Обретение письменности как сюжет духовной культуры …nauka-dialog.ru/assets/userfiles/4933/138-150_Kazharova_ND_2018_7.pdfКажарова

[CC BY 4.0] [НАУЧНЫЙ ДИАЛОГ. 2018. № 7]

138

Кажарова И. А. Обретение письменности как сюжет духовной культуры адыгов и лич-ность Л. Г. Афашагова / И. А. Кажарова // Научный диалог. — 2018. — № 7. — С. 138—150. — DOI: 10.24224/2227-1295-2018-7-138-150.

Kazharova, I. A. (2018). Acquirement of Writing System as Plot of Spiritual Culture of the Adyghe and Personality of L. G. Afashagov. Nauchnyy dialog, 7: 138-150. DOI: 10.24224/2227-1295-2018-7-138-150. (In Russ.).

УДК 821.352.3Афашагов.06DOI: 10.24224/2227-1295-2018-7-138-150

Обретение письменности как сюжет духовной культуры адыгов и личность Л. Г. Афашагова

© Кажарова Инна Анатольевна (2018), orcid.org/0000-0002-7431-0840, SPIN-код 8466-0022, Researcher ID K-2461-2018, кандидат филологических наук, старший науч-ный сотрудник сектора кабардино-черкесской литературы, Институт гуманитарных ис-следований — филиал Федерального государственного бюджетного научного учрежде-ния «Федеральный научный центр «Кабардино-Балкарский научный центр Российской академии наук» (Нальчик, Россия), [email protected].

В предлагаемом исследовании представлены аспекты творческой деятель-ности и факты биографии адыгского поэта и публициста раннесоветского перио-да Лостанби Гуружевича Афашагова. Обозначены проблемы, которые становятся предметом рассмотрения в современных исследованиях по истории адыгской ли-тературы. Обзорно воссозданы отраженные в истории становления национальной письменности адыгов вехи духовных поисков и духовных трансформаций этноса, их постепенное преобразование в сюжет художественной рефлексии, актуализирован мотив драматического противостояния, ставший частью этого сюжета. Освещает-ся просветительская и публицистическая работа Л. Г. Афашагова. По материалам газетных публикаций и архивных свидетельств восстанавливаются этапы его дея-тельного участия в истории подготовки к публикации первого в кабардинской ли-тературе романа. Подробно анализируется одно из его поэтических произведений в соотнесении с контекстом становления национальной письменности адыгов, наи-более выраженный этап которого приходится на первые десятилетия ХХ века. Рас-сматриваются причины, по которым имя одного из представителей адыгской интел-лигенции 30-х годов ХХ века оказалось в полном забвении. Новизна исследования состоит в том, что имя и творчество Л. Г. Афашагова вводятся в научный оборот впервые.

Ключевые слова: Л. Г. Афашагов; национальная письменность; адыгская ран-несоветская поэзия; забытое имя.

139


1. Введение В научном повествовании об истории адыгской литературы до настоя-

щего времени ощутима инерция идеологических ограничений, в соответ-ствии с которыми литературный процесс представлен преимущественно событиями и лицами, признанными официально. Все, что некогда отсеива-лось под давлением подобных установок, возвращается в историю с боль-шим трудом, поскольку политика замалчивания сопровождалась опреде-ленное время еще и практикой уничтожения творческого наследия. В итоге стандартизированный набор лиц и явлений, часто неосознанно и помимо воли исследователей, перекочевывает из ранних работ по адыгской лите-ратуре в современные. В осмыслении жизни и творчества классиков опор-ными остаются биографии и автобиографии, некогда явно подогнанные под определенные идеологические ожидания. Понятно, что вычеркивание из истории культуры имен и явлений противоречит принципу объектив-ности. Данная проблема призывает к серьезной поисковой работе еще и потому, что этап распространения национальной письменности большин-ства народов Северного Кавказа (1920—1930-е годы) оказался прочно со-пряжен с политикой жесткого идеологического отбора явлений культуры и ее представителей, не говоря уже о дальнейших «корректировках», через которые они прошли в исследовательской рефлексии советского периода.

