Ю НесбёСнеговик

Серия «ИнспекторХарри Холе», книга 7

Издательский текстhttp://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=4578362

Снеговик: Иностранка, Азбука-Аттикус; М.; 2013ISBN 978-5-389-02594-3

АннотацияПоистине в первом снеге есть что-то колдовское. Он

не только сводит любовников, заглушает звуки, удлиняеттени, скрывает следы. Годами в Норвегии в тот день, когдавыпадает первый снег, бесследно исчезают замужниеженщины.

На этот раз Харри Холе сталкивается с серийнымубийцей на своей родной земле, и постепенноих противостояние приобретает личный характер.Преступник, которому газеты дали прозвище Снеговик,будто дразнит старшего инспектора, шаг за шагомподбираясь к его близким…

СодержаниеЧасть первая 4

Глава 1 4Глава 2 13Глава 3 41Глава 4 55Глава 5 71Глава 6 90Глава 7 109Глава 8 122Глава 9 132

Часть вторая 155Глава 10 155

Конец ознакомительного фрагмента. 170

Ю НесбёСнеговик

Часть первая

Глава 1

Среда, 5 ноября 1980 года. Снеговик

В тот день выпал снег. В одиннадцать утра огром-ные хлопья неожиданно повалили с бесцветного неба– будто вражеская армада из параллельного мирабез боя захватила участки, садики и газоны Румери-ке. В два часа на Лиллестрём уже работали снегоубо-рочные машины, а когда в половине третьего СараКвинесланн медленно и осторожно вела свою «тойо-ту-короллу» между виллами по улице Колловейен, наокрестных холмах пуховым одеялом лежал ноябрь-ский снег.

При свете дня дома казались ей незнакомыми, такчто она даже проехала мимо въезда в его гараж. Са-

ра резко затормозила, машина заскользила, и с зад-него сиденья раздался вскрик. В зеркале показаласьнедовольная физиономия сына.

– Я недолго, дружок, – сказала она.Перед гаражом на белом снегу чернел большой

прямоугольник асфальта. Она догадалась, что тутбыл припаркован соседский автомобиль. У нее пере-хватило горло: только бы не опоздать!

– А кто здесь живет? – спросил мальчик.– Да так, один знакомый, – ответила Сара и маши-

нально поправила прическу, глядя в зеркало. – Меняне будет минут десять, дружок. Я оставлю ключи, ес-ли хочешь, послушай радио.

Не дожидаясь ответа, она вышла и засеменила вскользких туфлях к двери, через которую множествораз входила и выходила, но никогда вот так, средь бе-ла дня, под любопытными взглядами из окон сосед-них коттеджей. Внутри дома, словно шмель в банкес вареньем, прожужжал звонок. С нарастающим от-чаянием она ждала, посматривая в ближайшее окно,в котором отражались черные голые яблони, сероенебо и белые, будто залитые молоком, окрестности.Услышав наконец шаги за дверью, Сара с облегчени-ем вздохнула и в следующее мгновение бросилась кнему в объятия.

– Не уезжай, любимый, – взмолилась она, еле сдер-

живая рвущиеся из груди рыдания.– Мне надо, – ответил он тоном, каким повторяют

до смерти надоевший припев.Его руки нащупывали знакомые тропы – тропы, по

которым он никогда не уставал бродить.– Нет, тебе не надо, – прошептала она ему на ухо. –

Ты сам хочешь уехать. Тебе тут скучно.– Ну уж с тобой-то мне не бывает скучно…Она уловила в голосе недовольство, хотя его руки,

сильные и мягкие, тем временем скользили по ее ко-же, вниз по пояснице, забираясь под юбку, в колготки.Он и Сара были как опытная пара танцоров, чувству-ющих малейшее движение друг друга, дыхание, ритм.Вначале белый прекрасный пламень – любовь. Затемчерный – боль.

Его руки приподняли ее пальто, потянулись под тол-стой тканью к соскам. Он обожал ее соски, подолгуласкал – может, оттого, что у него их вообще не было.

– Ты припарковалась перед гаражом? – спросил они с силой ущипнул их.

Она кивнула и почувствовала, как боль будто выпу-стила ей в голову стрелу желания. Ее лоно распахну-лось навстречу его пальцам, которые вот-вот окажут-ся там.

– Да. Мальчик ждет в машине.Его руки замерли.

– Он ничего не знает, – простонала она, почувство-вав, что его руки медлят.

– А твой муж? Он где?– Где он может быть? На работе, конечно.Теперь уже в ее голосе звучала досада. Потому

что он впутал в разговор ее мужа, а она слова о немне могла сказать не раздражаясь. А еще потому, чтоее тело требовало его немедленно. Сара Квинесланнрасстегнула молнию на его брюках.

– Не надо… – начал он и схватил ее за запястье.Но тут она сильно ударила его другой рукой.

Он изумленно посмотрел на нее, а на скуле ужерасплывалось красное пятно. Она вцепилась в его гу-стые черные волосы и притянула его лицо к своему.

– Тебе придется уехать, – прошептала она. – Носначала тебе придется трахнуть меня, понятно?

Она чувствовала его дыхание на своем лице. Те-перь его было не остановить. Она еще раз ударилаего свободной рукой, и его член начал набухать в ееладони.

Он все еще двигался резко и сильно, но она ужекончила. Она оцепенела, волшебство исчезло, напря-жение спало, и к ней вновь подступило отчаяние. Ейего не хватало. Даже теперь, когда он был рядом, ейего не хватало. Не хватало всех этих лет, что она про-

вела в тоске, всех слез, что выплакала, всех тех от-чаянных поступков, которые он заставлял ее совер-шать. Не давая взамен ничего. Ничего абсолютно.

Стоя с закрытыми глазами у края кровати, он про-должал свое дело. Сара взглянула на его грудь. Онадолго не могла привыкнуть, но потом ей даже сталанравиться эта абсолютно гладкая белая кожа, обтяги-вавшая грудные мышцы. Она напоминала ей древниестатуи, у которых, в угоду всеобщей стыдливости, то-же не было сосков.

Его стоны становились все громче. Она знала, чтоон вот-вот кончит с яростным рычанием. Ей нрави-лось, когда он так рычал. И это вечно удивленное,охваченное экстазом, почти болезненно искаженноелицо – будто оргазм каждый раз превосходил самыесмелые его ожидания. Теперь она просто дожидаласьего финального рыка – прощального мычания в хо-лодной коробке его спальни, где рябило от фотогра-фий, гардин, ковров. Скоро он оденется и уедет надругой конец страны, туда, где, по его словам, он по-лучил деловое предложение, от которого не мог от-казаться. Зато вот от этого он сможет отказаться. Отэтого. И все равно будет рычать от наслаждения.

Она закрыла глаза. Но рычания не последовало.Он остановился.

– Что случилось? – Сара открыла глаза.

Его лицо было перекошено. Но не от наслаждения.– Рожа, – прошептал он.Она вся сжалась:– Где?– Там, за окном.Окно располагалось у изголовья кровати, прямо

над ее головой. Она выгнулась и почувствовала, какон, уже опавший, выскользнул из нее. Окно былослишком высоко, так что лежа она не сумела ничегоувидеть. И слишком высоко, чтобы кто-то мог загля-нуть снаружи.

– Это было твое лицо, – произнесла она почти умо-ляющим тоном.

– Я тоже так сначала подумал, – отозвался он, про-должая смотреть в окно.

Сара встала на колени, взглянула. И там… там точ-но было чье-то лицо.

Она громко рассмеялась от облегчения. Лицо бы-ло белое, рот и глаза выложены черными камушками,подобранными, очевидно, на обочине дороги. А рукисделаны из яблоневых веток.

– Господи, – прошептала она, – да это же простоснеговик!

Смех перешел в слезы, она беспомощно разрыда-лась и тут же почувствовала, как его руки обнимаютее.

– Мне пора, – всхлипнула она.– Побудь еще немного, – попросил он.И она побыла еще немного.Подходя к гаражу, Сара бросила взгляд на часы:

прошло уже почти сорок минут.Он обещал позванивать время от времени – всегда

был большой мастер по части обещаний, и теперь онабыла этому даже рада. Сквозь запотевшие стекла ма-шины она разглядела смутно белевшее лицо мальчи-ка, который уставился на нее с заднего сиденья. Онарванула дверь и, к своему удивлению, обнаружила,что та закрыта на замок. Сын открыл, только когда онапостучалась.

Сара уселась за руль. Радио молчало, в салоне ца-рил ледяной холод. Ключи лежали на пассажирскомкресле. Она обернулась: ее мальчик был бледен, анижняя губа у него дрожала.

– Случилось что-то ужасное? – спросила она.– Да, – ответил он. – Я его видел.В его голосе звучал тоненький, царапающий кожу

страх, какого она не помнила с тех самых пор, когда онбыл совсем маленьким и сидел между ней и мужем надиване перед телевизором, закрывая ладошками гла-за. А теперь у него ломался голос, он перестал обни-мать ее на ночь, начал интересоваться автомобиль-ными двигателями и девчонками. Однажды он сядет

с одной из них в машину и тоже уедет от нее.– Кого? – Сара вставила ключ в замок зажигания и

повернула.– Снеговика…Двигатель молчал, и ее внезапно охватила паника.

Как раз то, чего она боялась. Она повернула ключ ещераз, уставившись в лобовое стекло. Может, сел акку-мулятор?

– А как он выглядел, снеговик-то? – Она выжималадо отказа газ и поворачивала ключ в замке с такойотчаянной силой, будто хотела его сломать.

Сын ответил, но его слова заглушил рев мотора –машина завелась.

Сара переключила передачу и резко сбросиласцепление, стремясь во что бы то ни стало поскорееубраться отсюда. Колеса забуксовали в свежевыпав-шем мягком снегу. Она добавила газу, но машина таки стояла на месте, только задние колеса заскользиливдоль обочины. Но тут покрышки добурились наконецдо асфальта, машина рванулась вперед и выехала надорогу.

– Папа нас ждет, – сказала Сара. – Поехали быст-рее.

Она включила радио и выкрутила звук на полную,чтобы салон наполнился хоть какими-то звуками, кро-ме ее собственного голоса. Диктор новостей в сотый

раз сообщил, что этой ночью Рональд Рейган обошелв президентской гонке Джимми Картера.

Мальчик снова что-то сказал, и она взглянула в зер-кало.

– Что ты говоришь? – повысила она голос.Он повторил, но она опять не расслышала, убрала

звук и повела машину к главной дороге и реке, кото-рые двумя траурными лентами пересекали окрестно-сти. И вдруг вздрогнула, потому что сын перегнулсяк ней между передними сиденьями. Его голос сухимшепотом засвистел прямо у ее уха, как будто он боял-ся, что их услышат:

– Мы умрем.

Глава 2

2 ноября 2004 года. Деньпервый. Каменные глаза

Харри Холе вздрогнул и открыл глаза. Было хо-

лодно, а из темноты доносился голос, который его иразбудил. Он сообщал, что американский народ дол-жен сегодня решить, просидит ли Джордж Уокер Бушеще четыре года в Белом доме. Ноябрь, подумал Хар-ри, встаешь – еще темно, приходишь со службы –уже темно. Он откинул одеяло и опустил ноги на пол.Линолеум был обжигающе холодный. Не выключиврадиобудильник, Харри пошел в ванную. Посмотрелв зеркало. И тут ноябрь: смятый, бледно-серый, су-мрачный. Веки, как обычно, красные, поры на носубудто большие черные кратеры. Под светло-голубы-ми глазами, в которых плескался алкоголь, – меш-ки, но они исчезнут после того, как их обладатель по-лучит горячую ванну, массаж жестким полотенцем изавтрак. По крайней мере, он на это надеялся. Инте-ресно, каким станет его лицо, если он бросит рабо-ту? Разгладятся ли морщины, смягчится ли затрав-ленное выражение лица, с которым он просыпается

после ночи, полной кошмарных снов? А ведь у негочуть не каждая ночь такая! Харри довольно долгоизбегал зеркал, боялся в них заглядывать, но, поки-дая свою маленькую спартанскую квартирку на Софи-ес-гате (чтобы, миновав несколько улиц, превратить-ся в старшего инспектора отдела по расследованиюубийств Полицейского управления Осло), все всмат-ривался в лица людей, выискивая их боль, слабости,страхи, причины для самообмана. И пока рылся в на-громождениях их лжи, безуспешно старался понять,зачем он это делает. Для чего пытается разобраться влюдях, которые сами даже не пробуют разобраться всебе. За острожной стеной их ненависти он слишкомчасто распознавал презрение.

Харри попытался рукой пригладить жесткую щет-ку своих коротко стриженных светлых волос, котораярасполагалась в ста девяноста трех сантиметрах отзамерзших ступней. Ключицы, обтянутые кожей, на-поминали клещи. Закончив последнее дело, он мно-го тренировался – кое-кто считал, что чересчур мно-го. Помимо езды на велосипеде, он начал качатьсяв спортивном зале, находившемся в подвальном эта-же здания Полицейского управления. Ему нравиласьболь в мышцах, которая выжигала и вытесняла мыс-ли. Но Сталлоне из него не вышло: он только худел,а мышечная масса не увеличивалась, мускулы залег-

ли прослойкой между скелетом и кожей. Харри по-прежнему был широкоплеч – Ракель недаром называ-ла его «атлет от природы», – но теперь все большепоходил на освежеванного белого медведя (он как-товидел картинку: мускулистый, но поразительно худойхищный зверь). Так можно и вообще исчезнуть. Харривздохнул. Ноябрь. Скоро будет еще темнее.

Он вошел в кухню, выпил стакан воды, чтобы унятьголовную боль, и удивленно сощурился, глядя в окно:крыша на другой стороне Софиес-гате сверкала бе-лизной, и отраженный свет резал глаза. Ночью выпалпервый снег. Харри подумал о письме. Он частенькополучал похожие письма, но это было особенным, внем упоминался Тувумба.

По радио началась программа о природе, чей-торадостный голос рассказывал о тюленях:

– Каждое лето они собираются на побережье Бе-рингова моря и спариваются. Поскольку самцов боль-ше, конкуренция за самок довольно жесткая. Поэто-му самец, добившийся самки, остается с ней до сле-дующего брачного периода. Самец заботится о своейпаре, пока появившиеся на свет дети не станут само-стоятельными. Впрочем, дорожит самец не самкой, асвоими генами и продолжением рода. В рамках тео-рии дарвинизма это означает, что к моногамии тюле-ня подталкивает естественный отбор и борьба за вы-

живание, а не мораль.Ну надо же, подумал Харри.Переполнившись восхищением, голос в радиопри-

емнике срывался на фальцет:– Но прежде чем тюлени покинут побережье Берин-

гова пролива и отправятся на поиски пропитания в от-крытое море, самец часто пытается убить самку. По-чему? Да потому, что самка тюленя никогда не станетспариваться дважды с одним и тем же самцом! Онапоступает так из соображений равномерного распре-деления рисков – точно так же, как на фондовом рын-ке. Промискуитет для нее биологически оправдан, исамец об этом знает. Убив свою самку, самец рассчи-тывает помешать молодняку других тюленей конкури-ровать в добыче пищи с его собственными детьми.

– Если уж речь зашла о теории Дарвина, то почемулюди поступают не так, как тюлени? – спросил другойголос.

– Именно что поступают! Наше общество – и сей-час, и в прошлом – вовсе не так моногамно, как ка-жется на первый взгляд. Проведенное в Швеции ис-следование показало, что от пятнадцати до двадцатипроцентов детей на самом деле рождены не от тогоотца, которого они считают своим и который их такжеполагает родными. Двадцать процентов! То есть каж-дый пятый ребенок! Каждый пятый рожден во лжи, но

при этом – в целях биологического многообразия.Харри начал крутить рукоятку настройки в поисках

сносной музыки. Он остановился на Джонни Кэше, ис-полнявшем старый хит группы «Eagles» «Desperado».

И тут в дверь громко постучали.Харри пошел в спальню, натянул джинсы, вернулся

в прихожую и открыл дверь.– Харри Холе? – Человек в рабочем комбинезоне,

стоявший в дверях, смотрел на Харри сквозь толстыестекла очков. Глаза у него были чистые, как у ребенка.

Харри кивнул.– Грибок у вас есть? – серьезно спросил человек.Наискось через лоб у него была начесана длинная

прядь волос – будто приклеенная. Под мышкой – пла-стиковый планшет с прикрепленным к нему густо ис-писанным листом бумаги.

Харри подождал хоть какого-то объяснения, но егоне последовало. Человек молча, не мигая смотрел нанего.

– Знаете, – сказал Харри, – это все-таки очень ин-тимный вопрос.

Человек выдавил улыбку, ясно показывающую, какему все это осточертело:

– Грибок в квартире. Настенный грибок.– У меня нет никаких оснований так думать, – отве-

тил Харри.

– С грибком так всегда. Он редко когда дает такиеоснования. – Человек почесал висок и покачался накаблуках.

– Но? – поощрил его Харри.– Но он там есть.– А почему вы так думаете?– У ваших соседей грибок есть.– Ах вот оно что! Вы думаете, он распространился

ко мне?– Настенный грибок не распространяется. Домовый

– да.– Ну и?..– В вентиляции вашего дома, которая идет вдоль

стен, где-то есть дефект конструкции. Из-за этого раз-растается настенный грибок. Можно мне взглянуть навашу кухню?

Харри посторонился. Человек устремился в кухню,где немедленно приложил к стене оранжевый прибор,похожий на фен для волос. Тот два раза пискнул.

– Измеритель влажности, – пояснил человек и по-смотрел на что-то вроде индикатора. – Я так и думал.Вы уверены, что не видели ничего необычного? Неулавливали никаких непривычных запахов?

Харри взглянул на него с недоумением.– Пятна как на старом хлебе? – вопрошал чело-

век. – Запах гнили?

Харри покачал головой.– Может, у вас болят глаза? – настаивал человек. –

Чувствуете порой усталость? Голова болит?– Естественно, – пожал плечами Харри. – Сколько

себя помню.– То есть все время, пока тут живете?– Ну… наверное. Послушайте…Но человек не слушал. Он достал из-за ремня нож.

Мощный удар – раздался стон: это лезвие прошломежду листами гипсокартона под обоями. Человеквыдернул нож, вставил обратно и выковырял неболь-шой кусочек раскрошенного гипса, оставив в стенечерную дырку. Потом вынул маленький, размером савторучку, фонарик и посветил в дырку. Между тол-стенными стеклами его очков пролегла глубокая мор-щина. Человек приблизил к дырке нос и потянул воз-дух.

– Ну точно, – опечалился он. – Здрасте вам.– Здрасте кому? – переспросил Харри и подошел

поближе.– Аспергиллус, – ответил человек, – семейство на-

стенных грибков. Их триста-четыреста видов, и опре-делить, какой именно, довольно тяжело. Они распол-заются тонким слоем за этими прочными панелями.Но запах такой, что ошибки быть не может.

– И что, это плохо? – осведомился Харри и попы-

тался вспомнить, сколько у него осталось на банков-ском счете, после того как он вместе с отцом оплатилпоездку Сестрёныша в Испанию. (Его сестра говори-ла про себя, что у нее «легкий намек на синдром Да-уна».)

– Ну, это не домовый грибок, так что дом, конечно,не рухнет, – по-прежнему не мигая, объяснил чело-век. – А вот вы можете пострадать.

– Я?– Он на вас воздействует. Дыша одним воздухом

с настенным грибком, можно и заболеть. Вы може-те не обращать внимания на недомогание годами, иокружающие будут считать вас просто ипохондриком,потому что грибок обнаружить сложно, а остальныежильцы при этом абсолютно здоровы, поскольку про-едает гипсокартон и обои он весьма неравномерно.

– Угу. Что вы предлагаете?– Покончить с этой дрянью, конечно.– И сколько мне это будет стоить?– Расходы оплачиваются из страховки дома, так что

вам это не будет стоить ни кроны. Все, что мне надо, –иметь доступ в квартиру в течение нескольких следу-ющих дней.

Харри нашел в кухонном шкафу запасной комплектключей и протянул их человеку.

– Он будет только у меня, – заверил тот. – Мало ли

что. Всякое ведь бывает.– Неужели? – грустно улыбнулся Харри и посмот-

рел в окно.– Что?– Да ничего, – успокоил его Харри. – Тут все равно

красть нечего. Мне пора.

Низкое утреннее солнце сияло во всех окнах по-лицейского управления Осло, которое вот уже почтитридцать лет располагалось на вершине одного изхолмов, тянущихся от Грёнланна до Тёйена. Отсюдаполицейским – хотя вслух об этом старались не го-ворить – было рукой подать до самых криминоген-ных районов, заселенных в основном эмигрантами,да и Байерн, столичная тюрьма, находилась совсемрядом. Здание управления было окружено газоном сбурой, жухлой травой, кленами да липами, которые заночь покрылись тонким слоем сероватого снега, слов-но пытавшегося замаскировать непрезентабельностьполицейского пейзажа.

Харри прошел по черному асфальту тропинки кглавному входу и оказался в центральном холле, гдевисело фарфоровое настенное панно работы КариКристенсена со струящейся по нему водой, котораявсе нашептывала кому-то о своих неизбывных тай-нах. Кивнув охраннику за стойкой, он поднялся на

лифте на шестой этаж, в отдел убийств. Полгода на-зад ему выделили в красной зоне собственный каби-нет, но он продолжал заходить в тот, что делил раньшес Джеком Халворсеном, – тесный и без окон. Теперьтам сидел Магнус Скарре. А Джек Халворсен лежалв сырой земле на кладбище Вестре-Акера. Родителисначала хотели похоронить его в родном городе, насевере страны, поскольку Джек и Беата Лённ – шефкриминалистического отдела – не были женаты и да-же не жили вместе. Но потом, узнав, что Беата бере-менна и к лету должна родить от Джека ребенка, со-гласились похоронить в Осло.

Харри вошел в новый кабинет, который – он точ-но знал – навсегда останется для него новым. Этопримерно как домашний стадион футбольного клуба«Барселона», каковой уже пятьдесят лет по-каталан-ски называется «Камп ноу» – «Новый стадион». Хар-ри опустился в кресло и включил радио, поздоровав-шись кивком с фотографиями, которые стояли на пол-ке, прислоненные к стене, а когда-нибудь – когда оннаконец не забудет купить шурупы – будут висеть настене. И Эллен Йельтен, и Джек Халворсен, и Бьяр-не Мёллер. Так они и стояли – в хронологическом по-рядке. Dead Policemen’s Society – общество мертвыхполицейских.

По радио норвежские политики и политологи вы-

сказывались об американских президентских выбо-рах. Харри узнал голос Арве Стёпа, владельца попу-лярной газеты «Либерал», известного как самый лов-кий, наглый и остроумный «властитель дум» в стра-не. Харри сделал погромче и взял со стола наручни-ки фирмы «Пирлесс». Искусству скоростного застеги-вания наручников, отточенному на ножке стола, здо-рово разлохматившейся от подобного обращения, онобучился во время стажировки на курсах ФБР в Чи-каго и отшлифовал его до совершенства одинокимивечерами в паршивой комнатенке в Кабрини-Грин подвопли ссорящихся соседей и с «Джимом Бимом» в ка-честве единственного собеседника. Задача заключа-лась в том, чтобы набросить открытые наручники назапястье арестанта и мгновенно защелкнуть замок.Точность движений и правильное распределение си-лы позволяло одним простым движением руки крепкоприковать к себе арестанта, прежде чем он опомнит-ся. Самому Харри никогда еще не приходилось при-менять этот прием, и лишь однажды, когда брали се-рийного убийцу, им воспользовался парень, которомуон его показал. Наручник защелкнулся на ножке сто-ла, а голос по радио прожужжал:

– Как вы думаете, Арве Стёп, на чем основываетсяскептическое отношение норвежцев к Джорджу Бушу?

– На том, что мы – слишком избалованная страна,

которая никогда, по сути, не ввязывалась ни в какиевойны, предпочитая, чтобы за нас воевали другие: Ан-глия, Советский Союз и США. Ну а мы со времен На-полеоновских войн прячемся за спины старших бра-тьев. Норвегия строит свою безопасность на том, что,когда приходится туго, ответственность на себя береткто-то другой. И длится это уже так давно, что мы по-теряли чувство реальности и свято верим: на землеживут только те, кто желает нам – самой богатой стра-не мира – исключительно добра. Норвегия ведет себякак болтливая тупая блондинка, которая вышла про-гуляться на задворках Бронкса, а теперь негодует, чтоее телохранители так жестоко обращаются с теми, ктона нее напал.

Харри набрал телефон Ракели, единственный, кро-ме номера Сестрёныша, который он знал наизусть.Когда он был молод и неопытен, то думал, что плохаяпамять – недостаток для следователя. Теперь он точ-но знал: так оно и есть.

