Evdaev ver 4 · США, России и Японии, где автору предоставилась возможность по- работать. В этой книге использованы

Предисловиеко второму изданию

ПППП еред Вами второе исправленное и дополненное издание мо-нографии “Давид Бурлюк в Америке”. Первое издание вы-шло в 2002 г., нашло признание многих читателей и критиков

и вызвало некоторые справедливые замечания специалистов, чемуавтор благодарен.

За этот промежуток времени автор продолжил исследования,особенно в Японии, где представилась возможность получить допол-нительные, ранее неизвестные материалы.

Сегодня на книжных полках можно встретить все больше и боль-ше книг, связанных с историей нашей культуры и её творцах, осо-бенно периода “серебрянного века”. Это истинно революционноевремя в социальной, литературной и художественной жизни Рос-сии, которое выдвинуло большое количество не просто талантливыхлюдей, а истинно выдающихся. Эти люди создали новое искусство,литературу, театр и изменили весь ход развития российской культу-ры. К числу выдающихся творцов и реформаторов того временимногие, в том числе и автор, относят В.В. Маяковского, наставниче-ство и дружба с которым связывала героя этой монографииД.Д. Бурлюка

Давид Давидович Бурлюк приобрел заряд модернистской школыв Европе и вместе с выдающимися художниками и литераторами на-чала XX века творил новое искусство, которое вошло в мировуюкультуру как понятие, как “русский авангард”.

Революция 1917 г. решительно повлияла на судьбы всех сословийв России, прежде всего интеллигенции. Что касается творческихличностей, занятых литературой и искусством, то они оказались вплену серьезных раздумий. Революция так круто расправлялась слюдьми не принявшими её, что нужно было делать выбор: либо пой-ти по пути выживания оставаясь наедине со своими мыслями и невыражать их вслух, второй путь радикальный – для людей консер-вативных взглядов – непримиримых – бороться или покинутьстрану; третий принять революцию и оказаться в среде страстей иэйфории революционных изменений. Д. Бурлюк таковым и являлся.Он, как и его друзья, с кем он продвигал революционные футуристи-ческие идеи, был, как он говорил, против деспотизма и угнетения на-рода царскими правителями и более того, в дальнейшем, уже нахо-

5

дясь США прославлял революцию и работая в газете, пропагандиро-вал советский образ жизни. Но была семья и была зависимость отстраха. Он был заметной фигурой, и он мог оказаться в первых рядахпреследуемых деятелями той же революции. Ему, например, моглине простить, что два его брата Владимир и Николай продолжали слу-жить в царской армии.

Оказавшись вместе с семьей в районе Урала, отрезанным от цен-тра интеллектуальной жизни России, спасая семью от разрухи, голо-да, грабежей, Давид Бурлюк сделал решительный выбор –бежатьвначале на Дальний Восток, куда направлялся большой поток бежен-цев, а затем двинуться в сторону американского материка. В РоссииД. Бурлюк завоевал имя в авангардном, литературном и художест-венном мире. Он оставлял подробное положение будучи уверенным,что пройдя сложный эмиграционный путь, он вновь завоюет попу-лярность уже в Америке. Он был недалек от полного осуществлениясвоего плана. Его энергия и врожденная казацкая выносливость по-зволили ему выйти из бедности эмигрантского состояния и добитьсяпризнания и даже в какой-то степени популярности в истеблишмен-те художественной элиты Америки. Давид Бурлюк оставил после се-бя большое количество картин, которые сейчас находятся в лучшихмузейных и частных коллекциях.

Вместе своей женой Марией Никифоровной Бурлюк издавал наанглийском языке литературно-художественный журнал “Со1ог &Rhyme”. Его работа в качестве журналиста в газете “Русский го-лос” – пример высокого профессионализма, мастерства публици-стики, любви к России и к вновь обретенной родине.

В архивах университетских и музейных библиотек СоединенныхШтатов хранится большое количество материалов, связанных с жиз-нью и творчеством Бурлюка. Это огромное наследие в области поэ-зии, живописи, художественной критики. Но будет ли все это нуж-но Америке и России для понимания важности огромного вклада Да-вида Бурлюка в общую культуру, и защитит ли он этим себя от недо-оценки американского периода его творчества, если его материалы,собранные автором этого труда, так и останутся в архивах и не явят-ся достоянием читателей?!

Автор поставил перед собой задачу собрать всю возможную ин-формацию, связанную с жизнью и творчеством Д. Бурлюка в Амери-ке и его двухлетнем пребыванием в Японии, и через собственные пе-реживания постараться вскрыть оболочку замалчивания, а порой иг-норирования его роли в прославлении русской культуры в этих стра-нах. Что касается доамериканского периода, автор использовал ужеисследованные и опубликованные материалы и нашел уместнымувязать их в краткой форме с японским и американским периодомжизни Д. Бурлюка, чтобы выстроить полную цепочку его жизненно-го пути.

Рассказывая о судьбе и творчестве художника и поэта, оставив-шего глубокий след в русском искусстве, сделана попытка показать

6

Ноберт Евдаев. давид Бурлюк в Америке

не только пример выживания в эмиграции, но и пример мужествен-ной борьбы за достойное место в новой культуре с внесением полез-ного вклада в национальный фонд обретенной художником второйродины. Давид Бурлюк был не только одним из проводников рус-ской культуры в новый для него культурный слой, но и интеллекту-ально воздействовал на многих представителей современного искус-ства США.

Подробно о Давиде Бурлюке в период его жизни в России напи-сано много. Прежде всего его собственные воспоминания о 1927—1929 гг., которые он скромно озаглавил “Фрагменты из воспомина-ний футуриста” и отправил их литературоведу А.Г. Островскому дляпубликации в СССР. Они были подготовлены к печати, но изданиене состоялось. Воспоминания были изданы в России только в 1994 г.

Ярко и талантливо описал жизнь Бурлюка в книге “Полуторагла-зый стрелец” один из его соратников, поэт и переводчик БенедиктЛившиц1. Есть и другие серьезные исследования: две аналитическиеработы Э. Голлербаха – “Искусство Давида Бурлюка2 и “Поэзия Да-вида Бурлюка”3, обстоятельный труд Кэтрин Дейер “Давид Бур-люк”4, книга о русском авангарде Камиллы Грей, где отмечено твор-чество Д. Бурлюка. Большая работа проделана коллективом под ре-дакцией В.М. Калаушина, выпустившим огромный том “Бурлюк.Цвет и Рифма”5. Книга В.М. Маркова “История русского футуриз-ма”6 вышла в 1968 г. в США на английском языке, переведена на рус-ский и издана в Москве в 2000 г. Все эти работы касаются в основномроссийского периода жизни и творчества Д. Бурлюка. Сведения оДавиде Бурлюке можно найти в различной справочной литературе.В частности, целая страница отведена Давиду Бурлюку в “СловареИскусств”7.

Находясь за пределами родины, будучи постоянно в состоянииэмоционального и материального напряжения, которое испытываеткаждый эмигрант, Д. Бурлюк нисколько не снизил свой творческийпыл, а наоборот работал с удвоенной энергией. К счастью, он оста-вил огромный архив, который разбросал по многим библиотекамСША, России и Японии, где автору предоставилась возможность по-работать. В этой книге использованы воспоминания самого Д. Бур-люка, его жены Маруси, соратников художника и поэта.

Оптимальный объем монографического изложения не позволяетпубликовать собранные материалы в полностью, поэтому часть изних, не представляющая документальную ценность, изложена в пе-ресказе. Задача автора в данной работе состоит в том, чтобы пред-ставить читателям главным образом картину жизни художника, по-эта, художественного критика, журналиста, касающуюся малоизу-ченного двухлетнего проживания в Японии и сорокапятилетнегоамериканского периода, не вошедшего в уже опубликованные тру-ды других исследователей. Исключение составляет повторение из-вестных опубликованных ранее материалов для логического изло-жения ретроспективной картины жизни Д. Бурлюка.

7

Предисловие ко второму изданию

Эта работа была бы невозможной без помощи семьи Д. Бурлюкаи в частности его внучки Мэри Клеар Холт и ее мужа Стюарта Хол-та, которые передали автору свои архивные материалы для публика-ции. А также помощи японских специалистов по русскому авангар-ду: профессора Ташихару Омука, исследователя-искусствоведа Кед-жи Такидзава и переводчика повестей Д. Бурлюка на японский языкАкира Сузуки; ценных замечаний Александра Парниса, помощи Ев-гения Попова, Артаваза Бекназарова, искусствоведа Т.Л. Леонидо-вой, сотрудников музея В.В. Маяковского и его директора СветланыЕфимовны Стрижневой, заинтересованности и поддержки ФондаДавида Бурлюка в г. Симферополе и его хранителя Александра Ка-питоненко, поддержки моих друзей Эмиля Льва и Алтая Мусаева.Наконец, особая моей любимой жене Нелле, которая изо дня в деньприлагала все свои усилия, чтобы поддержать автора и была посто-янным советчиком и строгим критиком.

Приношу большую благодарность всем, кто помогал мне в рабо-те. Настоящее второе издание расширенное и дополненное возник-ло в связи большим спросом на быстро реализованное первое и по-ступившие дополнительные запросы в издательство. В первом(2002 г.) издании автором были допущены ошибки и неточности, окоторых автор сожалеет и приносит свои глубокие извинения чита-телям.

1 Лившиц Б. Полутораглазый стрелец / Сост. и коммент. Т.Г. Нерлсра. Л.; М., 1989.2 Голлербах Э. Искусство Давида Бурлюка. Нью-Йорк: Изд-во М.Н. Бурлюк, 1930.3 Голлербах Э. Поэзия Давида Бурлюка. Нью-Йорк: Изд-во М.Н. Бурлюк, 1931.4 Котрин Дрейер (1877–1952) – основательница американского общества модер-

нистов-художников в Нью-Йорке и музея “Sosiete Anonymeе”.5 Калаушин Б. Бурлюк. Цвет и рифма. СПб.: Аполлон, 1995.6 Марков В.Ф. История русского футуризма. СПб.: Алетейя, 2000.7 Тhe Dictionary of Art. Grove Publishing House / Ed. by Jane Turner. Vol. 5. P. 219.

8


ШМУЦ

9

ОБОРОТ

10

Дом без номера

ЛЛЛЛ ето 1994 года. До Саутхемптона мы добирались на машине бо-лее двух часов. Всю дорогу нас не покидало волнение, связан-ное с предстоящей встречей. Мы направлялись в дом, где по-

следние 20 лет жил и творил известный художник, литератор, одиниз лидеров авангардного движения в России, “отец российского фу-туризма” Давид Давидович Бурлюк. Нас ждал сын Давида БурлюкаНиколай (или Никифор, как он сам себя называл). Когда мы догова-ривались о встрече, он обещал нам рассказать о своем отце, о егожизни и творчестве в Соединенных Штатах.

Николай Бурлюк, художник и литератор, ученик известных вАмерике художников, выходцев из России – Рафаэля и МозесаСойеров. Николай – участник многих выставок и обладатель пре-мий за колористические работы, особенно за акварели. Участвовал вредактировании семейного журнала “Color & Rhyme”. Писал статьипо искусству и занимался переводами.

Дом нашли с трудом. Никто из соседей не знал Бурлюков. Домномером не обозначен. Соседи живут здесь недавно. Как нам позжеобъяснили принимающие нас хозяева дома, они не очень хотят афи-шировать местонахождение дорогостоящей коллекции и произведе-ний Давида Бурлюка.

На пороге стояла милая пожилая пара, видимо, уже заждавшисьи беспокоясь, что нас так долго нет. Сюда меня привел бакинскийдруг Эмиль Лев, большой знаток искусства, ученый-биолог, уже бы-вавший в этом доме вместе с литературоведом-исследователем Але-ксандром Парнисом, который приезжал в Америку в связи со своейработой над биографией Велимира Хлебникова.

Нас охотно проводили по небольшому старомодному дому, гдестены сплошь увешаны произведениями Давида Бурлюка и его сынаНиколая. Хозяева бережно хранят работы и все предметы, связан-ные с жизнью “отца русского футуризма”. Рабочая студия ДавидаБурлюка сохранилась в своем первозданном виде: с палитрами и ки-стями с застывшими красками. В гостиной – большой, некрашеныйстол со скамьей, отполированные временем, из натурального дерева,намеренно грубо обработанный мастеровыми руками старшего сы-на Давида Бурлюка, архитектора и скульптора, которого тоже звалиДавид. (Он умер 7 января 1991 года, сын Николай (Никифор) умер 13апреля 1995 года, почти через год после нашего визита). В доме мно-

11

Так ты шагало, искусство,К песне молчания великой,И ты шагал шагами силача…

В. Хлебников “Бурлюк”

го книг. В своей неизданной переписке со многими знакомыми и ма-лознакомыми корреспондентами из России Бурлюк часто благода-рит за книги и просит прислать новые. В основном здесь книги порусскому и европейскому искусству, и немало их на русском языке.На стенах среди работ Давида Бурлюка произведения его сына Ни-колая занимают значительное место. В натюрмортах с цветами за-метно влияние отца, а акварельные работы, лирические, тонкие ипрозрачные, пронизаны свежестью.

Супруга Николая Джаннет – милая приветливая пожилая жен-щина, активный его помощник и секретарь. Гостеприимная хозяйкаугощала нас чаем и супруги рассказывали много интересного о сво-ей необычной семье. Мы узнали, что в Канаде живет их дочь Мэри,которая хранит часть архива, произведения деда, а также картиныиз его собственной коллекции, большая часть которых привезена изРоссии. Значительная часть архива находится в библиотеке Сира-кузского университета штата Нью-Йорк: жена Давида Бурлюка Ма-руся передала туда документы после смерти мужа в 1967 году.

Позже, когда я побывал в Канаде у Мэри, оказалось, что наследиехудожника хранится бережно и внучка имеет искреннее желаниесистематизировать его и опубликовать архивные материалы пере-писку, стихи и прозу, много текстов из известного журнала “Color &Rhyme”, который Давид Бурлюк издавал вместе со своей супругой.Мэри мечтает по завершении этой работы передать весь архив в

12


Николай Бурлюк, Давид Бурлюк (младший),

Эмиль Лев, Александр Парнис в доме Николая Бурлюка. 1989 г.

13

Глава I. Российские истоки

Мэри Бурлюк, Маргарет Бурлюк, автор книги и Роман Кармен (младший)

перед съемкой фильма “Д. Бурлюк в Америке”. 1999 г.

Николай и Джаннет Бурлюк в своем доме в Хэмптон Бейз.

один из музеев или университетов. Для, главную ценность представ-ляла информация об американском периоде жизни Бурлюка. Возни-кло неизмеримое желание воспользоваться любезным согласием хо-зяйки быть допущенным к этому материалу и сделать его достояни-ем как можно большего количества людей, чтобы ценнейшее насле-дие не уснуло на полках хранилищ. Так зародилась идея при под-держке и помощи семьи Бурлюков, с которой у меня установилисьдружеские отношения, изучить имеющиеся у них материалы, допол-нить их материалами из архивов ряда американских и русских музе-ев и библиотек и затем издать книгу об американском периоде рус-ского художника, поэта, критика, теоретика искусства, журналиста,лектора, издателя Давида Давидовича Бурлюка.

Так на холсте каких-то соответствийВне протяжения жило лицо.

В. Хлебников

Мы находились в Лонг-Айленде, пригороде Нью-Йорка, где в со-роковых и пятидесятых годах, недалеко от Бурлюков, в городке Ман-гансет поселились такие знаменитые художники, как Джексон Пол-лак и его жена, известная художница Ли Краснер, Джулиан Леви(1906–1981) и многие другие, и этот район стал настоящей колониейискусства. В окрестностях городка купили жилье друзья Давида Бур-люка художники Константин Аладжалов, Николай Циковский (Циц-ковский), Рафаэль Сойер, Мозес Сойер, Джон Грэм (Иван Гратиано-вич Домбровский). Также сюда часто наведывались его друзья Ар-чил Горьки (Возданик Адоян), Наум Чакбасов, Хаим Гросс.

Восточный и Южный Хемптон стали настолько популярнымирайонами, что там стали открываться галереи, устраиваться выстав-ки и две энергичные дамы, Дороти Квик и Энез Випл, начали изда-вать информационный бюллетень “Guild Hall News”, где освещалисобытия, связанные с жизнью художников и деятельностью гале-рей.

Сын Давида Бурлюка Николай рассказывал нам, что их дом, мас-терская, беседка перед домом, гостиная, где накрывался Марусейстол, были местами многочисленных встреч отца с друзьями. СынМозеса Сойера Девид, с которым мне предоставилась возможностьвстретиться, рассказывал, что отец брал его с собой на эти встречи,где часто устраивалось “русское застолье”. Там была настоящая рус-ская еда, веселье и произносились длинные тосты, распевались рус-ские песни под гитару, на которой прекрасно играл Николай Циков-ский.

По рассказам родных, великодушие и бескорыстная щедростьдуши, желание поделиться мыслями, выходила у Давида Бурлюка запределы обычных дружеских бесед и невольно переходила на чте-

14


ние своих стихов и рассуждений на темы, связанные с искусством.Своим мощным интеллектом он безусловно оказывал влияние на ху-дожественное мировозрение его друзей. Общение было насыщеноэнергетикой поэзии и создавало атмосферу высокого эстетическогонакала. Николай Бурлюк рассказывал мне, что их часто навещал Ар-чил Горки и в беседке перед домом, которая сохранилась до нашихдней, любил слушать отца. Они проводили долгое время в беседах обискусстве. Можно предположить, что Давид Бурлюк повлиял на егомировозрение и поддерживал революционные устремления АрчилаГорки, который в то время не мог даже подумать, что наши совре-менники отнесут его вместе с Де Кунингом к основателями новогодвижения – абстрактного экспрессионизма и его работы будут ук-рашать залы нью-йоркского Музея современного искусства и дру-гих самых известных музеев мира.

Кочно, нельзя утверждать, что именно поэзия Бурлюка явиласьэлементом генерирования у Арчила Горьки, особого, найденного вдебрях своего воображения, непохожего ни на какой другой своегоабстрактного экспрессионистского стиля. Вместе с тем имеется мно-го ярких примеров влияния поэзии на творчество живописцев. Гий-ом Аполлинер, автор термина “сюрреализм”, лидер авангарда в па-рижских литературно-художественных кругах, был тесно связан с

15


Давид и Мария Бурлюк в своем доме в Хэмптон Бейз.

1942 г.

пионерами аналитического, а затем синтетического кубизма и футу-ризма в живописи. Фрэнк О’Хара, американский поэт и художест-венный критик, автор поэмы “Почему я не художник”, вдохновлял и,можно сказать, формировал поэтический настрой у американскиххудожников, входивших в группу “Ab-X” (абстрактных экспрессио-нистов Виллема Де Кунинга, Барнет Ньюмена, Роберта Мозервелла,известных шестидесятников Джаспера Джонса, Роберта Раушен-берга, Клааса Олденбурга).

Разговоры с друзьями у Давида Бурлюка шли о различных напра-влениях в живописи, поиске новых форм, ритмов, взвешенности,гармонии, звучании красок, композициях, тенях и оттенках, живо-писных метафорах, условностях и прочих используемых в художе-ственном творчестве приемах, сообразно нюансам поэтического ма-стерства, которым он блестяще владел. Речь шла о разнообразии иразвитии художественного языка. Ведь Давид Бурлюк обладал ред-ким качеством – совпадением поэтического и живописного мышле-ния. Он был великолепным примером синтеза двойного дарования.Он не только глубоко знал и любил авангардную русскую и европей-скую поэзию, он также любил и американскую. На участке перед до-мом Бурлюков мы увидели великолепно выполненный в мраморебюст Уолта Уитмена, выполненный неизвестным автором, как даньлюбви Бурлюка его поэзии.

Краткая история зарождениянового искусства в России

Становление Давида Бурлюка как устойчивого приверженца аван-гарда и одного из его лидеров было бы невозможно без той среды исобытий, которые обеспечили это движение. Поэтому хочетсявспомнить вместе с читателем, что происходило в истории искусст-ва того времени. Известно, что в начале ХХ столетия в России, как ив других европейских странах, произошел взрыв в искусстве, кото-рый повлиял на мировоззрение художников и освободил их от необ-ходимости соблюдать традиционные формы изображения. Извест-но, что в результате этого взрыва Россия в начале ХХ в. подарила ми-ру такое знаменательное явление, как русский авангард, которыйобязан духовному миру его создателей, вдохновленных появивши-мися надеждами на перемены. Перемены, которые удивили весьмир, действительно произошли, но из-за политических репрессий встране они превратились в “социалистическое благополучие”, кото-рое затормозило состояние духовного подъема в искусстве и загнаврусский авангард в подполы.

В этой книге речь идет о духовном мире одного из авангардистов,искусство которого не было задавлено машиной политического на-силия, а под сопутствующим влиянием японского традиционного ис-

16


кусства (о чем будет сказано ниже) и иммиграционного внутреннегопсихологического давления на восприятия мира произошло творче-ское переосмысливание стилистического языка. Возникли новыесвежие ноты звучания в его произведениях, превратившие живо-пись художника в творчество мужества, красоты, наивной неугаса-ющей молодости и оптимизма.

В начале 1930-х годов, после отъезда Д. Бурлюка, в СоветскойРоссии началось насаждение государственного искусства, принес-шего вместо радости, чему обычно служит искусство, ощущение го-речи от многочисленных человеческих трагедий, ломки характеров.Это произошло в тоталитарном государстве, родине Д. Бурлюка, гдеискусство постепенно вводилось в пучину насилия. В России былразгромлен русский авангард, а почти одновременно в Германииавангард под названием “югенстиль”. Для искусства тех, кто не обла-дал чувством предвидения или остался на родине, но не хотел следо-вать доктрине режима, была изобретена политическая категория-клеймо “буржуазный формализм”, а в Германии “культурбольше-визм”. По мнению властей авангардное искусство возжелало пра-вить жизнью. Тоталитаризм не желал делиться властью ни с кем насвете. Таким образом, тоталитарный режим создал свое собственноеискусство, которое служило власти. Русский авангард поддержал ре-волюцию, затем был задавлен этим же режимом. Итальянский футу-ризм поддержал и присоединился к фашизму, но все равно был объ-явлен в 1938 г. фашистами дегенеративным искусством.

Сейчас с уверенностью можно сказать, что Д. Бурлюк своим отъ-ездом предотвратил возможную трагедию для себя и для своей се-мьи. Он был свободен от альтернативы вступать или не вступать вкомпромисс с совестью.

Но каковы бы ни были государственные режимы, все равно ис-кусство живет традициями. Замечательный немецкий художник иодин из создателей совместно с Василием Кандинским и ДавидомБурлюком в 1910 г. русско-немецкого общества “Синий всадник”Франц Марк однажды заметил: “...лучше создавать традиции, чемжить ими”. Мы являемся свидетелями того, что сильные индивиду-альности могут создавать произведения, которые осваиваются, а затем превращаются в традиции. Конец XIX и начало ХХ в. явилисьпериодом появления таких ярких индивидуальностей, которые былиспособны влиять на традиции, и они возникли с вхождением в искусство нового поколения художников на гребне волны револю-ционных настроений того периода, когда начали отходить от академизма.

Возвращаясь к рождению нового русского искусства, нужновспомнить 1863 год, когда группа художников, которую возглавилИван Крамской, восстала против формализма и рутинных наставле-ний Российской Имперской академии художеств и создало прогрес-сивное в то время “Товарищество Передвижников” с пылким лозун-гом “За реализм и национализм”. Передвижники прочно заняли

17


свое место в истории российского искусства и сыграли значитель-ную роль в появлении новых талантливых художников, получившихпонятие о свободном творчестве. Шел процесс обновления искусст-ва, и темп его развития заметно ускорялся. Время раздавило строгиеконсервативные настроения в Академии. Академики пошли на сбли-жение с передвижниками.

В 1893 г. царское правительство получило приглашение от пра-вительства Северных Соединенных Штатов Америки принять уча-стие в международной выставке в Чикаго “World ColombianExhibition”. К этому событию царское правительство отнеслось сбольшим вниманием, назначив Имперскую комиссию во главе с ЕгоПревосходительством В. Ковалевским, директором департаментаторговли и промышленности Министерства финансов, действитель-ным Государственным Советником. В состав комиссии вошли пред-ставители всех министерств, включая военное и морское ведомство.В комиссию также назначены были высокопоставленные дамы, име-ющие титулы принцесс, графинь и т.д. Они отобрали и направили навыставку 132 работы 65 художников и скульпторов. Работы прогрес-сивных художников отобраны не были. В основном были творенияакадемиков Имперской Академии искусств. Американская критикаспокойно встретила русскую экспозицию. Центром внимания быларабота Ильи Репина “Запорожцы пишут письмо турецкому султа-ну”. Однако Америка в ту пору начала ориентироваться на западно-европейскую культуру. Американским критикам было уже известноо первой выставке импрессионистов в 1874 г. в Париже, где новоеслово в искусстве сказали художники Моне, Ренуар, Писсарро, Сис-лей, Дега, Сезанн и Берту Моризо, а русское искусство, представ-ленное академиками, не взволновало зрителей, а лишь было воспри-нято как экзотика.

В 1898 г. известный меценат С.П. Дягилев создает журнал “Мирискуства”, художественный отдел которого возглавил А.Н. Бенуа.Вокруг этого издания сгруппировались художники, исповедовавшиеновые идеи, которые и создали одноименное объединение петер-бургских и московских художников. Происходящие перемены в ху-дожественной жизни России того времени были настолько заметны,что привлекли внимание общественности не только в стране, но и зарубежом. Появление авангарда в России упрочило авторитет рус-ской литературы и искусства в Европе. В России наступили бурныегоды новых движений и направлений, которые встречали жесткуюкритику и создавали определенную атмосферу недоверия, а правя-щие круги видели в них угрозу бунтарских настроений. Литератураи живопись всегда находились под подозрением. Поэтому прогрес-сивные писатели, поэты и художники вынуждены были отстаиватьсвои принципы, объединяясь, создавали свои общества и центры,вокруг которых группировались приверженцы русского авангарда.

Служители муз острее других воспринимали мир и обладаличувством предвидения. Возникновение модернизма на рубеже

18


1900 годов послужило предвестником буржуазной революции 1905года в России. Новое же искусство предсказало революцию 1917года. В первой своей книге “Учитель и ученик” (Херсон, 1912) В.Хлебников писал: “Не стоит ли ждать в 1917 году падения государ-ства?”1 Лучшие представители авангарда сочувственно встретилиреволюцию, видя в ней отказ от канонических, застывших устоевобщества, подавляющих и тормозивших развитие человеческоймысли.

Значительным же выходом современного русского искусства зарубеж можно считать участие в “Балтийской Выставке” в г. Маль-мо в Швеции в 1914 г. Способствовал ее организации Шведскийправительственный комиссар, профессор искусствоведения ОскарБьёрг. Прибыв в Россию, он отобрал, на его взгляд, наиболее типич-ные работы прогрессивных русских художников, в большинствеотносящихся к “Миру искусства”, и пригласил авторов к участию ввыставке, которая имела большой успех, и работы русских масте-ров были высоко оценены искусствоведами Швеции и другихстран. Эта выставка послужила также стартом для успешного вы-хода современного искусства на арену Соединенных Штатов. Наней побывал американский искусствовед, большой знаток и люби-тель русского искусства и России Христиан Бринтон, но о нем поз-же. Он выделил несколько работ русских художников и рекомен-довал директору Бруклинского музея г-ну Фоксу принять их в экс-позицию международной выставки современного искусства, гото-вящейся к 1923 г.

Живопись и поэзия

Давид Бурлюк не только художник, но и поэт. Такое сочетание водном лице нескольких дарований встречалось еще издавна и всегдау чрезвычайно одаренных людей. Микеланджело – итальянскийскульптор, живописец, архитектор и поэт. Художниками и поэтамибыли Уильям Блейк в Англии, Данте Габриэл Россетти, родившийсяв Италии. Станислав Выспянский (конец XIX – начало ХХ в.) былкрупнейшим поэтом, драматургом и художником в Польше. В Рос-сии замечательный поэт Максимилиан Волошин был известным ху-дожником. В творчестве Бурлюке удивительным образом соедини-лись два вида искусства – живопись и поэзия. Разница лишь в том,что один материал – краска – красива в безмолвии и неподвижна,а слово звучит и движется, а органичность заключается в одном слу-чае красочном ритме, в другом в словесном. Д. Бурлюк – художники поэт – показывает один и тот же мир образов, который он находитвокруг себя, как в том, так и в другом виде творчества. Его картиныи поэтические образы, можно сказать, рождены единой творческойэнергией. Это таинство нередко рождается как бы на глазах зрителя

19


и читателя. Даже в его ранних стихах чувствуется сила, напряжен-ность и насыщенность его живописной кисти и такая энергия, чтоталант поэта и художника становится неоспорим. Д. Бурлюк выросиз корней русского слова и из недр русского искусства и создал се-бе образ, который требует тщательного изучения.

ИЗ ОКНА ВАГОНА

Полю обладанья властности не надо.И ему не надо знаний, громкой славы:Пышнорослым сором поле предовольно,Нежит, любит травы;И ему не больно.

Поле быстро мчится... все себя покажет(Римская волчица,Сердце нежно даже...)Травкою муравкойКочкой бородавкой,Рощицей-девицейПоле всем довольно.И ему не надоЛето–зной–кефираИли лимонада;Не взыскует мира,Где сознанью больно2.

Стихи Д. Бурлюк начал писать рано. Как-то он вспоминал об этом: “Я хотел позабавиться прозой, а вышли стихи”. Первые свои стихи он напечатал в херсонской газете “Юг“ в 1899 г. Лишь в марте1910 г. поэты и художники Давид Бурлюк, его братья Владимир и Николай, Василий Каменский, Елена Гуро и Велимир Хлебниковвыпустили первый футуристический сборник “Садок судей”. Этановая литературная группа назвала себя “кубофутуристами” или“будетлянами”.

В своих воспоминаниях Д. Бурлюк пишет: “У Гуро – где мы со-бирались вокруг русского самовара – квартира их в районе Учили-ща правоведения – бывали брат С. Городецкого, офицер; матема-тик, философ Мясоедов – автор прозы “Дирканская страна”3 и мойбрат поэт Николай Бурлюк. Зародился план выпустить первый сбор-ник будущего русского футуризма – на обоях”4 . Его выход и счита-ется началом основания русского футуризма. “Футуристы объявилипоход против мещанства, образовали боевой фронт для борьбы с ли-тературными ретроградами, консерваторами и пассеистами, с обы-вательской прессой”5. Они же объявили, что будущее – за ними.Название сборника придумал В. Хлебников. Сборник был напечатанна оборотной стороне обойной бумаги и вышел тиражом 300 экзем-пляров.

Кубофутуризм в России, как художественное направление воз-ник в начале ХХ в., как в живописи, так и в литературе. В живопи-

20


творческие силы. Благодаря его энергии появились такие произве-дения русского футуризма, как два тома “Садка судей”, “Пощечинаобщественному вкусу”, “Дохлая луна”, “Молоко кобылиц”, “Пер-вый журнал русских футуристов”. Бурлюк был издателем первых книг Хлебникова, Маяковского и Лившица, а для некото-рых футуристов (особенно для Каменского и Маяковского) – наставником»6.

Возникновение русского футуризма достаточно подробно описано многими авторами, но роль Давида Бурлюка, как лидера,признанная его современниками в советское время, к сожалению,оставалась в тени. Эту несправедливость можно объяснить толькополитическими соображениями. Имена деятелей литературы и искусства, находящихся в эмиграции, старались вымарывать, а при абсолютной необходимости упоминать только вскользь или в связи.

Известно, что научные открытия часто делаются одновременнов разных точках земного шара. В искусстве так же наблюдаютсяподобного рода параллели. В то время как в Италии возник футу-ризм, в России – русский футуризм появился независимо отитальянского и на совершенно другой основе. Лидер итальянскихфутуристов Маринетти намеренно приезжал в Россию и пыталсяупрочить в умах русской художественной общественности пред-ставление о приоритете Италии в зарождении футуризма. ДавидуБурлюку и его соратникам приходилось в публичных жестокихдиспутах доказывать свою оригинальность. Но не все соотечест-венники поддержали его. Николай Кульбин, один из ближайшихсподвижников Бурлюка, в этих баталиях встал на сторону Мари-нетти.

Подробнее хочется остановиться на выходе в декабре 1912 г.сборника “Пощечина общественному вкусу”, который издалиГ. Кузьмин и С. Долинский. Составлен он был в номере гостиницы“Романовка” в Москве, где жил в то время Д. Бурлюк. Сборник от-крывался одноименной сборнику декларацией, написанной Дави-дом Бурлюком, Алексеем Крученых, Владимиром Маяковским и Ве-лимиром Хлебниковым. В “Пощечине” декларировались “права поэ-тов” на:

«– Увеличение словаря в его объеме произвольными и произ-водными словами; (словоновшество);

– Непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку;– С ужасом отстранять от гордого чела своего из банных вени-

ков сделанный вами венок грошовой славы;– Стоять на глыбе слова “мы” среди моря свиста и негодова-

ния”7. В этой же декларации кубофутуристы заявили: “Только мылицо нашего времени” – и предложили: “...Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности”.И утверждали: “Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней”. Это было новое, революционное мировоззрение, при-

22


званное изменить мир. Бенедикт Лившиц в “Полутораглазом стрель-це” писал: “Оно желало определяться только отрицательно”19.А.Е. Парнис в своей статье “...лез, обезумев, Бурлюк” пишет: “Бое-вой манифест, открывший “Пощечину”, провозглашал новые прин-ципы искусства и ниспровергал все признанные авторитеты. Этобыла действительно звонкая пощечина. На футуристов обрушилисьгазетные репортеры и критики, представители различных литера-турных группировок. Не было, казалось, литератора, который не откликнулся бы на скандальный сборник – его выход взорвал “общественное мнение”20. Некоторые критики встретили появление “Пощечины” как издевательство и даже хулиганство.

Другая группа поэтов-новаторов, лидером которых был ИгорьСеверянин называли себя “эгофутурист” провозгласили свои лозун-ги. В отличии от “кубофутуристов” – “Поиск нового без отверганьястарого”. В 1914 году в своем стихотворении Поэза истребления” Северянин писал:

...Для отрезвления ж народа,Который впал в угрозный сплин –Не Лермонтова с парохода,А Бурлюка – на Сахалин....

Различия во взглядах не мешала И. Северянину быть в добрых от-ношениях с “кубофутуристами”. В статье “Беспечно путь свер-шая” Северянин пишет: «...”кубисты” были отличными психоло-гами... (имелась в виду экстравагантная одежда и атрибуты. –Н.Е.) Однако эти причуды не мешали им быть превосходными,симпатичными людьми и хорошими надежными друзьями. Враж-дуя в искусстве, мы оставались в жизни в наилучших отношениях,посещая вечера противоположных лагерей и не редко в них уча-ствуя»8.

В 1914 году кубофутуристы и эгофутуристы в манифесте “Идитек черту” отказались от “случайных кличек” эго и кубо и объедини-лись в единую литературную компанию футуристов”.

В 1930 году в книге “Энтелехизм”9, написанной в Америке,Д. Бурлюк уже по-другому писал о своем отношении к классике:“Русские футуристы отрицают не самое искусство прежних эпох, неПушкина или Толстого, их произведения, великие, как документ, ма-гические зеркала их дней, а понимание этих творчеств современни-ками, сделавших из них глыбу авторитета, чтобы задушить ею каж-дый молодой самодовлеющий сад исканий новизны, самоуверенныйи юный. Долой такое искусство!”10.

Свое подлинное отношение к великому поэту Д. Бурлюк изло-жил в цикле стихов, написанных 31 января 1937 г. по дороге изНью-Йорка в Филадельфию. Бурлюк назвал его “РифмодержцуА.С. Пушкину, в память столетия со дня мученической кончины великого поэта”.

23


ПУШКИН И ПОТОМКИ

I

Полсотни лет тому назадИз уст важнейшей чудной мамыЗаря твоих поэз – отрядРаскрылась с детства сельской раме.Лучисто белыми руками,Опутанными кружевами,Она брала волшебный том,Чтоб влечь в твой русской музы дом,И мы, улыбчивые дети:Я– мальчуган, моя сестраВнимали музыке стихи,Житейских проз забыв предметы.Фарфором, мамы струнных словМы пили Пушкина восторг.

II

Тогда родной красоты речиПервично обольстили нас.Бессмертный Пушкин, взлетов вещихПол воскрыляющий твой глас!Душе, не знавший дней суровых,Так бесконечно было новоСтремиться в вымыслов игру,Покорных лирному перу.И старины виной признанья,И гордых дней России сказВ поэмах донеслись до нас,Как цвет, не знавший увяданья,Так в дни младенческой весны,Пинтом мы заполонены.

III

Он – Пушкин, первым долг высокийНаметил правде верность знать,Гнушаться подлости, порокаЗнать и богатство презирать.Он слову взрывному свободаВ сердцах слагать наставил одыИ революций идеалВ нас пионерно воспитал.И позже, в бурных лет терзаньях,Изведав едких чувств разлив,Мы Пушкина красот и дивЛюбовно сберегли блистанья.Как облик мамы свят и чист,Так Пушкин близок и лучист.

24


“Пощечина” открывалась девизом: “В защиту свободного ис-кусства”. Заявление футуристов пришлось ко времени. Футуриста-ми был сделан резкий шаг от традиции и культового отношения кклассике к свободе творчества. Они были прежде всего разрушите-лями традиционной эстетики и всяческих канонов. В своих мани-фестах и декларативных выступлениях они были энергичны, за-дорны и радикальны, и этот разрушительный пафос Д. Бурлюк вы-разил через стихотворение А. Рембо, которое он блестяще перевелс французского:

Каждый молод, молод, молод,В животе чертовский голод,Так идите же за мной,За моей спиной!Я бросаю гордый клич,Этот краткий спич!Будем кушать камни, травы,Сладость, горечь и отравы,Будем лопать пустоту,Глубину и высоту,Птиц, зверей чудовищ, рыб,Ветер, глины, соль и зыбь.

К сожалению, в некоторых публикациях не указано, что это пе-ревод, что вызывает недоумение исследователей11.

Обращаясь к вопросу о футуризме, Э. Голлербах заметил: “...впоследние предвоенные годы футуризму было что разрушать. Слиш-ком много накопилось в литературе сомнительных ценностей, кото-рые надлежало пересмотреть и перетряхнуть. Если бы футуризм недал ничего положительного, то уже одна его попытка произвести чи-стку литературных кладовых заслуживала внимания”12.

В Америке интерес к этому периоду русской культуры огромен.Во многих университетах и колледжах пишутся диссертации, перио-дически устраиваются выставки, публичные и музейные библиоте-ки постоянно пополняются новыми исследованиями на тему русско-го футуризма и шире – русского авангарда. Особого внимания за-служивает фундаментальный труд “История русского футуризма”профессора Калифорнийского университета В.Ф. Маркова, в кото-ром есть глава о Д. Бурлюке. Другой исследователь русского аван-гарда и творчества Д. Бурлюка, профессор университета в ЮжнойКалифорнии, Джон Боулт, автор многих трудов, опубликовавшийбольшое количество работ на эту тему.

Джон Боулт совместно с русским поэтом Константином Кузь-минским 28–29 марта 1982 г. организовал юбилейный симпозиумпод названием “Пощечина общественному вкусу”, посвященныйстолетию Давида Бурлюка и истории русского футуризма. В связи сэтим событием был дан костюмированный бал с экзотическим на-званием “Танго с коровами”. Симпозиум был организован Институ-том современной русской культуры “Голубая Лагуна” в имении под

25


“врагов” советского государства, так что о публикации их работ вРоссии речи не могло идти. Но лучшие русские поэты и писатели, во-преки всем запретам, в своих литературных записках, книгах и поэ-тических произведениях неоднократно упоминают о Бурлюке и егороли в литературном и художественном мире русского авангарда.Такие талантливые поэты, как Василий Каменский, Николай Асеев,ИгорьСеверянин, Владимир Маяковский, Бенедикт Лившиц и др.,посвящали Бурлюку не только стихотворения, но и целые страницыв своих мемуарах. Вот стихотворение Бенедикта Лившица, написан-ное в 1914 г. (Кротонский полдень. [Б.м.], 1928):

ДАВИДУ БУРЛЮКУ

Сродни и скифу, и ашантиюГилеец в модном котелке,Свою тропическую мантиюТы плещешь в сини, вдалеке.Не полосатый это парус ли,Плясавший некогда рябо,Прорвавшись в Мюнхенские зарослиНа пьяном корабле Рембо?Несомый по морю и по лесуЧетырехмерною рекой,Не к третьему ль земному полюсуТы правишь легкою рукой?Проплыл – и таешь в млечной темени,Заклятья верные шепча;Сквозь котелок встают на темениПророческие два луча.

Владимир Маяковский, упоминавший Д. Бурлюка в автобиогра-фии “Я сам”, в стихах описывает молодого Бурлюка:

И – как гибель дредноутаОт душащих спазмБросаются в разинутый люк –Свой сквозь до крика разинутый глазЛез, обезумев Бурлюк.Почти окровавив исслезенные веки,Вылез,СталПошелИ с нежностью неожиданнойВ жирном человекеВзял и сказал:Хорошо!Хорошо, когда в желтую кофтуДуша от осмотров укутана.Хорошо, когда брошенный взубы эшафотукрикнуть:Пейте какао Вангутена.

27


Игорь Северянин, вначале критиковавший Бурлюка, а затем объ-единившись с ним, в автобиографическом романе в стихах “Колоко-ла разбитых чувств” слагает о Бурлюке такие строки:

Все знают, как Давид ДавыдычЧитает: выкриком, в лорнетСмотря на публику, и нетСмешного в гамме этих выдачГолосовых; в энтузиазмБурлюк приводит зал.

Д. Бурлюка не удалось вычеркнуть из памяти советских людей.Но и он не вычеркнул из памяти свою родину – Россию, не держалобиды и свои чувства выразил в одном из стихотворений, написан-ных в Америке:

ЗДЕСЬ

Далеко от Кавказа, от ТерекаИ от крымской пьянящей волны,Раскрылила златая АмерикаНебоскребов взлетевшие сны!Но жестокие сны угловатые –Негде голову здесь опереть –Лучше Руси далекой заплатыИ отрубями пропахшая клеть!14

Давид Бурлюк поддерживал переписку с теми в СССР, кому, онбыл уверен, не сможет этим нанести вреда, отправлял свои публика-ции, в частности в “Color & Rhyme”, получал книги и свежую литера-туру. Просматривая в архивах сохранившиеся номера газеты “Рус-ский Голос”, замечаем, что Бурлюк провел большую работу, расска-зывая о молодой Советской Республике, о советских поэтах, худож-никах, радовался достижениями культуры в СССР.

В 1956 и в 1965 годах усилиями Лили Брик и других любителейтворчества, Д. Бурлюка, влиятельных писателей, он вместе с Мару-сей были приглашены Союзом писателей в СССР как почетные гос-ти, но об этом подробнее в другой главе.

О поэтическом творчестве Д. Бурлюка в СССР писали немногие.В 1930 г. ленинградский литературовед Э.Ф. Голлербах написал двекниги: “Поэзия Давида Бурлюка” и “Искусство Давида Бурлюка”.Издать их в Советской России ему, повидимому, не удалось, и он сразрешения Ленинградского губернского отдела главлита (такойгриф имеется на изданной в Америке книге) переслал рукопись вНью-Йорк в издательство Марии Никифоровны Бурлюк, где обекниги были изданы и проиллюстрированы рисунками и живописны-ми работами Давида Бурлюка.

В том же 1930 г. другой советский поэт и критик, Игорь Посту-пальский, прислал из Ленинграда для издательства Марии Бурлюкобъемную статью “Литературный труд Давида Бурлюка” с подроб-

28


ным анализом творчества поэта, которая была тогда же и издана вАмерике. Проделав экскурс в творчество “доэмиграционного” Бур-люка, И. Поступальский подробно останавливается на американ-ском его периоде. Он пишет: “Мировой город небоскребов, сабвеев,светящихся реклам, движущихся толп и вопиющих классовых про-тиворечий должен был захватить сугубо впечатлительного, можетдаже поработить его...”15.

Чтобы ясно себе представить, как выглядел Д. Бурлюк и какоевпечатление производил он на окружающих, нужно обратиться кизданному по инициативе Д. Бурлюка в 1924 г. сборнику “Свирельсабвея”, где публиковали свои произведения литературные силы“русской Америки”. Там есть заметка о Бурлюке, которая небезын-тересна:.

«Однажды в полдень порог нью-йоркского дома Роберта АстораЧанлера переступил плотный грузный русский. Его ироническаяулыбка, его серьга в левом ухе... На 5 авеню он кажется легендарнойфигурой. Бурлюк в Америке. Неслыханно.

– Это не человек, а олицетворенная сенсация (“фичур”) – ска-зал о нем редактор большой американской газеты. Умирать буду, незабуду. На страшном суде вспомню, засмеюсь.

Вечер в доме миллионерши и покровительницы искусства мис-сис Гарриман-Ромзей. Толпы людей во фраках и бальных туалетах.Что не имя, то мировая известность.Появляется Бурлюк. В черномсюртуке, в золотом жилете нечеловеческой красоты. И начинаетсядавка. Щупают жилет, осматривают серьгу. Расступаются, чтобыпропустить посмотреть какую-то почти задавленную старуху. Нес-лыханно. А Бурлюк контрабандой, под прикрытием жилета пропове-довал новое искусство. Слушали и мотали на ус. Через неделю в раз-говоре со многими из присутствовавших я услышал такие речи обискусстве, в происхождении которых не усомнился…

Маститый футурист, когда-то эпатировавший российскую бур-жуазию, попал в котел Нью-Йорка. Попал уже вполне зрелым чело-веком, переживший многое и в личной жизни, и в искусстве, и в ис-тории...т16.

Каковы же были первые стимулы в нью-йоркской работе стихо-творца? Одно из самых первых появлений города Нью-Йорка в твор-честве Бурлюка – это, конечно, стихотворение К центру Земли.

Экспресс сверлился бурей в подземелья,Десятки верст гремел поспешно ход –Рабом, хватившим много зелья,Кому стал черным небосвод.Экспресс скакал, ища свою утеху,Стуча костьми, как скачут мертвецы...И стрелы завистью к его сгибались бегу,И жадностью к грошам купцы.Экспресса лапах жадных пассажирыНе знали станций промелькнувших счет,

29


Насытившись пространственной наживой,Они кляли безумия почет.В такт стенаньям, мчалися вагоны –В пространства черные, круглящийся тоннель...О притяжения законы!О центр земли – ОТЕЛЬ.

Д. Бурлюк – художник и поэт – не мог остаться равнодушным кмногоэтажному Нью-Йорку, его знаменитым небоскребам, шедев-рам современной архитектуры. Его неуемная творческая натура ху-дожника и поэта оказалась в атмосфере зарождавшегося модерна вамериканском искусстве и получила дополнительный заряд и вдох-новение. Можно проследить, как во многих живописных работахпервых лет, проведенных в Америке, проявилась попытка к возвра-ту к кубо-футуризму, но картины наполнялись уже не той энергией,и криволинейные цветовые формы, к которым он обращался в 1910-е годы, оказывались не такими выразительными. Он даже по памятизанимал некоторые свои ранние стихи 1910–1920 годов, и датиро-вал их прошлым временем. Тоже он позволял себе и подписываякартины. Это вызывало неодобрительное отношение к нему некото-рых критиков, расценивающих подобное чуть ли не как фальсифи-кацию и собственный плагиат.

Рассматривая картины Д. Бурлюка в ретроспективе его творчест-ва, можно заметить, что пластика и фактура его живописи, органи-зация цветовых форм отражает живительный дух поэзии, а в талант-ливых стихах, которые он с неиссякаемой энергией продолжал пи-сать в Америке, ощущается колоритное пространство живописныхформ.

В поэзии, как и в живописи, Д. Бурлюк легко преображается. Онодновременно пишет футуристические стихи и сочиняет тексты вреалистическом стиле. В некоторых стихах он по-футуристическиломает композицию и структуру текста, а в других показывает, чтоон владеет мягким, нежным тембром классического стиха. Музы-кально и утонченно звучит его стихотворение “Маряки”:

Еще темно, но моряки встают.Еще темно, но лодки их в волнах...Покинут неги сладостный уют.Ветрило вверх, весло в руках.Еще темно, но промысел им мил,Они ревнивы к ловле и добыче,И у бортов, и у кормилЧем на постели им привычней.Покинуты рыбачки у скалы,Где бьются в пену шумные валы,Покинуты приюты знойных нег,Им – рок иной, им ветра бег.Сегодня будет – промах иль добыча,Сегодня станет радость иль печаль

30


Ловить, острожить – их обычай.Отдай канат! Спусти... Причаль...Еще темно, но рыбаки в волнах,Они не знают лени и томленья.Всегда вперед! Весло, чтоб сделать взмах!В том жизни смысл и радость назначенья...

А стихотворение “Жуэль” окрашено настоящим волшебствомзвуков и отличается тончайшим образным видением:

Капитан Жуэль подайте руку...В ней сквозь поры проступает соль,И вода набросила узоры;Рифов – До и лунное Фа – Соль.

В своих футуристических творениях Бурлюк искусно владеет ас-сонансами, аллитерациями, что позволяет стихотворению звучатьмузыкальным, гармоническим аккордом, в котором не всегда можноуловить смысл текста. Вот один из примеров:

Лакал ликер лакей лукавыйЛенивым ликом лазил льнуЛюбить лазоревость Либавы,Ласкать лернейский лед линю.

В семейном архиве Бурлюков хранится статья “Бурлюк, поэт ихудожник” Александра Булдеева, которую, русский поэт, живший вНью-Йорке видимо, прислал Бурлюку для публикации в журнале“Color & Rhyme”17. Статья датирована 20 августом 1963 г. По неиз-вестным причинам Д. Бурлюк ее не опубликовал. А. Булдеев в этойстатье сравнивает творчество Бурлюдка с Григорием Сковородой,которого называет одним из предшественников футуризма, вклю-чая в этот же ряд Гоголя и Достоевского. Такая трактовка творчест-ва Д. Бурлюка, может представить интерес. Автор статьи утвержда-ет, что в русской культуре встречаются люди, которые утверждают,что не понимают стихов Д. Бурлюка. А. Булдеев объясняет это тем,что поколение современников Д. Бурлюка ушло, а для следующегопоколения он непонятен.

Григорий Сковорода как поэт при жизни был мало известен. Имямудреца-поэта стало пользоваться известностью только после смер-ти, во второй половине XIX столетия, и было на устах интеллектуа-лов в обеих столицах – Петербурге и Москве. Имя Сковороды свя-зывали с идеями русской философии, его называли Сократом рос-сийской мудрости, считая истинным гением не только в философии,но и в поэзии. Говоря о творчестве Григория Сковороды, А. Булдеевзамечает: “Его стихи исполнены абсолютной оригинальностью. СамСковорода христианнейший поэт. Но направление писателей XVIIIвека его не удовлетворяло. Оно укрепило его в мысли о внесении врусскую литературу духа внутреннего человека. И этому направле-нию он посвятил и свою жизнь и свое творчество. Однако он не былзанят переложением молитв или богословских рассуждений в стихи,

31


он передает в них свой молитвенный восторг, полный не только ми-стического восторга, но и чисто стихотворного мастерства. В егостихах чувствуется, как это ни странно для того времени, футури-стические сдвиги”. В связи с этим А. Булдеев пишет: “Несомненно,что Григорий Сковорода оказывал влияние на Гоголя именно своейэстетической конструктивностью”.

О футуристических приемах в прозе Гоголя в свое время выска-зывался весьма убедительно профессор Дмитрий Иванович Чи-жевский, который вел переписку с Бурлюком. Он в своих публич-ных лекциях, читанных им в Германии на немецком языке, рассу-ждает: «Я не знаю, в какой степени Гоголь тут являлся последовате-лем Сковороды, но у меня никогда не вызывала сомнения связь Го-голя с Григорием Сковородой в религиозно-нравственных раз-думьях великого писателя, изложенных им частично в некоторыхписьмах в книге “Выбранные места из переписки с друзьями”. Вовсяком случае Бурлюк что-то выискал в Гоголе для своего основа-тельно продуманного им футуризма, – пишет он. – Может быть,не совсем праздным окажется наше суждение о том, что никтоиной, как Достоевский был тоже одним из предтеч футуризма, какхудожник смещения планов построения связанного с нарушениемпринципа внешнего реализма с его типичным для великого духо-видца влечением к сюрреализму. “Я художник высших реально-стей”, – говорил о самом себе Достоевский. Кроме того, стихи До-стоевского, написанные им для героев его романов, построены так,как будто он писал их для “Пощечины общественному вкусу” и“Садка судей”».

Среди литературных критиков существовало мнение, что нарусских футуристов оказали влияние французские поэты и в част-ности Артюр Рембо. А. Булдеев резко отрицает это: “Футуризм нашвышел из русской почвы. Влияние на футуристов французских по-этов очень относительно, да к тому же оно имело чисто внешнеезначение. И футуризм Бурлюка глубоко органичен и не связан сАртюром Рембо, как утверждал Бенедикт Лившиц”. Далее А. Булде-ев сопоставляет стихи Д. Бурлюка со стихами Г. Сковороды и нахо-дит в них сходство: “Если сравнивать Бурлюка со Сковородой, тотолько по закону контраста. В Бурлюке нет мистицизма, тем болеерелигиозного, которым напитаны стихи и проза Сковороды, но в тоже время можно обнаружить нечто общее, что роднит Бурлюка сГригорием Сковородой не только в языке и стиле, равно как и вконструкции стиха, а именно в душевных уклонах “отца россий-ского футуризма”, в его отрицательном отношении к богатству, всочувствии бедности, в недовольстве роскошью города и т.п. Вотпримеры: У Сковороды:

Ничего я не желатель, кроме хлеба да воды,Нищета мне есть приятель – давно с нею мы сваты.

(Том 2-й Сочинений Сковороды, песнь 12)

32


У Бурлюка:Я презираю всех богатых и бедным друг;Сторонник деревянной хаты и недруг слуг;Я презираю всех, копящих златоИ собственность объявших как Кащей...Мне близок нищеты творящий атом...Тарелка каши, миска щей.Ценю: пасти овечье стадо родных горахИ быть кочующим номадом чужих мирах...Мечтаю я о годе недалеком, весь миркогда –В великом равенстве, по замыслу пророков,Пребудет навсегда...

(написано в Нью-Йорке в 1929 г.“Энтелехизм”)».

Образование Давида

В 1892 году семья жила в Харькове. Давиду шел 11-й год. Он по-лучил первые уроки рисования у известного в то время пейзажистахудожника Первухина, жившего по соседству. Успехи Давида былиочевидны, и родители решили дать ему возможность получить худо-жественное образование. Достаток в семье позволял материальноподдержать обучение сына, который очень аккуратно пользовалсяэтой поддержкой и старался получать от отца только необходи-мый минимум. Но пока Давид должен был получить образование вгимназии.

Учеба детей всегда зависела от места службы отца Давида, Дави-да Федоровича, который был управляющим имениями и постоянноперемещался в зависимости от полученного места. 1894 год Давидпроучился в сумской гимназии. На слудующий 1895 год отец переез-жает в тамбовскую губернию и Давид был зачислен в тамбовскуюгимназию. В архиве сохранился документ, который был любезнопредоставлен автору: “Успеваемость Давида Бурлюка”.

В архивном фонде Тамбовской губернской мужской гимназии введомости об успехах, прилежании внимании и поведении учеников3-го параллельного класса гимназии за 1895–1996 учебный год указаны оценки и значится, что он переводится в 4 класс без награ-ды. В журнале педагогического совета Тамбовской губернской гим-назии от 4 июня 1897 г. имеется определение, согласно которомуД. Бурлюк переводился из 4 параллельного в 5-й класс без экзаменовпо болезни.

В письме директора Тверской гимназии на имя директора Там-бовской гимназии от 7 сентября 1898 г. говорится следующее:“Вследствие поступившего ко мне прошения от Давида ФедоровичаБурлюка о принятии его сына Давида, ученика 6 класса Тамбовской

33


гимназии, имею честь просить Вас, Милостивый Государь, сделатьраспоряжение о доставлении мне всех лично принадлежащих уче-нику Бурлюку документов, как равно свидетельства об успехах и по-ведении и копии с кондуита за все время его пребывания в гимна-зии”. 10 сентября 1898 г. директор Тамбовской гимназии направилдокументы Д. Бурлюка в Тверь.

Сохранилась копия свидетельства ученика 6 класса Тамбовскойгубернской гимназии Давида Бурлюка о его учебе и поведении за

34


Сумская Александровская мужская гимназия. Фотография из архива

Фонда имени Д. Бурлюка в Симферополе

1897-1898 гг., согласно которому Д.Бурлюк, сын запасного рядовогоправославного исповедания, родившийся в с. Рябушках Лебединско-го уезда Харьковской губернии 9 июля 1882 г., обучался в Александ-ровской Сумской гамназии и был переведен в Тамбовскую гимна-зию в августе 1895 г. За время пребывания в гимназии он вел себя от-лично и по окончании 5 класса имел оценки: Закон Божий – 4, рус-ский язык и словесность – 4, латинский язык – 4, греческийязык –3, математика – 4, история – 4, география – 4, немецкийязык – 3, французский язык – 4. Д.Бурлюк был причислен ко вто-рому разряду по образованию и в связи с переездом, уволен из Там-бовской гимназии 10 сентября 1896 г.21

Следующий 1896–1897 учебный год прошел в тверской класси-ческой гимназии. Она находилась на почтительном расстоянии отимения, которым управлял отец. Давид поселился в доме Пикока (поматери Бакунин), бывшего английского консула в Батуми. Здесь за-вязалась дружба с сыном консула Гебертом, который сыграл нема-лую роль всудьбе Д. Бурлюка: в 1920 году они оказались во Владиво-стоке, но об этом позже.

В 1898 году родители Давида отправляют его в Казань в художе-ственную школу. Там он познакомился с Николаем Фешиным, с ко-торым Бурлюк продолжал дружить в эмиграции в США.

В 1899–1901 гг. Давид продолжил образование в Одесском худо-жественном училище. Там он знакомится со студентами школы Бо-рисом Анисфельдом22, Исааком Бродским, Митрофаном Грековым.

35


Здание художественной школы в Казани

В выдержке из рукописи, хранящейся у внучки Д. Бурлюка МэриХолт и переданной автору для публикации копии написано: “...СИсааком, 16-летним чудным юношей, я познакомился вступив в 1900году в Одесское худ. училище. Я был на 2 года старше по возрасту, нопо классам Исаак был выше меня – он был уже в выпускных мастер-ских. Дядя привез юного Бродского в Одессу с поручением отдатьплемянника в школу. Всюду – норма, еврейскую молодежь царскоеправительство не учиться не пускало... Повел Исаака в музыкальнуюшколу. На 500 мест там имеется уже добавочная тысяча еврейскихдеток, желающих учиться и от природы наделенных наилучшим слу-хом. Дядя из Бердянска, Тавр. Губ. опечалился... Его утешили: веди вхудожественное училище. Это одно и то же. Будущий мастер кис-ти – легко прошел экзамен по рисованию и в две зимы дошел до вы-пускных классов. Далее он оставался в школе для окончания обще-образовательных программ.

Исаак жил с М.П. Мартыщенко (Грековым) в подвале. Там, кута-ясь в свою тоненькую шинель, худой и бледный от недоедания, пи-сал он свои первые прекрасные эскизы.

Я забрал на первые каникулы моих новых друзей с собой в име-ние, в Херсонскую губернию, на Днепре, которым управлял мойотец.

Здесь мы имели все условия для художественной работы сво-ей:еду, натурщиков, животных, чудные пейзажи.

Бродский, Греков, Орланд23 и др. приезжали сюда несколькораз в годы 1901–1904 и подолгу работали со мной. Затем И.И. Брод-ский и М.С. (ошибка Д. Бурлюка в инициалах отчества. – Н.Е.) Гре-ков в будущем знаменитый советский баталист, увековечившийпобеды РКА над белыми и антантой на юге России работали сомной, в доме моих родителей и в селении Козы, бывш. Екатерино-славской губернии. Дружба моя с И. Бродским не прекращалась до 1911 г. апреля месяца, до памятных дней приезда В. Ленина в Петроград из-за границы. Тогда я видел энтузиаста кисти, велико-го мастера рисунка в последний раз: я уехал на Урал, к семье и судьба разлучила нас. И.И. Бродский ценил мои работы; он имелв своей коллекции несколько моих пейзажей, что меня всегда трогало. Он также посоветовал А.М. Горькому купить несколькомоих картин.

И. Бродский в 1915 году возил меня в Териоки к Горькому, кото-рый очень ценил редкий талант и мастерство Исаака. Исаак был ред-кой добрейшей души человеком, он был великолепным труженни-ком, а то, что он был родом и бедной еврейской местечковой семьииз Бердянска, на Азовском море (село Софиевка) – с детства далоему политическую закваску: вместе с нами, революционной интел-лигенцией, он ненавидел угнетения, дискриминацию и другие пре-лести кандального строя царской России. В своей биографии 1939 г.И.И. Бродский, перед смертью своей тепло вспоминает об описыва-емом мной...”.

36


В Одесском художественном училище царила атмосфера соблю-дения традиционных классических устоев и Давид Бурлюк, уже от-личавшийся в ту пору от своих сверстников тем, что ломал каноныживописи, был посредственным учеником. Осенью 1901 г. он вер-нулся в казанскую художественную школу, где преуспел и за карти-ну “Пейзаж Днепра” получил cвой первый приз – 25 рублей.

В 1902 г. он вместе с сестрой Людмилой сдавал экзамены в Ака-демию художеств в Санкт-Петербурге и по не зависящим от него об-стоятельствам провалил экзамен. (Ему досталось место в классе назаднем ряду и он плохо видел натурщика). Людмила была принята, аДавид по совету друзей направляется в Германию, в Мюнхен, где бе-рет уроки живописи в Королевской Академии у профессора Виль-гельмс Фон Дица и часто посещает знаменитую Пинакотеку, где по-полняет свои знания о живописи. Приехав на каникулы домой, онуговаривает брата Владимира присоединиться к нему, и они вместена сезон 1903 г. возвращаются в Мюнхен, но уже в школу словенцаАнтона Ашбэ (1862–1905), где учились многие художники из Поль-ши, Румынии, Франции, Австрии, Чехословакии, Швейцарии, Вен-грии, Америки и России. В разное время там учились Игорь Грабарь,Дмитрий Кардовский, Владимир Добужинский, Алексей Явленский,баронесса Марианна Веревкиноа, любимая ученица Ильи Репина.

Ашбэ был чрезвычайно требователен, но вместе с тем доброже-лателен. Он предоставлял ученикам полную свободу и не навязывал

37


Одесское художественное училище.

Фотография из архива Фонда имени Д. Бурлюка в Симферополе

своей манеры письма. Братья Бурлюки учились хорошо и были вучебе настолько успешны, что Ашбэ наградил их стипендией. В1904 г. братья переезжают в Париж и поступают в известную худо-жественную школу Кормона “L’ecole de Beaux arts”. В этой школе вразное время учились многие русские художники: Хаим Сутин, Ми-хаил Кикоин, Иван Лебедев, Николай Рерих, князь Александр Шер-вашидзе (Чачба). Здесь же получали свое художественное образова-ние впоследствии великие французы: Тулуз-Лотрек, Эмиль Бернар,Винсент Ван Гог. Давид и Владимир Бурлюки максимально использо-вали свое пребывание за границей, получив знания в теории и мас-терстве, а также значительный практический опыт.

В июле 1905 г. братья вернулись из Европы домой, в Херсон, гдек рождеству они устроили свою первую выставку картин. ПотомД. Бурлюк отправился в Харьков, где организовал в Харьковском ху-дожественном обществе выставку в помощь голодающим, а Влади-мир поступил в Пензенское художественное училище, которое быловерно академическим заветам. Там Владимир познакомился с Ари-стархом Лентуловым и в 1906 году они участвуют в выставке живо-писи в Пензе. С этого времени завязалась дружба Лентулова с Вла-димиром и через него с Давидом.

В Пензенском училище, Владимир продолжал усваивать школуклассических традиций, но влияние старшего брата Давида было на-много сильней и вскоре он начал работать в экспериментальной ма-нере и выставлялся на выставках вместе с братом, живописцем-но-ватором.

В марте 1906 г. В.Д. Бурлюк и Д.Д. Бурлюк, вместе с Е.А. Агафоно-вым и А.Н. Громовым участвуют в седьмой молодежной выставке вХарькове и в том же году Давид Бурлюк выставил свои работы на вы-ставке Союза русских художников в Санкт-Петербурге. В 1907 г. вы-ставлялся на 17-й и 18-й выставках Товарищества Южных Русскиххудожников в Одессе.

В Европе 1900-е гооды были эволюционными. На ПарижскомОсеннем салоне 1907 г. состоялась выставка Поля Сезанна, давшаятолчок кубистскому движению. Анри Матисс создает вокруг себягруппу художников модернистов-фовистов. Наступала эра новыхвеяний и течений. Кандинский, Явленский, Веревкина, сочетая рус-ское народное искусство с французской современной живописью,вносят вклад в новое немецкое движение – германский экспресси-онизм, в котором активное участие приняла группа “Мост”. В это жевремя в России организуется ряд выставок “Голубой розы”, где та-кие художники, как Павел Кузнецов, Сергей Судейкин, МартиросСарьян, демонстрируют свои экспрессивно-импрессионистскиепроизведения. Эта эволюция сыграла немалую роль в переходе мно-гих творческих людей России на рельсы нового искусства. Появле-ние кубизма, экспрессионизма и других течений, обозначенныхокончанием “изм”, открыло новые горизонты и способствовало объ-единению художников в творческие группы. Д. Бурлюк являлся од-

38


ним из тех, кто остро чувствовал необходимость перемен и был вавангарде поисков нового. Его организаторский талант сыграл нема-лую роль в дальнейшем создании многих творческих групп, демонст-рировавших революционные перемены в искусстве.

Осенью 1907 г. московский меценат, глава крупнейшей компа-нии по производству льняного масла и лаков, поэт, художественныйкритик Андрей Акимович Шемшурин пригласил Давида Бурлюка вМоскву. В доме у Шемшурина Бурлюк знакомится со многими выда-ющимися поэтами и художниками. Здесь бывали Валерий Брюсов,К.Д. Бальмонт, Андрей Белый, Вячеслав Иванов. Здесь же Д. Бурлюквпервые встретил и Валентина Серова. У Шемшурина читались но-вые стихи, устраивались дискуссии. Бурлюк полностью погрузился втворческую атмосферу, создаваемую этими яркими личностями, по-лучая новые импульсы к творчеству.

24 декабря 1907 г. Давид Бурлюк вместе с Михаилом Ларионовыми Георгием Якуловым создают творческий коллектив под названием“Стефанос” (в переводе с греческого – “венок”) и открывают груп-повую выставку в залах нового здания Строгановского училища наРождественке, в которой участвуют художники: брат Владимир и се-стра Людмила, Аристарх Лентулов, Наталья Гончарова, Артур Фон-визин, Василий Рождественский, Николай Крымов, Николай Сапу-нов, Петр Уткин, Леопольд Сюрваж (Штюруваг), Петр Бромирский,Александра Экстер. Критик, писавший свои статьи под псевдони-мом К. Льдов в “Биржевых Ведомостях”, отмечал, что он увидел в ра-ботах молодых малоизвестных художников крайне левого толка ис-кусство будущего. В прессе были не только положительные отзывы.П. Муратов в январском обозрении журнала “Золотое Руно” обру-шился на устроителей с обвинениями, что выставка “Венок-Стефа-нос” “замусорена” работами семейства Бурлюков24. Выставка вызва-ла бурные споры. Современные теоретики искусства считают ее ис-ключительно важной, рассматривают как начало движения авангар-да в России.

После того как Людмила, сестра Давида, которая училась в Ака-демии художеств в Санкт-Петербурге, вышла замуж за петербурж-ца, скульптура В.В. Кузнецова, Владимир и Давид Бурлюки стали ча-стыми гостями Санкт-Петербурга. Здесь состоялось их знакомство споэтами В. Хлебниковым, В. Каменским, художником и артистом(скрипачом) Императорского оркестра М. Матюшиным, его женой,поэтом Е. Гуро, художниками Б. Григорьевым, А. Экстер, А. Гаушеми театральным режиссером и критиком Н. Евреиновым.

Большую роль в судьбе молодого Давида Бурлюка сыграл Нико-лай Кульбин, 46-летний приват-доцент Военно-медицинской акаде-мии, главврач Генштаба, а также художник, поддерживавший моло-дых живописцев. Д. Бурлюк пишет о нем: «Н.И. Кульбин был в Пите-ре для меня и брата Владимира исходным пунктом. Он был, как гово-рят теперь (28 лет после), базой наших операций по завоеванию го-рода на Неве…У Н.И. Кульбина мы проводили два раза в неделю

39


час–два утром, а то и заходили вечером. Н.И. Кульбин купил на вы-плату у меня несколько картин и холст Володи. Больше 25 рублей он(в рассрочку) не платил. Когда деньги были “до зарезу” шли к нему.Продайте, Н.И. “У меня есть один покупатель, но он много дать неможет и этот покупатель – я”…»25

Это было для Д. Бурлюка временем художественных поисков но-вых путей в искусстве и литературе. Это был период активного уча-стия во многих выставках Санкт-Петербурга. 26 апреля 1908 г. в са-лоне “Пассажа” на Невском проспекте в Санкт-Петербурге докторКульбин организовал огромную выставку “Современные течения врусском искусстве”, которая сыграла важную роль в истории рус-ского авангарда. В ней участвовали несколько самостоятельныхтворческих групп. В составе одной из них, “Венок”, были Давид, Вла-димир, Людмила Бурлюки, Василий Кузнецов, А. Лентулов и А. Экс-тер. Либеральная пресса Петербурга отмечала: “Наиболее заинтере-совал критиков Д. Бурлюк, который выработал свой техническийприем, сочетая дискретный пуантализм с широкими декоративнымимазками. Мягкие и нежные по тону его ландшафты глубоко поэтич-ны. Стремление к оригинальной технике не убило в нем искреннейглубокой любви к природе. Его “Цветущий сад” – одна из наиболеекрасивых, если не самая красивая картина выставки”26.

Лето 1908 г. братья Давид и Владимир вместе с М. Ларионовымпровели в доме своей семьи в Чернянке. Здесь “на пленере” рожда-лись многие художественные, а также поэтические произведения,устраивались диспуты. В гостях у них побывали В. Хлебников, В. Ма-яковский, Б. Лившиц, М. Ларионов. Это место, находящееся в низо-вье Днепра, называлось “Гилея”, отсюда получила название и поэти-ческая группа “гилейцев”. Здесь укреплялось новое явление в рус-ском искусстве – примитивизм.

Вот, что пишет профессор русской литературы Калифорнийско-го университета, известный ученый Владимир Федорович Марков:«Примитивизм в русском искусстве представлен тремя выдающи-мися фигурами: Давид Бурлюк, Наталья Гончарова, Михаил Ларио-нов. У примитивизма Д. Бурлюка (к сожалению до сих пор плохоизученного и недостаточно оцененного) несколько истоков: древняяскифская скульптура, (каменные бабы южнорусских степей, не разпоявляющиеся в поэзии Хлебникова), современные вывески (Бур-люк собрал неплохую коллекцию), а также изучение полинезийско-го искусства и искусства мексиканских индейцев... Примитивист-ское искусство создавалось в условиях тесного сотрудничества: Ла-рионов и Гончарова были супругами, Бурлюк – с 1907 по 1911 год –их близким другом. Вероятно живопись Ларионова оказала сильноевоздействие на творчество русских поэтов футуристов (особенноХлебникова и Крученых) в его примитивистском аспекте... Ларио-нов и Хлебников гостили у Бурлюка в Чернянке. К сожалению, мыне знаем подробностей их поездки, которая наверняка была подлин-ным прологом к возникновению “Гилеи”»27.

40


В ноябре 1908 г. Н. Кульбин вместе с Д. Бурлюком организоваливыставку “Звено” в Киеве. На этой выставке семейство Бурлюков,Давид, Владимир и Людмила, а также под своей девичьей фамили-ей Людмила Иосифовна Михневич, мать Давида Бурлюка, экспо-нировали 65 работ. В выставке участвовали П. Бромирский, Н. Гончарова, В. Баранов-Россине, М. Ларионов, А. Лентулов,А. Фонвизин, А. Экстер, А. Богомазов, Е. Прибыльская и др. Во время работы выставки Д. Бурлюк распространял в городе составленную им листовку с декларацией “Голос импрессиониста взащиту живописи” Красноречивое название говорит о содержа-нии листовки. Выставка подверглась неистовой критике и насмеш-кам в прессе.

Под названием “Венок-Стефанос” 20 марта 1909 г. в Петербургеоткрылась выставка организованная братьями Владимиром и Дави-дом Бурлюками, Л.Д. Барановым (впоследствии В.Д. Баранов-Росси-не), А.Ф. Гауш, А.В. Лентулов и А.А. Экстер.

В справочнике по русскому искусству «Золотой век художест-венных объединений в России” указано: “В сентябре 1909 выставка“Венок” состоялась в Херсоне, после чего работы с неё попали в пе-редвижной “Салон” В.А. Издебского. В июле-сентябре 1910. В дека-бре 1909 В.Д. и Д.Д. Ьурлюки представляли группу “Венок” на вы-ставке кульбинистов “Импрессионисты” в Вильне.

В июле–сентябре 1910 по приглашению Екатеринославского ху-дожественного артистического общества группа в расширенном со-ставе (В.Д. Бурлюк, Д.Д. Бурлюк, Н.С. Гончарова, К.В. Дыдышко,П. Коваленко, Н.И. Кульбин, М.Ф. Ларионов, И.И. Машков,Л.И. Михневич и Л.Ф. Шмит-Рыжова) участвовала в “ОбластнойЮжно-Русской выставке” в Екатеринославле, составив отдел “Нео-импрессионистов”»28.

Кульбин в ту пору вместе с Гуро и Матюшиным составляли груп-пу “Треугольник”. Духовная близость этой группы с с группой “Ве-нок-Стефанос” подвинуло их объединиться и организовать союз подназванием “Студия импрессионистов”. Под этим названием откры-лась выставка в Санкт-Петербурге, которая функционировала вмарте–апреле 1910 г.

«В октябре 1912 г. группа харьковских художников, назвавшаясебя объединением “Кольцо”, пригласила художников “Бубновоговалета” Д.Д. Бурлюка, П.П. Кончаловского, А.В. Куприна, А.В. Ленту-лова, И.И. Машкова, В.В. Рождественского, и Р.Р. Фалька»29.

Д. Бурлюк участвовал также в качестве экспонента в выставкахобщества художников “Мира искусства” в разные годы вместе сИ.И. Бродским, Б.Д. Григорьевым, М.Ф. Ларионовым, А.В. Лентуло-вым, Г.К. Лукомским, И.И. Машковым, С.А. Сориным, В.Е. Татли-ным, Р.Р. Фальком и М.З. Шагалом.

Как видно из неполного перечня большого количества выставок,в которых участвовал Д. Бурлюк, он был востребован абсолютно раз-ными по духу и направлению в живописи экспозициями, а на неко-

41


торые выставки отбирался специальными жюри, предоставлявшимиему приоритет.

Д. Бурлюк понимал, что не имея законченного художественногообразования, он не будет иметь профессионального статуса и емубудет трудно зарабатывать деньги на жизнь. Доходы от продажикартин были очень скромными. Он твердо решает завершить своехудожественное образование. «…Зиму 1910–11 я и Володя училисьв Одессе, где я получил диплом окончания “Одесского худучилища”с правом быть учителем искусств в средних учебных заведениях. ВРоссии – без диплома –заработок денег был немыслим»30.

Аристарх Лентулов

Знакомство Владимира Бурлюка с Аристархом Лентуловым вПензенском художественном училище переросло в дружбу со всейсемьей Бурлюков. В музее В.В. Маяковского в Москве хранится за-пись беседы литературоведа В.О. Перцова с А. Лентуловым оВ.В. Маяковском, состоявшейся 6 января 1939 г., в которой А. Ленту-лов также подробно рассказывает о Д. Бурлюке и его семье. А. Лен-тулов, безусловно, был талантливым художником, внесшим серьез-ный вклад в авангардное движение в России, но был едким критикоми был не очень тактичен, когда касался живописи конкурентов. Вотчто пишет о нем один из ведущих искусствоведов Д.В. Сарабьянов:«В середине 1910-х годов художник пишет также пейзажи и портре-ты. Среди последних выделяется автопортрет 1915 года – типичныйдля “бубновых валетов”. Лентулов демонстративно берет на себяроль “великого художника” (свой портрет он так и называет: “Legrand pientre”). Подбоченясь, он стоит перед зрителем на узорчатомфоне, за его головой обозначен круг, который мог бы символизиро-вать солнце (так как соседствует со звездами), но скорее читаетсякак нимб. Разумеется, и в самом названии, и в трактовке образа чув-ствуется ирония. Но эта ирония особого рода: Лентулов как бы при-крывает ею достаточно высокое представление о своей лично-сти…»31.

Беседа Перцова с Лентуловым не лишена особенностей, отме-ченных Д.В. Сарабьяновым, но содержит ряд подробностей, кото-рые могут представлять интерес для читателя: “…к Бурлюкам Мая-ковский относился очень хорошо, но сквозь это проглядывало вотчто: такая вкрадчивая и подобострастная ласка, которую он от нихполучал… Единственный близкий человек, мать родная – это былДодя. Маяковский был загипнотизирован Бурлюком. Бурлюк так егообставлял, что Маяковский волей-неволей нуждался в этом тепломочаге.

Я определенно убежден, что это было так. Ведь мы знаем, что Ма-яковский наряду со своей внешне громовержской и поэзией, и жиз-нью, был страшно нежной души, он был даже сентиментальный че-

42


ловек. И все эти “птичка”, “душка”были маленьким откликом того, что онспособен к неге какой-то. А Бурлю-ки – они очень сентиментальны. Онименя очень любили. Вот меня они также окружали, как Маяковского.

Словом, Аристарх Лентулов дляних был олицетворением чего-то са-мого желанного для них. Он мне дажеподражал в искусстве, был в безум-ном восторге от моих кубофутури-стических шествий. Я так же отно-сился к нему с взаимным приятнымчувством, тем более что при желаниидаже отделаться от Бурлюков – этобыло очень трудно; если они Вас лю-били, если они уважали Вас, то от нихотцепиться было тяжело. Бурлюк кВам придет, когда Вы его ругаете,клянете, даже когда вы его ударите.Таких случаев не было, но можно себе представить. Даже когда Вы егоударите, он оботрется и будет противсебя ставить и дифирамбы петь и говорить: “Я бездарность одноглазая”. У Давида было большое самоуничижение.

П е р ц о в : И самомнение в то же время.Л е н т у л о в: Я бы этого не сказал. У него была вера в дело и лю-

бовь к футуризму. Его хлебом не корми, а футуризм давай. От себяон в восторге не был как от художника. Бурлюк – не забудьте, оченьбольшого ума человек и, как умный человек, он великолепно зналсвое место и место всех своих друзей. Он большой историк и знатокискусства, колоссальный знаток. Бурлюк обладает совершенно не-сусветной эрудицией. У него колоссальная была библиотека. Это жечеловек, который сидит в книге, в литературе, в искусстве, как оченьбольшой ученый и с правильной установкой, и изумительной крити-кой, если бы он не был так свихнут футуризмом, который сыграл вего жизни какую-то роковую роль. Он, как мечтатель, видел в этомвсе, в этом футуризме, он даже, кажется, и назвал это движение так,а в Италии это просто “искусство будущего”. Он в это будущее ве-рил, как в такой красоты рай.

П е р ц о в: Наиболее яркая фигура – это был Давид?Л е н т у л о в: Ведь “Бурлюки” – это уже вроде “импрессиони-

стов”, это собирательное такое название и нарицательное.П е р ц о в: У него родственное чувство было что ли большое?Л е н т у л о в: Да, да! Это такие семейные люди, это такое рос-

сийское, интеллигентски витиеватое что-то, даже не совсем интел-

43


Аристарх Лентулов. Портрет

Давида Бурлюка

лигентское, а это какие-то разночинцы, оторвавшиеся от чего-то ине приставшие к чему-то. Отец был управляющим у графа Мордви-нова. Я у них был в гостях, гостил у них. Это украинцы настоящие,хотя мать еврейка32 24. Мать была очень умная и нтеллигентнаяженщина и очень приятный человек – Мария Давидовна, кажется.Удивительно тонкий человек, очень приятная, гостеприимная,пышная такая дама, уже на помещичий лад – все это добродушиев нее вселилось, и энергичная, с другой стороны. Так что это по-месь от ума, от культуры и от какой-то деловитости. Отец, которо-му довольно легко доставались деньги, он получал громадный окладдля того времени.

Весь их быт – это что-то неописуемое! Может быть, и доход этосоставляло, они же не нуждались. Они пользовались всей графскойобстановкой. Дом такой типичный для того времени – длинноокон-ный, кабинет графа, который был в распоряжении Доди целиком.Он вставал очень рано, прямо со светом. Библиотека была граф-ская… Они имели возможность великолепно одеваться, хорошо су-ществовать. Отец никогда не отказывал им в средствах, наоборот,они сами были очень скромны и не требовали от отца. Я был свиде-телем, как они торговались по этому поводу, сколько им было нужнона поездку в столицу. Они точно устанавливали все до единой копей-ки, и когда папаша что-нибудь им прикидывал, это всегда страшноотвергалось.

П е р ц о в: И такой нежностью они и Володю окружали?Л е н т у л о в: Да, ему это нравилось, он нуждался в этом. Он не

имел ничего против этого. И Володя же обладал меньшей эрудицией,чем Бурлюк.

П е р ц о в: Насчет библиотеки – это любопытно.Л е н т у л о в: Я ее видел, но сам я не склонен к библиотекам.П е р ц о в: А почему Вы думаете, что Давид эрудит?Л е н т у л о в: А это всем известно. И, наконец, он блестящий

оратор, типа анархистического разгрома и крушения всех существу-ющих устоев.

П е р ц о в: Это Вы за ним признавали?Л е н т у л о в: Как ученого и большой эрудиции человека, я его

признавал.П е р ц о в: И пропагандиста?Л е н т у л о в: Совершенно верно, как пропагандиста какой-ни-

будь идеи, в которую он верит. Бурлюку обязан расцвет всех этих“измов”. Тут Бурлюк сыграл колоссальную роль. И тут теряется егофигура как художника. Бурлюк – это не художник от станковойкартины. Ну там Маринетти, а здесь он проявление футуризма. Да-же, наконец, не проповедник, а вождь. Я этого совершенно не отри-цаю. Порой эту роль пытался занять доктор Кульбин, но это же полу-сумасшедший человек. А Бурлюк не сумасшедший, он – сознатель-ный человек».

44


Первый Салон Издебского

Истории известны подвижники, которые своим яркими и само-бытными качествами вносят свой серьезный вклад в развитие рус-ской культуры. Такая роль пренадлежала Владимиру Издебскому,замечательному модернисту, скульптору и художнику, который сде-лал решительный практический шаг навстречу западному модерни-стскому искусству и тем самым обогатил русскую культуру.

Историю проведения “Первого” и “Второго салонов” автор изла-гает в пересказе и в цитатах взятых из статьи дочери Издебского33

Четвертого декабря 1909 г. в Одессе в великолепном дворце Гага-риных, где теперь располагается Одесский литературный музей, от-крылся Салон Издебского Скульптор Владимир Издебский34 провелграндиозную подготовительную работу по привлечению русских изападных художников к участию в Салоне. Размах выставки былбеспрецедентным. Издебский обладал необыкновенно острым чув-ством понимания и видения передовых достижений модернизма.Для подбора картин к выставке он отправился в Европу. “В Парижеему помогал Мерсеро, в Мюнхене – Кандинский, в Москве и Петер-бурге – Давид Бурлюк, Ларионов и Камышников”35.

Владимиру Издебскому удалось отобрать для экспозиции работысамых передовых западноевропейских художников. «Это были глав-ным образом французские художники парижской школы, члены не-мецкой мюнхенской группы, “Новая художественная ассоциация”,были и несколько итальянцев и представителей других националь-ностей. Группа развивающегося модернистского движения париж-ской школы даже теперь кажется очень представительной начинаяот неоимпрессиониста Синьяка, группы Наби, фовистов и кончаяБраком, который уже тогда был кубистом и показал три пейзажа.Среди 37 французских художников (некоторые из них сейчас забы-ты, но некоторые и сегодня остаются светилами искусства началаХХ в.) были Эмиль Бернар, Пьер Боннар, Жорж Брак, Феликс Вал-лоттон, Морис Вламинк, Эдуар Вюйар, Альбер Глез, Морис Дени,Кис Ван Донген, Мари Лорансен, Анри Манген, Альбер Марке, Ан-ри Матисс, Жан Метценже, Одилон Редон, Жорж Руо, Анри Руссо,Поль Синьяк, Анри Ле Фоконье и Отон Фриез…» (Постоянно иска-жалось написание фамилий в каталогах, но указано правильно впрессе)36

Салон проехал по городам: Одесса (4 декабря 1909 г. по 24 января1910 г.), Киев (с 12 февраля – 14 марта, 1910 г.), Санкт-Петербг (с 19апреля по 25 мая 1910 г.), Рига (12 июня по 7 июля 1910 г.).

В каждом каталоге для нового города приводится новый списокэкспонатов.

«Среди западноевропейских художников были Джакомо Балла,подписавший в Риме “Манифест художников футуристов” за деньдо открытия Салона. В Киеве, Альфред Кубин, Габриеле Мюнтер идр ⟨...⟩. Русская секция Салона была больше и разнообразней, чем

45


другая, и включала работы приблизительно 120 художников.Отсут-ствовали только работы самых академических и консервативно реа-листических художников ⟨...⟩ И опять самое пристальное вниманиесреди русских художников привлекали те, которые, как писал Из-дебский в предисловии к каталогу, вели “искусство к новому Воскре-сению”. ⟨..⟩. Члены мюнхенской группы получили наиболее положи-тельные отклики сторонников нового искусства: Владимир Бехтеев,Василий Кандинский, Алексей Явленский, Марианна Веревкина. Нои другие, которые постепенно становились ядром русского авангар-да, тоже отмечались прессой: Давид и Владимир Бурлюки, Алексан-дра Экстер, Аристарх Лентулов, Илья Машков и Михаил Матю-шин – в Одессе и Киеве, позже присоединились к Салону в Санкт-Петербурге Наталья Гончарова, Николай Кульбин, Михаил Ларио-нов и Кузьма Петров-Водкин, Игорь Грабарь ⟨...⟩

Противники Салона были столь яростно настроены, что устраи-вали публичные скандалы. Среди них в Петербурге был Илья Репин.Ослепленный гневом, он в своей статье о Салоне атаковал француз-ского художника Поля Сезанна, которого уже не было в живых и ко-торый не выставлялся Салоне. Его бранный отзыв о посещении Са-лона сопровождался известным изречением, что работы Сезанна,Бурлюков и других модернистов были писаны ослиным хвостом; онтакже ругал московских коллекционеров за то, что покупали “матис-сов”. Александр Бенуа, когда давал оценку Салону, сожалел и о скан-дале Репина на выставке, и о том, что употребляли термин “матисс”те, кто враждебно относились к новому искусству. Он отметил, чтонаоборот, молодые художники считали Матисса выдающимся про-роком нового искусства. Вместе с некоторыми другими критикамиСанкт-Петербурга Бенуа с энтузиазмом приветствовал Салон Издебского за то, что он предоставил возможность столичной публике впервые увидеть новейшие течения западного и русскогоискусства»37.

Однако позиция А. Бенуа была неоднозначной – совсем другиесуждения он излагал в фельетонах “Художественные письма”. Печа-тались они в петербургской газете “Речь”. В начале марта 1910 г. Бе-нуа обрушился на участников седьмой выставки “Союза русских ху-дожников” Павла Кузнецова, Георгия Якулова и Михаила Ларионо-ва. Он пренебрежительно указывал на источник “недоразумения”русских живописцев-новаторов: «К сожалению, ультра-передовойПариж не дает покоя молодым москвичам, и они, как загипнотизи-рованные, зачисляются в свиту Матисса, Ван Донгена, Дерена и дру-гих “диких”. Мне вспоминаются при этом слова одного тонкогофранцузского критика, который радуется тому, что среди учениковМатисса насчитываются одни только русские и американцы и ни од-ного француза»38.

Яростную отповедь фельетонам А. Бенуа дал Д. Бурлюк в письмеот 3 марта 1910 г. Нам кажется, что это письмо во многом раскрыва-ет осведомленность Д. Бурлюка в тонкостях изобразительного ис-

46


кусства и глубокое чувство ответственности за судьбу новых тече-ний в русском искусстве, поэтому приводим его практически полно-стью:

«…Сегодня прочитал Вашу заметку в “Речи” от 26 февраля. Мно-гое в ней показалось мне странным, и вот теперь я беру на себя сме-лость затруднить Вас прочтением этого… Я ⟨...⟩ считаю свое предпри-ятие наивным и, может быть, ненужным, но, не имея возможностипротестовать печатно, я все же хочу сообщить Вам мое мнение ⟨...⟩ Я⟨...⟩ привык видеть Вас защитником нового в русском искусстве…, атак как судьбы его всегда были более чем шатки, то мои глаза всегда

были с благодарностью обращены на Вас. Когда в Москве дела-лось великое дело: устраивались выставки “Золотого руна”, фран-цузский отдел, когда С.И. Щукин делал свою прекраснейшую про-светительскую работу, и мне приходилось читать дикие выходки га-зетных критиков… я утешал себя тем… что у нас есть культурные лю-ди, верящие в новое французское искусство, которое не есть нечтослучайное… а ведь прямой вывод – следствие Клода Моне, Гогена,Ван Гога, Сезанна (как кульминационного пункта достижений). Инельзя же в конце концов считать (как считают молодые “академи-сты”), что Пювис де Шаванн – единственный гений и т.д., что Ма-тисс – подражатель Сезанна, а Сезанн (как утверждал когда-тоШервашидзе печатно39) слабо или уродливо рисовал… И пред обще-ством (тамным), лучшие представители которого не любят (не пони-мают) Нового искусства (нового не по именам… а по манере живопи-си или по самой живописи своей), Вы вдруг так неосторожно обна-ружили свое отношение к “новому французскому искусству”. ЧтоВы относитесь к нему без уважения – это ясно. 1) Вы сочувствуете“тонкому” критику (?) что у Матисса подражатели лишь варвары, ане находите плохим, что французы не подражают Матиссу (хотяподражатели Матисса: Дерен, Манген, Ле Фоконье, Брак и т.д. все срусскими именами). 2) Ставите в вину Ларионову, что он пишет а laCезанн и а la Дерен (единственное светлое пятно на “Союзе”…).3) Говорите об “уродливости” Павла Кузнецова – опять-таки воз-можности указанные Ван Гогом в области асимметрии, очевидно, немилы Вам, Александр Николаевич, это все не обвинения, обвинятьВас я не имею права, каждый волен на свое мнение, но у Вас счаст-ливое положение, большая аудитория – та толпа, коя понаслышкеокрестив, положим, “подсезанновцем”, уже и не слышит, и не видит,а просто душит атмосферой сутолоки и невнимания (подминая подноги), но Вы должны помнить, какой колоссальный жизненный вредприносите Вы, становясь

на сторону глумящихся над Матиссом и его школой… какой ко-лоссальный и трудно поправимый вред приносите Вы, дискредити-руя в глазах легковерной и доверчивой публики Русское молодое ис-кусство. Называя сумасшедшими Якулова, Ларионова, Павла Кузне-цова…и восхваляя Петрова-Водкина, Серебрякову и Юона – ведьэти-то вторые никакого отношения к “новому искусству” не имеют:

47


они не дают новых форм, они обыденны, что и доказывается тем, чтоспокойно проходят на обыкновенные выставки… Ларионов же сейгод (салон “Руна” в Москве) интересен, как никогда – и нов, и гораз-до ушедший вперед сравнительно с прежним, и мне кажется, чтоидет неустанно из года в год влево, к формам все менее мещанскими более “переутонченным”, то же и о Павле Кузнецове… Что он, Ларионов, работает больше всякого Уистлера40 – я утверждаю, таккак имел удовольствие работать с ним однажды летом, а также видеть бесконечное количество его всевозможных подготови-тельных работ.

…Почему я Вам пишу все это, а вот почему – против нас, моло-дых, все…; против нас и полиция, которая не разрешает ни одногопомещения (вот уж два месяца)… против нас и общество, не дающеенам ни заказов, ни покупателей… Так вот, все против нас. Я, напро-тив, и Владимир Бурлюк, и Г. Якулов, и другие не могут нигде выста-вить, а утешать себя будущим годом нечего, ибо ничего не изменит-ся… Поэтому обращение к Вам, Александр Николаевич, не напирай-те хоть Вы! Будьте внимательны, будьте осмотрительны. Вы делаетеошибку, не вникая в суть дела… Вы примыкаете к большинству – да-же публики! В Вас есть довольство благополучия. У меня же, бытьможет, оскал затравленного»41.

Н.И. Харджиев, публикуя это письмо, утверждает, что “истори-ческая роль Давида Бурлюка как организатора группы молодых но-ваторов-художников и поэтов (будущих кубофутуристов) чрезвы-чайно значительна. В этом отношении он может быть поставлен водин ряд с Гийомом Аполлинером”42.

Второй Салон Издебского

«Салон II (Международная художественная выставка) открыл-ся в Одессе 6 февраля 1911 г., всего через 7 месяцев после закрытияПервого Салона в Риге, и закрылся в апреле, пройдя только поблизкорасположенным городам – Николаеву и Херсону. Этот Са-лон в значительной степени отличался от первого. ⟨...⟩ В выставкеприняли участие приверженцы новых тенденций, которые уже по-казывались в Первом Салоне: Давид Бурлюк, Экстер, Кульбин,Лентулов. Среди новых художников были Роберт Фальк, ВладимирТатлин и Георгий Якулов Представлены были также “сезаннисты”Куприн, Машков, Кончаловский, неопримитивисты Гончарова иЛарионов. Владимир Бурлюк представил образец нового кубиче-ского стиля – портрет Владимира Издебского. В каталог быловключено 56 художников с 432 экспонатами. Давид Бурлюк пред-ставил 15 картин, которые располагались по годам их написания.Только одна нерусская художница – Габриелле Мюнтер,появляет-ся в списках участников в каталоге»43.

48


Салоны Издебского сыграли немалую роль в объединении творческих идей художников различных новых направлений. Рождались новые объединения, которые противопоставляли себяконсерваторам.

В процессе подготовки к Первому Салону в марте 1909 г. Влади-мир Издебский познакомил Давида Бурлюка с Василием Кандин-ским. Знакомство состоялось в присутствии художницы Александ-ры Экстер, с которой Д. Бурлюк был знаком с 1907 г. Там же присут-ствовал поэт Николай Гумилев, задержавшийся в Одессе по пути вАбиссинию. Вскоре работы В. Кандинского и Д. Бурлюка висели настенах рядом с Матиссом, Дереном, Делоне и другими парижанами,участниками салона. В. Кандинский произвел на Д. Бурлюка оченьсильное впечатление. В статье о знакомстве с В. Кандинским он пи-шет: “Родившийся в России В. Кандинский, воспитывавшийся в за-житочной семье, окончил российский Университет. Он изучал эко-номику, философию и естественные науки, в частности биологию.Его близкие друзья говорили, что его картины, представленные назнаменитой выставке “Der Blaue Rider”, были созданы под впечатле-нием виденного им при работе с микроскопом, также на него произ-вел впечатление визуальный феномен, открывшийся человечеству врезультате развития авиации и астрономии. Первая мировая войназастала В. Кандинского в Германии, где он был арестован немцами.С трудом вырвавшись из заключения, он бежал через Швейцарию ис 1914 года обосновался в Москве. Зимой 1914–1915 г. мы с В. Ка-динским разделяли студию на пятом этаже дома № 1 Гнездиковско-го переулка в Москве. 11 апреля 1915 года родился Никита (Николас)Бурлюк и Кандинский стал крестным отцом ребенка. Позже судьбаразделила нас навсегда. Мы больше никогда не встречались»44.

Московское училище живописи ваянияи зодчества

Осенью 1911 г. Д. Бурлюк поступает в Московское училище жи-вописи ваяния и зодчества, где он учится три года. В училище состо-ялось его знакомство с Владимиром Маяковским, которое сыгралоогромную роль в жизни двух выдающихся людей. Д. Бурлюк вспоми-нал: «Мое личное знакомство с Маяковским произошло в первыхчислах сентября 1911 года. Будучи уже художником с определен-ным“ стажем”, как например участие в 1907 году в “Союзе РусскихХудожников” (Петроград), “Весенняя академическая”, 1906 г. “Пе-редвижная”, и особенно 1910–11 г. международная выставка кар-тин кубистов в Германии, где от Франции были Пикассо, Дерен, ЛеФоконье, а от России Экстер, Машков, Кончаловский, Ларионов,Лентулов, Н.С. Гончарова, я, брат Владимир, В. Кандинский, я в годмоего знакомства с Маяковским выдержал конкурс в Московское

49


училище живописи ваяния и зодчества. Какой-то нечесаный, немы-тый, с эффектным красивым лицом апаша верзила преследовал ме-ня своими шутками и остротами как “кубиста”. Дошло до того, что яготов был перейти к кулачному бою, тем более тогда я, увлекаясь исистемами Мюллера, имел некоторые шансы к встрече с голена-стым, огромным юношей в пыльной бархатной блузе с пылающиминасмешливыми черными глазами. Но случись это столкновение, имне, с таким трудом оказавшись принятым, не удержаться бы в ака-демии Москвы (за это по традиции всегда исключали), и прощай то-гда мои честолюбивые планы. Мы посмотрели друг на друга и при-мирились, и не только примирились, а стали друзьями, а скоро и со-ратниками в той борьбе, коя закипела вокруг тогда не на живот, а насмерть между старым и новым в искусстве. Я учился в натурномклассе, со мной Маяковский же работал в соседнем фигурном. У не-го были большие способности к рисунку:он хорошо схватывал хара-ктер. Прекрасно делал шаржи, сотрудничал ими в юмористическихжурналах. Из успехов Владимира Маяковского на поприще живопи-си надо отметить его участие в марте 1915 года на выставке “Живо-пись 1915 года” в салоне Михайловой, где участвовали тогда Ларио-нов, Гончарова, Бурлюки и др. и где картины Маяковского были ку-плены известным художником Павлом Кузнецовым. Но живописьтребует постоянного физического труда, методичной работы, кра-сок, холста и т.п., ко всему этому у Маяковского не было склонности,поэтому его увлечение живописью длилось хотя и долго, с 1909 по1915, но Маяковский оставляет рисунок и живопись и всецело отда-ется литературе. Все же он всегда с удовольствием вспоминает вре-мя своего первоначального обучения живописи в студии художни-ка-портретиста Келина, где он учился 1909–1910 и 1910–1911 гг.».

За проповедь футуризма Д. Бурлюка вначале оставляют на треть-ем сезоне, чего ранее никогда ни с кем не случалось, а в феврале1914 г. исключают из училища вместе с В. Маяковским. Исключеныони были постановлением совета преподавателей, которое гласило:“Ввиду того что гг. Бурлюк и Маяковский продолжали выступать надиспутах, совет преподавателей вынужден был исключить их из чис-ла учеников”46.

«Из рассказов Маяковского, который, вспоминал годы своейжизни с 11 до 16 лет, останавливает свое внимание на факт сиденияим около 8 месяцев в Бутырской тюрьме за пропаганду среди рабо-чих Морозовской мануфактуры. Об этом сидении Маяковский гова-ривал несколько раз. Во время своих докладов и тех споров, кои намприходилось вести с врагами “нового искусства”, Маяковский обна-руживал большое знание, как Маркса, цитируя наизусть из “Капита-ла” целые страницы, так и вообще политико-экономической литера-туры. Когда спрашивал, откуда это, он отвечал: “Я ведь, когда мнебыло 14 лет, увлекался политикой, даже в тюрьме год сидел”».

Далее там же Д. Бурлюк пишет: «Лично познакомившись с Мая-ковским в курилке Московской Академии (Училище Живописи 3),

50


причем, как я рассказывал, это знакомство началось с “крупных лич-ностей”, я не разлучался с ним более ни почти телесно, ни духовно доосени 1915 года, когда я уехал на Урал, и наездами, иногда правдадлительными, посещал Москву и Питер. Последний раз я видел Ма-яковского 1-го апреля 1918 г.»46.

О тесной дружбе не однажды говорил и В. Маяковский: “Бурлюксделал из меня поэта, читал мне французскую и немецкую поэзию,снабжал меня книгами, рассказывал обо мне без устали, не отпускалот своего внимания, давал мне по 50 копеек в день, не давал мне го-лодать, когда я занят был написанием стихов. На Рождество забиралменя к себе домой”48.

1909 год оказался для Д. Бурлюка удачным. Он был приглашенучаствовать в выставке международного салона в Париже. 25 работДавида Бурлюка висели на стенах рядом с работами Матисса. М. Ла-рионов увидел в творчестве Д. Бурлюка сходство интересов и задачв создании нового искусства и, зная о его великих организаторскихспособностях, пригласил к организации общества “Бубновый ва-лет”. Они были знакомы еще со времени совместного участия в вы-ставке “Венок-Стефанос “ в 1907 г. в помещении строгановскогоучилища.

“Бубновый валет”

В основе художников творческого объединения “Бубновый ва-лет” лежало увлечение лубочным городским изобразительным ис-кусством, пришедшее на смену увлечению изобразительному кре-стьянскому фольклору. В конце 1900-х и начале 1910-х годов ориен-тиры сместились. Было открыто наивное творчество городских вы-весок, обогащенное провинциальной цветовой смелостью и сдоб-ренное элементами юмора. Группа молодых художников серьезноувлеклась лубком и вывесками и в своих работах стала разрабаты-вать такие же темы и сюжеты – впоследствии их стали называть не-опримитивистами. Одной из главных фигур этого нового направле-ния был Михаил Ларионов.

