Журнал Лабиринт

ЛабиринтЖурнал социально-гуманитарных исследований

ISSN 2225-5060#5/2014

22

ЛабиринтЖурнал социально-гуманитарных исследований #1/2014

Название раздела Автор Название статьи2


Редакция

Редакция

Тимофеев М. Ю. (д-р филос. наук) - главный редакторДокучаев Д. С. (канд. филос. наук)Докучаева Н. А. (канд. ист. наук)

Редакционный совет

де Лазари А. (д-р филол. наук) Лодзь, ПольшаКрылов М. П. (д-р геогр. наук) Москва, РоссияЛейбович О. Л. (д-р ист. наук) Пермь, РоссияЛитовская М. А. (д-р филол. наук) Екатеринбург, РоссияРадич Н. (д-р филос. наук) Белград, СербияРябов О. В. (д-р филос. наук) Иваново, РоссияРябова Т. Б. (д-р соц. наук) Иваново, Россия Савкина И. Л. (д-р философии) Тампере, Финляндия Щукин В. Г. (д-р филол. наук) Краков, Польша

Редакционная коллегия

Балдин К. Е. (д-р ист. наук) Иваново, РоссияЗамятин Д.Н. (канд. геогр. наук, д-р культурологии) Москва, РоссияЗобнин А.В. (канд. ист. наук) Иваново, РоссияИгнатьева О.В. (канд. ист. наук) Пермь, РоссияКарпенко О. В. Санкт-Петербург, РоссияКруглова Т. А. (д-р филос. наук) Екатеринбург, РоссияЛысенко О. В. (канд. соц. наук) Пермь, РоссияМаслов Д.В. (канд. экон. наук) Иваново, РоссияМанаков А. Г. (д-р геогр. наук) Псков, РоссияОляшек Б. (д-р филол. наук) Лодзь, Польша Подвинцев О.Б. (д-р полит. наук) Пермь, РоссияТюленев В. М. (д-р ист. наук) Иваново, РоссияХархун В. П. (д-р филол. наук) Киев / Нежин, УкраинаШабурова О.В. (канд. филос. наук) Москва, РоссияЯнковская Г. А. (д-р ист. наук) Пермь, Россия Яцык А. В. (канд. соц. наук) Казань, Россия

ISSN 2225-5060 Издатель: Докучаева Наталья АлександровнаАдрес издательства: 153005, Россия, г. Иваново, улица Шошина 13-56

Электронная копия сетевого научного издания«Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований» размещена на сайтах: www.elibrary.ru, www.ceeol.com www.indexcopernicus.com www.journal-labirint.com

33

ЛабиринтЖурнал социально-гуманитарных исследований#1/2014

Название раздела Автор Название статьи 3


СодеРжание

МУЗееФиКаЦиЯ ПРоВинЦииГ.Б. Юдин, Ю.а. Колошенко

СТРаТеГии ПРоиЗВодСТВа ТУРиСТиЧеСКоГо оПЫТа В МаЛоМ ГоРоде: ЛоКаЛЬное СооБЩеСТВо и СиМВоЛиЧеСКое КонСТРУиРоВание В ГоРоде МЫШКин ...................................................5а.С. Максимова

ФоРМЫ и СЛедСТВиЯ МУЗееФиКаЦии МаЛоГо ГоРода:КеЙС МЫШКина и КаРГоПоЛЯ ...............................................................................15М.Ю. Тимофеев

МУЗееФиКаЦиЯ СССР ...................................................................................25М. П. Кузыбаева

иЗ иСТоРии ВЫСТаВоЧноЙ деЯТеЛЬноСТи В РУССКоЙ ПРоВинЦии ВТоРоЙ ПоЛоВинЫ XIX ВеКа ...........................................34о. Ч. Реут, Т. П. Тетеревлёва

наСЛедие иЗнаЧаЛЬно ЦиФРоВоЙ ГоРодСКоЙ ПоВСеднеВноСТи ..............................................................................................43

ВХод В «ЛаБиРинТ»П. С. Бакумов

IMPERO SENZA CONFINI: ВЛиЯние УниВеРСаЛиЗМа на иТаЛЬЯнСКиЙ оБЩеСТВеннЫЙ диСКУРС .............................................48

ЭССео. Э. Эрдман

КУЛЬТУРное наСЛедие ПРоВинЦии В ПРаКТиКаХ ШКоЛЬнЫХ МУЗееВ (на ПРиМеРе еРШиЧСКоГо РаЙона СМоЛенСКоЙ оБЛаСТи) ................................................................................................................63С. Т. Смирнова

МУЗееФиКаЦиЯ ПРоВинЦии на РУБеже ХХ-ХХI ВеКоВ (наБЛЮдениЯ ПУТеШеСТВенниКа) .....................................................68

СоБЫТиЯ, ХРониКаТ. а. Круглова

МеждиСЦиПЛинаРнЫЙ ПРоеКТ «СоВеТСКиЙ МиР: КонФоРМиЗМ и КонФоРМиСТЫ» .............................................................72К. е. Балдин

КРаеВедЧеСКие КонФеРенЦии В иВаноВСКоЙ оБЛаСТи ........75

44




CONtENtS

MUSEUMIFICAtION OF tHE PROVINCEG. Yudin, Y. Koloshenko

StRAtEGIES OF tOURISt EXPERIENCE PROdUCtION IN A SMAll tOwN: lOCAl COMMUNItY ANd SYMbOlIC CONStRUCtION IN MYSHKIN ......................................................................................................................5A. Maksimova

FORMS ANd CONSEqUENCES OF MUSEUMIFICAtION OF A SMAll tOwN: CASES OF MYSHKIN ANd KARGOPOl .................................................15M. timofeev

MUSEUMIFICAtION OF tHE USSR ..................................................................25M. Kuzybaeva

FROM tHE HIStORY OF EXHIbItION ACtIVItY IN RUSSIAN PROVINCE OF tHE lAtE XIXth CENtURY ...........................................................................34

O. Reut, t. teterevlyovatHE HERItAGE OF tHE bORN-dIGItAl URbAN EVERYdAY lIFE ..........43

ENtERING tHE «lAbYRINtH»

P. bakumovIMPERO SENZA CONFINI: tHE INFlUENCE OF UNIVERSAlISM ON

ItAlIAN PUblIC dISCOURSE ...............................................................................48ESSAY

O. ErdmanCUltURAl HERItAGE OF PROVINCE IN tHE PRACtICES OF SCHOOl

MUSEUMS (ERSHICHSKIY dIStRICt OF SMOlENSK REGION CASE StUdY) ........................................................................................................................63

55




Г.Б. Юдин, Ю.а. Колошенко

Юдин Григорий Борисович (Москва, Россия) — кандидат философских наук, старший научный сотрудник Лаборатории экономико-социологических исследований Национального Исследовательского Университета – Высшая Школа Экономики; E-mail: [email protected]

Колошенко Юлия Александровна (Москва, Россия) — бакалавр социологии, магистрант Московской Высшей Школы социальных и экономических наук; E-mail: [email protected]

СТРаТеГии ПРоиЗВодСТВа ТУРиСТиЧеСКоГо оПЫТа В МаЛоМ ГоРоде: ЛоКаЛЬное СооБЩеСТВо и СиМВоЛиЧеСКое КонСТРУиРоВание

В ГоРоде МЫШКин1

В данной статье обсуждается роль локального сообщества в развитии туризма в малых городах. Может ли символическое конструирование городских брендов, создание музеев и других достопримечательностей для туристов, происходить без активного участия сообщества? Как преобразования такого рода воздействуют на социальную жизнь малого города? В данной статье на примере успешного развития туризма в г. Мышкин рассматриваются различные стратегии производства туристического опыта. Особое внимание уделяется роли локального сообщества в воплощении данных стратегий политическими лидерами, а также тактике презентации сообщества туристам. Продемонстрировано, каким образом сочетание разных стратегий создаёт пространственные, символические и экономические условия для развития туризма, но в то же время влечёт за собой неоднозначные последствия для местного сообщества.

Ключевые слова: малый город, туризм, сообщество, аутентичность, традиция, конструктивизм, феноменологическая философия

G. Yudin, Y. Koloshenko

Grigoriy Yudin (Moscow, Russia) – PhD in Philosophical Sciences, Senior Researcher at the Laboratory for Studies in Economic Sociology, the National Research University “Higher School of Economics”; E-mail: [email protected]

Yuliya Koloshenko (Moscow, Russia) – Bachelor of Sociology, Undergraduate at the Moscow School of Social and Economic Sciences; E-mail: [email protected]

StRAtEGIES OF tOURISt EXPERIENCE PROdUCtION IN A SMAll tOwN: lOCAl COMMUNItY ANd SYMbOlIC CONStRUCtION IN MYSHKIN

1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследований («Ло-кальное сообщество в малом городе: основания для объединения»), проект 14-33-01339 при поддержке Научного фонда Национального Исследовательского Университета – Высшая Школа Экономики

МУЗееФиКаЦиЯ ПРоВинЦии

66




This paper considers the role of local community in the development of tourist industry in small towns. What is the function of the local community in city brands construction and creation of museums and other tourist attractions? What is the influence of such innovations on the social life of a small city? The authors analyze the case of successful development of tourism in the city of Myshkin and discern several strategies of tourist experience production adopted by the local officials and activists. Special attention is paid to the role of the local community in implementation of these strategies by the political leaders and to the tactics of presentation of this community. The combination of different strategies creates spatial, symbolic and economic conditions favorable for the development of tourism, but at the same time entails ambiguous consequences for the local community.

Keywords: town, tourism, community, authenticity, tradition, constructivism, phenomenological philosophy

В разных частях света малые города стал-киваются с экономической глобализацией, посте-пенно подрывающей традиционные производства [5]. С социологической точки зрения здесь важно, что подобная ситуация подвергает локальные со-общества значительному давлению, т.к. в малых городах плотность и организация общественной жизни обычно тесно связаны с традиционными способами производства, а в быстро меняющейся экономической ситуации они становятся неконку-рентоспособными. В результате воспроизводство структуры локального сообщества оказывается под угрозой.

Сохранение локального сообщества, его сплоченности и солидарности, являются осново-полагающими для выживания малого города. В своем известном эссе социолог и философ Г. Зим-мель характеризует жизнь в больших городах с помощью категории «пресыщенности», которая связана с безразличием индивида к окружающей среде и его освобождением от ограничений, накла-дываемых сообществом. В том же самом тексте мы находим противопоставление между большими городами и малыми: последние характеризуются властью над своими членами и социальным кон-тролем, который сохраняет сплоченность, обеспе-чивая устойчивую общественную жизнь. Зиммель считал античный полис с характерными для него ограничениями индивидуальной свободы ярким примером малого города [2, c. 8]. В то время как крупные социальные единицы представляют со-бой множество одиноких индивидов, малые горо-да являются, по сути, политическими объединени-

ями, способными на коллективное действие. В России угроза распада общественной

жизни в малых городах особенно серьёзна; это в особенности верно для так называемых «моно-городов». За резкой остановкой производства во время рецессии постсоветского периода по-следовала стремительная интеграция России в международную экономику, что сделало подавля-ющее большинство традиционных производств неконкурентоспособными.

В этих условиях многие российские малые города видят для себя единственное возможное ре-шение в развитии туризма. Авторы подобных про-ектов исходят из того, что живописные пейзажи и некоторое количество исторических памятников способны обеспечить подъем туристической ин-дустрии. Тем не менее, попытки подавляющего большинства городов начать зарабатывать на ту-ризме не приводят к успеху. Почему? Ответ под-сказывает литература из области исследований туризма: одной из вероятных причин является то, что в рамках этих начинаний не удалось освоить технологии производства туристического опы-та. Разные теоретики туризма сходятся в одном: место становится привлекательным для туриста, если оно даёт возможность осуществить разрыв с повседневностью и почувствовать аутентичность [10; 13].

Впрочем, хотя разные версии теории аутентичности способны объяснить успех и неуда-чи начинаний в области туризма, они оставляют за скобками сохранение локальных сообществ, при-нимающих туристов. В малом городе вполне воз-


77




можно создать и развить туристическую отрасль, способную на производство необходимого аутен-тичного опыта, однако неизвестно, позволит ли такой шаг сохранить сообщество. Даже огромные туристические проекты вряд ли способны взять на себя функции завода или традиционного произ-водства, что ранее скрепляли сообщество. Между устойчивым развитием сообщества и туристиче-скими проектами нет однозначной связи: несмо-тря на то, что сообщества являются для туризма важным ресурсом, вполне может оказаться, что даже эффективное производство туристического опыта никак будет не способствовать выживанию сообщества или даже начнёт разрушать его жизнь [3, с. 21; 11]. Таким образом, развитие туризма может стать для малых городов как социальных единств рискованным предприятием.

Отсюда вытекает ряд вопросов. Вступает ли развитие туризма в противоречие с сохране-нием локального сообщества? Какого рода кон-фликты могут возникать в этом случае? Каковы их возможные решения? Какую роль управление туризмом играет в политической жизни малого города?

Чтобы ответить на эти вопросы, в данной работе мы обратимся к редкому примеру успеш-ного развития туризма (буквально «с нуля») в городе Мышкине Ярославской области2. Данный текст основывается на материалах этнографиче-ской полевой работы, проведенной в 2013-2014 гг. и включающей в себя более 80 глубинных интер-вью с местными властями и предпринимателями, идеологами развития туризма, жителями города, а также включенное наблюдение3.

Для анализа мы будем использовать лите-ратуру из области исследований туризма, а также привлечём некоторые концепты из феноменоло-гической философии. Такой теоретический выбор обосновывается следующим образом: во-первых, теория аутентичности, которая является одним из ключевых подходов в области исследований

2 По данным на 2014 г., население города составляет около 6000 чел.3 Мы благодарим участников Летней социологической практики НИУ ВШЭ за участие в сборе информации.

туризма, во многом основана на феноменологи-ческом осмыслении повседневности; во-вторых, опыт сообщества, характерный для малых горо-дов, может быть в полной мере описан именно с позиций феноменологии, поскольку он отсылает к совершенно особому опыту взаимоотношений индивида с превосходящим его политическим единством. Таким образом, феноменологический подход даёт возможность синтезировать иссле-дования туризма и анализ сообществ в малых городах. Мы рассмотрим разные стратегии про-изводства туристического опыта и предложим их феноменологические описания, сопровождая это эмпирическими примерами.

Естественная установка и туристический опыт Специалистам в области исследований ту-

ризма хорошо известно, что успех туристической индустрии зависит не от имеющегося в наличии количества достойных внимания объектов, но от способности производить особый туристический опыт. Впрочем, значение этого обстоятельства не-редко недооценивается практиками. С тех пор, как во многих малых городах России стали закрывать-ся градообразующие предприятия, были предпри-няты многочисленные попытки переключиться на прием туристов и даже сделаны значительные вложения в развитие туристической отрасли. Не-смотря на то, что у многих из этих городов были основания полагать, что они обладают историче-ски значимыми объектами, которые могут пред-ставлять интерес для туристов, в результате лишь немногие преуспели в данном предприятии. С точ-ки зрения исследований туризма, возможное объ-яснение этих неудач состоит в том, что большин-ство из них либо не справились с производством туристического опыта, либо просто не считали нужным уделять этому внимание.

В данном случае под опытом понимается не просто взгляд или впечатление, но набор вза-имосвязанных значений, которые возникают во внутреннем духовном мире человека и встроены в общую структурой значений, которыми он опе-рирует в своей жизни, и которые составляют его


88




собственный мир. Вслед за В. Дильтеем и Э. Гус-серлем феноменологи называют данный вид опы-та переживанием (Erlebnis), в противоположность внешнему опыту (Erfahrung), который определя-ется исключительно как эмпирические данные, полученные через органы чувств [1]. По словам Дильтея, «Переживание не предстает передо мной как нечто воспринимаемое или нечто предостав-ляемое. Оно нам не дано; напротив, переживаемое для нас реально благодаря тому, что мы в него про-никаем, что я в некотором смысле непосредствен-но им обладаю» [6, с. 313].

Что такое туристический опыт и как он возникает? Обобщая исследования этого вопроса, Джон Урри указывает, что туристический опыт по-является только в условиях разрыва с повседневно-стью, приостановки обыденного опыта [13]. Люди не просто ищут новую информацию или даже «но-вый опыт», они ищут возможности оказаться в со-вершенно новом мире, зная при этом, что разрыв с повседневностью имеет временный характер. В действительности они ищут изменения «режима» существования в мире, способа его ощущения — то есть того, что феноменологи называют «уста-новкой». Установка — это понятие, означающее модус сознания с присущими ему особенностями конституирования мира и действования в нем посредством утверждения существования опре-деленных объектов и сомнения в существовании других (или их игнорирования). Чтобы рассчиты-вать на успех, туристическое предприятие должно на короткий период времени создавать ситуацию, которая меняет установку туриста.

Частью этого трудоемкого процесса про-изводства туристического опыта является работа с историей. Для малых городов история представ-ляет собой неоценимое хранилище материала для продуктивной обработки. Прошлое — важный ресурс для создания условий, при которых можно осуществить указанное переключение установок. Однако опираться на историю вовсе не обязатель-но значит писать её по канонам Ранке, «как она происходила в действительности», вести скрупу-лезные раскопки прошлого с целью обнаружить в нем известных людей или события, которые сде-

лают город достойным посещения. Более того, работа с историей не обязательно сводится и к её творческой переработке, очищению и правке (хотя подобные практики существуют и в некоторых случаях могут быть довольно эффективны). Ниже будет продемонстрировано, что на самом деле су-ществует множество способов работы с историей.

Акцент на туристическом опыте делает феноменологию удобным инструментом для из-учения туризма. Согласно Гуссерлю, наша повсед-невная жизнь протекает в естественной установке сознания. Естественная установка характеризу-ется непроблематизируемой верой в существова-ние привычно окружающих нас объектов; смысл этих объектов для нас настолько определён, что мы способны легко производить с ними практиче-ские операции. Обычно мы не задаемся вопросом, существует ли наш письменный стол, не интере-суемся, есть ли смысл в существовании научных журналов и не подвергаем сомнению тот факт, что люди, читающие наши тексты, в принципе способны понимать смысл наших слов. Но ино-гда (особенно часто это случается с учеными) нам случается проделывать эти странные операции. В подобных случаях наша установка до некоторой степени изменяется, и мы уже не пребываем в рам-ках естественной установки. Мы можем выйти за ее пределы более или менее резко и продвигаться в разных направлениях: существует несколько спо-собов изменения установки.

Для Гуссерля самая важная модификация установки связана с тем, что объекты начинают подвергаться сомнению — то есть, мы на время «приостанавливаем» нашу веру в безусловность их существования. Такая операция носит название «редукции». Она особенно важна с эпистемологи-ческой точки зрения, поскольку по-настоящему новое знание можно получить только в какой-то степени подвергнув сомнению знание уже суще-ствующее, которое кажется самоочевидным. Осу-ществление редукции открывает нас для нового знания, дает возможность взгляда с другой точки зрения и делает явными те взаимосвязи, которые ранее были неочевидны. В случае последователь-ного проведения редукции можно прийти к со-


99




мнению в существовании мира как такового — это привилегия трансцедентальной феноменологии, главной науки, дающей ответы на наиболее общие вопросы о бытии [1, c. 183].

Что касается туристического опыта, то мы наблюдаем у туриста своеобразную эпистемоло-гическую открытость новому в тех случаях, когда туристы стремятся узнать нечто, что позволило бы им расширить или пересмотреть их наличное обыденное знание. Так часто происходит, когда ту-ристы стремятся узнать историю какого-либо го-рода. Туристический опыт в этой ситуации связан с желанием получить новую информацию, кото-рая противоречит имеющемуся знанию или хотя бы дополняет его.

Фантазия

Тем не менее, как уже говорилось, фено-менология предполагает наличие и других спосо-бов изменения естественной установки. Здесь мы упомянем только те два из них, которые представ-ляются особенно важными в данном контексте. Один из них — фантазия. В лекциях о фантазии Гуссерль говорит, что фантазия по своей сути от-личается от восприятия, поскольку она открыто противостоит реальности. «В фантазии [в проти-воположность восприятию] отсутствует сознание реальности, связанное с объектом фантазии. И даже более того: обычно само это слово, а особен-но синонимичное ему слово «воображение», выра-жает нереальность, видимость» [9, с. 6]. Когда мы воспринимаем объект, мы редко сомневаемся в его существовании, в то время как в фантазии мы на-меренно создаем заведомо несуществующие объ-екты. Гуссерль также подчеркивает, что фантазия особенно важна для нашего эстетического опыта; поэтому этот тип изменения установки можно на-звать «эстетической редукцией».

В области производства туристического опыта данный тип модификации ведет к допол-нению или вытеснению «настоящей» истории ми-фами и сказками, как например, в книге Джона Ханнигана “Фантастический город” [7]. Несмотря на то, что в некоторых случаях туристы могут при-

писывать мифам некоторую степень реальности, в целом сохраняется понимание, что появляющиеся в них объекты — лишь фантазии. Эффект проис-ходит от соединения элементов реальной жизни (таких, как окружающая среда, постройки и пр.) с выдуманными персонажами или событиями. Ког-да турист идет по городу, он предпочитает слушать сказки, время от времени перемежающиеся с «на-стоящей» историей. Таким образом, производство туристического опыта в городе может опираться на производство захватывающих мифов, а не на раскопки «настоящего» прошлого этого города. Некоторые туристические места вовсе отвергают историю и становятся привлекательными исклю-чительно благодаря помещению туриста в сказку — наиболее наглядным примером здесь выступает Диснейленд.

Поясним это на нашем эмпирическом кей-се, который особенно удачно подходит для по-нимания данного типа туристического опыта. В Мышкине туризм был успешно развит менее чем за пятнадцать лет: в то время как в середине 1990-х город вообще не привлекал туристов, в 2012 году их количество составило 165 000 (согласно офи-циальной статистике). В данном случае крайне важно отсутствие стандартной базы для развития туризма, т.к. в городе практически нет историче-ски и/или культурно значимых богатств, на демон-страции которых можно было бы выстроить про-грамму — по крайней мере, нарратив о местных исторических событиях или личностях не играет особой роли в повествовании, предназначенном для туристов.

Другой важной особенностью развития туризма в Мышкине является контроль, который осуществляет над турбизнесом администрации города, которая занимается, в том числе, постро-ением стратегии дальнейшего развития. Местные власти хорошо знают о трудностях, с которыми столкнулся город в связи с фактическим отсут-ствием в Мышкине истории, способной вызвать интерес у туристов: «Мышкин правда сам сделал… сам себя. Если взять, например, город Углич и так далее, то на сегодняшний день он сегодня гремит там за счет истории... Значит, церкви, вот это


1010




вот все, да, то у нас Мышкин — да, ну как бы церк-ви, но как таковой истории ее как бы это»4.

Таким образом, требовалось создать аль-тернативную основу для производства туризма. В данном случае такой основой стала легенда о соз-дании города и обретении им своего имени. Леген-да гласит, что однажды уставший от охоты князь уснул на берегу реки Волги, но вскоре был разбу-жен пробежавшей по нему мышью. Разозлившись на виновницу пробуждения, он схватился за меч, но, увидев подбиравшуюся к нему змею, понял, что на самом деле мышь — не виновница, но спа-сительница. В благодарность за спасение своей жизни он приказал построить на этом месте ча-совню, вокруг которой и вырос город, названный в честь мыши — Мышкиным. Данная легенда, ко-торая существует в различных версиях, но неиз-менно включает в себя сюжет о спасении мышкой князя, и послужила материалом для развития но-вого бренда города — мыши: “И вот эта мышка она стала потихоньку, значит, везде во всем”5. Это решение остаётся ключевым на протяжении все-го периода развития мышкинского туризма: “Как было, так и остается: Мышкин — это мышь”6.

В городе появились Музей Мыши и Мы-шиные Палаты, и сам город порой стали называть «мышиным царством». Вот выдержка из текста с сайта Мышкина, предназначенного для иностран-ных гостей: «Город полнится сказаниями и леген-дами. Даже сама атмосфера и архитектура горо-да словно переносит нас в совершенно другой мир, на другую планету — планету, где правят Мыши. <…> Тысячи туристов со всего мира ежегодно при-езжают в мышиный городок, чтобы преклонить колена перед великими Мышами»7.

Данный тип производства туристического опыта не основан на «настоящей» истории и даже демонстративно антиисторичен; при этом он успел

4 Фрагмент интервью с представителем местной админи-страции5 Фрагмент интервью с представителем местной админи-страции6 Фрагмент интервью с культурным активистом7 URL: <http://eng.mouseland.ru/mushkin.html>. Дата обра-щения – 16.07.2014

доказать свою эффективность.

Аутентичность и пределы конструктивизма

Описанная ситуация особенно интересна с точки зрения того, какую роль в развитии туриз-ма играет локальная идентичность. Согласно ра-дикально конструктивистской позиции, создать идентичность и историю города можно, не занима-ясь поисками какой бы то ни было «исторической правды», что бы под этим ни подразумевалось: вме-сто этого можно использовать сфабрикованные факты или даже чистый вымысел. Но возможно ли полностью отбросить историю в городе, кото-рый нацелен на производство своего собственного туристического опыта? Здесь мы сталкиваемся с проблемой идентичности принимающего города. В самом деле, может ли подобный город не иметь собственного лица или иметь только «выдуман-ное» лицо? Можно ли создать устойчиво работаю-щую идентичность города только посредством ми-фотворчества? Казалось бы, пример Диснейленда показывает, что это вполне осуществимо. Однако город не может быть просто местом посещения, поскольку город — это одновременно и то сооб-щество, которое принимает посетителей и таким образом участвует в производстве туристического опыта. Может ли оно быть полностью скрыто за мифами, и как оно принимает подобную фанта-стическую, антиисторическую идентичность?

Согласно одной из ключевых для исследо-ваний туризма теорий, ответ на все поставленные вопросы должен быть отрицательным. Еще в 1973 году Д. МакКэннелл написал работу, согласно ко-торой современные туристы активно вовлечены в так называемый поиск аутентичности. Данный взгляд расходится с высказанными ранее сообра-жениями Д. Бурстина, который утверждал, что ту-ристы довольствуются поверхностным взглядом и вовсе не испытывают желания заглянуть за ку-лисы [4]. МакКэннелл же полагает, что современ-ный турист находится в постоянном поиске аутен-тичного опыта — то есть такого, который не был создан специально для демонстрации туристам.


1111




В терминологии И. Гоффмана, турист всегда ищет задний план, не довольствуясь передним планом, который спроектирован специально для него [10, с. 593]. При этом автор подчеркивает, что этот за-прос на задний план осознается самими создателя-ми туристического опыта. Поэтому они активно манипулируют задним планом для создания так называемой «постановочной аутентичности».

Данная работа положила начало целой тра-диции исследований аутентичности в туризме. С тех пор дефиниция самого понятия аутентичности была пересмотрена несколько раз. В целом, сегод-ня меньше внимания уделяется аутентичности са-мих объектов, а основной интерес вызывает так называемая «экзистенциальная» аутентичность — особое переживание аутентичности, которого ищет турист [12]. Экзистенциальную аутентич-ность также можно рассматривать как изменение естественной установки. Обращаясь к философии М. Хайдеггера, Нин Ван показал, что за поиском экзистенциальной аутентичности стоит чувство неаутентичности, свойственное современному западному человеку. С поиском аутентичности тесно связана ностальгия и/или романтизм: инди-видом остро ощущается потеря чего-то важного, некой «изначальной гармонии», в результате чего в наше время естественной установке сопутству-ет неустранимое переживание неаутентичности [14, с. 358 – 359]. Поиск аутентичности означает разрыв с естественной установкой, приостановку веры в самоочевидность элементов окружающего нас неаутентичного мира. Поиск утерянной гар-монии часто направлен к природе и человеческим сообществам. Он вдохновляется представлением об исходном единстве человека, его социального окружения и природы. В этом ностальгическом образе человек нераздельно связан со своей био-логической и социальной средой, с природой и сообществом — все эти элементы сливаются в из-начальном единстве, которое сулит современному человеку освобождение от тревог его индивидуа-листического существования.

В Мышкине тщательная работа над произ-водством аутентичности производится одновре-менно на нескольких уровнях.

Формирование образа сообщества

Первый уровень связан с формированием образа сообщества: несмотря на то, что история не играет заметной роли в нарративах, предназна-ченных для туристов, локальное сообщество всё же занимает в них своё место. «Обычные мыш-кинцы» часто включаются гидами в контекст ту-ристического опыта посредством упоминания по ходу экскурсии. При этом рассказчики склонны наделять мышкинцев такими качествами, как дру-желюбность, гостеприимность и сплоченность.

Дружелюбность местных жителей рассма-тривается местными предпринимателями и вла-стями как особая достопримечательность города. Более того, именно это качество населения пред-ставляется столь редким и ценным, что способно сглаживать недостатки в других областях. За счёт этой особенности местного сообщества поднима-ется его значимость для эффективного производ-ства туристического опыта: «Красивого, вкусного, уютного и комфортабельного много, а гостепри-имного, доброжелательного — не очень. Поэтому Мышкин держится на этом»8. Образ гостепри-имного мышкинца может также противопостав-ляться технологической организации турбизнеса: «Вы знаете, наверное, [туристов привлекает] не-посредственность, открытость и отсутствие напыщенности какой-то. Все ведь, по большому счету, у нас, если так взять по туризму, оно ведь… Ну, многое очень непрофессионально»9.

Производство идентичности Аутентичность невозможно сохранить без

участия местного населения. Среди местной элиты существует понимание, что сообщество воздей-ствует на общее впечатление от города, которое сложится у туриста, через чистоту улиц, ухожен-ность домов и т.д. И поскольку это считается важ-ным, местные власти и активисты считают не-

8 Фрагмент интервью с местным предпринимателем9 Фрагмент интервью с предпринимателем в области туриз-ма


1212




обходимым проведение специальной работы с населением для создания у туристов требуемого впечатления. «Как подошел теплоход, сразу соз-дается у туристов хорошее настроение. И стре-миться, чтобы везде, кругом, не дай Бог, у тури-ста неприятное о чем-то осталось впечатление. <…> Что может помешать впечатлению: ну, то, что пьяный встретится на улице, так мы с этим тоже давно уже приучили своих. Даже горожан мы приучали к культуре. И вот что хорошо, потому что у нас постоянная эта печать, и в своей газете обсуждается. Сами мышкинцы активны. Видите, на всяких мероприятиях где-то гордость, гордость за свой город и борьба за чистоту, за красоту. Не-однократно эти вопросы везде поднимаются, не-однократно отмечаются, на дни города даже, какими-то призами, поощрениями»10. Для созда-ния положительного образа города задействуют-ся способствующие этому механизмы, внешние (например, установление наград за красоту и чи-стоту для отличившихся горожан) и внутренние (моральные санкции, налагаемые одними членами сообщества на других — например, в случае, если что-то «портит вид»).

