Фактор пространства

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАШВЕЦИЯ

160


160

www.trave l- journa l . ru

Выпуск I

К. Л. Банников

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВА

Народы и культуры. Этнографические этюды

Москва

МЕДИА-БАЗАР, 2008

Фото на обложке кратер вулкана Тэйде, о.Тенерифе, Испания

По вопросам размещения рекламы в серии «Travel Journal» обращаться в ООО «Медиа Базар»

Использование текстов и изображений, опубликованных в данном издании возможно при условии письменного разрешения редакции.

Отпечатано с готовых диапозитивов в типографии ООО «АЗГ Дом упаковки» 143360, Московская Область, г.Апрелевка, Ул. Августовская, д.1

Издатель

Директор издательства

ООО «Медиа Базар»

Юрий Ульянов

Главный редактор

проекта «Travel Journal»

Редакторы

Арт-директор

Дизайн-макет, верстка

Корректор

Константин Банников

Илья Вайс, Сергей Дундин

Николай Беляев

Ирина Долгова, Дмитрий Пивоваров

Елена Концова

ООО «Медиа Базар»

142100, Московская область, г.Подольск, Советская площадь, д.3, офис 23

Тел. (495) 540 2434; (4967) 556 5656, e-mail: [email protected]

9 7 8 5 9 0 3 7 4 5 0 1 2

ISBN: 5-903745 01-1-2 © К.Л.Банников тексты, фотографии

�ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАСОДЕРЖАНИЕ

24ЯПОНИЯ

Кратер земли и неба.

72ИСПАНИЯ

4ПРЕДИСЛОВИЕ

60МАЛАЙЗИЯ

Не забывай, кого ты съел.

Прибой и базальт.

86ГЕРМАНИЯ

Четыре колеса борозды не портят.

96МАРОККО

Между пустыней и океаном.

116ФРАНЦИЯ

В альпийском стиле к вершинам гедонизма.

128ВЕЛИКОБРИТАНИЯ

Байки города Лондона.

146РОССИЯ

Согласно расписанию приливов.

42ИТАЛИЯ

Бомжи Вечного Города.

6ШВЕЦИЯ

Земля гребцов.

4 ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАПРЕДИСЛОВИЕ

Вообще-то книги требуют того, чтобы их писали. Но некоторые из них пишутся сами собой, словно следы, отпечатываю-щиеся в дорожной пыли. Ведь специаль-но отпечатывать подошвы станут разве что дети. История этой книги проста, как та самая пыль: она есть реализация де-тской мечты автора о дальних странах и книжках-с-картинками.

Примерно те же идеалистические, во всяком случае, никак не прагматичес-кие соображения определили выбор моей профессии – чтобы было интересно. За-кончив исторический факультет Новоси-бирского государственного педагогичес-кого университета, я вовсе не собирался становиться учителем, потому что тер-петь не могу кого-либо учить, зато обо-жаю учиться. Видимо поэтому я стал эт-нографом, ведь, общаясь в экспедициях с нормальными живыми людьми, мож-но у них научиться многому. Как мини-мум, находить интерес в мелочах, смысл в пустяках, ценность в ничтожном, праз-дник в обыденном, сакральное в профан-ном и самого себя - в другом. Взгляд на мир в таком ракурсе, позволяет видеть его единым, исполненным гармонии, ор-ганизмом. Поэтому всегда подозревал государственные границы как нечто про-тивоестественное и мировой культуре, и человеческой природе. Так что в один из дней я просто взял и уехал. Просто так, безо всякой цели и средства. Точнее, средство и было целью, а именно – пере-мена мест. Тогда, как, впрочем, и сейчас, я не особо планировал конкретные пун-кты и направления перемещений. Прос-то «следовал кисти», как говорят китай-ские каллиграфы - туда, куда везет по-путный дальнобойщик, куда дует ветер, куда дают визу. В тот первый раз я поехал туда, куда визы не требовалось - в Слова-кию, Чехию, Венгрию. Мне так же не тре-бовались гостиницы, потому что у меня была платка.

…Над озером Балатон шел дождь, а я валялся в своей палатке, смотрел на воду и чувствовал себя абсолютно счастли-вым человеком. Мне захотелось это со-стояние как-то зафиксировать, и я напи-сал на каких-то листках первую заметку. Ни о чем особенном. Просто о том, как

хорошо валяться в палатке, когда идет дождь, и какое это красивое озеро – Бала-тон. Потом эти листочки попали в газету «Иностранец», вечно «расширявшей свою деятельность», как гласили ее же объяв-ления о приеме на работу новых сотруд-ников. Там мне сказали, что этнографи-ческие записки могут быть интересны-ми для широкого круга читателей. Так я стал журналистом. Но, журналистика не потребовала прекратить этнографичес-кие исследования, которые я вел при Ин-ституте этнологии и антропологии РАН. Уникальная редакция, в которой никто не возражал против моего систематичес-кого отсутствия, справедливо считая, что будучи заведующим Отделом путешес-твий и приключений, я по долгу службы обязан путешествовать и заниматься со-исканием приключений, соответственно. Возвращаясь из своих экспедиций, я гото-вил материалы к публикациям в научных изданиях, и тоже самое, но в популярном изложении, печатал в своей газете. Попу-ляризация самого себя есть занятие за-нятное само по себе. Смешение академи-ческого языка с бульварным меня забав-ляло, а кто-то это даже считал авторским стилем.

Надо сказать, что и сам главный ре-дактор и хозяин газеты Илья Вайс, - муж пытливый и пассионарный, - от всяко-го корреспондента требовал этногра-фического, если не сказать, антрополо-гического взгляда на вещи, и на любой простой ответ, всегда задавал мириад сложных дополнительных вопросов. По-этому в «Иностранце» в бешеном ритме еженедельника выходили уже не замет-ки - труды, способные сделать честь лю-бому академическому изданию и по те-матическому разнообразию материалов, и по глубине их проработки, причем каж-дый авторский раздел был газетой в га-зете. Я знаю многих по стране, кто вы-писывал газету только ради политичес-кого анализа Михаила Калишевского, и тех, кто покупал ее ради архивных пуб-ликаций Сергея Дундина, а из-за статей Никиты Алексеева о культуре и искусст-ве народ специально приезжал из Томска, где «Иностранец» не продавался, в Но-восибирск, где его можно было купить. Однажды я получил письмо из тюрьмы. Люди, для которых мир ограничивался периметром колючей проволоки, писа-

Прежде слов

�ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАПРЕДИСЛОВИЕ

ли, как им нравятся мои заметки о путе-шествиях, и, в целом, наша газета, слоган которой - «Для тех, кто ездит за границу и остается дома». Вслед за мурашками, пробежавшими по спине от этого письма, пришло ощущение того, что все мы зани-маемся чем-то настоящим.

А потом «Иностранца» не стало. Он долго таял, теряя сотрудников, рекламу, объем, цвет, смысл, а потом исчез, слов-но растворился в эфире. Нельзя расши-рять свою деятельность вечно.

Офис простоял в запустении пару лет, недавно его разгромили бомжи. Я ус-пел спасти подшивки лет за десять. Это все, что осталось от некогда интересно-го, влиятельного издания. Sic transit gloria mundi.

Слава мира проходит, но мир остает-ся, и мы в нем тоже, на какое-то время, пока задерживаемся. Я продолжаю пу-тешествовать, фотографировать и пи-сать заметки для разных газет, журна-лов и прочих изданий, чаще популярных, реже научных. Научные работы прино-сят больше удовлетворения, в силу своей, скажем так, фундаментальности, но мир меняется быстрее, чем верстаются науч-ные сборники. В периодических издани-ях все наоборот - в них порой мало смыс-ла, зато в их однодневном глянце есть не-что от дзэнской эстетики мимолетности и распада, особенно, когда на следующей неделе не можешь отыскать ни в ларьках, ни в редакциях собственную статью, по-нимаешь, как много общего у иных пуб-ликации с лепестками облетающей са-куры. Поэтому я решил делать вот такие книжки, стремясь запечатлеть мгнове-ния, возможно, «не столь прекрасные, сколько неповторимые». Здесь нет приду-манных историй и посторонних фотогра-фий. Все это, по сути, ни что иное как по-левой блокнот, путевой журнал, дневник или просто материализованные воспо-минания любого этнографа, журналиста, путешественника, просто наблюдателя, привыкшего смотреть на мир взглядом не завоевателя, но пришельца. Притом пришельца, благодарного миру за приют.

Юрий Ульянов, директор издательства «Медиа Базар», взявший на себя все ком-мерческие риски данного проекта, пото-му что верит в рентабельность Слова и Образа.

Марина Барулина, PR-директор меж-дународного туроператора Ascent Travel (www.ascent-travel.ru), организовавшая до-ставку организма автора этих строк ко многим культурным объектам мира, для их непосредственного восприятия.

Стефан Чельман, специалист по эко-логии и этнографии Крайнего Севера из шведского министерства природных ре-сурсов, содействовавший многим моим поездкам по Скандинавии.

Сасаки Сиро и Масумото Тэцу, этно-лог и археолог из японского города Осака, благодаря которым состоялись все мои путешествия по Японии, включая опи-санное в этой книге восхождение на Фуд-зияму.

Аньес Дюкроз из Офиса по туризму Ша-мони и Дэвид Мортон из московского Дома Франции, благодаря которым Фран-ция открывается каждый раз с новой сто-роны.

Фабио Джерола из Офиса по туризму Трентино, Карло Бираски - глава Наци-онального управления Италии по туриз-му и мой римский друг Паоло Чианкони, благодаря которым я могу уже перестать читать путеводители по Италии, и начать их писать.

Особой благодарности заслуживает сонм инженеров корпорации Nikon и ме-неджеры ее представительства в России, благодаря которым фотосъемка моих пу-тешествий производится лучшими каме-рами и объективами.

И другие, любимые и/или уважаемые мной люди, которым я благодарен не по существу, но по сущности моих с ними от-ношений, во многом определивших на-стройки моего мировосприятия, и поэто-му являющиеся моим главным фактором пространства. Надеюсь, те, кому я особо благодарен, догадываются об этом и без этого acknowledgment’а.

нить материально, допустим, в виде кон-ной статуи. Поэтому, ограничусь лишь упоминанием самых непосредственных соучастников, без помощи которых кни-га пребывала бы в состоянии блокно-тов и хаоса необработанных фотографий. Итак.

Кстати, о благодарности. Книга не со-стоялась бы без прямого и косвенного участия многих людей, коим за это са-мое участие я благодарен. Степень моей благодарности не позволяет ее ни вы-разить адекватно, ни тем более испол-


�


�

Социально-экологическое королевство

ШВЕЦИЯ


8

Çемля греáцов


�

У северных стран немало общего. Например, Полярный круг.

И небо цвета легкого камня. И еще дожди, монотонные, как песни гребцов.

«Рутси» — «гребцы», так называют шведов соседи.

Очень похоже на имя одной страны, возникшей в створе пути от Балтики

к Средиземноморью, буквально в ладье воинов, певцов, шаманов.

Эстетика цивилизованного лесаС моря Стокгольм легко принять за ар-хипелаг. Так, по сути, оно и есть. Гуляя по городу, трудно сообразить, где его начало, где конец, поскольку в двух ша-гах от центра можно очутиться в дрему-чем лесу с дикими зверями. Возле уни-верситета путника поразят полчища зай-цев, которые ведут себя так, будто они здесь учатся. Все — как один — толстые и энергичные. И никто их за это не пре-следует: когда студенты сыты, то и зай-цы целы.

Если двигаться от центра к телебашне, то скоро окажешься в национальном пар-ке. Заборов нет, поэтому сразу и непонят-но, кто здесь живет. Когда я там, в кус-

тах, наткнулся на животное, похожее на косулю, то подумал, что оно сбежало из зоопарка, и стал его ловить. Животное, в свою очередь, решило, что это я сбе-жал из зоопарка, и, наверное, было бли-же к истине.

Гармония с природой является час-тью шведской национальной идеоло-гии и фактором их национального са-мосознания. Шведский патриотизм проявляется не в разговорах о поли-тике, а в бесконечных рассказах о том, как хорошо у них в лесах. Поэтому все шведы — туристы и любители актив-ного отдыха. Наверное, нет такой се-мьи, в которой бы не хранилось одно-го-двух спальных мешков и палатки.


10

У детей они свои собственные и по раз-меру. Дети растут, не успевая изнаши-вать спальные мешки, поэтому родите-ли им регулярно покупают новые. Все дети, разумеется, скауты. То есть буду-щие любители активного отдыха, чле-ны «Гринпис», борцы за права зверей, птиц, насекомых и угнетаемых народов.

Национальная этика ориентирова-на на личный успех, но за счет моби-лизации сил самой личности, ее персо-нальной ответственности перед собой за свою судьбу, в чем чувствуется про-тестантская тональность. Потому здесь низкий уровень преступлений и один из самых высоких показателей суицида в мире. Повышенная требовательность к себе и бережное отношение к окружаю-щим проявляется во всем. Здесь вы не услышите грохочущей из окна музыки. Уровень бытового шума не должен пре-вышать установленных по закону де-цибелов. Если вы устроили дома вече-ринку и разбушлатились, соседи не бу-дут колотить по батареям, призывая вас к порядку. Вами займутся специа-листы, и сделают это красиво. Поли-цейская машина сначала замерит при-бором уровень звукового потока, распе-чатает показания и только после этого предъявит штрафные санкции. Неко-торых соотечественников от этого пе-дантизма воротит с их широкой души, а по-моему, ничего страшного — все же-лающие оттопыриться имеют на это полное право. Например, на любой из дискотек.

Шведская семьяУвы, все гораздо скучнее. Шведская се-мья — это не эдакая веселенькая груп-пка извращенцев, как многие у нас до сих пор думают. Тогда что же? Честно гово-ря, как ни расспрашивал, так и не понял. Что-то очень обычное и скучное, типа не-зарегистрированного брака или семьи, где все дети от разных родителей. Да и сами родители непонятно от кого. Гово-рят, когда-то налоговое законодательс-тво было такое, что иметь официальную семью было экономически невыгодно. Вот все и жили как попало.


11

Потом закон изменили, и стало выгодно. Материнство шведок стимулировали зна-чительными финансовыми дотациями на каждого ребенка, притом многодетность не препятствовала ни карьерному росту, ни элементарной мобильности: на любой ав-тозаправке появляется место для пелена-ния младенцев, в любом деловом учрежде-нии оборудуется детская игровая комната, куда можно сдать ребенка «на хранение», в любом ресторане предложат детское меню, существенно отличное от взросло-го и по содержанию, и по цене. В общем, на повышение рождаемости начинает ори-ентироваться все, а не только роддома. Потому в то время (лет 15-20 назад) про-изошел демографический взрыв: страна по рождаемости оставила далеко позади страны Африки и Азии. Потом «бэби-бум» стал постепенно проходить. Сегодня 50 % всех детей рождаются вне брака. Самих де-тей никак не шокирует, что папа живет не с мамой, а с женщиной, у которой, к приме-ру, еще пятеро разноцветных детей, а мама живет с не менее многодетным отцом: та-кой ораве вместе очень даже весело.

В стране с таким высоким уровнем жизни женщина легко может вырас-тить самостоятельно не одного ре-бенка. В свете протестантской эти-ки, нордического темперамента и рас-пространившегося феминизма это не представляется ни предосудительным, ни обременительным с психологичес-кой точки зрения. Одна проблема — ве-роятно, чрезмерная увлеченность жен-щины своей карьерой не проходит без ущерба для психики ее детей.

Так все-таки как же быть с пресло-вутой шведской семьей? Неужели се-мья, в которой не два, а больше супру-гов разного пола — лишь плод воспа-ленного воображения иностранца? Нет, это было социальной реальностью вре-мен сексуальной революции, после ко-торой удовлетворенное общество уст-ремилось обратно — к традиционным ценностям. Маятник качнулся в проти-воположную сторону: сегодня никто из моих многочисленных знакомых шве-дов шведской семьей не живет и имеет об этой форме брака весьма


12

смутное представление, не говоря уж об отсутствии у моих знакомых таких знакомых.

Шведский домДом должен иметь стиль, и этот стиль должен выражать определенную фило-софию. Если жилище своим устройством символически не воспроизводит космос — в нем нет архитектуры. Один знако-мый датчанин как-то заметил с горест-ным вздохом:

— Вот раньше я думал, что когда мне будет пятьдесят лет, у меня будет до-мик в Швеции, и в нем я буду светлыми северными вечерами читать Достоевс-кого в подлиннике. И вот мне пятьде-сят, домик в Швеции есть, а по-русски читать так и не научился…

Традиционные шведские домики про-питаны каким-то особым очарованием. Это очарование леса, скал, озер — всего того, что составляет скандинавский уни-версум и зовет в нем раствориться. Не-


13

искушенный в медитации сочтет это ску-кой. В этом месте можно включить те-левизор.

Очарованность природой и есть швед-ская философия, воплощенная в их жи-лищах. Этой философии есть простое название: гармония. Столь же гармо-ничны ненецкий чум, тувинская юрта, русская изба — любое жилище для жиз-ни на земле и под небом, а не между седьмым и девятым этажами.

Шведы традиционно красят свои до-

мики характерной темно-красно-бурой краской, изготовленной на основе же-лезной руды. Для ее производства фун-кционирует специальный завод. Налич-ники на окнах, рамы дверных проемов и другие создающие образ дома дета-ли тоже очень простые — обрамление и все. Красятся в белый цвет. Шторы на окнах имеются, но задергивать их счи-тается неприличным. А может быть в этом — просто культ света, свойствен-ный всем северянам.


14

А еще северянам присущ культ всего натурального в доме. Поэтому в интерь-ерах много некрашеного дерева, пос-кольку некрашеное оно много прекрас-нее. Культ природы в цивилизованном сознании преломляется в ту самую идею цивилизованного леса. Поэтому все лес-ные существа, по местным представле-ниям, должны жить в своих шведских до-миках с белыми наличниками. По край-ней мере, и скворечник, и домик для уток, и конуру для собаки швед сдела-ет как уменьшенную копию своего дома. И все лесные существа там счастливо живут и, вероятно, платят налоги.

Дети, как и прочие существа, точно так же имеют право на свой собствен-ный домик — они там играют. Вокруг домов — естественно, газоны. Естест-венно, стриженые. Едва ли не над каж-дым домом государственный флаг, и в каждом он должен быть обязательно. В праздники его следует вывешивать. Возле домов устанавливают еще один примечательный символ, любимый


15

скандинавами не менее государствен-ного. Это такой глобус из легких про-волочных конструкций со стрелой вмес-то нормальной оси. Острие стрелы тор-чит из северного полюса — оттуда, куда указывает стрелка компаса. Это символ полярного круга. Чем дальше на север, тем он встречается чаще.

И еще один символ шведского дома: огонь. Так любить живой огонь могут только те, кто лучше прочих знает, что такое холод и сырость. Факелы на воде, свечки на снегу — в них обретаются доб-рые духи Севера.

Шведская тюрьма— Ах, какие там завтраки! — восхищал-

ся один русский хиппи, отсидев в шведской тюрьме неделю за какую-то шалость.

— Нет, тюрьма такой быть не должна, — утверждал местный пастор, исповеду-ющий здоровый аскетизм. — Наши тюрь-мы больше похожи на дома отдыха, чем на место наказания, и это плохо — я так считаю.

Многие члены паствы со своим пасто-ром абсолютно согласны и уже в качест-ве анекдота рассказывают историю одно-го одинокого старичка, ставшего сезон-ным рецидивистом. Поведаю ее и вам, ибо достойна она песни скальда.

Поздней-поздней осенью, когда ветер в каминной трубе воет так, что хоть в пет-лю лезь, а волны залива вызывают жела-ние утопиться, особенно если ты в том возрасте, о котором, кроме тебя, никто не знает, ты вообще сегодня все еще жи-вой, — возникает идея совершить страш-ное-престрашное преступление. Возник-ла она и у нашего героя. Перед тем, как пойти на дело, он весь день провел за калькулятором, чего-то высчитывая и бормоча. Потом решительно посмотрел на часы, и часы пробили «пора!».

Герой встал, закутался в черный плащ, натянул черные перчатки, надвинул на глаза черную шляпу, взял в руки черную трость и отправился грабить супермар-кет. Некоторое время он кружил по квар-талу, выясняя, нет ли «хвоста», потом


1�

стремительно ворвался в торговый зал, набил продуктами тележку и отправился к выходу мимо кассы…

Возбужденное воображение уже видит его бегущим по тихим улочкам провин-циального городка, толкающим перед со-бой оглушительно громыхающую теле-жку в направлении норвежской границы. Но, увы, какие-то сомнения мешают ему покинуть место преступления, и он зами-рает у выхода.

Прибывший наряд полиции берет пре-ступника с поличным. Старичок без со-противления сдается закону. Сердце су-дьи не знает жалости, а разум — меры. Полгода тюрьмы! Полгода… Пол… года… Полгода не видеть свободы, с ее милым уху воем каминной трубы, с ее любезным глазу плеском свинцовых волн, с ее повышающими тонус комму-нальными счетами, с ее снежными зано-сами вокруг дома, с ее горой вечно немы-той посуды… А здесь — бремя воспита-тельной релаксации: ведь не надо делать ни-че-го. Как это пережить кипучему уму!

Даже посуду мыть не надо. Ее вымоют налогоплательщики. А еще они присмот-рят за бесхозной халупой, и дорожки вок-руг от снега почистят, так как нечищеных дорожек общество не допустит ни-ког-да! И общество сделает все, лишь бы заблуд-ший искупил вину и весной вернулся в его социальное лоно достойным человеком.

И вот весна, и на свободу — с чистой со-вестью. А там, в банке пенсии-то накапа-ло! Кроны немереные и неразменянные. И летит старикан в Таиланд, поправлять подорванное заточением здоровье, и пле-щется там с тайками в лагунах. А ког-да и в южных морях становится дрябло-му телу прохладно — значит, пора до-мой. Грабить супермаркет — и на кичу. До следующей весны.

…Ах, какие в шведских тюрьмах люди! Добрые и отзывчивые. Всегда выслушают одинокого человека с участием, хотя бы по долгу службы психологической реаби-литации. А дом, который «моя крепость», вообще можно продать. Как говорят в Азии, лишняя вещь — лишняя забота.


1�

В пятый сезон полицейские, смеясь до слез, арестовывали заметно похорошев-шего старичка все в том же супермарке-те, с той же тележкой, как старого при-ятеля.

— Ну что мы можем поделать, — гово-рили они, — мы обязаны его задержать. Мы знаем, зачем он это делает, но закон есть закон.

Закон есть закон, но не все заключен-ные в тюрьмах сидят на шеях налогоп-лательщиков. Многие там ударно рабо-тают на стройках шведского народно-го хозяйства, если уж на свободе им по каким-то причинам трудно трудоустро-иться. Рассказывают, что какие-то рус-ские пользовались у администрации ко-лонии репутацией людей приличных и работящих. Они просто таки требова-ли работу и вгрызались в нее с генети-ческой памятью о первых пятилетках, ударно трудились и вышли на свободу с чистой совестью и — с кругленькими суммами на банковских счетах. Даже, говорят, отказывались от освобожде-ния — еще хотели трудиться.

Какого рода там работа? Какого хо-чешь. Работай хоть программистом (если, конечно, сидишь не за взлом бан-ковских счетов). Чего не умеешь — всему научат, если срок позволяет. Вдобавок ко всему получишь еще и сертификат об образовании. Наши со-отечественники, расставаясь, рыдают на груди охраны и надеются на возвраще-ние. Особенно если им есть с чем срав-нивать. Странствующий музыкант Слава Сухаревский однажды играл в Гамласта-не на волынке, прислонив рядом к сте-не свой велосипед. Мимо проходившие молодые люди, пребывающие в явно из-мененном состоянии сознания, оста-новились и стали на него писать. «На него» — в смысле на велосипед, не на Славу, который забыл, что находится в самом гуманном королевстве, и ударил пописавшего человека первым. Ударил по-рыцарски — выше пояса. То есть по лицу. Начался межнациональный кон-фликт, переходящий в драку. Возникла полиция и призвала всех к мирному уре-гулированию, заковав обе стороны в на-


18

ручники. В участке выяснилось, что по-битые Славой парни (швед и немец) не-сут в своей большой спортивной сумке с десяток килограмм марихуаны. По-лиция ликовала. Еще бы! Взять с поли-чным наркобаронов трех европейских стран, да еще непосредственно за пере-делом сфер влияния.

Три дня, которые провел бродя-чий музыкант в однокомнатной каме-ре шведской тюрьмы, были самыми светлыми днями его последних странс-твий. Его помыли, накормили, напо-или, спать уложили, цветной телеви-зор включили, газету свежую дали. И по почкам — ни разу! Выяснив, что тот ни-какой не наркобарон, искренне извини-лись. А Слава не только от наркотиков — даже от алкоголя далек. То есть во-обще никаких вредных привычек. Толь-ко зеленый чай. Душевный человек! Он с теплом отзывался и о датских, гер-манских, швейцарских тюрьмах, сооб-щил, что британские и канадские тоже ничего. А вот в испанские советовал не попадать.

