ГЕНЕЗИС И СУЩНОСТЬ НАСИЛИЯ

М. Г. Миненок, М. М. Миненок

16 16

УДК 343.97


ГЕНЕЗИС И СУЩНОСТЬ НАСИЛИЯ

Рассмотрены истоки и предпосылки формирования насилия,

дается оценка насилию с позиции норм нравственности.

This Article considers the origins and the preconditions of the vio-lence forming. Also it gives the evaluation of the violence from the point of norms of morality.

Насилие присуще любому человеческому обществу. По мнению неко-

торых ученых, насилие возникло на определенном этапе исторического развития вместе с появлением института частной собственности на сред-ства производства, расколом общества на враждебные антагонистические классы и образованием государства с присущими ему атрибутами власти — армией, полицией, законами, судом и т. д. [1, с. 5]. Думается, что к этому моменту истории насилие — уже давно сложившийся и известный чело-вечеству феномен, который был одним из способов реализации интересов людей в межличностных и межгрупповых отношениях. Насилие выступа-ло в качестве средства к повиновению одних перед другими, приобрете-ния имущества, власти, новых территорий и т. д.

На начальном этапе развития человеческого общества — по опре-делению Ф. Энгельса, в периоде дикости люди преимущественно при-сваивали готовые продукты природы [2, с. 33]. Однако для облегчения добывания продуктов природы, охоты, рыбной ловли, защиты от ди-ких животных, враждебных соседних племен люди вынуждены были объединяться.

В первобытном объединении господствовали коллективная собст-венность и уравнительность в распределении материальных благ, ос-нову которых составляла пища. Продукты труда были в собственности как всего коллектива, так и каждого его члена. Это исключало сколь-либо серьезные конфликты между членами первобытной общины. Ко-нечно, отдельные, редкие эксцессы, связанные с применением силы не-которыми наиболее агрессивными особями, наверняка могли быть в тех случаях, когда кто-то захватывал больший кусок мяса, лучшее место у костра и т. п. Но такое насилие не являлось постоянным, иначе возни-кала опасность распада и гибели общества.

Сфера применения насилия расширилась и вышла за пределы ро-довой общины с появлением прибавочного продукта труда. Этот про-дукт вначале создавался усилиями всего рода (общины) вследствие рос-та производительности труда. Прибавочный продукт находился в об-щей собственности, и потому его присвоение становится возможным только коллективом людей либо в форме непосредственного потребле-ния, либо отчуждения путем обмена, насильственного захвата другим родом, племенем.

Вестник РГУ им. И. Канта. 2007. Вып. 9. Экономические и юридические науки. С. 16—24.

Генезис и сущность насилия

17 17

Прибавочный продукт, таким образом, является предпосылкой внешних межплеменных войн, а также внутренних конфликтов между племенной знатью, присваивающей прибавочный продукт побежден-ного народа или своего социума, и его родовыми членами.

Общественное разделение труда, совершенствование орудий труда способствуют созданию прибавочного продукта не всем коллективом людей, а отдельным индивидом. Излишки материальных ценностей стимулируют обмен, торговлю, что приводит к имущественной диф-ференциации и частной собственности. Накопление избыточных ма-териальных ценностей отдельными лицами дает им возможность эф-фективно влиять на конкретных индивидов или их объединения в це-лях реализации своих собственных эгоистических интересов. Человек начинает стремиться к индивидуальному богатству, дающему ему эко-номическую, личную независимость, власть над другими людьми с присущим ей принуждением. В такой ситуации гармония межлично-стных отношений, основанная на общности интересов членов перво-бытной общины, нарушается, значительно расширившаяся диффе-ренциация в связях людей усиливает конфликтность между ними, что неизбежно приводит к переменам в «состоянии умов», во взаимных от-ношениях идей, чувств, верований [3, с. 664—665].

Прежние нравственные ценности родового общества себя изжи-ли. Стремление к богатству становится ведущим фактором челове-ческого поведения, в основе которого «самые низменные побужде-ния — вульгарная жадность, грубая страсть к наслаждениям, грязная скаредность, корыстное стремление к грабежу общего достояния — являются восприемниками нового, цивилизованного, классового общества; самые гнусные средства — воровство, насилие, коварство, измена — подтачивают старое бесклассовое общество и приводят его к гибели» [2, с. 99].