Так, одним из имен, принадлежавших к плеяде творческой интелли-генции Кабардино-Балкарии 1930—1940-х годов, но впоследствии совер-шенно позабытых, оказался Лостанби Гуружевич Афашагов (1909—?). Место, которое он занимал в творческих кругах, и направления его дея-тельности с известной долей приблизительности определяются лишь по некоторым архивным документам и газетным публикациям. Восстановле-ние фактов биографии Л. Г. Афашагова обнаруживает сложную историю его идеологических убеждений, благодаря которым он и оказался в забве-нии. Между тем восстановление полной картины развития культуры не-мыслимо в обход ее противоречивых моментов, потому цель написания данной статьи — введение в научный оборот имени и творчества адыгско-го писателя Л. Г. Афашагова.

2. Становление письменности как сюжет национальной культурыМожно утверждать, что сложный и длительный путь к обретению наци-

ональной письменности породил один из наиболее драматичных сюжетов духовной культуры адыгов. Первые попытки создания адыгской письмен-ности пробиваются сквозь столетнюю протяженность Кавказской войны. История известного нам лишь через косвенные свидетельства алфавита


140

шапсугского эфенди Нотауко Шеретлука (эфенди Магомет Шапсугов) уже намечает лейтмотив драматического противостояния: в противоборстве просветительских порывов и страха перед догматами религии алфавит и грамматика адыгского языка, составленные Шеретлуком, были брошены им в огонь. Рассуждая о воссозданиии этого эпизода в произведении Х. Те-унова «Чудесный самородок» [Теунов, 1976, с. 402—403], Ю. Тхагазитов замечает, что алфавит Нотауко Шеретлука преобразуется в символ мучи-тельности перехода традиционной культуры в новое качество: «Шератлук раздумывает над тем, не приведет ли письменность к утрате национальной самобытности адыгов, зажатых войной между великими империями, пре-тендовавшими на Кавказ» [Тхагазитов, 1996, с. 56]. Примечательно, что следующая, «получившая официальную огласку попытка составить непо-средственно кабардинскую азбуку» [Герандоков, 1975, с. 41] будет пред-принята также лицом духовным — священником Иоанном Грацилевским, преподавателем восточных языков в Санкт-Петербургском университете. Вслед за Грацилевским к истории адыгской письменности окажутся при-частными имена людей, среди которых и адыгские просветители, и русские ученые: Ш. Б. Ногмов, П. К. Услар, У. Х. Берсей, К. Атажукин, Л. Г. Лопа-тинский, П. Тамбиев, Т. Кашежев и др. Так или иначе, но все попытки за-рождения письменности будут осуществляться не благодаря, а вопреки той историко-культурной ситуации, в которой на протяжении целого столетия будет пребывать адыгский этнос.

Наиболее масштабный и активный период становления адыгской письменности приходится на 1920-е годы. Осмысливая впечатляющий фе-номен распространения национальной письменности в короткие времен-ные сроки, В. Х. Кажаров не упускает из виду ее роль как инструмента «разрушения прежней исторической памяти и конструирования нового исторического сознания. Советской власти нужно было разорвать связь времен, преемственность культур и поколений, чтобы на образовавшей-ся «чистой доске» написать письмена новой идеологии <…> В соответ-ствии с установкой тех лет — «безграмотный человек вне политики» — грамотность являлась средством вовлечения его в политику духовного порабощения» [Кажаров, 2012, с. 17]. О пресечении предшествующей традиции свидетельствует и логика «перехода» от просветительских до-стижений так называемого баксанского культурного движения к совет-ской школе. Ведь изначально «советская кабардинская письменность, школа, литература начинались как развитие и преобразование баксанских традиций» [Адаб…, 1991, с. 5]. Однако, как подчеркивает В. Г. Шнай-дер, «в течение 1927—28 гг. многие мусульманские школы закрываются

141


<…> Таким образом, советское государство приступило к формирова-нию безальтернативной системы образования, особенностями которой были массовость и ярко выраженная идеологическая направленность» [Шнайдер, 2015, с. 86].

В долгом поиске наиболее совершенной знаковой системы будут сме-нять друг друга, а порой и существовать параллельно, арабская и кирилли-ческая буквенная графика адыгского алфавита. На раннем этапе советско-го строя в этом поиске утвердится латинская графика, как некий смысло-вой компромисс, нейтрализующий силу воздействия историко-культурных подтекстов, проглядывающих сквозь арабскую вязь и кириллицу. Однако в 1936 году адыгская письменность примет тот вид, который сохранился до наших дней. Как вспоминает об этом в автобиографической повести «Вид с белой горы» А. П. Кешоков, «в середине тридцатых жизнь снова поставила перед языковедами и писателями вопрос о графической основе кабардинской письменности. И все сошлись на том, что необходимо пере-вести кабардинское письмо с латинской графической основы на русскую. Это диктовалось потребностями хозяйственного и культурного строитель-ства, нашим общим стремлением теснее связать национальную культуру с русской» [Кешоков, 2007, с. 258]. Здесь же не без доли юмора Кешоков описывает баталии, происходившие между адыгскими лингвистами по по-воду обозначения некоторых звуков кабардинского языка.