Выставка “Бубновый валет” открылась в Москве 10 декабря1910 г. в салоне дома Левиссон на Большой Дмитровке. Событие со-стоялось по инициативе Д. Бурлюка, М. Ларионова и группы быв-ших учащихся Московского училища живописи ваяния и зодчества(МУЖВЗ). Выставк многие считают точкой отсчета в истории рус-ского авангарда. Давид Бурлюк вместе с братом Владимиром приня-ли участие в этой выставке. Они выставили по шесть работ. Выстав-ка вызвала бурную реакцию прессы. Сочетание “Бубновый валет”стало популярным и нарицательным и не сходило со страниц газет ижурналов и предметом бурных дискуссий многих литературно-худо-жественных вечеров, на которых. Д. Бурлюк стал заметной фигурой.Эти вечера нередко заканчивались публичными скандалами. В связи

51


с его именем в газетах и журналах появились новые слова и ирони-ческие, нарицательные прозвища: “бурлюкать”, “бурлюканье”,“бурлюки”. Газетчики высмеивали картины художников в стихах:“Что за краски, за сюжеты, о злодейство чьих-то рук! О, бубновыевалеты! О, занозистый Бурлюк!”48.

Сенсацию вызвала выставка “Бубнового валета”, открывшаяся23 января 1912 г. в помещении Экономического общества офицеровна Воздвиженке в Москве. Здесь 10 работ Давида Бурлюка и работыего брата Владимира были представлены в одной экспозиции с рабо-тами П. Пикассо, А. Матисса, А. Глеза, Р. Делоне, Кис Ван Донгена,А. Дерена, Ле Фоконье, Ф. Леже, Е.Л. Кирхнера, Франца Марка, атакже русских художников П. Кончаловского, И. Машкова, А. Лен-тулова, Р. Фалька, А. Куприна, Э. Экстер, В. Кандинского. На этойвыставке можно было заметить влияние французских новаторов нарусских художников. Появление кубизма в русской живописи наэтой выставке многие критики того времени посчитали проявлени-ем эпигонства. Братья Бурлюки в своих работах и публичных высту-плениях активно давали отпор этим утверждениям и подчеркивалисвою независимость. Художественные споры в среде художников ив печати достигли в тот период максимального напряжения. Вместес тем, выставка имела большой успех и со стен её было продано мно-го работ русских художников. Выставку посетило более восьми ты-сяч любителей искусства.

Действительные члены общества “Бубновый валет», куда входи-ли также Д. Бурлюк и В. Бурлюк организовали в феврале 1913 г. вы-ставку в салоне на Большой Дмитровке в Москве . и две выставки вПетербурге в феврале 1914 г. и ноябре 1916 г. Последняя выставка“бубнововалетовцев” состоялась в ноябре 1917 года и из братьевБурлюков ней участвовал только Давид.

“Синий всадник”

Организаторские способности, блестящие возможности вла-деть пером и кистью Д. Бурлюка были известны в художественныхкругах. В 1911 г. Василий Кандинский и Франц Марк после разры-ва с “Новым объединением художников Мюнхена” пригласилиД. Бурлюка в Германию в город Мурнау для участия в издании альманаха “Der Blaue Reiter” (“Синий всадник”), который вскореявился основой для организации двух одноименных выставок. Альманах вышел в свет в середине мая 1912 г. и в нем были пред-ставлены статьи, отражающие наиболее важные концепции совре-менного искусства того времени. Авторы альманаха верили в рождение новой духовной и эстетической эпохи и являлись непо-средственными участниками новых направлений в искусстве XX в. Альманах содержал четырнадцать статей, сопровождаемых

52


комментариями и иллюстрация-ми. Авторы выдвинули концеп-цию синтеза живописи, скульп-туры, музыки, театрального искусства, поэзии и философии.Они продвигали идею нового ос-мысления взаимосвязи художни-ка и зрителя, музыканта и слуша-теля, философа, поэта и читате-ля, возрождали традиции народ-ного национального искусства.

Одна из статей в альманахепод названием “Дикие в России”принадлежала Давиду Бурлюку.В ней он писал: “Вновь открытаятрадиция – меч, разрубившийцепи конвеционального акаде-мизма и выведший искусство изтьмы рабства в вопросах цвета ирисунка на путь весны и свобо-ды... Все наши профессиональ-ные и случайные критики долж-ны понять, что пришло время убрать темные портьеры с окон ивпустить настоящее искусство”49. На обложке альманаха был изо-бражен “синий всадник”. Объяснение этому образу В. Кандинскийдает на страницах журнала “Кунстблатт”50: “Мы оба любили синее,Марк – лошадей, я – всадников”. Синий цвет, по определениюВ. Кандинского, – “небесный”, увлекающий за собой в бесконеч-ное, пробуждающему стремление к чистому, трансцендентному.Образ всадника, выполненный В. Кандинским, – символ рыцар-ского благородства и мужества, а конь, изображенный Ф. Мар-ком, – символ прекрасного, сильного, чистого и гармоничного.“Синий всадник” символизировал противопоставление консерва-тивного старого искусства новым тенденциям. Образ коня – одиниз излюбленных в ранних работах Д. Бурлюка. В нью-йоркском му-зее скульптора Хаима Гросса сохранилась картина Д. Бурлюка “Пахарь”, которая экспонировалась на первой мюнхенской вы-ставке “Синий всадник” в 1911 г. в Heinrich Thannhauser Gallery.Эта выставка, в которой принимали участие русские художники,явилась значительным событием в истории русского и европейско-го авангарда.

Другой немецкий журнал, “Der Sturm”, также консолидировалсилы художников-новаторов в Германии. Он был основан Гервар-том Вальденом (Георг Левин), который одновременно был журнали-стом, издателем. Он основал авангардную галерею с названием“Штурм”. Первая выставка в галерее была представлена группой“Синий всадник”, Оскаром Кокошкой и экспрессионистами.

53


Обложка журнала “Der Sturm”

С 20 сентября по 1 декабря 1913 года, в Берлине Вальден органи-зует Первый немецкий осенний салон (Erste Deutscher Herbstsalon).Среди участников выставки: Робер Делоне, Джакомо Балла, ФернанЛеже, Альбер Глез, Франсис Пикабиа, Жан Метценже, Пит Монд-риан, Франц Марк, а также российские художники – Давид и Вла-димир Бурлюки, Марк Шагал, Наталья Гончарова, Георгий Якулов,Алексей Явленский, Василий Кандинский, Николай Кульбин, Миха-ил Ларионов и Марианна Веревкина. Эта выставка вызвала неодно-значные суждения критиков. В художественных кругах еще царилоконсервативное отношение к новым направлениям в изобразитель-ном искусстве. Некоторые критики позволяли себе крайне резкиеоценки печати: “Готтентоты в сорочках”, “Негры во фраках”, “Ордыорущих и брызгающих обезьян”, “Галереи картин в доме умалишен-ных.”

Шло быстрое разрушение старых стереотипов художественногомышления, складывались новые эстетические принципы формооб-разования в искусстве. “В галерее до 1923 года регулярно выставля-лись работы эмигрантов из России – Александра Архипенко, Ксе-нии Богуславской, Марка Шагала, Сергея Шаршуна, Василия Кан-динского, Ивана Пуни”, – читаем в каталоге выставки “Моск-ва–Берлин / Берлин–Москва”51.

Вальден был членом коммунистической партии Германии и чле-ном “Общества друзей новой России”. Подолгу бывал в СоветскомСоюзе и публиковал восторженные статьи о достижениях молодыхсоветских республик в журнале “Der Sturm”. В 1932 г., с приходом квласти нацистов, Герварт Вальден эмигрировал в СССР. Писал ста-тьи в немецком эмигрантском журнале “Das Wart” и преподавал не-мецкий разговорный язык в Московском педагогическом институтеиностранных языков. В июне 1941 г. был обвинен в шпионаже и в ок-тябре 1941 г. погиб в тюрьме в Саратове.

Женитьба

1912 год стал для Давида Бурлюка важнейшей вехой в его жизни.Ему уже было под 30, когда 26 марта в Москве он женился на подру-ге своего детства Марусе Еленевской, профессиональной пианист-ке, которая пронесла через всю свою жизнь верную любовь и друж-бу к нему. В своем письме к Катерине Драйер Бурлюк подробно опи-сал знакомство с Марусей и женитьбу. К. Драйер включила это пись-мо в книгу “Бурлюк”, изданную в 1944 г.

«...Женитьба является одной из важнейших глав в моей жизни.Семьи Еленевские и Бурлюки (наши родители) дружили с 1899 года.В то время мне было 17 лет, и я рисовал индийскими чернилами этю-ды на природе, на берегу Волги. Маленькая девочка с большими рас-косыми глазами, в белом платье, с золотыми кудрями на ее круглой

54


головке стояла около меня. Я был занят изображением ствола старойберезы у стены романтического дворца. “Мне нравится ваш рису-нок, – сказала она. – Он очень естественный”. Березка, маленькаядевочка, с отражением неба в ее облике, опущенный взгляд, запечат-лены навечно, как сон моего детства – Алисы в стране чудес.В 1909году мы встретились вновь. Теперь я уже писал портрет “Моей доро-гой Маруси” на большом холсте, на фоне цветов и камней крымско-го берега. Жизнь была против нас. Маруся занималась музыкой вМосковской консерватории, я учился в Одесской художественнойшколе. И только в 1911 году, когда я приехал в Москву, мы встрети-лись вновь, и наша жизнь и наши сердца стали все больше и большеприлипать к друг другу в неразрывной цепи любви»54.

Бурлюк знал, что Маруся живет в гостинице “Романовка”, и у не-го не оставалось ни капли сомнения, чтобы там же поселиться.

“Романовка”

Дом грязно-зеленого цвета на юго-западной стороне угла Ни-китского Бульвара и Малой Бронной сотрясался звуками различ-ных музыкальных инструментов и певчими голосами репетирую-щей музыкальной молодежи. Здесь жила вся Московская консер-ватория. Гостиница называлась “Романовкой”. Бурлюк вспоминал:«Музыканты – народ шумный в других местах стоять не пускали,вот они и селились в терпеливой, выносливой “Романовке”. В “Ро-мановке” разрешалось заниматься до 11 ночи. Жила здесь главнымобразом беднота артистическая, учащаяся... Ход в “Романовку” сМалой Бронной. Комнаты наши – на четвертом этаже. Маруся жи-вет в 104 номере. Я поселился в том же коридоре. Все собрания мо-лодых поэтов и художников происходили в номере Маруси, так какэта комната была более обширной и нарядной. Здесь обильно сервировались “чаи”, варенья и бландово – чичкинские сыры иколбасы».

Любовь Маруси и Давида Бурлюка зарождалась в атмосферепоэзии, горячих бесед об искусстве и богемного гостиничного ую-та. В “Романовке” Маяковский делал свои первые шаги в искусст-ве – читал студенческой публике первые стихи. Он приходил в но-мер 104 каждый вечер после занятий в училище. Бурлюк вспомина-ет: “Маяковский обычно сидел на диване поближе к круглому сто-лу, где высился, командуя над горами всевозможных закусок и ва-рений, традиционный, пахнущий угольком самовар. На столе – ке-росиновая лампа с резервуаром из желтого массивного стекла. Зе-леный абажур бросал юбкой густые тени на стены, трепетом пла-мени фитиля освещены лишь потолок и светло-оранжевый пол. Втеплом воздухе уютного номера молодых женщин протягивалисьнити одеколона. Номер разделен ширмами, оставляющими в тени

55


девический будуар. Самовар пускал струи пара и шумел. ШвейцарКапитон, получавший от Бурлюка хорошие “чаи”, в своей синейподдевке, в картузе и лакированных, “бутылками”, сапогах подавалв 104 номер самый большой, отборный самовар. Капитон, передтем как войти в номер, снимал, однако, свой картуз и клал его пря-мо на пол коридора прямо перед дверями номера, а затем уже вно-сил и произведение медной отечественной фабрикации... КогдаМаяковский вставал с неизменной светящейся папиросой в рукесвоей, лицо юноши было освещено снизу. Оно было оранжево-зе-леным, глаза темно-фиолетовыми. Волосы черно-синими. Он ухо-дил к потолку; Маяковский не имел записных книжек, читал по па-мяти; когда его просили читать, он поднимался с дивана, сиживална красном штофном диване. (Романовка мебелью была крас-ная–купеческая.) Юноша отходил на середину комнаты и стано-вился с таким расчетом, чтобы видеть себя в неясном узком зерка-ле. Маяковский выправлялся; лицо его оставалось спокойным; опу-скал руку с горящей папиросой вдоль своего высокого тела, дру-гую, левую, он закладывал в карман бархатной блузы. Не откиды-вая головы назад, пристально смотря глазами в другие, зеркальные,поэт начинал читать свои юные стихи, декламировать, скандиро-вать без поправок и остановок, без сомнений скромности, и не намалейшую долю не поддаваясь нахлынывшему чувству вдохнове-ния и не изменяясь в лице своем. Из уст поэта свободно скатыва-лись рифмы, в которых звучали ругательства площадей, готовя-щихся к восстанию против царизма и кошмарные словесные отра-жения ночного разгула Москвы трактирной, чайно-закусочной.Стихи Маяковского были и короткими, и длинными, рассказывав-шими пространные легенды»55.

Вернемся к рассказу Д. Бурлюка о своей невесте: “Мы большене могли жить друг без друга, и 26 марта 1912 года мы поженилисьв Москве. Теперь, летом, я писал ее портреты только на большихполотнах, когда Мария располагалась в тени, рядом со мной подюжным солнцем, читая мне книги вслух неустанно. У художниканет времени читать, и это была неоценимая услуга. Теперь я сталпонемногу ненавидеть живопись, т.к. руки у меня всегда были вкраске и было невозможно обнять мою дорогую Марусю в ее бе-лом одеянии...”.

Все первые годы после женитьбы они жили у родителей ДавидаБурлюка в Чернянке, около Херсона. В 1913 г. родился сын Давид(Давид младший) на Богородицкой улице, в доме Воронько, в горо-де Херсоне на Днепре. В мае 1914 г. они всей семьей переехали вМихалево, недалеко от железнодорожной станции Пушкино(25 километров от Москвы), где мать Д. Бурлюка купила большойкирпичный старый, уже осыпающийся дом, которому было 200 лет.В своем дневнике Маруся пишет о том, что в начале октября 1914 года дом практически опустел. “Вольдемар (Владимир) уехал вПензу, чтобы завершить образование в местной художественной

56


школе, мать с дочерью Надеждой, которая стала госпожой Безвальуехали в Москву. Марианна поступила в Московскую консервато-рию, Антон Безваль, муж Надежды, и Николай Бурлюк уехали вПетербург, первый чтобы закончить Электротехнический инсти-тут, Николай, чтобы получить диплом агронома. В этом большом доме остались жить на втором этаже Давид с женой Марусей и го-довалым Давидом. На первом этаже разместился старый отец Бурлюк и прислуживающий в доме Александр. Отец после тяжелой болезни, длившейся год, потерял речь и умственную под-вижность. По вечерам, он часами сидел на синем диване впиваясьвзглядом в яркий огонь камина. В дневные часы высокую сгорблен-ную фигуру старика можно было видеть через высокие окна, кото-рые выходили на безлюдные дорожки почти опустевшего парка.Он мог передвигаться самостоятельно при помощи тяжелой палки.Стены этого дома заполнились нашей большой семейной библио-текой, коллекцией 250 икон, 200 этюдов, работы Кандинского, Гончаровой и Явленского, Малевича, Франца Марка, Лентулова,Экстер, Кончаловского, Фалька, Куприна, Бродского, Грекова,Мюнтер и других художников уже известных в то время. В домебыли выделены сециальные комнаты для археологических экспо-натов, которые были найдены при раскопках на Юге России”56.

В письме к К. Драйер Д. Бурлюк рассказывает: “...родился Ни-киша (Николай) 11 апреля 1915 года, и Маруся произвела на светнового члена нашей семьи для страны, каждая женщина нашей де-ревни приносила какой-нибудь подарок молодой матери. Одна изних была Натали. Она принесла в подарок большую серебрянуюмонету датированную 1837 годом. Она родилась в крестьянской се-мье. В возрасте шести лет мать привезла ее в Москву, где работалаво французском магазине кукол. Это продолжалось в течение 10лет. Теперь Маруся общалась в нашей деревне с русской крестьян-ской девушкой, свободно говорившей, читающей и молющейся по-французски”.

Д. Бурлюк не забывал никого, кто находился в сфере общения сним или с его семьей. Вот что он предлагает так же включить в кни-гу о нем в другом письме к Драйер: “Когда мы прибыли в Михале-во, вскоре в воротах участка появился маленький, сухой улыбаю-щийся старик. Он напросился быть нашим кучером, колоть намдрова и прогуливать нашего сына Давида, когда Маруся и уже жив-шая с нами Натали были заняты домашним хозяйством. В течение10 лет Александр, так звали старика, был новообращенным мона-хом в беломорском монастыре на далеком Севере. Он любил многоработать, был очень дружелюбен и очень скоро стал членом нашейсемьи. Он жил с нами 1914–1915 годы и оставался сторожем до по-ры, когда был продан дом в 1916 году и куплен другой дом околоКунцево, в 10 милях от Москвы по дороге в Бородино. Я не в состо-янии был взять Александра с собой на Урал. Он умер от тифа в кон-це 1916 года”55.

57


Начало перемен

1915 год. Время военной разрухи. В стране голод и нищета, неуве-ренность в завтрашнем дне. У Маруси зрела идея бежать из голод-ной Москвы ради спасения детей. Революционный настрой Д. Бур-люка в искусстве, его связь с соратниками магнитом удерживалиего, но непререкаемое уважение к ее мнению и к женскому инстин-кту развеяло все сомнения. Решение было принято. Появиласьмысль укрыться на время под крылом марусиного отца Никифора(Федора) Ивановича Еленевского в Башкирских степях на левом бе-регу Волги в небольшом местечке Буздяк, Волго-Богумлинской же-лезной дороги. Вначале туда прибыл Давид Бурлюк, разузнать о воз-можности сносного существования в тех местах. Маруся, забрав 2-летнего Додика и 4-месячного Никишу 30 августа 1915 г. последова-ла за мужем из Москвы. Весь багаж состоял из 20 золотых (по пятьрублей), корзинки с простынками и краюхи хлеба, которую она по-лучила от бывшей крепостной графа Шереметева. Четвертого сентя-бря Бурлюк встретил их по дороге на станции Иглино Самаро-Злато-усской железной дороги. Он нашел их в полном порядке. Марусе по-везло. Ехавшие с фронта в одном купе с ней четыре врача по-отцов-ски помогали молодой матери.

В Буздяке собралась большая семья. Там же жила Лидуша, сест-ра Маруси. Шла война. Отец Маруси помог Д. Бурлюку занятьсякоммерцией. Он покупал сено, спрессовывал его и поставлял рус-ской армии. Эта работа приносила неплохой доход, и у Д. Бурлюкапоявилась возможность написать холсты большого размера (в томчисле “Ангел мира”). В этот период он не упускал случая, чтобы невырваться в Москву или Петроград поучаствовать в выставках, но восновном, чтобы продать накопившийся фонд.Обеспечив тылы длясемьи, Бурлюк продолжает путешествовать. Он подолгу живет в Мо-скве, оттуда наезжает в Петербург и в другие города.

1918 год. Революция и Гражданская война все более осложняютположение, и в первой половине апреля 1918 г. Давид, захватив с со-бой младшую сестру, певицу Марианну, уже окончательно бежит изМосквы к своей семье на Урал. В идиллической семейной обстанов-ке Бурлюк написал немало картин. Больше всего он любил писатьпортреты своего самого близкого человек – Маруси. Война и рево-люция почти никогда не отражались в работах Д. Бурлюка. Чащевсего он рисовал и писал простых людей, находящихся ближе к тру-ду, за что его считали аполитичным. 37 произведений этого периодадо сих пор хранятся в Башкирском Государственном художествен-ном музее им. М.В. Нестерова56.

Родители Маруси были богатыми землевладельцами, добрыми,сердечными людьми, жили они в полном согласии с крестьянами,проживавшими на их земле. Во время плохого урожая 1890 года Еле-невские раздавали питание крестьянам и разрешали приводить сво-их лошадей, размещая их среди хозяйских, и обеспечивали необхо-

58


димое ветеринарное обслуживание. Оба родителя были толстовца-ми. Госпожа Еленевская разбиралась в медицине и всегда помогалатем, кто нуждался в ее помощи. Она обучала прислугу грамоте –учила писать, читать и элементарной арифметике. У нее было силь-но развито чувство справедливости. Людмила Еленевская считала, иэто она старалась привить своей дочери, что существует дорога по-нимания к сердцу каждого человека и каждый должен эту дорогу по-нять. Она всегда повторяла: “Будь готова помогать. Никогда не кри-тикуй и не вторгайся во внутреннюю жизнь людей, стараясь их из-менить”. Маруся находила эту дорогу понимания. Людмила Еленев-ская (девичья фамилия Вафимская) скончалась 17 июля 1935 г. в воз-расте 76 лет. Отец Маруси, Никифор (Федор) Иванович Еленевский,скончался в Челябинске 21 июня 1919 года.

Гражданская война продолжалась. Жизнь в Башкирии станови-лась опасной. Возникли те же причины, которые заставили семьюбежать из Москвы, нужно было срочно принимать решение.

Бегство из Башкирии

Бурлюк понимал, что отъезд оторвет его от родных корней и, воз-можно, навсегда лишит его возможности общения с друзьями, со-ратниками, чего-то еще большего, что трудно укладывалось в голове.Маруся, обладавшая чисто женским и материнским инстинктом,предвидела надвигающуюся опасность и всеми силами старалась ут-вердить Давида в решении отъезда из Башкирии Свободолюбиваяказацкая натура не давала Бурлюку покоя. Позже, в 1919 году, воВладивостоке он написал стихотворение, содержащее прямой намекна причины его эмиграции. Оно посвящено “Чужакам”. Чужак –псевдоним литературного критика Насимовича, требовавшего от ле-фовцев – постфутуристов – полной политизации поэзии, полногоподчинения “злобе дня”. Бурлюк сравнивал это с розгами, которымисекли крестьянок на барских конюшнях57.

Эта неспокойная жизнь продолжалась до августа, до момента, ко-гда фронт Гражданской войны дошел до берегов Волги и отрезал се-мью Бурлюков навсегда от Москвы. Братоубийственная война длякрасных была осложнена появлением части чехословацких полков, атакже французских соединений в рядах белого генерала Колчака.Все военнослужащие размещались в цепи железнодорожных ваго-нов, которые они захватили у гражданской железной дороги. Дви-жение пассажирских поездов от Волги до Дальнего Востока (около10 000 миль) было полностью нарушено. В сентябре семья Бурлюков,родители, дети, Марианна и Лидуша, предварительно собрав неболь-шую сумму денег, вырученную от продажи в Уфе картин, написан-ных Бурлюком в 1915–1918 гг., прихватив Марусины драгоцен-ности, буквально впрыгнули в товарный поезд, направлявшийся в

59


Сибирь. Они надеялись найтиспокойное для жизни место вдольТранссибирской железной доро-ги. Таким местом, на их взгляд,оказался город Златоуст, в кото-ром они обосновались на периодс октября 1918 по июнь 1919 года.Д. Бурлюк, чтобы заработатьденьги провел в этом городе своюпервую платную лекцию о совре-менной поэзии – она принесладоход. Это позволило ему в Злато-усте выпустить свой первыйсборник стихов под названием“Лысеющий хвост”58. Из Златоус-та семья переехала в Челябинск.

Нужно было содержать семьюи Давид Бурлюк, рискуя жизнью,в тяжелейших условиях осенью,зимой, весной и частично летом1918–1919 гг. совершал поездкив города Миас, Екатеринбург,

Омск, Томск, Иркутск, Читу, Владивосток, Харбин, где выступал слекциями (“Футуризм – искусство современности”)59 и устраивалвыставки, стараясь больше ориентироваться на аудиторию крестьяни шахтеров.

Н.И. Харджиев в своей книге “Статьи об авангарде” пишет:«”Большое сибирское турне” Давида Бурлюка, продолжавшееся втечение почти года, до сих пор остается белым пятном в его литера-турной биографии. Между тем это была “вторая молодость” неуто-мимо деятельного организатора и идеолога группы кубофутури-стов... Несмотря на затруднительные обстоятельства и “бумажныйголод”, ему удается издать в Томске (апрель 1919 г.) вторую “Газетуфутуристов2 со стихами Маяковского; первую “Газету футуристов”Д. Бурлюк издал в Москве в марте 1918 г.»60.

В Иркутске Бурлюк встречает своего давнего друга, талантливо-го художника Николая Андреевича Андреева, который присоеди-няется к нему в этом рискованном путешествии. Во Владивостоке25 июня 1919 года Д. Бурлюк встретился с находившимися там Асе-евым и Третьяковым. Н. Асеев в связи с этим писал: “Предполага-ется в предстоящем зимнем сезоне выступить согласованно объе-диненным футуристам как на литературном поприще, так и орга-низацией картинных выставок, футуристического книжного мага-зина, лекций, выступлений, и т.д. Д.Д. Бурлюк выезжает на днях вЧелябинск (Очевидно Асеев имел в виду г. Читу – Н.Е.), где он ос-тавил свои картины, и к осени думает возвратиться во Владивосток,который и будет объявлен временной базой деятельности объеди-

60


Афиша выступления


ненных футуристов Сибири. В дальнейшем Бурлюк думает посе-тить Токио, где в последнее время очень сильно возрос интерес кфутуристической живописи. Как известно, японскими ценителямиприобретен целый ряд картин Пикассо, Ле Фоконье, Дерена, Се-занна и др.”61

Удивительно, но голод и разруха не помешали темпераментномуоратору Давиду Бурлюку собирать аудиторию. Книги издавались ог-раниченно, не было бумаги. Возрос интерес к живому слову и осо-бенно к новому искусству, которое воспринималось весьма остро.Объяснялось это, видимо, ожиданием больших перемен во всех сфе-рах в связи с революцией.

В своем докладе на международном симпозиуме по вопросам ис-кусства Дальнего Востока Росии состоявшийся в Японии в 2002 г.Людмила Григорьевна Козлова, заместитель директора по наукеДальневосточного художественного музея в своем докладе в числедругих событий связанных с опытом футуризма в том регионе сооб-щает: «Дальневосточный этап в транссибирской акции Д. Бурлюканачинается с июня 1919 года, когда “отец русского футуризма” сгруппой друзей-единомышленников прибывает в Читу. Здесь футу-ристы организовали широкий показ изобразительного искусствамосковских и петроградских художников. Огромная экспозиция из300 произведений включила в себя также творческие работы читин-ских мастеров, где заметно выделялись скульптурные композицииИннокентия Жукова, чье новаторство было отмечено в комментари-ях прессы тех дней На фоне выставки “восточная команда” Бурлюкапроводит активную пропаганду футуристических идей среди читин-ской интеллигенции, где тон задавал сам Бурлюк, артистически вла-девший бравадно-эпатажным стилем изложения. Его “команда” –это Мария Никифоровна, жена художника, её сестра Лидия Еленев-ская, художники Виктор Пальмов и чех Вацлав Фиала, с женой Ма-рианной Бурлюк»62.

Из Читы Д. Бурлюк и вся “команда” направились во Владиво-сток. Война, разруха, голод принесли с собой тяжелейшую эпиде-мию тифа. Болезнь косила тысячи людей. Не обошла она и ДавидаБурлюка, который, заболев в пути, оказался без какой-либо меди-цинской помощи, и только самоотверженная забота Маруси под-держивала его жизнь. Люди в вагоне умирали каждую ночь. Поло-жение было критическим, и 1 августа 1919 года семья вынужденабыла сойти с поезда в Никольске-Уссурийске. Они сняли квартируна окраине города, и там, к счастью, пришло выздоровление. Всесобранные деньги от продажи картин, коммерции и от выступле-ний были потрачены на лечение, питание и жилье. По счастливойслучайности никто из семьи эту болезнь не подхватил. Придя в се-бя, Бурлюк, уже имея опыт зарабатывания денег в поездках, в Ни-кольске-Уссурийске читал лекции и даже устроил выставку, с кото-рой было продано несколько картин. Через несколько дней семьявновь отправилась в путь.

61


Владивосток

Во Владивосток прибыли 9 августа 1919 г. – Бурлюк с Марусей идвумя маленькими детьми, больными дизентерией, сестрой женыЛидией и сестрой Давида Марианной. Там они встретили чешскогохудожника Вацлава Фиалу, впоследствии ставшего мужем Мариан-ны, сестры Д. Бурлюка и художника Виктора Пальмов – будущегомужа сестры Марии Никифоровны Бурлюк Лидии НикифоровныЕленевской. С большим трудом и только благодаря земляческому со-чувствию сняли две маленькие комнаты в доме 83-летнего казакаИвана и его жены Татьяны, которые проживали в этих местах уже 40лет. Бурлюк, еле восстановив свое здоровье после тягот путешест-вий, занялся активной работой.

Это было время военной разрухи, голода, нищеты и разгула са-мых низких инстинктов. Там скопилось огромное количество бе-женцев в поисках спасения жизней. Периодическая смена власти наДальнем Востоке приводила население в смятение. Те, кто был свя-зан семейными или идеологическими узами с прежним царскимстроем боялись преследований со стороны большевиков, кто былсвязан с большевиками или сочуствовал им преследовался белогвар-децами. Владивосток был перевалочным пунктом, где вся эта мечу-щаяся публика искала спасения. Одни направлялись в Манжурию,многих манила мечта оказаться в стране возможностей – Соеди-ненных Штатах. Попасть туда было чрезвычайно сложно. Америкабоялась проникновения левых настроений и пропускала к себе че-рез очень мелкое сито надежности. В то время Владивосток перехо-дил из рук в руки: к японцам, к белогвардейским формированиям, кКрасной армии, пока не было создано в 1920 году временное демо-кратическое государство – Дальневосточная Республика с главнымгородом Читой. В Приморье с главным городом Владивостоком дей-ствовала Приморская областная временная управа. Подвернуласьработа, и Д. Бурлюк стал директором известного во Владивостокеночного клуба, где он регулярно получал зарплату. Появилась воз-можность совершать уже ставшие традицией поездки по городам счтением лекций.

На этот раз Бурлюк направился в Харбин. “Последний важныймаршрут беженцев из Советской России пролегал на Дальнем Вос-токе – в маньжурский город Харбин. Харбин с самого своего осно-вания в 1898 г., был русским городом, административным и экономи-ческим центром русской Китайско-Восточной железной дороги(КВЖД). Он вырос на месте китайской рыбацкой деревушки, распо-ложенной на берегу реки Суньху-ацинь (Сунгари). Войска, разби-тые Красной Армией и оттесненные к восточным границам бывшейимперии, переходили в Манчьжурию, которая находилась под ки-тайским суверинитетом. Следом за ними прибывали гражданскиелица – представители царской администрации, и других времен-ных, режимов, существовавших в Сибири, казаки, купцы и даже

62


крестьяне. ⟨...⟩ Так Харбин стал частью России за рубежом и оставал-ся таковой в течении 20-х гг.”63 Бурлюк не расчитал настроение Эми-грантской публики в Харбине и выступил с обычными, для него лек-циями, связанными с революционным футуризмом. На этом высту-плении присутствовал известный профессиональный борец ИванМихайлович Заикин, с которым Д. Бурлюк познакомился во Влади-востоке и если бы не такая значимая и мощная фигура это выступле-ние могло оказаться последним. Об этом трагическом эпизоде пишетзнаменитый тяжелоотлет нашего времени Юрий Власов в своейкниге “Справедливость силы”, явно относящийся с антипатией к бе-женцам из Советской России. Вот выдержка из его рассказа, гдеописывается встреча И. Заикина и Д. Бурлюка в Нью-Йорке в1925 г.64:

«...Ты ведь мне жизнь спас Помнишь? – спросил Бурлюк.– Как же не помнить! – воскликнул Заикин. – Сам еле ноги

унес.В памяти живо, словно было это вчера, а не пять лет назад, всплыл

эпизод, чуть не окончившийся трагически для обоих.В смутном 1920 году они оказались в Харбине. Заикин выступал

в цирке, а Бурлюк организовал вечера русского революционного

63


Давид Бурлюк. Портрет Виктора Пальмова

футуризма. Вот это словечко “революционного” в афишах и оказа-лось роковым. В Харбин сбежалась белогвардейщина, успевшая кое-как унести ноги от стремительной поступи Революции. “Революци-онный футуризм” воздействовал на все это охвостье, точно краснаятряпка на быка.

Вечер начался чинно. Заикин, свободный от выступления, сиделв первом ряду и слушал громкокипящее чтение Бурлюка. Тот бросалв зал злые, накаленные докрасна строфы Маяковского:

Вашу мысль,Мечтающую на размягченном мозгу,Как выжиревший лакей на засаленной кушетке, буду дразнить об окровавленный сердца лоскут, досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий...

Неожиданно в зале раздался пронзительный свист. Из разныхконцов полетели выкрики:

– Большевик! Мерзавец!– Хамское отродье!– Красный выродок! Бей его!Бурлюк невозмутимо оглядел зал и продолжал:

– Хотите-буду от мяса бешенный...

Последние слова потонули в криках и реве. По проходам бежалилюди с искаженными от ярости лицами. Реакция была мгновенной:

64


Члены объединения “Творчество”. В первом ряду слева направо: Н. Асеев,

С. Третьяков, В. Силлов, О. Силлова (Петровская). Во втором ряду слева направо:

В. Пальмов, Н. Чужак, М Аветов, П. Незнамов

Заикин одним прыжком перемахнул через барьер и выскочил насцену. Бурлюк, белый как полотно, пятился назад. Заикин встал ря-дом с ним. “Голыми руками не отбиться”, – мельком подумал он,ища глазами какое-нибудь импровизированное оружие.Тут взглядего упал на пюпитр – массивную металлическую треногу на шесте.Заикин мгновенно ухватил его и размахнулся, Бурлюк изчез за ку-лисами...»

Во Владивостоке Д. Бурлюк сотрудничал в газетах, организовы-вал выставки, выступал с лекциями о новом искусстве. Здесь он сно-ва сблизился с Николаем Асеевым, Сергеем Третьяковым и Викто-ром Пальмовым, познакомился с Николаем Чужаком. Вместе они со-здали во Владивостоке футуристическую группу “Творчество” и на-чали издавать одноименный журнал, публикуя теоретические рабо-ты и статьи, освещающие литературную и художественную жизньСибири и Дальнего Востока.

В первом же номере журнала Д. Бурлюк напечатал статью “Вла-димир Маяковский. Поэт революции”65. Бурлюк пишет серию кар-тин и организует выставки своих работ и работ друзей из собствен-ной коллекции. Организует выставку находящихся во Владивостокерусских ссыльных и германских военнопленных. Картины сталипродаваться, и появились хоть какие-то возможности для временно-го сносного существования. Здесь же Д. Бурлюк написал воспомина-ния о Максиме Горьком и Елене Гуро66 Впоследствии Николай Асеев

65


Давид Бурлюк. Дом семьи Бурлюков во Владивостоке.

Гравюра на линолеуме. 1920 г.

вспоминал в журнале “ЛЕФ” о встрече с Д. Бурлюком во Владивосто-ке: “Однажды на улице я увидел широченную спину, по-дельфиньисогнутую в дугу. Я оглянулся на колыхавшегося по тротуару челове-ка. Так и есть, это Бурлюк. Широченные жесткого сукна штаны,цветной жилет, одноглазка в недостающем глазу и фигура фавна,столпа, отца русского футуризма врастает в землю от неожиданнойвстречи.

Бурлюк с двумя детьми и женой переселился в отдельный дом наокраине, за сопками, в рабочей слободке. Жил он в парикмахерской,брошенной владельцем, где подвал был залит водой. Это помогло емуприобрести новую болезнь– ревматизм. Комнаты были заняты на-рами, книгами и холстом для картин.

Бурлюк жил берложной жизнью. Он ходил, устраивал выставки,поэзоконцерты, издавал книги, шумел и громил мещан и пассеистов.Наскребавши немного денег, он закупал краски, холст, бумагу, чай,сахар, пшено, муку и материю на рубашки детям – всего этого ме-сяцев на пять– и засаживался за холсты. Он писал маслом и акваре-лью, сепией и тушью, а жена его, Мария Никифоровна, сидела ря-дом, записывая диктуемые им рассказы и воспоминания. Был он по-хож на дрессированного рабочего слона. Двери его квартиры нико-гда не запирались. Возвращавшиеся из доков рабочие часто заходи-ли к нему смотреть его цветистые полотна и разговаривать о них –столь странных и непохожих на Третьяковскую галерею. Бурлюкмолниеносный оратор. Он именно тот уличный художник и поэт, откоторого идут жизнерадостные излучения неожиданных афориз-мов, всегда свежих, глубоко убедительных, лишенных всякого фари-сейства, интеллигентщины, умничания. Но он, конечно, невозможенни в каком скрупулезном литературно-художественном собрании.Все равно что слон в посудной лавке.Он давит, толкает, крушит вседо точки с художественными восторгами. Он в пестрых штанах, самсебе плакат, с подмалеванной щекой, на эстраде, на улице, в толпе.Там ему по себе. Скажут шарлатанство, оригинальничание. Да, пе-строе, цветное блистательное шарлатанство, а не подхалимство,уживчивость, постничанье, пролезание бочком, скромность мона-шествующих в искусстве ради многолетнего признания привычки ибездарности, к мельканию у всех на глазах в сознании собственногодвухвершкового достоинства. А ради чего все это шарлатанство... Ра-ди того, чтобы иметь возможность пять-шесть месяцев спокойно за-ниматься любимым делом. Ради того, чтобы накопить себе запас зна-ний, опыта, заготовок. О, всесветные мещане, поймете ли вы когда-нибудь радость любимой работы. Таков Додя Бурлюк”67.

Этот рассказ о пребывании Бурлюков во Владивостоке дополня-ет сын Бурлюка Николай в “Воспоминаниях об отце”, рассказанныхГенри Гилфонду: “Японцы вторглись во Владивосток, когда мы былиеще там. Была редкая артиллерийская стрельба и пулеметная пере-стрелка. В это время нам иногда приходилось лежать на полу часами.Нужно было набраться достаточно смелости, чтобы выходить из до-

66


му в поисках пищи, но нужно было кормить семью, и эту обязан-ность брал на себя Виктор Пальмов, друг Бурлюка, художник, атле-тического сложения, смелый, сильный, лишенный чувства страха исмерти”. С Виктором Пальмовым Бурлюк знаком был со времен уче-бы в Московском училище живописи ваяния и зодчества, котороеВ. Пальмов окончил в 1915 году, а Бурлюк был исключен оттуда нагод раньше.

Теперь же Д. Бурлюк размышлял: оставаться во Владивостокеили возвращаться в Москву, что было небезопасно. Была угроза пре-следования ЧК за брата, служившего в царской армии. По рекомен-дации давнего друга по Тверской гимназии, Герберта Пикока, кото-рый находился также среди беженцев во Владивостоке и был сори-ентирован на переезд в Японию, и содействия японского корреспо-дента газеты “Токио Ничиничи” в Дальневосточной Республике Хи-роничи Оотакэ, Бурлюк принимает решение прожить некотороевремя в Японии, которая может стать трамплином для переезда вСША. Выбор был сделан.

Изданная уже в Америке Давидом Бурлюком книга“ Восхожде-ние на Фудзи-сан” (1926) начинается словами: “Посвящается свет-лой памяти Герберта Рудольфовича и Одилии Бернардовны Пикок”.В этой же книге Д. Бурлюк пишет: “Г.Р. Пикок, по женской линиирусский, происходящий из рода Бакуниных (внук анархиста Баку-нина). Отец англичанин, служивший многие годы английским кон-сулом на Кавказе. Г.Р. Пикок десять лет прожил в Сибири, исследуяжизнь народов крайнего севера. В нем чудесно слились русский ианглийский характеры... У русских есть порыв, пламенность, а в Пи-коке примешана еще природная порция упорной размеренной на-стойчивости. Г.Р. Пикок и его жена погибли под развалинами Иоко-гамы во время великой катастрофы (землетрясение) 1923 года. За не-сколько недель до своей смерти – пишет далее Д. Бурлюк, –Г.Р. Пикок прислал мне милое письмо из Японии. Затем в течениемногих месяцев–лет – не было мне ничего известно о судьбе его,пока, наконец, осенью последнего 1925 г. не пришло уже окольным,через СССР, путем известие о трагической судьбе Г.Р. Пикока”.Г.Р. Пикок помог Д. Бурлюку в получении разрешения на въезд вЯпонию. Семья же смогла присоединиться к нему только после того,как было выручено достаточно средств для выезда на острова. Прак-тически это было началом эмиграции.

1 Лившиц Б. Полутораглазный стрелец. СПб.; М., 1989. C. 643. 2 Бурлюк Д. Полвека. С. 7.3 Садок судей. СПб., 1910. №1.4 Color & Rhyme. N.Y., 1964–1965. № 55. C. 36.5 Голлербах Э. Поэзия Давида Бурлюка. Нью-Йорк: Изд-во М.Н. Бурлюк, 1931. С. 36 Марков В.Ф. История русского футуризма. СПб.: Алетейя, 2000. C. 15.7 Голлербах Э. Поэзия Давида Бурлюка. С. 5.8 Альманах: Я, ГЕНИЙ ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН. Составители С. Блох и В. Ройтман C. 9.

67


9 Энтелехия (греч.) – философское понятие, введенное Аристотелем и означаю-щее “завершение”.

10 Бурлюк Д. Энтелихизм. Нью-Йорк: Изд-во М.Н. Бурлюк, 1930. C. 11.11 Лившиц Б. Полутораглазый стрелец / Подг. текста, послесловие, примеч. А. Пар-

ниса. М., 1991.12 Голлербах Э. Поэзия Давида Бурлюка. Нью-Йорк, 1931. C. 7.13 A slap in the face of public taste // Canadian American Slavic Studies. Vol. 20.

NOS/1–2, Spring-Summer 1986.14 Русский голос. 22 мая. 1924 (газета). 15 Поступальский И. Литературный труд Давида Бурлюка. Нью-Йорк: Изд-во М.Н.

Бурлюк, 1930.16 Давид Бурлюк и его искусство // Свирель сабвея. Нью-Йорк, 1925. C. 25–26 .17 Александр Иванович Булдеев. Родился 15 августа 1885 г. в с. Горелое Таврической

губернии. Приехал в Америку в 1949 г. В том же году выпустил поэму “Преподоб-ный Серафим Саровский”. Скончался в Нью-Йорке 5 декабря 1974 г.

18 Харджиев Н.И. Статьи об авангарде. С. 317.19 Лившиц Б. Полутораглазый стрелец. М. 1991. C. 170.20 Парнис А.Е. ...лез, обезумев, Бурлюк // Литературное обозрение. 1993. № 6. C.21 Основание: ГАТО, ф. 107, оп. 1 Ю.В. Мещеряков, ст. науч.сотр. Тамбовского обл-

госархива22 Борис Анисфельд проложил путь эмиграции из России в 1917 г. через Дальний Во-

сток, Японию в Соединенные Штаты. Таким же маршрутом впоследствии про-ехал и Давид Бурлюк.

23 Фамилия Орланда в числе художников объединений и в др. справочниках не най-дена. (Прим. авт)

24 Муратов П. Старое и новое на последних выставках // Золотое Руно. 1908. №1C. 89.

25 Color & Rhyme. № 55. C. 2726 Крусанов А. Русский авангард. 1907–1932. СПб., 1996. С. 15.27 Марков В.Ф. История русского футуризма. Изд. “Алетейя”. Санкт-Петербург,

2000 г. С. 36.28 Северюхин Д.Я., Лейкинд О.Л. Золотой век художественных объединений в Рос-

сии и в СССР (1920–1932). Изд. Чернышева. Петербург. 1992. С. 38.29 Там же. С. 90.30 Color & Rhyme. № 55. C. 37.31 Сарабьянов Д.В. История русского искусства конца XIX – начала ХХ века. Нью-

Йорк, 1993. C. 168.32 Документов, подтверждающих, что Л.И. Михневич была еврейкой, обнаружить

не удалось.33 Издебская Г. Владимир Алексеевич Издебский на родине и в изгнании. Страницы

истории отечественного искусства. ГРМ – Санкт-Петербург, 1999.34 Владимир Издебский (1882–1965), одесский скульптор и организатор знамени-

тых выставок “Салон I” и “Салон II”.35 Издебская Г. Владимир Алексеевич Издебский на родине и в изгнании. Страницы

истории отечественного искусства. ГРМ – Санкт-Петербург, 1999.36 Там же.37 Там же.38 Харджиев Н.И. Статьи об авангарде. М.; RA, 1997. C. 309.39 Шеваршидзе А. Сезанн // Искусство. М., 1905. № 4. C. 40–44. Первая статья о Се-

занне, принадлежащая русскому автору (Прим. Харджиева).40 См. в статье А. Бенуа: «...Ларионов еще не Уистлер и, вероятно, Уистлером нико-

гда не станет, потому что Уистлер работает “как каторожник”» (Прим. Харджие-ва).

41 Рукописный отдел Русского музея (Прим. Харджиева). (СПб.).42 Харджиев Н.И. Статьи об авангарде. М.; RA, 1997. C. 311.43 Там же С.116-117.

68


44 David, Marussia Burliuk. Our friendship with W.W. Kandinsky // Color & Rhyme.[1963(?)]. № 51, 52.

45 Катанян В. Маяковский. М., 1985. C. 87.46 Русский голос. 29 марта 1923 г.47 Color & Rhyme. 1956. №31. C. 2.48 Поспелов Г.Г. Бубновый валет. М.: Советский художник, 1990. C. 111.49 “Синий всадник”. Изобразительное искусство. М., 1996. C. 16.50 “Кунстблатт. 1930. № 14. C. 59 51 Мюнхен–Нью-Йорк–Москва. 1996 г. С. 51.52 Письмо Д. Бурлюка к К. Драйер от 7 авг. 1943 // Yale university. The Beinecke rare

book and manuscript library. YCAL MSS101. Box 7. Folder №173.53 Красная стрела. Нью-Йорк: Изд-во М.Н. Бурлюк, 1932. C. 15.54 Color & Rhyme. 1956. № 31. C. 29.55 Письмо Д. Бурлюка к К. Драйер от 7 авг. 1943 // Yale university. The Beinecke rare

book and manuscript library. YCAL MSS101. Box 7. Folder № 173.56 Живопись Давида Бурлюка. Каталог выставки. Уфа, 1992.57 Ананий Рохлин. “Чужак” // Новое русское слово. 11–12 июня 1998 (Нью-Йорк).58 Бурлюк Д. Лысеющий хвост. Курган, 1918.59 Единственный известный экземпляр программы этой лекции Д. Бурлюка опубли-

ковал F. Ingold в сборнике “Schweizerische Beitrage zum VII InternationalenSlavistenkongress in Warschau” (с. 61) (Примеч. Н.И. Харджиева в кн.: “Статьи обавангарде”. М.: RA, 1997. C. 326).

60 Харджиев Н.И. Статьи об авангарде. С. 31761 Дальневосточное обозрение. 1919. 29 июня.62 Сборник докладов “С Дальнего Востока России в Японию и по всему миру – меж

дународные контакты в области искусства 20-х годов”. Япония 30 октября 2002 г.С. 21.

63 Марк Раев. Россия за рубежом. Изд. “Прогресс–Академия” Москва 1994. С. 36. 64 Копия рассказа хранится в архиве “Фонда Д. Бурлюка в г. Симферополь):65 “Творчество”. Владивосток–Чита. 1920. № 1.66 Воспоминания опубликованы в еженедельнике “Лель”. № 5–6, 12 и 19 дек. 1919.

(Примеч. Н. Харджиева в кн. “Статьи об авангарде”. М.: RA, 1997. С. 327).67 Асеев Н. Октябрь на дальнем // ЛЕФ. № 9. М.: ГИ. 1927.

69


70


ШМУЦ

71

ОБОРОТ

72

Искусство закрытого мира

ДДДД о середины XIX в. Япония оставалась “закрытой страной” иобмен информацией с внешним миром был очень невелик.Стремительно ворвавшаяся в мировое сообщество Япония

привлекла к себе всеобщее внимание. Уже к концу века Европу бук-вально захлестнул интерес к японской культуре. На различных вы-ставках и в печати, появилась информация о неведомом искусстве.Особенно привлекали внимание доселе неизвестные выразитель-ные средства. Прикоснувшись к нему, специалисты увидели, что су-ществует что-то другое, оживляющее окружающий мир своей неор-динарностью, пространственной композицией, невероятным эсте-тизмом и целостностью. Японское искусство выросло под сильнымвоздействием корейской и особенно китайской культур. На местномисторическом материале японцы по-своему преломляли их идеи иприспосабливали к своему образу жизни не разрушая прошлое, ужедостигнутое, а со свойственной им деликатностью наращивали и

73

Морской порт “Цуруга”, куда из Владивостока прибыли Д. Бурлюк и В. Пальмов.

Фотография из архива Акира Сузуки (публикуется впервые)

развивали свою культуру. Сведения о японском изобразительномискусстве проникли в Россию первоначально из Европы.

Огромное значение в “открытии” Дальнего Востока для русскиххудожников сыграл Виктор Эльпидифович Борисов–Мусатов(1870–1905). Еще обучаясь в Московском училище ваяния и зодче-ства, за увлечение японским искусством друзья называли его “япон-цем”. Невольно хочется привести аналогию. Когда Мусатов обучал-ся живописи в Париже в мастерской Фернанда Кормона он своимживописным талантом приближался к идеалам известной группы“Наби”, с которой не прослеживается его непосредственная связь.Любопытно, что наиболее яркого художника среди “набидов”, Бон-нара тоже друзья называли “японцем”. Повальное увлечение япон-ским искусством подвигло многих художников и страстных любите-лей этой культуры посетить Японию.

Морской офицер Сергей Николаевич Китаев провел в Япониипочти три с половиной года, собрал около двухсот пятидесяти кар-тин, несколько сотен этюдов, эскизов и несколько тысяч цветныхгравюр японских художников всех основных школ японской живо-писи. Возвратившись в Россию, он показал привезенные работы навыставках устроенных в Петербурге и в Москве (1896–1897). На од-ном из заседаний, проходящих в наши дни, совета по перспективамроссийско-японского сотрудничества – ректор Московского ни-верситета им. М.В. Ломоносова В.Н. Садовничий сказал:: “Именноэта выставка (имеется в виду 1886–1887 гг. – Н.Е.) дала импульсрусским художникам, которые стали проявлять большее внимание иинтерес к японскому искусству и занялись собиранием гравюр. Ак-тивными энтузиастами были Грабарь и Бенуа, и это стало первымнаиболее значимым событием в непосредственном знакомстве рус-ской интеллигенции с японской культурой”1.

Большую любовь к японскому искусству проявил Верещагин, ко-торый совершил две поездки в Японию – в 1903 и 1904 гг. Впечатле-ния от Японии отразились в ряде его этюдов, дающих представлениео старинной, полной своеобразия архитектуре, национальных обы-чаях этой интересной страны. Его приближение к японской культу-ре и одновременно российский патриотизм кончился трагично.31 августа 1904 года Верещагин находился на борту броненосца “Пе-тропавловск”, который был потоплен вражеской миной. Он отказал-ся покинуть корабль вместе с командующим русским флотом, адми-ралом Макаровым, и героически погиб вместе с ним..

Интерес России к японскому искусству был настолько велик, чтодаже поражение России в Русско-японской войне не только не осла-било этот интерес, а наоборот вызвало еще большее любопытство.Петербургская Академия в конце 1913 г. приняла решение специаль-но командировать на острова японского архипелага художникаМ.И. Кравченко и его соучеников, Н.Ф. Шереметьевскую, анимали-ста В.А. Ватагина, для более глубокого проникновения в японскуюкультуру.

74


Посещение европейскими и русскими художниками Японии, атак же массовый “десант” японских художников в конце XIX – на-чале XX вв. в Европу, а оказали влияние и на внутреннюю художест-венную культуру Японии. Она вплотную познакомились с появив-шимися в Европе новыми художественными течениями, в том числеи с русским авангардом. В Японии появились свои исследователи илюбители европейского и русского искусства. Известный россий-ский искусствовед, Николай Пунин, находясь в Японии с русскойвыставкой в июле 1927 г. в письме Наталии Гончаровой сообщает:“Японские художники сейчас под сильным впечатлением Парижа:Матисса, Марке, Утрилло, импрессионистов и т.д. Но очень беспо-мощны и внешне – чистое подражание Русские работы им кажутсясильными и оригинальными: здесь ведь был Бурлюк года три илибольше тому назад, тоже имел известное влияние и оставил след”2.Сама Гончарова писала, что Запад показал ей только одно: все, чемон обладает, происходит с Востока, как видно в случае с импрессио-нистами и японскими мастерами гравюр3.

Предстоящая встреча Д. Бурлюка с Японией и её культурой вол-новала его воображение. Еще обучаясь живописи в Париже в1904 году у Ф. Кормона он попал в ту же атмосферу, в которой ока-зался до него Борисов-Мусатов. Чуствительная и увлекающаяся на-тура Д. Бурлюка не могла оставаться равнодушной к этому древне-му, недавно неведомому миру искусству. Направляясь в Японию оннепременно отводил немалую роль задаче заработать денег. Он знал,что может реализовать часть имеющихся у него картин и собратьденьги для дальнейшего выезда в Америку. Но возможно главное: унего, одного из лидеров модернистского движения в России, челове-ка, называвшего себя “отцом российского футуризма” были амби-ции – заявить о себе японскому художественному миру, и предста-виться не только в качестве художника, но и лидера российскогоавангардного движения. О зарождении современного искусстваЯпонии, который волной доходил с российского Дальнего Востокабыло Д. Бурлюку известно.

Сразу под наблюдение

В Страну восходящего солнца, в порт Цуруга, Давид Бурлюк при-был 1 октября 1920 г. на судне “Хадзан Мару” вместе с ВикторомПальмовым и Гербертом Пикоком. По прибытии в Японию в тот жедень Бурлюк и Пальмов отправились в Токио. В течение двух недельпри содействии газетного издательства “Токио Ничиничи” им уда-лось организовать выставку под названием “Первая выставка рус-ской живописи в Японии”. В афише было указано об участии в ней“отца российского футуризма”. Четвертого сентября газета “ТокиоАсахи Шинбун” объявляла о предстоящем открытии выставки.

75

Глава II. Япония

Выставка открылась 14 октября 1920 г. в помещении фармацептиче-ской компании “Хоси-Сэйаку”.

В Токио живет и занимается переводами с русского на японскийязык Акира Судзуки. Им переведены на японский язык повестиД. Бурлюка: “Восхождение на Фудзи-сан”, “Морская повесть”, “ПоТихому океану”. Г-н Сузуки также собрал архивный материал и на-писал вместе с директором фонда Д. Бурлюка в Украине Алексан-дром Капитоненко и руководителем Ошимского музея Крестьянско-

76


Здание фармацевтической компании Хоси-Сэйаку, где состоялась

первая выставка Давида Бурлюка и Виктора Пальмова в Японии.

Фотография из архива Акира Сузуки

В зале первой русской выставки в Японии. Слева направо:

Виктор Пальмов, Сейджи Того, Давид Бурлюк

го искусства Г-ном Т. Фудзии книгу “Ошима в бытность Д. Бурлю-ка”4. В этой книге мы читаем:

«В архиве МИД Японии есть файлы под названием “Прочие отче-ты о поведении иностранных граждан, подлежащих наблюдению.Часть русских” и “прочие отчеты префектурных органов о состоя-нии иностранных граждан. Часть русских”. В этих файлах встреча-ются и отчеты, описывающие Давида Бурлюка и Виктора Пальмо-ваю.

Отчеты весьма красноречивы и мы с подробностями узнаем о“бдительности” японских властей, о функционировании во Владиво-стоке своей агентуры, о постоянной слежке за нашими героями вЯпонии с протокольной точностью. Нужно быть справедливым и от-метить, что тщательная слежка не наносила никакого ущерба худож-никам. Они были свободны в своих действиях и могли беспрепятст-венно путешествовать по всей стране. Описание их пребывания наземле Восходящего солнца, в виде докладов, с согласия Г-на Сузукивыносятся на страницы этой книги.

Относительно художников из России

Художник российского футуризма, россиянин, Виктор 1,Н. Халъмовъ, (Ошибка в написании. Нужно Пальмов. Прим. Авт.)33 года, и одно другое лицо. Вышеназванные лица прибыли сегодняв порт Цуруга из Владивостока па судне “Ходзан-мару” с цельюпроведения картинных выставок в Токио и Осака при помощи ре-дакций газет “Токио Ни-чипичи”, “Осака Майпичи” и др. и в09 час. 58 мин. дня направились в Токио на поезде. При этом на-чальник политического отдела региона Восточного ВладивостокаЦунэо Мацудайра направил письмо в адрес начальника полицей-ского участка Цуруга с просьбой оказать им помощь. В связи сэтим русский сотрудник участка Катарский поручил одному рус-скому негласное их изучение. Судя по его результату, было уста-новлено, что они являются художниками, принадлежащими кгруппе футуристов, действующих в последнее время в Никольске,Хабаровске и других сибирских регионах. Они не сомнительныеличности, но, по меньшей мере, не являются .желанными, так каклитературные и другие произведения футуристов пользуютсябольшой поддержкой экстремистов. Причем они могут бытьавангардом революции в России, расшатывают основу здоровойкультуры своими непонятными произведениями и ухудшают ее. В частности, могут способствовать усилению негативного влияния интеллигентных полузнаек, поэтому рассматриваютсякак подлежащие обращению па них особого внимания, о чем докла-дываю.В отчете от 05.10.1920 г. приведены результаты выяснения их проис-хождения и прошлого.

77


Относительно художников российского футуризма

Останавливаются у россиянина Ильина по адресу: Адзабу-куХонмура-тё 144 художник, Виктор Никандрович Палъмов (родился вянваре 1888 г.) тоже, Давид Давидович Бурлюк (родился в июле1882 г.)

Вышеупомянутые лица, как раньше докладывалось, приехали вТокио 2-го числа су го месяца и намерены устроить выставку. Нижеприведены результаты тайного сыска по биографии и цели прибы-тия в Японию.

Пальмов

Родился в городе Самара и в возрасте 17 лет отправился в Моск-ву для изучения рисования. Но когда он учился, в Европе началасьПервая мировая война и он в 1915 году был мобилизован в армию. Во-евал на фронте против немецко-австрийских войск. С возникнове-нием в 1917 году революции в столице России, он вернулся в Москву.Но здесь жить было тяжело, не хватало продовольствия, поэтомуему пришлось возвратиться в родной город, а затем вместе с чеш-скими войсками он направился на восток. Через Томск доехал до Вла-дивостока, где прожил два года. В настоящее время он работаетучителем в женском училище города Никольск.

Бурлюк

Родился в Харьковской губернии и изучал живопись. Жил в Мо-скве как художник. Однако не смог терпеть деспотизм экстреми-стов и два года назад вынужден покинуть Москву. Совершил по-ход на восток вместе с чешскими войсками и, устраивая картин-ные выставки в ряде сибирских городов, доехал до Владивостока.Здесь он захотел посетить Японию и обратился к корреспонден-ту газеты “Токио Ничиничи” во Владивостоке Хирокичи Оотакэза советом. Последний, поддерживая его пожелание, пообещал об-ратиться к редакциям газет “Осака Майничи” и “Токио Ничини-чи” за помощью и предложил заработать средства к поездке ижизни путем проведения выставки. Вот почему он вместе со сво-им другом Пальмовым и проводником Оотакэ прибыл в Японию.Они намерены прожить здесь две недели, а затем отправиться вОсаку.

Секретный отчет № 426 от 4 октября 1920 г. О прибытии худож-ников российского футуризма в Токио

Художники российского футуризма

Давид Давидович Бурлюк, 40 летВиктор Никандрович Хальмов. 45 лет. (В фамилии допущена

ошибка. Нужно Пальмов. – Н.Е.) Вышеупомянутые лица 2-го числа сего месяца в 8 часов 15 ми-

нут прибыли в Токио из Цуруги железной дорогой и остановились

78


в “Токио Стэишн Хотел”. На другой день, 3-го октября, покинулиэтот отель и переселились к русскому художнику Ильину по адре-су: Мотамура-те района Адзабу. Они приехали в Токио с целью, поих словам, рисовать пейзажи Японии и устроить выставку присодействии Хирокичи Оотакэ. работавшего корреспондентом га-зеты “Токио Ничиничи” во Владивостоке, и привезли около 300своих футуристических картин для показа японским зрителям-Было запланировано провести выставку в здании редакции газе-ты “Токио Ничиничи” в течение нескольких дней. Однако руко-водство газетного издательства не разрешило им использоватьпомещение так долго. Поэтому работник издательства, некийИсида, обратился к г-ну Хоси, президенту фармацевтическойкомпании “Хоси Сэйяку” по адресу: Минамидемма-тё 3-22 районаКёбаси и получил разрешение на проведение выставки е одном изпомещений, расположенном на 7-м этаже здания этой компании втечение двух недель. Срок проведения выставки пока не уточнен,так как необходимо готовить рамы картин, но выставка должнабудет открыта около 10-го числа сего месяца.

По неутонченным сведениям, они оба носят крупную сумму денегс собой, поэтому следует следить за ними и в дальнейшем.

79


Токио Стейшн Отель. 2004 г. Фото автора

Японские футуристы

О российском футуризме в Японии знали очень немногие.Большее внимание было в то время сосредоточено на итальян-ском футуризме, к которому интерес возрастал с каждым днем. Вканун открытия “русской” выставки, в художественной средеяпонской молодежи была создана футуристическая художествен-ная ассоциация “Мirai-hа Bijutsu Kuokai”. Её создатели, молодыехудожники модернисты Гьё Фумон и Джунзо Ито организовали ипровели в Токио с 16 по 25 сентября 1920 г. “Первую выставку ас-социации японских футуристов”. Так, что вскоре открывшаясявыставка россиян совпала с бурным вторжением японских футу-ристов в Художественную среду своей страны. Каталог “Первойвыставки русской живописи в Японии” был снабжен вступитель-ной статьей Хакутеи Ишия, ставшим в дальнейшем знаменитымхудожником, и вступительной статьей Д. Бурлюка. Каталог содер-жал список 473 работ 28 русских художников. Большая часть экс-понируемых картин состояла из полотен кисти Давида Бурлюка иВиктора Пальмова были остальные, из личной коллекции Д. Бур-люка, включая работы Василия Каменского, Казимира Малевича,Владимира Татлина и других. Тогда еще японские критики писа-ли, что влияние живописи Бурлюка на японских авангардистов небыло таким сильным, но “отец российского футуризма” создалпривлекательную атмосферу, которая привела к активизации де-ятельности японского авангарда и организации “Второй выставкиассоциации японских футуристов»5.

Далее из секретного отчета, мы можем узнать подробности и ат-мосферу при которой проводилась “Первая” выставка

Секретный отчет № 574 от 26 октября 1920 г.

Касательно художников российского футуризма Давида Дави-довича Бурлюка Виктора Никандровича Пальмова Вышеназван-ные лица, как уже сообщалось, проводят выставку в здании “ХосиСэйяку”. Газета пишет об открытии выставки, и все больше зри-телей посещают выставку. Так, в последнее время ежедневноечисло зрителей достигает в среднем 600 человек. Хотя вход в вы-ставку бесплатен, но объем продажи буклетов выставки ценой в30 сэн доходит до 60 иен в день, что с избытком обеспечивает ихжизнь, и русские художники этим очень довольны. Добровольно импомогают, кроме хозяина компании “Хоси Сэйяку” Хадзиме Хоси,работник редакции газеты “Токио Ничиничи” Хирокичи Оотакэ,работник “Хоси Сэйяку” Рюси Сэкигучи, футуристический ху-дожник Гьё Фумон, студент медицинской школы Сюйчиро Кино-сита, студент школы французского языка “Канда Атэнэ-франсэ”

80


Судзу Оонуки, а также русские художники Недашковский и Щер-баков, которые порой посещают выставку. Помогающие думают,что благополучная нынешняя ситуация продолжится недолго, по-этому желательно, пока взаимная симпатия не испортится, за-кончить выставку и пораньше возвратить художников на родину.Однако художники по окончанию нынешней выставки хотят со-вершить экскурсию по Хаконэ и Никко, а потом устроить еще од-ну выставку – теперь уже в Осаке. Поэтому Оотаке придется по-просить помощи у корреспондента “Осака Майничи” КацудзиФусэ, который в ближайшие дни приедет в Токио. Срок работывыставки продлили с 26 до 29 числа.

С выставки в Токио Бурлюк и Пальмов продали некоторые рабо-ты, и отправили во Владивосток достаточно денег, чтобы оставшаясятам семья Бурлюка имела возможность присоединиться к ним. Де-нег хватило на билеты и даже на предъявление на японской тамож-не наличных. Это требовалось для того, чтобы показать, что эмигран-ты вполне состоятельные люди и они не окажутся обузой для госу-дарства.

Автор, находясь в Токио, при содействии переводчика повес-тей Д. Бурлюка познакомился с людьми, занимающимися темойяпонского футуризма, а также творчеством Д. Бурлюка. Это профессор университета Цукуба Г-н Тошихару Омука и куратормузея графического искусства г. Мачида, Г-н Кеджи Такизава.Они уделили мне много внимания и провели в запасники токийского Музея современного искусства. Куратор музея, лю-безная Г-жа Хироко Като провела нас через сложные охранныесистемы и мы предстали перед двумя замечательными кубофуту-ристическими работами В. Пальмова, находящимися в идеальномсостоянии.

В начале ноября Д. Бурлюк и В. Пальмов, воспользовавшисьсвободным временем до приезда членов семьи из Владивостока,отправились на остров Ошиму, поработать на плэнере: отсюда порассказам японских друзей открывается необыкновенный вид наФудзияму. В своей повести “Ошима”6 Д. Бурлюк пишет об остро-ве: “В середине острова подымаются цепью горы, они такой вели-чины, как южный берег крыма у Байдарских ворот, но характерих иной: эта цепь гор изрезана сверху до пяты оврагами: все по-крыто кустарником; овраги на горах напоминают морщины, таки-ми складками изперщено лицо вокруг рта у глубоких старух, этиморщины все сходятся к отверстию рта: кажется, будто горасморщилась высыхая; или с вершины горы, из воронки ея, как изчана, переполняя её, бежала обильная, упорная вода”. И далее оботкрывающемся виде на гору Фудзи: “...гордая, с Ошимы, в про-филь видимая, (из Токио она разсадиста) высокая взнесенность,венчанной снегом Фудзи, глядящая через пролив на маленькийостровок; не закрыть от ея холоднаго взгляда бесконечных крылокеана”.

81


82


Гостиница на острове Ошима, где останавливались Д. Бурлюк и В. Пальмов.

Фотография из архива Акира Сузуки (публикуется впервые)

В запаснике Музея современного искусства в Токио перед произведениями

Виктора Пальмова. Слева направо: Кеджи Такидзава, автор книги, Хироко Като,

профессор Тошихару Омука

Поселились художники в городке Матомуру в гостинице Миро-ия. Пополнив свои коллекции эскизами и зарисовками Д. Бурлюк иВ. Пальмов возвратились в Токио, а потом отправились в Осака, гдепри содействии японских друзей удалось организовать вторую “рус-скую” выставку.

За время пребывания во Владивостоке семья Д. Бурлюка не-сколько изменилась. К ней присоединился художник Вацлав Фиала,ставший женихом сестры Д. Бурлюка, Марианны. Маруся Бурлюк сдвумя сыновьями, сестрой Лидией, Марианной, Вацлавом Фиалаприбыли в Японию 13 ноября 1920 г. Очередной секретный докладпроливает свет на некоторые подробности:

Секретный доклад №2451 от 17 ноября 1920 года

Касательно прибытия русских художников в Осаку. Художник российского футуризма, русский Викторъ Н. Хальмовъ

(Ошибка в написани, Прим. Автора) 33 года, Тоже Давид Бурлюк38 лет Вышеупомянутые лица прибыли на центральный вокзал Оса-ка из Токио поездом в 9 ч. 42 мин. утра 15 ноября. Они встретились сЕленевской (жена Палъмова), которая 13 ноября прибыла в Осаку изЦуруги и остановилась у русского Мацуева по адресу: 4-тёмэ Сонэд-закиуэ, район Кита, Осака, и вместе останавливаются в гостинице

83


Владелец галереи “Сетагая” г-н Судзуки (слева) показывает принадлежащую ему

картину Давида Бурлюка “Мотомура на островах Ошима” (1920 г.).

Справа автор книги и его друг г-н Сузуки

“Фусая” в том зке Сонэдзакиуэ. При помощи (личной) работника ре-дакции газеты “Осака Майничи” Отокичи Курода было решено про-водить выставку с 22 по 29 ноября в универмаге “Мииукоси”. Сейчасиду т работы по подготовке к выставке, где будут экспонировать-ся картины футуристических и других современных русских худож-ников. Поскольку литературные произведения и другие работы фу-туристов получают большую поддержку со стороны экстремистов,уделяем особое внимание их действиям и словам. Докладываем в по-рядке информации.

После проведения выставки в Токио и Осака художники пере-ехали в Киото, древнюю столицу Японии, где открыли свою третьювыставку в универсальном магазине одежды “Таkashima-ja”. Функ-ционировала она до конца апреля. Несколько работ с этой выставкибыли проданы членам императорской фамилии, а также знаменито-му японскому художнику, работавшему в национальном стиле, Сей-хо Такеучи.

Вот, что написано в отчете по поводу киотской выставки:

Секретный отчет .№1027 от 16 декабря 1920 г.

Губернатор префектуры Киото Мабучи Эйтаро Министру вну-тренних дел г-ну Токодзи Такэдзиро, Министру внешних дел, графу,г-ну Учида Ясуя, Начальнику полиции Токио г-ну Ока Кисичиро, Губер-наторам префектур (Осака, Хёго, Канагава, Фукуи)

Относительно русских художников футуризма:Русский художник футуризма Виктор Пальмов Жена этого ху-

дожника Еленевская (имеется в виду Лидия. Прим. автора.). Русскийхудожник футуризма Давид Бурлюк.

Вышеназванные лица прибыли в Киото из Осаки поездом в 2 ч.9 мин. дня 2-го декабря и остановились в гостинице “Мацуя” по ад-ресу: Каварамачи 3-дзё-агару Хигаси-иру. 5-го декабря открыли вы-ставку российской футуристической живописи в универмаге “Та-касимая” и 11-го того же месяца закрыли ее. Завершив прочие оста-точные дела, они выехали в Иокогаму 15 числа поездом, отправив-шимся от вокзала Киото в 1 ч. 15 мин. дня, вместе с русским худож-ником Вячеславом Фиалой, его женой и двумя детьми, которые в 5часов вечера 8-го числа прибыли в Киото и остановились в той жегостинице. Эти люди собираются ехать на Огасавару. Художникивыразили свое удовольствие большому успеху выставки, проведен-ной в нашем городе, по сравнению с теми же выставками в городахТокио и Осака. В частности, посочувствовав настоящему состоя-нию художников, Ее величество Каяномия купила несколько картиниз сострадания, что они приняли как высочайшую честь. Вспоми-ная царскую эпоху своей родины, русские художники очень радуют-ся и говорят, что, мол, сердце переполнено. Они заявили, что наме-рены еще остаться в Японии, рисовать пейзажи и проводить вы-

84


ставку вместе с японскими коллегами в г. Токио или г. Кобе в нача-ле будущего года. В нашем городе они реализовали 15 картин общейстоимостью более чем 1300 иен. Кроме того, выручка от сбыта ка-талога составляет не менее 400 иен. Посетителей насчитали 23тысячи человек. Среди покупателей, кроме Ее величества Каяно-мия, такие знаменитые люди, как крупный налогоплательщик пре-фектуры Окаяма г-н Мидзогучи Ясутаро, художник Такэучи Сэйхои многие другие.

Настоящим докладываю.

В теплые края

К счастью сохранился рассказ художника Вацлава Фиалы, опуб-ликованный в Чехословакии. В нем подробно описывается пребыва-ние всей семьи в г. Киото и поездка на зимний сезон на острова ар-хипелага Бонин. Это очень важный период в творческой жизни Д.Бурлюка, где в обстановке полной изоляции от бурной городскойжизни, благоприятного климата и отсутствия житейских забот, емупредоставилась возможность разобраться в собственном мироощу-щении находясь в необычной утонченной художественной средеобитания. Вацлав Фиала пишет: «На берегу Камо-гавы стоит ядоя, вкоторой я жил со своими друзьями. Наша ядоя является типичнымяпонским постоялым двором. Все здесь такое мелкое, миниатюрное,что опасаешься ходить по малым галереям и узеньким коридорам.Но, как и в каждом японском помещении, тут царит чистота и вкус,которые проявлялись в каждой мелочи.

В одной из комнат постоялого двора жил мой шурин художникДавид Бурлюк со своей семьей, а в другой комнате остановились мысо своей супругой. Служанки несан постоянно бегали вокруг; однаприносила еду, другая готовила постель, расстилая на полу футоны(покрывало из ваты), еще одна поспешно бежала на вызов гостя ипропадала где-то за бумажной стеной сеози; шаркающий звук до-машних башмаков, который сопровождался веселым смехом, былослышно во всем доме.

Мы готовились к ужину. Одетые в кимоно, сидели по-восточномуна полу, устеленном малыми макурами (матрацами). Перед каждымиз нас стоял маленький стол и на нем – красньй лакированный под-нос, заполненный тарелочками и мисочками, в которых был суп изустриц и какой-то травы, куски жареной и сырой рыбы, овощи, су-шеная морская капуста, очень острые бобы и молодой бамбук с ло-тосом. Симпатичная несан заботливо наполняла пустые миски варе-ным несоленым рисом с большого деревянного казана. Мы ели не-удобными деревянными палочками хаси, а запивали горьким япон-ским зеленым чаем из миниатюрных чашечек. На твердых футонахзавершился наш день, лучший, чем сон. который приносит тихаяяпонская ночь.

85


Это было после выставки в Киото, на которой были представле-ны несколько наших работ. Мы думали, что делать дальше: оставать-ся на зиму в Киото или перезимовать в каком-либо другом месте, наодном из южных островов Японии.

Мы волновались, предоставит ли нам возможность наш бумаж-ный домик возможность работать в зимние месяцы, когда японцы,закутанные в несколько кимоно, вынуждены отогревать свои за-мерзшие руки над раскаленными угольями гибачи. Посоветовав-шись с нашими японскими друзьями, мы приняли решение ехать.

Целью нашей поездки было попасть на один из самых южных ар-хипелагов – острова Бонин, заброшенные далеко-далеко в Тихийокеан. Наш план стал возможным благодаря тому, что вскорости от-ходил пароход с Иокогамы. Нашему решению способствовала таин-ственность дороги на Бонинскне острова, которые были неизвестныбольшинству японцев, а также то. что южный берег одного из остро-вов должен быть достаточно теплым для нашего художественноготруда. Короткие приготовления к путешествию, церемонное, но сер-дечное прощание с хозяином и выезд на вокзал на быстрых курумаи.

Мы сидели в низеньком вагоне японской государственной же-лезной дорога с множеством низковатых окон, двумя длинными си-дениями, протянутыми вдоль стен, которые были обиты краснымбархатом, на которых сидели пассажиры, заклав под себя ноги: однипокуривали свои миниатюрные трубки, постоянно набивая их мелконарезанным табаком. Другие быстро поедали деревянными палочка-ми – бенпю – рисовое блюдо, которое продается на вокзалах. Груп-па людей постарше громко и весело разговаривала, попивая теплоерисовое сакэ (легкую и весьма приятную на вкус японскую водку).

Заходящее солнце создало неописуемой красоты фейерверк надсвященным озером Бива. С самого рассвета сюда смотрят глаза Фуд-зиямы, окутанной непроникновенной мглой.

В Иокогаме нас встретил шум большого города. Удивительнаясмесь Азии и Европы. Большие строения в европейском стиле, а воз-ле них – маленькие японские “учи”. В шумном порту, на рейде ко-торого мы увидели большие и малые суда под различными флагами,можно было встретить людей со всего мира. Необходимые покупкии приобретение билетов у судовладельческой компании “Нишюн-Юсен-кайся” длились недолго.

Наибольшее внимание мы уделяли покупке красок и др, художе-ственного инвентаря. На островах не будет возможности что-нибудьпополнить. Завтра мы отплываем.

На следующий день была плохая погода. Подул холодный ветер.Мы поднялись на маленькое судно, которое доставит нас на корабль,спрятанный в глубине порта. Суденышко торопливо проплывало ми-мо множества маленьких корабликов и лодок. И вот проплываем ми-лю нескольких гигантских океанских кораблей, следующих в Шан-хай, Сидней. Ванкувер, Европу. Трубы выбрасывали массы коричне-вого дыма в серую мглу.

86


Мы поднялись на пароход “Хиго-мару”, небольшой как для мас-штабов парохода корабль, длинный и узкий, с одной трубой, оченьстарый, построенный, как я потом выяснил, на верфи Кокерилла вСераингу в 1884 году. У него был слабый двигатель, который поддер-живал работу парусов, и это очень помогало ему плыть. Освещениетакже еще было керосиновым. В общем, старый морской ветеран, ноопытный в борьбе со штормами и прибоями. Мы смотрели на него сполным оптимизмом.

На палубе 2-го класса нам выделили две каюты, которые не соот-ветствовали требованиям этого класса. В первой из них, около стен,юнга привязал багаж. Тут было место для стола и нескольких стуль-ев. В другую кабину мы вынуждены были втиснуться с еще несколь-кими пассажирами. Спали мы по-японски на полу на ватных матра-цах, тесно прижавшись друг к другу.

Отъезд! Из чрева “Хиго-мару” донесся продолжительный оглу-шительный рев.Я вышел на палубу. Дул свежий ветерок, пронизан-ный запахом дегтя. Юнга вытащил лязгающую цепь якоря. Двигате-ли заработали и целый корабль слегка задрожал. В серой полутемно-те мы тихо проплыли мимо причала. Миновали два белых маяка, за-вершавших два мощных причала. Далее пересекли Токийский залив.Направо увидели на крутом берегу виллы европейского кварталаБлафф. Над городом нависла темнота. И лишь светильники мигали,как жемчужное монисто. Иокогама уходила вдаль и, наконец, ее ста-ло видно как пылающее пятно на темном фоне. Маяки посылали намсвоим мигающим светом последние приветы.

Справа от нас находился военный причал Йокосука, а у него –припрятанные гиганты военно-морского флота империи. Залив вок-руг расширялся, за густыми сумерками виднелся берег в виде тонкойтемной линии. Перед нами уже представали безграничные воды наи-большего в мире океана. На горизонте была видна более светлая поло-са неба. Это был последний луч заходящего солнца, высветивший тем-ный силуэт конусоподобной вершины. Кто-то заметил: “Сопка Миха-ра – наивысшая точка острова Ошима, первого из семи островов Ид-зу”. С давних времен сюда ссылали узников киотского микадо, а сего-дня это место отдыха, известное своим умеренным климатом.

Я вспомнил старого лучника Таметомо, которого часто воспева-ют в японской поэзии и романсах, и которого в XII веке также сосла-ли на этот остров». Морское путешествие трех семей Д. Бурлюка,В. Пальмова и В. Фиалы длилось пять суток Покинув холодный идождливый город Иокогаму они оказались в летних широтах архипе-лага Бонин. Они облюбовали маленькое, тихое селение Огиура и за7 иен в месяц арендовали домик...

«Наш домишко стоит под зеленым холмом между зарослями бана-нов и фикусов. Прямо перед строением течет ручеек, огороженныйсерыми камнями, через который проложен мостик Эта халупа былапостроена из тонких дощечек, очень плотно закрепленных между со-бой. В щели время от времени можно было увидеть чей-то любопыт-

87


ный черный глаз. Стреха – (крыша) была покрыта пальмовыми ли-стьями, потолок вообще отсутствовал, вверху под стрехою на целуюдлину стены были большие проемы, обеспечивающие доступ воздухав помещение. Воздух мог также проходить целый день через откры-тые двери, которые были совсем не похожи на двери железнодорож-ных товарных вагонов. Замки, так же как и засовы, не были здесьособенно распространены. Мебель у нас вообще отсутствовала.

Наш домик, который был местом нашего обитания и мастерской,разделялся на две комнатки. В большей из них поселился Д. Бурлюкс семьей, а в меньшей – я со своей женой. Спали мы обычно на по-лу, но спать было так приятно!

С рисованием мы не тянули. Сразу на второй день открыли ящикс красками и начали работать. Отыскали плотника, который смасте-рил нам рамки. Полотно готовили сами, оно хорошо высыхало подтропическим солнцем. Недалеко от домика на холме стоял неболь-шой буддистский храм, из которого с утра доносился ритмичныйзвон, служивший нам в качестве будильника. С сундучком в руке япошел рисовать небольшой этюд “перед чаем”. До обеда мы рисова-ли в окрестностях, а после обеда приходила очередь создать какую-нибудь композицию.

Иногда нам позировала какая-нибудь из местных красавиц: Фуку-сан, Отакэ-сан, Чочо-сан и другие, или же сельский староста. Не вседевушки, однако, соглашались позировать. Так, одна японка с гибким

88


Давид Бурлюк. Деревня Оогиура на островах архипелага Огасавара. 1921

станом и крутыми бедрами гостила у нас в доме и наблюдала, как яработаю. Но как только я начал рисовать ее портрет, она оскалила зу-бы и начала угрожать одной из моих собственных картин, схватив ееобеими руками, и мне пришлось прекратить ее портретирование. По-добные случаи были у меня и в Европе, но еще худшие – с арабами.

Местные жители очень интересовались нашим занятием. В кон-це концов пришел к нам один торговец, выращивавший сахарныйтростник и за любую цену пожелал, чтобы я нарисовал его портрет.Мне пришлось согласиться и он пригласил нас с женой в гости. По-том он выбрал среди картин Д. Бурлюка одну и пожелал ее купить.Поскольку Д. Бурлюк не хотел ее отдавать, торговец упрашивал егои предложил сумму в 30 иен, что составляло большую цену. НоД. Бурлюк очень любил эту свою работу и, к великому сожалениюторговца, не согласился.

Местному парикмахеру я обещал нарисовать что-нибудь “на па-мять”, а вознаграждением за это должно быть его цирюльничье ис-кусство, но он ежедневно приходил и спрашивал, не готова ли ещевещь. Пришлось подарить небольшой эскиз и местному полицейско-му, поскольку он считал своей заслугой то, что ограждал нас от вся-ких неприятностей.

Интересное приключение произошло однажды с Д. Бурлюком.Мой приятель нарисовал по просьбе местного плотника что-то “напамять”. Однако Канеку-сан, как его звали, пожелал себе другуюкартину, намного большую, на которой был нарисован именно егособственный домик. Д. Бурлюк хотел предложить ему много другихэскизов, но плотник стоял на своем. Д. Бурлюку пришлось проигно-рировать его просьбу. Это было незадолго до нашего отъезда. Плот-ник разозлился и в результате даже отказался закончить работу, ко-торая нам была крайне необходима. Волей-неволей Д. Бурлюку при-шлось подарить ему эту картину. Настроение Канеку-сана сразу по-менялось, он радовался как маленький ребенок и с гордостью пока-зывал каждому вещь, которую обрел. Потом он пришел к нам вместес парикмахером и в знак благодарности вручил нам бутылку мест-ной водки и несколько килограммов засоленной пахучей репы.

По-моему, японцы имеют врожденную любовь к искусству, кото-рая даже у этих самых нижних слоев имеет вековую традицию. Час-то за моей спиной стояла очень деликатная и тактичная группа або-ригенов и с нескрываемым интересом и пониманием наблюдала закаждым движением моей кисти. И дети, которые были моими на-блюдателями чаще всего, всегда вели себя достойно, и потому не бы-ло никаких неприятностей».

Зимние месяцы прошли очень быстро. Стало теплее, некоторыедни выдавались жаркими, что значило о приходе тропического лета.Мы раздумывали над возвращением в Иокогаму. Перед Омуроюснова появился наш старый знакомый “Хиго-мару”. Сейчас он идетна Хага-джиму, а через два дня возвратится. Мы должны пригото-виться к отъезду.

89


В это время на побережье у причала установили столб с таблич-кой, на которой по-японски и по-английски было написано: “На ост-рове запрещается рисовать и фотографировать”. Наше дальнейшеепребывание на островах было бы теперь напрасным.

Мне кажется, что подозрительное японское руководство так и неповерило, что цель нашей поездки есть исключительно художествен-ная работа, а потому подсылало нам какого-нибудь “гостя”, которыйуделял повышенное внимание как лицевой, так и к тыльной стороненаших картин. Однако никаких неприятностей с властями мы вооб-ще не имели. Тайные посланники были очень вежливы и после того,как выпивали несколько чашек чая, уходили, очень сердечно с намипопрощавшись. И еще один случай научил нас не доверять властям.Когда я впервые побывал в Омури, то накупил себе почтовых откры-ток и почти все разослал. Хотел купить еще одну, чтобы оставить себе, но напрасно искал ее по целому поселку, не найдя уже ни одной.

Интересное приключение с нами было еще перед отъездом с Иокогамы. Курумаи (извозчики), которые везли наши вещи черезгород, куда-то исчезли с багажом и мы напрасно ожидали их целыйчас. Пришлось нам идти на пароход без багажа. Наши вещи все жедоставили на корабль, но уже другие люди. И лишь позже мы заме-тили, что пропала маленькая швейная машинка, которую везла с со-бою семья Д. Бурлюка. Теперь, после возвращения в Иокогаму, еевозвратило руководство полиции. Пропала без следа также тетрадь,

90


Давид Бурлюк. Пильщик красного дерева. Остров Чичидзима. 1922

в которой Д.Бурлюк записывал стихи в дороге, когда имел поэтиче-ское настроение.

На пароплав мы сели за день перед отъездом, чтобы обеспечитьсебе места. Отвез нас наш огурийский Сендо-сан. На моле собралосьпочти все село. Хозяин постоялого двора с женой, торговцы, учи-тель, плотник, парикмахер, полицейский и многие другие. “Саёна-ра!”, – кричали они, когда мы отдалялись от берега. “Саёнара!” И махали руками.

На этот раз мы едем в 3-м классе и билет стоил нам 12 иен на че-ловека. Просторное, довольно проветриваемое помещение на носукорабля. Мы лежим на койках, разложенных в два ряда одна над дру-гой. Мы с женой имеем хорошее место вверху у круглого иллюмина-тора. Почти все места заняты. Среди пассажиров есть много знако-мых из села и его окрестностей.

Везде было веселое настроение. Кто-то играл на самисене, а не-сколько молодых людей заводили свою бесконечную ута (песню) втакт работы корабельного двигателя Пищу нам давали три раза вдень и приносили ее прямо в каюту. Мы не заметили особой разни-цы между пищей во втором и третьем классах.

Через несколько часов спокойный до того океан разбушевался.Волны как горы переваливались через палубу. Внутри какая-то боч-ка ездила из угла в угол, ибо юнга забыл ее привязать. Где-то упала игромко разбилась посуда . Мы в самом деле боялись, чтобы корабльне перевернулся. К счастью, на этот раз мы имели больше поклажии нагрузка была достаточной. Пение молодых людей не прекраща-лось и перемешивалось со скрежетом и скрипением корабля и ре-вом океана. Мы подчинились своей судьбе легли спать.

Прошла ночь, еще один день и еще одна ночь. Утром мы сноваоказались перед Хачиджо, но с другой стороны. Океан успокаивал-ся. В Хачиджо мы переночевали. Посетили Хачиджо-Фуджи и скоропосле этого отплыли от берега и направились к Иокогаме.

Иокогама как раз переживала сладкое и нежное пробуждение.Сквозь молочную прядь мглы было видно розовые сакуры и красныеазалии. Мы спешили навстречу японской весне”.

Экзотические русские

Д. Бурлюк, В. Пальмов и В. Фиала написали большое количествоживописных работ на островах Бонин. Они были полны решимостиреализовать их как можно скорее. В Токио начался весенний выста-вочный сезон. Помогли, как и с первой выставкой, старые друзья изгазеты “Токио ничиничи”. В помещении “Newspaper building” 1 ап-реля 1921 года открылась выставка русских художников. Помеще-ние было предоставлено только на четыре дня. Посетителей было до-статочно много. Многие уже были наслышаны о художественнойкультуре соседской страны России и уже познакомились с творчест-вом Д. Бурлюка и В. Пальмова. Некоторых привлекала экзотические

91


для японцев фигуры художников Короткого времени хватило на то,чтобы продать какое-то количество картин. Анонимный критик ука-зывал, что большая часть картин выставки, за исключением несколь-ких футуристических, были реалистическими7. Случайно ли это?

Показывая свои, привезенные с собой кубофутуристическиекомпозиции, гармонично экспрессивные и эпатажные, Бурлюк ос-тавил серьезный след в японском искусстве, которое начало дышатьноваторским духам.

Вместе с тем многие художественные критики считают, что отъ-езд из России перевернул мировозрение художника. Вместо кипя-щего и бурлящего творчества, разработки экспрессивного, новатор-ского, революционного стиля, у Д. Бурлюка происходит резкий по-ворот к реализму, но не в чистом виде, а с некоторой экспрессивнойдеформацией образов.

Большее разнообразие в жанрах, ироничность рисунка, фигурылюдей становятся похожими на нэцкэ (миниатюрная японскаяскульптура), но это происходит на более позднем этапе, уже в Аме-рике, а здесь в Японии его картины и носят черты японской художе-ственной эстетики 1920-х годов, которую называют в Японии – ёга.

Д. Бурлюк попал в уютные лапы очень сильного эстетическоговоздействия гравюр мастеров золотого века укиё-э, таких кумиров,как Кацусика Хокусай (1760–1849), Утагава Хиросигэ ( 1797–1858),которые в свое время оказали огромное влияние на становление в Ев-ропе импрессионизма и постимпрессионизма, и увлекли как ЭдгарДэга, Клод Моне, Винсент Ван-Гог и многих русских художников.

Уместно сказать, что вся семья Бурлюков настолько вросла вяпонскую культуру, что прибыв в Америку, дети Никиша и Давидпродолжали еще долго носить японскую национальную одежду. Из-вестен факт, что дети пошли в первый свой день в американскуюшколу в японском традиционном кимоно, что вызвало недоумение уокружающих

Ту коцепцию, которую Д. Бурлюк разрабатывал со своими спод-вижниками в России – “отрицание прошлого, разрушение старогово имя нового”, в Японии провозглашать оказалось неуместно. В этойв стране утвердились крепкие национальные традиции в живописи,Д. Бурлюк оказался свидетелем благополучного сосуществованиятрадиционного и нового. Даже в работах тех японских художников,которые попали под итальянского футуризма, четко просматривает-ся материнская основа искусства времени укиё-э, которое благопо-лучно обогащалась современными стилями европейской и американ-ской художественной культуры. Находясь постоянно в условиях та-ких устойчивых традиций в искусстве, атмосферы небыкновеннойнациональной традиции, учтивости окружавших людей его бунтар-ское самосознание смягчалось и невольно менялся душевный на-строй и это отражалось на его творческих деяниях.

Бурлюк не потерялся в дебрях разных художественных концеп-ций. Он находился в поисках чего-то нового, что могло выдержать

92


конкуренцию с тем декадентством в живописи, о котором он гово-рил, давая оценку традиционному японскому направлению пихонга.

Если внимательно вглядется в творчество Д. Бурлюка японскогопериода, можно заметить большую деформацию образов, более сво-бодное кадрирование объектов изображения, статическим объек-там придается движение. Здесь он развил разработанный им ранеесвой динамичный, пластичный язык письма. Находясь на островахбонинского архипелага, он написал целую серию картин изображав-ших южноморских островных рыбаков, где старался с максималь-ной выразительностью ввести прием движения на полотне путем по-вторения контуров фигур людей, которые управляют лодкой и выби-рают сети.

В известных коллекциях и в семье Бурлюков сохранилось многоработ японского периода. В своей книге “Фрагменты из воспомина-ний футуриста” Д. Бурлюк пишет: “ В Японии, с 1922 г., я принялся заотображение жизни этой необыкновеной страны. За два года пребы-вания там мной написано около трехсот пейзажей, из них сто двад-цать пять осталось в музеях и в частных коллекциях Японии. В Япониитакже мной написаны были две наиболее значительные по размерукартины: “Бурлюк предсказывает своим друзьям поглощение Иокога-мы разбушевавшимися волнами” (1921 г.). “Рыбаки Тихого океана”приобретена Музеем современной живописи в Нью-Йорке”8.

Не все картины были написаны в разработанной им новаторскойманере. Большая часть была выполнена в импрессионистской мане-ре, которую японские критики наблюдавшие за апрельской выстав-кой назвали реалистической.

93


Давид Бурлюк. Рыбаки Тихого океана

Портрет семьи Моримото

Проходившую в Киото “русскую” выставку посещал большойлюбитель искусства Миоши Моримото. Он увлекся мастерствомрусского художника и прислушавшись к советам специалистов, при-гласил всю семью Бурлюков пожить у него в доме в городе Кобе и на-писать портрет его семьи.

Бурюки прожили в Кобе целый год и здесь была написана знаме-нитая работа “Портрет семьи Моримото”, которая хранилась в се-мье японца, а затем была передана в Музей современного искусстваЯпонии Хью Го. Эта картина размером 93,8 × 135,6 см написана в ре-алистической манере и разительно контрастирует с футуристиче-скими работами Д. Бурлюка. Густые краски, сильный мазок, в кото-ром заложена страсть, подчеркивают сюжет картины. Художник за-метил в семье Маримото острую экспрессию отчуждения главы се-мьи. Изображенные на картине члены семьи направили взгляд вле-во, в то время как сам Моримото – вправо, что, видимо, предполага-ло внутреннюю семейную драму. Бурлюк написал несколько отдель-ных портретов членов семьи. В частности, портрет одной из дочерей,который позже был продан на выставке в Киото.

Отношение японской публики к посещению выставок нашло от-ражение в одном из писем Д. Бурлюка, возможно не отправленногопредполагаемому адресату. Письмо хранится в Российской Государ-

94


Давид Бурлюк. Портрет семьи Моримото

ственной библиотеке как часть архива, переданного Марией Бур-люк после смерти мужа. Оно не воссоздает картину того времени, нов какой- мере приближает нас к той атмосфере, в которой находи-лись художники.

Вторая выставка японских футуристов

Вдохновленная успехом и получив заряд энергии от первой вы-ставки, ассоциация футуристов Японии организовала в Токио с 15по 28 октября 1921 г. свою вторую коллективную выставку на этотраз с россиянами.

Д. Бурлюк придал ей большое значение и отреагировал статьей“Японские футуристы, которую отправил в Читу, где она была опуб-ликована в местной газете: «Кроме моих пятнадцати картин, на вы-ставке помещено еще около шестидесяти произведений 20 японскиххудожников; выставка расположилась при входе в Уэно Парк; оназанимает три комнаты в одном из ресторанов, где по вечерам появ-ляется яркий блеск над зеленой водой пруда, где на островке распо-ложился маленький храм гейш – богинь любви. Картинки на вы-ставке маленького размера, но в них глубокий природный вкус; уст-роители отклонили более двухсот пятидесяти картин, присланныхиз различных уголков Японии.

Выставка усердно посещается. Ядро выставки составляют ху-дожники – братья Киносита. Старший окончил медицинский фа-культет, врач; в нем сохранилось немного детскости, почти наивно-

95


Давид Бурлюк. Дом в Кобэ. 1922. Предположительно дом Моримото

сти, а поглощенная им наука словно утомила его. Он интересный ху-дожник и единственный транспонирующий проблему гейши в футу-ристическую схему. Здесь же на выставке появился отец художни-ка, большого роста, в национальном костюме. Киносита в Токио вла-деет целым кварталом японских домиков. В двадцать третьем, в са-мом просторном, трехэтажном, помещается не только его патриар-хальная семья – целый ряд людей мирно живет под гостеприимным,строгим кровом: старцы и старухи, блюдущие чистоту дома и двора;три схожие между собой брата – плотники, построившие для госпо-дина Киносита главный дом и оставшиеся здесь не то служащими, нето покровительствуемыми друзьями; но кроме всего, в доме Киноси-та всегда живет несколько бедных художников – они имеют приют,холсты, краски. И неудивительно, что и комнаты с мебелью на евро-пейский лад, и японские покои сплошь увешаны и уставлены живо-писью, где преобладают картины, претендующие на оригиналь-ность. Жизнь в доме полна патриархальных японских черт Чтобыпроводить гостя на утренний поезд, встает вся семья, и в пять часовутра, когда у подъезда гость садится на рикшу, в передней, передраздвинутым выходом все обитатели дома напутствуют поясными иземными поклонами отъезжающего.рассвет и луна и бумажный фо-нарь в руках рикши составляют восточный колорит этого старомод-

96


Давид Бурлюк. Японки в национальных одеждах

ного дома, где гостили, откуда вылетели основатели футуризма Япо-нии, его первые зачинатели: мудрый Жинширо Киносита, ядовитыйТого и японский Маринетти – болезненный Фумон, гордый поэтХирато-Сан, который вручил мне манифест, где среди абсолютнонепонятных, к сожалению, японских иероглифов попалась фраза нафранцузском, принадлежащая Маринетти, которую и приведуздесь: “После царства животности – вот механическое царство, ко-торое начинается”»9.

Энтузиазм организаторов был велик. Члены ассоциации самираздавали листовки с призывом посетить выставку, что было дляЯпонии того времени необычно. Этот вид рекламы был характерендля футуристов других стран и, естественно, обычай перенялияпонцы.

В предверии события, еще в декабре 1920 г., японский поэт, при-верженец этого движения, Ренкичи Хирато выпустил “Первый ма-нифест футуристов Японии” и распространял его в центре Токио.Наиболее привлекательным местом для агитации художественнойэлиты посетить выставку был Уэно Парк, принадлежащий импера-торской фамилии, но раздавать там листовки было запрещено, и эн-тузиасты вручали их прохожим на границе парка и муниципальнойчасти города.

В каталоге второй футуристической выставки Японии работыБурлюка были обозначены под общем названием “Женщина и16 других”. Две из работ с выставки были проданы: изображениесимвола Японии, горы Фудзи-Сан, которой он посвятил поэму10, икартина “Искусство Достоевского”. По мнению японцев, эти работыбыли наиболее привлекательны. «Они страстны по цвету, характер-ны интенсивным и волнующим мазком. Посетителей привлекла уз-наваемость изображения – гора Фудзи и лицо известного русскогописателя уже хорошо знакомого японским читателям. В работе“Фудзи-сан” просматривается элемент туристического видения иэто, возможно, оценивается с точки зрения местного, национально-го восприятия, но мастерство Бурлюка некоторыми критиками рас-сматривается как “наднациональное”, где он обычно углубляется вдуховную сущность изображаемого, и это делает произведение ху-дожественной ценностью»11.

То, что работы Бурлюка быстро купили, было симптоматично.Японские газеты писали, что футуризм в живописи публика призна-ла. Позже, в 1923 г., цветные изображения этих работ были описаныи репродуцированы в февральском номере журнала “Chuo Bijutsu”.Выставку посетило большое количество любителей искусства12.

Д. Бурлюк дал оценку японскому футуризму в той же статье, ко-торую он отправил 20 октября 1921 г. в читинскую газету, где он от-мечал: «Год тому назад, когда я развешивал выставку, привезеннуюиз Сибири, произошло мое первое знакомство с футуристами вели-кого океана. Из них запомнились 3 лица, которые в дальнейшем бо-лее выделились из ряда фигур, за год успевших расшаркаться со вся-

97


ческой присущей японцам вежливостью и вручить мне свои визит-ные карточки. Я не в состоянии говорить о футуризме японском вобласти слова, моя задача может быть осуществлена лишь в областиживописи. С наиболее виднейшими японскими футуристами Того,Киносита и Фумоном я познакомился год тому назад. Того (наиболеемолодой и горячий) весной текущего года отбыл в Италию.

Когда встречаешь создателя, не видя его произведений, мысленносоображаешь по его внешности, какими их творения могут быть? Со-ображать мне было легко потому, что я еще раньше был знаком сяпонским футуризмом по репродукциям. Но хотя современные ре-продукции технически отвечают даже самым строгим требованиям,все же представление о подлинных особенностях произведения поя-вляется при осмотре оригинала в размере. Что касается репродук-ций, то здесь можно составить лишь приблизительное представлениео произведении. По внешности человека можно составить его эсте-тический облик. Такой мной был составлен по истечении года. Под-водя итоги, я лишь теперь могу сказать, насколько он соответствовалдействительности. Футуризм делится на течения по двум руслам:продукт городской культуры (урбанизм) и продукт механических эф-фектов, отрицающий все, что создано природой. Таковым футуризмпроповедовался итальянцами; но время выдвинуло более жизненнуюформулу этого шумливого движения – боюсь, что футуризм выльет-ся в особый стиль искусства, передающий предметы не в моменты ихспокойного состояния, а наоборот- в стиль, ведающий разработкойдвижения плоскостных и красочных построений, влекущихся к изо-бражению моментов “природы в движении” (вне тенденциозного от-бора). Футуризм пользовался, обобщая, двумя отправными пунктами:реализмом и декадентством. В Японии реализма не было, японскоеискусство в подоснове своей близко к декадентству, и не удивитель-но, что я тщетно искал среди работ японских футуристов произведе-ний, которые были бы или глубоко урбаничны по своей психологич-ности, или же полны желания обстоятельно погрузиться в изучениемомента движения. Японское искусство всегда склонно к изысканно-сти, к артистичности – грубая архаика, мощный реализм, которыепредшествовали футуризму европейскому, здесь не имели места,здесь не изучали их, и последствием этого явился и особый тип япон-ского футуризма, падающий в плоскость орнаментики, восточныхарабесок, прельщающих глаз, но не раздражающих, не обижающих.Еще год тому назад, познакомившись с японскими футуристами, явидел в них: большой вкус, артистичность, но не замечал отклоненийв сторону “эстетического скандала”, бывшего главным стимулом вэволюции европейского футуризма. Эстетический снобизм – явле-ние частое среди японской интеллигенции. В Японии огромное коли-чество “эстетствующих”, а так как на искусство смотрят как на ре-месло, то любительство дилетантство) считается хорошим тоном; всеэто оказывает влияние при возникновении японского футуризма. ВЯпонии на искусство не смотрят так, как говорил Оскар Уайльд –

98


“Религия красоты”. Ницше со своим “сверхчеловеком” (жизнь кото-рого искусство, вымысел и противоположение себя миру) еще непришел в Японию. В итальянском утуризме, как и русском, многое пометодам по теории Заратустра13. В японских футуристах многоскромной тихости, всматривания; влияния в них заметны самые раз-нообразные: от французов, от итальянцев, от немцев и, даже здесь вСуме (около Кобэ) живет молодой художник Имаи, который в своемтворчестве стремится к психологическому визионерству в стиле анг-лийского вортицизма, образной стадии почти эпоса. Индивидуализм,воспринятый где-то внешне из европейских источников, – явлениенаносное; индивидуализм – кризис духовности, человек, оторвав-шийся от среды – японской, чужой, – начинающий жить, еще в пер-вобытной душе – явления чуждые и непонятные»14.