– А под телохранителем подразумеваются США ипрезидент Буш? – спросил ведущий программы.

– Да. Линдон Джонсон сказал однажды, что у СШАне было выбора, становиться им или нет, учитывая,что больше никто не вызвался. Наш телохранитель –парень из новых христиан с эдиповым комплексом ипроблемами с алкоголем, достаточно ограниченный

интеллектуально и морально, чтобы честно нести во-енную службу. Короче, тот самый парень, которого, кнашей радости, и выбрали американцы себе в прези-денты.

– Я так понимаю, это ирония?– Вообще-то нет. Такому слабому президенту нуж-

ны будут советники, а в Белом доме они, поверьте, са-мые лучшие. Если кто-то, насмотревшись этого неле-пого телесериала про Овальный кабинет, подумает,что у демократов какая-то монополия на умных лю-дей, то при знакомстве с крайне правым крылом рес-публиканцев он с удивлением обнаружит умы простовеличайшие. Безопасность Норвегии в самых надеж-ных руках.

– Подружка моей подружки спала с тобой, – зазву-чал в трубке голос Ракели.

– Правда? – удивился Харри.– Не с тобой, – объяснила Ракель. – Это я Стёпу

говорю.– Пардон. – Харри сделал радио потише.– В Тронхейме после лекции он пригласил ее в свой

номер. Она согласилась, но предупредила, что у нееудалена одна грудь. Он сказал, что ему надо поду-мать, и отправился в бар. Потом вернулся и увел-такиее с собой.

– Хм. Надеюсь, его ожидания оправдались.

– Ожидания никогда не оправдываются.– Точно, – ответил Харри, пытаясь понять, что она

имеет в виду.– Планы на сегодняшний вечер? – спросила Ра-

кель.– В восемь часов в «Палас-гриле». Но там какая-то

ерунда: нельзя заказать столик заранее. Что они этимхотят сказать?

– Думаю, это особый шик.Они договорились встретиться в баре неподалеку.

Повесив трубку, Харри задумался. Судя по голосу, Ра-кель ему обрадовалась. Или просто была в настрое-нии. В настроении его увидеть. Он попытался понять:а он-то сам рад за нее? Рад ли он, что женщина, ко-торую он так любил, теперь счастлива с другим муж-чиной? В свое время был шанс и у него. И он его упу-стил. Так отчего же не радоваться тому, как у нее всехорошо сложилось, почему бы не отбросить наконецмысль о том, что у них все могло пойти по-другому, ине начать жить своей жизнью? Харри пообещал себеприложить к этому еще больше стараний.

Утреннее совещание закончилась быстро. ГуннарХаген – комиссар, начальник отдела убийств – гово-рил о текущих делах. А поскольку никаких новых делне было, то ни сотрудников, ни присутствовавших на

совещании журналистов заинтересовать ему не уда-лось. Правда, Томас Хелле из отдела розыска пропав-ших без вести доложил о расследовании по делу жен-щины, которая год назад исчезла из собственного до-ма. Никаких следов насилия, никаких следов преступ-ника, никаких следов ее самой. Она была домохозяй-кой, в последний раз ее видели в детском саду, ку-да она привела сына и дочь. У мужа и всех знакомыхбыло алиби, уже проверенные. Хелле получил советпроконсультироваться по делу в отделе убийств.

Магнус Скарре передал всем привет от Столе Эу-не – штатного психолога, которого он вчера навещалв Уллеволской больнице. Харри ощутил укол сове-сти. Столе Эуне был не только коллегой по работе,но и его личным секундантом в борьбе с алкоголем,а также ближайшим и верным другом. Эуне госпита-лизировали с неясным диагнозом уже больше неде-ли назад, а Харри все еще не удалось победить своюнеприязнь к больнице. «В среду обязательно, – по-обещал себе Харри. – Или в четверг».

– У нас новый сотрудник, – сообщил Гуннар Хаген. –Катрина Братт.

В первом ряду встала молодая женщина. Смот-ри-ка ты, настоящая красавица! И ведь не стараетсяпонравиться, подумал Харри. Тонкие темные волосыбезжизненно свисали по обеим сторонам лица. Са-

мо личико было тонким, бледным и имело выражениесерьезное, почти усталое, – такое Харри видел у за-писных красоток, которые настолько привыкли, что ихвечно разглядывают, что потеряли к этому всякий ин-терес. Катрина Братт была одета в синий костюм, под-черкивавший ее женственность, но толстые черныеколготки и простые удобные туфли безошибочно ука-зывали: играть на этом она не собирается. Она стоялаи скользила взглядом по присутствующим, как будтоспециально встала, чтобы рассмотреть их, а не длятого, чтобы себя показать. Харри готов был поручить-ся, что она тщательно продумала и костюм, и весьэтот маленький спектакль, который давала в свой пер-вый рабочий день в Полицейском управлении.

– Катрина четыре года проработала в отделе нра-вов Управления полиции Бергена, а также какое-товремя в отделе убийств, – продолжил Хаген, посмат-ривая в листок, который, как понял Харри, был ее ре-зюме. – Закончила юридический факультет Берген-ского университета в тысяча девятьсот девяносто де-вятом году, затем полицейскую академию, ну а те-перь, стало быть, будет работать здесь. Детей поканет, зато замужем.

Катрина Братт чуть заметно приподняла тонкуюбровь. То ли Хаген это увидел, то ли догадался, чтопоследняя фраза была лишней, только он добавил:

– Если кому интересно, конечно…Последовала напряженная и многозначительная

пауза, которая убедила Хагена в том, что он наломалдров. Он запнулся, крякнул, а потом предупредил тех,кто еще не записался на рождественский обед, чтоони должны успеть сделать это до среды.

Когда задвигались стулья, Харри уже был в коридо-ре. Его остановил голос:

– А я ваша.Харри обернулся, встретил взгляд Катрины Братт и

восхитился: какой красавицей она может быть, еслизахочет!

– Или вы мой, – улыбнулась она, показав ряд ров-ных зубов, но глаза ее оставались серьезными. – Этокак посмотреть.

У нее был правильный бергенский выговор снебольшим акцентом, который натолкнул Харри намысль, что родом она из Фаны, или Калфарета, илидругого солидного места.

Он двинулся дальше, Катрина торопливо шагаларядом.

– Такое впечатление, что комиссар вас ни о чем непредупредил, – произнесла она, преувеличенно нажи-мая на каждый слог в звании Гуннара Хагена. – Ноименно вы должны в течение следующих дней помочьмне осмотреться и ввести в курс дела. Пока я не смогу

работать самостоятельно. Как думаете, справитесь?Харри заставил себя улыбнуться. Катрина ему нра-

вилась, но он был готов в любой момент поменятьмнение. Он вообще никогда не лишал человека шан-са попасть в черный список.

– Не знаю. – Харри остановился у кофейного авто-мата. – Давайте тогда начнем.

– Я не пью кофе.– Не важно. Кофе – это нечто само собой разуме-

ющееся. Как и почти все тут у нас. Что вы думаете опропавшей женщине?

Харри нажал на кнопку с надписью «американо»,которая в данном случае означала совершенно нор-вежский растворимый кофе.

– Что именно? – спросила Братт.– Думаете, она жива? – Харри попытался произне-

сти это самым обычным тоном, чтобы она не догада-лась, что он ее проверяет.

– Думаете, я дура? – ответила она вопросом навопрос и с нескрываемым отвращением посмотрела,как автомат с хрипом выплевывает в белый пластико-вый стаканчик черную жижу. – Может, вы не слышали,как комиссар сказал, что я четыре года проработалав отделе нравов?

Харри хмыкнул и уточнил:– Значит, мертва?

– Мертвее не бывает, – подтвердила Катрина Братт.Харри поднял стаканчик. Возможно, сегодня у него

появилась коллега, которую он сможет уважать.

Вечером, когда Харри шел домой, снега на улицахуже не было, а маленькие снежинки, легко круживши-еся в воздухе, влажный асфальт слизывал, как толь-ко они его касались. Дойдя до своего любимого музы-кального магазинчика, Харри вошел и быстро купилпоследнюю запись Нила Янга, как будто боялся, чтоона протухнет.

Оказавшись в квартире, он почувствовал: что-тоне так. Незнакомый звук? Или, может быть, запах?На пороге кухни он застыл как вкопанный. Стены небыло. Там, где еще сегодня утром светлые в цвето-чек обои прикрывали гипсокартон, он увидел ржаво-го цвета кирпичную стену, серый бетон и грязно-жел-тый деревянный каркас с дырками от гвоздей. На по-лу стоял ящик с инструментами специалиста по гриб-кам, а на кухонном столе лежала записка, где тот со-общал, что вернется завтра утром.

Харри пошел в гостиную, вставил диск Нила Ян-га в проигрыватель, через четверть часа нашел егоотвратительным и решил послушать Райана Адамса.Мысль о выпивке возникла ниоткуда. Харри прикрылглаза и уставился в танцующую кроваво-черную пу-

стоту. Он снова вспомнил о письме. Первый снег. Ту-вумба.

Телефонный звонок разорвал песню Райана Адам-са «Shakedown On 9th Street» надвое.

Женский голос представился как Уда. Она сооб-щила, что звонит из редакции программы «Боссе», ипоблагодарила за прошлое сотрудничество. Ее самуХарри не вспомнил, зато вспомнил передачу. Это бы-ло весной, его попросили принять участие в разгово-ре о серийных убийцах, поскольку он был единствен-ным полицейским в Норвегии, который изучал эту те-му не где-нибудь, а в ФБР и к тому же сам охотилсяза настоящим серийным убийцей. И у Харри хватилоглупости согласиться. Себя он постарался убедить втом, что согласился выступить в передаче, чтобы ска-зать нечто важное – все-таки он профессионал, – авовсе не для того, чтобы увидеть свою физиономию всамом популярном ток-шоу страны. Потом-то, конеч-но, он уже не был до конца уверен в двигавших иммотивах. Но это еще не самое худшее. Самое худшеето, что перед съемкой Харри решил пропустить ста-канчик. Он твердо помнил, что стаканчик был один,однако на экране Харри выглядел так, будто их бы-ло все пять. Артикулировал он прилично – на это онспособен в любом состоянии, но взгляд его туманил-ся, он нес какие-то банальности, а к выводам перейти

так и не сумел, поэтому ведущий в конце концов при-гласил в студию следующего гостя – новоиспеченно-го чемпиона Европы по икебане. Харри ни слова непроизнес по поводу появления чемпиона, но по все-му его виду было совершенно понятно, что он дума-ет обо всех этих цветочных штучках. А когда ведущийспросил Харри, как следователи относятся к норвеж-ской школе цветочного декора, он ответил, что вен-ки на норвежских могилах всегда соответствуют само-му высокому европейскому уровню. Вероятно, имен-но стиль Харри – эдакая небрежность человека слег-ка «под мухой» – вызвал смех публики в студии, апосле передачи – одобрительные похлопывания поплечу от съемочной группы. Он «зажигает» – так ониему сказали. После передачи с небольшой компани-ей телевизионщиков Харри посидел в Доме искусств,где его напоили так, что на следующий день, когда онпроснулся, тело каждой клеточкой вопило и требова-ло добавить. Была суббота, так что он продолжил ква-сить до вечера воскресенья, пока не оказался в ре-сторане «Шрёдер», где орал, чтобы ему принесли пи-ва. Вскоре свет в зале замигал, а Рита – официантка– подошла к нему и сказала: если он немедленно неотправится прямиком в кровать, его опять перестанутсюда пускать. Но это был последний срыв, с самогоапреля у него во рту не было ни капли.

А теперь, стало быть, они снова захотели увидетьего на экране.

Женщина объяснила, что тема передачи – терро-ризм в арабских странах и отношение к этой машинесмерти образованных представителей среднего клас-са.

– Нет, – отрезал Харри.– Но мы так хотим видеть именно вас, вы такой…

такой рок-н-ролльный!В голосе девушки отчетливо слышалось восхище-

ние, так что он даже засомневался: а вдруг оно насто-ящее? И тут он ее вспомнил. Она была с ними там, вДоме искусств, в тот вечер. Она была красива и све-жа, как родниковая вода, она и говорила, как говорятмолодые и как лепечет родниковая вода. Она смотре-ла на него с аппетитом хищницы, как будто он был эк-зотическим блюдом, которое хочется попробовать, дабоязно.

– Позвоните кому-нибудь другому, – отказался Хар-ри, положил трубку и, прикрыв глаза, стал слушать,как Райан Адамс вопрошает: «Oh, baby, why do I missyou like I do?»

Сидя на кухонном диванчике, мальчик снизу вверхпосмотрел на стоящего рядом отца. Отсвет белогоснега, засыпавшего двор, бликовал на его лысом, ту-

го обтянутом кожей массивном черепе. Мама говори-ла, что у отца такая большая голова, потому что он –большой мозг. А когда мальчик спросил, почему «онмозг», а не «у него мозг», она улыбнулась, поглади-ла его по голове и ответила, что у профессоров фи-зики только так и бывает. «Мозг» только что вымылкартофелины под краном и запихнул их прямиком вкастрюлю.

– Пап, а ты картошку-то почистишь? Мама обыч-но…

– Твоей мамы сейчас нет, Юнас. Так что поступимпо-моему.

Он не повысил голос, но Юнас все равно почувство-вал раздражение и весь сжался. Он никогда не пони-мал, почему отец злится. А частенько даже не заме-чал, что тот уже разозлился. Мальчик соображал, чтодело плохо, лишь когда мама по-особому поджималагубы, что раздражало отца еще сильнее. Скорее быона пришла.

– Крайние тарелки, пап!Отец с силой захлопнул дверцу шкафа, и Юнас тут

же прикусил губу, но лицо отца уже приблизилось, иглаза сощурились за тонкими стеклами прямоуголь-ных очков.

– Не «крайние» это называется, а «те, что стоят скраю». Сколько раз я тебе уже говорил?

– А мама…– Мама говорит неправильно. В той части Осло и в

той семье, в которой она родилась, на норвежский необращают внимания.

Изо рта у отца пахло солеными гнилыми водорос-лями.

В дом кто-то вошел.– Привет! – донеслось из прихожей.Юнас хотел было побежать маме навстречу, но

отец удержал его за плечо и показал на ненакрытыйстол.

– Какие же вы молодцы!Она стояла в дверях у него за спиной, и Юнас уга-

дал в ее запыхавшемся голосе улыбку Он принялсяпоспешно расставлять чашки и раскладывать прибо-ры.

– А какого прекрасного огромного снеговика вы сле-пили!

Юнас вопросительно повернулся к матери, котораярасстегивала пальто. Такая красивая. Смуглая, тем-новолосая, как и он сам. С нежным-нежным выраже-нием глаз. Почти всегда. Почти. Теперь она уже не та-кая стройная, как на свадебных фотографиях, но, ко-гда они недавно ездили отдыхать в деревню, он ви-дел, что мужчины на нее заглядывались.

– Никакого снеговика мы не лепили, – сказал Юнас.

– Разве? – наморщила лоб мама, разматывая длин-ный толстый розовый шарф, который он подарил ейна Рождество.

Отец подошел к окну:– Наверное, соседские дети.Юнас забрался на стул и выглянул на улицу. А там,

посреди газона, прямо напротив их дома, и правдастоял большой снеговик. Глаза и рот выложены ка-мешками, а нос сделан из морковки. Шляпы и шарфау него не было, да и рука была всего одна – тонкаяветочка, выдернутая, как догадался Юнас, из изгоро-ди. И еще кое-что было не так: снеговик стоял непра-вильно. Юнас не смог бы этого объяснить, но чувство-вал: снеговика надо было ставить лицом к дороге, коткрытому пространству.

– А почему… – начал он, но отец его перебил:– Я с ними поговорю.– Зачем? – спросила мама из прихожей. Судя по

звуку, она расстегивала молнию на высоких черныхкожаных сапогах. – Это ничего не даст.

– Я не хочу, чтобы по моему участку кто-то шатался.Вот вернусь и поговорю.

Мать в прихожей вздохнула:– А когда ты вернешься, дорогой?– Завтра.– В котором часу?

– Это что? Допрос? – Отец произнес это с деланымспокойствием, и Юнас поежился.

– Мне бы хотелось, чтобы обед был готов к твоемувозвращению, – отозвалась мать.

Она вошла в кухню, заглянула в кастрюлю и сдела-ла огонь посильнее.

– К чему эти хлопоты? – буркнул отец, отвернув-шись к стопке газет, что лежала на диванчике. – Вер-нусь, и приготовишь.

– Ну хорошо. – Мать подошла к отцу и обняла его соспины. – Неужели тебе действительно надо в Бергенна ночь глядя?

– Лекцию я читаю в восемь утра, – объяснил отец. –Час уйдет только на то, чтобы добраться от самолетадо университета, так что я даже думать не хочу о том,чтобы лететь первым утренним рейсом.

Юнас заметил, как расслабились мускулы у отца нашее – мама опять подобрала правильные слова.

– А почему снеговик смотрит на наш дом? – спросилЮнас.

– Иди-ка вымой руки, – приказала мать.

Ели в тишине, прерываемой короткими вопросамиматери о делах в школе и расплывчатыми ответамиЮнаса. Вот повезло, что отец не принялся за своиневыносимые расспросы о том, что они сегодня про-

ходили – или не проходили – в «этой убогой школе»!Еще хуже было бы, если б родители учинили Юнасубыстрый допрос о том, с кем из ребят он играл, кто ихродители и откуда они родом. Юнас, к раздражениюотца, никогда не мог дать на такие вопросы удовле-творительных ответов.

Улегшись в кровать, Юнас слушал, как внизу отецпрощается с матерью, как хлопает дверь и отъезжаетмашина. Они опять остались одни. Мать включила те-левизор. Мальчик вспомнил, как она пыталась узнатьу него, почему он больше не приглашает к себе дру-зей. Юнас не знал, что ответить: ему ведь не хоте-лось, чтобы она начала себя ненавидеть. Вместо это-го он сейчас лежал и ненавидел себя самого. Юнасукусил себя за щеку, так что боль выстрелила в ухо,и уставился в потолок, на «музыку ветра» – звенящиеметаллические трубки. Он встал, дошаркал до окна ивыглянул наружу.

Снег во дворе отражал достаточно света, чтобы онмог различить снеговика, стоящего внизу. Одинокийтакой. Надо бы сообразить ему шапку и шарф. И мо-жет, даже метлу. В этот момент луна показалась из-за туч. Свет упал на темный двор. И на глаза снегови-ка. Юнас затаил дыхание и попятился от окна. Глазаиз гравия слабо сверкнули. И смотрели они не простона двор. Они были направлены вверх. Прямо на него.

Юнас задернул шторы и забрался в кровать.

Глава 3

День первый. Кошениль

Харри сидел у стойки в «Палас-гриле» и читал со-ставленный в любезных выражениях плакат, в кото-ром гостей бара просили не требовать налить в долг,не стрелять в пианиста и вообще – «Be Good Or BeGone». Вечер был ранний, посетителей мало. Дведевчушки за столиком трещали каждая в свой мо-бильный, а двое парней играли в дартс, демонстри-руя великолепную технику во всем, что касалось стой-ки и броска, и паршивые результаты. Долли Партон,диск которой, как понял Харри, поставил какой-то лю-битель старого доброго кантри, гнусавила в динами-ках с присущим ей сильным южным акцентом. Харрипосмотрел на часы и заключил сам с собой пари, чтоРакель Фёуке появится в дверях ровно в семь минутдевятого. Он узнал особое царапающее ощущение,посещавшее его каждый раз перед встречей с ней.Сам себе он сказал, что это условный рефлекс, оста-точная реакция, как у собаки Павлова, которая начи-нала истекать слюной при звуке звонка, предвещав-шего появление еды, даже когда самой еды не было и

в помине. А сегодня вечером еды не будет, то есть бу-дет как раз просто еда. Они поужинают и мило побе-седуют о своей теперешней жизни. И об Олеге – сы-не Ракели от бывшего мужа, русского, с которым онапознакомилась, когда работала в норвежском посоль-стве в Москве. Мальчик был очень застенчив, нераз-говорчив, но Харри удавалось с каждой встречей по-дружиться с ним крепче и крепче; отношения у нихбыли даже ближе и доверительнее, чем у самого Хар-ри с собственным отцом. Так что, когда Ракель нако-нец ушла от него, он не знал, какая потеря больше.Теперь-то он ясно понял какая. Потому что было ров-но семь минут девятого, и она в самом деле стоялав дверях: расправленные плечи, которые он когда-тообнимал, высокие скулы, обтянутые светящейся ко-жей, к которой он когда-то прижимался. Он надеял-ся, что она не будет выглядеть такой красивой. Такойсчастливой. Она подошла к нему, и их щеки соприкос-нулись. Он горько пожалел, что упустил ее.

– Что ты так смотришь? – спросила она, расстеги-вая пальто.

– Сама знаешь, – сипло ответил он и выругал себяза то, что позволил ей услышать, как у него перехва-тило горло.

Она громко рассмеялась, и этот смех подействовална него, как первый стакан «Джима Бима»: Харри со-

грелся и расслабился.– Не надо, – сказала она.Он отлично знал, что означает ее «не надо»: «Не

начинай, не мучайся, ничего не выйдет». Она произ-несла это тихо, еле слышно, но все равно его обожглокак пощечиной.

– Ты похудел, – сказала она.– Все так говорят.– Что со столиком?– Метрдотель нас позовет.Она села за стойку рядом с ним и заказала апери-

тив – разумеется, кампари. Харри когда-то звал ее Ко-шениль – так называется натуральный пигмент, при-дающий этому пряному сладкому напитку его особен-ный цвет. Она и в одежде предпочитала красные то-на. Сама-то Ракель настаивала, что это отпугиваю-щая окраска, как у зверей, которые таким образом да-ют человеку понять, чтобы он держался подальше.

Харри заказал еще одну колу.– Почему ты похудел? – поинтересовалась она.– Грибок.– Что?– Ну, ему же надо кормиться. Мозгами, глазами,

легкими. Сознанием. Высасывает цвет лица и память.Грибок растет, я исчезаю. Он становится мной, а я им.

– Что ты несешь? – перебила она с отвращением

на лице, но в глазах Харри разглядел улыбку.Она любила, когда он что-нибудь рассказывал, да-

же когда он нес явную чушь. Он рассказал о грибке вквартире.

– А у тебя как дела?– Отлично. У меня все хорошо, у Олега тоже. Вот

только он по тебе скучает.– Так и сказал?– Ты знаешь это и без его слов, Харри. Мог бы обой-

тись с ним помягче.– Я? – Харри изумленно воззрился на нее. – Это

был не мой выбор.– Да что ты! – Ракель взяла со стойки бокал. – То,

что мы расстались, не означает, что вы с Олегом боль-ше не должны встречаться. Ваша дружба важна длявас обоих. Привязанности вам даются с таким трудом,что надо бы ценить те, что уже есть.

Харри пригубил свою колу:– А как у Олега с твоим?– Его зовут Матиас. – Ракель вздохнула. – Они ста-

раются наладить отношения, но они такие… разные.Матиас идет навстречу, но Олежка все усложняет.

Харри почувствовал сладкий укол умиротворения.– К тому же Матиас много работает.– А я-то думал, что тебе не нравится, когда мужик

работает, – произнес Харри и в тот же миг пожалел о

сказанном.Но Ракель не рассердилась, она грустно вздохнула:– Дело было не в том, что ты работал, Харри, а

в твоей одержимости. Ты сам и есть работа, и дви-жет тобой не любовь, не ответственность. А солидар-ность. Никаких личных устремлений, вот в чем дело.В твоей душе только жажда мести. А это неправиль-но, Харри, так быть не должно. Ты сам знаешь, чтопроизошло.

«Да, – подумал Харри, – и в твой дом я занес зара-зу».

Он кашлянул и поинтересовался:– Ну а твой… он-то хоть занимается… правильны-

ми вещами?– Матиас теперь по ночам дежурит в отделении ско-

рой помощи. Добровольно. А днем читает лекции вИнституте анатомии.

– А еще он, конечно, донор и член неправитель-ственной организации «Международная амнистия»?

– Вторая группа с отрицательным резусом – этобольшая редкость, Харри. А «Амнистию» ты сам под-держиваешь, я же знаю.

Она помешала оранжевой соломинкой в почти пол-ном стакане, красная жидкость заплескалась вокругкубиков льда. Кошениль.

– Харри… – начала она.

Что-то в ее голосе заставило его напрячься.– Мы с Матиасом хотим съехаться. После Рожде-

ства.– Так быстро? – Харри провел языком по пересох-

шему нёбу, стараясь добыть хоть каплю влаги. – Выже знакомы не больше года.