Пожалуй, в наиболее емкой форме смысловую неоднозначность пути адыгской письменности, обозначившей свое начало в самый трагический период адыгской истории, прошедшей вековой путь сложных поисков, и в итоге утвердившейся через разрыв с предшествующей традицией, вопло-тил короткий эпизод повести, написанной в начале 1990-х годов молодым прозаиком З. Канкуловым. В момент полуфантастической встречи глав-ного героя с недавним прошлым своего народа отовсюду налетает вдруг множество старых газет. Различные шрифты, которые просматриваются на их пожелтевших страницах, — важный изобразительный штрих. Смена письменных знаков как тоска по вечному поиску формы, адекватной ис-конному духу этноса, по исконному смыслу, заблудившемуся в лабиринтах меняющихся общественно-политических систем: Пожелтевшие газеты повсюду, их очень много, они усеяли землю, как снег. Все же они хорошо сохранились, можно даже фотографии различить. Откуда они берутся, ведь ветра нет? Большой кипой возникают где-то наверху, по мере приближения к земле разлетаются и парят в воздухе. Шрифт некоторых ему незнаком. Может, это тот самый алфавит наршу, рожденный в вековых муках, затем брошенный в огонь? Выпавший из старческих рук,


142

спутавших лоно Божье с лоном земным, и оставшийся жить на земле? [Канкулов, 2009, с. 161].

Таким образом, история становления национальной письменности адыгов, сосредоточившая в себе вехи духовных поисков и духовных транс-формаций этноса, не могла не стать сюжетом художественной рефлексии.

3. Национальная письменность в культурном строительстве 1930-х годов и свидетельства творческой деятельности Л. Г. Афашагова

Как было упомянуто выше, имя адыгского культурного деятеля 1930—1940-х годов Л. Г. Афашагова отсутствует в работах, посвященных собы-тиям обозначенного периода. Данное обстоятельство тем более настора-живает, что национальная творческая интеллигенция Кабардино-Балкарии первых десятилетий советского строя не была столь многочисленной, чтобы упущение из виду ее представителей могло бы показаться законо-мерным. Л. Г. Афашагов не должен был затеряться, пропасть из виду еще и потому, что его имя запечатлено в первом сборнике кабардинских совет-ских поэтов. Ведь выход в 1933 году, накануне первого Съезда советских писателей, сборника «Первый шаг» сам по себе был событием заметным, и, казалось бы, обойти стороной состав лиц, участвовавших в нем, невоз-можно. Единственный факт упоминания Афашагова в контексте культур-ного строительства тех лет мы обнаруживаем лишь в статье его извест-ного современника, родоначальника кабардинской литературной критики Джансоха Мурзабековича Налоева «От мертвого к живому». Размышляя над достоинствами и недостатками «Первого шага», он выделяет более интересные моменты, при этом условно разграничивая авторов по уровню их мастерства, — Л. Афашагов фигурирует среди тех, кто пока находит-ся на подступах к новой художественности: «Остальную часть сборника занимают молодые, подающие надежду, довольно даровитые, но не до-стигшие еще той степени мастерства, на которой довольно прочно стоят Шекихачев и Шогенцуков, — Пшеноков, Карданов, Канукаев и Афаша-гов» [Налоев Д., 2004, с. 121]. Отслеживать дальнейшую эволюцию новой поэтической плеяды Д. М. Налоеву не довелось, как известно, в 1937 году он был уничтожен в ходе политических репрессий, а литературоведы по-следующих поколений о Л. Афашагове не вспоминали.

Восстанавливая по разрозненным свидетельствам картину творческой деятельности Л. Г. Афашагова, логично в первую очередь упомянуть трех-томную хрестоматию по литературе для 6 класса, составленную им на ка-бардинском языке совместно с Н. Х. Хабировым в 1940 году. Машинопис-ная рукопись хрестоматии хранится в фондах Центрального государствен-

143


ного архива КБР [УЦГА АС КБР, ф. Р-276, оп. 1, д. 281, 282, 283]. Излишне говорить о значимости подобных трудов в контексте распространения на-циональной письменности и становления литературного языка.

