ИммануилКантВведениеВВЕДЕНИЕIIIIIIVVIVVIIVIIIIXЧАСТЬПЕРВАЯАНАЛИТИКАЭСТЕТИЧЕСКОЙСПОСОБНОСТИСУЖДЕНИЯАНАЛИТИКАПРЕКРАСНОГО§1§2§3§4§5ВТОРОЙМОМЕНТ§6§7§8§9МОМЕНТ§10§11§12§13§14§15§16НЕЕСТЬЧИСТОЕСУЖДЕНИЕВКУСА§17ЧЕТВЕРТЫЙМОМЕНТ§18§19§20§21§22КНИГАВТОРАЯ§23§24А.ОМАТЕМАТИЧЕСКИВОЗВЫШЕННОМПОЯСНЕНИЕНАЗВАНИЯВОЗВЫШЕННОГО§26§27

В.ОДИНАМИЧЕСКИВОЗВЫШЕННОМВПРИРОДЕОПРИРОДЕКАКМОГУЩЕСТВЕ§29ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ К ОБЪЯСНЕНИЮ ЭСТЕТИЧЕСКИХ РЕФЛЕКТИРУЮЩИХСУЖДЕНИЙДЕДУКЦИЯЧИСТЫХЭСТЕТИЧЕСКИХСУЖДЕНИЙДЕДУКЦИЯ 27 ЭСТЕТИЧЕСКИХ СУЖДЕНИЙ О ПРЕДМЕТАХ ПРИРОДЫДОЛЖНА БЫТЬ НАПРАВЛЕНА НЕ НА ТО, ЧТО МЫ НАЗЫВАЕМ В НЕЙВОЗВЫШЕННЫМ,АТОЛЬКОНАПРЕКРАСНОЕ§31§32§33§34§35§36§37§38ПримечаниеОСООБЩАЕМОСТИОЩУЩЕНИЯ§40§41§42§43§44§45§46§47§48§49§50§51§52§53§54

Спасибо,чтоскачаликнигувбесплатнойэлектроннойбиблиотекеRoyallib.ruВсекнигиавтораЭтажекнигавдругихформатах

Приятногочтения!

ИммануилКант

Критикаспособностисуждения

ВведениеI.ОделениифилософииII.ОбобластифилософиивообщеIII.Окритикеспособностисуждениякаксредстве,связывающемдвечастифилософиивединоецелоеIV.ОспособностисуждениякакаприорнозаконодательнойспособностиV.ПринципформальнойцелесообразностиприродыестьтрансцендентальныйпринципспособностисужденияVI.ОсвязичувстваудовольствияспонятиемцелесообразностиприродыVII.ОбэстетическомпредставлениицелесообразностиприродыVIII.ОлогическомпредставленииоцелесообразностиприродыIX.Освязимеждузаконодательствомрассудказаконодательствомразума,осуществляемойспособностьюсуждения

Частьпервая.КРИТИКАЭСТЕТИЧЕСКОЙСПОСОБНОСТИСУЖДЕНИЯРазделпервый.Аналитикаэстетическойспособностисуждения.Книгапервая.АналитикапрекрасногоПервыймоментсуждениявкусапокачеству§1.Суждениевкусаестьэстетическоесуждение.§2.Благорасположение,котороеопределяетсуждениевкуса,лишеновсякогоинтереса§3.Благорасположениекприятномсвязаносинтересом§4.Благорасположениекхорошемусвязаносинтересом§5.Сравнениетрехразличныхпосвоейспецификевидовблагорасположения

Второймоментсуждениявкуса–поегоколичеству§6.Прекрасноеестьто,чтобезпонятийпредставляетсякакпредметвсеобщегоблагорасположения§7.Сравнениепрекрасногосприятнымидобрымнаосновеупомянутогопризнака§8.Всеобщностьблагорасположенияпредставляетсявсуждениивкусатолькокакcy6ъективная§9.Исследованиевопроса:предшествуетливсуждениивкусачувствоудовольствияоценкепредмета,илинаоборот?

Третиймоментсуждениявкусапоотношениюкцелям,которыепринимаютсявнихвовнимание

§10.Оцелесообразностивообще§11. Суждение вкуса имеет в качестве своего основания только форму целесообразности предмета (или способа

представленияонем).

§12.Суждениевкycaпокоитсянааприорныхоснованиях§13.Чистоесуждениевкусанезависитотпривлекательностиитрогательностипредмета§14.Пояснениепримерами§15.Суждениевкусанивкоеймеренезависитотпонятиясовершенства§ 16. Суждение вкуса, в котором предмет признается прекрасным при условии определенного понятия, не есть чистое

суждениевкуса§17.Обидеалекрасоты

Четвертыймоментсуждениявкусапомодальностиблагорасположениякпредмету§18.Чтотакоемодальностьсуждениявкуса§19.Субъективнаянеобходимость,которуюмыприписываемсуждениювкуса,обусловлена§20.Условиенеобходимости,предполагаемоесуждениемвкуса,естьидеяобщегочувства§21.Можнолисдостаточнымоснованиемпредполагатьналичиеобщегочувства§ 22.Необходимость всеобщего согласия, мыслимая в суждении вкуса, есть субъективная необходимость, которая при

предположенииобщегочувствапредставляетсяобъективной

Общеепримечаниекпервомуразделуаналитики.Книгавторая.Аналитикавозвышенного§23.Переходтспособностисужденияопрекрасномкспособностисужденияовозвышенном§24.Оделенииисследованиячувствавозвышенного.

А.Оматематическивозвышенном§25.Пояснениеназваниявозвышенного§26.Обопределениивеличиныприродныхвещей,требующейсядляидеивозвышенного§27.Охарактереблагорасположениявсужденииовозвышенной

В.Одинамическивозвышенномвприроде§28.Оприродекакмогуществе§29.Омодальностисужденияовозвышенномвприроде

ОбщеепримечаниекобъяснениюэстетическихрефлектирующихсужденийДедукциячистыхэстетическихсуждений§30.Дедукция эстетических сужденийопредметахприродыдолжнабытьнаправленанена то, чтомыназываемвней

возвышенным,атольконапрекрасное§31.Ометодедедукциисужденийвкуса§32.Перваяособенностьсуждениявкуса§33.Втораяособенностьсуждениявкуса§34.Объективныйпринципвкусаневозможен

§35.Принципвкусаестьсубъективныйпринципспособностисуждениявообще§36.Озадачедедукциисужденийвкуса§37.Что,собственно,априорноутверждаетсявсуждениивкусаопредмете?§38.Дедукциясужденийвкуса.Примечание§39.Осообщаемостиощущения.§40.Вкускаксвоегородаsensuscommunis§41.Обэмпирическоминтересекпрекрасному§42.Обинтеллектуальноминтересекпрекрасному§43.Обискусствевообще§44.Опрекрасномискусстве§45.Прекрасноеискусствоестьтакоеискусство,котороеодновременнопредставляетсянамприродой§46.Прекрасноеискусство–этоискусствогения

§47.Пояснениеиподтверждениеданноговышетолкованиягения§48.Оботношениигенияквкусу§49.Оспособностяхдуши,образующихгений§50.Освязивкусасгениемвпроизведенияхпрекрасногоискусства§51.Оделениипрекрасныхискусств§52.Осоединенииразличныхпрекрасныхискусствводномпроизведении§53.Сравнениеразличныхпрекрасныхискусствпоихэстетическойценности§54.Примечание

ВВЕДЕНИЕ

ОДЕЛЕНИИФИЛОСОФИИ

Если философию, поскольку она содержит принципы познания вещей разумомпосредствомпонятий (а не только, как логика – принципымышления вообще, невзирая наразличия объектов), обычно делят на теоретическую и практическую, то поступаютсовершенноправильно.Нотогдаипонятия,которыеуказываютпринципамэтогопознанияразумомихобъект,должныобладатьспецифическимразличием,таккаквпротивномслучаеони не дают права на деление, всегда предполагающее противоположность принциповпознанияразумом,относящегосякразличнымчастямнауки.

Существуют лишь два рода понятий, которые допускают столько же различныхпринципов возможности их предметов: понятия природы и понятия свободы. Посколькупервыеделаютвозможнымтеоретическоепознаниепоаприорнымпринципам,автороеужевсвоем понятии содержит по отношению к ним лишь негативный принцип (простогопротивоположения), для определения же воли вводит расширяющие основоположения,которыепоэтомуназываютсяпрактическими,тофилософиюсполнымоснованиемделятнасовершенноразличныепосвоимпринципамчасти–натеоретическуювкачествефилософииприроды и практическую в качестве философии морали (ибо так именуется практическоезаконодательство разума в соответствии с понятием свободы). Однако до сих пор приделении различных принципов, а вместе с ними и философии, этими выражениями частозлоупотребляли; практическое в соответствии с понятиями природы отождествлялось спрактическим в соответствии с понятием свободы, таким образом, при сохранении техженазваний–теоретическойипрактическойфилософии–совершалосьделение,посредствомкоторого(ибообечастимоглииметьодинаковыепринципы)посуществуникакогоделениянепроизводилось.

Дело в том, что воля в качестве способности желания есть одна из ряда природныхпричин вмире, а именно та, которая действует в соответствии с понятиями; и вес то, чтопредставляется возможным (или необходимым) посредством воли, называется практическивозможным (или практически необходимым), в отличие от физической возможности илинеобходимости действия, причина которого определяется к каузальности не посредствомпонятий (а, как в неодушевленной материи, посредством механизма или, как у животных,посредствоминстинкта).Здесьвотношениипрактическогоостаетсянеопределенным,естьлипонятие,котороедаетправилокаузальностиволи,понятиеприродыилипонятиесвободы.

Между тем это различие существенно.Ибо еслипонятие, определяющее каузальность,есть понятие природы, то принципы – технически практические; если же оно – понятиесвободы,топринципыморальнопрактические;

апосколькувделениинаукиразумавседеловразличиипредметов,познаниекоторыхнуждается в различных принципах, то первые должны быть отнесены к теоретическойфилософии (в качестве учения о природе), а другие составят вторую часть философии, аименнопрактическуюфилософию(вкачествеученияонравах).

Всетехническипрактическиеправила(тоестьправилаискусстваиумениявообщеилиумакакумениявлиятьналюдейиихволю),посколькуихпринципыоснованынапонятиях,должны быть отнесены к теоретической философии только как королларии. Ибо они

касаются лишь возможности вещей в соответствии с понятиями природы, для чегонеобходимы не только средства, наличествующие в природе, но и воля (в качествеспособностижелания, а темсамымиприроднойспособности),посколькуонаможетбытьопределена в соответствии с этими правилами движущими силами природы. Подобныепрактические правила называются не законами (как физические правила), а лишьпредписаниями;причемименнопотому,чтоволяподчиненанетолькопонятиюприроды,ноипонятиюсвободы,поотношениюккоторомуеепринципыназываютсязаконамиивместесосвоимиследствиямисоставляютвторуючастьфилософии,практическуюфилософию.

Следовательно,какрешениепроблемчистойгеометриинесоставляетееособойчастиилисферадеятельностиземлемеранезаслуживаетнаименованияпрактическойгеометрии,вотличиеотчистойгеометрии–второйчастигеометриивообще,также,иещеболеетого,невозможно считать механическое или химическое искусство в областиэкспериментирования или наблюдений практической частью учения о природе, и, наконец,относить домоводство, сельское хозяйство, государственную экономику, искусствообщения, предписания диететики, даже учение о всеобщем блаженстве, или сдерживаниесклонностей и обуздание аффектов для достижения этого блаженства, к практическойфилософии,атакжеполагать,чтоонисоставляютвторуючастьфилософиивообще.Внихсодержатсялишьправилаумения,лишьтехническипрактическиеправила,направленныенато, чтобы вызвать действие, возможное в соответствии с понятиями причин и действий вприроде, которые, поскольку они относятся к теоретической философии, подчинены этимпредписаниям как короллариям из нее (науки о природе) и поэтому не могут притязать наместо в особой философии, именуемой практической. Напротив, морально практическиепредписания, которые полностью основываются на понятии свободы при полномисключении определяющих оснований воли из природы составляют особый видпредписаний:подобнотемправилам,которымподчиняетсяприрода,ониназываютсяпростозаконами, но покоятся не на чувственных основаниях, как те, а на сверхчувственномпринципеинарядустеоретическойфилософиейсоставляютсовершенноособуючастьподназваниемпрактическойфилософии.

Из этого явствует, что совокупность практических предписаний, которые даетфилософия, не потому составляют особую часть философии, существующую наряду стеоретической,чтоэтипредписанияносятпрактическийхарактер,–таковымионибымоглибыть и в том случае, если бы их принципы были полностью взяты из теоретическогопознанияприроды,кактехническипрактическиеправила,–апотомучтоиеслиихпринципвообще не заимствован из всегда чувственно обусловленного понятия природы и,следовательно, покоится на сверхчувственном, которое делает нам доступным толькопонятие свободы посредством формальных законов, и они, следовательно, моральнопрактические, то есть не просто предписания или правила для осуществления того илииного намерения, а законы без какого-либо предварительного отношения к целям инамерениям.

II

ОБОБЛАСТИФИЛОСОФИИВООБЩЕ

В тех пределах, в которых применяются априорные понятия, простирается областьприменениянашейпознавательнойспособностивсоответствииспринципами,атемсамымифилософии.

Совокупность же всех предметов, с которыми соотносятся эти понятия, чтобы, повозможности, достичь познания этих предметов, может быть разделена в зависимости отдостаточностиилинедостаточностинашейспособностидляэтогонамерения.

Понятия, в той мере, в какой они соотносятся с предметами, независимо от того,возможнолиилиневозможнопознаниеэтихпредметов,имеютсвоюобласть,определяемуютолько по тому отношению, которое объект этих понятий имеет к нашей познавательнойспособности вообще. Та часть этой области, где для нас возможно познание, есть почва(territorium) этихпонятийинеобходимойдля этогопознавательной способности.Та частьэтой почвы, на которой они законодательны, есть область (ditio) этих понятий исоответствующих познавательных способностей. Следовательно, эмпирические понятияимеют,правда,своюпочвувприродекаксовокупностивсехпредметовчувств,нонеимеютсвоей области (имеют лишь место своего пребывания, domicilium), потому что, будучипроизведенызаконнымобразом,онисаминезаконодательны,иоснованныенанихправилаэмпиричны,темсамымслучайны.

Всянашапознавательнаяспособностьсодержитдвеобласти:областьпонятийприродыи область понятия свободы, ибо посредством той и другой она априорно законодательна.Соответственноэтомуифилософияделитсянатеоретическуюипрактическую.Нопочва,накоторой создается ее область и осуществляется ее законодательство, – всегда лишьсовокупность предметов возможного опыта, в тоймере, в какой они принимаются толькокак явления; ибо без этого невозможно было бы мыслить законодательство рассудка поотношениюкним.

Законодательство посредством понятий природы осуществляется рассудком, онотеоретическое. Законодательство посредством понятия свободы осуществляется разумом –оно практическое. Разум может быть законодателен только в области практического; втеоретическом познании (в познании природы) разум может только (в качестве знающегозаконыспомощьюрассудка)делатьпосредствомумозаключенийизданныхзаконоввыводы,которые остаются в сфере природы, всегда останавливаются у границ природы.Напротив,там, где правила носят практический характер, разум не становится сразу жезаконодательным,таккакэтиправиламогутбытьитехническипрактическими.

Следовательно, рассудок и разум обладают на одной и той же почве опыта двумяразличнымивидамизаконодательств,ненаносяприэтомущербадругдругу.Иботакже,какпонятие природыне влияет на законодательство посредствомпонятия свободы, и понятиесвободыненарушаетзаконодательстваприроды.Возможностьпокрайнеймеремыслитьбезпротиворечиясосуществованиеобоих законодательствисвязанныхснимиспособностейводном и томже субъекте показала критика чистого разума, устранив возражения по этомувопросупосредствомвыявлениявнихдиалектическойвидимости.

Однако, то, что эти две различные области, постоянно взаимоограничивающие друг

друга, еслиине в своем законодательстве, то в чувственноммире, не составляютединого,происходит от того, что понятие природы может, правда, представить свои предметы всозерцании,нонекаквещисамипосебе,атолькокакявления,напротив,понятиесвободы–может представить в своем объекте вещь самупо себе, но не в созерцании; тем самымниодно из этих понятий не может дать теоретического знания о своем объекте (и даже омыслящемсубъекте)каквещисамойпосебе,котораябылабытем,чтовыходитзапределычувств; идею этого, правда, необходимо полагать в основу возможности всех предметовопыта,носамуэтуидеюникогданельзявозвыситьирасширитьдопознания.

Следовательно,существуетбезграничная,ноинедоступнаявсейнашейпознавательнойспособности область – область сверхчувственного, где мы не обретаем для себя почву,следовательно,неможемрасполагатьвнейсферойтеоретическогопознаниянидляпонятийрассудка,нидляпонятийразума,область,которуюмы,правда,должнызаполнятьидеямикакдля теоретического, так и для практического применения разума, однако по отношению кзаконам, возникшим из понятия свободы, мы можем придавать этим идеям лишьпрактическуюреальность,чтонивкоеймеренерасширяетнашетеоретическоепознаниедосверхчувственного.

Хотя между областью понятия природы в качестве чувственного и областью понятиясвободы в качестве сверхчувственного лежит необозримая пропасть, так что переход отпервой ко второй (следовательно, посредством теоретического применения разума)невозможен, будто это два настолько различных мира, что первый не может влиять навторой,темнеменеевторойдолженвлиятьнапервый,аименно,понятиесвободыдолжносделатьдействительнойвчувственноммирезаданнуюегозаконамицель,и,следовательно,природудолжнобытьвозможномыслить такимобразом, чтобы закономерность ееформысоответствовала по крайне мере возможности целей, заданных ей законами свободы.Следовательно,должнобытьвсе-такиоснованиедляединствасверхчувственного,лежащеговосновеприроды,стем,чтопрактическисодержитвсебепонятиесвободы,дажееслитакоепонятиенедостигаетнитеоретически,нипрактическипознанияэтогоединства,азначит,неимеет своейобласти, оно все-такиделает возможнымпереходотмышленияпопринципамприродыкмышлениюпопринципамсвободы.

III

ОКРИТИКЕСПОСОБНОСТИСУЖДЕНИЯКАКСРЕДСТВЕ,СВЯЗЫВАЮЩЕМДВЕЧАСТИФИЛОСОФИИВЕДИНОЕЦЕЛОЕ

Критика познавательных способностей с точки зрения того, что онимогут совершитьаприорно, не имеет, собственно говоря, по отношению к объектам определенной области,посколькуона–недоктрина,адолжналишьисследовать,возможналипосредствомнееприсвойствах, которыми обладают наши способности, доктрина, а если возможна, то какимобразом. Область критики распространяется на все притязания этих способностей, чтобыочертитьграницыихправомерности.Однакото,чтонеможетвойтивделениефилософии,может ведь войти в качестве главной составной части в критику чистой познавательнойспособностивообще, еслионосодержитпринципы,которыесамипосебенепригоднынидлятеоретического,нидляпрактическогоприменения.

Понятияприроды, содержащиеосновудлявсякогоаприорнотеоретическогопознания,покоились на законодательстве рассудка. Понятие свободы, содержащее основу для всехаприорных чувственно не обусловленных практических предписаний, покоилось назаконодательстверазума.Такимобразом,помимотого,чтообеспособностимогутбытьпосвоейлогическойформепримененыкпринципам,какогобыпроисхождения этипринципыни были, каждая из них обладает еще по своему содержанию своим собственнымзаконодательством, над которым (априорно) нет другого и которое поэтому оправдываетделениефилософиинатеоретическуюипрактическую.

Однако в семействе высших познавательных способностей все-таки существуетпромежуточноезвеномеждурассудкомиразумом.Это–способностьсуждения,которая,какможно предположить по аналогии, также должна содержать если не собственноезаконодательство,то,вовсякомслучае,собственныйпринципобнаружениязаконов,правда,принцип,лишьаприорносубъективный;

ихотяэтомупринципунеданавкачествеегообластиопределеннаясферапредметов,онвсе-такиможетиметькакую-либопочвусопределеннымисвойствами,длякоторыхзначимлишьэтотпринцип.

К этому присовокупляется (судя по аналогии) новое основание для того, чтобыпоставить способность суждения в связь с другим порядком способностей нашегопредставления, который, по-видимому, еще более важен, чем близость способностисуждениядругимпознавательнымспособностям.Ибовсесилыилиспособностидушимогутбытьсведеныктрем,которыедалеенельзявывестиизобщегооснования;этоспособностьпознания, чувство удовольствия и неудовольствия и способностьжелания. Для способностипознания законодателен только рассудок, если эта способность (как и должно быть, когдаона рассматривается сама по себе, без смешения со способностьюжелания) соотносится вкачествеспособноститеоретическогопознаниясприродой,лишьпоотношениюккоторойкак явлению мы можем устанавливать законы посредством априорных понятий природы,представляющих собой, собственно говоря, чистые понятия рассудка. Для способностижелания как высшей способности в соответствии с понятием свободы априорнозаконодателен только разум (в котором только и имеется это понятие). Однако междуспособностьюпознанияиспособностьюжеланиянаходитсячувствоудовольствия,также,

как между рассудком и разумом способность суждения.Поэтому пока следует по крайнеймере предположить, что способность суждения также содержит для себя априорныйпринцип, а поскольку со способностью желания необходимо связано удовольствие илинеудовольствие(предшествуютлионикаквнизшейстепениэтойспособностиеепринципуили,какввысшей,следуюттолькоизегоопределенияморальнымзаконом),онатакжебудетспособствоватьпереходучистыхпознавательныхспособностей,тоестьпереходуотобластипонятийприродыкобластипонятиясвободы,подобнотомукаквлогическомприменениионаделаетвозможнымпереходотрассудкакразуму.

Следовательно, хотя философия может быть разделена только на две главные части,теоретическую и практическую, хотя все, что мы хотели бы сказать о собственныхпринципахспособностисуждения,должнобытьотнесеновнейк теоретическойчасти, тоесть к познанию разумом согласно понятиям природы, все-таки критика чистого разума,котораяпреждечемприступитькосуществлениюсистемыдолжнаустановитьвсеэтодляеевозможности, состоит из трех частей: критики чистого рассудка, критики чистойспособностисужденияикритикичистогоразума;

этиспособностиназванычистымипотому,чтоониаприорнозаконодательны.

IV

ОСПОСОБНОСТИСУЖДЕНИЯКАКАПРИОРНОЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙСПОСОБНОСТИ

Способностьсуждениявообщеестьспособностьмыслитьособенноекакподчиненноеобщему. Если общее (правило, принцип, закон) дано, то способность суждения, котораяподводит под него особенное (и в том случае, если она в качестве трансцендентальнойспособности суждения априорно указывает условия, при которых только и может бытьсовершеноэтоподведение)естьопределяющаяспособностьсуждения;еслижеданотолькоособенное, для которого способность суждения должна найти общее, то эта способностьестьрефлектирующаяспособностьсуждения.

Определяющая способность суждения лишь подводит особенное под общиетрансцендентальные законы, которые дает рассудок, закон предписан ей априорно, и ей ненужно самой измышлять закон, чтобы подчинить особенное в природе общему. Однакосуществует такое многообразие форм природы, столько модификаций общихтрансцендентальных понятий, остающихся не определенными теми законами, которыеаприорно дает чистый рассудок, ибо они имеют в виду возможность природы (в качествепредмета чувств) вообще, что для всего этого также должны быть законы; в качествеэмпирическихонимогут в соответствии спониманиемнашего рассудка быть случайными,но поскольку они должны называться законами (как того требует понятие природы), ихследует все-таки признавать необходимыми, исходя из некоего, хотя и не известного нампринципа, принципа единства многообразного. Следовательно, рефлектирующаяспособностьсуждения,которойнадлежитподниматьсяотособенноговприродекобщему,нуждается в принципе – из опыта она его заимствовать не может, так как именно этотпринцип должен обосновать единство всех эмпирических принципов, подчиненных такжеэмпирическим, но более высоким принципам, другими словами, возможность ихсистематического подчинения друг другу. Подобный трансцендентальный принципрефлектирующая способность суждения может дать себе как закон только сама; она неможет взять его извне (так как в этом случае она была бы определяющей способностьюсуждения)илипредписыватьегоприроде,иборефлексияозаконахприродысообразуетсясприродой,анеприродасусловиями,согласнокоторыммыпытаемсяполучитьсовершеннослучайноевотношенииэтихусловийпонятиеоней.

Поскольку общие законы природы имеют основание в нашем рассудке, которыйпредписывает их природе (правда, лишь в соответствии с общим понятием о ней какприроде), этот принцип должен быть лишь таким, который устанавливает, что частныеэмпирическиезаконывотношениитого,чтовнихосталосьнеопределеннымупомянутымиобщимизаконами,надлежитрассматриватьвтакомединстве,будтонекийрассудок(хотяине наш) также дал их нашим познавательным способностям, чтобы сделать возможнойсистему опыта сообразно частным законам природы. Это не значит, что следуетдействительноисходитьизналичиятакогорассудка(ибоэтаидеяслужитпринципамлишьрефлектирующей способности суждения, для рефлексии, а не для определения), и этаспособностьдает,такимобразом,законтолькосамойсебе,неприроде.

Поскольку понятие объекта, в той мере, в какой оно содержит одновременно иоснование действительности этого объекта, называется целью, а соответствие вещи той

структуревещей,котораявозможналишьсогласноцелям,называетсяцелесообразностью ееформы, то принцип способности суждения по отношению к форме вещей природы,подчиненных эмпирическим законам вообще, есть целесообразность природы. в еемногообразии.Другимисловами,посредствомэтогопонятияприродапредставляетсятакимобразом,будтонекийрассудоксодержитоснованиеединствамногообразияееэмпирическихзаконов.

Следовательно, целесообразность природы есть частное априорное понятие, котороеимеет свой источник только в рефлектирующей способности суждения. Ибо приписыватьпродуктам природы нечто, подобное отношению природы в них к целям, нельзя; этимпонятиемможнопользоваться лишьдля того, чтобырефлектировать о них с точки зрениясвязиявленийвприроде,даннойвсоответствиисэмпирическимизаконами.Ктомужеэтопонятие полностьюотличается от практической целесообразности (будь то человеческогоискусстваилинравственности),хотяимыслитсяпоаналогиисней.

V

ПРИНЦИПФОРМАЛЬНОЙЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИПРИРОДЫЕСТЬТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙПРИНЦИПСПОСОБНОСТИСУЖДЕНИЯ

Трансцендентальный принцип – это принцип, посредством которого представляетсяаприорное общее условие, единственно допускающее, чтобы вещи могли стать объектаминашего познания. Напротив, метафизическим принцип называется, если он представляетаприорное условие, допускающее, чтобы объекты, понятие о которых должно быть даноэмпирически,моглибытьдалееопределеныаприорно.Так,принциппознаниятелвкачествесубстанции и изменяющихся субстанции трансцендентален, если этим утверждается, чтоизменениедолжнобытьвызванокакой-либопричиной;онметафизичен,еслиутверждается,чтоэтоизменениедолжнобытьвызвановнешнейпричиной:впервомслучае,длятогочтобыаприорнопознатьположение,телодолжномыслитьсятолькопосредствомонтологическихпредикатов (чистых понятий рассудка), например, как субстанция; во втором в основудолжнобытьположеноэмпирическоепонятиетела(каквещи,движущейсявпространстве),чтопозволяет совершенно априорноусмотреть, что телуприсущэтотпредикат (движенияпосредством внешней причины). Таким образом, как я сразу же покажу, принципцелесообразности природы (в многообразии ее эмпирических законов) естьтрансцендентальный принцип. Ибо понятие объектов, мыслимых подчиненными этомупринципу,естьлишьчистоепонятиеопредметахвозможногоопытногопознаниявообщеине содержит ничего эмпирического, напротив, принцип практической целесообразности,который должен мыслиться в идее определения свободной воли, есть принципметафизический, так как понятие способности желания как воли должно быть даноэмпирически(ононепринадлежитктрансцендентальнымпредикатам).Однакообапринципавсе-такинеэмпирические,ааприорныепринципы,ибодлясвязипредикатасэмпирическимпонятиемсубъектаихсужденийнетнеобходимостивдальнейшемопыте,иэтасвязьможетбытьпринятасовершенноаприорно.

Что понятие целесообразности природы принадлежит к трансцендентальнымпринципам,можновдостаточнойстепениусмотретьизтехмаксимспособностисуждения,которые априорно полагаются в основу исследования природыи тем неменее направленытольконавозможностьопыта,темсамымнавозможностьпознанияприроды,нонепростокак природы вообще, а как природы, определенной многообразием частных законов. Оничасто,хотяиразрозненно,встречаютсявданнойнаукевкачествесентенцийметафизическоймудрости в связи с рядом правил, необходимость которых не может быть выведена изпонятий."Природаизбираеткратчайшийпуть (lexparsimoniae);онанеделаетскачков,нивпоследовательностисвоихизменений,ниврядоположностиразличныхпосвоейспецификеформ (lexcontinui innatura); еевеликоемногообразиевэмпирическихзаконахесть,однако,единство, подчиненное немногим принципам (principia praeter necessitatem nоn suntmultiplicanda)"ит.д.

Ноеслимыслятуказатьпроисхождениеэтихосновоположенийипытаютсяпроизвестиэто психологическим путем, то это полностью противоречит их смыслу. Ибо этиосновоположения говорят не о том, что происходит, то есть по какому правилудействительнофункционируютнашипознавательныеспособности,инеотом,каксудят,ао

том,какдолжносудить;и еслипринципылишьэмпиричны, такаялогическаяобъективнаянеобходимость получена быть не может. Следовательно, для наших познавательныхспособностей и их применения целесообразность природы, которая с несомненностьювысвечивается в них, есть трансцендентальный принцип суждений и нуждается, такимобразом, в трансцендентальной дедукции, посредством которой будет показано, чтооснованиедлятакогосужденияследуетискатьваприорныхисточникахпознания.

В основаниях возможности опыта мы, правда, всегда сначала находим нечтонеобходимое,аименнообщиезаконы,безкоторыхприродавообще(какпредметчувств)неможет быть мыслима; они основаны на категориях, применяемых к формальным условиямвсякоговозможногодлянассозерцания,посколькуонотакжеаприорно.Поддействиемэтихзаконов способность суждения есть определяющая; ибо все ее дело в том, чтобыпроизводить подведение под данные законы. Например: рассудок говорит – каждоеизменение имеет свою причину (общий закон природы); задача трансцендентальнойспособности суждения только в том, чтобы указать условие подведения под данноеаприорноепонятиерассудка;аоносостоитвпоследовательностиопределенийоднойитойже вещи.Дляприродывообще (как предмета возможного опыта) этот законпознается каксовершенно необходимый. Однако предметы эмпирического познания определены кромеэтого формального условия времени или, насколько можно априорно судить, могут бытьопределены еще рядом других способов. Таким образом, различные по своей спецификепредметыприродымогут,помимотого,чтоприсущеимвкачествепринадлежащихприродевообще, еще бесконечно многообразно выступать как причины; и каждый способ такогородадолжен(всоответствииспонятиемпричинывообще)иметьсвоеправило,котороеестьзакон, тем самым обладает необходимостью, хотямы по свойствам и при границах нашихпознавательныхспособностейэтунеобходимостьнеусматриваем.Следовательно,васпектеэмпирическихприродныхзаконовмыдолжнымыслитьвприродевозможностьбесконечномногообразныхэмпирических законов, которыедлянашегопонимания случайны (немогутбыть априорно познаны) и исходя из которых мы судим о единстве природы, а также овозможности единства опыта (как системы по эмпирическим законам) как о чем-тослучайном.Однакопосколькуподобноеединствонеобходимодолжнобытьпредпосланоипринято,ибовпротивномслучаенельзябылобыполностьюсвязатьэмпирическиезнаниявцелостностьопыта–общиезаконыприродыустанавливают,правда,подобнуюсвязьмеждувещами одного рода в качестве вещей природы вообще, но не в их специфичности какособых существ природы, – то способность суждения должна принять в качествеаприорного принципа для своего собственного применения, что случайное длячеловеческого понимания в частных (эмпирических) законах природы все-таки содержитхотя и непостижимое для нас, но мыслимое закономерное единство в соединениимногообразного в ней в сам по себе возможный опыт. Следовательно, посколькузакономерное единство в соединении, которое мы познаем в соответствии с необходимымнамерением (потребностью) рассудка, – но познаем как само по себе случайное, –представляется нам целесообразностью объектов (здесь – природы), то способностьсуждения, которая по отношению к вещам, подчиненным возможным (еще подлежащимоткрытию) эмпирическим законам есть только рефлектирующая способность, должнамыслитьдлянашейпознавательнойспособностиприродуприменительнокэтимзаконампопринципу целесообразности, который затем находит свое выражение в вышеприведенныхмаксимах способности суждения. Это трансцендентальное понятие целесообразностиприродынеестьнипонятиеприроды,нипонятиесвободы,посколькуононичегонепридаетобъекту (природе), а лишьпредставляет собой единственныйспособ, которыймыдолжны

применятьврефлексииопредметахприроды,намереваясьобрестиполностьюсвязныйопыт,следовательно, есть субъективный принцип (максима) способности суждения; поэтому,встречая подобное систематическое единство по чисто эмпирическим законам, мыиспытываемрадость (собственно,от того,чтоосвобождаемсяотнекойпотребности), какбудто это счастливая случайность, благоприятствующая нашему намерению, хотя мыдолжны с необходимостью признать, что подобное единство существует, несмотря на то,чтомынеможемниусмотреть,нидоказатьего.

Чтобыубедитьсявобоснованностиэтойдедукцииданногопонятияивнеобходимостипринять его как трансцендентальный принцип познания, следует представить себесерьезность задачи: получить из данных восприятии природы, содержащей бесконечноемногообразие эмпирических законов, связный опыт; эта задача априорно включена в нашрассудок. Правда, рассудок априорно владеет общими законами природы, без которых онавообщенемоглабыбытьпредметомопыта,однакосверхэтогоемунуженещеизвестныйпорядок в природе, в ее частных правилах, узнать которые онможет лишь эмпирически икоторые для него случайны.Эти правила, без которых не было бы продвижения от общейаналогиивозможногоопытавообщекчастномуопыту,рассудокдолженмыслитькакзаконы(то есть как необходимые), – ибо в противном случае они не составляли бы порядкаприроды,–хотяоннепознаетиникогданесможетпостигнутьих.Поэтому,несмотрянато,чторассудоквотношенииэтихобъектовничегонеможетаприорноопределить,онвсе-такидолжен следовать так называемым эмпирическим законам и положить в основу своейрефлексии априорный принцип, а именно, что по этим законам возможен познаваемыйпорядок в природе; и этот принцип выражают следующие положения: что в природесуществует постижимая для нас иерархия родов и видов; что они приближаются друг кдругупообщемупринципу,дабыбылвозможенпереходотодногокдругому,атемболееквысшемуроду;чтохотянашемурассудкусначалапредставляетсянеизбежнымпринятьдляспецифического различия действий природы столько же видов каузальности, они все-такимогут подчиняться небольшому числу принципов, обнаружением которых мы должнызаниматься,ит.д.Этосоответствиеприродынашейпознавательнойспособностиаприорнопредпосылается способностью суждения для ее рефлексии о природе по ее эмпирическимзаконам, тогда как рассудок объективно признает это соответствие случайным; толькоспособность суждения приписывает это соответствие природе как трансцендентальнуюцелесообразность (по отношению к познавательной способности субъекта); без такойпредпосылкимынеимелибыпорядкавприродепоэмпирическимзаконами,следовательно,не имели бы путеводной нити для того, чтобы с помощью этих законов ставить опытсообразновсемумногообразиюприродыидляегоисследования.

Ведьлегкоможнопредположить,что,несмотрянавсеединообразиевещейприродыпообщимзаконам,безкоторыхвообщенебылобыформыопытногопознания,специфическоеразличие эмпирических законов природы и их действий все-таки оказалось бы настолькозначительным,чтонашрассудокнемогбыобнаружитьвнейпостижимыйпорядок,немогбы делить ее продукты на роды и виды, чтобы пользоваться принципами объяснения ипониманияодногодляобъясненияипониманиядругого,исоздатьизстользапутанногодлянас (собственно говоря, лишь бесконечно многообразного, несоразмерного нашейспособностипостижения)материаласвязныйопыт.

Следовательно, способность суждения также имеет априорный принцип длявозможностиприроды, но лишь в субъективномотношении, в себе, посредствомчего онапредписывает не природе (как автономии), а самой себе (как геавтономии) закон длярефлексии о природе, закон, который можно назвать законом спецификации природы в

отношении ее эмпирических законов; способность суждения априорно не познает его вприроде, а принимает ради возможностидлянашего рассудкапостичьпорядок в делении,которому она подвергает свои общие законы, когда хочет подчинить им многообразиечастныхзаконов.Следовательно,когдаговорят:природаспецифицируетсвоиобщиезаконыпо принципу целесообразности для нашей познавательной способности, то есть длясоответствия их человеческому рассудку в его необходимом деле – находить дляособенного, которое дает ему восприятие, общее, а для различного (для каждого вида,правда,общего)– связьв единствепринципа, то этимнеприписывают законприродеинеузнают его в ней посредством наблюдения (хотя названный принцип может бытьподтвержден); это принцип не определяющей, а только рефлектирующей способностисуждения, и требуется лишь, чтобы эмпирические законы природы, каким бы ни былоустройствоприродыпоееобщимзаконам,обязательноисследовалисьпоэтомупринципуиоснованным на нем максимам, ибо успешно применять наш рассудок в опыте и обретатьпознаниемыможемлишьвтехграницах,вкоторыхдействуетэтотпринцип.

IV

ОСВЯЗИЧУВСТВАУДОВОЛЬСТВИЯСПОНЯТИЕМЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИПРИРОДЫ

Мыслимое соответствие природы в многообразии ее частных законов нашейпотребности найти для нее общность принципов должно по всему нашему разумениюрассматриваться как случайное, но тем не менее необходимое для потребности нашегорассудка,следовательно,какцелесообразность,посредствомкоторойприродасоответствуетнашему направленному только на познание намерению. Общие законы рассудка, которыеодновременно суть законы природы, ей столь же необходимы (хотя они и возникли изспонтанности),какзаконыдвиженияматерии;возникновениеихнепредполагаетнамерения,связанногоснашейпознавательнойспособностью,таккактолькосихпомощьюмывпервыеобретаем понятие о том, что есть познание вещей (природы), и они необходимо присущиприроде как объекту нашего познания вообще.Между тем то, что порядок природыпо еечастнымзаконампривсемих,покрайнеймеревозможном,многообразииинеоднородности,превосходящим нашу способность постижения, действительно соответствует этойспособности, насколько мы можем усмотреть, случайно; выявление этого порядка – делорассудка, преднамеренно направленное к его необходимой цели, а именно внести в этотпорядок единство принципов; эту цель способность суждения должна затем приписатьприроде,иборассудокпредписатьейдляэтогозаконнеможет.

Осуществление каждого намерения связано с чувством удовольствия; если условиемнамерения служит априорное представление, подобно тому, как здесь принцип длярефлектирующей способности суждения вообще, то чувство удовольствия такжеопределено априорным основанием и значимо для каждого, причем только посредствомотношения объекта к познавательной способности; понятие целесообразности здесь ни вкоей мере не принимает во внимание способность желания и, следовательно, полностьюотличаетсяотвсякойпрактическойцелесообразностиприроды.

В самом деле, хотя совпадение восприятии с законами по общим понятиям природы(категориям) отнюдь не вызывает в нас чувство удовольствия и не может его вызвать,посколькурассудокдействуетздесьнеобходимымобразомнепреднамеренносоответственносвоей природе, то, с другой стороны, обнаруженная совместимость двух или несколькихгетерогенных эмпирических законов природы под одним охватывающим их принципомслужитоснованиемвполнезаметногоудовольствия,частодажевосхищения,причемтакого,которое не исчезает и при достаточном знакомстве с предметом. Правда, мы больше неиспытываем заметного удовольствия от того, что мы постигаем природу и единство ееделения на роды и виды, что только и делает возможными эмпирические понятия,посредством которых мы познаем природу по ее частным законам, но в свое время этоудовольствиенесомненносуществовало;илишьпотому,чтобезнегонебылбывозможендаже самый обычный опыт, оно постепенно смешалось с познанием и как таковое уже незамечалось.Следовательно,необходимонечто,заставляющееобратитьвниманиевсуждениио природе на ее целесообразность для нашего рассудка, стремление подчинить, где этовозможно, неоднородные законы природы ее более высоким, хотя также эмпирическимзаконам, для того, чтобы, если это удается, ощутить удовольствие от согласованности ихдля нашей познавательной способности, от согласованности, которую мы считаем

случайной. Напротив, нам бы очень не понравилось такое представление о природе,посредствомкоторогобылобызаранееизвестно,чтоприлюбомисследовании,выходящемза пределы самого простого опыта, мы натолкнемся на такую разнородность ее законов,которая сделает невозможнымдля нашего рассудка объединение частных законов в общиеэмпирические законы, ибо это противоречит субъективно целесообразной спецификацииприродыпоееродаминашейрефлектирующейспособностисужденияприменительнокней.

Предпосылка способности суждения относительно того, до каких пределовпростирается эта идеальная целесообразность природы для нашей познавательнойспособности, столь неопределенна, что, когда нам говорят: более глубокое и обширноезнание природы путем наблюдения должно в конце концов натолкнуться на такоемногообразие законов,котороениодинчеловеческийрассудокнесможетсвестикодномупринципу,–мыготовыпримиритьсясэтим;впрочем,мыохотнееприслушиваемсяктем,ктовозбуждает в нас надежду на то, что чем больше мы будем знать о внутреннем строенииприродыичембольшесумеемпровестисравненийеесвнешними,намещенеизвестнымизвеньями,темпрощепокажутсянамвходерасширениянашегоопытногознанияеепринципыи тем более однородной она предстанет нам при всей кажущейся разнородности ееэмпирических законов. Ибо веление способности суждения – действовать, основываясь напринципесоответствияприродынашейпознавательнойспособностидотехпор,покаэтотпринцип сохраняет свою значимость, не задаваясь вопросом о ее границах (поскольку этоправило дает нам не определяющая способность); определить границы рациональногоприменения нашей познавательной способности мы можем, но определить границы вэмпирическойобластиневозможно.