Насилие, возникнув в человеческом обществе на самом раннем эта-пе его развития, прошло длительную эволюцию, не ограничиваясь ни пространственными, ни временными границами. Как вечное, неизбеж-ное, присущее человечеству явление насилие широко распространи-лось среди людей и стало привычным, а подчас и привлекательным средством для достижения различных целей в отношениях между от-дельными людьми, группами, нациями, государствами.

Обычно насилие характеризуют как фактор, несущий в себе дест-руктивное, разрушительное начало. Однако в оценке насилия есть иной подход, который якобы «...позволяет видеть в насилии не только негативную, разрушительную силу, но и ее конструктивную, созида-тельную роль. Положительным качеством любого насилия является то, что оно направляется как раз против причин, его породивших, и стре-мится к их устранению» [4, с. 194]. Такой вывод построен на рассужде-ниях о том, что показатели преступности сигнализируют обществу об определенном его состоянии. Насильственный преступник — это зер-кальное отражение устоев и ценностей общества, родное создание лю-бого общества. «Поэтому в соответствии с законами диалектики наси-лие играет положительную роль, а именно несет информационную


18 18

сигнальную нагрузку о нарушениях, сбоях или отклонениях от задан-ного пути развития». В этом смысле «безнравственно наказывать ис-точники информации, вешая им лишь отрицательные ярлыки пре-ступников» [5, с. 164].

Приведенная позиция не оригинальна. Ее истоки берут свое начало в исследованиях оценки преступности французского социолога Эмиля Дюркгейма, который пришел к выводу, что преступление — полезное явление, поскольку «...условия, в тесной связи с которыми оно находит-ся, в свою очередь, необходимы для нормальной эволюции этики и права» [6, с. 72], и это явление следует признать, «хотя и прискорбным, но неизбежным, вытекающим из непоправимой испорченности лю-дей», но при этом «...оно есть фактор общественного здоровья, состав-ная часть всякого здорового общества» [6, с. 72]. Аналогичную позицию занимает Д. А. Ли, который считает, что «преступность “необходима” (как некое “зло”, без которого невозможно понять, что такое “добро”) обществу как один из ее важных составных элементов» [7, с. 38—39]. Этот ученый рассматривает преступность как подсистему общества, выступающую «одним из источников, с одной стороны, дисгармонии, нестабильности, а с другой — стабильности, социальной целостности» [8, с. 46]. Благодаря преступности «становится более результативней работа правоохранительных органов и всех других общественных структур, призванных служить противовесом, уравновешивать эту дис-гармонию в системном целом» [8, с. 45].

Разумеется, любое целое можно представить в виде системы, кото-рая является подсистемой другой большей системы и т. д. Отсюда и преступность как подсистема общества — необходимое, неизбежное и неискоренимое явление. Процесс взаимодействия систем между собой и внутри каждой из них может протекать в виде противоречий, разре-шение которых является источником развития. Этот глобальный в оп-ределенной мере, достаточно абстрактный подход отражает бесконеч-ность диалектического развития материи, всего сущего. По мнению Д. А. Ли, «...системный подход абстрагируется от оценочных моментов, моральных аспектов...» [8, с. 44]. Возникает вопрос: имеет ли это всеобъ-емлющий характер или здесь могут быть исключения, во всех ли случа-ях допустимо такое абстрагирование? Конечно, космические, природ-ные явления не нуждаются в нравственных оценках. Гибель какого-либо небесного тела, планеты, землетрясение, наводнение, извержение вулканов — естественные системные процессы вечного движения мате-рии, вызывающие появление новых качественных образований. Нет необходимости давать нравственную оценку и явлениям живой приро-ды — хищник поедает травоядное, которое, в свою очередь, уничтожа-ет растительность и т. д.