– Полтора. А к лету мы планируем пожениться.

Магнус Скарре внимательно смотрел на теплую во-ду, бегущую из крана ему на руки и исчезающую в сто-ке. Нет. Ничто не исчезает, просто переносится в дру-гое место. Как и те люди, о которых он собирает ин-формацию в течение последних недель. Об этом егопопросил Харри. Харри сказал, что там можно что-тонарыть. И что доклад Магнуса ему нужен до праздни-ков. А это означало, что Магнусу придется работатьсверхурочно. Сам-то он прекрасно знал, что Харри по-ручил ему это дело, чтобы он не расслаблялся в этотпредпраздничный период. Ребята из отдела розыскапропавших без вести отказались копаться в старыхделах: у них и новых по горло.

Возвращаясь к себе в кабинет по пустынному кори-дору, Магнус заметил, что его дверь приоткрыта. Онтвердо помнил, что закрыл ее, между тем было ужепозже девяти – даже охранники давно разошлись. Двагода назад у них случился ряд краж из кабинетов. Маг-

нус резко рванул дверь.Посреди кабинета стояла Катрина Братт. Она обер-

нулась к нему, приподняв одну бровь, как будто этобыл ее кабинет и ему следовало постучаться, преждечем войти. А потом снова повернулась к нему спиной.

– Я просто хотела посмотреть, – сказала она, обво-дя взглядом стены.

– На что? – Скарре огляделся по сторонам. Кабинетбыл совершенно такой же, как и все остальные, воттолько без окна.

– Это же был его кабинет. Так?– Кого вы имеете в виду? – нахмурился Скарре.– Холе. Все эти годы это был его кабинет. В том

числе и в тот период, когда он расследовал серийныеубийства в Австралии. Так?

– Вроде да, – пожал плечами Скарре. – А что?Катрина Братт провела ладонью по столу:– А почему он переехал?Магнус обошел стол и уселся в кресло.– Здесь нет окна. К тому же его повысили.– А делил он кабинет сначала с Эллен Йельтен,

потом с Джеком Халворсеном, – сказала КатринаБратт. – И обоих убили.

Магнус Скарре заложил руки за голову. А эта но-венькая ничего. На класс, а то и на два повыше егобудет. Он готов был биться об заклад, что муженек у

нее – большой начальник чего-нибудь там и деньжатаимеет. Костюмчик-то у нее, пожалуй, дорогой… Но вотесли к ней присмотреться как следует, видно: что-тоне так. Как будто в ее красоте есть изъян, только неудается определить, в чем же он заключается.

– Как думаете, может, он слышал их голоса, пото-му и сменил кабинет? – спросила Братт, изучая картуНорвегии на стене. Скарре обвел на ней населенныепункты Эстланна, откуда за последние четверть века,начиная с 1980 года, пропадали люди.

Скарре улыбнулся и не ответил. Талия у нее былатонкая, спина прямая, и он знал, что она знает, что онее разглядывает.

– А как он вообще? – не услышав ответа, продол-жила она.

– Почему вы этим интересуетесь?– Новым шефом всегда интересуются.Тут она была права. Вот только он сам никогда о

Харри Холе не думал как о начальнике. Тот, конечно,давал им какие-то задания и возглавлял расследова-ние, но единственное, чего он, собственно, требовалот сотрудников, – не уходить со службы раньше его.

– Вам, вероятно, известно, что у него довольно дур-ная слава, – осторожно начал Скарре.

Она пожала плечами:– Если вы о пьянстве – да, я слышала. И что он

писал докладные на коллег. Что все остальные на-чальники мечтают, чтобы его вышвырнули, но преды-дущий комиссар прикрыл его своей могущественнойдланью.

– Его звали Бьярне Мёллер, – заметил Скарре и по-смотрел на карту, на которой кружком был обведен иБерген. Именно там в последний раз видели Мёлле-ра. Перед самым его исчезновением.

– Еще слышала, что местным сотрудникам неочень нравится, что телевидение сделало из негочуть ли не звезду.

Скарре закусил нижнюю губу:– Он чертовски хороший следователь. Это для меня

главное.– А вам он нравится? – Братт, наконец, повернулась

и наградила его взглядом в упор.Скарре усмехнулся:– Нравится – не нравится, не могу сказать. – Он ото-

двинулся вместе с креслом, положил ноги на стол, по-тянулся, изобразил зевок. – А над чем вы работаетев столь поздний вечер?

Это была лишь попытка переменить тему. В концеконцов, она ниже его по званию, к тому же еще и но-венькая.

Катрина Братт в ответ только улыбнулась, как буд-то он сказал что-то забавное, вышла за дверь и была

такова.Ушла. Ну и отлично. Скарре выругался, сел по-нор-

мальному и снова включил компьютер.

Харри проснулся и некоторое время лежал на спи-не, глядя в потолок. Сколько он спал? Он повернулсяк тумбочке и взглянул на будильник. Без четверти че-тыре. Ужин был сплошным страданием. Он смотрелна губы Ракели, а она болтала, пила вино, ела мясо ирастравляла его рассказами о том, что они с Матиа-сом думают провести год или два в Ботсване, где пра-вительство объявило войну СПИДу, но там не хватаетврачей. Она спросила, встретил ли он кого-нибудь. Онсказал: да, встретил. Друзей детства: Эйстейна и Ва-ленка. Первый был алкоголиком, таксистом и компью-терным фанатом. Второй – алкоголиком и игроком, ко-торый наверняка стал бы чемпионом мира по поке-ру, если бы только умел сохранять невозмутимое вы-ражение лица так же хорошо, как умел читать лицасвоих соперников. Харри завел было историю о вели-ком проигрыше Валенка в Лас-Вегасе, но вспомнил,что рассказывал ее раньше. К тому же все это былонеправдой. Ни с кем он не встречался.

На соседнем столике официант разливал по бока-лам какую-то выпивку, и на мгновение Харри охва-тило сумасшедшее желание вырвать у него бутылку

и прижать ее к губам. Вместо этого, однако, он со-гласился сопровождать Олега на концерт, куда маль-чик умолял пойти Ракель. «Slipknot». Харри решилне рассказывать ей, на какой концерт она готова от-пустить сына. Группа с обязательным предсмертнымхрипом в каждой песне, сатанинской символикой иучащенным бас-ритмом вряд ли могла пробудить вком-нибудь сентиментальные чувства. Ну а в осталь-ном «Slipknot» ребята интересные, не хуже иных про-чих.

Харри откинул одеяло, пошел в кухню, открыл хо-лодную воду и напился из пригоршни. Такой вкуснойводы он никогда не пробовал: она стекала с его соб-ственной ладони, с его собственной кожи. Но тут онвдруг выплеснул воду в раковину и уставился на чер-ную стену. Что это? Кто-то движется, что ли? Нет,никого нет, но движение точно есть. Неторопливое,плавное, словно незримая волна проходит по водо-рослям, над которыми струится вода. Отмершие ни-ти грибницы, крошечные – не увидеть – отростки, спо-ры, которые при малейшем колебании воздуха пере-носятся с места на место и начинают высасывать со-ки.

В гостиной Харри включил радио. Все было конче-но: в Белом доме начал свой новый президентскийсрок Джордж Буш.

Харри вернулся в кровать и натянул одеяло на го-лову.

Юнаса разбудил какой-то звук, и он откинул с лицаодеяло. Мальчику почудилось что-то вроде потрески-вания – так в тишине воскресного утра хрустит под по-дошвами снег между домами. Может, это ему присни-лось? Он закрыл глаза, но спать расхотелось, вспом-нился обрывок сна: отец молча и недвижно стоит пе-ред ним, стекла очков сверкают так, что глаз не видно.

Юнас испугался: это был настоящий кошмар. Онснова открыл глаза и увидел, что металлические труб-ки «музыки ветра» под потолком шевелятся. Мальчиквыпрыгнул из кровати, открыл дверь и выбежал в ко-ридор. Он старался не смотреть вниз на темные сту-пени лестницы, ведущей на первый этаж, остановил-ся только перед дверью в спальню родителей и бес-конечно осторожно нажал на ручку. Тут он вспомнил,что отец уехал, а уж маму-то можно разбудить. Он во-шел в спальню. На полу растянулся четырехугольниклунного света, доползавший до аккуратно заправлен-ной большой кровати. Стрелки настенных часов пока-зывали 01.11. Юнас на секунду застыл от удивления,а потом поспешил вернуться к темной лестнице, кото-рая лежала перед ним как пропасть. Ни единого звука.

– Мама!

Услышав короткое эхо собственного голоса, он ис-пугался еще больше. Потому что теперь она тоже всезнала. Темнота.

Никто не отозвался.Юнас сглотнул и стал спускаться по лестнице.На третьей ступеньке он почувствовал под ногой

что-то мокрое. И на седьмой. И на восьмой. Как будтокто-то прошелся в мокрой обуви. Или с мокрыми но-гами.

В гостиной горел свет, но мамы не было. Юнас по-дошел к окну, чтобы посмотреть, не спят ли Бендик-сены, потому что мама иногда ходила туда к Эббе. Ноу них все окна были темные.

Он дошел до телефона на кухне, стараясь не ду-мать о темноте, не пускать ее сюда, набрал номер ма-миного мобильного. И – о радость! – услышал ее мяг-кий голос. Но это было всего лишь приветствие ав-тоответчика с пожеланием хорошего дня и просьбойоставить сообщение.

А ведь был вовсе не день, была ночь.В прихожей мальчик сунул ноги в большие отцов-

ские ботинки, натянул прямо на пижаму пуховичок ивышел наружу. Мама говорила, что выпавший снеграстает к утру, но сейчас на улице все еще было хо-лодно и легкий ветерок шептал и бормотал что-то вветвях дуба, росшего у крыльца. До дома Бендиксе-

нов было не больше ста метров, к тому же у их крыль-ца горели целых два фонаря. Она, должно быть, там.На всякий случай Юнас оглянулся по сторонам. И тутего взгляд упал на снеговика. Тот стоял как и прежде,без движения, все так же повернувшись к дому, купа-ясь в лучах лунного света. Но все-таки кое-что изме-нилось, в нем появилось что-то человеческое, знако-мое. Юнас посмотрел на дом Бендиксенов. Надо бе-жать! Однако он не мог сдвинуться с места, стоял каквкопанный, а ледяной ветер осторожно обдувал егосо всех сторон. Мальчик медленно обернулся, бросилвзгляд на снеговика: до него только что дошло, по-чему снеговик показался таким знакомым. Теперь нанем был шарф. Розовый шарф. Шарф, который Юнасподарил маме на Рождество.

Глава 4

День второй. Исчезновение

К полудню снег в центре Осло уже растаял. Но онвсе еще лежал пятнами на газонах района Хофф, покоторому проезжали Харри Холе и Катрина Братт. Порадио Майкл Стайп пел о предчувствиях, о том, чтовсе пропало, и о мальчиках у колодца. Выехав на ещеболее тихую улицу, вдоль которой тянулась очеред-ная группа коттеджей, Харри показал на белую «той-оту-короллу», припаркованную возле ограды.

– Вон машина Скарре. Давайте встанем за ней.Большой желтый дом. Пожалуй, великоват для се-

мьи из трех человек, подумал Харри, поднимаясь квходу по гравийной дорожке. Кругом хлюпало и капа-ло. Во дворе стоял слегка покосившийся снеговик, чьивиды на будущее были явно далеко не радужными.

Дверь открыл сам Скарре. Харри нагнулся и хоро-шенько рассмотрел замок.

– Следов взлома нет, – сообщил Скарре и повел ихв гостиную, где на полу спиной к ним сидел паренек исмотрел по телевизору мультики.

С дивана встала женщина, протянула Харри руку и

представилась:– Эбба Бендиксен, соседка. Ничего подобного с

Биртой раньше никогда не случалось. По крайней ме-ре, за время нашего знакомства.

– А вы давно знакомы? – спросил Харри, огляды-ваясь по сторонам.

Напротив телевизора стояла массивная кожанаямебель и восьмиугольный стеклянный столик. Вокругсветлого обеденного стола были расставлены легкиеи элегантные стальные стулья. Как раз такие – он-тознал – нравятся Ракели. На стене висели два портре-та каких-то мужиков, с виду директоров банка, кото-рые смотрели сверху вниз в многозначительном мол-чании. Рядом – абстрактное полотно из разряда мо-дернистского искусства, успевшее выйти из моды, азатем стать еще более модным.

– Десять лет, – ответила Бендиксен. – Мы перееха-ли в дом на той стороне дороги в тот год, когда родил-ся Юнас. – И она кивнула на мальчика, который про-должал смотреть на каких-то водомерок: те скакализа волком, что бежал по экрану и то и дело взрывался.

– Так, значит, это вы сегодня ночью вызвали поли-цию?

– Да.– Мальчик позвонил в дверь в четверть второго, –

вмешался Скарре, глядя в свои записи. – Звонок в по-

лицию зафиксирован в час тридцать.– Я, мальчик и мой муж сначала вернулись и поис-

кали ее в доме, – пояснила Бендиксен.– А где именно вы искали?– В подвале. В ванных комнатах. В гараже. Везде.

Просто странно, как это можно вот так взять и убе-жать.

– Убежать?– Исчезнуть. Пропасть. Полицейский, с которым я

говорила по телефону, попросил нас присмотреть заЮнасом и сказал, чтобы мы обзвонили всех знакомыхБирты, у которых она может быть. Ну и дожидатьсяутра, чтобы узнать, появилась ли она на работе. Онсказал, что в восьми случаях из десяти пропавший че-ловек через несколько часов объявляется сам. Мы по-пытались связаться с Филипом…

– Муж, – опять вмешался Скарре. – Он был в Бер-гене, читал лекцию. Профессор чего-то там…

– Физики, – улыбнулась Эбба Бендиксен. – Впро-чем, не важно: мобильный у него был выключен. А вкаком отеле он остановился, мы не знали.

– С ним связались рано утром, – сообщил Скарре. –Он в Бергене, но скоро будет здесь.

– Да, слава богу, – вздохнула Эбба. – Так вот, когдамы позвонили сегодня утром к Бирте на работу, ока-залось, что к обычному времени она так и не появи-

лась. И тут уж мы снова перезвонили вам, в полицию.Скарре кивнул, подтверждая ее слова. Харри же-

стом показал, чтобы он продолжал обрабатывать Эб-бу Бендиксен, а сам подошел к телевизору и сел напол рядом с мальчиком. На экране волк поджег дина-митную шашку и принялся ее раздувать.

– Привет, Юнас, меня зовут Харри. Тебе другие по-лицейские уже сказали, что такие происшествия, какэто, почти всегда заканчиваются хорошо? И тот, когоищут, в конце концов объявляется сам?

Паренек отрицательно покачал головой.– Это точно, – сказал Харри. – Как думаешь, где

сейчас твоя мама?– Я не знаю, где она, – пожал плечами мальчик.– Понятно, что ты не знаешь, Юнас. В настоящий

момент никто из нас этого не знает. Но если ее нетни дома, ни на работе, то где она может быть? Какоеместо приходит тебе на ум?

Мальчик не ответил. Он по-прежнему не отрывалглаз от волка – тот теперь пытался отшвырнуть дина-митную шашку, но та накрепко прилипла к лапе.

– А есть у вас дача или что-нибудь в этом роде, кудаобычно вы ездите отдохнуть?

Мальчик вновь покачал головой.– Может, есть какое-нибудь особое место, куда ма-

ма отправляется, когда ей хочется побыть одной?

– Ей не хочется быть одной, – произнес Юнас. – Ейхочется быть вместе со мной.

– Только с тобой?Мальчик повернулся и посмотрел на Харри. У Юна-

са были карие глаза, совсем как у Олега. И в этих ка-рих глазах Харри увидел страх, чего и следовало ожи-дать, а еще – вину, которой ожидать никак не следо-вало.

– А почему они пропадают? – спросил мальчик. –Ну, те, что потом возвращаются обратно?

Те же глаза, подумал Харри, те же вопросы. Самыеважные.

– По разным причинам, – ответил он. – Кто-то устал.Всегда же найдется от чего устать. А кто-то простоспрятался, чтобы побыть в тишине и спокойствии.

В коридоре послышались шаги, и Харри заметил,как мальчик весь сжался.

Динамит в лапе у волка взорвался, и в тот же самыймиг двери гостиной позади них распахнулись.

– Добрый день, – поздоровался голос за спиной,резкий и сдержанный одновременно. – Каково поло-жение дел?

Харри уже обернулся и успел рассмотреть одетогов костюм мужчину лет пятидесяти, который наклонил-ся над журнальным столиком и взял пульт. Телевизорпротестующе пискнул, и мультик немедленно схлоп-

нулся в белую точку.– Ты помнишь, что я сказал о просмотре телевизо-

ра посреди дня, Юнас? – произнес мужчина скорбнымтоном, который давал понять всем присутствующим,что воспитание детей – совершенно безнадежное де-ло.

Харри встал, назвал себя и представил МагнусаСкарре и Катрину Братт.

– Филип Беккер, – произнес человек и поправил оч-ки, сдвинув их на переносицу.

Харри попытался поймать его взгляд, чтобы соста-вить первое впечатление о возможном подозревае-мом, но глаз за сверкающими стеклами видно не бы-ло.

– Я дал себе труд обзвонить всех, с кем она моглабы связаться, но никто ничего не знает, – заявил Фи-лип Беккер. – А вам что-нибудь известно?

– Ничего. Но вы нам очень поможете, если скаже-те, все ли чемоданы и рюкзаки на месте. – Харри вни-мательно посмотрел на Беккера и продолжил: – Тогдамы сможем понять, было ли исчезновение спонтан-ным или запланированным.

Беккер выдержал оценивающий взгляд Харри, кив-нул и отправился на второй этаж.

Харри присел на корточки перед Юнасом, которыйпродолжал смотреть в погасший экран телевизора.

– Значит, ты за водомерок? – спросил он.Мальчик покачал головой.– Почему? – сказал Харри.– Мне жалко волка, – ответил тот еле слышным ше-

потом.Через пять минут появился Беккер и сообщил, что

ничего не пропало: ни дорожные сумки, ни одежда,за исключением той, что была на ней, плюс, конечно,пальто, сапоги и шарф.

– Хм. – Харри почесал небритый подбородок и по-косился на Эббу Бендиксен. – Давайте пройдем с ва-ми в кухню, Беккер.

Беккер пошел вперед, и Харри успел отсемафоритьКатрине, чтобы она двигалась за ним. Оказавшись вкухне, профессор устремился к кофеварке и принялсязасыпать в нее кофе и наливать воду. Катрина оста-новилась у двери, а Харри прошел к окну и выглянулна улицу. Голова у снеговика совсем провалилась вплечи.

– В котором часу вы вчера выехали из дома и какимрейсом летели в Берген? – спросил Харри.

– Я выехал около половины десятого, – ответилБеккер без промедления. – Рейс был в пять минутдвенадцатого.

– Вы звонили Бирте после того, как вышли из дома?– Нет.

– Как вы думаете, что произошло?– Понятия не имею, инспектор. Действительно не

имею ни малейшего понятия.– Хм. – Харри снова взглянул в окно. За все время,

что он тут находился, мимо не проехало ни одной ма-шины. На редкость тихое место. Причем обошлась ти-шина в этом районе города не меньше чем в два мил-лиона крон. – Какие у вас были отношения с женой? –Он прислушался к возне Филипа Беккера и прибавил:– Я обязан спросить вас об этом, потому что историисо сбежавшими супругами встречаются сплошь и ря-дом.

Филип Беккер кашлянул:– Могу вас заверить, инспектор, у нас с женой были

замечательные отношения.– А может так быть, что у нее есть знакомства, о

которых вы не знаете?– Это исключено.– «Исключено» – довольно сильно сказано, Беккер.

Внебрачные связи – обычное дело.Филип Беккер слабо улыбнулся:– Я не так наивен, инспектор. Бирта – привлека-

тельная женщина, к тому же намного моложе меня.Причем родом из семьи довольно свободных нравов,надо отметить. Но она не такая. И у меня довольнополное представление о том, что, так сказать, хранит-

ся в ее сундуках.Харри открыл рот, чтобы задать следующий вопрос,

но тут кофеварка грозно зарычала. Он передумал исменил тему:

– Вы не замечали, бывали у вашей жены резкиесмены настроения?

– Бирта не склонна к депрессии, инспектор. Она непошла вешаться в лес и не бросилась в море. Она ку-да-то пропала, но она жива. Я читал, что люди то и де-ло пропадают, а затем возвращаются, причем этомунаходятся естественные и довольно банальные объ-яснения, не так ли?

Харри медленно кивнул:– Вы не будете против, если мы осмотрим дом?– Зачем?Вопрос был задан резким, почти агрессивным то-

ном, позволившим Харри понять: этот человек привыккомандовать. И во всем контролировать своих близ-ких. Как же получилось, что его жена исчезла из дома,не сказав, куда направляется?.. Да и какая благопо-лучная нормальная мать бросит посреди ночи деся-тилетнего сына? Что-то тут определенно не так.

– Иногда мы сами не знаем, что ищем, пока не най-дем, – ответил Харри. – Такая практика.

И в это мгновение ему удалось наконец пойматьвзгляд Беккера, прятавшийся за стеклами очков. В от-

личие от сына глаза у него были светло-голубые, и вних явственно читалась ложь.

– Ну тогда извольте, – разрешил Беккер.

В спальне было прохладно и чисто. Ничем не пах-ло. На двуспальной кровати лежало вязаное покры-вало. На одной тумбочке стояла фотография пожи-лой женщины. Ее сходство с Филипом Беккером под-сказало Харри, что это его половина постели. На дру-гой тумбочке стояла фотография Юнаса. В шкафу сженскими платьями витал слабый аромат духов. Хар-ри заметил, что вешалки висят на равном расстояниидруг от друга, как будто каждая желает, чтобы ее оста-вили в покое. Черные юбки, тертые короткие джинсы сцветами и блестками. В низу шкафа были ящики. Хар-ри выдвинул верхний. Белье. Черное и красное. Сле-дующий ящик. Чулки и пояса. Третий ящик. Украше-ния в специальном ярко-красном фетровом держате-ле с прорезями. Взгляд Харри упал на большой свер-кающий перстень с яркими камнями. Ящик был похожна крошечный Лас-Вегас. Ни единой пустой прорези.

Из спальни дверь вела в недавно отремонтирован-ную ванную с душевой кабиной и стальной стойкойдля раковины.

В комнате Юнаса Харри сел на маленький стул воз-ле маленькой парты. На парте лежал калькулятор со

сложными математическими функциями. Он был но-венький, как будто его никто никогда не использовал.Над партой висел плакат: семь дельфинов в волнах –и календарь на весь год. Некоторые даты были обве-дены кружочками и подписаны печатными буковками.Харри прочитал о днях рождения мамы, дедушки, опоездке в Данию, о зубном враче в десять часов. Дведаты в июле были отмечены словом «доктор». Памя-ток о футбольных матчах, о премьерах фильмов илио днях рождения приятелей Харри не увидел.

Тут он боковым зрением заметил розовый шарф,лежащий на кровати. Пожалуй, это не тот цвет, кото-рым хотел бы украсить себя паренек такого возраста.Харри взял шарф. Он был влажный, и до Харри до-несся легкий запах волос, кожи и духов. Тех же самых,какими пахло в шкафу в спальне.

Он снова спустился на первый этаж. Остановил-ся возле кухни, где Скарре продолжал задавать стан-дартные для расследования дела об исчезновениивопросы. Позвякивали кофейные чашки. Диван в го-стиной казался огромным, возможно, из-за тщедуш-ного существа, которое сидело там, уткнувшись в кни-гу. Харри подошел ближе и увидел в ней фотографиюЧарли Чаплина во весь рост. Харри присел рядом.

– А ты знаешь, что Чаплин – английский дворянин?Сэр Чарльз.

Юнас кивнул:– Но они все равно вышвырнули его в США.Юнас перелистал книгу.– Ты болел этим летом, Юнас?– Нет.– Но ты же был у доктора. Два раза.– Мама просто хотела, чтобы меня осмотрели. Ма-

ма… – Голосок вдруг дрогнул.– Ты скоро снова ее увидишь, – утешил мальчика

Харри и положил ладонь на худенькое плечико. – Онаже не взяла с собой розовый шарф. Тот, что лежит утебя в комнате.

– Его кто-то повязал на шею снеговику, – тихо про-изнес Юнас. – А я забрал обратно.

– Это, наверное, мама не хотела, чтобы снеговикзамерз.

– Она бы никогда не отдала свой любимый шарфснеговику.