Отдельные газетные публикации и архивные свидетельства позволяют нам судить о его деятельном участии в истории подготовки к публикации первого в кабардинской литературе романа. Кабардинская советская лите-ратура, как известно, начинается с поэтических жанров, и, как подчерки-вают исследователи [Кашежева, 1962; Алхасов, 1998], уже в 1930-х годах предпринимаются попытки создания первого в кабардинской литературе романа. Наиболее резонансной из них явилось произведение М. Т. Кануко-ева «Андемиркан». Этот эпизод кабардинской литературы требует отдель-ного исследования, здесь же упомянем лишь, что прошедшая обсуждение и переработанная рукопись «Андемиркана» так и не была опубликована. Ее автор погиб в начале Великой Отечественной, а произведение исчез-ло в период фашистской оккупации Нальчика. Об участии Л. Афашагова в подготовке «Андемиркана» к печати мы узнаем из некоторых письменных свидетельств, среди них статья, опубликованная в январском выпуске га-зеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» за 1940 год: «Обсуждение было оживленным. Выступавшие товарищи — Афашагов, Шогенцуков, Бацежев, Теунов и другие сделали много указаний о композиции, языке ро-мана» [Обсуждение …, 1940]. Все сошлись на том, что роман необходимо переработать, М. Канукоеву назначили консультантом знатока адыгского фольклора, также поручили аппарату правления союза писателей респуб-лики организовать обсуждение романа на собрании стариков-сказителей, студентов литературного факультета педагогического института.

Опираясь на косвенные свидетельства, можно предположить, что Л. Афашагов обладал достаточно серьезной степенью литературной и идеологической подготовки, а иначе не был бы привлечен к непосред-ственному участию в столь важном для кабардинской литературы собы-тии. Так, в архивной переписке Кабардино-Балкарского республиканского книжного издательства с авторами и переводчиками числится документ за подписью и. о. управляющего Госиздательством Абалмасова и ответ-ственного секретаря Лемещенко (инициалы в обоих случаях не указаны): «Товарищ Афашагов! Кабардино-Балкарское Госиздательство просит Вас принять на себя редактирование повести «Андемыркан» автора Канукое-ва» [УЦГА АС КБР, ф. Р-276, оп. 1, 2. д. 342, ед. хр. 312]. Документ дати-рован октябрем 1940 года, и, судя по формулировке, уже к этому времени роман М. Канукоева был преобразован в повесть (многочисленные об-суждения, судя по всему, не прошли бесследно). Также можно заключить,


144

что Л. Афашагов приступил к редактированию незамедлительно, свиде-тельством чего является его статья в газете «Социалистическая Кабарди-но-Балкария», опубликованная уже в первых числах ноября того же года. Он сообщает, среди прочего, о скором выходе в свет повести М. Канукоева, анонсирует публикацию нескольких ее фрагментов на страницах газеты и призывает читателей присылать в редакцию свои пожелания и замечания.

В подшивке «Социалистической Кабардино-Балкарии» за 1940 год (во всех случаях речь идет о кабардиноязычной версии газеты) можно обнару-жить и другие публикации Л. Г. Афашагова. Периодически он «курирует» круглые даты, связанные с особо значимыми в идеологическом контексте времени именами русской литературы. Так появляются статьи, посвящен-ные тридцатилетию со дня смерти Л. Толстого [Афашагов, 1940, № 258], десятилетию со дня смерти В. Маяковского [Афашагов, 1940, № 84]. Важ-но сказать, что он всячески избегает сухого констатирующего стиля и ав-торской дистанцированности, казалось бы, вполне допустимых для газет-ного материала о личностях, заслуги которых не нуждаются в излишних представлениях.

Заметно, что статья о В. Маяковском явно переходит пределы газетного очерка, обнаруживая глубокую заинтересованность автора в передаче оттен-ков неординарности творческого портрета «лучшего, талантливейшего по-эта советской эпохи». Высвечивая отдельные факты биографии и идейного становления, он заостряет внимание на вопросах языка Маяковского, цити-рует ряд его произведений в интересных переводах на кабардинский язык. Надо сказать, что и языковая манера самого Л. Г. Афашагова заметно отда-лена от суконного стиля газетных публикаций, перенасыщавшихся в тот пе-риод калькированными с русского языка терминами и речевыми оборотами.