Иное дело — социальная жизнь людей. Здесь определяющее значе-ние для сохранения и развития всей общности, социальных групп, от-дельных индивидов имеют такие социальные категории, как мораль, нравственность, нормы права. С позиции общечеловеческих ценностей, интересов наличие и состояние естественных благ людей (жизнь, здо-ровье, свобода, достоинство и т. д.), уровень их защищенности, отноше-


19 19

ние к ним в обществе нуждаются в нравственной оценке, так же как и всякие изменения в позитивном или негативном направлении, вплоть до их утраты, гибели. В этом смысле убийство человека, причинение вреда здоровью и другие преступления против личности не являются добром вопреки критикуемой позиции, не полезны для общества, тем более для конкретного индивида. Следуя логике Д. А. Ли, обществу не-обходимо некоторое количество убийств для поддержания гармонии в социальной системе. Вряд ли такой вывод утешит потерпевших, их родственников, друзей. Недавняя история показывает, что при сломе административной командной системы, создании вместо нее рыночной экономики были отброшены нравственные постулаты. Новая система заработала, но так уж ли необходимы, а тем более полезны ее отрица-тельные последствия (издержки) — резкое имущественное расслоение, безработица, нищета, рост напряженности в обществе, криминального насилия и т. д.? Вопрос риторический. Со времен Каина насилие несло в себе для всего человечества и отдельного человека деструктивные, разрушающие начала.

Конечно, если пренебречь такими составляющими человеческого развития, как нравственность, духовность, а основными критериями прогресса считать материальные блага, то при желании можно увидеть некие положительные элементы и в насилии. В древнем мире подне-вольным насильственным трудом рабов создавались материальные ценности, в том числе и величественные архитектурные шедевры, по-том и кровью обеспечивалась возможность заниматься свободным гра-жданам интеллектуальными изысканиями, получением новых знаний и т. д. Однако «нет того знания и такой добродетели, которые стоили бы хоть одной капли крови» [9, с. 382—383].

Насилие в рабовладельческую эпоху выступало как средство пону-ждения к труду. Созидательную же функцию выполняет сам труд. Насилие ничего не создает: ни материальных ценностей (оно может их только перераспределить), ни духовных, ни интеллектуальных. На основе насилия нельзя стать образованным, эрудированным, добрым. Добро само по себе — величайшая общечеловеческая ценность. Наси-лие в любом случае — лишь средство достижения социально значи-мых целей.

В научной литературе отмечается, что «абсолютное неприятие зла в деятельности человека — это прямой путь к вражде и насилию, но под лозунгом “благих пожеланий”» [5, с. 153], поскольку «насилие может быть не только средством противоборства сторон, но и средством пре-одоления непонимания и установления гармонии, так как беды и не-счастья позволяют человеку осознать себя и других, а это — прямой путь к принятию окружающей реальности и, соответственно, освобож-дению от насильственных моделей поведения» [5, с. 154].

А. А. Гусейнов видит причину насилия в абсолютистском подходе к насилию. «Морализующий абсолютизм является... одной из основных причин, в силу которой идеи насилия сегодня, в конце XX века, в обще-стве находят почти также мало отклика, как и две с половиной тысячи лет назад, когда они впервые возникли» [10, с. 35].


20 20

Такой подход затушевывает сущность насилия и напрочь отвергает общечеловеческие нравственные ценности на том основании, что на-сильственные формы поведения возникают в обществе, отражают его устои и противопоставлять нравственность и насилие нельзя, больше того, «...нравственность является одним из величайших заблуждений человечества, одной из многочисленных ловушек, возникших после разделения единого мира на две противоположности — на Добро и Зло. Такое разделение оказалось орудием и средством вражды человека с себе подобными» [5, с. 160].

Приведенная позиция субъективна и противоречива. Если насилие не противопоставляется нравственности, не нарушает нравственных норм, то чем объяснить предложение И. А. Петина о криминализации «любых действий, направленных к научению насильственных моделей поведения в обществе» и даже за «способствование насильственным формам разрешения интересов» с весьма суровыми санкциями от двух до пяти лет лишения свободы, а при условии использования средств массовой информации — от пяти до десяти лет» [5, с. 152—153]. В таком суждении содержится выразительная и однозначно осудительная оценка насилию.

Апофеоз насилию обусловлен утверждением, что насилие не есть зло. Очевидно, зло, как и добро, исторически изменчиво. В процессе ис-торического развития достаточно примеров, когда «представления о добре и зле так сильно менялись от народа к народу, от века к веку, что часто прямо противоречили одно другому» [11, с. 94]. Однако в попыт-ке установить в насилии созидательные, нравственные начала смеши-вают сущность явления с его оценкой.