Однако если учреждение наград — доволь-но несложное мероприятие, то создание условий, в которых члены сообщества сами добровольно следят друг за другом, требует значительных уси-лий и более изощренных методов. Местные власти надеются справиться с этой задачей посредством формирования сильного местного сообщества. В качестве наиболее эффективных инструментов в данном деле рассматриваются патриотизм и уроки истории, связанные в единую систему воспитания. Связанные с этим объекты и мероприятия, такие как Мемориал Победы (посвященный мышкин-цам, принимавшим участие во Второй Мировой), исторические музеи, уроки краеведения, считают-ся необходимыми для взращивания достойного члена принимающего сообщества. Их роль посто-янно подчеркивается информантами: «И по городу краеведение с детского садика. Там не то, что вхо-дит в расписание, но это и историки, и классные

10 Фрагмент интервью с одним из основателей туристиче-ской индустрии

руководители, и мероприятия проводят, и прово-дят какие-то конкурсы ежегодные школьников и так далее, краеведение. И создают свои музейчики при школах… Это очень важно, это воспитание идет с детства. Это как раз воспитание любви к родному краю<…>»11.

Таким образом, в аутентичности и аутен-тичных объектах (таких, как Мемориал) заинте-ресованы местные власти и представители тури-стической индустрии, которым это необходимо, в первую очередь, для объединения и сплочения сообщества, которое способно обеспечить беспе-ребойное производство туристического опыта.

Контроль за границами Важная проблема для местной туриндустрии

связана с контролем границы, разделяющей пе-редний и задний план, и здесь также оказывается невозможным обойтись без работы сообщества. Местные власти, занимающиеся туризмом, хоро-шо осознают наличие запроса на аутентичность и руководствуются этим в своих действиях. По-мимо трудоемкой стратегии прямого воздействия на местное сообщество существует также возмож-ность создавать и трансформировать передний план с помощью экскурсоводов. Существует набор правил, призванных скрыть нежелательный для демонстрации задний план. Первое правило каса-ется происхождения кандидата в экскурсоводы: к работе с туристами допускаются только коренные жители, либо длительно проживающие в городе. Предполагается, что местные экскурсоводы будут более лояльны к городу и властям, в силу привя-занности к территории лучше поддаются контро-лю, а также более заинтересованы в сокрытии той информации, которая считается нежелательной для туриста.

На некоторые стандартные вопросы тури-стов существуют «правильные» ответы, которые должны давать экскурсоводы. Действие этой си-стемы можно проиллюстрировать на примере ос-вещения для туристов темы закрытия родильного

11 Фрагмент интервью с одним из основателей туристиче-ской индустрии


1313




дома (событие, произошедшее 1 января 2013 года). Материалы глубинных интервью, проведенных с местным населением, показывают, что среди го-рожан имело место заметное недовольство по это-му поводу, в особенности после того как умерла, не получив необходимой медицинской помощи, беременная женщина. Был организован сбор под-писей против закрытия родильного дома, который поддержало, по разным оценкам, до 1000 жителей. Интересно, что для всех экскурсоводов характер-но стремление оградить задний план от туристов: когда информированные туристы задавали во-прос о судьбе роддома, экскурсоводы старались скрыть конфликт. Одни утверждали, что оно было закрыто по инициативе самих жителей, другие от-рицали сам факт закрытия учреждения, а третьи просто оставляли вопрос без ответа.

Фабрикация традиции

Ещё один тип опыта, который производит-ся в Мышкине наряду с так называемым «сказоч-ным» туристическим опытом, может быть обо-значен как псевдо-аутентичный. Музей Льна, Дом Ремесел и Музей Валенка — яркие примеры про-изводства подобного опыта. Здесь туристам дает-ся возможность увидеть своими глазами тради-ционные технологии производства тех или иных предметов. Однако эти «традиционные» ремёсла в основном являются сравнительно недавними новшествами — многие информанты указывают на то, что у них вряд ли найдется сколько-нибудь продолжительная история в Мышкине, скорее, они были «изобретены» как традиция с целью при-влечения туристов. Более того, в напоминание о символе Мышкина множество мышей появляется как сказочный элемент в наиболее «аутентичных» туристических достопримечательностях и музеях: игрушечные мышки изо льна, валенки с мышины-ми ушами и т.д. Таким образом происходит ком-бинирование двух видов опыта, которое позволя-ет им плавно перетекать друг в друга, создавая для туриста единую внеповседневную реальность.

Такие генераторы псевдоаутентичного опы-та, как Дом Ремесел, не только производят спец-

ифический тип туристического опыта и создают условия, необходимые для воспитания члена при-нимающего сообщества, но и играют значитель-ную роль в продвижении самого города. Напри-мер, при помощи Дома Ремесел были установлены контакты в туристической индустрии и привле-чены СМИ. Библиотека со своей конференцией «Опочининские чтения» также обеспечила доступ к связям, которые иначе вряд ли удалось бы уста-новить — сотрудники библиотеки и активисты, стоявшие у истоков развития туристической ин-дустрии, отмечают, что библиотека привлекла в город значительное количество краеведов со всей страны и помогла установить контакты с библио-теками Москвы и Санкт-Петербурга. Конферен-ция «сделала город известным». Таким образом, производители не-сказочного опыта формирова-ли социальную сеть, открывали доступ к новым контактам и тем самым способствовали продви-жению города.

Заключение

В данной работе мы рассматриваем тури-стический опыт как ответ на запрос на аутентич-ность. Туризм позволяет выйти из естественной установки, открывает возможности наблюдения за некой аутентичной, подлинной жизнью и/или участия в ней, и поэтому туристический поиск аутентичности всегда включает в себя поиск при-роды и сообщества. Практически во все экскур-сионные программы включаются мероприятия, которые позволяют любоваться природой, видами естественного ландшафта, или примерять на себя жизнь «простого сельского жителя», постоянно включённого во взаимодействие с «дикой» при-родой (в мышкинском туристическом комплексе эту нишу сельского туризма занимает близлежа-щая деревня Мартыново). В то же время, запрос на аутентичность всегда ориентирован на поиск подлинного сообщества с присущим ему особым образом жизни. Искатель аутентичности рассчи-тывает именно на встречу с сообществом, облада-ющим единством и традицией, которое могло бы напомнить об утерянной гармонии. Претензии на


1414




аутентичность всегда должны быть исторически обоснованы, и именно поэтому для легитимации притязаний на примордиальное единство сообще-ства обязательно используются искусные тактики изобретения традиции [8].

Если данный тезис соответствует действи-тельности, то можно заключить, что для произ-водства опыта аутентичности необходимо нали-чие сообщества, обладающего своей собственной, особой традицией. Сколько бы ни было вымысла в мифах, производимых туристическим городом, необходимо сообщество, которое предстало бы ретранслятором этих мифов. Таким образом, са-мого мифа как такового для конструирования не-обходимого туристического опыта недостаточно, требуются отсылки к истории и к традиции, кото-рые могли бы засвидетельствовать существование сообщества и продемонстрировать его. При этом такая история необязательно должна быть «на-стоящей» (так, например, в Мышкине попытки создать ориентированный на туристов нарратив, который был бы основан на «настоящей» истории города, до сих пор постоянно отвергались). Гораз-до важнее создать ощущение «реального» истори-чески легитимного сообщества – более реального, чем реальность естественной установки.

На примере Мышкина можно констатиро-вать, что, несмотря на то, что туризм действитель-но может быть решением проблем, с которыми малые города сталкиваются в ситуации экономи-ческой неустойчивости, связанная с развитием туризма работа по производству аутентичности может представлять собой риск для сохранения сообщества. В описанном нами случае местные власти столкнулись с нелегкой задачей интеграции политики, направленной на укрепление сообще-ства, с практиками управления туризмом. Эффек-тивность работы в данном направлении имеет ре-шающее значение для выживания малых городов не только как экономических единиц, но и как по-литических единств.

Литература

1. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга первая. Общее введение в чистую феноменологию. — М.: Академический Проект, 2009. — 489 с. 2. Зиммель Г. Большие города и духовная жизнь // Логос. 2002. 3 (34). — С. 1 − 12.3. Beeton S. Community Development Through Tourism. — Collingwood: Landlinks Press, 2006. — 256 р.4. Boorstin D. The Image: A Guide to Pseudo-Events in America. — New York: Harper & Row, 1961. — 315 р.5. Courtney P., Errington A. The Role of Small Towns in the Local Economy and Some Implications for Development Policy // Local Economy. 2000. 15 (4). — P. 280 − 301.6. Dilthey W. Fragmente zur Poetik // Gesammelte Schriften. Bd. VI. — Leipzig: Teubner, 1924.7. Hannigan J. Fantasy City: Pleasure and Profit in the Postmodern Metropolis. — L.: Routledge, 1998. — 232 р.8. Hobsbawm E., Ranger T. (ed.) The Invention of Tradition. — Cambridge: Cambridge University Press, 1992. — 320 р.9. Husserl E. Phantasie und Bildbewusstsein. — Hamburg: Meiner Verlag, 2006.10. MacCannell G. Staged Authenticity: Arrangements of Social Space in Tourist Settings // American Journal of Sociology. 1973. 79 (3). — P. 589 − 603.11. Richards G., Hall D. The Community: A Sustainable Concept in Tourism Development? // Tourism and Sustainable Community Development / Ed. by D. Hall, G. Richards. — L.: Routledge, 2000. — P. 1 − 14.12. Steiner C., Reisinger Y. Understanding Existential Authenticity // Annals of Tourism Research. 2006. 33 (2). — P. 299 – 318.13. Urry J. The Tourist Gaze: Leisure and Travel in Contemporary Societies. — L.; Newbury Park: Sage, 2002. — 183 р.14. Wang N. Rethinking Authenticity in Tourism Experience // Annals of Tourism Research. 1999. 26 (2). — P. 349 − 370.


1515





а.С. Максимова

Максимова Алиса Сергеевна (Москва, Россия) — аспирант департамента социологии НИУ ВШЭ; E-mail: [email protected]

ФоРМЫ и СЛедСТВиЯ МУЗееФиКаЦии МаЛоГо ГоРода: КеЙС МЫШКина и КаРГоПоЛЯ1

Рост числа музеев и трансформация их деятельности в последние десятилетия стали предметом дискуссии в западных исследованиях, однако существует немного работ, направленных на осмысление процесса музеефикации в России. Представляется, что изучение феномена музеефикации актуально в связи с ориентацией провинции на развитие туризма, широким использованием музеев как инструмента территориального развития. В статье анализируется роль музеев для местного сообщества и привлечения туристов, описываются изменения в городском пространстве и темпоральном порядке социальной жизни, являющиеся эффектами музеефикации российских малых городов. Основываясь на эмпирических наблюдениях, автор выделяет наиболее значимые формы музеефикации и обозначает границы данного процесса: препятствием оказываются повседневные практики и сложное прошлое. Материалами для исследования послужили данные, собранные в ходе полевых экспедиций в г. Мышкин и Каргополь.

Ключевые слова: музей, музеефикация, малый город, сообщество, туризм

A. Maksimova

Alisa Maksimova (Moscow, Russia) – Postgraduate Student at the National Research University “Higher School of Economics”, Department of Sociology; E-mail: [email protected]

FORMS ANd CONSEqUENCES OF MUSEUMIFICAtION OF A SMAll tOwN: CASES OF MYSHKIN ANd KARGOPOl

In recent decades the proliferation of museums and the transformation of their activities have become the subjects of debate in the western research. However, there are few studies aimed at understanding of museumification process in Russia. The study of the phenomenon of museumification is relevant due to orientation of the province at tourism development as the means of regional development. The author analyzes the role of museums in the local community and in the attraction of tourists and describes the changes in urbane space and temporal order of social life as the effects of museumification of Russian small towns. On the base of empirical observations the author emphasizes the most significant forms of museumification and defines the limits of this process: everyday practices and the difficult past seem to be its impediments. The research is based on the data collected during the field work in the towns Myshkin and Kargopol.

1 В данной научной работе использованы результаты проекта «Городские образы в системах коммуникации: от XV к XXI вв.», выполненного в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ.

1616




Keywords: museum, museumification, town, community, tourism

Введение

«Музейный бум», начавшийся несколько де-сятилетий назад, стал популярным объектом ана-лиза для западных исследователей. Обсуждению подвергались изменения в способах существова-ния музеев и новые вызовы, связанные с сокра-щением государственной поддержки, критикой колониализма, новым подходам к определению культуры, более внимательным отношением к по-сетителю. Ситуация в России несколько отличает-ся. Только сейчас ставятся вопросы о более инте-рактивных форматах экспозиции или расширении посетительской аудитории. Если в советское время музеи действовали по правилам, предписанным им государством, и подчинялись единой полити-ке, сейчас они диверсифицируются, кооперируют-ся с другими организациями, выходят в городское пространство, экспериментируют с технологиями и противоречивыми темами. Одновременно появ-ляется много частных музеев, не все из которых со-ответствуют стандартам, заданным сообществом профессионалов; инициируются дискуссии о ком-мерциализации музеев, первичности экспозици-онной или исследовательской деятельности, месте развлекательных мероприятий и допустимой сте-пени упрощения науки в целях ее популяризации.

Музей начинает играть более важную роль за пределами крупных городов. Если раньше кра-еведческий музей был неизбежным и не слишком много значащим элементом провинции, сейчас для многих территорий такие культурные учреждения становятся инструментом развития, привлечения туристических потоков и конструирования ло-кальной идентичности [1]. Все большее внимание уделяется сохранению и популяризации культур-ного наследия, существует стремление восстанав-ливать и возрождать объекты материальной куль-туры, но также и практики и традиции. Города, и в частности малые города России, часто предпри-нимают попытки стать «туристическими», делают акцент на культурной составляющей, истории, ме-роприятиях и достопримечательностях, что ока-

зывается особенно актуальным и перспективным в условиях упадка промышленной сферы и сель-ского хозяйства. Большие надежды связываются именно с туристическим будущим.

Однако растущее число музеев оставляет множество вопросов о том, как именно происхо-дит музеефикация российского культурного про-странства. Данная статья — рассуждение о том, в каком смысле можно говорить о музеефикации российских малых городов, что значит музей для провинции и как он преобразует социальную жизнь; материалом для этого рассуждения по-служило эмпирическое исследование Мышкина и Каргополя.

Описание материалов и кейсов

Исследование основывается на материалах полевой экспедиции в города Мышкин (2013 г.) и Каргополь (2014 г.). Двухнедельные поездки со-вершались в рамках ежегодного проекта «Летняя полевая социологическая практика», организу-емого факультетом социологии и Лабораторией экономико-социологических исследований НИУ ВШЭ2. Собранные данные включают несколько де-сятков интервью с местными жителями и экспер-тами (работниками сферы туризма и учреждений культуры, сотрудниками администрации и музеев, экскурсоводами), наблюдения в местных музеях и участие в экскурсиях, материалы местных печат-ных СМИ и интернет-сайтов, посвященных горо-дам и их достопримечательностям.

Город Мышкин считается успешным при-мером развития туризма. При численности насе-ления, не превышающей 6 тысяч человек, числен-ность туристов оценивается в 160 тысяч человек в год. На город в свое время обратил внимание

2 Автор выражает признательность всем участникам про-екта. Получение такого обширного массива интервью было бы невозможно без совместной работы над сбором данных. Весьма полезными были критические обсуждения промежу-точных результатов и совместные размышления над полевы-ми материалами.


1717




В.Л. Глазычев, предложивший концепцию разви-тия, которая не была воплощена, но, по некоторым версиям, вдохновила людей на создание туристи-ческой среды3. В середине 90-х Мышкин вернул статус города и начал активно развивать туризм. Основной поток приезжающих сегодня обеспе-чивается теплоходными турами по Волге: группу привозят утром и оставляют в городе на несколько часов. Это обстоятельство задает формат осмотра Мышкина – туристов принимает экскурсовод, со-провождающий группу по определенному набору музеев. Из-за непродолжительности визита про-грамма оказывается чрезвычайно насыщенной. У города немного памятников истории и культуры, зато его жители преуспели в создании целого ряда небольших тематических музеев. В Мышкинский центр туризма входят, например, Туристско-об-разовательный комплекс «Мышкины палаты», музей льна, мельница и домик мельника, а в ча-стями Мышкинского Народного музея являются музеи мыши, уникальной техники, деревянного зодчества, Петра Смирнова, краеведческий музей и другие.

Каргополь, в отличие от Мышкина, обладает богатыми культурными ресурсами, но не привле-кает много туристов. Сегодня сюда приезжает все-го около 6 тысяч туристов в год. В советские годы ситуация была иной: многие приезжали по путев-кам, участвовали в теплоходных круизах по Онеге с обязательным посещением достопримечатель-ностей Каргополя и его окрестностей. Сейчас те-плоход по реке не ходит. В небольшом количестве приезжих есть представители разных типов тури-стов: кто-то приезжает в поисках исторических ценностей, кто-то посещает крупные культурные мероприятия. Многих привлекает природа и воз-можность активного отдыха. Сери приезжающих небольшую долю составляют паломники. Отлича-ется от Мышкина и музейная сфера. Каргополь-ский государственный историко-архитектурный и художественный музей получил статус областного в начале 2000-х годов. Это крупная организация,

3 Глазычев В. Л. Комплекс культуры г. Мышкина (концеп-ция). URL: <http://www.glazychev.ru/books/gorodskaya_sreda/gs_pract_Myshkin.htm>

в распоряжении которой несколько исторических зданий. Музей занимается реставрацией архитек-турных памятников, исследовательской работой, экспозиционной деятельностью. Кроме него в го-роде есть частный Дом-музей семьи Шевелевых и музей глиняной игрушки, а также Центр ремесел «Берегиня», вошедший с недавних пор в состав Многофункционального культурного центра.

Трансформация музея и экспансия музейности

В каком смысле мы можем говорить о му-зеефикации? Представляется, что есть несколько релевантных смыслов. Аналогично «электрифи-кации страны», например, это означает распро-странение музеев, увеличение их числа. Однако традиционно музеефикация определяется как превращение в объекты показа или экспонаты того что раньше ими не являлось, в том числе пре-вращение в музеи таких масштабных объектов, как города. Существует несколько канонических примеров музеев под открытым небом, музейные кварталы или кластеры. Несмотря на это, такой теме как связь музеев и городов уделялось немно-го внимания, музеи обсуждались прежде всего в контексте конструирования национальных иден-тичностей [8].

Шэрон Зукин утверждает, что отличитель-ной особенностью городов является культурная экономика [10]. Музей — один из типов учреж-дений, способных функционировать в этом поле. Производство товаров в городах сменяет немате-риальное производство; и музеефикация означает, что ресурсами становятся символы, идеи, образы. Этот феномен связан с демократизацией культур-ного потребления, а также с тем, что потребление во второй половине двадцатого века становится средством самовыражения [7, c. 8].

Музеи становятся новыми заводами в по-стиндустиальную эпоху. Они чрезвычайно важ-ны в условиях, когда ставка сделана на культуру: наличие музея – ключевой элемент для развития туризма, для повышения культурного статуса го-рода. Помимо того, что музеи служат в качестве достопримечательностей, они могут являться ос-


1818




новной репрезентацией страны или города для туристов, вроде путеводителя, подробно излагая историю места или иной аспект [5, c. 128]. В не-которых городах музей является «градообразую-щим»: наиболее известный пример представляет Бильбао. Однако, как замечают исследователи, это не безусловный успех и даже там, где музей привле-кает тысячи людей, есть негативные последствия: джентрификация, неравенство, дискриминация и вытеснение других специализаций, занятий и жи-телей [8, c. 513].

При рассмотрении «музейного бума» изуче-ния требуют такие социальные эффекты, а также новые нарративы, в которые вписываются появ-ляющиеся музеи и которые конструируются ими, тематика экспозиций и их природа (это традици-онные или интерактивные музеи? Или вовсе не му-зеи, а развлекательные центры?). Важна проблема столкновения мира повседневного и музеефици-рованного: какими средствами первый преобра-зуется во второй? Какой бы аспект музеефикации мы бы ни принимали во внимание, исследования заслуживают формы коммуникации и взаимодей-ствия, получающие большее распространение в ходе данного процесса. Что на практике означает экспансия «музейности»?

В исследованиях музеев еще предстоит рас-смотреть трансформацию концепции музея от традиционного музея-архива к музею-высказыва-нию [2], предполагающему более открытую форму экспозиции, иной контакт с экспонатами, актив-ное вовлечение посетителей. Изменения, произо-шедшие с музеями за последние десятилетия, за-ставляют пересмотреть определение музея, его функции. Происходит активное освоение новых моделей взаимодействия между людьми в публич-ном пространстве музея [3]. Современный тренд видится в том, что магазины, заводы, пабы и ре-стораны становятся похожими на музеи, а музеи, в свою очередь, де-музеефицируются [9, c. 117 – 121]. Музеи более доступны, правила поведения в них не такие строгие, формат экспозиций отходит от традиционных витрин, а образовательные ме-роприятия и экспозиция дополняется сувенирным магазином и кафе. Экспансия музеев означает раз-

мывание их границ: «Нельзя создать музей о чем угодно где угодно. Но музей почти на любую тему можно создать где-то, хотя можем ли мы все еще называть их “музеями”, сомнительно» [9, c. 123]. Урри рассматривает само это понятие как устарев-шее, тесно зависимое от значения высокой куль-туры и «ауратического» отношения к артефактам. Сегодня музеи не сводятся к таким обычно вы-деляемым функциям, как хранение, исследование и популяризация. Эти функции могли бы просто наслаиваться на объекты, добавлять им новые из-мерения; но музеи означают также особый способ отношения к материальной культуре, особый тип взаимодействия. Следовательно, мы должны рас-сматривать более широкие эффекты превращения объектов в музейные экспонаты. Когда музеефи-цируется целый город, это ведет за собой измене-ние образа жизни и пространства.

В своей книге о политике памяти в совре-менной Европе Шэрон Макдональд рассматривает основные подходы к теоретизированию музеефи-кации. Музеи берут на себя задачу сохранения эле-ментов прошлого в условиях ослабления традиции (Й. Риттер) и нарастающего темпа социальных и технологических изменений (Г. Люббе), служат как бы для замедления времени. Согласно альтерна-тивному подходу, музеефикация как конструиро-вание подлинных объектов вызвана нестабильно-стью отношений между реальным и симулякрами (Ж. Бодрийяр), или есть признак общества по-требления, который отражает спрос на опыт вза-имодействия с материальным в условиях преиму-щественно медийной среды (А. Хейсе) [6, c. 138 – 139]. Представляется, что сохранение вещей как попытка спасти их от времени и зафиксировать прошлое в устойчивом состоянии движет созда-телями провинциальных музеев; а популярность таких музеев действительно может быть опреде-лена поиском особого опыта (квази)аутентичной материальности.

Как пишет Макдональд, всплеск интереса к прошлому наблюдался в 80-е годы. В свете со-циальной нестабильности и упадка промышлен-ности города стали обращаться к туризму (она обсуждает в первую очередь британские), и при


1919




этом активно использовали привлекательное про-шлое. Противоречивые темы избегались как «не-перспективные», а особый акцент в музеефикации был сделан на промышленное прошлое и сообще-ство. Таким образом, когда производилась работа с образом и смыслами индустриального города, за-дачей было не только заинтересовать туристов, но и дать ответ на местные социальные проблемы [6, c. 140 – 141]. Описанный феномен соответствует сегодняшней ситуации в Российской провинции; однако здесь музеефикация не всегда относится именно к политике памяти. С одной стороны, это работа с идентичностью, отбор, сохранение, и т.д.; с другой, музеи не принадлежат сообществам, а работают на них косвенно: привлекают туристов, которые в итоге приносят экономическую выгоду. В нарративах агентов, занимающихся туристиче-скими проектами, то определение туризма сино-нимично культуре, и тогда аудитории культурных мероприятий, объектов и учреждений приравни-ваются к аудиториям туристическим, то эти сферы расходятся, и оказывается, что туризм — это эко-номическое предприятие, призванное привлечь финансовые потоки в район.

Туризм

Развитие туризма представляется экспертам как наиболее простой, быстрый и действенный способ развития города в случаях, когда в нали-чии есть какие-то ресурсы (памятники архитекту-ры, легенды, выдающиеся исторические личности, природа). Естественно, в Мышкине туристическая специализация — дело решенное, уже определив-ший себя профиль деятельности. В Каргополе ту-ризм существует пока в режиме планирования, т.е. в будущем времени, а не в настоящем, хотя город получил государственную поддержку на создание туристического кластера и многофункционально-го культурного центра — инфраструктуры, кото-рая позволит привлечь и принять гостей из других городов.

Примечательно, что агенты, вовлеченные в развитие туризма, осознают значение опыта и ау-тентичности, даже в тех случаях, когда развивают-

ся преимущественно не музеи, а «музееподобные учреждения» (термин одного из мышкинских экс-пертов): «Туризму же нужна исходная база. База наследия нужна туризму. Конечно, можно сделать новодел... Это можно сделать, если деньги большие имеешь, но там не будет ничего, что нужно ту-ристу, который несколько выше среднего уровня». Мышкин не гонится за этой дорогостоящей аутен-тичностью; местные характеризуют тех, кто к ним приезжает, как массового туриста.

В Каргополе образ «желаемого» туриста пока не до конца определен. Администрация различа-ет виды туризма и планирует развивать сразу не-сколько направлений, но не идентифицирует за-просы конкретных категорий туристов. В то же время, определенный обобщенный образ сегод-няшнего каргопольского туриста сложился: «нор-мальные люди сюда не едут», «люди, едущие на Север — это люди чего-то ищущие», достаточно образованные, активные, любопытные, люди, ко-торые имеют опыт путешествий.

Включенность музеев в туристическую сфе-ру означает их непосредственную связь с брен-дингом территорий. В некоторых случаях раз-ные культурные учреждения города, в том числе государственные и частные музеи, работают на поддержание единого бренда. Мышкин скорее от-носится к этой категории. Здесь можно выделить три темы: историю про мышь, провинциальность и музейность. Музейность как таковая становится частью бренда города, даже понимается как сино-ним провинциальности. На сайте Ассоциации ма-лых городов России, например, Мышкин характе-ризуется как «своеобразный город-музей русской провинции на Волге, сохранивший старинную за-стройку купеческого города и особый провинци-альный уклад жизни»4. Что касается сюжета про мышь, можно сказать, что в музеях малых городов «малые» нарративы сменяют «большие», но не в привычном смысле: это не просто истории город-ского или сельского быта, локальных событий и персонажей, а объектоцентричные коллекции, ко-торым смысл придается через полувымышленный нарратив.

4 URL http://www.amtg-rus.ru/about_us/


2020




Каргополь представляет другой кейс: созда-ние его консистентного образа затруднено избыт-ком культурных ресурсов. Объектов, достойных стать символом Каргополья, так много, что из них сложно выбрать. Сотрудник администрации в интервью повторяет характеристику, данную Каргополью на сайте одного из туристических бюро: это «территория непридуманных брендов». Среди экспертов, занятых разработкой по раз-витию туризма, нет консенсуса по поводу коли-чества и состава элементов бренда, нет и единого понимания привлекательной для туристов идеи: ассоциации варьируются от Русского Севера до конкретных архитектурных ансамблей, от Карго-польской игрушки, традиций и ремесел до самого понятия аутентичности. Брендинг может оказы-ваться точкой столкновения интересов и мнений и порождать проблемы, в частности из-за того, что перспективы властей, туристов, других экспертов и местных жителей не совпадают [4]. В ситуации, когда есть множество претендентов на роль брен-да, конфликты вероятны, а поиск компромисса — труден.

Роль жителей в развитии туризма воспри-нимается как пассивная. Инициатива исходит от нескольких людей в городе, которые взаимодей-ствуют вне организационных рамок (музей, адми-нистрация, туристическое бюро). В то же время, мнение горожан не учитывается на содержатель-ном уровне, при определении того, что, кому и как стоит показывать. Более того, на уровне принятия решений считается, что люди сами должны стать скорее объектом, чем субъектом изменений. Для развития туризма горожан необходимо дисципли-нировать: учить быть гостеприимными, беречь культурное наследие и поддерживать чистоту, уха-живая за своими домами и общественными тер-риториями5. Таким образом, несмотря на то, что жители Каргополя не становятся сообществом, от них все же зависит успех туристического проекта. Есть представление о «переднем плане» города, в

5 Музеефикация предполагает введение особого дисципли-нарного режима. Так, при превращении здания в музейный объект обязательно появление смотрителей, следящих за по-рядком.

поддержание которого включены все.В Мышкине участие в сфере обслуживания

туристов является популярным источником до-полнительного заработка. Даже те, кто устроен на постоянную работу, не упускают возможности подрабатывать экскурсоводом в туристический сезон, производить или продавать сувениры. Учи-тывая специфику мышкинского туризма, мож-но отметить, что подобная занятость касается не просто универсальных услуг (таких как работа в гостинице или в ресторане), но связана с матери-альными артефактами, находящимися в центре символической жизни Мышкина, и с транслиро-ванием центральных нарративов о городе в случае проведения экскурсий. Сувениры здесь зачастую мало отличаются от музейных экспонатов (можно купить фигурку мыши или пару валенок, немногим отличающихся от показанных в музеях), что повы-шает статус первых. В отличие от кейса Мышкина, участие каргопольцев в туристическом бизнесе в меньшей степени касается содержательного аспек-та. Производство сувениров и экскурсии отданы в руки отдельных организаций; обычные жители за-нимаются только «приемом» туристов, предостав-ляя им жилье в периоды, когда поток приезжих не могут обслужить городские гостиницы и гостевые дома.

Сообщество

Помимо того, что музеи действуют как куль-турные учреждения, организуя досуг горожан, предлагая мероприятия и экспозиции, они важны еще с нескольких точек зрения.

•Коммеморативные практики. Музеи яв-ляются агентами создания коллективной памяти: они отбирают то, что сообщество помнит о своем прошлом, демонстрируют и рассказывают о наи-более важных вещах, местах, людях и событиях. Интересно то, что «дикие» музеи обычно отка-зываются от этой задачи. Музеи льна, мыши, ва-ленок, водки или деревянных скульптур («Медве-жий край» в Каргополе) изначально отсылают к местным символам, традициям или персоналиям, но не конструируют локального нарратива. Тем


2121




не менее, выставки, посвященные тому, кто жил и что происходило в конкретных зданиях города (по свидетельству сотрудников Каргопольского музея, популярные среди местных жителей), выполняют именно эту функцию.

•Активизм и формирование локальной идентичности. Существуют традиционные фор-мы, в которых музеи привлекают людей к своим проектам и мероприятиям, просвещают их о мест-ной истории, конструируют связь с локальной культурой. Однако некоторые примеры представ-ляются особенно любопытными: так, Народный музей в Мышкине в 70-х годах объединил несколь-ко десятков ребят, которые участвовали в археоло-гических экспедициях, искали новые экспонаты, работали в музее.

«Поскольку в то время в Мышкине особо дру-гими делами, ну такими вот, пространственными [здесь, по всей видимости, имеется в виду привяз-ка к локальности, краеведение], я бы так сказал, особо никто не занимался, кроме музея, поэтому я так прирос [к музею, в детстве]… то есть похо-ды, поездки какие-то, какие-то вещи, связанные с погружением в прошлое» (интервью с сотрудником музея)

Под руководством основателя музея и наи-более выдающейся публичной персоны В. А. Гре-чухина организовалась деятельность целого отря-да; когда эта активность прекратилась и команда выросла, некоторые предпочли остаться в городе, часть людей считает нужным помогать развитию Мышкина.

