова видятдругую закономерность, поскольку они полагают, что во-логодские лексические заимствования вепсского происхо-ждения, а в вепсском языке по сравнению с карельскимили финским конечный гласный усекается.


Проблеме семантического развития заимствованныхслов посвящена статья В.В. Сенкевич-Гудковой «Семан-тическая структура переносных значений в русских гово-рах Карелии» [Сенкевич-Гудкова 1970: 137–140], где дананализ переносных значений 9 слов прибалтийско-фин-ского происхождения: мянда ‘низкорослая искривленнаясосна, растущая на болоте’, переносное значение ‘жен-щина с приземистой нескладной фигурой’. По материа-лам ПЛГО удалось зафиксировать мянда ‘полная толстаяженщина’. Нам не совсем ясна мотивация переноса зна-чения; возможно, что здесь требуются дополнительныеисследования, хотя зафиксированныйЮ.И.Чайкиной ана-логичный перенос пинда ‘верхний слой дерева’ — пинда‘грузная неуклюжая женщина’, причем в с.ДмитриевскоеЧереповецкого р-на бытует только переносное значение,позволяет предположить, значение слова мянда ‘полнаятолстая женщина’ появилось в результате одного и тогоже процесса, поскольку лексема мянда фиксируется так-же в значении ‘заболонь’ (см. мянда в наст. раб.) [Чайки-на 1993: 187–192]. В статье В.В. Сенкевич-Гудковой пред-ставлены следующие пары с переносным значением: га-бук ‘ястреб’ – габук ‘скупец, жадюга’, макса ‘печень ры-бы, животных’ — макса ‘сгустки крови’, жигалуха ‘яще-рица’ — жигалуха ‘проныра, ловкач, хитрец’.

Единственной работой, посвященной проблеме аре-альной дистрибуции заимствованной лексики с истори-ческим срезом является статья В.Я.Дерягина, Л.М.Ко-мягиной «Из истории и географии финно-угорских за-имствований в севернорусских говорах» [Дерягин, Ко-мягина 1972: 32–49], где авторы представили образцыисторико-географического анализа отдельных слов в диа-лектах на территории современной Архангельской обла-сти по материалам современных говоров и данным па-мятников XV–XVII вв. Они придают большое значение


данной проблеме, полагая, что «данные о географическомраспространении заимствованной и субстратной лексикимогут указывать на р-ны контактов русского и иноязыч-ного населения и тем самым служить источником длявоссоздания старой языковой и этнической географии Се-вера. География заимствований служит также и допол-нительным материалом при определении общих границсовременных диалектов» [Дерягин, Комягина, 1972 32:33]. В статье представлены в основном слова, бытую-щие в архангельских говорах: каренга ‘кривое низкорос-лое дерево’, курья ‘залив или рукав реки’. Однако частьлексики, рассмотренная в статье, встречается и в Обо-нежье: лахта ‘залив, луг, болото’, луда ‘отмель, каме-нистое дно’, пакула ‘губчатый нарост на стволе дерева,главным образом березы’. Проанализировав распростра-нение заимствованной лексики, авторы делают вывод, чтовосточно-финские заимствования представлены на западне далее Двинского бассейна, а «часть заимствованийиз прибалтийско-финских языков в пределах рассматри-ваемой территории распространена только в собственнопоморских р-нах, причем эти изоглоссы оказываются до-статочно старыми» [Дерягин, Комягина 1972: 49].

Несколько работ посвящено проблеме освоения за-имствованных глаголов. Это статьи Т.В.Паникаровской[Паникаровская 1972: 40–48], Ю.С.Азарх [Азарх 1973:203–209], Э.М.Дубровиной, А.С. Герда [Дубровина, Герд1974: 75–79], Н. Г.Арзумановой [Арзуманова 1975: 84–90], Т.,Г.Доли, В. С. Сухановой [Доля, Суханова 1979:35–41].

Часть работ связаны с изучением финно-угорских за-имствований в отдельно взятых системах русских гово-ров. Это статьи: Л.А.Ивашко «Заимствованные слова впечорских говорах» [Ивашко 1958: 84–301], Л. А.Суббо-


тиной «Заимствованная лексика в русских говорах При-кемья» [Субботина 1978], Л. А.Вороновой «О прибалтий-ско-финских заимствованиях в промысловой лексике бе-ломорских рыбаков» [Воронова 1968: 142–156]. В послед-ней работе автором фиксируется около 70 лексем про-мысловой лексики рыбаков прибалтийско-финского про-исхождения, где преобладают наименования орудий и ихдетали, несколько меньше наименований рыб.

Ряд работ посвящены проблемам языковых взаимоот-ношений прибалтийских финнов и русских. Н. Г. Зайцевав статье «К вопросу о двуязычии (некоторые особенностисмешанного вепсско-русского народного говора деревниМарково Бабаевского р-на Вологодской области)» [Зай-цева 1969: 122–126] рассматривает проблемы вепсско-рус-ского двуязычия в связи с сильным взаимовлиянием двухязыков и частичным переходом вепсского населения нарусскую речь при своеобразной трансплантации вепсскихлексем на русское языковое поле. А.И. Кукконен, рас-сматривая финно-русские языковые взаимоотношения[Кукконен 1970: 135–137], выделяет три периода в языко-вых отношениях между финскими диалектами и русскимязыком:

1. древний (взаимоотношения праславянскогопериода),

2. следующий период связан с переселением носите-лей финских диалектов в Россию и заканчивается1917 г.,

3. послеоктябрьский период.

Этим же автором написана монография «О русско-фин-ских межъязыковых контактах» [Кукконен 1982], гдеА.И.Кукконен, рассматривая русские заимствования в


финских диалектах, рассматривает массовое двуязычиекак социальную проблему, причем «процесс отмиранияродного языка и перехода к употреблению русского языкав настоящее время наблюдается у некоторых прибалтий-ско-финских народностей. . . утрата родного языка проис-ходит у тверских карел. . . на такой же стадии отмираниянаходится ливский язык. . . подобные процессы наблюда-ются и в вепсском языке» [Кукконен 1982: 19]. Таким об-разом, автор показывает перманентный процесс ассими-ляции прибалтийско-финских языков русским, процесс,послуживший результатом того, что в русской диалект-ной речи, носители которой в прошлом говорили на од-ном из прибалтийско-финских языков, наблюдается зна-чительное число слов, как реликтовых остатков прежнегородного языка.

В двух статьях И.В.Сало [Сало 1966а, 1966б] рас-сматриваются лексические заимствования из прибалтий-ско-финских языков, делаются выводы об их количествен-ном составе; среди заимствований автор выделяет 27 словрыболовства, 17 слов географической терминологии, 18слов флоры и фауны, 28 звукоподражательных глаголов,14 слов группы «пища, одежда, обувь», 10 слов сельско-хозяйственной терминологии, 2 лексемы охотничьей тер-минологии. И.В. Сало рассматривает сложную картинувзаимоотношений вепсов, карел и русских в Беломорье[Сало 1971: 57–62]. При анализе прибалтийско-финскихзаимствований в беломорских говорах автор обнаружи-вает, что здесь примерно равное число заимствований изсобственно карельского языка (40%) и из вепсского (лю-диковский и ливвиковский диалекты) — примерно 39%.Анализируя историю взаимоотношений между русскими,с одной стороны, вепсами и карелами, с другой стороны,И.В.Сало полагает, что первые более или менее тесныеотношения вепсов со славянами происходили не позднее


IX века, причем русские колонисты пришли на Север задревними вепсами, а с юго-востока сюда же направилиськоми. Следуя в русле гипотезы Д.В. Бубриха о проис-хождении карел-ливвиков и карел-людиков из вепсскойосновы, автор полагает, что карельские племена с запад-ного побережья Онежского озера пришли к Белому морюпримерно в XI–XIII вв., а колонизация этого края рус-скими началась несколько позднее. До появления на тер-ритории Беломорья вепсов, карел и русских, здесь жилисаамы, с которыми вновь пришедшие народы вступиливо взаимодействие, так же как и между собой. Автор по-лагает, что следует также учесть и то, что пришедшиесюда русские принесли с собой следы былой общностис вепсами и карелами у себя на родине в Новгородскойземле, так как весь и часть карел, берущая свое происхо-ждение от нее, связана с русским государством уже с XIвека. В заключении И.В.Сало предполагает, что процесспроникновения заимствований из прибалтийско-финскихязыков существовал на протяжении всей русской колони-зации, и для выявления времени проникновения и ареаланет возможности. И.В. Сало проанализировала влияниеприбалтийско-финских языков на севернорусские говорыпоморов Карелии в диссертационной работе, словарныематериалы которой находятся в КСРНГ и используютсяпри этимологическом и ареальном анализе исследуемогоматериала (см. раздел «источники и материалы»).

Вопросы этнического присхождения русского населе-ния Северо-Запада России лежат в сфере общих вопросовфинно-угорского субстрата в русском языке. В ряде работотмечается влияние финно-угорских языков на русскийи, шире, славянские языки не только на уровне лексики,но также на уровне фонетики, морфологии, синтаксиса[Meckelein 1914; Veenker 1967; Востриков 1990, Kunnap1998].

АРЕАЛЬНО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЙАНАЛИЗ ЛЕКСИКИТЕМАТИЧЕСКИХ ГРУПП

Принципы подачи материала

Основной корпус материала представляет собой словар-ные данные с точной географической фиксацией каждойлексемы и ее вариантов. В заголовок выносятся основныеварианты. Даются как фонетические, так и фонологиче-ские варианты слова, отмечаются также формы, досто-верность которых вызывает сомнение. Поскольку работав основном выполнена на материале полевого лингвогео-графического обследования — ПЛГО, то при описаниислова данный материал идёт на первом месте, хотя в ря-де случаев имеются отступления композиционного харак-тера. Если материалы картотеки «Словаря русских гово-ров Карелии и сопредельных областей» (КСРГК) одно-типны с ПЛГО и не отличаются ни в территориальном,ни в семантическом аспектах, то они даются в общем пе-речне, особо при этом не оговариваясь. Но когда матери-алы ПЛГО и КСРГК различаются, то при описании сло-ва они подаются раздельно. Фиксируются все дериваты,поскольку факт их бытования в том или ином р-не уси-ливает ареальную привязку данного слова. Хотя анализлексики прибалтийско-финского происхождения преиму-щественно носит синхронный характер, (данные КСРГКохватывают период в 30–40 лет), основываясь на мате-риалах картотеки «Словаря русских народных говоров»(КСРНГ), где хранятся материалы почти за 200 лет, в ра-боте по возможности прослеживалось сужение или рас-ширение ареала того или иного слова. При этимологичес-ком анализе в одной статье приводятся варианты и про-

Принципы подачи материала 67

изводные, сводимые к одному этимону, а также лексемыэтимологически разнородные, если они: а) у предыдущихавторов рассматривались как варианты одного этимона;б) являются синонимами — с целью разграничения мате-риала; в) фонетически сильно различаются, а этимологи-чески возможно их родство. При этимологическом ис-следовании лексических данных использовались как от-дельные работы по некоторым словам, так и этимологи-ческие словари (см. разделы «литература», «источники»и «материалы»). Так как большинство работ имеет алфа-витную подачу материала, ссылки на страницу не дает-ся. После этимологического анализа следуют ареальныевыводы, уточнение этимологии (если таковое имеется).Цитаты русского диалектного материала не приводятся,они даются только в редких случаях при сомнительнойформе для подтверждения данных.

Примеры слов из прибалтийско-финских языков дава-лись по различным источникам, главные из них это —«Suomen kielen etymologinen sanakirja» (тт. 1–7), «Karja-lan kielen sanakirja» (тт. 1–5), «Словарь вепсского языка»(подробный перечень см. в материалах и источниках).Кроме того, как косвенные свидетельства распростране-ния того или иного слова в данном ареале в настоящем ив прошлом, при описании слова даются топонимы и ан-тропонимы, собранные автором или зафиксированные влитературе.

Названия растений и их частей

Данная тематическая группа включает в себя 58 слови вариантов. Так как большинство лексики, представ-ленной в этом разделе, имеет широко известные обще-народные названия, представляется излишним снабжать

68 БУТКИ, ПУТКИ

их латинской номенклатурой. В этой группе зафиксиро-ваны названия травянистых растений, ягодных кустарни-ков, деревьев, в основном по качеству древесины, густотепроизрастания и т. п.

БУТКИ, ПУТКИ

Оба эти варианта бытуют в Обонежье в одном и том жезначении ‘стебли щавеля’. Более широкое распростране-ние имеет слово путки, отмеченное в Медвежьегорскомр-не (Космозеро, Шуньга, Тихвин Бор, Кефтеницы, Мя-грозеро, Ламбасручей, Толвуя, Кажма, Есино, Заточино,Лисицыно, Челмужи, Загубье, Великая Нива, Шильтя,Кузаранда), в Кондопожском р-не (Гангозеро, Новинка,Кулмукса, Лижма), в н. п. Пудожского р-на, прилегаю-щих к Медвежьегорскому (Пяльма, Римское). В боль-шинстве случаев слово путки на обследованной терри-тории употребляется во множественном числе, доволь-но редко в единственном: в Медвежьегорском р-не —путка, в Кондопожском — путок. Спорадически в Заоне-жье фиксируется ударение на последнем слоге — путки,с таким же ударением путки ‘щавель’ отмечает Куликов-ский в Заонежье и в Повенецком уезде. Кроме говоровОбонежья лексема путки представлена в Терском р-не(Варзуга).

Более узкий ареал имеет слово бутки, оно распро-странено в Прионежском р-не (Суйсарь, Заозерье), в рядепунктов Кондопожского р-на (Кулмукса, Тулгуба), при-чем в Кулмуксе представлены как путки, так и бутки.В более ранних материалах анализируемая лексика былапредставлена шире — в словаре Куликовского — буткав значении ‘щавель’ — в Петрозаводском уезде, в СРНГ— бутки ‘полые стебли зонтичных растений’ отмечены вПетергофском уезде Петербургской губернии с датиров-

БУТКИ, ПУТКИ 69

кой начала XX века. В словаре Анненкова представленослово с иной огласовкой — бодка, но со сходной семан-тикой ‘растение сем. зонтичных’, отмеченное автором вОлонецкой губернии.

По мнению Калимы, слово путки происходит из кар.putki, а бутки из люд. butk [Kalima 1915: 191]. Меркуло-ва, рассматривая лексему пучка ‘название растения сем.зонтичных’, делает вывод: «источник этого слова лежитв западнофинских и в меньшей степени в восточно-фин-ских языках» [Меркулова 1967: 68]. И хотя далее онаговорит о том, что в говорах Олонецкой губернии встре-чаются формы наиболее близкие к первоисточнику, какпутки, бутки, происходящие из прибалтийско-финскихязыков, отсутствие разграничения слов путки, бутки ипучка, пучки снижает точность этимологии, предложен-ной Меркуловой. На наш взгляд, западно-финский, а точ-нее карельско-вепсский характер источника имеют толь-ко слова бутки, путки, причем их ареальная дистрибу-ция, приведенная выше, подтверждает выводы, сделан-ные Калимой. По данным КСРГК лексемы пучки имеютдовольно частотные фиксации в значении ‘стебли щаве-ля’ гораздо северо-восточнее, преимущественно в Онеж-ском р-не. Дистрибуция подтверждается также даннымисловаря Повысоцкого: пучка, пучки ‘лекарственное рас-тение Angelika Archangelika’ зафиксированные в Холмо-горском, Пинежском, Мезенском уездах. Картотека СР-НГ показывает, что слово пучки распространено повсе-местно в говорах севера Росси, Урала, Сибири, Камчатки,включая также говоры Оренбургской области. В силу ши-рокого распространения этой лексемы можно предполо-жить, что форма пучки обязана столь широкой дистрибу-ции наличию адстратного влияния смежных финно-угор-ских языков: мордовское — эрз. potskо ‘стебли щавеля’,‘полые стебли травянистых растений’; удмуртское пучы

70 ВАКХА, ВАХТА

‘верба, почка дерева’; ненецкое pudz ‘стебель, трубка зон-тичного растения’. Таким образом, исходя из вышеизло-женного неприемлема гипотеза Фасмера об эстонском ис-точнике слова пучки — эст. putsik, кроме того, противпредположения Фасмера говорит и распространение этойлексемы: она отсутствует в псковских и новгородских го-ворах. SKES также не включает слово пучки в сферуприбалтийско-финского языкового влияния [SKES: 662].

Делая выводы об ареальной дистрибуции анализиру-емой лексемы, следует уточнить, что слова бутки в рядеслучаев употребляется наряду с путки, а именно на За-паде Заонежья в Кондопожском р-не, причем на основа-нии имеющегося материала невозможно говорить о пре-обладании того или иного слова, Спорадически такое жеявление наблюдается на восточном Побережье Онежско-го озера в н. п. Челмужи. Нужно также подчеркнуть, чтолексема путки, имеющая широкий ареал, отсутствует вюжном и в юго-западном Прионежье (Вытегорский, Под-порожский р-ны). Слово бутки бытует в Прионежском исмежном Кондопожском р-нах.

Трудно атрибутировать слово бутья ‘стебли щавеля’,отмеченное в СРНГ в Мосальском уезде Калужской гу-бернии.

ВАКХА, ВАХТА

Значение данных вариантов в настоящее время в гово-рах Обонежья нивелировалось, и в большинстве случаевудалось лишь узнать, что это растение — трава, преиму-щественно растущая на болоте. Форма вахка отмеченав Сегежском р-не (Валдай, Вожма Гора, Полга), а такжев соседнем Беломорском р-не (Лапино). Вариант вахтаимеет несколько более широкий ареал, он зафиксированв Подпорожском р-не (Пидьма), Кондопожском (Кулмук-

ВАКХА, ВАХТА 71

са), Медвежьегорском (Челмужи), Вытегорском (Андо-ма); на смежной территории — в Киришском р-не (Пял-нобово). По данным КСРГК в Череповецком р-не отмеченвариант вафка. Дериват вахковник ‘трава, растущая всырых местах’ бытует в Пудожском р-не (Корбозеро); де-риват вахтенник ‘трава’ записан в Киришском р-не. Суб-ботина [Субботина 1978] указывает на распространениеслова вахта ‘трава, растущая в сырых местах’ в Вытегор-ском р-не.

Вариант вахка со значением ‘трилистник’ представ-лен в материалах Полякова по Водлозеру Пудожскогоуезда. Поляков замечает, что это растение служит пи-щей северному оленю. В словаре Куликовского это сло-во со значением ‘трилистка, трифоль, Menyathes trifolia,L.’ имеет более широкое распространение на Водлозереи Выгозере, ныне Пудожский и Сегежский р-ны. Назва-ния растений, содержащие слово вахта, представлены всловаре Анненкова: вахта черная ‘растение сем. кувшин-ковых’ с пометкой Кунгур. Перм.; вахта обыкновенная‘растение сем. кувшинковых, кубышка желтая’, Перм.;вахта речная ‘растение сем. кувшинковых’, записано вКостромской губернии. В СРНГ, кроме того, дано сло-во вахта ‘трилистник, трефоль’, отмеченное в Тоболь-ской губернии в 1914 году. Также в словаре Анненко-ва зафиксированы варианты вехк ‘растение сем. горе-чавковых, вахта в Олонецкой губернии; и вях ‘растениесем. зонтичных, цикута ядовитая’, отмеченное в Шенкур-ском уезде, имеются также дериваты вахтовник ‘расте-ние сем. частуховых, частуха подорожниковая’ (Волог.);вахтовник ‘растение сем. ароидных, белокрыльник бо-лотный’ (Вят.).

Калима не включает данное слово в перечень прибал-тийско-финских заимствований в русском языке. Доволь-но подробно вопросы его этимологии разработаны Мер-

72 ВАКХА, ВАХТА

куловой [Меркулова 1967,: 37–38]. Она отвергает мысльо заимствовании слова вахта из чешского языка, предло-женную Матценауэром [Matzenauer 1882: 361], так какна чешской почве данное слово этимологии не имеет, ивслед за Махеком [Machek 1954: 182] делает вывод о за-имствовании его из финно-угорских языков, которое под-тверждается географией этого слова в русских говорах.Следует согласиться с утверждением Меркуловой в том,что при заимствовании сочетание -хк на русской почвечасто передается как -хт. Говоря о причинах заимствова-ния, она полагает, что «в русский язык это слово проник-ло давно и было устойчиво сохранено благодаря широко-му употреблению в пищу корневищ Calla и Menyanthesкак местным финским, так и русским населением» [Мер-кулова 1967: 38]. Меркулова отмечает употребление это-го слова уже в памятниках XVI века. В SKES словоvehkaleipa, широко распространенное в финских диалек-тах, имеет значение ‘мякинный суррогатный хлеб, кото-рый выпекался в неурожайные годы с толченым сушенымкорнем растения вехки’. В финском языке слово vehkaтакже имеет длительную письменную историю, оно от-мечалось еще М.Агриколой [SKES: 1681]. Несмотря нато, что предполагаемый этимон широко распространенв прибалтийско-финских языках и в финских диалектах,везде, кроме северной Финляндии, в ижор. vehka, в ливв.vehka, в люд. vehk, эст. vohk, все-таки прочных фонети-ческих оснований для решения вопроса об этимологиислов вахка, вахта нет. Спорадичность распространения,одна-две фиксации в каждом р-не Обонежья, говорят отом, что анализируемые слова выходят из употребления.А бытование их в говорах Нижнего Поволжья (дерива-тов вахтовник ‘растение сем. кувшинковых, кувшинкабелая’ — в словаре Даля с пометой Астрах.; выхтовник

ВИГАЛА 73

желтый ‘растение сем. кувшинковых, кувшинка желтая’— в словаре Анненкова с той же географией) позволяетусомниться в их чисто финно-угорском происхождении.Хотя несомненно, что слова вехк, вях, вахка восходятименно к прибалтийско-финским этимонам.

ВИГАЛА

Данное слово имеет единственную фиксацию в Сегеж-ском р-не (Валдай) в значении ‘осока’. На наш взгляд,его можно возвести к ливв. vikkeri, vikkeli ‘мышиныйгорошек или смешанное с овсом кормовое зерно’. SKESфиксирует vikkeli ‘вика’ в диалектах хяме, саво и в Се-верной Карелии. В финские и карельские диалекты эталексема попала из норв. vicker, vicka, причем германскиеданные восходят к латин. vicia [SKES: 1760].

ГАЖЛА

Данное слово зафиксировано в значении ‘тростник, осо-ка, растущие в озере, реке и т. п.’ в Медвежьегорском р-не (Великая Губа, Шуньга, Космозеро), в Прионежскомр-не (Кончезеро). В Космозере в этом значении употреб-ляется также слово лупа. На смежной территории поданным КСРГК удалось отметить вариант гажля с ана-логичной семантикой в Беломорском и Кемском р-нах.

В словаре Куликовского представлены два вариантагажла ‘водяное растение’ в Петрозаводском уезде; и кар-жла с той же семантикой и географической пометой. ВСРНГ имеется слово гажлы ‘род тростника, растущего возерах’, отмеченное там же в Петрозаводском уезде.

Калима полагает, что приведенные выше варианты вос-ходят к ливв. kazlu (kazlu), ген. kazla (kazla-) ‘камыш,тростник’ при фин. kaisla, kaisila, kaihila, kaihla, эст.

74 ГОРМА

kaizel. Вариант с [г], по мнению Калимы, появляетсяна русской почве [Kalima 1915,: 107]. На наш взгляд,озвончение под влиянием русской фонетики происходитеще в диалектах карельского языка, ср. рус. приуз ‘цеп’,кар. бриужа (Макаров). И отмеченное в SKES люд. gazl(gazl) позволяет предположить, что более уместной здесьможет быть людиковская этимология. В прибалтийско-финские языки, как указано в SKES, лексема вошла изскандинавских, ср. др.-норв. geisl ‘лыжная палка’ [SKES:143]. Анализируемое слово гажла не частотно, фиксиру-ется спорадически, бытование его в настоящее время вЗаонежье, в беломорских говорах и в Прионежском р-неявляется, по-видимому, дробными остатками ранее еди-ного ареала. В южном Прионежье в значении ‘тростник,осока’ употребляется слово треста.

Лексема жагла, отмеченная в Медвежьегорском р-не,(Кажма) вероятно является вариантом данного заимство-вания, результатом метатезы, вследствие неясности вну-тренней формы.

ГОРМА

В значении ‘растение иван-чай’ слово горма отмеченов Подпорожском (Курпово, Пидьма, Яндеба, Шеменичи,Ульино), в Пудожском (Каршево, Песчаное, Авдеево, Се-меново, Колово), в Кондопожском (Тулгуба, Горка), вМедвежьегорском (Кажма, Челмужи), в Прионежском(Суйсарь, Вороново), в Вытегорском (Андома) р-нах. ВПудожском р-не по КСРГК представлен вариант с дру-гим ударением — горма (Сумозеро). В Подпорожскомр-не (Ярославичи) зафиксирован дериват гормага ‘иван-чай’.

На сопредельной территории слово горма отмечено вЛодейнопольском, Тихвинском, Беломорском р-нах. Име-

ГОРМА 75

ется эта лексема с тем же значением в Мурманской об-ласти в окрестностях г. Кандалакша. Первая фиксацияслова — горма «дудковая трава» в Олонецкой губер-нии дается Рыбниковым. В словаре Куликовского гормав значении ‘иван-чай’ отмечается в Олонецком, Петро-заводском, Повенецком, Лодейнопольском уездах; в Пу-дожском уезде Куликовский фиксирует значение ‘Spireaulmaria L., сем. розанных; лабазник вязолистный’, в этомже значении он отмечает словосочетание белая горма; уАнненкова фиксируется слово горма ‘Spirea ulmaria’ вАрхангельской и Новгородской губерниях. По-видимому,вариантным является слово борма ‘растение Epilobiumangustifolium L., сем. кипрейных’, отмеченное Анненко-вым в Повенецком уезде.

Калима выводит название растения из кар. horma ‘рас-тение сем. кипрейных’. Причем сюда же относит словоформа ‘Spirea ulmaria’, отмеченное Куликовским в Кар-гопольском уезде, ставя его в зависимость от саамскогоматериала, где наблюдается мена [h]/[f], саам. foarbma,horbma ‘rumex domestikus’, ср. также: фин. formuruoho‘кипрей’, [Kalima 1915,: 93]; SKES приводит соответству-ющие формы кар. horma ‘кипрей’, люд. horm, hormhein‘иван-чай’, вепс. hormgit ‘кипрей’ также дает карельскуюэтимологию; в саамский язык, по мнению авторов, словопришло из финского или карельского языка [SKES: 81].

Распространение данного заимствования практическиво всем Обонежье (наиболее частотно слово в Подпорож-ском и Пудожском р-нах, находящихся на противополож-ных берегах Онежского озера, реже встречается оно вВытегорском, Кондопожском, Прионежском, Медвежье-горском р-нах) позволяет привлечь в качестве этимонавепсский материал; в СВЯ отмечены horhamed, hormhiın‘кипрей, иван-чай’.

76 КАНАБРА, КАНАБРЕННИК

Лексема горма, фиксируемая в значении ‘кипрей’ набольшей части обследуемой территории, отмечается и вновгородских говорах с семантикой ‘таволга’, что, веро-ятно, связано с полисемией на карельской почве, ср. кар.horma ‘таволга’, ‘кипрей’ [KKS 1,: 311]. Значение ‘кипрей’для возможного этимона употребляется значительно ши-ре в прибалтийско-финских языках, ср. кар. тихв., сев.horsma ‘кипрей’ [KKS 1: 311], кап. твер. horma ‘кипрей,иван-чай’ [СКЯП: 56], ливв. hormu ‘кипрей, иван-чай’[СКЯМ: 72], вепс. hormhiin, hormehiin ‘кипрей, иван-чай’ [СВЯ: 143], люд. horm ‘иван-чай’ [SKES: 81]. Исходяиз ареала можно говорить о вепсско-карельской природепроисхождения этого лексико-семантического варианта.

КАНАБРА, КАНАБРЕННИК

Канабра в значении ‘багульник’ по данным ПЛГО иКСРГК отмечено в Медвежьегорском р-не (Челмужи, Чер-касы, Федотово, Ламбасручей), в Прионежском р-не (Пе-дасельга, Заозерье, Суйсарь), в Сегежском (Валдай, Во-жма Гора). Значение ‘вереск’ отмечено в Подпорожскомр-не (Яндеба, Юксовичи, Усланка, Пидьма, Курпово, Ше-меничи), в Вытегорском р-не (Ошта). Значение ‘верхняяветвистая часть ягодного кустарника — черники, брус-ники’ зафиксировано в Медвежьегорском р-не (Челму-жи, Кузаранда, Великая Нива, Загубье, Толвуя, Мяль-зино), в Кондопожском р-не (Диановы Горы). На смеж-ной территории канабра ‘багульник’ распространено в р-не г. Кандалакши (Княжая губа), Онежском р-не, Лодей-нопольском, Тихвинском, Чудовском, Бабаевском р-нах.Значение ‘верхняя ветвистая часть ягодного кустарника’бытует в Беломорском р-не. В Лодейнопольском р-не (Пе-ченицы) канабра отмечена в значении ‘вереск’. Лексемаканабра ‘лекарственная ромашка’ отмечена в Прионеж-

КАНАБРА, КАНАБРЕННИК 77

ском р-не (Ладва) по КСРНГ. По данным СРНГ отме-чаются варианты канабря ‘вереск’ в Вепшинском р-не икамабра с тем же значением в Лодейнопольском.

Вариант канавра ‘вереск’ записан в Подпорожскомр-не (Шустручей, Ульино), причем в Ульино, наряду сканабра; в Сегежском р-не (Валдай, Вожма Гора) и Бе-ломорском р-нах канавра бытует в значении ‘багульник’.

Вариант канабра в значении ‘багульник’ впервые за-фиксрован в Архангельской губернии Кузьмищевым. ВОпыте канабра — «часть дерева или вообще растения,находящаяся в земле, корень» (Шенк. Арх.). В слова-ре Подвысоцкого рассматриваются два слова канабра сударением на последнем слоге и канаборник ‘багульник’,отмеченные в Онежском уезде. В словаре Куликовскогоканабра зафиксировано в Подвенецком и Петрозавод-ском уездах, а дериват канабренник дан в двух значени-ях — ‘багульник’ в Каргопольском уезде, ‘мох на камнях’в Песчановской волости Пудожского уезда. Второе Доп.также представляет слово канабра ‘приболотный леснойкустарник’. «В Сумском Посаде его парят и пьют, чтобыразогнать кровь» (Кем., Арх., Тихв., Новг.).

Форму канабра отмечает А.С. Герд [1975a] в Кириш-ском, Чудовском р-нах и Заонежье. В словаре Меркурье-ва канабра имеет значение ‘брусника, брусничник, брус-ничный лист’. (Канабры заварим, пьем чай) в Ловозер-ском р-не.

Вариант канаврик ‘приболотный лесной кустарник’отмечен Вторым Доп. в Новоладожском уезде. Трудносудить, относится ли к рассматриваемому заимствованиюслово канавра, представленное в [Слов. Акад. 1908], вНижегородской губернии в значении ‘сухолом, кустарни-ковое растение с бело-голубыми цветочками, употребля-ется от боли в животе’. Анненков дает вариант канарик‘вереск’ в Петербургской губернии.


Более широкое распространение получил дериват ка-набренник. в значении ‘верхняя ветвистая часть ягод-ного кустарника’ это слово отмечено в Медвежьегорскомр-не (Палтега, Кузаранда, Ламбасручей, Шильтя, ТихвинБор, Великая Губа). В Кондопожском р-не (Кулмукса,Новинка, Гангозеро) канабренник имеет значение ‘ба-гульник’. В н. п. Тулгуба этого р-на отмечено значение‘низкая трава’.Канабренник ‘вереск’ зафиксирован в Подпорожском

р-не (Усланка, Корба, Юксовичи), в Медвежьегорском р-не (Космозеро), в Пудожском р-не (Гакукса, Каршево).Переходный случай отмечен в н. п. Пяльма Пудожскогор-на, где канабренник употребляется в двух значениях— ‘багульник’ и ‘верхняя ветвистая часть ягодного ку-старничка’.

В некоторых населенных пунктах семантика слова ка-набренник уже не вполне ясна информантам, и они немогут соотнести его с каким-либо растением, а в ответна вопрос говорят, что это трава, растущая в лесу. Такиеответы зафиксированы в Прионежском р-не (Машезеро),Пудожском р-не (Песчаное, Пелусозеро), в Медвежьегор-ском (Шуньга, Федотово), Вытегорском (Белый Ручей). Вн. п. Авдеево бытует значение канабренник ‘захламлен-ное, трудно проходимое место в лесу’ (Пудожский р-н),которое явно соотносится с материалом Опыта — кана-бренник «насаждение какой-либо лесной породы, до тогогустое, что трудно пролезть» (Шенк. Арх.). В н. п. Алек-сеево Пудожского р-на по КСРГК слово канабренникотмечается в значении ‘мелколесье’. На смежной терри-тории слово канабренник в значении ‘вереск’ отмеченопо КСРГК в Терском р-не (Умба). В словаре Меркурьеваканабренник дается в том же значении, что и кана-бра ‘брусника, лист брусники’ (н. п. Кузомень Терскогор-на). Значение ‘багульник’ представлено в Каргополь-

КАНАБРА, КАНАБРЕННИК 79

ском р-не; канабренник ‘можжевельник’ отмечено в Ло-дейнопольском (Печеницы). Значение ‘верхняя ветвистаячасть ягодного кустарничка’ по КСРГК распространено вОнежском р-не и в окрестностях г. Кандалакша.

Отмечается по данным КСРГК единичный вариант:канабранник ‘багульник’ (Медвежьегорсий р-н н. п. Ни-китинское). По данным КСРГК фиксируются следующиеварианты: в значении ‘багульник’ — конавриник (Кол-гостров Пудожского р-на); канарвенник (Чудовский р-н); канаврик (Бокситогорский р-н); канарвленник (Чу-довский р-н); канаврик (Чудовский и Бокситогорский р-ны); канавренник (Кемский р-н, Поньгома); канарник(Вашкинский р-н); конаборник (Онежский р-н, Кянда).В значении ‘верхняя ветвистая часть ягодного кустарнич-ка’ отмечены варианты: канабрики (Тихвинский р-н);канавриха (Челмужи Пудожского р-на).

Для части вариантов точное значение установить неудалось, записи КСРГК отмечают, что это болотное рас-тение — канарва (Любытинский, Киришский р-ны); ка-набрешник (Ковжа Каргопольского р-на); канавленник(Кемский р-н). В последнем варианте, по-видимому, про-изошло переосмысление внутренней формы через связьсо словом канава. В н. п. Усть-Пога Плесецкого р-на от-мечено значение, несколько выбивающееся из приведен-ного выше ряда — канабринки ‘проросшие при храненииростки картофеля, ржи’.

Впервые этимологию слова канабра предложил Ше-грен как заимствование из фин. kanerva ‘вереск’. Пого-дин полагал, что здесь результат воздействия карельскихдиалектов, ливв. kanabra. Калима считает, что обилие ва-риантов заимствования вызвано тем, что они соотносят-ся с разными этимонами; ливв. kanabra, вепс. kanambr,фин. kanerva, эст. kanarik, kanarpik с общим значени-


ем ‘вереск’ [Kalima 1915,: 103]. SKES придерживаетсяэтой же точки зрения, приводя формы — фин. kanerva,kanarva, кар. kanarvo, ливв. kanabro, люд. kanabr, водск.kanebro, эст. kambarpik, kanerma. Причем, вслед за Ка-лимой, авторы SKES полагают, что слово канабра ‘ве-реск’, отмеченное Слов. Акад. 1906–1907 в Петербург-ской и Олонецкой губерниях, является вариантом данно-го заимствования [SKES: 155]. В СВЯ имеется следую-щий материал: kanabr ‘вереск’, kanabrik, kanabrist ‘ве-ресняк’. Делая некоторые выводы по данным лексемам,следует отметить, что в южном Прионежье (Вытегорскийр-н, от н. п. Ошты до Андомы) данное заимствование за-фиксировать не удалось. Основные варианты канабра,канабренник образуют различные ареалы в отношениисемантики, хотя для словообразовательных вариантов бо-лее или менее четких границ установить не удалось. Зна-чение ‘вереск’ отмечается и, по-видимому, поддерживает-ся в юго-восточной зоне адстратным вепсским влиянием— в Подпорожском, прилегающей к нему части Вытегор-ского р-на, а также в южной части Пудожского р-на. Зна-чение ‘багульник’ распространено в Прионежском, Кон-допожском р-нах и спорадически в Заонежье. Значение‘верхняя ветвистая часть ягодного кустарничка’ зафикси-ровано только в Медвежьегорском р-не и в примыкаю-щей к нему части Кондопожского р-на. В Заонежье этасемантическая инновация, вероятно, связана со сравни-тельно недавним приходом неисконного населения в этотареал. Ареальная дистрибуция семантических различий внастоящее время все же не имеет четких границ, что, по-видимому, связано с внутренней миграцией населения вОбонежье. Спорадические фиксации слова канабренник‘верхняя ветвистая часть ягодного кустарничка’ в Онеж-ском р-не и ряде р-нов Мурманской области (КСРГК)

КАРА 81

подтверждают, что его ядерный ареал находится именнов Заонежье.

КАРА

В значении ‘насечки на хвойном дереве для сбора смолы,живицы’ отмечено в Медвежьегорском р-не (Космозеро,Ламбасручей), в Пудожском р-не (Пелусозеро), в Кон-допожском р-не (Кулмукса). В смежных говорах словокара в приведенном значении бытует в Плесецком р-не.В прибрежных населенных пунктах Медвежьегорскогор-на Заонежья лексема кара в Сенной Губе имеет зна-чение — ‘гриб-трутовик, растущий на березе’; в ВеликойГубе — ‘нарост на хвойном дереве’. В Подпорожском р-не(Пидьма) кара отмечено в значении ‘участок на дереве,лишенный коры’, в этом же значении оно представлено вСРНГ в Вельском р-не.

По-видимому, вариантным является слово корулька‘разрез на дереве’, бытующее в Вытегорском р-не (Ме-гра).

Лексема кара ‘участок на дереве, лишенный коры длядобывания смолы-живицы’ по СРНГ отмечается на Ниж-нем Урале. В материалах Филимонова (Коштуги Вытегор-ского уезда) отмечается слово кара в значении ‘глубокаязарубина на чем-л.’ и ‘зазубрина’. — Надо заточить кару<на топоре>. В значении ‘зазубрина’ слово кара употреб-ляется также в Вашкинском р-не.

Калима сводит слова кара ‘залив’ и кара ‘насечкина дереве’; он полагает, что сведение этих слов вместеочевидно, но направление заимствования не совсем ясно,так как далее не имеется никакой этимологической связи[Kalima 1915: 104].

82 КОРТЕХА, КОРТЕГА

По-видимому, слово кара имеет довольно четкие со-ответствия в вепсском языке: в СВЯ отмечается kar взначении ‘щель’, ‘отверстие, дыра’, ‘яма, углубление, вы-емка’; ‘петля одежды’. Причем, возможно, что значение‘нарост на хвойном дереве’, ‘гриб-трутовик на березе’ свя-зано с фин. диалект kara ‘твердый и сухой сук хвойно-го дерева’, а ‘насечки, зарубки’ — с приведенным вышевепсским этимоном. Анализируемое слово ни по даннымПЛГО, ни по КСРГК не является частотным, его спора-дические фиксации не образуют четкого ареала.

КОРТЕХА, КОРТЕГА

Приведенные варианты фиксируются только в значении‘хвощ’ как по данным ПЛГО, так и по данным КСРГК.Вариант кортеха отмечается в Медвежьегорском р-не(Федотово, Белохино, Кажма, Космозеро, Типиницы, Тя-взия, Сенная Губа, Толвуя, Великая Нива, Ламбасручей,Палтега, Загубье, Челмужи, Шуньга, Великая Губа, Па-бережье), в Пудожском р-не (Римское), в Прионежскомр-не (Заозерье, Ладва, Вороново, Шуя), в Кондопожскомр-не (Горка, Лодмозеро), в Подпорожском р-не (Шеме-ничи). В н. п. Шильтя Медвежьегорского р-на отмеченозначение кортеха ‘тростник, растущий в озере’. Варианткортега преобладает в Пудожском р-не (Авдеево, Пес-чаное), в Прионежском (Лехнаволок, Ялгуба, Кончезе-ро). В н. п. Ладва Прионежского р-на, кроме слова на-ха, употребляется вариант кортега с дериватом от негокортежка, который также записан в Прионежском р-не(Лехнаволок, Машезеро). В н. п. Челмужи отмечены триварианта с одним и тем же значением — кортеха, кор-тега, кортеха. Вариант кортека зафиксирован также поданным КСРНГ в н. п. Житницы Медвежьегорского р-на.В н. п. Пяльма отмечено значение кортега ‘заболоченное

КОРТЕХА, КОРТЕГА 83

место в лесу’ по ПЛГО. В Вытегорском р-не (Казаково)по ПЛГО записан вариант кореха со значением ‘высокаятрава’.

Данные КСРНГ приводят еще два слова, по-видимому,относящиеся к анализируемому гнезду — кортняг ‘хвощ’в Медвежьегорском р-не (Белохино). На смежной тер-ритории кортеха ‘хвощ’ отмечается в Кемском р-не поКСРГК, и кортеха ‘травянистое растение’ в окрестностяхг. Кандалакша (Федосеевка) — в словаре Меркурьева. ВЛодейнопольском р-не кортега зафиксировано в значе-нии ‘осока в озере’.

В словаре Куликовского представлены четыре вариан-та; кортег, кортега ‘осока, тростник’ в Петрозаводскомуезде и в Заонежье; кортюх в н. п. Моша Каргопольско-го уезда и кортеха в Пудожском со значением ‘хвощ’.Слов. Акад. Грота-Шахматова дает кортяха и кортичкав Повенецком уезде.

Погодин и Калима предполагают ливвиковскую эти-мологию, — ливв. korteh, причем Калима полагает, чторусские финали -ега, -ег, -еха возникли на почве ливви-ковского -eh. SKES придерживается приведенной вышеточки зрения, но не исключает и возможность людиков-ского влияния [Погодин 1904: 33; Kalima 1915: 132].

В шимозерском диалекте вепсского языка употребля-ется форма, совпадающая с формой ливвиковского диа-лекта — korteh ‘хвощ’.

Ливвиковский этимон представлен в составе микро-топонима в Олонецком р-не — Kortehnittu [Мамонтова1982].

Употребление данного заимствования в Заонежье иприлегающих к нему р-нах позволяет подтвердить эти-мологию Погодина-Калима.

84 КУКЛИ

КУКЛИ

В значении ‘незрелый плод морошки с чашелистикамии плодоножкой’, а также ‘высушенная плодоножка с ча-шелистиками, применяемая как средство от кашля’ этослово зафиксировано в Подпорожском р-не (Шеменичи,Корба, Курпово, Яндеба, Юксовичи), в Вытегорском р-не(Мегра, Казаково, Ошта), в Пудожском р-не (Гакукса).На смежной территории анализируемое слово употребля-ется в Лодейнопольском р-не (Ефремково), в Тихвинскомр-не (Макарнино), в Каргопольском р-не. Чаще даннаялексема употребляется в сочетании с предлогом «в»: вкуклях ‘о незрелой морошке’.

Зафиксирована также форма кукели, в кукелях, от-меченная в Медвежьегорском р-не (Шуньга, Челмужи), вПудожском (Каршево, Авдеево), на смежной территорииотмечается: кукеля в Вашкинском р-не, кукель в Карго-польском. Диминутив кукелёк в Каргопольском. Дими-нутив кукелёк, кукельки употребляется в Прионежскомр-не (Ладва, Суйсарь), в Медвежьегорском р-не (ТихвинБор, Есино), в Пудожском р-не (Пелусозеро, Каршево,Гакукса, Песчаное), в Кондопожском р-не (Новинка). Ди-минутив кукелёчки отмечается в Медвежьегорском р-не(Палтега, Есино), в Прионежском р-не (Суйсарь). В Ки-рилловском р-не зафиксировано слово кукель ‘головкаклевера’. Куколь ‘незрелый плод морошки’ распростра-нен в Онежском р-не; кукелёчек ‘головка льна’ — в Че-реповецком.

Вариант кукулёк, кукульки ‘завязь морошки’ упо-требляется в Пудожском р-не (Пелусозеро), а также вОнежском, Плесецком, Каргопольском р-нах. МатериалыСРНГ (1971) дают лексему кукуль ‘чашелистики морош-ки’ в Каргопольском р-не. Дериваты куколёк, куколькиотмечаются в Вытегорском р-не (Мушниковская), в Пу-

КУКЛИ 85

дожском р-не (Колгостров, Корбозеро) в значении ‘незре-лый плод морошки’. В КСРНГ слово кукольки дается взначении ‘почки березы’ в Медвежьегорском р-не (Гань-ковец), а с иным ударением кукольки ‘цветоножка’ вКаргопольском р-не (Давыдово). Кроме того, КСРГК от-мечает куколёк ‘завязь морошки’ в Онежском р-не, аэта же форма в значении ‘головка клевера’ фиксируетсяв Киришском р-не.

Лексема куколка ‘завязь морошки’ отмечена в Ваш-кинском р-не, значение ‘головка клевера’ бытует в Ба-баевском р-не. КСРГК фиксирует дериват кукольник взначении ‘морошка’ в Плесецком р-не, в значении ‘клевер’в Кирилловском р-не.

В н. п. Челмужи Медвежьегорского р-на представленаединственная фиксация — хухли, в хухлях ‘о незрелойморошке’. По-видимому, анализируемый материал свя-зан с широко распространенными в вологодских гово-рах и представленными в СВГ словами: куглина ‘го-ловка льна; клевера’, куколка, куколёк ‘головка льна;клевера’, куколка, куколёк, куколь, куколька в техже значениях. Калима, основываясь на материалах Да-ля (куклина ‘семенные головки льна или одна шелуха’,без указания места), Подвысоцкого (коглина, куглинав том же значении в Архангельском, Онежском, Хол-могорском, Пинежском уездах), Куликовского (куглина‘коробка конопли’ в Каргопольском, Пудожском уездах),делает вывод о прибалтийско-финском характере заим-ствования, приводя, однако, только финский материал,фин. kouhlo [Kalima 1915]. На наш взгляд, вепс. kaukol,koukel ‘головка льна, конопли с семенами’ в результатеметафорического переноса могли распространить сходноенаименование на головки клевера, также и незрелые пло-ды морошки. В данном случае еще возможна контамина-ция со словом кукелёк ‘бутон, нераспустившийся цве-

86 КУКЫШКАРАНДЫШ

ток’, отмеченным Куликовским в Петрозаводском уездеи также заимствованным из фин. kukka, кар. kukkaine‘цветок’.Кукли ‘незрелые плоды морошки’ фиксируется в ос-

новном в Подпорожском, Вытегорском, южной части Пу-дожского р-нов, а также в смежных р-нах с вепсским суб-стратно-адстратным влиянием. Вариант кукели, с этимже значением, отмечается спорадически в Заонежье и вприлегающих к нему р-нах. Следует подчеркнуть, что вОбонежье употребляются в основном эти варианты в зна-чениях, связанных с понятиями о незрелых плодах мо-рошки. В более восточных вологодских говорах сходныеформы имеют значения ‘головка льна, конопли’, что мо-жет быть вызвано другой субстратной основой.

В архангельских говорах зафиксирован префиксаль-ный дериват пакуль ‘оставшаяся после цветка морошкичашечка снизу ягоды’, отмеченная Подвысоцким в Онеж-ском уезде; ‘незрелая ягода’, представленная в СРНГ втом же уезде (1878 г.).

В узком ареале — Подпорожский р-н (Ульино, Пидь-ма) отмечаются лексемы кукушки, кукыши, куковки,имеющие значение ‘незрелые плоды морошки’, возможноотносящиеся к анализируемому выше гнезду.

КУКЫШКАРАНДЫШ, КУКОШКАРАНДЫШ,КУКАРАНДЫШ

В значении ‘шиповник’ форма кукышкарандыш отме-чена в Подпорожском р-не (Шеменичи, Ульино, Корба,Юксовичи, Заозерье). Вариант кукарандыш с тем жезначением зафиксирован в Прионежском р-не (Ладва, Пе-дасельга) и в примыкающей к нему части Подпорожско-го р-на (Шустручей). По данным КСРНГ с другим во-

КУКЫШКАРАНДЫШ 87

кализмом кукорандаш отмечается в н. п. Ладва. Вари-ант кукиш-карандыш отмечается в присвирских насе-ленных пунктах Пидьма, Усланка, Курпово. Кроме то-го, в н. п. Курпово отмечен как менее частотный варианткукушкарандыш. В н. п. Мегра Вытегорского р-на поПЛГО записан вариант кукарандыш.

На смежной территории схожая лексика не зафикси-рована. Первые фиксации различных вариантов даютсяв словаре Куликовского кукиш, кукуш-каранды по те-чению р.Свири; кукиш-карандыш — также по течениюр.Свири и в Петрозаводском уезде в значении ‘ягоды ши-повника’. Вариант куккыш-карангыш в значении ‘цве-ток дикой розы’ дается в материалах Лескова. Лесковполагает, что в данном случае заимствование из олон.(ливв.) kukoin-karangaine. Калима считает, что здесь за-имствование из вепсского языка — вепс. kukein-karang,kukiın-karandis, приводя материалы Сеталя [Лесков 1892:100; Kalima 1915: 137]. В СВЯ приводится kukoinkarang,kukinkarang в значении ‘шиповник’. Проведенный намиопрос показал, что вепсы осознают, что данное словопредставляет собой композит: kukoin- означает ‘петуши-ный’, -kukoi ‘петух’ [СВЯ: 242], а вторая часть -karangне сохранилась в вепсском языке как значимая лексе-ма, но рефлексы ее фиксируются в других прибалтийско-финских языках: фин. karanka ‘жердь, шест’, ‘засохшийтолстый сук ели’, ‘прут в изгороди’, кар. karango ‘свесив-шаяся в реку ветвь дерева’, ливв. karango ‘cуxое дере-во’, karangahane ‘высохшее на корню дерево’, люд. ka-rangahaine, kuzen karangahaine ‘засохшая ель’ [SKES:161], ливв. karango ‘сухостойное дерево’ [СКЯМ: 125],кар. твер. karango ‘сухая, костлявая корова или лошадь’[СКЯП: 88], кар. karanko ‘о ком-либо длинном и худом’,karanneh ‘кривое изогнутое дерево, растущее на болоте’[KKS 2: 67].

88 КУКЫШКАРАНДЫШ

Отмеченные в Лодейнопольском р-не по СРНГ лексе-мы кука, кукоши ‘дикая роза, шиповник’ [СРНГ: 16, 30,44] могут иметь двойную мотивацию; с одной стороны,данная лексема может быть своеобразно освоенным ва-риантом заимствования из вепсского языка; с другой сто-роны, здесь вероятна связь с фин. kukka ‘цветок’. Но всилу того, что Лодейнопольский р-н является территори-ей, где жили и живут вепсы, а в вепсском языке понятие‘цветок’ представлено в форме cvetiune, an’ik, все-таки ив данном случае следует отдать предпочтение вепсскойэтимологии kuksa ‘петушок’ (см. ниже петушки). Здесьже отмечено слово карандыш ‘шиповник’ [СРНГ 13: 74],которое явно восходит к другому этимону.

Таким образом, вепсское слово целиком послужилоисточником для лексем: кукошкарандыш, кукакаран-дыш, кукарандыш, а вторая часть композита -karang,для лексемы карандыш (Лодейнопольский район). В Под-порожском р-не (Усланка, Яндеба, Корба) понятие ‘ши-повник’ выражается через словосочетание петунье дере-во, понятно, что атрибутив является семантической каль-кой с вепсского слова. В Вытегорском р-не (Ошта), вПрионежском (Педасельга, Машезеро, Ладва, Заозерье),в Медвежьегорском р-не (Кузаранда), в Пудожском (Ав-деево, Гакукса) плоды шиповника имеют наименование— петушки, что, на наш взгляд, также является отраже-нием влияния семантической системы вепсского языка.Тем более, что территориальное распределение слова пе-тушки по данным СРНГ ограничивается Карелией.

Труднее предложить достоверную этимологию словукука-бака ‘одуванчик’, отмеченного СРНГ в Вожегод-ском р-не. Маловероятно, что данная лексема имеет от-ношение к анализируемому гнезду, скорее всего, по край-ней мере по форме она соотносится с коми-пермяцким —куку-бака ‘гриб-трутовик’.

КУРУШКА 89

Отметим, что ряд вариантов различается территори-ально — кукарандыш, кукышкарандыш и т. п., одна-ко, общая дистрибуция заимствования связана с юго-западным Прионежьем (Подпорожский, Прионежский,Вытегорский р-ны). Причем на остальной обследуемойтерритории Обонежья в Медвежьегорском, Пудожскомр-нах, почти во всех населенных пунктах по ПЛГО за-фиксировано слово щипичник ‘шиповник’, информантымотивируют его следующим образом: «щиплет, дак и щи-пичник». В северной части Прионежского р-на (Суйсарь,Заозерье) отмечены шипичник / шипишник и колюч-ник, как видно, здесь уже другая мотивация. Форма ши-пичник представлена также в Сегежском р-не (Валдай,Вожма Гора). В н. п. Каршево Пудожского р-на бытуетв значении ‘шиповник’ слово шипильняк. В некоторыхнаселенных пунктах, наряду с заимствованным словомупотребляется исконный синоним — в н. п. Казаково Вы-тегорского р-на шипица; н. п. Педасельга Прионежскогор-на — роза; Шустручей — шипичник.

В ладого-тихвинских говорах по КСРГК отмечена фор-ма чипарыжка; в белозерских — чипарига.

КУРУШКА

Данное слово отмечается в Обонежье в нескольких зна-чениях. В Медвежьегорском р-не (Космозеро), а такжев Пудожском р-не (Канзанаволок) бытует значение ‘бе-резовая сережка’. В Медвежьегорском р-не (Кефтеницы,Типиницы, Шуньга) распространено значение курушка‘еловая шишка’, данное значение зафиксировано такжев Беломорском р-не. В Медвежьегорском р-не (Черка-сы) представлено значение ‘почка на хвойном дереве’,на смежной территории в Беломорском, Каргопольском,Вашкинском р-нах отмечено значение ‘водная лилия, кув-шинка’.

90 ЛУЛАКИ

Распространение данного слова в Обонежье (Заоне-жье и юго-восточная его часть), в каргопольских, бело-зерских и беломорских говорах позволяет говорить об егонеисконном характере. На наш взгляд, его можно возве-сти к люд. kukkurain’e ‘шишка — сосновая и т. п.’.

КЯБЕГА, КЯРБЕГА

Данные слова впервые представляются ниже как заим-ствования из прибалтийско-финских языков. По даннымПЛГО оно зафиксировано в Пудожском р-не (Римское) взначении ‘мох на деревьях’. В КСРГК отмечается лексе-ма кярбега в этом же значении в Лодейнопольском р-не(Чидово).

На наш взгляд, слово кябега можно возвести к вепс.kabe ‘пакля’, а кярбега к вепс. karbe ‘лишайник, расту-щий на коре деревьев’, ‘очески, отходы от чесания льна,конопли’.

Найти соответствия вепсским словам в других при-балтийско-финских языках не удалось, хотя вероятнасвязь с эстонским kaba, keba ‘сосновая кора’.

Возможно, что с анализируемым материалом связанослово капшуга ‘мох на деревьях’, отмеченное в Сегеж-ском р-не (Валдай, Вожма Гора).

ЛУЛАКИ

В значении ‘незрелые ягоды’ слово лулаки распростра-нено в Вытегорском р-не (Яшкино, Щекино, Мушников-ская, Игнатово, Девятины, Андома, Мегра, Ошта, Каза-ково), в Подпорожском р-не (Юксовичи, Шустручей).

Предыдущие фиксации этого слова находим у Кули-ковского и Филимонова — лулаки ‘незрелые плоды’ вВытегорском уезде (Коштуги). Калима, приводя вепсские

ЛЯЙПИНА, ЛЕЙПИНА 91

материалы Сетеля, тем не менее полагает, что этимологияданной лексемы не может быть разрешена определеннымобразом, т. е. это для него слово с неясным происхожде-нием [Kalima 1915: 157]. SKES уже относит слово лулакик заимствованиям из вепсского языка, помещая вепсскийэтимон лuл в одно гнездо с фин. luu ‘кость’, при ижор.luukka ‘незрелая ягода’, причем авторы SKES полагают,что вепсская форма лuл происходит от адессива [SKES:315]. На наш взгляд, скорее всего форма лuл связанас вепсским прилагательным, образованным от существи-тельного lu ‘кость’ — лuukaz, имеющем два значения‘костлявый’ и ‘незрелый, неспелый — о ягодах’; суффикс-kaz/-kaha со значением обильности широко представленв вепсском языке. Звук [u] (неслоговой) мог прояснитьсяна почве русских говоров в [л] (ср. вепс. suuk — рус.шелк), и полученная форма могла снова попасть в вепс-ский язык, где она представлена как существительное —лuл.

Узкая локализация слова лулаки — Южное Прионе-жье (в основном Вытегорский р-н и ближайшая к немучасть Подпорожского р-на) позволяет принимать как ту,так и другую вепсскую этимологию.

Трудно сказать, связана ли финская фамилия Lallukkaс анализируемыми даными.

ЛЯЙПИНА, ЛЕЙПИНА

В значении ‘кусок бересты’ вариант ляйпина зафиксиро-ван в Прионежском р-не (Педасельга, Ладва), в Вытегор-ском р-не (Бараны) отмечен вариант лейпина.

В словаре Куликовского представлена лексема ляй-пина ‘широкая полоса бересты’, отмеченная по КСРГКв Пудожском р-не, а также на смежной территории вКаргопольском, Онежском, Кирилловском, Вашкинском

92 МЯНДА, МЯНДАК, МЯНДАЧ

р-нах, в значении ‘участок пахотного поля’ отмечаетсяв Каргопольском р-не; ляпак ‘участок пашни на берегузалива’ бытует в Плесецком р-не.

Калима приводит вепсские материалы Сетяля, к кото-рым, по его мнению, восходит русское слово — вепс. l’aip‘кусок бересты’ [Kalima 1915: 158]. В СВЯ представленотри варианта l’aip, l’eip, лaip в значении ‘полоса бере-сты, березовой коры и т. п.’, ‘пятно, полоса’, что такжеподтверждает этимологию, предложенную Калимой. Бы-тование в зонах адстратного вепсского языкового влия-ния в Вытегорском и Прионежском р-нах анализируемыхслов предполагает их непосредственную связь с вепсскимматериалом, причем вариант ляйпина соотносится с при-онежским диалектом, а лейпина со средневепсским диа-лектом.

МЯНДА, МЯНДАК, МЯНДАЧ

Основное значение приведенных выше слов ‘сосна с тол-стым слоем заболони’, такие деревья обычно растут наболоте или низменных местах и непригодны для исполь-зования в строительстве. Повсеместно в Обонежье рас-пространено словосочетание мяндовое дерево в указан-ном значении в противопоставлении сочетанию рудовоедерево в значении ‘хорошее строевое дерево’. Лексемамянда отмечена в Вытегорском р-не (Мегра), в Медве-жьегорском р-не (Ламбасручей, Загубье, Великая Губа,Сенная Губа), в Кондопожском р-не (Тулгуба, Лижма),в Прионежском р-не (Суйсарь, Ялгуба), в Сегежском р-не (Валдай, Вожма Гора). На смежной территории сло-во мянда ‘сосна с толстым слоем заболони’ отмечаетсяв Плесецком р-не. В значении ‘слой дерева под корой’лексема мянда бытует в Вытегорском р-не (Черная Сло-бода), в Прионежском р-не (Ялгуба), в Пудожском р-не

МЯНДА, МЯНДАК, МЯНДАЧ 93

(Потанино), в Кондопожском р-не (Кулмукса), а такжев Бокситогорском р-не. В Вытегорском р-не (Бараново)мянда распространено в значении ‘моховое ягодное бо-лото; иногда поросшее редким мелким лесом’, а также вБабаевском и Белозерском р-нах. Значение ‘толстый низ-корослый человек’ слово мянда, по-видимому, получи-ло в связи с метафорическим переносом, оно отмечаетсяв Медвежьегорском р-не (Великая Нива, Пабережье), вКондопожском р-не (Горка); с иным ударением мянда вВытегорском р-не (Ошта).

Слово мянда впервые зафиксировано в Опыте в двухзначениях: 1. ‘верхние слои сосны темноватые и водя-нистые, а не смолистые’ в Верховажье Вологодской гу-бернии; 2. ‘редкослойный, не на боровом месте расту-щий лес’ в Олонецкой губернии. В словаре Подвысоц-кого мянда ‘растущее на болоте дерево’. У Куликовского— мянда ‘слой древесины, находящийся непосредственнопод корой’ в Каргопольском уезде, в Вытегорском (ЧернаяСлобода), в Заонежье (Шуньга), а также по течению рекиСвири. На более широком ареале слово имеет значение‘болотная ровно как и горная сосна, негодная на поделки’,отмеченная в Петрозаводском, Пудожском, Повенецком,Каргопольском, Лодейнопольском уездах. В Вытегорскоми Каргопольском уездах мянда имеет значение ‘толстяк’,а кроме того в последнем уезде Подвысоцкий отмечаетвыражение косая мянда. В Вытегорском и Пудожскомуездах мянда бытует в значении ‘сосна’.

В словаре Беляевой отмечается мянда ‘заболонь’. Чай-кина пишет, что первая фиксация слова мянда ‘болотопокрытое редким хвойным лесом’ в говорах Белозерья да-тируется XVI веком. Она выделяет в данной лексеме тризначения: 1. ‘болотная сосна’ в вологодских, тотемских,никольских, великоустюгских; в архангельских, пинеж-


ских, мезенских, каргопольских, северодвинских, плесец-ких; в кировских и пермских говорах; 2. ‘темноватые иводянистые верхние слои ствола сосны’ в мезенских, ввологодских верховажских, тотемских, никольских вели-коустюгских; 3. ‘мелкий сосновый лес, растущий на бо-лоте’ — в архангельских, каргопольских, холмогорских,северодвинских говорах [Чайкина 1975: 32–33]. Широкопредставлено слово мянда в СРНГ, в дополнение к при-веденным материалам здесь выделяются значения: ‘низ-корослый сосновый лес (растущий в болотистых местах)’в Каргопольском, Холмогорском р-нах и в Вытегорскомр-не; ‘низменное прилегающее к болоту пространство’ вКирилловском уезде Новгородской губернии; кроме того,в значении ‘чахлая болотная сосна’ слово мянда фикси-руется в печорских говорах Республики Коми.

Лексема мяндак ‘сосна с толстым слоем заболони’ от-мечается в Вытегорском р-не (Мегра); в Подпорожскомр-не (Ульино, Шеменичи). В н. п. Пидьма этого же р-набытует значение ‘гнилое бревно’, а кроме того, сильноразвито экспрессивное диффузное значение, вызванноеметафорическим переносом, оно реализуется в отноше-нии ‘очень толстого человека’, ‘старого переросшего гри-ба’,‘очень толстого живота’. В соседнем н. п. Согиницыупотребляется слово мяндак ‘толстяк’.

В материалах Полякова по Вытегорскому и Пудож-скому уездам мяндак имеет значение ‘сосновый бор’; вСРНГ в тех же уездах мяндак ‘низкорослый сосновыйлес, растущий на бедной почве’.

Дериват мяндач ‘сосна с толстым слоем заболони’ от-мечается в Пудожском р-не (Гакукса, Авдеево, Каршево,Песчаное, Пяльма, Римское), в Сегежском р-не (Валдай,Вожма Гора), в Кондопожском р-не (Новинка), в Прио-нежском (Ладва); с ударением на первом слоге мяндач с


тем же значением бытует в Заонежье (Загубье, Толвуя).В Подпорожском р-не (Шустручей) мяндач имеет зна-чение ‘гнилое лежачее дерево’. На смежной территориимяндач ‘дерево с толстым слоем заболони’ употребляет-ся в Беломорском р-не; сходное значение мяндач ‘мел-кий сосновый лес с рыхлой древесиной’ дает Меркурьевв говорах вокруг г. Кандалакши; мяндач ‘сосняк’ быту-ет в Плесецком р-не; мяндач ‘сосна’ распространено вСевероморском р-не. С вариантным ударением мяндач‘заболонь’ зафиксировано в Терском р-не.

Первая фиксация слова мяндач ‘редкослойный не наборовом месте растущий лес’ представлена в Опыте вВятской губернии. У Подвысоцкого — мяндач ‘растущаяна болоте сосна’. В СРНГ — мяндач ‘редкослойное де-рево’ зафиксировано в Каргопольском р-не; в значении‘низкорослый сосновый лес’ отмечается в беломорскихговорах, в Шенкурском р-не, Вельском, Тотемском уезде,Республике Коми, в Челябинском уезде, Иркутской, Но-восибирской областях. Слово мяндина по данным ПЛГОотмечается тольо в Заонежье в значении ‘сосна с тол-стым слоем заболони’ (Ламбасручей, Космозеро, Кефте-ницы, Пабережье), причем в н. п. Кефтеницы зафиксиро-вано значение ‘заболонь’. В Кондопожском р-не (Лижма)мяндина бытует с семантикой ‘нестроевой лес’; в При-онежском р-не мяндина по материалам Дилакторскогодается в значении ‘низкосортный строевой лес’ в Вологод-ском и Грязовецком уездах. Куликовский отмечает, что вПетрозаводском уезде вместо мянды употребляется сло-во мяндина.

По данным ПЛГО в Заонежье (Палтега, Великая Ни-ва) зафиксировано слово мяндачина ‘сосна с толстымслоем заболони’. В словаре Куликовского представленомяндочина ‘низкая худая сосна или ель’, бытующее вПовенецком уезде.


В Лодейнопольском р-не по КСРГК отмечается лексе-ма мяндечина ‘заболонь’. В словаре Подвысоцкого фик-сируется мяндочина ‘низкорослая сосна или ель’ в Пи-нежском уезде.

Данные КСРГК по Плесецкому р-ну представляют зна-чительное число диминутивов, в значении ‘небольшая бо-лотная сосна’ отмечены следующие: мяндушка, мянду-шечка, мяндулечка, с другим вокализмом — мендяшеч-ка.

Чайкина приводит слово мяндовище ‘низменное ме-сто, поросшее елью или сосной’ в Кемском и Повенецкомуездах. Даль под значением ‘болотная сосна, редкослой-ная, рыхлая, несмолистая, дрябловатая; сосна белая илидаже синяя, растущая не на своей почве’ дает несколь-ко лексем — мянда, мяндач, мяндовник, мяндовыйлес, причем указывая, что они бытуют в Архангельской,Вологодский, Олонецкой губерниях, не определяет, гдекакая лексема распространена. В СРНГ зафиксированослово мяндачник ‘мелкий сосновый лес на болоте’ в пе-чорских говорах (Усть-Цилемский р-н). Уже упоминав-шееся относительное прилагательное мяндовый, обычноупотребляющееся в сочетаниях мяндовое дерево, мян-довая сосна, мяндовый лес на смежной территории вЛодейнопольском, Беломорском р-нах, а также в окрест-ностях г. Кандалакша. Опыт представляет следующий ма-териал: мяндовый ‘непрочный’ — Мяндовый лес (Вер-ховаж., Волог., Вят.). У Подвысоцкого — мяндовое де-рево — ‘редкослойное малосмолистое дерево’ в Пинеж-ском и Мезенском уездах. Прилагательное мяндачный‘с толстым слоем заболони’ отмечается в Прионежскомр-не (Ялгуба), а также в говорах Плесецкого и Терскогор-нов, и в окрестностях г. Кандалакши. Словосочетаниемяндоватый лес по КСРГК зафиксировано в Пудожскомр-не; мяндоватое дерево с тем же значением ‘с толстым


слоем заболони’ в Беломорском р-не. Если для говоровСевера европейской части России свойственно употреб-ление в первом слоге [’а], то для говоров Урала и Сибирихарактерно употребление в первом слоге, обычно преду-дарном, [’е]. В Опыте имеется мендач ‘редкослойный нена боровом месте растущий лес’, мендовый ‘о дереве; нетолстый; отмечено в Сибири’. В словаре Даля: мендач,мендажник, мендовый лес ‘мелкий кривой, ерник; мел-кий и рыхлый, трухляый, дряблый’; мендачная сосна‘редкослойный, с толстою заболонью; рыхло-беловатыйлес в отрубе и вскоре синеющий’ даются как слова, упо-требляющиеся в Сибири.

В настоящее время и на территории Обонежья фик-сируются варианты с [е], распространение которых нестоль велико. В Вытегорском р-не (Великий двор) от-мечается менда ‘дерево с толстым слоем заболони’, бы-тует оно также в Плесецком и Каргопольском р-нах, всловаре Беляевой — менда ‘заболонь’. В СРНГ фикси-руются: менда ‘низкорослый кривоствольный сосновыйлес’, ‘редкослойное дерево’ в Каргопольском р-не; менда‘сырой рыхлый’ слой древесины с пометой «Кадн. Во-лог.», а также менда ‘сосна с некачественной непрочнойдревесиной’ в говорах Свердловской области. В Кондо-пожском р-не (Лодмозеро) распространено слово мендач‘дерево с редкими слоями древесины’, в СРНГ отмеча-ется мендач ‘о хилом слабом дереве’ в Мезенском р-не.В СРНГ лексема мендач ‘лес с некачественной слабойдревесиной’ кроме Прионежского и Медвежьегорского р-нов представлена в Новосибирской, Томской, Иркутской,Пермской областях, Красноярском и Алтайском краях;мендач ‘гниющий на корню лес’ представлена в Курган-ской области; в Свердловской области — мендач ‘моло-дой хвойный лес’; в печорских и среднеуральских гово-рах — мендач ‘молодой сосновый лес’. Одним словом,


форма мендач имеет широкое распространение, начинаяс архангельских говоров вплоть до говоров восточнойСибири и южного Урала. Прилагательное мендовый стем же значением, что и мяндовый спорадически фик-сируется по всему Обонежью в Вытегорском, Пудожском,Подпорожском, Кондопожском, Медвежьегорском р-нах,а также в Чудовском и Лодейнопольском р-нах. В СРНГмендовый ‘с непрочной древесиной’ отмечается в воло-годских, томских, новосибирских, кемеровских говорах,а также в русских говорах Бурятии; с иным ударени-ем в том же значении мендовый зафиксирован в архан-гельских, среднеуральских и тюменских говорах. Менеераспространено прилагательное мендачный ‘с непрочнойнекачественной древесиной’, оно бытует в Вытегорскомр-не, а также по СРНГ в пермских, уральских, томских,кемеровских, красноярских говорах. По КСРГК фикси-руется слово мяндина ‘сосна с толстым слоем заболони’в Медвежьегорском р-не (Падмозеро) и в Кондопожском(Гангозеро). В СРНГ — менда ‘мелкая сосна с крупно-слойной рыхлой древесиной’ по материалам Иваницкогов Вологодской губернии.

В сопредельных говорах в КСРГК представлено сло-во мендечина ‘слой дерева непосредственно под корой’ вЧудовском и Лодейнопольском р-нах. В СРНГ отмечаетсяблизкое по форме мендачина ‘сосна с непрочной древе-синой’ на северном Среднем Урале, а также в Томской иКемеровской областях; в значении ‘сердцевина дерева’ вновосибирских говорах, где также зафиксировано значе-ние ‘рыхлый слой древесины под корой’.

Так как анализируемая лексика довольно частотна,то отмечается значительное число дериватов и фонетиче-ских вариантов, широко представленных в СРНГ: мендаж‘низкорослый кривоствольный стелющийся лес’ (Чердын.Перм.); мяндаш и мендаш со сходным назначением ‘де-


рево с непрочной древесиной’ в среднеуральских гово-рах, на Енисее и в Бурятии; мендашник ‘сосновый лесс рыхлой древесиной’ — в пермских говорах; мендуха‘сосна с непрочной древесиной’ в среднеуральских гово-рах; мендак ‘лес со слабой непрочной древесиной’ такжев среднеуральских говорах; прилагательное мендяжный‘рыхлый, непрочный — о древесине’ в говорах южногоУрала; менгач ‘лес со слабой недоброкачественной дре-весиной’ отмечается в СРГКК. В Опыте представлен пре-фиксальный дериват сумендач ‘не такой влажный какмендачный лес’ в Тобольской губернии. Фиксируется лек-сема минда в фольклорных источниках: «Минда — жа-рова, Заболонь — оболонь» с пометой Тихв. Новг. В ни-жегородских говорах СРНГ дает вариант мандовый ‘низ-косортный — о сосновом лесе’.

Анализируемое слово имеет давнюю традицию этимо-логических исследований. Даль в словарной статье мян-да указал, что это слово карельского происхождения.Шегрен, Грот возводили его к фин. manty ‘сосна’. Вескеварианты с «я» и с «е» рассматривает вместе, на первоеместо также ставил фин. manty, но приводит также иэст. mand и ливск. mand. Калима, на наш взгляд, совер-шенно справедливо возводит диалектное русское словок кар. ливв. mandu, люд. mand [Шегрен 1854: 162; Грот1876: 446; Веске 1890: 83; Погодин 1904: 156; Kalima 1915:171]. Чайкина, опираясь на то, что в вепсском языке сло-во mand бытует в двух значениях, а) ‘рыхлая заболонь —обычно сосны’, б) ‘сосняк на болоте’, полагает, что в Бе-лозерье это слово было заимствовано из языка древнейвеси [Чайкина 1975]. Безусловно, в русский язык ана-лизируемое слово пришло давно — первая фиксация всловаре Срезневского под 1462 г.

Широкое употребление слова мянда в говорах Каре-лии, Вологодской области как формы наиболее близкой

100 ОХТЕГА

к прибалтийско-финскому лексическому материалу поз-воляет говорить о карельско-вепской этимологии. SKESне видит возможности установить конкретный источникзаимствования и говорит о его общем прибалтийско-фин-ском характере [SKES: 359]. Широкое распространениезаимствования, скорее всего, связано с русскими мигра-ционными потоками на восток. Трудно судить, связаныли с анализируемым материалом слова: мяндра ‘пустошь’в словаре Герасимова; мендры ‘рыболовная снасть изпрутьев’ по КСРГК, отмеченное в Калдуйском р-не; мён-друшки ‘колья из белой несмолистой сосны’ в тихвин-ских говорах по СРНГ.

ОХТЕГА

Данное слово в значении ‘сорное колючее растение, обыч-но чертополох, осот’ отмечено в Медвежьегорском р-не(Ламбасручей, Палтега, Загубье, Шильтя, Челмужи, Ве-ликая Нива, Керака), в Пудожском р-не (Пяльма, Песча-ное, Римское). В н. п. Толвуя по данным ПЛГО зафикси-ровано значение ‘плохая по качеству трава’; в н. п. СеннаяГуба того же Медвежьегорского р-на отмечено значение‘место в лесу’.

Куликовский приводит слово охтега в значении ‘хвощ’в Заонежье. Калима, сомневаясь в семантической обос-нованности, предлагает все же карельский этимон кар.ohtahane ‘чертополох’ [Kalima 1915: 177]. Сомнение в до-стоверности этимологии основано на ошибочном, на нашвзгляд, значении, которое дал Куликовский — ‘хвощ’.Данные ПЛГО и КСРГК представляют значение, ана-логичное значению предлагаемого этимона карельскогоязыка. Авторы SKES, сомневаясь в определении конкрет-ного этимона для русского диалектного слова, приво-дят массу соответствий из прибалтийско-финских язы-

ПАККУЛА, ПАКУЛА, ПАКЛЯ, ПАКЛА 101

ков: фин. ohdake, фин. диал. ohjake, ohjakas, ohjakka,ливв. ahtoi, эст. ohakas. На наш взгляд, люд. ohtikasболее всего соответствует русской диалектной форме.

Следует также отметить, что данное заимствованиераспространено в узком ареале, по членению Шахматова— ёкающие говоры Заонежья.

ПАККУЛА, ПАКУЛА, ПАКЛЯ, ПАКЛА

В значении ‘нарост на стволе березы; гриб чага’ вари-ант паккула бытует в Медвежьегорском р-не (Космозе-ро, Харлово, Тявзия, Кефтеницы, Толвуя, Лисицино, Мя-грозеро, Типиницы, Пабережье, Есино, Кузаранда, Вели-кая Губа, Шуньга, Великая Нива, Ламбасручей, Палтега,Загубье, Шильтя, Челмужи, Сенная Губа), в Пудожскомр-не (Пяльма, Римское, Каршево), в Кондопожском р-не(Лижма, Тулгуба, Кулмукса, Новинка, Гангозеро, Лад-мозеро, Диановы Горы), в Прионежском р-не (Суйсарь),в Сегежском р-не (Валдай, Вожма Гора). Вариант па-кула фиксируются также в Медвежьегорском р-не (Сен-ная Губа, Великая Губа, Лахново, Данилово, Тявзия). Насмежной территории паккула отмечается в Онежском,Кемском, Беломорском, Терском р-нах; вариант пакула— в Онежском, Беломорском, Терском; форма с двойным[к] фиксируются также в словаре Меркурьева, в диссер-тации Сало.

Дерягин, Комягина фиксируют слово пакула почтипо всей территории Архангельской области в Каргополь-ском, Шенкурском, Пинежском, Холмогорском, Мезен-ском р-нах [Дерягин, Комягина 1972: 45].

Противопоставленный ареал образует вариант пакля,с тем же значением он распространен в Вытегорском р-не(Гуляево, Мегра, Мушниковская, Андома), в Подпорож-ском р-не (Юксовичи), в Прионежском р-не (Педасельга,

102 ПАККУЛА, ПАКЛЯ

Ладва). Вариант пакла с тем же значением зафиксированпо КСРГК в н. п. Шеменичи Подпорожского р-на, он так-же отмечен и в сопредельных р-нах — Лодейнопольском,Чудовском.

Единичной фиксацией представлен дериват пакулина‘чага’ по КСРГК в Пудожском р-не (Канзанаволок). Сдвойным [к] — паккулина бытует в Киришском р-не.

В основном на смежной территории отмечается словопаклина — Сланцевский, Лодейнопольский, Киришскийр-ны, представлено оно также в работе Герда [Герд 1975:188–194] как распространенное в Чудовском р-не.

Только по данным КСРГК фиксируются варианты па-колка, пакколка в значении ‘чага’ в Киришском и Чу-довском р-нах.

С процессом диссимиляции геминаты [kk] связана,по-видимому, форма паткула ‘чага’, отмеченная в Медве-жьегорском р-не (Черкасы, Космозеро). Та же тенденцияспособствовала появлению варианта пахкула, бытующе-го в Онежском р-не (Кянда). В Тихвинском р-не записаноприлагательное паккульный (чай) ‘чай из паккулы’, от-меченное также в Кондопожском р-не (Гангозеро).

Первая фиксация представлена Далем — пакула (Арх.,Волог.) ‘чага’; в словаре Подвысоцкого — паккула ‘губ-чатый нарост на березе’ в Мезенском уезде. По-видимому,ударение на втором от конца слоге ошибочно (возмож-но, играет роль польское происхождение автора словаря).В словаре Куликовского дается паккула ‘кап, нарост настволе дерева’ в Пудожском уезде (Песчаное). В матери-алах Дилакторского представлено слово пакула ‘сухаяберезовая губка’ в Усть-Сысольском уезде. Шайкин при-водит дериват пакулька ‘губчатый нарост на березе’. Са-ло дает следующее слово — паккулка. КСРНГ отмечаетвариант пакула на Печоре в Усть-Цилемском р-не. Лек-

ПАККУЛА, ПАКЛЯ 103

сема пакля в значении ‘чага, березовый трут или губка’с пометами Арх., Волог. имеется в словаре Даля. Веро-ятно, пакля ‘напиток березового сока внутри дерева ввиде полупрозрачной массы’, отмеченное Потаниным наюго-западе Томской губернии, занесено в Сибирь мигра-ционными потоками русских переселенцев.

К происхождению анализируемого заимствования на-чали обращаться с начала XX века. Дилакторский в снос-ке указал, что пакула — зырянское слово. Погодин при-водит в качестве этимона фин. pakkula. Калима возво-дит к кар. pakkuli со значением аналогичным значению врусских диалектах — ‘чага’. SKES дает следующие соот-ветствия из прибалтийско-финских языков: ливв. pakkuli‘образовавшийся из сока березы древесный трут, губка’,люд. pakkul’ ‘нарост на березе, мягкое грибковое обра-зование на стволе березы’. Форму пакля Калима объяс-няет влиянием слова пакля ‘грубое волокно, отход об-работки льна, конопли и других лубяных культур’. Нанаш взгляд, формы пакля. пакла ‘чага’ не возникли врусских говорах, а были перенесены из вепсского язы-ка, ср. вепс. pakl ‘трут, гриб-трутовик’. В вепсском языкеформа pakl возникла в результате закономерных фонети-чесих процессов. Из русских говоров слово пакула былозаимствовано коми языком — коми pakula — так полага-ет Калима [Kalima 1915: 178–179]. КЭСКЯ рассматриваетэто слово как прямое заимствование из прибалтийско-финских языков в коми.

Данное заимствование образует два ареала, имеющихразличные субстратные основы и поэтому представлен-ных в говорах разными вариантами. Ареал вариантовпаккула, пакула ограничен Медвежьегорским, Пудож-ским, Кондопожским и примыкающей к нему частью При-онежского р-на.

104 ПАККУЛА, ПАКЛЯ

Вариант пакля, пакла бытует в сфере вепсских суб-стратно-адстратных языковых отношений в Вытегорском,Подпорожском, южной части Прионежского р-на, а так-же в Лодейнопольском р-не. Следует отметить, что в За-онежье и в прилегающих к нему р-нах слово паккулачастотно и достаточно устойчиво, фиксируется практиче-ски во всех населенных пунктах. Это связано с тем, чтогриб чага играл заметную роль в хозяйственной жиз-ни, он использовался в качестве заварки чая, настой изнего употреблялся как лекарство от некоторых болез-ней. А до недавнего времени этот гриб использовался каксредство сохранения огня, например, на сенокосе. Инаякартина в р-нах, где форма слова пакля ‘чага’ совпалас литературным словом пакля. Материалы КСРГК да-ют более широкий ареал диалектного слова, чем данныеПЛГО. Это вызвано прежде всего тем, что раньше пакля‘из льна, конопли’ применялась довольно редко, вместонее использовали при строительных работах высушен-ный мох. В настоящее время пакля ‘из льна, конопли’доминирует на территории с вепсским субстратом и внекоторых населенных пунктах этого ареала вытесниласлово пакля ‘гриб чага’ (результат omonimie intolerableпо А.Доза). И понятие ‘грибной нарост’ на дереве вы-ражается словом чага в Подпорожском р-не (Заозерье,Курпово, Шустручей, Ульино, Усланка, Корба), в Выте-горском р-не (Казаково, Мегра), в Пудожском р-не (Га-кукса) — по данным ПЛГО. Отмеченное в н. п. Авдее-во Пудожского р-на слово капулина ‘гриб чага’ можетбыть метатезой, или влиянием общенародного слова кап‘шишковатый нарост на стволе, ветвях или корне дерева’.В заключение следует отметить, что прилагательное па-кульный, рассматриваемое Дерягиным, Комягиной какобразование от заимствования пакула судя по цитате:

ПИНДА 105

«невычещенной пеньки съ майкой и съ пакульными под-вертками» (1767 г.), скорее всего, следует отнести либо кпакуля ‘пакля из льна, конопли’, либо к пакуль ‘неров-ность на чем-л.’ (Арх., СРНГ) [Дерягин, Комягина 1972].

ПИНДА

В значении ‘наружный молодой и менее плотный слойдревесины, лежащий непосредственно под корой, забо-лонь’ слово пинда отмечается в Медвежьегорском р-не(Космозеро, Великая Нива, Шильтя, Толвуя, Сенная Гу-ба, Лисицыно, Пабережье, Мяльзино, Шуньга, Кажма),в Пудожском р-не (Каршево, Пяльма, Авдеево, Песча-ное, Пелусозеро), в Вытегорском р-не (Девятины), в Под-порожском р-не (Ульино, Юксовичи, Родионово, Корба,Пидьма), в Прионежском р-не (Ладва), в Кондопожскомр-не (Новинка), в Сегежском р-не (Валдай, Вожма Гора).На сопредельной территории в данном значении словопинда распространено в Беломорском, Терском, Северо-морском, Кадуйском, Вашкинском, Кирилловском, Вол-ховском, Каргопольском, Плесецком р-нах, в окрестно-стях г. Кандалакша. В значении ‘гнилая сердцевина де-рева’ слово пинда зафиксировано в Пудожском р-не (Га-кукса), в Медвежьегорском р-не (Шуньга). В смежныхговорах слово пинда в этом же значении бытует в Кар-гопольском, Плесецком р-нах и в Терском р-не. В Выте-горском р-не (Щекино, Ерино) пинда распространено взначении ‘расколотая заготовка для дранки’. Спорадиче-ски анализируемое слово фиксируется в значении ‘сосна,сосна с плохой древесиной’ — в Пудожском р-не (Гакук-са), Кондопожском р-не (Лодмозеро), в Подпорожском р-не (Родионово), а также в Плесецком р-не.

В словаре Меркурьева представлено значение ‘гнильпод корой спиленного дерева’ в Терском р-не.

106 ПИНДА

В обследованных говорах отмечаются также дерива-ты: пиндач ‘сосновая древесина’ в Пудожском р-не (Пе-лусозеро); пиндоватое (дерево), пиндоватая (сосна) вМедвежьегорском р-не (Лисицыно), в Пудожском р-не(Гакукса), на смежной территории в Плесецком р-не. ВТерском р-не только по данным КСРГК отмечается пин-дистое (дерево), пиндистая (сосна).

Первую фиксацию слова пинда ‘верхний слой сосно-вого дерева’ находим в материалах Барсова. У Поляковадаются пинда и пиндовый с не очень четким определе-нием ‘почти то же, что мянда и мяндовый’ в Пудожскоми Вытегорском уездах. Наиболее полно анализируемоеслово в материалах XX века описано у Куликовского. Поего данным — пинда ‘нежный слой древесины преиму-щественно сосновых деревьев, лежащий непосредствен-но под корою’ отмечается в Петрозаводском, Пудожском,Вытегорском, Каргопольском уездах, а также в Заонежье.В словаре Куликовского указывается, что в Вытегорскоми Пудожском уездах это слово имеет и значение ‘сосна’,в говорах по р.Онеге Куликовский фиксирует значение‘сгнившая древесина всякого дерева’. Приводимое Кули-ковским значение ‘верхний промерзший слой земли, за-метный при таянии весною снега’ для слова пинда в Кар-гопольском уезде (Лепша), можно рассматривать как ме-тафорический перенос, хотя смущает уникальность этойфиксации. Без географических помет автор фиксируетприлагательные пиндовый, пиндоватой.Пинда в значении ‘верхний слой древесины представ-

лено также у Певина и Шайжина; в значении ‘слой сос-ны под корой’ Александровым в Кемском уезде; в сход-ном значении отмечает слово пинда Сало для карель-ского Поморья. Погодин, Лесков представляют анализи-руемое слово как заимствование из карельского языка,ливв. pinda, при фин. pinta. Калима придерживается той

ПИНДА 107

же точки зрения [Лесков 1892: 101; Погодин 1904: 50;Meckelein 1913: 56; Kalima 1915: 185]. SKES, дает соот-ветствия из прибалтийско-финских языков — фин. pinta‘поверхноcтный слой дерева’, ‘слой сала в свинине’, ‘слойжира на спине оленя’; ливв. pindu, люд. pind ‘поверх-ность дерева, воды’, ‘кожа животного’; вепс. pind ‘поверх-ность дерева, которая годится для дранки, лучины’; эст.pind ‘поверхность, кора’ [SKES: 570–572]. В словаре Ма-карова пиндупуу — имеет значение ‘заболонь’,‘сосновыйбрусок, из которого делают лучины для корзин’, ‘поверх-ность воды’; здесь же дается прилагательное pindakaz‘имеющий толстую заболонь’.

По мнению авторов SKES, диалекты саамского язы-ка заимствовали это слово из финского языка. Хакули-нен [Хакулинен 1955: 5] относит слово pinta к древнейсобственно финской лексике. Сало предлагает карельско-вепсскую этимологию.

Резюмируя анализ лексемы, пинда следует отметить,что значение ‘слой дерева под корой, заболонь’ имеет бо-лее широкий ареал, чем слово мянда в этом же значении,оно представлено практически во всем Обонежье. Пиндас семантикой ‘сосна с плохой древесиной, с толстым сло-ем заболони’ имеет более узкий ареал, это южная частьПудожского, Подпорожский, Кондопожский р-ны. Веро-ятно, это значение слова пинда синонимично мянда ‘сос-на с толстым слоем заболони’. Соотнося представленнуюобщерегиональную полисемию слова пинда с прибал-тийско-финским материалом, можно предположить, чтозначение ‘заболонь’ является карельско-вепсским, ср. кар.pinda, люд. pind, вепс. pind с аналогичным значением,остальные два значения и по ареалу и по семантике, по-видимому, результат вепсского влияния.

108 ПИХКА, ПИХТА

ПИХКА, ПИХТА

Пихка ‘смола сосны, реже ели’ отмечается в Прионеж-ском р-не (Заозерье, Суйсарь, Машезеро, Лехнаволок), вКондопожском р-не (Чёболакша, Горка, Гангозеро, Кул-мукса, Лижма, Тулгуба). В Прионежском р-не зафикси-ровано также прилагательное пихканой ‘смолистый — одереве’.

В материалах XIX века у Певина в Кондопожском, Ве-ликогубской, Толвуйской волостях Петрозаводского уез-да представлено слово пихка в значении ‘сок сосны, ели,березы’, Куликовский отмечает аналогичную форму и се-мантику слова в Заонежье. Георгиевский на МуромлеПетрозаводского уезда дает значение слова пихка ‘ча-стый ельник’.

По данным ПЛГО лексема пихка в значении ‘мелкийчастый ельник’ бытует в Подпорожском р-не (Бараны,Шеменичи, Родионово, Сидорово, Пёртозеро), в Вытегор-ском р-не (Ошта). C другим ударением пихка ‘мелкийчастый ельник’ отмечается в Лодейнопольском р-не (Во-нозеро), Филимонов в Вытегорском уезде (Коштуги) фик-сирует — пихка ‘мелкая еловая чаща’. В словаре Мер-курьева отмечается значение для слова пихка ‘гнилаябереза’ в окрестностях г. Кандалакши.

Значение ‘мелкий частый ельник’ имеет также дери-ват пихкача, мн., распространенный в Подпорожском р-не (Важины, Шеменичи, Курпово). Прилагательное пих-кой ‘труднопроходимый — о лесе’ отмечено в н. п. Шеме-ничи.

Вариант пихта также представлен в двух значени-ях: ‘мелкий частый ельник’ зафиксировано в Медвежье-горском р-не (Великая Нива, Лисицыно, Каскасельга),в Пудожском (Римское), в Кондопожском (Гангозеро),в Подпорожском (Пидьма, Важины, Усланка, Курпово),

ПИХКА, ПИХТА 109

причем в Усланке и Курпово в этом же значении быту-ет также вариант пихка. На смежной территории пихта‘чаща, труднопроходимое место в лесу’ представлено вВашкинском р-не. Значение ‘сосна смолы’ в слове пихтапредставлено в Кондопожском р-не (Гангозеро) и в При-онежском (Суйсарь). У Куликовского представлен так-же вариант — пихта ‘мелкая еловая чаща’ в Заонежье,Каргопольском и Петрозаводском (Ладва) уездах. Крометого, в словаре Куликовского отмечено значение пихта‘сок сосны, ели, березы и других деревьев’ без точнойгеографической фиксации.

Вариант пивка ‘частые заросли кустарника’ отмеченв Пудожском р-не (Гакукса), в Вытегорском (Андома), вэтом же р-не (Десятины) зафиксировано значение ‘мел-кий частый моложой лесок, выросший на запущеннойподсеке’. Куликовский отмечает слово пивка с последнимзначением в Лодейнопольском уезде, в Вытегорском уез-де (Девятины, Тудозеро), в Олонецком (Неккула); пивка‘куча лесу, упавшего вершинами в озеро или реку’ запи-сано им в Ведлозере Олонецкого уезда; пивка ‘древесныйсок’ в Заонежье (Шуньга). В более поздних материалахслово пивка фиксируется на северо-востоке от Обоне-жья: пивка ‘густой хвойный мелкий лес’ отмечено в Кар-гопольском уезде Томилиным; ‘густой труднопроходимыйлиственный лес’ там же — Гусевой; ‘густой мелкий лес’записано Федоровым в Беломорье. С другим ударением— пивка ‘молодая еловая поросль на сухих борах, оченьгустая’ фиксирует в Онежском р-не Калинин. Здесь жебытует дериват пивкарь ‘молодой березняк’, отмеченныйКСРГК.

Вариант пиха ‘бор’ фиксирует в Олонецкой губернииЛесков; КСРГК дает пёха ‘смолистое дерево’ в Терскомр-не (Варзуга). Материалы ПЛГО показывают дериваты

110 ПИХКА, ПИХТА

пихняк ‘мелкий частый ельник’ в Подпорожском р-не(Родионово, Важины, Курпово); в Медвежьегорском р-не(Типиницы) бытует значение ‘чаща леса’, в Палтеге этогоже р-на — ‘бурелом’. Дериват пихтарник ‘мелкий частыйельник’ распространен в Вашкинском р-не.

Вариант пихта фиксируется уже в памятниках XVIвека в Вологодской, Архангельской, Пермской губерни-ях и в Сибири [Устюжский летописный свод 1950: 109].Подробная библиография представлена в работе Мерку-ловой «К этимологии слова пихта» [Меркулова 1960: 46–61]. Калима возводит анализируемый материал к кар.pihka, ливв. pihka, люд. pihk, фин, pihka ‘смола’, водск.pihku ‘сосна’, вепс. pihk ‘большой частый лес’, эст. pihk,ген. piha ‘клейкое вещество’. Замена -хк, -вк по его мне-нию совершенно естественна, а вариант пихта вызванвлиянием слова пихта ‘дерево’ [Kalima 1915: 186]. При-балтийско-финскую этимологию дают [Лесков 1892: 101,Погодин 1904: 51], Meckelein 1913: 57], Фасмер, авторыSKES. Против мнения Калимы о возникновении вариан-та пихта выступает Меркулова; она полагает, что «притесном общении с западнофинскими языками (водским ивепсским) русские могли заимствовать слово pihk, pihkuв значении большого густого леса или сосны. . . Затемслово пихта в значении ‘мелкая еловая заросль’ и пихта‘бор’ легко могли быть перенесены на название дерева. . .Мена хк на хт, как мы видим в слове пихта, естествен-на и неединична, так как сочетание хк нехарактерно длярусской фонетической системы» [Меркулова 1960: 51].

Из приведенных выше материалов видно, что вари-ант пихка распространен в зоне субстратно-адстратныхвзаимоотношений вепсского языка и русских говоров, ва-риант пихта — в Заонежье и в той части Прионежско-го р-на, которая граничит с Олонецким р-ном Карелии,

РАЙДА 111

где проживают карелы-ливвики. Вариант пивка бытуетв основном на территории Архангельской области, толь-ко в северо-восточной части этого района отмечен этотвариант. Рассматривая материалы XIX века, можно от-метить сужение ареала пихка; пихта и пивка в общемсохраняли свой ареал.

Уточняя этимологию следует отметить, что пихка,пихта, пиха ‘смола, сок деревьев’ имеют соответствияво всех прибалтийско-финских языках (см. выше), тогдакак значение ‘мелкий частый ельник’ преимущественнов вепсском языке: в СВЯ — pihk ‘густое мелколесье, ча-пыжник, молодой хвойный лес’. Следовательно, вариантпихка связан с субстратно-адстратным влиянием вепс-ского языка. Что касается варианта пивка (в произно-шении пифка), то мена [ф]/[х] отмечена в говорах Обо-нежья и смежных р-нов Шахматовым, Мансиккой, Со-болевским. Вариант пихта, бытующий в основном в За-онежье и в юго-западном Прионежье, возможно, связанс миграционными потоками русского населения в этотрегион.

РАЙДА

Данное слово в значении ‘ива’ зафиксировано только вВытегорском р-не (Бабино, Мушниковская, Игнатово).Т. е. оно находится на периферии ареала, ядро которо-го — на востоке и северо-востоке от Обонежья, а имен-но в вологодских и каргопольских говорах (Вашкинский,Кирилловский и Каргопольский р-ны). Дериват райдинаотмечается также в Вытегорском р-не (Бараново, Баби-но, Мушниковская) и в Каргопольском р-не. Кроме того,слово райдина в приведенных выше местах Вытегорско-го р-на имеет значение ‘ива, с которой содрали кору’. Вн. п. Ерино Вытегорского р-на бытует вариант райгина

112 РАЙДА

‘ива’, а в н. п. Ундозеро того же р-на рондина ‘ива, скоторой ободрана кора’. В ряде мест Каргопольского р-на распространен вариант райдовник ‘заросли ивы’, ко-торый спорадически отмечается и в Вашкинском р-не.Данные КСРГК дают также относительное прилагатель-ное райдовый ‘ивовый’, зафиксированное в Вытегорскомр-не (Бараново, Мушниковская, Ерино); отмечается онотакже в Каргопольском и Кирилловском р-нах.

Первой фиксацией данное слово обязано Опыту: рай-дина ‘сухая ива’ в Олонецкой губернии. Барсов пред-лагает райда ‘ива’, Колосов — аналогичное слово, но суточнением географии — Валдайский уезд Новгородскойгубернии. В словаре Куликовского мы находим два сло-ва: райда, зафиксированное в Олонецком уезде (Ведло-зеро, Видлицы), в Вытегорском уезде (Черная Слобода),в Петрозаводском уезде и в Заонежье; райдина отмече-но на нынешней территории южной части Вытегорско-го р-на (Кондужи, Коштуги, Ошта). В работе Ермолина,Михайловой [Ермолин, Михайлова 1970: 246–248] дает-ся несколько суженное значение — райда ‘ива, растущаяпо берегам рек’ в Кирилловском р-не.

Погодин возводит анализируемое слово к кар. raida,вепс. raid, фин. raita [Погодин 1904: 54]. Калима так-же на первое место ставит карельский материал [Kalima1915: 194–195]. SKES подтверждает мысль Калимы о ка-рельском заимствовании в русские говоры Обонежья[SKES: 719]. На наш взгляд, отсутствие слова райда вЗаонежье в настоящее время ставит под сомнение ка-рельское происхождение данной лексемы. А распростра-нение ее в Вытегорском р-не несомненно связано с вепс-ским субстратно-адстратным влиянием. Подтверждениемэтому предположению служит и фиксация ее в белозер-ских говорах (Вашкинский р-он), где доминирует вепс-ский субстрат. Присутствие слова райда в новгородских

РОМЖА 113

говорах в прошлом веке, по-видимому, связано с субстра-том прибалтийско-финского происхождения.

РОМЖА

В значении ‘иван-чай’ слово ромжа отмечается в Выте-горском р-не (Ивачево, Мушниковская, Бараново) в Пу-дожском (Алексеево, Бураково). В Прионежском р-не, атакже в сопредельных говорах в Каргопольском, Плесец-ком р-нах фиксируется диффузия семантики; информан-ты представляют себе, что это травянистое растение, ноидентифицировать его не могут. При этом ударение, какправило, стоит на втором слоге: ромжа. В Пудожскомр-не (Корбозеро) распространена семантика ромжа ‘ба-гульник’.

Отмечаются дериваты: ромжак ‘иван-чай’ в Вытегор-ском р-не (Мегра), в Подпорожском (Юксовичи), в Пу-дожском (Пелусозеро); роможняк ‘травянистое растениес белыми цветками’ в Вытегорском р-не (Бараново).

В материалах Филимонова по Вытегорскому уезду да-ется слово ромжа в подробном описании — ‘густая длин-ная трава с толстым стеблем, растущая около ручьев воврагах, иначе донница’. Куликовский представляет дан-ную лексему уже в точном значении — ромжа ‘лабаз-ник вязолистный’ в Каргопольском уезде. Фасмер счита-ет происхождение этого слова неясным. На наш взгляд,в данном случае мы имеем слово, связанное своим про-исхождением с Обонежьем и прилегающими к нему рай-онами, но стоящее изолированно в русских говорах. Онотакже не имеет четких соответствий в прибалтийско-финских языках, вепс. rom ‘трава’ не подходит из-за фо-нетических причин. Лексема ромжа, не имела этимо-логической трактовки [Фасмер 3: 500]. На наш взгляд,слово можно сопоставить с кар. rozmuhein (Сямозеро),

114 РОФКАЛИ, РОХКАЛИ, РОХКАЧИ

rozmoheina ‘лабазник, таволга’ [KKS 5: 159], кар. твер.rozmaheina, ruozmiheina ‘таволга’ [СКЯП 241: 245]. Ихотя карельское гнездо на прибалтийско-финской почвене совсем ясного происхождения, вряд ли можно гово-рить об обратном направлении заимствования.

РОФКАЛИ, РОХКАЛИ, РОХКАЧИ

Приведенные варианты употребляются преимущественнов значении ‘незрелые ягоды вообще’, но иногда споради-чески в говорах выделяется какой-либо один вид расте-ний, например, ‘незрелые ягоды морошки’ и т. п.

Вариант рохкали зафиксирован в Медвежьегорскомр-не (Ламбасручей, Загубье, Палтега, Великая Нива, Сен-ная Губа, Челмужи), причем в ряде н. п. Заонежья отме-чается ударение на первом слоге рохкали — Шуньга,Кузаранда, Толвуя, Палтега. В Пудожском р-не вариантрохкали представлен в н. п. Римское, Пяльма, Сумозеро.По данным КСРГК бытуют также и диминутивы рох-кальки — н. п. Римское Пудожского р-на и рохкалёчкив н. п. Падмозеро Медвежьегорского р-на.

Вариант рофкачи употребляется в говорах Пудожско-го р-на (Каршево, Гакукса, Авдеево, Бураково, Пога), вМедвежьегорском р-не (Кажма, Федотово, Тихвин Бор,Узкие, Ажем-наволок, Лахново, Челмужи), в Кондопож-ском р-не (Гангозеро, Лижма, Чёболакша, Кулмукса, Но-винка). Зафиксирован сдвиг значения — рофкач ‘синяк,шишка’ (набить рофкач). Он отмечен в Пудожском р-не (Сумозеро, Пога). В ряде н. п. Медвежьегорского р-наслово рофкач, если оно употребляется в единственномчисле, имеет ударение на первом слоге.

Также довольно частотен вариант рохкачи, он рас-пространен в Медвежьегорском р-не (Тихвин Бор), в Се-гежском р-не (Валдай, Вожма Гора), в Кондопожском р-

РОФКАЛИ, РОХКАЛИ, РОХКАЧИ 115

не (Гангозеро, Новинка, Тулгуба), в Прионежском р-не(Кончезеро, Шуя, Ладва, Педасельга), в Пудожском р-не(Гакукса, Черново), в Вытегорском р-не (Андома). Сле-дует отметить, что ударение на первом слоге в основномраспространено в Заонежье, хотя и там оно часто варьи-руется, возможны случаи, когда в ед. числе ударение сто-ит на первом слоге, а во множественном числе на послед-нем. Определение точного места ударения иногда бываетзатруднено тем, что информанты предлагают только фор-му множественного числа. В н. п. Ламбасручей, ШуньгаМедвежьегорского р-на, наряду с вариантами рохкачи стой же частотностью встречается вариант рохкали.

Отмечаются по КСРГК дериваты — рохвачки ‘незре-лые ягоды’ в Прионежском р-не (Ялгуба); в МягрозереМедвежьегорского р-на рохкачки имеют значение ‘гроз-дья ягод’: На красной кислице рохкачки висят, ну кипья.На смежной территории в Беломорском р-не (Ендогуба)зафиксировано слово рохкач в значении ‘крупная зрелаяягода’ (Убирайте рохкачи, слепыши пусть остаются); а вн. п. Сумский Посад того же р-на вариант рохкач упо-требляется в значении ‘незрелая ягода’.

Менее частотен вариант рофкали ‘незрелые ягоды’,который часто употребляется в одних и тех же населен-ных пунктах наряду с другими вариантами. В Медве-жьегорском р-не (Сенная Губа, Великая Губа) рофкалибытуют наряду со словом рохкали. В н. п. Челмужи тогоже района удалось зафиксировать три варианта: рофка-ли, рохкали, рохкачи. В Пудожском р-не (Авдеево, Пес-чаное) слово рофкали бытует наряду со словосочетаниемрохлые ягоды.

Следует также отметить, что сочетание рохлые яго-ды фиксируется в Обонежье повсеместно, выступая вбольшинстве н. п. в качестве синонима к приводимымвыше лексемам. Зафиксировано также несколько вари-

116 РОФКАЛИ, РОХКАЛИ, РОХКАЧИ

антов, распространение которых носит узко локальныйхарактер: ролхяки ‘незрелые ягоды’ в н. п. Пяльма Пу-дожского р-на; роугач ‘незрелая ягода’ в н. п. Лодмозе-ро Кондопожского р-на; по-видимому, примыкает к по-следнему слову рогачи с тем же значением с утратой[у]; в Прионежском р-не (Ладва) отмечено слово рош-качи; в н. п. Гакукса Пудожского р-на бытует вариантрохкаши; в н. п. Пяльма того же р-на отмечено словорокколь ‘незрелая ягода, завязь’.