– Ну, может быть, это сделал папа.– Нет, это сделал кто-то другой, после того как он

уже уехал. Ночью. Тот, кто украл маму.Харри медленно кивнул:– А кто этого снеговика скатал, Юнас?– Не знаю.Харри посмотрел в окно. Вот почему он приехал сю-

да сам, а не послал кого-нибудь из сотрудников. Ему

почудилось, будто через всю комнату прошла ледя-ная трещина.

Харри и Катрина сели в машину и отправились внизпо улице Хиркедалсвейен по направлению к Майор-стуа.

– Что вы первым делом отметили, когда мы прие-хали? – обратился Харри к напарнице.

– То, что там живут далеко не родственные души, –ответила Катрина, пролетая на всех парах пункт въез-да на платную дорогу. – Скорее всего, у них несчаст-ливый брак. Вдобавок заправляет в семье муж.

– Хм. А почему вы так подумали?– Ну, это же совершенно очевидно, – улыбнулась

Катрина и взглянула в зеркало заднего вида. – Разни-ца во вкусах.

– Поясните.– Вы видели этот безобразный диван и столик в го-

стиной? Типичная мебель «под девятнадцатый век»,купленная человеком двадцатого века. Но обеденныйстол из беленого дуба с алюминиевыми ножками вы-бирала она. К тому же это «Витра».

– Что за «Витра»?– Фирма. Швейцарская. Дорогая. Такая дорогая,

что, если бы она купила вполне приличные копии, ане оригинал, сэкономила бы на обстановку для всей

этой чертовой гостиной.Харри отметил про себя, что чертыхнулась Катри-

на не так, как это делают обычно. В ее устах руга-тельство звучало неким языковым контрапунктом, ко-торый лишний раз подчеркивал ее принадлежность квысшему классу.

– Ну и что?– Понятно, что в таком крутом домище, да еще в

таком районе Осло деньги – не вопрос. Но ей не поз-волили сменить его диван и столик. А когда человекбез вкуса, но с явным интересом к вопросам интерье-ра настаивает на своем, это делает понятным, кто вдоме хозяин.

Харри кивнул, больше своим собственным мыслям.Первое впечатление его никогда не обманывало. Ка-трина Братт оказалась молодцом.

– Теперь расскажите, что вы думаете, – попросилаона. – Это же я вроде как должна у вас учиться.

Харри скользнул глазами по старой, богатой тради-циями, но все же абсолютно нереспектабельной за-бегаловке под названием «Лепсвик»:

– Я думаю, Бирта Беккер покинула дом не по своейволе.

– Но ведь никаких следов насилия нет!– Потому что все было хорошо спланировано.– А кто же преступник? Муж? Чаще всего так оно и

бывает, правда?– Ну да, – ответил Харри, ощущая, как мысли рас-

текаются в разные стороны. – Виноват всегда муж.– Только вот этот конкретный муж был в Бергене.– Да, похоже на то.– Причем улетел последним рейсом, так что никак

не мог вернуться домой, а потом успеть на раннююлекцию. – Катрина поддала газу и проскочила пере-кресток возле Майорстуа на желтый. – Если бы ФилипБеккер был виновен, он бы схватил наживку, которуювы ему бросили.

– Наживку?– Да. Когда вы спросили, бывали ли у нее смены

настроения. Вы дали Беккеру понять, что подозрева-ете самоубийство.

– И что?– Да ладно, Харри! – громко рассмеялась она. – Все

вокруг, включая Беккера, знают, что, когда речь идет осамоубийстве, полиция привлекает к расследованиюминимум сотрудников. Вы дали ему возможность под-крепить версию, которая – если бы он был виновен –была бы ему на руку и решила большинство его про-блем. Но он четко ответил вам, что его половина ра-довалась жизни по полной.

– Угу. То есть вы считаете, что мой вопрос был «про-веркой на вшивость»?

– Вы же постоянно проверяете людей, Харри. И ме-ня тоже.

Харри не отвечал, пока они не доехали до улицыБугстадвейен, и лишь тогда произнес:

– Люди частенько оказываются гораздо умнее, чемо них думаешь, – и замолчал. Когда они припаркова-лись возле Полицейского управления, он сообщил: –До конца дня я буду работать один.

А сказал он это потому, что все это время думал орозовом шарфе и наконец принял решение: взять уСкарре материалы по делам об исчезновении людей,чтобы получить подтверждение своим мучительнымподозрениям. Если подозрения подтвердятся, отне-сти письмо комиссару Гуннару Хагену. То самое, про-клятое письмо.

Глава 5

4 ноября 1992 года. Тотемный столб

Когда 19 августа 1946 года в Арканзасе, в неболь-шом городишке Хоуп, то бишь Надежда, на свет по-явился Уильям Джефферсон Блайт III, прошло ужепочти три месяца с тех пор, как его отец погиб в авто-мобильной катастрофе. Четыре года спустя мать Уи-льяма опять вышла замуж, и Уильям взял фамилиюнового отца. А теперь, сорок лет спустя после этихсобытий, стояла ноябрьская ночь 1992 года и белоеконфетти снега падало с небес на улицы Надежды,празднуя победу городишкиных собственных надежд,ибо его уроженец, Уильям – или просто Билл – Клин-тон, был избран сорок вторым президентом США.

А вот снег, что падал той же ночью на город Берген,не успевал даже долететь до земли и превращался вдождь, который поливал улицы, как будто стояла се-редина сентября. Однако, когда настало утро, верши-ны семи гор, что охраняют этот прекрасный город, бы-ли хорошенько присыпаны сахарной пудрой. И на са-мой высокой горе – Ульрикен – уже находился инспек-тор полиции Герт Рафто. Он, дрожа, вдыхал горный

воздух и втягивал в плечи большую голову; столькоморщин пролегло на его лице, словно его кто-то смял,как ненужный листок бумаги.

Желтый вагончик, который доставил Рафто и троихего коллег-криминалистов из Управления криминаль-ной полиции Бергена на высоту 642 метра над горо-дом, висел, слегка раскачиваясь в ожидании, на проч-ных стальных тросах. Фуникулер закрыли, как тольков полицию позвонили первые туристы, решившие по-бывать этим утром на известной горной вершине.

– Елки зеленые! – воскликнул один из криминали-стов.

Это выражение прозвучало как пародия «понаехав-ших» на истинный бергенский диалект, что было осо-бенно смешно, если учесть, что настоящие бергенцыдавно так не говорят. Но в ситуациях, когда ужас итошнота берут над человеком верх, как-то сами собойвылезают старые, родные словечки.

– Да уж, зеленые, – с сарказмом поддакнул Рафто,сверкнув глазами из-под морщинистых век.

Тело, лежавшее перед ними на снегу, было так ис-кромсано, что его пол можно было угадать только поединственной оставшейся груди. Все прочее превра-тилось в месиво. Страшное зрелище этих останковнапомнило Рафто автомобильную аварию, что про-изошла год назад на Эйдсвогнесе, когда машина пе-

рескочила через алюминиевый отбойник и влетела вовстречный автомобиль.

– Преступник убил и расчленил ее прямо здесь, –заметил другой криминалист.

Рафто взглянул на снег, на котором лежало тело,и дальнейших объяснений не понадобилось: он былвесь залит кровью, и по длинным дорожкам брызг ста-ло понятно, что по меньшей мере одна артерия бы-ла перерезана, пока сердце еще работало. Он отме-тил про себя, что надо бы точно установить, в которомчасу ночи снегопад прекратился. Последний фунику-лер пришел сюда в пять часов вечера. Хотя, конечно,убийца с жертвой могли подняться сюда и по тропин-ке, что змеилась внизу под фуникулером. Или, напри-мер, доехали до соседней горы Флёйен на поезде иоттуда уже пришли сюда. Но это слишком продолжи-тельная прогулка, да и нутром он чувствовал, что доместа они добирались в фуникулере.

На снегу виднелись следы двух человек. Малень-кие, несомненно, принадлежали женщине, хотя ееобуви нигде не было видно. Ну а другие следы, оче-видно, оставил убийца. И они вели к тропинке.

– Большой размер, – отметил молодой кримина-лист, худощавый провинциал с острова Сотра. – Поменьшей мере сорок восьмой. Значит, рослый мужик.

– Необязательно, – заметил Рафто и потянул но-

сом воздух. – Отпечатки неравномерные, это видновот тут, на ровном месте. Значит, ботинки ему велики.Возможно, он хотел нас обмануть.

Рафто почувствовал, что все взгляды обратилиськ нему. И он знал, о чем они думают: стоит тут ивыпендривается, звезда хренова, любимчик журнали-стов: квадратная челюсть, харя как кирпич и соответ-ствующая хватка. Коп как таковой, будто специаль-но созданный для газетных заголовков. Впрочем, мо-жет, и не думают: с тех пор как он считался звездой,много воды утекло. В какой-то момент он внутреннеперерос их всех: и прессу, и коллег. И тогда ему ста-ли намекать, что он думает только о своем месте влучах софитов, что из эгоизма прошелся по головамслишком многих своих товарищей по работе. Да и кработе, шептали у него за спиной, он относится, пря-мо сказать… Но Рафто об этом не слишком беспоко-ился. Нет у них ничего против него. Ну да, бывало, ис-чезали кое-какие вещественные доказательства с ме-ста преступления. Украшения там или часы, принад-лежавшие убитому, но такими вещами наверняка ни-кто не захотел бы владеть. Однажды коллега Рафтоискал свою ручку и случайно – так он, по крайней ме-ре, заявил – выдвинул ящик его стола. И нашел тамтри колечка. Рафто вызвали к комиссару для объяс-нений и попросили сидеть тихо и ни во что не вмеши-

ваться. Вот и все. Но слухи уже поползли. Даже кое-кому из журналюг доложили о случившемся. Навер-ное, поэтому не стоит удивляться, что, когда года дваназад в управлении начались проверки на предметполицейского произвола, нашелся только один чело-век, о котором немедленно была подана докладная, –человек, созданный для первой полосы газет.

Никто и не сомневался, что обвиняли Герта Рафтоне напрасно. Однако все при этом знали, что инспек-тор стал козлом отпущения в отделе, который в тече-ние долгих лет был заквашен на вполне определен-ной традиции. Вот почему в рапортах за его подпи-сью – преимущественно о допросах наркоторговцеви насильников детей – было сказано, что, мол, аре-стант навернулся со старой лестницы, ведущей вниз,в камеры предварительного заключения, отчего и по-лучил пару синяков.

Газеты были безжалостны. Прозвище, которое емукогда-то дали – Железный Рафто, – было, конечно,не самым оригинальным, но именно поэтому встре-чалось не слишком часто. А теперь оно получило но-вое значение. Журналисты взяли интервью у множе-ства его старинных врагов по обе стороны закона, ауж они-то, конечно, как могли раздули все обвинения.Так что, когда дочь Рафто пришла из школы в слезах исказала, что ее дразнят «железной лестницей», жена

инспектора заявила, чтобы он не ждал, что она будетсидеть и смотреть, как из-за него всю семью полива-ют грязью. Ну а он, как это часто бывало, несколькоутратил самообладание, после чего она забрала дочьи в этот раз к нему не вернулась.

Но и в это непростое время он не забывал, кто онесть. Железный Рафто. А когда карантин кончился, онвтопил на полную и работал день и ночь, чтобы вер-нуть утерянные позиции. И хотя успех был на его сто-роне, ему не удалось заставить всех – и коллег, и жур-налистов – забыть о том, что они так отчаянно пыта-лись доказать. Все отлично помнили фотографии из-битых людей в наручниках. Но он им покажет. Он до-кажет, что Герт Рафто не тот человек, который поз-волит закопать себя раньше времени. Что город тамвнизу – его город и принадлежит ему, а не этим ба-бам-белоручкам, которые называются спецами по со-циальным проблемам и сидят по своим кабинетам,высунув языки – такие длинные, что ими они достаютаж до задниц местных депутатов и партийных журна-листов.

– Сфотографируйте и займитесь опознанием, –приказал Рафто криминалисту с фотоаппаратом.

– Да кто же сможет такое опознать? – показал паль-цем на тело молодой человек.

Его тон Герту не понравился.

– Кто-то наверняка уже заявил или вот-вот заявит отом, что пропала женщина. Просто сопоставь. Понял,пионер?

Рафто поднялся на вершину и оттуда взглянул нато, что только из желания обозначить разницу в высо-те называли «плато». Его взгляд скользнул по окрест-ностям и остановился на расположенном неподале-ку холме, на вершине которого стояло нечто напоми-нающее человеческую фигуру. Фигура не двигалась.Может, пирамида из камней? Рафто прищурился. Онтут бывал тысячи раз – гулял с дочерью и женой, – ноникакой пирамиды не припомнит. Он спустился к фу-никулеру, переговорил с водителем и позаимствовалу него бинокль. Через пятнадцать секунд он увидел,что это никакая не пирамида, а три больших снежныхкома, которые кто-то положил один на другой.

Район Фьелльсиден Рафто никогда не нравился.Он не понимал, что уж такого «живописного» в здеш-них избушках – без теплоизоляции, с крошечными по-тайными лестницами и подвальчиками, куда никогдане проникает солнечный свет. Но избушки эти раску-пались детками богачей за многие миллионы: модни-ки гнались за аутентичным бергенским жильем, а са-ми все там так отштукатурили, что от исконной атмо-сферы не осталось и следа. Нынче тут было не слы-

хать шлепанья детских ножек по дощатому полу: це-ны выдавили молодых ребят и семьи с маленькимидетьми на другую сторону горы, и в Фьелльсидене ца-рили пустота и тишина, как в каком-нибудь торговомрайоне. И все-таки у Рафто было ощущение, что заним следят. С ним он шагнул на каменную лестницуи нажал на звонок.

Дверь почти сразу открылась, и на инспектора во-просительно уставилось бледное испуганное женскоелицо.

– Онни Хетланн? – спросил Рафто и протянул руку судостоверением. – Я по поводу вашей подруги ЛайлыОсен.

Квартирка оказалась крошечной и с совершенноневозможной планировкой: ванная располагалась на-против кухни, и при этом между гостиной и спальней.Узорчатые, цвета красного вина, обои в гостиной непомешали Онни Хетланн впихнуть туда диван и крес-ло в оранжево-зеленых тонах, а на свободных местах(которых, впрочем, осталось немного) она сложиластопки журналов, штабеля книг и дисков. Рафто ми-новал кота и его перевернутую миску и очутился надиване. Онни Хетланн села в кресло и принялась на-кручивать на палец цепочку, на которой висел зеле-ный камень с черными прожилками. Наверное, фаль-шивый. А может, так и задумывалось.

Онни Хетланн узнала о гибели подруги от граждан-ского мужа Лайлы, Бастиана, вчера утром, но траги-ческое выражение все еще не покинуло ее лица. Раф-то, не обращая на это внимания, беспощадно выло-жил неаппетитные детали.

– Ужасно, – прошептала Онни Хетланн. – Об этомБастиан ничего не сказал.

– Да, мы не хотим пока выносить сор из избы, – по-яснил Рафто. – Бастиан говорит, вы были лучшей по-другой Лайлы.

Онни кивнула.– Вам известно, что Лайла могла делать на верши-

не Ульрикена? Ее муж ничего об этом не знает, он вче-ра вместе с детьми был у бабушки во Флорё.

Онни отрицательно покачала головой. Этот жест,казалось бы, не оставлял ни малейшего сомнения. Давот беда: прежде чем покачать головой, она замеш-калась. На сотую долю секунды. И этого Герту Рафтобыло достаточно.

– Фрёкен Хетланн, речь идет об убийстве. Надеюсь,вы понимаете, насколько это серьезно и как вы риску-ете, если не расскажете мне все, что вам известно?

Она по-бульдожьи уставилась на полицейского. Онсменил тон:

– Если вы полагаете, что блюдете интересы ее се-мьи, то вы ошибаетесь. Такие вещи становятся из-

вестны несмотря ни на что.Онни сглотнула слюну. Перепугалась, судя по виду.

Причем выглядела испуганной, еще когда открываладверь. И тогда он дал ей последний пинок – пустил вход пустяковую угрозу, которая, впрочем, удивитель-ным образом действовала и на виновных, и на неви-новных:

– Вы можете рассказать мне все здесь и сейчас илипроехать вместе со мной в участок для допроса.

Глаза Онни Хетланн наполнились слезами, голосбыл едва слышен:

– Она должна была там кое с кем встретиться.– С кем?Женщина всхлипнула:– Лайла сказала мне только, как его зовут и кем он

работает. Но это была тайна, ее никто не должен былузнать. Особенно Бастиан.

Чтобы скрыть ярость, Рафто пришлось уткнуться вблокнот.

– Назовите имя и место работы, – выдавил он.Он записал все, что она сказала, в блокнот.Внимательно изучил написанное. Довольно обыч-

ное имя. И работа тоже довольно обычная. Но по-скольку Берген – город маленький, подумал он, этогодолжно быть достаточно. Он всем своим существомчуял, что взял нужный след, – под «всем существом»

Герт Рафто подразумевал тридцатилетнюю службу вполиции и глубокое знание человеческой натуры, ос-нованное на присущей ему природной мизантропии.

– Вы должны мне кое-что пообещать, – обратилсяРафто к подруге убитой. – Ни одной живой душе выне откроете того, что только что мне рассказали. Ни-кому из членов семьи. Ни одному журналисту. И дажедругим полицейским, с которыми придется разговари-вать. Вы меня поняли?

– Даже… полиции?– Вот именно. Расследование веду я. И мне необ-

ходим полный контроль над тем, кто владеет этой ин-формацией. Пока я не дам вам других указаний, выничего не знаете.

Наконец-то, подумал Рафто, спускаясь с крыль-ца по каменной лестнице. Окно в полуподвальчикесверкнуло, приоткрывшись, и у него вновь появилосьощущение, что за ним наблюдают. Ну и что? Реваншбудет за ним. За ним одним. Герт Рафто застегнулпальто и победоносно двинулся по блестящим ули-цам к центру, не замечая редкого дождика.

В пять вечера небо над Бергеном прохудилосьокончательно. А на столе перед Рафто уже лежал спи-сок фамилий, полученный из Департамента труда. Онпринялся искать кандидатов с подходящим именем.

Таких оказалось всего трое. Он вернулся от Онни Хет-ланн два часа назад и теперь подумывал, что совсемскоро будет знать, кто убил Лайлу Осен. Дело рас-крыто менее чем за двенадцать часов. Раскрыто им,и никем больше. Потому он самолично проинформи-рует прессу. Столичные журналисты уже перемахну-ли через горы и обосновались в полицейском управ-лении. Начальник Управления криминальной полициисделал заявление, что детали, касающиеся убийства,официально сообщены не будут, но стервятники успе-ли почуять кровь.

– Наверное, утечка информации, – пробормоталначальник, глядя на Рафто.

Но тот не только не проронил ни слова, он даже несиял тем лоском, какой требуется, чтобы попасть в за-головки. А пока журналисты сидели и ждали, готовыестрочить свои статьи. Скоро, скоро Герт Рафто сно-ва станет королем Полицейского управления городаБергена.

Он убавил звук радио, по которому Уитни Хьюстонво весь голос настаивала на том, что всегда будет лю-бить его, но прежде чем он успел снять трубку, теле-фон зазвонил.

– Рафто! – буркнул он раздраженно и нетерпеливо.– Я тот, кого ты ищешь.Несчастный инспектор тотчас понял, что это не

блеф и не ошибка. Понял по голосу: тот был полон ле-дяного спокойствия, а четкая внятная дикция исклю-чала вариант с сумасшедшим или пьяным. К тому жев голосе было что-то еще, чего инспектор никак не могпока ухватить.

Рафто громко кашлянул пару раз – выиграл немно-го времени.

– С кем я говорю? – спросил он, чтобы показать, чтовывести его из себя не удалось.

– Сам знаешь.Рафто прикрыл глаза и глухо, но с чувством вы-

ругался. Черт, черт, преступник решил проявиться! Икак раз в тот момент, когда Рафто собирался аресто-вать причастного к делу человека! Теперь весь эф-фект пропадет.

– А с чего ты взял, что я ищу именно тебя? – спро-сил полицейский сквозь зубы.

– Знаю, и все, – ответил голос. – И если сделаемтак, как я скажу, ты сможешь получить то, что хочешь.

– А что я хочу?– Ты хочешь арестовать меня. И ты сможешь это

сделать. Сам. Понимаешь теперь, Рафто?Инспектор кивнул и только потом собрался с сила-

ми и выдавил:– Да.– Встретимся у тотемного столба в парке Нурнес, –

произнес голос. – Примерно через десять минут.Рафто попытался раскинуть мозгами. Парк нахо-

дится возле Аквариума, за десять минут он туда успе-ет. Но почему он хочет встретиться именно там, на са-мом краю Нурнес-парка, на мысу, выходящем в море?

– Чтобы я мог видеть, что ты пришел один, – сказалголос, отвечая на его мысли. – Если увижу других по-лицейских или если опоздаешь, я исчезну. Навсегда.

Мозг Рафто работал: вычислял, сопоставлял, де-лал выводы. Группу захвата поднять он не успеет.Причем именно это можно будет внести в рапорт какпричину того, что он был вынужден провести арестсамостоятельно. Идеально.

– Отлично, – сказал Рафто. – И что будет, когда яприду?

– Я расскажу тебе все, ты выслушаешь мои усло-вия, и я сдамся.

– Какие условия?– На суде я буду без наручников. Слушание будет

закрытым для прессы. И сидеть я буду там, где мнене придется общаться с другими заключенными.

Рафто снова прокашлялся.– Отлично, – согласился он наконец и посмотрел на

часы.– Подожди, у меня еще условия. Телевизор в каме-

ре и любые книги, какие я захочу.

– Все получишь, – заверил Рафто.– Как только подпишешь соглашение, где изложены

все мои требования, я твой.– Что за… – начал Рафто, но короткие гудки в труб-

ке возвестили о конце разговора.

Рафто припарковался у верфи. Это был не самыйкороткий путь, но отсюда обзор был лучше. По огоро-женной территории большого парка были протоптанытропинки, тут и там виднелись холмы, покрытые жел-той увядшей травой. Деревья топорщили свои черныепальцы, тянулись к тяжелому небу, которое наплыва-ло с моря позади Аскёй. Какой-то человек спешил занервным ротвейлером на натянутом поводке. Прохо-дя мимо купальни, Рафто нащупал «смит-вессон» вкармане пальто. Купальня была пуста – огромное бе-лое корыто, притулившееся у кромки моря и похожеена гигантскую ванну.

За поворотом, метрах в десяти, Рафто различалвысокий тотемный столб – дар Сиэтла Бергену на де-вятисотлетие. Он слышал свое дыхание и чавканьемокрой листвы под подошвами. Начался дождь. Ма-ленькие колкие капельки впивались в лицо.

Единственный человек, стоявший возле тотемногостолба, смотрел именно в сторону Рафто, как будтоточно знал, что тот появится с этой стороны, а не с

другой.Подходя к столбу, Рафто сжал в кармане револь-

вер. Человек жестом остановил его в двух метрах отсебя. Дождь заливал глаза, Герт сощурился и потрясголовой. Этого не может быть.

– Удивлен? – спросил голос, который ему толькосейчас удалось узнать.

Рафто не ответил. Мозг заработал с новой силой.– Ты думал, что знаешь меня, – продолжал голос. –

А на самом деле это я тебя знаю. Вот почему мне бы-ло очевидно, что ты захочешь все сделать сам.

Рафто смотрел на человека не мигая.– Это игра, – сказал человек.– Игра? – прохрипел Рафто.– Ну да. Ты же любишь всякие игры.Рафто подвигал в кармане рукой с зажатым револь-

вером, чтобы убедиться, что он не зацепится за под-кладку, когда придется рывком вытащить его оттуда.

– Почему именно я? – спросил он.– Потому что ты лучший. Я играю только против

лучших.– Ты псих, – прошептал Рафто и тут же пожалел об

этом.– Ну, в этом я не сомневаюсь, – улыбнулся чело-

век. – Но ты тоже псих, дорогуша. Мы все психи. Без-вольные призраки, которые никак не могут найти путь

в свою обитель. И так было всегда. Ты знаешь, поче-му индейцы ставили эти штуки?

Человек постучал костяшкой указательного пальцапо деревянному столбу, на котором были вырезаныфигуры. Они сидели на корточках, одна на другой, исмотрели на залив немигающими и невидящими чер-ными глазами.

– Чтобы удерживать души, – продолжал человек. –Чтобы они не разбредались кто куда. Но тотемныестолбы гниют. И этот сгниет, вот в чем дело. И тогда ду-ше надо искать себе новое пристанище. Может, маску.Или зеркало. Или только что родившегося ребенка.

Из Аквариума, из загона для пингвинов, донессярезкий хриплый птичий крик.

– Расскажешь, почему тебе пришлось убить ее? –спросил Рафто пингвиньим хриплым голосом.