Организаторы выставки решили продолжить показ в других го-родах Японии. С 13 по 17 ноября выставка проходила в ассоциациитекстильных производителей в Осаке, затем она переехала в Нагоя.Здесь ее ожидал большой успех. Соответствующая реклама привле-кла большое количество посетителей, особенно в день открытия. Ки-носита открыл конференцию на тему “Футуризм”. Сам он прочиталлекцию “О футуристическом искусстве”, а Давид Бурлюк – “Ло-шадь на щеке”. Публика бурно и с интересом реагировала на высту-пления, газеты “Nagoya Shimbun”, “Nagoya Mainichi Shimbun”(20 ноября 1921 г.) уделили много внимания этому событию, отметиврусского художника.

Давид Бурлюк не ограничивал себя только участием в выставках.Он, как и в России, продолжал оставаться активным пропагандистомфутуризма. Лекция в Токийском университете, куда его пригласили,была прочитана в свойственной Бурлюку вызывающей манере ибольше походила на представление. Бурлюк, рассказывая о футу-ризме, разбрызгивал индийские чернила на висевший на сцене листбумаги.

Киносита в интервью данном профессору университета ЦукубаТосихару Омуке в 1977 г., отметил, что художники Японии наконецузнали, что такое футуризм, и что Бурлюк показал его в действии15.Бурлюк был очень активен. Помимо лекций, общения с авангардист-скими группами он путешествовал, писал картины, особенно приро-ду. Уже находясь в Америке, в сентябре 1923 г., он передал большоеколичество работ того периода на специальную выставку в помощьпострадавшим от землетрясения в Японии в “Аrt Сеnter” в Нью-Йор-ке. А пока в Японии осенью 1921 г. Бурлюк представил на восьмуюежегодную выставку “Nikka Art Association” пять картин: “Женщи-на под солнцем”, “Букет в полном цветении”, “Клиф (пригород Ио-когамы)”, “Женщина с зонтиком” и “Санкеен парк в Иокогаме”.Один из японских журналов, пишущий об искусстве, выразил недо-умение по поводу нарочито пухлых форм в картине “Женщина сзонтиком”. В том же журнале Д. Бурлюку дали возможность отве-тить на критику: “Я старался представить пухлую фигуру женщины,

99


чтобы полностью схватить ритмическую атмосферу, свет солнца, де-ревья в пространстве и т.д. Ее пластичная фигура вдохновила меня.Пожалуйста, приглядитесь к ее внутренней волнующей красоте.Она руководила мной в этой работе»16.

Подготовка к отъезду в США

В начале февраля 1922 г. Бурлюки прожили два дня в старой гос-тинице в Нагасаки, хозяин которой говорил по-русски. Гостиницанапоминала большой богатый помещичий дом. Бурлюк писал этюддревнего храма, вокруг собралась большая толпа зевак. Работать бы-ло нелегко. Толпа утомляла художника. Мысли забегали в будущее,художника тяготили неопределенность положения и состояние не-прерывного ожидания перемен. Об этюде Бурлюк позже говорил,что он именно по этой причине никогда не был закончен.

В самом конце февраля 1922 г. Д. Бурлюк устроил прощальнуювыставку в Промышленном музее префектуры города Фукуока. Фу-куока – специфический город. За две недели пребывания там Бур-люк не встретил ни одного европейца. Из достопримечательностей –старинный университет и много клиник. Бурлюк познакомился спрофессором по внутренним болезням Анодерой, человеком ярким,приобщенным к европейской культуре, знавшим несколько европей-ских языков. Это знакомство несколько разнообразило и украсилопребывание Бурлюка в Фукуоке. Нашелся человек, с кем можно иинтересно было общаться. Профессор много рассказывал о нравах ибыте, о состоянии медицины, которая достигла высокого уровня и воснове которой лежит немецкая медицинская школа.

Выставка, с бесплатным входом, продлилась всего пять дней иимела огромную популярность. Организовал выставку Фуруно-Сан.Он и отказался от какого-либо вознаграждения за свои труды. Емувполне было достаточно благодарности Бурлюка и с него написанно-го портрета. Фуруно-Сан исполнилось 73 года, по его рассказам у не-го много детей, и каждый из них ежемесячно отчисляет ему10–15 йен, этого вполне хватает на жизнь. Бурлюк всегда вспоминало нем с большой теплотой.

22 апреля 1922 г. Д. Бурлюк с семьей получил визу на въезд вСША. Это известие повергло его с одной стороны в радостное состо-яние, с другой – в смятение и боль расставания с родиной, котораянаходилась рядом и с которой еще не образовался психологическийразрыв. Он также чувствовал привязанность к новому месту обита-ния, где с удивительной быстротой освоил разговорный японскийязык, привык к социальному укладу, получил некоторое признание.Нужно было преодолевать этот барьер, и он с этим справился дос-тойно. В очередной раз сработал крепкий, казацкий характер.

С 15 по 31 мая состоялась повторная выставка в Киото помеще-нии универмага. Вместе с Бурлюком выставлялись известный уженам Фумон и художник Имаи. В каталоге выставки Бурлюк указыва-

100


101


“Ц

ир

ку

ля

рн

ое

пи

сь

мо

”,

ра

зо

сл

ан

но

е л

юб

ит

ел

ям

жи

во

пи

си

Да

ви

да

Бу

рл

юк

а в

Яп

он

ии

в н

ач

ал

е а

вгу

ст

а 1

92

2г.

ет, что в августе 1922 г. покинет страну и отправится в Нью-Йорк ичто это его последняя выставка в Японии.

17 августа 1922 г. на судне “Императрица Росии” Бурлюк с Мару-сей и сыновьями отплыли от берегов Страны восходящего солнца, исудно взяло курс на Американский континент. Как же определиласьсудьба членов большой семьи находящейся с Д. Бурлюком в Японии?

Марианна и Вацлав обвенчались в русской православной церкви вТокио в 1921 г., а в 1922 г. уплыли на пароходе в Европу и вскоре обос-новались в Праге. Там они купили дом, в котором у Вацлава была сту-дия, где было создано много великолепных работ, за что он получилширокое признание в Чехословакии. Бурлюк вспоминает, что на Все-мирной выставке в Нью-Йорке в 1938 г. чехословацкий павильоноформлялся под руководством Фиалы. Что касается Виктора Пальмо-ва, то он женился на сестре Маруси Лидии и они в ноябре 1921 г. воз-вратились на Дальний Восток через Манжурию и оказались в Чите. Вто время (апрель 1920 – ноябрь 1922) это был главный город Дальне-восточной республики. Там Виктор был директором школы приклад-ных искусств, Третьяков и Асеев, высоко ценившие его талант, нахо-дившиеся в то же время в Чите, написали о Пальмове монографию. В1922 г. все трое уехали в Москву. Давид Бурлюк предлагал Пальмову иЛидии присоединиться к нему и направиться в Америку. Но Пальмовтогда заявил: “Я знаю, там нет интереса к искусству. Я туда не поеду.Я не хочу мыть машины американским богачам”. “Виктор Пальмов сЛидией оказались в Киеве, где он был назначен профессором живо-писи в художественном институте. В 1929 г. Виктор Пальмов умер отвоспаления брюшины во время операции по поводу аппендицита”17.

Лидия Никифоровна, сестра Марии Никифоровны, преподавалав женской школе. Сын Д. Бурлюка Николай в своих воспоминанияхоб отце пишет, что много лет спустя, в 1956 г., во время визита в Советский Союз мать и отец материально помогли Лидии переехатьв Чехословакию и присоединиться к Вацлаву Фиале и Марианне.

Вдохновившись идеями и влиянием Д. Бурлюка, японские ху-дожники, после его отъезда в США, организовали третью футури-стическую выставку под названием “Sanka Independent Exhibition”.Газета “Osami Shibuja” освещала это событие и отметила сильноевлияние Бурлюка на возникшие в живописи японских футуристовискаженные, иррациональные представления о предметах. Далее га-зета пишет, что “женщина, представленная в работах японских фу-туристов, в большинстве случаев выражена через лицо, в нарушениеяпонских традиций, однако является любимой и важной темой рус-ских футуристов. Некоторые работы представленные на выставкевключали в себя коллаж из тканей с рисунками цветов. Такое экс-прессивное коллажное представление является также влияниемД. Бурлюка и Пальмова”. По случаю открытия выставки Киноситапублично выступил с лекцией о её художественных принципах и от-метил, что она во многом сохранила традиции предыдущих выставокс участием Д. Бурлюка.

102


Владелец одного из издательств, посетив лекцию и выставку, сде-лал предложение Киносите совместно с Бурлюком написать книгу офутуризме. Д. Бурлюк уже находился в США. Получив предложе-ние, быстро и активно включился в работу и отправил рукопись Ки-носите. Книга была издана в Японии в феврале 1923 г. под названи-ем “Mirai-ha tova? Коtaeru” (“Что такое футуризм? Ответ”). Книгасостоит из трех частей:

Первая часть посвящена концепции футуристической живо-писи, вторая — принципам футуристической живописи, а тре-тья – отражениям в линии и цвете. В первой части речь идет оразвитии современного искусства с исторической, социальной иэстетической точек зрения и рассматриваются отношения междуиндивидуальностью и возрастом, зрителем и искусством, а такжевопросы философии в искусстве. Во второй части обсуждаютсясовременные тенденции, такие как синхронизм, супрематизм,беспредметное искусство. В третьей части сделан чисто формаль-ный анализ линии и цвета с обсуждением музыкальных гармонийв линиях, плоскостных стереометрических ощущениях, вызывае-мых линиями. В предисловии к книге Киносита пишет, что старал-ся донести идеи Бурлюка, которые тот выражал в своих лекциях ибеседах с ним.

Авангард в Японии очень бурно развивался и достиг своего зенита до начала Второй мировой войны. Профессор университетаЦукуба в Японии Тошихару Омука пишет: “Немаловажную роль втом, что японские художники сделали прыжок в будущее, сыграл“отец росского футуризма” Давид Бурлюк”. Нелегкой была борьба засуществование в чужой стране. Культура Японии находилась в добро-вольной изоляции в течение многих веков, в конце ХIХ в. начали про-являться ростки смешения с европейской культурой. Япония начина-ла вростать в интернациональное сообщество. Свежий ветер аван-гардного искусства, пришедший с Запада и оказавший влияние наразвитие современного искусства Японии, был как нельзя кстати – кпоявлению Д. Бурлюка “в правильное время и правильном месте”. Этообстоятельство помогло Д. Бурлюку духовно пережить и даже с поль-зой провести неполных два года, как он позже скажет, в “удивитель-ной стране Хокусаи и Хирасиге”. Но это был краткий этап на долгомжизненном пути Д. Бурлюка.

Внучка Бурлюка Мэри Холт продемонстрировала автору этихстрок огромную коллекцию японской графики, которую Давид Бур-люк вывез из Японии в 1922 г. Вся коллекция не систематизированаи возможно владелец периодически возвращался к ней либо для бо-лее глубокого изучения этой культуры, либо для удовлетворения но-стальгических мыслей. Вся коллекция находится в неразобранномвиде, просто сложена в огромном сундуке. Глубокий интерес Бурлю-ка к японской культуре совершенно очевиден и утверждения неко-торых критиков о том, что кроме желания подзаработать денег, у не-го больше не было интереса, абсолютно несправедливы.

103


Прощай Япония

За въездной визой в США Бурлюк обратился в американскоеконсульство в Японии. В анкете он указал, что является коммерче-ским художником. Срок пребывания в США – неопределенный.

Не имея близких родственников в Америке, получить визу навъезд было нелегко. Тем более, нужно было показать свою непри-верженность политическим взглядам. Помогла книга ОливераМ. Сейлора “Россия белая или красная”, изданная в СоединенныхШтатах, где приводятся слова Бурлюка: “Мои интересы не имеютничего общего с политикой”.

В рекомендации вице консула говорится, что Бурлюк “имеет ху-дожественное признание, будучи полностью свободным от зависи-мых политических взглядов, его въезд в Соединенные Штаты насто-ятельно рекомендуется”. Там же он сослался на книгу Оливера Сей-лора. Виза была выдана 22 апреля 1922 г.18 Американское гражданст-во семья Бурлюков получила лишь 17 сентября 1931 г.

Русские художники оставили Страну восходящего солнца, гденаходились под пристальным вниманием японского чиновничье-го глаза, неусыпно следившего за каждым их движением . Они на-ивные и благородные были так заняты творениями и выживани-ем, что не замечали за собой никакого надзора и слежки. С чувст-вом некоторой грусти и вместе с тем благодарности они покинуливременный приют, где прошли почти два года интересной, твор-ческой жизни. Они расстались с вновь приобретенными японски-ми друзьями, разгадавшими друг в друге порыв к поиску нового вискусстве, увезли в своем сердце певучий, ритмичный и необык-новенно вежливый язык, древнюю культуру замечательных мас-теров литературы, искусства и быта трудолюбивого и талантливо-го народа. В одном из стихотворений “Япония”19 (1920, г. Осака)Д. Бурлюк так написал о своем пребывании в Стране восходяще-го солнца:

Япония – вся сон, Япония – бамбук И сосен перезвон,И самисена’ стук,Япония – лубок, Что резал Гокусай Здесь каждый уголок Им порожденный край.

И пусть теперь экспрессПрокосит мимо свет, Свой посвящу сонет,Старинным островам Юг, Фузи, сосны – Вам, – Что жнут мой интерес..

104


105


Декларация на выезд семьи Давида Бурлюка в США

1 Опубликовано на www.comitet21ru/about_forum2000_doklad5.htm 2 Пунип Н.Н. Мир светел любовью. Дневники. Письма. М. 1999. С. 293.3 Гончарова Н. Предисловие // Выставка картин Наталии Сергеевны Гончаровой.

1900–1913. М., 1913. С. 4.4 Сузуки А., Капитоненко А. Ошима в бытность Д. Бурлюка. Токио, 2005.5 Тоshiharu Оmuka. David Burliuk and Japaneseavant-garde. Саnadian-American

SlavicStudies. Vо1. 20. N0S 1 – 2 8рring –Summer 1986. Р. 116 6 Давид Бурлюк. Ошима. Издание Марии Пикифоровны Бурлюк. Н. Й. 1927.7 Тоshiharu Оmuka. David Burliuk and the Japanese avant-garde. Р. 117.8 Музей современной живописи в Нью-Йорке приобрел эту работу у Хотрин Дрей-

ер.9 Давид Бурлюк. Японские футуристы. Вырезка из читинской газеты 1921/20/1 //

Архив Сиракузского университета. Со11есtion David Burliuk Series. МSS 80. Вох 5,Folder Меmorabilia

10 Давид Бурлюк. 1/2 века. Нью-Йорк. Издательство М.Н. Бурлюк. 1932.11 Статья в читинской газете.12 Кinoshita. Вurliuk. Мiгаi-hа tova? Коtaeru. Токуо, 1923. Р. 7.13 Заратустра (Заратуштра) Между X и 1-ой пол. VI в. до н.э.) – пророк и реформа-

тор древнеиранской религии, получившей название зароастризм. 14 Давид Бурлюк. Японские футуристы.15 Тоshiharu Оmuka. David Burliuk and the Japanese avant-garde. Р. 119.16 Burliuk. Untitled statement/Mizue #200 (oct/1921). P. 27.17 Некролог, подписанный Давидом Бурлюком, Николаем Циковским и профессо-

ром Имрей, опубликован в газете “Русский голос” за 18 августа 1929 г.18 The golden door, Artist – Immigrants of America. 1876-1976 Smithsonian Institution.

Press Washington DC 197619 Давид Бурлюк, Николай Бурлюк. Стихотворения. СПб.: Гуманитарное агенство

“Академический проект”, 2002.

106


ЩМУЦ

107

ОБОРОТ

108

Здравствуй, Америка!

СССС емнадцатого августа 1922 года Бурлюк с семьей отправилсячерез океан в страну мечты и надежды. Вместе с ним за оке-ан отправилась его коллекция картин. Он хорошо помнил вы-

сказывание своего друга Виктора Пальмова об отношении к худож-никам в Америке, особенно к эмигрантам, но вместе с тем до него до-ходили слухи об успехах, хотя и скромных, некоторых русских ма-стеров. Д. Бурлюк был полон решимости начать борьбу за свое ме-сто в художественном мире Америки. Нужно было все начинатьсначала.

Как пишет Кэтрин Дрейр: «Давид Бурлюк с женой и двумя сы-новьями сошли на берег с борта судна “Императрица России” в Ван-кувере (Канада) 28 августа 1922 года. Затем они проследовали на по-езде через Монреаль в Нью-Йорк. Поезд привез их на Grand CentralStation 2-го сентября 1922 года. Они прибыли сюда с твердым наме-

109

Grand Central Station в Нью-Йорке

рением найти идеальный порядок жизни, свободу и глубоко затаен-ным желанием принадлежать этому миру»1.

Давид Бурлюк привез с собой в Америку много живописных ра-бот – своих и своих друзей – всего 150. Он вспоминал, что когдапришел на Кристофер Стрит на таможню за картинами, служащийтаможни заключил, что эти картины имеют художественную и то-варную ценность. Бурлюк заволновался. Предстояло заплатитькрупную пошлину. По счастливой случайности в зале оказался стар-ший таможенник, который брезгливо кинул взгляд на картины и бу-квально выстрелил: “Забирайте свои работы, вы свободны!” Радостьбыстрого и легкого решения проблемы сменилась горечью от мысли,связанной с реакцией чиновника: неужели все здесь будут реагиро-вать на его творчество так же?

Началась жизнь, полная сомнений, вызванных уверениями но-вых знакомых, что в сорок лет найти себя в Америке художникупрактически невозможно и что приехал он очень поздно. Бурлюкне хотел в это верить и знал, что должен осваивать американскуюжизнь, сохраняя накопленные духовные ценности великой рус-ской культуры, иначе обречет семью на эмигрантское существова-ние пожизненно. Он вынужден был мобилизовать внутренние ду-ховные силы и волевой характер казацких предков, чтобы вести от-чаянную борьбу за существование и за возможность в тяжелейшихусловиях дать образование детям, довести их до получения дипло-мов престижных американских университетов. Заботу об образо-вании детей здесь полностью взяла на себя Мария НикифоровнаБурлюк, приложив немало усилий, чтобы и они не оторвались отрусской культуры.

Впоследствии Д. Бурлюк, встретившийся в 1956 г. во время путе-шествия по Советской России с журналистом П. Чумаком, вспоми-нал: “В сентябре 1922 года мы с двумя малолетними детьми были вы-брошены житейской бурей на Манхэттенскую скалу в Нью-Йоркебез денег, чужие, не зная английского языка. Древние языки, а так-же французский, немецкий и разговорный японский, которым явладел, никому, оказалось, не понадобились здесь. Чтобы буквальноне умереть с голоду, я начал искать кусок хлеба. Мои картины, при-везенные в США с островов Тихого океана, никого не интересовали,и никто не предлагал за них даже ничтожную плату. Русских в ту по-ру было мало в Нью-Йорке”2. В дальнейшем П. Чумак активно пере-писывался с Бурлюками, и в архиве семьи эти письма сохранились.

Конечно, осваивать английский язык в зрелом возрасте было не-легко. Но жизнь показала, что при наличии воли и каждодневногоупорного труда это возможно. Отчаянная борьба за существованиедлилась первые 10 лет. На долю семьи выпала сложная жизнь, к со-жалению, совпавшая с “великой депрессией”, которая коснуласьвсего населения Америки, а особенно вновь прибывших эмигрантов.

После 20-летнего пребывания в стране он любил повторять словаизвестного энтомолога Фабра, который в эпиграфе к книге “Ин-

110


стинкт и нравы насекомых” написал: “Я теперь постарел, но я счаст-лив, что я независим. Имею дом и сад, окружающий мои стены, гделетают мои любимые насекомые”3. Бурлюк впоследствии тоже при-обрел дом и сад, где мог заниматься своим любимым делом: живопи-сью и литературным трудом.

В России бытует крылатое выражение: “Один переезд стоит двухпожаров”; если говорить об эмиграции, то уместно применить болеесильное сравнение. “Вторая” жизнь Бурлюков со дня прибытия вНью-Йорк началась не менее драматично.

Бурлюки сняли квартиру в частном доме в районе Бронкса, вдоме № 2116 по Харрисон Авеню, напротив Галереи почета, (дос-топримечательность Нью-Йоркского университета). Квартирабыла удобной, соседи – приветливыми. Сыновья Давид (Дейви) иНиколай (Никки) пошли учиться в государственную школу (Pablicschool № 26). Дом находился в районе, удобном для загородныхпрогулок и работы на природе. Опыт реализации своих картин вАмерике у Бурлюка полностью отсутствовал. Какие-то случайныемизерные поступления незаметно растворялись в скромном бюд-жете семьи. За аренду нужно было платить 60 долларов в месяц, атакже покупать еду и одежду. Надежды на продажу собственныхкартин разбивались о прозу американской жизни. С большимитрудностями картину Бурлюк продал за 175 долларов директору“New Gallery”, открывшейся на Медисон Авеню в Манхэттене,там же была продана еще одна картина под названием “Судно” за100 долларов.

Лед тронулся. Галерея постепенно развивала связи с клиентами,и русские художники стали приносить доход. Так, галерея продаласемь полотен и несколько рисунков талантливого художника БорисаГригорьева, который временно тогда проживал в Нью-Йорке, полу-чив за картины от 1000 до 2000 долларов с каждой и с рисунков по200–300 долларов. Борис Григорьев и Абрагам Маневич, будучиблизкими друзьями Бурлюка, старались сделать все возможное, что-бы помочь нуждающемуся Бурлюку,у которого порой не было денег,чтобы купить хлеба и молока детям.

Бурлюк всегда помнил о людях, которые принимали участие вего судьбе. В письмах к Кэтрин Дрейер, которая готовила о неммонографию изданную в 1944 году, и назвала “Бурлюк” он наста-ивал на включении этих фамилий. Дрейер пишет: “Жизненныйопыт был порою очень необычен. Уже через два месяца после егоприбытия в Нью-Йорк Айседора Дункан и ее муж Сергей Есенинразыскали его и решили, что только Бурлюк может написать ихпортреты. Есенин заплатил Бурлюку аванс 50 долларов. ОднакоДункан и Есенин были так заняты своей личной жизнью и увенча-ны славой, что не могли найти время позировать ему. Таким обра-зом, эти знаменитости так и не были изображены Бурлюком наполотне. В это время Бурлюк познакомился с одним из русскиххудожников, живших в Нью-Йорке, Абрахамом Волковицем

111

Глава III. Путешествие во вторую жизнь

(1878–1965), чье имя напрямую связано с воспоминаниями о ве-ликой танцовщице Айседоре Дункан, которую Волковиц изобра-жал как статическую картинку, которая вот-вот затанцует. Онсхватил моменты ее танца в 5000 рисунках, картин и акварелей вразличных настроениях и позах через свое понимание ее мону-ментальной красоты и грациозности. Он, можно сказать, привнесграциозность Дункан в изобразительное искусство”4.

Зарабатывать трудом художника прибывшим имигрантам изРоссии в США было очень нелегко. Вместе с тем первым выход-цем из России, который достиг уровня преуспевающих професси-ональных американских художников, стал Абрагам Волковиц, ро-дившийся в далекой Сибири, в Тюмени. Он прибыл с матерью вНью-Йорк в 1889 г., когда ему было 11 лет. Они поселились в ниж-ней восточной части Манхэттена в районе Деланси, где мать Вол-ковица открыла газетный киоск, что позволило им безбедно суще-ствовать и получить средства на художественное образованиеодаренного мальчика.

В 1890 г. в Америку прибыл из России Макс Вебер с матерью ибратом к отцу, приехавшему сюда в 1886 г. и занимавшемуся бизне-сом в Виллиамсбурге, в Бруклине. Макс Вебер родился в Белостоке,принадлежавшем тогда России. Его вклад в историю американскогоискусства чрезвычайно важен. Работы Вебера хранятся в крупней-ших музеях США.

Другим признанным американским художником был Луис Лозо-вик (1892–1973). Он родился в небольшом украинском местечкеЛюдвиновке. Окончив Киевскую художественную школу в 1906 г.,эмигрировал в Соединенные Штаты, будучи уже сложившимся ху-дожником.

Через 6 лет, следуя его маршрутом в Америку, из БорисоглебскаТамбовской губернии прибыл Рафаэль Сойер (1899–1987) и его братМозес (1899–1987). Братья-близнецы оставили большой след в исто-рии американского искусства.

Борис Анисфельд (1879–1973), с женой и дочерью, по Трансси-бирской железной дороге в 1917 г. отправился через Владивосток вЯпонию, а оттуда в США, куда прибыл 18 января 1918 г. Он проделалтакой же путь с семьей, какой проделал Давид Бурлюк.

Это только некоторые имена из множества русских художников,приехавших в Америку в конце XIX – начале XX в.

Эмиграция в Америку плеяды прогрессивных русских худож-ников, наделенных не только талантом, но и энергией, поднявшейих с насиженных мест и перенесшей в новую жизнь, где должныбыли быть признаны их бойцовские качества, ставит перед намивопрос, какова же была реальная, непохожая на российскую, ху-дожественная культура, в которой они должны были завоевыватьсвои позиции? Для этой цели мы должны совершить короткийэкскурс в историю развития изобразительного искусства Соеди-ненных Штатов.

112


Об историихудожественной культуры США

История американского искусства с колониального периода доконца XIX в. не отмечена никакими серьезными достижениями. В товремя Соединенные Штаты были поглощены борьбой с пустыней,созданием своей индустрии и не находили времени для искусства. Впочете были профессии механика и строителя, а не художника.Большинство населения обеспечило себя достаточно высоким жиз-ненным уровнем, а небольшая часть создала для себя невероятноебогатство. Строя большие города, устанавливая устойчивую демо-кратию, Америка ориентировалась на Европу, стремясь вобрать всебя ее культурные традиции. Постепенно интерес к европейскойкультуре усиливался. Растущее богатство и в связи с этим развер-нувшееся строительство привлекло большое количество самых вы-дающихся зодчих. Возникла потребность в новых творцах изобрази-тельного искусства, прошедших самые лучшие школы мира. Детибогатых ринулись на учебу в Европу и возвращались с обретеннымидуховными ценностями, которые сыграли огромную роль в развитииискусства и культуры Соединенных Штатов.

Бенджамен Уэст (West) (1738–1820) – первый крупный амери-канский художник-неоклассицист, который был признан сначала вЕвропе, а потом в Америке. Он родился в Филадельфии в семье ква-керов, и родители неодобрительно относились к его художествен-ным пристрастиям. Первую кисть он смастерил из шерсти хвостакошки, а краски раздобыл у индейцев. В 1759 году Уэст отправился вИталию, считавшуюся центром европейского искусства, и училсятам в школе Антона Рафаэля Бенгса. Здесь его дарование быстроразвилось и окрепло. Сначала он повсюду вызывал любопытство какхудожник из дикой страны, но впоследствии Бенджамен Уэст сталодним из основателей, а потом, в 1792 году, президентом Королев-ской Академии искусств в Лондоне. Уэст стал выдающимся худож-ником, писавшим на исторические темы. Его полотно “Смерть гене-рала Вольфа”, написанное в 1770 г., находится в Национальной гале-рее Канады в Оттаве. Родившийся в Америке, Уэст создал себе имя вЕвропе, прежде чем был признан и оценен на родине.

Другой известный художник – Гилберт Чарлз Стюарт (Stuart)(1755–1828) завоевал признание как лучший портретист своего вре-мени. По возвращении из Европы в 1794 г. он открыл в Филадельфиисвою студию, где были написаны лучшие портреты деятелей амери-канской революции. Особенно популярны в Америке написанныеим портреты Джорджа Вашингтона. Стюарт обладал деловой жил-кой и с этого портрета нарисовал около полусотни копий, и благода-ря этому почти каждый американский музей имеет стюартовскогоВашингтона. Он был типичным представителем художественной бо-гемы, и про него рассказывали много веселых историй: «Недоволь-

113


ному бостонскому купцу, по заказу которого он рисовал портрет егонекрасивой жены, Стюарт заявил: “Какое проклятое ремесло бытьпортретистом. Ему доставляют картошку и требуют от него, чтобыон нарисовал персик”».

Еще один американец, живший в Европе, – Джеймс Эббот Мак-нил Уистлер (Whistler) (1834–1903). В 1843 г. его семья переехала вСанкт-Петербург, в возрасте 11 лет мальчик стал посещать Акаде-мию художеств, где учился у русских мастеров. Большую часть сво-ей жизни Уистлер провел в Париже и Лондоне. Его работы хранятсяв крупнейших музеях Парижа, Лондона, США.

Большой известностью пользуется выдающийся американскийпортретист Джон Сингер Сарджент (Sargent) (1856–1925). Родилсяи учился во Флоренции, продолжил образование в Париже, затемпереехал в Лондон. Постоянные переезды родителей из страны встрану сделали его полиглотом. Он знал английский, немецкий,французский и испанский языки. Сарджент покинул Париж послескандала в связи с его несколько вольным портретом мадам Готро,написанным в 1884 г. (Метрополитен-музей, Нью-Йорк). Известныпортреты Теодора Рузвельта и писателя Роберта Луиса Стивенсона,написанные Сарджентом. Список можно было продолжить. Ясно од-но – молодой американский континент не был еще готов создатьсвою сильную художественную школу.

Европа заметно оказывала влияние на развитие культуры вовсем мире, особенно при правлении могущественной королевы Ве-ликобритании Виктории, “чье солнце никогда не зайдет”, как гово-рили в 1837–1901 гг. Искусство в этот период было отмечено стрем-лением демонстрировать изощренность и экстравагантность, а в ар-хитектуре – витиеватость. До сих пор, когда в Соединенных Штатахговорят об искусстве того периода, не забывают употребить слово“викторианский”. Этот стиль до сего времени почитаем в высшихкругах общества.

Со смертью королевы Виктории конец эпохи ясно обозначился.Подул ветер новых настроений, новых философских взглядов. Мо-лодые созидательные умы поняли, что долго существовавший соци-альный порядок готов принести себя в жертву. Существовавшие ху-дожественные традиции и стили Греции, Рима и Ренессанса сталивосприниматься как анахронизм. Церковь уже не являлась цент-ральной опорой для морального поведения человека, что происходи-ло веками. Это необычное время оказалось разрушительным и за-ставило людей, влиявших на умы человечества, мыслить по-иному.Среди них появились такие значительные фигуры, оказавшие воз-действие на духовную жизнь человечества, как Чарльз Дарвин, чьятеория разорвала всю ткань религиозного понимания жизни, Зиг-мунд Фрейд, основатель психоанализа, чья теория психосексуально-го развития человека пошатнула саму моральную основу жизни и,наконец, Альберт Эйнштейн, чья концепция вселенной и теория от-носительности подорвали всю структуру ньютоновской физики. Это

114


не могло не повлиять на мышление и образ жизни человека. Разру-шительные веяния имели прямое воздействие на идеи, породившиереволюции и, как следствие, на освобождение мысли от ценностейпрошлого и зависимости от него. Искусство тоже оказалось под зна-ком перемен. Появились новые течения со всевозможными “изма-ми”, которые достаточно хорошо исследованы и описаны. Техникаживописи тоже освободилась от канонов, существовавших веками.

Французский художник Жорж Сёра (Seurat) (1859–1891) попы-тался закодировать гармонию цвета и создать систему его эмоцио-нального содержания. Появилась цветная фотография, котораясильно повлияла на развитие искусства начала ХХ в. Волны новогомышления с трудом, но докатывались до берегов Соединенных Шта-тов и делали свое дело. Американцы, которые получали образованиев Европе, особенно в Париже, знали о новых течениях в искусстве,таких, например, как импрессионизм и постимпрессионизм.

В Америке существовало много талантливых мастеров изобрази-тельного искусства, но совершенно очевидно, что мало кто из нихмог приблизиться к европейским гениям того времени. Тому естьразные объяснения, например: плотность населения Европы, не-большие расстояния и в связи с этим взаимное обогащение культур.В Америке же не было единства культуры. Европейцы, посещая Со-единенные Штаты, удивлялись различиям и особенностям, харак-терным для каждого региона страны. Кроме того, происходящие со-бытия в Европе с опозданием доходили до Соединенных Штатов. Ат-лантический океан пересекался в лучшем случае за пять суток. Од-ним из главных препятствий было обложение высокой пошлинойработ живых авторов, пересекавших границу США. Такая мера бы-ла предпринята для поощрения и развития национальной художест-венной школы. Пошлина на произведения искусства была отмененатолько в 1912 г., что наконец дало возможность беспрепятственноорганизовывать международные выставки.

Использовав это послабление, небольшая группа художников,любителей нового искусства, практически неизвестных в США до1913 г., организовала выставку европейских художников-новаторовв галерее Альфреда Штиглица в доме № 291 по 5-й Авеню в Нью-Йорке. Это начинание со временем превратилось в движение “Зановое искусство”. А. Штиглиц был первым, кто познакомил амери-канскую публику с европейским модернизмом. В январе 1908 г. онпредставил в своей галерее 58 рисунков Огюста Родена, затем в те-чение девяти лет американцы имели возможность познакомиться сА. Матиссом, А. Тулуз-Лотреком, А. Руссо, Ф. Пикабиа, К. Бранкузи,Д. Северини. Параллельно Штиглиц представлял вновь появивших-ся американских модернистов – в групповых и персональных вы-ставках. Эти выставки и дискуссии вокруг них сделали галереюСтиглица центром авангарда Соединенных Штатов.

Время рождало американский модернизм. Художники сталиобъединяться в группы. Появилась школа “Ash Can”, прославившая-

115


ся под названием “Революционная Черная Банда” за свои мрачныецвета и резкие линии, за стремление изображать уродство и утриро-вать реальность. В нее входили Роберт Генри (Hanry) (1865–1929),Джордж Лукс (Looks) (1867–1933), Виллиям Глякенс (Glackens)(1870–1938), Эверет Шинн (Shinn) (1876–1953) и Джон Слоан(Sloan) (1871–1951). Их живопись шла от реализма Томаса Икинса(1844–1916) и американской жанровой живописи. Томас Икинс хо-рошо знал анатомию человека и отлично владел искусством фото-графии. Икинс говорил, что “большой художник зорко наблюдаетприроду и крадет у нее ее инструменты”5. Школа “Ash Can” разраба-тывала сюжеты из городской жизни, особенно ее наиболее отврати-тельные стороны. Художники рисовали то, что видели в бедныхкварталах, антипатично относились к светлым полотнам импрессио-нистов и недооценивали субъективное отношение к увиденному. Вобщем, это был сложный процесс рождения собственной американ-ской школы, уже нетрадиционного и неортодоксального искусства,которое впитывало в себя европейский модернизм, но с большой ос-торожностью, иногда с высокомерием, что, в свою очередь, наноси-ло ущерб процветанию новых талантов. В своей книге “Русские ху-дожники в Америке” Д. Бурлюк пишет: “Эта страна завалена золо-том. Сюда отовсюду свезено все лучшее, все чужое. Только самоепоследнее время здесь начинают любить свое. Отношение к чужому,как у каждого покупающего, – всегда свысока. Этим и объясняетсямногое, что встретили здесь русские художники, попав в Соединен-ные Штаты”6.

Выставка “Armory Show”

Сильнейшим локомотивом движения модернизма можно на-звать международную выставку, которая стала важным культурнымявлением в жизни США в начале XX века. Америка словно просну-лась и заинтересовалась новым искусством благодаря сенсационно-му событию, произошедшему 17 февраля 1913г. В помещении казар-мы 69-го полка на Лексингтон Авеню между 25-й и 26-й Стрит в Ман-хэттене открылась выставка, какой никогда не видела Америка. На-зывалась она “Armory Show”. На этом событии в истории американ-ской культуры следует остановиться подробно, так как оно сыгралоогромную роль в развитии модернизма, а также в создании той худо-жественной атмосферы, которая весьма привлекала Давида Бурлю-ка, прибывшего в Америку в 1922 г.

Международная выставка готовилась энтузиастами современно-го искусства более года. Восемнадцать комнат были заполнены рабо-тами европейских художников и скульпторов. На открытии, как от-мечалось прессой, собралось более 4000 гостей.

Начиналось все с того, что в конце 1911 г. пятеро молодых худож-ников – Джером Маерс, Элмер Мак Рае, Артур Б. Дейвис, Воулт

116


Кун и Генри Фитч Тейлор – собра-лись, чтобы обсудить трудности аме-риканских художников и найти дляних возможность выставлять своиработы, в которых они пытались ло-мать каноны академической тради-ции в живописи. Эти пять энтузиа-стов привлекли в дальнейшем еще 16художников с антиакадемическимивзглядами.

Таким образом было организова-но первое учредительное собрание,которое нарекло себя “Обществомсовременных художников”. Состоя-лось оно 14 декабря 1911 г. в художе-ственной галерее, специализировав-шейся на произведениях, выполнен-ных пастелью. Председателем былизбран Тейлор, а временным секре-тарем Кун. На собрании была про-возглашена платформа общества, ко-торая определялась следующими сло-вами: “В целях проявления широкогоинтереса к развитию американскогоискусства проводить выставки луч-ших современных работ, которыемогут быть обеспечены представите-лями американского и иностранногоискусства”.

Собрание общества учредило Ас-социацию американских художни-ков и скульпторов (APS). Это событиевызвало бурю страстных выска зываний и ажиотаж в газетах. Вме-сте с тем Ассоциация приступила к своим активным действиям, ипервое решение совета Ассоциации было организовать американ-скую выставку с привлечением работ европейских художников, од-нако многие члены совета призывали к отбору радикальных работместных художников. В результате компромисса было решено поз-накомиться с проходящей в то время большой выставкой в Герма-нии “Колон Зондер Бунд Шоу”, известной как Международная вы-ставка любителей искусства в Германии. Туда был командированКун. Выставка произвела на него огромное впечатление. На ней бы-ли представлены 125 работ Ван Гога, 26 – Сезанна, 25 – Гогена,18 – Синьяка, 16 работ Пикассо, 32 работы Мунка, большое количе-ство немецких экспрессионистов, одна работа Пита Мондриана. Та-ким образом, после посещения этой выставки концепция подбораработ на “Armory Show” была определена. После “Колон Зондер

117


Обложка каталога

Международной выставки

современного искусства

(“Armory Show”). 1913 г.

Бунд Шоу” Кун направился в Париж, сделав короткие остановки вГааге, Мюнхене и Берлине. В Берлине и Мюнхене он установил кон-такты с дилерами, которые представили немецкую живопись на“Armory Show”.

Париж в те времена, как говорили, был “жирным куском пиро-га” в культуре. Там был и балет Дягилева, и музыка И. Стравинско-го, и А. Шенберга. Мир визуального искусства являлся катализато-ром новых взрывов во всех видах искусств. Фовисты, лидером кото-рых был Матисс, уже прошли свой пик, и многие из них пошли сво-им путем. Кубизм Пикассо и Брака привлек внимание многих ху-дожников. Делоне и Дюшан находились под сильным влияниемитальянских футуристов, которые выставлялись впервые в Парижев феврале 1912 г. В Париже в то время трудились Марк Шагал и ДеКирико. Кун был настолько растерян, увидев такое множество на-правлений и индивидуальностей, что телеграфировал в свой совет онеобходимости помочь ему разобраться в дебрях нового искусства.На зов немедленно откликнулся Артур Б. Девис и 6 ноября 1912 г. натеплоходе “Миннехаха” он прибыл в Париж. Теперь отбор работ навыставку могли осуществлять два представителя американской Ас-социации. В Париже в то время жил американский художник Вол-тер Пах, который работал над своими картинами и писал о совре-менном искусстве. Он познакомил Девиса и Куна с работами аван-гардистов из коллекции Гертруды Стайн7. Они побывали в мастер-ских братьев Дюшан, где работали все три брата. Марсель Дюшан(1887–1968) произвел на них наиболее сильное впечатление. Посе-щение мастерской скульптора Константина Бранкузи (1876–1957)завершилось немедленной покупкой его работы “Торс”, котораявпоследствии была выставлена на “Armory Show”. В течение однойнедели Девис, Кун и Пах, работая очень интенсивно, отбирали рабо-ты в частных коллекциях, у дилеров и непосредственно у художни-ков и скульпторов. Завершив работу во Франции и оставив Пахаофициальным представителем выставки в Европе, Девис и Кун от-правились в Лондон на Вторую выставку постимпрессионистов. На-зывалась она “London Crafton Show”. Организовал выставку англий-ский критик и теоретик искусства Роджер Фрай, бывший кураторживописи музея “Метрополитен” в Нью-Йорке. Это была втораявыставка, организованная им. Первая называлась “Мане и постим-прессионисты”. “London Crafton Show” включала работы Сезанна,малоизвестных художников, англичан и самостоятельный русскийраздел. Они отобрали несколько работ Жоржа Брака, Андре Дере-на, Пабло Пикассо, Евгения (Юджина) Зака, Огюста Чабауда, ПьераГирюда, Амадеу де Соуза-Кардозо и Александра Архипенко. И всеже по составу участников и по представленным образцам выставкунельзя было сравнить с зондербундовской в Германии. Она быласлабее. Отбор картин в Европе завершился, и Девис с Куном на те-плоходе “Селтик” с чувством исполненного долга 30 ноября 1912 г.возвратились в Нью-Йорк.

118


К концу года организационная часть, связанная с созданиемразличных комитетов выставки, завершилась. Чтобы поднять авто-ритет выставки, совет директоров пригласил в качестве почетныхвицепрезидентов Клода Моне, Пьера Огюста Ренуара, Одилона Ре-дона, Огастеса Э. Джона. Большое внимание было уделено реклам-ной кампании. Было заказано 50 тысяч четырехцветных почтовыхоткрыток с изображением елочки – официального символа вы-ставки. Они были разосланы по 10 штук в конверте с предложени-ем адресату использовать их для почтовой переписки. Кун разослалстатьи во многие газеты разных штатов, предвосхищая успех. Былозаказано 50 тысяч каталогов выставки с цветными иллюстрациями.Кроме этого было издано четыре маленьких буклета: Сезанн, Оди-лон Редон, отрывок из “Noa-Noa” Поля Гогена, скульптурная архи-тектура. Для коммерческих целей было заказано 57 типов почто-вых открыток с различными видами выставки. На них были изо-бражены в равном количестве работы иностранных и американ-ских художников. Темпы организации выставки были беспреце-дентными. За два дня 150 человек развесили 4300 работ. Треть картин была из Европы, остальные представляли американскуюшколу.

Выставку открыл Артур Б. Девис, который стал к тому време-ни президентом Ассоциации художников и скульпторов США.Перед открытием он сделал заявление: “Пришло время дать воз-можность публике увидеть своими глазами результат нового ху-дожественного взгляда на творчество в других странах. Мы, со-брав на этой выставке работы европейских модернистов, отнюдьне ставили перед собой задачи подвергнуть общество насильнойпропаганде. Мы хотим показать работы, которые могут быть вос-приняты каждым, как он хочет, для себя, доверяясь лишь своемувосприятию”8.

Несмотря на то что критика уделяла больше внимания американ-ским мастерам, зрителей больше тянуло к европейским художни-кам. Перед картиной Дюшана “Обнаженная, спускающаяся по лест-нице” постепенно собиралась такая толпа, что к ней было трудно по-добраться. Фотография ее обошла многие газеты и журналы, и рабо-та стала в какой-то степени символом выставки. Ажиотаж вокругвыставки давал повод к различным шуткам и целым поэмам.

Журнал “The American Art News” объявил премию в 10 долларовза лучшее решение загадки, изображенной на полотне Дюшана.Приз получило стихотворение “It’s Only a Man”:

В картине большие прошли Вы пути,Искали Вы Леди, но Вам не найти,Семнадцатиножкой, старались ползком,Пытались собрать из отдельных кусков,Готов результат и понятна причина,Ведь это не Леди, а просто мужчина.

(Пер. автора)

119


В зале кубистов случались курьезы и неприличный смех. Этотзал называли “Камерой ужасов”. Все работы на выставке, которыеотличались нетрадиционными формами и цветом, условно относилик дурному вкусу коллекционера авангардистских работ ГертрудыСтайн. Газета “Chicago Tribune” от 8 февраля 1913 г. поместила чет-веростишие Мориса Ахерна:

Название картины “Корова жует”Повесил на стену без пыла и страсти,Для нас она серый и грязный налет,Для Гертруды Стайн – просветленная ясность.

(Пер. автора)

На выставке произошло много привлекательных для прессы эпи-зодов. Однажды выставку посетил знаменитый Энрико Карузо. Онрасписывал почтовые карточки ироническими карикатурами и раз-давал их посетителям. Отпрыск семейства Морганов был возмущентем, что ему пришлось заплатить целых 25 центов, чтобы увидеть“эти отбросы”. Еще один банкир, Джеймс Стилман, который не лю-бил бросать деньги на ветер, сделал ставшее классическим заявле-ние: “Что-то не в порядке в этом мире, и это знают эти люди”.

Четвертого марта 1913 года посетил выставку бывший президентСоединенных Штатов Теодор Рузвельт. Его сопровождали Девис,Кун, Чанлер и Грег. Рузвельт был снисходителен и невосприимчив,однако он осмотрел все внимательно и в своей статье, опубликован-ной позже в журнале “Outlook”, был консервативен и малосведущ внаступившей новой эре в искусстве. Как опытный политик, он посе-тил выставку, осмотрел ее, но в оценке не связывал себя с радикаль-ным искусством. Рузвельт отметил: “Выставка правомерна в необхо-ди мости показа нашему народу. В усилиях искусства Европы естьзнаки, которые не могут быть проигнорированы. Однако это не оз-начает, что я приемлю то, что делают европейские экстремисты в ис-кусстве, картины которых представлены на этой выставке”9.

Невольно вспоминается выставка “30-летие МОСХА” в Москве в1962 г. и скандально знаменитое посещение ее Никитой Хрущевым,продемонстрировавшего невежество и безграмотность лидера пар-тийных чиновников и попытку взять на себя ответственность “руко-водить” искусством. Для него существовало только одно направле-ние в искусстве – социалистический реализм. Буквально издеваясьна выставке над работами талантливых мастеров, он неспровоциро-вано сделал своеобразную рекламу Э. Неизвестному и Б. Жутовско-му, назвав их “педерасами (?) в искусстве”.

Реагируя на выставку “Аrmory Show”, пресса кипела, подобнотому, как это случилось в Европе, когда Герварт Вальден, основа-тель журнала “Der Sturm”, организовал первый немецкий осеннийсалон. Критики тогда изощрялись в придумывании ярлыков, стара-ясь как можно язвительнее оскорбить художников. Ассоциацияамериканских художников много сделала, чтобы предотвратить

120


подобную истерию в кругах американской консервативной крити-ки. Но все же не обошлось без скандальных статей. Некоторые га-зеты приводили в пример популярную тогда в Европе историю с ос-лом, к хвосту которого была привязана кисть. Эта шутка обыгрыва-лась неоднократно, главным образом, в связи с критикой авангард-ного искусства. В американском обществе эти шутки оставались впределах того круга людей, которые не могли преодолеть свое кон-сервативное мышление, и это мнение в Америке, к счастью, былолишь частным.

В России цензура была введена сразу после революции 1917 г.,а сталинский режим начиная с 1932 года взял под контроль свобод-ное творчество и свободную мысль представителей искусства и ин-теллигенции. Все художественные и литературные объединениябыли разогнаны и созданы единый Союз художников и единый Со-юз писателей. В результате сталинской культурной политики былосоздано новое направление в искусстве и литературе – социали-стический реализм. Для многих людей искусства те годы были са-мыми черными. Подобная история произошла в Германии с прихо-дом фашизма, где вся культурная жизнь была подчинена государст-венному контролю. В 1937 г. по указанию министерства пропаган-ды Германии в Мюнхене экспонировалась печально знаменитаявыставка “Дегенеративное искусство”10, многие экспонаты кото-рой после выставки были сожжены. Национал-социалисты называ-ли творчество выставлявшихся художников “еврейско-большеви-стским”. Начальник имперской палаты изобразительного искусст-ва Адольф Циглер выразился по поводу выставки следующим обра-зом: “Отродья безумия, нахальства, неумения и вырождения”11. Авот что писал тогда Герман Геринг: “Истинным искусством можетбыть только такое, которое способен воспринимать и пониматьпростой человек из народа”12. Задачи у коммунистов и национал-социалистов были схожими – искоренить все, что может повре-дить укреплению народно-национального образа мысли и укре-пить в сознании правдоподобный облик идеала официальной про-паганды. И в той и в другой стране многие деятели искусства запла-тили за свои вободолюбивые идеалы и принципы жизнью или боль-шими сроками заключения.Обилие критических противоречивыхстатей разного толка по поводу необыкновенно шумной выставки“Аarmory Show” сбивало с толку любителей живописи. Критики ижурналисты были еще не подготовлены к столь неожиданным ра-дикальным формам в искусстве. Большой знаток русского и евро-пейского искусства, теоретик и критик Кристиан Бринтон, был хо-рошо знаком с новаторскими движениями и был в то время единст-венным специалистом, способным сделать с необыкновенной точ-ностью полный обзор современного мирового искусства. Он аргу-ментированно отметил отсутствие на выставке целых школ и имен,повлиявших на уществование новых направлений. Это – DresdeneBrucke, Berliner Neue Secession, Munchener neue Verenigung,

121


Stockholm Eight и футуристов. Бринтон тогда еще не мог знать о“Синем всаднике”, но обратил внимание на отсутствие на выстав-ке работ Франца Марка, Ивана Мештровича, Ван Донгена и, чтопримечательно, уже тогда (в 1913 г.) посетовал на отсутствие работДавида Бурлюка13. Он был единственным критиком, который был всостоянии сравнить выставки “London Crafton Show” и “ArmoryShow” и выступить в пользу последней, также отметив, что выстав-ка “Cologne Sonderbund” в Германии была более развернутой иразнообразной. Статья Христиана Бринтона в журнале“International Studio”, опубликованная в апреле 1913 г., была содер-жательной и четкой. Состояние американского искусства по отно-шению к европейскому он определил как “эволюцию, не револю-цию в искусстве”. Он писал: “Мы, отделенные сверкающими про-сторами океана от Европы, которая всегда освежала наше социаль-ное, интеллектуальное и эстетическое развитие, получаем толькорезультаты усилий континентальных культур. Мы не принимаемучастия в предварительных битвах, которые привели к этим дости-жениям. Они пришли на наши берега как готовый продукт, появив-шись вдруг перед нами в феерической свежести и разнообразии.Американская публика проснулась, идя навстречу этому удоволь-ствию через серию шоковых потрясений, больше чем через интен-сивные усилия изучения и непосредственного участия”14. Кристи-ан Бринтон помог американской критике сделать свои первые ша-ги из тумана неосведомленных интерпретаций и олкований.

15 марта 1913 г. выставка “Armory Show” закрылась. Газеты от-метили количество посетителей – от 10 до 12 тысяч. 24 марта вы-ставка открылась в Чикаго. В отличие от Нью-Йорка пресса быланастрое на значительно спокойнее, а интерес к выставке, как отме-тила печать, был на более высоком интеллектуальном уровне. Собеих выставок было продано много работ. Особенно преуспелНью-Йорк.

“Armory Show” оказалась стартовой площадкой для запуска “но-вого слова” в искусстве Соединенных Штатов, выработки новой эс-тетики, что в значительной степени повлияло на мировоззрение ху-дожников, искусствоведов и коллекционеров. Она создала движу-щую силу, которая трансформировала характер американского сов-ременного искусства. Конечно, трудно утверждать, что все последу-ющие годы оказались в прямой зависимости от влияния выставки.Но факт остается фактом – выставка состоялась и ее влияние былозначительным.

Из художников, выходцев из России, участвовали:Александр Архипенко – 1 рисунок, 4 гипсовые фигуры;Василий Кандинский – “Импровизация № 27”;Николай Тархов – “Свет лампы”, масло;Абрахам Волковиц – “Опера”, масло; “Пейзаж”, масло; “Аве-

ню”, масло; “Кусочек Венеции”, масло; “Мужчина и женщина”, мас-ло; 5 карандашных рисунков, 1 монотипия цветная, 1 акварель;

122


Виллиам Зорах – “Портрет”, масло; “Композиция”, масло;Оскар Мещанинов – “Тete de Jeunne fille”, гипс.Такое представительное участие художников и скульпторов рус-

ской школы не могло не обратить на себя внимание американскихкритиков.

Орущие двадцатые

Известно, что в России эксперимент в искусстве начал свое ше-ствие параллельно с Голландией, Германией и Францией. После Ок-тябрьской революции в городах России авангардисты на некотороевремя были обласканы властью. Художники с передовыми взгляда-ми приняли революцию и искренне поверили в счастливое будущее.Многие из них принимали участие в пропагандистских мероприяти-ях. Писали плакаты, украшали улицы и площади, выступали пере на-родом.

Столь же очевидно, что в Париже работало большое количестворусских художников, покинувших родину, обосновавшихся там иоказавших, в свою очередь, серьезное влияние на появившиеся но-вые направления. В начале 1920-х годов ХХ столетия новые формыискусства начинали утверждаться в Германии – в Баухаусе, в Вей-маре, в Мюнхене, где значительными фигурами среди других пионе-ров искусства того времени были Василий Кандинский, Эль Лисиц-кий, Алексей Явленский и Марианна Веревкина и многие другиерусские художники, которые стали играть в Европе заметную роль.Некоторые из них эмигрировали в Америку. Многие американцысчитают, что заряд “нового искусства” они получили благодаря на-чавшейся эмиграции из Европы в начале 1900-х годов, особенно изПарижа, где многие американские художники прошли хорошуюшколу.

После короткой эйфории, вызванной выставкой “Аrmory Show”,и проявленного интереса к европейскому модернизму Америка воз-вращалась к консерватизму. В 1916 г. президент Соединенных Шта-тов Вудро Вильсон победил на выборах вторично. Его усилиями в те-чение двух лет Америке удалось не быть непосредственно вовлечен-ной в Первую мировую войну. Однако необходимо было усилить ар-мию, создавая вооружение, т.е. развивать военную промышлен-ность. Искусство оказалось изолированным от политических и воен-ных конфликтов, охвативших Европу. Художники-реалисты решиливзять реванш за некоторую потерю востребованности, которую онипонесли в связи с появившимся модернизмом на выставке “АrmoryShow” в 1913 г. По их инициативе 10 апреля 1917 г. в помещении“Grand Central Palace” в Нью-Йорке открылась выставка “GargantuaIndependent”, на которой было выставлено более 2500 работ. Реали-сты добивались чистоты соблюдения стиля, однако условия, связан-ные с наличием вступительного взноса, позволили проникнуть на

123


выставку некоторым модернистам. Так что идея создать чисто реа-листическую выставку не удалась. За четыре дня до открытия вы-ставки Америка объявила войну Германии. В ближайшие месяцымир искусства стал меняться. На фоне общей истерии и подозри-тельности страну потянуло к изоляционизму.

В 1919–1920-х годах появилось понятие “красная опас-ность”.Был принят закон об ограничении эмиграции из Южной иВосточной Европы. Отсюда и трудности, возникшие при получениивизы на въезд в Соединенные Штаты, которые испытала семья Бур-люков, и многое другое. В это время появляются различные экстре-мистские группы, в том числе ку-клукс-клан. Недавний подъем про-мышленности, вызванный войной, с одной стороны, способствовалматериальному благополучию и социальной свободе, а с другой сто-роны, он усилил политический консерватизм и религиозный фана-тизм. Однако после Первой мировой войны в живописи Америкипостепенно стало утверждаться фигуративное искусство с некото-рыми намеками на влияние Матисса и кубизма.

В американской истории живописи отмечено: «Как результат ра-боты “Аrmory Show” американцы создали Макса Вебера(1881–1961). До выставки он работал в фовистском стиле и в стилераннего аналитического кубизма, а после выставки он разработал

124


Е.И. Хатаева, В.М. Левин, Д.Д. Бурлюк, С.И. Гусев-Оренбургский. 1927 г.

американскую версию кубофутуризма»15. Макс Вебер увлекся мо-дернизмом, находясь некоторое время в Париже, а затем, вернув-шись стал одним из лидеров модернизма в США. В предисловии ккниге Перси Норт “Макс Вебер. Кубистское десятилетие1910–1920” отмечено: “Макс Вебер давно уже признан как лидерраннего модернизма в американском искусстве”16.

В Америке наступило время необузданного роста благосостоя-ния нации, которое стало проникать в декоративное искусство, в ар-хитектуру, в украшения. Необыкновенный расцвет джазовой музы-ки, киноискусства, а вместе с ним – кинотеатры, мебель, предметыдомашнего обихода – все было залито золотым дождем, хлынувшимна Америку. Автомобили, самолеты, скоростные поезда, океанскиелайнеры изменили представление о расстояниях. Мгновенные фор-мы коммуникаций– телефон, радио радикально меняли представле-ние о времени и приближали людей к мировым событиям. Все это немогло не отразиться на эстетическом сознании художников искульпторов. Некоторые художники начали поиск адекватного изо-бражения реальности в своем творчестве.

Возникшее во Франции движение “пуризм” в конце 1910 – нача-ле 1920-х годов перекочевало в Америку благодаря манифесту, име-ющему название “Арres le Cubisme” (“После кубизма”, а составите-ли манифеста – Шарль Эдуар Жаннере (Ле Корбюзье) и АмадейОзенфан – очаровали в Америке скульпторов, архитекторов и в не-которой степени живописцев.

Обнаруженная гробница царя Тутанхамона в 1922 г. и появивша-яся египтомания охватила весь мир. Возможно, в связи с этим былпроявлен интерес к линейному орнаменту, к лиризму в архаике и кэкзотической культуре. В декоративном искусстве и архитектурепоявился стиль ар-деко (Аrt Deco), преемник текучего стиля арт-ну-во (Аrt Novuveau).

Весь этот вал событий 1920-х годов вскоре стали называть“Roaring Twenties” (“Орущие двадцатые”). Конечно, искусство и вчастности архитектура таких городов, как Нью-Йорк и Чикаго, боль-ше всего подверглись влиянию модернизма. Из архитектурного хао-са стал образовываться порядок и рационализм. Первым из худож-ников, кто отразил на своих полотнах этот феномен, был Луис Лозо-вик. Он был подготовлен к восприятию организованного порядка ирационализма в архитектуре зданий и индустриальных объектовтесной дружбой с конструктивистами Эль Лисицким и АлександромРодченко. Он издал несколько книг по американскому и русскомуискусству, читал лекции и стал активным участником работы обще-ства “Socieåte å Anonyme”. Тесно дружил с Давидом Бурлюком. Напи-сал статью о его творчестве в журнале “Сolor & Rhyme”, № 33. Л. Ло-зовик симпатизировал рабочему движению и был одним из органи-заторов “Клуба Джона Рида”, куда входил Д. Бурлюк и другие амери-канские художники, которых объединяли левые взгляды. Луис Ло-зовик создавал произведения, посвященные американским городам,

125


их современной архитектуре, стройкам, заводам, портам, и в исто-рии американской живописи, как и Макс Вебер, признан одним изсамых ранних лидеров модернистов. Его работы находятся во мно-гих музеях Соединенных Штатов.

“Socieåte å Anonyme” и признание

Материальные трудности порой приводили семью Д. Бурлюка вотчаяние. Давид Бурлюк постоянно пребывал в поиске, но в оди-ночку находить клиентов оказалось чрезвычайно сложно. Кругзнакомых был ограничен, да и незнание английского языка усугуб-ляло положение. С появлением новаторских настроений в искусст-ве Америки художники Нью-Йорка стали объединяться в группы иобщества.

Зимой 1922–1923 г. в Нью-Йорке группа художников, любите-лей новых направлений в искусстве, создала общество “Новая Га-лерея” (в доме № 600 на Медисон Авеню). В эту группу вошелД. Бурлюк. Члены группы разработали план, по которому каждыйвносил пятидолларовый взнос. Деньги шли на аренду помещения иорганизацию выставок, с которых продавались картины. Выручен-ные деньги шли авторам работ. Начало было очень энергичным иполно энтузиазма. К сожалению, “Новая Галерея” просуществова-ла недолго. Вместе с тем членство в обществе очень помогло Бур-люку. Его работы продавались. Уже можно было отдавать долги иплатить по счетам.

Другая группа, которая привлекла к своей деятельности Д. Бур-люка, был Музей современного искусства “Socieåte å Anonyme”. Осно-ватели общества – писатель и художник Катерина Драйер, худож-ник Марсель Дюшан – участвовали в выставке “Аrmory Show” в1913 г., последний в качестве ее звезды. Третий участник-основательобщества – фотограф-художник Ман Рей. Первоначально МарсельДюшан был президентом, Катерина Драйер казначеем, а Ман Рейсекретарем. Затем роли поменялись и президентом стала КэтринДрейер.

Кэтрин Дрейер родилась 10 сентября 1877 г. в Бруклине (Нью-Йорк) в семье эмигрантов второго поколения из Германии. Она по-лучила прекрасное домашнее образование и с 12 лет посвятила себяискусству. Пройдя курс у известного в те времена учителя живопи-си Волтера Ширлоу, она отправляется в Европу, чтобы окунуться тамв атмосферу бурно кипящей художественной жизни. Оказавшись вГермании, в Мюнхене, она изучает эстетику у профессора ГуставаБришта. Затем К. Дрейер переезжает во Флоренцию, где шлифуеттехнику живописи, изучая работы старинных мастеров, и помогаетей в этом знаменитый во Флоренции реставратор Вермерен. В 1911 г., почувствовав уверенность в своих силах, Кэтрин Дрейерначинает выставлять работы на персональных выставках в Лондоне,

126


Франкфурте, Лейпциге и, возвратясь в США, у себя на родине. Онатакже активно участвует в групповых выставках в Париже, Мюнхе-не, Берлине, Дрездене, Нью-Йорке, Чикаго, Сан-Франциско и Фила-дельфии.

Роль Кэтрин Дрейер и членов общества в поддержании и станов-лении нового искусства в США чрезвычайно велика. Они представи-ли работы авангардистов всего мира, продолжив традиции Альфре-да Стиглица организовывали выставки, лекции, устраивали симпо-зиумы, издавали монографии.

Название “Socieåte å Anonymе” для общества предложил Ман Рей,оно восходит к французскому “акционерное общество” – так назва-ли свою выставку импрессионисты во Франции в 1874 году. Значи-тельную часть денег вложила Кэтрин Дрейер, и это позволило обще-ству арендовать помещение в Нью-Йорке, в Манхэттене по адресу19-я Ист 47-я Стрит, назвав его “Музеем современного искусства”.Пространство музея позволяло развесить 16–20 работ, устроить би-блиотеку с постоянно поступающими периодическими изданиями икнигами по искусству. ”Soci?t? Anonymе” привлекало большое коли-чество художников из Европы. Основным источником поступлениябыла галерея Герварта Вальдена “Der Sturm”, в которой были скон-центрированы все новейшие направления в искусстве, в том числерусские модернисты.

Вся деятельность Вальдена явилась моделью для “Socie åte åAnonymе”, и признание значимости художников-модернистов рус-ской школы пришла также от него. Характерно, что один из первыхсимпозиумов, проведенный обществом, был посвящен русской теме“Психология современного искусства и Архипенко”, а КристианБринтон, узнав о том, что Давид Бурлюк прибыл в Нью-Йорк, немед-ленно разыскал его и привлек к работе “Socieåte å Anonymе”.

Кэтрин Дрейер и Кристиан Бринтон знали творчество Д. Бурлю-ка по его участию в “Синем всаднике” и в галерее “Der Sturm”. Зи-мой 1923 г. общество “Socieåte å Anonymе” организовало “Выставку со-временного искусства” в государственном демонстрационном зале вгороде Детройте (штат Мичиган). Одна из работ Бурлюка была вклю-чена в эту экспозицию. Господин Курцворт, директор и организаторвыставки, писал, что коллекция, представленная обществом “Socieåte åAnonymе”, произвела фурор. А особенно он отмечает, что от этойконсервативной публики не ожидали такой реакции на современноеискусство. Забегая вперед, нужно сказать, что, после того как Ейль-ский университет принял в дар от Кэтрин Дрейер в 1941 г. коллек-цию “Socieåte å Anonymе”, все их экспозиционные традиции были на-рушены – великолепные залы засверкали картинами современногоискусства и картина Бурлюка “Рыбак с Южного Моря” сыграла вэтом немаловажную роль.

Особое влияние на Кэтрин Дрейер оказало современное русскоеискусство, которое расцвело после революции 1917 г. в России и по-родило одно из огромнейших движений в искусстве двадцатого сто-

127


летия – авангард. Однако в свой начальный период в противопо-ложность более известным движениям того времени (французскийкубизм, итальянский футуризм, немецкий экспрессионизм) рус-ский авангард не имел яркого отражения в специальной литературеи даже не имел удобного окончания “изм”, к чему привыкли на Запа-де. Но Кэтрин Дрейер хорошо понимала значение этого движения ипосвятила несколько работ русскому авангарду, стремясь тем самымликвидировать пробел, как она считала, в истории искусств.

Из-под ее пера выходят книги “О новом русском искусстве”, по-священная 60-летию Архипенко, монографии “Бурлюк” и “В. Кан-динский”. Не случайно Кэтрин Дрейер приглашает Кандинскогостать почетным вице-президентом общества “Socie åte å Anonymе”,должность, которую он активно и творчески исполнял, правда, нахо-дясь в Европе, вплоть до своей кончины в 1944 г. Кэтрин Дрейер бы-ла фигурой противоречивой. Ее неординарные усилия по продвиже-нию в жизнь ценностей современного искусства перекрывались ка-чествами, которые приводят исследователей к досадным заключени-ям. Ее письма до 1930 г. свидетельствуют, что она была совершеннослепа к правде о гитлеровской Германии. В каталоге дара наследияКэтрин Дрейер Ейльскому университету указано: “В ее корреспон-денции к Марселю Дюшану проявился антисемитизм и в связи сэтим кажется логичным ее роль в защите гитлеризма до 1939 года”17.

Деятельностьность общества “Socieåte å Anonymе” носила истинномеждународный характер. Фонд общества постепенно пополнялсяза счет подаренных художниками работ и за счет того, что некото-рые работы, полученные от художников и галерей взаимообразнодля экспозиций, оставались в фонде на долгое время. Небольшое по-мещение музея уже не позволяло размещать такое количество кар-тин. “Socieåte å Anonymе” стало устраивать выставки в музеях, галере-ях, клубах и колледжах.

“Socieåte å Anonymе” превратилось в просветительскую художест-венную организацию с огромным интеллектуальным потенциалом.Обществом было устроено 23 выставки в Нью-Йорке и 11 выставокв Буффало, Торонто, Ворчестере, Мичигане и др. городах. К каждойвыставке общества выпускался каталог с подробным описаниемтворчества художников, анализом направления в творчестве и о но-вых тенденциях в современном искусстве. Огромную роль в науч-ной и практической деятельности общества сыграл видный амери-канский ученый, доктор искусствоведения. Кристиан Бринтон, на-писавший много теоретических и аналитических статей об искусст-ве, в том числе о русском, в которое он был

влюблен и являлся большим его знатоком. Интерес к русскомуискусству нарастал. Джорж Баланчин демонстрировал мастерство вбалетных постановках, будучи преемником русской школы, музыкакомпозитора-авангардиста Стравинского, пришедшая через балет-ные спектакли и вписавшаяся в американскую музыкальную среду,произведения Глазунова, Рахманинова и его исполнительское мас-

128


терство, оформление спектаклей в ведущих театрах Нью-Йорка ху-дожниками, выходцами из России, Борисом Анисфельдом, ЛуисомЛозовиком, Сергеем Судейкиным, Мстиславом Добужинским и др.Их творчество органически вписалось в американскую жизнь. Поя-вилась очевидная потребность дополнить представление американ-ской публики о русском изобразительном искусстве, в частности,познакомить с работами прогрессивных художников русской шко-лы. Русские художники в то время создавали у себя на родине целыенаправления и проявили себя в Европе как члены самого передовогоотряда мастеров современной живописи.

Выставка русского искусствав Бруклинском музее

Благодаря передовым взглядам и упорству члена общества“Socieåte å Anonymе”, художественного критика доктора КристианаБринтона и директора Бруклинского музея Виллиама Генри Фокса,Бруклинский музей открыл свои двери для русской выставки с23 января по 4 марта 1923 г. О ней много говорилось в печати. Но ус-пеху предшествовала большая подготовительная работа. Еще в1914 г. Кристиан Бринтон, будучи в Мальме (Швеция), посетил вы-ставку современного русского искусства, составленную в основномиз работ “мирискусников”. Отбором картин на выставку в Мальме иприглашением русских художников занимался правительственныйкомиссар Швеции профессор Оскар Бьорк. Передо мной письмоКристиана Бринтона, датированное 12 марта 1919 г., адресованноедиректору Бруклинского музея в Нью-Йорке, в нем он пишет: “Кол-лекция, которая предлагается привести в Америку навыставку на се-зон 1919–20 представляет собой работы членов лидирующего худо-жественного российского общества, известного как “Мир искусст-ва”. Это общество, которое было основано в Петрограде в 1890 году,имеет репутацию наиболее важной и влиятельной художественнойорганизации в России”. И далее д-р Бринтон пишет: “Я хочу убедитьвас, мой дорогой директор Фокс, что это единственная коллекция со-временного русского искусства, которую мы могли бы безусловнопоказать. Она уже получила взволнованное одобрение тех, кто виделБалтийскую выставку 1914 года. У американской публики она вызо-вет огромный интерес...”18.

Это письмо послужило толчком для ускорения работ по подго-товке выставки. В библиотеке музея хранятся письма с персональ-ными приглашениями на выставку всех участников и их ответы.Имеется также копия письма г-на Фокса, адресованного директоруРоссийского информационного бюро в Нью-Йорке г-ну А.Д. Саку,написанного в марте 1919 г., где говорится: “Проект организации вСоединенных Штатах выставки российских картин и скульптур, по-

129


казанных на Балтийской выстав-ке в Мальме в Швеции в 1914 го-ду, настоятельно рекомендуетсядля проведения в Бруклинскоммузее. От лица совета музея яимею удовольствие сделать заяв-ление, что мы готовы организо-вать выставку этих работ в Брук-линском музее и

далее продолжить путешест-вие коллекции по ведущим худо-жественным учреждениям Сое-диненных Штатов”19.

Далее в письме рас сматрива-ются различные технические де-тали по организации выставки. Врезультате все условия были со-блюдены сторонами и выставкасостоялась. Показ было решенопровести в двух местах: вначале с15 декабря 1922 г. в Пенсильван-ской академии в Филадельфии, азатем с 23 января 1923 г. в Брук-линском музее. Еще за восемьмесяцев до открытия ХристианБринтон пригласил Давида Бур-

люка принять участие в выставке и сам отобрал 44 работы художни-ка. Это был первый столь представительный показ картин Д. Бурлю-ка для американской публики, причем в престижном учреждении –в Бруклинском музее.

Бруклинский музей издал очень красочный и содержательныйкаталог с редисловием его директора Виллиама Генри Фокса и об-ширной статьей доктора Христиана Бринтона. В предисловииХристиан Бринтон писал: “Прилетевшая к нам на ковре-самолетеэкзотическая и страстная по призыву, славянская эстетическаяэкспрессия в современной русской живописи и скульптуре, неза-висимо оттого, куда она приведет, предлагает очевидное извлече-ние национального сознания. Любовь к пышности и великоле-пию, влияние Византии, монголов и европейцев внешне измени-ли национальный облик русского искусства, несмотря на то чтокорни его уходят в глубь веков. Эта выставка отражает действи-тельное состояние и тенденции. То, что Вы видите перед собой,это не русское искусство в ретроспективе, а искусство, котороесуществует сегодня”20.

Участниками выставки стали Борис Анисфельд, Лев Бакст, ДавидБурлюк, Вадим Чернов, Сергей Фотинский, Николай Фешин,

130


Обложка каталога Выставки русских

художников в Бруклинском музее.

1923 г.

Адольф Федер, Наталья Гончарова, Бо-рис Григорьев, Ладо Гудиашвили, Алек-сандр Яковлев, Василий Кандинский,Николай Кузнецов, Михаил Ларионов,Абрагам Маневич, Николай Ремизов, Са-велий Сорин, Сергей Судейкин, ВасилийШухаев. Скульпторы: Александр Архи-пенко, Глеб Дерюжинский, Нума Пат-ладжан, Серафим Судьбинин. Один издрузей Бурлюка, академик живописиНиколай Фешин, любимый ученик ИльиРепина, представил портреты Маруси иДавида Бурлюка (портрет Д. Бурлюка на-ходится в Русском музее в Санкт-Петер-бурге). Как писала пресса, работы Фе-шина показали не только тонкую им-прессионистскую технику, но и отлич-ную схожесть моделей со своими внут-ренними и внешними чертами.

Любопытно, что во время работы вы-ставки в Нью-Йорке находился на гаст-ролях Московский Художественный те-атр. Отдавая дань уважения собратьямпо искусству, директор музея ГенриФокс пригласил Константина Стани-славского на открытие выставки, имеятакже в виду, что на выставке демонст-рировалось большое количество сцено-графических работ. К. Станиславский всилу своей занятости выставку посетитьне смог.

Как отмечала пресса, живопись Бур-люка заряжала слишком большой энер-гией среднюю американскую публику,и вероятно поэтому с выставки былопродано немного его работ. Результатпродажи не слишком обеспечил мате-риально Давида Бурлюка, но помог при-близить его к американской публике иукрепить его репутацию. Все члены об-щества “Socieåte å Anonymе” высоко оце-нили творчество художника, и было ре-шено организовать его персональнуювыставку.

131


Давид Бурлюк в экстравагантном костюме

Первая персональная выставка Давида Бурлюка

С 18 по 29 марта 1924 г. общество “Socieåte å Anonymе” открылопервую персональную выставку Давида Бурлюка в США по адресу44-я Вест 57-я Стрит в Манхэттене. На выставке были представлены34 работы. “Socieåte å Anonymе” выпустило каталог, во вступлении ккоторому Христиан Бринтон написал: “Имя Бурлюк значило клоко-тать, бурлить, кипеть, и это полностью соответствует его живопи-си”21. В день открытия выставки состоялся частный прием с совре-менной музыкой и танцами, поставленными Марусей и ДавидомБурлюком, как это не раз происходило в России. Д. Бурлюк органи-зовал специальные мероприятия, показывая приближение “новойэры” искусства, и уже тогда создавал прообраз современных инста-ляций и перформанса. Такого же рода мероприятия в дальнейшеморганизовывало общество “Socieåte å Anonymе” при открытии другихсвоих выставок.

В оргкомитет выставки Д. Бурлюка вошли такие знаменитые фигуры в искусстве США, как директор Бруклинского музея док-тор Виллиам Генри Фокс, директор Отделения искусств колледжа Брин Маур Георгиана Кинг, директор Музея искусств в Ворчесте-ре Хенникер Хитон, президент общества “Socie åte å Anonymе” Кэтрин Дрейер и доктор Кристиан Бринтон. В отзыве об этой вы-ставке газета “Вrooklyn Daily Eagle” писала: “Бурлюк произвелвпечатляющее воздействие на умы многих посетителей не толькопотому, что типизировал экспрессивного русского гиганта, а также по его замечательной эксцентричности в одежде. На нембыл разукрашенный жилет, серьга в одном ухе. Эта экстравагант-ность усиливала впечатление от обозрения выставленных картин,перед которыми он стоял и рассказывал об их содержании нафранцузском, немецком и русском языках. ⟨...⟩ Кроме статиче-ских работ в стиле кубизма он показал эффект движения. Он ви-дит природу в пластическом ритме, красочном динамизме, будь это Москва в пламени революции, далекая сибирская дерев-ня, японское рисовое поле или залитый солнцем остров на юге Тихого океана”22.

Знаменательно, что и самая влиятельная газета СоединенныхШтатов – “Нью-Йорк Таймс” – не обошла вниманием талантливо-го русского художника: «Картина (“Лодочник”) имеет восторженнокрасивый фон. Безусловно, Давид Бурлюк блестящий декоратор вживописи, сохраняющий традиционные линии»23. Газета “Нью-Йорк Сан” писала: “Эта выставка обнаруживает некоторые декора-тивные качества. Работы сформированы красивейшими цветовымиоттенками, и в них обретена необыкновенная текстура. В большин-стве фигуративных работ уверенная кисть художника, где он забав-но иллюстрирует свой интерес к теории одновременности дейст-вий”24. В одной из восторженных статей, появившихся во время вы-ставки в журнале “Мир Нью-Йорка” говорилось: “Бурлюк, который

132


основал футуристическое движение в России, продемонстрировалязык скорости, являя собой образ татарского хана в экстравагант-ном жилете и одной серьгой в ухе”.

Вспоминая о том времени, Бурлюк любил рассказывать, как онсобирался на свою выставку. У него оставались последние десятьцентов, и он не мог воспользоваться транспортом. Должен был идтипешком. Через 2 часа по окончании выставки он опять шел пешком,но теперь он “летел”. Он возвращался домой с чеком на семьсотпятьдесят долларов.

“Socieåte å Anonymе” купило у Д. Бурлюка работу “Южноморскийрыбак”. Сейчас она находится в коллекции К. Дрейер в музее Йельского университета.

Выставка Игоря Грабаря в США

Почти одновременно с персональной выставкой Д. Бурлюка от-крылась выставка “Русского искусства” в залах “Grand CentralPalace” по адресу Лексингтон Авеню угол 46-й Стрит в Манхэттене.Выставку привез в Нью-Йорк директор Государственной Третьяков-ской галереи Игорь Грабарь. Задача выставки, как сказано в катало-ге, состояла в следующем:

“1. Познакомить граждан Соединенных Штатов Америки с сов-ременным российским искусством и

2. Помочь российским художникам, которые испытывают боль-шую нужду и трудности приобретать необходимые материалы дляих работ”25.

Вступительные статьи к каталогу написали Игорь Грабарь и из-вестный уже нам доктор искусствоведения Христиан Бринтон. Вы-ставка открылась 8 марта 1924 года. На стенах огромного зала“Grand Central Palace” разместились 983 работы 91 мастера худо-жественных объединений Москвы и Петрограда. Перечислим не-которых известных русских художников, представленных на вы-ставке: А. Архипов, Л. Бакст, А. Бенуа, И. Бродский, Н. Гончарова,М. Добужинский, И. Грабарь, Б. Григорьев, К. Юон, П. Кончалов-ский, С. Коненков, К. Коровин, Н. Крымов, Б. Кустодиев, Е. иН. Лансере, М. Ларионов, А. Лентулов, И. Машков, М. Нестеров,Л. Пастернак, К. Петров-Водкин, В. Поленов, М. Сарьян, З. Сереб-рякова, В. Серов, К. Сомов, С. Судейкин, А. и В. Васнецовы, А. Яко-влев, В. Яковлев и другие.

Давид Бурлюк, видимо, руководствуясь побуждениями, обыч-но ему не свойственными, высказался не очень корректно и не-точно по поводу вкуса И. Грабаря в отборе работ на выставку в“Grand Palace”. Вот что он написал по этому поводу в предисловиик своей книге “Русские художники в Америке”: «...эстетическаянекультурность и отсталость Игоря Грабаря, побоявшегося выста-

133


вить из-за американского консерватизма имевшиеся у него “ле-вые” холсты таких прекрасных художников, как М.Ф. Ларионов,А.В. Лентулов, (В каталоге выставки фамилии этих художниковзначатся. Прим. автора.) Н.С. Гончарова и др., а ыпершего на пер-вый план себя и своих любимых (...) вроде Беляницкого-Бируля,обусловили небывалый провал русской армады. И если бы не ве-ликодушие мецената Крейна, купившего на выставке картин на38 тысяч долларов, выставка могла бы попасть в безвыходное положение. Крейном были куплены, главным образом, “иконы”Поленова»26.

Что касается реакции центральных газет и журналов Нью-Йорка на выставку, она была в основном сдержанной. Устроителивыставки ко времени ее завершения выпустили приложение к ка-талогу, где напечатали выдержки из статей: Газета “N.Y. Tribune”:«...необыкновенно интересная выставка русского искусства в“Grand Central Palace”, привезенная из Моск вы, показывает намработы наиболее видных художников... В период крушения идеа-лов они стараются удержать привязанность к старым стандар-там»27.

Газета “N.Y. Times”: “Какие бы сравнения позже не были бысделаны между этим очень интересным искусством во всех своихфазах ⟨...⟩ и искусством других наций, безусловно, без всякогоснисхождения оно выражает своеобразную экспрессию. Можнотакже заключить, что безусловно те, кто посещает выставку, либосо знаниемпредмета, либо как неосведомленные посетители, ко-торые пришли посмотреть не картины, а Россию, все равно ока-жутся обуреваемы сенсацией”28. Газета “Brooklyn Daily Eagle”:“Выставка расширяет представление о России. Русская выставкаоткрывает окно для нас, через которое мы можем взглянуть навсю Россию”29.

Журнал “N.Y. American”: “Схема вполне понятна. Здесь пред-ставлены все тенденции в искусстве от ультраконсервативных до экстремистских, но нужно сказать, что это кажется в пределахдуха разумной допустимости и именно это приветствуется в Америке”30.

Видимо, Д. Бурлюк оказался во власти эйфории, связанной спроходящей собственной персональной выставкой, и, конечно,назвать результат выставки в “Grand Palace” полным проваломбыло несправедливо. Вырученная сумма, которую называетД. Бурлюк (38 000 долларов), является довольно значимой для техвремен, но в чем был прав Д. Бурлюк, ориентир И. Грабаря на кон-сервативность американской публики был явно ошибочен. Новыетечения, представленные в работах русских художников, уже за-воевали в Европе сильные позиции, и это уже увидела американ-ская публика на только что закрывшейся выставке русского ис-кусства в Бруклинском музее. Америка ощутила жажду к модер-низму. В сознании американцев появилось желание укрепиться в

134


собственном авангарде, поэтому все последующие выставки, осо-бенно устраиваемые обществом “Socieåte å Anonyme”, вызывали ог-ромный интерес.

Вторая персональная выставкаДавида Бурлюка

Американский живописец, скульптор и теоретик искусства Бар-нетт Ньюмен, узнав, что Бурлюк живет в Нью-Йорке, немедленноразыскал его. Встреча для Бурлюка была неожиданной. Они былизнакомы со времени, когда вместе выставлялись в “Синем всаднике”в Мюнхене вместе с Пикассо, Дереном и другими известными ху-дожниками. Хорошо зная уровень художественного мастерства Бур-люка и высоко оценивая его творчество, Ньюмен пригласил его вамериканское общество “Art Circle”, что давало Д. Бурлюку и мате-риальную в том числе возможность представить свою персональнуювыставку.

Это была уже вторая персональная выставка, которая открылась19 декабря 1924 г. и продолжалась до 13 января 1925.г. в Нью-Йорке

135


Обложка каталога

второй персональной выставки

Бурлюка в галерее Ньюмана. 1957 г.

Давид Бурлюк.

Русский крестьянин. 1925 г.

в галерее “Print room”, при инадлежащей Барнету Ньюману. Ката-лог выставки был красочно оформлен, и в нем были помещены ста-тьи Кэтрин Дрейер, Роберта Чанлера, Ивана Народного, Луиса Лозо-вика, Владимира Ветлугина и Бориса Григорьева. Все они хорошознали Д. Бурлюка и его творчество и сами были достаточно известныв художественных кругах Нью-Йорка.

Международная выставкав Филадельфии

В 1926 году Америка праздновала 150-летие Конституции. Празд-ник отмечался широко. В Филадельфии намечалась огромная юби-лейная (Сесквисентениал) международная выставка. Художествен-ный раздел выставки было поручено организовать обществу“Socieåte å Anonyme”, работу возглавил доктор Христиан Бринтон какспециальный комиссар по искусству от правительства СоединенныхШтатов. Как уже упоминалось, Бринтон был большим специалистомв европейском искусстве, влюбленным в Россию, был большим зна-током и пропагандистом русского искусства в США, и это отрази-лось на его концепции по организации экспозиции выставки. Д. Бур-люк высоко оценивал вклад Христиана Бринтона в популяризациюхудожников русской школы. О Бринтоне можно получить представ-ление по публикациям его и о нем, которые в тот период можно бы-ло часто встретить в разных изданиях.

Вот одна из статей, которую Д. Бурлюк опубликовал в газете“Русский голос”: «Происходившее на прошлой неделе в отеле Мад-жестик (февраль 1926 года) чествование основателя художественно-го журнала “Жар-Птица”, выходца из России, Азера Когана было

136


Давид Бурлюк. Лошадь и конюх 1925 г.

действительным смотром русских художественных сил, находящих-ся в таком изобилии в Нью-Йорке.Присутствовали: С.Ю. Судейкин,Н.И. Фешин, С.Т. Коненков, А.П. Архипенко, К. Фельдман и др.

Настроение создало присутствие на вечере многих американ-ских деятелей, в том числе колоритной и единственной в своемроде фигуры популярнейшего художественного критики д-раКристиана Бринтона. Вечно живой, юный Бринтон вспоминал,рассказывал о своей последней поездке в СССР». Об этих поезд-ках Д. Бурлюк далее пишет: “Впервые К. Бринтон побывал в Рос-сии в 1899 году, затем в 1912 и в очередной в 1925. По пути в Рос-

137


Листовка к Международной выставке в Филадельфии. 1926 г.

сию К. Бринтон посетил не-сколько европейских стран изаметил различия, которые про-извели на него впечатление. Ан-глия озабочена своим будущим,Франция настоящим, а Герма-ния болеет своим прошлым. ИзБерлина он доехал до Кенигс-берга, а оттуда на аэроплане“Дерулифт PP2” он вылетел вМоскву. Три недели, проведен-ные в Москве, затмили все фи-лософские сравнения, и он оку-нулся в московскую жизнь, ко-торую вспоминает с восторгом.Опера, музыка на крыше домаГнездниковского переулка. Ки-пучая атмосфера гостеприим-ных кругов русской художест-венной общественности. Ху-дожники – от ультрамодерни-стов до великого Виктора Васне-

цова, в его старом деревянном доме, построенном им самим, изу-мительные коллекции Щукина, Морозова, Абрам Эфрос, нарком-прос Луначарский, И. Грабарь, Троцкая, О.Д. Каменева, докторЛиппа Ниман, и “Рус Фото” на Свердловской площади – все этовспомнить особенно приятно. Мое пребывание в Москве разнит-ся от наполеоновского. Французский император выехал из Моск-вы осунувшимся и постаревшим, а я покидал этот город более мо-лодым и более энтузиастски настроенным... Если Москва городправительства, то город, заложенный Петром, производит впечат-ление Европы. Большие перемены в Русском музее: картины Гри-горьева, Малевича, Матюшина, Лентулова, Бурлюка, Машкова идр. О положении в России Бринтон улыбаясь оптимистическипроронил две фразы: “Черный хлеб России лучше, чем пирогиНью-Йорка. Лучше босые ноги, чем башмаки, которые жмут”. По-ездка в Россию дала Бринтону много поэзии, породила в нем но-вые чувства»31.

Как главный художественный организатор на Международнойвыставке, Христиан Бринтон уделил особое внимание мастерам рус-ского искусства и отвел им две галереи.

Среди русских художников там были представлены: Н. Рерих,А. Архипенко, Б. Анисфельд, А. Маневич, Л. Фельдман, С. Судей-кин, В. Чернов, Б. Григорьев, Ф. Захаров, Н. Фешин, Н. Циковский,Д. Бурлюк, М. Шагал, В. Кандинский, В. Бобрицкий, Удальцова,Н. Васильев, Г. Дерюжинский, С. Коненков. Всего 112 работ. Пре-дисловие к каталогу написала Кэтрин Дрейер, а текст с представле-

138


Обложка каталога Международной

выставки в Филадельфии. 1926 г.

нием художников – Кристиан Бринтон. Он же высоко оценил ра-боты Д. Бурлюка: “Живопись Бурлюка – это философская рапсо-дия в цвете”. Выставка имела огромный успех и сильный междуна-родный резонанс. Интерес к новому искусству, и в частности к рус-скому, нарастал с огромной силой. Выставка в Филадельфии вдох-новила “Socieåte å Anonyme”, организовать очередной показ в концегода и рассказать американской общественности о последних дос-тижениях в области искусства, о взаимосвязи русского и европей-ского искусства.

Международная выставка в Бруклинском музее

В конце 1926 – начале 1927 г. общество “Socieåte å Anonyme” орга-низовало большую международную выставку в Бруклинском музеев Нью-Йорке. База для экспозиции была подготовлена филадель-фийской выставкой. Осталось дополнить экспозицию и составитькаталог, который оформила вместе с участником выставки, талант-ливым художником Константином Аладжаловым32. Там же былоуказано, что выставка открывается 19 ноября 1926 года и проработа-ет до 1-го января 1927 года. Для показа отобрали работы 113 худож-ников, представлявших 23 стра-ны. Из европейцев в ней участво-вали Ж. Брак, М. Эрнст, Г. Мюн-тер, Ф. Марк, К. Дрейер, П. Мон-дриан, Ф. Леже, П. Пикассо,Г. Кампендонк, Де Кирико, Мол-ран, Баумейстер, Мохой-Надь(именовавшийся в США как На-ги), Северини, Швитерс, Пери,М. Дюшан, Грис, Ж. Миро,П. Клее, А. Девис, Стелла, МанРей, К. Бранкузи и многие другие.

Из русских мастеров, или про-исходивших из России, на вы-ставке были представлены Кон-стантин Аладжалов, АлександрАрхипенко, Фейга Блумберг,Макс Вебер, Давид Бурлюк, Ни-колай Васильев, Абрагам Волко-виц, Наум Габо, Виллиам Зорах,Василий Кандинский, Давид Ка-кабадзе, Эль Лисицкий, Луис Ло-зовик, Натан Певзнер, НиколайЦицковский.

139


Обложка каталога Международной

выставки в Бруклинском музее.

1926 г.

Экспозиция была разделена на художественные группы с худож-никами лидерами: Мондриан из Голландии со своими сподвижника-ми, стоящий за “ясность” в живописи, доведенную до скупых линий,Леже из Парижа со своей интернациональной группой, работающейнад проблемой “механической жизни”, Малевич из России с груп-пой супрематистов, Де Кирико из Италии со своей идеей “метафизи-ческой живописи”.

Не будучи корнями связанной с Россией, Катерина Драйерособо выделяет художников русской школы, представляющих но-вое направление в живописи и скульптуре – конструктивизм, ро-дившийся именно там, и отмечает: ...скульптурные работы, пред-ставленные Натаном Певзнером и его братом Наумом Габо, кото-рые находятся в центре этого направления. Они являются основа-телями программных установок конструктивизма, что вырази-лось в опубликованном ими минифесте, где заложены основы но-вой эстетики – трехмерной абстракции в скульптуре”. «Такуюже лидирующую роль в конструктивистском направлении, –продолжает в своей статье К. Дрейер, – в живописи на выставкедемонстрирует Эль Лисицкий, который утверждает: “новая функ-ция искусства не приукрашивать, а трансформировать в органи-зованную жизнь. Хаос связывает точность, порядок, обустройст-во сслабляет и освобождает».

Картины Бурлюка на выставку отбирала, как видно из записки,сама Кэтрин Дрейер: “Д. Бурлюку, 18 октября 1926 года. Пожалуй-ста, организуйте встречу с вами у вас дома по 2116 Гаррисон Авеню,в среду, в 3 часа по полудню так, чтобы я могла выбрать картины дляМеждународной выставки в Бруклинском музее...”33 отобрала 9 по-лотен Бурлюка: “Глаз Бога”, “Лошадь и конюх”, Эскиз – “Радио”,“Паук-звезда”, “Пришествие механического человека”, “Лошадь”,“Суда в Рокпорте”, “Моряки Глостера”, “Мост на реке Гарлем”.В предисловии к каталогу Кэтрин Дрейер, подчеркивая особое зна-чение просветительских устремлений выставки, пишет: “Если хотьодин молодой талант, пройдя через выставку, оградит себя от непра-вильных действий в искусстве, и это поможет ему оставаться чест-ным к себе и он не почувствует необходимости пойти на компромиссс публикой, которая еще не понимает этого искусства, тогда мы почувствуем, что добились своей цели”.

“Россия привезла невероятное богатство красок, страсти и твор-ческих представлений, и русские художники безусловно ока уюжизнь Америки. Вклад Д. Бурлюка в развитие американского совре-менного искусства несомненен”34.

“Sociеåtе å Anonyme” проделало огромную работу, чтобы пробитьбрешь устоявшихся понятий в искусстве пуританской Америки и,судя по отзывам в печати, заставило критиков серьезно отнестись кновым течениям, пришедшим из Европы и из России, и громко заго-ворить о них.

140


Международная выставка современного искусства в Буффало

Международная выставка в Бруклинском музее продолжиласвое триумфальное шествие на севере Соединенных Штатов в горо-де Буффало в музее, который называется “Albright Art Gallery” приАкадемии изящных искусств. Здесь также был издан каталог, на об-ложке которого была опубликована графическая работа КэтринДрейер – “К программе Стравинского”. Выставка работала с 25 февраля по 20 марта 1927 года, на ней были представлены три работы Д. Бурлюка. Затем экспозиция переместилась в Торонто вКанаду.

На первой странице каталога была сделана пометка, что цены наработы, продающиеся с выставки, установлены в пределах1500–3000 долларов. Это была очень высокая цена по тем временамна картины художников современников.

141


Обложка каталога выставки в Музее изящных искусств

в Буффало. 1926 г.

1 Dreier Katherine S. Burliuk / Published by The Sosaete Anonyme, Inc. and Color andRhyme. New York, 1944.

2 Чумак П. Незабываемые встречи // Молодежная газета. Тамбов. 19 декабря 1965.3 Жан Анри Фабр. Инстинкт и нравы насекомых. СПб., 1906.4 Dreier Katherine S. Burliuk.5 The Hutchison Dictionary of the Arts. Словарь искусств. М., 1996. C. 178.6 Бурлюк Д. Русские художники в Америке. Нью-Йорк: Изд-во М.Н. Бурлюк, 1928. C. 3.7 Гертруда Стайн (1874–1946) – американская писательница, коллекционер сов-

ременной живописи. Творчество характеризуется формалист. исканиями, неко-торые особенности манеры оказали влияние на таких писателей, как Э. Хемингу-эй, Ш. Андерсон, Ф. Скотт Фицджеральд.

8 Milton W. Brown. The Story of Armory Show. Josef H. Hirshhorn Foundation. 19639 Там же С. 118.

10 Каталог Берлин – Москва, 1900–1950. М.: Галарт. 199611 Там же.12 Там же.13 Brown Milton W. The Story of Armory Show. Josef H. Hirshhorn Foundation, 1963. P.

158.14 Там же.15 Stokstad Marilyn. Art History. Harry N/Abrams, Inc., Puplisher. 1995. P. 1097.16 North Percy. Max Weber. High Museum of Art. Atlanta Georgia. 1991. P. 9.17 “Сосайете Аноним” и наследие Дрейер Ейльскому университету. Издание Ейль-

ского университета, 1984. C. 19.18 Brooklyn Museum Library. Exhibition. Russian Art Record of the Office of the Director.

W.H. Fox. 1913–1933 (File № 661), 1919.19 Там же20 Dreier Katherine S. Burliuk. P. 105.21 Там же. C. 106.22 Там же. C. 107.23 Там же C. 108.24 Там же. C. 109.25 The Russian Art Exhibition. Grand Central Palace. New York. 1924. The Brooklyn

Museum Archives.26 Давид Бурлюк. Русские художники в Америке. С. 3.27 The Russian Art Exhibition. Grand Central Palace. New York, 1924. The Brooklyn

Museum Archives.28 Там же.29 Там же.30 Там же31 Бурлюк Д. Христиан Бринтон // Русский голос. 1926. 28 февраля.32 Архив К. Аладжалова хранится в библиотеке Сиракузского университета Соеди-

ненных Штатов в Америки.33 Yale University. Beinecke rare book and manuscript library. YCAL MSS 101. Box 97.

Folder 174.34 International Exhibition of Modern Art. Brooklyn Museum. New York, 1926.

142


ШМУЦ

143

ОБОРОТ

144

Давид Бурлюк и Владимир Маяковский

ВВВВ первый же год год пребывания на новой земле Д. Бурлюк по-лучает просьбу своего друга прислать ему визу на въезд в Аме-рику. Это короткое письмо Мария Бурлюк опубликовала на

первой странице сборника – антологии “Красная стрела” в 1932 г.вНью Йорке.

Прошло 2 года и вдруг радостная новость – в Нью-Йорк 30 июля1925 года прибыл В. Маяковский. Хотя и были опубликованы воспо-минания Д. Бурлюка о встречах с Маяковским в тот период, вряд лиможно утверждать, что нам все известно о их взаимоотношениях. Кэтому времени Д. Бурлюк уже обосновался в Нью-Йорке, вел лите-ратурную страницу по четвергам в русскоязычной газете “Русскийголос”, которая отличалась симпатиями к Советскому Союзу, издесь его левые настроения были к месту. Встреча Д. Бурлюка сВ. Маяковским после долгого перерыва в какой-то степени взбодри-ла первого от одолевавшего эмигрантского стресса, возвратила уве-ренность в себя, привела в привычное энергичное состояние и, кро-ме того, укрепила его симпатии к пролетарскому движению в США.

Для многих любителей поэзии, помимо самого творчества Маяков-ского, все, что связано с его личной жизнью, вызывает большой инте-рес. Он один из тех великих людей, которых выдвинуло революцион-ное время в России. “Он оказался в нужное время и в нужном месте”,часто употребляемое высказывание в полной мере имеет отношение кМаяковскому. В ритме его поэзии отразился ритм России 1920-х годов.

Большую роль в становлении В. Маяковского как поэта сыгралД. Бурлюк, и кто знает, если бы не он, Маяковский мог оказаться вчисле полузабытых гениев. В одном из своих страстных порывов –в известном стихотворении “Приказ по армии искусства” (1918) –поэт и художник пишет:

Довольно грошовых истин,Из сердца старое вытри.Улицы – наши кисти.Площади – наши палитры.Книгой временитысячелистойреволюции дни не воспеты.На улицы, футуристы,барабанщики и поэты!1

145

Мы знаем, что в дальнейшем В. Маяковский, отойдя от максима-лизма этого движения, превратился в новатора, совершившего под-линную революцию в поэзии. Различные исследователи и литера-турные критики называли его то футуристом, то сюрреалистом, топоэтом революции, но ясно одно – он вышел за рамки отдельныхнаправлений и поднял значение русской поэтической культуры исам стал пульсом XX века. Его произведения переведены на многиеязыки и, как стало очевидным, продолжают изучаться во многихуниверситетах мира.

Общение двух великих людей – В. Маяковского и Д. Бурлюка –давало возможность каждому глубже понять собственную драму. УБурлюка разыгрывались приступы ностальгии, и ему порой оченьхотелось вернуться в Россию. Там, в России, где в прошлом были ук-реплены позиции наступавшего футуризма 1920-х годов, он являлсяодним из признанных лидеров, и это звездное для него время сохра-нилось в его душе. Маяковский же поднял знамя футуристическогодвижения на уровень пролетарского и революционного пониманиявремени и стал поэтом, сказавшим новое слово в поэзии, которое

146


Письмо Владимира Маяковского

Давиду Бурлюку. 15 октября 1923 г.

Кадр из фильма “Не для денег родив-

шийся” по повести Джека Лондона

“Мартен Иден”, инсценировка

В. Маяковского. 1918. Давид Бурлюк

(слева) и Маяковский

в роли Ивана Нова

звучало доступно, громко и убедительно. Маяковский оставался пол-предом революционного, пролетарского настроя представителейроссийской “Великой утопии”, и его устойчивые левые взгляды пол-ностью разделял Д. Бурлюк.

Рассказ о пребывании В. Маяковского в США важен не толькодля создания полноты картины того времени, но и для иллюстрациипрорывавшихся наружу, возможно неосознанных уже тогда разоча-рований к пафосному служению большевистским музам, которыенаряду с известными фактами привели в дальнейшем к личной тра-гедии.

Что касается Д. Бурлюка, он никогда не забывал о дружескихвстречах и шумных совместных футуристических выступлениях. Онвысоко ценил дружбу с Маяковским и проявлял по отношению к не-му поистине отеческую заботу. Сам Д.Бурлюк никогда не претендо-вал на звание первооткрывателя Маяковского-поэта. В одном из ме-муарных очерков он писал: «Маяковский чаще всего вспоминаетГофмана, знал много его стихов. Виктор Гофман был одним из пер-вых знакомых Володи Маяковского, когда он переехал в Москву в1906–11 с мамой и сестрами на Пресню. Часто бывал с ним в чай-ной, что на Петровке и Цветном бульваре перед спуском на Труб-ную. После полуночи в чайную сходилась пестрая толпа, ночные де-

147

Глава IV. Маяковский в Нью-Йорке

Давид Бурлюк. Владимир

Маяковский. Гравюра. 1925 г.

Владимир Маяковский.