Впервые слова рохкач, рохкачи в значении ‘незре-лые плоды, ягоды’ отмечаются в Опыте, затем у Даля вОлонецкой губернии, далее в материалах Данилевскогорохкачи ‘незрелая морошка’ в Кемском уезде, также уПодвысоцкого, у Лескова рохкач ‘незрелая морошка’. Всловаре Куликовского уже находим два варианта, кото-рые он разграничивает территориально: рохкач — в Пу-дожском уезде (Колодозеро, Римская волость) и в Пет-розаводском уезде, тогда как вариант ровкач только вПетрозаводском уезде; оба слова имеют значение ‘незре-лая рохлая ягода’. В Дополнении к словарю Олонецкогонаречия Куликовский дает слово рохкали ‘незрелые яго-ды’ в Великой Губе ныне Медвежьегорского р-на. Этотже вариант рохкали, а также сочетание рохлая ягодаотмечает Потахина в Пудожском р-не. В словаре Мерку-рьева, в работе Сало дается несколько суженное значе-ние ‘незрелая ягода морошки’, причем они отмечают дваварианта — рохкач и рохлец. В н. п. Тихвин Бор Мед-вежьегорского р-на по данным КСРГК отмечается гла-гол рохкотеть ‘поспевать, созревать, завязываться’ (Нескоро поспеет, рохкотеет еще морошка). Лесков [Лесков1892: 101], Погодин [Погодин 1904: 56], а вслед за нимии Калима связывают анализируемые слова с фин. rohka,кар. ruohka ‘незрелая ягода’. Однако для Калимы остает-ся неясным, в каком отношении к ним находится слово

РОФКАЛИ, РОХКАЛИ, РОХКАЧИ 117

рохлый — в значении ‘незрелый, зеленый’ [Kalima 1915:206]. По-видимому, следует согласиться с мнением Пре-ображенского, который полагает, что слово рохлый свя-зано с видоизменением вокализма и непосредственно со-относится со словом рыхлый, и в связи с этим выпадаетиз перечня лексем, требующих анализа.

Следует обратить внимание, что написание ровкачи,представленное в словаре Куликовского, не может бытьадекватно отражено в произношении, поскольку в дан-ном случае на материалах XIX века звук [в] переходилв [у] неслоговое, а в настоящее время мы находим звук[ф]. Причем [у] могло быть результатом непосредствен-ной субституции близких по звучанию к нему карельскихили финских звуков. Например, SKES отмечает ruuhka вматериалах Лённрота; ливв. ruohku, люд. ruohk в значе-нии ‘незрелый, зеленый — о ягодах, картошке’. Ср. такжеэст. rohk, rohka ‘сочный, мягкий, полузрелый — о зерне’и вепс. rohk ‘незрелый’. Однако авторы SKES никоим об-разом не упоминают о славянском материале, хотя обыч-но отмечают прибалтийско-финское влияние на русскийязык.

Резюмируя дистрибуцию анализируемых слов, следу-ет отметить, что только слово рохкали имеет более илименее четко очерченный ареал, преимущественно в За-онежье и в прилегающих к нему населенных пунктахПудожского р-на. Вариант рохкачи зафиксирован в за-падном Прионежье и на востоке от Онежского озера вКондопожском, Прионежском, Пудожском и в примыка-ющей к нему части Вытегорского р-на, а также в Сегеж-ском р-не. Вариант рофкачи преимущественно бытуетв Пудожском р-не, но отмечается также в Заонежье ипрактически везде в Кондопожском р-не.

Столь пестрая картина, на наш взгляд, связана преж-де всего с влиянием слова рохлый, которое отмечается

118 СЕСТРЕНИКА, СЕСТРЕНИЦА

повсеместно, а также внутренними миграциями, в ре-зультате которых слова, близкие по форме и значению,могут фиксироваться вне своей основной территории рас-пространения. Наиболее сильно влияние слова рохлыйпроявляется в более северных р-нах, где зафиксированонемало дериватов от этого слова: рохлеть ‘незрелая мо-рошка’ в Онежском, Терском р-нах, с иным вокализмомрохлять — также в этих р-нах; рохлач ‘незрелая ягода’в Кемском р-не; рохляши ‘незрелые ягоды’ в Онежскомр-не; рохлица ‘незрелая морошка’ в Онежском, Северо-морском р-нах.

СЕСТРЕНИКА, СЕСТРЕНИЦА

В значении ‘красная смородина’ слово сестреника за-фиксировано в Подпорожском р-не (Усланка, Корба, За-озерье, Яндеба, Согиницы, Шеменичи, Курпово, Ульи-но, Пидьма); в Кондопожском р-не (Тулгуба, Кулмукса).В н. п. Шустручей Подпорожского р-на отмечен вариантсестряника. Преимущественное употребление вариантасестреника отмечается в Прионежском р-не (Ладва), вПодпорожском (Юксовичи, Важины); тогда как в н. п.Шеменичи, Ульино, Усланка, Курпово форма сестрени-ка имеет хождение наряду с сестреницей, так же каки в н. п. Лехнаволок Прионежского р-на. КСРГК фик-сирует вариант сестряница в Вытегорском р-не (Мегра,Бараново) и в Подпорожском р-не (Мятусово). С инымударением сестреница слово бытует в н. п. ЯровщинаПодпорожского р-на. Вариант сестрянка отмечается вВытегорском р-не (Ивачево).

На смежных территориях оба варианта регистрируют-ся в Лодейнопольском р-не — сестреника, сестреница.Вариант с суффиксом -ца отмечается в Бокситогорскомр-не. Довольно много вариантов по данным КСРГК фик-

СЕСТРЕНИКА, СЕСТРЕНИЦА 119

сируется в Тихвинском р-не: сестреница, сестренцы,сестрень, сестринцы.

В Бабаевском р-не КСРГК дает сестрянка, сестрян-ки, сестрёнка. Кроме того, слово сестренница бытует вЛюбытинском р-не. Первая фиксация слова сестреница‘красная смородина’ представлена в Опыте с пометой рас-пространения в Лодейнопольском уезде. У Куликовскогосестреница с тем же значением отмечается в Петро-заводском уезде и в Заонежье. В Дополнении к слова-рю Олонецкого наречия Куликовский дает вариант се-стреника с пометой — Косалма Петрозаводского уезда.В материалах Филимонова (Вытегорский уезд) имеетсяслово сестреница ‘красная смородина’. В рукописи Вто-рого Доп. дано — сестреница ‘красная смородина’ в Тих-винском уезде. По данным КСРГК отмечаются следую-щие варианты — сестреница, сестренница в Любытин-ском р-не; сестриница — в Тихвинском. В словаре Далясестрянка (без ударения) дано с пометой Новг. Калимаполагает, что в данном случае вепсское заимствование— вепс. s’estr’ikaine ‘красная смородина’ [Kalima 1915:216–217]. В прибалтийско-финских языках наименованиякрасной смородины имеют сходные соответствия — фин.siestara, siestari, в финских диалектах юго-востока упо-требляется siesterlainen, в диалектах юго-запада — sies-tarain, siestarainen, в люд. sestroi, эст. sostar.

Но и по ареалу распространения и по схожести формэтимона слову в русских говорах вслед за Калима следуетотдать предпочтение вепсской этимологии. SKES полага-ет, что кроме вепсской речь может идти и о людиковскойэтимологии.

Распространение заимствования в сфере языковоговлияния вепсского языка (Подпорожский, Вытегорский,Прионежский, Лодейнопольский, Бабаевский р-не) под-тверждает вепсское решение проблемы.

120 ТУРА, ТУРБЕГА

Разные суффиксы -ик(а), -иц(а), которые зафиксиро-ваны у заимствованных лексем, выявляются без какой-тоопределенной закономерности, а слова с разными суф-фиксами не образуют четких ареалов. Поэтому говоритьо большей частотности того или иного варианта в насто-ящее время на базе имеющихся в нашем распоряженииматериалов не представляется возможным.

ТУГИЛАЖКА

В значении ‘гриб-дождевик’ слово зафиксировано в н. п.Юксовичи Подпорожского р-на. В словаре Куликовскогос тем же значением оно отмечается в Вытегорском уезде.

Калима возводит анализируемую лексему к фин. tuhke-lo, tuhkulainen, tuhkuri в значении ‘гриб-дождевик’, нопроисхождение русской формы для него не совсем ясно.По-видимому, была заимствована форма, близкая к фин.диалект. tuhkilo, позднее получившая русский суффикс-ажк(а). Меркулова квалифицирует это заимствованиекак совершенно исключительный случай, который онаобъясняет тем, что прибалтийско-финский пласт в оло-нецких говорах очень велик, обычно для номинации гри-бов используется самобытная лексика [Меркулова 1967:183]. В СВЯ отмечается форма tuhulut в значении ‘вы-сохший гриб-дождевик’ в Подпорожском р-не, однако еефонетическое соответствие русскому слову не позволяетговорить о вепсской этимологии.

ТУРА, ТУРБЕГА

Тура в значении ‘водоросли’ отмечается только на севереобследованного региона в Сегежском р-не (Валдай, Во-жма Гора). Здесь зафиксирован глагол затурить ‘забитьсети водорослями’ в безличном употреблении (Затурилосети). В сопредельных говорах слово тура ‘водоросли’

ТУРА, ТУРБЕГА 121

бытует в Беломорском, Онежском, Североморском р-нах,в окрестностях г. Кандалакши. С иным ударением туралексема распространена в Кемском, Терском, Северомор-ском р-нах.

В Опыте тура ‘всякий морской порост’ в Архангель-ской губернии; в словаре Подвысоцкого — тура ‘всякаяморская поросль’ в поморских говорах; в словаре Кули-ковского тура имеет значение ‘торф’, отмеченное в Пове-нецком уезде. В Доп. Опыт. тура с ударением на второмслоге представлено в значении ‘гниющие морские расте-ния, выброшенные сильною погодою на берег’ в Архан-гельской губернии. У Дурова слово тура ‘различные мор-ские водоросли, выброшенные на берег прибоем морскихволн’ зафиксировано на юге Беломорья. Это же значе-ние ‘водоросль’ отмечает Воронова в Беломорском р-не.Клыков фиксирует тура ‘морские водоросли разных ви-дов’ на Севере. У Меркурьева слово тура ‘бурые морскиеводоросли с водянистыми пузырьками’ — в Ловозерскомр-не.Турбега ‘дерн’ представлено в Вытегорском р-не (Ме-

гра) и в сопредельных говорах в Лодейнопольском р-не(Надпорожье). Других фиксаций данное слово не имеет.Погодин, анализируя материалы Подвысоцкого и Кули-ковского, предлагает к слову тура ‘водоросль’ карель-скую этимологию — кар. tuura ‘водное растение, расту-щее по берегам Онежского озера’, а значение ‘торф’ онвозводит к фин. turve, вепс. turbas ‘торф’ [Погодин 1904:63]. Калима полагает, что тура ‘торф’ восходит к ливв.tuore с тем же значением, а тура ‘водоросль’ — к фин.turo ‘водное растение’. Но относится ли сюда же кар. ген.tuura ‘растение на Белом море с толстым корнем и широ-кими листьями’ — ему не ясно [Kalima 1915: 228]. SKESк заимствованиям из кар. или люд. относит только тура‘торф’ [SKES: 1418].

122 УРБА

На наш взгляд, исходя из территориальной дистри-буции лексема тура ‘водоросли’ скорее всего восходитк кар. tuura (см. этимологию Погодина), значение ‘торф’,отмеченное Куликовским по происхождению из люд. tuorс тем же значением. Лексема турбега ‘дерн’ имет соот-ветствия как в люд. turbeh, так и в средневепсском диа-лекте turb’eh в значениях в вепс. ‘дерн’, в люд. ‘торф’. Нопо сходству семантики и смежности территории следуетпредпочесть вепсскую этимологию.

УРБА

В значении ‘почка березы’ слово урба (собир.) употреб-ляется в Медвежьегорском р-не (Великая Нива, Толвуя),в Пудожском р-не (Римское). Дериваты: урбуш (собир.)отмечаются в Кондопожском р-не (Кулмукса), урбушки(мн.) — в Медвежьегорском р-не (Сенная Губа), Пудож-ском (Каршево), Сегежском (Валдай, Вожма Гора); урбу-хи (мн.) — в Пудожском р-не (Каршево); урбушка (со-бир.) в том же значении бытует в Медвежьегорском р-не(Тихвин Бор, Кефтеницы, Хашезеро, Кажма). В Пудож-ском р-не (Черново) по данным КСРГК урбушка отме-чено в значении ‘сосновая шишка’. В Медвежьегорскомр-не (Селецкое, Шуньга) слово урбушка фиксируется взначении ‘почка любого дерева’ (Урбушки уж набухают).

Диминутив урбочка ‘почка березы, сережка’ отмеченв н. п. Узкие Медвежьегорского р-на.

Вариант урбыш по данным КСРГК фиксируется внесколькх значениях: ‘сережка вербы’ в н. п. Лахта Пу-дожского р-на; ‘почка любого дерева’ в н. п. Ершево тогоже р-на; ‘молодой побег, поросль на дереве’ в н. п. СеннаяГуба Медвежьегорского р-на. Вариант урбышек ‘почкалюбого дерева’ по КСРГК отмечается в Пудожском р-не(Колгостров). Слово вурбыш ‘почка любого дерева’ по

ШОЛЬГА, ШОЛЬДИГА 123

КСРГК фиксируется в Пудожском р-не (Пелусозеро).На смежной территории с иным значением урба, со-

бир. ‘березовые почки’ отмечается в Онежском р-не. Ва-риант ворабыш ‘набухшая, готовая распуститься почка’бытует в Терском р-не (Чаваньга).

Первая фиксация у Рыбникова — урбыш ‘шишка наольхе’ в Петрозаводском уезде. В словаре Куликовского,так же как и в материалах ПЛГО, показано разнообразиеформ заимствования. Со значением ‘почки березы, шиш-ки ольхи’ урба фиксируется в Пудожском, Повенецком,Вытегорском уездах; урбыш — в Пудожском, Петроза-водском уездах; урбушка — в Повенецком; вурба — вПетрозаводском; урва — в Пудожском уезде.

Калима полагает, что в данном случае карельское за-имствование — кар. urba ‘почка, сережка’, при фин. urpa,urpu, эст. urb [Kalima 1915: 234]. SKES, дополняя наборсоответствий люд., вепс. urb, также возводит это заим-ствование к карельскому этимону.

Приведенные выше слова фиксируются в основном вречи охотников, так как березовые почки являются в зим-ний период основной пищей тетеревов и глухарей (Нумошников сейгод будет, ли это гляд, ли это гляди ли,сколь урбы). У людей, занимающихся охотой, по ПЛГОфиксируются только одно значение ‘березовые почки’.Спорадичность фиксаций данного заимствования свиде-тельствует о его неустойчивости в современных говорах.

ШОЛЬГА, ШОЛЬДИГА

В значении ‘водоросли’ данное слово по КСРГК зафикси-ровано в Пудожском р-не (Корбозеро). На смежной тер-ритории с иным ударением шольга отмечается в Карго-польском, Онежском, Кирилловском р-нах.

124 ЮРИК, ЮРИКИ

Дериват шольдига в этом же значении бытует в Под-порожском р-не (Юксовичи).

Анализируемое заимствование представлено в болееранних фиксациях: у Рыбникова шольга ‘род травы смелкими листьями’ в Каргопольском уезде; у Колосова втом же уезде шольга ‘прибрежная трава в реке’; Кули-ковский предлагает два варианта — шольга на КенозереКаргопольского уезда и в Петрозаводском уезде и шельга— в Каргопольском уезде с общим значением ‘растениеводный полигон’. В смежных говорах по данным КСРГКотмечается также слово шольник ‘трава, растущая в сы-рых местах’ в Череповецком р-не и шольник ‘водоросли’в Вашкинском р-не.

Фасмер говорит о неясном происхождении данных Ку-ликовского [Фасмер 4: 466]. На наш взгляд, анализиру-емый материал возможно сопоставить с вепс. sol’l’od ‘pl.водоросли’, при sol’l’paik ‘место, где растут водоросли’[СВЯ: 546]. Однако смущает неясность происхождениявепсской лексемы, при явно вторичном начальном [s]. Ве-роятно, сюда же относится лексема шульга ‘водоросли’,зафиксированная по ПЛГО в Каргопольском (Архангело,Лёкшмозеро, Сорочинская) и Вожегодском р-не (Углы);смущает, однако, другой тип вокализма и ударение напоследнем слоге, ср. мар. вyдшудо ‘водоросль’ [РМС:34]. Не относится сюда ливв. sulkuheinu ‘вид водорос-лей, шелковая трава’ [СКЯМ: 367].

ЮРИК, ЮРИКИ

Данное слово зафиксировано в значении ‘корень вывер-нутого из земли дерева’, ‘вывернутое из земли дерево’; вомножественном числе юрики чаще имеет значение ‘буре-лом’, отмечается в Вытегорском р-не (Ивачево) в Сегеж-ском (Валдай, Вожма Гора). Материалы Филимонова в

АЛЕЙКА, АЛЕЮШКА 125

Вытегорском уезде дают ту же семантику — юрик ‘ко-рень вывернутого из земли дерева’. Куликовский повто-ряет данные Филимонова.

Калима полагает, что это заимствование из кар. juu-rikka, ливв. juurikka, при люд. d’urik, вепс. d’urikaz,фин. juurikko [Kalima 1915: 250]. SKES предлагает не вы-делять материал какого-л. прибалтийско-финского языка,исходя, по-видимому, из фонетической близости карель-ских и финских форм [SKES: 126–127].

Названия птиц

Тематическая группа птиц насчитывает 24 лексемы. Ши-роко распространенная в Обонежье птица сойка имеетздесь несколько заимствованных наименований: кагача,качага, кукшак, нергач, паскарага, паскач, ряченга.Представлены в этой группе несколько различных ви-дов куликов, хищных птиц. Среди промысловых птиц за-фиксировано только одно заимствованное наименование— коппала ‘самка глухаря’. Отмечен один глагол, непо-средственно связанный с данной тематической группой— турайдать ‘токовать’.

АЛЕЙКА, АЛЕЮШКА

В значении ‘утка-морянка’ оба слова зафиксированы вСегежском р-не (Валдай, Вожма Гора). В соседних го-ворах отмечаются лексемы: аллей, алеек в том же зна-чении в Терском р-не (Чаваньга); олейка — в Терском(Чапома) и Кемском р-не.

В словаре Подвысоцкого представлены слова аллейка,алейка ‘Anas rutilia’ в кольских, кемских говорах; у

126 ВИКЛЮК, ВИТЛЮК

Мензбира отмечается аллейка ‘Fuligula glacialis’ в Ар-хангельской губернии на Белом море.

Калима и авторы SKES полагают, что в русские гово-ры анализируемое слово попало из прибалтийско-финскихязыков [Kalima 1915: 78]. Причем в финно-угорских язы-ках номинация возникла как звукоподражание крикамптицы: лив. al’l’i, aлl’i, люд. al’l’i, коми. alli, саам. allokaj,аллоо’ke, хант. allai. В шведский язык попало из финно-угорских — alla, alle, allo [SKES: 16].

ВИКЛЮК, ВИТЛЮК

Предлагаемые варианты отмечаются в значении ‘кулик,вальдшнеп’. Вариант витлюк распространен в Подпорож-ском р-не (Пидьма, Согиницы, Усланка. Курпово, Юксо-вичи, Корба), в Пудожском р-не (Авдеево, Римское. Кар-шево, Гакукса), в Кондопожском (Гангозеро, Кулмукса),в Медвежьегорском (Челмужи, Сенная Губа), в Вытегор-ском р-не (Андома, Ошта). Слово витлюк употребляетсяв сравнении в н. п. Сенная Губа: — Как витлюк вертит-ся. Витлюк бытует также в значении ‘высокий тонкийчеловек’ — в Прионежском р-не (Ладва), в Пудожскомр-не (Авдеево). В н. п. Усланка Подпорожского р-на упо-требление слова витлюк в устойчивом словосочетании:витлюк вам сапоги дал ‘пренебрежительно — о челове-ке’. В н. п. Яндеба этого же р-на слово уже не имеетчеткой семантики, хотя информанты осознают, что этоптица, но не могут дать ее общенародного названия илиописать ее. В н. п. Пидьма Подпорожского р-на витлюкотмечается также в значении ‘беспокойный теленок’.

С ударением на первом слоге витлюк со значением‘кулик’ бытует в Медвежьегорском р-не (Ламбасручей,Космозеро, Великая Нива, Кижи), со значением ‘неболь-шая лесная птица’ в н. п. Вырозеро этого же р-на, а также

ВИКЛЮК, ВИТЛЮК 127

в Кондопожском р-не (Колгостров, Лодмозеро).

Вариант виклюк ‘кулик’ зафиксирован в Подпорож-ском р-не (Согиницы, Заозерье), при этом, по-видимому,имеет место вторичная мотивация, основанная на звуко-подражательности этого наименования: — Виклю-виклю,на руках цыпки будут. В Кондопожском р-не (Кулмук-са) виклюк зафиксирован в значении ‘чибис’. В Мед-вежьегорском р-не отмечаются нечастотные варианты —ветлюк в н. п. Кижи, витлюг в н. п. Толвуя, Тявзия.

В словаре Куликовского представлены следующие ва-рианты: витлюк ‘вальдшнеп’ в Петрозаводском уезде; вит-люк в Заонежье с тем же значением; ветлик ‘птица’ безуточнения дистрибуции. В словаре Мензбира дано назва-ние долгоносый виклюк (Олон. губ.). Варианты ветлик,ветлюк ‘вальдшнеп’ записаны Рыбниковым в Петроза-водском уезде. Вариант вытлюк ‘кулик’ отмечается Гиль-фердингом.

Калима полагает, что это людиковско-вепсское заим-ствование: люд. vikl’i, вепс. vitli, кар. vikli, ливв. vigli,фин. vikla ‘кулик’, эст. vigle ‘птица бекас’. SKES пола-гает, что в прибалтийско-финских языках ономатопоэти-ческий субстантив фин. viklo, viklalintu связан с глаго-лом такой же природы viklettaa ‘звучать, кричать’, ав-торы SKES подтверждают гипотезу Калима, и вслед заним отмечают, что в коми язык коми vetlykaitny ‘кричать(о вальдшнепе)’ попало через русское посредство [SKES:1760–1761].

Следует отметить, что вариант с [т] более частотен ибытует на более широкой территории, включающей прак-тически все Обонежье, чем вариант с [к], распростра-ненный в настоящее время в Подпорожском и части Кон-допожского р-на. Следует также учитывать, что вариантс [к] на отмеченной выше территории бытует наряду с

128 ГАБУК

вариантами с [т]. Исходя из фонетического сходства, по-видимому, можно утверждать, что слово витлюк и еговарианты восходят к вепс. vitlik, vitling, тогда как слововиклюк, имеет людиковско-ливвиковские соответствия,хотя и не исключена вероятность того, что вариант с [т]возник на основе внутридиалектных фонетических про-цессов в русских говорах Обонежья, а затем был заим-ствован вепсским языком.

ГАБУК

Габук в значении ‘ястреб’ отмечается в Подпорожскомр-не (Согиницы, Курпово, Усланка, Родионово, Заозерье,Ульино, Шустручей), в Вытегорском р-не (Ошта, Бабино,Мегра, Казаково, Бараново), в Пудожском (Каршево), вПрионежском (Педасельга).Габук ‘петух, драчливый петух’ зафиксировано в Вы-

тегорском р-не (Казаково), в Подпорожском (Юксовичи,Корба), здесь же в Подпорожском р-не отмечено упо-требление в сравнении: — Налетел, как габук. Габук‘жадный нахальный человек; забияка, драчун’ распро-странено в Кондопожском р-не (Гангозеро), в Подпорож-ском (Пидьма, Шеменичи), в Прионежском (Ладва), вПудожском (Гакукса). В н. п. Вороничи Прионежского р-на габук имеет значение ‘злая собака’.

Отмечен вариант габучина ‘крупный петух’ в н. п.Корба Подпорожского р-на.

У Куликовского слово габук ‘ястреб’ зафиксированов Вытегорском, Пудожском, Петрозаводском, Олонецкомуездах и в Заонежье, в значении ‘петух, драчливый че-ловек’ — в Петрозаводском уезде, в значении ‘непонятли-вый человек’ — в Вытегорском уезде с вопросом к значе-нию. В СРНГ слово габук ‘ястреб’ отмечено в Белозер-ском уезде Новгородской губернии.

ГУНГАЧ 129

Калима полагает, что это заимствование из люд. иливепс. habuk ‘ястреб’. Соответствия вепсского слова име-ются в других прибалтийско-финских языках: фин. hau-kka, ливв. haukka, эст. haugas, havaas [Kalima 1915: 88].

Авторы SKES считают, что в русские говоры и в са-амский язык (саам. швед. hapak, hapke) слово пришло изприбалтийско-финских языков, хотя для саамского языкаони не исключают возможность прямого заимствованияиз скандинавских языков. Лексема габук устойчиво фик-сируется в большинстве населенных пунктов отмеченныхрайонов. Консонантизм русского слова — [б] — соотно-сится с вепсским, ср. вепс. habuk ‘ястреб’ [СВЯ: 101], адля северного Обонежья нельзя исключать и людиков-ские источники, ср. люд. habuk ‘ястреб’. В прибалтий-ско-финские языки это слово пришло из германских: др.-норв. haukr, др.-швед. hoker, др.-верх.-нем. habuh [SKES:62].

Слово габук отмечается в Подпорожском, Вытегор-ском, Прионежском р-нах, а также в южной части Пудож-ского р-на, что также свидетельствует в пользу вепсскойэтимологии. По-видимому. примыкают к лексике габукслова габоло, габла ‘петух’, зафиксированные в Выте-горском р-не (Мегра, Бараново). В материалах Георги-евского имеется также габоль ‘петух’, габла ‘ворона’ —Петрозаводский уезд.

ГУНГАЧ

В значении ‘филин, сова’ слово гунгач бытует в Подпо-рожском р-не (Курпово, Ульино, Корба, Юксовичи, Янде-ба). С иным ударением гунгач с тем же значением рас-пространено на смежной территории в Лодейнопольскомр-не.

130 ЕЛЁК

У Куликовского гунгач ‘филин’ дано с пометой — потечению р.Свири, юнгач с тем же значением в ЛадвеПетрозаводского уезда.

Калима считает, что это заимствование из вепсскогоязыка — вепс. hungei ‘сова’, он приводит также вепсскиематериалы Алквиста — hung и полагает, что этимоло-гия Погодина *hungacu неверна [Kalima 1915: 95; Пого-дин 1904: 22] . Это находит подтверждение в современ-ных материалах — в СВЯ находим: hub’g’, hup’k, hubj,huNg’, hubo, hung’aine. SKES считает, что вепс. hungu‘филин’ связано с глаголом hyngata, обозначающим раз-личные звуки: смеяться, хрюкать, издавать неясные зву-ки в финском языке. В вепсском языке имеется нескольковариантов: hunkta, unkta, hunguda — ‘ухать’ (о сове, фи-лине). Очевидно ономатопоэтическое по происхождениюслово в финно-угорских языках (ср. мар. uNge, чуваш.uNge) было заимствовано русскими говорами, и под вли-янием субстратно-адстратного влияния вепсского языкавнутренняя форма слова в настоящее время проясняетсяглаголом гунгать, по-видимому, более позднего происхо-ждения [SKES: 93].

ЕЛЁК

Елёк ‘небольшая птица’ имеет единичную фиксацию вПодпорожском р-не (Юксовичи). У Куликовского отме-чается лексема ёлак ‘летучая мышь’ в Петрозаводскомуезде. В СРНГ представлено слово елек в двух значени-ях ‘козодой’ и ‘летучая мышь’ в Тотемском уезде Воло-годской губернии.

Калима с сомнением, но предположительно говорит озаимствовании из водск. oolakko ‘сова’. Погодин, Мик-келяйн считают, что в данном случае заимствование извепсского соответствия финского yoleikko. Калима отме-

КАГАЧА, КАЧАГА 131

чает также значительное сходство прибалтийско-финскогоматериала со славянским лелек ‘козодой’ [Kalima 1915:95]. Преображенский, анализируя славянскую лексему,не находит ясного происхождения, но сравнивает ее слитов. lelis ‘козодой’ и предполагает, что в основе ле-жит звукоподражание. Фасмер считает, что слово елексоотносится с русск. лелек, при чеш., польск. lelek ‘ко-зодой’ [Фасмер 2: 479]. SKES, анализируя фин. lepakko‘летучая мышь’, приводит большое число вариантов этойлексемы в прибалтийско-финских языках: фин. leikko,yelepakko, yolapakko, yolipakka, yorapakko, yoliehakko,yoleikko, кар. uolapakko, uoliepakke, ливв. uolepakko,uoliero, uolapoi, люд. uolilak, uolilakko, uolilei, вепс. ola-pak, olipak, olapakeine, elapak. Авторы SKES при этомделают предположение, что, по-видимому, здесь описа-тельное наименование. Обе части слова yo ‘ночь’ и le-pakko ‘летучая мышь’ имеют прозрачную внутреннююформу практически во всем представленном SKES ма-териале [SKES: 287]. К тому же семантика слова ёлак‘летучая мышь’ в словаре Куликовского тождественна се-мантике соотносимого слова в прибалтийско- финскихязыках. Бытование слова в юго-западной части Прио-нежья, по-видимому, позволяет предположить, что ана-лизируемое русское диалектное слово испытало на себевлияние формы и семантики соответствующего прибал-тийско-финского материала.

КАГАЧА, КАЧАГА

Обе лексемы в значении ‘сойка’ отмечаются в Пудожскомр-не. Кагача — в н. п. Гакукса, качага — в н. п. Карше-во. Слово качага, вероятно, может быть связано с вепс.kacatada ‘стрекотать — о сороке’. Вариант кагача можетбыть результатом метатезы, хотя и не исключена связь со

132 КОППАЛА, КОПАЛА

словом, близким к эст. kiitsakas ‘сорока’. В Вытегорскомр-не (Ошта) отмечается фамилия Кагачин, вероятно свя-занная с анализируемым словом.

КОППАЛА, КОПАЛА

В значении ‘самка глухаря’ вариант коппала отмечает-ся в Медвежьегорском р-не (Великая Губа, Сенная Губа,Шуньга, Великая Нива, Кижи, Толвуя, Челмужи, Лам-басручей, Кузаранда), в Пудожском р-не (Авдеево, Рим-ское, Каршево, Гакукса, Кривцы, Канзанаволок, Пяльма),в Прионежском р-не (Вороново, Лехнаволок, Суйсарь), вКондопожском р-не (Тулгуба, Гангозеро, Кулмукса, Чёбо-лакша, Колгостров, Новинка, Лижма), в Сегежском р-не(Валдай, Вожма Гора). В южном Прионежье — в Вы-тегорском и Подпорожском р-нах зафиксировать даннуюлексему не удалось ни по данным ПЛГО, ни по дан-ным КСРГК, что, по-видимому, связано с отсутствиемее прибалтийско-финского соответствия в вепсском язы-ке. По материалам СВЯ слово koppal ‘глухарка’ отмеченотолько в н. п. Шокша Прионежского р-на, и скорее всегоэто результат влияния людиковского диалекта карельско-го языка. В вепсском языке более распространено словоemamecoj ‘глухарка’. Словоформа копала бытует на тойже территории как фонетический вариант в Сегежскомр-не (Валдай), в Прионежском (Вороново), в Пудожском(Авдеево, Кривцы, Каршево), в Медвежьегорском (Лах-ново).

На смежной территории вариант коппала бытует вТерском, Кемском, Онежском р-нах; вариант копала —в Терском, Кемском, Плесецком, Каргопольском р-нах, атакже в окрестностях г. Кандалакши. Кроме того, в зна-чении ‘самка тетерева’ слово копала отмечается по СРНГв Онежском р-не.

КОППАЛА, КОПАЛА 133

По данным ПЛГО зафиксировано употребление лек-семы коппала в сравнении: — Глухой как коппала — вПудожском р-не (Каршево). Отмечается переносное зна-чение слова коппала ‘растрепанная длинноволосая жен-щина’ в Кемском р-не, а также употребление в сравне-нии на основе этого значения: — Ходит как коппала —в Онежском р-не.

Первая фиксация анализируемого заимствования вОпыте — копола в Олонецкой губернии. В словаре Далякроме слова копала ‘глухарка’ представлены дериватыкопалуха ‘глухарка’ с пометами «Север., Вост., карел.»и копалёнок ‘глухаренок’. Имеются у Даля варианты синой огласовкой: капалуха, отмеченное в Сибири, ки-палуха — в Пермской губернии в значении ‘глухарка’.

В словаре Подвысоцкого представлены слова копала,копель. В словаре Куликовского дан наиболее близкийв фонетическом отношении к этимону вариант — коп-пала ‘самка тетерева-глухаря’ в Петрозаводском и Пове-нецком уездах. У Мензбира представлено слово копало‘глухарка’, кыпалуха — в словаре Грота-Шахматова. Ка-лима полагает, что в русские говоры анализируемое сло-во пришло из карельских диалектов: кар., ливв. koppala,люд. koppal. Причем он не исключает влияние другихприбалтийско-финских языков, например, финского, фин.kappela, koppelo [Kalima 1915: 128]. Распространена со-ответствующая лексема и в саамских диалектах: саам.швед. kappel, саам. норв. goappel, в мари kublts [SKES:217]. Хакулинен относит слово koppelo к древней при-балтийско-финской лексике [Хакулинен 1955: 9].

В русских говорах анализируемое заимствование, сле-дуя вместе с миграционными потоками, широко распро-странялось на восток, изменив при этом форму, в мате-риалах СРНГ представлены следующие варианты: копал

134 КОППАЛА, КОПАЛА

‘глухарь’ в Свердловской области, ‘тетерев’ в Вологодскойгубернии Архангельской области; копол ‘самка глухаря’— в Свердловской области, ‘глухарь’ — в Екатеринбург-ской и Пермской губерниях; копала ‘глухарка’ — широкопредставлено на Северном и Среднем Урале.

В говорах Обонежья и соседних говорах дериваци-онное развитие представлено слабо: коппалуха ‘самкаглухаря’ в Пудожском р-не (Пяльма), копалуха с темже значением в Медвежьегорском р-не (Космозеро) ив окрестностях г. Кандалакши, кополуха с тем же зна-чением в Кондопожском р-не (Чёболакша). В смежныхговорах отмечается дериват копалка ‘самка глухаря’ вТерском р-не (Оленица). В Пудожском р-не (Римское)зафиксировано слово копалёнок ‘птенец глухаря’. Вари-анты производных сосуществуют в говорах Обонежья на-ряду со словами более близкими к этимону, причем бес-суффиксальный вариант более частотен. Иначе обстоитдело в говорах Урала и Сибири. По данным СРНГ мож-но видеть, что там преобладают деривационные вариантызаимствования, например: кипалуха отмечено на Север-ном Урале; копалуха — на Северном Урале, в пермских,среднеуральских, челябинских говорах и на территориипочти всей Сибири вплоть до Якутии; кополуха зафик-сировано на Западном и среднем Урале, а также в Но-восибирской, Иркутской областях и в Якутии; копалихабытует также в пермских говорах; копалюка — в Тюмен-ской области; копалюха — на Северном Урале и в Том-ской области. Причем, несмотря на деривационную вари-ативность, они все сохраняют семантику ‘самка глухаря’.Слово копалка на Среднем Урале фиксируется с разно-местным ударением, с двумя значениями: ‘самка глухаря’и ‘самка тетерева’. Также на Средней Урале зафиксирова-но собирательное существительное копольё ‘глухари’. В

КУГА 135

Словаре русских говоров Приамурья дается слово копы-луха ‘самка глухаря’. Отмечается также и словообразо-вание: копалёнок ‘птенец глухаря’ в пермских, челябин-ских, иркутских говорах. Черкасов дает лексему с другойогласовкой копаленок в двух значениях: ‘птенец глуха-ря’, ‘птенец рябчика’. Как можно видеть из приведенно-го выше материала, дериваты, фиксируемые спорадиче-ски в Обонежье в отдельных его населенных пунктах,получили довольно широкое распространение в говорахУрала и Сибири. Следует также отметить, что в вологод-ских говорах анализируемое заимствование отсутствует,не представлено оно и в СВГ. Это подтверждает преиму-щественно карельскую основу заимствования и позволя-ет по-новому взглянуть на миграционные пути русско-го населения на восток и процессы формирования гово-ров Урала. Например, в говорах Свердловской области,имеющих преимущественно вологодскую основу, анали-зируемое заимствование зафиксировано, а в вологодскихговорах оно отсутствует.

В Обонежье данное заимствование нашло отражениеи в топонимике — Коппалозеро — название озера и де-ревни в Авдеевском с/с Пудожского р-на.

КУГА

В значении ‘сова’ данная лексема отмечается в Медве-жьегорском р-не (Ладмозеро), в Пудожском (Каршево).Кроме того, зафиксировано словосочетание куга лесовая‘филин’ в н. п. Черкасы Медвежьегорского р-на.

В словаре Куликовского представлено слово куга ‘со-ва, филин’, как бытующее в Заонежье (Шуньга).

Калима относит слово к заимствованиям из ливв. kyh-ko или люд. kuu

“hkoi ‘сова’, ‘птица’ [Kalima 1915: 135].

SKES отмечает бытование слова kuhklane в северо-вос-

136 КУКША, КУКШАК

точных диалектах эстонского языка, при фин. kyyhky,kyhky ‘голубь’ и относит эти лексемы к ономатопоэтиче-ской лексике [SKES: 257].

По-видимому, о более широком бытовании слова кос-венно свидетельствует микротопонимия — Кугина Кара(название сенокосного луга) около н. п. Шеменичи Под-порожского р-на.

Исходя из ареальной дистрибуции заимствования —Медвежьегорский и Пудожский р-ны, следует его клас-сифицировать как ливвиковско-людиковское.

КУКША, КУКШАК

Кукша ‘прозвище’ отмечено в Медвежьегорском р-не;кукшак ‘птица — какая?’ — в Сегежском р-не (Вал-дай, Вожма Гора). В соседних говорах зафиксированыследующие лекскмы: кукша ‘птица с белым оперением’в окрестностях г. Кандалакши; кукшеньга ‘сойка’ в Хол-могорском р-не. По-видимому, сюда же относится словокукшарь ‘дятел’, бытующее в Вашкинском р-не.

В словаре Куликовского кукшак ‘островная сойка,Perisoreus infaustus’ зафиксировано в Петрозаводском уез-де. В СРНГ слово кукша ‘сойка; свиристель’ отмечает-ся в архангельских, печорских, пермских, уральских, то-больских говорах, а также на Енисее, Колыме и в ир-кутских говорах; в значении ‘неряшливо одетая женщи-на’ лексема кукша зафиксирована в Шенкурском уездеи в Красноярском крае. Богораз отмечает также словокукша-икроед ‘о человеке, любящем икру’.

Калима полагает, что слово кукша следует возводитьк кар. kuukse, ливв. kuuksa, при фин. kuusahka, саам.норв. guovsak [Kalima 1915: 139]. Причем направлениезаимствования, по мнению Калимы, в данном случае, доконца не понятно, поскольку форма с фонемой [s] моглавозникнуть и под влиянием русских говоров. Сюда же от-

КУРПУН 137

носит Калима лексемы пукша, пукшиньга ‘лесная пти-ца’, зафиксированные Далем в Архангельской губернии.Хотя он не исключает возможность влияния другого сло-ва, считает, что слова с начальным [п] являются резуль-татом диссимиляции. SKES приводит многочисленные со-ответствия русскому слову в прибалтийско-финских язы-ках, саам. фин. kuouhsak, фин. kuuskain, kuusahka, люд.,ливв. kuuksoi в значении ‘сойка’, но не выделяет конкрет-ный язык-источник. Причем авторы SKES вслед за Кали-мой замечают, что в коми слово кукша ‘кукша, ронжа,сойка’ пришло из русских говоров [SKES: 250].

Анализируемые лексемы в обследованном регионе име-ют единичные фиксации с диффузной семантикой. Болеечастотное употребление имеет слово кукшак на перифе-рии данного ареала, и кукша в смежных русских говорахМурманской области. Слово кукша ‘птица отряда воро-бьиных’ вошло в БАС. Но направление заимствования,на наш взгляд, нельзя оценивать однозначно, более веро-ятна саамская этимология анализируемого материала.

КУРПУН

Слово в значении ‘вальдшнеп’ зафиксировано только вн. п. Юксовичи Подпорожского р-на. Ранее различные ва-рианты этого заимствования были представлены Мензби-ром: курпист в Ямбургском уезде Петербургской губер-нии; хурпун, хуркун с пометой Полевский завод (Сред-ний Урал). Все варианты имеют значение ‘вальдшнеп’.

Калима полагает, что вариант курпист связан с эст.korpits, kurbits, а другие, приведенные Мензбиром вари-анты, восходят к фин. kurppa ‘вальдшнеп’ [Kalima 1915:143]. Имеются соответствия к анализируемому слову и вдругих прибалтийско-финских языках: ливв. kurvoi, люд.suogurbits, водск. kurppa, вепс. gurbits. SKES полага-

138 НЕРГАЧ

ет, что это общее финно-угорское слово, мар. kermezak‘вальдшнеп’ [SKES: 246].

В прибалтийско-финских языках и диалектах, кото-рые расположены ближе всего к месту фиксации русско-го слова, нет формы, сходной в фонетическом отноше-нии, но в соседнем от Юксович н. п. Ошта Вытегорско-го р-на зафиксирована автохтонная фамилия Курпаков,которая, по-видимому, свидетельствует о том, что ранеелексема kurppa или курпа здесь существовала. Ср. так-же шижлик ‘ящерица’ — Шижликов; kazi ‘кошка’ —Кажев (носители фамилий — русские). Н. п. КурповоПодпорожского р-на также, по-видимому, обязан своимназванием прибалтийско-финскому слову. Что касаетсяварианта курпист, то положение Калимы подтверждает-ся материалами SKES, где дан ряд вариантов из эст. kurp,kurbiits, korpiits. Не совсем ясным остается происхожде-ние форм хурпун, хуркун, зафиксированных на Урале,Возможно они были занесены туда русскими миграцион-ными потоками.

НЕРГАЧ

Данное слово зафиксировано в Кондопожском р-не (Но-винки) в значении ‘хищная птица’. Куликовский отмечаетслово нергач с другми ударением и значением — ‘сойка’.

Калима полагает, что это заимствование из кар. илиливв. narhi ‘сойка’ [Kalima 1915: 171]. SKES, трактуяфин. narhi как ономатопоэтическое слово, приводит так-же люд. naruoi, вепс. naraiz ‘сойка’ [SKES: 414]. По-видимому, значение ‘хищная птица’ является либо ре-зультатом семантической диффузии, как следствие уходаслова из говоров, либо результатом процесса семантиче-ского развития.

ПАСКАРАГА 139

ПАСКАРАГА

В значении ‘сойка’ данное слово фиксируется в Подпо-рожском р-не (Курпово, Ульино, Усланка, Заозерье, Шуст-ручей, Пидьма, Яндеба, Юксовичи, Шеменичи), в При-онежском р-не (Ладва, Педасельга), в Вытегорском р-не (Ошта, Казаково, Мегра). В значении ‘сорока’ лек-сема паскарага отмечается также в Подпорожском р-не(Пидьма, Шеменичи). Здесь же в н. п. Шустручей, Шеме-ничи, Курпово зафиксировано употребление данной лек-семы в сравнении: — Ты как паскарага — ‘о неопрятномребенке, человеке’.

В словаре Куликовского паскарага ‘лесная сорока’ по-мечено н. п. Коштуги Вытегорского уезда. В СРНГ па-скарага в значении ‘дрозд’ дано в Петрозаводском уез-де; пискарога ‘сойка’ — также в этом уезде — отмечаетКуликовский, который по материалам Барсова указываетеще для этой формы значение ‘лесная сорока’.

Калима возводит анализируемую лексему к фин. pas-karaakka, paskaharakka, эст. paskrag. Причем он пока-зывает, что в прибалтийско-финских языках слово состо-ит из двух частей: фин. paska, вепс. pask ‘навоз, понос’,вторая часть — raakka ‘коростель, дергач’. Посколькув русских диалектах отсутствует формант -рага, Кали-ма имеет в виду две возможности его проникновения нарусскую почву — заимствование неизвестной ему вепс-ской формы или развитие уже на почве русских говоров[Kalima 1915: 181–182].

На наш взгляд, исходя из ареальной дистрибуции ана-лизируемой лексемы в юго-западном Прионежье, можнопредположить ее вепсский источник — вепс. paskharag‘сойка’ — совпадающий по семантике и имеющий сход-ную в фонетическом отношении форму.

140 ПИНГАЧ

ПАСКАЧ

Паскач ‘трясогузка’ отмечается в Кондопожском р-не(Лижма), в Прионежском (Суйсарь), в значении ‘воробей’паскач фиксируется в Подпорожском р-не (Юксовичи). ВМедвежьегорском р-не (Черкасы) по КСРГК слово ужене имеет точной семантики, информанты знают, что этоптица, но без видо-родовой идентификации.

У Куликовского дается паскач ‘сойка’ в Петрозавод-ском уезде. Кроме того, по данным ПЛГО зафиксированослово паскрач ‘сойка’ в Кондопожском р-не (Новинка,Колгостров, Тулгуба) и панкрач ‘птица — какая?’ — вПодпорожском р-не (Шеменичи).

Калима полагает, что это заимствование из вепсскогоязыка, вепс. paskats ‘воробей’, при фин. paskonarhi ‘сой-ка’ [Kalima 1915: 182]. На наш взгляд, точка зрения Ка-лимы совершенно справедлива. В вепсском языке имеетместо несколько наименований подобного типа, где се-мантика корневой морфемы — pask ‘навоз, понос’ слу-жит смысловым ядром при наименовании данной птицы:pasklind ‘воробей’ (pask ‘понос’, lind ‘птица’); herelind‘воробей’ (here ‘навоз’); herec ‘воробей’. Таким образом,лексема paskac ‘воробей’, имеющая точно такую же моти-вацию в вепсском языке, скорее всего была заимствованауже с суффиксом -ac, который получил в вепсском языкеширокое распространение значительно ранее.

Ареальная дистрибуция анализируемого заимствова-ния преимущественно в юго-западном Прионежье такжесвидетельствует в пользу вепсской этимологии.

ПИНГАЧ

В значении ‘чибис’ данное слово отмечено в Подпорож-ском р-не (Курпово, Ульино, Шеменичи, Шустручей, Юк-

РЕПША 141

совичи, Яндеба), в Прионежском (Ладва, Педасельга), вВытегорском (Ошта).

По-видимому, данная лексема восходит к вепс. pingac,которая однако не зафиксирована в СВЯ, но употреби-тельна в речи вепсов. В вепсском языке данное наимено-вание мотивировано звукоподражательным глаголом pink-ta ‘пищать’. Ареальная дистрибуция анализируемого сло-ва — Подпорожский, Прионежский, Вытегорский р-ныусиливает предположение о вепсской основе анализируе-мой единицы.

РЕПША

Репша ‘старая ворона’ по данным КСРГК отмечается вПудожском р-не (Канзанаволок). По-видимому, приводи-мое слово связано с фин. raappa ‘слабый, жалкий чело-век или животное’, зафиксированное SKES в диалектахСатакунта [SKES: 922].

РЯЧЕНГА

Слово имеет единичную фиксацию по данным КСРГК взначении ‘сойка’ в н. п. Согиницы Подпорожского р-на;ранее данная лексема не отмечалась.

По-видимому, анализируемая лексема восходит к люд.ratsni, riatsoi ‘птица — какая?’, вепс. rac ‘сойка’, прикар. rastahaini, rastsni, фин. rasttas ‘дрозд’, ливск. rasta‘дрозд’. SKES относит прибалтийско-финские соответ-ствия к заимствованиям из балтийских языков: литов.strazdas, латыш. strads, др.-прус. tresde [SKES: 741–742].

142 ТУРАЙДАТЬ

ТИКАЧ

Тикач ‘дятел’ бытует в Подпорожском р-не (Заозерье,Курпово, Шеменичи, Яндеба), часто в связи с тем, чтослово, по-видимому, выходит из употребления, оно неимеет четкой семантики. В Подпорожском р-не (Ульино,Пидьма), в Кондопожском (Лижма) информанты указы-вают, что слово тикач обозначает птицу, но не могутдать ни общенародного эквивалента, ни описать ее.

В Прионежском р-не (Суйсарь) слово тикач зафик-сировано в значении ‘чибис’, по-видимому, это ошибкаинформанта, смешение с лексемой пингач ‘чибис’.

В словаре Куликовского тикач ‘дятел’ по течениюр.Свири. Калима дает ливвиковско-людиковскую этимо-логию: ливв. t’ikku, люд. t’ikk ‘дятел’, при вепс. t’ikk,фин., водск. tikka, эст. tikk [Kalima 1915: 225]. В при-балтийско-финских языках, согласно SKES это ономато-поэтическая лексема. Но в силу особенностей территори-альной дистрибуции (Прионежский, частично Кондопож-ский р-ны) вернее предположить вепсскую этимологию,что обусловлено также тем, что в вепсском языке имеетсяглагол tiketada ‘долбить клювом — о дятле’.

ТУРАЙДАТЬ

Данное слово зафиксировано в значении ‘токовать — отетеревах, глухарях’ в Медвежьегорском р-не (Толвуя,Великая Нива), в Сегежском (Валдай, Вожма Гора), вКондопожском (Гангозеро, Кулмукса, Новинка).

В словаре Подвысоцкого представлено слово турай-дать ‘токовать — о глухарях’ с ударением на втором слогев Онежском уезде. У Куликовского дана цитата без тол-кования: «Турайдает живот». Калима не рассматриваетданное слово как прибалтийско-финское заимствование.

ХАРАК 143

Погодин считает, что анализируемая лексема связана сфин. turahtaa, вепс. turaida. Авторы SKES фин. turahtaa‘булькать, кипеть’ относят к ономатопоэтической лекси-ке, ср. также ливв turista ‘кипеть; болтать; разговари-вать’ [SKES: 1421]. В СВЯ слово turahtada имеет зна-чение ‘скатиться’. Приведенные факты ставят под сомне-ние этимологию Погодина, к тому же в вепсском языкеимеется слово kimda ‘токовать’, в финском — soidin ‘токглухариный’. На наш взгляд, данное заимствование яв-ляется результатом контаминации вепс. toreita ‘скрипеть,греметь, барабанить’ и вепс. toreita ‘драться’.

Следует, однако, отметить, что материал Куликовско-го, явно звукоподражательного характера, относится попроисхождению к ливв. turata ‘булькать, кипеть’.

ХАРАК

Данное слово имеет единичную фиксацию в значении ‘во-рона’ в н. п. Вороничи Прионежского р-на. Ранее оно ни-где не отмечалось.

На наш взгляд, анализируемую лексему можно воз-вести к вепс. harag ‘сорока’, при фин. harakka, ливв.harakka, люд. harag, эст. harak в значении ‘сорока’. SKESпоказывает, что в прибалтийско-финских языках приве-денный ряд лексем также не исконен, здесь имеет местовлияние балтийских языков: литов. sarka, др.-прус. sarke[SKES: 57–58].

144 КАБЬИ, КАПКИ, КЯПЕЧИ, КАПАЧИ

Наименования животных, частей их тела, формы ихжизнедеятельности

Эта группа лексики самая малочисленная, насчитываетвсего несколько слов, в основном наименования частейтела животных и форм их жизнедеятельности.

КАБЬИ, КАПКИ, КЯПЕЧИ, КАПАЧИ

Кабьи ‘нижние части ног лося и домашних животных— коровы, овцы’ отмечается в Вытегорском р-не (Ошта,Андома), здесь же зафиксирован дериват кабейки с темже значением.

Куликовский представил лексемы кабьи, кабейки стем же значением в Вытегорском уезде. Калима возводитслово кабьи к кар. kabia, kabju, вепс. kabj [Kalima 1915:97; Погодин 1904: 24]. SKES показывает широкое рас-пространение этого словарного гнезда в прибалтийско-финских языках: фин. kavio, эст. kabi, водск. kabj, люд.kabju с тем же значением ‘копыто’ [SKES: 175]. Исхо-дя из ареальной дистрибуции слова — Вытегорский р-н,можно сделать предположение о доминирующем влияниивепсского языка.Кяпечи ‘нижние части ног домашних животных’ от-

мечается в Медвежьегорском р-не (Великая Нива, Пал-тега, Космозеро, Толвуя, Загубье, Шуньга, Челмужи).Вариант кяпячи зафиксирован в Медвежьегорском р-не(Вырозеро, Ламбасручей, Кузаранда) с тем же значени-ем. Вариант кяпочи бытует в н. п. Тихвин Бор Медве-жьегорского р-на. Вариант капечи распространен в н. п.Сенная Губа, Лонгасы Медвежьегорского р-на и в н. п.Пяльма Пудожского р-на. Капичи с тем же значениемотмечается в н. п. Петры Медвежьегорского р-на. Вари-ант капачи с тем же значением бытует в н. п. ПяльмаПудожского р-на.

КОЙБЫ 145

В словаре Куликовского представлены варианты кя-пичи, кяпечи в Пудожском и Повенецком уездах в значе-нии ‘копыта убитого дикого животного’, ‘большие неуклю-жие сапоги’, ‘замерзшие конечности человека’.

Калима возводит слово кяпечи и его варианты к кар.kappa ‘нога птицы’, при фин. kappa ‘лапа’ [Kalima 1915:145]. Причем из ливск. слово вошло в латышский язык,ср. латыш. kepa ‘медвежья лапа’. На наш взгляд, болееубедительна версия SKES, где анализируемые слова воз-водятся к ливв. kaptsu, люд. kapt’s, kapt’se ‘птичья лапа,лапа’, разделяя на прибалтийско-финской почве kappa‘лапа’ и kapsa ‘заячья лапка’ [SKES: 260–261].

По-видимому, контаминированный характер формыпредставлен в словах: капки ‘нижние части ног у домаш-них животных’, отмечающийся в Вытегорском р-не (Ан-дома) и в Пудожском (Каршево, Пога, Авдеево); копки втом же значении, бытующем в Пудожском р-не (Авдеево,Каршево, Гакукса). Севернее, в н. п. Пяльма Пудожскогор-на уже бытует капечи, северо-западней — кяпечи; аюго-западней — кабьи, при одном и том же значении.

КОЙБЫ

Слово койбы ‘женские бедра’ имеет всего одну фиксациюв Подпорожском р-не (Шеменичи); это переносное значе-ние. Более широкое распространение, но в основном, вархангельских говорах, имеет слово койба ‘кожа, шку-ра с ног животного’, отмеченное Далем, Подвысоцким,а также производные от него — койбеницы, койбен-ки ‘оленьи рукавицы шерстью наружу’, представленныеДалем, и койбенцы, койбенки в том же значении, от-меченные Подвысоцким. Даль приводит помету «лопар-ское», что, по-видимому, дает возможность судить, чтоон возводил приведенный материал к саамским источни-

146 КЯРБА, КЯРЬБА, КЕРБА

кам. Калима и SKES отвергают гипотезу Даля, посколькуиз прибалтийско-финских языков это слово вошло в бал-тийские — латыш. kuıb ‘кожа на ногах тюленя, собаки’,литов. kuibina ‘подошвенная кожа’. В саамский язык, ср.саам. kaipa, goaiba ‘шкура волка’ эта единица пришла,по мнению Калимы и авторов SKES, из финского языка.Калима полагает, что русское слово в данном случае яв-ляется карельским заимствованием — кар. koibi [Kalima1915: 122]; ср. также данные в SKES: люд. koib ‘шкура сног медведя, лося, коровы’, ливв. kuoiba ‘кожа с конеч-ностей тюленя’.

В нашем случае зафиксировано переносное значение‘женские бедра’, которое имеет соответствующее хожде-ние, например, в фин. koipi ‘нога животного’, а в про-сторечии ‘нога человека’. Отмеченное в Шеменичах Под-порожского р-на слово койбинцы ‘рукавицы’, из-за егоизолированного распространения, довольно трудно клас-сифицировать как автохтонное слово, в архангельскихговорах оно имеет широкую дистрибуцию.

КЯРБА, КЯРЬБА, КЕРБА

Кярба ‘свора собак во время течки’ отмечается в Под-порожском р-не (Заозерье, Яндеба, Ульино, Пидьма), вПрионежском (Педасельга), в Вытегорском (Ошта); поданным КСРГК данная лексема бытует в Киришском р-не.Вариант кярьба зафиксирован в н. п. Ладва Прионежско-го р-на.Керба ‘время течки у медведей’ по данным КСРГК

зафиксировано в Кондопожском р-не.Словарь Куликовского отмечает слово кярба ‘стая со-

бак во время течки’ в Пудожском уезде. Лесков выделяетвариант кярба с тем же значением без точной географи-ческой фиксации. Калима считает, что это заимствование

КЯРЗА, КЯРЗЯ 147

можно отнести к южнокарельскому, олонецкому (ливв.)или вепсскому влиянию — кар. karpi ‘течка у живот-ных’, фин. karpa с тем же значением [Kalima 1915: 146].Однако, у Калимы отсутствует вепсский материал, кото-рый имеется в настоящее время — вепс. karb ‘состояниетечки, охота, гон — у некоторых животных’. Ареальноераспространение данных лексем — Вытегорский, Подпо-рожский, Прионежский р-ны, а также частично Кондо-пожский р-н, что подтверждает идею вепсской природыданного материала.

КЯРЗА, КЯРЗЯ

Данные варианты отмечаются в основном в значении ‘мор-да животного’, но могут также употребляться в перенос-ном значении ‘морда, рыло — о лице человека’. Варианткярза отмечается в Подпорожском р-не (Ульино, Пидьма,Шеменичи, Заозерье, Яндеба), в Вытегорском р-не (Ме-гра, Ошта), в Прионежском (Ладва). В н. п. ШустручейПодвысоцкого р-на кярза бытует в значении ‘несговорчи-вый, неуживчивый человек’. Вариант кярзя имеет узкоехождение в Подпорожском р-не (Курпово, Корба).

В словаре Куликовского зафиксированы оба вариан-та кярза, кярзя ‘морда животного’ в Лодейнопольском иВытегорском уездах, а также по течению р.Свири. Кали-ма вслед за Лесковым, Погодиным полагает, что в данномслучае заимствование из ливв. karza или чухон. karz,при фин. karsa [Kalima 1915: 146; Погодин 1904: 38; Ле-сков 1892: 100]. SKES, по-видимому основываясь на том,что данное слово широко распространено в прибалтий-ско-финских языках, ср. кар. karsa, люд. karz, эст. kars,вепс. karz в значении ‘морда, рыло’, говорит о заимство-вании из прибалтийско-финских языков в русские диа-лекты [SKES: 262].

148 ПАГМА, ПАГНА, ПАДМА

На наш взгляд, дистрибуция данного слова на терри-тории вепсского языкового влияния позволяет говоритьо вепсском заимствовании, причем анализируемые сло-ва ограничены в своем распространении юго-западнойчастью Прионежья (Подпорожский, Вытегорский, При-онежский р-ны).

ПАГМА, ПАГНА, ПАДМА

Пагма ‘медвежья берлога’ зафиксировано в Прионеж-ском р-не (Лехнаволок), а также в Лодейнопольском р-не (Ефремково). Падма в этом же значении отмечаетсяв Кондопожском р-не (Кулмукса). Пагна ‘захламленнаякровать; неубранная постель’ бытует в Лодейнопольскомр-не (Красный Бор); данное значение является перенос-ным, но преобладающим в данном населенном пункте поКСРГК, где также зафиксировано и первичное значение‘медвежья берлога’.

Куликовский в словаре представляет два варианта:пагна в Вытегорском уезде и пагма в Петрозаводскомуезде в значении ‘медвежья берлога, логово хищного зве-ря’.

Калима возводит данные варианты к кар. pahna ‘ме-сто, где спят собаки, коровы, медведи’, ‘свиной хлев’ [Ka-lima 1915: 177–178]. В SKES широко представлены ма-териалы, бытующие в прибалтийско-финских языках —фин. pahna ‘куча соломы’, ‘место для спанья на соло-ме’; эст. южн. paht ‘помещение для свиньи’, ‘хлев’; люд.pahn ‘медвежья берлога или барсучья нора’; ливв. pahnu‘свиной хлев’ [SKES: 457].

СВЯ отмечает два значения — pahn ‘подстилка, со-лома для свиньи’, pahnad ‘посещение роженицы’. По-ви-димому, анализируемое заимствование восходит к кар.pahna, люд. pahn, а вариант с [м] возник уже на основе

ТУРБА, ТЮРБА, ТЮРЬБА 149

русских говоров в связи с неясной внутренней формой.Анализируемая лексика фиксируется спорадически и су-зила свой ареал по сравнению с прошлым веком, в юж-ном Прионежье зафиксировать данное заимствование неудалось.

ТУРБА, ТЮРБА, ТЮРЬБА

Приведенные варианты отмечаются в значении ‘морда жи-вотного’. Вариант турба — в Пудожском р-не (Нигижма,Черново, Каршево), в Прионежском (Вороново, Суйсарь),в Кондопожском (Тулгуба, Гангозеро), в Медвежьегор-ском (Белохино). Вариант тюрба зафиксирован в Мед-вежьегорском р-не (Великая Губа, Узкие, Шуньга, Вы-розеро, Загубье, Петры, Палтега, Космозеро, Кузаранда,Пяльма, Черкасы), в Кондопожском р-не (Диановы Го-ры, Тулгуба, Ладмозеро), в Пудожском (Бураково, Гакук-са), в Прионежском (Педасельга). В н. п. Лижма Кондо-пожского р-на бытует также дериват тюрбочка. Варианттюрьба распространен в Медвежьегорском р-не (Чел-мужи, Великая Губа, Кефтеницы, Есино, Кажма, Узкие,Шуньга, Ламбасручей, Лонгасы, Сенная Губа), в Пудож-ском р-не (Авдеево, Песчаное, Римское), в Кондопожском(Лижма).

В источниках прошлого века представлен следующийматериал. В Опыте — турба ‘морда лошади’ в Архангель-ской губернии; у Подвысоцкого — турба ‘морда у кошкии собаки’ в Кемском уезде; в словаре Куликовского отме-чен вариант тюрба ‘морда, рыло у животного’ в Петроза-водском уезде. Подвысоцкий записал также слово турба‘морда, рыло, в насмешку говорят о человеческом лице’ вПоморье.

Калима возводит данное заимствование к кар. turpa‘морда, рыло’, тогда как Веске, Погодин к фин. turpa.

150 УЛАЙДАТЬ, УЛАНДАТЬ

Причем Калима сюда же относит лексемы торба, тор-балка, торбало, отмеченные в словаре Куликовского, ноуказывает на возможную контаминацию с рус. торба ‘ме-шок, сума, подвешиваемая к морде лошади’ [Веске 1890:111; Погодин 1904: 61; Kalima 1915: 228]. По-видимому,приведенные Куликовским лексемы в значении ‘морда,рыло’ обязаны своей семантикой карельскому языковомувлиянию, а форма торба появляется в связи с синоними-ческим притяжением, т. е. наиболее частотная форма ви-доизменяет менее частотную. Недаром эти варианты бы-ли обнаружены Куликовским в Пудожском уезде, где при-балтийско-финское влияние проявляется только на суб-стратном уровне. В ареалах, где совмещается субстрат-но-адстратное взаимодействие в русских говорах поддер-живается форма, близкая к этимону.

Анализируемые варианты распространены в основномв Заонежье и в прилегающих к нему р-нах, причем ва-риант турба практически отсутствует в Заонежье, пре-обладая в Пудожском р-не, частично в Кондопожском иПрионежском р-нах. Варианты тюрба, тюрьба распро-странены преимущественно в Заонежье.

УЛАЙДАТЬ, УЛАНДАТЬ

Приведенные выше варианты имеют значение ‘выть оволке, собаке’, а также ‘громко протяжно петь’. Вари-ант улайдать распространен в Медвежьегорском р-не(Кефтеницы, Челмужи, Шуньга, Великая Губа, Ламба-сручей, Толвуя, Загубье, Великая Нива, Космозеро, Пал-тега, Шильтя), в Пудожском р-не (Пяльма, Песчаное),в Кондопожском р-не (Тулгуба, Новинка), в Сегежскомр-не (Валдай, Вожма Гора), в Прионежском р-не (Зао-зерье). Вариант уландать отмечен в Вытегорском р-не(Щекино, Ковжа, Андома, Ошта, Мегра, Казаково), в

УЛАЙДАТЬ, УЛАНДАТЬ 151

Подпорожском р-не (Согиницы, Родионово, Важины, Ше-меничи, Корба, Усланка, Курпово, Юксовичи, Шустручей,Яндеба, Пидьма), в Прионежском р-не (Суйсарь, Маше-зеро, Педасельга, Ладва), в Пудожском р-не (Каршево,Гакукса). На смежной территории вариант улайдать за-фиксирован в Кемском р-не, вариант уландать — в Бе-лозерском и Череповецком р-нах.

Были отмечены дериваты улайдун ‘плаксивый ребе-нок’ в н. п. Кефтеницы Медвежьегорского р-на; уланда-ньё ‘вой волка’ в н. п. Девятины Вытегорского р-на. Поданным ПЛГО удалось зафиксировать смешанные ареа-лы, где одновременно распространены варианты на -айда-и -анда-, это н. п. Авдеево Пудожского р-на; и в Кондо-пожском р-не (Гангозеро, Кулмукса, Новинка, Лижма).

В словаре Куликовского представлены два варианта —уландать — в Вытегорском, Лодейнопольском, Петроза-водском уездах; улайдать в Петрозаводском, Повенецкомуездах. Калима, ориентируясь на материалы Сетяля, де-лает вывод о вепсском заимствовании — вепс. ulaidab‘плачет’ (3 л. ед. ч.). Авторы SKES говорят об ономато-поэтической природе данного слова и поэтому не столькатегоричны в определении этимона. Они предполагаюткарельско-вепсскую этимологию. SKES отмечает также,что слово ulaita ‘выть’ широко представлено в восточно-финских диалектах, а также в кар. ulata, ливв. ulista[SKES: 1528–1529] . На наш взгляд, в силу смежностиареала и схожести формы больше оснований считать убе-дительной вепсскую гипотезу Калимы.

Следует отметить, что вариант -айда- представлен восновном в Заонежье и в прилегающих к нему р-нах:в Сегежском, Медвежьегорском, восточной части Кон-допожского, в северной части Прионежского, в севернойчасти Пудожского р-на. Вариант на -анда- бытует пре-

152 АГИВИН

имущественно в южной части Прионежского, в Подпо-рожском, Вытегорском, южной части Пудожского р-на,а на смежной территории в говорах Белозерского и Че-реповецкого р-нов, которые также характеризуются какзона вепсского влияния. Отмечаются смешанные ареалыили зоны вибрации — в Кондопожском и в Пудожскомр-нах, где фиксируются глаголы как на -айда-, так и на-анда-.

Наименования рыб и частей их тела

Данная тематическая группа довольно обширна по коли-честву лексем и насчитывает около 100 слов и вариантов.Кроме приводимых выше источников при сборе материа-ла были использованы: для рыб, общенародные названиякоторых широко известны, латинская номенклатура недавалась, но она использовалась при наименованиях рыбменее распространенных.

АГИВИН

Агивин ‘окунь’ по данным КСРГК отмечен в населенныхпунктах Медвежьегорского р-на. Герд приводит формуахвен с тем же значением в Медвежьегорском и При-онежском р-нах, сравнивая с кар. ahven, ливв. ahven’,люд., вепс. ahven ‘окунь’ [Герд 1988: 7]. На смежной тер-ритории зафиксированы форма ашвин с тем же значе-нием в Каргопольском р-не (Ершово): — Окуня у насашвином зовут. С другим ударением агивин отмеченопо данным КСРГК в Пудожском р-не: Вчера такого аги-вина вытащил. Ср. также [СРГК 1: 17].

По данным ПЛГО данное слово зафиксировать нигдене удалось, а так как семантика слова агивин тожде-

ВАСИЛЬ 153

ственна исконному слову окунь и в силу единичностификсаций, вряд ли здесь мы имеем дело с заимствовани-ем, скорее всего это или своего рода иноязычное вкрапле-ние, или данное слово было зафиксировано в речи недав-но обрусевших карел.

ВАСИЛЬ

Лексема василь ‘мелкий окунь’ фиксируется в Подпо-рожском р-не [СРГК 2: 164]. Вероятно, ее не следуетрассматривать на исконной почве. Возможно она связа-на с вашкал ‘мелкая рыба’ (Вашкинский р-н), вашкалок(Вашкинский р-н: На Вашкозере вашкалок хорошо ло-вится), вашка (Белозерский р-н) [см. СРГК 1: 166].

В отношении лексемы вашкал можно предположить,что ее, вероятно, следует связывать с саам. vuosk, vuosko‘окунь’ [KOLTKS: 796].

ГАЛЕЯ, ГАЛЕЙКА

Галея, галейка ‘мелкая селедка’ по данным КСРГК от-мечено в Кондопожском р-не. Основное распространениеэтого заимствования в говорах кольских поморов и в Бе-ломорье. По КСРГК отмечено галлий, галий ‘сельдь’ вн. п. Умба, Оленица Терского р-на. В словаре Меркурьевазафиксировано галий, галлий, галей в том же значениив окрестностях г. Кандалакша.

Первая фиксация анализируемого слова в Опыте —гальдья ‘Clupea sardina, сельдь средней величины изводящихся в Белом море’ (Арх., Ржев. Твер.), отмеча-ется при этом финский этимон haili ‘салака’. Даль при-водит несколько вариантов: галадья с тем же значени-ем, галдья, голодья ‘беломорская сельдь’, галей ‘мел-кая рыба без икры (о сельди)’ в Кемском уезде. В сло-

154 ГАРЬЮС

варе Подвысоцкого кроме повторения материалов Далядается также галья ‘соленая сельдь’ (поморское), галлея‘сельдь, водящаяся у берегов Кольского полуострова’.

Калима возводит данное заимствование к фин. halle‘сельдь’ [Kalima 1915: 90]. В SKES приводятся различ-ные варианты, частично объясняющие подобную вариант-ность в русских говорах, фин. диал. haila, haala, haali,haula, haulakala ‘свежая салака’, при водск. aili ‘салака’[SKES: 48].

Формы голодья, галадья, по-видимому, могут бытьболее старыми заимствованиями, получившими развитиеформы по полногласному типу.

ГАРЬЮС

Гарьюс ‘рыба хариус’. Данное заимствование в иной фор-ме хариус вошло в литературнай язык и в настоящеевремя постепенно занимает в говорах преобладающее по-ложение. Старая форма гайрус сохраняется в речи стар-шего поколения. Гайрус ‘рыба хариус’ зафиксирована поданным ПЛГО и КСРГК в Медвежьегорском р-не (Вели-кая Нива, Ламбасручей, Космозеро, Шильтя, Сенная Гу-ба, Шуньга, Толвуя, Великая Губа, Черкасы, Федотово,Черный Наволок, Челмужи, Кузаранда, Загубье), в Кон-допожском р-не (Гангозеро, Новинка, Лижма, Кулмукса,Тулгуба), в Пудожском р-не (Пяльма, Песчаное, Гакукса,Каршево, Кривцы), в Подпорожском р-не (Курпово, Со-гиницы, Шустручей, Яндеба, Усланка, Ульино, Пидьма,Юксовичи), в Прионежском р-не (Суйсарь, Педасельга,Ладва, Вороново, Кончезеро), в Вытегорском р-не (Ко-штуги, Ошта). Фонетический вариант гариус отмечен натой же территории в н. п. Кривцы, Песчаное Пудожскогор-на, в н. п. Черный Наволок Медвежьегорского р-на, вн. п. Кончезеро, Вороново Прионежского р-на. Герд также

ГАРЬЮС 155

выделяет этот вариант на Водлозере, Ладожском озере,Ильмене, Волхове [Герд 1988: 11]. В н. п. Падма отме-чен вариант гальюс (Медвежьегорский р-н); в н. п. Фе-дотово бытует вариант гарьгус (тот же район); в н. п.Красный Бор зафиксирован вариант гарьюс (Лодейно-польский р-н), такой же вариант гарьюс отмечен Ава-несовым [Аванесов 1949: 254] и Гердом [Герд 1975: 191].Последний относит это заимствование к словам, связы-вающим бассейн р.Оять и Заонежье. В Прионежском р-не по данным КСРГК зафиксирован вариант гарьгюс. ВСРНГ дано слово гарюста в Вознесенье ныне Подпорож-ского р-на (1930). В Медвежьегорском р-не (Габнаволок,Шустиковская) отмечен диминутив гарьюсок.

В Опыте отмечено гарьюга ‘особенный вид малень-кой плотвы, имеющей летом и весною чрезвычайно горь-кий вкус’ (Осташк. Твер.). В Трудах любителей россий-ской словесности [1820: XX] дается гарьюга ‘мелкая ры-ба’ (Осташк. Твер.), а затем в СРНГ с пометой Новг. Всловаре Подвысоцкого представлены несколько вариан-тов гарвиз, гарьюз, харьюс ‘рыба Salmo thymalus’ вОнежском, Кемском, Холмогорском, Пинежском уездах.В словаре Куликовского отмечены гайрус, харьюс в Пу-дожском уезде. У Даля имеется также несколько вари-антов хайрус (Сиб.), гарвиз, гарьюз, гариус, хариус(Арх., Оренб.). Форма хариус в настоящее время вме-сте с вариантом харьюс распространена практически повсему Северо-Западу. В Каргопольском р-не отмечен ва-риант хардюс; в Бокситогорском р-не зафиксирован ва-риант харьюза. В Каргопольском р-не отмечены такжехарузы, харузье, в Тихвинском — харус.

Шегрен, Погодин, Калима полагали. что здесь заим-ствование из фин. harjus ‘хариус’ [Шегрен 1854: 148;Погодин 1904: 64; Kalima 1915: 237]. Кроме финскогоязыка соответствующие слова имеются в вепс. har’g’us,

156 КИВЬЯГА, КИВЯГА, КИВРА

har’ig’us, в люд. hard’us, кар. harjus. Авторы SKES счи-тают, что в прибалтийско-финские языки это слово при-шло из др.-сканд. *harriuz, при норв. harr [SKES: 8]. Ср.также англ. herring ‘селедка’.

Герд полагает, что вариативность заимствования в рус-ских говорах Урала и Сибири — «следствие поздних пе-реселений северноруссов за Урал. . . устойчивость и ло-кальная привязанность форм с начальным [г] типа гар-виз, гариус, гарьюз, в частности к Северной Двине,Онеге, Пинеге также свидетельствует о том, что фор-мы этого типа не восходят ни к кар. harjus, ни к вепс.hard’us, harg’us. У них был, по-видимому, свой иной суб-стратный источник» [Герд 1988: 11].

На наш взгляд, что касается начального [г], то здесь,по-видимому, результат вепсского влияния. Еще П.Ус-пенский указывал, что звук, который он обозначил [г],произносится средне между [г] и [х] [Успенский 1913: 4].М.И. Зайцева характеризует звук [G] как щелевой звон-кий, ларингальный твёрдый в составе согласных фонемвепсского языка [Зайцева 1981: 24]. А расселение веп-сов в Заволочье могло способствовать распространениюформы с начальным [г] [см. Пименов 1965]. Карельскийвариант [h] как раз и послужили источником слов с на-чальным [х], их география (север и северо-восток Обо-нежья) подтверждает эту гипотезу.

КИВЬЯГА, КИВЯГА, КИВРА

Приводимые слова по данным ПЛГО отмечены в един-ственном значении ‘рыба подкаменщик Gottus gobio’. Всеони зафиксированы в н. п. Ладва Прионежского р-на. По-видимому, исходя из семантики, мотивируется кар., фин.,вепс. kivi ‘камень’, т. е. рыба, живущая под камнями. Сосходной мотивацией предлагает Пушкарев слово киве-

КИЧУГА 157

ручи и кивуручи с тем же значением; Сабанеев фикси-рует на Онежском озере кивелик. Фасмер полагает, чтопервое слово восходит к ливв. kiviruccu. Лексему киве-лик отмечают в н. п. Ялгуба ныне Прионежского р-наПушкарев и Герд. Калима приводит для слова киверу-чи фин. kivikala, так же как и ранее Пушкарев [Kalima1915: 115–116], причем, на наш взгляд, и вепсский ма-териал соотносится с русским словом — вепс. kivikil’c‘рыба подкаменщик’. KKS фиксирует лексему kivikurtsa‘рыба голец’ на Ведлозере [KKS 2: 240], но русское со-ответствие ни по КСРГК, ни по ПЛГО зафиксировать неудалось. Вариант кивра, по-видимому, можно отнести насчет мены сонорных.

КИЧУГА

Кичуга ‘икра налима в виде клубка в сетке’ отмечено вн. п. Есино Медвежьегорского р-на. на наш взгляд, этулексему можно возвести к вепс. kac, kacak ‘пучок, клу-бок, моток, комок’. Возможно, сюда же относятся кехтач‘икра окуня’ у Куликовского. Неясно цяпа ‘внутренностиу рыбы’ в н. п. Заозерье Пудожского р-на.

КОРБА

Корба, корбица ‘рыба елец’ собственно заимствованноеслово и дериват от заимствованной производящей основыпо данным ПЛГО имеют достаточно дифференцирован-ные ареалы. Слово корба распространено в основном взападной части Заонежья включая Медвежьегорский р-н(Великая Губа, Ламбасручей, Палтега, Пабережье); н. п.Суйсарь Прионежского р-на и смежного с Медвежьегор-ским р-ном н. п. Колгостров Кондопожского р-на. Про-изводная корбица распространена в основном в восточ-

158 КОРБА

ной части Заонежья, на восточном побережье Онежскогоозера, а также в юго-восточной части Прионежья в н. п.Загубье, Шильтя, Шуньга, Кузаранда Медвежьегорскогор-на; в н. п. Песчаное, Пяльма Пудожского р-на; в н. п.Андома Вытегорского р-на; и в резко очерченном микро-ареале в н. п. Ошта Вытегорского р-на и н. п. ШустручейПодпорожского р-на. Подобное ареальное дифференциро-ванное распространение этих слов неплохо накладывает-ся на классификацию говоров Заонежья, предложеннуюА.А.Шахматовым (см. «Введение»).

В нескольких н. п. употребляется как исходная, так ипроизводная форма: корба, корбица в н. п. Великая НиваМедвежьегорского р-на; в н. п. Римское Пудожского р-наи в соседнем с ним н. п. Челмужи Медвежьегорского р-на.

По СРНГ первая фиксация слова корба приводитсяза 1892 г. (Петрозав. Олон.), а корбица в словаре Кули-ковского.

Кроме приведенных выше форм по данным КСРГКотмечены также производные корбига в н. п. КушаковоПудожского р-на и корбижина в н. п. Киково того жер-на.

Герд приводит многочисленные варианты данного за-имствования, зафиксированные им в основном на Онеж-ском и Ладожском озерах, реках Свирь, Волхов, черезпоследнюю это заимствование попало на озеро Ильмень:корбус, корбица, корбук, корбукс, корбукса, корбука,корбусик, корбусина, корбусок, корбушка. По мнениюГерда, «такие слова как корбица, корбусик, корбуси-на, корбусок, корбушка представляют уже собственновосточнославянские новообразования от заимствованнойпроизводной основы» [Герд 1988: 3].

По данным ПЛГО отмечено только два варианта —корбус в Прионежском р-не (Вороново) и корбукса здесь

КОРБА 159

же. На смежной территории — в Лодейнопольском р-не (Надпорожье, Ефремково, Красный Бор) — варианткорбус представлен более широко. Герд относит эту лек-сему к словам, связывающим бассейн реки Оять и За-онежье [Герд 1988: 192]. Сабанеев фиксирует лексемукорбушка в Олонецкой губернии, СРНГ дополняет аре-ал распространения ее Онежским и Ладожским озерами,реками Свирь и Волхов.

Калима возводит данное заимствование к ливв. kor-biainen, фин. korpu, korpus (ген. korpuksen) и объясня-ет разнообразие форм в русских говорах соответствую-щей вариативностью в карельско-финских диалектах. Ноон не связывает формы на -кс с вепсским переоформ-лением заимствованных лексем [Kalima 1915: 128–129].Герд рассматривает данный материал как «исключитель-но карельско-олонецкий языковой тип» [Герд 1988: 9].

Из материалов SKES видно, что в прибалтийско-фин-ских языках данный тип известен только в финском язы-ке и в людиковском и в ливвиковском диалектах ка-рельского языка, ср. фин. korpiainen, ливв. korbiainen,люд. korbijaine ‘вид плотвы’ [SKES: 219–220], при от-сутствии финского слова в SSAP, что ставит под сомне-ние исконность слова на прибалтийско-финской почве.Вполне вероятна связь со словом карп, которое отмече-но в материалах Срезневского и на восточнославянскойпочве получило форму короб. Преображенский относитлексему карп к общеиндоевропейским словам. Шанскийнастаивает на заимствовании из французского; А.Доза[Douzat: 1938] говорит, что это заимствование из вест-готского языка. Вполне возможно, что в финский язык икарельские диалекты слово попало из германского источ-ника.

Несколько слов по форме отличаются от приведеннойвыше лексики, и затруднительно говорить об их этимо-

160 КОРЕХА, КОРЕХ

логии: коробьяга ‘рыба’ (Прионежский р-н); карабьяга,здесь же; коробьдяга (Кондопожский р-н); коробьяжи-на (Прионежский р-н).

КОРЕХА, КОРЕХ

Кореха, корех ‘рыба корюшка’. По данным ПЛГО вари-ант кореха отмечен в Медвежьегорском р-не (Фомино,Габнаволок, Федотово, Космозеро, Толвуя, Великая Губа,Ламбасручей, Загубье); в Пудожском р-не (Колгостров,Шала, Каршево, Пяльма, Римское); в Кондопожском р-не (Новинка, Кулмукса, Лижма); в Прионежском р-не(Суйсарь, Лехнаволок); в Вытегорском р-не (Андома, Ка-заково); в Сегежском р-не (Валдай, Вожма Гора).

Вариант корех отмечен в н. п. Колгостров Пудожскогор-на, а также на смежной территории в Онежском, Вы-тегорском, Кемском, Каргопольском, Терском р-нах и вокрестностях г. Кандалакши. В ряде мест бытует дериваткорешка, отмеченный в Медвежьегорском р-не (ВеликаяНива, Челмужи, Сенная Губа), в Пудожском р-не (Рим-ское, Колгостров), в Подпорожском р-не (Усланка); насмежной территории слово корешка отмечается в Онеж-ском р-не.

Лексема кореха, по данным Шмелева, известна с1673 г. В книге Озерецковского в описании Тудозера Вы-тегорского уезда фиксируется уже дериват корюшка: «Всем озере весною ловятся судаки, лещи, ерши и корюш-ка» [Озерецковский 1792: 186]. В словаре Куликовского— кореха ‘рыба корюшка Osmerus eperlanus L.’ в Пет-розаводском уезде.

Даль дает варианты корюха, корюшка ‘небольшаярыба Osmerus eperlanomarinus L.’ в вологодских гово-рах. В словаре Подвысоцкого повсеместно представленыкорюха, корешок. В словаре Меркурьева зафиксирова-

КОРЕХА, КОРЕХ 161

ны корех, корюх ‘корюшка’ в Терском р-не и в окрест-ностях г. Кандалакша. В СРНГ отмечено также коряхав Холмогорском уезде Архангельской губернии. Калимаполагает, что в данном случае заимствование из ливв.kuoreh, вепс. koreh ‘корюшка’ [Kalima 1915: 130], вари-ант корюшка получил распространение благодаря гого-левскому «Ревизору». О распространении варианта ко-рюшка через литературный язык говорит его бытованиевосточнее анализируемого региона и практическое отсут-ствие в Обонежье. Производные в обследуемом регионетакже образованы от варианта корех, кореха, напри-мер: корешек в Кемском р-не; корешина в н. п. Губа,Римское Пудожского р-на; корешник ‘пирог с корюш-кой’ в Пудожском, Прионежском р-нах; корешок ‘ко-рюшка’ по СРНГ отмечено в Холмогорском, Беломор-ском р-нах; корешница ‘сеть для ловли корюшки’ в Пле-сецком р-нах. Отмечены также относительные прилага-тельные кореший в Онежском р-не, корешный в Вы-тегорском. Форма корюха по СРНГ зафиксирована нар. Волхове, оз. Ильмене, Ладожском озере, на СевереРоссии в Иркутской и Вологодской губерниях; корюх‘корюшка’ (Холмогор. Арх., Белое море); корюшок ‘ло-сось’ (Печор., 1971). У Сабанеева дается корюшник ‘сиг-песочник’ на Онежском озере; в СРНГ — корюшница‘уха из корюшки’на Ладожском озере. Отмечены такжеотносительные прилагательные корюшный (Осташк. Ка-лин., 1946), корюшный на Онежском озере, корюховый— в словаре Меркурьева.

Принимая этимологию Калимы, следует заметить, чтонастораживает практическое отсутствие анализируемо-го слова в Подпорожском р-не, где языковая ситуацияобязана своими особенностями вепсскому адстратно-суб-стратному влиянию, при наличии данного заимствованияв остальных р-нах Обонежья.

162 КУЖАР

Герд слова корех, кореха, корюха относит к лексике,которая известна на Белом море, в Пудожье, Онежскоми Ладожском озерах. Соглашаясь с этимологией Калимы,он подчеркивает, что слово корех проникло в древниеновгородские диалекты в южном Приладожье и позднеебыло занесено на Север [Герд 1988: 10].

КОСЯК

Слово косяк ‘небольшая рыбка, обитающая под камнямив реках’ отмечается в н. п. Ошта Вытегорского р-на. Вэтом же населенном пункте косяк имеет наименованиедля мальчиков, мужчин очень маленького роста. В SKESkossi ‘маленький мальчик, невысокий мужчина’, ‘малень-кий лосось, форель’; по мнению авторов SKES, в финскийязык это слово пришло из норвежского gosse ‘мальчик’[SKES: 223].

КУЖАР

Кужар ‘небольшой налим’ по данным ПЛГО отмечено вн. п. Каршево Пудожского р-на. Первая фиксация данно-го слова у Озерецковского: «Маленькие (налимы) назы-ваются там (на р. Водле) кужары». [Озерецковский 1792:184]. В словаре Куликовского — ‘налим’ в Пудожском уез-де; в КСРНГ отмечено значение ‘большой налим’ в Ан-домской волости Вытегорского уезда. Герд отмечает так-же производное кужарик ‘маленький налим’ (р. Водла,Водлозеро). Он полагает, что «учитывая узколокальныйхарактер русского слова, предположение о связях с ма-рийским неверно». В мари отмечается куж, куш ‘щука’.Источник, по мнению Герда, следует искать в карельскихили вепсских диалектах. Он подчеркивает, что «большин-ство русских слов, обнаруживающих абсолютно точные

КУКША 163

параллели с карельско-олонецким, зафиксированы в При-онежье и Заонежье» [Герд 1988: 8].

В данном случае вопрос выявления этимона доволь-но труден, не ясно, имеет ли отношение к анализируемойлексеме прибалтийско-финское kusiainen ‘муравей’, ср.также вепс. kuziaine, а анализируемое слово могло статьрезультатом метафорического переноса исходя из незна-чительности размеров. Финаль -ар, по-видимому, можетбыть суффиксом, присоединившимся к основе на русскойпочве.

КУКША

Кукша ‘рыбьи внутренности’ отмечено по данным ПЛГОв н. п. Теребовская, Шала Пудожского р-на. Первая фик-сация в словаре Даля — кукша ‘рыбьи потроха’ в Оло-нецкой губернии; у Куликовского дано кукша ‘зоб нали-ма’ в Пудожском р-не. По КСРНГ отмечено кукша ‘ры-бьи внутренности’ в Вытегорском уезде: — Брось кукшукотятам.

Калима полагает, что это заимствование из фин. kupsu‘рыбий пузырь’ [Kalima 1915: 140]. Кроме финского языкаэто слово имеет соответствие в эст. kops, водск. kopsed, атакже в манси kaps. По мнению Калимы, сюда же отно-сится вариант путка с тем же значением. Путка ‘рыбийжелудок’ отмечено в Терском р-не (КСРГК, Словарь Мер-курьева). Этот вариант имеет значительное число фик-саций. По источникам XIX века: Опыт — путки ‘варе-ные рыбьи внутренности’ (Арх.); словарь Подвысоцкого— путка, путки ‘кушанье из вареных рыбьих внутрен-ностей’ (у лопарей), кольское. Отмечено это слово такжеу Дурова — путки ‘внутренности сига, семги и всякойдругой рыбы; горловина и желудок рыбы’; дает анали-зируемое заимствование и Федоров в своих материалах:

164 КУМЖА

путки ‘вареные рыбьи внутренности’ (Беломорье). Веро-ятно, варианты путка, путки следует рассматривать какрезультат метатезы на русской почве.

В настоящее время данное слово находится на пери-ферии языкового сознания, а его изолированное распро-странение, в отличие от более широкого бытования ранее,свидетельствует о его неустойчивом положении в лекси-ческой системе говоров.

КУМЖА

Данное слово в значении ‘рыба семейства лососевых’ за-фиксировано в Кондопожском р-не (Кулмукса), в Медве-жьегорском р-не (Космозеро). У Даля представлено дваварианта кумжа, кунжа ‘рыба Salmo trutta, cundschaлососная форель, крошица’, с фиксацией в Архангель-ской губернии. В словаре Подвысоцкого дается кумжа‘таймень’. В словаре Куликовского имеются два вариан-та: кумжа ‘лосось пеструшка’ — по реке Онеге; и кунжа‘лох семги’ в Пудожском уезде. Сабанеев отмечает лек-сему кунджа ‘лосось’.

Пушкарев [Пушкарев 1902: 160] отмечает, что тайме-ня онежские рыбаки называют словом кумжа и вообщев северной полосе Европейской России. Однако тайменьсмешивается с форелью и называется торпою (см.).

По мнению Калимы русская форма кумжа заимство-вана из южно-карельской *kumzu, при фин. kumsi. Всаамских диалектах имеются исконные соответствия —guwza, guvce и форма, заимствованная из фин. koms [Ka-lima 1915: 142].

ЛОПАРЬ 165

ЛОПАРЬ

Данное заимствование отмечено в исследованном регионев нескольких значениях. Лопарь ‘бычок-подкаменшикGottus gobio L.’ распространено в н. п. Кефтеницы, Шунь-га, Падмозеро, Сенная Губа, Космозеро, Шильтя, Вели-кая Нива Медвежьегорского р-на. В этом же значении,но с другим ударением это заимствование отмечено вн. п. Лодмозеро Кондопожского р-на — лопарь. В ря-де населенных пунктов Медвежьегорского р-на инфор-манты не смогли найти точный русский эквивалент дляэтого слова — лопарь ‘рыба небольших размеров’ (Чер-касы, Перхино, Палтега, Черный Наволок). В двух н. п.Медвежьегорского р-на отмечено значение лопарь ‘ма-лек налима’ — Кажма, Шуньга. В Кемском р-не в КСРГКпредставлен вариант лопар ‘рыба’.

Первая фиксация данной лексемы в словаре Куликов-ского — лопарь ‘бычок-подкаменщик’ в Петрозаводскомуезде. У Сабанеева отмечено иное значение — лопарь‘густера Blicca bjoerkna’ на Онежском озере.

[Пушкарев 1902: 156] фиксирует наименование ло-парь или голован у онежских рыбаков в значении ‘бычок-подкаменщик.’ Георгиевский приводит слово лопырь ‘гу-стера’ (Муромля Петрозаводского уезда), Сабанеев с темже значением, но с иной географией — река Клязьма,СРНГ — в Кировской области. В СРНГ приводится такжелопырь ‘вид плотвы, Abramis bjoerkna’ (Влад.). Калимасвязывает русское слово с фин. lopperi, loppero ‘густера’[Kalima 1915: 155]. SKES, приводя финский материал, неуверен в направлениях заимствования [SKES: 303].

166 ЛОХ

ЛОХ

Лох ‘рыба лосось, Salmo salar L.’ отмечено в Медве-жьегорском р-не (Великая Губа, Кузаранда, Загубье); вКондопожском р-не (Колгостров, Лижма); в Прионеж-ском р-не (Суйсарь); в Пудожском р-не (Колово, Пяль-ма, Римское). На смежной территории отмечено значениелох ‘лосось после нереста’ в Волховском р-не. Севернееисследуемого региона зафиксировано лох ‘семга посленереста’ в Лоухском, Кемском, Онежском, Терском, Севе-роморском р-нах, а также в окрестностях г. Кандалакша.В н. п. Варзуга Терского р-на отмечено значение лох ‘са-мец семги в брачном наряде’.

Первая фиксация в Опыте лох ‘семга осеннего лова’(Арх.). Даль дает обширное описание — лох (Северн.)«рыба семга, лосось, облоховившийся по выметке икры:лосось для этого подымается с моря по речкам, а вы-метав икру идет еще выше и становится в омуте, чтобыпереболеть; мясо белеет, плеск из черни переходит в се-ребристость, подо ртом вырастает хрящеватый крюк, всярыба теряет в весу иногда на половину и назыв. лохом.В море уходит она осенью, и пролоншав (перезимовав)там, отгуливается и опять обращается в лосося. Лохазовут еще: пан, вальчак, вальчуг».

Первая этимология представлена Веске: «Слову лохсоответствует фин. название семги лохи; водск. лыхи;эст. лыхи, лыхикала (кала — рыба); ливск. лаш илилась ‘семга’; лопар. луосса ‘семга’». Допуская, что этослово в прибалтийско-финских языках неисконное, Вескеутверждает, что в русские говоры данная лексема попалане из балтийских языков, а «из финской формы лохи»[Веске 1890: 16–17]. Калима приводит ряд соответствий:ливв. lohi, вепс. lohi, водск. lohi, эст. lohi. Авторы SKESуказывают на то, что из прибалтийско-финских языков

ЛОХ 167

слово было заимствовано саамскими диалектами [SKES:300].

Данное заимствование широко распространилось в рус-ских говорах. В СРНГ лох ‘лосось’ отмечено в бассейнер.Нарова; в значении ‘ручьевая форель Salmo trutta L.’на средней Волге, а также в Смоленской губернии Бель-ского уезде; в значении ‘таймень Hugo taimen’; с геогра-фическими пометами Вят., Уфим., Оренб., на р. Вятка.

Отмечены также производные от этого заимствованиялохак ‘лосось’ в словаре Добровольского в Пореченскомуезде. Лохан ‘семга после нереста’ по данным КСРГКотмечается в н. п. Умба Терского р-на. Лоховина ‘ло-сось, самка в период нереста’ (Арх., Беломор., Печор.), сдругим ударением лоховина с тем же значением (Перм.,Урал, Север). В словаре Востокова отмечено лоховина‘мясо лосося, семги низкого качества’. Еще одна произ-водная лексема зафиксирована в Трудах МДК [МДК 10:1930] под 1912 г. — лоховица ‘семга’ в Сольвычегодскомуезде. Отмечено относительное прилагательное лоховой— лоховая семга ‘семга в период нереста’ в Беломор-ском р-не (СРНГ), а также в Терском р-не (КСРГК). Вн. п. Залесье Онежского р-на отмечен вариант лёх ‘семгапосле нереста’.

Кроме того, отмечены производные с заменой послед-него согласного: лошок ‘самец лосося’ (Беломор., Пе-чор.); ‘рыба гольян Phoxinuse phixinus’ (Уфим., Саба-неев, Оренб.); ‘рыба пескарь Gobio gobio’ (Тат. АССР,р. Свияга); ‘рыба форель’ (Восточная Россия, Сабанеев,р. Волга, Смол., Добровольский). Зафиксированы такжелошалый — лошалая рыба, семга (Сиб., Арх., Печор.,Беломор., Север, Ленинг., Камч., Костром.); лошанье илошенье (Помор.); лошать — (Арх., Печор., Беломор.,КАССР) по СРНГ.

168 ЛУДОГА

Следует отметить, что в русских говорах Обонежьяданное заимствование имеет семантику, тождественнуюсемантике слова-источника в прибалтийско-финских язы-ках. При удалении от Обонежья в любом направлениианализируемая лексема уже употребляется как специаль-ный термин, определяющий состояние внешнего вида икачества мяса рыбы. Возможно, что семантическое тож-дество поддерживается адстратным влиянием современ-ных прибалтийско-финских языков: вепс., ливв., кар. lohi‘лосось’.

ЛУДОГА

Следующее слово по данным ПЛГО не зафиксировано, нотем не менее стоит на нем остановиться, на наш взгляд,из-за спорной этимологии.Лудога Петерб. ‘рыба сиг’ на Ладожском озере (Даль).

В словаре Куликовского отмечено три варианта: лудога(р. Свирь, Петрозаводский уезд), «зобатый сиг, ловящий-ся в Онежском озере»; лудега или лудера (Заонежье)«разновидность рыбы пальи. Самец имеет красноватыйоттенок, самка черные бока; мясо желтого (у самки почтибелого цвета)». У Сабанеева отмечено палья лудожнаяили лудная; лудожский сиг дается Шахматовым. Веро-ятно, сюда же относится лудыга ‘период осенннего ловарыбы’. Волхов., Ладож. Петерб., 1888 (СРНГ). Отмеченыварианты с [о] в первом слоге: лодог «порода севернойрыбы, обитающей в реке Сосьве» у Даля, у него же —лодожина ‘мясо рыбы лодог’. В СРНГ дается лодуга ‘видрыбы, обитающей в Волхове’ — «Есть, господа, человекдоброй, живет в немецкой области под Иваном-городом вреке Нарва, по имени рыба Сиг, да другой, господа, че-ловек доброй, живет в Новгородской области, по именирыба Лодуга».

ЛУДОГА 169

В исследуемом регионе удалось зафиксировать слова,имеющие, возможно, отношение к анализируемому гнез-ду: лугач ‘мелкая рыба’ в Пудожском р-не. (Здесь можетбыть вариант лексемы мугач с тем же значением). Иёлдыга ‘небольшой сиг’ в н. п. Пога Пудожского р-на.

Калима в качестве финского этимона приводит фин.luotosiika. Фасмер повторяет его материалы. Совершеннонепонятно, как из финского композита могла получить-ся русская форма лудога. Более аргументированная вер-сия у Герда, который считает, что «можно предположить,что слово лудога довольно широко употреблялось в при-балтийско-финских диалектах для обозначения опреде-ленного вида рыб, несколько отличного от других сигов.Ср. финск. luutokka, luutokka-siika, luoto». По мнениюА.С. Герда из прибалтийско-финских диалектов южногоПриладожья слово лудога проникает в соседние русскиеговоры. [Герд 1969: 169].

На наш взгляд, приведенные выше прибалтийско-фин-ские формы являются заимствованием из русских гово-ров; это подтверждается вокализмом этих слов — luu-tokka, где долгое [uu] явно из русского; к тому же вфинских словах уже утрачена мотивация, так как luu —в фин. имеет значение ‘кость’.

По-видимому, прав Озерецковский, который писал: «. . .на Ладожском озере ловят сигов около луд, потому си-ги оные лудогою или превратно лудошкою называют-ся» [Озерецковский 1792: 112]. Т. е. заимствованное словолуда в качестве одной производной получило наименова-ние сига, которое было заимствовано обратно в прибал-тийско-финские диалекты.

Приводимые Пушкаревым [Пушкарев 1902: 162–166]различные названия сига, в которых прилагательные слу-жат указанием на места, где водится эта рыба, или на

170 МАЙМА, МАЙМУХА, МОЙВА, МЕЕВО

качество мяса, или строение тела, на наш взгляд, под-тверждают версию о русском происхождении слова лу-дога: сиг сиголовый, сиг низовой, сиг проходной, сигзобатый, ямный сиг, сиг песчаный, песочный, сиг па-ровой, челмужский сиг, меженный сиг, сиг шальский,сиг верхосвирка, сиг свирский, сиг-килец. Пушкаревзамечает, что ялгубцы говорят кильця, что, по-видимо-му, связано с вепс. kil’c (ср. вепс. kil’c-n’ena ‘курносыйнос’). А наименование лудожский сиг, (ср. также лу-дожная палья) ведет к форме сиг-лудога.

МАЙМА, МАЙМУХА, МОЙВА, МЕЕВО

По данным ПЛГО имеются спорадические фиксация лек-сем майма ‘мелкая рыба’ в Пудожском р-не (Римское) имаймуха с тем же значением в н. п. Яндеба Подпорож-ского р-на.

Первая фиксация в Доп. Опыт. — маймушка ‘мел-кая рыба, костюшка’ в Архангельской губернии, затем всловаре Подвысоцкого маймуха ‘водящаяся в Онежскомзаливе мелкая рыба сиговой породы’. В СРНГ отмеченомаймушка ‘наживка на крупную рыбу’ в Онежском р-не(Калинин). Маймух ‘мелкая рыба’ по КСРГК отмечаетсяв Онежском р-не. Калима, имея в распоряжении толь-ко дериваты маймуха, маймушка, маймушка, возводитих к кар. maima ‘наживка’, вепс. mai

“m ‘небольшая вы-

сушенная рыба’, фин. maima ‘небольшая рыба, исполь-зуемая как наживка’ [Kalima 1915: 160]. Авторы SKESтакже считают анализируемое слово заимствованием изкарельско-вепсских диалектов [SKES: 327].

Еще одно наименование мальков рыбы мойва ‘любаямелкая рыба’, отмеченное по КСРГК в н. п. Пога Пудож-ского р-на, трудно анализировать, так как оно вошло влитературный язык, ср. словарь Ожегова: мойва ‘малень-

МАЙМА, МАЙМУХА, МОЙВА, МЕЕВО 171

кая рыба сем. колюшек’. В этом значении данное словоупотребляется в Терском, Беломорском, Онежском, Се-вероморском р-нах, а также близ г. Кандалакша.

Первая фиксация данной лексемы в Опыте — мой-ва ‘мелкая рыба, употребляемая для наживки на крючкипри ловле трески’ с пометой Арх. В словаре Куликов-ского мойва ‘всякая рыба, недавно вышедшая из икры,еще очень мелкая’ в Петрозаводском, Вытегорском, Пу-дожском уездах. В словаре Подвысоцкого дается мойва‘маленькая рыбка Mallotus arcticus’.

Калима резонно полагает, что данное заимствованиепо происхождению идентично слову маймуха, т. е. со-относится с фин. maima ‘маленькая рыба, наживка’. Поданным КСРГК мойва в н. п. Поньгома Кемского р-наи мойвина в Североморском р-не. Опыт дает словосо-четание мойвенный невод с пометой Арх.; в СРНГ —мойвенный кит ‘кит, питающийся мойвой’ Мурман., 1897.

В данном случае на эндемический ареал субстратнойприроды накладывается дистрибуция слов, вошедших врусский литературный язык и воздействующая на лек-сическую систему говора, что затрудняет ареальную ве-рификацию этимологии. По материалам КСРГК, относя-щимся к концу 50-х — началу 60-х годов можно увидеть,что слово мойва распространено в основном в поморскихи кольских говорах. Исследуемый регион в данном слу-чае представляет маргинальный ареал распространенияданного слова.

Нельзя, по мнению Калимы, рассматривать раздельноот слова мойва лексему меево ‘мелкая рыба, мелюзга,крупнее мальги, малявки’ (Арх., Даль). У Даля такжедается меева, меева ‘мелкая рыбка вроде снетков, такжедля наживы’ (Арх., Волог.) с пометой «карельск.».

Первая фиксация данного слова в Опыте — меева‘мелкая рыба сем. снетков’ (Волог.). По СРНГ меева бы-

172 МАЙМА, МАЙМУХА, МОЙВА, МЕЕВО

тует в архангельских, вологодских, печорских, северо-двинских говорах, а также в говорах Усть-Цильмы Комиреспублики. Отмечено это слово в более современныхматериалах АОС: «Если ветр подует, меевы нету» (Пи-нежск., словарная статья «Ветр»), также в СРНГ: «Каксбегае на повчаса на реку, так и меев на уху принесет»(Верховажский р-н). «Из меевы уху тоже варят, если ужнет боле никакой настоящей рыбы» (Сямженский р-н);«Где мала речка, дак меева-то есть» (Тарногский р-н).Отмечено в СВГ также меево, ср., собир. ‘мальки рыб’— «Все мальки — меево» (Сямженский р-н).

В Трудах [МДК т. II, 1930] отмечен фонетический ва-риант меява с иным значением ‘рыба голец’ в Сольвыче-годском уезде за 1912 г.

В СРНГ отмечен варианты мева ‘мелкая рыбка, жи-вец’ (Верхне-Тоем. Арх., 1963), и мейва с вопросом кзначению, но из цитаты: «Мейву на щуку берут как чер-вяка», — ясно, что здесь ‘мелкая рыба, используемая какнаживка’ (Арх., Урал).

Отмечены в СРНГ производные от этого заимство-вания: мевка ‘маленькая рыба — живец’ (Верхне-Тоем.Арх.); меевка ‘мелкая рыба’ (Вельск. Волог., Иваниц-кий); миевки ‘мальки’ (Печор. Арх., 1927).

Не объясняемый из существующих прибалтийско-фин-ских языков вокализм дает возможность предположить,что это заимствование — результат неизвестного суб-стратного языка этой группы. По нашему мнению, можнобыло бы также предположить вепсскую этимологию, еслибы не территориальная замкнутость этого заимствованияв поморских и вологодских (восточных) говорах. Напри-мер, в шимозерском диалекте вепсского языка дифтонг[ai] перешел в [ei]. В речи вепсских носителей русскогоязыка бытует слово мэймушки ‘любая мелкая рыба’. (Nomeimuskoid toit ka ice kii

“ta, mina ka en tartu). (Ну такой

МАЙМАКАЛА, МАЙМАКАВА 173

мелочи принес, так сам и вари, я так не притронусь). Новвиду того, что в речи русского населения данного словане было обнаружено, и из-за территориальной разобщен-ности вепсская этимология все же вызывает сомнение.

МАЙМАКАЛА, МАЙМАКАВА

Лексемы маймакала, маймакава ‘рыба сом’, отмечен-ные Куликовским на реке Шуе, представляют собой ком-позит, состоящий из двух прибалтийско-финских слов.Современные материалы по данному слову отсутствуют.Герд это слово приводит как бытующее на р.Шуя, но соссылкой на SKES [Герд 1988: 8].