– Жаль, что игра уже окончена, Рафто. Было забав-но.

– А как тебе стало известно, что я напал на твойслед?

Человек поднял руку, и Рафто автоматически сде-лал шаг назад. На ладони у человека что-то висело.Цепочка с большим камнем в форме слезы, зеленым,с черными прожилками. Сердце Рафто глухо ударилов ребра.

– Онни Хетланн определенно следовало держать

язык за зубами. Но она позволила себе… как бы этосказать… проговориться.

– Лжешь, – выдохнул Рафто.– Она сказала, что ты запретил ей сообщать что-ли-

бо твоим коллегам. И вот тогда-то мне стало понятно,что ты наверняка примешь мое приглашение и при-дешь сюда один. Потому что ты подумал, что это бу-дет новое пристанище для твоей души, новое вопло-щение. Разве не так?

Холодный дождь тяжелыми каплями лег на лицоРафто как пот. Он положил палец на спусковой крючокревольвера и произнес четко и сдержанно:

– Ты выбрал плохое место. Ты стоишь спиной к мо-рю, а там внизу полицейские машины уже перекрыливсе въезды и выезды отсюда. Проскользнуть не удаст-ся.

Человек втянул в себя воздух:– Чувствуешь запах, Герт?– Какой запах?– Страха. У адреналина довольно отчетливый за-

пах. Ну да ты наверняка все об этом знаешь. Навер-няка помнишь: так же пахло от арестованных, кото-рых ты бил. И от Лайлы пахло так же. Особенно когдаона увидела, какими инструментами я собираюсь вос-пользоваться. А от Онни пахло еще сильнее. Думаю,оттого, что ты рассказал ей, как умерла Лайла, и она,

едва увидев меня, поняла, что ждет ее саму. Весьмавозбуждающий запах, неужели ты его не чувствуешь?В какой-то книге я читал, что именно по этому запа-ху хищники находят свою жертву. Только представь:дрожащая жертва пытается спрятаться, но понимает,что запах собственного страха убьет ее.

Рафто смотрел на руки человека, спокойно висев-шие по бокам. Оружия в них не было. Еще не стемне-ло, они находятся недалеко от центра города, одно-го из крупнейших в Норвегии… В последние годы онне пил и привел себя в хорошую физическую форму.Реакция стала быстрой, да и техника ближнего боя унего на уровне. Достать револьвер – дело одной се-кунды. Но почему же он напуган так, что у него стучатзубы?

Глава 6

День второй. Сотовый телефон

Инспектор Магнус Скарре откинулся на спинкукресла и прикрыл глаза – сразу возникла стоящая кнему спиной фигура человека в костюме. Он открылглаза и взглянул на часы. Шесть. Ну все, теперь, весьдень потратив на процедуру сбора информации о про-павшей, он заслужил небольшую паузу. Скарре обзво-нил все больницы, спрашивая, не поступала ли к нимБирта Беккер. Позвонил в службу такси – общенор-вежскую и столичную – и проверил маршруты, по ко-торым они работали прошлой ночью в районе Хофф.Переговорил с банком пропавшей, где ему подтвер-дили, что она не снимала крупных сумм со счета пе-ред тем, как исчезнуть, в ночь исчезновения, а такжена следующий день. Полицейские, охранявшие сто-личный аэропорт, просмотрели списки пассажиров завчерашний вечер, но фамилия Беккер встречаласьтам единожды: это был муж пропавшей, Филип, ко-торый летел бергенским рейсом. Скарре даже побе-седовал с представителями фирм, чьи паромы вче-ра уходили в Англию и Данию, хотя пропавшая вряд

ли могла пересечь границу: муж нашел дома ее пас-порт и показал его следователям. Дотошный инспек-тор разослал по отелям Осло и Акерсхуса факс с опи-санием внешности Бирты Беккер и сообщил данныепо ней всем патрульным автомобилям в столице.

Оставалось только одно – пробить мобильный.Магнус позвонил Харри и доложил о проделанной

работе. Тот тяжело дышал, в трубке слышался птичийграй. Харри задал несколько вопросов о мобильномтелефоне и отключился. Скарре встал и вышел в ко-ридор. Дверь в кабинет Катрины Братт была открыта,там горел свет, но внутри никого не было. Он поднял-ся на этаж выше, в столовую.

Кухня уже не работала. На сервировочном столи-ке перед дверью стоял термос с полуостывшим кофе,сухарики и варенье. В столовой сидело всего четыречеловека, зато одним из них оказалась Катрина Братт.Она устроилась за стоящим возле стены столом, углу-бившись в папку с документами. Перед ней стоял ста-кан воды, подальше лежал открытый пакет с бутер-бродами. Читала Катрина в очках. Тонкие линзы, тон-кая оправа – на лице их почти не было видно.

Скарре плеснул себе кофе и направился к ней.– Плановые сверхурочные? – Он уселся рядом.Послышалось это Магнусу Скарре или он и в самом

деле услышал вздох сожаления? Катрина оторвала

взгляд от документа и взглянула на него.– Знаете, как я догадался? – улыбнулся он и кивнул

на пакет с едой. – Приготовили еще дома. То есть вызнали, что столовая закроется в пять, а вам придетсясидеть тут гораздо дольше. Вы извините, но я же сле-дователь. Мы все такие.

– Да ну? – произнесла она безразлично и вернуласьк своим документам.

– Ага, – подтвердил Скарре, отхлебнул кофе и при-нялся ее разглядывать.

Она сидела, слегка наклонясь вперед, так что онбез труда видел вырез блузки и даже белое кружеволифчика.

– Взять сегодняшнее дело о пропавшей женщине.Я знаю только то, что знают все. Но я думаю, что этаженщина все еще в Хоффе. Возможно, лежит где-ни-будь там, под слоем снега или старых листьев. Или возерке каком-нибудь, или, например, в ручье – их таммного.

Катрина Братт молчала.– А знаете, почему я так думаю?– Нет, – ответила она без всякого выражения, даже

не оторвав взгляда от своей папки.Скарре перегнулся через стол и положил перед ней

мобильный. Катрина подняла на инспектора недоуме-вающий взгляд.

– Это мобильный телефон, – доверительно сооб-щил он. – Вы, вероятно, считаете, что это недавнееизобретение. А между тем отец мобильной телефо-нии Мартин Купер еще в апреле тысяча девятьсотсемьдесят третьего года осуществил первый разговорпо мобильному. Он позвонил домой своей супружни-це. Тогда он, конечно, даже и не догадывался, что егоизобретение станет одним из важнейших средств, спомощью которых полицейские смогут находить про-павших людей. Если хотите стать хорошим следова-телем, Братт, нужно прислушиваться к более опыт-ным коллегам и впитывать полученные от них знания.

Катрина сняла очки и посмотрела на Скарре с лег-кой улыбкой:

– Я вся внимание, инспектор.– Вот и хорошо, – поощрил ее Скарре. – Потому

что это важно, ибо Бирта Беккер была владелицей мо-бильного телефона. А мобильный телефон посылаетсигнал, который принимается базовой станцией тогорайона, в котором этот мобильный находится. И нетолько тогда, когда мы звоним, но и когда телефонвключен. Вот почему американцы сначала называлиих cellular phone – «сотовыми». Потому что сигнал по-крывает некоторое пространство, район, то есть какбы соту, ячейку. И там его ловит местная станция. Ясвязался с телефонной компанией. Станция, относя-

щаяся к Хоффу, по-прежнему принимает сигнал теле-фона Бирты. А ведь мы обыскали весь дом, и телефо-на там не было. И уж вряд ли она потеряла его возледома – таких случайностей не бывает… Такие вот де-ла. – Скарре жестом иллюзиониста, благополучно за-вершившего фокус, поднял руки вверх. – Допью кофеи звякну оперативникам: пусть высылают поисковуюгруппу.

– Удачи, – произнесла Катрина, протянула ему мо-бильный и вернулась к своей папке.

– Это ведь одно из старых дел Холе, да? – спросилСкарре.

– Точно.– Он думал, что это серийный убийца.– Я знаю.– Правда? Ну тогда вы наверняка знаете, что он

ошибся. И не в первый раз, между прочим. Он простодвинулся на маньяках, наш Холе. Все думает, видать,что у нас тут Америка. А своего серийного убийцу всееще не поймал. В родном-то отечестве!

– В Швеции было поймано множество серийныхубийц. Томас Куик, Йон Асуниус, Туре Хедин…

– Я смотрю, вы хорошо уроки учили, – улыбнулсяМагнус Скарре. – Но раз уж вы не прочь научитьсяпаре хороших приемов настоящего следователя, топредлагаю рвануть отсюда, взять по пиву…

– Спасибо, я не…– …и чего-нибудь перекусить. Пакетик-то ваш со-

всем маленький.Тут наконец Скарре удостоился ее взгляда и с че-

стью выдержал его. Он заметил в этом взгляде уди-вительный отблеск – будто где-то в глубине глаз за-полыхал костер. Ничего подобного видеть ему еще недоводилось. «Ага, – обрадовался он, – а ведь это мояработа! Это от моего рассказа в ее глазах вспыхнулогонек интереса. По всему видать, мне удалось по-пасть на самый верх ее турнирной таблицы».

– Можете смотреть на это как… – начал Скарре изапнулся, подбирая слова, – как на курс повышенияквалификации.

Она улыбнулась.Скарре стало жарко, у него участился пульс. Вот-

вот он обнимет ее, почувствует ее тело, ее затянутоев чулок колено, услышит звук, с которым его ладоньдвинется выше.

– Чего ты, Скарре, хочешь? Пощупать новую дамоч-ку, появившуюся в отделе? – Она улыбнулась еще ши-ре, и огонь в глазах стал еще ярче. – Хочешь успетьее трахнуть, да? Ты как мальчишка на дне рожде-ния: бросаешься на самый большой кусок торта, что-бы другим досталось поменьше?

У Магнуса Скарре челюсть так и отвисла.

– Дам-ка я тебе пару добрых советов, Скарре. Дер-жись подальше от женщин, с которыми работаешь.Не трать время на то, чтобы слоняться по столовойи пить кофе, если – как ты утверждаешь – ты толькочто напал на след. И даже не пытайся убедить меняв том, что это ты звонил оперативникам. Потому чтоим звонил старший инспектор Холе. И это он началпоиски. Говорят, что он связался со спасателями, ноони никого не прислали, решили, что для спасатель-ной операции время уже вышло.

Катрина смяла пакет из-под бутербродов и бросилав мусорку за спиной Скарре. Не оглядываясь, он по-нял, что она не промахнулась. Она захлопнула пап-ку и встала, но к тому времени Скарре уже успел со-браться:

– Не знаю, что вы там себе нафантазировали,Братт. Вы замужняя женщина, хотя, может, вы чего-тотам и недополучаете дома, раз решили, что такоймужчина, как я, станет… – Он не мог подобрать сло-ва. Черт возьми, он не мог подобрать слова! – Да ятолько хотел кое-что тебе объяснить!

С лицом Катрины что-то произошло: будто распах-нулась дверца топки и на него полыхнуло бушующимпламенем. Скарре был уверен: вот сейчас она егоударит. Но нет… не ударила. Впрочем, до него это до-шло, только когда она снова заговорила, причем голос

у нее был совершенно спокойный.– Я приношу извинения, если неправильно вас по-

няла, – произнесла она с выражением лица, никоимобразом не свидетельствующим об искреннем раска-янии. – Кстати, Мартин Купер звонил тогда не «су-пружнице», а своему конкуренту, Джоэлу Энджелу из«Лабораторий Белла». Как вы думаете, Скарре, зачемон это сделал? Чтобы кое-что ему объяснить? Илипросто похвастаться?

Скарре смотрел ей вслед. Когда Катрина повора-чивала к выходу из столовой, костюмчик так обтянулее задницу, что Скарре потянуло встать и отправитьсяследом. Черт, сумасшедшая баба!.. Но нет, встречать-ся с ней пока не стоит. К тому же все равно придетсяпосидеть здесь еще немного: зачем ему привлекатьвнимание к своей вздыбившейся ширинке?

Харри чувствовал, что легкие вот-вот упрутся вребра. Но дыхание постепенно успокаивалось. А вотсердце нет, оно все еще загнанным зайцем билось вгруди. Он стоял на опушке леса возле ресторанчика«Экеберг». Тренировочный костюм отяжелел от пота.Этот ресторанчик, сохранившийся с межвоенных вре-мен, когда-то был гордостью столицы, над которой онцарственно возвышался на крутом восточном склоне.Но путь из центра сюда, в лес, получался неблизкий,

и людям постепенно это надоело. Ресторанчик сталнерентабельным, пришел в упадок, сюда забредалитеперь только постаревшие любители танцев, пьяни-цы средних лет да неприкаянные одиночки в поискахдругих неприкаянных одиночек. В конце концов ресто-ранчик закрыли. Харри нравилось приезжать на Эке-берг, подниматься над городом, окутанным желтымиклубами выхлопных газов, а потом по одной из мно-гочисленных тропинок добегать до ровной площадки,чувствуя, как в мышцах горит молочная кислота. Емунравилось останавливаться у полуразрушенного ре-сторанчика, сохранившего особую красоту обломковкораблекрушения. Он садился на волглой от дождяпроржавевшей террасе и смотрел на город, которыйкогда-то был ему родным, но теперь обанкротился иразвалился. Смотрел с тем чувством, с каким глядятна встреченную случайно бывшую возлюбленную…

Город лежал в чаше гор, ее крутые края высоковздымались почти по окружности, и только в сторонуфьорда оставались какие-то – слабые, впрочем – по-зиции для отступательного маневра. Геологи утвер-ждают, что Осло построен в кратере потухшего вул-кана. И в такие вечера, как сегодня, Харри представ-лял себе, что огни города – это дырки в земной коре,сквозь которые просвечивает бурлящая лава. Глядяна район Хольменколлен, белой точкой светящийся

на дальнем склоне напротив города, он пытался уга-дать, где находится дом Ракели.

Он подумал о письме. И о телефонном разговоресо Скарре, сообщившем о сигнале сотового БиртыБеккер. Сердце стучало уже медленнее, качало себекровушку и посылало мозгу успокаивающие сигналы:жизнь продолжается. Прямо как мобильный телефонпосылает сигналы станции. Мозг, подумал Харри, сиг-нал, письмо. Глупая мысль. Какого рожна он не вы-кинет это все из головы? Какого рожна он тут сидити думает, сколько времени у него уйдет, чтобы добе-жать до машины, а потом добраться до Хоффа и про-верить, кто из них на самом деле глуп?

Ракель стояла в кухне у окна и смотрела во двор,на деревья, которые загораживали соседские окна.Она как-то выступила в местном совете с предложе-нием срубить два-три дерева, чтобы стало хоть чуть-чуть побольше света, но натолкнулась на молчаливоенесогласие, впрочем, такое отчетливое, что она боль-ше никогда об этом не заговаривала.

Еловые ветви скрывали все и всех, и именно этоценилось жителями района Хольменколлен. Снег всепадал и падал на город, на холм, по которому осто-рожно крались друг за другом «вольво» и БМВ, воз-вращаясь домой, к гаражным воротам с электропри-

водом, горячему ужину, приготовленному подтянуты-ми женами (тренажерный зал, годичный академиче-ский отпуск, редкие консультации практикантов).

Даже сквозь солидные этажные перекрытия виллы,унаследованной ею от отца, Ракель слышала музыку,звучавшую у Олега в комнате. «Led Zeppelin» и «TheWho». Вот когда ей самой было двенадцать, среди еесверстников считалось немыслимым слушать такуюстарую музыку: эту музыку любили еще их родители.Но Олег-то получил пластинки от Харри и сделалсяпреданным поклонником рок-идолов семидесятых.

Ракель вспомнила, до чего же исхудал Харри. Про-сто усох. Совсем как память о нем. Что-то почти пуга-ющее чудилось ей в том, как память о человеке, с ко-торым она была настолько близка, блекнет и исчезает.А может, это оттого, что, когда роман заканчивается,все его перипетии начинают казаться сном. А сон…Сон – не более чем порождение нашей фантазии, егопочти мгновенно забываешь. Вот, наверное, почемувстреча с Харри так потрясла Ракель. Обнять, вдох-нуть его запах, услышать его голос не из телефоннойтрубки, а из его губ, таких мягких при всей твердостиего лица, на котором проступили новые морщины…Взглянуть в его голубые глаза, которые то блестят, топотухают, когда он говорит… Все как раньше.

Но в то же время ей было радостно, что она уже

перевернула эту страницу. Что не с этим мужчиной ейсуждено разделить свое будущее, что он уже никогдане сможет вторгнуться своей ужасной жизнью в их сОлегом жизнь.

Теперь все у нее идет хорошо. Намного лучше, чемраньше. Она взглянула на часы. В отличие от Харриэтот не опаздывал.

Матиас возник однажды летом, совершенно неожи-данно. На собрании руководства местного само-управления. Он ведь даже не жил в их районе – егопригласил приятель. Они с Ракелью сидели рядом имило проболтали целый вечер. В основном о ней, ес-ли честно. Он слушал внимательно, с каким-то, как ейпоказалось, врачебным интересом. А через несколь-ко дней позвонил и спросил, не хочет ли она пойти сним на выставку в Центре Хени – Унстада, в Хёвикод-дене. Сказал: и Олег, мол, тоже пусть приходит, пото-му что там есть программа и для детей. Погода бы-ла плохая, живопись так себе, а Олег – просто невы-носим. Но Матиасу удалось поднять всем настроениешутками и особенно язвительными замечаниями о ху-дожниках и их способностях. А потом он отвез их до-мой, попросил прощения за неудачную идею и с улыб-кой пообещал, что никогда и никуда их с собой невозьмет. Если, конечно, они сами не попросят. Послечего Матиас на две недели улетел в Ботсвану. И по-

звонил ей, как только вернулся, в тот же вечер. По-просил встретиться с ним снова.

Ракель услышала звук машины, газовавшей, чтобызаехать на крутой подъем, ведущий к дому. У него бы-ла старенькая «хонда-аккорд». Ей, непонятно поче-му, это нравилось. Он всегда парковался возле гара-жа и никогда внутри. И это ей тоже нравилось. Нрави-лось, что у него всегда с собой смена белья и несес-сер – они лежали в рюкзаке, который он обязательноуносил с собой утром; что он спрашивает, когда онисмогут увидеться снова, и никогда ничего не принима-ет как должное. Все это теперь, конечно, может изме-ниться, но Ракель была к этому готова.

Матиас вышел из машины. Высокий – почти какХарри. Приехав, он всегда улыбался ей, подняв к ку-хонному окну свое по-мальчишески открытое лицо.Даже если был смертельно уставшим после бесчело-вечно долгого дежурства. Да, она была готова. Пото-му что этот мужчина подходил ей, он любил ее и ста-вил их маленький тройственный союз превыше всегоостального. Ракель услышала, как в замке поворачи-вается ключ. Ключ, который она сама вручила ему напрошлой неделе. Как он тогда удивился! Как ребенок,получивший входной билет на шоколадную фабрику.

Дверь открылась, Матиас стоял на пороге, и онауже была в его объятиях. Ей нравился даже запах его

пальто. Щекой она прижалась к вкусно пахнущей, хо-лодной ткани, а по телу побежало привычное тепло.

– Что такое? – улыбнулся он ей в волосы.– Я так тебя ждала! – прошептала Ракель.Он закрыл глаза, и так они постояли еще мгнове-

ние.Она выпустила его из объятий и взглянула в улыба-

ющееся лицо. Красавец. Красивее Харри.Освободившись, Матиас расстегнул пальто, пове-

сил его и пошел мыть руки. Он всегда первым деломмыл руки, когда возвращался из анатомического теат-ра, где во время лекции проводил манипуляции с тру-пами. Харри тоже всегда мыл руки, если возвращалсяс расследования убийства.

Матиас открыл нижний шкафчик, высыпал в рако-вину картошку из ведерка и включил воду.

– Как прошел день у тебя, любовь моя?Ракель подумала, что многие мужчины не захоте-

ли бы знать, как прошел вчерашний вечер, потому чтоона встречалась с Харри, и Матиасу об этом было из-вестно. И это ей тоже в нем нравилось. Она приня-лась рассказывать, глядя в окно. Ее взгляд скользнулпо елям и устремился туда, где только-только нача-ли загораться огни города. Харри сейчас где-то там.В безнадежной погоне за тем, кого так и не удавалось– и никогда не удастся – схватить. Ей стало его жал-

ко. Осталось только сочувствие. Хотя вчера вечероммелькнуло что-то между ними: тогда они сцепилисьвзглядами и никак не могли отпустить друг друга. Этобыло как удар тока, но так же быстро и закончилось.Совсем. Волшебство исчезло. И это произошло по ееволе.

Она встала позади Матиаса, обняла, прижалась кего широкой спине.

Она чувствовала, как под рубашкой ходят его му-скулы – он чистил картошку и бросал ее в кастрюлю.

– Пожалуй, сюда влезет еще парочка, – предполо-жил он.

Ракель заметила какое-то движение возле кухон-ной двери и оглянулась. Там стоял Олег и смотрел наних.

– Принеси, пожалуйста, из подвала еще картош-ки, – попросила она.

Темные глаза Олега потемнели еще больше. Онстоял не шевелясь.

Матиас повернулся к нему:– Я сам могу сходить. – Он взял опустевшее ведер-

ко для картошки.– Нет, – произнес Олег и сделал шажок вперед. –

Я схожу.Взял у Матиаса ведерко и вышел за дверь.– Что с ним? – спросил Матиас.

– Он просто немного боится темноты, – вздохнулаРакель.

– Это я понял, но почему он все-таки пошел туда?– Потому что Харри говорил, что нужно суметь по-

бедить страх. – Она покачала головой. – Когда Харрижил здесь, он всякий раз посылал в подвал Олега.

Матиас наморщил лоб.– Харри вовсе не детский психолог, – грустно улыб-

нулась Ракель. – А Олег слушался только Харри, неменя. С другой стороны, в подвале же нет никаких чу-довищ.

Матиас повернул рукоятку под конфоркой и тихосказал:

– А вот в этом мы не можем быть уверены.– Ты? – улыбнулась Ракель. – Ты тоже боялся тем-

ноты?– Прошедшее время здесь не вполне уместно, –

криво усмехнулся Матиас.Да, он ей нравится. Он лучше Харри. И жить с ним

лучше. Он ей нравится, нравится.

Харри остановил автомобиль возле дома Беккеров.Посидел немного в машине, глядя на желтый свет,льющийся из окон во двор. Снеговик уменьшился доразмеров карлика. Но его тень все еще лежала междеревьев, дотягиваясь до самого забора.

Харри вышел из машины. Дверца скрипнула, и отэтого лицо его скривилось. Он понимал, что поздно,что надо было бы позвонить, что двор – такая же част-ная собственность, как и сам дом… Однако твердоежелание побеседовать с профессором Беккером, атакже необходимые для такой беседы запасы терпе-ния созрели у него именно сейчас.

Промокшая почва слегка пружинила под ногами. Онприсел на корточки. Свет отражался в снеговике, какбудто тот был сделан из матового стекла. Днем онподтаял, из снега образовались крошечные кристал-лики, а теперь, когда температура упала, влага кон-денсировалась и застыла кристаллами покрупнее. Врезультате чистый, белый и легкий снег, из котороговчера скатали снеговика, сегодня сделался серова-тым, крупнозернистым, слежавшимся.

Харри поднял правую руку. Сжал кулак. И ударил.Голова снеговика слетела с плеч и упала на бурый

газон.Харри ударил еще раз, теперь сверху вниз, паль-

цы напряглись, скрючились, как звериные когти, про-низали снег и наконец ухватили то, что он искал.

Он выдернул руку обратно и триумфальным же-стом протянул находку снеговику – так Брюс Ли дер-жит перед поверженным врагом вырванное у негосердце.

Это был красно-черный телефон «Нокия». Егокнопки все еще светились. Но победное чувство в ду-ше Харри уже погасло. Он понимал, что это вовсе непрорыв в следствии, а просто антракт в кукольномспектакле, где действующих лиц дергают за невиди-мые ниточки. Слишком легко все получилось. Теле-фон им просто-напросто подбросили.

Харри дошел до входной двери и позвонил. Открылему Филип Беккер. Волосы взъерошены, галстук съе-хал на сторону, глазами хлопает, будто только чтопроснулся.

Филип вопросительно посмотрел на Харри, заме-тил в его руке телефон и быстро кивнул:

– У Бирты был именно такой телефон.– Могу я вас попросить набрать ее номер?Беккер исчез в глубине дома, а Харри остался

ждать. Вдруг в дверном проеме появилось лицо Юна-са. Харри хотел поздороваться, но тут заиграл мо-бильный. Это была песенка «Мой любимый козлик».В голову Харри немедленно пришли последние словаприпева – он знал песенку еще со школы: «Вспомнипро своего хозяина».