Армия с человеческим лицомКак-то наблюдал я уморительную сце-ну на посту у королевского дворца. Идет разводящий, ведет смену караула. Все в ногу маршируют, как положено. Но у смены в руках вместо оружия два па-кета, как из супермаркета. В пакетах — термос, минералка и даже молоко. Под-ходят к посту. «Стой! Раз. Два.» И ча-совой, которому на посту в некоторых странах ни есть, ни пить, ни естествен-ные надобности справить ни в коем слу-чае не полагается, берет эти бутылочки и к ним прикладывается! А потом снова — в свою будку, дальше бдительно охра-нять и стойко оборонять свой пост. Вот такая у них армия. Никаких им «тягот и лишений».

Впрочем, это, конечно же, виднее все-го самому солдату. Поэтому степень ве-личия национальных армий заключа-ется не в их величине, а в желании сол-дата в ней служить. Как ни странно, и в Швеции находятся желающие отко-сить от почетной обязанности и ссыла-ются на всяческие сомнительные убеж-


1�

дения. Хотя чего, собственно, в шведс-кой армии и не послужить? Во-первых, восемь месяцев — не два года, и вы-ходные — дома. Во-вторых, никто сол-дат после отбоя в «позу крокодила» не ставит, «фанеру» им не «пробивает», «дембельскую сказку» читать «дедуш-ке» на сон грядущий не заставляет. Ну и «очко», надо полагать, в каждой ка-зарме со шведской сантехникой. Драить его не надо. А раз не надо, то, честно го-воря, непонятно, как они там служат. «Духи» тащатся. Бардак в войсках!

Гимн шведским сэконд-хэндамТеоретики политэкономии давно заме-тили, что двигателем производительных сил являются иррациональные потреб-ности человека, диктуемые не здравым смыслом (соображениями функциональ-ной полезности вещи), а модой и пре-стижем. В результате массы «мораль-но» (отнюдь не материально) устарев-ших вещей попадают в разряд рухляди и сваливаются в чуланы. Но промышлен-ность работает, и чуланы приходится

время от времени расчищать. И тут че-ловек может заболеть, ибо не каждому под силу выбрасывать на помойку новые вещи, ибо жаба, как говорится, не дрем-лет — она давит. Здесь во спасение лю-дям являет себя великий принцип гума-низма, провозглашающий лозунг folk till folk: «народ для народа». Этот принцип спасает народ-донор от жабы, а народ-ак-цептор — от ненужных растрат. Все как у хоббитов.

В предварительную обработку вещи входит не только ее дезинфекция, но и ее сортировка и оценка. Цена на вещь варь-ируется в зависимости от цены ее новых аналогов. Но время от времени эти ма-газины, чтобы не задохнуться в потоке вещей, устраивают акции типа: «Сегод-ня все — по 15 крон», а это значит, что 15 крон (1,5 евро) будет стоить и пиджак, и галстук, и носки, и туфли.

Надо сказать, что эти места замеча-тельны не только своими ценами, но и ассортиментом, потому что там можно найти то, что больше нигде не найдете. Например, пиджак штучного производс-


20

тва Швейного двора Его величества, ко-роля Швеции, с гербами на золотых пу-говицах. Ваше Величество! Как я рыдал в этот пиджак за 15 крон, будучи не в силах его приобрести, ибо, судя по размеру, он был пошит на придворного пуделя.

ТранспортПоток транспорта в Швеции отлича-ется от нашего. Во-первых, у них очень мало «мерседесов», а «шестисотых» — такое впечатление, что вообще нет. Во-вторых, каждый швед с рождения ве-лосипедист. Маленьких детей папашки с мамашками возят на своих великах, оборудованных специальными сидени-ями-корсетами. Одновременно можно везти двоих — на раме спереди и в си-дении сзади. Если у вас детей толпа, а ехать нужно, то промышленность вы-пускает специальные тележки всевоз-можных моделей и конструкций. В них дети социализируются и, подрастая, пе-ресаживаются в седла. Среди шведских поговорок имеется одна и на эту тему — когда хочется подчеркнуть простоту ка-кой-либо задачи, следует сказать: «Это так же легко, как кататься на велосипе-де». Будет очень по-шведски.

Даже солдатам шведской армии вмес-те с табельным оружием выдается вело-сипед цвета хаки и танковой мощи. Это чтобы он на нем по местам дислокации разъезжал и мчался в бой с воинствен-ным гиканьем обожравшегося мухомора-ми берсерка, если, не дай бог, завтра вой-на. А пока враги медлят с интервенцией, излишек этих бронетанковых велосипе-дов поступает «на гражданку».

В стране масса велосипедных дорожек, и их следует знать. Движение на них осу-ществляется по правилам и со своими светофорами. Нельзя забывать, что дви-жение на них двустороннее. На руле не-которых старых велосипедов имеется ли-тера, напоминающая: «правая сторона!» — чтобы велосипедисты не забывали, по какой стороне ехать. Дело в том, что еще не так давно в Швеции было левосторон-не движение, как в Англии, и этот знак — памятка, которой может пользоваться тот, кто все еще не привык, или заезжий


21

англичанин, или японец… Да мало ли у кого в голове левостороннее движение.

Кстати сказать, эти древние велоси-педы дадут фору любому супермодно-му байку. Уж не знаю, из каких сплавов его делают и чем эти сплавы они смазы-вают, но до сих пор ни один механизм меня не катал с предоставлением такого чувства легкости и комфорта. Это прос-то диван, струящийся в пространстве, как эфир.

Ну, естественно, катаются все вне зави-симости от возраста и социального поло-жения. Оттого и живут долго. Хотя мог-ли бы жить и подольше. Чистокровные шведы больше других европейцев склон-ны к сердечно-сосудистым заболевани-ям, и в этом виноваты их предки викин-ги, любившие жениться на ближайших родственницах, чем слегка подпортили генофонд.

Но каждый швед не только велосипе-дист, но и автомобилист. Наверное, это

страна не менее автомобилизирован-ная, чем та же Америка, и отличается лишь обилием «вольв» и «саабов» на до-рогах. Только пешеходу от этого не лег-че. Поэтому путешествовать тут автосто-пом нынче стало гораздо труднее. Авто-мобиль стал восприниматься таким же неотъемлемым атрибутом хозяйства добропорядочного самаритянина, как, скажем, зубная щетка. Разве станет доб-ропорядочный самаритянин проситься в машину другого добропорядочного са-маритянина прямо посреди на дороги? Ясен пень — не будет. Как не будет пы-таться одолжить зубную щетку. Вот авто-стопщики и вымирают, а оставшихся все чаще удивленно разглядывают, чем под-возят.

Ко всему, что связано с дорогой, швед относится с большой ответственнос-тью. Отчасти потому, что это вопрос этики, отчасти — здравого смысла. Ну, действительно, если платить по тыся-


22

че крон за каждый непристегнутый ре-мень, очень скоро привычка пристеги-вать ремень станет условным рефлек-сом. Поэтому самой распространенной причиной дорожных аварий в Шве-ции являются не люди, а звери. Оле-ни. Итог типично шведского ДТП — не только тонна первоклассного металло-лома, но также ценный мех с полутон-ной диетического мяса. Поэтому вдоль всех скоростных дорог страны натя-нуты сетчатые ограждения. Как оле-ни сквозь них проникают, ума не прило-жу — дыры прогрызают, что ли. Кста-ти, олени здесь тоже транспорт, но не у всех обитателей Швеции, а только у ее аборигенов — народа саами.

Источники порядкаПредставления о бытовом порядке — на улицах и вообще — у шведов и у нас несколько различаются. Яркий пример — отношение к сбору бутылок. У нас бу-тылки собирает понятно кто: малообес-печенная часть населения.

Не так в Швеции. Там собирать их — занятие не стремное, а благородное по

ряду причин. Во-первых, сборщик очи-щает ландшафт и чувствует себя спа-сителем природы для будущих поко-лений; во-вторых, он зарабатывает де-ньги, поскольку залоговая стоимость некоторых видов посуды весьма ощути-ма; в-третьих, общество его за это ува-жает. Вот вы бы что подумали, узнав, что ваши детки промышляют сбором бутылок? Что-нибудь да подумали бы. В Швеции же это занятие в основном на откуп детям и отдано. Взрослые это поощряют как воспитание общественно полезным трудом и не отнимают у них деньги себе на выпивку. Хотя некото-рые, может быть, и отнимают.

Успех бутылочного бизнеса преходящ. Но в случае неудачи, как это было од-нажды со мной, всегда можно утешать-ся сознанием благородства исполненной экологической миссии.

…Хмурый рассвет застал меня входя-щим в незнакомый северный городок. В поисках тихого газона, где бы я мог часа два-три поспать, я наткнулся на не-что противоположное, удивившее меня до глубины души: поляна, сплошь усы-


23

панная пустыми пивными бутылочками. Это было тем более удивительно, что в этой стране обычный-то мусор — боль-шая редкость, а тут ведь целое состоя-ние. Видимо, какая-то компания хоро-шо ночью погуляла, а «санитары» еще не проснулись. Ползая по траве и окрес-тным кустам, лихорадочно собирая бу-тылочки, я представлял, чего я накуп-лю, сдав их в ближайшем супермаркете. Мысли о добродетели бескорыстия при-шли позже…

Бутылочки не помещались в рюкзаке. Пришлось освободить чехол от гитары. И он скоро наполнился. А бутылочки все не кончались. Может, это сон? глюк? бе-лая горячка?

С удовольствием сгибаясь от тяжес-ти свалившегося на мои плечи богатс-тва, добрел до магазина. В нем тару при-нимает автомат. По часовой стрелке вра-щается барабан, неровности которого определяют тип бутылки. После каждой, по идее, на табло должна высвечивать-ся ее цена. Но это чудовище глотало мои драгоценные бутылочки одну за другой, а на табло был ноль. До сих пор не знаю, что произошло.

Шутки хакеров? Явление злого рока? Элементарный сбой системы? И толь-ко последние несколько бутылок, отли-чавшиеся по форме от остальных, выда-ли цифру 8.… Хватило на рогалик. Грызя его на пустой проселочной дороге, я по-думал, что надо бы вернуть его часть го-сударству в качестве подоходного нало-га, и отщипнув процентов 20, скормил его птицам.

Я люблю Швецию и не раз в ней бы-вал. За что я ее люблю? Не за продви-нутость цивилизации, но за то, что ци-вилизация здесь, в Скандинавии, не за-глушает силы Земли. За гармонию скал, озер и сосен этой страны с ее городами. За то, что в городах, кроме людей, жи-вут прочие существа и так же считают города своими. За небо цвета легкого камня. За дожди, монотонные как песни гребцов…

Увидев в кварталах Стокгольма остро-ва, легко себе представить Атлантиду. Такие города легче покидать морем.

Кратер земли и неба

ЯПОНИЯ

КРАТЕР ЗЕМЛИ И НЕБА

Врет Хокусай! Никаких видов горы Фудзи не бывает. Фудзи‑сан укрывает такое

покрывало облаков, что, пройдя от электрички до предгорий пешком двадцать

километров, сомневаешься в самом ее существовании.

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАЯПОНИЯ

26

В стране восходящего солнца в тот осенний день были большие проблемы с солнцем. Зато говорят, что летом ни с солнцем, ни с пейзажем проблем нет. Вулканический конус в очертаниях ре‑зок, как на гравюрах, солнце встает не‑посредственно из океана, и пешком тащиться от самой станции нет ника‑кой необходимости, поскольку в летний сезон действует автобусное сообщение вплоть до смотровой площадки на высоте 2400 метров, где заканчивается

растительность и начинается тропа, ведущая вверх по лавовому конусу до самого кратера. Осенью же вокруг Фудзи кружатся тучи и никакого ав‑тобусного сообщения нет и в поми‑не. Не сезон. И только по постоянному подъему дороги в гору догадываешься о том, что идешь верным направлени‑ем. К вершине. Хотя вот уже на протяжении почти двадцати километ‑ров я мечтаю дойти хотя бы к под‑ножью.


27

Главный стратегический объектДорога, тем не менее, ведет все выше, а тучи все ближе. Вот они уже цепляют‑ся за верхушки деревьев, срывая с кле‑нов листья и проливаясь локальными — до ста метров в радиусе покрытия — дождями. Я давно уже перестал пытать‑ся застопорить машину, не надеясь, что кто‑нибудь подбросит. Во‑первых, ник‑то не останавливается, во‑вторых, спе‑шить некуда. Местность здесь для хит‑чхайкинга не подходящая. Километров десять назад началась, судя по придорож‑ным плакатам, военная зона. Плакаты предупреждают, что до ее окончания ни‑каких гражданских объектов вы не встре‑


28

тите, так что пообедать в придорожном кафе, да и просто купить воды следовало заранее. И вот уже два часа пути кругом маневры. По обе стороны от дороги гро‑хочут танки, палят пулеметы, кто‑то идет в атаку, по самой дороге снуют военные грузовики и джипы с патрулями, а я в ус‑ловиях сверхнизкой облачности и ограни‑ченной видимости иду куда‑то, надеясь, что к горе Фудзи. Очевидно, именно к ней. Ведь за месяц путешествия по Япо‑нии я не встретил не только ни одной во‑енной машины, но и ни одного военного. А тут целая армия в состоянии повышен‑ной активности. Сразу видно, что Фудзи‑яма — главный стратегический объект Японии. А что? Разве не очевидно?

Ночь «пятой станции»Дорога поднялась еще выше, и я торжес‑твенно вошел в настоящую тучу, из тех, что приносят дождь. В туче дождь — кру‑гом. Будь на мне обычный плащ, мне уже было бы грустно. Но на мне — Salewa, одежда из гортексной мембраны, и мне весело идти в этом облаке ледяного дож‑дя, радуясь тому, что не послушал знако‑мых альпинистов‑высотников, которые считали, что для восхождения на Фуд‑зи‑сан (3777 метров над уровнем моря) такое продвинутое снаряжение ни к чему. Очень даже к чему.До смотровой площадки «Пятая стан‑ция» на высоте 2400 метров, куда в сезон завозят туристов на автобусах и где ле‑


29

том круглосуточно работают магазины и рестораны, я дошел уже в кромешной темноте. Но в это время года на площад‑ке работают лишь автоматы, продающие напитки в банках, светящиеся в темноте, как маяки. Здесь, под козырьком мага‑зина сувениров, я буду спать до четырех‑пяти часов утра, чтобы начать восхожде‑ние как можно раньше.Распаковываю рюкзак, расстилаю ков‑рик, раскладываю спальник, в общем, располагаюсь. Правда, выспаться мне не дали. Смотровая площадка у подножья конуса Фудзиямы является популярным местом проведения досуга для местной сельской молодежи даже в условиях нуле‑вой видимости. Всю ночь эта самая мо‑лодежь обоего пола, разгоряченная дис‑котеками в своих клубах, раскатывала

вокруг на машинах с грохочущей во все мегаватты музыкой и резвилась, гоняясь друг за другом по моей площадке. Так что проспать запланированное для нача‑ла восхождения время было просто не‑возможно.

Excelsior!Вот уже час почти бегу по крутому вул‑каническому конусу вверх и все не могу согреться. Хотя «бегу» и «по конусу» — не те слова. Были бы те — уже прибе‑жал бы. Скорее, все‑таки карабкаюсь и не «по конусу вверх», а по тропинке, петля‑ющей по лаве специально для того, что‑бы не пришлось карабкаться под углом 45 градусов. Уже давно светло, но сол‑нце только готовится к восходу. Я тоже хочу быть к нему готовым, чтобы иметь


30

взгляд на это событие, притом в прямом, а не в переносном смысле. В перенос‑ном я свой взгляд на восход давно имею. А вот в прямом… Чтобы твои зрачки были первыми, в чем отразится солнце в этот день. Смотреть со склона Фудзи‑сан на твою главную звезду, восходящую из‑за горизонта, за которым не то восток, не то крайний запад — значит принять участие в событии масштаба космогонии.Под ногами — клубящиеся, наливаю‑щиеся на востоке золотым свечением об‑лака. Вокруг — глыбы застывшей лавы, которые тоже… облака. Облака подзем‑ного мира. Обычно черные, но сейчас под натиском света они наливаются темно‑бордовым цветом, в память о своем «ге‑нетическом коде» — космическом огне, вскипятившем камни планеты. Край‑

ний раз это было в эпоху Эдо, лет двес‑ти тому назад. По геологическим часам — доля секунды. Что же тогда на этом фоне твое собственное частное сущест‑вование?..…Когда шизофренически соотносишь себя с космосом, в голову лезут всякие сложные мысли. А восход солнца — это просто. Просто солнце — светило такое, оно… того… живет здесь, восходит иног‑да. Просто появляется из‑за горизонта. И все. И сразу перестаешь стучать от хо‑лода зубами.Людям вообще свойственно сложно ду‑мать о простом. Думать — вообще слож‑но. Тем разумные формы жизни и отли‑чаются от прочих, что везде ищут смыс‑лы. Даже там, где их, возможно, и нет. И ведь находят же. Поэтому как узнать, что нечто не имеет смысла после того, как смысл уже обнаружен? Поэтому бес‑смысленный мир — плод догадок интел‑лектуальных пессимистов, а для нас — оптимистов, мир исполнен смысла, гар‑монии, красоты, что и заставляет нас


31

карабкаться на гору. Оптимисты — они по умолчанию альпинисты. Интересно, что до того, как альпинизм стал спортом, он многие века был религией. Восхожде‑нию на священные вершины здесь, в Япо‑нии, с древности придавалось значение религиозной церемонии.Пока я возился с аппаратурой и пере‑одевался в менее теплую одежду, меня догнала группа людей. Думал, что аль‑пинисты, оказалось — паломники. Впро‑чем, какая разница. И у тех и у других —

одна дорога. Наверх. Все выше. Марш‑рут, выраженный латинским девизом, превращается в доктрину. «Все выше!» Excelsior! Связывая профанные сферы и сакральные, он определяет суть религии и объясняет смысл исходного слова — religare «связь». По‑японски «мусубу».Японский миф о творении мира начи‑нается с появления первой триады богов мусуби‑но ками, понимаемой как систем‑ный порядок, организующий принцип, который и на Западе, и на Востоке есть


32

метафора космогонии. Оно и верно. Кос‑мос есть логос.Я остановился, пропуская группу. Пос‑ледний человек, поравнявшись со мной, остановился, чтобы пообщаться. Некото‑рое время мы поднимались вместе. Ад‑зима Кодака, как звали этого человека, сообщил, что он вообще‑то не с паломни‑ками, а сам по себе. Но синтоистской сек‑те Фусо‑кё, которую представляет груп‑па восходителей, вполне симпатизирует. Еще бы японец, к тому же профессио‑

нальный альпинист, не симпатизировал этой секте, верховное божество которой не кто иной, как Сэнгэн Дайсин — Вели‑кий бог горы Фудзи, персонифицирую‑щий, согласно ее доктрине, триединую сущность первых богов космогонии.Эта секта, как и еще два десятка «но‑вых детей синто», возникла во второй половине XIX века в эпоху Мэйдзи, на волне возвращения к истокам нацио‑нальной духовности. Как видим, к про‑блеме истоков отцы‑основатели подош‑


33


34


35

ли, как и подобает отцам‑основателям, основательно. То есть начали решать ее от сотворения мира. Само творение в их интерпретации есть проявление воли Сэнгэн Дайсин, так что от почитания бо‑жественных предков, с миром которых ассоциируются горы, зависит духовное здоровье и человека, и нации в целом. Поскольку горы сами по себе священ‑ны, секта никаких храмовых сооружений не строит, и главным ритуальным дейс‑твом Фусо‑кё, ее, скажем так, литургией является восхождение на гору Фудзи, в котором я в данный момент как бы слу‑чайно участвую.

Врата между мирамиКодака‑сан, будучи настоящим альпинис‑том, поднимающимся на Фудзи в качестве воскресной прогулки, скоро утомился пол‑зти в моем темпе и усвистел со скоростью

сверхзвукового лифта. Я же особенно не спешил. Пейзаж с каждым шагом стано‑вился все более захватывающим, и его хо‑телось впитать в подсознание. Облака ос‑тались далеко внизу, укрывая долины от лучей звезды и кратера планеты — двух зияющих полюсов в структуре Галакти‑ки, ставших для ее обитателей, полюса‑ми силы. Там, в долинах дожди. Клены момидзи на мокром асфальте. Осенние мысли. А здесь не спрятаться от солнца, и мысль всего одна. Все выше. Excelsior!На пути к вершине стоят ворота тории

— такие, какие ставят перед храмами. Это правильно. Гора Фудзи — она сама по себе храм храмов. А храму полагаются ворота. Ворота священной горы — луч‑ший выход в открытый космос.Вот еще одна группа восходителей про‑

ходит через тории, оставшиеся внизу. Сегодня Третье ноября, национальный


36


37

праздник — День рождения императо‑ра Мэйдзи. На конусе вулкана и у его под‑ножия в такие дни бывает многолюдно. Праздник национальный и требует пик‑ника не где‑нибудь, а в сени националь‑ных символов.«До вершины осталось полчаса! Гам‑баро!» — возглас ободрения и подде‑ржки, которым болельщики поддержива‑ют свои команды, несется со специаль‑но установленного плаката. Смотрю на часы — начало двенадцатого. Поднима‑юсь — уже шесть часов. Еще полчаса… Все‑таки напрасно я фотоаппаратуру не переложил из кофра в рюкзак… Да и но‑утбук зря не оставил в камере хранения… Но, полчаса — это ничего. Полчаса — су‑щий пустяк…Такое впечатление, что склоны вулка‑на — парабола. Чем ближе к вершине, тем круче. Но все же в вертикаль не пере‑

ходят, и вот уже прохожу последние свя‑щенные ворота тории. Все. Кратер.Кратер — тоже ворота на пути из недр земли в недра неба, минуя поверхнос‑ти как формальности. По этому путеп‑роводу, перемещаясь от ядра планеты в межзвездный вакуум, циркулирует энер‑гия, доступная не осмыслению, но ощу‑щению. Поэтому кратер Фудзи, он же — высочайшая точка Японии, оформлен адекватно, с торией на венчике и настоя‑щим синтоистским храмом, сложенным из лавовых глыб и покрытым черепицей. Храм в зимнее время года закрыт, что не мешает альпинистам и паломникам по‑молиться перед рольставнями, закрыва‑ющими внутреннюю часть его павильо‑на от снежных буранов. Вот пара альпи‑нистов скинули перед храмом рюкзаки. Помолились, похлопали в ладоши, раз‑гоняя злых духов (господи, ну откуда на


38

Фудзи‑сан злые духи!) и принялись тут же ставить палатку.— А зачем вы ставите палатку? Сегод‑ня спускаться не планируете? Ведь еще только 12 часов? Или у вас здесь дела?— Нет, мы здесь заночуем. Хотим здесь проводить закат сегодня вечером и встретить восход завтра утром. Ну и энергией подзарядиться заодно. Мес‑то тут, понимаешь ли, очень энергети‑ческое.— Как не понять! Сам скоро светить‑ся начну, как лампочка. Для полной энер‑гетической подзарядки следует обой‑ти кратер по кругу. С какого бы ракурса не посмотреть — впечатление от зияю‑щей на фоне облаков вершины за гранью возможностей языка или фотографии их описать или запечатлеть.— Юго‑западный край возвышается над кратером как рог. На него непремен‑

но стоит подняться, иначе восхождение будет неполным.— Ты можешь читать иероглифы? — спросил меня молодой человек, обутый в ботинки с кошками.— Нет.— Смотри, — и указал на мраморную стелу, покрытую высеченной каллигра‑фической надписью. — Здесь написано, что это высочайшая точка Японии.— Разве это не очевидно?— Очевидно. Поэтому и обозначено вот так, мемориально.— А почему ты обут в кошки? Я не ви‑дел столько снега.— Ты, наверное, по юго‑восточному склону поднимался.— Точно.— А я по северо‑западному. Там снега и льда столько, что без кошек и ледору‑ба трудновато, — и, критически оглядев


39

мои ботинки, сочувственно добавил, — Ты там в этой обуви не спускайся, пожа‑луйста. Пойдем, я тебе что‑то покажу.— Он потащил меня на площадку сейс‑мологической станции, закрывавшей об‑зор с западной части. Вид, открывавший‑ся оттуда на запад, был, как и всякий гор‑ный пейзаж, фееричный.— Мы эти горы зовом «Японские Аль‑пы». Правда, похоже?— Ты был в Альпах?— Нет, потому и спрашиваю.— Похоже. Очень похоже.— Я очень хочу когда‑нибудь поднять‑ся на ваш Монблан.Приятно, что Монблан, оказывает‑ся, может быть «наш». О чем же еще на вершине Фудзиямы может беседовать русский с японцем, как не о Монблане. Где же еще встречаться Востоку и Запа‑ду, как не на вершине axis mundi.