Достаточно выверенную этимологию предлагает По-годин: «Маймакала распадается на две части: майма икала (-кава) — ‘рыба’; (кар,. фин.) — наживка на удочке.Таким образом, маймакала — рыба, идущая на удочку.Произошло ли здесь развитие значения на русской почве(маймуха первоначально то же, что маймакала) или за-имствование значения совершилось в законченном виде,сказать трудно по отсутствию удовлетворительных сло-варных источников; я думаю, что первое предположениевероятнее, потому что ни в финском, ни в карельскомmaima не означает какой-нибудь породы рыб» [Погодин1904: 42]. Калима следует за предположением Погодина[Kalima 1915: 160]. Анализируемые лексемы представля-ют случай, когда появление и уход слова из употреб-ления связан с рядом экстралингвистических факторов.Рыба сом не водится в настоящее время в Онежском озе-ре. Каким же образом данная рыба и слово появились вОбонежье? По Кесслеру [Кесслер 1869: 47] сом появилсяв южной половине Онежского озера примерно в 1845–1848 годах и притом совершенно случайно — разбиласьживотворная сойма, шедшая с Волги со стерлядью, со-

174 МАКСА

мами и другой рыбой. С той поры сомы и жили в озеренесколько десятков лет, но тот же Кесслер сомневался,чтобы эта рыба удержалась в озере, так как вода, поего мнению, слишком холодна для сома. Однако Пушка-рев [Пушкарев: 1902] полагает еще в начале ХХ века,что эта рыба в Онежском озере есть, а не ловится онаот незнания рыбаками приемов лова сома. Тем не менеелексему маймакала в ходе экспедиций зафиксировать неудалось.

МАКСА

Анализируемое ниже заимствование распространено повсему региону и широко отмечено по всей территориивторичного заселения, связанной с севернорусскими го-ворами. В Обонежье оно имеет ряд местных особенно-стей.Макса ‘печень рыбы’ отмечено в н. п. Великая Нива,

Ламбасручей, Космозеро, Шильтя, Сенная Губа, Шуньга,Толвуя, Великая Губа, Палтега, Есино, Кажма, Кефтени-цы, Никонова Губа, Черный Наволок, Федотово, Пабере-жье, Черкасы Медвежьегорского р-на; в н. п. Гангозеро,Новинка, Лижма, Кулмукса, Тулгуба, Колгостров, Диа-новы Горы Кондопожского р-на. Причем в этом же р-не(Горка, Лижма) макса имеет также значение ‘печень ры-бы и животного’. Макса ‘печень рыбы’ отмечено также вн. п. Валдай, Вожма Гора, Полга Сегежского р-на; в н. п.Суйсарь, Ялгуба Прионежского р-на. Макса ‘печень ры-бы и животного’ отмечено в основном в южном Прионе-жье в н. п. Шустручей, Яндеба, Курпово, Усланка, Ульи-но, Пидьма, Шеменичи, Согиницы Подпорожского р-на;в н. п. Ошта, Казаково, Андома, Щекино Вытегорскогор-на.

Частично с вариативным ударением, но с подавляю-

МАКСА 175

щим преобладанием ударения на втором слоге данное за-имствование зафиксировано в Пудожском р-не (Римское,Гакукса, Каршево, Канзанаволок, Семеново, Нигижма) восновном со значением макса ‘печень рыбы и животного’.

В южной части Прионежского р-на (Ладва, Педасель-га) отмечено значение макса ‘молозиво’. В восточной ча-сти Заонежья употребляется только форма макоска ‘пе-чень у рыбы и животного’ (Песчаное, Алексеево, Пяль-ма) Пудожского р-на; в н. п. Вицино, Челмужи, Кузаран-да Медвежьегорского р-на. Причем в н. п. Челмужи ин-формантам известно слово макса с ударением на первомслоге, а в близлежащих н. п. Песчаное и Пяльма Пудож-ского р-на бытует слово макса с ударением на второмслоге. Форма макоска, кроме материалов ПЛГО, приво-дится Дуровым в значении ‘небольших размеров печеньбелуги’, с замечанием, что употребляется в Поморье по-всеместно.

В н. п. Загубье Медвежьегорского р-на отмечено упо-требление максы (pl. tantum), ‘печень рыбы’. Такая жеформа максы, но с более широким значением: — У каж-дой животины максы —; отмечена на смежной террито-рии в н. п. Печеницы Лодейнопольского р-на. На смеж-ной территории зафиксировано макса ‘печень рыбы’ вКемском, Каргопольском, Лодейнопольском, Терском,Онежском, Североморском р-нах, а также в окрестностяхг. Кандалакша.

С ударением на втором слоге макса ‘печень рыбы’отмечено также в Кирилловском, Онежском, Каргополь-ском, Плесецком р-нах; такая же форма заимствованияпо данным КСРНГ зафиксирована в Псковской губернии(области), Новосибирской и Томской области.

С другим значением макса ‘молоки рыбы’ отмечено вКиришском, Старорусском, Чудовском, Онежском р-нах;

176 МАКСА

с другим ударением по КСРНГ макса в н. п. Владыки-но Боровичского р-на (КСРНГ). Несколько фиксаций поданным КСРГК отмечают сдвиг значения макса ‘сгустоккрови’ в н. п. Гангозеро Кондопожского р-на; в н. п. Вар-зуга Терского р-на; с ударением на втором слоге макса вн. п. Мяльзино Медвежьегорского р-на.

Несколько спорадических фиксаций по ПЛГО даютиную форму заимствования майка ‘печень рыбы’ в н. п.Песчаное Пудожского р-на, точно так же у Георгиевско-го в н. п. Муромля Петрозаводского уезда; данные ПЛГОв Прионежском р-не представили майка ‘рыбья икра’ вн. п. Ладва. Первая фиксация заимствования без ударе-ния у Бурнашева: макса «сибирское название рыбьегопотроха, а наиболее из налима». А по данным КСРНГ стем же значением макса отмечено в Иркутской губернии[Селивский 1817], в Осташковском уезде Тверской губер-нии [Тр. люб. росс. слов. 1820: XX], в Сибири [Авдеева1937]. В Опыте: макса с тем же значением с помета-ми Великолуц., Холм., Псков.; с иным ударением максав Архангельской, Иркутской, Тверской, Тобольской гу-берниях. В словаре Подвысоцкого: макса: ‘молоки рыбыналима’ Арх. «печень морского зверя белуги — главныйпоискиваемый в ней продукт, из которого вытапливаютжир» Помор. В словаре Куликовского — макса‘печеньрыбы’ в Петрозаводском, Вытегорском, Пудожском уез-дах, на Водлозере, кроме того, ‘печень животных’.Макса ‘печень налима’ отмечено также в Иркутской

области (СРНГ), в Бурятии, Красноярском крае, на Се-верном Урале (Матвеев), в Якутии (Чикачев).

Как заимствование из прибалтийско-финских языковэто слово трактуется Шегреном, Лесковым, Погодиным,Калимой: фин. maksa, ливв. maksu, вепс. maks. Данноеслово входит в общий финно-угорский пласт, ср. мариmoks, морд., эрзя makso [Шегрен 1854: 159; Веске 1890:

МАКСА 177

23; Лесков 1892: 101; Погодин 1904: 42; Kalima 1915: 160].Отмеченные варианты мокса ‘рыбьи молоки’ Твер.

(Опыт), Калин., макса ‘печень рыбы’ Псков., ‘молоки’Псков.; макс ‘жир акулы’ Беломор., возможно, существу-ют вследствие разнообразия форм в финно-угорских язы-ках.

Применительно к реалиям чаще всего употребляетсяв пищу печень налима на всем Севере России и в Сибири,а в поморских р-нах также печень трески, белуги. Поэто-му макса чаще употребляется как наименование печениналима. В прибалтийско- финских языках данное словоимеет общее значение ‘печень, печенка’. В говорах Заоне-жья, в основном, анализируемая лексема бытует в терми-нологизированном значении ‘рыбья печень’, что, по-види-мому, связано с отсутствием адстратного воздействия состороны прибалтийско-финских диалектов. Иначе обсто-ит дело в южном Прионежье, где чересполосно с русски-ми проживают вепсы; здесь доминирует значение ‘печеньрыбы и животного’, поддерживаемое, по-видимому, ад-стратным влиянием. Сдвиги значения, скорее всего, про-исходят уже на базе русских говоров и связаны они ча-ще всего с применением реалии, т. е. экстралингвисти-ческие факторы, экстраполируясь на лексику, вызываютуже собственно лингвистические изменения, на основемикроговора — сдвиг значения, на основе группы одно-типных говоров — явления полисемии. Например, макса‘рыбий жир’, отмеченное в н. п. Сумский Посад Беломор-ского р-на вызвано особенностями употребления реалии,хорошо это можно проследить у Шейна: макса «печеньтресковая, из которой вытапливается сало или тот бла-годетельный жир, который известен едва ли не каждомупод именем трескового» (Арх.). В словаре Богораза такжефиксируется едва наметившийся сдвиг: «Макса продает-ся на Колыме пудами в сыром и мороженном виде. Жа-

178 МУГАЧ, МУГАЧИ

рить на максе, т. е. на жиру, который вытапливается изкусков налимьей печени». Бытующее в Прионежском р-не значение макса ‘молозиво’ объяснятся, по-видимому,чрезвычайно высокой жирностью первого молока коровы,которое так же, как и печень рыбы, запекают в печке.

Зафиксированы также следующие дериваты: максенье‘рыбьи молока’ в н. п. Красный Бор Подпорожского р-на;максеной жир ‘жир, вытопленный из печени налима’(Богораз); максистый налим ‘налим с печенью крупныхразмеров’ (Карпов); максовая похлебка Даль; максанник‘рыба с молоками’ (Пск., Кузнецов); максана ‘крупнаярыба с икрой’ (Осташк. Калин. 1946, СРНГ).

МАТЮК

Матюк ‘рыба’ зафиксировано по данным КСРГК в Под-порожском р-не. Слово отмечено впервые, на наш взгляд,его можно возвести к фин. maitikala ‘рыба с молока-ми, рыба-самец’, matikala ‘икряная рыба’, однако, на нашвзгляд, предпочтительней версия видового наименованиярыбы, ср. фин. matikka ‘налим’ [SKES: 326].

МУГАЧ, МУГАЧИ

Мугач, мугачи ‘малек, мальки окуня; окунь, окуни не-больших размеров’. Анализируемое слово имеет четкоочерченный ареал, оно бытует в Медвежьегорском р-не(Кижи, Ламбасручей, Великая Губа, Шильтя, ВеликаяНива, Загубье, Толвуя, Палтега, Космозеро, Кузаранда,Шуньга, Сенная Губа, Лонгасы, Челмужи); в Кондопож-ском р-не (Колгостров, Лижма, Новинка, Кулмукса, Тул-губа); на севере Пудожского р-на (Пяльма, Авдеево); вПрионежском р-не (Кончезеро, Вороново), расположен-ных на границе с Кондопожским р-ном. На смежной тер-

МУГАЧ, МУГАЧИ 179

ритории данное заимствование отмечено в Каргополь-ском и Плесецком р-нах. Ударение характеризуется зна-чительной вариативностью даже в одном и том же насе-ленном пункте, и локализовать его с большей степеньюдостоверности не удалось.

Первая фиксация данного заимствования в словареКуликовского: мугачки, мугаченки ‘мальки’. — А неряпушка и пляшет, а мугаченки — (Петрозаводскийуезд). В материалах Певина — мугач, мугачки ‘мелкийокунь’ (Кондопожская, Великогубская, Толвуйская воло-сти Петрозаводского уезда). Калима, имея только мате-риалы Куликовского, возводит их к фин. muhju ‘неболь-шой окунь или другая рыба’, которое он, в свою очередь,соотносит с фин. mouhu, mouhe ‘мальки любой рыбы’[Kalima 1915: 167]. SKES предлагает следующие соответ-ствия: фин. muikku ‘малек лосося, маленький лосось’ икар. muikku, ливв. mujeh, при саам. кильд. maiiokA ‘боль-шой сиг’ и smaije ‘ряпушка’ [SKES: 349].

Герд отмечает, что «в настоящее время слова с кор-нем -муг-, обозначающие рыбу, наиболее широко извест-ны в русских говорах Карелии и по р.Онеге» [Герд 1982:52]. По его мнению, слово мугач проникло в русскиедиалекты Карелии довольно рано из прибалтийско-фин-ских языков в районе Онежского озера, в русских го-ворах оно и получило впоследствии свое новое аффик-сальное оформление. Герд также полагает, что прибал-тийско-финское muhju и русск. мугач отражают древ-нейшие отношения, восходящие к эпохе до образованияединого прибалтийско-финского праязыка, сравнивая схант. moksan, манс. moksun [Герд 1981: 52–53].

Отмечен ряд производных: мугачок мн. мугачки вн. п. Ламбасручей, Кажма Медвежьегорского р-на; в н. п.Авдеево Пудожского р-на. На смежной территории от-

180 НЯВГА

мечено употребление с иным ударением — мугачки вПлесецком р-не. Куликовский приводит также лексемымухкачок, мухкачки ‘мелкий сиг, мелкая рыба’. Гердфиксирует следующие дериваты: мугачок ‘выгозерскиймалотычинковый сиг’, мугачонок с этим же значениемв Прионежском р-не, мухкачок ‘то же’ на Выгозере. Всеверо-восточных р-нах Онежского озера мугачок по ма-териалам Герда, так же как и по ПЛГО, имеет значение‘мелкий окунь’. В Кондопожском р-не нами зафиксирова-но слово мугдега ‘мальки’, вероятно относящееся сюдаже. По данным КСРГК единственная фиксация могачи‘мелкая сушеная рыба’ в н. п. Кончезеро Прионежскогор-на.

Следует отметить, что наименование малька, мелкойрыбы значительно дифференцировано в Обонежье. Еслидля северного Прионежья, Заонежья характерно употреб-ление, достаточно частотное и устойчивое, заимствован-ного слова мугач, мугачи с редкими русскими исключе-ниями, например: саковик ‘мелкая рыба’ в Космозере, тоиначе дело обстоит в южном Прионежье. Кое-где бытуютрусские слова: в н. п. Каршево Пудожского р-на мулья‘мальки’, синянки ‘мальки щуки’; мелза ‘мальки, мел-кая рыба’ в н. п. Мегра Вытегорского р-на.

НЯВГА

По данным ПЛГО в значении ‘внутренности рыбы’ ана-лизируемое слово отмечено в Пудожском р-не (Кривцы,Корбозеро, Канзанаволок), в Вытегорском р-не.

В словаре Куликовского представлена лексема нявга‘рыбья чешуя’ в Коловской волости Пудожского уезда инявьи ‘зобок, отрываемый при чистке рыбы для пирога’в том же уезде. В СРНГ отмечено слово нявь ‘ершоваяслизь’ в Белозерском уезде на смежной территории нявга

ПАЛЬЯ, ПАЛЬГА 181

‘внутренности рыбы’ бытует в Каргопольском р-не.Калима, предполагая, что в данном случае имеет ме-

сто карельско-вепсское воздействие, предлагает в каче-стве соответствия фин. nauka (ген. navan) ‘рыбья слизь’[Kalima 1915: 174]. SKES в этом гнезде приводит ливв.n’augu ‘длинное зеленое водное растение, которое свои-ми клейкими листьями засоряет рыболовную сеть’ [SKES:369]. На наш взгляд, ближе всего к русской форме вепс.n’au

“g, n’oug ‘рыбья слизь’.

ПАЛЬЯ, ПАЛЬГА

Оба варианта фиксируются в Обонежье в одном значении‘рыба семейства лососевых Salvelinus lepechini’.

По данным ПЛГО и КСРГК довольно трудно провестиих территориальное разграничение, поскольку довольночасто они отмечаются в одном пункте. Пальга отмеченов н. п. Мяльзино, Лисицыно, Типиницы, Палтега, Габ-наволок, Скурнино, Тамбицы, Толвуйский Бор, ВеликаяГуба, Зажогино, Загорье, Вицино, Великая Нива, Толвуя,Сенная Губа, Шильтя, Космозеро, Ламбасручей Медве-жьегорского р-на; в н. п. Колгостров, Лижма, ЧёболакшаКондопожского р-на; в н. п. Римское, Пяльма Пудожскогор-на.

Вариант палья зафиксирован в н. п. Шустиковская,Есино, Федотово, Кузаранда, Никитинская, Загубье, Ве-ликая Губа, Толвуя, Шуньга, Хашезеро Медвежьегорско-го р-на; в н. п. Тулгуба, Кулмукса, Новинка, Гангозеро,Горка Кондопожского р-на; в н. п. Ялгуба, Вороново При-онежского р-на; в н. п. Ольхово, Устье Вытегорского р-на;на смежной территории — в окрестностях г. Кандалакша.Несмотря на все трудности такой дробной дистрибуциии фонетической близости слов, на наш взгляд, все жевозможно выделить ареал с преобладанием формы паль-

182 ПАЛЬЯ, ПАЛЬГА

га — Восточное Заонежье, включающее в себя западнуючасть Медвежьегорского р-на, южную часть Кондопож-ского и примыкающую к ней часть Прионежского р-на.В данном случае речь идет скорее всего о более сильномпроявлении прибалтийско-финского (вепсского) языково-го влияния.

Русское слово по данным Шмелева известно с 1563 г.Одна из первых фиксаций нового времени принадлежитБурнашеву: палья ‘рыба к семгам принадлежащая’. Всловаре Даля зафиксировано с таким же ударением палья«рыба из рода лососей, близкая к форели, пеструшке» спометой (Сев.); в словаре Подвысоцкого — палья «одиниз видов мелкой рыбы, водящейся в озерах Кольскогополуострова». Куликовский дает два варианта пальга ипалья «рыба из породы лососевых. Простой народ разли-чает две разновидности этой рыбы: лудега или лудераи кряжовка или кряжовая палья», в Петрозаводскомуезде и в Заонежье. В словаре Дурова приводится дваварианта палья и паллея ‘рыба из семейства форелей(пеструшка)’.

Этимологическая традиция относит это к заимствова-ниям из вепсского языка, вепс. pal’ ‘рыба палия’ [Kalima1915: 180]. Герд приводит большое число словосочетанийс лексикой палья, которые отмечены в Обонежье: бело-корая палья, красная палия, кряжевая палия, лосось-палия, лудная палия, лудожная палия, местная па-лия, мягкая палия, настоящая палия, нерестная па-лия, палия-гонец, простая палия, сегозерская черно-ротная палия, семинская палия, серая палья, ходоваяпалия, ямная палья. Кроме того, он отмечает бытованиеслов палия, палья на Ладожском озере и в нижнем те-чении р. Волхов, которые он также относит к вепсскомувлиянию [Герд 1988: 10]. Достаточно условные ареальныевыводы о распространении вариантов палья — пальга в

ПАРВА, ПАРБА 183

Обонежье, по-видимому, можно подтвердить положени-ями Калимы, считающего, что звук [г] в слове пальгане обуславливается звуковыми явлениями финской при-роды, он утверждает, что невозможно, чтобы [г] в словахтипа сарга, телгас являлось рефлексом вепсского [g’][Калима б/г.: 7–8].

ПАРВА, ПАРБА

Парва, парба ‘косяк, стая рыбы’. Вариант парва поПЛГО отмечен в н. п. Космозеро Медвежьегорского р-наи в н. п. Новинка Кондопожского р-на. Первая фиксацияпредставлена в словаре Куликовского парва, парвочка‘говорят о рыбе, когда она стадно идет в реку или в за-лив’: Парвой или парвочкой подошла. (Петрозаводскийуезд и Заонежье). Эта же форма дается Георгиевским —парва ‘рыба ходящая и играющая стаей’ (Муромля Пет-розаводского уезда).

Вариант парба с тем же значением — в н. п. Валдай,Вожма Гора Сегежского р-на, а также на смежной тер-ритории в непосредственной близости от исследуемогоареала в н. п. Гонгиничи Лодейнопольского р-на: — Рыбав пост парбой идет.

Воронова отмечает, что данное наименование зафик-сировано только в одном населенном пункте — д. Сумост-ров, где замечено лишь два примера словоупотребления,причем с колебаниями в произношении слова, вариантно-стью — парва / парба. Анализируемые лексемы имеютдовольно широкий ареал от Беломорья до Посвирья. Со-вершенно бесспорна их карельская этимология, причемвариант с [б], скорее всего, возник на русской почве, ср.ливв. parvi ‘стая’ [СКЯМ: 257], кар. твер. parvi ‘стаяптиц’ [СКЯП: 200], кар. parvi ‘косяк, толпа, стая, вата-га’ [KKS 4: 170], люд. parvi ‘то же’, при саам. кольск.

184 ПАРИК

parva ‘косяк, стая рыбы’, швед. диал. parw ‘косяк, стаярыбы’ из фин. parvi, либо эст. parv ‘косяк, стая рыб’[SKES: 498], при соответствии в обско-угорских языках,ср. хант. pare, por ‘стая рыб, птиц’ [SSAP: 2. 319], Сле-дует отметить, что обширная дистрибуция русского диа-лектного материала не позволяет выделить этимологи-ческую доминанту, хотя можно совершенно исключитьвепсское воздействие, ср. вепс. parveh ‘стая, косяк (рыб)’[СВЯ: 402]. Первую этимологию, основываясь на матери-алах Куликовского, предложил Погодин, возведя к фин.parvi ‘стая, косяк’ [Погодин 1904: 49]. Калима, совершен-но справедливо предпочитает кар. parvi ‘то же’ [Калима1915: 181]. Cм. также [Meckelein 1914: 55; Фасмер 3: 205].

ПАРИК

В значении ‘небольшой лещ’ данное слово отмечается вПудожском р-не (Каршево, Авдеево, Пога).

Первая фиксация слова парик без ударения представ-лена в работе Ефименко (1878 г.). В словаре Куликов-ского оно отмечается в Петрозаводском уезде. С инымударением на первом слоге парик ‘рыба густера’ зафик-сировано в Онежском уезде Подвысоцким, а также поСРНГ в КАССР на Водлозере и в Пинежском р-не.

По нашему мнению, анализируемое слово возможновозвести к ливв. parikka ‘маленький лещ’, parikku ‘видрыбы’. В прибалтийско-финских языках по данным SKESимеется ряд соответствий: в кар. диалектах Суоярви —par’ikka ‘вид рыбы’; обширно представлено в восточныхфинских диалектах parkki ‘маленький или худой лещ’;ливв. parkoi ‘малек леща’. Авторы SKES не высказыва-ются насчет исконности слова в прибалтийско-финскихязыках, в финских диалектах имеющего также формуpartti, но его ареальная дистрибуция не позволяет ис-

ПИСКАЧИ 185

ключить того, что оно могло прийти из русских говоров[SKES: 497].

ПИСКАЧИ

В юго-восточном Прионежье распространено слово пис-качи в качестве наименования мальков, мелкой рыбы. Поданным ПЛГО зафиксировано слово пискачи ‘мальки’в Прионежском р-не (Педасельга, Ладва). В Подпорож-ском р-не отмечена лексема пискозобы ‘мальки’ в Вы-тегорском н. п. бескозоба ‘мальки’ — это уже результатконтаминации прибалтийско-финского слова с русскимпескозоб ‘пескарь’. Олон., Сиб., Енис., Перм., Уральск.,Влад., Новг., Волог., Арх., Север., Свердл., Смол., Казан.(СРНГ). По-видимому. данное слово можно возвести квепс. pisk ‘мелкая рыба, малек’. Вепсское слово ставит-ся в ряд прибалтийско-финских: фин. pisku ‘маленький’,эст. pisut (ген. pisku) ‘маленький’, кар. piska ‘шаловли-вый ребенок; собака’. Из прибалтийско-финских языков,по мнению авторов SKES, данное слово попало в норвеж-ские диалекты: норв. pissku ‘ласковое прозвище малень-кой девочки’ [SKES: 578].

РУПАЧ, РУПЕНЬЕ, РУПЕГА, РУПЕЦ

В значении ‘верхний колючий плавник рыбы (окуня, ер-ша, судака)’ по данным ПЛГО и КСРГК перечисленныевыше слова бытуют каждый в своем микроареале Обоне-жья. Рупейга — в н. п. Тулгуба, рупега — в н. п. Суйсарьодного и того же Прионежского р-на; руппень — в н. п.Черкасы, рупенья — в н. п. Ламбасручей и Великая Гу-ба, рупинье — в н. п. Сенная Губа Медвежьегорскогор-на; рупенье — в н. п. Колгостров Кондопожского р-на,расположенном в непосредственной близости от Медве-жьегорского р-на.

186 РУПАЧ, РУПЕНЬЕ, РУПЕГА, РУПЕЦ

На восточном побережье Онежского озера в Пудож-ском р-не зафиксирован вариант рупачи. Впервые мынаходим его в «Сказке о Ершишке-плутишке», которуюпоместил Аванесов в конец статьи «Заметки о говорес. Семеновское на р. Водле» [Аванесов 1949: 254]. «Треш-чина приплыла к ёршу и говорит ершу: Ершишко-плу-тишко, вас палтус-рыба звала в суд. Ерш растопырилсвои рупачи, повернулся к трешчины». По ПЛГО лек-сема рупачи отмечена в н. п. Авдеево, Алексеево; в н. п.Песчаное Пудожского р-на отмечен вариант рупач, м.,собир. с вариативным ударением.

В двух населенных пунктах Кондопожского р-на, рас-положенных до недавнего времени довольно изолирован-но, отмечен вариант рупина (Кулмукса, Гангозеро).

В н. п. Суйсарь Прионежского р-на по данным КСРГКзафиксировано слово рупец.

Перечисленные варианты не имеют лексикографиче-ской традиции, в словаре Куликовского приводится лек-сема рупа ‘колючка растения, иглы ерша, ежа, колючкии т. п.’ на Выгозере. В современных говорах Обонежьязафиксировать бессуффиксный вариант не удалось.

Калима возводит заимствование к кар. rupa ‘колючкиспинного плавника рыбы’ [Kalima 1915: 207]. В другихприбалтийско-финских языках подобного слова нет, ср.фин. eva, кар. eva ‘плавник рыбы’. Трудно судить опреде-ленно об этимологии карельского слова; возможно, ононе исконно. Однако в говорах Обонежья рассматриваемоегнездо распространено только в сфере действия карель-ских диалектов на севере Прионежского р-на, в Кондо-пожском, Медвежьегорском р-нах, на севере Пудожско-го р-на, до г. Пудож. Южнее районного центра отмеченослово перуксы ‘верхние плавники рыбы’ в н. п. Карше-во. Это явно русское слово с заимствованной финалью-кс, ср. собир. перьё, ‘плавники рыб’ в Приморском р-неАрхангельской области (по КСРНГ).

РЯПУС, РЯПУСА, РЯПУХА, РЯПУШ,РЯПУША, РИПУС 187

РЯПУС, РЯПУСА, РЯПУХА, РЯПУШ,РЯПУША, РИПУС

Ряпус, ряпуса ‘рыба ряпушка’. Вариант ряпус отмеченв Пудожском р-не на Водлозере, в н. п. Римское; в Выте-горском р-не, кроме того, форма ряпус зафиксирована вКаргопольском р-не, на Ладожском озере (Герд), в Ваш-кинском, Кирилловском р-нах; Воронова отмечает этотвариант в деревнях, расположенных около Сумозера.

Вариант ряпуса фиксируется на Водлозере (Герд), вПудожском р-не, на северо-востоке Вытегорского р-на.Дается форма ряпуса в Словаре Куликовского на Ковжо-зере в Вытегорском уезде, наряду с ряпусы ‘ряпушка’ вПудожском уезде. Ряпусница ‘сеть для ловли ряпушки’зафиксирована в Пудожском и Плесецком р-нах. Ряпу-сина ‘ряпушка’ отмечается Гердом на Водлозере. Лексемаряпуски (мн.) представлена в КСРНГ в Каргопольскомр-не.

Вариант ряпукса ‘ряпушка’ отмечает Воронова в Бе-ломорском р-не у Сумозера, в КСРНГ ряпукса фиксиру-ется в Кемском уезде (1865 г.).

Вариант рипус ‘ряпушка’ бытует в н. п. Хашезеро Мед-вежьегорского р-на, а также в Волховском р-не, где так-же отмечено относительное прилагательно рипусовый —рипусовая сетка. Рипукса ‘ряпушка’ бытует на Ладоге(КСРНГ, Пушкарев). Форма ряпица ‘ряпушка’ отмече-на в Пудожском р-не (КСРГК). Здесь же зафиксированвариант ряпесница ‘сеть для ловли ряпушки’.

Лексема ряпуха ‘ряпушка’ фиксируется на р. Волхове,Псковском и Чудском озерах (Герд), с другим ударениемряпуха в Вышневолоцком р-не Калининской области ив Онежском (КСРГК). Такой же вариант представлен втверских вариантах Сабанеева.

188 РЯПУС, РЯПУХА

Ряпуш ‘ряпушка’ — «Поставя ружи, туда попадаетряпуш». Каргоп. Арх. (КСРНГ). Ряпуша отмечает Храм-цова в псковских говорах. Герд фиксирует производнуюряпушина на Псковском и Чудском озерах.

Шмелев приводит несколько вариантов: ряпукса, ря-пус (1609), ряпуга, ряпуха (1637), ряпушка (1649)[Шмелев 1961].Ряпушка отмечается Озерецковским на Ладожском

озере: «Рыбы ловятся там следующие: щуки, окуни, ер-ши, судаки, плотва, ряпушка» [Озерецковский 1799: 53].Герд фиксирует словосочетание меженная ряпушка ‘ря-пушка, вылавливаемая в середине лета’ в н. п. КузарандаМедвежьегорского р-на. У Сабанеева ряпушка отмеча-ется на Севере России; Кузнецов фиксирует в псковскихговорах.

Вариативность данного заимствования, на наш взгляд,обусловлена наличием различных форм слов-источниковв прибалтийско-финских языках и диалектах, ср.: ливв.reapoi, riappo, riipus, riibus, люд. riapus, ruopus, вепс.rabuz ‘ряпушка’ [SKES: 923]. Герд предлагает как наи-более близкую форму ливв., люд. riipus [Герд 1988: 9].Калима на первое место ставит ливв. reapoi (генетив).В эстонском — raabis, raabus, raabuskas, что, на нашвзгляд, объясняет наличие форм ряпуха, ряпуша, а нынеобщенародное слово ряпушка очевидно можно возвестик эст. raabuskas. Из ливского языка это слово попало влатышский — ливск. ropses, латыш. repsis [Kalima 1915:211].

Трудно судить о направлениях распространения дан-ного заимствования. на наш взгляд, их было несколь-ко: из чудско-псковского ареала, из восточного Приладо-жья, западного Прионежья, причем из Прионежья слово,возможно, распространилось вплоть до Белого моря [см.также Герд 1988: 11].

САЙДА 189

Наличие значительного числа вариантных форм в пу-дожских и каргопольских говорах, по-видимому, объяс-няется наложением различных субстратов или специфи-кой адаптации на русской почве.

САЙДА

Сайда ‘треска’, эта рыба не водится в Онежском озере, нотем не менее известна в Обонежье. По данным ПЛГО иКСРГК данное слово зафиксировано в Медвежьегорскомр-не (Кузаранда, Ганьковец, Заресье, Вицино, Ламбасру-чей, Космозеро, Толвуя), в Пудожском р-не (Римское, Бу-раково, Семеново), в Кондопожском р-не (Горка).

Первая фиксация по СРНГ — в Шенкурском уезде под1854 г. В словаре Подвысоцкого этому слову посвященаобширная статья: «Сайда — водящаяся в Северном оке-ане у Мурманского берега рыба трескового рода Gadussaida. Поморы называют ее сайда-игрун, оттого, что онаредко уходит вглубь и держится более на поверхности во-ды. При промысле на сайду у поморов примета, что еслина воде слышится запах водорослей, то будет обильныйулов. Помор.». Отмечает анализируемую лексему Кули-ковский — сайда ‘род рыбы трески’ в Петрозаводскомуезде, и Грандилевский — сайда ‘треска’. С ударениемна втором слоге сайда представлена в словаре Дурова,а также в вологодских материалах Иваницкого — сайда«род морской рыбы из Белого моря» (по КСРНГ). Крометого, на смежной территории слово сайда ‘треска’ отме-чается в Онежском р-не (Калинин).

По-видимому, справедливое утверждение Герда, что«русские названия рыб, известные только на Белом мо-ре, имеют, как правило, прямые и точные параллели всаамском» [Герд 1988: 9], относится к этому заимствова-нию. Калима полагает, что здесь заимствование из саам.

190 САЙДА

кильд. saite ‘вид морской рыбы’, при фин. saita ‘севернаятреска’ [Kalima 1915: 212], ср. также: саам. saide, saidi,saide; в русские говоры, по мнению авторов SKES, эталексема пришла из саамского так же, как и в карельскиедиалекты [SKES: 948].

На смежной территории слово сайда распростране-но в Каргопольском, Плесецком, Холмогорском, Беломор-ском, Кемском, Терском р-нах, а также в окрестностяхг. Кандалакша. В Терском р-не (из КСРГК) представленалексема сойда ‘рыба’. Впервые такая форма была данау Даля — сойда ‘род или вид местной рыбы’ с геогра-фической пометой Яренг. Волог. По мнению Калимы, этовариант заимствования.

Возможно, что первичным источником заимствованиябыл саамский язык, но идентичность карельских диа-лектных форм русской — кар. saida, люд. said, ливв.saidu — все-таки заставляет предполагать о симбиоз-ном функционировании лексемы в смешанном карельско-русском ареале. В н. п. Великая Губа отмечено сайдок‘треска’ (Медвежьегорский р-н).

Зафиксирован дериват сайдина в Онежском р-не (Ка-линин) и сайдика ‘треска’ (Калинин). В Холмогорском р-не отмечена вариантность сайда, сайга ‘вид рыбы’ [Пи-рогова 1961], также по КСРГК в Медвежьегорском р-незафиксирован вариант сайга без наименования населен-ного пункта.

Отмеченное на Урале (КСРНГ) сайга ‘угорь, минога’,а также сайга ‘рыба щиповка’ (Герд) трудно определенноотнести к этому же типу заимствований. В н. п. Типи-ницы Медвежьегорского р-на отмечено сайда ‘рыбныйпирог’ (по КСРГК).

САЛАГА 191

САЛАГА

Данное слово распространено во всем Обонежье в значе-ниях ‘уклейка’, ‘елец’. — Салага идет числа около деся-того в июне месяце (Космозеро Медвежьегорского р-на).По данным ПЛГО лексема салага отмечается в Медве-жьегорском р-не (Загубье, Сенная Губа, Толвуя, Вели-кая Нива), в Кондопожском р-не (Кулмукса, Новинка), вПудожском р-не (Римское, Песчаное, Каршево), в При-онежском р-не (Ладва), в Подпорожском р-не (Яндеба,Усланка, Ульино, Пидьма), в Вытегорском р-не (Ошта,Андома). На смежной территории слово салага зафикси-ровано в Лодейнопольском, Тихвинском, Плесецком, Че-реповецком р-нах. Герд выделяет три значения: 1. ‘уклей-ка’ в северо-восточной части Онежского озера; 2. ‘елец’;3. ‘плотва’ без географических помет [Герд 1988: 8].

Первая фиксация анализируемого слова — в матери-алах Полякова — салага ‘молодая плотва’ (Вытегорскийи Пудожский уезды); в словаре Куликовского отмеченоаналогичное значение — салага ‘плотвица, мелкая плот-ва’ в Вытегорском, Пудожском, Петрозаводском уезде, атакже ‘уклея, верховодка’ — только в Петрозаводскомуезде. В материалах Певина (Заонежье) слово салага неимеет четкой семантики — ‘мелкая рыба, на вид похожаяна ряпушку’; Георгиевский фиксирует в Петрозаводскомуезде — салага ‘вид уклейки’.

В н. п. Юксовичи, Курпово Подпорожского р-на, а так-же в Сегежском р-не (Валдай, Вожма Гора) отмечен ва-риант салака, связанный, по-видимому, с влиянием ли-тературного языка.

Калима предлагает наиболее достоверную этимоло-гию — вепс., люд. salag [Kalima 1915: 212]; в СВЯ эталексема отсутствует. Лесков полагал, что это заимство-вание из кар. salatti, Веске на первое место все же ста-

192 САРГА, СЯРГА, СОРОГА

вит фин. salakka, не упуская при этом вепсскую версию[Веске 1890: 20]. Герд также считает наиболее вернойвепсскую этимологию [Герд 1988: 8]. Авторы SKES ви-дят вероятность того, что русская форма салака моглабыть заимствована из ливского salak ‘корюшка’ или че-рез латышское посредство [SKES: 953–954].

Более раннюю фиксацию имеют производные от ана-лизируемого заимствования, в словаре Даля: «салакуша,салакушка ‘рунная рыбка из Балтийского моря из родасельдей Clupea sprattus’; Чухонский обед; салакушка спростоквашей». В Обонежье по данным Герда отмеченвариант со звонким согласным — салагушка. По КСРГКпроизводная салажка бытует в ряде н. п. Медвежьегор-ского, Пудожского, Прионежского, Подпорожского, Кар-гопольского, Онежского р-нов. Салачина отмечено толь-ко в Прионежском р-не; салаженка в н. п. НадпорожьеЛодейнопольского р-на.

Вариант шалака, скорее всего, является результатомсубстратно-адстратного влияния валдайских карел (ср.кар. salakko, записанное у новгородских карел по дан-ным SKES) или произносительным вариантом, ввиду то-го, что имеется лишь единственная фиксация в КСРГК вЧудовском р-не.

САРГА, СЯРГА, СОРОГА

Приводимые варианты фиксируются в значении ‘рыбаплотва’. Сарга отмечено по КСРНГ в Вытегорском р-не: сярга по КСРГК в Медвежьегорском р-не. Очевидно,эти лексемы можно возвести к ливв. sarki, вепс. sar’gс тем же значением, люд. sarg, при эст. sarg [SKES:1171]. Сходный фонетический вариант сорга «рыба в родеплотицы (Luecicus rutilus), водящаяся в реках и озерахЗимнего берега, а также в Холм. и Шенк. у.» приведен всловаре Подвысоцкого.

САРГА, СЯРГА, СОРОГА 193

Наиболее широко распространено слово сорога ‘рыбаплотва’, встречающееся практически на всей территориибытования русских говоров. В Обонежье слово сорога‘плотва’ по ПЛГО отмечено в Вытегорском р-не, записа-но оно у выходцев из ныне несуществующей деревни Ба-раны, находившейся на самой границе с Подпорожскимр-ном. Единственная фиксация в Подпорожском р-не вн. п. Куропово — сорога красноглазая, позволяет предпо-лагать вторичность распространения данной лексемы, еенеисконность в говоре этой деревни. В Вытегорском р-непо КСРГК отмечен вариант суруга. На смежной терри-тории в Лодейнопольском р-не в н. п. Надпорожье за-фиксирован наиболее близкий к этимону вариант сярга‘плотва’.

Материалы топонимики, однако, представляют словосярга более широко, в названии озера Сяргозеро отмеча-ется в Подпорожском р-не (Шеменичи), в Кондопожском(Колгостров), в Вытегорском (Ошта).

Высокая частотность фиксаций слова сорога отмече-на в Пудожском р-не, кроме того, здесь же бытует значе-ние сорога ‘мелкая плотва’ в н. п. Колгостров, Заозерье.

Почти повсеместно распространена лексема сорога взападных р-нах Архангельской и Вологодской областей:в Вашкинском, Белозерском, Кадуйском, Кирилловском,Череповецком, Харовском, Вожегодском, Каргопольском,Няндомском, Коношском, Холмогорском, Плесецком,Верхнетоемском р-нах; отмечена она на Волхове и Иль-мене (Шамахов).

Первая фиксация с обозначением уезда дается в Опы-те: сорога ‘плотица, рыба’ (Олон. Каргоп. Симб.): крометого, сорога ‘плотва’ зафиксирована в материалах Бори-чевского (Олон., 1842), Грандилевского (Холмогор., Шен-кур.), Подвысоцкого (Зимний берег, Холмогор., Шенкур.),Рыбникова (Олон., 1864), Куликовского (Пудожский, Кар-

194 САРГА, СЯРГА, СОРОГА

гопольский, Вытегорский уезды), в Трудах МДК [Соль-выч., Волог., 1912, т. 11, 1930].

Герд указывает на распространение слова сорога так-же на Печоре, Пинеге, Шексне, Водлозере, Кенозере,оз. Лаче, на Белом озере [Герд 1970а: 114–115].

Лексема сорога ‘плотва’ отмечается по КСРНГ в Ор-ловском, Малмыжском, Нолинском, Елабужском уездахВятской губернии; у Луканина — «Рыба белочешуйча-тая, широкая плоская, имеющая овальную, а не продол-говатую форму» (Перм.); дается сорога в словаре Беляе-вой: «Сорога меньше подлещика, красные перышки, такасветлая, костлявая она». Отмечено слово сорога ‘плотва’в Пошехонском уезде Ярославской губернии [Архангель-ский 1849], в словаре Мельниченко; зафиксировано в го-ворах Коми (Сыктывк., КСРНГ, 1968). В костромских го-ворах бытует сорога ‘красноперка Scardinius erytropha-mus’ в Галичском, Вохомском р-нах, в Буйском уезде —сорога ‘рыба’.

Анализируемая лексема распространена также в Си-бири, на Урале, отмечена Богоразом на Колыме. Зафик-сирована сорога ‘плотва’ в словаре донских говоров. УКлыкова дается сорога ‘крупная плотва’ (Печора, Кама),‘красноперка’ (Волга); в КСРНГ слово сорога представ-лено также в Оренбургской губернии.

В Опыте отмечается вариант сарога ‘плотва’ в Том-ской губернии; Дилакторский дает это же слово в Воло-годской, по КСРНГ имеется еще фиксация во Владимир-ской губернии.

Этимологи в основном имели дело с полногласнымивариантами. Калиму и Фасмера смущает, по их мнению,не совсем полное соответствие известной им полноглас-ной формы, которую они тем не менее возводили к при-веденным выше прибалтийско-финским словам. На нашвзгляд, полногласная форма имеет точное соответствие с

САРГА, СЯРГА, СОРОГА 195

неполногласной, ср. салма — соломя; сарга — сорога.Но отсутствие полногласной формы на всей территорииОбонежья, кроме Вытегорского и Пудожского р-нов, поз-воляет предположить иную этимологию. В Обонежье придлительной истории заимствованного слова обычно пре-образованная на русской почве форма (например, соломя— пролив) функционирует наряду с новой — салма. Вданном случае основной ареал этого слова сорога распо-ложен восточнее — в архангельских и вологодских гово-рах. На наш взгляд, заслуживает серьезной поддержкиэтимология, предложенная Шайжиным — хант. сорох.

Рыбников полагает, что это слово возможно отнестик индоевропейскому материалу — санскр. asrz ‘кровь’ .

Производное сорожка отмечено в Вытегорском р-не,в Корбозере Пудожского р-на, на реке Шуе Прионежско-го. Фиксация в Прионежском р-не скорее всего резуль-тат вторичного распространения. На смежной территориилексема бытует в Каргопольском, Плесецком, Онежском,Вашкинском, Череповецком р-нах. Распространение сло-ва сорожка ‘плотва’ на востоке отмечено в Галичскомр-не Костромской области, Оханском уезде Пермской, вСоликамском р-не (Беляева), на Оби, Иртыше, Енисее(Герд). отмечено производное сорожка также на р.Урал,в Оренбургской губернии, Кемеровской области. Опытприводит сорожка в Сибири.

Зафиксированы дериваты сорожка в Вашкинском р-не;сорожняк ‘плотва’ в Череповецком р-не и далее на вос-ток в Симбирской губернии (Опыт), в Новосибирской,Кемеровской, Томской областях, в южных р-нах Крас-ноярского края. В северодвинских материалах Романоваотмечено префиксальное образование осорога.

Герд в отношении этимологии приходит к следующемувыводу: «По-видимому, рус. сорога заимствовано исто-рически не из прибалтийско-финского sarg(g)ki, так же

196 СЕНЬ, СЕНЬЕ

как и русск. сырок ‘пыжьян’, отражает именно хант. иманс. soroh (название рыбы) с естественным изменениемв дальнейшем ударения и категории рода. На Белое мореслово сорога было занесено позднее торговцами рыбойпо речным путям» [Герд 1970а: 116], что совпадает с на-шими выводами.

СЕНЬ, СЕНЬЕ

Обе лексемы зафиксированы по данным ПЛГО в одномзначении ‘рыбьи потроха’. Сень отмечено в н. п. РимскоеПудожского р-на, а сенье в н. п. Шильтя Медвежьегор-ского р-на. На смежной территории слово сень зафикси-ровано в Терском р-не (по КСРГК), в словаре Меркурье-ва дано слово сенёк ‘желудок семги’: Свари сеньки дамаксы. (Кандалакш.). Меркурьев полагает, что это за-имствование из финского языка, фин. syan ‘сердце’. Дей-ствительно в финских и карельских диалектах известно,кроме того, suan ‘сердце, внутренности’, sean, sian. Близ-ка форма в манс. sem ‘сердце, внутренности’.

На наш взгляд, анализируя сопутствующий матери-ал, трудно пройти мимо русских слов со значением ‘ры-бьи внутренности’ — ксенья в н. п. Товуя, Великая Губа,Палтега, Загубье, Медвежьегорского р-на; в н. п. Колго-стров, Тулгуба Кондопожского р-на; ксенье в н. п. Сен-ная Губа, Шуньга, Челмужи Медвежьегорского р-на; вн. п. Суйсарь Прионежского р-на. По-видимому, эти ва-рианты были заимствованы карельскими диалектами сутратой начальной [к], а затем спорадически проявля-лись уже на русской почве снова. Скорее всего, сень,сенье является результатом первых контактов, а даль-нейшая языковая экспансия новых восточнославянскихрусских переселенцев привела к преобладанию русскогослова. Об этом же говорят материалы словарей. У Кули-

ТОРПА 197

ковского сенёк «зобок налима» (Пудож.), наряду с ксе-нёк, ксень ‘печень рыбы’ (Челмужи того же уезда). ВСРНГ ксень зафиксировано с пометами Арх., Сиб., Алт.,Том., Тобол. сенёк ‘часть внутренностей у животных илирыб’ отмечено в Словаре говоров Ср. Урала; сенёк ‘селе-зенка’ — в Ишимском уезде Тобольской губернии (Ар-канов) и в словаре Беляевой; ‘рыбьи внутренности’ —в Новосибирской области; сеньки ‘потроха налима’. Пи-рог с сеньками славится своим вкусом. (Грязовец, Волог.Обнорский); сеньки ‘внутренние органы, внутренности’ вСловаре говоров Ср. Урала.

По-видимому, из русских говоров данное слово вошлов коми сень ‘рыбья печень’, по крайней мере для авторовКЭСKЯ происхождение этого слова неясно. Авторы SKESв качестве соответствия sydan ‘сердце’ предлагают комиsele

“m [SKES: 1143].Кроме того, вокализм прибалтийско-финских слов не

позволяет получить лексему сень как соответствие к фин.sydan.

ТОРПА

Данное слово обозначает два вида форели: озерную иречную. На побережье Онежского озера это слово отно-сится к озерной форели, а в р-нах, удаленных от Онеж-ского озера к ручьевой форели. Описываемая лексемараспространена практически во всем регионе, но часто-та и плотность фиксаций не везде одинакова. Регуляр-но встречается данное слово в Подпорожском р-не (Кар-гиничи, Курпово, Важины, Согиницы, Усланка, Юксо-вичи, Бараны, Шустручей, Яндеба); в Кондопожском р-не (Лижма, Колгостров, Новинка, Кулмукса, Гангозеро);в Медвежьегорском р-не (Челмужи, Лахново, ВеликаяНива, Шильтя, Ламбасручей, Великая Губа); в Прио-

198 ТОРПА

нежском р-не (Кончезеро, Вороново, Ладва, Педасельга).Меньше фиксаций в Пудожском р-не, только в н. п. Авде-ево, Пяльма, Римское; и в Вытегорском (Андома, Гнева-шевская, Ошта). На смежной территории данная лексемабытует в Лодейнопольском р-не.

Слово торпа в н. п. Пяльма Пудожского р-на имеетзначение ‘некрупная форель, обычно весом не более од-ного кг.’, рыба свыше килограмма имеет наименованиефорель. По данным ПЛГО отмечается ряд дериватов:торпица в Вытегорском р-не (Девятины, Андома, Гне-вашевская); торбина — в н. п. Яндеба Подпорожскогор-на; торпина фиксируется в Вытегорском р-не (Ошта),в Подпорожском (Согиницы. Важины); торпичка отме-чает лишь словарь Линдберга, Герда; торпочка бытует вн. п. Лижма Кондопожского р-на.

Д.Н.Шмелев («Заимствования из прибалтийско-фин-ских языков в старорусских памятниках письменности»)фиксирует слово торпа под 1563 г. (Книга писцовая Обо-нежской пятины). У Озерецковского находим анализиру-емую лексему в описании рыболовных промыслов: «Они(местные жители) производят немалую рыбную ловлю нареке Шуе, в озере Онежском, в Ушкозере, Логмозере,Кончезере и пр. неводами, сетками и заколами, в кото-рые попадается ряпуха, ерши, щуки, налимы, угри, си-ги, лососи, пальи и торпы или форели. Лососей, палью,торп, щук и сигов отчасти они солят и проветривают дляотправления в С-Петербург на продажу». Кроме того, вэтой же работе автор дает другие формы заимствования:торпач и торп. («Осенью много попадается сигов, лосо-сей и торпов или торпачей») [Озерецковский 1792: 182].

Куликовский отмечает слово торпа «лосось-пеструш-ка Salmo fario» и дериват торпина с тем же значени-ем в Петрозаводском и Лодейнопольском уездах. Саба-неев приводит дериват тарпинка, зафиксированный им в

ТОРПА 199

Олонецкой губернии. Герд анализируемое слово относитк ареально-локальным названиям рыб, известных тольков северном Прионежье и Заонежье [Герд 1988: 7].

Калима возводит этимологию данного слова к фин.torppu [Kalima 1915: 226]. SKES приводит соответствияиз прибалтийско-финских языков ливв. torppu ‘молодьлосося, лосось, люд. torp’ мн. torpud ‘речной лосось’,вепс. torp ‘форель’, считает, что направление заимство-вания неопределенно, так как нельзя привести большедаже отдаленных соответствий. Герд полагает, что в дан-ном случае заимствования отражается «преимуществен-но вепсско-карельский языковой тип».

В прибалтийско-финских языках гнездо слов фин. tor-ppu ‘ручьевая форель’, ливв. torppu ‘молодь лосося’, люд.torp ‘ручьевая форель’, вепс. torp ‘форель’ занимает изо-лированное положение, этимологию которого Калима неисследовал, а авторы SKES не совсем уверены в направ-лении заимствования, но берут все-таки за основу и ис-точник распространения в русских говорах прибалтий-ско-финский материал [SKES: 1356].

Исходя из дистрибуции анализируемого заимствова-ния в Обонежье и Приладожье, в уточнение предполо-жения Герда, можно говорить о людиковско-вепсском егоисточнике. Следует при этом отметить, что вариант, при-веденный Озерецковским — торп, по форме совпадает саналогичным вепсским словом.

Данные ПЛГО представляют единичную фиксацию —торта ‘форель’ в н. п. Кулмукса Кондопожского р-на.

Близ н. п. Шуньга Медвежьегорского р-на нами за-фиксирован топоним Торпа-ручей.

200 ШАГЛЫ

ШАГЛЫ

На обследуемой территории данное заимствование рас-пространено повсеместно в значении ‘жабры’. — Черезшаглы крючок вытащил, а шарпак-то (крючок) сломал(Ошта Вытегорского р-на).Шаглы, мн. отмечено в Мед-вежьегорском р-не (Падмозеро, Перхино, Пабережье, За-губье, Великая Нива, Толвуя, Ламбасручей, Сенная Губа,Шильтя, Палтега, Космозеро, Кузаранда, Шуньга, Чел-мужи), в Пудожском р-не (Сумозеро, Римское, Гакукса,Каршево, Песчаное, Пяльма), в Сегежском р-не (Вож-ма Гора, Валдай), в Кондопожском р-не (Гангозеро, Гор-ка, Кулмукса, Новинка, Колгостров, Лижма, Тулгуба),в Подпорожском р-не (Ульино, Пидьма, Яндеба, Шуст-ручей, Курпово, Усланка), в Прионежском р-не (Лехнаво-лок, Педасельга, Суйсарь), в Вытегорском р-не (Мегра,Казаково, Ошта). В н. п. Гакукса отмечено переносноезначение — ‘о челюстях человека’: — До того картош-ки доел, все шаглы заболели. Кроме того, зафиксирова-ны варианты, которые бытуют наряду с формой шаглы:шагли — в Подпорожском р-не (Шеменичи); шагла мн.в Пудожском р-не (Авдеево, Алексеево), в Медвежьегор-ском р-не (Кефтеницы); шагла, ж. ‘жабры’ отмечено вВытегорском р-не (Устье): — Шагла у сига красная. Насмежной территории слово шаглы распространено в Ло-дейнопольском, Онежском, Каргопольском, Беломорском,Терском). — За шаглы рыбину несет. (Поной, Варзуга,Меркурьев) р-нах. В КСРНГ эта лексема зафиксированав Усть-Цилемском р-не республики Коми: — Шагламипопади за невод семужка. Анализируемое заимствованиешироко распространилось на восток.Шаглы ‘жабры’ от-мечено в Иркутской области (Бобряков); шаглы — в Бу-рятии (Соколов), на Каспийском море (Клыков), на Аму-ре (Словарь русских говоров Приамурья); шагла, шаглы

ШАГЛЫ 201

— на Колыме (Богораз).Первая фиксация в форме мн. числа представлена у

Подвысоцкого с пометой «повсеместно»; у Куликовского вПетрозаводском и Лодейнопольском уездах; в материалахГеоргиевского КСРНГ в Петрозаводском уезде.

Только форма шагла, ж. отмечена у Бурнашева — ша-гла ‘щека у некоторых рыб, имеющая на себе шерохо-ватость, негладкость’ без географической пометы; Доп.Опыт.. — шагла, ж. ‘жаберная крышка у рыбы’ в Архан-гельский губернии; шагла ‘жабры’ на Нижней Индигир-ке в Якутии (Чикачев); шагла ‘нижняя челюсть рыбы’ наКамчатке (Браславец).

Вариант шабры ‘жабры’ отмечен в н. п. Андома Выте-горского р-на; он, по-видимому, возник в результате вли-яния широко распространенного здесь глагола шабрать‘шарить, шуршать’. Вариант шагры ‘жабры’ зафиксиро-ван в н. п. Ладва Прионежского р-на; в н. п. Есино, Чер-касы Медвежьегорского р-на. В н. п. Териберка Севе-роморского р-на — шагра, мн. ‘жабры’: в словаре Дуроваотмечено шагра, ж., шагры, мн. ‘жабры’ в южном Бело-морье. Этот вариант скорее всего является результатомконтаминации с распространенным здесь шаглы, шагла,шагла, шагра ‘гребень и борода у петуха’, заимствован-ным из вепс. sar’g’ ‘гребень птицы’.

Вариант шалги ‘жабры’ впервые отмечен в словареКуликовского в Каргопольском уезде, по данным КСРГКв Каргопольском, Плесецком, Терском, Кирилловском р-нах. В значении ‘челюсти рыбы’ отмечено в Плесецкомр-не. Вариант шалга, ж., собир. ‘жабры’ (Шалгу, жабрыразрезают) отмечен в н. п. Кукоево Пудожского р-на. Ва-риант шальги ‘жабры’ зафиксирован только в словареПодвысоцкого в Холмогорском уезде. Вариантшагло, ср.,собир. ‘жабры’ отмечен в Свердловской области (Пашков-ский).

202 ШАРП, ШАРПАК

Вариант саглы ‘челюсти рыбы’ имеет распростране-ние на Камчатке (Браславец). Шаглы ‘жабры’ отмеченов Енисейском крае, в Забайкалье, на Урале (КСРНГ), атакже в Новосибирской области.

В словаре Даля даны вариативные формы шагла, шег-ла без географических помет.

Данное заимствование по мнению большинства иссле-дователей происходит от карельского слова с тождествен-ным значением — кар. saglat [Kalima 1915: 243; Погодин1904: 67; Лесков 1892: 102]. Хотя Калима не исключа-ет возможность заимствования прибалтийско-финскимиязыками из русского. Как доказательство прибалтийско-финской этимологии Сало приводит материалы вепсскогоязыка — вепс. sahlud ‘жабры’ [Сало 1966: 274].

По нашему мнению, скорее всего, данное слово при-шло в русские говоры из вепсского языка или через вепс-ское посредство (ср. удм. шакас ‘жабры рыбы’, мар. со-гас с тем же значением при отсутствии данной лексемыв финском, эстонском и других прибалтийско-финскихязыках), кар., люд. saglat, вероятно, обратное заимство-вание из русских говоров.

ШАРП, ШАРПАК

Шарп ‘верхний колючий плавник рыбы’ бытует в н. п.Гакукса Пудожского р-на. В Вытегорском р-не (Андома),а также в Подпорожском р-не (Каргиничи) отмечено сло-во шарпак ‘колючий верхний плавник рыбы’. Это заим-ствование, по-видимому, восходит к вепс. sorp ‘острыйвыступ на чем-л. (зуб, зубец, сучек и т. п.)’.

КИГАЧИ, ТИГАЧИ, ЧИГАЛА 203

Названия насекомых, земноводных,пресмыкающихся, червей

Данная тематическая группа немногочисленна, несколь-ко большее место в ней занимают земноводные и насеко-мые. Пресмыкающиеся и черви дают единичные номина-ции.

КИГАЧИ, ТИГАЧИ, ЧИГАЛА

Кигачи в значении ‘мошкара’ отмечается в Медвежье-горском р-не (Кузаранда, Челмужи, Палтега, ВеликаяНива), в Пудожском р-не (Авдеево, Пяльма, Алексее-во, Бураково, Римское). Причем в Бураково бытует словокигач, собир. ‘мошкара’, а в Авдеево кигач ‘небольшойовод’. В н. п. Челмужи зафиксировано также кигача, со-бир. ‘мошкара’. С ударением на последнем слоге кигачиотмечается в н. п. Авдеево. В н. п. Гакукса Пудожскогор-на зафиксированы кигача и кигачи в значении ‘мош-кара’.

Вариант тигачи ‘мошкара’ распространен в Пудож-ском р-не (Пяльма, Римское), в Сегежском (Валдай, Во-жма Гора), в Вытегорском (Андома) р-нах.

Лексема чигала записана в Пудожском р-не (Карше-во, Гакукса, Ножево, Пога); с другим ударением чигала вэтом же р-не (Колгостров, Гладкино, Куганаволок, Дубо-во); с другой огласовкой — чигола в н. п. Пога. В матери-алах КСРГК, относящихся к 50-м гг., имеются вариантыс «цоканьем»: цыгала в н. п. Корбозеро Пудожского р-на;цигала в н. п. Пелусозеро того же р-на.

В смежных говорах зафиксированы: цыгала ‘мошка-ра’ в Каргопольском р-не (Орлово); цигачи ‘комары’ —в Лоухском р-не (Кереть); чигач, собит. ‘гнус, мошкара’в Кемском р-не (Гридино), в Терском (Поньгома, Олени-

204 КОРАЙДАТЬ, КОРАНДАТЬ

ца); чигачи ‘мошкара’ в Лоухском (Кереть). В словареМеркурьева отмечены два варианта цигач, тигач, со-бир. ‘мошкара’ в Терском р-не, причем в заголовке даетсятолько слово цигач, а в иллюстрации — тигач, что поз-воляет говорить о нечеткой дифференциации [т] и [ц] вположении перед [и].

В словаре Куликовского представлены четыре вариан-та в значении ‘мошкара’: тигаци на Выгозере; тигачи нар. Выг; кигачи (без ударения) в Пудожском и Каргополь-ском уездах, чигачи в Пудожском уезде.

Калима возводит слово тигачи к кар., ливв. t’ihi, вепс.tih’i к кар., ливв. t’ihi, вепс. tih’i, вариант кигачи появля-ется уже на русской почве, так же как и вариант чигачи,но если слово с начальным [и] результат фонетическойсубституции, то последнее — результат, по мнению Ка-лимы, ассимиляции на руской почве [Kalima 1915: 225].SKES дает, в отношении анализируемой лексемы, общуюлюдиковско-вепсскую этимологию (1287). На наш взгляд,вариант кигачи, распространенный преимущественно вЗаонежье, связан с ливвиковским диалектом, где имеетместо употребление tihi и kihi, а вариант тигачи, бы-тующий в Пудожском, Вытегорском, Сегежском р-нах,восходит к карельско-вепсским этимонам. Слово чигалаимеет соответствие в финских диалектах Северной Каре-лии, а также Северного Саво: tihulainen, и в прибрежныхдиалектах Эстонии: tihulaine [SKES: 1286–1287]. Звуки[ч], [ц] в начале слова восходят к мягкому [т’].

КОРАЙДАТЬ, КОРАНДАТЬ,КУРАЙДАТЬ, КУРАНДАТЬ

Вариант курайдать ‘квакать — о лягушках’ зафиксиро-ван в Кондопожском р-не (Лижма, Гангозеро, Кулмукса),в Пудожском р-не (Пяльма), причем в н. п. Гангозеро,

КОРАЙДАТЬ, КОРАНДАТЬ 205

Кулмукса отмечается также значение ‘токовать — о тете-ревах’.

Вариант курандать ‘квакать’ бытует в Прионежскомр-не (Суйсарь), в Кондопожском р-не (Новинка, Тулгуба),в Подпорожском р-не (Курпово); в значении ‘токовать —о тетеревах’ распространено в Прионежском (Машезеро),в Кондопожском (Лижма), в Подпорожском (Курпово) р-нах. Вариант корандать ‘квакать — о лягушках’ зафик-сирован в Подпорожском р-не (Юксовичи, Шустручей,Пидьма) и в Вытегорском (Ошта, Андома) р-не. В н. п.Шеменичи Подпорожского р-на по данным ПЛГО быту-ет вариант кывандать ‘квакать — о лягушках’, в КСРГКпредставлены кирадать, карандать — в том же значе-нии.

В словаре Куликовского находим лексемы: курандать‘квакать, токовать — о тетеревах’ в Петрозаводском, Ло-дейнопольском, Вытегорском, Пудожском уездах; коран-дать ‘квакать — о лягушках’ в Коштугах, Кондушах,Оште ныне Вытегорского р-на. Калима возводит словокорандать к общему заимствованию из прибалтийско-финских языков, преимущественно к карельским и вепс-ским диалектам, приводя, однако, соответствие из фин.korrata ‘квакать’. Слово курандать Калима не рассмат-ривает [Kalima 1915: 128]. На наш взгляд, варианты ко-рандать, кырандать, карандать соотносятся с вепс. ko-raita ‘храпеть’, ‘квакать’, что и подтверждает их дистри-буция в Подпорожском и Вытегорском р-нах. Вариант ку-райдать, по-видимому, связан с карельским kurata ‘ква-кать, о лягушке’ [KKS 2: 463], хотя следует отметить, чтоформант -анда- общем характерен для слов, вошедших вговоры из вепсского языка.

В СРНГ вариант корайдать ‘кричать — о птице’ от-мечается в говорах Кемского уезда, по р.Онеге, в Мур-манской области, а также в Подпорожском р-не.

206 ПАРМА, БАРМА

ЛОТТАЧ

В значении ‘лягушка’ данное слово зафиксировано в При-онежском р-не (Ялгуба, Суйсарь). По-видимому, это за-имствование из вепс., ливв. lotoi., при кар. lotto, фин.lotty с тем же значением. Возможно, что балахта ‘ля-гушка’ Черепов. Новг., 1850 по СРНГ связано с вепс.lopshane.

МУТИКАШКИ

Единственную фиксацию в значении ‘головастики’ словоимеет в Подпорожском р-не (Шустручей). Первая фикса-ция его у Куликовского — мутикашки в значении ‘голо-вастики лягушки’ по течению р.Свири.

Калима считает, что это слово заимствовано из фин.mutti, muttiainen [Kalima 1915: 168]. SKES приводит сле-дующий материал из прибалтийско-финских языков: люд.mutine ‘небольшая рыбка’, эст. mutike ‘лягушонок’, водск.mutikas ‘насекомое’ [SKES: 354]. Вероятней, на нашвзгляд, в силу территориальной близости людиковскаяэтимология.

ПАРМА, БАРМА

Приведенные варианты фиксируются преимущественно взначении ‘овод, слепень’.

Вариант парма отмечается в Пудожском р-не (Авде-ево, Алексеево, Бураково, Песчаное, Римское, Пяльма,Туба). Дериват пармак бытует в Медвежьегорском р-не(Лонгасы, Великая Губа, Сенная Губа, Челмужи, Вели-кая Нива, Кузаранда, Усть-Яндома, Обельщина), в При-онежском р-не (Кончезеро, Лехнаволок, Ялгуба, Педа-сельга, Суйсарь, Шуя, Вороново, Паднаволок), в Кондо-

ПАРМА, БАРМА 207

пожском р-не (Новинка, Тулгуба); в значении ‘слепень’ вн. п. того же р-на: Гангозеро, Лижма, Кулмукса, Горка,Чеболакша. С иным ударением пармак слово отмечаетсяв Медвежьегорском р-не (Лисицыно, Типиницы, Кижи,Керака, Великая Нива, Габнаволок, Космозеро, Ламба-сручей), в Кондопожском (Чеболакша), в Прионежском(Суйсарь). Следует подчеркнуть, что вариативность уда-рения часто встречается в одном и том же населенномпункте. Зафиксировано словосочетание пармачное вре-мя ‘о жарком времени с большим количеством оводов’ вМедвежьегорском р-не (Великая Нива).

Вариант барма также распространен в Медвежьегор-ском р-не (Кефтеницы, Лехнаволок, Мягрозеро, Кузаран-да, Шуньга, Великая Губа, Коровино, Белохино, Федото-во, Кажма, Черкасы, Лодмозеро). Барма, а также дери-ват бармак отмечен в Медвежьегорском р-не (Тявзия,Сенная Губа, Космозеро, Великая Нива, Черный Наво-лок, Шуньга, Тихвин Бор, Пабережье), в Кондопожскомр-не (Кулмукса). С ударением на первом слоге бармакзафиксирован в Медвежьегорском р-не (Толвуя, Падмо-зеро, Селецкое, Охотино, Космозеро), в Кондопожскомр-не (Уница). Вариант барм отмечается в Кондопожском(Уница) и Медвежьегорском р-нах (Падмозеро, Керака).В н. п. Ионина Гора Медвежьегорского р-на слово бармабытует в значении ‘пчела’.

В материалах прошлого века отмечаются слова как сначальным [п], так и с [б]. В Опыте дается парман ‘овод’в Петрозаводском уезде; у Куликовского представленыслова пармы, пармак в Петрозаводском уезде, барма,бармы — в Петрозаводском и Повенецком уездах, к то-му же он замечает, что слово парман, которое поместилДаль в свой словарь, вероятно ошибка. Мнение Куликов-ского подтверждается тем, что в Обонежье отсутствует

208 ПУТИКАШКИ, ПОТИКАШКИ, ПУТИКАН

фиксация слова парман, кроме отмеченного выше мате-риала Опыта, что могло послужить источником для Даля.

Калима предлагает ряд соответствий из прибалтий-ско-финских языков: кар. poarma, люд. puormad (pl.),вепс. parm, фин. paarma в значении ‘овод, слепень’ [SKES1915: 181]. SKES полагает, что данный ряд, часть об-щего финно-угорского пласта: ливск. parmaz, морд. эрз.puremo, promo, мар. parms, саам. boaro [SKES: 449].

Обобщая ареальную дистрибуцию, следует подчерк-нуть, что анализируемая лексема отсутствует в южномПрионежье.

Вариант парма доминирует в северной части Пудож-ского р-на. Дериват пармак бытует в Заонежье, в Кон-допожском и Прионежском р-нах, с ударением на первомслоге пармак — в основном в Заонежье.

Лексемы барма, бармак преобладают в Заонежье,спорадически в прилегающей к нему части Кондопожско-го р-на. Причем в Заонежье можно отметить следующиетенденции: в прибрежных населенных пунктах преобла-дают варианты с начальным [п]; на внутренней террито-рии — с начальным [б]. В связи с возросшей внутреннеймиграцией населения однозначно говорить о дистрибуцииэтих вариантов не представляется возможным. Кроме то-го, в ряде мест уживаются разные варианты: пармак,бармак в Великой Губе, Шильте Медвежьегорского р-на; пармак, барма в Космозере, Ламбасручей того жер-на.

ПУТИКАШКИ, ПОТИКАШКИ, ПУТИКАН

Приведенные слова зафиксированы в значении ‘голова-стики, головастик’. Путикашки распространено в Под-порожском р-не (Шеменичи, Ульино, Пидьма, Важины).Потикашка отмечено в н. п. Пидьма того же р-на. Пу-

ХОРЬ, ХОРЁК 209

тикан ‘головастик’ отмечено в Прионежском р-не (Лад-ва) и в Кондопожском, в Петрозаводском уезде в этом жезначении отмечается Георгиевским.

Лексема путикашки не анализировалась в этимоло-гической литературе, на наш взгляд, это заимствованиеиз вепс. putikaine, putikeine ‘головастик’.

Сюда же, по-видимому, относится слово бультикашка‘головастики’, зафиксировано в юго-западной части Под-порожского р-на (Яндеба), его форма вероятно переосмыс-лена в духе народной этимологии. Следует отметить, чтофиксация анализируемых заимствований нерегулярна, втом же Подпорожском р-не чаще употребляется обще-народное — головастики или местное образование наисконной основе — толстоголовик — в Заозерье Подпо-рожского р-на, Кузаранда Медвежьегорского р-на; лож-ки — в Мегре Вытегорского р-на.

ХОРЬ, ХОРЁК

Оба слова употребляются в значении ‘моль’, хорь — вПрионежском р-не (Ладва); хорёк — в Кондопожском р-не (Шайдала). Трудно сказать, связана ли лексема корь‘моль’, с анализируемым материалом, отмечаемая в перм-ских, вологодских, ярославских, архангельских, рязан-ских, уральских, алтайских, красноярских, забайкальскихговорах по СРНГ.

По-видимому, данный материал не является заимство-ванием из прибалтийско-финских языков: фин., ливв. koi,люд., вепс. koia, водск. kei, эст. koi ‘моль’. Широкий аре-ал данных лексем объясняется тем, что этимон восхо-дит к финскому языку-основе [Хакулинен 1955: 9]. SKESсравнивает с морд. эрз. ki, мари kije, удм. kuj, манс. kiiотмечая при этом, что в тюркских языках имеется подоб-ное слово, казах. koja, кирг. kuje [SKES: 207]. Фасмер

210 ШИГАЙДАТЬ, ШИГАНДАТЬ

выдвигает идею заимствования слова корь из греч. kopis‘клоп’ [Фасмер 2: 343–344].

ЧАНЖИ, ЧАНЖА, ЧАНШИ, ЧУНДЖА

Слово чанжи в значении ‘дождевые черви’ отмечается вПрионежском р-не (Ладва); чанши — в том же значе-нии, в н. п. Педасельга этого же р-на. Чанжа ‘дожде-вой червь’ зафиксирован в Кондопожском р-не (Тарнога).Слово чунджа в этом же значении записано в Вытегор-ском р-не (Ивачево).

В словаре Куликовского представлено два варианта,один из которых отражает «цоканье»: чунжи ‘дождевыечерви’ — в Вытегорском уезде, и цюнжи с этим же зна-чением без географической пометы.

Калима полагает, что в данном случае заимствова-ние из вепс. tsonzad ‘приманка’ [Kalima 1915: 242]. ВСВЯ имеется несколько вариантов предполагаемых эти-монов: cun’z’, cun’dz, conz в значении ‘дождевой червь’,все они связаны семантически с вепсским же sot ‘дожде-вой червь’, что, по-видимому, является сдвигом семанти-ки, ср. фин. syotti ‘наживка’.

Слово сярты ‘дождевые черви’, зафиксированное вПрионежском р-не (Ялгуба), как раз происходит от при-водимого выше вепс. sot.

Бытование анализируемой лексики в Кондопожском,Прионежском, Вытегорском р-нах также подтверждаетвепсскую этимологию, причем слова с гласным [а] связа-ны с прионежским диалектом, а с [у] со средневепсским.

ШИГАЙДАТЬ, ШИГАНДАТЬ

Оба эти варианта чаще всего отмечается в значении ‘ши-петь — о змее’. Вариант шигайдать зафиксирован в Мед-

ШИГАЙДАТЬ, ШИГАНДАТЬ 211

вежьегорском р-не (Лонгасы, Петры, Сенная Губа, Куза-ранда, Челмужи, Шуньга, Ламбасручей, Загубье, Космо-зеро, Кефтеницы, Черкасы, Белохино, Кажма, Габнаво-лок, Тихвин Бор, Патрово, Харлово, Тявзия), в Кондо-пожском р-не (Тулгуба, Лижма), в Сегежском р-не (Вал-дай, Вожма Гора). В н. п. Толвуя Медвежьегорского р-наотмечен дериват шигайдун ‘о кипящем самоваре’. Ва-риант шигайдать распространен также в Пудожском р-не (Песчаное, Римское, Пяльма). С ударением на второмслоге шигайдать отмечается в Заонежье (Патрово, Хар-лово, Тявзия).

Лексема шигандать зафиксирована в Подпорожскомр-не (Шеменичи, Корба, Курпово, Шустручей, Пидьма), вВытегорском (Казаково, Андома, Ошта), в Прионежскомр-не (Ладва, Машезеро, Суйсарь), в Пудожском р-не (Га-кукса, Авдеево), в Кондопожском (Кулмукса). В Вытегор-ском р-не (Гневашевская) бытует дериват шигандаться‘шуршать’.

В словаре Куликовского — шигайдать ‘шипеть’ за-фиксировано в Песчановской волости Пудожского уезда;отмечаются производные: шигандун ‘неуклюжий, непо-воротливый, тихо говорящий’ — в Заонежье, шигондёса‘шопот’ в Ладве Петрозаводского уезда.

SKES полагает, что люд. t’sihista, вепс. tsihista, эст.sihiseda, эст. диал. sihida, ливв. sihissa наряду с фин.sihista в значении ‘шипеть’ являются ономатопоэтиче-скими лексемами, что ставит дополнительные вопросыо направлении заимствования [SKES: 1012]. Калима невключил анализируемое слово в перечень прибалтийско-финских заимствований. Фасмер, рассматривая дериватышигайдун, шигандун, делает, на наш взгляд, не совсемобоснованный вывод о происхождении их из арго, при-чем, он соотносит с анализируемыми лексемами глаголгалдеть и префикс ши- [Фасмер 4: 436]. Погодин свя-

212 ШИЖЛИК, ЖИГАЛЮХА

зывает вместе глагол шигайдать и чигайдать ‘дымить,гореть’, он полагает, что вепс. cigaida, фин. sihista яв-ляются источниками русских глаголов. Сало, рассматри-вая глагол шигайдать, отмечает его многозначность впоморских говорах Карелии: ‘шуршать, шуршать в тра-ве’, ‘болтать, брюзжать ворчать, много говорить, сипеть’;она классифицирует его как звукоподражательный гла-гол. На наш взгляд, вепс. sihaita ‘шипеть’ наиболее пол-но соотносится фонетически и семантически с русскимдиалектным словом.

Вариант шигайдать распространен в Заонежье и вприлегающих к нему р-нах. Вариантшигандать— в При-онежском, Подпорожском, Вытегорском р-нах, а также вюжной части Пудожского р-на.

ШИЖЛИК, ЖИГАЛЮХА

Приведенные в заголовке слова являются только малойчастью вариантов этого заимствования. Все они употреб-ляются в значении ‘ящерица’. Слово шижлик бытует вПодпорожском р-не (Юксовичи, Усланка, Шеменичи, Кур-пово, Согиницы, Ульино, Заозерье, Яндеба, Пидьма), вПрионежском р-не (Ладва, Педасельга, Таржеполь), в Вы-тегорском (Мегра, Казаково, Андома, Ундозеро, Ивачево,Ерино, Ошта). В переносном значении ‘хилое, слабое, ху-дое домашнее животное’ шижлик отмечено в н. п. Пидь-ма; в значениях ‘мелкий налим’ — в н. п. Мегра; ‘невысо-кий тщедушный человек’, ‘быстрый, подвижный ребенок’— в н. п. Ошта. В смежных говорах лексема шижлик за-фиксирована в Лодейнопольском р-не (Печеницы, Шап-ша),

Вариант шизлик характеризуется спорадической фик-сацией — в Подпорожском р-не (Усланка), в Вытегорском(Бабино). в Пудожском (Корбозеро).

ШИЖЛИК, ЖИГАЛЮХА 213

Вариант шижляк и диминутив шижлячок в значении‘небольшая рыбка’ отмечен в Вытегорском р-не (Иваче-во). Единственную фиксацию по КСРГК имеет вариантшижник ‘ящерица’ в Подпорожском р-не (Юксовичи).

Лексема жижлик ‘ящерица’ распространена в Пудож-ском р-не (Гакукса, Каршево, Авдеево, Римское, Песча-ное, Пелусозеро), в прилегающей к нему части Медве-жьегорского р-на (Челмужи). Лексема жижелик отмече-на в Пудожском р-не (Колово), жижляк в н. п. Заозерьетого же р-на. Слово жижник отмечено в н. п. Канза-наволок того же р-на. Жижлин отмечается в Вытегор-ском р-не. В сопредельных говорах фиксируются вари-анты жижник в двух значениях: ‘ящерица’ и ‘о хиломтщедушном человеке’; жижлак ‘ящерица’ — оба слова вКаргопольском р-не.

Диминутив жижличок бытует в Пудожском р-не (Ав-деево, Водлозеро), жижелка ‘ящерица’ — в н. п. Корбо-зеро того же р-на. Слово жижелюха ‘ящерица’ фиксиру-ется в Медвежьегорском р-не (Ламбасручей, Сенная Гу-ба, Великая Губа, Шуньга), в Прионежском (Суйсарь),в Кондопожском (Новинка, Тулгуба, Горка, Гангозеро,Лижма). Отмечается ряд вариантов фонетического ха-рактера: жижалюха — в Прионежском р-не (Косалма);жижилюха — в Медвежьегорском (Кажма); жижелюхав том же р-не (Великая Губа). Лексема жижалюшка взначении ‘небольшая змея’ зафиксирована в Медвежье-горском р-не (Кажма).

В Онежском р-не (Прилуки) бытует формажижулица‘ящерица’, что, по-видимому, может быть связано с влия-нием слова жужелица. Слово жигалюха ‘ящерица’ рас-пространено в Медвежьегорском р-не (Великая Нива,Космозеро, Палтега, Шильтя, Кузаранда: Толвуя, Загу-бье, Шуньга, Вырозеро, Челмужи), в Пудожском р-не(Пяльма), в Сегежском (Валдай, Вожма огра). Вариант

214 ШИЖЛИК, ЖИГАЛЮХА

жигалюха записан в Кондопожском р-не (Гангозеро).Диминутив жигалюшка отмечен в Медвежьегорском р-не (Данилово).

Слово жигалка ‘ящерица’ бытует в Беломорском р-не(Ендогуба), а значении ‘уж’ в н. п. Калежма того же р-на.

В н. п. Челмужи Медвежьегорского р-на отмечаютсяслова жижлик и жигалюха; в н. п. Шуньга того же р-на— жижелюха и жигалюха.

В материалах прошлого века широко представленыанализируемые слова, только в словаре Куликовского име-ется 11 лексем, сведенных в одно гнездо, по-видимому,из-за тождества семантики ‘ящерица’ и сходства форм:шижлик — в Пудожском, Вытегорском уездах; жижлик— в Вытегорском, Пудожском, Каргопольском, Лодейно-польском уездах; жижелик — в Пудожском, Вытегор-ском уездах; жижелюха и жежелюха — в Петрозавод-ском; жижлец — в Петрозаводском уезде; жижлуха —в Пудожском уезде; жиглуха — в Каргопольском уезде;жигалюха — в Петрозаводском; жаглуха также в Петро-заводском уезде и жигалка — в Повенецком уезде. Кули-ковский представляет также переносное значение словажигалка — ‘слишком бойкая, подвижная особа’ в Пове-нецком уезде.

Автор Словаря Олонецких говоров полагает, что пер-вичная форма жигалка, которую он поставил на первоеместо, так как «по народному поверию ящерица можетужалить, и последствия не менее опасны, чем укушениезмеи». Даль фиксирует два слова со значением ‘ящерица’— жигалица, жигальница в Архангельской губернии. Всловаре Подвысоцкого отмечено слово жегальница ‘яще-рица’ в Шенкурском уезде. Кроме того, в СРНГ приво-дятся следующие лексемы в значении ‘ящерица’: жиж-лик — в Пинежском р-не; жижник — в каргопольских

ШИЖЛИК, ЖИГАЛЮХА 215

говорах; жижлуха — в Каргопольском, Онежском р-нах;жиглуха — в Лодейнопольском уезде,жигалюха — в пе-чорских говорах. Диминутив жижелюшка представлен вматериалах Георгиевского в Петрозаводском уезде.

Финно-угорские истоки анализируемой лексики былипредставлены еще в работах Шегрена, Лескова, Мекке-ляйна; Калима дал, по-видимому, исчерпывающую эти-мологию. По его мнению, шижлик и т. п. слова вос-ходят к вепс. sizl’ik, ливв. sizil’iusku, ciziliusku, кар.ciziliupku, люд. t’sid’zeliu

“sk. Вариант жига-, по мне-

нию Калимы, является результатом народной этимоло-гии, хотя он не отрицает и возможную связь с фин.sikalisko. SKES дает также значительное число вариан-тов этимона: ливв. sizilisko, siziliuhko, sihiliusku, люд.sizlik, sizelikko, sizl’ik, ливск. sizalikki. Авторы SKESполагают, что различные варианты заимствования име-ют довольно устойчивые ареалы. Вариант шижлик до-минирует в р-нах с вепсским субстратом: Подпорожском,Вытегорском, Прионежском. Варианты жижлик, жиже-лик преобладают в Пудожском р-не. Вариант жижелюхачастотнее в западной части Заонежья; жигалюха рас-пространен повсеместно в Медвежьегорском р-не. При-чем варианты жижлик, жижелик, жижелюха возможносвязать с приведенным выше людиковским материалом, ажигалюха, по-видимому, связан с переосмыслением фор-мы, что показал еще Куликовский.

В Общеславянском лингвистическом атласе (Выпуск I.Животный мир, 1988, карта №30) лексема жижлик от-мечена в н. п. №552 Ладва Прионежского р-на, №550Усланка, в №551 Плотично Подпорожского р-на, №568Замошье Вытегорского р-на, №569 Гаврилово Вытегор-ского р-на и жижлика в н. п. №534 Тамица Онежскогор-на. По нашим же данным, подтверждаемым материала-ми КСРГК, в Вытегорском и Подпорожском р-нах фик-

216 АЛЯГА

сируется вариант шижлик, связанный с вепсским язы-ковым влиянием. По-видимому, здесь имеет место су-жение ареала жижлик, отмеченное Куликовским в Вы-тегорском, Пудожском, Лодейнопольском, Каргопольскомуездах.

Лексика ландшафта

Данная тематическая группа самая многочисленная сре-ди анализируемой лексики, включает в себя свыше 220слов и вариантов. Поскольку лексика ландшафта тесносвязана с топонимическими наименованиями, то в томслучае, когда та или иная лексема отмечается в обсле-дуемом ареале как топоним, на это непременно указыва-ется. В то же время, понимая, что топонимика требуетотдельного целенаправленного изучения, мы не ставилиперед собой цели учитывать все теоретические аспектыданной проблемы, однако, если анализируемая лексематребовала включения ее в круг топонимических источ-ников и исследования каких-либо вопросов топонимики,то это осуществлялось.

АЛЯГА

Аляга ‘дождевая лужа’ отмечено по данным КСРГК вКондопожском р-не. Это единственная фиксация лексе-мы. По-видимому, это заимствование можно возвести кфин. allikko ‘дождевая лужа’, ‘пруд, озеро, болото’ и ‘про-талина, незамерзшее место в море’. Кроме финских ис-точников, данное слово имеет соответствие только в эстон-ском языке, ср., эст. allikas, allik, hallikas ‘прорубь’, а вэстонских диалектах ‘незамерзшее место во льду в мо-ре’. SKES ограничивается приведением финского и эстон-

БОНГА 217

ского материала. По-видимому, в прибалтийско-финскихязыках это слово не исконное, скорее всего оно былозаимствовано из балтийских языков, ср. латыш. alingis‘прорубь’ [SKES: 16].

Невозможно, однако, полностью исключить связь сло-ва аляга с фин. latakko, люд. latakod (мн.), вепс. latak‘лужа’, а также с русским по происхождению ляга ‘лужа’,‘выбоина, рытвина на дороге, заполненная водой’, ‘низкоесырое место, широкая впадина с отлогими краями, обыч-но заполненная водой’ (СВГ).

Хакулинен относит однако слово allikko ‘лужа, стоя-чая вода’ к древней финской лексике [Хакулинен 1953:6].

БОНГА

В значении ‘омут’ слово бонга зафиксировано в При-онежском р-не (Ладва, Педасельга), на большей частиПодпорожского р-на (Пидьма, Шустручей, Юксовичи, Го-моровичи), в Вытегорском р-не (Мегра, Бабино, Ошта,Ундозеро). В н. п. Юксовичи Подпорожского р-на отме-чено значение ‘воронка водоворота в омуте’, в н. п. За-озерье этого же р-на бытуют значения: ‘яма с водой’ и‘глазник на болоте’. Только в материалах КСРГК отмеча-ется лексема бонда ‘большая лужа’ в Подпорожском р-не(Грибаны).

В словаре Куликовского слово бонга имеет значение‘небольшое лесное озеро, озеро без истоков’, зафиксиро-ванное в Петрозаводском уезде. Материалы СРНГ даютиное значение — бонга ‘глубокая лужа, образовавшаясяв глубоком месте ручья при его высыхании’, записанноетакже в этом уезде, но в 1896 г.

Калима указывает, что самой близкой к русской фор-ме будет вепс. bong ‘омут, глубокое место в реке’; но

218 БУКЛЯ

тем не менее, он полагает, что в данном случае это за-имствование из ливв. vonga- ‘бухта, залив’, а вепсскаяформа, по его мнению, обратное заимствование из рус-ского [Kalima 195: 80]. SKES вслед за Калимой полагает,что здесь заимствование из южнокарельских, ливвиков-ских диалектов. На наш взгляд, вепс. bong ‘водоворот’,люд. vong ‘водоворот, глубокое, тихое место в реке’ какв отношении семантики, так и формы более соответству-ет русскому диалектному слову. Кроме того, Л. Кеттуненуказывает, что в вепсском языке начальный [b] происхо-дит из [v] [Kettunen 1960: 36]. Калима опирается на се-мантику слова бонга, представленную Куликовским, ко-торая более близка семантике ливвиковского слова, ливв.vongu ‘изгиб реки, небольшой залив, глубокое место, гдерека делает поворот’. Данные ПЛГО фиксируют, однако,только значение ‘омут’, которое совпадает со значениемвепсского слова. Семантику Куликовского зафиксироватьне удалось. География анализируемого заимствования —Подпорожский, Вытегорский, Прионежский р-ны — так-же свидетельствует в пользу вепсской этимологии.

БУКЛЯ

Букля ‘небольшой речной или озерный залив’. Даннаялексема по ПЛГО отмечена только в н. п. Ошта Вытегор-ского р-на и в н. п. Шустручей Подпорожского р-на.

На наш взгляд, это слово связано с вепс. bukl ‘водово-рот’ и, по-видимому, оно имеет отношение к фин. pukkelo‘маленький сенокос’, ‘небольшой омут’; ливв. pukkelo ‘те-нистое место между деревьев на лугу’ (Суоярви, Салми),‘маленький сенокосный луг’, ‘окраинные места сенокоса’;pukkela ‘пространство между деревьями на сенокосномлугу’. Авторы SKES, приводя карело-финский материал(см. выше), не могут дать точной этимологии, но пола-

ВАРА, ВАРАКА 219

гают, что здесь может быть заимствование [SKES: 631].Фасмер говорит о том, что «напрашивается сравнение сгол. bocht, нем. Bucht, но оно небезупречно в фонетиче-ском отношении» [Фасмер 1: 237].

В словаре Куликовского слово зафиксировано в Выте-горском уезде на озере Ковжозере — букля ‘залив’. — Вбукле у нас рыбу ловят.

В СРНГ букля ‘озерный залив’ Онеж. КАССР (Кали-нин); ‘изгиб реки’ (Арх.), ‘глубокое тихое место в реке,заводь’ (Волог.).

С другим ударением букля ‘залив’ с пометой — Андо-зеро Кирилл. Новг., 1902. Отмечено данное слово и внесевернорусской территории — букля ‘небольшая выбои-на, впадина в береге реки’ (Волж., Неуструев).

Мурзаев, приводя слово букля, так же, как и Фасмер,говорит о неясности происхождения данной лексемы. Се-веро-западное происхождение анализируемого слова под-тверждает материал Новгородского областного словаря,где представлены два деривата: буклина ‘небольшой за-лив на реке, заводь’, бытующее в Мошенском р-не; ибукловина ‘небольшая заводь с застойной водой и рас-тительностью’ — в Старорусском р-не. Слово букля ши-роко представлено в русских говорах Северо-Запада [см.СГРС 1: 208–209], с отсутствием на южнорусской тер-ритории [см. Васильев 2001: 115–117; Субботина 1983:81–82], однако этимология его остается не до конца яс-ной.

ВАРА, ВАРАКА

По данным КСРГК видно, что Обонежье является окра-инным южным ареалом распространения данного заим-ствования, наиболее частотны его фиксации в поморскихи кольских говорах. В исследуемом регионе отмечены ва-

220 ВАРА, ВАРАКА

рака ‘гора, холм’ в н. п. Песчаное Пудожского р-на, атакже варака ‘глухое место в лесу с буреломами’ в н. п.Белохино Медвежьегорского р-на. На смежной террито-рии варака ‘холм, гора’ отмечено в Кемском, Терском,Беломорском р-нах и в окрестностях г. Кандалакша; ва-рака ‘густой высокий еловый лес’ в н. п. Варзуга, Чапо-ма Терского р-на. На той же территории зафиксированыфонетические варианты варока ‘гора, поросшая лесом’ вн. п. Поньгома Кемского р-на, Чаваньга, Умба Терскогои в ряде н. п. Онежского р-на и в окрестностях г. Кан-далакша; варока ‘скала’ в Терском, Кемском и Беломор-ском р-нах и г. Кандалакша; в н. п. Летняя река Кемскогор-на варока ‘валун’. Отмечен вариант варок ‘гора’ в н. п.Сумский Посад Беломорского р-на; ‘лес’ в Терском р-не.Слово, зафиксированное в н. п. Суйсарь Прионежскогор-на, по-видимому, не связано с нашим материалом —варок ‘палка, которой подпирают изгородь’. Меркурьевтакже отмечает варака и варока ‘гора’ — Терский р-н.

В источниках XIX века анализируемое заимствованиеимеет ряд фиксаций. В словаре Даля представлено вара,варака ‘холм, горушка, бугор, взлобок’, ‘крутой камен-ный берег, утес, береговая скала’ в Архангельской гу-бернии. В Опыте варака ‘гора, особенно каменная’ —в Кемском, Онежском уездах. У Подвысоцкого даетсявара, варака в значениях ‘лес на возвышенном берегуморя’ в Кемском уезде; ‘холм, гора’ — в Кольском; ‘скали-стый остров’ — в Онежском, Кемском, Кольском уездах.В словаре Куликовского отмечается варака в Заонежье ивараха на Водлозере и по течению р.Свири со значени-ем ‘скала, гранитный гребень, каменистое место’; варахадается также в значении ‘кочка на худо выбороненнойполосе’ на Водлозере и в Петрозаводском уезде. В СРНГпредставлено также вара ‘холм, гора’ в Вологодской гу-бернии.

ВАРА, ВАРАКА 221

По данным КСРГК и СРНГ можно привести неча-стотные варианты заимствования: вора ‘груда камней подводой’ в н. п. Пабережье в Медвежьегорском р-не; вора,перен. ‘гора, очень много чего-л.’: — Мать сканцев ворунаскала. д. Хевроньино Подпорожского р-на. Хотя, воз-можно, здесь связь с русским — ворох.

На сопредельных территориях зафиксировано значи-тельное количество вариантов: варага ‘каменная гора’.Кем. Арх., 1910. (СРНГ); варак ‘лесная чаща’ н. п. Варзу-га Терского р-на (КСРГК); варакка ‘гора, холм’ Беломор.КАССР, 1939 (СРНГ); варега ‘покрытый лесом холм втундре’ (Кем. Арх., Подвысоцкий); варея ‘место на хол-мах, лишенное снега и покрытое оленьим мхом’ Арх.,1899 (СРНГ); варик ‘круглая горка’. Арх., 1844 (СРНГ);варуй ‘высокая кочка на болоте’ Усть-Цилем. Арх., 1951(СРНГ); варь ‘низкая гора; каменистый холм, поросшийлесом; каменистый остров в море’ Кольск., Белое море,Арх. (СРНГ); варьга ‘покрытый лесом холм в тундре’(Мезен. Арх., Подвысоцкий).

Отмечен диминутив варочка ‘гора, скала’ в Кемскоми Терском р-нах, Также дериват варакуша ‘гора, особен-но каменная’ — Волог., Опыт.

Калима дает карельскую этимологию: ливв. voara ‘ле-систая возвышенность, гора’; он высказывается противпредположения Погодина и Меккеляйна о заимствованиикарельской диминутивной формы varaka, он считает, чтоэти формы образовались на русской почве [Погодин 1904:19; Meckelein 1913: 32; Kalima 1915: 83]. SKES не исклю-чает того, что в финский язык слово vaara ‘гора, обыч-но покрытая лесом’ пришло из саамского. Авторы SKESсправедливо полагают, что и в русские говоры это заим-ствование пришло из саамского, так как в саамских диа-лектах это слово имеет значения: саам. швед. wara ‘гора’,саам. кольск. varrE ‘лес’ [SKES: 1580], при манс. вор ‘лес’.

222 ВЕНДУРА, ВЕНДУРЬЕ

Серебренников отмечает, что «название села ХолмогорыАрхангельской обл., по всей вероятности, произошло изкарельского Kelmovaara. Затем оно было включено в типполупереводов с характерным окончанием горы (доволь-но многочисленные в Архангельской области, например,Хаврогоры, Нисогоры, Карпогоры и т. д.). Под влияни-ем второго составного элемента горы первая иноязычнаясоставная часть была ассоциирована с русским словомхолм, откуда современное Холмогоры» [Серебренников1959]. Об этом же пишет Попов: «многочисленные топо-нимы с финалью горы возникли в порядке полупереводас участием данного термина: Келлюгоры из Келловара-ка; гора Шари изШаровары, Шогогора изШоговара»[Попов 1965]. Это же отмечал Матвеев [Матвеев 1964].Позднее он классифицирует его как редко встречающий-ся формант [Матвеев 2001: 188].

Следует отметить, что ареал анализируемого словазначительно сузился по сравнению с прошлым веком. Од-нако исследуемая лексика имеет еще довольно широкоераспространение.

ВЕНДУРА, ВЕНДУРЫ, ВЕНДУРЬЕ, ВЕНДАРА

Представленные варианты впервые зафиксированы поКСРГК и ПЛГО. Вендура ‘нетопкое место на болоте,где обычно растет морошка’ бытует в Сегежском р-не(Валдай, Вожма Гора), в Медвежьегорском р-не (Дани-лово); вендуры ‘кочки на болоте’ — также в Сегежскомр-не (Валдай); вендара ‘высокое сухое место на болоте’— также в н. п. Валдай. Кроме того, в КСРГК отмечаетсядериват вендурье ‘топкое место на болоте’ в Сегежскомр-не.

Первая часть данного заимствования возможно связа-на с кар, ливв. vendo ‘вязкий, жидкий’, кар. сев. ventto

ВОРГА 223

‘слабый, хрупкий’ фин. vento, распространенным по дан-ным SKES в диалектах юго-востока и северной Карелиисо значением ‘топкое, зыбкое, покрытое водой, болото’.Прибалтийско-финское слово, возможно, было заимство-вано из древнегерман. *swenbo [SKES: 1698–1699].

И.Муллонен связывает оятские топонимы Вендозеро,Вяндручей также с фин. vento [Муллонен 1988: 70]. Фи-нали -ур-, -ар- трудно отнести к результатам развития нарусской почве, непонятно, являются ли рефлексами при-балтийско-финских топоформантов или апеллятивов, ср.фин., ливв., люд. ura ‘плохая дорога, тропа’.

ВОРГА

В исследуемом регионе данное слово составляет марги-нальный ареал. Основная территория его бытования рас-положена восточнее в Архангельской области и Респуб-лике Коми. Первая фиксация по СРНГ в Архангельскойгубернии в 1847, где ворга ‘болотистая местность, зарос-шая кустарником, мелколесьем’. В Опыте имеется двазначения: 1. ‘болотистая лощина, поросшая мелким ле-сом’ в Мезенском уезде и 2. ‘топкое болотистое место’ вТобольской губернии. В словаре Даля ворга ‘голое коч-коватое место’ с пометой Сиб. Наиболее детально слововорга представлено в словаре Подвысоцкого с пометой(из зырянского): «заросшая кустарником или мелким ле-сом болотистая местность», «длинное близ моря углубле-ние в земле, образующее в прилив род речки или ручья»,«занятое птицеловными силками место в лесу», «протоп-танная в лесу тропинка» Запечор. В словаре Куликовско-го ворга ‘глухое место в лесу’. Данная лексема имеетспорную этимологию. Погодин включает ее в заимство-вания из коми — vorga ‘ямка, желоб, канавка’; Калимане уверен до конца, но тоже предполагает, что это заим-

224 ВОРГА

ствование из коми [Kalima 1927: 21]. Матвеев полагает,что ворга ‘естественная просека, просвет в лесу’ пришлов говоры из коми языка, но допускает и возможностьконтаминации с орга [Матвеев 1959: 22]. Ивашко такжепредполагает коми этимологию. Фасмер возводит анали-зируемое слово к кар. orgo ‘сырая низина’, фин. orku, эст.org ‘то же’ [Фасмер 1: 351] .

По данным ПЛГО ворга ‘глухое место в лесу’ отме-чено в Пудожском р-не, ворги ‘ягодное место в лесу’ н. п.Каскасельга Медвежьегорского р-на; ворга ‘болото, тря-сина’ зафиксировано в Пудожском р-не (Римское).

Картотека СРНГ отмечает также ворга ‘поляна, за-росшая высокой травой’, в Челябинской области; ‘покос-ное поле в лесу’ в Алтайском крае. В Мурманской об-ласти — ворга ‘роща, заросшая кустарником, подлескомили мелколесьем’.

На обследуемой территории данная лексема в основ-ном распространена в Пудожском р-не, что позволяетпредположить связь данной формы слова с коми языком,но семантика указывает тем не менее на прибалтийско-финский источник (см. орга). Несомненно, однако, чтовариант ворга ‘лесная охотничья дорога’ в н. п. Шалав Пудожском р-не является заимствованием из коми. ВАОС часть материалов на слово ворга несомненно свя-зана с орга — это ворга ‘топкое сырое место’ в Примор-ском, Мезенском, Лешуконском р-нах; ‘сырая затапли-ваемая территория вдоль реки’ н. п. Сузьма Приморскогор-на; ‘заболоченный кустарниковый лес’ н. п. ДолгощельеМезенского р-на. Используется ворга в названиях сено-косных угодий: Ворга Семенова, Ворга Попова. Частьзначений, отмеченных в АОС, такие как ‘дорога’, ‘ручей’и т. п. относятся безусловно к адстратному влиянию ко-ми языка. Однако слово воргая ‘поле в лесу’, зафикси-

КАЛЬГА, КАЛЬЯ, КАЛЮН 225

рованное в Пудожском р-не (Римское), трудно возвестик определенному источнику.

КАЛЬГА, КАЛЬЯ, КАЛЮН

По данным ПЛГО и КСРГК каля в значении ‘высокое ме-сто, обрыв’ отмечается в Пудожском р-не; калья ‘овраг’ вн. п. Авдеево того же р-на. В Медвежьегорском р-не (Му-стово) зафиксирован вариант кальга ‘каменистая возвы-шенность’.

Калима, оперируя только материалом словаря Грота-Шахматова, где в Вытегорском уезде отмечается словокалюн ‘холм’, дает соответствия из прибалтийско-фин-ских языков: люд. kalli, вепс. kal’l’, фин. kallio ‘скала’[Kalima 1915: 102]. В СВЯ — kall имеет значение ‘скала,каменный карьер’. SKES, приводя также ливв. kal’l’ivo,водск. kal’l’o, саам. кильд. koille, саам. терск. kaille ‘ска-ла’ возводит это гнездо к др.-герм. *xallion, др.-норв.hella ‘камень, скала’ [SKES: 150]. На смежной террито-рии слово калья ‘овраг’ бытует в Киришском р-не.

КАЛЬЯ, КАЛЕГА

Калега ‘колея на дороге’ отмечается в Пудожском р-не(Песчаное). Сходный материал по Пудожскому уезде да-ет Куликовский: кальи, кальги ‘колеи, ямы, выбитые напроезжей дороге’. Широко распространено анализируе-мое гнездо в вологодских говорах: кальга ‘яма, выбоина,ухаб на дороге’ в Тотемском и Вельском уездах (СРНГ),в Вытегорском, Вашкинском, Кирилловском р-нах; в зна-чении ‘колея на дороге’ — в Кирилловском р-не, Кадни-ковском уезде, Каргопольском р-не, а также в вятскихговорах. С ударением на первом слоге кальга ‘ухаб надороге’ бытует в Вашкинском р-не. СВГ предлагает сле-

226 КАНАВА

дующие материалы: калья ‘выбоина, яма’ в Сокольском иТарногском р-нах. Слово кальа в значении ‘овраг’, ‘лужа’зафиксировано СВГ в Сямженском р-не.

Фасмер полагает, что в данном случае возможно об-разование из колея в акающем диалекте с вторичным [г].Материал зафиксирован в севернорусских говорах, обра-зование же вторичного [г] современными исследователя-ми рассматривается как результат вепсского влияния [см.Суханова, Муллонен 1986] (противоположные тенденциипреобладают на материале палья, пальга), связь с рус-ским материалом здесь несомненна, но появиться такаяформа в языке говоров могла, по-видимому, под влияни-ем прибалтийско-финской лексики; кар. algi ‘колея’, вепс.galg, jal’g, d’al’g ‘след, отпечаток чего-л.’ могли создатьусловия для контаминации с русским колея [SKES: 129–130].

КАНАВА

На всем протяжении Волго-Балтийского канала распро-странено значение этого слова канава ‘канал’; в Выте-горском р-не (Ошта, Нижняя Водлица, Казаково) словомканава называют Онежский обводный канал с вариатив-ным ударением на первом слоге. Восточнее в Вологод-ской области канава уже функционирует как обозначе-ние Волго-Балта в Вашкинском, Кирилловском, Черепо-вецком, Кадуйском р-нах.

Отмечено канава ‘канал’ в н. п. Лехнаволок Прионеж-ского р-на. Данная лексема была заимствована прибал-тийско-финскими языками из русского, но получила таминые значения, ср. фин. kanava ‘канал’, вепс, kanav ‘ка-нал, вырытая протока’, люд. kanavu ‘канал’ [см. также:Kalima 1952: 93]. Затем влияние, в основном вепсскогоязыка, сказалось на значении слова канава в русских го-

КАРА 227

ворах Обонежья и Беломорья, где анализируемая лексемаупотребляется в значении ‘канал’.

КАРА

В значении ‘залив в озере, заводь в реке’ анализируе-мое слово распространено в Подпорожском р-не (Важи-ны, Согиницы, Юксовичи, Сидорово, Заозерье, Шемени-чи, Пидьма), в Вытегорском р-не (Бараны), в Прионеж-ском р-не (Педасельга, Ладва). Значение ‘омут в реке’бытует в Подпорожском р-не (Курпово), а также в Ло-дейнопольском (Ефремково), в Тихвинском (Саньково),отмечает его Герд в Чудовском и Киришском р-нах [Герд1975].Кара ‘лес на краю озера’ представлено в Пудожском

р-не (Римское). В Подпорожском р-не отмечаются такжезначения: ‘омут в излучине реки’ в н. п. Усланка, Курпо-во; ‘низина между возвышенностями’ в н. п. Гонгиничи.В Вытегорском р-не (Бабино) кара имеет значение ‘ни-зина, поросшая травой’. Кроме того, в смежных говорахотмечается значение ‘пруд’ — в Тихвинском р-не, ‘болотобез растительности’ — в Лодейнопольском р-не (Тервени-чи), ‘неровность береговой линии’ — в Белозерском р-не(Кузнецова).

Предыдущая фиксация в словаре Даля — кара ‘глу-бокое место, яма в озере или реке’ дает широкий ареалслова в Олонецкой, Петербургской, Новгородской губер-ниях. У Куликовского отмечены два значения: ‘залив возере или реке’ — в Вытегорском, Повенецком, Петроза-водском уездах; ‘пруд’ — в Лодейнопольском и Петроза-водском уездах.

Трудно судить, является ли вариант с полногласи-ем более ранним, уже преобразованным заимствованиемили нет, поскольку он регистрируется впервые СРНГ в

228 КАРЬЯ

1933 г.: коровина ‘омут в излучине реки’ и, по-видимо-му, вариант с аканьем — каравина ‘небольшой залив возере’, оба варианта зафиксированы в Капшинском р-не(оятские говоры).

Калима предлагает в качестве этимона вепс. kar ‘за-лив в озере’, но происхождение вепсского слова для негоне ясно [Kalima 1915: 104]. Вероятно, справедливо егопредположение о вепсской этимологии, которая подтвер-ждается также топонимией. В Подпорожском р-не зафик-сированы следующие топонимы: Донская Кара, Мокру-шина Кара — близ н. п. Пидьма; Кара — деревня наберегу озера близ н. п. Шеменичи; Кара — деревня наберегу р. Свирь — близ н. п. Вознесенья.

