Лев Николаевич ТолстойВойна и мир. Книга 1. Том 1-2

Серия «Война и мир», книга 1

http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=123097

АннотацияРоман Льва Толстого «Война и мир» лежит в

основании величественного здания русской классическойлитературы. С непревзойденным мастерством Толстойвоссоздал великую духом Россию – образы этой «книгина все времена» и сейчас пленяют свежестью чувстви щедростью души, искренностью страстей, силой ичистотой убеждений.

В книгу вошли первый и второй тома романа.

СодержаниеТом 1 4

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 4ЧАСТЬ BTОРАЯ 234ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 421

Том 2 621ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 621ЧАСТЬ ВТОРАЯ 725ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 878ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 1027ЧАСТЬ ПЯТАЯ 1125Печатные варианты 1264

Лев Николаевич ТолстойВОЙНА И МИР

Том 1

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ I

– Еh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sontplus que des apanages, des поместья, de la familleBuonaparte. Non, je vous préviens, que si vous neme dites pas, que nous avons la guerre, si vous vouspermettez encore de pallier toutes les infamies, toutes lesatrocités de cet Antichrist (ma parole, j'y crois) – je nevous connais plus, vous n'êtes plus mon ami, vous n'êtesplus мой верный раб, comme vous dites. [Ну, что, князь,Генуа и Лукка стали не больше, как поместьями фа-милии Бонапарте. Нет, я вас предупреждаю, если вымне не скажете, что у нас война, если вы еще позволи-те себе защищать все гадости, все ужасы этого Анти-

христа (право, я верю, что он Антихрист) – я вас боль-ше не знаю, вы уж не друг мой, вы уж не мой верныйраб, как вы говорите.] Ну, здравствуйте, здравствуйте.Je vois que je vous fais peur, [Я вижу, что я вас пугаю,]садитесь и рассказывайте.

Так говорила в июле 1805 года известная Анна Пав-ловна Шерер, фрейлина и приближенная императри-цы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновно-го князя Василия, первого приехавшего на ее вечер.Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее былгрипп, как она говорила (грипп был тогда новое сло-во, употреблявшееся только редкими). В записочках,разосланных утром с красным лакеем, было написа-но без различия во всех:

«Si vous n'avez rien de mieux à faire, M. le comte (илиmon prince), et si la perspective de passer la soirée chezune pauvre malade ne vous effraye pas trop, je seraicharmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures.Annette Scherer».

[Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего луч-шего и если перспектива вечера у бедной больной неслишком вас пугает, то я буду очень рада видеть васнынче у себя между семью и десятью часами. АннаШерер.]

– Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокоенападение!] – отвечал, нисколько не смутясь такою

встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мун-дире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым вы-ражением плоского лица. Он говорил на том изыскан-ном французском языке, на котором не только гово-рили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покро-вительственными интонациями, которые свойствен-ны состаревшемуся в свете и при дворе значительно-му человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцело-вал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияю-щую лысину, и покойно уселся на диване.

– Avant tout dites moi, comment vous allez, chèreamie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?]Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и то-ном, в котором из-за приличия и участия просвечива-ло равнодушие и даже насмешка.

– Как можно быть здоровой… когда нравственнострадаешь? Разве можно оставаться спокойною в на-ше время, когда есть у человека чувство? – сказалаАнна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?

– А праздник английского посланника? Нынче сере-да. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочьзаедет за мной и повезет меня.

– Я думала, что нынешний праздник отменен. Jevous avoue que toutes ces fêtes et tous ces feux d'artificecommencent à devenir insipides. [Признаюсь, все этипраздники и фейерверки становятся несносны.]

– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник быотменили, – сказал князь, по привычке, как заведен-ные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобыверили.

– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a-t-on décidé parrapport à la dépêche de Novosiizoff? Vous savez tout.[Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депешиНовосильцова? Вы все знаете.]

– Как вам сказать? – сказал князь холодным, ску-чающим тоном. – Qu'a-t-on décidé? On a décidé queBuonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que noussommes en train de brûler les nôtres. [Что решили? Ре-шили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже,кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий гово-рил всегда лениво, как актер говорит роль старой пи-есы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря насвои сорок лет, была преисполнена оживления и по-рывов.

Быть энтузиасткой сделалось ее общественнымположением, и иногда, когда ей даже того не хоте-лось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знав-ших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка,игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя ине шла к ее отжившим чертам, выражала, как у изба-лованных детей, постоянное сознание своего милогонедостатка, от которого она не хочет, не может и не

находит нужным исправляться.В середине разговора про политические действия

Анна Павловна разгорячилась.– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не по-

нимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела ине хочет войны. Она предает нас. Россия одна должнабыть спасительницей Европы. Наш благодетель знаетсвое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно,во что я верю. Нашему доброму и чудному государюпредстоит величайшая роль в мире, и он так добро-детелен и хорош, что Бог не оставит его, и он испол-нит свое призвание задавить гидру революции, кото-рая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и зло-дея. Мы одни должны искупить кровь праведника…На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия ссвоим коммерческим духом не поймет и не может по-нять всю высоту души императора Александра. Онаотказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищетзаднюю мысль наших действий. Что они сказали Но-восильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могутпонять самоотвержения нашего императора, которыйничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира.И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того небудет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобе-дим и что вся Европа ничего не может против него…И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни

Гаугвицу. Cette fameuse neutralité prussienne, ce n'estqu'un piège. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии– только западня.] Я верю в одного Бога и в высокуюсудьбу нашего милого императора. Он спасет Евро-пу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешкинад своею горячностью.

– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежелибы вас послали вместо нашего милого Винценгероде,вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вытак красноречивы. Вы дадите мне чаю?

– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успо-коиваясь, – нынче у меня два очень интересныечеловека, le vicomte de MorteMariet, il est allié auxMontmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Морте-мар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] однаиз лучших фамилий Франции. Это один из хорошихэмигрантов, из настоящих. И потом l'abbé Morio: [аб-бат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был при-нят государем. Вы знаете?

– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, –прибавил он, как будто только что вспомнив что-то иособенно-небрежно, тогда как то, о чем он спраши-вал, было главною целью его посещения, – правда,что l'impératrice-mère [императрица-мать] желает на-значения барона Функе первым секретарем в Вену?C'est un pauvre sire, ce baron, à ce qu'il paraît. [Этот

барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Васи-лий желал определить сына на это место, которое че-рез императрицу Марию Феодоровну старались до-ставить барону.

Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, чтони она, ни кто другой не могут судить про то, что угод-но или нравится императрице.

– Monsieur le baron de Funke a été recommandé àl'impératrice-mère par sa soeur, [Барон Функе рекомен-дован императрице-матери ее сестрою,] – только ска-зала она грустным, сухим тоном. В то время, как АннаПавловна назвала императрицу, лицо ее вдруг пред-ставило глубокое и искреннее выражение преданно-сти и уважения, соединенное с грустью, что с ней бы-вало каждый раз, когда она в разговоре упоминала освоей высокой покровительнице. Она сказала, что еевеличество изволила оказать барону Функе beaucoupd'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подер-нулся грустью.

Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свой-ственною ей придворною и женскою ловкостью ибыстротою такта, захотела и щелконуть князя за то,что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендован-ном императрице, и в то же время утешить его.

– Mais à propos de votre famille,[Кстати о вашей се-мье,] – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех

пор, как выезжает, fait les délices de tout le monde. Onla trouve belle, comme le jour. [составляет восторг все-го общества. Ее находят прекрасною, как день.]

Князь наклонился в знак уважения и признательно-сти.

– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна по-сле минутного молчания, подвигаясь к князю и ласко-во улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что по-литические и светские разговоры кончены и теперьначинается задушевный, – я часто думаю, как иногданесправедливо распределяется счастие жизни. За чтовам судьба дала таких двух славных детей (исключаяАнатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вста-вила она безапелляционно, приподняв брови) – такихпрелестных детей? А вы, право, менее всех цените ихи потому их не стоите.

И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.– Que voulez-vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la

bosse de la paterienité, [Чего вы хотите? Лафатер ска-зал бы, что у меня нет шишки родительской любви,]– сказал князь.

– Перестаньте шутить. Я хотела серьезно погово-рить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшимсыном. Между нами будь сказано (лицо ее принялогрустное выражение), о нем говорили у ее величестваи жалеют вас…

Князь не отвечал, но она молча, значительно глядяна него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.

– Что вы хотите, чтоб я делал! – сказал он нако-нец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, чтоможет отец, и оба вышли des imbéciles. [дураки.] Ип-полит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль –беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыба-ясь более неестественно и одушевленно, чем обык-новенно, и при этом особенно резко выказывая в сло-жившихся около его рта морщинах что-то неожидан-но-грубое и неприятное.

– И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Еже-ли бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрек-нуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво подни-мая глаза.

– Je suis votre [Я ваш] верный раб, et à vous seuleje puis l'avouer. Мои дети – ce sont les entraves de monexistence. [вам одним могу признаться. Мои дети –обуза моего существования.] – Он помолчал, выра-жая жестом свою покорность жестокой судьбе.

Анна Павловна задумалась.– Вы никогда не думали о том, чтобы женить ваше-

го блудного сына Анатоля? Говорят, – сказала она, –что старые девицы ont la manie des Marieiages. [име-ют манию женить.] Я еще не чувствую за собою этойслабости, но у меня есть одна petite personne [ма-

ленькая особа], которая очень несчастлива с отцом,une parente à nous, une princesse [наша родственница,княжна] Болконская. – Князь Василий не отвечал, хо-тя с свойственною светским людям быстротой сооб-ражения и памяти показал движением головы, что онпринял к соображению эти сведения.

– Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит40.000 в год, – сказал он, видимо, не в силах удержи-вать печальный ход своих мыслей. Он помолчал.

– Что будет через пять лет, если это пойдет так?Voilà l'avantage d'être père. [Вот выгода быть отцом.]Она богата, ваша княжна?

– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Зна-ете, этот известный князь Болконский, отставленныйеще при покойном императоре и прозванный прус-ским королем. Он очень умный человек, но со стран-ностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse,comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.]У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен,адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.

– Ecoutez, chère Annette, [Послушайте, милая Ан-нет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу заруку и пригибая ее почему-то книзу. – Arrangez-moicette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело,и я навсегда ваш] вернейший раб à tout jamais pan,comme mon староста m'écrit des [как пишет мне мой

староста] донесенья: покой-ер-п!. Она хорошей фа-милии и богата. Всё, что мне нужно.

И он с теми свободными и фамильярными, граци-озными движениями, которые его отличали, взял заруку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахалфрейлинскою рукой, развалившись на креслах и гля-дя в сторону.

– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна,соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femmedu jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Бол-конского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dansvotre famille, que je ferai mon apprentissage de vieillefille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслустарой девки.]

II

Гостиная Анны Павловны начала понемногу напол-няться. Приехала высшая знать Петербурга, люди са-мые разнородные по возрастам и характерам, но оди-наковые по обществу, в каком все жили; приехаладочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая заотцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник послан-ника. Она была в шифре и бальном платье. Прие-хала и известная, как la femme la plus séduisante dePétersbourg [самая обворожительная женщина в Пе-

тербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская,прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выез-жавшая в большой свет по причине своей беременно-сти, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехалкнязь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, ко-торого он представил; приехал и аббат Морио и мно-гие другие.

– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с matante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловнаприезжавшим гостям и весьма серьезно подводила ихк маленькой старушке в высоких бантах, выплывшейиз другой комнаты, как скоро стали приезжать гости,называла их по имени, медленно переводя глаза с го-стя на ma tante [тетушку], и потом отходила.

Все гости совершали обряд приветствования ни-кому неизвестной, никому неинтересной и ненужнойтетушки. Анна Павловна с грустным, торжественнымучастием следила за их приветствиями, молчаливоодобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и техже выражениях о его здоровье, о своем здоровье ио здоровье ее величества, которое нынче было, сла-ва Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не вы-казывая поспешности, с чувством облегчения испол-ненной тяжелой обязанности отходили от старушки,чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.

Молодая княгиня Болконская приехала с работой в

шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, счуть черневшимися усиками верхняя губка была ко-ротка по зубам, но тем милее она открывалась и темеще милее вытягивалась иногда и опускалась на ниж-нюю. Как это всегда бывает у вполне-привлекатель-ных женщин, недостаток ее – короткость губы и по-луоткрытый рот – казались ее особенною, собствен-но ее красотой. Всем было весело смотреть на эту,полную здоровья и живости, хорошенькую будущуюмать, так легко переносившую свое положение. Ста-рикам и скучающим, мрачным молодым людям, смот-ревшим на нее, казалось, что они сами делаются по-хожи на нее, побыв и поговорив несколько времени сней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове еесветлую улыбочку и блестящие белые зубы, которыевиднелись беспрестанно, тот думал, что он особеннонынче любезен. И это думал каждый.

Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькимибыстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкоюна руке и, весело оправляя платье, села на диван,около серебряного самовара, как будто всё, что онани делала, было part de plaisir [развлечением] для нееи для всех ее окружавших.

– J'ai apporté mon ouvrage [Я захватила работу], –сказала она, развертывая свой ридикюль и обраща-ясь ко всем вместе.

– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvaistour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez écrit,que c'était une toute petite soirée; voyez, comme je suisattifée. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне пи-сали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, какя одета дурно.]

И она развела руками, чтобы показать свое, в кру-жевах, серенькое изящное платье, немного ниже гру-дей опоясанное широкою лентой.

– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plusjolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], –отвечала Анна Павловна.

– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжалаона тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se fairetuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знае-те, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажи-те, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Ва-силию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочерикнязя Василия, к красивой Элен.

– Quelle délicieuse personne, que cette petiteprincesse! [Что за прелестная особа эта маленькаякнягиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.

Вскоре после маленькой княгини вошел массив-ный, толстый молодой человек с стриженою головой,в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с вы-соким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый мо-

лодой человек был незаконный сын знаменитого Ека-терининского вельможи, графа Безухого, умиравше-го теперь в Москве. Он нигде не служил еще, толь-ко что приехал из-за границы, где он воспитывался,и был в первый раз в обществе. Анна Павловна при-ветствовала его поклоном, относящимся к людям са-мой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря наэто низшее по своему сорту приветствие, при видевошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобрази-лось беспокойство и страх, подобный тому, которыйвыражается при виде чего-нибудь слишком огромногои несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьербыл несколько больше других мужчин в комнате, ноэтот страх мог относиться только к тому умному ивместе робкому, наблюдательному и естественномувзгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.

