ДэниелС. ДЕННЕТ

ВИДЫПСИХИКИ:на пути кпониманиюсознанияПеревод с английского языкаАндрея ВеретенниковаПод общей редакциейЛ. Б. Макеевой

First published in UK by Weidenfeld & Nicolson in1996. ИДЕЯ-ПРЕСС

Москва 2004

УДК 159.9ББК 87.3ДЗЗ

Содержание•:•:•:•:•:•:•:•:•

Данное издание выпущено в рамкахпроекта "Translation Project" __ тт^™;,^ 7

при поддержке ПРЕДИСЛОВИЕ

Института "Открытое общество" (Фонд Сороса)-Россия ГVTTTFPTRVTOT ТШ 7ТЫи Института "Открытое общество"-Будапешт ГЛАВА 1.КАКИЕ СУЩЕЫ ВУЮ\ ВИДЫ

ПСИХИКИ? 9

ДЕННЕТ Дэниел С. ГЛАВА 2 .ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ:

ИНТЕНЦИОНАЛЬНО-СИСТЕМНЫЙДЗЗ ВИДЫ ПСИХИКИ: На пути к пониманию сознания. ТТО7ТХОП -26

Перевод с англ. А. Веретенникова. " " "

ПоДобщ.реД. Л. Б. Макеевой.-М, Идея-Пресс,2004.-184с. ^^ 3 ^^ и виды ̂ ПСИХИКИ 63

Возможно ли, что все животные, исключая людей, на самом деле ГЛАВА 4 КАК ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ

не обладающие психикой роботы? Это известное утверждение ПРИОБРЕЛА ВАЖНОЕ ЗНАЧЕНИЕ . .88сделал в XVII веке Рене Декарт. Не мог ли он серьезно

ошибаться? Быть может, все животные и даже растения - и даже ГЛАВА 5 СОЗДАНИЕ МЫШЛЕНИЯ 125бактерии - обладают психикой?

ГЛАВА 6.НАШ РАЗУМ И РАЗУМ ДРУГИХ 158

ББК 87.3ISBN 5-7333-0059-0

ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ЧТЕНИЯ 173

Copyright © by Weidenfeld & Nicolson, 1996 БИБЛИОГРАФИЯ

© Перевод с англ. А. Веретенников, 2003© Художественное оформление А. П. Пятикоп, 2003© Идея-Пресс, 2004

ПРЕДИСЛОВИЕ

Дэниел С. ДЕННЕТ родился в Бостоне в 1942 г.В 1963 г. получил степень бакалавра философии в Гарвард-ском университете. Затем работал в Оксфорде (Великобрита-

ния), где под руководством Г. Райла написал докторскую дис-

сертацию. В настоящее время директор Центра Когнитивных

Исследовании и заслуженный профессор искусств и наукТафтсского университета, Массачусетс. Регулярно читает

лекции в университетах Гарварда, Питгсбурга, Оксфорда и вЭколь Нормаль в Париже.

Я философ, а не ученый, а мы, философы, сильнее в во-просах, чем в ответах. На первый взгляд, может показаться,что я начинаю с нападок на себя и свою дисциплину, но это нетак. Поиск лучших постановок вопросов и ломка старых при-вычек и традиций вопрошания составляют чрезвычайносложную часть грандиозного проекта познания человеком себяи окружающего мира. Используя свои отточенные профессиейспособности критического анализа вопросов, философы могутвнести хороший вклад в это исследование при условии, что небудут судить предвзято и воздержатся от попыток отвечать навсе вопросы, исходя из «очевидных» первопринципов. Можномногими способами задавать вопросы о разных видах психи-ки, и мой способ — представленный в этой книге — практиче-ски ежедневно изменяется, подвергаясь усовершенствованиюи расширению, исправлению и пересмотру по мере того, как яузнаю о новых открытиях, новых теориях, новых проблемах. Яформулирую ряд фундаментальных допущений, которые при-дают моему способу вопрошания единство, а также стабиль-ную и узнаваемую форму, но наиболее интересные аспектыэтого способа проявляются на его постоянно меняющихся гра-ницах, именно там, где все и происходит. Главная цель этойкниги — представить вопросы, как я ставлю их в настоящиймомент. Возможно, некоторые из них ведут в никуда, так чточитателю следует быть осторожным. Однако мой способ зада-вать вопросы в течение нескольких лет давал весьма хорошиерезультаты, довольно плавно развиваясь и вбирая в себя новыеоткрытия, некоторые из которых подготовили мои более ран-ние вопросы. Другие философы предлагают альтернативныеспособы задавать вопросы о психике, но даже те из этих спо-собов, которые пользуются наибольшим влиянием, несмотряна их изначальную привлекательность, ведут, как я покажупозже, к противоречиям, затруднениям или глухим тайнам.

Поэтому я с уверенностью предлагаю свои вопросы в качествеправильных.

Наша психика имеет очень сложное строение, она сотканаиз множества различных нитей и содержит в себе разнообраз-ные конструктивные детали. Некоторые из ее составных час-тей так лее стары, как сама жизнь, другие столь же новы, каксовременные технические устройства. Наша психика в однихаспектах очень похож: на психику других животных, а в других— чрезвычайно от них отличается. Эволюционный подход по-могает нам понять, как и почему эти составные части психикиприняли ту форму, какую они имеют, но ни на одном прямомпути, идущем сквозь время «от микробов к человеку», нельзяобнаружить, в какой именно момент появился каждый новыйэлемент. Поэтому в своем повествовании я вынужден постоян-но обращаться то к простым, то к сложным видам психики,снова и снова возвращаясь к темам, которые необходимо до-бавить, чтобы в конечном счете достичь того, что можно будетпризнать человеческим сознанием. Затем мы можем еще разбросить взгляд на пройденный путь, сделав краткий обзорвстретившихся различий и оценив некоторые их последствия.

Первые наброски этой книги были представлены в лекцияхпамяти Агнес Кьюминг в Юниверсити-Колледже, Дублин, и вмоих публичных лекциях в Кантенберийском университете,Крайстчерч, Новая Зеландия, в мае-июне 1995 года. Я хочупоблагодарить преподавателей и студентов этих учебных заве-дений, поскольку плодотворные дискуссии с ними помогли мнепочти полностью изменить первоначальный текст, который (янадеюсь) стал лучше. Я также хочу поблагодарить Марка Хау-зера, Альва Ное, Вей Куй, Шеннона Денсмора, Тома Шумана,Паскаля Бакли, Джерри Лайонса, Сару Липинкот и моих сту-дентов по курсу «Язык и сознание» в Тафтсе, которые читали иэнергично критиковали предпоследний вариант книги.

Тафтсский университет20 декабря, 1995

ГЛАВА 1

КАКИЕ СУЩЕСТВУЮТ ВИДЫ ПСИХИКИ?

Знание собственной психики

Можем ли мы вообще знать, что происходит в сознаниидругого? Может ли женщина знать, что значит быть мужчи-ной? Какие переживания испытывает младенец во время ро-дов? Какие переживания испытывает, если вообще испытыва-ет, плод в чреве матери? А как насчет психики не-людей? Очем думают лошади? Почему грифов не тошнит от гниющейпадали, которой они питаются? Когда рыболовньщ крючокпронзает рыбью губу, причиняет ли он рыбе такую же боль,какую причинил бы вам, если бы пронзил вашу губу? Могут липауки думать, или они просто крошечные роботы, механиче-ски плетущие свои элегантные паутинки? Почему бы в такомслучае робот не мог иметь сознания — будь он особым образомсконструирован? Существуют роботы, которые могут двигать-ся и обращаться с предметами почти так же умело, как пауки;мог бы более сложный робот чувствовать боль и заботиться освоем будущем так же, как это делает человек? Или здесь ле-жит непреодолимая пропасть, отделяющая роботов (и, воз-можно, пауков, насекомых и прочих «искусных», но лишенныхпсихики созданий) от тех животных, у которых есть психика?Быть может, все животные, исключая людей, в действительно-сти являются механическими роботами? Рене Декарт известентем, что считал так в XVII веке. Не мог ли он серьезно оши-баться? Быть может, все животные и даже растения — и дажебактерии — обладают психикой?

Или, если взять другую крайность, так ли мы уверены в

том, что все люди имеют сознание? Возможно (как самыйкрайний случай), вы обладаете единственным сознанием вовселенной; возможно, все остальные, включая и автора этойкниги, всего лишь машины. Эта странная мысль впервыепришла мне в голову, когда я был ребенком, и, возможно, онапосещала также и вас. Примерно каждый третий из моих сту-

дентов утверждает, что и он пришел к ней самостоятельно иразмышлял над нею еще в детстве. Часто с удивлением они уз-нают, что это является общеизвестной философской гипотезойи у нее есть название — солипсиам (от латинского «я один»).Насколько нам известно, никто долго не придерживается со-липсизма всерьез, но солипсизм ставит важную проблему: еслимы знаем, что солипсизм — это глупость, если мы знаем, что иу других есть сознание, то откуда мы это знаем?

Какие существуют виды психики? И откуда мы о них зна-ем? Первый вопрос — о том, что существует, об онтологии, го-воря философски; второй — о нашем знании, об эпистемоло-гии. Цель этой книги — не ответить на эти два вопроса раз инавсегда, но, скорее, показать, почему отвечать нужно сразуна оба вопроса. Философы часто предостерегают против сме-шения онтологических и эпистемологических вопросов. Сущее,утверждают они, это одно, а то, что мы можем знать о нем, этонечто иное. Возможно, есть вещи, полностью непознаваемыедля нас, так что нам нужно быть осторожными и не считатьграницы нашего знания ориентирами для проведения границсущего. Согласен, это неплохое общее предписание, но я по-стараюсь показать, что мы уже достаточно знаем о психикедля понимания того, что одна из ее особенностей, отличающихее от всего прочего во вселенной, — это способ, каким мы зна-ем о ней. Например, вы знаете, что у вас есть сознание, и вызнаете, что у вас есть мозг, но это различные виды знания. Вызнаете, что у вас есть мозг, оттуда нее, откуда вы знаете, что увас есть селезенка: с чужих слов. Вы никогда не видели своегомозга или селезенки (могу поспорить), но так как учебники го-ворят вам, что все нормальные человеческие существа имеют ито, и другое, вы заключаете, что они есть и у вас. Со своим соб-ственным сознанием вы знакомы более близко — настолькоблизко, что можете далее полагать, что вы и есть ваше созна-ние. (Именно это и утверждал Декарт: по его словам, он есть ум,res cogitans или «мыслящая вещь»). Из книги или от преподава-теля вы можете узнать, что такое сознание, но вы не станетепринимать их слова за утверждение о том, что оно есть и у вас.Если вам случится заинтересоваться тем, нормальны ли вы иесть ли у вас сознание, как у остальных людей, то вы сразу леепоймете, как указывал Декарт, что сам ваш интерес к этому чу-

10

ду доказывает вне всяких сомнений, что сознание у васдействительно есть.

Это наводит на мысль о том, что каждый из нас знает ров-но одно сознание изнутри, и никакие два человека не знаютизнутри одно и то же сознание. Ничто другое мы не познаемтаким же образом. Пока что наше обсуждение касалось вопро-са о том, откуда мы знаем это — вы и я. Этот вопрос предпо-лагает, что солипсизм ложен. Чем больше мы — мы — размыш-ляем над этим предположением, тем более неизбежным онокажется. Не может существовать только одна психика -- или,по крайней мере, только одна психика, какая есть у нас.

Мы — носители психики

Если мы хотим рассмотреть вопрос о том, обладают ли жи-вотные (не люди) психикой, нам нужно сначала спросить,имеют ли они психику, в некоторых отношениях такую же,как наша, так как на данный момент это единственная психи-ка, о которой мы хоть что-то знаем. (Попробуйте спросить се-бя, имеют ли животные флюрбы. Вы даже не сможете понятьэтот вопрос, если не знаете, что имеется в виду под флюрбом.Чем бы ни была психика, предполагается, что она являетсячем-то наподобие нашей психики; в противном случае мы неназвали бы ее психикой.) Поэтому наша психика, единствен-ная известная нам с самого начала, служит тем образцом, откоторого мы должны отталкиваться. Без этого соглашения мыбудем просто дурачить самих себя и говорить всякую чепуху,не сознавая этого.

Когда я обращаюсь к вам, я включаю нас обоих в класс об-ладателей психики. Отталкиваясь от этой неизбежной отправ-ной точки, я создаю или допускаю обособленную группу, класспривилегированных лиц, противопоставляемых всему осталь-ному во вселенной. Это кажется излишне очевидным, так глу-боко оно укоренилось в нашем мышлении и речи, но я долженостановиться на этом подробнее. Когда есть мы, человек неодинок; солипсизм ложен; наличествует сообщество. Это ста-новится особенно ясно, когда мы рассматриваем некоторыелюбопытные вариации:

11

«Покинув Хьюстон на рассвете, мы устремились по дороге — я имой грузовик».

Странно. Если этот парень считает свой грузовик подхо-дящим компаньоном, заслуживающим места под зонтиком«мы», то ему, должно быть, очень одиноко. Либо его грузовикдолжен быть оборудован таким образом, что это вызвало бызависть у всех роботостроителей. Напротив, «мы — я и моя со-бака» вообще нас не удивляет, тогда как «мы — я и моя устри-ца» трудно принять всерьез. Другими словами, мы вполне уве-рены в том, что у собак есть психика, но мы сомневаемся, естьли она у устриц.

Членство в классе существ, обладающих психикой, предос-тавляет крайне важную гарантию: оно гарантирует опреде-ленный моральный статус. Только носители психики могут очем-то беспокоиться; только носителей психики может забо-тить происходящее. Если я делаю в отношении вас нечто та-кое, что для вас нежелательно, это имеет моральное значение.Это важно, потому что это имеет значение для вас. Возможно,это не имеет большого значения, или с вашими интересами помногим причинам можно не считаться, или лее (если я спра-ведливо наказываю вас за ваше злодеяние) сам факт вашейозабоченности говорит в пользу моего поступка. В любом слу-чае, в моральном уравнении ваша озабоченность автоматиче-ски принимается в расчет. Если у цветов есть психика, тогдато, что мы совершаем над ними, может иметь значение и дляних, а не только для тех, кого заботит, что происходит с цвета-ми. Если никого это не волнует, тогда не важно, что происхо-дит с цветами.

Кто-то мог бы возразить, настаивая на том, что цветыимеют некоторый моральный статус, даже если никто из обла-дателей психики не знает или не заботится об их существова-нии. Например, их красота, пусть и неоцененная, сама по себеявляется благом, а, следовательно, при прочих равных услови-ях, ее не следует разрушать. Здесь не утверждается, что красо-та цветов имеет, например, значение для Бога, или что онамогла бы иметь значение для некоторых существ, чье присут-ствие мы не способны распознать. Согласно этой точке зрениякрасота имеет значение даже несмотря на то, что она ни для

12

кого не имеет значения — ни для самих цветов, ни для Бога,ни для кого бы то ни было еще. Для меня это звучит неубеди-тельно, но вместо того, чтобы прямо отвергнуть данное воззре-ние, я отмечу, что оно спорно и его разделяют далеко не все. Сдругой стороны, не требуется никаких особых доводов для то-го, чтобы большинство людей согласилось, что у существа, об-ладающего психикой, есть интересы, которые имеют значение.Вот почему в моральном плане людей так заботит вопрос отом, кто обладает психикой: любая предлагаемая корректи-ровка границ класса носителей психики имеет большое этиче-ское значение.

Мы можем ошибаться. Мы могли бы наделить психикойтех, кто ее лишен, или мы могли бы не заметить ее обладателейсреди нас. Эти ошибки не были бы равнозначными. Наделятьпсихикой слишком многое — «подружиться» с комнатнымирастениями или не спать ночью, беспокоясь о благополучиикомпьютера, покоящегося на столе, — это, в худшем случае,глупая ошибка, возникающая из-за легковерия. Недонаделятьпсихикой — игнорировать, не принимать в расчет или отри-цать переживания, страдания и радость, расстроенные планыи обманутые надежды обладающего психикой человека илиживотного — ужасный грех. В конце концов, как бы чувство-вали себя вы, если бы с вами обращались как с неодушевлен-ным предметом? (Заметьте, что этот риторический вопрос со-держит ссылку на наш общий статус носителей психики).

Фактически, обе ошибки могут иметь серьезные моральныепоследствия. Если бы мы наделяли психикой слишком многое(например, сочли бы, что поскольку бактерии обладают психи-кой, мы не можем оправдать их уничтожение), это могло бывынудить нас принести в жертву интересы многих законныхносителей этих интересов — наших друзей, наших домашнихживотных, нас самих — ради того, что не имеет подлиннойморальной важности. Дискуссии по поводу абортов связаны стакого же рода затруднением; одни считают очевидным, чтодесятинедельный зародыш обладает психикой, другие считаюточевидным обратное. Если правы вторые, тогда открыт путьдля утверждений, что зародыш имеет не больше интересовчем, скажем, гангренозная нога или нарывающий зуб — егоможно удалить ради спасения жизни (или просто ради удобст-

13

ва) того носителя психики, частью которого он является. Еслилее он уже обладает психикой, тогда, какое бы решение мы ниприняли, нам, очевидно, необходимо учитывать и его интересынаряду с интересами того, кто дает ему временное пристани-ще. Реальное затруднение лежит между этими крайними пози-циями: если зародыша не трогать, у него скоро разовьетсяпсихика; так когда лее нам начинать учитывать его ожидае-мые интересы? Валшость наличия психики для решения во-проса о моральном статусе особенно ясна в этих случаях, по-скольку если известно, что рассматриваемый зародыш анэн-цефален (не имеет головного мозга), то для большинства людейэто радикально меняет проблему. Но не для всех. (Я не пыта-юсь здесь разрешить эти моральные проблемы, а лит т тт. хочупоказать, как общеизвестная нравственная точка зрения уси-ливает наш интерес к этим вопросам, выводя его за рамкипростого любопытства).

Здесь предписания морали и научного метода толкают насв противопололшые стороны. С позиций этики лучше пере-страховаться и приписать психику даже тем, кто ею не обла-дает. Наука же требует снабдить доказательствами каждоеприписывание психики. Например, как ученый, вы не можетепросто заявить, что наличие глутаматных молекул (основногонейротрансмиттера, участвующего в передаче сигналов междунервными клетками) означает наличие психики; вам нулшоэто доказать, опровергнув «нулевую гипотезу», которая состоитв том, что психики нет. («Невиновен, пока не доказана вина»является нулевой гипотезой нашего уголовного кодекса). Средиученых существует большие разногласия по поводу того, какиебиологические виды обладают психикой и каким именно ви-дом психики они обладают, но даже самые пылкие защитникипсихики у лшвотных согласны с этим требованием доказатель-ства, полагая, что смогут его выполнить, создавая и подтвер-лсдая теории о том, какие лшвотные обладают психикой. Нопока что ни одна из подобных теорий не была подтверлодена,а, мелсду тем, молшо понять беспокойство тех, кто видит вэтой агностической стратегии «подолодем—увидим» немалыйриск для морального статуса созданий, которые, как они уве-рены, обладают психики.

14

Предпололшм, что вопрос стоит не о психике голубей илилетучих мышей, но о психике левшей или рыжеволосых людей.Мы были бы глубоко оскорблены, если бы нам заявили, чтонулшо еще доказать для этой категории лшвых существ необ-ходимость их включения в привилегированный класс носите-лей психики. Сходным образом, многих людей возмущает тре-бование доказать наличие психики у некоторых видов лшвот-ных, но если эти люди честны перед собой, они признают, чтотоже считают необходимым такое доказательство в случае,скажем, медуз, амеб или ромашек. Поэтому мы с ними соглас-ны относительно принципа, а оскорбляет их только примене-ние данного принципа к созданиям, очень похолсим на нас.Мы можем немного рассеять их опасения, приняв, что во всехслучаях, пока наличие психики не установлено, нам следует ееприписывать, рискуя ошибиться, пока этому не препятствуютфакты; однако, платой за научное подтверждение вашей лю-бимой гипотезы о психике лшвотных должен стать риск еевозможного научного опровержения.

Слова и психика

Впрочем, то, что и у вас, и у меня есть сознание, не вызы-вает серьезных сомнений. Откуда же мне известно, что у васесть сознание? Потому что любой, кто может понимать мои сло-ва, автоматически становится адресатом используемого мнойместоимения «вы», а понимать могут только те, кто наделен соз-нанием. Существуют управляемые компьютером устройства,которые могут читать книги слепым: они преобразовываютстраницу визуального текста в поток звучащих слов, но они непонимают читаемых слов, и поэтому к ним не относится ни од-но из встречающихся в тексте «вы»; эти местоимения простопроходят через них и адресуются любому слушателю, пони-мающему поток произносимых слов. Вот почему я знаю, что увас, благосклонный читатель или слушатель, есть сознание. Какесть оно и у меня. Уверяю вас.

По сути, для нас стало привычным воспринимать словаДРУГ друга как то, что рассеивает любые разумные сомненияотносительно наличия у каждого из нас сознание. Почему сло-ва так убедительны? Потому что они способны разрешать на-

15

ттттт сомнения и неясности. Вы видите, как навстречу вам идети размахивает топором сердитый человек. Вы хотите знать: Вчем дело? Не собирается ли он на меня напасть? Не принимаетли он меня за кого-то другого? Спросите его. Возможно, онподтвердит ваши худшие опасения, или, быть может, он рас-скажет вам, что отчаялся открыть свою машину (вы стоитепрямо перед ней) и вернулся с топором, намереваясь разбить вней окно. Вы можете не поверить в то, что это его машина, ане кого-то другого, но дальнейший разговор (если вы решитене убегать) непременно рассеет ваши сомнения и прояснит си-туацию, что было бы практически невозможно сделать, еслибы вы и он не обладали способностью к словесному общению.Предположим, вы задаете ему вопросы, но оказывается, что онне говорит на том языке, на котором говорите вы. Возможно,тогда вы прибегнете к жестам и мимике. С помощью этихприемов, если проявить достаточную изобретательность, вымногого добьетесь, но они плохая замена языку — подумайте,как сильно вы хотели бы получить подтверждения с такимтрудом достигнутому пониманию, окажись поблизости перево-дчик. Несколько переведенных вопросов и ответов не просторассеяли бы любую оставшуюся неясность, но и добавили быподробности, которые нельзя передать никаким другим спосо-бом: «Когда он увидел, что вы одну руку прислонили к груди, адругую выставили вперед, он подумал, что вам плохо; он спро-сил, не хотите ли вы, чтобы он отвез вас к доктору, раз уж онразбил окно и достал оставленные в машине ключи. Когда жеон приложил пальцы к ушам, он пытался этим жестом изобра-зить стетоскоп». Ну вот, теперь благодаря нескольким словамвсе стало на свои места.

Люди часто подчеркивают, насколько сложен точный идостоверный перевод с одного языка на другой. Культуры лю-дей, говорят нам, слишком различны, слишком «несоизмери-мы», чтобы один говорящий мог полностью передать другомувсе доступные ему значения слов. Без сомнения, переводу все-гда чего-то недостает до полного совершенства, но, возможно,это не так уж и важно, учитывая общее положение вещей. Со-вершенный перевод недостижим, но хорошие переводы появ-ляются ежедневно — фактически, это заурядное дело. Хоро-ший перевод можно объективно отличить от не очень хорошего

и плохого перевода, и это позволяет всем людям, независимоот их расы, культуры, возраста, пола или жизненного опыта,объединиться друг с другом более тесно, чем могут сделатьособи любого другого биологического вида. Мы, люди, сообщаобладаем нашим субъективным миром и знаем об этом. Мыобладаем им в том смысле, какой совершенно недоступен лю-бым другим созданиям на планете, и все это, благодаря нашейспособности говорить друг с другом. Люди, которые (пока еще)не овладели языком для общения, составляют исключение, иименно поэтому нам особенно трудно представить, каково этобыть новорожденным или глухонемым.

Разговор объединяет нас. Все мы можем очень многоезнать о том, какова это быть норвежским рыбаком или ниге-рийским таксистом, восьмидесятилетней монахиней или пяти-летним слепорожденным мальчиком, шахматистом, проститут-кой или пилотом истребителя. Мы можем знать об этих вещахнамного больше, чем мы можем знать (если вообще можем), ка-ково это быть дельфином, летучей мышью или даже шимпанзе.Как бы мы, люди, рассеянные по всему земному шару, ни отли-чались друг от друга, мы можем анализировать и обсуждать этинаши различия. Как бы ни были похожими друг на друга анти-лопы гну, существующие бок о бок в стаде, они не могут знатьо своих сходных чертах, не говоря уже о различиях. Они немогут сравнивать характерные признаки. Находясь рядом, онимогут иметь одинаковые переживания, но не могут разделятьих так, как это делаем мы.

Кто-то из вас может усомниться в этом. Разве не могут жи-вотные «инстинктивно» понимать друг друга непостижимымдля нас образом? Несомненно, некоторые авторы именно так исчитают. Возьмем, к примеру, Элизабет Маршалл Томас, кото-рая в книге «Скрытая жизнь собак» (1993) высказывает пред-положение, что собаки хорошо понимают, что они делают.Один пример: «По причинам, известным собакам, но неизвест-ным нам, многие собаки-матери не спариваются со своимисыновьями» (р. 76). Их инстинктивное воздержание от такогорода скрещиваний не подлежит сомнению, но почему авторрешила, что собаки лучше понимают свои инстинкты, чем мы— свои? Есть немало вещей, к которым мы чувствуем сильноеи инстинктивное отвращение, не имея ни малейшего пред-

16 17

ставления о том, почему мы это чувствуем. При научной по-становке вопроса бездоказательное предположение о том, чтособаки интуитивно понимают свои побуждения лучше, чем этоделаем мы, означает недопустимое игнорирование нулевой ги-потезы. Как мы увидим, очень простые организмы могут бытьудивительно хорошо приспособлены к окружающей среде и кДРУГ Другу, не имея ни малейшего представления об этом. На-против, нам уже известно, благодаря вербальному общению,что люди, как правило, способны превосходно понимать самихсебя и других.

Конечно, нас можно одурачить. Люди часто подчеркивают,как трудно установить искренен ли собеседник. Слова, будучисамыми мощными инструментами общения, являются также исамыми мощными инструментами обмана и манипуляции. Хо-тя лгать, возможно, и легко, но почти так же легко уличитьлжеца, особенно если ложь разрастается и лжец не справляетсяс задачей установления логических взаимосвязей внутри лжи.В своем воображении мы можем придумать обманщика с не-ограниченными способностями, но обманы, «в принципе» воз-можные для подобного злого демона, в реальном мире можноспокойно игнорировать. Было бы слишком трудно придумать илогически согласовать так много лжи. Мы знаем, что люди вовсем мире имеют во многом сходные пристрастия и антипа-тии, надежды и страхи. Мы знаем, что они с удовольствиемвспоминают излюбленные события из их жизни. Мы знаем, чтоим часто случается фантазировать наяву, когда они сознатель-но меняют и перестраивают подробности своей жизни. Мызнаем, что их преследуют навязчивые идеи, ночные кошмарыи галлюцинации. Мы знаем, что какой-то запах или мелодиямогут напомнить им об особых событиях в их жизни, и что оничасто молча разговаривают сами с собой, не шевеля губами.Все это было общеизвестно задолго до появления научной пси-хологии, задолго до проведения тщательных наблюдений ипсихологических экспериментов над людьми. Нам известныэти факты о людях с древних времен, потому что мы постоян-но и подробно обсуждаем их. Мы не знаем ничего сопостави-мого с этим о психической жизни особей любого другого биоло-гического вида, потому что с ними мы не можем этого обсуж-дать. Мы можем думать, что знаем, но, для подтверждения или

опровержения наших традиционных интуиции требуется на-учное исследование.

Проблема неспособной к общению психики

Очень трудно определить, о чем думает тот, кто не выска-зывает своих мыслей, либо не может их высказать по той илииной причине. Но мы обычно предполагаем, что не вступаю-щие в коммуникацию люди, несомненно*, мыслят, что у нихесть сознание, далее если мы не можем подтвердить это де-тально. Это очевидно, во многом хотя бы потому, что мы легкоможем представить себя в ситуации, когда мы упорно отказы-вались бы от общения, продолжая обдумывать свои мысли, и,возможно, с удовольствием отмечая, с каким трудом наблю-дающие за нами люди пытаются установить, что происходит унас в голове, если вообще происходит. Речь, каким бы убеди-тельным доводом ни было ее наличие, не является необходи-мой предпосылкой обладания психикой. Есть соблазн сделатьиз этого очевидного факта проблематичный вывод: могут су-ществовать создания, которые обладают психикой, но не могутсказать нам, о чем они думают, — не потому что они парали-зованы или страдают афазией (утратой способности речевогообщения вследствие повреждения определенного участка го-ловного мозга), а потому что они вообще не имеют способностик языку. Почему же я называю этот вывод проблематичным?

Сначала рассмотрим доводы в пользу этого предположе-ния. Согласно традиции и здравому смыслу психика без языка,безусловно, существует. Наша способность обсуждать с други-ми то, что происходит в нашем сознании, является просто пе-риферийной способностью в том смысле, в каком говорят о ла-зерном принтере как о периферийном устройстве компьютера(компьютер может успешно продолжать свои вычисления и безподсоединенного к нему принтера). Конечно же, животные -по крайней мере, некоторые их них — имеют психическуюжизнь. Человеческие младенцы до овладения языком, а такжеглухонемые люди — далее в тех редких случаях, когда они невладеют языком жестов — обладают психикой. Все это так. Ихпсихика, несомненно, может отличаться во многих труднопо-стижимых отношениях от нашей — от психики тех, кто может

18 19

понимать речь, — но они, конечно лее, имеют психику. Нашсамый легкий путь к знанию психики других — язык — закрытв данном случае, но это является ограничением нашего зна-ния, а не их психики. Отсюда возникает предположение, чтосуществует психика, содержание которой систематическимобразом недоступно нашему любопытству, т.е. она непозна-ваема, неконтролируема и непроницаема для любого исследо-вания.

Традиционно это предположение принимают. Несомненно,психика — это последняя terra incognita1, непостижимая длялюбой науки, а в случае психики без языка, недоступная ивсякому эмпатическому общению. Ну так что ж. Немного сми-рения поможет нам сдержать наше любопытство. Не смеши-вайте онтологические вопросы (о сущем) и эпистемологические(о том, откуда мы знаем сущее). Мы должны свыкнуться с темудивительным фактом, что не все открыто для исследования.

Но прежде чем мы свыкнемся с этим выводом, нам нужнорассмотреть следствия из некоторых других столь же очевид-ных фактов относительно нас самих. Мы видим, что часто со-вершаем искусные действия вообще не думая; мы совершаемих «автоматически» или «бессознательно». Например, каковоэто — использовать информацию в виде потока образов, улав-ливаемых боковым зрением, для регуляции длины шага приходьбе по неровной поверхности? Ответ: нам это не известно.Вы не сможете сконцентрировать внимание на этом процессе,даже если будете очень стараться. Каково это — во времякрепкого сна заметить, что из-за положения вашей левой рукиплечевой сустав оказался под сильным натяжением? Неиз-вестно, это не является частью вашего опыта. Вы быстро ибессознательно поворачиваетесь в более «удобное» положение,не прерывая сна. Если нас попросят рассказать об этих пред-полагаемых фрагментах нашей психической жизни, мы несможем этого сделать. Какие бы происходящие в нас процессыни стояли за этим «умным» поведением, они вовсе не являютсячастью нашей психической жизни. Поэтому можно иначевзглянуть на создания, лишенные языка, предположив, что не-

1 Неисследованная область (лат.) — Прим, перев.

20

которые из них вообще не обладают психикой, но совершаютвсе свои действия «автоматически» или «бессознательно».

Традиционно и это предположение также принимают. Не-сомненно, у некоторых существ полностью отсутствует психи-ка. Конечно же, бактерии лишены психики, а также, вероятно,амебы и морские звезды. Вполне возможно, что даже муравьи,при всей их искусной деятельности являются простыми авто-матами, действующими без малейших переживаний или мыс-лей. А как насчет форели? Или куриц?-Или крыс? Возможно,мы никогда не будем способны установить, где проходит ли-ния между созданиями, имеющими психику и теми, которыеее не имеют, но это просто другое проявление неизбежной ог-раниченности нашего знания. Подобные факты могут бытьпринципиально непознаваемыми, а не просто трудными для

обнаружения.В таком случае есть два вида предположительно непозна-

ваемых фактов: факты о том, что происходит внутри тех, ктообладает психикой, но не может рассказать о своих мыслях, ифакты о том, какие вообще существа обладают психикой. Этидве разновидности недоступного знания принять неодинаковолегко. Различия между видами психики в главных чертах легкораспознаются объективными наблюдателями, но в более мел-ких деталях их определить все труднее и труднее — все мень-ше и меньше доходы на вложенный труд. Оставшиеся неиз-вестные подробности были бы не тайнами, а лишь неизбеж-ными пробелами в необыкновенно информативном, но конеч-ном каталоге сходств и различий. Различия между видамипсихики были бы тогда подобны различиям между языкамиили стилями в музыке или искусстве, которые неисчерпаемыДо конца, но допускают какую угодно степень приближения.Но различие между обладанием разумом и полным ее отсутст-вием, т.е. между тем, что имеет свою субъективную точку зре-ния, и тем, что имеет все вовне и ничего внутри (напримеркамень или отрезанный кусочек ногтя), несомненно, являетсяразличием «все или ничего». Гораздо сложнее принять то, чтоникакими дальнейшими исследованиями мы никогда не уста-новим, есть ли кто-нибудь внутри омара или за блестящей об-

шивкой робота.

21

Нам просто невыносимо осознавать, что такие моральноважные факты могут быть принципиально непознаваемымидля нас. Это означает, что, какие бы исследования мы ни про-вели, мы можем, исходя из того, что нам известно, пожертво-вать подлинными моральными интересами одних существ ра-ди совершенно иллюзорной выгоды других, лишенных психи-ки. Неизбежное незнание последствий часто служит законнымоправданием ущерба, нанесенного непреднамеренно, но еслимы с самого начала должны объявить о своем неизбежном не-знании основ всего морального мышления, мораль превраща-ется в фарс. К счастью, это заключение столь лее невероятно,как и невыносимо. Утверждение о том, что, скажем, левши яв-ляются лишенными сознания зомби, которых можно разбиратьна части, как если бы они были велосипедами, абсурдно. Стольже абсурдна и другая крайность, а именно утверждение о том,что бактерии способны страдать или морковь возражает про-тив того, чтобы ее бесцеремонно выдергивали из ее дома вземле. Очевидно, мы можем знать с моральной достоверностью(именно это и важно), что некоторые создания обладают пси-хикой, а другие — нет.

Но мы до сих пор не знаем, откуда нам известны эти фак-ты; сильное инстинктивное чувство в отношении таких случа-ев не гарантирует надежности наших выводов. Рассмотримнесколько случаев, начав со следующего замечания эволюцио-ниста Элейн Морган:

В новорожденных завораживает то, что с самой первой минуты вних кто-то присутствует. Когда вы склоняетесь над колыбелью исмотрите в нее, вам отвечают взглядом. (1995, р. 99),

Это верное замечание о том, как, наблюдая, мы инстинк-тивно реагируем, когда встречаемся с кем-то глазами, но, вме-сте с тем, это показывает, как легко нас можно ввести в за-блуждение. Например, нас может обмануть робот. При лабора-тории искусственного интеллекта в МТИ2 Родни Брукс и ЛиннАндреа Штейн собрали команду робототехников и других спе-циалистов (включая меня) для создания робота-гуманоида по

имени Ког. Подобно другим роботам, Ког сделан из металла,кремния и стекла, но по своему виду он очень от них отличает-ся и больше похож на людей, так что Ког может когда-нибудьстать первым в мире роботом, обладающим сознанием. Воз-можен ли обладающий сознанием робот? Я выдвинул теориюсознания, назвав ее теорией многократных набросков (1991),из которой вытекает, что робот, обладающий сознанием, впринципе возможен, и Ког разрабатывался с учетом этой не-близкой цели. Но пока что Ког еще очень далек от обладаниясознанием. Пока он вообще не может видеть, слышать иличувствовать, но движения частей его тела уже обескуражи-вающе похожи на гуманоидные. Его глаза — это крошечныевидеокамеры, которые саккадируют3 — скачут, -- фокусиру-ясь на любом вошедшем в комнату человеке, а затем следят заего или ее движениями. Когда за вами наблюдают таким обра-зом, вы испытываете странное беспокойство, даже если нахо-дитесь в курсе дела. Если смотреть Когу прямо в глаза, в товремя как он автоматически смотрит в ответ, это может ока-зать «завораживающее» действие на непосвященного, но заэтими глазами никого нет — пока, во всяком случае. В отличиеот обычных роботов, как реальных, так и киношных, у Когаруки двигаются с такой же быстротой и гибкостью, как и ва-ши руки. Когда вы пожимаете протянутую Когом руку, он от-вечает невероятно гуманоидным рукопожатием, от котороговам так и хочется воскликнуть в духе фильмов ужасов: «Онживой! Он живой!». Он не живой, но сильное интуитивное чув-ство убеждает нас в обратном.

Раз уж мы заговорили о руках, давайте рассмотрим при-мер с иной моралью: в результате ужасной аварии у человекаоторвало руку, но хирурги надеются пришить ее на место, Ивот она лежит на операционном столе, все еще мягкая и теп-лая. Чувствует ли она при этом боль? (Если да, то мы должнысделать ей инъекцию новокаина, особенно если собираемсяскальпелем срезать какие-либо ткани с этой ампутированнойРуки перед ее хирургическим воссоединением с телом.) Глупоепредположение, ответите вы; для ощущения боли необходима

22Массачуссетский технологический институт. — Прим, перев.

Так называют быстрые скачкообразные движения глаз при рассмат-ривании предметов. - Прим. перев.

23

психика, а поскольку рука не соединена с телом, обладающимпсихикой, то, что бы вы ни делали с ней, вы не можете никомупричинить страдания. Но, быть может, у руки есть своя собст-венная психика. Быть может, она всегда была у нее, просторука не могла сказать нам об этом! Почему бы нет? Рука имеетбольшое количество нервных клеток, все еще функционирую-щих. Если бы мы обнаружили целый организм с таким лее ко-личеством активных нервных клеток, мы бы, скорее всего,предположили, что он способен чувствовать боль, даже если быон не смог выразить это понятным для нас образом. Здесь на-ши интуиции приходят в столкновение: руки не обладают пси-хикой, несмотря на наличие в них огромного количества про-цессов и материалов, которые обычно убеждают нас в том, чтонекоторые животные имеют психику.

Или имеет значение только поведение? Предположим, выущипнули большой палец ампутированной руки и она в ответущипнула вас! Решили бы вы тогда дать ей новокаин? Еслинет, то почему? Потому что ее реакция, скорее всего, была«автоматическим» рефлексом? Как вы можете быть в этом уве-рены? Или имеет значение нечто, связанное с организациейэтих нервных клеток?

Над этими головоломками интересно размышлять, и мы уз-наем важные вещи о наших наивных представлениях о психи-ке, когда пытаемся выяснить, почему наши интуиции выстраи-ваются таким образом, но должен быть лучший способ исследо-вания видов психики — и случаев ее отсутствия. Пораженче-ский вывод о том, что мы никогда этого не узнаем, нужно покаотложить и прибегнуть к нему как к последней крайности толь-ко в том случае, если все остальные средства будут полностьюисчерпаны. Возможно, нас ожидают сюрпризы и озарения.

Одна из возможностей для рассмотрения (неважно, отбро-сим мы ее в конечном счете или нет) состоит в том, что язык,вероятно, не имеет такого уж периферийного значения дляпсихики. Возможно, психика, которая получается, когда к нейдобавляется язык, настолько отличается от психики, котораябыла бы без добавления языка, что было бы ошибкой называтьи ту и другую психикой. Другими словами, наше чувство, чтосуществует изобилие видов психики у других животных -изобилие, недоступное нам, но, конечно, не им, может быть ил-

люзией. Как известно, философ Людвиг Витгенштейн утверж-дал: «Если бы лев мог говорить, мы не могли бы его понять».(1958, р. 223) Без сомнения, такая возможность существует, ноона отвлекает наше внимание от другой возможности: если былев мог говорить, мы бы прекрасно его поняли, приложив обыч-ные усилия, требуемые для перевода с других языков, но нашразговор с ним почти ничего не сообщил бы нам о психикеобычных львов, так как его оснащенная языком психика былабы совершенно другой. Возможно, добавив язык к «психике»льва, мы наделили бы его психикой в первый раз! А, возможно,и нет. В любом случае, мы должны проанализировать такуювозможность, а не просто допускать в согласии с традицией,что психика неговорящих животных в действительности явля-ется такой лее, как наша.

Если мы хотим найти альтернативный путь исследования,а не просто некритически полагаться на найти дотеоретиче-ские интуиции, то с чего мы можем начать? Давайте рассмот-рим исторический, эволюционный путь. Психика существова-ла не всегда. У нас есть психика, но и мы существовали не все-гда. Мы произошли от существ с простой психикой (если этобыла психика), которые произошли от еще более простых пре-тендентов на психику. Было время, около пяти миллиардов леттому назад, когда вообще не было психики, ни простой, нисложной — по крайней мере, на нашей планете. Какие появи-лись новшества, в каком порядке и почему? Главные этапыясны, даже если точные даты и места можно лишь предполо-жить. Когда мы расскажем эту историю, у нас будет, по край-ней мере, общая схема, чтобы'попытаться найти в ней местоДля наших затруднений. Возможно, мы захотим отделить отобладателей настоящей психикой классы существ с псевдопси-хикой, протопсихикой, полупсихикой или полу-полу-полупси-хикой. Как бы мы ни решили называть эти анцестральныеклассы, возможно, мы придем к согласию относительно шка-лы, на которой они располагаются, а главное, относительно ус-ловий и принципов, лежащих к основе этой шкалы. В следую-щей главе разрабатываются некоторые инструменты для этогоисследования.

24

ГЛАВА 2

ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ:

ИНТЕНЦИОНАЛЬНО-СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД

Я замечаю нечто и доискиваюсь его основания: этозначит первоначально: я ищу в нем намерения, и преждевсего того, кто это намерение имеет, субъекта, деятеля;все происходящее есть деятельность, — в прежние време-на видели во всем происходящем намерение, это нашастарейшая привычка. Имеет ли ее также и животное?

Фридрих Ницше, Воля к власти <§ 550>

Простые истоки: зарождение деятельности*

У песчинки нет психики; песчинка слишком проста. Ещеболее простые, атом углерода или молекула воды также не об-ладают психикой. В этом вопросе я не ожидаю каких-либосерьезных разногласий. Но как насчет более крупных молекул?Вирус представляет собой огромную одиночную молекулу,макромолекулу, состоящую из сотен тысяч или даже миллио-нов частей — все зависит от того, что мы принимаем за еечасти. Очевидно, что эти части взаимодействуют на атомар-ном уровне чисто автоматически, но это приводит к совер-шенно удивительным последствиям. В свете нашего исследо-вания главным среди них является репликация. Некоторыемакромолекулы обладают изумительной способностью: нахо-дясь в соответствующей среде, они автоматически создают изатем испускают точные — или почти точные — копии самихсебя. К таким макромолекулам относятся ДНК и ее предок,РНК; они образуют основу всей жизни на нашей планете и,

Фрагменты этого раздела взяты, с некоторыми исправлениями, из мо-ей книги «Опасная идея Дарвина» («Darwin's Dangerous Idea»), вышедшей в1995 г. - Прим, автора.

следовательно, историческую предпосылку всех видов психикипо крайней мере, тех, что существуют на нашей планете.

Приблизительно за миллиард лет до появления на земле про-стых одноклеточных организмов на ней уже были саморепли-цирующие макромолекулы, беспрерывно мутирующие, расту-щие, даже «восстанавливающие» себя, становящиеся лучше илучше — и реплицирующие себя снова и снова.

Эта способность колоссальной важности все еще недоступ-на любому существующему роботу. Означает ли это, что такиемакромолекулы обладают психикой, подобной нашей? Конеч-но, нет. Они далее не являются живыми; с точки зрения химииэто просто огромные кристаллы. Эти гигантские молекулыпредставляют собой крошечные машины — образцы макромо-лекулярной нанотехнологии. В сущности, они являются при-родными роботами. Принципиальная возможность созданиясамореплицирующего робота была математически доказанаДжоном фон Нейманом, одним из изобретателей компьютера.В своем удивительном проекте неживого саморепликатора онпредугадал многие детали конструкции и строения РНК и ДНК.

Благодаря микроскопу в молекулярной биологии мы стано-вимся свидетелями зарождения деятельности у первых мак-ромолекул, достаточно сложных, чтобы совершать действия, aне просто испытывать воздействия. Их деятельность — этоеще не полноценная деятельность наподобие нашей. Они незнают, что делают. Мы же, напротив, зачастую в полной мерезнаем, что мы делаем. В лучшем — и худшем — случае мы,агенты-люди, совершаем намеренные действия после того, каксознательно взвесим все «за» и «против». Макромолекулярнаядеятельность отличается от нашей; есть разумные основаниядля того, что делают макромолекулы, но макромолекулам онинеизвестны. Тем не менее, их вид деятельности является един-ственно возможной почвой, на которой могли взойти семенанашей деятельности.