И.Муллонен отмечает по р.Ояти слово кара в ка-честве детерминанта сложных географических названий[Муллонен 1988: 94]. Cм. также [СГБРС: 122].

КАРЬЯ

Карья, мн. ‘ямы’ фиксируется в н. п. Каргиничи Подпо-рожского р-на. Карья, ж. ‘выбоина, ухаб на дороге’ отме-чено в Лодейнопольском р-не; — Рознята дорога, сплошькарьи.

Данный материал зафиксирован впервые. По-видимо-му, эти лексемы можно возвести к вепс. kar ‘яма, углуб-ление, выемка’, тем более что слова отмечены в регионеадстратных отношений. Вероятно, вепсский материал свя-зан с фин. karje ‘крутой, обрывистый берег’. Хотя нельзяисключать и того, что анализируемое слово является ва-риантом калья в сходном значении.

КЕНТ, КЕНТА, КЕНДА 229

КЕНТ, КЕНТА, КЕНДА

Вариант кенда по ПЛГО и КСРГК зафиксирован в Вы-тегорском р-не в нескольких значениях: ‘ягодное место влесу’, ‘пожня’ — в н. п. Андома; ‘мыс на реке, озере’ —в н. п. Щекино. В Пудожском р-не (Авдеево) отмечаетсякент в значении ‘бор’, в Сегежском р-не по КСРГК пред-ставлено кента ‘дремучий лес’. На смежной территориислово кент ‘бор, лес’ бытует в Кадуйском р-не. Мурзаевдает слово кент в значении ‘вершина с пологими склона-ми’, которое распространено на Северном Урале.

Первая фиксация в Опыте — кенда ‘песчаный воз-вышенный берег озера’ в Олонецкой губернии. Куликов-ский отмечает кенда ‘возвышенное, поросшее место наболоте’ в Авдеево Пудожского уезда и в Петрозаводскомуезде, наряду со значением Опыта. СРНГ представляетеще одну фиксацию, но за 1903 г. — кенда ‘возвышенноеневозделанное поле’ в Олонецкой губернии. Это словоквалифицировали как заимствование еще в середине XIXвека. Шегрен возводил кенда к фин. kentta и kentta ‘воз-вышенное бесплодное место’ [Шегрен 1854: 152]. Такуюже этимологию дает Грот [Грот 1876: 471]. Погодин ре-конструирует вепс. *kenda [Погодин 1904: 29]. Веске со-относит это слово с фин. kentta [Веске 1890: 77]. Калимаучитывает возможность заимствования из ливв. или вепс[Kalima 1915: 111]. SKES полагает, что из финского язы-ка kentta было заимствовано в саамский, ср. саам. норв.genda ‘старое жилое место, площадка’; в русские говоры,по мнению авторов SKES, вошло из какого-л. прибалтий-ско-финского языка [SKES: 182]. Мурзаев также отдаетпредпочтение финской этимологии. На наш взгляд, сло-во, записанное в Вытегорском р-не, кенда соотносится свепс. kend ‘берег реки, озера у самой воды или край боло-та’. Материал кентище, кинтище ‘старое место жилья,

230 КОНДА

поросшее травой’, зафиксированный на Кольском полу-острове, возводится к саамскому влиянию, ср. саам. kint,kieDDE [ПФГЛК: 38].

КОНДА

По данным ПЛГО конда ‘возвышенность’ отмечается вПодпорожском р-не (Согиницы), в значении ‘пологийсклон горы’ в том же р-не (Важины, Курпово). Крометого, близ н. п. Курпово зафиксированы микротопонимыЕреконда, Кузяконда, обозначающие места, урочища влесу. По-видимому, анализируемый материал восходит кливв. kondu ‘надел, земельное угодье’, носители ливви-ковского диалекта проживают в непосредственной близо-сти от приводимых н. п. в соседнем Олонецком р-не Каре-лии. KKS представляет kondu в значении ‘дом’, ‘место’,‘жилище’, ‘поле’ на довольно обширном ареале распро-странения, включая карельские диалекты Валдая, Салми,а также тверских карел.

В Медвежьегорском р-не, неподалеку от н. п. Лам-басручей на берегу узкого залива отмечается топонимКонда (название деревни, ныне не существующей). ВКадуйском р-не по данным КСРГК зафиксировано конда‘возвышенное место’, соотносимое с обонежским матери-алом.

Георгиевский представляет микротопоним Абаканда‘название некоторых пожен’ по р. Муромля в Петроза-водском уезде. Источник у него, по-видимому, другой —ливв. kandu ‘основание, подошва, полозья саней’, люд.‘пятка’, ‘каблук’, люд, вепс. kand ‘пятка’ [SKES: 157].Сюда же, вероятно, относится название тони Канда близн. п. Валдай в Сегежском р-не, а также материал Мурза-ева — канда ‘верхняя часть залива, кут губы, где распо-ложено селение и происходит перевалка грузов’ в Каре-

КОРБА 231

лии. Мурзаев возводит это слово к фин. kanta, кар. kanda‘основание, голова, верхушка’. Мамонтова приводит Abai‘место для ловли рыбы неводом, тоня’ [Мамонтова 1982:69], что определяет происхождение первой части топони-ма Абаканда.

Зафиксированное на Выгозере название деревни Ка-лакунда (Сегежский р-н) восходит к фин. kunta ‘обще-ство’ (вторая часть слова) и к kala ‘рыба’ — фин., вепс.,кар.; ср. кар. heimokunda, uokunda, люд. kanzakunda.

Отмечаемые у оятских вепсов сходные по звучаниютопонимы Kond’jar’v, Kondeja в первой части относятсяк kondi ‘медведь’ [Муллонен 1988: 100].

КОРБА

Данные ПЛГО отмечают несколько значений анализиру-емой лексемы. Корба ‘густой еловый лес’ фиксируетсяв Подпорожском р-не (Заозерье, Усланка, Курпово, Ше-меничи, Шустручей, Яндеба, Юксовичи, Важины, Пидь-ма, Ульино, Гоморовичи), в Прионежском р-не (Суйсарь,Ладва, Педасельга), в Пудожском (Колово, Пяльма, Ав-деево), в Кондопожском (Колгостров, Гангозеро, Чебо-лакша, Лижма), в Медвежьегорском р-не (Сенная Губа,Челмужи), в Вытегорском (Ошта). Широкий ареал имеетслово корба в значении ‘болото, поросшее лесом’ — в Пу-дожском р-не (Каршево, Гакукса, Канзанаволок, Киково,Колово), в Кондопожском р-не (Гангозеро), в Вытегор-ском р-не (Ивачево). Корба ‘сырое болотистое место влесу’ отмечается в Пудожском р-не (Карбозеро), в При-онежском (Ладва), в Вытегорском (Казаково), в Кондо-пожском р-не (Лижма, Гангозеро) в Подпорожском р-не(Пидьма). На востоке Обонежья корба бытует в значе-нии ‘частый труднопроходимый кустарник или мелколе-сье’ — Пудожский р-н (Сосново, Гакукса). В н. п. Мегра

232 КОРБА

Вытегорского р-на лексема корба большей частью упо-требляется в значении ‘хвойный лес из небольших дере-вьев’, в то время как бор — ‘хвойный лес из крупных де-ревьев’. В н. п. Песчаное Пудожского р-на корба — ‘лесна возвышенности’. Анализируемое слово имеет такжезначения, которые, по-видимому, возникли в результатеметафорического переноса: ‘высокие, густо поросшие пе-рья лука’: — Какая у тебя корба луку (Важины Подпо-рожского р-на); ‘густая, высокая ботва картофеля’: — Нуи корба у тебя в огроде. (Новинка Тихвинского р-на).

В ряде н. п. анализируемая лексема теряет номинатив-ное значение и употребляется как микротопоним, обо-значающий сенокосные угодья, ягодные места, названияучастков леса, — в н. п. Андома Вытегорского р-на, н. п.Казаково; н. п. Деревянка Прионежского р-на; н. п. Пад-мозеро Медвежьегорского р-на; в н. п. Пидьма Подпо-рожского р-на, здесь же отмечены названия ягодных мест— Черная корба, Лисья корба. КСРГК отмечает кор-ба ‘медвежья берлога’ в Подпорожском р-не. В смежныхр-нах корба ‘еловый густой труднопроходимый лес’ бы-тует в Тихвинском, Лодейнопольском; в Каргопольском— корбы ‘заболоченная влажная местность с еловымии сосновыми зарослями’ (Гусева). В СРНГ — корба ‘гу-сто заросшее место в лесу (на болоте)’. Белозер, Новг.,Онеж. КАССР, Арх., Ленингр., Новг. В СВГ данная лек-сема отсутствует. В КСРГК корба ‘лес на возвышенно-сти’ представлено в Сланцевском р-не.

Следует заметить, что слово корба почти не встреча-ется в заонежских говорах; имеется две фиксации в окра-инных пунктах этих говоров. Наибольшее распростране-ние данная лексема получила в юго-восточном, южном,юго-западном Прионежье, т. е., по всей видимости, ее бы-тование поддерживается субстратно-адстратным влияни-ем вепсских диалектов.

КОРБА 233

Первая фиксация в говорах в словаре Даля — корба‘сырая низменность под ельником, частый лес, чаща, тру-щоба’ с пометой Олон.; у Куликовского — корба ‘ложби-на, поросшая большим дремучим лесом, чаща, трущоба’в Петрозаводском, Повенецком, Вытегорском, Лодейно-польском уездах. В Опыте корба ‘чаща’: — Забрался втаку корбу, что едва выбрался на дорогу. Олон. В СРНГданная лексема отмечается в Новгородской, Петербург-ской, Вологодской, Архангельской губерниях.

В материалах Полякова представлено слово корба‘впадина, ложбина, густо поросшая лесом’ в Вытегор-ском, Пудожском уездах. Кроме того, СРНГ фиксируеткорба ‘берег реки или край болотистого места’ в Прио-нежье КАССР. Это слово традиционно возводится к при-балтийско-финским языкам, ср. ливв. korbi, люд. kor’b,вепс. kor’b ‘частый, дремучий лес’, эст. korb. Калима ста-вит на первое место собственно карельский диалект [Ka-lima 1915: 128]; SKES — ливвиковский и людиковскиедиалекты [SKES: 219]. Мурзаев сравнивает анализиру-емое слово с коми-пермяц. корба ‘глухой лес’, ижорск.корпи ‘густой лес’ и т. д., не делая вывода о конкретномэтимоне. Поскольку слово корба в основном распростра-нено в зоне субстратно-адстратного влияния вепсскихдиалектов и имеется фиксация формы, близкой к вепс-ской — корьб ‘еловый лес на низменном месте’ (Лодей-ноп., Ленингр., Еремин, СРНГ), то наиболее вероятной вданном случае является вепсская этимология.

Мурзаев приводит в качестве топонимов, относящихсяк анализируемому слову, следующие: р.Корба, оз. Корб-озеро, оз. Корпиярви в Карелии, оз. Корбинское в бас.р. Сясь в Ленинградской области. На наш взгляд, здесьгидронимы связаны с наименованиями рыбы: корба, кор-бица (см. соответствующий раздел). Возможно также,что часть топонимов, представленных Мамонтовой [Ма-

234 КОРГА

монтова 1982: 55], но обозначающих водные простран-ства: Korbijarvi, Korbilambi — также может быть связанас названием рыбы.

Так как данное слово бытует в русском языке на про-тяжении сотен лет (первая фиксация 1391 г. в Материа-лах Срезневского), то естественно и его активное слово-образовательное освоение. Отмечаются следующие сло-ва: корбушки ‘зыбучие болота’ у Барсова; корбица ‘гу-сто заросшее место в лесу’ (Вытегор., Олон.) — в СРНГ;корбище ‘сырое мшистое место’ — в Тихвинском р-не;корбовина ‘болото, поросшее лесом’ в н. п. Ивачево Вы-тегорского р-на; корбовина ‘частый густой лес’ — в н. п.Каргиничи Подпорожского р-на; корбовинья ‘небольшойлес’ в н. п. Колово Пудожского р-на; корботь ‘бурелом’ вн. п. Прилуки Онежского р-на. Зафиксировано несколькоотносительных прилагательных: корбяный ‘высокий —о дереве’: Корбяная береза (Ефремково) Лодейнополь-ского р-на; корбяный ‘хвойный — о лесе’: Корбяныйлес (Юксовичи) Подпорожского р-на; корбяной ‘густой,частый — о лесе’ (Грибановская) Подпорожского р-на;корбенный ‘болотный’: Корбенная лягуха (Ладва) При-онежского р-на; корбовая волнуха (Ладва) Прионежско-го р-на.

КОРГА

Слово корга отмечается в Сегежском р-не (Валдай, Вож-ма Гора) в значениях ‘неровное место’, ‘мыс, полуостров’.Со значением ‘мыс на озере’ эта лексема бытует в Бе-ломорском р-не (Лапино, Сумостров). Корга ‘каменистаямель’ имеет более широкий ареал, оно распространенов Лоухском, Кемском, Терском, Онежском, Беломорскомр-нах, а также в окрестностях г. Кандалакша. У Срез-невского слово фиксируется под 1558 г.: «��

КОРГА 235

�� ». В СРНГ корга ‘скалистый островок,риф, подводный камень’ отмечается в Архангельской гу-бернии под 1847 г. В Опыте дается несколько значенийэтого слова: 1. ‘камень или пень, лежащий на дне реки ипрепятствующий ходу судна’ (Шенк. Арх. Арх.); 2. ‘плот-ное песчаное или каменистое дно озера или реки’ (Арх.);3. ‘отлогий дресвянистый берег на Байкале’ (Иркут.). Всловаре Куликовского корга ‘риф, песчаная медь’ зафик-сировано в Повенецком, Пудожском уездах и в Заонежье,что свидетельствует о более широком ареале анализируе-мого слова в XIX веке. У Подвысоцкого корга отмечаетсяв значении ‘береговой утес’.

В словаре Меркурьева лексема корга дана в трехзначениях: ‘морская мель, обнажающаяся при отливе’ вокрестностях Кандалакши; ‘песчаная мель, перекат в ре-ке’ — в Терском р-не; ‘песчаная коса, намытая водой и незаливаемая приливом’ — в Терском р-не.

В СРНГ представлен вариант карга в значении ‘бере-говой утес’ в архангельских говорах и в Якутии, а такжев значении ‘отлогий берег, покрытый песком или галькой’в Забайкалье.

Калима считает это заимствованием из кар. korgo,ливв. korko, при финн. karikko и саам. karg’g’ ‘скала, накоторой ничего не растет; подводная скала’ из карельско-го [Kalima 1915: 129–130]. SKES возводит русскую диа-лектную форму к кар. korgie, korkie, korgo ‘подводная ка-менистая мель’, при люд. korged ‘высокий’, вепс. kor’ged‘высокий’. Авторы SKES полагают, что из финского языкаэто слово вошло в саамский — саам. кильд. koark ‘честь,почет’ [SKES: 219].

Даль сибирский материал корга ‘берег Байкала, пе-шая дорога по дресвяному берегу’ возводит к монг. хар-гой.

236 КОШКА

В КСРГК зафиксирован дериват коргушка ‘камени-стая мель’ в Кемском р-не. У Меркурьева дано прилага-тельное корожный — корожный ручей. Мурзаев срав-нивает анализируемое слово с якут. харги ‘мель, быстри-на, мелкое место на реке’; монг. харги ‘быстрина’. Онполагает, что, «учитывая наличие термина во многих иразных языках. . . нужно искать более древние общно-сти». Различия в семантике анализируемой лексемы в за-висимости от ареала — на Севере России — ‘каменистаямель’, в Сибири — различные виды берега — позволяютпредположить, что севернорусское слово имеет прибал-тийско-финскую (карельскую) этимологию.

КОШКА

По данным КСРГК кошка ‘песчаная отмель’ зафиксиро-вано только в Пудожском р-не (Бураково, Бочелова), т. е.в анализируемом регионе — это окраинный ареал. В со-предельных говорах кошка ‘перекат на реке’ отмечаетсяв Терском р-не.

Слово имеет длительную историю, первая фиксацияв Материалах Срезневского кошька ‘коса, отмель’ за1551 г. В собраниях лексики и словарях XIX века этослово также нашло отражение: кошки ‘песчаные и каме-нистые при берегах отмели’, Иркут., Селивский, 1817 г.;в материалах Рейнеке — кошка ‘в Белом море означа-ет собственно песчаную мель, а у Новой Земли. . . низ-менный каменистый берег или наружный риф’; в Опытекошка ‘песчаная отмель’ в Мезенском, Архангельскомуездах и в Иркутской губернии. Шренк, прекрасно опи-сав реалию, впервые дал этимологию слова: кошка ‘такназывают морские мели, осушаемые отливом и снова по-крываемые отчасти и вовсе приливом; кошкою называ-ется также низкий берег морской’. . . это слово взято из

КОШКА 237

лопарского куошк. . . ‘морские мели. . . отмели и поро-ги в реках и. . . водопады в реке’ (также в Архангель-ской губернии). Подвысоцкий в словаре повторяет ма-териалы Рейнеке и дает еще одно значение слова кош-ка: «Кошками называют поросшие ивняком низменныеострова на р. Северной Двине». Кошка в значении ‘песча-ная или каменистая отмель’ имеет фиксации практическипо всему Северу России — кроме говоров Архангельскойобласти; оно также бытует в Коми Республике, в Яку-тии и на Камчатке, Маштаков приводит значение кошка‘большое дерево, стремлением воды вырванное с корнеми занесенное на мель’ в вологодских говорах.

В словаре Куликовского представлено слово кошка‘песчаная отмель’ без географической пометы, это мате-риал Барсова.

Отмечено несколько дериватов: закошечье ‘оставша-яся после прилива под водою местность за прибрежнымикамнями, настолько глубокая, что по ней могут ходитькорбасы’ — у Подвысоцкого; у Меркурьева закошечьедано в значении ‘морская, песчаная отмель, обнажаю-щаяся при отливе в Терском р-не (Кузомень)’; в СРНГс иным ударением — закошечье (Кольск. Арх.) и за-кошачье (Север); у Ивашко — кошечка — диминутив вфольклоре.

Этимология этого слова довольно спорна. Имеютсясторонники саамской версии, это — Шренк, Подвысоц-кий, Т.Итконен [Itkonen 1932], Ивашко [Ивашко 1958].Шейн наряду с саамским саам. kuosk ‘мель, порог’ учи-тывает финский материал фин. koski. Попов [Попов 1957]возводит к кар. koska ‘порог, водопад’. Фасмер видитздесь скорее заимствование из коми кось ‘каменистые по-роги при спаде воды’. Калима полагает, что вряд ли фин.koski ‘водопад, порог’ связано с русским словом, он счи-тает вполне вероятной рассмотрение его как диминутива

238 КУЛИГА

кошка от коса (песчаная), но сам же и отвергает этуверсию по фонетическим причинам [Kalima 1915: 133].Соответствия прибалтийско-финскому слову имеются и вмар. kaske, koske ‘река с быстрым течением, порог’, морд.эрз. коське ‘сухой’, ненец. хасу� ‘сухой’ [РНС: 277].

Фиксация в Обонежье, по-видимому, маргинальныхзон распространения анализируемого слова усиливаетпредположение о саамской этимологии, но не исключа-ет и карельское его происхождение.

КУЛИГА

Кулига ‘часть сенокосного луга, впадающая в лес, ку-старник’ отмечено в Пудожском р-не (Гакукса); в Выте-горском р-не (Гуляево, Андома); в Медвежьегорском р-не (Ламбасручей). На смежной территории данная лексе-ма зафиксирована в Каргопольском, Беломорском, Онеж-ском, Кемском, Вашкинском, Терском р-нах. В н. п. Ковда(Кандалакша) отмечено значение ‘ягодное место на бо-лоте’; в Устюженском р-не бытует значение ‘сенокосныйучасток, впадающий в болото’; в н. п. Шугозеро Лодейно-польского р-на (ныне Тихвинского р-на) распространенозначение ‘просека’; в Тихвинском р-не данная лексемапревратилась в микротопоним: Кулига — название по-жни.

Более распространено в обследуемом регионе префик-сальное образование закулига ‘часть сенокосного луга,вдающаяся в лес, кустарник’, отмеченное в Пудожском(Гакукса, Пяльма); в Медвежьегорском р-не (Кузаран-да); в Вытегорском р-не (Андома, Ковжа, Титово); в н. п.Ладва Прионежского р-на. На смежной территории этотдериват отмечен в Бабаевском, Чудовском, Лодейнополь-ском р-нах. Кроме того, в н. п. Андома, Ковжа зафикси-ровано значение закулига ‘низменный заболоченный луг

КУЛИГА 239

обычно заливаемый весной’. В Бабаевском р-не данныеКСРГК дают закулига ‘заросли деревьев’.

Отмечены также дериваты: кулижка ‘часть сенокос-ного луга, вдающаяся в лес, кустарник’ в Онежском,Беломорском р-нах; ‘сухое ягодное место’ в окрестно-стях г. Кандалакша. Закулижина ‘часть сенокосного лу-га, вдающаяся в лес, кустарник’ в Лодейнопольском р-не;‘ягодное место’ в Сегежском р-не; закулижка ‘часть лу-га’ в Лодейнопольском р-не.

Этимология данного слова чрезвычайно запутанна, ик настоящему времени не существует определенного мне-ния об источнике данного заимствования. На наш взгляд,интердиалектность этой лексемы и ее полисемия, широ-ко представленная в лексикографических и иных источ-никах, говорят о том, что здесь возможно совмещениеэтимологически разнородного материала. Данные СРНГ,фиксирующие анализируемое слово, подтверждают это.Например, выделяется значение №9 в СРНГ: «Часть лу-га, оставшаяся нескошенной; часть поля, оставшаяся не-сжатой; незасеянный участок поля. Кадн. Волог.. 1895.Арх., Яросл., Костром. Кулига недожатого поля ржи.Вост. Мар. АССР. Пенз,. Куйбыш., Перм. То сено косить,то хлеб останется где, так называли кулигой. Новосиб.Свердл., Ср.Урал, Курган., Сиб. // Сжатый участок по-ля. Выжатое место — то и есть кулига. Волог., 1902. //Огрех в поле. Куйбыш., 1939–1955»; этот материал мо-жет быть связан с кулага ‘прошлогодняя сухая трава’[см. также: Теуш 2003: 105].

Значения с №26 по №29, на наш взгляд, связаны ужес другим этимоном фин. kyla вепс. kula ‘деревня, чужаядеревня’. №26 ‘группа деревень, расположенных близкодруг от друга’. Яросл., 1860.

№27 «Одна из деревень, расположенных близко другот друга по обеим сторонам небольшой речки». «Каждая

240 КУЛИГА

кулига называется по речке, на которой расположена,напр. Кековская кулига и др.». Черепов. Новг., Гераси-мов, 1898.

№28 «Улица деревни на берегу реки, заливаемая вполоводье». Орл., 1940–1950. Смущает, однако, южнаягеография этого лексико-семантического варианта.

№29 «Промежуток между домами Лешук. Арх. 1949».

Это подтверждают материалы Даля: «В вят. кулигаиногда значит починок выселок или деревня в лесу». Вес-ке приводит слово кулига и производные от него в каче-стве названия н. п. Три таких названия фиксируются им вАрхангельской губернии, 32 — в Вологодской губернии,5 — в Пермской, 4 — в Вятской, 5 — в Костромской,11 — в Ярославской, три во Владимирской, 3 в Тверской,2 в Калужской, одно в Орловской, два в Тульской, двав Курской, одно в Смоленской губернии. Причем Вескеподчеркивает: «русские смотрели на приведенное словокак на чужое, возможно видеть из того, что кроме назва-ния кулига часто существует наряду с ним еще другое,чисто русское. . . В трех средних уездах Вологодской гу-бернии таких случаев встречается до тридцати» [Веске1890: 40].

Сопоставление русского слова с прибалтийско-фин-скими данными предлагает Калима, ср. фин. kyla ‘де-ревня’, кар. kula, вепс. kula [Kalima 1915: 141]. Чайкинауказывает на вепсские данные [Чайкина 1971]. Мурзаевприводит современные топонимы Кулиги в Ленинград-ской, Курской обл., Кулишки в Калининской обл., Ку-лички в Волгоградской области. Не ясно только, связаныэти названия с приведенной выше этимологией или нет.

Чайкина полагает, что «в говоры Белозерья оно (ку-лига) попадает все-таки, по-видимому, из Подвинья поводным путям, связывающим Поморье с городами Мо-

КУЛИГА 241

сковской Руси» [Чайкина 1986: 86]. На наш взгляд, при-сутствие в вологодских говорах одного из первичных зна-чений слова — ‘отдаленая деревня’: — Нет ни одной ку-лиги здесико, все деревни рядом, — Тотемский р-н, атакже Великоустюгский, Междуреченский, Никольский,Сямжинский р-ны, — свидетельствует, как и сведенияВеске, об автохтонности данной лексемы. В этой же свя-зи нужно рассматривать слово ‘отдаленная деревня’, рас-пространенное в печорских говорах Республики Коми.

Весьма продуктивной, на наш взгляд, выглядит идеяВеске сравнить слово кулига с фин. kolkka, эст. kolk‘край, окраина’, а также Медведева кар. kylgi, эст. kylg,фин. kylki ‘бок, сторона’ (Мурзаев). Следует отметить,что прибалтийско-финское гнездо, при саам. норв. gille‘деревня’, манс. kul ‘дом’, соотносится с тюркскими дан-ными, ср. чуваш. kil ‘дом, усадьба’, тур. gil ‘дом’, якут.kula ‘двор’ [SKES: 254].

Данная лексема имеет первую фиксацию в Оброчной1478 г. «�� !� �� "� ��#� ��»; кулига в Белозерской писцовой книге 1674 г.:«� $% �� ». Чайкина отме-чает, что лексема кулига «фиксируется грамотами, напи-санными в Подвинье, а также в переяславских, ростов-ских, ярославских, владимирских, московских актах» [Чай-кина 1975: 81].

В белозерских памятниках XVII в. кулига ‘вновь рас-чищаемый участок сенокоса, присоединяемый к старомупокосу (пожне)’ — по данным Чайкиной, что соотноситсяс значением, зафиксированным в Обонежье, — ‘часть се-нокосного луга, вдающаяся в лес, кустарник’. Совершен-но справедливо она утверждает, что в диалектах Запад-ной зоны данное слово фиксируется эпизодически [Чай-кина 1975: 85]. Ареал лексемы в основном «охватыва-

242 КУЛИГА

ет вологодскую, костромскую группы говоров, восточныесреднерусские говоры, межзональные южнорусские го-воры, а также Верхне-Деснинскую и Курско-Орловскуюгруппы говоров. Лексема кулига не отмечена в словар-ном составе значительной части говоров Западной зоны:ее нет в Онежской межзональной, Ладого-Тихвинскойгруппах говоров, в западных среднерусских, в Смолен-ской и Верхне-Днепровской группах» [Чайкина 1975: 86].Что касается основного ареала анализируемой лексемы,то безусловно Чайкина права, но в СРНГ можно найтификсации этого слова и в тех регионах, где, на основа-нии данных Чайкиной, оно отсутствует. В значении ‘луг’и ‘лесная поляна посреди кустов, на которой иногда косяттраву’ кулига известно в Брянской области. По даннымКСРГК это слово как микротопоним известно в Тихвин-ском р-не (см. выше).

Герд относит эту лексему, — правда, без значения,— к словам, которые связывают говоры бассейна рекиОять и Заонежье [Герд 1975: 192]. На наш взгляд, распро-странение слова кулига шло из вологодских говоров че-рез каргопольско-лачские в говоры Обонежья и Кольско-го Поморья (например, в словаре Меркурьева кулига —1. ‘Небольшой участок между кустами’. — Завтра сено на-до из кулиги выгребать, чтоб сохло. Терск. 2. ‘Широкийкуст’. — Где косил сено? — За кулигой. Териберка. Севе-роморск), а проникновение в говоры Ладого-Тихвинскойгруппы — через белозерские говоры; т. е. присутствиеэтой лексемы в говорах бассейна р.Оять и в заонежскихговорах никоим образом, на наш взгляд, их не связывает.

Спорадичность и частотность фиксаций данной лек-семы в говорах Обонежья свидетельствует о том, что этонеисконный ареал данного слова. Вряд ли следует со-поставлять кар. сев., ливв. kulumoa, kulumua, kulumaa‘подсека, разработаная в прошлом году, а иногда несколь-

ЛАЙДА 243

ко лет назад’, ‘пустошь, залежь, старопашенная подсека’,вепс. kuluma ‘поле’, где kulu- ‘старый, изношенный’, mua,moa, maa ‘земля’ [ПФГЛК: 46] и кулига ‘участок леса,расчищенный под пашню’ [СРНГ 16: 60–61], ввиду тогочто анализ такого рода данных — изолированные семан-тические ареалы, восходящие к иноязычным этимонами являющиеся в совокупности значений лексикографиче-ского конструкта выделяемыми гетерогенными омонима-ми, — возможен только на базе сплошного лингвогеогра-фического обследования, который позволит подтвердитьсвязь русского диалектного лексико-семантического ва-рианта как отдельного слова, имеющего корни в смеж-ных иноязычных ареалах. В противном случае возмож-на другая логика анализа, когда слово кулига, как ин-тердиалектная единица с большим семантическим объ-емом, может репрезентироваться в тех или иных лексико-семантических вариантах без какого-либо иноязычноговлияния [см. иначе: Теуш 2003: 105].

ЛАЙДА

Лайда в значении ‘мелкое место, отмель посреди озера’отмечается в Вытегорском р-не (Бараново), где зафикси-ровано в составе микротопонима — Корбинская лайда.В словаре Даля слово лайда ‘илистая отмель’ отмечаетсяв архангельских, сибирских, камчатских говорах. Под-высоцкий фиксирует это слово в значении ‘мель в мо-ре, высыхающая при отливе’. Богораз описывает лексемулайда следующим образом: «Иловатая ровная отмель нареке или море, переходящая в такой же низкий и ровныйберег. На лайдах бывает хороший улов рыбы, особенноселедки». У Бурнашова — лайда ‘низкое место, заливае-мое в половодье водой’ (Арх.) повторяется в Слов. Акад.1847 (с пометой обл.).

244 ЛАЙДА

В СРНГ лайда ‘отмель, высыхающая во время отли-ва’ отмечается в архангельских говорах, на Белом море,в Коми АССР, в также в тобольских говорах и на Ко-лыме. В словаре Элиасова лайда представлено в двухзначениях: ‘прибрежная илистая мель, обнаженная отли-вом; береговая полоса после большой воды’, ‘пойма реки’.(Трудно, однако, судить о достоверности данных Элиасо-ва. [См. Аникин 2000: 17–26].)

Приведенные выше значения слова лайда соотносятсяс фин. laito ‘мелкое место, низкий берег’, эст. laid, ливв.laid со значением — ‘мель, отмель, прибрежная ли пес-чаная’. Калима считает возможной карельско-вепсскуюэтимологию [Kalima 1915: 148–149]. SKES не приводиткакой-л. конкретный язык, делая помету об общем при-балтийско-финском источнике [SKES: 271].

Лайда ‘середина озера, широкое водное пространство’отмечается в Вытегорском р-не (Нижняя Водлица), а так-же в СРНГ — в новгородских и олонецких говорах. Сло-во лайда в этом значении, на наш взгляд, соотносится свепс. laid ‘пространство озера вдали от берегов’. Матве-ев [Матвеев 1966] отмечает форму лойда и сопоставляеттакже с вепсским словом. Им отмечается четыре назва-ния н. п. с формантами -лойда: Имолойда, Кызголойда,Перхлойда, Ярглойда [Матвеев 2001: 232–233].

Мурзаев отмечает, что из северных районов СССРтермин проник в русскую речь сибиряков и дальневос-точников до берегов Тихого океана.

SKES трактует слово лайда ‘середина озера’ как вепс-ское заимствование вепс. laid с тем же значением, ука-зывая при этом, что в прибалтийско-финских языках этогнездо неисконно, ср. герм. *laiDo, норв. led ‘направле-ние, маршрут’; притом что лайда ‘отмель, илистый берег’имеет соответствие в саам. laihto ‘откос’, ‘низкая влаж-

ЛАМБА 245

ная местность’, но авторы SKES сомневаются в направ-лении заимствования [SKES: 270–271].

Широкое распространение слова лайда ‘низина, за-ливаемая водой’ в Сибири уже в XVIII веке [Словарьрусской народно-диалектной речи Сибири 1991], а так-же присутствие лексемы лайда ‘сточное озеро’ на Инди-гирке позволяют предположить более сложную картину,возможно связанную с неизвестным субстратом.

Фиксация в Подпорожском р-не (Заозерье) слова лах-та ‘открытое водное пространство в озере’, соотносимогопо форме с саамским словом, а по семантике с вепсским,наводит на мысль о разнородном субстрате (см. лахта),хотя, безусловно, нельзя не учитывать возможные конта-минационные процессы.

ЛАМБА

Слово ламба представлено в говорах Обонежья в не-скольких значениях. Одно из них — ‘небольшое лесноеозеро, обычно бессточное’ отмечается в Кондопожском р-не (Тулгуба, Лижма), в Прионежском р-не (Кончезеро,Суйсарь, Вороново), в Медвежьегорском р-не (ВеликаяНива, Перхино, Космозеро, Ламбасручей, Толвуя), в Се-гежском (Валдай, Вожма Гора), в Пудожском р-не (Сос-ново, Авдеево, Бураково). Значение ‘низина, заливаемаяводой и высыхающая летом; лужа больших размеров’ за-фиксировано в Кондопожском р-не (Гангозеро, Кулмукса,Новинка), в Медвежьегорском (Лонгасы, Сенная Губа,Петры, Ламбасручей, Великая Нива), в Пудожском р-не(Пяльма). Значение ‘старица в реке, озерко, образовав-шееся из рукава реки’ — бытует в Прионежском р-не(Вороново, Суйсарь, Шуя). Значение ‘топкое место’ отме-чено в Пудожском р-не (Семеново); ‘сенокос на болоте’— в Медвежьегорском р-не (Черкасы).

246 ЛАМБА

Довольно часто фиксируются дериваты. Ламбушка‘небольшое лесное озеро’ распространено в Сегежском р-не (Валдай, Вожма Гора), в Медвежьегорском р-не (Тол-вуя, Палтега, Шуньга, Кажма), в Кондопожском р-не(Диановы Горы, Лижма, Гангозеро, Кеппясельга), в При-онежском р-не (Ладва), в Подпорожском (Заозерье), вПудожском (Ножево). Ламбушка в значении ‘низина, за-ливаемая весной водой, лужа’ отмечается в Медвежье-горском р-не (Шильтя, Кузаранда, Сенная Губа), в Пу-дожском р-не (Пяльма). Ламбушка ‘старица в реке’ так-же бытует в Прионежском р-не (Кончезеро, Ладва). Един-ственное значение, которое не зафиксировано для словаламба, представлено дериватом ламбушка ‘яма с водойв лесу’ в Пудожском р-не (Гакукса).Ламбина в значении ‘небольшое лесное озеро’ бытует

в Кондопожском р-не (Ладмозеро), в Медвежьегорскомр-не (Перхино, Ионина Гора, Ламбасручей), а также насмежной территории в Беломорском, Кемском, Терскомр-нах, в окрестностях г. Кандалакша. Значение ‘низина,заливаемая весной водой, лужа’ слова ламбина представ-лено в Медвежьегорском р-не (Вырозеро, Ламбасручей,Сенная Губа), а также в Беломорском р-не. Первая фик-сация лексемы ламбина в этом значении дана Князе-вым. Ламбина ‘заболоченное место’ бытует в Сегежском(Валдай), а также в Кемском, Североморском р-нах. Зна-чение ‘прибрежное половодье’ отмечается в Терском р-не(Варзуга). Диминутив от ламбина, ламбинка представ-лен в тех же значениях в Медвежьегорском, Беломор-ском, Терском, Североморском р-нах. Лексема ламбинабытует в двух значениях: ‘небольшое лесное озеро’ в Пу-дожском р-не (Бочелово), в Кондопожском р-не; ‘рукавреки, старица’ — в Прионежском р-не (Лехнаволок, Кон-чезеро, Вороново). Ламбовина ‘открытая водная поверх-ность в озере, заросшем тростником’ зафиксировано в

ЛАМБА 247

Пудожском р-не (Авдеево, Песчаное). Вероятно, что сло-во ламка ‘низина в лесу’, по данным КСРГК записанноев Чудовском р-не, несмотря на кажущееся сходство, врядли связано со словом ламба. Слово ламба имеет первуюфиксацию в Материалах Срезневского под 1391 г.; далеев значении ‘небольшое озеро без истоков’ отмечается вОпыте в Олонецкой губернии, затем у Куликовского — вПетрозаводском, Повенецком, Олонецком уездах и в За-онежье. В СРНГ ламба ‘прорубь по льду, через которуювытягивают невод при подледном лове’ зафиксировано вКадуйском р-не.

В материалах XIX века представлены также и де-риваты. В Опыте — ламбина ‘озерко, образованное напрежнем месте реки’. Ламбины есть близ города Ко-лы. Подвысоцкий, вероятно, повторяет данные Опыта.Куликовский записал ламбина ‘небольшое лесное озеробез истоков’ в Повенецком уезде. В словаре Меркурьевапредставлено только слово ламбина в значениях: ‘про-моина’ и ‘глубокая ложбина, углубление’ в окрестностяхг. Кандалакша.

Грот соотносит анализируемое слово с фин. lampi ‘не-большое озеро’ [Грот 1876: 471], Калима возводит егок кар. lambi [Kalima 1915: 149]. SKES относит словоlampi к общей финно-угорской лексике: мар. lap ‘долина’;венг. lap ‘болото’. Из финского языка, по мнению авторовSKES, пришло в саамский — саам. кильд. laimp ‘болото’,при ненец. lymbad ‘болото’ [SKES: 274].

Следует отметить, что в вепсском языке соответству-ющее слово отсутствует и как следствие этого в русскихговорах данная лексема не зафиксирована в Вытегорскоми практически по всей территории Подпорожского р-на,кроме единственной фиксации в н. п. Заозерье, что можетбыть связано с влиянием соседних русских говоров Каре-лии. Причем вариативность семантики в русских говорах

248 ЛАХТА

этого слова находит соответствие в карельских диалек-тах, ср. люд. lamb ‘широкое водное пространство, плесна реке’, кар. (Суоярви) lampi ‘лужа’, что, конечно, неисключает семантическое развитие на почве русских го-воров.

Отмечается ряд микротопонимов с детерминантомламба, ламбина по данным КСРГК: Поганая ламбина— в окрестностях г. Кандалакша (Ковда), Ропская лам-бина, Полгина ламбина — в Сегежском р-не; Линдей-ламба — в Прионежском р-не (Кончезеро). Приведенныенаименования являются лимнонимами. В одном случаеКереламба в Прионежском р-не (Суйсарь) по ПЛГО пе-решло на название сенокосного луга.

ЛАХТА

В значении ‘залив в озере’ данное слово отмечается вПудожском р-не (Авдеево, Каршево, Канзанаволок, Се-меново, Куганаволок, Сумозеро, Пога, Шала, Кошуково),в Вытегорском р-не (Гуляево, Щекино). В соседних го-ворах слово лахта в этом значении бытует в Плесецком,Каргопольском, Онежском, Терском р-нах. Значение ‘по-кос, место в лесу’ зафиксировано в Вытегорском р-не (Ба-раново). Лахта ‘сырое место. обычно высыхающее летом’— отмечено в Пудожском р-не (Киково).

Кроме того, в КСРГК представлен вариант лохта ‘за-лив с низкими берегами’ в Кирилловском р-не, ‘лужа’ — вТихвинском р-не. С иным ударением лохта ‘залив’ отме-чается в Вытегорском р-не (Устье). В СРНГ слово лохтаимеет значение ‘озерный залив’ в белозерских говорах и‘пустошь’ — в череповецких.

Строгова отмечает слово лахта в значении ‘болоти-стое место в лесу’, причем первая фиксация лексемы лах-та ‘залив’ — в Двинских грамотах XV–XVI вв. [Строгова

ЛАХТА 249

1975: 197]. В других диалектных источниках слово лах-та отмечается в значении ‘небольшой морской залив’ вОпыте (Архангельская губерния), в СРНГ (Петербург-ская губерния, Коми АССР), в словарях Подвысоцкого иМеркурьева. В СРНГ выделяются следующие значения:‘яма, в которой мочат лен’ в Вытегорском уезде; ‘не за-росшее травой место в водоеме, окно в болоте или средилуга’ в каргопольских говорах; ‘болотистое место в лесу’— в архангельских и новгородских говорах; ‘сенокосныйлуг у озера или на берегу залива’ в Вытегорском уезде,‘клин леса, выходящий на пожню или пожня, вдающаясяв лес’ — в Каргопольском р-не; ‘огороженное место дляловли рыбы’ — в псковских говорах.

Грот [Грот 1876: 471], Погодин [Погодин 1904: 39], Ка-лима возводят данное заимствование к форме фин. lahti.Но Калима указывает также вепс. laht, причем он пола-гает, что заимствование связано с ливв. словом (lahti), ане с аналогичной финской формой, ср. кар. laksi [Kalima1915: 151]. SKES также приводит в качестве соответствиярусского слова ливв. lahti, люд., вепс. laht [SKES: 269].Попов в заметках на полях SKES отмечает, что в финно-угорские языки слово могло попасть из индоевропейских,ср. латин. lacus ‘озеро’, а затем уже по истечении дли-тельного времени в русские говоры.

Полисемия анализируемого заимствования, по-види-мому, частично может быть обусловлена: 1) переносомнаименования на сопутствующие реалии — залив, по-кос у залива и далее просто покос; 2) метафорическимпереносом — залив, клин леса, выходящий на пожню;часть значений, возможно, напрямую связана с семанти-кой слов источников, ср. вепс. laht ‘залив’, ‘заболоченнаячасть озера’, ‘низкий берег озера или реки, заливаемыйводой во время половодья’.

Зафиксировано также значительное число дериватов

250 ЛАХТА

по данным ПЛГО, КСРГК и СРНГ. Лахтушка ‘неболь-шое болото’ — в Пудожском р-не; лахтушка ‘неболь-шой залив’ — в Вытегорском р-не (Щекино); лахтушечка‘очень маленький залив’ — в Пудожском р-не (Канзанаво-лок). Лахуина ‘залив, губа’ отмечает Амосов в Вытегор-ском р-не (Нижняя Водлица). Лахтица ‘залив’ бытует вВытегорском, Плесецком р-нах. Кроме того, на смежнойтерритории фиксируется лахтина ‘залив озера’ — в Пле-сецком р-не; ‘заболоченное место’ — в Поозерском р-не;‘клин леса, болота, вдающегося в поле’ — в Калининскойобласти. В словаре Куликовского лахтина дается в зна-чении ‘пруд, в котором мочат лен’ в Вытегорском уезде.Отмечено также лахтина ‘большое ровное поле’ в Чудов-ском р-не (Муратово); лахтвина ‘небольшой сенокосныйлуг среди леса’ — в ОСГКО.

Дериват лахтовина ‘залив озера’ бытует в Пудожскомр-не, в Вытегорском р-не (Гуляево), а также в Онежскоми Каргопольском р-нах. С иным значением лахтовина‘сенокосный луг среди леса’ отмечает это слово СРНГв Калининской области. С иным ударением лахтовиназафиксировано в южнорусских и среднерусских говорах— калужских, воронежских, псковских (СРНГ) в значе-нии ‘сенокос на низком месте’. Данный факт, возможно,не следует рассматривать в свете прибалтийско-финскихзаимствований: вероятна связь со словом ластовка ‘ло-скут’, но все же здесь нужны дополнительные исследо-вания.

Данное заимствование фиксируется как топоним имикротопоним. В названиях залива:Щучья лахта, Цер-ковная лахта, Коловая лахта — в Пудожском р-не (Кар-шево); Лахта — название залива в озере в Пудожском р-не (Пелусозеро); Кискилахта — название пожни в н. п.Пяльма этого же р-на. По данным ПЛГО отмечено зна-чительное число населенных пунктов — Лахта в Мед-

ЛЕМА, ЛИМА, ЛИМАКА 251

вежьегорском р-не (Толвуя, Сенная Губа, Лонгасы), вПрионежском р-не (Ладва), в Пудожском р-не (Римское,Заозерье, Пяльма). Мурзаев отмечает также н. п. Лахтапод Ленинградом (ныне часть Санкт-Петербурга), на югеот Двинской губы в Архангельской области, на берегуСямозера в Карелии.

Столь обширное распространение топонимов и микро-топонимов связано с общим прибалтийско-финским суб-стратом. Агеева указывает также на ручейЛахта (Тихв.),речку Залахтовскую (Тихв.), озеро Бродская Лахта вНовгородской области, деревню Залахтовье в Гдовскомр-не Псковской области [Агеева 1989: 219]. В Вытегор-ском р-не по данным КСРГК зафиксирован в качестветопонима дериват Лахтица. Матвеев отмечает 68 детер-минантов -лахта, -лохта в западной и северной частяхРусского Севера, объясняя и различие в типах вокализ-ма [Матвеев 2001: 197].

ЛЕМА, ЛИМА, ЛИМАКА

По данным ПЛГО лема ‘болото, трясина’ зафиксирова-но в Медвежьегорском р-не (Великая Нива, Шуньга).Лима, лимака ‘небольшой островок, оторвавшийся отболотистого берега’ отмечено в Сегежском р-не (Вож-ма Гора). По данным Михайловой анализируемая лексе-ма широко представлена в значении ‘зыбкая прибрежнаячасть зарастающего озера’ в беломорских, сегежских, мед-вежьегорских говорах [Михайлова 1986: 83]. По ПЛГО— это единичные фиксации.

Первая фиксация у Куликовского: лема, лемица, ле-миця ‘зыбун, трясина’ в Пудожском уезде с пометой «ма-териалы Шахматова». Калима считает, что это заимство-вание из фин. lemi ‘сырой луг, болотистая почва’. Онпротив этимологии Погодина из коми lem ‘клей’ [Пого-

252 ЛИЖМА

дин 1904: 40; Kalima 1915: 151]. SKES приводит следую-щие соответствия из прибалтийско-финских языков: кар.lemi ‘ил, грязь, топь’, ливв. lemi ‘трясина. зыбун’, люд.lemi, lemu ‘ил, грязь, топь’, ‘мох, растущий поверх водына болоте’ [SKES: 286]. KKS приводит фонетически болееблизкий материал — кар. lima ‘грязь, ил’.

По сравнению с прошлым веком ареал заимствованиязначительно сузился, а его бытование в настоящее времяв Заонежье и на Выгозере (Сегежский р-н) свидетель-ствует в пользу карельской этимологии.

ЛЕНА

Лена ‘каменистая отмель продолговатой формы’. Слововпервые зафиксировано по ПЛГО в н. п. Шуньга Мед-вежьегорского р-на. По-видимому, его можно связать сфин. lannas ‘пологий низкий берег’, которое, в свою оче-редь, заимствовано из скандинавских языков, ср. land‘суша в противоположность водному пространству’.

В СРНГ лена ‘вода’ в Тверской губернии за 1820 г.,Вряд ли связано с анализируемым словом гальск. rinos,renos ‘вода’ [Kalman 1978: 113].

ЛИЖМА

По ПЛГО представлены следующие данные: лижма ‘пла-вучий остров’ в Вытегорском р-не (Ундозеро, Бараново,Ивачево), в Подпорожском р-не (Юксовичи). В н. п. Ан-дома Вытегорского р-на отмечено значение ‘край болота,болотистое место’. По данным КСРГК отмечен вариантлизма ‘болотистая местность’ в Вытегорском р-не, лизь-ма ‘топь, зыбун’ в Кирилловском р-не. Данные топоними-ки: дер.Лижняки в Медвежьегорском р-не; в Кондопож-ском р-не имеется н. п. Лижма. По-видимому, на осно-

ЛИЖМА 253

вании фактов топонимики и апеллятивной лексики мож-но говорить о распространении данного заимствования вместах влияния вепсского языка. Однако рассматриватьанализируемое слово как заимствование из вепс. lizm‘илистый’ не представляется возможным. Впервые дан-ное слово зафиксировано в материалах Полякова: лижмы‘плывуны’ в Вытегорском и Пудожском уездах. В словареКуликовского добавляется лижма ‘кусок большой земли,примерзший к плавающей льдине’ в Вытегорском уезде.

Калима предлагает в качестве этимона кар. lidm ‘слизь,ил’, имеющее древнюю форму с *tm. Как доказательствоон приводит материалы Даля: «лычма, личма ‘лыва, пла-вучий насос, перепутанный тростник, куга и поросли,носящие островом на воде’, ‘оторванная часть берега втинистой речке’ Вост.». Эти слова вряд ли обоснованнопомещены Далем в гнездо лыко. Но привести примерыперехода *tm из cm, zm Калима не мог и выступает про-тив реконструкции Погодина вепс. *lizma [Kalima 1915:153; Погодин 1904: 41].

Авторы SKES, рассматривая фин. слово lieto ‘тощаясупесчано-суглинистая земля, заболоченный берег’, со-относят его с вепс. l’ed ‘грязь, ил’ и l’edma ‘песчанаяземля’. Вепсский материал они соотносят с саамскимиданными, ср. саам. lieta ‘тина, ил’, сводя в одно гнездофин. lieto и lietе [SKES: 291]. На наш взгляд, различныйконсонантизм может служить дифференцирующим пока-зателем саамского — личма — и прибалтийско-финскоговлияния — лижма. А вепс. lizm, скорее всего, являетсяобратным заимствованием из русских говоров, где -м наконце слова — остаток от вепс. ma ‘земля’.

И.Муллонен полагает, что гидронимы Лижмозеро,Лижмручей, Лизмозеро, Лижма допустимо рассматри-вать в свете как саамской, так и вепсской этимологий[Муллонен 1988: 73].

254 ЛУДА

ЛУДА

Основное значение слова луда ‘каменистая мель, отмель’.В таких местах в озере обычно водится окунь, и поэтомуинформанты часто подчеркивают эту сторону апелляти-ва. С таким значением данная лексема зафиксирована натерритории всего обследуемого ареала; кроме того, поданным Смулаковской [Смулаковская 1979: 112–118], вэтом значении слово бытует в двенадцати р-нах Карелии,Архангельской, Мурманской и Ленинградской областей.Смулаковская выделяет в этом слове, кроме приведен-ного нами, еще три значения: 1) небольшой каменистыйостров; 2) каменная глыба или груда камней, скрытая подводой; 3) перен. большое скопление чего-л. в одном ме-сте. Гусева отмечает два значения: 1) каменистая мель нареке или озере, обычно появляющаяся внезапно на глу-боких местах; 2) каменистая, жесткая глинистая почва;берег реки, покрытый галькой [Гусева 1971: 129].

По данным КСРГК спорадически также выделяютсяследующие значения: ‘подводный камень, уступ, скала’в Медвежьегорском р-не (Ламбасручей, Пабережье, Ха-шезеро, Есино), в Кондопожском р-не (Ладмозеро), в Пу-дожском (Пога). В смежных говорах это значение бытуетв Беломорском р-не. Значение ‘камень, торчащий из во-ды, небольшой каменный островок’ отмечается в Медве-жьегорском р-не (Белохино), в Пудожском (Колгостров,Пога), в Кондопожском (Лижма). Кроме того, на смежнойтерритории слово луда в данном значении распростране-но в Кемском, Лоухском, Онежском, Беломорском р-нах,а также в окрестностях г. Кандалакша.

Значение ‘каменистое дно реки, озера’ зафиксированов Медвежьегорском р-не (Сигово, Палтега), в Подпорож-ском р-не (Согиницы, Юксовичи, Пидьма), в Пудожскомр-не (Авдеево, Гакукса, Пяльма). В сопредельных гово-

ЛУДА 255

рах данное значение бытует в Онежском и Терском р-нах. Значение ‘скопление камней на дне реки’ отмечаетсяв Пудожском р-не (Пяльма), в Прионежском (Лехнаво-лок), в Медвежьегорском (Шуньга), в Кондопожском р-не (Гангозеро, Кеппясельга); значение ‘мелкое место в ре-ке, озере’ зафиксировано в Прионежском р-не (Шуя, Во-роново, Ялгуба, Кончезеро), в Подпорожском (Юксови-чи, Каргиничи, Важины), в Медвежьегорском р-не (Фе-дотово, Космозеро), в Пудожском (Пяльма), в Сегежском(Полга).

На смежной территории данное значение представле-но в Лодейнопольском и Плесецком р-нах, СРНГ в основ-ном дает аналогичные значения и указывает на распро-странение слова луда в этом же ареале. Только в зна-чении ‘мель в море, реке, озере’ ареал его бытованиянесколько шире — Урал, Сибирь; и в значении ‘камени-стое дно реки’ — добавляется Усть-Цилемский р-н КомиАССР. Кроме того, с другим ударением луда СРНГ от-мечает его бытование в новгородских, ярославских, ени-сейских говорах.

Обширный ареал слова луда представлен Куликов-ским, который отмечает его в Петрозаводском, Пудож-ском, Повенецком, Каргопольском, Вытегорском уездах;Подвысоцкий кроме лексемы луда фиксирует также ди-минутивы лудка, лудушка, лудышка в значении ‘нахо-дящийся под водой камень, каменистая прибрежная мель’в Онежском, Кемском, Кольском уездах. Даль отмечаетвариант лудь в значениях ‘мель’ в архангельских говорахи ‘каменный остров’ в псковских.

В Медвежьегорском р-не (Мягрозеро, Кефтеницы) поданным КСРГК фиксируется лудье ‘мель’; по материаламПЛГО и КСРГК в Подпорожском р-не (Пидьма) и в Тер-ском (Чапома) бытует лексема лудьё ‘камни на поверхно-сти земли, на сенокосном лугу’. Кроме того, отмечается

256 ЛУДА

переносное значение, по-видимому, следствие метафори-ческого переноса: ‘о большом скоплении отдельных од-нородных предметов’. — Луда волнух, — в Прионежскомр-не (Суйсарь), в Медвежьегорском р-не (Кефтеницы). —Растут лудой грибы, — в Медвежьегорском р-не (Есино);— Лудье грибов, — в Пудожском р-не (Пога); — Лудаяиц, — в Медвежьегорском р-не (Космозеро); — Лудана луде ‘о большом скоплении камней на поверхностиземли’ — в Подпорожском р-не (Вороничи).

Ряд фиксаций анализируемого слова вызывает сомне-ние в их достоверности: луда ‘высокая каменная гора’,отмеченное Меркурьевым в Терском р-не; луда ‘неболь-шое озеро’ — в Беломорском р-не (Колежма); лудья, ж.‘костер’ (вероятно, нудья ‘охотничий костер’ — в Выте-горском р-не (Кириллово) по КСРГК.

Отмечается несколько дериватов: луденной — в Тер-ском р-не (Меркурьев); лудожи ‘мели, каменные отме-ли’ — в Новоладожском уезде Петербургской губернии(СРНГ); Сенкевич-Гудкова фиксирует в русских говорахКарелии слово лудыш ‘груда предметов овальной фор-мы’ [Сенкевич-Гудкова 1976: 137–140]. Мурзаев с поме-той «Белое море» дает слово залудье в значении ‘частьводы у берега’, ‘глубокое место, отделенное от моря луд-ками — маленькими островками’. Подвысоцкий в помор-ских говорах отметил залудье ‘глубокое место в моремежду лудой и берегом’. КСРГК отмечает единственноенаречие — лудко ‘мелко’ в Онежском р-не.

Срезневский отмечает слово луда в 1571 г. Строговаутверждает, что «финно-угорское луда (по памятникамизвестно в XIV в.)» [Строгова 1975: 198]. Калима приво-дит в качестве соответствия кар. luo

“do, ливв. luodo ‘ка-

менистая мель, подводный камень’, но говорит при этом,что в русском языке прибалтийско-финский дифтонг uoпередается обычно через [о], а вепсское luda, по его мне-

ЛУХТА 257

нию, заимствовано из русского [Kalima 1915, 156]. В на-стоящее время положения Калимы подтверждаются но-выми данными: в Бабаевском р-не в русских говорах,смежных с вепсским языковым континуумом, фиксирует-ся по данным ПЛГО вариант лoда ‘подводная каменистаямель’. Кроме того, он отмечается в Вельском, Краснобор-ском, Устьянском, Вашкинском, Вожегодском, Кириллов-ском р-нах [Матвеев 2001: 219]. Хакулинен слово louto сего соответствиями в других прибалтийско-финских язы-ках относит к общей для этих языков лексике. SKESпредставляет следующие соответствия из прибалтийско-финских языков: фин. luoto, эст. lood, водск. looto, вепс.lud, ливв. luodo, люд. luod со значением ‘подводная ска-ла, небольшой остров’ [SKES: 313]. Фасмер, приводя ма-териал Калимы, допускает возможность заимствованияиз др.-исланд. bluD ‘шхеры’. Срезневский считает, что ис-точником может быть др.-рус. �� ‘утес’, ��, ��#��, сравнивает с литов. slednas ‘наклонный’. На нашвзгляд, слово луда в русских говорах может являтьсяконтаминацией модифицированного древнерусской еди-ницы и прибалтийско-финской.

Анализируемое слово употребляется также в микро-топонимии: Карска луда, Шаганска луда, Каменнаялуда — в Подпорожском р-не (Шеменичи), Озерецков-ский отмечает Дивьи луды [Озерецковский 1792: 183].Матвеев детерминант -луда рассматривает как типичнуюединицу для названий островов Онежской губы [Матвеев2001: 218].

ЛУХТА

Слово лухта зафиксировано в нескольких значениях.Лухта ‘залив озера, зарастающий травой, осокой’ отме-чается в Вытегорском р-не (Бабино), в Пудожском р-не

258 ЛУХТА

(Пелусозеро), а также в Лодейнопольском р-не и Карго-польском р-не. Значение ‘низменное болотистое место уреки, озера, заливной луг, пожня у реки, озера’ представ-лено в Подпорожском р-не (Пидьма), в Вытегорском р-не(Бараново), в Пудожском р-не (Корбозеро, Пелусозеро), атакже на смежной территории в Каргопольском, Тихвин-ском, Белозерском, Плесецком р-нах. Значение ‘низкоеболотистое место’ бытует в Подпорожском р-не (Шеме-ничи), в Пудожском р-не (Кукасово), в Вытегорском р-не(Еремино), а также в Лодейнопольском, Каргопольском,Онежском р-нах. Лухта ‘сенокосный луг’ отмечается вПрионежском р-не (Ладва); лухта ‘осока в озере, реке’— в Пудожском р-не (Усть-река). Кроме того, в смежныхговорах зафиксировано значение ‘лужа, небольшой пруд’в Лодейнопольском р-не (Шапша) и в Кадуйском р-не.

В других источниках слово лухта представлено в сло-варе Куликовского в значениях ‘залив’ в Лодейнополь-ском уезде и ‘мелкое место в озере, покрытое травой’ вВытегорском, Лодейнопольском, Каргопольском уездах.В СРНГ представлены следующие значения слова лухта:‘залив’ (Кольск.), ‘низина, заливаемая водой’ (Кадуйск.),‘застоявшаяся непроточная вода’ в белозерских говорах.В СРНГ имеется также вариант лухт ‘залив’ (Кольск.).

Калима полагает в данном случае заимствование извепс. лuht ‘сырой луг, лужа’ [Kalima 1915: 157]. Лесковслово лухта ‘мелкое место в озере, покрытое травой’ со-относит с кар. лuhta ‘лужа после дождя’ [Лесков 1892:101]. Согласно SKES, в прибалтийско-финские языки этослово попало из балтийских: литов. lukstas ‘болотноерастение с широкими листьями’, латыш. lukste ‘мягкаяшироколистная трава’, ‘влажный низменный луг, залива-емый весной водой’, ср.: фин. luhta ‘заливной луг’, ‘осо-ка’, в кар. luhta, luha ‘прибрежный сенокос’, ‘длинный уз-кий залив в озере’, ливв. luhtu ‘озеро’, ‘лужа’, люд. лuht

МАНДЕРА 259

‘лужа’, ‘сенокос на заливном лугу’, вепс. лuht ‘заливнойлуг’, ‘низкое влажное место’, в водск. luhta ‘заливнойлуг’, ‘высокая озерная трава, осока’. В СВЯ представле-но три значения слова лuht ‘лужа’, ‘заводь’, ‘заливнойлуг’. Авторы SKES полагают, что из финского языка сло-во вышло в саамский, саам. luhta [SKES: 306]. Матвееввозводит топонимы Лохта, Лохтомское, Лухта, Лухто-зеро к саам. кильд. luxt, likt’, luoxt, luok’ta в значении‘залив’ [Матвеев 1976: 58–73].

И.Муллонен гидроним Лухта возводит к вепс. лuht‘лужа’ [Муллонен 1988: 51].

На наш взгляд, оставляя в стороне направление заим-ствования — балтийские — прибалтийско-финские язы-ки, ареальная дистрибуция анализируемого слова под-тверждает вепсскую этимологию Калимы. Полисемия сло-ва лухта связана, во-первых, с широким субстратнымвлиянием разных прибалтийско-финских языков и диа-лектов, во-вторых, с соответствующим явлением полисе-мии самих слов-источников.

МАНДЕРА

По данным ПЛГО слово мандера в значении ‘материк’отмечено в Медвежьегорском р-не (Шуньга, Кузаранда,Сенная Губа, Великая Нива, Челмужи), в Кондопожскомр-не (Лижма, Тулгуба, Гангозеро, Колгостров), в Пудож-ском р-не (Песчаное, Римское, Авдеево, Пога, Канзана-волок), в Прионежском р-не (Суйсарь, Ялгуба). Крометого, в н. п. Сенная Губа наряду со значением ‘материк’зафиксировано значение ‘полуостров’ (Медвежьегорскийр-н). В ряде н. п. Пудожского р-на по данным КСРГКотмечается мандера ‘берег озера’.

Значительное распространение получило слово ман-дера ‘лес’, отмеченное в Медвежьегорском р-не (Космо-

260 МАНДЕРА

зеро, Кеража, Сенная Губа, Челмужи, Шильтя, Черкасы,Петры, Селецкое), в Пудожском р-не (Пяльма, Песча-ное), в Кондопожском р-не (Диановы Горы, Ладмозеро).В значении ‘место выпаса скота’ данная лексема суще-ствует в Кондопожском р-не (Лижма), Медвежьегорском(Великая Нива, Космозеро). В н. п. Пабережье, ФедотовоМедвежьегорского р-на бытует слово мандера ‘равнин-ная местность’.

В н. п. Канзанаволок Пудожского р-на отмечен фоне-тический вариант мандёра ‘материк, поросший лесом’.В н. п. Вожма Гора Сегежского р-на распространен ак-центологический вариант мандера в значении ‘большойлес’.

В КСРГК анализируемая лексема на сопредельныхтерриториях не представлена.

Первые фиксации слова даны в Опыте: мандера ‘ма-терик’ в Олонецкой губернии, а также мандра в том жезначении в Иркутской губернии. В словаре Даля пред-ставлены два варианта: мандара, мандра ‘материк, зем-ля или берег’ в Олонецкой губернии, причем второе словодано с пометой «црк» — церковное. Калима справедли-во классифицирует ее как опечатку, должно быть «Ирк.»— иркутское. Подвысоцкий отмечает слово мандера ‘ма-терик, земля, страна’ в поморских говорах. Куликовскийдает два варианта: мандара в Янгозере Пудожского уез-да, мандера в Вытегорском, Петрозаводском уездах, атакже в Почезере Пудожского уезда со значением ‘берег,суша, континент, лес на материке’. В материалах Поляко-ва слово мандера привязывается к конкретной местности— ‘материк на Водлозере’ и топоним Мандера — назва-ние деревни на берегу р.Оять, где родился АлександрСвирский. Певин отмечает слово мандера ‘лес на бере-гу’ в Заонежье; Князев дает значение ‘материк’. Вариантмондера представлен в Извест. Имп. Русс. Географ. об-

МУДЕГА, МУДИГА 261

щества за 1871 г. [5–8: 316].Калима приводит форму ген. mandere от manner у

карел-ливвиков, сравнивая при этом ее с другими при-балтийско-финскими языками: фин. ген. mantere, эст.manner, ген. mandra. Все они имеют значение ‘материк’[Kalima 1915: 162]. Авторы SKES полагают, что в дан-ном случае вероятней людиковский этимон: люд. mander‘материк’ [SKES: 333].

Анализируемая лексема функционирует в качестве то-понима: в Кондопожском р-не Мандера — название де-ревни; в Прионежском р-не — н. п. Березовые мосты,расположенный на побережье Онежского озера, имеетнародное название Мандера.

Распространение данной лексемы в настоящее время восновном в Заонежье и в примыкающих к нему р-нах, по-видимому, подтверждает людиковскую этимологию. Зо-нальное распределение значений не прослеживается, чтосвязано с вариативностью реалий и особенностями функ-ционирования слова в каждом конкретном микроговоре.

МУДЕГА, МУДИГА

По данным ПЛГО слово мудега ‘мутная вода, муть в во-де’ зафиксировано в Вытегорском р-не (Ошта, НижняяВодлица), в Подпорожском р-не (Вознесенье). В Прио-нежском р-не (Ялгуба) отмечено значение мудега, собир.‘крошки’. Вариант мудига ‘муть, ил, грязь’ бытует в Вы-тегорском р-не [Мушниковская].

В словаре Куликовского представлен вариант мудегав значении ‘торф’ в Петрозаводском уезде, в значении‘мутная, грязная вода’ — на территории нынешнего р-на.

Эта единица восходит к вепс. mudeg ‘мутная вода’,по мнению Калимы, который приводит вепсский мате-риал Сетяля [Kalima 1915: 167]. В СВЯ данная лексема

262 ОЛЬГА

отсутствует, имеется только вепс. muda ‘муть в воде’,mudavezi ‘мутная вода’.

В прибалтийско-финских языках эта лексема широкораспространена: кар., люд., вепс. muda ‘муть, ил, тина’,эст. muda, ливск. muda ‘морская водоросль’, саам. mate‘пыль от одежды’, саам. норв. motąe ‘болотистая тина,ил’, в коми му ‘земля’, мордов. мода ‘земля, почва’. Изливск., по мнению авторов SKES, попало в латыш. mudas‘гнилая морская водоросль’ [SKES: 354]. Исходя из ши-рокого распространения слова в финно-угорских языках,трудно классифицировать формант -га в единице муде-га в вепсском языке, является ли в данном случае онвепсским образованием или возник на русской почве.

ОЛЬГА

Первая фиксация у Рыбникова ольга ‘топкое болото’ вПудожском уезде: «Первая застава великая, ольги топу-чие». Даль приводит те же материалы с другим ударени-ем ольга. У Куликовского зафиксировано ольга ‘болото’в Петрозаводском уезде. Эта лексема вызывает до сихпор большой интерес по поводу ее этимологической ин-терпретации. В словаре Даля она помещена во 2-е изда-ние, но отсутствует в 1-м издании с ударением на концеслова (у Рыбникова знак акцентуации отсутствовал). Ку-ликовский использовал словарь Даля иногда в качествеисточника, иногда как справочное пособие для поискови более широкого представления своих авторских дан-ных. Вероятно, именно под влиянием словаря Даля по-является у Куликовского лексема ольга ‘болото’ с ударе-нием на первом слоге и дается географическая помета —Петрозаводский уезд. Таким образом, можно утверждать,что только фиксация слова ольга Рыбниковым являетсяоригинальной, материалы Даля и Куликовского вторич-

ОЛЬГА 263

ны. Это слово не удалось зафиксировать ни по ПЛГО,ни в КСРГК. Кроме того, следует отметить, что в бо-лее поздних источниках данная лексема не отмечалась.Существует несколько версий в отношении ее происхо-ждения. Рыбников высказался за связь слова с корнемвлага [Рыбников: 3]. Калима сравнивает данный матери-ал с фин. alho ‘низина, болото, топь’, замечая, что ис-точник заимствования нужно искать в карельских иливепсских диалектах [Kalima 1915: 175]. Однако принятьверсию Калимы не позволяет различие в типах вокализ-ма — прибалтийско-финское [а] — русское [о], тогда кактакое соотношение в субстратной лексике русских гово-рах имеет место только в вологодских говорах, причемсмена вокализма происходит уже на русской диалектнойпочве. Например, в вепсском произношении ойконим вБабаевском районе произносится как Voilaht, при офици-альном русском названии Войлохта. В русских говорахОбонежья прибалтийско-финскому [а] соответствует рус-ский [а]. Фасмер, отвергая версии о родстве слова ольгаc латин. alga ‘водоросль’, норв. ulka ‘плесень, слизь’, атакже с литовским гидронимом Alga, не выдвигает, од-нако, собственной этимологии [Фасмер 3: 137]. На нашвзгляд, этимологическому анализу должна подвергатьсялексема ольга не как ареально-фонетическая уникалия,а как произносительный вариант, не подлежащий обособ-ленной интерпретации. Имея в виду широкое распростра-нение в русских говорах Северо-Запада мены [р]≶[л], ве-роятно, следует отнести данную единицу в качестве фо-нетического варианта к основной опорной лексеме орга,которая частотна и устойчива в русских говорах Обоне-жья и фиксируется в разных значениях. Данное словоимеет давно утвердившуюся этимологию, которая свя-зана с карельским влиянием, ср. кар. orgo ‘водянистая

264 ОРГА

ложбина, поросшая ельником’, ‘овраг’ [KKS 4: 59], люд.org ‘лощина, низина’ [SSAP 2: 271; Kalima 1915: 176]. См.ниже.

Трудно сказать, относятся ли сюда же микротопони-мы и топонимы, которые удалось обнаружить: Ольга —название деревни в Каргопольском р-не. Ольга — назва-ние покоса около н. п. Веснино Любытинского р-на.

ОРГА

По ПЛГО данная лексема имеет большое распростране-ние в Заонежье и спорадически присутствует на всей об-следуемой территории, кроме Прионежского р-на. Ана-лизируемое слово отмечено в следующих значениях: ор-га ‘густой еловый лес’ в н. п. Каскосельга, Усть-Яндома,Ламбасручей, Черкасы, Лонгасы Медвежьегорского р-на;‘низменное болотное место, поросшее лесом’ в н. п. Кос-мозеро, Патрово Медвежьегорского р-на; в н. п. МеграВытегорского р-на; ‘непроходимый глухой лес, чаща’ вн. п. Сенная Губа, Лонгасы, Мяльзино Медвежьегорско-го р-на; в н. п. Ладмозеро Кондопожского р-на; орга ‘вы-сокий старый лес’ в н. п. Великая Нива Медвежьегорско-го р-на и в н. п. Песчаное Пудожского р-на, ‘болотистоеместо’ в н. п. Лижма, Колгостров Кондопожского р-на.Нередко в настоящее время это слово теряет апеллятив-ную функцию и употребляется в качестве микротопони-ма: Орга ‘участок леса’— в н. п. Шильтя Медвежьегор-ского р-на; Орга ‘сенокосное угодье’— в н. п. Палтега,Ламбасручей того же р-на и Педасельга Прионежско-го; Орга ‘сенокосное угодье’— в н. п. Щекино, Вырозе-ро, Федотово, Шуньга Медвежьегорского р-на. Иногдаподчеркивается та или иная особенность микротопони-ма, что свидетельствует о его переходном состоянии изапеллятива: орга ‘покос в сыром низменно месте’ — в

ОРГА 265

н. п. Казаково Вытегорского р-на; ‘покос в сухом месте’— в н. п. Ладва Прионежского р-на. Только по КСРГКотмечается значение ‘бурелом, валежник’ в н. п. Пабере-жье Медвежьегорского р-на. Единичная фиксация орга‘вязкое место, лужа на дороге’ в н. п. Ладва Прионежско-го р-на и Тарнога Кондопожского р-на; — Смотри, какиеорги надожжало.

Михайлова выделяет сходные значения орга: 1. ‘топ-кая, поросшая ельником низина’ — Медвежьегор.; 2. ‘уча-сток покоса в низком заболоченном месте’ — Медвежье-гор., Прионеж.; 3. ‘овраг, низина’ — Пудож.; 4. ‘частыйвалежник в глухом лесу, дебри’ — Заонеж.; 5. ‘густойтемный лес, чащоба’ — Медвежьегор., Кондоп., Пудож.;6. ‘лужа’ — Кондоп. [Михайлова 1986: 89].

Следует отметить, что в Прионежском, Вытегорском,Пудожском р-нах имеют единый ареал слова корба иорга, в Заонежье отмечено в основном орга, а в Под-порожском р-не только корба. В едином ареале значенияэтих слов распределяются так: Песчаное — корба ‘лес навозвышенности’, орга ‘высокий лес’; Колгостров — кор-ба ‘густой еловый лес’, орга ‘болотистое место’; Мегра —корба ‘хвойный лес из небольших деревьев’, орга ‘лес наболоте’; Ладва — корба ‘густой труднопроходимый лес’,орга ‘вязкое место, лужа на дороге’.

В словаре Подвысоцкого орга ‘покрытое плесеньюозерцо’ в Шенкурском уезде. У Куликовского орга ‘овраг,поросший лесом’ в н. п. Коштуги Вытегорского уезда и‘топкое место, поросшее дурным лесом’ в Пудожском уез-де. Сомнение в достоверности материала Подвысоцкоговысказала Гусева: «. . . термин орга в своем значении натерритории Каргополья полностью соответствует значе-нию в языке-источнике, в то время как в словаре Подвы-соцкого орга — покрытое плесенью болото» [Гусева 1972:123]. Не удалось зафиксировать по ПЛГО орга ‘овраг,

266 ОРГА

долина’, отмеченное у Князева и имеющее точное семан-тическое соответствие с материалом СВЯ. В СРНГ име-ется орьга ‘большой широкий овраг’ Вытегор., 1937. Внеисследуемого ареала орга, орговина ‘низменное кочкова-тое место, поросшее лесом, преимущественно еловым иосиновым’ отмечены в Каргопольском р-не [Гусева 1972:123]. По-видимому, со словом орга связано орожное де-рево ‘кривое, редкослойное дерево’, зафиксированное вПовенецком уезде Куликовским.

Калима предлагает ряд прибалтийско-финских соот-ветствий: кар. orgo ‘низменность’, orko ‘низменность меж-ду двумя холмами’, вепс. orgo ‘плотные заросли неболь-ших деревьев’, фин. orko ‘низменность’ [Kalima 1915: 176].Для Калимы неясно, связано ли русское слово орга с ко-ми vorga (см. ворга). SKES при наличии соответствийпрактически во всех прибалтийско-финских языках всеже предпочитает карельскую этимологию, ср. также люд.org ‘низина, ложбина, низменное влажное место с расту-щим лесом’, вепс. ‘ложбина с растущим лесом’ [SKES:438]. И.Муллонен, приводя гидронимы Орга ручей, Ор-гое ручей, Оргозеро, предлагает вепсское происхожде-ние части -орга [Муллонен 1988: 96].

Матвеев фиксирует плотную группу наименований на-орга на северо-западе Вытегорского р-на, что, на еговзгляд, свидетельствует о вепсской этимологии [Матвеев2001: 219]. В материалах СРНГ представлено слово ор-да ‘сухой поросший лесом участок земли, островок сре-ди болота’ Олон., 1903. В словаре Даля орда ‘зыбучееболото, трясина, зыбун’ Шенкур. Арх., по-видимому, свя-зано с орга. Материалы СРНГ фиксируют орга ‘болото,поросшее мелким лесом’ в Архангельской, Вологодской,Ленинградской областях; oрга ‘островок среди болота’Олон., 1912. В словаре Беляевой орга ‘проезжая дорогаили тропа’ — подтверждает контаминацию ворга — орга

ПАВНА 267

(см. ворга).Разбросанные фиксации анализируемого материала по

всему Обонежью затрудняют, на наш взгляд, возведе-ние к одному определенному языку-источнику. Несмот-ря на то, что в вепсском языке имеется сходная формадля русского слова — org, весьма сомнительно возводитьрусскую диалектную лексему к ней, поскольку в зоневепсского влияния имеет значительную частотность сло-во корба как синоним для орга. Фиксация топонимовс формантом -орга в Онежском, Холмогорском, Пинеж-ском, Каргопольском, Няндомском р-нах вряд ли пред-полагает их вепсское происхождение [см. Матвеев 2001:219].

ПАВНА

Эту лексему не удалось зафиксировать в исследуемом ре-гионе, но тем не менее то, что слово павна огибает с вос-тока и юго-востока Обонежье, не заходя в него, являетсявесьма интересным фактом.

Слово павна зафиксировано по данным КСРГК в не-скольких значениях. Значения ‘лужа’, ‘речная заводь’,‘омут в реке’, ‘пойма реки, заливаемвя в половодье во-дой’ — отмечены в Онежском р-не; значение ‘болотистаяместность’ бытует в Череповецком р-не; ‘заболоченныйсенокос’ отмечено в Кадуйском р-не. Дерягин и Комягинаотмечают это слово на очень узкой территории в значени-ях ‘заболоченный луг’, ‘протока в болоте’ в н. п. СтупиноНяндомского р-на [Дерягин, Комягина 1972: 45].

Опыт дает это слово как мезенское со значением ‘топ-кое болото’; Шейн отмечает то же значение в беломор-ских говорах; Даль отмечает павна «проток, ручей в бо-лоте»; «это истоки речек редко замерзающие» в Мезен-ском уезде. Подвысоцкий приводит павна ‘болото, по-

268 ПАВНА

росшее травой’ в Онежском уезде. В КСРНГ отмечаетсятакже павна ‘болото в ямине, без стоку, колдобина’. ВСРНГ зафиксировано значение павна ‘луг на болотнойпочве’ в Белозерском уезде и ‘высокая трава, растущаяна заливных лугах’ в Кадуйском р-не.

Грот предлагает в качестве этимона фин. pauni ‘лужа,небольшое озеро’ [Грот 1876, 472], Калима — фин. pauna[Kalima 1915: 177], Фасмер присоединяется к мнению Ка-лимы. Разнообразие значений в русских говорах опреде-ляется, скорее всего, полисемией этимона в прибалтий-ско-финских языках и диалектах, ср. кар. сев. paunu ‘ши-рокое место в реке’, люд. paun’ ‘расчищенная под сено-кос поляна’ и ‘небольшое сенокосное пространство средилеса’, эст. joe-paunad ‘низменные места по берегам ре-ки’. Авторы SKES отрицают славянскую основу данногослова в прибалтийско-финских языках [SKES: 508]. Ноотсутствие соответствий в вепсском языке, угорских язы-ках позволяет предполагать, что рус. диал. багно ‘низкоеболотистое место’, польск., украин. bagno, баhно ‘боло-то’ могут быть этимонами прибалтийско-финского слова.Муллонен отмечает гидронимы Павнозеро, Пагнозеро,Пагна (болото) без точной этимологии, причем, на нашвзгляд, последние два слова могут быть связаны с рус-ским пагна, пагма ‘медвежья берлога’ [см. Муллонен1988: 97]. Отмеченное у Матвеева пава ‘речка, родник,впадающий в большую реку’ сопоставляется с мансий-скими данными, не имеет отношения к анализируемомуслову [Матвеев 1957: 67].

В Онежском р-не отмечено Павна — название реки— возможно, результат переноса наименования с поймыреки на всю реку.

Отсутствие данного заимствования в обследуемом ре-гионе все-таки заставляет иметь в виду возможное рас-пространение его с востока.

ПЕНУС, ПЕНДУС 269

ПЕНУС, ПЕНУСЬ, ПЕНДУС, ПЕНТУС

По данным ПЛГО имеется единственная фиксация это-го заимствования в н. п. Кривцы Пудожского р-на: пенус‘трава, годная для сена’. В материалах КСРНГ пенус —‘трава, осока, которую не ест корова’ в Каргопольском иПлесецком р-нах. Вариант пендус по данным КСРНГ от-мечается на территории Вологодской губернии / области:пендус ‘низкое болотистое место’ — в Тотемском, Кад-никовском уездах; ‘заболоченный участок покоса, мел-кое болото, используемое как покос’ — в Кадниковскомуезде. Вариант пентус распространен в основном в ар-хангельских говорах: пентус ‘вязкое болотистое место’— в Вельском уезде; ‘болотистое место, поросшее тра-вой’ в Каргопольском р-не; вариант пёнтус ‘сырой осоти-стый сенокос’ — в северодвинских, по материалам Ро-манова. Широко представлены варианты пендус, пен-тус, пёнтус, пенус в говорах Вологодской области, от-меченные в Сокольском, Кичменско-Городецком, Верхо-важском, Никольском, Нюксенском, Сямженском, Тар-ногском, Вожегодском, Бабушкинском, Междуреченском,Вологодском р-нах [СВГ 1997: 23–24]. В беломорскихговорах зафиксирован вариант пенусь ‘сенокосное боло-то, на котором косят сено в засушливый год’. Имеют-ся дериваты, обычно обозначающие траву, произрастаю-щую на сыром болотистом месте: пенусина ‘осока, трава,растущая на болоте’ (Плесецкий р-н); пендусина, пен-тусина с широким распространением на территории Во-логодской области [СВГ 1997: 24]. Комягина анализируетареальную дистрибуцию вариантов пендус, пентус, пе-нус в говорах юго-западной части Архангельской области[ЛААО: 42]. Ранее она отмечала слово пенус ‘покос насыром месте’ по р.Ваге [Комягина 1984]; в Прионежьефиксируется пенус ‘моховое болото с растительностью’[Ермолин, Михайлова 1970].

270 ПЕНУС, ПЕНДУС

Впервые показывает анализируемый материал Бурна-шев: пенуса или пенус ‘сырые болотистые места в сере-дине или по окраине леса, на которых растет трава, год-ная для кошения’, но без географической пометы. Опытдает пенус ‘сенокосное болото, никому не принадлежа-щее, с которого собирают сено во время засухи’ в Шен-курском уезде; затем в олонецких материалах Рыбникова— пенус ‘болото, где растет трава и березняк’. В словареПодвысоцкого — пенус ‘поросшее травою болото, на ко-тором косят сено только во время засухи’ в Шенкурскомуезде. Имеется это заимствование и в словаре Куликов-ского — пенус ‘болото с травяным покровом, поросшеекарликовою березою’ в Каргопольском уезде. В словареДаля отмечен вариант: пендус ‘топкое болото, выкаши-ваемое в засуху’ в Архангельской губернии.

Калима возводит слово пенус к кар. painos ‘болоти-стое место между возвышенностями’, по его мнению, ди-фтонг [ai] на русской почве легко переходит в [ай], [ой];имеются и другие сходные примеры: maiva — ‘меево’.Калиме кажется странной и непонятной форма пендус.

По нашему мнению, источник заимствования следу-ет искать, основываясь на выделении иной семантиче-ской доминанты, которую можно выделить в толкова-ниях, представленных собирателями и исследователямипрошлого века. Калима исходил из того, что главное втолкованиях — указание на ‘болото’, имеющее всякиеразновидности и используемое в разных целях. Поэтомуу него появляется версия painos, комментируемая глаго-лом painaa, фин. ‘давить, опускать и т. п.’. Действитель-но, в SKES множество существительных со значением‘ложбина, яма и т. п.’, образованных от этого глагола:фин. painanne, painamo ‘глубокое место в озере’ [SKES:460]. Но если взять в качестве смысловой доминанты не‘болото’, а то, что на нем растет, например, у Рыбникова

ПЕНУС, ПЕНДУС 271

пенус ‘болото, где растет трава и березняк’, и истолко-вать как ‘трава и березняк, растущие на болоте’, анало-гично представлены у Куликовского — пенус ‘карликоваябереза, растущая на болоте’, т. е. выделив ‘заросли, мел-кий кустарник’, то мы имеем возможность искать этимонв соответствии с этим значением. SKES дает много ва-риантов от слова pensas ‘куст’, pensua ‘расти кустисто’.Имеются люд. pendlahaine ‘куст’, вепс. pendaz ‘куст’,ливв. pensuo ‘куститься’. Шилов, считая русские данныеотражением языка заволочской чуди, видит в этом при-балтийско-финском гнезде pensas ‘куст’ развитие древнейсемантики финно-угорского гнезда [Шилов 1997: 12–14].

Основной ареал этого заимствования лежит на терри-тории вологодских и архангельских говоров, в Обонежье,на восточном побережье находится его маргинальная зо-на. Однако имеется одна фиксация из микротопонимикив н. п. Палтега Медвежьегорского р-на — Пендукса (на-звание пожни). Отмечаются варианты пендус, пентус вговорах Костромской области [Востриков 1981: 23]. Мур-заев отмечает Большой Волостной Пенус в Прионежье;в Каргополье он фиксирует Пенус — название родника иручья. Данное заимствование исследовалось с различныхпозиций, особую точку зрения на происхождение этогослова высказал Попов: «. . . слово “пендус” в значениисенокосного угодья известно хорошо в актах XVII векапо тогдашнему Вологодскому уезду, где следует предпо-лагать наличие древнего финно-угорского населения сязыком или языками, весьма значительно отличающи-мися от ныне существующих прибалтийско-финских. Вэтих вологодских актах мы постоянно встречаем упоми-нание “сена чистого пендуса”, что вполне согласуется ссовременным значением слов пендус и пенус. Таким об-разом, не исключена возможность, что данные слова за-имствованы из несуществующих в данное время финно-

272 ПУГАНДА

угорских языков. Во всяком случае, отсутствие возмож-ности отыскания точного оригинала русского заимствова-ния в современных финно-угорских языках вместе с по-бочными соображениями разного рода может во многихслучаях привести к убеждению допустить заимствованиеили остаточное (субстратное) включение в данный рус-ский говор из какого-то исчезнувшего финно-угорскогоязыка» [Попов 1955 16-17]. В работе Дерягина и Комяги-ной «Из истории и географии финно-угорских заимство-ваний в севернорусских говорах» анализируется ареаль-ная дистрибуция вариантов пенус, пендус, пёндус, пен-тус, пёнтус в говорах Архангельской области, причемпенус преобладает а Каргопольском, Онежском, Шен-курском р-нах, а последние варианты преимущественно вюжных р-нах Архангельской области [Дерягин, Комяги-на 1972]. В каргопольско-лачских говорах и в том числев пудожских говорах и смежных с ними архангельскихдоминирует вариант пендус, что наталкивает на мысль оразных субстратных основах этих слов.

В последнее время появилась версия связи этих дан-ных с литов. piaunys ‘сенокосное болото’ pianis ‘ложби-на’ [Матвеев 1995: 41], однако этимологическое решениеэтих данных, не имеющих прямых соответствий в живыхфинно-угорских языках, вряд ли будет иметь окончатель-ное решение, хотя, на наш взгляд весьма интересна вер-сия Шилова о финно-угорском источнике с соответстви-ями в коми-зырян. пеньдзей ‘высохший ручей’ [Шилов1999: 89].

ПУГАНДА

Пуганда ‘узкое место в реке’ отмечено в н. п. КолгостровПудожского р-на; в материалах Алекиной зафиксированопугонда с тем же значением и также в Пудожском р-не.

ПУДАС, ПУДОС 273

Муллонен, приводя многочисленные гидронимы с топо-основой пуганда, отмеченные также в Пудожском р-не,предлагает их вепсскую этимологию, реконструируя про-изводную вепс. pugand от глагола pugetada ‘вдевать, про-девать’ [Mullonen 1992: 5].

ПУДАС, ПУДОС

Эти слова начинают фигурировать в печатных источни-ках с середины прошлого века, в Опыте пудас ‘рукавреки, протоки’ отмечено и в Кемском уезде. В словаре Ку-ликовского приводятся материалы Барсова пудас ‘заливили узкий пролив в реке’; с таким же ударением пудас‘небольшой болотный ручей, впадающий в речку’ — вн. п. Нюхча Кемского уезда [Александров 1910, КСРНГ].Шешенин отмечает пудас ‘залив’ [Арх. 1887, КСРНГ];пудас ‘рукав реки’ — «пудас — на Туломе реке» — От-мечено в Кольской грамоте по картотеке ДРС (Федоров,КСРНГ).

К заимствованиям это слово относили Грот [Грот 1876:472], Погодин [Погодин 1904: 51]: фин. pudas ‘речной за-лив, рукав, пролив’. Кузмищев в своих материалах сде-лал пометку «с карельского» (КСРНГ). Калима, приводякар. puvas, ген. pudahan, фин. pudas, предполагает вепс-ский источник [Kalima 1915: 188]. По данным ПЛГО уда-лось зафиксировать только топоним в Медвежьегорскомр-не — это название деревни, расположенной на берегуозерного залива близ н. п. Космозеро, — Пудос. Сало от-мечает повсеместность распространения пудас, подас впоморских говорах Карелии в значении ‘залив, неболь-шой залив, высыхающий рукав реки’; ‘река, заросшаятравой’. В SKES предполагаются прибалтийско-финскиематериалы в качестве источников русских данных, а ис-ходя из распространения финских данных, в основном, в

274 РАДА

финских диалектах северной части Финляндии, трактуютфинское слово как старое заимствование из саамского,ср. саам. норв. bovces ‘извилистый речной залив’ [SKES:623]. Фасмер, вслед за Калимой, поддерживает мнение озаимствовании из вепсского языка [Фасмер 3: 401].

Судя по данным КСРГК, вероятней всего саамскаяверсия заимствования, высказанная Сало. По КСРГК пу-да ‘залив’ отмечено в Терском р-не; пудос ‘рукав реки’— там же; кроме того, зафиксировано употребление в ка-честве микротопонима: Пудас — так курья называетсяна реке Варзуге (Терский р-н). Мурзаев приводит сле-дующие топонимы, подтверждающие саамскую гипотезу:Пудога, ныне Пудож, Большая и Малая Пудость и ст.Пудость в Ленингр. обл. на р.Пудость — притоке Ижо-ры; река Пудос на границе Мурманской области и Каре-лии; остров Ернин Пудас на реке Выг; Большая Пудасв Кеми.

РАДА

По данным ПЛГО рада ‘топкое место на болоте, боло-то’ отмечено в н. п. Челмужи Медвежьегорского р-на, вэтом же н. п. находим значение ‘лес на сырой заболочен-ной почве’. В н. п. Шала Пудожского р-на зафиксированвариант радо ‘болото’.

На смежной территории рада ‘болото’ отмечено в Бе-ломорском, Онежском, Кемском р-нах. Рада ‘болотистоеместо в лесу’ зафиксировала Сало в поморских говорах;рада ‘болото, поросшее мелколесьем’ отмечено в Онеж-ском, Усть-Цилемском, Кемском р-нах, а также в словареМеркурьева в Терском р-не. Рада ‘густое место в ле-су, лесная чаща’ отмечено в окрестностях г. Кандалакша;‘мох на болоте’ в Терском и Беломорском р-нах. Михай-

РАДА 275

лова выделяет в русских говорах Медвежьегорского р-наследующие значения: рада 1. ‘низкое сырое топкое ме-сто’; 2. ‘сухое пространство с крупным редким лесом’;3. ‘болотное растение (хвощ)’; 4. ‘ягодное место’ [Ми-хайлова 1986: 82].

Широко используется данное слово в качестве топо-нима в Виноградовском р-не [Елабугина 1974: 120–121].

По КСРНГ анализируемое заимствование широкопредставлено в говорах Архангельской, Вологодской об-ластей, а также имеются спорадические фиксации на тер-ритории Калужской области (это, вероятно, с переселе-нием карел в Калужскую губернию).

Впервые слово находим в архангельских материалахБоричевского: рада ‘лесистое место близ болота или тун-дры’. В Опыте — рада ‘мокрое место в редко растущеми большей частью сосновом лесу в Архангельской губер-нии’; в словаре Даля: рада ‘болотистый хвойник, пугама,согра’ с пометой Арх. У Подвысоцкого: рада «1. Низмен-ное, мокрое, болотистое место, иногда покрытое леснойпорослью. Пинеж., Мезен. . . В Арх. уезде радою назы-вается окруженная борами и поросшая мелким соснякомместность. . . 2. Лужа в болотистой местности. Холмо-гор.». Куликовский дает рада ‘торфяное болото, покры-тое лесом’ в Повенецком, Петрозаводском и Пудожскомуездах.

Погодин возводит к фин. raatta ‘гной, грязь’, эст. radik,реконструирует также вепс. *rada. Калима полагает, чтоэто заимствование нельзя соотнести с прибалтийско-фин-ским материалом. Фасмер относит это слово к заимство-ваниям неясного происхождения. Михайлова пытаетсясвязать фин. raate ‘вахта трилистная, трифоль’, «в ре-зультате перехода значения ‘болотная растительность’ —

276 РАЕГА, РАЕКА, РАЕК, РАЯКА, РАЙКА

‘болото’» [Михайлова 1986: 83]; Ивашко, Федоров связы-вают данное заимствование с фин. raita ‘выгон, болоти-стый выгон’.

По ряду причин фонетического, семантического ха-рактера ни одна этимология не кажется нам достоверной.Вероятно, эту лексему следует отнести к субстратнымявлениям. Данное заимствование прочно вошло в языкрусских говоров, где представлено немало вариантов скорнем рад. Житников фиксирует сурадьный ‘болоти-стый’ еще в др.-русск.; в словаре Подвысоцкого — сура-док ‘рада малого размера, поросшая не только сосною,но и лиственным лесом’, подрадье ‘местность переходнойформации от обыкновенной к раде’; у Куликовского —радица в Петрозаводском уезде. Причем радица фикси-руется и в КСРГК в значении ‘низменное моховое болото’в Беломорском и Онежском р-нах; дериват радник ‘сы-рое место в лесу’ в н. п. Нюхча Беломорского р-на; радка‘небольшой заболоченный лес’ в Онежском р-не, радный‘растущий на раде’ — радный мох в Беломорском р-не,радовый с тем же значением в Онежском р-не.

РАЕГА, РАЕКА, РАЕК, РАЯКА, РАЙКА

Данные ПЛГО и КСРГК отмечают рассматриваемое за-имствование только в Вытегорском р-не. Вариант раека‘мелкий смешанный, чаще лиственный лес’ зафиксиро-ван в н. п. Мушниковская, Бараново, Коштуги, Андома. Вматериалах Амосова представлен вариант раега ‘неболь-шой частый лесок’. Слово раек отмечено в двух значени-ях: ‘мелкий смешанный (лиственный) лес’ в н. п. Гуляе-во, Мушниковская; ‘поросль, выросшая после порубки’ вн. п. Игнатовская, Девятины. Данные КСРГК дают так-же другие фонетические варианты: раяка ‘лес’; райка

РАЕГА, РАЕКА, РАЕК, РАЯКА, РАЙКА 277

‘заросшая поджога’. В н. п. Ковжа зафиксирована лексе-ма раек в значении ‘гриб’ (по КСРГК).

Отмечен диминутивный дериват раечка ‘мелкий сме-шанный или лиственный лес’ в н. п. Мушниковская, Ще-кино.

Первая фиксация анализируемого заимствования вОпыте — раека ‘небольшой частый лес’ в Олонецкой гу-бернии. У Даля — раека имеет сходное значение ‘неболь-шой частый лесок, остров’ с той же географической по-метой. В словаре Куликовского зафиксированы два вари-анта: раега — в Вытегорском уезде и раека — в Коштуг-ской волости того же уезда с общим значением ‘подсека,поросшая молодым лесом; небольшой частый лесок’. Вматериалах Филимонова по КСРНГ вариант раека пред-ставлен в значении ‘молодой, преимущественно березо-вый лес’ в Вытегорском уезде.

Калима дает карельскую этимологию, ливв. raiakko‘подсека через 6–16 лет’, ‘заросшая травой и молодымлесом подсека’. На наш взгляд, Калима необоснованноотносит сюда же отмеченное у Куликовского слово роя-ка ‘овраг’ (Вытегор., Каргоп.), скорее всего, не прибал-тийско-финское по происхождению. Калима опровергаетпредположение Погодина об эстонской этимологии эст.raendik, он считает, что существует, возможно, связь свепс. rajag ‘безоблачное место на небе после дождя’ — поматериалам Сетяля [Kalima 1915: 194]. Фасмер приводитливв. rajakko ‘раскорчеванный участок’ [Фасмер 3: 432].

SKES приводит следующие материалы в качестве со-ответствий: ливв. rajakko ‘заброшенная подсека’, люд.rajakko ‘подсека, на которой начали расти деревья’, вепс.rajak ‘плохой смешанный лес на подсеке’ [SKES: 722], вСВЯ — rajak ‘заросшая поджога’. То, что анализируемое

278 РОЗМЕГА

заимствование локализовано в Вытегорском р-не, позво-ляет предположить вепсское происхождение этого слова.

РАЙЛОК

Райлок ‘трещина, впадина, низменность между возвы-шенностями’ по данным КСРГК отмечено в Медвежье-горском р-не. По-видимому, возможно связать с карель-скими данными, ср. кар. сев. rairo, roiro ‘трещина, рас-щелина, колдобина, выбоина’ [SKES: 716].

Маловероятно, что анализируемая лексема может бытьсвязана с рель, рёлка ‘удлиненный невысокий вал, гри-ва, гряда, холм’, ‘бугор обычно на болоте, на пойме, налугу’ [Мурзаев 1959]. Он также приводит ориолка, риол-ка, релка «мысок», «холм у слияния двух рек», «сухаягряда, поросшая лесом среди болот» на Белом море.

РОЗМЕГА

По данным ПЛГО слово розмега ‘участок поля, поле’ за-фиксировано в Подпорожском р-не (Шустручей); розмегив значении ‘место покоса’ в том же р-не (Сидорово). Кро-ме того, близ н. п. Заозерье обнаружен топоним Розмега— название деревни в том же р-не.

В словаре Куликовского представлено слово розмега‘лужица с ржавой водой на лугу’ в Петрозаводском уезде.Погодин в качестве этимона дает вепсскую реконструк-цию: *rozmeg, а также ливв. ruozmieg, кар. rouzmie [По-годин 1904: 243]. Калима, приводя соответствия из люд.,ливв. ruozme ‘ржавчина’, вепс. rozm’e ‘водянистая поч-ва’, кар. ruozme ‘ржавчина на сене или зерне’, находит,что этимология этого слова не совсем ясна [Kalima 1915:202]. В СВЯ имеется гнездо с этим корнем: rozm’e ‘ржав-чина на воде’, rozm’egist ‘ржавое болото’, rozmenaluine

РОНГА 279

‘покрытый ржавчиной’ и т. д. Исходя из ареальной дис-трибуции анализируемого заимствования, по-видимому,можно говорить о его вепсском происхождении, хотя при-балтийско-финская основа широко представлена в назва-ниях болотистых низин, ручьев, берущих начало из бо-лот, озер с заболоченными берегами как на карельской,так и вепсской почве [ПФГЛК: 81].

РОНГА

Ронга ‘делянка в лесу, место вывоза леса’ отмечено вн. п. Ошта Вытегорского р-на. Впервые зафиксированопо ПЛГО. По-видимому, это заимствование из вепс. rong‘костер при сжигании кострики’.

РУЖЁГА

В значении ‘изгородь из сваленных деревьев с сучьями’зафиксировано в Пудожском уезде (Шайжин, КСРНГ).По-видимому, это заимствование можно возвести к ливв.ruzeikko, ruzeikko ‘кустарник, валежник’. Возможно, сю-да же относится ружина ‘прикрепленный к кольям сете-вого забора жердь’ у Подвысоцкого, а также слово ружи-на ‘поперечная балка, соединяющая под крышей (амбара,овина) две стены и служащая для большего укрепленияпостройки’, отмеченное Фирсовым в н. п. Водлица Выте-горского р-на (КСРНГ).

РЮРИКИ, ЮРИК, ЮРА, НЮРА

По материалам ПЛГО отмечено рюрики ‘крутые берега’.С рюриков да в воду лес сбрасывали (Видино Медве-жьегорского р-на). Первая фиксация у Барсова — юра

280 РЮРИКИ, ЮРИК, ЮРА, НЮРА

‘подводная мель’. В словаре Куликовского два варианта— юра, нюра ‘подводная мель’ в Заонежье.

Мурзаев полагает, что одного происхождения с юри-ки слова ир, йир ‘омут, яр, глубина, крутой обрыв на днеозера или реки’, которые возводит к фин. jyrkki ‘крутой’.SKES дает соответствия из прибалтийско-финских язы-ков, близкие к анализируемым вариантам: фин. jyrkka,nyrkka, вепс. murk. Авторы SKES полагают, что в рус-ские говоры это заимствование полало из кар. jurkka илиливв. jurkku. Причем из финского языка, фин. jyrkka,попало в саамские диалекты, что и нашло отражение всаамской топонимике Nuirk-suel, имеющее русское соот-ветствие Крутой остров. По-видимому, сюда же отно-сится: юрик ‘вышка рыбаков на сваях (ногах) для подъ-ема семужьих сетей’ в Архангельской губернии, отме-ченное в словаре Даля. Подвысоцкий добавляет еще ва-риант и значение: юрик, юрика ‘пристань у морскогоберега для просушки рыболовных сетей’ на Кольском по-луострове. Материалы КСРГК в Терском р-не повторяютДаля: юрики ‘лестница, вышка в воде, с которой ловятрыбу’; в Беломорском р-не в н. п. Сумский Посад — юрик‘высокое место’.

Даль дает словообразовательный вариант, который по-вторяет и Подвысоцкий, — юричина ‘сходня с юрика вморе’; юричины ‘два бревна, на которых утверждаетсяведущая от юрика наклонно к воде лесенка, на которойвытаскивают из воды сеть с пойманной рыбой’ (Подвы-соцкий).

Калима, на наш взгляд, совершенно оправданно раз-водит слова юрик ‘торчащие корни деревьев, поваленныхбурей’ и юрик ‘пристань для просушки рыболовных сна-стей’; первое слово дается Куликовским, второе Подвы-соцким. Лексема юрик ‘корень’, как показывает и сам

РЯДЕГА, РЯТЕГА 281

Калима, восходит к фин. juurikko, кар. juurikka с тем жезначением [Kalima 1915: 250].

Спорадическая фиксация заимствования в Заонежьеговорит о том, что оно имеет маргинальный ареал на об-следуемой территории, ядро которого находится, судя поматериалам КСРГК, в беломорских говорах.

РЯДЕГА, РЯТЕГА

По данным ПЛГО лексема рядега бытует в Обонежье внескольких значениях: ‘болотистое место с редким мел-колесьем’ в Пудожском р-не (Гакукса, Каршево), в Кон-допожском (Гангозеро); ‘частое (обычно еловое) мелко-лесье’ — в Пудожском р-не (Гакукса, Римское, Авдеево),в Медвежьегорском р-не (Мягрозеро); ‘топь, трясина’ —в Медвежьегорском р-не (Черкасы); ‘болото’ — в Пудож-ском р-не (Черново); ‘низина, поросшая хвойным лесом’— в Вытегорском р-не (Мегра). Дериват рядежный ‘вы-росший на болоте’ — рядежный осинник — зафиксиро-ван в Пудожском р-не (Каршево).

Дериват рядога в значении ‘ягодное место в лесу’ от-мечен в Подпорожском р-не (Шустручей). Вариант ряте-га зафиксирован также в н. п. Космозеро Медвежьегор-ского р-на; ‘болото’ — в Кондопожском р-не (Тулгуба);‘вырубленный сухой кустарник вокруг сенокосного луга’— в Подпорожском р-не (Шустручей).

Михайлова приводит только вариант рядега в двухзначениях: ‘смешанный лес’ и ‘сырое место на болоте’,зафиксированных автором в Заонежье [Михайлова 1986:84]. Возможно, что сюда же относится слово рядель ‘осо-ка на озере’, отмеченное в Кондопожском р-не (Ладмозе-ро).

Первая фиксация варианта рядега ‘небольшой частыйеловый лес’ представлена в словаре Куликовского в Ло-

282 РЯМА, РЕЙМА, РЯМЕНЩИНА

дейнопольском, Пудожском уездах и в Заонежье. Кали-ма предлагает в качестве этимона кар. reada, при фин.raata [Kalima 1915: 209]. Михайлова сравнивает анали-зируемое слово с вепс. rade ‘еловая чаща, густой ельник’,что более соответствует фонетически. Возможно, что ва-риативность по звонкости / глухости связана с тем, чтотакие варианты заимствования возводятся к различнымэтимонам.

На наш взгляд, слово raatikko ‘болотистое кочковатоеместо’ и ‘маленький неудобный сенокосный луг’, пред-ставленное в SKES с географической пометой «Ижор-ская земля», соответствует варианту рятега, а приведен-ное выше вепс. rade — варианту рядега. И.Муллоненпредставляет топонимы со звонким [д] — Рядега, Рядь-Корба как восходящие к вепсскому источнику [Мулло-нен 1988: 96].

РЯМА, РЕЙМА, РЯМЕНЩИНА

Вариант ряма ‘болото’ зафиксирован только в н. п.Шуньга Медвежьегорского р-на. Словообразовательныйвариант ряминщина, ряменщина бытует в н. п. ГакуксаПудожского р-на в следующих значениях: ‘сырое местона лугу’; ‘мелкое болото’, ‘топкое место на краю болота’.Данные лексемы представляют собой самый западный,маргинальный вариант распространения этого заимство-вания. Вариант рейма ‘болотистое место, поросшее ред-ким лесом’ отмечается в Подпорожском р-не, и на со-предельной территории оно бытует в этом же значении вВашкинском и Кирилловском р-нах. Диминутив реймоч-ка представлен также в Кирилловском р-не.

На Урале и в Сибири по КСРНГ данное заимствова-ние отмечено в форме рям. В Опыте — рям: 1) Зыбкоеместо, поросшее мохом и мелким кустарником. Ирбит.

РЯМА, РЕЙМА, РЯМЕНЩИНА 283

Перм. 2) Мелкий сосновый лес, растущий на болоте.Том. В словаре Беляевой — рям — ‘болото, поросшеемелким лесом’, оно получило распространение в Перм-ской, Свердловской, Челябинской, Курганской, Томской,Новосибирской областях.