VII

ОБЭСТЕТИЧЕСКОМПРЕДСТАВЛЕНИИОЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИПРИРОДЫ

То, что в представлении об объекте чисто субъективно, то есть составляет егоотношение к субъекту, есть эстетическое свойство представления; но то, что служит илиможетбытьпримененовнемдляопределенияпредмета(дляпознания),естьегологическаязначимость. В познании предмета чувств оба отношения встречаются. В чувственномпредставленииовещахвнеменякачествопространства,вкотороммыихсозерцаем,естьто,чточистосубъективновмоемпредставлениионих(этимнеопределяетсято,чтоонисутьвкачестве объектов самих по себе), поэтому предмет мыслится здесь только как явление;однако пространство, невзирая на его чисто субъективное качество, все-таки есть частьпознаниявещейкакявлений.Ощущение(здесьвнешнее)такжевыражаетлишьсубъективноев наших представлениях о вещах вне нас, но в сущности материальное (реальное) в них(посредством чего дается нечто существующее), так же как пространство выражает лишьаприорнуюформувозможностиихсозерцания;

однакоиэтоощущениеиспользуетсядляпознанияобъектоввненас.То субъективное в представлении, которое не может стать частью познания, есть

связанное с этим представлением удовольствие или неудовольствие; посредством того идругого я ничего не познаю в предмете представления, хотя они и могут быть действиемкакого-либо познания. Целесообразность вещи, поскольку она представлена в восприятии,такжене составляет свойство самогообъекта (ибоонанеможетбытьвоспринята), хотяиможет быть выведена из познания вещей. Следовательно, целесообразность, котораяпредшествуетпознаниюобъекта,болеетого,непосредственносвязываетсяспредставлениемоб объекте без желания использовать его для познания, есть то субъективное впредставлении, которое не может стать частью познания. Следовательно, в таком случаепредмет называется целесообразным лишь потому, что представление о немнепосредственно связано с чувством удовольствия; и само это представление естьэстетическое представление о целесообразности. Однако возникает вопрос, существует ливообщеподобноепредставлениеоцелесообразности.

Если со схватыванием (apprehensio) формы предмета созерцания, без отнесения его кпонятиюдляопределенногопознания,связаноудовольствие,топредставлениевэтомслучаесоотносится не с объектом, а только с субъектом, и удовольствие может выразить не чтоиное, как соответствие объекта познавательным способностям, действующим врефлектирующейспособностисужденияипостольку,посколькуонивнейприсутствуют,тоестьтолькосубъективнуюформальнуюцелесообразностьобъекта.Ведьсхватываниеформввоображенииникогданеможетпроисходитьбезтого,чтобырефлектирующаяспособностьсуждениянесравнивалаих,даженепреднамеренно,покрайнеймересосвоейспособностьюсоотносить созерцания с понятиями. Если в этом сравнении воображение (в качествеспособностикаприорнымсозерцаниям)непреднамеренноприводитсявсогласиесрассудком(в качестве способности создавать понятия) и тем самым возбуждается чувствоудовольствия,топредметнадлежитрассматриватькакцелесообразныйдлярефлектирующейспособностисуждения.Подобноесуждениеестьэстетическоесуждениеоцелесообразностиобъекта,котороенеоснованонаимеющемсяпонятиипредметаинесоздаетпонятиеонем.С

представлениемопредмете,формакоторого (анематериальноевпредставлениионем,тоесть ощущение) рассматривается в рефлексии о ней (без намерения обрести понятие опредмете) как основание удовольствия от представления о подобном объекте, – с такимпредставлением это удовольствие мыслится как необходимо связанное, следовательно, нетолькодля субъекта, схватывающего этуформу, нои вообщедля каждого, кто выносит онемсуждение.Тогдапредметназываетсяпрекрасным,аспособностьвыноситьсуждениенаосновании такого удовольствия (следовательно, выносить общезначимое суждение)называетсявкусом.Таккакоснованиеудовольствияполагаетсятольковформупредметадлярефлексиивообще, тем самымне в ощущениепредметаибез соотнесения его спонятием,которое содержало бы какое-либо намерение, то лишь с закономерностью в эмпирическомприменении способности суждения вообще (с единством воображения и рассудка) всубъекте согласуется представление об объекте в рефлексии, чьи априорные условияобщезначимы;

а поскольку эта согласованность предмета со способностью субъекта случайна, онасоздает представление о целесообразности предмета в отношении познавательныхспособностейсубъекта.

Здесь выступает такое удовольствие, которое, подобно всякому удовольствию илинеудовольствию,невызванномупонятиемсвободы(тоестьпредшествующимопределениемвысшей способности желания посредством чистого разума), никогда не может бытьвыведено из понятий как необходимо связанное с представлением о предмете, но всегдадолжнобытьпознанотолькопосредствомрефлективноговосприятиякаксвязанноесним;следовательно, оно, подобно всем эмпирическим суждениям, не может сообщатьобъективнуюнеобходимостьипритязатьна априорнуюобщезначимость.Однакосуждениевкуса,подобновсемдругимэмпирическимсуждениям,притязаеттольконаобщезначимость,что,несмотрянаеговнутреннююслучайность,всегдавозможно.Странноинеобычноздесьтолькото,чтонеэмпирическоепонятие,ачувствоудовольствия(следовательно,вообщенепонятие) надлежит посредством суждения вкуса – будто оно является предикатом,связаннымспознаниемобъекта,–ожидатьоткаждогоисвязыватьсегопредставлением.

Тот, кто вынес единичное суждение опыта, различив, например, в горном хрусталедвижущуюсякаплюводы,сполнымоснованиемтребует,чтобыидругиеэтопризнали,ибоон вынес свое суждение по общим условиям определяющей способности суждения всоответствии с законами возможного опыта вообще. Так же тот, кто испытываетудовольствие от одной только рефлексии о форме предмета, не принимая во вниманиепонятие,сполнымоснованиемпритязаетнасогласиекаждого,хотяегосуждениеэмпиричнои единично, ибо основание для этого удовольствия содержится в общем, хотя исубъективномусловиирефлектирующихсуждении,аименновцелесообразномсоответствиипредмета (будь то продукт природы или искусства) познавательным способностям(воображенияирассудка),требующимсядлякаждогоэмпирическогопознания.

Следовательно, хотя в суждении вкуса удовольствие зависит от эмпирическогопредставления и априорно не может быть связано с каким-либо понятием (невозможноаприорно определить, будет ли предмет соответствовать вкусу или нет, его надлежитиспробовать),однакоудовольствиеестьвсе-такиопределяющееоснованиеэтогосуждениятолько вследствие сознания того, что оно покоится на рефлексии и общих, хотя толькосубъективных, условиях соответствия рефлексии познанию объектов вообще, для которыхформаобъектацелесообразна.

Этим и объясняется, почему суждения вкуса по их возможности – поскольку онапредполагаетаприорныйпринцип–такжеслужатпредметомкритики,хотяэтотпринципне

есть ни познавательный принцип для рассудка, ни практический принцип для воли и,следовательно,неестьаприорноопределяющийпринцип.

Восприимчивость к удовольствию, возникающему из рефлексии о формах вещей (какприроды,такиискусства)свидетельствует,однако,нетолькооцелесообразностиобъектовпо отношению к рефлектирующей способности суждения сообразно понятию природысубъекта, но и, наоборот, о целесообразности субъекта по отношению к предметам по ихформеидажебесформенностив силупонятия свободы;ипоэтому эстетическое суждениедолжнобытьотнесеновкачествесуждениявкусанетолькокпрекрасному,ноивкачествевозникшегоиздуховногочувстваквозвышенному, и, такимобразом, критика эстетическойспособности суждения должна быть разделена на две соответствующие этому главныечасти.

VIIIОЛОГИЧЕСКОМПРЕДСТАВЛЕНИИОЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИПРИРОДЫВ данном нам в опыте предмете целесообразность может быть представлена либо

просто на субъективном основании как соответствие его формы при схватывании(apprehensio) – до всякого понятия – познавательным способностям, чтобы объединитьсозерцание с понятиями для познания вообще, либо на объективном основании каксоответствие формы предмета возможности самой вещи, согласно понятию о ней,предшествующемуейисодержащемуоснованиеэтойформы.Мывидели,чтопредставлениео целесообразности первого рода покоится на непосредственном удовольствии от формыпредмета уже в самой рефлексии о ней; представление о целесообразности второго рода,посколькуоносоотноситформуобъектанеспознавательнойспособностьюсубъектаприеесхватывании, а с определенным познанием предмета, подведенного под данное понятие,совершеннонесвязаноприсужденииовещахсчувствомудовольствияотнихиотноситсятолькокрассудку.Еслипонятиеопредметеданотоделоспособностисужденияприменитьэто понятие для познания в изображении (exhibitio), то есть сопоставить понятие ссоответствующимемусозерцанием;это

может происходить посредством нашего воображения, как в искусстве, когда мыреализуем заранее принятое понятие о предмете, который служит нам целью, илипосредствомприродывеетехнике(какэтопроисходитворганическихтелах),когдамыдлятого,чтобысудитьоеепродукте,привносимвнеенашепонятиецели;впоследнемслучаемы представляем себе не только целесообразность природы в форме вещи, но и этот еепродукткакцельприроды.Хотянашепонятиеосубъективнойцелесообразностиприродывее формах в соответствии с эмпирическим законом вообще не есть понятие об объекте, алишьпринципспособностисуждения,посредствомкоторогоонаобретаетпонятияв этомчрезмерноммногообразии(ориентируетсявнем),темнеменеемыэтимкакбыприписываемприроде внимание к нашей познавательной способности по аналогии с целью; такимобразом, мы можем рассматривать красоту природы как изображениепонятия формальной(чистосубъективной)целесообразности,ацелиприроды-какизображениепонятияреальной(объективной) целесообразности; о первой мы судим на основании вкуса (эстетически,посредствомчувстваудовольствия),овторой–наоснованиирассудкаиразума(логически,согласнопонятиям).

На этом основано деление критики способности суждения на эстетическую ителеологическую; под первой мы понимаем способность судить о формальнойцелесообразности (ее называют также субъективной) на основании чувства удовольствияили неудовольствия, под второй – способность судить о реальной целесообразности(объективнойприроды)наоснованиирассудкаиразума.

Вкритикеспособностисуждениянаиболеесущественнатачасть,вкоторойсодержитсяэстетическая способность суждения, так как только в ней находится принцип, которыйспособностьсуждениясовершенноаприорнополагаетвосновусвоейрефлексииоприроде,аименно принцип формальной целесообразности природы по ее частным (эмпирическим)законамдлянашейпознавательнойспособности,безкоторыхрассудокнеориентировалсябыв ней; напротив, нет никакого априорного основания считать, что должны существоватьобъективныецелиприроды,тоестьвещи,возможныетолькокакеецели:возможностьэтогоне следует даже из понятия природы как предмета опыта в общем и особенном. Лишь

способность суждения, не обладая для этого априорным принципом, содержит впредлежащих случаях (некоторых продуктов) правило, позволяющее применять для разумапонятиецелей,послетогокакуказанныйтрансцендентальныйпринципподготовилрассудокк тому, чтобы применять понятие цели (по крайней мере в отношении формы к природе).Однако трансцендентальное основоположение, согласно которому целесообразностьприродывсубъективномотношениикнашейпознавательнойспособностиприменительнокформевещиследуетпредставлятьсебекакпринципсужденияоней,оставляетсовершеннонеопределенным, где и в каких случаях я должен выносить суждение о продукте попринципуцелесообразности,анепообщимзаконамприродыипредоставляетэстетическойспособностисужденияустановитьнаоснованиивкусасоответствиепродукта (егоформы)нашей познавательной способности (в той мере, в какой она решает не на основаниисоответствия понятиям, а на основании чувства). Напротив, телеологическая способностьсуждения определенно указывает условия, при которых о чем-либо (например, оборганическом теле) следует судить в соответствии с идеей цели природы, но не можетпривести ни одного основоположения из понятия природы как предмета опыта для того,чтобы априорноприписать ей отношение к целям, илидаженеопределеннопринятьнечтоподобное до действительного опыта, связанного с подобнымипродуктами; это объясняет,почему необходимо провести множество частных опытов и рассмотреть их в единстве ихпринципа, чтобы суметь только эмпирически познать объективную целесообразность вкаком-либо предмете. Следовательно, эстетическая способность суждения есть особаяспособность судить о вещах по правилу, но не по понятиям. Телеологическая жеспособность суждения есть не особая способность, а лишь рефлектирующая способностьсуждения вообще, поскольку она, как всегда в теоретическом познании, действует попонятиям, но по отношению к некоторым предметам природы – по особым принципам, аименно по принципам только рефлектирующей, а не определяющей объекты способностисуждения, следовательно, по своему применению она относится к теоретической частифилософии,аиз-заособыхпринципов–неопределяющих,какимионибылибывдоктрине,–должна составлять также особую часть критики; напротив, эстетическая способностьсуждения ничего не дает для познания своих предметов и, следовательно, должна бытьпричислена только.к критике выносящего суждения субъекта и его познавательныхспособностей,втоймере,вкакойонимогутиметьаприорныепринципы,какимбынибылоих применение (теоретическое или практическое); эта критика есть пропедевтика всякойфилософии.

IX

ОСВЯЗИМЕЖДУЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМРАССУДКАИЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМРАЗУМА,ОСУЩЕСТВЛЯЕМОЙСПОСОБНОСТЬЮСУЖДЕНИЯ

Рассудок априорно устанавливает законы для природы как объекта чувств в целях еетеоретического познания в возможном опыте. Разум априорно устанавливает законы длясвободы и ее собственной каузальности в качестве сверхчувственного в субъекте в целяхбезусловного практического познания. Область понятия природы под однимзаконодательствомиобластьпонятиясвободыподдругимполностьюобособленыдруготдруга глубокой пропастью, отделяющей сверхчувственное от явлений и не допускающейвзаимного влияния, которое они сами по себе (каждая в соответствии со своим основнымзаконом) могли бы оказывать друг на друга. Понятие свободы ничего не определяет втеоретическом познании природы; понятие природы также ничего не определяет впрактических законах свободы, поэтому перекинуть мост от одной области к другойневозможно.Однакоеслиопределяющиеоснованиякаузальностипопонятиюсвободы(ипопрактическому правилу, которое в нем содержится) и не присутствуют в природе, ичувственное не может определять сверхчувственное в субъекте, то обратное возможно(правда,непоотношениюкпознаниюприроды,апоотношениюкследствиямвоздействиясверхчувственного на природу) и уже содержится в понятии каузальности посредствомсвободы,действие которойвмиредолжнопроисходить в соответствии с ееформальнымизаконами; хотя словопричина в применении к сверхчувственному означает лишь основаниедля определения каузальности вещей природы к действию согласно их собственнымприроднымзаконам,однаковместестемивсоответствиисформальнымпринципомзаконовразума;возможностьэтого,правда,неустановлена,ноупрекв заключенномздесьмнимомпротиворечииможетбытьдостаточноубедительноопровергнут.Действиевсоответствииспонятиемсвободыестьконечнаяцель,которая(илиееявлениевчувственноммире)должнасуществовать; для чего и предполагается условие ее возможности в природе (субъекта вкачестве чувственного существа, то есть в качестве человека). То, что априорно ибезотносительнокпрактическомупредполагаетэтоусловие,способностьсуждения,даетвпонятиицелесообразностиприродыопосредствующеепонятиемеждупонятиямиприродыипонятиемсвободы,котороеделаетвозможнымпереходотчистоготеоретическогоразумакчистомупрактическомуразуму,от закономерностисогласнопонятиямприродыкконечнойцели согласно понятию свободы, ибо тем самым познается возможность конечной цели,котораяможетстатьдействительнойтольковприродеивсоответствиисеезаконами.

Рассудок посредством возможности своих априорных законов для природы дает намдоказательство того, что природа познается нами только как явление, а тем самым – иуказаниенаеесверхчувственныйсубстрат,оставляяего,однако,совершеннонеопределенным.Способность суждения своим априорным принципом в суждении о природе по еевозможным частным законам дает сверхчувственному субстрату (как в нас, так и вне нас)определимость посредством интеллектуальной способности. Разум же своим априорнымпрактическим законом дает этому субстрату определение; таким образом способностьсуждения делает возможным переход из области понятия природы к области понятиясвободы.

Изспособностейдушивообще,посколькуонирассматриваютсякаквысшие,тоестькакобладающие автономией, рассудок есть для познавательной способности (теоретическогопознания природы) то, что содержит априорные конститутивные принципы; для чувстваудовольствияинеудовольствияаприорныепринципыдаетспособностьсуждения,независимоот понятий и ощущений, которые относятся к определению способности желания и темсамым могут быть непосредственно практическими; для способности желания - разум,который, без посредства какого-либо удовольствия, каким бы ни был его источник, естьпрактическийразум,которыйвкачествевысшейспособностиопределяетдляспособностижелания конечную цель, которая одновременно создает и чистое интеллектуальноеблагорасположениекобъекту.Понятиеспособностисужденияоцелесообразностиприродытакжеотноситсякпонятиямприроды,нотолькокакрегулятивныйпринциппознавательнойспособности,хотяэстетическоесуждениеонекоторыхпредметах(природыилиискусства),которое ведет к этому понятию, есть по отношению к чувству удовольствия илинеудовольствия конститутивный принцип. Спонтанность в игре познавательныхспособностей, согласованность которых составляет основу этого удовольствия, делаетупомянутое понятие пригодным для опосредствования связи между областью понятияприроды и областью понятия свободы по их следствиям, ибо эта связь одновременноспособствует восприимчивости души кморальному чувству.Последующая таблицаможетоблегчитьобозрениевсехприведенныхвышеспособностейвихсистематическомединстве.

ЧАСТЬПЕРВАЯ

РАЗДЕЛПЕРВЫЙ

АНАЛИТИКАЭСТЕТИЧЕСКОЙСПОСОБНОСТИСУЖДЕНИЯ

КНИГАПЕРВАЯ

АНАЛИТИКАПРЕКРАСНОГО

ПЕРВЫЙМОМЕНТСУЖДЕНИЯВКУСАПОКАЧЕСТВУ

§1

СУЖДЕНИЕВКУСАЕСТЬЭСТЕТИЧЕСКОЕСУЖДЕНИЕ

Чтобы определить, прекрасно ли нечто или нет, мы соотносим представление не собъектомдляпознанияпосредствомрассудка,ассубъектомииспытываемымимчувствомудовольствия или неудовольствия посредством воображения (быть может, связанного срассудком).Следовательно,суждениевкусанеестьпознавательноесуждение,темсамымононелогическое,аэстетическоесуждение,подкоторымпонимаюттосуждение,определяющееоснование которого может быть только субъективным. Однако всякое отношениепредставлении,дажеотношениеощущенийможетбытьобъективным(итогдаоноозначаетреальное в эмпирическом представлении); таковым не может быть только отношение кчувству удовольствия или неудовольствия, посредством которого в объекте ничего необозначается,новкоторомсубъектсамчувствует,каконаффинированпредставлением.

Охватитьсвоейпознавательнойспособностьюправильноицелесообразнопостроенноездание (будь то в отчетливом или смутном представлении) нечто совсем другое, чемосознать это представление с ощущением благорасположения. Здесь представлениеполностью соотносится с субъектом, а именно с его жизненным чувством, котороеназываетсячувствомудовольствияилинеудовольствияиобосновываетсовершенноособуюспособность различения и суждения, ничего не прибавляющую к познанию и лишьсопоставляющую данное представление в субъекте со способностью представлений вцелом;душаееосознает,чувствуясвоесостояние.Данныевсуждениипредставлениямогутбытьэмпирическими(темсамымэстетическими),вынесенноежепосредствомнихсуждениеесть логическое, если только эти представления соотнесены в суждении с объектом.Напротив,дажееслиданныепредставлениярациональны,новсуждениисоотнесенытолькоссубъектом(сегочувством),тотакоесуждение–всегдасуждениеэстетическое.

§2

БЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЕ,КОТОРОЕОПРЕДЕЛЯЕТСУЖДЕНИЕВКУСА,ЛИШЕНОВСЯКОГОИНТЕРЕСА

Интересомназываетсяблагорасположение,котороемыиспытываемотпредставленияосуществовании какого-либо предмета. Поэтому интерес всегда одновременно имеетотношение к способностижелания, либо как ее определяющееоснование, либо, во всякомслучае, как необходимо связанный с ее определяющим основанием. Однако когда вопросзаключается в том, прекрасно ли нечто, мы не хотим знать, имеет ли – может ли иметь –значениедлянасиликого-нибудьдругогосуществованиевещи;мыхотимтолькознать,какмысудимоней,просторассматриваяее(созерцаяееилирефлектируяоней).Есликто-нибудьспроситменя,нахожулиядворец,которыйнаходитсяпередомной,прекрасным,тоямогу,конечно,сказать,чтонелюблювещи,созданныетолькодлятого,чтобынанихглазели;могуответить, как ирокезский сахем, которому в Париже больше всего понравились харчевни;могусверхтоговысказатьвполневдухеРуссосвоепорицаниетщеславиюаристократов,нежалеющих пота народа для создания вещей, без которых легко можно обойтись; могу,наконец,слегкостьюубедитьсебявтом,что,находясьнанеобитаемомостровебезвсякойнадеждывернутьсякогда-либоклюдямиобладаяспособностьютолькосилоюжелания,какбыволшебством,воздвигнутьтакоевеликолепноездание,янеприложилбыдляэтогодажетакого усилия, будь у меня достаточно удобная хижина. Все это можно допустить иодобрить;тольконеобэтомздесьречь.Ведьзнатьхотятлишьследующее:сопутствуетлимоему представлению о предмете благорасположение, сколь бы я ни был равнодушен ксуществованиюпредмета этогопредставления.Легко заметить– возможность сказать, чтопредметпрекрасен,идоказать,чтоуменяестьвкус,связананестем,вчемязавишуотэтогопредмета,астем,чтояделаюизэтогопредставлениявсебесамом.Каждыйсогласится,чтосуждение о красоте, к которому примешивается малейший интерес, пристрастно и не естьчистое суждение вкуса. Для того чтобы выступать судьей в вопросах вкуса, надо бытьсовершеннонезаинтересованнымвсуществованиивещи,окоторойидетречь,ииспытыватькэтомуполноебезразличие.

Пояснить это положение, которое имеет чрезвычайно важное значение, можнонаилучшимобразом,противопоставивчистому,незаинтересованномублагорасположениювсуждениивкусаблагорасположение,связанноесинтересом,особенноеслимыодновременноможем быть уверены, что нет других видов интереса, помимо тех, которые мы здесьназовем.

§3

БЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЕКПРИЯТНОМУСВЯЗАНОСИНТЕРЕСОМ

Приятното,чтонравитсячувствамвощущении.Здесьсразужепредставляетсяудобныйслучайподвергнутькритикевесьмараспространенноесмешениедвойногозначения,котороеможетиметьсловоощущение,иобратитьвниманиенаэто.Всякоеблагорасположение(какговорят или думают) уже само есть ощущение (удовольствия). Следовательно, все, чтонравится именно потому, что оно нравится, приятно (и в зависимости от степени илиотношенийкдругимприятнымощущениямпрелестно,мило,восхитительно,отрадноит.д.).Однако если согласиться с этим, то впечатления чувств, которые определяют склонность,основоположения разума, которые определяют волю, или чисто рефлективные формысозерцания, которыеопределяют способность суждения, совершенноодинаковыпо своемудействиюначувствоудовольствия.Этоудовольствиебылобывызванотем,чтоприятновощущении своего состояния; а так как в конечном итоге всякое использование нашихспособностей должно быть направлено на практическое и соединяться в нем как в своейцели,тооценканашимиспособностямивещейиихзначениядолжнабылабызависетьлишьот удовольствия, которое эти вещи обещают. Способ, посредством которого этодостигается, по существу, значения не имеет; а так как различие может состоять лишь ввыборе средств, то люди могли бы обвинять друг друга в глупости и неразумии, но не внизостиизлобе;ведьвсеони,каждыйвзависимостиоттого,каконвидитвещи,стремятсякоднойцели,котораядлявсехзаключаетсявудовольствии.

Когдаопределениечувстваудовольствияилинеудовольствияназываютощущением,этослово означает нечто совсем иное, нежели в том случае, когда ощущением я называюпредставление о вещи (посредством чувств как принадлежащую к познавательнойспособности рецептивность). Ибо в последнем случае представление соотносится собъектом, в первомже-с субъектоми вообще не служит какому бы то ни было познанию,дажетому,посредствомкоторогосубъектпознаетсамсебя.

Вприведеннойже вышедефинициимыпод словомощущениепонимаемобъективноепредставлениеоргановчувств;и,чтобыизбежатьнеправильноготолкования,будемназыватьто, что всегда должно оставаться субъективным и не может составить представление опредмете, принятым наименованием – чувство, Зеленый цвет лугов относится кобъективному ощущений в качестве восприятия предмета органом чувств; но то, что ониприятны,–ксубъективномуощущению,посредствомкоторогонесоздаетсяпредставлениеопредмете,тоестьотноситсякчувству,посредствомкоторогопредметрассматриваетсякакобъектблагорасположения(чтонеестьпознаниепредмета).

То, что мое суждение о предмете, когда я признаю его приятным, выражаетзаинтересованность в нем, ясно уже из того, что посредством ощущения оно возбуждаетжеланиеобладатьтакогородапредметами,следовательно,благорасположениепредполагаетнепростосуждениеопредмете,аотношениеегосуществованиякмоемусостояниювтоймере, в какой оно аффицировано подобным объектом. Поэтому о приятное говорят нетолько:ононравится,ноонорадует.Янепростоодобряюего,онопорождаетсклонность;истем,чтоввысшейстепениприятно,настольконесвязаносуждениеосвойствахпредмета,что люди, стремящееся лишь к наслаждению (ибо таково слово, которым обозначают

глубинуудовольствия),предпочитаютвообщеневысказыватьсуждений.

§4

БЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЕКХОЮШЕМУ13СВЯЗАНОСИНТЕРЕССМ

Хорошото,чтонравитсяпосредствомразумачерезпонятие.Мыназываемхорошимдлячего-нибудь (полезным)то,чтонравитсятолькокаксредство;хорошимсамимпосебе-чтонравитсякактаковое.Втомидругомслучаевсегдаприсутствуетпонятиецели,темсамымотношение разума к (по крайней мере возможному) волению, следовательно,благорасположениексуществованиюобъектаилидействиятоестьинтерес.

Для того чтобы считать нечто хорошим, я всегда должен знать, каким должен бытьпредмет, то есть иметь о нем понятие. Для того чтобы находить что-либо прекрасным, вэтомнетнеобходимости.Цветы,свободныезарисовки,безвсякойцелисплетающиесяввиделиственногоорнаменталинииничегонеозначают,независятоткакого-либоопределенногопонятия и все-таки нравятся. Благорасположение к прекрасному должно зависеть отрефлексии о предмете, которая ведет к какому-либо понятию (не известно к какому) иотличаетсяэтимиотприятного,полностьюоснованногонаощущении.

Правда, в ряде случаев кажется, что приятное и хорошее тождественны. Обычноговорят: всякое особенно продолжительное удовольствие само по себе хорошо; а этоозначаетприблизительноследующее:длительноприятноеидлительнохорошее–примерноодно и то же. Однако вскоре обнаруживается, что это не более, чем ошибочная подменаодного слова другим, ибо понятия, связанные с этими выражениями, никак не могутсчитатьсявзаимозаменяемыми.Длятогочтобыприятное,котороекактаковоепредставляетпредметтольковегоотношениикчувству,быловкачествепредметаволиназванохорошим,онодолжнобытьпреждевсегоподведенопосредствомпонятияцелиподпринципыразума.Еслижеяназываюхорошимто,чтомнеприятно,тоотношениекблагорасположениюбудетсовершенно иным: ведь когда мы называем что-либо хорошим, всегда возникает вопрос,опосредствованно ли оно или непосредственно хорошо (полезно ли или хорошо само посебе);

еслижемыговоримоприятном,такойвопросвообщеневозможен,посколькусамоэтословоозначаетнечтотакое,чтонравитсянепосредственно.(Такжеобстоитделостем,чтояназываюпрекрасным.)

Приятное отличают от хорошего даже в самой простой обыденной речи. Так, блюдо,которое посредством добавления пряностей и других приправ возбуждает аппетит, незадумываясь,признаютприятным,указываявместестемнато,чтоононехорошо;ибохотянепосредственно оно нравится чувствам, но опосредствованно, то есть рассмотренноеразумом, который предвидит последствия, оно не нравится. Это различие можно заметитьдажевсуждениио здоровье.Каждому,ктоимобладает,ононепосредственноприятно (покрайнеймеренегативнокакотсутствиетелесныхстраданий).Нодлятогочтобыназватьегохорошим, его надо с помощьюразума направить на цели, то есть рассматривать как такоесостояние,котороепозволяетнамсовершитьвсенашидела.Чтожекасаетсясчастья,товедькаждый полагает, что истинным, даже высшим благом можно назвать наибольшую суммуприятноговжизни(какпоколичеству,такипопродолжительности).Однакоразумвосстаетипротивэтого.Наличиеприятного–этонаслаждение.Ноесливседелотольковэтом,тобылобынелепопроявлятьщепетильностьпоповодусредств,которыенамегодоставляют,

независимо от того, достигается ли оно пассивно – благодаря щедрости природы – илисамодеятельностью и нашими собственными действиями. Но что ценность имеет само посебесуществованиечеловека,которыйживеттолькодлятого,чтобынаслаждаться (какиебы усилия он на это ни тратил), даже если этим он наилучшим образом содействует вкачестве средства другим, также стремящимся только к наслаждению, именно благодарятому, что он вследствие симпатии к ним участвует во всех удовольствиях, – с этим разумникогданесогласится.Лишьтем,чтоонделаетбезотносительнокнаслаждениювполнойсвободе и независимо от того, что природамогла быдать ему дажепассивно, он придаетабсолютнуюценностьсвоемусуществованиюкаксуществованиюличности;

асчастьесовсейполнотойтого,чтовнемприятно,ещедалеконебезусловноеблаго.Однако, невзираяна все различиемеждуприятными хорошим, они сходныв том, что

всегдасвязанысинтересомксвоемупредмету;иэтоотноситсянетолькокприятному(§3)иопосредствованнохорошему(полезному),котороенравитсямнекаксредстводлячего-либоприятного,ноикполностьюивовсехотношенияххорошему,аименнокморальнодоброму,в котором заключенвысшийинтерес.Ибодоброе естьобъект воли (то естьопределеннойразумом способности желания). Но хотеть что-либо и испытывать к его существованиюблагорасположение,тоестьощущатькнемуинтерес,тождественно.

§5

СРАВНЕНИЕТРЕХРАЗЛИЧНЫХПОСВОЕЙСПЕЦИФИКЕВИДОВБЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЯ

Приятноеидоброеимеютотношениекспособностижеланияитемсамымобасвязанысчувством благорасположения – первое с патологически обусловленным (импульсами,stimulos),второе–счистопрактическим,котороеопределяетсянетолькопредставлениемопредмете, но одновременно и представляемой связью субъекта с существованием этогопредмета.Нравитсяне толькопредмет, нои его существование.Напротив, суждение вкусачистосозерцательно,тоестьоноиндифферентнопоотношениюксуществованиюпредметаи связывает его свойства лишь с чувством удовольствия и неудовольствия. Но само этосозерцание также не направлено на понятие, ибо суждение вкуса не есть познавательноесуждение(нитеоретическое,нипрактическое)ипоэтомуононеоснованонапонятияхинеимеетихсвоейцелью.

Следовательно, приятное, прекрасное, доброе обозначают три различных отношенияпредставления к чувству удовольствия и неудовольствия, на основании которого мыотличаем друг от друга предметы или способы представлений. Неодинаковы исоответствующие каждому из них выражения, которыми обозначают их способностьнравиться. Приятное для человека то, что доставляет удовольствие, прекрасное – то, чтопростонравится, доброе– то, чтоценят, одобряют, то есть то, в чемвидятобъективнуюценность.Приятноеощущаютинеразумныеживотные, красота значима толькодлялюдей,тоестьживотныхсуществ,обладающих,однако,разумом,нодлянихневкачестветолькоразумных существ (например, духов), но и в качестве существ, обладающих животнойприродой; доброе же значимо для всех разумных существ вообще. Это положение лишь вдальнейшемсможетполучитьполноеоправданиеиобъяснение.Можносказать:

из всех этих трех видов благорасположения лишь благорасположение к прекрасномуестьединственноенезаинтересованноеисвободное,ибоононевызываетсяинтересом–ниинтересом чувств, ни интересом разума. Поэтому о благорасположении можно сказатьследующее: во всех трех случаях оно относится либо к склонности, либо кдоброжелательности, либо к уважению. Доброжелательность есть единственно свободноеблагорасположение.Предмет склонности и предмет,желание обладать которымприписанонам законом разума, не дают нам свободы сделать что-либо для себя предметомудовольствия. Всякий интерес предполагает потребность или создает ее и в качествеопределяющегооснованияодобрениянедопускаетсвободногосужденияопредмете.

Что касается интереса, связанного со склонностью к приятному, то каждый скажет:голод–лучшийповар,илюдямсхорошимаппетитомкажетсявкуснымвсе,чтосъедобно;следовательно, в данномслучаеблагорасположениене свидетельствуето выбореповкусу.Установить, кто обладает вкусом и кто им не обладает, можно только тогда, когдаудовлетворена потребность. Так же существует обычай (поведение), лишенныйдобродетели, вежливость, лишенная благожелательности, приличие, лишенноедобропорядочности, и т. д. Ибо там, где выступает нравственный закон, объективно нетсвободноговыборавотношениитого,чтонадоделать;ипроявитьвкусвсвоемповедении(или в суждении о поведении других) – нечто совсеминое, чем выразить свойморальный

образмыслей;ибо моральный образ мыслей содержит веление и создает потребность, тогда как

нравственныйвкус,напротив,лишьиграетспредметамиблагорасположения,нецепляясьзаних.

Пояснениепрекрасного,выведенноеизпервогомоментаВкус есть способность судить о предмете или о способе представления посредством

благорасположения или отсутствия его, свободного от всякого интереса. Предмет такогоблагорасположенияназываетсяпрекрасным.

ВТОРОЙМОМЕНТ

СУЖДЕНИЯВКУСА–ПОЕГОКОЛИЧЕСТВУ

§6

ПРЕКРАСНОЕЕСТЬТО,ЧТОБЕЗПОНЯТИИПРЕДСТАВЛЯЕТСЯКАКПРЕДМЕТВСЕОБЩЕГОБЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЯ

Данноепояснениепрекрасногоможетбытьвыведеноизпредыдущегоегопояснениякакблагорасположения,свободногоотвсякогоинтереса.Ибо,сознавая,чтоблагорасположениекпредметулишенодлянеговсякогоинтереса,человексочтет,чтовэтомпредметедолжнозаключаться основание благорасположения для каждого. Поскольку оно не основано накакой-либо склонности субъекта (илина каком-либодругомпродуманноминтересе) и тот,кто высказывает суждение о благорасположении к этому' предмету, чувствует себясовершенно свободным, он не может обнаружить какие-либо частные условия в качествеоснований для благорасположения, присущие только ему как субъекту, и должен поэтомусчитать,чтоонооснованонатом,чтоонможетпредположитьиудругого,следовательно,должен верить, что обладает достаточным основанием допускать наличие подобногоблагорасположения у каждого. Поэтому он говорит о прекрасном так, будто красота естьсвойство предмета и суждение о ней есть логическое суждение (познание объектапосредствомпонятийонем);междутемэтолишьэстетическоесуждениеисодержиттолькоотношение представления о предмете к субъекту; сходство его с логическим суждением втом,чтоонопозволяетпредположитьегозначимостьдлякаждого.Однакоизпонятийэтавсеобщность проистекать не может, ибо перехода от понятий к чувству удовольствия илинеудовольствия не существует (он возможен только в чистых практических законах,предполагающих интерес, с которым не связано чистое суждение вкуса). Следовательно,суждениювкуса,выносякотороемысознаем,чтооносвободноотвсякогоинтереса,должнобытьприсущепритязаниеназначимостьдлякаждого,ноненавсеобщность,направленнуюна объекты, другими словами, с суждением вкуса должно быть связано притязание насубъективнуювсеобщность.

§7

СРАВНЕНИЕПРЕКРАСНОГОСВРИЯТНЫМИДОБРЫМНАОСНОВЕУПОМЯНУТОГОПРИЗНАКА

Применительнокприятномукаждыйдовольствуетсятем,чтоегосуждение,котороеон,говоря,чтонекийпредметемунравится,основываетнасвоемличномкачестве,ограниченоего личностью. Поэтому, если он говорит, что канарское вино приятно и его поправляют,напоминая, что следовало бы сказать: оно приятно мне, - он легко соглашается, и этоотноситсянетолькоктому,чтоощущаетсяязыком,небомигортанью,ноиковсемутому,чтоможет бытьприятно взоруи слуху каждого.Одномуфиолетовыйцветпредставляетсянежным и прелестным, другому – мертвенным и тусклым; один любит звучание духовыхинструментов,другой–струнных.Споритьобэтом,порицаякакневерноесуждениедругих,отличающееся от нашего, будто оно логически ему противоположно, было бы простоглупостью; следовательно, применительно к приятному верно положение: у каждого свойвкус(чувственный).

Совершенноиначеобстоитдело,когдаречьидетопрекрасном.Смешнобылобы(какраз наоборот), если бы человек, полагающий, что обладает хорошим вкусом, пыталсяоправдать свое суждение о предмете (о здании, которое мы видим, о платье, которое онносит, о концерте, который мы слушаем, о стихотворении, которое надлежит оценить),говоря: этотпредметпрекрасендляменя.Ибоонне долженназыватьпредметпрекрасным,если этотпредметнравится только ему.Многоеможетбытьпривлекательнымиприятнымдлянего– этоникогонекасается;но,называячто-либопрекрасным,онпредполагает, чтодругиеиспытывают к этому такоеже благорасположение; он выносит в данном случае нетолькособственноесуждение,носуждениекаждогоиговоритокрасотетак,будтоонаестьсвойство вещей. Утверждая, что вещь прекрасна, он не потому рассчитывает на согласиедругихс,егосуждениемоблагорасположении,чтонеоднократноубеждалсявихсогласиисним,–онтребуетэтогосогласияотних,порицаяих,еслионисудятиначе,иобъявляя,чтоунихнетвкуса,которыйимнадлежалобыиметь.Поэтомувданномслучаенельзяговорить,чтоукаждогосвойособыйвкус.Этобылобыравносильноутверждению,чтовкусвообщенесуществует,тоестьчтонесуществуетэстетическогосуждения,котороеможетсполнымправомпритязатьнасогласиекаждого.

Впрочем, находят, что и в суждении о приятном иногда обнаруживается согласие, наоснованиикоторогоотрицаютналичиевкусауоднихипризнаютегоудругих,причемневзначении органического чувства, а как способность судить о приятном вообще. Так,например,очеловеке,которыйспособенпредоставитьприятноеразвлечениесвоимгостям(наслаждениепосредствомвсехоргановчувств),котороевсемнравится,говорят:унегоестьвкус.Однакоздесьвсеобщностьберетсялишьсравнительно;здесьдействуютлишьобщие(как все эмпирические), а не универсальные правила, которыми пользуется или на которыепритязает суждение вкуса о прекрасном. Суждение в нашем примере связано со сферойобщениямеждулюдьми,основанногонаэмпирическихправилах.Сужденияодобромтакжес полным правом притязают на значимость для каждого, однако доброе представляетсяобъектом всеобщего благорасположения только посредством понятия, что отсутствует вприятномивпрекрасном.

§8

ВСЕОБЩНОСТЬБЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЯПРЕДСТАВЛЯЕТСЯВСУЖДЕНИИВКУСАТОЛЬКОКАКСУБЪЕКТИВНАЯ

Это особое определение всеобщности эстетического суждения, присущее суждениювкуса, обладает примечательностью, правда, не для логика, а для трансцендентальногофилософа, от которого требуется немало усилий для объяснения происхождения этойвсеобщности; однако вместе с тем именно она выявляет свойство нашей познавательнойспособности,котороебезэтогоанализаосталосьбынеизвестным.

Прежде всего надо полностью убедиться в том, что посредством суждения вкуса (опрекрасном) мы приписываем каждому благорасположение к данному предмету, неосновываясь при этом на понятии (ибо в противном случае это было бы суждением одобром),ичтоэтопритязаниенаобщезначимостьнастолькосущественнодлясуждения,

которыммыобъявляемчто-либопрекрасным,что,немысляэтойвсеобщности,никомубы не пришло в голову пользоваться этим выражением – все, что нравится вне связи спонятием,относилибытогдакприятному;оприятномкаждыйможетиметьсвоемнение,иниктонеждет от другого согласия со своим суждением вкуса, которое всегда требуется всуждениивкусаопрекрасном.Первыйямогуназватьчувственнымвкусом,второй–вкусомрефлексии, поскольку первый выносит лишь частные суждения, второй же –предположительнообщезначимые(publike),нообавыносятэстетические(непрактические)суждения о предмете, исходя только из отношения представления о предмете к чувствуудовольствия или неудовольствия. Однако странно, что в то время как суждениечувственноговкуса(обудовольствииилинеудовольствииотчего-либо),какпоказываетнетолькоопыт,необщезначимоикаждыйсамнастолькоскромен,чтобынеждатьотдругихсогласия со своим суждением (хотя и здесь такое единодушие часто встречается), вкусрефлексии, претензия которого на общезначимость суждения (о прекрасном) также, какпоказывает опыт, часто отвергается, тем не менее может считать возможным (что ондействительно и делает) представлять себе суждения, требующие всеобщего согласия, и всамомдележдетоткаждоготакогосогласиясосвоимисуждениямивкуса;

при этом между теми, кто выносит суждения, не возникает спор о возможностиподобного притязания - они лишь в отдельных случаях не могут прийти к согласию поповодуправильногопримененияэтойспособности.

Здесь прежде всего следует заметить, что всеобщность, основанная не на понятияхобъекта (хотя бы только эмпирических), вообще есть не логическая, а эстетическаявсеобщность, то есть содержит не объективное, а только субъективное количествосуждения, для которого я пользуюсь выражением общезначимость - оно обозначаетзначимость отношения представления не к познавательной способности, а к чувствуудовольствия и неудовольствия для каждого субъекта. (Этим же выражением можнопользоваться и для обозначения логического количества суждения, если при этом указать,что эта общезначимость, в отличие от чисто субъективной, которая всегда эстетическая,объективна.)

Объективнообщезначимоесуждениевсегдатакжеисубъективно,тоестьеслисуждениезначимо для всего, что подчинено данному понятию, оно значимо и для каждого, кто

представляет себе предмет посредством этого понятия. Однако от субъективной, то естьэстетической общезначимости, которая не основана на понятии, нельзя умозаключать клогической, ибо суждения этого типа совсем не направлены на объект. Именно поэтому иэстетическаявсеобщность,приписываемаясуждению,должнабытьвсеобщностьюособогорода,таккаконанесвязываетпредикатпрекрасногоспонятиемобъекта,рассмотренногововсейегологическойсфере,ивсе-такираспространяетэтотпредикатнавсюсферутех,ктовыноситсуждение.