Есть что-то чуждое и смутно отталкивающее в той квази-Деятельности, которую мы обнаруживаем на данном уровне, —БСЯ эта сутолока и суматоха направлена к некоторой цели ипри этом осуществляется «без царя в голове». Молекулы-ма-ишны выполняют свои поразительные трюки, очевидно, пре-восходно спланированные, но не менее очевидно и то, что они

27

не осознают совершаемого. Рассмотрим описание действийРНК-содержащего бактериофага — способного к реплицика-ции вируса, современного потомка первых самореплицирую-щих макромолекул:

Во-первых, вирусу нужен материал для хранения и защиты своейгенетической информации. Во-вторых, ему нужно каким-то образомвводить свою информацию в тело клетки-хозяина. В-третьих, ему не-обходим особый механизм репликации его информации в присутст-вии значительного преобладающего РНК клетки-хозяина. Наконец, ондолжен позаботиться о количественном росте своей информации, ирезультатом этого процесса обычно является разрушение клетки-хозяина... Вирус позволяет клетке даже продолжать свою реплика-цию; единственным его вкладом в этот процесс является один белко-вый фактор, приспособленный специально к РНК вируса. Этот фер-мент не активизируется до тех пор, пока РНК вируса не предъявитнекоторый «пароль». Когда фермент обнаруживает пароль, он чрезвы-чайно эффективно репродуцирует РНК вируса, игнорируя гораздобольшее количество молекул РНК клетки-хозяина. Как следствие,клетка вскоре заполняется РНК вируса. Эта РНК упакована в белкевирусной оболочки, который также синтезируется в огромных коли-чествах, и в итоге клетка разрывается и высвобождает множествочастиц-потомков вируса. Вся эта программа выполняется автомати-чески, будучи отрепетированной до мельчайших подробностей. (Ei-gen, 1992, p. 40)

Автор, молекулярный биолог Манфред Эйген, используетбогатую «деятельностную» лексику: для репродуцирования ви-рус должен «позаботиться» о количественном росте своей ин-формации и для достижения этой цели он создает фермент,который «обнаруживает» пароль и «игнорирует» остальные мо-лекулы. Несомненно, это поэтическая вольность; эти слова снатяжкой применимы в данном случае. Но как трудно проти-виться такому их употреблению! Эти слова привлекают вни-мание к наиболее поразительной особенности изучаемых явле-ний: систематичности поведения этих макромолекул. Их сис-темы управления не просто эффективно функционируют, онипроявляют адекватную чувствительность к изменениям, при-способляемость, изобретательность и умение лавировать. Онимогут «обманываться», но только чем-то новым, что нерегуляр-но встречалось их предкам.

28

Эти безличные, не способные мыслить, роботоподобные,действующие автоматически крошечные машины-молекулы об-разуют первооснову всей деятельности, а, следовательно, всехзначений и сознания в мире. Редко случается, чтобы такой на-дежный и бесспорный научный факт имел столь мощные по-следствия, которые определили бы все последующие дискуссиио таком спорном и таинственном предмете, как психика, по-этому давайте сделаем паузу и напомним себе эти последствия.

Больше нет серьезных оснований сомневаться в том, чтомы - - прямые потомка этих самореплицирующих роботов.Мы млекопитающие, а все млекопитающие произошли от реп-тилий, предками которых были рыбы; предками же рыб былиморские создания, довольно похожие на червей, которые в своюочередь произошли несколько сотен миллионов лет назад от бо-лее простых многоклеточных созданий, а те произошли от одно-клеточных созданий, произошедших около трех миллиардов летназад от самореплицирующих макромолекул. Есть только одногенеалогическое древо, на котором можно найти всех живыхсуществ, когда-либо живших на нашей планете, — включая нетолько животных, но также растения, водоросли и бактерии.Вы имеете общего предка с каждым шимпанзе, каждым чер-вем, каждой былинкой, каждым красным деревом. Значит, вчисле наших предков были и макромолекулы.

Скажем яснее: ваша пра-пра- ... бабушка была роботом!Вы не только произошли от подобных макромолекулярных ро-ботов, но вы и состоите из них: к ним относятся ваши молеку-лы гемоглобина, антитела, нейроны, механизмы вестибулооку-лярного рефлекса, т.е. на каждом уровне анализа, от молеку-лярного и выше, ваше тело (включая, конечно, и ваш мозг) со-стоит из машин, которые безмолвно выполняют поразитель-ную, точно спланированную работу.

Возможно, у нас вызвала содрогание научная Картина то-го, как деловито и механически выполняют свои разрушитель-ные планы вирусы и бактерии — эти ужасные маленькие ав-томаты, совершающие свои преступления. Но не следует ду-мать, что мы можем успокоить себя тем, будто они — чуждыенам захватчики, очень непохожие на более родные нам ткани,из которых состоим мы. Мы состоим из точно таких же авто-матов, как и те, что вторгаются в нас; никакой особый ореол

29

человечности не окружает ваши антитела, в отличие от анти-генов, с которыми они борются. Просто ваши антитела при-надлежат к «клубу», который есть вы сами, поэтому они сража-ются на вашей стороне. Миллиарды нейронов, вместе состав-ляющих ваш мозг, представляют собой клетки, т.е. тот же типбиологических сущностей, к которому относятся микробы, вы-зывающие инфекцию, и дрожжевые клетки, своим размноже-нием заставляющие бродить пиво или подниматься хлебноетесто.

Каждая клетка - - это крошечный агент, который можетвыполнять ограниченный набор заданий, и она действует поч-ти так же механически, как вирус. Но, может быть, если дос-таточное количество этих бессловесных гомункулов — малень-ких человечков — собрать вместе, то результатом будет по-настоящему сознающий человек, наделенный подлинной пси-хикой? Согласно современной науке другого способа получитьнастоящего человека нет. Разумеется, из того факта, что мыпроизошли от роботов, не следует, что мы сами роботы. В кон-це концов, мы являемся также прямыми потомками рыб, номы не рыбы; мы прямые потомки бактерий, но мы не бакте-рии. Но если в нас нет некоего таинственного дополнительногоингредиента (который обычно имели в виду дуалисты и вита-листы), то мы состоим из роботов, или, что то лее самое, каж-дый из нас является собранием триллионов макромолекулярныхмашин. А все они произошли от первоначальных самореплици-рующих макромолекул. Поэтому тот, кто состоит из роботов,м.ожет проявлять настоящее сознание, поскольку он проявляетто, что есть у всех.

Некоторым людям все это покажется шокирующим и не-правдоподобным, но подозреваю, что они не задумывалисьнад тем, насколько бесперспективными являются альтернати-вы. Дуализм (воззрение, согласно которому психика состоит изнекоторого нефизического и крайне таинственного материала)и витализм (воззрение, согласно которому живые существа со-держат в себе некий особый физический, но в равной степенитаинственный материал — elan vital) выброшены на свалку ис-тории вместе с алхимией и астрологией. Если только вы не го-товы также признать, что земля является плоской, а солнцепредставляет собой огненную колесницу, которую несут кры-

30

латые кони, — другими словами, если только вы не хотите бро-сить вызов всей современной науке, вы не найдете в ней местадля защиты этих устаревших идей. Поэтому, давайте посмот-рим, какую историю можно рассказать, используя традицион-ные ресурсы науки. Быть может, идея о том, что наша психи-ка эволюционировала из более простых видов психики, ока-жется в итоге не такой уж плохой.

Наши макромолекулярные предки (а они и были нашимипредками в точном и неметафорическом смысле) в некоторыхотношениях совершали нечто подобное деятельности, как яв-ствует из цитаты Эйгена, но в остальном они все еще, несо-мненно, проявляли пассивность, блуждая наугад, проталкива-ясь взад-вперед и в полной готовности ожидая, так сказать,момента для совершения действия, но ожидая отнюдь не с на-деждой, решительностью или четким намерением. Они моглидержать свои «челюсти» наготове, но действовали ими столь жемеханически, как стальной капкан.

Что изменилось? Ничего неожиданного. Прелоде чем обрес-ти психику, наши предки обрели тела. Сперва они стали про-стыми клетками или прокариотами, а затем постепенно вклю-чили в себя некоторых захватчиков или постояльцев и благо-даря этому стали слолшыми клетками — эукариотами. К этомувремени, приблизительно через миллиард лет после первогопоявления простых клеток, наши предки были уже необычайнослолшыми машинами (состоящими из машин, которые в своюочередь состояли из других машин), но все еще не имели пси-хики. Они, как и прелсде, были пассивны и не имели нецеле-направленных траекторий движения, но теперь они были ос-нащены многими специализированными подсистемами, позво-ляющими извлекать энергию и сырье из окружающей среды,обеспечивать защиту, а в случае необходимости и осуществ-лять собственное восстановление.

Слолшо организованная координация всех этих частей неслишком походила на психику. Аристотель дал ей — или ее по-томкам — имя; он назвал ее растительной душой. Раститель-ная душа — это не вещь; например, она не является одной измикроскопических подсистем, циркулирующих в цитоплазмеклетки. Она есть принцип организации, это форма, а не мате-РИЯ, как говорил Аристотель. Все лшвые существа — не только

31

растения и животные, но и одноклеточные организмы — обла-дают телами, которые нуждаются в организации саморегуля-ции и самозащиты, активизируемой разными способами в раз-личных условиях. Эти системы блестяще сконструированы бла-годаря естественному отбору и в своей основе состоят из мно-жества крошечных пассивных переключателей, Включаемыхили ВЫКЛючаемых под воздействием столь же пассивных ок-ружающих условий, в которых организмы оказываются вовремя своих странствий.

Вы сами, подобно всем остальным животным, имеете рас-тительную душу — организацию саморегуляции и самозащиты,существующую отдельно от вашей нервной системы и гораздоболее древнюю: она включает в себя систему обмена веществ,иммунную систему и другие потрясающе сложные системысамовосстановления и поддержания здоровья вашего тела. Вкачестве линий связи в этих древних системах использовалисьне нервы, а кровеносные сосуды. Задолго до появления теле-фона и радио существовали почтовые службы, пусть медленно,но надежно, перевозившие по всему миру пакеты с ценнойинформацией. И задолго до появления нервных систем в орга-низмах использовалась несложная почтовая система — благо-даря циркуляции жидкостей ценные посылки с информацией,пусть медленно, но наделено доставлялись туда, где они былинеобходимы организму для управления и самоподдержания.Мы обнаруживаем потомков этой первоначальной почтовойсистемы и у животных, и у растений. У животных кровотокомпереносятся полезные вещества и отходы, а также с самых пер-вых дней он служит и информационной магистралью. Движе-ние жидкостей в растениях также обеспечивает относительнорудиментарную среду для передачи сигналов из одной частирастения в другую. Но у животных мы находим важное конст-руктивное новшество: развитие простейших нервных систем —предков вегетативной нервной системы, — способных к болеебыстрой и эффективной передаче информации, но все еще, восновном, обслуживающих внутренние потребности. Вегета-тивная нервная система — это вовсе не психика, скорее, этосистема управления, что-то вроде растительной души расте-ния, сохраняющей базовую целостность живой системы.

Мы провели резкую грань между этими древними систе-мами и нашей психикой, однако, как это ни странно, чемвнимательнее мы изучаем подробности их функционирования,тем больше сходств с психикой мы находим! Маленькие пере-ключатели подобны примитивным органам чувств, а действия,вызываемые переводом этих переключателей в положение ВКЛи ВЫКЛ, подобны интенциональным действиям. Почему? По-тому что эти действия порождаются информационно-модули-рованными, целенаправленными системами. Как если бы э^иклетки и скопления клеток были крошечными, туповатымиагентами, узкоспециализированными служащими, рациональ-но и одержимо выполняющими свои конкретные дела в соот-ветствии с тем, как диктуют им воспринимаемые ими обстоя-тельства. Мир изобилует подобными объектами, размер кото-рых сильно варьирует: от молекулы до континента — ив числокоторых входят не только такие «природные» объекты, какрастения, животные и их части (и части их частей), но такжемногие творения рук человеческих. Известным примером та-ких простых псевдоагентов являются термостаты.

Я называю все эти объекты, от простейших до самыхсложных, интенциональными системами, а позицию, позво-ляющую увидеть их (псевдо- либо подлинную) деятельностнуюприроду, интенционалъной установкой.

Выбор интенциональной установки

Интенциональная установка — это такая стратегия интер-претации поведения объекта'(человека, животного, артефакта,чего угодно), когда его воспринимают так, как если бы он былрациональным агентом, который при «выборе» «действия» ру-ководствуется своими «верованиями» и «желаниями». Эти тер-мины в кавычках (примененные здесь с натяжкой) позаимст-вованы из того, что обычно называют «народной психологией»,т.е. из повседневного психологического дискурса, в котороммы участвуем, обсуждая психическую жизнь наших собратьев-людей. Интенциональная установка — это позиция или точказрения, которую мы обычно занимаем по отношению к друг

, так что выбор интенциональной установки по отноше-

32 33

нию к чему-то иному представляется сознательной антропо-морфизацией. Может ли это быть хорошей идеей?

Я постараюсь показать, что при осмотрительном подходеинтенциональная установка не просто является хорошей иде-ей, но может дать ключ к разгадке тайн психики — всех видовпсихики. В этом методе сходства используются для открытияразличий — огромной совокупности различий, накопившихсяв процессе перехода от психики наших предков к нашей пси-хике, а также существующих между нашей психикой и психи-кой наших соседей по планете. Применять этот метод надо ос-торожно; мы должны пройти между двумя крайностями -пустой метафорой, с одной стороны, и совершенно ложнойтеорией, с другой. Неправильное использование интенциональ-ной установки может ввергнуть неосмотрительного исследова-теля в серьезные заблуждения, но при правильном использова-нии она может стать здравым и плодотворным подходом, по-зволяющим выявить внутреннюю связность явлений в не-скольких различных областях и направить наше внимание наключевые эксперименты, которые необходимо провести.

Основная стратегия при интенциональной установке тако-ва: трактовать изучаемый объект как агента с тем, чтобыпредсказать — и, стало быть, в каком-то смысле объяснить —его действия или движения. Отличительные особенности ин-тенциональной установки лучше видны, если ее сопоставить сдвумя более фундаментальными установками, или стратегия-ми предсказания: физической и конструктивной. Физическаяустановка — это просто стандартный трудоемкий метод физи-ческих наук, при применении которого мы используем дляпредсказания все, что нам известно о законах физики и физи-ческом строении исследуемых объектов. Когда я предсказы-ваю, что выпущенный из моей руки камень упадет на землю, яиспользую физическую установку. Я не приписываю камнюжеланий и верований; я приписываю ему массу или вес и всвоем предсказании основываюсь на законе тяготения. Приизучении вещей, не относящихся ни к артефактам, ни к жи-вым объектам, физическая установка является единственновозможной стратегией, хотя ее можно применять на разныхструктурных уровнях — от субатомного до астрономического.Почему вода бурлит во время кипения, как появились горные

34

цепи или откуда берется энергия солнца, — для объяснениявсех этих явлений используется физическая установка. Любаяфизическая вещь, будь она сконструированной, живой или ка-кой-то иной, подчиняется законам физики, и, следовательно,ее поведение можно объяснять и предсказывать, исходя изфизической установки. Если выпущенная из моей руки вещьявляется будильником или золотой рыбкой, я предскажу длянее такую же траекторию падения и на том же основании, чтои в случае с камнем. И даже если модель самолета или птица,выпущенные из моих рук, движутся по иным траекториям,они все равно подчиняются законам физики в каждой точкесвоего полета и в каждый момент времени.

Будильники, будучи сконструированными объектами (в от-личие от камня), допускают также более причудливый типпредсказания — предсказание из конструктивной установки.Конструктивная установка — это замечательный способ эко-номии усилий, которым мы все постоянно пользуемся. Допус-тим, кто-то дарит мне новый электронный будильник. Егомарка и конструкция мне совершенно незнакомы, но в ходенедолгого осмотра его циферблата и кнопок я убеждаюсь втом, что если я нажму несколько кнопок таким-то образом, тонесколько часов спустя будильник издаст громкий звук. Я незнаю, каким будет этот звук, но его будет достаточно, чтобыменя разбудить. Мне не нужно формулировать специальныефизические законы, объясняющие эту удивительную законо-мерность. Не нужно мне и разбирать будильник на части, что-бы взвесить их и измерить электрическое напряжение. Я про-сто предполагаю, что он имеет определенную конструкцию —благодаря которой мы и называем его будильником — и что он6} дет функционировать надлежащим образом, как предписы-вается его конструкцией. Я вполне готов принять немалыйриск, связанный с этим предсказанием — возможно, не рискДля моей жизни, но риск не встать вовремя и не попасть назапланированную лекцию или не успеть на поезд. Предсказа-ния из конструктивной установки более рискованны, чемпредсказания из физической установки, так как мне прихо-дится принимать дополнительные предположения, а именночто объект сконструирован так, как я думаю, и что он будетработать согласно своей конструкции, т.е. что он исправен.

35

Сконструированные вещи порой бывают сконструированы не-правильно, а иногда они ломаются. Но этот риск является уме-ренной платой, которая более чем окупается огромными удоб-ствами предсказания. Предсказание из конструктивной уста-новки, если его можно применить, образует дешевый и сопря-женный с небольшим риском экономичный метод, позволяю-щий мне избежать утомительного применения моих ограни-ченных познаний в области физики. Фактически, мы каждо-дневно рискуем жизнью, когда делаем предсказания из конст-руктивной установки: мы не колеблясь включаем электропри-боры, которые при неправильном подсоединении в сеть могутубить нас; мы по доброй воле входим в автобусы, хотя знаем,что скоро они разовьют скорость, опасную для нашей жизни;мы преспокойно нажимаем кнопки в лифтах, в которых нико-гда до этого не бывали.

Предсказания из конструктивной установки превосходноработают в случае правильно сконструированных артефактов,но они превосходно работают и в случае артефактов матери-природы — живых существ и их частей. Задолго до того, какбыла изучена физика и химия роста и размножения растений,наши предки буквально рисковали жизнью, полагаясь на на-дежность своего основанного на конструктивной установкезнания о том, что должно произойти, если посеять семена. Ес-ли я закопаю несколько семян в землю, то затем, спустя не-сколько месяцев, при минимальном уходе с моей стороны наэтом месте появится пища.

Как мы только что убедились, предсказания из конструк-тивной установки сопряжены с большим риском по сравнениюс предсказаниями из физической установки (которые безопас-ны, но утомительны); еще более рискованной и удобной явля-ется интенционалъная установка. Ее, если угодно, можно рас-сматривать как разновидность конструктивной установки, ко-гда сконструированная вещь выступает чем-то вроде агента.Допустим, мы применяем эту установку к будильнику. Будиль-ник является моим слугой; если я приказываю ему меня разбу-дить, давая понять, в какое время это нужно сделать, я могуполагаться на присущую ему способность чувствовать, когдаэто время наступило, и ответственно выполнять обещанноедействие. Как только он сочтет, что СЕЙЧАС время для звон-

36

ка, у него будет «мотив», благодаря моим предыдущим указа-ниям, действовать соответствующим образом. Без сомнения,будильник так прост, что нам не нужен, строго говоря, этотпричудливый антропоморфизм для понимания того, почему онделает то, что делает, но заметьте, что именно так мы можемобъяснить ребенку, как обращаться с будильником: «Ты гово-ришь ему, когда ты хочешь, чтобы он тебя разбудил, он запо-минает это и будит тебя громким звонком».

Выбор интенциональной установки более полезен, — по су-ти, почти обязателен, — когда рассматриваемый артефакт на-много сложнее будильника. Мой любимый пример -- компью-тер, играющий в шахматы. Существуют сотни различных ком-пьютерных программ, которые могут превратить в шахматно-го игрока любой компьютер, как настольный, так и супер-большой. При всех их физических и конструктивных различи-ях, эти компьютеры поддаются одной и той же простой стра-тегии интерпретации: воспринимайте их как рациональныхагентов, которые котят выиграть и знают правила шахмат-ной игры и позиции фигур на доске. Сразу же ваша задачапредсказания и интерпретации их поведения становится зна-чительно проще, чем если бы вы попытались использовать фи-зическую или конструктивную установку. В любой моментшахматной игры просто смотрите на доску и составляйте спи-сок всех легальных ходов, которые может совершить компью-тер, когда наступит его очередь ходить (обычно их бывает не-сколько десятков). Почему следует ограничиваться легальнымиходами? Потому что, рассуждаете вы, компьютер стремитсяодержать победу в игре и знает, что для этого он должен де-лать только легальные ходы, поэтому, будучи рациональным,он только их и делает. Теперь расположите легальные ходы впорядке от лучшего (мудрого, наиболее рационального) к худ-шему (глупейшему, наиболее проигрышному) и сделайте вашепредсказание: компьютер выберет лучший ход. Вы можетебыть не вполне уверенными в том, какой ход является лучшим(компьютер может «оценивать» ситуацию лучше, чем вы!), новы почти всегда сможете вычеркнуть все возможные ходыкроме четырех-пяти, а уже это дает вам превосходное средст-во для предсказания.

37

В некоторых случаях, когда компьютер оказывается вочень затруднительном положении и может сделать толькоодин не губительный для него («вынужденный») ход, вы можетепредсказать этот ход с полной уверенностью. Этот ход не де-терминирован ни законами физики, ни конструктивными осо-бенностями компьютера. Для совершения именно этого, а некакого-либо другого хода, есть чрезвычайно веские основания.Любой игрок в шахматы, из каких бы физических материаловон ни был создан, совершил бы его. Его сделали бы даже при-видения или ангелы! Вы делаете ваши предсказания из интен-циональной установки на основании сильного допущения, со-гласно которому как бы ни была составлена компьютернаяпрограмма, она составлена достаточно хорошо, чтобы дейст-вовать с учетом столь веского основания. Вы предсказываетеее поведение, как если бы она была рациональным агентом.

Несомненно, интенциональная установка является полез-ным способом экономии усилий в подобных случаях, но на-сколько серьезно мы должны к ней относиться? Есть ли ком-пьютеру какое-либо дело до того, выиграет он или проиграет?Зачем говорить, что будильник хочет подчиняться своему хо-зяину? Мы можем использовать это различие между естест-венными и искусственными целями для лучшего пониманиятого, что все настоящие цели, в конечном счете, имеют своимисточником затруднение, с которым сталкивается живое испособное к самозащите существо. Но мы должны также по-нимать, что интенциональная установка работает (когда ра-ботает) независимо от того, являются ли приписываемые целиподлинными, естественными или «по-настоящему осознавае-мыми» для называемого агента или нет, и эта терпимость име-ет ключевое значение прежде всего для понимания того, какможно было бы отличить подлинное стремление к цели. Дейст-вительно ли макромолекула желает реплицировать себя? Ин-тенциональная установка позволяет объяснить происходящеенезависимо от того, как мы отвечаем на этот вопрос. Рассмот-рим простой организм (скажем, планарию или амебу), движе-ния которого по дну лабораторного сосуда не являются беспо-рядочными, ибо он всегда направляется туда, где находитсяпища, и уходит подальше от того места, где находятся токсич-ные вещества. Этот организм ищет блага или избегает зла -

38

его собственного блага и зла, а не блага и зла какого-то челове-ка, использующего артефакты. Стремление к собственному бла-гу является основополагающей чертой любого рациональногоагента, но эти простые организмы ищут его или лишь «ищут»?Нам не нужно отвечать на этот вопрос. Организм в любом слу-чае является предсказуемой интенциональной системой.

Эту лее мысль, но только иначе, высказывает Сократ в«Меноне», когда спрашивает, может ли вообще кто-либо созна-тельно желать себе зла. Мы, интенциойальные системы, иногдажелаем себе зла из-за недоразумения, дезинформации или всилу полной невменяемости, но неотъемлемой частью рацио-нальности является желание того, что считается благом. Имен-но это определяющее отношение между благом и стремлениемк благу и было поддержано — или, скорее, навязано — естест-венным отбором, осуществленным среди наших предков: те,кто имели несчастье быть генетически запрограммированны-ми стремиться к тому, что было для них злом, в конечном счетене оставили потомства. Неслучайно поэтому, продукты естест-венного отбора ищут (или «ищут») то, что они считают (или«считают») благом.

Даже простейшим организмом, чтобы предпочесть то, чтоявляется для них благом, нужны органы чувств или способно-сти распознавания, т.е. некоторые простые переключатели,которые Включаются в присутствии блага и ВЫКЛючаются вего отсутствие, и эти переключатели, или датчики, должныбыть соединены вместе для обеспечения адекватных телесныхреакций. Это необходимое условие есть зарождение функции.Камень не может неправильно функционировать, ибо он во-обще не оснащен (ни хорошо, ни плохо) для того, чтобы стре-миться к благу. Когда мы решаем интерпретировать объект,исходя из интенциональной установки, мы как бы берем насебя роль его опекуна и, по сути, спрашиваем себя: «Как бы япоступил, будь я в том затруднительном положении, в кото-Ром находится этот организм?» Здесь становится явным ан-тропоморфизм, лежащий в основе интенциональной установ-ки: мы трактуем все интенциональные системы, как если быони были такими же, как мы — но они, конечно же, такимиНе являются.

39

Не означает ли это тогда, что мы находим неправильноеприменение нашей собственной точке зрения, общей для всехнас, носителей психики? Необязательно. С точки зрения эво-люционной истории произошло следующее: в течение милли-ардов лет организмы постепенно развивались, накапливая всеболее универсальные механизмы, предназначенные для обес-печения все более сложных и связанных между собой видовблага. В конечном счете, с развитием у человеческого родаязыка, а также разнообразных форм рефлексивности, допус-каемых языком (тема следующих глав), у нас появилась спо-собность задаваться вопросами об удивительных вещах, с ко-торых мы начали эту книгу и которые имеют отношение кпсихике других существ. Эти удивительные явления, получивнаивное истолкование у наших предков, привели к анимизму,т.е. к идее о том, что каждая движущаяся вещь имеет психикуили душу (по-латыни anima). Мы стали задавать себе вопросыне только о том, хочет ли тигр нас съесть (что, вероятно, так иесть), но и о том, почему реки хотят достичь моря и что хотятот нас облака взамен дождя, которого мы у них просим. Кактолько мы стали более искушенными — а это очень недавнееисторическое достижение, отнюдь не просматриваемое в глу-бинах эволюционного времени, — мы постепенно отказалисьот интенциональной установки при рассмотрении того, что мысейчас называем неживой природой, сохранив ее для существ,более похожих на нас: в основном, для животных, но при мно-гих обстоятельствах и для растений. Мы все еще «обманом» за-ставляем цветы цвести раньше времени, «вводя их в заблуж-дение» при помощи искусственно создаваемого весеннего теп-ла и света, а овощи «поощряем» отращивать более длинныекорни, отводя от них столь нужную им воду. («Сосны любятдержать ноги в воде», — так однажды один лесоруб объяснилмне, откуда он знает, что не найдет белых канадских сосен внашем лесу, расположенном на возвышенности.) Этот способрассуждения о растениях не только естественен и безвреден,но и помогает лучше их понять и служит важным инструмен-том открытий. Когда биологи обнаруживают у растения какой-нибудь рудиментарный орган, они сразу же спрашивают себя,для чего он нужен — для осуществления каких планов расте-нию нужен этот орган, поставляющий определенную инфор-

40

мацию из окружающей среды. Очень часто ответ на этот во-прос бывает важным научным открытием.

По определению, интенсиональными системами являютсявсе те и только те объекты, поведение которых предсказуемоили объяснимо из интенциональной установки. Самореплици-рующие макромолекулы, термостаты, амебы, растения, крысы,летучие мыши, люди и компьютеры, играющие в шахматы, -все это интенциональные системы, одни более интересные,другие менее. Поскольку смысл интейциональной установкисостоит в том, чтобы рассматривать объект как агента в целяхпредсказания его действий, то мы должны предположить, чтоэто умный агент, так как иначе он мог бы совершить любуюглупость. Именно это смелое предположение о том, что агентбудет совершать только умные действия (учитывая ограничен-ность его кругозора), и дает нам инструмент для предсказаний.Мы определяем этот ограниченный кругозор, приписываяагенту конкретные желания и верования на основе того, какон воспринимает ситуацию и каковы его цели и нужды. По-скольку в данном случае наш инструмент для предсказанийпринципиально зависит от этих конкретных желаний и веро-ваний — поскольку он зависит от того, каким конкретнымспособом они выражены нами, теоретиками, или представле-ны в данной интенциональной системе, я называю такие сис-темы интенсиональными. Они проявляют то, что философыназывают интенционалъностъю.

«Интенциональность»1, в этом специальном философскомсмысле, является настолько спорным понятием и настолькочасто оно неверно истолковывается и используется нефилосо-фами, что я должен сделать паузу и заняться его определени-ем. К несчастью для междисциплинарной коммуникации, фи-лософский термин «интенциональность» имеет двух ложныхдрузей — два совершенно нормальных слова, с которыми еголегко путают и которые действительно довольно близки ему по

1 При чтении последующего рассуждения Деннета нужно учитывать,

что английское «intentionality», помимо специального философского значе-ния, имеет еще обыденное значение, передаваемое русским словом «наме-ренность», поэтому четкое различие этих двух значений очень актуальноДля английского языка, в русском же языке эти значения закрепились за

Двумя разными словами. — Прим. ред.

41

значению. Одно — обычное слово, другое — специальный тер-мин (его я введу чуть-чуть позже). В обыденной речи мы частообсуждаем, было ли чье-то действие намеренным или нет. Ко-гда водитель автомобиля врезался в опору моста, было ли этонамеренным самоубийством или он заснул за рулем? Когда выназвали полицейского «папаша», было ли это сделано намерен-но или просто сорвалось с языка? В данных случаях мы спра-шиваем о намеренности этих двух действий, а не об их интен-сиональности в философском понимании.

Интенциональность в философском смысле — это простонаправленность (aboutness). Нечто проявляет интенциональ-ность, если его умение каким-то образом направлено на что-тодругое. Или мы могли бы сказать, что проявляющий интенцио-нальность объект содержит представление чего-то другого, ноя нахожу этот вариант менее разъясняющим и более пробле-матичным. Содержит ли замок представление ключа, которымон открывается? Замок и ключ выражают простейшую формуинтенциональности, так же, как опиоидные рецепторы в клет-ках мозга. Эти рецепторы предназначены улавливать молеку-лы эндорфина, которые природа подготавливала для мозга втечение миллионов лет. И замки, и опиоидные рецепторы мо-гут быть обмануты, т.е. вскрыты самозванцем. Чтобы откры-вать «двери» этих опиоидных рецепторов, недавно были при-способлены молекулы морфина, которые представляют собойсозданные человеком отмычки. (Фактически, именно обнару-жение этих чрезвычайно специфических рецепторов и вдох-новило исследователей на поиски, завершившиеся открытиемэндорфинов — внутренних болеутоляющих веществ мозга. Вмозге уже должно быть что-то такое, рассуждали исследовате-ли, на что эти рецепторы направлены в первую очередь.) Этапростейшая, в форме «замка и ключа», разновидность направ-ленности является базовым конструктивным элементом, на ос-нове которого природа сформировала более причудливые видыподсистем, и эти последние с большим основанием можно на-звать системами представления. Это означает, что мы в любомслучае должны будем анализировать направленность этихпредставлений при помощи (квази?) направленности ключей изамков. Мы можем с некоторой натяжкой сказать, что в любойданный момент времени форма биметаллической пружины в

42

термостате является представлением наличной температуры вкомнате, а положение регулируемой ручки термостата служитпредставлением желательной температуры, но в равной меремы можем отрицать, что и первая, и второе являются, собст-венно говоря, представлениями. Однако они действительнозаключают в себе информацию о температуре в комнате и всилу этого вносят вклад в то, что способна делать простая ин-тенциональная система.

Почему философы называют направленность «интенцио-налъностью»? Начало этому положили средневековые филосо-фы, которые ввели этот термин, заметив сходство между по-добными явлениями и нацеливанием стрелы на что-либо (in-tendere arcum in). Интенциональные явления, можно сказать,вооружены метафорическими стрелами, нацеленными на что-то такое, о чем эти явления говорят, на что указывают или кчему отсылают. Но, конечно же, многие явления, проявляющиеэту минимальную интенциональность, вовсе не выражают на-меренности в обычном смысле этого слова. Например, всеперцешуалъные состояния, эмоциональные состояния, состоя-ния памяти имеют направленность, но они необязательно яв-ляются намеренными. Они могут быть совершенно непроиз-вольными или машинальными реакциями на ту или инуювещь. Нет ничего намеренного в узнавании лошади, попавшейв ваше поле зрения, но ваше узнавание имеет совершенно оп-ределенную направленность: вы узнаете некий объект как ло-шадь. Если бы вы обознались и приняли его за лося или чело-века на мотоцикле, ваше перцептуальное состояние имело быдругую направленность. Его стрела была бы нацелена иначе —на что-то несуществующее, но, тем не менее, вполне опреде-ленное: или на лося, которого никогда не было, или на иллю-зорного мотоциклиста. Есть большая психологическая разницамежду тем, чтобы ошибочно считать, что перед вами находит-ся лось, и, тем, чтобы ошибочно считать, что перед вами нахо-дится человек на мотоцикле, и эта разница имеет предсказуе-мые последствия. Средневековые теоретики отмечали, чтострела интенциональности может быть нацелена в ничто, и темне менее она имеет вполне определенную нацеленность. Ониназвали объект мысли, неважно, существует он или нет, ин-тенционалъным объектом.

43

Чтобы думать о чем-либо, вы должны иметь для этого ка-кой-то способ — один из множества возможных способовмышления. Любая интендиональная система зависит от ееконкретных способов мышления — восприятия, поиска, иден-тификации, опасения, воспоминания, — о чем бы ни были всеэти «мысли». Именно из-за этой зависимости возникает воз-можность путаницы, как практической, так и теоретической.Практически, лучший способ сбить с толку какую-либо интен-циональную систему — это использовать изъян в ее способахвосприятия или мышления, касающихся того, о чем ей нужнодумать. Природа испробовала бесконечные вариации на этутему, так как запутывать другие интенциональные системы -это основная цель в жизни большинства интенциональныхсистем. В конце концов, одним из важнейших желаний любойживой интенциональной системы является получение пищи,необходимой для поддержания роста, самовосстановления иразмножения, поэтому каждому живому организму нужно от-личать пишу (хороший материал) от остального мира. Отсюдаследует, что другое важнейшее желание состоит в том, чтобыне стать пищей для другой интенциональной системы. Поэтомумаскировка, мимикрия, действие украдкой и масса прочихстратагем служили испытанием для природных взломщиков,вызывая развитие все более эффективных способов распозна-вания и слежения. Но ничто не защищает от их неумелого ис-пользования. Принимая что-то за какой-то объект, система незастрахована от ошибки. Вот почему нам, теоретикам, такважно уметь определять и выделять различные возможные ва-рианты правильного (и ошибочного) принятия интенциональны-ми системами чего-то за какие-то объекты. Чтобы понять, чтоже действительно принимает система и за что в условиях еесуществования, нам необходимо точно представлять, как оназависит от своих способностей к распознаванию объектов — отсвоих способов «думать о» них.

К сожалению, как теоретики, мы склонны переборщизать,считая нашу собственную, почти безграничную (благодаря ис-пользованию языка), способность мысленного различения ве-щей признаком всякой подлинной интенциональности, всякойнаправленности, заслуживающей это название. Например, ко-гда лягушка выбрасывает вперед свой язык и ловит все, что

44

пролетает мимо, она может совершить ошибку — она можетпроглотить шарикоподшипник, брошенный озорным ребен-ком, или приманку, насажанную на рыболовную удочку, илилюбую другую несъедобную вещь. Лягушка сделала ошибку, нокакую именно ошибку (или ошибки) она сделала? Что же, «помнению» лягушки, она хватала? Муху? Летающую по воздухупишу? Движущийся темный выпуклый предмет? Как носителиязыка, мы можем проводить бесконечно тонкие различия в со-держании мысли, которую мы приписываем лягушке, но темсамым мы принимаем непроверенное предположение о том,что, прежде чем приписывать какую-либо реальную интен-циональность лягушке, нам нужно ограничить содержание еесостояний и действий с той же точностью, которая возможна(в принципе) при рассмотрении мыслей человека и их пропо-зиционального содержания.

Это было основным источником теоретической путаницы,и усугубляется дело тем, что под рукой оказывается специаль-ный термин из логики, который обозначает именно эту спо-собность языка к бесконечно тонким различением — интен-сионалъностъ. Пишется через с. Интенсиональность (пишетсячерез с) — это особенность языка; она не применима напрямуюни к какой другой разновидности систем представления (кар-тин, карт, графиков, «поисковых образов», ... психик). Согласнопринятому среди логиков словоупотреблению слова или симво-лы языка можно разделить на логические, или функциональ-ные, слова («если», «и», «или», «не», «все», «некоторые», ...) и тер-мины или предикаты, которые могут быть столь же разнооб-разными, как и темы обсуждения («красный», «высокий», «дед»,«кислород», «посредственный автор сонетов», ...). Каждый зна-чащий термин или предикат языка имеет экстенсионал (пред-мет либо класс предметов, к которым этот термин отсылает) иинтенсионал (особый способ выделения или определения дан-ного предмета или класса предметов). «Отец Челси Клинтон» и«президент Соединенных Штатов в 1995 году» именуют одногои того же человека — Вилла Клинтона - - и, следовательно,имеют один и тот же экстенсионал, но они указывают на об-щий для них предмет разными способами, и, стало быть, име-ют разные интенсионалы. Термин «равносторонний треуголь-ник» вычленяет тот же самый класс объектов, что и термин

45

«равноугольный треугольник», поэтому эти два термина имеютодин и тот лее экстенсионал, но, очевидно, что они не означа-ют одно и то: один термин говорит о равенстве сторон тре-угольника, а другой — о равенстве его углов. Итак, интенсио-нал (пишется через «с») противопоставляется экстенсионалу иозначает, таким образом, значение. Но разве не то лее самоеозначает и интенциональность (пишется через «ц»)?

Во многих случаях, отмечают логики, мы можем не обра-щать внимания на различия в интенсионалах терминов и учи-тывать только их экстенсионалы. В конце концов, каким быдругим именем мы ни назвали розу, она будет благоухать точ-но так же, поэтому, если темой для обсуждения являются розы,то с логической точки зрения доллшы быть равнозначными всебесконечно разнообразные способы, которые позволяют намсделать класс роз предметом обсуждения. Поскольку вода естьI-bO, то все истинные высказывания о воде, содержащие тер-мин «вода», будут такими лее истинными, если мы заменимэтот термин на термин «ЬЬО», даже если эти два термина слег-ка различаются по значению или интенсионалу. Эта свободаособенно очевидна и полезна в таких предметных областях,как математика, где вы всегда можете воспользоваться прави-лом «подстановки равных на место равных», заменяя, скажем,«42» на «16» или наоборот, так как эти два различных терминаобозначают одно и то лее число. Такая свобода подстановок влингвистических контекстах вполне уместно названа рефе-ренциальной прозрачностью: по сути, вы можете видеть прямосквозь термины те вещи, которые эти термины обозначают. Нокогда предметом обсуждения являются не розы, а мысли о ро-зах или высказывания о (мыслях о) розах, различия в интен-сионале могут быть важны. Поэтому всякий раз, когда темойобсулодения являются интенциональные системы и их желанияи верования, теоретик использует интенсионально-чувстви-тельный язык. Логик сказал бы, что такой дискурс демонстри-рует референциальную непрозрачность', сквозь него нельзявидеть; сами термины становятся препятствием, незаметными запутанным образом вторгаясь в тему обсулодения.

Чтобы понять, насколько важна референциальная непро-зрачность при выборе интенциональной установки, давайтерассмотрим базовый случай применения интенциональной ус-

46

тановки, т.е. ее применение к человеку. Мы делаем это безвсяких усилий калодый день и редко объясняем, что это пред-полагает, но возьмем пример из недавно опубликованной фи-лософской статьи, в котором довольно странным, но полезнымобразом фиксируется большее количество подробностей, чемобычно:

Врут хотел убить Цезаря. Он считал, что Цезарь является обыч-ным смертным и поэтому, заколов его (имеется в виду: вонзив нож вего сердце), он убьет его. Брут думал, что сможет заколоть Цезаря, ибоон помнил, что у него есть нож, и видел, что Цезарь стоит слева от негона Форуме. Поэтому, у Брута был мотив заколоть человека, стоящегослева. Он это и сделал, убив, таким образом, Цезаря. (Israel, Perry, andTitiya, 1993. p. 515)

Заметьте, что термин «Цезарь» неявным образом играетрешающую двойную роль в этом объяснении — он не простообычным прозрачным способом выделяет человека, Цезаря,парня в тоге, стоящего на Форуме, но выделяет этого человекатем способом, каким, его выделяет сам Брут. Для Брута не-достаточно видеть, что Цезарь стоит возле него; он должен ви-деть, что это и есть Цезарь, тот человек, которого он хочетубить. Если бы Брут принял Цезаря, человека слева, за Кассия,то он не попытался бы убить его: у него не было бы мотива, какговорят рассматриваемые авторы, для того, чтобы заколоть че-ловека слева, так как он не установил бы решающей связи всвоем уме — связи, позволяющей идентифицировать человекаслева как его цель.

Пропозициональная точность — ложная цель

Когда агент действует, он действует на основании опреде-ленного — правильного или неправильного — понимания об-стоятельств, и интенциональные объяснения и предсказанияопираются на уяснение этого понимания. Чтобы предсказатьдействие интенциональной системы, вам нужно знать, к чемуотносятся желания и верования этого агента, а также, вамнужно знать, хотя бы приблизительно, как эти желания и ве-рования относятся к тому, к чему они относятся; это нужно

47

знать, чтобы определить, где были или будут проведены ре-шающие связи.

Но обратите внимание, что когда мы принимаем интен-циональную установку, мы должны хотя бы приблизительнознать, как агент выделяет интересующие его объекты. Если мыне обращаем на это внимание, оно становится основным ис-точником путаницы. Обычно нам не нужно точно знать, ка-ким образом агент представляет себе свою задачу. Интенцио-нальная установка, как правило, предоставляет здесь большуюсвободу, и это благо, поскольку точное выражение того, какагент представляет свою цель, является неправильно понятойзадачей и столь же бессмысленным занятием, как чтение кни-ги стихов через микроскоп. Если рассматриваемый агент, со-ставляя свое представление об обстоятельствах, не используетязыка, позволяющего проводить определенные различения, тои превосходящую разрешающую способность нашего языканельзя напрямую применять для выражения отдельных мыс-лей, способов мышления или разнообразных видов чувстви-тельности этого агента. (Однако опосредованным образом языкможно использовать для описания этих конкретных сущностейс любой степенью детализации, предполагаемой теоретическимконтекстом.)

Этот момент часто упускают из виду, затуманив свои мыс-ли следующим, казалось бы, убедительным аргументом. Дума-ют ли (например) собаки? Если да, то они, конечно лее, должныдумать отдельными мыслями. Мысль не может существовать,не будучи той или иной отдельной мыслью, не так ли? Но от-дельная мысль должна состоять из отдельных понятий. Вы неможете думать о том:

что моя миска наполнена говядиной

если у вас нет понятий миска и говядина, а для того, чтобы об-ладать этими понятиями, вам нужно иметь много других поня-тий (ведро, тарелка, корова, мясо, ...), так как эту конкретнуюмысль (нам) легко отличить от той мысли,

что ведро наполнено говядиной

так лее, как от той мысли,

что моя тарелка наполнена телячьей печенью

не говоря уже о мысли,

что красная вкуснятина в той штуке, из которой я обычно ем,

это не та сухая еда, которой они обычно меня кормят

и так далее без конца. Какую именно мысль или мысли имеетсобака? Как мы можем выразить — скажем, по-английски —именно ту мысль, которую имеет собака? Если этого нельзясделать (а этого сделать нельзя), тогда или собаки вообще немогут думать мыслями, или мысли собак должны быть систе-матическим образом невыразимыми — и, следовательно, непо-знаваемыми для нас.

Ни того, ни другого отсюда не следует. Идею о том, что«мысль» собаки может быть невыразимой (в человеческом язы-ке) по той простой причине, что для выражения в человеческомязыке требуется излишняя точность, часто игнорируют вместес вытекающим из нее следствием, а именно что невыразимоедля нас мы, тем не менее, можем исчерпывающе описать безкакого-либо мистического остатка. Собака должна обладать сво-ими собственными способами распознавания вещей, и эти спо-собы складываются в отдельные и идиосинкратические «поня-тия». Если мы сможем установить, как работают эти способы, исможем описать, как они работают все вместе, тогда мы будемзнать о содержании собачьих мыслей столь же, сколько знаем осодержании мыслей другого человека благодаря речевому об-щению, даже если мы не сможет сформулировать предложения(на английском или любом другом человеческом языке), выра-жающего это содержание.