– C'est bien aimable à vous, monsieur Pierre, d'êtrevenu voir une pauvre malade, [Очень любезно с ва-шей стороны, Пьер, что вы пришли навестить беднуюбольную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганнопереглядываясь с тетушкой, к которой она подводи-ла его. Пьер пробурлил что-то непонятное и продол-жал отыскивать что-то глазами. Он радостно, веселоулыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкойзнакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павлов-ны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав

речи тетушки о здоровье ее величества, отошел отнее. Анна Павловна испуганно остановила его слова-ми:

– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересныйчеловек… – сказала она.

– Да, я слышал про его план вечного мира, и этоочень интересно, но едва ли возможно…

– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобысказать что-нибудь и вновь обратиться к своим заня-тиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучти-вость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы,ушел; теперь он остановил своим разговором собе-седницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнувголову и расставив большие ноги, стал доказыватьАнне Павловне, почему он полагал, что план аббатабыл химера.

– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна,улыбаясь.

И, отделавшись от молодого человека, не умеюще-го жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйкидома и продолжала прислушиваться и приглядывать-ся, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевалразговор. Как хозяин прядильной мастерской, поса-див работников по местам, прохаживается по заведе-нию, замечая неподвижность или непривычный, скри-пящий, слишком громкий звук веретена, торопливо

идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход,так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гости-ной, подходила к замолкнувшему или слишком многоговорившему кружку и одним словом или перемеще-нием опять заводила равномерную, приличную разго-ворную машину. Но среди этих забот всё виден былв ней особенный страх за Пьера. Она заботливо по-глядывала на него в то время, как он подошел послу-шать то, что говорилось около Мортемара, и отошел кдругому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспи-танного за границей, этот вечер Анны Павловны былпервый, который он видел в России. Он знал, что тутсобрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, каку ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Онвсё боялся пропустить умные разговоры, которые онможет услыхать. Глядя на уверенные и изящные вы-ражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего-ни-будь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио.Разговор показался ему интересен, и он остановился,ожидая случая высказать свои мысли, как это любятмолодые люди.

III

Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с раз-ных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кро-

ме ma tante, около которой сидела только одна по-жилая дама с исплаканным, худым лицом, несколь-ко чужая в этом блестящем обществе, общество раз-билось на три кружка. В одном, более мужском, цен-тром был аббат; в другом, молодом, красавица-княж-на Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румя-ная, слишком полная по своей молодости, маленькаякнягиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Пав-ловна.

Виконт был миловидный, с мягкими чертами и при-емами, молодой человек, очевидно считавший се-бя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скром-но предоставлявший пользоваться собой тому об-ществу, в котором он находился. Анна Павлов-на, очевидно, угощала им своих гостей. Как хоро-ший метрд`отель подает как нечто сверхъестествен-но-прекрасное тот кусок говядины, который есть незахочется, если увидать его в грязной кухне, так внынешний вечер Анна Павловна сервировала сво-им гостям сначала виконта, потом аббата, как что-тосверхъестественно утонченное. В кружке Мортемаразаговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского.Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своеговеликодушия, и что были особенные причины озлоб-ления Бонапарта.

– Ah! voyons. Contez-nous cela, vicomte, [Расскажи-

те нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радо-стью чувствуя, как чем-то à la Louis XV [в стиле Лю-довика XV] отзывалась эта фраза, – contez-nous cela,vicomte.

Виконт поклонился в знак покорности и учтивоулыбнулся. Анна Павловна сделала круг около викон-та и пригласила всех слушать его рассказ.

– Le vicomte a été personnellement connu demonseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] –шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est unparfait conteur [Bиконт удивительный мастер расска-зывать], – проговорила она другому. – Comme on voitl'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден че-ловек хорошего общества], – сказала она третьему;и виконт был подан обществу в самом изящном и вы-годном для него свете, как ростбиф на горячем блю-де, посыпанный зеленью.

Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыб-нулся.

– Переходите сюда, chère Hélène, [милая Элен,] –сказала Анна Павловна красавице-княжне, котораясидела поодаль, составляя центр другого кружка.

Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою женеизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщи-ны, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумясвоею белою бальною робой, убранною плющем и

мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и бри-льянтов, она прошла между расступившимися мужчи-нами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясьи как бы любезно предоставляя каждому право любо-ваться красотою своего стана, полных плеч, очень от-крытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будтовнося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне.Элен была так хороша, что не только не было в ней за-метно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто со-вестно было за свою несомненную и слишком сильнои победительно-действующую красоту. Она как буд-то желала и не могла умалить действие своей красо-ты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорилкаждый, кто ее видел.

Как будто пораженный чем-то необычайным, ви-конт пожал плечами и о опустил глаза в то время, какона усаживалась перед ним и освещала и его всё тоюже неизменною улыбкой.

– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareilauditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности пе-ред такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкойголову.

Княжна облокотила свою открытую полную руку настолик и не нашла нужным что-либо сказать. Она улы-баясь ждала. Во все время рассказа она сидела пря-мо, посматривая изредка то на свою полную краси-

вую руку, которая от давления на стол изменила своюформу, то на еще более красивую грудь, на которойона поправляла брильянтовое ожерелье; поправляланесколько раз складки своего платья и, когда рассказпроизводил впечатление, оглядывалась на Анну Пав-ловну и тотчас же принимала то самое выражение, ко-торое было на лице фрейлины, и потом опять успоко-ивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешлаи маленькая княгиня от чайного стола.

– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подо-ждите, я возьму мою работу,] – проговорила она. –Voyons, à quoi pensez-vous? – обратилась она к князюИпполиту: – apportez-moi mon ridicule. [О чем вы ду-маете? Принесите мой ридикюль.]

Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произ-вела перестановку и, усевшись, весело оправилась.

– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, по-просив начинать, принялась за работу.

Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел занею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.

Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит]поражал своим необыкновенным сходством с сест-рою-красавицей и еще более тем, что, несмотря насходство, он был поразительно дурен собой. Чертыего лица были те же, как и у сестры, но у той всеосвещалось жизнерадостною, самодовольною, моло-

дою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, ан-тичною красотой тела; у брата, напротив, то же лицобыло отуманено идиотизмом и неизменно выражалосамоуверенную брюзгливость, а тело было худощавои слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто водну неопределенную и скучную гримасу, а руки и но-ги всегда принимали неестественное положение.

– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не ис-тория о привидениях?] – сказал он, усевшись подлекнягини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет,как будто без этого инструмента он не мог начать го-ворить.

– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плеча-ми, сказал удивленный рассказчик.

– C'est que je déteste les histoires de revenants, [Делов том, что я терпеть не могу историй о привидениях,]– сказал он таким тоном, что видно было, – он сказалэти слова, а потом уже понял, что они значили.

Из-за самоуверенности, с которой он говорил, ни-кто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то,что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в пан-талонах цвета cuisse de nymphe effrayée, [бедра испу-ганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и баш-маках.

Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том хо-дившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тай-

но ездил в Париж для свидания с m-lle George, [мад-муазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапар-те, пользовавшимся тоже милостями знаменитой ак-трисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеонслучайно упал в тот обморок, которому он был под-вержен, и находился во власти герцога, которой гер-цог не воспользовался, но что Бонапарте впослед-ствии за это-то великодушие и отмстил смертью гер-цогу.

Рассказ был очень мил и интересен, особенно в томместе, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы,казалось, были в волнении.

– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Пав-ловна, оглядываясь вопросительно на маленькуюкнягиню.

– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, вты-кая иголку в работу, как будто в знак того, что интереси прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.

Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благо-дарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это времяАнна Павловна, все поглядывавшая на страшного длянее молодого человека, заметила, что он что-то слиш-ком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешилана помощь к опасному месту. Действительно, Пьеруудалось завязать с аббатом разговор о политическомравновесии, и аббат, видимо заинтересованный про-

стодушной горячностью молодого человека, развивалперед ним свою любимую идею. Оба слишком ожив-ленно и естественно слушали и говорили, и это-то непонравилось Анне Павловне.

– Средство – Европейское равновесие и droit desgens [международное право], – говорил аббат. – Сто-ит одному могущественному государству, как Россия,прославленному за варварство, стать бескорыстно воглаве союза, имеющего целью равновесие Европы, –и она спасет мир!

– Как же вы найдете такое равновесие? – начал бы-ло Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и,строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том,как он переносит здешний климат. Лицо итальянцавдруг изменилось и приняло оскорбительно притвор-но-сладкое выражение, которое, видимо, было при-вычно ему в разговоре с женщинами.

– Я так очарован прелестями ума и образованияобщества, в особенности женского, в которое я имелсчастье быть принят, что не успел еще подумать о кли-мате, – сказал он.

Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловнадля удобства наблюдения присоединила их к общемукружку.

IV

В это время в гостиную вошло новое лицо. Новоелицо это был молодой князь Андрей Болконский, мужмаленькой княгини. Князь Болконский был небольшо-го роста, весьма красивый молодой человек с опре-деленными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начи-ная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерно-го шага, представляло самую резкую противополож-ность с его маленькою, оживленною женой. Ему, ви-димо, все бывшие в гостиной не только были знако-мы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них ислушать их ему было очень скучно. Из всех же при-скучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, ка-залось, больше всех ему надоело. С гримасой, пор-тившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Онпоцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, огляделвсё общество.

– Vous vous enrôlez pour la guerre, mon prince? [Высобираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павлов-на.

– Le général Koutouzoff, – сказал Болконский, уда-ряя на последнем слоге zoff, как француз, – a bienvoulu de moi pour aide-de-camp… [Генералу Кутузовуугодно меня к себе в адъютанты.]

– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]– Она поедет в деревню.– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной же-

ны?– André, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь

к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обраща-лась к посторонним, – какую историю нам рассказалвиконт о m-lle Жорж и Бонапарте!

Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, современи входа князя Андрея в гостиную не спускав-ший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел кнему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядыва-ясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду натого, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающеесялицо Пьера, улыбнулся неожиданно-доброй и прият-ной улыбкой.

– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пье-ру.

– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приедук вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешатьвиконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?

– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожа-тием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спра-шивать.