Вотношениилогическогоколичествавсесуждениявкусасутьединичныесуждения.Ибопоскольку я непосредственно связываю предмет с моим чувством удовольствия инеудовольствияи делаю этоне посредствомпонятий, то эти суждениянемогут обладатьколичеством объективно общезначимых суждений; хотя если единичное представление обобъектесуждениявкусавсоответствиисусловиями,которыеегоопределяют,превращаетсяпосредствомсравнениявпонятие,изэтогоможетполучитьсялогическоеобщеесуждение.Например,яназываювсуждениивкусарозу,накоторуюясмотрю,прекрасной;

суждение,котороевозникаетпосредствомсравнениямногихрозигласит:розывообщепрекрасны–уженетолькоэстетическое,аоснованноенаэстетическомсуждениилогическоесуждение. Суждение же: роза (ее аромат) приятна, правда, тоже эстетическое и единичноесуждение, но не суждение вкуса, а чувственное суждение.Оно отличается от первого тем,что суждение вкуса содержит в себе эстетическое количество всеобщности, то естьзначимости для каждого, которая отсутствует в суждении о приятном. Только суждения одобром,хотяиониопределяютблагорасположениекпредмету,обладаютлогической,анетолько эстетической всеобщностью, ибо они относятся к объекту как его познание, апоэтомузначимыдлякаждого.

Еслисудитьобобъектахтолькопопонятиям,всякоепредставлениеокрасотеисчезает.Следовательно,неможетбытьиправила,наоснованиикоторогоможнобылобызаставитькаждого признавать что-либо прекрасным. Никакими доводами или основоположенияминельзя навязать суждение, красиво ли платье, дом, цветок. Объект хотят видеть своимиглазами,какбудтоблагорасположениезависитотощущения;ивсе-такиеслитогдапредметнаходятпрекрасным, тополагают,чтотакоесуждениеокажетсявсеобщим,ипритязаютнасогласие каждого, между тем частное суждение, напротив, всегда было бы решающимтолькодлясамогосозерцающегоиопределялобытолькоегоблагорасположение.

Изэтогоследует,чтовсуждениивкусапостулируетсятолькотакоевсеобщеесогласиепо поводу благорасположения без его опосредствования понятиями и тем самымвозможностьэстетическогосуждения,котороеодновременнорассматриваетсякакзначимоедля каждого. Само суждение вкуса не постулирует согласия каждого (ибо это доступнотолько логическому общему суждению, поскольку оно способно привести для этогооснования), оно только предполагает в каждом это согласие как частный случаи,подтверждениякоторогооноожидаетнеотпонятий,аотсогласиядругих.Следовательно,всеобщеесогласиеестьлишьидея(начемонаоснована,здесьещенеисследуется).Судитлитот,ктополагает,чтоонвыноситсуждениевкусавсамомделевсоответствиисэтойидеей,можетбытьневполнеочевидно;ночтоонвсе-такисоотноситснейсвоесуждение,чтоегосуждение должно быть суждением вкуса, он возвещает словом красота. Сам он можетудостоверитьсявэтом,сознавая,чтовсе,относящеесякприятномуидоброму,онотделилот благорасположения, которое у него еще остается; и это все, согласия с чем онждет откаждого,–притязание,накотороеонприэтихусловияхимелбыправо,еслибытолькочастоненарушалэтиусловияиневыносилбыврезультатеошибочноесуждениевкуса.

§9

ИССЛЕДОВАНИЕВОПРОСАПРЕДШЕСТВУЕТЛИВСУЖДЕНИИВКУСАЧУВСТВОУДОВОЛЬСТВИЯОЦЕНКЕПРЕДМЕТА.ИЛИНАОБОРОТ?

Решение этой задачи – ключ к критике вкуса и заслуживает поэтому пристальноговнимания. Если бы предшествовало удовольствие от данного предмета и только еговсеобщаясообщаемостьбылабыотнесенавсуждениивкусакпредставлениюопредмете,топодобное воззрение было бы внутренне противоречиво. Ибо подобное удовольствие былобылишьприятнымвчувственномощущенииипоэтомумоглобыиметьпосвоейприроделишь частную значимость, поскольку оно непосредственно зависело бы от представления,посредствомкоторогодаетсяпредмет.

Следовательно, в основе суждения вкуса должна лежать в качестве субъективногоусловия и иметь своим следствием удовольствие от предмета способность всеобщейсообщаемостидушевногосостоянияприданномпредставлении.Однаковсеобщесообщеноможет быть только познание и представление, поскольку оно относится к познанию.Ведьтолько в этом случае представление объективно и обладает всеобщей точкой отсчета, скоторой вынуждена согласоваться способность представления всех. Если определяющееоснование суждения об этой всеобщей сообщаемости представления надлежит мыслитьтолькосубъективно,тоестьбезпонятияопредмете,ономожетбытьтолькотемдушевнымсостоянием,котороевстречаетсяприотношенииспособностейпредставлениядругкдругу,посколькуонисоотносятданноепредставлениеспознаниемвообще.

Познавательные способности, которые вводятся в действие посредством этогопредставления, пребывают в свободной игре, так как никакое определенное понятие неограничивает их особым правилом познания. Следовательно, душевное состояние в этомпредставлении должно быть состоянием, вызванным чувством свободной игрыспособностей представления при данном представлении для познания вообще. Чтобыпредставление, посредством которого дается предмет, привело к познанию, необходимовоображение для объединения многообразного в созерцании и рассудок для единствапонятия, соединяющего эти представления. Это состояние свободной игры познавательныхспособностей при представлении, посредством которого дается предмет, должно бытьвсеобщесообщаемым,ибопознаниевкачествеопределенияобъекта,скоторымдолжны(вкаком бы то ни было субъекте) согласоваться данные представления, есть единственныйспособпредставления,которыйзначимдлявсех.

Субъективная всеобщая сообщаемость способа представления в суждении вкуса,поскольку она должна иметь место без того, чтобы ей было предпослано определенноепонятие, может быть только душевным состоянием при свободной игре воображения ирассудка(посколькуони,‹акэтотребуетсядляпознаниявообще,согласуютсядругсдругом).Мысознаем, что это субъективноеотношение,необходимоедляпознаниявообще, должнобытьстольжезначимымдлякаждогои,следовательно,всеобщесообщаемым,какилюбоеопределенноепознание,всегдаоснованноенаэтомотношениикаксубъективномусловии.

Это чисто субъективное (эстетическое) суждение о предмете или о представлении,посредством которого дан предмет, предшествует удовольствию от него и служитоснованием этого удовольствия от гармонии познавательных способностей; на этой

всеобщности субъективных условий суждения о предметах только и основана всеобщаясубъективная значимость благорасположения, которое мы связываем с представлением опредмете,называемомнамипрекрасным.

То, что возможность сообщать свое душевное состояние, даже связанное только спознавательными способностями, вызывает удовольствие, легко показать (эмпирически ипсихологически),хотябыисходяизестественнойсклонностилюдейкобщению.Однакодлянашей цели этого недостаточно. Мы полагаем, что ощущаемое нами удовольствиенеобходимоприсутствуетв суждениивкусакаждого,будто,называячто-либопрекрасным,мы исходим из свойств предмета, определенных в нем в соответствии с понятием; ведькрасота, не соотнесенная с чувством субъекта, сама по себе ничто.Однако решение этоговопросаследуетотложитьдополученияответанавопрос:

возможнылиикакимобразомаприорныеэстетическиесуждения?Теперьжемызаймемсяменеесложнымвопросом:каким образом мы сознаем в суждении вкуса субъективную согласованность

познавательных способностей друг с другом – эстетически ли, посредством внутреннегочувстваи ощущения, илиинтеллектуально, посредствомосознаниянашейпреднамереннойдеятельности,спомощьюкотороймывводимвигрупознавательныеспособности.

Если бы данное представление, на котором основано суждение вкуса, было понятием,соединяющим в суждении о предмете рассудок и воображение для познания объекта, тосознание этого отношения было бы интеллектуальным (как в объективном схематизмеспособности суждения, о котором речь идет в "Критике"). Однако тогда вынесенноесуждение не относилось бы к удовольствию и неудовольствию, то есть не было бысуждением вкуса. Суждение же вкуса определяет объект независимо от понятий,применительно к благорасположению и предикату прекрасного. Следовательно, названноесубъективноеединствоотношенияможетбытьобнаруженотолькоощущением.Оживлениеобеихспособностей(воображенияирассудка)длянеопределенной,новсежесогласованнойпосредством импульса данного представления деятельности, а именно той, котораянеобходима для познания вообще, есть ощущение, чью всеобщую сообщаемостьпостулирует суждение вкуса. Правда, объективное отношение можно только мыслить, но,поскольку оно по своим условиям субъективно, оно все-таки может ощущаться в своемвоздействиинадушу;иприотношении,восновекоторогонележитпонятие(вотличиеототношенияспособностейпредставлениякпознавательнойспособностивообще),возможнотолько сознание этого отношения посредством ощущения воздействия, состоящего воблегченной игре обеих оживленных взаимной согласованностью душевных способностей(воображенияирассудка).Представление,котороевкачествеединичногоибезсравнениясдругими все-таки согласуется с условиями всеобщности, – в чем и состоит вообще делорассудка–приводитпознавательныеспособностиктойпропорциональнойнастроенности,которуюмы требуем для всякого познания и поэтому считаем значимой для каждого, ктоопределенсудитьпосредствомсочетаниярассудкаичувств(длякаждогочеловека).

Пояснениепрекрасного,выведенноеизвторогомоментаПрекрасното,чтонравитсявсембезпонятия.

МОМЕНТ

СУЖДЕНИЯВКУСАПООТНОШЕНИЮКЦЕЛЯМ,КОТОРЫЕПРИНИМАЮТСЯВНИХВОВНИМАНИЕ

§10

ОЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИВООБЩЕ

Длятогочтобыобъяснить,чтотакоецельпоеетрансцендентальнымопределениям(непредпосылая этому что-либо эмпирическое, например, чувство удовольствия), следуетсказать, что цель – это предмет понятия, поскольку понятие рассматривается как причинапредмета (как реальное основание его возможности); каузальность же понятия поотношениюкегообъектуестьцелесообразность(formafinalis).Следовательно,там,гденетолькопознаниепредмета,ноисамыйпредмет(егоформаилисуществование)какдействиемыслится возможным только посредством понятия этого действия, там мыслят цель.Представлениеодействииестьздесьопределяющееоснованиеегопричиныипредшествуетей.Сознаниекаузальностипредставлениявотношениисостояниясубъекта,направленноенато, чтобы сохранить это состояние, может здесь, в общем, означать то, что называютудовольствием;

напротив, неудовольствие есть такое представление, в котором содержится основаниедля определения состояния представлений в сторону их собственной противоположности(чтобысдержатьилиустранитьих).

Способность желания, поскольку она может быть определена только посредствомпонятий, то есть в соответствии со стремлением действовать сообразно представлению оцели,будетволей.Целесообразнымиобъект,душевноесостояниеилипоступокназываютсядажевтомслучае,еслиихвозможностьнеобязательнопредполагаетпредставлениеоцели,простопотому,чтообъяснитьипостигнутьихвозможностьмыможемтольковтомслучае,если полагаем в качестве их основы каузальность согласно целям, то есть волю, котораяустановила их именно такими по представлению некоего правила. Следовательно,целесообразностьможетбытьибезцели,еслипричиныэтойформымынеполагаемснекуюволю,нообъяснитьневозможностьмыможемтольковтомслучае,есливыводимееизволи.Однакото,чтомынаблюдаем,намневсегданеобходимопониматьпосредствомразума(поеговозможности).Следовательно,мыможемпокрайнеймеренаблюдатьцелесообразностьпоформе,неполагаявееосновуцель(вкачествематериидляnexusfinalis),иобнаруживатьеевпредметах,правда,толькопосредствомрефлексии.

§11

СУЖДЕНИЕВКУСАИМЕЕТВКАЧЕСТВЕСВОЕГООСНОВАНИЯТОЛЬКОФОРМУЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИПРЕДМЕТА(ИЛИСПОСОБАПРЕДСТАВЛЕНИЯОНЕМ)

Всякаяцель, еслионарассматриваетсякакосноваблагорасположения, всегда связана синтересом в качестве определяющего основания суждения о предмете удовольствия.Следовательно, в основе суждения вкуса не может лежать субъективная цель; но ипредставлениеобобъективнойцели,тоестьовозможностисамогопредметавсоответствииспринципамицелевойсвязи,темсамымипонятиеодобром,неможетопределитьсуждениевкуса,ибооно– суждение эстетическое, анепознавательноеи, следовательно, касаетсянепонятияосвойствахпредметаиеговнутреннейиливнешнейвозможностипосредствомтойилиинойпричины,атолькоотношенияспособностейпредставлениядругкдругу,посколькуониопределяютсяпредставлением.

Этоотношениевопределениипредметапрекраснымсвязаносчувствомудовольствия,которое посредством суждения вкуса одновременно объявляется значимым для каждого;следовательно, ни сопутствующая представлению приятность, ни представление осовершенстве предмета и понятие доброго не могут содержать определяющего основаниядля суждения вкуса. Поэтому только субъективная целесообразность в представлении опредмете без какой-либо (объективной или субъективной) цели, другими словами, толькоформацелесообразностивпредставлении,посредствомкоторогонамдаетсяпредмет,может– поскольку мы осознаем ее – вызвать благорасположение, рассматриваемое нами безпонятия, как всеобще сообщаемое, следовательно, служить определяющим основаниемсуждениявкуса.

§12

СУЖДЕНИЕВКУСАПОКОИТСЯНААПРИОРНЫХОСНОВАНИЯХ

Априорно установить связь между чувством удовольствия и неудовольствия какдействия и каким-либо представлением (ощущением или понятием) как его причинысовершенно невозможно, ибо это было бы каузальным отношением, которое (в предметахопыта) всегда может быть познано только апостериорно и посредством самого опыта.Правда, в "Критике практического разума" мы действительно априорно вывели чувствоуважения (в качестве особой и своеобразной модификации чувства удовольствия, несовпадающеговсущностинистемудовольствием,нистемнеудовольствием,которыемыиспытываем от эмпирических предметов) из всеобщих нравственных понятий.Однако таммы могли выйти за пределы опыта и обратиться к каузальности, основанной насверхчувственнойспособностисубъекта,аименноккаузальностисвободы.Нодажетаммывыводилиизидеинравственноговкачествепричины,собственноговоря,неэточувство,атолькоопределениеволи.Душевноежесостояниепричембытонибылоопределеннойволеуже само по себе есть чувство удовольствия, тождественно с ним и, таким образом, неследуетизнегокакдействие:последнееможнобылобыпредположитьлишьвтомслучае,еслибыпонятиенравственногокакблагапредшествовалоопределениюволизаконом,иботогдаудовольствие,связанноеспонятием,тщетнобылобывыводитьизэтогопонятиякакпознания.

Подобнымжеобразомобстоитделосудовольствиемвэстетическомсуждении;разницалишьвтом,чтоздесьудовольствиечистосозерцательноиневызываетинтересакобъекту,вморальномжесуждениионопрактическое.Сознаниечистоформальнойцелесообразностивигре познавательных способностей субъекта при представлении, посредством которогодается предмет, само есть удовольствие; ибо это сознание содержит определяющееоснование деятельности субъекта, направленной на оживление его познавательныхспособностей, следовательно, содержитвнутреннююкаузальность (котораяцелесообразна)поотношениюкпознаниювообще,ноприэтомонанеограниченаопределеннымпознанием,тем самым содержит только форму субъективной целесообразности представления вэстетическом суждении. Это никоим образом не практическое удовольствие, подобноудовольствию,возникающемуизпатологическогооснованияприятного,илиудовольствию,возникающему из интеллектуального основания представляемого блага. Но оно все-такиобладаетвсебекаузальностью,аименностремлениемсохранитьбездальнейшихнамеренийсамо состояниепредставленияи занятиепознавательныхспособностей.Мы задерживаемсянанаблюдениипрекрасногопотому,чтоэтонаблюдениесамосебяпитаетивоспроизводит,чтоаналогично(хотяинетождественно)тому,когдапривлекательностьвпредставленииопредметеповторнопробуждаетнашевнимание,причемдушаостаетсяпассивной.

§13

ЧИСТОЕСУЖДЕНИЕВКУСАНЕЗАВИСИТОТПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТИИТРОГАТЕЛЬНОСТИПРЕДМЕТА

Всякийинтересвредитсуждениювкусаилишаетегобеспристрастности,особенноеслиэтот интерес не предпосылает целесообразность чувству удовольствия, как это делаетинтерес разума, а основывает ее на нем; последнее всегда происходит в эстетическомсуждении, поскольку что-либо радует или печалит. Поэтому суждения, аффицированныетакимобразом,либовообщенемогутпритязатьнаобщезначимоеблагорасположение,либомогутпритязатьтемвменьшейстепени,чембольшеощущенийтакогороданаходитсясредиопределяющих оснований вкуса. Вкус, которому для благорасположения необходимапримесь привлекательного итрогательного, тем более если он превращает их в критерийсвоегоодобрения,всегдаещеварварский.

Между тем привлекательность часто не только причисляется к прекрасному (котороеведь,собственноговоря,должнобытьсвязанотолькосформой)вкачестведополненияковсеобщему эстетическому благорасположению, но даже само по себе объявляетсяпрекрасным,вследствиечегоматериалблагорасположениявыступаеткакформа:

заблуждение, которое, как и ряд других, в некоторой степени обладающих истиной,можетбытьустраненоточнымопределениемэтихпонятий.

Суждениевкуса,накотороепривлекательностьитрогательностьнеоказываютвлияния(хотя они и могут быть связаны с благорасположением к прекрасному), которое,следовательно, имеет своим определяющим основанием только целесообразность формы,естьчистоесуждениевкуса.

§14

ПОЯСНЕНИЕПРИМЕРАМИ

Эстетические суждения могут быть, как и теоретические (логические), разделены наэмпирическиеичистые.Кпервымотносятсясуждения,вкоторыхречьидетотом,приятенили неприятен предмет, ко вторым – те, в которых говорится о красоте предмета или оспособе его представления; первые – суждения чувств (материальные эстетическиесуждения),вторые(вкачествеформальных)единственноподлинныесуждениявкуса.

Следовательно,суждениевкусаможетбытьназваночистымлишьвтомслучае,есликегоопределяющемуоснованиюнепримешиваетсяэмпирическоеблагорасположение.Аэтовсегда происходит в тех случаях, когда суждение, которым что-либо объявляетсяпрекрасным,связаноспривлекательностьюилитрогательностью.

Между тем высказывают ряд возражений, которые в конечном итоге объявляютпривлекательность не только необходимой составной частью красоты, но и самой по себеобладающейдостаточнымоснованиемсчитатьсяпрекрасной.Цвет,например, зеленыйцветлуга,звук,например,звукскрипки(вотличиеоткриковишума),большинстволюдейсчитаетуже самимипо себе прекрасными, хотя в основе того и другого, казалось бы, лежит лишьматерияпредставлений,аименнотолькоощущение,ионипоэтомумогутбытьназванылишьприятными.

Однаковместе с темнельзяне заметить, чтоощущенияцветаи звукамогут считатьсяпрекрасными,лишьпосколькуоничисты,-определение,котороеотноситсяужекформеиесть единственное в этих представлениях, что можно с уверенностью считать всеобщесообщаемым, ибо, поскольку само качество ощущений не у всех субъектов одинаково,труднопредположить,чтовсесочтутодинцветприятнеедругогоилипредпочтутзвучаниеодногоинструментазвучаниюдругого.

Если согласиться с Эйлером, что цвет – это равномерно следующие друг за другомудары (pulsus) эфира, а звуки – удары приведенного в колебательное движение воздуха и,самоеглавное,чтодушавоспринимаетнетолькопосредствомчувстватакоевоздействиенаорган, но воспринимает и посредством рефлексии равномерную игру впечатлений (темсамымформувсоединенииразличныхпредставлений),–вчемя,впрочем,несомневаюсь,–то цвет и звук окажутся не просто ощущениями, а формальным определением единствамногообразиявнихитогдасамипосебемогутбытьотнесеныкпрекрасному.

Чистотажепростогоспособаощущенияозначает,чтоегоединообразиененарушаетсяинепрерывается каким-либочужероднымощущениемиотносится толькокформе, ибоприэтомможноабстрагироватьсяоткачестваэтогоспособаощущения (оттого,представляетли оно цвет и какой, представляет ли оно звук и какой). Поэтому все простые цвета,поскольку они чисты, считаются прекрасными, смешанные же не имеют этогопреимущества;причемименнопотому,чтоонинепросты,унаснеткритерия,позволяющегосудитьотом,следуетлиназыватьихчистымиилинечистыми.

Чтожекасаетсятого,будтокрасота,приданнаяпредметуегоформой,можетбыть,какполагают, усилена привлекательностью, то это распространенное заблуждение, весьмавредное для подлинного, неподкупного, основательного вкуса; конечно, к красоте можетбыть добавлена и привлекательность, чтобы дать душе представлением о предмете не

толькопростоблагорасположение,ноивызвать ееинтереси, такимобразом,подчеркнутьзначение вкуса и его культуры, особенно когда этот вкус еще груб и неразвит.Однако этапривлекательность действительно приносит вред суждению вкуса, если привлекает к себевниманиекакоснованиесужденияокрасоте.

Ибо полагать, будто привлекательность способствует развитию вкуса, настольконеверно, что привлекательность надлежит, скорее, рассматривать как нечто чуждое,терпимое, лишь поскольку оно не нарушает прекраснойформы, когда вкус еще неразвит инеискушен.

Вживописи, в ваянии, вообщевовсехвидахизобразительногоискусства, в зодчестве,садоводстве, поскольку они – прекрасное искусство, существенное – рисунок, в которомосновой для склонности вкуса служит не то, что радует в ощущении, а то, что нравитсятолько своей формой. Краски, расцвечивающие контуры, относятся к привлекательности;они могут, правда, сделать предмет сам по себе более живым для ощущения, но недостойным созерцания и прекрасным; более того, их очень часто ограничивает то, чеготребуетпрекраснаяформа,идажетам,гдепривлекательностьдопускается,благородствоемупридаеттолькопрекраснаяформа.

Всякая форма предметов чувств (как внешних, так опосредствованно и внутреннегочувства) всегда – либо образ, либо игра; в последнем случае – либо игра образов (впространстве: мимика и танец), либо только игра ощущений (во времени).Привлекательностькрасокилиприятногозвучанияинструментамогутслужитьдобавлением,но подлинный предмет чистого суждения вкуса составляет в первомрисунок, во втором –композиция;ато,чточистотакрасокизвуков,атакжеихмногообразиеиконтрастностькакбудто увеличивают красоту, происходит не потому, что они как бы дополняютблагорасположение к форме чем-то ему однородным, а потому, что они сами по себеприятны, что они лишь делают форму более точной, определенной и законченной всозерцаниии сверх тогооживляют своейпривлекательностьюпредставление, пробуждаяисохраняявниманиексамомупредмету.

Даже то, что называют украшением (parerga), то есть все то, что не входит впредставлениеопредметевцелом,какеговнутренняясоставнаячасть,асвязаноснимлишьвнешне как дополнение, усиливающее благорасположение вкуса, также действует ведьтолькопосредствомсвоейформы,как,например,рамыкартин,илидрапировкастатуй,иликолоннады вокруг великолепного здания.Но если украшение само не обладает прекраснойформой, если оно, подобно золотой раме, добавлено лишь для того, чтобы своейпривлекательностью вызвать одобрение картины, то оно называется украшательством ивредитподлиннойкрасоте.

Трогательность - ощущение, в котором приятное достигается лишь посредствоммгновенной задержки и следующим за ней более сильным излиянием жизненной силы,вообще не имеет никакого отношения к красоте. Возвышенное же (с которым связаночувстворастроганности)требуетвсуждениииногокритерия,нетого,котороеположеновоснову вкуса; таким образом, чистое суждение вкуса не располагает в качестве своегоопределяющего основания ни привлекательностью, ни трогательностью, одним словом,вообщеощущениемвкачествематерииэстетическогосуждения.

§15

СУЖДЕНИЕВКУСАНИВКОЕЙМЕРЕНЕЗАВИСИТОТПОНЯТИЯСОВЕРШЕНСТВА

Объективная целесообразность может быть познана только посредством соотнесениямногообразного с определенной целью, следовательно, только посредством понятия. Изэтого одного уже следует, что прекрасное, в основе суждения о котором лежит лишьформальнаяцелесообразность,тоестьцелесообразностьбезцели,совершеннонезависитотпредставления о добром, так как доброе предполагает объективную целесообразность, тоестьсоотнесениепредметасопределеннойцелью.

Объективная целесообразность может быть либо внешней, то есть полезностьюпредмета,либовнутренней,тоестьегосовершенством.Чтоблагорасположениекпредмету,благодаря которому мы и называем его прекрасным, не может быть основано напредставлении о его полезности, достаточно очевидно из двух предыдущих разделов, иботогда благорасположение к предмету не было бы непосредственным, что служитсущественнымусловиемсужденияокрасоте.Объективнаявнутренняяцелесообразность,тоесть совершенство, уже ближе предикату прекрасного, и поэтому некоторые известныефилософы отождествляли его с красотой, правда, добавляя: если она мыслится смутно. Вкритике вкуса чрезвычайно важно решить, может ли в самом деле красота раствориться впонятиисовершенства.

Чтобы судить об объективной целесообразности, всегда необходимо понятие цели и(если эта целесообразность должна быть не внешней полезностью, а внутренней) понятиевнутренней цели, в котором содержится основание внутренней возможности предмета.Посколькуже цель вообще есть то,понятие чего может быть рассмотрено как основаниевозможности самого предмета, то для того, чтобы представить себе объективнуюцелесообразностьвещи,этомупредставлениюдолжнопредшествоватьпонятиеотом,какойдолжна быть вещь', и соответствие многообразного в ней этому понятию (которое даетправило для соединения этогомногообразия в ней) есть качественное совершенство вещи.От него полностью отличается количественное совершенство как законченность каждойвещивсвоемроде;оноестьпростоепонятиевеличины(всеполноты),вкоторомужезаранеемыслится определенным, какой должна быть вещь, и спрашивается только, всем линеобходимым для этого она обладает. Формальное в представлении о вещи, то естьсогласованность многообразного в едином (без определения того, чем оно должно быть),само по себе не дает никакого познания объективной целесообразности, ибо, посколькуздесьабстрагируютсяотэтогоединогокакцели (оттого,чемвещьдолжнабыть),вдушесозерцающего остается только субъективная целесообразность представлений; онауказывает,правда,наизвестнуюцелесообразностьсостоянияпредставленийвсубъектеинаприятноедопущениеэтогосостояния,вызванноетем,чтовоображениесхватываетданнуюформу,нонесвидетельствуетосовершенствекакого-либообъекта,которыймыслитсяздесьне посредством понятия цели. Если, например, заметив в лесу лужайку, окруженнуюдеревьями,яприэтомнепредставляюсебекакую-либоцель,скажем,чтоонамоглабыбытьиспользована для танцев поселян, то одной этой формой не дано ни малейшее понятиесовершенства. Представлять себе формальную объективную целесообразность без цели, тоесть только форму совершенства (лишенную всякой материи и понятия того, для чего

происходит согласованность, даже если бы это было идеей закономерности вообще), естьподлинноепротиворечие.

Суждение вкуса есть эстетическое суждение, то есть такое, которое покоится насубъективных основаниях и определяющим основанием которого не может быть понятие,тем самым и понятие определенной цели. Следовательно, посредством красоты какформальной субъективной целесообразности отнюдь не мыслится совершенство предметакакпредполагаемоформальная,новсе-такиобъективнаяцелесообразность;иеслиразличиемеждупонятиемпрекрасногоипонятиемдоброгозаключаетсятольковлогическойформе–первое лишь смутное, второе отчетливое понятие совершенства, в остальном же они посвоемусодержаниюипроисхождениютождественны,тоэторазличиенезначительно,ибовэтом случае между ними не было бы специфического различия и суждение вкуса было бытакимжепознавательнымсуждением,каксуждение,которымчто-либообъявляетсядобрым.Так, если простолюдин утверждает, что обман дурен, он основывает свое суждение насмутных, философ же – на отчетливых принципах разума, но по существу оба ониосновываются на одних и тех же принципах разума. Между тем я уже указывал, чтоэстетическое суждение единственное в своем роде и не дает никакого (даже смутного)познания объекта; познание достигается только посредством логического суждения, тогдакакэстетическоесуждение,напротив,соотноситпредставление,посредствомкоторогоданобъект, только с субъектом и позволяет обнаружить не свойства предмета, а лишьцелесообразную форму определения занимающихся этим предметом способностейпредставления.Суждениеименнопотомуиназываетсяэстетическим,чтоегоопределяющимоснованиемслужитнепонятие,ачувство(внутреннеечувство)упомянутойгармониивигредушевных сил, поскольку она может только ощущаться. Напротив, если называтьэстетическимисмутныепонятияиобъективноесуждение,основаниемкоторомуонислужат,мы имели бы рассудок, судящий чувственно, или чувство, представляющее свои объектыпосредствомпонятий,–тоидругоевнутреннепротиворечиво.Способностьдаватьпонятия,каксмутные,такиотчетливые,естьрассудок;

и, хотя для суждения вкуса в качестве эстетического суждения также (как и для всехсуждений)необходимрассудок,оннеобходимздесьнекакспособностьпознаватьпредмет,акак способность его определения и представления (без понятия) о нем в соответствии сотношениемэтогопредставленияксубъектуиеговнутреннемучувству,причемпостольку,посколькуэтосуждениевозможнопонекоемуобщемуправилу.

§16

СУЖДЕНИЕВКУСА,ВКОТОРОМПРЕДМЕТПРИЗНАЕТСЯПРЕКРАСНЫМПРИУСЛОВИИОПРЕДЕЛЕННОГОПОНЯТИЯ,

НЕЕСТЬЧИСТОЕСУЖДЕНИЕВКУСАСуществуют два вида красоты: свободная красота (pulchritude vaga) и лишь

сопутствующаякрасота (pulchritudeadhaerens).Перваянепредполагаетпонятиятого,какимдолжен быть предмет; вторая предполагает такое понятие и совершенство предмета всоответствиисэтимпонятием.Кпервойотносится (пребывающаядлясамойсебя)красотатой или иной вещи; вторая в качестве связанной с понятием (обусловленная красота)приписываетсяобъектам,которыеподведеныподпонятиеособойцели.

Цветы–свободнаякрасотаприроды.Врядликто-нибудь,кромеботаника,знает,какимдолжен быть цветок; и даже ботаник, зная, что цветок есть оплодотворяющий органрастения, не уделяет внимание этой цели природы, когда судит о цветах, сообразуясь совкусом. Следовательно, в основу этого суждения не полагают совершенство какого-либорода, какую-либо внутреннюю целесообразность, с которой соотносится соединениемногообразного. Многие птицы (попугай, колибри, райская птица), множество морскихмоллюсков суть сами по себе такая красота, которая не встречается в предмете,определенномпонятиямив соответствиис егоцелью;онисвободнонравятсякак таковые.Так,рисункиalagrecque,лиственныйорнаментнарамахкартинилинаобояхит.д.самипосебе ничего не означают; они ничего не изображают, не изображают объект, подведенныйподопределенноепонятие;они–свободнаякрасота.Кэтомужевидуможноотнестито,чтовмузыкеназываетсяимпровизацией (безопределеннойтемы),даивообщевсюмузыкубезтекста.

Суждениеосвободнойкрасоте(красотетолькопоформе)естьчистоесуждение.Здесьне предполагается понятие какой-либо цели, которой должно служить в данном объектемногообразие, не предполагается, следовательно, и то, что он должен представлять; этотолькоограничивалобысвободувоображения,которое,наблюдаязаобразом,какбыиграет.

Лишь красота человека (мужчины, женщины, ребенка), красота коня, здания (церкви,дворца, арсенала или беседки) предполагает понятие цели, определяющей, какой должнабыть вещь, то есть предполагает понятие ее совершенства, и, следовательно, естьсопутствующая красота. Так же как связь приятного (в ощущении) с красотой, которая,собственноговоря,связанатолькосформой,препятствоваласохранениючистотысуждениявкуса, и связь хорошего (а именно ради чего многообразие хорошо для самой вещи всоответствиисеецелью)скрасотойнаноситущербчистотеэтогосуждения.

Многоеизтого,чтонепосредственнонравитсявсозерцании,можнобылобыдобавитькзданию, еслибытолько емуненадлежалобытьцерковью;образможнобылобыукраситьразного рода завитушками и легкими, правильными штрихами, подобными татуировкежителей Новой Зеландии, если бы только это не был человек; а человек мог бы иметьзначительноболеетонкиечертыиболееприятный,мягкийоваллица,еслибыоннедолженбылпредставлятьмужчину,иктомужевоинственного.

Благорасположение к многообразному в вещи в соответствии с ее внутренней целью,которая определяет ее возможность, есть благорасположение, основанное на понятии;благорасположение же к красоте не предполагает понятия, но непосредственно связано спредставлением,посредствомкоторогодается(анемыслится)предмет.Еслисуждениевкусавовторомвидеблагорасположенияделаетсязависимымотцели,поставленнойвпервомкакв суждении разума, и таким образом ограничивается, оно уже не есть свободное и чистоесуждениевкуса.

Правда, преимущество этого соединения эстетического благорасположения с

интеллектуальнымзаключаетсядлявкусавтом,чтоонфиксируетсяи,хотяоннестановитсявсеобщим вкусом, ему могут быть предписаны правила в отношении ряда целесообразноопределенныхобъектов.Нотогдаэтоуженеправилавкуса,аправиласогласованиявкусасразумом,тоестьпрекрасногосдобрым,благодарячемупрекрасноеиспользуетсявкачествеорудия для достижения цели доброго, чтобы положить в основу того образа мыслей,который может быть сохранен только посредством требующего усилия решения, нообъективно обладает общезначимостью, саму себя сохраняющую и обладающуюсубъективной общезначимостью духовную настроенность. Собственно говоря,совершенство ничего не выигрывает от красоты, и красота ничего не выигрывает отсовершенства; но так как, сравнивая с помощью понятия представление, посредствомкоторогонамдаетсяпредмет, с объектом (какимондолженбыть),мынеможемизбежатьтого, чтобыодновременноне сопоставить этопредставление с ощущением в субъекте, топрисогласованииэтихобоихдушевныхсостоянийвыигрываетспособностьпредставлениявцелом.

Суждение вкуса о предмете, обладающем внутреннейцелью, было бычистымлишь втомслучае,еслибытот,ктоеговысказывает,необладалпонятиемобэтойцелииливсвоемсуждении абстрагировался от нее. Но тогда, несмотря на то, что он вынес правильноесуждение вкуса о предмете как о свободной красоте, ему все-таки высказал бы порицаниетот,кторассматриваеткрасотутолькокаксопутствующеесвойство(тоестьисходяизцелипредмета);онобвинилбыеговотсутствиивкуса,хотяобаони,каждыйпо-своему,вынеслиправильное суждение: один, основываясь на том, что дано в чувственном восприятии,другой–натом,чтозаключеновегомыслях.Посредствомтакогоразличенияможноврядеслучаев примирить ценителей вкуса в их споре о красоте, показав им, что один судит освободной красоте, другой – о сопутствующей, что один вынес чистое суждение вкуса,другой–прикладное.

§17

ОБИДЕАЛЕКРАСОТЫ

Объективного правила вкуса, которое посредством понятий определило бы, чтопрекрасно, быть не может. Ибо всякое суждение из этого источника есть суждениеэстетическое,тоестьегоопределяющимоснованиемслужитчувствосубъекта,анепонятиеобъекта. Искать принцип вкуса, который посредством определенных понятий давал быобщийкритерийпрекрасного,–бесплодноезанятие,ибото,чтоищут,невозможноисамопосебе противоречиво. Всеобщая сообщаемость ощущения благорасположения или егоотсутствия,причемтакая,котораяимеетместобезпонятия,единодушие,насколько

этовозможно,увсехнародоввовсевременапоповодуэтогочувствавпредставленииоб известных предметах, есть эмпирический, хотя и слабый, едва достаточный дляпредположения, критерий происхождения такого подтверждаемого примерами вкуса изглубоко скрытой, общей для всех людей основы единодушия в суждении о формах, вкоторыхимданыпредметы.

Поэтому считают, что некоторые продукты вкуса могут служить образцом; это незначит, что вкус может быть обретен посредством подражания другим. Ибо вкус долженбытьсвоейсобственнойспособностью;тотже,ктоподражаетобразцу,обнаруживает,еслиему удается его воспроизвести, умение, однако вкус обнаруживает лишь постольку,поскольку он способен судить об этом образце. Из этого следует, что высший образец,первообразвкуса,естьлишьидея,которуюкаждыйдолженсоздатьвсебесамоми,исходяизкоторой, ему надлежит судить обо всем, что есть объект вкуса, что служит примеромсуждениявкусаидажеовкусекаждого.Идеяозначает,собственноговоря,понятиеразума,аидеал–представлениеоединичномсуществекакадекватномидее.Поэтомупрообразвкуса,которыйоснованнанеопределеннойидееразумаонекоммаксимуме,номожетбытьтемнеменее представлен не посредством понятий, а лишь в единичном изображении, лучшеназывать идеалом красоты; мы им, правда, не обладаем, но стремимся создать его в себе.Однако этот идеал красоты будет лишь идеалом воображения именно потому, что оноснован не на понятиях, а на изображении; способностьже изображать есть воображение.Какжемыдостигаемподобногоидеалакрасоты?Априорноилиэмпирически?Атакже:длякакогородакрасотывозможенидеал?

Прежде всего следует заметить, что красота, для которой надлежит искать идеал,должна быть красотой не свободной, а фиксированной понятием объективнойцелесообразности, следовательно,должнапринадлежатьобъектунесовершенночистого, ачастичноинтеллектуализированногосуждениявкуса.Другимисловами,там,гдепритехилииныхоснованияхсуждениядолжениметьместоидеал,–основедолжналежатькакая-либоидеяразумапоопределеннымпонятиям,априорноопределяющаяцель,накоторойоснованавнутренняя возможность предмета. Мыслить идеал прекрасных цветов, прекрасноймеблировки, прекрасного пейзажа невозможно. Невозможно и представить себе идеалкрасоты, обусловленной определенными целями, например, идеал прекрасного дома,прекрасного дерева, прекрасного сада и т. д., вероятно, потому, что цели здесь не вполнеопределены и фиксированы своим понятием и поэтому целесообразность почти так жесвободна,каквсвободнойкрасоте.Лишьто,чтоимеетцельсвоегосуществованиявсамом

себе, лишь человек, который способен сам определять посредством разума свои цели или,если он должен брать их из внешнего восприятия, все-таки может сопоставить их ссущественными, всеобщими целями, а затем судить об этом сопоставлении с нимиэстетически,– толькочеловек,следовательно,способенбытьидеаломкрасоты, также какчеловечествовеголицевкачествеинтеллигенцииединственносредивсехпредметовмираспособнобытьидеаломсовершенства.

Однакодляэтогонеобходимыдвамомента:во-первых,эстетическаяидеянормы,котораяесть единичное созерцание (воображения); она служит критерием сужденияо человеке какпредмете, принадлежащем к особому виду животных; во-вторых, идея разума, котораяпревращает цели человечества, в той мере, в какой они не могут быть представленычувственно,впринципсужденияобобразечеловека;посредствомэтогосуждениявявленииоткрываютсяцеличеловечествакакегодействие.Идеянормыдолжнабратьэлементыдляобразаживотногоособогородаизопыта,новеличайшаяцелесообразностьвегостроении,котораяможетслужитькритериемэстетическойоценкикаждойособиэтогорода,прообраз,какбыпреднамеренноположенныйвосновутехникиприроды,которомуадекватентолькородвцелом,нонеотдельнаяособь,содержитсялишьвидеетого,ктовыноситсуждение,иэтаидеясовсемиеепропорциямиможетбытьвкачествеэстетическойидеисовершенноinconcreteизображенаввидеобразца.Длятого,чтобывнекоторойстепенипояснить,какэтопроисходит (ибо кто же может полностью выведать тайну природы?), попытаемся датьпсихологическоеобъяснение.

Следует заметить, что воображение, совершенно непонятным нам способом, можетиногданетольковозвращатьзнакидляпонятийиздалекогопрошлого,ноивоспроизводитьвидиобразпредметаизнесказанногочислапредметовразличногоилиодногорода;болеетого,еслидушастремитсяксравнению,воображение,повсейвероятности,действительноможет, хотя и недостаточно отчетливо для сознания, как бы накладывать один образ надругой и посредством конгруэнтности образов одного рода находить среднее, служащеевсемимобщеймерой.Кто-товиделтысячувзрослыхмужчин.Еслионхочет,сравниваяих,вынести суждение о нормальном росте мужчины, то воображение накладывает (как яполагаю)большоечислообразов(бытьможет,всютысячу)другнадруга;и–еслимнебудетдозволеноприменитьздесьаналогиюсоптическимизображением–там,гдебольшинствоизних совпадает и где внутри контуров нанесена наиболее яркая краска, обозначится средняявеличина,одинаковоотдаленнаякакповысоте,такипоширинеотсамыхбольшихисамыхмаленькихфигур.Этоиестьфигуракрасивогомужчины. (Тожеможнобылобыполучитьмеханическимпутем,сложивихвысотуиширину(итолщину)иразделивсуммунатысячу.Но воображение делает это посредством динамического эффекта, возникающего измногократного схватывания подобных образов органом внутреннего чувства.) Если длямужчинысреднегоростатакимжеобразомищутголовусреднейвеличины,адлянее–носсредней величины и т. д., то этот образ будет лежать в основе идеи нормы красивогомужчинывтойстране,гдеэтосравнениепроизводится;поэтомунегрвсвоихэмпирическихусловияхбудетиметьинуюидеюнормыдлякрасотыобраза,чембелый,китаец–иную,чемевропеец. Так же обстоит дело с образом красивой лошади или собаки (определеннойпороды).Этаидеянормыневыведенаизпропорций,взятыхизопытавкачествеопределенныхправил;напротив,толькоисходяизэтойидеи,возможныправиласуждения.Она–парящиймежду всеми отдельными, самыми различными созерцаниями индивидов образ для всегорода,тотобраз,которыйприродаположилавкачествепрообразавосновусвоихпорожденийданноговида,нониводнойособинесумела,каккажется,полностьюдостичь.Идеянормыотнюдь не полный прообраз красоты в данном роде, а только форма, составляющая

непременноеусловиевсякойкрасоты,толькоправильностьвизображениирода.Онаслужитправилом – именно так воспринимали и знаменитого Дорифора Поликлета (правилом длясвоейпородыможетслужитьикороваМирона).Именнопоэтомувидеенормыинеможетсодержатьсячто-либоспецифическихарактерное;

ибовпротивномслучаеонанебылабыидеейнормырода.Ееизображениенравитсянекрасотой,апотому,чтоононепротиворечитниодномуусловию,присоблюдениикотороговещь такого рода только и может быть прекрасной. Подобное изображение лишьсоответствуетшкольнымправилам.

От идеи нормы прекрасного отличен его идеал, который в соответствии с ужеприведеннымиоснованиямиможнообрестилишьвобразечеловека.Здесьидеалсостоитввыражениинравственного,безчегопредметнемогбынравитьсявсем,причемпозитивно(ане только негативно по своему изображению в соответствии со школьными правилами).Правда,зримоевыражениенравственныхидей,которыевнутренневластвуютнадчеловеком,может быть взято только из опыта; однако для того, чтобы сделать зримым в телесномвыражении(какдействиявнутреннегомира)ихсвязьсовсемтем,чтонашразумсочетаетснравственнодобрымвидеевысшейцелесообразности, –добротудуши,чистоту, силуилиспокойствиеит.д.,–необходимо,чтобытот,ктохочетхотябытолькосудитьоних,атемболее выразить их, был способен соединить чистые идеи разума с большой силойвоображения. Правильность подобного идеала красоты доказывается тем, что он неразрешает примешивать чувственно привлекательное в благорасположение к его объекту итем не менее допускает проявление большого интереса к нему; а это в свою очередьдоказывает, что суждение на основе такого критерия никогда не может быть чистоэстетическимичтосуждение,котороеисходитизидеалакрасоты,неестьпростосуждениевкуса.