Фото В.К. Буллы. 1925 г.

вицы, коты хулиганы, гуляки, солдаты, студенты в мундирах, а подутро ватага торговцев в енотовых шубах, приказчики, художники,поэты, артисты. Над дверью надпись: “Здесь нехорошими словамипросят не выражаться”. Гофман был символистом, из обеспеченнойсемьи. Певучесть и лиризм ему были не свойственны ⟨...⟩ Тончай-ший, замечательный поэт Гофман, на лице его лежала печать мелан-холии. О Гофмане, первом друге и соратнике Маяковского, надознать, кому Маяковский близок и дорог. Кто великим Маяковскиминтересуется, должен знать Гофмана”. Таково мнение Д. Бурлюка, иэто еще один штрих к портрету человека интеллигентного и добро-сердечного.

Встреча старых друзей

Прибытие В. Маяковского в Америку для Маруси Бурлюк былотаким же важным событием, как и для Давида. У нее в памяти храни-лись те замечательные встречи молодости, заполненные интересны-ми событиями, особенно в Романовке”, где, можно сказать, начинал-ся Владимир Маяковский. В газете “Московский Комсомолец” в1956 г. была напечатана статья Макса Поляновского “Две памятки”,где он описывает, как, занимаясь поисками исполнителей кинопо-становок, сделанных при участии В. Маяковского, он беседовал сМарусей и Давидом Бурлюком, прибывшим по приглашению Союзаписателей СССР из Америки в Москву в том же 1956 г. «Еще до эми-грации в 1918 году Бурлюк был участником этих кинопостановок,которые проводились в Москве, в Самаровском переулке частнымкиноателье “Нептун”. Д. Бурлюк вспомнил эпизоды, связанные сосъемками фильмов, и, получив старую фотографию, где он “под гри-мом”, растрогался и поблагодарил за “памятку”, после чего в беседувступила Маруся Бурлюк и с волнением рассказала о встрече сВ. Маяковским в НьюЙорке в 1925 году:

“Еще в гостинице Владимир Владимирович сказал советскимпредставителям:

– Соедините меня, пожалуйста, с Бурлюком. Не знаю, как здесьс телефонами обращаться...

Маяковскому передали трубку. Сдерживая волнение, он проба-сил быстро и громко:

–Додик, я здесь! Приезжай в гостиницу... С Марусей!У Бурлюка не хватило терпения ждать, пока соберется жена. Он

укатил из дому, договорившись, что она приедет позже. Когда Ма-рия Никифоровна постучалась в дверь номера, Маяковский распах-нул ее, вытащил гостью на середину комнаты и, по старому обычаю,троекратно расцеловал в обе щеки.

– Машенька, милая! – воскликнул он. – Что бы подарить вамна память об этой встрече за океаном, так далеко от дома?..

148


Маяковский задумался, машинально сунул руку в карман “широ-ких штанин” и вдруг сразу обрадованно сказал:

– А вот и памятка! – И он, взяв руку Марии Никифоровны, сразмаху положил в ладонь серебряный рубль. Возьмите, дорогая.Это наш чудесный, из самого лучшего русского серебра, полновес-ный советский целковый. Прошу обозреть! Видите на нем эмблеманашего государства: “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” А подругую сторону не какой-нибудь там двуспальный орел, а две могу-чие фигуры – рабочий и крестьянка.

Супруги Бурлюки разглядывали отчеканенный в 1924 году совет-ский серебряный рубль, который в кармане поэта пересек океан в1925 году. Это была твердая советская валюта – еще одно доказа-тельство прочности советской власти, провозглашенной Лениным исуществовавшей в то время восьмой год.

Рубль Маяковского 31 год спустя снова пересек океан.– Вот он володичкин рубль!Мария Никифоровна извлекла из сумки цепочку с нанизанной

на нее дорогой памяткой».А вот как описывает Д. Бурлюк встречу с В. Маяковским в Нью-

Йорке: «Я не видел Владимира Владимировича Маяковского, поэта ихудожника, знаменитейшего барда современной Новой России с ап-реля 1918 года. Тогда я расстался с ним в Москве. С особым волнени-ем я услыхал в телефон его звучный, мужественный бассо-профун-до. По голосу признал сразу – голос тот же! Тот же могущий залить-ся высокой нотой, а затем мягко сойти на низы, а низы у его бархат-ные. Недаром 20-летний пророк русской революции, не имевший то-гда достаточно денег на мужскую гордость по костюмной части уте-шался:

Я сошью себе черные штаныИз бархата голоса моего...

Это, как говорится, был дешевый, прекрасный и всегда доступ-ный материал для штанов молодому гениальному поэту. Голос не из-менился!

Бросаюсь в подземку и мчусь на Пятую авеню, где остановилсяВ.В. Маяковский. Еще издали, подходя к дому, вижу большую “рус-скую ногу”, шагающую через порог, и пару увесистых чемоданов, за-стрявших в дверях.– Ага, думаю, пролетарские русские привычкиСССР и здесь не оставил – сам чемоданы носит!.. Сразу догадался поодной ноге, что никому, как “самому” Маяковскому, она принадле-жать не может. Маяковский прекрасный “товарищ во всех смыслах ипадежах”. В наше время это слово затрепали. Этим словом швыряют-ся подчас, как куском грязи. На слово это надо иметь право. Нужноиметь большое сердце, далекое от температуры “айс-бакса”, чтобы справом пользоваться этим настоящим словом – друг-товарищ!

Долго смотрели друг на друга. Смотрели в темноте вестибюля;поглядываю Маяковского затем и в ванне, когда он смывает со сво-

149


ей львиной гривы и мощного те-ла пыль тропического Мексико изнойного Техаса. Упорхнули бы-стрыми птицами (по слову поэта)семь с лишкой лет. Его творчест-во переведено почти на все язы-ки от Китая до Лондона, от Токиодо Коломбо. А Владимир Влади-мирович также юн, сыплет кир-пичи своих острот!.. Да и не уди-вительно! Ведь ему – 30 лет! Акто будет усталым от груза, пустьи мировой, славы в счастливые30 лет!»2

Встречались они почти каж-дый день. Супругов Давида и Ма-русю Бурлюк всегда окружалилюди творчества. Их привлекалвысокий интеллект, талант и ис-креннее желание хозяев щедроделиться энциклопедическимизнаниями в области поэзии, про-

зы и истории живописи. И вот теперь не случайно, когда в Нью-Йоркприбыл известный русский поэт Владимир Маяковский, 9-го августа1925 года, Давид и Маруся Бурлюки устроили у себя на квартиреобед – знакомство с ним молодых поэтов Нью-Йорка, писавших нарусском языке.

Поэт и журналист Леонид Опалов, присутствующий на тойвстрече, напишет в своей статье в газете “Русский голос”: “С осо-бым интересом ожидали молодые нью-йоркские поэты в кварти-ре Д. Бурлюка знаменитого поэта и друга Давида ДавидовичаВ.В. Маяковского, прибывшего на днях в Нью-Йорк из своего пу-тешествия по Европе и Мексике. Видеться и говорить с популяр-ным поэтом новой России было заветной мечтой многих. Маяков-ский плечистый, высокий молодой человек. Не будучи гордым, новсе же знает себе цену. Мне было особенно приятно прислуши-ваться к рассказам Маяковского, исполненным тонкой шутливо-стью. Владимир Владимирович является одним из тех немногихпоэтов, который свое творчество одухотворил темпом жизни. Наспознакомили с Маяковским и, сидя за общим обедом, мы завелиинтересный разговор. Настроение было праздничное. В. Маяков-ский намерен устроить на днях в Нью-Йорке лекцию. Интересно,что из России В.В. летел в Париж аэропланом3. Гениальный поэточень заинтересован Нью-Йорком. Он также собирается изучитьанглийский язык. Мы, молодые поэты, читали Маяковскому своистихотворения. Алланд преподнес поэту свою книгу; я – фотогра-фию с надписью. Бурлюк все время беседовал со своим другом,

150


Давид Бурлюк. Владимир

Маяковский. 1925 г.

которого он 8 лет не видал. У каждого из нас осталось большоевпечатление от первовстречи с В.В. Маяковским”4.

Маяковский приложил немало усилий, чтобы вникнуть в эту но-вую удивительную жизнь, полную неожиданностей... В книгеЛ.Ф. Волкова-Ланнит, который лично знал Маяковского, в главе “Ви-жу Маяковского” написано: «Владимиру Владимировичу нравилосьбродить по Нью-Йорку. “Кругом вылизанные дороги, измурашен-ные Фордами, какие-то строения технической фантастики”. Всеулицы пронумерованы. “ Запутаться в Нью-йорке, трудней, чем в Ту-ле”. Прошелся по Бродвею. Улица ослепительно иллюминирована –хоть ночью читай. Недаром зовут её Уайт Уей (великий белый путь).В общем, “есть что посмотреть московской братве”».

Разительный скачок техники и вездесущий сервис порой вызы-вали зависть. Но у Маяковского она не означала умилительного вос-хищения всем увиденным.

Я в восторгеОт Нью-Йорка города.

Но Кепчонку

Не сдерну с виска.У советских

Собственная гордость:На буржуев

Смотрим свысока.

151


Давид Бурлюк и Владимир Маяковский. 1920-е годы

“Собственная гордость”. Ею проникнуто все творчество поэта-патриота.

Он ходил, оценивал, сравнивал. Не миновал и Уол-стрита – из-вестной улицы банков и деловых контор. ⟨...⟩

Падкие на сенсации репортеры осаждали “красного поэта” и до-пытывались о цели приезда. Он отделывался шутками, но порой ихпринимали всерьез. Вернувшись на родину, Владимир Владимиро-вич рассказывал киевским рабкорам:

“– Про меня там распространялась всякая чепуха, а когда яспросил репортера – почему он еще не написал, что я, напримерубил свою тетку, он задумался и сказал: – а перавда, почему не на-писал?”5

Если собрать все, что писалось в американской периодике о Ма-яковском за три месяца его жизни в США, то получилась бы объеми-стая книга. Главное место в ней заняли бы статьи и заметки из рабо-чей прессы. О выступлениях поэта информировали такие газеты,как “Дейли уоркер” (центральный орган компартии США), “Новыймир” (орган русской секции партии) и лояльный “Русский голос”5.

“Дядя” Маяковский... навсегда

Свое знакомство с поэтом сын Давида Бурлюка, Никиша, описы-вает в статье “Как, будучи мальчиком, я встретился с Маяковским”:«Я, вернувшись из кемпа7 “Гарлем” в первых числах сентября в1925 году, чувствовал себя угнетенным, раздавленным скопищем ко-лоссальных домов, построенных вплотную, когда же вошел в нашуквартиру на шестом этаже дома 2116 Гарисон Аве., в Бронксе, мнепочудилось, что могу дотянуться руками сразу до всех стен и своейспиной подпереть потолок. Так мне казалось.

Я сел на пол около окна и грустно смотрел на бегущие, оловянно-го света облака, скользящие по клочку неба, видного в пролете глу-бокого двора.

– Ну, вставай, Никиша, и расскажи мне о твоей жизни, однойдумой дела не делаются!.. – загремел надо мной бархатный бас.

Надо мной склонилось лицо человека с коротко острижеными“ежом” волосами, с черными улыбающимися глазами; большая рукамужчины помогла мне встать с пола. Это был Маяковский; меня, ма-лыша, своей ладонью прижал он к твердой ляжке (он, наверно, имелэту привычку отцовства).

Снова улыбнувшись, любовно, широко – показал он желтые откурева зубы; но глаза его при этом не сощурились, а щеки монголь-ские (смуглая кожа на них) выше пододвинулись к вискам и образо-вали около рта две глубокие морщины и точно указывали, на круп-ный, с крупными порами, нос.

Маяковский удобно расположился в кресле, и оно казалось отего атлетической фигуры тесным, левая рука поэта в кармане пид-

152


жака и углом рисовалась на хол-сте, прибитом прямо на стену, где“Судьба”, написанная маслянымикрасками отцом, плотно платкомзавязала свои глаза.

Маяковский не только умелпрекрасно говорить, но и умелслушать; я, положив голову на егоплечо, пахнущее духами и таба-ком, тихо рассказывал “дяде” все,что накопилось в моей детскойдуше; нашептывал ему на ухо: опросторах штата Коннектикута сего синеющими горами, на кото-рых растут на длинных стебляхбелые с черными пятнами цветы;о лесах осин и берез, перемешав-шихся с пышными соснами, о глу-боком озере, где на отмели на сол-нышке дремлют черепахи. Они-то и выучили меня хорошо пла-вать... Я сгонял их в воду и потомстарался плыть впереди этих зем-новодных. За плавание и орден –голубая пуговица с буквами (сто-ит 3 цента); рассказал Маяков-скому и о городе, жить в котороммне, малышу, точно в каменноммешке.В этот день мы сфотографировались с Маяковским на крышенашего дома в знак дружбы.

Далее он пишет: “Мне хочется спать от духоты и жары, пыльныестены купаются в табачном дыму. Но вот на эстраде появился Мая-ковский– поэт несколько секунд стоял с правой рукой, простертойв воздухе; его ноги были широко расставлены, точно он намеревал-ся упорно устоять против невидимого удара.

Слова гиганта загремели; они раскатами неслись по залу. ГолосМаяковского был по силе своей равен голосу человека, говорящего врупор, передающего приказание с корабля на встречный корабль, иказалось, что стены зала раздвинулись и что он, Маяковский, напол-нил весь дом, и голос его звучал отовсюду.

Моя усталость исчезла. “Всегда быть за народ, человек, верящий в идеи блага для боль-

шинства, – отважен и независим! он не теряет своих идеалов”. Маяковский двигался по эстраде быстрыми, крупными шагами;

чудилось, что вот он сойдет с платформы, что он вызвал на борьбу ссобой весь зал, и за него не было страшно. Я, малыш, знал, что он по-бедит.

153


Давид Бурлюк с сыновьями

Николаем и Давидом младшим

и Владимир Маяковский на крыше

дома семьи Бурлюков. 1925 г.

Поэма “Солнце” – дикция Маяковского поражала уверенно-стью, а в поэме “На смерть Ленина” печаль загипнотизировала на-сторожившихся слушателей, и... нервные всхлипы работницы, уста-лой от жизни, сидевшей рядом, не показались странными.

27 октября 1925 года. Против моего теперешнего университета, наПятой авеню, дом 2, на 37-этажном небоскребе теперь горит вечныйогонь (для меня он зажжен в память моего незабвенного друга Мая-ковского).

В 1925 году на этом месте стоял дом времени Марка Твена; подъ-езд с цветными стеклами; дом весь темный, точно уснувший. Я, братДодик и моя мать дожидаемся прихода Маяковского; сидим на дива-не; восьмой час вечера.

Открылась дверь ключом с улицы и появился Маяковский... он вкепке, в зеленом с меховым воротником жакете.

Мы уже знали от отца, что на утро завтра уезжает во Францию...,а оттуда домой, в мой родной город – Москву.

Маяковский обнял нас с Додиком и сел рядом на деревянный ста-ринный диван, говоря: “Но ведь я простужен и имею насморк”. Этобыл протест против наших детских поцелуев в его горячие щеки.

“Дядя” – это милое слово, одно из первых, которому учили меня,еще не умевшего ходить, теперь опять не было нужно... Мне былогрустно. Мой дядя уезжал...

– И надолго, навсегда?– Навсегда можно только умереть, – со смехом ответил Мая-

ковский на вопрос нашей матери...Так мы простились с Маяков-ским; простились, чтобы бережно хранить память о нем всю нашужизнь...

Вспоминаю, как Маяковский купил Додику столярный ящик синструментами, двумя дверцами, в Наmmacher Schlemmer, лавкена 23 улице. Перед этим мама ему купила свитер в клеточку... онпотом много снят на фотографиях. Свитер был куплен на бара-холке на Ист Сайде за два доллара. Мы, Маяковский, Додик и я,бодро шагаем по Вroаdway. Уже вечер и лавки закрыты. Лето. Без-людно. Я держусь за правую руку Маяковского; “дядя” несет но-вый столярный ящик в левой руке, и Додик за него придержива-ется. Мы все смеемся, вспоминая гномов-карликов – клабатар-ман – на вывеске Нammacher Schlemmer лавки. Гномы помогаютвсем строителям. Солнце садится пожаром за небоскребы... па-нель (тротуар) искрится под ногами мириадами огоньков, длин-ные наши тени поспевают за ними... они скользят по панелям и подомам. Мы выдумываем рассказы про гномов... Маяковский слу-шает нас внимательно.

–Правда, хорошо, что гномы помогают строителям – людям наземле, – говорит Маяковский.

Наши голоса, смех и равномерный гул от железных подков накаблуках Маяковского высоко поднимаются в эхо среди небоскре-бов”»8.

154


“О романах поэта”

Имеется много публикаций на тему “Маяковский в США”, но ка-ждая новая, ранее не опубликованная подробность позволяет глуб-же проникнуть в душевное состояние поэта, тем самым проявить длясебя его необыкновенный образ. В архивах Сиракузского универси-тета хранится рукопись Д. Бурлюка, которая озаглавлена “О рома-нах поэта”. Приводим текст полностью, так как в нем не только стра-ницы рукописи материалов к статье Д. Бурлюка “О романах поэта”где сообщаются некоторые подробности личной жизни , но и под-черкиваются некоторые черты характера В. Маяковского.

«Маяковский декламировал во всеуслышание с эстрад, во весьголос:

Любящие МаяковскогоДа ведь это же династияНа престол сумасшествия взошедших цариц.

Хроника Катаняна – 1911. 4-го декабря открывалась в П. Выстав-ка “С.М.” Маяковский, взятый Бурлюком в Питер, привез ту-да”портрет Р.П. Коган”.

Здесь в Нью-Йорке проживает дочь – Р.П.К. Я записал со словдочери рассказы об этом юношеском увлечении В.В. М. Позже

Маяковский в 20-х годах ухаживал за Мiss Коган и был на ее свадь-бе, когда она вышла за Томского.

Эта запись у меня под заглавием “Портрет Розалии П. Коган” Вследующие годы – 1912 – Рождество – сестры Несвежие (?) вНов(ой)? Маячке. См. Color and Rhyme. № 31.

В 1914 году – роман Маяковского в Одессе с Марией, младшейсестрой жены Кишиневского помещика Филиппова9.

Об этих двух романах Р. Якобсон – напечатал исследование; он чутьем установил, что в поэме Маяковск(ого)речь идет о двухМариях.

Конец июля 1915 г. – знакомство и роман с Л.Ю. Брик. Этот ро-ман является основным в жизни поэта до 1925 года.

В vарте месяце с 19-го по 24-го Маяковский (Бурлюк, Камен-ский) были в Тифлисе – здесь роман с одной из Урмийских пер-сидских принцесс, 2 сестры. Маяковский и Каменский – вели сними дружбу.

Каменский хотел бежать с одной. Я боясь свирепой мести брать-ев девиц – отговорил его от этого плана.

Маяковский в Америке. Я готовлю подробное описание мной иМарией Никифоровны пребывания В.В. в новом свете с первого днядо последнего, так как был при Маяковском почти неотступно, по-скольку он был беспомощен, не владея языками.

Маяковский приехал в Н.Й. 31 июля в 1925 году. Уехал 28 октября.4 года и 5 месяцев и две недели до своей самоказни.– Кроме Б(у)рлюка в Америке друзей у Володи не было10.

155


156


Страницы рукописи статьи Давида Бурлюка “О романах поэта”

В нашем журнале помещенырисунки В.В. Маяковского, сде-лан(ные) им в моем обществе в1925 г.

Зарисованы – Бурлюк, Талмии Елизавета Петровна, урожд. Але-ксеева из Шафраново Уфимскойгубернии.

В августе месяце Маяковскийпривел меня в бедную квартиру(Рейл-роад с тайл)11 в районе Грин-вич Вилладж, вблизи дома на 5-й вкв., где он жил (дом № 25), и позна-комил с Елизаветой ПетровнойДжонс. Она была, видимо, замужемза – американским журналист(ом).Мистер Джонс был постоянно вразъездах и Маяковский часто бралмисс Джонс с нами; мы дваждывтроем ездили в Кемп “не журись”рабочий (еврейский) первый разприблизительно 10-го сент.

Маяковский написал стихо-творение об этом рабочем лагере20 сент. – и читал его на вечере,когда мы поехали туда второй раз 28 сентября. Первый раз погодабыла чудесная. Теперь – лил дождь и мы просидели. Я, ЕлизаветаПетр. и Маяковский– целый день в палатке. Я и В.В. нарисовалимисс Джонс (См. Сolor and Rhyme) она была недовольна пого-дой– сердилась. Маяковский нарисовал “Лизу” – бедная Лиза –“не в духах...”

Мой рисунок с Лизы (схожий) передан мной в коллекциюН.А. Никифорова, город Тамбов, ул. Горького, 68, кв. 6. В Нью-Йор-ке В.М. имел краткий роман с женой художника Ролуа или Толуа?“Целуем над Гудзоном в/длинноногих жен”...

В Москве, в 1956 году близкие знакомые рассказывали мне,что весной 1926 года в апреле–мае месяце Елизав.П. Джонс про-сила у Маяковск(ого) материальной поддержки – так как передрождением ребенка (девочка) она разошлась с мужем. Маяков-ский– в виду трудностей с валютой– не мог, вероятно, помочьбедной Лизе.

Эльза Триоле – в своих воспоминаниях “Мауаkovski: vers etproses” 1958 – описывает Маяковск(ого) в Париже и затем в1925 (июнь) см. фото в (?) 6-го ноября – до 17-го – когда полиция со-кратила пребывание поэта в столице Франции.

Маяковск(ий) проводит конец февраля и март в Париже, в нача-ле апреля поездка в Ниццу, где он был на вечере артистки Хатаевой.

157


Владимир Маяковский. Портрет

Елизаветы Петровны Джонс. 1925 г.

В Париже роман с племянницей худож. Яковлева ⟨нрзб⟩ из Пен-зы – я видел ее там в 1912 г. ей было 13–15 лет). В университете Гар-вард, хранятся – 28 писем и 27 телеграмм Маяковского к ней, Тане.Татьяна Яковлевна. Баронесса Чафут – ныне мисс Ал. Либерман(директор журнала Vogue), автор книги только что вышедшейАrtistin his studio (18 долл.) роскошное издание. Ей написано извест-ное стихотв. “Возьму тебя вместе с Парижем” – Нам такие нужны...

Таня вышла замуж за старика-нефтяника – барона Чафут (вско-ре овдовела). См. наш С.R. №40.

В декабре или январе – 1930 года родилась девочка, дочка Мая-ковского (нрзб). Маяковский заочно звал ее “моя Фроська”.

Маруся видела ее в доме (дворцового типа) мисс Либерман, №173. В 1945 г. девочке (февраль) было 15 лет. Она пришла с матерьюна мою выставку в Н.Й. в 1956 году.

Мария Ник⟨ифоровна⟩ была больна. Высокого роста (в отца) с черными глазами. Русский – очень ло-

ман. Французский и английский. Теперь дочь Маяковского замужемв новой Англии – живет в имении мужа миллионера.

Мать12 – Таня никогда не скрывала своего романа с поэтом.Блондинка – высокого роста. Роман Якобсон “обещал” напечататьписьмо и телег(рамму) поэта в Ежегоднике Горвардс(кого) универ-ситета.

Весной 1930 года Маяковск⟨ий⟩ рвался в Париж. Письма и теле-граммы Известн(ы) Якобсону (хранителю их) пролили бы свет натрагический конец поэта. Травля поэта со стороны – мандолинециз-под стен...

...В Нью-Йорке недавно (лет 5 назад) умерла дочь антепр. Федо-рова – она была подругой поэта в Москве. В 1925 году она была вН.Й. женой проф. музыканта, ныне учителя русск. языка. Маяков-ский с ней не встречался...

...Маяковский как мужчина отличался большой редкой красо-той.Он был типом Дон-Жуана. Обществом мужчин он интересовал-ся в целях азарта (карты, биллиард), с мужчинами он был высокоме-рен, заносчив или деликатен только, если это было нужно “для дела”,для успеха. С женщинами он неуклонно был неотразимым “шарме-ром”.Стихи, поэзия, демонстрация своего таланта – поэта, красотысвоего голоса, баса-профундо неотъемлемо были в арсенале его ору-жия для первой осады намечаемой им жертвы. О Маяковском – ма-стере ухаживания, мастера страсти нежной надо знать, пользуясьматериалами его биографии.

...Случайные, мимолетные встречи, любовные интриги у Мая-ковского были неисчислимо часты. С жадностью, с пафосом, с пыл-костью юноши, поэт продолжал всю свою жизнь искать новыхвстреч, открывать новые страницы в книге любви. Байрон сказал (ВБеппо) – “И веришь тут, что только жизнь дает художнику подоб-ные модели, и что мечта до них не дорастает”»13.

158


Рукопись была направлена Д.Бурлюком исследователю творчест-ва В. Маяковского, уже упоминавшемуся нами ранее Виктору Пер-цову, который в недоумении от возникшей версии о двух дочеряхпоэта написал Бурлюку письмо.

«Переделкино, 25.07.61Дорогие друзья Мария Никифоровна и Давид Давидович!Позвольте от души поблагодарить Вас за внимание к моей рабо-

те, посвященной Большому поэту нашего века. В жизни этого поэтароль Бурлюка серьезна, я в этом все больше убеждаюсь и надеюсь от-разить это в третьем завершающем томе моей монографии о жиз-ни и творчестве Маяковского. Ваше сообщение о личных отношени-ях поэта мне представляется очень ценным. Если Вы подготовитеподробное описание пребывания М(аяковско)го в Америке, то я будусодействовать как член редколлегии журнала “Вопросы литерату-ры”, чтобы эта работа появилась в этом журнале. Что же касаетсягазет, то это несколько труднее. Тем не менее, если на основе Ваше-го материала сделать фельетон, связав его с злободневными тема-ми, то это можно будет опубликовать в газете “Литература ижизнь”, к которой я имею отношение как Секретарь Правления Со-юза писателей РСФСР.

Милый Давид Давидович, у меня есть вопрос к Вам по существуВаших сообщений. Дело в том, что Вы, сообщая на основе слышанно-го Вами в Москве в 1956 году, вероятно от Л.Ю. Брик, что в апре-ле–мае 1926 года Елизавета Петровна Джонс обращалась к М(аяков-ско)му с просьбой о материальной поддержке, то выходит – или, вовсяком случае, можно так понять, что девочка, которая родилась унее после развода с мужем – от Маяковского? А с другой стороны, Высообщаете, что дочка Маяковского родилась в январе 1930 (или в де-кабре 1929) от Татьяны Яковлевой и что Вы ее видели на своей вы-ставке?

Выходит, что у Маяк<овского не одна, а две дочки? Вы мне оказа-ли бы большую помощь, разъяснив свое мнение по этому поводу.

Кроме того, я очень Вас прошу сообщить адрес точный ТатьяныЯковлевой и Елизаветы Петровны Джонс. Собственно, все недоуме-ния могли быть авторитетно решены, если бы они пожелали и на-шли возможным ответить на мои вопросы. Вы понимаете на сколь-ко это важно.

Я с нетерпением буду ждать Ваших ответов и сообщения адре-сов этих дам.

Крепко жму Вашу руку, сердечный привет Вами Марии Никифо-ровне.

Ваш Виктор ПерцовПечатную копию рукописи “О романах поэта” на днях Вам вы-

шлю.В.П.»

159


Кемп “Нитгедайгет”

Д. Бурлюк всегда с удовольствием общался с публикой, и еслиему предоставлялась такая возможность, особенно если это был ра-бочий коллектив, он охотно принимал приглашение прочитать лек-цию, стихи, рассказать о новых движениях в литературе, искусстве.Просветительство было его призванием. Коллеги Д. Бурлюка по пе-ру из рабочей газеты “Фрайгат”, выпускавшейся в Нью-Йорке, одна-жды пригласили его в летний оздоровительный лагерь (кемп) “Нит-гедайгет”, где отдыхали американские рабочие со своими семьями, вбольшинстве своем евреи, эмигрировавшие из России в начале ХХ в.(отсюда и название кемпа – “Нит-гедайгет” – что в переводе с ев-рейского означает “не унывай”). Общаться с ними Бурлюку былолегко, как так многие из них знали русский язык.

Д. Бурлюк пишет об этом кемпе: «Нитгедайгет – рабочий кемп.Труженики, уставшие от станков, с мая по 15 сентября не могут най-ти лучшего места для отдыха... Приезжающие сюда приезжают не вгости. Они приходят сюда “домой”, так как, сделав определенныйвзнос, становятся пайщиками оперативного товарищества, заслугакоторого в открытии самого большого в Америке рабочего кемпа.

Кемп “Нитгедайгет” расположен в 57 милях от Нью-Йорка на ле-вом гористом берегу величественного Гудзона. Слева и справа вы-сятся прекрасные голубые горы ...Комфортабельные пароходы все-го за 1 доллар от 129 ул. доставляют вас за 3 часа из объятий еще со-всем по-летнему пыльного, жаркого города спрута, гиганта Нью-

Йорка в лоно зелени, в царствонасекомых, на свежий горныйвоздух... За проживание в кемпес членов кооператива взимается14 долларов в неделю. Отдыхаю-щие рабочие (мужчины и жен-щины) получают палатку, чис-тую постель и 3 раза в день пи-щу:много молока, яиц, стол стре-мится к вегетарианству... Кромеразличных развлечений, прили-чествующих кемпу – горныхэкскурсий по чудесным лесам,популярен подъем на гору Би-кон, откуда видно сразу 6 шта-тов: Нью-Йорк, Нью-Джерси,Коннектикут, Массачусетс, Пен-сильвания, Нью-Гемпшир, гдеОбщество дочерей Американ-ской революции поставило мо-нумент в честь сигналов к вос-станию, гордо поданных когда-

160


Владимир Маяковский. Портрет

Давида Бурлюка. 1925 г.

то с вершины Бикона туда, в долины американской свободы. Кромекупанья, солнечных ванн население кемпа посещает лекции, кон-церты, часто дающиеся здесь. Среди гостей кемпа недавно были ху-дожник Абр. Маневич, поэт Файнберг (Гребнев) и др. Неделю назадздесь читал Влад. Маяковский, выступал Кац – редактор “Фрайга-та”. Автор этих строк устроил в кемпе Поэзоконцерт. Был вечер пи-сателя Бухвальда. Есть хор под умелым инструкторством Шейфера.В общем, кемп “Нитгедайгет” – приятное явление на фоне летнейжизни трудящихся”, – так описывает летний лагерь Давид Бурлюкв статье, опубликованной в газете “Русский голос”14.

Бурлюк был частым гостем кемпа, где ему оказывали теплый при-ем и внимание, и при любой возможности приглашал с собой дру-зей. Посещению кемпа “Нитгедайгет” уделено много внимания ввоспоминаниях Д. Бурлюка и В. Маяковского. Дочь В. МаяковскогоПатриция Томпсон посвятила целую главу в своей книге “Ма-уаkovsky in Manhattan” поездке своей матери Элли Джонс с В. Мая-ковским в кемп “Нитгедайгет”15.

Посещения кемпа не оставили поэта равнодушным. Свое извест-ное стихотворение “Кемп Нитгедайге” В. Маяковский завершает:

Ну, и сон приснит ВамПолночь-негодяйка!Только сон ли это?Слишком громок сонЭтоКомсомольцыКемпа “Нит гедайге”ПеснейЗаставляютПлыть в Москву Гудзон.

Дочь Маяковского

И все же дочь Маяковского существует, и “открыли” ее недавно,в 1980-х годах. Об этой истории писали и на родине ее отца, в России,и в Америке. Автору предоставилась возможность познакомиться сПатрицией в Леммановском колледже в Бронксе, районе Нью-Йор-ка 29 октября 1999 г., где играли пьесу “Река Гудзон – тоска в изгна-нии”, написанную драматургом Даниэлем Беснехардом и посвящен-ную ей, дочери поэта. Пьесу играли студенты и преподаватели. Рольдочери Маяковского играла сама Патриция. Такой экстраординар-ный случай собрал большое количество зрителей, среди которых бы-ло много студентов. Реакция на событие лишний раз подтвердила,что в американских университетах и колледжах сохранился боль-шой интерес к личности Маяковского и его поэзии. Что касается са-мой пьесы, мне показалось, что острый, драматический сюжет за-хватил зрителей.

161


После спектакля Патриция была взволнована, но согласилась по-беседовать с автором. Стройная, высокого роста женщина с гордойосанкой, добрыми глазами, с тронутыми сединой волосами, несколь-ко удлиненным лицом, соответствовала представлению о званиипрофессора колледжа, где она уже много лет читает лекции. Естест-венно, повышенный интерес к столь неожиданной оказии, выдавалнекоторую растерянность автора, пытавшегося не столько узнатьисторию недавнего секрета появления дочери В. Маяковского,сколько находить внешнее сходство в чертах Патриции с отцом. Не-произвольно возникает мысль, что если бы Маяковский дожил до еевозраста (ей 73 года), то сходство бы увеличилось.

Патриция пыталась вспомнить что-то о семье Бурлюков, однаковоспоминания были неясны и туманны, но историю раскрытия се-мейной тайны она рассказала довольно подробно. Материалы свя-занные с “историей любви” своих родителей Патриция начала соби-рать в 1982 г. Многое она узнала со слов прикованной к постели ма-тери и записала ее рассказ на магнитофонную ленту. Тайна не долж-на уйти в небытие. В России наступали большие политические изме-нения и Патриция подумала, что настает время нарушить обет мол-

162


Автор книги с дочерью Владимира Маяковского Патрицией

и ее сыном Роджером Томпсоном в Лемман колледже после спектакля,

посвященного дочери поэта. 1999 г.

чания, данный друг другу ее родителями. Случай не заставил себядолго ждать.

Однажды поздней осенью 1989 г. Патриция натолкнулась на за-метку в газете “Нью-Йорк Таймс” о выставке фотографий Алексан-дра Родченко в нью йоркской галерее Уокера, Урсити и Мак Гинеса.Галерея представила четыре фотопортрета Владимира Маяковского.Патриции не удалось выкроить время и посетить выставку, уже в ка-нун закрытия она, отчаявшись упустить такую уникальную возмож-ность, позвонила одному из владельцев галереи, представившись до-черью Владимира Маяковского, попросила дать ей возможность по-смотреть выставку после ее закрытия. Владельцы галереи продлилиработу выставки на два дня. Цель была достигнута. Таким образомПатриция сделала первый шаг в раскрытии тайны. Дальше было про-ще. Она поделилась своим секретом с коллегой, профессором мате-матики Леммановского колледжа Мелвином Натансоном, которыйнезадолго до этого посетил Советский Союз и рассказал ей о насту-пающих переменах. Он в свою очередь попросил разрешения рас-сказать сенсационную новость своему другу, корреспондентуТАСС. В результате, в начале 1990 г. Патриция согласилась дать ин-тервью журналисту Сергею Бабичу. Его статья с сенсационной но-востью была опубликована в апрельско-майском 1990 г. номере жур-нала “Эхо планеты”. Там же была помещена редкая фотография, ко-торую сама Патриция ранее не видела. На фото была она с мамой напляже в Ницце. Патриция рассказала, что после публикации этойстатьи к ней стало поступать неимоверно большое количество звон-ков. Люди с разными странными акцентами стали предлагать “доку-менты”, связанные с В. Маяковским. Ни одно предложение Патри-ция не приняла, полагая, что все достоверные документы находятсяв архивах России.

В 1993 г. в Нью-Йорке в Леммановском колледже Патриция изда-ла книгу об отце “Mayakovsky in Manhattan”. Неделю спустя послевстречи с Патрицией в 1999 г. я получил от нее в подарок эту книгупо почте. В ней она подробно описывает “историю любви” своих ро-дителей.

В августе 1925 г. Маяковский в Нью-Йорке встретился с ЭллиДжонс (Елизаветой Петровной Зиберт), которая родилась в семьеобрусевших немцев в Шафраново Уфимской губернии, в Башкириив 1904 г. Отец был зажиточным фермером, получавшим постоянныйдоход от продажи кумыса. Он постарался дать хорошее образованиедочери, и знание нескольких языков сыграло решающую роль в еесудьбе. Во время голода в Поволжье в 1920–1923 гг. Елизавета по-ступила в Уфе на работу переводчицей в американское общество по-мощи голодающим (АРА). Затем была переведена в эту же организа-цию в Москву и в 1923 г. познакомилась с англичанином ДжорджемТомпсоном, бухгалтером этой же конторы. Они поженились, и онувез ее в Лондон, затем переехали в Нью-Йорк, и там семейные от-ношения разладились. Элли стала жить самостоятельно, зарабаты-

163


вая себе на жизнь демонстрацией браслетов и колец – красота еерук и природная грация позволяли это. Маяковский познакомился сней на коктейль-приеме у адвоката Чарлза Рэхта16, и завязался ро-ман. Все время, пока поэт жил в Нью-Йорке, с августа по октябрь1925 г., они находились вместе.

Собираясь возвращаться в СССР, Маяковский уже знал, что Эл-ли беременна и очень волновался за ее судьбу и судьбу будущего ре-бенка. Маяковский боялся, что могут возникнуть провокационныетолки о недопустимой связи “трибуна революции” с эмигранткой,тем более с бывшей советской гражданкой, и революционные кара-тельные учреждения России могут соответствующе отреагировать.Такая возможность, он считал, была вполне вероятной. Поэтому бы-ло принято обоюдное решение никогда, никому и нигде не говоритьоб их отношениях, и они сдержали слово. Только однажды онивстретились в Ницце в 1929 г. и провели всего три дня вместе.

Для В. Маяковского это было не лучшее время. Он уехал из Мо-сквы, когда приверженцы исчезающего авангарда объединившись вгруппу “Левый фронт искусства”, где одним из лидеров её сталВ. Маяковский, стала мишенью развернутой против неё компании.Эта группа стала чуждой пролетарской идеологии. Луначарский яс-но высказался по поводу Лефа: “Леф должен свою квартиру на за-мок замкнуть: они отжили”. В конце 1928 г., вместе с единомышлен-никами Маяковский образовал новую группу “Революционныйфронт искусств” – РЕФ – просуществовавший всего несколько ме-сяцев. Вот в каком состоянии его нашел в Ницце старый знакомый,художник Юрий Анненков:

«– Последний раз я встретил Маяковского в Ницце в 1929 году.Падали сумерки. Я спускался по старой ульчонке, которая скользилак морю. Навстречу поднимался знакомый силуэт. Я не успел еще от-крыть рот, чтобы поздороваться, как

Маяковский крикнул: – Тыщи франков у тебя нету?Мы подошли друг к другу. Маяковский мне объяснил, что возвра-

щается из Монте-Карло, где в казино проиграл все до последнегосантима.

Я дал ему “тыщу” франков.– Я голоден, – прибавил он, – и если ты дашь еще двести фран-

ков, я приглашу тебя на буйабез17.Я дал еще двести франков, и мы зашли в уютный ресторанчик

около пляжа. Несмотря на скромный вид этого трактирчика, буйабезбыл замечательный. Мы болтали, как всегда, по немногу обо всем, и,конечно , о Советском Союзе. Маяковский, между прочим, спросилменя, когда же, наконец, я вернусь в Москву?

Я ответил, что об этом больше не думаю, так как хочу остаться ху-дожником.

Маяковский хлопнул меня по плечу и, сразу помрачнев, произ-нес охрипшим голосом:

164


– А я – возвращаюсь... так как я уже перестал быть поэтом.Затем произошла поистине драматическая сцена:Маяковский разрадался и прошептал:– Теперь я ... чиновник...Служанка ресторана, напуганная рыданиями подбежала:– Что такое? Что произошло?Маяковский обернулся к ней и жестоко обернувшись к ней и,

жестоко улыбнувшись, ответил по-русски:– Ничего, ничего... я просто подавился косточкой.Покидая ресторан (было уже довольно поздно), мы пожали друг-

другу руки :– Увидимся в Париже.– в Париже.Маяковский пошел к своему отелю, я – к своему. С тех пор я

больше никогда не видел Маяковского»18.Расставшись с Элли и дочерью, для которой эта встреча с отцом

была единственной, поэт уехал в Париж. Давид и Маруся Бурлюкзнали об этой тайне и также старались не раскрывать ее.

Трагическое происшествие в Амторге

В те времена получение визы на пребывание в США было делом,требующим определенных усилий. Требовалось доказать, что по-

сещающий США не связан с политической деятельностью. В тот пе-риод председателем Амторга (Глава Советской миссии в Америке)был недавно назначенный Исай Яковлевич Хургин19, высокообразо-ванный почитатель таланта Маяковского. Он, Давид Бурлюк вместес юрисконсультом Амторга Чарльзом Рэхтом, сыгравшим в будущемроль в знакомстве В. Маяковского с Элли Джонс, приложили нема-лые усилия, чтобы доказать эмиграционным чиновникам, что Мая-ковский прибывает по коммерческим делам – для реализации сво-их плакатов. В результате виза с трудностями была получена, и Мая-ковский прибыл в Нью-Йорк. И. Хургин в не меньшей степени, чемД. Бурлюк, помогал поэту в организации выступлений, в издании егостихов и, самое главное, материально. Маяковскому такая поддерж-ка придавала уверенности в чужой стране и значила для него неоце-нимо много. Но случилась беда – Хургин и прибывший из Москвыв командировку в США Склянский неожиданно утонули. Это извес-тие вызвало шок у всей русской общины Нью-Йорка, а в России вос-приняли эту трагедию почти как национальную утрату. Хургин иСклянский были кремированы и урны с прахом были отправлены вМоскву. Отклик на трагедию был столь велик, что в Москве был объ-явлен траур, и на церемонии похорон выступали такие государст-венные деятели, как Троцкий, Каменев, Красин.

165


Нью-Йоркская газета “Русский голос”, в которой работал ДавидБурлюк, подробно освещала все события, связанные с трагическимпроисшествием. В номере от 25 августа 1925 г. на первой полосе, вредакционной статье под заголовком “Глава Амторга Хургин иСклянский утонули” сообщалось: “В четверг в семь часов вечера уто-нули на озере Лонг Лейк (штат Нью-Йорк) глава ньюйоркского Ам-торга И. Хургин и только что прибывший в Нью-Йорк для закупокшерсти Склянский. В понедельник Хургин и Склянский отправи-лись отдохнуть за город. В четверг после обеда они поехали кататьсяна озере. Порывом ветра небольшая лодка была опрокинута, иСклянский, не умевший плавать, пошел ко дну. Хургин пытался егоспасти, но Склянский судорожным обхватом повлек Хургина за со-бой, и оба утонули. Их тела прибыли в Нью-Йорк вчера ночью.

И. Хургин прибыл в Нью-Йорк, в июне 1923 года для руководствадеятельности ДЕРУТРА. Вскоре он получил назначение стать во гла-ве Нью-Йоркского отделения АРКОС, которое в мае прошлого годабыло реорганизовано в общество Амторга, которое под руководст-вом И. Хургина развернулось чрезвычайно широко, и не так давноАмторг заказал в Америке машин для России на 10 миллионов долла-ров. Чрезвычайно значительные операции производились Амторгомпо покупке хлопка и по реализации прибывшего из России сырья.

И. Хургин пользовался всеобщим уважением и любовью средисослуживцев здесь в Нью-Йорке, и среди соработников на родине,где с первого дня революции он занимал ответственные посты”. Чтокасается Е.М. Склянского, который руководил одним из крупнейшихсоветских трестов Моссукно, то он прибыл в США для того, чтобысвоими глазами посмотреть постановку производства за границей.На очереди была очередная задача строительства новых фабрик.

В номере от 18 сентября 1925 года газета “Русское слово” помес-тила статью Льва Троцкого, посвященную памяти Склянского. В ста-тье говорилось: “Впервые я увидел Склянского осенью 1917 года наодном из фронтовых совещаний. Совсем молодой военный врач былодним из немногих, чуть даже не единственным большевиком наэтом совещании. Он больше слушал, чем говорил. Он учился. Он ужетогда умел переводить речи и мысли на язык строго практическихзадач. Эта его способность выросла потом в крупнейший организа-торский талант, который он проявил в военном деле, и в хозяйствен-ном. Очень молодым еще Склянский занимал чрезвычайно ответст-венный пост. Он стоял непосредственно у административного аппа-рата армии, и в какие годы! В годы, когда армия формировалась в ды-му и пламени непрерывных боев (...) “Прекрасный работник”, – го-ворил о нем десятки раз Владимир Ильич с тем особым вкусом, с ка-ким он отзывался о преданных, стойких, настойчивых и добросове-стных строителях...”. Далее Троцкий пишет: “...Казалось, что этот че-ловек только разворачивается и что трехмесячная его хозяйственнаяэкскурсия откроет в его строительской работе новую большую гла-ву. Но боец, который так превосходно плыл по волнам Октябрьской

166


революции, утонул в каком-то жалком американском озере. Погибогромный опыт строительства, который сочетался с молодой, с едвапочатой творческой силой. Тяжкий удар по партии, для рабочего го-сударства, вдвойне тяжкий– для друзей”.

“Русский голос” от 24 сентября 1825 г.: “...В день прибытия урныс пеплом Москва была в искреннем трауре... В похоронной церемо-нии участвовали десятки тысяч человек, красноармейцев, членовпрофсоюзов и коммунистической партии. Все они знали Склянско-го, знали и о его безупречной и энергичной работе по организацииКрасной армии, которая является теперь красою и гордостью новойРоссии. Урны с пеплом несли на руках ближайшие друзья и соратни-ки трагически погибших вождей Советской России. Красноармей-цы и организации выстроились шпалерами на протяжении двухверст. В это время десять военных оркестров беспрерывно игралипохоронный марш”.

В официальную версию гибели этих значимых в советском стро-ительстве людей, друзья Хургина и Маяковский не поверили и силь-но переживали по поводу трагедии. Ходили слухи о том, что это сде-лали какие-то тайные силы, сомнения и страх сильно запали в душуМаяковского. Трагический случай, так и оставшийся нераскрытым,стал еще одной причиной для сохранением тайны отношений Мая-ковского и Элли Джонс.

Публичные выступления Маяковского

Первое выступление Владимира Маяковского состоялось в Нью-Йорке 14 августа 1925 года в помещении “Сentral Opera House” на 67-й Стрит угол 3-й Авеню. Вся семья Д. Бурлюка отправилась послу-шать великого поэта революции. Зал был переполнен. Газета “Рус-ский Голос” от 16 августа 1925 г. поместила несколько заметок с от-зывами на это выступление: “Вечер Маяковского прошел с большимуспехом”, “Ураган аплодисментов”, “Маяковский говорит”, “Мая-ковский громит старый мир”, “Маяковский протягивает руку Аме-рике”, “Маяковский декламирует”. Корреспонденты писали: “...наэстраде появился сам Маяковский. Сильный, большой, здоровый.Трудно описать, что произошло в публике. Посыпались несмолкае-мые аплодисменты. Маяковский пытался заговорить. Но аплодис-менты не прекращались. Поднялись со всех мест. Стучали в пол. Бы-ли официальные приветствия, но (...) необыкновенно сильным и кра-сивым словом приветствовал старый товарищ и друг МаяковскогоДавид Бурлюк. О нем вспоминал в своей речи Маяковский. Публикапрерывала слова Маяковского бурными аплодисментами. Но Бур-люк был в это время в публике”.

Далее корреспондент пишет:”В заключение своей речи он указална отношение молодой России к Америке. Маяковский приехал в

167


Америку учиться, по его собственному признанию. “Не шапками за-кидать” – говорит он. В новой России “американизм своего рода за-слуга, но это в лучшем значении слова. Он надеется, что когда океанлжи будет пройден, Америка и СССР протянут друг другу свои мощ-ные руки”».

Масштабность мышления Маяковского позволяла ему еще в тупору делать подобные заявления. В номере газеты “Русский голос”от 20 августа один из корреспондентов в статье, в рубрике На нача-лах дискуссии” пишет: “...вещь о Пушкине глубоко трогает вас дослез своей искренностью, в особенности, когда сам поэт признается,что и он, Маяковский, скоро умрет”.

Интерес у американской публики к молодому советскому го-сударству, возникшему всего как несколько лет, и к самой гранди-озной личности В.Маяковского был огромен. Второе выступлениепоэта, состоявшееся 10 сентября в том же большом помещении“Central Opera House” тоже произошло с успехом. “Как и первыйраз, зал был набит как поклонниками таланта поэта, так и теми,которые вообще интересуются современной русской литерату-рой”20.

168


Владимир Маяковский

на улицах Нью-Йорка. 1925 г.

Анонс лекции Владимира Маяковского

в газете “Русский голос”. 12 августа 1925 г.

Маяковский в гостях у художника Маневича

Д. Бурлюк прилагал все усилия, чтобы максимально познакомитьВ. Маяковского с Нью-Йорком и его окрестностями, а также с друзь-ми. Газета “Русский голос” в номере от 3 мая 1930 г. поместила ста-тью Люси Маневич, дочери художника Абрагама Маневича, “Влади-мир Маяковский в Лонг-Айланде”. Вот что она пишет: “Помню сен-тябрьский субботний день 1925 г. Жили мы тогда в Лонг-Айланде наберегу моря. День был жаркий...Солнце, будто преисполненное соз-нанием, что вот скоро-скоро оно должно будет уступить место дру-гому солнцу – солнцу осеннему, решило излить все свои чувства кнам – людям, и стало еще жарче, еще знойнее. Пляж пестрел. Людисо всех окрестностей Нью-Йорка собрались сюда на поклонениесолнцу, принося в жертву свои оголенные тела, загоревшие лица,звонкий смех, пение, беззаботность.

Море глотало человеческие голоса, эхом отбрасывая серебри-стые кораллины, нанизывая их в причудливые узоры волн.

Мы получили весточку от Д.Д. и М.Н. Бурлюков из душного Нью-Йорка: “Ждите. Приезжаем сегодня с другом и дорогим гостем на-шим, В.В. Маяковским”.

Хотели видеть поэта Маяковского у нас, поэта – друга солнца,для которого солнце

Ты да я, Нас,Товарищ Двое!Пойдем, поэт,Взорим,ВспоемУ мираВ сером хламе.Я буду солнце лить свое,А ты –Свое,Стихами.

Встретили мы наших гостей у себя, в маленьком деревянном до-мике с низеньким потолком. Узенькие, беленькие стены, увидя поэ-та, казалось, поразились и перемигивались с оконными занавесами:“Какой большой, какой высокий, какие плечи, а послушайте какойголос, как говорит – громко, глухо”.

Гости все приходили. В доме стало тесно. Стены, казалось, спло-тились, как бы обороняясь от поэта-гиганта. Маяковский захотел кморю, на пляж. Хотел море чувствовать близко, близко задевать на-бегающие волны. Много собралось у нас в тот день поклонников Ма-яковского. Было весело. Много смеялись, хотели перекричать море.Весь день провели на пляже. Не хотели домой. Домик наш казался

169


нам коробкой, не могущий вместить наше веселье. Столы, стулья,провизию – все вытеснили на морской берег, на приволье. Помню,мало говорил Вл.Вл., но долго, долго смотрел вдаль и, облокотившисьна палку, следил за волнами, вслушиваясь в шум морской, стоял и думал.

Солнце побледнело, потухло, холодный ветер подул, море ещеглуше зашумело. Маяковский все еще стоял.

Ночь наступила, Все как бы затянулось траурным плащом, а Вла-димир Владимирович все еще стоял у берега, потом, как бы отрях-нувшись, присоединился к нам, сказав улыбнувшись и указывая пал-кой вдаль: “Какое море и как шумит”.

Я посмотрела на Маяковского. Лицо у него было уставшее, спо-койное. Он уселся. О чем-то думал? Быть может, был покорен силе имогуществу моря, быть может, думал он: “Вот с солнцем-то сдружил-ся, но не знаю, с морем уж труднее, уж больно большое и шумное”.Долго еще сидели на берегу. Пели, смеялись, читали, слушали море.Полночь. Начали расходиться, и с ними ушел и Вл.Вл. Маяков-ский”21.

Публикации поэзии Маяковского в Нью-Йорке

Во время пребывания В. Маяковского в США, Давид Бурлюк насвоих литературных страницах газеты “Русский Голос” по четвергампомещал много подробных статей, посвященных его творчеству иуспеху его выступлений в различных американских городах. Мая-ковский пересек Америку в купе экспресса “Twenty’s Century”(“Двадцатый век”).

АмерикуПересекаешьв экспрессном купе,идешь Чухломой –тебев глазавонзается теперьРКПи в скобкахмаленькое “б” 19

Кружок пролетарских писателей Нью-Йорка, который называл-ся “Резец”, выпустил журнал на русском языке “Спартак”. В журна-ле было помещено стихотворение Д. Бурлюка, посвященное Мая-ковскому. В честь выхода 9 октября 1925 г. журнала, был устроенконцерт-бал, о чем писала газета “Новый мир”. Программу концертавел Давид Бурлюк, а Владимир Маяковский читал свои стихи. Бур-

170


люк вспоминает: «Маяковскийпродавал в публике свои произве-дения. Сначала он издал сборни-чек “Американцы”, он был напе-чатан в типографии “Нового Ми-ра”. На титульном листе был по-мещен портрет Вл.Вл. ...Вскоре10 000 экземпляров этой книги ра-зошлись полностью...»23.

К концу пребывания В. Мая-ковского в США Д. Бурлюк на ли-тературной странице газеты“Русский Голос” опубликовалстатью “Стихи Маяковского обАмерике”:

«Два месяца, как В.В. Маяков-ский находится в Америке. Около1 ноября он покидает Новый свет,отбывая на родину. Прибыв в Ме-ксику, после 3 недель Владимир Владимирович переезжает железно-дорожным путем в С. Штаты и попадает в Нью-Йорк. За эти два ме-сяца жизни в городе на Острове Манхэттене поэт не сидит без дела,пишет стихи, собирает материалы для книги о Нью-Йорке, читаетряд блестящих докладов в рабочих кемпах, а также выступает с ря-дом новых стихов на больших вечерах перед тысячными аудитория-ми в обширных холлах, которые не каждый популярный артист ре-шится снять под предприятие. Нечего и говорить о том исключитель-ном успехе, который выпал на долю прославленного поэта Сов. Рос-сии. Этот успех сопровождал и обе поездки В.В. Маяковского “поамериканской провинции”, когда вечера поэзии дважды были уст-роены в городах: Питтсбурге, Кливленде, Детройте, Чикаго и Фила-дельфии».

Здесь в Америке Давидом Бурлюком выпущены в свет 3 книжеч-ки стихов: “Маяковский американцам”, “Открытие Америки” и“Солнце”. Из них “Открытие Америки” – является довольно боль-шой поэмой, публикуемой впервые. К последним двум книжкам ху-дожник Д.Д. Бурлюк сделал обложки и иллюстрации. Первая книж-ка этой серии, напечатанная ранее в 5000 экземпляров, разошласьполностью.

«Д. Бурлюк спрашивает: – Что дала Америка Маяковскому?Очень много. Она “освежила” его творческий гений, подарив-ший миру 52 книги новыми невиданными звуками, образами, словами.

Что даст и дал Маяковский?– Стихотворения “Шестерка” (о монашках), “Негр Вилли”24, где

масса чудесных строк: трудно удержаться и не проиллюстрироватьте места, кои поэт применил к Америке:

171


Давид Бурлюк. Выступление

на фоне портрета Маяковского

У белых доллары,у черных нет.ПоэтомуВиллистоит со щеткойУ “Энри Клей энд Бок, лимитейд”.Многоза жизньповымел Вилли –одних пылинокцелый лес, –поэтомуволос у Вилливылез,поэтомуживот у Вилливлез.Когда негр Вилли по неравенству рас спросил раз у сахарного короля:Ай бэг ёр пардон, мистер Брэгг!Почему и сахарбелый-белый,должен делатьчерный негр?То от сахарного короля получил здоровую зуботычину...Цвеликругомчудеса ботаники.Бананысплеталисплошной кров,Вытернегро белые подштанникируку,с носа утершую кровь.Негрпосопел подбитым носом,поднял щетку,держась за скулу.Откуда знать ему,что с таким вопросомнадо обращатьсяв Коминтерн,в Москву.

Цитируя читанное на вечерах Маяковским “по памяти”, само со-бой разумеется, мы не отвечаем за точность цитаты из еще не напе-чатанного шедевра великого поэта, но мы не могли удержаться непривести этой цитаты, чтобы показать ту изумительную жизнен-

172


173


Обложки книг Владимира Маяковского, вышедшие в Америке в 1925 г

ность, с которой В.В. Маяковский появляется перед публикой в сво-их новых произведениях. Всю здешнюю жизнь, иную от России,разную, поэт зарисовывает мастерски точно, но дает ей особый угол

зрения, доселе невиданный, и картина получается нагруженноймудрым смыслом, незабываемо внедряющимся в умы. Такой жежизненностью проникнуты “Открытие Америки”, “Небоскреб вразрезе”, “Вулворт и барышня” и другие более мелкие стихи, коиудалось от Маяковского слышать.

“Вулворт и барышня” поражает – техничность формы. Насы-щенностью чисто нью-йоркским ритмом. Маяковский заметил Вул-ворт – стальную коробку этажей под пятьдесят. (Здесь об этажахсказано в стиле речения, коим говорит о возрасте!!) Заметил барыш-ню, что сидит в витрине аптеки в нижнем этаже и точит лезвия фир-мы “Джилет”, точит и мечтает о богатом женихе, о роскошной квар-тире в роскошных этажах, она дочь рабочего угнетенного класса.

Маяковский взрывается, барышня его злит... Злит ее мещанство.Как ей всунуть в голову мыслей ножи,Что нам известно другое средствоВселить рабочих во все этажиБез свадеб и чрез любви без наследства...

Приведя роскошные строки Маяковского в виде грубого слухо-вого наброска, опять-таки хочется подчеркнуть, что Маяковский яв-ляется первым русским, увидевшим Америку, “почистившим” ее идающим нам, русским, такой, как только мы ее понимаем – рвущу-юся к великим идеалам, коих она достойна, к новой жизни, к светло-му возрождению духа из золотого зажима ожирелого тупого

мещанства и гнусностей всяческих в капиталистических услов-ностях”25.

К счастью, корреспондентские строки Д. Бурлюка живо засвиде-тельствовали столь значительное событие в жизни В. Маяковского ив не меньшей степени событие для русской общины Америки тоговремени. Для многих необычное, новое слово в поэзии В.В. Маяков-ского, революционный пафос и необыкновенно яркая декламациястихов были словно глоток свежего воздуха. Это придавало людямжизненные силы и оптимизм в нелегкой борьбе за выживание чело-века в эмиграции. Присутствуя на этих выступлениях, многие испы-тывали чувство радости за свою родину.

В дневнике Давида и Маруси Бурлюк имеется такая запись: «Че-рез возвращающегося в СССР в 1925 году моего друга ВладимираМаяковского мной переданы на родину “Сажальщица риса” и“Японка” (картины написаны в Сизуакакене, Япония)».

Свой творческий итог поездки, он определил такими словами:“Цель моих очерков – заставить в предчувствии далекой борьбыизучить слабые и сильные стороны Америки...”26.

Ю. Анненков в “Дневнике моих встреч”27 пишет “...выступив вТретьяковской галерее, 18 февраля 1928 года , на диспуте о выставке,посвященной Октябрьской революции, Маяковский, говоря о ху-

174


дожниках, сказал (воспроизвожу по стенограмме, помещенной вкниге “Литературное Наследство. Новое о Маяковском”. Выпущен-ной издательством Академии наук СССР в Москве в 1958 году) :

“– Назовите мне одного левого художника, который уехал бы наЗапад и остался бы там. Единственный товарищ Бурлюк, которыйсейчас находится в Америке, собирает там пролеткульт и выпускаетсборник ...(пропуск в стенограмме)... к десятилетию Октября, где напервой странице портрет Ленина. Это товарищи, надо запомнить, инадо запомнить второе – что европейская левая живопись дает ра-ботников, нужных для коммунистической культуры, для коммуни-стического искусства, например Диего Ривера28. Это человек, воспи-танный на последних достижениях французской живописи. Возь-мем коммуниста Георга Гросса29, который вышел из самых левых те-чений живописи на Западе. Весь революционный коммунистиче-ский резервуар нашей культуры на Западе это только так называе-мое левое искусство.

Я убежден, что каждого из этих молодых людей, перетащив наЗапад, можно там оставить. Например, наш Анненков до войны мо-жет быть... (пропуск в стенограмме)... но сейчас он только ноздри иносики рисует. (С места: “Это ваш Анненков”) Возмите его себе...».

Однако, во время своего пребывания в Париже в 1928 году Мая-ковский ни разу не обмолвился при мне, даже – в шутку, об этомвыступлении. Я его понимаю”.

В. Маяковский пробыл в Америке три месяца. Он мог оставатьсяшесть, но он не мог находиться так далеко и так долго оторванным отсоветской литературы, где он находился на переднем плане и от ос-тавленных муз. Его сознание, наполненное революционным пафо-сом было несколько остужено американскими реалиями но былаинерция не позволявшая ему сбиваться с взятого курса дредноутареволюции.

Еще не наступило время двигаться по направлению к “машиневремени Победоносикова”, а тем более к “исперченному инциден-ту”. 28 октября 1925 года, на пароходе “Рошамбо” В. Маяковский по-кинул американский материк.

1 Маяковский В.В. Стихотворения. Серия классики и современники. М., 19802 Бурлюк Д. У Маяковского // Русский голос. 1925. 2 августа.3 Кемрад С. Маяковский в Америке. М., 1970. (Имеется замечание автора “Это не

совсем точно. Маяковский летел из Москвы только до Кенигсберга”).4 Подоксик Д. (Леонид Опалов). Впечатления от встречи с Маяковским // Русский

голос. 1925. 9 августа.5 Добрушин Е. Маяковский у рабкоров – “Пролетарская правда”, Киев 1926,

2 февр.6 Волков-Ланнит Л.Ф. Вижу Маяковского. М.: Искусство. 1981. С.147–148.7 Оздоровительный лагерь для детей рабочих, типа бойскаутских.8 Русский голос. 1925. 10 ноября.9 1913, 1914 осень и весна 1915 – роман с Марией, княжн. Кугушевой. Маяковский

жил в доме Нирнзее – там же, где Бурлюк занимал апартаменты княжны, когдаона уехала в Крым. (Примеч. Д. Бурлюка.)

175


10 Курсив. Исправлено Бурлюком по машинописному тексту.11 Типа железнодорожного вагона.12 Д. Бурлюк ошибся. Слово “мать” здесь неуместно. Мать дочери Маяковского –

Елизавета.13 Оригинал рукописного текста находится в библиотеке Сиракузского университе-

та. Хранение MSS 80. Box № 6. Дочь Татьяны Яковлевой– известная писательни-ца Франсин Дю Плесси Грей живет со своим мужем художником Кливом Греем вгороде Варен, штат Коннектикут в США. Автору представилась возможность свя-заться с ней в канун выхода в свет настоящей книги и получить комментарии поповоду рукописи Д. Бурлюка “О романах поэта”. Она знает о романе Т. Яковлевойс В. Маяковским. Он был прерван из-за осложнений, возникших между влюблен-ными после отказа Татьяны возвратиться в Россию. Франсин Дю Плесси Грей ро-дилась 6 сентября 1930 года в Варшаве. Ее родной отец, Дю Плесси, был француз-ским послом в Польше. Он погиб в 1940 году, в начале Второй мировой войны,возвращаясь во Францию, чтобы присоединиться к французскому сопротивле-нию. Последний приезд В. Маяковского в Париж, где он встречался с Т. Яковле-вой, состоялся в апреле 1929 г. Биологическую возможность отцовства В. Маяков-ского утверждать нельзя. Татьяна Яковлева никогда не состояла в браке со стари-ком нефтяником бароном Чафутом. Франсин утверждает, что именем “Фроська”называла ее бабушка, мать Татьяны Яковлевой, но не В. Маяковский. Судя по да-там, указанным в тексте “О романах поэта”, рукопись составлялась, когда Д. Бур-люк находился уже в преклонном возрасте и события давно минувших лет сгла-дились впамяти его. Речь здесь идет, видимо, о дочери Элли Джонс.

14 Русский голос. 1925. 2 сентября.15 Thompson P. Mayakovsky in Manhattan. New York, 1993.16 Чарлз Рэхт, эмигрировал в США из Чехословакии вместе с родителями в 14 лет.

Окончил школу законоведения, работал в суде, профсоюзах, затем в Амторге вНью-Йорке юрисконсультом (из кн. С. Кэмрада “Маяковский в Нью-Йорке”).

17 Суп марсельских моряков из свежевыловленных морепродуктов.18 Юрий Анненков. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. Т. 1. Репринтное воспро-

изведение издания 1966 г. Н.Й. С. 207.19 И. Хургин был назначен советским правительством вместо Л.К. Мартенса главой

советской миссии. Мартенс не справился со своими обязанностями, не смог спо-собствовать нормальному развитию связей между Америкой и Россией

20 Второе выступление Владимира Маяковского // Русский голос 1925. 12 сентября.21 Маневич Л. Вл.Вл. Маяковский в Лонг Айленде // Русский голос. 1930. 3 мая.22 Отрывок из поэмы В. Маяковского “Владимир Ильич Ленин”.23 Давид Бурлюк. Маяковский в “Новом Мире” // Новый Мир. 1925. 14 апреля.24 Здесь Д. Бурлюк имеет в виду стихотворения В. Маяковского “6 монахинь” и

“Блек энд уайт”.25 Бурлюк Д. Стихи Маяковского об Америке // Русский голос. 1925. 30 октября.26 П.С.С. т. VII. С. 34527 Анненков Ю. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. Т. 1. Репринтное воспроизве-

дение издания 1966 г. Н.Й. С. 198.28 Мексиканский художник, женатый на русской: Маревна. Первой женой комму-

ниста Пабло Пикассо была тоже русская: Хохлова. Жена коммуниста ФернандаЛеже – русская: Петрова. Любопытное совпадение.

29 Весьма талантливый немецкий рисовальщик – экспрессионист. Его произведе-ния носят сатирический характер и часто переходят в каррикатуру. Особенно ин-тересен его альбом “Ecce Homo” , содержащий 16 акварелей и 84 рисунка.


ШМУЦ

177

ОБОРОТ

178

Работа журналиста

ПППП родвижение Давида Бурлюка вверх по лестнице признанияв американских художественных кругах было довольно ус-пешным, материальное же положение семьи оставалось на

грани катастрофы. Оплата за аренду жилья съедала все заработан-ные деньги. Д. Бурлюк постоянно находился в поиске работы, и ему пришла в голову идея рискнуть зарабатывать журналистскимтрудом.

“Русский голос”, одна из популярных в то время газет, ориенти-рующаяся на русского читателя, принимает на работу Давида Бур-люка. Он впервые перешагнул порог этой редакции 22 марта 1923 го-да. Эта полноформатная газета, издававшаяся на русском языке, ссочувствием относилась к событиям в молодой Советской Республи-ке. Взгляды Д. Бурлюка совпадали с её настроем, и он легко в неговписался. Главным редактором газеты был Доктор Давид ЗахаровичКринкен, литератор, журналист, получивший образование в Ита-лии. Он знал литературные возможности Давида Бурлюка и пони-мал, что с его приходом может резко подняться интерес читателей кгазете. Кринкен быстро нашел общий язык с Бурлюком, и деловыеотношения легко перешли в дружбу, дружбу на всю жизнь.

Первый номер газеты “Русский голос” вышел 1 февраля 1917 го-да. Это был левый беспартийный печатный орган, провозгласившийсвоей задачей, поддержание идеи солидарности мирового рабочегодвижения, развитие культуры и просвещения среди разбросанныхпо всей Америке и Канаде выходцев из России, борьбы за освобож-дение народов России от царского режима.

В начале 1918 г., когда стали ясны задачи Октябрьской револю-ции в России, газета “Русский голос” объявила себя сторонникомСоветской власти. Деятельность “Русского голоса” проходила вре-менами в исключительно трудных условиях. В период реакции пос-ле Первой мировой войны газете угрожали лишением права пользо-ваться почтой. В 1918 г. газета была запрещена для распространенияв Канаде.

В 1921 г. тогдашний редактор газеты Александр Браиловский быларестован якобы по подозрению в участии в террористическом актев связи со “взрывом на Уолстрите”. Газета в течение всего существо-вания стояла на позициях защиты молодого советского государстваи поддержания мирового рабочего движения.

179

Для Бурлюка принятие решения работать в газете было нелег-ким. Необходимо было расстаться со свободой, к которой он стре-мился всю свою жизнь. Режим был таков, что нужно было работатьежедневно с 8 утра до 8.30 вечера. Ему приходилось сидеть в малень-кой, наполненной людьми, пыльной комнатушке, в затемненном до-ме, в загруженной нижневосточной части Манхэттена по адресу64 Ист 7-я Стрит. У него уходило много времени на транспорт. Доби-раться из Бронкса было далеко. Пользовался он сабвеем, и это зани-мало 2 часа в оба конца. Его усилия могли потерпеть крах, если бы неМаруся, которая, отправив детей в школу, приезжала к нему в офис,садилась позади него и помогала корректировать тексты, но большепомогала своим присутствием и преданностью. Здесь он поначалупубликует обзоры советских газет и создает свою литературнуюстраничку по четвергам.

Там он печатает и комментирует небольшие рассказы, стихи рус-ских авторов, живущих в Америке, свои стихи и рассказы, информа-цию о литературной жизни в России. В дальнейшем он станет реда-ктором, обозревателем событий, связанных с литературой и искус-ством. Он систематически пишет отчеты о наиболее важных выстав-ках, которые проводятся в изобилии. Он также делает обзоры по вы-ходящим в свет книгам и музыкальным выступлениям. В первой сво-ей статье “Русский язык за границей в годы революции” Д. Бурлюкпишет:”Газета “Русский голос” со следующей недели, по четвергам,

180


Первая полоса газеты “Русский голос”

будет посвящать особый отдел литературе и искусству, под именем“Литературно-художественный четверг“. Этот отдел имеет цельюсобирать и объединять художественное слово в Америке, дать местоначинающим и пишущим русским писателям...”1.

Эмиграция и связанные с ней потрясения не остановили бунтар-ский характер и бойцовские качества Д. Бурлюка. Напротив, полу-чение работы, особенно творческой, вдохновило его и всколыхнулоте чувства, которые он испытывал, участвуя в футуристическом дви-жении в России, продолжая поиск новых форм, обогащая и обнов-ляя русскую литературную речь.В своей статье он пишет: “Мы те-перь не только теоретически, не только по браваде можем вообра-зить себя ушедшими от недавнего прошлого, нет! действительно, во-лей исторических судеб и метаморфоз каравай “Россиады” ножомреволюции разрезан надвое, и мы живем уже в новой России, мы,раз и навсегда отрезанный от прошлого ломоть! В этой простой от-кровенной истине жизни есть неумолимая логика для сторонниковвкусов прежней русской литературы, для тех, кто любил К. Бальмон-та. В этой истине неумолимый приговор для так называемых пуш-кинцев, для тех, кто полагает, что русский язык А.С. Пушкина не-зыблемо может быть донесен до наших недель, что в наши дни мож-но (должно) писать на языке А.С. Пушкина, что на почве нашей эпо-хи может произрастать пушкинский язык. Ведь никто не будет оспа-ривать, что стиль языка всегда органически связан с духом, с почвой,

181

Глава V. Газета “Русский голос”

Первая полоса газеты “Русский голос”

с идеями, с характером современности, если кто будет думать иначе,то он поймет всю наивность утверждения своего, вспомнив о мерт-вых языках: о латыни и греческом, так далеких от жизни, кипучей,творящей, рвущей, мятущейся. Той жизни, что говорит миллионамиуст, что ежеминутно жаждет родить новые слова... Жизнь не ищетслов на пыльных полках старой литературы, чтобы объясниться, что-бы заорать, чтобы взвизгнуть, чтобы молиться или богохульничать⟨...⟩ Для русского языка в Америке надо сказать, что здесь он вбира-ет много местных слов, подобно тем русским, которые в Японии обо-гатили свой русский язык японскими словами. Языку это не вредит,если в нем есть сила усыновить иностранные словечки. Это не к бед-ности, а к богатству”2.

Таким образом, Д. Бурлюк в своей первой статье в газете сделалзаявку на то, что он все еще остается на острие модернистскогодвижения и что литературная страница газеты будет приветство-вать самые передовые идеи, стили, характеры пишущих и начина-ющих поэтов и писателей. Его организаторский талант оказалсяочень уместен. Бурлюк внимательно следил за жизнью русских ху-дожников в Америке и ярко и интересно освещал все, что касалосьих творчества. Газета в какой-то степени была рупором политиче-ских и общественных деятелей и писателей СССР, и Бурлюк частонаходил теплые слова похвалы для наиболее удачных дебютантов,и это настраивало авторов на творческий лад. В одной из своих ста-тей, “Наша сила”, Д. Бурлюк пишет: “В искусстве ничего скоро неделается. Необходимы время, труд. Это надо помнить всем участ-никам словотворческой работы в Америке и на ниве молодой мест-ной литературы. Надо верить в себя. Надо читать – старое и новое,что можно получить из Москвы. Надо много писать – “ни дня безстрочки”, и надо, обязательно надо, печатать. Лучшая дисциплина,самокритика – видеть себя в печати рядом с другими – ищущиминовых форм выражения”3.

Помимо предоставленной возможности печататься в газетеД. Бурлюк периодически публиковал методические статьи для на-чинающих поэтов, тем самым практически создавая школу поэти-ческого мастер. Вот один из примеров такой статьи – “Памяткадля стихотворца”: “Мы желаем сказать, несколько в виде предисло-вия, о слове – материале, с которым оперирует творящий. Безу-словно надо избегать в стихах обилия глагольных форм. Исключе-ние (иногда) неопределенное наклонение глагола, оно наиболее ус-тойчивая форма. В ней есть краска, живописность, до известнойстепени, образность.

О глаголе, вообще надо сказать, что это самая маложивописнаяформа речи.

Глагол – это слово в работе, глагол – это проза жизни словесной. Глагол – жидкая консистенция слова, глагол передает движение.Глагол – примитивнейшая, простая форма выражения.Речь простолюдина построена на глаголе.

182


Посмотрите речь Степана иего барина в “Женитьбе”.

Народная песня построена наглаголе.

Частушка прибегает к нему.Но настоящий стихотворец

никогда не должен ставить глаголв конце тихотворной строки.

“Литературный четверг“ не бу-дет печатать стихов, где глагольнаяформа поставлена как рифма”4.

Или другой cовет: “Эмерсонупринадлежат слова, что в каждомизобретении имеется 10 процен-тов находчивости и 90 процентовпота... Писать стихи – значит по-теть... Набрасывайте первый ва-риант. А потом переписывайтекаждую строчку отдельно. Ду-майте о размере; о стыке слов ме-жду собой; об ударениях. (Смот-рите в словарь, изучайте звуко-вой состав слова)”5.

Просматривая литературныестраницы газеты “Русский го-лос”, можно увидеть все нараста-ющее количество из номера в но-мер прозаических и поэтических произведений молодых авторов,отмеченных Д. Бурлюком, как не лишенных дарования.

Д. Бурлюк ставит своей задачей не только обучить начинающихлитераторов мастерству, но и вырастить из них профессиональныхпоэтов и писателей: “Ничто не проходит бесследно! Все оставляетсвою борозду, черту в жизни; “Русский голос”, поощряя молодые ме-стные дарования, был для них чудесной школой. Многие неделя занеделей учились писать, замечали свои недочеты, их произведенияподвергались подчас полезным исправлениям. Устраивались ежене-дельные читки участников “Литературного четверга”. Почти трехго-дичная работа эта не прошла зря. Многие поднялись от любитель-ского бумагомарания до настоящего понимания своего писательско-го дела. Увидели, что надо учиться, надо читать, заметили нехватку всамообразовании – “тихо сели” за книжку»6.

Известный в то время в нью-йоркских русских кругах поэтЗ.И. Гисенькин, с которым у Д. Бурлюка были не всегда ровные от-ношения, пишет о нем: “Часто удивлялся я его терпению, его уменьюладить, обласкать, выдвинуть, окрылить... О, это надо уметь! Для это-го надо быть большим, многогранным, широким, всесторонним. Дляэтого надо быть головой выше многих, очень многих.

183


Здание в нижнем Манхэттене,

где размещалась редакция газеты

“Русский голос” в 1920-1940 годы.

1999 г. Фото автора

“Знаменитый”, “известный”,“талантливый”... За эти эпитеты,которыми Бурлюк награждал мо-лодняк, ему доставалось от мно-гих, сердитых, озлобленных, не-удачных...

Но Бурлюк шел своей доро-гой... Идет и теперь. “Без защи-ты, без отеческого, любовноговнимания к творчеству начина-ющих молодые побеги погиб-нут”. Это говорит всегда Бур-люк...

Я знаю: Маяковский то жесамое чувствовал, когда Бурлюкназывал его еще тогда “талант-ливым”, “способным”. Маяков-ский об этом говорил в своей ис-поведи.

Говорит так и тонкий, стили-зованный Бенедикт Лившиц иКаменский.

А с какой любовью говорит о“своих” Хлебникове, Каменском

сам Бурлюк? Так не всякий скажет. Так не всякий может говорить...Говорить и восхищаться...

Два года с Бурлюком – хорошие страницы. Живые, как самБурлюк. Интересные, как сам Бурлюк, всегда подвижный, всегдачего-то жаждущий, всегда и постоянно что-то... дерзающий”7. По-ступавшие материалы и бурнокипящая литературная деятель-ность Бурлюка в газете не вмещались в рамки “Литературногочетверга”. Редакционная коллегия газеты “Русский голос” решилаувеличить количество страниц газеты по воскресеньям. С 22 мар-та 1925 г. газета стала выходить с дополнительной литературнойвоскресной страницей. Бурлюк с его широким масштабом лите-ратурных и общественных интересов не мог ограничить себятолько журналистской работой. На литературной странице сталипоявляться литературоведческие и философские статьи, приве-денные автором в доступную для читателя форму. Давид Бурлюквовлек читателя в мир глубоких размышлений и понятий, расши-рив представления читателей о существующих направлениях исостоянии современной литературы и искусства.

В газете стали печататься такие выдающиеся деятели, как Анато-лий Луначарский, Карл Радек, Бонч-Бруевич, Максим Горький, Ни-колай Евреинов, Николай Рерих, Илья Эренбург, Лидия Сейфулинаи другие, и немалую роль в привлечении выдающихся людей к сот-рудничеству с газетой сыграл Давид Бурлюк.

184


Давид Бурлюк. Портрет Ильи Ильфа.

1936 г.

У Д. Бурлюка не ослабевало внимание к современной русскойлитературе. Он постоянно получал новинки, был в курсе происхо-дящих событий, а на страницах газеты систематически давал обзо-ры русской литературы за годы советской власти. В 1922 г. в Гер-мании вышел 12 номер “Новой русской книги” профессораА.С. Ященко, в котором дан обзор литературной жизни России запять лет, прошедших после революции. Ссылаясь на работу про-фессора А.С. Ященко, Д. Бурлюк приводит выдержки с обзоромпоследних достижений русской литературы за годы революции:“Эта статья дала широкую картину литературной жизни России ивпервые американо-русский писатель получил представление, чтореволюция не смела, а, напротив, вдохновила творческие силыРоссии на создание произведений, достойных нового времени.Это было еще время революционной эйфории, затронувшей в Рос-сии не только угнетенные массы, но и значительную часть интел-лигенции, творческих слоев общества, которые искренне верили всправедливость революционных преобразований и шагали поройопережающим темпом”. Несмотря на то что Д. Бурлюк оторвалсяот реальной российской действительности, он оставался веренсвоим идеалам и целеустремленно симпатизировал рабочему дви-жению в Соединенных Штатах. Он регулярно посещал собрания в“Джон Рид Клубе”8, где собирались художники и писатели левыхвзглядов. В числе других членами этого клуба были друзья. Бурлю-ка художники братья Мозес и Рафаэль Сойеры, Николай Циков-ский. Д. Бурлюк писал также отчеты о посещении им рабочих клу-бов, рабочего кемпинга “Нитгедайгет”, где читал лекции о совре-менной русской литературе и о достижениях науки, культуры ииндустрии в СССР. Одной из главных тем, звучавших на литера-турной странице “Русского голоса”, были рассказы о выдающихсясовременниках Д. Бурлюка. Вполне понятно, что первым удостоенбыл этой чести Владимир Маяковский. Биографическую справку оВ. Маяковском Д. Бурлюк предварил известным фрагментом изего поэмы “Облако в штанах”, который почему-то озаглавил “Поэтреволюции” и выправил текст, заменив “шестнадцатый” на “сем-надцатый” год:

Где глаз людей обрывается куцый,Главою голодных орд,В терновом венце революцийГрядет семнадцатый год.А у Вас его предтечаЯ, где боль – везде,На каждой капле слезовой течиРаспял себя на кресте.

Д. Бурлюк непримиримо относился к белогвардейским “газе-тенкам”, как он их называл, издававшихся в США. В одной из ста-тей он со всей своей казацкой страстью обрушивается на них:

185


«Уже около полутора лет существует “литер. четверг“. Другие га-зеты по примеру “Русского голоса” завели литературные страни-цы... Но нужно не только страницу завести. Мало ножниц, чтобыбелогвардейская нудь выглядывала из разного литературного (на-ворованного) – настриженного – гарнира»9. В другой статье, “Бе-логвардейские Собакевичи”, он с еще с большей жесткостью об-рушивается на белогвардейскую печать: “О чем бы ни говорил Со-бакевич, он говорил обязательно плохо. Когда он отзывался о сво-их знакомых – он говорил на их счет одни лишь пакости. Такова ибелогвардейская, заграничная шатия-братия. Когда они раскрыва-ют рот, чтобы произнести слово, одно лишь слово, по адресу ихбывшей родины, нынешнего Советского Союза, из их рта, как всказке Андерсена было с одной героиней, из рта выскакиваетмерзкая лягушка. На устах рождается гнусная хула, мерзостнаяклевета, плывет гора грязи...”10.

Можно предположить, что творилось в душе человека, пере-жившего Гражданскую войну на Урале и Дальневосточной Рес-публике, переходившей из рук в руки от белых к японцам и отяпонцев к красным, и где он испытывал двойственное чувство. Содной стороны, любви к своему брату Владимиру, находившемусяв Белой армии, с другой – симпатии к революции и непонятноеотношение к японцам. Он любил советскую власть, но и боялся ее.В его понятии Родина ассоциировалась с советской властью эфе-мерно, без четких представлений о социальном порядке и демо-кратических преобразованиях. В основном иллюзорно. Желая ко-гда-нибудь возвратиться в Россию, Д. Бурлюк делал все возмож-ное, чтобы не потерять нить, связывающую его с родиной. Настраницах газеты “Русский голос” он не оставлял без вниманиявсе главные события, происходившие в Советском Союзе. Он по-свящал огромные полосы юбилейным событиям, в СССР. Печаталотчеты о достижениях в области промышленности, сельского хо-зяйства, науки и искусства. В своих обзорных статьях искреннерадовался факту признания СССР Америкой. Взволнованно писало спасении челюскинцев, прибытии первого советского парохода“КИМ” в Америку, открытие Днепрогэса, перелет через океан со-ветских летчиков и о многих других событиях, волновавших егобеспокойную душу.

Давид Бурлюк в газете “Русский голос” принимал самое актив-ное участие в благотворительной деятельности. Газета провела гума-нитарную акцию в защиту беспризорных детей. 3 апреля 1926 г. га-зетой был устроен концерт-бал в пользу беспризорных. Предварилэто событие Д. Бурлюк большой статьей о положении беспризорныхдетей в Соединенных Штатах. Он даже напечатал в газете на эту те-му стихи, которые, очевидно, не претендовали на поэтический ше-девр, но поэт явно проникся отцовской тревогой и заботой о беспри-зорных. Читая эти стихи, и сейчас не остаешься равнодушным к бо-лезни человечества всех времен:

186


БЕСПРИЗОРНЫЕ

Они гнездятся в сумрачных подвалахДомов разрушенных, домов полусгоревших;Им детство – не любовь, а яда жалоДля них немытых, порванных, не евших...Они не знают матерей заботы,“Отец” для них неведомое слово!Воровки пчелы, городские сотыОни чернят бесжалостно, сурово.На теле родины язвит жестоким шрамом,Напоминанием о прежних страшных смутах!Но, беспризорные пусть нам не будут хламом,Своей душой и разумом погнуты.Они не знают стен веселой школы,А книжки умные им годны на цигарки,Когда весной они стремятся в долыИль спят у стен забытой кочегарки.Да, беспризорные похожи на деревья,Что не обрезаны, культурно не привиты;Проступки горьки их, назойливы кочевья,Дела их вкривь разъерзаны, сердиты...Так дикой яблони плоды горьки и кислы...Их изменить способна любящих забота...Смотри: плоды не зря культурные повисли,Их каждому к устам – охота...От всех от нас бал третьего апреляЗависит сделать полным ликованья...Мы соберемся там для радости, для дела:Помочь носящим страшное названье11.

Д. Бурлюк не был политически ангажированным и не имелтвер-дых левых убеждений, но всегда симпатизировал рабочему классу ина неимущим. Во всех его творениях, будь это живопись, литератур-ная либо журналистская деятельность, легко просматривается оза-боченность художника за судьбы людей труда, безработных и под-вергающихся дискриминации. Время, на которое пришлась его жур-налистская деятельность, было отмечено большим экономическимспадом. В богатой Америке в результате кризиса тысячи людей ока-зались выброшенными на улицы. Контрасты между богатыми и бед-ными обозначились очень резко. Д.Бурлюк не оставил без вниманияэту тему. И вот как звучит одно из его многочисленных стихотворе-ний из серии “На злобу дня”, напечатанных в газете “Русский голос”28 мая 1932 года под названием “На фронте безработицы”:

Он всюду – тягостный парад Позора, голода, безделья!Среди Бродвея – нищий ряд,Где клубов богачей аллея.На Баури, где гнет тоски,Где пауки заткали дали –

187


Бездомных желтые вискиИ пятна серые печали...И в Сан-Франциско и Торонто,В Бостоне, Бруклине, ЧикагоБездомных вытянулись фронтыПод кризиса победным флагом.В глазах голодных веры нет,Что солнца луч сулит им ласкуИ лёт жестоких этих летЗакончит счастьем неувязку!Я безработных слышу пенье,Хотя уста сомкнуты плотно,Полны пассивного терпеньяВ рядах невымытых и потных.

Давид Бурлюк недаром заработал себе имя “Отец российскогофутуризма” своей неутомимой, “бурлящей” деятельностью, и этобыл не случайный эпизод, а единственный возможный его образжизни. Поэтому, находясь на ниве журналистской деятельности, они оказался мозговым центром литературного и художественного ми-ра газеты “Русский голос”. Д. Бурлюк проработал в газете “Русскийголос” до 1940 г. Но не хлебом единым жив человек – это в полноймере относится к Бурлюку. Он не мог бросить свое любимое дело –живопись. Для живописи оставалась ночь.

Юбилей

Весь редакционный коллектив видел в Бурлюке мэтра, и все по-нимали, что его интеллект во много раз превышает требования жур-налистского профессионализма, и это вызывало у большинства чув-ство особого к нему уважения. Забегая вперед, хочется рассказать отом, как отмечался юбилей художественно-литературной деятельно-сти Д. Бурлюка. Торжества начались в феврале и продолжались доконца апреля 1934 г. В газете стали появляться приветственные ста-тьи. От редакции, издательства и типографии были высказаны такиеслова: «Давид Давидович, 25 лет Вы плодотворно работали на попри-ще литературы и искусства на двух нивах – ниве литературной и наниве художественной. Громыхали. Вы, как искусный шофер, тракто-ром футуризма, шумно взрыхляя творческую новь, Вы успели соз-дать за это время целую школу последователей, из которой вышлитакие великие поэты, как Маяковский и другие. Вы добросовестнотрудитесь на благо русской колонии здесь, развивая в ней вкус лите-ратурный и любовь к поэзии, ваше умелое и живое редактирование“Литературного четверга” одинаково ценится как читателями, так иредакцией и издательством “Русского голоса”...»12.

21 апреля 1934 г. в Вебстер Холле по адресу 119-я Ист 11-я Стрит состоялся торжественный юбилейный вечер посвященный

188


25-летию литературно художественной деятельности Д. Бурлюка.Корреспондент газеты Марта Шафран в отчете об этом вечере пи-сала: «Зала густо набита любителями живого искусства, а на ули-це длинный хвост разочарованных людей, не имеющих возмож-ности зайти в помещение, наполненное до отказа. Необходимосказать несколько слов о “разнородности” посетивших этот ве-чер, пришлось на нем встретить видных деятелей искусства Нью-Йорка: поэтов, писателей, журналистов, художников, революци-онных работников искусства; и здесь же рядом улыбающиеся ли-ца рабочих в синих рубашках и рабочих куртках, пришедших навечер прямо с работы... Вечер был одним из культурнейших вече-ров в жизни русской колонии. На этом вечере выяснилось, какоеместо занимает в сердцах всех творчество Д.Д. Бурлюка... На этомвечере о значении его говорили журналисты: С.Е. Шейнман(С. Земетчинский), Д.З. Крынкин, А.О. Корф и заслуженный вете-ран – артист В.И. Никулин. Писатель А. Соколовский прочувст-венно рассказал о творческих вечерах молодежи, устроенных вскромной уютной квартире Марии Никифоровны и Д.Д. Бурлю-ка... Пела на этом вечере талантливая певица Елена Славная... Зву-чала талантливо и живо скрипка Максима Шафрана под аккомпа-немент Бориса Шафрана... Читали стихи: Д. Южанин, В. Сташев,Д. Опалов, Р. Магидов, артист Водяной, пишущая эти строки идругие»13.

В газете “Русский голос” печаталось много приветственныхписем от корреспондентов и читателей. 22 апреля 1934 г. газетапосвятила целую полосу юбилею Д. Бурлюка, поместив портрет-ный рисунок юбиляра, выполненный Николаем Циковским. Наюбилейной странице были опубликованы высказывания о Д. Бур-люке В. Каменского, В. Тренина, Н. Харджиева, Н. Асеева и дру-гих авторов. В частности, в статье Г. Нелина “Современная совет-ская критика о Бурлюке” отмечено: «И. Дукор в 1928 году в преди-словии к сочинениям (стихотворения 1912–25 гг.) Н.Н. Асеева(издание Госиздата) на странице 12 находим: “на фоне теософииВячеслава Иванова и умирающих “венков сонетов” Маяковский иБурлюк, с одной стороны, Асеев и Пастернак – с другой, откры-ли форточки в пыльных кабинетах символистов, успевших статьпочти академиками”».

После юбилейных торжеств газета “Русский голос” еще долгопродолжала печатать статьи, связанные с этим событием, но творче-ство Д. Бурлюка было так богато, что в газетных статьях было невоз-можно раскрыть его многогранную и динамическую личность. ВРоссии уже вышла книга Бенедикта Лившица Полутораглазый стре-лец» (1933), где российский период жизни и творчества Д. Бурлюкаталантливо описан автором. Пришло время описать его жизнь в Аме-рике.

189


1 Русский голос. 1923. 15 марта.2 Там же.3 Бурлюк Д. Наша сила // Русский голос. 1924. 12 июня.4 Бурлюк Д. Памятка для стихотворца // Русский голос. 1925. 19 марта.5 Бурлюк Д. По поводу работы писателя // Русский голос. 1933. 6 авг.6 Бурлюк Д. “Р.Г.” и искусство // Русский голос. 1927. 6 февраля.7 Гисенькин З.И. Два года с Бурлюком // Русский голос. 1925. 22 марта.8 Джон Рид, американский писатель, родился в штате Орегон в 1887 г., окончил

Гарвардский университет; активно участвовал в рабочем движении; во время им-периалистической войны был на германском фронте в качестве корреспондента;вернувшись в США в 1919 г., был одним из организаторов компартии США; уча-ствовал в событиях Октябрьской революции в России, о чем написал книгу “10дней, которые потрясли мир”; умер в Москве в 1920 г. и похоронен у стен Кремляна Красной площади.

9 Бурлюк Д. Наша сила // Русский голос. 1924. 12 июня.10 Бурлюк Д. Белогвардейские Собакевичи // Русский голос. 1930. 25 ноября. 11 Бурлюк Д. Беспризорные // Русский голос. 1925. 27 марта.12 Русский голос. 1934. 7 февраля.13 Марта Шафран. О вечере Д. Бурлюка // Русский голос. 1934. 28 апреля.

190


ШМУЦ

191

ОБОРОТ

192

Жизнь в живописи

ДДДД оходов живопись не приносила. Американские коллекцио-неры в тот период еще не готовы были приобретать какие-либо произведения искусства, выходящие за рамки тради-

ционных работ старых мастеров, и в крайнем случае покупали им-прессионистов. Необходимо было завоевывать признание в живо-писи, признание, которое Д. Бурлюк уже приобрел в России и час-тично в Европе, но не в Америке. Здесь не признают прошлых за-слуг, здесь должно каждый раз доказывать, что ты можешь, здесь исейчас. Решающую роль в судьбе Давида Бурлюка сыграло знаком-ство с доктором искусствоведения Кристианом Бринтоном, о кото-ром речь уже шла выше, и Робертом Астор Чанлером, легкомыс-ленным и вместе с тем восхитительным баловнем судьбы, внукоммиллионера Джона Якоба Астора из знаменитой семьи Уитни, ко-торый дарил своей дочери по миллиону за каждого родившегосяребенка. Впоследствии они вошли в историю Америки как “одно-миллионные дети”. Роберт Чанлер – один из них – стал извест-ным художником, талантливо изображающим животных, придаваяим причудливые формы и размещая в полный рост на декоратив-ных панно. Он был экстравагантен в своих поступках и, женив-шись еще в 1913 г. на популярной в те времена оперной звезде Ли-не Кавалиери, имевшей сомнительную репутацию, шокировалэтим художественную элиту. Новость совпала с открытием знаме-нитой художественной выставки “Armory Show”, и резонанс былсильнейшим.

Двери студии Чанлера по адресу 147 Ист 19-я Стрит в Манхэтте-не были всегда открыты для художников и писателей. Кипела богем-ная жизнь, и Боб, как называли его друзья, буквально наслаждалсякаждой встречей с новыми людьми и вместе с тем успевал создаватьсвои мистические декоративные панно, которые находили покупа-теля и приобретались музеями. Одна из них была приобретена Лув-ром. Некоторые из близких Роберту Астору Чанлеру людей впослед-ствии стали знаменитыми – Марсель Дюшан, чернокожий поэт ДюБуф, известный исследователь морских глубин доктор Бибе, всемир-но известный дирижер Леопольд Стоковский, уэльский живописецОгастес Джон. Боб Чанлер любил русское искусство. Он дружил схудожниками Николаем К. Рерихом, Сергеем Судейкиным, Сера-фимом Судьбининым, Львом Бакстом, Савелием Сориным.

193

Чтобы материально поддержать Бурлюка, которого очень любил,Чанлер заказал ему два портрета и купил еще несколько полотен. Нодоходы Бурлюка не покрывали расходы. Накопления быстро таяли,тем более что они были мизерные. Бурлюк высоко ценил Чанлера ибыл ему благодарен за поддержку в самые тяжелые для него дни. Уз-нав о бедственном положении художника, Чанлер заплатил за арен-ду квартиры Д. Бурлюка за два месяца. Как часто бывает, экстрава-гантность и широта души Чанлера, обладавшего большим состояни-ем, сочетались с беззаботностью и необязательностью. В одном изписем к Кэтрин Дрейер Давид Бурлюк пишет: «Чанлер был психиче-ски неустойчивый, алкоголик, миллионер и настоящий “Yankee”. Выпросили какую-нибудь историю, связанную с ним, вот одна из них.

Однажды Чанлер узнал, что у Бурлюка нет красок для живописи.“Я бы хотел вам помочь – вызвался седоголовый, кудрявый гигант.Вот вам рекомендательное письмо. Пойдите в магазин S, торгующийкрасками, и вы их получите”. Бурлюк последовал совету, отобралразличных материалов на сто долларов, затем вместо денег протянулг-ну S письмо от г-на Чанлера, где была инструкция занести это наего кредит. “Нет... нет – Я знаю этого художника-миллионера... Онприятный человек, но у него никогда не бывает десяти долларов. Всерастрачивается. Чтобы получить от него долг, вы должны ждать года-ми... Г-н Бурлюк, если поставите свою подпись на его письме, пообе-щав заплатить через два месяца – возьмите краски”. Бурлюк знал,что через два месяца у него не будет денег. Он и без этого имел дос-таточно долгов. Краски были оставлены в магазине, и с извинениямиБурлюк удалился без красок»1. Бурлюк не злословил. Он просто хо-тел нарисовать Кэтрин Дрейер правдивый портрет доброжелатель-ного, беспечного баловня судьбы.

У Чанлера Бурлюк познакомился еще с одним необычным чело-веком, Марией Харрисон Рамсей, вдовой скульптора Чарлза КарейРамсея. В то время она была довольно значительно фигурой в обще-стве. Чутко реагируя на социальные проблемы, которые будоражи-ли Америку, активно участвуя в их разрешении, она тем не менеевсегда сохраняла преданность искусству. Студия ее покойного мужана Ист 40-й Стрит в Манхэттене была превращена в маленький те-атр, где проводились выставки. Помещение стало использоватьсядля поиска новых форм сценического искусства. Руководили этимипредставлениями драматург Иван Народный и Де Заяс. Здесь былапоставлена пьеса Народного “Небесная девушка”. Мария ХаррисонРамсей попросила Бурлюка сыграть в этой пьесе роль Луны, с кото-рой тот, по оценкам зрителей, неплохо справился. У него уже был те-атральный опыт, когда еще в молодости, в Чернянке, собираясь сдрузьями, Д. Бурлюк режиссировал спектакли, увлекаясь идеей сце-нического синтеза – слово, звук, цвет, динамика. Он придумывалмизансцены, распределял роли, руководил изготовлением декора-ций и исполнял самые ответственные роли. Интерес к театру уД. Бурлюка возник еще в 1903–1904 гг., когда в Херсоне познако-

194


мился он с Всеволодом Мейерхольдом, который тогда руководил те-атральной группой “Товарищество новой драмы”. Мария ХаррисонРамсей поставила перед Д. Бурлюком задачу художественно офор-мить сцену и придумать костюмы всех участников. Эту задачу Бур-люк выполнял уже не один, а вместе со своими друзьями, художни-ком Константином Аладжаловым и художником-сценографом Вла-димиром Бобрицким.

Несчастный случай

В январе 1926 г. в связи со сменой редактора и возникших броже-ний в коллективе Бурлюк временно оставил работу в газете “Рус-ский голос”. Отсутствие Бурлюка в газете оказало влияние на каче-ство издания и вскоре его попросили вернуться.

Материальное состояние оставалось на грани критического, итутпришла беда. Помогая Марии Харрисон Рамсей развешивать карти-ны, и свои в том числе, в ее театре на Ист 40-й Стрит, Бурлюк упал слестницы с большой высоты и повредил плечо, ударившись о радиа-тор, буквально чудом не повредил обе ноги, но, как сам определил,спасли его толстые казацкие кости. На всю жизнь у Бурлюка оста-лись шрамы. Стараясь уберечь себя при падении, он повредил пра-вую руку и в течение нескольких недель не мог работать. Это былонастоящее бедствие. Сколько нужно вложить душевных сил, чтобыперенести такого рода крушения. Семья предоставлена сама себе.Помощи со стороны ожидать не приходилось. Опыт жизни имигран-

тов в Сединенных Штатах показал,что всегда легче прожить большимисемьями или кланами, где в случаепотери работы или других осложне-ниях, семья пострадавшего получитподдержку от окружающих егоблизких людей. Семья Д. Бурлюкадолжна была надеятся только на се-бя.

Маруся решила пустить в ходсвой талант – вышивание. Она ра-зыскала магазин на 57-й Стрит, гдехозяйкой была мадам Ю, и смоглаполучить заказ на отделку платьеввышивкой русским крестом. Плати-ли мало. Семь долларов за платье, асделать два платья занимало целуюнеделю. Чтобы успеть заработать внеделю 14 долларов, Марусе прихо-дилось работать допоздна, часто до

195

Глава VI. Плоды творчества

Давид Бурлюк.

Портрет Николая Евреинова

глубокой ночи. Помимо этой работы, она должна была готовить де-тей в школу, готовить еду для всей семьи. Временами Марусе каза-лось, что такая нагрузка выше ее сил.

И в этот трудный для семьи период Бурлюк получает неожидан-ный заказ – художница Луиза Бромбах, которой нравились работыхудожника, попросила написать ее портрет и предложила за работу100 долларов. Бурлюк обнаружил, что сидя, поддерживая правую ру-ку левой, он медленно, с болью, но может работать. Нарушив при-вычную технологию письма, начал портрет не с головы, а с тулови-ща, поднимаясь постепенно вверх. Миссис Бромбах была удивлена,но работа продвигалась, и она была счастлива. Через два месяца позавершении портрета, Бурлюк понял, что результат не только впол-не удовлетворил заказчицу, но и что вновь может держать в рукекисть.

Своему доброму другу Н.Н. Евреинову он писал в Париж:

«1926год, 12 февраля,Милые Николай Николаевич и Анна.

Прошу Вас с первой почтой сообщите отчество. Получив сейчасоткрытку Вашу, спешу ответить, т.к. и на открытое письмо не от-вечал: имел свой вечер, а потом выставку “Pilligrims”, где во времяразвески упал с лестницы – пролежал три дня, теперь правая рукаеще не подымается, поэтому простите “каллиграфию” (подгуляв-шую). Напрасно Семенова и Блазиса2 не навестите, они могут бытьполезны Вам, оба милые субъекты. 2 русские газеты и 1 (большая –200 000) ждут статей о Вас. Для последней – моя статья будет пе-реведена на язык сынов Израиля, коим они пользуются ныне. Это по-пулярный в рабочих кругах “Freiheit” (не вредно для СССР).