Тропой боговВ Японии боги приходят на землю сверху вниз. Первые точки, на которые они нисхо‑дят на Землю — горные пики. По склонам гор боги нисходят в долины и наполняют мир людей своей эманацией и благодатью.

Спускаться хотя и быстрее, но еще труднее, чем подниматься. Работают те же группы мышц, что и при горно‑лыжном спуске, плюс постоянное напря‑жение для того, чтобы спуск действи‑тельно не стал «горнолыжным». Подош‑вы ботинок, какими бы ребристыми они ни были, просто катятся по вулканичес‑кому шлаку, как по шарикам от подшип‑ников. Если поднялся за шесть с полови‑ной часов, то на спуск надо закладывать минимум три часа. В час я попрощал‑ся с духами кратера и начал спуск. Спуск с горы имеет одно преимущество пе‑ред подъемом — это вид, пейзаж, кото‑рый постоянно перед глазами. Во вре‑мя восхождения в поле зрения только камни под ногами, зато в момент спус‑ка под ногами оказываются клубящие‑ся над землей и океаном облака, непре‑рывно меняющие свою форму, массу, объем, они цепляются за пик и перека‑тываются по лаве, кувыркаясь по ветру, как пучки травы «перекати‑поле». Косые лучи клонящегося к закату солнца высве‑чивают их массу объемно и рельефно, от чего она кажется живой, своего рода протоплазмой, протожизнью — источ‑ником всего живого на Земле. Органы эстетического восприятия не обманыва‑ют. Облака несут дождь.

P. S. Песня о горе фудзи в городе фудзи, исполняет хор фудзивараЕще метров тридцать вниз по склону, и вместо солнечных лучей — брызги дож‑дя. Еще двести метров — и дождь кон‑чился. Облака несут его туда, где он нужнее, а на смотровой площадке у под‑ножья и без дождя весело. Толпа народа в совершенно праздничном настроении, веселится, гуляет по террасам, раскупа‑ет сувениры в сувенирном магазине пло‑щадью со стадион. Вползая в кафе с языком на плече, я понял, что хотя больше суток ничего не ел, в данный момент из еды хочу лишь воду. И со‑вершенно не хочу шевелиться. А шеве‑литься надо. Сумерки, и народ начина‑ет разъезжаться. А дальнейший спуск в долину в несезон возможен только авто‑стопом. Спускаюсь на парковку и подхо‑


40

жу к туристическому автобусу. Водитель оказался человеком веселым и вникаю‑щим в ситуацию. Один у него был видимый недостаток — едет не в ту сто‑рону.— Конечно, подвезу, какой разговор. Только я не в Токио еду, а в Нагою.— Мне, к сожалению, в Токио.— Да ну, брось! Поехали в Нагою!Стопорить машины по дороге вниз ока‑залось легче, чем вверх. На оттопырен‑ный большой палец левой руки (еще один признак левостороннего движения — у хитчхайкеров в Японии работает левый палец) отреагировала первая же маши‑на. И какая! Новая «Дэлика», в которую можно влезать с рюкзаком и кофром, не произведя того дискомфорта, которое производишь, втискиваясь, к примеру, в «Мини».В «Дэлике» путешествует семья с древ‑ней самурайской фамилией Фудзивара — муж, жена и сын‑тинейджер. Все в меру вестернизированные и глобализирован‑ные, хотя по‑английски говорят с трудом. Да в этом ли дело. В глобализации глав‑ное — настроение. Настроение у всех — позитивно‑коммуникабельное, какое и положено иметь в день рождения Мэйд‑зи, императора‑глобализатора.— Подобрать тебя на дороге сын ве‑лел, — смеется отец, выписывая рулем повороты на 260 градусов. — Говорит, ты на Тома Круза похож.— И на Джони Дэпа, — подал голос сын.— Ну, тогда уже и на Наоми Кэмпбел.— Пусть жена тебя сфотографирует. Можно?— Конечно можно.— А в профиль можно? Нос у тебя длинный! Прикольно!— Давай и в профиль. Я своим носом вообще горжусь!Веселый у меня оказался трансфер. Полтора часа, пока они везли меня до железнодорожной станции города Фудзи, мы ржали не переставая. На прощание три веселых Фудзивара спели мне хором «Песню о горе Фудзи», а потом махали мне вслед, пока я не исчез в переходе к кассовому залу.


41

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАИТАЛИЯ

42


43

Из жизни бомжей Вечного Города.

ИТАЛИЯ


44

ландшафте человек, — это сень лавра. Наступает ночь, и последнее, что покида-ет гаснущее сознание, — светящийся при-зрак Колизея. Но бомжи руин истории не замечают — они здесь просто живут. И с каждым годом среди них все больше на-ших соотечественников.

Госпиталь Сан-Галикано был основан в 1725 году Папой римским Бенедиктом XIII как приют больных и убогих жите-лей Вечного Города, а также пристанище странников и изгнанников, стекающихся в Рим со всей Европы. С самого начала это было не только социальное, но и ме-

Если рассвет застанет вас гуляющим в саду, что близ Колизея, направьте взгляд к

основанию кирпичной ограды, и вы заметите группу спящих людей, укрывающуюся

одним пластом одеял. Но эта неподвижность — всего лишь мимикрия. Если подойдете

поближе, то обязательно встретитесь с настороженным взглядом: бомжи спят чутко.

Бомжи вечного города

Жизнь под лаврамиСтруктура этой человеческой массы сли-вается с римским ландшафтом, где все-му отведено свое место, в логике анти-чных пропорций: дети спят в центре, вок-руг них женщины, мужчины по краям. Глядя на них, мне почему-то подумалось, что Рим — это город, где каждый немно-го бомж и где жизнь без определенного места жительства соизмеряется с судь-бой цивилизации. Впрочем, чье место в этом мире вполне определенно?

Приходит утро, и первое, что видит, едва раскрыв глаза, спавший на римском


45

дицинское учреждение, специализирую-щееся на болезнях, наиболее распростра-ненных среди данной категории людей,

— проказа, чесотка, чахотка и прочее. Доктор Кристина Тумиати ведет меня по этажам и коридорам своего богоугодно-го заведения.

— А вот здесь на приеме сейчас как раз, кажется, русские. Хочешь — поговори.

На приеме сидел мужичок, в котором чем-то неуловимым угадывался сооте-чественник.

— Привет!— Вы говорите по-русски?

— Немножко. Как дела?— Как сажа бела. Какие у нас тут могут

быть дела?— Здоровье шалит?— Да нет, на здоровье пока, слава богу,

не жалуюсь.— А почему Вы здесь?— Помыться хочу. Слушай, ты меня не

снимай. А то бог его знает, как все обер-нется: мне потом мистер Путин это все припомнит.

— Не понял.— Ну, че здесь не понятно? Я сдался на

политическое убежище, так что я теперь


46

предатель родины и не хочу нигде све-титься, на всякий случай, понимаешь?

— Понимаю, а ты че, из Сибири?— Ну, из Сибири, из-под Якутска. Отку-

да знаешь?— Язык говорит. Я и сам из Сибири.

Из Новосибирска.— Земляк, значит. Но все равно, ты

меня не снимай. А так все, что хочешь, расскажу, про нашу жизнь здесь. Ты же писать будешь?

— Ну да.— А напиши-ка правду!— И про нас! Здрассте. — В кабинет

вошла молодая женщина со смеющими-ся глазами.

— Нас можно фотографировать, мы не предатели родины, а простые бомжи!

— И много вас тут?— Еще муж мой, пока все.— Вы все с Украины?— Нет, мы с мужем с Черкасс, а Андрей

— русский.— Я родился на Украине, потом роди-

тели переехали в Сибирь, жили мы в Яку-тии.

— А здесь вы уже долго бомжуете?— Андрей — год, а мы — пока только

четыре месяца.— Андрей, расскажи, как ты уехал?— А че рассказывать?! Купил шенгенс-

кую визу и свалил. Сначала во Францию, там хотел остаться. В Иностранный ле-гион даже просился, да не прошел по здо-ровью. А убежище просить там было невозможно, потому что иммигранта-ми должна заниматься та страна, кото-рая выдала шенгенскую визу, а у меня это была Италия. И вот я перед вами.

Пролетарии всех стран— Как с языком? Учите?— Черт бы его побрал, этот язык. Куда

там — учите. Когда такое подавленное состояние, он и в голову не лезет, и учить никакого желания.

— Первые слова, что ты запомина-ешь, — это aspetto «подождите» и «mi dispiare» «мне очень жаль». Первым тебя везде встречают, а вторым провожают.

— Точнее сказать, посылают.— Но, конечно, когда все вокруг на ита-


47

льянском, он сам в голову проникает. Я вот всего четыре месяца здесь живу, а в разговоре понимаю уже процентов девя-носто. Как та собака — все понимаю, ска-зать не могу.

— А когда вы получите вид на житель-ство, тогда вы сразу сможете найти ра-боту?

— Работы полно. Мы готовы работать. Мы же работать сюда едем, а не «кари-тас» их халявный жрать. Дали бы зарабо-тать, всем было бы от этого только луч-ше. Это арабы здесь не работают, ходят по социалкам и живут хорошо.

— Действительно, я за этот год на ка-ких только стройках не работал, везде наши — русские, хохлы, молдаване, но ни одного араба. У местных работодате-лей даже анекдот есть на эту тему. При-вели, значит, араба на стройку и говорят

ему: «Копать надо». Тот отвечает: «Хоро-шо, только дайте мне лопату с мотором». — «Где же ты видел лопату с мотором?» — «А где ты видел араба с лопатой?»

— У нас народ какой? У каждого по не-сколько профессий. Я когда начал пере-числять все свои специальности, каждая из которых может здесь не одного челове-ка прокормить, иммиграционный офицер чуть не заплакал.

В Риме бомжи СНГ продолжают попол-нять свой послужной список, осваивая чис-то римские профессии. «Джузепа! Коли меня шпагой!» — говорит ряженый гла-диатор-молдаванин гладиатору-украинцу. Они тут возле Колизея все «джузепы», на-бубенятся с утра пакетированного вина и устраивают зрелища на потеху плебса.

— А без легализации заработать мож-но?


48

— Можно, да сложно. Кому повезет. Самому работу найти трудно. Здесь у бомжей своя мафия. Допустим, я знаю, где есть работа, кому я про нее скажу? Брату, свату, соседу, земляку. Тут крепко обосновались украинцы с Западной Укра-ины, а мы — с Восточной. Они нам гово-рят: «У-у-у, кацапы!» — и если от них перепадает нам какая-нибудь работа, так это плохая работа, да и то обмануть но-ровят. Среди них есть свои дилеры. Они занимаются только сбором информа-ции о работе, а сами не работают — по-тому что каждый, которого они устраива-ют, им отстегивает, такой порядок. Все вакансии продаются. Если хорошая рабо-

та — то могут с тебя пятьсот долларов снять, а если не очень — двести-триста. И, естественно, дилер всегда спрашива-ет: «Откуда ты?» Если земляк, тем более с его района, то подберет тебе что-ни-будь получше и возьмет с тебя подешев-ле, а если не понравишься, может запрос-то «кинуть». Я один раз так проколол-ся. Мне работу предложили, пообещали пятьсот евро в месяц. Я заплатил посред-нику триста и выхожу на работу. А там такая работа — ее вдвоем делать надо, одному просто технически невозможно. Пришлось отказаться. Я к нему: «Ты что так козлишь?» А он: «Твои проблемы». И ни копейки не вернул.


49

Бытовой расизм как проза нелегальной жизниМожно констатировать, что нелегаль-ный статус, препятствующий нормаль-ному трудоустройству, консолидирует и структурирует диаспоры, но одновремен-но мешает полноценной адаптации им-мигрантов в гражданское сообщество и обостряет межнациональные отношения. Поэтому в целях выживания группы не просто консолидируются, но составляют целые теневые структуры, развивающие черный рынок рабочей силы и обостряю-щие криминогенную обстановку в целом.

Итальянская полиция периодически ус-траивает облавы в местах сбора нелега-

лов. Простому законопослушному турис-ту в это время в таких местах лучше не появляться.

— Что, прямо всех без разбора увозят?— Именно! Одна женщина приехала

по туристической визе. И вовсе она не собиралась здесь оставаться: ну, пришла туда из любопытства. Так и ее забрали. Привезли в участок, она им визу действительную показывает, биле-ты обратные, визитку из гостиницы — для них все это не аргумент. Сфотогра-фировали в профиль и анфас, занесли в компьютер, она им там «сыграла на пи-анино»…

—?????


50

— Отпечатки пальцев сняли. И отпус-тили. Ну и что? Дадут ей в следующий раз визу?

Иммигранты привносят в этнический котел Вечного Города не только свои по-рядки и устои, но и свои этнические сте-реотипы. Бывает, что им просто уже не-куда возвращаться: они собираются здесь жить и умереть. Но, сжигая за собой мос-ты, они продолжают культивировать свою идентичность, воспроизводя в пол-ном объеме идеи собственной нацио-нальной исключительности, — притом в виде, гипертрофированном убогостью своего современного положения. Их при-меры насквозь просвечивают и приро-ду, и психологическую функцию нацио-нальных мифов: самым добродетельным и великим провозглашает себя тот, кто

чувствует себя самым униженным и бес-правным. Этим, как известно, страдают и люди, и народы.

— Интересно, бомжи всех стран со-единяются вместе — на манер проле-тариев, или у каждого народа свое мес-то встречи?

— Ага. Мы, украинцы, собираемся на пьяцца Мадонна Делла Монти. Есть свои места и у молдаван, поляков, румын. Но вот что характерно — после нас всег-да чисто, ну разве что газеты, на которых мы сидели, остаются, а после молдаван и поляков — горы мусора. Они там все веч-но пьяные, а у нас все тихо и культурно. Ну, выпьем вина чуть-чуть и то иногда. А те постоянно бузят, иногда даже меж-ду собой дерутся.

— Ну, ты скажешь тоже.— А что, не так? Бывает, конечно, и у

нас, некоторые нажрутся и морды друг-другу бьют. С кем не бывает. В семье не без урода. Но не все же. Только вот мол-даван почему-то полиция не забирает, их сборища не разгоняет. Нас же постоян-но разгоняют. А этих арабов и прочих не-гров они вообще любят. Те, чуть что не по-ихнему, начинают орать: «Расизм!». А итальянцы боятся, что их в расизме об-винят, вот и целуют арабов в их смуглые задницы. Мы же не будем орать «расизм» — мы же белые. Я в России не был расис-том, но здесь я им стал.

«Качки» прав человеческих— Тут с нами так обращаются!!! Фран-

цузы в полиции, когда нас сюда выпрова-живали, сами прямо так и сказали: «Ребя-та, вы едете в задницу».

— Может, они сказали просто «поез-жайте»?

— Из всех стран для эмигрантов Ита-лия — самая плохая. Мне они кварти-ру на девять месяцев сняли, хотя по зако-ну должны на год. ООН им на меня де-ньги выделяет, куда они деваются? Я, как политический, должен жить в отдельной квартире и получать денежное пособие. Более того, я не должен общаться с пос-торонними весь срок рассмотрения мое-го дела. А вдруг меня похитят или спро-воцируют на противоправные деяния?


51

А они говорят: «К сожалению, денеж-ное пособие мы вам выплатить не мо-жем. Вы, конечно, работать не должны, но если вы найдете работу сами, мы вам препятствовать не будем. Но я же поли-тический! Я вообще не должен работать!

Что-что, а качать права нашего брата учить не надо.

— А где сейчас вы ночуете?— Ночуем на вокзале, в тех вагонах, ко-

торые на ночь загоняют в отстойник. Но-чью они стоят, утром их собирают. Мы, соответственно, с вечера до утра можем там находиться.

— Есть такие вагоны, которые то ли списаны, то ли на вечном приколе. В них можно жить постоянно. Только там мес-та на три поколения вперед забиты. По наследству передаются.

— Платили бы нам это пособие деньга-ми, мы себя и вели бы прилично, а так, хочешь не хочешь, нарушаешь порядок. Взять хотя бы общественный транспорт. Денег-то нет, а ехать надо. Пешком же не будешь ходить. Ну и что с того. Входят

контролеры, ты им и говоришь, мол, де-нег нету. Они тебе выписывают штраф-ную квитанцию, по которой ты должен в банке заплатить штраф. Тебя высажива-ют, ты садишься в следующий автобус и спокойно едешь дальше. Про судьбу кви-танции надо объяснять?

Политубежище: от мифологии к технологииЧтобы твое дело приняли к рассмотре-нию по линии политического убежища, нужно придумать историю. Хотя бы и са-мую невероятную. История моего собе-седника поражала радикальным разма-хом, причем, похоже, он настолько вжил-ся в роль, что сам во все это поверил. Дескать, он — практикующий маг и экс-трасенс, в конце перестройки настоль-ко преуспел в спиритуальных практиках, что его взял на заметку идеологический отдел КГБ и стал вербовать. Узнав, что ему придется заниматься зомбировани-ем честных людей, наш знакомый, будучи магом порядочным и во всех отношениях


52

добродетельным, отказался. После этого у него начались неприятности: он теря-ет работу, прописку и свой «волшебный дар». Жить без работы, прописки и вол-шебного дара в нашем отечестве, как вы сами понимаете, невозможно. Остается одно — изгнание.

— Грустная история. Главное — прав-доподобная. А как было на самом деле?

— Да все — чистая правда! Ну, почти все. Все очень просто. Вырос и выучил-ся в Якутии. Потом попал на «большую землю», встретил девку, женился. Жить негде, поначалу жили у ее родителей. Точнее, там кроме нас — еще ее мать и бабка жили. Теща меня сразу невзлюби-ла и давай дочку пилить. Но жена у меня была — золото, всегда на моей стороне

оставалась. Но те воспользовались случа-ем: забрали они наши паспорта и выпи-сали из квартиры. И куда ты без пропис-ки пойдешь? С голоду-то мы не пропа-ли: руки-ноги целы, голова тоже имеется. Даже в Москве жили. Договорились с од-ними людьми, что жена будет за их ба-бушкой ухаживать. Она медик у меня. Хорошие люди очень попались. Разреши-ли нам вдвоем у них жить. Так мы и жили несколько лет. А нелегалом я стал еще в России. Фотокарточку в паспорте надо было очередную вклеивать, а у меня про-писки-то нет. Паспорт, выходит, недейс-твительный.

Долго я так мыкался. Но бомжом не стал. Всегда где-то работал. Много ра-ботал. Где только не работал в то время.


53

Даже в монастыре одном. Работал хоро-шо, и батюшка решил даже меня при мо-настыре прописать, и даже заявление сам в милицию отнес. Прихожу я с пас-портом, а там начальником паспортного стола чурбан какой-то. То ли узбек, то ли казах, черный, одним словом. Меня уви-дел, и с порога: «Еще один бомж ночлеж-ку нашел! Прикрыть бы эту богадельню к такой-то матери». Ну, я и не выдержал, ему так прямо и сказал: «Это ты, морда нерусская, а я на своей земле». Ну, да, ну, сорвался. Он мне паспорт обратно швыр-нул. После этого я понял, что надо уез-жать. Купил липовую прописку, получил загранпаспорт, заплатил фирме за визу, и вот я здесь.

— И чего было про КГБ огород горо-дить? Чем КГБ ужаснее твоей тещи? Воз-вращаться-то думаешь? Какие у тебя пер-спективы? Всю жизнь в вагоне ночевать?

— Не-е-ет. Мне обратной дороги нет. Меня там и не ждет никто.

— А если тебе откажут в политическом убежище?

— Сто процентов, что откажут.— И что потом?— Потом — суп с котом. И мы с этим

котом адвоката наймем. Если будет не на что — власти обязаны предоставить. Адвокат в ту же комиссию подает доку-менты повторно, как бы на апелляцию, объясняя им, что они меня не так поня-ли и как мне необходимо политическое убежище. Они повторно отказывают, и тогда тот же адвокат меня подводит под «санаторий».

— Это еще что?— Так называется какой-то закон о ле-

гализации нелегалов. Там расписаны ка-тегории нелегалов, имеющих право на легализацию в первую очередь. И пер-вым пунктом значатся нелегалы, кото-рые уже сами легализовались, как я, че-рез азюль, убежище то есть. Азюлянты, они уже как бы легально проживают. Бу-магу-то выдали, «пермессо сиджорно» — разрешение на временное проживание. И вот когда по «санаторию» ты легали-зован окончательно, ты получаешь «пер-мессо пер лаборо» –разрешение на ра-боту.

— С ним легко найти работу?— Работы море. Дважды в неделю, по

вторникам и пятницам выходит «Порте портезе». Там масса объявлений о при-еме на работу. Можно даже очень непло-хую работу найти.

— А ты, вообще, кто по профессии?Андрей хитро так посмотрел и изрек:— Капитано ди фрегато.— «Капитано ди» чего?!— Ди фрегато.Я чувствую, что меня явно грузят.

А его явно развлекает озадаченный вид собеседника. Видно, что он привык про-изводить впечатление своей специаль-ностью. Выдержав мхатовскую паузу, пояснил.

— То есть я — помощник капитана речного судна, по-русски, а по-итальянс-


54


55

ки — «капитано ди фрегато». У них так называются все, кто имеет отношение к вождению судов, не важно каких — реч-ных, морских, подводных или воздушных. Я старался максимально точно перево-дить название специальности, потому что знал — это проверяется в обязатель-ном порядке. Но иммиграционный офи-цер решил, что «капитано ди фрегато» — это командир военного корабля или подводной лодки в ранге не ниже полков-ника. И отправил мое дело проверять на всю катушку.

Партизанские приемыПерспектива возвращения домой мно-гим представляется чем-то более пугаю-щим, чем туманное будущее. С будущим, по крайней мере, связана успокаивающая сознание надежда. А прошлое здесь вы-зывает ностальгию и тревогу.

— Здесь держаться будем до последне-го: с голоду, по крайней мере, помереть не дадут.

— Живем, конечно, как бомжи, но хоть выглядим ничего. Можно одежду какую-никакую получить.

— На мне, например, уже ничего свое-го не осталось.

— А почему не вернетесь, кого бои-тесь?

— Нас ФСБ не трогает. Зачем марать-ся? А вот налоговая придет и спросит: «Ребята, вас год не было в стране, вы за рубежом часом не подрабатывали? Поде-литься не хотите ли?»

— А как с просроченными визами гра-ницу перейти?

— Ну, это мы не скажем. А то ты напи-шешь, и нам этот канал перекроют. Хотя способов есть несколько. Один из них — выехать за пределы шенгенской зоны не через КПП.

— То есть как? Лесом? Как партизаны?— Что-то в этом роде. Но это очень

долго и неудобно. Можно лететь обыч-ным рейсовым самолетом, просто дать взятку пограничнику. Пограничники здесь тоже взятки берут, кладешь в пас-порт сто евро, и он «забудет» проставить «депортато». Хотя, бывает, деньги возь-мет, пропустит, а в компьютер все рав-

но занесет — как нарушителя визового режима. И об этом ты узнаешь уже по-том, когда в следующий раз за визой об-ратишься.

Обед от папы римского— Пойдем с нами, пообедаем.Такое приглашение, исходящее от че-

ловека, живущего в отстойном вагоне, по идее, не должно вызывать вопросов типа «кто платит». Но только не в дан-ном случае.

— Должны же мы гостя обедом угос-тить.

— Ну, это уже не мы, а Папа. Коро-че, приходи к Сан-Пьетро к 12 часам. Там увидишь толпу людей, желающих «каритас». И там нас найдешь. Только фотоаппарат спрячь. А то скажут «турис-то» и ничего не дадут.


56

Итак, опыт бомжей — школа выжи-вания и процветания бедных путешес-твенников. Его следует воспринимать адекватно. По крайней мере, это поз-волит всем страждущим сэкономить на обедах.

На площади Сан-Пьетро всегда мно-голюдно. Но толпа римских маргиналов со своим напряженным ожиданием халя-вы придает этому центру мирового ту-ризма драматизм джунглей. Хотя реаль-но здесь сложно конкурировать за благо-творительные обеды: сколько бы народу не собралось — обедов хватит на всех. Однако инстинкт жизни порой домини-рует над принципами ее разумной орга-низации. Люди знают, что им всего хва-тит, но ведут себя так, как будто на всю

толпу Папа выделил всего семь хлебов и притом самых обыкновенных.

— Тут один волонтер был, такая сво-лочь. Придумывал свои правила раздачи талонов. Ему за это руку сломали, боль-ше не появляется… Вон-вон, смотри, что, суки, делают.

Волонтеры, впрочем, не делали ниче-го особенного: просто, пытаясь упоря-дочить толпу, перешли на другое место. Это произвело в толпе ажиотаж: люди побежали, толкаясь и ругаясь. А поря-док такой. Сначала волонтеры Ватикана раздают талоны. Затем люди идут с пло-щади в переулок и выстраиваются в оче-редь. Ее также регулируют волонтеры, впуская во внутренний дворик небольши-ми группами. Нужно пройти галереей во


57

дворик, подойти к вагончику и получить в обмен на такой талончик пакет с едой. И не забыть сказать «спасибо».