Известный ученый антрополог Ч. Ломброзо, которого считают ро-доначальником криминологии, убедительно показал, что еще у перво-бытных людей одни и те же явления, поступки оценивались неодина-ково, подчас прямо противоположно. Так, используя богатый эмпири-ческий материал, он отмечает, что «…у многих диких племен сущест-вует своя особая нравственность, которой они придерживались на свой особый манер… У американского племени Урис уважение к чужой соб-ственности так велико, что для ограждения ее достаточно обыкновен-ной нити. Племена Кориаки и Мбайя наказывают за убийство, совер-шенное в их племени, но не считают его преступлением, если убитый принадлежит к чужому племени…

В Индии существует племя Зака-каиль, живущее воровством. Когда у них рождается мальчик, они совершают над ним обряд, продевая его через отверстие, проделанное в стене, и произнося при этом три раза: «Будь вором». Напротив, Курубары отличаются высокой честностью: они никогда не лгут и скорее умрут с голода, чем решатся на воровство. Ими пользуются поэтому как сторожами при уборке хлеба и сборе плодов» [12, с. 19—20].

Из приведенных примеров видно, что отношение к насилию, во-ровству еще у первобытных племен было неодинаковым — от непри-ятия до полного одобрения. Однако по сути своей такие действия для любой человеческой общности опасны, являются не чем иным, как


21 21

злом, — и для воров, насильников, и тем более для их жертв. В итоге человеческое сообщество, где доминирует зло, неизбежно приходит к деградации и гибели.

Пренебрежение этим положением приводит некоторых ученых к неразрешимым противоречиям, ставит в тупик с позиции здравого смысла всякую деятельность, направленную против негативных соци-альных явлений, например беспризорности, преступности, насилия, в том числе и криминального, и т. д.

Примечательна в этом отношении позиция Я. И. Гилинского, ко-торый считает, что «...социальные конфликты неизбежны (более того, плодотворны, служат источником прогресса)» [13, с. 103]. Следуя этой логике, плодотворность и прогрессивность надо видеть и в преступно-сти (преступление ведь тоже конфликт), в криминальном насилии в частности. Однако насилие, как считает Я. И. Гилинский (и правиль-но! — Авт.), это абсолютное зло. «Нет таких целей, которые оправды-вали бы человеческие жертвы! <...> Социальное насилие, возникшее как средство адаптации, сохранения и развития «венца природы», ис-черпало себя в этом качестве и становится не только нефункционально (курсив наш. — Авт.) и неадаптивно, но и угрожает самому существо-ванию человечества» [13, с. 103, 104]. В то же время, разделяя позицию Э. Дюркгейма о необходимости и полезности преступности, этот уче-ный пишет, что «преступность, как и другие формы “социальной па-тологии”, функциональна» (курсив наш. — Авт.), поэтому патологией не является [13, с. 109].

Следовательно, насилие, поучаствовав в формировании человека на начальном этапе его становления (homo sapiens), стало не функцио-нально, тогда как преступность, включая и насильственную (крими-нальное насилие), функциональна и потому не является патологией.

Патология означает «отклонение от нормы, уродство, ненормаль-ность в развитии чего-либо» [15, с. 32], «отклонение от нормы, уродли-вая ненормальность» [15, с. 450].

Следовательно, насилие, которое Я. И. Гилинский считает абсолют-ным злом, вместе с тем не является патологией, уродством, уродливой ненормальностью. В доказательство чего им приводится позиция Эд-вина Лемерта, согласно которой отсутствуют какие-либо практические различия между нормальным и анормальным поведением людей. Тер-мин «патология» является моралистским и ненаучным. В обществе нет согласия в определении того, какое поведение подлежит одобрению, а какое — нет. Одно и то же поведение, порицаемое обществом в данное время и в данном месте, может быть одобрено в другое время и/или в другом месте [13, с. 109].