Харри увидел, как на мгновение осветилось лицоЮнаса. Мозг мальчика подсознательно среагировална рингтон матери, но радостное выражение почтисразу сменила гримаса неприкрытого ужаса. И этот

ужас был Харри хорошо знаком.

Войдя в квартиру, Харри почувствовал запах гип-са и опилок. Панели, закрывавшие стену, были снятыи штабелями сложены на полу. На открывшейся сте-не виднелись какие-то светлые пятна. Харри провелпальцем по белому налету, тот осыпался на паркет.Он лизнул кончик пальца – привкус солоноватый. Гри-бок? Или это просто проступила соль, пот дома? Хар-ри чиркнул зажигалкой и приблизил лицо к стене. Ни-чего не видно, да и запаха никакого нет.

Улегшись в постель и уставившись в непрогляд-ную темноту спальни, Харри думал только о Юнасе.И о матери. О запахе лекарств и ее лице, котороемедленно растворялось в белизне подушки. Он целы-ми днями и неделями играл с Сестрёнышем, а отецвсе молчал, и все делали вид, что ничего не произо-шло… Харри почудилось, что до него доносится сла-бый звук. Это невидимые нити росли, натягивались,наматывались на темноту и пожирали ее, оставляяслабый, дрожащий косыми лучами свет.

Глава 7

День третий. Невыявленные данные

Слабый утренний свет проник сквозь жалюзи и се-рой вуалью скользнул по лицам двух сидящих в ка-бинете людей. Комиссар полиции Хаген слушал Хар-ри Холе, наморщив лоб над черными бровями, густы-ми, кустистыми, сросшимися в одну длинную линию.На его шикарном столе, на маленькой подставке, ле-жал мизинец, который, судя по прилагавшемуся доку-менту, принадлежал японскому командиру батальонаЁсито Ясуде. Когда Хаген учился в Академии сухопут-ных войск, он прочитал где-то, что Ясуда отрубил себемизинец, впав в отчаяние во время отступления 1944года в Бирме. Владельцем этой реликвии Хаген сталза год до того, как вернулся к своему первоначально-му роду деятельности – в полицию – и возглавил от-дел по борьбе с насилием. И поскольку с того време-ни утекло немало воды, теперь он довольно терпели-во выслушивал все, что докладывал ему старший ин-спектор о расследовании исчезновения людей.

– В одном только Осло ежегодно пропадает шесть-сот человек. Однако через несколько часов после то-

го, как их заявят в розыск, ненайденными остаетсявсего лишь горстка. Это известно, как и то, что, еслипоиски длятся больше двух дней, человека почти на-верняка не найдут.

Хаген задумчиво провел пальцем по своим знаме-нитым сходившимся над переносицей бровям. Емунадо было подготовить совещание по бюджету, ко-торое пройдет в кабинете начальника Полицейскогоуправления. Тема – принятое властями решение оснижении налоговых поступлений.

– Большинство пропавших – клиенты психушек илистарики, впавшие в маразм, – продолжал Харри. – Новстречаются также и относительно нормальные люди,которые срываются в Копенгаген или кончают с собой.Этих находят или в списках пассажиров, или по вы-пискам со счетов, когда они снимают деньги в банко-мате; иногда их тела выбрасывает на берег.

– Ну и к чему ты все это?.. – перебил Гуннар Хагени взглянул на часы.

– Вот к чему. – Харри вытащил желтую папку, ко-торая с пластмассовым клацаньем приземлилась накомиссаров стол.

Хаген подался вперед и стал листать подшитые бу-маги.

– Я обязательно ознакомлюсь, Харри, ведь ты у насне из тех, кто строчит рапорты.

– Это произведение Скарре, – уточнил Харри. – Новывод мой, и его вы должны выслушать здесь и сей-час.

– Пожалуйста, покороче.Харри сложил руки и опустил на них взгляд. Длин-

ные ноги он вытянул вперед. Задержал дыхание. Сей-час он скажет то, что собирался, и назад пути не будет.

– Слишком многие исчезли без следа.Правая половина Хагеновой бровищи поползла

вверх.– Поясни.– Здесь данные о шестерых. Женщины от двадца-

ти пяти до пятидесяти, пропавшие за период начинаяс тысяча девятьсот девяносто пятого года. Этих жен-щин так и не нашли. Я тут побеседовал с ребятами изотдела розыска пропавших, и они со мной согласны:получается слишком много.

– Слишком много по сравнению с чем?– С тем, что было раньше. С тем, что происходит в

Дании и Швеции. И по сравнению с другими демогра-фическими группами. Почти все эти женщины состо-яли в браке – официальном или гражданском.

– Ну, нынче дамы пошли гораздо более самостоя-тельные, – усмехнулся Хаген. – Уезжают, рвут отно-шения, может, находят себе мужиков за границей. Такчто твоя статистика малоубедительна.

– В Швеции и Дании женщины также стали болеесамостоятельными. Но там всех пропавших рано илипоздно находят.

Хаген вздохнул:– Ну, раз эти данные так резко отличаются от нор-

мы, то почему же раньше-то никто не спохватился?– Потому что цифры Скарре касаются всей страны,

а полиция обычно имеет дело со своим округом. У вас,конечно, есть данные из Главного управления поли-ции Норвегии. В сводке тысяча восемьсот имен про-павших без вести, но это данные за последние пять-десят лет. К тому же туда входят жертвы кораблекру-шений и крупных катастроф, вроде той, что произо-шла на нефтяной платформе «Александр Хьелланн».Штука в том, что никто не пытался увидеть тут зако-номерность, характерную для всей территории стра-ны. До этого самого момента.

– Может, и верно, но мы-то отвечаем не за всю тер-риторию, Харри. Здесь у нас Полицейское управле-ние города Осло. – И Хаген положил ладони на стол,намекая, что аудиенция окончена.

– Да ведь я о чем толкую? – Харри почесал подбо-родок. – Это добралось и до Осло.

– Что «это»?– Вчера я обнаружил в снеговике мобильный теле-

фон пропавшей Бирты Беккер. Я сам не знаю, что это,

шеф. Но, думаю, надо в нем хорошенько разобратьсяи вытащить на свет. Причем быстро.

– Статистика – вещь интересная. – Хаген взял ми-зинец батальонного командира Ясуды и принялся по-глаживать его большим пальцем. – И я, конечно, по-нимаю, что последний случай с пропавшей женщинойдает повод для беспокойства. Но этого недостаточ-но. Так что давай выкладывай причину, по которой тывздумал озадачить Скарре этим рапортом.

Харри задержал взгляд на Хагене, достал из внут-реннего кармана мятый конверт и протянул шефу.

– Его положили мне в почтовый ящик сразу послетого ток-шоу, в котором я участвовал в начале сентяб-ря. До сих пор я считал, что это выходка какого-то пси-ха.

Хаген достал из конверта листок бумаги, прочи-тал девять предложений, составлявших текст, и сновавоззрился на Харри, качая головой:

– Снеговик? А что такое Мурри?Харри коротко объяснил и закончил:– Вот почему я боюсь, что речь идет об этом.Комиссар глядел на него непонимающе.– Хотелось бы мне ошибаться, – произнес Харри, –

но думаю, нас ждут чертовски тяжелые времена.Хаген вздохнул:– Чего ты хочешь, Холе?

– Я хочу следственную группу.Хаген посмотрел на Харри. Как и все остальные со-

трудники Полицейского управления, он считал Харриупрямым, высокомерным, склочным и непредсказуе-мым алкоголиком. С другой стороны, Хаген был рад,что он с Харри находится по одну сторону баррикад ичто тот никогда не вцепится ему в горло.

– Сколько? – спросил он. – И на какой срок?– Десять человек. На два месяца.

– Две недели? – воскликнул Магнус Скарре. – Чет-веро? Всего-то? И это на расследование убийства!

Он возмущенно посмотрел на остальных коллег, ко-торые набились в кабинет Харри Холе. Их было трое:Катрина Братт, сам Харри и Бьёрн Холм из кримина-листического отдела.

– Больше Хаген не дал. – Харри откинулся на спин-ку кресла. – И это не расследование убийства. Пока.

– Что же это тогда такое? – спросила КатринаБратт. – Пока?

– Дело об исчезновении человека, – ответил Хар-ри. – Но не забывайте, что в нем много общего с други-ми подобными случаями, имевшими место в послед-ние годы.

– Речь идет о семейных женщинах, которые вне-запно исчезли поздней осенью? – спросил Бьёрн

Холм, демонстрируя остатки говора, который он вы-вез из родного Тотена вместе с коллекцией винило-вых пластинок Элвиса, «Sex Pistols» и «Jason And TheScorchers», тремя костюмами работы нэшвиллскогопортного, американской Библией, немного короткова-тым диваном-кроватью и столовым гарнитуром, пере-жившим уже три поколения Холмов.

Все это он запихал в прицеп и притащил в столи-цу на стареньком «амазоне» – модели, в последнийраз сошедшей с конвейера «Вольво» еще в 1970 году.Бьёрн Холм выложил за него двенадцать тысяч, но ка-ков у «амазона» пробег, никто так и не смог разобрать-ся, потому что показания спидометра только прибли-жались к сотне тысяч километров. Тем не менее этотавтомобильчик был выражением всего, чем являлсяи во что верил сам Бьёрн Холм. К тому же он пах луч-ше всех машин на свете: смесью запахов дермати-на, жестянки, моторного масла, выцветшей под солн-цем полки для шляп, завода «Вольво» и человеческо-го пота, которым лоснилось водительское сиденье.Для Бьёрна Холма то был не просто пот, но благо-родный глянец, квинтэссенция всех предыдущих вла-дельцев: их души, кармы, всего, что они проглотилина своем веку, и вообще – того, как они жили в целом.С зеркала заднего вида свисали игральные кубики –настоящие плюшевые кубики фирмы «Фаззи-дайс».

Нелепая игрушка как нельзя лучше символизировалаискреннюю любовь и ироничное отстранение, испы-тываемое к американской культуре и эстетике сыномнорвежских крестьян, которому в одно ухо пел ДжимРивз, в другое – «Ramones», а сам он в равной степе-ни обожал и то и это.

Теперь Бьёрн Холм сидел в кабинете Харри в сво-ей растаманской шапочке, из-за которой был боль-ше похож на наркодилера, чем на эксперта-крими-налиста. Из-под шапочки торчали огромные огнен-но-рыжие котлетообразные бакенбарды, обрамляв-шие круглое приятное лицо с широковато посажен-ными круглыми же глазами, делавшими его похожимна вечно удивленную рыбину. Это был единственныйчеловек, которого Харри специально попросил вклю-чить в следственную группу.

– И вот еще что. – Харри протянул руку и хлопнулпо проектору, что стоял между стопками документову него на столе.

Магнус Скарре выругался и прикрыл ладонью гла-за: резкий луч света, в котором различались размы-тые буквы, уперся ему прямо в лицо. Он передвинул-ся на другое место, а Харри тем временем вещал из-за проектора:

– Это письмо оказалось в моем почтовом ящикепримерно два месяца назад. Адреса и имени отпра-

вителя нет, почтовый штемпель поставлен в Осло. От-печатано на стандартном струйном принтере.

Прежде чем Харри успел попросить, Катрина Браттнажала на выключатель возле двери, кабинет погру-зился в темноту и на белой стене четко вырисовалсячетырехугольник света.

Читали в полной тишине.Скоро выпадет первый снег. И тогда он снова

появится. Снеговик. А когда снег растает, он сновакого-то заберет с собой. Ты должен спросить себявот о чем. Кто сделал снеговика? Кто делаетснеговика? Кто породил Мурри? Потому что самснеговик об этом не знает.

– Поэтично, – пробормотал Бьёрн Холм.– Что такое Мурри? – спросил Скарре.Ответом ему было монотонное стрекотание проек-

тора.– Интереснее всего, кто такой Снеговик, – вставила

Катрина Братт.– Явно тот, кому не мешало бы подкрутить мозги, –

решительно произнес Холм.Засмеялся только Скарре и осекся, потому что Хар-

ри из темноты объяснил:– Мурри – так называли одного давно умершего че-

ловека. Вообще мурри – это австралийские абори-гены, живут в штате Квинсленд. Но этот конкретный

мурри, пока был жив, убивал женщин по всей Австра-лии. До сих пор никто не знает точно, сколько именно.Его настоящее имя было Робин Тувумба.

Зашелестел шепот.– Маньяк! – выдохнул Бьёрн Холм. – Тот самый, ко-

торого ты убил!Харри кивнул.– Значит, ты думаешь, что у нас клиент такого рода?– Учитывая это письмо – не исключено.– Эй, эй, попридержите лошадей! – поднял руки

Скарре. – Сколько раз ты уже кричал «волки!», когдатебе чудилось что-то похожее на то австралийскоедело, Харри?

– Трижды, – ответил Харри. – Как минимум.– А ведь в Норвегии серийных убийц до сих пор не

бывало. – Скарре бросил быстрый взгляд на Братт –убедился, что она его внимательно слушает. – Может,это все из-за тех курсов по «маньяковедению», кото-рые ты прошел в ФБР? Может, потому ты их видишьвезде и всюду?

– Не исключено, – подтвердил Харри.– Тогда позволь напомнить тебе, что за исключе-

нием парня, что бегал со шприцем за стариками, ко-торые все равно вскорости должны были умереть, вНорвегии серийных убийц не было никогда. Эти ребя-та водятся только в США, да и то в основном в кино.

– Неправда! – бросила Катрина Братт. Все разомповернулись к ней, и она подавила нервный зевок. –Они водятся и в Швеции, и во Франции, Бельгии, Гер-мании, Англии, Дании, России и Финляндии. При этомизвестны только раскрытые преступления. О невыяв-ленных данных предпочитают вслух не говорить.

В темноте Харри не было видно, как покраснело ли-цо Скарре, зато он заметил, как тот агрессивно выпя-тил подбородок в сторону Катрины Братт.

– У нас даже трупа нет, а таких писем я вам мо-гу показать целый шкаф! – негодующе заявил Скар-ре. – Причем от людей, куда более свихнувшихся, чемэтот… этот… Снеговик.

– Штука в том, – сказал Харри, встав и подойдя кокну, – что наш псих проделал основательную рабо-тенку. Имя Мурри в газетах даже не упоминалось. Этобыл псевдоним Робина Тувумбы, который тот исполь-зовал, когда был борцом в передвижном цирке.

Последний луч дневного света пробился сквозь об-лака. Харри посмотрел на часы. Олег очень просилвыйти пораньше, чтобы успеть и на «Slayer».

– С чего же начать? – спросил Бьёрн Холм.– Что? – переспросил Скарре.– С чего начнем? – исправился Холм, вспомнив про

свой говор.Харри подошел к столу.

– Холм еще раз осмотрит дом и двор Беккеров – какесли бы это было место убийства. Мобильный и шарфпроверить особо. Скарре, составь список осужденныхранее за убийство, насилие, подозреваемых…

– …в подобных преступлениях и всякого остально-го сброда, который сейчас на свободе, – закончил занего Скарре.

– Братт, садись за документацию по пропавшимженщинам и ищи общий рисунок.

Харри ожидал неизбежного вопроса: «Какой рису-нок?», но Катрина Братт только коротко кивнула в от-вет.

– О’кей, – закруглился Харри, – приступайте.– А вы? – спросила Братт.– А я пойду на концерт, – ответил Харри.Когда все вышли из кабинета, Харри уткнулся в

свой блокнот, глядя на единственную сделанную имзапись: «невыявленные данные».

Сильвия бежала изо всех сил. Она бежала по на-правлению к деревьям, туда, где они росли гуще все-го, грозно темнея на фоне сумерек. Бежала, чтобыспастись.

Она не зашнуровала ботинки, и теперь они былиполны снега. В руке Сильвия сжимала маленький то-порик. Его лезвие покраснело от крови.

Вчерашний снег, наверное, почти весь растаял, ноэто в городе, а здесь, в горах, в Соллихёгде, всего вполучасе езды оттуда, он может лежать и до весны.Как же она жалела, что они переехали сюда, в это бо-гом забытое место, на эти пустоши за поселком! Бе-жала бы она сейчас по асфальту, на котором не оста-ется следов, по городу, чей шум заглушает шаги бег-леца! В городе можно затеряться в огромной теснойлюдской толпе. А тут она совсем одна.

Хотя нет.Не совсем.

Глава 8

День третий. «Лебяжья шея»

Сильвия бежала к лесу. Становилось темно. Вооб-ще-то она ненавидела ранние ноябрьские сумерки, нона этот раз ей все казалось, что темнеет недостаточ-но быстро. Темнота спрячет следы, укроет ее. Мест-ность она знала как свои пять пальцев и была в со-стоянии сориентироваться, чтобы случайно не повер-нуть обратно к дому, прямо в лапы к… этому. Но вотнезадача: за ночь снег изменил все вокруг, прикрылкамни – так хорошо ей знакомые камни – и сгладилвсе очертания. Да и сумерки стирали привычные при-меты ландшафта. Где она? Сильвия постаралась по-давить охвативший ее приступ паники.

Она остановилась и прислушалась. Никого. Толькоее захлебывающееся дыхание рвет тишину с такимзвуком, с каким рвется бумага, в которую она завора-чивает завтрак для ребятишек, собирая их в школу.Сильвия попыталась дышать ровнее. Кровь по-преж-нему шумела в ушах, но она расслышала тихое жур-чание ручья. Ручей! Они всегда шли вдоль него, когдасобирали ягоды, ставили ловушки или искали заблу-

дившихся кур, которых – они это отлично понимали –на самом деле унесла лиса. Ручей бежал вниз, к грун-товой дороге, а по дороге рано или поздно проедеткакая-нибудь машина.

Шагов Сильвия больше не слышала. Ни звука ло-мающегося сучка, ни хруста снега под ногами. Может,ей удалось оторваться?

Ручей тек словно по белой простыне, которой бы-ло выстлано дно лесного оврага. Сильвия прыгнулав воду. Ручей был мелкий – вода дошла до серединылодыжек и залилась в обувь. Стало так холодно, чтодаже мышцы свело, но она устремилась вниз по те-чению, высоко поднимая ноги, делая огромные шаги,сопровождавшиеся громким всплеском. Никаких сле-дов! – победно думала она. И пульс успокаивался,несмотря на то что она продолжала бежать.

Недаром в последние годы Сильвия проводиладолгие часы в тренажерном зале местного торговогоцентра. Там она сбросила шесть кило, тело подтяну-лось, стало гибким – ей ни за что не дашь ее тридцатипяти лет! Об этом каждый раз говорил Ингве, с кото-рым она познакомилась в прошлом году на психоло-гическом тренинге по вдохновению. Где ее, собствен-но, и вдохновили на все остальное. Господи, если бытолько она могла прокрутить часы назад! На восемьлет вспять. Она бы все сделала по-другому! Не вы-

шла бы за Ролфа. И сделала бы аборт. Конечно, те-перь, когда близнецы уже появились на свет, об этомневозможно даже помыслить. Но до того как она опро-сталась малышками – Эммой и Ольгой, – все быловозможно, и тогда она не оказалась бы в этой тюрьме,которую так старательно выстроила вокруг себя.

Сильвия наткнулась на ветку, свисающую над ру-чьем, и тут сквозь прижмуренные глаза увидела, какчто-то мелькнуло, вероятно, какой-нибудь зверь вы-скочил к ручью и тут же скрылся в темноте леса.

Надо бы ей быть поосторожней, не то покалечит но-ги… Всего несколько минут прошло с того момента,когда она стояла в хлеву с окровавленным топором,а ей они показались вечностью. Она отрубила головыдвум курам и собиралась взяться за третью, как вдругза спиной раздался скрип двери. Сильвия невольновздрогнула: все-таки она была дома одна, к тому жени шагов, ни шума машины не слышала. Первое, чтоприковало ее внимание, был странный инструмент –металлическая петля на ручке. Похожа на петлю, ко-торой ловят лис. Но когда тот, в чьей руке был этот ин-струмент, заговорил, Сильвия поняла, что охота идетза ней и умереть должна она.

Причем ей даже объяснили почему.Она прислушивалась к этой сумасшедшей, но чет-

кой логике, а кровь билась в ее жилах, будто уже го-

товясь свернуться. И тут ей объяснили, как она умрет.В деталях. А петля начала нагреваться: сначала онабыла красной, потом стала белой. И тогда Сильвия впанике протянула руку, нащупала рукоятку топорикапрямо под поднятой рукой этого ненормального, уда-рила, увидела, как пиджак и джинсы разъехались встороны, как будто она рванула молнию, а на обна-жившейся коже появилась красная полоса. Он отшат-нулся и сделал несколько шагов по залитому куринойкровью полу, а Сильвия не мешкая метнулась к зад-ней двери сарая, что смотрела на лес. В темноту.

Колени словно парализовало, одежда промокланасквозь. Но Сильвия знала, что грунтовая дорога со-всем недалеко. А оттуда до соседней усадьбы – ми-нут пятнадцать бегом. Ручей сделал петлю. Левая но-га наткнулась на что-то под водой, раздался звук уда-ра, она почувствовала, что кто-то схватил ее за ногу,и в следующее мгновение Сильвия Оттерсен призем-лилась плашмя на живот, нахлебалась воды, отдавав-шей землей и гнилой листвой, и, помогая себе рука-ми, встала на четвереньки. Она убедилась, что рядомпо-прежнему никого нет, и волна паники отступила;оказалось, что нога прочно застряла. Она приняласьщупать рукой, ожидая наткнуться на опутавшие ногукорни, но под водой оказалось что-то гладкое и проч-ное. Металл. Металлическая дужка. Сильвия пригля-

делась и увидела рядом глаза, перья и побледнев-ший красный гребешок. Куриная голова. Не из тех, чтоона недавно отрубила. Эту принес сюда Ролф в каче-стве приманки. После того как в коммуне узнали, чтоза прошлый год лиса унесла у них шестнадцать кур,им разрешили расставить вокруг хутора – только нена тропинках, по которым людям могло прийти в го-лову прогуляться, – определенное количество лисьихкапканов системы «лебяжья шея». Лучшее место длякапкана – ручей, надо только умудриться установитьего под водой так, чтобы снаружи торчала лишь при-манка. Как только лиса примется за куриную голову,капкан захлопнется у нее на шее – зверь погибнет мо-ментально.

Рука продолжала щупать.В магазине «Все для охоты», где они покупали кап-

каны, им сказали, пружина такая сильная, что запро-сто может сломать ногу взрослого человека. Правда,ее замерзшая нога не чувствовала никакой боли. За-то пальцы нащупали тонкую стальную проволоку, при-крепленную к «лебяжьей шее». Без инструментов, ко-торые лежат в сарае, нечего и думать о том, чтобыраскрыть капкан. К тому же они обыкновенно прима-тывали его к дереву с помощью стальной проволоки,чтобы полумертвая лиса, или кто там в него попадет-ся, не уковыляла вместе с капканом, который стоит

денег. Рука скользила под водой вдоль проволоки, по-ка не наткнулась на металлическую табличку с фами-лией владельца – их фамилией. Так положено по пра-вилам.

Сильвия вздрогнула. Что это хрустнуло вдалеке?Сердце опять заколотилось как сумасшедшее, а онавсе вглядывалась в сгущающуюся темноту.

Окоченевшие пальцы нащупывали проволоку, раз-рывая снег на берегу ручья. Сильвия медленно вы-ползла из ручья, волоча ногу с капканом. Проволо-ка была примотана к стволу молодой, крепкой бере-зы. Она пошарила под снегом и нашла петлю. Ме-талл смерзся в прочный, неподдающийся узел. Ей на-до распутать его и двинуться дальше.

Снова треснула ветка. На этот раз ближе.Сильвия села, укрывшись за стволом березы. По-

пыталась убедить себя, что паниковать не надо, чтоузел распутается, как только она потянет за конецпроволоки, что перелома у нее нет, а в лесу шумиткакой-нибудь зверь. Она попробовала подцепить ко-нец проволоки и даже не почувствовала боли, когданоготь сломался почти посередине. Ничего не полу-чается. Она наклонилась, и зубы хрустнули, когда онапопыталась перекусить проволоку. Черт! Теперь оначетко услышала неторопливые шаги по снегу и зата-ила дыхание. Шаги затихли где-то за стволом ее бе-

резы. Возможно, все дело в воображении, но ей по-казалось, что она слышит его дыхание, чувствует за-пах. Сильвия сидела не шевелясь. И тогда он двинул-ся дальше. Звук стал тише. Он удалялся. Она всхлип-нула. Теперь ей надо освободиться. Одежда промок-ла, так что, если ее не найдут, за ночь она точно за-мерзнет насмерть. И тут ее осенило: топор! Она со-всем забыла про топор. Проволока ведь тонкая. По-ложить ее на камень, пару раз хорошенько ударить– и она свободна. Топорик наверняка где-то в ручье.Она повернулась, опустила руки в черную воду и ста-ла ощупывать каменистое дно.