В говорах Архангельской области по КСРНГ зафикси-рован вариант рём ‘лес на болоте’, ‘мрачный лес, дебри’— в Сев. Двин. В материалах Иваницкого — рём ‘боло-то’ Сольвыч. Волог. В тихвинских говорах зафиксированослово рямода, первое появление в Доп. Опыт в значении‘болотистое, сырое, также поросшее мхом место, на кото-ром растет лес или кустарник’ Тихв. Новг. По материаламКСРНГ рямода ‘место между лесом и болотом’, ‘вязкоеместо в болоте’, ‘участок сосняка в еловом лесу’.

И.Муллонен, приводя оятские топонимы Рямега,Рямга-болото, Ряменский Мох, сравнивает приводимыйматериал с вепс. ramegist ‘болотина’ [Муллонен 1968:96].

Все этимологии анализируемого заимствования под-черкивали его прибалтийско-финский характер. Грот, при-водя ряд рям, ремя, ремник ‘топкое место, поросшеемхом и кустарником’, соотносит их с фин. rame ‘боло-тистое место’ [Грот 1876: 472]. Калима в качестве соот-ветствий приводит кар. rieme, фин. rame [Kalima 1915:210]. SKES замечает, что в финском языке слово rameпреобладает в диалектах и, по мнению авторов SKES,в русские говоры данное заимствование попало из кар.rame или rieme [SKES: 911]. Следует заметить, что лек-сема рема ‘низкое, топкое место в балке, овраге, где раз-виты кустарники’ (Северный Казахстан), а также рема‘сфагновые болота с сосной и кедром’ (Западная Сибирь),приводимые Мурзаевым, справедливо относятся им к та-тар. и башк. arama ‘перелесок, мелкие лесные заросли,мелкий и очень частый кустарник’. Для того чтобы вы-

284 РЯНЖИК, РЯНЖАК, РЯМЖАК

явить наличие или отсутствие связи между тюркскими прибалтийско-финским материалами, требуются допол-нительные исследования, что не входит в задачу даннойработы.

РЯНЖИК, РЯНЖАК, РЯМЖАК

Лексема рянжик зафиксирована в Вытегорском р-не (Ме-гра) в значении ‘покос в лесу’; слово рянжак ‘место в ле-су, принадлежащее кому-л.’ — отмечено в Вытегорскомр-не (КСРГК). В Подпорожском р-не (Усланка) зафик-сирован микротопоним Рямжак — название сенокосноголуга. Возможно, что Ранзема — название луга, отме-ченное в Подпорожском р-не (Курпово), также относит-ся к анализируемому материалу, как и лексема ранцер‘место покоса на болоте’, бытующее в Тихвинском р-не(Сарожа). На смежной территории, по-видимому, сюдаже относятся слова: ряна ‘поляна, ягодное место в лесу’(Кирилловский р-н); ряночка ‘кочковатое место’ (здесьже).

Данное слово не рассматривалось в этимологическойлитературе. Возможно, что первая часть слова рян- /рям- соотносится с вепс. roun, ruu

“n ‘край, опушка, сто-

рона’; кар. ливв. ruoma ‘водное растение’, ‘хвощ’. Как взападных, так и в восточных финских диалектах распро-странено слово ryona ‘мусор’, ‘хворост’, ‘грязь’, ‘бурелом,чаща’. Авторы SKES относят эту лексему к дескриптив-ным словам, причем указывают, что на почве диалек-тов иногда бытуют и формы с заднеязычным вокализмом:ruona ‘грязь, донный ил’. В финских диалектах отмеча-ется также более близкий фонетически материал: rona‘тина, ил’, ‘мусор на берегу’; в диалектах Саво зафикси-ровано слово roneikko ‘болотистая местность’, ‘бурелом’.В карельских диалектах соответствующая лексика имеет

САЛМА, СОЛОМЯ, ЧОЛМА 285

иные значения: ливв. rona ‘грязь, грязный человек’.Вторая часть анализируемых слов: -жик, -жак, -зема,

-цер — имеет разные этимоны, но сложна для анализа.

САЛМА, СОЛОМЯ, ЧОЛМА

Анализируемое слово зафиксировано в нескольких зна-чениях: ‘пролив между островами, пролив’ отмечаетсяв Прионежском р-не (Тулгуба), в Пудожском (Пяльма,Колгостров, Водлозеро), в Медвежьегорском р-не (Чел-мужи, Космозеро, Яндомозеро), в Вытегорском р-не (толь-ко по данным КСРНГ, 1970); ‘промоина на месте под-водного течения’ бытует в основном в прибрежных н. п.— в Медвежьегорском р-не (Сенная Губа, Великая Гу-ба, Кижи, Челмужи, Великая Губа, Шуньга, Ламбасру-чей, Вырозеро, Яндомозеро); ‘залив’ имеет нечастотнуюфиксацию в Кондопожском р-не (Лижма), в Пудожском(Пяльма). Следует отметить, что первые два значениятесно связаны и часто употребляются в одних и тех жен. п., причем эта связь носит по большей мере экстра-лингвистический характер в силу того, что в Онежскомозере между островами довольно часто бывает сильноетечение и вода в таких местах не замерзает, а если озерои покрывается льдом, то непрочным.

На смежной территории салма ‘пролив’ бытует в Бе-ломорском, Терском р-нах, в окрестностях г. Кандалакша,в двух последних р-нах оно дается Меркурьевым в зна-чении ‘пролив, протока’.

В обследованном регионе зафиксирован ряд дерива-тов: салмочка ‘небольшой залив’ в Кондопожском р-не(Лижма), саламка ‘небольшой пролив’ в поморских гово-рах Карелии (Сало). КСРНГ отмечает также салма ‘про-лив’ в Каргопольском р-не.

Первая фиксация заимствования в несколько иной

286 САЛМА, СОЛОМЯ, ЧОЛМА

форме — сальма «пролив у прибрежных жителей Белогоморя» дается Бурнашевым. Опыт представляет два значе-ния: ‘пролив в море’ в Архангельской губернии и ‘залив,губа’ в Олонецкой; у Подвысоцкого — салма ‘пролив’в Онежском и Кемском уездах; Куликовский зафиксиро-вал у этого слова значение ‘пролив’ в Петрозаводском,Вытегорском, Пудожском уездах; Шульц отметил те жезначения в Онежском и Беломорском уездах.

Анализируемое заимствование отразилось в топони-мике. Салма — название деревни около н. п. ШуньгаМедвежьегорского р-на; Орашсалма — название проли-ва недалеко от н. п. Лонгасы того же р-на (Ламбасручей);Крестовая салма — название прохода, пути между зали-вом и возвышенностью, находящейся на его берегу; Сал-ма — название реки в Череповецком уезде по словарюГерасимова; Салма — название урочища в окрестностяхн. п. Юксовичи Подпорожского р-на. Словарь Мурзаевафиксирует следующие топонимы: о-ва Салма в южнойчасти Онежской губы Белого моря; острова Большой иМалый Муксалма в группе Соловецких о-вов на Беломморе; Салма на Топозере и Салма на северо-востоке отгор.Пудожа; Салми на северо-восточной части Кольско-го п-ва.

Наряду с формой салма на обследуемой территориибытует, по-видимому, более старое заимствование в пол-ногласной огласовке — соломя в значении ‘пролив’ отме-чается в Медвежьегорском р-не (Ламбасручей, Черкасы).В н. п. Космозеро этого же р-на соломя имеет значения:‘узкий пролив’, ‘пролив между островами и материком’,в Кондопожском р-не (Колгостров) бытует соломя ‘про-лив’; в Петрозаводске Соломенное — находится в чертегорода.

Диминутив соломечко ‘небольшой узкий пролив’ за-фиксирован в Медвежьегорском р-не (Лонгасы), в Кон-

САЛМА, СОЛОМЯ, ЧОЛМА 287

допожском р-не (Тулгуба), причем в н. п. Тулгуба имеет-ся тенденция к употреблению данного слова только поотношению к одному проливу, т. е. превращению его вмикротопоним.

Первая фиксация слова соломя у Срезневского дати-руется 1391 г. и затем повторяется в 1506 г.: «С лычныхгор по сельгам прямо в Кукозерсое соломя». Позднеев материалах Певина отмечается соломя ‘узкий пролив’(Заонежье, Петрозаводский уезд).

Данная форма заимствования также отразилась в то-понимике: Северное соломя. Летнее соломя неподале-ку от н. п. Ламбасручей Медвежьегорского р-на; Кривоесоломя ‘залив’ вблизи н. п. Лижма Кондопожского р-на.

Что касается этимологии данных слов, то существуетнесколько точек зрения относительно исходного языка.Шренк полагал, что салма восходит к ненец. сале-мал,салмалс ‘конец мыса’. Веске [Веске 1890: 57], Грот [Грот1876: 472], Преображенский, Калима [Kalima 1915: 213]с разного рода аргументацией возводят слово салма кприбалтийско-финскому влиянию: фин. salmi, люд. sal’m,ливв. salmi, вепс. sou

“m. SKES старое заимствование со-

ломя трактует как заимствование из единого прибалтий-ско-финского языка; слово салма, по мнению авторовSKES, восходит к фин. salmi, причем в саам. диалектахимеются исконные формы t’s oleme, t’solp’me и заимство-ванные из финского — саам. норв. salama [SKES: 956].

Куликовский фиксирует два слова саамского происхо-ждения: челма ‘болото, поросшее травой’ и чолма ‘за-лив’. В настоящее время а Обонежье подобная лексикасохранилась, в основном, в топонимике: Чолмацкое озе-ро близ н. п. Шустручей Подпорожского р-на; Челма —станция в этом же р-не; Челмужи — н. п. в Медвежье-горском р-не. В Пудожском р-не (Авдеево) отмечено сло-во чолмуши ‘пространство между печкой и стеной’, воз-

288 САЛМА, СОЛОМЯ, ЧОЛМА

можно оно связано с близким по форме топонимом Чел-мужи. По данным КСРГК саамская форма фиксируетсявосточнее: чолма ‘пролив’ — в Плесецком, Кирилловскомр-нах; чолма ‘болотистое ягодное место’ (Где лухта по-выше, там и чолма) в Белозерском р-не. В Вашкинскомр-не бытуют два варианта: чолма и чойма, в значении‘узкая часть мережки’.

Резюмируя вышеизложенное, следует обратить вни-мание на неоднородность субстрата и повторное адстрат-ное влияние прибалтийско-финских языков, в силу чегона достаточно ограниченной территории бытуют сходныепо значению слова, заимствованные в разное время, —салма / соломя, или из разных источников — чолма /салма. Ареальная дистрибуция свидетельствует в поль-зу карельско-людиковского происхождения заимствова-ния. Мурзаев относит сюда же салма ‘глубокое место,омут, где собирается рыба’, бытующее на реках Запад-ной Сибири, в низовьях Оби. Приводимое Клыковым на-именование невода — салмочный невод ‘невод, которымловят рыбу в проливах между берегом и островами’, от-меченное им в Якутии, на наш взгляд, является этим жетипом заимствования, занесенным миграционными пото-ками русских переселенцев.

Несколько слов вызывают сомнение в принадлежно-сти к анализируемому заимствованию. Салм ‘мель по-среди реки’, даваемое Словарем красноярских говоров(1988 г.), Аникин сравнивает с ненец. salm ‘мелководьена реке’ [Аникин 2000: 480]; салма ‘высохшее болото’ вПудожском р-не (Канзанаволок), ‘почва, на которой рас-тут хвойные деревья’. Глагол салмит ‘о начале льдообра-зования’, представленный Балигиным, может быть связанс салма ‘промоина’ или с сало ‘мелкий битый лед’.

В Прионежье гидронимы Сальмозеро, Салмакса, Сал-ма, по-видимому, восходят к вепс. sal’m’ ‘пролив’ [Мул-лонен 1988: 96].

СЕЛЬГА 289

СЕЛЬГА

С иным ударением сельга первое описание этого сло-ва дает Бурнашев: «Сельга, в Олонецкой так называет-ся срубленная часть леса, выжигаемая весною или ле-том для хлебопашества. . . место это прорастает большейчастью сосновником. . . На сельгах этих бывает сочнаяхорошая трава, и поэтому тут лучше выгоны для пасу-щего скота». В Доп. Опыт: сельга ‘лес’ употребляетсяв названиях деревень Кленсеньга, Ревсельга, ЕреминаСельга, Олон. В Опыте: сельга ‘высокое пахотное ме-сто в лесу’ (Олон.). Даль дает различные синонимы кслову сельга: «поседа, росчисть, огнище, чищоба, ку-лига» (Олон.). Певин в заонежских материалах отмечаетсельга ‘возвышенное ровное место’. Обширное описаниеданной реалии предлагает Куликовский: сельга ‘продол-говатая возвышенность, покрытая лесом’ в Петрозавод-ском, Пудожском, Каргопольском уездах: «В Олонецкойгубернии, стране озер и болот, такие возвышенности все-гда играли большую роль, на них селился олончанин ипоселки свои именовал, прибавляя к тому или другомуслову, характеризующему поселок с какой-либо стороны,слово сельга, а в восточной половине губернии местамишалга; таким образом получились Педасельга, Клен-сельга, Еремина Сельга, Кяпсельга, Курсельга, Уже-сельга, Мяндусельга, Ежесельга и т. п. Не мало селе-ний, которые зовутся просто сельгой; на таких возвы-шенностях приходилось делать подсеки, почему названиесельга иногда обозначает место, расчищенное ради посе-ва хлеба. На оз. Купецком тем же именем зовется мелкоеместо, каменная гряда под водой; в Заонежье скалы зо-вутся кряжевой сельгой». В Пудожском уезде Куликов-ский выделяет также варианты сёльга, сёлга. Это сло-во впервые зафиксировано в Книге межевой обводной:

290 СЕЛЬГА

«&� '�� (�� #�� (�� )�� » под 1391 годом у Срезневского.

Все исследователи рассматривают это слово как заим-ствование из прибалтийско-финских языков: кар. selka,selga, ливв. selgu ‘спина, хребет; горный кряж, скала,жерди в заборе, коньковый брус, матица; балка; частьграблей, задняя часть черенка лопаты, обух топора’; люд.sel’g ‘скала, открытое водное пространство в озере; пото-лочная балка’; вепс. sel’g, suu

“g ‘спина, тетива рыболов-

ной сети’. SKES считает, что это заимствование из ливв.,люд., вепс. диалектов [SKES: 996]. Грот [Грот 1876: 472],Лесков [Лесков 1892: 101] предлагают фин. selka ‘спина,хребет’; Калима — карельское [Kalima 1915: 216] .

Значения анализируемого слова, выявленные по ПЛГО,следуют в основном в русле объяснения Куликовского.Сельга ‘возвышенность, гора, обычно поросшая лесом’ —в Медвежьегорском р-не (Ламбасручей, Белохино, Чел-мужи, Лонгасы, Сенная Губа, Шуньга), в Пудожском р-не (Песчаное, Водлозеро, Римское), в Кондопожском р-не(Кулмукса, Гангозеро, Лижма, Колгостров), в Подпорож-ском р-не (Важины). На смежной территории данное зна-чение бытует в поморских говорах [Сало 1966]. Значение‘лес, мелкий лиственный лес, участок леса, лес на су-хом месте, лес на небольшой возвышенности’ отмечаетсяв Пудожском р-не (Римское, Колово, Ножево, Черново,Канзанаволок), в Медвежьегорском р-не (Лисицыно, Ви-цино, Каскесручей, Космозеро: Великая Губа, ВеликаяНива), в Кондопожском р-не (Тарнога), в Вытегорскомр-не (Андома), в Подпорожском р-не (Шеменичи, Кур-пово, Пидьма, Заозерье), в Прионежском р-не (Суйсарь,Педасельга, Ладва).

Значение ‘поляна в лесу, используемая как пастби-ще или сенокосный луг’ бытует в Подпорожском р-не

СЕЛЬГА 291

(Усланка, Яндеба, Пидьма, Сидорово, Ульино, Шемени-чи), в Пудожском р-не (Кривцы, Колово: Гакукса, Карше-во), в Медвежьегорском р-не (Кижи, Лисицино, Мяль-зино, Черкасы). Значение ‘пахотное поле, ранее подсекаобычно на возвышенности’ отмечается в Медвежьегор-ском р-не (Палтега, Великая Губа, Космозеро, Шильтя),в Кондопожском р-не (Тулгуба), в Подпорожском р-не(Пидьма). Сельга ‘лес на подсеке’ зафиксировано в Пу-дожском р-не (Пядьма).

Значение ‘низменное место между возвышенностями’зафиксировано в Медвежьегорском р-не (Космозеро); ‘ка-менистый верхний слой почвы’ — в Подпорожском р-не.Имеют единичные фиксации следующие значения сель-га: ‘ровная местность, равнина’ в н. п. Лижма Кондопож-ского р-на; ‘место сбора людей’ в н. п. Ладмозеро Кон-допожского р-на; ‘мелкое место, подводная каменистаягряда в озере’ в Медвежьегорском р-не (Ламбасручей), вПудожском р-не (Гакукса, Каршево), в Вытегорском р-не(Ольхово, Гуляево). У Гильфердинга отмечено значение‘жердь, тонкое бревно’.

На смежной территории зафиксированы следующиезначения: сельга ‘кладбище’ в н. п. Надпорожье Лодейно-польского р-на, ‘скала’ в Лоухском и Беломорском р-нах.Отмечено несколько вариантов данного заимствования:сельги, мн. ‘продолговатая возвышенность, гряда’ в н. п.Широкие Поля Медвежьегорского р-на; Сёльга ‘возвы-шенность’ на Водлозере. Не удалось выяснить значениелексемы сельго в выражении: — Не ходи туды, там сель-го (Авдеево Пудожского р-на).

В Среднеобском словаре зафиксировано слово сельга‘ветви пихт, сосен’: — сельгу рубишь, ветки, пифтов-ник. Параб. Томской области. Аникин допускает сравне-ние этой лексемы с севернорусскими данными [Аникин2000: 490–491].

292 СЕЛЬГА

Перечень топонимов и микротопонимов, которые име-ют в своем составе эту лексему, обширен. В н. п. ГакуксаПудожского р-на отмечены следующие названия пожен:Нимсельга, Пурасельга, Габсельга. В Вытегорском р-не зафиксированы следующие названия деревень: Киве-сельга (Казаково), Сельга (Мегра), а также названиегряды Пасельга (Ольхово). В Пудожском р-не отмече-ны следующие микротопонимы: в н. п. Каршево Куксель-га, Кивесельга; в н. п. Авдеево Пядесельга Ужесельга,Маленькая Сележка; в н. п. Песчаное — Гамасельга,Нутрянсельга, Яугансельга. В Подпорожском р-не: вн. п. Шустручей — Косельга, Копсельга, Годосельга; вн. п. Курпово — Орсельга; в н. п. Пидьма — КазачьяСельга, Нижняя Сельга, Лисья Сельга; в н. п. Заозе-рье — Сельгозеро.

Приведенные выше наименования в Пудожском и Под-порожском р-нах являются в основном названиями се-нокосных лугов. В Прионежском р-не отмечены назва-ния деревень, в составе которых имеется анализируемоеслово: Ревсельга, Пяжева сельга, Курсельга; здесь жепредставлены названия пожен: Ерошкина Сельга, Уже-сельга. В Кондопожском р-не зафиксированы микротопо-нимы: Парсельга, Ямсельга,Михневая Сельга— в н. п.Колгостров; Вайнасельга, Тютесельга — в н. п. Тулгуба;здесь же отмечается название деревни Паласельга око-ло н. п. Лижма. В Медвежьегорском р-не отмечены дведеревни Сельга — в Вырозере и Сенной Губе, а такженазвания пожен: Лубосельга — в Сенной Губе; КраснаяСельга — в Великой Ниве. В Кузаранде этого же р-наотмечено название сенокосного луга Хельги, возможноявляющееся вариантом рассматриваемого слова.

В местах проживания карел в Олонецком р-не такжешироко распространены топонимы, имеющие с своем со-ставе компонент сельга: Большая сельга, Малая сель-

СЕНЬГА 293

га, Вартосельга, Кяснасельга, Каласельга. Мамонто-ва отмечает, что «помимо рек и озер в жизни населе-ния края большое значение имели возвышенные места,поросшие лиственным лесом, именуемые сельгами». До-статочен процент населения сележного типа. Сельги —важный объект хозяйственного назначения (использовал-ся для устройства подсек), они же служили хорошимиориентирами на местности. Вот потому так часто образу-ются микротопонимы от лексем selgo [Михайлова 1982:41]. Мамонтова приводит 18 типов с компонентами selgoв Олонецком р-не. Следует отметить, что термин сельгадавно вошел в научную терминологию.

Анализируемое значение имеет частотные и устойчи-вые фиксации и распространено практически по всемуОбонежью, но на южном берегу Онежского озера словосельга почти неизвестно и отмечается в Вытегорском р-не только в населенных пунктах, смежных с Пудожскимр-ном.

СЕНЬГА

Первая фиксация данного слова в газете за 1912 г., ци-тату из которой приводит Калима: «Жнитво. . . сеньга,как у нас говорят, — почти у всех вспахано». Статья этапомещена в газете под заголовком: с. Кянда Онежскогоуезда. В КСРНГ сеньга ‘стерня, жнивье’ в Онежском,Мезенском р-нах, в Беломорье: Как хлеб соймут, сеньганазывается. Онеж. Кроме того, по КСРГК отмечено сень-га ‘выжатое поле’ и ‘мякина’ также в Онежском р-не. Вматериалах Калинина встречается это заимствование (pl.tantum) сеньги. Сеньги пахать надо. Онеж.

Калима возводит данное заимствование к ливв. sangi‘жнивье’. Можно также привести соответствия из другихприбалтийско-финских языков: люд. sangi, sang’i, вепс.san’g, son’g ‘жнивье, стерня’.

294 СЮРГА

По данным ПЛГО в нашем распоряжении имеетсялишь микротопоним, зафиксированный в н. п. Сенная Гу-ба Медвежьегорского р-на: Вилисиньга — название по-ля. Этот заимствованный микротопоним состоит из двухчастей, синьга (рассмотренно выше) и вили, по-видимо-му заимствованного из фин., ижор. vilja ‘зерно, хлеб’,вепс., люд. vil’ ‘хлеб, жито’. По Попову эти прибалтий-ско-финские слова по происхождению славянские. Ивстречающийся в летописях и других источниках тер-мин обилие в значении ‘хлеб, продовольствие, урожайна корню; изобилие, богатство’ имеет исходную форму*об-вилъ. «Это заимствование является бесспорно однимиз древнейших результатов славяно-финских контактов;несомненно его следует датировать временем задолго дообразования Киевского государства», — отмечал Попов[Попов 1972: 6–7]. Вряд ли возможна связь первой ча-сти микротопонима с фин. vali ‘промежуток, расстояние,поле’ [SKES; Мурзаев].

В новгородских говорах отражением этой связи можетбыть слово вельга, зафиксированое в Новгородском об-ластном словаре в нескольких значениях: вельга: ‘кочкана болоте’; ‘заросшие травой участки озер’; ‘низкое сыроеместо’; ‘заливные луга’; ‘болотная трава’. Кроме того, тамже отмечается дериват вельжина ‘вид осоки’.

Колосов в Устюженском уезде Новгородской губерниизафиксировал слово вельги ‘покос на болотистом месте’;по КСРГК в Онежском р-не (Пурнема) бытует лексемавейга ‘участок земли’, по-видимому связанная с преды-дущим новгородским материалом.

СЮРГА

Сюрга в значении ‘крутая гора, холм’ зафиксировано на-ми впервые в Подпорожском р-не (Курпово, Важины), в

ТАЙБОЛА 295

Сегежском р-не (Валдай, Вожма Гора). Это слово можносоотнести с вепс. sur’g’, при ижор. syrja ‘более высо-кая по сравнению с остальной частью местности, холм,кряж’, фин. syrjynen ‘острый склон холма’, сев. кар. sure‘холм, высокая гора’, водск. surja ‘кряж’, surju ‘высокоеместо на болоте’, ‘остров на болоте, поросший лесом’; хо-тя в СВЯ представлено только surg’ ‘пришва (часть ткац-кого станка)’, но в местах проживания вепсов имеютсятопонимы, в основе которых лежит анализируемая лек-сема, например деревня Surg, русское — Сюрга, в ныненесуществующем Шимозерском с/с бывшего Оштинско-го р-на.

И.Муллонен фиксирует гидронимы Сюрга, Сюрго-зеро, относя их к вепс. sur’g ‘край, сторона’ [Муллонен1988: 99].

ТАЙБОЛА

По данным ПЛГО это заимствование зафиксировано вМедвежьегорском р-не — тайбола ‘густо поросшее лесомнизменное болотистое место’ в н. п. Космозеро, ВеликаяНива; в н. п. Космозеро в Палтега зафиксирован переходданного слова в микротопоним, здесь тайбола означаеттакже конкретный участок леса, а также дорогу, проходя-щую рядом с ним. На островах Онежского озера в н. п.Сенная Губа, Петры, Лонгасы тайбола имеет значение‘большой пахотный участок, сенокосное угодье’. В Кон-допожском р-не (Диановы Горы) зафиксирован варианттайбало ‘лес у болота’. — За тайбалом дорога.

Широко распространено слово тайбола на террито-рии Архангельской области. Дерягин и Комягина пока-зывают его бытование в значениях ‘густой дремучий лес,болотистое непроезжее место’, ‘дорога в лесу’ в основ-ном на севере и северо-востоке области в Мезенском,

296 ТАЙБОЛА

Пинежском, Холмогорском, Архангельском, Онежском р-нах [Дерягин, Комягина 1972]. Спорадические фиксацииприсутствуют также в Каргопольском, Шенкурском, Кот-ласском, Вельском р-нах (см. также ЛААО, карта «Рас-пространение и значение слова тайбола). По даннымКСРГК тайбола ‘просека в лесу’ отмечено в Кемскомр-не. По КСРНГ тайбола ‘окно в болоте’ — в Онежскомр-не, ‘дорога через большой дремучий лес’ в Беломорье,‘дорога через болото’ — в Нарьян-Маре; в новгородскихматериалах под 1877 г. отмечено тайбола ‘лес’. У Иваш-ко — тайбола ‘дорога болотистыми лесами, дремучие ле-са’. Зафиксировано тайбола ‘густой темный лес’ в воло-годских говорах и в Вашкинском и Кирилловском р-нах.В словаре Меркурьева: тайбола «1. Дорога, кратчайшеерасстояние между двумя озерами. Там идет тайбола доПинозера. Кандалакш. 2. Топкое болото. Зашел в тайбо-лу — чуть выбрался назад. Поной Ловозер. 3. Поляна наболоте или у водоема. Скосили тайболу. Варзуга Терск.».

В работе Сало — тайбола ‘место для сенокоса у взмо-рья, сырое место у взморья; название места для сеноко-са’. Данное заимствование распространилось на восток —Анучин зафиксировал в значении ‘тайга’ в старожильче-ских говорах Енисейской губернии [Анучин 1904]. Крометого, тайбола ‘далекая необитаемая глушь’ фиксируетсяв н. п. Русское Устье в Якутии [Чикачев 1990].

Анализируемое слово широко представлено в источ-никах XIX века. Первая фиксация в архангельских мате-риалах Боричевского: тайбола ‘дремучий непроходимыйлес’. Опыт дает тайбола ‘покрытое лесом пространствоземли без всякого жилья; также дорога, пролегающаятакими необитаемыми местами’ (Арх.). В словаре Далятайбола (с пометой финское) ‘обширные сплошные леса,непроходимая исконная глушь, где нет никакого жильяна огромном пространстве, кой-где зимовка лесовальщи-

ТАЙБОЛА 297

ков или кущника, поселяемого нарочно для приюта про-езжим’. — Ехать тайболой, дремучими лесами, болота-ми, где пролегает зимняя дорога. Арх. Материалы Куз-мищева конкретизируют значение слова в Кемском уезде:«Тайболой называют летнюю дорогу на том же месте,где была зимняя. . . Ступать по тайболе значит идти подороге, берегом».

Обширное описание лексемы у Подвысоцкого — тай-бола «1. В Пинежском и Мезенском уездах так называ-ются лесные дебри между реками Пинегою, Кулоем, Ме-зенью и Печорою, а также низменные болотистые, толькозимой проезжие лесные пространства с проложенной че-рез них дорогою, где кроме станций и лесных избушекнет никакого жилья. Таковы, например, Тайболы: Верх-няя и Нисегорская между реками Мезенью и Пинегою,Нижняя или Кулойская между реками Мезенью а Куло-ем, Вожгорская между с. Вожгорским при р.Мезени ис. Усть-Цильмою при р.Печоре. 2. В Кемском уезде, где,как и в Мезенском уезде, есть особые летние и зимниедороги, тайболою называется дорога, по которой ездятлетом и зимою; такие дороги пролагаются обыкновеннопо морскому берегу (ступать по тайболе — идти мор-ским берегом). 3. На Кольском полуострове Тайболою(говорят и Тайпола) называется лесная дорога». Гранди-левский предлагает сходное значение тайбола ‘непрохо-димые и ненаселенные болотные дебри’.

Шренк считает, что русское тайбола из фин. taipale,Погодин [Погодин 1904: 60–61] и Калима уточняют — изкар. taibale ‘перешеек, перегон между станциями; рас-стояние, дорога’ [Kalima 1915: 223]. SKES, приводя люд.taibalch, ливв. taival, фин. taipale, taival в значении ‘рас-стояние, путь между двумя местами’, указывает на об-щий прибалтийско-финский источник для русского диа-лектного слова [SKES: 1200].

298 УЙТА, УЙТ, УТИ, ЮТА

В Онежском р-не по данным КСРГК зафиксированоупотребление заимствования как микротопонима: Тай-бола — название деревни в селе; Тайбила — названиеболота.

Данное слово через посредничество русского языка,по мнению Лыткина и авторов SKES, попало в коми тай-бала ‘обширные лесные пространства с проложенной че-рез них дорогой’ [КЭСКЯ: 277]. В обследуемых говорахданное заимствование бытует только в Заонежье.

Анализируемое слово было помещено в БАС — тай-бола ‘глухой труднопроходимый лес’ (с пометой обл.).

В СРНГ зафиксировано префиксное образование за-тайбола ‘место, находящееся за тайболой’, Арх., Слов.карт. ИРЯЗ. Спорадические фиксации слова тайбола вЗаонежье с тяготением превращения его в микротопо-ним и широкое бытование в архангельских говорах поз-воляют говорить о разных субстратных основах говоровОбонежья и Архангельской области, хотя одного прибал-тийско-финского типа.

УЙТА, УЙТ, УТИ, ЮТА

Первая фиксация варианта уйта ‘чистое моховое безлес-ное болото’ у Даля с пометой Арх. В КСРНГ есть неопуб-ликованные пока более ранние материалы за 1854 г.: ‘бо-лотистая безлесная местность’ в Шенкурском уезде. Ка-лима выдвигает два предположения: заимствование изприбалтийско-финских языков — фин. uittu ‘небольшаябухта’, водск. uitto ‘лужа’, эст. oit (ген. oidu) ‘лужа, про-моина во льду’ либо из коми-зыр. uit, voit ‘затопляемоеместо, пастбище’, далее сопоставляемое с хантыйскимиданными [Kalima 1915: 231]

По данным ПЛГО уйта ‘место покоса’ отмечено в н. п.Теребовская Пудожского р-на, уйта ‘продолговатая низ-

УЙТА, УЙТ, УТИ, ЮТА 299

менность длиной несколько километров с крутыми скло-нами’ в н. п. Ковжа Вытегорского р-на. Как видно изпервых фиксаций, основная территория распространенияданного заимствования лежит на северо-востоке от Обо-нежья, это говоры Архангельской области и Республи-ки Коми. По КСРГК уйта ‘топкое болото’ в Онежскомр-не. Калинин фиксирует сходное значение уйта ‘гиблое,непроходимое место среди мхов, болот’. Гусева, представ-ляя свой материал по Каргопольскому р-ну, уйта: 1. ‘уз-кое болотистое место между возвышенностями’, 2. ‘тро-па через болото’ — помещает в рубрику «прибалтийско-финские заимствования» [Гусева 1971: 130].

По КСРНГ в Шенкурском уезде отмечена уйтина ‘бо-лотистая безлесная местность’. В Усть-Цилемском р-неуйта ‘низменность, затопляемая весной и высыхающаялетом’ явно соотносится с коми уйт ‘низменность, за-топляемая в половодье’, совпадающее по форме с комисловом. Лыткин и Гуляев считают, что коми слово заим-ствовано из манс. ойта ‘заливной луг’. SKES предлага-ет материалы по прибалтийско-финским языкам, которыепоказывают широкое распространение этого словарногогнезда: фин. uitto ‘низменный, заливаемый весной сено-косный луг’, ливв. uitto ‘пространство между двух воз-вышенностей, долина’, ‘низменный сенокосный луг’, ‘ма-ленькое озерко’; люд. uitto ‘узкий и длинный сенокосныйлуг между холмов или гор’; водск. uitto ‘топкое, зыб-кое место’, эст. oi

“t ‘довольно большой пруд, низменное

место, покрываемое водой, яма с водой’, вепс. uit ‘боль-шая лужа, мелкий пруд’. Авторы SKES допускают, что изприбалтийско-финских языков данное слово могло бытьзаимствовано саамским языком и русскими говорами, нои они предпочитают гипотезу коми основы [SKES: 1522].Несомненно, что рассматриваемое заимствование имеетобщую финно-угорскую основу, но и наличие соответ-

300 ЧУПА

ствий во всех прибалтийско-финских языках позволяетпредположить, что в коми язык в форме -уйт- слово мог-ло прийти из вепсского языка [Лыткин 1963]. Сюда жеотносится юта ‘болото’ в н. п. Пянтино Онежского р-на, атакже ути ‘топкое место’ у Барсова. Калима возводит егок фин. ukki ‘лужа’ [Kalima 1915: 234], но, по-видимому,в данном случае фонетический вариант одного и того жезаимствования, также считают авторы SKES и Погодин(фин., кар. utu) [Погодин 1904: 64].

ЧУПА

Чупа ‘залив, губа’ отмечено в Медвежьегорском р-не(Петры); на смежной территории это слово зафиксиро-вано в Лодейнопольском р-не. В ином значении ‘полянав лесу’ оно бытует в Пудожском р-не (Каршево). Крометого, нами отмечен топоним — д. Чупа, н. п. на оконеч-ности озерного залива близ Тулгубы Кондопожского р-на.

В вологодских говорах по материалам КСРГК можновыделить: чупа ‘огороженное поле’ в Бабаевском и Ка-дуйском р-нах; ‘участок покоса, окруженный кустами’ —в Кадуйском р-не; ‘сенокос в лесу’ — в Череповецком р-не. В Бабаевском р-не бытует значение ‘яма с водой влесу или на пожне’.

Отмечаются дериваты чупка ‘участок покоса, окру-женный кустами’, чупак ‘глубокое место перед перека-том в реке’, бытующее в Кадуйском р-не. Куликовскийприводит — чупа ‘узкий залив озера’ в Повенецком иПетрозаводском уездах. Герасимов отмечает чупа ‘заливна реке, берега которого поросли лесом’ в череповец-ких материалах [Герасимов 1893]. В Псковской губернии(КСРНГ) слово чупа имеет значение ‘узкая часть мере-жи’.

ШАЙМА 301

Следует обратить внимание на то, что если ареальнаядистрибуция слова чупа ‘залив, губа’ и сходных значе-ний довольно рассеянна и не образует четких изоглосс,то чупа в значении ‘задняя часть мережи, мотня невода’имеет обширную территорию распространения и частот-ные фиксации в Медвежьегорском, Кондопожском, Прио-нежском, Пудожском, Подпорожском, Лодейнопольском,Волховском, Беломорском, Чудовском, Вашкинском, Ка-дуйском р-нах. По-видимому, вариантами к слову чупаявляется щупа ‘сенокосный луг’, бытующее в Медвежье-горском р-не (Габнаволок), и щупы, в том же значении,отмеченное в Вытегорском р-не (Щекино).

Калима предлагает в качестве источника кар., ливв.cuppu ‘угол’, люд. cupp ‘конец мережи’ [Kalima 1915: 242].Сало приводит пример из люд. cuppu ‘конец озера, залив’по н. п. Пелдожи Пряжинского р-на. Воронова присоеди-няется к мнению Фасмера, который идет вслед за Ка-лимой. В СВЯ вепс. cup ‘угол, тупик, пространство, неимеющее выхода’ и ‘мотня, матица невода, бредня и т. п.’.

Лексема чупак ‘глубокое место перед перекатом’ (Ка-дуйский р-н), вероятно, связано с саам. tjuppa ‘острие,вершина’.

ШАЙМА

Материалы ПЛГО отмечают эту лексему только в Пу-дожском р-не, шайма ‘топкое место на болоте’ (Гакукса)и ‘яма для мочения льна’ (Каршево).

Первая фиксация в материалах Иваницкого шайма‘срубленный и зажженный лес, который истаял, т. е. пре-вратился в пепел’ (Кадниковский уезд); у Светлова шай-ма ‘низкое болотистое место в Каргопольском уезде’. Дан-ные Светлова повторяет Куликовский в своем словаре. Всловаре Герасимова — шайма ‘болотистое пространство,

302 ШАЛГА

покрытое чахлым березовым лесом’. Отмечается такжешаймовина ‘яма на пожне, вырытая для мочения льна’в русских говорах Пудожья [Шайжин 1903а: 133]. Топо-нимические данные зафиксированы также в Пудожскомр-не: Шаймозеро [ПФГЛК: 84]. Погодин относит дан-ное слово к прибалтийско-финским заимствованиям и ре-конструирует гипотетический этимон *soimen. Калима невидит здесь прибалтийско-финского влияния и сопостав-ляет с удм. s’um ‘болото, пруд’, манс. sojim ‘ручей, топь’,хант. sojim ‘маленькая горная речка’, предполагая, чтоэти данные являются соответствием неизвестного финно-угорского субстрата [Kalima 1915: 243].

В вепсском языке saim ‘болото с мелким лесом’, отме-чается СВЯ в Бабаевском р-не, но вряд ли оно исконно навепсской почве. Трудно сказать относится ли сюда вепс.sosahm ‘болотный мох’.

На смежной территории анализируемая лексема отме-чена у Гусевой в Каргопольском р-не: шайма ‘болотистоесырое место, заросшее елью и сосной или низкой травой’,‘очищенное под покос место’ [Гусева 1971: 131].

ШАЛГА

По данным ПЛГО шалга ‘островок леса, делянка, где за-готавливают дрова’ зафиксировано в Медвежьегорскомр-не (Великая Нива, Кижи, Кузаранда, Палтега, Федо-тово, Челмужи, Пабережье), в Вытегорском р-не (Ниж-няя Водлица) шалга имеет значение ‘возвышенное сухоеместо над лесом’ (Амосов). В Кондопожском р-не (Ган-гозеро) шалга бытует в значении ‘участок леса’, здесьже отмечается переносное значение ‘компания, толпа’ —Всей шалгой.

На смежной территории шалга ‘место в лесу, где ру-бят дрова’, представлено в Беломорском, Онежском р-

ШАЛГА 303

нах, в Холмогорском р-не слово шалга имеет значение‘густой лес’, в Каргопольском — ‘возвышенное сухое ме-сто, поросшее лесом’, ‘дальний сенокос’, Сало отмеча-ет основное наиболее распространенное значение словашалга ‘участок в лесу для рубки дров, место для рубкидров’ в Сумском Посаде, Колежме, Вирме, Нюхче, Шуе-рецком, Юково. В материалах ПЛГО зафиксирована ме-татеза согласных — шагла в н. п. Палтега Медвежьегор-ского р-на и на Выгозеро в значении ‘делянка в лесу’.

Анализируемое слово широко представлено в источ-никах прошлого века. В Опыте — шалга ‘чернолесье’ вархангельских и сибирских говорах; в Доп. Опыт шалга‘густой, раскинувшийся на большое пространство сосно-вый и еловый лес’ в Архангельской губернии; у Даля —шалга ‘большой вхожий лес, дровосека’ (Арх., Сиб.); всловаре Подвысоцкого шалга представлено как: 1. ‘сыраяпоросшая ельником местность’, 2. ‘место, где рубят дрова’Мезен. 3. ‘гора, где не растет трава’ Холм., Онеж. 4. ‘бо-лото’ Арх. 5. ‘жердь в тарье’. По данным Грандилевскогошалга ‘топкая болотина’, в словаре Куликовского пред-ставлено шалга в значении ‘возвышенное сухое место,поросшее лесом’ в Каргопольском и Вытегорском уездах.Лексема шалга, шалога ‘необитаемый лес’ зафиксирова-на также в памятниках письменности под 1535 г. [Стро-гова 1975].

Калима считает это заимствованием из кар. selgone‘большой необитаемый лес, глушь’, а также кар. selga‘спина, возвышенность’. Веске, Меккелейн полагают, чтоэто заимствование из кар. salo ‘большой необитаемыйлес, глушь’ [Веске 1890: 59–60; Meckelein 1913: 71]. Кточке зрения Калимы присоединяется Сало, мотивируятем, что у карел-людиков встречается слово selg, selga‘спина, гряда’. Гусева относит данное слово к заимство-ваниям неясного происхождения. Авторы SKES придер-

304 ШОГРА, СОГРА

живаются точки зрения Калимы.Рассматривая приведенные выше этимологии, следу-

ет отметить, что мнение Калимы не подтверждается фо-нетическими данными: переход [e] в [a] после [s] подударением вряд ли возможен; к тому же не соотносятсязначения предполагаемого этимона и слова в говорах кар.selga ‘спина, кряж, каменистая возвышенность’, а в гово-рах шалга — ‘островок леса’. Этому значению в большейстепени соответствуют карельские данные: кар. сев. salo(KKS) фин. salo ‘обширная лесная местность’, ‘островоклеса’, ‘большой остров’, кар. люд. salo ‘лес’, ливв. ‘необи-таемый глухой лес’, эст. salu ‘лесок, остров на болоте’,‘холм на болоте’. SKES полагает, что в прибалтийско-финские языки salo пришло из балтийских: литов. sala,латыш. sala ‘остров’, против этого категорически возра-жает Попов в заметках на полях SKES, полагая, что здесьимеет место саамский источник: «лопарский источник —не балтийский», приводя в качестве примера Соловецкиеострова [SKES: 956].

ШОГРА, СОГРА

Лексема шогра ‘заболоченное место в лесу’ отмечена вн. п. Ковжа Вытегорского р-на. Это самая западная фик-сация лексемы. У Даля находим шогра, шохра «лес поболоту» (Костром., Зап.), отмечен также вариант сограс тем же значением и географическими пометами. Гусе-ва фиксирует в Каргопольском р-не и согра, и шогра‘низменное сырое место, поросшее чахлым лесом’, ‘ель-ник, растущий в низине или на болоте’ [Гусева 1971: 131;1972: 124].

В КСРНГ отмечено шогра ‘заболоченный ельник’ вКирилловском р-не. В Опыте зафиксировано шохра ‘бо-лото, поросшее лесом’ (Вят.), это же слово имеет совре-

ШОГРА, СОГРА 305

менные фиксации в Кировской области. В Вашкинскомр-не в н. п. Остров бытует шогра ‘болотистое место, ис-пользуемое как сенокос или поросшее лесом’. С другимударением шохра ‘болотистое место’ [Ветлуж. Нижегор.1961, КСРНГ].

В соликамских говорах распространенно два вариан-та шогра и согра ‘труднопроходимая сырая местность,поросшая густым лесом, кустарником’ [Беляева 1973].

Вариант согра отмечен в смежных р-нах к востоку отОбонежья. Куликовский дает согра «мокрое вязкое боло-то с редким невзрачным ельником» в Каргопольском уез-де. Материалы КСРГК фиксируют — согра ‘лес на боло-те’ и согровый лес с тем же значением. Имеется большоечисло фиксаций варианта согра ‘болото, поросшее ку-старником’, в КСРНГ в вологодских говорах: в Кадников-ском, Великоустюгском, Тотемском, Никольском, Соль-вычегодском, Яренгском уездах, в этом же значении со-гра отмечено во Владимирской губернии. С иным значе-нием согра ‘вязкое болото’ отмечено в Кадуйском, Нюк-сенском, Вожегодском р-нах Вологодской области.

В значении согра ‘густой лес’ бытует в Великоустюг-ском р-не. В архангельских говорах также более распро-странен вариант согра «сырая, поросшая высоким, ча-стым ельником и вереском местность» (Мезен., Подвы-соцкий); с тем же значением в Шенкурском уезде (Опыт)и в Коношском р-не (КСРНГ); Федоров дает эту форму саналогичным значением в Беломорье.

Единственная фиксация в КСРНГ — согра в значении‘кочковатое болото’ в Кировской области.

В пермских говорах представлены варианты согра «бо-лотистое мокрое место, на котором растет мелкий лес,большей частью кустарник» (Кунгур., Луканин), и в Ир-битском уезде (Опыт); с иным ударением согра ‘густойнепроходимый лес’ (Чусовский р-н, Кагорина).

306 ШОГРА, СОГРА

Известно слово согра ‘болотистая пойма реки’ в Се-ровском р-не Свердловской области; в значении ‘кочко-ватое болото’ зафиксировано на Южном Урале (Челяб.Оренб., 1848, КСРНГ).

Вариант сохра ‘болото, поросшее кустарником’ зафик-сирован в Кадуйском уезде (Дилакторский); с метате-зой согласных сорга ‘сенокосный луг’ в Онежском р-не(КСРГК). Вариант согра ‘низменное поросшее ельникомместо’ и согретное место в том же значении отмеченов пермских памятниках XVII века. [Полякова, Новиков1972: 161],

Вариант согра ‘болото, поросшее кустарником, лесом,лес на болоте’ распространилось на восток, он зафикси-рован по КСРНГ в Омской, Кемеровской, Томской обла-стях, Алтайском крае, отмечен он в словаре Элиасова,Среднеобском словаре, Словаре русских говоров Ново-сибирской области. Вариант согры ‘заболоченная поймареки, болотистое место’ бытует в говорах Воронежскойобласти (Дьякова). В КСРНГ имеется значение согра‘возвышенность, поросшая лесом’ в Курганской области,Хакасской авт. области; в Иркутской губернии. Отмеченотакже согра ‘сосновый лес, тайга’ в Курганской области;‘лес между возможностями’ в Семипалатинской области.

Этимология данного заимствования до сих пор оста-ется спорной. Калима не относит это слово к финно-угорским заимствованиям, сближая с содера ‘частый мел-кий лес по кочкарнику’ (Арх., Даль), Даль при этом сло-ве приводит в скобках вопрос (согра?). Попов сопостав-ляет с фин. suo ‘болото’ и полагает, что топонимы верхо-вья Волги — Согожа, Согора, Сога, Согойда, Согорсасвязаны с этим заимствованием [Попов 1947]. Мурзаевсопоставляет с селькуп. согыр ‘топкое болото’. Гусева от-носит данную лексему к заимствованиям неясного про-исхождения [Гусева 1972: 131]. Никонов, приводя согра

ШОГРА, СОГРА 307

‘мелкий кустарник у берега’ (Олон., 1823), также пред-полагал связь с финно-угорским су, со. Березин вариантшохра возводил к чуваш. шор ‘болото’. Романов в своихсеверодвинских материалах согра ‘болотистый лес’ при-водит этимологию — швед. seg ‘вязкий, клейкий’.

Практическое отсутствие анализируемых вариантов вОбонежье, на наш взгляд, исключает возможность рас-смотрения этого слова как результата прибалтийско-фин-ского влияния. Однако, наличие в соседних каргополь-ских говорах разных вариантов — согра, согровина, суг-ра, сугряк, чагровник, шогра ‘низменное сырое место,поросшее чахлым лесом’ [Гусева 1972: 131], и значитель-ное распространение слова согра ‘болото, поросшее ку-старником’ в вологодских говорах, позволяет все же пред-положить его субстратное происхождение, хотя затруд-нительно определить тип субстрата [См. Серебренников1968]. Шилов предполагает, что вариант шохра заимство-ван из мерянского языка [Шилов 1997: 16]. Присутствие ввепсском языке лексемы sohring ‘болотина, заболоченноеместо’, фонетически соотносящейся с формой в русскихговорах, нисколько не проясняет дело, в связи с отсут-ствием подобной лексемы в сфере адстратного влияниявепсского языка на русские говоры. А территориальнаядистантность была бы невозможна в случае прямого за-имствования из вепсского языка.

Отмеченное в Медвежьегорском р-не слово шогра‘остатки снега весной на льду’ (КСРГК) результат про-стого совпадения формы. Этимологически эти лексемыотносятся к вепс. sadr ‘неровный, рябой’.

308 ЩЕЛЬГА

ЩЕЛЬГА

Щельга ‘каменистая возвышенность, холм, скала’ отме-чено в Медвежьегорском р-не (Вырозеро, Ламбасручей,Шуньга, Кижи, Кузаранда, Загубье, Лисицино, Толвуя,Никитинская, Сенная Губа, Петры, Лонгасы, ВеликаяНива, Черкасы, Фомино); в Пудожском р-не (Каршево,Песчаное); в Кондопожском р-не (Тулгуба, Гангозеро,Лижма, Горка, Ладмозеро); в Прионежском р-не (Суй-сарь). В н. п. Пабережье Медвежьегорского р-на отме-чено значение ‘возвышенность, поросшая лесом’: — Вщельгах лес рубили. В н. п. Пяльма, Авдеево Пудож-ского р-на зафиксировано значение ‘скалистый берег’.

В н. п. Великая Губа Медвежьегорского р-на бытуетзначение ‘возвышенность на болоте’: — На щельгу загрибами ходили. В словаре Куликовского дается щельга‘скала, каменный кряж’ в Пудожском уезде (Купецкоеозеро, Корбозеро, Почезеро).

На смежной территории данная лексема зафиксирова-на в Беломорском р-не — шельга ‘скала, безлесная воз-вышенность’. На наш взгляд, в данном случае вероятнеевсего заимствование из кар. selga ‘кряж’ с безусловнойконтаминацией с русскимщелье, ущелье и т. д. См. также[ПФГЛК: 87]. Распространение анализируемой лексемыв сфере влияния карельских диалектов, на наш взгляд,подтверждает прибалтийско-финскую этимологию.

Отмеченное в архангельских говорах шелега ‘подвод-ный камень’ также относится к данному заимствованию(Опыт). В ПЛГО зафиксирован ряд микротопонимов: Го-лая Щельга, Великая Щельга в н. п. Лижма Кондо-пожского р-на; Богомольные Щельги в н. п. ПабережьеМедвежьегорского р-на. Наименование Красная Щель-га отмечено в н. п. Колежма Беломорского р-на по КСРГК.

ЮГА 309

ЮГА

В материалах ПЛГО слово юга зафиксировано в значе-нии ‘ручей’ в Пудожском р-не (Черново: «Эта юга черезпудожскую дорогу протекает». В н. п. Каршево этого жер-на лексема фигурирует как топоним: «Реки у нас: Ло-хтинский ручей, Юга, Виксенда». Также как названиереки, протокиЮга отмечается в материалах Шайжина вОлонецкой губернии (1903 г., КСРНГ). В словаре Гера-симова даетсяЮги как название реки.

По фонетическому облику (консонантизм) это заим-ствование можно возвести к вепс. gogi, люд. dogi, кар.jogi ‘река’, а по вокализму с саам. juxke, коми ю ‘река’.

В КСРГК отмечено также Юкова — река в н. п. ПосадОнежского р-на, Юкса — река в н. п. Усть-Ковжа; ср.также Юксозеро в том же р-не.

Матвеев считает ю, юг, юган древнепермским обра-зованием, др.-перм. юг, юк [Матвеев 1964]. Он высту-пает против сопоставления гидронимических вариантов -еньга, ньга с юга, юг [Матвеев 1966]. Фасмер замечает,что «юг» — распространенное речное название, напри-мер, левый приток Шексны. . . правый приток Немды. . .Несколько рек с таким названием во Владимирской губ.,исток Северной Двины. . . Все они финно-угорского про-исхождения». Мурзаев отмечает гидронимы с формантомюг- в бассейне рек Вятки, Костромы, верховьев Волги.

ЯНГА

По данным ПЛГО заимствование зафиксировано тольков Пудожском р-не в н. п. Кривцы — янга ‘болото, по-росшее лесом’. Михайлова утверждает, что слово янгаупотребляется в говорах Медвежьегорского р-на в трехзначениях: 1. ‘топкое место в болоте’, 2. ‘глубокая яма в

310 ЯНГА

поле’, 3. ‘каменистый берег озера’.

Анализируемая лексема распространена в основном вговорах Архангельской области и на Северном Урале. ВКаргопольском р-не отмечено янга ‘болото, поросшее ле-сом’ (КСРГК). В Плесецком, Беломорском, Онежском р-нах, на Северном Урале янга ‘топкое болото’; в Карго-польском, Плесецком р-нах янга ‘сухое болото’ (КСРНГ).Матвеев фиксирует также янга ‘чистое моховое болото’;в н. п. Прилуки Онежского р-на отмечено янга ‘место влесу после пожара’.

Первая фиксация по КСРНГ янга ‘сухое лесистое бо-лото’ в Олонецкой губернии под 1822 г. Это слово имеетсяу Барсова — янга ‘топкое болото’, у Рыбникова — янгакрасная ‘болота и топи, поросшие мхом, елью и сосною’в Каргопольском уезде. В словаре Куликовского — янга‘моховое, топкое болото, поросшие небольшим сосновымлесом’ Мошинское оз., Лепша Каргопольского уезда.

Куликовский приводит топоним Янгозеро (Пудожскийуезд). Возможно, сюда же относится Янгалово — назва-ние пустоши в словаре Герасимова. Матвеев приводитдва топонима: пос. Янга и название сырого леса Подъ-янга в Гаринском р-не. Там же он фиксирует уменьш.янгочка. Обнорский приводит интересные топонимы, ко-торые, возможно, относятся к этому слову Янгосорье— волость в Вологодском уезде и Янгосорка — доро-га, ведущая в Янгосорь. Мурзаев фиксирует названияболот — Пустая Янга и Малая Янга в Прионежье. Кро-ме того, по данным КСРГК Янгосорье отмечается какназвание покоса в н. п. Музога Череповецкого р-на. Ка-лима возводит это слово к фин. jankka ‘болото, трясина,болотистая долина’; Погодин предлагает реконструиро-ванное кар., вепс. *janga. Т.Итконен — саамскую эти-мологию. Кальман, а вслед за ним Матвеев говорят о

ГАЛОГА, ГАЛАГА 311

ханты-мансийском происхождении анализируемого слова— манс. jonk, хант. jenk.

SKES фиксирует слово i“anka ‘большое болото среди

тундры’ у северных карел, а также дает его саамскоесоответствие — jegge ‘болото’ и коми jogir ‘болото, лесна болоте’. Из коми слово попало, по мнению авторовSKES, в манс. и хант. языки, откуда пришло в русскиеговоры.

На наш взгляд, присутствие слова в Обонежье и насеверном Урале подлежит дифференциации. Так, на осно-вании исследования гелонимов Янгболото, Янгимскоеболото на р.Оять, И.Муллонен совершенно справедли-во делает вывод о саамском происхождении части Янг-[Муллонен 1988: 82]; тогда как восточная локализациядействительно свидетельствует об обско-угорской основелексемы янга [см. Матвеев 1959: 81].

Метеорологическая лексика

Данная группа лексики широко представлена в говорахОбонежья. В этом разделе рассматриваются примерно 70слов и вариантов.

ГАЛОГА, ГАЛАГА

Анализируемое заимствование в значениях ‘иней’, ‘замо-розки’ зафиксировано в двух фонетических вариантах,которые имеют различную ареальную дистрибуцию. Га-лага — отмечен в Кондопожском р-не (Кулмукса, Ганго-зеро, Новинка). Вариант с заударным [о] преобладает вПрионежском р-не (Суйсарь, Вороново, Заозерье), а так-же в Кондопожском р-не (Тулгуба, Лижма, Чеболакша).Кроме того, в н. п. Лижма отмечен вариант с ударением

312 ГАЛОГА, ГАЛАГА

на втором слоге — галога. В н. п. Машезеро Прионежско-го р-на зафиксировано произношение фрикативного [G] впервом слоге.

В Кондопожском р-не, наряду с основным значениемотмечается иная семантика, в н. п. Лижма — галога ‘ле-дяная корка на почве’; в н. п. Чеболакша — ‘подтаявшийпервый снег’ и ‘снег’.

Первые фиксации анализируемого заимствования пред-ставлены Певиным: галога ‘иней’ в Кондопожской, Вели-когубской, Толвуйской волостях Петрозаводского уезда;а также Куликовским в: галага ‘туман’, и в Дополнениик Словарю (1899), где даны два варианта — галага ‘иней’в н. п. Косалма Петрозаводского уезда и галога в том жезначении в Заонежье.

Погодин возводит анализируемое слово к фин. halla‘заморозки’, причем он предполагает, что русская фор-ма на -ага связана с гипотетической вепсской формой*hallaga, против чего возражал Калима, отдающий пред-почтение карельско-вепсской этимологии: кар. halla, юж-новепс. hal, северновепс. hala ‘иней’, при водск. алла,эст. hall, ливск. ala также в значении ‘иней’ [Погодин1904: 21–22; Kalima 1915: 89–90]. Авторы SKES такжеговорят о заимствовании в русские диалекты, но не ука-зывают язык-источник [SKES: 51].

Ареальная дистрибуция заимствования свидетельству-ет в пользу этимологии Калимы. Распространение вари-анта галага в южной части Кондопожского р-на, а галогав Прионежском р-не и в н. п. севернее г. Кондопоги связа-но с влиянием карельских диалектов (галага) и вепсско-го языка (галога). Возможно, что вариант с [о] во второмслоге является следствием адстратного воздействия вепс-ского глагола halloita ‘прихватить заморозками’, ‘сильнопохолодать’.

ЖУЖКА 313

ЖУЖКА

Жужка ‘мелкий битый лед со снегом на водной поверх-ности’ отмечено в Подпорожском р-не (Корба, Усланка,Шеменичи, Пидьма, Яндеба, Курпово, Ульино); в н. п.Заозерье зафиксирован вариант шушка в том же зна-чении. Представленные материалы ранее не рассматри-вались в этимологической литературе как прибалтийско-финское заимствование. В Водном словаре Маштаковажужга имеет значение «иглообразный мелкий лед, под-нимающийся со дна реки перед ее замерзанием», в мате-риалах Неуструева жужга описывается следующим об-разом: «В воде образуются так называемые снежинкиили жужга (сало), которые представляют из себя ком-ки снега, смешанного с поднимающимся со дна реки наповерхность илом»; автор отмечает данную лексему какволжскую. Фасмер слово жуга ‘первый лед на реке осе-нью’ возводит к селькуп. coNa, что вряд ли возможнопо территориальным соображениям [Фасмер 2: 63]. Нанаш взгляд, как материалы ПЛГО, так и Маштакова иНеуструева восходят к общему со словом шуга, этимо-ну (см.), а частичное совпадение их формы — результатнезависимого развития на собственной почве заимство-ванной ранее лексемы, либо, что более вероятно, словобыло занесено в Поволжье русскими миграционными по-токами с Севера, где оно ранее было заимствовано. Крометого, локализация слова жужка в Подпорожском р-не непозволяет пройти мимо вепс. sohu ‘шуга’. Однако, эти-мология данной лексемы нуждается в дополнительныхисследованиях.

314 КАРЕГА

КАЛТАК

Калтак ‘растаявший лед’ по данным КСРГК отмечено вСегежском р-не. В основном это слово характерно дляпоморских говоров. Впервые оно отмечается в Опыте —калтак «мелкая льдина в море» в Кемском уезде; Дальдает с другой огласовкой — колтак «мелкий плавучийлед и снежные комья, шуга» в Архангельской губер-нии. В словаре Подвысоцкого два варианта — калтаксо значением, данным в Опыте, и колтак ‘обмерзшийком снега в море’ (Онежский, Кемский уезды) и дериватколтужник, с тем же значением приводится словообра-зовательный вариант колтужник. Отмечается анализи-руемое слово в современных мурманских говорах колтак«кусок». — Льду колтак отколотил. (Кандалакша, Мер-курьев). С другим суффиксом -ан отмечается по даннымКСРГК в Кемском р-не в н. п. Гридино — колтан со зна-чением ‘тающий лед’: — Колтан весной тае, размерзает-ся, вот колтаном таким делается.

Шегрен и вслед за ним Калима предлагают финскуюили эстонскую этимологию — kalto, kaltto ‘гололедица,грязь на дороге весной’ эст. kalts ‘льдина’ [Шегрен 1854;Kalima 1915: 101]. На наш взгляд, исходя из ареальнойдистрибуции, вероятней всего предположение о саамскомзаимствовании: саам. лул. kalto ‘замерзшая прорубь’, са-ам. кильд. koIlte ‘прорубь’. В прибалтийско-финские язы-ки данная лексика попала из германских — др.-норв.kelde, др.-швед. kœlda ‘прорубь’ [SKES: 152].

КАРЕГА

По данным ПЛГО карега ‘волна’ отмечается в Подпо-рожском р-не, также в значении ‘рябь по речной поверх-ности’ в н. п. Колгостров Кондопожского р-на.

КЕРЖ, КИРЫШ 315

В словаре Куликовского карега ‘волна’ зафиксирова-но в Песчановской волости Пудожского уезда. Калимасравнивает русское диалектное слово с кар. kare ‘рябь наповерхности воды’, фин. kare ‘зыбь, рябь морские вол-ны после шторма’. Сюда же, по мнению Калимы, отно-сятся глаголы карежить и карёжить ‘вызывать рябь,лёгкое волнение на поверхности воды’, зафиксированныеКуликовским в том же Пудожском уезде; а также лек-сема калежка ‘волнообразное движение поверхности во-ды при слабом ветре’, представленная словарем Грота-Шахматова в Петрозаводском уезде [Kalima 1915: 106].

В КСРНГ имеется лексика, зафиксированная восточ-нее от обследуемого региона: карежить ‘волновать по-верхность воды’ в Шадринском р-не Пермской области;карёжить в том же значении в Свердловской области.Не исключая прибалтийско-финскую этимологию, на нашвзгляд, все-таки следует учитывать возможность связианализируемого слова с русским корёжить, которое трак-туется КЭСРЯ как исконное, связанное со словом коря-га. Хотя ареальная дистрибуция обонежских лексем сви-детельствует о вепсском влиянии, ср. вепс. kare ‘рябь наводе’ (ген. karegen).

КЕРЖ, КИРЫШ

Отмеченное по данным КСРНГ слово керж ‘комок смерз-шейся земли’ в Подпорожском р-не (Берег, Смирново),на наш взгляд, относится к люд. этимону kirz ‘мерзлота’;также как и слово кирыш в том же значении.

КИРЗА

Данное слово очень частотно и фиксируется в речи всехбез исключения информантов. Кирза ‘верхний мерзлый

316 КИРЗА

слой земли, мерзлая земля под оттаявшей сверху почвой’бытует в Медвежьегорском р-не (Космозеро, Шильтя,Сенная Губа, Лонгасы, Кижи, Кузаранда: Великая Ни-ва, Шуньга, Ламбасручей, Великая Губа, Толвуя, Пал-тега, Черкасы), в Подпорожском р-не (Яндеба, Заозе-рье, Ульино, Юксовичи, Вознесенье, Шеменичи, Услан-ка, Курпово), в Пудожском р-не (Авдеево, Песчаное, Га-кукса, Римское), в Прионежском р-не (Педасельга, Лад-ва, Суйсарь, Лехнаволок), в Кондопожском р-не (Тулгу-ба, Лижма, Колгостров, Новинка, Кулмукса, Гангозеро),в Вытегорском р-не (Андома, Мегра, Бабино). В частин. п. отмечено вариативное ударение на последнем слоге:кирза — в Пудожском р-не (Каршево, Черново), в Кон-допожском (Лижма), в Подпорожском (Пидьма).

Вариант керза в том же значении бытует в Медвежье-горском р-не (Палтега, Зажогино). В н. п. Толвуя этогоже р-на слово кирза, кроме приведенного выше, имеетзначение ‘непрочный рыхлый лед’ и ‘промоина во льду’.В говорах Заонежья лексема кирза употребляется так-же в переносном значении — ‘о состоянии похмелья’,обычно в словосочетании: — Кирза выходит — ‘о бо-лезненном состоянии после выпивки’. Первые фиксациианализируемого слова относятся к XIX веку. В Опытекирза ‘верхний слой земли; почва’, хотя цитата, на нашвзгляд, представляет зафиксированное ПЛГО значение,но в негативном аспекте: «Кирза еще не промерзла» (Ср.Лед ещё не замерз). Опыт отмечает эту лексему в Оло-нецкой губернии. В Доп. Опыт дается обширное описа-ние слова кирза — «если вода весною или осенью под-ступает под дом, то от сырости иногда поднимается пол,и двери худо затворяются, — это действие сырости назы-вается кирзою»; фиксируется оно в Вытегорском уезде.В словаре Куликовского кирза «слой промерзшей земли,находящийся под оттаявшим вершка 1,5–2 верхним сло-

КИРЗА 317

ем» отмечено в Петрозаводском, Лодейнопольском, Вы-тегорском уездах. Следует отметить, что толкование Ку-ликовского наиболее точно отражает семантику слова.У Барсова представлено слово кирза в значении ‘топ-кое место, бывающее весною’ в Олонецкой губернии. ВКСРНГ кирза ‘мерзлая земля’ отмечено Георгиевским вПетрозаводском уезде; Певин дает сходное значение кир-за ‘замерзший нижний слой земли’ в Заонежье. Певинотмечает также словосочетание с переносным значением:иметь кирзу ‘сердиться, быть недовольным чем-л.’.

Впервые это слово определено как заимствование изфин. Шегреном — фин. kirsi [Шегрен 1854: 153]. Калимаполагает, что фонетически ближе форма ливв. kirzi ‘за-морозок на земле, замерзшая почва’ [Kalima 1915: 118].Фасмер присоединяется к мнению Калимы [Фасмер 2:237]. На наш взгляд, лексема кирза, представленная вговорах Приладожья, Посвирья, Западного Прионежья иЗаонежья, является результатом влияния ливвиковскоготипа, ср. ливв. kirzi ‘слой промерзлой почвы под оттаяв-шей землей; мерзлота’ [СКЯМ: 143]. Данные этого гнез-да прибалтийско-финских языков, ср. фин. kirsi ‘мерзло-та’, эст. kirs ‘мерзлота’, ливск. kirt’, kirk’ ‘тонкий слойльда’, люд. kirz ‘мерзлота’, при саам. норв. gir’si ‘мерзло-та’ из фин. [SKES: 200], являются результатом балтий-ского влияния, ср. литов. skirsti ‘покрываться снегом’,apskirsti ‘замерзать, покрываться льдом’ [SSAP 1: 372].

К востоку от обследуемого региона фиксируется лек-сика, которая по мнению Калимы является вариантамиданного взаимодействия хирзы ‘неровности на замерз-лой грязи’ в Вятской губернии (Опыт); «мерзлые коч-ки грязи по дороге, колоть» — также в Вятской губер-нии (Даль): хырзы, хорзы «замерзшие шохры, комкигрязи на дороге, замерзшая скомканная грязь на доро-ге» (Васнецов). КСРНГ представляет также современные

318 КОВА, КУБА, КУВА

материалы: хырзы ‘замерзшие комья грязи на дороге’ вВожгаловском р-не Кировской области. Трудно сказатьотносится ли сюда слово сохры ‘бугры на льду’, зафик-сированное Богоразом на Колыме. Кроме того, Куликов-ским (1899) отмечен вариант тирза ‘осенняя или весен-няя грязь на улице’ в Заонежье (Великая Губа); в совре-менных материалах записи этого слова отсутствуют.

Таким образом, слово кирза распространено во всемобследуемом регионе, исключая только небольшой уча-сток Вытегорского р-на, ограниченный н. п. Ошта, Ниж-няя Водлица и н. п. Шустручей Подпорожского р-на, гдедоминирует в этом значении лексема ровда (см.).

КОВА, КУБА, КУВА

Вариант кова ‘тень человека’, ‘тень’ с вариативным уда-рением в одних и тех же населенных пунктах отмечен вМедвежьегорском р-не (Кефтеницы, Шуньга, Пабережье,Федотово, Падмозеро, Кажма, Фомино): в Кондопожскомр-не (Горка). — Боится своей ковы (Падмозеро).

Вариант кува с тем же значением бытует только сударением на втором слоге в Пудожском р-не (Сумозе-ро, Авдеево, Колово, Куганаволок), в Вытегорском р-не(Гуляево). По-видимому словообразовательный варианткувака с тем же значением записан в Пудожском р-не(Колово, Кушаково, Гладкино).

В варианте куба ‘тень’ преобладает ударение на вто-ром слоге, эта лексема отмечена в Пудожском р-не (Авде-ево, Песчаное, Бураково), а в н. п. Римское зафиксирова-но ударение на первом слоге — куба. Ардентов [Ардентов1955], анализируя это заимствование, отмечает дифтон-гоидный характер произношения в слове кова — коава.Смеряй коаву, скоро ли домой.

Первые сведения об анализируемых вариантах нахо-

КОГМА, КОЛМА 319

дим в словаре Куликовского: кова (Шуньга), куба (Вы-гозеро Повенецкого уезда), кува (Водлозеро Пудожско-го уезда; Видлица, Олонецкого уезда, Усть-Велга Кар-гопольского уезда). «Отпечаток, остающийся на снегуот упавшего живого существа или какого-л. предмета,тень. . . “По кубы”, т. е. по тени человека крестьяне из-меряют время дня, измеряя тень человека».

Калима полагает, что это заимствование из кар. kuva‘картина’, ‘сапожная колодка’, ливв. kuva, вепс. kuva ‘са-пожная колодка’ [Kalima 1915: 134–135]. В SKES приво-дятся кар. kuohane, ливв. kuvahaine, вепс. kuvahain’e‘тень’, люд. kuva, kuvahain’e ‘тень’ что семантически бо-лее соответствует заимствованным словам в говорах[SKES: 253].

Территориальная дистрибуция данных вариантов раз-лична: кова отмечено в основном в Заонежье и в при-легающем к нему Кондопожском р-не; кува, куба в вос-точном Прионежье — в Пудожском и Вытегорском р-нах.

Наличие разных вариантов в говорах, возможно свя-зано с неоднородным субстратным влиянием. В КСРГКотмечена лексема коуд ‘неясные смутные очертания чего-л.’. — Я тебя как коуд вижу! (Мягрозеро Медвежьегор-ского р-на). В силу единичности данного слова, довольнотрудно судить о его достоверности.

КОГМА, КОЛМА

Колма ‘второй, верхний слой льда, образовавшийся по-верх первого слоя льда’, отмечено в Сегежском р-не (Вал-дай, Вожма Гора, Полга). Вне обследуемого региона дан-ное слово зафиксировано в Терском р-не (Ковда, Умба).Присутствует эта лексема у Меркурьева — колма ‘вода,выступившая на поверхности льда’: — Когда внизу лед, асверху вода, то называют колма или шапня (Порья, Тер-

320 КОГМА, КОЛМА

ский р-н). Отмечено это слово в словаре Дурова: колма«ледяная корка на снегу, покрывающем лед, которая таетломается под весенним солнцем».

В КСРГК имеется фонетический вариант калма ‘слойводы поверх льда’ в Беломорском р-не (Ендогуба). В Опы-те представлен иной вариант заимствования — когма«тонкий лед, образующийся весною после приливов, по-верх зимнего льда» (Кем. Арх.). У Подвысоцкого пред-ставлено два варианта — когма, когва «1. Образующийсявесною от морских приливов тонкий лед поверх толстогозимнего. 2. Выступающая в зимние оттепели поверх льдавода от дождя или подтаявшего снега. 3. Обледеневшийсверху после оттепели снег». В СРНГ отмечен варианткомга «второй тонкий слой льда на поверхности воды,скопившейся поверх старого льда» (Арх, 1968).

Два варианта зафиксировано у Даля, когва, когма«наслуд, наслуз, второй слой льду, намерзающий от мор-ских приливов, сверх коренного». — Лошади весною накогме проступаются (Арх.).

Шегрен предлагает этимологию, которая а дальней-шем отвергается Калимой — из фин. hyhma ‘лед, сме-шанный с водою’ [Шегрен 1854: 153)]. Веске сравниваетэто слово с фин. kohva ‘ледяная глыба, куча, кора, слойльда’. Он полагает, что этимон у вариантов когва, ког-ма один, а варианты получились в результате изменениясогласного [в] в согласный [м] [Веске 1890: 79].

Калима и вслед за ним Фасмер приводят в качествеэтимона кар. kohva, при фин. kohma, а чередование m/vобъясняют чередованием сильной и слабой ступеней [Ka-lima 1915: 121]. Меркурьев в словарной статье колма несовсем обоснованно замечает, что это заимствование изфин. kohma. В прибалтийско-финских языках имеютсяблизкие по форме и по семантике лексемы: кар, kohva‘талый снег, шуга’, kohmakko, kohmahko ‘окоченевший,

ЛИСТЕГА 321

замерзший’, фин. kohma, kohme ‘окоченелость от холо-да’, kohva ‘наледь’ [SKES: 205], что могло привести кфонетическому разнообразию слов в русских говорах.

Ареальная дистрибуция (северная часть Карелии иМурманская область) также подтверждает карельскуюэтимологию.

ЛИСТЕГА

Листега ‘тонкий лед при ледоставе’ отмечено в Мед-вежьегорском р-не (Толвуя, Кузаранда, Загубье, Вели-кая Нива, Кижи, Великая Губа, Ламбасручей, Космозе-ро, Петры, Сенная Губа); в Пудожском р-не (Пяльма,Римское); в Кондопожском р-не (Чеболакша, Колгостров,Гангозеро, Лижма, Новинка); в н. п. Шустручей Подпо-рожского р-на. В н. п. Гангозеро и Новинка зафиксирова-но также употребление деривата — листежка с тем жезначением.

Данное слово бытует в основном в Заонежье и в при-мыкающих к нему р-нах, только фиксация в н. п. Шуст-ручей не имеет прямой связи с Заонежскими говорами.

Первые данные в Дополнении к словарю Куликовско-го — листега «тоненький лед в лист толщиной» в Пет-розаводском уезде (Федоров).

Анализируемая лексема не рассматривалась в этимо-логической литературе. На первый взгляд несомненнасвязь с русским лист, что и делает Куликовский при тол-ковании этого слова, включая в него сравнение с листом.Но вследствие территориальной ограниченности данногослова возможно предположить его неисконность.

Материал финского языка — фин. liisteet ‘настил’,jaaste ‘ледяная преграда’, на наш взгляд, не следует со-поставлять с русской лексемой, более вероятно, что лока-лизация данного материала на ограниченной территории,

322 ЛУБАНДА, ЛУМБА

при явно вторичной общерусской ассоциативной мотива-ции, заставляет искать сходный материал в смежных ка-рельских диалектах, ср. кар. riito, rite ‘тонкая ледянаякорка, пленка льда’ [KKS 5: 96–97]. Причем мена сонор-ных, приведшая к переосмыслению слова, по-видимому,произошла непосредственно при вхождении его в русскиеговоры. А поскольку первичная ассоциация с лексемой«лист» не вызывала сомнений, то данный материал и нерассматривался в этимологической литературе.

Зафиксированный по данным ПЛГО глагол листе-жить ‘покрываться льдом’, по-видимому, образован отсуществительного. Он отмечен в Медвежьегорском р-не(Сенная Губа, Космозеро, Ламбасручей, Великая Нива,Загубье); в Пудожском р-не (Пяльма). В н. п. ВеликаяНива отмечено безличное употребление: залистежило.В н. п. Ламбасручей — единственная фиксация варианталистеж ‘верхний тонкий лед’, наряду с листега.

ЛУБАНДА, ЛУМБА, ЛУМБЕГА, ЛУБЕГА

Крайне важны для жителей Обонежья понятия, слова,обозначающие различные состояния льда. Зимой в ре-зультате оттепели или оседания льда на нем появляетсявода, которая в обследуемом регионе получает разныенаименования. Затем эта вода замерзает и образует верх-ний, часто очень непрочный лед. Нижний лед, верхнийлед, вода между ними также имеют разные наименова-ния.Лубанда ‘верхний непрочный слой льда часто со сне-

гом и водой’ отмечается в Медвежьегорском р-не (Сен-ная Губа, Кажма, Черкасы, Петры, Космозеро, Мягрозе-ро, Толвуя, Палтега, Федотово, Лонгасы, Ламбасручей,Великая Нива), В Прионежском р-не (Ялгуба, Суйсарь,Машезеро), в Кондопожском р-не (Колгостров, Ладмозе-

ЛУБАНДА, ЛУМБА 323

ро, Диановы Горы, Гангозеро, Тулгуба, Лижма). В Кондо-пожском р-не зафиксированы также иные значения: ‘водана льду’ в н. п. Новинка; ‘промоина’ — в н. п. Кулмукса.В н. п. Великая Губа Медвежьегорского р-на бытует ва-риант лобанда в значении ‘снег на льду’.Лумба ‘второй, непрочный лед, часто покрытый во-

дой; вода на льду’ отмечается в Медвежьегорском р-не(Перхино, Лисицино, Мяльзино, Белохино, Кефтеницы,Шильтя, Кажма, Федотово, Шуньга, Толвуя, Палтега, За-губье, Кузаранда). Причем в н. п. Толвуя, Кажма, Палте-га, Федотово зафиксированы как лубанда, так и лумба.

Лексема лумбега, распространенная в Пудожском р-не (Каршево, Песчаное, Авдеево) имеет следующую се-мантику ‘снег в воде; снег на втором льду; снег с водойна льду’. В н. п. Авдеево представлен дериват лумбежкасо значением ‘второй лед’. В н. п. Челмужи Медвежье-горского р-на бытует слово лумба в значении ‘двойнойлед с водой между слоями’. Здесь же отмечается лексемалумбица ‘промоина весной’.Лумбега ‘непрочный верхний лед; вода между слоями

льда’ имеет редкие фиксации в Пудожском р-не (Пяль-ма), в Медвежьегорском р-не (Челмужи), в Сегежскомр-не (Валдай, Вожма Гора). Первая фиксация слова лу-банда ‘растаявший снег на льду, потом снова замерзший’у Князева в «Кижском наречии». В словаре Куликовскогоотмечается лумба в значении ‘вода, выступившая поверхльда’ (Шуньга); ‘второй слой льда, образовавшийся наэтой воде’ (Кажма). Лексема лумбега в значении ‘отта-явший после вскрытия реки лед на берегу’ зафиксирова-на Подвысоцким в Онежском, Холмогорском, Пинежскомуездах.

В работе Калимы и в словаре Фасмера материалы наанализируемое слово отсутствуют. На наш взгляд, здесьвозможна связь с фин. lumi ‘снег’, вепс., люд., ливв.,

324 МАЙНА

водск., эст., lumi, хотя предпочтительнее саамская эти-мология: саам. lobme, lubme ‘снег’.

Возможно связано со словом лумба — балумба, мн.«донный лед, имеющий форму ледового столба в виде пе-ревернутого конуса при всплывании на поверхность ре-ки»; на Ангаре [Мурзаев 1959].

МАЙНА

Майна имеет два значения, различающиеся территори-ально: 1. ‘незамерзающее место в реке, озере, полынья,промоина’ отмечено в Подпорожском р-не (Сидорово,Пидьма, Корба, Усланка, Юксовичи, Заозерье, Шемени-чи); в Вытегорском р-не (Мегра, Ошта); в Кондопожскомр-не (Кулмукса); 2. ‘прорубь для подледного лова’ зафик-сировано в основном в Заонежье в Медвежьегорском р-не(Сенная Губа, Космозеро, Вицино, Ламбасручей); в Кон-допожском р-не (Лижма); в н. п. Пяльма, Римское Пу-дожского р-на; в северо-восточной части Вытегорскогор-на (Казаково). Причем в н. п. Римское отмечено такжеи значение майна ‘промоина’. В СРГК значение ‘полынья’фиксируется в Сланцевском, Киришском, Волховском р-нах [СРГК 3: 187]. Материалы прошлого века имеют та-кую же ареальную дистрибуцию значений. Куликовскийдает майна «полынья, широкая трещина, прогалина в ле-дяном поле» в Лодейнопольском уезде. В словаре Подвы-соцкого майна «прорубь во льду для лова рыбы, также идля полоскания белья» в Онежском, Холмогорском, Пи-нежском уездах. У Грандилевского совмещены эти двазначения майна «широкая прорубь или пролом во льду»(Холмогор.). В Опыте — майна ‘полынья’ (Волог., Олон),‘ледокольня’ (Петерб.), последнее значение впервые отме-чено Бурнашевым в Астраханской губернии.Майна ‘незамерзающее место, промоина’ отмечено по

МАЙНА 325

КСРНГ на Волхове, Ильмене (Шамахов), в Кировской,Свердловской, Пермской, Курганской областях; в Сиби-ри зафиксировано в материалах по Тобольской губер-нии Маляревского; имеется оно также в донских говорах(Миртов).Майна ‘прорубь для подледного лова’ имеет более

широкое распространение в печорских говорах, на терри-тории Вологодской губернии (Иваницкий), современныеданные отсутствуют; в Кировской, Архангельской, Горь-ковской, Томской, Кемеровской, Новосибирской, Чкалов-ской областях, Марийской АССР и на р. Волга. Отмеча-ется майна ‘прорубь для подледной ловли’ на СеверномУрале (Матвеев) и в беломорских говорах (Воронова).

По данным Шмелева майна употребляется в южно-русских документах с 1654 г.

Мурзаев приводит майна «прорубь, полынья, широ-кая трещина во льду (Северные моря); открытый участокводы между льдинами; большая яма, вырубленная в тол-ще льда реки и имеющая на дне небольшое отверстиедля пропуска воды из реки. Делается для прохождениякрасной рыбы (икряной) во время багренья, чтобы не за-морозить ее (р. Урал)».

Калима полагает, что это заимствование из фин. mai-nas ‘большая полынья’, водск. maina ‘прорубь во льдудля ловли рыбы’. Но для Калимы неясно, имеет ли рус-ское водомоина, водомойня отношение к прибалтийско-финским лексемам [Kalima 1915: 160–161]. Для Фасме-ра также неясно направление заимствования [Фасмер 2:559]. Матвеев считает, что распространение свидетель-ствует в пользу финского происхождения [Матвеев 1959:15]. Воронова также высказывается за прибалтийско-фин-скую этимологию. Мурзаев предлагает водское maina вкачестве этимона.

Очевидно, что опасения Калимы имели под собой поч-

326 МИЛАС

ву, и присутствие в СРНГ слов мойна ‘полынья’ (Охан.Перм.), мойна ‘прорубь, в которой полощут белье’ (Арх.)и ‘впадина в земле’ (Вят.), возможно, могут свидетель-ствовать о славянской природе лексемы майна, однаконе исключается и контаминация прибалтийско-финско-го слова с русским корнем. Калима как источник фин-ского слова предложил саам. mana ‘глубокое и широкоеместо в реке, озере’. В SKES в разработке слова mana‘загробный мир, царство мертвых’ в диалекте Хайлуотолексема mana употребляется по отношению к весенне-му слабому льду — mana — ‘по талому льду послед-ний шаг’; «jaat manoksi menee» ‘лед ведет на тот свет’;«aivan manona jaa» — об очень слабом льде. Употреб-ляется также mana в загадке: «Aamulla rauvuksella jaillalla vesilla, muutaman paivan paasta manalla» ‘Утромна твердом, вечером в воде, через несколько дней на томсвете’ (отгадка — весенний лед). В качестве метафориче-ского переноса слово могло закрепиться в финском языкеи проникнуть в русские говоры [SKES: 332]. Хотя, конеч-но, окончательно эту проблему решить довольно трудно.

Зафиксированное в н. п. Авдеево Пудожского р-на сло-во майда ‘прорубь для подледного лова’ (в СРГК — вБеломорском р-не) по мнению Калимы также относит-ся сюда. Эта лексема отмечена также в Архангельскойгубернии (словарь Грота–Шахматова).

МИЛАС

Милас ‘тонкий лед, гонимый ветром по водной поверхно-сти’ отмечено в н. п. Вожма Гора, Валдай Сегежского р-на. С иным начальным согласным зафиксирован в смеж-ных беломорских говорах Федоровым (КСРНГ) — нилас‘тонкий осенний лед, носимый ветром или течением в мо-ре и устьях рек при их замерзании’. По данным КСРНГ

ПИХТА 327

данное слово отмечается только в архангельских говорах,причем в основном в источниках прошлого века. В сло-варе Подвысоцкого предлагается три варианта заголовоч-ных слов — нилас, ниласы, нылас с тем же значениемв Онежском, Кемском, Кольском уездах; в ином значе-нии — «намерзающий у берегов о. Новой Земли лед» вПоморье.

Вариант нилас «тонкий не сплошной слой льда, но-сящийся осенью, во время замерзания вод, в реках и навзморье» дан в словаре Дурова с пометой «Южн.».

Впервые отметил данное слово как прибалтийско-фин-ское заимствование Шегрен, он приводит фин. nila, nilas,nilakas, niljakas, не исключая и саамские материалы —саам. njalakas ‘склизкий; склизкий как осенний лед’. По-годин также полагает, что это может быть заимствованиеиз фин. nila или коми-зыр. niles, nilos. Калима не вклю-чает данное слово в перечень прибалтийско-финских за-имствований. В словаре Фасмера также отсутствует эталексема.

Вариант с другой сонорной в начале слова, по-види-мому, возник не так давно под влиянием народной этимо-логии, т. е. возможна связь с рус. мелкой, мелочь. Ввидумаргинальной дистрибуции предпочтительней саамскаяэтимология, хотя из-за отсутствия прямых семантиче-ских соответствий невозможно однозначно говорить обисточнике анализируемого материала.

ПИХТА

Лексема пихта в значении ‘иней’, бытующая в Заонежье,имеет вариант пихкa, зафиксированный на Кольском по-луострове, хотя и несколько в ином значении ‘подмытыйволною и вследствие этого затвердевший снег на проло-женной по берегу моря дороге’ [Подвысоцкий: 122; СРНГ:

328 РОВДА, РОВГА

27, 57], что позволяет сопоставить их с саамскими дан-ными, ср. саам. peotse ‘иней’ [KOLTKS: 361].

РОВДА, РОВГА

Ровда в значении ‘слой мерзлого грунта с оттаявшейсверху землей’ отмечается в Вытегорском р-не (Мегра,Девятины, Бараново, Нижняя Водлица), в Подпорожскомр-не (Шустручей): в Сегежском р-не (Валдай, Вожма Го-ра). На смежной территории слово ровда зафиксированов Вашкинском р-не. В материалах КСРГК лексема ровдапредставлена в значении ‘вода, образовавшаяся из отта-явшей почвы’ в Кадуйском и Вашкинском р-нах. В гово-рах Беломорья Федоров записал слово ровда в значении‘лед под землей, мерзлая земля’.

Анализируемое слово было широко распространено вдиалектных источниках: Боричевский дает ровда ‘мерз-лая земля’ в Архангельской губернии; у Подвысоцкого— ровда ‘мерзлая в низших слоях никогда не оттаива-ющая земля’ в Онежском и Кемском уездах. В слова-ре Куликовского ареал слова ровда охватывает и частьЗаонежья: ровда ‘мокрая земля, смерзшаяся комками,промерзлый верхний слой земли’ в Каргопольском уез-де (р.Онега, Усть-Моша, Вохтома), в Пудожском уезде(Корбозеро, Водлозеро, Янгозеро), в Вытегорском уез-де (Девятины, Черная Слобода, Ковжозеро, Шимозеро),в Олонецком уезде (Ведлозеро), в Заонежье (Шуньга).В материалах Певина (Заонежье) ровда имеет значение‘мерзлая земля по весне’. Кроме того, Куликовский жефиксирует лексему ровда в значениях ‘болотная ржаваявода’ в Каргопольском уезде (Кенозеро), в Вытегорскомуезде (Тудозеро), ‘весенний испарения’ — в Каргополь-ском уезде (Мишковская волость). Куликовский не при-водит Повенецкий уезд как ареал распространения слова

РОВДА, РОВГА 329

ровда ‘мерзлая земля’, но он предлагает цитату, где этослово употребляется в переносном значении, причем ци-тата записана именно в этом уезде: «Ровда не вышла изземли — т. е. еще нет тепла».

В начале века ровда ‘не оттаявшая весной почва’ от-мечено в череповецких материалах Герасимова; ровда‘лед в почве весной’ представлено Лаврушиным в Ки-рилловском уезде.

По данным КСРГК единичные фиксации имеет вари-ант ровга ‘слой мерзлого грунта с оттаявшей сверху зем-лей’ отмеченный только в н. п. Пабережье Медвежьегор-ского р-на. В этом же значении данный вариант бытует всоседних говорах Онежского, Плесецкого, Кирилловско-го р-нов. В словаре Меркурьева ровга дается в значении‘лед на болоте под слоем мха’ в Терском р-не.

Гусев отмечает слово ровга ‘слой промерзшей земли,верхняя часть которой весной оттаивает’ в каргопольскихговорах [Гусев 1971].

Опыт представляет оба анализируемых варианта: ров-да ‘лед, находящийся в земле’ в Кемском и Онежскомуездах; ровга с тем же значением — в Шенкурском уезде.Даль также отмечает лексемы ровга, ровда «поддина,лед в земле под почвой, в глубине; вечно мерзлый пласт,который никогда не оттаивает» (Арх.), и далее он даетровда «земляная вода, мокредь, выступающая весною вростепель из земли» (Орл.). Мурзаев без всякого анализаповторяет орловскую географическую помету Даля, хотяеще Калима, имея все основания, полагал, что в данномслучае просто опечатка — вместо «Олон.» — «Орл.».

На наш взгляд, в этом материале тесно переплете-ны более раннее общеприбалтийско-финское влияние споздним воздействием уже обособленных языков этойгруппы. Так, варианты рoвда, рoуда, вероятно, являют-

330 РОВДА, РОВГА

ся рефлексами общеприбалтийско-финского ландшафта,они фиксируются как в зонах сегодняшнего карельского,так и вепсского влияния, при естественно наложении со-временного кар. rouda ‘мерзлота’ [Ругозеро, Паданы, Су-оярви, Тихв., KKS 5: 172], хотя, конечно, нельзя исклю-чать и того, что вариант рoвда, как более ранний, полу-чил широкое распространение на русской почве в резуль-тате миграционных процессов. Однако фиксация вариан-та рoвда в зоне вепсского влияния, ср. вепс. roug, ruug‘мерзлота, мерзлая почва’ [СВЯ: 481], все-таки говорит одвуслойности прибалтийско-финского влияния. Обобщаяданные современных прибалтийско-финских языков, ср.кар. твер. rowda ‘мерзлота, мерзлый слой земли’ [СКЯП:241], ливв. rowdu ‘мерзлота, мерзлая почва — обычно вес-ной’, вепс. сев. roud, ruug ‘мерзлота’ [SKES: 850], можноговорить, что вепсские материалы (исключая северныйдиалект) стоят особняком. Поэтому, совершенно очевид-но, что вариант рoвга связан с вепсским влиянием бо-лее позднего времени (см. выше), причем в Беломорьедистрибуция вариантов рoвга, рoвда наиболее пестра:Дождь пройдет — скорее ровга выйдет (Колежма). Роугавыходит, можно пахать землю (Нюхча). При отмеченномварианте рoвда в н. п. Сумский Посад и Вирма [ПЛГО;Сало 1966: 235). Попов в заметках на полях SKES свя-зывает с чешским hruda ‘глыба, ком’, польским gruda‘глыба’ и приводит также польское название декабря —grudzien; который, по-видимому, мог бы быть мотивиро-ван как месяц замерзшей грязи.

Гипотеза Сало о различной природе вариантов ровгаи ровда, на наш взгляд, требует корректировки. Трудноговорить о заимствовании того или иного варианта из ка-кого-либо определенного языка или диалекта, посколькунеизвестно, вариация [г] / [д] в данном случае являет-ся русской или прибалтийско-финской. Предложение Са-

РОВДА, РОВГА 331

ло о вепсской этимологии варианта с [г], во-первых, несовсем соотносится территориально, так как в вепсскомязыке слово roug отмечается в диалектах Бабаевского р-на (СВЯ), а в средневепсском диалекте зафиксированалексема ruug как вариант ruud; как раз в сфере адстрат-ного влияния средневепсского диалекта в Вытегорскомр-не отмечен вариант ровда; во-вторых, чересполосноепроживание носителей прибалтийско-финских языков ирусского языка предполагает смешанное взаимовлияниеиногда трудно разграничиваемое. Например, приводимыевыше данные Меркурьева совершенно очевидно возво-дятся к саамскому этимону саам. rowda ‘тонкий лед осо-бенно на болоте’, и такой вывод возможен только бла-годаря относительной территориальной обособленностикольских говоров. Более вероятна людиковско-вепсскаяэтимология.

Сужение ареала ровда по сравнению с XIX веком, нанаш взгляд, объясняется отсутствием адстратного вырав-нивающего влияния вепсского языка в настоящее время вЗаонежье, а как раз этим влиянием объясняется остров-ное распространение данного слова в южном Прионежье.К тому же в вепсском языке не отмечено соответствиефин. kirsi, ливв. kirzi, люд. kirz, что могло послужитьпричиной широкого распространения слова в Обонежье.

По данным КСРГК зафиксированы также два вариан-та рогда ‘мерзлый слой почвы’ в н. п. Ундозеро, БабиноВытегорского р-на; ронда в том же значении в н. п. Де-ментьевская Череповецкого р-на. В ряде н. п. Кириллов-ского р-на зафиксирована производная ровгонье в томже значении.

332 РОПАК, РОПАСА

РОВКА

Калима связывает также с кар. ruuda лексему ровкa ‘об-разующийся в земле на сырой почве лед’ (Шенкур. Арх.,Подвысоцкий), в Опыте зафиксированы аналогичные ма-териалы. Слово ровкач ‘замерзшая комками земля’, за-фиксированное в Пудожском уезде (оз. Купецкое, Кули-ковский) Калима возводит к фин. roukko ‘неровный лед’[Kalima 1915: 203]. Современные материалы на данныеслова отсутствуют.

РОПАК, РОПАСА

Ропак ‘неровность, бугор на льду или на дороге’ отмече-но в Прионежском р-не (Ладва, Заозерье, Педасельга);в Подпорожском р-не (Шустручей); в Пудожском р-не(Римское); в Медвежьегорском р-не (Тихвин Бор). Вари-ант ропак «груда льда на берегу реки или морских ме-лях» отмечается в словаре Меркурьева; в значении ‘ледна камнях’ в Онежском и Беломорском р-нах по КСРГК.Ропаки, ропака, мн. ‘кучи льда на берегу’ зафиксиро-вано в р-не г. Кандалакша. В Терском р-не отмечаетсяропак ‘большая льдина в море’. Вариант ропоки ‘лед накамнях’ бытует в н. п. Летняя Речка Кемского р-на, а так-же — ропока (ж.) — в значении ‘камень, торчащий из-подо льда’; в н. п. Валдай, Вожма Гора отмечено ропака(ж.) ‘куча льда на берегу’. Сало дает три варианта ропак,ропака, ропаки, добавляя к вышеперечисленным значе-ниям еще ‘груда льда вокруг проруби’.

Данное заимствование широко отражено в материа-лах XIX века. В Опыте — ропак 1. Лед в реке, обра-зовавшийся кучами, неровно. Онеж. Арх. — Ропакамиехать трудно ночью; 2. Стекловидная поверхность таяв-шего при оттепели и вновь замерзшего льда на море.

РОПАК, РОПАСА 333

Кольск. Арх.; там же ропака. Льдина, торчащая стоймя.Арх. У Шренка — ропак ‘льдина небольшого размера’(Арх.); у Ефименко — ропак ‘маленький островок, воз-вышающийся в виде голого камня над поверхностью моряи покрываемый во время приливов водою’ в Мезенском,Кемском уездах. Отмечается один из вариантов в слова-ре Дурова — ропак ‘куча льда около ердана или другихпрорубей. . . Вообще груды льда на ровной поверхностиреки или моря’ в Южном Беломорье.Ропаса ‘торосы на льду’ отмечено по данным ПЛГО в

Пудожском р-не (Каршево, Гакукса); в Вытегорском р-не(Гневашевская, Щекино). С иной формой множественно-го числа ропасы фиксируется в н. п. Гангозеро Кондо-пожского р-на. Отмечается и анализируется данное сло-во в диссертациях Вороновой (1968) и Сало (1966). Са-ло фиксирует ропасьё ‘лед вокруг проруби’, Воронова —ропас с тем же значением и кроме того, с более широкойсемантикой ‘нагромождение его на ледяной поверхности’.

В Опыте ропас «ледяной бугор от разбросанного поберегам льда» отмечается в Олонецкой губернии; в сло-варе Куликовского слово дается с несколько иным толко-ванием — ропас «бугор изо льда, ломанного людьми илинанесенного на берег рекою» в Пудожском, Вытегорском,Олонецком уездах и в Заонежье, в ином значении «кучакамней на поле» в Олонецком уезде.

Лексема со второй гласной [у] — рупас, рупаса вОбонежье не зафиксирована. По КСРНГ отмечается ру-паса ‘масса мелкого льда в море’ и ‘горы разбитого льда’в Холмогорском р-не. В смежном к обследованному ре-гиону Лодейнопольском р-не бытует переносное значение— рудас ‘толстый, полный человек’, по-видимому, свя-занное с основными номинативными значениями.

Даль разграничивает территориально ропака (ж.),ропак и рупак «громоздкая льдина, ледяная гора, пло-

334 РОПАК, РОПАСА

вучая или выкинутая на берег»; «нагромождение льдиныгорой». Ропак также ‘небольшой торос’ в Архангельскойгубернии, а ропас, по-видимому, в тех же значениях — вОлонецкой губернии. Подвысоцкий представляет 5 вари-антов ропака, ропак, ропас, рупака, рупас в двух зна-чениях ‘обледенелые прибрежные камни у моря’ и ‘тор-чащие стоймя или нагромоздившиеся одна на другую уморского берега или на земле льдины’.

Этимология приведенных выше вариантов у различ-ных авторов весьма противоречива. Грот к материаламропака, ропак, рупака ‘стоячая льдина, лед’ предлагаетв качестве этимона фин. ropaakko ‘грязь по дороге’, а кропас ‘ледяной бугор’ — фин. rapa ‘грязь вообще, что-нибудь ломкое и рассыпающееся’ [Грот 1876: 472]. Кали-ма, считая этимологию Грота ошибочной, на первое местоставит вариант ропас (материал Куликовского) с соответ-ствием из люд. ruo

“paz ‘куча камней’, кар. ruopas ‘куча

льда’, фин. ruopas ‘куча камней’ [Kalima 1915: 205]. Салосомневается в возможности сравнения слов ропас, рупасс кар. ruopaz, ruopas, рупас с кар. ruopaz, ruopas, вари-ант ропак она возводит к люд. ropak ‘неровная, неглад-кая поверхность’ либо к вепс. ropak ‘неровный, неглад-кий, щербистый’. Не исключает она также вслед за Ит-коненом и возможности влияния саамского языка — са-ам. кильд. ruebpex, саам. терск. riebpag ‘груда на берегуморя’ [Itkonen 1932: 57]. Воронова присоединяется к мне-нию Калимы.

По-видимому, ареальный подход к проблеме нахожде-ния этимона этого заимствования, лежит в соединениивсех субстратно-адстратных языковых взаимодействий ре-гиона, именно этим, на наш взгляд, объясняется много-образие вариантов заимствования.

Так, например, вариант ропак, отмечаемый в юго-западном Прионежье, связан с вепсским влиянием (см.

РУМБЕГА 335

выше), исключая однако значение, скорее всего произ-водное ropak ‘рябой, с оспинами’, как заимствование ро-пак, ропаковитый ‘корявый от оспы’. Вишь ропаков-тона лици — будто боронил кто. (Вытегорский уезд, Фи-лимонов); ропак ‘рябой’ отмечено в Заонежье в н. п. Па-трово, Космозеро. Распространение слова ропак на севе-ре, в Мурманской области и на севере Карелии, возмож-но, связано уже с саамским материалом саам. roappi

“k,

riebpag ‘груда льда на берегу моря’. Дистрибуция вари-анта ропас, рупас вероятнее всего связана с карельски-ми диалектами, тем более, что в зоне вепсского влиянияданные варианты не зафиксированы.

По КСРНГ единственная фиксация варианта ропах‘тонкий лед с неровными краями’ в Усть-Цилемском р-не Республики Коми. В Опыте и словаре Подвысоцкогоимеется значительное число производных глаголов, при-лагательных, которые не зафиксированы в обследуемомрегионе.

РУМБЕГА

В значении ‘иней, иней над притолокой’ слово впервыезафиксировано по данным ПЛГО в н. п. Каршево Пу-дожского р-на. Оно имеет в качестве этимона саамскийисточник, ср. саам. кильд. rums, ген. rummas ‘туман,пар’ [KOLTKS: 454], но непонятно место этой единицыв саамских диалектах и в финно-угорских языках. Врядли связаны с русским диалектным словом фин. romppe‘прибрежный лед’ (записи Ленрота), ‘глыба льда’, ливв.rompeh ‘глыба льда’ [SKES: 832], так же ливв. huwrme‘иней’ [СКЯМ: 80].

336 РЯНДА, РЯНЬГА

РЯНДА, РЯНЬГА

Анализируемое ниже заимствование имеет ряд фонети-ческих вариантов. Рянда ‘снег с дождем, мокрый снег,ненастная погода осенью’ отмечено в Подпорожском р-не (Шустручей, Корба, Ульино, Пидьма, Шеменичи, Кур-пово, Юксовичи); в Прионежском р-не (Заозерье, Лад-ва, Машезеро), причем в н. п. Педасельга рянда имеетзначение только ‘дождливая погода’, а лексема шлякоть‘снег с дождем’; в н. п. Суйсарь рянда отмечено в зна-чении ‘ливень’. В Кондопожском р-не рянда зафиксиро-вано только в значении ‘дождь со снегом’ в н. п. Ганго-зеро, Тулгуба, Новинка, Лижма, Чеболакша, Кулмукса,в Медвежьегорском р-не рянда ‘мокрый снег’ отмеченотолько по материалам КСРГК в н. п. Тихвин Бор. В Се-гежском р-не рянда ‘дождь со снегом’ бытует в н. п. Во-жма Гора, Валдай. На смежной территории рянда ‘снег сдождем’ отмечено в Кемском р-не; рянда ‘затяжной осен-ний дождь’ в Терском р-не зафиксировано у Меркурьеваи в КСРГК. Словосочетание гусиная рянда ‘о ненастнойпогоде осенью’ отмечено в н. п. Юксовичи Подпорожскогор-на. В Лодейнопольском р-не зафиксирован вариант вомножественном числе рянды ‘дождливая ненастная по-года осенью’ в н. п. Ефремково; а также в Подпорожскомр-не в н. п. Бараны — Рянды скоро начнутся.

В материалах Георгиевского, помеченных Лодейнополь-ским уездом, рянды отмечено в значении ‘низкое грязноеместо’, что можно подвергнуть сомнению в силу единич-ности фиксации и семантического несоответствия.

Вариант ряньдега ‘снег с дождем, ненастная пого-да осенью’ распространен преимущественно к востоку отОнежского озера в Пудожском р-не (Песчаное, Авдеево,Римское), а также в Медвежьегорском р-не (Шуньга); вн. п. Юксовичи употребляется ряндега наряду с рянда.

РЯНДА, РЯНЬГА 337

С иным вокализмом и с ударением на втором сло-ге ренда ‘мелкий моросящий дождь’ отмечено на всейтерритории Онежского р-на в н. п. Остров Вашкинскогор-на.

В Заонежье фиксируется в основном вариант ряньга‘снег с дождем, ненастная погода осенью’ (Ламбасручей,Толвуя, Шильтя); а также в н. п. Каршево Пудожскогор-на и в н. п. Диановы Горы Кондопожского р-на. От-мечено употребление лексемы только во множественномчисле ряньги с тем же значением в н. п. Великая Губа,Космозеро. — Ряньги осенью (Лахново).

С иным вокализмом отмечено употребление данногозаимствования в качестве наречия и безличного сказу-емого. Ренько ‘мокро, сыро’. — Ренько идти утром потраве. (Мягрозеро Медвежьегорского р-на). Реньго —Сегодня на улице реньго. (Черкасы того же р-на).

Зафиксировано некоторое изменение семантики —ряньга ‘слякоть, грязь’ в Пабережье Медвежьегорско-го р-на и ряньга ‘лужа после дождя’ в н. п. ЛодмозероКондопожского р-на.

В Княжьей губе (окрестности г. Кандалакша) по дан-ным КСРГК отмечается вариант шрянда ‘снег с дождем’,появление которого можно объяснить неясной внутрен-ней формой слова.

Первые фиксации анализируемого заимствования да-ют только вариант рянда. В Опыте — рянда «1. Густойснег, валящий хлопьями в теплую погоду, более осенью.Арх. 2. Дурная погода с дождем, снегом и ветром. —Экая рянда поднялась. Олон.». В словаре Даля пример-но то же: рянда «мокрый снег хлопьями, лепень, дрябня,хижа; снег с дождем, слякоть, мокропогодье со снегом»в Архангельской и Олонецкой губерниях. У Подвысоцко-го — рянда «густой, падающий густыми хлопьями при

338 РЯНДА, РЯНЬГА

теплой погоде снег» в Архангельском, Онежском, Ме-зенском уездах. Куликовский фиксирует рянда ‘мокраяпогода, слякоть, дождь со снегом’ в Вытегорском, Ло-дейнопольском, Повенецком уездах, а также в Заонежье;он отмечает также вариант рянжа с тем же значениемв Каргопольском уезде. Слово рянда «слякоть, осенняянепогодь» представлено в материалах Филимонова (Вы-тегорский уезд) и Георгиевского — рянда «погода со сне-гом и дождем» (Петрозаводский уезд).

