Андре МоруаПисьма незнакомке

Текст предоставлен правообладателемhttp://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=8650429

Моруа, Андре. Письма незнакомке : [роман]: АСТ; Москва; 2015ISBN 978-5-17-086728-8

АннотацияВ «Письмах незнакомке» (1956) Моруа раздумывает

над поведением и нравами людей, взаимоотношениямимужчин и женщин, приемами обольщения, над тем,почему браки оказываются счастливыми, почемуслучаются разводы и угасают чувства. Автор обращаетсвои письма к женщине, но кто она – остается загадкойдля читателя. Случайно увиденный женский силуэт втеатральном партере, мелькнувшая где-то в сутолоке дняпрекрасная дама – так появилась в воображении МоруаНезнакомка, которую писатель наставляет, учит жизни,слегка воспитывает. Очень многому эти письма могутнаучить и нас, читателей XXI века, – они будут полезныне только женщинам, ищущим опору в этой жизни, но имужчинам, так часто не понимающим логику поведения ипсихологию представительниц прекрасного пола.

СодержаниеПисьма незнакомке 5Об одной встрече 7О пределах нежности 11О неизменности человеческих чувств 15О необходимой мере кокетства 18О даме, которая все знает 22Об одной молоденькой девушке 26О мужской половине рода человеческого 29О любви и браке во Франции 33Об относительности несчастий 36О детской впечатлительности 39О правилах игры 43Умение использовать смешные черты 47О сценах 50О золотом гвозде 54О прибытии лектора 58Конец ознакомительного фрагмента. 61

Андре МоруаПисьма незнакомке

Печатается с разрешения наследниковавтора при содействии литературного агентстваАнастасии Лестер.

André MauroisLETTRES A L’INCONNUE© Héritiers André Maurois, Anne-Mary Charrier,

Marseille, France, 2006© Перевод. Я. Лесюк, 2015© Издание на русском языке AST Publishers,

2015

Письма незнакомке

Вы существуете, и вместе с тем вас нет. Когда один

мой друг предложил мне писать вам раз в неделю, ямысленно нарисовал себе ваш образ. Я создал васпрекрасной – и лицом, и разумом. Я знал: вы не за-медлите возникнуть живой из грез моих и станете чи-тать мои послания, и отвечать на них, и говорить мневсе, что жаждет услышать автор.

С первого же дня я придал вам определенный об-лик – облик редкостно красивой и юной женщины, ко-торую я увидал в театре. Нет, не на сцене – в зале.Никто из тех, кто был со мною рядом, не знал ее. Стех пор вы обрели глаза и губы, голос и стать, но, каки подобает, по-прежнему остались Незнакомкой.

В печати появились два-три моих письма, и я, какожидал, стал получать от вас ответы. Здесь «вы» –лицо собирательное. Вас много разных незнакомок:одна – наивная, другая – вздорная, а третья – шалу-нья и насмешница. Мне не терпелось затеять с вамипереписку, однако я удержался: вам надлежало оста-ваться всеми, нельзя было, чтоб вы стали одной.

Вы укоряете меня за сдержанность, за мой неиз-менный сентиментальный морализм. Но что подела-ешь? И самый терпеливый из людей пребудет верным

незнакомке лишь при том условии, что однажды онаоткроется ему. Мериме довольно быстро узнал о том,что его незнакомку зовут Женни Дакен, и вскоре емупозволили поцеловать ее прелестные ножки. Да, нашкумир должен иметь и ножки, и все остальное, ибо мыустаем от созерцания бестелесной богини.

Я обещал, что стану продолжать эту игру до той по-ры, пока буду черпать в ней удовольствие. Прошлобольше года, я поставил точку в нашей переписке,возражений не последовало. Воображаемый разрывсовсем не труден. Я сохраню о вас чудесное, незамут-ненное воспоминание. Прощайте.

А. М.

Об одной встрече

В тот вечер я был не один в «Комеди Франсез».

«Давали всего-навсего Мольера», но с большим успе-хом. Владычица Ирана от души смеялась; РоберКемп, казалось, блаженствовал; Поль Леото притяги-вал к себе взоры.

Сидевшая рядом с нами дама шепнула мужу: «Ска-жу по телефону тетушке Клемансе, что видела Леото,она обрадуется».

Вы сидели впереди, закутавшись в песцовые меха,и, как во времена Мюссе, покачивалась предо мноюподобранная «черная коса на дивной гибкой шее». Вантракте вы нагнулись к подруге и оживленно спроси-ли: «Как стать любимой?» Мне в свой черед захоте-лось нагнуться к вам и ответить словами одного из со-временников Мольера: «Чтобы понравиться другим,нужно говорить с ними о том, что приятно им и чтозанимает их, уклоняться от споров о предметах ма-ловажных, редко задавать вопросы и ни в коем слу-чае не дать им заподозрить, что можно быть разум-ней, чем они».

Вот советы человека, знавшего людей! Да, если мыхотим, чтобы нас любили, нужно говорить с другимине о том, что занимает нас, а о том, что занимает

их. А что занимает их? Они же сами. Мы никогда ненаскучим женщине, коль станем говорить с нею о еенраве и красоте, коль будем расспрашивать ее о дет-стве, о вкусах, о том, что ее печалит. Вы также нико-гда не наскучите мужчине, если попросите его расска-зывать о себе самом. Сколько женщин снискали себеславу искусных слушательниц! Впрочем, и слушать-тонет нужды, достаточно лишь делать вид, будто слу-шаешь.

«Уклоняться от споров о предметах маловажных».Доводы, излагаемые резким тоном, выводят собесед-ника из себя. Особенно когда правда на вашей сторо-не. «Всякое дельное замечание задевает», – говорилСтендаль. Вашему собеседнику, возможно, и придет-ся признать неопровержимость ваших доводов, но онвам этого не простит вовеки. В любви мужчина стре-мится не к войне, а к миру. Блаженны нежные и крот-кие женщины, их будут любить сильнее. Ничто так невыводит мужчину из себя, как агрессивность женщи-ны. Амазонок обожествляют, но не обожают.

Другой, вполне достойный способ понравиться –лестно отзываться о людях. Если им это перескажут,это доставит им удовольствие и они в ответ почув-ствуют к вам расположение.

– Не по душе мне госпожа де… – говорил некто.– Как жаль! А она-то находит вас просто обворожи-

тельным и говорит об этом каждому встречному.– Неужели?.. Выходит, я заблуждался на ее счет.Верно и обратное. Одна язвительная фраза, к то-

му же пересказанная недоброжелательно, порождаетзлейших врагов. «Если бы все мы знали все то, чтоговорится обо всех нас, никто ни с кем бы не разгова-ривал». Беда в том, что рано или поздно все узнаютто, что все говорят обо всех.

Возвратимся к Ларошфуко: «Ни в коем случае недать им заподозрить, что можно быть разумней, чемони». Разве нельзя одновременно и любить, и вос-хищаться кем-то? Разумеется, можно, но только ес-ли он не выражает свое превосходство с высокоме-рием и оно уравновешивается небольшими слабостя-ми, позволяющими другим в свой черед как бы покро-вительствовать ему. Самый умный человек из тех, ко-го я знал, Поль Валери, весьма непринужденно выка-зывал свой ум. Он облекал глубокие мысли в шутли-вую форму; ему были присущи и ребячество, и милыепроказы, что делало его необыкновенно обаятель-ным. Другой умнейший человек и серьезен, и важен, авсе же забавляет друзей своей неосознанной кичли-востью, рассеянностью или причудами. Ему прощаютто, что он талантлив, потому, что он бывает смешон;и вам простят то, что вы красивы, потому, что вы дер-житесь просто. Женщина никогда не надоест даже ве-

ликому человеку, если будет помнить, что он тоже че-ловек.