Пояснениепрекрасного,выведенноеизэтого,третьегомоментаКрасота есть форма целесообразности предмета, воспринимаемая в нем без

представленияоцели.

ЧЕТВЕРТЫЙМОМЕНТ

СУЖДЕНИЯВКУСАПОМОДАЛЬНОСТИБЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЯКПРЕДМЕТУ

§18

ЧТОТАКОЕМОДАЛЬНОСТЬСУЖДЕНИЯВКУСА

Окаждомпредставленииямогусказать:возможнопокрайнеймере,чтооно(вкачествепознания) связано с удовольствием. О том, что я называю приятным, я говорю, что онодействительно доставляет мне удовольствие. О прекрасном же думают, что оно имеетнеобходимое отношение к благорасположению. Эта необходимость особого рода: нетеоретическая объективная необходимость, когда априорно можно знать, что каждыйпочувствует такое благорасположение к предмету, названному мною прекрасным; и непрактическая необходимость, когда посредством понятии чистой воли разума, служащейсвободнодействующимсуществамправилом,этоестьнеобходимоеследствиеобъективногозаконаиозначает только,чтомыдолжныпросто (безкакого-либонамерения)действоватьопределеннымобразом.Необходимость,котораямыслитсявэстетическомсуждении,можетбытьназванатольконеобходимостьюобразца,тоестьнеобходимостьюдлявсехсогласитьсяс суждением, рассматриваемым как пример всеобщего правила, установить котороеневозможно. Поскольку эстетическое суждение не есть объективное и познавательноесуждение, эта необходимость не может быть выведена из определенных понятий, и,следовательно,онанеаподиктична.Темболееонанеможетбытьвыведенаизвсеобщностиопыта(изобщегосогласиявсужденияхокрасотеданногопредмета).Ибоделонетольковтом, что опыт вряд ли дал бынам достаточное число подтверждений, но и в том, что наоснове эмпирических суждений не может быть выведено понятие необходимости этихсуждений.

§19

СУБЪЕКТИВНАЯНЕОБХОДИМОСТЬ,КОТОРУЮМЫПРИПИСЫВАЕМСУЖДЕНИЮВКУСА.ОБУСЛОВЛЕНА

Суждение вкуса предполагает согласие каждого; тот, кто называет что-либопрекрасным, считает, чтокаждыйдолжен одобритьпредлежащийпредмети такженазватьего прекрасным. Следовательно, долженствование в эстетическом суждении, даже приналичии всех данных, которые требуются для суждения, высказывается лишь условно.Согласиякаждогодобиваются,посколькуимеютдляэтогообщеедлявсехоснование;наэтосогласие действительно можно было бы рассчитывать, если всегда быть уверенным, чтоданныйслучайправильноподведенподназванноеоснованиекакправилодляодобрения.

§20

УСЛОВИЕНЕОБХОДИМОСТИ.ПРЕДПОЛАГАЕМОЕСУЖДЕНИЕМВКУСА,ЕСТЬИДЕЯОБЩЕГОЧУВСТВА

Если бы суждения вкуса располагали (подобно познавательным суждениям)определенным объективным принципом, тогда тот, кто выносит их по этому принципу,притязал бы на безусловную необходимость своего суждения. Если бы они были вообщелишены принципа, подобно суждениям чувственного вкуса, мысль об их необходимостивообще никому не приходила бы в голову. Следовательно, они должны располагатьсубъективнымпринципом,которыйтолькопосредствомчувства,анепосредствомпонятий,но все же общезначимо, определяет, что нравится и что не нравится. Подобный принципможно рассматривать лишь как общее чувство, существенно отличающееся от здравогорассудка, который подчас также называют общим чувством (sensus communis), так какрассудоквыноситсужденияненаоснованиичувства, авсегданаоснованиипонятий,хотяобычнотольковкачествесмутнопредставляемыхпринципов.

Следовательно,толькодопуская,чтоподобноеобщеечувствосуществует(подниммыпонимаем не внешнее чувство, а действие, проистекающее из свободной игры нашихпознавательных способностей), только, повторяю, допуская наличие подобного общегочувства,можетбытьвынесеносуждениевкуса.

§21

МОЖНОЛИСДОСТАТОЧНЫМОСНОВАНИЕМПРЕДПОЛАГАТЬНАЛИЧИЕОБЩЕГОЧУВСТВА

Познание и суждения вместе с сопутствующим им убеждением должны обладатьвсеобщей сообщаемостью, ибо в противном случае они не соответствовали бы объекту ибылибывсепростосубъективнойигройспособностейпредставления,совершеннотак,кактоготребуетскептицизм.Однакодлятого,чтобыпознаниемоглосообщаться,должнобытьвсеобще сообщаемо и душевное состояние, то есть настроенность познавательныхспособностей к познанию вообще, а именно пропорция, требующаяся представлению(посредством которого нам дается предмет), чтобы возникло познание; без этогопредставления как субъективного условия познания познание как действие не могло бывозникнуть. Это в действительности и происходит каждый раз, когда данный предметпосредством чувств приводит в действие воображение для соединения многообразного, аоно приводит в действие рассудок для установления единства этого многообразия впонятиях.Однакоэтанастроенностьпознавательныхспособностейобладаетвзависимостиот различия данных объектов различной пропорцией. Тем не менее должна существоватьтакая пропорция, при которой это внутреннее отношение наиболее соответствуетоживлению обеих душевных способностей (одной посредством другой) для познания(данныхпредметов)вообще,иэтанастроенностьможетбытьопределенатолькочувством(не понятиями). Поскольку сама эта настроенность должна быть всеобще сообщаемой,должнобытьвсеобщесообщаемои еечувство (приданномпредставлении),посколькужесообщаемость чувства предполагает общее чувство, то наличие его можно с полнымоснованием допустить; при этом нет необходимости исходить из психологическихнаблюдений; наличие общего чувства надлежит допустить как необходимое условиевсеобщей сообщаемое нашего познания, что предполагается в каждой логике и в каждомпринципепознания,еслионнесвязансоскепсисом.

§22

НЕОБХОДИМОСТЬВСЕОБЩЕГОСОГЛАСИЯ,МЫСЛИМАЯВСУЖДЕНИИВКУСА.ЕСТЬСУБЪЕКТИВНАЯНЕОБХОДИМОСТЬ,КОТОРАЯПРИПРЕДПОЛОЖЕНИИ

ОБЩЕГОЧУВСТВАПРЕДСТАВЛЯЕТСЯОБЪЕКТИВНОЙ

Во всех суждениях, в которых мы признаем что-либо прекрасным, мы никому недозволяемпридерживатьсяиногомнения,несмотрянато,чтоосновываемнашесуждениененапонятиях,атольконанашемчувстве;следовательно,полагаемеговосновусуждениянекак частное, а как общее чувство. Это общее чувство не может быть для данной целиосновано на опыте, ибо оно хочет давать право на суждения, в которых содержитсядолженствование; оно не гласит: с нашим суждением будет согласен каждый; оно гласит:каждый должен согласиться с ним. Следовательно, общее чувство, в качестве примерасуждения которого я привожу здесь мое суждение вкуса, приписывая ему тем самымзначимость образца, есть просто идеальная норма, предполагая которую можносовпадающееснейсодержаниеивыраженноевнемблагорасположениекобъектусполнымправомсчитатьправиломдлякаждого;хотяэтотпринциплишьсубъективен,онпризнаетсясубъективно-всеобщим(необходимойдлякаждогоидеей),ивтоймере,вкакойречьидетоединодушии различных лиц, выносящих суждения, он может, подобно объективномупринципу, требовать всеобщего одобрения, если только при этом быть уверенным, чтоподведениеподпринципсовершенноправильно.

Эта неопределенная норма общего чувства действительно нами предполагается, чтодоказываетсянашимпритязаниемнаправовыноситьсуждениявкуса.Существуетливсамомделе подобное общее чувство в качестве конститутивного принципа возможности опыта,илиещеболеевысокийпринципразумаделаетегодлянаслишьрегулятивнымпринципом,чтобысоздатьвнасобщеечувстводлявысшихцелей;следуетлисчитатьвкусисконнойиестественной способностью или лишь идеей некой искусственной способности, которуюнамещепредстоитприобрести,такчтосуждениевкусаиегоожиданиевсеобщегосогласияна самом деле есть лишь требование разума создать такое единодушие чувства, идолженствование, то есть объективная необходимость совпадения чувства каждого скаждымособымчувствомдругогоозначаетлишьвозможностьприйтиктакомусогласию,асуждениевкусаслужитлишьпримеромпримененияэтогопринципа.Всеэтомыздесьещенехотиминеможемисследовать;теперьнамнадлежитлишьразложитьспособностьвкусанаегоэлементы,чтобызатемсоединитьихвидееобщегочувства.

Пояснениепрекрасного,выведенноеизчетвертогомоментаПрекрасното,чтобезпонятияпризнаетсяпредметомнеобходимогоблагорасположения.ОБЩЕЕПРИМЕЧАНИЕК.ПЕРВОМУРАЗДЕЛУАНАЛИТИКИПодводя итог произведенному выше анализу, мы обнаруживаем, что все сводится к

понятиювкуса–ктому,чтовкусестьспособностьсудитьопредметевегоотношениисосвободнойзакономерность/овоображения.Посколькувсуждениивкусавоображениедолжнорассматриваться в его свободе, оно берется не как репродуктивное, подчиненное законамассоциации, а как продуктивное и самодеятельное (как источник произвольных формвозможных созерцаний); и, хотя при схватывании данного предмета чувств оно связано сопределенной формой объекта и, следовательно, не пребывает в свободной игре (как в

полетефантазии),все-такивполнеможнопонять,чтопредметможетдатьемуименнотакуюформу, которая содержит соединение многообразного, какое воображение, будь оносвободно предоставлено самому себе, создало бы в согласии с закономерностью рассудкавообще.Однакото,чтовоображениесвободноивместестемвсе-такисамозакономерно,тоесть обладает автономией, есть противоречие. Ибо закон дает только рассудок. Если жевоображение вынуждается действовать по определенному закону, то его продукт по своейформе, то, каким он должен быть, определяется понятиями; но тогда благорасположениевызовет, как показано выше, не прекрасное, а доброе (совершенство, правда, толькоформальное), и суждение не будет суждением вкуса. Следовательно, закономерность беззаконаисубъективноесогласованиевоображенияирассудкабезобъективногосогласования,при котором представление соотносилось бы с определенным понятием предмета,совместимы только со свободной закономерностью рассудка (которая называется такжецелесообразностьюбезцели)исосвоеобразиемсуждениявкуса.

Критики вкуса приводят обычно в качестве самых простых и бесспорных примеровкрасотыгеометрическиправильныефигуры,такие,каккруг,квадрат,кубит.д.;

междутемониименнопотомуиназываютсяправильными,чтоихможнопредставитьсебе только как простое изображение определенного понятия, предписывающего этойфигуреправило(всоответствиискоторымонатолькоивозможна).Следовательно,одноиздвух должно быть ошибочным: либо суждение критиков, приписывающее мыслимымпредметам красоту, либо наше суждение, согласно которому для красоты необходимацелесообразностьбезпонятия,

Врядличеловекунуженвкус,чтобыпочувствоватьбольшееблагорасположениеккругу,чем к небрежному наброску, к равнобедренному и равноугольному четырехугольнику –большее, чем к косоугольному, неравнобедренному, как бы скрюченному; для этогодостаточенобычныйрассудокисовсемненуженвкус.Там,гдеочевиднонамерениесудить,например, о величинеплощадиили сделать понятнымв делении отношение частей друг кдругу и к целому, необходимы правильные, причем наиболее простые фигуры; иблагорасположение возникает здесь не непосредственно от вида фигуры, а при мысли овозможности использовать ее для осуществления различных намерений. Комната, стеныкоторой образуют косые углы, сад такого же типа, вообще всякое нарушение симметрии,будьтовживотных(еслиони,например,одноглазы),взданияхиликлумбах,намненравитсяпотому,чтоэтонецелесообразно,нетолькопрактическидляопределенногоиспользованияэтихвещей,ноидлясужденийоних,исходяизсамыхразличныхнамерений;

подобноенепроисходит в суждении вкуса, которое, еслионочисто, непосредственносвязывает предмет благорасположения или его отсутствия с созерцанием предмета, неруководствуясьвозможностьюиспользоватьегоиликакой-либоцелью.

Правильность, которая ведет к понятию предмета, правда, необходимое условие(conditio sine qua поп) для того, чтобы охватить предмет единым представлением иопределитьмногообразиевегоформе.Этоопределениеестьцельпознания;ипоотношениюкнемуонотакжевсегдасвязаносблагорасположением(котороесопутствуеткаждому,дажепроблематичному намерению). Но тогда это просто одобрение решения, вытекающего иззадачи, а не свободная, неопределенно своеобразная занятость душевных сил тем, что мыназываемпрекрасным,гдерассудокслужитвоображению,аневоображениерассудку.

В вещи, возможной только как следствие намерения, в здании, даже в животномправильность, которая состоит в симметрии, должна выражать единство созерцания,сопутствующего понятию цели, и входит в познание. Тамже, где должна выступать лишьсвободнаяиграспособностейпредставления(носусловием,чтоприэтомнебудетнанесен

ущербрассудку),–впарках,вукрашениикомнат,вразногородасделаннойсовкусомутвар^и т. п., правильности, которая представляется принуждением, по возможности избегают;поэтому в английских парках, в мебели стиля барокко вкус доводит свободу воображенияедва ли не до гротеска, но в этот отказ от всякого принуждения правил полагаютвозможностьтого,чтовкусдостигнетвигревоображениясвоеговысшегосовершенства.

Все жестко правильное (приближающееся к математической правильности) содержитнечтопротивноевкусу:ононеспособнодлительнозаниматьнаси,еслионоявнонесвязанопо своему намерению с познанием или определенной практической целью, вскоре наводитскуку. Напротив, то, чем воображение может играть непреднамеренно и целесообразно,всегдаостаетсядлянасновыминенадоедает.МарсденвсвоемописанииСуматрызамечает,чтосвободнаякрасотаприродыповсюдуокружаеттамзрителяипоэтомувскореперестаетпривлекать его; между тем насаждения перца, где параллельно расположенные жерди, покоторым вьются эти растения, образуют аллеи, вызывали его восхищение, когда онобнаруживалихвлесу.Изэтогоонделаетвывод,чтодикая,неправильнаяпосвоемувидукрасотанравитсядляразнообразиялишьтому,ктонагляделсянаправильнуюкрасоту.Однакостоило ему пробыть среди этих насаждений перца день, чтобы понять: когда рассудокпосредством правильности настраивается на порядок, в котором он всегда нуждается,предметперестаетегозаниматьивскореначинаеттяготитьвоображение;

напротив, природа, расточительная там в своем многообразии до пышности, неподчиненная никаким искусственным правилам, могла бы постоянно служить пищей еговкусу. Даже пение птиц, которое невозможно свести к каким-либо правилам музыки,содержит как будто большую свободу, а поэтому и в большей мере услаждает вкус, чемпослушноевсемправиламмузыкальногоискусствапениелюдей,ибопоследнеепричастомидлительном повторении надоедает. Однако здесь мы, быть может, смешиваем нашерасположениеквесельюмаленькоймилойптичкискрасотойеепения,таккаксовершенноточное воспроизведение этого пения (например, щелканья соловья) представляется намсовершеннобезвкусным.

Следуеттакжеотличатьпрекрасныепредметыоткрасотыпредметов,увиденныхиздали(которыеиз-зарасстояниячастонемогутбытьотчетливорассмотрены).Впоследнемслучаевкус исходит, по-видимому, не столько из того, что воображение в данном случаесхватывает, сколько из того, что служит ему поводом для сочинительства, то есть дляфантазий, занимающих душу, постоянно возбуждаемой многообразием, воспринимаемымвзором, как, например, при наблюдении за меняющимися образами огня в камине или вструящемсяручье,которыесамипосебенельзяназватьпрекрасными,ноонипривлекательныдлявоображения,ибоспособствуютегосвободнойигре.

КНИГАВТОРАЯ

АНАЛИТИКАВОЗВЫШЕННОГО

§23

ПЕРЕХОДОТСПОСОБНОСТИСУЖДЕНИЯОПРЕКРАСНОМКСПОСОБНОСТИСУЖДЕНИЯОВОЗВЫШЕННОМ

Общность прекрасного и возвышенного состоит в том, что оба они нравятся самипосебе.Атакжевтом,чтообаонипредполагаютнечувственноеинелогическиопределяющеесуждение,асуждениерефлексии;следовательно,благорасположениезависитвобоихслучаяхне от ощущения, например, приятного и не от определенного понятия, какблагорасположениекдоброму;однакоприэтомоновсе-такисоотнесеноспонятиями,хотяине определяется с какими; и, таким образом, благорасположение связано только сизображением или способностью изображения, посредством чего эта способностьизображения или воображение рассматривается при данном созерцании в соответствии соспособностью рассудка или разума давать понятия как нечто им содействующее.Поэтомуоба суждения единичны, и тем не менее объявляют себя общезначимыми для каждогосубъекта,хотяониипритязаюттольконачувствоудовольствия,аненапознаниепредмета.

Однако бросаются в глаза и серьезные различия между прекрасным и возвышенным.Прекрасноевприродеотноситсякформепредмета,котораясостоитвограничении;

напротив,возвышенноеможетбытьобнаруженоивбесформенномпредмете,посколькув нем или в связи с ним представляется безграничность, к которой тем не менеепримысливается ее тотальность; таким образом, прекрасное служит, по-видимому, дляизображения неопределенного понятия рассудка, возвышенное – для такого же понятияразума. Следовательно, в первом случае благорасположение связано с представлением окачестве,вовтором–спредставлениемоколичестве.Второйвидблагорасположениясильноотличается от первого и по своему характеру; если первое (прекрасное) ведетнепосредственно к усилению жизнедеятельности и поэтому может сочетаться спривлекательностью и с игрой воображения, то второе (чувство возвышенного) естьудовольствие,котороевозникаетлишьопосредствованно,аименнопорождаетсячувствоммгновенноготорможенияжизненныхсилиследующегозаэтимихприливом,такимобразом,вызывая растроганность, оно не игра, а серьезное занятие воображения. Поэтомувозвышенное и несовместимо с привлекательностью; и поскольку душа не простопритягивается к предмету, но и отталкивается им, в благорасположении к возвышенномусодержится не столько позитивное удовольствие, сколько восхищение или уважение, ипоэтомуонозаслуживаетназваниянегативногоудовольствия.

Однако самое важное внутреннее отличие возвышенного от прекрасного состоит вследующем: если мы здесь прежде всего принимаем во внимание, что совершенноправильно, возвышенное в объектах природы (возвышенное в искусстве всегдаограничивается условием соответствия природе), то красота природы (самостоятельная)заключает в своей форме целесообразность, благодаря чему предмет как бы заранеепредназначается для нашей способности суждения и, таким образом, сам по себе служитпредметом благорасположения; напротив, то, что без всякого умствования, просто всхватывании, возбуждает в нас чувство возвышенного, хотя и может показаться нашейспособности суждения по форме нецелесообразным, несоразмерным нашей способностиизображения и как бы насильственно навязанным нашему воображению, тем не менее

предстаетвсуждениивозвышенным.Изэтогосразужеследует,что,называякакой-либопредметприроды,возвышенным,мы

вообще выражаемся неправильно, хотя совершенно правильно называем многие из нихпрекрасными, ибо как можно выражать одобрение тому, что само по себе воспринимаетсякак нецелесообразное?Мы можем только сказать, что предмет пригоден для изображениявозвышенного, которое может быть обнаружено в душе; ибо возвышенное в собственномсмысле слова не может содержаться ни в одной чувственной форме и относится лишь кидеям разума; хотя соответствующее им изображение невозможно, они именно вследствиеэтого несоответствия, которое может быть изображено чувственно, возбуждаются ипроникают в душу. Так, огромный, разбушевавшийся океан не может быть названвозвышенным; его вид ужасен. И душа должна быть уже полна рядом идей, чтобы вподобном созерцаниипроникнуться чувством, которое само возвышенно; онапобуждаетсяоставитьчувственностьизанятьсяидеями,содержащимиболеевысокуюцелесообразность.

Самостоятельная красота природы открывает нам технику природы, представляющуюприроду как систему, подчиненную законам, принцип которых мы не встречаем во всейнашей рассудочной способности, а именно законам целесообразности в отношениипримененияспособностисуждениякявлениямтакимобразом,чтосудитьонихнадлежитнетолько как о принадлежащих природе, с ее лишенным цели механизмом, но и как одопускающих аналогию с искусством. Следовательно, самостоятельная красота природыдействительнорасширяетеслиненашезнаниеобъектовприроды,то,вовсякомслучае,нашепонятиеоприроде–отпонятияеекакпростогомеханизмадопонятияеекакискусства,чтопозволяетприступить к глубокимисследованиямвозможностиподобнойформы.Однако втом,чтомыобычноназываемвприродевозвышенным,нетничего,чтовелобыкособымобъективнымпринципамисоответствующимимформамприроды;именновсвоемхаосеиливсвоемсамомдиком,лишенномвсякойправильностибеспорядкеиопустошенииприрода,еслионаобнаруживаетприэтомсвоевеличиеимогущество,болеевсеговозбуждаетвнасидеивозвышенного.Изэтогоследует,чтопонятиевозвышенногов

природезначительноменееважноибогатовыводами,чемпонятиепрекрасноговней,ичтооновообщесвидетельствуетсовсемнеоцелесообразностивсамойприроде,атолькоовозможном использовании созерцаний природы для того, чтобы ощутить в нас самихсовершенно независимую от природы целесообразность. Основание для прекрасного вприродемыдолжныискатьвненас,основаниедлявозвышенного–тольковнасивобраземыслей, которыйпривносит возвышенность в представление о природе.Это очень важноепредварительное замечание, полностью отделяющее идеи возвышенного от идеицелесообразности природы, и превращающее теорию возвышенного в простой придаток кэстетическомусуждениюоцелесообразностиприроды,ибов этойтеориинепредставленаособая форма в природе, а лишь развивается целесообразное использование воображениемсвоегопредставленияоприроде.

§24

ОДЕЛЕНИИИССЛЕДОВАНИЯЧУВСТВАВОЗВЫШЕННОГО

Чтокасаетсяделениямоментов эстетическогосужденияопредметахпоотношениюкчувству возвышенного, то здесь аналитика может действовать по тому же принципу,который применялся в расчленении суждений вкуса. Ибо как суждение эстетическойрефлектирующейспособностисужденияблагорасположениеквозвышенномудолжнобытьтак же, как благорасположение к прекрасному, по своему количеству общезначимым, покачеству–лишенныминтереса,поотношениюобладатьсубъективнойцелесообразностью,по модальности представлять ее как необходимую. Следовательно, метод не будет здесьотличаться от метода предшествующего раздела. Некоторое различие состоит в том, чтотам, где эстетическое суждение касалось формы объекта, мы начинали с исследованиякачества; здесь же, поскольку то, что мы называем возвышенным, может бытьбесформенным,мыначинаемсколичествакакспервогомоментаэстетическогосужденияовозвышенном;основаниедляэтогоочевидноизпредшествующегопараграфа.

Однакодляанализавозвышенногонеобходимоделение,вкоторомненуждаетсяанализпрекрасного,аименноделениенаматематическивозвышенноеидинамическивозвышенное.

Ибо поскольку чувство возвышенного предполагает как свою отличительнуюособенность душевное движение, связанное с суждением о предмете – в отличие от неговкускпрекрасномупредполагаетисохраняетдушувсостоянииспокойногосозерцания-иобэтом движении следует судить как об объективно целесообразном (так как возвышенноенравится), то посредством воображения возвышенное соотносится либо со способностьюпознания, либо со способностью желания; однако в том и другом случае суждение оцелесообразности данного представления выносится применительно к этим способностям(без цели или интереса): первая прилагается объекту как математическая, вторая какдинамическая настроенность воображения – поэтому объект представляется намвозвышеннымэтимдвоякимспособом.

А.ОМАТЕМАТИЧЕСКИВОЗВЫШЕННОМ

§25

ПОЯСНЕНИЕНАЗВАНИЯВОЗВЫШЕННОГОВозвышенныммы называем то, что абсолютно велико.Однако быть большим и быть

величиной – совершенно разные понятия (magnitude и quantitas). Одно дело просто(simpliciter) сказать: нечто велико, и совсем другое сказать, что оно абсолютно велико(absolute,noncomparativemagnum).Второеестьто,чтовеликосверхвсякогосравнения.Ночтоозначаетвыражение:

нечто велико,мало или средней величины?То, что этим обозначается, не есть чистоерассудочное понятие, тем более не чувственное понятие, а также и не понятие разума,посколькуононесодержитникакогопринципапознания.Следовательно,онодолжнобытьпонятиемспособностисужденияилипроисходитьизнегоиполагатьвосновусубъективнуюцелесообразность представления по отношению к способности суждения. Что некая вещьестьвеличина(quantum),познаетсяизсамойвещибезсравненияеесдругими,аименнокогдамножествооднородного вместе составляет единое.Нодля того чтобыустановить, каковаего величина, всегда необходимо в качестве меры нечто другое, которое также естьвеличина.Однакопосколькувсужденииовеличинеделонетольковомножестве(числе),нои в величине единицы (меры), а ее величина в своюочередьнуждается в чем-тодругомвкачествемеры,счемееможносравнить,томывидим,чтоопределениевеличиныявленийникогданеможетдатьабсолютногопонятиявеличины,новсегдадаетлишьсравнительноепонятие.

Еслияпростоговорю:нечтовелико,тосоздаетсявпечатление,чтоявообщенемыслюникакогосравнения,вовсякомслучае,немыслюегоспомощьюобъективноймеры,ибоэтимвысказыванием не определяется, какова величина предмета. Однако, несмотря на то, чтомасштабсравнениясубъективен,суждениепритязаетнаобщеесогласие.Такиесуждения,какэтот человек красив, он большого роста, не ограничиваются выносящим эти суждениясубъектом,но,подобнотеоретическимсуждениям,требуютсогласиякаждого.

Однако поскольку суждением, которым нечто просто обозначается как большое,утверждаетсянетолько,чтопредметимеетвеличину,ноэтавеличинарассматриваетсякакпревосходящая величину многих других предметов того же рода, хотя определение этогопревосходстваинедается,товосновуегополагаетсямасштаб,который,каксчитают,можетбытьпринятвкачестветаковогокаждым;однакоэтотмасштабпригоденнедлялогического(математически определенного), а только для эстетического суждения о величине, ибо онлишь субъективно положен в качестве масштаба в основу суждения, рефлектирующего овеличине.Этотмасштабможетбыть,впрочем,иэмпирическим,как,например,среднийростзнакомыхнамлюдей,средняявеличинаживотныхизвестногорода,деревьев,домов,горит.п.; онможетбытьи априорноданныммасштабом, которыйиз-занедостатковвыносящегосуждениесубъектаограниченсубъективнымиусловиямиизображенияinconcrete,например,вобластипрактического–величинакакой-либодобродетелиилисвободыисправедливостивкакой-либо стране, в области теоретической – степень правильности или неправильностипроизведенногонаблюденияилиизмеренияит.д.

При этом знаменательно, что даже тогда, когда мы совершенно не заинтересованы вобъекте, то есть когда его существование нам безразлично, сама его величина, даже еслиобъект рассматривается как бесформенный, способна вызвать благорасположение, котороеможет быть сообщено всем, следовательно, содержит сознание субъективнойцелесообразности в применении наших познавательных способностей; однако это –благорасположение,вызванноенеобъектом,каквсужденииопрекрасном(потому,чтоздесь

объектможетбытьбесформенным),гдерефлектирующаяспособностьсуждениянастроенацелесообразнопоотношениюкпознаниювообще,арасширениемсамоговоображения.

Если (приназванномвышеограничении)мыпросто говоримопредмете: он велик, тоэтонематематическиопределяющее,ачисторефлектирующеесуждениеопредставленииобэтом предмете, субъективно целесообразное для известного применения нашихпознавательных способностей в оценке величины; в этом случае мы всегда связываем спредставлением своего рода уважение, подобно тому, как с тем, что мы просто называеммалым,–пренебрежение.Впрочем,суждениеовещах,большихилималых,распространяетсянавсе,даженавсесвойствавещей;поэтомумыдажекрасотуназываембольшойилималой;причинуэтогонадоискатьвследующем:чтобымыниизображали(темсамымэстетическипредставляли) в созерцании по предписанию способности суждения, оно всегда естьявление,следовательно,количество.

Если же мы называем что-либо не просто большим, но совершенно, абсолютно, длялюбого намерения (вне всякого сравнения) большим, то есть возвышенным, то скоростановится ясно, что мы позволяем искать соответствующий ему масштаб не вне его, атолько в нем. Перед нами величина, равная лишь самой себе. Из этого следует, чтовозвышенноенадоискатьневвещахприроды,атольковнашихидеях–вкаких,мыпокажемвдедукции.

Этообъяснениеможетбытьвыраженоитакимспособом:возвышенното,всравнениисчемвсеостальноемало.Изэтогоочевидно,чтовприроденеможетбытьничего,какимбыбольшим мы его ни считали, что, рассмотренное в другом отношении, не могло бы бытьсведено к бесконечно малому; и наоборот, – ничего столь малого, что в сравнении с ещеменьшимимасштабаминевырослобыдлянашеговоображениявмировуювеличину.

Телескопы дали нам обильный материал для первого замечания, микроскопы – длявторого. Следовательно, что может быть предметом чувств, не следует называтьвозвышенным. Однако именно потому, что нашему воображению присуще движение вбесконечность,анашемуразуму–притязаниенаабсолютнуютотальностькакнареальнуюидею, само несоответствие этой идее нашей способности оценивать величину вещейчувственного мира пробуждает в нас чувство нашей сверхчувственной способности,вследствие чего оказывается, что велик не предмет чувств, а велико совершенноестественноеиспользованиеспособностьюсуждениянекоторыхпредметовдлятого,чтобывызватьпоследнеечувство,икаждоедругоеиспользованиепосравнениюсниммало.Такимобразом, возвышеннымследуетназыватьне объект, а духовнуюнастроенность, вызваннуюнекимпредставлением,занимающимрефлектирующуюспособностьсуждения.

Следовательно, к предыдущим формулам объяснения возвышенного мы можемдобавить следующее: возвышенно то, одна возможность мыслить которое доказываетспособностьдуши,превосходящуюлюбоймасштабчувств.

§26

ОБОПРЕДЕЛЕНИИВЕЛИЧИНЫПРИРОДНЫХВЕЩЕЙ,ТРЕБУЮЩЕЙСЯДЛЯИДЕИВОЗВЫШЕННОГО

Определение величиныпосредствомчисловыхпонятий (илиих знаков в алгебре) естьматематическоеопределение,определениеихвеличиныпростовсозерцании(поглазомеру)естьопределениеэстетическое.Определениепонятиятого,-каквеликочто-либо,мыможемполучитьлишьспомощьючисел(вовсякомслучае,приближеннопосредствомуходящихвбесконечность числовых рядов), единица которых есть мера; и потому всякое логическоеопределениеестьопределениематематическое.Однакотаккакмерадолжна-бытьвеличинойизвестной,тоеевсвоюочередьнадлежитопределитьспомощьючисел,единицейкоторыхдолжна служить другая мера, то есть определить опять-таки математически, и мы, такимобразом, никогда не получим первую или основную меру, а тем самым и определенноепонятиеоданнойвеличине.Следовательно,определениевеличиныосновноймерыдолжносостоять только в возможности непосредственно схватить ее с помощью созерцания ипосредством воображения использовать для изображения числовых понятий; другимисловами, всякое определение величины природных предметов в конечном итоге эстетично(тоестьсубъективно,анеобъективно).

Для математического определения величины не существует наибольшего (ибо силачисел уходит в бесконечность), но для эстетического определения величины наибольшеесуществует, и о нем я говорю: если оно рассматривается как абсолютная мера, большекоторойсубъективно(длясубъекта,выносящегосуждение)бытьнеможет,оносодержитвсебе идею возвышенного и создает ту растроганность, которую неспособно создатьматематическое определение величин посредством чисел (разве что в той мере, в какойэстетическаяосновнаямерасохраняетсяживойввоображении);математическоеопределениевсегда изображает лишь относительную величину посредством сравнения ее с другимивеличинами того же рода, эстетическое же определение – величину абсолютную, в тойстепени,вкоторойдушаспособнасхватитьеевсозерцании.

Для того, чтобы при созерцании принять в воображение какое-либо количество,используя его как меру или единицу в определении величины посредством чисел,необходимы два акта этой способности: схватывание (apprehensio) и соединение(comprehensio aesthetica). Co схватыванием дело обстоит просто, ибо оно можетпродолжаться до бесконечности, но соединение становится тем труднее, чем дальшепродвигается схватывание, и вскоре достигает своего максимума, а именно наибольшейэстетической основной меры в определении величины. Ибо когда схватывание настолькопродвинулось, что схваченные воображением вначале частичные представлениячувственногосозерцанияуженачинаютзатухатьпомеретого,каквоображениепродолжаетпроцесс схватывания, оно теряет на одной стороне столько же, сколько выигрывает надругой, и тогда соединение охватило то наибольшее, за пределы которого воображениевыйтинеможет.

Это объясняет то, что Савари пишет в своих заметках о Египте: чтобы ощутить всевеличиепирамид,книмненадоподходитьслишкомблизко,ноненадоиотходитьотнихслишкомдалеко.Ибоеслиотойтислишкомдалеко,точастипирамиды(камни,лежащиедруг

надруге)воспринимаютсялишьсмутноипредставлениеонихнеоказываетвоздействиянаэстетическое суждение субъекта. Если же подойти слишком близко, то глазу требуетсянекоторое время, чтобы полностью охватить пирамиду, с ее основания до вершины; приэтомвсегдавкакой-тостепенизатухаютсхваченныеранеечасти,преждечемвоображениеуспевает воспринять другие, и соединение никогда не бывает полным. Так же можнообъяснитьзамешательствоилисвоегородарастерянность,охватывающие,какутверждают,человека, впервые вступающего в собор святого Петра в Риме. У него возникает чувствонесоразмерности его воображения идеям целого, препятствующее тому, чтобы он мог ихизобразить; воображение достигло своего максимума и при попытке расширить его оновозвращаетсяксебе,ощущаяприэтомрастроганностьиблагорасположение.

Здесь я еще не буду говорить о причине этого благорасположения, связанного с темпредставлением, от которого его меньше всего можно было бы ожидать, а именно спредставлением, которое позволяет нам заметить несоразмерность, а следовательно, исубъективнуюнецелесообразностьпредставлениядляспособностисуждениявопределениивеличин;замечутолькоследующее:

если эстетическое суждение должно быть чистым (не смешанным с каким-либотелеологическим суждением в качестве суждения разума) и должно служить примером,полностьюсоответствующимкритикеэстетическогосуждения,тоследуетобращатьсянеквозвышенномувпроизведенияхискусства(например,кзданиям,колоннамит.д.),гдеформуи величину определяет цель человека, не к природным вещам, понятие которых ужепредполагает определенную цель (например, у животных, обладающих в природеопределеннымназначением),акдикойприроде(издесьтолькопосколькуонасамапосебене привлекает или волнует действительной опасностью) лишь в той степени, в какой онаобладает величиной. Ибо в представлении такого рода в природе не содержится ничегонеобычайного(атакжевеликолепногоилиужасного);воспринимаемаявеличинаможет

возрастатьдолюбойстепени,еслитольковоображениеспособносоединитьеевединоецелое. Предмет необычен, если он своей величиной уничтожает цель, составляющую егопонятие.Колоссальнымженазываютпростоизображениетакогопонятия,котороеедвалинеслишкомвеликодлявсякогоизображения(граничитсотносительнонеобычайным),таккакцель – изображение понятия затрудняется тем, что созерцание предмета почти превышаетнашуспособностьвосприятия.Междутемдлятого,чтобычистоесуждениеовозвышенном

былоэстетическим,анесмешаннымскаким-либосуждениемрассудкаилиразума,ононедолжноиметьвкачествесвоегоопределяющегооснованияцельобъекта.

Посколькувсемутому,чтодолжнонравитьсярефлектирующейспособностисуждениябезинтереса,надлежитсодержатьвсвоемпредставлениисубъективнуюивкачестветаковойобщезначимую целесообразность, причем здесь в основе суждения не лежит (как впрекрасном)целесообразностьформыпредмета,товозникаетвопрос:

какова же эта целесообразность и посредством чего она предписывается в качественормы, чтобы служить основанием общезначимого благорасположения в определениивеличины, причем в такомопределении, которое доходит даже до несоразмерностинашейспособностивоображенияизобразитьпонятиевеличины?

В соединении, необходимом для представления о величине, воображение само, ненаталкиваясьнакакие-либопрепятствия,движетсявбесконечность;рассудокжеведетегоспомощьючисловыхпонятий, для которых воображение должнодать схему; и хотя в этомпроцессе, связанном с логическим определением величины, есть нечто объективноцелесообразноевсоответствииспонятиемцели(каквкаждомизмерении),ноничеготакого,чтомоглобыбытьцелесообразнымипривлекательнымдляэстетическогосуждения.Вэтой

преднамереннойцелесообразностинет такженичего, что заставилобыдоводитьвеличинумеры и тем самым соединения множества в одно созерцание до границы способностивоображения,дотогопредела,которогооноспособнодостигатьвсвоихизображениях.Ибов определении величин рассудком (в арифметике) ничего не меняется от того, доводят лисоединениеединствдочисла10(вдесятичнойсистеме)илитолькодо4(вчетверичной),адальнейшее образование величин производят посредством сложения или,' если количестводано в созерцании, в схватывании прогрессивно (не в соединении) в соответствии спринятым принципом прогрессии. В этом математическом определении величин рассудокодинаково удовлетворен и обслужен независимо от того, избирает ли воображение вкачестве единицы величину, которуюможно охватить одним взглядом, например, фут илируту,илинемецкуюмилю,илидажедиаметрземногошара,схватываниекоторыхвозможно,но соединение в созерцании воображения невозможно (невозможно посредствомcomprehensio aesthetica, хотя и возможно посредством comprehensio logica в числовомпонятии). В обоих случаях логическое определение величины беспрепятственно уходит вбесконечность.

Однакодушавнемлет голосусобственногоразума, которыйдлявсехданныхвеличин,даже таких, которые никогда не могут быть полностью схвачены, хотя (в чувственномпредставлении) о них судят как о полностью данных, требует тотальности, тем самымсоединенияводномсозерцании, адлявсехчленоввозрастающеговпрогрессиичисловогоряда – изображения, не изымая из этого требования даже бесконечное (пространство иистекшее время), более того, делает неизбежным мыслить это бесконечное (в сужденииобыденногоразума)какцеликом(всвоейтотальности)данное.

Бесконечное велико абсолютно (не только сравнительно). В сравнении с ним всеостальное (из величин того же рода) мало. Но – и это самое главное – даже тольковозможность мыслить его как целое свидетельствует о такой способности души, котораяпревосходит все масштабы чувств. Ибо для этого потребовалось бы соединение, котороепредоставляло бы в качестве единицы масштаб, имеющий определенное, выраженное вчислах отношение к бесконечному, что невозможно. Для того, чтобы суметь хотя бымыслитьбезпротиворечиябесконечное,человеческойдушетребуетсяспособность,котораясамадолжнабытьсверхчувственной.Иботолькопосредствомтакойспособностииееидеиноумена, который сам не допускает созерцания, но положен в основу созерцания мира какявления в качестве субстрата, бесконечное чувственного мира целиком охватывается вчистом интеллектуальном определении величины под понятием, хотя и в математическомопределении посредством числовых понятий оно никогда не может мыслиться целиком.Даже способность мыслить бесконечное сверхчувственного созерцания как данное (в егоинтеллигибельном субстрате) превосходит все масштабы чувственности и велико даже посравнению со способностью математического определения; конечно, не в теоретическомотношениидляпознавательнойспособности,новкачестверасширениядуши,ощущающейсебяспособнойвыйтизапределычувственностивдругом(практическом)отношении.

Следовательно,возвышеннаприродавтехееявлениях,созерцаниекоторыхзаключаетвсебе идею ее бесконечности. Это возможно лишь при несоразмерности даже величайшегостремления нашего воображения определить величину предмета. Что касаетсяматематического определения величины, то воображение справляется здесь с любымпредметомиможетпредоставитьемудостаточнуюмеру,таккакчисловыепонятиярассудкамогут с помощью прогрессии привести любую меру в соответствие с каждой даннойвеличиной. Следовательно, только в эстетическом определении величины стремление ксоединению превосходит способность воображения, только в нем чувствуется желание

понять прогрессивное схватывание как целое созерцания и одновременно воспринятьнесоразмерностьэтойнеограниченнойвсвоемпродвиженииспособноститребованиюнайтис минимальным усилием рассудка пригодную основную меру и использовать ее дляопределениявеличины.Подлиннаянеизменнаяосновнаямераприроды–этоееабсолютноецелое,котороевнейкаквявленииестьсоединеннаябесконечность.Нотаккакэтаосновнаямера – само себе противоречащее понятие (из-за невозможности абсолютной тотальностибесконечногопрогресса),товеличинаобъектаприроды,накоторуювоображениебесплоднорастратило всю свою способность к соединению, должна привести понятие природы ксверхчувственному субстрату (лежащему в ее основе и одновременно в основе нашейспособности мыслить); этот субстрат превышает по своей величине всякий чувственныймасштаб и поэтому позволяет считать возвышенным не предмет, а нашу душевнуюспособностьприопределенииэтогопредмета.

Следовательно, так же как эстетическая способность суждения в своем суждении опрекрасном соотносит воображение в его свободной игре с рассудком, чтобы оно моглопридти в соответствие с его понятиями вообще (без их определения), она в суждении опредметекако возвышенномсоотносит туже способность сразумом,чтобысубъективносоответствоватьегоидеям(неопределяякаким),тоестьсоздатьдушевнуюнастроенность,сообразнуютой–исовместимуюстой,–ккоторойпривелобывлияниеопределенныхидей(практических)начувство.

Изэтогоследуеттакже,чтоистиннуювозвышенностьнадлежитискатьтольковдушетого, кто выносит суждение, а не в объекте природы, суждение о котором вызывает этунастроенность. Да и кто назовет возвышенным бесформенные скопления гор, в дикомбеспорядкевздыбленныедругнаддругом,сихглыбамильда,илимрачноебушующеемореит.д.?Нодушачувствуетсебявозвысившейсявсобственномсуждении,когдаона,предаваясьпри их созерцании, совершенно независимо от их формы, власти воображения иприведенного с ним в связь, хотя и без определенной цели, разума, лишь расширяющеговоображение,обнаруживает,чтовсямощьвоображениявсе-такинесоразмернаидеямразума.