•Партисипаторность. Музеи имеют значе-ние для местного сообщества в той мере, в какой они позволяют обычным горожанам участвовать в формировании экспозиций. Важной является воз-можность принести самостоятельно найденный или сделанный предмет и отдать его для демон-страции в музее.

«[Музей Мыши] сейчас очень солидный, там много экспонатов. Вот у меня детки были, и у нас погас свет. Я зажгла свечку, и N собрал воск и вы-лепил мышку. Сходил на бульвар, принес камешек, написал «привет из Мышкина». И мы эту мышку понесли сдавать в музей Гречухину. А я слышала,

кто сдает в музей экспонаты, тому выписывают удостоверение и записывают в книгу. Его записа-ли, ему было приятно, вот, экспонат» (интервью с пенсионеркой)

Участие в создании коллекции представля-ется доступной активностью в публичном про-странстве: экспонат теперь могут видеть посетите-ли, имя дарителя фиксируется, объекту приписана определенная ценность. В то время как другие ме-ханизмы общественной активности могут быть затруднены и жители не всегда могут стать «ви-димыми» в пространстве города, музей становит-ся площадкой, куда попадают инициативы, идеи, личные вещи и продукты творчества.

•Экспертиза. Каргопольский музей каж-дые два года организует научную конференцию, на которую приезжают искусствоведы, историки, фольклористы со всей России. Помимо научного значения, конференция играет роль в развитии го-рода: например, в 2014 году ее тематика касалась градостроения, поэтому обсуждались актуаль-ные вопросы сохранения культурного наследия в городской среде. Одна из возможных будущих траекторий музея в контексте развития туризма и интенсификации деятельности культурных уч-реждений Каргополя, по мнению руководства му-зея, — участие в культурных проектах в качестве консультационного органа.

Время и пространство музеефицированного города. Границы музеефикации

Как уже подчеркивалось ранее, музеефика-ция малого города ведет к трансформации повсед-невности. Туризм и конструирование культурного наследия не только изменяют структуру занято-сти, ведут к инфраструктурным сдвигам, преоб-разуют облик города, но и устанавливают спец-ифический темпоральный порядок. Очевидным образом особенности социального времени свя-заны с сезонностью туристического потока. Кро-ме того, кейс Каргополя показывает, что и музеи, и весь город склонны обращаться к событийному режиму деятельности. Музей проводит специаль-ные мероприятия, которые проще планировать и


2222




таргетировать. Для города же события являются инструментом выравнивания туристического по-тока в течение года: мероприятия распределены по календарю так, чтобы люди приезжали и зимой, и весной, и летом, а отсутствие повода посетить Каргополь осенью сейчас является сигналом необ-ходимости «изобрести традицию». Если в Мыш-кине социальное время задано судоходным сезо-ном в годовом масштабе и прибытием теплохода в масштабе летнего дня, для Каргополя отметками социального времени служат фестивали и круп-ные праздники.

Сюжет темпоральности возникает не только в связи с туризмом, но и при рассмотрении того, что становится предметом музеефикации в малых городах. Предметом этого процесса являются не-однородные, разноплановые сущности. Это, в том числе, затрудняет создание единого музейного пространства и консистентного локального нарра-тива. Можно условно выделить четыре типа музе-ефицируемых сущностей: история, архитектура, народное творчество/ремесла, сказка/миф. Они по-разному соотносятся с временными коорди-натами и с реальным/воображаемым; по-разному связаны с такими измерениями, как аутентич-ность, материальность и партисипаторность. Ар-хитектурные объекты историчны, но при этом ма-териальны, в то время как у чисто исторических нарративов может не быть материальной привяз-ки в настоящем. Народное искусство и ремесла предполагают, что мы можем увидеть не только старинные вещи или артефакты, выполненные в традиционном стиле и традиционном способом, но и пронаблюдать сам процесс изготовления та-ких вещей, а в некоторых случаях — принять непо-средственное участие в их изготовлении.

Город, несомненно, преображается в про-цессе музеефикации. Это отражается, например, на зонировании (в Мышкине осуществлялось рас-селение из центра и таким образом были сохране-ны исторические здания). Внимание к наследию или задаче развития туризма требуют создания не только общего нарратива, но и общего историзи-рованного ландшафта. По тем или иным причинам это не всегда возможно. Несмотря на существова-

ние исторического центра, где, как правило, со-средоточены церкви, памятники, купеческие дома, туристические объекты обычно выстраиваются в единое пространство прежде всего посредством специальных маршрутов и карт. Путем связыва-ния представляющих интерес точек создается во-ображаемый музеефицированный город, а город реальный, с его многослойной историчностью и разнообразной материальностью, сопротивляется попыткам сделать нечто пространственно и исто-рически единое. Соответственно, такие радикаль-ные проекты под силу только действительно влия-тельным агентам. В Каргополе задачей разработки единого пространства и нарратива занимается музей: в будущем это планируется и в стенах му-зея, и в масштабе всего города. Во-первых, суще-ствует проект постоянной исторической экспози-ции, которая охватывала бы период от древности до современности. Она «необходима» Каргополю, востребована приезжими, желающими получить полную картину места, известного благодаря свое-му прошлому. Во-вторых, давно обсуждается идея присвоения статуса заповедника городскому цен-тру для того, чтобы обеспечить сохранность го-родской среды, особой атмосферы провинциаль-ного исторического города.

Здесь возникает проблема границ музеефи-кации. Что задает пределы этого процесса? Есть ли объекты или пространства, которые невоз-можно музеефицировать? На сегодняшней день существенным препятствием являются практики повседневной жизни. Так, объекты гражданской архитектуры, имеющие статус памятников культу-ры, перестраивать, восстанавливать или ремонти-ровать можно исключительно по тому же образцу, по которому они были созданы. Несмотря на это, нередко можно увидеть отделку сайдингом или современные стеклопакеты даже на домах, обозна-ченных специальной табличкой. Люди, в чьих си-лах сделать весь центр города памятником или му-зеем под открытым небом, останавливаются перед интересами обычных жителей, которые, хотя и от-части придерживаются традиционных привычек (около половины домов в Каргополе отапливаются при помощи печи), не могут соблюдать все услови-


2323




ях, нужные для обеспечения «старинности».Другая граница музеефикации, характер-

ная именно для малых городов, ориентированных на развитие туризма — сложное прошлое. Такие темы, как репрессии, не становятся объектом по-каза, не вписываются в конвенциональные экскур-сионные нарративы. В то время как в некоторых странах существует так называемый «темный» туризм — практики посещения мест, связанных с трагическими событиями, в России спроса на эти объекты нет, и символическая работа с ними не ве-дется. Несмотря на то, что на территории Каргопо-ля в годы репрессий существовал трудовой лагерь, восстановление его истории в городе происходит по инициативе одного активиста и преимуще-ственно ее усилиями. В музее проводилась времен-ная выставка, посвященная Каргопольлагу, однако память о репрессиях не включена в музейное про-странство на постоянной основе. Также недавно был установлен памятник жертвам репрессий, что служит свидетельством коммеморации, но едва ли может быть примером музеефикации: надпись на плите лаконична, не содержит информации о лаге-ре и связанных с ним событиях.

Заключение

В статье были рассмотрены два примера ма-лых городов, обратившихся к туризму. Мышкин и Каргополь обладают различными ресурсами для музеефикации и привлечения туристов. В первом создано множество «музееподобных учреждений», музейность стала частью бренда города наряду с полумифическим-полусказочным нарративом про мышь. Аутентичность признается ценным ресур-сом, но не первична в стратегиях музеефикации. Что касается Каргополя, планы привлечения ту-ристов в город связаны с местным культурным наследием: здесь есть «избыток» аутентичности, существует сразу целый ряд символов, достойных стать элементом бренда. Вследствие этого, конси-стентного образа, который бы отличал Каргополье пока создать не удалось.

В статье было показано, как ориентация на туристов ведет к преобразованию городского про-

странства и установлению особого темпорально-го порядка. Жители музеефицированного города вовлекаются в конструирование его как объек-та показа не в качестве активных субъектов, но в качестве объектов дисциплинирования. Проект туристизации предполагает, что горожане будут поддерживать общий передний план за счет госте-приимства, эстетизации пространства, чистоты и сохранения «историчности».

Также на конкретных примерах было пока-зано, какую роль музеи могут играть для местно-го сообщества, становясь площадкой для обще-ственной активности, способом конструирования коллективной памяти и локальной идентичности, консультационным органом в контексте принятия решений на уровне города.

Литература

1. Алексеева С. В. Краеведческие музеи как форма культуры российской провинции // Триумф музея? / Под ред. А.А. Никонова. — СПб.: Изд. «Осипов», 2005.— С. 380 – 403.2. Дубин Б. Архив и высказывание. К социологии музея в современной России // Вестник общественного мнения. 2011. 3 (109). — С. 106 – 109.3. Самутина Н. В., Запорожец О. Н. Свой среди других: антропология нормы в пространстве царицынского парка // Царицыно. Аттракцион с историей / Под ред. Н. Самутиной и Б. Степанова. — М.: Новое литературное обозрение, 2014. — С. 143 – 187.4. Тимофеев М. Ю. Города и регионы России как (пост)индустриальные бренды // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2013. 5. — C. 29 – 41.5. Graburn N. A Quest for Identity // Museums and Their Communities / Ed. by S. Watson. — Routledge, 2007. — P. 127 – 132.6. Macdonald S. Memorylands. Heritage and Identity in Europe Today. — Oxford, New York: Routledge, 2013. — 193 p.7. Prentice R. Experiential Cultural Tourism: Museums and the Marketing of the New Romanticism of Evoked Authenticity // Museum Management and Curatorship. 2001. Vol. 19. 1. — P. 5 – 26.8. Prior N. Postmodern Restructurings // A Companion to Museum Studies / Ed. by S. Macdonald. Blackwell


2424




companions in Cultural Studies, 12. — Blackwell, 2006. — P. 509 – 524.9. Urry J. The Tourist Gaze: Leisure and Travel in Contemporary Societies. — L.; Newbury Park: Sage, 2002. — 183 p.10. Zukin S. The Cultures of Cities. — Oxford: Blackwell, 2000. — 311 p.


2525





М.Ю. Тимофеев

Тимофеев Михаил Юрьевич (Иваново, Россия) — доктор философских наук, профессор кафедры философии Ивановского государственного университета, главный редактор журнала «Лабиринт»; E-mail: [email protected]

МУЗееФиКаЦиЯ СССР

В данной статье проанализированы способы позиционирования реализованных проектов по музеефикации советского культурного наследия и предлагаются для обсуждения потенциально возможные способы музеефикации советского в российской провинции. Даётся сравнительный анализ музейных практик в странах Восточной Европы и России. Указываются локальные ресурсы, которые могут быть задействованы в настоящее время для актуализации советского дискурса и привлечения к ним внимания. Дан критический анализ подходов, объясняющих популярность «советских» музейных проектов проявлением ностальгии. Указаны возможности и способы расширения аудитории за счёт привлечения молодёжи. Уделяется внимание роли «аналоговых» и «цифровых» методов в формировании музейных экспозиций. Продемонстрированы варианты системной стратегии музеефикации советского наследия на локальном, региональном и общероссийском уровнях.

Ключевые слова: музеефикация, семиозис, «аналоговые» и «цифровые» музейные практики, советскость, провинция, СССР

M. timofeev

Mikhail Timofeev (Ivanovo, Russia) – Doctor of Philosophical Sciences, Professor at Ivanovo State University, Department of Philosophy; Chief Editor of the Journal of Social Sciences “Labyrinth”; E-mail: [email protected]

MUSEUMIFICAtION OF tHE USSR

The author analyzes the ways of presenting of the carried out projects aimed at museumification of the Soviet cultural heritage. The study offers the possible approaches to museumification of “the Soviet” in Russian provinces. Besides, the author conducts a comparative analysis of museum practices in Eastern Europe and Russia. The author points out the local resources which can be used nowadays in order to actualize the Soviet discourse and attract attention to them. The study analyzes the approaches ascribing the popularity of “Soviet” museum projects to nostalgia. The author enumerates the opportunities and ways which can be used to attract the youth. Attention is also paid to the role of the “analog” and the “digital” methods in the creation of museum exhibitions. The variants of a system strategy of museumification of the Soviet heritage at the local, regional, and federal levels are presented in the article.

Key words: museumification, semiosis, “analog” and “digital” museum practice, sovietness, the provinces, the USSR

2626




Вывеску «Музей СССР» можно обнару-жить на большом деревянном доме с мезонином в центре Новосибирска, так называется ещё один частный музей в Москве, готовится к открытию подобный музей в Петропавловске-Камчатском, создание крупного кластера с аналогичным наиме-нованием запланировано на 2022 год в Ульяновске. Ко многому обязывающее название применяется к очень разнородным по характеру экспозиций и не-сопоставимым по масштабам музейным объектам. В настоящей статье я проанализирую способы по-зиционирования уже реализованных проектов и выскажу полемические предположения о потен-циально возможных способах музеефикации со-ветского в российской провинции.

Вспомнить всё: мечта, действительность и кошмар

Четвертьвековая рефлексия о советском прошлом в современной России не только не при-ближает консенсус, а всё более и более отчётливо маркирует непримиримые мировоззренческие по-зиции. Участники очных и заочных дискуссий по-прежнему говорят на разных языках. В одной из своих статей С. Ушакин обозначил семантическую проблему постсоветского состояния как форму афазии, указывая, что «нехватка собственных дис-курсивных способностей вытесняется тщательной проработкой символических форм, произведен-ных на предыдущих стадиях индивидуального и коллективного развития» [43]. Сравнивая практи-ки преодоления разного рода политических травм в западной и восточной Европе, он, в частности, отметил, что «“возврат” социалистического ла-геря к норме тоже включал в себя определенную версию “пакта о забвении”. Предложив четкую “дорожную карту” (и идеологическую схему) раз-вития, “транзит” одновременно предлагал видеть в попытках удержать или воспроизвести в новой жизни элементы недавнего прошлого болезнен-ную “зависимость” от своего исторического пути и своей биографии (“path dependency”)» [43].

Эволюция коммеморативных практик в быв-ших странах соцблока существенно отличается

от российских и несколько опережает в основных чертах всё же обнаруживаемую общую тенденцию. В девяностые посвященные коммунистическому прошлому музейные экспозиции были в основном ориентированы на резидентов и носили чаще все-го обличительный антикоммунистический и анти-советский характер (В России Мемориальный му-зей истории политических репрессий «Пермь-36» был основан в 1994 году). В 2000-х ситуация не-сколько изменилась — обозначился тренд на ком-мерциализацию социалистического наследия [2], и наряду с музеями, призванными обличать про-шлое, стали появляться частные и муниципаль-ные музеи и экспозиции, авторы которых в худ-шем случае зло иронизируют над коммунизмом, а чаще тоскуют по исчезающим атрибутам прежней жизни [42, 50, 51]. В музеях такого типа актуали-зируется повседневная культура исчезнувших по-литических режимов. Так основой концепции соз-данного в 2001 году пражского Музея коммунизма стала предложенная живущим с 1968 года в Лон-доне чешским кинодокументалистом Я. Капланом триада «Коммунизм — мечта, действительность и кошмар». Как указывается в рекламном про-спекте, экспозиция акцентирует внимание «на утопическом идеале коммунизма, действительно-сти жизни при полупустых прилавках продоволь-ственных магазинов и кошмаре государственного контроля тайной полицией» [47]. Находящийся в Берлине музей ГДР посвящен в большей степени именно материальной культуре Германской Де-мократической Республики, хотя неотъемлемой частью экспозиции является и раздел, посвящен-ный деятельности «Штази» и Берлинской стене. Часто отмечаемая массовая симпатия к прошлому в восточной части ФРГ заметно отличает её от дру-гих стран восточного блока, где всё же проблема ностальгии достаточно амбивалентна [46, с. 217 – 227].

Весьма примечательно, что появившиеся за последние десять лет в России музеи, так или иначе эксплуатирующие советский пласт мате-риальной культуры, частные. Тридцать лет назад в СССР музеефикацию определяли как «направ-ление культурной политики и отрасль музейного


2727




дела, сущность которого заключается в превраще-нии недвижимых памятников истории и культуры или природных объектов в объекты музейного показа», а целью музеефикации объявлялось их «сохранение и рациональное использование в си-стеме культурной пропаганды» [25, с. 78]. Исходя из личного опыта, я могу утверждать, что подоб-ное видение миссии музея сохраняется у некото-рых региональных чиновников, видящих в обра-щении к советской проблематике стремление к навязыванию советского дискурса. Обращаясь к теме музеефикации идеологически заряженных объектов, С. Левинсон совершенно справедли-во отмечает, что «при перемещении памятника в музей он получает иной семиотический статус. В некоторых музеях новый статус становится сугу-бо эстетическим, в результате чего форма субстан-циально существует отдельно от содержания» [48, с. 68]. Семантика аутентичного, реликтового на структурно-субстратном уровне семиотической системы в определенной степени утрачивается. Концептуальное обыгрывание коммунистической символики не означает актуализацию идеологи-ческой семантики знаков. Е. Ковач подчеркивает, что «реликты социализма первоначально должны стать мусором в символическом смысле, так чтобы после их музеефикации они могли стать облагоро-женными как культовые объекты» [49, с. 162].

Прошедшее совершенное время

Ностальгия по советскому «золотому веку» — «длинным семидесятым» (1968 – 1982) прояв-ляется в разных сферах постсоветской массовой культуры [16]. В связи с этим я хочу остановиться на акцентировании тезиса о ностальгической при-роде музеефикации и коммерциализации совет-скости в выставочной деятельности. А. Мустайоки в статье «Ностальгия по советскому прошлому» отметил, что 1) объект ностальгии должен быть удалён во времени не слишком далеко и не слиш-ком близко; 2) объект ностальгии входит в личное прошлое человека или в коллективную память общества; 3) отрицательные качества объекта но-стальгии забыты, положительные выходят на пер-

вый план и 4) к объекту ностальгии нет возврата [См.: 26, с. 209]. Именно такой подход исследует Р. Абрамов, прямо указывая, что «в контексте на-шего анализа под музеефикацией мы понимаем стремление собрать, категоризовать, сохранить и продемонстрировать материальные и культурные артефакты поздней советской эпохи, а также жела-ние выделить и охарактеризовать типичные черты той эпохи, воплощенные в устройстве повседнев-ной жизни “простых советских людей”» [1].

С одной стороны, именно артефакты «длин-ных семидесятых» являются основой большин-ства (если не всех) частных музеев. Сувенирная продукция с символами Олимпиады-80, героями советских мультфильмов и прочими визуальными образами, легко узнаваемыми представителями поколений 1970-80-х, явно востребована. Государ-ственные музеи с богатыми фондами, привлекая иногда владельцев частных коллекций, могут по-зволить себе создание экспозиций с использова-нием предметов материальной культуры практи-чески всего советского периода. Некоторые вещи 1920-30-х годов (а иногда и более поздние) не мо-гут быть самостоятельно интерпретированы по-сетителями, даже имеющими достаточно большой опыт жизни в СССР. Соответственно, если поколе-ние сорока- и пятидесятилетних ещё может деко-дировать определённый смысловой уровень, то се-мантика и прагматика артефактов, выступающих в качестве знаков и символов в определённой сте-пени герметичного прошлого, удалённого на пять-десят и более лет, не доступна для представителей более молодого поколения. Утверждение С. Уша-кина о том, что принципиальным в ре-популяции готовых форм недавнего прошлого является не ностальгическая тональность, а «формальная при-вычность этих символов, то есть их способность вызвать и у самого субъекта, и у его аудитории эффект социальной и символической узнавае-мости. Иначе говоря, вторая жизнь символики, уже бывшей в употреблении, мотивировалась не столько историко-политическими (“биографиче-скими”) соображениями, сколько структурными и коммуникативными потребностями периода» [43], представляется мне ограниченной. Для моло-


2828




дёжи советский универсум, пользуясь предложен-ной Д. Докучаевым формулировкой, предстаёт как «мёртвая память», т.е. подсистема памяти, связан-ная с коллективным прошлым, о которой индивид не имеет представления [9, с. 64]. Позволю себе в этой связи использование метафоры «аналогового» и «цифрового» кодирования и декодирования зна-ковой информации для придания онтологическо-го статуса реальности. Описанный Г. М. Маклюэ-ном перелом в коммуникационных технологиях, с появлением интернета вступил в новую фазу [См., напр.: 20, 21]. Виртуальная реальность, будучи продуктом симуляционных технологий, для моло-дого поколения выступает в качестве наиболее до-стойного внимания источника информации [См., напр.: 10, 27, 28]. Отсутствие непосредственного советского жизненного опыта неизбежно компен-сируется информацией, полученной из разного рода источников, достаточно значимый пласт ко-торой имеет цифровую природу.

Музей как симулятор СССР

В компьютерной игре «Симулятор СССР» миссия игрока обозначена с помощью следующе-го императива: «Прокачай коммунизм и построй свое светлое будущее! Почувствуй себя в роли советского чиновника — развивай свою страну, собирай налоги, выполняй пятилетние планы и борись с врагами народа с помощью репрессий!» [32]. Для подростков эта игра, видимо, находится в одном ряду со стратегиями, не имеющими никако-го отношения к СССР, хотя вполне возможно, что среди её поклонников преобладают те, кто предпо-читает «World of Tanks» или «Red Alert». Степень сближения «цифровой» и «аналоговой» реально-сти в музейной экспозиции предполагает стира-ние границ между экспонатами и контекстом их бытования — автомат Калашникова, висящий на стене в начале экспозиции, в конце экскурсии дол-жен дать символическую очередь по виртуальным врагам. «Музеи советских игровых автоматов» в Москве, Петербурге и Казани, где возможность использования экспонатов заложена в самой му-зейной концепции, не могут считаться собственно

музеями (даже при очень расширительном толко-вании этого слова), являясь по существу аттрак-ционами, воспроизводящими советские реалии 1970-80 годов [36].

Для посетителей с советским опытом скон-струированная музейная реальность советско-го становится умножением реальности в версии Дж. У. Данна [30, с. 212], проекцией нынешнего в минувшее, подобно тому, как персонажи второго тома «Дон-Кихота» являются читателями перво-го тома, о чём идёт речь в новелле Х. Л. Борхеса «Скрытая магия в “Дон Кихоте”» [3, с. 212]. Воз-можность прожить ещё одну жизнь с помощью глубокого погружения в знакомое прошлое — это вполне достижимый путь формирования музее-фицированного пространства. В последние годы в сферу музейных интересов активно включаются городская среда и ландшафты [См.: 12], что делает желание музеефицировать всё советское по макси-муму во всей его полноте очень соблазнительным. Если в уже упомянутой новелле Х. Л. Борхеса идёт речь о создании на территории Англии огромной карты Англии [3, с. 213], то слияние «аналоговой» и «цифровой» реальностей позволяет перемещать-ся от артефактов и нарративов к имитации вклю-чённого наблюдения за жизнью в СССР в разных её проявлениях.

Места, где жизнь замерла во времена су-ществования СССР, не ограничиваются городом Припять, так что гипотетический аттракцион « Вперёд в прошлое» может быть реализован вполне масштабно, в стиле «Шоу Трумана». Именно шоу способно стимулировать туристическую актив-ность. Проблема не только в оторванности тако-го рода мест от «большой земли» и в отсутствии приемлемой инфраструктуры. Пока же путеше-ственникам во времени предлагается разорванная в пространстве реальность постсоветского города [29].

Музеефикация СССР как работа со всем «со-ветским» в полном объёме — миссия заведомо не-выполнимая. Фрагментация объекта музеефика-ции предполагает построение системы координат, включающей пространственно-временные оси, а также выбор концепта. Оптимально, если кон-


2929




цепт будет локализован. Нынешние частные «му-зеи СССР» — это познавательно-развлекательные площадки с коммерческим уклоном. Их появление обусловлено дефицитом музейных площадок, ра-ботающих с советским наследием, с одной сторо-ны, и обилием невостребованных предметов мате-риальной культуры, с другой стороны.

Я полагаю, что перспективной стратегией музеефикации советского могли бы стать межму-зейные проекты с хорошо продуманной специ-ализацией. Даже заявленный федеральный проект ульяновского Музея СССР при полной реализа-ции его концепции не сможет заменить непосред-ственное знакомство с уникальными сохранив-шимися советскими локусами. Именно эта идея лежит в основе адресованного китайским тури-стам проекта «Красный маршрут», предполагаю-щего объединить Ульяновск с Казанью, Москвой и Петербургом-Петроградом-Ленинградом, для демонстрации мест жизни и деятельности Лени-на [13, 44]. Советские аналоги «Золотого кольца» России в туриндустрии уже буквально напраши-ваются [См.: 37]. Это уже не ностальгический ту-ризм, как сейчас называется посещение мест, где прошли детские и юные годы жизни [См.: 22]. Приходит время экзотического туризма, адресо-ванного пытливым иностранцам, а также предпо-лагающего привлечение к знакомству с большим пластом истории ХХ века российской молодёжи. В этой связи особенности «объектов туристическо-го взгляда» [53, с. 11] необходимо подчёркивать, апеллируя к их аутентичности [52]. Как паломники пытаются посетить место, где «на самом деле» про-изошло какое-то событие, так и туристы прикаса-ются к «подлинной истории» в местах, имеющих историческое и культурное значение [50, с. 593].

Советское пространство: от МКАД до самых до окраин

Еще в начале 1990-х культуролог Борис Гройс иронично заметил, что «с самого начала Мавзолей Ленина является нам в виде комбинации пирами-ды и Британского музея. Мумия Ленина почитае-ма и бережно хранится в пирамиде под названи-

ем “Мавзолей”. Одновременно музей “Мавзолей” экспонирует тело Ленина. Речь, безусловно, идет об одной из наиболее удачных экспозиций совре-менной музейной истории в целом» [7, с. 353]. В настоящее время не только музеи выступают в качестве проводников из сферы мемориальных практик в сферу коммерциализации культурно-го наследия. Заметную нишу в России и в других странах заняли предприятия общепита [См.: 40, 41]. Они поддерживают интерес к прошлому мест-ных сообществ, но в большей степени привлекают туристов. Вероятно, музей без тематического кафе скоро будет просто немыслим.

Идея размещения частей тела Ленина в зна-чимых советских локусах не осенила в своё время его сподвижников, что, очевидно, не существенно повлияло бы на советские туристические пото-ки. Путешествие по ленинским местам — это не только посещение Лондона, Цюриха, Капри или Тампере. В этот маршрут входили Ульяновск, Ка-зань, Шушенское, Сестрорецк (Разлив) и, наконец, Горки. Конечно, это ещё Петербург и Москва, но я акцентирую внимание на музеефикации провин-ции, и в ней, помимо ленинских мест, можно без особого труда обнаружить места насыщенные со-ветскими смыслами, о чём я скажу чуть ниже. Ло-кализация наиболее заметных событий советской истории указывает на географию потенциальных мест реализации крупных проектов по эксплуата-ции советскости. В некоторых местах продолжа-ют работать музеи, созданные в советское время1. Достаточно часто музейные работники в течение двух постсоветских десятилетий были вынуждены создавать «непрофильные» экспозиции для при-

1 Это Ленинский мемориал и Музей-заповедник «Родина В. И. Ленина» в Ульяновске, историко-этнографический музей-заповедник «Шушенское», историко-культурный музейный комплекс в Разливе, историко-мемориальный музей «Смоль-ный», государственный исторический музей-заповедник «Горки Ленинские», Музей С. М. Кирова в Петербурге, Дом-музей первого Совета в Иванове, филиал Пермского област-ного краеведческого музея — Музей-Диорама «Декабрьское вооруженное восстание 1905 г. в Мотовилихе», Музей-за-поведник «Сталинградская битва», Мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда, Музей «Курская дуга», историко-художественный музей-диорама «Курская битва. Белгородское направление» и ряд других.


3030




влечения посетителей. Некоторые предполагают провести ребрендинг [45]. Ренессанс советскости в последние 10-15 лет несколько скорректировал музейные практики. Своеобразным катализато-ром возвращения к советской теме выступили са-модеятельные музеи.

Согласно информации, опубликованной в тематическом номере журнала «Музей», первым опытом создания негосударственного музея был Музей быта советских ученых при ТСЖ «Курча-товское» в Москве (2005), затем уже за пределами столицы были организованы упомянутый в нача-ле статьи музей в Новосибирске (2009) [11], Му-зей советской эпохи в Воронеже (2009) и Музей социалистического быта в Казани (2011). Кроме того, в этот ряд можно включить Музей-резиден-цию «Арткоммуналка» в подмосковной Коломне (2011), Музей cоветского наива в Перми (2012), Музей советского автопрома (2015) в Иванове и Ммзей СССР на касчатке [24].

Особое место в музейной рефлексии о совет-ском занимают постоянные музейные экспозиции и разнообразные выставки, прошедшие на столич-ных и провинциальных площадках2. В различных художественных музеях и картинных галереях не единожды проходили выставки, посвящённые со-ветскому искусству3.

2 Среди них «Коммунальная квартира» и «Краснокамск — город первых пятилеток» в краеведческом музее этого го-рода, «Комсомольск начинался с палаток» в музее города Комсомольск-на-Амуре, «Советская эпоха» в рыбинском Доме культуры посёлка ГЭС, «По волнам нашей памяти» (2006) в московском Историческом музее, «Советский ди-зайн 1950-1980-х» в ЦВЗ «Манеж» (2012 – 2013), «Комсо-молка, спортсменка и просто красавица» (2013) в филиале Ульяновского музея-заповедника «Родина В. И. Ленина» «Симбирские типографии», «За детство счастливое наше…» (2009) в Музее С. М. Кирова в Петербурге, «Символы детско-го счастья» (2013) в Историко-культурном музейном ком-плексе в Разливе, «Советское детство» (2014 – 2015) в Музее Москвы, «Молотов. Был такой город» (2013 – 2014) в Перм-ском краеведческом музее, а также «Ударком» (2009), «100% Иваново. Агитационный текстиль 1920-30-х гг.» (2010), «Со-ветский Палех» (2014) и «Время, вперед!» (2015) в филиалах Музея промышленности и искусства им. Д. Г. Бурылина —Музее ивановского ситца, Музее первого Совета и в Доме-музее семьи Бубновых.3 Ивановский художественный музей в разное время пред-

В конце 2013 года на научной конференции «Архитектурное наследие соцгородов — бремя прошлого или ресурс развития?» в городе Красно-камске Пермского края обсуждался выход «совет-ских проектов» репрезентации территории на уро-вень региона. Города Березники, Красновишерск, Краснокамск, Соликамск — острова архипелага ГУЛаг, население которых до сих пор имеет пробле-мы социокультурной идентификации, пытаются занять с помощью стейкхолдеров свою специфи-ческую нишу в насыщенном смыслами простран-стве Пермского края. Как результат продуманной культурной и музейной политики, отказ от обще-советского в пользу особенности локального со-ветского текста дал замечательный результат в виде экспозиции «Краснокамск — город первых пятилеток» [См.: 34]. Работа с локальной историей выполняет ряд социально значимых функций, что предполагает возможность для её широкого рас-пространения [См.: 15].