Он что-то хотел сказать еще, но в это время под-нялся князь Василий с дочерью, и два молодых чело-

века встали, чтобы дать им дорогу.– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал

князь Василий французу, ласково притягивая его зарукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчаст-ный праздник у посланника лишает меня удоволь-ствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидатьваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павлов-не.

Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая склад-ки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла ещесветлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почтииспуганными, восторженными глазами на эту краса-вицу, когда она проходила мимо него.

– Очень хороша, – сказал князь Андрей.– Очень, – сказал Пьер.Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за ру-

ку и обратился к Анне Павловне.– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот

он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу всвете. Ничто так не нужно молодому человеку, как об-щество умных женщин.

V

Анна Павловна улыбнулась и обещалась занятьсяПьером, который, она знала, приходился родня по от-

цу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая преждес ma tante, торопливо встала и догнала князя Васильяв передней. С лица ее исчезла вся прежняя притвор-ность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выра-жало только беспокойство и страх.

– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? –сказала она, догоняя его в передней. (Она выговари-вала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я немогу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какиеизвестия я могу привезти моему бедному мальчику?

Несмотря на то, что князь Василий неохотно и по-чти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказы-вал нетерпение, она ласково и трогательно улыба-лась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.

– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямобудет переведен в гвардию, – просила она.

– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, –отвечал князь Василий, – но мне трудно просить го-сударя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву,через князя Голицына: это было бы умнее.

Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, од-ной из лучших фамилий России, но она была бедна,давно вышла из света и утратила прежние связи. Онаприехала теперь, чтобы выхлопотать определение вгвардию своему единственному сыну. Только затем,чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приеха-

ла на вечер к Анне Павловне, только затем она слуша-ла историю виконта. Она испугалась слов князя Васи-лия; когда-то красивое лицо ее выразило озлобление,но это продолжалось только минуту. Она опять улыб-нулась и крепче схватила за руку князя Василия.

– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда непросила вас, никогда не буду просить, никогда не на-поминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь,я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, ия буду считать вас благодетелем, – торопливо приба-вила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне.Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfantque vous аvez été, [Будьте добрым малым, как вы бы-ли,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как вее глазах были слезы.

– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув своюкрасивую голову на античных плечах, княжна Элен,ожидавшая у двери.

Но влияние в свете есть капитал, который надо бе-речь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, разсообразив, что ежели бы он стал просить за всех, ктоего просит, то вскоре ему нельзя было бы просить засебя, он редко употреблял свое влияние. В деле кня-гини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее но-вого призыва, что-то вроде укора совести. Она напом-нила ему правду: первыми шагами своими в службе

он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее при-емам, что она – одна из тех женщин, особенно мате-рей, которые, однажды взяв себе что-нибудь в голову,не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания,а в противном случае готовы на ежедневные, ежеми-нутные приставания и даже на сцены. Это последнеесоображение поколебало его.

– Chère Анна Михайловна, – сказал он с своею все-гдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – дляменя почти невозможно сделать то, что вы хотите; ночтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память по-койного отца вашего, я сделаю невозможное: сын вашбудет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Доволь-ны вы?

– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждалаот вас; я знала, как вы добры.

Он хотел уйти.– Постойте, два слова. Une fois passé aux gardes…

[Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Выхороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, ре-комендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я бы-ла покойна, и тогда бы уж…

Князь Василий улыбнулся.– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают

Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандую-щим. Он мне сам говорил, что все московские барыни

сговорились отдать ему всех своих детей в адъютан-ты.

– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетельмой…

– Папа! – опять тем же тоном повторила красави-ца, – мы опоздаем.

– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?– Так завтра вы доложите государю?– Непременно, а Кутузову не обещаю.– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – ска-

зала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодойкокетки, которая когда-то, должно быть, была ей свой-ственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.

Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, попривычке, все старинные женские средства. Но кактолько он вышел, лицо ее опять приняло то же хо-лодное, притворное выражение, которое было на немпрежде. Она вернулась к кружку, в котором виконтпродолжал рассказывать, и опять сделала вид, чтослушает, дожидаясь времени уехать, так как дело еебыло сделано.

– Но как вы находите всю эту последнюю комедиюdu sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказалаАнна Павловна. Et la nouvelle comédie des peuples deGênes et de Lucques, qui viennent présenter leurs voeuxà M. Buonaparte assis sur un trône, et exauçant les voeux

des nations! Adorable! Non, mais c'est à en devenir folle!On dirait, que le monde entier a perdu la tête. [И вот но-вая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют своижелания господину Бонапарте. И господин Бонапартесидит на троне и исполняет желания народов. 0! этовосхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. По-думаешь, что весь свет потерял голову.]

Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо АнныПавловны.

– «Dieu me la donne, gare à qui la touche», – ска-зал он (слова Бонапарте, сказанные при возложениикороны). – On dit qu'il a été très beau en prononçantces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто еетронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося этислова,] – прибавил он и еще раз повторил эти словапо-итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».