Когда мы, обладающие психикой люди, с нашей уникаль-ной позиции и с помощью нашего специального приема при-меняем интенциональную установку к другим существам, мынавязываем им наш образ мысли и тем самым рискуем припи-сать излишнюю ясность, точность и отчетливость содержания,а, следовательно, и излишнюю организованность системам,Которые мы пытаемся понять. Мы также рискуем приписатьНашей модели этих более простых систем слишком многое изконкретной организации нашей психики. Не все наши нужды,

48 49

а, следовательно, желания, а, следовательно, мыслительныепрактики, а, следовательно, мыслительные ресурсы разделяютс нами эти более простые кандидаты на обладание психикой.

Многие организмы «переживают в опыте» солнце и далее со-гласуют свою жизнедеятельность с его движением по небу. Под-солнечник, возможно, прилагает минимальные усилия для от-слеживания перемещений солнца, поворачиваясь за ним и мак-симизируя дневное количество получаемых солнечных лучей, нозонт может стать для подсолнечника непреодолимой помехой.Он не может предугадать и рассчитать новое появление солнцав будущем и соответствующим образом отрегулировать своемедленное, примитивное «поведение». Животное вполне моглобы быть способно к подобному усложнению поведения, органи-зуя свое передвижение таким образом, чтобы держаться в тениот своей добычи, или даже определяя, какое место на солнышкевыбрать для долгого сна, предугадывая (смутно и без каких-либо мыслей), что тень от дерева скоро увеличится. Животныеотслеживают и повторно идентифицируют другие вещи (самцовили самок, добычу, потомство, любимые места добывания пи-щи), и они могли бы точно так же отслеживать солнце. Но мы,люди, не просто отслеживаем солнце, мы совершаем онтологи-ческое открытие в отношении солнца: это одно и то же солнце.То же самое солнце каждый день.

Немецкий логик Готтлоб Фреге предложил пример, о кото-ром уже больше века пишут логики и философы: Утренняязвезда, известная древним как Фосфор, и Вечерняя звезда, из-вестная древним как Геспер, — это одно и то же небесное тело,а именно Венера. Сегодня это общеизвестный факт, но откры-тие их тождественности было значительным достижением вдревней астрономии. Кто из нас сегодня смог бы сформулиро-вать доводы и привести решающие данные в пользу этогофакта, не обращаясь за помощью к книге? Однако, далее буду-чи маленькими детьми, мы легко понимаем (и покорно прини-маем) эту гипотезу. Трудно представить себе, чтобы любое дру-гое создание могло бы когда-либо сформулировать, тем болееподтвердить гипотезу о том, что эти маленькие яркие пятныш-ки являются одним и тем же небесным телом.

А разве огромные пламенные диски, совершающие свойпуть по небесам, не могли бы быть каждый день новыми? Мы

единственные среди живых существ способны сформулиро-вать этот вопрос. Сравните солнце и луну в разное время года.Весна возвращается каждый год, но мы (уже давно) не задаем-ся вопросом, вернулась ли это та же саман весна. ВозможноВесна, олицетворявшаяся в виде богини в старые времена,воспринималась нашими предками как возвращающаяся ин-дивидуальность, а не как периодически повторяющаяся уни-версалия. Но для других видов животных такой вопрос дажене возникает. Некоторые животные обладают очень сильнойчувствительностью к происходящим изменениям. В некоторыхобластях они могут различить намного больше деталей, чемразличаем мы с помощью невооруженных органов чувств (хо-тя, как известно, благодаря вспомогательным средствам —микроскопам, спектроскопам, газовым хрономатографам ит.п. — мы можем проводить более тонкие различия в каждоймодальности, нежели любое другое создание на нашей плане-те). Но эти другие виды животных обладают весьма ограни-ченной способностью мышления, и, как мы увидим, их чувст-вительность к разного рода вещам выливается в довольно уз-кий набор возможностей.

Мы, напротив, являемся ece-веряшими. По-видимому, нетпредела тому, во что мы можем верить и какие различия мыможем проводить в своих верованиях. Для нас есть разница втом, чтобы считать,

что каждый день солнце является и всегда было одной и той же

звездой,

или считать,

что каждый день солнце было одной и той же звездой с 1 января

1900, когда оно унаследовало эту роль от своего предшественника.

Я полагаю, что никто не придерживается этого последнегомнения, но довольно легко понять, в чем оно состоит, и отли-чить его как от нашего обычного мнения, так и от столь же не-серьезного, но другого мнения,

что самая последняя смена солнц произошла 12 июня 1986.

50 51

Формой, лежащей в основе всех подобных приписыванийпсихических состояний интенциональным системам, являютсяпредложения, выражающие так называемые пропозициональ-ные установки.

х считает, что ру желает, чтобы qz интересуется, имеет ли место г.

Подобные предложения состоят из трех частей: термина,обозначающего рассматриваемую интенциональную систему(х, yf z)9 термина для приписываемой ей пропозициональнойустановки (считать, желать, интересоваться, ...), и термина дляконкретного содержания или значения этой установки — вы-сказывания, обозначенного в данных примерах буквами р, q иг. В реальных случаях приписывания психических состояний,конечно же, эти высказывания выражены предложениями(английского или любого другого используемого языка), и этипредложения содержат термины, которые не могут быть заме-нены ad lib9 на термины с точно таким же экстенсионалом. Вэтом состоит особенность референциальной непрозрачности.

Таким образом, высказывания — это теоретические сущно-сти, с которыми мы отождествляем или соизмеряем верования.Для двух людей иметь одно и то же верование — это, по опреде-лению, верить в одно и то же высказывание. Тогда, что же такоевысказывания? Они являются, согласно общепринятой философ-ской конвенции, абстрактными значениями, общими для всехпредложений, которые ... означают одно и то же. Зловещий кругвозникает из дыма битвы. Вероятно, одно и то же высказываниевыражено в следующих предложениях:

1. Снег бел.2. La neige est blanche.3. Der Schnee ist weiss*.

52

^ Произвольно, по желанию (лат.). - Прим, перев.' Снег бел (фр., нем.). - Прим, перев.

В конце концов, когда мы приписываем Тому мнение отом, что снег бел, мы хотим, чтобы Пьер и Вильгельм, каждыйна своем языке, приписали Тому то же самое мнение. Тотфакт, что Тому не нужно понимать их приписывания, к делуне относится. В сущности, Тому, не нужно понимать и моегоприписывания, поскольку, возможно, что он является котомили турком, говорящим только по-турецки.

Но выражено ли одно и то же высказывание в следующихпредложениях?

4. Билл ударил Сэма.5. Сэм был уд арен Биллом.6. Именно Билл был тем, кто нанес удар, от которого пострадал

Сэм.

Все они «говорят одно и то же», однако, говорят «это» по-разному. Должны ли высказывания иметь отношение к тому,как говорится, или к тому, о чем говорится? Простой и теоре-тически привлекательной постановкой этой проблемы был бывопрос о том, может ли человек верить в одно из них и не ве-рить в другое. Если да, тогда это разные высказывания. Вконце концов, если высказывания — это теоретические сущно-сти, которые выступают мерой для верования, было бы неже-лательно, чтобы этот критерий не подошел. Но как мы прове-рим это, если Том не говорит по-английски или вообще не го-ворит ни на каком языке? Для своих приписываний — покрайней мере, в тех случаях, когда они выражаются в языке,— мы должны иметь ограничения в виде системы выражений,или языка, а языки различаются по своей структуре так же,как и по своим терминам. Вынужденные использовать ту илииную языковую структуру, мы волей-неволей принимаембольше различий, чем это, возможно, позволяют обстоятельст-ва. В этом состоит смысл того предупреждения, которое я вы-сказал ранее, говоря о том, что приблизительного приписыва-ния содержания достаточно для успешного применения ин-тенционалъной установки.

Философ Пол Черчленд (1979) уподобил высказывания чис-лам — столь же абстрактным объектам, используемым для из-мерения многих физических свойств.

53

х имеет вес, равный 144 граммам.у имеет скорость, равную 12 метрам в секунду.

Очевидно, что числа хороню выполняют эту роль. Мы мо-жем «подставлять равные на место равных». Нетрудно согла-сится с тем, что х имеет вес, равный 2х72 грамм ли что у имеетскорость, равную 9+3 метрам в секунду. Как мы только чтовидели, трудность возникает тогда, когда мы пытаемся при-менять те лее самые правила преобразования и эквивалентно-сти к различным выражениям, предположительно, одного и то-го же высказывания. Высказывания, увы, не столь хорошиетеоретические объекты, как числа. Высказывания больше по-хожи на доллары, чем на числа!

Эта коза стоит 50 долларов.

А сколько она стоит в греческих драхмах или российскихрублях (и в какой день недели!), и стоит она сегодня большеили меньше, чем стоила в древних Афинах или во временаМарко Поло, когда была частью провианта в его экспедиции?Без сомнения, коза всегда имеет какую-то ценность для своеговладельца, и мы, без сомнения, можем определить приблизи-тельную практическую величину ее ценности, реально илимысленно обменяв ее на деньги, золотой песок, хлеб или начто-либо другое. Но не существует фиксированной, нейтраль-ной, неизменной системы измерения экономической стоимо-сти, как не существует и фиксированной, нейтральной, неиз-менной системы измерения значения с помощью высказыва-ния. Так что же? Думаю, было бы неплохо, если бы подобныесистемы существовали; благодаря им мир стал бы более ясным,а работа теоретика — более простой. Но в такой основанной наедином стандарте, универсальной системе измерения не нужда-ется ни экономика, ни теория интенциональных систем. Для ра-зумной экономической теории не представляет угрозы неустра-нимая неточность измерений экономической стоимости, обоб-щаемой на все обстоятельства и все времена. Для разумной тео-рии интенциональных систем не представляет угрозы неустра-нимая неточность измерений значения на одной и той лее уни-версальной шкале. Пока мы не упускаем из виду трудности,

мы можем решать все частные проблемы вполне удовлетвори-тельно, используя любую выбранную нами приблизительную,но эффективную систему.

Как мы установим в последующих главах, когда мы беремнашу способность «всеверия» и применяем ее к «низшим» созда-ниям, это позволяет удобно упорядочить данные: становитсяпонятным направление дальнейших поисков, задаются гранич-ные условия и высвечиваются структуры сходства и различия.Но если мы не будем соблюдать осторожность, это, как мы ужевидели, может ужасно исказить наше видение. Одно дело трак-товать организм или любую из многих его подсистем как руди-ментарную интенциональную систему, которая грубо и маши-нально преследует свои, несомненно, сложные цели, и совсемдругое дело — приписывать ему рефлексивное понимание того,что он делает. Наш вид рефлексивного мышления — это оченьнедавнее изобретение эволюции.

У первых самореплицирующих макромолекул были осно-вания делать то, что они делали, но не было ни малейшегопредставления о них. Мы, напротив, не только знаем — илидумаем, что знаем — основания для совершения наших дейст-вий; мы их формулируем, обсуждаем, критикуем, разделяем сдругими. Они являются не просто основаниями наших дейст-вий; они являются основаниями для нас. Между макрокомоле-кулами и нами лежит история, которую еще только предстоитрассказать. Рассмотрим, например, оперившегося птенца ку-кушки, высиженного в чужом гнезде ничего не подозреваю-щими приемными родителями. Вылупившись из яйца, он пер-вым делом выталкивает из гнезд'а все остальные яйца. Это не-простая задача, и очень удивительно наблюдать, с какой жес-токой целеустремленностью и находчивостью птенец преодо-левает все преграды, чтобы избавиться от других яиц. Почемуон это делает? Потому что в этих яйцах находятся соперники,претендующие на внимание его приемных кормильцев. Разде-лавшись с соперниками, он максимизирует количество пищи изаботы, которые он получит. Новорожденный кукушонок, есте-ственно, действует неосознанно; он не имеет ни малейшихПредставлений о рациональном основании своих беспощадныхДействий, но оно имеется, и, несомненно, благодаря ему в те-Чение миллиардов лет формировалось это врожденное поведе-

54 55

ние. Мы можем понимать это рациональное основание, далееесли сама кукушка — нет. Я называю подобное рациональноеоснование «незакрепленным», потому что оно не представленони у птенца, ни где-либо еще, хотя под его воздействием — напротяжении эволюции — формировалось и усовершенствова-лось рассматриваемое поведение (например, удовлетворялисьего потребности в информации). Применяемые стратегическиепринципы не закодированы явным образом, а лишь импли-цитно присутствуют в том, как организованы сконструиро-ванные детали в более крупной структуре. Каким образом этиразумные основания оказались уясненными и точно выражен-ными в некоторых развившихся видах психики? Это хорошийвопрос. Он будет занимать наше внимание на протяжении не-скольких глав, но прежде чем приступить к его рассмотрению,я должен коснуться еще одного возражения, которое выдвину-ли некоторые философы, а именно: я начинаю с конца. Япредлагаю объяснить настоящую интенциональность при по-мощи псевдо-интенциональности! Более того, я, видимо, непризнаю важного различия между исходной, или внутренней,интенциональностью и производной интенционалъностью. Вчем же состоит это различие?

Исходная и производная интенциональность

Согласно некоторым философам, последователям ДжонаСёрла (1980), интенциональность имеет две разновидности —внутреннюю (или исходную) и производную. Внутренняя ин-тенциональность — это направленность наших мыслей, веро-ваний, желаний, намерений (интенций в обыденном смысле).Она служит очевидным источником четко ограниченного ипроизводного вида направленности, демонстрируемой некото-рыми артефактами: нашими словами, предложениями, книга-ми, картами, картинами, компьютерными программами. Ониобладают интенциональностью только благодаря любезному ищедрому займу, предоставленному им нашими мыслями. Про-изводная интенциональность, представленная в созданныхнами предметах, паразитирует на подлинной, исходной внут-ренней интенционалъности, лежащей в основе их создания.

56

По поводу этого утверждения можно сказать многое. Есливы закроете глаза и подумаете о Париже или о вашей матери,ваша мысль будет направлена на эти объекты в самом первич-ном и прямом смысле, какой только возможен. Если вы затемдадите письменное описание Парижа или набросаете рисуноквашей матери, представленное вами на бумаге будет иметь от-ношение к Парижу или к вашей матери только в силу вашегонамерения как автора (обычный смысл). Вы ответственны засозданные вами представления, и вы Должны объявить илирешить, о чем они говорят. Существуют языковые соглашения,к помощи которых вы прибегаете, привнося значение в не-одушевленные значки на бумаге. Предполагается, что если вы

эанее не оговорили, что впредь, произнося или записывая\ово «Париж», вы всегда будете иметь ввиду Бостон, или что

решили называть Мишель Пфайффер «Мамой», остается встандартная референция этих слов, установленная вашим

языковым сообществом. Эти соглашения, в свою очередь, обу-\овливаются общими устремлениями сообщества. Таким об-

зом, внешние представления получают свои значения — ин-гнсионалы и экстенсионалы — от значений внутренних, пси-

шческих состояний и актов людей, которые их создали и ис-юльзуют. Эти психические состояния и акты обладают исход-юй интенциональностью.

Мысль о зависимом статусе создаваемых человеком пред-ставлений не вызывает сомнений. Очевидно, что карандаш-ные пометки на бумаге сами по себе ничего не означают. Этоособенно ясно в случае двусмысленных предложений. ФилософУ. В. О. Куайн предлагает нам прекрасный пример:

Our mothers bore us2.

О чем это предложение? Выражает ли оно в настоящемвремени жалобу на скуку или в прошедшем времени сообщаетбанальную истину о нашем происхождении? Нужно спроситьтого, кто составил это предложение. Ничто в самих знаках, ви-димо, не могло бы подсказать ответ на этот вопрос. Они, опре-

2 Это английское предложение допускает двоякое прочтение: «Наши

Матери родили нас» и «Наши матери надоедают нам». — Прим. перев.

57

деленно, не обладают внутренней интенциональностью, чем быона ни была. Если они вообще что-то означают, то только благо-даря той роли, которую играют в системе представлений, за-крепленной в психике тех, кто создает эти представления.

Но как лее сами психические состояния и акты? Что наде-ляет их интенциональностью? Обычно отвечают, что психиче-ские состояния и акты обладают значением, потому что онисами, некоторым чудесным образом, составляют своего родаязык — язык мысли, так называемый ментализ. Это бесполез-ный ответ. Он бесполезен не потому, что было бы невозможнообнаружить подобную систему во внутренних процессах, про-исходящих в человеческом мозге. В действительности, онамогла бы существовать, хотя любая подобная система не былабы точным подобием обычного естественного языка вродеанглийского или французского. Он бесполезен как ответ на по-ставленный нами вопрос, так как является простым отклады-ванием ответа. Пусть существует язык мысли. Тогда откудаберется значение его терминов? Откуда вам известно, что оз-начают предложения в вашем языке мысли? Мы выразим этупроблему в более острой форме, если сопоставим гипотезу оязыке мысли с ее предшественницей и главной соперницей —образной теорией идей. Согласно этой теории наши мысли по-добны картинкам; они говорят о том, о чем говорят, потомучто, как и картинки, они похожи на свои объекты. Как я отли-чаю мою идею утки от моей идеи коровы? Только благодарятому, что моя идея утки выглядит как утка, в то время какмоя идея коровы — нет! Это тоже бесполезный ответ, так каксразу же встает вопрос: а откуда вам известно, как выглядитутка? И опять, ответ является бесполезным не потому, что ввашем мозге не могла бы существовать система мысленныхобразов, основанная на рисуночном сходстве внутренних об-разов мозга и тех вещей, которые они представляют; конечноже, она могла бы существовать. Фактически, она существует, имы начинаем понимать, как работает подобная система. Од-нако этот ответ бесполезен как ответ на наш основной вопрос,потому что опирается на то истолкование, которому, по пред-положению, должен служить объяснением, а, следовательно, онсодержит в себе порочный круг.

Проблема нашей интенциональности имеет простое реше-ние. Как мы только что установили, представления в виде ка-ких-либо артефактов (например письменных описаний и ри-сунков) обладают производной интенциональностью в силу тойроли, которую они играют в деятельности их создателей. Спи-сок покупок, записанный на листе бумаги, обладает толькопроизводной интенциональностью, которую он получает благо-даря соответствующим намерениям создавшего его человека.Но то же самое верно и для списка покупок, который тот жесамый человек держит в памяти. Интенциональность этоговторого списка будет такой же производной, как и интенцио-нальность внешнего списка, и в силу тех лее причин. Точнотакже, мысленный образ вашей матери — или МишельПфайффер — имеет отношение к своему объекту в таком же

юизводном смысле, в каком имеет к нему отношение и сде-;й вами рисунок. Он является внутренним, а не внеш-

, но все же он артефакт, созданный вашим мозгом, и оз-начает то, что означает, благодаря своему определенному по-ложению в том, как организована внутренняя активность ва-шего мозга и какую роль она играет в управлении сложнойдеятельностью вашего тела в окружающем вас реальном мире.

А каким образом ваш мозг стал организованным из подоб-ных удивительных состояний с такими удивительными свой-ствами? Вновь разыграем ту же карту: мозг является артефак-том, и интенциональность, которой обладают его части, он по-лучает благодаря их роли в «хозяйстве» более крупной системы,частью которой он (мозг) является, — или, другими словами,благодаря интенциям создавшей его матери-природы (иначеизвестной как процесс эволюции путем естественного отбора).

Идея о том, что интенциональность состояний мозга явля-ется производной от интенциональности создавшей их систе-мы или процесса, надо признаться, поначалу кажется стран-ной и не внушает доверия. Мы поймем, к чему она сводится,если рассмотрим контекст, в котором она абсолютно правиль-на, т.е. когда мы рассматриваем (производную) интенциональ-ность состояний «мозга» некоторого промышленно изготовлен-ного робота. Предположим, что мы встречаем робота, катяще-го тележку для покупок в супермаркете и периодическизаглядывающего в листок, на котором написали символы.

5859

Одна из строчек такова:

MILK@.5*GAL if P<2*QT/P else 2*MILK@QT

Если эта тарабарщина вообще имеет смысл, то какой? Мыспрашиваем у робота. Он отвечает: «Это просто напоминаниемне, что нужно взять полгаллона молока, но только если ценаза полгаллона меньше двойной цены за кварту. Мне легче не-сти упаковки емкостью в кварту». Звуковой артефакт, изда-ваемый роботом, по большей части является просто переводомна понятный нам язык записанного артефакта, но, на нашесчастье, его производное значение совершенно очевидно. Но

откуда каждый из этих артефактов получил свою производнуюинтенциональность? Без сомнения, источником является ис-

кусная инженерная работа конструкторов робота, но, возмож-но, очень косвенным образом. Быть может, эти инженерысформулировали и прямо реализовали определенный принцип

цены, который обусловил появление данной конкретной па-мятки. Это довольно неинтересная возможность, но в этомслучае производная интенциональность рассматриваемых со-стояний определенно имеет источником собственную интен-циональность людей-конструкторов, создавших эти состояния.Гораздо более интересный вариант, если бы конструкторыосуществили нечто более глубокое. Возможно (и это предел се-

годняшних технологических возможностей), что они сконст-руировали робота, во многих отношениях «чувствительного к

ценам», предоставив ему возможность самому на собственном

«опыте» «понять», что ему необходимо принять некоторый по-добный принцип. В этом случае принцип был бы не жестко

вмонтированным, а гибким, и в некотором ближайшем буду-щем робот мог бы решить на основе своего последующего

«опыта», что применение этого принципа все-таки не эффек-

тивно, и он стал бы покупать молоко в удобных упаковках покварте независимо от их цены. Какой объем конструктивной

работы проделали сами конструкторы робота, а какой объемони делегировали ему самому? Чем более усовершенствован-

ной является система управления со всеми ее вспомогатель-ными подсистемами по сбору и оценке информации, тем

большим становится вклад самого робота, а, стало быть, и

его притязание на «авторство» его значений — значений, ко-торые могут, спустя некоторое время, стать совершенно непо-

стижимыми для его конструкторов.Придуманного нами робота пока не существует, но когда-

нибудь, возможно, он появится. Я предложил его с тем, чтобыпоказать, что внутри его мира чисто производной интенцио-нальности мы можем провести то же самое различие, котороепрежде всего и подтолкнуло к противопоставлению исходной ипроизводной интенциональности. (Мы должны «справляться уавтора», чтобы раскрыть значение артефакта). Это ценно, таккак показывает, что производная интенциональность можетбыть получена из производной интенциональности. Это такжепоказывает, как могла бы возникнуть иллюзия внутренней ин-тенциональности (метафизически исходной интенционально-сти). Может показаться, что автор непонятного артефактадолжен был бы обладать внутренней интенциональностью,чтобы быть источником производной интенциональности этого

артефакта, но это не так. Мы видим, что, по крайней мере вэтом случае, для внутренней интенциональности вообще неостается работы. Придуманный нами робот так же способенделегировать производную интенциональность своим будущимартефактам, как и мы. Передвигаясь по миру, он осуществляетсвои цели и избегает вреда, опираясь на «чисто» производнуюинтенциональностъ, интенциональность, которая в него закла-дывается — в первую очередь, его конструкторами, а затем, помере накопления информации об окружающем его мире, в ре-зультате процессов само-переконструирования. Может быть,мы сами находимся в таком же положении и живем своюжизнь, основываясь на «чисто» производной интенционалъно-

сти. Какое благо предоставляла бы нам внутренняя интенцио-нальность (чем бы она ни была), которое не было бы уже заве-Щанно нам как созданным эволюцией артефактам? Возможно,

мы гоняемся за призраками.Благом является то, что нам открылась эта перспектива,

Потому что интенциональность, позволяющая нам говорить,

Писать и интересоваться всеми чудесами на свете, — это, не-сомненно, поздний и сложный продукт эволюции, для которогоболее грубые виды интенциональности — пренебрежительноЗазванные Серлом и др. «как бы интенциональностью» — яв-

60 61

ляются предшественниками и составными частями. Мы про-изошли от роботов и состоим из роботов, и вся интенциональ-ность, которой мы владеем, является производной от болеефундаментальной интенциональности этих миллиардов грубыхинтенциональных систем. Я не начал с конца, я начал с нача-ла. Только это направление поисков является перспективным.Но путешествие еще впереди.

ГЛАВ A3

ТЕЛО И ВИДЫ ЕГО ПСИХИКИ

В отдаленном будущем я вижу широкие горизонтыдля более важных исследований. Психология будет осно-вана на новом фундаменте — необходимости и постепен-ном приобретении каждой из психических сил и способ-ностей. Будет пролит свет на происхождение человека иего историю.

Чарльз Дарвин, Происхождение видов

От чувствительности к способности ощущать?

Давайте лее, наконец, начнем наше путешествие. Мать-природа (или, как мы ее называем сегодня, процесс эволюциипутем естественного отбора), вовсе не обладая даром предви-дения, постепенно произвела на свет способных предвидетьсуществ. Как сказал однажды поэт Поль Валери, задача духа —представлять будущее. По своей сути психика — это то, чтопредвидит, порождает ожидания. Она вскапывает настоящеев поисках подсказок, совершенствует их при помощи сохра-ненных из прошлого данных и превращает в предвидения бу-дущего. А затем она действует — действует рационально, наоснове этих с трудом добытых догадок.

Учитывая неизбежную борьбу за средства существования вмире живых созданий, перед любым организмом стоит задача,в которой можно усмотреть ту или иную версию детской игрыв прятки. Вы ищете нужное вам и прячете имеющееся у вас оттех, кому оно нужно. У самых первых репликаторов, макромо-лекул, были свои нужды, и они развили простые — относи-тельно простые! — способы их удовлетворения. Их поиск воМногом был всего лишь блужданием с захватывающим устрой-ством соответствующей конфигурации наготове. Когда ониНаталкивались на то, что было им нужно, они захватывали его.

«искатели» не имели никакого плана, никакого «поискового

образа», никакого представления искомых вещей помимо кон-фигурации захватывающего устройства. Это была система ти-па «замок-ключ» и ничего более. Поэтому макромолекула незнала, что она ищет, и ей не нужно было этого знать.

Принцип «нужно знать» наиболее известен своим примене-нием в мире шпионажа, как реального, так и вымышленного.Никому из секретных агентов не предоставляется больше ин-формации, чем ему действительно необходимо знать для вы-полнения своей части задания. Примерно такой же принципсоблюдался на протяжении миллиардов лет и продолжает со-блюдаться триллионами способов в строении всех живых су-ществ. Агенты (или микроагенты или же псевдоагенты), из ко-торых составлен живой организм, подобно секретным агентамЦРУ или КГБ, удостаиваются только той информации, котораяим необходима для выполнения их узко специализированныхзаданий. В шпионаже основанием этому служит секретность, вприроде же — экономия. Первой Мать-природа «откроет» наи-более дешевую систему, сконструированную с наименьшимизатратами, и выберет ее без всякий предвидений.

Кстати, важно понимать, что наиболее дешевая конструк-ция вполне может и не быть самой эффективной или наи-меньшей по размеру. Матери-природе зачастую может бытьдешевле добавить — или сохранить — множество избыточныхнефункционирующих вещей просто потому, что они были соз-даны в процессе репликации и развития, а удалить их можнотолько ценой непомерных затрат. Сегодня известно, что вомногих мутациях вводится код, который просто «отключает»ген вместо того, чтобы его удалить, и это намного более деше-вый ход в генетике. Аналогичное явление регулярно происхо-дит в области инженерной психологии при разработке компь-ютерных программ. Когда программисты усовершенствуютпрограмму (создают, например, WordWhizbang 7.0 взаменWordWhizbang 6.1), их стандартная тактика состоит в том,чтобы создать новый исходный код, просто копируя старый, азатем редактируя или видоизменяя его. В дальнейшем передзапуском или компиляцией нового кода, они оформляют ста-рый как «комментарий», т.е. не удаляют его из файла исходно-го кода, а помещают между специальными символами, кото-рые указывают компьютеру пропустить выделенный таким

64

образом текст при компиляции или выполнении программы.Старые команды остаются в «геноме», помеченные так, чтобыони никогда не «проявлялись» в фенотипе. Сохранение старогокода практически ничего не стоит, а он когда-нибудь можетпригодиться. Обстоятельства в мире могут измениться, и в ре-зультате старая версия окажется лучше новой. Или нее избы-точная старая версия может в один прекрасный день мутиро-вать во что-нибудь ценное. С таким трудом создаваемую кон-струкцию не следует беспечно отбрасывать, поскольку было бытрудно воссоздать ее заново на пустом месте. Как становитсявсе более очевидным, эволюция часто прибегает к подобнойтактике, снова и снова используя то, что осталось от прежнихпроцессов конструирования. (Более глубоко я исследую этотпринцип экономного накопления конструктивных решений в«Опасной идее Дарвина».)

Макромолекулам, а также их гораздо более сложным одно-клеточным потомкам не нужно было знать, что они делают илипочему совершаемое ими является источником их средств ксуществованию. Поэтому миллиарды лет существовали разум-ные основания, но не было тех, кто их формулирует, или пред-ставляет, или даже понимает их значение. (Мать-природа,процесс естественного отбора, проявляет свое понимание ра-зумных оснований в том, что бездумно и бессловесно благо-приятствует лучшим конструкциям.) Мы, поздно появившиесятеоретики стали первыми, кто видит данные структуры и по-нимает незакрепленные разумные основания создаваемых напротяжении миллиардов лет конструкций.

Мы описываем эти структуры, используя интенционалънуюустановку. Даже в случае некоторых простейших конструк-тивных деталей организмов — неизменных и еще более про-стых, чем переключатели ВКЛ/ ВЫКЛ, — процесс их монтиро-вания и совершенствования может иметь интенциональнуюинтерпретацию. Например, растения не обладают психикойДаже у теоретика с самым богатым воображением, но за времяэволюции на формирование их характерных особенностей по-влияла борьба за существование, которую можно смоделиро-вать с помощью математической теории игр, т.е. как если быРастения и их противники, подобно нам, были агентами дей-ствия! У растений, в больших количествах уничтожаемых тра-

65

воядными животными, часто в ходе эволюции, как ответнаямера, развивается способность вырабатывать токсичные дляэтих животных вещества. В свою очередь, у пищеварительныхсистем этих травоядных животных нередко вырабатываетсяособая устойчивость к этим конкретным токсинам. Пиршествовозобновляется и длится до тех пор, пока растения, потерпев-шие неудачу при первой попытке, не усилят свою токсичностьили не отрастят острые шипы, продолжив этим серию мер иконтрмер в нарастающей гонке вооружений. В какой-то мо-мент животные могут «репштъ» отказаться от борьбы и обра-титься к другим источникам пищи. Тогда уже другие неядови-тые растения могут развить у себя способность «подражать»ядовитым растениям, вслепую воспользовавшись слабостью(визуальной или обонятельной) системы распознавания у тра-воядных животных и, таким образом, легко обратив токсич-ность других видов растений в свою защиту. Рациональная ос-нова всего этого ни в чем не закреплена, но она ясна и пред-сказуема, хотя ни растения, ни пищеварительные системытравоядных животных не наделены психикой в привычномдля нас понимании.

По нашим меркам, все это происходит раздражающе мед-ленно. Могут смениться тысячи поколений и пройти тысячилет, пока будет сделан один-единственный ход и на него полу-чен ответ (хотя при некоторых обстоятельствах скорость по-трясающе высока). Контуры эволюционных изменений про-ступают настолько медленно, что они невидимы при нашемстандартном темпе восприятия информации, и поэтому оченьлегко пренебречь их интенциональной интерпретацией или от-вергнуть ее как простую фантазию или метафору. Это при-страстное отношение к нормальной для нас скорости можноназвать шовинизмом шкалы времени. Возьмите самого сообра-зительного и остроумного человека из числа ватттих знакомых ипредставьте себе, что его движения снимают на кинопленку всверхскоростном режиме, скажем, со скоростью тридцать ты-сяч кадров в секунду, а на экране показывают в нормальномтемпе, т.е. со скоростью тридцать кадров в секунду. Молние-носный находчивый ответ, срывающаяся с губ острота будут«выплывать» из его уст подобно айсбергу, вызывая скуку дажеу самого терпеливого кинозрителя. Кто мог бы усмотреть неза-

66

урядный ум в его действиях, столь очевидный при нормальнойскорости? Магическое действие оказывает на нас и несоответ-ствие шкал времени в другом направлении, как ярко проде-монстрировал эффект цейтраферной киносъемки. Когда мывидим, как всего за несколько секунд растение набирает рост,покрывается бутонами и расцветает, нас непреодолимо тянетпринять интенциональную установку. Посмотрите, как расте-ние стремится вверх, состязаясь со своими соседями за местопод солнцем, как дерзко тянется своими Листьями к свету, от-ражая контрудары, уклоняясь и «подныривая», подобно боксе-ру! По всей видимости, те же самые схемы действий, де-монстрируемые на экране с разной скоростью, будут выдаватьили скрывать наличие (или отсутствие) психики. (Нам свойст-венно также сильное пристрастие к определенной пространст-венной шкале: если бы комары были размером с чайку, многиелюди были бы уверены в том, что у них есть психика, и еслибы для наблюдения за ужимками выдр нам потребовался мик-роскоп, мы с меньшей уверенностью считали бы, что выдрылюбят развлекаться.)

Для того чтобы мы признали что-то разумным, оно должнопроисходить с надлежащей скоростью; когда же мы воспри-нимаем что-то как разумное, у нас почти нет иного выбора:такое восприятие практически непреодолимо. Но о чем гово-рит это факт: о наших пристрастиях при восприятии или о на-личии психики? Какова действительная роль скорости в фе-номене психики? Не могла бы где-нибудь существовать психи-ка, столь лее реальная, как любые другие виды психики, но со-вершающая свои действия на несколько порядков медленнее,чем это делаем мы? Приведу и основания, почему мы могли бысчитать это вполне возможным: если бы нашу планету посети-ли марсиане, мыслящие таким лее образом, как и мы, но де-лающие это в тысячи либо в миллионы раз быстрее нас, мы быпоказались им почти такими лее тупыми, как деревья, и ониПодняли бы на смех гипотезу о нашей разумности. Если бы ониэто сделали, они бы, надо полагать, совершили ошибку, ставЖертвами собственного шовинизма в отношении шкалы вре-мени. Поэтому, если мы хотим отрицать возможность ради-Кально более медленно мыслящих существ, мы доллшы найти

иные основания, чем наше предпочтение в отношении

67

скорости человеческого мышления. Какими могли бы быть этиоснования? Возможно, вы сочтете, что существует минималь-ная скорость, необходимая для психики, подобно тому, каксуществует минимальная скорость, необходимая для преодоле-ния земной гравитации и выхода в космос1. Для трго чтобы этаидея могла претендовать на наше внимание, не говоря уже онашей приверженности, нам нужна теория, объясняющая, по-чему это так и должно быть. Почему из-за все более убыст-ряющейся работы системы, в конце концов, удалось бы «пре-одолеть барьер психики» и создать психику там, где ее до этогоне было? Быть может, из-за трения движущихся частей выде-ляется тепло и при достижении определенной температуры на-чинаются преобразования на химическом уровне? Но почемуэто создавало бы психику? Или это напоминает процесс в ус-корителе, когда частицы, разгоняясь почти до скорости света,приобретают огромную массу? Почему же это создавало быпсихику? Или при быстром вращении частей мозга каким-тообразом возникает герметичная камера, препятствующая раз-беганию аккумулируемых частиц психики, которые в какой-томомент достигают критической массы и соединяются в психи-ку? Пока что-то в этом роде не будет предложено и обоснова-но, идею о том, что для психики существенна абсолютная ско-рость, нельзя считать привлекательной, так как есть все осно-вания полагать, что значение имеет лишь относительная ско-рость: восприятие, размышление и действие должны быть дос-таточно быстрыми — относительно изменений в окружающейсреде, — чтобы отвечать целям психики. Продуцирование бу-дущего бесполезно для интенциональной системы, если «пред-сказания» слишком запаздывают, чтобы по ним можно былодействовать. При прочих равных условиях, эволюция всегдабудет предпочитать сообразительных существ тугодумам иуничтожит тех, кто регулярно не поспевает.

Но что если бы существовала планета, на которой скоростьсвета равнялась бы 100 километрам в час, а все прочие физи-ческие явления и процессы были бы замедлены соответствую-

1 Имеется в виду вторая космическая скорость (11 км/с), при которойтело отрывается от поверхности планеты и выходит на ее эллиптическуюорбиту. - Пр1ш. перев.

68

щим образом? Поскольку, в действительности, скорость собы-тий в физическом мире не может быть увеличена либо умень-шена на несколько порядков (исключение составляют лишьфантастические мысленные эксперименты философов), поэто-му как выдвигаемое требование, относительная скорость рабо-тает не хуже абсолютной. Если учесть скорость, с которойброшенные камни достигают своей цели, если учесть скорость,с которой свет отражается от этих летящих камней, а такжеучесть скорость распространения в атмосфере звуковых сиг-налов предупреждения и силу, которую нужно приложить,чтобы резко развернуть вправо или влево тело весом в 100 ки-лограммов, движущееся со скоростью 20 километров в час, —если учесть эти и многие другие жестко фиксированные пара-метры, то должны существовать вполне определенные мини-мумы скорости для успешного функционирования мозга, неза-висимо от каких бы то ни было фантастических «эмерджент-ных свойств», которые сами могут появляться только при оп-ределенных скоростях. Эти требования к скорости, в своюочередь, обусловливают использование в мозге тех средств дляпередачи информации, которые могут обеспечивать эту ско-рость. Это одна из причин, почему важно, из чего создаетсяпсихика. Могут быть и другие причины.

Когда рассматриваемые события разворачиваются с болеезначительной скоростью, нечто подобное психике может воз-никать и в других средах. Эти структуры становятся различи-мыми в этих явлениях, только когда мы применяем интенцио-нальную установку. На протяжении долгих периодов временивиды или поколения растений ги животных могут быть чувст-вительными к изменяющимся условиям, реагируя рациональ-ным образом на распознаваемые ими изменения. При интен-циональной установке этого достаточно, чтобы найти средствапредсказания и объяснения. На протяжении гораздо более ко-ротких периодов времени отдельные растения могут реагиро-вать надлежащим образом на изменения, распознаваемые имив окружающей среде: у них появляются новые листья и ветви,чтобы использовать доступный солнечный свет, корни их тя-аУТся к воде и далее (у некоторых видов) временно изменяетсяхимический состав съедобных частей, чтобы дать отпор распо-

69

знаваемому ими нападению проходящих мимо травоядныхживотных.

Эти виды медленной чувствительности, подобно искусст-венной чувствительности термостатов и компьютеров, могутпоказаться нам всего лишь посредственной имитацией явле-ния, которое действительно имеет значение: это способностьощущать. Быть может, «просто интенциональную систему»можно отличить от «подлинной психики» в зависимости от то-го, обладает ли рассматриваемый претендент способностьюощущать. Так, что лее это такое? «Способности ощущать» нико-гда не было дано надлежащего определения, но этот терминболее или менее стандартно применяют к тому, что представ-ляется в качестве низшей ступени сознания. Возможно, здесьбудет желательно воспользоваться стратегией сопоставленияспособности ощущать с простой «чувствительностью», прояв-ляемой одноклеточными организмами, растениями, бензино-мером вашего автомобиля и пленкой в вашем фотоаппарате.Чувствительность вовсе не подразумевает сознания. Фотоплен-ка выпускается с разной степенью светочувствительности,термометры изготовляются из материалов, чувствительных кизменениям температуры, лакмусовая бумага чувствительна кприсутствию кислоты. Как гласит общепринятое мнение, рас-тения и, возможно, «низшие» животные — медузы, губки и имподобные — обладают чувствительностью, не будучи способ-ными ощущать, тогда как «высшие» животные способны ощу-щать. Как и мы, они не просто наделены той или иной чувст-вительной «аппаратурой», которая дифференцированным иподходящим образом реагирует на те или иные вещи. Они об-ладают некоторым дополнительным свойством, называемым«способностью ощущать». Таково общепринятое мнение. Но чтоэто за свойство, столь широко признаваемое?

В чем состоит способность ощущать, сверх и помимо чув-ствительности? Этот вопрос задают редко, и на него еще ниразу не ответили надлежащим образом. Нам не следует пред-полагать, что на него есть правильный ответ. Другими слова-ми, нам не следует предполагать, что это хороший вопрос. Ес-ли мы хотим использовать понятие «способность ощущать», мыдолжны выстроить его из понятных нам частей. По общемумнению, способность ощущать предполагает чувствительность

плюс некоторый дополнительный, пока еще не идентифици-руемый, фактор х, поэтому, если мы сосредоточим наше вни-мание на различных вариантах чувствительности и на выпол-няемых ими функциях и будем тщательно следить, не пока-жется ли нам что-то решающим дополнением, мы сможем та-ким образом обнаружить способность ощущать. Тогда у наспоявится возможность включить способность ощущать в рас-сказываемую нами историю — в ином случае от способностиощущать, как особой категории, может ничего не остаться. Такили иначе мы пройдем, ничего не пропустив, весь путь, отде-ляющий нас, обладателей сознания, от наделенных простойчувствительностью, но не способных ощущать макромолекул,от которых мы произошли. Заманчивой областью для поискаключевого различия между чувствительностью и способностьюощущать являются используемые материалы, т.е. носители, спомощью которых осуществляется передача и преобразованиеинформации.

Носители и сообщения

70 J

Мы должны повнимательнее рассмотреть процесс разви-тия, обрисованный в общих чертах в начале второй главы. Са-мые первые системы контроля были всего лишь приспособле-ниями для защиты тела. Растения — живые существа, но у нихнет мозга. И он им не нужен, учитывая их образ жизни. Одна-ко им нужно обеспечить своему телу невредимость и хорошеерасположение, чтобы извлекать пользу из своего непосредст-венного окружения. Поэтому у них развились системы само-управления или контроля, отслеживающие изменение важ-нейших параметров и реагирующие соответствующим обра-зом. В их ведении — а, стало быть, объектом их рудиментар-ной интенциональности — были либо внутренние состояния,либо положения дел на важнейших границах между телом иЖестоким миром. Обязанности по мониторингу и адаптациивыполнялись не централизованным образом, а распределялисьМежду разными частями. Ответом на локально распознаваемоеИзменение условий были локальные реакции, по большей частиосуществляемые независимо друг от друга. Порой это моглоПриводить к проблемам координации, когда действия одной

71

команды микроагентов шли вразрез с действиями другой. Внекоторых случаях независимое принятие решений — плохаяидея; если в накренившейся влево лодке каждый решит на-клониться вправо, лодка вполне может перевернуться. Но восновном для минималистских стратегий растений вполнеподходит очень распределенная система «принятия решений»,в которой достигается умеренная скоординированность за счетмедленного, рудиментарного обмена информацией на основедиффузии в жидкостях, циркулирующих по телу растения.

Не могли бы растения, в таком случае, быть просто «оченьмедленными животными», наделенными способностью ощу-щать, которую мы из-за нашего шовинизма в отношении шка-лы времени не заметили? Поскольку не существует устоявше-гося значения слова «способность ощущать», мы вправе опре-делить его по собственному выбору, если сможем это как-томотивировать. При желании мы можем называть «способно-стью ощущать» медленные, но надежные ответные реакциирастений на воздействия окружающей среды, но нам нужныкакие-то основания для того, чтобы отделить это качество отпростой чувствительности, проявляемой бактериями и прочи-ми одноклеточными формами жизни (если оставить в сторонефотоэкспонометры). Никаких таких оснований у нас под ру-кой нет, зато есть убедительная причина для того, чтобы оста-вить термин «способность ощущать» для чего-то более специ-ального: животные обладают медленными системами телообес-печения, довольно похожими на те, что имеются у растений,но, по общепринятому мнению, следует различать функциони-рование этих систем и присущую животным способностьощущать.

Животные обладают медленными системами телообеспече-ния столько лее времени, сколько они существуют сами. Средимолекул, движущихся в таких средах, как кровоток, одни яв-ляются оперативными агентами, непосредственно «выпол-няющими действия» для тела (например, некоторые из них всхватке один на один уничтожают вторгшиеся токсины), дру-гие же больше напоминают посыльных:, своим появлением со-общающих «распознающим» более крупным агентам о необхо-димости «совершить некоторое действие» (например повыситьчастоту сердечных сокращений или вызвать рвоту). Иногда бо-

лее крупный агент — это все тело целиком. У некоторых видовживотных шишковидная железа при обнаружении общего сок-ращения ежедневного количества солнечного света, посылаетвсему телу гормональное сообщение, предписывающее начатьподготовку к зиме. Данное задание включает множество под-заданий, каждое из которых запускается этим единственнымсообщением. Хотя деятельность таких древних гормональныхсистемах может сопровождаться бесспорными проявлениямитого, что мы вправе назвать способностью ощущать (напримерприступом тошноты, головокружением, ознобом, половым воз-буждением), эти системы работают независимо от этих чувст-венных дополнений, например у спящих или находящихся вкоме животных. О людях, перенесших смерть мозга и поддер-живаемых в живом состоянии при помощи приборов искусст-венного дыхания, медики говорят, что они находятся «в веге-тативном состоянии», при котором жизнеобеспечение осуще-ствляется благодаря именно этим системам. Способность ощу-щать исчезает, но сохраняются многие виды чувствительности,поддерживающие разнообразные балансы в организме. Вовсяком случае, именно так многие люди применили бы эти дватермина.