Позиция Я. И. Гилинского и Э. Лемерта не может не быть противо-речивой, поскольку основана на субъективных оценках людей, на их интересах, взглядах и т. п. В представлениях о добре и зле присутствуют и конъюнктурные моменты, которые не только не отражают сущность явления, но и скрывают его содержание, приписывая ему несоответст-вующие действительности свойства и качества. Субъективных оценок может быть сколько угодно, но сущность одна.


22 22

В мире существует великое множество бед и несчастий, однако во-преки мнению И. А. Петина они не становятся средствами понимания и установления гармонии, преодоления насилия между людьми. Это происходит не потому, что есть нравственные идеалы, высшие челове-ческие ценности, порицающие зло, включая и насилие («не убий»), а потому, что беды и несчастья одних превращаются в благополучие и счастье для других, из-за чего люди дают им, в том числе и насилию, различные оценки, которые, естественно, не влияют и не меняют сущ-ность насилия как зла. Оценка насилия террористов-убийц может быть доброжелательной со стороны идеологов террора, однако с позиции общечеловеческих ценностей и по сущности своей — это безусловное зло. Конечно, с позиции диалектики в любом противоречии можно увидеть и элементы позитивного, однако применительно к насилию их объем и значимость для общества, его духовного совершенствования настолько ничтожно малы, что таким позитивом можно пренебречь. Нерадивых учеников в старину наказывали розгами, что было стиму-лом для большего прилежания к учебе. Можно ли видеть в этом наси-лии добро? Очевидно, да — для процесса обучения как такового, если отвлечься от его участников и нравственной оценки поведения обу-чающего. Что невозможно.

Отношение общества к насилию, оценка этого феномена с позиции добра и зла оказывает серьезное влияние на назначение и возможности институтов уголовного права и криминологии, и прежде всего на пре-дупреждение преступности. Добро определяется как «все положитель-ное, хорошее, полезное» [16, с. 165].

«Если добро соответствует бытию в самом прямом смысле (тем, что мир создан гармоничным и добро есть следование этой гармонии, под-чиненность категорическим императивам в пределах от «не навреди» до «возлюби»), то зло есть небытие, мнимое бытие, искаженное бытие. Зло воплощает стремление к разрушению и саморазрушению, оно бес-смысленно, потому что в конечном счете нацелено на уничтожение са-мого носителя зла <...> Сторонники и последователи зла и становятся преступниками, первым из которых был Каин <...> Утверждение зла в качестве основной линии бытия неизбежно ведет к росту преступности <...> Невозможно ожидать снижения преступности, активно стимули-руя его причины, исповедуя зло как идею» [17, с. 20—21].

Если насилие не является злом, не противопоставляется добру, то становится бессмысленной борьба с насильственной преступностью, выявление обстоятельств — детерминант убийств, бандитизма, терро-ризма, захвата заложников и т. д. Если насилие — благо, нет необходи-мости изучать лиц, совершивших насильственные преступления, нака-зывать их, давать уголовно-правовую оценку их действиям.

Манипуляции в интерпретации феномена насилия порождают ил-люзию «...видеть в преступном насилии не только негативную, разру-шительную силу, но и ее конструктивную, созидательную роль, по-скольку насилие направляется против причин, его породивших, и стремится к их устранению» [5, с. 164]. Такой подход есть не что иное, как оправдание реализации субъектом индивидуальных антагонисти-


23 23

ческих интересов крайне опасным способом, например причинением смерти, тяжкого вреда здоровью и т. п.

В пояснение позитивной роли насилия приводятся примеры, когда его мотивом является стремление к самоутверждению либо снятие внутренней напряженности, вызванной поведением потерпевшего, ли-бо неспособность виновного достичь определенных целей, преодолеть внутренний психологический дискомфорт. Такие мотивы могут не осознаваться самим виновным, и на практике вместо вышеуказанных называются, например, хулиганские побуждения, маскирующие ис-тинные мотивы. В установлении действительных мотивов, объяснении их виновному проявляется созидательная роль, направленная на уст-ранение причин, породивших насилие. Приведенные рассуждения мо-гут в определенной степени выступать в качестве объяснения детерми-нант преступного насилия и истоков их формирования. Однако ника-кой созидательной роли насилия здесь не наблюдается, ибо вместе с ис-точником внутреннего напряжения виновного уничтожается и его внешний носитель — человек, иногда вообще не имеющий никакого отношения к внутреннему психическому состоянию преступника.