Как же стать любимой? Давая тем, кого хотите пле-нить, веские основания быть довольными собой. Лю-бовь начинается с радостного ощущения собственнойсилы, сочетающегося со счастьем другого человека.Нравиться – значит и даровать, и принимать. Вот что,незнакомка души моей (как говорят испанцы), хоте-лось бы мне вам ответить. Присовокуплю еще один –последний – совет, его дал Мериме своей незнаком-ке: «Никогда не говорите о себе ничего дурного. Этосделают ваши друзья». Прощайте.

О пределах нежности

Поль Валери превосходно рассуждал о многом,

и в частности о любви; ему нравилось толковать острастях, пользуясь математическими терминами: онвполне резонно считал, что контраст между точно-стью выражений и неуловимостью чувств порождаетволнующее несоответствие. Особенно пришлась мнепо вкусу одна его формула, которую я окрестил тео-ремой Валери: «Количество нежности, излучаемой ипоглощаемой каждодневно, имеет предел».

Иначе говоря, ни один человек не способен житьвесь день, а уж тем более недели или годы в атмо-сфере нежной страсти. Все утомляет, даже то, что те-бя любят. Эту истину полезно напоминать, ибо мно-гие молодые люди, равно как и старики, о ней, види-мо, и не подозревают. Женщина упивается первымивосторгами любви; ее переполняет радость, когда ейс утра до вечера твердят, как она хороша собой, какостроумна, какое блаженство обладать ею, как чудес-ны ее речи; она вторит этим славословиям и уверяетсвоего партнера, что он – самый лучший и умный муж-чина на свете, несравненный любовник, замечатель-ный собеседник. И тому и другому это куда как при-ятно. Но что дальше? Возможности языка не безгра-

ничны. «Поначалу влюбленным легко разговариватьдруг с другом… – заметил англичанин Стивенсон. –Я – это я, ты – это ты, а все другие не представляютинтереса».

Можно на сто ладов повторять: «Я – это я, ты – этоты». Но не на сто тысяч! А впереди – бесконечная ве-реница дней.

– Как называется такой брачный союз, когда муж-чина довольствуется одной женщиной? – спросил уамериканской студентки некий экзаменатор.

– Монотонный, – ответила она.Дабы моногамия не обернулась монотонностью,

нужно зорко следить за тем, чтобы нежность и фор-мы ее выражения чередовались с чем-то иным. Лю-бовную чету должны освежать «ветры с моря»: обще-ние с другими людьми, общий труд, зрелища. Похвалатрогает, рождаясь как бы невзначай, непроизвольно– из взаимопонимания, разделенного удовольствия;становясь непременным обрядом, она приедается.

У Октава Мирбо есть новелла, написанная в фор-ме диалога двух влюбленных, которые каждый вечервстречаются в парке при свете луны. Чувствительныйлюбовник шепчет голосом, еще более нежным, чемлунная ночь: «Взгляните… Вот та скамейка, о любез-ная скамейка!» Возлюбленная в отчаянии вздыхает:«Опять эта скамейка!» Будем же остерегаться скаме-

ек, превратившихся в места для поклонения. Нежныеслова, появившиеся и изливающиеся в самый моментпроявления чувств, – прелестны. Нежность в затвер-женных выражениях раздражает.

Женщина агрессивная и всем недовольная быстронадоедает мужчине; но и женщина невзыскательная,простодушно всем восторгающаяся не надолго сохра-нит свою власть над ним. Противоречие? Разумеется.Человек соткан из противоречий. То прилив, то отлив.«Он осужден постоянно переходить от судорог трево-ги к оцепенению скуки», – говорит Вольтер. Так уж со-зданы многие представители рода человеческого, чтоони легко привыкают быть любимыми и не слишкомдорожат чувством, в котором чересчур уверены.

Одна женщина сомневалась в чувствах мужчины исосредоточила на нем все свои помыслы. Неожидан-но она узнает, что он отвечает ей взаимностью. Онасчастлива, но, повторяй он сутки напролет, что она –совершенство, ей, пожалуй, и надоест. Другой муж-чина, не столь покладистый, возбуждает ее любопыт-ство. Я знавал молоденькую девицу, которая с удо-вольствием пела перед гостями; она была очень хо-роша собой, и потому все превозносили ее до небес.Только один юноша хранил молчание.

– Ну а вы? – не выдержала она наконец. – Вам ненравится, как я пою?

– О, напротив! – ответил он. – Будь у вас еще и го-лос, это было бы просто замечательно.

Вот за него-то она и вышла замуж. Прощайте.

О неизменности

человеческих чувств

Я вновь в театре; на этот раз, увы, вас там нет.Я огорчен за себя и за вас. Мне хочется крикнуть:«Браво, Руссен, вот славная комедия!» Одна сценаособенно позабавила публику. Некий юноша награ-дил ребенком секретаршу своего отца. У него ни по-ложения, ни денег, она же умница и сама зарабатыва-ет себе на жизнь. Он делает ей предложение и полу-чает отказ. И тогда мать молодого отца горько жалует-ся: «Бедный мой мальчик, она его обольстила и бро-сила… Скомпрометировала и отказывается покрытьгрех!»

Классическая ситуация навыворот. Но ведь в на-ши дни экономические взаимоотношения обоих половчастенько, так сказать, вывернуты наизнанку. Женщи-ны зарабатывают гораздо больше, чем в прошлом.Они меньше зависят от желаний и прихотей мужчин.Во времена Бальзака лучше замужества трудно былочто-то придумать, во времена Руссена – это еще во-прос. В «Непорочной» Филиппа Эриа юная девушкаобращается к науке с просьбой помочь ей родить ре-бенка без помощи мужчины.

В действительности наука еще бессильна испол-нить это необычное желание, хотя биологи уже при-ступили к весьма странным и опасным эксперимен-там. В своей книге «Прекрасный новый мир» ОлдосХаксли попробовал нарисовать, как именно будет по-являться на свет потомство через сто лет. В этом луч-шем из миров естественное зачатие исключается. Хи-рурги удаляют женщине яичники, они хранятся в над-лежащей среде и по-прежнему вырабатывают яйце-клетки, оплодотворяемые осеменением. Один яичникможет дать жизнь шестнадцати тысячам братьев и се-стер – группами по девяносто шесть близнецов.

Любовь? Привязанность? Романтика отношений?Правители лучшего из миров испытывают глубокоепрезрение к этому обветшалому хламу. Им жаль бед-няг из ХХ века, у которых были отцы, матери, му-жья, возлюбленные. По их мнению, нечего удивлять-ся, что люди прошлого были безумцами, злобными иничтожными. Семья, страсти, соперничество приво-дили к столкновениям, к комплексам. Предки-горемы-ки волей-неволей все глубоко переживали, а посто-янная острота чувств мешала им сохранять душев-ное равновесие. «Безликость, Похожесть, Невозмути-мость» – вот триединый девиз мира, где нет любви.

К счастью, это всего лишь фантазия, и человече-ство не идет по этому пути. Человечество вообще из-

меняется куда меньше, чем думают. Оно как море: наповерхности бурлит, волнуется, но сто2ит погрузитьсяв пучину людских душ – и налицо неизменность важ-нейших человеческих чувств.

Что поет наша молодежь? Песню Превера и Кос-ма: «Когда ты думаешь, когда ты полагаешь, что мо-лодость твоя продлится вечно, о девочка, ты заблуж-даешься жестоко!..» Откуда пришла эта тема? Из сти-хотворения Ронсара, которому уже четыре века:

Вкушайте юности услады!Не ждите в старости отрады:Краса поблекнет, как цветок.1

Почти все мотивы поэтов Плеяды или, скажем,Мюссе все еще звучат и сегодня; на их основе мож-но было бы сочинить немало песен на любой вкусдля Сен-Жермен-де-Пре. Поиграйте-ка в эту игру: онапроста, занятна и пойдет вам на пользу. Незнакомкаdе mi alma2, вам следует на что-то решиться. Надмен-ная секретарша из пьесы Руссена в конце концов вы-ходит замуж за свою «жертву», а вы – все еще копиясвоих сестер из XVI столетия. Прощайте.