Советское время: все оттенки красного

Спектр значений понятия «советское вре-мя» распространяется от буквального следования хронологии до сугубо личных коннотаций. В на-стоящей статье нет необходимости подробно ана-лизировать основания для периодизации истории СССР. Важно понять, что специфика советской хронологии имеет при условии творческого про-фессионального подхода кураторов огромный по-

ставил несколько выставочных проектов: «Героини» (2000), «Девушка моей мечты» (2002), «Коммуна» (2008). В Му-зее пейзажа Плёсского музея-заповедника был реализован межмузейный выставочный проект «Красное. Ностальгия по светлому будущему» (2010), частично перекликающий-ся с выставкой «Красный цвет в русском искусстве» (1997) в Русском музее. Выставка «Октябрь всегда был красным. Советское наивное искусство» (2012 – 2013) прошла в ху-дожественной галерее «Музей cоветского наива» в Перми. В рамках первой Уральской индустриальной биеннале была организована выставка «Ударники мобильных образов» (2010). Третьяковская галерея на Крымском Валу экспони-ровала выставки «Радость труда и счастье жизни» (2012) и «Мир семьи и детства. Образы ушедшей эпохи» (2013), кото-рые являлись двумя частями цикла «Идеалы ушедшей эпо-хи».


3131




тенциал для осмысления истории гражданской во-йны, НЭПа, первых пятилеток, индустриализации и коллективизации, сталинских репрессий, Вели-кой Отечественной войны, «Оттепели», «длинных семидесятых» и иных больших историй в контек-сте востребованной публикой и уже достаточно подробно рассмотренной в литературе [См.: 17 – 19] истории повседневности через призму инди-видуальных историй.

Издания, подобные альбому «Советский стиль» [См., напр.: 33] достаточно квалифициро-ванно помогают ориентироваться в трансформа-ции советского в потенциально привлекательных для экспозиционной деятельности сегментах мате-риальной и духовной советской истории (мода, бе-льё, украшения, парфюмерия, еда, упаковка, день-ги, праздники, игрушки, мебель, фарфор, дача). А временные экспозиции одного из самых успешных «советских проектов» — казанского Музея социа-листического быта — демонстрируют, что это спо-соб привлечь в стены музея не только туристов, но и местных жителей [См.: 23, 38]. Степень неизбеж-ности конфликта идентификационных политик может быть связана как спецификой городской истории, вмещающей в себя советский и досовет-ский тексты [См., напр.: 5, 6], так и с неприятием советскости властями городов, основанных в со-ветское время.

Самый советский город

«Наименее советским городом России» на-звал Ленинград Сергей Довлатов [8, с. 94]. Конечно, с писателем можно поспорить [35], но, если можно маркировать город по степени советскости, то ка-кой же город можно назвать наиболее советским?

В отличие от Гомера место рождения Влади-мира Ульянова (Ленина) не вызывает споров. Идея же создания Музея СССР в Ульяновске наталкива-ет на мысль о причинах подобного рода избранно-сти и о том, почему нет Музея Австро-Венгерской империи во Флоренции или Музея Османской империи в Сёгюте — городах, где родились их основатели. Как отмечал С. Л. Кропотов, «терри-тории пытаются позиционировать себя в услови-

ях всё более жёсткой конкуренции» [14, с. 132]. Я считаю, что в актуализации дискурса советскости как ресурса для территориального развития в Рос-сийской Федерации можно выделить три уровня: локальный, региональный и всероссийский. На ло-кальном уровне в основе привлечения внимания к месту может выступать как субстрат — веще-ственное наполнение городского или какого либо иного пространства. Однако более предпочтитель-ным был бы выбор или создание концепта — идеи, формирующей системный подход к репрезента-ции советского наследия. Концептом может вы-ступать уникальность города в советской истории (Петроград/Ленинград — «колыбель трёх револю-ций», Ульяновск — родина В. И. Ульянова-Ленина, Краснокамск и Магнитогорск — города первой пя-тилетки, Иваново — родина первого Совета, или Комсомольск-на-Амуре — «столица утопии», как написал о нём известный эссеист Пётр Вайль [См.: 4, с. 177].

Всероссийский масштаб подразумевает ин-теграцию локальных и региональных ресурсов в масштабный проект, аналогичный советско-му туристскому маршруту «Золотое кольцо», что предполагается осуществить, начиная с 2015 года, в рамках проекта «Красный маршрут» [31]. И, если создание подобного проекта не может быть осуществлено без координации из федерального центра, то выход «советских проектов» репрезен-тации территории на уровень региона вполне по силам местным администрациям в рамках вну-тренней культурной политики. Роль музея в реа-лизации подобного рода проектов вполне может стать ключевой.

Литература:

1. Абрамов Р. Н. Музеефикация советского. Историческая травма или ностальгия? // Человек. 2013. 5. — С. 99 – 111. URL: http://gefter.ru/archive/111322. Абрамов Р. Н. Музеефикация советского: между барахолкой и винтажным салоном // Музей. 2013. 6. — С. 8 – 11.3. Борхес Х. Л. Скрытая магия в «Дон Кихоте» // Проза разных лет. М.: Радуга, 1984. С. 211 – 213.4. Вайль П. Карта родины. — М.: Издательство


3232




КоЛибри, 2007. — 448 с.5. Гогин С. В. Музей СССР в Ульяновске: опыт мифологического проектирования // Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре. 2013. 4 (90). — С. 263 – 276. 6. Гогин С. В. Российский город в поисках идентичности: случай Ульяновска // Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре. 2010. 4 (72). URL: http://www.nlobooks.ru/sites/default/files/old/nlobooks.ru/rus/nz-online/619/1929/1945/index.html7. Гройс Б. Ленин и Линкольн — образы современной смерти // Гройс Б. Утопия и обмен. — М.: Знак, 1993. — С. 353 – 356.8. Довлатов С. Ремесло // Собр. соч. в 3 т. — М.: Лимбус пресс, 1995. Т. 2. — С. 5 – 154.9. Докучаев Д. С. Музеефикация региона, или Какие истории нужны локальным сообществам // Вестник Пермского научного центра УРО РАН. 2014. 5. — С. 62 – 66.10. Иванов Д. В. Виртуализация общества. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 2000. — 96 с.11. Иванова А. Музей СССР // 60 параллель. 2010. 1. — С. 116 – 121.12. Каулен М. Е. Музеефикация историко-культурного наследия России. — М.: Этерна, 2012. — 432 с.13. Кишковски С. «Красный маршрут» по ленинским местам: мемориалы вождя ждут ударное количество китайцев. URL: http://www.theartnewspaper.ru/posts/283/ 14. Кропотов С. Л. Локальный текст как интеллектуальная технология символической реструктуризации старопромышленной территории // Город Пермь. Смысловые структуры и культурные практики / отв. ред. В. В. Абашев; Мин-во культуры и массовых коммуникаций Пермского края; Перм. гос. ун-т; Лаб. политики культурного наследия Перм. гос. ун-та. — Пермь, 2009. — С. 131 – 172.15. Кропотов С. Л. Репрезентация уральской идентичности: городской музей на стыке культурных пространств и исторических времен // Гуманитарные исследования на Урале и социальная практика: Всерос. науч. конф., Екатеринбург, 25-26 окт. 2010 г. / Рос. акад. наук, Урал. отд-ние, Ин-т истории и археологии, Урал. гос. ун-т им. А. М. Горького; [редкол.: Е. Т. Артемов (отв. ред.) и др.]. — Екатеринбург: Изд-во АМБ, 2010. — С. 277 – 288.16. Кустарёв А. Золотые 1970-е — ностальгия и реабилитация // Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре. 2007. 2. — С. 6 – 12.

17. Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы. — СПб.: Журнал «Нева» — ИД «Летний Сад», 1999. — 320 с.18. Лебина Н. Б. Повседневность эпохи космоса и кукурузы. Деструкция большого стиля. Ленинград, 1950-1960 гг. — СПб.: Крига, 2015. — 484 с.19. Лебина Н. Б., Чистиков А. Н. Обыватель и реформы: картины повседневной жизни горожан в годы НЭПа и хрущевского десятилетия. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. — 342 с.: ил.20. Луман Н. Медиа коммуникации. — М: Логос, 2005. — 280 с.21. Луман Н. Реальность массмедиа. — М.: Праксис, 2005. — 256 с.22. Лысикова О. В. Путешествие в СССР: ностальгия по советскому в культурных практиках туризма // Власть времени: социальные границы памяти / Под ред. В. Н. Ярской, Е. Р. Ярской-Смирновой. — М.: ООО «Вариант», ЦСПГИ, 2011. — С. 142 – 156.23. Музей Социалистического Быта. URL: http://muzeisb.ru/24. Музей СССР на Камчатке. URL: http://музейссср.com/25. Музейные термины // Терминологические проблемы музееведения: Сб. науч. тр. Центрального музея революции СССР / Пищулин Ю. П. и др. — М.: [б. и.], 1986. — С. 36 – 135.26. Мустайоки А. Ностальгия по советскому прошлому // Советское прошлое и культура настоящего: монография: в 2-х т. Т. 2 / ред.: Н. А. Купина, О. А. Михайлова. — Екатеринбург, 2009. — С. 209 – 219.27. Носов Н. А. Виртуальная реальность // Вопросы философии. 1999. 10. — С.152 – 164.28. Носов Н. А. Реальные нереальности // Человек. 1993. 1. — С. 33 – 42.29. Ностальгия по СССР: Маршрут в советское прошлое. URL: http://www.molparlam.ru/media/articles/back-in-ussr/30. Руднев В. П. Словарь культуры ХХ века. — М.: Аграф, 1997. — 384 с.31. Сергей Морозов расскажет на выставке «Интурмаркет» о «Красном маршруте». URL: http://media73.ru/2015/62876-sergej-morozov-rasskazhet-na-vystavke-inturmarket-o-krasnom-marshrute32. Симулятор СССР. URL: http://droidoff.com/games/simulyator-sssr-ussr-simulator33. Советский стиль: Время и вещи / Ред. группа: В. Зусева, Т. Евсеева, Н. Иванова. — М.: Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2011.


3333




34. Тимофеев М. Ю. «Самый советский город»: архитектурный капитал до востребования // Краснокамск: интеграция в будущее. Материалы конференции «Архитектурное наследие соцгородов – бремя прошлого или ресурс развития?». 27-28 ноября 2013. Краснокамск. — Пермь: Литер-А, 2014. — С. 68 – 74.35. Тимофеев М. Ю. «Советский город»: инструкция по эксплуатации // VIII Сытинские чтения. Материалы Международной научно-практической конференции «Региональная идентичность в историческом и культурном пространстве России». Ульяновск, 25-26 сентября 2014 года. Ульяновск, 2014. (в печати).36. Тимофеев М. Ю. Коммунизм как аттракцион: семантические игры с прошлым // Известия высших учебных заведений. Серия «Гуманитарные науки». 2012. Т. 3. Вып. 2. С. 99 – 104.37. Тимофеев М. Ю. Красное кольцо: символический капитал «красной губернии» // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2012. 5. С. 94 – 100.38. Тимофеев М. Ю. Музеефикация советского периода (случай музея социалистического быта в Казани) // Бурылинский альманах. 2014. 1. — С. 48 – 52.39. Тимофеев М. Ю. Музей первого Совета как фактор репрезентации города Иваново // Материалы научно-практической конференции «Музей. История. Наука». Иваново, 18 декабря 2014 года. — Иваново, 2015. (в печати)40. Тимофеев М. Ю. Псевдосоветский общепит как империя знаков: системно-семиотический анализ. Часть 1. Артефакты // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2012. 4. С. 39 — 51.41. Тимофеев М. Ю. Псевдосоветский общепит как империя знаков: системно-семиотический анализ. Часть 2. Нарративы // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2012. 5. С. 60 — 77.42. Тимофеев М. Ю. Феномен «поп-коммунизма» в странах Восточной Европы как туристический продукт // Культ-товары-XXI: ревизия ценностей (масcкультура и её потребители): Коллективная монография / под общ. ред. И. Л. Савкиной, М. А. Черняк, Л. А. Назаровой. — Екатеринбург: Издательский дом «Ажур», 2012. — С. 204 – 214.43. Ушакин С. Бывшее в употреблении: Постсоветское состояние как форма афазии // Новое литературное обозрение. 2009. 100. — С. 760 – 792.44. Чернышева В. Ильич даст заработать. В Ульяновске обсудили перспективы «красного туризма». URL:

http://www.rg.ru/2013/11/26/reg-pfo/turizm.html45. Яблоков А. «Горки Ленинские» накануне ребрендинга // Ведомости. Пятница. 26.04.2013 URL: http://www.vedomosti.ru/lifestyle/news/11590261/gorki_leninskie_nakanune_rebrendinga?full#cut46. Górska K. Nostalgia za PRL-em i ostalgia // Popkomunizm: doświadczenie komunizmu a kultura popularna / Pod red. M. Bogusławska i Z. Grębecka. Kraków: LIBRON, 2010. S. 217-227.47. Krosnar K. A Tribute to Barren Shops. URL: http://www.muzeumkomunismu.cz/articles/newsweek.htm (дата обращения 27.10.2011).48. Levinson S. Written in stone: Public monuments in changing societies. Durham: Duke University Press, 1998. 144 p. Kovacs E. The Cynical and the Ironical – Remembering Communism in Hungary // Regio – Minorities, Politics, Society. 2003. 1. P. 155 – 169.49. MacCannell D. Staged Authenticity: Arrangements of Social Space in Tourist Settings // American Journal of Sociology. 1973. 79 (3). — P. 589 − 603.50. Peperkamp E., Rajtar M., Becci I., Huber B. Eastern Germany 20 Years After: Past, Present, and Future // Eurostudia. Transatlantic Journal for European Studies. 2009. Vol. 5. 2. URL: http://www.cceae.umontreal.ca/IMG/pdf/Peperkamp_et_al.-Eastern_Germany_20_years_after.pdf 51. Rethmann P. Post-communist Ironies in an East German hotel // Anthropology Today. 2009. 25. P. 21 – 23.52. Salazar N. B. To be or not to be a tourist: The role of concept-metaphors in tourism studies // Tourism Recreation Research. 2014. 39 (2). — Р. 259 – 265. 53. Urry J. The Tourist Gaze: Leisure and Travel in Contemporary Societies. — L.; Newbury Park: Sage, 2002. — 183 p.


3434





М. П. Кузыбаева

Кузыбаева Мария Павловна (Москва, Россия) — кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Лаборатория музееведения Федерального государственного бюджетного учреждения «Национальный научно-исследовательский институт общественного здоровья» РАМН; E-mail: [email protected]

иЗ иСТоРии ВЫСТаВоЧноЙ деЯТеЛЬноСТи В РУССКоЙ ПРоВинЦии ВТоРоЙ ПоЛоВинЫ XIX ВеКа

Медицинские экспозиции и разделы в составе научно-промышленных выставок в России предшествовали возникновению отраслевых музеев в стране. Впервые на основании изучения опубликованных источников автор воссоздала картину развития медицинских выставок второй половины XIX века, проанализировала организацию, цели и задачи, развитие приемов и способов актуализации медицинских материалов, популяризацию медицины и научных открытий. Отмечена роль медицинской профессуры как инициатора в проведении различных выставок. Убедительно показана важность данного этапа выставочного движения для создания предпосылок к развитию коллекционирования и сохранению медицинских раритетов в собраниях государственных историко-медицинских музеев, музеефикации в регионах.

Ключевые слова: научно-промышленная выставка, экспозиция, медико-санитарное дело, приемы экспонирования медицинских коллекций, музейные предметы, врачебная деятельность, муляжи, макеты, диаграммы, фотография, музеефикация природных объектов.

M. KuzybaevaMaria P. Kuzybaeva (Moscow, Russia) –PhD in Historical Sciences, Senior Researcher at the National Research Institute of Public Health, Laboratory of Museology; E-mail: [email protected]

FROM tHE HIStORY OF EXHIbItION ACtIVItY IN RUSSIAN PROVINCE OF tHE lAtE XIXth CENtURY

General scientific and industrial exhibitions in Russia included sections on medicine and public health. They preceded creation of branch museums. The author for the first time reconstructs the development of medical expositions in the late XIXth century on the base of the published catalogues and sources; analyzes the organization of exhibitions, methods of materials presenting, and popularization of medical collection and scientific discoveries. The initiative to organize such exhibitions often came from medical professors. Generally, the medical exhibitions movement played an important role in the development of preventive medical care and the foundation of many collections of medical devices and materials in historical and medical museums.

Keywords: a scientifically-industrial exhibition, an exposition, medico sanitary business, methods of medical collections exhibiting , museum items, medical work, replicas, models, diagrams, photo, museumification of natural objects.

3535





Важную роль в жизни русского общества c 1860-х гг. начинают играть разнообразные выстав-ки, как международные, так всероссийские и реги-ональные. Инициаторами проведения российских выставок часто выступали научные общества при университетах, представители различных сослов-ных групп (промышленники, купечество, ученые), видные деятели земств. Региональные выставки в рассматриваемый период, как правило, подводи-ли итог научного, промышленного и культурного развития края. Они одновременно открывали воз-можность большему прогрессу в научно-техниче-ской, художественной, медицинской деятельности в каждом конкретном регионе, где организовыва-лись и проводились. Музеолог А. А. Сундиева от-мечает, что в это время в стране шел процесс раз-вития национальных культурных форм, в который включается такой институт социальной памяти как музей [9]. Широкомасштабная выставочная деятельность в России способствовала углублен-ному изучению страны, ее прошлого и настоящего, быта и культуры, экономики и природных условий. Эта тенденция ярко проявилась на торгово-про-мышленных выставках местного уровня, таких, например, как Уральская научно-промышленная в Екатеринбурге в 1887 году, Казанская научно-про-мышленная выставка в 1890 году и в Нижнем Нов-городе в 1896 году. Одним из главных итогов ра-боты выставок регионального масштаба явилось создание общедоступных публичных местных музеев. Основное место в их собраниях занимали естественноисторические, археологические и эт-нографические коллекции. Они часто имели важ-ное научное значение, а зачастую являлись просто уникальными собраниями. Медицинский музей как общественный институт по сохранению и до-кументированию истории медицины формирует-ся в России во второй половине XIX века. Особен-ностью этого периода является создание музеев по отраслевому принципу, т.е. хирургических, гиги-енических, неврологических и т.д. Главными при-чинами столь узкого и специализированного пред-ставления медицины в музейном собрании стали по нашему мнению дальнейшая её дифференци-ация и «взлёт», интенсивное развитие отдельных

отраслей и направлений медицины, а также актив-ная общественная позиция медицинской профес-суры страны, которая видела в выставке и музее реальную возможность просвещения населения и распространения медицинских знаний. История медицинских музеев пореформенной России (вто-рая пол. XIX– нач. XX века) насчитывает немало фактов создания отраслевых медицинских музеев. Вопрос о роли и значении научных сообществ в деле создания музеев различного профиля в Рос-сии всегда являлся актуальным для музеологов и историков медицинской науки. Известные совет-ские музееведы — Д. А. Равикович и А. М. Разгон — выявили ряд особенностей этого процесса. Пер-вая из них в статье, посвященной истории музеев местного края отмечала, что значение деятельно-сти научных обществ в культурной жизни в целом выражалось в том, что «они, организуя библиоте-ки и музеи, создавали научную базу для работ по изучению края и по мере возможности оказывали материальную поддержку местным ученым» [11]. В свою очередь музеи способствовали работе об-ществ. Д. А. Равикович обращала внимание на то, что «собрания музеев использовались как научные пособия для исследователей и как источники для научно-исследовательских работ» [11, с. 158]. По мнению А. М. Разгона, роль научных обществ в России в создании музеев была очень значитель-на. Он полагал, что им всецело обязаны своим воз-никновением, например, археологические музеи и археологические отделы в музеях страны [12]. Аналогичные тенденции этого процесса мы мо-жем проследить в работе научных медицинских обществ, которые стали инициаторами учрежде-ния многочисленных музеев медицины во второй половине XIX – начале XX века. Все отмеченные выше особенности во взаимодействии научных обществ и музеев при них проявились в функци-онировании большинства музеев этой профиль-ной группы. Инициаторами учреждения научных медицинских обществ были, прежде всего, про-фессора медицины. Дальнейшее развитие обществ совпадало или шло параллельно с организацией музеев, проведением выставок, чтением публич-ных лекций и др. видами общественной деятель-

3636




ности. Медицинские разделы на торгово-про-мышленных выставках в провинции также стали важным фактором, повлиявшим на процессы му-зеефикации в регионах имперской России.

Анализ большой группы источников позво-лил установить, что на двадцати международных, всероссийских и региональных выставках были представлены медицинские разделы или они цели-ком являлись тематическими – гигиеническими. Все экспозиции имели большой общественный резонанс, что нашло отражение в многочислен-ных публикациях в научной и периодической пе-чати тех лет. География российских экспозиций по медицине в составе торгово-промышленных региональных выставок обширна, охватывает всю центральную часть страны. Выявленные нами опубликованные источники позволяют впервые рассмотреть ряд выставок, их организацию, цели и задачи, развитие приемов и способов актуализа-ции материалов более подробно.

Публикации современников событий в пери-одической печати носят описательный характер и отражают восприятие обществом всего мероприя-тия в целом. «Отчеты», «Обозрения» и «Описания экспонатов» выставок содержат важные сведения для воссоздания общей картины выставочного движения, определяют особенности функциони-рования выставок, включают конкретные данные об экспонатах [1; 2; 7; 10]. Выставочная деятель-ность получила отражение в специальных пе-чатных изданиях, которые выпускали Комитеты — организаторы, например, в «Вестнике Москов-ской Политехнической выставки» (1872 г.), в «Из-вестиях Всероссийской гигиенической выставки» (1913 г.). Эти газеты освещали различные аспекты работы выставок, давали информацию о почет-ных гостях и мероприятиях, проводимых в те или другие дни. Все они несут в себе ярко выражен-ный эмоциональный настрой и культурно-исто-рический колорит времени, что позволяет нам, сравнив информацию этих изданий с другими до-кументами и свидетельствами, дать объективную оценку прошедших событий. Некоторые аспекты выставочной работы, связанной с показом меди-цинской науки и практики, достижений медицин-

ского образования, дополняющие наши представ-ления об этих процессах, удалось обнаружить в мемуарах и переписке известных врачей и обще-ственных деятелей того времени [8; 13]. Очерки А. И. Михайловской, где рассмотрены мануфактур-ные выставки России первой половины XIX века и 1870 года, содержат упоминания о демонстрации в их составе хирургического инструментария, и не затрагивают вопросы представления медици-ны в выставочном движении [5]. В монографии М. Ю. Лачаевой обобщен опыт проведения торго-во-промышленных выставок в России, но о пока-зе медицины и медицинских разделах в их составе не упоминается [4]. Недостаточная изученность и разработанность заявленной темы свидетельству-ют об отсутствии внимания историков науки и музеологов к богатому опыту наших предшествен-ников. Между тем как выставочная деятельность, особенно связанная с представлением достиже-ний медицинской науки и практики в прошлом, имеет большое значение для успешного развития музейных экспозиций соответствующей тематики в настоящее время, её изучение становится своев-ременным в контексте планирования перспектив регионального развития страны в целом и Ива-новской области в частности. Учитывая предлага-емый формат изложения, остановимся на итогах двух торгово-промышленных выставок, в составе которых имелись медицинские экспозиции: казан-ской 1890 года и нижегородской 1896 года.

Ученые медицинского факультета Импера-торского Казанского университета (ИКУ) приняли активное участие в создании медицинского отдела научно-промышленной выставки 1890 года. Ко-митет выставки пригласил участвовать в медико-санитарном и ввозном отделах многочисленных российских экспонентов. Также он организовал в рамках отдела выставку химических препаратов профессора А. А. Зайцева. Краткое перечисление подразделений университета, участвовавших в ра-боте отдела, свидетельствует о большом значении, которое уделяли члены Комитета медико-санитар-ному отделу, среди прочих составлявшего науч-ную часть этой региональной выставки. В состав отдела, размещавшегося в главном корпусе, входи-


3737




ли отдельные экспонаты и коллекции:•Физиологическойлаборатории;•Психиатрическогокабинета;•Кабинета хирургической патологии и

терапии;•Факультетскойхирургическойклиники;•Госпитальнойхирургическойклиники;•Фармакологического и фармакогностиче-

ского кабинетов;•Ларингологическогокабинета;•Гигиенического и судебно-медицинского

кабинета;•Кабинета факультетской терапевтической

клиники;•Патологоанатомическиймузей;•Нервнаяклиника;•Бактериологические, зубоврачебные, фар-

мацевтические и прочee [10, с. 39 – 42].Экспонентами данного раздела были также

местное отделение Общества Красного Креста и Казанский ветеринарный институт. Председатель Комитета выставки С. В. Дьяченко дал высокую оценку медико-санитарному отделу, с которой нельзя не согласиться: «Эти богатые коллекции представляли собой большой научный интерес, вызвавший любопытство даже малообразованных посетителей выставки. Хотя экспонаты эти, в боль-шей своей части, и не были вполне доступны про-стому пониманию массы, тем не менее, они пред-ставлялись поучительными в том отношении, что популяризировали медицинские сведения вообще и свидетельствовали о тех значительных успехах, которые сделаны наукой в последнее время» [10, с. 24].

В разделе земской медицины были выстав-лены образцы больниц, показана постановка ме-дико-санитарного и оспопрививательного дела, обширное собрание русских и инородческих ле-чебных народных средств, удешевленная апте-карская посуда и перевязочные средства. «Все это было весьма интересно, как для публики во-обще, так и для общественных деятелей в особен-ности, — отмечает С. В. Дьяченко, — в виду того, что экспонаты эти и красноречивые диаграммы, возбуждая соревнование, заставляли невольно

двигать вперед святое дело охранения народного здравия» [10, с. 25]. Современники дали положи-тельную оценку экспозиции отдела, отметив, что «ознакомление с материалами научного отдела», в составе которого находился медико-санитар-ный, «дает значительный умственный прирост и в этом заключается высокая нравственная поль-за, извлекаемая из научных выставок» [10, с. 25]. Успехи музейного строительства в центральных городах Европейской части России, огромная роль в этом деле университетской профессуры, науч-ных обществ затронули и Казань. В 1895 году был утвержден проект устава Казанского научно-про-мышленного музея. Вопросы становления публич-ных музеев Казани достаточно полно рассмотре-ны Г. Р. Назиповой [6]. Нас интересует следующий факт — активное участие в музейной жизни ре-гиона принимали профессора – медики, которые были не только профессиональными коллекцио-нерами и собирателями художественных, археоло-гических, этнографических и антропологических коллекций, но являлись одновременно разработ-чиками проектов устройства, структуры и функ-ционирования общедоступных музеев. Профес-сор медицины Василий Маркович Флоринский стал автором «Проекта публичного историко-эт-нографического музея при Казанском обществе археологии, истории и этнографии», опубликован-ного в 1878 году. В области музейного проектиро-вания В. М. Флоринский выдвинул прогрессивные для своего времени и весьма актуальные, не поте-рявшие своего значения сегодня положения. Так он считал, что в музее нужно собирать не только предметы старины, но и современные вещи, так как предметы обихода быстро меняются, а задача музея состоит в том, чтобы «сохранить в челове-ческой памяти следы прежней жизни». Он предло-жил в своем проекте структуру отделов будущего музея. Главный акцент из всех сфер музейной дея-тельности он ставит на проблемах систематизации и научной обработки музейных предметов. Пред-лагает двухступенчатую систему учета экспонатов, подчеркивает важность каталогизации [6, с. 212 – 214].

Тесно связано с музейной деятельностью


3838




имя Николая Федоровича Высоцкого, хирурга, профессора медицины. Он многое сделал для по-пуляризации медицинских знаний, был обще-ственным деятелем, не щадя себя безвозмездно занимался работой в Казанском отделении обще-ства Красного Креста. Частью музейной деятель-ности профессора стал его собственный музей. Он комплектовался Н. Ф. Высоцким материалами из раскопок, которые проводил он сам. Многие ма-териалы собирались во время экспедиционных и научных поездок. Современники отмечали, что общее медицинское и широкое естественноисто-рическое образование профессора, позволяли ему быть авторитетным экспертом в вопросах археоло-гии, антропологии и этнографии. Немало усилий приложил профессор Н. Ф. Высоцкий к созданию и пополнению коллекций Казанского городского музея.

На выставке 1896 года в Нижнем Новгоро-де медицина была представлена в шести отделах. В павильоне военного отдела выставки большую площадь заняли самостоятельные, не связанные единой концепцией показа материалы Импера-торской Военно-медицинской Академии (ИВМА) и Главного Военно-медицинского Управления. Ор-ганизаторы отдела ИВМА сосредоточили внима-ние не только на подборе экспонатов, но постара-лись художественно оформить свою экспозицию, сочетавшую в себе как фотографический матери-ал, так и весьма разнообразные и интересные в на-учном отношении коллекции.

Вход в отдел ИВМА был оформлен скуль-птурными портретами выдающихся меди-ков — профессоров академии: Н. И. Пирого-ва, С. П. Боткина, Н. Н. Зинина, М. М. Руднева, Е. И. Богдановского и Я. В. Виллие, представлен-ных на фоне задрапированного тканью простен-ка. Следует отметить, что мемориальная часть в медицинских отделах становится постоянным элементом экспозиций. Прекрасно исполненные фотографические снимки отражали всю много-образную внутреннюю жизнь академии. На них были представлены: аудитория во время лекции; палаты при обходе профессора; выполнение опе-раций в клиниках и т.п.

Активное участие в создании этого отдела приняли не только клинические и теоретические медицинские кафедры, но естественнонаучные — ботаники, зоологии, минералогии, физики, химии. Отметим, что ботанический (проф. И. П. Боро-дин) и зоологический (проф. Н. А. Холодковский) кабинеты, выставили традиционные для больших экспозиций материалы, а именно: культуры болез-нетворных и безвредных для человека бактерий на питательных средах, заключенные в специальные пробирки и полную коллекцию гельминтов и па-разитов человека и домашних животных. Также были показаны бактерии в плоских сосудах по способу Краля, наглядно иллюстрировавших про-цесс роста бактериальных колоний.

Все препараты зоологического кабинета (87 единиц) располагались в специальных витринах. К ним были выполнены подробные объяснения в каталоге выставки. Еще один шаг вперед в соз-дании медицинских экспозиций на выставках и в выработке способов показа музейных предметов был сделан благодаря использованию выставоч-ного оборудования для демонстрации коллекций, специально спроектированного для этой цели. Участником выставки стал и анатомический му-зей академии (проф. А. И. Таренецкий). Анатомы представили чрезвычайно тонко и искусно выпол-ненные тонированные сухие препараты сосудов и нервов головы и мозга. Большую группу материа-лов показал патологоанатомический музей (проф. К. Н. Виноградов). Среди них находилось истори-ческое собрание костей, которое формировалось профессорами Н. И. Пироговым, С. П. Коломни-ным и К. Ф. Гепнером. В отделе ИВМА было от-ведено место для судебно-медицинского кабинета (проф. Н. П. Ивановский), который демонстри-ровал черепа убитых людей и препарат раненого сердца человека.