— И тебе не стремно вот так с нами идти с этим пакетом? — допытывалась у меня Инга. — А то давай я твой пакет понесу.

— Сам донесу, — огрызнулся я. — А почему, собственно, должно быть стремно? Быть бомжом Вечного Города — это даже почетно.

— Ха-ха! Почетно! Когда ты несешь этот пакет, простите, этот «знак поче-та», от тебя все нормальные люди шара-хаются.

— Да успокойся ты, никто не шараха-ется, — одернул муж свою развеселую жену.

Да, мы, даже в статусе бомжей, — все еще великий советский народ со специфическим имперским сознани-ем, вполне созвучным гражданам «пер-вого Рима». И хлеба нам, и зрелищ, и удовлетворенных амбиций. Если есть не чего, не грех поесть и в богадель-не. Но почему-то все-таки немножко стремно.

— И где мы будем обедать?— У нас тут есть свое местечко.От Сан-Пьетро компания отправилась

к Тибру, где на высокой набережной — какие-то дощатые настилы с навесами. Там мы и расположились. Каждый начал рыться в своем пакете.

— Та-а-к. Что нам сегодня Папа пос-лал? Вечные равиоли, булочка, салат.


58

У тебя с чем булочка? Поменяемся?— Что хорошо, — объясняет с наби-

тым ртом Андрей, полчаса назад клей-мивший негуманные итальянские влас-ти, — с голоду здесь помереть не дадут.

— Особенно женщинам, — отозвалась Инга. — К женщинам они как-то бережно относятся. Легче устроиться на работу. Как правило, уборщицей в домах очень занятых людей.

Народ поел и развеселился еще боль-ше. У Андрея в руках извергалась гази-ровка. Он начал гоняться за Галиной, женщиной лет сорока пяти, норовя ее облить. Та с визгом уворачивалась, об-ливая его в ответ из своей бутылки. Все это напоминало сцену на школьной перемене.

— А мне здесь нравится, — сказала Га-лина, присев отдышаться. — Здесь всег-да весело, и голова ни о чем не болит. Да, здесь я — бомж, но я — счастливый и очень жизнерадостный бомж. Здесь я предоставлена самой себе и имею тот прожиточный минимум, пусть не в де-ньгах, а в натуральном продукте, не важ-но, ради которого я у себя на Украине каждый день ходила на работу, пахала с утра до вечера, решала попутно мас-су проблем и, в итоге, годами не получа-ла зарплату.

— А где Вы работали на Украине?— Не поверишь, в Национальном бан-

ке, кассиром. И зарплату ни черта не по-лучала. Иммиграционный офицер, узнав это, примерно так же отреагировал, как и ты, воскликнув: «Почему же Вы здесь?!» А теперь мне отсюда никуда и не хочет-ся. Меня такая жизнь очень даже прика-лывает.

— А что, давай, оставайся с нами.— Ну, если вы приглашаете…— Запиши номер моего мобильного.

Если что — звони. Встретим как родного.

— Твоего мобильного?— Да, здесь бомжи — все крутые.

Банановый перформансКак родного они меня встретили уже на следующий день. Покидая Рим, по доро-ге в аэропорт, я вышел из метро у Колизея, чтобы проститься с городом, и по своей, сложившейся за годы пу-тешествий традиции пошел пешком. И вдруг в окне обгонявшего меня ав-тобуса я вижу всю эту честную кампа-нию. Они меня заметили и махали рука-ми. Автобус остановился, и я вскочил на подножку.

— От вас практически невозмож-но скрыться! Надо же так встретиться в этом муравейнике.

— Значит, будем общаться. Не потеряй бумажку с телефоном. И звони.

— А это тебе на память о римских по-мойках, — сказала Инга, извлекая из ог-ромного бумажного пакета гроздь под-гнивших бананов. — В самолете пожу-ешь.

Когда ты жуешь подаренный другом-бомжом чуть тронутый тленом банан, из-влеченный из римской помойки, то чувс-твуешь себя Человеком Вселенной. Осо-бенно, если в этот момент ты летишь на высоте девять тысяч метров над уровнем Средиземного моря. Дары природы, фер-ментированные в чреве цивилизации, — символы эстетики распада и бегства тела от формы. А поедание символов — это уже перформанс. Хотя и в Риме, очевид-но, бывают такие помойки, на которых банан — это просто банан.


59

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАМАЛАЙЗИЯ

60


61

Записки из джунглей Калимантана

МАЛАЙЗИЯ


62

Не забывай, кого ты съел


63

Голос хордовых предков! Он вопиет особенно громко в отелях Калиманта-на и отзывается ревом в окрестных тро-пических лесах, самых древних в мире. И вот в один из командировочных дней, точнее ранним-ранним утром, когда прикрепленные к нам гиды досматрива-ли свои сны, мы с фотографом Дмитри-ем Горячкиным прошли на цыпочках на reception свершить check out. Скорее в джунгли! В племена! Такси под парами заказано с вечера. Где же оно?.. Не зака-зано?.. Горячкин громко материт пор-тье. Тс-с-с, портье уснул, уснуло все вок-руг.

Выскочив из гостиницы и поймав так-си самостоятельно, мы мчимся, рассе-кая плотный воздух тропиков, и оставля-ем в воздухе следы. О том, куда и к кому следует мчаться, можно узнать из эн-циклопедий, путеводителей, интернета,

уточнив эти данные у портье, прохожего, таксиста. Наши разведывательные уси-лия привели к заключению: к рунгусам! Быть в Малайзии и не познакомиться с рунгусами — преступление перед собой. От местных мы узнали: рунгусы — пле-мя, живущее в джунглях в длинных до-мах на сваях. Люди как люди: охотятся, возделывают рис, работают в близлежа-щих городах в офисах компаний, торгуют на рынках, заканчивают школы и универ-ситеты, из их среды вышли и профессо-ра, и сотрудники министерств, только при всем этом народ этот каким-то зага-дочным образом не растерял свою древ-нюю культуру и сегодня предпочитает жить как жили предки, в своих диковин-ных длинных домах, хотя уже и электри-фицированных.

Нужное нам племя обитает в восточ-ной части штата Сабах. Мы же обита-

Нет, все‑таки в пятизвездочном отеле нет поэзии. Равно как в четырех‑, трех‑,

двух‑ полутора‑… Поэзия — в джунглях. Поэтому, когда вокруг твоей гостиницы —

джунгли, из нее хочется сбежать.


64

ли в его западной части. Когда Восток встречается с Западом, триста верст не крюк, и вот, добравшись до автовокза-ла, мы влезаем в раскаленный на солн-це микроавтобус и пускаемся в дорогу за 15 ринггит (неполных четыре долла-ра). Хорошее начало, поскольку таксист просил 260. По дороге делаем останов-ку в городке Кота Белуд, знаменитом своим рынком, на который по воскресе-ньям представители разных племен со-бираются как на праздник, надев свои лучшие наряды. На рынке нет других лиц, кроме счастливых. И это не экзоти-ка — это просто жизнь штата. Именно это, а не то, что обычно показывают ту-ристам. Для нас это только начало! Впе-реди еще таинственные племена людей, живущих в длинных домах. Впереди…. Я смотрю на Диму и понимаю, что слу-чилось нечто страшное.

— Что?Он только выдавил из себя:— Фотоаппарат.У него была простая рабочая машин-

ка, и она сломалась ни раньше, ни поз-

же, а именно в тот момент, когда вокруг, куда ни посмотри, — кадр, достойный первой полосы. На Диму было страшно смотреть. Для фотографа-профессиона-ла это трагедия. Зря, зря Горячкин мате-рил портье. Портье был магом и наслал на его «Пентакс» лихоманку.

— Джан, — обратились мы к владель-цу лавки «Кодак», располагавшейся между лавкой с кривыми малайскими мечами и аккумуляторами не первой свежести, — где ближайшая ремонтная мастерская?

— В Сингапуре.Пришлось отдать коллеге один из сво-

их «Никонов», и мы продолжили путь, прикупив себе по кривому малайскому мечу, которые продавались тут же, ря-дом с китайскими аккумуляторами. До-рога петляла словно по страницам гла-мурного путеводителя, точнее, по те-нистым долинам, залитым зеленой пеной самых древних в мире джунглей. Все было как в кино.

— Похоже, мы едем в самую задни-цу! — ликовал еще недавно депрессив-


65

ный Горячкин в предвкушении приклю-чений, — ну, в смысле…

— В лучшем смысле этого слова.Автобус прибыл в городок Кудат, о жи-

телях которого портье в отеле столи-цы штата Кота-Кинамбалу (в просторе-чье «Ке-ке») отзывался как о «диких лю-дях, похожих на ковбоев». Отсюда нам еще полста километров в джунгли. Мес-тные пацаны за умеренную плату согла-сились отвезти нас на машине.

Деревню рунгусов в джунглях найти проще простого: по кресту христианс-кого храма, возвышающемуся над кро-нами. В пятьдесят девятом году их по-сетил германский миссионер Базель, которому аборигены не отказали в гос-теприимстве, и с тех пор они — протес-танты.

Храм располагался прямо у доро-ги. За ним три длинных — метров по двести! — дома на сваях, поставлен-ных каре. В центре площадь, она же — футбольное поле. Людей на улице вид-но не было. Зато отовсюду доносились голоса. Здесь людей сначала слышно и

только потом видно: если приглядеть-ся, то сквозь решетчатую наружную сте-ну дома и оконно-дверные проемы мож-но заметить тени. Мигом раньше — по-чувствовать на себе их взгляды.

Конструкция их жилищ проста, но пол-на архитектурных смыслов, поскольку идеально приспособлена к жизни в тро-пическом лесу. Крыши — из пальмовых листьев, полы — из бамбука, стены — из коры, сваи — из стволов деревьев влаго-устойчивых пород. Дома строились та-кими длинными не сразу. Они даже не строились, а вырастали из дома основа-теля родовой ветви. Когда дети взросле-ют и образуют собственные семьи, к об-щему семейному дому в ряд пристраи-вают еще одни апартаменты такой же планировки. Так перед нескончаемым рядом дверей образуется длинный, ухо-дящий в перспективу коридор.

Места для строительства длинных до-мов выбирают жрицы-геоманты («га-дающие по земле»). Гадая о пригоднос-ти конкретного места для жизни, они кладут семь зерен на землю и накрыва-


66

ют их чашкой, оставляя на одну ночь или на семь дней. Если после этого все зер-на остались целыми и невредимыми, то место признано удачным, если хоть одно из них пропадает или испортится, то ищут другое. Дома стараются ориен-тировать с востока на запад, поэтому в коридоре всегда тень, и помещения, со всех шести сторон продуваемые сквоз-няками, естественным образом венти-лируются. Коридор длинного дома — это и улица, и клуб. Место публичной жизни племени: встреч, разговоров, при-ема гостей, занятий рукоделиями. Мес-то танцев, состязаний, пиров, сна. Здесь дети играют в свои детские игры, ста-рики думают свои стариковские мысли. Здесь всегда весело и всегда есть с кем разделить свою грусть. Поэтому рунгу-сы, куда бы их судьба ни заносила, всег-да возвращаются в свои длинные дома, в которых перспектива коридора уж слиш-ком похожа на линию жизни. Возвраща-ются, хотя бы просто провести week end. Сегодня как раз воскресенье.

Мы пошли к дому, откуда доносилось больше шума. На подходе нас заметили и жестом пригласили подняться. Повез-ло попасть на праздник.

— Салмат датанг! — и далее уже на хорошем английском: — Добро пожа-ловать! В хорошее время пришел! У нас вчера была свадьба.

— О, поздравляю!Мы едва успевали называть имена и от-

вечать на десятки рукопожатий окружив-ших меня молодых мужчин. Женщины сидели чуть поодаль и плели пояса.

Горячкин лихорадочно стрелял очере-дями из фотоаппарата, потом сослался на слабость организма к тропическим болезням, вскочил в такси и был таков, а я решил, что «болезней не боюсь, если надо, уколюсь». Посему остался.

Радушный прием рунгусов меня не удивил. Гостеприимство по умолча-нию, «без причины» — правило для лю-дей любой традиционной культуры. Не-сколько рук протянули по стакану белой рисовой браги, которой тут стояла ба-


67

дья литров на сто. Заиграл магнитофон, и те же руки меня втащили в круг тан-ца. Я удивился своему ощущению: вмес-то ожидаемого чувства ирреальности происходящего, ну или хотя бы тревоги, я чувствовал себя так, как будто давно здесь живу и прекрасно знаю всех этих людей.

Человек, назвавшийся Джеффри (ев-ропейские имена популярны с колони-альных времен), предложил мне по-жить у него. Мы отнесли мои вещи в комнату и вернулись пить, есть, знако-миться и веселиться. С общением ни-каких проблем не возникало: вся мо-лодежь, как и большинство населения Малайзии в целом, знает английский. Джеффри подсаживается ко мне и го-ворит, указывая глазами в сторону женской части коридора:

— Вон посмотри на ту, что у входа. Как она тебе, ничего?

— В каком смысле?— Обычай велит предложить гостю

женщину.

— Конечно, Джеффри, «ничего». Жи-вому — все ничего.

— Сейчас.Джеффри подошел к ней и о чем-то по-

говорил. Потом вернулся ко мне:— Она согласна.Тут я сообразил, что это не шутка, и

мне все это разом перестало нравить-ся. И что это я вдруг? Страх перед эк-зотическими болезнями или насту-пающая старость? С другой стороны, как-то неудобно отказываться. Да и глу-по. От браги-то не отказывался. А вдруг они хотят за мой счет пополнить свой генофонд? Не дам превратить себя в сырьевой придаток!

— Джеффри, может быть, не эту?— А что?— Толстовата.— Да? А я подумал, что наоборот, та-

кая лучше, ну как скажешь. Тогда ка-кую? Напротив которая, да? Сейчас.

Он подошел к другой девушке и что-то недолго говорил. Та мельком взглянула на меня и ответила.


68

— И эта согласна. Только тебе нуж-но станцевать наш специальный танец. Чтобы все были согласны, что ты ее возьмешь. Сначала его я сам станцую, а ты запоминай. Если станцуешь непра-вильно, тогда извини. Она не сможет жить с тобой.

— Хорошо-хорошо.«Специальный» танец был явно брач-

ным. Кажется, меня разводят, как лоха.Джеффри облачился в ритуальные

одежды, молодые ребята подвесили гонги-литавры и заиграли. Джеффри начал танцевать. Танец был несложный, но, несмотря на это, мои конвульсии не были засчитаны, и подвиг этнографа не состоялся. Что впрочем никак не отра-зилось на тонусе общего веселья.

Появились гитары.— Спой нам что-нибудь. «Скорпионс»

или «Иглс»… «Отель-Калифорния» зна-ешь?

— Знать-то знаю, да только, боюсь, не сыграю.

— Тогда какую-нибудь русскую песню.

Я готов поспорить с кем угодно, что песня русского народного певца, депу-тата Государственной Думы, Александ-ра Яковлевича Розенбаума «Глухари на токовище» никогда не звучала с более экзотическим бэк-вокалом, чем это рит-мичное восклицание «Хух!» — «Хух!» — «Хух!», которое издавали мужчины пле-мени, двигая в такт телами.

— Классная песня! Жалко, что слова непонятные.

— Да он вообще отличный парень, — пристально глядя на меня, произнес не-кто не вполне трезвый, упавший в мои объятья. — Только вот борода у него подозрительная. Нехорошая борода. Как у Бен Ладена. Ты случайно не того? Не талиб? Скажи честно, любишь Бен Ладена?

— Да как тебе сказать…— А я хочу убить Усаму. Он нас, хрис-

тиан, извести хочет. И мусульман на нас натравливает. А мы с мусульманами всегда мирно жили.

Джеффри тряхнул меня за плечо:


69

— Знаешь, кто убьет Бен Ладена? Вот сидит Сикай. Его сын — коммандос.

— То есть как?— А вот так! Он по контракту сейчас

воюет в Афганистане в составе амери-канских коммандос. Он и поймает Бен Ладена. Миллиард долларов по-лучит.

— Вот тогда все рунгусы и заживут…Женщины подали нам на ужин даабу,

холон и сапи, и все это, конечно же, под монтоку.

— Еще будешь монтоку?— Пожалуй, да. А почему вы рис лож-

ками едите? Палочками неудобно?— Палочками некультурно. Мы хрис-

тиане, а не китайцы какие-нибудь. А ты почему про палочки спросил? Ты что, не христианин?

— Я? Шаманист.— В духов, значит, веришь?— А вы в них не верите?— Верим. Но Иисус Христос, Гос-

подь наш, главнее. Да что я тебе рас-сказываю! Ты лучше Библию почитай,

там все понятно написано. Подожди, не ешь. Сперва — молитва.

И, сложив ладони и прикрыв гла-за, Джеффри прочитал на своем наре-чии молитву, из которой я понял только последнее слово: аминь.

— Теперь — пожалуйста. Приятного аппетита.

После ужина Джеффри представил меня своему дедушке.

— На вот, пожуй, — по-родному ска-зал дедушка и протянул мне орех, за-вернутый в лист, который был вымазан белой субстанцией.

— Это чего?— Это — пинанг, это — тапунг, а это

— осу.— Ясней не скажешь.Из книжек я знал про бетель — тради-

ционную алкогольную жвачку на Юго-Востоке Азии — и вот теперь я его жую. Вообще-то этот орех — слабый алкало-ид. Но с непривычки подействовал как стакан водки. Так можно и целый день проходить «на кочерге». Однако через


70

несколько минут я выплюнул это зелье радости, и все мигом прошло. Для пер-вого раза достаточно.

— Пожалуй, пора спать. Я тебе посте-лил на своей кровати, а сам лягу за сте-ной на циновке.

— Спасибо тебе, Джеффри.— Спокойной ночи.Ночь. Свет огромных звезд не дости-

гает земли и лишь скользит по кро-нам тропического леса. Джунгли! Эс-сенция биосферы, сверхплотность жиз-ни. Здесь жизнь сконцентрирована настолько, что могла бы заселить со-бой весь Космос, как заселила когда-то планету. В джунглях ты даже не клет-ка, ты — атом этой протоплазмы, су-ществующей еще до раздела стихий и категорий: здесь ты не видишь гра-ниц, отделяющих воду от воздуха, свет от тени, вопль от молчания, животное от растения. Здесь жизнь переходит в смерть, а смерть — в жизнь со скоро-стью сокращения расстояний между хищником и жертвой. Если ты съешь

кого-то сегодня, то только затем, чтоб сытнее был обед того, кто съест тебя завтра. Не забывай, кого ты съел! Не то он напомнит о себе диким виз-гом в твоем желудке, и тогда ты пой-мешь, как ему там страшно и одиноко. Как и тебе самому в этих джунглях.

Пинанг. Тапунг. Осу. Монтоку. Сапи. Холон. Даабу. Я помню всех, кого я съел, и мне не было здесь одиноко даже во сне. Если, конечно, это можно на-звать сном. Границы сна и яви здесь так же размыты, как и все остальные. Я и спал, и не спал. Мое сознание той ночью было как пульсирующий сгусток, плавающий в океане безумных звуков джунглей. Оно их слушало, оно им вни-мало и запомнило все до одного.

В шесть утра я был уже на ногах. Бла-годетель Джеффри договорился с во-дителем микроавтобуса из соседне-го дома, который везет людей в столи-цу штата и возьмет меня с собой. Три часа дороги до столицы, затем еще час ходьбы по раскаленному центру горо-


71

да. Сейчас, в полдень, температура — 40. И это при 98-процентной влажнос-ти. Одежда мокрая насквозь от пота и покрыта сверху слоем пыли. В та-ком виде я заявился на ресепшен свер-кающего свежестью отеля. Скорее под душ, в прохладу кондиционера, и по-есть чего-нибудь срочно. Нет, не знаю, как в одно-двух-трех-четырех-, а в пяти-звезвездочных отелях Малайзии все-та-ки есть поэзия! Особенно в таких сер-висных опциях, как прокат океанских каяков.

…Далеко за кормой осталась кромка прибоя. Не видно уже и полоски пляжа, и дурацкие мысли об акулах покинули сознание. Я опустил весло. Тихо. Море мерно дышит. Моя лодочка поднима-ется и опускается в ритме волн, ве-дет себя как живая. Она и есть живая. Здесь естественно чувствовать себя рыбой, точкой на гребне пространства, знающей цену свободе, но немой пото-му, что для ее описания еще не приду-мано языка.

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАИСПАНИЯ

72


73

Канарские острова. Мифология геологии.

ИСПАНИЯ


74

Одиссей был не правДля этого нужно, как минимум, пре‑одолеть береговой барьер из туристи‑ческой инфраструктуры. Осторожно пе‑реступая через залежи, коптящейся на пляжах, биомассы, отправляюсь в глубь острова. Чтобы освоиться в незнако‑мой местности, желательно представ‑лять себе ее целиком. Тогда ее дальней‑шие фрагменты не будут рассыпаться мозаикой, а станут складываться между собой в сознании, как мазки на карти‑

Прибой и базальтС того момента, как шасси коснулись бетонки Южного аэродрома острова Тенерифе,

в моем мозгу началось крушение стереотипов. Канары оказались совсем не тем, за

что их обычно выдают туроператоры. Не гламурной открыткой с модного пляжа. Они

— дикие и необитаемые. Если, конечно, абстрагироваться от обитателей.

не импрессиониста. Неправ был Одис‑сей, утверждавший, что все острова по‑хожи друг на друга. Нет в мировом оке‑ане похожих островов. Так же, как нет в мире более непохожего ни на что остро‑ва, чем Тенерифе. Иногда даже возни‑кает сомнение, а остров ли это? Или це‑лый континент, со своим мирозданием и мировоззрением? Чтобы убедиться в наличии «воды, окружающей с четырех сторон участок суши», необходимо на эту сушу взглянуть сверху. А то всяко,


75

знаете ли, бывает, летательные аппара‑ты — штуки такие, мало ли куда зале‑тят. Помнится, парни из «Таинственно‑го острова» тоже отказывались верить, что они на острове, пока на горку не за‑лезли…

Дорога к самой большой горке — вул‑кану Тэйде — идет в основном по сер‑пантину. Вообще‑то «серпантин» от латинской основы: serpent — змея. Но здесь он такой, что если бы по нему ползла реальная змея, а не я на своем

арендованном скутере, то она бы давно завязалась в узел. Скутер в узел завязы‑ваться не желает, просто тащится, как та самая змея, которая никуда не торо‑пится. На подъемах после двух тысяч метров чувствуется, что мотору не хва‑тает кислорода.

И светлый эльф и черный гномИ черный гном, и светлый эльф издрев‑ле водились в этих горах. Древние пас‑тухи также любили селиться повыше,


76

предпочитая легкий, слегка разрежен‑ный воздух предгорий раскаленному влажному побережью. Не так жарко, и мухи не кусают скот. Редкая муха доле‑тит до подножья Тэйде, а уж до верши‑ны — 3717 метров над уровнем моря — и подавно. В наши дни вместо мух под‑ножье вулкана засидели туристы.

Туристы роятся и жужжат на всех языках. Их привозят и увозят экскур‑сионные автобусы, а к вершине под‑нимает фуникулер. Так что современ‑ному туристу никаких сверхусилий совершать не надо. Заказываешь на «ресепшене» отеля экскурсию — и впе‑ред. До подножья конуса довезет авто‑бус, а дальше наверх — гондола подъ‑емника. И тем же способом обратно. Скукотища.

Поднимаясь в таком далеко не аль‑пийском стиле, попасть на самую вер‑шину вулкана, то есть на кратер, про‑блематично. Поэтому основная масса ограничивается прогулкой под самым верхним вулканическим конусом. Он

вырос над горой, поднявшись на двес‑ти метров в процессе последнего извер‑жения, случившегося в восемнадцатом веке, да так и остался, выделяющийся и цветом, и силуэтом, подобно ацтекской пирамиде на вершине холма.

Древние всегда считали гору священ‑ной, и современные островитяне бере‑гут ее и всячески ограничивают доступ. Турист, для которого Тэйде — не цель, а средство для развлечений, узнает, что для восхождения к самому кратеру не‑обходимо разрешение администрации Национального парка, уже поднимаясь на вулкан, когда бежать за этим разре‑шением будет поздно. Разрешения вы‑даются всем, притом бесплатно, но за ними нужно ехать в Санта‑Круз лич‑но, по адресу Emilio Calzadilla st., 5, 4‑th floor, где и квартирует вышеозначенная администрация парка. Пропуск выда‑ется на определенный день и час. Одна‑ко может случиться и так, что вас даже с пропуском не пустят наверх — на‑пример, из‑за сильного ветра. Понят‑


77


78

но, что большинство туристов, уже один раз потратив на экскурсию, подъемник, кафе у подножья и сувениры 100‑200 евро, обламывается возвращаться, ку‑да‑то ехать и менять свою общую про‑грамму ради того, чтобы залезть на 200 метров выше. Но тот, для кого восхож‑дение на Тэйде не средство развлече‑ния, а цель, знает эти правила, заранее созванивается с администрацией по те‑лефону, выясняет детали, получает про‑пуск и в должный день и час восходит на кратер.