– J'espère enfin, – продолжала Анна Павловна, –que ça a été la goutte d'eau qui fera déborder le verre.Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme,qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, такапля, которая переполнит стакан. Государи не могутболее терпеть этого человека, который угрожает все-му.]

– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, –сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains,madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine,

pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушев-ляясь. – Et croyez-moi, ils subissent la punition pour leurtrahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ilsenvoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur.[Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что онисделали для Людовика XVII, для королевы, для Ели-заветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказаниеза свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлютпослов приветствовать похитителя престола.]

И он, презрительно вздохнув, опять переменил по-ложение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнетна виконта, вдруг при этих словах повернулся всемтелом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку,стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Кон-де. Он растолковывал ей этот герб с таким значитель-ным видом, как будто княгиня просила его об этом.

– Bâton de gueules, engrêlé de gueules d'azur –maison Condé, [Фраза, не переводимая буквально,так как состоит из условных геральдических тер-минов, не вполне точно употребленных. Общийсмысл такой: Герб Конде представляет щит с крас-ными и синими узкими зазубренными полосами,] – го-ворил он.

Княгиня, улыбаясь, слушала.– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле

Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с ви-

дом человека не слушающего других, но в деле, луч-ше всех ему известном, следящего только за ходомсвоих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Ин-тригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, яразумею хорошее общество, французское, навсегдабудет уничтожено, и тогда…

Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел бы-ло сказать что-то: разговор интересовал его, но АннаПавловна, караулившая его, перебила.

– Император Александр, – сказала она с грустью,сопутствовавшей всегда ее речам об императорскойфамилии, – объявил, что он предоставит самим фран-цузам выбрать образ правления. И я думаю, нет со-мнения, что вся нация, освободившись от узурпато-ра, бросится в руки законного короля, – сказала Ан-на Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантоми роялистом.

– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. –Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенносправедливо полагает, что дела зашли уже слишкомдалеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к ста-рому.

– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался вразговор Пьер, – почти всё дворянство перешло ужена сторону Бонапарта.

– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не

глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать обществен-ное мнение Франции.

– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказалкнязь Андрей с усмешкой.

(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он,хотя и не смотрел на него, против него обращал своиречи.)

– «Je leur ai montré le chemin de la gloire» – сказалон после недолгого молчания, опять повторяя словаНаполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvertmes antichambres, ils se sont précipités en foule»… Jene sais pas à quel point il a eu le droit de le dire. [Я по-казал им путь славы: они не хотели; я открыл им моипередние: они бросились толпой… Не знаю, до какойстепени имел он право так говорить.]

– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – Послеубийства герцога даже самые пристрастные люди пе-рестали видеть в нем героя. Si même ça a été un hérospour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к АннеПавловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyrde plus dans le ciel, un héros de moins sur la terre. [Ес-ли он и был героем для некоторых людей, то послеубиения герцога одним мучеником стало больше нанебесах и одним героем меньше на земле.]

Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкойоценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался

в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовав-шая, что он скажет что-нибудь неприличное, уже немогла остановить его.

– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, –была государственная необходимость; и я именно ви-жу величие души в том, что Наполеон не побоялсяпринять на себя одного ответственность в этом по-ступке.

– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шо-потом проговорила Анна Павловна.

– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinatest grandeur d'âme, [Как, мсье Пьер, вы видите в убий-стве величие души,] – сказала маленькая княгиня,улыбаясь и придвигая к себе работу.

– Ah! Oh! – сказали разные голоса.– Capital! [Превосходно!] – по-английски сказал

князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по ко-ленке.

Виконт только пожал плечами. Пьер торжественнопосмотрел поверх очков на слушателей.

– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянно-стью, – что Бурбоны бежали от революции, предоста-вив народ анархии; а один Наполеон умел понять ре-волюцию, победить ее, и потому для общего блага онне мог остановиться перед жизнью одного человека.

– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Ан-

на Павловна.Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.– Нет, – говорил он, все более и более одушевля-

ясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше ре-волюции, подавил ее злоупотребления, удержав всёхорошее – и равенство граждан, и свободу слова ипечати – и только потому приобрел власть.

– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею дляубийства, отдал бы ее законному королю, – сказал ви-конт, – тогда бы я назвал его великим человеком.

– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал емувласть только затем, чтоб он избавил его от Бурбо-нов, и потому, что народ видел в нем великого че-ловека. Революция была великое дело, – продол-жал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызы-вающим вводным предложением свою великую моло-дость и желание всё полнее высказать.

– Революция и цареубийство великое дело?…По-сле этого… да не хотите ли перейти к тому столу? –повторила Анна Павловна.

– Contrat social, [Общественный договор,] – с крот-кой улыбкой сказал виконт.

– Я не говорю про цареубийство. Я говорю проидеи.

– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, –опять перебил иронический голос.

– Это были крайности, разумеется, но не в них всёзначение, а значение в правах человека, в эманципа-ции от предрассудков, в равенстве граждан; и все этиидеи Наполеон удержал во всей их силе.