Напишите статью в 2-х экземплярах (одно и то же).Народный очень жалел, что Вы уехали, не быв на открытии на-

шего театра (152Е 40W Str. NY City Ivan Narodny).По этому адресу теперь же:1) Напишите ему письмо.2) Пошлите статейку – о монодраме или актер в жизни (Н.Н., Вы

великий Maestro) – журнал наш с уклоном в мистическое, таинст-венное – 4-го измерения 1000–1500 слов – для “Pilligrims Almanach”.

Народный первый монодрамист в Америке и бесконечный Вашпоклонник, а мой большой друг. Номер журнала посылаю единовре-менно с письмом.

Он легко может устроить о Вас здесь статью в больших амери-канских газетах и пьесы в театр.

Спасибо за память обо мне и теплоту тона в письмах. Английский Вам. Это все!!Дружески приветствую Вас из Нью-Йорка Давид Б.»3

В это время Бурлюки познакомились с русским пианистом Тём-киным, чья жена Альбертина Расх, очарованная красотой Маруси-

196


ной вышивки, уговорила ее оставить магазин и брать прямые зака-зы. Сама она была отличной танцовщицей, выступала на сцене и за-казала для себя несколько платьев с вышивкой русским крестом.Маруся получила также заказы от подруг Альбертины Расх. Чернаяполоса в жизни Бурлюков постепенно прошла. Маруся обнаружила,что за два с половиной года смогла отложить более двух тысяч долла-ров. Такой поворот событий помог семье Бурлюков осуществитьдавнюю мечту – создать “издательский дом”, основателем которогостала Мария Никифоровна Бурлюк.

“Радиостиль”

В течение 10 лет Бурлюк показывал свои работы на выставках“Общества художников”. Ко многим работам он печатал манифе-сты, в которых провозглашал свои взгляды на искусство и конкрет-нее – художника, создающего полотно. В 1926 г. он опубликовал ма-нифест “Радиостиль”. Вот выдержка из него: “Звук песни, пропетойв Чикаго, теперь слышен в Австралии и в степях России. Прези-дент – Эстетик всего мира уже выбран, но он сам об этом еще незнает. Возможно это Вы, которые читают эти строки. Жизнь безраз-лична, если кто-то живет ради мясных котлет и недостаток воспол-няет материальным успехом.

Жизнь приобретает значение тогда, когда душа проникает в воз-можности нового искусства ⟨...⟩ Эпоха, которая предшествовала на-стоящему времени – радиовеку,– является эрой разрушения. Ки-нетические фазы разрушают статические формы. Предшествующаяэпоха закончилась, эпоха электричества была апокалипсисом этогодинамического века. Как в природе, так и в жизни идея формы по-стоянно разрушалась движением. Время – главный процесс жизни.Музыка описывает время через образы звуков. Живопись – это нечто иное, как расцвеченное пространство. Чтобы слушать музыку,нам требуется время. Видеть живопись зачастую требуется один мо-мент”4.

В 1927 г. Бурлюк издал свой второй в Америке манифест, провоз-глашавший “Пришествие механического человека” и экспонировав-шийся на Международной выставке в Бруклинском музее: “По ле-вой стороне – материнство – символизируется атомом с ядром иэлектронами, на них груз и свинцовый провод, как наипростейшийфундамент жизни. Поколение рабочих в центре полотна воздвигаетнебоскребы. Красный цвет тел – символ энергии. Зеленый рабо-чий – символ простоты и примитивизма. Направо от небоскре-бов – затмение солнца, откуда энергия лучей радиирует для челове-чества. Затмение солнца – символ недостатка материальных ресур-сов жизни на земле. Еще правее механический человек наступает налоб человечеству. Ниже – поколение людей, превращающееся впрах, – руки, ноги. Около атома, внизу ученые с сухими головами и

197


философ”5. Эта картина выполнена частично в радиостиле. Этот,возможно надуманный, стиль не нашел признания ни у критиков, нив окружении художника, но непрерывный поиск нового, постоян-ные эксперименты могут вызывать только восхищение и свидетель-ствует о том, что Бурлюк не останавливался на достигнутом.

В письме к режиссеру Николаю Евреинову в Париж от 6 марта1927 года Д. Бурлюк сообщал:

«Дорогой Коленька!Твою заметочку и письмо Китесу6 передал. Ты так мало сообща-

еш[ь] о себе. Отдохнул ли от Америки, и как она за глазами кажется?11 марта открывается Индепенденс. Я там выставляю “Пришест-вие механического человека” и сейчас занят печатанием манифестао новом искусстве и объяснением этой картины. Кэтрин Дрейер из-дала: “Книга нового искусства”; русские, участвовавшие в 22 Стра-нах7 нашли там свое место. Эта выставка в сокращенном виде былав Андерссон Галерее в Нью-Йорке (мои три вещи), а потом в Буффа-ло и Торонто.

“Морская повесть” вышла в свет. Я её преподнесу тебе. Нежныйпривет от меня и Марии Никифоровны Анне Александровне и тебе.

Твой всей душой Давид Бурлюк»8.

198


Давид Бурлюк. Река Гарлем. 1925 г. Картина написана в “радиостиле”

С Николаем Николаевичем Евреиновым Д. Бурлюка связываладавняя дружба, и в серии очерков о выдающихся творческих людяхон поместил в 1923 г. в “Литературном четверге” статью “О режиссе-ре Н.Н. Евреинове”: «В феврале месяце 1915 года я был приглашенНиколаем Николаевичем Евреиновым написать его портрет. Так какЕвреинов жил в Куоккале, в Петроград же являлся наездами, то он ипредложил мне жить все время, необходимое для написания портре-та, у него. Василий Васильевич Каменский, огромный поэт и не ме-нее – мой друг, повез меня к Евреинову. Каменский раньше не-сколько недель проживал в Куоккале у Евреинова, где он писал мо-нографию для издательства Бутковской о жизни и творчестве вели-кого режиссера. Евреинов жил в обычной для Финляндии деревян-ной двухэтажной даче. В нижнем этаже помещалась столовая комна-та, в которой жил Каменский, другая для меня, и спальня НиколаяНиколаевича. Верхний этаж состоял из двух комнат: кабинета, гдеписьменный стол (за ним была написана Евреиновым замечательнаякнига “Театр для себя”). Здесь же была крохотная полка, на которойпомещалось десятка два книг. Не странно ли, что такая книга – “Те-атр как таковой” – с массой материала, требующая обширной биб-лиотеки, могла быть написана не в присутствии её.

В соседней комнате жили две барышни, кажется, воспитанни-цы Николая Николаевича. Зимние сумерки против ярко пылаю-щей печки.

Николай Николаевич любил сиживать здесь. Его обворожитель-но красивое лицо, увенчанное волной кудрей, было озарено трепе-том пламени, и в такие моменты, взглянув на Николая Николаевича,особенно ярко виделся в нем человек не только глубоко знающийсцену (режиссер), но и человек, знающий не менее глубоко зрителя,т.е. актер.

А любовались им: воспитанницы, Вася Каменский и я. Вообщенадо сказать, что Николай Николаевич всегда любил, живя у себя вКуоккале, быть центром – занимающим общество – лицом.

Жизнь в Куоккале “евреиновская” была расчерчена по часам.Евреинов много проводил времени в кабинете; обед в строго опреде-ленный час; мне позировал он после обеда.

Один из дней был назначен для приема, и тогда приходило не-сколько знакомых: поэты и художники, жившие в Куоккале, иногдаже они приезжали из Петрограда.

В часы “приема”, когда собиралось в столовой дачи общество,любимым занятием Евреинова было писание стихов совместно сгостями на заданные темы. Иногда каждому из присутствующихпредлагали на выбор несколько слов, и по очереди должно было рас-сказать что-либо. Евреинов в этом отношении был вне конкурен-ции...

Надо добавить, что Н.Н. Евреинов не только режиссер – созда-тель “Кривого зеркала”, “Старинного театра”, – но еще сам дарови-тый композитор и художник.

199


В 1908 году в Петрограде на выставке, устроенной мной совмест-но с покойным Н.И. Кульбиным, были экспонированы чудесные ак-варели Николая Николаевича.

В Америке имя Н.Н. Евреинова хорошо известно в кругах, близ-ких современному театру.

Н.Н. Евреинов являлся создателем монодрамы, принципы кото-рой им были теоретически обоснованы...»9.

Неустроенный быт

Барнетт Ньюмен вместе с Кристианом Бринтоном в 1928 г. послеНью-Йоркской персональной выставки Д. Бурлюка организовалиеще две его выставки. Одну в Бостоне, другую в Кливленде. Искусст-вовед из Кливленда писал: «Галерея Истман Болтом небольшая, нотем не менее это арена для наиболее значимых выставок, которыеорганизовывались последнее время в Кливленде. ПрофессионализмБурлюка проявился ярко. Через многие годы, он протащил сущест-вующие “измы”, каждый в свою пору, вытаскивая из каждого егозначимость. Бурлюк имеет неограниченный словарь, чтобы выра-зить любую идею, возникающую в его сознании. Когда он пишет на-туру, ничье другое искусство не бывает таким добрым к природе,как у него. И очень важно, что его картины всегда закончены и убе-дительны. Бурлюк – один из гигантов, который отличается во мно-гих видах искусства. Он имеет все права под солнцем называть себяхудожником, поэтом, оратором и актером»10.

В том же 1928 году Маруся Бурлюк выпускает журнального фор-мата книгу “Давид Бурлюк – отец русского футуризма. Десятый Ок-тябрь”. В этом же году были изданы две поэмы: “Толстой”, “Горький”.

На следующий год Бурлюки переехали из Бронкса на 10-ю Стритв район 3-й Авеню в Манхэттене. Окончив начальную (“publicschool”) в Бронксе, дети, Дейв и Ники, поступили в среднюю школу(“high school”), неподалеку от нового жилья на 15-й Стрит. На новомместе Бурлюки долго не прожили. Плата за квартиру была слишкомвысокой. Через два года они переехали в небольшую квартиру в до-ме на 40-й Стрит, угол 7-й Авеню. Эти годы были самыми тяжелымидля Бурлюка в Америке. Жили они в неотапливаемой квартире и, не-смотря на относительно низкую плату, не всегда удавалось вовремяее внести. Район был далеко не благополучным. В своих воспомина-ниях Маруся описывает эпизод, который мог обернуться трагедиейдля Бурлюков. Однажды вечером Марусю испугал сильный стук вокно кухни. В то время Бурлюк работал в передней комнате. За ок-ном стояли трое весьма грозного вида мужчин. Они требовали от-крыть окно и дать им возможность войти в квартиру. “Я не от-крою!” – крикнула хрупкая женщина, испугавшись собственногоголоса, прозвучавшего, как ей показалось, чересчур громко в вечер-ней тишине.

200


“Леди! – сказал самый здоровый. – Немедленно откройте окно.Мы не нанесем вам вреда”. Трясясь, она подчинилась, и все троебросились в квартиру и оказались в импровизированной студииБурлюка. Хозяин посмотрел на них в изумлении, но даже не успелникак отреагировать – “гости”, как молния, проскочили в дверь наулицу. Скорее всего, их преследовала полиция. Жизнь в такой квар-тире радости не приносила, да еще владелец после очередной за-держки платежа настойчиво посоветовал Бурлюкам подыскать бо-лее доступное жилье, и семья переехала в квартиру в доме на площа-ди Томкинс – его можно увидеть на многих акварелях и полотнахБурлюка. Выселение казалось тогда большим несчастьем, но случи-лось так, что оно буквально спасло жизнь членам семьи: через месяцпосле их выселения в доме случился большой пожар, в результатекоторого погибли девять человек, четверо из них – в квартире, гдераньше жили Бурлюки.

Между тем жизнь шла своим чередом. У Бурлюков появились но-вые друзья. В письме к Кэтрин Дрейер Бурлюк просит ее включить вкнигу о нем некоторые сведения о людях, которые ему помогали: “Г-жа Роза Миленки прилагала много усилий, чтобы помочь продать не-сколько картин. Г-жа Маргарет Хауторн заказала свой портрет”. Ко-гда художник оглядывается назад на темные полотна периода тяже-лой жизни и нужды, в которой находились Бурлюки, он всегда вспо-минает с благодарностью скромного коллекционера из Бронкса гос-подина Дж. Сильвермана, который постоянно появлялся с неболь-шими деньгами и покупал картины, написанные маслом и акваре-лью... Братья Сойеры (Рафаэль и Мозес), Хаим Гросс, Бен Вайс иДжозеф Фостер всегда старались привлечь внимание своих друзей,любителей искусства к живописи Бурлюка, чтобы помочь продатьим его работы в то трудное время11.

В районе площади Томкинс, что в Ист Вилидже, поселилось мно-го художников, и, естественно, происходили неожиданные встречии завязывались дружеские связи. Бурлюк здесь познакомился сомногими молодыми американскими художниками, и эти знакомстваи постоянное общение были полезны для обеих сторон. В потоке ис-каний Бурлюк нашел поддержку и вдохновение, чтобы продолжитьто, чему он посвятил всю жизнь – служению искусству.

Морская сага

1929 год был ознаменован еще одним событием для семьи. Дети,Дейв и Ник, увлеклись парусным спортом и увлеклись так сильно,что возникла потребность приобрести лодку. При всех материаль-ных трудностях родители все же решили выделить из бюджета 75долларов и купили складную лодку длиной 16 футов. Лодка получиланазвание “Acme”, и в летние месяцы вся семья выходила в океан напрогулки. Отважные мореплаватели постепенно удлиняли свои мар-

201


шруты и доходили до Новой Англии – Глостера (штат Массачу-сетс).В марте 1929 года в “Morton Gallery” в Манхэттене открыласьвыставка Д. Бурлюка глостерского цикла, где посетители, как пишеткритик Веньямин Левин в газете “Русский голос”, “оказываются ватмосфере тишины и радости внегородской жизни Америки”.

Глостер – небольшой городок, основанный в 30-х годах XVII в.,расположен на восточном побережье штата Массачусетс, у глубоко-врезающегося в материк залива. Удобная гавань для мелких рыбачь-их судов. Вокруг много пляжей и причудливых заливчиков. Здесьлюбят старину, жители сохранили несколько домов, построенных впервые годы основания города. Сейчас в Глостере снуют современ-ные автомобили, а когда-то здесь основным транспортным средст-вом служила лошадь, о чем свидетельствуют сохранившиеся ввин-ченные в панели перед домами кольца для привязи. Цветные суда,теснящиеся в гавани, создают живописный пейзаж и становятсяприманкой для художников. Они съезжаются сюда каждый год, что-бы запечатлеть на полотне местные красоты. В Глостере прочнообосновались многие художники, в том числе и уроженцы России.

Среди них В. Мейерович, уроженец бывшего города Екатерино-слава, что на Днепре, переехал в Америку в 1913 г.; Семен Брагин, хо-рошо известный русской колонии; Николай Васильев, приехавший вАмерику в 1923 г.; Абрагам Волковиц – известный автор альбома ри-сунков, изображающих Айседору Дункан; мастер театрального ис-кусства, Борис Аронсон; Саул Раскин. Д. Бурлюк провел с ними вэтих местах немало творческих дней. Здесь он исполнил целую се-рию глостерских пейзажей.

Веньямин Левин об этой глостерской серии далее пишет: “Пи-сать о выставке в Мортон Галлери работ Давида Бурлюка – худож-ника – миссия чрезвычайно трудная по той причине, что выстав-ленные им произведения сливаются в вашем сознании со всем пре-дыдущим путем его развития и, главным образом, со всеми ньюй-оркскими фазами его”. Судя по статье, критик хорошо знаком с ис-торией творчества и жизни художника и дает ему самую высокуюоценку: “В искусстве все познается сравнением. И художественнаяличность Давида Бурлюка, поставленная рядом не только с русскимидеятелями искусства в Америке, но и американскими представите-лями, сразу выделяется группой свойств, ему одному присущих.

Эти свойства ставят его в ряды художников интернациональногомасштаба. Давид Бурлюк в своем творчестве, насчитывающем болеечетверти века деятельности, всегда молод, свеж, радостно наивен,подвижен, изобретателен, дерзок, силен, мускулист и бескорыстнопредан чистому искусству. Если ко всему этому прибавить чистобурлюковское доведение каждого из этих качеств до наивысшегопредела, со всей страстью жизнерадостного живописного дарова-ния – станет хоть сколько-нибудь понятно влияние его личности накаждого живого человека, соприкасающегося с его творчеством. Выпереживаете чувство подобно ощупыванию идеально развитой мус-

202


кулатуры здорового человека, от которого в вашу цивилизацией из-мученную нервную систему, вливается возбудительный жизненныйэликсир (...) Бурлюк не инородное тело в Америке, а крепко вросшеев окружающий пейзаж, с ним слитое и вместе с тем совершенно ин-дивидуальное и самобытное”.

Для всех русских художников, живших в Америке, было важнымпризнание их критиками и художественными учреждениями, инте-грации их в американскую художественную среду и размещение ихближе к высшим слоям этой культуры. Д. Бурлюк не был лишен это-го вполне понятного чувства, а отклик на его работы с выставки в“Morton Gallery” в статье В. Левина отводило ему именно это поло-жение.

Неуемный характер Давида Бурлюка никогда не позволял ему ос-тановиться, наслаждаясь каким-нибудь определенным творческимэтапом. Он всегда находился в поиске и преподносил публике не-ожиданные новые стилистические решения. Веньямин Левин отме-чает: “Можно пройти в уме своем путь развития многих русских ху-дожников в Америке – все они занимают свое, совершенно опреде-ленное место, все они уже имеют законченное лицо на рынке искус-ства. Лицо Бурлюка – вечно новое, вечно переменное, полное не-ожиданностей. И потому почти каждый год или каждые два годаприносят нам нового Бурлюка (...) Бурлюк являет собой пример ху-дожника-философа, познавшего химеру городских наслаждений иустремляющегося в объятия изменно юной природы. Это – чертаспециально американская. И я уверен, любитель искусства оценитэто настроение последнего периода Давида Бурлюка. Оно ближеему, чем многие предыдущие периоды и главное – понятней”12 .

Из прошлого

31 мая 1929 года в городе Сан-Диего в Калифорнии в ГалерееИзящных Искусств открылась выставка русских художников, соз-давшая атмосферу далекой русской глубинки. На выставке былипредставлены 30 работ, написанных шестью художниками из столи-цы Башкирии – Уфы. С Уфой, тогда еще небольшим ровинциаль-ным городом, Бурлюка связывала память о станции Иглино, где онпрожил с семьей с 1915 по начало 1918 г. В разгаре Первая империа-листическая война. Чтобы прокормить семью, Бурлюк вынужден за-ниматься помимо живописи еще и поставкой сена для армии. Прода-жа картин также приносила небольшой доход. В то время он частонаезжал в Уфу к своему доброму знакомому врачу Владимиру Ива-новичу Ишерскому, влюбленному в его живопись, который перио-дически покупал работы художника. В городе существовал “Уфим-ский художественный кружок” (Общество любителей живописи),объединявший молодых художников, стремившихся познать новоев искусстве.

203


Д. Бурлюк был одним из тех, кто эту новейшую живописнуюкультуру рьяно пропагандировал. Он как никто пришелся к творче-ской жизни Общества и участвовал в его выставках. В выставкахтакже участвовала и мать художника, Людмила Иосифовна Михне-вич. Интересен такой факт: на Третьей выставке общества, средидругих своих произведений, она выставила пейзаж “Водопад” (по ка-талогу № 81)13, представляющий собой свободную импровизацию вкубистическом стиле. Картина сейчас хранится в Уфимском худо-жественном музее.

Творческое общение Д. Бурлюка с членами общества не прекра-щалось, даже после отъезда он продолжал поддерживать связь суфимцами. Вместе со своим другом Фешиным Д. Бурлюк участвовал

204


Давид Бурлюк. 1929 г.

в организации этой выставки. Художественный критик Хазель БоерБраун в газете от 31 мая 1929 г. “Сан-Диего Сан” писал: “Характеркартин – пейзажи, натюрморты, портреты. Наиболее характернаячерта – колоритность. Пожилая женщина с шалью на голове, груп-па людей за чаепитием. Во всем доминируют красный, синий и жел-тый. Эти цвета любят русские. Некоторые натюрморты достаточносложны. Во всех работах чувствуется наивность и национальный ха-рактер. Большое впечатление произвел на зрителей автопортрет,выполненный в акварели Юлием Ю. Блюменталем, председателемкружка, написанный с изяществом и с выражением доброго духа ху-дожника”. Среди других критик отмечает работы АлександраЭ. Тюлькина, Василия С. Сыромятникова, Марии Н. Елгаштиной,Кассима С. Девлеткильдеева и Анатолия П. Лежнева.

“Энтелехизм”

Д. Бурлюк еще в молодые годы чувствовал себя способным к мно-гогранной творческой деятельности. У него, как у всех талантливыхлюдей, накопленный творческий потенциал и эстетическая энергия,подталкиваемые внутренними импульсами, были готовы реализо-ваться в занятиях живописью, поэзией и прозой. Из дневниковыхзаписей Марии Никифоровны Бурлюк мы знаем, что многие прак-тически законченные произведения – стихи, поэмы и проза – бы-ли записаны на первых попавшихся под руку клочках бумаги и ейприходилось прилагать немало усилий, чтобы подготовить эти тек-сты для публикации. Много из написанного Бурлюком еще во времясибирских скитаний до сих пор не опубликовано, в частности прозаиз серии “Колчаковщина”. В 1929 г. Мария Никифоровна издает двеновеллы Давида Бурлюка: “В заводе” и “Бабы”. звестный литератур-ный критик того времени Игорь Поступальский в книге “Литератур-ный труд Давида Д. Бурлюка” замечает: «Обе новеллы Д. Бурлюка(“В заводе” и “Бабы”) это почти сплошь бессюжетный материал, свя-занный только фабулой. Если искать аналогий, то в новеллах писа-тельская манера Д. Бурлюка соприкасается с отрывочной компози-цией Пильняка и сказовым стилем раннего Всеволода Иванова. (За-кономерность данной аналогии подтверждает и бытовая “сибир-ская” линия новелл.) Хороши наблюдения над белыми (офицеры, по-пы, культурные чехи, полковые дамы…) и над революционерами-подпольщиками (“В заводе”). Гримасы времени, якобы только быто-вые анекдоты – Д. Бурлюк использует на других страницах (“Ба-бы”)… Проза Д. Бурлюка – в основном проза фактовика (по край-ней мере лучшая ее часть). Вместе с тем почти вся она и сопроводи-тельный текст к стихам поэта… Со срывами, ошибками и с великойстрастностью этот человек идет к будущему»14. Почти вся проза –рассказы, новеллы, эссе и фельетоны – Давида Бурлюка печаталасьв газетах “Русский голос” и “Новый мир” в Нью-Йорке. Частично из-

205


давалась Марией НикифоровнойБурлюк. Вопрос создания новыхформ всегда занимал Д. Бурлюка.Он постоянно находился в поис-ке, будь это живопись, проза илипоэзия.

В 1930 г. в издательстве Ма-рии Бурлюк выходит новая книгаД. Бурлюка “Энтелехизм”, посвя-щенная 20-летию футуризма вРоссии. Энтелехия (греч. – за-вершение, осуществление) –имеющее цель в самом себе, це-леустремленность, целенаправ-ленность как движущая сила, ак-тивное начало, превращающеевозможность в действительность.

Книгу можно разделить надве части. Первая – Д. Бурлюк вгоды футуризма и вторая – в пе-риод энтелехизма, основанномна науке о подсознании, разрабо-танной профессором Павловым.«Начальная мысль об этой систе-ме пришла мне в 1912 году, нояб-

ре, – пишет Д. Бурлюк. – Жил я в “Романовке” в Москве; часто си-живал у меня Виктор Владимирович Хлебников. Однажды, передтем как отправиться в баню, с Виктором Владимировичем обсужда-ли различные возможности рапсодических выявлений. Я предложилрифмование строк стихотворных началами своими. Фронтальнуюрифму. Мои стихи: “А к островам прибьет ладья А кос трава и лад ия А ладан вечера монах А ладно сумрак на волнах Заката сноп упал инет Закабаленная тенет”»15.

В книге “Поэзия Давида Бурлюка” Э. Голлербах дает следующееопределение энтелехизму: «С течением времени, когда футуризм“отстоялся”, когда он отчасти превратился из “искусства будущего”в искусство “прошлого”, Бурлюк почувствовал необходимость фор-мулировать свои воззрения на поэтическое творчество в виде особо-го “эдикта об энтелехическом стихосложении”… Под энтелехизмомБурлюк понимает искусство как органический процесс. “Искусст-во – не копия природы, а своеобразные виды эстетических рефлек-сов”. Поэзия должна учитывать первообразующие элементы языка.“Энтелехия – тот факт, который лежит в начале всякого индивиду-ального образования”»16.

В энтелехическом стиле написаны основные тексты нью-йорк-ского периода Д. Бурлюка. Цикл открывается стихотворением “Ап-сейдаун”

206


Обложка книги Давида Бурлюк

“Энтелехизм”. Дизайн обложки


На трапециях ума словам вертеться вверх ногамиПрикажет логика сама, зеркальными родясь стенами.В них отразятся словеса, заходят задом наперед,И там, где были волоса, торчать умильно будет рот.

Далее идет социально направленная нью-йоркская лирика, яркимпримером которой может служить “Поэма о супе” (здесь приводит-ся отрывок):

Луч солнышка нью-йоркского попал в тарелку с супом,Что нищий ел в лиловатом подвале;Под ней морщины доски, ножом кромсали,Где хлеб, что богачи давали скупо.В подвал входил по десяти ступенькам;Ногой искал, как судно без огня,И начал оловянной ложкой тенькатьНад супом лоб свой наклоня.Свисали волосы над картою страданий,Что на лице заходы провели,Когда за бурей наступали пристаниИ сновиденья – череда новелл.

В таком же стиле написаны стихи Д. Бурлюка с эротическими мо-тивами “Этюд на Брайтон биче”:

Обворожительно проколота соскомТвоя обветренная блузка!Изображу ль своим стихом,Что блузка бюсту была узкой…К тому же бризовый порывПодувший резво океанаПошире душку приоткрыл,Чтобы встречных стариков изранить.

Д. Бурлюк завершает книгу словами: “Я, вероятно, никогда незнал кабинетной манеры писать вирши. Где кисель – там и сел. Ажизнь в Нью-Йорке с его воздушными дорогами, подземками при-учила к величайшему одиночеству, которое находишь в миллионнойтолпе. Пора начать писать не стихи, а этюды, как это делают худож-ники – непосредственно с натуры…”17.

В энтелехизме тот же неистовый Бурлюк, отвергающий старое ипрокладывающий путь в новое.

Выставка в музее Рериха

Выставка Д. Бурлюка в музее Рериха по адресу 310 Ривер СайдДрайв в Манхэттене была открыта с 8 по 31 января 1930 г. Д. Бурлюкзнал Н. Рериха еще по Петербургу, новая встреча с ним в Нью-Йор-ке в мастерской художника Чанлера, в самом начале непростогоэмигрантского существования была большой удачей.

207


Д. Бурлюк всегда высоко це-нил творчество этого выдающе-гося художника, исследователя,мыслителя и путешественника.Н.К. Рерих прибыл в Соединен-ные Штаты в 1920 г. по приглаше-нию д-ра Гарше, директора Чи-кагского Художественного ин-ститута (Art Institute). В Америкезнали Н. Рериха по выставкам, накоторых экспонировались его ра-боты, но на этот раз он прибыл вШтаты с намерением остатьсянавсегда. Его приезд стал настоя-щим событием в американскойкультурной жизни, а участие ввыставках критика называла три-умфальным – за 1920–1921 гг.Н.К. Рерих представлял свои пер-сональные выставки в 28 городахСоединенных Штатов. К 1923 го-ду его работы приобрели многиемузеи и свыше 30 частных кол-лекций. Д. Бурлюк редко виделсяс Н. Рерихом по той причине, что

Н. Рерих часто отсутствовал в Нью-Йорке – отправлялся в экспеди-ции или просто путешествовал. Н.К. Рериху Д. Бурлюк посвятил од-ну из глав книги, изданной вместе с Марией Никифоровной “Рус-ские художники в Америке”, где он пишет: “Профессор Н.К. Рерихбыл первым русским художником, который с кистью в руках пере-сек всю страну Форда и Эдисона, изображая на своих холстах зага-дочные скалы Мейна и причудливую вакханалию Запада и большихКаньонов; художник сумел подойти к загадкам и ключам красотыприроды Америки…”18. Д. Бурлюк также провел с Н. Рерихом три об-ширных интервью и опубликовал их в книге “Рерих, жизнь – твор-чество. 1917–1930”. Выставка Д. Бурлюка была организована поинициативе Н. Рериха в музее интернационального центра искусств“Corona mundi”, основанного Н. Рерихом в 1922 г.

Цель работы центра, как было написано в его уставе, – “Сбли-жение различных стран на почве обмена эстетического творчества”.На выставке было представлено 27 работ, написанных маслом, 8 ак-варелей и 3 черно-белых рисунка. Статью к каталогу выставки напи-сал все тот же Христиан Бринтон, в ней он утверждал, что появлениеБурлюка в музее Рериха имело в некотором смысле характер исто-рический, так как это событие ознаменовало двадцатую годовщинуоснования футуризма в Москве. Бринтон обобщает свое впечатле-ние о картинах Бурлюка: “Каждая из них кажется живой частицей

208


Обложка каталога выставки

Давида Бурлюка в музее Рериха

в Нью-Йорке. 1930 г.

того большого комического процесса, который вибрирует и излуча-ется во всем бытии и каждая типична для живого искусства ДавидаДавидовича”.

Выставка вызвала многочисленные отклики посетителей и худо-жественных критиков. Одна из них, Лидия Надеждина, делает под-робный анализ выставленных работ: «Море, утлые барки и высокиемачты, расцвет деревьев, дома и хижины, чары весны, легкость,светлая прозрачность воздуха, голубизна и в реальности своей дра-матическая значимость неба, насыщают цветовую поверхность ми-ра в чарующей выставке картин Д.Д. Бурлюка, имеющей место в ве-ликолепном музее Рериха, 310 Риверсайд Драйв.

В чередовании бесконечных отенков Д.Д. Бурлюк определяет истроит глубину, устанавливает красочное и объемное взаимодейст-вие, колоритно утверждая моменты и самодовлеющее, индивидуаль-ные существование того, на чем останавливается внимание худож-ника. Мир, на который смотрит Д.Д. Бурлюк и который он передаетв многозвучной красочной гамме масла и акварели, прочный, несом-ненный мир. Трепет подвижной водной стихии, земля, небо и воз-дух – упоительные, властные, действенные силы в мире. Согласно сэтими силами и в них, то в настроении поэтического очарования ирадости творчества, то взволнованный его мажорным тоном, дина-мической стихией воодушевлен художник. Его “Весеннее утро”,№ 19 – выдержанная в нежнейших красках поэма и как интимныйстих – обостренный переменой ритма “Мол” в Глостере. В “Домахна берегу Гарлема” нежно небо и очень интересна разработка зеле-ных тональностей. В “Бронксе” – фантастически богаты небеса.

Вообще небеса у Бурлюка высоки, действенны и многообразны, ив некоторых экспонатах в вдохновенно прекрасном аккорде неба тя-нутся к ним деревья, высокие мачты Глостера и собственная поэтиче-ская восторженность художника. Но что бы ни писал Д.Д. Бурлюк –лирические ли весенние пейзажи под легким пологом неба – (ном. 21),или адски пламенную стихию, других дьявольски беспокойных небес,в которых покоя не найти – (ном. 14), или тяжелый... скульптурно не-лепый, но сильный, скульптурно-рельефный “Радио” – (ном. 26), –генеральной линией является бодрость, мажорный тон, конкретноевосприятие подвижности и энергии, разлитой в мире.

Это сказывается и в выборе материала для красочного изображе-ния талантливого художника. Мир Д.Д. Бурлюка полон действия вприроде – чувствительной, подвижной водной поверхности, из жи-вотных – конь, излюбленный предмет его изображения, лодки и ко-рабли в открытых водах, или ждущие своего выхода в море, люди находу, занятые, крепкие, сильные. С особой силой и отчетливостьюобозначилась динамическая природа нашей культуры и художест-венных традиций Д.Д. Бурлюка в большом холсте “Рыбаков” (ном. 1).На этом полотне, выдержанном в кубофутуристической форме, данасхема сдвига, динамическое его выявление, членение человеческойфигуры и ритмическая повторяемость его движения»19.

209


Выставка имела большой успех и, как отметил Христиан Брин-тон, “имела историческое значение в связи с 20 годовщиной появле-ния футуризма в Москве”.

Д. Бурлюк никогда не терял связи с друзьями и всегда поддержи-вал переписку со всеми корреспондентами. Ни одно полученноеписьмо он не оставлял без ответа. Мэри Холт Бурлюк, внучка Д. Бур-люка, хранит большое количество еще не полностью разобранныхпапок с корреспонденцией своего деда, много писем хранится в ар-хивах Сиракузского и Йельского университетов США.

Эпистолярное наследие Бурлюка может и должно послужитьценным источником для исследователей творчества художника. Двагода пребывания в Японии не прошли бесследно. Там завязаласьдружба со многими людьми совершенно иной культуры. Некоторыеиз них даже приняли участие в его судьбе. В одном из писем органи-заторы выставки “Nikokai” в Токио пригласили принять в ней уча-стие Д. Бурлюка, творчество которого вполне вписывалось в её кон-цепцию. Д. Бурлюк не имел возможности сам отправиться в стольдорогое путешествие, но 28 июня 1930 г. отправил в Японию три кар-тины. К сожалению, никаких подробностей об этой выставке авто-ру этих строк разыскать не удалось. С Маримото, в гостеприимномдоме которого семья Бурлюков прожила в Японии достаточно долгоевремя, постоянно велась переписка.

Журнал “Color & Rhyme”(“Цвет и рифма”)

В 1930 г. вышел в свет первый номер журнала “Color & Rhyme”,предполагалось, что последующие номера будут выходить ежеквар-тально на английском и русском языках общим тиражом 1000 экз.Издателями и редакторами были Маруся и Давид Бурлюки, позже кним присоединился сын Николай. Кроме статей об искусстве, онипубликовали свои стихи и стихи своих друзей, поэмы, также расска-зы о людях творчества, о встречах с деятелями науки и вообще с за-мечательными людьми своего времени. Публикации в журналах со-провождались рисунками, фотографиями, репродукциями картин.Если бы не был создан этот журнал, многое из культурной жизниСША того времени, в том числе участие в ней русских художников,так и осталось бы неизвестным публике.

Изданные 67 номеров уникального журнала плюс отдельныекниги того же формата, содержащие богатейшие литературные ихудожественные материалы, представляют собой в какой-то мересвоеобразную хронику жизни семьи Д. Бурлюка и его окружения.

Давид Бурлюк постепенно стал сам пропагандировать свое ис-кусство. Нашелся и меценат, который согласился спонсировать

210


выставку группы художников-модернистов в “WashingtonSquare” в южном Манхэттене на открытом воздухе – ВернонПортер. В число участников вошли Д. Бурлюк и один из его дру-зей, также родившийся в России, оригинальный скульптор-мо-дернист, работавший в меди и бронзе, Саул Бейзерман(1889–1957). Готовились к выставке тщательно. Маруся Бурлюкнапечатала специальный каталог. Работы маслом оценивались не-дорого, для их быстрой реализации и “для простого люда” – от 35до 50 долларов. Бурлюк, несмотря на большие жизненные переме-ны, был верен многим постулатам русских футуристов, в том чис-ле лозунгу “искусство в массы”, который советское правительст-во в период крушения свобод в творчестве присвоило себе и ак-тивно эксплуатировало, проводя свою идеологию. Бурлюк считал,что радость созиданий должны испытывать не только профессио-налы в искусстве, но и любой человек, питающий любовь к искус-ству. На выставке в “Washington Square” все работы были раскуп-лены, что поддержало материально многих участников. Возвра-щаясь в воспоминаниях к тяжелым временам, Маруся перечисля-ет имена соседей и знакомых, поддержавших их. Это господинСильверман, который приходил раз в год, покупал и уносил с со-бой одну картину, с благодарностью пишет о бакалейщике Баро-не с Ист Седьмой Стрит, который не только предоставил беско-нечный кредит на продукты, но и время от времени давал взаймыпо 10–15 долларов, требовавшиеся детям в школе на непредви-

211


Афиша “Выставки 13-ти” в Москве с участием Давида Бурлюка. 1931 г.

денные расходы. У Бурлюков было много друзей, о которых онивспоминают с большой теплотой, особенно Риту Пейор и РебеккуКар, которые всегда поддерживали Бурлюков, а также госпожуГрин из Нью-Йорк Юниверсити (NYU), которая великодушно ор-ганизовала плату за обучение детей Дейви и Ники, что в значи-тельной степени освободило бюджет семьи.

Дети Дейв и Ники продолжали заниматься в свободное от уче-бы время парусным спортом. Складная лодка “Acme” уже не удо-влетворяла их. Дети нашли заброшенную спасательную мотор-ную лодку, восстановили ее, на что пришлось выделить из семей-ного бюджета еще 50 долларов. Лодка, названная “Rambler”, те-перь вмещала больше груза и пассажиров, и каждое лето ДавидБурлюк с

Марусей и сыновьями выходили в море на острова со всем скар-бом для живописи. Таким образом расширились возможности рабо-тать на природе.

В Нью-Йорке с 1 по 23 мая 1931 г. в клубе “ХХ век” состоялась вы-ставка, на которой Д. Бурлюк выставил свои 35 работ. В те же дниБурлюк получил от художника Н.В. Кузьмина каталог с выставки вМоскве. Выставка называлась “13”. В каталоге значилось 5 рисунковБурлюка.

В 1931 г. Бурлюк отправил картины в Москву на выставки груп-пы “13” и “Джон Рид клуба”20. Последняя – это одна из немногихвыставок, демонстрировавшая американских художников в СССР.Переговоры по её организации долго велись между представителя-ми ВОКСа и американского клуба Джона Рида. На заключение сог-лашения в Москву приезжали Алан Потамкин и художник УильямГроппер. Реализацию проекта осуществлял Государственный музейнового западного искусства (ГМНЗИ). Был выпущен совместный ка-талог, в который вошли художники-участники выставок: Луис Лозо-вик, Антон Рефрежье,Уолтер Квирт, Борис Золотарев, Давид Бур-люк, Луис Рибак, Иосси Кутлер, Морис Пасс, Джекоб Берк, ЭллисФред, Бард Фил, Луис Ходоров, Николай Циковский, Зуни Мод,Уильям Зигель, Уильям Гроппер, Хуанита Преваль, Адольф Вульф,Геманко, Франк Керк.

Во вступительной статье Белы Уитца излагается история воз-никновения и развития Клуба Джона Рида: «Первоначальная формаКлуба Джона Рида – это обычная группировка революционной, вбольшинстве случаев мелкобуржуазной, литературно-художествен-ной интеллигенции в США.

18 декабря 1931 г. ГМНЗИ показывает полученные к тому време-ни работы в помещении клуба завода “Каучук” в Москве. И наконец,1 марта 1932 года открывается выставка в самом ГМНЗИ. Экспона-ты, присланные на выставку Клубом Джона Рида, задержались вСССР на несколько лет. Летом 1932 года они были показаны на вы-ставке “Революционное искусство в странах капитализма”, устроен-ной ГМНЗИ. В 1933 году произведения художников Клуба Джона

212


Рида экспонировались в Харькове, а затем в Ленинграде. Они былиотправлены на родину только в июне 1934 года21».

Советская критика расценила работы Д. Бурлюка, как “типич-ные произведения попутчика”. Так, журнал “За пролетарское искус-ство” в характерном для того времени вульгарно-социологическомстиле писал: «Д. Бурлюк, который когда-то заявлял во всеуслышанье:“поэзия – истрепанная девка, а красота – кощунственнаядрянь”, – дает серию картин безработных в Америке, тематическиприближается к революционному искусству, а по существу, продол-жает все те же старые буржуазные традиции “ослиного хвоста” и“мишени”, традиции того течения, которому даже такой буржуаз-ный идеолог, как Андрей Белый, дал весьма подходящее название“обозная сволочь”»22.

Советские чиновники уже готовились к разгону авангардист-ских направлений и свободных художественных объединений вРоссии, они также обязаны были дать соответствующую оценкухудожнику, покинувшему родину и якобы предавшему инте-ресы революции, не вдаваясь в причины эмиграции. Такова была установка сверху. Приближалась эра социалистического реализма. Все инакомыслие должно было быть сметено с “совет-ского поля”.

9 июня 1931 г. Маруся записывает в дневнике слова Д. Бурлюка,обращенные к ней: “Ты грустишь, Маруся, о России… Ты хочешь ту-да ехать? – спросил сегодня утром Бурлюк. – Как ты узнал, что ягрущу? – Ты молчишь и чувствуешь себя одинокой. Это неверно, утебя есть дом, я… детки”.

Еще одна любопытная запись в дневнике: «Второе ноября 1931го-да. Звонил Дурмашкин из Амторга в газету “Русский голос”, чтобыБурлюк принес ему все изданные им в Америке книги». Можнотолько предположить, что советские организации не оставили безвнимания левую ориентацию Д. Бурлюка, особенно его выступленияи публикации, ориентированные на революционно-пролетарскуютематику.

В Нью-Йорке, в “Washington Square” (в районе университета) с12 по 20 ноября 1931 г. состоялась вторая выставка живописи город-ских художников на открытом воздухе. Ее организовал Бурлюк ивыставил на ней несколько своих работ. Эта выставка, как и первая,была достаточно успешной. Стоимость каждой из картины была не-большой (50–100 долларов за картину). На этом непростом этапеэмигрантской жизни Бурлюка устраивали и небольшие заработки, акроме того, его начинали узнавать, появлялся интерес к его творче-ству у коллекционеров, но он мечтал о большем. Работы многих дру-зей уже украшали стены центральных музеев Соединенных Штатов,в которых он проводил многие часы, изучая и восторгаясь искусст-вом живописи. К сожалению, пока его работ в американских музеяхне было.

213


“ACA Galleries”

И все же первая галерея, обеспечившая большой коммерческийуспех творчеству Давида Бурлюка, была “ACA Galleries” (Галерея аме-риканских современных художников) в Манхэттене. О ней стоит рас-сказать особо. Галерея была открыта 16 августа 1932 г., в критическоевремя “великой депрессии”, известным в то время искусствоведом иколлекционером Германом Бароном, популярным художником-мо-дернистом Стюартом Девисом, Адольфом Деном, а также не менее из-вестным американским художником японского происхождения ЯсуоКунийоши.Охватившая Америку волна “великой депрессии” вызвалав артистической среде настроения упадка и безнадежности. Многиеамериканские художники испытывали крайнюю нужду и порой сиде-ли на черном хлебе и кофе. Во всем Нью-Йорке было только 30 гале-рей, которые главным образом демонстрировали работы старых евро-пейских мастеров. Даже музеи уделяли американскому искусствуочень мало внимания. Помимо галереи АСА американским искусст-вом занималась только одна – “Edith Halpert’s Down Town Gallery”.

Вторая выставка галереи АСА, которая называлась “Selectionfrom the John Reed Club”, задала тон и четко определила направлениеработы. (Как мы уже отметили, Д. Бурлюк в ту пору был членом клу-ба Джона Рида). Закрепившееся за Клубом предпочтения работ встиле социального (общественного) реализма нашло пристанище вгалерее АСА. Там предоставилась возможность регулярной демонст-рации работ художникам-женщинам, афроамериканцам, латино-американцам, евреям, китайцам, русским. АСА превратилась в ис-тинно народную галерею. Творчество таких художников, как ЛуисНевелсон, Чарлз Уайт, Ли Краснер, Исами Ногучи, Рафаэл и МозесСойеры, Алис Нил, Барнет Ньюман, Дэвид Смит, Стюарт Дэвис, Ро-куэл Кент, Ясуо Кунийоши и многих других впервые было представ-лено вниманию публики.

Давид Бурлюк оказался в компании этих, ставших позднее зна-менитыми, американских художников. Вот что пишет один из осно-вателей галереи Герман Барон: «Мы с женой посетили его [ДавидаБурлюка] в доме холодным зимним вечером 1939 года. Он со своейженой Марией жил в холодной квартире на Ист Сайд. Мы засталиего за мольбертом в пальто. Он писал картину “Песня Урожая” наполотне размером 4 × 7 футов. Комната, в которой он работал, былапредельно маленькой и затемненной, однако, когда эта картина бы-ла выставлена в нашей галерее (в мае 1941), она поражала яркостьюкрасок и излучала тепло, в ней была ностальгия по России, и драма-тизм переживаний художника передавался зрителю (...) Невозмож-но было не заметить груды книг на родных языках, кучами свален-ные повсеместно. Мы слушали его и наблюдали за благородными ма-нерами Марии Бурлюк. Атмосфера была теплой и истинно семей-ной. Мы оказались в доме, где доброжелательность и тепло полно-стью растопили нас»23.

214


Правительственная программа

Успех галереи АСА превосходил все ожидания. Руководство га-лереи решило расширить ее. В 1933 г. галерея переезжает на 8-юСтрит по соседству с известной художественной студией-клубом“Gertrude Vanderbilt Whitney”. В середине 1930-х годов, когда насту-пил пик экономического кризиса и существование художников ка-залось уже совсем невыносимым, АСА организовала “Конгресс вподдержку американских художников”, на котором было выбраноправление, объединившее буквально сотни художников под кры-шей АСА для выражения своей политической платформы и защитыправа на работу. Встречи проходили под председательством Стюар-та Дейвиса и Рокуэла Кента. Неудивительно, что советская пресса втот период не оставила незамеченной имя Рокуэла Кента. Советскаякритика, дав политическую окраску деятельности Кента, превознес-ла его как одного из лучших современных художников в Америке.

Став президентом в 1933 г., Франклин Делано Рузвельт отозвалсяна демократические порывы не только художников, но и артистов,музыкантов и танцоров, поднявших свои голоса за предоставлениевозможности достойного существования в период депрессии. Былсоздан правительственный проект FAP (Federal Art Project) и адми-нистративная организация WPA (Work Project Administration). Этотпроект обеспечил художникам минимальную зарплату и таким об-разом дал возможность существовать их семьям. Особенно поощря-лась абстрактная настенная живопись. Получив правительственнуюподдержку, приверженцы абстрактного искусства образовали Аме-риканское абстрактное артистическое (художественное) общество(ААА), организовав первую национальную выставку абстрактногоискусства в музее Уитни. Это была впервые созданная формальнаяассоциация американского авангардного движения.

Первым администратором самой большой в стране хартии феде-рального проекта был известный художник Буржуин Диллер. Благо-даря супруге профессора NYU (New York University), общественнойдеятельницы госпожи Мак Макон, Бурлюку была предоставленавозможность участвовать в этом проекте. Это принесло в семью уме-ренное благополучие (программа предусматривала выплату пособияв размере 23 долларов 70 центов в месяц), и Бурлюки никогда не за-бывали об этой драгоценной услуге.

Галерея АСА успешно функционирует и сейчас на 57 Стрит вМанхэттене. Как следствие ее успешной деятельности в 1993 году вМюнхене была открыта “АСА Munich Corporation”, филиал Нью-Йоркской галереи, для показа лучших американских классических исовременных работ. Галерея сыграла огромную роль в судьбе Дави-да Бурлюка в Америке.

Непрерывная цепь выставок началась еще с марта 1933 г., с пер-сональной выставки в “Новой школе социальных исследований” ипродолжалась в следующие два года в галерее “8-я Стрит”. Владели-

215


цей преуспевающей галереи была мисс Парис, которая глубоко про-чувствовала мастерство художника и помогла Давиду Бурлюку про-дать достаточно много картин. Она рекомендовала Д. Бурлюку вели-кого композитора Джорджа Гершвина, большого любителя совре-менной живописи.

Джордж Гершвин появился в мастерской Д. Бурлюка на ТомкинзСквер, 10 Стрит, вместе с художником Боткиным24. Композитора по-разил яркий талант Бурлюка, и он приобрел несколько полотен длясвоей коллекции. Известный галерейщик-коллекционер Келекьянтакже купил две работы и предложил

Бурлюку участвовать в организуемой им выставке, в которой стре-мился соединить древнюю живопись с современной. Выставка имелауспех. Бурлюк обладал необыкновенной притягательной силой, кото-рая влекла к нему людей. Среди искренне очарованных его творчест-вом была Ония Ла Тур, которая приехала в Нью-Йорк из Штата Инди-ана и открыла маленькую галерею на Рива Сайд Драйв, около 144Стрит. Ее любовь и преданность искусству Бурлюка воплотилась вбольшую коллекцию. Когда эта коллекция достигла нескольких сотработ, Ла Тур решает возвратиться в Индиану в город Коломбас граф-ства Браун, недалеко от университета, и открыть маленький провин-циальный музей, посвятив его Бурлюку. В фонде музея более 150 егоработ. Ония Ла Тур и ее подруга Маргарет Хауторн приспособили ста-рый фермерский дом, построенный еще отцом Онии. Он состоял изтрех зданий, объединенных одной крышей. Так родился скромныймузей с громким названием “Indiana Museum of Modern Art” (“Музейсовременного искусства штата Индиана”), шефство над которым взялуниверситет. Создатели музея внесли огромный вклад в бережное со-хранение памяти и популяризацию искусства Давида Бурлюка.

Другой любитель живописи Бурлюка, талантливый музыкант, ар-тист оркестра Тосканини, Артур Граник очень тонко воспринималритм и энергию бурлюковского мастерства и, по его словам, эта жи-вопись открывала ему мир не меньше, чем музыка. Его брат МаксГраник также был покорен искусством Бурлюка, каждый из братьевимел в своей коллекции от 40 до 60 картин. Очень авторитетный ипопулярный журнал “Art Digest” поместил фотографию одной извыставленных там картин Бурлюка – “De Bowery”, сопроводивстатьей, озаглавленной “Давид Бурлюк – художник, поэт, оратор иактер”. В заметке было обращение к нему со словами: “Вы способныпостигать простые сцены и события. В них Ваша оригинальность.Совершенно очевидно, что знание рисунка, который Вы можетепробурлюкать, является точкой зрения необычного реализма. Любу-ясь колоритными, необычными русскими цветами, возвращаешьсяк популярной русской фантазии представлений. Богатые пластич-ные мелькания берегов Новой Англии перекликаются с грубымпредставлением запущенной Бовери и нижнего Манхэттена. Совре-менная Америка приобрела себе в Бурлюке художника необыкно-венной энергии, смелости, вдохновения и техники”25.

216


С мая по сентябрь на 5-й Авеню, угол 8-й Стрит состоялась чет-вертая выставка на открытом воздухе “Washington Square”. Участни-ки выставки: Милтон Авери, Николай Циковский, Джон Граам, Ар-чил Горки, Рафаэль Сойер, Евгений Дункель и Давид Бурлюк. Тако-го рода выставки постепенно сходили на нет. Они почти пересталибыть местом посещений для настоящих коллекционеров, предпочи-тавших приобретать произведения в именитых галереях, где выстав-ки сопровождались критическими статьями в центральных газетахи в художественных журналах.

Известный критик Бейрон Ле Мужино, которого Д. Бурлюк при-влек к сотрудничеству в журнале “Color & Rhyme”, в статье “Журна-лы и выставки” писал: “Однажды в Америке была мода представлятькартины на улицах, но эта мода быстро себя изжила. Картины из-вестных и неизвестных художников стали представлять интерестолько для праздношатающихся на улицах и прогуливающихся со-бак”26. Бурлюк не напрасно обратился к Бейрону Ле Мужино спросьбой о публикации статьи с такими резкими высказываниями.Действительно, снизился интерес к покупке картин на улицах, и этоД. Бурлюку хотелось отразить в своем журнале, чтобы подчеркнуть,что журнал реагирует на все происходящие процессы и события вискусстве, и тем самым подчеркнуть его актуальность.

В силу своего общительного характера и желания всегда нахо-диться в курсе дел общественной и политической жизни в Совет-ском Союзе, Д. Бурлюк не упускал случая встретиться с прибываю-щими в США деятелями культуры. «Среди многих гостей из Рос-сии,– пишет в своей книге К. Драйер,– Бурлюков посетил СергейПрокофьев, чей визит оставил у них яркие воспоминания. Он про-вел много вечеров с Бурлюками, и они не пропускали ни одного егоконцерта.. Прокофьева радовали статьи, освещавшие его выступле-ния на страницах газеты “Русский голос”.

Другой известный музыкант и талантливый композитор, посе-тивший Бурлюков, был Артур Лурье. Они были знакомы еще с 1909года по Санкт-Петербургу. Его друг Рославец, один из многих люби-телей творчества Бурлюка, в 1913 году в Москве переложил его сти-хи на музыку».

Увлечение яхтой

Интересы семьи не ограничивались только творчеством. ДетиДейв и Ники наполняли жизнь своими заботами, связанными с уче-бой, кроме того, увлечение парусным спортом органически вошло вих повседневную жизнь. Все свободное время от учебы и помощиотцу – они вместе натягивали холсты и мастерили рамы и подрам-ники – ребята проводили, занимаясь яхтой. Джо Вебер, их сверст-ник, был постоянным участником бесконечного ремонта и переобо-рудования яхт. Он так сблизился с семьей Бурлюков, что Давид и

217


Маруся считали его своим приемным сыном. Ребята находились впостоянном поиске, и однажды им удалось за 25 долларов купить по-лузатонувшую яхту длиной 38 футов. Эту довольно большую посуди-ну им пришлось ремонтировать, приложить невероятные усилия и,конечно, немалые средства. На приобретение ремонтного материа-ла, на мачту, на паруса и другое пришлось потратить 500 долларов.Но игра стоила свеч – семья обрела красавицу яхту, получившуюназвание “Белая шапочка”. Это была гордость семьи, и на ней ДавидБурлюк с Марусей и ребятами добирались до самых отдаленныхмест, любовались красотой береговой природы. Немало великолеп-ных холстов было написано Бурлюком под впечатлением этих прогу-лок. Яхта “Белая шапочка” прослужила до 1937 года, и затем былапродана за 500 долларов.

На этом увлечение морскими судами не прекратилось. Дейви за60 долларов выкупил опять же затонувшую моторную яхту классалюкс длиной 74 фута. Ремонт занял полгода и в него было вложеноуже 700 долларов. Теперь у семьи появился настоящий комфорта-бельный летний дом. На палубе этой яхты Д. Бурлюком были написа-ны сотни картин.

“Boyers Gallery”

“Boyers Gallery”, с которой Д. Бурлюк сотрудничал много лет, ор-ганизовала в Филадельфии его большую персональную выставку поадресу: 1617 Pensylvania Blvd. Выставка проходила с 24 февраля по 17марта 1936 года, было представлено 35 работ, отражающих разныепериоды творчества художника. Брошюра, выпущенная к выставке,предварялась биографической справкой о Д. Бурлюке, написаннойГрейсом В. Келли, и очерком творчества, написанным АльфредомБаром, директором Музея современного искусства.

Выставка вызвала бурную реакцию. Газеты были полны хвалеб-ных отзывов и большинство из них опубликовали репродукцию кар-тины “Вечер в Новой Англии”, которую посчитали лучшей на вы-ставке. Художественный критик С. Бонтэ в журнале “PhiladelphiaInquirer” опубликовал статью, включающую краткий очерк жизни итворчества Давида Бурлюка. Среди прочего он пишет: “Современ-ное искусство в радикальной, но полной привлекательности формыдолжно было быть найдено галереей Боер в довольно представитель-ной группе работ русских художников. Он, Д. Бурлюк, как считаютспециалисты, наиболее импозантная фигура в своем искусстве и ин-дивидуальности”27.

В одном из самых авторитетных журналов по искусству“American Magazine of Art” была опубликована репродукция “При-стани Глостера”, показанной на той же выставке. Репродукция со-провождалась комментарием: “Физически Давид Бурлюк может на-ходиться в США, однако большой слой его духа продолжает парить

218


над степями России. Это может быть объяснением, почему его рабо-ты не находили широкой аудитории, которую он заслуживает. Егоперсональная выставка в Филадельфии была наиболее убедитель-ной, доказывающей его огненный талант, который он подарилнам”28.

Другой не менее авторитетный журнал “Art Digest” проиллюст-рировал картину “На дороге” и сопроводил ее пояснением: “Его не-прихотливый сюжет берегов Новой Англии, Нижнего Манхэттена иего забавно оформленные русские предметы отличаются наивно-стью, деревенскими характерами, которые превалируют на его по-лотнах. Среди русских радикальных художников, которые прибылив эту страну, Бурлюк наиболее замечательная фигура в своем искус-стве и в своей индивидуальности. Возможно, его разнообразностьограждала его работы от всеобщего признания, которое он заслужи-вает. Он не только отличный портретист, пейзажист, декоратор, теа-тральный оформитель, он также отличный поэт, писатель короткихрассказов”29.

В начале 1937 г. “Boyers Gallery” в Нью-Йорке по адресу 69 Ист57-я Стрит открыла очередную персональную выставку работД. Бурлюка. В февральском номере журнала “Art Front” искусство-вед Джакобо Кайнен призывает читателей обратить внимание на этувыставку: “Пришло время, когда Бурлюк назван американским ху-дожником, и он достоин внимания, которое он заслужил”. Журнал“Art Digest” воспроизводит на своих страницах фотографию карти-ны, которая вызывала наибольший интерес у посетителей – “Бесе-да под Маргариткой”, и комментирует: «Первостепенно – это собы-тие красок в картинах Давида Бурлюка на его персональной выстав-ке в “Boyers Gallery”. Если требуется ярлык, то он – экспрессио-нист. Бурлюк – это неиспорченный ребенок. Его цветотехника –работа грамотного мастера. У тех людей, которые никогда не видели“Перламутровой коровы”, Бурлюк не может не вызывать удивле-ния»30. Эта выставка была так же отмечена журналом “AmericanMagazine of Art”. Журнал “Parnasus” в январском номере 1937 г. в об-зоре выставки Бурлюка высоко оценил “Ночь в исландском городе”:“Картина отображает ночь настолько точно, что эту работу можносравнить с шедеврами Делакруа”31.

Летом 1937 г. большая выставка под названием “Искусство аме-риканцев”, представившая Север, Юг и Центральную Америку, бы-ла открыта в Музее изящных искусств в Далласе как часть панаме-риканской выставки.

Октябрьско-декабрьский выпуск журнала “Art and ArtistToday”на первой странице, перед статьей критика Лео Каца “Обуче-ние Искусству” поместил репродукцию картины “Вечер в Новой Ан-глии”. Журнал “Esquier” напечатал две большие статьи о Д. Бурлюкес множеством цветных репродукций. Критик Шармон Вон Виегандписал: “Он не только редкий художник, он также редкая личность. Вто время, как он впитал в себя американскую промышленную

219


жизнь, он никогда не терял любви к бедной русской деревне, кото-рая привела страну к социальной революции 1917 года, которая шо-кировала весь мир. Картины Бурлюка содержат цвета восхода и за-ката одновременно. Его называют футуристом, но он никогда не за-бывает прошлого. Он изображает русскую деревню, как Шагал ев-рейскую в России. Бурлюк знает и понимает древнюю драму, свя-занную с землей и связанный с ней человеческий труд. В своих ра-ботах, он прощается с прошлым и приветствует будущее”32.

Другая статья, написанная Гарри Сокетером, называется “Бур-люк – дикий человек искусства”: “Он странный. Вместо того чтобыоткапывать горшок с золотом, он пытается доставать звезды (...). Онтипично русский, неординарный, человек энергии. Он русский вовсех своих проявлениях – в страданиях без претензий, в способно-сти много терпеть и не озлобляться. Он никогда не впадает в разоча-рование и предпочитает получать удовольствие, занимаясь живопи-сью, нежели коммерцией, продавая картины. В нем не присутствуютни лукавство, ни зависть, ни зло, и только забота о семье заставляетего думать о будущем, вопреки его естественному расположениюжить только настоящим и получать от этого удовольствие”33.

Статья отражала реальное положение вещей. Счета сыпалисьградом, и он с трудом их оплачивал. Оказавшись в критическом по-ложении, Д. Бурлюк был вынужден обратиться за помощью к ужезнакомой нам Кэтрин Дрейер (письмо от 7 июля 1938 г.):

Моя дорогая Мисс Кэтрин С. Дрейер.Я и моя семья всегда воистину восхищаются вашим гением и ва-

шей любовью к искусству. В настоящее время я энергично тружусьнад серией новых картин и я надеюсь, что наверняка одна из них вампонравится. Я сейчас сильно нуждаюсь в деньгах. Пожалуйста, вы-шлите мне 50 долларов. Я надеюсь возвратить деньги вам или вы вы-берете взамен одну из моих картин. Прошу вас не отказывать, по-тому что мне больше не к кому обратиться за помощью...”34.

Ответ не заставил себя ждать, но Кэтрин Дрейер, президент ком-пании “Сосайете Аноним”, безжалостно отказала художнику, с ко-торым связывала творческая дружба в течение многих лет

Дорогому Бурлюку с глубоким уважением.Я получила ваше письмо и чувствую сострадание, однако в этом

случае я не в силах вам помочь...”35.Видимо, положение семьи было действительно запредельно кри-

тическим, иначе, что еще могло заставить Д. Бурлюка повторно об-ратиться к старой знакомой:

“...Поверьте, что я прошу вас не просто о помощи, а как худож-ник художника о временной дружеской услуге, о пустяке, и если длявас 50, по какой-то причине очень много, то, пожалуйста, пришлите25 или 35... Только художники могут понять друг друга...”36.

220


Как видно из дальнейшей переписки, этот эпизод никоим обра-зом не повлиял на творческие и дружеские отношения Д. Бурлюка иК. Дрейер. Столь печальный случай вынудил художника, уже имев-шего имя в Америке и снискавшего славу новатора, на этот раз по-ступиться принципами и начать писать в угоду в том числе и невзы-скательным вкусам.

“Phillips Memorial Gallery”

1939 год стал важной вехой в творческой жизни Д. Бурлюка: со-стоялась персональная выставка в “Phillips Memorial Gallery”. Этойвыставке предшествовали еще два события. Двадцать шестого мартапо адресу 735 Фермаунт Авеню, в Филадельфии, штат ПенсильванияД. Бурлюк прочитал лекцию на тему “Культура старой и новой жиз-ни”, а 3–22 апреля “Boyers Gallery” представляла персональную вы-ставку Д. Бурлюка в доме 69 Ист 57 Стрит в Манхэттене. В каталогестатью о творчестве Д. Бурлюка и его краткую биографию написалаискусствовед Марта Давидсон. На выставке было представлено 15работ художника.

Выставки в галерее “Phillips Memorial” в Вашингтоне всегда боль-шое событие, вызывающее огромный интерес. Стать участникомвыставки – огромная честь и событие необыкновенной важностидля любого художника. Галерея организовала персональную выстав-ку Бурлюка, на которую была отобрана 21 работа, четыре из них бы-ли ранее куплены и являлись частью коллекции “Phillips Memorial”.Бурлюк уже выставлялся в этой галерее, но в групповых выставках.Для персональной Дункан Филлипс, известный коллекционер и ис-кусствовед, написал вступление к каталогу. Филлипс, будучи по-клонником живописи Бурлюка, назвал его одним из первых экс-прессионистов в живописи, напомнив период “Синего всадника”.

Выставка открылась 29 марта и работала до 13 апреля 1939 г., бы-ла встречена с энтузиазмом в прессе. В газете “Washington Post”критик, подписавшийся инициалами А.G., после небольшого расска-за о жизни Бурлюка пишет: «Если охарактеризовать работы Бурлю-ка, можно сказать, что он наделен крестьянской силой. У него крича-щие светлые краски, по-детски упрощенные предметы и честныйподход крестьянского художника. В них фантазия и фольклор чело-века и силы искусства, чьи корни в России. В таких картинах, как“На дороге”, “Морские Ракушки”, “Хризантемы”, “Цветы” и другие,Бурлюк не пытается склоняться к реализму. Знак грубости и откро-венная приземленность не были ранее знакомы нам в нашей стране.

Разносторонность таланта Бурлюка вела его к изображениюбольшого разнообразия предметов и их обработки. Он не всегдакрестьянский художник, но временами поворачивается к болееформальным композициям и особенно преуспел в натюрмортах сцветами».

221


После галереи “Phillips Memorial” выставка путешествовала постране. Экспозиция была представлена в Сиэтлском университетештата Вашингтон. Посещавший ее известный художник ГенрихМолзан, написал подробную рецензию. Он был хорошо известенкак выдающийся специалист в области преподавания современногоискусства, в частности в Школе дизайна в Чикаго, основанной Мо-хой-Надь.

Здесь уместно сделать отступление и рассказать о том, как про-фессор Вальтер Гроппиус, бывший руководитель Современной шко-лы архитектуры в Гарвардском университете в 1919 г., обратился кпрофессору Молзану с просьбой помочь ему организовать “Бауха-уз” в Веймаре. Он надеялся, что сможет убедить профессора Молза-на принять на себя руководство классом живописи. В то время про-фессор Молзан отверг предложение Вальтера Гроппиуса и пореко-мендовал Кандинского или Клее. Тогда он занимал должность про-фессора современной живописи и печати в Академии искусств вМагдебурге, затем перешел в Академию искусства в Бреслау, гдепроработал до момента ее закрытия, в США приехал лишь через не-сколько лет.

Коллекция картин Бурлюка произвела на Молзана сильное впе-чатление. Профессор отметил драгоценное качество Бурлюка соче-тать различные оттенки цвета, добиваясь исключительного зритель-ного эффекта, не теряя при этом жизненности. Картины Д. Бурлюкадали возможность молодым начинающим художникам познако-миться с творческим методом мастера, а Молзену представился жи-вой пример для педагогической деятельности.

Сила искусства Бурлюка привлекала к себе многих искусство-ведов и критиков, которые пристально изучали его многогранноетворчество. Обращает на себя внимание статья доктора ЭрнстаХармса, известного психоаналитика. Его особый интерес в искус-стве направлен на изучение картин и рисунков школьников всехвозрастов, именно в этом он видит важный ключ к пониманию ихвнутренней жизни. Он рассуждает о методе художника, чьи кар-тины вызвали такой большой интерес специалистов: “Не сущест-вует школы или группы, носящей одноименное название или ими-тирующей его стиль. Практически Бурлюк не имеет стиля илистилистической ноты в иносказательном смысле слова. Это егохудожественная сильная черта. Стиль Бурлюка – выражение ди-намики личности, которая не может удовлетворить себя. Бурлюквместо этого имеет дюжину стилей. Все эти разные стили выра-жают один индивидуальный, стиль одной руки, что является бур-люковским, что уникально и сильно,– метод концепции и экс-прессии одной артистической индивидуальности”37.

Другой почитатель творчества Бурлюка, известный критик,сотрудник газеты “New York World Telegram” – Эмилия Генауэр.Она в нескольких статьях представила американским читателямД. Бурлюка как одного из выдающихся американских художни-

222


ков. В обзоре последней выставки она напоминает, что Бурлюкпрожил в Америке 20 лет, его картины приобретены для коллек-ций музеев г. Бостона, “Phillips Memorial” и “Whitney Museum ofAmerican Art”. В связи с выставкой в галерее АСА она отмечает:«Новая выставка включает в себя работы, написанные в течениепоследних лет. У него нет голубого, розового, абстрактного илиимпрессионистского периода. В один и тот же год он создает по-лотна, абсолютно не похожие друг на друга. Они разные по подхо-ду, по настроению, по технике, но очевидно – они всегда написа-ны рукой Бурлюка. Непросто определить уровень индивидуаль-ности в его работе. Каждая картина сильна. Можно сказать, чтоэто русский фольклорный подход, детский взгляд на мир, смесьфантазии и нежности как, например, у Шагала. И все же междуними большая разница. Шагал во всей своей высочайшей изобре-тательной фантазии, во всех своих полутонах российского фольк-лора, в своих гениальных работах содержит грусть и предлагаетзапомнить трагедию. Бурлюк же полностью счастлив, дитя приро-ды, сложный и образованный человек, который никогда не терялкрестьянской любви к земле и ее плодам. Некоторые картины со-зданы в технике толстого наложения красок, почти скульптурно инебрежно, как постимпрессионисты. Его кумир – Ван Гог. Впоследствии он даже будет называть себя “американским ВанГогом”»38.

Только живопись

Третьего февраля 1940 г. Д. Бурлюк окончательно оставил работув газете “Русский голос” и они с Марусей решили, что он будет те-перь заниматься только живописью. Больше Бурлюк не будет занятжурналистской деятельностью по воскресеньям, по вечерам. Толькоживопись – и днем и ночью. Теперь Д. Бурлюк не связан со служеб-ными обязанностями. Время оставалось и на отдых.

Все лето 1940 г. семья Бурлюков провела на 74-футовой яхте, на-званной “Hurry Up”, с просторной каютой, где была возможность го-товить пищу. Расположившись на палубе, Бурлюк мог писать воду,ее отражения, волны, облака. Там была написана картина “ГородЛонг-Айленд”, “Старая мачтовая шхуна из Австралии”, “Добро по-жаловать на берег“ и “Символы”39.

Первого июня 1940 г. в графстве Браун штата Индиана владе-лица галереи Ония Ла Тур организовала выставку из своей кол-лекции художников Франца Бража, Давида Бурлюка, Элен ВестХеллер и Филипп Аэр Соера. Она установила специальные прави-ла покупки-продажи, которые заключались в следующем: послепокупки на выставке, куда бы картина ни была продана в течение60 лет, половина продажной суммы направляется автору картиныили его наследнику. От последующих продаж в течение тех же 60

223


лет художник или его наследники получают четверть от выручен-ных денег. Для того чтобы осуществить это оригинальное реше-ние, были снижены цены на выставленные картины, это привлек-ло много покупателей.

Первое автомобильное путешествие

Как говорили друзья семьи Бурлюков, с ними постоянно что-то случалось. Удачи и неудачи. Больше удачи. Они могли сказать,что собираются на Ки Вест, небольшой остров, соединенный дам-бой с Флоридой, на своей машине, несмотря на то что все знали –у Бурлюков едва хватает средств на жизнь, тут не до машины. Новсе, что они задумывали, действительно исполнялось. Это былоили чудом, или Бурлюк был гением, который из ничего смог соз-дать нечто. Таким образом, в июне 1941 г. они действительно от-правились в первое автомобильное путешествие на собственноймашине на Ки Вест.

Однажды за завтраком в отеле девушка, обслуживавшая се-мью Бурлюков, спросила: “Вы русские? Вы слышали ужасную но-вость?” Она рассказала, что началась война и что Гитлер вторгсяна территорию СССР. Д. Бурлюк воспринял известие, как траге-дию . Случилось то, что ему было ненавистно. Планы поездки вРоссию рухнули. Кроме того, печальная новость пришла в моментобострения хронической болезни. В первые годы эмиграции, втрудные времена, когда было недостаточно средств даже на обог-реваемую квартиру, Бурлюк приобрел ревматизм, который, воз-можно, был рецидивом ревматической лихорадки, перенесеннойим в Сибири. Это обстоятельство вынудило семью отправиться вНью-Мексико на горячие источники, о которых много говорили.Они пробыли там 6 недель, Бурлюк принимал ванны. Удивитель-ные лечебные воды сделали чудо, ослабли боли и самочувствиезначительно улучшилось.

Первый автомобиль, который Бурлюк отважился купить, былмаленький старенький “додж”, но вскоре поняли, что на нем, да-леко не уехать и, продав несколько картин и поднакопив денег,вскоре купили “паккард” и не спеша отправились в июне на КиВест по восточной Хай Вэй через город Сант-Августин и возврати-лись вдоль западного побережья через флоридский Санкт-Петер-бург, Тампу, Новый Орлеан и дальше через Техас к горячим ис-точникам в Нью-Мексико.

Для Маруси Бурлюк с ее впечатлительностью и нежным сердцемпутешествие оказалось утомительным, особенно на нее повлиялисерьезные аварии, увиденные на дороге. Остался в памяти случай смолодой парой, которая остановилась в палатке на ночевку рядом сБурлюками. Разговорились и провели некоторое время вместе. Они

224


были молоды, веселы и счастливы. Утром пара отправилась в путь наполчаса раньше, и когда Бурлюки проследовали по их маршруту, не-ожиданно прибыли к месту страшного события. Молодые люди по-гибли в автокатастрофе. Это был сильный шок для всех, особеннодля Маруси. Но постепенно трагическое происшествие сгладилось впамяти.

Поездка продолжалась, впереди их ждало много интересного,особенно в Сант-Августино, где они провели две недели и где Бур-люк открыл для себя много живописных мест. На них так же произ-вел большое впечатление Новый Орлеан – к своему удивлению ирадости Бурлюк обнаружил, что в музее хранятся работы АбрамаАрхипова, одного из преподавателей московского училища, у кото-рого он учился. Там же оказались великолепные работы Кандинско-го, Матисса, Фейнингера.

Маруся Бурлюк не захотела продолжать путешествие послеокончания лечения на горячих источниках. Семья вернулась домойв конце сентября. Давид Бурлюк был вдохновлен впечатлениями отпостоянной перемены мест, нескончаемой вереницы лиц и характе-ров – все это давало мощный импульс к творчеству. Бурлюк привезмного замечательных полотен и акварелей, а также набросков, сде-ланных во время поездки. Шофером был сын Никифор, и это прида-ло путешествию дополнительный смысл – гордость за сына, кото-рый так быстро повзрослел. Настроение поднимало и получениеамериканского гражданства Марусей незадолго перед путешестви-ем. Давид Бурлюк получил американское гражданство раньше, в1932 г.

Конец года был омрачен печальным известием – 29 декабря1941 г. скончался близкий друг Д. Бурлюка, художник Л. Эльшемиус.Это была большая потеря. Он был духовно близок Бурлюку, которыйназывал его американским Гогеном.

Дом в Хэмптон Бейз

В октябре 1941 г. в семье Бурлюков произошло долгожданное со-бытие. Они приобрели небольшой дом, расположенный в живопис-ном районе, в Хэмптон Бейз в Лонг-Айленде около Нью-Йорка. Ре-шение пришло не сразу, Бурлюки долго размышляли и возвраща-лись к вопросу вновь и вновь. Им казалось, что дом зовет их. Так ис-лучилось. В конце концов они купили дом, где могла собираться всясемья и многочисленные друзья. Теперь можно сказать, что Бурлюкдобился того, о чем он всегда мечтал. Теперь он имел собственнуюобитель, где был окружен книгами и картинами, собственными исвоих друзей, которые он любил не сложенными штабелями, а раз-вешенными на стенах. Теперь, когда после семнадцатилетней рабо-

225


ты в газете “Русский голос”, у Бурлюка появился досуг, теперь, когдау него был собственный дом и полная свобода, он мог писать то, чтошло от сердца – свою любимую Марусю, портретов которой он на-писал множество. Младший сын Д. Бурлюка, Ники, получив дипломжурналиста в Нью-Йоркском университете (NYU), продолжал учебув городе Москва в штате Айдахо, где получил специальность учитель,окончив постколледжевский курс, называемый Masters Degree.Старший сын, Дейви, окончил архитектурный факультет Нью-Йоркского университета (NYU) и стал работать модельщикомпо дереву в авиационной компании.

Итак, колесо судьбы повернулось, пришло признание, удовлетво-ренность. Это напомнило легенду о том, как Бог разделил землю ме-жду людьми. Когда произошел окончательный раздел, художник сосвоими полотнами и этюдником прибежал к Богу и спросил: “А гдемоя часть?” Бог сказал ему: “Ты опоздал, сын мой. Где ты раньшебыл?” “Я заблудился,– ответил художник,– в созерцании красоттвоих творений”. Тогда Бог сказал: “Все дары я раздал. Ничего не ос-талось”. Затем добавил: “Но тебе я дам лучший из всех даров – я по-делюсь с тобой мыслями”.

В предисловии каталога очередной персональной выставки в га-лерее АСА в 1941 г. Д. Бурлюк писал: «В то время, когда открываетсямоя выставка, я стою на пороге шестидесяти, но только этим летомпосле моей выставки в “ACA Gallery” я получил возможность путе-шествовать по стране и позволить себе роскошь переехать из пыль-ных Нью-Йоркских апартаментов в небольшое имение Литл КейпАнна (мыс Анна) в красивое окружение природы Хэмптон БейзЛонг-Айленда. Здесь в уединении я надеюсь посвятить все свое вре-мя рисованию, письму и литературе. Всем этим я обязан друзьям мо-ей живописи, которые купили мои работы и дали известность имсреди своих знакомых»40.

Как только Бурлюки переселились в Хэмптон Бейз, они сразуже отправились на поиск церкви, в которой семья могла бы нахо-дить духовное пристанище, а кроме того, они стремились скореевлиться в местную общину. Такую епископальную церковь Бур-люки нашли в получасе ходьбы от дома и, по свидетельству Элленде Пацци, очень близкого человека Бурлюкам, они каждое воскре-сенье, в любую погоду пешком добирались до церкви и не пропус-кали ни одной службы, за исключением двух-трех месяцев в году,когда отправлялись на зимний сезон во Флориду или в длительноепутешествие.

Бурлюки были очень активными прихожанами и участвовали вовсех мероприятиях, проводимых церковью. Когда Эллен де Пацци ссупругом прибыли из Аргентины в Хэмптон Бейз, в дверь вскоре по-стучала пожилая пара и, представившись представителями от церк-ви, преподнесла в дар новым соседям бутылку вина и небольшуюкартинку. Это были Давид и Маруся Бурлюки. Они передали пригла-шение на встречу с епископом и прихожанами.

226


Автор встретился с Эллен в 2000 г. Ей уже очень много лет. Онаи сейчас бодра и активно участвует в жизни своей общины. Каж-дое утро плавает в бассейне, занимается живописью, принимаетучастие в выставках и бережно хранит память о семье Бурлюков.В ее архиве фотографии, картины и некоторые личные вещи, ко-торые она получила в подарок от Д. Бурлюка: его мольберт, пали-тры и другие мелочи. Еще при жизни Д. Бурлюка она организова-ла интервью, которое он дал местной радиостанции, и тем самымсохранила живой голос “отца российского футуризма”, русскогоамериканца – Давида Бурлюка. Пленка с записью хранится в ар-хиве Эллен де Пацци и копия у автора этой книги. Сейчас Элленде Пацци заканчивает работу над книгой воспоминаний о Д. Бурлюке.

Потребовались годы, чтобы пришло материальное благополучие.Зима на Лонг-Айленде оказалась не слишком приветливой, да и до-бираться до Манхэттена в непогоду было затруднительно. В 1946 г.Д. Бурлюк приобретает дом в Бруклине по адресу 2575 Бедфорд Аве-ню, в одном из районов большого Нью-Йорка, и все зимы семья про-водит теперь там. Дом до сих пор находится в хорошем состоянии,огражден ажурной кованой изгородью, которую Мэри Холт Бур-люк, внучка хозяина дома, хорошо помнит с детства. В 1956 г. Д. Бур-

227


Дом Бурлюков в Бруклине. 1946 г.

228


Давид Бурлюк с женой и сыновьями перед своим домом

в Бруклине

У дома Николая Циковского. Стоят слева направо: Николай Циковский,

Давид Бурлюк, Гортензия Циковская, жена художника. Около 1945 г.

люк продал дом и окончательно осел в Хэмптон Бейз. Среди первыхизвестных коллекционеров, которые поверили в гений Бурлюка, бы-ли композитор Джордж Гершвин, Гарри Абрамс, Джозеф Гиршгорн,именем которого назван музей современного искусства в столицеСоединенных Штатов, Вашингтоне. Наступило долгожданное при-знание в Америке. Работы стали приобретать такие музеи, как Ме-трополитен, Уитни, Бруклинский, Бостонский. Наступило душевноеудовлетворение и материальное благополучие. Давид Бурлюк притя-гивал к себе людей своей эрудицией и общительностью. Он сталсимволом интеллектуальных художников. Такие уже признанные ихорошо известные в Америке художники, как Мозес и Рафаэль Сой-еры, Николай Циковский, намеренно купили летние резиденциивблизи поместья Бурлюков, чтобы постоянно общаться с ним. Егосвязывала дружба с художниками Абрагамом Волковицем, Филип-пом Эвергудом, Арчилом Горьки, Хаимом Гроссом, Милтоном Аве-ри, Исами Ногучи, Наумом Чакбасовым.

Снова в путь

Неуемный характер Д. Бурлюка не позволял ему долго оставаться на одном месте. Необходимо было постигать весь американский континент. Художнику требовались новые впечат-ления.

В феврале 1942 года Бурлюки отправились в новое путешест-вие. За рулем, как и в прошлый раз, был Никифор. Первая оста-новка была в Нью-Хэвене. Они были приглашены участвовать вторжественной церемонии открытия выставки общества “Socieåte åAnonyme” в художественной галерее Йельского университета. Вэкспозиции были представлены работы Бурлюка “Рыбак с Южно-го берега” и “Божий Глаз”. Коллекцию подарила К. Драйер уни-верситету в 1941 году, и она находится в музее в постоянной экс-позиции по сей день.

Покинув Нью-Хэвен, Бурлюки отправились в далекую Калифор-нию, что удивило многих очевидцев этого путешествия. Бурлюковничего не пугало. На этот раз они выбрали южный маршрут, черезТеннесси, сделав остановку в Нью-Мексико на горячих источниках,чтобы продолжить лечение, которое в прошлый раз помогло Бурлю-ку. После повторного курса он почувствовал полное выздоровление.Миновав Аризону, они оказались в Нижней Калифорнии. Сделав ос-тановку в Флагстафе и Гран Каньоне, они достигли Лос-Анджелеса ксередине апреля. Помимо изучения Америки путешествие дало воз-можность посетить музеи, в том числе и провинциальные, которыетакже владеют значительными произведениями искусства. Особен-но запечатлелся в памяти Касса Гранде в Фениксе, штат Аризона.Там Бурлюку удалось продать одну из своих картин. Получив деньги,

229


они арендовали на две неделидом в Лос-Анджелесе. Особуюрадость доставило знакомство сколлекционером современнойживописи Волтером Арнсбергом.Здесь они также встретились сознаменитым скрипачом ЛуисомКауфманом и познакомились сего великолепной коллекцией,состоящей главным образом изранних испано-американских имексиканских резных работ. Обеколлекции, Арнсберга и Кауфма-на, конечно, включали и работыБурлюка.

Д. Бурлюк наслаждался кра-сотами “западного рая” и былсчастлив писать картины наэтой сказочной земле, где уют-но расположился город Лос-Ан-джелес. Но время шло, и нужнобыло возвращаться. В конце ап-реля они отправились домой снамерением посетить долинуЙосемит. Но мечте, казалось, не

суждено было сбыться – парк оказался закрытым из-за сильногоснегопада, хотя на дворе уже стояла весна.

Память о русских корнях и привычка к снегу привели к реше-нию – рискнуть. Дорога петляла и поднималась на гору, и вскореони увидели, что, несмотря на отвесный склон, дорога не огражде-на. Вдруг заметили, что колесо автомобиля вот-вот окажется надпропастью. Марусю охватил ужас, но Давид с завидным самообла-данием скомандовал Ники дать задний ход, зная, что мощный дви-гатель осилит этот маневр. Когда они достигли безопасного места,выскочили из машины и рядом на снегу увидели мертвую птичку,Маруся ее подняла с нежностью и сказала: “Смотрите, эта малень-кая мертвая птичка – предупреждение нам”. Этот эпизод произ-вел на всех сильное впечатление. Старший Бурлюк принял реше-ние, что самое лучшее в данной ситуации пройтись пешком – этопозволит отдышаться и поможет успокоить нервы.

К концу мая они вернулись в Нью-Йорк. Бурлюки проехали постране с Севера на Юг и с Востока на Запад и прочувствовали эту чу-десную землю – источник вдохновения для любого художника. Новеличие и мощь земли требовали сильного темперамента, такого, ка-кой был у Бурлюка.

Вторая мировая война была в разгаре. В октябре 1942 г., млад-ший сын Николай был призван в американскую армию. Притяга-

230


Давид Бурлюк в своей мастерской

в Лонг-Айленде, Нью-Йорк.

Фото из архива автора

тельная сила Волею судьбы оказавшись на Западе, Д. Бурлюк ни-когда не забывал о своих российских корнях. Как видно из статейД. Бурлюка, особенно в период работы в “Русском голосе”, он ссимпатией относился к Советскому Союзу, радовался успехамсвоих бывших соотечественников. Тема России постоянно звучитв его стихах

МОЯ СТРАНА

Страна Россия,Где рос и я...Где росы,ПорослиИ Россы.Где порослиПоля полынью,А небо – синью.Где горки,Запах горькийТрав,Где ГорькогоМаксима прочитав,Среди дворянских арий,И так и сяк –Уверовал: я пролетарий,Я футурист и сверхбосяк!41

Андрей Громыко о Бурлюке

Один из самых успешных политиков “застойного” периода со-ветского государства Андрей Громыко в воспоминаниях, весьмаснисходительных по отношению к эмиграции и пестрящих истори-ческими неточностями, рассказывает о своих встречах с Д. Бурлю-ком в США. Мы считаем возможным и даже необходимым предло-жить вниманию читателей отрывок, повествующий о нашем герое,чтобы засвидетельствовать любопытный факт, говорящий о духов-ной близости Д. Бурлюка российской культуре в трагический пери-од для русского народа – во время Великой отечественной войны.Любопытно желание А. Громыко в воспоминаниях абстрагировать-ся от своих политических взглядов, встать на позицию общечелове-ческую, несмотря на свой дипломатический статус.

В главе “На посту посла в суровые дни войны” А. Громыко пишет:“Работа в посольстве сводила меня с самыми различными людьми –по происхождению, по убеждениям, по профессии. Запомнилисьвстречи с выходцами из нашей страны, которых жизнь занесла всвое время в Америку. К тому же весть о нападении гитлеровскойГермании на Советский Союз, подобно мощному электрическомуразряду, пронеслась по всему миру. Эта весть вызвала и резкую по-

231


ляризацию в среде русской эмиграции. Те, кто отказался признатьсоветскую власть, а то и шел по пути борьбы с ней, оставались вбольшинстве на прежних позициях или выжидали: что же случитсядальше? Но та часть эмигрантов, которая покинула нашу страну, неразобравшись в ситуации, поддавшись скорее инерции движения,чем логике убеждений, или уехала по каким-то соображениям мате-риального порядка, эта часть раскололась. Многие ее представителиперешли на подлинно патриотические позиции, стали активно под-держивать политику СССР. А было много и таких, которые послевойны захотели возвратиться на родину, получили такую возмож-ность и с радостью уехали в родные края42.

Во время войны, пожалуй, ни одного приема в советском по-сольстве не пропускал Давид Бурлюк. Помню его первое появле-ние: приблизился ко мне человек среднего роста, с пышной шеве-люрой уже седых волос. Протянул руку и поздоровался настолькоэнергично, что, казалось, перед тобой стоял незаурядной силы тя-желоатлет. Да, здоровался он от души. Поэт Бурлюк в свое времяпринадлежал к числу близких друзей и единомышленников СергеяЕсенина43. Мне было известно о творческой дружбе, которая свя-зывала Бурлюка с В.В. Маяковским. Корни этой дружбы пророслина русской почве. В дореволюционной России Бурлюк пользовалсяавторитетом среди поэтов. И сам Маяковский называл его своимучителем. Не обрывалось творческое и чисто человеческое обще-ние между этими двумя поэтами и после Октябрьской революции.Маяковский в 1927 году44 отправился в поездку по США и, остана-вливаясь в Нью-Йорке, жил в семье Бурлюка45. Как истинный пат-риот России Бурлюк понимал, какую большую ценность представ-ляют его переписка с Маяковским и другие материалы о жизни ве-ликого поэта, которыми он располагал. Большое количество писеми документов он после войны передал в Государственную публич-ную библиотеку имени В.И. Ленина в качестве дара советскому на-роду46. К американским берегам Бурлюка прибило одной из волнрусской эмиграции. Почему его занесло туда, он и сам не мог тол-ком объяснить. Но нашел ли Бурлюк удовлетворение в Соединен-ных Штатах? Ведь даже и сейчас, в восьмидесятые годы, среднийамериканец имеет в общем-то смутное представление о русскойкультуре, ее истории. Исключение составляет разве что наиболеепытливая часть интеллигенции, в определенной степени знакомаяс неувядаемыми произведениями Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева,Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова. Меньше знают в США о бессмерт-ных творениях А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя. Изписателей и поэтов советского времени американской обществен-ности были известны такие имена: А.М. Горький, В.В. Маяковский,М.А. Шолохов, А.Н. Толстой, К.А. Федин, Л.М. Леонов и ограничен-ное число других. Книги советских литераторов просто очень малоиздают в США. И совсем слабое представление имеют рядовыеамериканцы о футуристах, имажинистах и представителях различ-

232


ных других литературных течений в нашей стране в первый после-революционный период. И это в то время, когда популярность не-которых из них вовсе не увяла, а, наоборот, сейчас даже разросласьи у нас, и за рубежом. К ним относится, например, Сергей Есенин.Дружба с ним в значительной степени способствовала и росту из-вестности Давида Бурлюка, чье имя знакомо ныне советскому чи-тателю47. В США Бурлюка как поэта просто не знали, да и не моглизнать. Определенное признание там получило другое направлениеего творчества. Поначалу увлекшись живописью как любитель48,он проявил затем в этой области недюжинный талант. Особеннохорошо у него получались портреты... Когда я познакомился с этимобщительным человеком, он собирался отмечать свое шестидеся-тилетие. От тех времен, когда он и некоторые другие друзья Есени-на паясничали, у него ничего не осталось49. Бурлюк уже занимал поотношению к американскому образу жизни и общественномустрою четкие негативные позиции”.

У советских товарищей, которые встречались с ним в США, сло-жилось твердое убеждение, что это человек, которого социальнаябуря перенесла на чужую ему почву. И мне понятно, почему глазаБурлюка стали влажными, когда он заговорил со мной о Москве. –“Мне не легко ее вспоминать”, – откровенно признался он. Бурлюкактивно включился в работу по мобилизации американского обще-ственного мнения на оказание помощи советскому народу в борьбепротив фашистских агрессоров. Он стал одним из деятельных участ-ников “Комитета помощи русским в войне”, члены которого собира-ли в США деньги, одежду, обувь, медикаменты и затем все это пере-сылали в Советский Союз. Проникнутые симпатиями к СССР вы-ступления Бурлюка в прогрессивной печати, и прежде всего в газете“Русский голос”, его патриотическая деятельность – это самое луч-шее, что он мог сделать для своей родины, находясь в отрыве от нее.

После Второй мировой войны исполнилась мечта Бурлюка побы-вать в Советском Союзе. В 1955 году50 он провел несколько месяцев,как гость министерства культуры СССР. Вторая поездка Бурлюка вСССР состоялась через десять лет – в 1965 году. Он приехал с же-ной и около двух недель жил в гостинице “Москва”. Бурлюк специ-ально попросил, чтобы ему предоставили номер с видом на Краснуюплощадь и Кремль, так как хотел запечатлеть их на холсте. Его прось-бу удовлетворили».

А. Громыко в своих воспоминаниях отдает должное вкладуД. Бурлюка в мировую духовную культуру, правда, говорит о патри-отических чувствах художника с некоторой политической окраской,но все равно его свидетельство представляет особый интерес, какфакт сотрудничества в годы войны русской эмиграции с представи-телями советской власти. А. Громыко завершает эту главу словами:“Нет, определенно не стоит потомкам забывать Бурлюка, родона-чальника русского футуризма в литературе, талантливого поэта,своеобразного художника, горячего патриота нашей родины”51.

233


1 Письмо Д. Бурлюка к Кэтрин Дрейер от 20 сентября 1943 // Yale University.Beinecke Rare Book and Manuscript Library. YCAL MSS 101. Box 7. Folder 174.

2 Блазис (Блажис, Блажневич) Александр Николаевич (1894–1963) – скульптор,окончил МУЖВЗ, с 1923 года жил в США; был профессором кливлендской(Огайо) Академии Художеств.

По-видимому, имеется в виду балетмейстер Н.П. Семенов, который помог Блазисупостроить мастерскую в Кливленде (Огайо) // Color & Rhyme. 1964/65. N 55. P. 72;1965/66. N 60. P. 31.

3 Подлинник письма хранится в Colombia University Libraries. Bakhmetteff Archive.Call: Evreinov Burliuk David Davidovich. New York n.d. to Nikolai NikolaevichEvreinov. t.l.s. l p.

4 Manifesto Radiostyle // Archive of Boyer Library. Philadelphia Museum of Art.5 Second Manifest // Archive of Boyer Library. Philadelphia Museum of Art.6 Китес – главный редактор газеты “Русское слово”. 7 Имеется в виду Юбилейная международная выставка в Филадельфии в 1926 г.8 Подлинник письма хранится в Colombia University Libraries. Bakhmetteff

Archive.Call: Evreinov Burliuk David Davidovich. New York n.d. to NikolaiNikolaevich Evreinov. t.l.s. l p.

9 Бурлюк Д. О режиссере Н.Н. Евреинове // Русский голос. 11 ноября. 1923.10 Drier Katherine S. Burliuk / Published by Sosaiete Anonime, Inc and Color &

Rhyme1944. N.Y. P. 140–141.11 Письмо Д. Бурлюка к Кэтрин Дрейер от 11 сентября 1943 // Yale University.

Beinecke Rare Book and Manuskript Library. YCAL MSS 101. Box 7. Folder 174.12 Левин В. К выставке Д. Бурлюка // Русский голос. 24 марта 1929. 13 Фактура и Цвет. Произведения Давида Бурлюка в музеях российских провин-

ций.Каталог выставки. Уфа, 1994. C. 26.14 Поступальский И. Литературный труд Давида Д. Бурлюка. Нью-Йорк: Изд-во

М.Н. Бурлюк, 1930. 15 Бурлюк Д. Энтелехизм. Нью-Йорк, 1929. C. 6.16 Голлербах Э. Поэзия Давида Бурлюка. Нью-Йорк: Изд-во М.Н. Бурлюк, 1931.17 Бурлюк Д. Энтелехизм.18 Бурлюк Д. Русские художники в Америке. Нью-Йорк: Изд-во М.Н. Бурлюк, 1928.19 Надеждина Л. Выставка картин Д.Д. Бурлюка // Русский голос. 19 янв. 1930.20 Северюхин Д.Я., Лейкинд О.Л. “Художники русской эмиграции”. СПб.: Изд. Чер-

нышева. 1994. С. 11621 Из истории художественной жизни СССР: Интернациональные связи в области

изобразительного искусства, 1917-40. Материалы и документы. М. Искусство,1964. С. 163–165.

22 Северюхин Д.Я., Лейкинд О.Л. Художники русской эмиграции (1917–1941). Л.,1944. C. 116.

23 Baron Н. Director ACA Gallery. David Burliuk. Biographical Note. (Статья в каталогеперсональной выставке Д. Бурлюка в галерее АСА в мае 1941 г.)

24 Письмо Д. Бурлюка к К. Дрейер // Yale University. Beinecke Rare Book andManuscript Library. YCAL MSS 101.

25 Art Diegest. 1934. Dec.26 Color & Rhyme. 1938. N 9.27 Philadelphia Inquirer. Feb. 23, 1936. 28 American Magazine of Art. 1936. April.29 Art Digest. 1936. April.30 Art Digest. 1937. January.31 Parnasus. 1937. January. 32 Esquier. 1939. July.33 Ibid.34 Письмо Д. Бурлюка к К. Дрейер от 7 июля 1938 // Yale University. Benecke Rare

Bookand Manuskript Library. YCAL MSS 101.35 Письмо К. Дрейер к Д. Бурлюку от 8 июля 1938 // Ibid.

234


36 Письмо Д. Бурлюка к К. Дрейер от 12 июля 1938 // Ibid.37 Хармс Э. Искусство Давида Бурлюка // Color & Rhyme. N 15. C. 1. 38 Genauer Е. David Burliuk // New York World Telegram. 1948. Dec. 6.39 Письмо Д. Бурлюка к К. Дрейер. 30 сентября. 1943 // Yale University. Beinecke

Rasre Book and Manuscript Library. YCAL MSS 101. Box 7. Folder 174.40 Baron Н. Director ACA Gallery. David Burliuk. Biographical Note. (Статья в каталоге

персональной выставке Д. Бурлюка в галерее АСА в мае 1941 г.)41 “Русский голос”. 5 апреля 1925. 42 А.А. Громыко по вполне понятным причинам не указывает, что ждало тех людей,

которые возвращались после эмиграции на родину.43 Ошибка автора: Д. Бурлюк никогда не был другом С. Есенина.44 А.А. Громыко ошибается. Это было в 1925 г.45 А.А. Громыко ошибается. Маяковский в Нью-Йорке жил в гостинице, располагав-

шейся на 5-й Авеню угол 8 Стрит. Этого дома в настоящее время не существует.На его месте высотное здание. В той же гостинице жил председатель АмторгаХургин, который и помог В. Маяковскому там поселиться. В. Маяковский бывал вгостях у Д. Бурлюка.

46 Здесь А.А. Громыко неточен. По сведениям семьи Д. Бурлюка, переписку сВ.В. Маяковским и другие документы из личного архива Д. Бурлюк передал в со-ветское посольство.

47 Рост известности Давида Бурлюка ни в коей степени не зависел от дружбы с Сер-геем Есениным.

48 А.А. Громыко был, очевидно, абсолютно лишен всякой информации о художест-венном образовании Д. Бурлюка.

49 А.А. Громыко ошибается. С. Есенин не принимал участия в “увеселениях” футу-ристов.

50 Ошибка: не в 1955, а в 1956 году.51 Громыко А.А. Памятное. М.: Издательство политической литературы, 1990.

Кн. 1.C. 175–178.

235


236


ШМУЦ

237

ОБОРОТ

238

Южный берег

ЖЖЖЖ еланию путешествовать подчинены многие, и не толькоромантически настроенные люди или практики, стремя-щиеся узнать как можно больше нового. Давид Бурлюк,

человек широкого мироощущения, считал, что путешествие обост-ряет чувства, поднимает вдохновение. Как только появлялась воз-можность, он вместе с семьей пускался по стране, которая стала еговторой родиной. Заветной мечтой оставалось путешествие по дру-гим континентам. И вот появилась первая возможность отправитьсяв Европу. 23 сентября 1949 г. теплоход “Сабиесски” отчалил от бере-гов Манхэттена. По левому борту остались статуя Свободы и островСлёз. Вспоминаются слова В.В. Маяковского в статье “Мое открытиеАмерики”: “Замахнулась кулаком с факелом американская баба сво-бода, прикрывшая задом тюрьму острова слёз”1. Постепенно исчез-ли контуры небоскребов. Бурлюки должны были одолеть 3200 миль,постепенно переводя стрелки часов вперед, каждый день на 40 ми-нут. Последний раз в Западной Европе Бурлюк был в 1912 г. во вре-мена участия в выставке “Синий всадник”, а покидал континент че-рез Владивосток в Японию в 1920 г.

Бурлюки были пассажирами туристического класса. Солнечные,теплые дни позволяли долгое время находиться на палубе. Хорошаяеда, постоянная информация с континента, интересное общение спопутчиками компенсировали весьма скромные условия туристиче-ского класса. 4 октября 1949 г. “Сабиевски” прибыл в Канны. Мару-ся и Давид бросили в бассейн на судне по центу, попрощались с ка-питаном и сошли на берег. Поселились в отеле “Маджестик”. Комна-та с двумя кроватями и огромным окном, обращенным к морю, ог-ромная, с озеро, ванна. В общем полное благополучие во француз-ском понимании. Правда, постельное белье и полотенца выглядяттак, будто прошли войну, но приходится мириться. Первое посеще-ние, которое входило в их программу визитов, возвращавших в про-шлое и будораживших душу, была вилла их большого друга, худож-ника Бориса Григорьева (1886–1939), находящаяся в Кань-сюр-Мер.Борис Григорьев умер 10 лет тому назад в этом доме, и теперь здесьживут вдова художника Елизавета с сыном Кириллом, унаследовав-шим от отца худобу, неуверенность в разговоре и огромный рост.

Григорьевы так же, как и многие другие художники, покинулиРоссию в 1919 г.в поисках спокойной жизни, в стремлении обрести

239

уверенность в завтрашнем дне. Они выехали из Петрограда черезФинляндию сначала в Берлин, затем в Париж, где Борис Григорьевполучил признание как портретист. До войны временами жил вНью-Йорке и тесно общался с семьей Бурлюков.

Бурлюки посетили в Кань-сюр-Мер также и дом Огюста Ренуара(1841–1919), где художник прожил 20 лет. Дом-усадьба имеет назва-ние “Ле Коллет”. Мадам Пили Ренуар провела Бурлюков по дому, со-стоявшему из 12 комнат и построенному по проекту Огюста Ренуа-ра. Она познакомила гостей со своей старшей сестрой Наной Ван-динг. Обе напоминали модели Ренуара.

Развлечения ради, посетили известный игорный дом Монте-Кар-ло в Ментоне. Кто только не описывал происходящее здесь, это мес-то рождало легенды и анекдоты – любовь, проигрыши, удачи, кру-шение надежд и сорванный банк. Здесь бывали Достоевский, Тол-стой, Тургенев, Флобер, Мопассан, Чехов и другие. Бурлюки былипоражены. Такой благополучный город не вязался со следами про-шедшей войны. Еще не все обломки убраны с улиц, видны отверсти-яв крышах и шрамы в стенах домов.

Планировали посещение дома-музея Жана Оноре Фрагонара вГрассе. Стоимость билета в оба конца была 200 франков на челове-

240


Хаим Гросс. Маруся Бурлюк. 1944 г.

ка. Бурлюки не могли себе позволить нести такие расходы в самомначале путешествия. Решили пока отложить поездку.

[Здесь жил и творил Ван Гог]Из Канн Бурлюки отправились в Марсель. Там недалеко Арль,

где долгие годы жил и творил Винсент Ван Гог. Это посещение доми-нанта всей поездки Бурлюков. Давид хотел своими глазами увидетьобъекты и предметы, которые вдохновляли художника создаватькартины, сделавшие его знаменитым. Кто не помнит работу “Спаль-ня Ван Гога в Арле”! А при одном упоминании слов “Ночное кафе”представляем бильярдный стол, красные стены, часы с отблеском че-тырех газовых ламп. Мечта Давида Бурлюка стала явью. Он теперьможет пройтись по улицам Арля в поисках узнаваемых по картинамсилуэтов и пейзажей, находиться в пространстве, вдохновлявшемвеликого мастера и кумира Бурлюка. Конечно, много изменилось современ Ван Гога в Арле. Сменились три поколения. Каналы сталишире и глубже. Построены широкие магистрали. Там, где когда-тобыли поля и сады, выросли кварталы, разрезанные улицами. Поса-женные в те далекие времена южные клены стали огромными и за-теняют теперь живописные дома, которые мог видеть художник. Номногое, виденное острым глазом художника, сохранило свое вели-колепие.