Ничего.В отчаянии Сильвия встала на колени, вниматель-

но оглядывая снег, и наконец заметила лезвие топо-рика, мерцавшее в воде в двух метрах от нее. Почув-ствовав, как натянулась проволока, она легла плаш-мя прямо в ручей, так что талая вода забурлила во-круг, и рванулась как загнанный зверь. Не получается!Топорик слишком далеко. Ее пальцы хватали воздухв пятидесяти сантиметрах от него. Подступили слезы,но она загнала их обратно: еще успеет наплакаться.

– Тебе это нужно?Она и не заметила, как перед ней посреди ру-

чья очутилось сидящее на корточках существо. Оно.Сильвия отползла назад, но существо последовало

за ней, протягивая топор:– На, возьми.Сильвия встала на четвереньки и взяла топор.– А что ты хочешь с ним сделать?Сильвия почувствовала подступающую ярость, ко-

торая часто следует за ужасом. На сей раз волна яро-сти была совершенно дикой. Сильвия прицелилась ивзмахнула поднятой рукой с зажатым топориком, нопроволока дернула ее назад, топорик чиркнул по тем-ноте, а сама Сильвия снова оказалась в воде.

Сзади тихо засмеялись.Сильвия обернулась.– Уходи, – простонала она, отплевываясь от крошек

гравия.– Я хочу, чтобы ты ела снег, – произнес голос. Су-

щество встало и на мгновение задержало взгляд натом месте, где ткань пиджака была разрублена.

– Что? – выдавила из себя Сильвия.– Хочу, чтобы ты ела снег, пока не начнешь мочить-

ся под себя. – Существо стояло за пределами круга,по которому могла двигаться Сильвия на своей про-волоке, и рассматривало ее, наклонив голову. – Покачрево твое не наполнится и не заледенеет так, что нанем уже не будет таять снег. Пока внутри тебя не бу-дет сплошной лед. Пока ты не станешь самой собой.Настоящей. Той, которая ничего не будет чувствовать.

Сильвия слышала каждое слово, но смысл сказан-ного ускользал от нее.

– Никогда! – крикнула она.Существо сделало шаг в ее сторону, не выходя из

журчащего ручья:– Кричи теперь, милая Сильвия. Потому что боль-

ше тебя никто не услышит. Никогда.Сильвия увидела в его руке все тот же странный

инструмент. В темноте красной каплей светилась рас-каленная петля. Когда она коснулась воды, раздалосьшипение и вверх поднялся пар.

– Ты будешь есть снег. Поверь.До парализованного сознания Сильвии медленно

доходило, что ее часы сочтены. Оставалось толькоодно. Темнота быстро сгущалась, но Сильвия, сжи-мая рукоять топорика, все же попыталась сфокусиро-вать взгляд на существе, которое стояло между де-ревьев. Она поднялась, пальцы кололо: к ним сноваприлила кровь, как будто она тоже поняла, что это ихс Сильвией последний шанс. Они с близнецами ча-сто упражнялись в бросках: Сильвия швыряла топорв стену сеновала, где пятно краски изображало лису.И каждый раз, когда она попадала и кто-нибудь из де-тей вынимал топор и приносил обратно, близнецы по-бедно кричали: «Ты убила зверя, ма! Убила зверя!»

Сильвия осторожно выставила ногу вперед. Одно-

го быстрого шага будет достаточно для оптимальнойсилы и точности удара.

– Ты псих, – прошептала она.– А вот именно в этом, – сказало оно, как показа-

лось Сильвии, с легкой улыбкой, – нет никаких сомне-ний.

Топор запел низким голосом и пронзил густую, по-чти осязаемую темноту. Сильвия осталась стоять,отлично держа равновесие, ее правая рука былаустремлена вслед смертоносному оружию. А оно про-свистело между деревьями, срубило на лету тонкуюветочку и исчезло в темноте, оставив лишь глухойзвук, с которым топорик вонзился в снег.

Она прижалась спиной к стволу березы и осела наберег ручья. На этот раз она и не пыталась задушитьподступающие рыдания. Потому что теперь она точнознала. Больше ничего не будет.

– Ну что, начнем? – мягко спросил голос.

Глава 9

День третий. Дыра

– Правда, круто?Восхищенный голос Олега перекрыл шипение мас-

ла в «Кебабном дворе», который был еще полон на-роду: после концерта в «Спектруме» часть зрителейподалась именно сюда. Харри кивнул Олегу, а тот, всееще мокрый от пота в своей куртке с капюшоном, непереставал мелко подпрыгивать и все говорил, гово-рил, упоминая настоящие имена ребят из «Slipknot».Харри никогда о них раньше не слышал: на сцене онивыступают в масках, информации на обложках альбо-мов мало, а нормальные музыкальные журналы протакие коллективы никогда не пишут. Харри заказалпо гамбургеру и посмотрел на часы. Ракель обеща-ла, что подъедет сюда ровно в десять. Олег продол-жал болтать. Когда это произошло? Как двенадцати-летний мальчишка мог полюбить песни, в которых го-ворится о разных стадиях умирания, об отчуждении,холоде и всеобщем отчаянии? Возможно, Харри сле-довало бы озаботиться этим, но он не стал. Это бы-ла такая начальная ступень, одежда, которую парень

должен примерить, чтобы посмотреть, подходит онаему или не подходит. Любопытство когда-то утихнет,и в его жизни появятся другие увлечения. Лучшие. Ихудшие.

– А тебе тоже понравилось, да, Харри?Харри кивнул. У него не хватило смелости сказать,

что ему концерт впрок не пошел: как только они сме-шались с толпой, наводнившей «Спектрум», у Хар-ри началась паранойя, которая регулярно посещаетвыпивающих людей. А его она в последние годы незабывала и по трезвости. Так что, вместо того что-бы прийти в приподнятое расположение духа, он ози-рался, вглядываясь в сплошную массу лиц, четко чув-ствуя, что за ним наблюдают.

– «Slipknot» рулят! – захлебывался Олег. – А маскиваще обалденные! Особенно тот, с длинным тонкимносом. Похож на… на этого…

Харри слушал вполуха, надеясь, что Ракель вот-вотпоявится. Воздух в забегаловке был густой и липкий,он ложился на лицо и губы тонкой пленкой жира. Хар-ри попытался отбросить следующую мысль, но онауже была тут как тут, за углом: а хорошо бы сейчасвыпить…

– Это индейская маска смерти, – раздался женскийголос позади них. – И вообще, «Slayer» был лучше«Slipknot».

Харри изумленно повернулся.– Ребята из «Slipknot» уж больно выпендриваются,

разве нет? – продолжала она. – Идеи у них вторичны,а сами они пустышки.

На ней было черное облегающее блестящее паль-то до пят, застегнутое до самого горла. Из-под пальтовиднелись лишь черные ботинки. Бледное лицо, под-веденные глаза.

– Никогда бы не поверил, – пробормотал потрясен-ный Харри, – что ты любишь такую музыку!

Катрина Братт улыбнулась:– Зато я зрю прямо в корень противоречий.В дальнейшие разъяснения она вдаваться не ста-

ла, а только жестом заказала минералку.– «Slayer» – отстой, – еле слышно промямлил Олег.Катрина обернулась к нему:– А ты, должно быть, Олег.– Да, – тихо ответил парень, подтягивая свои каму-

фляжные штаны. Внимание со стороны взрослой жен-щины ему и нравилось, и не нравилось. – А откуда вызнаити?

– «Знаити»? – не переставая улыбаться, переспро-сила Катрина. – Ты же из Хольменколлена, ты долженпроизносить «знаете». Это Харри научил тебя гово-рить как на восточном побережье?

У Олега кровь прилила к щекам.

Катрина громко засмеялась и легко дотронулась доего плеча:

– Извини, я просто любопытная.Мальчик покраснел так густо, что белки глаз засвер-

кали на лице, как у негра.– Я тоже любопытный, – сказал Харри, протягивая

Олегу кебаб. – И вот мне интересно, неужели ты ужеотыскала общий рисунок, как я тебя просил, Братт?Если уж у тебя достало времени сходить на концерт.А?

Харри посмотрел на нее так, что она тотчас поняла:задирать паренька не следовало.

– Кое-что нашла, – сказала Катрина, открывая бу-тылку «Фарриса», – но ты сейчас занят, так что давайперенесем разговор на завтра.

– Я не настолько занят, – нахмурился Харри и тутже позабыл о пленке жира и духоте.

– Вообще-то это конфиденциальная информация,а тут народ повсюду, – оглянулась Катрина. – Но по-жалуй, я могу прошептать тебе на ухо пару ключевыхслов.

Она наклонилась ближе, и сквозь запах кипящегомасла он уловил аромат духов, почти мужских, и еежаркое дыхание:

– Прямо у входа стоит черный «фольксваген-пас-сат». За рулем сидит женщина, которая давно пытает-

ся привлечь твое внимание. Я так понимаю, это матьОлега…

Харри резко выпрямился и посмотрел в окно. Ра-кель вывернула руль и подняла на него глаза.

– Не испачкай тут ничего, – проворчала Ракель, ко-гда Олег с кебабом в руке прыгнул на заднее сиденье.

Харри стоял у открытого окна. На ней были простыесветло-голубые джинсы. Он их хорошо знал. Знал, какони пахнут и как по ним скользит ладонь или щека.

– Как концерт? – обратилась она к Харри.– Спроси Олега.– А что это за группа-то? – Ракель посмотрела на

Олега в зеркало заднего вида. – Мне показалось, на-род немножко странновато одет.

– Красивые песни про любовь и все такое, – отве-тил Олег и быстро подмигнул Харри, как только матьотвернулась от зеркала.

– Спасибо, Харри, – поблагодарила Ракель.– Не за что. Езжай аккуратнее.– А кто та женщина?– Коллега. Новенькая у нас.– Да? А такое впечатление, что вы уже хорошо зна-

комы.– Почему?– Вы… – Она осеклась. Потом медленно покачала

головой и засмеялась. Это был низкий грудной смех,идущий, казалось, прямо от сердца. Уверенный и рас-терянный одновременно. Смех, в который Харри од-нажды и влюбился. – Прости, Харри. Спокойной ночи.

Стекло поползло вверх, черный автомобиль со-скользнул с тротуара и уехал.

Харри неспешно двинулся по Бругата. На каждомшагу здесь были забегаловки, кафе и бары, сквозь от-крытые двери которых лилась музыка. Он решил бы-ло выпить кофе в «Теддис софтбаре», но потом счелидею неважной и прошел мимо.

– Кофе? – удивленно переспросил парень за стой-кой.

Из музыкального автомата лилась песня ДжонниКэша, и Харри поднес палец к губам.

– А что, есть предложение получше? – услышалХарри собственный голос, знакомый и незнакомыйодновременно.

– А то! – ответил парень и откинул сальные волосыназад. – Свежесваренного кофе нет, так что как насчетсвеженалитого пивка?

Джонни Кэш пел о Боге, крещении и новых высотах.– Отличная мысль, – согласился Харри.Парень просиял.Тут Харри почувствовал, что в кармане завибриро-

вал мобильный. Он схватил его так резко и жадно,будто этого звонка как раз и ждал.

Это был Скарре.– Мы только что получили заявление о пропаже

человека. Вроде подходит: женщина, замужняя, двоедетей. Несколько часов назад муж и дети вернулисьдомой, а ее уже не было. Живут в лесах, в Соллихё-где. Никто из соседей ее не видел, а на машине онауехать оттуда не могла, потому что машина была умужа. Да и на дороге никаких следов не обнаружено.

– И следов пешехода?– Нет. Там в горах до сих пор лежит снег.На стол перед Харри с характерным звуком встал

полулитровый бокал.– Харри? Ты слушаешь?– Да-да. Я просто думаю.– О чем?– Есть там снеговик?– Что?– Снеговик!– Мне-то откуда знать?– Так поедем сейчас и выясним. Садись в машину,

подберешь меня на Стургата.– А завтра мы этим не сможем заняться, Харри? Я

тут на вечер раздобыл себе телку и собираюсь потра-хаться, а ту бабу только заявили в поиск, так что пока

не горит.Харри взглянул на каплю пивной пены, которая

змеей поползла по стенке бокала.– Вообще-то, – пробормотал Харри, – горит, причем

дьявольски.Бармен изумленно смотрел на нетронутые пол-лит-

ра пива, пятидесятикроновую купюру, лежащую настойке, и на широкую спину, которая уже исчезала вдверях, откуда лился голос Джонни Кэша.

– Сильвия не собиралась никуда уходить, – твердосказал Ролф.

Ролф Оттерсен был худ до костлявости. Фланеле-вая рубашка застегнута на все пуговицы, а из ворот-ника торчит голова на тощей шее. Похож на какую-тоболотную птицу, решил Харри. Из рукавов рубашкивысовывались небольшие руки с длинными тонкимипальцами, находившимися в беспрестанном движе-нии. Ногти на правой руке были длинные и острые,как когти. Глаза казались большими за толстыми стек-лами круглых очков в простой стальной оправе – та-кие были популярны у радикально настроенной мо-лодежи в шестидесятые годы. Плакат на горчичногоцвета стене изображал индейцев, несущих анаконду.Харри узнал обложку альбома Джони Митчелла, кото-рый вышел еще в каменный век хиппи. Рядом с пла-

катом висела репродукция известного автопортретаФриды Кало. Женщина-лидер, подумал Харри. Кар-тину-то наверняка выбрала жена. Пол был из нестру-ганых сосновых досок, а освещалась комната целымсобранием древних парафиновых ламп и светильни-ков из коричневой глины, сделанных, похоже, рукамиобитателей этого дома. В углу у стены стояла гитарас нейлоновыми струнами. Вот, оказывается, почему уРолфа Оттерсена такие ногти.

– Вы уверены, что она не собиралась никуда ухо-дить? – переспросил Харри.

На журнальном столике перед ним лежала фото-графия жены Ролфа, снятой с детьми, десятилетни-ми близнецами Эммой и Ольгой. Сильвия Оттерсенсмотрела на мир большими сонными глазами, какиебывают у людей, которые всю жизнь носили очки, апотом перешли на линзы или сделали лазерную кор-рекцию зрения. У девочек глаза были точь-в-точь каку матери.

– Да. Она бы предупредила, – ответил Ролф Оттер-сен. – Оставила бы записку. С ней что-то случилось.

Несмотря на отчаяние, голос его был тих и мягок.Ролф Оттерсен вынул из кармана брюк носовой пла-ток и поднес к лицу. На бледном худом лице нос ка-зался невероятно огромным. Он по-простому, трубновысморкался.

В дверь просунул голову Скарре:– Приехали кинологи, привезли пса-трупонюха.– Начинайте, – приказал Харри. – Со всеми соседя-

ми поговорили?– Угу. По-прежнему ничего.Скарре закрыл дверь, и тут Харри заметил, что гла-

за Ролфа Оттерсена за стеклами очков стали ещебольше.

– Трупонюха? – прошептал он.– Это просто выражение такое, – ответил Харри

и отметил про себя, что надо бы сделать выволочкуСкарре, пусть поработает над формулировками.

– То есть вы эту собаку используете и когда ище-те живых людей? – умоляющим голосом спросилнесчастный муж.

– Ну конечно, – подтвердил Харри, вместо того что-бы признаться, что пес-трупонюх специально натре-нирован находить тела убитых; он вряд ли справитсяс поиском наркотиков, утерянных вещей и людей, ко-торые еще живы. Что он работает только с мертвыми.И точка.

– Итак, последний раз вы видели жену вчера в че-тыре часа? Так? – спросил Харри, уткнувшись в своизаписи. – Перед тем как с дочерьми отправились в го-род. Что вы там делали?

– Я занимался лавкой, а у девочек был скрипичный

урок.– Лавкой?– У нас маленькая лавка в районе Майорстуа. Про-

даем изделия ручной работы: африканские сувениры,предметы искусства, мебель, одежду – все такое. За-купаем непосредственно у изготовителей за хорошуюплату. Чаще там работает Сильвия, но в четверг мыоткрыты допоздна, так что она приезжает сюда на ма-шине, и мы меняемся: я с девочками еду в город, тор-гую в лавке, а они играют на скрипке с пяти до се-ми. Потом я их забираю, и мы возвращаемся домой.Обычно к половине восьмого, может быть, немногопозже.

– Хм. А кто еще работает в лавке?– Никто.– Значит, по четвергам вы закрываете лавку посре-

ди рабочего дня? Примерно на час, так?Ролф Оттерсен криво усмехнулся:– Это же крошечный магазинчик. Покупателей у нас

совсем немного. Честно говоря, до рождественскойраспродажи их вообще не бывает.

– А как же тогда…– Нам помогает НОРАД – норвежская организация

по поддержке стран третьего мира. Выплачивает по-собие нам и нашим поставщикам. Тут ведь важны некроны, эре и прочая прибыль, а принцип. Согласны?

Харри кивнул, хотя сам-то он думал не об эконо-мической поддержке африканской торговли сувени-рами, а о том, как долго они будут добираться обрат-но в Осло.

Из кухни, где близнецы сидели за поздней трапе-зой, доносились звуки радио. Телевизора в доме, ка-жется, не было.

– Ну что ж, спасибо. – Харри встал и вышел на ули-цу.

Во дворе приткнулись три автомобиля, среди них«вольво-амазон» Бьёрна Холма, перекрашенный вчерный цвет и отлакированный, с раллийными полос-ками, идущими через всю крышу и багажник. Хар-ри взглянул на чистое звездное небо, бархатным по-логом нависшее над двором, потянул носом воздух.Пахло ельником и печным дымом. С лесной опушкидо него доносилось поскуливание пса и голоса поли-цейских. К сараю Харри пошел в обход – так они до-говорились, чтобы не затоптать следы, которые мо-гут, если повезет, обнаружить. Сквозь открытую дверьдоносились голоса. Он присел на корточки и при све-те лампы, падавшем из дверного проема, принялсяизучать отпечатки ног, оставленные на снегу Потомвстал, прислонился к косяку и достал пачку сигарет.

– Похоже на место убийства, – произнес он. –Кровь, трупы и перевернутая мебель.

Бьёрн Холм и Магнус Скарре притихли, обернулисьи уставились туда, куда смотрел Харри. Большое от-крытое помещение освещалось двумя самодельнымилампами, свисавшими с толстой балки. В одном углусарая стоял токарный станок, а над ним висела доска,на которой расположились различные инструменты:молотки, пассатижи, клещи, сверла. Ни одной элек-трической штуковины. В другом углу – вольер из сет-ки, где на насестах сидели куры. Раздавалось стак-като кудахтанья. Посреди сарая на голом сером по-лу, залитом кровью, лежали три обезглавленные туш-ки. На специальном верстаке, где забивали кур, валя-лись три головы. Харри зажал в губах сигарету, но за-жигать не стал. Он обошел лужу крови, сел на корточ-ки перед верстаком и, прищурившись, стал разгляды-вать куриные головы. Матовый свет его карманногофонарика отражался в почерневших глазах. Он под-нял перышко – белое с черным кантом, как будто онообгорело, – затем внимательно рассмотрел ровныйсрез на куриных шеях. Кровь уже свернулась и почер-нела.

– Нашел что-нибудь интересное? – поинтересовал-ся Бьёрн Холм.

– Мой мозг, Холм, повредился в результате профес-сиональной деятельности. В настоящий момент онанализирует куриную тушку.

Скарре громко хохотнул и произнес, размахивая ру-кой, будто писал в воздухе газетный заголовок:

– Жестокое тройное убийство. Погибли три курицы.Под подозрением – члены секты вуду. Харри Холе на-чал расследование.

– Но самое интересное – это то, чего я тут не на-шел, – задумчиво сказал Харри.

Бьёрн Холм поднял бровь, скользнул взглядом посторонам и медленно кивнул. Скарре непонимающепосмотрел на них:

– Чего?– Орудия убийства, – ответил Харри.– Топора, – подхватил Холм. – Единственный ра-

зумный способ забить курицу – рубануть топором.– Ну, поскольку кур забивала дама, – сказал Скар-

ре, фыркнув, – она наверняка положила топор на ме-сто. Крестьяне же любят порядок.

– С последним утверждением согласен. – Харриприслушался к куриному кудахтанью, которое, каза-лось, доносится со всех четырех сторон. – Тем болееинтересно, почему доска, на которой хозяева рубяткур, слетела с верстака, а тушки валяются на полу. Ктому же на месте топора нет.

– Нет на месте? – Скарре посмотрел на Холма изакатил глаза.

– Скарре, пожалуйста, дай себе труд осмотреться

по сторонам, – посоветовал Харри, не поднимая глаз.Скарре продолжал смотреть на Холма, который

тайком кивнул в сторону токарного станка и доски свисящими на ней инструментами.

– О, черт! – выругался Скарре.На пустом месте между молотком и ржавой пилой

был виден четкий контур недостающего топорика.Харри потер подбородок:– Что ж, сарай мы осмотрели, и пока все выглядит

так: по всей вероятности, Сильвия Оттерсен покину-ла помещение, так и не закончив с курами, причем ин-струмент прихватила с собой. Холм, сможешь по тем-пературе тушек определить, когда это произошло?

– Угу.– О чем это вы? – встрял Скарре.– Мне надо узнать, в котором часу она сорвалась

отсюда, – объяснил Харри. – Холм, есть у тебя что-нибудь по следам вокруг дома и сарая?

– Затоптали уж все, – покачал головой кримина-лист. – Да и темновато мне. Я нашел много следовРолфа Оттерсена и два-три чьих-то других следа, ко-торые ведут в сарай, но тут и пропадают. Следов, ве-дущих из сарая, нет. Может, отсюда ее вынесли?

– Хм. Тогда следы того, кто ее нес, были бы глубже.Жаль, конечно, что никто не наступил в кровь.

Харри, прищурившись, посмотрел на темные сте-

ны сарая, на которые не падал свет ламп. Со дворадонеслось поскуливание пса и яростная ругань поли-цейского.

– Скарре, сходи узнай, что там у них, – попросилХарри.

Скарре испарился, а Харри снова включил фона-рик и направился к стене, протянув руку к некраше-ным доскам.

– Это что же… – начал Холм, но осекся, услышавглухой звук, с которым ботинок Харри ударил в стену.

Показался кусок звездного неба.– Задняя дверь, – ответил Харри на незакончен-

ный вопрос и посмотрел на чернеющий лес и силуэтыелей, виднеющиеся на фоне грязно-желтого пятна, вкоторое слились вдали городские огни.

Он направил луч фонарика вниз и тотчас увиделследы.

– Двое, – сказал Харри.– Псина чертова, – послышался голос вернувшего-

ся в сарай Скарре. – Не хочет работать.– Не хочет? – Харри провел лучом фонарика по це-

почке следов, но они исчезли там, где лесные дере-вья сторожили ночную тьму.

– Кинолог сам ничего не понимает. Говорит, пессловно страшно чем-то напуган. В лес заходить отка-зывается наотрез.

– Может, лису учуял, – предположил Холм. – Вздешних лесах их полно.

– Лису? – фыркнул Скарре. – Ты на пса-то погляди.Такая здоровенная псина лисы не испугается.

– Ну, может, он и лисы-то никогда в жизни не ви-дел, – заступился Харри. – Просто учуял дикого зверя.Ведь это нормально – бояться чего-то неизвестного.А кто не боится – склеивает ласты раньше, чем по-ложено. – Харри почувствовал, что сердце забилосьсильнее. И он знал отчего. Лес. Тьма. Типичный ирра-циональный страх. И его нужно преодолевать. – Так,дальше работайте как по обычному месту преступле-ния. А я проверю, куда ведут следы.

– О’кей.Харри сглотнул слюну и вышел из задней двери са-

рая. Все это уже было с ним – двадцать пять лет на-зад. Тогда тело точно так же сопротивлялось его воле.

Во время осенних каникул он приехал к деду в го-сти, в Ондалснес. Хутор лежал на склоне горы, анад ним возвышалась величественная вершина кря-жа Ромсдалсфьеллен. Харри было десять лет. Он по-шел в лес поискать дедову корову, которая не верну-лась домой. Хотел найти ее первым – до деда, до всехостальных. Так что он торопился: бежал как ненор-мальный по кочкам и скалам, покрытым мягким чер-

ничником, из которого торчали смешные кривенькиекарликовые березки. Скалы появлялись и исчезали,он несся мимо них на коровье «му!», раздававшее-ся где-то за деревьями. Мычание послышалось снова– теперь немного дальше и правее. Харри перепрыг-нул через ручей, пролез под деревом, и его резиновыесапоги зачавкали по болоту. Он заметил, что на негодвижется ливень, и даже увидел стену воды, низвер-гавшуюся с неба на отвесную скалу.