У животных эта сложная система биохимических пакетовуправленческой информации была со временем дополнена бо-лее быстрой системой, использующей иной носитель данных —электрические импульсы, распространяющиеся по нервнымволокнам. Это открыло возможности для более быстрых реак-ций, но в то же время позволило по-другому распределитьфункции управления благодаря иной конфигурации связей,осуществимой в этой новой структуре — вегетативной нервнойсистеме. Задачи новой системы все еще оставались внутрен-ними или, во всяком случае, непосредственными в простран-ственном и временном отношении: Должна ли дрожь сейчасохватить тело или оно должно вспотеть? Следует ли приостано-вить пищеварительные процессы в желудке в силу более на-стоятельной потребности других органов в кровоснабжении?Нужно ли начать (обратный) отсчет времени перед эякуляци-ей? И так далее. В ходе эволюции должны были выработатьсясредства взаимодействия новой и старой систем, и историяэтого развития оставила следы в нынешней конфигурации

72 73

нашего тела, сделав ее гораздо более сложной, чем можно былобы ожидать. Игнорирование этой сложности теоретиками соз-нания (в том числе и мной) часто приводило к заблуждениям,поэтому нам следует ее кратко рассмотреть.

Одним из фундаментальных предположений, лежащих воснове многих современных теорий сознания, является функ-ционализм. Его основная идея хорошо известна в повседнев-ной жизни и нашла отражение в разных пословицах, напри-мер «судят не по словам, а по делам». Психика (или верование,боль, страх) является тем, чем она является, не благодаря тому,из чего она «изготовлена», а благодаря тому, что она может де-лать. Мы признаем этот принцип бесспорным в других облас-тях, особенно когда судим о созданных человеком предметах.Что-то является свечой зажигания в силу того, что оно можетбыть подключено к сети и по требованию высекает искру.Только это и важно; по своему цвету, материалу или внутрен-ней сложности свеча зажигания ad lib2- может быть очень раз-ной, как может быть разной и ее форма; главное, чтобы ееформа отвечала выполняемым ею функциям. Функционализмшироко признается и в мире живых существ: сердце — это то,что перекачивает кровь, а это почти так же хорошо может де-лать искусственное сердце или сердце свиньи, поэтому ихможно пересадить больному человеку. Существует более сотнихимически отличающихся разновидностей ценного белка лизо-цима. Все они являются лизоцимом благодаря тому, что онимогут делать, и в этом же состоит их ценность. Они почти вовсех случаях взаимозаменяемы.

Выражаясь на привычном для функционалистов жаргоне,эти функционально определяемые объекты допускают разнооб-разные реализации. Почему бы искусственная психика, как иискусственное сердце, не могла бы быть получена — реализова-на — практически из чего угодно? Как только мы установим,какие функции выполняет психика (боль, верование и т.д.), унас должна появиться возможность создать ее (или ее части),используя альтернативные материалы с такими лее функциями.И многим теоретикам — включая меня — казалось очевидным,что функцией психики является обработка информации-, пси-

2 При желании (лат.). — Прим. перев.

74

хика представляет собой систему управления телом, и для от-правления своих обязанностей ей нужно собирать, различать,хранить, преобразовывать и иным образом обрабатывать ин-формацию, относящуюся к выполняемым ею задачам управле-ния. Пока все хорошо. Функционализм и в этом случае обещаетоблегчить жизнь теоретику, позволяя абстрагироваться от не-которых беспорядочных частностей в поведении системы исконцентрироваться на работе, которая действительно осуще-ствляется. Но функционалисты, как правило, крайне упроща-ют свое понимание этой задачи и тем самым слишком облег-чают себе жизнь.

Очень заманчиво считать нервную систему (как вегета-авную, так и добавившуюся к ней позже центральную) ин-

формационной сетью, которая через специальные узлы — дат-аки (или входные устройства) и эффекторы (или выходные

устройства) — связана с реалиями тела. Датчик — это любоеустройство, получающее информацию из одной среды (изме-аение концентрации кислорода в крови, уменьшение внешне-

освещения, повышение температуры) и передающее ее вругую среду. Фотоэлемент преобразовывает свет, падающий

аа него в виде фотонов, в электрический сигнал, представ-атощий собой поток электронов в проводнике. Микрофон

преобразовывает звуковые волны в сигналы, также распро-страняющиеся в электронной среде. В термостате изменениятемпературы окружающей среды преобразовываются в соот-ветствующее натяжение биметаллической пружины (которое, всвою очередь, обычно преобразовывается в электрический сиг-нал, передаваемый по сети для- включения или выключениянагревательного прибора). Палочки и колбочки в сетчатке гла-за являются преобразователями света в нервные импульсы;барабанные перепонки преобразовывают звуковые волны вмеханические колебания, которые затем переводятся (при по-мощи волосковых клеток на базилярной мембране) в нервныеимпульсы. Существуют температурные датчики, распределен-ные по всему телу, двигательные датчики (во внутреннем ухе)и множество других преобразователей информации. Эффек-тором является любое устройство, которому можно дать ко-манду, в виде сигнала передаваемого в некоторой среде, вы-

75

звать определенное действие в другой среде (согнуть руку, за-крыть поры, выделить жидкость, произвести шум).

В компьютере существует очень четкая граница между«внешним» миром и информационными каналами. Все вход-ные устройства, такие как клавиши на клавиатуре, мышь,микрофон, телекамера — переводят информацию в общую —электронную — среду, с помощью которой происходит переда-ча, хранение и преобразование «битов». Компьютер можетиметь и внутренние датчики, например температурный дат-чик, «сообщающий» о перегреве компьютера, или датчик, пре-дупреждающий о сбоях в энергопитании, но они считаютсявходными устройствами, так как получают информацию из(внутренней) окружающей среды и помещают ее в общую сре-ду обработки информации.

Мы достигли бы большей теоретической ясности, если бысмогли и в нервной системе отделить информационные каналыот «внешних» событий, и тогда все важные взаимодействиипроисходили бы через распознаваемые датчики и эффекторы.Достигаемое в этом случае разделение труда часто очень мно-гое разъясняет. Рассмотрим корабль со штурвалом, располо-женным на довольно большом расстоянии от управляемого имруля. Вы можете соединить штурвал с рулем при помощи ка-натов, или зубчатых колес с велосипедными цепями, или тро-сов и блоков или при помощи гидравлической системы, со-стоящей из шлангов, в которых под высоким давлением нахо-дится масло (или вода, или виски!). Тем или иным способом вэтих системах происходит передача на руль энергии, посту-пающей от рулевого, поворачивающего штурвал. Или лее выможете соединить руль со штурвалом лишь несколькими тон-кими проводами, по которым проходит электрический сигнал.В этом случае вам нужно передавать не энергию, а информа-цию о том, как должен повернуться руль. На одном конце этапоступающая от штурвала информация преобразовывается всигнал, а на другом конце с помощью эффектора локальноподводится энергия от какого-либо двигателя. (Вы можететакже добавить «обратную связь», и тогда сообщения от мотораи руля будут посылаться на другой конец для управления со-противлением штурвала при его поворотах с тем, чтобы руле-вой мог чувствовать давление воды на руль. В наши дни эта

76

система обратной связи является стандартной в автомобилях,имеющих управление с усилителем, но вначале она в них от-сутствовала, и это было чревато большой опасностью.

Если вы выберете систему такого рода, т.е. чисто сигналь-ную систему, передающую информацию и практически не пе-редающую энергию, тогда совершенно не важно, используютсяли в качестве сигналов электроны, текущие в проводнике, илифотоны, движущиеся в стекловолокне, или радиоволны, рас-пространяющиеся в пустом пространстве. Во всех этих случа-ях важно лишь, чтобы информация не терялась и не искажа-лась из-за запаздывания по времени между поворотом штур-вала и поворотом руля. Это является основным требованиемтакже и к системам, передающим энергию, в которых исполь-зуются механические соединения, такие как цепи, тросы илишланги. Вот почему в этом случае эластичные приводные рем-ни меньше подходят, чем нерастягиваемые канаты, далее еслиони позволяют передавать информацию, а для гидравлическойсистемы лучше несжимаемое масло, чем воздух*.

В современных машинах часто имеется возможность отде-лить таким образом систему управления от управляемой сис-темы, в этом случае систему управления можно легко заменитьбез нарушения функционирования всей системы. Хорошо из-вестные пульты дистанционного управления бытовыми элек-тронными приборами — очевидный тому пример; сюда лее от-носятся электронные системы зажигания (заменившие старыемеханические сцепления) и прочие устройства на компьютер-ных микросхемах, используемых в автомобилях. В какой-то ме-ре такая лее независимость от конкретного носителя информа-ции характерна и для нервных систем животных, элементы ко-торых молшо четко разделить на периферийные датчики, эф-фекторы и промежуточные каналы передачи данных. Напри-мер, глухота может быть вызвана раком слухового нерва. Зву-

* Пример с рулевым устройством имеет важную предысторию. Термин«кибернетика» был образован Норбертом Винером от греческого эквива-

лента слова «рулевой». Английское «governor» (правитель) происходит изтого же источника. Идеи о том, как осуществляется управление при помощиПередачи и обработки информации, были впервые ясно сформулированыВинером в книге «Кибернетика, или управление и связь в животном и ма-

Шине» (1948, рус. пер. 1968).

77

нечувствительные части уха остаются незатронутыми, но нару-шается передача результатов их работы в другие части мозга.Поврежденный нерв можно заменить искусственным каналомсвязи — крошечным кабелем, изготовленным из другого мате-риала (такого же, как проводник в обычном компьютере), ипоскольку стыковку обоих концов кабеля со здоровыми тканя-ми можно выполнить в соответствии со всеми требованиями,то сигналы будут проходить. Слух восстановлен. Не важно, чтослужит средой для передачи данных, если они поступают безпотерь или искажений.

Однако эта важная теоретическая идея иногда приводит ксерьезным заблуждениям. Наиболее соблазнительное среди нихможно было бы назвать мифом о двойном преобразовании:сначала нервная система преобразовывает свет, звук, темпе-ратуру и т.п. в нейросигналы (цепочки импульсов в нервныхволокнах), а затем в особом центральном месте эти цепочкиимпульсов преобразовываются и переводятся в некоторую дру-гую среду — среду сознания! Так считал Декарт, и он же пред-положил, что шишковидная железа, находящаяся прямо в цен-тре мозга, и есть то место, где происходит второе преобразова-ние и переход в таинственную, нефизическую среду психики.Сегодня практически нет ни одного исследователя, которыйпризнавал бы существование такой нефизической среды. Од-нако, как это ни странно, идея второго преобразования и пере-хода в особую физическую или материальную среду, которыйосуществляется в пока еще не установленной области мозга,продолжает увлекать излишне доверчивых теоретиков. Как еслибы они поняли, что, поскольку вегетативная активность нерв-ной системы — это простая чувствительность, то должно бытькакое-то центральное место, где появляется способность ощу-щать. В конце концов, живое глазное яблоко, отделенное отмозга, не способно видеть, т.е. оно не имеет осознаваемого ви-зуального восприятия, которое должно поэтому возникатьпозлее, когда к простой чувствительности добавляется некийтаинственный х и они вместе создают способность ощущать.

Нетрудно понять причины, почему эта идея сохраняетсвою привлекательность. Мы склонны считать, что нервныеимпульсы не могут быть материей сознания — их нужно ка-ким-то образом преобразовать во что-то иное. Иначе нервная

78

система напоминала бы телефонную сеть без абонентов, илителевизионную сеть без зрителей, или корабль без рулевого.Кажется, что должен существовать некий центральный Агент,Босс или Зритель, который принимает (преобразовывает) всюинформацию, оценивает ее и затем «ведет корабль».

Идея о том, что сама сеть — благодаря своей сложнойструктуре, а, стало быть, благодаря возможности осуществлятьпреобразования и управлять телом — способна взять на себяроль внутреннего Босса и стать пристанищем для сознания, ка-жется нелепой. Сначала. Для материалиста же эта идея (в томили ином виде) является главной надеждой. Вот здесь-то и сто-ит обратиться к тем затруднениям, которые разрушают пред-ставление о нервной системе как исключительно о системе об-работки данных. Эти затруднения подстегнут наше воображе-ние и позволят переложить часть огромной задачи по «оценкеинформации» обратно на тело.

«У моего тела есть свое собственное мнение!»

Nature appears to have built the apparatus of rationalitynot just on top of the apparatus of biological regulation,

but also from it and with it.Antonio Damasio.

Descartes' Error: Emotion, Reason, and the Human Brain3.

л

В нервной системе средой для передачи информации яв-ляются электрохимические импульсы, распространяющиеся подлинным ответвлениям нервных клеток — не со скоростьюсвета, подобно электронам в проводниках, а в гораздо болеемедленном режиме цепной реакции. Нервное волокно — этосвоего рода удлиненная аккумуляторная батарея, в которой из-за различия химического состава на внутренней и внешней

3 Природа, видимо, создала механизм рационального поведения не

просто вдобавок к биологической регуляции, но также из нее и с ее помощью.

ДомациоА. Ошибка Декарта: эмоции, разум и человеческий мозг.

79

стороне стенки клетки индуцируется электрическая актив-ность, затем распространяющаяся вдоль этой стенки с пере-менной скоростью, которая намного превышает скоростьтранспортировки связок молекул в жидкой среде, но являетсязначительно меньше скорости света. Там, где нервные клеткисостыковываются друг с другом, в местах их соединений, на-зываемых синапсами, происходит взаимодействие междумикроэффекторами и микродатчиками: электрические им-пульсы вызывают высвобождение молекул-нейротрансмитте-ров, которые преодолевают брешь в синапсе (она очень узкая)при помощи старомодной диффузии, а затем вновь преобразо-вываются в электрические импульсы. Это может восприни-маться как шаг назад в древний мир молекулярных «замков иключей». Тем более, если оказывается, что помимо молекул-нейротрансмиттеров (таких как глютамат), которые, видимо,являются более или менее нейтральным и универсальнымсредством передачи информации через синапсы, существуютразнообразные молекулы-нейромодуляторы, которые, обнару-жив «замки» в соседних нервных клетках, производят в нихсамые разные собственные изменения. Не означает ли это, чтонервные клетки реагируют на присутствие этих молекул-нейро-модуляторов, подобно другим датчикам, «замечающим»присутствующие антигены, кислород или тепло? Если это так,то тогда фактически в каждом сочленении нервной системыимеются датчики, добавляющие входные данные в поток ин-формации, который уже несут в себе электрические импульсы.Кроме того, повсюду есть эффекторы, выделяющие нейромо-дуляторы и нейротрансмиттеры во «внешний» мир, состоящийиз остальных частей тела, где они диффундируют, вызываямножество различных действий. Четкая граница между систе-мой обработки информации и остальным телом рушится.

Всегда было ясно, что если имеются датчики и эффекторы,то «нейтральность» информационной системы в отношении но-сителей или возможность ее разнообразных реализаций улету-чивается. Например, для обнаружения света требуется фото-чувствительное вещество — что-то такое, что будет быстро инадежно реагировать на фотоны, преобразовывая их появле-ние (событие субатомного уровня) в события большего мас-штаба, которые затем могут вызывать другие события. (Одним

80

из таких фоточувствительных веществ является родопсин.Этот белок был выбран природой в качестве материала дляглаз всех животных, от муравьев и рыб до орлов и людей. Длясоздания искусственных глаз можно использовать какой-ни-будь другой фоточувствительный элемент, но отнюдь не всечто угодно). Для распознавания и нейтрализации антигенанужно антитело подходящей формы, так как распознаваниепроизводится по методу «замок-и-ключ». Это ограничивает вы-бор строительного материала для антител теми молекулами,которые могут свертываться в нужную форму, а также этимжестко лимитируется химический состав молекул — хотя и невсецело (как показывает пример с разновидностями лизоци-ма). Теоретически, каждая система обработки информации со-единена, можно сказать, двумя своими концами с датчикамии эффекторами, физическое строение которых диктуется вы-полняемыми ими функциями; все, что происходит между эти-ми концами, может осуществляться с помощью процессов,нейтральных в отношении носителей данных.

Системы управления кораблями, автомобилями, нефтепе-регонными заводами и прочими сложными творениями рукчеловеческих нейтральны в отношении носителей при условии,что используемые носители могут выполнять свою работу заприемлемое время. Однако осуществляющие управление нерв-ные системы животных не являются по-настоящему нейтраль-ными в отношении носителей — не потому, что они должнысостоять из особых материалов, чтобы порождать нужное све-чение, жужжание или что-то в этом роде, но потому, что ониразвились (как системы управления) у организмов, которые ужебыли обильно снабжены очень распределенными системамиуправления. Новые системы должны были создаваться вдобавокк этим более древним системам и для тесного сотрудничества сними, и, таким образом, возникло астрономически большое ко-личество точек преобразования. Иногда мы можем не прини-мать во внимание эти повсеместные взаимопроникновенияразных сред — например, когда заменяем одиночный нервныйканал вроде слухового нерва искусственным протезом, ноТолько в фантастическом мысленном эксперименте мы моглибы вообще не учитывать этих взаимопроникновений.

81

L

Например, ключами к замкам, которые нужно «открывать»при управлении взаимодействием нервных клеток, являются(среди прочих) молекулы глютамата, дофамина и норэпинеф-рина, но, «в принципе», все замки могли бы быть изменены,т.е. заменены химически иной системой. В конце концов,функция химического вещества зависит исключительно от егосоответствия замку и, следовательно, от дальнейших действий,вызываемых появлением соответствующего сообщения. Одна-ко общее распределение обязанностей во всем теле делает по-добное изменение замков практически невозможным. Слиш-ком много функций по обработке информации и ее хранениюуже встроено в эти конкретные материалы. И это еще однапричина, почему при создании психики важно, какой исполь-зуется материал. Итак, есть две причины для этого: скорость иразмещение датчиков и эффекторов по всей нервной системе.Думаю, каких-либо других причин нет.

Эти соображения служат подтверждением интуитивнопривлекательному тезису, который часто выдвигают критикифункционализма: в действительности, имеет значение, из чегосоздается психика. Нельзя создать способную ощущать психи-ку из кремниевых кристаллов, проводников и стекла или изпивных банок, связанных веревкой. Является ли это основани-ем для отказа от функционализма? Вовсе нет. Фактически,своей убедительностью эти доводы обязаны той интуитивнойидее, на которую опирается функционализм.

Единственная причина зависимости психики от химиче-ского состава ее механизмов или носителей данных заключает-ся в том, что для осуществления своих функций эти механиз-мы должны состоять из веществ, совместимых с существовав-шим до них телом, которым они управляют. Это факт биологи-ческой истории. Функционализм направлен против витализмаи других форм мистицизма в отношении «внутренних свойств»различных субстанций. В адреналине столько же гнева илистраха, сколько глупости в бутылке виски. Эти субстанции perse* так же не имеют отношения к психическому, как не имеютотношения к нему бензин или углекислый газ. Только тогда, ко-гда их способность действовать в качестве компонентов боль-

4 Сами по себе (лат.). - Прим. перев.

82

ших функциональных систем зависит от их физическогостроения, становится важной их так называемая «внутренняяприрода».

Тот факт, что наша нервная система — это не обособлен-ная и нейтральная в отношении носителей система управле-ния, в отличие, скажем, от системы управления на современ-ном корабле, тот факт, что она имеет эффекторы и датчикипрактически в каждом сочленении, заставляет нас более слож-ным (и реалистичным) образом представлять функционирова-ние ее частей. Признание этого факта немного усложняетжизнь функционалистов. Тысячи философских мысленныхэкспериментов (включая и мой собственный, сформулирован-ный в работе «Где я?» [1978]) основывались на той идее, что я— это не мое тело, но ... хозяин моего тела. В случае операциипо пересадке сердца вы хотели бы быть реципиентом, а не до-нором, но в случае операции по пересадке мозга вы хотели быбыть донором, так как вы переходите с мозгом, а не с телом. Впринципе, (как утверждали многие философы) я мог бы дажезаменить свой нынешний мозг на новый, изменив носителя исохранив только содержащееся в нем сообщение. Я мог бы, кпримеру, перемещаться при помощи телепортации при усло-вии, что информация сохранялась бы полностью. В принципе,это было бы возможно, но только потому что информация пе-редавалась бы о всем теле, а не только о нервной системе. Не-возможно отделить меня от моего тела так, чтобы (как частопредполагали философы) край разреза остался ровным и чис-тым. Мое тело содержит так же много меня — ценностей, спо-собностей, воспоминаний и склонностей, благодаря которым яесть тот, кто я есть, — как и моя нервная система.

Наследие пресловутого декартовского дуализма души и те-ла дает о себе знать далеко за пределами академического ми-ра, проникая в повседневное мышление: «Эти атлеты подго-товлены физически и духовно», «С твоим телом все в порядке— все дело в твоей душе». Даже те из нас, кто сражался против

этого картезианского воззрения, испытывали сильную склон-ность видеть в психике (т.е. в мозге) хозяина тела, кормчего ко-Рабля. Поддаваясь этому стандартному образу мыслей, мы за-бываем о важной альтернативе — считать мозг (и, соответст-венно, психику) лишь одним органом среди многих других, от-

83

носительно недавно узурпировавшим управление, органом,функции которого можно правильно понять, только если рас-сматриваешь его не как хозяина, а как еще одного довольнобеспокойного слугу, работающего в интересах тела, предостав-ляющего ему приют и пропитание и придающего смысл егодействиям.

Это историческое или эволюционное развитие напоминаетмне о перемене, которая произошла в Оксфорде за тридцатьлет, минувших с тех пор, как я был там студентом. Раньшевсеми делами ведали преподаватели, члены совета колледжа, аказначеи и прочие бюрократы, вплоть до заместителя ректора,действовали под их руководством и исполняли их волю. Теперьчлены совета колледжа, как и их коллеги преподаватели аме-риканских университетов, выполняют роль работников, нани-маемых центральной администрацией. Но благодаря кому, вконце концов, Университет получает свое значение? В ходеэволюции с «администрацией» наших тел незаметно произошласходная перемена. Но найти тела, подобно преподавателямОксфорда, все еще сохраняют некоторое право приниматьрешения — или, во всяком случае, право восстать, когда цен-тральная администрация действует вопреки мнению «полити-ческого тела»5.

Как только мы откажемся от четкого отождествления пси-хики с мозгом и допустим ее распространение на другие частитела, рассуждать о психике в функционалистском ключе будеттруднее, однако мы будем с лихвой вознаграждены за это. Всилу того, что наши системы управления, в отличие от системуправления на кораблях и прочих творениях человека, не стольобособлены, наши тела сами (отдельно от содержащихся в нихнервных систем) несут в себе немалую долю той мудрости, ко-торой «мы» пользуемся в ходе ежедневного принятия решений.Фридрих Ницше давно все это понял и изложил в характернойдля него живой манере в книге «Так говорил Заратустра» (вразделе, удачно озаглавленном «О презирающих тело»):

«Я тело и душа» — так говорит ребенок. И почему не говорить,как дети?

Но пробудившийся, знающий, говорит: я — тело, только тело, иничто больше; а душа есть только слово для чего-то в теле.

Тело — это большой разум, множество с одним сознанием, война

мир, стадо и пастырь.Орудием твоего тела является также твой маленький разум, брат

ой; ты назьюаешь «духом» это маленькое орудие, эту игрушку твоего>лыпого разума. ... За твоими мыслями и чувствами, брат мой, стоит

более могущественный повелитель, неведомый мудрец, —он называ-ется Само. В твоем теле он живет; он и есть твое тело.

Больше разума в твоем теле, чем в твоей высшей мудрости6.

Эволюция встраивает информацию во все части каждогоорганизма. Китовый ус несет в себе информацию о пище ки-тов и о жидкой среде, в которой они ее находят. Крыло птицысодержит информацию о среде, в которой оно выполняет своюфункцию. Еще более яркий пример — кожа хамелеона, кото-рая несет в себе информацию о текущем окружении животно-го. Висцеральные и гормональные системы животных включа-ют в себя большое количество информации о мире, в которомжили их предки. Эта информация вообще не должна воспро-изводиться в мозге. Она не должна быть «представлена» в виде«структур данных» в нервной системе. Впрочем, она можетбыть использована нервной системой, которая сконструирова-на таким образом, чтобы основываться на информации, со-держащейся как в гормональной системе, так и в конечностяхи глазах животного. Итак, во всём остальном теле воплощенамудрость, прежде всего касающаяся предпочтений. Выступаячем-то вроде резонатора, отзывчивого слушателя или критика,старые системы тела могут направлять центральную нервнуюсистему, заставляя ее — иногда мягко, иногда резко —совершать мудрые действия. В сущности, предоставляйте ре-шать телу. Отдавая должное покойному Декарту, следует отме-тить, что даже он осознавал, по крайней мере смутно, важ-ность этого союза тела и души:

Понятие «политическое тело» было введено Гоббсом для обозначенияподчиненных верховной власти граждан. — Прим. ред.

84

6 Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М, 1990. Т. 2. Так говорил Заратустра. С. 24. -

м. перев.

85

Природа учит меня также, что я не только присутствую в своемтеле, как моряк присутствует на корабле, но этими чувствами — боли,голода, жажды и т. п. — я теснейшим образом сопряжен с моим теломи как бы с ним смешан, образуя с ним, таким образом, некое единст-во. (Размышление шестое)7.

Когда все идет хорошо, тогда царит гармония, и мудростьиз различных телесных источников используется на благо всегоорганизма, но всем нам прекрасно известны конфликтные си-туации, которые могут вызвать взрыв удивления: «У моего телаесть свое собственное мнение!». Вероятно, иногда возникаетсоблазн соединить некоторую часть этой телесной информациив отдельную психику. Почему? Потому что эта информацияорганизована таким образом, что может иногда казаться чем-то относительно самостоятельным, что проводит различия,учитывает предпочтения, принимает решения, предпринимаетмеры, соперничая в этом с вашим сознанием. В такие момен-ты очень убедительным кажется картезианское представлениео я как о некоем кукловоде, отчаянно пытающемся управлятьне повинующейся ему марионеткой — телом. Ваше тело можетвыдать тайну, которую вы очень хотите скрыть; наиболее оче-видные тому примеры — вы неожиданно краснеете, вас охва-тывает дрожь, вы покрываетесь потом и т.п. Оно может «ре-шить», вопреки намеченным вами планам, что сейчас самоеподходящее время для занятий сексом, а не для интеллекту-альной беседы, и предпримет смущающие вас действия, под-талкивающие к такому coup d'etafi. В другом случае, к вашейеще большей досаде и разочарованию, оно может остаться глу-хим к вашим усилиям сподвигнуть его на занятия сексом, за-ставляя вас разными действиями и нелепыми уговорами пы-таться убедить его.

Но почему наши тела, уже обладая собственной психикой,решили приобрести вдобавок к ней наше сознание? Разве од-ной психики для тела не достаточно? Не всегда. Как мы виде-

ли, старая «телесная» психика на протяжении миллиардов летвыполняла тяжелую работу по жизнеобеспечению тела, но онадействует относительно медленно и обладает довольно грубойспособностью различения. Ее интенциональность имеет малыйрадиус действия. Она легко попадается на обман. Для болеесложных контактов с миром требуется более быстрая и даль-новидная психика, способная продуцировать большее и луч-шее будущее.

7 Декарт Р. Соч.: В 2 т. М, 1994. Т. 2. Размышления о первой филосо-фии/ Размышление шестое. С. 65. — Прим, перев.

8 Зд.: Внезапный, неожиданный поворот событий (франц.), — Прим- пс-рев.

86

ГЛАВА 4

КАК ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ

ПРИОБРЕЛА ВАЖНОЕ ЗНАЧЕНИЕ

Башня порождения и проверки*

Чтобы видеть дальше во времени, полезно смотреть даль-ше в пространстве. То, что в начале было внутренними и пе-риферийными системами мониторинга, медленно эволюцио-нировало в системы, способные осуществлять не только про-ксимальные (ближайшие), но и дистальные (удаленные) разли-чения. Именно здесь вступает в свои права восприятие. Нюх,или обоняние, основывается на приносимых издалека (ветром)предвестниках, выполняющих роль ключей к местным замкам.Траектории, по которым относительно медленно движутся этипредвестники, изменчивы и неопределенны из-за случайныхрассеиваний и испарений их запахов; следовательно, информа-ция о распространяющем их источнике является ограниченной.Слух зависит от звуковых волн, попадающих на датчики систе-мы, а поскольку эти волны более быстрые и стабильные, вос-приятие может продвинуться в своем приближении к «действиюна расстоянии». Но звуковые волны могут преломляться и отра-жаться, скрывая тем самым свой источник. Зрение зависит отнамного более быстрых фотонов, отражающихся от предметов вмире. И фотоны движутся по совершенно прямым траектори-ям, так что при обустройстве крошечного отверстия соответст-вующей формы (и необязательно содержащего линзу) организмможет мгновенно получать информацию высокой степени точ-ности о событиях и поверхностях вдали от него. Как произо-шел этот переход от внутренней к проксимальной, а затем кдистальной интенциональности? Для получения информации,поступающей на периферию тела, в ходе эволюции была соз-дана масса специализированных внутренних агентов. В свете,

Этот раздел взят, с некоторыми изменениями, из «Опасной идеи Дар-вина».

падающем на сосну, закодировано столько же информации,как и в свете, падающем на белку, но белка снабжена миллио-нами микроагентов, специально предназначенных для приемаи даже для поиска и интерпретации этой информации.

Животные являются не только травоядными или плотояд-ными. Они, по удачному выражению психолога Джорджа Мил-лера, также информоядны. Их эпистемический голод склады-вается, как некое совершенное объединение, из эпистемиче-ского голода миллионов отдельных микроагентов, организуе-мых в десятки, сотни или тысячи подсистем. Каждого из этихкрошечных агентов можно считать абсолютно минимальнойинтенциональной системой, жизненная программа которой со-стоит в том, чтобы снова и снова задавать один-единственныйвопрос: «Сообщение мне поступает СЕЙЧАС?», — и сразу жевыполнить небольшое, но нужное действие в случае ответа«ДА». Без эпистемического голода нет ни восприятия, ни рас-судка. Философы неоднократно пытались разложить воспри-ятие на Данное и то, что делает с Данным сознание. Данноеявляется, конечно, Взятым, но взятие Данного — это не нечтотакое, что совершает один Главный Берущий, локализованныйв неком центральном штабе в мозге животного. Задача взятияДанного распределена между всеми берущими с их индивиду-альной организацией. Берущими являются не только перифе-рийные датчики (палочки и колбочки в сетчатке глаза, специа-лизированные клетки в эпителии носа), но и все внутренниефункционеры, которых они снабжают «пищей», т.е. клетки игруппы клеток, соединенные в сети по всему мозгу. Эта пищапоступает к ним не в виде света или давления (давления звуко-вых волн и тактильного давления), а в виде нейронных импуль-сов; но если не считать этого изменения в пище, все они играютсходную роль. Каким образом эти агенты организовались в бо-лее крупные системы, способные обеспечивать еще более со-вершенные формы интенциональности? Конечно, в ходе эво-люции путем естественного отбора, но не в виде единого про-цесса.

Я хочу предложить общую схему, в которую можно вклю-чить различные варианты конструкций для мозга, с тем чтобыПонять, откуда проистекают его способности. Это крайне уп-Р°Щенная структура, но идеализация является ценой, которую

k

89

зачастую приходится платить за суммарное представление. Яназываю эту структуру Башней порождения и проверки. Привозведении каждого нового этажа Башни организмы получаютвозможность находить все лучшие и лучшие ходы и находить ихвсе более эффективным способом.

Тогда растушую способность организмов созидать будущееможно представить в виде последовательности шагов. Почтинаверняка, эти шаги не соответствуют четко определеннымпереходным периодам в эволюционной истории (без сомнения,у разных биологических родов они совмещались, и в их осуще-ствлении не было единообразия), но различные этажи Башнипорождения и проверки знаменуют важные успехи в развитиипознавательной способности, и как только мы увидим в общихчертах несколько ключевых особенностей каждого этажа, ос-тальные этапы эволюции станут более понятными.

В начале была дарвиновская эволюция видов путем есте-ственного отбора. В процессе более или менее случайных ре-комбинаций и мутаций генов вслепую было создано множест-во различных организмов-кандидатов. Эти организмы прошлииспытание в полевых условиях, и среди них выжили толькосконструированные наилучшим образом. Это первый этажбашни. Давайте назовем его обитателей дарвиновскими созда-ниями.

Этот процесс прошел через многие миллионы циклов, про-изведя на свет множество удивительных конструкций, какрастительных, так и животных. В конечном счете, среди егоновых созданий оказались некоторые конструкции, обладаю-щие свойством фенотипической пластичности, т.е. конструк-ция отдельных организмов-кандидатов не определялась полно-стью при рождении; в ней присутствовали элементы, которыемогли быть откорректированы событиями, происходившимиво время полевых испытаний.

Некоторые из этих кандидатов, как мы можем предполо-жить, жили не лучше своих собратьев, дарвиновских созданийс жестко фиксированной конструкцией, так как у них не быловозможности предпочитать (выбирать «на бис») те вариантыповедения, «для испытания» которых у них было все необходи-мое. Но другие, можно предположить, были более удачливы иимели вмонтированные «подкрепители», которым случалось по-

90

дарвиновскиесоздания,различные «жестковмонтированные»фенотипы

Рис. 4.1.

предпочтительногофенотипа

размножениепредпочтительногофенотипа

ощрять совершение «умных» шагов, т.е. действий, которые бы-ли лучшими среди доступных для кандидатов. Таким образом,эти особи, сталкиваясь с окружающей средой, совершали раз-нообразные действия, опробывая их одно за другим, пока ненаходили то, которое срабатывало. Они обнаруживали это,только получив положительный либо отрицательный сигнал отокружающей среды, который корректировал вероятность по-вторного совершения этого действия в другой раз. Конечно,любые создания с неправильным монтажом — подкрепляющимсовершение негативных вместо позитивных действий — былиобречены. Только те, кому посчастливилось родиться с подхо-

91

k

дящими подкрепителями, обладали преимуществом. Мы мо-жем называть этот подкласс дарвиновских созданий скинне-ровскими созданиями, поскольку, как любил отмечать психо-лог-бихевиорист В.Ф. Скиннер, такое «оперантное научение» неявляется простым аналогом дарвиновского естественного от-бора, а служит дополнением к нему:

«Там, где заканчивается врожденное поведение, начинается вро-жденная модифицируемость процессов выработки условных рефлек-сов» (1953, с. 83).

Произошедшая в 1970-х годах когнитивная революциялишила бихевиоризм его господствующего положения в психо-логии, и с тех пор существует тенденция недооценивать воз-можности скиннеровского научения (или его разновидностей)в превращении набора поведенческих реакций организмов ввысоко адаптивные и способные к различению структуры. Од-нако успешные исследования по нейросетям и «коннекцио-низм» в 1990-х годах заново продемонстрировали порой уди-вительную виртуозность простых сетей, которые начинаютжизнь, имея более или менее беспорядочные соединения, а за-тем корректируют их при помощи простой разновидности«опыта» — пережитой ими истории подкреплений.

Основополагающая идея о том, что окружающая среда иг-рает роль слепого отбора в формировании психики (или мозга,или системы управления), свое происхождение ведет не от Дар-вина, а из более глубокого прошлого. Предшественниками сего-дняшних коннекционистов и вчерашних бихевиористов былиассоцианисты, т.е. такие философы, как Дэвид Юм, которыйпопытался в XVIII веке представить, каким образом части ума(он называл их впечатлениями и идеями) могут самоорганизо-вываться без помощи некоего всезнающего управляющего.Помнится, как однажды один студент сказал мне: «Юм хотел,чтобы идеи сами думали». У Юма были замечательные догадки отом, как впечатления и идеи могут соединяться друг с другом входе процесса, напоминающего образование химических соеди-нений, а затем прокладывать в душе проторенные тропинкипривычек, но эти догадки были слишком смутными, чтобы ихможно было проверить. Однако ассоцианизм Юма напрямую

92

вдохновлял Павлова в его знаменитых экспериментах по выра-ботке условных рефлексов в поведении животных, которые, всвою очередь, привели к созданию несколько иных теорий услов-ных рефлексов Э. Л. Торндайком, Скиннером и другими психоло-гами-бихевиористами. Некоторые из этих исследователей, в ча-стности Дональд Хебб, попытались более тесно связать свой би-хевиоризм с тем, что тогда было известно о мозге.

скиннеровское созданиевслепую пробуетразличные реакции...

Рис. 4.2.

..., пока не будетотобрана однаблагодаряподкреплению

в следующий раз (создание первойвыберет этуподкрепленную реакцию.

В 1949 году Хебб предложил модели простых механизмовнаучения, которые могут корректировать соединения междунервными клетками. Эти механизмы (сейчас называемые хеб-бовскими правилами научения) и их потомки служат двигате-лем изменений в коннекционизме, последнем проявлении этойтрадиции.

93

Ассоцианизм, бихевиоризм, коннекционизм — их истори-ческий и алфавитный порядок позволяет проследить эволю-цию моделей одного простого вида научения, которое можетбыть названо ABC (или начальным1) научением. Нет сомненийв том, что большинство животных способны к АВС-научению,т.е. они могут начать видоизменять (или переконструировать)свое поведение в соответствующих направлениях в результатедолгого и устойчивого процесса дрессировки или формирую-щего воздействия со стороны окружающей среды. Сейчас су-ществуют хорошие модели, различающиеся своей реалистич-ностью и детальностью, которые показывают, как такой про-цесс научения и дрессировки может осуществляться отнюдь нечудодейственным образом в сети нервных клеток.

Для многих жизненно важных целей (например, для распоз-навания образов, различения, обобщения и динамического уп-равления передвижением) ABC-сети замечательно подходят —они эффективны, компактны, надежны в работе, отказоус-тойчивы и относительно легко переконструируются на ходу.Более того, такие сети придают убедительность мысли Скинне-ра о том, что не очень важно, где мы проведем границу междутем, что формируется путем естественного отбора и генетиче-ски передается потомству (монтаж, с которым вы родились), итем, что формируется позднее в самой особи (окончательныйперемонтаж в результате опыта или дрессировки). Природа инаучение сливаются воедино. Есть, однако, некоторые когни-тивные приемы, которым пока еще не могут обучаться такиеABC-сети, и (более веский аргумент) есть некоторые когнитив-ные приемы, которые вообще не являются результатом дрес-сировки. Некоторые животные, видимо, способны к «научениюс первого раза»; они могут усваивать некоторые вещи, непройдя через трудный и жестокий процесс проб и ошибок, ко-торый является признаком всякого АВС-научения.

Скиннеровское научение неплохая вещь, если только вы непогибнете из-за какой-нибудь допущенной вами ранее ошиб-ки. Более совершенная система включает в себя предвари-

1 Первые буквы английских слов «associationism», «behaviorism», «con-nectionism» образуют аббревиатуру ABC, которая в то же время означает

«начатки», «основы» чего-либо. — Прим. ред.

94

тельный отбор среди всех возможных видов поведения илидействий, позволяющий отбраковывать по-настоящему глупыешаги до того, как их рискнут совершить «в реальной жизни».Мы, люди, являемся созданиями, способными к этому особомуусовершенствованию, но в этом мы не одиноки. Мы можемназвать владельцев этого третьего этажа Башни попперовски-ми созданиями, поскольку, как однажды ясно сформулировалфилософ сэр Карл Поппер, это конструктивное усовершенст-вование конструкции «позволяет ттятттУг гипотезам умиратьвместо нас». В отличие от скиннеровских созданий, многие изкоторых выживают только потому, что совершают удачныепервые шаги, попперовские создания выживают потому, чтоони достаточно умны, чтобы делать свои первые шаги, не по-лагаясь на удачу. Конечно, им всего лишь повезло, что они ум-ны, но быть умным лучше, чем просто удачливым.

Как должен происходить этот предварительный отбор упопперовских агентов? Должен существовать некий фильтр, илюбой такой фильтр должен быть равнозначен чему-то вродевнутренней среды, в которой можно выполнять безопасныеиспытания, т.е. чему-то внутреннему, структурированному та-ким образом, что поощряемые им суррогатные действия чащеоказываются теми действиями, которые получили бы благо-словение в реальном мире, будь они совершены. Короче гово-ря, внутренняя среда, чем бы она ни была, должна содержатьбольшое количество информации о внешней среде и ее регу-лярностях. Ничто иное (за исключением магии) не могло быпридать ценность предварительному отбору. (Всегда можнобыло бы подбросить монетку или обратиться к оракулу, но этоничем не лучше слепого метода проб и ошибок, если только намонетку или оракула систематически не оказывают влияниякто-либо, располагающий истинной информацией о мире.)

Привлекательность идеи Поппера подтверждают недавниеразработки реалистичных авиационных имитаторов, исполь-зуемых для тренировки пилотов самолетов. В условиях имити-рованного полета пилот, не подвергая риску свою жизнь (илиДорогостоящий самолет) обучается тому, какие следует пред-принять действия в критических ситуациях. Однако в одномотношении авиационные имитаторы являются обманчивымпримером попперовского приема: они воспроизводят реалъ-

95

ный мир слишком скрупулезно. Мы должны предостеречь себяот мысли, что внутренней среда у попперовского создания яв-ляется простой копией внешнего мира со всеми его физиче-скими случайностями. В таком чудотворном игрушечном мире,разместившемся в вашей голове, маленькая раскаленная печ-ка должна была бы быть достаточно горячей, чтобы обжечьприкоснувшийся к ней маленький палец! Не нужно представ-лять себе ничего подобного. Там должна быть информация опоследствиях прикосновения пальцем к плите, и она должнабыть в таком виде, чтобы вызвать эффект предупрежденияпри обращении к ней во время внутренних испытаний, но этотэффект может быть достигнут и без создания копии мира. Вконце концов, в равной мере попперовским было бы обучениепилотов, при котором им просто давали бы прочесть книгу,разъясняющую все непредвиденные обстоятельства, с которы-ми они могут столкнуться, взобравшись в кабину самолета.Это, возможно, не столь эффективный метод обучения, но оннесравнимо лучше, чем пробы и ошибки в небе!

попперовское созданиеимеет внутреннююселективную среду,

в которой предварительно«прокручиваются»

его действия

с первого разасозданиедействуетпо «озарению»(и это лучше,чем случайно).

Рис. 4.3.

Общей чертой всех попперовских созданий является то,что в них тем или иным способом (врожденным или приобре-

96

тенным) размещена информация — точная информация о ми-ре, с которым они (вероятно) столкнутся, — и эта информациясодержится в таком виде, что позволяет осуществить предва-рительный отбор, который служит ее raison d'etre*.

Один из способов достижения попперовскими созданиямиполезной фильтрации состоит в том, чтобы отдать возможныеварианты поведения на суд тела и воспользоваться мудростью,накопленной в его тканях, какой бы устаревшей и недально-видной она ни была. Если тело взбунтуется, отреагировав, на-пример, таким типичным образом, как тошнота, головокруже-ние или трепетание от страха, то это является не вполне на-дежным (но лучшим, чем подбрасывание монетки) знаком то-го, что предполагаемое действие может не быть удачным. Какмы видим, вместо того, чтобы перемонтировать мозг и тем са-мым исключить подобные действия, превратив их в абсолютнонемыслимые, эволюция может просто устроить все так, чтобыответом на любую мысль о них была столь сильная негативнаяреакция, что становится практически невозможной их победав борьбе за осуществление. Та информация в теле, на которойоснована эта реакция, может быть размещена там согласно ге-нетическому рецепту либо благодаря недавнему индивидуаль-ному опыту. Когда младенец впервые учится ползать, он испы-тывает врожденное отвращение к тому, чтобы выползать настеклянную поверхность, сквозь которую он видит «визуаль-ный обрыв». И даже если рядом его манит, уговаривает и под-бадривает мать, ребенок в страхе отползает назад, несмотряна то, что он еще ни разу в своей жизни не падал. Опыт егопредков заставляет его перестраховаться. Когда крыса съедаетнезнакомую пишу, а затем ей вкалывают вещество, вызываю-щее у нее рвоту, она впоследствии будет проявлять сильное от-вращение к пище, которая выглядит и пахнет так же, как та,которую она ела перед рвотой. Здесь информация, заставляю-щая ее перестраховаться, была получена из ее собственногоопыта. Ни один фильтр не совершенен — в конце концов,стеклянная поверхность безопасна, а новая пища крысы неядовита, но лучше не рисковать, чем сожалеть.

2 Зд.: смысл, причина существования (франц.). — Прим, перев.