4 ноября 1949 г. в 4 часа дня Маруся и Давид Бурлюки (художникзафиксировал точное время) постучали в коричневую дверь приютадля душевнобольных. Дверь открыла привратница и провела их черезплатановую аллею на старую террасу резиденции доктора Лерой. Напороге их встретила Элизабет Лерой, одна из семерых его детей. При-ятная девушка говорила по- английски, но Бурлюк мог изъяснятьсяпо-французски и девушка продолжила беседу на мягком музыкаль-ном языке. На стенах комнаты, затененной густой листвой старых де-ревьев, висело много рисунков и акварелей в стиле Коро, работы ху-дожницы Хилды Занглейн, немки, эмигрировавшей в США около20 лет тому назад. С левой стороны от двери висел маленький рисунокпером, изображавший Ван Гога, отрезающего себе ухо. “Чей это рису-нок?” – спросил Бурлюк. “Это работа сына Писсаро”, – ответилаЭлизабет. Люсьен Писсаро к этому времени уже выставлялся и полу-чил признание на первой персональной выставке.

Вошел доктор Лерой, типичный доктор-психиатр, – друг душев-нобольных. Интерес Бурлюков был сконцентрирован на разговоре оВан Гоге. Когда доктор Лерой прибыл в Сен-Реми в 1919 г., он прак-тически ничего не знал о судьбе великого художника. В приют сталопоступать такое количество писем с вопросами о жизни Ван Гога вСен-Реми, что пришлось заняться историей его заболевания. В ре-зультате исследований он пришел к заключению, что у Ван Гога бы-ла эпилепсия, отягощенная наследственным алкоголизмом. ДокторЛерой рассказал Бурлюкам трогательную историю, связанную с ле-чащим врачом Ван Гога, доктором Реем. Испытывая чувство благо-дарности к доктору, в знак признательности Ван Гог подарил ему

241

Глава VII. Франция (1949)

свой портрет в шапке и повязке. К полотну доктор серьезно не от-несся, считал его забавой больного пациента и использовал картинукак заслон в пробоине стенки курятника. Однажды доктора Рея по-сетил художник Кабоин и рассказал ему о Ван Гоге как о великом ху-дожнике. Стремясь развеять его заблуждения, доктор Рей отвел егов курятник и показал ему завалявшуюся картину. Кабоин уехал и че-рез некоторое время к доктору приехал галерейщик Коко из Марсе-ля и попросил показать ему эту заброшенную забаву больного. От-мыв картину после курятника, Коко предложил ему 100 франков занее. Доктор Рей, руководствуясь одному ему ведомыми мотивами,запросил 150 франков. Галерейщик, не задумываясь, расплатился,забрал картину и удалился.

Доктор Лерой рассказал о том, как он работал с документами, гдевся история болезни показывала на благополучный ход лечения.Врачи помогли Ван Гогу обрести некоторое душевное равновесие, ив мае 1890 года он отправился к брату Тэо в Париж. Прожив у неготри дня, Ван Гог обосновался под Парижем в Овере (Auvers), там ра-боталомного импрессионистов. Напряженная работа осложняласьприступами болезни. Душевные силы Ван Гога постепенно угасали.Он стал много пить. Художника поместили в клинику доктора Гаше.Сознание невозможности полного выздоровления приводило его вотчаяние, душевный кризис углублялся. 29 июля 1890 г., возвратив-шись из Парижа, Ван Гог удалился на ферму и там застрелился.

Давид Бурлюк, подобно Ван Гогу, испытывал потребность пере-давать на холстах и в рисунках свой внутренний мир, свои мысли ичувства особыми выразительными средствами, те уроки академиз-ма, которые он получил в художественных школах, не удовлетворя-ли его, художник постоянно искал новые формы. Ему было близковидение мира Ван Гога, и он дал себе слово достичь волнующей це-ли – увидеть своими глазами те живые картины природы и места,вдохновлявшие безумного гения на создание великих произведе-ний.

Один из богатейших людей США, коллекционер и специалист вобласти современной живописи, основатель музея “The PhillipsCollection” в Вашингтоне, Дункан Филлипс в статье “Искусство и по-нимание” приводит работу Д. Бурлюка “Склоны медвежьей горы”,сравнивая ее с “Женщинами полей” Винсента Ван Гога: «Влияние(...) очевидно, но Бурлюк имеет свой метод, где голубая и желтозеле-ная пропитка на солнце используется в мощной собственной мане-ре, характерной для “темпераментного русского”»2.

Бурлюк не скрывал своей любви к творчеству Ван Гога. Особен-но ему импонировали экспрессионистские работы, написанные вовремя пребывания художника в Арле.

Вернувшись в Арль в отель “Норд Пайнас”, Бурлюки поняли, чтовыбор их не самый лучший. В отеле было много студентов из Швей-царии и всю ночь неслись громкие звуки, не дававшие заснуть, темболее что Бурлюки находились в возбужденном состоянии после по-

242


сещения приюта. Но в отеле их ждало приятное известие. Пришлопервое письмо из Америки от сына Никиши с новостями: в музееУитни открылась выставка, где экспонируются работы Д. Бурлюка,главной работой среди его картин была “Башкирская женщина” вкрасивой дубовой раме, сделанной сыном Додиком.

Следующий день Бурлюки начали с покупки двух чистых поло-тен, чтобы немедленно начать работу на берегу моря. Нужно былоуспевать везде. Буквально за углом магазина, в бывшей церкви Свя-той Анны расположился музей Лапидер, где было представлено ино-земное и христианское искусство. Там же саркофаги, вазы и статуи.За дверями, покрытыми темно-красной кожей, – собор Сен-Тропе,самый большой в Арле, здание XII–XV веков.

Бурлюк не оставлял ни одного удобного случая, чтобы делать за-рисовки и этюды, было ли это посещение музея или случайные впе-чатления улицы, или загородний пейзаж. Хорошо знакомые по по-лотнам и рисункам Ван Гога сцены и пейзажи создавали иллюзиюнедавнего присутствия здесь гениального мастера и будоражили во-ображение Бурлюка, вызывая в памяти яркие образы. Это не моглоне оказать влияния на работы Д. Бурлюка, написанные не только в тедни, но и много позже.

Пятого ноября Бурлюки оставили Арль и продолжили путешест-вие на машине туристической компании. После короткой остановкив Сент-Гилле, они добрались до Сент-Мари, где в свое время Ван Гогпровел неделю, наслаждаясь красотой Средиземного моря. Его кар-тины с морскими пейзажами, рыбацкими лодками и видами мест-ных церквей, домами с соломенными крышами и садами хорошо из-вестны, и их копии и репродукции часто можно встретить в общест-венных зданиях и в офисах во всем мире.

С той поры, когда Ван Гог проживал в Сент-Мари, и временем,когда эти места посетила семья Бурлюков, прошло всего 60 лет. Мно-гое переменилось, не все возможно узнать, бомбежки военного вре-мени оставили в наследство руины. Но местный музей хранит не-сколько работ Винсента Ван Гога. На стенах музея старые желтыефотографии провинциальных красот и различные сцены кровавыхпредставлений “Боя с быками”.

У Сезанна

Следующей остановкой в путешествии Бурлюков был Аэ, городстарых платанов. С большим трудом нашли дом, где жил Поль Се-занн. Не многие в городе, кого спрашивали Бурлюки, знали о Сезан-не. Помог владелец книжного магазина. Бурлюкам улицы, аллеи,площади этого провинциального города, казалось, были знакомы поиллюстрациям к произведениям Мопассана, Золя, сделаннымифранцузскими художниками и по многочисленным открыткам. Наздании надпись: “В этом доме 23 октября 1906 года скончался Поль

243


Сезанн”. За два года до смерти художник достроил дополнительныйэтаж в 3-этажном доме и устроил там мастерскую. К сожалению,студия была закрыта. Хозяйка уехала в Париж и открыть комнатуникто не мог. Мадам Лонг, обитательница одной из квартир дома,рассказала, что она приобрела эту квартиру у сына Поля Сезанна в1928 г. Она утверждала, что знала самого художника. Он был малень-кого роста, сутулый, неопрятный человечек. У мадам Сезанн с нимбыло много проблем, особенно в последние годы жизни. Художникбыл странноват и всегда озабочен мыслями об искусстве. Известныслова Сезанна: “Смотрите на натуру, как на цилиндр, шар, конус –все в перспективе. Натура для нас скорее расположена в глубине,чем на поверхности”3.

Другая мастерская, называвшаяся “Павильон”, находилась вчетырех кварталах севернее жилого дома. Улицу, где находиласьмастерская уже успели назвать “Авеню Поля Сезанна”. Большаястудия занимала весь второй этаж, внизу две жилые комнаты. Се-занн был богатым человеком. Отец его, банкир, и сына хотел сде-лать тоже банкиром, поэтому ему пришлось получать соответст-вующее образование, изучать право, но он, слава богу, так и нестал юристом. Неизвестно, кто был занял его место в истории жи-вописи XX века. Сезанн был глубоко почитаем ранними мастера-ми современного искусства, особенно Пикассо и Браком. ПаблоПикассо сказал: “Сезанн. Он был моим единственным учителем.Вы думаете, что я смотрел на его картины? Я потратил года, изу-чая их”4.

Слава пришла к Сезанну только после кончины. Его родствен-ники свободно и легко ликвидировали наследство. Доктор Хри-стиан Бринтон, о котором мы уже говорили подробно, рассказы-вал Бурлюку, что когда какой-то покупатель забирал купленныекартины из мастерской Сезанна, родственники Сезанна давалиему в придачу незаконченные работы, таким образом избавляясьот ненужных вещей. Конечно, они в дальнейшем очень сожалелиоб этом. Доктор Христиан Бринтон встречался с мадам Сезанн вфеврале 1917 года.

Тулуз-Лотрек

Двадцатого ноября Бурлюки направились на поезде в Тулузу,старинный город с многочисленными величественными замками,украшенными великолепными фресками.

Двадцать первого ноября 1949 г. Маруся и Давид Бурлюки оказа-лись в городе Альби, в 70 км от Тулузы. Это город Тулуз-Лотрека.Музей художника находился недалеко от гостиницы, где останови-лись Бурлюки. Здание музея построено в средневековом стиле с ци-линдрическими и коническими формами. Музей был открыт в1932 г.

244


Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек – таково его полноеимя,как и Ван Гог, он был обречен на короткую, яркую и тяжелуюжизнь. Гений рисунка оказался среди новаторов искусства. Работалв Париже. Он рисовал главным образом танцовщиц, проституток –в своей особой манере, отличающейся яркими красками и смелымикомпозициями, рисовал зачастую жидкими масляными красками накартоне. Тулуз-Лотрек вошел в пятерку основателей постимпресси-онизма – Поля Сезанна, Жоржа Сера, Поля Гогена, Винсента ВанГога. Они вобрали в себя многое от импрессионистов, а затем вышлиза пределы коллективных эстетических принципов, и каждый разра-ботал свой отличительный стиль.

В конце 1880-х годов Тулуз-Лотрек обратился к карикатурно-му жанру. Яркий пример – его знаменитые плакаты. Выразитель-ная живость, утрированность шаржа, даже деформация моделибыли симпатичны Бурлюку, он и сам порой использовал подоб-ные приемы, правда, со своими чертами и своей графическойформой. 37-летний рубеж оказался для Тулуз-Лотрека роковым.Ван Гог, Сера, Пушкин, Маяковский также ушли из жизни в этомвозрасте.

На Юго-западе

Двадцать третьего ноября 1949 года экспрессом Бурлюки от-правились в Биарриц к Атлантическому океану. В городе послешторма мокрый асфальт, холодно и неуютно. Пробыв один день вБиаррице, супруги направились в город Перпиньян, почти на гра-нице с Испанией, а оттуда возвратились в Арль, где пробыли ещепять дней, чтобы ознакомиться с музеем “Монпелье”. В музее хо-рошо представлен Гюстав Курбэ. Специальный зал отведен вели-колепному скульптору Жану Антуану Гудону. Здесь же террако-товый бюст Вольтера, копии которого находятся во многих музе-ях мира. Рядом другая скульптура – мрамор, превращенный вткань, обволакивает грациозную фигуру молодой женщины, ко-торую автор назвал Флора. В музейной коллекции представленыи другие мастера: рано скончавшийся Ф. Базиль, один из наибо-лее знаменитых художников XX века Анри Матисс, в то времяеще здравствующий, импрессионистка Берта Моризо, внучка ху-дожника Фрагонара.

Особое внимание супругов Бурлюк привлек художник из Рос-сии, Михаил Кикоин. Он родился в 1892 г. в Резекне Витебской гу-бернии (ныне Латвия). Учился в Виленской художественной школевместе с Хаимом Сутиным, Павлом Кременем и Николаем Циков-ским. В 1912 году Михаил Кикоин вместе с Сутиным и Кременем от-правился в Париж и учился в студии Ф. Кормона, в которой ранее, в1904 г. обучался и Давид Бурлюк. М. Кикоин представлен во многихмузеях мира, но в основном во Франции, где он прожил до конца

245


своей жизни. Умер Кикоин в 1968 г. в Париже. Когда Бурлюки вер-нулись в Америку, они рассказали о том, что видели работы Кикои-на, уже сделавшему себе имя в США, Николаю Циковскому, и этобыло приятным сюрпризом для художника5. С Циковским Бурлюкасвязывала тесная дружба. Он был крестным отцом внучки ДавидаБурлюка, Мэри, родившейся 18 октября 1946 года в семье сына Ни-кифора и его жены Джанет.

Тридцатого ноября 1949 г. Бурлюки отправились в Ним. В пер-вую очередь они посетили местный художественный музей, обла-дающего большим количеством картин различных школ. Особен-но широко там представлены голландцы: Ван Лоо, П. Потер,А. Брауэр и несколько работ Теньера Младшего. Бурлюки в воспо-минаниях об этом музее отмечают, что несмотря на то что музейпровинциальный, в его фондах можно обнаружить настоящиешедевры Джозефа Вернета, Фрагонара, Дюрера, Клюэ, Ле Наина,Шармантьера.

Давид Бурлюк, получивший только на склоне лет возможностьполностью посвятить себя искусству, часто сравнивал свою судьбу ссудьбой французского энтомолога Фабра6, и наконец они впервыеувидели его терракотовый бюст в музее Нима. Вторую половину дня,они провели в колизее “NIMS”, сдавленного новыми постройками вцентре города.

Последний день в Арле. В городе много исторических мест, свя-занных с искусством. Табличка на доме: “В этом доме творил скульп-тор Арлезьен Жин Деду. 1646–1727”. У дома городского типа, возлелестницы – мраморная группа “Слепой и парализованный человек”работы Арлезиана Жана Туркана. Это символическое представле-ние о молодости и старости, исполненное по-академически сухо.Скульптор завершил работу в 1888 году, в то же время, когда Ван Гогнаходился в Арле. У другой лестницы возвышается группа патриотоввойны, созданная Феригулой, который лично знал Ван Гога. Феригу-ла умер в 80 лет, будучи профессором Мистраль Колледжа и членомсовета “Арлато музеум”. В зале этого музея находится бюст Ван Го-га, выполненный Гастоном Де Луппе. Им же выполнен бюст Ван Го-га меньшего размера, отличающийся весьма точным портретнымсходством с гением. Друзья Бурлюков г-жа и г-н Гарагноны подари-ли им копию бюста, и он занял почетное место в личной коллекцииБурлюков в Америке.

Бурлюк поставил перед собой цель: находясь на святой для не-го земле, где творил великий Ван Гог, непременно отыскать ти-пичную арлезианку и запечатлеть ее на холсте. С помощью знако-мых такая яркая представительница, с красивыми белоснежнымизубами и великолепными черными глазами, была найдена. Еюоказалась экскурсовод “Арлато музеум”. Звали ее Анни. В холод-ном швейцарском зале музея, где выставлены работы художника,журналиста, музыканта и специалиста по провансальскому языкуМ. Фаярда, при слабом свете был написан портрет арлезианки в

246


традиционном платье. Таков был заключительный аккорд посе-щения Арля, города, который теперь известен всему миру благо-даря Винсенту Ван Гогу.

Декабрь Бурлюки провели на “Cote d’Azur” (Канны, Ницца,Грасс). В январе, феврале и марте они посетили Геную, Пизу, Луку,Пистою, Флоренцию, Рим, Неаполь, Ишию, Помпею, Сорренто, Ка-при, Позитано, Салерно, Пестум, Мессину, Палермо, Сиракузы, Ве-нецию, Люцерн, Париж, Амстердам, Лондон.

31 марта 1950 г. они покинули Европу из Шербурга и 5 апреляприбыли в нью-йоркскую бухту.

Вернувшись из европейского турне, Давид Бурлюк тут же при-ступил к доведению работ, написанных в Европе, до полного, закон-ченного состояния и представил их на традиционной декабрьскойвыставке в галерее АСА, которая выставила 14 его работ, написан-ных во Франции на мотивы Ван Гога.

Юбилейный год

9 июля 1952 г. Давиду Бурлюку исполнилось 70 лет. К этомупразднику семья Бурлюка устроила выставку его коллекции варендованном помещении по адресу 119 Вест 57 Стрит. Из извест-ных художников и скульпторов на выставке были представленыработы Николая Фешина, Рафаэля Сойера, Николая Циковского,Филиппа Эвергуда, Абрагама Волковица, Бориса Григорьева, Ха-има Гросса, Константина Терешковича, Абрагама Маневича, Ар-чила Горьки, Джона Граама, Наума Чакбасова, Николая Василье-ва, Михаила Ларионова, Натальи Гончаровой, и других. В № 27“Color & Rhyme” перечислены все работы, представленные на вы-ставке. В декабре юбилейного года в галерее АСА открылась оче-редная выставка работ Д. Бурлюка. Уже стало традицией в декаб-ре каждого года, вплоть до 1963-го, открывать выставку Д. Бурлю-ка в этой галерее.

На пороге семидесятилетия Бурлюк не утратил интереса к жиз-ни. Мажорное звучание его произведений, постоянно проявляю-щийся в них оптимизм мироощущения, утонченный вкус эмоцио-нально воздействовали на зрителя, увлекая его в сферу идеальныхобразов, сообщали ему чувства умиротворения или смутной, но за-вораживающей тревоги. Критики писали: он примитивист и сюрре-алист, импрессионист и экспрессионист одновременно. Что бы онни создавал – результат блестящий.

1 Маяковский В.В. Избранные сочинения. М., 1949. C. 151.2 Phillips D. Art and Understanding // Vol. 1. November, 1929. № 1. P. 61.3 Словарь искусств. 1996. C. 388.4 Brassai. Conversations Avec Picasso. P., 1964. P. 99.

247


5 Николай Циковский (1894–1984) родился в Пинске Минской губ., учился в Ви-ленской и Пензенской художественных школах, во ВХУТЕМАСЕ; в 1923 г. эмиг-рировал в США; участвовал в Нью-Йорке в 20 персональных выставках; предста-влен во многих музеях США, в том числе в Бруклинском музее и Музее современ-ного искусства в Нью-Йорке; умер и похоронен в Аризоне в 1984 г. (Лейкинд О.Л.,Махров К.В., Северюхин Д.Я. Художники русскго зарубежья. 1917–1939. Нота-бене 1999).

6 Жан Анри Фабр (1823–1915) – французский энтомолог; исследовал образ жиз-ни и инстинкты насекомых, в том числе пауков и скорпионов.

248


ШМУЦ

249

ОБОРОТ

250

Канун Рождества на судне

ПППП ризнание публикой и критикой, а также материальная ста-бильность позволяли Бурлюку продолжать вести в 1950-е го-ды тот образ жизни, к которому он стремился долгое время:

путешествия помогали ему ощутить сопричастность к мировой куль-туре, получить новые творческие импульсы, почувствовать внутрен-нюю свободу, уверенность в себе и передать это зрителям и читате-лям. Свои впечатления от дальних поездок Давид и Мария Бурлюкипубликовали в издаваемом ими журнале “Color & Rhyme”. Журналпользовался спросом и рассылался всем желающим. Очередное пу-тешествие Маруся Бурлюк описала в № 30 за 1955 г.

24 сентября 1953 г. Давид Бурлюк с Марусей ступили на теплоход“Андре Дориа” на пирсе Манхэттена. Багаж состоял из 2 чемоданов,дорожной сумки, этюдника, коробки с 10 натянутыми холстами имольберта. По американским понятиям это был канун Рождества. ВАмерике начинаются готовиться к Рождеству очень рано. В концесентября уже подсвечиваются деревья, на улицы выходят СантаКлаусы, позванивая в колокольчики, призывая прохожих пожертво-вать деньги для благотворительного общества “Salvation Army”, вит-рины магазинов заполняются новогодней мишурой, реклама на то-вары объявляет о сниженных ценах, везде слышится голос Синатрыи Кросби, исполняющих рождественские песни. Кругом настроениепредпраздничное. То же, но в меньшей степени происходило на “Ан-дреа Дориа”. На верхней палубе рождественская елка. Судно тихо,без гудков отошло от причала. Жемчужные небоскребы и статуяСвободы постепенно исчезали в тумане. Бурлюки вновь отправи-лись в долгий путь, теперь уже к берегам Португалии. В долгом мор-ском путешествии люди обычно быстро знакомятся. Вот один при-мер: господин Эркан – турок, изучавший химическую технологиюв университете Теннеси, рассказал, что он женился на студенткеэтого же университета. Она улетела на неделю раньше. Бурлюковудивило, что он читал коран на английском языке. Эркан рассказал,что отец его был владельцем бани в маленьком городе. На востоке ба-ня – лучшее место для отдыха и бесед. Маруся вспомнила услышан-ную когда-то древнюю турецкую историю: «Одна из посетительницв бане задала вопрос, что такое любовь? Оказалось, что на этот воп-рос было очень трудно ответить. За ответом молодая девушка со сво-ей служанкой отправились на вершину горы, где в пещере жил пра-

251

ведник. К вечеру путешественницы добрались до цели. “О, я знаючто такое любовь”,– сказал старец. Но оказалось, что он кастрат. Та-ким образом, ответ на вопрос, заданный в бане так и остался откры-тым». Химик с гордостью рассказал, что прочитал на турецком язы-ке “Отверженные” Гюго.

Бурлюкам стало известно, что судовой врач родом из Тамбова, нокаким-то образом оказался в гитлеровской армии во время Второймировой войны. Сейчас он американский гражданин. Состоялосьзнакомство со скульптором русского происхождения Русиным, на-правляющимся в Италию с женой и детьми, познакомились с худож-ником, тоже выходцем из России, Сипориным, занимающимся рос-писью стен.

Бурлюк писал акварельные эскизы на палубе, вокруг него собира-лись многочисленные зрители. Голубоглазая женщина с удовольстви-ем позировала Бурлюку на фоне парусника и зеленого океана. На кар-тине она выглядела моложе. Позирующая женщина – француженка,профессор французского языка в Калифорнийском университете.Она пересекала Атлантический океан в двадцатый раз. Когда Марусястрадала от морской болезни, эта женщина всегда была рядом и гото-ва была помочь. Здесь же они встретились с пожилой итальянкой, ко-торая прожила в Америке 41 год. Она направлялась в Милан, где жи-вет единственная из близких ей людей, подруга детства, которая в те-чение 41 года посылает ей в Америку итальянские газеты.

Познакомились они и с участником войны, итальянцем 32 лет. Онработал каменщиком в Бостоне. Чтобы как-то скрасить часы моно-тонной работы, начал петь. Однажды известный слепой певец БруноАскол, проезжая мимо, услышал его пение, пришел в восторг от го-лоса каменщика и отправил его на свои деньги учиться в школу Эд-варда Лебегофа на полгода. Впоследствии молодой певец блестящепрошел конкурс в “Метрополитен опера” и даже получал стипен-дию. Теперь он направляется в Милан к Эдварду Лебегофу, проводя-щему там зиму, чтобы продолжить свое образование. Единственное,что смущает певца, это его внешность. По его собственному опреде-лению, он похож на таракана.

Красавица “Андреа Дориа” пересекла океан, и 30 декабря 1953года два буксира подтянули ее к лиссабонскому причалу.

Лиссабон

Бурлюки остановились в отеле на площади Свободы. Окна номе-ра смотрели на узкую улочку, по которой двигался трамвай, пере-полненный пассажирами. Хорошо отдохнув, на следующее утро ониотправились на прогулку в город.

Португалия давно привлекала Бурлюков своим историческимпрошлым с его средневековыми корнями XIV и XV веков и великимхудожественным наследием.

252


Бурлюки проводили много времени на улицах Барселоны, на-блюдая, как местные женщины ловко балансируют, перенося грузына голове. На их сильных голых ногах шлепанцы. У большинствамужчин темные загорелые лица и черные волосы. Много интерес-ных сцен, которые сначала ложатся на эскизы, а затем в отеле пре-вращаются в масляные работы. То, что они увидели здесь, былоочень красочно и экзотично. Расцвеченные киоски на берегу залива,парусники в открытом море, древние города, взобравшиеся на вер-шины гор, тротуары, украшенные мозаикой, по которой ступают пе-шеходы, и удивительная чистота везде.

Маруся в своих записях отмечает, что люди кругом очень привет-ливы. Бурлюк легко улавливает смысл португальской речи и легкосправляется с газетами.

За вход в Музей современного искусства они заплатили сумму,эквивалентную восьми американским центам. Картины Колумбано(1857–1927) занимают огромный зал. Особо привлекали их внима-ние четыре музыканта на картине “Концерт”. Человек сидит за фор-тепиано, ноты лежат на переднем плане. Искусно выписана пачкабумаг. Все четыре певца стоят с открытыми ртами, чувствуется, чтопоют они с огромным воодушевлением. Картина Колумбано “Обед”написана в Париже в 1885 г. За длинным столом расположились ис-ключительно мужчины, некоторые в высоких головных уборах. Ря-дом слуга в белом, держит над головами сидящих поднос с краснымиселедками. Художник запечатлел его в стремительном движении.Картина Хосе Малхоа “Пьяницы” написана в 1907 г., по манере на-поминает “Запорожцев” Репина. “Юность” Моиса Кислинга – юно-ша на фоне зеленоватого океана, очень выразительно написаны ру-ки и глаза. Моис Кислинг был учеником Бориса Григорьева. Худож-ник Александр Каванел, предположительно ученик Энгра. Бурлю-кам очень запомнилась его работа “Портрет женщины с ребенком”.

Антуан Бурдель представлен “Маской”, написанной в античномстиле. В течение 25 лет Бурдель был помощником у Родена. Прият-ным сюрпризом для Бурлюка была работа уже упоминавшегося на-ми профессора Феликса Кормона, у которого Бурлюк учился в1904 г. в Париже – декоративная композиция под названием“Этюд”, выполненная в приятных, мягких тонах.

3 января они поднялись на лифте в Археологический музей. Ма-руся делает запись: “Музей расположен в древнем монастыре кар-мелитов. Во время землетрясения этот храм был разрушен. Он нахо-дится на месте, где были скамьи для прихожан в церкви. Над головойвместо потолочного свода голубое небо с белыми облаками. Ангелызамещены воркующими голубями, гуляющими на высоте около 100футов в узких проемах окон. На траве, покрытой различного цветаперьями, голуби серые, коричневые и даже черные. Кругом фраг-менты обезглавленных скульптур...

Мы перешли в отстроенную часть храма. Помещение высотой в15-этажный дом. С поперечной балки свисают три огромных све-

253

Глава VIII. Португалия (1953)

тильника на цепях. В середине помещения установлен гроб, по кра-ям которого художественные изображения. На крышке скульптур-ное изображение усопшего. Зияющее отверстие в одной из сторонгроба говорит о том, что он подвергался ограблению. На возвыше-нии под окном огромный стол с серебряными подсвечниками и боль-шая гора сложенных стульев. Воздух в помещении тяжелый и отдаетплесенью. Высоко, наверху, под сводами потолка, где хорошо отра-жается эхо, густая сеть паутины. Передний хол завален древнимикаменными саркофагами. Время стерло с них очертания рук, лиц иодежды. Кажется, что со стен исходит плесенная пыль веков. Подоб-ное помещение с левой стороны посвящено археологической библи-отеке. Книги в кожаных переплетах с золотым тиснением покоятсяза стеклами громоздких шкафов. На корешках можно прочитать:Mraues de Lozoyo. Historia del Arte Hispano – четыре тома; Manso deLimo. Familias de Portugal – четырнадцать томов. На правой стеневисят портреты правителей этой земли, разных времен и в различ-ных облачениях. Нужно быть суперэнтузиастом археологом, чтобыпроводить часы, а особенно дни, копаясь в прошлом, в могильной ат-мосфере с тяжелым запахом смерти”.

Первая остановка в Куэлузе. Маруся еле успевает записывать заэкскурсоводом: “Замок Марии Первой строился с 1758 по 1794 года.Паркетные полы, мрамор, зеркальные двери, кровати с шатрами.Все это в прекрасной сохранности и говорит о светской жизни оби-тателей этого замка, закончившейся в 1910 году. Замок превращен вмузей. Вот комната, служившая будуаром для Марии Первой. Она неотличалась красотой и, видимо, для нее было большим испытаниемвидеть себя в многочисленных зеркалах замка. Она недолго там про-жила. Обитателем замка стал один из наполеоновских генералов.Здание замка было построено в стиле барокко времен Елизаветы”.

Далее Маруся рассказывает о посещении замка Синтра: «Не-большой городок, построенный по специальному военному плану,чистый и смиренный. Несмотря на то что Синтра, охотничий замок,опустошался в течение веков вслед за выдворением марокканцев изПортугалии в 1165 году, к удивлению, здание сохранено нетрону-тым. Его стены, крыши, окна, двери и редкая восточная керамика настенах и в полу сохранились в хорошем состоянии. Позже порту-гальские короли восстановили Синтру во всей его восточной красо-те. К входу в замок ведет широкая парадная лестница. Тяжелые сво-ды и арки, проходы покрыты мраморными плитами, а стены зеле-ной, голубой и желтой керамикой. В огромном зале паркет, выло-женный из дорогостоящих тропических пород дерева, впечатляющеинкрустирован замысловатыми рисунками. Марокканцы очень лю-били празднества. В двух гигантских залах ряды очень примитивныхглиняных печей, на которых десятки поваров изощрялись в своемкулинарном искусстве, использовали древесный уголь, готовили аф-риканскую еду. У стены стоит большая металлическая клеть с прово-лочными полками, на которых пекли хлеб. Посреди зала на камен-

254


ном полу лежат поленья, над которыми на чугунной решетке жари-лись на огне целые туши быков, овец и всех других диких животных,убитых на охоте в лесах. В помещении запах горелого мяса, сгорев-шего угля, следы пламени, достигающие потолочный свод, два отвер-стия в форме гигантских бутылок из-под шампанского. Эти кониче-ские дымовые трубы достигают высоты около 200 футов над крыша-ми замка Синтра. Странная комбинация большого количества зда-ний с сотнями окон и бесчисленных дверей и лабиринтов вьющихсяпроходов. Синтра – сегодня большой музей, тесно связанный с ис-торическим прошлым Португалии, с его романтичными страницамивойн, радостей и борьбы за власть. В центре замка его мусульман-ские строители соорудили мечеть с бесценными выложенными по-лами и с изображением тысячи белых голубей, написанных на по-толке на фоне розовой штукатурки. Мечеть ныне трансформирова-на в христианскую церковь. В угловой башне Синтры сводчатые по-толки декорированы оленьими рогами, обмотанными белыми лента-ми. В соседних комнатах для сборищ – фрески на тему Дон Кихота.Дон Кихот словами Мигеля де Сервантеса Сааведры говорил: “Какговаривала моя бабка, в мире есть только две большие семьи – иму-щие и неимущие”. Там же еще два зала, где на картинах запечатле-ны два эпизода из жизни португальского короля Джона Первого. Ко-роль Джон был высмеян распространенными слухами придворных,что он себе позволил поцеловать привлекательную служанку в сво-ем саду. По этой причине король приказал оформить стены столовойтысячью сороками, как символ распространения сплетен. Каждая изэтих птиц держит в левой лапке чайную розу. Этот же самый корольДжон Первый выдал свою дочь за принца далекой страны. Ее женихпослал своей будущей невесте двух лебедей. Отец ее приказал деко-рировать помещение, где она обедала в последний раз в своей род-ной стране, двадцати семью медальонами с изображением лебедей,имея в виду количество фресок, соответствующих ее возрасту илипредположительно дату ее прощального ужина. Под крышей замкаСинтра находится мансарда, где Педро Второй держал в заточениисвоего брата Альфонсо Шестого. Здесь бедный юноша закончилсвою мучительную жизнь на восьмом году своего заточения. Два ок-на большого зала смотрят на вершину соседней горы, где видны ос-татки стен и башен марокканского укрепления, которое было захва-чено португальцами в 12 веке.

В первой песне своей поэмы “Чайльд Гарольд” Байрон посвятилоколо 90 строк необычному живописному месту на Западе Евро-пы.Этот великий англичанин посетил замок Синтра в 1809 году».

Подробный рассказ Маруси переносит нас в далекое прошлое ирисует в воображении яркую картину, словно оживают полотна ста-рых мастеров.

С вершины горы, где находится городок Синтра, они спустилисьна автобусе к замку Пена. Маруся продолжает рассказ: «В 1497 годуКороль Эммануэль Первый дал клятву построить здесь на скале мо-

255


настырь “Pena”, если Васко да Гама (1460–1524) добьется успеха всвоей первой попытке проплыть вокруг земного шара. (На Порту-гальском языке слово “Pena” без черточки поверх “n” означает нака-зание. А если буква “n” имеет черточку над собой, это значит – ска-ла. Байрон просмотрел черточку.) Этот монастырь строился с 1503по 1511 год. В 1499 году Васко да Гама проплыл свой первый маршрутвокруг мыса Доброй Надежды в Индию. Участником этого плаваниябыл португальский поэт Камоэнс, автор поэмы “Luchiades”. Эта ма-ленькая церковь и монастырь сохранились невредимыми с древнихвремен вместе со статуей Николаса Кантонене, покровителя море-плавателей. Из окна этого древнего монастыря Эммануэль Первыйнаблюдал за белыми парусами флотилии. Начиная с 1840 года и даль-ше португальские правители построили вокруг монастыря, исполь-зуя вулканическую лаву, базальт, гранит, охотничий замок “Пена” сфантасмагорическим архитектурным оформлением, похожим на те-атральную декорацию. Если замок Синтра не содержит большогоколичества мебели и предметов домашнего обихода, в замке “Pena”интерьер заполнен драгоценностями португальских королей. Здесьв 1910 году в часы переворота, свершенного военной хунтой, послед-ний из королей Эммануэль Второй со своего высоко расположенно-го дворца, безнадежно всматривался в горизонты голубого океана,надеясь увидеть черные точки некой флотилии, которая могла бывмешаться в события, чтобы помочь ему».

Далее в своих записях о путешествии по Европе Маруся приво-дит слова Гёте: “Человеческая жизнь разделена на три периода: одинпериод – это детство и образование, второй – путешествия и поз-нание мира, и наконец, последний – период созидания или созида-тельной энергии”. К Бурлюку, конечно, это утверждение применимос трудом, так как его созидательная энергия возникла задолго до на-чала его путешествий, но он посчитал это мудрой ремаркой, оптими-стически надеясь на новые победы в своем творчестве.

6 января 1954 года был для них днем в духе сказок Ганса Христи-ана Андерсена. Предстояло посетить Национальный музей карет(Museu Nacional dos Coches). В начале XVIII столетия, недалеко отдворца Palacio-de-Belem, была основана школа верховой езды. Онапросуществовала до 1910 г., когда король Эммануэль Второй потерялсвой трон. Направляясь в музей, Маруся и Давид Бурлюки мыслен-но переместились во времена, когда лошадь была непременным ат-рибутом жизни. Даже слово “сavalier” в латинском и испанском язы-ках тесно связано со словом “лошадь”. В те времена существовалопонятие, что всадник имеет преимущество перед пешим человеком.Во-первых, по причине того, что ему как бы передается сила лошади,во-вторых, он становится выше в два раза. Отзвук того времени до-шел и до наших дней. В элементарной механике все еще существуетшкала измерения Л.С. (лошадиная сила). К началу XX в. постепеннолошадь почти перестала использоваться как транспортное средство,как силовая тяга к экипажам. С изобретением паровой тяги появи-

256


лись паровозы. Здесь воспоминания Бурлюков, переходят к Уитсле-ру, который строил первую железную дорогу из Санкт-Петербурга вМоскву – с 1842 г. до конца своей жизни – 1849 г. Его сын ДжеймсМаклейн Уистлер, как уже говорилось выше, был выдающимся аме-риканским художником, учеником Санкт-Петербургской Академиихудожеств и школы Курбе, который прожил долгую жизнь в Пари-же, а затем переехал в Англию.

8 января Бурлюки отправились на автобусную экскурсию в Фа-тиму. От Фатимы уже недалеко до известного города Порто на севе-ре Португалии. Всего 165 километров. Еще не было семи часов утра.За окнами полная темнота и мороз. Долины сплошь покрыты вино-градниками. По дороге часто встречались огромные аккуратно сло-женные штабели заготовленных дров. Поля в долинах цвета светло-го какао обрабатываются вручную. Фермерские дома покрыты чере-пицей. На возвышении ветряные мельницы стоят группами, как вромане Сервантеса, с лопастями, похожими на мальтийский крест,как на парусах флотилии Васко да Гама. Некоторые из них в движе-нии. Конические крышы, покрытые черной смолой контрастируют сбелыми стенами их небольших башен. Проезжая города и населен-ные пункты, автобус пробирается по узким улочкам, заполняя собойвсе пространство, не приспособленное ни для одного вида транспор-та. Видимо, жизнь здесь не сильно изменилась за последние пятьстолетий со времен Сервантеса и Шекспира. Они проехали извест-ное место Caldas-da-Rainha – естественные горячие ванны, постро-енные какой-то королевой. Зимой они не функционируют. Затемместечно Назаре. Даже в эти холодные зимние дни местное населе-ние не носит обувь, предпочитает ходить босиком. Земля там чистаяи теплая. Женщины носят от пяти до семи цветастых юбок, одну по-верх другой, волнами обвивающих их бедра. Гид предупредила путе-шественников, чтобы они не давали денег местным попрошайкам,иначе не будет отбоя от них. На берегу, в месте, где океан разрезаютволнорезы, вытянулась линия одно-, двух- и трехэтажных домиков спластиковыми стенами, различных цветов. На берегу десятки рыбо-ловных суденышек различной формы и тоже разного цвета, с высо-кой носовой частью, хорошо знакомые по картинам Ван Гога. Хотьволны кажутся спокойными, зелено-голубыми, северный ветер под-нимает песок с берега и больно хлещет по глазам. Лица рыбаков не-подвижны и строги. Сети сушатся на берегу. Женщины с плоскимикарзинами, наполненными сардинами снуют в разные стороны. Притаком ледяном ветре перед приезжими вдруг появились три малыiа,младшему из них не было и трех лет. Помимо того, что они босиком,что принято в этой местности, они еще и без штанов. Удивительно,как они выдерживают такие холода.

Португалия – страна порядка. Размеренная жизнь поддержива-ется строгим полицейским контролем. Француз, находящийся вгруппе, говорит Давиду Бурлюку: “Здесь на берегу разрешено рисо-вать картины только летом”. Гид показала туристам на двух солдат с

257


винтовками. Бурлюк все же, осторожно оглядываясь, сделал не-сколько набросков. Через полчаса автобус доставил их в маленькуюдеревню под названием Алкобака. Здесь в XII в. был построен боль-шой собор из местного песчаника в строгом готическом стиле. К со-жалению, здесь царило полное запустение. В одной из часовен час-тично сохранилась великолепная многокрасочная керамическаягруппа, в которой все фигуры ближе к зрителю обезглавлены. Гидпрокомментировала, что это было сделано Наполеоном. Бурлюк за-метил: “Эта красивая пустота необыкновенна. Никому не нужныйсобор стоит в середине простоты и бедности в провинции, как ги-гантский труп какой-то изчезнувшей мощи”.

Возвращались они по пустынным дорогам в столицу Португалиив полной темноте. Из окон автобуса можно было видеть, как сквозькаменные стены фермерских домов пробивался едва заметный светкеросиновых ламп. Национальный Музей искусств Антига располо-жен на горе, откуда открывается вид на пристань и причаливающиеокеанские лайнеры. Музей вполне подходит под категорию выдаю-щихся, не только из-за великолепия самого сооружения, но и из-забольшого количества ценностей, собранных в нем. Маруся в своихзаметках отмечает некоторые из них. Поражает информирован-ность, знание древностей и тщательность отбора. Записи ведутся до-вольно сжато: «В зале живописи загадочное полотно Д.А. Бакера,умершего в Амстердаме. С полотна на вас смотрит эмоциональносмеющаяся блондинка “цыганка”, держащая в пальцах золотую мо-нету, не скрывая свои мягко округлые белые яблоки грудей. Девуш-ка узнаваема каждому любителю живописи по бессмертной работе,написанной Хальсом. Бакер изобразил ее, когда эта “цыганка” былалет на пять моложе. “Цыганка” была профессиональной моделью,позируя вначале малопопулярному мастеру Бакеру. В соседнем залеогромнейшая работа Иоахима Патинира, фламандский живописец,творивший в Антверпене. Писал пейзажные фонды для других ху-дожников. Много работал с Квентином Матсисом, нидерландскимживописцем. Там же триптих “Искушение Святого Антония” Хие-ронимуса Босха (представителя раннего нидерландского Возрожде-ния, изображал простых людей и их пороки в карикатурном виде;после его смерти многие его работы поступили в коллекцию Филли-па II Испанского). Там же работы великих – Ганса Мемлинга, фла-мандского живописца, Бартоломе Эстебана Мурильо, испанскогоживописца, Франциско Сурбарана, после Веласкеса наиболее зна-чительного испанского живописца барочного периода и черно-бело-го Хосе Хусепе Рибера, работавшего в Италии”. Давид и Мария про-ходили по залам: «...работы сэра Томаса Лоуренса, знаменитого бри-танского портретиста. Два квадратных зала увешаны полотнами, по-даренными известным русско-армянским нефтяным магнатом Го-лумбекяном, среди которых Густав Курбе – французский худож-ник, Джон Хоппнер – нглийский портретист, соперник упомянуто-го Лоуренса, Шарль Франсуа Добиньи, начал как представитель бар-

258


бизонской школы, затем перешел к импрессионистам; Джошуа Рей-нолдс – английский живописец, портретист, первый президентАкадемии художеств Великобритании; так же две великие работы“Инфанта” Веласкеса и женская голова Кранаха».

В дневнике Маруси запись: «Мы находились в Лиссабоне с 30 де-кабря 1953 г. по 14 января 1954 г. Лиссабон с населением только200 000 человек, столица чудной миниатюрной страны. В этот мор-ской порт устремляются различные предметы импорта из МадейрыАзорских островов и многочисленных португальских колоний и за-висимых стран. Около четырнадцати территорий в Атлантическом,Тихом и Индийском океанах тропических стран, где миллионы ихжителей работают на эту исключительно миниатюрную территориюИберийского полуострова. Наполнение, содержание, безопасностьи здоровье многих семей в этой стране зависит от “modus vivendi”.Португальцы управляют этими колониями веками, используя харак-тер с тенденцией военных приказов и дисциплины. Существует вмире понятие “изысканный, как португалец”. В витринах книжныхмагазинов, рядом с местными авторами много книг известных фран-цузских авторов: “Атлантида” Пьера Бенуа, Анатоля Франса, РоменРоллана, Пьера Лоти. До свидания, до свидания, и спасибо, миниа-тюрная, прекрасная страна».

259


260


ШМУЦ

261

ОБОРОТ

262

По пути в Марокко

ЕЕЕЕ два успев передохнуть от потока информации и увиденного вПортугалии, 14 января 1954 г. Бурлюки направились к берегамафриканского континента на корабле “Конте Бьянкомане”.

Гибралтарский пролив был пройден за два с половиной часа. Днев-ник Маруси пополнился новыми записями: «В порту по прибытию,мы испытали страх и недоумение. Нас окружила толпа темнокожихлюдей, арабов в своих национальных фесках и тюрбанах. Бирки наполучение багажа были у нас выхвачены. Мы оказались полностьюпотеряны в этом хаосе, шуме, беспорядке. Высокий, толстый, гарем-ного типа мужчина в голубом халате и красной феске взял нас подсвое покровительство: “Меня зовут Чарли. Мой номер 25. Не бой-тесь… Вы хотите в Касабланку? Стойте здесь… там они стреляют,убивают”, – сказал он. Наконец багаж появился, влекомый четырь-мя носильщиками на каждое место. Началась борьба. Багаж леталнад головами аборигенов, каждый из которых претендовал на опла-ту услуг носильщиков. Было не до смеха… Мы были полностью без-защитны».

В первый момент Африка поразила Бурлюков своей широтой иуникальным характером людей, их особой красотой и странной, не-обычной жизнью, которая была известна по сказкам “Тысяча и однаночь”. Облака наплывают на берег этого континента с Европы (Ис-пании), которую видно на горизонте, где в это время года холодно илежит снег, они необыкновенной формы и цвета. Номер в гостини-це “Лютеция” достался им с балконом, с которого открывался вид наТанжер и американские военные корабли, стоящие в порту. Тан-жер – интернациональный город. Белый люд здесь одевается хоро-шо и на улицах не видно нищеты, как в Испании в Алгесирасе передвходом в шикарный отель “Кристина”, хорошо известный туристам,путешествующим из Гибралтара или Севильи в Африку. Запланиро-вано было пробыть в Танжере десять дней, после чего отправитьсяна автобусе в Касабланку. Бурлюк написал портрет Чарли спасателяна местном причале. Бурлюк также написал портрет “Фатимы” в зе-леной чадре и сделал много набросков и эскизов, запечатлевших ко-лоритные сценки из городской жизни.

С наступившими сумерками, взяв такси и погрузив чемоданы,мольберт и коробку с красками, они направились на автобуснуюстанцию. Автобус отправился с опозданием, когда было уже совсем

263

светло. Маруся делает запись: “Часть города, которую мы проезжа-ем, напомнила дореволюционную Одессу. Пассажиры втобуса в ос-новном арабы. Некоторые из них худощавые, в национальных кос-тюмах, выглядят как наездники. Их сопровождают жены, покрытыечадрой и вуалью на лице. Трясущийся, антикварный автобус дви-жется со скоростью 30 миль в час по извилистой, узкой дороге. За ок-ном полупустыня с редко встречающимися карликовыми деревья-ми, острыми скалами и камнями. Между ними пасутся стада овец,коз и коров. Повсюду видны перемещающиеся лошади и ослы. Явдруг увидела волка и вскрикнула от удивления. И в самом деле, бу-квально в 20 футах на нас смотрело большое живое существо”.

Они пересекли международную и испанскую территорию и ока-зались во французском Марокко, где их ждал новый комфортабель-ный автобус. Здесь дороги в какой-то степени напоминали амери-канские. Дорога разделена оранжевой полосой. Машины движутсяуже со скоростью до 50 миль в час. Из дневника: “Местные рабочиебогатых владельцев земли здесь пашут с волами и сопровождаютсябелыми длинношеими цаплями. Они совершенно не боятся людей.Аисты прогуливаются вблизи стада животных. Я заметила большуюобезьяну, прячущуюся за кустами в поле. Птицы, птицы… огромноеколичество, их перья различной формы и красоты пригодились быдля украшения женских шляп, модницам больших городов богатыхстран”.

В 11 вечера Бурлюки прибыли на автобусную станцию Касаблан-ки. Оттуда проехали в Рабат, столицу Марокко, и затем в Форт Ла-тей, далее к руинам Волюбилиса, древней столицы колонии римлянв Северо-Западной Африке и оказались на границе Сахары по доро-ге в древний город Марракеш. Бурлюки путешествовали в автомоби-ле миллионера господина Мерло, бизнес которого, как можно дога-даться по его имени, вино и американские автомобили. Горы по со-седству покрыты снегом. В это время они привлекают большое коли-чество любителей горнолыжного спорта.

Автобус пробегает мимо деревень древних отцов этого уголка се-вера Африки. Бурлюк делает наброски бытовых сцен. Экзотика ок-ружающего мира не позволяет художнику расслабиться ни на мину-ту. Он уже давно не видел, как обрабатывают землю примитивнымспособом, делая в ней углубления остроконечными кольями. Бурлюквырос в провинциальных сельскохозяйственных имениях, где руч-ная пахота земли была привычным делом, но в середине XX в. подоб-ное зрелище выглядело весьма странно.

Маруся в своих записях тонко подмечает этнические особенно-сти: «Встречающиеся поселения застроены коническими камышо-выми домиками, покрытыми соломой. Аборигены называют их “ну-ала”. Плетеные заборы служат населению местом хранения для гли-няных амфор, посуды и т.д. Для взбивания масла и хранения смета-ны, местные жители используют баранью кожу, которая называется“гирба”. Вся домашняя утварь арабов либо из глины, либо из луже-

264


ной меди. Полы в нуалах глиняные. Окна и двери отсутствуют. Что-бы забраться в нуалу, посетитель должен опуститься на четверенькии проползти через отверстие, находящееся на стороне восхода солн-ца. Огонь разжигается внутри жилища и для дыма нет никаких спе-циальных отверстий. Перед входом, посетитель должен снять обувьи обмыть руки перед приемом пищи. Вся еда располагается на низ-ком столике, высотой около девяти дюймов. Перед едой подаетсячай в стеклянной посуде, по желанию подается сахар. Ложки, вилки,ножи, отсутствуют и процедура еды подобна пещерной. За столом,за трапезой обычно сидят мужчины, а женщины ихобслуживают.

У арабов разрешено многоженство и для хорошей репутации ре-комендуется иметь не более четырех жен, как сказано в Коране. Ку-пание на арабском языке “амам”, это церемония, уходящая в глубьистории этого народа и имеющая стойкие традиции. Купание, илибаня, имеет в виду следующую процедуру: три бассейна с холодной,теплой и горячей водой. После мытья в бадье, купающийся окунает-ся во все три бассейна, начиная с горячего. Вода в бассейнах не ме-няется, если даже моются 20–25 человек. Бани амам функциониру-ют круглые сутки. К полуночи – для усиления секса, к полудню –для расслабления. Пятница самый популярный банный день. Наженских лицах татуировки. Точка на лбу –”буджа”. Линия на под-бородках – “сиела”. На руках и на ногах крестики. Крестики толькоу женщин, предки которых пришли много веков тому назад из Ара-вии в Марокко. Они принесли с собой ислам в местные племена бер-беров. Язык берберов древний и до сих пор в обиходе. Женщиныэтих племен не имеют татуировки и не носят чадры ⟨…⟩. Кочевой об-раз и качества характерны для них (берберов). Отличные наездникии воины. Слово “Иншала” – произносят они перед отбытием, что оз-начает “С Богом, пока”. По другую сторону Атласных гор, живут ту-ареги, относящиеся к группе берберов. Они ведут кочевой образжизни в пустыне Сахара. Основной род занятий, это торговля чаем,драгоценными камнями и коврами. Самое известное их поселе-ние – Шишова. Женщины ткут ковры из овечьей шерсти. Одежда утуарегов голубого цвета. Мужчины отворачивают лицо от чуже-странцев. В школе мальчики изучают Коран. Берберы и арабы курят“кайф” – табак, содержащий наркотик. “Кайф” запрещен во фран-цузском Марокко, но контрабанда заполняет эту порочную потреб-ность. Особенность пустыни Сахары, это ежедневные ветры, но че-ловек устроен так, что ко всему привыкает».

Бурлюки в Марракеше. Древний город, окруженный краснойглиняной стеной. Стены домов тоже, как правило, окрашены вкрасный цвет. Марракеш был основан кочевыми племенами бер-беров. Стены города простираются на мили и внутри их в про-шлом цвели великолепные сады. Теперь их осталось немного. Вбывших дворцах располагаются руководители правительства инекоторые из них превращены в военные казармы или госпитали.В городе много мусульманских мечетей и среди них великолепная

265

Глава IX. Африка, Италия, Куба (1954–1955)

башня Ля Кутубиа по имени принцессы XII века, которая заплати-ла за строительство своими драгоценностями. Время, холода исолнце подвергли коррозии ее стены, и сейчас, наверное, онабольше похожа на заснеженные верхушки Атласных гор. Башнясвоим необыкновенным, красным цветом и зеленым изумрудныммозаичным поясом сильно привлекает глаз европейского посети-теля. Автобус остановился в центре громадного базара, заполнен-ного шумным диким местным населением. Их внешний вид и ма-неры выглядят по меньшей мере неспокойно. Выходить из автобу-са небезопасно, предупреждают наших путешественников. Вкрасных стенах видны огромные пробоины – следы давно минув-ших войн. Теперь среди руин, свидетелей истории, располагают-ся базары с множеством магазинчиков, где торгуют серебрянымиподелками, едой, одеждой, здесь же каждому желающему мест-ный грамотей за небольшую плату напишет под диктовку письмоили составит нужную деловую бумагу. Кругом грязь и нечистоты.Нередко собираются толпы зевак в лохмотьях и с голыми ногами,стоящих под дождем и под палящим солнцем слушающих народ-ных поэтов. Они слушают с выражением восторга на лицах и бур-но реагируют, повторяя последние слова читающего в ожиданиипродолжения истории. Вдоль дорог, по которой продолжалось пу-тешествие Бурлюков, – парки, возделанные руками дешевой ра-бочей силы. Экзотика захватывает дух. Минареты, всадники наосликах-лилипутах, женщины, покрытые чадрой, выглядят каккуча ходящих подушек, обвернутых простыней. Только огромныеглаза черного, зеленого, голубого цвета, выразительно выглядыва-ют через щель, оставленную суровыми законами как единствен-ная возможность для общения с внешним миром. Темнокожиеберберовские женщины в соломенных шляпах носят тяжелыегрузы на голове, меся ногами грязь. Местные крестьяне, ферме-ры, тащущие животных на базар для продажи, говорят на непо-нятном языке жестикулируя. Это, конечно, необыкновенно за-хватывающее зрелище и неиссякаемый материал для художника.

4 февраля Бурлюки покинули Касабланку и отправились в Тан-жер. Из Танжера они перелетели на самолете в Гибралтар, погрузи-лись на уже знакомое им судно “Андреа Дориа”. Прошел 51 день, какони покинули Нью-Йорк, и 13 февраля оказались на острове Капри.

Остров Капри

Остров Капри можно сравнить с огромным кораблем, вечно сто-ящим на якоре у входа в залив Неаполя. На протяжении 3000 лет са-мые разные люди посещают этот остров. Некоторые оставили свойслед и остров помнит о них. Бурлюки поселились в отеле “Резиден-са”. Отель небольшой, всего 36 номеров. Они оказались динственны-ми постояльцами. Начиная с 17 января их преследовала плохая пого-

266


да. Дожди, ветра и туман. Теперь они уже не в Африке, и пришлосьодевать свитера и пальто. Вокруг острова простирается синь моря.Высота 800–1000 футов над его уровнем. Из окна отеля у самого бе-рега были видны две скалы Фараджиони, похожие на таинственныхидолов, так хорошо знакомых всему миру. Бурлюк дал прозвище од-ной из них – “Арзель” – в воображении художника на ней ясно вы-рисовывалось странное лицо девушки. Она беззаботно смотрела нанего, как гигантская кукла, купаясь в голубых волнах моря. В тече-ние 42 дней это таинственное лицо Арзели просматривалось из окнаотеля. Маруся и Давид потом вспоминали, что вся атмосфера Капристранным образом воздействовала на них – порой казалось, что все,что их окружает – море, скалы, здания, растительность и пр. – неявь, а некий мираж или отголосок древнего мифа. Перед скаламивиднелось старинное, ветхое здание монастыря XIV в. Картузия, егопервым и запечатлел на холсте художник. С террасы отеля откры-вался вид на просторы Неаполитанского залива и могущественныйВезувий. Справа виднелись постройки, похожие на театральную де-корацию, будто приклеенную к скалам. Внизу – причал МаринаГрандэ, а влево от него – вулканический остров Ишиа. Со стороныотеля просматривается грандиозно возвышающийся пик Барбарос-са, очень напоминающий Ай-Петри в Крыму. Отсюда же видна былавилла Сан-Мишель.

Все первые дни пребывания на Капри Бурлюк непрерывно ра-ботал, стараясь не упустить ни минуты и успеть как можно боль-ше сделать набросков и эскизов необыкновенно живописныхландшафтов. Февраль–март на Капри – начало весны. В приро-де преобладают сероголубые тона. Ветки большинства деревьеввсе еще голые, редко встречаются цветы, пока еще нет безумногоочарования тропического цветения. Когда потеплело, и пересталдуть южный ветер, Бурлюк начал писать в саду два больших по-лотна – одно с видом на восток, где Фараджиони, и другое на Ма-рину Пикола, где на склоне таинственной горы Саларо видна ги-гантская пещера. По соседству с ней великий русский писательМаксим Горький, проведший на Капри много лет, в 1905 г. постро-ил свою “Виллу Пиерино” на Муло Стрит. Максим Горький укра-сил окна и двери керамическими подсолнухами, такими популяр-ными в его родной стране. Горький жил там с 1905 по 1914 год. С1922 по 1926 год он жил в Неаполе и Сорренто. Вилла расположе-на вдалеке от шумных туристских маршрутов. Двухэтажная, с ог-ромным балконом, поддерживаемым пятью античными колонна-ми, она во время путешествия бурлаков была пуста. На железныхворотах висела цепь с замком. Окна на вилле расположены такимобразом, что из каждого видно синее, синее море. Вокруг высятсяюжные сосны и кипарисы. Бурлюк сделал два наброска этого па-мятного места.

Сохранилась переписка Горького и Бурлюка. Приведем одно изписем:

267


«Дорогой Бурлюк –Книжки Ваши получил, очень благодарен и очень искренне рад,

что Вы, перестав “эпатировать”, решили наконец показать, какойВы талантливый человек. Поскольку репродукция, сочту, право, су-дить – семейный портрет, должно быть, отличная вещь и затемпревосходно написаны дети, виртуозно пейзаж с лодкой.

В общем – чрезвычайно приятно было получить от Вас эти ве-щи, и, конечно, еще приятней почувствовать в них руку мастера.Сердечно поздравляю Вас и желаю от души дальнейших успехов.

Жму руку,А. Пешков

6.V.27 Sorrento.PS. Сильные рисунки японские

Очень славно все!”1

За 53 дня пребывания на Капри, Бурлюк написал четыре (25 × 36,пять 25 × 30) полотен и девять меньших размеров. Стояла плохая по-года с дождем и южным ветром, типичным на этом острове. На ост-рове повсюду можно было видеть разрушенные стены, свидетели“забытого прошлого”, живописные камни и скалы, меняющие каж-дый час свой цвет. Красоты Италии описывались в литературе мно-жество раз, но записи Маруси свидетельствуют о тонком, наивном ипроницательном восприятии неискушенного наблюдателя: “Что ка-сается оттенков цвета моря, спокойного, как зеркало! На его сверка-ющей поверхности рисуются причудливые дороги, уходящие в от-крытые пространства, или в другое время поверхность моря будтопокрывается перьями легендарных птиц, сбросивших их в своемстремительном полете. Неаполь, который виден в лучах солнца при-ближающегося вечера, постепенно исчезает из фантастическогопейзажа, украшенного покрытыми снегомвершинами Везувия иСан-Анджелло”.

Бурлюки проделали огромный пеший путь к руинам дворца Ти-берия – с 9 утра до 2 часов дня. Все дорожки и тропы покрыты кера-мическими плитами и в не-

которых местах приближаются к краю пропасти, где зачастуюнет достаточно прочных барьеров. На известной исторической гореримского императора Тиберия раскинулся огромный парк вокругфортификационных сооружений, тюрем, дворцов и храмов. В тотдень туристов было не много, кроме Бурлюков был еще один швей-царский турист, который со своей огромной фотокамерой внезапнопоявлялся на каждом углу и каждой дорожке. Они купили местнуюкуклу Джозефину для Мэри Клеар и Кармелиту для Джин-Джин,своих внучек.

Во второй половине марта установилась более благоприятная по-года для работы на пленере. С Трагара Бурлюк написал большое по-лотно “Персики в цвету” (24 × 36) на фоне Марины Пикола и горыСаларо, самой верхней точки острова. Этот мотив, который был на-

268


писан художником дважды с различных уровней, занял пять днейупорного труда с 9 утра до 6 вечера, да еще ведь была долгая дорогавдоль каменной стены, окружающей огромный сад на крутом скло-не, владельцы которого, выходцы из России, покинули остров, оста-вив собственность без присмотра.

В поисках новых интересных сюжетов Бурлюки поднялись в сре-дневековое поселение Анакапри. Бурлюку непременно хотелось за-печатлеть открывающийся отсюда вид, который не пропускал ниодин посетитель острова, взобравшись на террасу, находящуюся надфуникулером.

Они уже провели семь дней на Анакапри. Маруся продолжает де-лать записи в своем дневнике: «Вновь сильный ветер свистит вокруготеля “Белла Виста”, где мы проживали. Южные пальмы гнулись отего порывов. Не всегда удается писать на воздухе, но вид из окна по-зволяет просматривать на севере остров Ишиа и Везувий на востоке,напротив залива, а также живописную виллу, окруженную старыми

269


Копия письма Максима Горького Давиду Бурлюку. 6 мая 1927 г.

деревьями. С гор поднимается легкая дымка, позже формируя воз-душные облака невообразимой формы. Внезапно оттенки цвета морястановятся коричневыми и деревня, в которой мы живем, погружает-ся в густой туман. Отель “Белла Виста” – типичный итальянскийотель без центрального отопления, и гости вынуждены утепляться доуровня уличной одежды. Горячая ванна и локальное паровое отопле-ние по требованию постояльцев подается индивидуально и оплачива-ется дополнительно. Это стоило нам вместе с пансионом 6000 лир ($10). Мы посетили башню Торре ди Говен, построенную в 1437 г. Фре-дериком Первым де Арагоном. Затем владельцем стал англичанинМак-Ховен. Он достроил основное здание, дополнив несколько ма-леньких комнат, где повесил картины в дорогих рамах, через лак ипыль которых, можно проследить облачение, ноги, лица, де-

ревья и дома. Мак-Ховен также собирал книги, связанные с исто-рией острова, оружие, а также различные фрагменты антиквариата,такие как сломанные вазы и скульптуры. Эта башня покрашена изну-три в красивейший красный цвет и принадлежит дочери Мак-Ховена,которая вышла замуж за испанца Мереско Армандо. Он после смертисамого Мак-Ховена, превратил библиотеку-музей в ночной клуб.

Анакапри находится на северо-западной стороне острова. Ветрыи высокое расположение поддерживают температуру этого городана уровне ниже, чем присуще Капри. Когда Вы смотрите вниз на мо-ре и на его волны, белые дома и виноградники, простирающиеся уподножия скал Маунт Саларо, у вас создается впечатление, будто Высмотрите с самолета».

Во всех картинах, созданных в Анакапри, Бурлюк мастерски ис-пользовал этот необычный визуальный эффект: “Вид на Тиберио”,“Ла Копо”, “Полуостров Соррентино”, “Вилла Сан Мишель АксельМунтэ”, “Персиковые деревья в цвету” на фоне Везувия, а также тринебольших полотна (24 × 20). «Весь местный ландшафт, – пишет Ма-руся, – это воздух, цвет, свет солнца, распространяющийся по все-му морскому простору, где полная свобода плавает в видении и ми-раже облаков и гор Аппенинской гряды. Мы провели десять дней наАнакапри, “между солнцем и землей”, в тумане или в сверканиисолнца, отражаемом в море, особенно после полудня».

31 марта в коляске, запряженной гнедой масти лошадью, Бурлю-ки спустились по склону в город Капри. Они оказались в одном изстариннейших отелей по дороге между Марина Гранде и Пьяза. Вла-делец отеля – ветеран итало- эфиопской войны, на которой он поте-рял правую руку – выглядел как лучший представитель итальян-ских грандов. Одна из достопримечательностей отеля – огромная,но очень дружелюбная вольчей породы хозяйская собака, котораясильно привязалась к гостям. Маруся описывает интерьер отеля:“Старое здание заполнено скульптурой и картинами, написанныхмаслом, а его мраморные полы и лестницы покрыты цветной кера-микой и дорогими восточными коврами. Помещения с высокими по-толками и окнами, отличными шкафами, старинными кроватями и

270


шикарными большими ванными комнатами. Ранним утром и вече-ром из своих окон мы могли наслаждаться видом на гору Барбарос-са. Этим именем называли императора Фредерика Первого. Нахо-дясь в этом старинном отеле, у меня всколыхнулись самые приятныевоспоминания раннего детства. Отель был закрыт на зиму, и сейчасмы были его первыми постояльцами. В стоимость сервиса включа-лось: отличный номер с горячей ванной, утренний и вечерний чай, аза обедом особый комфорт создавал всегда лежащий у моих ног дру-жественный пес”.

Двадцать три дня в Позитано

В феврале 1950 г. Бурлюки провели три недели в итальянском го-родке на полуострове Соррентино. В 1954 г. они решили возвратить-ся туда с холстами большей величины и красками. С веранды отеля“Рома Пансионе” открывался вид на синие глубины моря, это отлич-ное место для художника, чтобы увидеть всю гамму цвета облаков,палитру жемчужных оттенков моря и попытаться передать их нахолсте. Бурлюк считал, что самое хорошее время для работы – с 5 до7 утра, перед тем как появится солнце из-за гор со стороны Амалфи.В другое время под лучами солнца море словно горело. Здесь появи-лись новые знакомые – шведские писатели Элла и Остин Шест-ранд. Они прибыли с острова Капри на два дня и остановились в томже отеле. Получив трехмесячную стипендию в Стокгольме, они жи-ли на Капри, на вилле Аксель Мунте, где у них была комната с пра-вом пользоваться коммунальной кухней для приготовления пищи.Для Бурлюков было истинным удовольствием проводить время сэтой молодой талантливой парой. Оба они свободно владели англий-ским и французским языками. О Бурлюке они читали в одном из ли-тературных справочников. Каждый день за обедом, с ними проводилвремя “дядя Ваня”, русский художник Джовани Загоруйко, которыйпрожил в Позитано 28 лет. За дружескими беседами и шутками рас-пивалась бутылка местного легкого вина или вечером – “МарсалаКон Уэво”. Дядя Ваня не оказался случайным (курортным) знако-мым. В архиве Д. Бурлюка, находящегося у его внучки Мэри, естьписьма дяди Вани, и в одном из них – благодарность за присланнуюему дорогую посылку. Письма написаны очень корявым почеркомпо старой орфографии.

В те весенние теплые дни в горах над Позитано неожиданно вы-пал снег. Бурлюк написал несколько полотен: “Башни Сарасенсы”,“Вид с нашей веранды”, “Вечиа Магиорре по пути в Салерно” и “За-падные кварталы Позитано с цветочным горшком на веранде”. Тамже он написал несколько небольших натюрмортов с цветами, а так-же дома XIII века в Позитано.

В 1950 г. Бурлюки проехали всю Италию – от Сицилии до Вене-ции, останавливались в Генуе, Рапалло, Пизе, Лукке, Флоренции,

271


Риме и Неаполе. В этот раз, в 1954 г., они провели несколько дней вокрестностях Неаполя, Рима, Флоренции и Венеции. Бурлюк делалнаброски и акварели по пути в Швейцарию и Париж, а позже вБрюсселе и Голландии.

28 апреля Бурлюки отправились на машине из Позитано в Неа-поль, а оттуда в Нью-Йорк. Новые картины были отправлены в двухкоробках компанией “Американ Экспресс”.

На Кубе

Февраль и март 1955 г. Давид Бурлюк провел на Кубе. Там былаорганизована его персональная выставка, где были представлены53 работы. В письме, датированном 20 июня 1955 г. Владимиру Из-дебскому, который в то время жил в Манхэттене, Бурлюк пишет:“…Мы были February, March на Кубе. Теперь там моя выставка 53 ра-боты – написал их с 1-го января (1955) по 22 марта того (сего) года.Очень хорошая статья. Выставка под покровительством правитель-ства Кубы. Один друг из Москвы (1913) S.M. Vermel – все это орга-низовал. Жизнь коротка – а друзей мало!..”.

В другом письме, датированном 14 июля 1955 г., Д. Бурлюк пишетВладимиру Издебскому: «…Посылаю вам каталог моей выставки наКубе: “Palacio Belles Artes”. June 3–30... Устроитель ее (директорВермель), мой друг из Москвы… С.М. Вермель – поэт, актер (ученикМейерхольда), он выпустил книжку стихов с моими рисунками вМоскве в 1914 году».

В период работы выставки Д. Бурлюка на Кубе не было и все пол-номочия представителя художника осуществлял С.М. Вермель. Посвидетельству внучки Мэри Холт, картины обратно получить не уда-лось.

1 Письмо опубликовано: Color & Rhyme. 1959. № 41.

272


ШМУЦ

273

ОБОРОТ

274

Путь через Cкандинавию

ММММ ожно только попытаться себе представить, что испытываетчеловек, покинувший родину и только спустя 36 лет полу-чивший возможность в качестве гостя вернуться в страну,

где произошли колоссальные изменения, с трудом воспринимаемыекак реальность. Это и страх перед постоянно муссирующимися в за-падных средствах массовой информации слухами о гонениях инако-мыслящих, преследованиях людей, отягощенных прошлыми семей-ными связями с “классовыми врагами”, категорическая изолирован-ность от западного мира и преследование людей за связи с этим ми-ром, монополизация государством литературы и искусства, дефицитпродуктов питания и товаров народного потребления. Все это глубо-ко сидело в сознании супругов Бурлюков, и при переписке с родны-ми и друзьями предпринимались все меры предосторожности, что-бы не нанести им какой-либо вред. Сейчас они двигались навстречувсем этим явлениям с тревогой в душе и вместе с тем с огромной тя-гой к России, но все же к той старой России, которая формировалахудожественное мировоззрение Давида Бурлюка. Он оставил стра-ну, получив признание единомышленников, которые считали его“отцом российского футуризма”. Трудно было отказаться от лидер-ства целого движения – в Америке все его былые заслуги равнымсчетом ничего не значили, и это причиняло Бурлюку постоянную но-ющую боль. Все впечатления и мысли, возникавшие во время поезд-ки по России, супруги записывали в дневник, и таким образом воз-никли воспоминания, напечатанные в издаваемом ими журнале“Color & Rhyme” (№ 32), отрывки из которых мы посчитали необхо-димым включить в нашу книгу.

Для Бурлюков это было третье пересечение океана с Запада наВосток. Они отплыли от причала нью-йоркского морского порта29 марта 1956 г. в комфортабельной каюте океанского лайнера “Ста-вангер Фиорд”, просторного старомодного судна, которое всемвнешним убранством переносило своих пассажиров в ранние годыXIX в. Это норвежское судно участвовало в двух мировых войнах.На подробной карте, висящей в салоне, указан маршрут, проходя-щий из Америки в Европу. Специально отведено место для фотогра-фий норвежских пейзажей, карт Норвегии и Соединенных Штатов.Одна из них – подробная карта Норвегии с детальным указаниеммногочисленных островов вдоль берега. Как им рассказал один из

275

пассажиров, их около 100 000, вероятно, сюда включены и все камнив прибрежье.

Бурлюки держат путь в Скандинавию. В третий раз они оставля-ли красоты уже ставшего родным Нью-Йорка, который приютил ихдля нелегкой борьбы за место в совершенно новой жизни, никак непохожей на российскую, и не оставлявшей никаких иллюзий на“авось пронесет”. Теперь уже прощание с небоскребами и статуейСвободы было делом обычным и туманная громада Атлантическогоокеана не наводила, как ранее, на грустные мысли расставания ссемьей. Опыт, обретенный в предыдущих путешествиях, помогалправильно организовать досуг на судне – максимальное время на-ходиться на палубе, а в ненастную погоду в библиотеке. Цвет океанасильно отличается от привычного у берегов Флориды, где Давид Бур-люк не однажды писал морские пейзажи. Каждый день цвет водыстановился все более мрачным, как расплавленный чугун, укрытыйтолстым покрывалом тумана. Привыкшие к мягкому, теплому возду-ху Флориды, где последние 10 лет Бурлюки регулярно проводили зи-му, они особо ощущали холод. Много времени Бурлюки проводили вбиблиотеке, небольшом красивом помещении на носу корабля. Кни-ги в библиотеке на английском и норвежском языках. Давид Бурлюкбыл в состоянии просматривать книги на французском и итальян-ском языках, но норвежский был ему абсолютно не знаком. Учиты-вая, что они плывут в Норвегию, путешественники хотели узнать не-сколько больше об этой стране, чем нескольких осевших в памятиимен. Халфдан Эгедиус, заявивший о себе как хороший зрелый ху-дожник, когда ему было всего 16 лет, и умерший, когда ему было 21,в 1890 году. Историки говорят, что он мог быть, возможно, самым вы-дающимся художником, которые существовали на норвежской зем-ле. Эдвард Мунк, особо захвативший их воображение позднее, когдаони увидели его работы в Скандинавии. Ф. Таулау, художник, рабо-ты которого были известны им со времен, когда русские коллекцио-неры выставляли его работы в своих галереях. Маруся, прочитавбольшое количество книг и обладая хорошей памятью, вспомнилаБьёрнстверне Бьёрнсона, Гамсуна, Амундсена, исследователя Арк-тики Нансена, обладателя Нобелевской премии мира. Нансен выска-зывался за помощь России после революции и открыто протестовалпротив военной интервенции, в том числе Антанты. Его волновало,что интервенция могла привести к столкновению Востока и Запада.Марусю же особенно интересовала деятельность Камиллы Коллет,отважного борца за права женщин.

Корабль очень тихий и чистый. Большинство пассажиров воз-вращаются на родную землю после 50–60-летней тяжелой работы вСША. Некоторые возвращаются провести остаток жизни, другие накороткое время повидать своих родственников. На седьмой день пу-тешествия судно пересекло Гринвичский меридиан, и на палубе по-теплело. Здесь зона Гольфстрима, который достигает эти мрачные,холодные воды.

276


Седьмого апреля, на девятый день путешествия, судно пришвар-товалось к маленькому причалу Ставангера. На берегу расположи-лись крепкие домики, скандинавской постройки, склады, небольшиездания из кирпича и гранита, спускающиеся по склону к океану.Здесь, в этой идиллической картинке Бурлюки почему-то ощутилиполную изоляцию от внешнего мира, от суеты, от жизненных проб-лем.

Восьмого апреля утро застало обитателей судна на спокойном,глубоком причале в Осло, столице Норвегии. День стоял сырой, нагород опустился густой туман. Поселились они в отеле “Викинг“, ря-дом с пароходной компанией NAL (норвежско-американская ли-ния), с видом на железнодорожную станцию старой постройки, по-хожую на станции в старой России. Комната, как каюта, узкая с од-ним окном. Бурлюк с первого же дня взялся рисовать дома, которыебыли видны из окна седьмого этажа. Они пробуждали очевидные ас-социации с картинами старых мастеров XVII в., когда Осло был не-притязательным рыбачьим городком. Цены в ресторане отеля, ко-нечно, превышали все расчеты, но вскоре путешественники обнару-жили в этом же отеле более демократичный кафетерий без скатер-тей и официантов, и это помогло поддержать содержимое кошелька.В первый день пребывания, после несложной процедуры получениянедоставленной сумки, где находилось зимнее пальто, они отправи-лись на троллейбусе в известный парк, где выдающийся норвежскийскульптор Вигеланн создал произведение, восхваляющее человече-ское тело. Эта скульптура свободна от правил и диктата парижскойшколы искусств, которая в то время доминировала во всем мире.Этот необычный парк, расположенный в восточной части пригородаОсло, не очень популярен среди щепетильных англоговорящих ту-ристов, т.к. все представленные в скульптурах тела не прикрыты ку-пальниками, фиговыми листочками или декорациями.

Десятое апреля. День отмечен значительным событием. В 10 утрапозвонили из “Американ Экспресс” и соединили с Кирсановым.Бурлюков официально принимает Союз писателей. Таков результатмногих и многих правильных шагов в нужном направлении. В 5 ве-чера того же дня в гостиничный номер принесли радиограмму, под-писанную Лилей Брик. Они наконец получили возможность посе-тить страну своих предков и друзей. Тут же нахлынули мысли опредстоящих встречах и опасения, как отнесутся к их появлению встране, которую они покинули много лет назад, пополнив корпусэмигрантов. Считается, что существует духовная связь художников,поэтов, композиторов, писателей с родной землей, которая являетсяединственным источником вдохновения. Это только отчасти прав-да – имеются многочисленные примеры среди творческих людей,выходцев из России, которым удалось преодолеть разрыв с истокамии найти себя в новых условиях. Других же, не менее талантливых, нопотерявших ориентацию и поддавшихся страху творческого беспло-дия и не сумевших побороть внутреннюю слабость ждало пораже-

277

Глава X. Поездка в Россию (1956)

ние. Именно это явление обычно стараются объяснить феноменомпрерванных связей с родной землей. Бурлюк же оказался среди тех,которые смогли рассчитать свои творческие силы и добились цели ипризнания в Америке. Вместе с тем невольно вспыхнула ностальги-ческая боль и мечта возвращения на родину. Там осталась слава од-ного из лидеров целого движения – футуризма. Там он был окру-жен талантливейшими людьми, сражающимися за новое искусст-во – Хлебников, Маяковский, Крученых, Асеев, Каменский, Лив-шиц и многие другие. Маяковский объявил его своим учителем идругом, который сделал из него поэта. Каменский любил говорить:“Ты – отец, я – мать. Володя Маяковский – наш сын”.

Уже будучи гражданином США, живя в Лонг-Айленде, Бурлюкмечтал посетить Россию. Он написал много писем своим друзьям изнакомым о своем желании, отказа не последовало, но и не было ка-кой-либо реакции. Он понимал, что письма в СССР подвергалисьперлюстрации и терпеливо ждал лучших времен. Кажется они на-ступили. Наконец “призрачный корабль” направляется в Россию.

Итак, Осло. Городу 900 лет. Здесь много достопримечательно-стей. Бурлюки поставили перед собой задачу максимально насла-диться силой искусства двух выдающихся людей творчества, просла-вивших Норвегию – Эдварда Мунка и Густава Вигеланна, затем онипоследуют в Стокгольм, и там уже можно будет видеть Россию черезтуманный рассвет. Получив вести из России, они очувствовали себяуверенней и спокойней.

В центре Осло Бурлюк купил небольшой буклет на немецкомязыке об Эдварде Мунке, великом норвежском живописце и графи-ке, часто изображавшим на картинах людей в состоянии крайнегоэмоционального напряжения1. Остаток дня Бурлюки провели в на-циональной художественной галерее, где Эдвард Мунк буквальнозахватил их душу, самое сильное впечатление произвело полотно, накотором мастер запечатлел свою красноволосую сестру – ее измо-жденное лицо и глаза, смотрящие, казалось, уже из небытия. Онабыла больна туберкулезом.

Утром следующего дня Бурлюки направились в музей, бывшуюрезиденцию Вигеланна. Густав Вигеланн – норвежский скульптор.Он учился в Париже вместе с Роденом. Создал скульптурный ан-самбль в Фрогнер парке в Осло, который, к сожалению, не успел за-кончить. Но и в этом незаконченном виде парк редставляет из себявнушительный монументальный ансамбль, состоящий из аллегори-ческих фигур людей и животных, окружающих фонтан. В Норвегиивыпущено также множество почтовых открыток с изображениемего произведений.

В парке около небольшого пруда маленькие статуи Вигеланна,изображающие ребенка первого года человеческой жизни и пока-зывающие, как из эмбриона ребенок постепенно становится челове-ком. Музей представляет собой просторный замок, построенный насредства города Осло, собранные за счет специального налога с по-

278


сетителей театров и кино. Строительство дворца со студиями, музе-ем, демонстрационными залами и жилой частью было завершено,когда Вигеланну было около 50 лет. Вигеланн жил и работал послед-ние 23 года своей жизни в этом большом особняке. Музей хранит егонаброски, маленькие статуи, личные вещи, его рабочую студию втом состоянии, в котором 74-летний мастер оставил их навечно.

Утром 14 апреля Бурлюки направились на север, в Тродхайм. ВОсло еще снега не было, но уже через час пути они оказались на бе-лой зимней природе. Город Тродхайм, находится в сердце Норве-гии.Бурлюки остановились в гостинице “Ларсен”. На следующее ут-ро появился господин Од Марлов Вальмот, журналист из местной га-зеты “Adresseavisen”, основанной в 1767 г., в ней напечатали статьюо визите Бурлюков в Трондхайм. Следующий день они посвятили ос-мотру маленького исторического городка, и Маруся включила своивпечатления в дневник: «Главная достопримечательность, собор Ни-дарос, где в 997 году похоронен основатель города Олаве Тригвас-сон. Он погиб в бою около Стриглестада. Могила героя стала попу-лярной, и веками толпы пиллигримов посещают ее и тем самым по-могают процветанию города. Здания в основном из серого гранита,и впечатление такое, что они выросли из скал и приобрели формужилья. У домов большие окна, очевидно, чтобы получать больше све-та, что является роскошью на этой северной широте. Цветы в горш-ках – обязательная принадлежность каждого окна. Их листья свер-кают и кажутся зелеными. Около церкви “Our Ladу” аисты построи-ли на деревьях целую ветвь гнезд, и эти неуклюжие конструкции на-ходятся очень близко к окнам уровня третьего этажа жилых домов».

Бурлюки отметили, что норвежцы очень дружелюбны. Еще однаособенность, поразившая их, это отсутствие на улице детей. Онивстретились с уже знакомым господином Вальмотом и на такси от-правились за город проехав 2–3 мили, чтобы посетить имение гос-пожи Виктории Михайловны Башке, вдовы миллионера. Во времяПервой мировой войны юная русская красавица путешествовала поЕвропе. Один из богатейших людей Норвегии влюбился в нее, ивскоре они поженились. «Г-жа Башке посвятила свою жизнь коллек-ционированию различных типов музыкальных инструментов и дру-гих реликвий всемирно известных композиторов. В этом необычноммузее, на берегу диких норвежских фиордов отдельные залы посвя-щены Шопену, Чайковскому, Бетховену и другим выдающимся ком-позиторам. Некоторым экспонатам за 1000 лет. Много людей облада-ют большими деньгами, но не все обладают достаточным воображе-нием или смелостью наполнить свою жизнь интересами удовольст-вия, которое может привлечь внимание многих других людей».

На следующий день Бурлюк в отеле подарил позировавшей емуг-же Башке карандашный портрет и две акварели для ее коллекции.Во второй половине дня они отправились на железнодорожнуюстанцию, чтобы совершить следующий этап путешествия – побы-вать в столице Швеции, Стокгольме. На этот раз они оказались в

279


комфортабельном вагоне с мягкими креслами, в которых можноспать вытянувшись. Девятнадцатого апреля в 6.45 утра они оказа-лись в Стокгольме. Остановились на одну ночь в отеле “Малман”. Всоветском консульстве им выдали визу на въезд и выезд из России иразрешение находиться там 60 дней. Консул Сергей Ларионов-Бед-ненко посоветовал лететь через Ригу, но стоимость проезда оказа-лась значительно дороже, чем добираться автобусом или поездом вХельсинки, а затем поездом до Ленинграда.

На следующий день Бурлюки отправились в Национальныймузей, но оказалось, что многие залы были закрыты в связи с ор-ганизацией временной выставки Рембрандта. Ограничились ос-мотром прикладного искусства и покупкой открыток с репродук-ций автопортрета Андерса Цорна, одного из любимых художни-ков Маруси.

Вторую ночь в Стокгольме они провели в отеле “Васа”. Наутрорешили посетить имение известного шведского финансиста Тиела впригороде Стокгольма, куда добрались автобусом. Запись в дневни-ке: «Огромный особняк, который принадлежал этой богатой семье,влюбленной в искусство и поддерживающей его, превращен в му-зей. Кристаллически чистые залы, бывшие апартаменты семьи сосверкающими паркетными полами и самой дорогой мебелью, уве-шаны красивой живописью. Стены декорированы густым вельве-том, шелком и гобеленами. Здесь работы Андерса Цорна. В двухпортретах и двух великолепных “Ню” Цорн по настоящему востор-гался красотой человеческого тела. Он большой мастер рисунка иочень мощный в цвете. Еще в 1900 году Бурлюк, будучи молодым ху-дожником, вместе с друзьями совершал поломничество на Ярослав-ский вокзал, где в помещении зала ожидания первого класса виселпортрет Мамонтова, написанный Цорном. Вокзал был построен ар-хитектором Ф.О. Шехтелем».

Здесь уместно вспомнить, что дочь Ф. Шехтеля, молодая худож-ница Вера Шехтель, познакомилась с В.В. Маяковским в 1913 году ибыла с ним близка. Она была сестрой художника Л.Ф. Жегина (Шех-теля), друга В. Чекрыгина, и постоянно встречалась с художниками-футуристами, в том числе и с Д. Бурлюком. Отдавая должное умуБурлюка, Вера Шехтель плохо отзывалась о нем, противопоставляяМаяковскому, считала, что только в погоне за материальными блага-ми Запада Бурлюк покинул родину2. Однако всей жизнью ДавидБурлюк доказал, что его жизненные идеалы находятся в гармонии снеостывающей любовью к России. Он отдал много сил пропагандерусского искусства в газете “Русский Голос”, в которой проработалоколо 20 лет. Он любил свою родину и поддерживал постояннуюсвязь с друзьями, хотя это и было сопряжено с определенными тру-дностями и даже риском, и никогда не оставлял надежды и всяческистремился вернуться на родину – все это и весь его образ жизни вэмиграции, описанный в данной работе, решительно опровергаетвысказывание Веры Шехтель.

280


Возвратимся к воспоминаниям Давида и Марии Бурлюк и их пре-быванию в Швеции, где они сделали остановку на пути в Россию.Итак, они осматривают коллекцию особняка. Далее Маруся пишет:«Коллекция включает в себя две работы “Птицы и животные” Лиль-ефорса, одиннадцать работ Эдварда Мунка, там же огромная работаТулуз-Лотрека и акварель Гогена. Маленькие комнаты наверху на-полнены большим количеством гравюр и литографий Цорна и Мун-ка. Быть туристом – значит видеть, наблюдать и обозревать больше,чем возможно».

Узнав о еще одном музее в Стокгольме, Бурлюки не могли егопропустить. Это Музей искусств, бывший дворец шведского принцаЕвгения (1865–1947), очень популярного художника в Европе. Вэтом королевском имении вы чувствуете себя весьма отдаленным отнастоящего времени. Словно три столетия тому назад здесь остано-вилось время. Опять несколько полотен Цорна, и, как отметили Бур-люки, “плохо развешаны”. Большое количество работ принца Евге-ния, Пикассо, две работы Коро и хорошая коллекция шведских ху-дожников, которых поддерживали великодушные друзья из коро-левской семьи. Дворец был построен в 1905 г. Он стал Музеем ис-кусств с 1947 г., после смерти 82-летнего члена королевской семьи.Около дворца – остатки огромной ветряной мельницы, основноймотив картин принца Евгения и многих других местных художни-ков-пейзажистов.

Последний день пребывания в Стокгольме Бурлюки посвятилиорганизационным делам. Некоторое время они потратили в конто-ре компании Кука на оформление документов для возвращения30 июня в США. Затем в офисе “Американ Экспресс” была получе-на официальная радиограмма от секретаря Союза писателей Рос-сии Бориса Полевого, что они являются почетными гостями во вре-мя их 60-дневного пребывания в СССР. Там же в офисе они полу-чили от Фиалы (мужа сестры Д. Бурлюка Марианны) письмо, где онприглашает их на обратном пути из России проехать через Прагу.Но маршрут был уже определен, и уже были куплены билеты нарейс в Америку на судно “Кунгсхолм”. Встреча была отложена наследующий год. К большой радости Бурлюков удалось узнать адресстаршей сестры Людмилы, которой исполнилось 71 год. Она жилав Саратове, на Волге.

Закупив несколько тюбиков масляной шведской краски, ониприбыли на пристань и погрузились на судно, следовавшее в городТурку (Або), в Финляндию. Они проводили время на открытой палу-бе, и Маруся принялась за свои заметки: «Вечер был довольно про-хладный и солнце все еще освещало скалистые берега с большимиучастками серого гранита, покрытыми снегом и соснами, выглядев-шими больными. Берег Скандинавского полуострова уже освобож-дался от льда. Но судно пробивалось вдали от берега, сквозь огром-ные поля сплошного льда, ломая его собственным весом, кроша его стреском и ревом. Судно прошло мимо уже знакомой по картине

281


принца Евгения местности с ветряной мельницей, названной им“Сюжет № 1”, и прошло Ботнический залив. Мельница все еще былавидна, и показалась крепость Грипсхолм».

В Скандинавии бытует анекдот об этой крепости. Принц Бис-марк смеялся в своей жизни 2 раза. Первый раз, когда умерла его те-ща, и второй, когда он увидел крепость Грипсхолм. Ему также при-надлежит известное в Скандинавии высказывание: “Русского мож-но только убить, но не завоевать”.

Хельсинки

На следующий день в 3 часа пополудни судно пришвартовалось вгороде Турку. На автобусе Бурлюки добрались до Хельсинки. Пер-вую ночь в столице Финляндии провели в снятой недалеко от вокза-ла квартире в частном доме, хозяин которого, как оказалось, враж-дебно относился к русским. Страна была истощена войной с СССР,и такое отношение чувствовалось везде. Пришлось искать другоежилье. Адресами снабдило туристическое бюро. Казалось, удачаулыбнулась им. Маруся рассказывает: “Пятидесятилетняя женщинас белоснежными волосами, путая английские слова с немецкими,приняла нас в доме на четвертом этаже с лифтом. Владельцы кварти-ры перед войной, видимо, были зажиточными людьми, но сейчас,очевидно, они нуждались. Теперь это помещение было больше похо-же на офис и, как заметил Бурлюк, напоминало шпионский центр.Как и следовало ожидать, контракт оказался неудачным. Однажды,когда мы возвратились с прогулки, собака хозяйки лежала на нашейкровати и в ответ на наше недоумение хозяйка швырнула получен-ный аванс в 10 долларов и сказала, что жильцы ей не нравятся и что-бы мы убирались немедленно. Бурлюк сделал пару комплиментовэтой экзальтированной особе, и мир был восстановлен”.

Атениум – большой музей, в то время не очень посещаемый.Люди бедны, страна разорена войной. Мало кто в Финляндии мог се-бе позволить посещать музеи и наслаждаться искусством – на этоне было ни свободного времени, ни лишних денег. Маруся замечает:«В “Атениуме” мы погрели свою душу, любуясь полотнами европей-ских мастеров: Анри Руссо, Ж. Руо, Сислея, Модильяни, Ф. Леже,Вламинка, Боннара, голландской, английской и французской школ,включая Ван Гога, из местных мастеров особое внимание привлека-ли полотна Отто Макила и выдающегося художника А. Эдельфельда,которого называли финским Репиным». Чуковский в своей книге“Современники” вспоминает: «…мы вместе с ним (Репиным) и ху-дожником Бродским осматривали гельсингфоргский музей Атениуми он точно также (имеется в виду впечатление Репина от работыБрюллова “Помпея”, когда он от восхищения заплакал) прослезилсяперед холстом Эдельфельда, изображавшим горько плачущую дере-венскую девушку»3.

282


Бурлюк был в Хельсинки не в первый раз. В 1907 г. вместе со сво-ей сестрой Людмилой и с Серафимой Павловной Довгелло (Ремизо-вой) он посетил Гельсингфорс. В то время Финляндия была частьюРоссии и на ее судьбу не могли не оказать огромного влияния Пер-вая мировая война и падение царской империи. Эти воспоминаниявозвращали Бурлюков ко времени их общения с супругами Алексе-ем Михайловичем и Серафимой Павловной Ремизовыми, которыежили в квартире, ранее снятой матерью Маруси, в городе Херсонена Витовской улице. В тот период Ремизова взял на работу В.Э. Мей-ерхольд. Он в то время руководил театральной гастролирующейтруппой. Там и завязалась дружба Ремизовых с Бурлюками. Бурлюкдолго о них ничего не знал, и однажды, будучи в Париже, АлексейМихайлович ему рассказал, что Серафима Петровна Ремизова умер-ла 13 августа 1943 года. Сам же Алексей Михайлович Ремизов, писа-тель-символист, прожил 83 года и скончался в Париже в 1957 г.

Находясь в Финляндии, Бурлюки невольно воскрешают в памятивсе, что их связывало с этой страной. Давид вспоминает: «Третьегоапреля 1917 года Бурлюк проводил неделю вместе с Маяковским вПетрограде и был приглашен М. Горьким на прием в честь выставкигруппы известных финских художников Аксель Галлена, Пекка Гал-лонена, Микко Ойнонена, Т. Саллинена и других художников. Васи-лий Катанян в своей бесценной книге о Маяковском “Литературнаяхроника” (1958 г.) на 91 странице пишет, что 3 апреля 1917 года на от-крытии выставки появился и выступил Маяковский. Меня там небыло и как это могло случиться, для меня мистика. В этот же вечербыл дан прием в старинном ресторане “Донон”, существовавшемеще со времен Петра Великого. На столе были яства, как на самыхлучших приемах, французская кухня и дорогие вина. Прием былплатный. Большой и давний мой друг, с которым я учился в Одесскойхудожественной школе, Исаак Бродский (1884–1939), великий мас-тер, сидел рядом со мной. Первый художник, который написал мойпортрет был именно он, И. Бродский, и это было в 1901 году. Хозяи-ном приема был А.М. Горький. На приеме были В. Маяковский, ко-торого пригласила Добычина, хозяйка престижного художественно-го салона в Петрограде (1917 г.), и она смогла оплатить его участие,благодаря тому, что Лиле Брик удалось продать мой этюд своей под-руге, жене богатого купца. Там так же были Александр Бенуа, ИванБунин и совсем еще молодой Зданевич. Почетным гостем, как гене-рал на свадьбе, был Павел Милюков, государственный секретарь но-вого правительства. И. Бродский сделал портретный рисунок Милю-кова и назвал его “Павлушей”. В то время говорили, что рисунок это-го обреченного государственного деятеля купил какойто плутократ вПетрограде и больше рисунок никогда и нигде не появлялся. Средиучастников выставки на приеме также среди гостей были известныефинские мастера: Пекка Галлонен, Микко Ойнонен, Т. Саллинен иАксель Галлен». С последним связана известная история, о которойздесь уместно напомнить.

283


Репин долго не признавал большого таланта Акселя Галлена ирезко порицал его в печати: “Это образчик одичалости художника.Его идеи – бред сумасшедшего, его искусство близко каракулям ди-каря”. Через тридцать лет Репин написал в своем письме К. Чуков-скому большое покаянное письмо. «Я теперь без конца каюсь за всесвои глупости, которые возникали всегда – да и теперь часто на поч-ве моего дикого воспитания, необузданного характера… И вот: Аксе-ля Галлена я увидел впервые (то есть его работы) на выставке в Мо-скве в 1881 году. А был я преисполнен ненависти к декадентству; ономеня раздражало… как самые нелепые, фальшивые звуки во времякакого-нибудь великого концерта… (вдруг какой-нибудь олух возь-мет дубину и по стеклам начнет выколачивать в патетических мес-тах…). И вот я в этаком настроении наткнулся на вещи Галлена в Мо-скве… А эти вещи были вполне художественны, и он, как истинныйи громадный талант, не мог кривляться… И этим не кончилось: в“Мире искусства”, когда я писал о Галлене, я даже не представлялхорошо его трудов – так, по старой памяти… А потом, будучи в Гель-сингфорсе, я познакомился с его работами… и… готов был прова-литься сквозь землю. …Это превосходный художник, серьезен и без-укоризнен по отношению к форме. Судите теперь: есть от чего, про-снувшись часа в два ночи, уже не уснуть до утра – в муках клевет-ника на истинный талант… Ах, если бы знали, сколько у меня на со-вести таких пассажей»4.

Д. Бурлюк был знаком с И.Е. Репиным. Это произошло в далекиедни февраля 1915 г. Д. Бурлюк пишет: «Я был приглашен НиколаемНиколаевичем Евреиновым написать его портрет. Евреинов посто-янно жил в Куоккале, в Петроград являлся наездами, то он и предло-жил мне жить все время, необходимое для написания портрета, у не-го. Вася Каменский – с ним в те годы я был неразлучен – повез ме-ня к Евреинову. Через три дня по прибытию в Куоккалу состоялсянаш визит к великому художнику. В это утро я и Каменский написа-ли по стихотворению в честь автора “Бурлаков” и “Запорожцев, пи-шущих письмо султану”. Так как в то время мы, футуристы, были в“моде” то, где бы мы не появлялись, нас начинали просить прочестьчто-нибудь. Вполне понятно, что за столом у Репина надо было чи-тать не случайное, поэтому мы сочли на сей раз необходимым подго-товиться. Дома обедали слегка, так как впереди предвиделся хотя и с“сеном”, но все же обед. Это было, как я восстановил позже по над-писи на рисунке, сделанном у Репина, 18 февраля. День был мороз-ный, пасмурный. Дача Репина расположена в верстах двух от дачи,где жил Евреинов. Дорога среди облизанных февральским ветромсугробов, коими скрыты небольшие елочки, а заборы местами выне-сены до половины. Было три часа дня, когда Каменский и я прошлибольшой двор, в глубине которого стоял дом Репина, называемый“Пенатами”. Прекрасные окна, большие медные ручки, сени и гале-рея со всевозможными причудами финской архитектуры, и при вхо-де надписи, рекомендующие самостоятельность: “Не ждите прислу-

284


ги, ее нет”, “Все делайте сами”, “Дверь не заперта” и т.д. В кругломвестибюле, полном широколиственных растений, надпись: “Ударяй-те в гонг. Входите и раздевайтесь в передней”. Мы ударили в гонг, от-ворили дверь и прочитали другой плакат: “Идите прямо”. Но попе-рек порога лежала большая собака, насчет собаки не было никакогоплаката, на нежные клички и наши посвистывания чудовище, упор-но загораживая дверь во внутренние комнаты, щерило зубы, ероши-ло спину и наконец, потеряв собачье терпение (человечье нами уте-ряно было раньше), разразилось громогласным негодующим лаем.На этот лай появилась дочь Репина и провела нас в большую комна-ту, где находились уже несколько “приехавших на прием” к Репину.Здесь был гравер Овсянников, который привез Репину гравюру сво-ей работы с какой-то картины Ильи Ефимовича, и несколько моло-дых художников, а также известный художник (Рембрандт львов ибелых медведей) Борисов. Между всеми хозяйничал”, разговаривалКорней Чуковский. Репин был в своей мастерской, и все ожидалиего. Он писал тогда портрет поэтессы Щепкиной-Куперник. Минутчерез десять раздались шаги, и по деревянной лестнице, устланнойковром, спустился Илья Ефимович в сопровождении двух дам. Однабыла Куперник, я узнал ее по виденной ранее фотографии, другая –импозантная, высокого роста брюнетка. Репин стал обходить со-бравшихся; все присутствовавшие хорошо знали порядки, господ-ствовавшие в “Пенатах”. Репин, поговорив несколько минут, илипрощался и благодарил за визит, любезно прося посетить еще, илиже приглашал остаться “отобедать”, перейти в другую комнату. Ре-пин – маленького роста, сухой старичок с копной волос на голове,где десятки славных лет посеребрили мало прядей. Правая рука ху-дожника на повязке – закутана в теплый платок. Уже 20 лет, как Ре-пин потерял способность владеть ею. Торчащие из мятого, как пус-того, рукава пальцы желты и костляво-неподвижны, но с неунываю-щей энергией маститый художник перешел на левую руку и еже-дневно неустанно работает ею с натуры и от себя». Здесь рассказД. Бурлюка прерывается воспоминаниями Корнея Ивановича Чу-ковского: «Они (футуристы) пришли к нему в “Пенаты”, учтивые,тихие, совсем не такие, какими были в буйных своих декларациях.За обедом футуристы прочитали Илье Ефимовичу две оды своего от-ношения; ода Василия Каменского (Каменский, помимо того что былпоэтом футуристом, был еще и летчиком и еще любил вырезать изразноцветной бумаги разные фигуры и узоры. В этой области у негобыл природный талант). Ода кончалась так:

Все было просто, нестерпимо.И в простоте великолепенСидел Илья Ефимо-вич великий Репин5.

Познакомившись с Бурлюком лично в Куоккале, Репин не то чтопримирился с ним – этого не было и быть не могло! – а просто стал

285


смотреть на него снисходительнее, не придавая никакого значенияего парадоксам и придерживаясь беззлобной иронии во всех разго-ворах с ним. Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, присутствовав-шая при этом свидании мгновенно сочинила стихи:

Вот Репин наш сереброкудрый, –Как будто с ним он век знаком!Толкует с простотою мудрой,И с кем? – с Давидом Бурлюком!Искусства заповеди чисты,Он был пророк их для землиИ что же? Наши футуристыК нему покорно притекли»6 .

Бурлюк после этой встречи также стал более сдержан по отноше-нию к И. Репину в своих выступлениях, но продолжал прочно оста-ваться на своих футуристических позициях. После банкета с финна-ми Бурлюк и Бродский, преисполненные впечатлений, не желая бы-стро расставаться, отправились в художественный салон мадам До-бычиной, которая только что продала шесть работ Бурлюка Макси-му Горькому, включая уже ставшую известной работу “Лужица встепи”, где облака отражались в спокойном зеркале воды. Там ониоказались в компании художника, одного из способных учеников,вышедших из мастерской И.Е. Репина в Академии художеств, Бори-са Анисфельда. Творческая судьба и жизненный путь Д. Бурлюка вомногом напоминал судьбу Б. Анисфельда. Они оба начали художест-венное образование, как и И. Бродский, правда с отрывом в один год,в Одесской художественной школе. У них были одни и те же учите-ля – Г.А. Ладыженский и К.К. Костанди. Когда началась революция1917 г., Б. Анисфельд отправился через Дальний Восток, Японию, Ка-наду в Соединенные Штаты.