– Свобода и равенство, – презрительно сказал ви-конт, как будто решившийся, наконец, серьезно дока-зать этому юноше всю глупость его речей, – всё гром-кие слова, которые уже давно компрометировались.Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаси-тель наш проповедывал свободу и равенство. Развепосле революции люди стали счастливее? Напротив.Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.

Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера,то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходкиПьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на своюпривычку к свету; но когда она увидела, что, несмот-ря на произнесенные Пьером святотатственные речи,виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, чтозамять этих речей уже нельзя, она собралась с сила-ми и, присоединившись к виконту, напала на оратора.

– Mais, mon cher m-r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] –сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете вели-кого человека, который мог казнить герцога, наконец,просто человека, без суда и без вины?

– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieurобъясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un

escamotage, qui ne ressemble nullement à la manièred'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не по-хожее на образ действий великого человека.]

– А пленные в Африке, которых он убил? – сказа-ла маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожалаплечами.

– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это прохо-димец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Иппо-лит.

Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех иулыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у дру-гих людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напро-тив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно ис-чезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо иявлялось другое – детское, доброе, даже глуповатоеи как бы просящее прощения.

Виконту, который видел его в первый раз, стало яс-но, что этот якобинец совсем не так страшен, как егослова. Все замолчали.

– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? –сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках госу-дарственного человека различать поступки частноголица, полководца или императора. Мне так кажется.

– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадован-ный выступавшею ему подмогой.

– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Ан-

дрей, – Наполеон как человек велик на Аркольскоммосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подаетруку, но… но есть другие поступки, которые труднооправдать.

Князь Андрей, видимо желавший смягчить нелов-кость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и по-давая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук оста-навливая всех и прося присесть, заговорил:

– Ah! aujourd'hui on m'a raconté une anecdotemoscovite, charmante: il faut que je vous en régale.Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe.Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегоднямне рассказали прелестный московский анекдот; на-до вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рас-сказывать по-русски, иначе пропадет вся соль анек-дота.]

И князь Ипполит начал говорить по-русски такимвыговором, каким говорят французы, пробывшие сгод в России. Все приостановились: так оживленно,настоятельно требовал князь Ипполит внимания ксвоей истории.

– В Moscou есть одна барыня, une dame. И онаочень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied[лакея] за карета. И очень большой ростом. Это былоее вкусу. И она имела une femme de chambre [горнич-

ную], еще большой росту. Она сказала…Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом со-

ображая.– Она сказала… да, она сказала: «девушка (à la

femme de chambre), надень livrée [ливрею] и поедемсо мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]

Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздопрежде своих слушателей, что произвело невыгодноедля рассказчика впечатление. Однако многие, и в томчисле пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.

– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер.Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчеса-лись…

Тут он не мог уже более держаться и стал отрыви-сто смеяться и сквозь этот смех проговорил:

– И весь свет узнал…Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было,

для чего он его рассказывает и для чего его надобыло рассказать непременно по-русски, однако Ан-на Павловна и другие оценили светскую любезностькнязя Ипполита, так приятно закончившего неприят-ную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор по-сле анекдота рассыпался на мелкие, незначительныетолки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том,когда и где кто увидится.

VI

Поблагодарив Анну Павловну за ее charmantesoirée, [очаровательный вечер,] гости стали расхо-диться.

Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенно-го роста, широкий, с огромными красными руками,он, как говорится, не умел войти в салон и еще ме-нее умел из него выйти, то есть перед выходом ска-зать что-нибудь особенно приятное. Кроме того, онбыл рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захва-тил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем идержал ее, дергая султан, до тех пор, пока генералне попросил возвратить ее. Но вся его рассеянностьи неуменье войти в салон и говорить в нем выкупа-лись выражением добродушия, простоты и скромно-сти. Анна Павловна повернулась к нему и, с христи-анскою кротостью выражая прощение за его выходку,кивнула ему и сказала:

– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, чтовы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, –сказала она.

Когда она сказала ему это, он ничего не ответил,только наклонился и показал всем еще раз своюулыбку, которая ничего не говорила, разве только вот

что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрыйи славный малый». И все, и Анна Павловна невольнопочувствовали это.

Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив пле-чи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушноприслушивался к болтовне своей жены с князем Ип-политом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Иппо-лит стоял возле хорошенькой беременной княгини иупорно смотрел прямо на нее в лорнет.

– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила ма-ленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. –C'est arrêté, [Решено,] – прибавила она тихо.

Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой осватовстве, которое она затевала между Анатолем изоловкой маленькой княгини.

– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала АннаПавловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажетемне, comment le père envisagera la chose. Au revoir,[Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и онаушла из передней.

Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и,близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотомчто-то говорить ей.

Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь,когда они кончат говорить, стояли с шалью и редин-готом и слушали их, непонятный им, французский го-

вор с такими лицами, как будто они понимали, что го-ворится, но не хотели показывать этого. Княгиня, каквсегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.

– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – гово-рил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, неправда ли, прекрасный?

– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечалакнягиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивыеженщины общества будут там.

– Не все, потому что вас там не будет; не все, – ска-зал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шальу лакея, даже толк