В говорах Обонежья был зафиксирован ряд глаголь-ных дериватов — заряндить ‘о начале продолжитель-ной ненастной погоды обычно осенью’ (в н. п. Машезе-ро, Ладва, Суйсарь Прионежского р-на). Кроме того вн. п. Суйсарь отмечен бесприставочный глагол ряндить‘лить о дожде’, в н. п. Машезеро бытует прилагательноеряндистый — ряндистая погода.

На смежной территории по КСРНГ отмечается рен-дить ‘моросить, о дожде’ в Онежском и Вашкинском р-нах. В материалах XIX века у Подвысоцкого рындать ‘(оснеге) падать’ в Поморье. В КСРГК представлен единич-ный вариант с [ж] ренжить ‘моросить о дожде’ в н. п.Тихманга Каргопольского р-на.

В Вытегорском р-не в н. п. Бараны бытует лексемарындяга ‘иней, иней на стенах’ с вариативным ударени-ем, возможно это также является производным от заим-ствованной основы.

У этимологов, разрабатывающих данное гнездо, име-лись в распоряжении только лексемы рянда и рянжа.Калима вариант рянда возводил к кар. randa, при фин.ranta ‘снегопад’ [Калима 1912: 90], тогда как Погодинреконструирует вепс. *ranza в качестве источника этойформы [Погодин 1904: 57]. См. также [Грот 1876: 472;Meckelein 1913: 62; Фасмер 3: 58]. Сало предполагает за-имствование рянда из ливв. или люд. [Сало 1966: 228].

РЯЧКАТЬ 339

Вариант ряньга, вероятно, восходит к более позднемукарельскому типу, ср. ливв. ranne ‘слякоть’ [СКЯМ: 322],при фин. ranne ‘мокрый снег, слякоть’, люд. ranne ‘сыраяпогода осенью’ [SKES: 913], ranna ‘мокрый снег’ [KKS 5:234].

Вариант рянжа можно трактовать как результат вли-яния ливвиковского типа, ср. ливв. ranzu ‘грязный, сля-котный (о погоде)’ [СКЯМ: 322], randzu ‘то же’ [SKES:913], cр. также кар. сев. rantsa ‘мокрый снег’ после утра-ты затвора смычного карельского звука.

Следует отметить, что прибалтийско-финское гнездоranta также имеет неисконные корни, ср. литов. drengti‘моросить, идти, падать (о снеге с дождем, мокром снеге)’[SSAP 3: 126].

В обследуемом регионе анализируемое заимствованиеимеет три ареала с разной лексической наполняемостью:рянда преобладает в Подпорожском, Прионежском, Кон-допожском р-нах; ряньдега в Пудожском и в восточ-ной части Медвежьегорского р-на; ряньга в Заонежье.Последний вариант, по-видимому, фонетический вариантнедавнего происхождения.

РЯЧКАТЬ

Анализируемое ниже слово уже подвергалось анализув статье Арзумановой «К вопросу об освоении финно-угорских глагольных заимствований в севернорусских го-ворах (глагол рячкать)» [Арзуманова 1975: 85–90]. По-скольку данная ономатопоэтическая и дескриптивная еди-ница фиксируется в контексте речи в значительном се-мантическом объеме звукоподражательной природы, тоиз большого числа значений глагола рячкать мы анали-зируем значение, тематически связанное с метеорологи-ческой лексикой. Рячкать ‘греметь, о близких раскатах

340 СИБАЙДАТЬ, СИБАНДАТЬ

грома’ отмечено практически на всей территории обсле-дуемого ареала в Медвежьегорском р-не (Палтега, Сен-ная Губа, Кузаранда, Космозеро, Шильтя, Шуньга, Пет-ры); в Прионежском р-не (Ладва); в Подпорожском р-нев н. п. Пидьма, Курпово, Шеменичи, Яндеба; в Вытегор-ском р-не (Казаково, Мегра, Ошта); в Пудожском р-не(Песчаное, Челмужи, Гакукса, Каршево).

В словаре Куликовского отмечается рячкать ‘греметь’в Петрозаводском уезде. В н. п. Согиницы Подпорожско-го р-на по данным КСРГК отмечается вариант рёчкатьв том же значении. Кроме того, фиксируется присоедине-ние к глаголу рячкать суффикса мгновенности действия-ну, рячконуть употребляется примерно в тех же грани-цах: Гром рячконул. В КСРГК отмечается речкануть вКондопожском р-не (Гангозеро), в Пудожском р-не (Пес-чаное).

Калима полагает, что это заимствование из кар. rats-kea, ratsata, ratsis’s’a, rackoa ‘трещать, колотить’ прифин. ratista, radata [Kalima 1915: 209]. Семантика приве-денных Калимой этимонов не соотносится, однако, с се-мантикой слова в русских говорах, тогда как вепс. racktaимеет именно данное значение ‘громыхать (о громе)’. Нотрудно сказать, является ли это значение в вепсском язы-ке исконным или в данном случае перед нами заимство-вание из русских говоров.

СИБАЙДАТЬ, СИБАНДАТЬ, СИМАЙДАТЬ,СИМАНДАТЬ

Оба варианта отмечаются в значении ‘моросить (о до-жде)’. Вариант на -анда- отмечен в Подпорожском р-не(Юксовичи, Шустручей); в Вытегорском р-не (Ольхово,Бараново, Казаково, Мегра, Нижняя Водлица); в При-онежском р-не (Суйсарь). В Кондопожском р-не, смеж-

СИБАЙДАТЬ, СИБАНДАТЬ 341

ных с Прионежским р-ном н. п. Лижма также отмечаетсяэтот вариант — сибандать, ; вариант сибайдать зафик-сирован в н. п. Кулмукса, Новинка. В Пудожском р-не поданным ПЛГО бытует вариант сибандать (Гакукса, Се-меново, Шала). В н. п. Лижма сибандать употребляетсятакже в значении ‘семенить — о человеке’.

В словаре Куликовского данное заимствование пред-ставлено без территориального выделения вариантов: «си-бандает, сибайдает (Никул. вол., Песчан. Кондужи, Ко-штуги, Ошта). Идет мелкий дождь». Выделенный Кули-ковским ареал включает в себя в современном админи-стративном делении Вытегорский и Пудожский р-ны.

Погодин полагает, что это заимствование из вепсско-го языка — вепс. sibaita. Калима не включает анализи-руемые лексемы в перечень прибалтийско-финских заим-ствований, вследствие чего Фасмер говорит о неясностипроисхождения этих слов [Фасмер 3: 615].

На наш взгляд, локализация данного заимствованияв основном в местах адстратного влияния вепсского язы-ка позволяет держать предположение о вепсских корняхэтих слов. В СВЯ отмечается лексема sibaitta с тем жезначением.

Очень близко к приведенному выше заимствованиюсимандать, симайдать ‘моросить — о дожде’. Вариантсимайдать зафиксирован в н. п. Шуньга Медвежьегор-ского р-на и в н. п. Каршево, Семеново, Авдеево Пудож-ского р-на; симандать отмечено только в н. п. ВознесеньеПодпорожского р-на. По-видимому, он восходит к вепс.simotada ‘моросить’.

Распространен вариант сибандать преимущественнов Подпорожском, Вытегорском, Прионежском, части Кон-допожского р-на. Причем, в Заонежье слово сибайдатьне зафиксировано.

342 СИТЕГА

СИТЕГА

Ситега ‘моросящий дождь’, ситежить ‘моросить о дожде’зафиксировано в основном в Заонежье (Кузаранда, Кос-мозеро, Ламбасручей, Шильтя, Палтега, Великая Нива,Сенная Губа, Кижи, Загубье, Челмужи); а также в приле-гающих к Медвежьегорскому р-не н. п. Пяльма, Каршево,Песчаное Пудожского р-на и в н. п. Валдай, Вожма ГораСегежского р-на. Сало записала варианты ситега, ситёгав н. п. Колежма, Шуерецкий, Вирма, Беломорья Карелии.

В словаре Куликовского имеются четыре лексемы се-туха ‘мелкий дождь’ в Каргопольском уезде и ситега стем же значением в Петрозаводском, Пудожском, Выте-горском уездах и в Заонежье; ситоха — только Каргопо-лье, также как и ситуха.Ситега, ситежить отмечаются также в материалах

Певина и Георгиевского. В современных говорах Обо-нежья наблюдается некоторое сужение ареала, хотя поданным КСРНГ ситега отмечается в н. п. Девятины Вы-тегорского р-на, это единичная фиксация.

Калима, не опровергая совсем мнение Погодина обфинском этимоне siide, считает, что варианты ситяга,ситник, ситуха, ситовник, ситивень (Север, Даль), яв-ляются результатом более поздних процессов народнойэтимологии из чилега, чит ‘моросящий дождь’.

Сало, соглашаясь в общем с рассуждениями Калимы,полагает, что «поморское ситега, ситёга, по всей вероят-ности, заимствовано из карельского языка: tsite ‘мелкийдождь’» [Сало 1966: 251]. Достаточно трудно сказать, яв-ляется ли данный материал изначально мотивированнымна русской почве (дождик, как из сита), или все же ис-пытал какое-либо воздействие смежных прибалтийско-финских языков, материалы которых близки к русскимдиалектным по форме и семантике, ср. фин. siide, siitaa,

ТУХА, ТУХКА 343

ливв., люд. tsite. Ср. ситить ‘идти — о мелком дожде’(Рыбинский р-н Ярославской области), ситоша ‘морося-щий дождь’ (Судайский р-н Костромской области), отме-ченные в ЯОС.

ТУХА, ТУХКА

Туха ‘метель, пурга’ отмечено в Вытегорском р-не (Андо-ма); в Подпорожском р-не (Юксовичи, Шустручей). Кро-ме того, в н. п. Андома отмечен вариант туша в том жезначении. на смежной территории по данным картотекиКСРГК туха ‘метель’ отмечается в основном в говорахВологодской области в Кирилловском, Череповецком, Бе-лозерском р-нах.

Впервые данная лексема отмечается Герасимовым: ту-ха ‘снежная метель’ [Герасимов 1893]. Он же предполо-жил, что это слово восходит к фин. tuisku ‘метель’. Ка-лима считает, что это заимствование из вепс. tuhu ‘ме-тель, пыль’ [Kalima 1915: 229]. В прибалтийско-финскихязыках соответствующая лексема имеется в ливв., люд.tuhu ‘метель, пурга’. Авторы SKES классифицируют при-балтийско-финское гнездо как ономатопоэтическое, де-скриптивного характера [SKES: 1383]. Вариант туша на-ходит сопоставимые единицы на карельской почве, ср.ливв. tuisku ‘метель’. Подтверждением вепсской этимо-логии служит ареальная дистрибуция этой лексемы —Южное Прионежье и Белозерский край.

В н. п. Ошта Вытегорского р-на зафиксирован, по-ви-димому, словообразовательный вариант тухка ‘метель’,хотя наличие в вепс. слова tuhk ‘пепел, зола’ не исклю-чает возможности контаминационного влияния.

344 УХКА, УХТА, УШКА

УЖБЕГА

Весьма примечательна лексема yжбега ‘иней’, зафикси-рованная автором в 2001-ом году в Сегежском р-не (Дуб-рово). Первоначально в нашем распоряжении имелся толь-ко глагол обyжить ‘покрыться инеем’, что и вызвалопредположение о существовании субстантива, который ибыл обнаружен. Данная единица восходит к карельскимисточникам, ср. кар. сев. usva, usva, uzva ‘иней’, ‘оченьлегкий сухой снег’, ‘туман’ [SKES: 1555], ливв. udzu,udzve ‘иней, изморозь’, ‘инистая мгла’ [СКЯМ: 402], кар.твер. uzva ‘иней’ [СКЯП: 320], люд. udzve ‘иней’, при са-ам. норв. osve ‘мокрый, липкий снег’, фин. usva ‘туман,густой туман’, ‘толстый слой инея’ [SKES: 1554, 1555].Переход [в] > [б] произошел уже на русской почве.

УХКА, УХТА, УШКА

Ухка ‘снег с битым льдом на поверхности воды’ отмеченов Прионежском р-не (Ладва, Машезеро, Заозерье, Ялгу-ба); в Кондопожском р-не (Лижма, Тулгуба, Гангозеро).В н. п. Новинка Кондопожского р-на и в Прионежском(Суйсарь) отмечено значение ухка ‘снег с водой, вода наповерхности льда’. В н. п. Юксовичи Подпорожского р-набытует значение ‘лед, образовавшийся поверх основного’.

Вариант ухта ‘снег со льдом на поверхности воды’отмечен в н. п. Колгостров Кондопожского р-на; вариантушка ‘снег на поверхности воды’ — в н. п. Согиницы Под-порожского р-на. Словарь Куликовского представляет дваварианта заимствования — ухка ‘снег на льду или мел-кий раскрошившийся лед’ в Петрозаводском и Каргополь-ском уездах; ухта в Колодозере Пудожского уезда.

По ПЛГО слово ухка, зафиксированное в Пудожскомуезде Куликовским, обнаружить не удалось, только в КСРГК

ЧИБАНДАТЬ, ЦЫБАНДАТЬ 345

имеется ухка ‘верхний слой льда белого цвета’, отмечен-ное в н. п. Колгостров Пудожского р-на. На смежной тер-ритории ухка ‘снег с водой на льду’ бытует в Плесецкомр-не. Сравнивая материалы прошлого века с современны-ми, можно сделать вывод о сужении ареала анализируе-мого заимствования.

Погодин считает, что это заимствование из фин. uhku[Погодин 1904: 64]. Калима ставит на первое место ка-рельские материалы кар. uhku ‘снежное месиво, шуга’,не исключая при этом вепсскую этимологию — вепс. uhk‘шуга, сало’ [Kalima: 234–235]. SKES, анализируя эти-мологию слова фин. uhku ‘тонкий слой льда, образовав-шийся из воды, вышедшей из-подо льда или поверхностиземли’ более распространенном в диалектах, также при-держивается версии карельско-вепсского происхождениярусских данных. Ср., однако, ливв. uhku ‘замерзающаявода, выступившая на лед’, люд. uhku, uhk ‘шуга, снег сводой на льду’, вепс. uhk ‘шуга’ (SKES, 1514–1515).

В словаре Даля дана лексема бухта «вода, насыщен-ная снегом на льду», зафиксированная в Архангельскойгубернии. Фасмер, вслед за Калимой, относит ее к заим-ствованиям из фин. uhku [Фасмер 1: 256]. Но отсутствиедругих фиксаций данного слова ставит под сомнение фор-му слова Даля.

ЧИБАНДАТЬ, ЧИБАЙДАТЬ, ЧИБАДАТЬ,ЧИБОНДАТЬ, ЧИБОДАТЬ, ЦЫБАНДАТЬ

Вариант чибандать в значении ‘моросить — о до-жде’ зафиксирован в Подпорожском р-не (Заозерье, Ульи-но, Курпово, Пидьма, Согиницы); вариант чибайдать стем же значением бытует в Прионежском р-не (Заозерье,Паднаволок), В Кондопожском р-не (Кулмукса, Тулгуба).Причем в Кондопожском р-не (Тарнога) имеют распро-

346 ШАКША

странение оба варианта: чибандать и чибайдать. В Под-порожском р-не отмечена форма чибадать — (Яндеба),чибондать — (Согиницы). Установлена изолированнаяфиксация варианта чибандать в Пудожском р-не (Авдее-во), где также употребляется глагол симандать. Вариантцыбандать ‘моросить’ бытует в Пудожском р-не (Корбо-зеро), сходный вариант дает Куликовский: чибарить стем же значением в Пудожском уезде.

Калима, оперируя материалами Куликовского, возво-дит их к кар. cibau

“tta ‘моросить, накрапывать — о дожде’

[Kalima 1915: 240]. На наш взгляд, более вероятна вепс-ская этимология, вепс. cibaita, cibaidota, cipitada с од-ним и тем же значением ‘моросить — о дожде’. Ареальнаядистрибуция этого заимствования также свидетельству-ет в пользу сопоставления вепсских данных, посколь-ку анализируемые лексемы распространены в основномв р-нах с вепсским адстратным влиянием. Варианты на-анда-, характерные для южного Прионежья [см. Азарх1973] доминируют в прионежской части Подпорожскогор-на; варианты на -айда- фиксируются в близких к За-онежью ареалах в Кондопожском и Прионежском р-нах,они могут являться результатом людиковского влиянияили аналогии более распространенных здесь моделям на-айда-.

ШАКША

Шакша ‘слякоть, грязь’ отмечено только в Кондопож-ском р-не (Гангозеро). По-видимому, это сдвиг значенияот шакша ‘остатки от вытопленного масла’, зафиксиро-ванного в Прионежском, Вытегорском и Подпорожскомр-нах.

Материалы прошлого века отмечают оба эти значе-ния; у Певина — шакша ‘грязь, несколько подсохшая’;

ШУГА 347

в н. п. Коштуги Вытегорского уезда ‘засохшая грязь’ и вЗаонежье.

Вне Обонежья слово зафиксировано по данным КСРНГв Костромской области — шакша ‘грязь’. — Весной на до-рогах шакша. По КСРГК — шакша ‘осадок, в жидкости’— в Чудовском р-не.

Калима, оперируя данными Куликовского, возводит ихк кар. tsaksu ‘остатки от растопленного масла’: «Рус-ское слово кажется подлинным в выражение начальногоs, удивительным кажется слово рокша ‘шкварки’», кото-рое он также предлагает выводить из карельских данных,хотя ему не известна мена [s] > [r] на прибалтийско-финской почве, но он полагает, что имеется чередованиев эстонском: эст. hahn — rahn ‘дятел’ [Kalima 1915: 244].

По-видимому, данную лексему следует отнести к вепс-скому этимону, ср. вепс. saksud ‘выжымки, остатки по-сле выжимания сока, масла; шкварки, вытопок’. Сходнаяформа топонимического наименования Шокша — н. п. вПрионежском р-не, по-видимому, подтверждает вепсскуюэтимологию.

ШУГА

Слово шуга с семантикой ‘мелкий битый лед, мелкий ледсо снегом на поверхности воды’ отмечено на всей терри-тории обследуемого региона, но фиксации его не выяв-ляют сплошного распространения, только спорадическоебытование в говорах. Шуга отмечено в Пудожском р-не (Авдеево, Римское); в Сегежском р-не (Валдай, Вож-ма Гора); в Вытегорском р-не (Ошта, Мегра, Андома); вПодпорожском р-не (Шустручей); в Кондопожском р-не(Кулмукса); в Медвежьегорском р-не (Шуньга, Кузаран-да, Великая губа). В Пудожском р-не отмечено значениешуга ‘донный лед в болотных ямах’.

348 ШУГА

На смежной территории лексема шуга зафиксирова-на по данным КСРГК в Североморском, Терском, Бело-морском р-нах, а также в окрестностях г. Кандалакша.С ударением на втором слоге, как в литературном язы-ке, шуга спорадически бытует в Медвежьегорском, Пу-дожском р-нах, а также в Онежском, Терском и в р-нег. Кандалакша.

В обследуемом регионе зафиксированы также фоне-тические варианты заимствования: шуг с основным зна-чением в Пудожском р-не (Кривцы), в Медвежьегорскомр-не (Федотово, Кузаранда, Шуньга) и в Сегежском р-не (Вожма Гора, Валдай); на смежной территории в Бе-ломорском, Терском, Каргопольском, Кемском, Белозер-ском, Кирилловском р-нах. Материалы по Терскому р-нудаются также словарем Меркурьева — шуг ‘шуга’ (Оле-ница).

Вариант шух с основным значением бытует в Пудож-ском р-не (Корбозеро), а также на смежной территориив Терском, Плесецком, Каргопольском, Кирилловском р-нах.

Вариант шук с основным значением отмечен в н. п.Бураково Пудожского р-на: — Мелкий лед больше шу-ком зовут.

В примыкающих к Обонежью р-нах по КСРГК отме-чено еще три варианта шуйга ‘мелкий битый лед’ в Чу-довском р-не; шуй ‘то же’ в Лодейнопольском р-не (Бор)и шугой ‘то же’ в н. п. Чапома Терского р-на.

Материалы КСРНГ предлагают обширный свод терри-ториальной дистрибуции данного заимствования. С уда-рением на втором слоге, аналогично литературному ва-рианту шуга распространено по всей Сибири, включаяобласти Иркутскую, Томскую, Новосибирскую, Красно-ярскую, Кемеровскую, Тюменскую, а также Камчатку иПриамурье. В пермских и вологодских говорах это слово

ШУГА 349

также употребляется с таким же ударением. В Архан-гельской области фиксации прошлого века дают ударе-ние на первом слоге шуга ‘плывущий мелкий лед’, ‘по-являющийся осенью на реках лед или обмерзлые комьяснега’ (Опыт), а материалы недавнего времени — преиму-щественно с ударением на втором слоге. В словаре Даляимеются три варианта шуга, шуг ‘сало, первый осеннийлед, который сплошь несется по реке с обмерзлыми ко-мьями снега’ (Волог., Перм., Арх., Сиб.) и шуя ‘шуга,мелкий лед’ (Вят.). В словаре Куликовского представленытакже три варианта шуга с ударением на первом слоге вВытегорском, Лодейнопольском, Пудожском уездах; шух— в Каргопольском уезде; шуг — в Пудожском уезде собщим толкованием «большие комья снегу, плывущие пореке, снег вместе со льдом, образующийся в реке осеньюот заморозков». —Шугу понесло, дак скоро станет река.

Подвысоцкий дает четыре варианта:шуга, шуг, шух вОнежском, Мезенском, Кемском, Кольском уездах и шуя‘лед, носящийся густыми массами в море, опасный длясудов’ в Поморье.

Следует отметить, что выводы об ареальной дистри-буции анализируемого слова делать неправомерно, ввидуестественного влияния общенародного шуга, с ударениемна втором слоге. Однако, следует отметить, что в Обоне-жье более распространен вариант с ударением на первомслоге.

Веске рассматривает анализируемое заимствованиекак результат эстонского влияния эст. soga [Веске 1890:80]; Калима сопоставляет с фин. sohjo, sohju ‘слякоть,шуга, сало’, замечая при этом некоторое фонетическоенесоответствие [Kalima 1915: 248]. Ольгович считает, чтофонетического несоответствия нет, и что «фонетическиеизменения, происшедшие в слове, вызваны определенны-ми причинами. Так, исконно мягкий для русского языка

350 ЮДЕГА

звонкий звук фрикативный [G] оказал воздействие (меж-слоговая ассимиляция) на глухой звук [h] (который рус-скому языку не свойственен, а потому в данном поло-жении оказался замененным русской звонкой фонемой/G/). Начальный свистящий согласный перешел в ши-пящий, возможно, под влиянием звукоподражательныхслов, обеспечивающих шумы. Наличие лабиализации вбезударном первом слоге привело к замене звука» [Оль-гович 1963: 51].

SKES, считая прибалтийско-финское слово ономато-поэтическим, дает материалы записей Элиаса Ленрота,Даниеля Услениуса, Густава Ренвала, Христфрида Ганан-дера, у которых была зафиксирована форма suhju, какнаиболее близкая для русских говоров [SKES: 1054].

Тюркская этимология Преображенского скорее всегодолжна быть отвергнута, но столь широкое распростра-нение лексемы шуга вне зависимости от его литератур-ного эквивалента, вызывает, по нашему мнению, опре-деленные сомнения только в прибалтийско-финском ис-точнике. Матвеев также сомневается в карельской эти-мологии Калимы, исходя из анализа формы этимона ирусского слова [Матвеев 1959: 19]. Вряд ли стоит пре-небрегать тюрскими данными, как одним из источниковслова шуга, акцентологический тип которого вступаетв явное противоречие с прибалтийско-финской версиейприсхождения, ср. тюрк. *sohyq ‘холод, мороз’ [СГТЯЛ:15].

ЮДЕГА

Юдега ‘первый тонкий лед’ отмечено только в н. п. Юк-совичи Подпорожского р-на, там же отмечен глагол заю-дить ‘замерзать — о начале ледостава’ в безличном упо-треблении — заюдило.

ЮДЕГА 351

В словаре Куликовского отмечается юдать «покры-ваться льдом» как свирское, также в материалах Геор-гиевского по Петрозаводскому уезду. Возможно сюда жеотносится юга «гололедица» (р. Свирь), зафиксированноев словаре Куликовского.

Калима полагает в отношении глагола юдать, что этозаимствование из фин. hyytaa ‘покрываться льдом’ [Ka-lima 1915: 249]. На наш взгляд, предпочтительней вепс-ский этимон вепс. uudada с тем же значением, вслед-ствие более близкого фонетического соответствия. SKES,анализируя фин. hyy ‘ледяная кашица, шуга; иней’, прифин. hyyde ‘иней, шуга’, вепс. hudeg ‘иней’, водск. uu‘ледяная кашица, шуга’, эст. uude ‘лед на дне моря осе-нью’, склоняется также к вепсской этимологии, хотя идопускает ливвиковскую [SKES: 94].

Лексема юдега ‘иней’ (р. Свирь) у Куликовского, поданным КСРГК отмечена в Тихвинском р-не. В архан-гельских говорах отмечается вариант гудега ‘иней’ (Вто-рое Доп.); ‘густой в виде снега иней на деревьях’ (Под-высоцкий — с пометой «повсеместно»). У Подвысоцкогои Даля отмечается вариант густега, по мнению Калимыэто результат народной этимологии. В КСРГК фиксиру-ется гудева ‘иней’, ‘сосульки на бороде’ в н. п. СумскийПосад Беломорского р-на; а также глагольный дериватогудеветь ‘заиндеветь’: — Борода огудевела.

Калима рассматривает оба эти варианта вместе, пред-полагая карельский источник, ср. кар. huueh, ген. huude-hen [Kalima 1915: 93–94], Погодин возводит к теоретиче-ски им выведенной вепсскую форме *huudege [Погодин1904: 23]. На востоке Северо-Запада фиксируется вари-ант худега ‘снег на ветках’, что Матвеев рассматриваеткак более точное соответствие прибалтийско-финскомуоригиналу [Матвеев 1995: 31]. На наш взгляд дифферен-циация [г], [j] и [х] связана с различными субстратными

352 ЮРАНДАТЬ, ЮРАЙДАТЬ, ЮРАХТАТЬ

основами этих вариантов, в большинстве своем имеющихразличную ареальную привязку. Начальному [г] обыч-но соответствуют вепсские источники, ср. вепс. hudeg,hudog или люд. hudeh; начальному [х] — карельские;появление [j] возможно и на русской почве.

ЮРАНДАТЬ, ЮРАЙДАТЬ, ЮРАХТАТЬ

Представляемая ниже лексика также распространена прак-тически по всему региону, но фиксируется с невысокойчастотностью. Семантика ее имеет четко выраженную оп-позицию глаголу рячкать,. Если последний имеет значе-ние ‘греметь — о близких раскатах грома’, то приводимыеслова с различной ареальной дистрибуцией имеют значе-ние ‘громыхать — о далеких раскатах грома’.Юрандать распространено в Подпорожском р-не

(Пидьма, Яндеба, Шеменичи, Шустручей, Согиницы, Кур-пово), в Вытегорском р-не (Казаково), в Пудожском р-не(Гакукса), в Прионежском р-не (Суйсарь, Ладва), в Кон-допожском р-не (Тулгуба).

Слово юрахтать по данным ПЛГО зафиксировано вн. п. Челмужи Медвежьегорского р-на и в н. п. ЗаозерьеПрионежского.

Куликовский в словаре не разделяет территориаль-но два варианта юрайдать, юрандать «шуметь, громы-хать» фиксируя их в Пудожском, Вытегорском уездах, пор. Свири. Филимонов отмечает юрандать «греметь». —Начало юрандать, дак даст Бог и дождика.

Калима приводит в качестве этимона ливв. jurize-,вепс. guraidab — 3-е л., фин. jyrista. Лесков предпочи-тает только карельскую этимологию. Погодин на первоеместо ставит вепсские источники [Лесков 1892: 103; По-годин 1904: 12, 71; Kalima 1915: 249].

ЮРАНДАТЬ, ЮРАЙДАТЬ, ЮРАХТАТЬ 353

В Пудожском р-не (по КСРГК) и в н. п. Яндеба Под-порожского р-на отмечено также юркать в том же значе-нии, а в н. п. Курпово у некоторых информантов прослу-шивается [о] после [р] — юрондать. По данным КСРГКвне обследованного региона представлены также словаюрнуть в Чудовском, Лодейнопольском, Тихвинском р-нах; юрить в Тихвинском, Киришском р-нах.

Префиксальный дериват заюрить ‘загреметь — о гро-ме’ бытует в Чудовском р-не. Не удалось зафиксироватьюра ‘гром’ (Шуньга), представленное в словаре Куликов-ского; у него же отмечено гурандать ‘тихо греметь —об отдаленном громе’ (Петрозаводск., Вытегорский уезд)также, по-видимому, вышедшее из употребления в дан-ном значении в связи с омонимией гурандать ‘ворковать— обычно о голубях’, зафиксированной на той же терри-тории. Омонимия в достаточно близких по значению сло-вах, по выражению Доза, homonimie intolerable [Dauzat1922], часто приводит к вытеснению одного из слов, вданном случае слова со значением ‘тихо греметь — оботдаленных раскатах грома’.

В КСРНГ отмечено также гурать ‘греметь — о гро-ме’ в н. п. Ендогуба Беломорского р-на. По материаламПЛГО впервые отмечено слово юлейдать ‘греметь — облизких раскатах грома’ в н. п. Авдеево Пудожского р-на. Это слово можно соотнести с кар. julissa ‘шуметь,греметь, выть’ [KKS 1: 520], при вепс. jurata, gureita‘греметь, громыхать’, фин. jurista, ylahtaa ‘об отдален-ном громе’.

В КСРГК отмечается гумайдать ‘греметь — о громе’в Кемском р-не, по нашему мнению, возможный этимон вкар. jumissa ‘гудеть, шуметь’ [KKS 1: 524] фин. jumista,jumahtaa ‘греметь, грохнуть’.

354 ЯРМЕГА

ЯРМЕГА

Слово ярмега ‘иней, иней над притолокой’ зафиксированов Пудожском р-не (Авдеево, Каршево, Песчаное, Пяль-ма), в примыкающем к Пудожскому р-ну н. п. ЧелмужиМедвежьегорского р-на; в н. п. Ладва Прионежского р-на; в н. п. Шустручей Подпорожского р-на. Кроме того, вн. п. Пяльма отмечен глагол объярмовать ‘заиндеветь —о бороде, усах’.

Первая фиксация представлена в КСРНГ в матери-алах Георгиевского: ярмега «иней от дыхания в зим-нее время, покрывающий воротник и проч.» в Петро-заводском уезде. Лексема ярмега с фиксацией на тер-ритории Обонежья и Посвирья позволяет предположить,что данная единица может являться результатом вепсско-саамского влияния, ср. саам. норв. œrbme ‘мелкие сне-жинки’, œrmo ‘туман со снегом’, при саам. лул. haremu‘дождь, перемежающийся с выпадением измороси’, кото-рые восходят к источникам финского типа [SKES: 99],при исторически первичном саамском варианте sina ‘инейна земле’ [KOLTKS: 498], финскому [h] довольно ре-гулярно соответствует саамское [s]. Бытование лексемыярмега преимущественно в зоне вепсского воздействияпозволяет возводить ее к вепсскому источнику, а началь-ный [j] объясняется следующим образом: на территориис вепсским субстратно-адстратным воздействием началь-ное прибалтийско-финское [h] субституируется русским[г], с карельским — фонемой [х] (см. также выше словоюдега). Ср. также: люд. harm, ‘иней’, при фин. harma,эст. harm, прибалтийско-финское гнездо в свою очередьвозводится к латыш sarma ‘иней’, литов. sarma ‘иней,замерзшая роса’. В вепсском языке, по-видимому, заим-ствование из балтийских языков или не нашло места,или не сохранилось. Исходя из ареальной дистрибуции,

ВЕРАНДА 355

а также из анализа современных адстратных отношенийможно предположить, что как в западном, так и в вос-точном Прионежье данное заимствование имеет люди-ковские корни. Однако преимущественное распростране-ние слова ярмега на востоке Онежского озера требуетдальнейших исследований.

Сельскохозяйственная лексика

Сельскохозяйственная терминология крайне важна длялексической системы говоров Обонежья. Для ряда реа-лий существуют только неисконные наименования. Кро-ме того, удалось зафиксировать ряд материалов, которыене отмечались ранее вообще либо не анализировались сэтимологической точки зрения. Доминируют в этой те-матической группе наименования подсечно-огневого зем-леделия и лексика сенокошения.

ВЕРАНДА

По данным ПЛГО анализируемое слово имеет значитель-ную частотность фиксаций в значении ‘куча сучьев наподсеке’, предназначенная для сжигания; оно отмечаетсяв Медвежьегорском р-не (Шильтя, Великая Нива, Вы-розеро, Палтега, Фомино, Толвуя, Шуньгский Бор, Тя-взия, Падмозеро, Ольфимово), в Пудожском р-не (Рим-ское, Песчаное), в Кондопожском р-не (Гангозеро, Лиж-ма), в Прионежском р-не (Суйсарь), в Подпорожском р-не(Юксовичи). По данным КСРГК и КСРНГ эта лексема вформе виранда бытует в Онежском, Холмогорском, Кар-гопольском р-нах в том же значении. Гусева добавляетеще одно значение — веранда ‘скривленное дерево, год-ное только на дрова’ [Гусева 1971: 128]. Михайлова, на

356 ВЕРАНДА

наш взгляд, не совсем оправданно включает слово виран-да в тематическую группу болотной лексики на основа-нии, по-видимому, окказиональной фиксации — виранда‘густой непроходимый кустарник, частый мелкий лес наболоте’ [Михайлова 1986: 85].

В словаре Куликовского представлены варианты, ко-торые отсутствуют в настоящее время в говорах: выран-да «новь в лесу», выранда, вырында ‘куча хвороста’. УПодвысоцкого слово виранда дано в двух значениях: ‘на-рубленный сухой хворост’ в Онежском уезде и ‘распахан-ное поле, где был лес’ в Кемском. В СРНГ в материалахпрошлого века слово виранда ‘куча хвороста на подсеке’зафиксировано в Каргопольском уезде.

В АОС представлены варианты с точной географи-ческой пометой и абсолютно адекватным толкованием:выранда ‘большая куча веток, сучьев и т. п., предназна-ченная для сжигания на месте, очищенном от леса подпашню’ в Няндомском районе (Ступино) [АОС 8: 133];сюда же относятся варианты воранда, боранда (Нян-домский р-н), вираш (Плесецкий р-н).

Калима возводит данные Подвысоцкого и Куликовско-го к люд. verand ‘куча хвороста в поле’, но дает не со-всем точный эквивалент, фин. rovio ‘костер’ с иллюстра-цией из люд.: — «Rizut keratou

“verando peldol, nurmel

poltetau“». ‘Хворост собирают в кучи на поле, на лужай-

ке сжигают’ (С.М.) [Калима 1915: 87]. На наш взгляд,вепс. verand ‘костер при сжигания подсеки’, входящее вгнездо вепс. viritada ‘зажигать, разжигать’, vir’itez ‘рас-топка’ (СВЯ, 635, 636), также может являться источни-ком русского диалектного слова. Ср. также ливв. virita‘разгореться, загораться, зажигаться’, virites ‘растопка’[СКЯМ: 436], фин. virittaa ‘разжигать’ [SKES: 1783].Фасмер повторяет версию Калимы [Фасмер 1: 318]. Лек-сема вирaха, согласно Калиме, также связана с преды-

ГУМЕЖИ 357

дущим материалом [Калима 1915: 87]. Следует отметить,что ранее лексема вирaнда / верaнда, вероятно, имелаболее широкий ареал, об этом свидетельствуют данныегидронимии, ср. Веранда — река в Подпорожском районеблиз н. п. Юксовичи [ПЛГО, СГБРС 2], Верандозеро,Верандручей в бассейне р.Свири [СГБРС 2], Виранд-озеро— в Беломорском районе (ПЛГО), Веронда — рекав Новгородской области [Агеева 1989: 213].

В вепсском языке verand ‘костер при сжигании под-секи’, мотивируемое, на наш взгляд, глаголом viritada‘зажигать’ является исходным словом.

ГУМЕЖИ

Лексема гумежи ‘поле’ отмечается в Петрозаводском уез-де (Куликовский; СРНГ). Вероятно ее сопоставление свепс. haumeh, houmeh ‘подсека’, ‘подсечное поле’ [СВЯ:111], кар. halmeh, halme ‘подсека, заброшенная подсека’[KKS 1: 158], люд. halmeh ‘подсека’, которые, в своюочередь, являются единицами балтийского происхожде-ния, ср. литов. zelmuo, zalmuo ‘побег, отросток, саженец’[SKES: 52].

ЕРПА, ЕРПЯК

Лексема ёрпа ‘кол с сучьями, на котором сушат сено’отмечается в Кондопожском (Чеболакша), Прионежском(Суйсарь) р-нах; вариант ерпа — в Ладве Прионежскогор-на. Ерпяк ‘кол с сучьями в кладке сена’ имеет широ-кую дистрибуцию в Подпорожском р-не (Сидорово, Ульи-но, Шеменичи, Яндеба), отмечается в Прионежском р-не (Педасельга). С другим вокализмом — ярпяк ‘колдля снопов’, бытует в Лодейнопольском р-не (Печеницы).Герпы ‘колья, на которые ставят бабки ржи’ фиксируется

358 КАГАЧИ

в СРНГ в Петрозаводском уезде. Фонематический вари-ант терпяк, отмечается на той же территории в Под-порожском р-не (Курпово) по данным ПЛГО. Возмож-но сопоставить данный материал с ливв. harakeh ‘колс недорубленными сучьями (приспособление для сушкисена)’ [СКЯМ: 86], кар. твер. harakeh ‘кол с недорублен-ными сучьями (для устройства вешал при сушке гороха,сена); подпорка к изгороди’ [СКЯП: 65], кар. harakeh‘кол с сучьями, на который кладется сено для сушки’[KKS 1: 394]. Однако, при сходстве семантики прибал-тийско-финских лексем с русскими диалектными смуща-ет не полное фонетическое соответствие кар. [к] и русск.[п], тогда как такого рода варьирование отмечается толь-ко в гдовских говорах.

ЁРЧА

Лексема ёрча также имеет небольшой ареал — Кондо-пожский район (см. СРГК, 2, 28), восходит она к ка-рельским источникам, ср. кар. hartsa ‘находящийся вну-три бабки суковатый кол, который не позволяет снопамразвалиться’ [KKS 1: 393]. Вокализм однако, более соот-ветствует вепс. horc ‘жердь с сучками для сушки сена,снопов’ [СВЯ: 142]. Вероятно сюда же относятся словаeрши, ёрши; [ш] появилась в результате контаминации срусск. ёрш, хотя нельзя исключать и процесс обратногозаимствования.

КАГАЧИ

Слово кaгачи в значении ‘связанные или сплетенные вет-ви, прутья (ивы, березы и т. п.), которые кладутся наверхнюю часть кладки сена для защиты от ветра и до-ждя’ в Медвежьегорском р-не (Вырозеро, Загубье, Кос-

КАЛУГА 359

мозеро, Палтега, Таммичозеро, Толвуя), Пудожском р-не (Авдеево, Гакукса), Вытегорском р-не (Казаково, Ме-гра, Ошта), Подпорожском р-не Шустручей), при спора-дических фиксациях на этой же территории вариантов:кoгочи, когачи, кaгочи, кагачина.

Калима возводит данное слово к кар. kahatsu ‘тонкие,в два пальца толщиной березовые ветки, которые надева-ют на стожар, чтобы ветер не уносил сено’ [Калима 1915:98]. Cр. также: ливв. kahaccu ‘связанные прутья, кото-рые кладут на сметанный стог сена, ветреница’ [СКЯМ:116], вепс. kahac ‘связанные прутья, которые кладут насметанный стог сена’ [СВЯ: 166], кар. сев. kahattsu ‘спле-тенные верхушки ветвей, которые кладут на стог, наде-вая их на стожар и прижимая сено’ [KKS 2–3]. На нашвзгляд, вряд ли стоит возводить слово кaгачи к одно-му источнику, нельзя исключать и вепсско-ливвиковскоевлияние [см. также: Мызников 1995: 22]. Вариант гaгачив основном значении, зафиксированный в Терском р-неМурманской области КСРГК, вероятно, можно тракто-вать как недавнее новообразование, определенное совре-менными фонетическими процессами, вследствие неясно-сти внутренней формы. В СРГК толкование этой едини-цы не дает понятия о реалии, ср.: гaгачи ‘срубленныетонкие березки, связанные или сплетенные вместе, кото-рыми закрепляется сено в стогу’ [Терск., Онеж., СРГК 1:321].

КАЛУГА

Лексема калуга отмечается в нескольких значениях: ‘су-хие сучья, ветки, несгоревшие остатки на подсеке’— вПудожском, Плесецком р-нах; в Бабаевском р-не — ‘вет-ви на деревьях’; в Каргопольском р-не — ‘выращенная наподсеке репа, собранная в кучу’; ‘куча сучьев на подсеке’

360 КАЛУГА

в Плесецком, Бабаевском, Устюженском районах. В тема-тически близком значении однокоренное слово калyжьеотмечается уже в источниках XIX века — ‘выкорчеван-ные пеньки, мелкие, и обгоревшие сучья и т. п. в лесу(на лесных подсеках, на лесосеках)’ [Бурнашев, СРНГ12: 368].

Калима, оперируя материалами Куликовского — калу-жина ‘большой кусок, обломок дерева’ [Олон., Куликов-ский; Вытегор., СРНГ 12: 368], предлагает вепсскую эти-мологию, ср. вепс. kaluine, мн. kaluized ‘дубинка’ и kalu‘сожженное дерево на поле’, при ливв. kalu ‘дубинка’, свозможной связью русск. диал. калужина ‘болото’ (нанаш взгляд — мало вероятной) [Калима 1915: 101–102].Фасмер совершенно справедливо разделяет гетерогенныеомонимы калуга, калужа ‘болото, топь, лужа’, обще-славянского происхождения и представленное выше при-балтийско-финское гнездо. К материалам Калимы добав-ляются новые данные, подтверждая вепсско-карельскуюэтимологию, ср. ливв. kalu ‘щепка, щепа, чурка’ [СКЯМ:122], кар. kalut ‘высохшая часть дерева, хворост, пал-ка, сук, щепка’, ‘несгоревшие остатки ветвей на подсеке’[ККS 2: 39], люд. kalu ‘наполовину сгоревшие остаткидеревьев на подсеке’. Авторы SKES полагают, что при-балтийско-финское kalu, праформа *kalvu ‘сухая палка,часть дерева’ соотносится с саам. швед. kalwo ‘пред-мет, вещь’, хотя и не исключают того, что ливв.-люд.-вепс. kalu может быть единицей не входящей в это гнез-до. Действительно, карельско-вепсское значение данно-го слова отличается от финского, ср. вепс. kalu ‘палка’[СВЯ: 175], и фин. kalu ‘вещь, предмет, инструмент’, притом, что вепс. kaluized ‘палки, палочки’ (С. М.) ливв.kalu ‘щепка’ явно соотносятся с русскими данными.

Непонятно, однако, в какой связи в вепс. kalu ‘палка’находится русск. кол, стар.-слав. �� и ливв. kalu ‘щеп-

КАТАЧ 361

ка’ с литов. skala ‘щепка’ [Фасмер 2: 285], этот вопрособходят как авторы SKES, так и Фасмер.

КАТАЧ

Кaтач ‘жердь, которую ставят наклонно к стогу для при-давливания сена’ в Мевежьегорском р-не (Кузаранда,ПЛГО), возводится к прибалтийско-финскому влиянию,ср. вепс. katta ‘крыть, накрывать, покрывать’ [СВЯ: 188],ливв. kate ‘предмет, которым покрывают что-л.; крышка,покрышка’ [СКЯМ: 129], кар. твер. kate ‘то же’ [СКЯП:91], кар. сев. kate ‘то же’ [KKS 2: 94], люд. kate ‘то же’,фин. kattaa ‘крыть, покрывать’ [SKES: 171].

КЕДОВИНА, КЕДОВИНЬЕ, КЕТОВИНА,КИТОВИНА

Материалы ПЛГО дают следующие варианты: кедовина(мн. кедовинья) ‘заброшенная подсека’ в н. п. СуйсарьПрионежского р-на; кедовинье ‘заброшенная подсека’ —в Кондопожском р-не (Гангозеро, Кулмукса); кетовина‘подсека, засеянная во второй раз’ в н. п. Черкасы Мед-вежьегорского р-на; кедовина ‘место в лесу’ в н. п. Ган-гозеро Медвежьегорского р-на; китовина ‘скирда’ в н. п.Песчаное Пудожского р-на.

Первая фиксация в словаре Даля: кедовина ‘залежь,запущи, запущенная пашня’ в Олонецкой губернии с во-просом к слову. Куликовский дает три варианта: кедови-на ‘оставленная, брошенная подсека, уже поросшая ле-сом’ в Янгозере, ‘второй раз засеянная подсека’ в Кедо-зере Пудожского уезда; китовина ‘второй раз засеяннаяподсека’ в Авдеево того же уезда; кядовина ‘чаща, за-росли’ в Петрозаводском уезде.

362 КОРГАЧА

В Доп. Опыт кедовина имеет значение ‘заброшеннаянива’ в Петрозаводском уезде. В Заонежских материалахПевина китовина — ‘лесная поляна’: «На этой китовиневсегда бывает много ягод. Этих обабков на китовиньяхсколько хочешь есте».

Калима относит приводимый материал к разным эти-монам, слова кедовина, кядовина (по Куликовскому) —к карельско-ливвиковскому или вепсскому влиянию, да-вая при этом финское соответствие keto, ген. kedon ‘поля-на, луг’; лексему китовина он возводит к фин. kyto ‘под-сека’, так же обращая внимание на возможную карельско-вепсскую этимологию [Kalima 1915: 110–111]. SKES пред-ставляет карельские соответствия фин. keto, которые поформе и семантике близки к русским диалектным сло-вам: ливв. kedo ‘подсека со стерней’, люд. kedo ‘подсекапосле первого урожая зерна, поляна’. Вероятно, лексемакедовина с вариантами, репрезентирует карельское вли-яние, ср. кар. keto ‘пар, поле под паром’ [KKS 2: 152],kyto ‘выжженный болотистый участок, пожог’ [KKS 2:539], ливв. kedo ‘подсека со стерней’, люд. kedo ‘пожог,подсека после первого урожая зерна’ [SKES: 186].

Лексема китовина ‘скирда’ своей семантикой несколь-ко выбивается из приводимого ряда заимствований. Из-менение значения может быть связано с его диффузиейили контаминационным влиянием люд., вепс. kego ‘стог’.

КОРГАЧА

Лексема кoргaча ‘кол с сучьями для сушки сена’ (веро-ятно мн.) имеет фиксации в Лодейнопольском р-не (Те-неничи): — На коргача вешали, ветром выдувало сено.Там же (ПЛГО). Возможно, она представляет субстратвепсского типа, но в настоящее время затруднительнопривести сопоставимые данные.

КОРВА 363

КОРВА

Лексема кoрва ‘нижняя подпора с развилкой на конце’,отмеченная в Прионежском р-не (Суйсарь, ПЛГО), «под-порка стога» Прионеж. [СРГК 2: 421], восходит к вепс-ским источникам, ср. вепс. korv ‘торцовая (с развилкой)подпора для зарода’ [СВЯ: 228], при люд. korv ‘подпорав стоге сена’ [SKES: 221]. У Куликовского фиксирует-ся два варианта, относящиеся к этому гнезду — корвaч,корбaч ‘приспособление для развешивания невода’, кото-рые могут быть сопоставлены с ливв. korvaccu ‘проуши-на’ [СКЯМ: 154], люд. korvats ‘одна из подпор вокругстога или скирды’, при саам. кольск. koarv ‘кол с раз-вилкой для опоры’ [SKES: 221], ср. также кар. korvakko‘подпора с развилкой на конце, подпирающая кладку се-на или костер дров’ [KKS 2: 336]. Имеющиеся значитель-ные данные сибирских русских говоров: кoрбас ‘длиннаяжердь для развешивания вяленой рыбы’ Колым., Камч.[СРНГ: 14], карбaсина ‘жердь толщиной в руку’ Сиб.,Камч. [СРНГ 13: 81], вероятно, получили распростране-ние в результате русской колонизации. Предшествующиеэтимологии смешивали гнездо корва и кярбуз, в силунедостатка данных, против чего свидетельствует разли-чие в типе вокализма [см.: Kalima 1915: 145; Фасмер 2:322, 441; Аникин 2000: 302].

КУБАЧ

Лексема кубaч в значении — ‘связка, вязанка соломы,сена, льна’ отмечается в Медвежьегорском, Кондопож-ском, Прионежском, Пудожском р-нах по данным ПЛГО,а также имеет многочисленные фиксации в Бологовском,Удомельском, Лужском, Окуловском, Демянском, Пар-финском, Шимском, Любытинском, Боровичском, Вал-

364 КУБАЧ

дайском, Крестецком, Поддорском, Холмском, Хвойнин-ском, Маревском, Чудовском, Солецком, Батецком, Ма-ловишерском, Мошенском, Старорусском р-нах; сходныеданные представлены в лексикографических источниках:кубaч ‘большая вязка соломы зерновых культур послемолочения’ [НОС 4: 167]; ‘связка, вязанка соломы’ —Новгородском, Бокситогорском, Киришском, Любытин-ском, Чудовском р-нах [СРГК 3: 45]; в СРНГ значение‘большая вязанка соломы (из нескольких обмолоченныхснопов)’ отмечается несколько шире — в Онежском, То-сненском р-нах [СРНГ 15: 380]. Анализируемый матери-ал имеет фиксации в памятниках письменности: кубача,кубачь ‘сноп; большая связка соломы из нескольких об-молоченных снопов’ в архиве Онежского Крестного мо-настыря под 1669 г. [СлРЯ ХI–ХVII вв. 8: 102]. Фик-сируется в произведениях фольклора: — Как бывала туткорова обжорища, По кубоче соломы на раз едала [По-вен, Гильфердинг 1: 122]. Калима возводит диалектныеданные к кар. kubo ‘сноп’, ‘связка’, ‘ноша’ [Kalima 1915:134]. См. также [Фасмер 2: 395–396; Погодин 1904: 34;Meckelein 1913: 44]. Ср. современные данные по прибал-тийско-финским языкам: кар. сев. kupo ‘пучок, связка’,‘пучок, связка соломы’, кар. твер., тихв. kubo ‘то же’[KKS 2: 461], кар. твер. kuboccu ‘связка обмолоченнойсоломы’ [СКЯП: 118], ливв. kubo ‘сноп, связка (льна, со-ломы и т. п.)’ [СКЯП: 150], ижор. kupo ‘вязка соломы,вязанка прутьев, лучины’ [IMS: 210], водск. kupo ‘связ-ка соломы, сена’, ‘пук сучьев, цветов’ [VKMS: 128], эст.kubu, эст. южн. kubo, kobu ‘связка соломы, лучины, хво-роста’, ливск. ku’в ‘пучок, связка, вязанка лыка’, фин.kupo ‘связка соломы, льна’ (SKES, 243). Авторы SKESтрактуют прибалтийско-финский материал как балтий-ский по происхождению, сравнивая с литов. guba ‘стог

КУГРОВИНА, КУГРЫ 365

сена’, ‘укладка из снопов’, латыш. guba ‘куча, ворох’, присаамских данных из финского, ср. саам. норв. guppa ‘ку-ча, стог’, ‘большая куча ягеля’, ‘стог со стожаром’ [SKES:243]. На балтийской почве cубстантивы являются произ-водными от глаголов, ср. литов. gaubti ‘покрывать, уку-тывать, закутывать, выводить свод’, латыш. gubat ‘сгре-бать сено в копны, зерно в гурты’ [Fraenkel 1: 140].

Варианты и дериваты при доминанте кубaч представ-ляют собой единицы нечастотного употребления, причемдаже для лексемы кубaк можно предположить развитиеот кубaч, а не непосредственно от прибалтийско-фин-ских этимонов: кубaч — куб–ач — куб + ак.

КУГРОВИНА, КУГРЫ

Данные лексемы до недавнего времени не рассматрива-лись как заимствования. Впервые Михайлова возвела ихк вепс. kuhr ‘небольшая ямка в лесу, на болоте’ [Ми-хайлова 1986: 84]. По данным ПЛГО кугровина ‘кучасучьев на подсеке, предназначенных для сжигания’, сино-ним слова веранда, зафиксирована в Медвежьегорскомр-не (Падмозеро, Черкасы, Шуньга, Кефтеницы, Никоно-ва Губа, Фомино). С иным ударением кугровина в н. п.Федотово того же р-на. В н. п. Шуньга также отмеченозначение кугровина ‘куча мусора на пожне’. В Кондо-пожском р-не семантика иная — кугровина ‘корни вы-рванного ветром дерева’ в н. п. Ладмозеро и ‘кочка наболоте’ в н. п. Диановы Горы.

Впервые слово кугры отмечается в материалах Фили-монова в Вытегорском уезде: кугры (ед. кугор) ‘подмы-тые водой берега реки или озера’. Куликовский повторяетего данные. В СРНГ — кугровина ‘куча хвороста на лу-гу’ в Петрозаводском уезде.

366 КУГРОВИНА, КУГРЫ

По данным КСРГК слово кугра (ж.) зафиксировано внескольких значениях: ‘яма с водой в лесу’ в Пудожскомр-не (Кривцы), ‘яма с водой, прикрытая мхом’ в Плесец-ком р-не, ‘яма с водой, где мочат лен’ в Каргопольскомр-не, ‘сухие, кочковатые места на болоте’ в Вытегорскомр-не.

Этимология анализируемых лексем сложнее, чем этоможет показаться на первый взгляд. В данном случаекугры, кугра и кугровина синонимы, имеющие раз-ное происхождение. Первые два слова, вероятно, вепсско-го происхождения, по-видимому, вепсское слово связанос латыш. kudra ‘болото, долина, яма с водой, неболь-шой пруд, заросшее озеро’ (Мурзаев). Лексема кугрови-на ‘куча сучьев на подсеке, предназначенная для сжи-гания’, вероятно, следует разграничивать от единицы ссемантикой ‘яма в лесу’. Вполне возможна ее связь сфин. kuhja, kuhjo ‘стог сена’, водск. kuhja ‘стог, скирда’,эст. kuhi ‘ворох, куча, груда, кипа, стог’, фин. kuhilas,kyhlas, кар. kuilas, ливв. kuhlas ‘суслон, бабка’, вепс.kuh’ilaz ‘то же’; возможно, это гнездо восходит к герм.*skuilaz, швед. skyl ‘суслон, бабка’ [SKES: 231; SSAP 1:425]. Деривация произошла на русской почве, вряд ли-ровин(а) восходит к ливв. rohjo ‘костер из хвороста,сучьев’, roblo ‘большой костер’ [СКЯМ: 310]. Ср. такжефин. kyas ‘суслон’, kyky ‘то же’, kyko, kykko ‘то же’ избалтийских источников, ср. литов. kugis ‘большой стог,скирда’ [SKES: 258].

Ареал распространения слов кугра, кугры связан сговорами к востоку от Онежского озера и далее с кар-гопольско-лачскими говорами; фиксация лексемы кугро-вина представлена преимущественно в Заонежье, что, нанаш взгляд, также подтверждает их разное происхожде-ние.

КУЛА, КУЛОГА, КУЛОХА, КУЛОЧА 367

КУЛА, КУЛОГА, КУЛОХА, КУЛОЧА

Все варианты употребляются в значении ‘прошлогодняянекошеная трава’. Вариант кула распространен в Пудож-ском р-не (Гакукса, Римское, Бураково, Колгостров, Ав-деево), в Медвежьегорском р-не (Челмужи). На смежнойтерритории форма кула отмечается в Вашкинском, Кар-гопольском, Плесецком, Няндомском р-нах. В ответах наВопросник ДАРЯ кула зафиксирована в Усть-Кубенскомр-не.

Потахина записала вариант с иным ударение кула вКаргопольском и Пудожском р-нах. В словаре Куликов-ского вариант кула ‘прошлогодняя трава’ отмечается так-же на востоке Обонежья в Пудожском уезде (Корбозеро,Колодозеро).

Вариант кулога и близкий к нему кулага отмечаетсяв Прионежском р-не (Шуя, Кончезеро, Лехнаволок, Ялгу-ба, Вороново, Заозерье, Машезеро), в Медвежьегорскомр-не (Есино). Вне Обонежья материалы на форму кула-га, кулога отсутствуют. В словаре Куликовского кулагафиксируется в Прионежском уезде (Данилово), а кулогав Заонежье. (Весной коровушки и кулогой кормятся).

Варианты кулоха, кулаха также дистрибутированы,как и предыдущие, в одном ареале. Кулоха отмечается вПодпорожском р-не (Ульино, Пидьма, Заозерье, Яндеба),в Прионежском р-не (Педасельга, Ладва). Форма кула-ха записана в Подпорожском р-не (Юксовичи, Курпово).В материалах XIX века зафиксирован вариант с [о] —кулоха в значении ‘трава, оставшаяся нескошенной’ Бар-совым; в значении ‘трава на лугу от прошлого года’ пор.Муромле — Георгиевским. В словаре Куликовского ку-лоха отмечена в Петрозаводском уезде.

Вариант кулача в основном представлен в южномПрионежье в Вытегорском р-не (Андома, Казаково, Ме-

368 КУЛА, КУЛОГА, КУЛОХА, КУЛОЧА

гра, Ошта); в Пудожском р-не (Шала) по КСРГК зафик-сирован вариант с иным ударением — кулача. У Да-ля — кулоча (Олон.), в словаре Куликовского кулачапредставлена на той же территории, что и по даннымПЛГО и КСРГК в Вытегорском уезде (Кондужи, Кошту-ги, Ошта), в Пудожском р-не — на Водлозере. Следу-ет отметить, что в ряде н. п. в значении ‘прошлогодняятрава’ употребляется словосочетание лонская трава —Мегра Вытегорского р-на, Челмужи Медвежьегорского.Данный материал имеет давнюю традицию этимологиче-ской интерпретации. Погодин возводит его к фин. kulo,ливв. kulo ‘прошлогоднее сено’ [Погодин 1904: 37]. Кали-ма предлагает карельско-ливвиковскую этимологию: кар.kulo, ливв. kulo ‘прошлогодняя трава’ [Kalima 1915: 140],полагая, что дериваты возникли уже на русской почве.Новые данные по прибалтийско-финским языкам болееточно передают их реальную семантику, ср. ливв. kulo‘прошлогодняя трава на корню’ [СКЯМ: 163], вепс. kulo‘прошлогодняя трава’ [СВЯ: 244], кар. твер. kulu ‘сухаяпрошлогодняя трава’ [СКЯП: 121], ижор. kulo ‘старое се-но’ [IMS: 217], кар. сев. kulo ‘о сожженной солнцем,оставшейся нескошенной или слишком поздно скошен-ной траве’ [KKS 2: 426–427]. Авторы SKES, анализируяданный материал в контексте межъязыковых контактови принимая во внимание латыш. kula ‘засохшая прошло-годняя трава’, ‘старая шерсть животного’, ‘старая шкуразмеи’ не исключая возможность балтийского заимствова-ния в прибалтийско-финские языки, предпочитают сле-дующие направления заимствования: латыш. — ливск.kul, kul-aina; при саам. норв. gullo ‘прошлогодняя тра-ва’ из фин. [SKES: 234–235]. Но авторы SSAP уже бо-лее определенно говорят о балтийской основе прибалтий-ско-финского гнезда, приводя соответствия латыш. kula

КУЛА, КУЛОГА, КУЛОХА, КУЛОЧА 369

‘высохшая прошлогодняя трава’, литов. kule ‘пожар, горе-ние зерновых’, kuleti ‘пахнуть горелым’, ‘чадить’ [SKES1: 432]. Френкель также склоняется к балтийской основеприбалтийско-финского гнезда [Fraenkel 1: 306].

В СВЯ даются лексемы kulо и kulohii“n в значении

‘прошлогодняя трава’; нами отмечено, что вепсы, прожи-вающие в Вытегорском р-не, употребляют слово с рус-ским суффиксом: «Nened kulacud taris nit’t’a necis sijashuba hii

“n» (Эту траву надо скосить, здесь плохое сено).

А так как суффикс -c заимствован в вепсский уже дав-но, и на его основе идет словообразовательный процесс,то можно предположить, что вариант кулача результатсубстратно-адстратного влияния вепсского языка.

Выделяя варианты ареалов заимствования, следуетостановиться на том, что в Заонежье в значении ‘прошло-годняя нескошенная трава’ употребляется слово вётошь— в Медвежьегорском р-не во всех обследованных намин. п., в Кондопожском р-не (Кулмукса, Новинки), в Прио-нежском р-не (Суйсарь). В н. п. Шеменичи Подпорожско-го р-на ветошь отмечается в значении ‘выкорчеванный,но не вспаханный участок в лесу, поросший травой’. Вн. п. Гангозеро Кондопожского р-на зафиксировано сра-щение предлога с корневой морфемой — навётошь.

Вариант кула преобладает в восточном Заонежье (Пу-дожский р-н), а также в каргопольско-лачских говорах,где по данным КСРГК эта форма довольно частотна.

Слово кулага и фонетический вариант кулога обра-зуют островной ареал в Прионежском р-не, не выходя заего пределы.

Вариант кулоха, кулаха преобладает в Посвирье вПодпорожском р-не и отмечается в смежных населенныхпунктах на побережье Онежского озера.

Вариант кулача, как и сто лет назад, фиксируетсяв южном Прионежье в Вытегорском р-не. Теуш приво-

370 КЯРБУС

дит еще варианты кулочь, куля ‘прошлогодняя, сухая,оставшаяся нескошенной трава’ по данным ЛК ТЭ, нобез указания места [Теуш 2003: 107].

Приведенная выше лексика устойчива и имеет мно-гочисленные фиксации у информантов различных воз-растных групп. Отсутствие заимствования в Заонежье,по-видимому, связано с более поздними миграционны-ми потоками. Кроме говоров Заонежья по СРНГ данноеслово — ветошь имеется в вологодских, архангельскихи псковских говорах, а также зафиксировано в Сибири.Как микротопоним в словаре Герасимова отмечается сло-во кулатка ‘пожня’.

КЯРБУС

Лексема кярбус ‘жердь с сучьями для сушки сена, сно-пов’ фиксируется в Прионежском р-не (Ладва) по дан-ным ПЛГО. В КСРНГ отмечается значение ‘сучковатыйкол, жердь, служащие остовом кладки снопов’ в этомже р-не. В СРНГ превратилось в толкование ‘сучковатыйкол, жердь, служащие остовом снопа’ [СРНГ: 16, 210].Лексема кярбус имеет прямое соответствие в вепсскомязыке, ср. вепс. karbuz ‘жердь с сучками для сушки се-на, снопов’ [СВЯ: 262], ср. также фин. karvas ‘высохшеесучковатое дерево, используемое как подставка для про-сушки сетей’, эст. karbis, karvas ‘сучковатое дерево, ис-пользуемое в качестве приспособления для сушки сена,гороха’ [SKES: 262]. Из эстонского языка слово вошлов латышский язык, ср. латыш. kerpas ‘сучковатое дере-во, на котором сушат горох, хлеб’, ‘вешала’ [SKES: 263].Калима, имея в распоряжение только материалы Кули-ковского: кярба ‘ствол срубленного нетолстого деревца собрубками сучьев, служащий примитивной лестницей, покоторой поднимаются на верх скирды (преимущественно

КЯРЕГА 371

на лесных сенокосах’ Вытегор., Лодейноп. Олон. [Кули-ковский; СРНГ 16: 210], сопоставляет их с фин. karvas‘суковатая жердь — остов копны; стояк для сети’ [Kalima1915: 145].

КЯРЕГА

Лексема кярега ‘приспособление для прикрепления косына рукоятке’ фиксируется в Посвирье в Подпорожскомр-не (Пидьма, Корба, Усланка, Курпово, Шустручей); ва-риант тярега отмечается в Вытегорском р-не (Казаково,Мегра). Ранее вариант тярега ‘ремешок из ивовой ко-ры, которым привязывают косу’ был представлен в сло-варе Куликовского в Лодейнопольском (Ошта), Вытегор-ском (Коштуги, Кондуши) уездах. Калима, а вслед за нимФасмер сопоставляют слово тярега с фин. tere, teri, tera‘кожаный ремень, рант обуви’ [Kalima 1915: 230; Фасмер4: 141] Такое этимологическое прочтение было связанос тем, что в словаре Куликовского, на который опирал-ся Калима, отсутствовала основная опорная лексема кя-рега, имеющая прочные семантические и фонетическиеоснования для сравнения с вепс. kareg ‘завязка, заверт-ка’ [СВЯ: 253]. Вепсский этимон мотивирован глаголомвепс. karauta, karouta, karaлta ‘завернуть’ [СВЯ: 262],при фин. kaaria ‘завертывать, обертывать’ [SKES: 265].Впервые на это обратила внимание Рут [Рут 1981: 66–67].

ЛУДЕГА

Слово лyдега ‘место, где полотно косы прикрепляется ккосовищу’ представлено в словаре Куликовского в Пет-розаводском уезде (ныне Прионежский район). Калимавозводит данное слово к кар. лuda ‘завязка косы’ [Kali-

372 НУТЬЯ

ma 1915: 156]. Исходя из ареала, эта лексема может бытьвозведена к вепс. *ludeh, при люд. лuda, lude ‘завязка ко-сы, полоска бересты’, кар. luda ‘завязка из гибкого пру-та для прикрепления лезвия косы, связывания веника’[SKES: 315; KKS 3: 190].

НИДЕГА

Слово нидега ‘полоска коры, лыка, жести, которой лез-вие косы прикрепляется к рукоятке’ бытует в Вытегор-ском р-не (Анхимово); его вариант инега здесь же (Ту-дозеро, Макачево, Андома, Самино). Рут фиксирует так-же вариант мидега в Вытегорском р-не (Анхимово) [Рут1981]. Судя по ареалу данный материал восходит к вепс-ским источникам, однако, соответствия ему можно най-ти только в карельских диалектах, ср. люд. niteh ‘завяз-ка, которой привязывают косу к ручке’, ливв. nive, ген.nidien ‘завязка’, при фин. nide ‘завязка, перевязь’, эст.nidu, nide ‘завязка, прут’ [SKES: 368]. Вряд ли правы ав-торы SKES, помещая вепсский глагол viioida ‘закреплятькосу на рукоятке’ в прибалтийско-финское гнездо nitoa,nikoa, поскольку вепсский материал, в данном случае,восходит к русск. вить [SKES: 383]. Хотя вепсский эти-мон и не зафиксирован в лексикографических источни-ках, но легко реконструируется — *nideh.

НУТЬЯ

Слово нутья ‘подпоры стога (иногда с развилкой на кон-це)’ фиксируется в Пудожском р-не (ПЛГО): — Рань-ше заколья метали, два кола ставили и нутья ставили,подпоры-то, сучья с вилкой на конце раздвоенные, а по-том сено метали. Пудож. (КСРГК). Ранее фиксировалсявариант нютяги ‘жерди вокруг стога, перевязанные ве-

НЯРЕГА 373

ревкой’ Петрозав. Олон. [СРНГ 21: 329]. Данный мате-риал не рассматривался ранее в литературе. Вероятно,его возможно соотнести с вепс. *nuteh, при вепс. совр.nut ‘подпора к стогу’ [СВЯ: 370], кар. nyte ‘подпора взаборе’ [KKS 3: 564], фин. nyde, nyte ‘подпора в заборе,в скирде, в стогу’, ливв. nute ‘подпора в заборе’; прибал-тийско-финский материал соотносится с саам. норв. nitta‘подпора’, морд. эрз. neze ‘подпора’ [SKES: 406]. В СРГКв результате специфического подхода к подаче вариантовслова, оказались смешанными в одной словарной статьегетерогенные омонимы нудья ‘охотничий костер’ и ана-лизируемое слово нутья [см. СРГК 4: 52].

НЯРЕГА

Лексема нярега в значении ‘полоска коры, лыка, жести,которой лезвие косы прикрепляется к рукоятке’ фикси-руется вблизи Онежского озера — Подпорожский район(Шустручей). Слово нярега отмечается на территории,где доминирует вепсское влияние и восстанавливаемыйэтимон вепс. *nareh, при фин. nare ‘молодая небольшаяель’, фин. диал. ‘ель вообще’, ‘росток, побег ели или сос-ны’, ‘маленькая чахлая ель или сосна’, ливв. nare ‘ма-ленькая растущая ель’, люд. nare ‘молодая ель’ [SKES:414], кар. сев. nare, кар. твер. nare ‘молодая ель’ [KKS3: 579]. Сохранившееся в ливв. nareh ‘молодая сосна’ яв-ляется, скорее всего, результатом вепсского влияния впрошлом [SKES: 414].

ПАЙКА

Лексема пaйка ‘прут, которым привязывают косу к ру-коятке’, зафиксированная в Тихвинском р-не, вероятноотражает влияние языка тихвинских карел, хотя ср. кар.

374 ПАРСКАНЬЕ

твер. paju ‘вязка, нахлестка, скрепляющая концы гря-док в телеге’ [СКЯП: 197], хотя на общеприбалтийско-финской почве эта единица имеет семантику ‘ива’, ср.фин., кар. paju [SKES: 465]. Однако нельзя исключать иисконность происхождения этого слова.

ПАЛТЕГА

Лексема палтега в качестве наименования подсеки фик-сируется в Прионежском и Подпорожском р-нах, кро-ме того как ойконим отмечается в Медвежьегорском иВытегорском р-нах. Ввиду отсутствия фиксаций возмож-ного, но отсутствующего в СВЯ *paлontego ‘устройствоподсеки’, ср. сходную модель: вепс. hiinant’ego ‘сенокос’[СВЯ: 120], данная лексема, как название подсеки, ве-роятно, является результатом метонимического переносаот микротопонима, ср. кар. palte ‘склон горы’: — Palttiezon huuhta meil, paltties heityt toizeh palttieh nossah (Насклоне у нас подсека, один склон заброшен, другой под-нимаем) [KKS 4: 143]. Ср. также вепс. paute, poude,paude ‘склон, косогор’ [СВЯ: 404], ливв. paltt’e ‘безлес-ный склон горы’, ‘край поля или леса’, формант -га, ско-рее всего можно сопоставить с люд. paлtteged ‘склон’[SKES: 476, см. также ПФГЛК: 70].

ПАРСКАНЬЕ

Парсканье ‘поле в лесу’ отмечается в Прионежском р-не (КСРГК). Вероятно оно связано с вепс. parz’ ‘брев-но’ [СВЯ: 402], ливв. parzi ‘бревно’ [СКЯМ: 257], прифин. parsi ‘матица’, ‘половая доска’ (SKES, 406); сюдаже вероятно относится парсельга, хотя в КСРГК онопредставлено как апеллятивная единица ‘место, очищен-ное от леса и предназначенное для вспашки’ [Кондоп.,

РЁХКАЧ 375

СРГК 4: 399]. Следует отметить, что топонимы прибал-тийско-финского происхождения имеют более широкие идостаточно устойчивые ареалы.

РЁХКАЧ

Лексема рёхкач ‘десять ржаных снопов, сложенных вкучу’ фиксируется Куликовским в Петрозаводском уез-де [см. также СРНГ 35: 79]. Калима связывает данныйматериал с вепс. reuk ‘копна из двадцати снопов льна’[Kalima 1915: 198], ср. также вепс. roukk ‘скирда из ов-сяных снопов’, kiviruuk ‘куча из камней’, ливв. roukku‘куча, поленница’. Причем, прибалтийско-финское гнез-до скандинавского происхождения, ср. швед. rok, швед.диал. rauk ‘суслон зерновых’ [SKES: 848].

РИГЕЛЯ

Это слово имеет значение ‘вешала в виде остова шалашадля сушки сена’ со следующими фиксациями вариантов:регеля (Лодейноп., Кондоп., Прионеж., ПЛГО), ригеля[Каргоп., Подпорож., Медвежьегор., ПЛГО, Волх., СНРГ35: 101], ределя (Бокситогор.), риделя (Волх., ПЛГО).Рихтер отмечает, что «название редель и реалия широкораспространено в северных р-нах Псковской области ив Ленинградской области и является сравнительно позд-ним эстонским заимствованием» [Рихтер 1968: 177], од-нако, она не приводит эстонское соответствие, ср. эст.rehala ‘гумно, молотильня, крытый ток’ [ЭРС: 453].

РИЖИ

Рижи ‘вал из камней’ отмечено в н. п. Челмужи Медве-жьегорского р-на. Это впервые зафиксированное слово.

376 РОВНИЦА

Скорее всего, оно заимствовано из ливв. rizu ‘буреломв лесу, грязь, хлам, мусор’. Так как при полевых рабо-тах собирали с поля, пожни не только ветки, сучья, но икамни, каждый год появлявшиеся на пашне после зимы,вполне мог возникнуть перенос по смежности. По-види-мому, это заимствование не получило широкого распро-странения, сведения в КСРНГ и КСРГК об этом словеотсутствуют.

РОВНИЦА

Ровница ‘груда, куча камней, собранных с пашни, по-ля, луга’. Данное заимствование по ПЛГО отмечено вн. п. Палтега, Кажма, Толвуя, Шуньга, Великая Нива,Лисицыно, Тявзия, Падма, Скурнино, Космозеро, Фоми-но, Падмозеро, Черкасы, Белохино, Ламбасручей Мед-вежьегорского р-на; в н. п. Бураково, Песчаное, Колго-стров, Римское, Авдеево Пудожского р-на; в н. п. ВожмаГора, Валдай Сегежского р-на; в н. п. Ладмозеро Кондо-пожского р-на. Отмечено это слово и в КСРНГ: — Камниобирали в ровницы, идны грудовым зовут. (Никитин-ская) Медвежьегорского р-на. На смежной территорииданное заимствование зафиксировано в Беломорском р-не.

Первая фиксация слова — у Рыбникова: ровница ‘ку-ча камней на поле’ в Заонежье. В словаре Куликовского— ровница (Водлозеро, Купецкое), ровниця в Заонежьесо значением ‘груда камней, собранных на пахотной поло-се’. Сведения об этом слове имеются также в материалахПевина.

Калима и SKES полагают, что в русские говоры дан-ное слово пришло из ливв. raunivo ‘куча камней’, приводск., фин. raunivo с тем же значением [Kalima 1915:203]. В ряд прибалтийско-финских языков эта лексема

РОГОЗЫ 377

попала из скандинавских языков, авторы SKES сравни-вают с др.-норв. braun ‘куча камней’.

Ареальная дистрибуция анализируемого слова такжеподтверждает версию о ливвиковско-карельском источ-нике данного заимствования, так как слово бытует толь-ко в Заонежье и в прилегающих к нему р-нах. Несомнен-но также то, что данная лексема, попав в русские говоры,подверглась переосмыслению, и благодаря связи с ровни-ца ‘ровное место’ (Куликовский), прочно закрепилась влексике Обонежья.

РОГОЗЫ

Лексема рогозы ‘жердь с сучьями, на которой сушат се-но’ отмечается в Лодейнопольском р-не (Акулова Гора,Алеховщина), дериват рогозка в н. п. Тененичи Лодейно-польского, Новинка Тихвинского р-нов. Их можно сопо-ставить с материалами прибалтийско-финского происхо-ждения, ср. вепс. rag ‘шест’, ‘хворостина, большой прут’[СВЯ: 460], ливв. ruagahaine ‘небольшое деревце с ред-кими листьями или сучьями, хворостина’, ruagu ‘тонкаяпалка, прут, удилище’, ‘длинная палка, вбитая во дноозера, верхний конец которой торчит над водой’ [СКЯМ:314], фин. диал. raaku ‘колодезный шест’, эст. raag ‘хво-ростина, прут; голая без листьев ветка’, ‘жердь’, ливск.rogez ‘хворостина, прут, срубленный кустарник’, водск.raka (pl. ragad) ‘хворостина’, ‘ветка хвойного дерева’,люд. ruag ‘удилище’, ‘тонкая ветка’, ‘заостренный кол’.Причем, прибалтийско-финское гнездо — скандинавско-го происхождения, ср. др.-швед. raa ‘жердь, на которуюприкрепляют ловчую сеть’, ‘рея парусного судна’, совр.швед. rage, raga, ‘cуxое или чахлое дерево’ [SKES: 701].Если предположить метатезу первых слогов лексемы ро-гоза, то можно его также сопоставить с фин. karahka

378 ТУКАЧ

‘молодая ель’, ‘ветвь молодой ели’, ‘ветка ели или вооб-ще хвойного дерева’, ‘полузасохшая ель’, при саам. швед.karek ‘cук, ветка’, ‘побег, отросток’ [SKES: 161]. Несмот-ря на неубедительную прибалтийско-финскую версию,весьма сомнительна также связь этого материла с русск.рогoз ‘болотное растение’ [Фасмер 3: 490].

САРГА

Лексема сaрга ‘приспособление для прикрепления ко-сы на рукоятку из тонкого прута, ивы, черемухи, ря-бины’ фиксируется в Медвежьегорском р-не (Кузаранда,Лонгасы, Челмужи), в Пудожском (Гакукса, Песчаное),а также в Беломорском, Лодейнопольском, Тихвинском,Бокситогорском, Бабаевском р-нах (ПЛГО). С ударениемна втором слоге сарга слово фиксируется в Пудожском(Пяльма), Вытегорском (Ковжа, Якшино) р-нах, а такжев Вашкинском, Каргопольском, Устьянском р-нах. В сход-ных значениях слово сарга распространено на обшир-ной территории от говоров Новгородской области (Батец-кий район) до печорских говоров, в обследуемом регионепредставляет собой прибалтийско-финский субстрат об-щего типа, ср. фин. sarja ‘ряд’, sarka ‘полоска бересты’,вепс. sarg ‘полоска, продолговатый кусок чего-л.’, люд.sard’ [cм. также Kalima 1915: 214]. Причем, коми sargi‘завязка, которой лезвие косы прикрепляют к ручке’, помнению авторов SKES, заимствовано из русского языка[SKES: 976].

ТУКАЧ

Лексема тyкaч ‘сноп, связка, охапка соломы или льна’фиксируется в Подпорожском р-не (Красный Бор, Курпо-во), Лодейнопольском (Акулова Гора), Медвежьегорском

ТУКАЧ 379

(Вырозеро), а также на смежной территории в Белозер-ском, Чагодощенском, Плесецком, Каргопольском, Тих-винском р-нах. Куликовский отмечает её в Петрозавод-ском, Олонецком, Лодейнопольском, Каргопольском уез-дах (Куликовский). Калима приводит для сопоставлениякарельско-вепсские материалы, ср. кар., ливв. ген. tukku‘куча, груда’, люд. tuk, вепс. tukk ‘связка соломы’ [Kalima1915: 227]. Фасмер повторяет версию Калимы [Фасмер4: 116]. Новые данные по прибалтийско-финским язы-кам позволяют уточнить этимологию Калимы, но весьманезначительно, — на первый план выходят вепсские дан-ные, ср. вепс. tuk, tukk ‘вязанка, охапка (сена, соломы,веников)’, ‘ком, кусок’ [СВЯ: 582], при ливв. tukku ‘ку-ча’, ‘большое количество, множество’ [СКЯМ: 388], кар.твер. tukku ‘куча, груда’, ‘скопление людей, животных,насекомых’ [СКЯП: 307], фин. tukko, tukku ‘куча, груда’,‘связка, пучок’; причем прибалтийско-финское гнездо, помнению авторов SKES, мотивировано исконным глаго-лом: фин. tukkia ‘затыкать, закрывать, набивать’ [SKES:1387–1388]. Однако, не следует обходить и другие сход-ные русские данные: тюк, тючoк, тючитка, тючища‘связка, вязанка, кипа; увязанный, закупоренный свер-ток товара’ [Даль 4: 462], которые возводятся к тюрк.*tuk ‘связка, кипа’ [Фасмер 4: 134; Шипова: 340], но яв-ляются источником для контаминационных образований,ср.: тюкачoк ‘охапка соломы’ (Каргоп., КСРГК), тючoк‘кучка, скошенная в один мах’ [Арх., Даль, 4: 462]. Труд-но судить о сопоставляемости прибалтийско-финского итюркского гнезд, ср. однако фин. tukka ‘волосы’ и фин.tukko ‘куча, груда, связка, пучок’ [SKES 1386, 1387], итюрк., чаг. tuk, тур. tuj ‘волосы’ [СГТЯЛ 197, 198] и тюрк.*tuk ‘связка, кипа’.

380 ШАРАГА

ТЮДЕГА

Лексема тюдега имеет единичную фиксацию в н. п. Кул-мукса Кондопожского района. Вероятно, ее следует со-поставлять с кар. сев. tuveus ‘край пожоги’, вепс. южн.tuveduz ‘край ложбины, подсеки’ [SKES: 1465].

ЧИЛИКИ

Лексема чилики в значении ‘несгоревшие остатки привыжигании подсеки’ отмечается в Заонежье [см. Логи-нов 1993: 20]. Она представляет собой, вероятно, саам-ский субстрат, ср. саам. швед. sila, при фин. hiili ‘уголь’[SKES: 73].

ЧУНЬГА

Слово чyньга ‘укрепляющая стожар подпора с развил-кой’ Пудож. (Песчаное), Медвежьегор. (Петры) по ПЛГО,не фиксировалось ранее. Вероятно, оно связано с карель-ским влиянием, ср. кар. tunga ‘короткая, часто обломан-ная часть ветви, крыла’, ливв. tungu ‘обрубок’, при водск.tunka, эст. tunk ‘обрубок’, фин. диал. tynka ‘место на ко-се, где лезвие прикрепляется к рукоятке’; причем фин-ские материалы XVII века семантически соответствуютрусским диалектным, ср.: tynget ia padzatt ‘подпоры истолбы (изгороди)’ [SKES: 1453], что позволяет предпо-ложить наличие сходных данных и в карельских диалек-тах.

ШАРАГА

Лексема шарага ‘кол с сучьями, используемый при суш-ке сена, снопов’ отмечаемая в Пудожском р-не (Пяль-ма, Песчаное), в Медвежьегорском (Загубье, Челмужи)

ШАХИ 381

и шаряк, бытующая в Подпорожском р-не (Согиницы),может сопоставляться с кар. soara ‘развилка, развилина,раздвоенный сук’ [KKS 5: 454], кар. твер. suara ‘развили-на, раздвоенный ствол или сук; разветвление’, suarakkah‘развильем, в виде развилки’, ‘клином’ [СКЯП: 279], ливв.suaru ‘развилина, раздвоенный сук’ [СКЯМ: 366], кар.тихв. suara ‘развилина, раздвоенный сук’. Т. е. на рус-ской почве выделяется корневая морфема шар(а)-, а фор-мант -га является поздним наращением либо отражениемкар. soarakko ‘о сучковатом дереве’, ‘о дереве с много-численными развилинами’ [KKS 5: 455]. Лексема шаряк,с тем же значением, вероятно, также как и шарaга ре-презентируют ранний карельский вокализм, без дифтон-гоидности *sara, ср. фин. вост. диал. saara ‘развилина,раздвоенный сук’, ‘дорожная развилка’, люд. suar, soare‘развилка (на дереве, у дороги)’ [SKES: 937], вепс. sara,sar, sarak ‘развилина (раздвоенный ствол или сук)’, ‘раз-вилье сохи’, ‘один из отростков рогов лося’ [СВЯ: 497].

ШАХИ

Лексема шaхи ‘подпоры стога’, зафиксированная в При-онежском р-не (Вороново, ПЛГО), вероятно, являетсяобратным заимствованием, ср. русск. сохи ‘подпоры цен-тральной жерди стога’ Пудож. (ПЛГО) и ливв. sohku‘подпора с развилкой’ [СКЯМ: 365], и русск. шахи. Врядли следует сходные сибирские данные объяснять черезтюркское воздействие [Фасмер 4: 415; Абаев: 3, 12–13;Аникин 2000: 694] или влияние хантыйского языка [Мат-веев 1959: 78].

382 ШОРПА

ШОРПА

Лексемы шорпа, шорпак ‘суковатый кол с сучьями вкладке сена’, отмеченные в Медвежьегорском, Кондопож-ском, Подпорожском, Вашкинском р-нах, фиксируютсятакже и в других значениях: ‘один из зубьев вил’, ‘остриерыболовного крючка’. В словаре Куликовского имеютсяследующие материалы: шoрпы, шорпаки (Вытегор., Ло-дейноп.), шурпаки, шурпачи (Повен.) в значениях ‘ко-лючки’, ‘сучки’, ‘зубья вил’ (Куликовский).

Калима возводит данные Куликовского к кар. corppa,при люд. tsorpad, кар. tsorppa ‘зубец, зубцы вил’ (Кали-ма, 1915, 248). Лесков, представляя слово шорпаки (безудар.) ‘сучки, неровности на какой-либо поверхности’, го-ворит о его тождестве с кар. sorpakko или sorpu [Лесков1892: 102]. Фасмер идет вслед за Калимой [Фасмер 4:468]. Однако география данного гнезда, в особенностификсация лексемы шорпак в северном Белозерье, поз-воляет предположить доминирование влияния вепсскоготипа, ср. вепс. sorp ‘острый выступ на чем-л. (зуб, зубец,сучок и т. п.)’, ‘раздвоение копыта’, sorpad ‘сучки мутов-ки’ [СВЯ: 546], при ливв. sorppu ‘зуб, зубец вил, бороны’[СKЯМ: 366], кар. sorppa ‘развилина, развилка, раздво-енный сук’, ‘ножка скамейки’, ‘зуб, зубец’ [KKS 5: 488],фин. sorppa ‘зубец вил, мутовки, остроги’, ‘наименованиеорудия труда с развилкой’ [SKES: 1081]. На прибалтий-ско-финской почве гнездо фин. sorppa рассматриваетсякак исконное [SSAP 3: 202]. Не относятся сюда кар. сев.soapra ‘стог сена’ [KKS 5: 454].

Рыболовецкая и охотничья лексика

Общеизвестно, что в рыболовецкой лексике неисконныематериалы имеют довольно большой удельный вес. Ис-

ШОРПА 383

следование по ПЛГО и данные новых лексикографиче-ских источников предоставляют сведения, которые рас-ширяют наши знания о данной тематической группе, осо-бенно это относится к богатейшая картотеке СРГК и са-мому словарю, существующему уже в 5-ти томах, и вво-дящему в широкий научный обиход ценные материалы. Куже известным материалам в 1-м томе СРГК добавляетсялексема вейга ‘время дня, наиболее удачное для лова ры-бы’: — Примечают, что рыба лучше всего по вейгам идет,это в семь утра, значит, в два часа и в пять вечера, вейга— так время называется (Медвежьегорский р-н). Данноеслово явно соотносится с вепс. eig ‘время’ (шимозерскийдиалект), при aig в других диалектах [СВЯ: 23]; матери-алы других языков не соотносятся по типу вокализма, ср.фин. aika, кар. aiga, люд. aig, ливск. aiga, саам. норв.ai’ge ‘время’ [SKES: 8]. Исходя из семантики прибал-тийско-финского слова и иллюстрации, вероятно, можноуточнить толкование, представленное в словаре, которое,скорее всего, сходно с семантикой вепсского этимона, ноузко по сфере употребления — речь рыбаков.

Данные темы весьма сложны для полевого обследова-ния. Не всякий информант, являющийся носителем тогоили иного говора, может квалифицированно дать нуж-ную информацию. Кроме того, наличие тех или иных ры-боловных снастей, а, следовательно, и лексических ма-нифестаций их репрезентирующих, зависит от величиныводоема или его типа: ручей, река, небольшое лесное озе-ро, большое озеро, море. Еще более осложняется поле-вая работа по диалектной охотничьей терминологии. Охо-та имела меньшее значение, чем рыболовство, она былалишь вспомогательным источником питания у населенияСеверо-Запада, что и отразилось на лексической системесевернорусских говоров. Охотничья лексика представля-ет собой более изолированную терминологическую си-

384 ШОРПА

стему по сравнению с рыболовецкой. Калима приводитв своей работе в разделе «Охота» только несколько лек-сем: гангас, кодань, нодья, пистега [Kalima 1915: 256].Особое внимание при сборе данных уделялось наимено-ваниям архаических видов ловушек. Рыболовные снастив виде плетеных из прутьев ловушек с одним горлом рас-пространены повсеместно на территории Северо-Запада,что делало довольно легкой задачу сбора лексическихданных, репрезентирующих манифестацию данной реа-лии. Традиционно такого рода ловушки изготавливалисьиз ивовых прутьев, но реже могли делаться и из тонкойдранки, а в последнее время — из алюминиевой прово-локи. В первой половине ХХ века, когда еще сохранялсятрадиционный вид ловли с помощью рыболовных зако-лов, верши устанавливались в их проемы. В последнеевремя ввиду отсутствия такого способа рыбной ловли,верши устанавливаются вне всякого рода сооружений.Следует отметить, что обычно верши используются нанебольших водоемах. Кроме того, довольно близкая поустройству, но более совершенная мережа — рыболовнаяснасть, изготовленная из деревянных обручей, обтяну-тых сетевым полотном с крыльями и несколькими горла-ми, может иметь сходную лексическую манифестацию. Внекоторых случаях при сохранении формы и внутреннегоустройства верши изготавливались из ниток на деревян-ных каркасных кольцах. Кроме того, исследовались на-именования, связанные с рыбной ловлей неводом, котораяпредставляла для населения Северо-Запада способ наи-более верной добычи рыбы, обычно, в крупных размерах.Ловля неводом производилась и в зимнее время.

ГАРВА, ГАРБА, ХАРВА, АРБА 385

ГАРВА, ГАРБА, ХАРВА, АРБА

Лексемы гарва, гарба ‘сеть с крупной ячеей’ имеют ши-рокое распространение — Обонежье, Приладожье, Бело-морье. Вариант гарва представлен в Опыте: «сеть дляловли семги, окрашенная обыкновенно ольховою корою иимеющая длины около десяти, а ширины от двух до трехсажень» (Кем., Кольск., Опыт); в словаре Подвысоцко-го: «ставная, для ловли семги, сеть на кольях, длиною10–15, шириною в 1–5, а вышиною в 1 сажень, оторочен-ная сверху и снизу тетивою, и прикрепляемая к верхнейтетиве веревочкою. . . , на которую нанизывают верхнийряд ячеи сети, привязывая. . . (эту веревочку) к тетивеузлом через каждые три ячеи. Гарвы окрашивают крас-ною из ольховой коры краскою и ставят их по несколькорядом, в небольшое между собой расстоянии, ребром кберегу. Ячеи в гарвах крупные, в 2,5–4 вершка. . . Гарваобразует сетяную в воде стену, на которую устремляю-щаяся вверх по реке семга натыкается и завязает в яче-ях. Гарвы бывают морские, в несколько верст длины. . .и речные» [Онеж., Кем., Кольск., Мезен., Подвысоцкий:30]. Лексема гаръва ‘снасть для ловли рыбы’ — *�� +#�� +�� #�� [Порядн. Фед. Мал., 1577, Срезневский 3:71], ср. также гарва ‘ставная сеть для ловли крупной ры-бы’ [Кн. писц. Обонеж. пятины, 1563, СлРЯ XI–XVII вв.,4: 11], гаровная сеть, гаровные места [1671, 1478–1480,СРЯ XI–XVII вв. 4: 11]. Андреева, отмечая слово гарвав документах Кирилло-Белозерского монастыря, говорито заимствовании этой единицы «белозерскими говорамиXVI века из соседних беломорских диалектов» [Андреева1984: 87]. Однако, источники, где фиксируется лексема

386 ГАРВА, ГАРБА, ХАРВА, АРБА

гарва относятся к документам по Кольскому полуостро-ву: «Рыбная ловля ловить на устъ Унбы реки» (Порядн.Фед. Мал. и его товарищей с Кир. мон., 1577), что лишьсвидетельствует о ее употреблении в кольских русскихговорах.

В современных русских говорах вариант гарва фикси-руется в Беломорье, а гарба — преимущественно в Обо-нежье и Приладожье. Кроме того, у И.И.Срезневского несовсем корректно восстанавливается заголовочная едини-ца харъ при иллюстрации: — , �� +��[Срезневский 3: 1363 под 1582 г.]. Ср., однако иллюстра-цию для слова гаръва: «и с гаровъ четвертая рыба» (см.выше), где генетив множественного числа такой же, каки у рассматриваемой единицы. Исходя из этого, возмож-но восстановить форму номинатива харва, с другим ти-пом консонантизма в первом слоге. Харва «сеть, неводна семгу» фиксируется в Архангельской губернии Далем[Даль 4: 558], а также на Кольском полуострове: харва«крупноячейная сеть для ловли семги, натягиваемая. . .на колья, вбитые в дно водоема» (Ловозер., Терск., Мер-курьев).

Данный материал имеет давнюю традицию изучения.Грот и Подвысоцкий предпочитают скандинавскую вер-сию его происхождения, ср. сканд. garn ‘рыболовная сеть’[Грот 1876: 471; Подвысоцкий 30]. Калима считает этуверсию ошибочной и относит материал к карельско-вепс-скому влиянию, ср. ливв. ген. harva-, вепс. harv ‘сеть скрупной ячеей’ [Kalima 1915: 91]. Cм. также [Фасмер 1:392–393; 4: 224]. В прибалтийско-финских языках лекси-ка этого гнезда имеет значение ‘редкий, нечастый’: кар.,фин. harva, ливв. harvu, люд. harv, вепс. harv; cр. такжесаам. терск. xairv ‘сеть с крупной ячеей на семгу’, морд.

КАДИСКА 387

эрз. tsuro, мокш. sura ‘редко, редкий’, удм. ser ‘редкий’,хант. turep ‘редкий (лес, сеть)’ [SKES 60: 61]. Вероятно,в прибалтийско-финских языках слово harva было атри-бутивом, либо частью композита, ср. ливв. harvu verko‘сеть с крупной ячеей’ [СКЯМ: 60], вепс. harvsil’meineverk ‘сеть с редкой ячеей’ [СВЯ: 108], при заимствова-нии эта единица в русском языке получила субстантив-ное значение и форму — вид рыболовной сети. Русскиедиалектные и исторические данные фиксируются с на-чальными [г] и [х], что объясняется различным произ-ношением фонемы [h] на прибалтийско-финской почве и,следовательно, не тождественной адаптацией ее в рус-ских говорах; вариант гарва — более частотный, гарба— более близок к вепсским образцам, харва — к карель-ским. Вариант арба, отмеченный в Медвежьегорском р-не [см. также СРГК 1: 21], несмотря на соответствие вводск. arva ‘редкий, нечастый’: — Arva verkko pen kalaep putu (Редкая сеть — мелкая рыба не попадет) [VKMS:10], является единицей, которую не следует рассматри-вать на этой почве.

КАДИСКА

Лексемы катиска ‘бредень’, ‘верша’ с фиксацией в Мед-вежьегорском р-не(Сенная Губа) по ПЛГО (в СРГК —«приспособление для ловли рыбы, ловушка-сеть» в Под-порожском р-не), катышка ‘верша’ (Кондоп. Лижма),кадиска, в Обонежье и Посвирье, представляют собойрезультат обратного прибалтийско-финского влияния;фин. katiska, katsi ‘рыболовная снасть’, ливв. katisku ‘ло-вушка для рыбы, сделанная из проволочной сетки’[СКЯМ: 129], кар. сев. katiska ‘рыболовный закол’, кар.салм. kadisku ‘то же’ [ККS 2: 95] являются заимствова-ниями из русск., ср. котец ‘кошель, запруда для ловли

388 КОБРА

рыбы’, при укр. котець ‘закол для ловли рыбы’ [Фасмер2: 351], а затем, вероятно не так давно, рыболовецкийтермин пришел уже обратно из карельских диалектов врусские говоры [SKES: 170].

КИЧКА

Лексема кичка ‘мотня невода’ фиксируется в Вытегор-ском, а также в Гдовском р-нах (в СРГК: «сеть, невод» —вероятно, не совсем корректно). Трудно сказать, находят-ся ли в прямой связи кичка ‘заплетенные в косы или со-бранные в пучок и закрученные на макушке или затылкеволосы’ [Твер., Дон., Моск., СРНГ 13: 247] и кичка ‘нос,передняя часть речного судна, баржи’ [Перм., рр.Волга,Кама, СРНГ 13: 147]. Однако вряд ли этот материал сле-дует сопоставлять с финно-угорскими данными, ср. фин.kiita ‘щит из дранки в рыболовном заколе’, восходящее,в свою очередь к скандинавскому влиянию [SKES: 192].

КОБРА

Слово кобра ‘приспособление в виде решетки, подставкидля огня, прикрепляемое к носу лодки при ночном ловерыбы острогой’, отмеченное в Подпорожском и Прионеж-ском р-нах, вероятно, связано с вепсско-ливвиковскимвлиянием, ср. вепс. kobr ‘приспособление для огня прилучении рыбы’ [СВЯ: 212], ливв. kobru ‘устройство длякостра на носу лодки, лапа’ [СКЯМ: 147]. Слова вепс.kobr и ливв. kobru на уровне своих языков представля-ют результат метафорического переноса, основное зна-чение ‘горсть, пригоршня’. Сходная лексика, обозначаю-щая такое же устройство отмечается у северных карел— tuolahas-kobra и людиков — kobra [Тароева 1965: 37].Лов рыбы острогой был распространен не повсеместно.

КОКУШКА 389

Обычно с острогой выезжали в темную осеннюю ночь,когда температура воды уже снизилась, а прозрачностьее улучшилась. Такой вид рыбной ловли был в ходу каку славян, так и у прибалтийско-финских народов [см.Зеленин 1927 (1991): 101]. Однако, в настоящее время оннаходится под запретом, исходя из чего многие инфор-манты отказывались говорить на эту тему.

КОКУШКА

Слово кокушка ‘приспособление в виде решетки, под-ставки для огня, прикрепляемое к носу лодки при ноч-ном лове рыбы острогой’, зафиксированное в Пудожскомр-не, возможно, связано с кар. kokka ‘нос лодки’, ‘острие,кончик, угол’ [KKS 2: 285], cр. также фин. kokka ‘рыбо-ловный крючок’ [SKES: 208], кар. kokka ‘костер’ [KKS 2:285]. Лексема кокушка базируется на метонимическомпереносе уже на русской почве.

КУЖА

Лексема кужа ‘рыбная ловушка из ветвей, без горла вну-три’ отмечается только Куликовским без географии соссылкой на Барсова, поэтому возникают сомнения в до-стоверности ее бытования в Обонежье. Поскольку основ-ные данные кужа, куша отмечаются в Пошехонье и всмежных р-нах Тверской, Ярославской, Вологодской об-ластей по данным ПЛГО и лексикографических источ-ников, ср. кужа ‘рыболовный снаряд из прутьев в ви-де конусообразной корзины’ Брейтов., Весьегон. (ПЛГО),«конусообразная корзина из прутьев, вставляемая в ез»Черепов. Новг. [Герасимов 1910], «род плетеного кувшинадля ловли рыбы» Молог. Яросл. (Второе Доп.), ‘приспо-собление для ловли рыбы’ (ОСГКО). Погодин сопоставля-

390 КУЖА

ет материалы Куликовского с кар. kuuze, фин. kuusi ‘ел-ка’, полагая, что «на ловушку, очевидно идут еловые вет-ви» [Погодин 1904]. Действительно, еловые ветви клалина дно водоема у рыболовного закола у рыболовных лову-шек, которые устанавливали в проемах закола, для при-влечения рыбы. Так что версия Погодина вполне имеетправо на существование. Калима, отвергая ее, неоправ-данно, на наш взгляд, сводит в одно гнездо кужа ‘верша’и русск. кудрявый, польск. kedzierzawy ‘кудрявый’, чеш.kuzel, руccк. кужель, имея в виду, что в основе словакужа лежит значение ‘вить’ [Калима 1913: 77]. Фасмеридет вслед за Калимой [Фасмер 2: 401]. Вероятно, болееправы авторы SKES, освещая русские диалектные дан-ные как результат финно-угорского влияния, при ана-лизе этимологии лексемы фин. kaha ‘корзина, корзинаиз прутьев’, ‘рыбная корзина, корзина из лучины’, ‘со-оружение из ветвей ели на дне озера по краям которо-го ставят верши,’ сопоставляя его с мар. малмыж. kuza‘берестяной сосуд в аршин высотой’, коми kuza ‘вершагоршкообразной формы’, удм. koz: kenoz-koz ‘отделениев амбаре, куда ссыпают зерно’ (kenos ‘амбар’), хотя исомневаются в направлении заимствования [SKES: 138].Cм. также [SSAP 1: 270]. На почве коми языка словокужа ‘разновидность верши’ рассматривается как финно-угорская единица, сопоставляясь с эст. kaha ‘маленькийневод, бредень’, хант. хиз’а [ДКЭСКЯ: 411]. Т. е. при-балтийско-финские данные нельзя трактовать как источ-ник ввиду различий в типе вокализма, отмечая то, чтоприбалтийско-финскому [а] в некоторых случаях соот-ветствует марийское [u], фин. tammi — мар. тумо ‘дуб’,фин. savi — мар. шун ‘глина’, фин. parma — мар. пурмо‘слепень’ [см. Грузов 1969: 106]. Таким образом, лексемукужа, исходя из типа вокализма, можно рассматривать

КУРИК 391

как субстратную единицу марийского типа.

КУРИК

Лексема курик ‘деревянная колотушка, дубинка’ име-ет обширный ареал, фиксируясь в Беломорье, Обонежье,Кенозерье, Посвирье, Поволховье. Первая фиксация это-го слова относится к середине XIX века: курик «дре-вокольная палка, которою бьют по обуху топора, что-бы расколоть полено, колотушка» (Арх., Опыт). В СРГКпредставлено 12 значений слова курик [СРГК 3: 64–65].Калима вслед за Веске, Лесковым, Погодиным возводитэту лексему к карельским источникам, ср. ливв. ген.kurikka-, люд. kurikk ‘колотушка, дубинка’ [Kalima 1915:143; Веcке 1890: 90; Лесков 1892: 100; Погодин 1904:37; Meckelein 1913: 46]. Этой же версии придерживаетсяФасмер [Фасмер 2: 425]. На прибалтийско-финской почведанное гнездо представлено широко, ср. вепс. kurik ‘ко-лотушка для колки дров’ [СВЯ: 247], ливв. kurikku ‘ду-бина, колотушка, деревянный молот’ [СКЯМ: 166], кар.твер. kurikka ‘деревянная колотушка’ [СКЯП: 123], фин.kurikka ‘дубина’, водск. kurikka ‘дубинка’, эст. kurik ‘ду-бина’, саам. инар. kurah ‘колотушка, дубинка’ [SKES:244]. Однако, вряд ли может быть признана удовлетвори-тельной версия о родстве анализируемых прибалтийско-финских данных с фин. kuras ‘нож’ [SSAP 1: 447].

Лексему курлика, в этом же значении, вероятно, сле-дует возводить к диалекту тверских карел, она фиксиру-ется в Хвойнинском р-не, зоне карельского субстрата.Вставной [л], скорее всего, является результатом фоне-тической адаптации на русской почве, кар. твер., тихв.kurikka ‘дубинка, вытесанная из одного куска дерева’[KKS 2: 464].

392 КУРМА

КУРМА

Лексема курма как ‘рыболовная ловушка из ивовых пру-тьев’ фиксируется в Каргопольском, Вашкинском, Выте-горском, Пудожском р-нах (ПЛГО), кроме того, в другихзначениях слово представлено гораздо шире, ср. курма‘мешкообразная сеть, вставляемая в отверстие забора’(Онеж.), «рыболовный снаряд, устраиваемый на быстрыхводах, снаряд из вбитых в дно реки толстых кольев, ккоторым прикрепляют спускаемую до дна реки сеть смешком» [Холмог., Онеж., Шенкур., Подвысоцкий 79;СРНГ 16: 132]; курма ‘рыболовный снаряд, конусооб-разной формы’ [Сямж., Вожегод., Сокол., СВГ 1989: 22];курма ‘рыболовный снаряд, представляющий собой ко-нусообразную сеть, натянутую на обручи’ [Плесец., Пу-дож., Каргоп., Вытегор., СРГК 3: 68]. Андреева сопо-ставляет это слово с курмыш ‘круглая конусообразнаяяма ледникового происхождения, на дне которой лежаткамни’ [Петергоф. Петерб., СРНГ 16: 133] и предлагаетэтимологию этой единицы: фин. kuurma ‘надрез, разрыв’,эст. kurm ‘залив, угол’, которая введена еще Калимой иповторяется Фасмером [Kalima 1915: 143; Фасмер 2: 427;Андреева 1991: 116]. Однако, прибалтийско-финские дан-ные имеют другую семантическую доминанту, ср. фин.kurma, kuurma ‘зарубка, отметина (например на бревнахпостройки при переезде) [SKES: 246], а эст. kurm, веро-ятно представляет вариант от kulm, южн. эст. kolm ‘угол,бровь’, хотя в SKES это и не отмечается [SKES: 234].

В смежных языках, по нашим данным, отсутствуетсходное наименование подобной рыболовецкой снасти, од-нако, ареальная дистрибуция слова в контактной зоне да-ет возможность предположить неисконное происхожде-ние, при том, что источник русского диалектного словаможет и не быть элементом прибалтийско-финской ры-

ЛИПКА 393

боловецкой терминологии. Поскольку, на быстром тече-нии, отверстия в рыболовном заколе вместе со снастью,которая устанавливается в них, представляют собой виджёлоба, канавки, то вполне возможно сопоставление ана-лизируемого слова с прибалтийско-финским гнездом, гдедоминирует это значение, ср. фин. kuurna, kurna ‘желобводяной мельницы’, ‘желоб’, кар. kuurna ‘желоб’, ливв.kuru ‘желоб’ [SKES: 251], вепс. kurn ‘желоб, лоток длястока воды’ [СВЯ: 248], кар. kuura ‘желоб’, ‘предмет, вкотором имеется желоб’, kuurne ‘то же’ [ККS 2: 495–496]. Фиксация варианта курна ‘мережа’ [Вытегор.,СРГК 3: 68], форма которого довольно близка к прибал-тийско-финским источникам, свидетельствует в пользувыдвинутой версии. Замена сонорных [н] — [м], вероят-но, произошла уже на русской почве. Вряд ли лексемукурма следует сопоставлять со словом кульма ‘средняяили задняя часть бредня’, ‘мотня невода’ с фиксациейв ярославских говорах и на юге Новгородской области(Холмский, Поддорский р-ны по ПЛГО) [см. о послед-ней: Мызников 1999: 35–36].