Примерами математически возвышенного в природе при ее созерцании могут служитьвсетеслучаи,когдавоображениювкачествемеры(длясокращениячисловыхрядов)даетсяне большее числовое понятие, а большая единица. Дерево, которое мы определяем всравнении с человеческим ростом, дает масштаб для определения величины горы; а еслитакаягоравысотой,скажем,смилю,онаможетслужитьединицейдлячисла,выражающеговеличинудиаметра земногошара,чтобысделатьегонаглядным;диаметрже земногошараможетслужитьтакойединицейдляизвестнойнампланетнойсистемы;планетнаясистема–для системы Млечного Пути и неизмеримого числа таких систем млечных путей подназванием туманных звезд, которые, вероятно, также составляют подобную систему, – всеэтонепозволяетнампредполагатьздеськакие-либограницы.Возвышенноевэстетическомсуждении о столь неизмеримом целом зависит не столько от величины числа, сколько оттого,чтомывсвоемпродвиженииобнаруживаемвсебольшиеединицы;этомуспособствуетсистематическое деление мироздания, которое все время представляет нам грандиозное вприроде малым, по существу же, представляет нам наше воображение во всей егобезграничности, а с ним и природу, исчезающе малым в сопоставлении с идеями разума,когдаонохочетдатьизображение,соответствующееэтимидеям.

§27

ОХАРАКТЕРЕБЛАГОРАСПОЛОЖЕНИЯВСУЖДЕНИИОВОЗВЫШЕННОМ

Чувствонесоответствиянашейспособностидостижениюидеи, котораядлянас закон,есть уважение. Идея схватывания каждого данного нам явления созерцанием – это идея,заданная нам законом разума, не признающего никакой иной определенной, значимой длякаждого и неизменной меры, кроме абсолютно целого. Однако наше воображение даже ввеличайшем своем напряжении обнаруживает по отношению к соединению данногопредметавцелоесозерцания(темсамымдляизображенияидеиразума)своиграницыисвоенесоответствиеэтому,новместестемисвоеназначениедостигнутьсоответствияэтойидеекак закону. Следовательно, чувство возвышенного в природе есть уважение к нашемусобственномуназначению, котороемыприписываем объекту природыпосредством своегородаподстановки(смешенияуважениякобъектусуважениемкидеечеловечествавнаскаксубъекте), что делает для нас наглядным превосходство связанного с разумом назначениянашихпознавательныхспособностейнадвысшейспособностьючувственности.

Чувствовозвышенногоесть,такимобразом,чувствонеудовольствияотнесоответствиявоображения в эстетическом определении величины определению посредством разума ивместе с тем удовольствие от соответствия именно этого суждения о несоразмерностивеличайшейчувственнойспособностиидеямразума,ибостремлениекнимвсе-такислужитнамзаконом (разума);и этоотноситсякнашемуназначению–считатьвсето грандиозное,что содержится для нас в природе в качестве предметов чувств, малым по сравнению сидеями разума и то, что возбуждает в нас чувство этого сверхчувственного назначения,соответствует этому закону. Величайшее стремление воображения в изображении единствадля определения величин есть отношение к чему-то абсолютно большому, следовательно,отношение к закону разума, предписывающему принять в качестве высшей меры величинтолько это абсолютно большое. Таким образом, внутреннее восприятие несоответствиявсякогочувственногомасштабаопределениювеличинразумоместьсогласиесегозаконами,и неудовольствие, возбуждающее в нас чувство нашего сверхчувственного назначения,согласно которому целесообразно считать любой масштаб чувственностинесоответственнымидеямразума,естьтемсамымудовольствие.

Представляявозвышенноевприроде,душаощущаетсебявзволнованной,тогдакакприэстетическомсужденииопрекрасномонанаходитсявсостоянииспокойногосозерцания.Этувзволнованность можно (особенно в ее первые минуты) сравнить с потрясением, то естьбыстросменяющимсяотталкиваниемипритяжениемодногоитогожеобъекта.Чрезмерноедлявоображения (допределовкоторогоонодоводитсяприсхватываниисозерцания)–какбыпропасть,вкоторойонобоитсяпотеряться;однакодляидеиразумаосверхчувственномтакое стремление воображения не чрезмерно, а закономерно, тем самым в такой же мерепритягательно, в какой это для чувственности было отталкивающим. Само суждениеостается при этом всегда лишь эстетическим, поскольку оно, не обладая в качествеоснования определенным понятием объекта, представляет лишь субъективную игрудушевныхспособностей(воображенияиразума)–дажепосредствомсамогоихконтраста–как гармоническую. Ибо, так же как в суждении о прекрасном, воображение и рассудокпосредствомсвоегосогласиясоздаютсубъективнуюцелесообразность,воображениеиразум

создаютеездесьпосредствомпротиворечиядругдругу,аименновозбуждаютвнасчувство,что мы обладаем чистым самостоятельным разумом или способностью к определениювеличин; это превосходство может стать наглядным лишь в проявлении недостаточноститойспособности,котораявизображениивеличин(чувственновоспринимаемыхпредметов)самабезгранична.

Измерение пространства (как схватывание) есть одновременно и его описание, темсамымобъективноедвижениеввоображенииипрогресс;напротив,соединениемножествавединство, не мысли, а созерцания, последовательно схватываемого в мгновение, естьрегресс" который вновь снимает условие времени в прогрессе воображения и делаетнаглядным одновременность существования. Следовательно, это соединение (так какпоследовательность во времени – условие внутреннего чувства и созерцания) естьсубъективное движение воображения, посредством которого оно совершает насилие надвнутренним чувством, и это насилие должно быть тем заметнее, чем больше количествосоединяемоговоображениемвсозерцании.Следовательно,стремлениеввестимерувеличинв единичное созерцание, схватывание чего требует значительного времени, есть способпредставления, который, рассмотренный субъективно, нецелесообразен, но объективнотребуетсядляопределениявеличиныитемсамымцелесообразен;приэтом,однако,именното насилие, которому воображение подвергает субъекта, рассматривается для всегоназначениядушикакцелесообразное.

Качество чувства возвышенного состоит в том, что оно есть чувство неудовольствияэстетической способностью суждения о предмете, которое вместе с тем представляется внемкакцелесообразное;этовозможноблагодарятому,чтонашасобственнаянеспособностьобнаруживает сознание неограниченной способности того же субъекта, и душа можетэстетическиееоценить,лишьосознавэтунеспособность.

Влогическомопределениивеличинневозможностьдостигнутькогда-либоабсолютнойтотальности посредством прогресса в измерении вещей чувственного мира во времени ипространстве была признана объективной, то есть невозможностью мыслить бесконечноекак целиком данное, а не только субъективно, то есть как неспособность схватить его,поскольку в этом случае совершенно не принимается во внимание степень соединения всозерцание в качестве меры, а все зависит от числового понятия. Однако в эстетическомопределении величин числовое понятие должно отпасть или быть изменено, и для этогоопределения целесообразно лишь соединение, произведенное воображением для единицымеры(темсамымизбегаяпонятиязаконовопоследовательномсозданиипонятийвеличины).Если величина достигает едва ли не крайней степени нашей способности к соединению водно созерцание, а воображение все-таки призывается числовыми величинами (поотношению к которым мы сознаем нашу способность безграничной) к эстетическомусоединениювбольшуюединицу,томыощущаемсебявдушевэстетическомотношениикакбы заключенными в известные границы; но неудовольствие по поводу необходимогорасширения воображения для приведения его в соответствие с тем, что в способностинашего разума безгранично, а именно с идеей абсолютного целого, тем самымнецелесообразностьспособностивоображениядляидейразумаиихпробуждения,все-такипредставляется целесообразной. Но именно благодаря этому само эстетическое суждениестановится субъективно целесообразным для разума в качестве источника идей, то естьтакогоинтеллектуальногосоединения,длякотороговсякоеэстетическоесоединениемало,ипредмет в качестве возвышенного воспринимается с удовольствием, возможным толькопосредствомнеудовольствия.

В.ОДИНАМИЧЕСКИВОЗВЫШЕННОМВПРИРОДЕ

§28

ОПРИРОДЕКАКМОГУЩЕСТВЕМогущество – это способность преодолевать большие препятствия. Оно называется

властью, если преодолевает сопротивление того, что и само обладает могуществом.Природа,рассматриваемаявэстетическомсуждениикакмогущество,неимеющеенаднамивласти,динамическивозвышенна.

Для того чтобы мы считали природу динамически возвышенной, ее следуетпредставлятьсебекаквозбуждающуюстрах(хотянекаждыйпредмет,возбуждающийстрах,признается нашим эстетическим суждением возвышенным). Ибо в эстетическом суждении(без понятия) о превосходстве над препятствиями можно судить только по величинесопротивления. То, чему мы стремимся оказать сопротивление, есть зло, и, если мыобнаруживаем, что наша способность для этого недостаточна, оно становится предметомстраха. Следовательно, в эстетическом суждении природа может рассматриваться какмогущество, тем самым как динамически возвышенная, лишь постольку, поскольку в нейвидятпредметстраха.

Однако можно считать предмет страшным, не испытывая страха перед ним, если мысудимонемтолькомыслятакойслучай,когдамызахотелибыоказатьемусопротивлениеивсякое сопротивление оказалось бы совершенно тщетным. Так, добродетельный человекбоитсяБога,неиспытываяпереднимстраха,иботакогочеловеканебеспокоитмысль,чтоон когда-либо захочет сопротивляться Богу и его заветам. Однако в каждом подобномслучае,которыйонсампосебенеможетсчитатьневозможным,онпризнаетБогагрозным.

Тот, кто испытывает страх, неможет судить о возвышенном в природе, также как неможет судить о прекрасном тот, кто пребывает во власти склонностей ижеланий.Первыйизбегает вида предмета, который внушает ему трепет, так как испытыватьблагорасположениепристрахе,еслионподлинен,невозможно.Поэтомуприятноеощущениеприизбавленииоттрудностиестьрадость.Избавлениежеотопасностивселяетрадостьинамерениеникогдабольшеэтойопасностинеподвергаться;

неприятно даже вспоминать о таком ощущении, а тем более искать повод для егоповторения.

Нависшие над головой, как бы угрожающие скалы, громоздящиеся на небе грозовыетучи, надвигающиеся с молнией и громами, вулканы с их разрушительной силой, ураганы,оставляющие за собой опустошения, бескрайний, разбушевавшийся океан, падающий сгромадной высоты водопад, образуемый могучей рекой, и т. д. превращают нашуспособность к сопротивлению в нечто совершенно незначительное по сравнению с ихмогуществом.Однакочемстрашнееихвид,темболееонпритягиваетнас,еслитолькомывбезопасности; и мы охотно называем эти предметы возвышенными, потому что онивозвышают наши душевные силы над их обычным средним уровнем и позволяют намобнаруживатьвсебесовершенноновуюспособностьксопротивлению,котораяпорождаетвнасмужествопомерятьсясиламискажущимсявсевластиемприроды.

Ибо так же как в неизмеримости природы и недостаточности нашей способностиобрести масштаб, пропорциональный определению величины ее области, мы обнаружили,правда,своюограниченность,ноодновременно

обнаружили в способности нашего разума другой нечувственный масштаб, которыйподчиняетсебесамуэтубесконечностькакединицуипосравнениюскоторымвсевприродемало,темсамымнашливсвоейдушепревосходствонадприродойдажевеенеизмеримости,– так и непреодолимость ее могущества, заставляя нас, правда, ощутить в качестве

природных существ нашу физическую беспомощность, одновременно открывает в насспособностьсудитьосебекаконезависимыхотприродыинашепревосходствонадней;наэтомоснованосамосохранениесовершеннодругогорода,чемто,накотороеможетпосягатьприродавненасикоторомуможетугрожатьопасность;приэтомчеловечествовнашемлицеостается не униженным, хотя человек и должен был бы покориться этой власти. Такимобразом, в нашем эстетическом суждении природа выступает как возвышенная не потому,чтоонавызываетстрах,апотому,чтоонавзываеткнашейсиле(котораянеестьприрода),чтобымысчиталито,очеммызаботимся(имущество,здоровьеижизнь),незначительнымипоэтомувиделибывеемогуществе(которомумывэтомотношении,конечно,подчинены)не такую власть для нас и нашей личности, перед которой нам следовало бы склониться,когдаречьидетонашихвысшихинтересахионеобходимостиутверждатьихилиотказатьсяотних.Следовательно,природаназывается здесьвозвышеннойпотому,чтоонавозвышаетвоображениедоизображениятехслучаев,когдадушаможетощутитьвозвышенностьсвоегоназначениядажепосравнениюсприродой.

Эта самооценка ничего не теряет от того, что ощутить подобное одухотворяющееблагорасположение мы можем, только находясь в безопасности; будто, если угрозаопасности несерьезна, с возвышенностью нашей духовной способности (как можетпоказаться) дело обстоит не так уж серьезно. Благорасположение связано здесь лишь собнаруживающимся в подобном случаеназначениемнашейдуховной способности, зачаткикоторойимеютсявнашейприроде;развитиежеееиупражнениепредоставляетсянамиестьнаша обязанность. В этом и заключена истина, как бы человек, доводя до этого своюрефлексию,ниосознавалсвоюдействительнуюбеспомощностьвнастоящем.

Этот принцип кажется, правда, надуманным и резонерским, тем самым выходящим запределыэстетическогосуждения;однаконаблюдениенадчеловекомдоказываетобратное,атакжето,чтоэтотпринципможетлежатьвосновесамыхобыденныхсуждений,хотяэтоиневсегдаосознается.Ибочтожевызываетдажеудикарянаибольшеевосхищение?Человек,который не пугается, ничего не страшится, следовательно, не уклоняется от опасности ирешительно, с величайшей осмотрительностью берется за дело. Даже при самомвысоконравственном состоянии общества сохраняется это преимущественное уважение квоину, с той разницей, что от него требуют также всех добродетелей мирного времени –мягкости, сострадания и даже должной заботы о самом себе, именно потому, что в этомпознаютнепобедимостьегодухапередлицомопасности.Поэтому,сколькобыниспорили,сравниваягосударственногодеятеляиполководца,отом,ктоизнихзаслуживаетбольшегоуважения,эстетическоесуждениерешаетвпользувторого.Дажевойна,еслионаведетсявсоответствиисустановленнымпорядкомиссоблюдениемгражданскихсвобод,таитвсебенечто возвышенное и делает образ мыслей народа, который ведет ее таким образом, темвозвышеннее, чем большим опасностям он подвергался, сумев мужественно устоять;напротив, длительный мир способствует обычно господству торгового духа, а с ним инизкогокорыстолюбия,трусостииизнеженностиипринижаетобразмыслейнарода.

Такому толкованию понятия возвышенного в той мере, в какой это связывается смогуществом, как будто противоречит, что в непогоде, урагане, землетрясении и т. п. мыобычно представляем себе Бога во гневе, но вместе с тем и в его возвышенности, хотяпредставлятьсебеприэтомпревосходствонашейдушинаддействиямии,каккажется,даженад намерениями подобного могущества было бы глупостью и одновременносвятотатством.По-видимому, здесь душевнаянастроенность, которая уместнапри явленииподобного предмета и обычно бывает связана с его идеей при такого рода свершениях вприроде, выражается не в чувстве возвышенности нашей природы, а в покорности,

подавленностиичувствеполногобессилия.Врелигиивообщераспростертость,поклонениес опущенной головой, с выражением уничижения и страха в жестах и голосе считаетсяединственно подобающим поведением в присутствии божества; большинство народовприняло этоповедениеи сохраняет его до сихпор.Однако такаядушевнаянастроенностьсамапосебесовсемнеобязательносвязанасидеейвозвышенностирелигиииеепредмета.Человек,которыйдействительнобоится,имеянатовсебепричину,посколькусознает,чтовсилусвоихпорочныхубежденийонпогрешилпротивмогущества,волякоторогонеодолимаи вместе с тем справедлива, находится отнюдь не в том душевном состоянии, котороепозволяет ему восхищаться величием Бога; для этого необходимо расположение кспокойному созерцанию и совершенно свободное суждение. Только тогда, когда человексознает в себе искреннюю, богоугодную настроенность, действия такого могуществаспособны пробудить в нем идею возвышенности этого существа, поскольку он сознает всебесамомсоответствующуюэтойволевозвышенностьнастроенности,аэтоподнимаетегонад страхомперед подобнымидействиямиприроды, которые он ужене рассматривает какпроявления гнева Божия. Даже смирение как беспощадное суждение о своих недостатках,которые в других случаях при сознании своих добрых намерений легко могут бытьоправданы слабостью человеческой природы, есть возвышенная душевная настроенность,свободно предающаяся страданию, испытываемому от сделанных самому себе упреков,чтобытакимобразомпостепенноискоренитьихпричину.Тольковэтомвнутреннееотличиерелигии от суеверия; суеверие порождает в душе не благоговение перед возвышенным, астрах и трепет перед могущественным существом, чьей воле испуганный человек сознаетсебя подчиненным, не испытывая должного почтения к нему; из этого может возникнутьтолькостремлениеснискатьблагосклонностьвысшегосущества,подольститьсякнему,анерелигия,связаннаясдобрымобразомжизни.

Следовательно, возвышенность содержитсяне в какой-либовещиприроды, а тольковнашейдушевтоймере,вкакоймыможемсознаватьсвоепревосходствонадприродойвнас,атемсамымиприродойвненас(посколькуонананасвлияет).Все,чтовызываетвнастакоечувство–кэтомуотноситсяимогуществоприроды,возбуждающеенашисилы,–называется(хотяивпереносномсмысле)возвышенным;и,лишьпредполагаявнасэтуидеюивсвязисней,мыспособныдостигнутьидеивозвышенноститогосущества,котороевызываетвнасглубокоеблагоговениенетолькосвоиммогуществом,проявляемымимвприроде,новещебольшей степени заложенной в нас способностью судить о природе без страха и мыслитьнашеназначениевтом,чтобывозвышатьсянадней.

§29

ОМОДАЛЬНОСТИСУЖДЕНИЯОВОЗВЫШЕННОМВПРИРОДЕ

Существуетбесчисленноемножествовещейпрекраснойприроды,всужденииокоторыхмы приписываем каждому человеку согласие с нами и действительно можем, не опасаясьсерьезноошибиться,этогосогласияждать;чтожекасаетсянашегосужденияовозвышенномв природе, то здесь не так легко рассчитывать на согласие с нами других. Ибо для того,чтобы вынести суждение об этом превосходстве предметов природы, нужна, как кажется,значительно большая культура не только эстетической способности суждения, но ипознавательныхспособностей,которыележатвееоснове.

Настроенность души к чувству возвышенности требует ее восприимчивости к идеям;ведьименновнесоответствииприродыэтимидеям,следовательно,лишьприпредпосылкеэтого несоответствия и напряжения воображения в его усилии рассматривать природу каксхемудляидей,состоитто,чтоотпугиваетчувственностьивместестемпритягиваетнас;ибовэтомнесоответствиизаключенавласть,осуществляемаяразумомнадчувственностью,длятогочтобырасширитьеевсоответствиисосвоейсобственнойобластью(практической)ипозволитьейзаглянутьвбесконечное,котороедлянее–бездна.Всамомделебезразвитиянравственныхидейто,чтомы,подготовленныектомукультурой,называемвозвышенным,покажетсянеобразованномучеловекулишьпугающим.Впроявленияхвластиприроды,вихразрушительности и грандиозноммасштабе их могущества, по сравнению с которыми егосилы превращаются в ничто, он увидит лишь трудности, опасности и беды, окружающиечеловека, попавшего под их власть. Так, некий добрый и в остальном вполне разумныйсавойскийкрестьянин,незадумываясь,называл(какрассказываетгосподиндеСоссюр)всехлюбителейпокрытыхледникамигорглупцами.Впрочем,ктознает,таклиуконнеправ,еслитакой любитель гор подвергает себя опасностям, которые его там ждут, только дляразвлечения, как большинство путешественников, или для того, чтобы потом даватьпатетическиеописаниясвоихподвигов?ВнамерениежегосподинадеСоссюравходилодатьлюдям знания, а возвышающие душу ощущения, которые испытал этот замечательныйчеловек,онсообщилсвоимчитателямкакбыдополнительно.

Однако то, что суждение о возвышенном в природе требует известной культуры (вбольшей степени, чем суждение о прекрасном), не означает, что оно создано культурой ивведеновобществолишьвкачествеконвенциональное(tm);напротив,егоосновазаключенавприродечеловека,втом,чеговместесоздравымрассудкомможнождатьичтотребоватьоткаждого,аименно–взадаткахчувстваидей(практических),тоестьморальногочувства.

Наэтомосновананеобходимостьсогласиядругихснашимсуждениемовозвышенном,которую мы уже включаем в наше суждение. Подобно тому, как человека, остающегосяравнодушнымвсвоемсужденииопредметеприроды,которыймысчитаемпрекрасным,мыобвиняем в недостатке вкуса, о человеке, не взволнованном тем, что нашему суждениюпредставляется возвышенным, мы говорим, что он лишен чувства. Того и другого мытребуем от каждого человека и предполагаем их у него, если он обладает некоторойкультурой; разница лишь в том, что первого, поскольку способность суждения соотноситвоображение с рассудком, как дающим понятия, мы требуем от каждого без исключения;второгоже,посколькувнемспособностьсуждениясоотноситвоображениесразумомкак

способностью создавать идеи,мы требуем лишьпри субъективной предпосылке (которуюмы,однако,считаемсебявправепредполагатьукаждого),аименноприналичииучеловекаморального чувства, и тем самым сообщаем необходимость и этому эстетическомусуждению.

Вэтоймодальностиэстетическихсуждений,аименновнеобходимости,накоторуюонипритязают, заключен главный момент критики способности суждения. Ибо именномодальность указывает на наличие в них априорного принципа и изымает их из областиэмпирической психологии – где они были бы погребены под чувствами удовольствия истрадания(лишьсопровождаемыеничегонеговорящимэпитетомболеетонкогочувства),–чтобы ввести их, а посредством них и способность суждения в класс суждений испособностей, в основе которого лежат априорные принципы, и в качестве таковыхперевестивтрансцендентальнуюфилософию.

ОБЩЕЕПРИМЕЧАНИЕКОБЪЯСНЕНИЮЭСТЕТИЧЕСКИХРЕФЛЕКТИРУЮЩИХСУЖДЕНИЙ

По отношению к чувству удовольствия предмет должен быть отнесен к приятному,прекрасному,возвышенномуилиабсолютнодоброму(iucundum,pulchrum,sublime,honestum).

Приятное в качестве движущей силы вожделений всегда однотипно, какого быпроисхождения оно ни было и каким бы различным по своей специфике ни былопредставление (чувства и ощущения в объективном рассмотрении).Поэтому в суждении овлиянии приятного на душу значение имеет только количество привлекательного(действующего одновременно или последовательно), как бы масса ощущения приятного;следовательно, оно может быть понято только через количество. Приятное не связано скультуройиотноситсялишькнаслаждению.Напротив,прекрасноетребуетпредставленияокачестве объекта, которое также может быть понято и сведено к понятиям (хотя вэстетическом суждении оно к ним не сводится); оно связано с культурой, посколькуодновременно учит обращать внимание на целесообразность в чувстве удовольствия.Возвышенное состоит лишь в отношении, в котором выносится суждение о пригодностичувственновоспринятоговпредставленииоприродедлявозможногоегосверхчувственногоприменения.Абсолютнодоброе,окоторомсубъективносудятповызываемомуимчувству(объект морального чувства) как об определимости сил субъекта посредствомпредставления об абсолютно принудительном законе, отличается в первую очередьмодальностью,основаннойнааприорныхпонятияхнеобходимости,вкоторойсодержитсянетолькопритязаниенаодобрение,ноитребованиеегооткаждого;

само по себе оно относится, правда, не к эстетической, а к чисто интеллектуальнойспособности суждения и приписывается не природе, а свободе, и не в просторефлектирующем, а в определяющем суждении. Но определимость субъекуа этой идеей,причем субъекта, который может ощущать в себе препятствия со стороны своейчувственности, но одновременно воспринимать их как модификацию своего состояния ипревосходство над чувственностью посредством преодоления этих препятствий, то естьморальное чувство, – настолько родственна эстетической способности суждения и ееформальным условиям, что может придать закономерному поступку, совершенному изчувства долга, эстетичность, то есть возвышенность и даже красоту; при этомморальноечувство не теряет своей чистоты, что невозможно, если полагать моральное чувство вестественнуюсвязьсприятным.

Если резюмировать исследование обоих видов эстетического суждения, то из негопоследуютдвакраткихпояснения:

Прекрасно то, что нравится в простом суждении (следовательно, не посредствомчувственного ощущения в соответствии с понятием рассудка). Из этого непосредственноследует,чтоонодолжнонравитьсянезависимооткакогобытонибылоинтереса.

Возвышенно то, что непосредственно нравится в силу своего противодействиячувственныминтересам.

То и другое в качестве объяснений эстетических общезначимых суждений имеетотношение к субъективным основаниям, а именно, с одной стороны, чувственности,содействуя созерцательному рассудку, с другой – выступая против нее, но для целейпрактическогоразума,ивсе-такиобаони,соединенныеводномсубъекте,целесообразныпо

отношениюкморальномучувству.Прекрасноеучитнаслюбитьчто-либо,дажеприроду,безвсякогоинтереса, возвышенное – высокоценить его даже вопрекинашему (чувственному)интересу.

Возвышенноеможноописатьтакимобразом:оно–предмет(природы),представлениеокоторомпобуждаетдушумыслитьнедосягаемостьприродыкакизображениеидей.

Вбуквальномпониманииилогическомрассмотренииидеинемогутбытьизображены.Однако когда мы расширяем нашу эмпирическую способность представления(математически или динамически) для созерцания природы, к этому неизбежноприсоединяетсяразумкакспособностьабсолютнойтотальностиинезависимостиисоздает,правда тщетное, стремление души сделать чувственные представления соответствующимиидеям.Этостремлениеичувствонедостижимостиидеипосредствомвоображениясамоестьизображениесубъективнойцелесообразностинашейдушивиспользованиивоображениядляее сверхчувственного назначения и заставляет нас субъективномыслить саму природу в еетотальности как изображение чего-то сверхчувственного, хотя объективно создать этоизображениемынеможем.

Ибо вскоре мы замечаем, что природа в пространстве и времени совершенно лишенабезусловности, а тем самым и абсолютной величины, которую требует даже самыйобыденный разум. Именно это напоминает нам, что мы имеем дело лишь с природой какявлениемичтоонодолжнорассматриватьсятолькокакизображениеприродысамойпосебе(которую разум имеет в идее). Эта идея сверхчувственного, которуюмы не можем точнееопределитьи,следовательно,неможемпознатьприродукакизображениеэтойидеи,аможемтолько мыслить, вызывается в нас предметом, при эстетическом суждении о которомвоображениенапрягаетсядосвоегопредела,будьтопределрасширения(математически)илипредел его власти над душой (динамически), так как оно основывается на чувстве тогоназначения души, которое полностью выходит за пределы воображения (на моральномчувстве), по отношению к которому представление о предмете рассматривается каксубъективноцелесообразное.

Всамомделе,чувствовозвышенноговприроденевозможномыслить,несвязавснимтунастроенностьдуши,котораяблизканастроенностикморальному;и,хотянепосредственноеудовольствие от прекрасного в природе также предполагает и культивирует известнуюшироту образа мыслей, то есть независимость благорасположения от чисто чувственногонаслаждения, – свобода при этом все-таки представляется в большой степени в игре, чемподчиненной законному делу, что составляет подлинный характер человеческойнравственности,гдеразумдолженподвергнутьчувственностьнасилию;разницазаключаетсяв том, что в эстетическом суждении о возвышенном это насилие представляетсяпроизведеннымсамимвоображениемвкачествеорудияразума.

Поэтомублагорасположениеквозвышенномувприроделишьнегативно(впрекрасномжеонопозитивно),аименноестьчувствотого,чтовоображениелишаетсясвободы(причемсовершеноэтоимсамим),ибооноопределяетсяцелесообразнонепозаконуэмпирическогоприменения, аподругомузакону.Благодаряэтомуонополучаетрасширениеимогуществобольшее,чемто,которымоножертвует;однакооснованиеэтоймощиостаетсяскрытымотнего самого, тогда как жертву или лишение, а вместе с ним и причину, которой оноподчинено, оно чувствует. Удивление, граничащее со страхом, ужас и священный трепет,охватывающий человека при виде вздымающихся гор, глубоких бездн с клокочущей в нихводой,мрачных,приглашающихкгрустномураздумьюпустыньит.д.,неесть,есличеловекощущает себя при этом в безопасности, действительный страх, а лишь попыткапереместитьсявэтосостояниевоображением,чтобыпочувствоватьсилутойспособности,

которая связывает возбужденное в душе волнение со спокойным ее состоянием, и такимобразомощутитьсвоепревосходствонадприродойвнассамих,атемсамыминадприродойвне нас, поскольку она может оказывать влияние на наше самочувствие. Ибо по законуассоциации воображение делает наше состояние удовлетворенности зависимым отфизических причин, но именно оно есть по принципам схематизма способности суждения(следовательно, в подчинении свободе) орудие разума и его идей, а в качестве такового –могущество,способноеутверждатьнашунезависимостьотвлиянияприроды–снижатьдомалогото,чтопредставляетсявнейвеликим,и,такимобразом,полагатьабсолютновеликоетольковсвоем(субъекта)собственномназначении.Этарефлексияэстетическойспособностисуждения, направленная на то, чтобы возвыситься до соразмерности разуму (только безопределенногопонятияонем),все-такипредставляетпредметсубъективноцелесообразнымпосредством объективного несоответствия между воображением – в его величайшемрасширении–иразумом.

Здесь вообще следует обратить внимание на то, о чем уже было упомянуто выше, аименно, что в трансцендентальной эстетике способности суждения речь должна идтитолько о чистых эстетических суждениях, следовательно, примерами здесь не должныслужить те прекрасные или возвышенные предметы природы, которые предполагаютпонятие цели; ибо в противном случае целесообразность была бы либо телеологической,либо основанной только на ощущениях предмета (наслаждении или страдании) и, такимобразом, в первом случае – не эстетической, во втором – не чисто формальнойцелесообразностью. Следовательно, называя вид звездного неба возвышенным, не следуетполагать в основу суждения о нем понятия омирах, населенных разумными существами, асветлые точки, которые, как мы видим, покрывают пространство над нами, – считатьсолнцамиэтихсуществ,движущимисяповесьмацелесообразноустановленныморбитам, апросто видеть звездное небо, огромный всеохватывающий свод; и именно с этимпредставлением мы должны связывать возвышенность, которую придает этому предметучистоеэстетическоесуждение.Также,взираянаокеан,мынедолжнымыслитьего,исходяизвсевозможных обогативших нас знаний (которые не содержатся в непосредственномсозерцании), например как обширное царство водных существ, как громадный резервуар,который, испаряясь, наполняет воздух необходимыми земле облаками, или как стихию,которая,разделяячастисветадруготдруга,вместестемделаетвозможнымтесноеобщениемеждуними;ибовсеэтодаетлишьтелеологическиесуждения;океанследуетвосприниматьтак, как это делают поэты, в зависимости от того, каким он предстает в данныймомент;если он спокоен – зеркальной гладью воды, ограниченной только небосводом; еслиже оннеспокоен – бездной, грозящей все поглотить, но и в этом случае возвышенным. То жеследуетсказатьовозвышенномипрекрасномвчеловеке, глядянакоторогомынедолжныобращаться к понятиям целей как определяющим основаниям суждений о том, для чегосуществуютвсеегочлены,инедопускать,чтобысоответствиеэтимцелямвлиялонанаше(тогдауженечистое)эстетическоесуждение;хотятребование,чтобыонинепротиворечилиэтим понятиям, служит, конечно, необходимым условием и эстетическогоблагорасположения. Эстетическая целесообразность есть закономерность способностисуждениявеесвободе.Благорасположениекпредметузависитототношения,вкотороемыполагаемнашевоображение;необходимо только, чтобыонои самопо себеподдерживалосвободноезанятиедуши.Напротив,еслисуждениеопределяетсячем-либодругим,чувствен-

ощущением или рассудочным понятием, оно будет, правда, закономерным, но уже" небудетсуждениемсвободнойспособностисуждения

Поэтомуеслиговорятобинтеллектуальнойкрасотеиливозвышенности,то,во-первых,

эти выражения не вполне правильны, поскольку это – виды эстетических представлений,которые, если бымы были только чистыми интеллигенциями (илимысленно приписывалибысебеэтокачество),вообщенемоглибывнасприсутствовать;

во-вторых, хотя то и другое в качестве предметов интеллектуального (морального)благорасположения, правда, может быть соединено с благорасположением эстетическим,посколькуонинеоснованынаинтересе,новместестемтакоесоединениезатрудняетсятем,что они должны вызывать интерес; а это, чтобы в эстетическом суждении изображениесоответствовало благорасположению, возможно только посредством чувственногоинтереса, который связывается с ним в изображении, что повредило бы интеллектуальнойцелесообразностиилишилобыеечистоты.

Предмет чистого и безусловного интеллектуального благорасположения естьморальный закон в его могуществе, которое он осуществляет в нас, властвуя над всемипредшествующимиемудвижущимисилами душиинадкаждойизнихвотдельности; а таккак это могущество может эстетически проявиться, собственно говоря, только в жертвах(что есть лишение, хотя и ради внутренней свободы, но вместе с тем открывает в насбездоннуюглубинуэтойсверхчувственнойспособностис ееуходящимивнепредвиденноепоследствиями), то благорасположение с эстетической стороны (по отношению кчувственности) негативно, то есть противоречит этому интересу, рассматриваемое же синтеллектуальной стороны, оно позитивно и связано с интересом. Из этого следует, чтоинтеллектуальное само по себе целесообразно (морально), доброе должно в эстетическомсуждениипредставлятьсянестолькопрекрасным,скольковозвышеннымичтооновызываетскорее чувство уважения (презирающего привлекательность), чем любви и доверительнойсклонности; происходит это потому, что человеческая природа достигает соответствияэтомудобромунесамапосебе,алишьпосредствомнасилия,котороеразумсовершаетнадчувственностью.Инаоборот,то,чтомыназываемвозвышеннымвприродевненасиливнас

(например, известные аффекты), представляется только как могущество души,способной посредством моральных принципов подняться над рядом препятствийчувственности,итемсамымвызываетинтерес.

На этом я хотел бы несколько остановиться. Идея доброго в соединении с аффектомназываетсяэнтузиазмом.Этосостояниедушикажетсявозвышенным,причемнастолько,чтообычнодажеутверждают,будтобезнегоневозможносовершитьничеговеликого.Однакоаффектвсегдаслеплибоввыборесвоейцели,либо,дажееслиэтацельданаразумом,вееосуществлении; аффект есть то душевное движение, которое лишает нас способностиобдуматьосновоположения,чтобывсоответствииснимиопределитьсебя.Следовательно,онникоимобразомнеможетзаслужитьблагорасположениеразума.Эстетическийэнтузиазм,правда,возвышен,посколькуонестьнапряжениесилпосредствомидей,вызывающихпорывдуши, который действует сильнее и длительнее, чем импульс посредством чувственныхпредставлений. Но (что представляется странным) даже отсутствие аффектов (apatheia,phlegmainsignificatubono)вдуше,следующейсвоимнеизменнымпринципам,также,причемвпревосходнойстепени,возвышенно,потомучтооноодновременноимеетнасвоейсторонеблагорасположение чистого разума. Только такого рода душевное состояние называетсяблагородным; это выражение применяется и к вещам, например к зданию, одежде, стилю,манерам и т. п., в тех случаях, когда они вызывают не столько удивление (аффект припредставлении о новизне, превосходящей ожидание), сколько восхищение (удивление, непрекращающееся и при утрате новизны), что происходит, когда идеи непреднамеренно ибезыскусственносовпадаютвихизображениисэстетическимудовлетворением.

Каждый энергичный аффект (возбуждающий сознание, того, что наши силы способныпреодолеть любое сопротивление – animi strenui) эстетически возвышен, например, гнев,дажеотчаяние(возмущенное,нонемалодушное).Врасслабляющемаффекте,превращающемсамостремлениепротиводействоватьвпредметнеудовольствия(animumlanguidum),всамомпо себе нет ничего благородного, но онможет быть отнесен к прекрасному чувственногохарактера.Поэтомурастроганность, котораяможетдостигнуть силыаффекта, такжеоченьразличнапосвоемухарактеру.Онабываетмужественнойибываетнежной.Последняявтехслучаях, когда она доходит до аффекта, вообще ни к чему не пригодна; склонность к нейназываетсясентиментальностью.Сострадание,отвергающееутешение,илито,которомумыпреднамеренно отдаемся, свидетельствует, если оно касается придуманных бед,представляющихся посредством обманафантазии действительными, омягкой, но вместе стем слабой душе – в ней есть прекрасная сторона, она может быть названа склонной кфантазии, но не преисполненной энтузиазмом. Романы, слезливые пьесы, плоскиенравственные предписания, которые поверхностно занимаются убеждениями, называемыми(хотя и неправильно) благородными, в действительности делают сердце слабым ибесчувственным по отношению к строгому требованию долга, неспособным ни питатьуважениекдостоинствучеловекавнашемлице,никправамлюдей(нечтосовершенноиное,чем их счастье) и вообще следовать твердым принципам; даже религиозное учение,призывающеедлятого,чтобыснискатьмилостьБожию,краболепному,низкомуповедениюи лести, отказывающееся вместо того, чтобы пробудить в нас смелую решимость,попытаться использовать свои силы, которыемыпри всей нашей слабости еще сохраняем,дляпреодолениядурныхсклонностей,отвсякогодовериякнашейсобственнойспособностисопротивляться злу в нас – ложное смирение, усматривающее единственный способ бытьугоднымвысшемусуществувпрезренииксебе,вплаксивомлицемерномраскаянииивчистопассивномсостояниидуши,плохосогласуетсястем,чтоможноотнестиккрасоте,аужтемболееквозвышенностидуши.

Но и бурные душевные движения, связывают ли их под названием назидательности сидеями религии или, как относящиеся только к культуре, с идеями, представляющимиобщественный интерес, не могут, какое бы напряжение воображения они ни вызывали,претендовать на честь возвышенного изображения, если они не оставляют в душе такуюнастроенность,которая,хотяикосвеннымобразом,влияетнасознаниечеловекомсвоейсилыи решимости стремиться к тому, что заключает в себе чистую интеллектуальнуюцелесообразность (к сверхчувственному). Ибо в противном случае все эти видырастроганностипревращаютсятольковсвоегородамоцион,ккоторомуохотноприбегают,видявнемпользудляздоровья.Приятнаяусталость,котораяследуетзатакойбудоражащейигройаффектов,создаетнаслаждениехорошимсамочувствием,вызваннымвосстановленнымв нас равновесием жизненных сил; в конечном счете оно не отличается от того, что такнравится сластолюбцам Востока, заставляющим разминать свое тело, мягко сжимать исгибатьсвоимускулыисуставы;

разницалишьвтом,чтотамдвижущийпринципнаходитсябольшейчастьювнас,здесьполностьювненас.Подчасчеловекполагает,чтопроповедьнастроиланавысокийладегодушу, между тем в ней ничего не было построено (не была построена система добрыхмаксим), или что трагедия сделала его лучше, тогда как он просто рад, что счастливоизбежалскуки.Следовательно,возвышенноевсегдадолжнобытьсвязанособразоммыслей,то есть с максимами, которые способствуют тому, что интеллектуальное и идеи разумаобретаютпревосходствонадчувственностью.

Не следует опасаться, что чувство возвышенного утратит что-либо от такого

отвлеченного способа изображения, которое применительно к чувственному совершеннонегативно; ибо воображение, хотя оно и не находит никакой опоры за пределамичувственного,ощущаетсебябезграничнымименноблагодарятакомуустранениюегограниц;этаотвлеченностьесть,следовательно,изображениебесконечного,котороеименнопоэтомуможет быть только негативным, но при этом все-таки расширяет душу. Быть может, виудейской книге законов нет ничего более возвышенного, чем заповедь: Не сотвори себекумираиникакогоизображениятого,чтонанебе,вверху,ичтоназемле,внизу,ичтовводе,нижеземли,ит.д.Однаэтазаповедьможетобъяснитьэнтузиазм,которыйеврейскийнародвэпохуразвитиясвоейнравственнойкультурыиспытывалксвоейрелигии,когдаонсравнивалсебя с другими народами; эти может быть объяснена и гордость, внушаемаямагометанством.Тожеотноситсяикпредставлениюоморальномзаконеиспособностивнаскморальности.Совершеннонапрасноопасение,будто,еслимылишимеевсеготого,чтосвязано с чувствами, в ней будет содержаться лишь холодное, безжизненное одобрение безвсякой движущей силы или трогательности; наоборот, там, где чувства больше ничего невидятпередсобой,гдеостаетсялишьнесомненнаянеугасимаяидеянравственности,скорееокажется необходимым умерить порыв неограниченного воображения, чтобы не дать емувозвыситьсядоэнтузиазма,чем,опасаясьбессилияэтихидей,искатьпомощьвкартинахидетских пособиях. Поэтому-то власти охотно разрешали щедро снабжать религииподобными атрибутами, пытаясь таким образом избавить своих подданных от усилий, новместе с тем и лишить их способности распространять свои душевные силы за пределыпроизвольноотведенныхимграниц,чтобы,придавимпассивность,легчеуправлятьими.

Напротив,чистое,возвышающеедушунегативноеизображениенравственностиименнопотому, что оно лишь негативное, не ведет к опасной экзальтации, которая состоит виллюзии, будто можно увидеть нечто за всеми границами чувственности, то есть грезить,руководствуясь принципами (безумствовать на основе разума), ибо непостижимость идеисвободы полностью пресекает путь ко всякому позитивному изображению; моральный жезакон в нас сам по себе есть достаточно и изначально определяющий закон, и он даже неразрешаетнамискатьопределяющееоснованиевнеего.Еслиэнтузиазмможетбытьсравненсбезумием,тоэкзальтациюможносравнитьсбезрассудством,причемпоследнееменеевсегосовместимосвозвышенным,посколькуоносмешновсвоихбесплодныхгрезах.Вэнтузиазмекакаффектевоображениебезудержно,вэкзальтациикакукоренившейся,погруженнойвсебястрасти – оно лишено правил. Первый – преходящая случайность, которая иногда можетпоразитьдажесамыйздравыйрассудок,вторая–болезнь,котораяегоразрушает.

Простота (безыскусственная целесообразность) есть как бы стиль природы ввозвышенном, а следовательно, и стиль нравственности, и – второй (сверхчувственной)природы; нам известны только ее законы, номы не в состоянии созерцанием достичь тойсверхчувственной способности в нас самих, в которой содержится основа этогозаконодательства.