Из хирургического музея академии (проф. Г. И. Турнер) был показан упрощенный стерили-затор системы Турнер-Крупина, работавший те-кучим паром при температуре 100–101 градусов. Экспонентами выставки в Нижнем Новгороде также стали клиники академии. Хирургическая клиника (проф. М. С. Субботин) представила пе-


3939




реносную печь для стерилизации перевязочных материалов текучим паром под давлением, пред-ложенную М. С. Субботиным; стружковые кор-сеты для фиксации искривления позвоночника и такие же повязки для конечностей. Госпитальная терапевтическая клиника (проф. Ф. И. Пастернац-кий) выставила аппарат для газирования молока и механоэстезиометр доктора Кульбина для иссле-дования чувства прикосновения и чувства боли. В создании экспозиции ИВМА приняли участие сво-ими материалами: кафедра фармацевтики (проф. С. А. Пржибытек); клиники: глазных болезней (проф. Л. Г. Беллярминов), акушерско-гинекологи-ческая (проф. А. И. Лебедев), дерматовенерологи-ческая (проф. В. М. Тарновский) и для душевно-больных (проф. В. М. Бехтерев).

Экспозиция клиники Бехтерева отличалась большим разнообразием. В неё входили фотогра-фические снимки клиники, палат, оборудования для различных категорий больных, самих психи-ческих и нервных больных. Публике были пред-ставлены также препараты центральной нервной системы, интересные по величине разрезов через все полушарие, а также восковые модели частей тела, измененных нервными болезнями. Публике были представлены также препараты центральной нервной системы, интересные по величине разре-зов через все полушарие, а также восковые модели частей тела, измененных нервными болезнями.

Специальную экспозицию в отделе ИВМА подготовили гигиеническая лаборатория (проф. С. В. Шидловский) и эпизоотологический кабинет (проф. В. Е. Воронцов). Были выставлены воско-вые модели различных сортов мяса, по которым можно было отличить один сорт от другого, а также нормальное мясо от патологического. Ла-боратория также представила коллекцию съедоб-ных и ядовитых грибов из папье-маше. Различные патологические процессы у домашних животных были показаны на примере восковых моделей. Все выставленные модели были исполнены в ма-стерской Е. И. Стржебицкой в Санкт-Петербурге на очень высоком профессиональном уровне. Ра-боты данной мастерской отличались точностью пропорций, верной передачей естественных от-

тенков. Это были высокохудожественные про-изведения и пользовались большим спросом, но высокая стоимость препятствовала их широкому распространению.

Некоторые разделы медицины весьма труд-но проиллюстрировать, подобрать предметный ряд экспонатов, как бы мы определили эту про-блему в настоящее время. Профессорско-препо-давательский состав ИВМА, занимавшийся под-готовкой экспонатов для всеобщего обозрения на нижегородской выставке, нашел, на наш взгляд, оригинальное решение этого вопроса. Вместо де-монстрации недоброкачественного мяса и прочих скоропортящихся продуктов публике предложили рассматривать муляжи и модели из папье-маше и воска. Высокий художественный уровень этих экс-понатов привлекал к ним посетителей. Примене-ние в выставочной работе моделей и муляжей по медицинской тематике стало впоследствии харак-терным приемом, активно используемым и в на-стоящее время.

Главное Военно-медицинское управление (ГВМУ) показывало военно-врачебное снабжение частей войск и военно-лечебных заведений. Экс-позицию открывало оснащение отдельного бата-льона с санитарным обозом кавалерийского или казачьего полка, парк артиллерийской бригады, дивизионного обоза пехотной дивизии и вообще войсковой части, имеющей до 1000 человек лич-ного состава. Все экспонаты здесь располагались последовательно. Публике предлагалось, как бы, пройти путь от перевязочного пункта на пере-довой до полевого госпиталя, в котором можно увидеть образцы его снабжения медикаментами, аптечными предметами, реактивами для медико-химических исследований, аппаратами и посудой, перевязочными средствами и хирургическими инструментами.

Помимо обстановки полевого госпиталя, были показаны приспособления для гигиениче-ских и врачебных целей, в частности: передвижная паровая дезинфекционная камера, которая рабо-тала текучим паром под давлением. В экспозиции воссоздали три лаборатории со всем необходимым обеспечением. Одну гигиеническую медицинскую


4040




и две — ветеринарные. Гигиеническая лаборато-рия помещалась в двух ящиках-тюках около 80 кг веса каждый. Она была предназначена для выпол-нения всех гигиенических, химических и бактери-ологических исследований вдали от постоянных лабораторий. Такие подвижные лаборатории со-стояли при штабе каждого корпуса и при некото-рых Окружных Военно-медицинских Управлени-ях. Стоимость лаборатории составляла 830 рублей.

Еще одним участником выставки в этом разделе являлся Хирургический инструменталь-ный завод военного министерства («Мастеровая изба»). Завод ко времени проведения выставки су-ществовал сто лет. На нем работало 280 рабочих. Он выпускал в год инструментов на 200000 рублей. Образцы аккуратно и весьма искусно выполнен-ных батальонного, дивизионного, госпитального и других наборов хирургических инструментов были выставлены в военном отделе. Из предпри-ятий и производств, изготовлявших необходимые военным медикам материалы и предметы, участ-никами экспозиции были аптечный магазин с об-разцами своего производства (бинты, вата, пенька и пр.) и фармацевтическая фабрика (образцы ме-дикаментов в виде таблеток) в Санкт-Петербурге. Впервые с разделом ГВМУ были представлены ма-териалы Главного Медицинского Управления Фло-та (ГМУФ). Организаторы демонстрировали пу-блике: разнообразные планы и чертежи морских госпиталей, образцы коек в некоторых из них, об-разцы судовых матросских обыкновенных и лаза-ретных коек, табели госпитальных порций, судо-вой набор хирургических инструментов, ящики для хранения медикаментов и перевязочных мате-риалов на судах, различные носилки для раненых, несколько приборов для определения углекислоты в воздухе по объему и путем диффузии и мн. др. Продолжительные плавания в мировом океане, сопровождавшиеся резкими изменениями клима-тических и погодных условий, а соответственно и самочувствием всего экипажа, постоянно выдви-гали перед военно-морскими врачами особые тре-бования к гигиене, которые должны были строго соблюдаться. Особенную актуальность проблемы морской гигиены приобретали в связи с быстрым

ростом российского флота. Необходимость их ши-рокого изучения прекрасно иллюстрировали ма-териалы выставки — фотографические снимки, диаграммы и картограммы.

Многие региональные выставки отличались большим количеством участников, богатством и разнообразием выставленных экспонатов. Важ-ной частью общего мероприятия являлась развле-кательная программа, включавшая выступление творческих коллективов и знаменитых артистов. В городской среде формировалась особое выста-вочное пространство, как территория для важных общественных событий и одновременно зона от-дыха горожан. Активно шел процесс дальнейшей урбанизации городской жизни.

Приведенные выше данные и другие изучен-ные материалы позволяют сделать вывод, что к на-чалу XX столетия в выставочной работе в России был накоплен значительный опыт по отбору, под-готовке к экспонированию и демонстрации специ-ального медицинского материала для разнообраз-ной (часто совсем неподготовленной) публики.

Проведение в России либерально-демокра-тических реформ во второй половине XIX столетия стимулировало повышенный интерес общества к истории науки и культуры отечества. Широкий размах выставочной деятельности и организация музеев медицинского профиля в значительной мере были обусловлены этим фактором. Меди-цинская профессура и члены научно-медицинских обществ, представители разночинной интеллиген-ции выступали инициаторами учреждения новых общедоступных музеев во многих городах страны. Точкой отсчета в этой работе стали отраслевой и кафедральный музеи, учебные коллекции кото-рых активно привлекали для экспонирования на выставках. Они же составляли ядро основного собрания по медицине, сохраняемого внутри об-разовательного учреждения. Взаимодействие с иностранными коллегами, изучение европейско-го и международного опыта выставочной работы обеспечивало высокий уровень отечественных медицинских экспозиций, которым сопутствова-ла специальная просветительная программа ме-роприятий. В её состав входили встречи с извест-


4141




ными учеными, чтение лекций на выставочном материале, обзорные и специальные тематические экскурсии, которые были рассчитаны на разные возрастные группы посетителей и учитывали их общую подготовку. В процессе создания выставок по медицинской части постепенно формирова-лись приемы и способы отбора и показа материа-лов, складывались группы экспонатов, постоянно участвовавших в таких мероприятиях, были за-ложены основы для дальнейшего коллекциониро-вания и сохранения медицинских раритетов в со-браниях государственных историко-медицинских музеев. Большой исторический опыт показа меди-цины на выставках, накопленный нашими пред-шественниками, ещё недостаточно полно осмыс-лен и обобщен. Нами предприняты первые шаги в этом направлении. Изучение региональных архи-вов, вовлечение молодых исследователей в эту ра-боту откроет забытые факты и события прошлого, анализ которых поможет выработать правильный вектор развития провинциального сообщества в современных условиях, сохранить ту самую рус-скую идентичность и самобытность, которую мы теряем год от года. Некоторые результаты иссле-дования выставочной практики представления медицины в составе региональных торгово-про-мышленных выставок второй половины XIX века, которые представлены в данной работе, могут быть использованы в настоящее время для подготовки современных экспозиций по актуальным пробле-мам медицинской науки и практики. Они важны для совершенствования и дальнейшего развития программ культурного туризма, организации до-суга населения, формированию инфраструктуры и старту медицинского, оздоровительного туризма в Ивановской области. Объединив усилия научного сообщества и политическую волю властных струк-тур вполне реально разработать целевую програм-му развития региона, выделить особо охраняемую природную территорию (сделать заповедник), не выводя её из сферы хозяйственной деятельности, чтобы там сосредоточить объекты, привлекатель-ные для различных категорий граждан России и иностранцев. Музейное сообщество Российской Федерации также накопило бесценный опыт музе-

ефикации в провинции. Блестящие примеры тому «Вятское» на Ярославщине и «Семёнково» на Воло-годчине. Богатые природные ресурсы Ивановской области достаточно хорошо изучены. Возможно, что одним из брендов региона на пути музеефи-кации его уникальных достопримечательностей, в сохранении и популяризации природных ресур-сов станет народная медицина и оздоровительный туризм, как достойные ответы вызовам современ-ности. Медицинские выставки и разделы по меди-цине в краеведческих музеях прочно войдут в по-вседневную культурную практику и станут одним из главных центров притяжения для самих ива-новцев и гостей региона, всех россиян.


1. Антропологическая выставка 1879 года. Описание предметов выставки. Выпуск пятый. Отдел медико-антропологический / Сост. Покровский Е. А. — М., 1879. 2. Всероссийская гигиеническая выставка 1913 г. Саратовское губернское земство. Пояснение к экспонатам с приложением перечня экспонатов. Издание Саратовского губ. земства. — Саратов, 1913. 3. Из истории промышленных музеев и выставок в капиталистической России // Очерки истории музейного дела в России. Вып VI. — М.,1968. — С. 312 – 379. 4. Лачаева М. Ю. Приглашается вся Россия. Всероссийские промышленные выставки (XIX – нач. XX вв.): Петербург, Москва, провинция. — М.: Сфера, 1997. — 168 с.5. Михайловская А. И. Из истории промышленных выставок в России первой половины XIX в. (Первые Всероссийские промышленные выставки) // Очерки истории музейного дела в России. Вып. III. М.: Советская Россия, 1961. — С. 79 – 154.6. Назипова Г. Р.Университет и музей: исторической опыт губернской Казани. — Казань: РИЦ «Школа», 2004. — 396 с.7. Общее обозрение Московской политехнической выставки Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. М., 1872.8. Оппель В. А. Моё жизнеописание. — СПб.: Изд во СПбМАПО, 2002. — 448 c.


4242




9. Основы музееведения: Учебное пособие / Отв. ред. Э. А. Шулепова. — М.: Эдиториал УРСС, 2005. — 504 с. 10. Отчет Комитета Казанской научно-промышленной выставки 1890 года, состоящей под покровительством Его Императорского Высочества государя наследника цесаревича. — Казань, 1891. — С. 39 – 42.11. Равикович Д. А. Музеи местного края во второй половине XIX - начале XX вв. (1861-1917 гг.) // Очерки истории музейного дела в России. Вып. 2. — М., 1960. 12. Разгон А. М. Археологические музеи в России (1861-1917 гг.) // Очерки истории музейного дела в России // Очерки истории музейного дела в России / НИИ музееведения. Вып. 3. — М., 1961.13. Френкель З. Г. Записки о жизненном пути // Вопр. истории. 2006. 2 – 12; 2007. 1 – 8.


4343





о. Ч. Реут, Т. П. Тетеревлёва

Реут Олег Чеславович (Петрозаводск, Россия) — кандидат технических наук, доцент кафедры истории стран Северной Европы Петрозаводского государственного университета; E-mail: [email protected]

Тетеревлёва Татьяна Павловна (Архангельск, Россия) — кандидат исторических наук, доцент кафедры отечественной истории Северного (Арктического) Федерального университета имени М.В. Ломоносова; E-mail: [email protected]

наСЛедие иЗнаЧаЛЬно ЦиФРоВоЙ ГоРодСКоЙ ПоВСеднеВноСТи

Рассматривается условность сохранения изначально цифрового наследия повседневности в условиях современного медиаполиса. Принципиальная незавершённость, многократность копирования и, следовательно, ограничение «подлинности» исторических источников актуализируют проблемы их музеефикации.

Ключевые слова: Медиаполис, новые медиа, изначально цифровые источники, музеефикация наследия повседневности

O. Reut, t. teterevlyova

Oleg Reut (Petrozavodsk, Russia) – PhD in Technical Sciences, Associate Professor at Petrozavodsk State University, Department of History of Countries of Northern Europe; E-mail: [email protected]

Tatyana Teterevlyova (Arkhangelsk, Russia) – PhD in Historical Sciences, Associate Professor at the Northern (Arctic) Federal University, Department of Russian History; E-mail: [email protected]

tHE HERItAGE OF tHE bORN-dIGItAl URbAN EVERYdAY lIFE

The paper discusses the conventional nature of preserving the digital-born heritage in the environment of the modern mediapolis. The principal incompleteness, multiplicity of replications and, hence, the limitation of “authenticity” of historical sources actualize the problems of their museumification.

Keywords: mediapolis, new media, born-digital heritage of the everyday life

Современные медиаполисы предъявляют требования к пересмотру социетальных пред-ставлений о формах сохранения наследия повсед-невности в медиатизированных городских про-

странствах. Историческое в городском контексте определяется не только сферой воспроизводства исторического сознания, но и усложняющимися взаимоотношениями практик повседневности и

4444




новых медиа. Требуют обоснованной корректи-ровки и исследовательские перспективы, ориен-тированные на изучение способов и методов куль-турно-познавательной репрезентации. Деление реальности на объективную и субъективную, «от-крываемую» и социально конструируемую, «са-крализованную» и повседневную, материальную и виртуальную не является более достаточным. Рассматривая сложноподчинённость выделяемых объектов, представляется обоснованной поста-новка вопроса о поиске критериев соответствия или несоответствия их дискурсивных описаний, а также возможным согласованиям различных ти-пов реальностей.

Изучение репрезентаций городской повсед-невности неразрывно связано с анализом медий-ной самоорганизации. Очевидно, что наряду с общими подходами к познанию наследия повсед-невности должны быть выявлены специфичные приёмы работы с born-digital, т.е. изначально циф-ровыми источниками. Следовательно, стоящая перед теорией музеефикации пространства про-блема как раз и состоит в том, чтобы выяснить возможности медиатизированных форм позна-ния, научиться и научить сочетать их в исследова-тельских и образовательных практиках, соблюсти баланс между конструированием объективист-ских универсалий и описанием, повествованием, субъективными интерпретациями.

Традиционно освоение, репрезентация и актуализация наследия повседневности опреде-ляется ценностными доминантами общественно-го сознания и одновременно их же и определяет. В первую очередь это связано с тем, что историки и музееведы занимаются в первую очередь смыс-лами, которые вполне могут противопоставлять-ся информации, и поскольку одним из свойств смыслов выступает открытость для интерпрета-ций, приоритетная задача заключается не в том, чтобы определить и последовательно исчерпать свои объекты изучения; напротив, сформировать обстоятельства, когда результаты будут выступать объектом реинтерпретации.

Опора на подлинность культурных ценно-стей, доверие к практике сохранения и уверен-

ность в выверенной точности интерпретации при сохранении возможности множественной реин-терпретации создают своеобразные направляю-щие для процесса формирования мировоззрения горожанина. Его самореализация происходит че-рез творение культурного феномена, которое вби-рает в себя системоопределяющую культурную традицию и тем самым маркирует процесс инди-видуальной переработки опыта.

Освоение наследия городской повседневно-сти, его материальных объектов и нематериаль-ных феноменов требует от горожанина не только больших усилий по овладению приёмами анализа артефактов, но и достаточного объёма знаний, не-обходимых для понимания содержательной сто-роны наследия, его бесконечно усложняющегося языка смыслов. При этом происходит своеобраз-ный разрыв в постижении феноменов реально-го наследия и тех, которые реализуются только в цифровом формате.

Казалось бы, при формировании образной, визуальной системы познания, которая «запуска-ет» творческие процессы в сознании горожанина, можно выделить и локализовать предпосылки для становления основ организации художественно-эстетических ценностей, в которой реальность переосмысливается, изменяется и дополняется. Ведь образное освоение реального мира смыслов уже стало видовой характеристикой современного человека. Вместе с тем знаковая система, выстро-енная как изначально цифровая, предполагает не просто наделение предметного мира дополни-тельными ценностями через разработку практики трансляции опыта повседневности. Сама предмет-ность деформируется, поскольку не является ра-ботающей конструкция, в соответствии с которой выделяется мир первой естественной реальности, становящийся основой для возникновения вирту-альной реальности, существующей только в созна-нии человека, но опирающейся на объективную реальность. Другим словами, изначально цифро-вая знаковая система не подразумевает виртуали-зацию реального многообразия. Чёткое различие знаков и смыслов оказывается невостребованным и даже невозможным. Исчезновение этапа дигита-


4545




лизации констатирует не её дефицит, а утрату раз-личения реальности и знака.

Считается, что основным, если не единствен-ным способом поддержания соответствия между реальным познанием наследия повседневности и его виртуальным образом остаётся традиция. Чем консервативнее отношение к традиции, тем одно-значнее и дольше сохраняются объекты наследия в своей подлинности.

Однако изменение обстоятельств массовой коммуникации, при которых последняя представ-ляется специфическим видом социальных отно-шений, регулирующим производство и распро-странение ценностных парадигм, в значительной мере влияет на актуализацию объектов наследия городской повседневности XXI века. Маркерами такого процесса выступают гипертекстуальность и кроссмедийность [4]. Обе характеристики, наряду с открытостью, доступностью, интерактивностью, мультимедийностью, оперативностью и измери-мостью всех коммуникационных взаимодействий, являются особенностями новых медиа. Гипертек-стовой природой, которая предусматривает воз-можность продвижения в пределах исторического нарратива множественными и зачастую непред-сказуемыми маршрутами и порождает ощущение свободы и полной самостоятельности интерпре-таций, фиксируется связанность предметно-смыс-лового поля. Кроссмедийность же устраняет привязку информационно-коммуникационного взаимодействия к конкретному медиасредству.

Не менее важно и то, что на базе взаимоопре-деляющих отношений практик повседневности и новых медиа складываются новые поведенческие установки, предопределённые появлением особой среды обитания, которая изменяет сложившиеся в социумах ритмы функционирования, стандар-ты потребления, экономические модели, эстети-ческие образы. Как город не может игнорировать новые функции, новые слои информации, так и практики повседневности выделяют из себя то, что может быть определено и репрезентировано в качестве наследия, а значит, и музеефицировано.

Среди музейных работников появляется убеждение, что обобщить опыт сохранения циф-

рового наследия в информационном обществе практически невозможно в связи с тем, что ин-струментальные преимущества технологий оциф-ровывания нивелируются методологическими трудностями охранных практик. Фиксация и пре-зентация объектов наследия, представляющие со-бой перевод в электронные копии, имеют мало об-щего с изначально цифровыми источниками. По существу, рассматриваемая разница была закре-плена при переходе от рассмотрения Интернета как глобальной сети передачи данных и сети сетей к восприятию Интернета как коммуникационно-соцализирующегося пространства.

Историческое перестало было непосред-ственно связанным с копийным контентом Ин-тернет-сайтов и порталов. Первоначально дис-курс выстраивался с ориентацией на размывание границы между подлинным и тиражируемым. В центре внимания оказывались вопросы соотнесе-ния Интернет-компиляции и массовой культуры. Но уже довольно быстро пришло понимание, что в обсуждаемых обстоятельствах музейная ком-муникация, основанная на подлинных смыслах, больше не создаётся, а инсценируется. Примера-ми этому могут служить как сценарные решения исторических музейных экспозиций, так и совре-менные архитектурные проекты, разворачиваю-щиеся в городском ландшафте.

Рост популярности виртуальных музеев и приложений для мобильных гаджетов оказался следствием существенных перемен во временной ориентации общественной жизни современных городов. Активизация обращения к прошлому была обусловлена, в числе прочего, признанием исторической памяти ключевым компонентом при формировании коллективной идентичности и проистекающими из этого попытками выстро-ить консолидирующий образ городской истории, выработать унифицированную или, по меньшей мере, консенсусную интерпретацию историческо-го прошлого.

При этом Интернет-пространство стало не только чем-то отражающим опыт поиска консоли-дирующих интерпретаций истории, но и, наряду с традиционными городскими музеями, активно


4646




их конструирующим. Новые цифровые техноло-гии требуют адаптации всех материалов к спец-ифическому языку Интернета и его сервисов, что, безусловно, влияет на способы репрезентации прошлого.

Помимо этого, по справедливому замечанию В. Зверевой, «“Инет-общение” производит новые ритуалы поддержания солидарности в сообще-ствах — совместного припоминания и оплакива-ния, высмеивания чужих версий истории» [1]. В данном контексте интерес представляют как те-матические сообщения в новых медиа, так и их комментирование/обсуждение пользователями, где проявляется такая особенность интерактив-ной сетевой коммуникации, как многосубъектный характер производства и репродукции дискурса. Участие в подобном «соавторстве» не замкнуто пространственными границами, очерчивающи-ми пределы городского поселения. В связи с этим уместно говорить не только о собственно урбани-стическом сегменте Интернета, но и о рассредото-ченных по миру пользователях, идентифицирую-щих себя с горожанами.

Характер репрезентации городской по-вседневности во многом определяется необхо-димостью нового «освоения» истории, а вернее — способов её «присвоения» коллективной исто-рической памятью горожан. Концепт «присвоение истории» в последнее время нередко используется для осмысления сущности исторической памяти и исторического сознания, для понимания особен-ностей их эволюции, особенно в сложные, пере-ходные периоды деформации социокультурной ткани. Смысл его не сводится к метафорическо-му обозначению очевидных попыток политиче-ского манипулирования историческим знанием; он включает в себя и многообразные социальные практики интериоризации культурно-историче-ского опыта. Потребность в «присвоении исто-рии» определяет специфику форм репрезентации практик повседневности.

Одной из основных форм оффлайновой ре-презентации городской истории становятся счи-тающиеся интерактивными выставки. Этот выбор оказывается неслучайным в контексте «присво-

ения прошлого». Выставочная экспозиция на историческую тему, выстроенная определённым образом, способна задавать «контуры «мы» как внеисторической этнокультурной общности» [2]. Выставки призваны не столько уточнять знание о прошлом, сколько формировать его эмоциональ-но-позитивный образ на основе стереотипизи-рованных представлений. В результате прошлое города становилось не предметом «исследующего и объясняющего» историописания, но наследием, которое «упрощает и проясняет» [3].

С одной стороны, оффлайн-мероприятия вызывают противоречивую реакцию, подтвер-див раскол аудитории на «партию Интернета» и «партию телевизора». С другой — репрезентация прошлого, ориентированная на погружение в его материальный и символический аспекты и про-явившаяся в Интернете задолго до подобных вы-ставок, оказывает существенное влияние на ре-презентацию повседневности, актуализировав своеобразные способы действий по «присвоению истории». В данном контексте, говоря о представ-лении городской истории в Интернет-простран-стве, наряду с собственно историописанием как «медиатизируемой», «публичной» историей следу-ет упомянуть ностальгические практики.

Но вернёмся к обсуждению изначально циф-ровых источников. Их важнейшая особенность — принципиальная незавершённость, что затруд-няет не только их восприятие, но и возможность музеефикации. В определённом смысле историче-ское не реконструируется, а деконструируется, по-скольку потенциально имеющаяся для сохранения в «подлинном» историческом источнике информа-ция априорно ограничивается. Вне сомнений, есть огромный соблазн предпринять радикальный шаг и заявить тезис о смерти подлинности. Возможно-сти анимации и монтажа, наряду с многократным копированием изначально цифровых объектов, которые, собственно говоря, только так рождают-ся и существуют, заставляют предпринять попыт-ку пересмотра столь важных категорий, как под-линность, аутентичность и уникальность. В какой мере подобная трансформация представлений «ослепляет» исследователя, ориентированного на


4747




изучение способов и методов культурно-познава-тельной репрезентации?

В принципе, существуют два принципиаль-ных ответа на данный вопрос. Первый предлагает согласиться с закреплением в сознании и исследо-вателя, и массового зрителя «глянцевого» образа нового виртуального объекта наследия повседнев-ности. В этом случае вся кропотливая работа с ис-точниками, направленная на определение точно-сти интерпретации при сохранении возможности реинтерпретаций, практически девальвируется. Можно даже заключить, что исследовательский сценарий взаимодействия с источниками заме-щается игровым. Это создаёт иллюзию, казалось бы, целостной реальности, способной заменить эмпирическую, но при этом предельно сужается проблемное поле. Подобное «скольжение» по по-верхности (не удивительно, что образ сёрфинга последовательно вытеснил представление о так на-зываемой «кликовой активности» Интернет-поль-зователей) лишь дополняет и без того перегружен-ную «необязательными» визуальными образами повседневную жизнь современного горожанина.

Второй ответ исходит из безусловности тре-бований сохранения подлинности культурных ценностей. Но тогда актуализируется следующая задача: как музеефицировать не только нематери-альное, но и постоянно завершаемое? Если изна-чально цифровой образ городской повседневности всё активнее дополняет систему новых визуаль-ных образов наследия повседневной жизни медиа-тизированного города, то как именно переформа-тировать практики актуализации прошлого при инкорпорировании их в музейную сферу? Где про-ходит символическая черта, разделяющая адекват-ную замену, допустимо возможную и единственно возможную?

В заключение стоит отметить, что проблема-тика сохранения изначально цифрового наследия вывела в разряд актуальных проблемы визуализа-ции и видоизменения в зависимости от постоянно-го приращения поступающего в режиме реального времени контента. Это служит иллюстрацией раз-нообразия исторического прошлого и, в тоже вре-мя, неуниверсальности практик музеефикации.

При организации установленной последователь-ности из хаоса неограниченного информацион-ного потока с помощью интерфейсов реализуется попытка упорядочивания. Но одновременно сооб-щения, становящиеся нарратологическими «еди-ницами», перестают быть «единицами» репре-зентации. Указанное изменение актуализирует парадигмальный сдвиг, при котором история го-рода, начав с обоснования природы повседневно-го мира, самоограничивается тезисом феномено-логов: повседневность есть единственно реальный мир. Другими словами, от выделения историче-ского в повседневном происходит эволюционный переход к пониманию отсутствия исторического за пределами повседневных взаимодействий и нерефлексивных практик, так как историческое окончательно «растворяется в плавильном котле повседневного».


1. Зверева В. Сражения за память, войны воспоминаний. Научный семинар «Война памяти: культурная динамика в России, Польше и Украине» // Новое литературное обозрение. 2011. 107. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2011/107/zv51.html [10.07.2014]2. Куприянов П. С. Боярский быт, русский дух и освоение прошлого в историческом музее // Этнографическое обозрение. 2010. 4. — С. 43 – 51.3. Лоуэнталь Д. Прошлое — чужая страна. — СПб.: «Владимир Даль», 2004. — 624 с.4. Реут О. Ч., Тетеревлёва Т. П. Практики и принципы освоения социально-гуманитарного знания со стороны digital natives // Науки о культуре в перспективе «digital humanities»: Материалы междунар. конф. — СПб.: Астерион, 2013. — С. 78 – 87.


4848




ВХод В «ЛаБиРинТ»

П. С. Бакумов

Бакумов Петр Станиславович (Милан, Италия) — студент магистратуры Миланского государственного университета; Е-mail: [email protected]

IMPERO SENZA CONFINI: ВЛиЯние УниВеРСаЛиЗМа на иТаЛЬЯнСКиЙ

оБЩеСТВеннЫЙ диСКУРС

Статья посвящена изучению понятия “Impero senza confini” (Империя без границ), его истории и месту в итальянском общественном дискурсе. Выражение впервые появилось в трудах Вергилия и с тех пор претерпело значительные изменения, которые являются отражением национальных особенностей итальянцев. Однако, центральное значение, заложенное в выражение еще в Древнем Риме не изменилось на протяжении истории: речь идет о концепции универсализма как культурного доминирования над другими. Постепенно выражение стало понятием. Impero senza confini — последний, наиболее современный его вариант, не связанный только с политическими и историческими коннотациями. Ввиду социально-политических особенностей современной эпохи, понятие употребляется в самом широком спектре случаев и является узнаваемым в итальянской разговорной культурной среде.

Ключевые слова: империя, имперскость, культурный национализм, универсализм, Древний Рим, Италия, фашизм, блогосфера

P. bakumov

Petr Bakumov (Milan, Italy) – Undergraduate at the University of Milan; Е-mail: [email protected]

IMPERO SENZA CONFINI: tHE INFlUENCE OF UNIVERSAlISM ON ItAlIAN PUblIC dISCOURSE

The article scrutinizes the notion “Impero senza confini”(Empire without borders), its history and place within Italian public discourse. The expression appeared at the first time in the writings of Virgil and ever since is subjected to changes representing national characteristics of Italian people. However, central meaning laid down in Ancient Rome has not changed during history: the concept of universalism as cultural dominance over others. Gradually an expression turned into a notion. Impero senza confini is the last and the most modern variant of it, not limited by political or historical connotations. Considering sociopolitical peculiarities of modern era, the notion is used in a wide range of cases and is commonly recognized in Italian colloquial cultural environment.

Key words: empire, imperial attitudes, cultural nationalism, universalism, Ancient Rome, Italy, fascism, blogosphere

Что связывает древних римлян и итальян-цев? Было бы слишком просто ответить на этот

вопрос «культурное наследие», хотя в целом и этот подход верен. Но сколько понятий, которые по-

4949





явились еще в Древнем Риме, впитали мировоз-зрение римского народа, трансформировались и на данный момент используются в италоязычной культурной среде, возможно, оказывая на обще-ственный дискурс гораздо большее влияние, чем во время своего появления?

Современные исследования часто обходят понятия, используемые только в разговорных практиках. Можно предположить, почему: тако-вые обладают меньшей артикуляционной силой. Некоторые из них, будучи широко узнаваемыми в обществе, имеют возможность выйти в свет в таких исследованиях, как наше. Так произошло и с понятием, которому мы бы хотели посвятить эту статью: с Impero senza confini (“империей без границ”).