1 Ронсар. «К Кассандре».2 Души моей (исп.).

О необходимой мере кокетства

«Клевета, сударь! Вы просто не понимаете, чем

решили пренебречь», – говорит один из персонажей«Севильского цирюльника». Меня частенько так иподмывает сказать слишком доверчивой и непосред-ственной в любви женщине: «Кокетство, сударыня!Вы просто не понимаете, к чему относитесь свысока».Кокетство было и есть поразительно мощное и опас-ное оружие. Этот набор искусных уловок, так внима-тельно изученный Мариво, заключается в том, чтобысначала увлечь, затем оттолкнуть, сделать вид, будточто-то даришь, и тут же отнять. Результаты этой игрыпоразительны. И даже зная заранее обо всех этих ло-вушках, все равно попадешься.

Если хорошенько подумать, это вполне естествен-но. Без легкого кокетства, порождающего первую роб-кую надежду, у большинства людей любовь не просы-пается. «Любить – значит испытывать волнение примысли о некоей возможности, которая затем перерас-тает в потребность, настойчивое желание, навязчи-вую идею». Пока нам кажется совершенно невозмож-ным понравиться такому-то мужчине (или такой-тоженщине), мы и не думаем о нем (или о ней). Не тер-заетесь же вы оттого, что вы не королева Англии. Вся-

кий мужчина находит, что Грета Гарбо и Мишель Мор-ган на редкость красивы, и восторгается ими, но емуи в голову не приходит убиваться от любви к ним. Длясвоих бесчисленных поклонников они всего лишь об-разы, живущие на экране. И не сулят никаких возмож-ностей.

Но стоит нам только принять на свой счет чей-либовзор, улыбку, фразу, жест, как воображение помимонашей воли уже рисует нам скрывающиеся за нимивозможности. Эта женщина дала нам повод – пустьнебольшой – надеяться? С этой минуты мы уже вовласти сомнений. И вопрошаем себя: «Вправду лиона интересуется мною? А ну как она меня полюбит?Невероятно. И все же ее поведение…» Короче, какговаривал Стендаль, мы «кристаллизуемся» на мыс-ли о ней, другими словами, в мечтах расцвечиваем еевсеми красками, подобно тому как кристаллы соли вкопях Зальцбурга заставляют переливаться все пред-меты, которые туда помещают.

Мало-помалу желание превращается в наважде-ние, в навязчивую идею. Кокетке, которой хочетсяпродлить это наваждение и «свести мужчину с ума»,достаточно прибегнуть к старой как род людской так-тике: убежать, дав перед этим понять, что она не име-ет ничего против преследования, отказать, оставляя,однако, проблеск надежды: «Возможно, завтра я буду

ваша». И уж тогда незадачливые мужчины последуютза нею хоть на край света.

Эти уловки достойны осуждения, если кокетка упо-требляет их, дабы вывести из равновесия многочис-ленных воздыхателей. Такое поведение непременнозаставит ее быть нервной и обманывать, разве толь-ко она чертовски ловка и умудрится, никому не усту-пая, не задеть самолюбия мужчин. Но и записная ко-кетка рискует в конце концов исчерпать терпение сво-их обожателей. Она, как Селимена у Мольера, погнав-шись за несколькими зайцами сразу, в конечном счетене поймает ни одного.

Раз вы не можете в счастливой стороне,Как все нашел я в вас, все обрести во мне, —Прощайте навсегда! Как тягостную ношу,С восторгом наконец я ваши цепи сброшу.3

Напротив, кокетство совершенно невинно и даженеобходимо, если его цель – сохранить привязан-ность мужчины, которого любят. В этом случае жен-щина в глубине души не испытывает никакого жела-ния кокетничать. «Величайшее чудо любви в том, чтоона исцеляет от кокетства». По-настоящему влюблен-ной женщине приятно отдаваться без оглядки и при-

3 Мольер. Собр. соч. в четырех томах. М.: Искусство,1965. Т. 2. С. 394.

творства, часто с возвышенным великодушием. Од-нако случается, что женщина вынуждена слегка пому-чить того, кого любит, так как он принадлежит к числутех мужчин, которые не могут жить не страдая и кото-рых удерживает сомнение.

Тогда даже целомудренной, но влюбленной женщи-не не зазорно притвориться кокеткой, дабы не поте-рять привязанность мужчины, подобно тому как сест-ре милосердия приходится иногда в интересах боль-ного быть безжалостной. Укол болезнен, но целите-лен. Ревность мучительна, но она укрепляет чувство.Если вы, моя незнакомка, когда-либо позволите мнеузнать вас, не будьте кокеткой. Не то я непременнопопадусь в сети, как и всякий другой. Прощайте.

О даме, которая все знает

– Как! Вы мой сосед, доктор?– Да, один из двух ваших соседей, сударыня.– Я в восторге, доктор; мне давно уже не удавалось

спокойно поболтать с вами.– Я тоже очень рад.– Мне надобно получить у вас уйму советов, док-

тор… Это не будет вам в тягость?– Говоря по правде, сударыня…– Прежде всего моя бессонница… Помните, какая

у меня бессонница? Но что я вижу, доктор? Вы прини-маетесь за суп?

– А почему бы нет?– Да вы с ума сошли! Нет ничего вреднее для здо-

ровья, чем поток жидкости в начале трапезы…– Помилуйте, сударыня…– Отставьте подальше этот крепкий бульон, доктор,

прошу вас, и давайте-ка вместе изучим меню… Семгагодится… в рыбе много белков. Пулярка тоже… Так-так, нужный нам витамин A мы получим с маслом; ви-тамин C – с фруктами… Вот витамина B вовсе нет…Какая досада! Вы не находите, доктор?

– На нет и суда нет.– Скажите, доктор, сколько нужно ежедневно кало-

рий женщине, которая, как я, ведет деятельный образжизни?

– Точно не скажу, сударыня… Это не имеет ровноникакого значения.

– Как это не имеет никакого значения? Вы еще, по-жалуй, скажете, что уголь не имеет никакого значениядля паровоза, а бензин – для автомобиля!.. Я веду та-кой же образ жизни, как мужчины, и мне необходимытри тысячи калорий, не то я захирею.

– Вы их подсчитываете, сударыня?– Подсчитываю ли я их!.. Вы, видно, шутите, док-

тор?.. У меня всегда с собой таблица… (Открываетсумочку.) Смотрите, доктор… Ветчина – тысяча семь-сот пятьдесят калорий в килограмме… Цыпленок –тысяча пятьсот… Молоко – семьсот…

– Превосходно. Но как узнать, сколько весит этокрылышко цыпленка?

– Дома я требую взвешивать все порции. Тут, в го-стях, я прикидываю на глазок… (Она издает вопль.)Ах, доктор!

– Что с вами, сударыня?– Умоляю вас, остановитесь!.. Это так же непере-

носимо, как скрежет ножа, как фальшивая нота, как…– Да что я сделал, сударыня?– Доктор, вы смешиваете белки с углеводами… Ах,

доктор, остановитесь!..

– Эх! Шут меня побери, я ем то, что мне подают…– Вы! Знаменитый врач!.. Но ведь вы прекрасно

знаете, доктор, что обычная трапеза рядового фран-цуза – бифштекс с картофелем – это самый опасныйяд, какой только можно приготовить!

– И тем не менее рядовой француз благополучноздравствует…

– Доктор, да вы сущий еретик… Я с вами большене разговариваю… (Чуть слышно.) А кто мой другойсосед? Я слышала его фамилию, но он мне незнаком.