Следует также заметить, что, хотя благорасположение к прекрасному, так же как иблагорасположениеквозвышенному,нетолькозаметноотличаетсяотдругихэстетическихсуждений всеобщей сообщаемостью, но и обретает благодаря этому качеству интерес дляобщества (в котором оно может быть сообщено), однако и обособление от обществасчитается возвышенным, если оно покоится на идеях, выходящих за пределы всякогочувственногоинтереса.Довольствоватьсясамимсобой,тоестьненуждатьсявобществе,небудучиприэтомнелюдимым,тоестьнеизбегатьобщества,естьнечтоприближающеесяквозвышенному,подобнокаждомупреодолениюпотребностей.Напротив,избегатьлюдейизмизантропии, ненавидя их, или из антропофобии (боязни людей), опасаясь их как врагов,

скверно и достойно презрения. Существует, правда, мизантропия (с недостаточнымоснованием называемая таковой), склонность к которой укореняется с возрастом в душемногихблагомыслящихлюдей;втом,чтокасаетсядоброжелательности,внейфилантропиидостаточно,новрезультатедлительногопечальногоопытаонадалекаоттого,чтобылюдивсегда нравились подобным мизантропам. Об этом свидетельствует склонность куединению, фантастическая мечта провести свою жизнь в отдаленном поместье или(свойственные молодым людям) грезы о счастливой жизни в кругу небольшой семьи намаленьком,неизвестномостальномумируострове–чтостольумелоиспользуютроманистыиавторыробинзонад.Неискренность,неблагодарность,несправедливость,ребяческиецели,которыемысчитаемважнымиивеликимиивстремлениидостичькоторыхлюдипричиняютдругдругувсевозможноезло,–всеэтонастолькопротиворечитидеетого,чемлюдимоглибы быть, если бы захотели, и горячему желанию видеть их лучшими, что, дабы невозненавидетьих,посколькулюбитьихневозможно,отказотвсехрадостейобщественнойжизнипредставляетсялишьнезначительнойжертвой.Этапечаль,непоповодубед,которыесудьбапосылаетдругим(причинаэтойпечалисимпатия),апоповодутех,вкоторыхлюдивиновны сами (такая печаль основана на антипатии в основоположениях), возвышенна,посколькуонаосновананаидеях,тогдакакперваяможетсчитатьсялишьпрекрасной.Стольже глубокомысленный, сколь основательный Соссюр говорит в описании своегопутешествия в Альпах о Бономе, одной из савойских гор: "Там царит какая-то пошлаяпечаль".Следовательно,емубылаизвестнаиинтереснаяпечаль,котораявозникаетпривидепустынной местности, куда люди охотно бы переселились, чтобы ничего больше не -слышатьинезнатьомире,икотораядолжнабытьвсе-такинестольнегостеприимна,чтобыпредложитьлюдямкрайнетяжелоесуществование.Явысказываюэтозамечание,желаялишьнапомнить, что и грусть (не подавляющая печаль) может быть отнесена к здоровымаффектам, если она основана на моральных идеях; если же она основана на симпатии и вкачестветаковойвыражаетсочувствие,тоотноситсялишькрасслабляющимаффектам.Цельэтогозамечания–привлечьвниманиекдушевнойнастроенности,котораявозвышенналишьвпервомслучае.

С проведенным здесь трансцендентальным рассмотрением эстетических сужденийможно сравнить физиологические исследования, разработанные Берком и многимиглубокомысленнымилюдьмивнашейсреде,чтобыувидеть,кудаведетчистоэмпирическоерассмотрение возвышенного и прекрасного. Берк, который по праву может быть названсамымзначительнымисследователемвэтомнаправлении,приходитнаэтомпутиквыводу(с.223еготруда),"чточувствовозвышенногооснованонаинстинктесамосохраненияинастрахе,тоестьнастрадании;

поскольку оно не доходит до действительного расшатывания частей тела, онопорождает движения, которые, очищая тонкие или грубые сосуды от опасной илизатрудняющей их функционирование закупорки, способны возбудить приятные ощущения,правда,неудовольствие,асвоегородаприятныйтрепет,некотороеуспокоение,смешанноесострахом".Прекрасное,котороеоносновываетналюбви(исключаяизэтогожелание),онсводит (с. 251-252) "к сокращению, расслаблению и вялости телесных фибр, тем самым кразмягчению,растворению,изнеможению,упадку,угасанию,замираниюотнаслаждения".Иэто объяснение он подтверждает теми случаями, когда воображение возбуждает в насчувствопрекрасногоивозвышенного,соединяясьнетолькосрассудком,ноисчувственнымощущением. В качестве психологических наблюдений этот анализ феноменов нашей душипрекрасен и дает богатый материал для излюбленных исселедований эмпирическойантропологии.Нельзятакжеотрицать,чтовсенашипредставления,будутлиониобъективно

толькочувственнымиилиполностьюинтеллектуальными,субъективномогутбытьсвязаныснаслаждениемили страданием, какбынезаметно этонибыло,ибо все они аф-фицируютчувствожизнииниодноизних,посколькуоноестьмодификациясубъекта,неможетбытьбезразличным;болеетого,наслаждениеистрадание,какутверждалЭпикур,вконцеконцоввсегда телесны, независимо от того, исходят ли они из воображения или из рассудочныхпредставлений, так какжизньбез чувства, воспринимаемого телесныморганом, есть лишьсознаниесвоегосуществования,нонехорошееилидурноесамочувствие,тоестьощущениестимулированияилиторможенияжизненныхсил,ибодушасамапосебеестьцеликомжизнь(сам принцип жизни), и препятствия или стимулы следует искать вне души, но все-таки всамомчеловеке,темсамымвсоединениисеготелом.

Еслижеблагорасположениекпредметуполагатьполностьюв том,чтоондоставляетнаслаждениепривлекательностьюилитрогательностью,тонельзяждатьотдругого,чтоонсогласитсястемэстетическимсуждением,котороевынеслимы;ибовэтомслучаекаждыйсполным правом обращается только к своему личному чувству. Но тогда полностьюпрекращаетсяивсякаяпроверкавкуса,еслитольконерассматриватьпример,которыйдругиеприводят из-за случайного совпадения их суждений, как веление одобрения, – принцип,которомумы, вероятно, стали бы противиться, ссылаясь на естественное право подчинятьсуждение, непосредственно основанное на собственном состоянии, своему чувству, а нечувствудругих.

Следовательно, если суждение вкуса необходимо следует считать не эгоистическим, аплюралистическим по своей внутренней природе, то есть само по себе, а не исходя изпримеров, которые приводятся другими в качестве свидетельств их вкуса, еслирассматриватьегокакдостойноетого,чтобыкаждыйбылснимсогласен,товосновеегодолжен лежать (объективный или субъективный) априорный принцип, достичь которогоневозможно посредством выявления эмпирических правил изменений души, ибо они даютлишь знание того, как выносится суждение, но не предписывают, какое суждение следуетвыносить,ипритомтак,чтобывелениебылобезусловным,какэтопредполагаютсуждениявкуса, непосредственно соединяя благорасположение с представлением. Следовательно,эмпирическое рассмотрение эстетических суждений всегда может служить началом,подготавливающим материал для более углубленного изыскания; трансцендентальное жеисследованиеэтойспособностивозможноисущественносвязаноскритикойвкуса.Ибобезаприорныхпринциповкритикиневозможнобылобысудитьовкусахдругихивыноситьониххотябыснекоторойвидимостьюправаодобрительныеиуничтожающиесуждения.

Дальнейшееобаналитикеэстетическойспособностисуждениясодержит

ДЕДУКЦИЯЧИСТЫХЭСТЕТИЧЕСКИХСУЖДЕНИЙ

§30

ДЕДУКЦИЯ27ЭСТЕТИЧЕСКИХСУЖДЕНИЙОПРЕДМЕТАХПРИРОДЫДОЛЖНАБЫТЬНАПРАВЛЕНАНЕНАТО,ЧТОМЫНАЗЫВАЕМВНЕЙВОЗВЫШЕННЫМ,АТОЛЬКОНАПРЕКРАСНОЕ

Притязание эстетического суждения на общезначимость для каждого субъектануждается в качестве суждения, которое должно быть основано на каком-либо априорномпринципе, в дедукции (то есть легитимации притязания); эта дедукция должна бытьприсоединена к объяснению суждения, когда речь идет о благорасположении илинеблагорасположениикформеобъекта.Таковысуждениявкусаопрекрасномвприроде.

Вэтомслучаецелесообразностиимеетсвоеоснованиевобъектеиегоформе,хотяэтацелесообразностьинеуказываетнаотношениеобъектакдругимобъектамвсоответствииспонятиями(дляпознавательногосуждения),авообщекасаетсятолькосхватыванияформывтоймере, в какойонаоказывается тождественной способностипонятийи способностиихизображения(чтотождественноихсхватыванию)вдуше.Поэтомуипоповодупрекрасноговприродеможнозадатьрядвопросов,которыекасаютсяпричиныэтойцелесообразностиееформ; например, как объяснить, что природа столь расточительно повсюду насаждаеткрасоту,даженаднеокеана,кудаоченьредкопроникаетвзорчеловека (длякотороговедьтолькоиможетбытьцелесообразнымпрекрасное),ит.п.

Тольковозвышенноевприроде,еслимывыносимонемчистоэстетическоесуждение,не связанное с понятиями совершенства как объективной целесообразности, – ибо в этомслучае оно было бы телеологическим суждением, – может, будучи совершенно лишеннымформы и образа, все-таки рассматриваться как предмет чистого благорасположения иобладать субъективной целесообразностью данного представления; и тогда возникаетвопрос,можноли требовать для эсте-. тического суждения такого рода, кромеобъяснениятого, что в нем мыслится, еще и дедукцию его притязания на какой-либо (субъективный)априорныйпринцип.

Ответна это гласит, что, говоряо возвышенномвприроде,мывыражаемсяне вполнеправильно и приписывать его следует, по существу, образу мышления или, вернее, егооснованию в человеческой природе. Схватывание лишенного формы и Целесообразностипредмета служит лишь поводом осознать это, и мы только пользуемся предметом такимсубъективноцелесообразнымспособом,нонерассматриваемегокактаковойсампосебеипоегоформе(какбыspeciesfinalisaccepta,nondata).Поэтомунашеобъяснениесужденийовозвышенном в природе было одновременно и их дедукцией. Ибо, анализируя в нихрефлексию способности суждения, мы обнаружили целесообразное соотношениепознавательных способностей, которое должно быть априорно положено в основуспособностиставитьцели(восновуволи)ипоэтомусамоаприорноцелесообразно;аэтоисоставляет дедукцию, то есть оправданиепритязанияподобного сужденияна всеобщуюинеобходимуюзначимость.

Следовательно, нам предстоит искать лишь дедукцию суждений вкуса, то естьсуждений о красоте вещей природы, и тем самым решить задачу всей эстетическойспособностисужденийвцелом.

§31

ОМЕТОДБДЕДУКЦИИСУЖДЕНИЙВКУСА

Обязательное требование дедукции, то есть подтверждения правомерности сужденийопределенного рода, предъявляется лишь тогда, когда суждение притязает нанеобходимость; это относится и к тому случаю, когда оно требует субъективнойвсеобщности,тоестьсогласиякаждого;междутемононепознавательноесуждение,алишьсуждение об удовольствии или неудовольствии от данного предмета, то есть выражаетпритязание на значимую для всех и каждого субъективную целесообразность, которая недолжнаосновыватьсянапонятияхвещи,посколькуданноесуждениеестьсуждениевкуса.

Поскольку мы в последнем случае имеем не познавательное суждение – нитеоретическое,котороепосредствомрассудкаполагаетвосновупонятиеприроды,вообще,ни(чистое)практическое,котороеполагаетвосновувкачествеаприорноданногоразумомпонятие свободы, – и, следовательно, должны оправдать по его априорной значимости несуждение, которое представляет, что вещь есть, и не то, что я должен для создания еесовершить, то способности суждения надлежит вообще показать только общезначимостьединичного суждения, которое выражает субъективную целесообразность эмпирическогопредставленияоформепредмета,чтобыобъяснить,каквозможно,чтобыпредметнравилсятольковсуждении(безчувственногоощущенияилипонятия),ичтотакже,каксуждениеопредмете для познания вообще, обладает общими правилами, благорасположение каждоготожеможетсчитатьсяправиломдлявсехостальных.

Если эта общезначимость основана не на собирании голосов и обращении к другим свопросом об их способе ощущения, а как бы на автономии каждого в его суждении очувствеудовольствия(отданногопредставления),тоестьнаегособственномвкусе,ноприэтом не выводится из понятий, то подобное суждение – а суждение вкуса в самом делетаково – содержит двоякую логическую особенность: во-первых, априорнуюобщезначимость,ивсе-такинелогическуювсеобщностьнаосновепонятий,авсеобщностьединичного суждения; во-вторых, необходимость (которая всегда должна покоиться нааприорныхоснованиях),однаконезависящуюотаприорныхдоказательств,представлениеокоторых могло бы превратить признание, ожидаемое суждением вкуса от каждого, ввынужденное.

Выявление этих логических особенностей, которые отличают суждение вкуса от всехпознавательных суждений, – еслимы сначала отвлечемся здесь от всего его содержания, аименноотчувстваудовольствия,ибудемтолькосравниватьэстетическуюформусформойобъективныхсуждений,какэтопредписываетлогика,–окажетсядостаточнымдлядедукцииэтойсвоеобразнойособенности.Мыхотимпреждевсегоостановитьсянаэтиххарактерныхсвойствахвкуса,пояснивихпримерами.

§32

ПЕРВАЯОСОБЕННОСТЬСУЖДЕНИЯВКУСА

Суждение вкуса определяет свой предмет как вызывающий благорасположение (какпрекрасный),притязаянасогласиекаждого,какбудтоэтосуждениеобъективно.

Сказать: этот цветок прекрасен – равносильно тому, чтобы повторить за ним егособственноепритязаниенаблагорасположениекаждого.Унегонетоснованийпритязатьнато,чтоегоароматприятен.Однихэтотароматвосхищает,длядругихонневыносим.Чтожеможноещепредположить,еслинето,чтокрасотуследуетсчитатьсвойствомсамогоцветка,которое сообразуется не с различием умов и чувств, но из которого надлежит исходить,чтобысудитьонем?Ивсежеделообстоитнетак.Ибосуждениевкусасостоитименновтом,что,называявещьпрекрасной,оноисходиттолькоизтехеесвойств,благодарякоторымонасообразуетсясоспособомнашеговосприятия.

Сверхтого,откаждогосуждения,котороедолжнодоказатьналичиеуданногосубъектавкуса, требуется, чтобы субъект выносил суждения самостоятельно, не пытаясь сначалаэмпирическим путем ознакомиться с суждениями других и прийти к решению, исходя изтого, вызывает или не вызывает их благорасположение данный предмет, следовательно,высказал бы свое суждение, не подражая другим, высказал бы его не потому, что вещьдействительновсемнравится,авысказалегоаприорно.Можнобылобыпредположить,чтоаприорноесуждениедолжносодержатьпонятиеобъекта,дляпознаниякоторогоунегоестьпринцип; однако суждение вкуса совсем не основывается на понятиях и вообще не естьпознание,атолькоэстетическоесуждение.

Поэтому уверенность молодого поэта в том, что его стихотворение прекрасно, непоколеблетнисуждениепублики,нимнениедрузей;аеслиониприслушаетсякним,тонепотому,чтоизменилтеперьсуждениеосвоемстихотворении,апотому,чтовсвоейжаждеодобренияготов–дажеесливкуспубликиплох(вовсякомслучае,посколькуонпроявилсявоценке его творчества) – приспособиться к общему заблуждению (даже вопреки своемусуждению). Лишь впоследствии, когда в результате длительного опыта его способностьсуждениястанетболееострой,ондобровольнооткажетсяотсвоегопрежнегосуждения,также, как сохранит те суждения, которые полностью основаны на разуме. Вкус притязаеттолько на автономию. Превращать же чужие суждения в определяющие основания своегосуждениябылобыгетерономией.

То,чтопроизведениядревнихсполнымоснованиемпревозносятсявкачествеобразцов,аихавторовназываютклассическими–уподобляяихнекойаристократиисредиписателей,которая дает своим примером правила народу, – как будто указывает на апостериорныеисточники вкуса и опровергает его автономию в каждом субъекте. Однако с таким жеоснованием можно было сказать, что работы античных математиков, которые до сих порсчитаются непревзойденными образцами глубочайшей основательности и высшегоизящества в применении синтетического метода, также свидетельствуют оподражательности нашего разума и его неспособности с помощью величайшей интуициивыводитьизсамогосебяпосредствомконструированияпонятийстрогиедоказательства.Несуществует такого применения наших сил, каким бы свободным оно ни было, и дажеприменения разума (черпающего все свои суждения из общего априорного источника),

которое, если бы каждый субъект начинал просто с задатков своей натуры и ему непредшествовалибыпопыткидругих,непривелобыкошибочнымрезультатам;

деятельностьпредшественниковнаправленаненато,чтобысделатьтех,ктоследуетзаними, просто подражателями, но чтобы своими действиями указать им, что они должныискатьпринципывсамихсебеиидтисобственным,подчаслучшимпутем.Дажеврелигии,гдеужнесомненнокаждыйдолженнаходитьправиласвоегоповедениявсебесамом,таккакон сам отвечает за него и не может возложить вину за свои ошибки на других, на своихучителей или предшественников, никогда еще общие предписания, данныесвященнослужителями и философами или выработанные самостоятельно, не давалирезультатов,подобныхтем,ккоторымведетследованиепримерудобродетелиилисвятости;такой пример, известный из истории, не устраняет автономию добродетели, возникшуюизсобственной исконной идеи нравственности (априорной) и не превращает ее в механизмподражания. Преемственность, соотносящаяся с актом прошлого, а не подражание ему –таковоправильноеопределениевлияния,котороемогутоказыватьрезультатыдеятельностислужащего примером созидателя; а это означает только следующее: черпать из тех жеисточников, из которых черпал он, и при этом учиться у своего предшественника толькотому,какэтосовершать.Извсехспособностейиталантоввкус,посколькуегосуждениенеможет быть определено понятиями и предписаниями, есть именно то, что больше всегонуждается в примерах, в том, что в процессе развития культуры дольше всего встречалоодобрение; это ему необходимо, чтобы вновь не впасть в грубость и не вернуться кэлементарностипервыхопытов.

§33

ВТОРАЯОСОБЕННОСТЬСУЖДЕНИЯВКУСА

Суждение вкуса не может быть определено доказательствами, как будто оно чистосубъективно.

Есликто-либоненаходитздание,пейзажилистихотворениепрекрасным,то,во-первых,к внутреннему одобрению его не принудят даже сто голосов, восхваляющих данныйпредмет.Онможет,правда,притвориться,чтоемуэтотоженравится,чтобыегонеобвиниливотсутствиивкуса;можетдажеусомнитьсявтом,развиллионнадлежащимобразомсвойвкус знанием достаточного числа предметов известного рода (подобно тому, как человек,которыйполагает,чторазличаетвдалилес,тогдакаквсеостальныевидятгород,начинаетсомневатьсявсвидетельствесвоих)зрения).Однакоемуясно,чтоодобрениедругихнедаетникакоговескогодоказательствадлясужденияокрасоте;чтодругиемогутдействительновидетьинаблюдатьвместонего,итообстоятельство,чтомногиевиделиодинаково,можетслужить для него, полагавшего, что видит иное, достаточным доказательством длятеоретического, тем самым логического суждения; но то, что нечто понравилось другим,никогда не может служить основанием для эстетического суждения. Неблагоприятное длянассуждениедругихможет,правда,заставитьнасзадуматьсяонашемсуждении,ноникогдане убедит нас в его неправильности. Следовательно, не существует эмпирическогодоказательства, котороемогло бы принудить кого-нибудь принять определенное суждениевкуса.

Во-вторых, еще в меньшей степени может априорное доказательство определить поопределеннымправиламсуждениеокрасоте.Есликто-либочитаетмнесвоестихотворениеиливедетнаспектакль,которыйникакнесоответствуетмоемувкусу,тосколькобыонниссылалсянаБатте,Лессингаилиболеераннихизнаменитыхкритиковвкусаисколькобыниприводилвдоказательствотого,чтоегостихотворениепрекрасно,установленныеправила,пусть некоторыеместа, именно те, которыемне не понравились, согласуются с правиламикрасоты(так,каконитамданыивсемипризнаны),язатыкаюуши,отказываюсьвыслушиватькакие бы то ни было доводы и умствования по этому поводу и скорее допущу, что этиправила критиков неверны или по крайней мере неприменимы для данного случая, чемсоглашусьстем,чтомоесуждениедолжнобытьопределеноаприорнымидоказательствами,ибоэтосуждениевкуса,анерассудкаилиразума.

По-видимому, это обстоятельство послужило одной из главных причин того, чтоспособность эстетического суждения получила наименование вкуса. Ведь если кто-либоперечислит мне все ингредиенты блюда и скажет о каждом из них, что он мне обычноприятен, а сверх того с полнымоснованиемотметит полезность такойпищи, – я останусьглух ко всем этимдоводам, пробуюприготовленное блюдомоим языкомимоимнебоми,основываясьнаэтом(аненавсеобщихпринципах),выношусвоесуждение.

Идействительно,суждениевкусавсегдавыноситсякакединичноесуждениеобобъекте.Рассудок может сделать его всеобщим, сопоставляя его способность нравиться ссуждениямидругих;например,всетюльпаныкрасивы;нотогдаэтоуженесуждениевкуса,алогическое суждение, которое делает отношение объекта к вкусу предикатом вещейопределенного типа; только то суждение, посредством которого я нахожу данный

отдельный тюльпан красивым, то есть нахожу, что мое благорасположение к немуобщезначимо,естьсуждениевкуса.Этаособенностьсостоитвтом,что,хотямоесуждениеобладает лишь субъективной значимостью, оно все-таки притязает на одобрение всехсубъектов,будтооноестьпокоящеесянапознавательныхоснованияхобъективноесуждение,обязательноевследствиевозможностиегодоказать.

§34

ОБЪЕКТИВНЫЙПРИНЦИПВКУСАНЕВОЗМОЖЕН

Подпринципомвкусаследовалобыпониматьосновоположение,подусловиекоторогоможно подвести понятие предмета и затем посредством умозаключения вывести, чтопредмет прекрасен. Но это совершенно невозможно. Ибо удовольствие я должен ощутитьнепосредственно от представления о предмете и вынудить у меня это удовольствиепосредствомболтовниодоказательствахнельзя.Несмотряна то,что,какутверждаетЮм,критики способны умствовать более правдоподобно, чем повара, судьба тех и другиходинакова. Определяющего основания своего суждения они могут ждать не отубедительностидоказательств,атолькоотрефлексиисубъектаоегособственномсостоянии(удовольствии или неудовольствии), отказываясь от всех предписаний и правил. Однакоумствоватькритикивсе-такимогутидолжныдлятого,чтобыисправитьиуглубитьнашисуждения вкуса: им надлежит не пытаться выразить определяющее; основание этого видаэстетических суждений в общей приемлемой формуле, что невозможно, но исследовать вэтих суждениях познавательные способности и их функции и показать на примерах ихвзаимную субъективную целесообразность, о которой выше было сказано, что ее форма вданномпредставленииестькрасотаегопредмета.Следовательно,самакритикавкусалишьсубъективна применительно к представлению, посредством которого нам дается объект; аименноонаестьискусствоилинаукаподводитьподправилавзаимноеотношениерассудкаивоображения друг к другу в данномпредставлении (безотносительно к предшествующемуощущению или понятию), тем самым их согласованность или несогласованность, иопределятьихприменительнокихусловиям.Критикавкусаестьискусство,еслипоказываетэтотольконапримерах;она–наука,есливыводитвозможностьтакогосужденияизприродыэтих способностей в качестве познавательных способностей вообще. Здесь мы все времяимеемделотолькоскритикойвкусавторогорода,странсцендентальнойкритикойвкуса.Ейнадлежит развить и обосновать субъективный принцип вкуса как априорный принципспособностисуждения.Критикавкусакакискусствопытаетсялишьприменитьксуждениюосвоихпредметахфизиологические(здесьпсихологические),тоестьэмпирическиеправила,в соответствии с которыми вкус в самом деле действует (не задумываясь над ихвозможностями)икритикуетпродуктыпрекрасногоискусства.Критикакакнаукакритикуетсамуэтуспособностьсудитьоних.

§35

ПРИНЦИПВКУСАЕСТЬСУБЪЕКТИВНЫЙПРИНЦИПСПОСОБНОСТИСУЖДЕНИЯВООБЩЕ

Суждение вкуса отличается от логического суждения тем, что последнее подводитпредставлениеподпонятияобъекта,первоежевообщенеподводитегоподпонятие,таккакв противном случае необходимого всеобщего одобрения можно было бы добитьсяпосредствомдоказательств.Однакосуждениевкусасходнослогическимсуждениемвтом,чтопритязаетнавсеобщностьинеобходимость,которые,однако,неоснованынапонятияхобъекта,следовательно,чистосубъективны.Посколькужепонятиясоставляютвсужденииего содержание (то, что относится к познанию объекта), а суждение вкуса неможет бытьопределено посредством понятий, оно основывается только на субъективномформальномусловии суждения вообще. Субъективное условие всех суждений есть сама способностьсудить, или способность суждения. Способность, примененная к представлению,посредством которого дается предмет, требует согласованности двух способностейпредставлений, а именно воображения (для созерцанияи объединения егомногообразия) ирассудка(дляпонятиякакпредставленияоединствеэтогообъединения).Посколькуздесьвоснове суждения не лежит понятие объекта, оно может состоять только в подведениисамого воображения (при наличии представления, посредством которого дан объект) подусловия,позволяющиерассудкувообщеприйтиотсозерцаниякпонятиям.Другимисловами,посколькусвободавоображениясостоитименновтом,чтооносхематизируетбезпонятия,то суждение вкуса должно основываться только на ощущении взаимного оживлениявоображения в его свободе и рассудка с его закономерностью, следовательно, на чувстве,которое позволяет судить о предмете по целесообразности представления (посредствомкоторого дан предмет) для познавательных способностей в их свободной игре; вкус каксубъективная способность суждения содержит принцип подведения, но не созерцаний подпонятия,аспособностисозерцанийилиизображений(тоестьвоображения)подспособностьдаватьпонятия(тоестьрассудок),втоймере,вкакойпервоевсвоейсвободесогласуетсясовторойвеезакономерности.

Служитьнампутеводнойнитьюввыявлениизаконностиэтогооснованияпосредствомдедукций суждений вкуса могут лишь формальные особенности суждений этого рода, тоестьпосколькурассматриваетсятолькоихлогическаяформа.

§36

ОЗАДАЧЕДЕДУКЦИИСУЖДЕНИЙВКУСА

С восприятием можно непосредственно связать, образуя познавательное суждение,понятие об объекте вообще, эмпирические предикаты которого содержит восприятие, иполучить, таким образом, суждение опыта. В основе его лежат априорные понятия осинтетическом единстве многообразного в созерцании, позволяющие мыслить этомногообразие как определение объекта; и эти понятия (категории) требуют дедукции,котораябыладанав"Критикечистогоразума",благодарячемуимоглабытьрешеназадача:как возможны априорные синтетические познавательные суждения? Следовательно, этазадачакасаласьаприорныхпринциповчистогорассудкаиеготеоретическихсуждений.

Однако с восприятием может быть непосредственно связано также чувствоудовольствия (или неудовольствия), а также благорасположения, которое сопутствуетпредставлениюобобъектеислужитемувместопредиката;

таким образом, может возникнуть эстетическое суждение, которое не естьпознавательное суждение. В его основе, если оно не просто суждение, основанное наощущении,асуждениеформальнойрефлексии,приписывающееэтоблагорасположениекакнеобходимое каждому, должно лежать нечто в качестве априорного принципа, которыйможет быть и субъективным (если бы объективный принцип оказался невозможен длясуждений такого рода), но и в качестве такового он нуждается в дедукции, чтобыможнобыло понять, как эстетическое суждение способно притязать на необходимость. На этомоснованазадача,котороймытеперьзанимаемся:каквозможнысуждениявкуса?Этазадачакасаетсяаприорныхпринциповчистойспособностисуждениявэстетическихсуждениях,тоесть в таких, где эта способность суждения не должна (как в теоретических) простоподводитьподобъективныепонятиярассудкаигдеонанеподчиненазакону,асамаестьдлясебя,субъективно,предметизакон.

Данную задачуможнопредставить и такимобразом: как возможно суждение, котороепозволяетнам,исходятолькоизсобственногоудовольствияотпредмета,независимоотегопонятия, априорно, то есть не дожидаясь одобрения другого, предполагать, что этоудовольствие,связанноеспредставлениемоданномобъекте,присущекаждомусубъекту!

Что суждения вкуса суть синтетические суждения, понять легко, ибо они выходят запределы понятия и даже созерцания объекта, добавляя к созерцанию в качестве предикатанечто, что вообще даже не есть познание, а именно чувство удовольствия (илинеудовольствия). Но что они, хотя предикат (связанное с представлением собственноеудовольствие) эмпиричен, тем не менее, поскольку они требуют согласия каждого, сутьаприорные суждения или хотят считаться таковыми, – также содержится уже в самомвыражении их притязания; таким образом, задача критики способности суждения входит вобщуюпроблемутрансцендентальнойфилософии;каквозможныаприорныесинтетическиесуждения?

§37

ЧТО,СОБСТВЕННО,АПРИОРНОУТВЕРЖДАЕТСЯВСУЖДЕНИИВКУСАОПРЕДМЕТЕ?

Чтопредставлениеопредметенепосредственносвязаносудовольствием,можетбытьвоспринято только внутренне и дало бы, если хотеть установить только это, лишьэмпирическое суждение. Ибо априорно я не могу связать с каким-либо представлениемопределенноечувство(удовольствияилинеудовольствия),крометехслучаев,когдавразумележитвосновеаприорныйпринцип,определяющийволю;тогдаудовольствие(вморальномчувстве) есть следствие определения воли; именно поэтому его нельзя сравнивать судовольствиемвсуждениивкуса,ибоонотребуетопределенногопонятиязакона;тогдакаксуждениевкусадолжнобытьнепосредственносвязанотолькоссамимактомсуждения,довсякогопонятия.Всесуждениявкуса–сужденияединичные,потомучтоонисвязываютсвойпредикат благорасположения не с понятием, а с данным единичным эмпирическимпредставлением.

Следовательно, не удовольствие, а общезначимость этого удовольствия, котороевоспринимается в душе как связанное только с суждением о предмете, априорнопредставляется в суждении вкуса как всеобщее априорное правило для способностисуждения,значимоедлякаждого.Еслияутверждаю,чтовоспринимаюпредметисужуонемсудовольствием,явыношуэмпирическоесуждение.Ноеслияназываюегоgрекрасным,тоесть могу считать, что подобное благорасположение необходимо должен испытыватькаждый,моесуждениеаприорно.

§38

ДЕДУКЦИЯСУЖДЕНИЙВКУСА

Еслиутверждается,чтовчистомсуждениивкусаблагорасположениекпредметусвязанотолько с суждением о его форме, то это не что иное, как субъективная целесообразностьформы для способности суждения, которую мы в душе ощущаем как связанную спредставлением о предмете. Поскольку способность суждения в отношении формальныхправилсуждения–безвсякойматерии(чувственногоощущенияилипонятия)–можетбытьнаправленатольконасубъективныеусловияпримененияспособностисуждениявообще(неограниченной ни особым типом чувственного восприятия, ни особым рассудочнымпонятием),следовательно,направленанатосубъективное,котороеможнопредположитьвовсех людях (как необходимое для возможности познания вообще), то соответствиепредставленияэтимусловиямспособностисужденияможноаприорнопринятькакзначимоедля каждого. Другими словами, удовольствие или субъективную целесообразностьпредставления для отношения познавательных способностей в суждении о чувственномпредметевообщеможносполнымправомсчитатьприсущимикаждому.

ПримечаниеЭтадедукциятаклегкапотому,чтоейнетнеобходимостиобосновыватьобъективную

реальностьпонятия;ибокрасота–непонятиеобъекта,исуждениевкуса–непознавательноесуждение.Суждениевкусаутверждаеттолько,чтомывправепредполагатьувсехлюдейтесубъективныеусловия способности суждения, которыемыобнаруживаему себя, и чтомыправильно подвели данный объект под эти условия. Но хотя последнее связано снеизбежными,неприсущимилогической способности суждения трудностями (посколькувнейчастныйслучайподводятподпонятие,вэстетическойжеспособностисуждения–подлишь ощутимое соотношение согласующихся друг с другом в представлении о формеобъектавоображенияирассудка,иподведениеможетздесьлегкооказатьсяневерным),этимправомерностьпритязанияэстетическогосуждениянаобщеесогласиенеумаляется;ибоэтопритязание направлено лишь на то, чтобы признать из субъективных основанийправильность принципа значимой для каждого. Что же касается трудности и сомнения вправильности подведения под этот принцип, то это столь же не подвергает сомнениюправомерность притязания на значимость эстетического суждения вообще, следовательно,его принципа, как (правда, не так часто и легко возникающее) неверное подведениелогической способностью суждения под ее принцип не может поставить под сомнениесамый этот принцип, который объективен. Однако если бы вопрос гласил: как возможноаприорно признать, что природа есть совокупность предметов вкуса? – то решение этоговопроса относится к телеологии, ибо тогда создание целесообразных форм для нашейспособности суждения следовало бы рассматривать как цель природы, существенносвязанную с ее понятием.Однако правильность такого предположения вызывает серьезноесомнение,тогдакакдействительностькрасотприродыоткрытадляопыта.

§39

ОСООБЩАЕМОСТИОЩУЩЕНИЯЕсли ощущение в качестве реального в восприятии соотносится с познанием, оно

называется чувственным ощущением, и специфическое в его качестве может бытьпредставлено как сообщаемое всем одинаковым образом, если допустить, что каждыйобладает таким же чувством, как мы; но предположить это о чувственном ощущениибезоговорочно нельзя. Ведь тому, кто лишен чувства обоняния, такого рода ощущениесообщенобытьнеможет;идажевтомслучае,еслионнелишенэтогочувства,нельзябытьвполне уверенным в том, что его ощущение от цветка подобно нашему. Еще болееразличнымиследуетпредставлятьсебелюдейвзависимостиоттого,приятноилинеприятноимощущениеодногоитогожепредметачувств,иужсовершенноневозможнотребовать,чтобы все испытывали удовольствие от одного и того же предмета. Удовольствие такогорода,посколькуонопроникаетвдушучерезчувствоимы,следовательно,остаемсяприэтомпассивными,можетбытьназваноудовольствиемнаслаждения.

Напротив, благорасположение к какому-либо поступку, вызванное его моральнымхарактером,естьудовольствиененаслаждения,асамодеятельностииеесоответствияидееназначения человека. Это чувство, называемое нравственным, требует понятий ипредставляет собой не свободную целесообразность, а целесообразность, основанную назаконе,иможетбытьвсеобщесообщенотолькочерезразуми,чтобыудовольствиебылоувсеходнородным,–посредствомоченьопределенныхпрактическихпонятийразума.

Удовольствие от возвышенного в природе в качестве удовольствия умствующегосозерцаниятакже,правда,притязаетнавсеобщность,нопредполагаетужедругоечувство,аименно чувство своего сверхчувственного назначения, которое, каким бы смутным оно нибыло,имеетморальнуюоснову.Однакояневправепредполагать,чтодругиелюдипримутэтововниманиеиощутятблагорасположениепривидесуровоговеличияприроды(такогоблагорасположенияпоистинетрудноожидатьотвосприятияявленийприроды,вызывающих,скорее, страх). Тем не менее, исходя из того, что при каждом удобном случае следуетпринимать во внимание упомянутыеморальные задатки, ямогуждать от каждого и этогоблагорасположения, но лишь посредством морального закона, который в свою очередьоснованнапонятияхразума.

Напротив,удовольствиеотпрекрасногонеестьудовольствиениотнаслаждения,ниотсоответствующейзаконамдеятельностииниотумствующегосозерцаниявсоответствиисидеями, а только от рефлексии. Не обладая в качестве руководящей нити ни целью, ниосновоположением, это удовольствие сопровождает обычное схватывание предметавоображением как способностью созерцания в его соотношении с рассудком в качествеспособности давать понятия, причем совершается это посредством такого действияспособностисуждения,котороеонасовершаетприсамомобычномопыте;разницатольковтом,чтоздесьонаэтосовершает,чтобыполучитьэмпирическоеобъективноепонятие,атам(в эстетическом суждении) – чтобы воспринять соответствие представлениягармоническому (субъективно-целесообразному) действию обеих познавательныхспособностей в их свободе, то есть с удовольствием воспринять состояние, вызванноепредставлением.Этоудовольствиенеобходимодолжноосновыватьсяукаждогонаоднихитех же условиях, поскольку они – субъективные условия возможности познания вообще ипоскольку соотношение этих познавательных способностей, требующееся для вкуса,необходимодля обычного здравого рассудка, наличие которогомыможемпредполагать укаждого.Именнопоэтомутот,ктовыноситсуждениевкуса(еслитолькоонвэтомсознании

не заблуждается и не принимает материю за форму, привлекательность за красоту), можетсчитать, что субъективная целесообразность, то есть его благорасположение к объекту,разделяется каждым и что его чувство всеобще сообщаемо, причем без опосредствованияпонятиями.

§40

ВКУСКАКСВОЕГОРОДАSENSUSCOMMUN1S

Способностьсуждениявтехслучаях,когдазаметнанестолькоеерефлексия,сколькоеерезультат, часто называют чувством и говорят о чувстве истины, чувстве приличия,справедливостиит.д.,хотяиизвестно,или,вовсякомслучае,должнобытьизвестным,чтоэтипонятиянемогуткоренитьсявчувстве,атемболее,чточувствообладаетнималейшейспособностью высказывать общие правила, что представление такого рода об истине,приличии,красотеилисправедливостиникогданемоглобыприйтинамвголову,еслибымыне способны были возвыситься над чувствами до более высоких познавательныхспособностей.Обычныйчеловеческийрассудок,которыйвкачествепростого здравого (ещене воспринявшего влияние культуры) рассудка считают наименьшим, чегоможно ожидатьот того, кто притязает на наименование человеком, обрел сомнительную честь называтьсяобщим чувством (sensus communis), причем слово общий (не только в нашем языке, где вэтом слове действительно заключена двусмысленность, но и в ряде других) понимают взначенииvulgare,както,чтовстречаетсяповсюдуиобладатьчемнеявляетсянизаслугой,нипреимуществом.

Между тем под sensus communis следует понимать идею всеобщего чувства, то естьспособности суждения, мысленно (априорно) принимающего во внимание способпредставления каждого, чтобы, таким образом, исходить в своем суждении как бы извсеобщегочеловеческогоразумаиизбежатьиллюзии,котораявсилусубъективныхчастныхусловий,легкопринимаемыхзаобъективные,моглабыоказатьвредноевлияниенасуждение.Происходитэтоблагодарятому,чтосвоесуждениесопоставляютссуждениямидругих,нестолько действительными, сколько возможными, и ставят себя на место другого,абстрагируясь от ограничений, которые случайно могут быть связаны с нашимисобственными суждениями; а это в свою очередь достигается посредством того, что повозможности опускают то, что в представлении есть материя, то есть ощущение, иобращают внимание лишь на формальные особенности своего представления или своегосозданного представлением состояния. Быть может, эта операция рефлексии покажетсяслишкомизощренной,сложной,чтобыприписыватьееспособности,именуемойнамиобщимчувством;однакооналишькажетсятаковой,когдаеевыражаютвабстрактныхформулах;насамомделенетничегоболееестественного,чемабстрагированиеотпривлекательностиилитрогательности,когдаищутсуждение,котороедолжнослужитьобщимправилом.

Максимыобычногочеловеческогорассудка,которыемыздесьприводим,неотносятся,правда,вкачествечастейкритикивкусакрассматриваемойнамитеме,нотемнеменеемогутпояснитьееосновоположения.Этимаксимытаковы:1.мыслитьсамостоятельно;2.мыслить,ставя себя на место другого; 3. всегда мыслить в согласии с самим собой. Первая естьмаксима свободного от предрассудков, вторая – широкого, третья – последовательногомышления.Первая–этомаксимаразума,которыйникогданебываетпассивным.Склонностькпассивностиразума,темсамымкегогетерономии,называетсяпредрассудком;

причем самый большой предрассудок из всех возможных состоит в том, чтобыпредставлять себе природу, не подчиняющейся правилам, введенным рассудком своимсущественнымзакономвееоснову,тоестьсуеверие.Освобождениеотсуеверияназывается

просвещением,ибо,хотяэтонаименованиеприменимоикосвобождениюотпредрассудковвообще, однако в первую очередь (in sensi eminenti) предрассудком должно было быназватьсясуеверие,посколькуослепление,котороепорождаетсуеверие,болеетого,которогооно требует как должного, потребность подчиняться руководству других свидетельствуетпреждевсегоопассивномсостоянииразума.Чтокасаетсявтороймаксимымышления,томыпривыклиназыватьограниченным(узким,вотличиеотширокого)мышлениетех,чьиталантынедостаточны для значительного использования (преимущественно интенсивного). Однакоздесь речь идет не о способности познания, а об образе мышления, которое можетцелесообразно использовать эту способность; сколь бы малы ни были объем и степеньприродногодарачеловека, этотобразмыслейвсегдасвидетельствуетоширотемышления,есличеловекспособенвыйтизапределысубъективныхчастныхусловийсуждения–тогдакак многие как бы скованы ими – и, исходя из общей точки зрения (которую он можетопределить, только становясь на точку зрения других), рефлектирует о собственномсуждении. Третью максиму, а именно последовательного по своему характеру мышления,достигнуть труднее всего и достигнуть ее можно только путем соединения двух первыхмаксим, после того как в результате частого следованияим этопревращается в навык.Мыможем сказать: первая из этих максим есть максима рассудка, вторая – способностисуждения,третья–разума.

Возвращаясь к прерванному этим эпизодом изложению, я утверждаю, что вкус сбольшимправомможетбытьназванsensuscommunis,чемздравыйрассудок,аспособностьэстетическогосужденияскорее,чеминтеллектуальная,–общимчувством,еслиопределятьсловом "чувство" воздействие рефлексии на душу; ибо тогда под чувством понимаютчувствоудовольствия.Вкусможнобылобыдажеопределитькакспособностьсудитьотом,чему наше чувство в данном представлении придает всеобщую сообщаемость безопосредствованияпонятием.

Умение людей сообщать друг другу свои мысли также требует соотношениявоображения и рассудка, чтобы присовокупить к понятиям созерцания, а к созерцаниямпонятия, объединяя их в познании; но в этом случае соответствие обеих душевных силосновано на законах и подчинено определенным понятиям. Только там, где воображение всвоей свободе пробуждает рассудок, а рассудок, не прибегая к понятиям, приводитвоображениекправильнойигре,представлениесообщаетсянекакмысль, акаквнутреннеечувствоцелесообразногосостояниядуши.

Следовательно, вкус есть способность априорно судить о сообщаемости чувств,связанныхсданнымпредставлением(безопосредствованияпонятием).