97

Искусные эксперименты психологов и этологов подсказы-вают иные способы, при помощи которых животные могут оп-робовать действия «в уме» и тем самым пользоваться поппе-ровским преимуществом. В 1930-х и 1940-х годах бихевиори-сты доказывали себе снова и снова, что их подопытные жи-вотные способны к «латентному научению» в окружающем ихмире — научению, которое не вознаграждается в виде какого-либо обнаруживаемого подкрепления. (Их упражнения в само-опровержении сами служат превосходным примером для дру-гой попперовской темы: наука развивается вперед, только ко-гда выдвигает опровергаемые гипотезы.) Если крыс оставить влабиринте, в котором нет тптттрт или какого-либо другого возна-граждения, они просто будут осваиваться в окружающей об-становке обычным способом; если лее затем положить в лаби-ринт нечто ценное, то крысы, освоившиеся в лабиринте вовремя предшествующих вылазок, будут намного лучше нахо-дить это (неудивительно!), чем крысы из контрольной группы,видящие лабиринт в первый раз. Это может показаться ни-чтожным открытием. Разве и раньше не было очевидным, чтокрысы достаточно умны, чтобы осваиваться в окружающейобстановке? И да, и нет. Это могло казаться очевидным, ноименно такого рода проверка — проверка, имеющая своимфоном нулевую гипотезу, — должна быть выполнена, если мыхотим удостовериться в том, насколько разумны различныевиды животных. Как мы увидим, другие эксперименты с жи-вотными демонстрируют их удивительную глупость — почтиневероятные пробелы в их знании окружающей среды.

Бихевиористы отважно старались подогнать латентноенаучение под свои ABC-модели. Одним из их наиболее эф-фектных паллиативов было постулирование такого влечения,как «любопытство», которое удовлетворялось (или, как они го-ворили, «ослаблялось») в процессе исследования. В конце кон-цов, подкрепление осуществлялось и в этих не содержащихподкрепления средах. Любая окружающая среда наполненаподкрепляющими стимулами просто потому, что в ней естьчему обучаться. Как попытка спасти ортодоксальный бихевио-ризм, этот шаг был совершенно бессмысленным, но сама идеявовсе не безнадежна в других контекстах; она означает при-знание того, что любопытство — эпистемический голод —

98

должно побуждать к действию любую мощную обучающуюсясистему.

Мы, люди, способны к ABC-научению, поэтому мы являем-ся скиннеровскими созданиями, но не только ими. Мы такжепользуемся благами того, что является во многом генетическинаследуемым и жестко вмонтированным, поэтому мы еще идарвиновские создания. Но, сверх того, мы являемся поппе-ровскими созданиями. Какие еще животные относятся к поп-перовским созданиям, а какие — к просто скиннеровским?Любимыми подопытными животными Скиннера были голуби;он и его последователи развили технологию оперантного нау-чения до очень высокого уровня, добиваясь усвоения голубямиудивительно странных и совершенных видов поведения. При-мечательно, что скиннерианцам так и не удалось доказать, чтоголуби не являются попперовскими созданиями; исследованиеже множества других видов животных, от осьминогов и рыбдо млекопитающих, дает веские основания предположить, чтоесли и существуют чисто скиннеровские создания, способныеобучаться только слепым методом проб и ошибок, то их можнонайти лишь среди простейших беспозвоночных. Огромныйморской слизень (или морской заяп) Aplysia californica до неко-торой степени заменил голубя в качестве объекта внимания состороны тех, кто изучает механизмы простого научения.

Следовательно, мы не отличаемся от остальных видов жи-вотных тем, что являемся попперовскими созданиями. Отнюдь,млекопитающие, птицы, рептилии, амфибии, рыбы и далее мно-гие беспозвоночные проявляют способность использовать об-щую информацию, получаемую из окружающей их среды, дляпредварительной сортировки своих вариантов поведения. Ка-ким образом новая информация о внешней среде встраивается вих мозг? Очевидно, через восприятие. Окружающая среда пре-доставляет слишком богатый выбор, в ней намного больше ин-формации, чем мог бы использовать даже познающий ангел. Ме-ханизмы восприятия сконструированы таким образом, чтобыИгнорировать большую часть поступающих стимулов и концен-трироваться на наиболее полезной, наиболее надежной инфор-мации. Каким же образом собранная информация оказываетФлективное влияние при «рассмотрении» животным вариантовДоведения, помогая ему выстраивать все более эффективные

99

взаимодействия с миром? Без сомнения, существует множестворазличных механизмов и методов, но среди них есть и такие,когда тело используется в качестве резонатора.

Поиск способности ощущать:отчет о достигнутых результатах

Мы постепенно добавляли составные части в наш рецептразума. Имеем ли мы уже все необходимые ингредиенты дляспособности ощущать? Безусловно, многие из описанных намиживотных в своем обычном поведении с блеском проходятнайти интуитивные тесты на способность ощущать. Наблюдаяза щенком или ребенком, дрожащим от страха на краю кажу-щейся пропасти, или за крысой, у которой вызывает гримасуотвращения запах якобы ядовитой пищи, нам трудно дажепредположить, что перед нами не способные ощущать сущест-ва. Но мы также обнаружили веские основания соблюдать ос-торожность: мы видели, что иногда поведение, удивительнопохожее на разумное, могут демонстрировать относительнопростые, механические, явно не обладающими психикой сис-темы управления. Например, наши сильные инстинктивныереакции на одну лишь скорость движения как на свидетельст-во жизни должны стать нам предостережением, что есть ре-альная (а не просто философская) возможность ошибочно на-делить некоторое существо большей проницательностью и по-ниманием, чем позволяют обстоятельства. Признав, что на-блюдаемое поведение может зачаровывать нас, мы осознаемнеобходимость дополнительных вопросов — о том, что стоит заэтим поведением.

Рассмотрим боль. В 1986 году британское правительствовнесло поправки в законы о защите подопытных животных, до-бавив осьминога к привилегированному кругу животных, кото-рых запрещено оперировать без анестезии. Осьминог являетсямоллюском, который по своей физиологии более похож на уст-рицу, чем на форель (не говоря уже о млекопитающих), но пове-дение осьминога и других головоногих (кальмара, каракатицы)настолько поражает своей разумностью и, видимо, говорит оспособности опфпцать, что научные крути позволили поведенче-скому сходству возобладать над внутренним различием: голово-

100

ногие (в отличие от остальных моллюсков) официально призна-ны способными испытывать боль — так на всякий случай. Ма-каки-резус, напротив, в физиологическом и эволюционном пла-не очень близки к нам, поэтому мы склонны считать их способ-ными страдать так же, как мы, но, к нашему удивлению, приопределенных обстоятельствах они демонстрируют совершенноиное поведение. Приматолог Марк Хаузер в беседе рассказалмне, что во время брачного сезона макаки-самцы яростно де-рутся, и нередко можно наблюдать, что один самец, зажав дру-гого, зубами вырывает у него один из семенников. Раненый са-мец не вопит и не меняет мимики, а просто облизывает рану иуходит. А через день или два раненое животное можно видетьспаривающимся! Трудно поверить, что это животное испыталочто-то подобное мучениям человеческого существа, перенесшегосходное увечье (голова идет кругом при одной мысли об этом),несмотря на наше биологическое родство. Поэтому мы большене можем надеяться получить недвусмысленные ответы благо-даря удачному совпадению физиологических и поведенческихданных, так как нам уже известны случаи полного расхожденияэтих двух видов неотразимых, но не позволяющих сделатьокончательного вывода данных. Так как же нам быть в этомслучае?

Ключевой функцией боли является негативное подкрепле-ние, т.е. «наказание», уменьшающее вероятность повторногосовершения некоторого действия, и каждое скиннеровскоесоздание можно дрессировать с помощью негативного подкре-пления того или иного вида. Но любое ли подобное негативноеподкрепление является болью? Ощущаемой болью? Могла бысуществовать неосознаваемая или неошущаемая боль? Имеют-ся простые механизмы негативного подкрепления, благодарякоторым способность боли оказывает формирующее воздейст-вие на поведение, но которые не имеют в качестве следствиячто-то подобное психике, поэтому было бы ошибкой предпола-гать способность ощущать везде, где мы обнаруживаем скин-неровское научение. Другой функцией боли является срывобычных моделей телесной активности, способных усугубитьрану; например, боль заставляет животного оберегать повреж-денную конечность до ее заживления, и это обычно осуществ-ляется благодаря потоку нейрохимических веществ во время

L101

самоподдерживаемого цикла взаимодействия с нервной сис-темой. Гарантирует ли в таком случае присутствие этих ве-ществ появление боли? Нет, ибо сами по себе они просто клю-чи, плавающие в поисках своих замков; если цикл взаимодей-ствия прервать, то нет оснований предполагать, что боль оста-нется. Являются ли эти конкретные вещества вообще необхо-димыми для наличия боли? Могли бы существовать создания синой системой замков и ключей? Возможно, ответ на этот во-прос в большей степени зависит от исторического процессаэволюции на нашей планете, чем от каких-либо внутреннихсвойств веществ. Пример осьминога показывает, что нам сле-дует искать, какие имеются различия в химической реализа-ции и в функционировании, не рассчитывая на то, что этифакты сами по себе позволят нам разрешить вопрос о способ-ности ощущать.

Тогда как насчет других особенностей этого цикла взаимо-действия? Насколько рудиментарной могла бы быть системаболи, чтобы все еще включать в себя способность ощущать?Что и почему было бы существенным? Рассмотрим, например,жабу со сломанной ножкой. Ощущает ли она боль? Она являет-ся живым существом, чей нормальный образ жизни был нару-шен из-за повреждения одной из частей тела, и это не позво-ляет ей заниматься тем, что обеспечивает ее существование.Более того, состояние, в котором она находится, имеет боль-шой потенциал негативного подкрепления — она легко можетнаучиться избегать таких состояний своей нервной системы.Это состояние сохраняется благодаря циклу взаимодействия,который до некоторой степени нарушает обычную склонностьжабы к прыжкам, хотя в случае крайней необходимости онавсе равно будет прыгать. Заманчиво рассматривать все этокак равнозначное боли. Но так лее заманчиво наделить жабувнутренним монологом, в котором она со страхом говорит отакой крайней необходимости, молит об облегчении, сокруша-ется по поводу своей относительной уязвимости, горько сожа-леет о своих глупых действиях, приведших к этой критическойситуации, и т.д., хотя ничто из того, что известно о жабах недает нам права предполагать наличие этих дополнительныхсопутствующих элементов. Напротив, чем больше мы узнаем ожабах, тем больше мы убеждаемся в том, что их нервная сис-

102

тема сконструирована таким образом, чтобы позволить имжить без подобной дорогостоящей способности к рефлексии.

Так что лее? Какое отношение имеет способность ощущатьк таким изысканным интеллектуальным способностям? Этохороший вопрос, и, стало быть, мы должны попытаться на не-го ответить, а не использовать его как риторический, чтобысменить тему обсуждения. Именно в этом случае может иметьбольшое значение то, как мы поставим данный вопрос, потомучто мы можем сами себя обмануть и создать иллюзорную про-блему. Как? Упустив из виду, где мы находимся, совершаясвои прибавления и вычитания. С самого начала мы ищем х,особый ингредиент, отличающий простую чувствительность отподлинной способности ощущать, и мы разрабатываем этотпроект с двух сторон. Когда мы идем вверх от простых случа-ев, добавляя рудиментарные варианты каждого отдельногосвойства, результаты обычно не производят на нас особоговпечатления: хотя есть основания считать каждое из этихсвойств существенным компонентом способности ощущать,несомненно, сама эта способность не сводится только к этому— даже робот вполне мог бы проявлять это, не будучи способ-

ным ощущать! Идя вниз от нашего собственного богатого дета-лями (и очень ценного для нас) опыта, мы видим, что другиесоздания явно лишены отличительно человеческих особенно-стей нашего опыта, поэтому мы вычитаем эти особенности какнесущественные. Мы не хотим быть несправедливыми к на-шим собратьям-животным. Поэтому, хотя мы понимаем, чтомногое из того, о чем мы думаем, представляя себе ужасы боли(и пытаясь объяснить, почему с моральной точки зрения, важ-но, испытывает ли некто боль), как раз и является антропо-морфными дополнениями, мы великодушно заключаем, чтоони лишь сопутствующие элементы, не «существенные» для са-мой способности ощущать (и ее морально наиболее важногопроявления — боли). Вполне возможно, что, двигаясь «во мра-ке», мы не замечаем, как вычитаем с одной стороны именното, что ищем с другой. Если мы так и делаем, то наше убежде-ние в том, что нам еще предстоит открыть х — «недостающеезвено» в способности ощущать — было бы самоиндуцирован-

иллюзией.

103

Я не утверждаю, что мы действительно совершаем подоб-ную ошибку, но мы вполне могли бы ее совершить. На данныймомент этого достаточно, так как это смещает бремя доказы-вания. В этом случае консервативная гипотеза относительнопроблемы способности ощущать такова: не существует подоб-ного дополнительного феномена. «Способность ощущать» про-является на всех возможных уровнях или с любой возможнойинтенсивностью, от простейшей и наиболее «роботообразной»до наиболее чувствительной, гипер-реактивной у человека. Какмы видели в главе 1, мы действительно должны провести раз-граничительные линии в этом сложно переплетенном конти-нууме случаев, поскольку этого требует наша мораль, но пер-спектива обнаружения некоего порога — морально значимой«ступеньки», а не просто наклонной плоскости, — не толькочрезвычайно маловероятна, но и непривлекательна с мораль-ной стороны.

Рассмотрим в этом отношении еще раз жабу. По какуюсторону разделяющей линии оказывается жаба? (Если у васнет никаких сомнений относительно того, куда отнести жабу,выберите любое другое создание, которое для вас не являетсястоль очевидным случаем, например муравья, медузу, голубяили крысу.) Теперь предположим, что «наука подтвердила» на-личие у жабы минимальной способности ощущать, например,«боль» жабы является реальной, оп^оцаемой болью. В этом слу-чае жаба получает право на особое обращение, установленноедля способных ощущать существ. Теперь, наоборот, предполо-жим, что мы определили, что есть х и что жаба им не обладает.В этом случае жаба в своем статусе опускается до «простогоавтомата», которому мы можем причинять какой угодно вредбез всяких угрызений совести. Учитывая уже известное нам ожабах можно ли считать правдоподобным существование не-которого свойства, о котором мы до сих пор не догадывались иоткрытие которого могло бы оправдать столь разительную пе-ремену в нашем отношении к жабам? Конечно, если бы мы об-наружили, что в действительности жабы — это крошечные че-ловеческие существа, заключенные в жабье тело, подобнопринцессе из сказки, у нас сразу лее появился бы повод для ве-личайшей озабоченности, ибо мы поняли бы, что, несмотря навсе внешние особенности поведения, жабы способны испытъ1"

104

вать все муки и тревоги, которые мы считаем столь важнымидля себя. Но мы уже знаем, что жабы не таковы. Нас просятпредставить, что существует некий х, который ничем не напо-минает человеческую принцессу, заключенную в жабье тело, но,тем не менее, налагает на нас моральные обязательства. Однакомы также уже знаем, что жаба — это не просто заводная иг-рушка, а удивительно сложное живое существо, способное кудивительно разнообразным действиям по самосохранению иосуществлению предначертанной ему цели — дать как можнобольшее потомство. Разве этого недостаточно для особого вни-мания с нашей стороны? Нас просят представить, что сущест-вует некий х, который ничем не напоминает это простое усо-вершенствование в структуре управления, но, тем не менее, вслучае его открытия потребовал бы нашей моральной оценки.Полагаю, что нас просят вообразить нечто невообразимое. Нодавайте продолжим наш поиск и посмотрим, что же последуетдальше, ибо мы все еще далеки от человеческого сознания.

От фототаксиса к метафизике

Мы дошли до попперовских созданий — созданий, мозгкоторых в потенциале наделен умением осуществлять во внут-ренней среде предварительный отбор, так что же происходитдальше? Без сомнения, множество разных вещей, но мы со-средоточим наше внимание на одном конкретном новшестве,возможности которого мы ясно видим. Среди преемниковпопперовских созданий есть такие, внутренняя среда которыхформируется из пригодных для этого частей внешней среды.Одна из фундаментальных идей Дарвина состоит в том, чтоконструирование стоит дорого, а копирование конструкцийстоит дешево, т.е. создавать совершенно новую конструкциюочень трудно, а переконструировать старые конструкции от-носительно легко. Немногие из нас могли бы заново изобрестиколесо, но нам этого и не нужно, так как мы получаем конст-рукцию колеса (и огромное количество других конструкций) изКультуры, в которой воспитываемся. Мы можем назвать этоЕод-под-множество дарвиновских созданий грегорийскими соз-даниями, поскольку британский психолог Ричард Грегори, на

взгляд, является ведущим теоретиком в области изучения

105

роли информации (или, точнее говоря, того, что Грегори назы-вает потенциальным интеллектом) в создании умных действий(или того, что Грегори называет кинетическим интеллектом).Грегори отмечает, что ножницы как хорошо сконструирован-ный артефакт, являются не просто продуктом интеллекта, но итем, что наделяет интеллектом (внешним потенциальным ин-теллектом), в самом прямом и интуитивно понятном смысле:когда вы даете кому-либо ножницы, вы увеличиваете его воз-можности более быстро и благополучно достичь выполненияумных действий (1981, стр. 311fl).

Антропологи давно отмечали, что начало использованияорудий сопутствовало значительному росту интеллекта. В есте-ственных условиях шимпанзе для ловли термитов засовываютгрубо сделанное удилище глубоко в их подземные норы, затембыстро вытаскивают его со всеми заползшими на него терми-тами и отправляют их себе в рот. Этот факт приобретает до-полнительную значимость, когда мы узнаем, что не все шим-панзе научились этому приему; в некоторых «культурах» шим-панзе термиты не служат источником пищи. Это напоминаетнам, что использование орудий является признаком интеллек-та в двух отношениях: интеллект требуется для того, чтобыраспознавать и сохранять орудие (не говоря уже об его изго-товлении), но не только, ибо орудие передает интеллект тем,кому посчастливилось его (орудие) получить. Чем лучше скон-струировано орудие (чем больше информации вложено в негопри его изготовлении), тем больше потенциального интеллектаоно передает тому, кто его использует. К числу наиболее важ-ных орудий, напоминает нам Грегори, относятся те, которыеон называет орудиями ума, т.е. слова.

Слова и другие орудия ума предоставляют грегорийскомусозданию внутреннюю среду, позволяющую ему строить ещеболее искусные генераторы и тестеры движений. Скиннеров-ские создания спрашивают себя: «Что я делаю дальше?» и Уних нет ответа на этот вопрос, пока они не перенесут несколь-ко оглушительных ударов судьбы. Попперовские создания де-лают большой шаг вперед, ибо прежде чем спросить себя: «Чтоже следует делать дальше?», они спрашивают: «Что мне следуетдумать о дальнейшем?» (Следует подчеркнуть, что ни скиняе-ровским, ни попперовским созданиям в действительности яе

нужно разговаривать с собой или продумывать эти мысли.Просто они сконструированы так, чтобы действовать, как еслибы они задавали себе эти вопросы. В этом проявляется как си-ла, так и рискованность интенциональной установки. Причи-на, по которой попперовские создания являются более умны-ми, т.е. более удачливыми в своей изворотливости, чем скин-неровские создания, заключается в том, что они способныадаптивно реагировать на большую и лучшую информацию.Мы можем дать этому яркое, хотя и очень* вольное описание,исходя из интенциональной установки и используя эти вооб-ражаемые монологи. Но было бы ошибкой приписывать этимсозданиям все тонкости, связанные со способностью формули-ровать подобные вопросы и ответы, которая в качестве образ-ца имеет откровенный анализ человеком своих побуждений.

«коллективнаяработа»

Грегорийское создание берет орудия ума из окружающей среды(культуры); они позволяют улучшить как генераторы, так и тестеры.

Рис. 4.4.

Грегорийские создания делают большой шаг в направле-человеческого уровня умственного развития, извлекая

Юльзу из опыта других благодаря мудрости, воплощенной в°РУДИях ума, которые эти другие изобрели, усовершенствовали1 Передали им; таким образом они учатся лучше размышлять о

106 107

том, что им следует думать о дальнейшем, и уже далее возво-дится башня из последующих внутренних размышлений, неимеющих фиксированного или видимого предела. Как мог быбыть осуществлен этот переход на грегорийский уровень, мож-но лучше всего понять, если еще раз обратиться к прошлому ирассмотреть андестральные3 способности, из которых должнывыстраиваться эти наиболее человеческие умственные способ-ности.

Одна из простейших жизнеулучшающих практик, обнару-живаемая у многих видов, — это фототаксис, способность от-личать свет от темноты и направляться к свету. Свет легкопреобразовывается, и если учесть способ его излучения источ-ником и постепенное снижение его интенсивности по мереудаления от источника, то для получения надежного фототак-сиса требуется достаточно простая связь между датчиками иэффекторами. В превосходной небольшой книге невролога Ва-лентине Брайтенберга «Движущиеся средства» предлагаетсяпростейшая модель такого средства (см. рис. 4.5.) У него естьдва световых датчика и их переменные выходные сигналы пос-тупают, пересекаясь, на два эффектора (представьте себе эф-фекторы в виде подвесных моторов). Чем больше света преоб-разовывается, тем быстрее работает мотор. Датчик, находя-щийся ближе к источнику света, будет заставлять мотор рабо-тать немного быстрее, чем более удаленный от света датчик, иблагодаря этому движущееся средство будет всегда переме-щаться в направлении к свету, пока, в конце концов, не дос-тигнет его источника или не станет кружить прямо вокруг него.

В мире такого простого существа свет сменяется полумра-ком и темнотой, и оно перемещается по градиенту4 световойинтенсивности. Ничего другого оно не знает, да ему и не нуж-но знать. Распознавание света практически ничего не стоит;датчик включается лишь под воздействием света, и системеневажно, возвратился ли тот же самый свет или это новыйсвет. В мире с двумя лунами могло бы быть экологически важ-

3 Предшествующие, предковые, наследственные. — Прим, ред.4 Градиент — это мера возрастания или убывания в пространстве ка-

кой-либо физической величины (в данном случае — интенсивности свето-вого излучения) на единицу длины. — Прим, ред,

108

ным, за какой луной вы следуете, поэтому распознавание илиидентификация луны были бы дополнительной проблемой, ну-ждающейся в решении. В таком мире одного фототаксиса бы-ло бы уже недостаточно. В нашем же мире луна не относится ктому роду объектов, которые обычно требуют от животных по-вторной идентификации. Напротив, матери часто относятся ктаким объектам.

Рис. 4.5.

Маматаксис — движение к матери — значительно болеесложная способность. Если бы мама испускала яркий свет, могбы подойти и фототаксис, но не в том случае, если поблизостиесть другие матери, использующие ту же систему. Если же ма-ма будет испускать особый голубой свет, отличающейся от то-го, что испускают все другие матери, тогда размещение наКаждом из ваших фотодатчиков особого фильтра, отсекающе-

109

го все, кроме голубого цвета, вполне решало бы проблему. За-частую сходный принцип применяется и в природе, но приэтом используется более эффективный, с точки зрения энерго-затрат, носитель. Мама распространяет запах-сигнатуру, силь-но отличающийся от всех других запахов (в ближайшем окру-жении). Маматаксис (повторная идентификация мамы и наве-дение на нее) осуществляется поэтому с помощью трансдукциизапаха, или обоняния. Интенсивность запахов есть функция отконцентрации молекул-ключей, диффундирующих в окружаю-щей среде — воздухе или воде. Таким образом, датчик можетбыть замком подходящей формы, и перемещение будет проис-ходит в направлении возрастания концентрации этих молекулпо такой же схеме, как в случае движущегося средства Брай-тенберга. Подобные обонятельные сигнатуры являются древ-ними и эффективными. У человеческого рода поверх них нало-жились тысячи иных механизмов, но их все еще можно разли-чить в их основании. Несмотря на всю нашу сложную органи-зацию, запахи движт/га нами, но мы не знаем, почему и какимобразом это происходит, как прекрасно отметил МарсельПруст*.

Этот же конструктивный принцип используется в техникес применением иного носителя: EPIRB (аварийный радиомаяк,указывающий местоположение судна) является автономным,питающимся от батарейки радиопередатчиком, повторяющимособый идентификационный код на определенной частоте. Выможете купить его в магазине корабельных принадлежностей ивзять с собой на ваше судно. Если с вами случается беда, выего включаете. Немедленно всемирная система слежения улав-ливает ваш EPIRB-сигнал, и ваше местонахождение высвечи-вается на электронной карте. Кроме того, система осуществля-

Запахи используются не только в качестве идентификационных сиг-налов. Часто они играют действенную роль в привлечении особей противо-положного пола и даже в подавлении половой активности или полового со-зревания соперников. На пути в мозг сигналы от обонятельного органа ми-нуют таламус и, таким образом, в отличие от сигналов, поступающих отзрительных, слуховых и даже осязательных органов, они идут прямо к древ-ним центрам управления, минуя многих посредников. Вероятно, этот болеепрямой путь позволяет объяснить непреодолимое, почти гипнотическоедействие на нас некоторых запахов.

110

ет поиск вашего идентификационного кода в огромном спискекодов и таким образом идентифицирует ваше судно. Иденти-фикация значительно упрощает поиск и спасение, так как онаобеспечивает дополнительной информацией: радиомаяк мож-но вслепую запеленговать с помощью радиоприемников (пре-образователей), но когда спасатели приблизятся, им полезнознать, ищут ли они (с помощью зрения) черный рыболовецкийтраулер, маленькую темно-зеленую яхту или ярко-оранжевыйрезиновый плот. Другие сенсорные системы также могут бытьзадействованы для того, чтобы окончательное сближение про-исходило быстрее и меньше зависело от разного рода помех(например, если иссякнет батарейка EPIRB). У животных оты-скание по запаху является не единственным способом мама-таксиса. Они также используют визуальные и слуховые сигна-туры, как это замечательно продемонстрировал этолог КонрадЛоренц в своих новаторских работах по «импринтингу» у гусяти утят. Птенцы, у которых сразу после рождения не отпечата-лось, кто их настоящая мать, выбирают первый увиденныйими крупный движущийся предмет и в дальнейшем относятсяк нему, как к матери.

Сигнальные маячки (и дополнения к ним в виде сенсоров)являются Прекрасным конструктивным решением, когда аген-ту в течение долгого времени нужно отслеживать (распозна-вать, повторно идентифицировать) какой-то особый объект —обычно другого агента, например мать. Вы просто заранее ус-танавливаете на нем сигнальный маячок и позволяете ему уда-литься. (Современный пример — противоугонные автомобиль-ные радиомаяки, которые вы прячете в своей машине и с по-мощью дистанционного управления включаете в случае краживашего автомобиля.) Но, как обычно, есть и издержки. Один изочевидных недостатков состоит в том, что этим аппаратомслежения для отыскания цели могут в равной степени восполь-зоваться и друзья и враги. Например, хищники обычно на-строены на те же каналы обонятельных и слуховых сигналов,нто и детеныши, старающиеся поддерживать связь с матерью.

Тому, кто испускает запахи и звуки нелегко держать подсвоим контролем область их распространения. СигнальныйМаячок с более избирательным действием можно было бы по-

с низкими энергозатратами, поместив особое голубое

111

пятно (пигмент того или иного вида) на мать, чтобы благодаряотраженному солнечному свету этот маячок становился види-мым только в определенных участках пространства и легко ис-чезал, когда мама просто перемещалась в тень. Тогда детены-ши могут следовать за голубым пятном всякий раз, когда оностановится видимым. Но для этой схемы требуется более тон-кий фоточувствительный механизм, например простой глаз, ане одна лишь пара фотоэлементов.

Чтобы поддерживать надежную и тесную связь с однимэкологически очень важным объектом (например с матерью) нетребуется способность представлять его себе как нечто кон-кретное и устойчивое, что может приближаться и удаляться.Как мы только что видели, надежный маматаксис достигаетсяпри помощи нескольких простых приемов. Эта способностьобычно дает хорошие результаты в условиях простой окру-жающей среды, но создание, оснащенное такой примитивнойсистемой, можно легко «обмануть», и когда это происходит, оноидет навстречу беде, не сознавая своей глупости. Система не-обязательно обладает способностью отслеживать свой успехили размышлять над тем, при каких обстоятельствах имел мес-то успех или неудача; это более позднее (и дорогое) дополнение.

Слежение на основе сотрудничества — когда объект-цельпредоставляет удобный маячок и тем самым упрощает задачуследящему — является шагом на пути к слежению на основеконкуренции, при котором объект-цель не только не предос-тавляет никакого маячка с уникальной сигнатурой, но всемисилами старается спрятаться, сделать слежение за собой не-возможным. В противовес этому шагу со стороны жертв ухищников развиваются системы слежения общего назначения,сконструированные таким образом, чтобы любые аспекты от-слеживаемого объекта становились частным и временным ма-ячком — «поисковым образом», который создается для данногослучая с помощью имеющихся у хищника детекторов свойстви используется для постоянной корреляции сигнатуры объекта-цели. По мере изменения объекта-цели поисковый образ пере-сматривается и обновляется с тем, чтобы выбранный объектвсегда был на прицеле.

Важно осознавать, что этот вариант слежения не предпо-лагает отнесения объекта-цели к той или иной категории.

Представьте себе примитивный глаз, состоящий из несколькихсотен фотоэлементов, преобразующих сигналы от изменяю-щихся элементов изображения, которые включаются всем, чтоотражает на них свет. Такая система могла бы без труда по-слать сообщение следующего вида: «X, чем бы он ни был, от-ветственный за изменение рассматриваемой сейчас группыэлементов изображения, только что отклонился вправо». (Ей ненужно было бы отправлять такое многословное сообщение —этой системе вообще не требуется ни слбв, ни символов.) По-этому подобная система осуществляет один-единственный видидентификации — поминутно повторяющуюся идентифика-цию отслеживаемого объекта в ее вырожденной или мини-мальной форме. Далее здесь допускаются изменения и замены.Если группа элементов изображения изменяется постепенно наболее или менее статичном фоне, то далее радикальные изме-нения ее формы и внутреннего характера не помешают слеже-нию, если только изменения происходят не слишком быстро.(Ярким примером этой встроенной в нашу собственную зри-тельную систему схемы является «феномен фи», который со-стоит в том, что последовательность мигающих огней непроиз-вольно интерпретируется этой системой как траектория дви-жущегося объекта.)

Что произойдет, когда X временно скроется за деревом?Бесхитростное решение будет состоять в том, чтобы сохранитьбез изменений последнюю версию поискового образа, а затемнаугад просматривать окрестности в надежде снова засечьэтот временный маячок, как только он появится, если вообщепоявится. Вы можете повысить свои шансы, нацелив поиско-вый образ туда, где с наибольшей вероятностью вновь появит-ся временный маячок. И ваш поиск этого наиболее вероятногоместа будет более надежным (а не просто по методу подкиды-вания монетки), если вы для расчета будущей траектории ма-ячка просто по прямой продлите его старую траекторию. Этоодин из простейших и самых распространенных способов сози-дания будущего, и в нем, вместе с тем, в чистом виде представ-лена интенциональность, своей стрелой нацеленная на несуще-ствующую цель, в отношении которой, однако, есть основанияпитать надежды.

112 113

Эта способность «поддерживать связь» с другим объектом(при возможности буквально касаясь его и манипулируя им)является необходимой предпосылкой высококачественноговосприятия. Например, визуальное распознавание отдельногочеловека или объекта практически невозможно, если его образв течение длительного времени не удерживался в центральнойобласти глаза, имеющей высокую разрешающую способность.Всем эпистемически голодным микроагентам нужно время,чтобы насытиться и организоваться. Поэтому способностьдержать в фокусе информацию о какой-то отдельной вещи(той, за которой я сейчас слежу глазами) является необходимойпредпосылкой для создания идентифицирующей дескрипцииэтой вещи*.

Чтобы максимизировать вероятность поддержания или во-зобновления контакта с объектом, за которым ведется слеже-ние, можно использовать мнолсество независимых систем, каж-

Эта мысль о первичности слежения перед описанием является, на мойвзгляд, единственной крупицей истины в совершенно безнадежном фило-софском учении о том, что существуют две разновидности мнений — мне-ния de re, как-то «напрямую» отсылающие к своим объектам, и мнения dedicto, отсылающие к своим объектам только через посредничество dictum,определенной дескрипции (сформулированной в естественном языке или внекоем «языке мысли»). Различие между ними иллюстрируется следующим(предполагаемым) различием между

считать, что Том (вот тот парень) является мужчиной

считать, что лицо, пославшее мне это анонимное письмо, является муж-чиной.

Считается, что в первом случае интенциональность является более не-посредственной, и она «прицепляется» к своему объекту более примитив-ным образом. Но, как мы видели, даже наиболее непосредственные и при-митивные случаи перцептуального слежения можно преобразовать в модусde dicto (тот X, который, чем бы он ни был, является ответственным за изме-нение рассматриваемой группы элементов изображения, только что откло-нился вправо), чтобы выявить особенности механизма, опосредующего этотсамый «непосредственный» вид референции. Различие меэкду de re и de dictoзаключено в точке зрения говорящего или в том, что ему важно, но не в самомявлении. Подробнее об этом вопросе см. Dennett, «Beyond Belief» (1982).

114

дал из которых подвержена ошибкам, но у которых частичноперекрываются области компетенции. Там где одна системадает сбой, ее сменяют другие, а в результате получается плав-ное и непрерывное слежение, составленное из дискретнофункционирующих элементов.

Как связаны между собой эти системы? Есть много воз-можных способов. Если у вас имеются две сенсорные системы,то вы можете соединить их при помощи логического элементаИ: чтобы агент прореагировал позитивным образом, они обедолжны быть ВКЛючены в результате поступивших входныхданных. (Логический элемент И может быть реализован в лю-бой среде; это не вещь, а принцип организации. Два ключа,которые нужно повернуть, чтобы открыть сейф для храненияценностей в банке или запустить ракету с ядерной боеголов-кой, связаны между собой логическим элементом И. Когда выподсоединяете садовый шланг одним концом к крану, а надругой крепите закрывающуюся насадку, то оба этих клапанаоказываются связанными логическим элементом И; для тогочтобы пошла вода, они оба должны быть открыты.) Другаявозможность — вы можете соединить две сенсорные системылогическим элементом ИЛИ: каждая отдельно, А гиги В (или обесразу), заставят агента прореагировать позитивным образом.Логические элементы ИЛИ используются для включения дубли-рующих или резервных подсистем в более крупные системы:если один блок откажет, функционирования второго блока бу-дет достаточно для обеспечения работы всей системы. В двух-двигательных самолетах двигатели соединены между собойпри помощи логического элемента ИЛИ: лучше, когда работаютоба двигателя, но в крайнем случае достаточно и одного.

По мере добавления систем резко возрастает число воз-можных способов их соединения. Например, вы можете со-единить их так, что ЕСЛИ ВКЛючена система А, то если ВКЛю-чена В или С, система в целом будет реагировать позитивнымобразом; в противном случае для позитивного реагированияДолжны быть включены обе системы Б и С. (Это равнозначносоединению трех систем по мажоритарному принципу: еслибольшинство систем — любое большинство — ВКЛючено, сис-тема в целом будет реагировать позитивным образом.) Всевозможные способы соединения систем при помощи логиче-

L115

ских элементов И и ИЛИ (и логических элементов НЕ, которыепросто превращают в обратное или противоположное выход-ное состояние системы, превращая ВКЛ в ВЫКЛ и наоборот)называются булевыми функциями для этих систем, так какони могут быть строго описаны с помощью логических опера-торов И, ИЛИ и НЕ, которые впервые формализовал англий-ский математик XIX века Джордж Буль. Но существуют и дру-гие не-булевы способы соединения действий систем. Вместотого чтобы посылать всех участников на центральный пунктголосования, предоставляя каждому один голос (ДА или НЕТ,ВКЛ или ВЫКЛ) и тем самым сводя вклад каждого в поведениев одну уязвимую точку, где принимается решение (как сум-марный результат всех булевых связей), мы могли бы позво-лить каждому из них поддерживать свою собственную, неза-висимую и непрерывно изменяющуюся связь с поведением,чтобы поведение на выходе было результатом всей их активно-сти. Уместно сослаться здесь на очень простой пример —движущееся средство Валентине Брайтенберга, с двумя вмон-тированными крестообразно фотодатчиками. «Решение» о по-вороте влево или вправо определяется тем, вклад какой издвух систем, состоящих из датчика и мотора, окажется болеевесомым, но представлять данный результат как булеву функ-цию от соответствующих «аргументов» в виде датчиков — не-эффективно и бесполезно. (В принципе, поведение любой та-кой системы мо лен о приблизительно описать с помощью буле-вой функции, разложив ее соответствующим образом на под-системы, но подобный аналитический трюк может помешатьвыявить в их связях что-то действительно важное. Например,мы можем, в принципе, рассматривать погоду как булеву сис-тему, но это не дает нам новой информации и не работает.)

Если установить десятки, сотни или тысячи таких схем водном организме, то можно наделено управлять такой сложнойдеятельностью, как самосохранение, при этом внутри орга-низма не будет происходить ничего такого, что было бы похо-же на продумывание отдельных мыслей. Имеют место лишьмногочисленные как бы принятия решений, как бы распозна-вания, как бы прятания. У оснащенного таким образом орга-низма есть много возможностей для «ошибок», но его ошибки

никогда не заключаются в том, что формулируется некотороеложное высказывание, которое принимается за истинное.

Насколько универсальной может быть подобная архитек-тура? Трудно сказать. В последнее время исследователи скон-струировали и испытали искусственные системы управления,которые воспроизводят многие поражающие нас схемы пове-дения, наблюдаемые у относительно простых форм жизни, та-ких как насекомые и другие беспозвоночные. Поэтому оченьзаманчиво думать, что всеми удивительно сложными видамирутинной деятельности этих существ можно управлять с помо-щью архитектуры, Подобной только что рассмотренной, дажеесли мы пока не знаем, как сконструировать систему требуе-мой сложности. В конце концов, мозг насекомого может иметьвсего несколько сотен нейронов, но представьте только, каки-ми сложными взаимодействиями с миром может управлятьэтот механизм. Например, биолог-дарвинист Роберт Триверсотмечает:

Выращивающие грибок муравьи занимаются земледелием. Ра-ботники срезают листья, тащат их в колонию, готовят из них средудля выращивания грибка, высаживают на ней грибок, удобряют егосвоими экскрементами, избавляются от его соперников, оттаскиваяих в другое место, и наконец, собирают урожай в виде особой частигрибка, которой они питаются. (1985, р. 172)

Затем, у рыб и птиц есть продолжительные и сложно ско-ординированные ритуалы для брачного периода и воспитанияпотомства. К каждому шагу предъявляются сенсорные требо-вания, которые должны быть выполнены до того, как будетпредпринят этот шаг, а затем проводится адаптивный кон-троль за его выполнением с учетом возникающих препятствий.Как осуществляется управление этими сложными маневрами?Кропотливо варьируя доступные источники информации вэкспериментах, биологи определили многие условия окружаю-щей среды, которые используются в качестве сигналов, но это-го недостаточно для установления того, какую информациюорганизм способен собирать. Следующей трудной задачей бу-Дет выяснение того, как могут быть устроены крошечные моз-

116 . 117

ги этих организмов, чтобы правильно воспользоваться всейэтой полезной восприимчивостью к информации.

Если вы рыба, или краб, или что-то вроде этого и одним изваших планов является строительство гнезда из гальки на днеморя, вам будет нужно устройство для обнаружения гальки испособ находить дорогу назад к вашему гнезду, где вы помес-тите найденную гальку в нужное место перед новым выходомна поиск. Однако этой системе необязательно быть защищен-ной «от дурака». Поскольку маловероятно, что за время вашегоотсутствия на вашем месте какие-то самозванцы тайком воз-двигнут свои гнезда (если только вами не заинтересовалисьхитрые люди-экспериментаторы), осуществляемая вами пов-торная идентификация может отвечать довольно низким и не-дорогим стандартам. В случае ошибочной «идентификации»вы, вероятно, будете продолжать строительство, не только неразобравшись в случившемся, но и совершенно не заметив илине поняв свою ошибку и не проявив ни малейшего беспокой-ства. С другой стороны, если вы окажетесь оснащенными до-полнительной системой идентификации гнезд, и гнездо само-званца не пройдет ее проверки, вы будете в замешательстве,поскольку эти две системы будут толкать вас в разные сторо-ны. Такие конфликты случаются, но когда организм в сильномвозбуждении мечется взад и вперед, не имеет смысла спраши-вать: «О чем он сейчас думает? Каково пропозициональное со-держание переживаемого им состояния замешательства?»

Таким организмам, как мы, которые оснащены на многихуровнях системами самомониторинга и способны выявлять игасить подобные конфликты при их возникновении, иногдабывает совершенно ясно, какая именно ошибка была допуще-на. Тревожным случаем является галлюцинация Капгра, при-чудливый недуг, иногда поражающий людей, перенесшихтравму мозга. Отличительным признаком галлюцинации Капг-ра является убеждение страдающего ею человека, что егоблизкий знакомый (обычно любимый) был заменен самозван-цем, который своим внешним видом (голосом и поведением)очень на него похож:, тогда как сам знакомый таинственнымобразом исчез! Это удивительное явление должно произвестисокрушительное воздействие на философов. Для иллюстрациисвоих разнообразных философских теорий философы выдумы-

118

вали множество заумных случаев ошибочного опознания; фило-софская литература изобилует фантастическими мысленнымиэкспериментами о шпионах и убийцах, путешествующих ин-когнито, о лучших друзьях, переодетых гориллами о давно раз-лучившихся однояйцевых близнецах, но случаи галлюцинацииКапгра из реальной жизни до сих пор ускользали от вниманияфилософов. Особенно удивительно то, что эти случаи нельзяобъяснить искусным переодеванием и недолгим разглядывани-ем. Напротив, галлюцинация сохраняется, далее если больнойтщательно осмотрел «самозванца» и даже если тот умоляет уз-нать его. Известны случаи, когда страдающие синдромом Капг-ра убивали своих супругов, настолько они были уверены в том,что эти похожие на их близких пришельцы пытаются занятьместо — целую жизнь, — которые им по праву не принадлежат!Не подлежит сомнению, что в таком печальном случае рассмат-риваемый человек принимает за истинные некоторые весьмаспецифические суждения нетождества: Этот мужчина не моймуж:, этот мужчина качественно подобен моему мужу настоль-ко, насколько это возможно, и все же он не мой муж. Особенноинтересен для нас тот факт, что люди, страдающие от такихгаллюцинаций, иногда абсолютно неспособны сказать, почемуони в этом так уверены.

Нейропсихолог Эндрю Янг (1994) предлагает изобретатель-ную и правдоподобную гипотезу в качестве объяснения этогоявления. Янг противопоставляет галлюцинацию Капгра друго-му любопытному недугу, вызываемому травмой мозга: агнозиина лица (просопагнозии). Люди, страдающие этим недутом, немогут узнавать знакомые лица. Их зрение может быть в пол-ном порядке, но они не могут идентифицировать далее своихближайших друзей, пока не услышат их голос. В стандартномэксперименте им показывают разнообразные фотографии —неизвестных им людей, так и членов их семьи и знаменитостей- Гитлера, Мэрилин Монро, Джона Ф. Кеннеди. Когда их про-

сят отобрать знакомые лица, им удается это сделать толькослучайно. Но более десятилетия назад исследователи предпо-ложили, что несмотря на эти ужасно плохие результаты, что-too в некоторых людях, страдающих агнозией на лица, пра-вильно опознает членов семьи и известных людей, посколькуБх тела иначе реагируют на знакомые лица. Если при рассмат-

119

ривании фотографии знакомого лица им называют разнооб-разные имена, то при произнесении правильного имени, у нихвозникает повышенный кожно-гальванический рефлекс. (Кож-но-гальванический рефлекс используется для измерения элек-трической проводимости кожи, и на нем основана работа по-лиграфов или «детекторов лжи».) Из этих результатов Янг идругие исследователи сделали вывод, что должно быть две сис-темы (или больше), которые могут производить идентифика-цию лица, а у страдающих агнозией на лица и имеющих по-добный кожно-гальванический рефлекс одна из этих систем непоражена. Эта система продолжает исправно работать, скрытои по большей части незаметно для других. Теперь предполо-жим, говорит Янг, что у страдающих галлюцинацией Капграимеется прямо противоположный дефект: открытая система(или системы) осознаваемого распознавания лиц действуетпрекрасно — именно поэтому страдающие галлюцинациейКапгра согласны, что «самозванцы» и в самом деле выглядяткак их любимые, но скрытая система (или системы), от кото-рой обычно в таких случаях исходит ободряющий вотум согла-сия, повреждена и зловеще молчит. Из-за отсутствия этогоедва уловимого вклада в идентификацию все настолько нару-шается («Чего-то не хватает!»), что это служит своеобразным«карманным вето»5, отменяющим решение здоровой системы: витоге больной искренне убежден в том, что он видит само-званца. Вместо того чтобы возлагать вину за несоответствие нанеисправную систему восприятия, человек обвиняет мир та-ким метафизически экстравагантным, таким невероятнымспособом, что вряд ли можно сомневаться в силе (по сути, по-литической силе), которую обычно имеет над всеми нами по-врежденная система. Когда эпистемический голод этой отдель-ной системы остается неутоленным, она закатывает такую ис-терику, что сводит на нет действие всех прочих систем.