– Это важный чиновник из министерства финансов,сударыня.

– Правда? Как интересно! (Энергично поворачива-ется направо.) Как там наш бюджет, сударь? Вы ужесвели концы с концами?

– Ах, сударыня, смилуйтесь… Я сегодня битых во-семь часов говорил о бюджете… И надеялся, что хотьза обедом получу передышку.

– Передышку!.. Мы вам дадим ее тогда, когда выутрясете наши дела… И ведь это так просто.

– Так просто, сударыня?– Проще простого… Наш бюджет составляет четы-

ре триллиона?– Да, приблизительно так…– Превосходно… Урежьте все расходы на двадцать

процентов…

(Врач и финансист, точно сообщники, обменива-ются за спиной дамы-всезнайки взглядом, полнымотчаяния.)

У вас, моя драгоценная, хватает здравого смысланичего не знать. Вот почему вы все угадываете. Про-щайте.

Об одной молоденькой девушке

– Покорить мужчину… – говорит она. – Но женщи-

не не дано покорять. Она – существо пассивное. Онаждет нежных признаний… Или обидных слов. Не ейже проявлять инициативу.

– Вы описываете видимость, а не реальность, –возражаю я. – Бернард Шоу уже давно написал, чтоесли женщина и ждет нежных признаний, то так же,как паук ждет муху.

– Паук ткет паутину, – отвечает она, – а что, по-вашему, делать бедной девушке? Она или нравится,или нет. Коли она не нравится, ее жалкие старания неспособны преобразить чувства мужчины. Думаю, онаскорее добьется обратного: ничто так не раздражаетюношу, как притязания девушки, к которой он равно-душен. Женщина, которая сама себя навязывает и де-лает первый шаг, добьется презрения мужчины, но неего любви.

– Это было бы верно, – говорю я, – если бы жен-щина действовала неумело и было бы очевидно, чтоинициатива исходит от нее; но искусство как раз в томи заключается, чтобы сделать первые шаги незамет-но. «Она бежит под сень плакучих ив, но хочет, чтобыее увидели…» Отступая, заманить противника – вот

старая, проверенная военная хитрость, она немалопослужила и девицам, и солдатам.

– Это и в самом деле испытанная хитрость, – со-глашается она, – но, если у неприятеля нет ни малей-шего желания преследовать меня, мое бегство ни кчему не приведет, я так и останусь в одиночестве подсенью плакучих ив.

– Вот тут-то вы, женщины, и должны постаратьсяпробудить в мужчине желание преследовать вас. Дляэтого разработана целая тактика, и вам она знако-ма лучше, нежели мне. Надо ему кое-что позволить,притвориться, будто он вас сильно занимает, потомнеожиданно «все поломать» и решительно запретитьему то, что еще вчера он считал прочно завоеванным.Контрастный душ – встряска суровая, но под ним илюбовь, и желание растут как на дрожжах.

– Вам-то легко говорить, – возражает она, – но та-кая тактика предполагает, во-первых, хладнокровие утой, что приводит замысел в исполнение (а как под-вергнуть испытанию человека, чей голос заставляетвас трепетать?); во-вторых, необходимо, чтобы испы-туемый мужчина уже начал обращать на нас внима-ние. В противном случае катайте сколько хотите клу-бок ниток, котенок отказывается играть.

– Ни за что не поверю, – говорю я, – что молодень-кая и хорошенькая девушка не в силах заставить муж-

чину обратить на нее внимание; для начала доста-точно завести речь о нем самом. Большинство пред-ставителей сильного пола кичатся своей специально-стью. Терпеливо выслушивайте их разглагольствова-ния о профессии и о них самих – этого вполне доста-точно, чтобы они сочли вас умницей и почувствовалижелание снова увидеться с вами.

– Стало быть, надо уметь и поскучать?– А как же, – подтверждаю я. – Это уж само собой

разумеется. Касается ли дело мужчин или женщин,любви или политики, в этом мире преуспеет тот, ктоумеет и поскучать.

– Ну, тогда я предпочитаю не преуспевать, – заме-чает моя собеседница.

– Я тоже, – соглашаюсь я, – и, Бог свидетель, уж вэтом-то мы с вами преуспеем.

Вот такой разговор, querida4, произошел у меня вче-ра с одной молоденькой девушкой. Ничего не подела-ешь! Вас ведь рядом не было, а жить-то все-таки нуж-но. Прощайте.

4 Дорогая (исп.).

О мужской половинерода человеческого

На днях я прочел в одной американской газете ста-

тью, которая бы вас позабавила. В ней одна амери-канка обращается к своим сестрам, женщинам. «Высетуете на то, – пишет она, – что не можете найти се-бе мужа? Вы не обладаете той неотразимой красотой,к какой Голливуд, увы, приохотил наших мужчин? Выведете замкнутый образ жизни, редко бываете в об-ществе? Словом, у вас почти нет знакомых мужчин,а те, среди которых мог бы оказаться ваш избранник,не обращают на вас внимания?

Позвольте же дать вам несколько советов, которыемне самой очень пригодились. Я полагаю, что вы, каки многие из нас, живете в небольшом коттедже; вокруг– лужайка, неподалеку – другие такие же дома. По со-седству с вами, без сомнения, обитает несколько хо-лостяков.

– Ну конечно! – скажете вы мне. – Да только им идела до меня нет.

– Так-так! Тут-то как раз и подойдет первый мойсовет. Приставьте к стене своего домика лестницу;влезьте на крышу и принимайтесь за установку теле-

визионной антенны. Этого довольно. Тотчас же к вамустремятся, точно шершни, привлеченные горшочкоммеда, все мужчины, живущие окрест. Почему? Пото-му что они обожают технику, любят что-нибудь ма-стерить, потому что все они считают себя умелымии искусными… а главное, потому, что им доставляетогромное удовольствие показать женщине свое пре-восходство.

– Да нет же! – скажут они вам. – Вы не знаете, какза это взяться. Позвольте-ка сделаю я…

Вы, разумеется, соглашаетесь и с восторгом взира-ете на то, как они работают. Вот вам и новые друзья,которые к тому же признательны вам за то, что вы да-ли им случай блеснуть.

Для стрижки газона, – продолжает американка, – уменя имеется каток с электрическим мотором; я безтруда управляюсь с ним, двигаясь вдоль лужайки. Дотех пор пока все в порядке, ни один мужчина не по-является на горизонте. Стоит же мне захотеть, чтобысоседи мною заинтересовались, нет ничего проще – явывожу мотор из строя и делаю вид, будто озабочен-но ищу причину поломки. Тут же справа от меня появ-ляется один мужчина, вооруженный клещами, а сле-ва другой, с ящиком инструментов в руках. Вот нашимеханики и в западне.

Та же самая игра на автостраде. Остановитесь,

поднимите капот машины и наклонитесь с растерян-ным видом над свечами. Другие шершни, охочие допохвал, в свой черед остановятся и предложат вамсвои неоценимые услуги. Имейте, однако, в виду, чтозамена колеса или накачивание шины для них заня-тие малопривлекательное. Эта работа хоть и не хит-рая, но зато трудоемкая и почета не сулит. А длямужчины, владыки мира, самое главное – выказатьсвое всемогущество перед смиренными женщинами.Сколько подходящих женихов в одиночестве катят подорогам и, сами того не подозревая, желают толькоодного – найти себе спутницу жизни вроде вас – про-стодушную, несведущую и готовую восхищаться ими!Дорога к сердцу мужчины, как вехами, отмечена авто-машинами».