Еслиможнобылобыпредположить, что всеобщая сообщаемостьнашегочувстваужесамапосебедолжнапредставлятьдлянасинтерес(однакоделатьтакоезаключение,исходятолько из свойств рефлектирующей способности суждения, мы не вправе), то стало быпонятно, почему чувство в суждении вкуса предполагается у всех и считается едва ли необязательным.

§41

ОБЭМПИРИЧЕСКОМИНТЕРЕСЕКПРЕКРАСНОМУ

Что суждение вкуса, посредством которого нечто признается прекрасным, не должноиметьсвоимопределяющимоснованиеминтерес,достаточноподробнорассмотреновыше.Однакоизэтогонеследует,чтопослетого,каконодановкачествечистогоэстетическогосуждения, с ним не может быть связан интерес. Но эта связь всегда может быть толькоопосредствованной, то есть вкусдолженбыть сначалапредставлен соединеннымсчем-тодругим,чтобысблагорасположениемкоднойтолькорефлексииопредметемоглобыбытьсвязаноудовольствие от его существования (в чем и состоит всякий интерес).Ибо здесь вэстетическом суждении применимо то, что в познавательном суждении сказано (о вещахвообще);aposseadessenоnvaletconsequentia.Этодругоеможетбытьчем-тоэмпирическим,аименносклонностью,свойственнойчеловеческойприроде,иличем-тоинтеллектуальным,как свойство воли – возможность априорно быть определенной разумом: то и другоесодержитблагорасположениексуществованиюобъектаиможеттемсамымдатьоснованиедляинтересактому,чтопонравилосьужесамопосебенезависимооткакогобытонибылоинтереса.

Эмпирическийинтереспрекрасноевызываеттольковобществе,иеслисчитатьвлечениек обществу естественным для человека, а умение и желание выразить его, то естьобщительность, - необходимым для человека в качестве предназначенного для обществасущества, следовательно, присущим человеческому роду, то и вкус неизбежно будетрассматриваться как способность суждения обо всем том, посредством чего можносообщить другому даже свое чувство, то есть как средство, способствующее тому, чеготребуетприроднаясклонностькаждого.

Брошенныйнапустынномостровечеловекнесталбыдлясамогосебяукрашатьсвоюхижинуилинаряжаться,искатьцветы,атемболеесажатьих,чтобыукраситьсяими;лишьвобществе он заботится не только о том, чтобы быть просто человеком, но и человекомизысканнымнасвойманер(началоцивилизации),иботаковымсчитаюттого,ктосклонениумеет сообщать свое удовольствие другим и кого не удовлетворяет объект, если он неиспытываетотнегоудовольствиевместесдругимилюдьми.Каждыйждетитребуеттакжеобщего внимания к сообщениям всех остальных, как будто основываясь на некомпервоначальномдоговоре, продиктованном самимчеловечеством; так, сначала в обществеполучает значение и вызывает большой интерес лишь привлекательное, например краски,которыми раскрашивают лицо и тело (року у карибов, киноварь у ирокезов), или цветы,раковины, яркие перья птиц; но со временем – и красивые формы (каноэ, одежды и т. д.),которые сами по себе совершенно не связаны с удовольствием, то есть сблагорасположением,вызваннымнаслаждением;поканаконецнавысшейточкецивилизацииэто не превращается едва ли не в главное дело утонченной склонности, и ощущенияначинают цениться лишь постольку, поскольку они могут быть всем сообщены; и, хотяудовольствиекаждогоотподобногопредметалишьнезначительноисамопосебелишенозаметногоинтереса,идеяеговсеобщейсообщаемостипочтибеспредельноувеличиваетегоценность.

Однако этот интерес, опосредствованно связываемый с прекрасным вследствие

склонностилюдейкобщительности,тоестьинтересэмпирический,неимеетздесьдлянасзначения;намважнолишьто,что,пустьдажеопосредствованно,можетиметьотношениекаприорному суждению вкуса. Ибо если и в этой форме можно было бы обнаружитьсвязанный с этим интерес, то вкус открывал бы переход нашей способности суждения отчувственного наслаждения к нравственному чувству; и это послужило бы не только тому,чтобымынаучилисьзаниматьвкусболеецелесообразно,нобылобытакжепредставленокактаковое звеномвцепиаприорныхспособностейчеловека,откоторыхдолжнозависетьвсезаконодательство. Об эмпирическом интересе к предметам вкуса и самом вкусе можносказать, что, поскольку вкус подчиняется склонности, сколь бы утонченной она ни была,интерес легко соединяется со всеми склонностями и страстями, достигшими в обществевеличайшего многообразия и высшей ступени, и что интерес к прекрасному, если данныйинтереснаэтомоснован,можетпредставлятьсобойлишьоченьдвусмысленныйпереходотприятного к доброму. Нам надлежит исследовать, не будет ли вкус содействовать такомупереходу,еслионвзятвсвоейчистоте.

§42

ОБИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОМИНТЕРЕСЕКПРЕКРАСНОМУ

Те, кто, руководствуясь благими намерениями, стремились направить все видыдеятельности людей, к которым их побуждают природные задатки, на последнюю цельчеловечества, а именно на морально доброе, считали признаком доброго моральногохарактера проявление интереса к прекрасному вообще. Однако им не без основаниявозражали, опираясь на опыт, что виртуозы вкуса не только часто, но даже обычнотщеславны,упрямыиподверженыпагубнымстрастями,пожалуй,ещеменьше,чемдругие,могутпритязатьнаверностьнравственнымпринципам;создаетсявпечатление,чточувствопрекрасногонетолькоотличаетсяпосвоейспецифике(какэтовдействительностииесть)отморальногочувства,ночтоиинтерес,которыйможносвязатьсним,струдомсочетаетсясморальнымчувством,и,ужвовсякомслучае,непосредствомвнутреннегородства.

Яохотнодопускаю,чтоинтерескпрекрасномувискусстве (сюдаяотношуиискусноеумение пользоваться прекрасным в природе для украшения, следовательно, проявлениетщеславия) никак не может служить доказательством связанного с морально добрым илидаже лишь склонного к нему образа мыслей. Однако вместе с тем я утверждаю, чтонепосредственныйинтересккрасотеприроды(нетольконаличиевкуса,чтобысудитьоней)всегдаслужитпризнакомдобройдушиичто,еслиэтотинтереспривычен,онуказывает,вовсяком случае, на благоприятную для морального чувства душевную настроенность в техслучаях,когдасочетаетсясосклонностьюксозерцаниюприроды.Однако следует помнить,что здесь я, собственно говоря, имею в виду прекрасныеформы природы, отвлекаясь отпривлекательности,которуюонаобычностольщедроснимисвязывает,посколькуинтерескним,будучи,правда,тоженепосредствен,все-такиэмпиричен.

Тот,ктоводиночестве(иненамереваясьсообщатьсвоивпечатлениядругим)созерцаетпрекрасную форму полевого цветка, птицы, насекомого, восхищаясь ею, любя ее и желая,чтобы она всегда существовала в природе, пусть даже ему будет нанесен этим известныйвреди,ужвовсякомслучае,оннеизвлечетизэтогопользы,проявляетнепосредственный,именно интеллектуальный интерес к красоте природы. Другими словами, ее продуктнравится ему не только по форме, ему нравится само его существование, при этом он несвязываетсэтимчувственнуюпривлекательностьиликакую-либоцель.

Однакоеслиобманутьтакоголюбителяпрекрасного–воткнутьвземлюискусственныецветы (сделав их совершенно сходными с настоящими) или посадить на ветки деревьевискусновырезанныхптиц–ионобнаружитобман,тоегонепосредственныйинтерескнимсразу же странным образом исчезает, хотя может, пожалуй, возникнуть другой интерес, аименноинтерес,связанныйстщеславнымжеланиемукраситьимисвоюкомнатудлявзоровдругих. Мысль, что эта красота создана природой, должна сопровождать созерцание ирефлексию,итольконаэтоймыслизиждетсянепосредственныйинтерескней.Впротивномслучае остается либо чистое суждение вкуса, лишенное всякого интереса, либо суждение,связанное только с опосредствованным, а именно относящимся к обществу, интересом,которыйуженеможетсчитатьсянесомненнымпризнакомморальнодоброгообразамыслей.

Этопреимуществокрасотыприродыпередкрасотойвискусстве(дажееслипоследняяпревосходитеепоформе),способностьвызыватьнепосредственныйинтерес,соответствует

чистому и глубокому образу мыслей всех людей, культивировавших свое нравственноечувство.Есличеловек,обладающийдостаточнымвкусом,чтобыс"величайшейверностьюитонкостью судить о произведениях прекрасного искусства, с готовностью покидаетпомещение, в котором размещены красивые вещи, питающие тщеславие и доставляющиеразногородарадостьобществу,иобращаетсяккрасотеприроды,чтобыобрестиздеськакбы отраду своему духу в том строе мыслей, полностью развить который ему никогда неудается,томыотнесемсясуважениемкеговыборуипредположимвнемпрекраснуюдушу,начтонеможетпритязатьнизнатокискусства,нилюбитель,исходяизинтереса,питаемогоимкпроизведениямискусства.Чемжеобъясняетсяразличиевоценкедвухвидовобъектов,которыевсуждениивкусаврядлисталибыоспариватьдругудругапревосходство?

Мыобладаемспособностьювыноситьэстетическоесуждениеоформахбезпосредствапонятийиощущатьблагорасположение,котороемысчитаемправиломдлякаждого,причемнашесуждениенеоснованонаинтересеинесоздаетего.Сдругойстороны,мыобладаемиинтеллектуальной способностью суждения, которая априорно определяетблагорасположение к чистым формам практических максим (поскольку они пригодны длявсеобщегозаконодательства),котороемыпревращаемвзакондля'каждого;приэтомнашесуждениене основываетсяна каком-либоинтересе, новсе-таки создает его. Удовольствиеилинеудовольствиеназываетсявпервомслучаеудовольствиемилинеудовольствиемвкуса,вовтором–моральногочувства.

Нопосколькуразумзаинтересовантакжевтом,чтобыидеи(непосредственныйинтереск которымон возбуждает вморальномчувстве) имелии объективнуюреальность, то естьчтобывприродеобнаруживалсяхотябыслед тогоилинамекна то, чтовнейсодержитсякакое-либооснование,позволяющеепредполагатьзакономерноесоответствиееепродуктовнашему независимому от интереса благорасположению (которое мы априорно признаемзакономдлякаждого,хотяинеможемобосноватьэтодоказательствами),торазумдолжениспытывать интерес к каждому свидетельству природы о такого рода соответствии;следовательно, душа не может размышлять о красоте природы, не ощущая одновременноинтерес. Этот интерес родствен моральному; и тот, кто ощущает его по отношению кпрекрасномувприроде,можетощущатьеголишьпостольку,посколькуегоинтересбылужедо этого основан на нравственно добром. Следовательно, в том, кого красота природынепосредственноинтересует,можнопредполагатьхотябысклонностькдобройморальнойнастроенности.

Иные скажут, это истолкование эстетических суждений, которое устанавливает ихродственность моральному чувству, слишком учено, чтобы считать его подлиннымпрочтением тайнописи, посредством которой природа в своих прекрасныхформах образноговорит с нами. Но, во-первых, этот непосредственный интерес к прекрасному в природедействительно нельзя считать обычным; он свойствен лишь тем, чье мышление либо уженастолькоразвито,чтобыбытьнаправленонадоброе,либопреимущественновосприимчивокразвитию;изатеманалогиямеждучистымсуждениемвкуса,которое,независяоткакого-либо интереса, позволяет ощутить благорасположение и одновременно априорнопредставляет его вообще присущим человечеству, с одной стороны, и моральнымсуждением,котороесовершаеттоже,исходяизпонятий,–сдругой,свидетельствуетибезотчетливого, тонкого и преднамеренного размышления об устойчивом непосредственноминтересекпредметукакпервого, таки второго; разницалишьв том,чтовпервомслучаеэтот интерес свободен, во втором – основан на объективных законах. К этомуприсоединяется еще восхищение природой, которая проявляет себя в своих прекрасныхпродуктах как искусство не только случайно, но как бы преднамеренно, по

законосообразному предписанию и в качестве целесообразности без цели; поскольку мынигдевненасэтуцельнеобнаруживаем,мы,естественно,ищемеевсамихсебе,аименновтом,чтосоставляетпоследнююцельнашегобытия–вморальномпредназначении.(Вопрособ основании возможности подобной целесообразности в природе будет рассмотрен вразделетелеологии.)

Что благорасположение к прекрасному искусству в чистом суждении вкуса связано снепосредственным интересом не так, как благорасположение к прекрасной природе, такженетрудно объяснить. Ибо в искусстве прекрасное либо такое подражание прекраснойприроде, которое доходит до иллюзии, – тогда оно действует, как красота природы, закоторую ее принимают; либо это искусство намеренно явно рассчитано на нашеблагорасположение – тогда благорасположение к такому произведению основывалось бы,правда, непосредственно на вкусе, но возбуждало бы лишь опосредствованный интерес клежащей в основе причине, то есть к искусству, которое может интересовать толькопосредствомэтойцели,ноникогдасамопосебе.Бытьможет,скажут,чтоэтопроисходитивтомслучае,когдаобъектприродыинтересуетнассвоейкрасотойлишьпостольку,посколькус ней связывают моральную идею; однако не это вызывает непосредственный интерес, асвойствоприродысамопосебе,то,чтоонадопускаеттакуюсвязь,которая,следовательно,внутреннеейприсуща.

Привлекательное в красоте природы, так часто встречающееся как бы слитым спрекрасной формой, относится либо к модификациям света (в окраске), либо кмодификациямзвука(втонах).Ибоэто–единственныеощущения,допускающиенетолькочувственное восприятие, но и рефлексию о форме этих модификаций чувств, и, такимобразом, как бы служат языком, которым природа говорит с нами и в котором как будтозаключенвысшийсмысл.Так,белыйцветлилиирасполагает,какнамкажется,душукидеямневинности,азатемсемьцветоввихпоследовательности–открасногодофиолетового:1)кидее возвышенного, 2) смелости, 3) приветливости, 4) скромности, 5) стойкости и 6)нежности.Пениептицсообщаетобихрадостииудовлетворенностисвоимсуществованием.Так, во всяком случае, мы толкуем природу, независимо от того, состоит ли в этом еенамерение. Однако этот наш интерес к красоте обязательно требует, чтобы этодействительно была красота природы, и совершенно исчезает, как только обнаруживается,чтоэтообманитолькоискусство;причемисчезаетнастолько,чтодажевкусненаходитвнембольшеничегопрекрасного,азрение–ничегопривлекательного.Чтовоспеваютпоэтыбольше, чемчарующепрекрасноепение соловья в одиноких кустах тихимлетнимвечеромпримягкомсветелуны?Однакоизвестныпримеры,когдазанеимениемтакогопевцавеселыйхозяин вводил в заблуждение своих гостей, прибывших подышать свежим воздухом всельскойместности,вызываяихвосторгполнойиллюзиейпениясоловья,которомуискусноподражал (с помощью тростника или камыша) скрытый в кустах озорной парень. Но кактолько обнаруживается обман, никто не согласен больше выносить это пение, котороеказалось столь очаровательным. Так обстоит дело и с любой другой певчей птицей. Длятого, чтобы мы испытывали непосредственный интерес к прекрасному, оно должно бытьявлением природы или мы должны считать его таковым; тем более, когда мы считаемвозможным допустить, что подобный интерес проявят и другие; действительно, мыназываемгрубыминизменнымобразмыслейтех,ктонеобладаетчувствомдлявосприятиякрасотыприроды (иботакмыназываемощущениеинтереса, вызванногоее созерцанием)идовольствуется наслаждением чувственными ощущениями, даруемыми трапезой илибутылкой.

§43

ОБИСКУССТВЕВООБЩЕ

1)Искусство отличается от природы, как делание (facere) от деятельности или дейст-вования вообще (agere), а продукт или результат искусства от продукта природы – какпроизведение(opus)отдействия(effectus).

Правильнее было бы называть искусством лишь созидание посредством свободы, илипроизвола,полагающеговосновусвоихдействийразум.Ибохотяпродуктпчел(правильнопостроенныесоты)многие склонныназыватьпроизведениемискусства,нопроисходит этотолькопоаналогиисним;как тольковспоминают,чтопчелыисходятв своемтруденеизсоображенийсобственногоразума,сразужеговорят–этопродуктихприроды(инстинкта)иотносятеговкачествеискусствакихтворцу.

Когдаприобследованииторфяногоболотанаходят,какэточастослучается,обтесанныйкусок дерева, то говорят, что это продукт не природы, а искусства; производящая егопричинамыслила определеннуюцель, которойонобязан своейформой.Вообщеискусствовидят во всем, созданном таким образом, чтобы представление о нем как его причинапредшествовало его действительности (даже у пчел), без того, чтобы действие этойпричины могло мыслиться; если же что-либо называют собственно произведениемискусства,чтобыотличитьегоотдействияприроды,топодэтимвсегдапонимаюттворениечеловека.

2) Искусство как мастерство человека отличают и от науки (умение от знания), какпрактическую способность от теоретической, как технику от теории (как землемерноеискусство от геометрии).И то, что человекможет сделать, если только знает, что должнобыть сделано, и ему, следовательно, достаточно известно, в чем должно заключатьсяжелаемоедействие,неназываютискусством.Лишьто,чтодажеприсовершеннейшемзнаниивсе-таки не сразу достигается умением, относится к искусству. Кампер очень точноописывает,какимдолженбытьнаилучшийбашмак,но,конечно,самегосшитьнемог.

3) Искусство отличается и от ремесла: первое называется свободным, второе можетназыватьсяиоплачиваемымискусством.Первоерассматриваюткакнечтотакое,чтотольковкачестве игры, то есть занятия, самого по себе приятного, может оказаться (удаться)целесообразным; второе – как работу, то есть как занятие, само по себе неприятное,привлекательноелишьсвоимрезультатом(например,оплатой),ккоторомупо-,этомуможнопринуждать. Следует ли считать в цеховой табели о рангах часовщиков художниками, акузнецов. ремесленниками, – этот вопрос требует иной точки S зрения и оценки, чем та,которую мы здесь избрали, а именно соотношения талантов, которые должны лежать восноветогоилидругогозанятия.Янебудуздесьговоритьотом,неследуетлиинекоторыеиз семи так называемых свободных искусств относить к наукам, другие же приравнятьремеслам.Однакополезнонапомнить,чтововсехсвободныхискусствахвсе-такитребуетсянечтопринудительное,или,какэтоназывают,механизм,безчегодух,которыйдолженбытьв искусстве свободным и только привносит жизнь в творение, вообще не имел бы тела идолжен был бы полностью испариться (например, в поэзии – правильность языка и егобогатство,атакжепросодияиразмерстиха);ведьнекоторыеновыевоспитателиполагают,чтоонибудутнаилучшимобразомсодействоватьсвободномуискусству,еслиустранятвнем

всякоепринуждениеипревратятегоизтрудавпростуюигру.

§44

ОПРЕКРАСНОМИСКУССТВЕ

Несуществуетнаукиопрекрасном, есть толькокритикапрекрасного;не существуетипрекраснойнауки,естьлишьпрекрасноеискусство.Ибочтокасаетсяпервой,тонадлежалобы научно, то есть посредством доказательств, установить, следует ли что-либо считатьпрекрасным или нет; суждение о красоте, если бы оно принадлежало науке, не было бысуждением вкуса. Что касается второй, то наука, которая в качестве таковой должна бытьпрекрасной, нелепость. Ибо в таком случае мы, требуя в ней как науке оснований идоказательств, услышали бы в ответ преисполненные хорошего вкуса высказывания (bonmots).Принятоевыражениепрекрасныенаукивозникло,безсомнения,тольковследствиетоговполне правильного усмотрения, что прекрасному искусству в его совершенстве требуетсямного знаний, например, знание древних языков, произведений авторов, считающихсяклассическими, знание истории, древности и т. д.; поскольку эти исторические наукисоставляютнеобходимуюподготовкуиосновупрекрасногоискусства,аотчастиипотому,что под этим понимают и знание произведений прекрасного искусства (красноречия ипоэзии),онииз-засмешениясловсталиисаминазыватьсяпрекрасныминауками.

Если искусство для познания возможного предмета совершает только необходимыедействия, чтобы сделать его действительным, то этомеханическое искусство; еслиже егонепосредственная цель – вызвать чувство удовольствия, оно называется эстетическимискусством. Оно может быть либо приятным, либо прекрасным. В первом случае цельискусства состоит в том, чтобы удовольствие сопутствовало представлениям только какощущениям; во втором случае – чтобы удовольствие сопутствовало представлениям каквидамno-знания.

Приятные искусства – те, цель которых – только доставлять наслаждение; к нимотносится то привлекательное, что может развлечь общество за трапезой: занимательныйрассказ, умение вызвать свободную оживленную беседу, настроить шутками и смехом навеселыйлад,когдаможно,какговорят,многоесболтнутьиниктонеотвечаетзасказанное,таккакэторассчитанонаминутноеразвлечение,аненато,чтобыслужитьматериаломдляразмышленияиповторения.(Сюдаотноситсятакжесервировкастолаилинабольшихпирахмузыка,котораястраннымобразомсоздаетлишьприятныйшум,поднимающийнастроение,никто не обращает ни малейшего внимания на композицию, и музыка лишь способствуетнепринужденному разговору с соседом.) Сюда же относятся всякие игры, единственныйсмыслкоторыхсостоитвтом,чтобыубитьвремя.

Напротив, прекрасное искусство есть способ представления, сам по себецелесообразный, который, хотяи лишенцели, темнеменееподнимает культурудушевныхсилдлясообщенияихобществу.

В самом понятии всеобщей сообщаемое удовольствия заключено, что данноеудовольствиедолжнобытьнеудовольствиемотнаслаждения,возникающегоизощущения,аудовольствиемотрефлексии;такимобразом,эстетическоеискусствовкачествепрекрасногоискусстваестьто,котороеруководствуетсярефлектирующейспособностьюсуждения,анечувственнымощущением.

§45

ПРЕКРАСНОЕИСКУССТВОЕСТЬТАКОЕИСКУССТВО,КОТОРОЕОДНОВРЕМЕННОПРЕДСТАВЛЯЕТСЯНАМПРИРОДОЙ

Воспринимая произведение прекрасного искусства, следует сознавать, что этоискусство, а не природа; однако целесообразность его формы все-таки должнапредставляться столь свободнойот всякогопринужденияпроизвольныхправил, будтооноесть продукт природы. На этом чувстве свободы в игре наших познавательныхспособностей, которая должна быть вместе с тем целесообразной, зиждется тоудовольствие, которое только и может быть всеобще сообщаемо, не основываясь напонятиях.Природапрекрасна,когдаонапохожанаискусство,аискусствоможетбытьлишьтогданазванопрекрасным,когдамысознаем,чтоэтоискусство,новместестемвидим,чтооновыглядиткакприрода.

Ибовобщейформеможносказать,касаетсялиэтокрасотывискусствеиливприроде:прекрасно то, что нравится только при оценке (не в чувственном ощущении и непосредствомпонятия).Впроизведенииискусства всегда заложеноопределенноенамерениечто-тосоздать.Однакоеслибыэтобылопростоощущением(чем-толишьсубъективным),которое должно сопровождаться удовольствием, то такое произведение нравилось бы всуждении лишь посредством чувственного восприятия. Если бы намерение заключалось втом, чтобы создать определенный объект, то это намерение, осуществленное с помощьюискусства,нравилосьбылишьпосредствомпонятий.Вобоихслучаяхискусствонравилосьбынепростоприоценке,тоecтьнекакпрекрасное,акакмеханическоеискусство.

Следовательно, целесообразность в продукте прекрасного искусства, будучипреднамеренной, не должна казаться таковой; другими словами, в произведенияхпрекрасногоискусствамыдолжныкакбывидетьприроду,сознаваяприэтом,чтопереднамипроизведение искусства. Продуктом природы произведение искусства кажется благодарятому, что при всей точности в следовании правилам, с помощью которых оно только иможетстатьтем,чемонодолжнобыть,онолишенопедантизма,внемнесквозитшкольнаяпремудрость,тоестьнетиследатого,чтохудожниквиделпередсвоимумственнымвзоромправило,накладывавшееоковынаегодушевныесилы.

§46

ПРЕКРАСНОЕИСКУССТВО–ЭТОИСКУССТВОГЕНИЯ

Гений-этоталант(дарприроды),которыйдаетискусствуправила.Посколькуталанткакприрожденная продуктивная способность художника сам принадлежит природе, то можновыразитьэтумысльитакимобразом:гений-этоврожденнаяспособностьдуши(ingenium),посредствомкоторойприродадаетискусствуправила.

Как бы ни обстояло дело с этой дефиницией, произвольна ли она или соответствуетпонятию, которое привыкли связывать со словом гений (что будет рассмотрено впоследующем параграфе), но уже заранее можно считать доказанным, что по принятомуздесьзначениюсловапрекрасноеискусствонеобходимоследуетрассматриватькакискусствогения.

Ибо каждое искусство предполагает правила, которые должны быть положены воснованиепроизведения, чтобыегоможнобылоназватьпроизведениемискусства.Однакопонятие прекрасного искусства не допускает, чтобы суждение о красоте его произведениявыводилосьиз какого-либоправила, определяющимоснованиемкоторого служитпонятие,тоестьчтобывосновубылоположенопонятие,котороеуказывалобы,какимобразомэтопроизведениевозможно.Следовательно,прекрасноеискусствосамонеможетизмыслитьдлясебяправило,всоответствиискоторымемунадлежитсоздатьсвоепроизведение.Нотаккакбез предшествующего правила произведение искусства никогда не может быть названотаковым, то правило должно быть дано искусству природой субъекта (в частностипосредством настроенности его способностей), другими словами, прекрасное искусствовозможнотолькокакпродуктгения.

Изэтогоявствует,чтогений1)естьталантсоздаватьто,длячегонеможетбытьданоопределенное правило, а не умение создавать то, чему можно научиться, следуяопределенному правилу; таким образом, главным его качеством должна бытьоригинальность. 2) Поскольку возможна и оригинальная бессмыслица, продукты гениядолжныбытьодновременнообразцом,тоестьслужитьпримером;темсамым,хотясамионивозникли не в результате подражания, они должны служить для этой цели другим, то естьслужитьруководствомилиправиломсуждений.3)Генийсамнеможетописатьилинаучнообосновать,каконсоздаетсвоепроизведение–ондаетправилаподобноприроде;поэтомусоздательпроизведения,которымонобязансвоемугению,самневедает,каккнемупришлиэтиидеи,иневеговластипроизвольноилипланомернопридуматьихисообщитьдругимвтакихпредписаниях,которыепозволилибыимсоздаватьподобныепроизведения.(Поэтому,вероятно, слово гений есть производное от genius, своеобразного, данного человеку прирождении, охраняющего его и руководящего им духа, который и внушает ему этиоригинальные идеи.) 4) Посредством гения природа предписывает правила не науке, аискусству,иэтолишьпостольку,посколькуонодолжнобытьпрекраснымискусством.

§47

ПОЯСНЕНИЕИПОДТВЕРЖДЕНИЕДАННОГОВЫШЕТОЛКОВАНИЯГЕНИЯ

Втом, что гений следуетполностьюпротивополагатьдуху подражания, согласны все.Поскольку же учение есть не что иное, как подражание, то величайшую способность,восприимчивость (понятливость) как таковую нельзя считать гением. Однако даже есличеловек мыслит или творят самостоятельно, а не только воспринимает то, что мыслилидругие, более того, открывает что-либо в искусстве и науке, то и это еще недостаточноеоснование, чтобы называть такой (подчас великий) ум гением (в отличие от того, когоназываютглупцом,ибоонспособентолькоучитьсяиподражать),таккакэтомутожеможнонаучиться, следовательно, достигнуть естественнымпутем исследования и размышления всоответствиисправилами,чтопосвоейспецификенеотличаетсяоттого,чтоможетбытьдостигнуто с помощью прилежания и посредством подражания. Так, всему тому, чтоНьютонизложилвсвоембессмертномтрудеоначалахфилософииприроды,–скольнивеликдолжен был быть ум, способный открыть подобное, – все-таки можно научиться; ноневозможнонаучитьсявдохновенносоздаватьпоэтическиепроизведения,какбыподробныни были предписания стихосложения и как бы превосходны ни были образцы. Причиназаключается в том, чтоНьютонмог сделать совершенно наглядными и предназначеннымидлятого,чтобыследоватьим,всесвоишагиотпервыхначалгеометриидосвоихвеликихиглубокихоткрытий~инетолькосамомусебе,ноилюбомудругому;междутемниГомер,ниВиланд не может сказать, как возникают и сочетаются в его сознании полные фантазии ивместестемглубокиеидеи,потомучтоонсамэтогонезнает,аследовательно,инеможетнаучитьэтомудругогоТакимобразом,внаукевеличайшийпервооткрывательотличаетсяотстарательногоподражателяи ученика лишь степенью; от тогоже, когоприроданаградиладаром создавать прекрасные произведения искусства, он отличается по своей специфике.Однакоэтоотнюдьнеумаляетзаслугитехвеликихмужей,которымчеловеческийродстольмногим обязан, хотя они и отличаются от любимцев природы, обладающих талантом вобластипрекрасногоискусства.Именновтом,чтоталантученыхнаправленнадостижениевсеболеерастущегосовершенствавзнанииисвязаннойснимпользы,атакженаобучениеэтим знаниям других, заключается большое преимущество их по сравнению с теми, ктоудостоилсячестиназыватьсягением;ибодлягениевискусствогде-нибудьостанавливается,наталкиваясь на рубеж, преступить который оно не может – вероятно, он давно ужедостигнутиотодвинутбытьнеможет;ктомужетакоеумениенесообщается,онодаетсякаждому непосредственно природой, следовательно, с ним умирает, пока природа когда-нибудьвновьнеодарит такимже талантомдругого, которомунуженлишьпример, чтобыподобнымжеобразомприменитьсвойосознанныйимталант.

Так как дар природы в искусстве (в качестве прекрасного искусства) должен датьправило, то возникает вопрос, каково же это правило? Оно не может быть выражено вформулеислужитьпредписанием,иботогдасуждениеопрекрасноммоглобыопределятьсяв понятиях; правило должно быть выведено из деяния, то есть из произведения, котороебудет служить другим для проверки их таланта – образцом не для подделывания, а дляподражания. Объяснить, как это возможно, трудно. Идеи художника пробуждают близкиеидеи у его ученика, если природа одарила его способностями души в сходной пропорции.

Поэтомуобразцыпрекрасногоискусстваслужатединственнымсредствомпередатьэтиидеипотомству–простымописаниемэтогодостичьневозможно(особенновобластиискусстваслова), – да и здесь классическими могут стать лишь те описания, которые выражены надревних,мертвых,сохранившихсятольковнаукеязыках.

Несмотря на то, что механическое искусство и прекрасное искусство – первое какискусствопростоприлежанияиобучения,второекакискусствогения–сильноотличаютсядруг от друга, не существует прекрасного искусства, в котором в качестве существенногоусловия не присутствовало бы нечто механическое, что можно понять и чему надлежитследовать по правилам; таким образом, что-то от школьного обучения составляетсущественное условие искусства. Ибо в художественном творчестве необходимо мыслитьнечтокакцель,впротивномслучаепроизведениенельзябудетотнестикискусству,онобылобыпростопродуктомслучая.Нодлятого,чтобыподчинитьпроизведениекакой-либоцели,нужныопределенныеправила,откоторыхнеследуетотступать.Посколькуоригинальностьталанта составляет существенное (но не единственное) свойство гения, легкомысленныелюди полагают, что заставят с наибольшей вероятностью видеть в них -расцветающихгениев, если откажутся от принудительности всех школьных правил, считая, что лучшегарцевать на норовистой лошади, чем на объезженной. Гений может дать лишь богатыйматериал для произведений прекрасного искусства, его обработка и форма требуютвоспитанного школой таланта, способного использовать этот материал таким образом,чтобы он устоял перед способностью суждения. Если же кто-либо говорит и судитнаподобиегениядажевделах,требующихсамоготщательногоисследованияразума,тоэтоужепростосмешно;

и право, не знаешь, кто более смешон – фокусник ли, напускающий такой туман, чтосудитьочем-либоотчетливоуженевозможно,нозатоможнобеспрепятственновоображатьчтоугодно,илипублика,простосердечнополагающая,будтоеенеспособностьяснопонять"ивникнутьвчудосовершаемогообъясняетсятем,чтоеезабрасываютогромнымимассаминовых истин, по сравнению с которыми детали (ясное объяснение и проверкаосновоположенийвсоответствиисошкольнымиправилами)представляютсяейнеболеечемдилетантством.

§48

ОБОТНОШЕНИИГЕНИЯКВКУСУ

Для суждения о прекрасных предметах как таковых требуется вкус, для самого жепрекрасногоискусства,тоестьдлясозданияподобныхпредметов,требуетсягений.

Если рассматривать гений как талант к прекрасному искусству (в чем и состоит,собственно, значение этого слова) и пытаться расчленить его на способности, сочетаниекоторых необходимо, чтобы составить подобный талант, надо прежде всего точноопределитьразличиемеждукрасотойприроды,суждениеокоторойтребуеттольковкуса,икрасотойвискусстве,возможностькоторой(начтовсужденииоподобномпредмететакжеследуетобратитьвнимание)требуетгения.

Красота в природе – это прекрасная вещь; красота в искусстве – прекрасноепредставлениеовещи.

Для того, чтобы судить о красоте в природе как таковой, мне не надо сначала иметьпонятие о том, чем должен быть этот предмет; другими словами,мне нет необходимостизнатьматериальнуюцелесообразность (цель); в суждениинравится самаформакак таковаябез знания цели. Но если предмет дан как произведение искусства и в качестве таковогодолженбытьпризнанпрекрасным,то,посколькуискусствовсегдапредполагаетвпричине(иеекаузальности)цель,сначалавосновудолжнобытьположенопонятиеотом,какойдолжнабытьэтавещь,и таккаксоответствиемногообразноговвещивнутреннемуееназначениюкак цели есть совершенство вещи, то в суждении о красоте в искусстве одновременнодолжно быть принято во внимание и совершенство вещи, тогда как в суждении о красотеприроды (как таковой) подобный вопрос даже не возникает. Правда, в суждении ободушевленныхпредметахприроды,например,человекаилилошади,обычно,когдасудятобихкрасоте,принимаютвовниманиеиобъективнуюцелесообразность;ноэтоуженечистоэстетическое суждение, не просто суждение вкуса. В этом суждении природа ужерассматривается не такой, какой она являет себя в качестве искусства, а поскольку онадействительно есть искусство (хотя и сверхчеловеческое); телеологическое суждениеслужитэстетическомуосновойиусловием,иэстетическоесуждениедолжноприниматьэтововнимание.Втакомслучае,–если,например,говорят:"Этокрасиваяженщина"–мыслятнечтоиное,как:природапрекрасновыражаетвееобразецелиженскоготелосложения;ибодлятого,чтобыпредметмыслилсяподобнымобразомпосредствомлогическиобусловленногоэстетическогосуждения,надлежитиметьввидунетолькоформу,ноипонятие.

Превосходство прекрасного искусства заключается именно в том, что оно изображаетпрекрасными вещи, которые в природе уродливы и отталкивающи. Ужасы, болезни,опустошения, войны и т. п. могут быть прекрасно описаны как вредные явления, дажеизображены на картине. Лишь один вид уродства не может быть представленсоответственноеговидувприроде,неуничтожаявсякоеэстетическоеблагорасположение,тоестькрасотувискусстве–этоуродство,вызывающееотвращение.Ибопосколькувэтомстранном,основанномтольконавоображенииощущениипредметпредставлентак,будтооннапрашивается на наслаждение, тогда как мы всеми силами препятствуем этому, топредставление об этом предмете как предмете искусства больше не отличается в нашемощущенииотегоприродыипоэтомунеможетсчитатьсяпрекрасным.Так,ваяние,поскольку

в его творениях искусство почти уподобляется природе, исключило непосредственноеизображение уродливых предметов и поэтому позволяет изображать, например, смерть (ввиде прекрасного гения), воинскую доблесть (в виде Марса) посредством аллегории илиатрибутов, которые выглядят привлекательно, то есть изображать предмет лишь косвеннопосредствомтолкованияразума,анетолькодляэстетическогосуждения.

Все сказанное относится к прекрасному представлению о предмете; оно, собственноговоря,естьлишьформапредставленияпонятия,посредствомкоторойпонятиестановитсявсеобще сообщаемым. Для того, чтобы придать эту форму произведению прекрасногоискусства,достаточновкуса,скоторым,развивинаправивегонарядепримеров,художниксопоставляет свое творение и после многих мучительных попыток обрестиблагорасположениенаходитнаконецтуформу,котораяемунужна;следовательно,этаформа–неделовдохновенияилисвободногопорывадушевныхсил,арезультатдлительного,дажеизнурительного стремления к такому совершенствованию, которое позволит придать ейсоответствиесмыслью,ненаносяприэтомущербасвободевигредушевныхсил.

Вкусестьлишьспособностьсуждения,анепродуктивнаяспособность;ипоэтомуто,чтоемусоответствует,неестьпроизведениепрекрасногоискусства–ономожетбытьтакжепродуктом полезного и механического искусства или даже науки, созданным поопределеннымправилам,которымможнонаучитьсяикоторымнадлежитстрогоследовать.Привлекательная же форма, которую придают этому продукту, – не более, чем средствосообщаемости и как бы манера представления, по отношению к которой еще сохраняетсяизвестнаясвобода, хотя этотпродукти связансопределеннойцелью.Так, требуют,чтобыстоловый прибор или моральный трактат, даже проповедь имели форму прекрасногоискусства,нонеказалисьприэтомвычурными;однакоэтоещенеоснованиедлятого,чтобыназыватьихтворениямипрекрасногоискусства.Кнемуотносятстихотворение,музыкальноепроизведение, картинную галерею и т. п., но и в том, что должно быть творениемпрекрасного искусства, часто обнаруживается гений, лишенный вкуса, или вкус, лишенныйгения.

§49

ОСПОСОБНОСТЯХДУШИ,ОБРАЗУЮЩИХГЕНИЙ

Онекоторыхпроизведениях,которыедолжныбылибы,хотябыотчасти,представлятьсобойпрекрасноеискусство,говорят,чтоонилишеныдуховности,хотясточкизрениявкусав них нет ничего вызывающего возражения. Стихотворение может быть очень милым иэлегантным,нодухвнемотсутствует.Рассказ–точениправилен,нолишеннымдуховности.Торжественная речь – основательной и вместе с тем изящной, но лишенной духовности.Разговор – часто достаточно занимателен, но дух в нем отсутствует; даже о женщинеговорят:онакрасива,разговорчиваиблагопристойна,новнейотсутствуетдух.Чтожездесьпонимаютподдухом?

Дух в эстетическом смысле – это оживляющийпринципв душе.То, посредствомчегоэтот принцип оживляет душу, материал, который он для этого использует, есть то, чтоцелесообразноприводитдушевныеспособностивдвижение,тоестьвтакуюигру,котораясамасебяподдерживаетисамаукрепляетнеобходимыедляэтогосилы.

Я утверждаю: этот принцип есть не что иное, как способность изображенияэстетических идей; под эстетической идеей я понимаю такое представление воображения,котороезаставляетнапряженнодуматьбезтого,чтобыемумоглабытьадекватнакакая-либоопределеннаямысль,тоестьпонятие;поэтомуязыкникогданеможетполностьювыразитьисделать понятным это представление. Легко заметить, что эта идея как бы находится вобратномсоответствии(pendant)сидеейразума, представляющейсобойпонятие, которомуникогданеможетбытьадекватносозерцание(представлениевоображения).

Воображение(вкачествепродуктивнойспособностипознания)оченьмогущественновсозданиикакбыдругойприродыизматериала,которыйейдаетдействительнаяприрода.Мыпредаемся ему, когда опыт представляется нам слишком будничным, переделываем опыт,правда, по все еще аналогичным законам, однако и по принципам, находящимся выше, вразуме(онистольжеестественныдлянас,какте,посредствомкоторыхрассудоксхватываетэмпирическую природу); при этом мы чувствуем себя свободными от закона ассоциации(присущего эмпирическому применению этой способности); ибо, хотя природа дает намматериал согласно данному закону, этот материал может быть переработан нами, в нечтосовершеннодругое,аименновто,чтопревосходитприроду.

Подобныепредставлениявоображенияможноназыватьидеями:отчастипотому,чтоонипо крайнеймере стремятся к чему-то находящемуся за пределами опыта и, таким образом,пытаются приблизиться к изображению понятий разума (интеллектуальные идеи), чтопридаетим видимость объективнойреальности; с другой стороны, и это главное, потому,что им в качестве внутренних созерцаний не может быть полностью адекватным никакоепонятие. Поэт решается представить в чувственном облике идею разума о невидимыхсущностях–царствоблаженных,преисподнюю,вечность,сотворениемираит.п.–илито,примеры чего, правда, даны в опыте, но что выходит за его пределы, например, смерть,зависть и все пороки, а также любовь, славу и т. д. сделать их с помощью воображения,которое стремится следовать примеру разума в достижении величайшего, чувственновоспринимаемымивполноте,примеракоторойнетвприроде;

собственно говоря, только в поэзии эта способность эстетических идей может

проявиться в полной мере. Рассмотренная же сама по себе, эта способность есть, посуществу,толькоталант(воображения).

Если под понятие подводится представление воображения, которое необходимо дляизображения,носамопосебетребуеттакогоглубокогомышления,котороеникогданеможетбыть охвачено определенным понятием, тем самым безгранично расширяет само понятиеэстетически, то воображение действует при этом творчески и приводит в движениеспособностьинтеллектуальныхидей(разум),аименнозаставляетмыслитьпоповодуэтогопредставления (хотя это относится к понятию предмета) больше, чем могло бы бытьпостигнутоиуясненовнем.

Теформы,которыенесоставляютсамогоизображенияданногопонятия,авыражаютвкачестведополнительныхпредставленийвоображениялишьсвязанныеснимследствияиегородственность другим понятиям, называют атрибутами (эстетическими) предмета, чьепонятиекакидеяразуманеможетбытьизображеноадекватно.Так,орелЮпитерасмолниейвкогтях–атрибутмогущественноговладыкинеба,апавлины–прекраснойвладычицынеба.Этиатрибутынепредставляют,подобнологическиматрибутам,то,чтозаключеновнашихпонятиях о возвышенности и величии творения, они отражают нечто другое, что даетвоображению повод распространиться на множество родственных понятий, которыепозволяютмыслитьбольшее,чемможетбытьвыраженовпонятии,определенномсловами;онидаютэстетическуюидею,котораяслужитидееразумавместологическогоизображения,в сущности же для того, чтобы оживить душу, открывая ей необозримую областьродственных представлений.Прекрасное искусство применяет это не только вживописи иваянии(гдеобычноупотребляетсятермин"атрибуты");поэзияиораторскоеискусствотакжезаимствуют дух, оживляющий их слова, у эстетических атрибутов предметов,сопутствующих логическим атрибутам и придающих изображению размах, которыйзаставляетмыслитьбольше,хотяивнеразвитомвиде,чемможетбытьохваченопонятием,тоестьопределеннымсловеснымвыражением.Ограничусьдлякраткостилишьнесколькимипримерами.