Между погруженным в забытье крабом и странно заблуж-дающейся жертвой галлюцинации Капгра существуют и про-межуточные случаи. Разве собака не может узнать или не уз-нать своего хозяина? Согласно Гомеру, когда Одиссей вернулся

5 В США — задержка президентом подписания законопроекта до за-крытия сессии конгресса. — Прим, перев.

120

на Итаку после своих двадцатилетних скитаний, переодетый влохмотья нищего, его старая собака Аргос узнала его, завилялахвостом, прижала уши, а затем умерла. (А Одиссей, стоит на-помнить, тайком утер слезу.) Так же как у краба есть основа-ния (пытаться) отслеживать идентичность своего гнезда, так иу собаки есть основания (пытаться) отслеживать среди прочихважных вещей в мире хозяина. Чем более настоятельны осно-вания для повторной идентификации вещей, тем больше платаза то, чтобы не совершать ошибок, и тем больше вложения вперцептуальные и когнитивные механизмы будут окупать се-бя. Развитые виды научения зависят, фактически, от предше-ствующих им способностей к (повторной) идентификации.Возьмем простой случай и предположим, что собака видитОдиссея трезвым по понедельникам, средам и пятницам, а посубботам видит его пьяным. Есть несколько логически прием-лемых заключений, которые можно вывести из этого множест-ва впечатлений: что существуют пьяные и трезвые люди, чтоодин человек может быть пьяным в один день и трезвым — вдругой, и что Одиссей именно такой человек. Собака не моглабы — логически не могла бы — знать второй или третий фактиз этой последовательности отдельных впечатлений, если бы унее не было некоторого (подверженного ошибкам, но довольнонадежного) способа повторной идентификации человека какодного и того же в разных восприятиях. (Millican, в печати)(Этот же принцип находит еще более наглядное выражение втом любопытном факте, что вы не можете — в логическомплане — узнать, как вы выглядите, смотря в зеркало, еслитолько у вас нет какого-то другого способа опознать в качествесвоего лицо, которое вы видите. Без такой независимой иден-тификации вы бы смогли изучить свою внешность, смотря взеркало, не в большей мере, чем если бы вы рассматривалифотографию, которая случайно оказалась вашей.)

Собаки живут в мире более разнообразного и сложного по-ведения, чем крабы, где больше возможностей для ухищрений,обмана и маскировки, а, следовательно, и больше выгод можноизвлечь, если не принимать ложных подсказок. Но, еще разотмечу, системы собаки необязательно имеют защиту «от дура-ка». Если собака совершает ошибку идентификации (любоговида), мы можем характеризовать это как случай ошибочного

121

гопознания, но нам необязательно заключать, что собака спо-собна мыслить некоторое суждение и вести себя так, как еслибы она в него верила. Поведение Аргоса в рассказе трогатель-но, но мы не должны допускать сентиментальность в нашитеории. Аргос мог бы также любить запахи осени и каждыйгод радостно реагировать на ласкающие его ноздри запахиспелых фруктов, но это не означало бы, что он каким-то обра-зом способен различать повторяющиеся времена года вродеосени, с одной стороны, и возвращающихся людей вроде Одис-сея, с другой. Не является ли Одиссей для Аргоса просто упо-рядоченным собранием приятных запахов и звуков, зритель-ных образов и чувств — чем-то вроде нерегулярно повторяю-щегося времени года (не наступавшего целых двадцать лет!),во время которого предпочтительно особое поведение? Это та-кое время года, которое обычно бывает трезвым, но в некото-рых случаях как известно, оно является пьяным. Со своей осо-бой человеческой точки зрения мы можем видеть, что успехАргоса в этом мире зачастую зависит от того, насколько егоповедение приближается к поведению агента действия, кото-рый, подобно нам, взрослым людям, ясно различает индиви-дов. Поэтому, когда мы интерпретируем его поведение с пози-ций интенциональнои установки, мы вполне можем приписатьАргосу верования, в которых различаются Одиссей и другиелюди, более сильные собаки-соперники и более слабые, овцы идругие животные, Итака и иные места и т.д. Но мы должныбыть готовы к обнаружению в этом его кажущемся пониманиинекоторых шокирующих провалов, немыслимых для существ,обладающих нашей концептуальной схемой, а, следовательно,абсолютно невыразимых в человеческом языке.

О разумности домашних животных говорят на протяжениитысячелетий. Древний философ-стоик Хрисипп рассказывал особаке, которая оказалась способной на следующий разумныйпоступок: подойдя к развился из трех дорог, она обнюхала до-роги Л и Б и, не обнюхивая дорогу С, устремилась по ней, рас-судив, что если она не учуяла следа на дорогах А и В, то пре-следуемая добыча должна была пойти дорогой С. Люди менеесклонны рассказывать об удручающей глупости своих любим-цев и часто отказываются делать выводы из тех провалов, ко-торые они обнаруживают в их способностях. Какая умная со-

122

бачка, но может ли она сообразить, как размотать поводок, за-крутившийся вокруг дерева или фонарного столба? Казалосьбы, для собаки это вполне подходящий тест на разумность посравнению, скажем, со способностью чувствовать иронию впоэзии или понимать транзитивность отношения теплее-чем...(если А теплее В, а В теплее С, то А [теплее? холоднее?] С.) Нонемного есть собак, если они вообще есть, которые способныего пройти. А дельфины, при всей их разумности, как это нистранно, неспособны понять, что, попав" в сеть для ловли тун-ца, они могут легко выпрыгнуть из нее. Для них вполне естест-венно выпрыгивать из воды, тем больше поражает их бестол-ковость в данной ситуации. Как регулярно обнаруживают ис-следователи, чем изобретательней вы исследуете способностиживотных, тем с большей вероятностью открываете в них не-ожиданные провалы. Способность животных обобщать на ос-новании их отдельных разумных действий очень ограничена.(Потрясающее описание этого направления в исследованииверветовых обезьян, см. Cheney and Seyfarth, How Monkeys Seethe World, 1990.)

Мы, люди, можем разглядеть сбои в процессе отслеживания,которые находятся за пределами познаний других существ, бла-годаря нашей способности размышлять характерным для насобразом. Предположим, что Том на протяжении многих лет но-сил с собой монетку в качестве талисмана. У Тома не было име-ни для этой монетки, но мы будем называть ее Эми. Том бралЭми с собой в Испанию, он держит ее на ночном столике вовремя сна и т.д. Но однажды во время поездки в Нью-Йорк,поддавшись импульсу, Том бросает Эми в фонтан, где она сме-шивается со множеством других монет, становясь для Тома инас абсолютно неотличимой от этих монет, по крайней мере, оттех из них, на которых стоит та же дата выпуска, что и на Эми.Тем не менее, Том может размышлять над этой ситуацией. Онможет признать истинным суждение о том, что одна и толькоодна из этих монет является тем талисманом, который он всегданосил с собой. Он может быть обеспокоен (или просто удивлен)тем фактом, что безвозвратно потерял из виду то, что так илииначе отслеживал на протяжении многих лет. Предположим,

1Что он поднял из фонтана одну из монеток. Он понимает, чтоодно и только одно из следующих двух высказываний истинно:

123

1. Монетка, которую я сейчас держу в руке, есть та монетка, ко-торую я привез с собой в Нью-Йорк.

2. Монетка, которую я сейчас держу в руке, не есть та монетка,которую я привез с собой в Нью-Йорк.

Не нужно быть выдающимся ученым, чтобы понять, чтоодно из этих двух высказываний должно быть истинным, дажеесли ни Том и никто другой в мировой истории, прошлой и бу-дущей, не сможет определить, которое именно. Эта наша спо-собность создавать и даже во многих случаях проверять гипо-тезы об идентичности практически является совершенно неве-домой для всех других биологических видов. Деятельность ипланы многих созданий требуют от них отслеживать и повтор-но идентифицировать индивидов — матерей, особейпротивоположного пола, пишу, начальников и подчиненных встаде — но нет никаких данных, что, делая это, они должныпонимать, то они делают именно это. Их интенциональностьникогда не поднимается до той метафизическойобстоятельности, до которой может подняться наша.

Как мы это делаем? Не нужно быть выдающимся ученым,чтобы иметь такие мысли, но нужно быть грегорийским созда-нием, обладающим, среди прочих орудий ума, еще и языком.Но чтобы использовать язык, нам нужно иметь особые способ-ности, которые позволят нам извлекать эти орудия ума из ок-ружающей (социальной) среды, в которой они находятся.

ГЛАВ А 5

СОЗДАНИЕ МЫШЛЕНИЯ

Неспособные мыслить природные психологи

Язык был изобретен для того,чтобы люди могли скрывать свои мысли друг от друга.

Шарль-Морис Талейран

Многие животные прячутся, но не думают о том, что пря-чутся. Многие животные сбиваются в стаи, но не думают отом, что сбиваются в стаи. Многие животные преследуют сво-их жертв, но не думают о том, что делают это. Все они оказы-ваются в выигрыше от того, что имеют нервную систему, ко-торая управляет этим разумным и адекватным поведением, неотягощая головы хозяина мыслями или чем-то похожим намысли, которые продумываем мы, мыслящие существа. Ловитьи поедать, прятаться и убегать, собираться в стаи и рассеи-ваться — все это, видимо, умеют делать неспособные мыслитьмеханизмы. Но существует ли умное поведение, которое долж-но сопровождаться, предваряться и контролироваться умнымимыслями?

Если стратегия применения интенциональной установкидействительно является таким великим благом, как я утвер-ждаю, тогда наиболее очевидным местом для поиска прорывав развитии животной психики оказываются интенциональныесистемы, которые сами способны применять интенционалънуюустановку по отношению к другим (и по отношению к себе). МыДолжны искать такое поведение, в котором есть чувствитель-ность к различиям в (гипостазируемых) мыслях других живот-ных. Как говорится в старой шутке о бихевиористах: они не ве-рят в верования, думают, что никто не способен думать, и, поИх мнению, никто не имеет мнений. Какие животные столь леесамодовольны, как бихевиористы, не будучи способными даже

гипотезу о мыслях других животных? Какие живот-

ные оказались вынужденными или получили возможность под-няться на более высокую ступень? Видимо, есть что-то парадок-сальное в немыслящем агенте, который занят открытием мыс-лей в других агентах и манипулированием этими мыслями, по-этому, возможно, именно здесь мы обнаружим тот уровеньсложности, который необходим для развития мышления.

Могло ли мышление появиться в два счета? (Если вы буде-те думать о моих мыслях, мне придется начать думать о ва-ших, чтобы не остаться в долгу, — гонка вооружений в реф-лексии.) Многие теоретики полагали, что развитие более высо-кого интеллекта объясняется подобной гонкой вооружений. Визвестной статье («Природные психологи», 1978) психолог Ни-колас Хэмпфри утверждал, что развитие самосознания являет-ся стратегемой в процессе разработки и проверки гипотез отом, что происходит в сознании других. Может показаться, чтоспособность проявлять в своем поведении чувствительность иманипулятивность по отношению к мышлению другого агентаавтоматически сопровождается способностью проявлять в сво-ем поведении чувствительным и к собственному мышлению.Это возможно, либо потому что самосознание, как предполо-жил Хэмпфри, используется в качестве источника гипотез осознании другого, либо потому что, привыкнув применять ин-тенциональную установку к другим агент замечает, что можетс пользой для дела подвергнуть и себя подобной же процедуре.Или лее привычка применять интенциональную установку мог-ла распространиться на интерпретацию других и себя какследствие некоторой комбинации этих причин.

В очерке под названием «Условия индивидуальности чело-века» («Conditions of Personhood», 1976), я утверждал, что важ-ным шагом на пути становления человека был переход от ин-тенциональной системы первого порядка к интенциональнойсистеме второго порядка. Интенциональная система первогопорядка имеет верования и желания относительно многого, ноне относительно верований и желаний. Интенциональная сис-тема второго порядка имеет верования и лселания относительноверований и желаний как своих собственных, так и других сис-тем. Интенциональная система третьего порядка была бы спо-собна к таким вещам, как хотеть, чтобы вы считали, что онахочет чего-либо, в то время как Интенциональная система чет-

126

вертого порядка могла бы считать, что вы хотите, чтобы онасчитала, что вы верите во что-то и т.д. Огромным шагом, ут-верждал я, был переход от первого порядка ко второму; болеевысокие порядки зависят лишь от того, как много субъект мо-жет одновременно держать в голове, а это меняется от обстоя-тельств, даже в случае одного и того лее субъекта. Иногда болеевысокие порядки достигаются чрезвычайно легко, как бы не-произвольно. Почему герой в фильме старается изо всех сил неулыбаться? Из контекста это становится совершенно ясно: егоусилия говорят нам, что он знает, что она не осознает, что онуже знает, что она хочет, чтобы он пригласил ее на танец, и онхочет, чтобы все так и продолжалось. Уверены ли вы в том,что я хочу, чтобы вы считали, что я хочу, чтобы вы поверили вто, что я здесь говорю?

Но если интенциональность высшего порядка, как утверж-дал я наряду с другими, является важным достижением в раз-витии психики, то она не так уж очевидно служит водоразде-лом между мыслящей и немыслящей разумностью, который мыищем. Некоторые наиболее изученные случаи (очевидной) ин-тенциональности высшего порядка среди животных, видимо,все же относятся к разряду нерефлексивной находчивости. Рас-смотрим хорошо известное «демонстративно отвлекающее» по-ведение некоторых птиц, вьющих свои гнезда на земле: в случаеприближения к их гнезду хищника они тайком отходят от своихнезащищенных яиц и птенцов и начинают самым демонстра-тивным образом изображать, что у них сломано крыло — взма-хивают крыльями, падают и жалобно вскрикивают. Обычно этопозволяет увести хищника далеко от гнезда, вовлекая его вбессмысленную погоню, в которой он никогда не поймает обе-щанную «легкую» добычу. Незакрепленные рациональные ос-нования этого поведения ясны, и, воспользовавшись полезнымприемом Ричарда Доукинса из его книги 1976 года «Ген эгоиз-ма», мы можем сформулировать их в виде воображаемоговнутреннего монолога:

«Я — птица, вьющая гнезда на земле: мои птенцы не защищеныот хищника, если он их обнаружит. Можно ожидать, что, если я неотвлеку этого приближающегося хищника, он скоро их обнаружит;его можно отвлечь, учитывая его желание поймать и съесть меня, но

i 127

только если он сочтет, что у него есть шансы меня поймать (я неприманка); он так и будет считать, если я представлю ему свиде-тельство того, что я больше не могу летать; я могу это сделать, при-творившись, что у меня сломано крыло и т. д.» (Dennett, 1983)

При рассмотрении в главе 2 случая, когда Брут закалываетЦезаря, было вполне правдоподобным предположение о том,что Брут действительно прошел через нечто подобное тому мо-нологу, который мы набросали в общих чертах, хотя обычнодалее самый словоохотливый человек в разговоре с самим со-бой многое из этого монолога оставил бы невысказанным. Од-нако предположение о том, что любая птица переживает нечтоподобное приведенному монологу, совершенно не вызываетдоверия. Тем не менее, этот монолог безусловно выражает ра-циональное основание описанного поведения независимо оттого, может ли птица понять это основание или нет. Исследо-вание этолога Кэролин Ристо (1991) показало, что, по крайнеймере, в случае одного такого вида птиц — свистящих зуйков -«отвлекающая демонстрация» осуществляется при помощи до-вольно сложных средств контроля. Например, эти птицтл от-слеживают направление взгляда хищника, усиливают демон-стративность своего поведения, если чувствуют, что хищниктеряет к ним интерес, а также иными способами приспосабли-вают свое поведение к особенностям хищника. Кроме того,зуйки по-разному ведут себя в зависимости от формы и разме-ра посягающего на их гнездо животного: поскольку коровы неплотоядны и их не привлекает птица в качестве легкой добы-чи, поэтому некоторые зуйки обращаются с коровами иначе:громким клекотом и поклевыванием, они стараются их про-гнать вместо того, чтобы заманить в другое место.

Зайцы, по-видимому, могут оценить, насколько велик при-ближающийся хищник, например лиса, и насколько он опасен(Hasson, 1991, Holley, 1994). Если заяц установит, что он ка-ким-то образом оказался в пределах досягаемости для лисы, онлибо припадет к земле и замрет, рассчитывая на то, что лисавообще его не заметит, либо, пригнувшись побежит как можнобыстрее и бесшумнее, хоронясь за всеми попадающимися ук-рытиями. Но если заяц определит, что эта лиса вряд ли сумеетего догнать, то он сделает одну странную и удивительную

128

вешъ. Он встанет на задние лапы, чтобы его было лучше видно,0 свысока посмотрит на лису! Почему? Потому что этим он по-казывает лисе, что ей следует отказаться от погони. «Я тебяуясе видел и не боюсь. Не трать своего драгоценного времени идрагоценных сил на погоню за мной. Откажись!» И лиса обыч-зо приходит к этому же выводу, отправляясь на поиски ужинав Друг06 место и оставляя зайца, который таким образом со-храняет силы для собственного пропитания.

И в этом случае рациональное основание этого поведенияпочти наверняка является незакрепленным. Вероятней всего,эту тактику заяц разработал не сам, и вряд ли он способен былразмышлять над ней. Зачастую нечто подобное совершают га-зели, преследуемые львами или гиенами. Это называется стот-тингом. Они делают нелепо высокие прыжки, нисколько не ус-коряющие их бег, а предназначенные лишь для демонстрациихищнику их превосходящей скорости. «Не пытайся преследо-вать меня. Охоться за моими собратьями. Я настолько быстра,что могу тратить время и силы на эти дурацкие прыжки, и всеравно убегу от тебя.» И это, видимо, срабатывает; хищникиобычно переключают свое внимание на других животных.

Можно привести и другие варианты поведения хищника иего жертвы, и все они будут иметь сложные рациональные ос-нования, но данных в пользу того, что животные каким-то об-разом представляют себе эти рациональные основания ни-чтожно мало или нет вообще. Если этих животных и следуетрассматривать как «природных психологов» (используя терминХэмпфри), то они, очевидно, являются немыслящими природ-ными психологами. У этих животных нет представления омышлении тех, с кем они взаимодействуют, т.е. им не нужнообращаться к какой-либо внутренней «модели» мышления дру-гого, чтобы предсказать его поведение и соответственным об-разом изменить свое. Они снабжены довольно большим «спи-ском» альтернативных вариантов поведения, точно соотнесен-ным с достаточно большим списком перцептивных сигналов, иИм не нужно знать ничего более. Можно ли считать это чтени-ем мыслей? Являются ли зуйки, зайцы или газели интенцио-Нальными системами высшего порядка или нет? Этот вопросНачинает казаться менее важным, нежели вопрос о том, какМогло бы быть организовано то, что выглядит как способность

129

читать мысли. Когда лее, в таком случае, появляется необходи-мость выйти за пределы этих огромных списков? Этолог Энд-рю Уайтен предположил, что эта необходимость появляетсялишь тогда, когда списки становятся слишком длинными игромоздкими для пополнения. Такой список, говоря языком ло-гики, равнозначен конъюнкции условных высказываний илипар «если—то»:

[Если видишь х, то делай А], и [если видишь у, то делай В], и [есливидишь z, то делай С], ...

В зависимости от количества имеющихся независимых ус-ловных высказываний может стать экономичным их объеди-нения в более организованные представления мира. Возможно,у некоторых биологических видов (каких именно — вопрос от-крытый) появляется блестящее нововведение в виде экспли-цитного обобщения, которое позволяет при появлении новыхслучаев разбивать и перестраивать списки в соответствии спервопринципами. Рассмотрим диаграмму Уайтена, отра-жающую сложную структуру, организующуюся вокруг внут-реннего представления, которое одно животное имеет для оп-ределенного желания другого животного.

(12) Обхаживания X могут быть лишь средством для достиженияцели, они закончатся, если появится шанс схватить мясо —* относить-ся скептически

(13) Если дать Хмясо, это усилит его дружелюбность —* дать мясо

Как и прежде, мы можем понять рациональное основаниетакого объединения, но тем, кто его совершает в своем уме, ненужно каким-либо образом учитывать эти рациональные осно-вания. Если им повезло и они нашли это конструктивное усо-вершенствование, они могли просто воспользоваться его пре-имуществами, не понимая, почему или как оно работает. Нодействительно ли эта конструкция является тем усовершенст-вованием, каким кажется? Какая от нее польза и каковы из-держки? И если оставить в стороне ее ценность, как она моглабы возникнуть? Не появилась ли она однажды как результатслучайной и отчаянной реакции на растущие «накладные рас-ходы» — слишком большое количество правил-условий, чтобы

rrих можно было одновременно обслуживать? Возможно, но ник-со еще не установил верхнего предела для числа совместно дей-ствующих и полу автономных структур управления, которые

Рис. 5.1.

Y ВОСПРИНИМАЕТ

X постоянно следитза мясом

X обхаживает тех,у кого есть мясо

X пытаетсясхватитьмясо

130

X угрожаетживотным низшегоранга, которыеприближаются_кмясу

X — подбираетлюбые найденные

JJM кусочки мяса

•* следует за теми,У кого есть мясо

X ПРЕДСКАЗЫВАЕТ(и ^ СОВЕРШАЕТДЕЙСТВИЕ)

X возьмет мясо, есликто-то оставит его

ОХРАНЯТЬ

X будет несклонен от-дать мясо, раз оно кнему попало

ПОДОЙТИОСТОРОЖНО

!

Обхаживания X могутбыть лишьсредством длядостижения цели,они закончатся,если появится шанссхватить мясо

—>> ОТНОСИТЬСЯСКЕПТИЧЕСКИ

Если дать X мясо, этоусилит егодружелюбность

ДАТЬ МЯСО

131

могут сосуществовать в нервной системе. (У реально сущест-вующего агента, имеющего реально существующую нервнуюсистему, такого предела вообще может не быть. Возможно, вмозге эффективно действуют несколько сотен тысяч такихперцептивно-поведенческих схем управления — сколько ихмогло бы потребоваться?)

Разве не могла произойти под давлением иных селектив-ных механизмов эта реорганизация структур управления,имевшая своим побочным результатом способность к обобще-нию? Этолог Дэвид МакФарланд (1989) утверждает, что воз-можность коммуникации как раз и оказывает такое форми-рующее давление. Кроме того, к важной истине близок и Та-лейран, высказавший циничное предположение, с которогоначинается эта глава. Когда у биологических видов зарождает-ся коммуникация, абсолютная честность — это не самая луч-шая тактика, так как ею в полной мере могут воспользоватьсяконкуренты (Dawkins and Krebs, 1978). Конкуренция очевиднаво всех случаях коммуникации между хищником и жертвой,как, например, при минимальной коммуникации, в которойучаствует занимающаяся стоттингом газель и заяц, свысокасмотрящий на лису; здесь хорошо видно, как появляется воз-можность для обмана. Наращивая вооружения при созиданиибудущего, вы имеете огромное преимущество, если продуци-руете будущее в отношении другого лучше и в большей мере,чем он продуцирует ваше будущее, поэтому агенту надлежитвсегда сохранять в тайне свою систему управления. В общем,непредсказуемость — это прекрасное защитное средство, ко-торым никогда не стоит разбрасываться, а следует применятьс умом. Можно многое получить от коммуникации, если еюумело пользоваться — быть правдивым настолько, чтобы нетерять доверия других, но быть и достаточно лживым, чтобыоставался свободный выбор. (Это является первой заповедью впокере: кто никогда не блефует, тот никогда не выигрывает; ктовсегда блефует, тот всегда проигрывает.) Нужно сильно напрячьвоображение, чтобы представить лису и зайца совместно ре-шающими их общие проблемы управления ресурсами, но фак-тически они оба выигрывают от этих редких передышек.

Перспективы расширения сотрудничества, а, стало быть, иувеличения вытекающих из него выгод гораздо лучше видны в

132

контексте коммуникации членов одного и того лее биологиче-ского вида. Здесь участие в добывании пищи, в уходе за дете-нышами, в обеспечении коллективной защиты и т.д., со всемисопряженными с этим затратами и опасностями, предоставляетмного возможностей для сотрудничества, но только если соблю-даются довольно строгие условия использования этих возмож-ностей. В природе нельзя принимать за данность сотрудничест-во между родителями или между родителями и потомством; воснове любых взаимно полезных конвенций лежит вездесущаявозможность конкуренции, а поэтому ее нельзя сбрасывать сосчетов.

Согласно МакФарланду, потребность в явно выраженном,манипулируемом представлении чьего-либо поведения возни-кает только тогда, когда появляется возможность потенциаль-но совместной, но одновременно обеспечивающей самосохра-нение коммуникации, ибо в этом случае в распоряжении аген-та должна оказаться новая форма поведения: в виде передачиясного сообщения о другом своем поведении. («Я пытаюсьпоймать рыбу», или «Я ищу свою маму», или «Я просто отды-хаю»). Столкнувшись с задачей сформировать и выполнить по-добный коммуникативный акт, агент оказывается перед тойже проблемой, перед которой стоим и мы, наблюдающие тео-ретики: Каким образом имеющийся у агента клубок соеди-няющихся и переплетающихся схем управления поведением,которые одновременно конкурируют друг с другом и усилива-ют друг друга, должен быть разделен на конкурирующие «аль-тернативы»? Коммуникация поощряет четкие ответы. Как го-ворится: «Вы будете ловить рыбу или нарезать наживку?» По-этому требования коммуникации, принуждая агента к катего-риальному выбору, зачастую могут вызывать искажение — по-добное искажение имеет место, когда вам нужно выбрать однукакую-то альтернативу в плохо составленном тесте: если вари-анта «ничто из упомянутого» нет, вы вынуждены согласитьсяна наименее нежелательный вариант. По мнению МакФарлан-да, эту задачу разделения того, в чем природа не наметила ви-димых линий сочленения, агент решает при помощи, так ска-зать, аппроксимирующего фантазирования. Он начинает по-мечать ярлыками свои склонности, как если бы они управля-лись явно выраженными целями - - планами действий, а не

133

были тенденциями в поведении, возникающими из взаимодей-ствия разнообразных вариантов. Как только такие представ-ления намерений появляются столь неуклюжим образом, им,видимо, удается стать для самого агента убедительным свиде-тельством того, что его действия с самого начала управлялисьэтими четкими намерениями. Для разрешения проблемы ком-муникации агент сам для себя создает специальный «интер-фейс пользователя», меню возможных вариантов для выбора, азатем в некоторой степени попадается на свою лее собствен-ную удочку.

Однако возможности правильного использования такогорода коммуникации жестко ограничены. Многие виды окру-жающей среды не позволяют хранить секреты, какими бысклонностями и способностями ни обладали действующие вних агенты, а если вы не можете хранить секреты, то комму-никация играет очень незначительную роль. Согласно древнейнародной мудрости людям, живущим в стеклянных домах, нестоит кидаться камнями, но у животных, живущих в природекак в стеклянном доме, и нет камней, которые можно было быбросить. Обитая в плотных группах на открытых территориях,они редко, если вообще когда-либо, бывают достаточно долговне пределов видимости и слышимости (а также обоняемостии осязаемости) для своих собратьев по биологическому виду, ипоэтому у животных нет условий, в которых можно иметь сек-реты. Предположим, что р является экологически важнымфактом, и предположим, что вы знаете, что р, но никто другойэтого не знает — пока. Если вы и все ваши потенциальныеконкуренты обладают доступом к практически одной и той жеинформации об окружающей среде, то почти невозможно по-явление обстоятельств, при которых вы можете обратить себена пользу такой временный градиент информации. Будучи ан-тилопой гну, вы можете первой увидеть или почуять льва насеверо-западе, но вы не можете припрятать (или продать) этуинформацию, так как те, кто находятся рядом с вами, скоросами будут обладать ею. Поскольку возможность держать подконтролем это временное информационное преимущество ни-чтожно мала, у хитрой антилопы гну (например) будет крайнемало шансов получить от него выгоду. Что она могла бы сде-

лать, чтобы благодаря своей подлости получить преимуществонад другими?

Исходя из интенциональной установки, мы легко видим, чтотакое кажущееся простыв поведение, как хранение тайны —с большинства точек зрения, нулевое поведение — фактичес-ки, в своей успешности зависит от выполнения весьма жестко-го набора условий. Предположим, что БИЛЛ хранит некую тай-ну р от Джима. Должны быть соблюдены следующие условия:

1. Билл знает (считает), что р.

2. Билл считает, что Джим не знает, что р.

3. Билл не хочет, чтобы Джим узнал, что р.

4. Билл считает, что может сделать так, чтобы Джим не узнал,

что р.

Именно это последнее условие делает возможным развитиетакого поведения как хранение тайны (например об особенно-стях внешней среды) только в особых средах. Это ясно проде-монстрировали эксперименты приматолога Эмиля Мензеля(1971, 1974) в 1970-х годах, в которых отдельным шимпанзепоказывали, где спрятана пища, а, следовательно, давали воз-можность скрыть это от других шимпанзе. Им часто и с удиви-гльными результатами удавалось воспользоваться этой воз-

южностью, но их поведение всегда зависело от условий, лабо-эаторно создаваемых экспериментаторами, (например, в рас-сматриваемых случаях клетка устанавливалась рядом с боль-шим огороженным пространством) и весьма редко возникаю-щих в природе: у шимпанзе, видящего спрятанную пишу,должна быть возможность знать, что другие шимпанзе не ви-дят того, что он видит пищу. Чтобы этого достичь, всех ос-тальных шимпанзе держали под замком в общей клетке, в товремя как выбранного шимпанзе приводили на огороженноепространство и показывали спрятанную пишу. Выбранный

танзе мог понять, что только он знал, что р, — что его1риключения по добыче информации не были увидены ос-тальными обезьянами в клетке. И, конечно, у шимпанзе долж-

быть возможность что-то сделать для сохранения своейгайны, по крайней мере, в течение какого-то времени, когдабудут выпущены другие его собратья.

134 135

В естественных условиях шимпанзе часто надолго покида-ют свои группы, уходя достаточно далеко, с тем, чтобы иметь всвоем распоряжении тайны, поэтому они являются подходя-щим биологическим видом для изучения с помощью таких ис-пытаний. Маловероятно, чтобы способность использовать такиевозможности возникла у животных, эволюционное развитие ко-торых разворачивалось не в той среде, где часто возникают этивозможности. Конечно, вполне возможно открыть (в лаборатор-ных условиях) дотоле неиспользуемую способность, так как и вреальном мире при появлении новшеств, хоть и редко, должнывыявляться дотоле неизвестные способности. Такая способностьобычно бывает побочным продуктом других способностей, раз-вившихся вследствие иных видов селективного давления. По-скольку, однако, мы в общем ожидаем, что сложные когнитив-ные механизмы будут развиваться одновременно с усложнени-ем окружающей среды, то нам следует искать первые преждевсего у тех биологических видов, которые имеют долгую исто-рию взаимодействия с окружающей средой соответствующейсложности.

Вместе взятые, эти идеи означают, что мышление — нашемышление, — прежде чем возникнуть, должно дождаться по-явления речи, которая, в свою очередь, должна дождаться по-явления способности хранить тайны, а та должна дождатьсясоответствующего усложнения поведенческой среды. Мы уди-вились бы, обнаружив мышление у видов, не прошедших черезвсе это многоступенчатое просеивание. Пока возможные вари-анты поведения остаются относительно простыми — как вслучае зуйка, — нет необходимости ни в каком причудливомцентральном представлении и, по всей вероятности, оно и непоявляется. Чувствительность высокого уровня, нужная дляудовлетворения потребностей зуйка, зайца или газели, вероят-но, может быть обеспечена сетями, практически полностьюсконструированными из дарвиновских механизмов, кое-гдеподкрепленных скиннеровскими механизмами. Для получения.такой чувствительности, вероятно, будет достаточно АВС-научения, хотя этот эмпирический вопрос еще далеко не ре-шен. Интересно выяснить, имеют ли место случаи, когда естьясные свидетельства дифференцированного отношения к кон-кретным индивидом (скажем, зуек, который не тратит своих

136

хитростей на уже знакомую собаку, или заяц, который послеблизкой встречи с какой-то лисой радикально увеличиваетрасстояние, с которого он бросает на нее свой взгляд свысока).Даже в этих случаях мы можем объяснить научение с помо-щью простых моделей: эти животные являются попперовскимисозданиями, которые могут под влиянием прошлого опыта от-вергнуть соблазнительные, но непроверенные варианты дейст-вий, но они все еще не мыслят явным образом.

До тех пор пока природные психолог^ не имеют возможно-сти или обязательства общаться друг с другом по поводу при-писываемой ими интенциональности самим себе или другим,пока у них нет возможности сравнивать сигналы, вступать вобсуждение с другими, требовать оснований для вызвавших уних интерес выводов, до тех пор испытываемое ими селектив-ное давление, видимо, не вынуждает их иметь представлениеэтих оснований, и, следовательно, не вынуждает их отказатьсяот принципа «нужно знать» в пользу хорошо известного проти-воположного принципа «бригады коммандос»: предоставлятькаждому агенту как можно больше информации обо всем за-дании, чтобы бригада имела шанс действовать экспромтом вслучае непредвиденных трудностей. (Этот принцип получаетнаглядное воплощение во многих фильмах, таких как «ПушкиНавароне» или «Грязная дюжина», в которых изображаютсяподвиги этих универсальных и умных бригад; отсюда моеназвание для него.)

Незакрепленные рациональные основания, служащие объ-яснением рудиментарной формы интенциональности высшегоуровня у птиц и зайцев — и даже шимпанзе, — реализованы вконструкции их нервной системы, но мы ищем нечто большее;мы ищем рациональные основания, представленные в нерв-ной системе.

Хотя благодаря ABC-научению могут развиться удивитель-но тонкие и сильные способности к различению, позволяющиевыявлять скрытые структуры в объемистых массивах данных,эти способности обычно закрепляются в особых тканях, кото-рые видоизменяются в ходе упражнений. Они являются«встроенными» способностями в том смысле, что не могут бытьбез труда перенесены для решения других проблем, стоящихйеред индивидом, или быть переданы другим индивидам.Философ Энди Кларк и психолог Анетт Кармилофф-Смит

137

лософ Энди Кларк и психолог Анетт Кармилофф-Смит (1993)недавно исследовали, как происходит переход от мозга, обла-дающего только таким встроенным знанием, к мозгу, который,как они говорят, «обогащает себя изнутри, по-новому предс-тавляя знание, которое в нем утке представлено». Как отмеча-ют Кларк и Кармилофф-Смит, хотя имеются явные преиму-щества в стратегии конструирования, при которой «сложнымобразом переплетаются друг с другом разнообразные аспектынашего знания о какой-либо области, образуя единую структу-ру знания», существуют также и недостатки: «Переплетение де-лает практически невозможным использование разнообразныхаспектов нашего знания независимо друг от друга». Такое зна-ние настолько глубоко запрятано в сети связей, что «оно явля-ется знанием в системе, но еще не знанием для системы», -подобно мудрости, проявляемой только что вылупившимся ку-кушонком, который без тени сомнений выталкивает из гнездадругие яйца. Что нужно было бы добавить к присущей кукуш-ке архитектуре вычислений, чтобы она могла оценивать, по-нимать и использовать мудрость, вплетенную в ее нейронныесети?

Популярный ответ на этот вопрос, при всем многообразииего обличий, — «символы»! Ответ этот почти тавтологичен и,следовательно, должны быть правилен в некоторой интерпре-тации. Как же могло бы неявное знание не стать явным, буду-чи выраженным или переданным посредством некоторого «яв-ного» представления? В отличие от узлов, включенных в кон-некционистские сети, символы можно перемещать, ими можноманипулировать; из них можно составлять более крупныеструктуры, в которых вклад отдельных символов в значениецелого является определенностей порождаемой функцией от -синтаксической — структуры частей. В этом, несомненно, естьдоля истины, но мы должны продвигаться осторожно, по-скольку многие первопроходцы ставили эти вопросы, но в ито-ге это приводило к заблуждениям.

Мы, люди, обладаем способностью к быстрому интуитив-ному научению — научению, которое не зависит от утомитель-ных тренировок, но достигается, как только мы находим под-ходящее символическое представление знания. Когда психоло-ги разрабатывают новый экспериментальный план или схему

138

проведения испытаний на таких животных, как крысы, кош-ки, обезьяны или дельфины, им зачастую приходится посвя-щать десятки и даже сотни часов подготовке каждого живот-ного к выполнению нового задания. Тогда как испытуемымлюдям обычно можно просто сказать, что от них требуется.После небольшой серии вопросов и ответов и нескольких ми-нут практики мы, люди, обычно настолько хорошо осваиваем-ся в новой обстановке, насколько это вообще возможно длялюбого агента действия. Конечно, мы должны понимать пред-ставления (данных), с которыми мы имеем дело в этих экспе-риментах, и именно здесь переход от ABC-научения к нашемуспособу обучения все еще остается скрытым в тумане. Интуи-тивно прояснить его можно с помощью известной максимы,применяемой при создании артефактов: вы понимаете, если«делаете это сами». Чтобы закрепить у агента действия некото-рое незакрепленное рациональное основание в виде его собст-венного основания для совершения действия, агент долженчто-то «создать». Представленное основание для совершениядействия должно составляться, замышляться, редактировать-ся, пересматриваться, использоваться и подтверждаться. Какможет агент обрести способность совершать такие удивитель-ные вещи? Должен ли появиться новый орган в его мозге? Илион может выстроить эту способность из тех способов манипу-лирования внешним миром, которые он уже усвоил?

Создание орудий мышления

Just as you cannot do very much carpentry with your bare hands,

there is not much thinking you can do with your bare brain1.

Bo Ddhlbom, Lars-Erik Jardert. Computer Future (в печати)

Перед каждым агентом стоит задача наилучшего исполь-зования окружающей среды. Окружающая среда содержит

1 Как нельзя голыми руками заниматься плотницким делом, так и

Мышление редко может осуществляться с помощью голого мозгаБоДальбом, Ларс-Эрик Джанлерт, Компьютертное будущее (в печати).

139

множество полезных вещей и токсинов, перемешанных с запу-тывающей массой более косвенных подсказок: предвестникови отвлекающих явлений, вспомогательных средств и ловушек.От изобилия этих ресурсов часто глаза разбегаются, и все онистремятся привлечь внимание агента; поэтому управление ре-сурсами (и их совершенствование) выступает для агента зада-чей, в которой ключевым параметром является время. Время,потраченное на тщетное преследование жертвы или на борьбус иллюзорными опасностями, потеряно, а время стоит дорого.

Как подразумевается на рисунке 4.4, грегорийские созда-ния берут из окружающей среды различные конструктивныеэлементы и используют их для повышения эффективности иточности своих процедур проверки гипотез и принятия реше-ний, но в таком виде схема вводит в заблуждение. Как многоместа есть в мозге для таких артефактов и каким образом онитуда встраиваются? Является ли мозг грегорийских созданийнамного более вместительным, чем мозг других существ? Нашмозг по объему несколько больше, чем мозг наших ближайшихродственников среди животных (хотя не больше, чем мозг не-которых дельфинов или китов), но это, определенно, не являетсяпричиной нашего более высокого интеллекта. Я полагаю, чтопервопричиной служит наша привычка еыгрг/жагаь как можнобольше когнитивных задач в саму окружающую среду — вы-теснять наши мысли (т.е. найти мыслительные проекты и дея-тельность) в окружающий нас мир, в котором масса создавае-мых нами периферийных устройств может хранить, перераба-тывать и по-новому представлять наши смыслы, направляя,усиливая и защищая процессы преобразования, которые и естьнаше мышление. Эта широко распространенная практика вы-грузки освобождает нас от ограниченности нашего животногомозга.

Агент действия сталкивается с окружающим его миром,имея определенный набор перцептивных и поведенческих на-выков. Если мир слишком сложен и этих навыков не доста-точно, агент находится в затруднительном положении, пока несможет сформировать новые навыки или упростить среду. Илии то и другое вместе. Большинство биологических видов приперемещении в пространстве используют существующие вприроде ориентиры, а у некоторых выработалась способность

140

самим создавать ориентиры для последующего использования.Например, муравьи метят феромоном — определенным запа-хом — свои следы от колонии к месту, где находится пища, иобратно, а особи многих оседлых биологических видов метятграницы своих владений мочой, некоторые компоненты кото-рой имеют уникальный для данного животного запах. Объяв-ляя о своей земле таким образом, вы отваживаете нарушите-лей своих владений, но в то лее время получаете в свое пользо-вание удобный механизм. Он освобождает вас от необходимо-сти каким-то иным способом запоминать границы той частисреды, в которой вы приложили немало усилий для усовершен-ствования ресурсов — или даже их культивации. Как тольковы приближаетесь к этой границе, вы чувствуете это по запа-ху. Вы передаете внешнему миру на хранение некоторое коли-чество легко преобразуемой информации о нахождении в при-роде важных стыков, и в итоге ваш ограниченный мозг можетиспользоваться для других вещей. Это хорошая организациядел. Размещение в окружающей среде специальных меток, по-зволяющих распознавать в ней наиболее важные для вас объ-екты является прекрасным способом уменьшить когнитивнуюнагрузку на ваше восприятие и память. Это представляет со-бой вариацию, в улучшенном виде, хорошей тактики эволюци-онного развития — устанавливать маяки там, где они наиболеенеобходимы.

Для нас, людей, преимущества от использования меток длявещей окружающего мира настолько очевидны, что мы склон-ны упускать из виду как рациональные основания этого ис-пользования, так и те условия, при которых оно имеет место.Почему вообще кто-то что-то помечает и что для этого нужно?Предположим, вы просматриваете тысячи коробок с обувью,ища ключ от дома, который, по вашему мнению, спрятан в од-ной из них. Если вы не идиот и не настолько неистово предае-тесь поиску, что не можете остановиться и подумать о планедействий, то вы разработаете некую полезную схему, чтобыпривлечь на помощь окружающую среду. В частности, вы нехотите терять времени на осмотр каждой коробки более одногораза. Например, мы могли бы поштучно переносить коробкииз одной кучи (еще не просмотренных) в другую кучу (уже про-смотренных). Другим, потенциально менее затратным, спосо-

141

бом будет ставить пометку на каждой просмотренной коробке,взяв за правило не просматривать заново помеченные короб-ки. Помечая коробки галочкой вы делаете мир проще, заменяяпростой перцептивной задачей более сложную — возможно,невыполнимую — задачу запоминания и распознавания. За-метьте, что если все коробки выстроены в ряд и вам не прихо-дится беспокоиться о незамеченных нарушениях в очередно-сти, то вам не нужно и ставить галочки на коробках; вы може-те просто двигаться слева направо, используя простой разли-читель, которым природа уже снабдила вас, — различие междуправым и левым,

Теперь давайте сконцентрируем внимание на самой метке.Подойдет ли в качестве метки все что угодно? Безусловно, нет.«Я помечу тусклым пятном каждую просмотренную коробку.»«Я сомну угол каждой просмотренной коробки.» Не самыеудачные варианты, так как слишком высока вероятность того,что из-за чего другого на коробке случайно уже имеется такаяметка. Вам нужно нечто особенное, в чем вы можете быть уве-рены, что это вами поставленная метка, а не дефект, возник-ший по какой-то другой причине. Конечно, метка должна бытьзапоминающейся, чтобы при виде ее вас не охватывали со-мнения, является ли она действительно той меткой, которуюпоставили вы, и (если да) какие действия вы намеревалисьпредпринять, ставя ее. Бесполезно завязывать узелок на па-мять, если позлее, когда он попадется вам на глаза (выполняятаким образом функцию выгруженного в окружающую средумаяка для самоконтроля), вы не сможете вспомнить, зачем выего завязали. Такие простые, намеренно устанавливаемые вмире метки являются наиболее примитивными предшествен-никами письма, будучи шагом к созданию специализирован-ных периферийных систем хранения информации во внешнеммире. Заметьте, что это нововведение не зависит от существо-вания упорядоченного языка, который складывается из такихметок. Подойдет любая окказиональная2 система, если толькоона может удерживаться в памяти во время ее использования.

Какие биологические виды открыли для себя эти страте-гии? Некоторые недавние эксперименты дают нам заманчи-

2 Образованная только для данного случая. — Прим. ред.

142

вую, хотя и неубедительную догадку об имеющихся здесь воз-можностях. Птицы, припрятывающие семена в тайниках, рас-положенных в самых разных местах, удивительно успешно на-ходят их через большие промежутки времени. Например, био-лог Рассел Болд и его коллеги экспериментально изучали оре-ховок Кларка в закрытых лабораторных условиях, используябольшую комнату либо с земляным полом, либо с полом, со-держащим многочисленные ямки, заполненные песком, и, бо-лее того, снабженную разнообразными вещами, которые мож-но использовать в качестве ориентиров. Птицы могли создатьсвыше десятка тайников с семенами, а затем, возвратившисьчерез несколько дней, находили их. Даже когда эксперимента-торы передвигали или убирали некоторые из ориентиров, пти-цам удавалось найти большинство своих тайников благодаряудивительной способности использовать многочисленные под-сказки. Но они совершали ошибки в лабораторных условиях,и, видимо, по большей части это были ошибки самоконтроля:птицы тратили время и силы на повторное посещение мест,которые они ранее уже опустошили. Поскольку в естественныхусловиях эти птицы могут создавать по несколько тысяч тай-ников и посещать их в течение более шести месяцев, частотутаких напрасных посещений зафиксировать практически не-возможно, но понятно, что повторные посещения были бы до-рогостоящей привычкой и, как известно, другие виды птиц,создающих тайники, например гаички, способны избегать по-добных повторных посещений.