ЛИПКА

Слово липка ‘спусковой механизм в огнестрельном ору-жии, курок, собачка’ и дериват липач [Прионеж., СРГК3: 125] фиксируется в западном Прионежье [Прионеж.Кондоп., СРГК 3: 126]. Трудно судить о направлении за-имствования, ср., однако, фин. liipaisin ‘курок, собачка,гашетка’ [ФРС: 328].

МЕРДА, МЁРДА, МОРДА, МАРДА

Один из значимых ареалов прибалтийско-финского воз-действия образует лексема мерда, фиксируемая в Обоне-

394 МЕРДА, МЁРДА, МОРДА, МАРДА

жье практически повсеместно, а также в Посвирье, Кар-гополье, устье р.Онеги. В словаре Куликовского пред-ставлено детальное описание реалии: «Делаются мердыиз ивовых прутьев, переплетенных между собою и укреп-ленных на поперечных еловых обручах. Лов производит-ся весной и зимой, причем снаряд ставится близ берегареки или озера» (Пудож., Куликовский). Первые фикса-ции слова мерда относятся к 15 веку: «� � � �� #� �� )�� -. �� » [Писцовые книги, 1496 —Акты историч. 3: 71]; мерда ‘рыболовная снасть, спле-тенная обычно из ивовых прутьев’ [Кн. п. Обон. пят.1563; СлРЯ XI–XVII вв. 9: 95]. Исторические данныетакже относятся к территории Обонежья. Исходя из ма-териалов прибалтийско-финских языков можно говоритьо их непосредственном влиянии, ср. ливв. merdu ‘мере-жа, мерда, верша из прутьев или сети’ [СКЯМ: 205],кар. твер. merda ‘мережа, верша из сетки или прутьев’[СКЯП: 158], кар. тихв. merda, кар. валд. merda, кар.сев. merta ‘верша (обычно из прутьев)’ [KKS 3: 293],люд. merd, водск. merta, эст. mord, ливск. muurda, mirda[SKES: 341], вепс. merd ‘мережа’ [СВЯ: 327]. Несмотряна то, что в лексикографических источниках по прибал-тийско-финским языкам не всегда отчетливо представле-на семантика единиц, составляющих это гнездо, можносделать вывод о соответствии реалий на русской и неис-конной почве, ср.: «мережа (сев. кар. rusa, люд. merez,ливв. merezu) и морда (сев. кар. merta, люд. merd, ливв.merdu) по форме похожи, но морда, делалась целикомиз прутьев, а у мережи из прутьев был только каркас,обтянутый сетью» [Тароева 1965: 38]. Хотя у русскихЗаонежья и, можно сказать, в целом Обонежья мердапредставляет собой рыболовную снасть в виде жесткого

МЕРДА, МЁРДА, МОРДА, МАРДА 395

каркаса из ивовых прутьев цилиндрической формы, кото-рый обтягивался мелкоячейной сетью, в отличие от верш,сплетенных полностью из прутьев [Логинов 1993: 44].

Авторы SKES возводят прибалтийско-финские дан-ные к скандинавским источникам, ср. норв. merd, швед.mjarde, при саам. лул. mierte, marte [SKES: 341], однако,непонятно происхождение этого гнезда на скандинавскойпочве. Веске, напротив, полагает, что финские данные,фин. merta ‘небольшая рыбная верша’, являются источ-ником для скандинавских [Веске 1890: 24]. Авторы SSAPуже без всяких сомнений говорят о скандинавской осно-ве прибалтийско-финского гнезда [SSAP 2: 161]. Однакодля русских диалектных данных источником являются,вероятно, этимоны прибалтийско-финского типа.

Слово мёрда следует рассматривать как вариант, раз-вившийся на русской почве в результате перехода [е]в [o]. Фиксируется мёрда спорадически практически повсему региону, не образуя коррелирующих ареалов в Мед-вежьегорском р-не (ПЛГО), в Онежском, Пудожском[СРГК 3: 223], а также в вологодских, белозерских, яро-славских говорах [СРНГ 18: 113; ЯОС 1987: 58].

Лексему морда можно трактовать как вариант, исто-рически более поздний и связанный с вариантом мёрда,т. е., после того, как [е] перешло в [o] в положении передследующими твердыми согласными [Шахматов 1941: 114].Кроме того, нельзя исключать и омонимической аттрак-ции на возникновении формы морда. Данное слово в зна-чении ‘рыболовная снасть, сплетенная обычно из ивовыхпрутьев или толстых ниток’ имеет первую фиксацию под1589 г. [СлРЯ XI–XVII вв. 9: 261], оно широко распро-странилось в севернорусских говорах и представляет со-бой доминант лексической манифестации анализируемо-го концепта, ср. морда «ловушка для ловли рыбы в рекахи озерах, сплетенная из ивовых прутьев, а за неимением

396 МЕРДА, МЁРДА, МОРДА, МАРДА

их, из лучин в виде сахарной головы или колпака с вогну-тым дном» [Ярен. Волог., Протопопов 1853; КСРНГ]. Сле-дует отметить, что также данная лексема морда уже яви-лась агентом процесса обратного заимствования в финно-угорские языки: коми morda, удм. morda, murdo ‘верша’,а далее мар. мурда ‘рыболовная снасть’ [СМЯ 4: 99] ужеиз удмурдского; а латыш. murda, murds — из ливско-го merda [SKES: 341], тогда как ливск. murd ‘верша’ —обратное заимствование из латышского [SSAP 2: 161].Данный русский диалектный материал в разных его ча-стях уже анализировался в этимологической литературе,однако не был рассмотрен достаточно полно. Начальныеэтапы анализа отражены в работах [Шегрен 1854: 161,Веске 1890: 24, Погодин 1904: 43, Meckelein 1913: 50,Грот 1876 1: 461, Преображенский 1: 525–526, Шайжин1892: 101]. На более обширном материале представленанализ этих лексем в следующих работах [Kalima 1915:164–165, Матвеев 1959: 15, Востриков 1981: 10, Аникин2000: 391].

Лексему марда ‘верша’ с фиксацией в Плесецком р-не (Кенозерье), а также в Беломорье и Белозерье [СРГК3: 223; СРНГ 17: 370] с иным типом вокализма, на нашвзгляд, следует рассматривать как результат саамскоговлияния, ср. саам. marte [SKES: 341].

Лексема мендры, зафиксированная в Тихвинском иКадуйском р-нах, также, вероятно, связана с прибалтий-ско-финскими данными, ср. кар. merda ‘верша, мережа’,вепс. merd ‘то же’ [SKES: 341]. Однако, скорее всего,такую форму данная единица получила уже на русскойпочве, ср. прил. мердяной ‘предназначенный для плете-ния мерды — о гибких ветвях’ (ПЛГО), с широкой дис-трибуцией. Предположение о расширении формантом -р-лексемы мянда, менда ‘сосна с толстым слоем заболони’

НОДЬЯ 397

в данном случае вряд ли возможно.

НОДЬЯ

При основном варианте слово нодья имеет значительноечисло вариантов со сходной семантикой; различия в тол-ковании одной и той же реалии обусловлены качествомполевых записей и квалификацией лексикографическогоописания, ср.: нодья ‘охотничий костёр, устраиваемый наночь, из двух бревен, уложенных друг на друга’ Пудож.[СРГК 4: 34]; ‘огонь, разводимый охотниками зимою влесу на ночь’ Арх. (Опыт); ‘костер в лесу, устраиваемыйлесниками зимою, для обогрева и приготовления пищи’Мезен. Арх. [Подвысоцкий: 103]; ‘охотничий костер дляночевки в лесу зимой, раскладываемый из двух бревентак, что нижнее горит, а верхнее предохраняет огонь отосадков’ Соликам. Перм. [Беляева 1973: 368]; ‘костер,огонь в лесу’ Сольвыч. Волог. [Попов 1912]; нодья ‘ко-стер, огонь в лесу’ Каргоп. [Томилов 1927]; ‘большой ко-стер, разводимый охотниками’ Новосиб. [СРГНО: 335];нудья Кандалакш., Медвежьегор. (Тихвин Бор), Терск,Пудож., Кем. [СРГК 4: 52]; нудья ‘долго горящий ко-стер из нескольких чурбанов, положенных один на дру-гой’ Кандалакш., Меркурьев. Повен. Олон., Куликовский.Отмечаются еще варианты: нутья, нотья, нодьё, но-тьё, нойка (см. СРНГ). Следует отметить, что единицакудья ‘костер’, помещенная в СРГК [СРГК 3: 52], явля-ется неправильно прочитанной лексемой нудья. Калима,имея в распоряжении большое число вариантов, предла-гает карельско-вепсскую этимологию, ср. кар. nuodivo,вепс. nod’g, при фин. nuotio ‘костер на стоянке’ [Kalima1915: 173]. См. также: [Погодин 1904: 45; Meckelein 1913:53; Фасмер 3: 80; Аникин 2000: 409; Матвеев 1959: 16].Ср. также: вепс. nod’g, nodj ‘нодья (охотничий костер)’

398 НОТА

[СВЯ: 362], кар. nuotivo, nuodivo ‘долго горящий костериз двух бревен’, люд. nuodiu ‘то же’. Данный материалне имеет широкого распространения на финно-угорскойпочве, ср.: мар. nodna, манс. nutia ‘костер’ [SKES: 402],коми ноддя ‘костер, расчитанный на продолжительное го-рение’ [КЭСКЯ: 193], заимствованные из русского язы-ка. Причем прибалтийско-финское гнездо также неис-конно, авторы SKES предположительно возводят его кгерманским источникам, ср. др.-англосакс. nod-fur, нем.Notfeuer, дат. nodild, швед. nodeld, neding, норв. naueld[SKES: 402], хотя в SSAP происхождение прибалтийско-финского гнезда уже кажется неясным [SSAP 2: 241].

НОТА

Нота ‘невод’ фиксируется в Лодейнопольском р-не(КСРГК), вариант нот отмечается в Онежском, Кемском,Кольском уездах, он подробно описывается Подвысоц-ким: «Горизонтально располагаемая сеть для лова сель-дей и сайды, сажень до 17 длиною, с большим посадомна окаймляющих ее подборах и с грузилами, — так, чтообразует собой мешок. Сеть эту дубят два или три разав лето для того, чтобы по своему темному цвету быламенее заметна в воде» [Подвысоцкий: 126]. См. также[СРНГ, Дуров 1929]. Подвысоцкий к слову нот делаетпомету — норвежское [Подвысоцкий: 126], однако, неотрицая первичность скандинавского материала, следу-ет иметь в виду, что в прибалтийско-финских языках этогнездо широкого распространения, ср.: фин. nuotta, ливв.nuottu, люд. nuot, nuotta, вепс. not, водск. notta, эст.noot, при саам. норв. nuotte, саам. инар. nyetti, кильд.nuiht, саам. терск. nihte ‘невод’ [SKES: 402]. Это гнездотакже широко распространено на германской почве: норв.not ‘большая сеть, невод’, швед. not, др.-норв. not связа-

ПИСТЕГА 399

но с англ. net, голланд. net, швед. nat, норв. net ‘сеть’[EONDS: 555, 549]. На наш взгляд, варианты нот и нотаотмечаемые в разных регионах, следует разграничиватьв этимологическом плане; первый, вероятно, восходит кскандинавскому влиянию, при возможном консервирую-щем воздействии прибалтийско-финских языков, второйпо форме и ареалу (Лодейнопольский р-н) явно восходитк ливвико-людиковским источникам, хотя нельзя исклю-чить и того, что этот рыболовецкий термин может иметьиррадиацию неясной природы. Подтверждает географиюслова нот композит кильнот ‘небольшой ставной неводдля лова семги у берега’ Арх., 1909. Белое море [СРНГ13: 210]. В СРГК для слова кильнoт с тождественнымс СРНГ (вероятно позаимствованным из СРНГ) толко-ванием дана неверная географическая помета — «Кон-доп.» — Кондопожский район (прибрежный район север-ной части Онежского озера) — правильно «Кандалакш.»(Кандалакшский район на Пабережье Белого моря), ср.иллюстрацию: — Завязка семужья — кильнотами чтопо-научному зовут [СРГК 2: 345]. Об этом говорит рядобстоятельств: 1. Слово завязка, отмеченное в иллюстра-ции, с семантикой ‘морская сеть четрехугольной формыдля ловли семги’ фиксируется в Кандалакшском и Тер-ском районах [СРГК 2: 101]. 2. Наименование сёмга длярыбы семейства лососевых, в основном, фиксируется вБеломорье. 3. В Онежском озере лосось Salmo salar L.,ловится в то время, когда он идет на икрометание в реки,впадающие в озеро [Пушкарев 1902: 160].

ПИСТЕГА

Слово пистега «свисток из гусиного пера для приманкирябчиков» отмечается только в словаре Куликовского вВытегорском, Лодейнопольском уездах. Калима возводит

400 ПИСТЕГА

к вепс. pist’aine ‘свистулька’, при кар. piisku ‘свистулькадля приманки рябчиков’ [Kalima 1915: 186]. На вепсскойпочве фиксируются также pist’kene, pismaine ‘свисток,манок на рябчика’: — Pismaizen tehtas mecoin suu

“aspai

(Манок на рябчика делают из глухариного пера); примотивирующих глаголах: pistta, pist’t’a ‘свистеть’ [СВЯ:421]; ср. также: ливв. piiskuta, piickuo ‘свистеть в дудоч-ку, приманивая ее звуками птиц или зверей’, piicku ‘ма-нок, свисток для приманивания птиц и зверей’, piickutus‘свист дудочки, манка’ [СКЯМ: 266], кар. piisku ‘ма-нок на рябчика’ [Ухта, KKS 4: 279], при водск. piskua,эст. диал. piiskuda ‘визжать, пищать’, саам. норв. bis’kot‘орать, говорить крикливым голосом’, морд. эрз. piska-doms, мокш. pejskedems ‘пронзительно вскрикнуть’ [SKES:553]. Трудно судить об исконности финно-угорского гнез-да, авторы SSAP вслед за SKES, исходя из того, чтов финно-угорских языках имеется глагольное гнездо сосходной формой и семантикой, ср. фин. piiskua ‘свистеть’и приводимые выше данные саамского и мордовских язы-ков. Однако, фиксируемая в охотничьей терминологиилексема пищик ‘деревянный или пластмассовый имита-тор голоса самки или самца охотничьих птиц или зверей,издавая который охотник подманивает дичь на выстрел’[Словарь охотника-природолюба: 73], дает возможностьпредположить, что прибалтийско-финское гнездо русско-го происхождения. Мордовские данные, вероятно, вос-ходят к балтийским источникам, ср. латыш. pikstet ‘пи-щать’, pikste ‘плакса, нытик’, литов. pyskеti ‘щелкать —о плети; трещать — о льде’, pуskinti ‘трещать, грохотать’,‘греметь, звенеть’ [Fraenkel 1: 599; см. также Фасмер 3:271]. На почве пермских языков, вероятно, сходные дан-ные также неисконны, ср. коми piskini ‘пищать’ [SSAP 2:359] скорее всего русского происхождения, ср. др.-русск.

ЧОЛМА 401

пискати ‘играть на свирели дудке и т. п.’, ‘пищать, ще-бетать — о птицах’ [СлРЯ XI–XVII вв. 15: 54]. Такимобразом, слово пистега представляет собой уже обратноезаимствование из прибалтийско-финского континуума.

ЧОЛМА

Лексема чолма ‘мотня невода’, бытующая в Вашкинскомр-не, на более широком ареале фиксируется в другихзначениях: ‘пролив’, ‘залив, ‘верша’, ‘задняя суживаю-щая часть мережи’ (Плесецкий, Каргопольский, Вашкин-ский р-ны). Впервые предположение о саамском источни-ке данного материала высказал Калима [Kalima 1912: 93],а Итконен уже приводит конкретный саамский матери-ал, который можно рассматривать в качестве этимонов,ср. саам. патс. tsoalme, саам. кильд. t’suelme ‘пролив’[Itkonen 1932: 60]. Фасмер подтверждает выводы Калимыи Итконена [Фасмер 4: 371]. Хотя саамские данные се-мантически расходятся с русскими диалектными, вполнеможно, допускать расхождения такого рода, посколькуречь идет о саамском субстрате белозерского типа. Дан-ные прибалтийско-финских языков подтверждают фоне-тическую принадлежность русских диалектных данных ксаамскому типу, ср. вепс. saum, soum, sam, ‘угол дома(внутренний и внешний)’ [СВЯ: 500], вепс. soum’, sal’m‘пролив, мелководная часть между двумя мысами’ [СВЯ:520]. Причем, вероятно, семантически ближе к русскимдиалектным данным вепс. saum ‘угол’, что при саамскойпередаче принимало бы форму *calma, а затем уже нарусской почве могло преобразовываться в лексему русск.чолма. Анализ места вепсских данных в прибалтийско-финском континууме разводит их по различным этимо-логическим гнездам (см. салма), вепс. sal’m ‘пролив’ со-поставляется с фин. salmi, ливв. salmi, люд. sal’m, saлm,

402 ЧУП, ЧУППА, ЧУПА

эст. salm ‘пролив’ [SKES: 956], при саам. coalbme ‘про-лив’ [KOLTKS: 671]; а вепс. saum ‘угол’ авторы SKESвключают в гнездо фин. salvain ‘угол’, кар. salmo, кар.твер. samaлo ‘внешний угол здания’, ‘угол’, ‘сруб’, люд.saлme, saлamo, saлmag, saumago ‘внешний угол строе-ния’, эст. диал. sal’m ‘стойло для скота’ при саам. лул.salvo ‘дерево с двумя развилками’, саам. норв. salvo ‘за-рубка в верхней части бревна’ [SKES: 958–959]. Как вид-но из приведенных данных, вепсские материалы пред-ставляют собой гетерогенные омонимы, но дифференци-рующая их семантика позволяет развести и русские диа-лектные данные. Анализируемое значение ‘мотня невода’и связанные с ним ‘залив’, ‘верша’, ‘задняя суживающаячасть мережи’ сопоставляются с вепс. saum ‘угол’, нотрактуются как результаты саамского субстратного вли-яния (исходя из типа консонантизма начальной согласнойрусского чолма); чолма ‘залив’ обстоятельно анализиру-ется на топонимическом материале [см. Керт 1960: 91;Матвеев 1979: 8; Муллонен 1988: 80].

Вепс. coum ‘верша’ предпочтительнее рассматриватькак обратное русское заимствование [СВЯ: 63].

ЧУП, ЧУППА, ЧУПА

Лексемы чуп, чупа, чуппа ‘мотня невода’, кроме Обоне-жья, отмечаются в Беломорье, Белозерье, Посвирье, При-ладожье. Нередко для слова чупа фиксируется и специа-лизированные значения: ‘узкий конец мотни, кнеи невода’(р. Онега, Заонеж., Пудож., Куликовский), ‘узкий конецмережи, куда идет рыба; конец рыболовной сети, завязан-ный веревкой’ [Беломор., Сало 1966: 267]; ‘узкий конецмотни невода и рыболовецких орудий типа мережи’ [Бе-ломор., Воронова 1968: 117]. Вполне возможно, ранее дляэтого гнезда доминировала семантика, в основе которой

ЧУП, ЧУППА, ЧУПА 403

не было интегрированного обозначения рыбного мешка,мотни невода, а присутствовала номинация её узкой ча-сти.

Калима возводит эти данные к кар. t’supp ‘угол’, ливв.t’supp ‘то же’, люд. tsupp ‘конец верши’ [Kalima 1915:242]. Cм. также: [Сало 1966: 268], [Воронова 1968: 117],[Фасмер 4: 384], [Мурзаев 1984: 621]. Более обширныерусские диалектные данные, с их точной локализаци-ей, позволяют теперь исходить не из обобщения языко-вых типов-источников, но и приводить для различныхфонетико-морфологических вариантов дифференцирую-щие их этимоны. Так, например, для лексемы чуп, быту-ющей в Посвирье и Белозерье, более соответствует вепс-ский источник, ср. вепс. cup ‘мотня, матица невода, бред-ня и т. п.’ [СВЯ: 65]. Сюда же относится, вероятно, дери-ват чупник с фиксацией в Волховском р-не.

Далее, исходя из фин. suppu ‘задняя часть верши,вентеря’, ‘раструб мережи’ [SKES: 1125] должна выстра-иваться следующая фонетическая закономерность: фин.[s] — кар. [s] — вепс. [c], например, фин. soma, кар.soma, вепс. coma ‘красивый, миловидный’, причем в лив-виковском диалекте, где присутствует вепсский субстрат,отмечаются как [s], так и [c], ср. ливв. samani, t’somani[SKES: 1068] и только [c] в людиковском диалекте, гдедоминирует вепсская основа, ср. люд. t’soma ‘красивый’.Таким образом, карельские источники, которые приводилКалима для гнезда чупа, не являются исконными на ка-рельской почве [см. также Кеттунен 1960: 3–4], а чащевсего восходят к вепсскому субстрату (ливвики) либо су-перстрату (людики), нельзя исключать, в ряде случаев,и саамское воздействие (северные карелы). А для лек-сем гнезда suppa, suppu, soppi, фин. диал. soppi ‘угол упечки’, ‘угол между печкой и стеной, угол между печкойи дверью’, ‘внутренний угол’, ‘узкое окончание в мере-

404 ЧУП, ЧУППА, ЧУПА

же’, эст. sopp, эст. диал. sopa ‘угол’, sopik ‘залив’ [SKES:1075], будет сопоставимым кар. soppi ‘угол за печкой визбе; женская половина в избе между передней стенойи печкой’, ‘угол’ [SKES: 1075], кар. soppi, suppi ‘угол запечкой’ [KKS 5: 482], кар. твер. soppi ‘часть помещенияв избе у печи’ [СКЯП: 276]; а ливв. cuppu ‘угол — внеш-ний и внутренний’ [СКЯМ: 39] по типу консонантизманачальной согласной имеет вепсскую основу. Кроме то-го, вепсский начальный [c] довольно близок к саамскимисточникам, ср. саам. инар. cuppa, саам. кольск. tsuoppA

‘конец мешка, мотня невода’ [SKES: 1124], cаам. t’suoppд‘внутренняя часть носа или кормы лодки’, ‘угол в из-бе’, t’suoppeoD ‘конец залива’ [KOLTKS 696, 692]. Авто-ры SKES, рассматривая фин. suppu ‘задняя часть верши,вентеря’, ошибочно включают, как сопоставимый с ним,разнородный материал, ср. кар. t’subukka ‘мундштук ку-рительной трубки, головка трубки’ из русск. чубук, также как и водск. supukka ‘чубук трубки’ [см. Фасмер 4:376]; а ливв. t’supukku, t’supoi ‘треугольный или круглыйпирог, пирог из овсяной или ячневой муки’ соотноситсяс вепс. cipoita ‘щипать’ [СВЯ: 59], восходящее к русск.щипать, защипывать.

Таким образом, лексема чуппа в русских говорах мо-жет трактоваться как единица, имеющая вепсско-саам-ские соответствия и источники, а карельские данные, ве-роятно, имеют двойственную природу — для кар. cuppa— кроме вепсско-саамской основы не исключено и обрат-ное русское воздействие.

Лексема щупа, отмеченная в Лодейнопольском р-не,вероятно, передает ливвиковский тип консонантизма: [s].

КАМАЙ 405

Наименования построек и их частей

Общие наименования жилых построек не проявляются всовременной речи диалектоносителей, хотя фиксируют-ся по лексикографическим источникам: перть ‘жилая из-ба у карел’ (Кем. Арх., Подвысоцкий), сопоставляемое скар. pirtti, вепс. pert’ ‘дом, изба’ [СВЯ: 409; KKS 4: 212–213]; перт ‘изба, дом’ [Ветл., Костром, Марков, СРНГ 26:294], соотносимое с мар. пoрт ‘изба’. Финно-угорскиеданные также являются неисконными, представляя ре-зультат балтийского влияния, ср. фин. pirtti ‘небольшоестроение, избушка, баня’, кар. сев. pirtti, ливв. pertti‘дом, изба, баня в лесу’, люд. pertti ‘дом, изба’, эст. устар.pirt, cаам. швед. part, bart ‘баня’, лул. parihta ‘дом, из-ба’, саам. норв. barta ‘финская изба, чаще дом священни-ка’, при шведских данных, заимствованных из финского:среднешвед. porthe (1528 г.), pyrthe (1468 г.), швед. porte‘финская курная изба’, ‘самая большая комната в доме’,‘баня, топящая по-черному’, ‘лачуга’ [SKES: 576]; cр. так-же кар. твер., тихв. perti, кар. валд. pertti ‘изба’ [KKS 4:212].

КАМАЙ

Слово камай фиксируется в значении ‘выступ над вход-ной дверью’, с вариантом комай ‘деталь подоконника’ вПодпорожском р-не [СРГК 2: 321]. Данный материал вос-ходит к ливвиковскому влиянию, ср. ливв. kamai ‘пере-мычка, притолока, верхний дверной или оконный косяк’[СКЯМ: 122], при кар. твер. kamaja ‘притолока’ [СКЯП:86], кар. сев. kamoa, люд. kama, kamai ‘дверной, окон-ный косяк’ [KKS 2: 43], при фин. kamana ‘притолока’,саам. кольск. kamme ‘то же’ [SKES: 153].

406 ПЕЛЬКА

ЛИПА, ЛИПИНА

Обе лексемы фиксируются в значении ‘косяк окна, две-ри’. Наиболее обширный ареал представляет лексема ли-па с деривационными вариантами, с фиксациями в псков-ских, новгородских, волховских, обонежских, белозер-ских, заонежских говорах. Вероятно, ее следует тракто-вать как единицу исконного происхождения, несколькосмущает ограниченность ареала северо-западной зоной.Очень далеки семантически балтийские данные, ср. ли-тов. lipine, lipene ‘ступень лестницы’, lieptas ‘мостик, пе-рекладина’ [Fraenkel: 376], cр. также норв. rip ‘крайняядоска лодки’, саам. норв. ripa ‘доска лодки, верхняя край-няя доска с внутренней стороны’, фин. riippa ‘верхняячасть борта лодки’ — германского происхождения [SKES:787].

ПЕЛЬКА

Лексема пелька ‘косяк окна, двери’ отмечается в Мед-вежьегорском р-не, а на смежной территории — в Тих-винском. Она имеет соответствие в вепсском языке икарельских диалектах, ср. вепс. pel’ ‘притолока, косяк(дверной, оконный)’ [СВЯ: 407], кар. сев. pieli ‘оконный,дверной косяк, рама’ [KKS 4: 261], люд. piel’ ‘то же’,ливв. pieliine ‘косяк (дверной, оконный)’ [СКЯМ: 264],при фин. pieli ‘край, сторона, столб, косяк (дверей, окна,ворот), основной брус лестницы’, ‘кол стога’ [SKES: 537].Следует отметить, что в прибалтийско-финских языкахзначение ‘подушка (для спанья)’ представлено данными,в основе которых лежит эта же корневая морфема; ср.кар. твер. pielus ‘подушка’ [СКЯП: 206], ливв. pielus ‘по-душка’, ‘основание, опора, колодка’ [СКЯМ: 264], вепс.poluz ‘подушка’, ‘опора, подкладка’, ‘подоконник’ [СВЯ:

ПЕЛЬКА 407

456], фин. pielus ‘подушка’ [ФРС: 459]. Однако, в дан-ном случае, вряд ли следует предполагать семантическоевзаимодействие, и русск. подушка и фин. pielus функци-онируют в рамках семантической доминанты этих единицв своих языках.

Вероятно сюда же относится лексема бель, в этомже значении, которая образует ареал на востоке регио-на, в говорах, непосредственно контактирующих с комиязыком, к удорскому диалекту она и восходит, ср. комиудор. бель ‘косяк’ [ССКЗД: 173]. Причем в литературномкоми языке функционирует в этом значении лексема рус-ского происхождения, коми курич ‘косяк’, oдзoс курич‘дверной косяк’ [КРК: 318], ср. русск. курчина ‘воро-нец’ [КЭСКЯ: 147]. Однако, и слово бель в коми языкенеисконно, а представляет собой древнее заимствованиевепсского типа [КЭСКЯ: 38].

Наименования средств передвижения по воде

Наиболее представительные в этой тематической груп-пе наименования лодок-долбленок. Лодки, выдолбленныеиз дерева, а чаще всего из осины, характерны для всейСеверной Европы, причем они встречаются в археологи-ческих раскопах, датированных 9 в. н. э. [Sirelius 1913].

Хотя это довольно примитивные плавательные сред-ства, но как замечал Д.К. Зеленин, «Лодки — очень раз-нообразны, однако названия еще более разнообразнее ихтипов». На обследуемой территории лодки-долбленкивстречаются двух типов: 1) лодка с бортовыми балан-сирами или балансиром; 2) лодка в виде двух скреплен-ных долбленых бревен; однако довольно часто они неразличаются в названии и нередко было трудно класси-фицировать ту или иную лексему по ее принадлежности

408 КУЙТА

к определенной реалии по данным лексикографическихисточников. В данной тематической группе преоблада-ют исконные материалы: осиновка, дуб, дyбица, челн,шитик и др., но имеется также значительное число слов,вошедшие в русские говоры из контактных с ними языко-вых континиумов. Поскольку Обонежье является зоноймежэтнических и межъязыковых контактов русских диа-лектов с прибалтийско-финским окружением, основнойпласт неисконных слов является итогом этого взаимодей-ствия. Зафиксированная лексика имеет преимуществен-но четкие ареальные границы. Следует подчеркнуть, чторассмотренный тип средств передвижения по воде рас-пространен, в основном, на малых реках и озерах; в насе-ленных пунктах, расположенных вблизи крупных водое-мов редко удавалось зафиксировать наименования лодок-долбленок.

КУЙТА

Кyйта ‘небольшая лодка, выдолбленная из одного де-рева’ (Олон.) фиксируется по данным Опыта, Куликов-ский добавляет значение ‘большая лодка’ (Повен.). Этослово можно включить в обонежско-новгородский ареалс различной территориальной дистрибуцией вариантов:кути, кутька ‘долбленка из двух бревен’ (Валдайский,Крестецкий, Демянский р-ны); Я.Калима к слову куйтапредлагает карельскую этимологию: кар. kuit’t’i, ливв.kuitti ‘лодка’, вариант кутька по-видимому, связан с язы-ковым влиянием валдайских карел, ср. кар. твер. kuwt’t’i‘долбленка, челн’ [Kalima 1915: 136].

РУГАЧА, РУГАЧИ 409

РУГАЧА, РУГАЧИ

Слово рyгача, рyгачи соотносится с двумя типами лодок-долбленок: лодка с балансирами, два скрепленных долб-леных бревна. Эти лексемы образуют однородный аре-ал, включающий говоры Обонежья, среднего Посвирья,юга Ленинградской, севера Новгородской областей. Пер-вая фиксация слова представлена в Опыте: рyгача ‘плот,составленный из двух выдолбленных бревен, для ловлимелкой рыбы на маленьких озерах’ (Вытегор. Олон.). Всловаре Куликовского описан уже другой тип долбленкирyгачи, рyгача ‘большое, грубо сделанное из осиновогобревна корыто, заменяющее на лесных озерах лодку, длятого, чтобы оно было устойчивее на воде, с боков к немуприколачивают еще по одному бревну’ (Пудож., Заонеж.).По заонежским данным Певина (КСРНГ) — рyгача ‘ко-рыто, выдолбленное из осины — заменяет лодку в лам-бах и небольших озерках’ (Великая Губа, Толвуя). Здесьже, в Толвуйской волости, этнографические исследова-ния отмечают, что ругоча представляет собой тип лод-ки долбленки с двумя прибивными досками-балансирамипо бокам [Логинов 1993]. По материалам ПЛГО пред-ставлено слово рyгача ‘долбленка из двух бревен’ в Ло-дейнопольском р-не (Алеховщина, Тервеничи, Печеницы,Явшиницы, Вонозеро), в Подпорожском (Юксовичи), гдетакже отмечается вариант ругач (Шеменичи). Кроме то-го, ранее лексема ругачи отмечалась в Белозерском уез-де (Семеновская волость) (КСРНГ); ругача фиксируетА.С. Герд в Чудовском и Киришском р-нах [Герд 1975].Я.Калима возводит анализируемое слово к вепс. ruh, мн.ruhed, ср. средневепс. ruhats ‘старая лодка’ [SKES: 888].В настоящее время имеется тенденция к сужению ареаласлов ругача, ругачи.

410 РОЙКИ

РОЙКИ

Это слово, на наш взгляд, до сих пор не имеет бесспорнойэтимологической трактовки. Рoйки, роёк ‘лодка из двухскрепленных долбленых бревен’ по данным ПЛГО име-ют обширный ареал распространения, они отмечаются вЛюбыт., Окул., Мошен., Бокситогор., Кириш., Тихвин.р-нах. Даль фиксирует в Тверской губ. рoек, ройки всходном значении. Я.Калима рассматривает данный ма-териал в связи со словом ругача (см. выше), однако со-мневается в его прибалтийско-финском происхождении.М.Фасмер, напротив сводит лексемы ругача и роёк кодному этимону — фин. ruuhi [Фасмер 3: 496]. SKESтакже не отвергает вероятность связи этих слов [SKES:888]. Отчетливо очерченный ареал слова роёк — тих-винские и прилегающие к ним говоры Новгородской об-ласти и западные тверские говоры — является террито-рией, где имеется карельско-вепсское языковое влияниеи позволяет интерпретировать лексему роёк, как вари-ант, восходящий к прибалтийско-финскому этимону. Од-нако, отмеченные в словаре Подвысоцкого роёк, ройки‘продольное углубление внутри дерева, которое считаетсябраком’, ройка ‘выемка, паз’ (Терский р-н, КСРГК), свя-заны, возможно, с глаголом рыть ‘долбить дерево’ (поКСРНГ); хотя и здесь вероятно иноязычное влияние, ср.ливв. reika, reiga ‘ямка, углубление, дыра’. Присутствиев вепсском лексиконе слова roikod ‘две осиновые лодкив виде корыта, соединенные вместе’, ввиду узкого рас-пространения не дает возможности определенно указатьнаправление заимствования.

УШКОЙКА 411

УШКОЙКА

Слово ушкойка, которое определяется как ‘долбленая изосины лодка-однодревка с двумя прибивными досками-балансирами по бокам; с наращением бортов дощатымнабоем’, имеет множество вариантов и обозначает лодкиразличных типов. По Срезневскому отмечаются следую-щие данные: ушкуи — 1320 г., ускуи — 1418, оскуи —1473, скуи — 1463, ушкуль — 1553. Кроме того фикси-руются варианты: ушкал, ушкол. По КСРГК и КСРНГдля значения ‘челн, небольшая лодка’ представлены лек-семы ушкуйка (Медвежьегор.), ушкой (Вытегор., Амо-сов), ушкуй (Вельский р-н). В словаре Куликовского созначением ‘маленький челн, душегубка, лодка’ даютсяслова yшкой (Вытегор., Повен., Заонеж.), yшкай (Зао-неж.). Й.Миккола обосновывает древневепсское проис-хождение анализируемого слова. Зафиксированное в др.-шведской хронике под 1320–1321 гг. в рассказе о собы-тиях на Ладожском озере слово usko вместе с его сино-нимом hapa, ср. совр. фин. haapio ‘челн из осины’, сви-детельствует древность своего бытования в исследуемомрегионе. Миккола полагает, что вепсская форма *uskoiвосходит к более древней *wiskoi, поскольку в вепсскомязыке после дифтонга с конечным [j], [s] переходит в[s] с утратой второго компонента дифтонга. Я.Калима восновном соглашается с этимологией Микколы [Mikkola1913: 163–166].

Наименования болезней

Наименования болезней в Обонежье не дали при полевомобследовании значительного числа материалов.

412 ПАЖЕГА

ЧУСТЯК

По данным ПЛГО устойчиво фиксируется лексемы тюс-тяк, чустяк ‘прыщ, фурункул’ в Медвежьегорском, Вы-тегорском р-нах («болячка, прыщ на теле» у Куликовско-го), восходящие к вепс. cust, cust’ak ‘прыщ, нарыв’ [СВЯ:66], при ливв. cuwstakko ‘прыщ, болячка’ [СКЯМ: 40],кар. твер. cuwst’i ‘болячка, прыщ на лице’ [СКЯП: 32].

Лексема тютяк ‘чага’, отмечаемая в Вытегорском р-не(Андома), восходит также к вепс. custak ‘нарыв, прыщ’.

РАВГА

В Заонежье по КСРГК фиксируется лексема рaвга ‘на-рыв, чирей, фурункул’ — в Медвежьегорском, Кондопож-ском р-нах, также в Плесецком р-не. По типу консо-нантизма она более соответствует вепсским данным, ср.вепс. raug, rouh ‘распухшая железа’ [СВЯ: 481], при кар.твер. rawha, rahna ‘железа’ [СКЯП 231, 323], кар. rauha‘железа’ [KKS 5: 40].

ПАЖЕГА

Слово пaжа фиксируется в значении ‘гной, нагноение наглазах’ так же как и пaжега ‘то же’ в Петрозаводскомуезде [Куликовский, СРНГ 25: 140], восходя к вепс. paza‘гной’ [СВЯ: 403], ливв. paize ‘нарыв, чирей, фурункул’[СКЯМ: 251].

ВЫВОДЫ

Антиномия субстрат-заимствование, на основе имеюще-гося в нашем распоряжении материала, привела к сле-дующему решению проблемы. Слова прибалтийско-фин-ского происхождения вошли в русскую диалектную речьв результате двух процессов: собственно заимствования(в отношении лексики первичного процесса) и массовогоперехода прибалтийско-финского населения на русскуюречь. Предлагается следующая схема:

1. автохтонное население,

2. коллонизация,

3. билингвизм,

4. остаточные субстратные явления (в данном случаена лексическом уровне).

В Обонежье картина взаимоотношений прибалтийско-финских языков и русских говоров более сложна, чемпросто отношение — субстрат-суперстрат, здесь такжеимеются и тесные адстратные связи и поэтому процессыих взаимодействия можно назвать субстратно-адстратны-ми.

В результате анализа материала можно предположить,что субстратная лексика в русских говорах Обонежьяпредставляет собой основной корпус слов прибалтийско-финского происхождения. Точное определение рассмат-риваемого материала как субстратного или как заим-ствованного вызывает затруднения, однако часть лексикиможно с большой долей уверенности трактовать как суб-стратную. Это относится к ономатопоэтическим глаго-лам (шигандать, рячкать, юрахтать и т. п.) и к лексике

414 выводы

ландшафта, которая часто теряет аппелятивную функциюи связана с субстратными топонимами, в большинствесвоем прибалтийско-финского происхождения. Произно-шение некоторых топонимов сохраняет некоторые харак-терные особенности языков-источников (см. раздел «Про-блемы фонетической субституции»).

Присутствие в Обонежье и в прилегающих к немур-нах живых прибалтийско-финских языков подразуме-вает их адстратное языковое влияние, в результате ко-торого анализируемая лексика, адаптированная языковойсистемой говоров, более всего соответствует этимону поформе и семантике. В говорах, которые не подвергают-ся современному адстратному влиянию, наиболее частыколебания в форме семантики, значительнее число дери-ватов. Несмотря на влияние живых прибалтийско-фин-ских языков, новая лексика практически не проникает врусские говоры Обонежья. Классифицировать как недав-ние проникновения можно лишь несколько слов: вейч‘нож’ (Вытегорский р-н); мадой ‘змея’ (Пудожский р-н);лахна ‘лещ’; хавги ‘щука’; куха ‘судак’ (Медвежьегор-ский р-н); названия рыб приводит Герд (1988). Для недав-них проникновений отмечаются следующие особенности:1) отсутствие более ранних фиксаций; 2) относительнаялексическая избыточность (наличие русских синонимов,слово не относится к неизвестной ранее реалии); 3) еди-ничность фиксаций.

Часть лексики либо впервые представлена как име-ющая прибалтийско-финское происхождение, либо впер-вые проинтерпретирована как неисконная, это слова: аля-га ‘лужа’, букля ‘речной залив’, балахта ‘лягушка’, вен-дура ‘место на болоте’, вигала ‘осока’, Вилисиньга ‘на-звание поля’, гумайдать ‘греметь — о громе’, жужга,жужка ‘мелкий битый лёд’, кагача, качага ‘сойка’, каль-га, калья ‘возвышенность’, ‘канава, канал’, карья ‘выбо-

выводы 415

ина на дороге, ухаб’, кичуга ‘икра налима’, косяк ‘неболь-шая рыбка’, кукелек ‘бутон, нераспустившийся цветок’,кукли ‘незрелые ягоды морошки с плодоножкой’, куко-ши ‘плоды шиповника’, курушка ‘еловая шишка’, кябе-га, кярбега ‘мох на деревьях’, ламка ‘низина в лесу’, ле-на ‘каменистая мель’, листега ‘тонкий лед при ледоста-ве’, лоттач ‘лягушка’, лубанда, лубега, лумба, лумбега‘верхний непрочный лёд, замерзающий поверх основно-го’, матюк ‘рыба’, парик ‘небольшой лещ’, пингач ‘чи-бис’, пискачи ‘мальки’, пуганда ‘узкое место в реке’,путикашки, потикашки, путиканы ‘головастики’, рай-лок ‘впадина между возвышенностями’, репша ‘стараяворона’, рижи ‘вал из камней’, ронга ‘делянка в лесу’,ружега ‘изгородь’, румбега ‘иней над притолокой’, рями-га ‘иней’, рямжак ‘место в лесу’, ряченга ‘сойка’, сиг-килец, кильця ‘вид сига’, симайдать, симандать ‘мо-росить — о дожде’, сюрга ‘крутая гора’, сярга ‘плотва’,сярты ‘дождевые черви’, тухка ‘метель’, чупак ‘глубо-кое место в реке перед перекатом’, харек ‘ворона’, шак-ша ‘слякоть, грязь’, шагра ‘гребень у петуха’, шапрак‘верхний плавник рыбы’, шольга, шольдига ‘водоросли’,юлейдать ‘греметь — о громе’, ярмега ‘иней’.

Динамика слов прибалтийско-финского происхожде-ния в Обонежье

На исследуемом материале была зафиксирована следую-щая градация лексики:

1. Слова, характеризующиеся высокой частотностью иустойчивостью фиксаций, бытующие на значитель-ной части региона или проявляющиеся в сфере дей-ствия того или иного субстратно-адстратного язы-

416 выводы

кового влияния — это лексика активного употреб-ления.

2. Слова, с более узким ареалом, с нечастотными испорадическими фиксациями, с ограниченным чис-лом информантов, которым они известны — это лек-сика, выходящая из употребления.

3. Слова с единичными фиксациями, для которых ха-рактерны точечные ареалы, они известны редкиминформантам, их семантика носит диффузный ха-рактер — это лексика, вышедшая из активного упо-требления.

В группе «Названия растений и их частей» следую-щие слова и их варианты активного употребления: бут-ки, путки, горма, канабра, канаберник, кара, кортеха,кортега, кукли, кукышкарандыш, кула, кулога, куло-ха, кулача, лулаки, мянда, мяндовый, мяндач, охтега,паккуле, пинда, пихка, рохкали, рофкачи, сестрени-ка, сестреница. Меньше слов с редкими и единичнымификсациями: вахка, вахта, гажла, курушка, ляйпина,лейпина, ромжа, урба, урбушка, вигала, капшуга, ту-гилажка, тура, турбега, шольга, шольдга, юрик.

В группе «Названия птиц» активно употребляется сле-дующая лексика: витлюк, виклюк, коппала, паскарага,пингач, турайдать; выходят из активного запаса следу-ющие лексемы; гунгач, кагача, качага, паскач, алейка,елёк, куга, кукша, курпун, нергач, репша, риченга,тикач, харек.

В группе «Наименования животных, частей их тел,формы их жизнедеятельности» отмечено 8 слов и ва-риантов активного запаса: корбица, корбина, кужма,лопарь, лох, майма, маймушка, макса, мугач, рупач,руйпега, пальга, палья, парик, сайда, салага, торпа,

выводы 417

шаглы; ряд лексем уходит из употребления: гайрус, ко-реха, нявга, парва, парба, ряпус, сень, сенье, агивин,галея, кавьяга, кичуга, кужар, кукша, матик, вытес-няется общенародными эквивалентами — ряпушка, ко-рюшка, хариус.

В группе «Названия насекомых, земноводных, пре-смыкающихся, червей» 12 слов и вариантов имеют устой-чивую фиксацию, это: кигачи, тигачи, чигала, курай-дать, курандать, парма, барма, пармак, шигайдать,шигандать, шижлик, жигалюха; ряд слов выходит впассивный запас, это: путикашки, лоттач, мутикашки,хорь, чанжи, чунджа.

В группе «Лексика ландшафта» следующие слова иварианты активно употребляются в говорах: бонга, бу-кля, вара, варака, канава, кара, кенда, конда, корба,лайда, ламба, ламбушка, лахта, лахтовина, лухта, лу-да, мандера, мудега, орга, раека, раега, ровница, ря-дега, рятега, ряменщина, салма, соломя, сельга, сюр-га, тайбола, шайма, шалга, щельга; остальная лексикаимеет единичные фиксации и превращается в микрото-понимы или выходит из употребления.

В группе «Метеорологическая лексика» большинствослов активного употребления: галога, галага, жужка,кирза, колма, листога, лубанда, лубега, лумбега, май-на, ровда, ропак, ропас, рянда, ряндега, рячкать, си-байдать, симандать, ситега, туха, тухка, ухка, ухта,чибандать, юрандать, юрахтать, ярмега, шуга.

Слова активного употребления обычно имеют ядроареала в Обонежье, а их устойчивость, по-видимому, свя-зана с адстратным влиянием прибалтийско-финских язы-ков. Выходящие из употребления слова обычно представ-ляют маргинальные части ареала (ср. кулига, уйта), хотяв смежных говорах они могут быть частью лексики ак-тивного запаса; кроме того, подобные слова часто явля-

418 выводы

ются отражением докарельско-вепсского субстрата (на-пример, саамского). Общие подсчеты показывают, что изпримерно пятисот рассмотренных лексем только четвертьустойчиво и регулярно воспроизводится в речи русскихдиалектоноситей в Обонежье. Значительное число словнаходится на периферии языкового сознания и заменяет-ся соответствующими русскими синонимами.

В работе проблемы семантики рассматриваются, в ос-новном, в связи с соответствием значения слов в русскихговорах и предполагаемых этимонов. Выявлена следую-щая тенденция — в ареалах, расположенных в непосред-ственной близости от прибалтийско-финского языковогоконтинуума, семантика русского слова, имеющего соот-ветствие в языках-источниках, тождественна или сходна.При удалении от ядра распространения слова семанти-ка его приобретает диффузный характер. Анализируемуюлексику в отношении семантического соответствия с ееэтимонами можно разделить на четыре группы.

1. Слова, семантика, которых примерно соответствуетсемантике слов-этимонов — около 50%.

2. Слова с сужением семантики — 25%.

3. Слова с семантическим сдвигом ассоциативноготипа — 20%.

4. Слова с расширением семантики — 5%.

Следует, однако, отметить, что в каждом отдельноммикроговоре семантические соответствия варьируются.Полисемия в узких ареалах встречается редко, причеммногозначные слова чаще фиксируются в зонах вибра-ций, переходных ареалах. Метафорические и метоними-ческие переносы обычно бытуют в связи с первичнымзначением, образуя единый ареал.

выводы 419

Семантические ареалы удалось выявить в отношениинемногих слов (см. канабра, канабренник, салма, ке-довина, кетовина), обычно дифференциация семантикисвязана с различными языковыми влияниями, либо раз-витие семантики происходит на почве говора. Целена-правленное выявление семантики анализируемой лексикис тщательной ее проверкой показывает более менее одно-родные семантические типы в однородных лексическихареалах. Например, в одном из н. п. Медвежьегорско-го р-на при опросе информатора, им было заявлено, чтокоппала имеет значение ‘сова’, однако, семь информато-ров этого же н. п. подтвердили традиционную семантику— ‘самка глухаря’. Такая нечеткость в представлении означении слова у многих информаторов рассматривает-ся нами как семантическая диффузия, и как ошибка вслучае, приводимом выше. В экспрессивных ономатопо-этических глаголах семантическая структура слова ста-новится диффузной в силу преобладания экспрессивнойокраски слова над его лексическим значением [на искон-ном материале такое же решение см. Оссовецкий 1982:38]

Проблема фонетической субституции

При рассмотрении прибалтийско-финского лексическогоматериала в русских говорах как заимствованного по про-исхождению, предлагаемые к анализу аспекты рассмат-ривались прежде всего как фонетическое освоение, чтопредполагало в первую очередь субституцию, т. е. заме-щение звуков языка-источника наиболее близкими зву-ками заимствующего языка. Мы согласны с Л.П.Крыси-ным, который говорит, что следует «принципиально раз-личать фонематическую субституцию (т. е. передачу ино-

420 выводы

язычного слова фонемными средствами заимствующегоязыка), которая неизбежна при лексическом заимство-вании, и фонетическое освоение заимствованного сло-ва, приспособление его к фонетической системе языка-заимствователя» [Крысин 1968: 37]. Я.Калима, тради-ционно рассматривая прибалтийско-финскую лексику врусских говорах как результат заимствования, проанали-зировал все возможные варианты субституции [Kalima1915: 33–76]. А.К.Матвеев подходит аналогично к дан-ной проблеме [Матвеев 1959], хотя в отношении топо-нимии говорит уже о фонетической адаптации [Матвеев2001].

Однако выделение той или иной субституции на ма-териале устных лексических диалектных проникновенийчасто затрудняется тем, что как в русских говорах, так ив прибалтийско-финских диалектах имеется значитель-ное число вариантов, и иногда довольно затруднителенвыбор этимона, на основании которого могла бы идтиречь о соответствиях и замещении фонем одного языкафонемами другого.

Мы предлагаем говорить о субституции только прианализе ранних контактов и заимствований, когда при-балтийско-финская лексика входила в русский язык иосваивалась его носителями.

На втором этапе взаимодействия, когда носители при-балтийско-финских языков и диалектов массово перехо-дили на русскую речь, вряд ли следует говорить о субсти-туции как явлении, характерном для прибалтийско-фин-ского по происхождению языкового материала в русскойречи прибалтийских финнов. Здесь уместней говорить обадаптации исконной (прибалтийско-финской) фонетиче-ской системы к системе звуков заимствованного (русско-го) языка. Причем, следует отметить, что в ряде случаевтакая адаптация не происходит полностью, это касается

выводы 421

топонимики. Нами зафиксировано произношение некото-рых топонимов у тщательно проверенных русских инфор-мантов, фонетические особенности которого явно указы-вают на вепсский язык: Хебой-губа ([G’] — фрикативноезвонкое мягкое).

Касаясь современного этапа русско-прибалтийско-фин-ского языкового взаимодействия в сфере фонетики, сле-дует отметить взаимопроницаемость фонетических си-стем (одни и те же процессы происходят в русских го-ворах и вепсских диалектах). [См. Суханова, Муллонен1986: 38–45; Муллонен 1974.]

Лексические варианты

Следует подчеркнуть динамику фонетической формы ана-лизируемого материала, где выделяются фонетические ва-рианты на основе: а) изменения вокализма: мяндовый /мендовый, кукышкарандыш / кукошкарандыш, ря-пус / рипус; б) утраты долготы консонантов: коппала /копала, паккула / пакула; в) палатализации консонан-тов: турба / тюрба / тюрьба, кярза / кярзя. Отме-чаются фонематические варианты, в основе которых ле-жит: а) мена, выпадение или вставка сонорных: лумбе-га / лубега, жижлик / жижник, пагна / пагма; б) ме-татеза слогов: кагача / качага. Выделяются варианты,в основе которых лежат исторически длительные про-цессы изменения фонетической системы русского языка:а) полногласное изменение прибалтийско-финской корне-вой морфемы: салма / соломя, кара / коровина, галья /голодья, сярга / сорога; б) утрата цоканья: (цигала /чигала; в) переход непервоначального [j] в [г]: палья /пальга.

Акцентологические варианты не играют заметной ро-

422 выводы

ли в исследуемых говорах. В исследуемых словах ударе-ние обычно сохраняется на первом слоге, как в языке-источнике. Реже встречается ударение на втором и тре-тьем слоге. Примерное процентное соотношение акцентана первом, втором, третьем слогах составляет соответ-ственно — 77%, 16%, 7%. Ударение на последнем (тре-тьем) слоге часто отмечается во флексиях множествен-ного числа, тогда как в единственном числе акцентнымявляется первый слог: тигач / тигачи, пармак / пар-маки.

В Заонежье (Медвежьегорский р-н) любое слово стре-мится к тому, чтобы иметь акцентным первый слог. Вглаголах на -айдать подмечена следующая особенность— в инфинитиве ударение стоит на первом слоге, в лич-ных формах ударение смещается на второй слог от началаслово: турайдать / турайдае.

В отношении ареального распределения фонетическихвариантов, возникших в русских говорах, прослеживает-ся следующая закономерность — чем ближе к ядру ареа-ла слова, тем меньше его вариативность, в маргинальныхзонах наблюдается большая вариативность, достигающаяпика в смешанных переходных зонах.

Грамматические варианты типа корба / корьб врядли следует рассматривать в отрыве от прибалтийско-фин-ских этимонов. Кроме фонетических вариантов, на основеанализируемого материала можно выделить еще три типавариантов слов:

а) вариативность, обусловленная разным происхожде-нием (чанжи, ляйпина— северновепсский диалект;путки — карельское; бутки — людиковское);

б) вариативность, вызванная процессами народной эти-мологии, происхождением мотивированной внутрен-

выводы 423

ней формы: шижлик / жигалка; канабренник /канавленник; путикашки / бультикашки;

в) деривационная вариантность: корба / корбица, ка-ра / карага, ламба / ламбушка / ламбина — вбольшинстве случаев без изменения значения.

Мы рассматриваем дериваты в этимологическом планекак словообразовательные варианты к лексике с корневойморфемой неисконного происхождения. В основном онине образуют отдельных ареалов, а распространены в техже р-нах, что и соответствующие безаффиксальные лек-семы или несколько изолированно на периферии основ-ного ареала. Причем нами отмечена тенденция к большейсловообразовательной активности при движении слова сзапада на восток.

Наиболее широко представлено суффиксальное сло-вообразование существительных. Среди заимствованнойлексики выделяется группа слов, корневая морфема ко-торых не встречается без суффикса, в других же случаяхлексема подлежит членению на корень и суффикс.

Среди 28 лексем с исходом на -ач, собственно суф-фикс -ач выделяется в следующих словах: мяндач, мен-дач, сумендач, пиндач, рупач, торпач ‘форель’, ровкач‘незрелая ягода’ (7 лексем); в остальных случаях: пискач‘малек’, лоттач ‘лягушка’, гунгач, юнгач ‘филин’, нер-гач ‘сойка’, тикач ‘дятел’, кехтач ‘окунь с икрой’, мугач‘мелкий окунь’, паскачи, паскач ‘воробей’, пингач ‘чи-бис’, тигач, кигач ‘мошка’ — слово делится на корень исуффикс только на уровне соответствующего прибалтий-ско-финского этимона, причем в словарных источникахэтимоны представлены как безсуффиксальные образова-ния, но в устной речи, например, вепсского населенияподобная лексика употребляется с суффиксом -ач.

424 выводы

Наиболее многочисленны существительные на -га- —72 слова. Причем в ряде случаев лексемы на -га могут вы-ступать в качестве вариантов: гормага / горма; кулога /кула; кябега, кярбега; турбега / тура; качага, рячен-га, галога, жужга / жуга; карега ‘волна’, комга ‘водана поверхности льда’, листега, лумбега, лубега, рянде-га / рянда; ярмега ‘иней’, руйпега / рупа; в остальныхслучаях результат сходства звуков слов-источников иливлияние народной этимологии: кортега, пальга, сайга,бонга, аляга, кальга, сельга, сюрга, янга, охтега, па-скарага, салага. Следует отметить, что число слов в обе-их рубриках примерно одинаково.

Суффикс -иц(а) — 13 лексем, представлен в лексике,которая выступает как вариантная по отношению к без-суффиксальным словам: лумбица / лумба, лоховица /лох, ряпица / ряпус, торпица / торпа, корбица / кор-ба, лахтица / лахта, лемица / лема, радица / рада,ламбица / ламба, карица / кара.

Слова на -ак — 13 лексем, могут быть результатомвлияния слов-источников: харака, ропак, рупак, рям-жак, рянжак, елак, а также словообразовательными ва-риантами: мяндак, ромжак, кукшак, калтак, пармак.

Существительные с суффиксом -юшк(а), -ушк(а) ча-ще всего имеют ярко выраженную диминутивную окрас-ку, за исключением слов, вошедших в литературный язык— ряпушка, корюшка, и слов, где они связаны с корне-вой морфемой — курушка, алеюшка. Диминутивы пред-ставлены 10-ю лексемами: мяндушка, урбушка, жиже-люшка, жигалюшка, маймушка, лудушка, корбушка‘рыба’, корбушка ‘темный лес’, ламбушка, лахтушка.

Если предыдущие суффиксы, за исключением послед-них, имели преимущественно деривационное значение,то суффикс -ина указывает на единичность слова и егонекоторую размерность: райдина ‘ива’, корбижина ‘ры-

выводы 425

ба’, коробьяжина ‘рыба’, лоховина, рупина, торбина,торпина, буклина, коровина, каравина, ламбина, лах-тина, пенусина, рижина, юричина, вельжина, уйтина(18 слов). Несколько слов без -ина не представлены —кедовина, кетовина, лейпина.

Слова на -ник могут иметь в своем составе суффикс -ник только с деривационным значением — радник / рада‘болото’. -Ник может быть связан с корневой морфемой,непосредственно присоединен к корню слова-источника— шольник ‘водоросли’, вепс. sol’l’od с тем же значени-ем; или обусловлен утратой связи со словом-источником— жижник от жижлик; представлен -ник в словах каквторичный суффикс — мендачник, пихтарник, колтуж-ник.

Следует отметить также нечастотные суффиксы: -ыш— убрыш, вурбыш, ворабыш / урба; кукыш / кука,лудыш / луда; -ажк(а) — тугидажка; -ан — парман,путикан; -арь — пивкарь, кукшарь ‘птица’; -овина —коровина, ламбовина, корбовина; -щина — ряминщи-на, алеховщина.

Прилагательные и наречия в числе заимствований яв-ление исключительное и поэтому вопрос об их дериваци-онных инновациях не стоит.

Проблема ареальной дистрибуции тех или иных суф-фиксов или связанных словообразующих морфем на дан-ном этапе исследования не может получить удовлетвори-тельное разрешение. Однако в ряде случаев можно на-блюдать следующие тенденции: несмотря на то, что суф-фиксальная лексика спорадически представлена по всемуОбонежью, преобладание слов на -ач, -га, -ица замече-но в Пудожском р-не — на -ица также в Вытегорском.Суффиксы -ушк(а), -юшк(а) реже встречаются в южномПрионежье.

Кроме того, словообразовательные варианты имеют

426 выводы

более или менее очерченные ареалы. Кула ‘прошлогодняянескошенная трава’ бытует в Пудожском р-не, кулога,кулага — в Прионежском, кулоха — в Подпорожском,кулача — в Вытегорском и в южной части Пудожско-го р-на (см. соответствующее слово), канабра и кана-бренник; сестреника и сестреница; рохкали и рохка-чи; лумба и лумбега.

Лексические ареалыВыделение ареалов основано на противопоставленном упо-треблении / неупотреблении какого-либо ряда слов, чтов свою очередь связано с а) наличием / отсутствием ре-алии; б) разными субстратными основами; в) различнымадстратным влиянием; г) уходом лексики прибалтийско-финского происхождения в пассивный запас или ее за-меной русскими синонимами; д) различиями на почве го-воров. На территории Обонежья выделяются следующиеареалы.

1. Обонежье для ряда слов выступает как единый аре-ал (витлик, гарьюс, горма, кирза, корба, кореха,луда, макса, палья, пинда, ряпус, рячкать, сала-га, сельга, торпа, шаглы).

2. Ареал, охватывающий практически все Обонежье,исключая южное Прионежье, т. е. юго-западные ча-сти Вытегорского р-на и северо-восточные частиПодпорожского р-на (кара ‘насечки на дереве’, коп-пала, кортеха, ламба, лох, мандера, мугач, орга,паккула, паскач, пихта ‘частый ельник’, ропсак,салма, турба, чупа, щельга, ярмега).

3. Заонежье и восточное Заонежье, т. е. Медвежьегор-ский р-н и примыкающая к нему часть Пудожскогор-на (варака, ворга, каля, кальга, кигачи, куга,кула, курушка, охтега, рохкали, сень, сенье, си-тега, урба).

выводы 427

4. Западное Заонежье и Прионежье, т. е. западнаячасть Медвежьегорского р-на и примыкающие к не-му части Кондопожского и Прионежского р-нов (аги-вин, бутки, галага, гажда, кедовина, кетовина,кумжа, лопарь, пармак, тайбола).

5. Восточное Заонежье — южная часть Пудожскогои примыкающая к нему часть Вытегорского р-на(кагача, конда, кужар, кукша, лахта, нявга, ром-жа, ропаса, сорога, тигачи, уйта).

6. Юго-западное Прионежье — включая в себя Подпо-рожский, Прионежский, юго-западную часть Выте-горского р-на и юго-западную часть Кондопожско-го р-на (бонга, кукышкарандыш, канава, кярза,лейпина, лижма, лулаки, маймуха, мудега, па-скарага, пингач, путикашки, сестреника, сестре-ница, сибандать, симандать, тикач, ухка, шак-ша),

7. Заонежье (Медвежьегорский р-н) (агивин, барма,бармак, канабренник, кечкара, кичуга, кугрови-на: кукша, кяпечи, лена, райлок, рижи, рюрики,ряма).

8. Ареал, ограниченный р.Пяльмой, Водлозером на се-вере, оз.Муромским на юге — в Пудожском р-не(кошка, кябега, майма, парма ‘овод’, пенус, пу-ганда, репша, румбега, рупач, ряменщина, чига-ла, шайма, шольга, юга, янга).

9. Среднее Посвирье — Подпорожский р-н (гунгач,елёк, жужка, карья, койбы, конда, курпун, ма-тюк, мутикашки, розмега, ряченга, тугилажка,юдега).

428 выводы

10. Северное Заонежье — р-н оз. Выгозеро (алейка,вигала, калтак, колма, корга, кукшак, лима, ми-лас).

11. Южное Прионежье — центральная часть Вытегор-ского р-на (букля, кабьи, копсельга, лайда, рай-да, раека, ронга, рянжик, чунжи, шогра).

12. Северо-западное Прионежье — Кондопожский р-н(аляга, галея, галейка, нергач, падма).

13. Западное Прионежье — Прионежский р-н (кивьяга,кивра, лоттач, пагма, сярты, харак, чанжи).

14. Все Обонежье, кроме Заонежья (габук, кара, ка-рега, лухта, кукли, рядега).

Лексика Обонежья в микроструктуре русских гово-ров

Часть анализируемой лексики распространена только вОбонежье, отсутствует в других смежных говорах (парма,путки, торпа). Часть слов широко распространена в се-вернорусских говорах, вплоть до говоров Амура и Якутии(коппала, макса). Часть лексики имеет ядерный ареалраспространения в беломорских говорах, а Обонежье яв-ляется периферийной, маргинальной его областью (алейка,милас). Часть слов, распространенных в восточном За-онежье (Пудожский р-н) имеет общий ареал с карго-польско-лачскими говорами и смежными с ними говора-ми запада Архангельской области (лубега). Отмечаетсяобщий ареал, связывающий лексику, бытующую в юго-западном Прионежье (часть Прионежского р-на, Подпо-рожский р-н, часть Вытегорского р-на) с лексикой со-предельных территорий — Лодейнопольский, Тихвинский

выводы 429

р-ны, что обусловлено общим субстратом, а также с за-падными вологодскими говорами (Белозерский, Черепо-вецкий р-ны). Иногда этот ареал дополняется террито-рией новгородских говоров (Чудовский, Любытнинский,Демянский, Валдайский р-ны) и югом Ленинградской об-ласти (Киришский р-н). Статистические подсчеты пока-зали следующее распределение слов по доминирующимязыковым типам. Преимущественно вепсский языковойтип обнаруживают свыше 70 опорных этимона, в рус-ских говорах это следующие слова — лекиска ландшаф-та: бонга, букля, веранда, канава, кара, карья, кенда,кугры, лайда, мудега, раека, розмега, ронга, рядега,сюрга, шайма; названия рыб: кильця, маймушки, пис-качи, нявга, пальга, шаглы, шарпак, шагра; названиярастений: вехк, горма, кара, кукли, кукышкарандыш,кукоши, кулаха, кулача, вябега, кярбега, лулаки, ляй-пина (северновепсский диалект), лейпина (средневепс-ский диалект), пакла, пакля, пихка, райда, сестрени-ка, сестреница, тугилажка, шольга, щольдига; назва-ния земноводных, пресмыкающихся, червей: корандать,лоттач, путикашки, потикашки, чанжи (северновепс-ский диалект), чунжи (средневепсский диалект), шиган-дать, чигайдать, шиклик; названия животных: кярба,кярза, уландать; названия птиц: витлюк, гунгач, ка-гача, паскарага, паскач, панкрач, турайдать, харак;метеорологическая лексика: карега, ропак, рячкать, си-бандать, симандать, тухка, шакша, чибайдать, ухка,юдега, юрандать.

Карельский языковой тип имеют 35 этимонов:

собственно карельский тип — 18 этимонов, это сло-ва — лексика ландшафта: конда, корга, лима, ряма,сельга, сеньга, тайбола, чупа, щельга; названия рыб:кумжа, рупач, рупега; тура ‘торф’; метеорологическая

430 выводы

лексика: ропас, рупас, гудева; турба: тюрба ‘морда жи-вотного’; коппала ‘самка глухаря’;

ливвиковский — 8 этимонов, это слова — лексикаландшафта: рижи, ровница, ружега; названия рыб: ря-пус; вигала ‘осока’; румбега ‘иней’; кигачи ‘мошкара’;корайдать ‘квакать’;

людиковский — 10 этимонов, это слова — мандера‘материк’; названия растений: курушка, охтега, пакула,охтега, пакула, турбега; ярмега ‘иней’; шигайдать ‘ши-петь’; мутикашки ‘головастики’; бутки, гажла ‘осока’.

Ижорский тип проявляет один этимон (рятега).Вепсско-людиковский тип — 5 этимонов (кабьи ‘ниж-

ние части ног животных’; габук ‘ястреб’; салага ‘рыба’;кальга ‘каменистая возвышенность’).

Вепсско-людиковский тип — 6 этимонов (лоттач ‘ля-гушка’; шижлик ‘ящерица’; канабра ‘вереск’, кортеха,кортега ‘трава’; названия рыб: кореха, сярга).

Вепсско-ливвико-людиковский тип — 6 этимонов (кор-ба ‘дремучий лес’, лахта ‘залив’; тикач ‘дятел’; мянда‘сосна с некачественной древесиной’; торпа ‘форель’).

Вепсско-карельско-людиковский тип — 2 этимона (ря-ченга ‘сойка’; урба ‘березовая почка’).

Вепсско-карельский тип — 5 этимонов (метеорологи-ческая лексика: галога, ровда, ухта; названия рыб: ку-жар, майма).

Вепсско-карельско-ливвиковский тип — 2 этимона (ти-качи ‘мошкара’; кова ‘тень’).

Ливвико-людиковский тип — 10 этимонов (метеороло-гическая лексика: кирза, рянда, ситега; кяпечи ‘копыталося и др. животных’; названия птиц: виклик, куга; на-звания растений: пинда, рохкали, юрик; кетовина ‘под-сека’).

Карельско-ливвиковский тип — 6 этимонов (улайдать

выводы 431

‘выть’; названия птиц: кукша, нергач; кула ‘некошеннаятрава’; названия рыб: парик, агивин).

Карельско-людиковский тип — 3 этимона (салма ‘про-лив’; пагма ‘медвежья берлога’; парма ‘овод’).

Карельско-финский тип — 4 этимона (курайдать ‘ква-кать’; когва, когма, колма ‘второй слой льда’).

Ливвико-финский тип — 2 этимона (корба ‘рыба’; ку-гровина ‘куча сучьев на подсеке’).

Саамский языковой тип — 8 эимонов (метеорологиче-ская лексика: лумба, лумбега, лубега, калтак, милас;лексика ландшафта: лижма, шалга, пудас, чолма, юга).

Саамско-общекарельский тип — 4 этимона (алейка‘утка’; кошка ‘мель’; ламба ‘озеро’; сайда ‘треска’).

Саамско-вепсский тип — 1 этимон (лухта ‘залив озе-ра’).

В ряде случаев определенно отнести то или иное сло-во к какому-либо языку или диалекту невозможно, тогдав работе выделяется лексика, восходящая к общему при-балтийско-финскому типу — это 16 этимонов (лексикаландшафта: вара, варака, варака, кулига, лужа, орга‘дремучий лес’, павна ‘болотистое место’, рянжик ‘ме-сто в лесу’, аляга ‘лужа’; хорь ‘моль’, алек ‘птица’; вахка‘растение’; названия рыб: гарьюс, лох, макса, кивьяга).

Зафиксированы слова, сложные для этимологическогоанализа: капшуга, ромка, пенус, рада.

Из 216 рассмотренных опорных этимонов слова чистовепсского происхождения вместе с людиковскими и лив-виковскими диалектами составляют 99 слов или 50,7%.

Слова общекарельского происхождения, исключая об-щие с вепсским и финским языком, составляют 16 словили 7,4%.

Слова общеприбалтийско-финского происхождения со-ставляют 20 слов или 9,2%.

432 заключение

Таким образом из всего корпуса рассмотренной лек-сики слова вепсско-общекарельского происхождения на-считывают 155 лексем или 71,7%.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Лексическая система русских говоров Обонежья форми-ровалась в течение длительного периода, севернорусскаяв своей основе, она испытала сильное влияние прибал-тийско-финских языков. Несмотря на установленное пре-обладание карельско-вепсского языкового влияния, мож-но констатировать, что довольно часто влияние в областилексики носит смешанный характер. Мы только предпо-ложительно выделяем тот или иной языковой тип этимо-на, который в ряде случаев обусловлен живым адстрат-ным влиянием какого-либо прибалтийско-финского язы-ка или диалекта.

В некоторых случаях удалось разграничить особенно-сти воздействия таких относительно схожих диалектов,как вепсские. Нередко сведение к определенному языко-вому типу бывает затруднено сходной формой и семан-тикой слов-источников прибалтийско-финских языков. Вдовольно дробном характере лексических ареалов пре-имущественно вепсский тип проявляют ареалы 6, 9, 11,13. Слова, распространенные по всему Обонежью так-же проявляют вепсский языковой тип (ареал 1). Крометого, в прибрежных н. п. Заонежья спорадически отме-чается вепсский языковой субстрат; анализ топонимов,проведенный Н.Н.Мамонтовой, позволил ей также сде-лать вывод о вепсском происхождении некоторых из них[Мамонтова 1977].

Вепсско-карельский тип проявляет ареал 5.

заключение 433

Ареал 6 характеризуется смешанным вепсско-карельско-саамским языковым субстратом.

Ареал 10 проявляет карельско-саамский языковой тип.

Ареал 7 — людиковско-ливвиковский тип.

Ареал 4 — смешанный людиковско-карельский тип.

Ареал 11 — характеризуется относительной противопо-ставленностью ареалу 7, ареал 11 — характеризует-ся средневепсским языковым влиянием.

Лексика, известная во всем Обонежье (ареал 14), нонезафиксированная в Заонежье — вепсского проис-хождения.

В отношении территориально-административного де-ления различные типы лексического субстрата распреде-ляются следующим образом:

1. Вепсский — преобладает в южной части Пудожско-го района, в Вытегорском, Подпорожском, южнойчасти Прионежского района.

2. Смешанный карельско-вепсский (чаще людиковско-вепсский) субстрат охватывает Кондопожский рай-он, северную часть Прионежского, а также насе-ленные пункты, примыкающие непосредственно кг. Пудож.

3. Ливвико-людиковский субстрат доминирует в Мед-вежьегорском и северной части Пудожского р-на.

4. Саамский субстрат отмечается в Пудожском и Се-гежском р-нах.

МАТЕРИАЛЫ И ИСТОЧНИКИ

Авдеева К.А. Записки и замечания о Сибири. М., 1837.

Александров А. Особенности поморского говора Кем-ского уезда Архангельской губернии (с.Нюхча).Словарь местных слов. 1910. 35 л. Рукопись руко-писного отдела Библиотеки РАН.

Амосов П. Словарь Вытегорского народного наречия Во-логодской области. [Без года]. Рукопись СРНГ.

Аникин А.Е. Этимологический словарь русских диалек-тов Сибири. Заимствования из уральских, алтай-ских и палеоазиатских языков. М., Новосибирск,2000. 768 с.

Анненков П. Ботанический словарь. СПб., 1878. Чч. 1–2.

Анучин В.И. Материалы к областному словарю сибир-ского наречия. Красноярский уезд Енисейской гу-бернии // Изв. Красноярского подотд. Вост.-Сиб.отд. РГО. 1904. Т. I, вып. 6. С. 34–71.

Арканов. Ишимский словарик. [Без года]. На карточ-ках, КСРНГ.

Архангельский А.Ф. Терминология или собрание и изъ-яснение слов и некоторых наречий, весьма частоупотребляемых в разговорах простого народа — жи-телей Пошехонского и Мологского уездов, а такжеокрестностей смежных с ними Череповецкого и Во-логодского уездов. [Без места], 1894. 16 л. РукописьКСРНГ.

Архангельский областной словарь / Под ред. О. Г. Гер-цовой. М., 1980–2001. Вып. 1–11.

материалы и источники 435

Бадигин К. С. По студеным морям. М., 1956. / Прил.:Краткий толковый словарь по русскому мореплава-нию на Севере. С. 318–414.

Баженов П.А. Сборник областных слов Вологодской гу-бернии с приложением особенностей народного го-вора. [Без года]. 273 с. Рукопись КСРНГ.

Барсов Е.В. Причитания Северного края. М., 1872–1882.Чч. I–II. Севернорусский словарь. С. 315–335. Ч. 2.

Беляева О.П. Словарь говоров Соликамского районаПермской области. Пермь, 1973. 706 с.

Березин И.Н. Замечания о восточных словах в област-ном великорусском языке // Материалы для сравни-тельного и объяснительного словаря и грамматики.СПб., 1854. Т. 1, стлб. 186–192, 393–339.

Бирюков В. Г. Уральский словарь. 1934. Рукопись КСРНГ.

Богораз В. Г. Областной словарь Колымского наречия //Сб.ОРЯС. 1901. Т. 668, №4. С. 19–163. (Словарь.)

Боричевский И. Обозрение губернских ведомостей с1848 по 1850 год // ЖМНП. 1854. Ч. 83, отд. IV.С. 133–164. (Списки местных слов.)

Бурнашев В. Опыт терминологического словаря сель-ского хозяйства, фабричности, промыслов и бытанародного. СПб., 1843–1844. Тт. I–II.

Васнецов Н.М. Материалы для объяснительного Об-ластного словаря вятского говора. Вятка, 1907. 357 с.

Вепсско-русский словарь / Хямяляйнен М.М., АндреевФ.А. М., Л., 1936. 75 с.

436 материалы и источники

Воронова Л.А. Русская промысловая лексика моряковБеломорья. Диссертация на соискание уч. ст. канд.филил. наук. Петрозаводск, 1968. На карточках,КСРНГ.

Герасимов М.К.Материалы лексикографические по Нов-городским говорам. Слова Череповецкие // Живаястарина. 1898. Вып. III–IV, отд. 2. С. 383–399.

Герасимов М.К. Словарь уездного череповецкого гово-ра // Сб.ОРЯС. 1910. Т. 87, №3. С. I–III.

Георгиевский А. Говор с. Муромля Петрозаводского уез-да, 1896. Приложение. Рукопись СРНГ.

Герд А.С. Народные названия рыб // Русская речь. 1970.№5. С. 114–115.

Гильфердинг А.Ф. Онежские былины, записанныеА.Ф. Гильфердингом летом 1871 года. М., Л., 1949–1951. Тт. 1–3. [1-е изд.: СПб., 1873.]

Грандилевский А. Родина М.В.Ломоносова. Областнойкрестьянский говор // Сб.ОРЯС. 1907. Т. 93, №5.С. 87–304. (Словарь.)

Грот Я.К. Слова областного словаря, сходные с фин-скими // Я. Грот. Филологические разыскания. СПб.,1876. С. 470–474.

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского язы-ка. 2-е изд. СПб. М., 1880–1882. Тт. I–IV.

Данилевский Н.Я. Дополнение к «Опыту областного ве-ликорусского словаря» // Сб.ОРЯС. 1869. Т. 7, №3.С. 1–17.


Дестунис Г. Областные слова Тихвинского уезда, не во-шедшие в первое издание областного словаря. 1854.Рук. Архива АН СССР.

Дилакторский П.А. Словарь областного вологодскогонаречия в его бытовом и этнографическом примене-нии. Вологда, 1902. 342 л. Рукопись КСРНГ.

Добровольский В.Н. Смоленский областной словарь.Смоленск, 1914. 1022 с.

Дополнение к «Опыту областного великорусского сло-варя». СПб., 1858. 328 с.

Дуров И.М. Опыт терминологического словаря рыболов-ного промысла Поморья. Соловки, 1929. 180 с.

Дьякова В.И. Географическая терминология Воронеж-ской области. Диссертация на соискание уч. ст. канд.филол. наук. Воронеж, 1973. На карточках, КСРНГ.

Ефименко П.С. Заволочская чудь. Архангельск, 1861.

Ефименко П. С. Словарь местных наречий // Известияобщества любителей естествознания, антропологиии этнографии. 1878. Т.XXX, вып. 2. С. 254–276.

Женатов П.Д. Слова Вологодского диалекта из Воже-годского района. 1972. Рукопись КСРНГ.

Жилинский А.А. Промысловый словарь рыбаков и зве-робоев Белого моря. Петрозаводск, 1957. 60 с.

Житников Д.Ф. Древнерусские элементы в лексике се-вернорусских говоров. Диссертация на соисканиеуч. ст. канд. филол. наук. Свердловск, 1983. На кар-точках, КСРНГ.


Зайцева М.И., Муллонен М.И. Словарь вепсского язы-ка. Л., 1972. 746 с.

Иваницкий Н.А. Материалы для словаря Вологодско-го народного говора. (1883–1889). 480 с. РукописьСРНГ.

Иванова А.Ф. Словарь говоров Подмосковья. М., 1969.598 с.

Ивашко Л.А. Лексика печорских говоров. Диссертацияна соискание уч. ст. канд. филол. наук. Л., 1955. Накарточках, КСРНГ.

Иркутский областной словарь / Ред. Н.А.Бобряков. Ир-кутск, 1973–1979.

Кагорина О.П. Исследования говора юго-западной ча-сти Чусовского р-на Молотовской области. Диссер-тация на соискание уч. ст. канд. филол. наук. М.,1953. На карточках, КСРНГ.

Калинин И.М. Материалы для словаря онежского гово-ра. 1933. Рукопись КСРНГ.

Карпов И.И. Краткий очерк простонародных слов, пре-имущественно Новоржевского, Опочецкого, Остров-ского, Порховского и Псковского уездов Псковскойгубернии и Осташковского Тверской. 1855. Руко-пись КСРНГ.

Кириллова Т. В., Бондарчук Н.С., Куликова В.П., Бе-лова А.А. Опыт словаря говоров Калининской об-ласти. Калинин, 1972. 312 с.

Клыков А.А. Краткий словарь рыбацких промысловыхслов. М., 1968. 120 с.


Коми-роч кывчукoр / Безносикова Л.М., Айбабина Е.А.,Коснырева Р.И. Сыктывкар, 2000. 814 с.

Коми-русский словарь / Отв. ред. А.И.Подорова. Сык-тывкар, 1948. 296 с.

Кораблев С. П. Этнографический и географический очеркг. Каргополя Олонецкой губернии с словарем осо-бенностей тамошнего наречия. М., 1851. 79 с.

Кузмищев П.Ф. Собрание особых поморских и речныхслов, употребляемых на Восточном Океане и в Вос-точной Сибири // Зап. гидрогр. деп. Морск. мин.СПб., 1846. Т. IV. С. 320–330.

Кузнецов И.Д. Рыбопромышленный словарь Псковскоговодоема. По материалам, собранным участникамиПсковской промыслово-научной экспедиции 1912–1913 гг. Пг., 1915. 159 с.

Куликовский Г.И. Олонецкие провинциализмы // Оло-нецк. губ. вед. 1887. №81. С. 725–726; №82. С. 734–736.

Куликовский Г.И. Словарь областного олонецкого наре-чия в его бытовом и этнографическом применении.СПб., 1898.

Куликовский Г.И. Несколько слов к «Словарю област-ного Олонецкого наречия» // Этнографическое обо-зрение. 1899. №1–2. С. 346–351.

Линдберг Г. У., Герд А. С. Словарь названий пресновод-ных рыб СССР. Л., 1972. 367 с.

Луканин А. Сборник простонародных слов, употребляе-мых в Пермском, Кунгурском, Осинском, Оханском,


Соликамском и Чердынском уездах Пермской гу-бернии. 1856. Рукопись КСРНГ.

Лыткин В.И., Гуляев В. С. Краткий этимологическийсловарь коми языка. М., 1970. 386 с.

Лыткин В.И., Гуляев В. С. Дополнение к краткому эти-мологическому словарю коми языка // Тр. Институ-та языка, литературы и истории Коми филиала АНСССР. 1976. №18. С. 3–45.

Майнов В.Н. Поездка в Обонежье и Корелу. СПб., 1874.С. 89–90. (Местные слова.)

Маляревский Г. Я. Особенности говора крестьян-старо-жилов Тобольской губернии // Ежегодник Тоболь-ского губ. музея. 1917. Вып.XXVIII, отд. 2. С. 1–34.

Мамонтова Н.Н., Муллонен И.И. Прибалтийско-фин-ская географическая лексика Карелии. Петрозаводск,1991. 158 с.

Мансийско-русский словарь с лексическими параллеля-ми из южномансийского (кондинского) диалекта/ Сост. А. Р. Баландин, М.П.Бахрушева. Л., 1958,226 с.

Маштаков П.Л. Материалы для областного водногословаря. Л., 1931. 117 с.

Мельниченко Г. Г. Краткий ярославский областной сло-варь. Ярославль, 1961. 223 с.

Мензбир М.А. Птицы России. М., 1893–1895. Тт. 1–2.

Меркурьев И. С. Живая речь кольских поморов. Мур-манск, 1979. 184 с.


Миртов А. В. Донской словарь: Материалы к изучениюлексики донских казаков. Ростов-на-Дону, 1929.415 с.

Мокшанско-русский словарь / Сост. С. Г.Потапкин,А.Н.Имяреков М., 1949. 359 с.

Муллов П. Областные слова (дополнение к «Опыту об-ластного великорусского словаря»). 1863. 64 с. Ру-копись КСРНГ.

Мурзаев Э.М. Словарь народных географических тер-минов. М., 1959. 320 с.

Наумов И.Ф. Дополнения и заметки к «Толковому сло-варю Даля» // Сб.ОРЯС. 1874. Т. II, №6. С. 1–46.

Неуструев С. П. Словарь волжских судовых терминов.Нижний Новгород, 1914. 320 с.

Никонов В. Словарь местных слов Архангельской и Оло-нецкой губерний. 1823. Рукопись СРНГ.

Новгородский областной словарь / Отв. ред. В.П. Стро-гова. 1992–1995. Вып. 1–12.

Обнорский П.А. Словарь народных слов и выражений,собранных в Вологодском и Грязовецком уездах.[Без года]. 251 л. Рукопись КСРНГ.

Образование севернорусского наречия и среднерусскихговоров. По материалам лингвистической географии/ Ред. В. Г.Орлова. М., 1970.

Общеславянский лингвистический атлас. М., 1988.Вып. 1: Животный мир. 188 с.


Ожегов С.И. Словарь русского языка. 22-е изд. М.,1990. 922 с.

Онежские былины / Подбор былин и науч. ред. Ю.М.Со-колова; подготовка текстов к печати, примечания исловарь В.Чичерова. М., 1948.

Опыт областного великорусского словаря, изданный вто-рым отделением Академии наук. СПб., 1852. 275 с.

Пашковский А.М. Заметки о лексике русских говоровСвердловской области // Уч. зап. Уральск. ун-та.1960. Вып. 36. С. 163–168.

Певин П. Словарик Заонежья, Слова из народной ре-чи (Кондопожская, Великогубская, Толвуйская во-лости Петрозаводского уезда Олонецкой губернии).Петрозаводск, 1896. 32 с.

Пирогова Л.И. Описание говора шести пунктов Холмо-горского района Архангельской области (По мате-риалам экспедиций 1952 и 1956 годов) // Матер. кисследованиям по русской диалектологии. М., 1959.С. 179–226.

Покровский Ф.И., Яценко Е.Н. Второе дополнение к«Опыту областного великорусского словаря». 1905–1921. Рукопись КСРНГ.

Подвысоцкий А. Словарь областного архангельского на-речия в его бытовом и этнографическом примене-нии. СПб., 1885.

Поляков И.С. Список названий трав, употребляемых вВытегорском и Пудожском уезде // Зап. РГО поОтд. этнограф. 1873. Т. III. С. 508–511.


Пономарев А. Кижское наречие Великогубской волостиПетрозаводского уезда Олонецкой губернии. Петро-заводск, 1898. 55 с. (Перепечатано из Олонецк. губ.вед. 1898. №54.)

Потанин Г.Н. Юго-западная часть Томской губерниив этнографическом отношении // Этногр. сб. РГО.1864. Вып.VI. С. 1–154.

Потахина К.Д. Список старинных слов, записанных вПудожском р-не Карельской АССР. Рукопись КСРНГ.

Преображенский А. Этимологический словарь русскогоязыка. М., 1910–1914.

Пушкарев Н.Н. Рыболовство на Онежском озере. СПб.,1900.

Пушкарев Н.Н. Физико-географические данные обОнежском озере, сведения об его ихтиофауне и еепроисхождении // Олонецкий сборник. 1902. С. 131–177.

Романов М. Словарь своеобразных слов в народном го-воре Усьянско-Дмитриевской волости Северо-Двин-ской губернии. 1928. 306 с. Рукопись СРНГ.

Рейнеке М.Ф. Объяснение некоторых слов, употребля-емых морскими промышленниками Архангельскойгубернии // Зап. Гидрогр. деп. Морск. мин. 1844.Ч. II. С. 115–129.

Русско-карельский словарь / Сост. Г.Н.Макаров. Пет-розаводск, 1975. 160 с.

Русско-финский словарь / Сост. И. В. Сало. Петроза-водск, 1992. 344 с.


Русско-ненецкий словарь / Сост. А.П.Пырерка,Н.М.Терещенко. М., 1948. 405 с.

Сабанеев Л.П. Рыбы России. М., 1911.

Сало И. В. Влияние прибалтийско-финских языков насевернорусские говоры поморов Карелии. Диссер-тация на соискание уч. ст. канд. филол. наук. М.,1966. На карточках, КСРНГ.

Светлов Я.О. говоре жителей Каргопольского края (Оло-нецкой губернии) // Живая старина. 1892. Вып. 3.С. 156–164.

Селивский Н. В. Новейшие любопытные и достоверныеповествования о Восточной Сибири, из чего донынене было всем известно. СПб., 1817.

Словарь вепсского языка / Сост. М.И. Зайцева,М.И.Муллонен. Л., 1972. 745 с.

Словарь вологодских говоров / Ред. Т. Г.Паникаровская.1983–1999. Вып. 1–8.

Словарь водского языка / Ред. Э.Адлер, М.Леппик.Таллин, 1990. 360 с.

Словарь гидронимов юго-восточного Приладожья (бас-сейн реки Свирь) / И.И.Муллонен, И. В.Азарова,А.С. Герд. Под ред. А.А. Герда. СПб., 1997.

Словарь говоров Русского Севера / Под ред. А.К.Мат-веева. Екатеринбург, 2001–2002. Тт. 1–2.

Словарь марийского языка. Йошкар-Ола, 1990–1998.Тт. 1–4.


Словарь охотника-природолюба. Термины, идиомы, фра-зеологические обороты / Сост. И. Касаткин. М.,1995.

Словарь русских говоров Новосибирской области / Подред. А.М.Федорова. Новосибирск, 1979. 605 с.

Словарь русских говоров Приамурья / Отв. ред.Ф.П.Филин. М., 1983. 342 с.

Словарь русских говоров Карелии и сопредельных обла-стей / Гл. ред. А.С. Герд. СПб., 1994–2002. Тт. 1–5.

Словарь русских говоров Среднего Урала. Свердловск,1964–1988. Тт. 1–7.

Словарь русских говоров южных районов Красноярско-го края / Отв. ред. В.Н. Рогова. Красноярск, 1968.231 с.

Словарь русских народных говоров. Л., М., СПб. 1965–2003. Тт. 1–37.

Словарь русских донских говоров. Ростов-на-Дону, 1975–1976. Тт. 1–3.

Словарь русских старожильческих говоров средней ча-сти р.Оби / Под ред. В. В.Палагиной. Томск, 1964.Тт. 1–3.

Словарь русских старожильческих говоров средней ча-сти бассейна р. Оби: Дополнение / Под ред.О.И. Блиновой, В. В.Палагиной. Томск, 1975. Ч. 1–2.

Словарь русского камчатского наречия / Сост. К.М.Бра-славец, Л.В.Шатунова. Хабаровск, 1977. 194 с.


Словарь русского языка Грота Я. К., Шахматова А.А.СПб., 1885–1930.

Словарь русского языка ХI–ХVII вв. М., 1975–2002.Тт. 1–26.

Словарь русской народно-диалектной речи Сибири XVII— первой половины XVIII в. / Сост. Л. Г.Панин.Новосибирск, 1991. 181 с.

Словарь современного русского литературного языка. М.,Л., 1948–1965. Т. 1–17.

Словарь церковнославянского и русского языка, состав-ленный Вторым отделением АН. СПб., 1847. Тт. 1–4.

Соколов П. Г. Отчет о диалектологической экспедициив Среднее Приангарье (1959 год) // Тр. кафедр.рус. яз. вузов Восточной Сибири и Дальнего вос-тока. II. Иркутск, 1962. С. 289–303.

Среднеобский словарь: (Дополнение) / Под ред. В. В.Па-лагиной. Томск, 1983. 180 с.

Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерус-ского языка по письменным памятникам. СПб., 1893–1912. Тт. 1–3 и Доп.

Томилов С.Н. Словарь слов местного говора Каргополь-ского района Архангельского округа Северо-Вос-точного края. 1928. Рукопись КСРНГ.

Труды Комиссии по диалектологии русского языка(б.МДК). 1908–1931. Вып. 1–12.

Федоров А.И. Материалы по лексике архангельских го-воров. 1948–1950. На карточках, КСРНГ.


Филимонов К.Ф. Коштугское наречие // Олонецк. губ.вед. 1896. Приложение к №57.

Филимонов К.Ф. Слова и выражения, употребляемыежителями Коштугской волости в разговорной ре-чи // Олонецк. губ. вед. 1891. №61. С. 617–618;№62. С. 629–630; №63. С. 641; №64. С. 653–654;№65. С. 663–664; №66. С. 674; №67. С. 687.

Финско-русский словарь / Сост. И. Вахрос, А.Щербаков.М., 1975. 315 с.

Черкасов А.А. Записки охотника Восточной Сибири.СПб., 1884.

Чикачев А. Г. Русские на Индигирке. Новосибирск, 1990.С. 141–166. (Словарь.)

Шейн П.В. Дополнения и заметки к «Толковому слова-рю Даля». 1873 // Сб.ОРЯС. 1873. Т.X, №8. С. 1–52.

Шешенин А.К. Приложение к историческо-этнографи-ческим очеркам Сумского посада в Кемском уездеАрхангельской губернии // Тр. Архангельского ста-тистического комитета за 1865 г. 1866. С. 50–59.

Шренк Л.И. Областные выражения русского языка вАрхангельской губернии // Зап. РГО. 1850. Кн. IV.С. 121–167.

Шульц А. Я. Техническое описание рыбных и звериныхпромыслов на Белом и Ледовитом морях. СПб., 1863.С. 84–108. (Алфавитный указатель).

Элиасов Л.Е. Словарь русских говоров Забайкалья / Отв.ред. Ф.П.Филин. М., 1980. 472 с.

448 список сокращений

Эстонско-русский словарь / И. Тамм. Таллинн, 1981.757 с.

Ярославский областной словарь. Ярославль, 1981–1991.Тт. 1–10.

Inkeroismurteiden sanakirja / Toim. Nirvi R. E // LSFu18. Helsinki, 1958.

Karjalan kielen sanakirja / Toim. Virtaranta P. // LSFu.1968. 1 o.; 1974. 2 o; 1983. 3 o; 1993. 4 o; 1997. 5 o.

Lyydilaismurteiden sanakirja / Ker. Donner K., Kalima J.,Kettunen L., Kujola J., Ojansuu H., Pakarinen E./ Toim. Kujola J // LSFu. Helsinki, 1944.

Nykysuomen sanakirja // SKS. 1–6 o. Porvoo–Helsinki,1951–1961.

Suomen kielen etymologinen sanakirja / Toim.Toivonen Y.H., Itkonen E., Joki A., Peltola R. Hel-sinki, 1955–1981. 1–7 osa.

Suomen sanojen alkupera. Etymologinen sanakirja. Hel-sinki, 1992–2000. 1–3 osa.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ(*)

* Сокращения названий районов (уездов) и областей (гу-берний) соответствуют сокращениям, принятым в Слова-ре русских народных говоров.

АОС — Архангельский областной словарь

ВЯ — Вопросы языкознания

список сокращений 449

Второе Доп. — Второе дополнение к «Опыту об-ластного великорусского словаря»

Вепсско-русский словарь

ДАРЯ — Диалектологический атлас русского языка

ДКЭСКЯ — Дополнение к Краткому этимологиче-скому словарю коми языка

Доп.Опыт — Дополнение к «Опыту областного ве-ликорусского словаря»

ЖМНП — Журнал министерства народного просве-щения

Изв.ОРЯС — Известия Отделения русского языкаи словесности Академии наук

ИРЯЗ — Институт русского языка

КРОЧК — Коми-роч кывчукoр

КРС — Коми-русский словарь

КЭСРЯ — Краткий этимологический словарь рус-ского языка

ЛААО — Лексический атлас Архангельской обла-сти

ЛК ТЭ — Лексическая картотека Топонимическойэкспедиции Уральского государственного универси-тета

НОС — Новгородский областной словарь

МДК — Московская диалектологическая комиссия


МРС — Мокшанско-русский словарь

ОЛА — Общеславянский лингвистический атлас

Опыт — Опыт областного великорусского словаря

ОСВРН — Образование севернорусского наречия исреднерусских говоров

ОСГКО — Опыт словаря говоров Калининской об-ласти

ПЛГО — Полевое лингвогеографическое исследова-ние (материалы полевых экспедиций автора)

ПФГЛК — Прибалтийско-финская географическаялексика Карелии

РКС — Русско-карельский словарь

РНС — Русско-ненецкий словарь

РФС — Русско-финский словарь

СВГ — Словарь вологодских говоров

СВЯ — Словарь вепсского языка

СВОДЯ — Словарь водского языка

СГБРС — Словарь гидронимов юго-восточного При-ладожья (бассейн реки Свирь)

СГРС — Словарь говоров Русского Севера

СГТЯЛ — Сравнительно-историческая грамматикатюркских языков. Лексика


СКЯМ — Словарь карельского языка (ливвиков-ский диалект)

СКЯП — Словарь карельского языка (тверские го-воры)

Слов. Акад. 1847 — Словарь церковнославянского ирусского языка, составленный Вторым отделениемАкадемии наук

Словарь Грота–Шахматова — Словарь русского язы-ка, составленный Вторым отделением Академии на-ук, изд. 1891–1920

СМЯ — Словарь марийского языка

СРГК — Словарь русских говоров Карелии и сопре-дельных областей

СРГКК — Словарь русских говоров южных районовКрасноярского края

СРНГ — Словарь русских народных говоров

СФУ — Советское финно-угроведение

ФРС — Финско-русский словарь

ЭРС — Эстонско-русский словарь

ЯОС — Ярославский областной словарь

AASF — Annales Akademiae Scientiarum Fennicae.Series. B.

IMS — Inkeroismurteiden sanakirja

KKS — Karjalan kielen sanakirja


KOLTKS — Koltan ja kuolalapin sanakirja

KV — Kalevaseuran vuosikirja

LSFu — Lexica Societatis Fenno-ugricae

MASFOu — Memoires de la Societe finno-ougrienes

RSl — Recznik Slawistyczny

SKES — Suomen kielen etymologinen sanakirja

SKS — Suomalaisen Kirjallisunden seura

SKST — Suomen kielen seuran toimituksia

SSAP — Suomen sanojen alkupera

STAT — Suomen Tiedeakademian toimituksia

SUST — Suomalais-ugrilaisen Seuran Toimituksa

VKMS — Vatjan kielen Joenperan sanasto

ZSLPh — Zeitschrift fur slavische Philologie

ЯЗЫКИ И ДИАЛЕКТЫ:

англ. — английский

англосакс. — англосаксонский

белорусск. — белорусский

болг. — болгарский

венг. — венгерский

вепс. — вепсский

водск. — водский

гальск. — гальский

герм. — германские языки

дат. — датский

диал. — диалектное

др. — древне-

ижор. — ижорский

исп. — испанский

итал. — итальянский

кар. — карельский

кар. валд. — валдайский диалект карельского языка

кар. сев. — севернокарельский

кар. твер. — тверской диалект карельского языка


кар. тихв. — тихвинский диалект карельского языка

коми-зырян. — коми-зырянский

коми-перм. — коми-пермяцкий

коми удор. — удорский диалект языка коми

латин. — латинский

латыш. — латышский

ливв. — ливвиковский диалект карельского языка

ливск. — ливский

литов. — литовский

люд. — людиковский диалект карельского языка

манс. — мансийский

мар. — марийский

мар. малмыж. — малмыжский диалект марийского языка

мерян. — мерянский

мокш. — мокшанский

морд. — мордовский

нем. — немецкий

норв. — норвежский

польск. — польский

праслав. — праславянский


прафин. — прафинский

прус. — прусский

русск. — русский

саам. — саамский

саам. йокан. — йоканьгский диалект саамского языка

саам. кильд. — кильдинский диалект саамского языка

саам. кольск. — кольский диалект саамского языка

саам. лул. — лульский диалект саамского языка

саам. норв. — саамский язык в Норвегии

саам. патс. — диалект Патсамско саамского языка

саам. швед. — саамский язык в Швеции

саам. фин. — саамский язык в Финляндии

санскр. — санскрит

сербохорв. — сербохорватский

словац. — словацкий

татар. — татарский

тувин. — тувинский

тур. — турецкий

тюрк. — тюркские языки

удм. — удмуртский


укр. — украинский

фин. — финский

франц. — французский

хант. — хантыйский

чеш. — чешский

чуваш. — чувашский

швед. — шведский

эрз. — эрзянский

эст. — эстонский

юкаг. — юкагирский

якут. — якутский

Районы 457

ПЕРЕЧЕНЬ РАЙОНОВ, ПРИВОДИМЫХ ВРАБОТЕ

Архангельская область

Районы

1. Вельский

2. Верхнетоемский

3. Вилегодский

4. Виноградовский

5. Каргопольский

6. Коношский

7. Котласский

8. Красноборский

9. Ленский

10. Лешуконский

11. Мезенский

12. Няндомский

13. Онежский

14. Пинежский

15. Плесецкий

16. Приморский

17. Устьянский

18. Холмогорский

19. Шенкурский

Вологодская область

Районы

1. Бабаевский

2. Бабушкинский

3. Белозерский

4. Вашкинский

5. Великоустюгский

6. Верховажский

7. Вожегодский

8. Вологодский

9. Грязовецкий

10. Кадуйский

11. Кирилловский

12. Кичменско-Городецкий

458 список районов

13. Междуреченский

14. Никольский

15. Нюксенский

16. Сокольский

17. Сямженский

18. Тарногский

19. Тотемский

20. Усть-Кубенский

21. Устюжский

22. Харовский

23. Чагодощенский

24. Череповецкий

25. Шекснинский

Карелия

Районы

1. Беломорский

2. Калевальский

3. Кемский

4. Кондопожский

5. Лахденпохский

6. Лоухский

7. Медвежьегорский

8. Муезерский

9. Олонецкий

10. Питкярянтский

11. Прионежский

12. Пряжинский

13. Пудожский

14. Сегежский

15. Суоярвский

Ленинградская область

Районы

1. Бокситогорский

2. Волосовский

3. Волховский

4. Всеволожский

5. Гатчинский

6. Кингисепский

7. Киришский

8. Кировский

список районов 459

9. Лодейнопольский

10. Лужский

11. Подпорожский

12. Сланцевский

13. Тихвинский

14. Тосненский

Мурманская область

Районы

1. Ковдорский

2. Кольский

3. Ловозерский

4. Печенгский

5. Терский

Города областного подчинения

1. Кандалакша

2. Североморск

ЛИТЕРАТУРА

Абаев 1956 Абаев В.И. О языковом субстрате // Докла-ды и сообщения Института языкознания. М., 1956.№9. С. 57–69.

Азарх 1973 Азарх Ю.С. О глаголах типа улайдать —уландать в севернорусских говорах // Исследова-ния по русской диалектологии. М., 1973. С. 203–209.

Аванесов 1949 Аванесов Р.И. Заметки о говоре с. Се-меновского на р. Водле // Материалы и исследова-ния по русской диалектологии. М., Л., 1949. Т. 2.С. 242–260.

Агеева 1989 Агеева Р. А. Гидронимия Русского Северо-Запада как источник культурно-исторической ин-формации. М., 1989. 253 с.

Алатырев 1948 Алатырев В.И. Словник-вопросник поизучению заимствованных карельских, вепсских,финских и областных слов в русских говорахКФССР. Петрозаводск, 1948. 130 с.

Алекина 1972 Алекина Л.Н. Лингвогеографическое чле-нение Карелии (названия лодок и их частей) // Ма-тер. XXVII науч. студенческой конференции. Лите-ратуроведение и лингвистика. Тарту, 1972. С. 172–174.

Алекина 1975 Алекина Л.Н. Из материалов для регио-нального атласа русских говоров Карелии // Север-норусские говоры. Л., 1975. Вып. 2. С. 59–65.

литература 461

Андреев 1946 Русско-марийский словарь / Андреев И.Ф.,Иванов Д.И., Смирнов И.Ф. Йошкар-Ола, 1946.308 с.

Андреева 1984 Андреева Е.П. Взаимодействие славян-ской и финно-угорской лексики в системе рыбо-ловецкой терминологии Белозерья (На материалеместных письменных памятников XVI–XVII вв. исовременных говоров) // Эволюция лексических си-стемы севернорусских говоров. Вологда, 1984. С. 84–94.

Андреева 1991 Андреева Е.П. Из истории названий ры-боловецких орудий (на материале белозерских го-воров) // История русского слова: проблемы номи-нации и семантики. Вологда, 1991. С. 112–119.

Апресян 1969 Апресян Ю.Д. Синонимия и синонимы //ВЯ. 1969. №4. С. 75–91.

Ардентов 1955 Ардентов Б.П. К изучению заонежскогодиалекта // Уч. зап. Кишиневского гос. ун-та. 1955.Т. 15. С. 73–90.

Арзуманова 1975 Арзуманова Н. Г. К вопросу об усво-ении финно-угорских глагольных заимствований всевернорусских говорах // Севернорусские говоры.Л., 1975. Вып. 2. С. 84–90.

Аристе 1953 Аристе П.А. Предисловие // ХакулиненЛ. Развитие и структура финского языка. М., 1953.Ч. 1. С. 3–7.

Аристе 1954 Аристе П. К вопросу о развитии ливско-го языка // Тр. Института языкознания АН СССР.1954. 4. С. 224–307.

462 литература

Аристе 1955 Аристе П.А. Примечания // Хакулинен Л.Развитие и структура финского языка. М., 1955.Ч. 2. С. 277–288.

Аристе 1956 Аристе П.А.Формирование прибалтийско-финских языков в древнейший период их разви-тия // Вопросы этнической истории эстонского на-рода. Таллинн, 1956. С. 5–27.

Ахманова 1956 Ахманова О. С. О фонетических и мор-фологических вариантах слова // АкадемикуВ.В. Виноградову. Сб. статей. М., 1956. С. 42–59.

Барсов 1872 Барсов Е.В. Севернорусский словарь с об-щими замечаниями о языке Причитаний // Причи-тания северного края. М., 1872. Ч. 1. С. I–XXXIII.

Блинова 1966 Блинова О.И. Лексико-фонетическое ва-рьирование слова в диалектах // Уч. зап. Томскогогос. ун-та. 1966. Вып. 1, №57. С. 17–33.

Блинова 1968 Блинова О.И. О тождестве слова в диа-лектном языке // Вопросы русского языка и гово-ров. Томск, 1968. С. 117–126.

Блинова 1975 Блинова О.И. Введение в современнуюрегиональную лексикологию. Томск, 1975. 257 с.

Блинова 1984 Блинова О.И. Русская диалектология.Лексика. Томск, 1984. 133 с.

Богданов 1951 Богданов Н.И. К истории вепсов // Изв.Карело-финского филиала АН СССР. Петрозаводск,1951. №2. С. 24–31.

Богданов 1952 Богданов Н.И. История развития лекси-ки вепсского языка. АКД. Л., 1952. 22 с.