Империи народов, имеющих латинские кор-ни, отличались преобладанием «культурного» на-ционализма, и существует много литературы, в которой этот факт упоминается в контексте изуче-ния явления: основные аспекты культурного на-ционализма хорошо представлены в сборнике ра-бот Рональда Бейнера «Теория национализма» [5]. Однако, в отличие от концепции, предлагаемой в ней, отделяющей культурный национализм и от этнического, и от гражданского, в практических исследованиях с использованием этого термина «культурный» объединяется с «гражданским» [7] и противопоставляется этническому: например, в исследовании отношения к нации во Франции [8], во время изучения национализма эпохи возрож-дения в Италии [6], при описании различий вну-три Испанской Империи [37].Единственным дей-ствительно ключевым понятием в исследовании латинского национализма является концепция универсализма, также общепризнанная в научной литературе на эту тему (это понятие используется как при изучении национализма в целом [49], так и при изучении конкретных его примеров в самых разных эпохах: например, французской револю-ции [15], фашизма в Италии [18]). Под «универ-сализмом» в нашем исследовании мы понимаем культурную экспансию идей и ценностей одного из государств, ставящая целью перестроить «менее развитые» культуры по образцу «более развитой»,

культуры государства-захватчика, и, таким обра-зом, поглотить их. Универсализм, конечно, имеет множество значений, однако это его понимание достаточно устоялось в исторических исследова-ниях, и часто применяется вместе с понятиями «империя» или «монархия» как удобное выраже-ние ассимиляционных амбиций [3]. Несмотря на то, что между империями латинских народов был ряд существенных различий (колониальные\неколониальные; традиционалистские, абсолют-но-монархические, фашистские), эти различия не играют роли именно в процессе их экспансии, и объясняются только возможностями, изучение которых лежит за пределами этой статьи. Нали-чие «универсальных» идей, неизбежно связанных с доминированием культурного фактора, процесс их распространения вне территориальных границ — все это объединяет их политику в концепции, предложенной еще Орезмом: универсализме [3].

Сегодня, когда социальный конструктивизм стал наиболее распространенным и общественно признанным научным подходом, изучение нацио-нализма стало принимать другую форму. Если из-учение национализма «германского», основанного в первую очередь на этничности, претерпело за последнюю четверть 20-го века трансформацию в связи с изменениями восприятия от приморди-алистскому к конструктивистскому, «латинский», культурный национализм имел основу в социаль-ных действиях, в артикуляции тогда, когда совре-менных терминов еще не существовало, отрицая примордиалистскую «изначальность» и вынося этничность на второй план. Однако «латинский» национализм интересен нам только как предпо-лагаемый стержень изучаемого понятия, поэтому в его особенности, не касающиеся универсализма, мы углубляться не будем.

Задача данного исследования — рассмотреть историю и дискурсивные взаимосвязи выражения Impero senza confini, которое, как мы увидим, за-нимая узнаваемое в италоязычном пространстве поле, содержит мощный универсалистский стер-жень. Цель статьи — показать особое итальянское мировосприятие в условиях использования поня-тия «империя без границ», которое при категори-

5050




зации внешних явлений неизбежно связывается с универсалистскими практиками.

Исследование будет проводиться с исполь-зованием трехмерной модели Фэркло, которая применяется в критическом дискурс-анализе. Она имеет три уровня анализа: непосредственно лингвистический, процесс производства и потре-бления дискурса, и изучаемый дискурс в услови-ях существующих макросоциальных практик [26]. Лингвистический анализ будет произведен в от-ношении выражения Impero senza fine («империя без конца»). Затем мы обратимся к эпохе фашизма для анализа практики универсализма, которая за-нимает значительное место в дискурсе изучаемых понятий «империя без конца» и «империя без гра-ниц». Анализируя их использование в периодиче-ских изданиях и блогосфере, мы посмотрим, какое место они занимает в поле производства и по-требления дискурса. Мы увидим, почему понятия используются итальянцами именно в таком вари-анте, какой путь проделало выражение от своего первого появления до того, как стало понятием.

Как мы полагаем, понятие Impero senza confini появилось из выражения Impero senza fine, которое, несмотря на лингвистическую близость, имеет ряд других значений. В данной работе мы сконцентри-руем внимание на дискурсном поле этих двух по-нятий, и установим связь, незамеченную ранее.

Для достижения поставленной цели, нам не-обходимо начать лингвистический анализ с перво-го появления выражения в трудах Вергилия, так как именно оно очень точно относится к первым проявлениям универсализма — к Римской Импе-рии. Лингвистический анализ, однако, будет не полным, если не изучить некоторые версии пере-водов этого выражения, указав на типичные ис-кажения, которые меняют изначальное значение. Именно недостатки переводов привели к тому, что вне современного италоязычного сообще-ства понятие Impero senza fine имеет ряд других значений. Для того, чтобы изучить все значения в других языках, формата статьи недостаточно. По-этому мы сконцентрируем внимание на итальяно-язычной культурной сфере, где ввиду максималь-ной культурной и языковой близости к Древнему

Риму, в котором первый раз появилось это выра-жение в виде Imperium sine fine, изменения значе-ний минимальны.

Затем логичнее всего вернуться к тем изна-чальным коннотациям, которые содержались в латинской версии понятия, и проследить то, как понятие “империя без конца” в своем латинском или итальянском вариантах используется в исто-рической и научно-популярной литературе.

После этого, мы попробуем указать вероят-ные изменения в общественном дискурсе, которые привели к вероятному “расщеплению” изначаль-ного понятия, в результате чего появилось другое выражение, “империя без границ”. Для того, чтобы прояснить, какое место в понятии “империя без конца” занимает универсализм, а также, какова его связь с итальянским культурным полем, мы обратимся к эпохе фашистской Италии, которая официально провозглашалась преемницей Рим-ской Империи, и где явление универсализма было очень популярным среди теоретиков фашизма.

Установив связь между понятием и куль-турой, мы обратим внимание на примеры совре-менного использования концепции “империи без границ” в текстах периодических изданий и бло-госфере. Проанализировав стержень понятия, связанный с универсализмом, мы укажем на ши-рокий спектр значений, необычный для выраже-ния, имеющего, на первый взгляд, только поли-тические коннотации. Подведя итог, мы покажем, какую роль играет понятие в жизни современного италоязычного общества, и как одно-единствен-ное понятие, претерпев значительные трасфор-мации сумело сохранить в себе мощный универ-сализирующий компонент, важный для общества, которое само по себе подверглось значительным изменениям.

Империя, что не имеет конца

Первое появление выражения “империя без конца” в литературе восходит к древнеримско-му поэту Вергилию и его повести Энеида. Именно проведя лингвистический анализ латинского тек-ста оригинала поэмы (на латинском языке), можно


5151




проследить возможные значения, которые при-вели к дальнейшему развитию и использованию выражения, и, в конце концов, превратили его в понятие.

Вергилий пишет от лица эпизодического героя Юпитера так: «His ego nec metas rerum nec tempora pono: imperium sine fine dedi» [27]. “Им на-рекаю не знать ограничений ни в пространстве, ни во времени: империю без конца дарую”. В части поэмы, где присутствует фраза, идет перечисление событий, связанных с ранней историей Рима. Как указано выше, эта власть дарована римскому на-роду богом Юпитером, и он поддерживает его мо-гущество своей волей на протяжении истории. Та-ким образом устанавливается прямая связь между божественной средой и римским народом. Самая содержательная часть выражения, интересная нам — Imperium sine fine, которая в итальянском пере-воде звучит как Impero senza fine.

Мы будем оценивать выражения Impero senza fine и производное от него, Impero senza confini, в первую очередь, в рамках итальянской культурной среды, как наиболее приближенной к латинской и которая также единственная со-хранила лингвистическую часть выражения не-изменной. Однако, мы должны изучить переводы изначального выражения Impero sine fine по сле-дующим причинам. Логично предположить, что при изменении выражения лингвистически меня-ются и вытекающие из него значения. Переводы, как литературные, так и не литературные, приво-дят к появлению новых значений. С нашей точки зрения, слишком амбициозно в одной статье ис-следовать те значения, которые исследуемое вы-ражение Impero sine fine приняло в других языках, кроме итальянского, поскольку нас интересует его влияние именно в итальяноязычной культурной сфере. Следовательно, понять то, какие измене-ния были допущены при переводе необходимо для “очищения” дискурса от сторонних коннотаций. Причины, по которым выражение было изменено, не играют никакой роли, для нашего исследования важны только последствия.

Итак, переводы существенно искажают эту часть поэмы. Связано это с тем, что “imperium”

переводится с латинского (в данном случае мы бе-рем перевод на итальянский) в первую очередь как “порядок”, затем как “власть, господство”, и только третье значение будет непосредственно формой государственного устройства [19], при том, что если обратиться к итальянско-латинскому слова-рю, то “imperium” будет первым из двух вариан-тов, предложенных для перевода слова “империя” (impero) второе — principatus — “господство” [11] неизбежно носит более абстрактный харак-тер и употребляется гораздо реже. Понятно, что относительная абстрактность термина имеет со-временный характер, так как изначально понятия “господства”, “империи” и “Римского государства” имели почти идентичные значения и были вполне взаимозаменяемы.

Можно понять, что переводчики пытались подобрать более подходящие на их взгляд слова, и можно предположить, что произошло это под вли-янием рационалистического дискурса: где “власть” может не иметь конца, тогда как для империи в буквальном смысле слова пределы есть всегда. В итоге, в немецком варианте строчка приобретает вид: «Herrschaft hab ich ohn End' ihm verliehn», что означает “господство без границ даровал я ему” (народу римскому, Das Volk) [22]. Тут слово “импе-рия” исчезает начисто. В русском варианте Оше-рова представлена следующая версия: «Дам им вечную власть» [2], слово “империя” тут тоже ис-чезает. Перевод Брюсова имеет сходный вариант интерпретации: «Власть я им дал без конца» [1].

В английской версии перевода слово “импе-рия” уже присутствует, но в двух версиях перево-да, которые мы изучили, первая часть выражения (“им дарую не знать ограничений ни от простран-ства, ни от времени”), оставшаяся в немецком и русском вариантах практически без искажений (и поэтому опущенная нами), уже не связана со вто-рой, что разрывает связь “империи без конца” и универсалистского компонента, дарованного ей в предыдущей части. В первом варианте англий-ского текста этот отрывок звучит так: «These I set free from distance and from time, to them I grant an Empire with no end» [17] (“Их освободил я от про-странства и от времени, им даровал я Империю без


5252




конца”). Во втором: «To them no bounds of empire I assign, nor term of years to their immortal line» [33] (“Их наделяю империей без ограничений, вечному их роду — без предела срок”). Обе части предложе-ния здесь разделяются запятыми, и подчеркивает-ся, что обе эти характеристики даны римлянам, но более не связаны между собой.

В итальянском же переводе, который очень близок к тексту, практически не допущено смыс-ловых искажений: «Al loro dominio non pongo ne limiti di spazio ne di tempo: ho promesso un impero infinito» [51] (“Не налагаю на их господство огра-ничений ни в пространстве, ни во времени: обе-щаю им безграничную империю”). В итоге, только итальянский язык передал выражение достаточно корректно для того, чтобы оно было максимально близким к оригинальному тексту, а следовательно, к его значениям. Перевод, который употребляет-ся в итальяноязычной культурной среде, не имеет общего с вышеназванным, литературным. Он не искажен в смысловой части, но искажен в лингви-стической: поэтому, в тех примерах употребления выражения Imperium sine fine, которые мы изучим чуть позже, представлен буквальный перевод, по-явление которого проследить не представляется возможным. Речь идет о точном варианте перево-да в итальянском языке: Impero senza fine.

В данном исследовании мы сознательно опустим дискурсы, исследующие данное понятие в вариации “власть без ограничений”. Хотя, как мы заметили выше, такое понимание довольно рас-пространено, и, в принципе, не всегда зависит от лингвистической принадлежности, оно связано с другими коннотациями, менее применимыми к универсализму как к движущей силе латинского национализма. Такой перевод был бы абсолютно корректен в изложении древнеримских текстов, однако сейчас определенную сумму значений не-обходимо отделить для лучшего понимания изуча-емого явления.

Выражение Impero sine fine постепенно трансформировалось в понятия Impero senza fine и Impero senza confini. Выражение “империя без кон-ца” употребляется в связи с Вергилием и полным или частичным цитированием отрывка, в котором

оно располагается. Как понятие оно оформилось в современном дискурсном поле, когда начало употребляться, во-первых, вне связи с латинским оригиналом, во-вторых, в качестве нарицательно-го, опуская остальную часть предложения. Второе выражение, “империя без границ”, всегда употре-бляется как понятие, так как претерпело такие зна-чительные изменения, что не имеет более связи с оригиналом Вергилия. Основное значение обоих выражений — доминирование и универсализм, остается неизменным, поэтому связь между ними, без сомнения, существует. Но, как мы увидим позднее, сферы их применения различны.

Иногда при употреблении Impero senza fine на Вергилия ссылаются прямо, как на выражение, но неизбежно рвут его из контекста [10, 42]. Как по-нятие выражение Impero senza fine употребляется в ряде источников: в научно-популярной истори-ческой литературе, изредка — в периодических из-даниях. Чаще всего, однако, оно становится заго-ловками книг, названием семинаров или рецензий. Все случаи применения Impero senza fine объединя-ет тот факт, что оно оказывается исключенным из сфер, никак не связанных с историческим дискур-сом. Более того, даже без упоминания Вергилия, оно связано с конкретным историческим перио-дом Древнего Рима, и в любом контексте так или иначе идет отсылка к нему.

В целом, в литературе мы натыкаемся на упо-требление фразы там, где есть описание домини-рующей политической власти. Лидия Маццолани, которая и назвала свою книгу Impero senza fine, считает, что «история всегда служит для того, что-бы оправдать гегемонию одного из классов, одной из наций, легитимировать правление династии или подтвердить культурное превосходство» [48]. Она обращается к культуре античности, считая ее основным фактором экспансии Рима.

Джузеппе Микели, рассказывая о почитате-ле античности Кола ди Риенцо, указывает на связь между Древним Римом в образе Impero senza fine и религиозным контекстом: он считает, что в своем произведении о граде Божьем Августин перенима-ет идею у Вергилия, так как его империя, господ-ствующая на небе и на земле — и есть прообраз


5353




Рима в “Энеиде” [36]. Рассуждая о древнем хри-стианстве, другой автор, также употребляя выра-жение Impero senza fine объясняет, что различий между христианством и язычеством на уровне государственной политики не было, ссылаясь на Аристида [34]. Попадаются и другие интересные случаи, но единичные, как, например, название ре-цензии на зарубежную историческую книгу о Риме [28] или семинара о ценностях римского гражда-нина [29].

В периодических изданиях также исполь-зуется в контексте прямой ссылки на Вергилия, например, в контексте исторических статей-рас-суждений на тему, почему же рухнула Римская Империя [44]. И хотя эпохой Древнего Рима дело не ограничивается [30], выражение привязано к буквальному, историческо-политическому поня-тию империи как государства. Несомненна связь этого выражения с универсальной властью. Так, в одном из произведений на историческую тему выражение приводится в контексте создания ав-тором образа Древнего Рима как некоей машины, универсализировавшей племена, имеющие разное историческое прошлое, в единую общность по-средством гражданственности [4]. Наконец, это выражение употребляют по отношению к ита-льянцам, к их поведению в повседневной жизни и в обществе. Один из авторов поясняет, почему Италия и сейчас в некотором смысле является “империей без конца”: «…на политическом и со-циологическом уровне итальянцев часто называ-ют “людьми одной минуты”. Вот народ, который, кажется, не нуждается в репрезентативной исто-рической памяти, поскольку живет в ней каждый день» [16].

Выражение Impero senza fine имеет очень ограниченную область применения. Оно исполь-зуется в исторической и научно-популярной ли-тературе в строго определенном контексте. Тем не менее, та частота, с которой его используют, вы-рывая из контекста, показывает, что оно успешно превратилось из выражения в понятие, и имеет сильную историческую связь с Древним Римом и его культурным доминированием. Ограничен-ность значений этого понятия привела к тому, что

оно трансформировалось и приняло вид Impero senza confini (империя без границ). Некоторые осо-бенности и причины трасформации мы изучим в следующей части статьи.

«Империя без конца» в контексте фашизма

В своем первоначальном варианте понятия Impero senza fine не смогло бы занять видимое ме-сто в итальянском общественном дискурсе. На наш взгляд, оно слишком стереотипично и привязано к определенной эпохе, к определенному идеалу. Тот стержень, о котором мы говорим, универсализм в контексте Древнего Рима или других Универсаль-ных Империй не может приобрести других значе-ний как раз потому, что лингвистически привязан к трудам Вергилия. Тем не менее, лингвистически изменившись и приняв вид Impero senza confini, понятие стало широко узнаваемым, и, как мы уви-дим позднее, используется практически в любом смысловом контексте.

Impero senza fine, исходя из примеров, приве-денных ранее, имеет отношение только к истори-ческому дискурсу и употребляется в его контексте. Impero senza confini не имеет подобных ограниче-ний и относится к широкому спектру явлений в общественной жизни. Почему же в итоге возник-ло два понятия, а не одно заняло весь возможный диапазон значений?

Причин, на наш взгляд, может быть две: во-первых, понятие Impero senza fine слишком захва-чено историческим дискурсом, чтобы его можно было применять к такому широкому спектру явле-ний. Во-вторых, причина может быть и более глу-бокая — в неприемлемости формулировки в соот-ветствии с современным социально-историческим контекстом. Формулировка “без конца”, охваты-вающая в том числе и область трансцендентного, слишком амбициозно всеобъемлюща для посткан-тианской эпохи. Этот образ требует полноты зна-чений в одном понятии: он стал доминирующим и не допускает возникновения интердискурсивных взаимосвязей в Impero senza fine. Второе понятие, Impero senza confini, появилось для обозначения явления доминирования, которое не ограничива-


5454




ется какими-либо историческими или политиче-скими рамками.

На данный момент проследить конкретную точку перехода из одного понятия в другое не-возможно. Нельзя сказать, в какой именно исто-рический момент произошло лингвистическое изменение, которое превратило Impero senza fine в Impero senza confini. Такие переходы происходят спонтанно.

Оба выражения, между тем, имеют четкую связь между собой. Она проявляется в двух вещах: во-первых, в лингвистической схожести фразы (несмотря на то что “конец” и “границы” имеют важное аналитическое отличие, с точки зрения лингвистики понятия довольно близки, хотя и не взаимозаменяемы), во-вторых, в стержневой идее обоих выражений — универсализме. Это приво-дит нас к следующему важному вопросу: что пред-ставляет собой итальянский универсализм по от-ношению к исследуемой проблематике?

Чтобы ответить на данный вопрос, мы по-кажем, как связаны понятия “империя” (государ-ство) и универсализм в эпоху фашизма в Италии, которая может быть очень ярким примером вви-ду обилия материала на интересующую нас тему. То, как эти понятия воспринимались в ключевую для итальянской экспансии эру, поможет опреде-лить, какую же именно связь имеет универсализм с древнеримской эпохой, и какая именно практика может быть обозначена как универсализирующая даже сейчас. Универсализм, — стержень понятия Impero senza confini, но разобраться, что он собой представляет в данном контексте, необходимо для понимания изучаемого явления.

В исследовании мы используем ряд периоди-ческих изданий эпохи фашизма, представляющие собой сборники публицистических и научных статей на итальянском, английском, немецком и французском языках, а именно: журнал “Универ-сализм Рима”; журнал “Европа пробудись” об ин-тернациональных успехах в создании фашистских движений; журнал “Фашистская гражданствен-ность”. Все источники датируются 1932-1934 годом и являются важной теоретической базой для эпо-хи фашизма. Также, мы изучим соответствующую

литературу основных идеологов фашизма этого периода.

Итальянцы во времена фашистской империи уже активно пользовались терминами “Империя”, “пространство”, “конец”, “граница” при описании своей универсализирующей экспансии. Мы со-средоточимся на том, как именно эти понятия составляли часть дискурса “универсализма”, а за-тем, в свою очередь, на его вкладе в “империю без границ”.

Официальная идеология фашизма, “жиз-ненное пространство” (spazio vitale) разительно отличалась от немецкого Lebensraum. Здесь “жиз-ненное пространство” делилось на “внутреннее пространство” (ит. piccolo spazio) и “внешнее про-странство” (ит. grande spazio) [43]. “Внутреннее пространство” провозглашалось принадлежащим непосредственно итальянской нации и этносу, а “внешнее” — подлежало культурному и полити-ческому доминированию со стороны Рима, как нуждающееся в повышении цивилизованности. Подобное бинарное деление лишало новую Импе-рию унитарности, но только помогало построить систему унификации, усиливая диалектическое деление “высший-низший”.

Первое, что стоит отметить при восприятии универсализма как стержня итальянской культу-ры — историческую преемственность с эпохой Древнего Рима. Профессор Пьетро Кольоло пишет в своей статье, что «римскость» — созидающая сила, которая вела латинские народы [14]. По его мнению, концепция «римскости» не может быть определена словами, но это «тот идеал, который объединяет все достижения души, ума и действий и координирует их вокруг могущества, силы и ве-личия Государства». Что также важно, при этом он ссылается на Вергилия, хотя и не приводит выра-жения Imperium sine fine. Однако, его понимание следует неотступно: «римскость» была подавлена варварами на века, но не уничтожена, потому что

«…восстала вновь с глоссаторами Болоньи, и вновь — с Данте, с искусством 16-го века; с теори-ями общественного права Вико и других великих писателей; она восстала в чувстве, что побудило


5555




Италию объединиться; и она восстает сейчас в полноте, великолепии и целостности…» [14].

Фашизм объявляется продолжателем дела Рима, но не его идеалов — напрямую. Понятие «римскости», впрочем, заслуживает отдельного изучения, нам же оно интересно как мост между эпохой Impero sine fine и Impero senza confini. На другом конце этого моста взаимозаменяемость понятий «фашизм» и «империя», как это было в Древнем Риме с понятиями «империя» и «господ-ство». В тексте Кольоло мы видим связь, необхо-димую для понимания универсализма в контексте Impero senza fine: здесь объединяются труд Верги-лия, доминирование Древнего Рима, которое пре-одолевает историю и возрождает «римскость» в итальянской культуре и связь индивида и государ-ства. Именно изучая связь всех вышеназванных компонентов возможно доказать, что универса-лизм является неотъемлемой частью итальянской культуры и может воспроизводиться в отдель-ных понятиях, таких как Impero senza fine и Impero senza confini. Особо же следует сконцентрировать-ся на внетерриториальном понимании империи в фашизме.

Свой вклад в понимание универсализма, сво-бодного от территориальной природы, вносят за-явления идеологов фашизма по поводу их видения своей империи. Один из основателей фашистской идеологии, Джованни Джентиле, в программном тексте «Доктрина фашизма» пишет следующее:

«Государство — это не только та власть, ко-торая правит и воплощает законы и ценности ду-ховной жизни в индивидуальной воле, но также и власть, что отстаивает свою волю вовне. […] И , таким образом, может приспособиться к природе человеческой воли, что в развитии своем не знает ограничений и реализует себя, подвергая испыта-нию свою безграничность» [20].

Как никогда атропоморфизированному здесь государству придается живая универсалистская воля. Но связь эта двусторонняя — так и человек, как часть государства, участвует в укреплении

доминирования своих ценностей над другими, “внешними”. Более полно мы сможем понять вы-сказывание выше из отрывка второй части «Док-трины фашизма», написанной Бенито Муссолини. Здесь же — ответ на вопрос «где границы этой империи?»

«Фашистское государство — желание власти и господства (ит. imperio). […] В доктрине фа-шизма империя — понятие не только территори-альное, военное или экономическое, но духовное и моральное. Подумайте об империи как о нации, которая прямо или косвенно ведет другие нации, без необходимости завоевывать хоть один ква-дратный километр территории» [20].

Уже здесь под целью империи подразумева-ется скорее культурное и политическое доминиро-вание, чем простая территориальная экспансия.

Суммируя смысловое содержание высказы-ваний Джентиле и Муссолини, мы начинаем лучше понимать принцип существования фашистской империи. Желание универсализировать предпола-гается «безграничным», и исходит из примордиа-листской природы человека. Но не только желание, но и возможности этой экспансии «не имеют огра-ничений», так как непрестанно множатся в лично-стях, носителях культуры, как это принято считать в социально конструктивизме на сегодняшний день. Великий Рим sine fine за пределами Рима, Ве-ликая Италия senza fine за пределами spazio piccolo уже тогда, в эпоху подчеркнутого примордиализ-ма, не имела территориальной основы в своей экс-пансии. Универсализм в фашизме реализуется в рамках персональной воли, но воли каждого инди-видуума, а не только правителей; однако эта воля своей целенаправленностью вписана в концепцию «объединяющего духа». Таким образом, сохраня-ется баланс, установленный в древнем Риме, когда господство без ограничений «в пространстве и во времени» было даровано всем его жителям.

Обратимся также к широкому спектру пе-риодических изданий и литературы соответству-ющей эпохи. Журнал «Универсализм Рима» со-держит большое количество как практических


5656




статей об экономике и социуме, так и несколько философских, в которых обсуждаются базовые концепции фашистской идеологии. При работе с периодическими изданиями мы будем приводить только некоторые статьи, чтобы избежать ненуж-ных повторений. В целом же, понятие “универса-лизм” встречается очень часто, а его значения не меняются, что позволяет нам с достаточной досто-верностью установить их.

Явление итальянского универсализма вне территориальных границ подтверждается тек-стом в журнале о фашистских движениях в Ев-ропе «Европа пробудись», который называется «Фашизм без границ» (Fascismo senza confini) [31]. Автор подчеркивает, что фашизм — совокуп-ность политических, экономических, социальных и моральных воззрений, которые были созданы в Италии, но могут применяться и в других народах через «иностранных мыслителей». Автор, кото-рый идентифицирует себя как англичанина, при-числяет себя к этим «иностранным мыслителям», отчуждая себя от собственной культуры, и стано-вится проводником spazio grande.

Установив связь между древнеримской и фашистской эпохами в интересующей нас сфере, можно обратиться к понятию государства — и к тому, что отличает его в италоязычной сфере. Го-сударство для итальянцев неразрывно связано с гражданами. Автор статьи «Фашизм, нацизм и принцип национальности» проводит фундамен-тальное мировоззренческое различие между нем-цами и итальянцами: по его мнению, у каждого немца есть свое индивидуальное мировоззрение, в то время как итальянцы «имеют только одно: ми-ровоззрение своей истории, своего человеческого, познающего и, таким образом, универсального со-знания» [9]. Луиджи Кьярини в журнале «Фашист-ская гражданственность» опубликовал статью «Фашизм=фашизм», в которой несколько прояс-няет указанное прежде отличие: «государство, та-ким образом, отражает универсальное сознание индивидов: единство их духа» [13]. Его важный для нас вывод состоит в том, что это «универсаль-ное сознание» противопоставляется либерализ-му и коммунизму, представляя, по его мнению,

отдельную идеологию (как систему ценностей). «Дух» включает характеристики, удивительные на первый взгляд: необходимость (necessità), веч-ность (eternità) и, конечно, универсальность. В итальянском универсализме субъект, гражданин итальянского государства является важной еди-ницей экспансии, так как непрерывно участвует в ней.

Фашистское государство было провозгла-шено империей 9 мая 1936 года, через 4 дня по-сле победы в войне с Эфиопией. Империя стала возможной не прямым приобретением колонии, но началом экспансии. В статье, написанной сра-зу после этого события, Андреа Густарелли ци-тируется победная речь Муссолини — нас инте-ресуют следующие строки: «… в традициях Рима после победы над народами, присоединить их к собственной судьбе» [21]. Речь не идет о полном территориальном присоединении (там было ос-новано губернаторство), и даже не о культурной ассимиляции; в данном случае, задача империи — «предложить народам вне зависимости от их расы и традиций модель идеального управления» [21]. Присоединение колониальных территорий было действительно важным моментом политического перехода от государства к империи, но этот пере-ход, кроме значения политического, имеет значе-ние психологическое: он обозначил, что Италия, как и Древний Рим, готова к универсалистской экспансии. Поскольку дальнейшая экспансия Ита-лии в любом виде была затруднена, мы не можем проследить, как она развивалась бы, поэтому нам приходится оперировать в контексте доступных фактов и теорий.

Идеалы фашистской империи, описанные нами выше, можно выразить кратко словами дру-гого идеолога, Луиджи Сильва. Задачей фашист-ской империи он провозглашает

«…обучить покоренные народы улучшению общественной организации не только в террито-риальных границах, но и в границах религиозных, моральных, политических и социальных, как на-роды не покоренные и не завоеванные, но осво-божденные» [46].


5757




Все идеи относительно исторической пре-емственности империи снова объединяет в своей статье “Возрождение Европы” Джузеппе Сперду-ти [47]. Он осуждает территориальную экспансию, оправдывая экспансию “духовную”. В то же время, он проводит необходимую для нас параллель с Древним Римом, указывая на то, что римская идея была унифицирующей и объединяющей. Скрепив воедино свою современность и древность, он объ-являет “фашистский универсализм” важнейшим идеалом возрождения Европы. Прилагательное “фашистский” тут можно заменить любым дру-гим в соответствии с идеалами эпохи; для нашего исследования не интересны конкретные идеалы, пропагандируемые очередной империей.

«Речь идет не об утопии, речь идет о рево-люции. Речь идет о том, чтобы понять новую рим-скую преемственность в контексте универсальных принципов фашистской доктрины, нести народам духовное единство, которого уже достигли мы» [47].

Очевидно, что под «духовным единством» понимается тот самый принцип универсализма, взятый на вооружение фашистским государством в качестве идеала внешней политики, а также не-разрывная связь индивида и государства ему со-ответствующая (он ссылается на уже упомянутую нами «Доктрину фашизма» Джентиле и Муссоли-ни). Позже этот же автор подтверждает, что фа-шизм — полностью итальянский конструкт, таким образом логическая цепочка «идеалы итальянской нации — универсализм — экспансия» оказывается в его тексте завершенной.

Итальянский универсализм имеет глубоко историчную природу, и его изменения в истории нельзя полностью в рамках данного исследования рассмотреть. И в Древнем Риме, и в фашистской Италии, и в современной Италии идеалы, кото-рые отправляются на культурный экспорт, очень разные. В ходе экспансии фашистской Италии теоретиками активно использовались понятия «империя», «пространство», «граница». Ими же

признавалась историческая преемственность фа-шистской империи от империи римской. Экспан-сия, освобожденная от территориальности, стала ключевым пунктом дискурса универсализма в эту эпоху. Понятие Impero senza fine, как мы выяснили, имело только исторические коннотации, будучи связанным с универсализмом Древнего Рима. Оно использовалось, хоть и редко, в трудах идеологов фашизма в контексте изучения универсализма. Именно из этих работ становится ясно, что уни-версализм занимает важное место в италоязыч-ном дискурсе. Но с изменением социально-по-литической обстановки происходит и изменение понятий, через которые практики проявляются в обществе. Так, понятие Impero senza fine транс-формировалось в другое, Impero senza confini. Оно не имеет прямой лингвистической связи с трудами Вергилия, употребляется в широком спектре об-щественных сфер. Но главное, что универсализм составляет важную часть и дискурса «империи без границ», хотя — и в несколько другой форме.