Если великий король в одном из своих стихотворений говорит: "Уйдем из жизни безропотаиниочемнежалея,ибо•мыоставляеммир,осыпанныйблагодеяниями.Таксолнце,завершивсвойдневнойпуть,освещаетмягкимсветомнебо,ипоследниелучи,которыеонопосылаетвэфир,–этоегопоследниевздохинаблагомира",тоэтимисказанныминасклонелет словами он оживляет свою космополитическую в ее настроенности идею атрибутом,который воображение (вызывая безоблачным вечером в душе воспоминание о прелестипрекрасного летнего дня) соединяет с этим представлением и который пробуждаетмножествоощущенийидополнительныхпредставлений,ненаходящихсвоеговыражения.Сдругойстороны,дажеинтеллектуальноепонятиеможетвсвоюочередьслужитьатрибутомчувственного представления и оживить его идеей сверхчувственного; но только в томслучае, если для этого использовано то эстетическое, которое субъективно связано ссознанием сверхчувственного. Так, например, поэт, описывая прекрасное утро, говорит:"Солнцепроглянуло,какпокоипроглядываетиздобродетели".Сознаниедобродетели,дажевтом случае, если только мысленно стать на точку зрения добродетельного человека,наполняет душу множеством возвышенных и успокоительных чувств и открываетбезграничную перспективу радостного будущего, которое полностью не могут выразитьслова,соответствующиеопределенномупонятию".

Одним словом, эстетическая идея есть присоединенное к данному понятиюпредставлениевоображения,связанноевсвободномегоприменениистакиммногообразиемчастичныхпредставлений,чтовыражение,котороеобозначалобыопределенноепонятиедля

него,найденобытьнеможет; следовательно,онопозволяетпримыслитькпонятиюмногонеизреченного; чувство этого неизреченного оживляет познавательную способность исвязываетдухсязыкомкакпростобуквой.

Такимобразом,способностидуши,соединениекоторых(вопределенномсоотношении)составляет гений, - это воображение и рассудок. Но так как в применении для познаниявоображение находится под властью рассудка и подчинено ограничению, чтобысоответствовать его понятию, а в эстетическом отношении оно свободно и может сверхсогласованностиспонятиемдать–правда,непреднамеренно–богатыйсодержанием,хотяинеразвитыйматериалдлярассудка,которыйтотвсвоемпонятиинепринималвовниманиеикоторый он применяет не столько объективно для познания, сколько субъективно дляоживленияпознавательныхспособностей,следовательно,косвенновсе-такидляпознания,–тогенийзаключается,собственноговоря,всчастливомсочетании,котороенельзяобрестивнаукеилидостигнутьприлежаниемикотороепозволяетнайтиидеидляданногопонятия,атакже выразить их таким образом, чтобы вызванная этим душевная настроенность моглабыть как сопутствующая понятию сообщена другим. Такой талант и есть, собственноговоря, то, что называют духом; ибо выразить неизреченное в состоянии души приизвестномпредставленииисделатьеговсеобщесообщаемым–будьтонаязыкеживописиили пластики – требует способности схватывать быстро исчезающую игру воображения ипридавать ей единство в понятии (именно поэтому оригинальном и вместе с темпредоставляющем новое правило, не следующее из предшествующих принципов илипримеров),котороеможетбытьсообщенобезпринужденияправилами.

Возвращаясь после этого анализа к данному выше объяснению того, что называютгением,мыобнаруживаем: во-первых, что гений– это таланткискусству, анекнауке, гдепервое место должны занимать и определять совершаемые действия хорошо известныеправила; во-вторых, что в качестве таланта к искусству гений предполагает определенноепонятиеопроизведениикакцели,атемсамым–рассудок,новместестемипредставление(хотяинеопределенное)оматериале,тоестьосозерцании,дляизображенияэтогопонятия,–следовательно, отношение воображения к рассудку; в-третьих, что гений проявляется нестольковосуществлениинамеченнойцели,визображенииопределенногопонятия,скольковизложении или выражении эстетических идей, содержащих богатый материал для даннойцели,итемсамымпредставляетвоображениевегосвободеотвсякогоподчиненияправилам,нотемнеменеецелесообразнымдляизображенияданногопонятия;и,наконец,в-четвертых,что непринужденная, непреднамеренная, субъективная целесообразность в свободномсоответствии воображения закономерности рассудка предполагает такое соотношение инастроенностьэтихспособностей,ккоторымневедетникакоеследованиеправилам,будьтонаукиилимеханическогоподражания,номожетсоздатьлишьприродасубъекта.

В соответствии с указанными предпосылками гений есть служащая образцоморигинальность природного дара субъекта в его свободном использовании своихпознавательныхспособностей.

Таким образом, произведение гения (то, что в этом произведении следует приписатьгению,аневозможномуобучениюилишколе)–примернедляподражания(иботогдабылобы.утраченото,чтоестьвпроизведениигенийисоставляетдухтворения),адляследованияему другого гения, в котором благодаря этому пробуждается чувство собственнойоригинальности, позволяющей ему осуществлять в искусстве свободу от правил такимобразом, что искусство само получает новое правило, благодаря чему талант становитсяобразцом.Нопосколькугений–любимецприродыиегоследуетсчитатьредкимявлением,то его пример служит для других способных людей школой, то есть методическим

руководствомпоправилам,втоймере,вкакойихудалосьизвлечьизпроизведенийегодухаиихсвоеобразия;длянихпрекрасноеискусствоестьподражание,длякоторогоприродадалаправилочерезпосредствогения.

Однакотакоеподражаниестановитсяобезьянничанием,еслиученикповторяетвсе,дажето уродливое, что гений вынужден был допустить, потому что устранить это былоневозможно,неослабляяидею.Подобноедерзаниеможетсчитатьсязаслугойтолькогения;емуразрешенаизвестнаясмелостьвыраженияивообщерядотклоненийотобщихправил;ноэтому отнюдь не следует подражать, само по себе оно остается ошибкой, которой надоизбегать; она составляет как бы привилегию гения, ибо от робкой осмотрительностипострадала бы неподражаемость его духовного порыва. Другой вид обезьянничанья –манерность;этоподражаниетолькосвоеобразию(оригинальности)кактаковому,стремлениеповозможностиотдалитьсяотподражателей,необладаяприэтомталантом,позволяющимслужитьобразцом.Существуютдваспособа (modus) изложения своихмыслей, одинизнихназываетсяманерой (modus aestheticus), другой –методом (modus logicus); они отличаютсядруг от друга тем, что первый руководствуется только чувством единства в изложении,второйжеследуетвэтомопределеннымпринципам.Дляпрекрасногоискусствазначимлишьпервый способ. Манерным произведение искусства называется лишь в том случае, еслихудожникстремитсяктому,чтобывыражениеегоидеибылоособенным,инесообразуетегос соответствием идее.Кичливость (напыщенность) и аффектация, направленные только нато, чтобы отличаться от обычного (но не обладая при этом духом), подобны поведениючеловека,окоторомговорят,чтоонсамсебяслушает,илитого,ктостоитидвижется,какнасцене,стараясьпривлечьксебевнимание,чтовсегдавыдаетдилетанта.

§50

ОСВЯЗИВКУСАСГЕНИЕМВПРОИЗВЕДЕНИЯХПРЕКРАСНОГОИСКУССТВА

Если спрашивается, что важнее в произведениях прекрасного искусства – проявлениегения или вкуса, то это равносильно вопросу, что имеет в них большее значение –воображение или способность суждения. Поскольку искусство при наличии в нем гениязаслуживает быть названным вдохновенным и только при наличии вкуса прекраснымискусством,топоследнее,вовсякомслучаевкачественеобходимогоусловия (conditio sinequa поп), – главное, на что следует обращать внимание в суждении об искусстве какпрекрасном.Богатствоиоригинальностьидейнеобходимынестолькодлякрасоты,сколькодлясоответствиявоображениявегосвободесзакономерностьюрассудка.Ибовсебогатствовоображения порождает в своей не подчиняющейся законам свободе только нелепость;напротив,способностьсуждения–этоспособностьпривестивоображениевсоответствиесрассудком.

Вкус, как и способность суждения вообще, есть дисциплина (воспитание) гения; онасильноподрезает емукрыльяиделает егоблагонравнымиизысканным; вместе с темвкусосуществляет руководство над гением, указывая ему, на что и в какой степени он можетраспространяться, оставаясь целесообразным; внося ясность и порядок в полноту мыслей,вкус делает идеи устойчивыми, способными вызывать длительное и всеобщее одобрение,побуждать к деятельности других и постоянно развивать культуру. Поэтому, если пристолкновении этих двух свойств в художественном произведении следует чем-либопожертвовать, то это, скорее, должно относиться к гению; способность же суждения,котораяввопросахпрекрасногоискусствавысказывается,исходяизсобственныхпринципов,допуститскорееограничениесвободыибогатствавоображения,чемограничениерассудка.

Следовательно,дляпрекрасногоискусстватребуютсявоображение,рассудок,духивкус.

§51

ОДЕЛЕНИИПРЕКРАСНЫХИСКУССТВ

Красотой вообще (будь то красота природы или красота искусства) можно назватьвыражениеэстетическихидей,стойтолькоразницей,чтовпрекрасномискусствеэтуидеюдолжновызыватьпонятиеобобъекте,авпрекраснойприродедлятого,чтобыпробудитьисообщить идею, выражением которой должен служить объект, достаточно рефлексии оданномсозерцаниибезпонятиятого,чемдолженбытьобъект.

Если, следовательно, мы хотим дать деление прекрасных искусств, то в качественаиболее удобного принципа для этого нам надлежит, по крайней мере в виде попытки,избрать аналогию искусства с тем способом выражения, которым люди пользуются вразговоре,чтобыкакможноболееполносообщитьосебедругдругу,тоестьнетолькосвоипонятия,ноиощущения.Этотспособвыражениясостоитвслове,жестеитоне(артикуляции,жестикуляции и модуляции). Только при соединении этих трех видов можно полностьювыразить то, что хочет сообщить говорящий. Ибо таким образом мысль, созерцание иощущениеодновременноивсоединениипередаютсядругому.

Существуют только три вида прекрасных искусств: словесное, изобразительное иискусство игры ощущений (в качестве впечатлений внешних чувств). Это деление можнопроизвести и дихотомически, – чтобы прекрасные искусства делились на искусствовыражениямыслейилисозерцаний,аоновсвоюочередьделилосьбыпоформеилиматерии(по ощущению). Однако такое деление выглядело бы слишком абстрактным и не стольсоответствующимобычнымпонятиям.

1.Ксловеснымискусствамотносятсякрасноречиеипоэзия.Красноречие-этоискусствозаниматься делом рассудка как свободной игрой воображения; поэзия – заниматьсясвободнойигройвоображениякакделомрассудка.

Следовательно,ораторвозвещаетоделеиосуществляетеготак,будтоонопростоиграидеями, чтобы занять слушателей.Поэт возвещает только о занимательной игре идеями, итемнеменеерассудкупредставляется,будтопоэтнамеревалсязаниматьсятолькоегоделом.Соединение и гармония обеих познавательных способностей, чувственности и рассудка,которые не могут обойтись друг без друга и вместе с тем не могут быть соединены безпринужденияивзаимногоущерба,должноказатьсянепреднамереннымипроисходящимкакбы само собой; в противном случае это не прекрасное искусство. Поэтому в нем следуетизбегатьвсегонарочитогоипедантичного.Прекрасноеискусстводолжнобытьсвободнымвдвойномзначенииэтогослова:какпотому,что,вотличиеотзанятиядлязаработка,ононеесть труд, количество которого можно установить, востребовать и оплатить поопределенному мерилу, так и потому, что душа чувствует себя, правда, занятой, но, нестремясь при этом к другой цели (независимо от вознаграждения), умиротворенной ипробужденной.

Таким образом, хотя оратор и дает нечто сверх обещанного, а именно занимательнуюигрувоображения,оннеполностьювыполняетсвоеобещание,тоестьто,чтопосуществуиестьвозвещенноеимдело,аименноцелесообразнозанятьрассудок.Напротив,поэтобещаетмало, возвещает лишь игру идеями, но совершает нечто достойное того, чтобы имзанимались, а именно, играя, дает рассудку пищу и посредством воображения –жизнь его

понятиям;темсамыморатордает,всущности,меньше,поэт–больше,чемобещает.2.Изобразительныеискусстваилиискусствавыраженияидейвчувственном созерцании

(не посредством представлений воображения, которые возбуждаются словами) – это либоискусство чувственной истины, либо искусство чувственной иллюзии. Первое называетсяпластикой,второеживописью.Обаонисоздаютвпространствеобразыдлявыраженияидей.Односоздаетобразы,воспринимаемыедвумячувствами,зрениемиосязанием(хотяосязаниепредназначенонедляощущениякрасоты),другое–образы,воспринимаемыетолькозрением.В основе того и другого в воображении лежит эстетическая идея (archetypon, прообраз);образже,которыйсоставляетвыражениеэтойидеи(ektypon,воспроизведение),даетсялибов его телесной протяженности (так же как существует сам предмет), либо так, как онрисуетсяглазу(поеговидимостинаплоскости);

или, при воспроизведении, условием рефлексии делают либо отношение кдействительнойцели,либолишьвидимостьэтойцели.

Кпластикекакпервомувидупрекрасногоизобразительногоискусстваотносятсяваяниеи зодчество.Первое – это искусство, телесно изображающее понятия вещей так, как онимоглибысуществоватьвприроде(но,какпрекрасноеискусство,онопринимаетвовниманиеэстетическую целесообразность); второе - искусство представлять понятия вещей,возможных только в искусстве, форма которых имеет для этого своим определяющимоснованием не природу, а произвольную цель, но представлять их при этом эстетическицелесообразно. В зодчестве главное – определенное использование предмета, созданногоискусством, и это как условие ограничивает эстетические идеи. В ваянии главная цель –выражение эстетических идей. Так, статуи людей, богов, животных и т. п. относятся кваянию; храмы, пышные здания для публичных собраний, а также жилища, триумфальныеарки, колонны, гробницы и т. п., воздвигнутые для увековечения памяти, относятся кзодчеству. Сюда же можно отнести хозяйственную утварь (поделки столяра и другиеобиходныевещитакогорода); существенноевпроизведении зодчества– это соответствиепродукта возможности его определенного использования, тогда как произведениескульптуры,котороесозданотолькодлясозерцания,идолжнонравитьсясамопосебе,естьвкачестве телесного изображения просто подражание природе, но в соотнесении сэстетическими идеями; однако чувственная истина не должна доходить до того, чтобыпроизведениепереставалобытьискусствомипродуктомпроизвола.

Живопись - второй вид изобразительных искусств, художественно изображающийчувственную видимость в ее связи с идеями, я бы разделил на искусство прекрасногоизображенияприродыиискусствопрекрасногосочетанияеепродуктов.Первое–собственноживопись, второе –декоративное садоводство. Ибо первое дает лишь видимость телеснойпротяженности,второедаетэтупротяженностьвееистине,ноприэтомлишьвидимостьееиспользования и применения для других целей, а не только для игры воображения присозерцанииегоформ.Этонечтоиное,какукрашениеземлитемжемногообразием(травами,кустами, цветами и деревьями, даже водами, холмами и долинами), которое предлагаетсозерцаниюприрода,стойтолькоразницей,чтоздесьэтосочетаетсяиначеивсоответствиисопределеннымиидеями.Нопрекрасноесочетаниетелесныхвещейтакже,какиживопись,данотолькодляглаза;осязаниенеможетдатьнаглядногопредставленияотакойформе.Кживописивширокомсмыслесловаябыотнестакжеукрашениекомнатобоями,орнаментомикрасивоймебелью,которыеслужаттолькодлялицезрения,атакжеискусствоодеватьсясовкусом (кольца, табакерки и т. д.). Ибо клумбы со всевозможными цветами, комнаты совсевозможнымиукрашениями(втомчислеинарядыдам)составляютсвоегородакартинунапышном празднестве, которая, подобно подлинным картинам (не ставящим своей целью

обучать истории или естествознанию), служат только лицезрению, чтобы занять идеямивоображение в его свободной игре и занять без определенной цели способностьэстетического суждения. Техника создания всех этих украшений может быть по своиммеханическим приемам самой различной и требовать самых различных художников, носуждениевкусаотом,чтовэтомискусствепрекрасно,имеетодноназначение:судитьтолькоо формах (не принимая во внимание цель данного произведения) так, как они предстаютперед нашим взором в отдельности или в своем соединении, по действию, которое ониоказываютнавоображение.Уподоблениеизобразительногоискусства(поаналогии)мимике,сопровождающейречь,оправдываетсястремлениемдухахудожникадатьпосредствомсвоихобразовтелесноевыражениетого,чтоикаконмыслил,какбызаставитьсамопроизведениеговоритьпосредствоммимики–обычнаяигранашейфантазии,наделяющейбезжизненныевещивсоответствиисихформойдухом,которыйговоритизних.

3.Искусствопрекраснойигрыощущений(которыевозбуждаютсяизвне,ноигракоторыхдолжнаобладатьвсеобщейсообщаемостью)можеткасатьсялишьсоотношенияразличныхстепенейнастроенности(напряженности)чувства,воспринимающегоощущение,тоестьеготона; и в этом широком смысле оно может быть разделено на художественную игруощущенийслухаизрения,тоестьнамузыкуиискусствоколорита.Примечательно,чтообаэти чувства обладают помимо восприимчивости к впечатлениям, необходимой, чтобыполучать посредством них понятия о внешних предметах, еще особым, связанным с этимощущением, о котором трудно сказать, лежит ли в его основе чувство или рефлексия; этавосприимчивостьможетиногдаотсутствовать,хотяприэтомчувство,посколькуречьидето познании им объекта, совсем не всегда слабо развито, а иногда даже необычайно тонко.Это означает: нельзя с уверенностью сказать, есть ли краска или тон лишь приятныеощущенияилиужесамипосебе–прекраснаяиграощущенийивкачестветаковойведуткблагорасположению,испытываемомуотформывэстетическомсуждении.Еслиподуматьоскорости колебаний света или, во втором случае, о скорости колебаний воздуха, которая,вероятно, во много раз превосходит нашу способность судить непосредственно привосприятии о соотношении производимого ею деления времени, то следовало быпредположить,чтоощущаетсятолькодействиеэтихколебанийнаэластичныечастинашеготела, совершаемое же им деление времени не замечается и не привносится в суждение,другими словами, с красками и звуками связывается только приятность, а не красота ихкомпозиции.Ноеслиподумать,во-первых,оматематическойсторонетого,чтоможетбытьсказано о пропорции этих колебаний в музыке и в ее оценке, и судить, как подобает, оконтрастахкрасокпоаналогиисмузыкой,если,во-вторых,обратитьвниманиенато,чтовряде, правда, очень редких случаев люди, обладающие наилучшим зрением, не различаюткрасок, а обладающие тончайшим слухом, не различают звуков, далее, на тех, кто этойспособностьюобладаетивоспринимаетизменениекачества(нетолькостепениощущения)приразличнойнапряженностинашкалекрасокизвуков,атакже,чтоихчислопредназначенодля постижимых различении, – то окажется необходимым рассматривать оба названныхощущениянепростокакчувственноевпечатление,акакдействиесужденияоформевигремногих ощущений. Различие мнений в суждении об основе музыки может изменитьдефиницию лишь в том смысле, что музыку сочтут либо, как это сделали мы, прекраснойигрой ощущений (посредством слуха), либо игрой приятных ощущений. Только в первомслучае музыка полностью представляется прекрасным искусством, во втором случае –приятнымискусством(покрайнеймереотчасти).

§52

ОСОЕДИНЕНИИРАЗЛИЧНЫХПРЕКРАСНЫХИСКУССТВВОДНОМПРОИЗВЕДЕНИИ

Красноречиеможетбытьсоединеносживописнымизображениемкаксвоихсубъектов,такипредметоввдраме,поэзиясмузыкой–впении,пениежесживописным(театральным)изображением–вопере,играощущенийвмузыкесигройобразов–втанцеит.д.Такжеиизображение возвышенного, поскольку оно относится к прекрасному искусству, можетсоединиться с красотой в рифмованной трагедии, дидактическом стихотворении и воратории;ивтакихсоединенияхпрекрасное

искусство становится еще более художественным; но становится ли оно такжепрекраснее(когдаперекрещиваютсястольмногообразныеразличныевиды),вызываетврядеслучаев сомнение. Во всяком прекрасном искусстве существенное заключено в форме,целесообразной для наблюдения и суждения, где удовольствие есть одновременно икультураирасполагаетдухкидеям,темсамымделаяеговосприимчивымкрядуподобныхудовольствий и развлечений в форме, а не в материи ощущения (в привлекательности илитрогательности),когдавседелотольковнаслаждении,котороеничегонеоставляетвидее,притупляет дух, постепенно вызывает отвращение к предмету и делает душу вследствиеосознанияеюнецелесообразностисвоейнастроенностипосуждениюразуманедовольнойикапризной.

Еслипрекрасноеискусствонесочетаютвтойилиинойстепенисморальнымиидеями,которыетолькоисоздаютсамостоятельноеблагорасположение,тоименнотаковойокажетсявконцеконцовегосудьба.Вэтомслучаеонослужитлишьдляразвлечения,потребностьвкотором становится тем больше, чем чаще к нему обращаются, стремясь устранитьнедовольство души собой, делая ее все более бесполезной и недовольной собой. Вообщесвязиискусства сморальнымиидеямибольшевсего способствуеткрасотаприроды, если сраннеговозрастапривыкнутьнаблюдатьзаней,судитьонейилюбоватьсяею.

§53

СРАВНЕНИЕРАЗЛИЧНЫХПРЕКРАСНЫХИСКУССТВПОИХЭСТЕТИЧЕСКОЙЦЕННОСТИ

Первоеместосредивсехискусствзанимаетпоэзия(онапочтиполностьюобязанасвоимпроисхождением гению и меньше всего руководствуется примерами и предписаниями).Поэзиярасширяетдушутем,чтодаетвоображениюсвободуивпределахданногопонятияизбираетизбезграничногомногообразиявозможныхсогласующихсяснимформту,котораясвязываетизображениепонятиястакимбогатствоммыслей,адекватнымкоторомунеможетбыть ни одно выражение в языке, и, следовательно, эстетически возвышается до идей.Поэзия укрепляет душу, дозволяя ей почувствовать свою свободную, самодеятельную инезависимую от природного назначения способность рассматривать природу как явление исудитьонейповоззрениям,которыесамаприроданедаетвопытеничувству,нирассудку,и,такимобразом,использоватьприродудлясверхчувственного,какбывкачествеегосхемы.Поэзияиграетвидимостью,создаваемойпосвоемуусмотрению,неприбегаякобману,ибоона сама объявляет свое занятие лишь игрой, которая, однако, может быть целесообразноиспользована рассудком для его дела. Красноречие, если под ним понимать искусствоуговаривать,тоестьвводитьвзаблуждениеспомощьюкрасивойвидимости(вкачествеarsoratoria), а не просто умение красиво говорить (красоту слога и стиля), есть диалектика,заимствующаяупоэзиилишьнеобходимоедлятого,чтобынастроитьдуши,дотогокаконивынесут свое суждение в пользу оратора, и таким образом лишить это суждение свободы;поэтому применение красноречия не следует рекомендовать ни в суде, ни на кафедре.Ибокогда речь идет о гражданских законах, о праве отдельных лиц или о продолжительномнаставлении и определении умов к правильному пониманию и добросовестномувыполнению своих обязанностей, недостойно такого важного дела допускать даже следчрезмерного остроумия и воображения, а тем более искусства уговаривать и располагать вчью-либопользу,ибохотяэтоискусствочастоприменяетсядлядостижениясамихпосебеправомерных и похвальных целей, оно неприемлемо потому, что способствуетсубъективномуискажениюмаксимиубеждений,пустьдажеобъективнодеяниеправомерно;ведьнедостаточносовершатьправое,ноисовершатьэтоследуетлишьнатомосновании,что оно есть правое. К тому же просто ясное понятие о такого рода человеческихобстоятельствах, живо изложенное, иллюстрированное примерами и свободное отнарушений правил благозвучия языка или благопристойности выражения соответственноидеям разума (что в своей совокупности и составляет красноречие), уже само по себеоказываетдостаточноевлияниенадушилюдей,инетникакойнеобходимостиприбегатькмеханизму уговоров, которые, поскольку они могут быть использованы также дляоправданияилисокрытияпорокаизаблуждения,немогутзаглушитьтайногоподозрениявжелании оправдать вину изощренным хитроумием. В поэзии все происходит честно иоткрыто.Она признается в том, что хочет просто вести занимательнуюигру воображения,причем по форме в согласовании с законами рассудка, и не стремится перехитрить илизапутатьрассудокчувственнымизображением.

Вследзапоэзиейябыназвал,еслиречьидетопривлекательностиидушевномволнении,тоискусство, котороеближевсегокнейиз словесныхискусствиочень естественносней

соединяется,аименномузыку.Ибохотямузыкаиговориттолькопосредствомощущенийбезпонятий, тем самым, в отличие от поэзии, не оставляет ничего для размышления, онамногообразнееи,несмотрянасвоюпреходящесть, глубжеволнуетдушу;правда, ее скорееможно назвать наслаждением, чем культурой (возбуждаемая ею попутно игра мыслей естьлишьвоздействиенекойкакбымеханическойассоциации),ипосуждениюразумаонаимеетменьшуюценность,чемлюбойдругойвидпрекрасногоискусства.Поэтомумузыка,подобновсякому наслаждению, требует частой перемены • и не выдерживает многократногоповторения, нагоняя этим скуку. Привлекательность, которую музыка сообщает стольвсеобще, основывается, вероятно, на том, что каждое выражение языка связано в своейсовокупностисозвучанием,соответствующимегосмыслу,чтоэтозвучаниевбольшейилименьшей степени выражает аффект говорящего и в свою очередь возбуждает аффект вслушающем,вызывающийвнемидею,котораявыраженавязыкетакимзвучанием;атаккакмодуляцияестькакбывсеобщий,понятныйкаждомучеловекуязыкощущения,музыкасамапосебепользуетсяеюсовсейприсущейейвыразительностьюи, такимобразом,по законуассоциациисообщаетвсеместественносвязанныесэтимэстетическиеидеи;но,посколькуэтиидеинесутьпонятияиопределениямысли,формасочетанияэтихощущений(гармония,мелодия) служит, в отличие от формы языка, только для того, чтобы посредством ихпропорциональнойнастроенности(которая,таккаквзвукахонаосновываетсянаотношениичиславибрацийвоздухавопределенноевремя,посколькузвукисоединяютсяодновременноили в последовательности, может быть подведена под определенные математическиеправила) выразить эстетическую идею целого неизреченного богатства мыслей всоответствии с определенной темой, составляющей господствующий в музыкальномпроизведении аффект. С этой математической формой, хотя и не представленной вопределенных понятиях, только и связано благорасположение, которое рефлексия о такоммножестве сопровождающих друг друга или следующих друг за другом ощущенийсвязываетсихигройкакзначимымдлякаждогоусловиемэтойформы;

и,толькоисходяизэтойформы,можносчитатьсебявправезаранеевысказыватьвсвоемвкусесуждениекаждого.

Однако с привлекательностью и душевным волнением, вызываемым музыкой,математика безусловно ни в коеймере не связана; она лишь необходимое условие (conditiosine qua n оn) того соотношения впечатлений, как в их связи, так и чередовании, котороепозволяет соединить их воедино и помешать им уничтожить друг друга, сочетать их внепрерывномдвижениииоживлениидушипосредствомсозвучныхс этимаффектови темсамымпривестиеекспокойномусамонаслаждению.

Еслижеоцениватьзначимостьпрекрасныхискусствпотойкультуре,которуюонидаютдуше, и принять за масштаб расширение способностей, которые должны объединиться вспособности суждения для познания, то музыка, поскольку она играет лишь ощущениями,займетсредипрекрасныхискусствнизшееместо(хотявтом,чтоценитсякакприятное,бытьможет,высшее).Следовательно,вэтомотношенииизобразительныеискусствапревосходятее;ибо,вовлекаявоображениевсвободнуюивместестемсоответствующуюрассудкуигру,они одновременно заняты делом, создавая произведение, которое служит рассудочнымпонятиям длительно действующим и самим по себе рекомендуемым средством,способствующим соединению этих понятий с чувственностью, и тем самым как быдоходчивости высших познавательных способностей. Эти два вида искусств идутсовершенноразличнымипутями:первый–отощущениякнеопределеннымидеям;

второй – от определенных идей к ощущениям. Последние производят длительное,первые–преходящеевпечатление.Воображениеможетвосстановитьвпечатлениеинаходить

в этом приятное развлечение; преходящиеже впечатления либо сразу полностьюисчезают,либо, если воображение непроизвольно их повторяет, они становятся скорее назойливыми,чем приятными; сверх того, музыке недостает вежливости; дело в том, что она,преимущественноиз-захарактерасвоихинструментов,распространяетсвоевлияниедальше,чем требуется (на соседей), таким образом, как бы навязывается и тем самым ущемляетсвободу других, находящихся вне музыкального общества. Этого недостатка лишены тевидыискусства, которые обращаются к зрению, ведь для того, чтобыонине производиливпечатления,достаточноотвестивзор.Воздействиемузыкиподобнонаслаждениюотдалекораспространяющегосязапаха.Тот,ктовынимаетизкармананадушенныйплаток, заставляетвдыхатьэтотароматвсехвокругсебяирядомссобойпротивихволи,принуждаяих,еслионихотятдышать,одновременноинаслаждаться;почемуэтоивышлоизмоды.

Изизобразительныхискусствяотдалбыпредпочтениеживописи, отчастипотому,чтоона в качестве искусства рисунка лежит в основе всех остальных видов изобразительногоискусства, отчасти же потому, что она способна значительно глубже проникать в областьидей и в соответствии с ними расширять область созерцания в большей степени, чем этодоступнодругимвидамискусства.

§54

ПРИМЕЧАНИЕ

Междутем,чтонравитсятольковоценке,итем,чтодоставляетудовольствие(нравитсяв ощущении), существует, как мы часто показывали, значительная разница. Второго, вотличие от первого, нельзя ждать от каждого. Удовольствие (даже если причина егозаключенавидеях)всегда,по-видимому,состоитвчувстве,котороеблаготворновлияетнавсюжизньчеловека, темсамымина егофизическоесостояние, то есть здоровье;поэтомуЭпикур,считаявсякоеудовольствиевсущностителеснымощущением,был,бытьможет,нетак уж не прав, только сам не понимал себя, когда причислял к удовольствиюинтеллектуальное и даже практическое благорасположение. Если иметь в виду последнееразличие, то можно понять, как удовольствие может не нравиться тому, кто его ощущает(например, радость нуждающегося, но благонамеренного человека при получениинаследства от любящего, но скаредного отца), как глубокая скорбь может даже нравитьсятому, кто ее испытывает (например, горе вдовы, вызванное смертью ее обладавшегомногими достоинствами мужа), как удовольствие может, сверх того, еще и нравиться(например, удовольствие от наук, которыми мы занимаемся) или как боль (например,причиняемая ненавистью, завистью, жаждой мести) может к тому же еще и не нравиться.Благорасположение или неблагорасположение основано здесь на разуме и тождественноодобрению или неодобрению; удовольствие же и страдание могут покоиться только начувстве или на ожидании возможного (по какой бы то ни было причине) хорошего илиплохогосамочувствия.

Всякаяменяющаясясвободнаяиграощущений(неоснованнаянакаком-либонамерении)доставляетудовольствие,посколькуонаусиливаетчувствоздоровья,причемнезависимооттого,удовлетворяетлинасвсужденииразумапредметэтогоудовольствияидажесамоэтоудовольствие; и это удовольствие может достичь аффекта, хотя мы и не испытываеминтереса к самому предмету, во всяком случае, не настолько, чтобы он был соразмеренстепенииспытываемогоудовольствия.Игруощущенийможноразделитьнаазартную игру,игрузвуков иигрумыслей.Перваятребует интереса, будь то тщеславия или своекорыстия,который, однако, далеко не так велик, как интерес к способу, которыммыпытаемся этогодостигнуть; вторая требует лишь смены ощущений, каждое из которых соотносится саффектом, не достигая, однако, степени аффекта, и возбуждает эстетические идеи;третьявозникаетлишьизсменыпредставленийвспособностисуждения,что,правда,непорождаетмысль, связанную с каким-либо интересом, но все-таки оживляет душу. О том, какоеудовольствиедолжныдоставлятьэтиигры,хотяинезачемсчитать,чтовихосновележиткакая-либо заинтересованность, свидетельствуют все наши вечера; ведь без игр вряд лиможет обойтись какой-либо вечер. В них проявляются такие аффекты, как надежда, страх,радость, гнев, насмешка; они ежеминутно сменяют друг друга и настолько сильны, что,создавая внутреннее движение, вызывают усиление всей жизнедеятельности тела, чтодоказывает вызванная этим бодрость духа, хотя при этом участники игры ничего неприобрелииничемуненаучились.Нопосколькуазартнаяигранеестьпрекраснаяигра,мыоней здесь говорить не будем. Напротив, музыка и повод к смеху суть два типа игрыэстетическими идеями или представлениями рассудка, посредством которых ничего не

мыслитсяикоторыеисключительноблагодарятому,чтоонисменяютдругдруга,могутвсе-такидоставлятьживоеудовольствие;этимонидостаточнояснопоказывают,чтооживлениевобоихслучаяхноситтолькотелесныйхарактер,хотяоноисоздаетсяидеямидуши,ичтовсе, провозглашаемое столь тонким и одухотворенным удовольствие развлекающегосяобщества есть просто чувство здоровья, достигнутое благодаря соответствующему этойигре движению внутренних органов. Не суждение о гармонии звуков или острот, котораясвоей красотой служит лишь необходимым средством, а повышенная жизнедеятельностьтела,аффект,которыйприводитвдвижениевнутренниеорганыидиафрагму,однимсловом,чувство здоровья (без такого повода оно обычноне ощущается) составляет удовольствие,заключающееся в том, что к телу можно подступиться и через душу и что душу можноиспользоватьдляврачеваниятела.

В музыке эта игра идет от ощущения тела к эстетическим идеям (объектам дляаффектов),аотнихобратнокощущениютела,носвозросшейсилой.Вшутке(которуютакже, как музыку, следует отнести скорее к приятному, чем к прекрасному искусству) играначинается с мыслей; в своей совокупности, стремясь найти для себя чувственноевыражение, они занимают и тело; а так как участие рассудка, который не нашел в этомизображенииожидаемого,внезапноослабевает,тодействиеэтогоослабленияощущаетсявтеле через вибрацию органов, которая содействует восстановлению их равновесия иблаготворновлияетназдоровье.

Во всем, что вызывает веселый неудержимый смех, должно заключаться нечтобессмысленное (в чем, следовательно, рассудок сам по себе не может находитьблагорасположение). Смех – это аффект, возникающий из внезапного превращениянапряженногоожиданиявничто.Именноэтопревращение,котороедлярассудкабезусловноне радостно, все же косвенно вызывает на мгновение живую радость. Следовательно,причина должна заключаться во влияниипредставления на тело и на взаимодействие его сдушой;причемнепотому, чтопредставлениеобъективно естьпредметудовольствия (ибокак может доставлять удовольствие обманутое ожидание?), а только потому, что этоожидание,какиграпредставлений,создаетвтелеравновесиежизненныхсил.

Мы смеемся и ощущаем истинное удовольствие, слушая рассказ о том, как в Суратеиндиец, который сидел за столом у англичанина, увидев, когда тот откупорил бутылку сэлем, что пиво, превратившись в пену, выходит из бутылки, выразил в многочисленныхвосклицаниях крайнее удивление, а на вопрос англичанина, что же в этом удивительного,ответил:"Меняудивляетнето,чтооновыходит,ато,каквамудалосьзагнатьеготуда";исмеемсямынепотому,чтоощущаемсебянесколькоумнееэтогоневежественногоиндийцаили по поводу чего-либо приятного, обнаруженного во всем этом нашим рассудком, апотому, что наше напряженное ожидание внезапно превратилось в ничто. Или еслинаследникбогатогородственника,намеревающийсяторжественнооформитьегопохороны,жалуется, что это ему не удается, ибо (говорит он) "чем больше я плачу плакальщикам,чтобы они выглядели грустными, тем веселее они выглядят", то мы громко смеемся, апричина этого заключается в том, что наше ожидание внезапно превратилось в ничто.Следуетзаметить,чтоожиданиедолжнопревратитьсяневпозитивнуюпротивоположностьожидаемогопредмета–таккакэтовсегдаестьнечтоичастоможетогорчить,–ноименновничто.Ибоесликто-либовозбуждаетвнассвоимрассказомбольшиеожидания,авконцемысразужепонимаем,чтооннесоответствуетистине,тонамэтоненравится;например,когдарассказываютолюдях,которые,переживбольшоегоре,заночьпоседели.Напротив,есливответнаподобныйрассказкакой-нибудьшутниксовсемиподробностямирасскажетогорекупца,который,возвращаясьвЕвропуизИндиисовсемсвоимсостоянием,помещеннымв

товары, вынужден был в страшную бурю выбросить все за борт, и это его расстроило дотакой степени, что в туженочьпоседел егопарик, - томы смеемся и это доставляет намудовольствие,посколькумыещенекотороевремяперебрасываемсвойсобственныйпромах,пытаясь поймать, впрочем, безразличный нам предмет или, вернее, идею, за которой мыследовали,междутемкакмыстремимсялишьсхватитьиудержатьего.Здесьудовольствиедоставляет не отповедь лжецу или глупцу, ибо и сама по себе эта история, будь онарассказанасерьезно,вызвалабыгромкийсмехвобществе,напредыдущийжерассказ,скореевсего,вообщенестоилобыобращатьвнимание.

Следует заметить, что во всех этих случаях в шутке должно быть заключено нечто,способноенамгновениеобмануть;поэтому,кактолькоиллюзиярассеивается,превращаясьвничто, душа вновь оглядывается, чтобы сделать еще одну попытку, и, бросаемая в разныестороны под влиянием быстро следующих друг за другом усилением и ослаблениемнапряжения, приводится к колебанию; поскольку отрыв от того, что как бы натягивалоструну, происходит внезапно (не посредствомпостепенного ослабления), то это колебаниедолжновызватьдушевноедвижениеисоответствующее,емувнутреннеетелесноедвижение,новместестемивеселость(какдействиеспособствующегоздоровьюдвижения).

Ибо если допустить, что со всеми нашимимыслями гармонически связано какое-либодвижение телесных органов, то нетрудно понять, как внезапному принятию то одной, тодругой точки зрения для рассмотрения своего предмета может соответствоватьпопеременное напряжение и расслабление эластичных частей наших внутренних органов,которые передаются диафрагме (подобно тому, что чувствуют люди, боящиеся щекотки);приэтомлегкиевыталкиваютвоздухбыстроследующимидругзадругомвыдохамиитакимобразом создают полезное для здоровья движение; именно оно, а не то, что происходит вдуше,служитподлиннойпричинойудовольствияотмысли,которая,посуществу,ничегонепредставляет. Вольтер говорил, что небо дало нам в противовес множеству трудностейжизни две вещи: надежду и сон. Он мог бы присоединить к этому смех, если бы толькосредствавызватьегоуразумныхлюдейбылибылегкодоступныиеслибынеобходимыедляэтогоостроумиеиоригинальностьнастроениянебылибыстольредки,скольраспространенталант сочинять так головоломно, как мистики, так сногсшибательно, как гении, или такдушераздирающе,какавторычувствительныхроманов(пожалуй,моралистытогожетипа).

Следовательно,можно,какяполагаю,согласитьсясЭпикуром,чтовсякоеудовольствие,дажееслионовызванопонятиями,возбуждающимиэстетическиеидеи, естьживотное, тоесть телесное, ощущение, нисколько этим не умаляя ни духовное чувство уважения кморальным идеям, которое есть не удовольствие, а уважение к себе (к человеку в нас),возвышающеенаснадпотребностьювудовольствии,нидажезначениеменееблагородногочувства,вкуса.

Нечто,состоящееизтогоидругого,обнаруживаетсявнаивности,котораяестьвспышканекогда естественной для человеческой природы искренности, противостоящей тому, чтостало второй натурой человека, – искусству притворства. Над простотой, которая еще неумеетпритворяться,смеются,радуясьодновременнопростотеприроды,котораястановитсяздесь препятствием этому искусству. Ожидали повседневной привычки к искусственностивыражения, предусмотрительно рассчитанного на красивую видимость, а перед намивнезапнооказаласьнеиспорченнаяневиннаянатура,встретитькоторуюмыникакнеожидалиикоторуютот,ктоеепроявляет,совсемнесобиралсяобнаруживать.Чтокрасивая,ноложнаявидимость, которая обычно столь много значит в нашем суждении, здесь внезапнопревращаетсявничтоичтовнассамихкакбыобнажаетсяпритворщик,вызываетдушевноедвижение, которое идет по двум противоположным направлениям, что также целебно

сотрясает тело. Но то, что бесконечно превосходит все привычные обычаи, чистотамышления (по крайней мере ее задатки), которая еще не совсем исчезла в человеческойприроде,привноситвигруспособностисуждениясерьезностьиглубокоеуважение.Однакопосколькуэтолишькратковременноеявлениеипокровпритворствавновь заслоняетего, кэтому примешивается и сожаление, нежная умиленность, которая в качестве игры легкосоединяется с добродушным смехом и обычно действительно с ним соединяется,вознаграждаятого,ктодалдляэтогоповод,заегосмущение,вызванноетем,чтоонещенеумудренжитейским опытом.Поэтому искусство бытьнаивным есть противоречие; однакопредставлятьнаивностьввымышленномлицевозможноиявляетсобойпрекрасное,хотяиредкоеискусство.Носнаивностьюнеследуетсмешиватьчистосердечнуюпростоту,котораялишь потому не привносит искусственность в природу, что не ведает, что есть искусствочеловеческогообщения.

К тому, что, поднимая наше настроение, родственно удовольствию, получаемому отсмеха и относящемуся к оригинальности духа, но не к таланту в области прекрасногоискусства, следуетотнестипричудливостьманер.Причудливость в хорошем значении этогослова означает талант произвольно переходить в такое расположение духа, когда обо всехвещах судят совершенно иначе, чем обычно (даже наоборот) и все-таки соответственнопринципамразумавподобнойдушевнойнастроенности.Тот,ктонепроизвольноподверженподобным изменениям настроения, непостоянен; того же, кто может произвольно ицелесообразно (для живого изображения посредством вызывающего смех контраста)вызыватьих,называют,какиегоманеру,забавным.Впрочем,этаманераотноситсяскореекприятному,чемкпрекрасномуискусству,таккакпредметвтороговсегдадолженсохранятьнекотороедостоинствоипоэтомутребуетизвестнойсерьезностивизображении,такжекаквкусвсуждении.

Спасибо,чтоскачаликнигувбесплатнойэлектроннойбиблиотекеRoyallib.ruОставитьотзывокнигеВсекнигиавтора