Богданов 1958 Богданов Н.И. Народность вепсы и ихязык // Тр. Карельского филиала АН СССР. Вып. 22.Прибалтийско-финское языкознание. Петрозаводск,1958. С. 63–75.

Богданов 1960 Богданов Н.И. О некоторых особенно-стях восточновепсских говоров — куйского и пон-дальского (материалы) // Тр. Карельского филиалаАН СССР. Вып. 23. Прибалтийско-финское языко-знание. Петрозаводск, 1960. С. 33–41.

Бромлей, Булатова 1972 Бромлей С. В., Булатова Л.Н.Очерки морфологии русских говоров. М., 1972. 448 с.

Бубрих 1928 Бубрих Д.В. Финно-угорское языкознаниев СССР // Финно-угорский сборник. Л., 1928. С. 77–134.

Бубрих 1931 Бубрих Д. В. О взаимоотношениях русско-го и финского языков. Прага, 1931. Отд. отт. 4 с.

Бубрих 1937 Бубрих Д. В. Грамматика карельского язы-ка (фонетика и морфология). Петрозаводск, 1937.79 с.

Бубрих 1947 Бубрих Д.В. Происхождение карельскогонарода. Петрозаводск, 1947. 51 с.

Бубрих 1948 Бубрих Д.В. Историческая фонетика фин-ского-суоми языка. Петрозаводск, 1948. 232 с.

Бубрих 1955 Бубрих Д.В. Историческая морфология фин-ского языка. М., Л., 1955. 187 с.

Бубрих 1971 Бубрих Д.В. Русское государство и форми-рование карельского народа // Прибалтийско-фин-ское языкознание. Л., 1971. Вып. 5. С. 3–22.


Булатова 1975 Булатова Л.Н. Перфектные формы в од-ном русском говоре Карельской АССР (к вопросуо грамматических значениях причастий в функциисказуемого в русских говорах) // Русские говоры.М., 1975. С. 189–201.

Булич 1886 Булич С. К. Заимствованные слова и их зна-чение для развития языка // Рус. Филол. вестник.1886. Т.XV. С. 344–362.

Бутков 1842 Бутков П. О финских словах в русскомязыке и о словах русских и финских, имеющих оди-наковое знаменование // Тр. Рос. Акад. 1842. Ч.V.С. 115–177.

Васильев 2001 Васильев В.Л. Новгородская географи-ческая терминология (Ареально-семасиологическиеочерки). Великий Новгород, 2001. 255 с.

Вахрос 1959 Вахрос И.С. Наименование обуви в рус-ском языке // Ежегодник по изучению СССР в Фин-ляндии. Хельсинки, 1959. Приложение к №№6–10.271 с.

Веске 1890 Веске М. Славяно-финские культурные от-ношения по данным языкам // Изв. общества архео-логии, истории и этнографии. Казань, 1890. Т.VIII,вып. I. С. 1–103.

Виноградов 1944 Виноградов В.В. О формах слова //Изв. АН СССР. ОЛЯ. 1944. Т. 3, вып. I. С. 31–46.

Волков 1893 Волков В.П. Особенности языка Олонец-ких былин // Живая старина. 1893. I. С. 129–133.


Воронова 1967 Воронова Л.А. Из наблюдений над диа-лектными названиями рыб в говорах Беломорско-го района КАССР // Уч. зап. Карельского пед. ин-та. Т. XVIII. Вопросы языкознания. Петрозаводск,1967. С. 43–48.

Воронова 1968 Воронова Л.А. О прибалтийско-финскихзаимствованиях в промысловой лексике поморскихрыбаков // Уч. зап. Карельского пед. ин-та. Петро-заводск, 1968. Т. 22. С. 142–156.

Воронова 1968a Воронова Л.А. Русская промысловаялексика рыбаков Беломорья // АКД. Петрозаводск,1968. 17 с.

Воронова, Шапиро 1979 Воронова Л.А., Шапиро Ф.С.О функционировании общенародных слов в русскихговорах Карелии // Севернорусские говоры. Л., 1979.Вып. 3. С. 141–147.

Востриков 1981 Востриков О. В. Финно-угорские лек-сические элементы в русских говорах Волго-Двин-ского междуречья // Этимологические исследова-ния. Свердловск, 1981. С. 2–45.

Востриков 1990 Востриков О. В. Финно-угорский суб-страт в русском языке. Свердловск, 1990. 96 с.

Галуза 1982 Галуза О. В. Лексико-морфологическое ва-рьирование имен существительных в амурском го-воре (к проблеме тождества слова). АКД. Томск,1982. 17 с.

Герасимов 1893 Герасимов М.К. О говоре крестьян юж-ной части Череповецкого уезда Новгородской губер-нии // Живая старина. 1893. Вып. 3, отд. 2. С. 374–388.


Герасимов 1920 Герасимов М.К. Словарь уездного че-реповецкого говора // Сб.ОРЯС. 1920. Т. 87, №3.С. I–III.

Герберштейн 1968 Герберштейн С. Записки о моско-витских делах // Россия глазами иностранцев. Л.,1968. С. 31–150.

Герд 1969а Герд А.С. К истории диалектных границ насевере и северо-западе Европейской части СССР //Юбилейная научно-методическая конференция се-веро-западного объединения кафедр русского язы-ка. Программа и краткое содержание докладов. Л.,1969. С. 225–228.

Герд 1969б Герд А.С. Из истории некоторых прибал-тийско-финских заимствований в современной рус-ской ихтиологической терминологии (рипус, ряпуш-ка, лудога) // Вопросы теории и истории языка. Л.,1969. С. 164–170.

Герд 1970а Герд А.С. Из истории печорских названийрыб // Севернорусские говоры. Л., 1970. Вып. I.С. 108–117.

Герд 1970б Герд А.С. Севернорусские названия рыб инекоторые вопросы этнической истории русского Се-вера и Северо-Запада // Вопросы изучения северно-русских говоров и памятников письменности. Чере-повец, 1970. С. 132–135.

Герд 1975 Герд А.С. По некоторым вопросам славянскойи исторической диалектологии // Севернорусскиеговоры. Л., 1975. Вып. 2. С. 187–192.


Герд 1975a Герд А.С. Русские говоры в бассейне рекиОять // Очерки по лексике севернорусских говоров.Вологда, 1975. С. 188–194.

Герд 1979 Герд А. С. К истории образования говоров За-онежья // Севернорусские говоры. Л., 1979. Вып. 3.С. 206–213.

Герд 1981 Герд А.С. Из истории прибалтийско-финскихназваний рыб (siika, siiga, muhju) // Прибалтий-ско-финское языкознание (вопросы лексикологии илексикографии). Л., 1981. С. 50–54.

Герд 1984 Герд А.С. К истории образования говоров По-свирья // Севернорусские говоры. Л., 1984. Вып. 4.С. 174–180.

Герд 1987 Герд А. С. К истории образования говоров Бе-ломорья // Диалектное и просторечное слово в диа-хронии и синхронии. Вологда, 1987. С. 94–103.

Герд 1988 Герд А. С. Прибалтийско-финские названиярыб в свете вопросов этнолингвистики // Прибал-тийско-финское языкознание Вопросы лексикологиии грамматики. Петрозаводск, 1988. С. 4–22.

Герд 1991 Герд А. С. К истории диалектных границ во-круг Онежского озера // История русского слова:проблемы номинации и семантики. Вологда, 1991.С. 54–61.

Герд 2001 Герд А.С. Исторические границы и ареалыОбонежья по данным разных гуманитарных наук //Очерки исторической географии. Северо-Запад Рос-сии. Славяне и финны. СПб., 2001. С. 409–416.


Герд и др. 1987 Герд А. С., Лутовинова И.С., Михай-лова Л.П., Рождественская Т. В. Этническая ис-тория Русского Севера в трудах языковедов и неко-торые вопросы теории этногенеза // СЭ. 1987. №6.С. 28–37.

Гильфердинг 1949 Гильфердинг А.Ф. Олонецкая губер-ния и ее народные рапсоды // Онежские былины.Л., 1949. С. 29–84.

Головина 1984 Головина В.Д. Внутрисловная вариант-ность в севернорусской географической терминоло-гии (на материале говоров Кировской области) //Севернорусские говоры. Л., 1984. Вып. 4. С. 113–120.

Горбачевич 1978 Горбачевич К.С. Вариантность словаи языковая норма. Л., 1978. 238 с.

Гринкова 1947 Гринкова Н.П. Изучение олонецких диа-лектов // Сб. А.А.Шахматов. М., Л., 1947. С. 365–390.

Грот 1854 Грот Я.К. Областные великорусские словафинского происхождения // Материалы для сравни-тельного и объяснительного словаря и грамматики.СПб., 1854. С. 65–68.

Грот 1876 Грот Я.К. Слова Областного словаря, сход-ные с финскими // Филологические разыскания.СПб., 1876. Тт. 1–2. С. 470–474.

Грузов 1969 Грузов Л.П. Историческая грамматика ма-рийского языка. Введение и фонетика. Йошкар-Ола,1969. 211 c.

Голубева 1973 Голубева Л.А. Весь и славяне на Беломозере, X–XIII вв. М., 1973, 212 с.


Горяев 1896 Горяев Н. В. Сравнительный этимологиче-ский словарь русского языка. Тифлис, 1896.

Гусева 1971 Гусева Л. Г. Заимствованные слова в гео-графической терминологии Каргопольского края //Вопросы топономастики. 1971. №5. С. 86–98.

Гусева 1972 Гусева Л. Г. Географические термины, обо-значающие болото и его части, в апеллятивной лек-сике и топонимике Каргопольского края // Вопросытопономастики. 1972. №6. С. 122–127.

Гусева 1983 Гусева Л. Г. Географическая терминологияБелозерья и ее отражение в топонимии // Методытопонимических исследований. Свердловск, 1983.С. 81–89.

Даль 1852 Даль В.И. О наречиях русского языка. По по-воду «Опыта областного великорусского словаря»,изданного вторым отделением Имп. Академии на-ук // Вестник Имп. Русского географического об-щества. 1852. Ч.VI, кн. 1, отд. IV.

Доля 1958 Доля Т. Г. О некоторых особенностях бес-предложного и предложного управления в говорахЗаонежского района Карельской АССР // Уч. зап.Петрозав. гос. ун-та. 1958. Т.VII, вып. 1. С. 247–260.

Доля 1962а Доля Т. Г. О некоторых синтаксических осо-бенностях в заонежском говоре // Лингвистическийсб. Петрозав. ун-та. 1962. Вып. 1. С. 54–65.

Доля 1962б Доля Т. Г. Употребление сочинительных со-юзов в заонежском говоре // Уч. зап. Карельскогопед. ин-та. 1962. Т.XII. С. 130–142.


Доля 1963 Доля Т. Г. Употребление частиц в говорахЗаонежья // Уч. зап. Петрозав. ун-та. 1963. Т.X,вып. 3. С. 111–122 (в).

Доля 1964 Доля Т. Г. Безличные предложения в говорахЗаонежья Карельской АССР // Уч. зап. Петрозав.ун-та. 1964. Т.XI, вып. 7. C. 45–55.

Доля 1965 Доля Т. Г., Суханова В. С. Прибалтийско-фин-ские заимствования в русских народных говорахКарелии // Вопросы финно-угорского языкознания.М., 1965. Вып. 3. С. 194–201.

Доля, Суханова 1967 Доля Т. Г., Суханова В. С. Об усво-ении прибалтийско-финских заимствований в рус-ских народных говорах Карелии // Лингвистиче-ский сборник. Петрозаводск, 1967. Вып. IV. С. 85–93.

Доля, Суханова 1971 Доля Т. Г., Суханова В. С. Струк-тура прибалтийско-финских заимствованных слов врусских диалектах Карелии (имена существитель-ные) // Прибалтийско-финское языкознание. Л.,1971. С. 52–56.

Доля, Суханова 1975 Доля Т. Г., Суханова В. С. Суще-ствительные на -га в русских говорах КарельскойАССР // Севернорусские говоры. Л., 1975. Вып. 2.С. 35–40.

Доля, Суханова 1979 Доля Т. Г., Суханова В. С. К во-просу о глагольной синонимике в русских народ-ных говорах Карелии // Севернорусские говоры. Л.,1979. Вып. 3.


Дерягин, Комягина 1973 Дерягин В.Я., Комягина Л.Н.Из истории и географии финно-угорских заимство-ваний в севернорусских говорах // Вопросы изуче-ния лексики русских народных говоров. Л., 1973.С. 32–49.

Дубровина 1969 Дубровина З.М. Прибалтийско-финскиеэлементы в топонимике Ленинградской области //Уч. зап. ЛГУ, №335. Сер. филол. наук. Вып. 71. Л.,1969. С. 85–86.

Дубровина, Герд 1974 Дубровина З.М., Герд А. С. Ободном типе глаголов, заимствованных из вепсско-го и карельского языков в русские говоры Каре-лии // Вопросы советского языкознания. Тезисы до-кладов и сообщений на XV конференции по финно-угроведению, посвященной 159-летию Академии на-ук СССР. Петрозаводск, 1974. С. 75–78.

Дубровина, Герд 1979 Дубровина З.М., Герд А. С. Изоб-разительные и звукоподражательные глаголы при-балтийско-финского происхождения в русских го-ворах Карелии // ФФУ. 1979. №4. С. 243–247.

Дульзен 1959 Дульзен К.Н. Вопросы этимологическогоанализа русских топонимов субстратного происхо-ждения // ВЯ. 1959. №4. С. 35–48.

Елабугина 1974 Елабугина А.В., Иванова Т.А. и др.Заимствованные апеллятивы в русских говорах Ви-ноградовского района Архангельской области и ихотражение в топонимике // Вопросы ономастики.1974. №№8, 9. С. 113–128.

Ермолин 1970 Ермолин Б. В., Михайлова Л.П. Приро-да Прионежья в народной терминологии // Тезисы


XII научно-методической конференции сев.-зап. зо-нального объединения кафедр русского языка. Л.,1970. С. 246–248.

Ефремов 1959 Ефремов Л.П. Сущность лексического за-имствования и основные признаки заимствованныхслов // АКД. Алма-Ата, 1959.

Жуковская 1961 Жуковская З. В. О типах говоров юж-ного Приладожья и Прионежья // Уч. зап. Псков-ского пед. ин-та им. С.М.Кирова. 1961. Вып. 7.С. 55–67.

Жученко 1987 Жученко Н.М. Варианты в диалектнойречи // Формирование и развитие говоров позднегозаселения. Саратов, 1987. С. 63–70.

Зайцева 1981 Зайцева М.И. Грамматика вепсского язы-ка. М., 1981. 360 с.

Зайцева, Муллонен 1969 Зайцева М.И., Муллонен М.И.Образцы вепсской речи. Л., 1969. 746 с.

Зайцева 1969 Зайцева Н. Г. К вопросу о двуязычии (онекоторых особенностях смешанного вепсско-рус-ского народного говора деревни Марково Бабаев-ского района Вологодской области) // Уч. зап. РГ-ПИ им. Герцена. Вологда, 1969. Т. 368. С. 122–126.

Захарова, Орлова 1970 Захарова К.Ф., Орлова В. Г.Диалектное членение русского языка. М., 1970. 166 с.

Зеленин 1954 Зеленин Д.К. О происхождении северно-руссов Великого Новгорода // Доклады и сообще-ния Института языкознания Ан СССР. 1954. №6.С. 49–85.


Зеленин 1991 Зеленин Д.К. Восточно-славянская этно-графия. М., 1991. 507 c.

Известия Имп. Географ. об-ва 1871 Известия Имп.Географического общества за 1871 г.

Ивашко 1958 Ивашко Л.А. Заимствованные слова в пе-чорских говорах // Уч. зап. Лен. гос. ун-та. 1958.№243. Сер. филол. наук. Вып. 42. С. 84–103.

Ивиђ 1960 Ивиђ П. Основни аспекти структуре диjале-катске диференциjациjе // Македонски jазик. Скопjе,1960–1961. Год XI–XII, кн. 1–2.

Ильина 1971 Ильина М.А. Лексические формы слова иметоды их изучения. М., 1971. 63 с.

Ильинский 1989 Ильинский Г.А. К вопросу о финскихсловах в русском языке // Изв. археологии, историии этнографии при Казан. гос. ун-те. Казань, 1928.34, 1, 3. С. 69–78.

Калима б/г Калима Я. Непервоначальное «г» в некото-рых севернорусских диалектах. Отд. отт. [без года].8 с.

Карамышева 1989 Карамышева Л.М. Рыболовецкаялексика онежских говоров // Севернорусские гово-ры. Л., 1989. Вып. 5. С. 69–78.

Каринский 1983 Каринский Н.М. О некоторых говорахпо течению рек Луги и Оредежа. Варшава, 1983.

Карский 1928 Карский Е.Ф. Русская диалектология. М.,Л., 1928. 195 с.


Керт 1971 Керт Г.М. Саамский язык (Кильдинский диа-лект). Фонетика. Морфология. Синтаксис. Л., 1971.355 с.

Кипарский 1958 Кипарский В. О хронологии славяно-финских лексических отношений // Scando-slavica4. 1958. С. 127–136.

Колесов 1975 Колесов В.В. Фонетические условия за-онежского «яканья» // Русские говоры. М., 1975.С. 53–58.

Колосов 1874 Колосов М.А. Материал для характери-стики севернорусского наречия // Варшавские уни-верситетские известия. 1874. №№2, 3.

Колосов 1877 Колосов М.А. Заметки о языке и народ-ной поэзии в области севернорусского наречия //Сб.ОРЯС. СПб., 1877. Т. 17, №3. С. 1–343.

Колосов 1878 Колосов М.А. Обзор звуковых и формаль-ных особенностей народного русского языка. Вар-шава, 1878. 260 с.

Комягина 1982 Комягина Л.П. Об основных границахархангельских диалектов // Системные отношенияв лексике русских говоров. Вологда, 1982. С. 8–21.

Комягина 1984 Комягина Л.П. Соотношение лингвисти-ческих и этнографических ареалов на территорииАрхангельской области // Эволюция лексическойсистемы севернорусских говоров. Вологда, 1984.С. 8–19.

Комягина 1994 Комягина Л.П. Лексический атлас Ар-хангельской области. Архангельск, 1994. 235 c.


Кочкурина 1986 Кочкурина С.И. Корела и Русь. Л.,1986. 143 с.

Крейн 1963 Крейн И.М. Французские заимствованияXIX в. в английском литературном языке. АКД. М.,1963.

Крысин 1968 Крысин Л.П. Иноязычные слова в совре-менном русском языке. М., 1968. 207 с.

Кузнецов 1949 Кузнецов П.С. Очерк морфологическойсистемы пильмасозерского говора // Материалы иисследования по русской диалектологии. М., Л.,1949. Т. 2. С. 72–127.

Кузнецова 1985 Кузнецова О.Д. Актуальные процессыв говорах русского языка. Л., 1985. 181 с.

Кузнецова 1989 Кузнецова О.Д., Сорокалетов Ф.П.Принципы разработки вариантов слова в Словарерусских народных говоров (СРНГ) // СРНГ. Л.,1989. Вып. 22. С. 4–8.

Кукконен 1970 Кукконен А.И. О финно-русских языко-вых взаимоотношениях на территории Ленинград-ской области // Вопросы изучения севернорусскихговоров и памятников письменности. Череповец,1970. С. 135–137.

Кукконен 1982 Кукконен А.И. О русско-финских язы-ковых контактах. Л., 1982. 127 с.

Лааннест 1966 Лааннест А. Ижорские диалекты. Тал-линн, 1966. 182 с.


Ленсуу 1930 Ленсуу Н. Я. Материалы по говорам во-ди // Западнофинский сборник. 1930. №16. С. 201–305.

Лесков 1892 Лесков Н.Ф. О влиянии карельского язы-ка на русский в пределах Олонецкой губернии //Живая старина. 1892. №4. С. 97–103.

Лесков 1894 Лесков Н.Ф. Отчет о поездке к олонецкимкарелам летом 1893 г. СПб., 1894.

Лизанец 1975а Лизанец П.Н. Лингвогеографический ас-пект в исследованиях лексических заимствований вукраинских говорах Карпатского ареала // Трудыпо финно-угроведению. Тарту, 1975. С. 177–186.

Лизанец 1975б Лизанец Н.П. О лексических заимство-ваниях и их типах // Annales Universitates Scientia-rum Budapestiensis. Budapest, 1975. T. 6. С. 141–147.

Лыткин 1956 Лыткин В.И. Вепсско-карельские заим-ствования в коми-зырянских диалектах // Сб. ака-демику В.В. Виноградову. М., 1956. С. 179–189.

Майков 1885 Майков Л.Н. Еще былины и песни из За-онежья // Русский филологический вестник. Вар-шава, 1885. Т.XIII. С. 44–60.

Майнов 1877 Майнов А.П. Приоятская Чудь // Древняяи новая Россия. 1877. №5.

Майоров 1967 Майоров А.П. К вопросу о сущности лек-сического заимствования // Уч. зап. 1-го Москов-ского гос. пед. ин-та иностранных языков им.М.То-реза. М., 1967. Т. 37. С. 202–213.


Макаров 1966 Макаров Г.Н. Карельский язык // Язы-ки народов СССР. М., 1966. Т. 3. С. 61–80.

Макаров 1967 Макаров Г.Н. К вопросу о прибалтий-ско-финских и коми-зырянских языковых контак-тов // СФУ. 3. 1967. №2. С. 85–89.

Макаров 1975 Макаров Г.Н. Русско-карельский словарь.Петрозаводск, 1975. 160 с.

Мамонтова 1977 Мамонтова Н.Н. О вепсском субстра-те в топонимии Заонежья // Проблемы изучениямузыкального фольклора русских и финно-угорскихнародов Карелии и земель Северо-Запада. Тезисыдокладов конференции. Петрозаводск, 10–13 апре-ля. М., 1977. С. 37.

Мамонтова 1982 Мамонтова Н.Н. Структурно-семан-тические типы микротопонимии ливвиковского аре-ала Карельской АССР. (Олонецкий район). Петро-заводск, 1982. 213 с.

Мансикка 1915 Мансикка В. О говоре северо-восточнойчасти Пудожского уезда // Изв. ОРЯС. 1915. Т. 19,кн. 4. С. 143–173.

Маркова 1985 Маркова Н.В. Именительный падеж пря-мого объекта в онежских говорах // История рус-ского языка: Лексика. Яз. худож. лит. М., 1985.С. 74–87.

Маркова 1987 Маркова Н.В. К вопросу о конструкцияхс причастными формами, образованными от непе-реходных глаголов в помощью суффиксов -н-, -т-в онежских говорах // Русские диалекты. М., 1987.С. 167–173.


Маркова 1991 Маркова Н. В. Родительный падеж субъ-екта а онежских говорах // Современные русскиеговоры. М., 1991. С. 134–140.

Мартынюк 1992 Мартынюк С.А. Лексико-морфологи-ческое варьирование слова на материале говора При-лузья (Республика Коми) // Вестник С-Пб. ун-та.1992. Сер. 2, вып. 4. С. 34–39.

Марузо 1960 Марузо М. Словарь лингвистических тер-минов / Пер. с французского Н.Д.Андреева. М.,1960. 436 с.

Матвеев 1959 Матвеев А.К.Финно-угорские заимство-вания в русских говорах Северного Урала // Уч. зап.Урал. гос. ун-та. Языкознание. Свердловск, 1959.Вып. 32. 123 с.

Матвеев 1962 Матвеев А.К. Новые данные о финно-угорских заимствованиях в русских говорах Ура-ла и Западной Сибири // Вопросы финно-угорскогоязыкознания. М., Л., 1962. С. 127–142.

Матвеев 1964 Матвеев А.К. Субстратная топонимикаРусского Севера // ВЯ. 1964. №2. С. 64–83.

Матвеев 1966 Матвеев А.К. Ареалы некоторых суб-стратных основ в севернорусской топонимике // Изу-чение географических названий. Вопросы геогра-фии 70. М., 1966. С. 56.

Матвеев 1971 Матвеев А.К. Из истории изучения суб-стратной топонимики русского Севера // Вопросытопономастики. 1971. №5. С. 7–34.


Матвеев 1973 Матвеев А.К. Этимологизация субстрат-ных топонимов и апеллятивных названий // Этимо-логия 1971. М., 1973. С. 58–73.

Матвеев 1976 Матвеев А.К. Этимологизация субстрат-ных топонимов и моделирование компонентов топо-нимических систем // ВЯ. 1976. №3. С. 58–73.

Матвеев 1978 Матвеев А.К. Русск. диал. чильма // Эти-мология русских диалектных слов. Этимологическиеисследования. Свердловск, 1978. Вып. 1. С. 54–61.

Матвеев 1979 Матвеев А.К. Древнее саамское населе-ние на территории севера Восточно-Европейской рав-нины // К истории малых народностей Европейско-го Севера СССР. Петрозаводск, 1979. С. 5–14.

Матвеев 1995 Матвеев А.К. Апеллятивные заимство-вания и стратификация субстратных топонимов //ВЯ. 1995. №2. С. 29–42.

Матвеев 2001 Матвеев А.К. Субстратная топонимияРусского Севера. Екатеринбург, 2001. 345 c.

Матвеева 1984 Матвеева К.Н. Адаптация заимствова-ния из бурятского языка в русских говорах запад-ного Забайкалья // Исследование лексики и фра-зеологии говоров Сибири. Красноярск, 1984.

МДК 1915 Опыт Диалектологической карты русскогоязыка в Европе с приложением очерка русской диа-лектологии // Труды МДК. М., 1915. Вып. 5. 132 с.

Медведев 1984 Медведев М.С. [Личное сообщениеЭ.М.Мурзаеву] // Словарь народных географиче-ских терминов. М., 1984. С. 311.


Мельницкий 1893 Мельницкий А. Говор жителей севе-ро-восточной части Вытегорского уезда Олонецкойгубернии // Живая старина. 1893. Вып. 3. С. 388–392.

Меркулова 1967 Меркулова В.А. Очерки по русской на-родной номенклатуре растений. М., 1967. 259 с.

Меркулова 1960 Меркулова В.А. У этимологии словапихта // Этимологические исследования по русско-му языку. М., 1960. Вып. 1. С. 46–51.

Мещерский 1963 Мещерский Н.А. К изучению русскихнародных говоров на территории Карельской АССР //Уч. зап. Карельского пед. ин-та. Петрозаводск. 1963.Т. 13. С. 113–126.

Минорский 1891 М[инорский] П. «Коштугское наречие»(Влияние карельского языка на русский) // Олон.губ. вед. 1891. №97. С. 989–990; №98. С. 101–102.

Михайлова 1986 Михайлова Л.П. Географическая лек-сика в русских говорах Карелии (названия болот) //Севернорусские говоры в иноязычном окружении.Сыктывкар, 1986. С. 76–88.

Муллонен 1988 Муллонен И.И. Гидронимия бассейна ре-ки Ояти. Петрозаводск, 1988. 162 с.

Муллонен 1994 Муллонен И.И. Очерки вепсской топо-нимики. СПб., 1994. 154 с.

Муллонен 2002 Муллонен И.И. Топонимия Посвирья.Проблемы этноязыкового контактирования. Петро-заводск, 2002. 353 с.


Муллонен 1974 Муллонен М.И. Развитие фонетическойсистемы русского язык в условиях вепсского окру-жения // Вопросы советского финно-угроведения.1. Языкознание (Тезисы докладов и сообщений наXV конференции по финно-угроведению, посвящен-ной 250-летию АН СССР). Петрозаводск, 1974.С. 78–90.

Мызников 1995 Мызников С. А. Ареальная дистрибу-ция лексики сенокошения в русских народных го-ворах Обонежья и Приладожья // Псковские гово-ры и их носители (лингвогеографический аспект).Псков, 1995. С. 22–28.

Мызников 1999 Мызников С. А. Лексика прибалтийско-финского происхождения в Обонежье и новгород-ских говорах // Севернорусские говоры. СПб., 1999.Вып. 7. С. 30–40.

Нефедов 1939 Нефедов Г.Ф. Севернорусские говоры какматериал для истории // Уч. зап. Ленингр. ун-та,1939. №33. Сер. филолог. наук, вып. 2. С. 250–259.

Ниеминен 1957 Ниеминен Е. К вопросу о влиянии пра-славянского языка на прибалтийско-финские язы-ки // Beogradski mezdunarodni slavisticki sastanak(15–21. IX. 1955). Beograd, 1957. C. 497–502.

Новикова 1979 Новикова Е.И. Словообразование именприлагательных с суффиксом -еват- в русских го-ворах Карелии и сопредельных областей // Север-норусские говоры. Л., 1979. Вып. 3. С. 148–154.

Новикова 1984 Новикова Е.И. Безаффиксное словооб-разование имен прилагательных в русских говорах


Карелии и сопредельных областей // Севернорус-ские говоры. Л., 1984. Вып. 4. С. 58–63.

Новикова 1989 Новикова Е.И. Словообразовательныйтип имен прилагательных с суффиксом -л в совре-менных русских говорах Карелии // Севернорус-ские говоры. Л., 1989. Вып. 5. С. 57–63.

Озерецковский 1989 Озерецковский Н.Я. Путешествиепо озерам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск,1989. (1-е изд.: 1792 г.) 207 с.

Ольгович 1962 Ольгович С.И. Из наблюдений над фо-нетическими изменениями при заимствовании ино-язычных слов в акающих говорах Сибири // Уч. зап.Томского пед. ин-та. 1962. Т.XX, вып. 2. С. 49–61.

Основы 1975 Основы финно-угорского языкознания (Во-просы происхождения и развития финно-угорскихязыков). М., 1975, 347 с.

Оссовецкий 1982 Оссовецкий И.А. Лексика современ-ных русских народных говоров. М., 1982. 196 с.

Паникаровская 1972 Паникаровская Т. Г. Диалектныеглаголы речи аркать, арандать, боронить в северно-русских говорах // Системные отношения в лексикесевернорусских говоров. Вологда, 1972. С. 40–49.

Пименов 1965 Пименов В.В. Вепсы. Очерк этническойистории и генезиса культуры. М., Л., 1965. 263 с.

Пиотровский 1963 Пиотровский Р. Г. Структурные мо-дели территориальных и жанровых разновидностейязыка // Вопросы романского языкознания. Кише-нёв, 1963.


Погодин 1904 Погодин А.Л. Севернорусские словарныезаимствования из финского языка // Варшавскиеуниверситетские известия. 1904. 4. С. 1–72.

Погодин 1907 Погодин А.Л. К вопросу о русских сло-варных заимствованиях их финского языка // Изв.ОРЯС. 12. 1907. С. 334–340.

Погодин 1911 Погодин А.Л. Отчет о сочинении Яло Ка-лима «Die ostseefinnischen Lehnw. im Rus.», состав-ленный проф. А.Л.Погодиным // Сборник отчетово премиях и наградах за 1909 г. СПб., 1911. С. 449–468.

Поляков 1991 Поляков И.С. Письма в Русское Геогра-фическое общество // Три путешествия по Олонец-кой губернии. Петрозаводск, 1991. С. 47–86.

Полякова 1972 Полякова Е.Н., Новикова В.Ф. Диалект-ная лексика в чердынских и соликамских памятни-ках XVII века // Живое слово в русской речи При-камья. Пермь, 1972. Вып. 3. С. 155–168.

Попов 1948 Попов А.И. Топонимика Белозерского края //Уч. зап. ЛГУ. Сер. востоковед. наук. 1948. №2.С. 164–174.

Попов 1949 Попов А.И. Материалы по топонимике Ка-релии // Советское финно-угроведение. Петроза-водск, 1949. Т. 5. С. 46–66.

Попов 1955 Попов А.И. Из истории славяно-финноугор-ских лексических отношений // Acta linguistica, Bu-dapest, 1955. T. 5, f. 1, 2. C. 1–19.

Попов 1957 Попов А.И. Из истории лексики народовВосточной Европы. Л., 1957. 134 с.


Попов 1958 Попов А.И. Финно-угорские языки и лекси-ка русских говоров // Soome-ugri keelte dialektoloo-gia alane houpidamine [23–27. 6. 1958]. Ettekanneteteesid. Tartu, 1958.

Попов 1964 Попов А.И. Финно-угорские языки и лекси-ка русских говоров // Miscellanea. Будапешт, 1964.T.X, 3–4. С. 446–461.

Попов 1965а Попов А.И. Финно-угорские языки и лек-сика русских говоров // Studia slavika Akademiaescientiarum Hungaricae. Budapest, 1965. T. 10, f. 3–4. C. 445–449.

Попов 1965б Попов А.И. Географические названия (Вве-дение в топонимику). М., Л., 1965. 181 с.

Попов 1966а Попов А.И. Некоторые вопросы и задачиисследования лексики русских народных говоров //Лексика русских народных говоров. М., Л., 1966.С. 5–18.

Попов 1966б Попов А.И. О возможности совершенство-вания приемов этимологического анализа // Про-блемы славянских исследований в связи с общейпроблематикой современной этимологии. Тезисы до-кладов. М., 1966. С. 17–18.

Попов 1972а Попов А.И. К вопросу о древнейших лек-сических связях между прибалтийскими финнамии славянами // Советское финно-угроведение. 1972.С. 85–90.

Попов 1972б Попов А.И. Русские говоры и влияние ино-язычных соседей // Вопросы изучения лексики рус-ских народных говоров. Л., 1972. С. 5–13.


Попов Попов А.И. Заметки на полях SKES (неопублико-ванные заметки на полях SKES из архива А.И.По-пова).

Попов 1973 Попов И.А. Диалектологическая экспеди-ция на п-ов Заонежье // Диалектная лексика 1973.Л., 1974. С. 185–192.

Попов 1974 Попов И.А. Лексический атлас русских на-родных говоров (Проспект). Л., 1974. 45 с.

Попов 1987 Попов И.А. Программа собирания сведенийдля региональных словарей и атласов. М., 1987.Чч. 1–2.

Попова 1968 Попова Н. В. Об отражении и следствияхдвуязычия в печорских говорах // Псковские гово-ры II. Псков, 1968. С. 44–52.

Пшеничнова 1977 Пшеничнова Н.Н. Применение так-сономического анализа классификации говоров //Диалектологические исследования по русскому язы-ку. М., 1977.

Пшеничнова 1979 Пшеничнова Н.Н. Мера специфич-ности и некоторые вопросы классификации частныхдиалектных систем // ОЛА. Материалы и исследо-вания. 1977. М., 1979.

Пшеничнова 1983 Пшеничнова Н.Н. О значении стати-стических приемов в диалектологических исследо-ваниях // Проблемы изучения говоров вторичногообразования. Кемерово, 1983ю

Пшеничнова 1996 Пшеничнова Н.Н. Типология русскихговоров. М., 1996. 208 с.


Райст 1966 Райст Э.А. Зависимость формы иностран-ных слов от языка источника и языков посредни-ков в современном эстонском литературном языке.АКД. Таллинн, 1966.

Рихтер 1968: 177 Рихтер Е.В. Заметки о терминах сель-скохозяйственных орудий и жилища у русских за-падного Причудья // Труды Прибалтийской диа-лектологической конференции. Тарту, 1968. Тарту,1970. С. 172–180.

Рогожникова 1966 Рогожникова Р.П. Варианты слов врусском языке. М., 1966. 160 с.

Русская диалектология 1964 Русская диалектология/ Под ред. Р.И.Аванесов, В. Г.Орлова. М., 1964.

Рут 1981 Рут М.Э. К этимологии севернорусских тяре-га, кярега, нидега, инега, корега // Этимологиче-ские исследования. Свердловск, 1981. С. 66–68.

Рут 1982 Рут М.Э. Вепсские географические терминыв русской апеллятивной лексике и топонимике Вы-тегорского р-на Вологодской области // ОномастикаЕвропейского Севера СССР. Мурманск, 1982. С. 21–23.

Рут 1984 Рут М.Э. К проблеме разграничения субстрат-ной и заимствованной лексики финно-угорского про-исхождения на территории русского Севера // Эти-мологические исследования. Свердловск, 1984. С. 31–41.

Рыбников 1864 Рыбников Н.Н. Сборник слов, употреб-ляемых в Олонецкой губернии // Этнографическийсборник. СПб., 1864. Вып. 6. С. 1–24.


Рябинин 1997 Рябинин Е.А. Финно-угорские племена всоставе Древней Руси. СПб., 1997. 259 с.

Рягоев 1977 Рягоев В. Д. Тихвинский говор карельскогоязыка. Л., 1977. 287 с.

Сало 1965 Сало И.В. О некоторых прибалтийско-фин-ских заимствованиях в русских говорах Карельско-го Беломорья // Тезисы докладов на Всесоюзнойконференции по финно-угроведению. Сыктывкар,1965. С. 96–99.

Сало АКД Сало И. В. Влияние прибалтийско-финскихязыков на севернорусские говоры поморов Карелии.АКД. М., 1966. 20 с.

Сало 1966а Сало И.В. О некоторых прибалтийско-фин-ских и саамских заимствованиях в русских говорахпоморов Карелии // Советское финно-угроведение,1966. С. 13–18.

Сало 1966б Сало И.В. Некоторые выводы о прибалтий-ско-финских и саамских заимствованиях и их осво-ении в севернорусских говорах карельского Бело-морья // Советское финно-угроведение. 1966. №2.С. 91–98.

Сало 1966в Сало И.В. Некоторые выводы по изучениюзаимствованной лексики беломорских говоров // На-учная конференция по итогам работ за 1965 год(Петрозаводский институт языка, литературы и ис-тории). Тезисы. Петрозаводск, 1966. С. 51–58.

Сало 1971 Сало И.В. Из истории взаимоотношений веп-сов, карел и русских карельского Беломорья // При-балтийско-финское языкознание. Л., 1971. С. 57–62.


Сало 1977 Сало И.В., Суханова В. С. О некоторых язы-ковых параллелях в карельских и вепсских диалек-тах и русских народных говорах Карелии // Иссле-дование финно-угорских языков и литератур в ихвзаимодействиях. Тезисы. Ужгород, 1977. С. 62–63.

Светлов 1892 Светлов Я.О. О говоре жителей Карго-польского края (Олонецкой губернии) // Живая ста-рина. 1892. Вып. 3. С. 156–164.

Седов 1979 Седов В.В. Этнический состав населенияНовгородской земли // Финно-угры и славяне. Л.,1979. С. 74–80.

Седов 1988 Седов В.В. Проблема происхождения и на-чальной истории славян // Историко-археологичес-кое изучение Древней Руси. Итоги и основные про-блемы. Славянорусские древности. Л., 1988. Вып. 1,№1. С. 7–217.

Сенкевич-Гудкова 1965 Сенкевич-Гудкова В. В. Прибал-тийско-финские заимствования в русских говорахКарелии (на материале говоров Заонежья и Пудо-жа) // Уч. зап. Ленингр. пед. ин-та. 1965. Т. 257.С. 153–161.

Сенкевич-Гудкова 1970 Сенкевич-Гудкова В.В. Семан-тическая структура переносных значений в русскихговорах Карелии // Вопросы изучения севернорус-ских говоров и памятников письменности. Черепо-вец, 1970. С. 137–140.

Серебренников 1956 Серебренников Б.А. Проблема суб-страта // Доклады и сообщения Института языко-знания. М., 1956. №9. С. 33–56.


Серебренников 1959 Серебренников Б.А. О методах изу-чения топонимических названий // ВЯ. 1959. №6.С. 33–56.

Серебренников 1962 Серебренников Б.А. О финно-угор-ских этимологиях в «Этимологическом словаре рус-ского языка» М.Фасмера // Лексикологическийсборник. М., 1962. Вып. 5. С. 30–35.

Серебренников 1966 Серебренников Б.А. О гидрони-мических формантах -ньга, -юга, -уга, -юг // Со-ветское финно-угроведение. 1966. Т. II, №1. С. 59–66.

Скуратова 1962 Скуратова Н.И. Местоимения в гово-рах Заонежья // Лингвистический сборник Петро-зав. ун-та. 1962. Вып. 2. С. 46–53 (б).

Скуратова 1965 Скуратова Н.И. Некоторые особенно-сти глагольной системы говоров Заонежья Карель-ской АССР // Уч. зап. Петрозав. ун-та. 1965. Т.X,вып. 3. С. 66–74.

Скуратова 1979 Скуратова Н.И. Склонение имен при-лагательных в говорах Заонежья Карельской АССР //Севернорусские говоры. Л., 1979. Вып. 3. С. 16–20.

Смирницкий 1954 Смирницкий А.И. К вопросу о слове(проблема «тождества») // Тр. Института языкозна-ния АН СССР. 1954. Т. IV. С. 3–49.

Смирницкий 1956 Смирницкий А.И. Лексикология ан-глийского языка. М., 1956. 260 с.

Смулаковская 1979 Смулаковская Р.Л. Слово «луда» всовременных русских говорах Карелии и сопредель-


ных областей // Севернорусские говоры. Л., 1979.Вып. 3. С. 112–118.

Соболевский 1893 Соболевский А.И. К вопросу о фин-ском влиянии на великорусское племя // Живаястарина. 1893. Вып. I.

Соболевский 1903 Соболевский А.И. Разбор СловаряОлонецкого наречия Г.Куликовского. СПб., 1903.Отд. отт.: Отчет о присуждении Ломоносовской пре-мии в 1901 г. 9 с.

Соболевский 1904 Соболевский А.И. Название озераСелигера в связи с вопросом о праславянской ро-дине // Из трудов Тверского областного археологи-ческого съезда. Тверь, 1904. Отд. отт. 6 с.

Сороколетов, Кузнецова 1987 Сороколетов Ф.П., Куз-нецова О.Д. Очерки по русской диалектной лекси-кографии. Л., 1987. 231 с.

Соколова 1969а Соколова О.И. Инфинитив в Пудож-ских говорах Карелии // Исследование по русско-му и славянскому языкознанию. Самарканд, 1969.Вып. 2. С. 256–260 (а).

Соколова 1969б Соколова О.И. Возвратные формы гла-гола в Пудожских говорах Карелии // Исследова-ния по русскому и славянскому языкознанию. Са-марканд, 1969. Вып. 2. С. 291–298.

Соколова 1969в Соколова О.И. К изучению русских го-воров Карельской АССР // Исследования по русско-му и славянскому языкознанию. Самарканд, 1969.Вып. 2. С. 215–232.


Сорокин 1965 Сорокин Ю.С. Развитие словарного со-става русского литературного языка в 30-е — 90-егоды XIX века. М., Л., 1965. 565 с.

Грамматика 1997 Сравнительно-историческая граммати-ка тюркских языков. Лексика / Отв. ред. Э. Р. Тени-шев. М., 1997. 799 с.

Строгова 1975 Строгова В.П. Об особенностях некото-рых древних заимствований в новгородских гово-рах // Очерки по лексикологии севернорусских го-воров. Вологда, 1975. С. 195–199.

Субботина 1978 Субботина Л.А. Заимствованная лек-сика в русских говорах Прикемья // Этимологиярусских диалектных слов. Свердловск, 1978. С. 66–78.

Суханова 1986 Суханова В. С., Муллонен М.И. О «г»протетическом в русских говорах Карелии // Север-норусские говоры в иноязычном окружении. Перм-ский ун-т. Сыктывкар, 1986. С. 38–45.

Тароева 2965 Тароева Р.Ф.Материальная культура ка-рел. Этнографический очерк. М., Л., 1965. 223 c.

Тер-Аванесова 1991 Тер-Аванесова А. В. Ударение те-матических глаголов с корнями, оканчивающимисяна нешумные в говорах Заонежья // Современныерусские говоры. М., 1991. С. 67–83.

Теуш 2003 Теуш О.А. Этимологизация финно-угорскихзаимствований в русском языке и семантическийанализ // ВЯ. 2003. № 1. С. 99–108.

Третьяков 1953 Третьяков П.Н. Восточнославянскиеплемена. М., 1953. 312 с.


Третьяков 1966 Третьяков П.Н. Финно-угры, балты иславяне на Днепре и Волге. М., Л., 1966.

Трубинский 1969 Трубинский В.И. Об особенностях си-стемы глагольных времен в русских говорах Каре-лии // Уч. зап. ЛГПИ им. Герцена. Т. 336. Гумани-тарные науки. 1969. С. 118–132.

Успенский 1913 Успенский Н. Русско-чудский словарьс некоторыми грамматическими указаниями. СПб.,1913. 32 с.

Устюженский летописный свод 1950 Устюженский ле-тописный свод. Архангелогородский летописец. Спи-сок XVII в. М., Л., 1950. 128 с.

Фадеев 1979 Фадеев Г.А. О структурно-семантическойинтерпретации синонимии (на материале глаголь-ной лексики Заонежья) // Севернорусские говоры.Л., 1979. Вып. 3. С. 41–51.

Фасмер 1907 Фасмер М. Финские заимствования в рус-ском языке. По поводу статьи А.Л.Погодина (1904) //Живая старина. 1907. Т. 16, вып. 2. С. 77–85.

Фасмер 1–4 Фасмер М. Этимологический словарь рус-ского языка. М., 1967–1974. Тт. 1–4.

Федоров 1957 Федоров А.И. О происхождении словар-ного состава беломорских говоров. АКД. Л., 1957.20 с.

Федоров 1960 Федоров А.И. О происхождении словар-ного состава беломорских говоров // Уч. зап. ЛГУ.1960. Вып. 40. С. 185–212.


Федоров 1965 Федоров А.И. О словах финно-угорскогопроисхождения в составе лексики сибирских гово-ров по среднему течению Оби // Известия сибир-ского отделения АН СССР. Сер. общественных на-ук. Новосибирск, 1965. Вып. 1, № 1. С. 93–96.

Федоров 1971 Федоров А.И. Освоение заимствованныхслов в севернорусских говорах // Диалектная лек-сика 1969. Л., 1971. С. 219–226.

Филин 1954 Филин Ф.П. Происхождение и развитие рус-ского языка. Л. 1954. 48 с.

Филин 1961 Филин Ф.П. Образование языка восточныхславян. М., Л., 1961. 294 с.

Филин 1963 Филин Ф.П. О слове и вариантах слова //Морфологическая структура слова в языках различ-ных типов. М., Л., 1963. С. 128–133.

Филин 1966 Филин Ф.П. О лексикализованных фоне-тико-морфологических вариантах слов в русских го-ворах // Лексика русских народных говоров. М., Л.,1966. С. 27–34.

Филин 1982 Филин Ф.П. Очерки по теории языкозна-ния. М., 1982. 336 с.

Хакулинен 1955 Хакулинен Л. Развитие и структурафинского языка. М., 1953. Т. 1. 312 с.; М., 1955.Т. 2. 292 с.

Хямяляйнен 1966 Хямяляйнен Л. Вепсский язык // Язы-ки народов СССР. М., 1966. Т. 3. С. 81–101.

Цыганенко 1970 Цыганенко Г.П. Этимологический сло-варь русского языка. Киев, 1970.


Чайкина 1970 Чайкина Ю.И. Еще раз о слове кулига //Этимология 1968. М., 1970. С. 176–185.

Чайкина 1975 Чайкина Ю.И. Вопросы истории лекси-ки Белозерья // Очерки по лексике севернорусскихговоров. Вологда, 1975. С. 3–187.

Чайкина 1993 Чайкина Ю.И. Семантическая деривацияи причина архаизации и выпадения прямого зна-чения слова (на материале диалектных экспресси-вов // Вопросы теории и истории языка. СПб., 1993.С. 186–192.

Черепанова 1972 Черепанова О.А. Иноязычные элемен-ты в мифологической лексике русского Севера //Системные отношения в лексике севернорусских го-воров. Вологда, 1972. С. 33–40.

Черепанова 1983 Черепанова О.А. Роль этнографиче-ских данных в ареально-генетическом исследованиидиалектной лексики // Лингвогеография. Л., 1983.С. 95–103.

Шайжин 1903а Шайжин Н. Зависимость областногоолонецкого наречия от наречий и говоров прибал-тийских, прикамских и приволжских финнов в лек-сическом отношении. Петрозаводск, 1903.

Шайжин 1903б Шайжин Н. Особенности Пудожскогоговора // Олон. губ. вед. 1903. №№126–128, 130–136.

Шайжин 1907 Шайжин Н. Олонецкое областное наре-чие и древнерусский язык в лексическом отноше-нии. Петрозаводск, 1907.


Шайжин 1922 Шайжин Н. Говоры Прионежья // Север-ный край. Вологда, 1922. Кн. 2.

Шанский 1959 Шанский Н.М. Очерки по русскому сло-вообразованию и лексикологии. М., 1959. 246 с.

Шанский 1964 Шанский Н.М. Лексикология современ-ного русского языка. М., 1964. 316 с.

Шанский 1971 Краткий этимологический словарь русско-го языка / Шанский Н.М., Иванов В.В., ШанскаяТ.В. М., 1971. 542 с.

Шахматов 1911 Шахматов А.А. К вопросу о финно-кельтских и финно-славянских языковых отношени-ях // Изв. АН. СПб., 1911. №9. С. 707–724; №10.С. 791–812.

Шегрен 1854 Шегрен А.М. Материалы для сравненияобластных великорусских слов со словами языковсеверных и восточных // Материалы для сравни-тельного и объяснительного словаря и грамматики.СПб., 1854. С. 145–165.

Шилов 1997 Шилов А.Л. Ареальные связи топонимииЗаволочья и географическая терминология заволоч-ской чуди // ВЯ. 1997. №6. C. 3–21.

Шилов 1999 Шилов А.Л. Заметки по исторической то-понимике Русского Севера. М., 1999. 100 с.

Шмелев 1961 Шмелев Д.Н. Заимствования из прибал-тийско-финских языков в старорусских памятникахписьменности // Вопросы славянского языкознания.1961. №5. С. 191–199.


Шренк 1850 Шренк А. Областные выражения русско-го языка в Архангельской губернии // Зап. Имп.Русского географического общества по отделениюэтнографии. СПб., 1850. С. 121–167.

Якубинский 1986 Якубинский Л.П. Несколько замеча-ний о словарном заимствовании // Избранные рабо-ты: язык и его функционирование. М., 1986. С. 59–71.

Ariste 1969 Ariste P. Slaavilaste ja laanemerelaste vani-mist keelist kekkupuuteist // Looming. 19, 6. S. 699–700.

Barczi 1958 Barczi G. A magyar szokincs eredete. Buda-pest, 1958.

Berneker 1924 Berneker E. Slavisches etymologischesWorterbuch. Heidelberg, 1924.

Dauzat 1922 Dauzat A. La geographie linguistigue. Paris,1922.

Dauzat 1938 Dauzat A. Dictionnaire etymologique de lalangue francaise. Paris, 1938.

Fraehkel 1–2 Fraehkel E. Litauisches etymologisches Wort-erbuch. Heidelberg, 1962–1965. T. 1–2.

Hakulinen 1979 Hakulinen D. Suomen kielen rakenne jakehitys. Neljas, korjattu ja lisatty painos. Helsinki,1979.

Itkonen 1932 Itkonen T. I. Lappische Lehnworter im Rus-sischen // AASF 27. Helsinki, 1932. S. 47–65.


Itkonen 1958 Itkonen T. I. Koltan ja kuolalapin sanakirja,1–2 // LSFu 15. Helsinki, 1958.

Kalima 1910a Kalima J. Alt Beruhrungen zwischen denfinnisch-ugrischen und slavischen Sprachen // Worterund Sachen, 2. Heidelberg, 1910. S. 182–186.

Kalima 1910b Kalima J. Russischen Lehnworter im Syry-janischen // SUST 29. Helsingfors, 1910.

Kalima 1912 Kalima J. Kritisches zur Frage uber die fin-nisch-ugrischen Elemente im Russischen // RSl, 5,1912. S. 79–95; 8, 1913. S. 74–94.

Kalima 1915 Kalima J. Die ostseefinnischen Lehnworterim Russischen. Helsingfors, 1915.

Kalima 1919 Kalima J. Die ostseefinnischen Lehnworterim Russischen // MSFOu, XLIV. Helsinki, 1919.

Kalima 1927 Kalima J. Syrjanisches Lehngut im Russi-schen // FUF, XVIII. Helsinki, 1927. S. 1–56.

Kalima 1932 Kalima J. Suomalaisista, karjalaisista ja va-psalaisista lainoista venajan kielessa // Karjalan kirja.Porvoo, 1932. S. 358–364.

Kalima 1933 Kalima J. Uber die Bedeutung der finnisch-ugrischenSprachforschung fur die russische Dialektologie //MSFOu, 67. 1933. S. 148–158.

Kalima 1935 Kalima J. Neuere Forschungen uber baltisch-finnische und finnisch-slavisvhe Beziehungen // ZSlPh,12. 1935. S. 121–141.


Kalima 1952 Kalima J. Slaavilaisperainen sanastomme.Helsinki, 1952.

Kalman 1959 Kalman B. Unkarin murreatlas // SKST,263. 1959. S. 68–76.

Kalman 1978 Kalman B. The world of names. A study inHungarian Onomatology. Bydapest, 1978. 199 p.

Kettunen 1922a Kettunen L. Lounvepsa haalik-ajalugu 1.Konsonandid // Acta et Commentationes UniversitatisTartuensis. II. 2. Tartu, 1922.

Kettunen 1922b Kettunen L. Lounvepsa haalik-ajalugu 2.Vokaalid // Acta et Commentationes Universitatis Tar-tuensis. III. 4. Tartu, 1922.

Kettunen 1938 Kettunen L. Livisches Worterbuch mitgrammatischer Einleitung // LSFu 5. Helsinki, 1938.

Kettunen 1957 Kettunen L. Isuri keel // Virittaja. 1957.S. 121–131.

Kettunen 1960 Kettunen L. Suomen lahisikukielten luon-teenomaiset piirteet. Helsinki, 1960.

Kiparsky 1948 Kiparsky V. Chronologie des relations sla-vobaltique et slavofinnoises // Revue des etudes Sla-ves, 24. 1948. P. 29–47.

Kiparsky 1952 Kiparsky V. The earliest contacts of theRussians with the Finns and Balts // Oxfird slavonicpaper 3. 1952. P. 67–79.

Kiparsky 1956 Kiparsky V. Suomalais-slaavilaisten kos-ketuksien ajoituksessa // Virittaja. 1956. S. 71–82.


Kiparsky 1958 Kiparsky V. Ims. haantaan vastineet vena-jassa // Virittaja. 1958. S. 165–174.

Kiparsky 1962 Kiparsky V. Wie haben die Ostseefinnendie slaven kennengelern? // MSFOu, 125. 1962. S. 223–230.

Kiparsky 1969 Kiparsky V. Gibt es ein finno-ugrischensubstrat im slavischen // STAT, ser. B, t. 153. 4. Hel-sinki, 1969.

Korhonen 1981 Korhonen A. Johdatus lapin kielen histo-riaan. Helsinki, 1981. SKS.

Kurath 1939 Kurath H. Handbook of linguistik geographyof New England. Brown University, 1939.

Kunnap 1998 Kunnap A. Breakthrough in present-day ura-listics. Tartu, 1998. 122 p.

Machek 1934 Machek V. Cecka a slocensks jmena rostlin.Praha, 1934.

Meckelein 1913 Meckelein R. Die finnisch-ugrischen, tur-ko-tatarischen und mongolishen Elemente im Russi-schen. 1. Die finnisch-ugrischen Elemente im Russi-schen. Berlin, 1913.

Mikkola 1894 Mikkola J. J. Beruhrungen zwischen denwestfinnischen und slavischen Sprachen. 1. SlavischeLehnworter in den westfinnishen Sprachen // MS-FOu, 8, 1894.

Mikkola 1913 Mikkola J. Altfi. wiskoi ‘fahrboot’ // Fin-nisch-ugrische Forschungen. 1913. B.XIII, h. 1, 2.S. 163–166.


Mikkola 1938 Mikkola J. J. Die alteren Beruhrungen zwi-schen Ostseefinnisch und Russisch // MSFOu, 1938.

Mullonen 1992 Mullonen I. Zur Rekonstruktion der Wep-sischen Lexik nach Toponymischen Belegen // Lin-guistica Uralica. 1992. XXVIII, 1. S. 1–12.

Nieminen 1945 Nieminen E. Orsi, aarto ja hirsi // Vi-rittaja. 1945. S. 524–533.

Nieminen 1951 Nieminen E. Indoeuropaishe und ostsee-finnische Ausdrucke fur Hummel // Lingua Posnani-ensis. Revue de filologie comparee et de linguistiquegeneral. Poznan, 1951. 3. S. 187–204.

Nieminen 1956 Nieminen E. Kimalainen // Virittaja. 1956.S. 387–391.

Nieminen 1958 Nieminen E. Uber ein vermeintliches Lehn-wort im Ostseefinnischen // Die Welt der Slaven.1958. 3, 2. S. 101–123.

Ojansuu 1911 Ojansuu H. Beitrage zur Konsonantenlehreder finnischen Sprache // Finnisch-ungarische For-schungen. 1911. Bd. 11, Hft. 1–2. S. 141–157.

Ojansuu 1916 Ojansuu H. Suomea kielen tutkimuksen tyo-maalta. Sarja esitelmia. 1. Jyvaskyla. 1916.

Palmeos 1962 Palmeos P. Karjala Valdai murrak // EestiNSV Teaduste Akademia Emakeele Seltsi. Toimeti-sed, 5. Tallinn, 1962.

Pohjanvalo 1950 Pohjanvalo P. Salmminmurteiden sana-kirja. Helsinki, 1950.


Polak 1964 Polak V. Les elementes finno-ougriennes enslave // Orbis. 1964. 13. P. 568–588.

Posti 1951 Posti L. Suomen murteiden aannehistorian ky-symeksia // Virittaja. 1951. S. 407–416.

Posti 1975 Posti L. Venalais-suomalaiset kosketukset janiiden tutkimuksen merkitys // Castrenianumin toi-mitteita. 1975. 13. S. 167–191.

Rainio 1989 Rainio J. Vepsaranta // Punalippu. 1989. 2.S. 145–152.

Setala 1932 Setala E. Les contacts de langues finniosesbaltigue avec la Societe finno-ougrienne. 43. Helsinki,1932. P. 35–45.

Sirelius 1913 Sirelius U. Primitive konstruktionsteile anprahistorischen schiffen // Finnisch-ugrische Forschun-gen. 1913. B.XIII, h. 1, 2. S. 1–6.

Sulan 1963 Sulan B. Zur einigen fragen des bilinguis-mus // Slavika. Debrezen, 1963. 3. S. 10–19.

Thomsen 1890 Thomsen V. Beroringer mellem de finskeog de baltiske (litauisk-lettiske) Sprog. Kobenhavn,1890.

Tsvetkov 1995 Tsvetkov D. Vatjan kielen Joenperan sana-sto. Helsinki, 1995.

Tunkelo 1946 Tunkelo A. Vepsan kielen aannehistoria. Hel-sinki, 1946. SKS.

Turunen 1946 Turunen A. Lyydilaismurteiden aannehis-toria. 1 SUST, 8. Helsinki, 1946.


Turunen 1950 Turunen A. Lyydilaismurteiden aannehisto-ria. 2 SUST, 99. Helsinki, 1950.

Turunen 1983 Turunen A. Vepsan aannehistorian paakon-dat. Helsinki, 1983.

Veenker 1967 Veenker W. Die Frage des finnougrischenSubstrat in der russischen Sprache // Indiana un-typublication. Uralik and Altaic series. V. 82, 1967.

Vilkuna 1947–48 Vilkuna K. Vanhimmat suomalais-slaavi-laiset kosketukset ja suomalaisten esihistopiaa Ita-meren partailla. 1947, 1948. KV. S. 244–290.

Virtanta 1965 Virtanta P. Das karelische Worterbuch //Castrenianum–Forschungszentrum fur Fennistic undFinnougristik. Helsinki, 1965. S. 37–44.

Virtanta 1972 Virtanta P. Die dialekte des Karelischen //СФУ. 1972. S. 7–27.

Weinreich 1953 Weinreich U. Languages in Contacts //Findings and Problems. New York, 1953.

Алфавитный индексматериалов

Абаканда, 230, 231агивин, 152агивин, 152агивин, 152, 417, 427, 431агивина, 152алеек, 125алейка, 125алейка, 416, 428, 431алеховщина, 425алеюшка, 125алеюшка, 424аллей, 125аллейка, 125аллейка, 126аляга, 216аляга, 217, 414, 424, 428,

431арба, 387арбуй, 54ахвен, 152ашвин, 152ашвином, 152

багно, 268

балахта, 206, 414балумба, 324барм, 207барма, 207, 208барма, 208, 417, 427бармак, 207бармак, 207бармак, 208бармак, 208, 427бармы, 207белокорая палья, 182бель, 406бескозоба, 185Богомольные Щельги, 308бодка, 69Большая Пудас, 274Большая Пудость, 274Большая сельга, 292Большой Волостной Пе-

нус, 271бонга, 217, 218, 417, 424,

427, 429боранда, 356борма, 75

504 Алфавитный индекс материалов

ботать, 29Бродская Лахта, 251букле, 219буклина, 219буклина, 425букловина, 219букля, 218, 219букля, 219букля, 219, 414, 417, 428,

429бультикашка, 209бультикашки, 423бутка, 68бутки, 68бутки, 68–70, 416, 422, 427,

430бутья, 70бухта, 345

Вайнасельга, 292вакха, 70вальчак, 166вальчуг, 166вара, 220вара, 220, 417, 431варага, 221варак, 221варака, 220варака, 220варака, 55, 220, 222, 417,

426варакка, 221варакуша, 221вараха, 220

вараха, 220варега, 221варея, 221варик, 221варок, 220варока, 220варока, 220варочка, 221Вартосельга, 293варуй, 221варь, 221варьга, 221василь, 153вафка, 71вахка, 70, 72, 73, 416, 431вахка, 71вахковник, 71вахта, 70вахта, 70–72, 416вахта, 71вахта речная, 71вахтенник, 71вахтовник, 71, 72вашка, 153вашкал, 153вашкалок, 153вейга, 294, 383вейга, 383вейгам, 383вейч, 60, 414Великая Щельга, 308вельга, 294вельга, 294

Алфавитный индекс материалов 505

вельги, 294вельжина, 294вельжина, 425вендара, 222Вендозеро, 223вендура, 222, 414вендуры, 222вендурье, 222веньгать, 44веранда, 355, 357, 365Веранда, 357веранда, 429Верандозеро, 357верга, 44Веронда, 357ветлик, 127ветлик, 127ветлюк, 127ветлюк, 127ветошь, 369, 370вехк, 71, 73, 429вётошь, 369вигала, 414, 416, 428, 430вигала, 73виклик, 430виклю-виклю, 127виклюк, 127виклюк, 127, 128, 416вили, 294Вилисиньга, 294, 414вилюк, 126вирaха, 357виранда, 355, 357, 356

виранда, 356Вирандозеро, 357вираш, 356витлик, 426витлюг, 127витлюк, 126витлюк, 126, 127витлюк, 126–128, 416, 429Войлохта, 263вора, 221ворабыш, 123ворабыш, 425воранда, 356ворга, 44, 223, 224, 266,

267, 426воргая, 224вору, 221вурба, 123вурбыш, 122вурбыш, 425выранда, 356вырында, 356вытлюк, 127выхтовник, 72вябега, 429Вяндручей, 223вях, 71, 73

гaгачи, 359гaгачи, 359габла, 129габоло, 129габоль, 129Габсельга, 292


габук, 128габук, 128габук, 129габук, 47, 61, 128, 129, 428,

430габучина, 128гажда, 427гажла, 416, 430гажла, 73, 74гажлы, 73гажля, 73гайрус, 154, 155гайрус, 154, 417галага, 312галага, 59, 311, 312, 417,

427галадья, 153галадья, 154галдья, 153галей, 153галейка, 153галейка, 428галея, 153галея, 417, 428галий, 153галий, 153галлея, 154галлий, 153галога, 312галога, 312галога, 312, 417, 424, 430галубать, 44гальдья, 153

гальюс, 155галья, 154галья, 421Гамасельга, 292гангас, 383гарба, 384, 386, 387гарва, 384–387гарва, 54, 385гарвами, 385гарвах, 385гарвиз, 155гарвиз, 156гарвы, 385гариус, 154, 155гариус, 156гаровная, 385гаровные, 385гаровъ, 385, 386гаръва, 385, 386гарьгус, 155гарьгюс, 155гарьюга, 155гарьюга, 44гарьюз, 155гарьюз, 156гарьюс, 154, 155гарьюс, 155, 426, 431гарьюсок, 155гарюста, 155герпы, 358гигна, 44гирвас, 44Годосельга, 292


Голая Щельга, 308голован, 165головастики, 209голодья, 153голодья, 154, 421горма, 74горма, 74–76, 416, 424, 426,

429гормага, 424гормага, 74гудева, 351гудева, 429гудега, 351гумайдать, 353гумайдать, 414гумежи, 357гунгать, 130гунгач, 129гунгач, 129, 130гунгач, 416, 423, 427, 429гурандать, 353гурать, 353густега, 351

дyбица, 407Дивьи луды, 257Донская Кара, 228дуб, 407

Ежесельга, 289елак, 424елек, 130елек, 131елёк, 130, 416, 427

Ереконда, 230Еремина Сельга, 289Ернин Пудас, 274Ерошкина Сельга, 292ерпа, 357ерпяк, 357eрши, 358

ёлак, 130, 131ёлдыга, 169ёрпа, 357ёрча, 358ёрши, 358

жагла, 74жаглуха, 214жегальница, 214жежелюха, 214жига-, 215жигалица, 214жигалка, 214жигалка, 214, 423жигалуха, 61жигальница, 214жигалюха, 213–215жигалюха, 215, 417жигалюшка, 214жигалюшка, 424жиглуха, 214, 215жиглуха, 44жижалюха, 213жижалюшка, 213жижелик, 213, 214жижелик, 215


жижелка, 213жижелюха, 213, 214жижелюха, 214, 215жижелюшка, 215жижелюшка, 424жижилюха, 213жижлак, 213жижлец, 214жижлик, 213, 214жижлик, 215, 216, 421, 425жижлика, 215жижлин, 213жижличок, 213жижлуха, 214, 215жижляк, 213жижник, 213, 214жижник, 213, 421, 425жижулица, 213жуга, 313жуга, 424жужга, 313, 414, 424жужка, 313, 414, 417, 427

загоска, 29закошачье, 237закошечье, 237закошечье, 237закулига, 238закулига, 238, 239закулижина, 239закулижка, 239Залахтовская, 251Залахтовье, 251залистежило, 322

залудье, 256заряндить, 338затайбола, 298затурило, 120затурить, 120заюдило, 350заюдить, 350заюрить, 353

Имолойда, 244инега, 372ир, 280

йир, 280

кaгачи, 358кaгачи, 359кaтач, 361кoгочи, 359кoрбас, 363кoрва, 363кoргaча, 362кyйта, 408кабейки, 144кабейки, 144кабьи, 144кабьи, 144, 145, 428, 430-кава, 173кава, 54кавьяга, 417кагача, 125, 131, 414, 416,

421, 427, 429Кагачин, 132кагачина, 359кадиска, 387


Кажев, 138Казачья Сельга, 292калyжье, 360калаг, 54калайдать, 44Калакунда, 231Каласельга, 293калгами, 55калги, 54калега, 225калега, 54калежка, 315калма, 320калтак, 314калуга, 359, 360калужа, 360калужина, 360кальа, 226кальга, 225кальга, 225кальга, 414, 424, 426, 430кальги, 225кальи, 225калья, 225, 226калья, 225, 228, 414калюн, 225каля, 225, 426камабра, 77камай, 405камбала, 54Каменная луда, 257канаберник, 416

канабра, 44, 76–78, 80, 416,419, 426, 430

канабра, 76, 77, 79канабра, 77канабранник, 79канабренник, 77–80, 419,

423, 426, 427канабренник, 78канабрешник, 79канабрики, 79канабринки, 79канабры, 77канабря, 77канава, 226канава, 226канава, 79, 226, 417, 427,

429канавленник, 423канавленник, 79канавра, 77канавра, 77канавренник, 79канаврик, 77, 79канавриха, 79канарва, 79канарвенник, 79канарвленник, 79канарик, 77канарник, 79канги, 55Канда, 230канда, 230каньги, 55


кап, 104капалуха, 133капачи, 144капечи, 144капечи, 145капичи, 144капки, 145капулина, 104капшуга, 416, 431капшуга, 90кара, 81, 82, 227, 228, 416,

417, 421, 423, 424,426, 428, 429

карабьяга, 160каравина, 228каравина, 425карага, 423карандать, 205карандать, 205карандыш, 88карбaсина, 363карбас, 54карга, 235карега, 314, 424, 428, 429карега, 315карежить, 315каренга, 62карёжить, 315каржла, 73карица, 424карп, 159Карпогоры, 222Карска луда, 257

кару, 81карьи, 228карья, 228карья, 228, 414, 427, 429катач, 361катиска, 387катышка, 387качага, 125, 131, 414, 416,

421, 424кедовина, 361кедовина, 361, 362, 419,

425, 427кедовина, 362кедовинье, 361кедовинья, 361Кековская кулига, 240Келлюгоры, 222кенда, 44, 229, 417, 429кент, 229кента, 229кентище, 229керба, 146керба, 146кердега, 54керевод, 54Кереламба, 248керж, 315керза, 316кетовина, 361кетовина, 419, 425, 427,

430кехтать, 44кехтач, 157


кехтач, 423кечкара, 427кивелик, 157кивелик, 157киверучи, 157киверучи, 157Кивесельга, 292кивра, 156кивра, 157, 428кивуручи, 157кивьяга, 156кивьяга, 428кивяга, 156кигач, 203кигач, 423кигача, 203кигачи, 203кигачи, 203кигачи, 204, 417, 426, 430кильнoт, 399кильнот, 399кильнотами, 399кильця, 170, 415, 429кинжа, 55кинтище, 229кипалуха, 133, 134кирадать, 205кирза, 315–317кирза, 316кирза, 45, 316–318, 417,

426, 430кирзу, 317кирыш, 315

Кискилахта, 250китовина, 361, 362китовина, 361, 362китовине, 362китовиньях, 362кичка, 388кичуга, 157кичуга, 415, 417, 427Кленсельга, 289Кленсеньга, 289коава, 318коаву, 318кобра, 388кобра, 45кова, 318кова, 318, 319, 430кова, 319когачи, 359когва, 320, 431коглина, 85когма, 320, 431когме, 320кодань, 383койб, 55койба, 145койбеницы, 145койбенки, 145койбенцы, 145койбинцы, 146койбы, 145кокач, 59кокушка, 389колма, 319


колма, 319, 320, 417, 428,431

Коловая лахта, 250коломище, 54колтак, 314колтак, 314колтан, 314колтан, 314колтаном, 314колтужник, 314колтужник, 425колючник, 89комай, 405комга, 320, 424конаборник, 79конавриник, 79конга, 45Конда, 230конда, 230, 417, 427, 429копал, 133копала, 132, 133, 421копала, 133, 134копаленок, 135копалёнок, 133–135копалиха, 134копалка, 134копалка, 134копало, 133копалуха, 133, 134копалуха, 134копалюка, 134копалюха, 134копель, 133

копки, 145копол, 134копола, 133кополуха, 134копольё, 134коппала, 125, 132, 133, 416,

419, 421, 426, 428,430

коппала, 132коппалуха, 134Копсельга, 292копсельга, 428копылуха, 135корайдать, 205корайдать, 430корандать, 205корандать, 205, 429корбaч, 363корба, 157, 158, 232, 233Корба, 233корба, 54, 157, 158, 231–

233, 265, 267, 417,422–424, 426, 430,431

корбасы, 237корбенная, 234корбенный, 234корбига, 158корбижина, 158, 424корбина, 416Корбинская лайда, 243Корбинское, 233корбица, 157, 158


корбица, 157, 158, 233, 234,416, 423, 424

корбовая, 234корбовина, 234корбовина, 425корбовинья, 234Корбозеро, 233корботь, 234корбу, 233корбук, 158корбука, 158корбукс, 54, 158корбукса, 158корбукса, 158корбус, 158корбус, 158, 159корбусик, 158корбусина, 158корбусок, 158корбушка, 158, 424корбушка, 159корбушки, 234корбы, 232корбяная, 234корбяной, 234корбяный, 234корбяный, 234корвaч, 363корва, 363корга, 235корга, 54, 234, 235, 428,

429коргах, 235

коргача, 362коргушка, 236корех, 160, 161корех, 54, 160–162кореха, 160–162, 417, 426,

430кореха, 83, 160корешек, 161кореший, 161корешина, 161корешка, 160корешка, 160корешник, 161корешница, 161корешный, 161корешок, 160корешок, 161корёжить, 315короб, 159коробьдяга, 160коробьяга, 160коробьяжина, 160, 425коровина, 228коровина, 421, 425корожный, 236Корпиярви, 233кортег, 83кортега, 82, 83, 416, 424,

430кортега, 83кортежка, 82кортека, 82


кортеха, 82, 83, 416, 426,430

кортеха, 83кортичка, 83кортняг, 83кортюх, 83кортяха, 83корулька, 81корь, 209, 210корьб, 233, 422корюх, 161корюха, 160, 161корюха, 162корюховый, 161корюшка, 160, 161, 424корюшник, 161корюшница, 161корюшный, 161корюшный, 161корюшок, 161коряга, 315коряха, 161Косельга, 292косяк, 162косяк, 162, 415котец, 387коуд, 319коуд, 319кошечка, 237кошка, 236–238, 427, 431кошки, 236кошька, 236красная палия, 182

Красная Сельга, 292Красная Щельга, 308Крестовая салма, 286Кривое соломя, 287кряжевая палия, 182кряжовая палья, 182кряжовка, 182ксенёк, 197ксень, 197ксенье, 196ксенья, 196кубaк, 365кубaч, 363–365куба, 318куба, 318, 319куба, 319кубас, 54кубача, 55, 364кубачь, 364кубоче, 364кубы, 319кува, 318, 319кува, 319кувака, 318куга, 135куга, 253, 416, 426, 430куга лесовая, 135Кугина Кара, 136куглина, 85куглина, 85кугор, 365кугра, 366кугра, 366


кугровина, 365кугровина, 365кугровина, 365, 366, 427,

431кугры, 365, 366, 429кудья, 397кужа, 389, 390кужа, 390кужар, 162кужар, 417, 427, 430кужарик, 162кужары, 162кужма, 416Кузяконда, 230куйпога, 45кука, 88, 425кука-бака, 88кукакарандыш, 88кукарандыш, 86, 88кукарандыш, 87кукарандыш, 89кукелек, 415кукелёк, 84, 85кукелёчек, 84кукелёчки, 84кукели, 84, 86кукель, 84кукель, 84кукельки, 84кукеля, 84кукелях, 84кукиш, 87кукиш-карандыш, 87

куккыш-карангыш, 87кукли, 84кукли, 86, 415, 416, 428,

429куклина, 85куклях, 84куковки, 86куколёк, 84, 85куколка, 85куколь, 84, 85куколька, 85кукольки, 84кукольки, 85кукольки, 85кукольник, 85кукорандаш, 87кукоши, 415, 429кукоши, 88кукошкарандыш, 421кукошкарандыш, 88Куксельга, 292кукулёк, 84кукуль, 84кукульки, 84кукуш-каранды, 87кукушкарандыш, 87кукушки, 86кукша, 136, 137, 163, 416,

417, 427, 430кукша, 136, 163кукша-икроед, 136кукшак, 125, 137, 424, 428кукшак, 136


кукшарь, 136, 425кукшеньга, 136кукшу, 163кукыш, 425кукыши, 86кукышкарандыш, 86кукышкарандыш, 89, 416,

421, 427, 429кула, 367кула, 367, 369, 416, 424,

426, 430кулага, 239, 367, 369, 426кулага, 367кулатка, 370кулаха, 367, 369, 429кулача, 367–369кулача, 368кулача, 416, 426, 429кулиг, 241Кулига, 238Кулига, 238кулига, 289кулига, 44, 239–243, 417,

431Кулиги, 240кулиги, 241, 242кулигой, 239, 242кулижка, 239кулижкою, 241Кулички, 240Кулишки, 240кулога, 367, 369, 416, 424,

426

кулогой, 367кулоха, 367, 369, 416, 426кулоча, 368кулочь, 370кульма, 393куля, 370кумжа, 164кумжа, 54, 164, 427, 429кунджа, 164кунжа, 164кунжа, 164курайдать, 204курайдать, 205, 417, 431курандать, 205курандать, 205, 417курик, 390курик, 391курик, 391курлика, 391курма, 391–393курмыш, 392курна, 393курпа, 138Курпаков, 138курпист, 137, 138Курпово, 138курпун, 137курпун, 416, 427Курсельга, 289, 292курушка, 89курушка, 89, 415, 416, 424,

426, 430курчина, 407


куша, 389кывандать, 205Кызголойда, 244кыпалуха, 133кырандать, 205кябега, 90кябега, 90, 415, 424, 427кядовина, 361кядовина, 362кяпечи, 144кяпечи, 145, 427, 430кяпичи, 145кяпочи, 144Кяпсельга, 289кяпячи, 144кярба, 146, 370кярба, 146, 429кярбега, 90кярбега, 90, 415, 424, 429кярбуз, 363кярбус, 370кярбус, 370кярега, 371кярега, 371кярза, 147, 421, 427, 429кярзя, 147, 421кярьба, 146Кяснасельга, 293

лyдега, 371лайбина, 44лайда, 243–245, 417, 428,

429лайдах, 243

лалаки, 47ламба, 247ламба, 54, 245–248, 417,

423, 424, 426, 431ламбина, 246ламбина, 246–248, 423, 425ламбинка, 246ламбины, 247ламбица, 424ламбовина, 246, 425ламбушка, 246, 417, 423,

424ламка, 247ламка, 415ластовка, 250лахна, 414Лахта, 250, 251лахта, 62, 245, 248, 249,

417, 424, 427, 430лахтвина, 250лахтина, 250лахтина, 250лахтина, 425лахтица, 250Лахтица, 251лахтица, 424лахтовина, 250лахтовина, 250лахтовина, 417лахтушечка, 250лахтушка, 249лахтушка, 250лахтушка, 424


лахуина, 250лейпина, 91, 92, 416, 425,

427, 429лелек, 131лема, 251лема, 424лемица, 251лемица, 424лемиця, 251лена, 252лена, 415, 427Летнее соломя, 287лёх, 167Лижма, 252, 253лижма, 252, 253, 427, 431Лижмозеро, 253Лижмручей, 253лижмы, 253Лижняки, 252лизма, 252Лизмозеро, 253лизьма, 252лима, 251лима, 428, 429лимака, 251Линдейламба, 248липа, 405липач, 393липка, 393листега, 321листега, 321, 322, 415, 424листеж, 322листежить, 322

листежка, 321листога, 417Лисья корба, 232Лисья Сельга, 292личма, 253лобанда, 323лода, 257лодог, 168лодожина, 168лодуга, 168ложки, 209лойва, 54лойда, 244лонская трава, 368лопар, 165лопарь, 165лопарь, 165лопарь, 165, 416, 427лопырь, 165лосось-палия, 182лоттач, 206лоттач, 415, 417, 423, 428–

430лох, 54, 166, 167, 416, 424,

426, 431лохак, 167лохан, 167лоховая семга, 167лоховина, 167лоховина, 167лоховина, 425лоховица, 167, 424лоховой, 167


лохта, 248лохта, 248Лохта, 259Лохтомское, 259лошалая рыба, 167лошалый, 167лошанье, 167лошать, 167лошенье, 167лошок, 167лубанда, 322лубанда, 323, 415, 417лубега, 415, 417, 421, 424,

428, 431Лубосельга, 292лугач, 169луда, 255луда, 255луда, 255луда, 54, 62, 169, 254–257,

417, 425, 426луде, 256лудега, 168, 182луденной, 256лудера, 168, 182лудка, 255лудками, 256лудко, 256лудная, 168лудная палия, 182лудога, 168лудога, 54, 169, 170лудогою, 169

лудожи, 256лудожная палия, 182лудожная палья, 170лудожский сиг, 168, 170лудой, 256лудошкою, 169лудушка, 255лудушка, 424лудыга, 168лудыш, 256, 425лудышка, 255лудь, 255лудье, 255лудьё, 255лудья, 256лузик, 45лулаки, 90лулаки, 90, 91, 416, 427,

429лумба, 323лумба, 323, 324, 415, 424,

426, 431лумбега, 323лумбега, 323, 415, 417, 421,

424, 426лумбежка, 323лумбица, 323лумбица, 424лупа, 73лухт, 258Лухта, 257–259лухта, 257–259, 288, 417,

428, 431


Лухтозеро, 259лывина, 54лыко, 253лычма, 253ляга, 217ляйпина, 91ляйпина, 91, 92, 416, 422,

429ляпак, 92

мадой, 414майда, 326майка, 176майка, 33, 176майма, 170майма, 173, 416, 427, 430маймакава, 173маймакала, 173маймакала, 173, 174маймух, 170маймуха, 170маймуха, 170, 171, 173, 427маймушка, 170маймушка, 170, 416, 424маймушки, 429майна, 324, 325майна, 55, 324–326, 417макоска, 175макоска, 175макс, 177макса, 12, 54, 61, 174, 176–

178, 416, 426, 428,431

макса, 174–177

макса, 175–177Макса, 177максана, 178максанник, 178максе, 177максеной, 178максенье, 178максистый, 178максовая, 178максы, 175максы, 175, 196Малая Пудость, 274Малая сельга, 293Малая Янга, 310Маленькая Сележка, 292мандара, 260мандера, 259мандера, 260Мандера, 260, 261мандера, 55, 259, 260, 417,

426, 430мандёра, 260мандовый, 99мандра, 260марда, 396масельга, 55матик, 417Матюк, 178матюк, 415, 427мева, 172мевка, 172меев, 172меева, 171


меева, 171меева, 171меева, 172меевка, 172меево, 171, 172меево, 172, 270меевы, 172меженный сиг, 170мейва, 172мейву, 172мелза, 180менгач, 99менда, 97менда, 97, 396менда, 98мендаж, 98мендажник, 97мендак, 99мендач, 423мендач, 97, 98мендачина, 98мендачная, 97мендачник, 425мендачный, 98мендаш, 98мендашник, 99мендечина, 98мендовый, 421мендовый, 97, 98мендовый, 98мендры, 100, 396мендуха, 99мендяжный, 99

мендяшечка, 96мерда, 393, 394мерда, 44, 54, 394мердъ, 394мерды, 393, 396мердяной, 396мережа, 394местная палия, 182меява, 172мёндрушки, 100мёрда, 395мидега, 372миевки, 172милас, 326милас, 428, 431минда, 99Михневая Сельга, 292могачи, 180мойва, 170мойва, 54, 170, 171мойвенный, 171мойвина, 171мойна, 326Мокрушина Кара, 228мокса, 177мондера, 260морда, 394, 395морда, 395морж, 54мугач, 169, 179, 180, 416,

423, 426мугач, 178мугаченки, 179


мугаченки, 179мугачи, 178мугачи, 180мугачки, 179мугачки, 179мугачки, 179мугачок, 179мугачок, 180мугачонок, 180мугдега, 180мудега, 261, 262, 417, 427,

429мудига, 261мукать, 29Муксалма, 286мулья, 180мурда, 395муряндать, 29мутикашки, 206, 417, 427,

430мухкачки, 180мухкачок, 180мухкачок, 180мыза, 55мягкая палия, 182мянда, 45, 58, 61, 92–94,

99, 106, 416, 430мянда, 61, 92, 93, 99, 107,

396мянда, 61, 93, 96мяндак, 92, 94мяндак, 94, 424мяндач, 416, 423

мяндач, 92, 95мяндач, 94мяндач, 94–96мяндачина, 95мяндачник, 96мяндачный, 96мяндаш, 98мяндечина, 96мяндина, 95мяндина, 95, 98мяндоватое, 96мяндоватый, 96мяндовая, 96мяндовище, 96мяндовник, 96мяндовое, 92мяндовое, 96мяндовый, 96мяндовый, 96, 106, 416,

421мяндовый, 96, 98мяндочина, 95мяндочина, 96мяндра, 100Мяндусельга, 289мяндушечка, 96мяндушка, 424мяндушка, 96мянды, 95

навётошь, 369настоящая палия, 182нергач, 125, 416, 423, 428,

430


нергач, 138нергач, 138нерестная палия, 182нерпа, 54нерпица, 54нетина, 47нидега, 372Нижняя Сельга, 292нилас, 326нилас, 327ниласы, 327Нимсельга, 292Нисогоры, 222нодьё, 397нодья, 383, 396, 397нодья, 397нойка, 397нот, 398, 399нота, 398нота, 398нотьё, 397нотья, 397нудья, 256, 373, 397нудья, 397нудья, 397Нутрянсельга, 292нутья, 372, 373нутья, 397нылас, 327нютяги, 372нявга, 180нявга, 180, 417, 427, 429нявь, 180

нявьи, 180нярега, 373

обyжить, 344обилие, 294объярмовать, 354огудевела, 351огудеветь, 351олейка, 125ольга, 262ольга, 262Ольга, 264ольги, 262омеши, 29Орашсалма, 286орга, 224, 264–267, 417,

426, 431Орга, 264орга, 265Орга ручей, 266орги, 265орговина, 266Оргое ручей, 266Оргозеро, 266орда, 266ориолка, 278орожное, 266Орсельга, 292орьга, 266осиновка, 407оскуи, 410осорога, 195охтега, 100охтега, 416, 424, 426, 430


пaжа, 412пaжега, 412пaйка, 373пава, 268павна, 267павна, 267, 268, 431Павна, 268Павнозеро, 268пагма, 148, 268, 421, 428,

431пагна, 148, 268, 421Пагна, 268Пагнозеро, 268падма, 148, 428пакколка, 102паккула, 101паккула, 101–104, 421, 426паккула, 102паккуле, 416паккулина, 102паккулка, 102паккульный, 102пакла, 101пакла, 102–104, 429паклина, 102пакля, 101пакля, 101, 103, 104, 429паколка, 102пакула, 101, 102пакула, 62, 101, 103, 104,

421, 430пакулина, 102пакуль, 105

пакуль, 86пакулька, 102пакульный, 104пакульными, 105пакуля, 105Паласельга, 292палица, 29палия, 182палия-гонец, 182паллея, 182палтега, 374палтос, 54палтус, 54пальга, 181, 182пальга, 181–183, 226, 416,

421, 424, 429пальи, 198палью, 198палья, 181, 182палья, 182палья, 54, 168, 182, 226,

416, 421, 426палья лудожная, 168пан, 166панкрач, 140панкрач, 429парба, 183парба, 183, 417парбой, 183парва, 183парва, 183, 417парвой, 183парвочка, 183


парвочкой, 183парик, 184парик, 184, 415, 416, 431парма, 206парма, 208, 417, 427, 428,

431пармак, 206–208пармак, 207, 208, 422пармак, 417, 424, 427пармаки, 422парман, 207парман, 207парман, 208, 425пармачное, 207пармы, 207Парсельга, 292парсельга, 374парсканье, 374Пасельга, 292паскарага, 125, 139, 416,

424, 427, 429паскарага, 139паскач, 125, 140, 416, 423,

426, 429паскач, 140паскачи, 423паскрач, 140паткула, 102пахкула, 102пахта, 55Педасельга, 289пелька, 406Пендукса, 271

пендус, 269–272пендуса, 271пендусина, 269пентус, 269, 271пентусина, 269пенус, 269, 270пенус, 269–272, 427, 431Пенус, 271пенуса, 270пенусина, 269пенусина, 425пенусь, 269перт, 405перть, 404перуксы, 186Перхлойда, 244перьё, 186пескозоб, 185петунье дерево, 88петушки, 88пехолка, 54пёндус, 272пёнтус, 269пёнтус, 272пёха, 109пивка, 109пивка, 109пивка, 109, 111пивкарь, 109пивкарь, 425пингач, 140пингач, 142, 415, 416, 423,

427


пинда, 105, 107пинда, 35, 61, 105, 106,

416, 426, 430пиндач, 106пиндач, 423пиндистая, 106пиндистое, 106пиндоватая, 106пиндоватое, 106пиндоватой, 106пиндовый, 106пиндовый, 106пискарога, 139пискач, 423пискачи, 185пискачи, 185, 415, 429пискозобы, 185пистега, 383, 399пистега, 400пифка, 111пифтовник, 291пиха, 109, 111пихкa, 327пихка, 108пихка, 108пихка, 108–111, 416, 429пихканой, 108пихкача, 108пихкой, 108пихняк, 110пихта, 108, 109, 327пихта, 108–111, 426пихтарник, 110

пихтарник, 425пищик, 400Поганая ламбина, 248подас, 273подрадье, 276Подъянга, 310Полгина ламбина, 248порато, 29потикашка, 208потикашки, 415, 429приуз, 74простая палия, 182Пуганда, 272пуганда, 273пуганда, 415, 427пугонда, 272пуда, 274пудас, 273пудас, 273Пудас, 274пудас, 55, 273, 431Пудога, 274Пудож, 274Пудос, 273, 274пудос, 274Пудость, 274пукша, 137пукшиньга, 137пул, 54Пурасельга, 292Пустая Янга, 310путикан, 209путикан, 425


путиканы, 415путикашки, 208, 209, 415,

417, 423, 427, 429путка, 163, 164путка, 68, 163путки, 68путки, 68, 163путки, 68–70, 163, 164, 416,

422, 428путок, 68пучка, 69пучка, 69пучки, 69пучки, 69пучки, 69, 70Пядесельга, 292Пяжева сельга, 292

рaвга, 412рoуда, 330рoвга, 330рoвда, 330рoек, 409Рoйки, 409рyгача, 408рyгача, 408, 409рyгачи, 408рyгачи, 409рада, 274, 275, 424, 425,

431радица, 276, 424радка, 276радник, 276, 425радный, 276

радовый, 276радою, 275раега, 276, 417раега, 277раек, 276, 277раека, 276, 277, 417, 428,

429раечка, 277райгина, 111райда, 111, 112райда, 112, 428, 429райдина, 111райдина, 112райдина, 424райдовник, 112райдовый, 112райка, 276райлок, 278райлок, 415, 427Ранзема, 284ранцер, 284раяка, 276Ревсельга, 289, 292регеля, 375редель, 375ределя, 375рейма, 282реймочка, 282релка, 278рель, 278рема, 283ремник, 283ремя, 283


ренда, 337рендить, 338ренжить, 338реньго, 337реньго, 337ренько, 337ренько, 337репша, 141репша, 415, 416, 427речкануть, 340рёлка, 278рём, 283рёхкач, 375рёчкать, 340ригач, 54ригеля, 375риделя, 375рижи, 375рижи, 415, 427, 430рижина, 425ринда, 54риолка, 278рипукса, 187рипус, 187рипус, 421рипусовая, 187рипусовый, 187риченга, 416роуга, 330роугач, 116ровга, 329, 330ровгонье, 331

ровда, 318, 328–331, 417,430

ровда, 329, 331ровин(а), 366ровкa, 332ровкач, 116, 332ровкач, 423ровкачи, 117ровница, 376ровница, 376, 377, 417, 430ровницы, 376ровниця, 376рогачи, 116рогда, 331рогоза, 377рогозка, 377рогозы, 377роёк, 409, 410роза, 89Розмега, 278розмега, 278розмега, 427, 429розмеги, 278ройка, 410ройки, 409, 410рокколь, 116рокша, 347ролхяки, 116ромжа, 113ромжа, 113ромжа, 113, 416, 427ромжак, 113ромжак, 424


роможняк, 113ронга, 279ронга, 415, 428, 429ронда, 331рондина, 112ропак, 332ропак, 332–334ропак, 332–335, 417, 424,

429ропака, 332ропака, 332–334ропака, 332–334ропаками, 332ропаки, 332ропаков, 335ропаковитый, 335ропас, 333, 334ропас, 333–335, 417, 429ропаса, 333ропаса, 427ропасы, 333ропасьё, 333ропах, 335ропока, 332ропоки, 332ропочаг, 54ропсак, 426Ропская ламбина, 248рофкали, 114, 115рофкали, 115рофкач, 114рофкач, 114рофкачи, 114

рофкачи, 117, 416рохвачки, 115рохкалёчки, 114рохкали, 114, 115, 416, 426,

430рохкали, 114–116рохкали, 114, 116рохкали, 117рохкальки, 114рохкач, 115, 116рохкач, 116рохкачи, 114рохкачи, 115, 116рохкачи, 115, 117, 426рохкачки, 115рохкачки, 115рохкаши, 116рохкотеет, 116рохкотеть, 116рохлач, 118рохлая ягода, 116рохлеть, 118рохлец, 116рохлица, 118рохлые, 115рохлые ягоды, 115рохлый, 117, 118рохлять, 118рохляши, 118рошкачи, 116рояка, 277рубуша, 55ругач, 409


ругача, 409, 410ругачи, 409ругоча, 409рудас, 333рудовое, 92ружега, 415, 430ружина, 279ружина, 279руйпега, 416, 424румбега, 335румбега, 415, 427, 430рупа, 186рупа, 424рупак, 333рупак, 424рупака, 334рупака, 334рупас, 333–335, 429рупас, 334рупаса, 333рупаса, 333рупач, 186рупач, 59, 416, 423, 427,

429рупачи, 185, 186рупега, 185рупега, 429рупейга, 185рупенье, 185рупенья, 185рупец, 186рупина, 186рупина, 425

рупинье, 185руппень, 185рындать, 338рындяга, 338рыть, 410рюрики, 279, 427рюриков, 279рядега, 281, 282, 417, 428,

429Рядега, 282рядежный, 281рядель, 281рядога, 281Рядь-Корба, 282рям, 282, 283ряма, 282, 427, 429Рямега, 283Рямега-болото, 283Ряменский Мох, 283ряменщина, 282, 417, 427Рямжак, 284рямжак, 415, 424рямига, 415ряминщина, 282, 425рямода, 283рямода, 283ряна, 284рянда, 336–338рянда, 336–339, 417, 424,

430ряндега, 336ряндега, 417, 424ряндистая, 338


ряндить, 338рянды, 336рянды, 336рянжа, 338рянжа, 338, 339рянжак, 284, 424рянжик, 284, 428, 431ряночка, 284ряньга, 337, 339ряньга, 337, 339ряньги, 337ряньги, 337ряньдега, 336ряньдега, 339ряпесница, 187ряпица, 187, 424ряпуга, 54, 188ряпукса, 187ряпукса, 54, 187, 188ряпус, 187ряпус, 54, 187, 188, 417,

421, 424, 426, 430ряпуса, 187ряпуса, 187ряпусина, 187ряпуски, 187ряпусница, 187ряпусы, 187ряпуха, 187ряпуха, 187ряпуха, 54, 188, 198ряпуш, 188ряпуш, 188

ряпуша, 188ряпушина, 188ряпушка, 54, 179, 188, 424рятега, 281, 282, 417, 430ряченга, 125, 415, 424, 427,

430ряченга, 141рячкать, 339, 340, 352, 413,

417, 426, 429рячконул, 340рячконуть, 340

сaрга, 378саглы, 202сайга, 190сайга, 190сайга, 190, 424сайда, 189, 190сайда, 189, 190, 416, 431сайда-игрун, 189сайдика, 190сайдина, 190сайдок, 190сайду, 189сайка, 54саковик, 180салага, 191, 416, 424, 426,

430салагушка, 192салаженка, 192салажка, 192салака, 191салака, 192салакуша, 192


салакушка, 192салакушка, 192саламка, 285салачина, 192салм, 288Салма, 286, 288салма, 55, 195, 285–288,

401, 417, 419, 421,426, 431

Салмакса, 288Салми, 286салмит, 288салмочка, 285салмочный, 288сало, 288сальма, 286Сальмозеро, 288сарга, 183, 195, 378сарга, 192сарга, 378сарога, 194Северное соломя, 287сегозерская черноротная па-

лия, 182селга, 44селгу, 290сельга, 289сельга, 289Сельга, 291, 292-сельга, 292сельга, 54, 289–291, 293,

417, 424, 426, 429сельгам, 287

сельгами, 293сельгах, 289сельги, 291Сельги, 293сельго, 291сельго, 291Сельгозеро, 292сельгой, 289сельгу, 291семинская палия, 182сенёк, 196, 197сенёк, 197сень, 196, 197, 417, 426сеньга, 293сеньга, 293, 429сеньги, 293сенье, 196, 417, 426сеньками, 197сеньки, 196сеньки, 197серая палья, 182сестреника, 118, 416, 426,

427, 429сестреника, 119сестреница, 118, 119сестреница, 118, 416, 426,

427, 429сестреница, 119сестреница, 119сестреницы, 119сестренница, 119сестрень, 119сестрёнка, 119


сестриница, 119сестринцы, 119сестряника, 118сестряница, 118сестрянка, 118, 119сестрянка, 119сестрянки, 119сетуха, 342сёлга, 289сёльга, 289Сёльга, 291сибайдает, 341сибайдать, 341, 417сибандает, 341сибандать, 341, 427, 429сиг, 54сиг верхосвирка, 170сиг зобатый, 170сиг-килец, 170, 415сиг-лудога, 170сиг меженный, 170сиг низовой, 170сиговина, 54сиг паровой, 170сиг песочный, 170сиг песчаный, 170сиг проходной, 170сиг свирский, 170сиг сиголовый, 170сиг челмужский, 170сиг шальский, 170сиг ямный, 170силги, 290

симайдать, 341симайдать, 341, 415симандать, 341, 346симандать, 341, 415, 417,

427, 429синьга, 294синянки, 180ситега, 342, 417, 426, 430ситежить, 342ситежить, 342ситёга, 342ситивень, 342ситить, 343ситник, 342ситовник, 342ситоха, 342ситоша, 343ситуха, 342ситуха, 342ситяга, 342скуи, 410снеток, 54согра, 304–307согра, 305согра, 305–307согретное, 306согровина, 307согры, 306содера, 306сойда, 190сойма, 54Соломенное, 286соломечко, 286


соломя, 286соломя, 54, 55, 195, 286–

288, 417, 421сопец, 54сорга, 192сорога, 193сорога, 194сорога, 54, 193–196, 421,

427сорожка, 195сорожка, 195сорожняк, 195сохи, 381сохра, 306сохры, 318сугра, 307сугряк, 307сузем, 55сумендач, 423сумендач, 99сурадок, 276сурадьный, 276суруга, 193сырок, 196Сюрга, 294, 295сюрга, 415, 417, 424, 429Сюргозеро, 295сярга, 192сярга, 193, 415, 421, 430Сяргозеро, 193сярты, 210сярты, 415, 428

тyкaч, 378

тайбало, 295тайбалом, 295Тайбила, 298тайбола, 295Тайбола, 297, 298тайбола, 58, 295–298, 417,

427, 429тайболе, 297тайболой, 297тайболу, 296Тайболы, 297таймень, 54Тайпола, 297тарпинка, 198телгас, 183терпяк, 358тигаци, 204тигач, 204тигач, 422тигач, 423тигачи, 203, 204, 422тигачи, 204, 417, 427Тикач, 142тикач, 142тикач, 59, 142, 416, 423,

427, 430тикачи, 430тирза, 318толстоголовик, 209торба, 150торба, 150торбалка, 150торбало, 150


торбина, 198торбина, 425торп, 198, 199торпа, 198торпа, 54, 198, 416, 424,

426, 428, 430Торпа-ручей, 199торпач, 198, 423торпачей, 198торпина, 198торпина, 198, 425торпица, 198торпица, 424торпичка, 198торпов, 198торпочка, 198торпою, 164торпы, 198торта, 199треста, 74тугидажка, 425тугилажка, 120тугилажка, 416, 427, 429тукач, 55тундра, 55тура, 120, 121тура, 121тура, 121, 122, 416, 424,

429турайдае, 422турайдает, 142турайдать, 125, 416, 429турайдать, 142

турайдать, 422турба, 149турба, 150, 421, 426, 429турбега, 121турбега, 122, 416, 424, 430туха, 343, 417тухка, 343, 415, 417, 429туша, 343туша, 343тюдега, 380тюк, 379тюкачoк, 379тюрба, 149тюрба, 149, 150, 421, 429тюрбочка, 149тюрьба, 149, 150, 421тюстяк, 411Тютесельга, 292тютяк, 411тючoк, 379тючитка, 379тючища, 379тярега, 371тярега, 371

yжбега, 344убрыш, 425Ужесельга, 289, 292уйта, 298, 299, 417, 427уйтина, 299, 425улайдать, 150улайдать, 150, 151, 430улайдун, 151уланданьё, 151


уландать, 150уландать, 150, 151, 429улеги, 55уледи, 55урба, 122, 123урба, 123урба, 416, 425, 426, 430урбочка, 122урбухи, 122урбуш, 122урбушка, 122, 123урбушка, 122, 416, 424урбушки, 122урбы, 123урбыш, 122, 123урбыш, 123урбышек, 122урва, 123ускуи, 410ути, 300ухка, 344, 345, 417, 427,

429ухта, 344, 417, 430yшкай, 411ушкал, 410ушкой, 410ушкойка, 410ушкол, 410ушкуи, 410ушкуй, 410ушкуйка, 410ушкуль, 410

форма, 75

хавги, 414Хаврогоры, 222хайрус, 155харак, 143харак, 428, 429харака, 424харва, 386, 387хардюс, 155харек, 415, 416хариус, 154, 155хариус, 155харовъ, 386харузы, 155харузье, 155харус, 155харъ, 386харьюза, 155харьюс, 155харьюс, 54Хебойгуба, 40Хебой-губа, 421Хельги, 292хирзы, 317ходовая палия, 182Холмогоры, 222хорёк, 209хорзы, 317хорь, 209, 417, 431худега, 351хуркун, 137, 138хурпун, 137, 138хухли, 85хухлях, 85


хырзы, 317, 318

Церковная лахта, 250цигала, 203цигала, 421цигач, 204цигач, 204цигачи, 203цыбандать, 346цыгала, 203цыгала, 203цюнжи, 210цяпа, 157

чyньга, 380чага, 104чагровник, 307Чанжа, 210чанжи, 210, 417, 422, 428,

429чанши, 210Челма, 287челма, 287Челмужи, 287, 288челн, 407Черная корба, 232чибадать, 346чибайдать, 345, 346, 429чибандать, 345чибандать, 346, 417чибарить, 346чибондать, 346чигайдать, 212, 429чигала, 203

чигала, 203чигала, 204, 417, 421, 427чигач, 203чигачи, 204чигачи, 204чигола, 203чилега, 342чилики, 380чипарига, 89чипарыжка, 89чит, 342чойма, 288чолма, 287, 288, 431чолма, 401, 402Чолмацкое озеро, 287чолмуши, 287чунджа, 210, 417чунжи, 210чунжи, 428, 429чуп, 402, 403чупа, 300, 301, 426, 429чупа, 402, 403чупак, 300, 301, 415чупка, 300чупник, 403чуппа, 402, 404чустяк, 411

шaхи, 381шoрпы, 382шабрать, 201шабры, 201Шаганска луда, 257шагла, 200, 201


шагла, 200–202, 303шаглами, 200шагли, 200шагло, 201шаглы, 200шаглы, 200, 202шаглы, 58, 200, 201, 417,

426, 429шагра, 201шагра, 201, 415, 429шагры, 201шагры, 201шайма, 301, 302, 417, 427,

429шаймовина, 302Шаймозеро, 302шакша, 346, 347, 415, 427,

429шалака, 192шалга, 303шалга, 303шалга, 55, 201, 289, 302–

304, 417, 431шалгач, 55шалги, 201шалгой, 302шалога, 303шальги, 201шапня, 319шарaга, 381шарага, 380Шаровары, 222шарпак, 200, 202, 429

шаряк, 380, 381шахи, 381шегла, 202шелгун, 44шелега, 308шельга, 124шельга, 308шигайдать, 210, 212, 417,

430шигайдать, 211шигайдать, 211шигайдун, 211шигандать, 211шигандать, 212, 413, 417,

429шигандаться, 211шигандун, 211шигандун, 211шигондёса, 211шижлик, 138, 212, 215, 216,

417, 423, 430шижлик, 212, 214Шижликов, 138шижляк, 213шижлячок, 213шижник, 213шизлик, 212шиклик, 429шипильняк, 89шипица, 89шипичник, 89шипишник, 89шитик, 407


шлякоть, 336Шоговара, 222Шогогора, 222шогра, 304, 305шогра, 304, 305, 307, 428шогра, 307Шокша, 347шольга, 123, 124шольга, 124, 415, 416, 427,

429шольдга, 416шольдига, 124шольдига, 415шольник, 124шольник, 425шорпа, 381шорпак, 381шорпак, 382шорпаки, 382шорпаки, 382шохра, 304, 307шохра, 305шохра, 307шрянда, 337шуг, 348, 349шуга, 313, 350, 417шуга, 347–349шуга, 348–350шуга, 349шугой, 348шуй, 348шуйга, 348шук, 348

шуком, 348шульга, 124шуня, 47шурпаки, 382шурпачи, 382шух, 348, 349шушка, 313шуя, 349

щельга, 308щельга, 417, 426, 429щельгах, 308щельгу, 308щипичник, 89щипичник, 89щольдига, 429щупа, 301щупа, 404щупы, 301Щучья лахта, 250

Юг, 309юг-, 309юг, 309Юга, 309юга, 351юга, 51, 309, 427, 431Юги, 309юдать, 351юдать, 351юдега, 350юдега, 351, 354, 427, 429Юкова, 309Юкса, 309


юлейдать, 353юлейдать, 415юнгач, 130юнгач, 423юнда, 54юра, 279, 280юра, 353юрайдать, 352юрандать, 352юрандать, 352, 417, 429юрахтать, 352юрахтать, 413, 417юрик, 124юрик, 125, 280, 416, 430юрика, 280юрики, 124юрики, 124, 280юрить, 353юричина, 280, 425юричины, 280юркать, 353юрнуть, 353юрондать, 353юта, 300

ямная палья, 182ямный сиг, 170Ямсельга, 292Янг-, 311янга, 309–311, 424, 427Янга, 310Янгалово, 310Янгболото, 311Янгимское болото, 311

Янгозеро, 310Янгосорка, 310Янгосорь, 310Янгосорье, 310Янгосорье, 310янгочка, 310Ярглойда, 244ярмега, 354ярмега, 354, 355, 415, 417,

424, 426, 430ярпяк, 357Яугансельга, 292

Documents

Русские говоры Обонежья