Империя в пределах безграничности

Для изучения понятия Impero senza confini нам придется обратиться к современному ита-льянскому дискурсному полю, и проследить ин-тердискурсные взаимосвязи. Дискурс Impero senza confini может принимать практически любые фор-мы. Его применение в итальянское культурной среде само по себе стало универсальным. Логич-нее, однако, сначала обратиться к стержню, и толь-ко потом — к комплексу примеров из широкого спектра сфер общественной жизни.

Стержень дискурса Impero senza confini — од-нозначная самоидентификация с латинским циви-лизационным путем, с латинской версией нацио-нализма, с универсализмом, который мы изучили в предыдущей части. Именно поэтому можно вы-делить относительно большую группу использу-ющих его в среде, идентифицирующей себя как «националисты». Хотя, как было упомянуто выше, сторон у дискурса очень много, только эту груп-пу можно выделить достаточно явно. В ней очень ярко можно увидеть связь универсализма, прису-


5858




щего итальянской культуре и применения выра-жения: современные итальянские националисты не скрывают своей преемственности с фашист-ской эпохой и эпохой Древнего Рима, и только они используют это понятие в сфере, щекотливой для остальной публики — дискуссиях об экспансии.

В качестве примера можно проанализировать комментарии к националистической композиции «Империя» (Impero) на сайте Youtube [24]. Песня группы Intolleranza (Нетолерантность), которая от-кровенно позиционирует себя как праворадикаль-ная, сама по себе является гимном универсализи-рующему компоненту латинского национализма. В ней исполнитель обращается прямо к Империи, однако, порой в необычных формулировках, слож-ных для понимания неподготовленному читателю: «Ты — единственная родина и у тебя нет границ. Население других земель следует за тобой, как за флагом, и нет таких границ, где не было б врагов» [25]. Автор подчеркивает здесь добровольность универсализации, совершенно справедливо счи-тая, что враги у нее все же найдутся всегда. Однако, вернемся к комментариям. Для композиции была подобрана иллюстрация в виде черно-бело-крас-ного флага, который является символом, в первую очередь, немецкой империи и национализма не-мецкого, что вызвало ожесточенную дискуссию. Как в обычном националистическом обществе, в сообщениях легко заметна смесь конспирологии, традиционализма (отчасти с тем самым латинским национализмом) и антиглобализма. Пользователь под ником BOSSRONNY97 пишет в ответ на заме-чание, что данный флаг является отражением ин-доевропейской традиции следующее:

«В то время, как ты рассказываешь об Индо-европейцах, остаются части Италии, которые на-ходятся под иностранной оккупацией, и вот эти иностранцы, кроме того, что хотят оккупировать другие ее части, занимаются тем, что культур-но порочат и истязают твоих настоящих братьев, ИТАЛЬЯЦЫ — ЛАТИНЯНЕ. Не дай себя обма-нуть Гиммлеру, твоя история — в Риме, в Генуе, в Венеции, в Спарте, а не в Берлине или Осло» [25].

Отход от культуроцентристской концепции в угоду немецкой версии национализма тут расце-нивается как предательство. Другие комментато-ры поддерживают пользователя в том, что Италия оккупирована иностранцами. Однако, он натыка-ется на ряд возражений от другого пользователя под никнеймом tigerxit, который шире отстаивает концепцию универсальной империи, утверждая, что: «Наша родина — империя, у нее нет границ, и ни Альпы, ни моря на севере не могут отделить нас от врагов». В то же время, он лишает родины и сво-их врагов, утверждая, что «у иностранцев, что над нами господствуют, нет родины» [25]. Таким об-разом, родина остается одна — та самая империя, которая включит и итальянцев, и их врагов, под общим знаменем культурного доминирования. Голоса сторонников «национал-социалистическо-го», немецко-ориентированного порядка, оказы-ваются совершенно не слышимыми на фоне раз-личных пониманий идеи «империи без границ», что демонстрируют комментирующие. Наиболее радикальный пользователь patres818 считает, что империя может иметь центр только в Риме, так как с древних времен существуют только «римляне и варвары», а остальное придумано этноцентричны-ми немцами. В данной дискуссии постоянно упо-треблялся термин «граница», хоть однозначного согласия по тому вопросу, где они пролегают, не было. Однако, несмотря на различие в понимании универсалистской концепции, большинство ком-ментаторов разделяют латинский и немецкий на-ционализм по культурно-этнической линии и вы-сказывают явное предпочтение первому.

Однако даже в данном случае этот очень «ус-ловный» стержень, хотя и постоянно заметен на фоне общей картины, отодвигает на второй план исторические коннотации выражения. Они, а так-же универсализм, пусть и слабо, связывают его с «империей без конца».

В периодических изданиях и блогосфере можно заметить самое широкое, хоть и нечастое, применение выражения. Главный факт здесь со-стоит в том, что его значения отходят от истори-ческих. В отличие от случая «империи без конца», в употреблении понятия «империи без границ»


5959




невозможно выделить определенные сферы, кото-рыми было бы ограничено его применение. «Им-перия» уже применяется ко всему, что обладает огромной властью, что «господствует».

Чаще всего понятие применяется в эконо-мическом контексте: «империями без границ» в отдельных случаях именуют могущественных биз-несменов или предприятия [35; 45; 50]. В качестве исключения стоит отметить употребление понятия в качестве заголовка к посту о Сильвио Берлуско-ни. Хотя в нем он не рассматривается как политик, а только как владелец медиаимперии, данный факт является важным прецедентом [23]. Нет какого-то определенного уровня могущества, на котором на-чинает применяться это понятие; его применение случайно и ситуативно и зависит только от воли автора.

Оно употребляется в политической бло-госфере, но уже больше в качестве критической концепции, применяемое по отношению к поли-тическим или культурным образованиям: напри-мер, США обвиняются в культурном насаждении глобализации, или — Арабский мир в целом, — в ведении культурной экспансии [12, 38, 40]. Нель-зя сказать, что выражение несет негативный отте-нок, но чаще всего оно применяется для критики. Власть бесстрастна, под вопрос же право на рас-пространение и доминирование культуры. Ита-льянцы, имеющие исторически богатое имперское наследие, сегодня чрезвычайно чутко реагируют на попытки унифицировать уже их собственную культуру, и воспринимают их однозначно — через понятия, которые, как мы выяснили, берут начало в Древнем Риме.

Что гораздо более необычно, за пределами критики понятие уверенно входит в итальянскую развлекательную сферу в совершенно неожидан-ных воплощениях: порой так называют компью-терную игру (оригинальное название: Ryse: Son of Rome, то есть маркетологи использовали выра-жение специально для лучшей продаваемости на итальянском рынке) [41], порой — статью из блога путешественников (восхищение древнеримскими постройками там, где их не ожидали обнаружить) [32], а иногда — им описывают фанатское сообще-

ство поклонников рок-группы (популярность, ко-торая поглощает все) [39]. Эти случаи интересны поскольку, как мы вспомним, понятие «империя без границ» не имеет прямой лингвистической связи с Вергилием. И все же оно употребляется на-рицательно, именно в таком варианте.

Сейчас понятие Impero senza confini высоко интердискурсивно. Оно переплетается с важными культурными особенностями итальянских соци-альных практик. Оно является хорошо понятным и известным в местной культурной среде, имея большое число коннотаций, которые, однако, ста-новятся понятными в индивидуальных случаях. К сожалению, его использование в периодических изданиях и блогосфере является эпизодичным. В ходе воспроизведения понятия усиливается вза-имосвязь между древним латинским дискурсом и современным итальянским, что подчеркивает культурную преемственность, миф о которой яв-ляется базовым. Таким же образом усиливается и положение понятия в дискурсном поле.

В дискурс-анализе признается, что некото-рые дискурсы имеют большее влияние, чем дру-гие. Их сила зависит от популярности и уважения в обществе тех, кто их артикулирует. Impero senza fine имеет дискурсивно слабое влияние, так как употребляется только в исторической литературе и существенно не участвует в процессе повсед-невного общения. Impero senza confini уже не от-носится к политике или государству — а только к итальянской исторической преемственности и понимаю «доминирования» в ее контексте. Таким образом, сфера применения выражения в теории — и на практике не имеет границ, хотя и ограниче-на, как и все остальное, теми рамками, в которых конструируется социальная реальность. Имея ко-нец, но не имея границ, использование выражения замыкает собственный цикл.

Ближе к границе

Выражение Impero sine fine впервые появи-лось в поэме Вергилия «Энеида». Первые его зна-чения были неразрывно связаны с историческим путем Древнего Рима. Переводы латинского ори-


6060




гинала поэмы позволили этому выражению стать понятием и в других культурах, однако лингви-стические искажения, допущенные при переводе, привели к тому, что эти значения отличаются от тех, что существуют в итальяноязычном культур-ном поле, поэтому они требуют дополнительного изучения.

Выражение Impero senza fine имеет сильную связь с латиноязычным оригиналом и его контек-стом. Все же, в наши дни оно общеизвестно в со-временной итальянской культуре и употребляется нарицательно, в «укороченной» от полного выра-жения Вергилия форме. Эта форма употребления привела к тому, что выражение стало понятием. При анализе примеров его использования мы выяснили, что стержнем понятия является кон-цепция универсализма (в значении «господства», «доминирования»). Однако исследование также показало, что употребление понятия происходит только в историческом контексте, при изучении или описании конкретной эпохи Древнего Рима.

Иная ситуация сложилась с использовани-ем другого понятия, Impero senza confini. Конечно, проследить конкретную точку лингвистического изменения невозможно, но мы предложили воз-можные причины для трансформации понятия: лингвистическая несостоятельность формулиров-ки выражения Impero senza fine и его ограничен-ность для артикуляции концепции универсализма в современном мире.

Для того чтобы четко показать связь универ-сализма и двух изучаемых понятий, мы обратились к эпохе фашистской Италии. Ее теоретическая база основана на концепции внетерриториальной универсальной Империи, «империи без границ». Универсализм занимал важное место в италоя-зычном дискурсе этой эпохи, но с изменением со-циально-политической обстановки появилось не-обходимость в новых понятиях, отражающих эту практику. Таким образом, трансформация Impero senza fine в Impero senza confini стало логичным продолжением изменения общества.

Понятие Impero senza confini, в свою очередь, набирает свою максимальную силу в условиях современности как нечто, прямо относящееся к

социокультурному восприятию итальянской на-ции и широко используется во всем спектре со-временных социальных практик. В свою очередь, это порождает интерес к более ранним версиям данного понятия и событиям, связанным с ним, и приводит нас обратно, к возникновению выраже-ния «империя без конца». Новое понятие занимает узнаваемое положение в дискурсном поле, грани-цы которого определяются ситуативно. Хотя оно не используется ни на уровне официальных поли-тических заявлений, ни в научной литературе, его понимают в италоязычном сообществе на уровне разговорных практик, и используют (сравнитель-но редко) при написании текстов. Выражение «Империя без границ» может быть использовано в любой сфере общественной жизни и глубоко передает историческую и культурную связь ита-льянцев с Древним Римом, которая, несомненно, меняется, но сильно влияет на их восприятие. Упо-требляясь вновь и вновь, оно только усиливает эту связь. Итальянцы, являясь частью своей страны и ее культуры, реконструируют свою «империю» ежедневно, используя в повседневной речи уни-версализирующие понятия.

В контексте данного исследования хотелось бы обратиться к проблематике использования из-ученных нами понятий в исследованиях империи и имперскости. Оба проанализированных поня-тия не имеют достаточного отражения в научной литературе, так как они бросаются в глаза только при изучении современных интердискурсивных практик. Исследователи же часто проводят ана-лиз, не учитывая специфические дискурсы, свя-занные с той или иной социальной практикой, а предпочитают анализировать изменения внутри уже известных всем понятий (гражданства, нации, родины). Тем не менее, без учета понятий, крепко связанных с культурной сферой изучаемого объ-екта, исследованию будет не доставать известной степени глубины. Можно только надеяться, что некоторые их особенности, рассмотренные в та-ких кратких исследованиях, как это, будут учтены в более значимых проектах для более высокого уровня аналитической точности.


6161




Источники и литература:

1. Брюсов В. Энеида. — М.-Л.: Academia. — 384 с. URL: http://files.school-collection.edu.ru/dlrstore/2163c5bc-5be7-0472-dc17-8934114928c2/Vergiliy_Eneida.pdf2. Вергилий. Собрание сочинений // Вступ. ст. В. С. Дурова; коммент. Н. Старостиной, Е. Рабиновича. — СПб.: Студиа Биографика, 1994. — 480 с. URL: http://ancientrome.ru/antlitr/vergily/eneida/kn01f.htm3. Babbitt S. M. Oresmes Livre de Politiques and the France of Charles V // American Philosophical Society. Vol.75, part.1. Philadelphie, 1985. — 158 p. 4. Barbieri R. Uomini e tempo medievale. — Milano: Jaca Book, 1987. — 343 р. 5. Beiner R. Theorizing nationalism. — N. Y.: State University of New York press, 1999. — 338 p. 6. Bouchard N. Risorgimento in Modern Italian Culture: Revisiting the Nineteenth-Century Past in History, Narrative and Cinema. — Rutherford: Fairleigh Dickinson Univ Press, 2005. — 288 p.7. Breuilly J. The Oxford Handbook of the History of Nationalism. — Oxford: Oxford University Press, 2013. — 775 p.8. Brubaker R. Citizenship and Nationhood in France and Germany. — Cambridge: Harvard University Press, 2009. — 288 p.9. Burkhardt K.C. Fascismo, Nazismo e principio di nazionalità // Universalità di Roma. Novembre-Gennaio 1933-34. — P. 20.10. Cacciari M., Cardini F., Cavarero A., Dionigi I., Givone S., Magreli V., Rodotà S. Barbarie: la nostra civiltà è al tramonto? — Milano: Bureau Biblioteca Rizzoli, 2013. — 188 p.11. Campani-Carboni. Il dizionario della lingua e della civiltà latina. — Torino: Paravia, 2007. — 2256 p. 12. Cardini F. L’Impero e Gli Imperi // Diritto e Storia. URL: http://www.dirittoestoria.it/8/Memorie/Roma_Terza_Roma/Cardini-Impero-Imperi.htm.13. Chiarini L. Fascismo = Fascismo // Civiltà fascista. — Firenze: Le Monniere, aprile 1934. — P. 351.14. Cogliolo P. The Revival of Romanity // Universalità Romana, maggio-giugno 1932. — P. 13.15. Feher F. The French Revolution and the Birth of Modernity. — Berkeley: University of California Press, 1990. — 289 p. 16. Ferrarotti F. L’Italia tra storia e memoria. Appartenenza e Identità. — Roma: Donzelli editore, 1998. — 147 р. 17. 17. Foreman A.Z. The promise of Jupiter: Aeneid 275-296 // Poems Found in Translation. URL: http://

poemsintranslation.blogspot.it/2011/04/virgil-promise-of-jupiter-from-latin.html18. Gentile E. La Grande Italia: The Myth of the Nation in the Twentieth Century. — Madison: University of Wisconsin Press, 2009. — 406 p.19. Georges K.E., Calonghi F. Dizionario Enciclopedico Latino-Italiano. — Torino: Rosenberg & Sellier, 2002. — 1602 p.20. Giovanni G., Mussolini B. La Dottrina del Fascismo // Polyarchy. URL: http://www.polyarchy.org/index.html21. Gustarelli A. Quaderni di analisi storiche: dall'Impero napoleonico all'Impero italiano fascista. Milano: Vallardi, 1940. — 34 р.22. Hertzberg W. Die Gedichte des P. Virgilius Maro, III: Aeneis. — Metzler, 1859. — 473 p. URL: http://www.gottwein.de/Lat/verg/aen01de.php23. Impero senza confini // Blog: Vergilio. URL: http://italieni.alice.it/article.php?id=303024. Intolleranza – Impero // Видео на видеохостинге Youtube. URL: https://www.youtube.com/all_comments?v=SlRMEozqLw425. Intolleranza – Impero // Текст песни. URL: http://www.angolotesti.it/I/testi_canzoni_intolleranza_140073/testo_canzone_impero_1812452.html26. Janks H. Critical Discourse Analysis as a Research Tool // Discourse: Studies in the Cultural Politics of Education. Vol. 18, 1997. URL: http://www.uv.es/gimenez/Recursos/criticaldiscourse.pdf27. L’Eneide di Vergilio // Traduzione collettiva con testo latino. 2006. — 30 p. URL: http://anticamadre.net/testipdf/Elissade.pdf28. L’Impero senza fine. “Philip Parker. The Empire Stops Here” // By Galloway. Blog: SuperEva. URL: http://guide.supereva.it/bibliofilia/interventi/2009/08/limpero-senza-fine29. L’Uomo Romano e l’Impero senza fine // Trascrizione dell’evento. Blog: Rimini Meeting. URL: http://meetingrimini.org/default.asp?id=673&item=210330. Lilli L. Ma Dio salvò la Regina // La Repubblica, 10.08.2008. URL: http://ricerca.repubblica.it/repubblica/archivio/repubblica/1988/08/10/ma-dio-salvo-la-regina.html?ref=search31. McDonald N.P. Fascismo senza confine // Europa svegliati! Dicembre 1933. 32. Malfiori G. Un Impero senza Confini // Blog: Emotion Recollected in Tranquility. URL: http://emotionrit.blogspot.it/2012/03/un-impero-senza-confini.html33. Manis J. The Aeneid of Virgil // 1998. — 343 p. URL: http://www2.hn.psu.edu/faculty/jmanis/virgil/aeneid.pdf


6262




34. Markschies C. In cammino tra due mondi: strutture del christianesimo antico. — Vita e pensiero, 2003. — 232 p.35. Marrese E. Da Mosca a Crevalcore l’Internazionale Parma // La Repubblica, 12.06.1994. URL: http://ricerca.repubblica.it/repubblica/archivio/repubblica/1994/06/12/d a - m o s c a - c r e v a l c o r e - i n t e r n a z i o n a l e - p a r m a .html?ref=search36. Micheli G. I Fatti di Cola di Rienzo. — Sovera Edizioni, 2001. — P. 554 – 555. 37. Miller A., Rieber A. Imperial Rule. — Central European University Press, 2004. — 212 p.38. Moro R. La Guerra, La Pace e I Nuovi Orizzonti della Politica // Blog: Leonardo.it. URL: http://cronologia.leonardo.it/stor03.htm39. Orlando A. Il lato allegro del punk // Corriere della Sera, 25 febbraio 2004. URL: http://archiviostorico.corriere.it/2004/febbraio/25/lato_allegro_del_punk_vm_0_040225012.shtml40. Padre Samir: «Non saranno un califfo e la sharia dei beduini a fermare la decadenza del mondo arabo. Salviamo l’islam dal fanatismo» // Tempi, 10 luglio 2014. URL: http://www.tempi.it/padre-samir-califfo-sharia-beduini-decadenza-mondo-arabo-islam-fanatismo#.VD6MmvmsXD841. Persiani D. Un Impero senza Confini // Blog: Videogame.it. URL: http://www.videogame.it/ryse-son-of-rome-pc/113656/un-impero-senza-confini.html42. Pieri B. In extremis. Virgilio, Agostino e la Fine dei tempi // Blog: griseldaonline. URL: http://www.griseldaonline.it/temi/estremi/virgilio-agostino-fine-dei-tempi-pieri.html43. Rodogno D. Fascism European Empire: Italian Occupation During the Second World War. — Cambridge, UK: Cambrige University press, 2006. — 106 р.44. Ruffolo G. Il reddito ai tempi di Augusto // La Repubblica, 24.02.2004. URL: http://ricerca.repubblica.it/repubblica/archivio/repubblica/2004/02/24/il-reddito-ai-tempi-di-augusto.139il.html?ref=search45. Scelsi R. Francois Pinault apre il suo palazzo di Venezia all'arte // Blog: Blogo Donna. URL: http://www.deluxeblog.it/post/17977/francois-pinault-apre-il-suo-palazzo-di-venezia-allarte46. Silva L. I Compiti della Colonizzazione Fascista nella Realtà dell’ Impero. Colonialismo Europeo ed Impero Fascista. — A. Lucini & C. Milano. 1936. — P. 156. 47. Sperduti G. Rinascimento di Europa // Civiltà fascista. — Firenze: Le Monniere, dicembre 1932. — P. 1113-1122. 48. Storoni M. L. L’impero Senza Fine. — Editoriale Viscontea, Pavia. 1987. — 222 p.49. Talmon J. L. The Unique and The Universal: Some

Historical Reflections. – Secker and Warburg, 1965. — 320 p.50. Turani G. L’Enel di Tatò diventa un Impero senza Confini // La Repubblica, 12.10. 2000. URL: http://ricerca.repubblica.it/repubblica/archivio/repubblica/2000/10/12/enel-di-tato-diventa-un-impero.html?ref=search51. Virgilio P. Eneide // Traduzione, 2010. URL: http://www.aiutamici.com/ftp/eBook/ebook/Publio%20Virgilio%20Marone%20-%20Eneide.pdf


6363




ЭССе

о. Э. Эрдман

Эрдман Ольга Эдуардовна (Смоленск, Россия) — кандидат педагогических наук, доцент кафедры дизайна и декоративно прикладного искусства ФГБОУ ВПО «Смоленский государственный университет»; E-mail: [email protected]

КУЛЬТУРное наСЛедие ПРоВинЦии В ПРаКТиКаХ ШКоЛЬнЫХ МУЗееВ (на ПРиМеРе еРШиЧСКоГо РаЙона СМоЛенСКоЙ оБЛаСТи)

В статье рассматривается проблема сохранения культурного своеобразия и наследия региона посредством школьных музеев. На основе анализа деятельности местных краеведческих музеев делаются выводы о нахождении их создателями традиционных символьных составляющих деревенской социально-культурной среды, которые позволяют односельчанам познавать себя, утверждать свою идентичность. Показывается переход национально-репрезентативных символов из сферы материальной культуры этноса в духовную. Дается оценка эффективности предполагаемых мер, направленных на дальнейшую музеефикацию, на документирование с помощью видеофиксации и научной обработки данных, на популяризацию передового опыта. Определяются пути решения задач этнопедагогики, обозначенных в принципе «сопричастности к своим истокам».

Ключевые слова: культурное наследие, этнопедагогика, школьный краеведческий музей, самобытность деревни, национально-репрезентативные символы

O. Erdman

Olga Erdman (Smolensk, Russia) – PhD in Pedagogical Sciences, Associate Professor at Smolensk State University, Department of Design and Decorative and Applied Arts; E-mail: [email protected]

CUltURAl HERItAGE OF PROVINCE IN tHE PRACtICES OF SCHOOl MUSEUMS (ERSHICHSKIY dIStRICt OF SMOlENSK REGION CASE StUdY)

The article considers the problem of the cultural identity and heritage of the region preservation with the help of school museums. On the basis of local museums activity analysis the author comes to the conclusions about the discovery of the traditional symbolical components of village socio-cultural environment by their founders; they give the villagers the opportunity to know themselves and to assert their identity. The article shows the transition of nationally representative symbols from the scope of material of the ethnic group to the spiritual culture. The author assesses the effectiveness of the measures aimed at further 'museumification', video documentation and scientific data processing, promotion of the progressive experience. The author defines the ways of solution of ethnopedagogical problems identified in the principle of "belonging to the roots".

Key words: cultural heritage, ethnical pedagogy, school museum of local history, village identity, nationally representative symbols.

6464




Ничто созданное народом не исчезнет, а перейдет в новое качество, если соблюдать прин-цип педагогики, связующий поколения, которым является «сопричастность к своим истокам». На практике данный принцип объектуализируется в две социальные среды (два мира). Одна из сред представляет уходящее, другая — будущее. Разрыв между предметным миром прошлого и настоя-щего можно представить парами «лапти — крос-совки», «керосиновая лампа — компьютер» и т.д. Если не предпринимается специальных мер, то востребованность подрастающим поколением в изучении предметов, ремесел, памятников уходя-щей эпохи не может возрастать сама по себе. Так как в быту не используются предметы крестьян-ских промыслов (некогда составляющие «живой» фонд национального искусства) этнохудожествен-ные познания молодежи в основном находятся в пропорциональной зависимости, идентичной названным выше парам. И, соответственно, есть опасность, что рождающие будущую среду могут отказаться от «рухляди» своего исторического прошлого.

Сегодня лидирующее место в социализации населения России через ознакомление с культурой и бытом русской провинции занимает этнотуризм. В свою очередь, идеи появления у молодежи по-требностей к путешествиям из крупных городов в глубинку, в русскую деревню будут оставаться утопичными без повышения уровня знаний с по-мощью этнохудожественного образования. По-этому, с одной стороны перед этнопедагогикой встают задачи создания условий для достижения того, чтобы молодое поколение привлекала воз-можность быть не просто сторонним наблюда-телем, осматривающим достопримечательности из окна автобуса, а у него проявился интерес по-настоящему погрузиться в жизнь населения «рус-ской глубинки». С другой стороны этнопедагогика должна решить проблему сохранения деревни в своей первозданной патриархальности, не затро-нутой постиндустриальными изменениями.

В решении названных задач могут помочь практики школьных музеев, под которыми мы по-нимаем музеефикацию и «оживление старины»

конкретного региона (малой Родины). В урбани-стической среде ХХI века, ассимилировавшей как города, так и сельские населенные пункты, пред-метный мир прошлого разрушился. Сохранение драгоценного фонда исчезающих памятников, а также объектов традиционной культуры в отда-ленных от центральных городов населенных пун-ктах стало во многих случаях заслугой местных энтузиастов, сформировавших музейные коллек-ции, организовавших фольклорные коллективы и краеведческие клубы. В нынешней ситуации практически полной утраты передачи технологи-ческих навыков народных промыслов в деревнях, сельская школа и краеведческий музей в ней стали играть роль основных трансляторов этнокультур-ного наследия региона.

Несмотря на общие тенденции глобализа-ции постиндустриального общества, до сих пор во многих областях России все-таки остаются суще-ствовать деревни, живущие «по старинке». В них очевиден устоявшийся уклад. Остались, к сожале-нию, их очень мало, помнящие технологии худо-жественных крестьянских ремесел старожилы.

На Смоленщине, например, есть три дерев-ни, которые можно отнести к территориям, не утратившим собственную самодостаточность и самобытность. Деревни Лужная, Рухань, Литви-новка Ершичского района Смоленской области представляют интересную в этнографическом и фольклорном плане зону по следующим харак-теристикам: 1) длительное бытование народного костюма вплоть до 50-х годов прошлого века; 2) в связи с удаленностью от городов и нахождению в пограничье с Беларусью сохранение архаических черт деревенской среды наблюдается в более чи-стом виде, чем в промышленно развитых районах Смоленщины; 3) наличие достаточного количе-ства хранителей и носителей объектов нематери-ального наследия (обрядов, технологий ремесел, песенного и танцевального фольклора и т.д.); 4) организация и эффективная работа местных крае-ведческих музеев.

Последние (краеведческие музеи) в совре-менной ситуации умирания деревень остаются единственными хранителями артефактов, изделий

ЭССе

6565




местных промыслов, вещей-типов, характеризу-ющих эволюционное развитие края, предметов, хранящих память о героях и знаменитых земля-ках. Кроме того, они становятся аккумуляторами источниковой информации о подлинниках. В них накапливается фонд этнографических описаний, фотографий. Важным моментом является то, что в деревенские музеи работают не для внешних посе-тителей (приезжих), а в основном для внутренних: для односельчан и жителей близлежащих населен-ных пунктов. В названных выше трех деревнях учителями-энтузиастами (Т. П. Сивохиной, А. Д. Байковым, Л. Н. Стефаненковой) еще в восьмиде-сятых годах прошлого века были созданы школь-ные краеведческие музеи. Знакомство автора статьи с экспозициями и работой этих музеев по-зволяет выделить ряд общих черт.

Во-первых, куст деревень совпадает с место-расположением курганов и городищ, оставлен-ных племенами, густо населяющими территории, находившихся «на пути из варяг в греки». Так как при расширении в советское время посевных площадей многие из курганов были распаханы, то на руках у местного населения оказались и части каменных орудий, и остатки изделий железного века. В последствии отдельные экземпляры были сданы в школьные музеи, начало деятельности которых, в целом, приходится на восьмидесятые годы прошлого века. В силу профессиональных качеств и особой миссии учителя в деревенской школе в сравнении с городской Т. П. Сивохиной, А. Д. Байкову, Л. Н. Стефаненковой удалось соз-дать не просто музейные экспозиции, а «откры-вающийся мир» истории своей деревни, берущей начало «от Руси изначальной», «от кривичей и ра-димичей», «от Смоленского княжества». Наличие в школе древнейших предметов дали основание для исследований, составления соответствующих исторических рассказов, дополненных изготов-ленным с помощью школьников иллюстративным материалом.

Во-вторых, экспозиции музеев выполнены в виде «уголков крестьянского быта». В деревнях до сих пор на чердаках хранятся предметы крестьян-ского быта. Даже у молодых семей не поднимается

рука их выбросить, хотя многие не знают предна-значение оных. А в музеях эти вещи расположе-ны так, как раньше они стояли в избах. Все они в рабочем состоянии. И чем хорош деревенский музей, что изделия предков разрешается взять в руки. Когда дети садятся за прялку, ткацкий стан, пробуют вес сеялки, пытаются приподнять соху или борону, происходит реальное ощущение исто-рического предмета, которое нельзя получить ни через репродукции, ни через иллюстрации в Ин-тернете. С помощью наводящих вопросов и «опро-бования» предметов старины восстанавливается в детском сознании цепь старинных женских и муж-ских ремесел.

Обязательными атрибутами школьных музе-ев являются предметы, связанные с возделывани-ем на Смоленщине льна и изготовлением из него одежды. И конечно, доминантой в данной теме является народный костюм. Опять же требуется подчеркнуть, что деревенские школьные музеи обладают довольно редкими экспонатами в отно-шении народного костюма. Еще важной составля-ющей музейной педагогики является общение со старожилами, которые с удовольствием приходят на встречи с детьми и показывают, как делались одежды, украсы на них, текстильное убранство избы.

В-третьих, в деревнях Лужная и Рухань ра-бота музеев связана с «оживлением старины» че-рез фольклор. В Рухани ансамбль бытового танца «Руханочка» выступает в подлинных костюмах. Этот ансамбль разновозрастный. Его участниками являются наряду со взрослыми и школьники, чему опять же способствовал школьный музей.

В Лужной из-за закрытия школы музей был переведен в Ершичи. Но в деревне сами дома и жи-тели, можно сказать, представляют «музей под от-крытым небом».