Было замечено, что в естественных условиях ореховкиКларка поедают семена там же, где их откапывают, оставляяпосле этого «пикника» кучу мусора, которая могла бы напомнитьим при последующем облете, что они уже «открывали эту короб-ку с обувью». Болд и его коллеги спланировали экспериментыдля проверки гипотезы о том, что птицы используют такого ро-да метки для того, чтобы избегать повторных посещений. В од-них случаях беспорядок, учиненный птицами во время посеще-ния тайников, тщательно устраняли, а в других — оставляликак красноречивое свидетельство. Однако в лабораторных усло-виях птицы не показывали лучших результатов, когда беспоря-док оставался нетронутым и, в итоге, не было доказано, чтоптицы действительно используют эти метки. Вероятно, они не

143

используют их и в естественных условиях, поскольку, как отме-чает Болд, эти метки зачастую быстро уничтожаются из-за по-годных условий. Он также указывает, что проведенные экспе-рименты ничего не доказывают; цена ошибки в лабораторныхусловиях невелика — несколько потерянных секунд из жизнихорошо откормленной птицы.

Кроме того, возможно, что помещенные в лабораторныеусловия птицы лишаются определенных способностей, по-скольку их каждодневная привычка переносить часть задач посамоконтролю на окружающую среду может зависеть от сиг-налов, которые из-за невнимательности экспериментаторовотсутствуют в лабораторных условиях. Многие отмечают — нонедостаточно многие! — что старики, перемещенные из до-машней обстановки в больничную, оказываются в чрезвычай-но неблагоприятном для них положении, хотя основные по-требности их тела вполне удовлетворяются. Они часто кажут-ся довольно слабоумными — совершено неспособными само-стоятельно есть, одеваться и мыться, не говоря уже о том, что-бы заниматься любой более интересной деятельностью. Одна-ко, если они возвращаются домой, они часто вполне могутсправляться с этими вещами сами. Как им это удается? В те-чение многих лет они наполняли свою домашнюю среду хоро-шо знакомыми им ориентирами, спусковыми механизмамидля привычек, напоминаниями о том, что нужно делать, гдеискать пишу, как одеваться, где находится телефон и т.д. Ста-рый человек может быть настоящим виртуозом, оказывая себепомощь в этом сверхизученном мире, несмотря на растушуюневосприимчивость его мозга к новому научению — как кABC-научению, так и к любому другому. Забрать их из дома вбуквальном смысле означает отделить их от большой части ихмышления — что потенциально имеет такие же разрушитель-ные последствия, как и операция на мозге.

Возможно, некоторые птицы машинально ставят метки-га-лочки как побочный продукт других видов деятельности. Мы,люди, безусловно полагаемся на многие метки, случайно ока-завшиеся в нашем окружении. Мы перенимаем полезные при-вычки, которые оцениваем весьма смутно, и даже не стараем-ся понять, почему они так ценны. Представьте себе, что вамнужно перемножить в уме два больших числа. Сколько будет

144

\

217 на 436? Никто не станет пытаться сосчитать это без ка-рандаша и бумаги, разве только из упрямства. Счет на бумагевыполняет не одну полезную функцию; он обеспечивает на-дежное сохранение промежуточных результатов, но, кроме то-го, сами символы служат ориентирами; как только ваши глазаи пальцы достигают каждой следующей строчки, эти ориенти-ры подсказывают вам, каким должен быть следующий шаг вэтой хорошо изученной процедуре. (Если вы сомневаетесь вэтой второй функции, просто попробуйте перемножить много-значные числа, записывая промежуточные результаты на раз-ных кусочках бумаги, размещая их в нестандартном порядке, ане выстраивая в столбик, как это принято.) Мы, грегорийскиесоздания, пользуемся благами буквально тысяч таких полезныхприемов, изобретенных другими в смутных глубинах историиили предыстории и переданных нам по магистралям культуры,а не по тропкам генетической наследственности. Благодаряэтому культурному наследию мы учимся тому, как распро-странять наши мысли в мир, где мы можем найти наиболееоптимальное использование нашим превосходно сконструиро-ванным врожденным способностям к слежению и распознава-нию образов.

Произвести такое изменение в мире не означает просторазгрузить память. Также это может позволить агенту пуститьв ход какой-нибудь когнитивный талант, который иначе ос-тался бы без применения, ибо подготавливаются специальныересурсы для него — в простейшем случае непреднамеренно.Робототехник Филипп Госьер (1994) недавно предложил яркуюиллюстрацию этой возможности с помощью крошечных робо-тов, которые сначала изменяют окружающую их среду, а затемпод воздействием новой (созданной ими) среды изменяется ихсобственный поведенческий репертуар. Эти роботы являютсядвижущимися средствами Брайтенберга в реальном воплоще-нии, и их создатель, робототехник Франческо Мондада, назвалих Кеперас (итальянское название для жуков-скарабеев). Поразмеру они немного меньше хоккейной шайбы, а передвига-ются с помощью двух маленьких колес и ролика. У роботовимеется очень простая система зрения — только два или трифотоэлемента, связанных с колесами таким образом, что по-ступающие от них сигналы позволяют роботам избегать столк-

145

новений со стенками, огораживающими их мир, расположен-ный на поверхности стола. Можно сказать, что эти роботыснабжены врожденной способностью избегать стен, основыва-ясь на видеосигналах. По всему столу разбросаны небольшиепередвигаемые колышки (в виде деревянных цилиндров), иблагодаря своей врожденной системе зрения роботы могутогибать эти легковесные препятствия, но когда роботы проез-жают мимо них, проволочные крючки на их спинах обычнозацепляются за колышки. Роботы беспорядочно носятся по по-верхности стола, непреднамеренно цепляя за собой колышки, азатем оставляя их там, где они отцепляются из-за резкого по-ворота робота. (См. рис. 5.2) Со временем эти столкновенияприводят к новому размещению колышков в окружающей сре-де, и, если два или более колышков оказываются рядом друг сдругом, они образуют группу, которую впоследствии роботы«ошибочно принимают» за участок стены и поэтому пытаютсяобогнуть. Быстро и без дополнительных указаний со стороны«центрального штаба», роботы выстраивают в ряд все колыш-ки, прежде разбросанные в их окружающей среде, организуяпоследнюю как серию соединенных между собой стен. Беспо-рядочно перемещаясь в изначально неупорядоченной среде,Кеперас сначала структурируют эту среду, придавая ей видлабиринта, а затем под эту структуру подстраивают свое соб-ственное поведение; они начинают перемещаться вдоль стен.

Рис. 5.2Роботы Филиппа Госьера

стена колышки «стена»

О / ч о о о

9146

Вряд ли можно представить себе более простой примертактики, которая в своих совершенных вариантах предпола-гает составление диаграмм и построение моделей. Почему мывообще чертим диаграммы, например на классной доске или (впрошлые времена) на дне пещеры? Мы делаем это, потому что,представляя информацию в новом формате, мы делаем ее дос-тупной для того или иного специализированного способа вос-приятия.

Попперовские создания — и их разновидность, грегорий-ские создания, — живут в окружающей среде, которую можноприблизительно разделить на две части: «внешнюю» и «внут-реннюю». Обитателей «внутренней» среды отличает не столькото, по какую сторону кожи они находятся (как отметил Б.Ф.Скиннер [Skinner 1964, р. 84], «Кожа не так уж и важна в ка-честве границы»), сколько то, что они являются мобильными ипоэтому во многом вездесущими, а, как следствие, болееуправляемыми и лучше известными, и, стало быть, они с боль-шей вероятностью, сконструированы ради пользы агента. (Какмы отмечали во второй главе, списку покупок на клочке бума-ги значение придается точно так лее, как и списку покупок,запомненному в уме.) «Внешняя» среда меняется многимитрудно отслеживаемыми способами и в основном географиче-ски располагается вне организма. (Ограниченность географи-ческого критерия при проведении этого различия нигде непроявляется столь ярко, как в случае антигенов, злостных за-хватчиков извне, и антител, преданных внутренних защитни-ков: и те и другие смешиваются с дружественными силами,например с бактериями в вашем кишечнике, деятельность ко-торых обеспечивает ваше существование, а также с безучаст-ными наблюдателями — массой микроскопических агентов,населяющих ваше тело.) Мобильное знание попперовского соз-дания о мире должно включать в качестве очень небольшойсвоей части знание (знание-как) о вездесущей части своегомира, т.е. о себе самом.. Конечно, попперовское создание долж-но знать, какие конечности принадлежат ему и в какой роткласть пишу, но оно также в какой-то мере должно знать и то,что касается его собственного мозга. И как оно это делает? Ис-пользуя те же самые старые методы: размещая ориентиры иМетки там, где они придутся кстати! К числу ресурсов, кото-

147

рыми агент должен управлять под прессом времени, принад-лежат и ресурсы его собственной нервной системы. Этому зна-нию о себе не нужно быть представленным явным образом, покрайней мере, не в большей мере, чем в этом нуждается муд-рость, которой обладает неспособное мыслить создание. Ономожет быть просто встроенным «знанием-как», но при этомпринципиально важным знанием о том, как манипулироватьэтой удивительно послушной и относительно устойчивой ча-стью мира, которой являешься ты сам.

Вам нужны подобные усовершенствования ваших внут-ренних ресурсов для того, чтобы упростить себе жизнь, чтобыделать многие вещи лучше и быстрее — время всегда драго-ценно — при имеющихся у вас способностях. Повторяю, нетсмысла создавать внутренний символ как некий инструментдля самоконтроля, если, обратив на него свой «внутреннийвзор», вы не можете вспомнить, зачем вы его создали. Манипу-лируемость системы указателей, ориентиров, меток, символови других средств напоминания зависит от того, насколько ус-тойчивы ваши врожденные способности к отслеживанию иповторной идентификации, обеспечивающие вас резервными,многорежимными способами доступа к вашим инструментам.Для ваших врожденных методов управления ресурсами не су-ществует различия между тем, что находится вовне и внутри.У грегорийских созданий, таких как мы, представлениясвойств и вещей, существующих в мире (внешнем или внут-реннем), сами становятся полноправ-ными объектами, т.е. тем,чем можно манипулировать, что можно отслеживать, переме-щать, накапливать, выстраивать в ряд, изучать, перемеши-вать, упорядочивать, а также использовать иными способами.

В своей книге «О фотографии» (1977) литературный критикСьюзан Зонтаг указывает, что изобретение скоростной фото-съемки было революционным техническим достижением длянауки, так как впервые люди получили возможность исследо-вать сложные явления не в режиме реального времени, а внаиболее удобном для них временном режиме, т.е. не торопясь,методично, с многократными повторами анализируя отпечат-ки, сделанные с этих сложных явлений. Как отмечалось в главе3, от природы наше сознание приспособлено иметь дело толькос изменениями, протекающими с определенной скоростью. Со-

148

бытия, происходящие быстрее или медленнее, просто невиди-мы для нас. Фотография была техническим изобретением, ко-торое сопровождалось огромным ростом наших познаватель-ных возможностей, позволив нам представлять интересующиенас события в формате и темпе, приспособленном к нашим ор-ганам чувств.

До того как появились фотоаппараты и скоростная съемка,существовало множество приемов наблюдения и записи, кото-рые позволяли ученому оставить извлеченные прямо из мираданные для последующего анализа в удобное время. Совер-шенные диаграммы и иллюстрации, созданные за несколько ве-ков истории науки, свидетельствуют о силе этих методов, но вфотоаппарате есть нечто особенное: он «туп». Для того чтобы«схватить» данные, представленные затем в его снимках, ему ненужно понимать предмет так, как его должен понимать худож-ник или иллюстратор. Таким образом, фотоаппарат передает внеотредактированном, беспримесном и объективном виде ва-риант представления реальности тому, кто способен проанали-зировать и в конечном счете понять рассматриваемое явление.Это механическое отображение сложных данных в более про-стой, естественный или удобный для пользователя формат яв-ляется, как мы видели, признаком возросшего интеллекта.

Но вместе с фотоаппаратом и огромным количеством по-лучаемых с его помощью снимков, пришла и проблема ресур-сов: нужно было ставить метки на сами фотографии. Едва лиимеет смысл снимать интересующее вас событие на фотоплен-ку, если вы не можете вспомнить, какой среди тысячи сним-ков, разбросанных перед вами, представляет интересующеевас событие. Эта «проблема соответствия» не встает, как мывидели, в случае более простых и непосредственных вариантовслежения, но часто следует заплатить цену за ее решение; этотспособ может окупиться (время — деньги) в тех случаях, когдаон позволяет проводить опосредованное слежение за важнымивещами, за которыми невозможно следить напрямую. Вспом-ните о блестящем приеме — накалывать цветные булавки накарту, чтобы отметить место, где происходило каждое из мно-гочисленных событий, которые мы пытаемся понять. Мы мо-жем обнаружить источник эпидемии, увидев -- увидев благо-даря цветовым кодам, — что все однородные случаи выстраи-

149

ваются на карте вдоль того или иного не замеченного или дажепрежде не зафиксированного объекта — водопроводной маги-страли, сточной трубы или, быть может, маршрута почтальона.Тайное логово серийного убийцы можно иногда обнаружить —это своего рода «виллентаксис»3, — определяя географическийцентр, вокруг которого распределяются его нападения. Ради-кальные улучшения во всех видах наших исследований, отстратегий добывания пищи в эпоху охоты и собирательства досовременных исследований, проводимых полицией, литера-турными критиками и физиками, в основном обязаны своимпоявлением бурному росту наших технологий представленияданных.

Мы храним «указатели» и «индексы» у себя в голове, а какможно большее количество фактических данных оставляем вовнешнем мире — в наших записных книжках, библиотеках,тетрадях, компьютерах и, по сути, в кругу наших друзей иколлег. Человеческое сознание не только не ограничиваетсямозгом, но оно лишилось бы многих своих способностей, еслибы эти внешние инструменты были устранены, по крайней ме-ре, стало бы столь лее беспомощным, как и близорукие люди,когда у них отбирают очки. Чем больше данных и приемов вывыгружаете вовне, тем более зависимым вы становитесь отэтой периферии; вместе с тем, чем ближе вы знакомитесь спериферийными объектами во время манипулирования с ни-ми, тем уверенней вы можете обходиться без них, «закачивая»задачи обратно себе в голову и решая их в уме, натренирован-ном внешней практикой. (Можете ли вы мысленно располо-жить слова этой фразы в алфавитном порядке?)

Особенно богатым источником новых техник представле-ния данных является выработанная нами — и только нами -привычка осознанно подстраивать найти новые задачи подстарые механизмы решения. Возьмите, к примеру, огромноемножество различных методов, позволяющих рассуждать овремени, на самом деле, рассуждая о пространстве (Jaynes,1976). У нас есть масса традиционных способов отображатьпрошлое, настоящее и будущее, до и после, раньше и позже —

3 От английского снова «villain», которое означает «злодей», «негодяй»/«преступник». — Прим. ред.

150

различия, фактически невидимые в первозданной природе,представляя их как левое и правое, верх и низ, движения почасовой стрелке и против часовой стрелки. Для большинстваиз нас понедельник располагается левее вторника, а четыречаса дня или ночи (согласно ценной конвенции, которая, к со-жалению, исчезает из нашей культуры) размещается справапод тремя часами. Наше опространствование времени на этомне заканчивается. В науке, в частности, оно принимает формуграфиков, которые сегодня стали привычным способом схема-тичного представления времени практически для всех образо-ванных людей. (Возьмите доходы, температуру или громкостьвашей стереосистемы, изменяющиеся слева направо с течени-ем времени.) Мы используем наше чувство пространства длятого, чтобы видеть ход времени (обычно, согласно стандарт-ной конвенции, слева направо, за исключением диаграмм,представляющих процесс эволюции, в которых более ранниеэпохи часто изображаются внизу, а сегодня — сверху). Как по-казывают эти примеры (отсутствие здесь рисунков неслучай-но), наша способность представлять такие диаграммы, когданас на словах просят об этом, сама является ценной грегорий-ской способностью, имеющей разнообразное применение. Этаспособность представлять диаграммы паразитирует на нашейспособности рисовать и видеть их, выгружая их, по крайнеймере на время, в окружающий мир.

Благодаря нашему подкрепленному вспомогательнымисредствами воображению мы можем формулировать метафи-зические возможности, иначе не поддающиеся определению инаблюдению, как, например, случай с приносящей удачу мо-неткой Эми, рассмотренный в конце четвертой главы. Намнужно уметь представлять себе траекторию, которую иначенельзя увидеть и которая связывает подлинную Эми из вче-рашнего дня с одной из монеток в куче — нам нужно нарисо-вать ее «мысленно». Без таких вспомогательных визуальныхсредств, внутренних либо внешних, нам будет крайне трудноследить за этими метафизическими рассуждениями, не говоряуже о том, чтобы вносить в них свой вклад. (Не означает лиэто, что слепорожденный человек не может участвовать в ме-тафизических обсуждениях? Нет, так как слепые создают своисобственные методы пространственного воображения, связан-

151

ные, как и у зрячих людей, с тем или иным отслеживаниемдвижущихся в пространстве, одна за другой, вещей. Но инте-ресным является другой вопрос: какие различия, если таковыеимеются, можно найти в стиле абстрактного мышления, ус-ваиваемого теми, кто родился слепым или глухим.) Вооружен-ные этими орудиями ума, мы склонны забывать, что наш, образмыслей о мире не является единственно возможным и, в част-ности, не является необходимой предпосылкой успешного взаи-модействия с миром. Вероятно, сначала кажется очевидным,что поскольку собаки, дельфины и летучие мыши проявляюттакую разумность, они должны обладать понятиями, более илименее похожими на найти, но по размышлении это вовсе нестоль очевидно. На большинство вопросов об онтологии и эпи-стемологии других созданий, вопросов, которые мы поставили снашей эволюционной точки зрения, пока еще нет ответов, и этиответы, без сомнения, будут неожиданными. Мы предпринялитолько первый шаг: мы усмотрели некоторые возможности дляисследования, которые раньше упускали из виду.

Среди всех орудий ума, которыми мы снабжаем наш мозгиз кладовых культуры, естественно, нет более важного, чемслова — сначала устные, затем письменные. Слова делают насболее разумными, облегчая наше познание таким же образом(только во много раз усиленными), каким метки и ориентирыоблегчают перемещение в мире для простых созданий. Пере-движение в абстрактном многомерном мире идей просто не-возможно без огромного количества перемещаемых и запоми-наемых ориентиров, которые можно передавать, критиковать,записывать и рассматривать с различных точек зрения. Важнопомнить, что речь и письмо — это два совершенно разных но-вовведения, разделенных многими сотнями тысяч (а можетбыть, и миллионов) лет, и каждое из них имеет свой отдельныйнабор возможностей. Мы склонны рассматривать эти два яв-ления вместе, особенно когда строим теории о мозге или соз-нании. В большинстве работ, написанных о возможностях«языка мысли» как среды для выполнения познавательныхопераций, предполагается, что речь идет о письменном языкемысли, т.е. «мозг записывает, а сознание считывает», как ясформулировал несколько лет назад. Мы сможем лучше пред-ставить, как появление языка способствовало значительному

152

эосту наших познавательных возможностей, если сосредото-наше внимание на том, как и почему устный язык мысли

потомок нашего естественного публичного языка — можетхорошо работать.

Разговор с самим собой

If the untrained infant's mind is to Become an intelligent one,it must acquire both discipline and initiative4.

Alan Turing

В истории создания сознания нет этапа более возвышенно-го, более бурного, более значительного, чем изобретение языка.Когда биологический вид Homo sapiens овладел этим изобрете-нием, он совершил рывок, благодаря которому намного обог-нал всех других животных в способности предвидеть и раз-мышлять. Что верно для всего вида, то верно и для отдельногоиндивида. В жизни индивида нет шага, открывающего большевозможностей, нежели «научение» языку. Я должен взять этослово в кавычки, так как мы уже начали понимать (благодаряисследованиям лингвистов и психолингвистов), что дети вомногих отношениях генетически предрасположены к языку.Как часто повторяет отец современной лингвистики НоамХомский (допуская простительное преувеличение), птицам ненужно учиться использовать свое оперение, а детям не нужноучиться своему языку. Большая часть тяжелой работы по соз-данию существа, использующего язык (или оперенье), былапроделана много эпох назад, и ее результат предоставляетсяребенку в виде врожденных способностей и предрасположен-ностей, легко адаптируемых к местным требованиям лексики играмматики. Дети усваивают язык с поразительной скоростью,выучивая в среднем по десятку новых слов в день в течениенескольких лет, пока не достигнут юношеского возраста, и тог-

J4 Чтобы ненатренированный разум ребенка стал развитым, он должен

обрести и дисциплину, и инициативу.Алин Тыо/;/ш<',

153

да эта скорость резко падает. Они овладевают почти всемитонкостями грамматики до поступления в школу. Помимо мно-гочисленных лингвистических взаимодействий с членами семьи(и домашними животными) малыши часами занимаются тем,что издают разнообразные звуки: сперва это лепет, потом пора-зительная смесь из слов и бессмысленных слогов, произносимыхсамым разным тоном — наставительным, успокаивающим,объясняющим, упрашивающим, а со временем развиваетсяскрупулезное комментирование своих действий.

Дети любят говорить сами с собой. Какое это может иметьотношение к их сознанию? Пока я не могу ответить на этотвопрос, но у меня есть несколько теоретических предложенийотносительно дальнейших исследований. Рассмотрим, что про-исходит в начале языковой жизни любого ребенка. «Горячо!» —говорит мать. «Не прикасайся к плите!» Пока еще ребенок недолжен знать, что значит «горячо», «прикасаться» или «плита», -эти слова первоначально являются для него всего лишь звука-ми, событиями, воспринимаемыми на слух, которые обладаютопределенной качественностью, определенной привычностьюи запоминаются благодаря подражанию. Дети начинают вы-зывать в памяти некий тип ситуации — приближение к плитеи удаление от нее, — который включает не только ситуации,когда они, как правило, слышат определенный запрет, нотакже ситуации, когда определенные звуки повторяются вподражание. Сильно упрощая, давайте предположим, что ре-бенок приобретает привычку говорить себе (вслух): «Горячо!»,«Не прикасайся!», не имея никакого представления о том, чтозначат эти слова, и озвучивая их просто как составную частьупражнения, связанного с приближением к плите и удалениемот нее, а также, как своего рода мантру, которую можно про-изнести и в любое другое время. В конце концов, детям нра-вится повторять слова, которые они только что услышали, -повторять их в соответствующей ситуации и вне ее, а такжевыстраивать цепочки распознаваний и ассоциаций междусвойствами, воспринимаемыми на слух, и сопутствующими имчувственными свойствами, внутренними состояниями и т.д.

Таково приблизительное описание процесса, который дол-жен иметь продолжение. Этот процесс, возможно, послужилпричиной возникновения привычки, которую мы можем на-

154

звать полупонимаемым комментированием, своих действий.Ребенок, изначально побуждаемый некоторыми яркими слухо-выми ассоциациями, вызванными предостережениями роди-телей, приобретает привычку добавлять звуковое сопровожде-ние своим действиям — «комментировать» их. Сначала он бу-дет произносить по большей части что-то «неразборчивое» —бессмысленные фразы, составленные из напоминающих словазвуков, и перемешанные с реальными словами, проговаривае-мыми с большим чувством, но без понимания их смысла, и снесколькими понимаемыми словами. Это будут псевдопрось-бы, псевдозапреты, псевдопохвалы, псевдоописания, но всеони в конечном счете станут настоящими просьбами, запрета-ми, похвалами и описаниями. Таким образом, привычка ис-пользовать «метки» будет приобретена прежде, чем будут поня-ты, хотя бы частично, сами эти метки.

Я предполагаю, что именно эти изначально «глупые» прие-мы — простое навешивание меток в подходящих и неподхо-дящих ситуациях — вскоре могли перерасти в привычку по-новому представлять себе свои собственные состояния и дей-ствия. По мере того как ребенок устанавливает больше ассо-циативных связей между слуховыми процессами и процессамиартикуляции, с одной стороны, и структурами параллельнопротекающих процессов, с другой, в его памяти создаютсяособые узлы. Слово может стать знакомым, даже не будучи по-нятным. Именно эти опоры знакомого могли придавать меткенезависимую идентичность внутри системы. Без такой неза-висимости метки невидимы. Чтобы слово служило полезной,манипулируемой меткой при усовершенствовании ресурсовмозга, оно должно быть готовым закрепителем для искомыхассоциаций, которые в какой-то мере уже установлены в сис-теме. Кроме того, слова могут быть произвольными, и их произ-вольность, по сути, отчасти объясняет их различимость: оченьмала опасность не заметить присутствия такой метки; она нетак легко сливается с окружением, как вмятина в углу коробкидля обуви. Она не скрывает того, что создана намеренно.

Привычка полупонимаемого комментирования своих дей-ствий могла, по моему предположению, быть источником соз-нательного создания меток в виде слов (или неразборчивыхслов или иных личных неологизмов), которое, в свою очередь,

155

могло привести к еще более эффективному приему — отбро-сить все или большую часть слуховых и артикуляционных ас-социаций и основываться лишь на оставшейся части ассо-циаций (и возможных ассоциаций) в качестве опорных пунк-тов. Я предполагаю, что ребенок может отказаться от озвучи-ваний вслух и создать личные, не проговариваемые вслух не-ологизмы в качестве меток для его собственных действий.

Мы можем воспринимать лингвистический объект как най-денный (даже если мы случайно создали его сами, а не услыша-ли от кого-нибудь еще) и сохранять его для дальнейшего анали-за как нечто автономное. Эта наша способность основываетсяна том, что мы можем повторно идентифицировать или распо-знавать такого рода метку при разных обстоятельствах, а это,в свою очередь, обусловливается наличием у метки некоторойособенности (или особенностей), благодаря которой она запо-минается, т.е. обусловливается ее внешним видом, независи-мым от ее значения. Как только мы создали метки и приобрелипривычку навешивать их на переживаемые в опыте положе-ния дел, мы создали новый класс объектов, которые сами могутстать предметом всевозможных операций по распознаваниюобразов, выстраиванию ассоциативных связей и т.д. Подобноученым, предающихся неторопливому ретроспективному анали-зу фотографий, отснятых в разгар экспериментальной бата-лии, мы можем размышлять над любыми структурами, кото-рые мы выявляем в разнообразных помеченных нами и извле-каемых из памяти «экспонатов».

По мере нашего развития наши метки становятся все болеесовершенными, ясными, лучше артикулированными, и цель,наконец, достигнута, когда мы приближаемся к почти волшеб-ному совершенству, с которого мы начали, когда простого со-зерцания представлений (данных) достаточно для того, чтобывоскресить в памяти все соответствующие «уроки». Мы начи-наем понимать те объекты, которые создали. Мы можем на-звать эти созданные нами узловые точки в нашей памяти, этибледные тени произнесенных и услышанных слов понятиями.Тогда понятие — это внутренняя метка, которая может вклю-чать или не включать среди своих многочисленных ассоциацийслуховые и артикуляционные особенности слова (публичногоили личного). Но слова, я полагаю, являются прототипами или

156

предшественниками понятий. Первыми понятиями, которымиможно манипулировать, по моему предположению, являются«озвученные» понятия, и только те понятия, которыми можноманипулировать, могут стать для нас объектами тщательногоизучения.

В «Теэтете» Платон сравнивает память человека с большойклеткой для птиц:

Сократ. Смотри же, может ли приобретший знание не иметь его?Например, если кто-нибудь, наловив диких птиц, голубей или других,стал бы кормить их дома, содержа в голубятне, ведь в известномсмысле можно было бы сказать, что он всегда ими обладает, посколь-

ку он их приобрел. Не так ли?Теэтет. Да.Сократ. В другом же смысле он не обладает ни одной [из пой-

манных] птиц, но лишь властен когда угодно подойти, поймать лю-бую, подержать и снова отпустить, поскольку в домашней ограде онсделал их ручными. И он может делать так столько раз, сколько ему

вздумается.5

Мастерство состоит в том, чтобы заполучить нужную птицутогда, когда она вам нужна. Как мы это делаем? Используяспециальные приемы. Мы строим сложные системы мнемони-ческих связей — указателей, меток, горок и лестниц, крюков ицепей. Мы совершенствуем наши ресурсы непрестанным iвторением и исправлением, превращая наш мозг (и все свя-занные с ним и имеющиеся у нас периферийные инструменты)в гигантскую структурированную сеть знаний, необходимыхдля выполнения действий. Пока нет никаких данных в i ользутого, что какое-либо другое животное делает нечто подобное.

5 Платон. Собр. соч.: В 4 т. М, 1993. Т. 2. С 258.

ГЛАВА 6НАШ РАЗУМ И Р АЗУМ ДРУГИХ

Once the child has learned the meaning of "why* and "be-

cause", he has become a fully paid-up member of the human race.

Elaine Morgan. The Descent of the Child: Human Evolution from

a New Perspective. 1

Наше сознание, их психика

Сознание кажется менее загадочным, когда понятно, какего можно было бы сложить из частей и как оно все еще наэтих частях основывается. Голое человеческое сознание — безбумаги и карандаша, без речи, сопоставляемых записей и соз-даваемых схем — это, прежде всего, нечто невиданное для нас.Каждое человеческое сознание, на которое вы когда-либо обра-щали внимание, включая, в частности, и ваше собственное,рассматриваемое вами «изнутри», — это не только продукт есте-ственного отбора, но и результат культурного переконструиро-вания огромных масштабов. Легко понять, почему сознаниекажется загадочным тому, кто не имеет представления обовсех его составляющих частях и о том, как они создавались.Каждая часть имеет долгую историю своего конструирования,иногда длиной в миллионы лет.

До того как появились мыслящие существа, существовалисоздания, обладающие грубой «механической»2 интенциональ-ностью; они были простыми устройствами слежения и распо-знавания, не имевшими никакого представления о том, что

1 Как только ребенок усваивает значение «почему» и «потому что», онстановится полноценным членом человеческого рода.

Элэйн Морган, Происхождение ребенка: новая точка зрения на эволюцию чело-века.

2 Слово «механический» (англ, «unthinking) »употреблено здесь в томсмысле, какой оно имеет в выражении «совершать действия механически»/т.е. «не думая». — Прим, ред.

они делают и почему. Но они хорошо справлялись со своимизадачами. Эти устройства отслеживали объекты, почти без-ошибочно реагируя на отклонения и повороты в их движении,по большей части держа объекты «на прицеле» и очень редкосбиваясь при выполнении своей задачи. Можно сказать, что напротяжении гораздо больших отрезков времени конструкцииэтих устройств также что-то отслеживали: не ускользающихособей противоположного пола или добычу, а нечто абстракт-ное — незакрепленные рациональные оснъвания своей дея-тельности. С изменением окружающей среды изменялись иконструкции устройств с учетом новых условий, продолжаяобеспечивать своих владельцев всем необходимым и не взва-ливая на них бремя размышлений. Эти создания охотились, ноне думали, что они охотятся, спасались бегством, но не думали,что спасаются бегством. У них было необходимое им знание-как. Знание-как — это разновидность мудрости или полезнойинформации, но не репрезентированное знание.

Затем некоторые создания начали совершенствовать тучасть окружающей среды, которую было легче всего контроли-ровать, расставляя метки как внутри, так и снаружи, выгру-жая решение задач в мир и в другие части своего мозга. Ониначали создавать и использовать представления (данных), ноне знали, что делают это. Им и не нужно было это знать. Сле-дует ли нам называть этот вид невольного использованияпредставлений «мышлением»? Если да, то мы должны были быпризнать, что эти создания мыслили, но не знали, что онимыслят! Неосознаваемое мышление — любителям «парадок-сальных» формулировок такое выражение могло бы понра-виться, но будет правильней сказать, что это было разумное,но машинальное поведение, так как оно было не только нереф-лексивным, но и не рефлексируемым.

Мы, люди, совершаем многие разумные действия механи-чески. Мы чистим зубы, завязываем шнурки на ботинках, ве-дем автомобиль и далее отвечаем на вопросы не думая. Нобольшинство этих наших действий отличаются от действийДругих созданий, потому что мы можем думать о них, а другиесоздания не могут думать таким же образом о своих разумных,Но машинальных действиях. Конечно, многие из наших меха-нических действий, например вождение машины, мы можем

159

выполнять не думая только после долгого периода конструк-тивных разработок, которые были полностью осознанными.Как это достигается? Усовершенствования, которые мы вно-сим в свой мозг, обучаясь языку, позволяют нам разбирать,вспоминать, повторять, перепланировать наши действия, пре-вращая тем самым мозг в нечто вроде эхокамеры, в котороймогут «зависать» и становиться самостоятельными объектамипроцессы, иначе протекающие незамеченными. Те из них, ко-торые остаются там дольше всего, приобретая в результатевлияние, мы называем нашими осознанными мыслями.

Мысленные содержания становятся осознанными не бла-годаря попаданию в какую-то особую камеру в мозге и не бла-годаря преобразованию в некую привилегированную и таин-ственную сущность, но в результате победы в борьбе с другимимысленными содержаниями за доминирование в управленииповедением, а, следовательно, и за оказание долговременноговлияния — или, как мы неправильно говорим, за то, чтобы «ос-таться в памяти». Поскольку лее мы разговариваем, а разговорс самим собой — один из самых важных видов нашей деятель-ности, то один из наиболее эффективных способов для мыс-ленного содержания обрести влияние — это получить доступ куправлению, основанному на использовании языка.

Обычно это предположение относительно человеческогосознания встречают искренним недоумением, говоря пример-но следующее: «Предполохшм, что все эти странные процессыборьбы действительно протекают в моем мозге и осознаннымистановятся, как вы говорите, просто те процессы, которые вы-игрывают в этой борьбе. Как это делает их осознанными? Чтопроисходит помимо них и благодаря чему я о них знаю? Ибо, вконце концов, объяснить надо именно мое сознание, как оноизвестно мне с точки зрения первого лица!» Такие вопросысвидетельствуют о глубоком заблуждении, ибо они предполага-ют, что вы являетесь чем-то еще, помимо всей этой мозговой ителесной активности — некоей картезианской res cogitans3.Однако вы есть лишь организация всей этой борьбы междумножеством способностей и умений, развившихся у вашеготела. Вы «автоматически» знаете об этих происходящих в ва-

3 Вещь мыслящая (лат.). — Прим. перев.

160

шем теле вещах, потому что если бы вы не знали, оно не былобы вашим телом! (Вы можете надеть чужие перчатки, ошибоч-но полагая, что они ваши, но вы не можете подписать договорчужой рукой, ошибочно полагая, что она ваша, и вы не можетеподдаться чужой грусти или страху, ошибочно полагая, чтоони ваши.)

Действия, о которых вы можете нам рассказать, а такжеоснования для их совершения являются вашими, потому чтовы создали их — и потому что они создали вас. Вы и есть тотагент действия, о чьей жизни вы можете рассказать. Можетерассказать нам, а можете и самому себе. Процесс самоописа-ния начинается с раннего детства и с самого начала включаетв себя немалую долю фантазий. (Возьмите, к примеру, Снупииз мультфильма «Peanuts», который сидит на своей собачьейбудке и представляет: «Вот ас Первой мировой войны летит набой».) Оно продолжается всю жизнь. (Возьмите, к примеру,официанта, о котором говорит Жан-Поль Сартр при обсужде-нии «самообмана» в «Бытии и ничто» и который целиком по-глощен тем, чтобы соответствовать своему самоописанию какофицианта.) Именно это делаем мы. Именно это и есть мы.

Действительно ли психика других существ очень отличаетсяот человеческого сознания? Я хотел бы, чтобы вы представилисебе простой эксперимент, о котором, смею предположить, выникогда раньше не думали. Пожалуйста, представьте себе, дос-таточно детально, человека в белом халате, который взбираетсявверх по веревке, держа в зубах красное пластмассовое ведро.Вам будет несложно это представить. Молсет ли шимпанзе вы-полнить такое же мысленное задание? Не знаю. Я выбрал в ка-честве составных частей человека, веревку, подъем вверх, вед-

1Р°> зубы, т.е. привычные объекты в перцептуальном и поведен-\ песком мире подопытного шимпанзе. Я уверен, что шимпанзеМолсет не только воспринимать такие вещи, но и восприниматьих как человека, ведро и т.д. Тогда я допускаю, что в некоторомминимальном смысле шимпанзе имеет понятие человека, ве-ревки, ведра (но, вероятно, не имеет понятий лобстера, лимери-Ка и юриста). Мой вопрос: Что может шимпанзе делать со свои-ми понятиями? Еще во время Первой мировой войны немецкийПсихолог Вольфганг Кёлер поставил несколько знаменитых экс-

f Периментов с шимпанзе с тем, чтобы узнать, какого рода зада-

161

чи они могут решать с помощью мышления. Может ли шимпан-зе сообразить и поставить несколько коробок в своей клеткетак, чтобы достать бананы, висящие на недосягаемой высотепод потолком? Сходным образом, может ли он сообразить и свя-зать две палки в одну, достаточно длинную для того, чтобысбить бананы на пол? Согласно общепринятому мнению шим-панзе Кёлера справлялись с этими задачами, но на самом деледействия животных не впечатляют; одни из них решили эти за-дачи только после многочисленных попыток, другие же так и непрозрели. Последующие исследования, включая и совсем не-давние, проведенные гораздо более искусно, все лее не дали от-вета на этот кажущийся простым вопрос о том, что могут ду-мать шимпанзе, если их обеспечить всеми необходимыми под-сказками. Но давайте предположим пока, что экспериментыКёлера, как это принято считать, на самом деле дали ответ наэтот вопрос, т.е. шимпанзе действительно может найти реше-ние для простой задачи такого рода при условии, что составныечасти решения находятся в поле его зрения и готовы для ис-пользования — для манипулирования методом проб и ошибок.

Мой вопрос иной: может ли шимпанзе вспомнить состав-ные части решения тогда, когда они отсутствуют и не напоми-нают о себе своим видом? Поводом для выполнения вами рас-сматриваемого упражнения послужило высказанное мнойпредложение. Я уверен, что вы можете так же легко предло-жить себе нечто подобное сами, а затем принять это предло-жение, создавая таким образом во многом новые мысленныеобразы. (К числу вещей, которые мы знаем о себе, относится ито, что мы все очень любим занимать свое воображение де-тальными картинами того, что соответствует нашим интере-сам на данный момент.) В предыдущих главах я в общих чер-тах описал, как работает психика животных, и из этого описа-ния следует, что шимпанзе не могут выполнять подобные дей-ствия. Они могли бы случайно как-то соединить вместе соот-ветствующие понятия (их разновидность понятий), а затем им,возможно, посчастливилось бы обратить внимание на какие-либо интересные результаты, но даже это, я полагаю, находит-ся за пределами их возможностей при манипулировании ре-сурсами.

Эти вопросы о психике обезьян довольно просты, но никтоне знает на них ответов — пока. Нет ничего невозможного втом, чтобы найти эти ответы, но разработать соответствующиеэксперименты непросто. Заметьте, что на эти вопросы нельзяответить, определив относительные размеры мозга животногоили даже измерив его когнитивные возможности (память, спо-собность различения). Безусловно, мозг шимпанзе содержитмножество механизмов для хранения всей информации, необ-ходимой в качестве сырья для выполнения подобного рода за-даний; вопрос заключается в том, организованы ли эти меха-низмы нужным образом, чтобы допускать такое использова-ние. (У вас есть большой птичник и множество птиц; можетели вы заставить их летать строем?) Психику делает мощной и,по сути, осознающей, не материал, из которого она состоит, ине размер, а то, что она способна делать. Может ли она кон-центрироваться? Может ли отвлекаться? Может ли вспоминатьпрошедшие события? Может ли отслеживать несколько разныхвещей одновременно? Какие стороны своей собственной теку-щей деятельности она может замечать и контролировать?

Когда будут даны ответы на такого рода вопросы, мы бу-дем знать все необходимое о психике животного, чтобы ре-шить важные нравственные проблемы. В этих ответах будетсодержаться все, что мы хотим знать о понятии сознания, заисключением той идеи, «не выключен» ли, по недавнему выра-жению одного автора, в таких созданиях «свет сознания». Не-смотря на всю свою популярность, это плохая идея. Ей нетолько не было дано определения или хотя бы разъяснения ниодним из ее приверженцев; здесь просто нечего разъяснятьили определять. Ибо предположим, что мы ответили на всепрочие вопросы о психике некоего создания, и теперь некото-рые философы утверждают, что мы все еще не знаем ответа насамый главный вопрос, горит ли в нем свет сознания — да илинет? Почему любой из двух ответов был бы важен? Мы должныполучить ответ на этот вопрос, прежде чем принимать всерь-ез их вопрос.

Имеет ли собака понятие кошки? И да и нет. Каким быблизким по экстенсионалу ни было «понятие» собаки о кошке квашему понятию (вы и собака выделяете одни и те же классыобъектов в качестве кошек и некошек), оно радикально отли-

162 163

чается в одном отношении: собака не может обдумывать своепонятие. Она не может спросить себя, знает ли она, что такоекошки; она не может поинтересоваться, являются ли копленживотными; она не может пытаться отличить сущность кошкиот ее простых акциденций. Понятия в мире собаки не являют-ся вещами в том же смысле, в каком являются кошки. В на-шем лее мире понятия — это вещи, потому что у нас есть язык.Белый медведь, в отличие от льва, компетентен в отношенииснега, так что в одном смысле белый медведь имеет понятие,которого нет у льва, — понятие снега. Но ни одно млекопи-тающее, лишенное языка, не может обладать понятием снегатак лее, как обладаем им мы, потому что такое млекопитающеене способно рассматривать снег «в общем» или «сам по себе». Этообъясняется не той тривиальной причиной, что у него нет слова(естественного языка) для снега; это объясняется тем, что безестественного языка он не способен выдергивать понятия изпереплетений их коннекционистских гнезд и манипулироватьими. Мы можем говорить об имплицитном или операциональ-ном знании белого медведя о снеге (snow-how медведя), и мыможем даже эмпирически исследовать экстенсионал его«встроенного» понятия снега, но только помня о том, что само-му белому медведю это понятие не подвластно.

«Может быть, он и не умеет говорить, но, конечно же, онмыслит!» — одной из главных задач данной книги было пошат-нуть вашу уверенность в этой привычной точке зрения. Воз-можно, самой большой помехой для наших попыток выяснитьмыслительные способности животных является наша почтинепреодолимая привычка представлять, что животные сопро-вождают свои умные действия потоком рефлексивного созна-ния, в некотором роде подобного нашему. Это не означает, чтотеперь мы знаем, что они не делают ничего подобного; скорее,на начальном этапе наших исследований мы не доллшы пред-полагать, что это имеет место. На философские и научныерассуждения по этому вопросу значительное влияние оказалаклассическая статья Томаса Нагеля «Каково это быть летучеймышью?», вышедшая в 1974 г. Нас неправильно ориентируетуже само ее название, побуждая не придавать значения всемтем разнообразным способам, которыми летучие мыши (и дру-гие животные) могут совершать свои искусные действия без

164

того, чтобы это «было как» что-то для них. Мы создадим для се-бя непостижимую тайну, если не думая согласимся, что вопросНагеля имеет смысл и мы знаем, о чем спрашиваем.

Каково это для птицы строить гнездо? Этот вопрос побуж-дает вас представить себе, как вы строили бы гнездо, а затемпровести детальное сравнение. Но так как строительство гнездне является для вас привычным занятием, вы должны сперванапомнить себе, каково это для вас делать что-то привычное.Скажем, каково это для вас завязывать Шнурки на ботинках?Иногда вы обращаете внимание на то, как делаете это; иногдаэто делают ваши пальцы незаметно для вас, в то время как выдумаете о других вещах. Поэтому вы можете предположить,что, занимаясь постройкой гнезда, птица мечтает или строитпланы на будущий день. Возможно, но имеющиеся на сего-дняшний день данные убедительно говорят о том, что птица неснабжена всем необходимым для совершения подобных дейст-вий. По сути, отмеченное вами различие — когда мы обращаемвнимание на совершаемое действие и когда выполняем его,направив мысли на что-то другое, — вероятно, вообще не име-ет аналога в случае птицы. Тот факт, что вы не могли бы по-строить гнезда, не продумав тщательно и досконально, что выделаете и Почему, вовсе не является достаточным основаниемдля предположения, что когда птица строит гнездо, она долж-на по-птичьи думать о том, что она делает (по крайней мере,когда строит свое первое гнездо, не владея в совершенствеэтим делом). Чем больше мы узнаем о том, как мозг участвует впроцессах, обеспечивающих выполнение искусных действийего владельцами-животными, тей меньше эти процессы ка-жутся похожими на мысли, которые, по нашим смутным пред-

I ставлениям, должны были бы в том участвовать. Это не озна-чает, что наши мысли не являются процессами, протекающи-ми в нашем мозге, или что они не играют ключевой роли вуправлении нашим поведением, как мы обычно это предпола-гаем. Возмохшо, в конечном счете, некоторые процессы в на-шем собственном человеческом мозге будут выделены как на-ши сокровенные мысли, но тогда останется выяснить, зависятли мыслительные способности других биологических видов отналичия у них такой же психической жизни, какая есть у нас.