Для упомянутого выше поэтического сборника «Первый шаг» (1933) было отобрано два произведения Л. Г. Афашагова. Само издание давно ста-ло раритетом, но сохранилась его полная перепечатка [Архив ИГИ КБНЦ РАН, ф. 11, оп. 1, д. 13, лл. 47—48]. Одно из этих стихотворений — «БзэщΙэ хьэрфхэр», что переводится как «Буквы нового языка», а следовательно, на художественном уровне должно утвердить восприятие нового алфавита как символа нового бытия и отказа от предшествующих традиций. Закономер-но, что и этнос, обретший новый алфавит, уже не тот, что прежде, отсюда и характерное обращение — новые адыги: «Эй, адыги, адыги новые! / Иска-тели своих букв в разных частях света, / Вас, нашедших новые буквы, / Вас, новых адыгов, чествуем мы» (здесь и далее подстрочный перевод стихот-ворения «Буквы нового языка» наш. — И. К.). Как и в последующей стро-фе, здесь звучит тема исторической опосредованности графики адыгского

145


алфавита: «Новые адыги, мы, обладающие новым алфавитом / Зазвучали во многих краях, / В качестве своего боевого снаряжения много стран / (Объ-единившее) языковое ответвление мы избрали». Чтобы прояснить подтекст «боевого снаряжения», которым стало для адыгов «языковое ответвление, объединившее много стран», необходимо помнить, что в период написания стихотворения адыгская письменность базировалась на латинской графиче-ской основе. Такое положение сохранялось с 1924 по 1936 годы. Причины, по которым была избрана именно латинская графика, подчеркивает в своем исследовании В. Г. Шнайдер: «Чрезвычайно важным представляется мо-тив, руководствуясь которым было принято решение использовать именно латинскую основу, а не какую-либо другую. В качестве показательного при-мера приведем решение, утвержденное на заседании адыгейско-кабардин-ской комиссии по принятию нового алфавита для адыгских народов (ады-гейцы, кабардинцы, черкесы). Участники заседания пришли к выводу, что, принимая во внимание колониальное прошлое, жесткую политику само-державия, приведшую к национальной трагедии адыгов, будет правильным перейти на использование латинских букв для национального алфавита. Как отмечалось в решении комиссии “использование русских букв нежела-тельно по мотивам политического порядка”» [Шнайдер, 2015, с. 88].

Совершенно в духе времени негативный образ самодержавной поли-тики оказывается в одной связке со всеми предшествующими образами письма, в том числе арабским, графическая основа которого ассоцииро-валась с религиозностью. Здесь же проступают аллюзии к персидскому и турецкому языкам, на которых образованные адыги вели деловую перепи-ску [Налоев З., 2009, с. 548]: «Чужих стран / Языки многие / Скривили нам кончик языка / Царь негодный, зло творящий, в притеснении нас держал // Служить слову родного языка / Мы были лишены права / Драконьи повад-ки свои демонстрируя / Привязал он нас к чужому языку». Как уже было отмечено выше, к 1936 году графические предпочтения изменятся, будет принята за основу кириллица, но стихотворение Л. Г. Афашагова уникаль-но тем, что выхватывает и запечатлевает настроение именно «латинско-го» отрезка в истории адыгской письменности. Оно освещает непростые аспекты, определявшие в 1930-х годах духовный статус национальной письменности.

4. Ценностная парадигма культурной истории и феномен «забытого имени»

Возможны разные причины, по которым имена, не вписавшиеся в па-радигму культурной истории, предаются забвению. Сведения, относящиеся


146

к жизнеописанию Л. Г. Афашагова, убеждают в том, что замалчивание его имени не было случайным.

Его история реконструирована нами по отдельным архивным докумен-там, главным образом, по протоколам заседаний Кабардино-Балкарского областного комитета ВКП(б). Неоценимую роль в прояснении затемнен-ных мест биографии сыграла вышедшая недавно в свет книга актера, ре-жиссера, драматурга и писателя Михаила Семеновича Серебро, приемного пасынка Л. Г. Афашагова.

Самые ранние сведения о Лостанби Афашагове, уроженце кабардин-ского селения Кызбурун, датированы 31 января 1938 года. Тогда шла речь о восстановлении его в рядах партии. Он был ее кандидатом [УЦДНИ АС КБР, ф. 1, оп. 1, д. 195, л. 53]. Уже в феврале Л. Афашагов принимает заве-дование отделом народного образования в родном ему Баксанском районе, и осенью того же года становится членом ВКП(б).