Известно, ни одна самая лучшая музейная экспозиция не заменит живого контакта с пред-ставителями традиционной культуры. Музейный закон «руками не трогать» оказывает психологи-ческое давление. Также следует учитывать и дру-гой психологический аспект. Чтобы воспринять традиционную культуру и сделать ее своей нужно

ЭССе

6666




время для знакомства, иначе отношение к ней бу-дет в лучшем случае нейтральное или как к «чу-жой». Только попробовав себя в различных видах ремесел, научившись преодолевать сопротивление материала, можно оценить мастерство человека создающего живые, помнящие тепло рук вещи. Но самое большое влияние оказывает присутствие на каком-либо общедеревенском празднике, где местные жители выходят на улицы деревни в под-линных костюмах. Такой праздник, включающий в себя древнейший обряд «Свеча», проводится в Лужной. Еще тридцать лет назад обряд Свечи свер-шался во многих деревнях Ершичского района. Но уцелел он только в Лужной, благодаря фольклор-но-этнографическому ансамблю «Молодушки» и его руководителю Т. П. Сивохиной.

В-четвертых, все названные музеи про-должают музеефикацию и работу по выявлению мастеров, помнящих секреты технологий пере-работки льна, пеньки, изготовления изделий худо-жественных промыслов.

Из сказанного выше можно вывести следую-щие основополагающие методы музейной педаго-гики, используемые в перечисленных школах:

— метод погружения в далекую эпоху через «проигрывание» исторических ролей;

— метод реконструкции, осуществляемый с помощью специальных исследований и выполне-ния по их результатам предметов-новоделов, тех-нологических описаний, рисунков;

— метод «оживления старины», предпола-гающий участие детей в свершаемых обрядах, во встречах со старожилами, в мероприятиях сцени-ческого характера, когда разыгрываются театрали-зованные представления по сюжетам из прошлого деревни.

В связи ухудшением демографического со-стояния в Ершичском районе и реальной возмож-ностью закрытия в ближайшее время многих школ (в том числе Литвиновской, в которой сейчас учат-ся 11 учеников) очень остро встает проблема даль-нейшей работы названных музеев. Попытаемся обрисовать пути сохранения имеющихся практик.

Одна из таких возможностей находится в пе-дагогической плоскости решения проблемы. Это

разработка методических материалов переводя-щих национально-репрезентативные символы из сферы материальной культуры этноса в духовную. Сейчас в общеобразовательной школе происходит становление учебных программ по этнохудоже-ственному образованию. Поэтому крестьянские художественные промыслы, давшие основу народ-ному искусству в его смысловых сущностях, долж-ны послужить коренными структурными еди-ницами создаваемых программ. Как показывает опыт, центральным национально-репрезентатив-ным символом в построении школьных программ следует использовать народный костюм, так как востребованность этого этносимвола наблюдается во многих сферах жизни современного урбанисти-ческого общества, несмотря его принадлежность к давно минувшему крестьянскому быту. После-довательность перевода народного костюма как национально-репрезентативного символа из ма-териального аутентичного состояния в духовную сферу такова:

— этап «очищения от наслоений», когда предполагается изучение крестьянского костю-ма конкретной местности в рамках определенных временных периодов его формирования, происхо-дившего в тесной взаимосвязи с историей региона, с целью определения наиболее типичных и арха-ичных образцов, обусловивших получение свое-образных этнокодов, неизменно сохраняющихся с развитием новых технологий производства тка-ней, совершенствованием кроя, с изменениями со-циально-хозяйственных отношений, при внешних (иностранных) влияниях;

— этап «постижения подлинника» отлича-ется от предыдущего принципа «очищения от на-слоений» тем, что подразумевает художественно-творческую переработку полученных впечатлений в процессе общения с историческими предметами в экспозициях музеев и в аутентичной среде;

— этап «самостоятельного переживания — примеривания на себя» приобретших эсноспеци-фический характер символов дает наибольший эф-фект в повышении национального самосознания.

Последний принцип связан с включением каждого человека в сохранение межпоколенной

ЭССе

6767




памяти через поиск своих семейных (родовых) ис-токов. Педагогическими приемами здесь являются «документальная фотофиксация», составление ле-тописей, ретровыставки, дефиле «русских краса-виц» (современных участниц театров мод) в под-линных или реконструированных костюмах и т.п.

Другая возможность заключается в коорди-нации деятельности различных участников про-цесса сохранения и распространения традицион-ных культурных ценностей, объединяя научное сообщество и федеральные органы исполнитель-ной власти, органы власти субъектов Российской Федерации. До сих пор проблема сохранения куль-турного наследия в провинции не являлась пред-метом программы, реализуемой на федеральном уровне. В настоящее время наблюдается фрагмен-тарное финансирование разрозненных художе-ственных акций по заявкам субъектов Российской Федерации. Более того, субъекты Федерации само-стоятельно разрабатывают целевые программы, законы, направленные на поддержку, сохране-ние и развитие культурного наследия, народного творчества.

Общая система нравственных ориентиров, выраженная в уважении к родному языку, к са-мобытной культуре, может родиться только из соединения воедино региональных целевых про-грамм по сохранению культурного наследия. Для предотвращения деградации, исчезновения и раз-рушения культурного наследия России, обуслов-ленных отчасти нехваткой средств на реализацию мероприятий по его охране, нужны пилотные про-екты по обследованию, экспертизе и документиро-ванию образцов культурного наследия на террито-риях Российской Федерации.

Съемка видеофильма и размещение его в Интернете — это уже существенный шаг по до-кументированию и популяризации жизненных устоев русской деревни и ценностей националь-ной культуры. Выбор объектов для срочной до-кументации связан с возможностью их утраты. Например, практически все этноисполнители в коллективе ансамбля «Молодушки» преклонного возраста. Поэтому для дальнейшего сохранения обряда Свечи, описанного выше, требуется его

фиксация в видеоматериалах и монтаж фильма. Также нужны организованные просмотры обряда приезжими зрителями в рамках «турпоездок од-ного дня», с обязательным предварительным за-очным ознакомлением их со «Свечой», точнее со сберегающими качествами, которые приобретают не только члены родовой крестьянской общины, но и все присутствующие.

Возвращение необходимой для существова-ния традиций установки на их сохранение зависит не только от современных средств массовой ин-формации, но и от осуществления концертно-лек-торской, выставочной, научно-просветительской, пропагандистской, издательской, образовательной деятельности.

И последнее, чтобы не угас в русской душе инстинкт национального самосохранения и не померкла в сознании идея самобытности, важно поддержать их движителей, составляющих куль-турное ядро общества, – представителей интел-лигенции, способных передать через вверенные им структурные подразделения (краеведческие музеи, сельские дома культуры) этнокультурные ценности и смыслы. Поддержать не столько мате-риально, сколько с помощью ознакомления широ-кой педагогической общественности с их передо-вым опытом.

ЭССе

6868




С. Т. Смирнова

Смирнова Светлана Тимофеевна (Иваново, Россия) – кандидат исторических наук, независимый исследователь. E-mail: [email protected]

МУЗееФиКаЦиЯ ПРоВинЦии на РУБеже ХХ-ХХI ВеКоВ (наБЛЮдениЯ ПУТеШеСТВенниКа)

Обыватель, размышляя над смыслом по-пулярного слова «музеефикация», обратится к простой аналогии со словом «электрификация». Советскому человеку оно хорошо знакомо. В «Со-ветском энциклопедическом словаре» читаем: «электрификация — широкое внедрение в произ-водство и быт электрической энергии… Полная электрификация — основа материально-техниче-ской базы коммунизма»1. Не трудно дать, таким образом, определение понятию «музеефикация»: «музеефикация — есть широкое внедрение музей-ных экспонатов в повседневную жизнь человека» и далее, что особенно важно, «музеефикация — есть основа формирования культурного человека».

Любознательный путешественник, оказав-шись в незнакомом городе или поселке, прежде всего, интересуется жильем, пропитанием и … музеями, другими достопримечательностями ме-ста пребывания, причем вопросы жилья и пропи-тания важны как условия для достижения главной цели – познать новое, прикоснуться к истории не-знакомого города.

Мы живем в третьем тысячелетии уже 14 лет. Вольно или невольно начинаем осмысливать первое десятилетие нового столетия и, прежде всего, организацию культурного пространства этого временного отрезка. На наш взгляд, важ-ным системообразующим звеном культурного пространства выступает музей — хранилище ме-ста как рода и его духовного содержания. «Иван, не помнящий родства» — говорят о человеке, по-терявшем связь с предками, со своими корнями. Город, поселок, село, деревня также имеют корни, сохраняемые поколениями людей в материальных,

1 Советский энциклопедический словарь. М., 1988. С. 1547

письменных и устных свидетельствах. Эти свиде-тельства, воплощенные в материальных формах, будь то письмо или книга или ваза, через опре-деленное время становятся музейными экспона-тами во многом благодаря любителям старины, истории. Предметы поступают в музеи из личных коллекций, с блошиных рынков, из случайно обна-руженных тайников, с археологических раскопок и развалов. Такого рода предметы, как правило, передаются в частные музеи или выставляются в муниципальных музеях в качестве фондов из част-ных коллекций.

Россия богата музеями. К началу советской эры в стране насчитывалось около 150 музеев, а к ее концу — уже более 1800. Новый виток роста численности музеев приходится на 1990-е и нача-ло 2000-х годов. В значительной мере это связано с горбачевской перестройкой в области культуры, на волне которой усилился интерес к локальной истории. Так, активизировался процесс создания государственных мемориальных музеев. Иници-атива возникновения в провинциальных городах России новых мемориальных музеев исходила от краеведов. Для того, чтобы повысить авторитет, статус области, города необходимо было связать его историю в выдающимся событием общерос-сийского масштаба или с выдающейся личностью такого же масштаба. Например, в рассматривае-мое время в Ивановской области были открыты два замечательных музея — музей А. М. Морозова (г. Иваново) и музей семьи Цветаевых (с. Ново-Та-лицы Ивановской области).

В настоящее время общепринятые класси-фикации типов (научно-просветительские, ис-следовательские, учебные и т. п.) и профилей (исторические, технические, искусствоведческие,

ЭССе

6969




литературные, мемориальные и т. д.) музеев, раз-работанные в музееведении ХХ века, не отражают реальную ситуацию в музейном деле, требуется их существенная доработка.

Начало третьего тысячелетия было ознаме-новано в провинции небывалым всплеском соци-ального творчества, выразившимся, в том числе, и в создании так называемых народных музеев.

В 2000-е годы практически во многих угол-ках России начинают появляться самодеятельные музеи, которые превращаются в центры, форми-рующие культурное пространство деревни, села или поселка. Самодеятельные музейные витрины и уголки стали появляться в магазинах — сель-ских универсамах (например, село Чернопенье, Костромская область), сельских избах-читальнях (например, деревня Малые Дорки, Палехский рай-он, Ивановская область, 2007 г.), при поселковых турцентрах и художественных мастерских (напри-мер, посёлок Палех, Ивановская область).

Народные самодеятельные музеи создаются отдельными энтузиастами или группами одно-сельчан исключительно на добровольных началах и за просмотр деньги не берутся. Правда, всегда находятся посетители-пожертвователи, которые пополняют такие музеи новыми экспонатами или финансово помогают поддержанию и развитию таких культурных объектов.

Рассмотрим конкретные примеры самодея-тельного музейного творчества. Первый пример — село Чернопенье в Костромской области. Там, в сельском универсаме, расположенном в двух тес-ных помещениях, набитых продуктами и предме-тами первой необходимости, стоит застекленная витрина с экспонатами, рассказывающими стоя-щим в очереди за товаром селянам историю учи-лища речников, некогда функционировавшего в селе. Оказавшись в таком месте, невольно хочется прильнуть к стеклу витрины и долго-долго, вни-мательно рассматривать диковинные, давно за-бытые предметы: старые фотографии, рында, ком-пасы, фонари и другие специальные предметы, о существовании которых посетитель не имел ни малейшего представления до посещения такого оригинального магазина.

Другой пример: музей в избе-читальне дерев-ни Малые Дорки. Изба, устланные домоткаными дорожками деревянные ступени и полы, в сенях на вековых бревенчатых стенах на обычных белых листах ватмана аккуратно приклеены фотографии односельчан, живших в разные времена (и до ре-волюции, и после революции, и до войны Великой Отечественной, и в войну, и после войны, и сей-час). А как войдешь в комнату сразу почувствуешь деревенский быт — прекрасный своей простотой; удобный и уютный, добротный, устроенный на века (белоснежные занавески на окнах, вязанные кружевные накидки на подушки, покрывала в виде лоскутных одеял на кроватях, детский уго-лок с самодельными и фабричными игрушками, патефон, под который можно даже потанцевать, и обязательно красный угол с иконками, лампадкой и рушником, фотографиями сродников, и общий стол). На стенах полки с разноцветной некогда яр-кой посудой. Вот так бы и нам жить, в такой те-плой среде. Городской житель воспринимает такой уклад жизни как экзотику, а во многих сельских домах он сохранился и по сей день.

Еще один пример. В знаменитом Палехе, се-ле-академии (Ивановская область) в начале 2000-х годов возник при Товариществе палехских худож-ников самодеятельный музей «Палех — земля ико-нописцев». Он быстро стал популярным, так как содержал элементы так называемого «живого му-зея», турист мог облачиться в традиционный рус-ский сарафан, сплясать и спеть, подержать в руках предметы утвари, самодельные народные игруш-ки (игрушки, сделанные в Южском доме ремесел, можно было купить как сувенир, принять участие в мастер-классе по изготовлению книжной закладки с наклеенной ажурной бумажной вырезкой с изо-бражением жанровой сценки из жизни обывателя, например: « семья за самоваром», и т. д. Основ-ная же тема музейной экспозиции — знакомство с бытом художника-иконописца и его основной работой — написанием икон. Эта тема представ-лена фрагментами внутреннего убранства дома, фотоматериалами, рабочим местом художника. Любопытно, что, несмотря на интерес посетителей (о чем свидетельствует журнал отзывов, отзывов

ЭССе

7070




исключительно восторженных), государственные структуры не поддержали такое позитивное на-чинание. Перекочевав сначала в здание бывшей школы и вновь воссоздав музейную рамках му-ниципального турцентра, через некоторое время ее создатели (после продажи муниципалитетом уникального, построенного пленными немцами, здания школы частным лицам) вынуждены были организовать домашний музей. Некоторое время здание школы, где ранее располагались турцентр, швейная мастерская, мастерские художников, ате-лье, сапожная мастерская и другие виды службы быта, не использовалось, лишь транспарант с над-писью «Земляничка» «украшал» его. В настоящее время в этом здании находится магазин «Высшая лига»; у входа посетителей встречают два барелье-фа, о которых местные жители говорят: «Пушкин смотрит на мясо, а Горький — на молоко». Ды-дыкинские образы великих поэтов России — это осколки от школьного периода жизни здания.

Интенсивный процесс музеефикации, раз-ворачивающийся на наших глазах, изменяет тра-диционные представления о музейном простран-стве как храме муз. Создаются современные музеи, абсолютно новые по источникам формирования музейных фондов, собственно музейным экспона-там, организации экспозиций и экскурсионной ра-боты, похожие на трасформеры, где, как правило, организуются временные экспозиции. Определен-ные изменения претерпевают классические музеи, вынужденные приспосабливаться к веяниям вре-мени, потребительским запросам общества.

Свадебное фото молодоженов на память на фоне мраморной лестницы, некогда принадле-жавшего богатому вельможе дворца, экспропри-ированного и превращенного в художественный или краеведческий музей – картина типичная для сегодняшнего дня. Этот ставший хрестоматий-ным пример является свидетельством очарования стариной, тягой к красоте необычной, не встреча-емой повсеместно, тоской человека по гармонич-ной среде обитания. Современная офисная безли-кая «казенщина» уже успела надоесть. Такого рода обстановка, еще недавно вызывавшая восторг, восхищение, начинает вызывать у людей чувство

усталости, желание сменить обстановку. И вот уже конференции разного рода проводятся не в ультра современных в стиле «хайтек» залах отелей, а в му-зейных залах среди живописных полотен, старин-ной мебели, статуй.

Гостиничные комплексы создаются на базе старинных усадеб, некогда заброшенных или ис-пользованных для административных нужд, дет-ских центров и других потребностей тоталитарно-го государства, а теперь выкупленных частными лицами. В зависимости от культурного уровня вла-дельца такой собственности осуществляется ре-конструкция комплекса, оформляются интерьеры и экстерьеры с вкраплениями небольших остров-ков экспозиций музейного подобия — картины, старинные предметы быта (например, Ростов Ве-ликий, Ярославская область).

Частный музей в ряду музейных новообра-зований занимает ключевое место, так как именно в нем появляется возможность «оживить» экспо-наты, сжиться с ними через прикосновения, нару-шить так называемые музейные порядки (экспона-ты не трогать, на витрины не облокачиваться и т. п.). Так, в Ярославле возник один из первых рос-сийских современных частных музеев — музей, в котором представлены различные коллекции — часов, колокольчиков, музыкальных инструмен-тов. Этот музей напоминает одновременно жилое помещение и лавку старьевщика, антикварную магазинчик, где экспонаты «теснятся», «мешают друг другу», такое нагромождение предметов ис-ключает пространство, окаймляющее экспонат, подчеркивающее его уникальность. Однако, в му-зее экспонируется не только и не столько предмет, сколько историческое время, непрерывное, узна-ваемое, чувствуемое, и что-то остается в памяти, в душе хранится воспоминание об увиденном. По-сетителей в таких музеях бывает много: группы туристов одна за другой сменяют друг друга как на конвейере, а экскурсовод как заводная игрушка или шарманка ведет рассказ, прерывает его, а по-том снова готов продолжить с любого места, и как будто бы сам является экспонатом музея.

Интерес к частным музеям, как правило, на-поминающим по организации помещений и ком-

ЭССе

7171




позиционным решениям, домашнюю обстановку, — значимое явление, феномен современной жиз-ни, демонстрирующий стремление человека быть частью прошлого, воспитывающего в человеке чувство истории своего рода, родного места, роди-ны, мира.

ЭССе

7272




Т. а. Круглова

Круглова Татьяна Анатольевна (Екатеринбург, Россия) — доктор философских наук, профессор кафедры этики, эстетики, истории и теории культуры Уральского Федерального университета имени первого Президента России Б. Н. Ельцина. E-mail: [email protected]

МеждиСЦиПЛинаРнЫЙ ПРоеКТ «СоВеТСКиЙ МиР: КонФоРМиЗМ и КонФоРМиСТЫ»:

Четвертый Всероссийский научный семинар «Советский художник в ситуации смены идеологии». 15 февраля 2014 года, Уральский Федеральный университет имени первого президента России

Б.Н. Ельцина, Екатеринбург

Участники четвертого семинара проекта «Советский мир: конформизм и конформисты» (организаторы и координаторы проекта — про-фессор Института гуманитарных наук и искусств, доктор филологических наук Мария Аркадьевна Литовская и профессор Института социально-по-литических наук, доктор философских наук Та-тьяна Анатольевна Круглова) продолжают иссле-довать художественные стратегии и рефлексию участников культурных процессов, идеологиче-ские проекты власти и интеллектуальных элит в СССР. Проблемное поле, заданное на первом семи-наре (2012 год), расширяется: на этот раз основное внимание уделено проблеме генезиса феномена конформизма в период сталинской и хрущевской модернизаций. Обсуждались доклады, посвящен-ные творчеству советских писателей, театральных деятелей и художников, которые трансформиро-вали свои художественные стратегии, исходя из кардинальной смены эстетико-идеологических па-радигм в 1930-е и второй половины 1950-х годов.

Доклад Л. А. Кривцовой (Ивановский го-суниверситет) «Феномен искусства палехской ла-ковой миниатюры 1920-30-х гг.: от "непокорной Артели" до "чуда, рожденного революцией"» был посвящен истории палехской артели в советское время. Были рассмотрены экономические, полити-ческие, идеологические факторы, обусловившие выбор участниками артели нового эстетического поворота: перехода от иконописной деятельно-сти к сюжетам и героям эпохи социалистическо-

го строительства. Людмила Кривцова показала проблемы, с которыми столкнулись художники в своих стратегиях вписывания в поле культурного производства после Октябрьской революции, про-тиворечия между дореволюционным габитусом и программными установками власти на создание «народного» искусства. «Непролетарское» соци-альное происхождение основного состава худож-ников, высокий уровень общего гуманитарного образования, ориентация на сочетание древнерус-ской традиции и современного русского и евро-пейского искусства модерна, установка на профес-сиональное качество, — все эти характеристики не обеспечивали успешной художественной и ком-мерческой деятельности в течение первого после-октябрьского десятилетия. В начале 1930-х годов произошел перелом в институциональном, статус-ном, экономическом положении артели, привед-ший к полному мировому признанию. Кривцова Людмила подробно раскрыла роль теоретиков, способствующих поиску нового языка (А. Глазу-нова, А. Бакушинского), в создании своего рода идеологии и эстетической программы творчества, обеспечившей творческий успех и экономическую стабильность артели.

Материал доклада Л. А. Кривцовой вызвал продуктивную дискуссию о роли экономического фактора в процессе трансформации художествен-ной программы, о влиянии мировых экспертных сообществ и институций на успех внутри совет-ского поля искусства.

СоБЫТиЯ, ХРониКа

7373




А. А. Медведев (Тюменский госуниверси-тет) в докладе «Французские писатели (А. Франс, Р. Роллан, А. Жид) и советская власть в тайной рефлексии М. Пришвина 1920-1930-х гг. (к пробле-ме конформизма)» исследовал феномен двойного сознания на примере дневников советского писа-теля. Александр Медведев выбрал из дневниковых записей одну тему — отношение к французским писателям, написавшим тексты с положительной оценкой происходящих процессов после посеще-ния СССР. Их поведение вызывает у Пришвина возмущение, квалифицируется как несвободное (конформистское). Сам он обосновывает свою позицию как сознательно балансирующую в двух пространствах: интимное пространство дневни-ка – полная свобода самовыражения, необходимая для осуществления миссии «летописца эпохи». Второе пространство — официальное, в отноше-нии которого выбираются позиции либо молча-ния, либо пассивного участия.

Доклад Ю. В. Клочковой (Екатеринбургский театральный институт) «Деятельность Главрепет-кома глазами рядовой сотрудницы Софьи Семенов-ны Чекиной (по материалам неопубликованных мемуаров) 1948 года» был посвящен выявлению связей между ступенями официальной карьеры советского деятеля культуры и процедурами само-описания. В докладе показаны типичные признаки советского нарратива: писать не о себе (не пишет о своей семье, личной жизни), представляя свою жизнь как отсвет Большой истории, полностью разделяя все установки власти на протяжении долгого периода служебной деятельности. Главная задача мемуаров — показать деятельность Главре-перткома, его государственное культурное значе-ние. Дискурсный анализ, проведенный Клочковой Юлией, выявил бессознательно проявляющиеся установки на необходимость руководства художе-ственным творчеством со стороны специальных органов: отношение власти к художнику как нераз-умному ребенку («художники теряют чувство са-мокритики»…), удивление и возмущение их само-стоятельностью («актеры научились выступать», «имели право обжаловать решения реперткома»). Софья Чекина, искренне ощущая свою необходи-

мость на этом посту, лишена саморефлексии. Выводы двух докладов, сделанных на мате-

риале «человеческих документов» - дневников, ме-муаров, — дали толчок для обсуждения проблем соотношения искренности/лицемерия, приватно-го/публичного, независимого/подцензурного в со-ставе приспособительных практик в период 1930-х – 1940-х годов.

М. А. Литовская (Уральский федераль-ный университет) посвятила свой доклад «"Не-правоверный" историк П. П. Бажов и советский конформизм»1 выношенной и тщательно разрабо-танной стратегии писателя, направленной на реа-лизацию оригинальной исторической концепции в своем творчестве в предлагаемых властью и дру-гими культурными институтами обстоятельствах. Литовская Мария проанализировала габитус пи-сателя, как он сформировался в результате его со-циального происхождения, образования, профес-сиональной и общественной деятельности. Этапы его пути и устойчивая позиция в карьере свиде-тельствуют о действии рано сложившихся этиче-ских и творческих установок («типичный путь об-разования для мальчика из низов»; «носитель того знания, который имеет народ»; «демократ, значит должен участвовать в общественной деятель-ности»). С 1924 до 1936 года Бажов писал только очерки по заказу обкома и записывал рассказы. Предпочитал жанры, воссоздающие события, а не их единственные оценки. Установка на рассказ очевидцев или участников событий («документ») позволяла включать элементы недостоверности, давала возможность скрыть свою точку зрения, дистанцироваться от выражения официальной го-сударственной позиции. В итоге П. П. Бажов пред-ложил свой вариант истории региона: рассказ, опирающийся не на «исторический материализм», а на коллективную память.

Т. А. Круглова (Уральский федеральный университет) в докладе «Конформизм "шестиде-сятников" на эстетической дистанции (сериал

1 Литовская М. А. «Фабульные крючочки и петельки»: по-этика компромисса в творчестве П. П. Бажова // Известия УрФУ. Серия 2 «Гуманитарные науки». 2014, 2 (127). С. 8 – 17.


7474




" Оттепель")»2 анализировала рецепции сериала в средствах массовой информации, пытаясь най-ти ответ на вопрос о возможности сближения, переклички и отталкивания разных типов кон-формизма: советского и постсоветского. На взгляд Татьяны Кругловой, фокус, в котором сходятся все нити дискуссии — проблема конформизма, а содержание сериала можно трактовать как энци-клопедию советского конформизма, описание плотной сеть практик выживания, разнообразия сделок, уступок, торгов, обменов, компромиссов и предательств. Татьяна Круглова обнаруживает в дискуссии два противоположных полюса: об-винения режиссера в апологии конформизма как единственно возможной стратегии в условиях со-ветской (и постсоветской) действительности, и поддержку его позиции как обличающей конфор-мизм. Вывод, к которому приходит докладчик, заключается в том, что В. Тодоровский создал та-кую эстетическую оптику, в которой конформизм предстает в своей двусмысленности (амбивалент-ности) и как концепт, и как социальное явление. Режиссер строит систему зеркал, вглядываясь в которые, мы видим не мир 60-х как он есть «на са-мом деле», а свое «другое». Режиссер убежден, что у каждого времени, как и в каждой человеческой жизни, есть место своему конформизму, своей сделке. Эта оптика позволяет режиссеру разгля-деть амбивалентность шестидесятничества, по-нять суть его обмена и сделки.

Обсуждение доклада Т. А. Кругловой выяви-ло, что «конформизм» отказался термином, семан-тический фокус которого все время смещается в зависимости от выбранной системы координат. Размытость ориентиров, отсутствие устойчивого ценностного консенсуса в обществе, с одной сто-роны, является питательной почвой для лавиро-вания, компромисса, поиска ниш для реализации творческих планов, а с другой стороны, это пони-жает градус самого творчества. Выступающими в дискуссии было отмечено принципиальное отли-чие системы координат разных исторических си-

2 Круглова Т. А. The conformism of the 60’s generation at an aesthetic distance // Kinokultura. Issue 44 (2014). http://www.kinokultura.com/2014/44r-ottepel-TK.shtml

туаций. Эпоха «оттепели», при всей либеральной терпимости к разности точек зрения и поведенче-ских стратегий, не отказалась от одного четкого критерия и прочного основания для разделения людей: участие в Великой Отечественной войне. В современной российской культурной ситуации основание, которое служило бы четким критерием для размежевания, в том числе на конформистов и нон-конформистов, не существует.


7575





К. е. Балдин

Балдин Кирилл Евгеньевич (Иваново, Россия) — доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России Ивановского государственного университета; E-mail: [email protected]

КРаеВедЧеСКие КонФеРенЦии В иВаноВСКоЙ оБЛаСТи

По традиции осенью каждого года в Шуе, Юже и Писцове проходят краеведческие конфе-ренции, на которые собираются не только местные знатоки родного края, но и исследователи из дру-гих российских городов.

С интервалом около месяца две краеведче-ские конференции традиционно проводятся в бо-гатом славной историей и архитектурными памят-никами городе Шуе. 24 октября 2014 года в местном литературно-краеведческом музее К. Д. Бальмонта прошли XVI чтения по региональной казуальной истории «Уездная старина». Среди краеведческой общественности эта конференция носит также не-официальное название «Провинциальный анек-дот», потому что такое название носят сборники сообщений, выходящие по итогам чтений. Конфе-ренции проходят под руководством директора му-зея Н. С. Шептуховской и доктора исторических наук, профессора Ю. А. Иванова.

Традиционно в рамках «Уездной старины» работали три секции: «Шуйская старина», «В уезд-ном городе N», «Записки провинциалов: век ХХ». В чтениях участвовали вузовские ученые, музей-щики, архивисты из Иванова, Шуи, Коврова и других городов. В частности, участники чтений ус-лышали сообщения о земских грунтовых дорогах в Шуйском уезде (К. Е. Балдин), об особенностях местного женского гимназического образования (О. С. Буслаева), о некоторых аспектах всеобщей стачки 1905 г. в Иваново-Вознесенске (А. И. Мо-товилов). С большим интересом было воспринято выступление директора Ковровского городского музея О. А. Моняковой, которая много лет ис-следует сотрудничество земства и православной церкви в культурно-историческом пространстве провинции.

28 ноября 2014 года в Шуйском историко-художественном и мемориальном музее имени М. В. Фрунзе прошли VI Борисовские чтения, которые получили свое название от имени заме-чательного историка В. А. Борисова, которого с полным правом можно считать первым краеведом Шуйского уезда. Традиционно эти чтения выгля-дят весьма представительно и постепенно приоб-ретают всероссийский характер, на этот раз на них приехали исследователи из Иванова, Владимира, Москвы, Петербурга, Ярославля и районных горо-дов Ивановской области.

Литературным и окололитературным сюже-там были посвящены сообщения В. В. Возилова «Обстоятельства приезда К. Д. Бальмонта в Шую в марте 1917 года» и С. О. Быковой «Роль Ефима Вих-рева и Дмитрия Семеновского в истории и искус-стве Палеха». До сих пор не вводившиеся в оборот картографические источники использовал в своем сообщении А. Н. Муравьев, который рассказал о разведывательных полетах самолетов Люфтваффе над Шуей в годы Великой Отечественной войны.

В 2014 году в Ивановской области широко отмечается 100-летие открытия музея Д. Г. Буры-лина в Иваново-Вознесенске. Это событие не мог-ло не получить своего отклика в Шуе, где на Бори-совских чтениях с сообщением: «Д. Г. Бурылин: от купечества к буржуазии» выступила О. А. Несми-ян. Известный специалист по топоминике края Н. Н. Тяпков остановился на этимологии некоторых географических названий в окрестностях Шуи. Большой интерес представило сообщение О. Р. Ва-сильевой о первых спортивных организациях, по-явившихся в текстильном крае еще до революции.

Наряду с историческими секциями на Бори-совских чтениях работали также секции биологи-

7676




ческого и эколого-туристического краеведения, а также литературоведческого и педагогического краеведения.

Кроме двух вышеупомянутых конференций 31 октября 2014 года в старинном селе Писцово Комсомольского района состоялись «Рыскинские чтения», которые названы в честь замечательного поэта, автора слов романса «Живет моя отрада…», а 5 – 6 ноября в городе Юже проходили «Пожар-ские чтения», которые традиционно собирают на родине князя Д. М. Пожарского исследователей из Москвы, Иванова, Шуи, Коврова и других городов.


7777




Documents

Журнал Лабиринт