В воспоминаниях Д. Бурлюк продолжает: «В салоне у Добычинойк нам также присоединился поэт-заумник и художник-футурист,друг Ларионова, Илья Зданевич, уехав в 1921 году на учебу в Париж,да остался там до конца своих дней. За кофе мы провели незаметновремя до раннего утра. Бродский был утомлен и решил нас оста-вить – он всегда был слаб и болезненный. Он умер в 1939 году, когдаего талант был отмечен наивысшим признанием. Он первый в Рос-сии из художников был награжден орденом Ленина. Я тогда попро-щался с ним, не зная, что больше никогда его не увижу. Было ужезрелое утро, когда я оказался в просторной квартире Бориса Анис-фельда на Каменноостровской, недалеко от Петропавловской кре-пости. Я восторгался висевшими на стене работами Анисфельда –огромными декоративными цветами и работой “Три радости” Нико-лая Константиновича Рериха, живописца, монументалиста, сцено-графа, педагога, писателя, ученого (…) Покинув Анисфельда, я при-сел на скамейку у заднего входа в Петропавловскую крепость, на-блюдая за Суворовской церковью. Меня клонило ко сну. Я не спал

286


24 часа. Обрушившиеся на меня впечатления лишили меня возмож-ности поспать. Я купил утреннюю газету и просмотрев ее, нашел напоследней странице: “Прибывший вчера из-за границы, Ульянов(Ленин) прочтет свою лекцию во дворце Кшесинской, сегодня в9:30 утра. Вход свободный. Через пять минут, я уже находился внут-ри роскошного особняка, тяжелые двери революция которых от-крыла для всех. Внутри был огромный зал с высокими, живыми, тро-пическими растениями около раскрашенных колонн. В середине ро-скошного зала находились длинные скамейки. На них лежало не-сколько винтовок со штыками и мешков с амунициями. Стекло в од-ном из окон было разбито, и 2 голубя свободно влетали и вылеталииз помещения, где только что отрекшийся от престола царь обедалсо своей фавориткой-танцовщицей. За длинным столом слева сиде-ли 5–6 рабочих, говорящих вполголоса между собой. Я подошел кним с вопросом о лекции Ульянова. “Мы товарищ тоже здесь по это-му делу. Мы ждем”, – сказали они. Я решил провести маленькое ис-следование. Я поднялся на второй этаж по большой лестнице, о кото-рой Пушкин любил повторять его известное высказывание о лестни-це во дворце Флоренции: “Замерзшая мраморная музыка”. В середи-не зала с правой стороны просматривалась большая мраморная под-ставка. Крестьянка с квадратным задом, высоко замотанной юбкойи голыми круглыми ногами усердно мыла пол, пользуясь тазом, в ко-тором почему-то находились два кирпича. Слева была маленькаяприхожая. Я вошел в нее и оказался перед 2-метровым широколи-цым ма тросом с коричневым чубом, торчавшим из-под бескозырки,и ружьем со штыком, которое он держал перед собой двумя руками.Товарищ, – обратился я, – я пришел сюда увидеть и услышать лек-цию Ульянова, о чем была заметка в газете. Парень улыбнулся мне.Лекции не будет, мой дорогой друг… Доктор запретил ВладимируИльичу говорить в течение 3-х дней. Они (имея в виду Ленина) про-изнесли свою речь вчера, стоя на броневике около Балтийского во-кзала и потеряли голос. Они сейчас спят за этой дверью, и я, охрана,здесь, чтобы никто их не беспокоил. Таким образом, я упустил шанспознакомиться и увидеть и услышать Ленина. На следующий день яуехал из Ленинграда без какой-либо надежды вернуться в него. Те-перь, через 39 лет, при свершившемся чуде мы скоро будем там»7.

Приближаясь к родине

27 апреля в 9.20 утра Маруся и Давид отправились в купе перво-го класса в вагоне поезда “Хельсинки–Москва” через Ленинград.Из дневника: «Мы смогли осилить стоимость только “плацкарта”, но,войдя в вагон, мы узнали, что проводник уже получил специальноеуказание поместить нас в первый класс. Доллар в России обесценен.Обменный курс очень невыгоден. Требуется 60–100 долларов в деньна скромное проживание. На такие расходы мы не рассчитывали, и

287


если бы не приглашение быть почетными гостями Союза писателейРоссии, взявшими все расходы по нашему пребыванию на себя, мыбы не потянули эту поездку.

Земля, которую мы проезжали, была покрыта толстым слоем сне-га. Мы почувствовали, что возвратились в прошлое на 40 лет назад.В вагоне оказался экскурсовод, ветеран второй мировой войны, и наего лице видны следы операционного художества русскосоветскоймедицины. В Ленинград прибыли в 11.50, в темноте. Видимо, небобыло затянуто тучами. В вагон вошел государственный чиновник испросил: “Где американцы?” Он проштамповал паспорта и дал 2 бес-платных билета на поезд в Москву. На вокзале нас встретили с цве-тами представители ленинградского отделения Союза писателей воглаве с Сергеем Спасским, знакомым Бурлюка еще со времен рево-люции в России. Он был автором нескольких книг, в которых опуб-ликовал мемуары о 1917–18 годах. В них он упомянул несколько разимя Бурлюка, связывая с некоторыми эпизодами жизни во времятурбулентного исторического периода. В сборнике ленинградскихпоэтов “Костер” на странице 89 Сергей Спасский написал шуточноеизображение Бурлюка:

Как часто, деловит и плотен,Персидский выпучив жилет,Взметнув лорнет к больному глазу,Оглаживая свой сюртук,Цинизмом сдобренную фразуЗдесь расплетал Давид Бурлюк…

Мы вошли в здание вокзала, а затем в огромный ресторан, гдеуже сидели за столом 14 художников и 17 писателей. В дверях стоялшвейцар, пожилой мужчина с толстыми, серыми бакенбардами, оде-тый в царскую униформу. Мы обменялись словами приветствия, но,к сожалению, я потерял книжку, в которой все присутствующие ос-тавили свои подписи. Присутствовал председатель Союза советскиххудожников (Ленинград, улица Герцена, 38) Иосиф Алексеевич Се-ребряный. Позже я писал ему, и мы отправляли наши публикации поадресу Союза, но мы никогда ответа не получали. Все люди, которыенас встретили и с кем говорили в эту 50-минутную “летучку”, былиочень приветливы и уважительны. Выражали радость и были возбу-ждены, увидев нас. Все были возраста до 50 лет, кроме одного писа-теля и Спасского (позже мы узнали, что он вскоре, осенью 1956 года,скончался). Мы возвратились в свой вагон, уставшие и ошеломлен-ные и тут же заснули».

В первый день пребывания на российской земле Бурлюки оказа-лись в районе Бологого. Наблюдая за удаляющимися холмами, ДавидБурлюк вспоминал знакомые со дней его юности места. Его запись:“Около Боровичей, в Кончанском, на озере Шаргорода я начал рисо-вать и писать с натуры в 1898 году с Александрой Ивановной Ротчи-ной-Колосовой. Она была ученицей Шишкина (1832–1898) и гувер-

288


нанткой моей сестры Людмилы, а также подружкой моей мамы.Вскоре мы прибыли в Тверь (Калинин), где в 1888–99 г. я учился вгимназии и жил в пансионе мадам Пикок, урожденной Бакуниной”.

Несколько ранее, под Выборгом, они видели много разруше-ний –результатов последней войны между маленькой Финляндиейи Россией. Теперь, в Твери, они ужаснулись следам вторжения нарусскую землю гитлеровской орды.

Гостеприимная Москва

Поезд в Москву прибыл 28 апреля в 2 часа дня, как они написалив воспоминаниях, на Николаевский вокзал (теперь – Ленинград-ский). Когда Бурлюки выбрались из вагона, их встречали и обнима-ли: Лиля Юрьевна Брик, Василий Абгарович Катанян, Михаил Яков-левич Аплетин, Семен Исаакович Кирсанов, Николай НиколаевичА-сеев, также Женя Спасский, брат Сергея, и другие незнакомые Бур-люкам люди. Все они являлись членами специально созданной ко-миссии Союза писателей по приему Бурлюков в России. Маруся по-мнила Колю Асеева и Женю Спасского молодыми; сейчас они вы-глядели пожилыми людьми, с морщинами, бледные и рыхлые. Мару-ся увидела Лилю Брик в первый раз. Ей понравились ее очарователь-ные черные глаза и темно-каштановые волосы с отблеском огня икрасной бронзы. Теперь в течение 60 дней Бурлюки могли не думатьо расходах на жилье, не надо было пересчитывать багаж и деньги.Все для них организовано, везде заплачено. В 3-х американских“паккардах” их отвезли в отель “Москва” и разместили в номере“люкс” со спальней, гостиной, с прихожей и огромной ванной.

Вечером В.А. Катанян отвез их на такси к себе домой в Спасопе-сковский переулок, где их ждала его супруга, Лиля Юрьевна Бриксо старинным русско-помещичьим ужином с лучшими русскимивинами.

Из вопоминаний Василия Васильевича Катаняна, (сына ВасилияАбгаровича): «Сегодня приехал в Москву Давид Бурлюк, ему 74 года.История его приезда такова: он написал Л. Брик, что хочет посетитьСССР, но у него денег только на билет в одну сторону. Тогда по ини-циативе Лили Юрьевны Н. Асеев, С. Кирсанов и отец обратились всоюз писателей за разрешением пригласить Бурлюка за свой счет.Союз обратился в Мининдел, и те постановили, чтобы Союз писате-лей пригласил Бурлюка за свой счет. И вот он приехал. Л.Ю. мне ска-зала: “Никакими тысячами не оплатить тех полтинников, которыеДавид давал Володе, чтобы тот писал не голодая”.

Бурлюк хочет здесь писать картины и устроить в Нью-Йорке вы-ставку 1 мая. Вчера видел Бурлюка и его жену Марию Никифоровну.Оба очень симпатичны. Бурлюк крупный, сгорбленный, почти лы-сый, одноглазый. Он вошел и сказал: “Здравствуйте, я Бурлюк, авы?” Я представился. Жена его похожа на рисунки в “Сатириконе”,

289


высокая, старомодная, в смешной шляпке,медлительная, она специ-алистка в музыке и пишет, издает журнал.

У Бурлюка абсолютно ясная голова, все помнит, все соображает,говорит умно, с южным акцентом.

Про Маяковского: “Когда я в художественной школе начал про-поведовать всякие “измы”, меня в корридоре стал задевать какой-тоюноша, смеялся надо мной и поносил меня. Я решил его проучить,вздуть, но потом прикинул, что он очень высок и силен, могло полу-читься наоборот и решил привлечь его на свою сторону. Стал емучто-то объяснять, он многого не знал...”

Маруся Бурлюк: “Володя потом у нас потом стал своим челове-ком. Я всегда собирала в баню троих – Давида, Володю и Хлебнико-ва, последнего с трудом. Потом все пили чай из самовара, долго. Этобыло в Романовке, такой дом у Никитских ворот”.

Давид Давидович: “Мы давали Володе рубль в день, чтобы он могписать не голодая”.

– Как рубль? Он же писал, что полтинник.– Нет. Он же сам подтвердил делом, что рубль.В Америке он дал Марусе серебряный рубль – на память о тех

рублях. Вот этот рубль”Маруся показала его. Он у неё на одной цепочке с солдатским но-

мерком сына времен войны. Она хотела подарить эти дорогие рели-квии Л.Ю., но та не взяла.

Бурлюк живет живописью. У него дом на берегу океана под Нью-Йорком, масса картин и 10 000 книг. Сейчас они построили специ-альную галерею, чтобы посетители не толклись по всему дому. У нихдвое взрослых сыновей, один из них архитектор.

– Он талантлив? – спросила Л.Ю. Марусю.– Да.– Как отец? Кто талантливее?– О, Давид гениальнен – ответила она тихо.Бурлюк подписал мне свою репродукцию – вид Нью-Йорка»8.В этот же вечер они увидели спектакль “Клоп” в театре “Сатиры”.

Каждое посещение театра сопровождалось дружескими приятнымипоклонами многочисленным знакомым и большим количеством но-вых знакомых, желающих поговорить с ними и пожать им руки.

Пьеса Маяковского произвела сильное впечатление. Давид Бур-люк и Маруся вновь соприкоснулись с творчеством В. Маяковского,но уже в новом качестве – в качестве театральных зрителей. Позжев своих воспоминаниях о поездке в Россию Бурлюк напишет: “Воз-вратившись домой в Америку мы получили от директора музеяВ. Маяковского Агнии Семеновны Езерской по почте автограф Мая-ковского, где он написал на “Флейте-Позвоночнике” – “ВеликомуБурлюку”. Эта поэмы была издана Лилей и Осипом Брик в декабре1915 года в Петрограде. Они также получили по почте сборник“Стальной Соловей” Н. Асеева и “Маяковский издевается”, от мос-ковской и международной ассоциации футуристов. Эти книги были

290


изданы Московской академией художеств9. В книге “Маяковскийиздевается” на третьей странице поэмы полный конспект пьесы, на-писанный Маяковским в январе 1929 года, за год до трагического са-моубийства. Там сказано следующее: “Когда шторм революциистих, советская жизнь покрылась грязью и ⟨…⟩ Куски тухлых фили-стинцев выползли под вывеской СССР”. Маяковский был упрямыми последовательным модернистом. “Большевик” – это значит про-грамма максимум в политике, в жизни, в поведении,даже оригиналь-

291


Давид Бурлюк, Мария Бурлюк (похожа на изображения

в “Сатириконе”), Лиля Брик

Гостиница “Москва”. В 1956 и 1965 гг. здесь останавливались

Давид и Мария Бурлюк

ная одежда в его молодости, литература (его ненависть к формамклассической поэзии), живопись и скульптура, его тесные отноше-ния с Бурлюком, Родченко, Малевичем, Татлиным, Кандинским, по-этами Каменским, Крученых и великим Хлебниковым”.

Бурлюк продолжает: «В Москве прошлым летом воздвигнут ог-ромный бронзовый монумент великому политическому поэту, поэтуОктябрьской революции, нашему большому другу, поэту-футуристуВ.В. Маяковскому. Обе эти пьесы “Клоп” и “Баня”, которые мы виде-ли в Москве 28 и 29 апреля 1956 года, являются его последними сло-вами в защиту современной жизни, новой жизни, новой техники,нового искусства».

Пьесы Маяковского, как пишет Д. Бурлюк, «беспощадная борьбапротив “Babbitts” (герой одноименного романа Синклера Льюиса –мещанин, бездушный обыватель)».

29 апреля 1956 г. в центральной партийной газете “Правда” поя-вилась заметка о прибытии Бурлюка с Марусей в Россию в качествепочетных гостей. Это был воистину прорыв лигитимного отношенияк информации об их пребывании в СССР. Сигнал был дан. Из“Огонька” и “Советской культуры” хлынули корреспонденты и фо-тографы с надеждой на интервью. “Огонек” никогда не печатал такмного о Бурлюке. Марусю и Давида Бурлюка стали посещать множе-ство людей, знакомых и незнакомых.

В воспоминаниях Маруся пишет: «Кто-то постучал в дверь. Я от-крыла ее, и передо мной стоял наш старый дорогой друг Коля Асеев.Мы много времени провели с ним во Владивостоке в 1919 году. (Чи-тайте его книгу “Октябрь на Дальнем”.) Я помогла ему снять пальто.Он не мог поднять свою правую руку. “Это результат моей болез-ни”, – сказал он. “Я был в санатории 6 недель и знаешь ли, Маруся,я провел там много бессонных ночей. И вместе с тем я испытывалтам самый большой восторг от пенья петуха. Сначала это вызывалово мне раздражение, а позже я понял, что петух объявляет миру при-ближение нового дня, он кричит о жизни, это так важно. Он поет орадости, что он жив. Петух стал моим другом, и вот моя поэма о нем”.Поэт продекламировал свои блестящие, как всегда, строки. У Мару-си промелькнула мысль: “Люди, почему вы не любите своих поэтов,пока они живы? Ушедшие поэты выглядят такими жалкими, груст-ными, даже после того, как мы их прославляем”».

В то же утро Николай Асеев забрал их на машине с шофером насвою большую комфортабельную дачу на Николиной горе. Возвра-тившись, они пообедали у Лили Брик и вечером смотрели “Баню” Ма-яковского. Маруся корректно заметила, что в пьесе “упущены каж-додневные эпизоды тривиальных проблем счастливой и несчастнойлюбви. Нет кровавых убийств, нет разговоров о миллионах, что явля-ется обычным для голливудских творений. Люди показаны за своейежедневной работой в своих конторах. Они чужие друг к другу”.

Бурлюков осаждают посетители и, не переставая, звонит теле-фон. Некоторые голоса и имена им знакомы, но в основном это но-

292


вое молодое поколение. Утром 30 апреля пришел Роберт РафаиловичФальк. Его называли “разрушительным художником”. Он один изсохранившихся на то время русских модернистов в СССР. Вместе стем игнорировать талант и высочайшее мастерство этого художникабыло невозможно, и в 1957 г. в Москве была открыта его персональ-ная выставка.

В то же утро Бурлюков посетил сын Васи Каменского, одного изсамых дорогих им людей, которого они искренне называли своимбратом. Младший Каменский, молодой джентльмен, выглядел точно,как его отец. Ему 37 лет. Работает в небольшом театре художником иделает иллюстрации в периодической печати.

Визиты продолжались. Пришли профессор Степанов с супругой,родители душевно больного парня. Еще будучи в США и еще не пла-нируя поездку в СССР, Бурлюки отправили Степанову по почте не-которое количество лекарства (сермантил). Не надеясь на почту, онидополнительно привезли это лекарство с собой. Профессор катего-рически настоял на том, чтобы оплатить расходы, и Бурлюк вынуж-ден был принять от Степанова 3000 рублей, которые впоследствииочень ему пригодились.

Пришли Асеев и Лиля Брик, и все вместе отправились на такси встудию Роберта Фалька. Коненков тогда сказал: “Из всех бубновале-товцев, только эти люди остались в живых сегодня: Вы, Бурлюк, я,Р.Р. Фальк, А.В. Куприн, и В.В. Рождественский. Все остальные ушлииз жизни. Роберт Фальк – самый молодой”. Ему всего 71 год. РобертРафаилович Фальк родился в Москве в семье юриста. С 1905 по1912 год учился в Московском училище ваяния и зодчества. Там Бур-люк и познакомился с ним. Затем “Бубновый валет”, где Р. Фалькпредставлял особое явление. Его и Куприна за их лиризм, психоло-гическую глубину, тонкость живописного ощущения, называли “ти-хими Валетами”. Девять лет после революции в России он провел вПариже. Во время Отечественной войны его сын погиб на фронте.Возвращение Р.Р. Фалька на родину больших радостей ему не доста-вило. Его стали сторониться. Картины его не покупались. Он вынуж-ден был работать практически в стол, за исключением несколькихдекораций для еврейского театра по заказу Михоэлса.

Итак, Бурлюки в студии этого “подпольного” советского худож-ника, под крышей старинного шикарного здания. Угловой дом на бе-регу Москвы-реки, напротив вновь восстановленного сейчас храмаХриста Спасителя, на месте бассейна “Москва”. Последний раз Бур-люк был в мастерской Фалька в 1915 году. Окна мастерской смотрятна башни Кремля. Сейчас, когда пишутся эти строки, в этом зданииразмещается учреждение, занимающееся обслуживанием Диплома-тического корпуса и, конечно, никаких следов мастерской Фалькане сохранилось. В воспоминаниях Маруся и Давид Бурлюки пишут:“В мастерской Р. Фалька тепло, на столе много ненатянутых полотен.В помещении большое количество, многие из них – результат ме-сячных и годичных трудов”. “Я принадлежу и меня считают худож-

293


ником-формалистом и ты, Давид, понимаешь, что это значит, – ска-зал Фальк. – Только в Париже художник в состоянии спокойно ра-ботать. Там все; общий интерес к искусству, в столице искусства с ееогромной памятью и традициями прошлого и со своим светом и воз-духом”. Бурлюки возразили ему, ссылаясь на недавний опыт пребы-вания в Париже. Париж очень старый город и жизнь для малоиму-щих людей там тяжелая. Париж летом грязный, загазованный, в ка-фе мухи и жадные грубоватые “гарсоны”.

Вид из окна студии Фалька, как красивый сюжет с шестисотлет-ним Кремлем. Фальк показал им около 100 работ. Над каждым своимпроизведением он продолжает работать. Пока работы находятся вего мастерской, он не считает их законченными. Некоторые портре-ты выглядят как барельеф. Мадам Фальк значительно моложе маэст-ро. Они женаты 18 лет. Она преподаватель немецкого языка студен-там механического факультета. Их угостили ланчем. Хозяева вегета-рианцы. Из экзотических, чисто русских блюд на столе гречневаякаша с молоком, великолепный черный хлеб. Фальк и его жена оченьвнимательны и нежны друг к другу. Фальк рассказал, что это его вто-рая жена10. Он возвратился из Парижа в 1937 году. “Здесь в мастер-ской находятся почти все мои работы, которые я написал с 1912 по1955 год”. Внешне все выглядело красиво: “Просторная мастерская вшикарном доме с ванной и лифтом, но работы этого выдающегосяхудожника XX века по-прежнему не востребованы”.

Распрощавшись, они спустились этажом ниже в этом же доме,чтобы посетить мастерскую Куприна. Александр Васильевич Ку-прин был тоже студентом Московского училища ваяния и зодчества.Был активным участником общества “Бубновый валет”. Его натюр-морты принадлежали к числу лучших, что было создано бубновова-летовцами в этом жанре. В 1912 году Бурлюк бывал у Куприна, но этобыло в другом месте. Сейчас перед ними очень хрупкая и пожилаяпара. Куприну – 76 лет, он частично глух и почти слепой. Супруга несказала ни слова. Маленькое высохшее создание бесконечно дыми-ло сигаретой. В углу мастерской домработница готовила обед, состо-ящий из мясного супа, в большой кастрюле. Куприн рассказал, чтоТретьяковская галерея только что купила 40 его работ. К сожалению,он уже не может работать: “Я никогда не покидаю мою мастер-скую…стар”. За столом также их старый друг, Рождественский. Ва-силий Васильевич Рождественский (1884–1963), как и Бурлюк и Ку-прин, учился в Московском училище ваяния и зодчества. Один изчленов учредителей общества “Бубновый валет”. Его работы, преи-мущественно пейзажы и натюрморты, где художник находит своеосмысление пластики живописи, которое принято считать у него“умеренным кубизмом”. Рождественский, соратник Петра Конча-ловского, вместе с Ильей Машковым были упрямыми сезаннистамии следовали лозунгу “писать только с натуры”. В свободное времяони занимались тяжелой атлетикой и борьбой. Машков, которыйбыл ранен в Первую мировую войну, вскоре после ее окончания

294


умер11. Петр Кончаловский, родившийся в 1876 г., был зятем велико-го русского художника В.В. Сурикова. Кончаловский умер наканунеприбытия Бурлюков в Россию в возрасте 80 лет. П. Кончаловский,сын богатого издателя, был хорошо знаком с европейской культуройи знал иностранные языки. Перевел на русский язык известныеписьма Сезанна своему ученику Эмилю Бернару. Единственный, ктоостался из трио “атлетических” художников, был Рождественский,изможденный и старый в свои 70 лет.

Бурлюки закончили свидание с прошлым. Перед входом дома ихожидала правительственная машина, в ней сидел Юрий МихайловичМедведев. В атомобиле, который назывался “ЗИМ”, на полу быликовры и толстые шторки на окнах. Они прокатились по широким,необыкновенно чистым проспектам Москвы, мимо гордости новойРоссии, Московского университета. Обедали у Лили Брик, верну-лись в гостиницу.

Следующий день изобиловал посетителями. Писатели приноси-ли и дарили свои книги. Бурлюки, в свою очередь, раздавали авто-графы. Бурлюк делал рисунки и раздавал их как сувениры, включаяакварели, которые он делал на корабле по дороге или в скандинав-ских странах.

Майские дни в Москве

Каждый, кто находился в то время в Москве, испытывал припод-нятое чувство принадлежности этому весеннему празднику. Воздухначинал прогреваться ласковыми лучами солнца, светившими как-торадостней. С улицы доносилась праздничная музыка, смех, и стоялгул от ожидавших начала движения демонстрантов. Красный цветлозунгов и знамен разных оттенков подчеркивал торжественностьпроисходящего.

Маруся и Давид Бурлюк незапланированно оказались свидетеля-ми большого праздника – Дня международной солидарности трудя-щихся. В своих записях они продолжают: «В 7.45 утра мы спустилисьс четвертого этажа на один этаж и поставили в середине стола боль-шого зала миниатюрный американский флаг, “древнюю гордость”.Мы единственные простые американцы приглашены на блюдать па-рад на Красной площади. По случаю праздника был сервирован ши-карный завтрак. К нему пришли Семен Кирсанов, известный поэт,друг и последователь В. Маяковского, и Юрий М. Медведев. Послезавтрака мы последовали на Красную площадь. Нам пришлось прой-ти через четыре кордона милиции и солдат, демонстрируя американ-ские паспорта и специальные приглашения. В этом же направлениишла толпа счастливых людей, у которых тоже были пропуска. Солда-ты выглядели сытыми, хорошо одетыми в своих новеньких формах.Перед ними мелькало большое количество фотографов, которыеснимали их без их согласия.

295


На старинной башне Спасских ворот прозвучали десять ударов, изатем в полной тишине появилась серебряная машина с маршаломЖуковым, который принял парад. Солдаты отвечали на его приветст-вия формальными словами, выкрикивая из тысячи глоток. Машина сЖуковым проследовала к правительственной ложе, чтобы отрапорто-вать им. Последовал ясный, энергетический и бодрый голос маршалаЖукова: “Здравствуйте товарищи, граждане и гости”. Он сказал не-сколько слов о достижениях великого советского народа, о работеСССР за мир и предупредил, что если безумные поджигатели войныпопробуют вторгнуться на российскую землю, СССР полностью готовразгромить врага. В воздухе поплыли красные флаги и плакаты. Их бы-ло так много, что казалось, что воздух был охвачен пламенем и горел.

Промаршировали части Советской армии, команды спортсме-нов, делегации рабочих и горожан. Многие с ветками и цветами.Многие несли своих потомков на своих плечах. Аэропланы в одиноч-ках и группах с ревом в небе проносились над парадом. За несколь-ко часов до окончания парада мы возвратились в отель. Главныйвход был перекрыт, и мы вынуждены был проскочить через заднююдверь, что оказалось возможным благодаря Кирсанову и Медведеву,которые использовали возможности привилегированного положе-ния. В большом зале гостиницы “Москва” был уже накрыт длинныйстол для гостей Союза писателей. Активно действовал метрдотель“товарищ Зайцев”, высокий, худощавый. Хозяин приема, МихаилЯковлевич Аплетин, веселый лысый среднего возраста человек. Ме-сто ему было отведено около нас. Смеясь, он сказал:

“Есть ли резон, приехав издалека через океан, есть черныйхлеб?”. Рядом сидит французский писатель Роже Вайян. Он пьетводку, говорит на высоких тонах, и лицо его от алкогольных паровзалилось красной краской. Вместе с ним русский переводчик, ОльгаПавловна Граевская. Напротив за столом дочь немецкой писатель-ницы Анны Зегерс из Берлина. Болгарский поэт Доскалович, остат-ки филиала Третьего Интернационала.

Семен Кирсанов записал в блокнот Бурлюка короткую поэму“В Альпах” – в защиту мира, против ужаса атомной войны. В очеред-ной раз мы ощутили вкус чудес московской кухни, похожий на дои-сторические дни кухни родителей. На столе были деликатесы, шам-панское, крепкие и легкие напитки. После стола нам была показана намаленькой сцене самодеятельность. Одна из выступающих, китаянкав белых панталонах и розовой пижаме в виде костюма, спела корот-кую мелодию, два довольно сильно подвыпивших ирландских рабо-чих сыграли очень старую и грубую пьесу из ирландского фольклора.И этот вечер мы провели в обществе Лили Юрьевны Брик и ВасилияАбгаровича Катаняна, кому мир обязан за его книги о В. Маяковском,в которых он старается воссоздать жизнь этого великого поэта день заднем, месяц за месяцем в течение 430 месяцев. Все в квартире Л. Брики В. Катаняна посвящено памяти Маяковского. Жизнь этой пары ох-вачена описанием вещей и публикациями, связанными с ним. Там Ма-

296


яковский все еще жив. Если б открылась дверь и Володя Маяковскийвошел бы и поздоровался своим бархатным басом “профундо”, никтобы не удивился и не подумал, что это нереально, необычно и неестест-венно. В 1960 году исполнится 30 лет со дня его ухода из жизни. Мывосторгались, с каким усердием и упорством Лиля Брик и Василий Ка-танян хранили это великое наследие, и мы тактично попросили их неопускать имена и деятельность многих, тогда уже забытых “незначи-тельных” имен, которые находились в обществе, в котором жил и тво-рил Маяковский, кто его поддерживал, и особенно, кто его первымраспознал. Лиля Брик рассказала, что Маяковский боялся постареть.С молодости у него была любовь к женщинам и девушкам значитель-но моложе, чем он. Иногда они были подростками 17–18 лет, но он сними сближался, если они его понимали и признавали его гений. Чтозанимало его ум и против чего он боролся до последнего удара егопульса – с тем, что было несправедливо и ненавистно, с тем, что бы-ло против модернистского искусства. Теперь пишут и публикуютбольшие работы о нем и его поэзии. Теперь открыты музеи, библиоте-ки, носящие его имя. Воздвигнуты бронзовые монументы и один изних во дворе дома № 15 переулка Маяковского на Таганке.

Когда Маяковскому было 18 лет, он не имел работы и был случай-ным человеком, к которому никто не имел никакого интереса. Какначинающий поэт он написал несколько коротких поэм, которые онтолько что сотворил, и в это время у него было только два искреннихдруга, Давид и Маруся Бурлюки. Этот гигант поэзии никогда не былнеблагодарным. Никогда не забывал своего искреннего друга, сво-его учителя Давида Бурлюка».

Здесь мы возвратимся к тем событиям в России, которые былисвязаны со славными днями дружбы с великим поэтом Маяковским.

Василий Абгарович Катанян в своем фундаментальном труде ожизни и творчестве Маяковского пишет: «1912 год. Осенью Мая-ковский впервые прочел свои стихи Д. Бурлюку.

– Днем у меня вышло стихотворение. Вернее – куски. Плохие.Нигде не напечатаны. Ночь, Сретенский бульвар. Читаю строки

Бурлюку:

Зеленый, лиловый отброшен и скомкан,А в черный, играя, бросали дукаты,И жадным ладоням сбежавшихся оконРаздали горящие желтые карты.

Прибавляю – это один мой знакомый. Давид остановился. Осмот-рел меня. Рявкнул: “Да это же ж Вы сами написали! Да вы же ж гени-альный поэт!” Применение ко мне такого грандиозного незаслужен-ного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совер-шенно неожиданно я стал поэтом. …Уже утром Бурлюк, знакомя меняс кем-то басил: “Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэтМаяковский”. Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Еще и рычал на меня,отойдя: “Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупое положение”.

297


…Пришлось писать. Я и написал первое (первое профессиональ-ное, печатаемое) – “Багровый, белый” и другие. … Всегдашней лю-бовью думаю о Давиде. Прекрасный друг. Мой действительный учи-тель. Бурлюк сделал меня поэтом. Читал мне французов и немцев.Всовывал книги. Ходил и говорил без конца. Не отпускал ни на шаг.Выдавал ежедневно 50 копеек. Чтоб писать не голодая»12 .

В сборнике “Красная стрела” (1932 г.), изданном в Нью-Йорке М.и Д. Бурлюками и посвященном памяти Маяковского, Бурлюк вспо-

298


Мемориальная доска на доме, где находился музей Владимира Маяковского

минает: “Необычайное в нем (Маяковском) поражало сразу: необык-новенная жизнерадостность… великое презрение к мещанству, паля-щее остроумие… Меня Вл.Вл. Маяковский считал “старшим”. Пер-вые месяцы знакомства он бравировал перед мной своим уклоном вразврат. В нем кипели молодые “непочатые” невычерпанные си-лы.Этот период у А.С. Пушкина бы отмечен опасным “кружком зеле-ной лампы”. Но Маяковский – бедствовал. У юноши были враги: го-лод, холод, людское равнодушие. Высокая стена, которую надо былопробить лбом, отделяла его от успеха в жизни. Ему приходилось пере-биваться любовью мещанок, на дачах изменявшим своим мужьям –в гамаках, на скамейках-качелях, или же ранней невзнузданной де-вической страстью курсисточек… Вл.Вл. Маяковский не был подобенкакому-либо профессору, заваленному, как музей, как библиотека,мертвым грузом прошлого знания. Владимир Владимирович Маяков-ский очень мало, особенно в юности, знал. Не закончив даже среднейшколы, как только пришла необходимость в защите себя, своеготворчества, своей группы, своего нового духа времени столкнуться садептами старой противной культуры – Маяковский почувствовалнедостачу знания. Память поэта была феноменальной. Игра на биль-ярде, в карты, вино, женщины не давали ему возможности сесть закнигу “сиднем” и 33 года просидеть. Подобно Есенину, после хмель-ных лет, он не уговаривал себя тихо сесть за Маркса…

Маяковский с жадностью, как сухая земля во время ливня, вре-менами, периодами набрасывался на книгу. Читал запоем. Это с нимбывало, когда он иногда прихварывал. Будучи мнительным, он лю-бил иногда полежать в постели, а подчас и серьезно болезнь его схва-тывала… Володя Маяковский и во вторую осень нашего знакомствабыл опять плохо одет. А между тем начались холода. Увидев Маяков-ского без пальто, в конце сентября 1912 года, в той же “Романовке”,в темноте осенней, перешагнувшей за полночь, на Маяковского, со-биравшегося уже шагать домой (на свою Большую Пресню, 24 (См.:“Я и Наполеон”), я надел зимнее ватное пальто своего отца. “Гляди, впору…”, оправляя по бокам, обошел кругом Маяковского и застегнулзаботливо и крючок у ворота, и все пуговицы… “Ты прости за мохна-тые петли, но зато тепло, и в грудь не будет дуть”».

Маяковский был человеком новой эпохи. Он принадлежит к по-колению, которое в живописи шло под флагом воинствующего им-прессионизма, кубофутуризма, примитивизма, вдохновленного рус-ской вывеской, а в литературе выступило в 1908 году “Шарманкой”и в 1909 году с книжкой “Садок судей” 1,– соединив старших футу-ристов, вышедших на борьбу за русскую литературу, во главе кото-рой стали тогда Велимир Хлебников – гениальный поэт, стихотво-рец, народная русская душа песни – Василий Каменский, Елена Гу-ро, братья Бурлюки, Е. Низен, Мясоедов и брат С. Городецкого, ав-тор стихотворения “Лебедь”… Это было началом революции в лите-ратуре. В живописи она началась на два года раньше. Встреча с Бур-люком для Маяковского была удачей. Маяковскому нужен был при-

299


мер, среда, аудитория, доброжелательная критика и соратник. Всеэто он нашел в Бурлюке.

В гостях у Лили Брик и Василия Катаняна Бурлюк написал аква-рельный портрет Лили и сделал наброски портрета Василия. Поздноночью они возвратились в гостиницу. Ночная дежурная, подруга из-вестного художника Богородского, поприветствовала их и передалаключи от номера. Номер “люксовский”. Хрустальные люстры, кан-делябры, тяжелые бронзовые подставки – от всего веет антиквар-ной роскошью. Азиатские ковры, бархатные занавесы. Двери задра-пированы материалом с оттенком розового, фиолетового, зеленого.Бурлюки почувствовали себя далеко от американской жизни, словноперенеслись в конец XIX столетия, в комфорт и спокойствие старойРоссии, описанной Тургеневым, Гончаровым и Толстым. Этот оче-видный анахронизм Маруся объяснила следующим образом:

“Когда рабочие и крестьяне получили возможность после рево-люции управлять жизнью (Ленин: каждая кухарка сможет управлятьгосударством), они захотели видеть свои отели, квартиры и холы,оформленными так же, какими они были в дни правления дворянст-ва и плутократии”. Огромные окна с зеркальными стеклами, огром-ный письменный стол, за которым Бурлюк, с удовольствием заседая,любит отвечать на большое количество телефонных звонков. Здесьже на столе незаконченная акварель “Вид на Кремль из окон гости-ницы “Москва”. Журнал “Огонек” не захотел его опубликовать. Надругом столе огромный букет тюльпанов, подарок от молодых ху-дожников Челнюковского и Наташи Касаткиной. Они обещалиприйти завтра и натянуть холсты для Бурлюка. Холсты предназначе-ны были для письма окрестностей Москвы.

Третьего мая с утра они отправились с визитом к американскомуконсулу – Хейварду Ишаму. Он записал на двух страницах цель иподробности визита в Россию и осведомился, имеется ли у них нуж-да в деньгах. Они рассказали об истории с лекарством для сына про-фессора Степанова, и это решило вопрос с мелкими расходами. Кон-сул был необыкновенно деликатен и вежлив. На этом короткий ви-зит закончился.

Вернувшись в отель, они встретились с госпожой Адовой из газе-ты “Вечерняя Москва” и передали ей акварельный рисунок с изо-бражением Александровского сада для публикации. Рисунок так ине был напечатан.

Наконец, Третьяковская галерея. Картины знакомы с детства, ко-гда еще только начинали формироваться вкусы. Перед их глазамипортрет Надежды Яковлевны Дервиз с ребенком, написанный Серо-вым, – белокурая, голубоглазая женщина, такая веселая и счастливая.Красивые рыжие волосы и лицо молодой матери написаны с большимвдохновением. На заднем плане – симфония красок, выполненная вманере пуантелистов. С этим ребенком, уже взрослой девушкой, Бур-люк работал в студии Московского училища в 1911–1913 годах. Онипровели долгое время перед работами В.М. Максимова. Этот большой

300


мастер не был признан до революции. Цвет в его живописи натураль-ный и очень мягкий. Его кисть – пример большого рафинированногоискусства. Много времени они уделили полотнам А.Е. Архипова. Бур-люк учился у него в МУЖВЗ в течение трех лет, с 1911 по 1914 год. Од-на из работ Архипова в постоянной экспозиции музея искусств Ново-го Орлеана в США. В этом американском музее много амечательныхработ великих русских мастеров. Бурлюк дружил с одним из директо-ров музея господином Броди, который в немалой степени способство-вал увеличению русской части коллекции музея. В разделе нового со-ветского искусства Третьяковской галереи много работ друзей Бурлю-ка, с которыми он учился в Казани, в Одессе, в Москве с 1899 по1914 год. Это М. Сарьян, П. Кузнецов, Александр Герасимов и СергейГерасимов, А. Лентулов, П. Кончаловский, А. Куприн, В. Рождествен-ский, И. Бродский, М. Греков и другие, ставшие знаменитыми масте-рами русского искусства. Большое внимание Третьяковская галереяуделяет замечательному мастеру М.А. Врубелю. К сожалению, как от-метил Бурлюк, его картины пострадали от времени. Цвета потускнелии поблекли.Врубелю пришлось пережить немало острых и обидных на-падок. А. Бенуа пишет о Врубеле: “Многие годы Врубель был всеобщимпосмешищем, и лишь крошечная кучка лиц относилась к нему серьез-но и любовалась его громадным живописным талантом”13. Давид Бур-люк хлебнул подобного рода “критики” сполна.Творчество современ-ных советских художников в музее было представлено только работа-ми, написанными в одном “дозволенном” направлении – соцреализ-ме. Русского авангарда вроде как и не было. Бурлюк хорошо помнилгорячее время революции 1917 года в России, когда пылали страсти илюди хотели строить новую жизнь и распрощаться со старой, с уста-ревшими формулами понимания изобразительного искусства.

Многие авангардисты того времени с воодушевлением и сочувст-вием приняли революцию, поддержали ее и активно участвовали впропаганде социалистических идей. Создавали политические плака-ты, писали лозунги, занимались художественным оформлением ре-волюционных праздников, служили художниками-агитаторами вКрасной армии. Авангард не был однороден, он представлял собойразличные школы и течения. В нем не было единого стиля и духовно-го единения. Среди авангардистов было немало художников, не при-нявших революцию. Большая из них часть уехала за границу, а неко-торые ушли в “подполье”. Но очевидно одно – искусство авангардаприобрело значение мирового масштаба и оказало влияние на всюмировую художественную культуру.

Наступление на авангард началось с известного постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 “О перестройке литературно-художест-венных организаций”. В это время были ликвидированы все художест-венные объединения, и на этом кончилась творческая свобода в СССР.

Сопровождали Бурлюков в галерее журналист Земцов и извест-ный в СССР поэт Семен Кирсанов. Маруся и Давид вспоминают:“Семен Кирсанов пригласил нас к себе на обед в квартиру в доме на-

301


против Третьяковской галереи. В этом доме жило много известныхписателей. Его жена, которую он нежно называл Раинька, выгляделанамного моложе Семена. Белолицая, голубоглазая с прямой точенойфигурой, как стрела, заявила, что диету не соблюдает. Она оказаласьизвестной спортсменкой – бегуньей. Она также чемпионка спор-тивного общества “Наука” по теннису.

Кирсанов пригласил нас в комнату, где на стене висит японскийпейзаж Бурлюка. “Здесь, под этим пейзажем, на этом диване родил-ся мой сын 18 лет тому назад.Мать заплатила жизнью за его рожде-ние. Раинька моя вторая жена.Мы прожили с ней 16 лет. Я купилВаш японский пейзаж у вдовы Петрова, который был инспекторомМосковской консерватории и был другом Ларионова. Он слыл гур-маном и накрывал шикарные обеды для художников, после того какполучал от них в подарок картины. Вашу картину “Березки” я купилв антикварном магазине”». Маруся вспомнила, что “Березки” Бур-люк писал в Михалево. Много работ Бурлюка, написанных в России,разошлось по частным коллекциям.

Вечер Бурлюки провели с Коненковыми, в его огромной мастер-ской, которую советское государство предоставило скульптуру в са-мом центре Москвы, недалеко от памятника Пушкину. Десять лет то-му назад Коненков возвратился на родину после двадцатилетнего от-сутствия. Он жил и работал в США, и часто Бурлюк и Коненков про-водили время вместе. Коненковы прибыли в США 27 февраля 1924 го-да. Сейчас, находясь в его мастерской, они восторгались его работами,особенно последней – огромной статуей Маяковского, вырезаннойиз дерева руками 80-летнего мастера. Его супруга, обаятельная Мар-гарита Ивановна, была очень активной общественной деятельницей вСША, особенно во время Второй мировой войны. Она работала нарусские организации, которые объединили все классы русской эмиг-рации в США, богатых и рабочих, охваченных общим духом патрио-тизма, собирала деньги и медицинские препараты, чтобы помогатьКрасной армии. Эта организация называлась “Gallant Allies ofAmerica”. Бурлюк называл Коненкова Микеланджело.

Наступила вынужденная пауза в общении с Лилей Брик и Васи-лием Катаняном. Они уехали на четыре дня в Ленинград на послед-нее из 50 представлений пьесы Катаняна “Маяковский и его совре-менники”. Маяковского играл великий русский актер Черкасов, из-вестный американцам по фильмам режиссера Эйзенштейна и иг-равший Александра Невского, Ивана Грозного, Максима Горького идругих. С Николаем Константиновичем Черкасовым позже они про-вели много запоминающихся дней в Крыму. Подробно об этом позд-нее. В этой пьесе Катаняна, которую им не привелось увидеть, Бур-люк не появляется, и имя его не упоминается. Его имени нет и в из-бранных сочинениях Маяковского, изданных в 1949 г. История бес-пощадна, особенно когда вмешивается политика.

Четвертого мая Семен Кирсанов повез их на машине с шофе-ром на свою дачу, расположенную в пригороде Москвы. Они про-

302


ехали мимо очаровательных деревушек, которые выглядели так,словно сошли с полотен старых русских мастеров и время не кос-нулось их. Кругом поля, по которым весна рассыпала свои самыепервые цветы. Название деревень – Коньково, Теплый Стан –ассоциируется с именем Екатерины Великой, которая проезжалапо этой дороге в имение одного из своих фаворитов. (Постояннорасширяющаяся Москва поглотила ближние пригороды – Теп-лый Стан и Коньково давно уже стали районами столицы.) Оченьскоро они добрались до дома поэта, построенного из бетона и кир-пича. В этом уютном, приспособленном для круглогодичного про-живания доме обстановка городская. Стены увешаны живопи-сью, в том числе две картины Бурлюка периода 1910-х годов. Да-вид Бурлюк с Марусей, взяв с собой этюдник, отправились пеш-ком в ближайшую деревню, где обосновались на вспаханном по-ле – Давид Бурлюк писал первую картину маслом в свой приездна родину. Это был теплый, солнечный и очень приятный день.Прошло 37 лет с того времени, как Бурлюк рисовал в России и этобыл Владивосток..

Пятого мая Л.Ю. Брик и В.А. Катанян возвратились из Ленингра-да и вновь встретились с Бурлюками. Они же отвезли их в Передел-кино. Вначале Давид и Маруся побывали в доме сибирского писате-ля Всеволода Иванова. В Москве у него квартира в том же доме пи-сателей, в Лаврушинском переулке. На даче у Всеволода Ивановаживет большая семья, со взрослыми детьми, невесткой и внуками.Бурлюк знал его еще по Сибири, по Омску 1918 г. Хозяин прочиталсвой небольшой рассказ о жизни сибирских казаков. Очень тяже-лый, жесткий и безжалостный – о спасении маленького ребенка,чья мать была убита. Читал он рассказ мастерски, а Бурлюк читалсвои стихи, для него и его гостей. Всеволод Иванов, и как впоследст-вии они увидели, и его сосед Корней Чуковский живут, как бывшиерусские помещики, окруженные своими большими семьями. Их уго-щали традиционными русскими блюдами и, как отметила Маруся,“священным черным хлебом”. По дороге на дачу к известному писа-телю Корнею Чуковскому они попросили пригласить поэта БорисаПастернака присоединиться к нам. Встреча не состоялась. Пастер-нак не пришел. Они провели весь вечер в доме Чуковских. В февра-ле 1956 г. Чуковскому исполнилось 76 лет. Чуковский жил в огром-ном деревянном доме. Они вошли в просторную комнату со стеклян-ными дверями, через которые открывался вид на весенний сад. В уг-лу сада похоронена жена Чуковского, это обстоятельство привнеслоэлегическую ноту в их встречу. Хозяйство в доме вела одна из неве-сток. В доме Чуковского две домработницы, два автомобиля, один изних с шофером – такой стереотип благополучия присутствует увсех признанных и отмеченных правительством писателей. Онипровели вечер в воспоминаниях за чаепитием из традиционного рус-ского самовара. Бурлюки отметили, что возраст ему не мешает со-хранять спокойную мудрость и тонкий юмор.

303


Еще в 1913 году, в Петрограде, в колыбели футуризма в РоссииЧуковский читал лекцию “Искусство будущих дней”, в которойон занимал очень осторожную позицию. Он написал великолеп-ную книгу о Репине. Чуковский всегда предпочитал нейтральнуюпозицию в литературе. У него в Куоккале была огромная библио-тека, где хранились книги, которые он начал собирать до 1918 го-да. Когда территория Куоккалы перешла в юрисдикцию Финлян-дии, мародеры разграбили и уничтожили это бесценное собра-ние. Чуковский чудом сохранил свой знаменитый альбом “Чукок-калу”, в котором мы увидели несколько рисунков Маяковского иодин рисунок Бурлюка 1915 года. Там же они встретились с писа-телем Константином Фединым, который рассказал, что в егоквартире в Лаврушинском переулке (в том же доме, где живутКирсанов и Иванов) висят два пейзажа Д. Бурлюка.

Шестого мая с 12 дня до 6 вечера, Бурлюки провели в Переделки-не, Давид занимался живописью, писал местный пруд и дома, нахо-дящиеся за ним. День был прохладный, серый, дул сильный ветер.С ними был талантливый портретист Макс Израилевич Брентизен,который очень легко и быстро, без напряжения написал портретБурлюка и его руки. Брентизен буквально спас художника от про-студы, уступив Бурлюку свое пальто.

Седьмого мая Бурлюков пригласили на прием в Центральныйдом литераторов на ул. Воровского, 22 (теперь улица носит преж-нее название – Поварская). На приеме были Борис Полевой и се-кретарь союза Борис Романович Исаков. Было зачитано теплоеприветствие от имени группы писателей, связанных с журналом“Иностранная литература”. Маруся в ответ прочитала стихи Бур-люка, “Косители войны” (“Grasshopper”). Один из членов колле-гии журнала выступил со словами, которые Маруся записала вдневник: “Эти честные люди – очень смелые. Быть патриотамисвоей родной страны, когда вы ее граждане – очень легко. Этилюди в течение 40 лет находились за границей и никогда не высту-пали против своей родины, Советского Союза”. Затем их пригла-сили в кабинет Бориса Полевого. Бурлюки выразили свою при-знательность за заботу, которой их окружили, как гостей Союзаписателей. Полевой со своей стороны намекнул на возможностьпубликации в будущем тома избранных стихотворений Бурлюка.Борис Полевой удивился факту, что стихи Бурлюка никогда непубликовались в СССР, несмотря на то что его имя все еще попу-лярно. Он обещал исправить эту явную несправедливость14 .

Седьмое мая стал днем сплошных впечатлений. Много встреч сдрузьями. Встретились с замечательным армянским художникомМартиросом Сарьяном в салоне на Кузнецком Мосту, где собралисьмногие известные художники специально, чтобы встретиться с ни-ми. Там были, кроме Мартироса Сарьяна, Павел Кузнецов, НатанАльтман, Александр Гончаров и др. Они тепло приветствовали гос-тей, оставили свои автографы.

304


Музей Маяковского

Все, что было связано с именем В.В. Маяковского, а особенно по-сещение музея его имени, приводило Бурлюков в сильное волнение.У порога музея их встретили директор музея Агния Семеновна Езер-ская, Надежда Васильевна Реформатская и много других работниковмузея. Эти люди хранят память гения советской и всемирной лите-ратуры. Вот они в комнате, где Маяковский жил и создавал свои бес-смертные стихи. Маруся вписала в блокнот: «Он был так несчастен всвоей личной жизни и закончил ее так трагически. Никакого собст-венного угла, никакого уютного закоулка. Вспоминаются слова Тур-генева: “Никогда не стройте Ваше счастье на краю чужого гнезда”».Нелегко было Бурлюкам увидеть на стене черную посмертную мас-ку, снятую скульптором Меркуловым в день гибели В. Маяковского14 апреля 1930 г. Маска запечатлела лицо гения и отражала глубокоестрадание. Маруся почувствовала, что вот-вот расплачется, сердцетоскливо сжалось. Не в силах сдерживаться, она прошла вниз, по-вернулась лицом к красной деревянной стене. “Дорогая Мария Ни-кифоровна, почему Вы плачете? Маяковский с нами, и мы его оченьлюбим”, – утешала одна из кураторов музея. Они вышли в неболь-шой сквер, разбитый у внутренней стороны дома. На мраморномпьедестале в середине сквера стоял монумент, изображающий Мая-ковского во весь рост – в пальто, которое 45 лет тому назад предан-ный друг Бурлюк подарил ему в студенческие годы безденежья. Со-трудник музея Лев Алексеевич Шилов сфотографировал их передмонументом. Бурлюки посадили фиолетовые цветы у памятника.

В 2000 г. автор хотел посетить музей и сфотографировать памят-ник, но увы – памятника не оказалось, а музей в переулке В. Мая-ковского, что на Таганке, где жили В.В. Маяковский, Лиля Брик иОсип Брик закрыт. Теперь музей находится в специально реконст-руированном для этой цели здании на Лубянке, где у В. Маяковско-го была рабочая комната. Нынешний директор музея Светлана Ефи-мовна Стрежнева рассказала автору, что по чьему-то указанию па-мятник должен был быть снесен, но какие-то “добрые самаритяне”доставили памятник к зданию нового музея. С большим трудом, че-рез проем окна памятник был внесен в помещение и хранится те-перь в большом складском помещении среди многих других скульп-турных изображений поэта, оказавшихся спасенными от разруше-ний и опекаемыми заботливыми хранителями музея.

8 мая Бурлюки провели день главным образом в отеле. К ним бук-вально нахлынул поток посетителей. Среди них г-н Каал, корреспон-дент NBC, сын поэта-символиста, эрудита Вячеслава Иванова, JeanNeuvecelle. Он корреспондент газеты “France Soire” и живет в Риме наулице Via Leon Battista, 5. Днем Бурлюки отправились на такси к ЛилеБрик и Василию Катаняну. Обедали в обществе молодого польскогопоэта, русского доктора Орлова с супругой, которая после несколькихлет в ссылке в Сибири возвратилась домой во время хрущевской реа-

305


билитации политических заключенных. Бурлюк закончил акварель-ный портрет Лили Брик, но он оказался не очень удачным15. Друг хозя-ев художник Александр Тышлер критически отозвался о нем.

В этот же вечер они побывали в Большом театре, слушали оперуГлинки “Руслан и Людмила”. Расписание на 9 мая было составленоочень плотно. В два часа дня Бурлюков посетили американские кор-респонденты Ж. Реймонд из “New York Times” и В. Катлер из “NewYork Gerald Tribune”.

В четыре сорок они встретились с лидером советской журнали-стики и писателем Ильей Эренбургом у него на квартире на улицеГорького, 8. Встреча была непродолжительной, но чрезвычайно теп-лой и полна воспоминаний. У Эренбурга большая коллекция работПикассо и две работы Роберта Фалька. Уже упоминавшийся ранеефранцузский писатель Роже Вайян, оказавшийся в то же время уИ. Эренбурга, все время прерывал беседу разговорами о француз-ском искусстве, что было, конечно, Бурлюкам интересно, но отнима-ло много времени от общения давних знакомых по “Кафе поэтов” вянваре–апреле 1918 г. в Настасьинском переулке. Позже от ИльиЭренбурга они получили следующую записку: “Дорогой Бурлюк,очень рад был видеть, хоть и поздно, с кем встречался очень давно.

Счастья Вам обоим, Илья Эренбург“16.Десятого мая, как и в предыдущие дни, в отеле у Бурлюков было

много посетителей. Многих они знали, а многих вовсе нет. Прико-мандированная к ним на время пребывания секретарь Брегитта Ана-тольевна Лурье повела их на экскурсию по московскому метрополи-тену, где их привел в восторг пафос отображения реального положе-ния искусства в стране, который выразился в виде дорогостоящихизобразительных средств, находящихся на виду у миллионов людей,ежедневно пользующихся доступным дешевым видом транспорта.Станции отделаны мрамором. Кругом мозаика, бронза, огромней-шие панно, яркий и теплый свет, чистота. Все это больше им напоми-нало храм для религиозных церемоний. Вместе с тем Бурлюки отме-тили, что это фундаментально, комфортно и надолго. Одна из самыхизящных и выглядевших на их взгляд в самых лучших традициях со-временной архитектуры – станция “Маяковская”. После путешест-вия по метрополитену в гостинице состоялся великолепный ланч.Шеф-повар Зайцев приготовил известную московскую солянку.

Следующее путешествие было в не менее знаменательное местодля приезжих – ГУМ, знакомый Бурлюкам еще с молодых лет –Торговые ряды на Красной площади. Здание построено в стиле из-вестных стеклянных арочных сводов в Неаполе, расположенныхоколо театра Ла Скала. Бурлюки отметили, что многочисленные ма-газины переполнены людьми: “Русские люди традиционно любяттратить деньги. Они любят покупать, любят есть и получать удоволь-ствие от жизни после многих лет страданий и лишений, связанных спервой мировой войной и отечественной, унесшей из жизни около30 миллионов россиян”.

306


После автомобильной экскурсии по Москве в семь вечера состо-ялась запланированная лекция Давида Бурлюка в музее В. Маяков-ского. Зал был небольшой и мог вместить не более 400 человек. Дажев проходах стояли желающие посмотреть и послушать Бурлюка. Этавстреча была прощанием с русской аудиторией. Последний раз Бур-люк читал лекцию весной 1920 г. во Владивостоке. Тогда он говорило футуризме, а сейчас это движение в искусстве стало темой для ис-ториков. Бурлюк знал, что в свое время многими не был принят сосвоими идеями в родной стране, но факт остается фактом – это дви-жение было значительным и сыграло огромную роль в истории ис-кусства России. Директор музея Маяковского Агния СеменовнаЕзерская представила публике поэта Семена Исааковича Кирсано-вакак председателя собрания. Ранее Бурлюк передал ему свою ста-тью о Маяковском. Маруся сидела в первом ряду с Л. Брик,О.В. Третьяковой, В.А. Катаняном. Вот слова из выступления Д. Бур-люка: «Всего 45 лет тому назад прошло, как я встретил этого бедногонеизвестного юношу без отца, с кем дружба была заключена на дол-гие годы. Мне было 29, ему 18. Теперь все интересуются Маяков-ским, иногда для своей выгоды. Сорок пять лет тому назад было всепоругому. В то время бедный юноша сильно нуждался в помощи, и япомог ему выжить. Сейчас я очень счастлив иметь возможность ви-деть вместе с госпожой Бурлюк славу Маяковского. Его слава, егопризнание, его величайшие достижения и победа. Это значит безус-ловное поражение всех врагов Маяковского, всех завидовавших исомневавшихся, всех тех, кто старался заблокировать его желаниепечатать его работы для масс, для читающей публики. Сорок пятьлет, это долгая растяжка времени и многие из них, бог простит их, несмогли увидеть свое невежество и глупость. Но были и другие. Как ипочему поклонение мертвых существует? Мертвые поэты стоят внеконкуренции. Они не могут дополнить ни одной строчки в свои ра-боты, которые они оставили на своем столе в час своей смерти. Ког-да поэт каждый день своей жизни должен защищать свое искусство,свою манеру и свой талант. Один против всех, тогда оказалось воз-можным, для него стать усталым и потерять интерес к жизни. Он до-стиг края. Я прошу извинить меня, но так произошло с Маяковским.Пожалуйста, будьте ему верны, читайте строчку за строчкой Катаня-на “Литературную хронику жизни и деятельности Маяковского” иВы увидите, что наше утверждение не преувеличение»17 .

В перерыве Бурлюк подписывал автографы на книгах о Маяков-ском. По программе во второй части вечера демонстрировалсяфильм “Барышня и хулиган” с Маяковским в главной роли. Оченьсимволично, что в царской России интеллигенция называла футури-стов хулиганами.

Речь была эмоциональной, и Маруся несколько раз во время вы-ступления просила его быть поспокойней. Она просила не спорить стеми, кто был не согласен с его мнением. Возвращаясь в отель, Бур-люк бурчал, но благодарил Марусю за сдерживание его эмоций.

307


В один из дней Бурлюки съездили в Кунцево, где в 1916 году Бур-люки купили дом. Бурлюк сделал несколько зарисовок и написал не-большой весенний пейзаж с прудом, березками и домами отражаю-щимися в зеркале воды. Один из мальчуганов, наблюдавший за рабо-той Бурлюка, обнаружил знания английского языка, которые он по-лучил на уроках в школе. Впоследствии Бурлюк какое-то время об-менивался с ним письмами.

Тринадцатого мая Коля и Оксана Асеевы отвезли Бурлюков к се-бе на дачу. Там были три сестры: Мария, Надежда и Вера Синяко-вы18. Их старшая сестра Зинаида похоронена в Ленинграде, погиблаво время блокады. В течение нескольких лет Надежда была возлюб-ленной Пастернака, и ей посвящены ряд его стихов 1910-х годов.

По пути к дому Асеева они встретили в лесу поэта Сергея Михал-кова, который был женат на дочери старого друга Давида БурлюкаПетра Кончаловского. Все вместе они отправились на ужин к Асее-ву, где была приготовлена великолепная индейка. Там же были ЛиляБрик с Василием Катаняном. Талантливая художница и друг Бурлю-ка с 1907 года Мария Синякова сделала наброски с Маруси и Дави-да. На следующее утро Бурлюки отправились в Крым.

1 Многим известна ставшая хрестоматийной картина “Крик” (1893).2 Литературное обозрение. М., 1993. № 6. C. 37.3 Чуковский К. Современники. М., 1962.4 Там же.5 Там же.6 Там же.7 Two Months in Our Native Counyry // Color & Rhyme. N 32. May–June 1956.8 (Василий Катанян. Лоскутное одеяло. М.: Вагриус. 2001. С. 135. 9 Здесь Д. Бурлюк ошибается. Речь идет о ВХУТЕМАСе.

10 На самом деле Щекин-Кротова Ангелина Васильевна – четвертая и последняяжена Фалька. Первая – Потехина Елизавета Сергеевна, в браке с художникомсостояла в 1909 по 1920 г., имела сына Валерия. Вторая жена Фалька – АлексееваКира Константиновна, в браке с 1920 по 1922 г., дочь Кирилла. Третья жена –Идельсон Р.В. Щекин-Кротова вышла замуж за Фалька в 1939 г.

11 Здесь Д. Бурлюк с кем-то Машкова спутал. И.И. Машков умер в 1944 г. 12 Катанян В. Маяковский. Хроника жизни и деятельности. М., 1985.13 Бенуа А. История русской живописи в XIX веке. М., 1995.14 Сборник стихотворений Давида Бурлюка вместе со стихотворениями брата Ни-

колая Бурлюка вышел почти через 50 лет, в 2002 году в Санкт-Петербурге в изда-тельстве Гуманитарного агенства “Академический проект”.

15 Этот портрет был выставлен на последней выставке Д. Бурлюка в Москве, в мар-те–апреле 2001 г. в галерее на Неглинной.

16 Оригинал письма находится в архиве внучки Д. Бурлюка в Канаде.17 Запись из архива музея В. Маяковского.18 См. поэму Н. Асеева “Маяковский начинается”.


ШМУЦ

309

ОБОРОТ

310

По знакомым местам

НННН а следующее утро по программе Союза писателей Бурлю-ки вылетели в Крым на двухмоторном самолете на19 мест. Видимо, тогда прямых рейсов не было и в полдень

они приземлились в предместье Харькова, родного города Бурлю-ка. За обе дом выпили крепкого вина “Червоне”, схожего со зна-комым им “Dubonnet”, и с наслаждением слушали вокруг себя ук-раинскую речь. Через 2 часа 40 минут они добрались до Симферо-поля. В поездке их сопровождала новая секретарь Надежда Ива-новна Нечаева, которая хорошо владела английским и француз-ским языками. Все действия гостей организуются заранее, по те-лефону, и Надежда заботится о каждом шаге гостей. В Алушту онинаправились в автомобиле. По дороге они увидели двух художни-ков за работой. Бурлюки попросили остановить машину и позна-комились с ними.Фамилии их Павлов и Киссиль, они украинскиехудожники, и примерно 27 лет тому назад учились в Киеве у про-фессора В.Н. Пальмова1. Портрет Пальмова, написанный Бурлю-ком в 1919 году, находится в коллекции Н.А. Никифорова в горо-де Тамбове, в России.

В 2004 году в Тамбове вышла книга Евгения Писарева, “Веще-ственные доказательства Николая Алексеевича Никифорова”2. Вней он пишет:

«Николай Алексеевич Никифоров был такой же городской до-стопримечательностью, как дом Асеевых на Набережной, какпочтамт, как один из старейших в России театр, как памятник по-эту и губернатору Гавриле Державину. Столичные знаменитости,приезжая в Тамбов, непременно хотели с ним познакомиться, аесли повезет, то и побывать у него дома на улице Максима Горь-кого, где он жил вместе с сестрами и племянницами, где и понынехранится его коллекция. ⟨...⟩ Николай Алексеевич творил себя каклегенду – он легко и охотно вписывался в образ чудака, безобид-ного сочинителя почти детективных историй, в которых отделитьправду от вымысла невозможно. Да и внешний его облик соответ-ствовал хрестоматийному образу собирателя. Высокий, худоща-вый, слегка сутулый, с располагающей улыбкой на аристократи-ческом лице. В Тамбове, за характерную фигуру и походку его до-бродушно звали Коля-раскладной. Он знал об этом и не обижался.Для него важно было, что его узнавали.

311

С семьей Бурлюков – Давидом и Марусей – Никифоров поз-накомился в конце 50-х годов. Они приехали в Москву, но посе-тить Тамбов им не разрашили. В те времена иностранцу из страны“загнивающего капитализма” приехать в провинциальный городдаже в качестве туриста было крайне затруднительно Тогда всеглавные достижения социализма демонстрировались в столице,да и то в специально отведенных местах, например, на ВДНХ илина Красной площади.

А что иностранец, пусть даже русского происхождения увидитв Тамбове? Разбитые пыльные улицы, убогий быт, полуразвалив-шегося дома? Через сорок лет после победы пролетарской рево-люции выдавать все это за наследие “проклятого прошлого” былобы идеологически неправильно.

Встретились они в Москве. Вспоминали прежний Тамбов. Ни-кифоров рассказывал о нынешней жизни города. Свою роль в ихсближении сыграло и то обстоятельство, что Бурлюк нескольколет учился в тамбовской гимназии, а его отец – агроном по спе-циальности – был управляющим в имении князей Оболенских⟨...⟩ По возрасту Бурлюк годился Николаю Алексеевичу в отцы, даи относился он к нему по-родственному. Существует визитнаякарточка, на которой значится:

Николай АлексеевичНикифоров-Бурлюк

Журналист, лектор, автор устных рассказов, коллекционер,Приемный сын Давида Бурлюка – отца российского футуризма.

Николай Алексеевич дожив до преклонных лет, так и не смогсоздать музей Давида Бурлюка, о котором так мечтал. Материалыдля него он получал из Америки, и где-то на бумагах у наших чи-новников этот музей даже значится как созданный. Незадолго досвоей смерти некоторую часть своего собрания, связанного с “от-цом русского футуризма”, Никифоров передал тамбовскому кол-лекционеру Сергею Денисову, который в 2003 году устроил в сво-ем частном музее выставку, посвященную 120-летию со дня рож-дения Бурлюка».

Автор побывав в Тамбове встретился с Сергеем Денисовым и сдрузьями энтузиастами, которые искренне заботятся о сохране-нии культурных ценностей своего древнего города и реальноблизки к созданию музея Давида Бурлюка с официальным госу-дарственным статусом. По их рассказам Николай Никифоров, на-ряду с тем что был искусным мистификатором и любил придумы-вать легенды о различных предметах, находящихся у него в кол-лекции, вел обширную переписку со многими деятелями литера-туры и искусства, поддерживал с ними добрые отношения и ино-гда получал от них щедрые подарки. Никифоров убедил Д. Бурлю-ка в том, что он его приемный сын и в этом можно убедиться про-сматривая переписку между ними, хранящуюся в Сиракузском

312


университете, где к Д. Бурлюку обращается в письмах Н. Никифо-ров, как к сыну. Письма никакой исторической или литературнойценности в себе не несут: это поздравления с праздниками ипросьбы выслать какие-нибудь художественные работы для соз-дания музея. Но очевидно одно, что Н. Никифоров оказал боль-шую услугу своему родному городу, пополнив культурный арсе-нал многими раритетными экспонатами, которые, можно надеят-ся, скоро будут находится в создаваемом музее Д. Бурлюка.

Первую ночь в Крыму супруги Бурлюки провели в номере ял-тинской гостиницы “Южная”. Гостиница располагалась рядом спричалом, который был знаком еще со времени путешествия Бур-люка с родителями 50 лет тому назад. Отель чистый, но очень ста-ромодный. На следующее утро Надежда срочно предприняла ме-

313

Глава XI. Путешествие в Крым

Автор книги с хранителем симферопольского фонда Д. Бурлюка в Ялте у входа в

гостиницу “Бристоль”, где останавливался Д. Бурлюк в 1956 г.

ры, чтобы переселить их в шикарный, только что отреставриро-ванный отель “Украина”, который в царское время назывался“Метрополь”, а после, по словам местных жителей, “Бристоль”

Их разместили в номере “люкс” с восточными коврами на по-лу и с тяжелыми бархатными желтыми занавесями в спальне. Вномере два балкона, холл, ванная комната, большой кабинет илигостиная. Ресторан в гостинице после реставрации еще не был от-крыт, и им приходилось шагать на завтрак и на обед в гостиницу“Южная”.

Катерина Драйер в книге “Бурлюк” поместила его воспомина-ния, где сказано: “Я осуществил свою мечту. Весной 1901 года мыс сыном профессора Богданова поехали в Севастополь и путеше-ствовали пешком в течение 3-х недель по Крыму, ночью под звез-дами. Я горел желанием запечатлеть красоту юга на полотне.Этюдник был со мной. Я хорошо помню, как работал в течениевсего дня над видами с дороги, ведущей в Ялту, с ее розовым и фи-олетовым оттенками спокойных закатов. Тогда я мечтал возвра-титься туда когда-нибудь с большим полотном, полным наборомкрасок и писать с комфортом”3.

В воспоминаниях в журнале “Color & Rhyme” (№ 40) в 1959 г.Д. Бурлюк писал: «Теперь через 55 лет вместе с моей дорогой Ма-русей я возвратился сюда как завоеватель жизни, почетный гость,расходы по путешествию которого все оплачены, чтобы осваиватькрасоты моего любимого Крыма. Я прибыл сюда со своим “секре-тарем”, проживаю первым классом, со всем воображаемым ком-фортом». “Вы это заслужили – повторяла много раз ЛиляБрик, – потому что Вы нашли и дали своей родной стране новуюРоссию, В.В. Маяковского”4.

20 мая, воскресенье. Маруся и Давид Бурлюк делают записи вдневник: “Шесть дней пребывания в Крыму. Написано три боль-шие картины маслом и несколько акварелей”. Они много путеше-ствуют на закрепленной за ними машине в сопровождении Наде-жды по разным очаровательным, красочным местам миниатюр-ной Русской Ривьеры. В один из дней Надежда отвезла их в Гур-зуф, в бывшее имение русского академика, художника-импресси-ониста, профессора Константина Коровина. Имение преврати-лось теперь в Дом творчества художников. Им рассказали, что со-рок два художника из любого уголка России могут останавливать-ся в этом доме и периодически по сменам отдыхать и заниматьсятворчеством. Жилье бесплатное, по три человека в одной комна-те, трехразовое питание и все материалы для работы за мизернуюплату. В конце пребывания художники устраивают выставки сво-их творений. Выставка обычно открыта для всех посетителей. Ус-тановлено правило для художников – критиковать друг друга.Они выслушивают различные мнения, порой безжалостные, и ес-ли кто-то замечен в увлечении формализмом, критику должнывоспринимать как рекомендацию к совершенствованию. Работы

314


в манере социалистического реализма оцениваются как хорошееискусство, которое понятно и востребовано советским народом.Здесь Бурлюков угостили обедом. Хозяевами встречи был худож-ник Яковлев (со старшим его братом, отличным графиком, Бур-люк учился в Московском училище ваяния и зодчества в1911–1914 годах) и Василий Васильевич Мешков, 63-летний пей-зажист. Бурлюк очень хорошо знал отца Мешкова, Василия Ники-тича. Он был известен своими рисунками углем, держал художе-ственную школу в Москве. Известен был как автор картины “Сле-пой художник”, в которой оригинально экспериментировал скрасками и их комбинациями. Мешков-сын выглядел плохо, не-смотря на то что не был сильно стар. Ему всего было 63 года.

Двадцать первого мая они получили письма из США, датиро-ванные 8 мая. Все письма были пересланы через Стокгольм.

От ялтинских красот у Бурлюка перехватывало дух. Городу200 лет. Д. Бурлюк помнит, что в царской России на этом курортеотдыхала в основном русская знать и богатые люди. Город не былзатронут большими разрушениями во время Великой отечествен-ной войны. Нацистские генералы ожидали получить в собствен-ность дворцы и поместья после своей “окончательной победы”.

Дом творчества писателей

Седьмого июня Бурлюки совершили однодневную экскурсиюна автомобиле к бывшей вилле старого друга Д. Бурлюка поэтаМаксимилиана Волошина. Теперь здесь разместился Дом творче-ства писателей. Территорию окружает забор из колючей прово-локи. Дом находится примерно в десяти метрах от воды, так чтоприливы и отливы Черного моря очень ощутимы для жителей до-ма отдыха. Лестницы деревянные, окрашены голубой краской,которая местами уже облезла. Под крышей по всему периметрумного ласточкиных гнезд. На первом этаже – библиотека. Де-журная разрешила им посмотреть комнаты на верхних этажах,где живет вдова поэта. Но бывшую хозяйку имения, Марию Сте-пановну Волошину, они не застали. Накануне она уехала в Киев.Сейчас в ее отсутствие в ее апартаментах живут 2 семьи, друзьяпоэта. Бурлюки познакомились с директором дома отдыха Нико-лаем Владимировичем Михайловским, искусствоведом, профес-сором архитектуры Александром Георгиевичем Габричевским,Неонилой Васильевной Успенской, Николаем Дмитриевичем Ве-жановым, близким другом в последние годы Максимилиана Воло-шина, и Евгенией Ю. Хин, которая хорошо знала В. Маяковского.Она рьяная защитница Блока, и за обедом в столовой не обошлосьбез “борьбы” за отстаивание постулатов каждой из сторон. Такая“борьба” была знакома Бурлюку с 1911 года.

315


Николай Дмитриевич Вежанов сказал Марусе: “В последниегоды Волошин любил сидеть здесь и наслаждаться горами”.

Д. Бурлюк в записях замечает: «Вместе с Марусей мы верим всилу “предметов” над нашей жизнью. Наш друг Попов в 1928 годуотправил нам из Уфы три небольшие акварели Волошина, и онивисели у нас в спальне в Hampton Bays в Лонг-Айленде, а сейчасмы видим эти же самые пейзажи перед собой в Коктебеле и пора-жены дикой красотой линий гор, подобно Ровелло в Италии, гдеВагнер, вдохновленный горами, создал свою великую“Gotterdammerung”, или Божественные сумерки”».

Вежанов продолжает: “Волошин умер от сердечной недоста-точности, которая мучила его в течение нескольких лет. Он частозадыхался. Смерть пришла в 11 утра 11 августа 1932 года (родилсяон 16 мая 1877 года в Киеве). Вы видите то плоскогорье через мо-ре, на востоке, он завещал похоронить его там. Волошин также за-вещал не класть цветы на его могилу. Три его друга и вдова поло-жили там тяжелые камни, чтобы защитить могилу от диких жи-вотных. Сейчас там простой памятник и скамеечка. Мария Степа-новна Волошина любит бывать там одна и проводит много часов,вспоминая о прошлом и наблюдая за раскинувшимся внизу Чер-ным морем. Теперь, когда мы смотрим на гору справа, через море,нам кажется, что мы видим профиль поэта”.

Из дневника Д. Бурлюка: «Мы поднялись в большую студиюпоэта и художника, освещенную двумя фонарями, вырубленны-ми в потолке. На стенах много маленьких масляных и акварель-ных работ, написанных Волошиным. Я работал с ним в Париже водной студии зимой в 1904–1905 годах на бульваре Монпарнас.Мадам Мечникова, супруга великого биолога Мечникова, учени-ка Пастера, в то время была президентом русского художествен-ного общества и помогла нам избежать одиночества в бурлящемПариже. Из известных посетителей в той студии были художникБорисов-Мусатов, поэт Бальмонт, князь Александр Константино-вич Шерванидз (Чаяба). На стенах мастерской художника работымастеров “Мира Искусства”, которые выглядели несколько иллю-стративно. По узкой деревянной лестнице мы забрались под кры-шу, в тихую темную антресоль, где стояли диван, письменныйстол, кресло и мольберт».

“Да, да! Мы сохраняем все, как это было 24 года тому назад! –воскликнул сопровождавший их Вежанов. – Пока госпожа Воло-шина жива никому не позволено пользоваться его личной библи-отекой. Когда в летний период ее бывшее имение открывается дляотдыхающих писателей, вдова всегда на это время езжает. Онаживет в это время в Киеве. Она не любит толпы и шума”, – допол-нил Вежанов. Через окна пробивался аквамариновый отсвет Чер-ного моря вместе с лучами солнца, падающими с “вагнеровских”вершин, напоминавших профиль поэта и художника Волошина.Вежанов затем, смутившись, сказал: “К сожалению, здесь все по-

316


крыто пылью, однако, когда мы здесь остаемся одни осенью, мыпроводим уборку и все, что необходимо, красим”. Маруся сделалазапись: “Да, студии полезны для тех, кто жив, книги полезны длячитателей , которые понимают свой язык… Полки в студии запол-нены книгами на семи языках: русский, французский, немецкий,английский, латинский, греческий, итальянский и ждут своих чи-тателей. Картины были написаны полвека тому назад, выцветают,темнеют, тускнеют”.

Они вышли на берег, к морю, где Бурлюк сделал несколько зарисовок дома своего старого друга Волошина. На расстояниивиднелась защитная стена натянутого брезента. Это то место, гдеписатели могут нырнуть в воду без купальных костюмов. Мужчи-ны занимают утренние часы до полудня. После пляж занимаютженщины. Следующая достопримечательность – столовая, гдестоят столы на 80 человек. Это здание построено уже в советскоевремя. Окна в здании от пола до крыши и открываются, чтобывпустить мягкий морской воздух. Люди, которых Бурлюки видят впервый и, вероятно, последний раз в жизни, жмут им руки, улы-баются.

Окончился день. Бурлюки в машине направились в Гурзуф, че-рез малозаселенные места на холмах и долинах старого Крыма.Фантастические очертания облаков на северо-западном вечернемнебе Бурлюк сравнил с пейзажами Тернера.

Гурзуф

Одиннадцатое июня. Во время месячного пребывания в Ялтебыло дождливо и не по сезону холодно. Тучи покрывали вершиныгор. Бурлюк старался запечатлеть увиденное изо всех сил. Частоиз-за плохой погоды работал в помещении.Особенно это частослучалось в Гурзуфе. Но последние 3 дня были солнечными. Бурлюк сделал акварельный рисунок известной скалы Дива. Всеэти теплые дни Бурлюк писал очень много, иногда склоны гор,иногда горный лес. Около Ай-Петри – виды известного ялтин-ского Воронцовского дворца, который превращен в музей. Он был резиденцией Черчилля во время знаменитого Ялтинскогосовещания в конце мировой войны. Они побывали на горе Медведь. Склоны горы опускаются в море на востоке от Ялты. Это место – обязательная достопримечательность для всех, ктопосещает Крым.

Погоду прогнозировать невозможно, и было рискованно при-ступать к большому полотну. Случалось, что Давид и Маруся воз-вращались домой с нетронутым полотном, промокнув до ниткипод беспощадным ливнем. Все же Бурлюк написал там около 15больших полотен. Часть из них он закончил дома.

317


Николай Черкасов и другие

В Крыму Бурлюки познакомились более чем с 30 художникамии скульпторами, некоторые из них были местными. В гостинице“Южная” для новых знакомых несколько раз устраивали приемы.Прикомандированная к ним секретарь Надя Нечаева щедро опла-чивала счета. Председательствовали на этих банкетах НиколайЧеркасов, Мешков, Бурлюк. Столы обычно были великолепносервированы: икра, керченская селедка, водка, шампанское икрымские вина.

В Крыму они встретили много интересных людей. Прежде все-го, уже упомянутый великий актер Николай Черкасов. Он был де-путатом Верховного Совета СССР, и Бурлюку объяснили, что этоадекватно американскому конгрессмену. Черкасов находился вЯлте и снимался в фильме “Дон Кихот” по Сервантесу. Бурлюквспоминает о нем, как о приятном человеке, настоящем джентль-мене, который уделял им много внимания. Черкасов часто обедалс Бурлюками, а однажды сыграл две сцены катаняновской пьесы“Маяковский и его современник”. Читал диалог Санчо Пансы имонолог Осипа из бессмертного гоголевского “Ревизора”.

Незабываемыми оказались встречи с директором Коровин-ского дома художников В.А. Евневичем, который обеспечивал ихкрасками и холстами. Они встретились с директором художест-венной студии, где писались лозунги и картины, развешиваемые всанаториях, где отдыхали рабочие. Его звали Иван МеркуловичУстинов, который тоже помогал и был очень внимателен. Усти-нов – приятный образ рабочего, партийца, бескорыстный и на-стоящий товарищ. Впоследствии он написал им письмо в Амери-ку, начав послание такими словами “D.D.M.N (что значило ДавидДавидович и Мария Никифоровна) Ваш ясный ум и доброта сер-дец…”. В самые последние дни пребывания они завязали дружбу сталантливым русским художником, живущим в Ялте, ВикторомАлексеевичем Фербером. Известный советский писатель Павлен-ко, отдавая дань его таланту, предоставил Ферберу для работы га-раж, который художник перестроил в большую студию. ВикторАлексеевич Фербер писал пейзажи с Бурлюком на склонах горыАй-Петри и был одним из немногих советских художников, кото-рый подарил Бурлюкам свою картину5. Они также получили мас-ляный эскиз портрета Маруси Бурлюк, сделанный художникомМешковым.

Говоря о подарках, нужно сказать, что, находясь еще в Москвев мае, Бурлюк несколько раз выбирался в пригород с ЕвгениемСпасским, которого он знал по Уфимской губернии, где тот рабо-тал с Бурлюком еще летом 1918 года в деревне Буздяк. ЕвгенийСпасский в этот раз подарил им несколько акварелей, характерноизображающие русские деревни. Короткий визит в дом-студию

318


Николая Лукича Савицкого завершился тем, что Николай Лукич иЛидия Ивановна Савицкие подарили Бурлюкам одну из его очаро-вательных майолик – скульптуру “Гитарист”, которая сейчас на-ходится в коллекции вдовы Давида Бурлюка-младшего в Лонг-Ай-ленде. Николай Лукич Савицкий прославил себя, создав извест-ную скульптуру горного орла, водруженного на одной из саблеоб-разных вершин крымских гор. Это могучая бронзовая птица-мо-нумент, символ победы героической русской армии во Второй ми-ровой войне. Его скульптура “На защите СССР” репродуцирова-на в “Color & Rhyme”, № 41.

В пригороде Ялты, Бурлюки посетили дом Антона ПавловичаЧехова, где сестра писателя Мария Павловна, прожив 92 года,умерла осенью того же 1956 года.

Одиннадцатое июня. Бурлюк все еще занят написанием порт-рета великого актера Н.П. Черкасова. Из дневника Бурлюка: “Онмноголик, и это помогает ему воспроизводитьмного различныххарактеров. Он ростом такой, как Маяковский, и красив. Его дей-ствия обычны и ровны, глаза у него небольшие. И действительно,он может сформировать свое лицо в любом виде”. Маруся полу-чила от актера в подарок книгу о его жизни и тут же тщательно еепроштудировала. Близился конец пребывания и время на позиро-вание оставалось 3–4 часа, что было явно недостаточно. В то вре-мя как Черкасов сидел перед художником, Маруся паковала вещив дорогу, и ей помогал Иван Меркулович Устинов.

Дневник пополняется записями: «Завтра в 9:00 мы едем обрат-но в Москву. Мы прибыли сюда на крыльях ангелов сквозь взби-тые облака, не имея доселе возможности видеть жизнь и реаль-ность нашего дорогого отечества и мы попросили Надю организо-вать обратный путь на автомобиле. Путь составлял 800 миль, и этодостаточно дорогие для частных граждан поездки. Наша дорогая,высокая блондинка мадмуазель Нечаева вскоре ликующе сооб-щила, что Москва вначале возражала, заявив что очень дорого, нопосле того как Надя сказала, что просила об этом одолжении “ма-ма Маруся”, ответ последовал: “Раз мама Маруся хочет, мы не мо-жем отказать”».

Двенадцатое июня, Ялта. Последний завтрак в гостинице“Южная”. Повар, официанты, пожилой человек гардеробщик Ма-куха, стали настолько близки и дружелюбны, что Бурлюкам пока-залось, что они превратились в родных людей. Шофер рассказалподробности маршрута, и они отправились в путь: Алушта – Сим-ферополь–Москва. Первую ночь они провели в “Веселых Ги”(“Веселые леса”). 12 июня они пересекли Перекоп и вскоре оказа-лись около Маячки, где с 1907 по 1913 год жила семья Бурлюков игде у них в гостях побывало много будущих знаменитостей, такихкак Лившиц, Хлебников, Маяковский, Крученых, Ларионов и др.

Опять Москва, с каждодневными путешествиями за город, гдеБурлюк продолжал писать любимые подмосковные пейзажи с до-

319


мами, лошадьми, коровами, чтобы удовлетворить свою носталь-гию.

24–25 июня они провели в Ленинграде и 26-го в полночь, уле-тели в Ригу. На следующий день Бурлюки оказались в Стокгольме,скандинавской Венеции.

30 июня на теплоходе “Кунсхолм” из города Гетеборга они по-кинули европейский континент, и 11 июля 1956 года теплоходпричалил в нью-йоркском морском порту.

Впечатления от путешествия

По возвращении из России Бурлюк опубликовал отчет о по-ездке в своем журнале “Color & Rhyme” № 33 за 1957 г. Он пишет:

“Сегодня я поговорю о России. Если сравнивать с Россией, ко-торую я оставил 40 лет тому назад, условия жизни там сильно из-менились. В старой России, в деревнях многие не имели обуви.Сегодня обувь есть у всех. Когда мы были в России никто не про-тягивал нам руку за милостыней, как это было в Италии и по всейАфрике. Торговля и обслуживание оказались хорошо организова-ны.

Имеются ремонтные мастерские для обуви и часов и другиеуслуги, и они хорошо работают. Вы постоянно должны помнить,что я говорю о сегодняшних условиях, сравнивая с царской Рос-сией, которую я знаю. Сравнивать ее с Америкой – это другая ис-тория”... ⟨...⟩ Люди сыты и хорошо одеты… опять не по американ-ским стандартам, а по сравнению с дореволюционным периодом.Жизненные условия, которые нам удалось наблюдать, продолжа-ют оставаться плохими. Многие люди живут на маленькой площа-ди. Медицинское обслуживание кажется хорошим. Даже самыебедные рабочие, могут лечить зубы, что было неслыханно прицарском правительстве”.

Наиболее существенным изменением, которое он отметил сособой важностью – это область образования: «Все читают – по-стоянно, подобно эпидемии. Интерес к чтению необыкновенный.Я видел девушку, ведущую корову одной рукой, а в рукой рукеона держала книгу. Шофер, который был прикомандирован кнам, все время читал, когда приходилось нас ждать. Я не видел лю-дей вокруг себя, ничего не делающих. Всегда в руках книга. Гран-диозные изменения, если сравнивать со старой Россией, где 85%населения были безграмотными. Что же люди читают? … Большойинтерес к американской литературе. Мы посетили переводче-ский центр в Москве, где 30 специалистов переводчиков перево-дят любую литературу, которую возможно заполучить из Амери-ки. Среди американских авторов – Фенимор Купер, очень попу-лярен Г. Мелвил, Фолкнер, Стейнбек, Томас Манн (Немецкий пи-сатель жил в США в 1938–1952 гг. – Н.Е.) особенно популярен

320


Хемингуэй и его “Старик и море”. Мне рассказали, то эта книгавышла тиражом в миллион экземпляров. Русские изучают англий-ский язык».

Д. Бурлюк отметил в статье высокий уровень сценического ис-кусства, а про киноискусство сказал, что оно технически остаетсяслабее американского. Был удивлен, что в России восстанавлива-ют церкви и что молодые люди посещают их. Бурлюк пишет, чтобыли попытки получить от него ответы на вопросы внутриполити-ческой жизни в Советском Союзе, на что он отвечал: «Я – амери-канский гражданин и горжусь этим. Я не интересуюсь политикой.Я приехал в Россию не для того, чтобы получать какую-либо ин-формацию и задавать какие либо вопросы. С моим паспортом яполучил маленькую книжицу, в которой написано: “Пожалуйста,уходите от политических дискуссий”. Я следовал этой рекоменда-ции. Я – художник и интересовался искусством, общался с ху-дожниками и писателями».

В заключение своей статьи Д. Бурлюк пишет: “Завтра 22 июляи мне исполняется 74 года. Я в Америке 40 лет. Я американскийгражданин, принадлежу церкви. У меня два сына, оба ветераныпоследней войны, оба женились на американских девушках. Я неучаствую в общественной жизни и, естественно, в политике. Я –наблюдатель и наслаждаюсь жизнью. Старость имеет грандиоз-ное преимущество. С годами обретается огромная привилегия ве-сти спокойный образ жизни и быть счастливым. Я могу иметь ито, и другое, и за это я благодарен Америке”.

Во время двухмесячного пребывания в России Д. Бурлюк на-писал портреты Лили Брик, Майи Плисецкой и два портрета Ни-колая Черкасова, более 20 пейзажей в Крыму и пять в Подмоско-вье.

1 Color & Rhyme. N 12.2 Писарев Е. Вещественные доказательства Николая Алексеевича Никифорова.

Тамбов: Изд ТОГУП 2004 г.3 Dreier K. Burliuk. N.Y., 1944. P. 33.4 Ibid.5 Воспроизведена в “Color & Rhyme”, № 41.

321


322


ШМУЦ

323

ОБОРОТ

324

По пути в Чехословакию

НННН есмотря на опустившийся железный занавес, неостывающаястрасть к новому толкала Давида Бурлюка к путешествиям наВосток. Кроме того, возраст требовал думать больше о сохра-

нении здоровья. После возвращения из России, гле они пробыли60 дней, Бурлюки направились на лечение и на встречу с родными вЧехословакию. Было запланировано провести сорок дней в Подеб-радах, в санатории, где лечат сердечно-сосудистые заболевания, и3 недели в известном курорте Карлсбаде, источники которого спо-собны делать чудеса с больными, страдающими желудочными забо-леваниями и нарушенным пищеварением. Петр I, австрийские им-ператоры, германские кайзеры, а также Карл Маркс и другие знаме-нитости и представители “красивой” жизни посещали в разное вре-мя эту долину оздоровления.

Супруги Бурлюк прибыли в Гамбург из Бремена на поезде 1 сен-тября 1957 г. На протяжении всего пути они встречали много амери-канцев, связанных с военной службой в Германии, а некоторые, же-нившись на местных девушках, остались там жить. Остановились

325

Давид Бурлюк встретился в Чехословакии с сестрами

Людмилой (слева) и Марианной

Бурлюки во вновь построенном отеле “Рейсхоф”. Весь город все ещеоставался в руинах, вокруг виднелись следы бомбардировок временВторой мировой войны. Проведя день в Гамбурге, они на поезде от-правились в Мюнхен, где остановились в отеле “Германия”. Прове-ли они в Мюнхене 2 дня, где с болью в сердце: старую знакомую —двуглавую Frauenkirche, израненную бомбардировками, всколых-нувшую в памяти далекие дни молодости. Войдя внутрь, к собствен-ной радости, увидели, что интерьер восстановлен.

4 сентября посвятили галереям, включая музей современногонемецкого искусства. Новая Пинакотека частично восстановлена,старая полностью стерта с лица земли. Посетили огромную вы-ставку (около 1000 работ) произведений современного искусстваиз Италии, Германии и Австрии. Насладились искусством Ленба-ха в галерее Шак. Как в Alma Mater, побывали во вновь открытоммузее «Художники “Синего всадника”», участником этой группыбыл Бурлюк. Три больших зала музея заполнены многоцветнымиполотнами Кандинского, подаренными городу художницей Габ-риель Мюнтер. Бурлюки отправили ей телеграмму и вскоре полу-чили приглашение.

Габриэль Мюнтери Василий Кандинский

До Мурнау 1 час 10 минут езды на поезде на юг от Мюнхена. При-быв на вокзал, Бурлюки взяли такси, которое доставило их до домаМюнтер. Было три часа дня. Габриэль Мюнтер спала. Ее прислуга,пожилая, высокая, худая женщина, просила их подождать в темнойи сырой прихожей. В двухэтажном доме жили двое – ГабриэльМюнтер и старый Йоханнес Айхнер. Доктор Айхнер, автор книги оМюнтер и Кандинском, которая тогда только вышла в Мюнхене. Вкниге 300 страниц и много репродукций (имя Бурлюка упомянуто настранице 150). На странице 203 они нашли интересные для них све-дения о Габриэль и Василии, но в книге было недостаточно информа-ции о биографии Кандинского, его юности и, в частности, кто былиего родители. Что касается Габриэль Мюнтер, они наконец узнали еепроисхождение: Отец ее – Карл Фр. Мюнтер – родился в 1826 г. вВест Фалене, в 1847 г. эмигрировал в США (Нашвил, Джексон, Са-ванна, Теннесси). Мать– Вильгелмина Шеубер – родилась в 1835 г.В 1844 г. ее родители тоже эмигрировали в США (Саванна, Теннес-си). Поженились они в США в 1857 г. В 1864 г. семья возвратилась народину, а 19 февраля 1877 г. в Берлине родилась будущая известнаяхудожница, одна из ярких представительниц экспрессионизма –Габриэль Мюнтер.

Вначале Бурлюкам представился Айхнер, они поднялись с ним навторой этаж и оказались в просторной комнате. Вот какой она запо-

326


мнилась Марусе: “На диване лежала хрупкая, высохшая, стараяженщина с четко круглой формой лица. Вот она – Габриэль Мюн-тер. Она уже прекратила заниматься творчеством. Она очень спо-койна, манеры независимы, глаза потухшие, она не проявляет осо-бого интереса к посетителям”.

Габриэль Мюнтер с горечью рассказала: “В течение шести лет явела переписку с Америкой по поводу продажи моей коллекцииКандинского, 163 работы… Наконец мне это все надоело, и я подари-ла их моему городу Мюнхену”.

Бурлюк побывал в доме Мюнтер в Мюнхене еще в 1912 г. Тогдаон встретил там Василия Кандинского и в этот же день обедал в домеЯвленского–Веревкиной, где собиралась литературно-художест-венная богема.

327

Глава XII. Путешествие в Европу (1957)

Давид Бурлюк. Маруся за ужином в ресторане в Чехословакии. 1957 г.

Габриэль Мюнтер говорит на хорошем английском. С помощьюдоктора и Маруси, она придвинулась к столу и принялсь за чай. Габ-риэль и Айхнер, приняв Бурлюков за потенциальных покупателей,стали показывать им акварели Мюнтер, назначая цену по 100 долла-ров и выше за каждую. Бурлюки же отважились купить только кни-гу о Мюнтер и Кандинском за 30 марок. Из окна открывался велико-лепный вид на голубые горы и озеро Мурнау. Этот пейзаж знаком помногочисленным картинам Мюнтер. Проходя по улицам этого ма-ленького городка, они вспоминали ранние масляные эскизы, сделан-ные когда-то Кандинским.

Когда Бурлюки прощались с Габриэль Мюнтер, она, обращаясь кМарусе, сказала: “Вы его нашли, когда вы были очень молоды, и выотдали ему всю свою жизнь, поэтому Бурлюк так великолепен”. Ма-руся была тронута этими словами и на прощание поцеловала рукиэтой очень старой, знаменитой женщине, написавшей столько гени-альных полотен.

Когда Габриэле Мюнтер было 20 лет, она лишилась матери (отецумер, когда ей было 9 лет) и в 1898 г. отправилась к своей старшей се-стре в США. В 1900 г. она возвратилась в Германию. Училась живо-писи у Ангело Янга и скульптора Вильгельма Хюстена. В возрасте26 лет вошла в объединение мюнхенских символистов “Phalanx” ибрала вечерние классы в одноименной школе Василия Кандинского.Отношения учителя и ученицы переросли в любовные. Летом 1903 г.они тайно обвенчались. Тогда В. Кандинский отложил свой развод спервой женой, Анной Шемякиной, с которой брак был зафиксиро-ван еще в 1892 г. Мюнтер и Кандинского связывала не только лю-бовь, но и творчество. Они вместе были в Мюнхенском художест-венном объединении, а затем Мюнтер перешла в созданное Кандин-ским и Францом Марком объединение “Синий всадник” (туда такжевходил Д. Бурлюк). Этот полуофициальный брачный союз, казалось,установился навсегда. Они даже приобрели небольшую дачу у под-ножия Баварских Альп. Много вместе путешествовали по Германии,Швейцарии, Италии и часто бывали в Париже. Шло время и Кандин-ский стал чаще путешествовать без Габриэль: “Кандинский в 1904уехал в Голландию на два месяца. Затем в мае 1905 года последовалапоездка в Тунис, на итальянский полуостров. Он все реже стал поя-вляться в Мурнау. В 1916 году Кандинский возвратился к своей же-не в Россию, развелся с ней, но не сообщил об этом Габриэль. В ию-не 1917 года Василий Кандинский женился на Нине фон Андреев-ской”1.

Габриэль узнала об этом через третьих лиц и ужасно страдала.Бурлюк вспоминает, что в 1918–1922 гг. представители нового

искусства в России работали на революцию, в то время как “акаде-мики” в литературе и искусстве продолжали оставаться в оппозициик “новому”. Кандинский (как и футуристы) был занят живописьюновых форм. Он работал в Наркомпросе в отделе ИЗО и был профес-сором Московского государственного университета. В конце 1921 г.

328


был командирован в Германию и в Россию больше не вернулся. Пре-подавал в учебном центре “Баухаус” в Веймаре. После прихода к вла-сти нацистов в 1933 г. переехал во Францию. Кандинский скончалсяв Невилле, около Парижа, 13 декабря 1944 г. в возрасте 78 лет.

Габриэль Мюнтер – одна из немногих значительных женщин,связанных с движением экспрессионизма в Германии, которая по-могла утвердить этот стиль, но не выдвигала никаких теорий. Рас-сматривать ее творчество вне связи с Василием Кандинским невоз-можно.

Бурлюки расстались с Габриэль Мюнтер с очень тяжелым чувст-вом. Поезд пересек границу Баварии и Бурлюки оказались в живо-писном Зальцбурге. В этом городе, славящемся музыкой, Бурлюкипробыли два дня. Остановились они в известном отеле “Винк-лер”.Посетили музей Вольфганга Амадея Моцарта.

Чехословацкий курорт

Восьмого сентября весь день Давид и Маруся провели в Вене. Наследующее утро первым классом почтового поезда они отправилисьв Прагу. За окном проносились города и населенные пункты, кото-рые были все еще в руинах и с кем бы они в пути ни беседовали, всехранили в памяти ужасы войны. Цены на товары и услуги были чрез-вычайно высоки, а курс обмена валюты пребывал в хаотическом со-стоянии. Поэтому они не рискнули следовать заранее намеченномуплану побывать на Балканском полуострове, а в тот же день отправи-лись в Прагу. Дорога заняла полных 12 часов. Их поезд останавли-вался везде где только можно и нельзя. Пассажиры выходили из по-езда, рискуя отстать от него, набирали воду. За окнами поезда силь-ный дождь и ветер, который буквально сдувал капли дождя со стеколокон вагона. Если Бурлюки попали бы на скорый поезд, у них поезд-ка бы заняла время не более 5 часов.

Путешествие окончено. Пассажиры разошлись, и несколько сол-дат, увидев пожилую пару, помогли им перетащить тяжелый груз.Теперь они на нижней платформе. В темноте слышат голос Мариан-ны, сестры Бурлюка: “Вячеслав… Вячеслав…”. Они видят крупнуюженщину, направляющуюся к ним. Это Марианна. Они не виделись37 лет!!! Последний раз это было в Японии. Марианну сопровождалее муж, Вячеслав, Вацлав, очень красивый, уверенный в себе мужчи-на, больше похожий на преуспевающего бизнесмена. Здесь же стар-шая сестра Людмила. Встреча была очень трогательной. Перебиваядруг друга, стали вспоминать все, что было в прошедшие годы. Ма-рианна сказала, что она счастлива, что Людмила с ними. Это былопоследнее желание свекрови взять Людмилу к ним. Они вместе с ро-дителями построили дом и жили вместе все 24 года. Марианна забо-тилась о стариках. Медицинское обслуживание в Чехословакии бес-платное, и стоит человеку почувствовать себя плохо, он немедленно

329


обращается к врачу и получает квалифицированную помощь. Лекар-ства также бесплатные, поэтому, к сожалению, ими набивают до от-каза шкафы, а у государства уходят на это огромные средства впус-тую. “Теперь, – заявила Марианна, – я счастлива, что вы здесь. Мывас подлечим и вы уедете отсюда бодрыми и здоровыми”.

В здании вокзала им пришлось подниматься по крутой лестнице.Было тяжело, несколько раз отдыхали. На двух машинах, за рулембыли Фиала и его сын, добрались до старомодного “Палас Отеля”,который находился в нескольких кварталах от вокзала. В отеле отимени чехословацкого “Интуриста” (чехословацкое название –“Седок”) был устроен небольшой ужин. На приеме присутствовалидрузья Фиалы из Парижа, высокий приятный г-н Покорный, г-н Ле-жун, три человека из семьи Фиалы и Бурлюки. Говорили на фран-цузском.

Вдруг Маруся схватилась за сердце. Пришлось принять нитро-глицерин. Госпитализации избежать не удалось. Больница распола-галась в здании бывшего монастыря, основанного в XIII веке. Кельииспользуются как приемные. Патронаж над персоналом осуществ-ляет профессор Харват. Его имя широко известно в Европе. “Мари-аночка” подбадривает Марусю. Говорит, что профессор Харват про-ведет внимательное обследование и отправит Марусю в санаторий.Маруся не остается без внимания и заботы. Марианна часто гуляет сней, поддерживая ее сильной, заботливой рукой. Расстояния во дво-ре средневекового замка огромные и кажутся Марусе бесконечны-ми. Ассистент профессора Харвата – д-р Л. Дворжак из клиникивнутренних болезней. Он очень внимателен, дружелюбен и вежлив.В течение четырех дней д-р Дворжак и три его ассистента занимают-ся обследованием пациентки и используют самые современные ме-тоды лечения современной медицины. На четвертый день пребыва-ния в госпитале Марусю обследует профессор Харват. Высокий, бе-логоловый, уверенный в своих знаниях человек, с большими силь-ными руками. Все вокруг него грандиозно и великолепно. Говорит спациенткой на английском языке. Задавая вопросы Марусе, он смо-трит снимок, который его не удовлетворяет и просит ассистентовснимок повторить. “Я не могу направить вас в Марианске Лазне, по-тому что там уже холодно и наш госпиталь там не имеет мест, – го-ворит он. – Я Вас направлю в Подебрады, и Вы будете там под на-блюдением моего ассистента, профессора Л. Филиппа. Это военныйсанаторий № 1”.