Я полагаю, что эти советы и впрямь полезны, когдаречь идет об американцах. Будут ли они столь же дей-ственны применительно к французам? Пожалуй, нет;но у нас есть свои уязвимые места. Нам нравится вос-хищать речами и звонкими фразами. Попросить про-фессионального совета у финансиста, политическогодеятеля, ученого – один из способов покорить мужчи-ну, и он так же рассчитан на неистребимое тщеславиемужской половины рода человеческого. Уроки ходьбына лыжах, уроки плавания – превосходные силки длямужчин-спортсменов.

Гете в свое время заметил, что нет ничего привле-кательнее, чем занятия молодого человека с девуш-кой: ей нравится узнавать, а ему обучать. Это вернои по сей день. Сколько романов завязывается за пе-реводами из латыни или за решением задачи по фи-зике, когда пушистые волосы молоденькой ученицыкасаются щеки ее юного наставника! Попросить, что-бы вам разъяснили сложную философскую пробле-му, слушать объяснение с задумчивым видом, повер-нув головку так, как вам особенно идет, затем проник-новенно сказать, что вы все поняли, – кто способенустоять перед этим! Во Франции путь к сердцу мужчи-ны проходит через его ум. Отыщу ли я путь к вашемусердцу? Прощайте.

О любви и браке во Франции

Чтобы лучше понять, каковы взгляды французов

и француженок на любовь и брак, следует преждевспомнить историю нежных чувств в нашей стране. Вней легко обнаружить два течения.

Первое, мощное течение – любовь возвышенная.Именно во Франции в Средние века родилась кур-туазная любовь. Поклонение женщине, желание ейпонравиться, слагая песни и стихи (трубадуры) илисовершая подвиги (рыцари), – неотъемлемые чертыэлиты французского общества той поры. Ни одна ли-тература не придавала такого значения любви и стра-сти.

Однако наряду с этим течением существовало вто-рое, весьма распространенное. Его описывает Раб-ле. Любовь плотская, чувственная выступает тут круп-ным планом. Брак при этом скорее вопрос не чувства,а лишь удобная форма совместной жизни, позволяю-щая растить детей и блюсти обоюдные интересы. УМольера, например, муж – немного смешной персо-наж, которого жена, если может, обманывает и кото-рый сам ищет любовных похождений на стороне.

В XIX веке господство зажиточной буржуазии, при-дававшей огромное значение деньгам и передаче их

по наследству, привело к тому, что брак превратился всделку, как это видно из книг Бальзака. В таком бракелюбовь могла родиться позднее – в ходе совместнойжизни – из взаимных обязанностей супругов, вслед-ствие сходства темпераментов, но это не считалосьнеобходимым. Встречались и удачные браки, возник-шие на основе трезвого расчета. Родители и нотари-усы договаривались о приданом и об условиях брач-ного контракта прежде, чем молодые люди знакоми-лись друг с другом.

Сегодня мы все это переменили. Состояние те-перь уже не играет определяющей роли при выбо-ре спутника жизни, так как образованная жена, кото-рая служит, или муж с хорошей специальностью це-нятся несравненно больше, чем приданое, чья стои-мость может резко упасть. Возвышенные чувства, тя-га к романтической любви – наследие прошлых ве-ков – также утратили былое могущество. Почему? Во-первых, потому, что женщина, добившись равнопра-вия, перестала быть для мужчины недосягаемым, та-инственным божеством, а стала товарищем; во-вто-рых, потому, что молоденькие девушки теперь нема-ло знают о физической стороне любви и более вернои здраво смотрят на любовь и на брак.

Нельзя сказать, что юноши и девушки совсем нестремятся к любви; но они ищут ее в прочном браке.

Они с опаской относятся к браку по страстной люб-ви, так как знают – страсть недолговечна. Во време-на Мольера брак знаменовал собою конец любви. Се-годня он – лишь ее начало. Удачный союз двоих се-годня более тесен, чем когда-либо, ибо это одновре-менно союз плоти, души и интеллекта. Во временаБальзака мужа, влюбленного в свою жену, находилисмешным. Сегодня развращенности больше на стра-ницах романов, чем в жизни. Нынешний мир не прост,жизнь требует полной отдачи и от мужчин, и от жен-щин, а потому все больше и больше брак, скреплен-ный дружбой, взаимным тяготением и душевной при-вязанностью, представляется француженкам лучшимрешением проблемы любви. Прощайте.

Об относительности несчастий

Женщина, к которой я очень привязан, порвала вче-

ра свое бархатное платье. Целый вечер длилась му-чительная драма. Прежде всего она не могла понять,каким образом возникла эта широкая поперечная про-реха. Она допускала, что юбка была слишком узкой ипри ходьбе… И все же до чего жестока судьба! Ведьто был ее самый очаровательный наряд, последнийиз тех, что она решилась заказать знаменитому порт-ному. Беда была непоправима.

– А почему бы не заштопать его?– Ох уж эти мужчины! Ничего-то они не смыслят.

Ведь шов сразу бросится в глаза.– Купите немного черного бархата и замените по-

лосу по всей ширине.– Ну что вы говорите! Два куска бархата одного цве-

та всегда хоть немного да отличаются по оттенку. Чер-ный бархат, который побывал в носке, приобретает зе-леноватый отблеск. Это будет ужасно. Все мои прия-тельницы тут же всё заметят, и пересудам не будетконца.

– Микеланджело умел извлекать пользу из прожи-лок и трещин в глыбе мрамора, которую получал дляваяния. Он обращал эти изъяны материала в допол-

нительный источник красоты. Пусть же и вас вдохно-вит эта дыра. Проявите изобретательность, пуститесюда кусок совсем другой ткани. Подумают, что высделали это намеренно, и это вызовет восхищение.

– Какая наивность! Деталь, противоречащая цело-му, не оскорбит взора лишь в том случае, если ка-кая-нибудь отделка того же тона и стиля будет напо-минать о ней в другом месте – на отворотах жакета,на воротнике или на поясе. Но эта одинокая полоса…Нелепость! И разве могу я носить заштопанное пла-тье?

Словом, мне пришлось согласиться с тем, что беданепоправима. И тогда утешитель уступил место мора-листу.

– Пусть так! – воскликнул я. – И впрямь случилосьнесчастье. Но согласитесь по крайней мере, что этоне худшая из бед. У вас порвалось платье? Примитезаверения в моем глубоком сочувствии, но подумайтео том, что у вас мог быть пропорот живот или искром-сано лицо во время автомобильной аварии; подумай-те о том, что вы могли подхватить воспаление легкихили отравиться, а ведь здоровье для вас важнее, чемодежда; подумайте о том, что вы могли лишиться небархатного платья, а сразу нескольких друзей; поду-майте, наконец, и о том, что мы живем в грозное вре-мя, что может разразиться война и тогда вас могут за-

держать, бросить в тюрьму, выслать, убить, разорватьна части, испепелить. Вспомните о том, что в тыся-ча девятьсот сороковом году вы потеряли не какое-тотам тряпье, а все, что у вас было, причем встрети-ли эту беду с мужеством, которым я до сих восхища-юсь…

– К чему вы клоните?– Всего-навсего к тому, что человеческая жизнь

трудна, бархат рвется, а люди умирают, что это весь-ма печально, но надо понимать, что несчастья быва-ют разного рода. «Я охотно возьму в свои руки защи-ту их нужд, – говорил Монтень, – но не хочу, чтобыэти нужды сидели у меня в печенках или стояли по-перек горла». Он подразумевал: «Я, мэр города Бор-до, охотно возьмусь исправить ущерб, причиненныйвашей казне. Но я не хочу губить свое здоровье, уби-ваясь по этому поводу». Эти слова вполне примени-мы и к вашему случаю. Я охотно оплачу новое платье,но отказываюсь рассматривать утрату как националь-ную или вселенскую катастрофу.

Не переворачивайте же вверх дном, о моя незнако-мая подруга, пирамиду горестей и не ставьте на однудоску подгоревший пирог, прохудившиеся чулки, гоне-ния на ни в чем не повинных людей и цивилизацию,оказавшуюся под угрозой. Прощайте.