В 1939 году его назначают лектором отдела партпропаганды и агита-ции обкома ВКП(б). Лектором, однако, он проработал недолго, всего два месяца, так как вскоре был освобожден от этой должности в связи с вы-ездом на учебу [УЦДНИ АС КБР, ф. 1, оп. 1, д. 22, л. 16]. Произошло это в августе 1939 года.

М. С. Серебро в автобиографическом романе «Осколки» пишет, что Л. Г. Афашагов учился на рабфаке, где познакомился со своей будущей женой, Фаиной Наумовной [Серебро, 2012, с. 34]. Как указано в личном деле Фаины Наумовны Афашаговой, выпускница Ленинградского педаго-гического коммунистического Вуза им. Н. Крупской, преподавала русский язык и литературу на Кабардино-Балкарском республиканском педрабфа-ке с сентября 1939 года по октябрь 1940 года [УЦГА АС КБР, ф. Р-202, оп. 1, д. 973]. Поворотным моментом их судьбы стала начавшаяся война: «Лейтенант запаса Лостанби Афашагов уклонился от службы в Красной армии, потому что, как оказалось, принадлежал к сторонникам отделения Кабарды от России. Он попросту стал дезертиром» [Серебро, 2012, с. 36]. О степени риска и принципиальности его позиции свидетельствует тот факт, что, будучи женат на еврейке и неся ответственность за ее малолет-него сына, он все же оставался на оккупированной территории, прекрасно отдавая себе отчет в том, что этот шаг грозит гибелью и его семье, и ему самому. Немцы, первоначально заинтересованные в молодом пропаганди-сте, узнав вскоре о его патриотическом творчестве и призывах к борьбе с оккупантами любого рода, заключили Л. Афашагова в тюрьму [Серебро, 2012, с. 38]. Дальнейшая его судьба уточняется по тексту интервью М. Се-ребро: «Когда в Нальчик вернулись наши, Афашагова ненадолго выпусти-

147


ли из тюрьмы, куда его посадили немцы, а потом сами арестовали за от-крытую националистическую деятельность уже при советской власти. Он добивался создания свободной Кабарды. Он так и погиб в лагерях КГБ» [Баумгартен]. Теперь очевидно, что расплатой за морально-идейные убеж-дения Л. Г. Афашагова оказалась не только гибель в застенках КГБ, но и долгое забвение его имени соплеменниками.

5.Заключение Таким образом, восстановление фактов биографии Л. Г. Афашаго-

ва проливает свет на причины отсутствия его имени в истории адыгской культуры, однако не умаляет роли его активного участия в деле культур-ного строительства первых десятилетий советского строя. Его творческая деятельность, сложность и драматизм его судьбы вливаются в сюжет ста-новления адыгской письменности. Бесспорно, что реальность не бывает лишена противоречий, и реальность культурного строительства в этом смысле не составляет исключения.

Источники и принятые сокращения

1. Алхасов М. Незаслуженно забытый : Канукоев Мухаж Тутович : к 90-летию со дня рождения / А. Алхасов // Голос Чегема : газета. — 1998. — 6 октября. — С. 2.

2. Архив ИГИ КБНЦ РАН — Архив Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра Российской академии наук.

3. Афашагов Л. Г. Андемиркан (Повесть М. Т. Канукоева) / Л. Г. Афашагов // Социалистическая Кабардино-Балкария : газета. — 1940. — № 244 (5016). — С. 4.

4. Афашагов Л. Г. Владимир Владимирович Маяковский : к десятилетию со дня смерти / Л. Г. Афашагов // Социалистическая Кабардино-Балкария : газета. — 1940. — № 84 (3957). — С. 3.

5. Афашагов Л. Г. Лев Николаевич Толстой (к 30-летию со дня смерти) / Л. Г. Афашагов // Социалистическая Кабардино-Балкария : газета. — 1940. — № 258 (5031). — С. 3.

6. Обсуждение романа о народном герое Андемиркане : литературный декад-ник союза писателей // Социалистическая Кабардино-Балкария : газета. — 1940. — № 259 (5032). — С. 2.

7. УЦГА АС КБР — Управление Центрального государственного архива Ар-хивной службы Кабардино-Балкарской Республики.