Подъемник работает с девяти до пол‑пятого, рейсы каждые 10 минут, поэ‑тому днем на горе не протолкнуться. Да не особенно и хочется там толкать‑ся. Для всех, кто видит в вулканах не‑что большее, чем туристический объ‑

ект, существует другой путь к верши‑не. Путь свободный, бесплатный и без всяких пропусков. Пешком по старой тропе, петляющей среди фантасмаго‑рических нагромождений лавы. В ти‑шине, нарушаемой лишь пульсацией крови в сосудах органов слуха, нарас‑тающей с каждой пройденной к вер‑шине сотней метров. Обычная «горян‑ка». Проходит быстро, и тогда насту‑пает полная тишина, какая возможна лишь в перерывах между извержения‑ми вулкана.

Ни птиц, ни зверей, ни травы, ни де‑ревьев. Огромные поля застывшей лавы, большая высота и разрежен‑ный воздух, солнечная радиация, сер‑ные испарения — вот среда Тэйде, в которой все твердит: базальт — пер‑


79

вичен. Здесь, как ни в каком другом месте, ощущаешь Землю как тело, пре‑жде всего космическое. Это ощущение в контексте твоей собственной рефлек‑сии оборачивается чувством абсолют‑ного одиночества, какое, наверное, ис‑пытывал бы космонавт на орбите да‑лекой звезды. Космос кальдеры Тэйде — среда, не нуждающаяся в твоем оби‑тании. И ни в чьем обитании.

Тем больший сюрприз ждет восхо‑дителя на высоте 3200. Горный приют Alta Vista, где можно передохнуть, сва‑рить кофе. Да хоть сколько хочешь здесь живи. Тем более, что все к этому рас‑полагает. Одноэтажное здание в сти‑ле альпийских шале построено в первой половине позапрошлого века, и с тех пор интерьеры, мебель, картины, баро‑

метр — все осталось неизменным. За‑стывшим? Да нет, живым. Зола в ками‑не свежая…

Народ обычно останавливается здесь на ночлег — с тем, чтобы рано утром взойти на вершину и встретить восход солнца. И людям, и солнцу нужно ус‑петь уложиться до девяти утра: в де‑вять заработает подъемник, приедет администрация вулкана, начнет требо‑вать пропуска на единственную тропу к вершине. Все отвалят вниз около шес‑ти часов вечера, и только лица, живу‑щие в Alta Vista, остаются с кратером наедине.

Надо сказать, таких желающих не‑мало. Поэтому ночлег в горном при‑юте желательно забронировать заранее (телефон, если с тех пор неизменился,


80


81

922 237 811). В принципе бронировать не обязательно, но кроватей на всех может не хватить, а ночевать на улице здесь в любое время года холодновато. Стоит ночлег 11 евро. Тем, у кого за подклад‑кой пиджака со студенческих времен за‑валялся ISIC, аккомодэйшен обойдется всего в три.

…Было еще не поздно, когда я про‑должил восхождение. Через час вышел к верхней станции фуникулера, кото‑рый, к счастью, уже не работал. Никого. И совершенно некому показывать про‑пуск. Запах серы все крепчал. Над вул‑каном курилось белое облачко…

Я успел подняться на вершину в тот же день. Кратер дымился. А в океан, про‑стершийся до горизонта со всех четы‑рех сторон света, садилось солнце. Его последний луч пересекался со взглядом прямо над дымящимся кратером Тэйде. Чувство уже не земной — галактичес‑кой энергии, в котором было нечто от совершившегося причастия. Причастие к силам, породившим звезды и плане‑

ты. Уж не потому ли люди стали стро‑ить пирамиды, что захотели приручить эту космическую энергию посредством религиозной инфраструктуры?

Спускаться пришлось бы уже в темно‑те, если бы луна не поспешила занять место солнца. Никогда бы не подумал, что ночью в лавовых полях может быть так красиво.

На подходе к своему приюту метрах в тридцати впереди вдруг увидел хруп‑кую фигурку девушки, осторожно про‑биравшуюся между застывшими лаво‑выми волнами этого напоминающего толкиенский Мордор ландшафта. Я не‑громко позвал:

— Эй! Ты кто? Светлый эльф или чер‑ный гном?

— Хотелось бы, конечно, быть эль‑фом… Вообще‑то я студентка… Как звать? Джулия. А ты откуда?… Я из Копенгагена. Учусь на мировой эконо‑мике, а здесь — на стажировке… А ты?..

Кого только не носит по полуночным вулканам…


82

Кстати, о пирамидахКанары, как и любые острова — само‑достаточный мир. У канарцев — все свое. Например, самосознание. Отче‑го они мнят себя отдельным этносом и пишут на заборах: «Канары — не Испа‑ния!» Еще бы! Когда испанцы бегали в шкурах, аборигены Тенерифе уже стро‑или пирамиды. Да‑да, и пирамиды у них свои имеются. Такие же, как в Мексике. Самые настоящие, только маленькие. Здесь, на этих пирамидах, Тур Хейер‑дал начал развивать свою теорию об эк‑спорте цивилизации из Старого Света в Новый, через Атлантику, посредством папирусных лодок. Действительно, в цивилизациях, создавших пирамиды по обе стороны Атлантики, основным транспортом были корабли из папирус‑ного тростника. А кроме пирамид и ло‑док в этих частях света археологи посто‑янно находят множество предметов ма‑териальной культуры, некоторые из них совпадают настолько, как будто их сде‑лал один мастер.

Местные археологи уже расчистили территорию вокруг этих пирамид и со‑здали там инфраструктуру музея‑запо‑ведника. Это называется этнопарк La Piramida, и расположен он на 50‑м ки‑лометре шоссе Санта‑Круз — Лос‑Аме‑рикас. Девиз музея начертан на стене: «Мы не навязываем теорий. Мы только демонстрируем факты».

Идеи Тура Хейердала в свое время подбросили с диванов в дорогу мно‑гих. Собственно, они и до сих пор вызы‑вают у энтузиастов‑путешественников восторг — равно как у кабинетных мас‑тодонтов‑скептиков раздражение. Эти идеи особенно непосредственно ощути‑мы здесь, на Канарах, с которых стар‑туют в свои кросс‑атлантические пу‑тешествия все мореходы. И действи‑тельно, в этой части Атлантики ветра и течения как бы вертятся по кругу, цир‑кулируют в центре океана по часовой стрелке, облегчая дорогу безумцам обо‑их полушарий — из Старого Света в Но‑вый и обратно. Поэтому у первых море‑


83

плавателей мира всегда была возмож‑ность сплавать за океан и вернуться, чем они, судя даже по коллекциям дан‑ного этнопарка, и занимались. Так что древний мир был счастливым миром — миром без границ, целью нашего бу‑дущего. Носителем такого панэйкуме‑нального мировоззрения был и сам Тур, сказавший однажды: «Границы? Я их никогда не видел. Но я часто о них слы‑шал — они существуют в сознании мно‑гих людей».

Кто бы ни строил пирамиды по обе стороны Атлантики, астрономическая ориентация этих строений не оставляет сомнения в ориентации и самих стро‑ителей — это были люди правильной ориентации, то есть солнцепоклонни‑ки. Стены пирамид ориентированы ров‑но вдоль первого луча солнца, появляю‑щегося над горизонтом в момент восхо‑да в день летнего солнцестояния, а для обозначения той же точки в день зимне‑го солнцестояния на верхних площад‑ках строились небольшие ворота. В це‑

лом их культовое назначение явно свя‑зано с культурным значением Солнца, само присутствие которого и движение его по небосводу воспринималось как событие. Очевидно, именно в моменты солнцестояний и разыгрывались на сту‑пенях и платформах драмы ритуалов, инсценирующих борьбу сил света с си‑лами тьмы, с непременным утвержде‑нием мирового порядка. Жрецы прино‑сят жертвы, и боги благоволят людям. Перезагрузка социума происходит всег‑да путем перезагрузки космоса.

Время сновиденийОднажды, сидя на бетонном волнорезе Санта‑Круза, я изрядно выпил и решил, что в основе всех современных карна‑валов, и местного канарского — осо‑бенно, лежат космогонические мифы и ритуалы. Что такое карнавал вооб‑ще? Для любого общества карнавал — это способ возрождения растраченных за год жизненных сил, поэтому периоды его проведения совпадают с сезонны‑


84

ми циклами — развития или угасания солнечной активности. Канарский кар‑навал — праздник, отмечающий приход весны, длится почти весь февраль и ох‑ватывает все острова и селения архипе‑лага. Столица карнавала, разумеется, Санта‑Круз. Каждая костюмированная компания превращалась в экстатичес‑кое шествие орущих, поющих, ритмич‑но танцующих и конвульсирующих тел. Ритм, энергия жизни в экстатической толпе выплескивалась чувственной, эротической энергетикой.

В канун закрытия большого карнава‑ла устраивается массовый заплыв — с одного острова на другой. В ясный день соседние с Тенерифе острова можно ви‑деть невооруженным глазом, но это все‑таки десятки километров. Пловцов, отважившихся бросить вызов океану, торжественно провожают жители горо‑дов во главе с мэрами. А на том бере‑гу их ожидает столь же торжественная встреча. Плыть трудно, но все же безо‑пасно. Организованное сопровождение и акул отгонит, и тонущего спасет, так что все участники заплыва — непотоп‑ляемые авианосцы жизни.

…Кто‑то, наряженный чудовищем (или просто самое что ни на есть насто‑ящее чудовище!), втащил меня в танцу‑ющую толпу. Это было здорово! Кон‑

вульсировать в едином ритме пульси‑рующей человеческой гидры, орать на испанском, что орут все, не понимая смысла, доверяя чувству. В ритме этих воплей танцующих процессий есть не‑что от прибоя. Так что метафористика в тот вечер снимала проблему выбора ночлега. Где спать? Где же еще: разуме‑ется — на пляже. Под пальмой.

Все, всем спать. «С‑с‑спать!» — про‑шуршал расстилаемый на песке спаль‑ник. «С‑с‑спать?» — переспросила паль‑ма. «С‑с‑с‑пать, с‑с‑спать…» — шелес‑тели волны. Время сновидений совпало с временем отлива.

…Будильник в мобильнике, отчаяв‑шись добиться от моего тела какого‑ли‑бо шевеления, обиженно замолчал. Мол, что ему, тут больше всех надо? А я сегод‑ня чуть свет никуда и не торопился. Жи‑вущему под пальмой некуда спешить.

Уже давно протопотали утренние спортсмены, вслед за ними потянулись первые купальщики… Солнце все выше, и становится все жарче. Однако пора. Выполз из спальника, как моллюск, и с таким же самоощущением погру‑зил себя в океан. Острова… Не край, а центр мира. Отсюда рукой подать как до дна его, так и до неба…

Вы помните свои острова, как вы их себе представляли в детстве, начитав‑шись Жюль‑Верна и Хейердала? Вы‑пало ли вам счастье до них добраться, используя возможности независимой взрослой жизни? Ну и как вам они, ваши острова, показались? Крепок ли был ром в их тавернах? Удался ли роман с куртизанкой? Не случилось ли пьяной драки с пиратами?..

…Я пишу эти строчки в портовой та‑верне Санта‑Круза, напившись рома в компании пиратов и куртизанок. И пусть «таверну» сегодня назовут просто баром, сами «пираты» — это только их благопристойные потомки, а «куртизанки» — всего лишь туристки легкого поведения, да и сам Санта‑Круз сильно изменился со времен великих корсаров. Но это все‑таки тот самый Санта‑Круз — город в контексте базаль‑та. И в ритме прибоя.


85

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАГЕРМАНИЯ

86


87

Весь мир проездом. Автобусный туризм — экстерриториальная среда обитания

ГЕРМАНИЯ


88

Четыре колеса борозды не портят


89

—Дорогой,давайужесядемвавтобус,а?— Дорогая,ещенасидишьсятак,чтопопасплющится.Онаутебяитакнеслишкомвыпуклая…Послепятичасовогоотстоянабрест‑скомКППдорогаподколесамистру‑илась,какэфир.Водитель—разумею‑

Есть люди, которые много где побывали и много чего повидали. Им при этом не

очень много лет, они могут внятно говорить на разных языках и предпочитают

получать от жизни удовольствие, а не грузиться поисками ее высоких смыслов.

Стиль жизни таких людей — путешествие, в котором они ценят не цель, а процесс.

Поэтому для них важнее вопрос не «куда и зачем», а «с кем и как».

щийпо‑русскилатышскийполякЯн—вращалбаранку,какшкольникглобус,напеваянечтонасмешанномнаречии.Жара.Асфальтплавился.Попыплю‑щились.Кондиционерывялоработали.Коллективноебессознательноепасса‑жировмедленнонаполнялосьблагода‑


90

тьюшотландскихполей,сконденсиро‑ваннойиразлитойпобутылкамвискиTeacher’s—единственнойпригод‑нойвпищушнягиизбрестского«дью‑тифри».Народеекушаликолбасил‑ся.Мужчиныгрузилидевушекгероичес‑кимэпосомизличнойжизни.Девушкивнималиэтойсмеси«ПесниоГильга‑меше»с«Санта‑Барбарой»ихихикали.Дорожныешуры‑муры.

Шенгенское пространствоУследующейпосчетупольско‑германс‑койграницынасждалночлег.Руководи‑тельгруппыМишавключилмикрофон,чтобыобъявитьконцепциюгрядущейночи.Можнопереночеватьвавтобу‑себесплатно.Можноза10европерено‑чеватьвмотеле.Кто‑тохотелбытьна‑утроновымичистым,кто‑тонехотелогорчатьсвоюдевушку,кто‑тохотелпо‑


91

общатьсяспольскимидевушками,ску‑чавшимивбареэтогомотеля,кому‑тохотелосьпростовытянутьноги…Мишанеуспелзакончитьповествование,какобнаружилсвоюголову,разбивающейветровоестеклоавтобусаподвизгтор‑мозовиматводителя.— Насчастье,—молвилкто‑то.Счастьенезаставилосебядолгождать.Выяснилось,чтостекло«Неоп‑

лана»разбилось,ачерепВенцаТворе‑ниявыстоялвстолкновениистехноге‑ном.Простоненадобылостоятьвпро‑ходерезкотормозящегоавтобуса.Утроммыдолжныбылиторжествен‑новъехатьвшенгенскоепространствоистатьегодвижущимисясубъектами.Новнешнийвидавтобусанесоответс‑твовал,сточкизрениягерманскихпог‑раничников,пафосумиссии.Несмотрянаточтодыркавстеклебылааккурат‑нозаклеенакрасивымразворотомизпольскогопорножурнала,насразверну‑лиобратно.— Блин,начальник,вБерлинежестеклодешевле!— Нихт‑нихт!Цурюккк!НунеположеновъезжатьвГерманиюсбитымистеклами.Пришлосьехатьобратно.Нормальныелюдирасстрои‑лисьбы,аэтиобрадовались.Новоепри‑ключение!Хотя,надосказать,приключениетаксебе.Стеклонужнобыло,во‑первых,ку‑пить,во‑вторых,вклеить,в‑третьих,высушить.ИвоткоторыйчасЯнбес‑плоднокружитсяпопольскимпромзо‑нам,гдеввоскресныйденьдажемухинешевелятся,неговоряужеобавтоме‑ханиках.Очереднойгараж,очереднаяостановка.Шоферинашетрахнувшее‑сямозгомруководствоидетдоговари‑ваться,амыиграемочереднуюпартиюволейбола.ИтутЮля,котораявмируявляется,кстатиговоря,менеджеромсетифитнес‑центров,прыгаетиподво‑рачиваетногу.Врача!Дэнзарабатываетнажизньапгрэй‑домгаражей,нопообразованиюон—врач‑маммолог.Специалистпобюс‑там.Ифакультативно—поножкам.Легкими,ноувереннымидвижения‑мионощупалногужертвыиторжест‑венноизрек:«Норма‑а‑ально».Ипаци‑ентзаулыбался.Можетбыть,вчьих‑тоногахправдыинет,ноутойдевушкиногитакие,чтоправдавних,безуслов‑но,есть.Уног,вообще,естьмассапреимуществпередколесами.Врезультатеперегово‑ровсмеханикамивыяснилось,чтонашавтобусможнобудетвернутькмировым


92

стандартамтолькочерездвоесуток.Нонеторчатьженамнаодномместе,когдадограницыменьшекилометра?ИвсякомпанияпешкомпотопалакФранкфурту‑на‑Одере.Встречайнас,ошенгенскоепространство,родинаБахаиБахуса,ЛоккаиЛоки,хай‑текаиХай‑деггера,демонологииидемократии!Такмыипритопалисрюкзачками,какпионеры,навокзал,кпоездунаБерлин.

Толькоподвернувшаяконечностьде‑вушкаснаминетопала.ОнавБерлиннатаксиуехала.ВБерлиневесьнародпорастерялся.Мишаотправилсякродственникам,де‑вушкижелалишопинга,кто‑топошелвзоопарк,кто‑тоумчалсянароликах.Вобщем,всеимелицельюубитьвремя.Илишьодин,самыйколоритныйнашпопутчикпопрозвищуКвази‑мен,вре‑


93

мянеубивал.Онимобладал.Онизтех,ктовсегдазнает,чегохочет.ВтотденьКвази‑менухотелоськоксу.Ионпошелводинизпарков,гдедругиеквази‑меныиздревледобываликокс.Дилеркоксаоказалсяафриканцем,бег‑логоворившимпо‑русски.Студенчес‑киегодыонпровелвМосковскомуни‑верситетедружбынародов,гдеунегобыломногодрузейизразныхнародов.

Тоестьпочастимеждународныхкон‑тактовонбылдипломированнымспе‑циалистом.НашКвази‑менгимназиевнекончал,нотожебылспециалистом.Заплативзапонюшкукоксапомировымтарифам,онтутжепровелтест‑драйв.Результатыудручающие.«Вау!Афри‑канецподсунулмненесвежийкокс!»—воскликнулониперешелкнеполиткор‑ректнымпоступкам,благопродавецнедалекоотошел…СначалаКвази‑менбилегоруками.Потомногами.Потомотнялунеговсенажитоенепосильнымтрудом:де‑ньги,сигареты,остаткикоксаипрезер‑вативыDurex.Новскореостыливер‑нулпрезервативыDurex,обращаяськповерженномустакойречью:«Трахай‑ся,африканец!Тольконеразмножай‑ся.Коготысможешьвоспитать,имеяпривычкуподсунутьстранникунесве‑жийкокс?!»

Еда по карточкамАвтобусныйтурпоцивилизованнымстранам—этонечтосреднеемеждупутешествиемнасамолетеиавтомо‑биле.Какиавтомобиль,автобусможетгдеугодноостановиться,но,какиса‑молету,емудля«приземления»требу‑етсяаэропорт.Всепараметрыдвиже‑нияотслеживаютсяполициейиборто‑вымисамописцами,такчтообращениекводителютипа:«Дяденька,остано‑ви,мыздесьцветочкипособираем»,—воспринятонебудет.Уразныхтранс‑портныхкомпанийразныеправила.Однистрогие,пассажироведвалирем‑няминепривязывают,другиеразвечтокуритьвсалоненеразрешают.Отдельнаяпроблема—туалет.Какправило,онесть,но,какправило,закрыт.Неоттого,чтонеработает,на‑оборот,оттого,чтоработает.Водите‑лиресурссортираберегутнакрайнийслучай,поэтомупредпочитаютлиш‑нийразостановитьсявозлеочередногопридорожногокафе.Автобусы,вкото‑рыхестьипитьневозбраняется,всег‑даимеюткипятильник,которыйнебез‑донный,новсежелучше,чемничего.Вдва‑тризаходаможнонагретьводы


94

на«доширак»ичашкучаядлякаждого.Мудропоступиттот,ктовозьметвдо‑рогутермос.Кипятильникинагревают‑сядолго,апустеютбыстро.Нормальнаяеда—наостановках.Во‑дители—этолюди,которые«дошира‑ками»давнонаелисьсамиинакормилисвоиязвы.Поэтомукихмнениюстоитприслушаться.Онибольшевсехвожде‑леютнормальнойедыизнают,гдеее

дают.Несекрет,чтоеедаютзаденьги,инефакт,чтоденьгивданнойстраненазываются«баксы».Может,местныйбарменисогласитьсявамихпоменять,ноужинвамнакроютвдругойстра‑несдругойвалютой,поэтомупреиму‑ществобанковскихкарточекперед«кэ‑шем»очевидно.АрасплатитьсякартойвЕвропеможновезде,вплотьдотеле‑фонов‑автоматов,осуществованиико‑


95

торыхсовременныйчеловеквспоми‑наеттогда,когдаразряжаетсяегомо‑бильник.

Если не смотреть в окноПоройbus‑people,этотплебспро‑странства,наевшисьхлеба,алчетзре‑лищ.Итогдаводительставитфильм.Ранорадоваться.Представленияопре‑красномуводителейвсегомирапри‑

мерноодинаковые,и,скореевсего,ониотличаютсяотваших.Тожеисмузы‑кой,которойуводителейобычномно‑го,идажеслишком,нопублика,ознако‑мившисьсрепертуаром,будетвесьмаблагодарнатому,ктовозьметдру‑гиедискисдругоймузыкойидругимифильмами…О,какблагодаренбылнашКвази‑мендевочкеАнечкезафильм«Кокаин»!

Любовь-морковь и розы-слезыНезависимоесоциальное,сексуальноеипсихологическоесостояниеавтобусныхтуристовзаряжаетатмосферуэроген‑нымифлюидами.Автобус—этоместо,гдевсехотятдругдруга.Поэтомутуро‑ператор,формирующийгруппунаосно‑веполовозрастнойсовместимости,глу‑бокоправ.Впрочем,туроператорвсегдаправ.Таквот,приусловииправильно‑гополовозрастногосоставапассажировавтобусизтранспортногосредствапре‑вращаетсявсредулюбви.ВотислучиласьувышеупомянутойАнечкилюбовь‑морковь,какаявсег‑даслучаетсявавтобусахсдевочкамиеевозраста.Объектеелюбвибылейподстать—человекмолодойидобродетель‑ный,какихвкинопоказывают.Причемневфильме«Кокаин»,авлучшихобраз‑цахсоветскогосинематографапроин‑женеров‑шестидесятников,стройотря‑ды,героевМагниткиипрочиходухотво‑ренныхперсонажей.ПодружкиАнечкиемузаэльфийскуюнатурудажепрозви‑щекакое‑топридумалипедерастичес‑кое.АимяегобылоАлександр.Оченьтрогательнобылонанихсмот‑реть.ПроезжаемВаршаву.ВсепошливСтарыйгородвыпитьпива,аСаня—покупатьрозу.Анечкацветкуобрадова‑ласьиснимпопрыгала,апотом,когдаавтобустронулся,далаСашеегообрат‑но,подержать,иушлаболтатькпод‑ружкам.Аонсидиттакой,срозой,уокна,глуповатоулыбаетсяисмотритвальтернативноепространство,нереа‑гируянавнешниераздражители.Квази‑менаеговидвстревожилдаже:— Эй,Санек…Тыкуда‑тоедешь?Тыкуда‑тоедешьбезнас…

МАРОККО

Между пустыней и океаном

Между пустыней и океаном

Во всех смыслах. Здесь, над Сахарой, начинают свой полет теплые ветра. Здесь, в горах Атласа, находят исток питающие пустыни реки. Где‑то здесь когда‑то, в начале истории, человеко‑образная обезьяна стала вдруг чело‑веком. Здесь, в постистории, человек ищет путь к своей точке отсчета. Это ощущение себя‑в‑начале‑всего и, бо‑лее того, ощущение себя — как начала твоего собственного мира — с особен‑ной остротой дается человеку, встре‑чающему восход солнца в Сахаре или в Атласе. В этот момент во всей вели‑кой пустыне ни ветерка. Вообще ни‑чего. Лишь два тела, две реальности, позволяющие констатировать Жизнь как акт, состояние, процесс: ты со сво‑

им сознанием и огромная, восходящая звезда. Более непосредственного об‑щения Человека и Вселенной предста‑вить невозможно. В этом — эффект Марокко. Не потому ли сюда со все‑го мира съезжались хиппи, режиссеры снимали тут свои «звездные войны», а голливудские «небожители» стремятся обзавестись местной недвижимостью. Пиратская цитадель и оазис свободы

Пиратская цитадельСтаринная пиратская цитадель Эс‑Су‑вейра (в прошлом Могадор) в начале шестидесятых стала крепостью свобо‑ды, вольности и романтики человечес‑кого естества. Где же еще было зарож‑даться движению хиппи, как не здесь,

Если бы, словно в игре в ассоциации, возникла задача охарактеризовать континент

или регион одним словом, из всех слов к Северной Африке я бы выбрал слово

«начало».