О детской впечатлительности

Взрослые слишком часто живут рядом с миром де-

тей, не пытаясь понять его. А ребенок между тем при-стально наблюдает за миром своих родителей; он ста-рается постичь и оценить его; фразы, неосторожнопроизнесенные в присутствии малыша, подхватыва-ются им, по-своему истолковываются и создают опре-деленную картину мира, которая надолго сохранитсяв его воображении. Одна женщина говорит при своемвосьмилетнем сыне: «Я скорее жена, нежели мать».Этим, сама того не желая, она, быть может, наноситему рану, которая будет кровоточить чуть ли не всюего жизнь.

Преувеличение? Не думаю. Пессимистическоепредставление о мире, сложившееся у ребенка в дет-стве, возможно, в дальнейшем изменится к лучшему.Но процесс этот будет протекать мучительно и мед-ленно. Напротив, если родителям удалось в ту пору,когда у ребенка еще только пробуждается сознание,внушить ему веру в незлобивость и отзывчивость лю-дей, они тем самым помогли своим сыновьям или до-черям вырасти счастливыми. Различные события мо-гут затем разочаровать тех, у кого было счастливоедетство, раньше или позже они столкнутся с трагиче-

скими сторонами бытия и жестокими сторонами чело-веческой натуры. Но против ожидания лучше перене-сет всевозможные невзгоды как раз тот, чье детствобыло безмятежно и прошло в атмосфере любви и до-верия к окружающим.

Мы произносим при детях фразы, которым не при-даем значения, но им-то они представляются полны-ми скрытого смысла. Одна учительница как-то пове-дала мне такую историю. Она попросила свою ма-ленькую ученицу: «Раздвинь шторы, дай-ка появить-ся свету в нашей комнате». Та застыла в нерешитель-ности.

– Я боюсь…– Боишься? А почему?– Но видите ли… Я прочла в Священном Писании,

что едва Рахиль дала появиться на свет Вениамину,как тут же умерла.

Один мальчик постоянно слышал, как у них в до-ме называли каминные часы «Мария Антуанетта», амебель в гостиной – «Людовик Шестнадцатый», и ре-шил, что эти часы зовут Мария Антуанетта подобнотому, как его самого зовут Франсуа. Можно себе пред-ставить, какие причудливые образы возникнут в еговоображении, когда на первых же уроках француз-ской истории имена, обозначавшие для него предме-ты домашнего обихода, смешаются с кровавыми и пе-

чальными событиями.Сколько невысказанных опасений, сколько невооб-

разимых понятий роится в детских головках! Я вспо-минаю, что, когда мне было лет пять или шесть, в нашгородок приехала на гастроли театральная труппа иповсюду были расклеены афиши с названием спек-такля «Сюрпризы развода». Я не знал тогда, что зна-чит слово «развод», но смутное предчувствие подска-зывало мне, что это одно из тех запретных, притя-гательных и опасных слов, что приоткрывают завесунад тайнами взрослых. И вот в тот самый день, когдаприехала эта труппа, городской парикмахер в присту-пе ревности несколько раз выстрелил из револьверав свою жену. Об этом случае рассказали при мне. Ка-ким образом возникла тогда в моем детском сознаниисвязь между этими двумя столь далекими друг от дру-га фактами? Точно уж не помню. Но еще очень долгоя думал, что развод – это такое преступление, когдамуж убивает свою виновную жену, и что совершает-ся оно прямо на глазах у зрителей на сцене театра вПон-де-л’Эр.

Разумеется, и самые чуткие родители не в силахпомешать зарождению сверхъестественных пред-ставлений и наивных догадок в головах их детей. Из-вестно, что жизненный опыт так просто не переда-ется, каждый самостоятельно усваивает уроки жиз-

ни, но остерегайтесь по крайней мере давать ребенкуопасную пищу для воображения. Мы избавим своихдетей от тяжелых переживаний, если будем все времяпомнить о том, что они обладают обостренным любо-пытством и гораздо впечатлительнее нас. Это – урокдля матерей. Прощайте.

О правилах игры

Не знаю, слушаете ли вы иногда по радио переда-

чу «Субботняя беседа». В ней участвуют Арман Са-лакру, Ролан Манюэль, Андре Шамсон, Клод Мориак иваш покорный слуга. Мы говорим обо всем: о театре,о книжных новинках, полотнах художников, концертахи о самих себе. Словом, это настоящая беседа, зара-нее не отрепетированная, такая, какую могли бы ве-сти пятеро друзей за чашкой кофе. Сам я получаю отнее истинное наслаждение и всякий раз с радостьювстречаюсь перед микрофоном с моими собеседника-ми. Ален говаривал, что дружба часто возникает в си-лу обстоятельств: в лицее, в полку; эти непременныевстречи тоже сдружили нас.

На днях Клод Мориак выдвинул тезис, на мойвзгляд, верный. «Куртуазная любовь, описанная в ры-царских романах, – говорил он, – это своеобразная иг-ра, правила которой ничуть не изменились со временсредневековых трактатов о любви. Они те же и в про-изведениях XVII века – в «Астрее», и в «ПринцессеКлевской», и в произведениях романтиков, хотя и вы-ражены там с бо2льшим пафосом; они же определяютпоступки и речи Свана у Марселя Пруста. Традицияэта требует, чтобы любящие ревниво относились не

только к телу, но и к помыслам друг друга; чтобы ма-лейшее облачко на челе возлюбленной будило трево-гу; чтобы всякая фраза любимого существа тщатель-но обдумывалась, а всякий поступок истолковывал-ся; чтобы при одной мысли об измене человек блед-нел. Мольер потешался над подобным выражениемчувств; Пруст жалел страдальцев; однако нескольковеков и писатели, и читающая публика не подвергалисомнению сами правила. В наши дни появилось но-вое влияние: молодые авторы уже не приемлют ста-рых правил игры; это не значит, что они утратили ин-терес к этой теме, просто они изменили свод правил.О какой ревности может идти речь, когда женское те-ло доступно всеобщему обозрению на пляжах…»

Тут я прервал Мориака, чтобы процитировать одноиз писем Виктора Гюго к невесте, которое и впрямьне могло бы быть написано в наши дни. В этом пись-ме он сурово упрекает ее за то, что, боясь запачкатьна улице платье, она слегка приподняла его и неволь-но приоткрыла свою лодыжку; это привело Гюго в та-кую ярость, что он был способен убить случайногопрохожего, бросившего взгляд на ее белоснежный чу-лок, или наложить на себя руки. Правила игры длямолодых писателей, кажется, таковы, что полностьюисключают какую-либо ревность и позволяют цинич-но рассуждать об амурных похождениях той, которую

любят. Все это никак не совместимо с требования-ми куртуазной любви. Ибо это неповторимое чувство,возможное лишь «между двумя абонентами», как вы-ражаются телефонисты, – удел только двоих.

На деле во второй половине современного рома-на влюбленные, как правило, открывают для себя лю-бовь. Они как бы нехотя признают прелесть верности,сладость привязанности и даже терзания ревности.Но более сдержанные, чем герои у романтиков и да-же у Пруста, они говорят о своих чувствах с деланнымравнодушием и некоторой долей иронии, во всякомслучае, так это выглядит на словах. Они относятся кАмуру с юмором. Это причудливое сочетание не ли-шено своей прелести.

Внове ли это? Я в этом не слишком уверен. Прави-ла игры, начиная с госпожи де Лафайет и до ЛуизыВильморен, никогда не были такими уж строгими. Ан-глосаксы давным-давно отказались от открытого вы-ражения своих самых пылких чувств.