8. УЦДНИ АС КБР — Управление Центра документации новейшей истории Архивной службы Кабардино-Балкарской Республики.

Литература1. Адаб Баксанского культурного движения / сост. З. М. Налоев. — Нальчик :

Эльбрус, 1991. — 440 с.


148

2. Баумгартен Л. Михаил Серебро : «следовать своей дорогой» : актер ре-жиссер, драматург, писатель рассказывает о своей судьбе [Электронный ресурс] / Л. Баумгартен. — 2017. — 23 октября. — Режим доступа : http://www.rewizor.ru/literature/interviews/mihail-serebro-sledovat-svoey-dorogoy/.

3. Герандоков М. Х. Культурное строительство в Кабардино-Балкарии / М. Х. Герандоков. — Нальчик : Эльбрус, 1975. — 240 с.

4. Кажаров В. Х. Историография и историческое сознание кабардинцев во вто-рой половине ХХ — начале ХХІ века / В. Х. Кажаров. — Нальчик : Издательский отдел КБИГИ, 2012. — 84 с.

5. Канкулов З. Затерявшийся в городе / З. Канкулов // Цепи снеговых гор : по-вести писателей Северного Кавказа. — Москва : Фолио, 2009. — С. 109 — 188.

6. Кашежева Л. Н. Кабардинская советская проза / Л. Н. Кашежева. — Наль-чик : Кабардино-Балкарское книжное издательство, 1962. — 148 с.

7. Кешоков А. П. Собрание сочинений : в 6 томах / А. П. Кешоков. — Нальчик : Эльбрус, 2007. — Т. 6. — 544 с.

8. Налоев Д. М. Литературное наследие. / Д. М. Налоев — Нальчик : Эль-Фа, 2004. — 225 с.

9. Налоев З. М. Этюды по истории культуры адыгов / З. М. Налоев. — Наль-чик : Эльбрус, 2009. — 656 с.

10. Серебро М. С. Осколки : роман в 7-ми фрагментах / М. С. Серебро. — Hechingen : Stella-Verlag, 2012. — 268 с.

11. Теунов Х. И. Избранное / Х. И. Теунов. — Москва : Художественная лите-ратура, 1976. — 429 с.

12. Тхагазитов Ю. М. Эволюция художественного сознания адыгов / Ю. М. Тха-газитов. — Нальчик : Эльбрус, 1996. — 256 с.

13. Шнайдер В. Г. Советское нациестроительство на Северном Кавказе (1917 — конец 1950-х гг.) : закономерности и противоречия / В. Г. Шнайдер. — Мо-сква — Берлин : Директ-Медиа, 2015. — 417 с.

Acquirement of Writing System as Plot of Spiritual Culture of the Adyghe and Personality of L. G. Afashagov

© Kazharova Inna Anatolyevna (2018), orcid.org/0000-0002-7431-0840, SPIN-код 8466-0022, Researcher ID K-2461-2018, PhD in Philology, senior research scientist, sector of Kabardino-Cherkess literature, Institute of Humanitarian Research — branch of the Federal state budgetary scientific institution “Federal scientific centre “Kabardino-Balkar scientific centre of the Russian Academy of Sciences” (Nalchik, Russia), [email protected].

The study presents aspects of creative activities and biography of Adyghe poet and essayist of the early Soviet period Lostanbe Guruzhevich Afashagov. The problems that

149


become the subject of consideration in modern studies on the history of the Adyghe litera-ture are identified. Reflected in the history of the formation of the national writing system of the Adyghe the milestones of spiritual search and spiritual transformation of the ethnic group and their gradual transformation into a plot of artistic reflection are reviewed, motif of dramatic confrontation, which became part of this plot, is actualized. L. G. Afashagov’s educational and journalistic work is covered. According to the materials of newspaper pub-lications and archival evidence, the stages of his active participation in the history of pre-paring for the publication of the first novel in Kabardian literature are restored. The au-thor analyzes in detail one of his poetic works in relation to the context of the formation of the national writing system of the Adyghe, the most active stage of which falls on the first decades of the 20th century. The reasons why the name of one of the representa-tives of the Adyghe intelligentsia of the 1930s was in complete oblivion are considered. The novelty of the research is that the name and work of L. G. Afashagov are introduced into scientific circulation for the first time.

Key words: L. G. Afashagov; national writing system; Adyghe early Soviet poetry; forgotten name.