Особо опасна концепция «насилие есть добро» для несовершенно-летних и молодежи. Это прямой путь к экспансии криминальных цен-ностей, субкультуры насилия в среду молодежи, поскольку приведен-ный тезис о «созидательных» началах насилия, безусловно, станет весьма привлекательным для молодых людей. Это есть не что иное, как подведение «научной» базы для грубых, примитивных насильственных способов разрешения конфликтных ситуаций и любых других, в кото-рых удовлетворение субъективных потребностей индивида осуществ-ляется путем нарушения прав и законных интересов других людей. Насилие не требует особого обучения, весьма примитивно и вместе с тем доступно для решения каких-либо сиюминутных проблем и реали-зации внутренних побуждений.

Насилие опасно прежде всего для его носителя — несовершенно-летнего, поскольку серьезно затрудняет или даже приостанавливает формирование личностных качеств. Культивирование насилия остав-ляет неосвоенными и невостребованными неагрессивные формы пове-дения в межличностных отношениях, вследствие чего малолетние аг-рессоры отвергаются неагрессивными сверстниками и тем самым недо-получают значительную часть гуманного социального опыта. Кроме того, объединяясь в асоциальные группы, они еще больше изолируют-ся от позитивного влияния и «оказываются как бы загнанными в ло-вушку девиантной субкультуры, которая в дальнейшем уменьшает их возможности в образовательном, социальном и экономическом росте» [18, с. 35—36]. Все это отрицательно сказывается на приспособляемости к жизненным трудностям из-за ограниченных субъективных условий для самореализации, и в конечном счете при отсутствии четких нравст-венных ориентиров и должного социального контроля приводит к пра-вонарушениям и преступлениям.

Субкультура насилия проникла во все сферы жизни несовершен-нолетних: семью (если она неблагополучная), школу, микросреду,


24 24

межличностные, межгрупповые отношения и таким образом внесла в духовный мир недостаточно социализированных людей такие нега-тивные компоненты, как жестокость, злобность, безжалостность, злопа-мятство, враждебность. В итоге это формирует соответствующие сте-реотипные формы агрессивного и насильственного поведения, которые сохраняются и во взрослом возрасте.

Список литературы

1. Денисов В. В. Социология насилия. М., 1975. 2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. 3. Плеханов Г. В. Избр. филос. произведения: В 5 т. М., 1956. Т. 1. 4. Петин И. А. Роль насилия // Уголовное право в XXI веке: Матер. между-

нар. конф. на юридическом факультете МГУ им. М. В. Ломоносова 31 мая — 1 июня 2001 г. М., 2002.

5. Он же. Механизм преступного насилия. СПб., 2004. 6. Дюркгейм Э. Метод социологии. Киев; Харьков, 1899. 7. Ли Д. А. Уголовно-статистический учет: структурно-функциональные за-

кономерности. М.,1998. 8. Ли Д. А. Преступность в структуре общества. М., 2000. 9. Бальзак О. Шагреневая кожа // Собр. соч.: В 24 т. М., 1960. Т. 18. 10. Гусейнов А. А. Понятие насилия и ненасилия // Вопросы философии.

1994. № 6. 11. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. 12. Ломброзо Ч. Преступление. Новейшие успехи науки о преступнике.

Анархисты. М., 2004. 13. Гилинский Я. И. Девиантность, преступность, социальный контроль.

СПб., 2004. 14. Словарь русского языка / Под ред. А. П. Евгеньевой. М., 1983. Т. 3. 15. Современный словарь иностранных слов. СПб., 1994. 16. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 2004. 17. Клейменов М. П. Криминализация общества в России: Культурологиче-

ский аспект // Преступность и культура / Под ред. А. И. Долговой. М, 1999. 18. Корнилова Т. В., Григоренко Е. Л., Смирнов С. Д. Подростки группы риска.

СПб., 2005.

Об авторах М. Г. Миненок — д-р юр. наук, проф., РГУ им И. Канта. М. М. Миненок — канд. юр. наук, РГУ им И. Канта.

Documents

ГЕНЕЗИС И СУЩНОСТЬ НАСИЛИЯ