Наряду с традицией куртуазной любви можно обна-ружить и другую, идущую от эпохи Возрождения. Лю-бовные истории в произведениях Бенвенуто Челлинии даже Ронсара выглядят не слишком-то романтиче-ски. Иные герои Стендаля или (в наши дни) Монтерла-на следуют правилам любовной игры эпохи Возрож-дения, а не средневековых трактатов о любви. Эти

правила нередко менялись, они будут меняться и вдальнейшем. Я жду от нынешнего молодого писате-ля нового «Адольфа» и нового «Свана». И предрекаюему большой успех.

Ибо если правила игры и меняются, то ставка оста-ется прежней. Ставка эта – вы, моя драгоценная. Про-щайте.

Умение использовать

смешные черты

Замечали ли вы, незнакомка души моей, что нашинедостатки могут нравиться не меньше, чем досто-инства? А порою даже и больше? Ведь достоинства,возвышая вас, унижают другого, между тем как недо-статки, позволяя другим беззлобно посмеяться надвами, поднимают их в собственных глазах. Женщи-не прощают болтливость – ей не прощают ее право-ту. Байрон оставил свою жену, которую он имено-вал «принцессой параллелограммов», ибо она быласлишком проницательна и умна. Греки недолюблива-ли Аристида именно за то, что все называли его Спра-ведливым.

В своем произведении «Увиденные факты» ВикторГюго рассказывает о некоем господине де Сальван-ди, чья политическая карьера была блистательна. Онсделался министром, академиком, посланником, былнагражден большим крестом ордена Почетного леги-она. Вы скажете: все это не бог весть что; но он ковсему еще пользовался успехом у женщин, а это ужемногого стоит. Так вот, когда этот Сальванди впервыепоявился в свете, куда его ввела госпожа Гайль, зна-

менитая Софи Гэ воскликнула: «Но, дорогая, в ва-шем милом юноше так много смешного! Нужно за-няться его манерами». «Боже упаси! – вскричала гос-пожа Гайль. – Не лишайте его своеобразия! Что же унего тогда останется? Ведь именно оно-то и приведетего к успеху…» Будущее подтвердило правоту госпо-жи Гайль.

Анри де Жувенель когда-то рассказывал мне, что вмолодости, когда он был журналистом, его поразилипервые шаги в парламенте депутата от Кальвадоса,некоего Анри Шерона. У этого Шерона был большойживот, борода, и он носил старомодный сюртук; вле-зая на стол, он громко распевал «Марсельезу» и про-износил высокопарные речи. Клемансо назначил егопомощником военного министра, Шерон немедленноначал объезжать казармы и пробовать солдатскую пи-щу. Журналисты потешались над ним; Жувенель по-думал, что будет занятно написать о нем статью, и ре-шил повидать Шерона. Тот встретил его с вызываю-щим видом.

– Знаю, молодой человек! – воскликнул он. – Выпожаловали, чтобы удостовериться в том, что ясмешон… Ну как? Удостоверились?.. Да, я смешон…Но смешон-то я намеренно, ибо – запомните, моло-дой человек, – в этой завистливой стране казатьсясмешным – единственный безопасный способ про-

славиться.Эти слова восхитили бы Стендаля. Но не обяза-

тельно казаться смешным, вы, наверное, и сами за-мечали, что некоторые причуды, оригинальная мане-ра одеваться приносят мужчине или женщине большеславы, нежели талант. Тысячам людей, в жизни не чи-тавшим Андре Жида, были знакомы его мексиканскиефетровые шляпы и короткий плащ. Уинстон Черчилль– великий оратор, но он хорошо знал людей и весьмаумело обыгрывал свою диковинную шляпу, непомер-но толстые сигары, галстуки бабочкой и пальцы, раз-двинутые буквой «V». Я знавал некоего французскогопосла в Лондоне, который не мог произнести ни словапо-английски, но зато носил галстук в горошек, завя-занный пышным бантом, что необыкновенно умилялоангличан. И он долго сохранял свой пост.

Последите за людьми, обедающими в ресторане.Кого лучше всего обслужат, кого будут усердно обха-живать метрдотели? Человека положительного, всемдовольного? Вовсе нет. Клиента с причудами. Бытьтребовательным – значит заинтересовать людей. Мо-раль: держите себя естественно и, если вам это при-суще, чуть картинно. Вам будут за это признательны.Прощайте.

О сценах

Делаете ли вы сцены своему мужу и друзьям, суда-

рыня? Хотя у вас вид Минервы, я крайне удивлюсь,если вы к ним не прибегаете. Сцена – излюбленноеоружие женщины. Она позволяет им разом, путемкороткой эмоциональной вспышки, полной негодова-ния, добиться того, о чем бы они в спокойном состоя-нии тщетно просили целые месяцы и годы. Тем не ме-нее они должны приноравливаться к мужчине, с кото-рым имеют дело.

Встречаются такие легковозбудимые мужчины, ко-торые получают от ссор удовольствие и могут своимповедением перещеголять даже женщину. Та же за-пальчивость сквозит в их ответах. Такие ссоры не об-ходятся без взаимных грубостей. После скандала на-кал слабеет, на душе у обоих становится легче и при-мирение бывает довольно нежным. Я знаю немаложенщин, которые, устраивая сцены, не страшатся ипобоев. Они даже втайне жаждут их, но ни за что втом не признаются. «Ну а если мне нравится, чтобыменя поколотили?» – вот ключ к этой непостижимойзагадке. У женщин, ценящих в мужчине прежде всегосилу – духовную и телесную, – оплеуха, которую имзакатили, только подогревает чувство.

– Какая мерзость! – воскликнете вы. – Мужчина,поднявший на меня руку, перестал бы для меня су-ществовать.

Вы искренне так думаете, но для полной уверенно-сти вам нужно бы испытать себя. Если ваше омерзе-ние подтвердится, это значит, что гордость в вас силь-нее, чем чувственность.

Нормальный мужчина терпеть не может сцен. Ониставят его в унизительное положение, ибо он приэтом, как правило, теряет инициативу. А и можетли уравновешенный супруг успешно противостоятьразъяренной пифии, которая со своего треножникаобрушивает на него поток брани? Многие мужчины,стоит только разразиться буре, предпочитают уда-литься или, развернув газету, перестают обращатьвнимание на происходящее.

Следует помнить, что бездарно разыгранная сценабыстро надоедает.

Уже само слово сцена нам многое объясняет. Онопозаимствовано у актеров. Для того чтобы произве-сти эффект, она должна быть мастерски разыграна.Начавши с пустяков, только потому, что накопившее-ся раздражение требовало выхода, сцена должна по-степенно набирать силу, питаясь всеми тягостнымивоспоминаниями, пополняясь давнишними обидами,наполняя все вокруг рыданиями. Затем – в подходя-

щий момент – должен произойти перелом: стенанияпошли на убыль, им на смену пришли задумчивостьи тихая грусть, вот уже появилась первая улыбка, ивенец всему – взрыв сладострастия.

– Но чтобы так разыграть сцену, женщина долж-на действовать по заранее обдуманному плану и всевремя владеть собой…

Вы правы, сударыня. Ничего не поделаешь – те-атр! Талантливая актриса постоянно отдает себе от-чет в том, что говорит и делает. Лучшие сцены – те,которые устраивают намеренно и тонко разыгрывают.Не только женщины владеют этим искусством. Выда-ющиеся полководцы – Наполеон, Лиоте – редко впа-дали в гнев, лишь тогда, когда полагали это необхо-димым. Но уж тогда их ярость сокрушала все прегра-ды! Лиоте в приступе гнева швырял наземь свое мар-шальское кепи и топтал его. В подобные дни он ещеутром говорил своему ординарцу:

– Подай-ка мне мое старое кепи.Берите с него пример. Берегите свое возмущение

для важных обстоятельств: будьте пастырем вашихслез. Сцены только тогда эффективны, когда редки.В странах, где грозы гремят чуть ли не каждый день,на них никто не обращает внимания. Не стану приво-дить в пример самого себя. По натуре я малораздра-жителен, однако и я раз или два в год выхожу из себя,

когда слишком уж возмутительная несправедливостьили нелепость лишает меня обычного спокойствия. Втакие дни мне все вокруг уступают. Неожиданность –один из залогов победы. Меньше сцен, сударыня, нос бо2льшим блеском! Прощайте.