Material resources

Afashagov, L. G. (1940). Andemirkan (Povest’ M. T. Kanukoeva). In: Sotsialisticheskaya Kabardino-Balkariya: gazeta, 244 (5016): 4. (In Russ.).

Afashagov, L. G. (1940). Vladimir Vladimirovich Mayakovskiy: k desyatiletiyu so dnya smerti. In: Sotsialisticheskaya Kabardino-Balkariya: gazeta, 84 (3957): 3. (In Russ.).

Afashagov, L. G. (1940). Lev Nikolaevich Tolstoy (k 30-letiyu so dnya smerti). In: Sotsi-alisticheskaya Kabardino-Balkariya: gazeta, 258 (5031): 3. (In Russ.).

Alkhasov, M. (1998). Nezasluzhenno zabytyy: Kanukoev Mukhazh Tutovich: k 90-letiyu so dnya rozhdeniya. In: Golos Chegema: gazeta, 6 oktyabrya: 2. (In Russ.).

Arkhiv IGI KBNTs RAN — Arkhiv Instituta gumanitarnykh issledovaniy Kabardino-Balkarskogo nauchnogo tsentra Rossiyskoy akademii nauk. (In Russ.).

Obsuzhdeniye romana o narodnom geroye Andemirkane: literaturnyy dekadnik soyu-za pisateley. (1940). In: Sotsialisticheskaya Kabardino-Balkariya: gazeta, 259 (5032): 2. (In Russ.).

UTsGA AS KBR — Upravlenie Tsentralnogo gosudarstvennogo arkhiva Arkhivnoy slu-zhby Kabardino-Balkarskoy Respubliki. (In Russ.).

UTsDNI AS KBR — Upravlenie Tsentra dokumentatsii noveyshey istorii Arkhivnoy slu-zhby Kabardino-Balkarskoy Respubliki. (In Russ.).

References

Baumgarten, L. (2017). Mikhail Serebro: «sledovat’ svoyey dorogoy»: akter rezhisser, dramaturg, pisatel’ rasskazyvayet o svoey sud’be. Available at: http://www.rewizor.ru/literature/interviews/mihail-serebro-sledovat-svoey-dorogoy/. (In Russ.).

Gerandokov, M. Kh. (1975). Kulturnoye stroitelstvo v Kabardino-Balkarii. Nalchik: El-brus. (In Russ.).


150

Kazharov, V. Kh. (2012). Istoriografiya i istoricheskoye soznaniye kabardintsev vo vto-roy polovine XX — nachale XXІ veka. Nalchik: Izdatelskiy otdel KBIGI. (In Russ.).

Kankulov, Z. (2009). Zateryavshiysya v gorode. In: Tsepi snegovykh gor: povesti pisate-ley Severnogo Kavkaza. Moskva: Folio. 109 — 188. (In Russ.).

Kashezheva, L. N. (1962). Kabardinskaya sovetskaya proza. Nalchik: Kabardino-Balkarskoye knizhnoye izdatelstvo. (In Russ.).

Keshokov, A. P. (2007). Sobraniye sochineniy: v 6 tomakh. Nalchik: Elbrus. 6. (In Russ.).Naloyev, D. M. (2004). Literaturnoye naslediye. Nalchik: El-Fa. (In Russ.).Naloyev, Z. M. (ed.). (1991). Adab Baksanskogo kulturnogo dvizheniya. Nalchik: Elbrus.

(In Russ.).Naloyev, Z. M. (2009). Etyudy po istorii kultury adygov. Nalchik: Elbrus. (In Russ.).Serebro, M. S. (2012). Oskolki: roman v 7-mi fragmentakh. Hechingen: Stella-Verlag.

(In Russ.). Teunov, Kh. I. (1976). Izbrannoye. Moskva: Khudozhestvennaya literatura. (In Russ.).Tkhagazitov, Yu. M. (1996). Evolyutsiya khudozhestvennogo soznaniya adygov. Nalchik:

Elbrus. (In Russ.).Shnayder, V. G. (2015). Sovetskoye natsiestroitelstvo na Severnom Kavkaze (1917 —

konets 1950): zakonomernosti i protivorechiya. Moskva — Berlin: Direkt-Media. (In Russ.).

Documents

Обретение письменности как сюжет духовной культуры …nauka-dialog.ru/assets/userfiles/4933/138-150_Kazharova_ND_2018_7.pdfКажарова