165

Боль и страдания: что здесь важно

There is always a well-known solution to everyhuman problem — neat, plausible, and wrong.

H.L. Mencken. Prejudices, second series*.

Весьма утешительным завершением нашего повествованиябыли бы такие слова: «Таким обрг :ом, мы видим, что из нашихоткрытий следует, что у насекомых, рыб и рептилий вообщеотсутствует способность ощущать, они просто автоматы, ноамфибии, птицы и млекопитающие способны ощущать илиосознавать точно так же, как и мы! И (для протокола) челове-ческий зародыш начинает ощущать между пятнадцатой и ше-стнадцатой неделями». Такое ясное и правдоподобное решениебыло бы для нас огромным облегчением в некоторых нравст-венных вопросах, но пока ничего подобного утверждать нель-зя, и нет оснований надеяться, что и в будущем это можно бу-дет сделать. Вряд ли мы совершенно не заметили свойствапсихического, которое имело бы принципиальное значение дляморали; рассмотренные лее нами свойства, видимо, появляют-ся в эволюционной истории и в развитии индивидуальных ор-ганизмов не просто постепенно, а несинхронно, непоследова-тельно и вразнобой. Конечно, возможно, что дальнейшие иссле-дования выявят не замеченную пока систему сходств и разли-чий, которая действительно нас поразит, и мы впервые сможемпонять, где и почему природа провела разграничительную ли-нию. Однако эта не та возможность, на которую стоит рассчи-тывать, тем более, что мы даже не можем представить, какимбудет это открытие и почему оно поразит нас своей моральнойзначимостью. (В равной мере мы могли бы вообразить, что водин прекрасный день облака разойдутся и Бог напрямую воз-

4 Для любой человеческой проблемы всегда есть общеизвестное реше-ние — ясное, правдоподобное и неверное.

Г. Л. Менкен, Предрассудки, выпуск второй

166

вестит нам, каких животных включить в узкий круг привиле-гированных существ, а каких нет.)

Наше исследование видов психики (и протопсихики), по-видимому, не выявило никакой ясной пороговой величины иликритической массы — пока мы не достигли того типа созна-ния, которым обладаем мы, человеческие существа, исполь-зующие язык. Эта разновидность психики уникальна и на не-сколько порядков мощнее любой другой, но мы, вероятно, нехотим придавать этому слишком большого морального значе-ния. Мы вполне могли бы заключить, что в любых моральныхоценках способность страдать значит больше, нежели способ-ность к малопонятным и сложным рассуждениям о будущем (иобо всем остальном на свете). Какова же тогда связь между бо-лью, страданием и сознанием?

Хотя различие между болью и страданием, подобно боль-шинству обыденных ненаучных различий, несколько расплыв-чато, тем не менее оно служит полезным и интуитивно удовле-творительным показателем или мерой моральной значимости.Феномен боли не является ни однородным, ни простым у раз-ных биологических видов. Мы можем понять это на собствен-ном примере, отметив, насколько неочевидны ответы на неко-торые простые вопросы. Ощущаются ли как боль стимулы отнаших болевых рецепторов, когда они, например, мешаютнашему телу занять во время сна неудобное положение илиположение, чреватое вывихом сустава? Или эти стимулы былобы правильней назвать неосознаваемой болью? Как бы то нибыло, имеют ли они моральную значимость? Мы могли бы на-зывать такие защитные для тела состояния нервной системы«ощущаемыми», не имея в виду, что они переживаются каким-либо я, эго или субъектом. Чтобы такие состояния имели зна-чение — неважно, назовем или не назовем мы их болью, осоз-наваемыми состояниями или переживаниями, — должен суще-ствовать устойчивый субъект, для которого они значимы, по-скольку являются источником страданий.

Рассмотрим широко обсуждаемое явление диссоциации?,возникающее в случае очень сильной боли или страха. Когда с

5 В психиатрической литературе это явление еще называют «раздвое-нием личности», «расщеплением сознания» и пр. — Прим. ред.

167

маленькими детьми обращаются жестоко, они обычно прибе-гают к отчаянной, но эффективной стратегеме: они «уходят».Каким-то образом они заставляют себя поверить, что страдаютот боли не они. По-видимому, существуют две основные раз-новидности диссоциации: когда дети просто отрицают, чтоболь принадлежит им, и наблюдают ее со стороны, и когда они,по крайней мере на мгновение, переживают что-то вроде рас-щепления на несколько личностей (эту боль переживаю не «я», а«он»). Согласно моей не совсем несерьезной гипотезе на этот счетразличие между этими двумя типами детей заключается в не-явном принятии следующей философской доктрины: каждоепереживание должно быть переживанием какого-нибудь субъ-екта. Дети, не принимающие этого принципа, не видят ничегоплохого в том, чтобы просто отвергнуть принадлежность им бо-ли, оставив ее блуждать без субъекта, когда она не причиняетстраданий никому конкретно. Те лее из них, кто принимаютэтот принцип, должны изобрести кого-то другого в качествесубъекта боли — «кого угодно кроме .меня!».

Не важно, получит ли подобная интерпретация явлениядиссоциации подтверждение или нет, но большинство психи-атров согласны в том, что до некоторой степени диссоциацияработает, т.е. в чем бы ни заключался этот психологическийтрюк, он действительно оказывает обезболивающее действие,или, точнее сказать, независимо от того, уменьшает он больили нет, он определенно притупляет страдания. Итак, мыимеем следующий скромный результат: различие между ре-бенком без диссоциации и ребенком с диссоциацией, в чем быоно ни заключалось, заметно влияет на наличие или количест-во страданий. (Спешу добавить, что сказанное мной вовсе неозначает, что переживаемая детьми диссоциация каким-то об-разом смягчает жестокость отвратительного поведения их му-чителей; однако в значительной степени уменьшаются страда-ния детей, хотя в дальнейшем они могут жестоко заплатить,пытаясь справиться с последствиями диссоциации.)

Ребенок с диссоциацией страдает не так сильно, как ребе-нок без диссоциации. Но что мы можем сказать о созданиях,которые диссоциированы от природы, — которые никогда недостигают или даже не пытаются достичь той сложной внут-ренней организации, которая является стандартной для нор-

168

мального ребенка и нарушена у ребенка с диссоциацией? На-прашивается вывод: такое создание в силу своего строения неспособно переживать страдания такого же рода или такой жесилы, которые может испытывать нормальный человек. Но ес-ли все биологические виды, за исключением людей, не имеюттакой внутренней организации, то у нас есть основания пред-положить, что все животные, хотя и способны чувствоватьболь, но не могут страдать так же, как мы.

Как удобно! Любители животных, надо думать, отреагиру-ют на это предположение со справедливым возмущением иглубоким недоверием. Поскольку это действительно может за-глушить многие наши опасения насчет широко распростра-ненных занятий человека, сняв с охотников, фермеров и экспе-риментаторов, по крайней мере, часть той вины, которую воз-ложили на их плечи другие люди, поэтому при оценке этогопредположения мы должны быть особенно осторожны и беспри-страстны. Мы должны попытаться найти источники заблужде-ний как у той, так и у другой стороны в этом вызывающеможесточенные споры вопросе. Предположение о том, что жи-вотные не способны страдать так же, как люди, обычно вызы-вает поток трогательных историй — по большей части о соба-ках. Почему именно о собаках? Быть может, собаки представ-ляют собой лучший контрпример, поскольку они действитель-но больше других млекопитающих способны страдать? Воз-можно, и с нашей эволюционной точки зрения мы можем объ-яснить почему.

Собаки, и только собаки среди домашних животных, актив-но реагируют на огромный объем направленного на них, таксказать, «очеловечивающего» поведения со стороны их владель-цев. Мы разговариваем с нашими собаками, сочувствуем им и вцелом, насколько можем, относимся к ним как к своим товари-щам, радуясь тому, с какой готовностью они всегда откликают-ся на это дружеское отношение. Мы можем попробовать вестисебя так же с кошками, но это редко срабатывает. И это не уди-вительно, с ретроспективной точки зрения; домашние собаки

| являются потомками общественных млекопитающих, привык-ших за миллионы лет жить совместно в группах и активновзаимодействовать друг с другом, в то время как предки до-

\ мапших кошек не были общественными животными. Более то-

169

го, домашние собаки значительно отличаются по своей воспри-имчивости к человеческому воздействию от своих собратьев —волков, лис и койотов. И в этом нет ничего таинственного. Напротяжении сотен тысяч поколений домашние собаки отбира-лись именно из-за этих своих особенностей. В «Происхождениивидов» Чарльз Дарвин указывает, что если сознательное вмеша-тельство людей в процессы размножения прирученных видов сцелью выведения более быстрых лошадей, более богатых шер-стью овец, более «мясистых» коров и т.д. охватывает несколькотысяч лет, то формирование наших домашних животных подвлиянием менее заметной, но столь лее мощной силы происхо-дило гораздо дольше. Он назвал этот процесс бессознательнымотбором. Найти предки занимались селекцией, но не осознавалиэтого. Этот невольный фаворитизм на протяжении многих эпохсделал домашних собак все более и более похожими на нас впривлекательных для нас отношениях. К числу особенностей,которые мы бессознательно культивировали, думаю, принадле-жит и восприимчивость к человеческой социализации, котораяоказывает на собак во многом такое нее организующее влияние,как и на детей. Обращаясь с собаками так, как если бы они бы-ли людьми, мы успешно делаем их более похожими на человека,чем они были бы при ином обращении. У них начинают разви-ваться те особенности организационного строения, которые вином случае были бы единоличной собственностью социализо-ванных человеческих существ. Короче говоря, если человеческоесознание — вид сознания, который является необходимым ус-ловием серьезных страданий, — означает, как я показал, ради-кальную реструктуризацию виртуальной архитектуры человече-ского мозга, отсюда должно следовать, что единственными жи-вотными, способными обладать тем, что хотя бы отдаленно на-поминает такое сознание, будут животные, у которых под воз-действием культуры смогла развиться эта виртуальная машина.Очевидно, что собаки ближе всех стоит к выполнению этогоусловия.

А как насчет боли? Когда я наступаю вам на ногу, вызываякороткую, но вполне определенную (и осознаваемую) боль, япочти не причиняю вам вреда — или, как правило, вообще непричиняю. Боль, несмотря на интенсивность, слишком корот-ка для того, чтобы иметь значение; я не наношу вашей ноге

170

долговременного ущерба. Мысль о том, что вы «страдаете» се-кунду или две, является смешным злоупотреблением этимважным понятием, и далее если предположить, что причинен-ная вам боль будет вызывать у вас раздражение на несколькосекунд или даже минут дольше — например, в том случае, ко-гда вы считаете, что я сделал это намеренно, — сама боль, этокороткое негативное переживание, имеет ничтожно малое мо-ральное значение. (Если, наступив вам на ногу, я прервал ис-полняемую вами арию, разрушив таким 'образом вашу опер-ную карьеру, то это совсем другое дело.)

При обсуждении этих вопросов, по-видимому, неявнопредполагается, (1) что страдание и боль — это одно и то лее,только представленное на разных шкалах, (2) что вся боль яв-ляется «переживаемой», и (3) что «количество страданий» («впринципе») молоно вычислить путем сложения всех болей (раз-мер каждой из которых определяется ее продоллштельностью,помноженной на ее интенсивность). Эти допущения, если ихбеспристрастно рассмотреть при ясном дневном свете (трудноеусловие для некоторых их приверженцев), нелепы. Проделаемнебольшое упражнение: допустим, что благодаря «чудесномуизобретению современной медицины» вы можете вычленитьвсю вашу боль и все страдания из тех условий, при которыхони имели место, и отлолшть, скажем, на конец года, когда втечение одной ужасной недели вы будете испытывать непре-станные мучения (нечто вроде отпуска с отрицательным зна-ком), или — если всерьез отнестись к формуле (3), — вы можетеих продоллштельность компенсировать интенсивностью так,что все ваши страдания за год сконцентрируются в один му-чительный приступ, длящийся, скажем, пять минут. Целый годбез головной боли и небольших раздражений в обмен на крат-кое и полностью обратимое погружение в ад без анестезии —согласились бы вы на такую сделку? Я, безусловно, да, если бы

1 считал это возможным. (Естественно, здесь предполагается,что этот ужасный эпизод не будет иметь своим последствиеммою смерть или безумие, хотя я был бы рад лишиться рассудкана время самого приступа!) Действительно, я бы с радостьюпринял эту сделку, даже если бы она означала «удвоение» или«учетверение» общего количества страданий, но все они за-вершились бы в течении пяти минут и не оставили бы после

171

себя продолжительного бессилия. Мне кажется, что всякий сог-ласился бы на такой обмен, но в действительности он не имеетсмысла. (Например, он означал бы, что благодетель, предостав-ляющий всем такую бесплатную услугу, ex hypothesi6 удвоил быили учетверил страдания в мире, и мир любил бы его за это.)

Конечно, для данного сценария проблема состоит в невоз-можности вычленить боль и страдания описанным образом.Ожидания и последствия, осознание того, что эти последствияозначают для жизненных планов и перспектив, — все это неможет быть отброшено как «чисто когнитивное» сопровожде-ние страданий. При потере работы, ноги, репутации или лю-бимого человека ужасным является не страдание, которое этособытие вызывает в вас, а страдание, которым является самоэто событие. Если мы хотим открыть и устранить неизвестныепока виды страданий в мире, то нам нужно изучать жизньживых существ, а не их мозг. Конечно, происходящее в их моз-ге чрезвычайно важно в качестве богатого источника данныхо том, что и как они делают, но то, что они делают, опытныйнаблюдатель, в конце концов, видит столь же хорошо, как идействия цветов, горных ручьев или двигателей внутреннегосгорания. Если нам не удается обнаружить страданий в жиз-нях, которые мы наблюдали (тщательно изучая их с помощьюнаучных методов), то мы можем быть уверены в том, что нетникаких невидимых страданий, скрытых в их мозге. Если мыобнаружим страдания, мы распознаем их без труда. Все этохорошо известно.

Эта книга начиналась с вопросов, и, поскольку она напи-сана философом, заканчивается она не ответами, но, надеюсь,лучшими постановками этих вопросов. По крайней мере, мывидим, какими путями можно идти и каких ловушек следуетизбегать в наших будущих исследованиях разных видов пси-хики.

1 Зд.: согласно гипотезе (лат.). — Прим. перев.

ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ЧТЕНИЯ

На первый взгляд, вам нет смысла читать книги, оказав-шие на меня наибольшее влияние, так как, если я выполнилсвою работу хорошо, я уже извлек из них все самое ценное, сэ-кономив ваше время и усилия. Возможно, это справедливо вотношении некоторых книг, но отнюдь не тех, что приводятсяниже. Эти книги я особенно рекомендую моим читателям про-читать, если они их еще не читали, или перечитать заново, ес-ли они их уже прочли. Я многое узнал из них — но этого недос-таточно! В действительности, я прекрасно понимаю, что могу(как могут и все остальные) найти в этих книгах значительнобольше, поэтому в каком-то смысле настоящая книга предна-значена быть стимулом и ориентиром.

Во-первых, я предлагаю вам две известные и влиятельные,но часто неверно понимаемые книги, написанные философа-ми: «Понятие сознания» (1949) Гильберта Райла7 и «Философ-ские исследования» (1958) Людвига Витгенштейна8. И Райл, иВитгенштейн довольно неприязненно относились к идее науч-ного исследования сознания, и, по общему мнению, благодаря«когнитивной революции» мы продвинулись дальше в понима-нии психического, чем допускает их безжалостный ненаучныйанализ. Это не так. Нужно терпимо относиться к тому, что они,к нашему разочарованию, игнорируют хорошие научные во-просы и практически не знают биологию и науку о мозге, по-скольку они высказали глубокие и важные мысли, к понима-нию которых большинство из нас приходят только сейчас. Вы-деление Райлом «знания как» (отличающегося от «знания что»)давно привлекло внимание и заслужило одобрение ученых-когнитивистов, но его знаменитые заявления о том, что мыш-

7 Райл. Г. Проблема сознания. М: ДИК-Идея-Пресс, 2000. 400 с. -

Прим, перев.8 Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I. M.: Гнозис, 1994.

f С. 75-321. - Прим, перев.

ление может иметь место только в условиях общества и недолжно осуществляться в некой личной сфере, большинству чи-тателей казались ошибочными и необоснованными. Несомнен-но, некоторые из них таковыми и являются, но удивительно на-блюдать, как начинают сверкать многие идеи Райла, когда ихрассматриваешь в новом свете. Что касается Витгенштейна, тоему сослужило плохую службу восхищение со стороны толпы егоинтерпретаторов, разделявших его антипатию к науке, но неглубину его прозрений. Их вполне можно проигнорировать, об-ратитесь к самому оригиналу и прочитайте его через ту призму,которой я попытался вас снабдить. Сходное положение зани-мает и психолог Джеймс Дж. Гибсон; его удивительно неза-урядная книга «The Senses Considered as Perceptual Systems»(«Чувства как воспринимающие системы», 1968) была как объ-ектом незаслуженной критики со стороны ученых-когнити-вистов, так и священным текстом для клики слишком предан-ных ему радикальных гибсонианцев. Прочтите саму книгу; ихлее оставьте на потом.

Книга Валентине Брайтенберга «Vehicles: Experiments inSynthetic Psychology» («Движущиеся средства: экспериментыпо синтетической психологии», 1984), вдохновившая целое по-коление робототехников и ученых-когнитивистов, стала простоклассикой. Она изменит ваше представление о психике, еслимоей книге не удалось этого сделать. Еще одним философом,испившим из «источника» Брайтенберга является Дэн Ллойд, ив его книге 1989 года «Simple Minds» («Простые виды психики»)рассматривается многое из того, о чем идет речь и в моей кни-ге, правда, с иными акцентами, но, думаю, без значительныхрасхождений. Во время работы над этой книгой Дэн Ллойд былмоим неформальным учеником и младшим коллегой в Тафтсе.Я не могу точно указать, чему он научил меня, а чему я его; влюбом случае из его книги можно почерпнуть многое. То жесамое можно сказать и о других моих коллегах по Центру9 вТафтсе — Кэтлин Эйкинс, Николасе Хэмпфри и Эване Томпсо-не. Эйкинс первой указала мне еще в середине 1980-х годов нато, почему и как мы должны избегать устаревшей эпистемоло-

9 Имеется в виду Центр когнитивных исследований при Тафтсскомуниверситете. — Прим, перев.

174

гии и онтологии, когда думаем о психике животных. См. на-пример, ее очерки «Science and our Inner Lives: Birds of Prey,Beasts, and the Common (Featherless) Biped» («Наука и нашавнутренняя жизнь: хищные птицы, звери и обычные (беспе-рые) двуногие») и «What Is It Like to be Boring and Myopic» («Какэто — быть скучным и близоруким?»). Начиная с 1987 года Ни-колас Хэмпфри работал со мной в течении нескольких лет, но,несмотря на многие часы дискуссий, я все еще не согласен совсеми идеями его «A History of the Mincl» («Истории психики»,1992). Во время пребывания в Центре Эван Томпсон закончилкнигу «The Embodied Mind» («Воплощенная психика», 1990), на-писанную им в соавторстве с Франческо Варела и Элеонор Роч,и я уверен, что влияние этой работы легко просматривается вмоей книге. В вышедшей недавно книге Антонио Дамацио«Descartes' Error: Emotion, Reason, and the Human Brain»(«Ошибка Декарта: эмоция, разум и человеческий мозг», 1994)некоторые темы из этих работ объединены и продолжены,равно как и дополнены новыми.

Для более глубокого понимания роли эволюции в созданиипсихики различных созданий вам стоит прочесть все книгиРичарда Доукинса, начиная с «The Selfish Gene» («Гена эгоиз-ма»). «Social Evolution» («Социальная эволюция») Роберта Три-верса представляет собой прекрасное введение в сложные во-просы социобиологии. Эволюционная психология как новаяобласть исследований хорошо представлена в антологии подредакцией Джерома Баркоу, Леды Космидес и Джона Туби«The Adapted Mind: Evolutionary Psychology and the Generationof Culture» («Адаптированная психика: эволюционная психоло-гия и порождение культуры», 1992). Книга Элэйн Морган «TheDescent of the Child: Human Evolution from a New Perspective»(«Происхождение ребенка: новая точка зрения на: эволюциючеловека», 1995) содержит переосмысление детской психологиии биологии, которое многое разъясняет.

На другом фронте этологи-когнитивисты наполнили жиз-нью фантазии философов (и психологов) о психической жизнии способностях животных, проведя огромное количество экс-периментов и наблюдений. Родоначальником в этой областиявляется Дональд Гриффин. Его книги «The Question of AnimalAwareness» («Вопрос о сознании животных», 1976), «Animal

175

Thinking» («Мышление животных», 1984) и «Animal Minds»(«Психика животных», 1992) и даже еще более важные нова-торские исследования по эхолокации летучих мышей раскрылимногим глаза на возможности в этой области. Образцовым ис-следованием служит книга Дороти Чени и Роберта Сейфарта омартышках-верветках «How Monkeys See the World» «Какобезьяны видят мир», 1990). Антологии Эндрю Уайтена и Ри-чарда Бирна «Machiavellian Intelligence» («Макиавеллевский ин-теллект», 1988) и Карелии Ристо «Cognitive Ethology» («Когни-тивная этология», 1991) содержат как классические статьи, таки строгий анализ проблем, а прекрасно иллюстрированнаякнига Джеймса и Кэрол Гоулд «The Animal Mind» («Психика жи-вотного», 1994) оживят теоретическое воображение любого, кторазмышляет о психике животных. Самые последние данные омышлении и коммуникации животных можно найти в новойкниге Марка Хаузера «The Evolution of Communication» («Эво-люция коммуникации») и в книге Дерека Бикертона «Languageand Human Behavior» («Язык и человеческое поведение»). Ста-тья Патрика Бэйтсона 1991 года «Assessment of Pain in Ani-mals» («Оценка боли у животных») представляет собой ценныйобзор всего, что известно и все еще не известно о боли и стра-даниях животных.

В четвертой главе я (вынужденно) кратко коснулся огром-ной и интереснейшей литературы по интенциональности выс-ших порядков — у детей и животных как «природных психоло-гов». Я решил, что могу позволить себе такую краткость, по-скольку в последнее время этой теме уделено немало вниманияв других работах. Две превосходные книги (из числа многих), вкоторых объясняются детали и важность данной темы, — это«The Child's Discovery of the Mind» («Открытие психики ребен-ком», 1993) Дженет Астингтон и Саймона Барон-Коэна «Mind-blindness» («Слепота психики», 1995).

Я также очень скупо затронул важную тему АВС-наученияи его наиболее перспективных современных моделей. Подроб-ности (и некоторые нетривиальные и достойные вниманияразличия в философской позиции) вы найдете в книгах «Asso-ciative Engines: Connectionism, Concepts and RepresentationalChange» («Ассоциативные двигатели: коннекционизм, понятияи изменение представления», 1993) Энди Кларка и Пола Черч-

176

ленда «The Engine of Reason, the Seat of the Soul» («Двигательразума, местонахождение души», 1995). Тем, кто хочет болеесерьезно изучить детали, я рекомендую начать с книги Патри-сии Черчленд и Теренса Сейновского «The Computational Brain»(«Вычислительный мозг», 1992). Считайте эти книги важнымсдерживающим фактором, который, как реальность, ограни-чивает мои наиболее импрессионистские и вдохновенные спе-куляции. Всем, кто хотел бы оценить положения, выдвинутыемной в этой книге, сопоставив их с близким, но иным подхо-дом, я советую обратиться к работам еще двух философов —книге Гарета Эванса «The Varieties of Reference» («Разновидно-сти референции», 1982) и книгам Рут Гаррет Милликан «Lan-guage, Thought and Other Biological Categories» («Язык, мышле-ние и другие биологические категории», 1984) и «White QueenPsychology and Other Essays from Alice» («Психология Белой ко-ролевы и другие эссе для Алисы», 1993).

Стимулом для обсуждения вопроса о том, как создаютсяинструменты мышления, послужили не только книга РичардаГрегори «Minds in Science» («Психика в науке», 1981) и статьяЭнди Кларка и Анетт Кармилофф-Смит 1993 года, но и книгаКармилофф-Смита «Beyond Modularity» («За рамками модуль-ности», 1992), а также несколько более ранних книг, над кото-рыми я с пользой для себя размышлял на протяжении несколь-ких лет. Это «The Origins of Consciousness in the Breakdown ofthe Bicameral Mind» («Истоки сознания в разрушении двухка-мерной психики», 1976) Джулиана Джейнса, «Metaphors WeLive» («Метафоры, которыми мы живем», 1980) Джорджа Ла-коффа и Марка Джонсона, «Mental Models» («Ментальные моде-ли», 1983) Филипа Джонсона-Лейрда и Марвина Минского «TheSociety of Mind» («Общество разума», 1985). Первые реальныемодели некоторых из этих, по существу, человеческих видовдеятельности представлены в новой книге Дугласа Хофстадте-ра «Fluid Concepts and Creative Analogies: Computer Models ofthe Fundamental Mechanisms of Thought» («Текучие понятия икреативные аналогии: компьютерные модели фундаменталь-ных механизмов мышления», 1995).

Моя книга 1991 года «Consciousness Explained» («Объяс-[ненное сознание») была главным образом о сознании человека;[в ней лишь косвенно говорилось о психике других животных.

177

Поскольку некоторые читатели, пытаясь четко сформулироватьэти косвенные намеки, пришли к выводам, которые показа-лись им сомнительными или даже тревожными, я понял, чтомне нужно разъяснить мою теорию сознания, распространивее явным образом на другие биологические виды. В результатепоявилась книга «Виды психики» и мой доклад «Сознание жи-вотных: что важно и почему» на конференции «Вместе с жи-вотными», проходившей в Новой школе социальных исследо-ваний в Нью-Йорке в апреле 1995 г. Эволюционное обоснова-ние моей теории сознания было встречено со скептицизмом,на который я попытался ответить в моей книге 1995 года«Опасная идея Дарвина». Многие положения, обсуждаемыемной в «Видах психики», взяты из (или разработаны на основе)других моих статей, указанных в разделе «Библиография».

БИБЛИОГРАФИЯ

Akins, Kathleen. «Science and Our Inner Lives: Birds of Prey,Beasts, and the Common (Featherless) Biped» in Marc Bekoff andDale Jamieson, eds., Interpretation and Explanation in theStudy of Animal Behavior, Vol. 1 (Boulder, Colo.: Westview,1990), p. 414—427.

— «What Is It Like to Be Boring and Myopic?» in Dahlbom, ed.,Dennett and His Critics.

Astington, Janet. The Child's Discovery of the Mind (Cam-bridge: Harvard University Press, 1993).

Balda, Russell P., and R. J. Turek. «Memory in Birds», in Her-bert L. Roitblat, Thomas G. Bever, and Herbert S. Terrace, eds.,Animal Cognition (Hillsdale, N.J.: Erlbaum, 1984), p. 513—532.

—, Alan C. Kamil, and Kristie Grim. «Revisits to EmptiedCache Sites by Clark's Nutcrackers (Nucifraga columbiana)», Ani-mal Behavior 34 (1986), p. 1289—1298.

Barkow, Jerome, Leda Cosmides, and John Tooby. TheAdapted Mind: Evolutionary Psychology and the Generation of Cul-ture (Oxford: Oxford University Press, 1992).

Baron-Cohen, Simon. Mindblindness: An Essay on Autism andTheory of Mind (Cambridge: MIT Press/A Bradford Book, 1995).

Bateson, Patrick. «Assessment of Pain in Animals», AnimalBehavior 42 (1991), p. 827—839.

Bickerton, Derek. Language- and Human Behavior (Seattle:University of Washington Press, 1995).

Braitenberg, Valentino, Vehicles: Experiments in Synthetic Psy-chology (Cambridge, MIT Press/A Bradford Book, 1984).

Cheney, Dorothy, and Robert Seyfarth. How Monkeys See theWorld (Chicago: University of Chicago Press, 1990).

Churchland, Patricia, and Terence Sejnowski. The Computa-tional Brain (Cambridge: MIT Press/A Bradford Book, 1992).

Churchland, Paul. Scientific Realism and the Plasticity of Mind(Cambridge, U.K.: Cambridge University Press, 1979).

—. The Engine of Reason, the Seat of the Soul (Cambridge: MITPress/A Bradford Book, 1995).

Clark, Andy. Associative Engines: Connectionism, Conceptsand Representational Change (Cambridge: MIT Press/A BradfordBook, 1993).

—, and Annette Karmiloff-Smith. «The Cognizer's Innards: APsychological and Philosophical Perspective on the Developmentof Thought», Mind and Language 8 (1993), p. 487—519.

Dahlbom, Bo, ed., Dennett and His Critics: Demystifying Mind(Oxford: Blackwell, 1993).

Damasio, Antonio. Descartes' Error: Emotion, Reason, and theHuman Brain (New York: Grosset/Putnam, 1994).

Darwin, Charles. The Origin of Species (London: Murray,1859).

Dawkins, Richard. The Selfish Gene (Oxford: Oxford UniversityPress, 1976; revised edition, 1989).

—, and John R. Krebs. «Animal Signals: Information or Ma-nipulation?» in John R. Krebs and Nicholas B. Davies, eds., Be-havioural Ecology, 2d ed. (Sunderland, Mass.: Sinauer Associates,1978), p. 282—309.

Dennett, Daniel. «Brain Writing and Mind Reading», in K.Gun-derson, ed., Language, Mind and Knowledge, Minnesota Stud-ies in the Philosophy of Science, Vol. 7 (Minneapolis: University ofMinnesota Press, 1975). Reprinted in Dennett, Brainstorms andlater with a postscript in D. Rosenthal, ed., The Nature of Mind(Oxford: Oxford University Press, 1991).

—. «Conditions of Personhood», in Amelie Rorty, ed., The Iden-tities of Persons (Berkeley: University of California Press, 1976).Reprinted in Dennett, Brainstorms.

—. Brainstorms (Cambridge: MIT Press/A Bradford Book,1978).

—. «Where Am I?» in Dennett, Brainstorms.—. «Beyond Belief», in Andrew Woodfield, ed., Thought and Ob-

ject (Oxford: Oxford University Press, 1982). Reprinted in Dennett,The Intentional Stance.

—. «Intentional Systems in Cognitive Ethology: The Tanglos-sian Paradigm' Defended», Behavioral and Brain Sciences 6 (1983),p. 343—390.

—. The Intentional Stance (Cambridge: MIT Press/A BradfordBook, 1987).

—. Consciousness Explained (Boston: Little, Brown, 1991).—. «Learning and Labeling» (commentary on Clark and Kar-

miloff-Smith), Mind and Language 8 (1993), p. 540—548.

180

—. «The Message Is: There Is No Medium» (reply to Jackson,Rosenthal, Shoemaker, and Туе), Philosophy & PhenomenologicalResearch, December 1993, p. 889—931.

—. «Back from the Drawing Board» (reply to critics), in Dahl-bom, ed., Dennett and His Critics.

—. Darwin's Dangerous Idea (New York: Simon & Schuster,1995).

—. «Get Real» (reply to critics), in Philosophical Topics, 22(1995), p. 505—568.

—. «Animal Consciousness: What Matters and Why», in SocialResearch, 62 (1995), p. 691—710.

—. forthcoming: «Consciousness: More like Fame than Televi-sion», for volume from the conference «Interfaces Brain-Com-puter», Christa Maar, Ernst Poppel, and Thomas Christaller, eds.,to be published by Rowohlt.

—. forthcoming: «Do Animals Have Beliefs?» in Herbert L. Roit-blat, ed., Comparative Approaches to Cognitive Sciences, MITPress.

Eigen, Manfred. Steps Towards Life (Oxford: Oxford UniversityPress, 1992).

Evans, Gareth. The Varieties of Reference (Oxford: ClarendonPress, 1982).

Gaussier, Philippe, and Zrehen, S. «A Constructivist Approachfor Autonomous Agents», in Adia Magnenat Thalmann and DanielThalmann, eds., Artificial Life and Virtual Reality (London: Wiley,1994).

—. «Avoiding the World Model Trap: An Acting Robot Does NotNeed to Be So Smart», Robotics and Computer-Integrated Manufac-turing 11 (1994), p. 279—286.

Gibson, James J. The Senses Considered as Perceptual Sys-tems (London: Allen & Unwin, 1968).

Gould, James, and Carol Gould, The Animal Mind (New York:HPHLP, Scientific American Library, 1994).

Gregory, Richard L., Mind in Science: A History of Explanationsin Psychology (Cambridge, U.K.: Cambridge University Press,1981).

Griffin, Donald, The Question of Animal Awareness (New York:Rockefeller University Press, 1976).

—. Animal Thinking (Cambridge: Harvard University Press,1984).

—. Animal Minds (Chicago: University of Chicago Press, 1992).

181

Hasson, O. «Pursuit-Deterrent Signals: Communication be-tween Predator and Prey», Trends in Ecology and Evolution 6(1991), p. 325—329.

Hebb, Donald, The Organization of Behavior: A Neuropsy-chological Theory (New York: Wiley, 1949).

Hofstadter, Douglas R. Fluid Concepts and Creative Analogies:Computer Models of the Fundamental Mechanisms of Thought(New York: Basic Books, 1995).

Holley, Tony. «No Hide, No Seek», Natural History 7(1994),p. 42—45.

Humphrey, Nicholas. «Nature's Psychologists», New Scientist29 (June 1978), p. 900—904. Reprinted in Consciousness Re-gained (Oxford: Oxford University Press, 1983).

—. A History of the Mind (London: Chatto & Windus, 1992).Israel, David, John Perry, and Syun Tutiya. «Executions, Mo-

tivations and Accomplishments». Philosophical Review 102 (1993),p. 515—540.

Jaynes, Julian, The Origins of Consciousness in the Break-down of the Bicameral Mind (Boston: Houghton Mifflin, 1976).

Johnson-Laird, Philip N., Mental Models (Cambridge, U.K.:Cambridge University Press, 1983).

Kamil, Alan C., Russell P. Balda, Deborah J. Olson, and SallyGood. «Returns to Emptied Cache Sites by Clark's Nutcrackers,Nucifraga columbiana: A Puzzle Revisited», Animal Behavior 45(1993), p. 241—252.

Karmiloff-Smith, Annette, Beyond Modularity: A Developmen-tal Perspective on Cognitive Science (Cambridge: MIT Press/ABradford Book, 1992).

LakoflF, George, and Mark Johnson. Metaphors We Live By(Chicago: University of Chicago Press, 1980).

Lloyd, Dan. Simple Minds (Cambridge: MIT Press/A BradfordBook, 1989).

McFarland, David. 1989, «Goals, No-Goals and Own Goals», inAlan Montefiore and Denis Noble, eds., Goals No-Goals and OwnGoals: A Debate on Goal-Directed and Intentional Behaviour (Lon-don: Unwin Hyman, 1989), p. 39—57.

Menzel, Emil W., Jr., 1971, «Communication about the Envi-ronment in a Group of Young Chimpanzees», Folia Primatologia 15(1971), p. 220—232.

—. «A Group of Young Chimpanzees in a One-Acre Field», in A.M. Schreier and F. Stolnitz, eds., Behavior ofNonhuman Primates,

Vol. 5 (New York: Academic Press, 1974), p. 83—153. Reprinted inRistau, Cognitive Ethology.

Millikan, Ruth Garrett. Language, Thought, and Other Biologi-cal Categories (Cambridge: MIT Press/A Bradford Book, 1984).

—. White Queen Psychology and Other Essays for Alice (Cam-bridge: MIT Press/A Bradford Book, 1993).

—. «A Common Structure for Concepts of Individuals, Stuffs,and Basic Kin: More Mama, More Milk, and More Mouse», Beha-vioral and Brain Sciences, forthcoming.

Minsky, Marvin. The Society of Mind (New York: Simon &Schuster, 1985).

Morgan, Elaine. The Descent of the Child: Human Evolutionfrom a New Perspective (Oxford: Oxford University Press, 1995).

Nagel, Thomas, «What Is It Like to Be a Bat?» PhilosophicalReview S3 (1974), p. 435—450.

Nietzsche, Friedrich, Thus Spake Zarathustra, Walter Kauf-mann, trans. (New York: Viking, 1954).

Ristau, Carolyn, ed., Cognitive Ethology (Hillsdale, N.J.: Erl-baum, 1991).

—. «Aspects of the Cognitive Ethology of an Injury-FeigningBird, the Piping Plover», in Ristau, ed., Cognitive Ethology, p. 91—126.

Ryle, Gilbert. The Concept of Mind (London: Hutchinson,1949).

Sartre, Jean Paul. Being and Nothingness (L'Etre et le Neant),1943, Hazel Barnes, trans. (New York: Philosophical Library,1956; paperback ed., 1966).

Searle, John. «Minds, Brains and Programs», Behavioral andBrain Sciences 3 (1980), p. 417—458.

Skinner, B.F. Science and Human Behavior (New York: Mac-millan, 1953).

—. «Behaviorism at Fifty», in T. W. Wann, ed., Behaviorismand Phenomenology (Chicago: University of Chicago Press, 1964),p. 79—108.

Sontag, Susan. On Photography (New York: Farrar, Straus &Giroux, 1977).

Thomas, Elizabeth Marshall, The Hidden Life of Dogs (Boston:Houghton Mifflin, 1993).

Trivers, Robert. Social Evolution (Menlo Park, Calif.: BenjaminCummings, 1985).

Varela, Francisco J., Evan Thompson, and Eleanor Rosch.The Embodied Mind: Cognitive Science and Human Experience(Cambridge: MIT Press/A Bradford Book, 1991).

182 183

Whiten, Andrew. «Grades of Mind Reading», in Charlie Lewisand Peter Mitchell, eds., Children's Early Understanding ofMind: Origins and Development (Hillsdale, N.J.: Erlbaum, 1994),p. 47—70.

—, and Richard W. Byrne, eds., Machiavellian Intelligence (Ox-ford: Oxford University Press, 1988).

Wiener, Norbert. Cybernetics; or, Control and Communicationin the Animal and the Machine (New York: Wiley, 1948).

Wittgenstein, Ludwig. Philosophical Investigations (Oxford:Blackwell, 1958).

Young, Andrew. «The Neuropsychology of Awareness», inAntii Revonsuo and Matti Kamppinen, Consciousness in Philoso-phy and Cognitive Neuroscience (Hillsdale, N.J.: Erlbaum,1994), p. 173—203.

Научное издание

Дэниел С. ДЕННЕТ

ВИДЫ ПСИХИКИ:На пути к пониманию сознания

Перевод с английского языкаА. Веретенникова

Под общей редакциейЛ. Б. Макеевой

Корректор Рубштейн М.Оригинал-макет Идея-Пресс

Идея-ПрессИД № 00208 от 10 октября 1999

Подписано в печать 30.10.2003Формат 60x90/16. Гарнитура Bookman OldStyle

Печать офсетная. Бумага офсетная № 1. Печ. л. 11,5Тираж 1500 экз. Заказ № 4676

Отпечатано в ФГУП«Производственно-издательский комбинат ВИНИТИ»,

140010, г. Люберцы, Октябрьский пр-т, 403. Тел. 554-21-86

В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ «ИДЕЯ-ПРЕСС» ВЫШЛИ В СВЕТКНИГИ:

Совместнос издательством «ДОМ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ КНИГИ»:

«АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ: Становление и развитие»(Антология). — 540 с.

БОРРАДОРИ Д. «АМЕРИКАНСКИЙ ФИЛОСОФ: Беседы с Куай-ном, Данто, Патнэмом, Рорти, Нозиком и др.». — 208 с.СОВРЕМЕННЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ (учебное пособие): РОЛЗ, БЕР-ЛИН, ДВОРКИН, и др. - 256 с.

НИКИФОРОВ А. Л. КНИГА ПО ЛОГИКЕ (учебное пособие). - 240 с.НИКИФОРОВ А. Л. «ФИЛОСОФИЯ НАУКИ: История и методо-логия» (учебник). — 280 с.

ГЕМПЕЛЬ К. «ЛОГИКА ОБЪЯСНЕНИЯ». - 240 с.ПАТНЭМ X. «ФИЛОСОФИЯ СОЗНАНИЯ». - 240 с.ФИЛОСОФИЯ XX В.: ШВЕЙЦАРИЯ. КЮНГ Г. «ОНТОЛОГИЯ ИЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЯЗЫКА». - 240 с.РАССЕЛ Б. «ИСКУССТВО МЫСЛИТЬ». - 240 с.РАССЕЛ Б. «ИССЛЕДОВАНИЕ ЗНАЧЕНИЯ И ИСТИНЫ». - 400 с.ОСТИН Д. «ИЗБРАННОЕ». - 336с.

ФЛЕК Л. «ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗВИТИЕ НАУЧНОГО ФАК-ТА». - 224 с.

В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ «ИДЕЯ-ПРЕСС» ВЫШЛИ В СВЕТКНИГИ:

УОЛЦЕР М. «КОМПАНИЯ КРИТИКОВ: социальная критика и по-литические пристрастия XX века». — 356 с.

КОЗЕР Л. «ФУНКЦИИ СОЦИАЛЬНОГО КОНФЛИКТА». - 240 с.КУЛИ Ч. «ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА И СОЦИАЛЬНЫЙ ПО-РЯДОК». - 320 с.УОЛЦЕР М. «О ТЕРПИМОСТИ». - 176 с.ПРИСТ С. «ТЕОРИИ СОЗНАНИЯ». - 256 с.ДАНТО А. «НИЦШЕ КАК ФИЛОСОФ». - 320 с.РАЙЛ Г. «ПОНЯТИЕ СОЗНАНИЯ». - 400 с.

МАРИТЕН Ж. «ЧЕЛОВЕК И ГОСУДАРСТВО». - 240 с.

ГУДМЕН Н. «СПОСОБЫ КОНСТРУИРОВАНИЯ МИРА», (совм.) -

400с.ШВАРЦКОПФ Ф. «МЕТАМОРФОЗА ДАННОГО: На пути к соз-

данию экологии сознания». — 240 с.ОБЕСПЕЧЕНИЕ РАВЕНСТВА ПОЛОВ: Политика стран Западной

Европы. — 312 с.ЖЕРЕБКИНА И. ПРОЧТИ МОЕ ЖЕЛАНИЕ Постмодернизм. Психоана-

лиз. Феминизм — 256с, 10 цвет, ишьЖЕНЩИНА И ВИЗУАЛЬНЫЕ ЗНАКИ, под ред. Альчук А. - 256

с., 20 цвет. илл.НАГЕЛЬ Т. ЧТО ВСЕ ЭТО ЗНАЧИТ? Очень краткое введение в фи-

лософию. 2001, 84 с.НИКИФОРОВ А. Л. ПРИРОДА ФИЛОСОФИИ. Основы филосо-

фии. 2001,168 с.БРАЙСОН В. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ФЕМИНИЗМА: Введе-

ние. — 320 с., 28 фото.БЕЛОВ В. ЦЕННОСТНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ НАУКИ. - 240 с.ПАП А. СЕМАНТИКА И НЕОБХОДИМАЯ ИСТИНА: Исследова-

ние основании аналитической философии. — 420 с.ДАНТО А. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ. - 320 с.ОУКШОТ М. РАЦИОНАЛИЗМ В ПОЛИТИКЕ и др. эссе. - 288 с.

ПАССМОР Дж. СОВРЕМЕННЫЕ ФИЛОСОФЫ. - 192 с.ДЬЮИ Дж. ОБЩЕСТВО И ЕГО ПРОБЛЕМЫ. - 160 с.СЕЛИГМЕН А. ПРОБЛЕМА ДОВЕРИЯ. - 256 с.СЕРЛ Д. ОТКРЫВАЯ СОЗНАНИЕ ЗАНОВО. - 240 с.КОКБЕРН С. ПРОСТРАНСТВО МЕЖДУ НАМИ: Обсуждение тен-

дерных и национальных идентичностей в конфликтах. - 256 с.

ВИТТИГ М. ПРЯМОЕ МЫШЛЕНИЕ и другие эссе. -- 108 с.СЭДЖВИК И. К. ЭПИСТЕМОЛОГИЯ ЧУЛАНА. - 272 с.САНТАЯНА Дж. ХАРАКТЕР И МИРОВОЗЗРЕНИЕ АМЕРИКАН-

ЦЕВ. - 176 с.НИКОЛЧИНА М. ЗНАЧЕНИЕ И МАТЕРЕУБИЙСТВО. - 166 с.НАЗАРОВА О. ОНТОЛОГИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ ИНТуИ-

ТИВИЗМА В ФИЛОСОФИИ С. Л. ФРАНКА. - 208 с.АНКЕРСМИТ Ф. НАРРАТИВНАЯ ЛОГИКА: Семантический ана-

лиз языка историка. — 340 с.