О золотом гвозде

Наконец-то вы мне ответили! О, разумеется, не на-

звав себя. Незнакомка по-прежнему остается для ме-ня незнакомкой. Но мне теперь знаком по крайней ме-ре ваш почерк, и он мне нравится. Прямые, четкие,разборчивые буквы – почерк порядочного человека. Ипорядочной женщины? Возможно! Но в своем письмевы задаете мне необычный вопрос.

«Уже пять лет, – пишете вы, – у меня есть нежныйи умный друг. Он бывает у меня почти каждый день,советует, какие книги читать, что смотреть в театре,словом, заполняет мой досуг самым приятным обра-зом. Мы никогда не переходили границ дружбы; у ме-ня нет желания стать его любовницей, однако он до-бивается этого, настаивает, просто терзает меня; онутверждает, что во мне больше гордыни, чем страсти,что он невыносимо страдает, что так дольше продол-жаться не может и он в конце концов перестанет ви-деться со мною. Следует ли уступить этому шантажу?Слово гадкое, но точное, ибо он прекрасно знает, чтоего дружба мне необходима. Видимо, он недостаточ-но ценит мою дружбу, раз добивается чего-то друго-го?..»

Не знаю, сударыня, читали ли вы повесть «Золо-

той гвоздь» Сент-Бёва. Он написал ее, чтобы поко-рить женщину, по отношению к которой находился втом же положении, в каком находится ваш друг по от-ношению к вам. Прелестная молодая женщина, слег-ка походившая на Диану-охотницу, не имевшая детей,выглядевшая моложе своих лет, обрекала его на му-ку, отказывая в последнем даре любви; он искусны-ми доводами стремился добиться столь вожделенноймилости. «Обладать к тридцати пяти – сорока годам –пусть всего лишь раз – женщиной, которую ты давнознаешь и любишь, – это то, что я называю вбить вме-сте золотой гвоздь дружбы».

Сент-Бёв считал, что нежность, скрепленная этим«золотым гвоздем», сохраняется затем на протяже-нии всей жизни надежнее, чем чувство, основанноепросто на признательности, дружеской привязанно-сти или общности интересов. В подтверждение сво-его мнения он приводил слова одного превосходно-го писателя XVIII века: «После интимной близости,длившейся какие-нибудь четверть часа, между двумялюдьми, питающими даже не любовь, а хотя бы тя-готение друг к другу, возникает такое доверие, такаялегкость общения, такое нежное внимание друг к дру-гу, какие не появятся и после десятилетней прочнойдружбы».

Эта проблема «золотого гвоздя» стоит теперь и пе-

ред вами, сударыня. Насколько я понимаю, ваш другставит вопрос так же, как ставил его Сент-Бёв вовремена Софи Луаре д’Арбувиль; мужчина и впрямьиспытывает танталовы муки, сталкиваясь с кокеткой(быть может, даже не отдающей себе в этом отчета),которая непрестанно сулит ему блаженство, но остав-ляет алчущим. И все же я не верю в «золотой гвоздь».Первый опыт редко бывает самым удачным. Так чтопотребуется целая доска, утыканная подобными гвоз-дями.

По правде сказать, если бы ваш друг страдал таксильно, как утверждает, он бы уже давным-давно пре-одолел бы ваше сопротивление. Женщины интуитив-но угадывают чувствительных мужчин, с которымиможно остаться на дружеской ноге. И хотя это их са-мих несколько и удивляет (одна англичанка так объ-ясняла суть платонической любви: «Она пытается по-нять, чего же он хочет, а он ничего не хочет»), всеже они вполне довольны и даже злоупотребляют со-здавшимся положением. Стоит, однако, появиться на-стоящему любовнику – и прощайте «дружеские при-зраки». С того самого дня, когда Шатобриан добилсясвоего, Жюльетта Рекамье принадлежала лишь емуодному. Долгое время она пыталась сохранить цве-ты любви нетронутыми, но позднее убедилась, что иплоды хороши. Если можете, извлеките из этого по-

лезный урок. Самые лучшие оракулы изъяснялись за-гадками. Прощайте.

О прибытии лектора

– Думаешь, это он?– Уверен.– С виду он, однако, не похож на писателя.– У него вид озабоченного человека… Он ищет

нас… Здравствуйте, дорогой мэтр.– А! Здравствуйте… Вы господин Бернар?– Он самый. А это моя супруга… Она все никак не

хотела поверить в то, что вы – это вы… Вы кажетесьстарше, чем на фотографиях… Поездка вас не слиш-ком утомила?

– Устал как собака… Целый день в дороге… Сомни-тельный обед… Словом… Но у меня еще целых двачаса до начала лекции, так что успею отдохнуть.

– Положим, двух часов у вас нет… Перед тем какпроводить вас в гостиницу, я хотел бы показать вамзал… Вам будет приятно увидеть его.

– Право же, нет… Ведь он от этого лучше не ста-нет…

– Крайне огорчен, дорогой мэтр, но нам необходи-мо туда заглянуть. Я условился о встрече с господи-ном Блавским, владельцем кинотеатра; он ждет нас…А господин Блавский человек необыкновенно обидчи-вый… К тому же, дорогой мэтр, лучше, чтобы я на ме-

сте вам кое-что разъяснил… Зал у нас большой, ноакустика в нем неважная… Говорить следует оченьгромко и все время держаться возле стола, чуть по-вернувшись влево…

– Надеюсь по крайней мере, что сцена у вас отап-ливается, я недавно переболел гриппом, и мой док-тор…

– Увы, нет. Центральное отопление, конечно, есть,но оно не действует… Впрочем, когда зал полон, онбыстро нагревается… На беду, нынче вечером нас бу-дет не слишком много.

– Что, мало продали билетов?– Очень мало, дорогой мэтр… Всего двадцать пять

или тридцать… Но не тревожьтесь; когда я узнал обэтой незадаче, я велел разослать бесплатные вход-ные билеты по школам и казармам, чтобы зал не ка-зался таким уж пустым.

– У вас всегда так?– О нет, уважаемый мэтр, случалось, лекции про-

ходили с большим успехом… Однако нынче вечеромв концертном зале мэрии играет Жак Тибо, а в Муни-ципальном театре дают «Трудные времена» в испол-нении гастролирующей здесь труппы Баре… Так чтолекция, естественно…

– А вы не могли предварительно сговориться сустроителями концертов и с директором театра?

– Тут в некотором роде вопрос политики, уважае-мый мэтр… Вы ведь сами знаете, что такое местныераспри… Так или иначе, мы все равно не собралибы много публики… Тема лекции – «Романы Стенда-ля» – мало кого привлекает… Не хотел бы вас рас-страивать, дорогой мэтр, но согласитесь… Нет, в на-ших местах нравятся лекции на другие темы, напри-мер «Песня в 1900 году» с прослушиванием пласти-нок или, скажем, «Любовь в Турции»… Впрочем, я несомневаюсь, что все будет прекрасно и те, кто придет,не пожалеют… Вот только для нашего общества этонесколько накладно, оно ведь небогато.

Конец ознакомительного

фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».Прочитайте эту книгу целиком, купив полную ле-

гальную версию на ЛитРес.Безопасно оплатить книгу можно банковской кар-

той Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильноготелефона, с платежного терминала, в салоне МТСили Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.День-ги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другимудобным Вам способом.