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАМАРОККО

99

благо все, что нужно хиппи для счас‑тья здесь в изобилии — солнце, оке‑анские пляжи, плантации марихуаны, какой больше нет нигде. Волна хип‑пизма, всколыхнувшая мир, ушла от‑куда пришла, а блаженные персона‑жи до сих пор сидят на городских сте‑нах Эс‑Сувейры и улыбаются чайкам. Они — часть местного пейзажа, столь любимого живописцами, съезжающи‑мися сюда со всего света за сюжетами, образами, потрясающим мягким ос‑вещением, заполняющим святящейся дымкой городские кварталы. Поэтому отели в старом городе всегда перепол‑нены. Но те, кто понимает толк в ма‑рокканских удовольствиях, остановят‑ся за городской стеной, в пригородных риадах — так называются миниатюр‑ные дворцы, построенные квадратным периметром традиционные постоялые дворы, с непременным фонтанчиком в центре. Когда‑то здесь останавлива‑лись караваны, и чтобы люди, преодо‑левшие пустыню, могли отдохнуть от

солнца, над двором натягивали полот‑но, и таким образом двор‑колодец пре‑вращался в тенистый шатер.Нынче караваны на верблюдах смени‑ли караваны байкеров, джипперов, трей‑леров и прочих вольных путешественни‑ков, предпочитающих риады обычным вестернизированным отелям. На парков‑ке замечаю новый джип‑пикап Toyota с французскими номерами и подхожу с це‑лью его получше рассмотреть.— Нравится? — это водитель, которо‑го сразу и не заметил, сидевший с термо‑сом и газетой в тени раскидистого дере‑ва, решил пообщаться. — Совсем новая машина. Это ее первый рейс.— Вы своим ходом приехали? Из Фран‑ции?— Да. Тут же совсем недалеко. Час на пароме через Гибралтар.— Куда на этом джипе собираетесь?— В Сахару поеду. К туарегам.— Наверное, на джипе «Туарег» к ним приезжать бы не стоило.— Может быть. Еще не так поймут.


100

Люди великой пустыниПустыня эта, однако, не так безжизнен‑на, как это может показаться на первый взгляд. В ней из века в век кочуют туаре‑ги — коренные жители севера Африки. Удивительные люди. Единственный в мире народ, у которого неженатые муж‑чины брачного возраста обязаны закры‑вать лицо. Женщины, напротив, лица не закрывают, по сравнению с арабским на‑селением, пользуются большей свобо‑дой. У женщин‑туарегов не только отде‑льное от мужей имущество, но и даже… алфавит. Древние, таинственные пись‑мена не понятны для мужчин, пользую‑щихся арабской азбукой. Женщины Са‑хары в своих письмах используют тифи‑наг — древнеливийское письмо, также известное под названием «нумидийское письмо» — алфавитная письменность древней Ливии, напрямую происходя‑щая от сильно видоизмененного фини‑кийского алфавита. Направление этого письма уникально — справа налево, сни‑зу вверх.


101

Побывать в гостях у туарегов — задача не из легких. Нужно, как минимум, знать пути их кочевания. И, узнав, хорошо бы привязать знания знатоков местности к спутниковому GPS‑навигатору, введя в него точные координаты. Все это нуж‑но, разумеется, не жителям Сахары, ког‑да‑то специализировавшимся на прове‑дении через пустыню караванов, так что у них чувство ориентации врожденное. Навигационные средства безопасности понадобятся вам и вашему «Лэнд‑ Роверу», который арендовать лучше всего в Агадире, от которого настоящая Сахара начинается в трехста километрах на юг. Если турист не идет в Сахару, Са‑хара приходит к туристу. Всего в шести‑десяти километрах на восток от Агадира есть так называемая «малень‑кая Сахара» — язык большой пустыни, спустившийся по направлению побережья. Для занятых путешествен‑ников, мечтающих составить представ‑ление о Сахаре — это очень удобная эк‑скурсия.


102

Тысяча и одна ночь МагрибаЛюбая речь, любое вероисповедание гар‑монично вплетаются в орнамент ма‑рокканской культуры. Марокко имеет долгую историю религиозной толеран‑тности. В средние века не только в Гол‑ландии, но и в Марокко евреи находили убежище от испанских погромов и сели‑лись здесь, в имперских городах, целыми кварталами. И в ходе Второй мировой войны король Мухаммед V мужествен‑но защитил евреев от нацистов и спас бо‑лее трехсот тысяч жизней. Многие из них потом эмигрировали в Израиль, Фран‑цию, Канаду. В 1973 году группа марок‑канских мусульман и евреев устроила ми‑тинг между Египтом и Израилем, призы‑вая обе стороны к миру, а король Хасан устроил официальный прием израильско‑го премьер‑министра Рабина.В Марокко — стране переплетенных цивилизаций, любили бывать и приво‑дить мозги в порядок многие великие политики. Уинстон Черчилль, проводив‑ший здесь отпуск за рисованием акваре‑

лей, назвал Марракеш — город, разбога‑тевший на торговле золотом, слоновой костью и прочей экзотикой, которую ос‑тавляли проходившие мимо караваны, — «Парижем Сахары». Вечерами пло‑щадь Джемма эль Фна у медины Марра‑кеша полна народа. Факиры, пироманы, фокусники, музыканты, торговцы, ак‑робаты, попрошайки, целители, прори‑цатели, заклинатели змей, рассказчики сказок — бог весть кто. Площадь запол‑нена народом, у всех свои дела, свой до‑суг, свой интерес. Если посмотреть в вечерний час на площадь с высоты минарета, заполняющая ее толпа народа выглядит состоящей из кругов, сообщающихся друг с другом и перете‑кающих один в другой. Кого тут только нет, но интересно везде. Согласно инте‑ресу, можно примкнуть к тому или ино‑му кругу, в центре которого — герой им‑провизированного шоу: жонглер, тан‑цор, гимнаст, канатоходец. Способности их тел завязываться в узел позавидуют йоги.


103

Но самое потрясающее — и в этом, на‑верное, главный ключ к разгадке тайны всего Востока от Багдада до Магриба — это старики, рассказчики эпоса. Их слуша‑ют все — и люди зрелого возраста, и ти‑нэйджеры, в чьих плейерах рэп местных групп звучит вперемешку с протяжными песнями берберов.Старик, сам воплощенный эпос, рас‑сказывает очередную сказку из «Тыся‑чи и одной ночи» с упоением, какое не сыграть актеру. Он текст не по книжкам учил, а запомнил от такого же старика. И среди собравшихся сегодня слушателей наверняка найдется такой, кто все это запомнит, и сам однажды сядет на теп‑лый, нагретый за день камень, и заведет эту речь, живую, бескрайнюю, бездонную, как океан. В этом магнетизм этих мест, притягивающий, как полюс силы, лю‑дей западной цивилизации — обитателей другого полюса. Туристы запросто теря‑ются в этом самодостаточном мире, ко‑торый, впрочем, не оставляет своих гос‑тей без внимания.

— Эй, мистер, держи вот это, — ска‑зал один из обитателей площади и наки‑нул на шею спортивного рыжего британ‑ца немалых размеров змею. — Очень хо‑рошо, — сказал, полюбовался и поправил ее хвост, как стилист поправляет кашне.— Уберите с меня рептилию, пожалуй‑ста, сэр, — тщательно артикулируя, но без малейшего проявления каких бы то ни было эмоций в выражении лица сказал подданный Ее Величества.— Фото! Фото! Вэри гуд фото!— Ноу, фото, сэр. Пожалуйста, уберите с меня рептилию.Рептилии, которые предназначены для фотосессии в обнимку, совсем не страш‑ные, напротив, имеют жалкий полудох‑лый вид. Жизни в них — не больше, чем в кожаных шнурках за десять дирхам. А вот кобры, покачивающиеся перед заклина‑телями змей, производят впечатление гораздо более внушительное.И кобра, и заклинатель здесь на работе. Сколько заплатишь, на столько и поигра‑ют. Заплатишь им пятьсот евро, они вам


104

и гопак станцуют. Ну а за десять дирхам просто разрешат их сфотографировать. Факир опустил свою дудочку и закурил Lucky Strike. Кобра, видимо, не курит, она просто застыла в характерной позе.— Эй, эй, мистер, сначала плати, по‑том снимай, — замахал ее хозяин руками на фотографа, слишком уж откровенно полезшего объективом в змеиную физио‑номию, на что и кобра немедленно отре‑агировала молниеносным ударом своего клюва в фотоаппарат. Фотограф отпрыг‑нул метров на пятнадцать. — Кобра по‑нимает, когда ей не платят, — смеется заклинатель, гасит сигарету и вновь бе‑рется за дудочку.— Сколько за вечер вы с коброй може‑те здесь заработать? — спросил я у по‑мощника.— Сложно сказать. Как повезет. Иной раз ничего, а однажды приехали япон‑цы, фильм снимать. Мы гиду объясня‑ем, дескать, если снимать, то платить надо. Очень редкая драгоценная коб‑ра, туда‑сюда. Те спросили, сколько? Ну


105


106

Абдулла и сказал — десять тысяч евро. Он просто сказал, понимаешь, а те взя‑ли и заплатили. Японцы вообще стран‑ные люди. Сколько им говоришь, столько и платят. Никогда не торгуются. Мы‑то привыкшие, а некоторые торговцы оби‑жаются. Не торгуешься, значит не уважа‑ешь его, что ли. Как будто не человек пе‑ред тобой, а прайс‑лист. Ты у нас если ку‑пить чего‑то хочешь, не спеши, выпей чаю, поговори с человеком, обязатель‑но договоришься… Слушай, может тебе кобра нужна? У меня есть одна…И с этими словами поднимает лежав‑ший прямо передо мной бубен, из‑под него тут же, в двадцати сантиметрах от моего носа, встает кобра и смотрит…

Азиатский способ производстваЕсли вы про Марокко скажете «на Вос‑токе», вас могут поправить: «В Магри‑бе… На Востоке — это в Багдаде». Хоро‑шо. От Багдада до Магриба, на Востоке вообще, никто никогда ничего не зна‑ет наверняка. Услышав цену, вы не зна‑

ете, за сколько купите тот или иной то‑вар. И торговец, начиная торг, не знает, за сколько он его продаст. Порядок — не абстрактная величина, а конкретное от‑ношение конкретных людей. Поэтому од‑ним пластмассу продают по цене золота, а другим — золото по цене пластмассы.— 350 дирхам и ни дирхамом меньше. Это очень дорогие бусы.— Красная цена этой пластмассе 50.— 200!— Ну, 60.— 150! Последняя цена. Какая твоя последняя цена?— 100.— Давай деньги!— Нет, все же 60.— Но ты уже сказал 100.— Я пошутил.— Ты шутки шутишь или бизнес дела‑ешь?! Ну, давай 80, шалтай‑балтай.— Ну, если шалтай‑балтай, то толь‑ко 70.— Ай, хорошо! Но тогда купи еще что‑нибудь. Вот! Ковер! Купи ковер?!


107

Не хочешь ковер? Что хочешь? Магнит на холодильник хочешь?..Жестких правил, как и цен, не сущес‑твует. Каждый раз они устанавливают‑ся заново. Спонтанные отношения ни к чему не обязывают. Если вам что‑то нравится, вы всегда договоритесь. Если что‑то не нравится — откажи‑тесь, и никто не расстроится. Если вам назначили встречу в обед, будет про‑дуктивнее подождать до вечера. Вре‑мя в Марокко воспринимается иначе, чем в Европе. Это у нас вся жизнь — как линейка, а у них время — это орна‑мент, не имеющий ни начала, ни кон‑ца, витиеватые линии которого пере‑текают одна в другую, замысловатым циклически закрученным ритмом. Че‑канщик, покрывающий медное блюдо размером с тележное колесо тончай‑шим узором при помощи иглы и моло‑точка, или швея, расшивающая своим уникальным узором скатерть площа‑дью с теннисный корт, гончар, выво‑дящий скульптуру очередного сосуда

— все они не пользуются эскизами, на‑бросками, черновиками, но проеци‑руют на материальную поверхность какой‑то внутренний рисунок своей души. Сложный, как формула, и лег‑кий, как паутина, запутанный, как вязь, и гармоничный, как стих, восхищаю‑щий чужестранцев и непроницаемый для понимания извне вот уже которое тысячелетие. И не говорите этим лю‑дям, что они куда‑то там опаздывают. Люди Магриба никуда не торопятся. От мира тотального цейтнота их отде‑ляют двадцать миль Гибралтара.Его, как крепостной ров, штурмуют им‑мигранты с юга в поисках способа приоб‑щиться к благам «золотого миллиарда». А встречным потоком мигрируют пред‑ставители этого самого «миллиарда», увидевшие в марокканском стиле и рит‑ме жизни некие идеальные степени сво‑боды — свободу от жестких регламентов, выверенных распорядков, неукоснитель‑ных договоренностей, формализованных, механистических отношений.


108

Сложные смыслы простых предметовЧто бы вы не покупали, хоть вручную со‑тканный ковер, хоть магнит для холо‑дильника, процесс приобретения — все‑непременно театр двух актеров, с драмой разоренного торговца и с триумфом побе‑дившего саму фортуну покупателя. В ходе торга утилитарные функции простых ве‑щей вам откроются как откровения.— Смотри, какая чашка! Она — из гли‑ны!— И что?— Но в нее можно наливать воду! Это керамика тройного обжига. Смотри! Я лью в нее воду…— И что?— Эмаль даже не изменила цвет… Я продам тебе четыре таких чашки по цене одной.Правда «цена одной» может составить десятикратную цену, но разве это деньги за ощущение счастья от обладания столь чудесной чашки, в которую даже — и в это невозможно поверить! — можно на‑ливать воду!!!


109

Есть поговорка, согласно которой можно бесконечно смотреть, как рабо‑тают другие. В медине города Фес от наблюдения за ремесленниками глаз оторвать невозможно, потому что ре‑месленники, в отличие от «офисного планктона», не абстрактно «функциони‑руют», но творят, притом каждую ми‑нуту. Зрелище обычного повседневно‑го труда гончара, чеканщика, резчика по дереву или алебастру, красильщика кож, ткача или белошвейки гипнотизирует. Присутствовать в ремесленной мастерс‑кой — значит свидетельствовать акт со‑творения, созидания нечто из ничто. Вот на ваших глазах простой кусок аморф‑ной глины превращается в изящный со‑суд. Каким именно он будет — в этом проявляет себя личность мастера, на‑пример, его сегодняшнее настроение. Хорошее настроение у гончара — значит выйдет у него легкий, невесомый кув‑шин утонченных форм и пропорций. Бу‑дет мастер печален, погружен в тяжелые мысли, и сосуд получится такой, что луч‑


110

ше бы яд в нем хранить, не лекарство. Воплощенная в материале форма — ма‑териализованная душа мастера. Так и являет себя миру личность творца — из грязи и глины.

Масло масляноеЕсли вы вдруг увидите, как стадо коз скачет по деревьям, вовсе не значит, что вы поймали «белку». Это значит, что ваша дорога приближается к горо‑ду Агадир, в районе которого растут уникальные аргановые деревья Argania spinosa семейства сапотовых. Козы так любят его плоды, что теряют рассудок и, забывая про то, что мелкому рогато‑му скоту вообще‑то скакать по ветками не положено, вскарабкиваются вплоть до самых верхушек, поскольку все, что можно было съесть внизу, съедено дав‑ным‑давно.Дерево растет только в Марокко и только в этой юго‑западной части. Так что козы, которым не повезло родиться на севере, лишены арганового счастья.


111

да гарантирована, их мощные корни по‑могают останавливать эрозию и сдержи‑вают натиск пустыни. На этих деревьях, помимо коз, висит важнейший сегмент национальной экономики и трудовой за‑нятости населения.Это самое редкое пищевое масло на земле и самое труднодобываемое. Из 100 килограммов семян получают от 1 до 2 килограмм масла. Мясистые плоды арганового дерева крупнее оливок, в каж‑дом плоде в косточке с очень твердой скорлупой 2‑3 ядрышка, по форме напо‑минающие миндаль. Чтобы получить 1 литр масла, необходимо приблизитель‑но 16 часов ручной работы. Скорлупа оре‑ха арганового дерева очень твердая, бер‑берские женщины перетирают её при по‑мощи ручных жерновов, в монотонном вращении которых есть нечто заворажи‑вающее. При отжиме из семян получают масло разного цвета — от темно‑янтар‑ного до оранжевого с насыщенным золо‑тисто‑красноватым оттенком.— Попробуй вот это, — сказал Рахим и обмакнул кусок свежеиспеченной лепёш‑ки в темную золотистую и бесподобно ароматную субстанцию. — Знаешь, что это?— Откуда же мне знать?— Это так называемое «берберское ва‑ренье». Аргановое масло, смешанное с медом диких пчел и протертым минда‑лем.Сами по себе ингредиенты не вызывали энтузиазма. Только из уважения к труду диких пчел и Рахима я последовал его примеру и… почувствовал себя тем самым «летающим козлом», пере‑живающим на вершине дерева наркоти‑ческую зависимость от арганового мас‑ла. Вкус был настолько потрясающим, насколько и странным, и вызывал какие угодно желания, кроме желания отор‑ваться от миски с «берберским варень‑ем», даже в перспективе ежевечерне‑го пира, который в марокканских отелях скромно именуют «ужин».В исторических хрониках первые свиде‑тельства об аргановом дереве относят‑ся к XI веку. Известный египетский врач Али Ибн Радоуане писал в своих трак‑

Рахиму чуть за тридцать, своих коз он пасет в этих краях с детства. Он привык, что его стадо работает визитной кар‑точкой Марокко едва ли не для каждо‑го второго журнала в мире из тех, что пи‑шут о путешествиях.— Этот способ выпаса очень удобен, — смеется он. — Развесил коз по веткам и садись в тени, отдыхай.— Но козы, наверное, могут лопнуть, если их вовремя не остановить?— Думаю, что прежде коз «лопнет» бизнес арганового кооператива. Если коз не остановить, они все наши деревья объедят, как саранча.А этого допустить никак нельзя, пото‑му что это не просто священные деревья, которые даже при температуре до 50 градусов Цельсия не боятся засухи, так что тень для отдыха пастухов всег‑


112

татах, что нет средства лучше арганово‑го масла для лечения болезней ушей и желудка. Также и американский дипло‑мат Томас Варкели, которого президент Джордж Вашингтон направил в Марок‑ко для подписания соглашения о мире между двумя державами в 1786 году, больше говорил об аргановом дереве, чем о политике. В 1867 году первая ма‑рокканская делегация посетила меж‑дународный конгресс в Париже. Сре‑ди многих вопросов, рассмотренных на конгрессе, первое место заняла тема ар‑гановых зерен, которые вызвали восхи‑щение всего прогрессивного сообщест‑ва. В 1997 году ЮНЕСКО провозгласил аргановые рощи всемирным наследием человечества, а в 2001 году местные ор‑ганизаторы с помощью партнеров от‑крыли первый Конгресс арганового де‑

рева. Конгресс постановил: Берберский край развивать, окружающую среду за‑щищать, аргановое дерево — любить, его масло — потреблять и втирать во все части тела.Оставив коз наедине с арганом, мы продолжили наш путь по одной из са‑мых живописных дорого мира — вдоль атлантической кромки Северной Афри‑ки. Есть на свете такие пейзажи, кото‑рые становятся частью сознания еще до того, как стали частью памяти. Выжжен‑ный солнцем ландшафт, за день утом‑ляющий глаз, на закате превращается из унылого в демонический. Серая плос‑кость суши, высвеченная косыми лучами погружающегося в Океан светила, вдруг становится объемной, красной, с оттен‑ком бурого, как бы из солидарности с прочими планетами Галактики.


113


114

В этой части Света себя на карте мира представить легче, чем в собственной спальне или в чьих‑то объятиях. Ты — точка в пространстве, доступная более взгляду ястреба, чем собственным мыс‑лям о себе. В этой части Света все лако‑нично. Слева — великая пустыня. Спра‑ва — мировой океан. Впереди — гори‑зонт, скрещивающий эти параллельные стихии неизбежнее, чем абсурд Лобачев‑ского, исчерпывая тем самым мир по все обочины дороги. Твоей дороги… Се‑вер Африки. Край континента. Начало мира. Есть на свете места, где шоссе — это путь в медитацию. И неважно, йог ты или фраер, здесь ты безотчетно глу‑шишь двигатель, чтобы просто сесть на краю каменистого обрыва, с единствен‑ной целью — отдать слух прибою, зре‑ние — солнцу, волосы — ветру. Чтобы почувствовать себя не совсем посторон‑ним этому, возможно главному собы‑тию твоей жизни — солнцу, заходящему над мировым океаном.


115

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАФРАНЦИЯ

116


117

Когда еда — работа. Горнолыжные туристы из России в гостях у горнолыжных кулинаров трех долин

ФРАНЦИЯ


118

Нет, то, что подают во французских гастрономических ресторанах, есть невозможно!

Это кощунство — поедать произведения искусства. Каждое блюдо достойно быть

повешенным на стену для украшения интерьера в качестве икебаны. Но если

вешать их на стену, то содержимое упадет на пол, а это вообще преступление.

Поэтому приходиться есть, топя угрызения совести в великолепных винах Савойи.

В альпийском стиле к вершинам гедонизма


119

К счастью, рестораны бывают не толь‑ко гастрономические, но самые разные. И рестораны традиционной крестьян‑ской кухни не менее замечательны. А в некотором смысле даже более интерес‑ны, поскольку в некоторых из них мож‑но видеть истоки великой французской кухни, отправляющей в астрал и гурма‑нов, и эстетов. Особенно после пятой перемены блюд.

Сам себе и повар, и инструкторПростой французский парень Камий Рэй мирно выпасал своих коров и ни‑кого не трогал, когда в 1972 году на

его высокогорные альпийские пастби‑ща под пиками Эгюй Пекле пришли ка‑кие‑то люди и начали строить горно‑лыжные трассы. Другой впал бы в отча‑яние и с горя запил бы, но Камий был не таков. Он прикинул, что пасти своих ко‑ров внизу, в долине, у Сан‑Мартина ему не хочется — скучно, тесно, да и молоко будет совсем другое. И вообще, начало новой жизни в сени Пекле казалось за‑манчивым. И решил Камий Рэй освоить горнолыжный спорт, коров своих про‑дать, а на вырученные денежки постро‑ить маленький ресторан у строящего‑ся горнолыжного подъемника «Пекле»,


120

высаживающего лыжников на трассу, соединяющую пики Пекле с постро‑енным в 1972 году курортом Валь‑То‑ранс — самым высокогорным курортом Европы. Так у нового курорта появил‑ся первый горнолыжный инструктор, он же ресторатор.Камий — обаятельнейший старик — с нежностью вспоминает молодость и потчует нас своими яствами. На каж‑дом меню — старые фотографии пер‑вых горнолыжников из семейного ар‑хива. В самих меню — блюда по се‑мейным рецептам, которые мать и бабушка, и прабабушка готовили еще из тех коров, которые он — розовощекий мальчонка в штанах на лямке — помо‑гал пасти отцу и деду.

— Бог меня любит, — шутит Ка‑мий, — ведь меня даже специально крестить не пришлось. Наш дом стоял прямо напротив церкви в Сан‑Мартине, и я младенцем выполз за порог и сва‑лился прямиком в храмовую купель.Увидев напряженность на наших ли‑цах, какая случается в каждый обед или ужин при попытке истолковать напи‑санное на французском меню, Камий предложил выход:— Знаете, вы не выбирайте. Вам по‑дадут все, что есть на кухне на общий стол, чтобы каждый мог попробовать все, чем богаты.Отцу помогает взрослая дочь. Ее он представляет на современный манер:— Мой топ‑менеджер!


121

дальнейшим послеобеденным катани‑ем, позагорать в шезлонге, наслажда‑ясь диджистивом и пейзажем. Но сегод‑ня погода не для шезлонгов. За окном афрофранцуз чистит террасу, прямо на трассу сгребая лопатой снег. Правиль‑но, там ему самое место. Черный па‑рень в белой пурге смотрится, как кар‑тина Малевича, в смысле авангардно стильно, тем более, что на сноуборде своем он зажигает будь здоров! При‑ехал учиться кататься, да задержался подработать.— Сколько всего человек у вас здесь трудятся?— Всего десять. Но мы все взаимоза‑меняемы.Это сорок лет назад Камий был бед‑ным пастушком, а склоны Пекле — пус‑тынным горными пастбищами, сегод‑ня они — самая популярная трасса од‑ного из лучших горнолыжных курортов мира, и, соответственно, Камий нын‑че весьма богатый человек. Продай он свой ресторан — станет миллионе‑ром. Может валяться себе в шезлон‑ге в краях, не знающих снега, да крео‑лок за задницы лапать. Так нет же, он предпочитает в полшестого утра вста‑вать к первому рейсу подъемника, что‑бы подниматься на свой трехтысячник и вкалывать там до семи‑восьми вече‑

Топ‑менеджер вместе с официанткой быстро накрыли стол, подали кир — восхитительный аперитив из шампани‑зированных вин с добавлением фрук‑тового или орехового ликера. В каж‑дом ресторане свои пропорции, а здесь, на мой взгляд, кир был лучший из всех, которые доводилось пробовать за годы изнуряющих мозг и печень французс‑ких пресс‑туров. Потом пошли салаты из крупно нарезанных листьев, закуски из многих сортов сыра, колбас, копче‑ного мяса и основные блюда — карто‑шка, запеченная с сыром, что‑то типа каши из фуа гра с яйцами и еще бог весть что.В солнечный день хорошо обедать на улице, на террасе, чтобы потом, перед


122

ра в любую погоду. И так каждый день на протяжении сорока лет. А погода по этим хребтам гуляет любая. Это про‑шлая зима была такая теплая, а вообще в январе на этой высоте минус тридцать с ветром — не редкая роскошь. Вот та‑кие они, пастухи горной Франции. Сво‑им Альпам под стать.