И все это было так здорово, что он даже не заме-тил, как наступила темнота, как выросла она из болот-ной воды, прокралась меж деревьев, растеклась чер-ной тушью по тенистым сторонам скал и собраласьпо оврагам. Харри было не до того: он смотрел вверх,где кругами летала большая птица, так высоко, что,задрав голову, он краем глаза поймал вершины гор,оставшихся позади. И тут он споткнулся, сапог слетелс ноги, и Харри упал. Упал лицом вниз, не успев сгруп-пироваться. И тут же сделалось темно, а во рту по-явился привкус болота, смерти, тлена и тьмы. В те ко-роткие секунды, пока он лежал, он будто попробовалтьму на вкус. А когда встал, вдруг увидел, что свет ужепогас. Исчез за горами, которые теперь тяжело нави-сали над ним в молчаливом величии и шептали: «Гдеты? Ты не знаешь, где ты теперь». Даже не заметивпотерю сапога, Харри вскочил и побежал. Скоро по-

явятся знакомые места… Должны появиться. Но всевокруг было как заколдованное. Скалы превратилисьв головы великанов, которые поднимались из земли,чиркая пальцами ему по ногам. А карликовые березкистали скрюченными горбунами, указывающими доро-гу: «Туда! Нет, сюда». Куда они показывали? Туда, гдедом? Или туда, где заблудишься и пропадешь? До-рогу к дедушкиному хутору? Или в Дыру? О Дыре онслышал от взрослых. Это место, где болото было без-донным, где коровы, люди и целые повозки исчезалина веки вечные…

Спустилась ночь, когда Харри наконец вполз в кух-ню. Бабушка обняла его и сказала, что отец, дед и всевзрослые с соседних хуторов вышли на его поиски.

– Где же ты был?– В лесу.– Так ты что же, не слышал, как мы тебя звали? Все

это время мы кричали: «Харри! Харри!»Сам он этого не помнил, но ему много раз расска-

зывали, как он ответил, сидя на дровяном ящике воз-ле печи, дрожа от холода и уставив невидящий взглядкуда-то вбок:

– Я думал, это не наши меня зовут.– Не наши? А кто же тогда?– Те, другие. Бабушка, а ты знаешь, что у тьмы есть

вкус?

Харри успел лишь на несколько метров углубить-ся в лес, как глубокая, почти неестественная тиши-на окружила его. Он опустил фонарик вниз, на склон,по которому шел, потому что луч света, скользнув подеревьям, всякий раз превращал их тени в неведо-мые существа, испуганно скачущие в густой темно-те. Правда, отрезав себя от тьмы кругом света, Харрине чувствовал себя в безопасности. Наоборот, он чув-ствовал себя выставленным напоказ в витрине мане-кеном: нет сейчас в лесу никого, кто был бы так же навиду. И это делало его совершенно беззащитным, го-лым. Ветки царапали ему лицо, как будто деревья бы-ли слепыми и хотели на ощупь познакомиться с при-шедшим чужаком.

Следы вели к ручью, журчание которого заглушалоего тяжелое дыхание. Там-то первые следы и пропа-ли, а вот вторые двинулись вдоль ручья к плоской ни-зинке.

Он пошел дальше. Ручей петлял, но Харри не бо-ялся сбиться с пути: если что, он вернется по следам.

Где-то невдалеке раздалось угрожающее уханьесовы. На руке загорелся зеленым дисплей часов – оншел около четверти часа. Самое время вернуться ипослать в лес людей в более подходящей одежде иобуви, с собакой, которая не боится темноты.

Сердце Харри остановилось.Что-то мелькнуло прямо перед ним. Беззвучно и так

быстро, что он не успел ничего разглядеть. Но воздухпришел в движение и коснулся его лица. Харри услы-шал далеко в снегу тоненькое попискивание какого-томелкого грызуна.

Он медленно выпустил воздух из легких. В послед-ний раз провел по лесу лучом фонарика и повернул-ся: пора возвращаться. Сделал шаг – и остановился.Собирался сделать второй и третий… но сделал то,что должен был, – опять направил луч света в глубьлеса. И вот оно, снова. Отражение, отблеск, которомутут неоткуда взяться. Он подошел ближе. Посмотрелназад, пытаясь запомнить место: метрах в пятнадца-ти от ручья.

Харри присел на корточки и увидел лезвие. Еще неуспев смести с него снег, он догадался, что это: топор.Маленький топорик. Кровь от забитой курицы, если ибыла раньше на лезвии, теперь исчезла. Следов во-круг топора не было. Харри пригляделся и увидел внескольких метрах срубленную ветку. Видимо, кто-тос большой силой швырнул топор в эту сторону.

В это мгновение Харри вновь посетило пережитоев концертном зале «Спектрум» чувство: показалось,что за ним кто-то наблюдает. Он инстинктивно зажму-рился, и тьма черным ковром набросилась на него. Он

затаил дыхание и прислушался. Не надо, подумал он.Не трусь. Зло не материально, его нельзя потрогать.Зло – это не сущность. Наоборот, это отсутствие сущ-ности. Отсутствие добра. Если уж здесь кого и можнобояться, так это тебя самого.

Но неприятное чувство не проходило. Кто-то смот-рел на него. Что-то. Иное. Тут в низину у ручья загля-нул лунный свет, и Харри увидел нечто. Какое-то су-щество.

И он зажег фонарик и направил луч в низину.Это была она. Она стояла между деревьев во весь

рост и смотрела на него своими большими сонными– точно как на фотографии – глазами. Сначала Харрипоказалось, что она одета в белое подвенечное пла-тье и стоит посреди леса как перед алтарем. И сияетв луче фонаря.

Харри, дрожа, вздохнул и нащупал в кармане паль-то свой мобильный. На другом конце ответил БьёрнХолм.

– Бросайте все, – еле выговорил Харри. В горле унего пересохло и першило. – Давайте сюда.

– А что?– Тут снеговик.– И что?Харри пояснил.– Не понял я, что ты последнее сказал, – раздался

голос Холма в трубке. – Плохо слыхать…– Голова, – повторил Харри. – Вместо головы у сне-

говика – голова Сильвии Оттерсен.На другом конце воцарилась тишина.Харри велел Холму идти по его следам.Сел на корточки, прислонившись спиной к дереву,

застегнул пальто до самого горла, выключил фонарик,чтобы не села батарейка, и принялся ждать. И поду-мал, что он уже почти забыл, какова тьма на вкус.

Часть вторая

Глава 10

День четвертый. Мел

Когда Харри, полумертвый от усталости, вошел всвою квартиру, на часах было полчетвертого утра.

Он разделся и отправился прямиком в душ. Там,пока струи обжигающе горячей воды, стекая с голо-вы, массировали одеревенелые мускулы и согревалипромерзшее до костей тело, он попытался ни о чем недумать. С Ролфом Оттерсеном он коротко перегово-рил, а допрос решил отложить на утро. Опрос соседейони успели закончить: в Соллихёгде живет не так мно-го народу. А вот криминалисты и кинологи всю ночьпродолжали работу, у них-то как раз время поджима-ло: следы вот-вот растают или их завалит снегом.

Он выключил душ. Воздух в ванной посерел от па-ра, а когда Харри протер зеркало, оно тотчас запоте-ло вновь. Лица уже было не разглядеть, контуры теларасплылись.

Зазвонил мобильный, и Харри сжал зубы.– Холе.– Стурманн. Спец по грибку.– Поздновато звоните, – удивленно проговорил

Харри.– Так вы же были на службе. В вечерних новостях

сообщили. Дама из Соллихёгды. Вы там промелькну-ли на втором плане. Я получил результаты анализов.

– Ну и?– Грибок у вас есть. И чертовски прожорливый.

Мультицветный.– Это что значит?– Что он может быть разных цветов. Это когда его

видно. Короче говоря, мне надо еще отщипнуть от ва-шей стены.

– Хм. – Харри укорил себя: очевидно, он долженпроявить больший интерес к теме грибка, большебеспокоиться или, по крайней мере, задать большевопросов. Но он не может. Только не сегодня. – При-ходите.

Харри положил трубку и прикрыл глаза. Подождал,пока не появится призрак, а это было неизбежно, с техсамых пор как он перестал принимать единственноеизвестное ему лекарство против привидений. Можетбыть, сегодня вечером ему предстоит новое знаком-ство. Он ждал, когда она выйдет из леса, перевали-

ваясь всем своим мощным безногим белым телом, –эдакая кегля-переросток с черными глазными прова-лами, откуда вороны уже выклевали все без остатка,с зубами, обнаженными в вечном оскале, с тех поркак лисица полакомилась ее губами. Ужасно – для со-знания, для подсознания, для всего, но – неизбежно.Когда Харри заснул, приснилось ему, что он лежит вванне, погрузившись с головой в воду, и слышит жур-чание пузырьков и женский смех. А на белой эмаливырастают водоросли, которые тянутся к нему, как зе-леные пальцы на белой, ищущей его руке.

Утренний свет треугольником упал на газету, ле-жащую на столе комиссара полиции Гуннара Хагена,осветив улыбку Сильвии Оттерсен на первой страни-це и заголовки: «Убита и обезглавлена», «Обезглав-лена в лесу» и – самый короткий и в принципе лучший– «Без головы».

А вот у Харри голова болела с самого утра. Он бе-режно обнял ее ладонями и подумал, что вчера могбы со спокойной душой надраться: хуже бы не было.Ему хотелось прикрыть глаза, но Хаген смотрел нанего в упор. Тут Харри заметил, что рот Хагена откры-вается и закрывается – он что-то говорил, но до Харриречь начальника доносилась какими-то обрывками.

– В итоге… – сказал Хаген, и Харри понял, что по-

ра напрячься и послушать. – Это дело теперь имеетдля нас высший приоритет. А значит, мы, само собой,расширяем вашу следственную группу и…

– Не согласен, – возразил Харри и почувствовал,что даже от одной этой короткой фразы череп буд-то взорвался. – Мы можем подключать людей по ме-ре надобности, но в настоящий момент я хочу, чтобыпри обсуждении расследования нас было четверо, небольше.

У Гуннара Хагена разочарованно вытянулось лицо:в делах об убийстве, даже самых простых, следствен-ная группа обычно состоит как минимум из десяти че-ловек.

– Нам нужна свобода мышления, а этого легче до-биться в маленькой группе, – прибавил Харри.

– Мышления? – перебил Хаген. – А как насчет ру-тинной полицейской работы? Сбор информации, кри-миналистическая экспертиза, допросы, проверки вер-сий? И как быть с обменом информацией? Единаягруппа…

Харри выставил вперед руку, останавливая словес-ный поток:

– Вот-вот, и я про то же. Не хочу барахтаться вовсем этом.

– «Барахтаться»? – Хаген уставился на Харри, неверя своим глазам. – В таком случае мне придется пе-

редать это дело другому сотруднику. Из тех, что уме-ют плавать.

Харри потер виски. Для чего Хаген сотрясает воз-дух? Ведь ему прекрасно известно: в убойном отде-ле сейчас не найдется ни одного сотрудника, которыйсмог бы вести это дело. Кроме Харри Холе. А пере-дача этого дела в Главное управление полиции ста-нет таким ударом по престижу только что назначен-ного комиссара, что он скорее даст отрубить свою из-рядно волосатую правую руку, чем пойдет на такое.

– Это обычные следственные группы бьются за то,чтобы почаще сидеть в кабинете с компьютерами, –вздохнул Харри. – При обычном расследовании. Агруппа, на которой висит обезглавленный труп… –Харри покачал головой. – Народ как с цепи сорвал-ся. К нам десятки звонков поступили только после ве-черних новостей. Ну, знаешь, все эти гнусавые уро-ды, знакомые психи плюс парочка только что прозрев-ших, которые рассказывают, что это убийство описаноеще в Откровении Иоанна и все такое. На сегодняш-ний день у нас сотни две таких версий. А что начнет-ся, если появятся еще тру паки!.. На одни звонки при-дется посадить человек двадцать. С нас начнут тре-бовать отчеты и докладные записки. А в таком случаеруководитель расследования должен будет ежеднев-но тратить не меньше двух часов только на то, чтобы

прочитать входящую информацию, еще два – чтобысопоставить ее с имеющимися данными, и еще два нато, чтобы собрать остальных членов группы, проин-формировать их, ответить на вопросы каждого. Плюсполчаса, чтобы решить, с какой информацией идтина пресс-конференцию. Которая продлится еще ми-нут сорок пять. А хуже всего… – Тут Харри сжал паль-цами ноющие виски и скорчил гримасу. – При рассле-довании обычного дела в нашем распоряжении тра-диционные ресурсы: всегда найдется кто-нибудь, кточто-то видел, слышал или знает. Мы получаем кусоч-ки мозаики, с восторгом складываем и так потихонькураскрываем дело.

– Именно, – перебил Хаген. – Поэтому…– Проблема в том, – продолжил Харри, – что ны-

нешнее дело совсем не такое. Не типичное убийство.Этот человек ни дружку ни о чем не рассказал, ни воз-ле места преступления не засветился. Никто ничегоне знает, так что телефонные звонки нам не помогут,а только утопят. Следов там, конечно, много, но он за-просто мог продумать это заранее, чтобы нас запу-тать. Короче говоря, это совсем другая игра.

Хаген откинулся на спинку кресла, соединил кончи-ки пальцев и теперь внимательно смотрел на Харри.Прищурился, как ящерица на солнце, а потом спро-сил:

– Так, говоришь, это игра?Харри медленно кивнул, размышляя о том, что Ха-

ген имеет в виду.– А что за игра? Шахматы?– Может быть. Вслепую.Хаген кивнул:– Значит, по-твоему, мы имеем дело с классиче-

ским маньяком, хладнокровным убийцей с развитыминтеллектом и склонностью к игре и ультиматумам?

Теперь Харри понял, к чему клонит Хаген.– Человек, охоте на которого учат на тех курсах

ФБР, что ты закончил? Вроде того, что ты поймал то-гда в Австралии? Такой человек, который, попростуговоря… – Комиссар почмокал, будто пробовал слована вкус, и закончил: – Является полной твоей проти-воположностью?

– Я не так на это смотрю, шеф, – вздохнул Харри.– Разве? Если ты помнишь, Харри, я преподавал в

Академии сухопутных войск. Как ты думаешь, о чеммечтали те недогенералы, что сидели на моих лекци-ях, пока я им рассказывал о военачальниках, которыеличным усилием изменили ход истории? О том, что-бы просидеть всю жизнь в кресле, а потом рассказы-вать внукам, что они принимали участие в каком-ни-будь конфликте? Нет, Харри, на самом деле они меч-тают совсем о другом. Речь идет о сильнейшем жела-

нии человека быть востребованным. Вот почему аме-риканские генералы, взорвись где хлопушка, тут женачинают по всему Пентагону малевать черта. Я ду-маю, Харри, ты хочешь, чтобы это дело было такимособенным. Так сильно хочешь, что сам видишь чер-та.

– А снеговик, шеф? Помните, я письмо вам показы-вал?

– Я помню письмо сумасшедшего, Харри, – вздох-нул Хаген.

Харри понял, что пора сдаваться. И у него уже былготов компромисс, на который он мог пойти: сдать Ха-гену это маленькое сражение. Однако он набычилсяи заявил:

– Я хочу оставить группу в прежнем составе.Лицо Хагена вытянулось и приобрело жесткое вы-

ражение.– Я не могу этого позволить, Харри.– Не можете?Хаген выдержал взгляд Харри, но тут что-то про-

изошло. Прорвалось, проскользнуло. Всего на долюсекунды – но ее было достаточно.

– Это привлечет столько внимания… – сказал Ха-ген.

– Какого внимания, шеф? – не теряя невинного вы-ражения, повернул нож в ране Харри.

Хаген смотрел себе на руки.– А ты как думаешь? Начальство, пресса, полити-

ки. Прошло уже три дня, а убийцу все еще не пой-мали. Кто, по-твоему, должен будет объяснять борзо-писцам, что мы посадили на это дело только четве-рых, потому что так лучше для свободы мышления идля… – Хаген запнулся, но потом выплюнул слово,как протухшую креветку: – Шахмат? Ты об этом поду-мал, Харри?

– Нет, – ответил Харри и скрестил руки на груди. –Я думал о том, как поймать этого типа, а не о том, какобъяснять, почему мы его еще не взяли.

Харри знал, что это дешевый прием, но слова са-ми сорвались с языка. Хаген несколько раз моргнул,открыл было рот и сразу закрыл его. И Харри тут жестало стыдно. Ну почему он всякий раз затевает этудетскую игру «поставь начальство на место»? Ничего,кроме мелочного удовлетворения, она не дает.

– В Главном управлении полиции Норвегии естьмужик, зовут Эспен Лепсвик, – заторопился Харри. –Он отлично справляется с крупными расследования-ми. Могу с ним переговорить, пусть возглавит груп-пу сбора информации. Работать будем параллельнои независимо друг от друга. А вы с шефом Главногоуправления переложите на нас пресс-конференции.Как вам такой вариант?

Харри не нужно было слышать ответ: он увидел, какв глазах Хагена блеснула благодарность. Очереднойкон игры Харри все же выиграл, это было понятно.

Вернувшись к себе в кабинет, Харри первым деломпозвонил Бьёрну Холму:

– Хаген согласился: будет по-моему Встречаемся уменя через полчаса. Позвонишь Братт и Скарре?

Он положил трубку. Вспомнил слова Хагена о гене-ралах из Пентагона, которые жаждут настоящей вой-ны, и выдернул ящик стола в тщетных поисках обез-боливающего.

– За исключением отпечатков ног, никаких другихследов преступника на указанном месте обнаруженоне было, – доложил Магнус Скарре. – И что странно,мы не нашли никаких следов тела. А ведь он отрезалженщине голову – одной крови должно было вылитьсяморе разливанное. Но там ничего нет. И собаки никакне отреагировали – вот где загадка!

– Он убил и отрезал ей голову в ручье, – сказалаКатрина. – Ее следы исчезли в ручье еще до местаубийства. Она бежала по воде, чтобы не оставлятьследов на снегу, но он все равно ее настиг.

– Чем же он голову отделял? – спросил Харри.– Топором или пилой, чем же еще.– А что за ожоги на шее?

Катрина взглянула на Скарре, и оба пожали плеча-ми.

– О’кей, Холм, проверь это, – приказал Харри. – Да-вайте дальше.

– Дальше он, возможно, сплавил по ручью тело додороги, – предположил Скарре. Он спал всего два ча-са, свитер на нем был надет задом наперед, но ни укого не хватило смелости ему об этом сказать. – Ду-маю, потому-то мы там ни хрена не нашли. А должныбы. Брызги крови на стволе дерева, кусок мяса на вет-ке или клочок одежды. Там, где ручей проходит поддорогой, мы обнаружили его следы: рядом с дорогойв снегу лежало что-то тяжелое, может быть, тело, но,бог знает почему, собаки на это место не обратилиникакого внимания. Ни разу не затявкали, трупонюхихреновы! Это прямо чистая…

– Загадка, – подхватил Харри и потер подбородок. –Однако ведь это страшно неудобно: отрезать голову,стоя в ручье, а? Русло там довольно узкое, не развер-нешься. Почему же он остановился именно там?

– Ну, это совершенно очевидно, – сказал Скарре. –Вода все смывает.

– Нет, не очевидно, – возразил Харри. – Пока онпристраивал ее голову, он не особенно заботился,чтобы не оставить следов. Но почему после перенос-ки тела не осталось ни одной капли крови на протя-

жении всего пути до дороги…– Бодибэг! – вмешалась Катрина. – Я как раз сейчас

сидела и думала, как ему удалось оттащить ее на та-кое большое расстояние. В Ираке солдаты использу-ют такие мешки на лямках – бодибэги – для переноскител, они надеваются как рюкзаки.

Харри хмыкнул:– Это объясняет, почему собаки не обратили вни-

мания на дорогу.– И то, что он спокойно положил на дороге тело, –

сказала Катрина.– Положил? – спросил Скарре.– Я имею в виду вмятину на снегу, там, на обочине.

Он, очевидно, положил ее там, а сам пошел за маши-ной, которую, скорее всего, припарковал где-то неда-леко от хутора Оттерсенов. У него это должно былозанять полчаса, так?

– Вроде того, – нехотя пробормотал Скарре.– Бодибэги черные, если кто-то и проезжал мимо,

запросто мог принять его за обычный мешок для му-сора.

– Мимо никто не проезжал, – кисло сказал Скарре иподавил зевок. – Мы поговорили с каждым, кто живетв этом чертовом лесу.

Харри кивнул:– А что мы думаем об истории Ролфа Оттерсена,

который якобы между пятью и семью вечера работалв лавке?

– Его алиби ни хрена не подтверждается, потомучто ни одного покупателя у него не было, – заметилСкарре.

– И пока близняшки играли на скрипке, он могуспеть съездить туда и обратно, – согласилась Катри-на.

– Непохоже: не тот он человек, – вздохнул Скарре,откинулся на спинку стула и кивнул в подтверждениесобственным словам.

Харри собирался было сказать несколько общихслов о том, что настоящий полицейский не должен ли-шать себя возможности заподозрить в любом челове-ке убийцу, но не захотел прерывать ребят: они тольконачали высказываться, и мешать было нельзя. Опытпоказывает, что лучшие решения как раз и рождают-ся из нагромождения мыслей, не слишком обоснован-ных догадок и даже явно неверных выводов.

Дверь открылась.– Хауди-ху! – пропел Бьёрн Холм. – Я ужасно опоз-

дал, зато знаю, что послужило орудием убийства.Он снял пальто из «мокрой» кожи и повесил его на

вешалку Харри – она премерзко хрустнула. А Бьёрнпредстал перед собравшимися в рубашонке, расши-той желтыми нитками, с надписью на спине, которая

сообщала всем заинтересованным лицам, что ХэнкУильямс (на самом деле почивший зимой 1953 го-да) жив. Холм опустился на единственный свободныйстул и посмотрел на коллег; те все это время не спус-кали с него глаз.

– Что это с вами? – улыбнулся он, и Харри уже знал,что сейчас последует Холмова любимая хохма. И онапоследовала: – Помер кто?

– Орудие убийства, – напомнил Харри. – Выклады-вай.

Холм просиял и потер ладони.– Я, само собой, заинтересовался, откуда могли

взяться ожоги на шее Сильвии Оттерсен. Патолого-анатомша ни бе ни ме. Сказала только, что все мел-кие сосуды прижгло, как при ампутации, – так дела-ют, чтобы избежать кровотечения. А потом уж пилят. Ивот когда она про пилу начала, тут я кое-что припом-нил. Я ж на хуторе вырос. – Бьёрн Холм подался впе-ред, глаза его сияли, и Харри подумал, что так дол-жен выглядеть папаша, который собирается открытьрождественский подарок – супернавороченный паро-возик, купленный для новорожденного сынишки. – Ко-роче, как-то корове пришло время родить, а теленокуже был мертвый. И тут мы видим, никак она самаего вытолкнуть не может: слишком большой. Мы прямчуть голову не сломали, а помочь, вытащить его, да

чтоб ее не поранить, – никак не можем! И тогда прие-хал ветеринар с пилой.

Скарре перекосило.– Это такая хрень, лезвиё у ней гибкое и тонкое,

как шило, его в корову пихают так, чтобы оно вокругтеленка загнулось. Зацепил – и пили туда-сюда, поку-да не перепилишь. – И Холм продемонстрировал про-цесс с помощью жестов. – А тогда уж его можно выни-мать. На этом обычно все заканчивается… Ну, конеч-но, бывает и так, что лезвиё, пока елозит туда-сюда,задевает и корову. Тогда и она от кровотеченья дохнет.Так вот, несколько лет назад во Франции крестьянедля таких дел начали использовать одну штуковину,которая все проблемы разрешила. Устроена как нитьнакала, но петлей. Состоит из простой пластиковойрукоятки и тонкой суперпрочной металлической про-волоки, у ней оба конца к этой рукоятке прикреплёны.Получается петля, которую надеваешь на то, что те-бе надо отпилить. А потом включаешь нагрев. Пятна-дцать секунд – и она накаляется добела, тогда раска-ленная нить без труда режет, например, труп. Никаких«туда-сюда», то есть шанс задеть корову минималь-ный. И если это та самая хрень, то…

Конец ознакомительного

фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».Прочитайте эту книгу целиком, купив полную ле-

гальную версию на ЛитРес.Безопасно оплатить книгу можно банковской кар-

той Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильноготелефона, с платежного терминала, в салоне МТСили Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.День-ги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другимудобным Вам способом.