Самая высокая звезда АльпЕсли звезды падают с неба, значит, это кому‑то нужно. Неисповедимы траек‑тории небесных тел, и ни один ресто‑ратор не знает, кто вон там за столи‑ком у окна проливает соус на его ска‑терти — зашедший погреться бомж или эксперт высокой комиссии «Ми‑шелин», инспектирующий все аспек‑ты сервиса на предмет присуждения заведению знаменитой мишелиновс‑кой звезды, или наоборот, ее отнять, если она уже есть. Звезды высшей рес‑торанной квалификации зарабатыва‑ются годами кропотливого труда, а те‑ряются в одно мгновение. Например в Москве, насколько мне известно, если ошибаюсь, пусть меня поправят, все‑го один ресторан имеет такую звезду. В Валь‑Торансе тоже есть один такой мишелиновский ресторан. Его шеф‑по‑вар Жан Сюльпис — 27 лет от роду, мо‑жет сказать, что он уже реализовался в

этой жизни. Это самый молодой шеф‑повар такого уровня. Он лично встре‑чает гостей на входе в ресторан и лич‑но контролирует каждую тарелку на выходе из кухни.— Извините, мне надо работать, — после короткого приветствия сказал Жан и исчез.Следующий раз он появится после де‑серта, чтобы поинтересоваться, все ли было в порядке, или что‑то было не так? Или все так, но могло быть еще лучше и в чем конкретно. Но мы не гур‑маны «Мишелин». Мы вообще не гур‑маны. Мы — журналисты, а журналис‑ты всеядны. Известно, как нас заманить на пресс‑конференцию — пообещать фуршет, а там хоть Клико под фуа гра,


123

хоть миску «кириешек» с «Клинским» — все сметем, еще и подеремся.— Шеф предлагает вам сюрприз, — сообщил менеджер зала. Вам не да‑дут меню, и вы не будете знать, что вам предстоит есть, до тех пор, пока блюдо не появится перед вами. А когда оно по‑явится, официант расскажет вам о том, что это за блюдо, из чего оно приготов‑лено…– … и в каких условиях воспитыва‑лась та коза, которую для нас зажари‑ли, ага, — вздохнул печально Гена, из «Банко».Сегодня он своими куртуазными ма‑нерами заработает титул «сомелье».— Дамы и господа, кто будет про‑бовать вино? — обратился официант

к Татьяне Сыровой, ведущей радио‑станции «Маяк». Она единственная из нас, слегка отесанных жертв журфака, закончила когда‑то инъяз и говори‑ла по‑французски, вызывая комплекс вины за недочитанную в школе «Вой‑ну и Мир».— Конечно же, вот этот, сидящий на‑против меня месье, — ехидно сказала Таня и указала на Гену. — Это офици‑альный сомелье нашей делегации.— А чё я! Чё сразу я? — заерзал на стуле Геннадий, как будто не сосуд с напитком богов к нему протягивает вышколенный официант, а сельский дантист клацает перед носом не впол‑не одноразовыми щипцами. — Чё во‑обще делать‑то?


124

Ему объяснили, что первое, что надо сделать — это умное выражение лица. Если это невозможно, хотя бы сосредо‑точенное. Поднести бокал на уровень органа обоняния… Та‑а‑ак… Покачать вино в бокале… Хо‑о‑орошо… Ме‑е‑е‑едленно отпи‑и‑и… — куда! епть!!!…— Геннадий, я хотел сказать, что «от‑пить медленно» — не то же самое, что «выпить». Ну да ладно…— И чё теперь ему сказать?— Ну, можешь сказать ему, например, что вино пахнет пробкой.— Да ну, нормально. Тащи! — потом, выдержав паузу, добавил — Все равно не заменит бутылку. Щас! Все бы толь‑ко и делали, что и меняли бы бутылки. Открыл — значит пей.— Зачем же, по‑твоему, предлагать пробовать?— Это они так понтуются.Ну, истинный сомелье!… Тем време‑нем подали первое.Чтобы не утомлять читателей, из кото‑рых не все сегодня будут обедать, описа‑нием церемониала, просто перечислю то,

что мы съели. Правда, не все из подан‑ного на стол имелось в словарном запасе Татьяны, так что эти непереведенные по‑нятия будут подвержены образной интер‑претации, так что не пытайтесь это гото‑вить. За последствия не ручаюсь.

Первая перемена блюд

1. Консомеизголубясморковью.2. Какой‑тоформажплюстакойжефрукт.3. Некаябелаясубстанция.4. Кажется,митр.5. Субстанцияизкартофеля.6. Субстанцияизсыраскартофельнойпримесью(илинаоборот).

— А если здесь вылизывать тарелку языком, что они подумают?— Ничего не подумают. Не до этого им будет, когда придется неотложку вы‑зывать.— Мне что ли?


125

— Не тебе. Не тебя же, а шефа ин‑фаркт хватит, столь редкий в его воз‑расте.

Вторая перемена блюд

1. Супизкаштановспармезановыммуссомитрюфелем.

— В этом блюде все слова понят‑ные, — кажется Сырова ощутила радость от хорошо проделанной работы перевод‑чика.— А помните прошлый год в Лионе по‑давали суп в морском еже?.. — пустился в гастрономические воспоминания фри‑ланцер Володя Головин. — Мне этот еж запал в душу.— Не в Лионе, а в Гренобле…— «Еж запал в душу»… Я пожалуй это запишу.

Третья перемена блюд

1. Ребраягненка,шампиньоныиещекакая‑тохрень.

Четвертая перемена блюд

1. Сырыизразныхпровинций.

— Да‑а‑а, друзья, сыры, как и провин‑ции, бывают разные. Помню, как‑то раз я должна была съесть некий сыр и напи‑сать про него текст, — заметила Маша Майерс с «Эха Москвы». — Сыр так во‑нял! Но текст вышел хороший.— Тексты, Маша, они не пахнут.

Пятая перемена блюд. Она же десерт

1. Белыйшоколадсапельсиновыммармеладом.2. Фисташковыймуссскориандром.3. Маисвкарамели.

— Эй, сомелье хренов! Почему нам давно не наливают?— Эй, ч‑ч‑ч‑человек! Почему ты нам не наливаешь?!— Ваш предоплаченный лимит, ме‑сье, увы, исчерпан.


126

— Нет, ты понял?! «Увы исчерпан»! Пойдем уже отсюда. Лучше в номере че‑го‑нибудь жахнем.— Да‑да! Пойдем уже. Три часа едим!— Мальчики, постойте, это невежли‑во! Сейчас выйдет шеф, мы его побла‑годарим, попрощаемся, и тогда можно будет уходить.Маэстро Сюльпис возник в стиле под‑черкнутой художественной и утон‑ченной небрежности, в котором, кста‑ти сказать, выдержано все его заведе‑ние — от манеры держаться до одежды официантов. Положив руку на спин‑ку стула клиента, он сдержанно и с до‑стоинством вел беседу, принимая за‑служенные комплименты.— Мы бы вам присудили вторую звез‑

ду «Мишелин», — пошутила Таня.— Вам для этого следует обратить‑ся в соответствующую комиссию, — не принял шутки маэстро, подчеркивая, что не с неба он хватает звезды.— А вы не боитесь ее потерять?— Ну что вы! Мы так высоко и далеко, что до нас не скоро какая‑либо комис‑сия доберется.— Что верно, то верно. На высоте Валь‑Торанса вода закипает при 90 гра‑дусах. Как он здесь так классно готовит, диву даюсь. В холле небольшая экспози‑ция, в ней выставлена роскошно издан‑ная книга.— «Моя кухня из Савойи», — перевела название Татьяна. — Автор Жан Сюль‑пис.


127

ЭпилогК спуску на автобусе из поднебесий Рона‑Альп в тенистые долины мы подготови‑лись с альпинистской основательностью. Когда штопор извлек четвертую пробку, наш штатный сомелье вдруг вспомнил про то, что вино — не единственное что способствует красноречию.— Интересно, а как растут псилоби‑циновые грибы?— Волшебные грибы, Геннадий, рас‑тут на экскрементах крупнорогатого скота. Поэтому древние люди рисовали иногда на скалах сцены преследования, изображая как грибы, вооруженные ко‑пьями, гонятся за быками. Так что, если на твоих, какашках вдруг вырастут гри‑бы — беги куда глаза глядят!

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАВЕЛИКОБРИТАНИЯ

128


129

Время — по Гринвичу Пространство — по Лондону

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ


130

Байки города Лондона


131

Байки города Лондона

На пленере урбанизмаДом № 20. Три ничем не маркирован‑ные кнопки звонков. Жму на все подряд. Из домофона раздается голос:

— И какого, — типа того что, — хрена?— Мисс Кэрей, плиз?— Её звонок другой.— Какой?— Другой. На двери.— Но они все на двери, мэм.Пауза. Щелчок замка. Из дверно‑

го проема высовывается мэм с видом не вполне довольным. (И чего — каза‑лось бы, время детское, всего‑то пер‑вый час ночи?) Высовывает руку наружу и жмет правильный звонок. Звонок зве‑нит на весь дом. Тетка кидает на проща‑нье что‑то вроде, дескать, «не уверена, дома ли Анна». И захлопывает дверь. Я, несколько обескураженный, еще немно‑

го понажимал звонок. Звонок исправ‑но сотрясал безмолвие типичного анг‑лийского дома. И вот когда уже собрал‑ся пойти, куда глаза глядят, прямо надо мной распахивается окно, оттуда высо‑вывается старушка и строго так спра‑шивает:

— Это ты в звонок звонил?Ну, все, думаю. Дозвонился. Сейчас

кипятком ошпарит.— Да, я, мэм. Найс ту мит ю.— Ты кто такой? Что тебе надо?— Анну Кэрей, — дескать, хочу. Жить

я к ней пришел.— А я тебя не знаю. И вообще, у меня

до воскресенья жить негде. Мест нету, понял? — И захлопнула окно.

Приключение, надо сказать, дурацкое. Все бы ничего, погода славная, и спаль‑ник есть, я могу спать на траве, но я не

Приехав однажды в Лондон поправить свой английский, я вышел на станции

Chalk farm. Дальше — пешком. Следует разыскать улицу Grafton Terrace, на

которой располагается жилище мисс Анны Кэрей, чей адрес мне выдали вместе с

авиабилетом в московском офисе языковой школы Chalk Farm. Типичный «хомстэй».

Ну вот и пришел…


132

могу весь месяц жить на траве. Это на‑силие над ландшафтом. В этот момент окошко снова распахивается, старушка высовывается, швыряет в меня книжкой и гнусавит следующее:

— Вот тебе справочник дешевых гос‑тиниц. Звони, договаривайся, может где и будет место.

— Эй‑эй! Постойте, — завопил я, уви‑дев, что она собирается снова исчезнуть. — А можно часть вещей у вас оставить?

— А запросто!Через минут пять она спустилась и за‑

брала то, что я счел нужным не таскать с собой. То есть почти все.

— Не беспокойся, я за всем присмот‑рю. — По мере того, как она просыпа‑лась, в ней, в свою очередь, просыпа‑лась радушная домохозяйка. — Ты го‑лоден? Хочешь чего‑нибудь?

— Только воды.— Разумеется. И, это… извини, что

так получилось. Это не моя вина. В кол‑ледже твоем чего‑то напутали.

Вот бы еще я из‑за этого переживал. Вещи пристроил, и слава богу. Осталь‑ное — просто ерунда. В конце‑концов, это даже забавно — в Лондоне побом‑жевать. В ту ночь далеко бомжевать не пошел, а бухнулся под деревом прямо на траву на соседней улице. Расстелил «пену», достал спальник и классно так откинулся. Даже уснул не сразу. Валял‑ся, слушал, как шелестят листья кле‑на, что приютил меня, и попивал свой «Хеннеси» из шереметьевского duty free. Ну что за «wonderful world», как пел незабвенный Луи Армстронг.

Утром я пошел от окраины к цент‑ру пешком, пока дошел, наступил день. Перво‑наперво купил какой‑то простой еды, переходник для английских трех‑фазных розеток и местную SIM‑кар‑ту для мобильного телефона. В кон‑це Чолк‑фарм‑роад повернул на Ок‑сфорд‑стрит, прошел ее и попал в Гайд‑парк. Там я валялся на траве, рас‑сылая друзьям SMS‑ки со своим новым номером. Потом перебрался в кафе, воткнул в розетку ноутбук, и до ночи писал какие‑то заметки. Гулять мешал дождь. На всякий случай я по телефону


133

забронировал номер в каком‑то хостеле на Ноттинг Хилл, но к ночи дождь за‑кончился, так что идея койко‑места под крышей дома утратила актуальность.

Хорошо днем бродить по миру, а ноче‑вать там, где застанет ночь. Сколь при‑ятное дело засыпать под тысячелетни‑ми кленами Сент‑Джеймс парка, вни‑мая крику ночных птиц.

Парки Лондона монументальны. Это монументы дикой природы. Ночью де‑ревья подсвечены зеленоватым приглу‑шенным светом, который возвращает урбанистическому пространству мис‑тическую призрачность первобытно‑го леса. А в двух шагах гудит Биг Бен. Но гудит — не как время на службе го‑сударства. Ночью государство спит, и Биг Бен гудит как время в чистом виде.

Надо сказать, что и полиция, и разного рода темные личности здесь весьма лю‑безны к тем, кто ночует на лавках парка Сент‑Джеймс. Полицейские, проезжая мимо, раскланиваются и говорят при‑ветливо «Hi!», а темные личности сра‑

зу грабить вообще не лезут, а терпеливо ждут, когда ты уснешь, чтобы не нанес‑ти тебе душевную травму, и в ожида‑нии прохаживаются вокруг, сужая круги. Иногда кто‑то из них подходит слиш‑ком близко. Тогда посмотришь на него недобрым взглядом, и он сделает вид, что не рюкзак из‑под головы вытягивал, а тебе подушку поправлял, отскочит, и с безопасного расстояния проворкует: Good night. Have you sweet dreams…

Карьера бифитераМагазин сувениров возле Тауэра вече‑ром превращается в куртуазный куль‑турный центр. Можно зайти и оказать‑ся на презентации кого‑нибудь или че‑го‑нибудь. Сегодня какая‑то фирма посредством фуршета презентует кот‑летки. Очень кстати. С утра на ногах, а тут — и выпить, и закусить. Представи‑тель компании был немногословен. Ко‑ротко всех поприветствовал, призвал всех присутствующих всегда и в любых обстоятельствах питаться котлетками


134

ихней компании. Никто из присутству‑ющих не возражал. На запах котлеток из Тауэра мгновенно потянулись бифитеры. Самые настоящие, в своей знаменитой бифитерской одежде. С одним из них мы познакомились, потянувшись одновре‑менно к одной и той же котлетке. Обыч‑ный мужик, с обычным именем Джон и усталостью в глазах, в которых, однако, читалась глубина истории и широта им‑перии. Впечатление не обманывало.

— Как стать бифитером? — Переспро‑сил он деликатно, прожевав котлетку. — В сущности ничего особенного. Служил в спецназе, мотался по колониям, учас‑твовал в Фолклендской компании, стал сержантом гвардии Ее величества. Те‑перь вот бифитер я, в Тауэре живу.

— А семья?— Жена и две дочки. Тоже в Тауэре

живут.— И как вам ваши казематы?— Ну, внутри‑то это нормальные обо‑

рудованные квартиры, теплые и сухие. Зимой в Лондоне это важно.


135

Музы и калории«Если ты — локомотив, то и я локомо‑тив», — гласит надпись на плакате, де‑монстрирующем гору хорошо органи‑зованной биомассы, под которым оче‑редной животный «локомотив» месит гантели, весом и размером напоминаю‑щие колесную пару от железнодорожно‑го вагона.

— Джентльмены, еще по одному под‑ходу, — побуждает подопечных к ак‑тивным действиям персональный инс‑труктор.

Когда к тебе обращаются «джентльме‑ны», расслабиться невозможно, и ты вы‑кладываешься на тренировке. Британс‑кий дух поддерживает на плаву «офис‑ный планктон».

Фитнес‑центр, который я нашел через интернет, кроме своих прямых досто‑инств — низкой цены и новых тренаже‑ров — имел еще массу косвенных — со‑седство с бюджетным супермаркетом, если пойти от него налево, и Британс‑ким музеем, если следовать направо,


136

между источниками хлеба и зрелищ, стало быть.

Вход во все великие музеи Лондона бесплатный, что весьма стимулирует их частое посещение, которое при оп‑ределенной регулярности входит в при‑вычку и становится потребностью, как и регулярные тренировки. Глаза нуж‑даются в битах эстетики, как тело в ка‑лориях.

Что ни говори, идея музея исключи‑тельно имперская — собрать под одной крышей все артефакты мировых цивилизаций. Барельефы Парфенона и Шумера, боги индийцев и индейцев, керамика Африки и Перу… Окаменелые в скульптурах совершен‑ные тела греческих богов и героев напоминают о том, что тебе завтра снова на тренировку. «Джентльмены, еще один подход», — это и про очеред‑ной виток истории греко‑римско‑ иудео‑христианской цивилизации. Расслабиться ее «локомотиву» невоз‑можно.


137

Аббатство в шоколадеНачиная с правления Вильгельма Заво‑евателя в 1066 году, все английские мо‑нархи короновались в Вестминстерс‑ком Аббатстве. А вот знаменитый Stone of Destiny, камень в полтора центнера весом, на котором короновались коро‑ли Шотландии и который семьсот лет лежал под британским троном здесь в Аббатстве, вы уже под этим троном не ищите. Он нынче лежит там, откуда его привезли англичане, ибо нескольким шотландским героям его удалось похи‑тить лишь в наши дни и вернуть на ро‑дину, в Шотландию, где он и лежит под пуленепробиваемым стеклом в Эдин‑бургском замке.

Больше ничего лишнего шотландские герои из Аббатства не взяли, хотя мог‑ли бы. Так что старинный трон Бри‑танской монархии вы найдете на сво‑ем месте. Могилы многих из монархов тоже.

В знаменитом Poet’s Corner — «угол‑ке Поэта», расположенном в южном

нефе, — находятся могилы и памятни‑ки Чосера, Браунинга, Спенсера, Шел‑ли, Блейка, Льюиса Кэррола, Диккен‑са, Шекспира. Памятник Шекспиру хра‑нит в Аббатстве его дух. Ибо прах поэта упокоен в его родном городке.

Нынешнее аббатство датируется XII веком, часть построек относится к XVI, Английская протестантская цер‑ковь окончательно утвердилась в стра‑не при Елизавете I. Она даровала аб‑батству титул церкви «независимой от архиепископства Кентерберийского» — этот статус сохраняется и поныне. Са‑мой древней частью аббатства являет‑ся нормандская крытая монастырская галерея восточной стороны, которая ве‑дет в Вестминстерскую школу, основан‑ную Елизаветой I — одну из четырех крупнейших частных школ страны.

На выходе открыта сувенирная лавка в которой можно накупить массу всяких стильных, изящных, полезных и прият‑ных сувениров. Например, шоколадные батончики «Westminster Abby», поеда‑


138

1995 года у его ног, на перекресте между Аббатством и Биг Беном перевернулась фура с «Гиннесом». Набив все подруч‑ные емкости — кофр, рюкзачок, паке‑ты, карманы банками с этой ирланд‑ской амброзией, засыпавшей площадь, воодушевленный Стомахин отправился в свой хостел готовиться к встрече Рож‑дества, которую предполагалось осу‑ществить в Вестминстерском Аббатс‑тве. В вагоне метрополитена у него на‑

ние которых можно рассматривать в ка‑честве акта сопричастия к англиканской церкви. А можно и не рассматривать. Бывают такие аббатства, в которых шо‑колад — это просто шоколад.

От мессы к мессеЕсли вам когда‑нибудь фотограф‑пу‑тешественник Игорь Стомахин скажет, что однажды в Лондоне он нашел пиво, это значит, что накануне рождества


139

чали рваться пакеты, и банки с пивом катались по полу из конца в конец. Сто‑махин их ловил, рассовывая по карма‑нам. Они снова вываливались, а он их снова ловил. Пассажиры аплодировали и бросали ему деньги. Они решили, что их веселит новогодний клоун, мим, ка‑ких в Лондоне изобилие, особенно нака‑нуне Рождества.

Около одиннадцати вечера Игорь в компании своего тогдашнего колле‑

ги, обозревателя газеты «Иностранец» Михаила Калишевского подходил к Аб‑батству, имея целью подготовить ре‑портаж для своей газеты об англиканс‑кой рождественской мессе. Но опоздали — месса закончилась, и прихожане рас‑ходились по домам.

— Ну ничего. Мы сейчас пойдем в другую церковь. Католическую. У като‑ликов мессы длятся дольше, — моди‑фицировал свой план креативно мысля‑


140


141

но. Дебаты и дебаты, чего их слушать, все мгновенно повисает в интернете, а самые интересные высказывания в бли‑жайших новостях покажет телевизор. Самое интересное — разглядывать сам парламент, его интерьеры и парламен‑тариев, отличая вторых от первых.

В момент присутствия в Британском парламенте автора этих строк, там, кроме него, присутствовал еще и некто Тони Блэр. Он говорил о проблеме Зим‑бабве и убеждал присутствующих в том, что режим «кровавого диктатора» Му‑габе гораздо хуже Британской парла‑ментской монархии. Все присутствую‑щие вяло соглашались. Было это на сле‑дующий день после тех самых выборов в Российскую Госдуму, в результате ко‑торых российский парламент лишился либеральной оппозиции. По этому по‑

щий Стомахин и попросил Калишевско‑го, — Миша, пойди‑ка спроси у вон того хрена, где здесь ближайшая католичес‑кая церковь.

«Вон тем хреном» был мужчина сред‑них лет, одетый в дорогое верблюжье пальто, садившийся в голубой «Бэнт‑ли».

— Ты в своем уме? Спрашивать у лор‑да, англиканина, только что закончив‑шего свою англиканскую мессу, где здесь католическая церковь!? Не пойду.

— Ну, тогда скажи мне, как по‑анг‑лийски спросить: «Где ближайшая като‑лическая церковь?». Если тебе стремно, я сам его спрошу.

— There is the nearest Catholic Church.Бубня себе под нос эту фразу, чтобы не

забыть, Стомахин, в шапке‑«петушке», курточке, тронутой тленом, с авоськой, полной «Гиннеса», отправился беспоко‑ить лорда неполиткорректными вопро‑сами. Политкорректный британец бить его не стал, и даже не послал, а доходчи‑во, насколько это было возможно, объ‑яснил, как пройти в ближайшую като‑лическую церковь, с ее продолжитель‑ной, как время, мессой.

Стомахин ничего не понял, вернул‑ся и принял единственно верное в канун Рождества решение.

— А ну ее, к богу, эту мессу.— Богу — богово…Они присели на ступеньки подле Аб‑

батства со своим «Гиннесом», да так и проговорили до утра за жизнь, под бой Биг Бена.

Африканская страсть британского парламентаВ британский Парламент может зай‑ти абсолютно любой джентльмен и аб‑солютно любая леди, не обремененная поясом шахида. Такие экскурсии, кото‑рые принципиально бесплатны, сами по себе также символичны; они также есть символы британской демократии. До‑смотр, как в аэропорту, сданные в каме‑ру хранения фото и видеокамеры — и вот вы находите себя на галерее, слуша‑ющим парламентские дебаты. Хоть це‑лый день там сиди и слушай. Хотя скуч‑


142

объекты типа водопада имени одной английской королевы. В общем, через полчаса я покинул парламентское засе‑дание, так как оно показалось скучным. Парламент он и в Африке парламент.

British airways — властелин кольцаОдин из символов Лондона — гига‑нтское колесо обозрения, самое боль‑шое в мире, как утверждает проспект от авиакомпании BRITISH AIRWAYS, владельца и содержателя сооружения. Правда, в японском городе Осака тоже есть колесо, которое тоже позициони‑руется как «самое большое в мире». Ду‑маю, что в мире еще наберется десятка два колес, а в перспективе каждый себя уважающий город должен вращать свое собственное самое большое в мире ко‑лесо обозрения, дабы этот самый мир обозревать. Как бы то ни было, колесо обозрения Лондона само по себе заме‑чательное. Внутренние спицы этого ко‑леса представляют собой не громозд‑кие железные трубы, а тросы, кабинки — не решетчатые коробки, а стеклян‑ные сферические капсулы, и на верши‑не амплитуды они не пассивно болта‑ются внутри колеса, а «переползают» на внешнюю часть окружности. Благо‑даря всему этому сооружение отличает‑ся воздушной эфемерностью всей конс‑трукции. Колесо вращается довольно быстро, но из‑за колоссальности ради‑уса путешествие или, как они здесь го‑ворят, «полет», по ощущениям получа‑ется довольно продолжительным. И по деньгам сопоставимым с перелетом из Лондона в Париж на каком‑нибудь низ‑кобюджетном конкуренте BRITISH AIRWAYS’а, что фланируют над Ста‑рым Светом за те же 25 фунтов. Но па‑норама Лондона стоит большего.

Нет, не стоит ждать ничего сверхъ‑естественного. Колесо как колесо, та‑кое же круглое, как все колеса мира, отличное лишь эргономикой. Две‑ри капсулы плавно закрываются, и ты представляешь себя пилотом чего‑то космического, залетевшего в Лондон на weekend. По мере «взлета» ощуще‑ние усиливается благодаря, разумеет‑

воду афроангличанин‑секьюрити, судя по выражению лица, обыскивавший меня на входе, выразил мне соболезно‑вание. И вот британский премьер сыпет соль на рану моей загадочной русской души и прямо у моих ног раскачивает чаши истории, актуальные для не опре‑делившихся с выбором развивающих‑ся стран — вот вам парламентская де‑мократия, а вот вам африканская дик‑татура. Что лучше? Блэр не имеет таких специалистов, которые могли бы ему растолковать, что и африканскую дик‑татуру вполне можно понимать как де‑мократию. Такую, особенную в смысле суверенную демократию, отвечающую национальным традициям бантуязыч‑ного большинства. У племен хуту и ту‑тси тоже своя «суверенная демокра‑тия», а Блэр о ней не говорит. В тот год на днях я как раз вернулся из Зимбабве, и мне там не казалось все таким ужас‑ным. По крайней мере, виселиц на ули‑цах Хараре я не заметил. Может быть потому, что мое внимание отвлекали


143

ся, не перегрузкам, а панорамному виду, которому именно в этом колесе не ме‑шает ничто — ни внутренние конструк‑ции сооружения, ни грязь на стеклах, ни даже блики. Оказывается, сферические стекла изнутри не бликуют.

Пока разглядывал устройство кабины, она поднялась уже высоко над городом. Мне повезло подняться именно в это время. Солнце пробило висящие целый день низкие облака косыми предзакат‑ными лучами, отчего весь Лондон заиг‑рал как витраж, и даже мутная, похожая на гуашь Темза, казалось, вспомнила, что она все‑таки вода.

Метаморфозы национального футболаПриехали однажды три русских ком‑мерсанта Витька, Генка и Макс в Лон‑дон, имея целью «перетереть» с колле‑гами свои дела, зайти в паб на Пикка‑дили, купить женам модных шмоток на Оксфорд‑стрит и сходить развлечь‑ся в Сохо. А тут как раз «Челси» игра‑ет с «Реалом». Бли‑и‑ин! Забыли мужи‑

ки и про Оксфорд, и про Сохо, все мыс‑ли о том, как попасть на матч. А на матч попасть никак. Билетов нет и все. Решили все равно поехать к стадиону, мол, если повезет, перепадет им «лиш‑ний билетик», а нет, так просто потусо‑ваться в толпе фанатов, подышать ат‑мосферой английского футбола на его родине — само по себе большое собы‑тие. «Лишние билетики» у спекулянтов зашкаливали за 200 фунтов, что было non possibility. Вот и осталось им прос‑то «дышать атмосферой». Вид пассивно дышащих активной футбольной атмос‑ферой не совсем молодых людей при‑влек внимание полиции.

— И чего мы тут ошиваемся, джент‑льмены? Почему стоим и не заходим? — спрашивает вежливый бобби.

— Да, блин, начальник, прикинь в на‑туре, билетов нет, денег дать барыгам нет, вот и стоим, как член в бетоне, и дышим атмосферой английского фут‑бола, — отвечают на чистом английс‑ком русские мужики.


144

— То есть вы хотите войти, но не смогли купить билеты?

– Так точно.— Стойте здесь, — велел бобби и исчез.Через пару минут полицейский вер‑

нулся с тремя билетами из полицейско‑го резерва, стоимостью по 20 фунтов, и были это билеты на места разряда VIP. И было русским мужикам счастье. И си‑дели они на VIP‑местах, и болели за «Челси», и орали, размахивая пиджака‑ми: «Россия! Вперед!».

Время по гринвичуЕсть на Свете места, которые приня‑то посещать не из какой‑нибудь надо‑бности, а по факту своего проживания на Земле, которая на самом деле удоб‑на, как квартира. В одних местах, где есть гастрономический туризм, — у нас банкетный зал, в других — туризм спортивный, там, стало быть, планет‑ный фитнес‑центр, в третьих — истори‑ко‑культурный, у нас там кабинет, в чет‑вертых — всяческие СПА и термальные

источники — и там у планеты глобаль‑ное геополитическое джакузи, в горо‑дах‑автосалонах у цивилизации гараж, с портовыми городами все понятно. А вот есть на Свете такие места, в ко‑торые можно приехать только ради од‑ного их названия. Идея туда отправить‑ся приходит сама собой. Так что не сто‑ит удивляться собственному желанию, отправляясь в Гринвич. Просто компас вашего внутреннего голоса так реагиру‑ет на притяжение нулевого меридиана.

Если следовать внутреннему голосу, то одна из воскресных прогулок по на‑бережным Темзы может легко вас увес‑ти в другое полушарие. Оно начинается всего в часе езды на катере от центра.

В Гринвич правильно ехать на кораб‑лике. Покачиваясь на волнах, участву‑ешь в географии и сходишь на берег ну‑левого меридиана посвященным. Мор‑ская фуражка, шкиперская борода, массивная трубка, довершающие обли‑ки случайного прохожего, — все гово‑рит о том, что, да, именно здесь все на‑чиналось и заканчиваться не собирает‑ся. «Все» — в смысле, глобализация.

Жители города, в лучших демократи‑ческих традициях, позаботились о том, чтобы каждый турист смог символичес‑ки реализовать претензии микрокос‑ма на макро‑статус: увидеть их заме‑чательный меридиан и сфотографиро‑ваться, стоя правой ногой в восточном, а левой — в западном полушарии, в виде комикса мечты дрожащей твари о мировом господстве.

Здесь стоит посетить Королевскую Об‑серваторию, музей «Домик Королевы», Национальный Морской Музей, пообе‑дать в кафе на террасе с панорамным ви‑дом на Темзу. Перед возвращением не‑пременно следует сверить свои часы с обсерваторскими и больше никогда не переводить стрелки. С тем, чтобы впос‑ледствии, где бы вы себя не находили, — в Москве, Нью‑Йорке или Кота‑Ки‑нанбалу, на вопрос случайного прохоже‑го: «Который час?», — вынув изо рта ды‑мящуюся трубку, тронув взглядом ци‑ферблат хронометра, вежливо ответить, уточнив при этом: «По Гринвичу, сэр».


145

ФАКТОР ПРОСТРАНСТВАРОССИЯ

146


147

На Камчатку экспромтом

РОССИЯ


148

Капитан всматривается отсутству-ющим взглядом в пейзаж собствен-ных воспоминаний, второй пилот ме-дитирует над кроссвордом, а штурман минут уже как двадцать мешает ло-жечкой чай без сахара. Оба штурвала синхронно и едва-едва покачиваются. Это автопилот, вступив в мистичес-кий контакт с восходящим солнцем, ведет машину верным курсом. На вос-ток. Всегда.

Упасть на хвост тем, кто его имеетУпасть, в прямом смысле этого сло-ва, на хвост военным пилотам — за-дача не из невыполнимых. Для это-

го следует обладать какими угодно личными качествами, лишь бы одно из них вызвало бы у пилотов жела-ние взять тебя на борт «стажером». И, когда у них такое желание возник-нет, они, возможно, однажды позвонят и спросят, а не желаешь ли ты слетать с ними на Камчатку. Без дела, прос-то так. До взлета целых два часа, мас-са времени, чтобы сбежать из офиса в аэропорт. Согласно логике экспром-тов, на край света лучше путешество-вать налегке.

Небо в тот день над страной выдалось на удивление ясным. А с ним — и ред-кая возможность рассмотреть из фона-

Согласно расписанию приливовБорт Ил-76 военно-транспортной авиации неслышно плывет над землей. Солнце,

всходившее прямо по курсу, своими косыми лучами наводило на резкость уже не

взгляд — саму землю, вычерчивая каждый ее объект, как трехмерный чертеж. Оно

тоже принимало участие в полете и наполняло кабину пилотов светом и состоянием

торжественности и умиротворения, от которого ее персоны выглядят статично-

восковыми.


149

ря штурмана страну в деталях геогра-фической карты.

Позади остались Волга, Урал, тю-менские заболоченные равнины. Одна за другой перпендикулярно нашему курсу простерлись на Север великие реки Евразии — Обь, Енисей, Лена, уходящие налево, то есть, в смысле, на Север, растворились в сиреневом ма-реве полярной ночи одна за другой. За Енисеем потянулась тайга. Беско-нечная, как космос, монотонная, как хорал, она завораживала сознание как гипноз, из которого уже не выведет ничто… Ну, разве что океанский при-бой.

Про внучку и жучкуТо, что океан — единственный и наибо-лее естественный предел мира, начина-ешь осознавать, подлетая к Камчатке на высоте, достаточной, чтобы разглядеть в ней полуостров. Поразительно, сколь безупречно ровным может быть берег, каким он открылся с его западной сто-роны. Возникло желание после посад-ки сменить телескоп на микроскоп, то есть познакомиться с жизнью полуост-рова изнутри.

В аэропорту, попрощавшись с экипа-жем, которому предстояло провести на летном поле еще несколько часов, я по-шел в город через общий выход, сме-


150


151

шавшись с толпой пассажиров регуляр-ных рейсов. В зоне прилета приходится продираться сквозь строй таксистов — первых представителей местной фауны. Они неизбежны как спецконтроль. Они равно преследуют тебя во всех аэропор-тах страны. Они говорят на своем язы-ке «командиркудаехать», «начальник-недорого», «тыхотьприценись» и вра-щают на указательном пальце ключи. Они везде одинаковые и везде — одина-ково бессмысленные, поскольку во всех аэропортах есть альтернативные виды транспорта. Имеются они и в Елизо-во, в качестве микроавтобусов, уже было погибших на японских и корейс-ких свалках, но обретших в России вто-рую жизнь.

Пока доехал до центра, стемнело. Надо где-то ночевать. Стучусь в первое попавшееся официальное здание, кото-рое окажется зданием пединститута, и поворчавшая для порядку сторожиха меня пускает на ночлег. Пускает просто так, даже без денег. Зачем это ей? Сам удивляюсь. Может, потому что она — просто хороший человек?

Располагаюсь на полу аудитории, она приносит чайник, и мы пьем чай с ее ва-реньем и моим печеньем, под долгий рассказ про деда-дочку-внучку-жучку-кошку-мышку-репку. Как дед надысь по-мер, как дочка рожала, как внучка пос-тупила в этот самый пединститут, как жучке травили блох, а она потом сдох-ла, как кошка принесла котят, а топить их жалко, как достали мыши, как негде посадить репку. Ведь дачу-то уже год как продала.

Утром автостопом я отправился на север по единственной транскамчатс-кой трассе Петропавловск — Усть-Кам-чатский. До райцентра Мильково меня довез на своем разбитом москвиче ка-кой-то бывший зек, человек, умудрен-ный жизнью до буддийской лояльнос-ти к ментам («мусора же тоже люди, им тоже по-своему плохо»), и, судя по тату-ировкам, не чуждый прекрасному. До-вез, сделав крюк, и не взял ни копейки.

– Это в Москве шагу бесплатно не сделать, а тут люди другие.

Плач по гейзеруМильково — райцентр, знаменитый

тем, что в нем была устроена одна из первых российских казачьих факторий, от чего по сей день там сохраняет-ся атмосфера независимости и само-достаточности, наделяющая мильков-чан собственной гордостью и незави-симым взглядом на порядок вещей. Еще бы! Ведь у них там все свое — свой краеведческий музей, свой клуб, свой телеграф, своя газета, известная либеральными нравами, в разгар пе-рестройки серийно публиковавшая местного же производства триллер под названием «Мильковские смоков-ницы».

В остальном же — это обычный рай-центр, с ирисками в сельпо, и если не ставить себе целью посещение краевед-ческого музея и общение с мильковски-ми смоковницами, то можно здесь осо-бо и не задерживаться.

Радуясь купленным в сельпо ирискам, я снова иду по пустынной дороге, ис-


152

ней и дымка над тремя не развалив-шимися трубами, она там присутству-ет до сих пор. Не все захотели уезжать, и остались жить себе на ландшафте, рассудив, что не в телевизоре счастье.

Вообще-то, я очутился в Киргани-ке со спонтанно возникшей идеей про-браться в долину гейзеров, до которой именно отсюда, если верить карте, ближе всего. Всего ничего, каких-то три дня легкого бега по тайге. Вооб-ще-то я в курсе, что по этим местам желательно бегать с компасом, палат-кой, ружьем, собакой. Но, интересно, на какую категорию сложности мож-но защитить в турклубе сей марш-

полненный желания стопорить попут-ки. В тот вечер попутки были настоль-ко редки, что пока я дошел километров десять до деревни Кирганик, не встре-тил ни одной.

Кирганик — это деревня-призрак. Когда-то процветающий колхоз был ликвидирован великим колхозобор-цем Хрущевым, но жизнь в Киргани-ке от этого не заглохла совсем уж, не-смотря на то, что электричество там обрезали тогда же. А что такое ком-мунизм минус электрификация всей страны? Согласно ленинской арифме-тике — это есть советская власть. Так вот, в виде каких-то человеческих те-


153

рут, если из экипировки только спаль-ник да ириски? Впрочем, из общения с местными таежниками стало ясно, что защищать такой маршрут придет-ся не в турклубе, а в психушке. Поэ-тому оказалось разумным заночевать тут же, но только не в деревне, а пря-мо на берегу реки Камчатка.

У костра на берегу замерзающей реки можно провести жизнь. И не за-метить, как начнется следующая. Что-бы этого не произошло, уже дня че-рез два надо было срочно выходить из нирваны и возвращаться в актуальный исторический процесс. В смысле — на трассу.

Куда ты отсюда денешьсяПервая же показавшаяся на горизонте машина остановилась с тем, чтобы до-везти меня безо всяких пересадок пря-мо до Петропавловска. Машина — бор-товой КамАЗ, отвозивший уголь в ко-рякский поселок Палану. Водитель оказался разговорчивым и легким в об-щении.

— В такие поселки не очень выгод-но уголь возить. Дороги-то есть, поэто-му себестоимость низкая. Каждый мо-жет привезти.

— А куда выгодно?— Туда, где дорог нет. Но для таких

рейсов мне этот КамАЗ не совсем под-


154


155

ходит. Нужен трехосный, или «Урал». Вот заработаю денег, этот продам и куплю трехосный.

— А как совсем без дорог-то? По вул-канам и тайге?

— По прибою. Согласно расписанию.— Расписанию чего?— Расписанию приливов и отливов.

Есть на западном берегу нашего полу-острова, да и не только там, поселки, которые полностью изолированы. Со-общение — вертолетом, или вот так, на вездеходе по прибою. Тогда цена до-ставки того же угля возрастает в четы-ре-пять раз. Это работа. Для нормаль-ного мужика. Пашешь, рискуешь и зара-батываешь соответственно.

— А рискуешь чем? В смысле, маши-ну гробишь?

— Сам можешь угробиться.— Что, там опаснее, чем на трассе?

Там же движения нет никакого. Пи-лишь себе по берегу потихоньку…

— Трасса — есть трасса. А по берегу потихоньку не получается. Прибой ведь. В прилив первая волна идет такая, что сносит кузов бортового «Урала». Следу-ющие две волны машину превращают в хлам. А еще через один прилив ее остов замывает песком. Все, нет машины, как будто бы и не было. Идеально, конечно, ехать с напарником на двух вездеходах, но это по безопасности идеально, а по деньгам не выгодно. Так что, если мо-тор вдруг заглохнет и сразу не заведет-ся, ты выбьешься из расписания, или во-обще, не дай бог, на мосты сядешь, тог-да — кирдык тебе. Поэтому-то и нужен трехосный вездеход, желательно но-вый, чтобы не застрять нигде и не за-глохнуть.

— А шофер разве не успеет от волны убежать?

— Там некуда бежать. Отвесные глад-кие скалы. Не забраться. Много води-телей так погибло. Хотя, у нас здесь зи-мой и на дороге можно боты завернуть легко. Заглох двигатель где-нибудь, где дров для костра нет, и мороз вокруг за сорок. Присел передохнуть. Задремал. И все. К утру ты — статуя. В этом слу-чае остается один способ спастись —

жечь запаску и ждать, пока кто-нибудь из проезжающих грузовиков возьмет на буксир. Можно, конечно, и на легковой попутке уехать, но если ты машину на дороге бросишь, ее в момент разберут. Это только кажется, что дороги у нас пустынные…

— А спальники пуховые возить с со-бой не пробовали?

— И что, ты хочешь сказать, в минус сорок он тебя согреет?

— Но ты же сам внутри-то не минус сорок, а плюс 36,6, как минимум. Аль-пинисты, по-твоему, как на Эверест хо-дят, где те же минус сорок только с ура-ганным ветром? Запаски они там не жгут, это точно.

— Не знаю. Вряд ли у кого из шоферов на Камчатке такой спальник найдется. Для водителя лучший спальник — это его машина. Лучше в нее вложиться. Та-кой спальник, небось, стоит, как само-лет.

В город приехали в середине ночи.— Ты сейчас куда пойдешь?— Не знаю. Высади меня у какого-ни-

будь детского садика, в беседке до утра покемарю.

— Может, ко мне пойдем? Жена у меня не злая, скалкой не отоварит. Или, если стесняешься, оставайся в кабине до утра. Только я в семь часов уже поеду на погрузку.

— Вот за кабину спасибо. Остаюсь! А не боишься вот так, с кем попало ма-шину оставлять? Ты же меня на боль-шой дороге подобрал.

— Гос-с-споди… Да куда ты, на ней отсюда денешься. С Камчатки-то…

Потомки атлантовИ то верно. Некуда. Океан кругом. И ты в его центре, как в момент творения, постепенно проникаешься островной психологией, колеблясь в поисках само-го себя между чувством брошенности, аутсайдности и чувством мессианской исключительности.

Отличительный признак психологии островитян — осмысление самих себя вне контекста истории, но в контексте мифологии. Разумеется, гимны «Риг-


156

здесь заповедник нравственности и со-вести всего человечества. В то время, как москвичи представляют собой его, человечества, духовный шлак, в пос-ледней выработке притом.

Бред конечно, но бред психологичес-ки востребованный читателями, пе-реживающими синдром аутсайднос-ти — закономерное состояние обще-ственного сознания на периферии постсоветского пространства. Сейчас местная пресса уже как-то поспокой-нее стала, а в 1997 году редкий номер редкой газеты не выходил без эска-

веды» здесь не поют, равно, как и мес-тный корякский героически эпос зна-ют лишь передовики фольклорных коллективов. А вот в областных газе-тах можно встретить такие заявления, как эта, выдвинутая местной журна-листкой Еленой Карен гипотеза, что, мол, камчадалы — они не как все ос-тальные люди, а сами по себе, пото-му что они — никто иные, как потом-ки Атлантов, супер-раса, чье место в мире не здесь и сейчас, а в будущем и вообще. Ведь почему на Камчат-ке люди такие хорошие? Потому что


157

пад в адрес центра. «Москва жирует» проходило рефреном по всем СМИ. Но когда атрибутом столичной жизни помимо достатка стали теракты, то зависть среднестатистического кам-чатского обывателя сменилась сочувс-твием и соучастием.

— Нам-то здесь хорошо. До нас-то дел никому нет.

— Говорят, что террористы и в Пет-ропавловске собираются рвануть. Рос-сия же с нас начинается! Новый год кто первый встречает?! — авторитетно ве-щает с лавочки баба Маша.

Курс пены к пемзеЛавочка бабы Маши стоит у подъезда дома, в котором я нашел неожиданный приют на квартире некой девочки Ан-желы, с которой познакомился в аэро-порту довольно нестандартным обра-зом. Подходит ко мне она и говорит:

— Извините, пожалуйста. Вы мне пес-ню не споете?

И кивает на мою гитару…Девочка Анжела когда-то тусовалась

с московскими и питерскими панками и испытывает по своей прошлой жизни ностальгию. Но всему — свое время, и,


158

«натусовав» от них младенца, она уле-тела обратно в Петропавловск на само-лете Красного Креста. Бесплатно. С тех пор тоскует по столичной «продви-нутой» жизни и иронизирует над про-винциальностью диджеев камчатско-го радио. Но в столицу возвращаться ей некуда. Отцу ее уже трехлетнего ребен-ка — мальчику Андрюшке с Шаболов-ки — мама строго настрого запретила жениться на девочке с Камчатки. Маль-чик Андрюшка хоть и водится с панка-ми, но привык слушаться маму, потому как он из приличной семьи.

— Нет, только ты не думай про них плохо, — говорила мне вечером за чаем у себя на кухне Анжела, — они очень хо-рошие, и Андрей, и мама его. Ну, дейс-твительно, зачем мы им нужны. Анд-рюша в университете учится. Да и квар-тиру здесь мне оставить не на кого. Не пустовать же ей.

Трехкомнатная квартира Анжелы опустела после того, как брат зарубил топором их маму и сел в тюрьму надо-лго. Пришлось Анжеле возвращаться из панковской вольницы к цивильной жиз-ни, растить своего младенца и как-то пытаться зарабатывать на хлеб. Она и зарабатывает. Панки — народ не обре-мененный особыми профессиональны-ми навыками, кроме своих панковских ремесел. Единственное, что они умеют делать — фенечки всякие. Вот Анжел-ка их и делает. И еще — разные компо-зиции из природных материалов — ра-кушек там всяких, перьев, костей, дере-вяшек. После шторма она отправляется гулять по берегу и собирает «ништяки» — выброшенные прибоем красивые ра-кушки и причудливые коряжки. А бра-коньеры местные делятся с ней нелик-видными дарами леса — когтями, зу-бами, хвостами, лапами неудачливых животных, а то, глядишь, и шкура под-порченная перепадет. Из этого сырья она мастрячит все, что в голову придет, а потом ходит продавать в аэропорт, к московскому рейсу. Поскольку штуки ее иногда уж очень красивые получают-ся, то концы с концами она худо-бедно сводит. И ребенок не похож на сироту-

оборванца. Вон, на полу с котом воюет. Кот, правда, его гнобит, поскольку де-ржит за существо более низкого поряд-ка, хотя, очевидно, и понимает, что это временно.

Несмотря на свое далекое от сказоч-ного благополучия финансовое состоя-ние, денег за постой (мне была выделе-на самая лучшая комната с потрясаю-щим видом на вулкан Авачинский, так что было за что заплатить!) Анжела ка-тегорически брать отказалась. Добро еще, что удалось уговорить ее не дарить мне свои феньки, а взять за них деньги.

Выход к мировому океануНет, все-таки я должен был пешком дойти до океана, чтобы руками потро-гать волны. Без этого сознание отказы-вается верить, что я здесь, на краю кон-тинента. Идти, однако, пришлось часа четыре в одну сторону. По незнанию от-правился не по дороге, к устью Авачинс-кой бухты, а через какие-то поля да буе-раки к восточному побережью, полагая, что напрямик.

Последний час пути прошел в нараста-ющем гуле прибоя. А в непосредствен-ной близости рев стоял такой, что не было слышно собственных мыслей.

«Потрогать волны» оказалось нелег-кой задачей. Гораздо легче было в них окунуться с головой. Впрочем, и так вы-мок до нитки: ветер дул в мою сторону, заряженный тучами брызг.

Ритм прибоя — пульс Земли, единс-твенное на этой планете и абсолютное воплощение вечности и постоянства. Все остальное — иллюзии, оседающие на поверхностях суши исторической пы-лью.

Проценты, президенты, генсеки, го-мосеки, антрацит, пестицид, целюллит, плебисцит, люмпены, люрексы, мадон-ны, гондоны, сенаторы, креаторы, ора-кулы, ораторы, нации, акции, диктато-ры, вибраторы, партии, памперсы, со-росы, яндексы — все это тоже волны, но иного порядка. Перекатывающиеся из ниоткуда в никуда, и потому так нужда-ющиеся в точке отсчета. Во взгляде со стороны. В тебе, болван!


159


160


160


160

Documents

Фактор пространства