В Подебрадах их поселили в комнату № 47. Ассистент профессо-ра Филиппа, молодой д-р Малек, появляется в палате в 9 утра в со-провождении двух или трех медсестер. Проводится осмотр, и Бур-люкам прописывают различные ванны и электролизацию. День на-чинается в 8 утра и заканчивается в 8 вечера. Палата обращена ог-ромным окном в сторону великолепного парка, где растут высокиедеревья, которые каждый день постепенно меняют свою окраску –с зеленого на желтый, а затем на красный. Они живут в этой комна-

330


те в течение 40 дней и пунктуально выполняют все предписания вра-чей. “Я был в немецком концентрационном лагере на их диете, в те-чение двух лет и потерял 80 фунтов, а теперь я не могу их возвра-тить”, – говорит профессор Филипп.

Монотонная жизнь Бурлюков в Подебрадах оживлялась двумяпоездками в Прагу. В каждый приезд они останавливались на ночь в“Палас Отеле”, а все свободное время проводили с семьей Фиала. Вих доме они встретили много известных деятелей чехословацкой ли-тературы и искусства, которые группировались вокруг еженедель-ной газеты “Культура”. В “Пролеткульте” Министерства культурысостоялась встреча с писателями и издателями, на ней Бурлюк про-читал короткую лекцию “О Маяковском” и несколько его стихотво-рений. Во время приема был показан фильм Маяковского “Барышняи хулиган”, вышедший в Москве в 1918 г. Инициатива встречи при-надлежала Иржи Тауферу и Вацлаву Фиале, а ее организаторами бы-ли: И. Тауфер, Витезслав Незвал, Юрий Вейл, Карел Нови, художникФиала (отец) и Владимир Фиала (сын). Иржи Тауфер известен какпереводчик Маяковского и Хлебникова на чешский язык. Ему былотогда 49 лет. Во время Второй мировой войны он, спасаясь от гитле-ровской бойни, в течение 6 лет жил в Советском Союзе. Иржи Тау-фер – большой друг и любитель современного искусства, русскогофутуризма.

Витезсвал Незвал – знаменитый поэт, автор десятка красиво из-данных книг стихотворений и статей по искусству, деятель чешско-го кинематографа. Он лично знал Пикассо, Луи Арагона, Маяков-ского…Он подарил Бурлюкам несколько своих книг и добавил: “Ярад приветствовать знаменитого Бурлюка, который гостит в Чехо-словакии”.

Гуляя по древней Праге, Бурлюки посетили с Фиалой немало рес-торанов и пивных залов, которые там очень популярны. Вацлав Фиа-ла – старый друг Бурлюка, еще по Японии, а с 1922 года уже родствен-ник, постоянно делал зарисовки и наброски. Вацлав Фиала – выдаю-щийся художник, сделавший иллюстрации более чем к 50 книгам.

Санаторий в Подебрадах

Но Бурлюки приехали лечиться, и вновь санаторная жизнь на чет-вертом этаже, в комнате с огромным окном, за которым чувствуетсяприближение осени. В маленьком Версале, в парке, окруженном кра-сивыми зданиями, здоровье Маруси поправляется. Прогулки в паркена берегу реки Эльбы постепенно становятся все более продолжи-тельными и удаленными. Бурлюк продолжает работать акварелью,маслом, делает зарисовки каждый день, часто пишет цветы.

Еще в первое воскресенье пребывания в санатории Бурлюкивместе с Вячеславом Фиалой и Людмилой Кузнецовой совершилиавтомобильную прогулку в ближайшую маленькую деревушку, где

331


Людмила Бурлюк, расположившись на берегу пруда, старались пе-ренести на холст его таинственное, сказочное великолепие, не упус-кая из внимания колоритных и важных гусей, чей образ не раз воз-никал в бурлюковских картинах. Чехословакия – страна гусей. Вдеревнях их очень много. Меню ресторанов были бы не совершен-ны, если бы в них не было блюда “Гуса печена”.

Одновременно с Бурлюками в том же санатории находились наотдыхе Аркадий и Руфь Райкины, очень популярные в России люди,и чехословацкая пресса уделяла им много внимания. Руфь Райкинапрочитала Бурлюкам несколько своих рассказов. Произведения на-чинающей писательницы показались Бурлюкам не лишенными та-ланта. Одним из вечеров у Марианны Бурлюки встретились с из-вестным писателем Иржи Вайлом. Его новеллы – это история стра-ны. Маруся прочитала Вайлу некоторые стихи Бурлюка, которые тотслушал с большим вниманием и сказал: “Бурлюк – тонкий мастерстихосложения… Он в них такой же, как и в жизни. Стихи глубоки,полны мыслей и представлений”.

Маруся читала стихи Бурлюка еще несколько раз в Праге. Слу-шателями были И. Тауфер, И. Вайль, Марианна, Вацлав и Людмила.Марианна попросила записать все прочитанные стихи в альбом, иБурлюк сделал к ним рисунки. Марусе очень нравилось стихотворе-ние Бурлюка, написанное в 1941 г. в Делрее во Флориде, которое онназвал “Суда”. Маруся выучила их наизусть в Подебрадах, повторяястрочки ежедневно по 3 раза.

И. Вайль рассказывал, как во время оккупации Чехословакии фа-шистами все санатории в Подебрадах были превращены в “лагеряфизической культуры” для 10 000 немецких 12–16-летних молодчи-ков. Очень скоро маленький спокойный городок превратился в аре-ну бесчинстви кровавых расправ. Они громили дома беззащитныхместных жителей, избивали их, были случаи убийств в домах и наулицах. Действия подростков оставались совершенно безнаказан-ными. Маруся спросила, почему Вейл не напишет об этих зверствах.Он ответил: “О нет… Всем уже надоели ужасы недавнего времени.Люди хотят радости и счастья и забыть все. Сейчас я собираю мате-риал для книги, события в которой разворачиваются в XIII веке”.

У Бурлюков также осталась в памяти встреча с двумя студентамифилиала Пражского университета в Подебрадах, приехавших изСССР, Вадимом Номоконовым и Виктором Солонниковым. Увлечен-ные творчеством Маяковского, они мечтали лично встретиться с по-этом. Молодые люди показались Бурлюку высоко культурными, вос-питанными, к тому же они прекрасно владели английским. Бурлюкподбирал материал для своей работы “Пропорционализм во времении пространстве”, а любезные юноши бескорыстно помогали ему.

Бурлюки прощались с Подебрадами. Был последний день их пре-бывания. Они бродили по парку, который так сильно изменился с на-ступлением осени. И лирически настроенная Маруся делает в дневни-ке запись: “Деревья сбросили свой наряд. Все красивые летние цветы

332


пересажены и вместо них появились скромные анютины глазки. Поутрам их капризные нежные лепестки покрываются серебряной пы-лью ранних морозов. Стайки взлохмаченных воробьев беспомощнопрыгают в песке. Семья разноцветных маленьких попугаев на зимупереселена из большой клетки в парке в оранжерею вблизи фонтанас бассейном, сплошь покрытым лотосом. Теперь маленькие друзьяжелтых, голубых, лазурных оттенков обрели свое жилье среди тропи-ческих растений и деревьев, ограниченных низкими потолками. Ноони все равно счастливы и веселы, и на наши прощальные возгласыотвечают приветливыми воркующими звуками”.

Карлсбад

Вацлав Фиала на своей “Победе” везет гостей в Богемию, в Кар-лсбад. Известный оздоровительный курорт в прошлом был местомлечения и отдыха богатых людей, которые устремлялись туда со всехконцов света, чтобы растрясти свои тела, отягощенные излишнейпищей и напитками. Теперь, во время пребывания здесь Давида иМаруси Бурлюков, внешне город остался таким, каким он был рань-ше. Те же дворцы “Термае”, в которых принимали ванны особы ко-ролевских фамилий, знаменитые писатели и музыканты. Сохрани-лись театры, музыкальные залы, где Шаляпин, Карузо, Тосканини,Никиш и другие знаменитости демонстрировали свое искусство. Всеони останавливались в одних и тех же обжитых местах. Но сейчасвсе это стало доступным (зачастую бесплатно) и для людей умерен-ного достатка. Впервые в жизни Бурлюки смогли получить санатор-ный уход и сорокадневное медицинское обслуживание на курорте,где лечат сердечно-сосудистые заболевания в комбинации с лечеб-ными горячими серными ваннами. Теперь три недели они будут питьлечебную воду из различных минеральных источников в коллонадеКарлсбада. Новые люди, отдыхающие теперь в Карлсбаде, одевают-ся проще и демократичнее, но так же, как и их предшественники, гу-ляют со стаканами, наполненными исцеляющей водой. Они едят вресторанах (один из них носит симпатичное название “Слон”), гдечастыми гостями бывают Бурлюки.

В Карлсбаде их поселили в санатории “Ян Есениус” на третьем-этаже в прекрасной комнате с балконом и ванной. Главный медик –бывший владелец санатория доктор Фреде. Его владение было наци-онализировано, и он теперь получает государственную зарплату.Язык для общения с Бурлюками выбран французский. Манеры док-тора, отношение к пациентам говорят о том, что он привык иметь де-ло с высшим обществом. Большинство пациентов – чехи, рабочие,шахтеры, инженеры, учителя. За столом Бурлюков англичанинД. Армур Милне и его жена полька по имени Ольга. Г-н Армур Мил-не – корреспондент лондонской газеты “Дейли Уоркер” и редакторпражского журнала на английском языке “Чехословацкая жизнь”.

333


В санатории “Ян Есениус” составлена специальная программадля пациентов. В столовой показывали советские фильмы на словац-ком языке. Много лекций, камерных концертов. Молодая блондинкаМаргарет, говорившая на английском языке, была ответственной за“пролеткультуру”. В течение 2-х недель она четырежды вручала Бур-люкам билеты на различные представления. Они побывали на бале-те “Бахчисарайский фонтан” в местном здании оперы. Два вечераони провели в большом музыкальном зале в отеле “Москва”, слуша-ли симфоническую музыку Хачатуряна и Чайковского. Одна из пьесХачатуряна была посвящена Карлсбаду, где он отдыхал в 1956 г. Ор-кестром дирижировал Хотард. Слушали органную музыку в испол-нении большого мастера Чермака.

Время пролетело незаметно. Подошло к концу пребывание в са-натории “Яна Йесениуса”. Бурлюки поездом покидали Карлсбад. Ве-щи помог перетащить молодой человек, Илья Костовский (Георгиа-дис), как оказалось, студент филологического факультета Пражско-го университета. И самое интересное, тема его дипломной работы –“Маяковский как лирик”. Этот факт не мог не заинтересовать четуБурлюков, и они охотно проводили время в беседах с молодым почи-тателем творчества русского поэта.

В Праге

Бурлюки в Праге, в “Палас-Отеле”. Здесь они планируют про-быть 12 дней. Клуб, открытый в честь большого чешского художни-ка Йосефа Манеса и названный его именем, устроил в их честь при-ем, на котором Бурлюки познакомились со многими известными ху-дожниками. Супруги выяснили, чтобы стать признанным в Чехосло-вакии, нужно было быть принятым в Союз художников.

Вацлав Фиала на своей машине возил гостей по пригородам Пра-ги. В Клаштере они увидели великолепную коллекцию древностейКитая в 39 комнатах. Второй этаж дворца в стиле династии Тантрансформирован в Государственный музей редкой мебели, стеклаи картин. Дворец расположен на берегу реки Охрже, и его контурызеркально отражаются в воде.

Двадцать пятого ноября вся компания отправилась в историче-скую Кутна Гору, где Бурлюк, Людмила и Вацлав, очарованные ви-дом, открывающимся со старой церкви, сделали несколько рисун-ков. Одно из наиболее интересных путешествий было в замок Кржи-воклат, где Бурлюку удалось написать картину маслом и сделать не-сколько рисунков высоких башен. Им не удалось посетить музей, на-ходящийся внутри замка. Он был закрыт.

Другой целью путешественников был Раковник, известное местопроизводства пива. Там Бурлюк и Фиала сделали несколько акваре-лей и рисунков. Одна из автомобильных экскурсий была в Зелив, гдежил доктор Михаил Андреевич Келин, поэт, коллекционер русской

334


живописи XIX в. Сын Вацлава, профессор Владимир Фиала, помогКелину сфотографировать и составить каталог его маленького му-зея. Келин женат на чешке Ольге Сергеевне. Сам поэт родился наДону, он донской казак. Келин рассказывал: “В июле 1957 года моямечта сбылась. Я посетил берега Тихого Дона, выпил из него водицы,побывал у известного писателя Михаила Шолохова”. Маруся отме-тила в дневнике: “Келин читал стихи. Они были очень искренны иполны чувств. Они, как песни печали неустойчивой и беспокойнойдуши. Доктор Келин получает маленькую государственную зарпла-ту. У него старый очаровательный дом на крутом обрыве у неболь-шой речушки. Здесь был поблизости монастырь, теперь переделан-ный под дом для душевнобольных. Сейчас там находятся 500 боль-ных. Днем они гуляют в большом парке вокруг монастыря”.

В Париже

Бурлюки в вагоне поезда “Варшава – Париж”. Последние словалюбви и благодарности провожавшим их Вацлаву и Владимиру Фиа-лам. Поезд, опоздавший на 40 минут, в 10 часов отправился со стан-ции и, быстро набирая скорость, уносил их из Праги. Из окна вагонабыли видны только машущие на прощание руки. В 3 часа дня Бурлю-ки уже оказались на границе с Западной Германией. Все поменя-лось – люди, здания. Чехи показались Бурлюкам более сердечнымии легкими в общении.

По расписанию поезд должен был прибыть в Париж в 10 утра наследующий день. Бурлюки занимали места первого класса. Вскоре снаступлением темноты они погрузились в сон, когда проснулись, ут-ренний иней нарисовал на стеклах затейливые узоры и было объяв-лено, что скоро город Штутгарт. Как только пересекли Рейн, сталаслышна французская речь. В половине пятого – долгая остановка вСтрасбурге. С утра до часу дня они не имели возможности поесть.Они попробовали попасть в немецкий вагон-ресторан, но проход изих вагона с семью пассажирами из-за опоздания был закрыт, им бы-ло сказано, что это наказание за опоздание поезда – маленький актдемонстрации “холодной войны”. Эти слова были в Америке оченьпопулярны в то время. Все газеты почти в каждой строчке повторя-ли их с большим удовольствием. Сейчас Бурлюки оказались самижертвами “холодной войны”. Позже Бурлюк прочитал в американ-ской газете “Санкт-Петербург Таймс” за 11 февраля 1958 г. на пер-вой странице высказывания кливлендского промышленника Сайру-са Итона: “Наши государственные деятели просто увязли. Они при-нижают опасность, которая грозит человечеству, устраивают безум-ную гонку вооружения. Они используют любую возможность, что-бы возбудить ненависть к России. Политики, которые накапливаютзло против России и коммунистического Китая, не являются друзья-ми Америки или мира”. Бурлюки в этих словах нашли проявление

335


лояльности американских граждан, тех, кто верил в мир и доброде-тель против жестокости поджигателей войны.

Любовь Бурлюка к России не увядала в течение всей его жизни вАмерике. Хотя он часто повторял, что аполитичен, безусловно, онбыл приверженцем левых взглядов. Э. Голлербах в своей книге “Ис-кусство Давида Бурлюка” пишет: “Свое искусство он рассматриваеткак искусство пролетарское, революционное по существу”2

Д. Бурлюк купил на перроне утреннюю газету, в которой объяв-лялось, что скоро в Брюсселе, откроется международная выставка.На фотографии проспекта выставки портрет голландского ученого,основоположника гуманизма Возрождения Эразма Роттердамского,написанный Голбейном Гансом Младшим. Рядом с профилем бес-смертного философа – стихи французского поэта Тристана Корбь-ера. У Бурлюка возникли параллели с тем, что было написано 400 леттому назад:

Je desire etre appeleåUn citoyen du mondeUn ami De toutesLes Nations de l’Univers.

Известные литературные исследователи Харджиев и Тренин встатье, которую они опубликовали в журнале “Color & Rhyme”(№ 35) о Бурлюке как о поэте высказались, что его “бодлеризм” и“корбьеризм” повлияли на Маяковского в течение первых трех летего творческой деятельности.

Уставшие Бурлюки в половине второго ночи 2 декабря прибылив Париж. За последние семь лет они побывали в Париже трижды.Маруся отмечает в своих воспоминаниях, что Бурлюк охотно давалчаевые официантам, швейцарам, рабочим, вот и на вокзале он далносильщику 250 франков. Русский эмигрант, водитель такси, живу-щий здесь с 1917 г., вез их с вокзала по знакомым Бурлюку местам.Когда они проезжали бульвар Монпарнас, Бурлюк вспомнил, как 55лет тому назад, он жил здесь, будучи студентом школы “Ecole deBeaux Аrt”, в студии Кормона. Париж с той поры сильно изменился,стал светлее, чище. Но особенно изменился франк – тогда за 1франк можно было пообедать в ресторане.

Такси доставило их в отель Сент Ромен на улице Сент Рок. Де-журный клерк вспомнил Бурлюков по их визиту в 1954 году. На этотраз они получили номер с личной ванной, а не в коридоре на не-сколько номеров, как было в предыдущий приезд. Комната выгляде-ла абсолютно такой же, и они, расположившись, почувствовали, чтовремя остановилось и прошедших четырех лет словно вовсе не было.Окна, покрытые пылью, закрыты тяжелыми шторами, спускавши-мися с низких потолков до пола. Комната напоминала одну из кар-тин Дега. После холода и сырости за окном в комнате очень тепло.Потолки, оклеенные обоями, все в трещинах. Электрические лам-почки тусклые, такие же, как 1950 и 1954 годах. Трубы в ванной сви-

336


стят. Нужно отдать должное – кровати и белье чистые. Досадныемелочи не омрачали настроения Бурлюков, и уже знакомый малень-кий отель, где они отдыхали после дергающегося, трясущегося ваго-на, реально испытавшие на себе влияние “холодной войны”, казалсяим уютным и теплым.

Визит к Ларионову и Гончаровой

Утро следующего дня началось с визита в “Американ Экспресс”за письмами. Дети из Америки писали, что они немного удивленыизменением планов. Бурлюки думали побывать в Югославии, Тур-ции, Греции и Испании. В одном из писем дети замечали: “Вы приго-товили пирог и не съели его”.

Их новый друг по пражскому дому Марианны француз Лежьензаехал за Бурлюками на такси, и они отправились на другую сторонуреки Сены, на улицу Жак Колло, 16 к Михаилу Ларионову и НатальеГончаровой. Оставив Марусю в грязноватом кабачке на углу дома,типичного для Латинского квартала, Давид вместе с Лежьеном ре-шил без нее подняться на пятый этаж без лифта. Маруся не без тре-воги осталась одна. За соседним столиком сидел молодой человек,американский корреспондент, чего-то увлеченно писавший. “Мадамплохо говорит по-французски, пожалуйста, помогите ей, если что-топотребуется, – обратился к нему Бурлюк. – В этом доме в течениемногих лет мой старый друг с 1907 года Михаил Ларионов имеетсвою студию, а сейчас парализован и не может сюда спуститься”.

Утренняя пора. Узкое помещение кабачка со сводчатыми потол-ками заставлено тремя столиками, два окна и дверь. Стены за многолет расписаны маслом и выглядят как произведения искусства. Однинапоминают полотна Модильяни, другие Утрилло. Бармен, занима-ясь с ранним клиентом, стоящим у стойки, говорит Бурлюку: “Этотхудожник (называет имя) из старшего поколения, и Морис Утриллоучился у него. Париж – это огромная художественная студия, меж-дународный художественный салон. Здесь каждый хочет добитьсяуспеха. Здесь каждый – знаток французского искусства. В мире су-ществует только французское искусство. Только французские ху-дожники заслуживают внимания”.

Маруся привезла для Гончаровой (ей 78 лет) новые сапожки на ме-ховой подкладке и попросила Лежьена примерить их ей. Подарок ока-зался мал. Лежьен позже сказал Марусе, что Гончарова очень стара иустала жить. Бурлюк оказался в расстроенных чувствах. Его сильноразволновало состояние здоровья его давнего друга Ларионова. Пос-ледний раз он видел его в Москве в 1914–1915 гг. таким успешным,богатым, известным. Сейчас он пребывает в нужде, всеми забытый,живущий в двух грязных плохо отапливаемых комнатах, захламлен-ных старыми газетами со статьями о его чудесном прошлом, запылен-ными холстами. Все в комнатах покрыто толстым слоем пыли.

337


Мишель, как его называл Бурлюк, лежал на койке. Его левая сто-рона парализована. Протянул правую руку к Бурлюку и потянулсядля дружеского поцелуя. Говорил он с паузами, с трудом подбираянужные слова. Наталья лежала, укрывшись серыми от пыли лох-мотьями, согнутая радикулитом, для нее составляло трудность сде-лать несколько шагов. Бурлюк предложил художнику купить не-сколько полотен по 25 долларов, но старый друг спазматически сжи-мал кулак и вспоминал о прежнем успехе. Едва ворочая плохо слу-шающимся языком, Ларионов пробормотал: “Они платят нам за на-ши полотна по 100 000 франков и больше”.

Какой-то художник взялся опекать этих беспомощных, больныхлюдей и попросил женщину, живущую в том же доме, приносить имеду. Ларионов и Гончарова получали большие деньги, когда Дягилевставил спектакли с их декорациями на сценах Парижа, Лондона,Нью-Йорка. Они работали для “Русского балета”. Перед Второй ми-ровой войной они имели возможность покупать дома, фермы, име-ния, но были расточительны и, как говорил Бурлюк, “думали, чтосолнце будет им светить все время... Они не понимают, что жизньвсе время движется вперед, приносит с собой новые толпы молодых,сильных, энергичных людей, ряды новых художников, создателейновых вкусов, с новыми идеями и новыми программами”. Но Бур-люк не мог и предположить, что сегодня их работы стоят десятки, ато и сотни тысяч долларов, а ведь прошло так немного времени. На-талья и Михаил, узнав, что Маруся не смогла подняться на пятыйэтаж, чтобы увидеть их, с большой решимостью предложили спус-титься сами. Трудно было представить, как это практически моглопроизойти. Следующая встреча была запланирована на пятницу.

Бурлюки возвращались в отель. Поблизости они увидели боль-шую галерею и художественную школу, носящую имя РаймондаДункана, брата Айседоры Дункан3. С Раймондом они встречались вНью-Йорке 25 лет тому назад, с Айседорой Бурлюк встречался тожев Нью-Йорке в 1922 г.

До гостиницы они добирались пешком. Они прошли мимо “Ecolede Beaux Art”, где Бурлюк учился в 1903–1904 гг. у профессора Кор-мона. О Фернанде Кормоне следует рассказать подробней. Вот чтопишет о нем Джон Ревалд в своей знаменитой работе “Постимпрес-сионизм”: “В сорок лет Феликс Кормон, академический художник,уже добился известной славы своими огромными однообразнымикомпозициями на сюжеты из первобытной жизни. Несколькими го-дами раньше многие воспитанники школы изящных искусств, неудовлетворенные преподаванием Леона Бонна, попросили Кормоназаниматься с ними. Среди них был граф де Тулуз-Лотрек, которыйвпоследствии описывал Кормона как самого уродливого и тощегочеловека в Париже. Художник очень посредственный, Кормон посуществу был неплохим педагогом. Его доброта и терпение в какой-то мере компенсировали недостаток воображения и таланта; крометого, он не был чужд новым веяниям”4. Для того чтобы писать обна-

338


женную натуру и рисовать с античных гипсов, в мастерскую Кормо-на поступил Винсент Ван Гог. У него же учились Эмиль Бернар, ЛуиАнкетен, которого очень ценил Кормон и собирался сделать его сво-им преемником... У него так же учились австралийский художникДжон Рассел, англичанин Хартрик. Школу Фернанда Кормона про-шли многие знаменитые художники, и в конце 1900 годов учениковшколы в шутку называли “шайка Кормона”5. Так что школа, кото-рую прошел Бурлюк в Париже, дала миру лучших представителейпластического искусства. Это опровергает раздающиеся порой в ад-рес Бурлюка упреки в непрофессионализме.

Бурлюки проходили квартал за кварталом – повсюду памятникинауки и культуры. Вот Сорбонна, медицинская школа, музей де Клу-ни, где собрана коллекция средневекового искусства, Люксембург-ский музей, находившийся в бывшем Люксембургском дворце,Жарден де Планте (Зоологический сад) – все это на площади 2-х–3-х квадратных километров.

В отеле их ждала Анна Александровна Евреинова. Она оживлен-но стала рассказывать, как преуспевает, работая в парижском офи-се бостонской газеты “Christian Science Monitor”. Она тут же сооб-щила, что построила хороший дом в Бужевале за 15 000 000 франкови приглашает их завтра на обед. Николай Николаевич Евреиновумер четыре года тому назад. Ей пришлось ухаживать за больным 15лет. Евреинов страдал лейкемией и память его постепенно угасала.Он боялся людей и постепенно терял ориентацию. Это мешало емучитать и работать. Бурлюк знал Николая Евреинова с 1910 года. Ев-реинов с доктором Кульбиным были в числе организаторов “Бродя-чей Собаки”6, кафе-подвала на Михайловской площади в Санкт-Пе-тербурге, где собиралась литературная и артистическая богема. Бур-люк провел там немало времени. В 1926–1927 гг. Николай Николае-вич Евреинов вместе со своей супругой Анной Александровной (Ка-шиной) жили в Нью-Йорке. Прибыв в США, Евреинов развернул ак-тивную деятельность в “Стони Пойнт”. Институт избрал его своимпочетным членом. Лучший театр Америки Гилд поставил его пьесу“Самое главное”, которая шла на Бродвее в декорациях С.Ю. Судей-кина, затем в художественном театре Бен Ами его пьеса “КорабльПраведных”, которую он сам режиссировал.

Пьесы создали Н. Евреинову громкую славу. Издательство“Брентано” заказывает ему книгу “Театр в Жизни”. Во время пребы-вания в Соединенных Штатах, он прочитал несколько интересныхлекций о театре7. Бурлюк напомнил Анне Александровне о ее книге“Je veux concevoir” (“Я хочу понять”), которую он получил от нее в1930 г. и во время тяжелой болезни Марии Никифоровны читал ейдолгими вечерами осенью 1956 г., переводя слово в слово с француз-ского. Не лишенная тщеславия, Евреинова сообщила, что это ее тре-тья книга. Немного помолчав, печально заметила, что, хотя у неемного друзей во Франции, замуж вторично выходить не собирается,что только сейчас стала понимать, каким великим человеком был

339


Николай Евреинов, один из создателей современного театра. Онасобиралась опубликовать все, что им было написано.

Четвертого декабря Бурлюки отправились на поезде в Бужеваль.Анна Александровна с длинным батоном хлеба ждала их на станции.Бужеваль для Бурлюков связан с именами И. Тургенева и Полины Ви-ардо. “Да! – воскликнула Анна Александровна, протянув руку в сто-рону долины, – Тургенев жил там”. “У меня 80 яблонь, – продолжи-ла она, – много красивых цветов. Я продолжаю работать в Париже, иу меня там квартира, которую я буду содержать по меньшей мере еще10 лет, а затем переселюсь в Канны, во французскую Ривьеру”. Ониподошли к двухэтажному дому с мансардой. Дом цементный с цент-ральным отоплением. “У меня арендует квартиру итальянская семья,они занимаются моим садом, другую маленькую квартиру арендуетмолодая пара, которая приехала из Парижа”, – добавила Анна Алек-сандровна. На стенах фотопортреты Николая Евреинова, его зарисов-ки. “Годы летят быстро и мы обнаруживаем, что все меньше и меньшеостается людей, которых мы знали”, – подумал Бурлюк.

Визит к Арагону и Триоле

В адресной книге Бурлюков Лиля Брик записала адрес этих двухзнаменитых писателей: “Арагон, 18 Rue de la Sourdiere. Paris Lier”.Они были приятно удивлены, узнав, что эта узкая короткая улочкапримыкает к Ave D’Opera, в пяти минутах ходьбы от улицы, где рас-положен их отель. Зная, как оба муж и жена заняты писательскимтрудом, а также политической деятельностью, Бурлюк позвонил ма-дам за час до визита.

Париж – город сюрпризов. Улица более чем скромная, к тому жеузкая. Вход с темного маленького двора – нужно преодолеть три ле-стничных марша, ведущих к большой красной деревянной двери.Все это совсем не сочетается с громкими именами и материальнымуспехом знаменитостей европейской литературы. Книги Луи Араго-на они видели во всех столичных магазинах любой из стран, в кото-рой они побывали в 1956–1957 гг. Этому визиту они придавалиочень большое значение, поэтому некоторые моменты запомнилисьим надолго.

Они позвонили в дверь, при помощи приспособления, какиевстречались еще в конце XVIII в. На пороге Эльза, младшая сестраЛили Брик. О Лиле Брик, умной, красивой женщине написано оченьмного. Она до сих пор не перестает быть яркой героиней современ-ной мемуарной литературы8. Познакомившись в Москве с француз-ским офицером Андрэ Триоле в 1918 г., Эльза уехала с ним в Париж,но никогда не прерывала связь с Россией. Через несколько лет, онирасстались. Во время Второй мировой войны она не могла оставать-ся пассивной эмигранткой и принимала участие во французском Со-противлении.

340


Эльза Триоле вложила огромный труд в популяризацию русскойпоэзии во Франции, составила и отредактировала “Антологию рус-ской поэзии” (1964). Обладая незаурядным литературным талантом,она стала известной французской писательницей. Получила Гонку-ровскую премию.

Бурлюк с большой симпатией относился к Эльзе Триоле, у нихбыли близкие взгляды на понимание значения русской литерату-ры и культуры на Западе, кроме того, ему необыкновенно инте-ресно было общаться с одной из любимых женщин В. Маяковско-го. Бурлюк знал, что отношения Триоле и Маяковского были пре-рваны, но Эльза нашла в себе силы, оставаясь влюбленной в еготалант, сохранить с ним дружеские отношения. Сестры обладалинеобыкновенным обаянием и притягивающей к себе силой. УЭльзы был роман с Якобсоном, к ней сватался большой друг Бур-люка и Маяковского, Василий Каменский, безуспешно добивалсявзаимности критик-футурист Борис Кушнер. У Виктора Шклов-ского любовь к Эльзе Триоле была безответной, но они сохрани-ли до конца дней своих уважительные отношения и живой инте-рес к творчеству друг друга.

341


Эльза Триоле и Луи Арагон

“Добрый вечер, наши доро-гие Бурлюки! Как радостно, чтовы пришли”, – приветливо про-изнесла она. – Вы знаете, каксильно я бываю занята, и сейчася читаю корректуру моего пере-вода работ Маяковского. В оченьмногих местах я читаю Бурлюк...,Бурлюк... и вот смотрите, Бурлюкздесь”.

Переступив порог, они оказа-лись в трехкомнатной кварти-ре.Впечатление было такое, чтоони находились внутри огром-ных коробок, заполненных кни-гами. Множество старых книг,“древность” выдает тленный аро-мат, встречающийся в архивах.На стенах полотна Пикассо, Бра-ка, Шагала, Матисса. На некото-рых картинах дарственные над-писи. Арагону 60 лет, его юбилейотмечался в Москве нескольконедель тому назад. Ему вручили

высокую награду–Ленинскую премию (150 000 рублей).Луи Арагон пишет стихи и прозу, а также биографические про-

изведения о представителях французского искусства. Эльза Трио-ле – неутомимая писательница, автор 25 книг. Бурлюки недавнопрочитали с огромным интересом, ее роман “Свидание чужеземцев”(1956), в русском переводе 1958 г. – “Незваные гости”. Эльза при-гласила их в свой кабинет. В центре комнаты, под низкой лампой надлинном столе лежали стопки книг, много типографских оттисков,корректура последней книги – перевод произведений Маяковско-го – и круглая коробка с конфетами.

“Я жду журналиста из газеты “Юманите”. Надеюсь,что он опо-здает. У него со мной интервью, которое он опубликует. Кроме того,я ответственна за “Благотворительный книжный базар” для рабо-чих”, – сообщила она, вежливо дав понять, что у нее не так уж мно-го времени для этой встречи. Маруся спросила: “Дорогая Эльза, ес-ли вы так заняты, когда же вы успеваете писать такое количествокниг?”

“О, мы обычно здесь не живем. У нас загородное хозяйство в 50километрах от Парижа, в местечке Сен Арну. Мы купили старуюмельницу и перестроили ее в просторный дом, со всеми современ-ными новшествами. Вокруг дома фруктовый сад и огород. У нас со-баки, кошки, голуби и даже куры. Нас обслуживают садовник, до-машняя работница и повар. Газеты нам доставляют в дом. Мы оста-

342


Давид Бурлюк. Портрет

Эльзы Триоле

емся в городе только по вторникам и средам. Все остальное время мыпроводим в своем имении”.

Пока Эльза рассказывала об их быте, Бурлюки оглядывали ком-нату. Кругом книги, книги, на полках за стеклом, от пола до высокихпотолков, что делало комнату узкой. Три красных сундука, постав-ленных один на другой, старые кресла, на столике бумага с каким-топланом. “Скоро будет проводиться книжный базар газеты “Юмани-те”, как я уже говорила, – произнесла Эльза, поймав взгляд Бурлю-ков на бумагу, лежавшую на столике. – Я работаю над планом, кто игде будет располагаться”. На одной из полок рисунок – портрет ЛуиАрагона, сделанный Бернаром Бюффе. Бурлюк заметил, что в Нью-Йорке этой осенью он посетил выставку Буффе в “KnodlerGallery”.“Он большой художник и займет достойное место послеПикассо”, – сказала Эльза. Бурлюк же подумал, что этот молодойновый бог парижского рынка не имеет такого таланта и знаний и нетакой разносторонний, как испанец Пабло, который бесспорно об-рел мировую известность и занимает трон славы вот уже половинустолетия.

Эльза очень хрупкая миниатюрная женщина, одета со вкусом встиле De la mode de Paris. Сейчас в Париже зима, и она в меховых бо-тинках. Ее улыбка очаровывает. Бурлюк пытается сделать карандаш-ный портрет, но сложно. Она не позирует, а электрический светслишком слабый.

Триоле пережила Бурлюка всего навсего на 3 года. Согласно за-вещанию Эльза и Арагон похоронены в саду своего имения. Оно жеслужит пристанищем для молодых неимущих писателей и художни-ков, которые могут пользоваться собранной здесь уникальной рус-ско-французской библиотекой. На могиле выбиты слова Эльзы Три-оле: “Мертвые беззащитны. Но нас защитят наши книги”.

Маруся спросила Эльзу, знает ли она что-либо о дочери Маяков-ского. Во время пребывания в Москве к ним не раз обращались сэтим вопросом. Там это было предметом домыслов, слухов и сплетен.Оснований было достаточно. Даже Асеев в поэме Маяковский начи-нается” сделал прозрачные намеки:

Только ходит слабенькая версийка,Слухов пыль дорожную крутя,Будто где-то в дальней-дальней Мексике,От него затеряно дитя 9.

Для Эльзы это была, видимо, не очень приятная тема, но быстросправившись с нахлынувшими воспоминаниями, она энергично воз-разила, сказав: “Нет, Володя никогда не имел детей...”.

Затем Маруся рассказала Эльзе о лекции Маяковского в Амери-ке, которую он назвал “Странные города за границей”. Эльза попро-сила уточнить почему “странные”. На лекции Маяковского в Нью-Йорке собралось 2000 слушателей, естественно, плохо понимающихрусский язык. Маяковский громким голосом стал говорить на нерус-

343


ском незнакомом слушателям языке, он обратился к публике: “Тыслышишь меня, мой далекий друг, ты видишь меня здесь, сейчас наэтой сцене?” Зрители были ошеломлены таким “футуристическим”вступлением, принимая за новую шутку. И вдруг на том же языке(как оказалось – грузинском) один из слушателей ответил: “Я вижутебя и слышу тебя, мой дорогой друг, земляк с Кавказских гор...” “Яслышу об этом в первый раз”, – сказала Эльза.

Эльза ни на минуту не оставалась без дела. Вот и теперь ее моди-стка из шляпного магазина принесла ей семь шляп, новый заказ Эль-зы. Этот магазин самый известный в Париже. Маруся приняла уча-стиев процедуре примерок в соседней комнате. “Да, я обожаю шля-пы... Они очень идут мне”. Она также была неравнодушна к бусам илюбила собирать их сама. О ней ходила такая шутка: “Эльза Триолелюбит делать бусы даже из наконечников клистиров”.

Когда они вернулись в библиотеку, Эльза сказала Марусе: “Этотмой роман, который Бурлюк переводил, вам понравился и близоквам потому, что я писала в нем об эмигрантах, и я уверена, что в Аме-рике вы глубоко прочувствовали весь драматизм эмиграции”.

Открылась дверь, и в комнату вошел высокий мужчина – ЛуиАрагон. Круглолицый, с коротко по-военному подстриженными воло-сами над высоким лбом, с дружеским, веселым выражением глаз. Бур-люк был наслышан о Луи Арагоне, его имя в литературных кругах свя-зывали с дадаизмом и сюрреализмом в поэзии. Оказавшись в Амери-ке, Давид Бурлюк вобрал в себя идеи сюрреализма и воплотил их вомногих своих живописных полотнах, стал выставляться с художника-ми, входящими в американское объединение “Societe Anonyme”, гдевице-президентом общества был Марсель Дюшан, активный член да-да, направления, которое влилось в сюрреализм. Луи Арагон, участ-ник Сопротивления, был в плену у немцев, но благополучно бежал.Свою любовь к супруге выразил в сборнике стихов “Глаза Эльзы”, вы-шедшем в 1942 г. Это ему принадлежит известная фраза, произнесен-ная в адрес одного писателя: “Он хорошо умеет фантазировать прав-ду...”. “Говори с ними по-русски...” – обратилась Эльза к мужу и за-тем к Бурлюкам. – “Вы согласитесь, что я выбрала себе не только из-вестного, но и красивого мужа?... N’est se pa?”

Было уже поздно, Арагон возвратился с какого-то собрания ус-тавшим, и Бурлюки не хотели его утомлять. Бурлюк попросил у негоавтограф, Арагон взял томик своих стихов и написал несколько слов.Когда прощались, Эльза произнесла: “ До свидания, наши дорогие,незабываемые друзья”. “И Арагоны”, – добавил Бурлюк.

Бурлюки получили информацию, что лайнер “Куин Мэри”, накотором они должны были завершить свое путешествие в Европу, всвязи с наступившими северотлантическими штормовыми днями за-держивается с отплытием из Шербурга на неопределенное время.Не беда... задержка дала возможность еще раз посетить великийЛувр. Друг Лежьен на своем авто отвез их в “Orangeries”10 насла-диться великими полотнами Клода Моне. Они с пользой провели

344


время, посетили галерею “Charpantier” и целый ряд других галерей,после чего был сделан вывод, что абстрактная живопись не пользует-ся популярностью в столице искусств. Только с третьей попытки имудалось попасть на корабль в Шербурге, куда примчал их поезд изПарижа. Девятого декабря из шербургского порта ярко освещенныйстальной гигант начал свой путь через семь морей и доставил их к бе-регам Америки.

1 Taylor S. Gabriele Munter. Espoused to Art. Art in America. January 1999. P. 90.2 Голлербах Э. Искусство Давида Бурлюка. Изд-во М.Н. Бурлюк. Нью-Йорк, 1930.

С. 14.3 Айседора Дункан (1877–1927) – американская танцовщица. Основоположница

школы танца “Модерн”. Живя в 1908 году в Париже, много гастролировала. Былав браке с русским поэтом Сергеем Есениным. Погибла в результате несчастногослучая, когда ее шарф был захвачен колесом спортивного автомобиля в которомона ехала.

4 Ревалд Дж. Постимпрессионизм. М. С. 20.5 Там же. С. 130.6 О “Бродячей собаке” наиболее подробно см.: Лившица Б.“Полутороглазый стре-

лец. М.: Художественная литература, 1991.7 Бурлюк Д. Русские художники в Америке. Нью-Йорк: Изд-во М.Н. Бурлюк, 1928.8 Последние издания: Катанян В. Прикосновение к идолам. М., 1997; Ваксберг А.

Лиля Брик. М., 1998. 9 Подробно см.: Катаняна В. Прикосновение к идолам. М., 1997. С. 83, 84, 344,

345–350. 10 Музей, созданный специально для больших панно с водяными лилиями Клода

Моне, написанных художником по заказу государства.

345


346


ШМУЦ

347

ОБОРОТ

348

Признание на родине и успех в США

ВВВВ изит Д. Бурлюка в Россию в 1956 г. возродил интерес к еголичности и творчеству на родине. После возвращения из Мо-сквы Д. Бурлюк стал получать много писем от старых и новых

друзей. Устанавливались контакты с советскими организациями. Га-зета “Вечерняя Москва” от 6 июля 1960 г. опубликовала заметку: “ВДоме дружбы с народами зарубежных стран выставка 25 американ-ских художников. Бурлюк подарил на эту выставку свои акварель-ные работы: “Мексика”, “Чехословакия” и др.”.

В Америке положение Д. Бурлюка прочно утвердилось в художест-венной среде. Нескончаемая череда выставок приносила все боель-шую известность не только в Нью-Йорке, но и в других штатах страны.25 апреля 1961 г. в городе Нешвил, штат Теннесси открылась очереднаяперсональная выставка Давида Бурлюка. Ее организовал директор га-лереи Центра искусств городаНешвил Гарри Лоув, а содейство-вал этому давний друг и соседБурлюка Майрон Лайзон Кинг,который переехал со своим биз-несом в Нешвил из Хэмнтон БейзЛонг-Айленда. В Хэмптон БейзМайрон Лайзон Кинг профессио-нально занимался производствомрам для живописи, в том числедляБурлюка. Майрон Кинг унаследо-вал любовь к художественномуремеслу от своего отца, имевшегопрямое отношение к искусству. Уотца была шляпная мастерская,славившаяся утонченным вкусоммастера и считавшаяся одной излучших в Лонг-Айленде. Сын нестал заниматься шляпами, а раз-вил свой собственный бизнес.Сын Майрона Кинга содержит не-большую художественную гале-рею, где много работ Бурлюка.

349

Давид Бурлюк у себя в мастерской

Д. Бурлюк был плодовитым художником. По утверждении семьиу него хватало сил почти каждый вечер писать по картине. Спрос наего работы был большой. Элла Джаффе Фридас, о которой говори-лось ранее, приобрела у Бурлюка 30 работ, в том числе написанныхеще в России. В 1962 г. она организовала выставку произведенийвидных американских художников: М. Авери, Б. Брауна, П. Евергу-да, В. Гроппера, Г. Гроша, Р. и М. Сойеров, А. Тони, В. Зораха иД. Бурлюка в галерее Уолта Уитмена в Ховстра-колледже в штатеНью-Йорк. На выставке были представлены и ранние произведенияБурлюка из коллекции Эллы Джаффе Фридас, но хозяйка отказа-лась их продавать. Они и сейчас в ее коллекции.

Успех продажи работ Д. Бурлюка настроил Эллу Джаффе Фри-дас открыть галерею с экзотическим названием “Лидо” в престиж-ном районе Нью-Йорка Лонг Бич, где живут или имеют летние рези-денции весьма состоятельные люди. Она успешно справлялась с ре-ализацией работ Д. Бурлюка и получила от него исключительноеправо на продажу его произведений. Элла Джаффе Фридас была на-столько деятельной и успешной, что ей удалось организовать вы-ставки и продажу работ Д. Бурлюка за границей. Одну из таких вы-ставок она организовала в Австралии в городе Брисбейне с 20 мартапо 5 апреля 1962 г.

В те годы материальное состояние семьи Бурлюков настолькостабилизировалось, что они могли себе позволить организовать кру-госветное путешествие с двухмесячным пребыванием в Австралииво время прохождения выставки. Воскресная газета “The BredentonHerald” от 8 апреля 1962 г., выходившая в штате Флорида, где Бурлюкпроводил зимние сезоны и где его хорошо знали, писала: “...Бурлюки его жена пребывают в течение 2 месяцев в Австралии. Отдыхая иработая, Д. Бурлюк написал 30 работ маслом и 10 акварелей. Все ониимеют австралийскую тематику. Многие из этих работ были пред-ставлены на персональной выставке в Брисбейне. Одна работа с вы-ставки была куплена С. Нокс Ламбом – американским консулом вБрисбейне. Давид Бурлюк с супругой находятся в кругосветном пу-тешествии и предполагают отправиться в Позитано, находящемся взаливе Солерно в Италии. Там они проведут один месяц, затем по ме-сяцу в Греции и во Франции. Перед возвращением домой в ХэмптонБейз в Лонг-Айленде они пробудут часть августа в Англии, где у ху-дожника есть несколько заказов. Бурлюк, чей сугубо индивидуаль-ный стиль письма является ключом к современной импрессионист-ской манере, хорошо известен в наших краях. Он и его преданнаясупруга обычно проводят часть зимы, рисуя и отдыхая, в Анне Ма-рии. Ранее он провел персональную выставку в Центре искусств.Многие из его работ находятся в местных коллекциях”.

Визит в Россию в 1956 г. в какой-то степени успокоил ностальги-ческие настроения Давида и Маруси и позволил им сделать вывод,что такие поездки возможны, что Давида Бурлюка помнят и что у не-го в России есть много друзей. Мысль о повторном визите не остав-

350


ляла их. Наступила пора “хрущевской оттепели”, но одновременноначали доходить тревожные известия о преследовании инакомысля-щих деятелей культуры и искусства. Дошла и информация о идеоло-гическом разгроме художников на выставке в Манеже, посвящен-ной 30-летию МОСХА в 1962 г. Под колесо невежественной критикипопали работы замечательного художника Роберта Фалька, с кото-рым Д. Бурлюк встречался во время своего визита в Россию в 1956году. Два года спустя Роберт Рафаилович скончался. Члены семьиБурлюка вспоминают, что Давид Бурлюк реагировал на это событиес огорчением, но как и многие наивные американцы считал,что эточастный случай и он не нанесет вреда главной идее – строительствусправедливого общества.

Отношение Д. Бурлюка к рабочему классу было определено ещедо Октябрьской революции. Оказавшись в Америке, он всегда нахо-дился в рядах сочувствующих рабочему движению. Выступал в раз-личных рабочих кружках, писал статьи в газете “Русский голос”, нескрывая своих левых взглядов, публиковал обзоры советских газет.

351

Глава XIII.Плоды зрелости

Давид и Мария Бурлюк с сотрудниками Музея Владимира Маяковского

у здания музея. 1965 г. Первый ряд слева направо: В.Ф. Земсков,

Д. Бурлюк, М. Бурлюк, И.С. Правдина, Г. Малахова. Второй ряд слева направо:

Г.М. Кише, Н.П. Ефимова, Л.Ю. Огинская, З.М. Годович, К.М. Черный,

неизв., Г.Н. Айги

В июне 1939 г. Давид Бурлюк вступил во Всеамериканский проф-союз рабочих, участвовал в его собраниях и платил членские взносыв размере 1 доллар 45 центов каждый месяц. Классовая позиция егобыла устойчивой и не менялась в течение всей жизни.

Получив приглашение и билет от Союза писателей России, в ию-ле 1965 г. они с Марусей вновь отправились в СССР. В статье “Неза-бываемые встречи” журналист П. Чумак в “Молодежной газете”опубликовал воспоминания Д. Бурлюка, где читаем такие слова: “Сглубокой благодарностью мы каждый раз вспоминаем наш приезд вСоветский Союз в 1956 году по приглашению Союза советских пи-сателей. После долгой разлуки мы впервые увидели тогда воочиюсвою родину в расцвете. В этом году нам выпало счастье снова побы-вать на родной земле в качестве почетных гостей. Мы тронуты дослез такой заботой”. Собственных записей об этом визите в дневни-ках Бурлюков не оказалось. Можно предположить, что сказывалсяпреклонный возраст – 83 года.

Внучка Д. Бурлюка Мэри Клер Холт рассказывала, что финалэтого визита в СССР оказался для Д. Бурлюка огорчительным. Емуочень хотелось поменять несколько его современных работ на ран-ние и он вел переговоры об этом с музеями, но ему везде отказыва-ли. В дополнении к этому разочарованию оказалось, что билет куп-ленный Союзом писателей был только в одном направлении. Приш-лось покупать обратный билет на свои деньги.

Ретроспективная выставкав Лондоне

В ноябре 1965 г. в Лонг-Айленде появились специалисты по со-временному искусству из Англии Герберт Маршалл с супругой иизвестным в Европе скульптором Фредой Бриллиант. Их сопрово-ждал Эрик Эсторик, артдилер и галерист. Д. Бурлюк характеризо-вал его как “упертого, самодовольного” с острым взглядом коллек-ционера. Гости побывали в доме и галерее Давида Бурлюка и бы-ли буквально потрясены увиденным. Д. Бурлюк показал гостямсвои работы. Возбужденный Герберт Маршалл воскликнул: “Этото, что я хотел увидеть. Это утомившее меня путешествие не про-шло напрасно. Я устрою ретроспективную выставку для вас, папаБурлюк, и это будет большим событием в искусстве!”1

Не прошло и недели, как транспортная компания “Брюс Сан-тина” упаковала 22 работы Д. Бурлюка, включая большеформат-ные, и отправила их в Лондон авиагрузом. Герберт Маршалл сдер-жал свое слово, и выставка была открыта в Лондоне с 15 марта по7 апреля 1966 г. в “Grosvenor Gallery” по адресу: Davis Street, 30. Вафише выставки было сказано: “Последний из “Синего Всадни-ка” – Бурлюк”.

352


“Grosvenor Gallery”, по утверждению Эрика Эсторика, самаябольшая частная галерея в Англии и, пожалуй, в Европе, играю-щая огромную роль в популяризации и развитии английского имирового искусства. Интерьер галереи был спроектирован из-вестным итальянским архитектором Иреной Марди. Галерея бы-ла отделана мрамором, кожей, освещалась специальным мягкимсветом, декорирована привлекающими к себе внимание необык-новенными коврами. Все это создавало атмосферу дорогого ком-форта и салонной элегантности. И в такой атмосфере была откры-та выставка Д. Бурлюка. Выставка явилась апофеозом творчестваодного из ярких представителей русского авангарда, “отца рос-сийского футуризма”, Давида Бурлюка, который ярким талантоми неутомимым трудом сделал себе имя не только в России, Япо-нии, США, но и в Европе.

Выставка вызвала большой интерес у лондонской публики.Много посетителей собиралось у картины “Дети Сталинграда”.Большое полотно размером 80 x ?61 дюймов привлекало англичан,вызывая чувство сопереживания с российским народом, приняв-шим на себя основной удар фашистского нападения. Англичанамбыла близка эта тема. Многие семьи в Англии пострадали от бом-бежек, обрушившихся на них во время Второй мировой войны.Еще свежи были в памяти ужасы войны, и Д. Бурлюк, горячо лю-бивший свою родину и будучи пацифистом и гражданином США,не мог оставаться в стороне, не высказывая своего отношения кминувшей трагедии. Оба его сына служили в американской ар-мии и были участниками Второй мировой войны. В картине он вы-разил всю свою накопившуюся боль по жертвам и ужасам войныи сопроводил ее манифестом, который раздавался вместе с ката-логом выставки. Текст манифеста гласил: “Живописец живет вмире, сотканном из цвета, линий, поверхностей. Художник можетискать отражение катаклизматических периодов, в которых онживет. Однако он ограничен в использовании примитивного ин-струмента и средств. И он ограничен пространством для всегдапросто раскрашенных участков. Поэт передает свои идеи слова-ми. Его слова – это мысли и символы. Музыкант имеет дело с чув-ствами и эмоциями, скульптор – с пространством. Живописецимеет только цель и предмет, следовательно, он предельно огра-ничен. Он, так сказать, композитор пространства. Музыкантыозабочены временами множественно увеличенными организо-ванными звуками, в то время как художники имеют относительнопростые и наивные иероглифы, организованные в статистиче-ской модели.

Моя картина “Дети Сталинграда” показывает то, что я пыта-юсь бороться с фашизмом, с его ужасом, с дьявольским новым по-рядком, и что я за демократию и за лидера, одного из демократи-ческих бойцов – Советский Союз. Эта картина заняла 300 часоввремени и 50 лет подготовки и учебы. Я работал над ней по мень-

353


шей мере 15 часов в сутки. 1 сентября 1939 года Гитлер захватилПольшу, и Польша перестала существовать в течение 4-х недель, инемецкий триумф длился 3 года. Затем в сентябре 1942 года битваначала разгораться около города Сталинграда. Более 2-х месяцевСталинград был осажден.Более 30 немецких дивизий и тысяча са-молетов не прекращая атаковали защитников. Но Сталинград ус-тоял в одной из героических защит в истории, и это оказалось по-воротным пунктом мировойвойны. Когда нацисты отступили,прилив их завоеваний начал убывать повсюду.

На левой стороне холста сцена обожженной земли, моментыужаса и страданий, отчаяния и героизма, огня и разрушений, гра-бежа и бегства. Группа партизан движется по лесу. Семьи сосвои-ми нагруженными тележками движутся по дорогам, человек с ви-лами готов поразить врага. Семь коров, которые напоминают биб-лейский символ (это не будет семь лет чумы, а века процветания).Матушка Россия соберет из руин своих кровоточащих детей. Де-ти выползут из укрытий и подвалов, солдаты помогут освободить-ся жертвам нацистского террора заботой. Как результат дел дья-вольских нацистов в Советской России 15 миллионов сирот, но-они окружены вниманием и заботой. Так в России дети будут ос-вобождены от террора и смерти, слез и голода, который царит вовсем мире.

Справа река Волга, русская Миссисипи, исторический позво-ночник Евразии. Немцы никогда не были в состоянии одолеть ее.В центре веселая группа ребят, и там же два флага – СоветскойРоссии и Соединенных Штатов – двух великих стран, залог сот-рудничества и дружбы. Поэтому за союзническую победу мыдолжны бороться, мы должны трудиться и должны жить”2.

Последние слова оказались для Давида Бурлюка действительнопоследними. Он не дождался возвращения картин с выставки. ДавидБурлюк скончался от сердечной недостаточности 15 января 1967 г. вгоспитале Саутхемптона в Лонг-Айленде около Нью-Йорка. К сожа-лению, Д. Бурлюк не дождался почетного официального признанияв США. Он любил Америку и любил говорить: “Большая страна все-гда рождает больших художников”. Он ждал официальной оценкисвоего творчества. Через несколько месяцев после смерти, 24 мая1967 года, он был избран в Американскую академию искусства. Онбыл наконец признан, как говорится в дипломе академии, как выда-ющийся художник и лидер своего времени3, но, увы, уже послесмерти. Владельцы галереи “Grosvenor” оказались не честными всвоих обязательствах после прошедшей выставки, и, как рассказалаМэри Клеар, семье Бурлюка пришлось в течение долгого времени,через адвоката добиваться возврата картин.

Через шесть месяцев после смерти Давида, пережив мучени-ческую болезнь рака печени, скончалась Маруся Бурлюк. По за-вещанию обоих супругов они были кремированы и пепел их былразвеян сыновьями в океане, в бухте Нью-Йорка.

354


В Америке решение вопроса наследства является одним из са-мых трудных, жизненных и фундаментальных. У Д. Бурлюка бы-ло что оставлять в наследство. Огромная коллекция картин знаме-нитых художников и большое количество собственных работ. И,разумеется, недвижимость – дом в Лонг-Айленде. Давид Бурлюки Маруся приняли мудрое решение: в 1964 г. создали корпорацию,куда вошли на равных условиях все члены семьи с равными доля-ми участия. Не обошлось без трений между сыновьями и невест-ками, но с уходом из жизни сыновей, Давида младшего в 1991 г. иНиколая в 1995 г., разрешились и все проблемы, теперь родствен-ники живут в согласии.

1 Color & Rhyme № 61. С. 22 Gold Michael. David Burliuk / Artist–Scholar / ACA Gallery. N.Y.1944. P. 10.3 Грамоты и диплом академии хранятся в семье внучки Бурлюка Мэри Клер Холт.

355


356

Заключение

ДДДД авид Бурлюк оставил громкое наследие, не всегда однозначнооцениваемое, особенно критиками, которых друг Давида Бур-люка В. Каменский называл “крытиками и Крутиковыми” же-

лавшими подчеркнуть своё особое, утонченное видение искусства,недоступное даже воспитанному к живописи глазу. А иногда этопроисходит под влиянием сиюминутной реакции, без должного ана-лиза, из-за отсутствия информации. Приведенные здесь материалык биографии, возможно, восполнят в какой-то мере этот пробел, иавтор этих строк надеется, что круг любителей творчества Д. Бурлю-ка расширится.

У автора твердое убеждение, что помимо природного яркого та-ланта Бурлюку было свойственно и неутомимое трудолюбие.

Немалую роль в поддержке таланта художника и поэта сыгралалюбовь к жене Марусе, которая при всех жизненных испытанияхоставалась его верной спутницей и самой горячей поклонницей, лю-бовь к своим сыновьям Дейви и Ники, которым передался его та-лант.

Его постоянно сопровождала и вдохновляла неостывающая лю-бовь к России, к друзьям. Он всегда был окружен людьми, щедро да-рил им свое тепло, демонстрировал вместе с супругой Марусей, чутьли не родительскую любовь к тем, кого они считал своими близкими:Майрона Лайзона Кинга, ныне живущего в городе Нэшвиле, штатеТеннесси, Эллен Ди Пацци из Лонг-Айленда, Николая АлексеевичаНикифорова, который жил в Тамбове и скончался в 2003 году. Сви-детельства поистине отцовской заботы сохранились в многочислен-ных письмах, хранящихся в архивах Сиракузского университета и вличных архивах, адресованных разбросанным по свету его “прием-ным детям”.

Имя Давида Бурлюка громко звучало в период зарождения и раз-вития авангарда в России. Оно вновь зазвучало в среде современнойхудожественной культуры Соединенных Штатов, благодаря томучто он подобрал ключ и открыл для себя свою Америку, где нужнобыло изучать незнакомый язык и культуру, что невозможно былосделать без упорства, трудолюбия и понимания жизненных законовдоселе неведомого для него мира. Эти качества Давид Бурлюк унас-ледовал от своих предков и продолжал воспитывать их в себе еще вРоссии в период бурных годов ломки старых понятий, когда он стре-

мился вырваться из оков традиций в поэзии и в живописи. Он спра-вился с этой задачей блестяще, оставив в России после эмиграцииславу одного из лидеров авангардистского движения, (многие, и онсам, называли его отцом российского футуризма”), и, начав с чисто-го листа “в другом мире”, в другой культуре в США, познал в упор-ном труде все особенности восприятия искусства американскимилюбителями живописи, заставил осторожную Америку принятьсвое видение.

Давид Бурлюк прибыл в Соединенные Штаты в 1922 году и вско-ре вошел в ряд видных американских мастеров живописи.

Оторвавшись от родной земли и обладая сильным духом выжива-ния и борьбы за достойное место в новой среде обитания, добилсяпризнания и, более того, оказывал влияние на мировозрение многиххудожников, окружавших его. Он занял достойное место в спискеавторов русского происхождения, прочно вошедших в золотой фондтворцов, учавствовавших в развитии современного американскогоискусства. Это замечательные мастера: Александр Архипенко, Кон-стантин Аладжалов, Евгений Берман, Илья Болотовский, НиколайВасильев, Макс Вебер, Абрагам Волковиц, Наум Габо, ГригорийГлюкман, Арчил Горки, Джон Граам, Алексей Грищенко, ВиллиамЗорах, Бенджамин Копман, Жак Липшиц, Луис Лозовик, НиколайРерих, Савелий Сорин, Сергей Судейкин, Николай Фешин, НиколайЦиковский, Наум Чакбасов, Павел Челищев и целый ряд других ху-дожников и скульпторов, выходцев из России. Их работы приобре-тены самыми престижными центральными музеями СоединенныхШтатов, а часть из них находятся в постоянных экспозициях многихмузеев мира и это тема для глубокого дальнейшего исследования.

357

Заключение

358


ШМУЦ

359

ОБОРОТ

360

Семейный архив

Лестница моих лет

(Автобиографический конспект Отца Российского футуризма Давида Бурлюка)

Краткое предисловие

Великих людей принято сравнивать с высокими горами; они высятсясреди будней жизни и далеко видны во времени. Вблизи современному лю-бой камень может закрыть гордую вершину. Но большие горы лучше вид-ны издали.

Аксиомой может служить, что современники ничего не смыслят в сво-их великих людях.

Великие люди в современности закрыты бесконечными особями талан-тов, которые подобно обломкам скал громоздятся у подножья.

Например: никто теперь не будет спорить насчет имен олицетворив-ших для нас древнюю Элладу или же литературную Германию первой по-ловины прошлого века.

Если смотреть на Грецию через темень веков “невооруженным” гла-зом – то Аристотель, Сократ и Платон, Гомер, Фидий и Аппелес горят по-пулярным, для всех внятным светом. Точно то же произойдет и относитель-но второй – т.е. Германии.

Расстояние сглаживает детали, остается только самое главное.

2.

Все сказанное годится для каждой составной части истории, как бы ве-лика или мала она ни была. Тоесть история жизни каждого человека, при-частного к культурной работе – необходима, и для историка может пред-ставить интерес.

История жизни каждого “примечательного” – поучительна и с обыва-тельской точки зрения.

Конечно 41 год жизни не изложишь в фельетоне, но мы и не собираемсяэтого делать; в заголовке поэтому и было указано: что предлагаемое внима-нию читателей “Русского Голоса” – только конспект. Конспект жизни, взглядна 41 год того, кого многие именовали “Отцом Российского Футуризма”.

(В таких случаях иностранные источники более вески: см. “ВанитиФэйр 1919 г. Септембер” “Футуристы в голодающей Москве” и 1-е и 2-е из-дание книги Оливер Сейлоера “Русский Театр” – 1920, 1923 гг. – оба ис-точника, конечно, по-английски.)

Малороссийский вареник

и шведск. ядро

В Харьковской губернии, в Лебединском уезде в 7 верстах от Рябушекрасположен хутор Семиротовщина.

Здесь никогда не могло образоваться крупное поселение – местностьочень неудобная. Степь покрытая перелесками – в этой части своей изре-зана глубоченными оврагами.

361

Вода имеется только на дне оных, а таскать ее, если жилье высоко, самизнаете, неудобно.

Черноземистая почва – урожайная; хотя и косогориста, но прадедамиуже взрыхлена была.

Старинные дубы, видевшие Петра – кое-где дотянули свои ветви до на-ших дней.

Нередко бывало, что малороссиянин земледел, потомок вольной СичиЗапорожской, прожевывал вареник, находил железом меча своего “пере-кованного на рало” старинное шведское ядро.

Само имя “Семиротовщина” – овеяно синеватой дымкой баталий Кар-ловых.

Семь шведских рот были окружены в ловушке глубоких оврагов и, раз-метав свои чугун и силы, сложили когда-то здесь скандинавские кости.

О трезвости

Мои родители были людьми “достойными” во всех отношениях, с них явсегда мог брать пример порядочности и сердечной прямоты.

Но оба деда – в преклонных летах (после 60) отличались восприимчи-востью к утехам Бахуса.

Один (Михневич) умер в городе Нежине – в пьяном виде попав под те-легу, а старый Бурлюк – Федор Васильевич – упрямый купец – козак на

362


Людмила Иосифовна Михневич и Давид Федорович Бурлюк с детьми:

Людмилой (1886 г.р.), Николаем (1889 г.р.), Давидом (1882 г.р.),

Владимиром (1887 г.р.). Фотография 1894 г.

станции Боромля, “будучи у буфета” – упустил поезд, но не сдался бежалза поездом. Была зима; похмелье, 10 тысяч серебром в чемодане, тяжелаяшуба и грузная комплексия были причиной у семафора апоплексии.

Запорожского войска писаря

Моя прабабка дожила до 98 лет.Прадед мой Василий Бурлюк дожил до86 лет. Причем последние 6 лет просидел в “пещере” – специально соору-женной мазанке, читал “писание” – и сколь не умоляли его выйти – к“жизни вернуться” – упрямодолг “своего спасения” – совершал.

Все селение Рябушки, где жил и живет род Бурлюков, состоит из много-численных отпрысков одной и той же фамилии.

363

Приложение

Титульный лист американского издания “Лестницы моих лет”

Однофамильцев у нас нет

Другая наша (не записанная) “кличка” “писарчуки”, ибо предки нашибыли запорожского вольного войска писарями. Весь род Бурлюковский си-дит на земле – лишь потомки прадеда Василия Бурлюка, разбогатевшего напасечном деле (причем сие богатство дед Федор Васильевич зело увеличил,скупая леса разорявшихся в 70-х годах прошлого века окружающих поме-щиков), рассеялись по свету.

Что из всего этого вышло?

Дед Федор Васильевич всем своим 8-рым наследникам (поровну) доче-рям и сыновьям дал высшее образование. Планы старика были честолюби-вы: захватить уезд в свои “ученые” руки. Но результат, как было сказано,получился разительный; богатство старика было раздроблено “интеллиген-тами” – прожито и земля забыта!..

“Семиротовщина” дедом была дана старшему – моему отцу Давиду Фе-доровичу, когда женившись он“выделился”.

Лошадь на руках

Матушка моя – Людмила Иосифовна происходила из польск. РодаМихневичей. Шляхта – заносчива и фасониста. Поляк – хвастлив, слегкаповерхностен, но не без тонкости.

Мой дядя Михневич Вл. Иос. – был небезызвестным фельетонистом90-х годов.

Отец был зверски сильным, сильным человеком. В молодых годах вовремя купеческой пирушки он, дабы посрамить своего приятеля, владельцалошади – взял коня на руки, не хуже кавалера переносящего даму черезтопкий ручей.

В 1882 году 9-го июля (по ст. ст.) родился составитель записок сих.Я был первенцем. До 1885 года мы жили на хуторе. В этом году отец про-

дал “Семиротовщину” и снял именьице у некоего Соловьева в селе Котель-ве Ахтырского уезда той же Харьковской губернии.

Я – помню!

Первые впечатления жизни, оставшиеся в памяти, – всегда, малень-кое, детское. Конечно, – мать, отец, обстановка деревенского дома, лужа вворотах (угроза чистеньким костюмчикам, материнской гордости); собака,могущая вспрыгнуть на крышу скотного двора; благоуханный сад с речуш-кой (что твоя Амазонка!); сумасшедший в дворе соседа. И отец, охотящий-ся на волков.

Первые картины природы, такие лучезарные, столь прекрасные, когдаглаза смотрели, обоняние было девственным, а каждая пора трепетала, впи-вая благословенный воздух Украины.

От 1885 года – я помню. Был у меня и друг тех детских лет. Имя ему бы-ло “Прошка”. Спутник моих первых блужданий по садам, где “барвинок”ранил впервые сердце юного художника.

364


Сестры и братья

Рождения моей младшей сестры Людмилы (впоследствии – талантли-вой художницы: в 17 лет она выставила на “Союзе” русских художников) –я не помню. – Она всего на два года моложе меня. Но при моей памяти по-явились на свет мои братья Владимир и Николай–впоследствии – первыйатлет и художник; участник многих выставок; второй – Николай родился в1890 году – поэт и энциклопедист. Эти – играли известную роль в моейжизни.

Я был уже взрослым, когда наша семья увеличилась еще прибытием кнам сестер Надежды и Марианны, я был на 15 лет старше самой юной сест-ры моей.

Цезарь и Цицерон

В 1894 году я поступил во второй класс классической гимназии в городеСумах Х. губ.

Еще в 1892 году я был “заражен” – живописью. Случилось это так: в 1890 году мой отец переехал в Курскую губернию

Обоянский уезд, где при мест. Белой в Корочке был доверенным посланни-ка русского в Швеции генерала Бюцов (Ошибка. Бютцев. – Н.Е.). Жили мыв генеральском доме (владелец годами непоказывал носа), вполне “по-поме-щичьи”.

В этих 90-х годах я помню еще фигуры от крепостного права. И в самомукладе жизни деревенской 34 года назад на Руси многое было зело старо-модным.

На моих глазах народ просветился значительно, а “старомодность” –рухнула.

Мое “заражение” произошло от художника К. Первухина, сестра егожила у нас в деревне в качестве моей воспитательницы; у барышни Перву-хиной заболели зубы. Она поехала в Харьков и взяла меня с собой – (моипервые пломбы у Раковского) – я жил две недели в одной комнате с Конст.Первухиным – видел, как он пишет, и после не оставлял уже никогда ка-рандаша и мыслей об искусстве.

В Сумах я учился один только год – ибо отец переехал в Тамбовскуюгубернию, где был у станции Краснослободска доверенным по большомуимению графини Остен Сакен. 1894, 95, 96 я учился – в Тамбовской гимна-зии. Если из Сумской гимназии я помню: Невзорова – директора, учителярисования (сынапрофессора) Ал. Кар. Венига и своих соучеников Лора,Пивоварова… и только-то, в Тамбове: учитель рисования Мошков, соучени-ки: Семихатов, Е. Красных и семья чиновников Соколовых – остались,единственно, в моей памяти.

Среди учителей были колоритные фигуры, но время смело их самих, атакже и работу педагогов и, каюсь, проделки купеческого сынка Казеева –гораздо запечатлелись ярче, чем “корень учения”.

В 1896 году мой отец опять меняет место. Уйдя от Тамбовских помещи-ков (опять-таки за все четыре года не сунувших носа в имение) – отец слу-жил три месяца в Воронежской губернии на реке Битюге у князей Орло-вых, а лето, расплевавшись с Орловым, проводил на родине в Рябушках.

1897 году – отец едет на 1 год в Тверскую губернию, где мы и живем допродажи в имении Хилино.

365


Имение Хилино было расположено в пяти верстах от знаменитого исто-рического имения фельдмаршала Суворова “Кончанское”.

Я часто ездил туда верхом и рисовал домик, где родился славный вояка,так же как и церквушку, где опальный придворный пел на клиросе. В 1897году усадьба Суворова была, хотя и в запустении, полна духом истории.Жительство нашей семьи в Тверской губернии было причиной того, что1907 год я учился в Тверской (класс.) гимназии.

Здесь я жил в доме старинной семьи, из которой происходил анархистБакунин.

Дружба

На всю жизнь завязалась тогда у меня дружба с Гербертом Пикоком (поматери – Бакунин), сыном бывшего английского консула в Батуме.

(Герберт Пикок годы перед революцией был английским консулом вКрасноярске, а в 1921–22 дружба наша протекала в Японии – судьба егомне во время последних ужасов землетрясения неизвестна.)

В 1898 году мои родители жили зиму в Мансуровском переулке в Моск-ве, а на лето уехали в Симбирск, где и обитали до весны 1899 года.

В Симбирске я подружился с сыном профессора Богданова НиколаемМодестовичем (Ошибка. Сына профессора звали тоже Модест. – Н.Е.).

Его брат Гуга страдал манией нелюдимости – (боялся особенножен-щин). Уже взрослым юношей он спал всегда около своей матушки.Бываянеоднократно у них в доме, пытался я увидеть Гугу. Всегда он прятался.

Однажды с его братом мы застукали нелюдима – я очень хотел посмо-треть лицо Гуги.

Гуга забился в угол, стоя на четвереньках, пряча лицо и все время подста-влял нам нижнюю часть спины. С помощью брата Гуги, когда уговоры не по-могли, стали тянуть здорового парня за ноги. Лицевой стороны Гуги все жене удалось видеть, даже когда в пылу борьбы как-то сорвали с него штаны.

Сердце на палитре

В 1898 году я поступил в Казанское художественное училище. Страсть моя к рисованию в это время достигла такого напряжения, что

я не мог ни о чем другом думать, как только о живописи.Из своих соучеников по школе того времени помню многих. Особенно:

находящегося здесь Академика ныне, Н.И. Фешина, Е.Е. Цитовича (внукаписателя Аксакова), Петра Дульского, изв. художника критика и гравера,изв. директора школы Н. Бельковича.

1899 году мой отец Давид Федорович переехал на юг в Херсонскийуезд, Золотую Балку; где до 1904 года и был доверенным князя Святополк-Мирского.

1899 году я перевелся в Одесское художественное училище. Здесь я за-стал Б. Анисфельда, Исаака Бродского и Степана Колесникова. Поработавгод, в 1901 году уехал опять в Казань…

1899 году дебютировал в газете “Ют” в Херсоне стихотворениями истатьями по искусству (юбилей мой 2 февраля).

1902 год застает меня уже в Мюнхене. “Королевская Академия” – зву-чало для меня гордо! – профес- сором моим был Вилли Диц.

1902, 1903 – работал в Баварии.Здесь: Евсеев, Пискунов и Арнольд Ла-ховский.

366


1904 году переехал в Париж. Кормон принял меня в мастерскуюсвою – “Эколь де Бозар”.

Но учился там всего два сезона, ибо японская война звала на родину. В Париже познакомился с К. Бальмонтом, Б. Мусатовым, М. Волоши-

ным; был в квартире Мечникова, а Елизавета Сергеевна Кругликова с кн.Шерванидзе – были собеседниками.

В 1904 году выставки в Херсоне.В 1904 году родители живут в Херсоне. Здесь дружба с В.Э. Мейерхоль-

дом, Н. Киенским, А.М. Ремизовым, А. Берзваль.В 1905 году переезжаем в Константиноград Полтавской губернии; жи-

вем зиму в Харькове.Здесь: М.С. Федоров, Е.А. Агафонов (ныне в Нью-Йорке). Мной была ор-

ганизована выставка в пользу голодающих. Оживил деятельность Харьков-ского общества художников. Видел Раевскую и Васильковского “Серегу”.

Подружил с молодым Филипповыми (сестра Марии, героини стиховВ. Маяковского). Видел Аверченко, тогда он служил еще в Банке, был хо-лост и розов.

Я – художник

В 1906 году мой отец переезжает в село Козырщино Новомосковскогоуезда им. бывш. генерала Свечина. Тогда землеустроительные комиссии несуществовали и отец служил доверенным от земельного банка по распреде-лению имений между безземельными. В 1907 году мы живем в Роменскомуезде (имение не помню), а к концу 1907 года переехали в “Черную Долину”около Херсона – имение графа А. Мордвинова – оценивалось в 20 милли-онов рублей, где отец и был доверенным пять лет.

В 1907 году выставки в Херсоне, причем Алексей Крученых был моимдругом тогда. Эти годы я работал над искусством не покладая рук и в 1906году был болен переутомлением зрения. Писал стихи. Копировал природу.К 1907 году относится первое выступление “Бурлюков” – в Москве. На уг-лу Банковского переулка на Мясницкой была открыта выставка Стефанос.По гречески “Венок”.

Шуба – первый луч славы

Никогда не забуду утро первого дня. М. Ларионов, С. Судейкин,Н. Гон-чарова, П. Крылов, Г.Б. Якулов, Рождественский, Н. Сапунов, А. Лентулов идр. участники. Ждем посетителей. Вешалки внизу. Входит седой старик (попримете: неудача!). Шубу держит в руках. Тщетно швейцары стараются унего ее получить на сохранение!

– Только могу кассе доверить: 3000 стоит! Здравствуйте, молодые лю-ди! Моя фамилия – Нос. Сегодня день св. Стефана. Значит: Стефанос!

Я ведь, кажется, первый посетитель! – А ваша выставка “Стефанос”?

Мертвые, но живые!

В 1908 году поехали с братом Владимиром в Петроград. Здесь:Н.И. Куль-бин, Велимир Хлебников, Елена Гуро и ныне живые на мою и многих ра-дость – Вася Каменский, Н.Н. Евреинов и Борис Григорьев (ныне в Амери-ке). Осенью 1908 года в Киеве выставка “Звено” на Крещатике (у Иериджи-шек). На выставку пришел художник А.А. Маневич. Н.Е. и А.А. Экстер –были друзьями, поэты: Эльснер, Дьяконов.

367


В 1909 избран в члены “Дерблауэ рейтер” и “Штурм” в Германии. Успехна выставках в Германии. Посещал “Свободную Эстетику” в Москве Вале-рий Брюсов.

В 1908–9 году участвовал на выставках всех наиболее популярных ху-дож. обществ в России, Франции и Германии.

Дружба с В.В. Гофманом, с Пашуканис В.В. В 1909 году поступил вновь и в одну зиму окончил Одесское Художест-

венное Училище. Здесь: архитектор Трегубов (ныне в Пенсильвании).В 1910 году вступил по конкурсу в училище живописи В. и З. в Москве.

Вл. Маяковский

Встретил Владимира Владимировича. Был очарован величием человека.Володя Маяковский научил меня многому, в том числе пить ликер и “бытьмолодым”.

Много

С 1910 года до 1913 года жил в Москве. Подружился с Б.Н. Лившицем,Н. Асеевым, Синяковыми, С. Третьяковым. Жил в Чернянке, Таврическойгубернии. Знакомств “художественных” было очень много. Когда буду пи-сать подробное жизнеописание – отмечу, ибо было много встреч, иногдамимолетных, часто важных.

Женитьба

Женился в 1912 году и к сему времени только стал “самостоятельным”.Женой моей стала 18-летняя Маруся Еленевская.

Результаты быстро появились на свет и я стал счастливым отцом: 1913 г. родился сын Давид, и в 1915 г. сын Никифор – оба сотрудники

теперь отдела З.И. Гисенькина “для малых ребят при газете “Р.Г.”

Смерть

В 1915 году умер мой отец. В этом году мы владели маленьким старин-ным имением Михалево около станции Пушкино.

Здесь у меня В. Хлебников, который с 1918 года жил у меня годами. По-знакомился с А. Ветлугиным.

Издатель

Мной были изданы: “Садок Судей”, “Дохлая Луна” первый и второй то-мы и многие другие книги.

Я был первым издателем Васи Каменского, Вел. Хлебникова, Владими-ра Маяковского, Бенедикта Лившица, что всегда является моей гордостью“до слез”!

Поставка сена

В 1915 году поселился на станции Иглино около Уфы. 1916, 17 годы там: много писал красками – более 200 картин. Поставлял

сено в армию. Был “образцовым” поставщиком. В Уфе: купец Шамов,Я.С. Бородин, А.А. Кипков, Т. Цурюпа, В.И. Ишерский, Н. Попов, Чердынцев.

368


Все картины написанные в Башкирии сейчас находятся в музеях Уфы,Сатки, Миасса и села Буздяк.

В 1917 году устроил выставку, (кроме Уфы) – в Самаре (купили две кар-тины для музея).

В 1918 году (январь) последнее участие на выставке “Бубнового валета”в Москве “Опоздавший Ангел Мира”. Н.В. Яровов доктор Давыдов.

2 апреля 1918 года выехал из Москвы к жене Марусе и детям своим До-дику и Никише; в Башкирии летом “остался” за чешским фронтом.

“Турнидо из Плюмов”

Турнэ – лекционное – триумфальное я совершал впервые 1913–14 го-ду, выступив в 27 городах.

“Читало” нас трое – Володя Маяковский, Вася Каменский и я. Вася Ка-менский слезно умолял в каждом городе, “читать лекцию без фонаря. –Пожалей 25 рублей”! Иногда “экономили”. Темнота нравится молодым изпублики. Читали от Москвы – д. Тифлиса в длину, а “поперек” от Казанидо Кишинева.

“Экспрессили”, обогащали других – сами вернулись “со славой”…небольше!

А между тем Киев, Одесса и др. давали по 3 000! (вечер!)

В Японию

1918 год до июня 1919 года ехал до Владивостока.“Обчитал” все города Сибири. “Проповедал Владимира Маяковского и Васю по тайге и рудникам. Вер-

нулся и вывез 13 июля из Челябинска свою семью, Марианну и свояченни-цу (Паника перед сдачей).

Пругавин. 14 августа обосновались в Никольске. Дорога для меня прошла незаметно – болел “на ходу” – тифом.Год провел на Дальнем Востоке. Лекции и выставки в Харбине и Н. Асе-

ев, Н. Чужак – (Дилетант) Владивосток; С. Алымов С. Третьяков – яркиеимена того времени.

Товарищ министра” С. Третьяков и Г.Н. Гончар Онвей – отправили (че-рез графа Муудайру) в Японию.

1 сент. 1920 г.В Японии был по 17 августа 1922 года. Со мной был художник Вецлав

Фиала, теперь муж моей сестры Марианны.Работал не покладая рук. 150 картин из написанных продал, чтобы ку-

пить три билета (и удобства) для поездки в Америку (Нью-Йорк). Сюда при-был через Ванкувер 1 сентября 1922 года.

Как вам нравится Америка?

– Очень нравится!Ужасно все здесь симпатичные люди. Друзей здесь у меня “туча”!А сказано: не имей сто рублей, т.е. 50 долларов – а лучше обзаведись

друзьями.Правильно!

369


Фрагменты семейной хроники

В 48 номере журнала “Color & Rhyme”, издаваемого Бурлюками, опуб-ликованы воспоминания родной сестры Давида Бурлюка Людмилы Кузне-цовой-Бурлюк “Фрагменты семейной хроники”, которые позволяют нампознакомиться с предками Д. Бурлюка. Воспоминания предварены запи-сью: “Мы помещаем здесь интересные воспоминания Л. Кузнецовой-Бур-люк. К сожалению, мы печатаем их в сокращенном, фрагментарном виде(Ред.)”.

Людмила Кузнецова-Бурлюк

Предки отца

Были выходцами из Крыма, потомками хана Батыя. Бурлюки отлича-лись большим ростом, возили соль из далекого Крыма и занимались торго-влей скота, оберегая его от разбойных людей, для чего требовались зоркийглаз и неутомимые ноги. Бесконечная степь, ковыль...

В 17 веке один из Бурлюков со своими подручными, Писарчуком и Ря-бушкой, покинул селение “Бурлюк” (Цветущий сад) на реке Альме в Крыму.

Переселенцы обосновались в длинной и уютной балке с наливными ли-вадами (луг) в Лебединском уезде и деревня стала называться “Рябушки”–по имени старшего переселенца. В Крыму на упомянутой реке Альме присоветской власти был основан колхоз, носивший название “Бурлюк”. (В на-стоящее время там винодельческое кооперативное предприятие, носящееназвание “Бурлюк”. Прим. автора.)

При Екатерине Второй этим пришельцам, вольным людям, предложилислужбу в царской армии, за что в обмен было обещано дворянство. Казакиотклонили сделку и остались вольными без дворянства.

Семья отца

Прадед Василий доживал свой век. На уцелевшей фотографии он –глубокий старик, свыше 90 лет, – сидит у круглого стола, покрытого ков-ром. Кисть его руки с длинными пальцами свисает со стола, столбообразнаяоблысевшая голова, около ушей космы седых волос, нос приплюснутый, бо-рода и усы редкие...

Во всем облике чувствуется его происхождение от хана Батыя.В усадьбе у прадеда Василия был большой дом, где на стенах висели

портреты предков, писанные масляными красками. Предки Бурлюков слу-жили писарями в Запорожском войске в Сечи до его разгона Потемкинымпри Екатерине Второй. Все знавшие отца Бурлюка, Давида Федоровича,были убеждены, что Репин изобразил именно его в образе могучего, добро-душного запорожца, полуобнаженного, сидящего на бочке спиной к зрите-лю на первом плане.

Дом этот сгорел, и в огне погибли эти семейные исторические релик-вии...

Прадед к концу жизни впал в религиозный транс, выселился от семьи вкомору, где висели иконы древнего письма, горела неугасаемая лампада.

370


371

Ро

до

сл

ов

на

я Д

ав

ид

а Б

ур

лю

ка

Прадед читал “Четьи Минеи”, о “старцах страстнотерпцах”, о “СемионеСтолпнике” и др.

Прадед Василий умер в 80-х годах свыше 94 лет от роду.

Прабабушка

Русская крепостная, до замужества была актрисой в имении графа Кап-нист в их домашнем театре. Девушка приглянулась прадеду Василию и онее выкупил.

Глядя на маленькую полную старушку (на фотографии она сидит, окру-женная внуками на крыльце своего нового дома), трудно представить ее ак-трисой и предположить, что она была красива: ни больших глаз, ни хороше-го роста, но сохранила быстроту и легкость походки до конца своих дней,работоспособность и хорошее зрение. Последние годы жизни вязала многочулок. Пережила мужа на много лет. Умерла в 1894 году 93-х лет от роду, пе-режив сноху, которую очень любила.

Дед Федор Васильевич

Особого образования не получил. Женился и прижил со своей умнойи тихой женой 18 детей. Из них остались в живых восемь; четыре сына ичетыре дочери. Давид, наш отец, был старшим, окончил четырехклассноеучилище в городе Лебедине и отделился на собственную землю, получивот отца хутор Семиротовщину. Этому решению был причиной тяжелыйхарактер родителя, который особенно проявлялся, когда Федор Василье-вич запивал.

Перед уходом наш отец помог семье в постройке нового дома, на местесгоревшего. В нем было много комнат и зал, отделенный от гостиной аркойс четырьмя колоннами, две спальни в ряду к саду.

Дом стоял на косогоре, но со стороны двора он был выше и две боковыепостройки из кирпича были в два этажа. В левой помещалась большая кух-ня и спальня бабушки, правая была для кладовок и жилища сыновей. Меж-ду этими строениями проходила крытая галерея с четырьмя окнами неболь-ших комнат, кабинетов и спален, двери которых выходили в центральныйкоридор дома. В сторону сада балкон с колоннами. Сад отделялся от выгонаглубоким рвом.

Наш дед Федор Васильевич умер 60 лет (в 1885 г.) на станции “Смороди-но”. Догонял поезд. Чемодан с 30 тысячами золотом исчез, как туман.

Бабушка передала все ведение дел в руки детям, которые получили об-разование. Егор – ветеринарный врач, Константин – инженер горного де-ла (нефть), Евстратий – агроном: окончил Петровско-Разумовскую акаде-мию.

Сестры отца (тетки), Вера, Анна, Татьяна и Марьяна, окончили гимна-зию, а позже Бестужевские курсы.

Все эти Бурлюки отличались большим ростом. Заняв служебные места,они разъехались по России. Усадьба Рябушки и ее угодия остались в рукахстаршей Веры, которая и прожила здесь до 1907 года. Она умерла, подавив-шись косточкой сливы.

Последние семь лет Вера была директором женской прогимназии вЛебедине. На работу она ехала в старой бричке, запряженной парой ло-

372


шадей. Жители города выглядывали из окон и делали замечания по по-воду экипажа, лошадей и пассажирки необычайного роста, державшей-ся прямо.

Мать (Семья матери)

Людмила Иосифовна Михневич родилась на Новый год 1861 года. Онародилась в год освобождения крестьян от крепостного права; к освобожде-нию крестьян она относилась иронически. Родители матери жили в РомнахПолтавской губернии. Отец был обрусевший поляк, дворянин, по профес-сии адвокат; имел частную практику. Бабушка Мария Волянская родом изобедневшей полупольской семьи была второй женой. Родители в Ромнахимели домик. Как рассказывала мать: в семье говорили по-русски и училисьв русских учебных заведениях. Отец выпивал, часто посылал Милочку (на-шу маму) утром за штофом водки похмелиться. Дедушка любил музыку, самхорошо играл на гитаре и пел, был весел, легкомысленен. Была фотогра-фия, на ней дедушка сидит с поднятой головой, навеселе, а около него егоприятель. На фотографии “собутыльник” был затерт; это сделала бабушка;горько ей было видеть мужа пьяненького. Водка имела свои последствия:часто пропивались заработанные деньги. Семья была большая, жилось всехуже и хуже, и в дальнейшем был продан домик. От первой жены было двоедетей – сын Владимир и дочь Поликсена, которая училась живописи в пе-тербургской академии.

Михневич Владимир Иосифович (1841–1899 гг.) русский писатель пуб-лицист, театральный критик, историк русской культуры и народного быта.Автор первых монографий по истории русской музыки и танца: “Историче-ские этюды русской жизни”, “Очерк истории музыки в России в культур-но-общественном отношении” (1879), “Пляски на Руси в хороводе, на балуи в балете” (1882). Труды Михневича отличаются обилием материала, стре-млением выявить национальное своеобразие и показать рост русской худо-жественной культуры (особенно в области оперного искусства). Из публи-цистических очерков Михневича представляет интерес описание поездкипо голодающим губерниям России – “Черные дни” (1892). Общественно-политические взгляды носили умеренно-либеральный характер (БольшаяСоветская Энциклопедия 1954 год).

От себя прибавлю, как рассказывала мама: был очень музыкален, учил-ся в Петербургской Академии Художеств. Женился на богатой купчихе,имел собственный дом в Петербурге, Карповка, 19, оставил, не имея детей,в пользу престарелых литераторов; в настоящее время там детский дом. Ко-гда я училась в Академии, то в 1903–4 гг. была в этом доме. Там были порт-реты дяди и тети.

В.И. Михневич был основателем литературного фонда для престарелыхписателей; кроме дома на Карповке фонду был завещан капитал в 200 тысячрублей со словами “Литературой заработал – литературе от-даю”.В.О. Михневич купил для литературного фонда село Михайловское,принадлежавшее великому поэту А.С. Пушкину. Дом в Михайловском былпревращен в дом отдыха для старых писателей. В начале 20-го века истори-ческая реликвия1 погибла в пожаре.

Была еще у нас книжка “Галерея русских писателей”, там был помещенбольшой потрет дяди и довольно много о нем написано о его романах “Мы,Вы, Они, Оне”.

373


Семья родителей матери

Иосиф Михневич жил в старинном городе Ромны (упоминаемом в“Слово о полку Игореве”). В центре города, на высоком берегу Сулы, до1906 года высился деревянный собор, построенный последним кошевыматаманом Запорожской Сечи Андреем Белым и впоследствии перевезен-ным в город Полтаву.

У деда от второй жены (Марии Волянской) было пятеро детей: четы-ре дочери и сын. Старшая дочь Елена окончила гимназию, была красива.Брак ее с пожилым мужем не был счастливым. Молодые жили в Липец-ке на реке Осколе, у них было много детей, жили в бедности. Первые го-ды в Липецке Елену называли местной Венерой. О сестре Поликсене ма-ма рассказывала мало, Поликсеня была уже взрослая и училась живопи-си в Петербургской Академии. Вторая дочь Анна, способная, бойкая, хо-рошо училась, окончила гимназию. Третья, Людмила, мать ДавидаБурлюка. Четвертая дочь Мария, как и сестры, окончила гимназию. Ко-гда ей было 22 года, она отравилась из-за несчастной любви и попала вМариинскую больницу (в Петербурге). По выздоровлению ей предло-жили работать сестрой милосердия. В Мариинской больнице она про-служила до конца своей жизни. Умерла в Ленинграде в 1935 году в воз-расте 72 лет.

Младший из детей Николай получил среднее и высшее образование,был обаятельный, красивый человек, погиб трагически.

Дедушка Иосиф умер в 1875 году. Нашей будущей матери было пятнад-цать лет. Людмила училась в последнем классе Нежинской прогимназии.Отца похоронили в ее отсутствии. Вспоминая рассказы о похоронах, она го-ворила, что щеки покойного порозовели, когда его клали в гроб, и это далооснование думать, что дедушка был похоронен заживо в летаргическомсне.

При Нежинской прогимназии, где училась Людмила, был пансион, ко-торый содержала начальница. Кормили плохо; настолько было голодно, чтоученицы потихоньку продали платье начальницы и деньги проели.

Начальница, тучная особа с крохотными колечками завитых волос спе-реди и пучком остальных в виде луковицы на макушке, была прозвана ци-булькой. Вплывая в класс, перед уроками она спрашивала: “Ме-аме скажи-те, что у вас физики или математики”, а, увидев огорченную нашу мать, ска-зала: “М-елле Михневич, не плачьте, мужчины подумают, что вы замуж хо-тите”. Окончив прогимназию, мать держала выпускной экзамен экстерноми получила диплом при Подольской гимназии. Затем она поступила на педа-гогические курсы в Киеве, которые просуществовали два года и были за-крыты “за либеральное направление”. В те годы мать участвовала в револю-ционном кружке, дружила с Желябовым, Морозовым, Шлиссельбуржцеми Семашко (будущ. знам. врач). Видела Садовского, Саксаганского и Зинь-ковецкую. После закрытия курсов получила место учительницы в школеукраинской деревни. Там пробыла одну зиму; потому что начальству не по-нравилось, что кроме обычных предметов, она обучала крестьянских детейтанцам и пению.

374


Отец

Наш отец женился в 1881 году на Людмиле И. Михневич в городе Ром-нах. Это была любовь с первого взгляда. Девушка была поражена и покоре-на страстью гиганта и простотой и доверчивостью его души ребенка. ДавидФедорович увез молодую жену в Рябушки, где старый Бурлюк одобрил вы-бор.

Женитьба на Людмиле Михневич, девушке на шесть лет моложе его,принесла счастье. Жизнерадостная, живая, с нежным сердцем, овеяннаяпередовыми идеями того времени, молодая помогала мужу в его постоян-ном стремлении к самообразованию и культуре. Читала ему Чернышевско-го, Белинского, Добролюбова, Герцена и особенно увлекалась Некрасовым,Помяловским и писателями-разночинцами, современницей которых онабыла (Глеба Успенского, Якушкина).

Молодые поселились в выделенном старым Бурлюком хуторе Семиро-товщине, где в 1882 году, 22 июля, в 5 часов вечера родился первенец, буду-щий Отец Российского Футуризма, наименованный в честь родителя Дави-дом. После рождения первенца, вследствие отсутствия медицинского конт-роля и примитивных условий жизни, матушка захворала; отец продал хутори молодые уехали на зиму в Харьков, и отец, поняв, что его жена горожан-ка не в состоянии будет продолжать жизнь “опрощенцев”, следуя в то вре-мя модным заветам Льва Николаевича Толстого и других народников, ре-шил “сесть на аренду” и зарабатывать промысловым сельским хозяйствоми торговлей скота.

Котельва

Село – 40 тыс. душ населения. Отец снял в аренду у помещика Соловь-ева 300 десятин пахотной и луговой земли в селе Котельва, где проживало40 тыс. душ. Хотя отец нанимал рабочие руки, но и сам любил пахать и се-ять. Отец также ранней осенью скупал скот, откармливал его свеклой соб-ственного посева и позже продавал его на мясо прасолам. Под наблюдени-ем матери велось домашнее хозяйство.

⟨...⟩ Додя бежал вслед удалявшейся бричке. Отец правил лошадью, ря-дом сидела мать. Бричка уже скрылась из глаз, а мальчик продолжал бежатьуже четвертую версту. Его круглые щеки горели, упорство светилось в гла-зах. Усталый, всхлипывая, ребенок присел у дороги рядом с кустом полыни.Свежая колея была залита водой – дождь прошел накануне; разворочен-ная колесами земля была черная, жирная; дорога огибала поле цветущейгречихи... Аромат растений уносился налетевшим ветром. Вздохнув, Додяпоплелся обратно. Стук колес заставил мальчика обернуться. В мажаре си-дел дед.

“Хлопчик так далеко от села. Ты сынок Давида Федоровича”. И дед со-скочил с воза и поднял ребенка, внимательно вглядываясь в заплаканныеглаза...

“Тебя не взяли... а ты бежать принялся... батько с маты будут шукать” –и дед посадил рядом с собой мальчика и с веселым видом стегнул гнедую ко-былу. Грядки мажары, борода деда и щеки Доди затряслись.

Вечером мать вымыла в корыте грязного, наревевшегося сына. – “Нуспи!”– “Да он уже спит”, – сказал отец.

Додя уснул мгновенно.

375


Общительный отец часто бывал у крестьян; он говорил с ними на укра-инском языке о пахоте, о тяжелом положении крестьян с малым наделом, осроках уборки, доказывал необходимость многополья удобрений.

Сельскохозяйственные познания отца, были в те годы из новейшей ли-тературы по агрономии. Выписывал журнал “Сельский Хозяин”, где печа-тались статьи выдающегося русского ученого Докучаева, который создалнаучную школу почвоведения.

“Почвы черноземной области России”. Докучаев, Костычев, Вильямсразрабатывали мероприятия по борьбе с засухой, легшие в основу траво-польной системы.

Профессора Тимирязева знал лично. Был другом доктора Семашко, от-ца будущего советского деятеля и журналиста Анзимирова, издававшеговпоследствии популярную “Газету Копейку”.

Знания зажгли желания отца нести их народу и при прощании с Котель-вой крестьяне говорили: “Ты нам свит засвитив”.

Отец любил землю так, как если бы он вернулся из далекого, долгогоплавания. Он любил, что она весной выбрасывает зеленую силу, а потом ро-дит потомство “как песок морской”.

Писал стихи. Тема их была: рецина, хлеб, скошенные цветы, птицы.Статьи “Культура злаков”.

В Котельве родилась в декабре 1886 года дочь Людмила – будущая ху-дожница, автор этих воспоминаний. Бурлюки прожили в Котельве до 1890года.

Пожар

Это было в октябре 1887 года. В кухне в больших котлах топили сало не-давно зарезанных свиней. Стряпуха украинка не досмотрела и сало загоре-лось, выскочила с кухни с криком: “Ой лишечко, ратуйте, кто в Бога вируе”.

Отец, со свойственной ему горячностью, не отдавая себе отчета, прибе-жав на кухню, влил в вспыхнувшее сало ведро воды. Голова, грудь, шея ру-ки были обожжены. Мать была в смятении, прикладывала полотняные бин-ты, смоченные деревянным маслом к голове отца. Лицо превратилось всплошной волдырь. Губы запеклись. Мать ночами вставала к отцу и влива-ла в рот из чайной ложки чай, днем – куриный суп. У матери в груди про-пало молоко, но мне уже было десять месяцев жизни. Несмотря на варвар-ское лечение того давнего времени, на лице не осталось шрамов, но оноприобрело желтый цвет.

Летом 1887 года родился сын Владимир. Отец маленьких детей сам ку-пал. Было странно видеть в сильных и красивых его руках маленькое бес-помощное тельце, при этом отец приговаривал: “Ай, разбойник, уже голо-венку держит”. В 1889 году родился сын Николай. Так как семья росла, ааренда не давала достаточно средства для существования (она была выгод-на помещику Соловьеву), то было решено, что отец будет искать место уп-равляющего имением у крупного помещика, где он сможет применитьсвои знания по агрономии, накопленные опытом и изучением агрономи-ческих наук, чем, как было указано, отец был занят в течение десяти лет.Отец вскоре получил предложение управлять имением генерала Бютцевав деревне Корочка, Обоянского уезда, Курской губернии, вблизи большо-го села Белое.

376


Приезд

Живой, крепкий Додя в день приезда успел везде побывать: на рекеПесле, в дубовом лесу, в кузнице, в клуне, в саду, глянул с горы на леса Бо-бравы, простор синеющих далей.

Молодая, красивая, нежно любящая мать в те годы и после была стар-шим другом первенца. Она заронила любовь к природе, книге и искусствуи они остались в памяти будущего поэта и знаменитого художника ДавидаБурлюка навсегда.

Я люблю, я помню старый домВесь завитый изумрудным хмелем;Его окна к вечеру светлели,Сердце приманив приветным огоньком,Матушки очей прозрачный взорИ родимой мягкие колени,Чье участье гнало мрак и тениИ дарило светлых грез узор

Дом был построен в половине XIX века помещиком Колесниковым; посклону горы за ним находился сад, переходивший в осиновую рощу, мощноразросшуюся вдоль берега реки Песла. В доме было восемь больших ком-нат. Построенный еще в крепостные времена, он был полон традиций уютажизни, описанной Гончаровым, Тургеневым, Аксаковым и другими масте-рами русской прозы. (Этот период жизни семьи Бурлюков и условия, в ко-торых росли и воспитывались старшие дети, описаны в книге КатериныС. Драйер “Бурлюк”. Из воспоминаний Людмилы Давидовны мы приводимздесь моменты жизни и имена лиц, в хронике Бурлюков ранее не упомяну-тые. – Н.Е.)

В 1892 году, осенью, приезжал дядя Коля, брат матери, трагически по-гибший на станции Лозовой – был убит поездом. Проживавшая в то времяу нас бабушка вскоре умерла, тоскуя о нем.

На этом воспоминания Людмилы Бурлюк обрываются, и информацияоближайших родных Давида Бурлюка приводится по данным из различныхписем, по записям бесед с внучкой Бурлюка Мэри Клер и статьям из раз-личных номеров журналов “Color & Rhyme”.

Людмила Бурлюк2

Родилась в 1886 году. Талантлива в живописи. Окончила в ПетербургеАкадемию Художеств. В 1908 году вышла замуж за известного скульптора,академика Василия Васильевича Кузнецова. Подружилась с семьей Гиппи-ус-Мережковскими, исповедовавшими псевдохристианство, запрещаю-щее регулирование деторождаемости. Людмила полностью посвятила себясемье и прекратила заниматься живописью. Родила четырех сыновей. С1908 года она охладела к модернизму, перестала красить волосы в красныйцвет и экстравагантно одеваться. Ее муж стал директором Императорскойфарфоровой фабрики (Имеется в виду Императорский фарфоровый завод(Прим. автора). В 1917 году В. Кузнецов умер от тифа в маленькой деревнеоколо города Саратова на Волге, куда семья перебралась во время револю-ции. После смерти мужа, она зарабатывала себе на хлеб, рисуя портретыкрестьян. В 1932 году она переехала к своей сестре Марианне в Чехослова-кию, где умерла в 1973 году.

377


Надежда Бурлюк

Средняя сестра, Надежда. Родилась в 1895 году. Получила учитель-ское образование, вышла замуж за Антона Безваля, сына близкой при-ятельницы, Людмилы Иосифовны, друга семьи Бурлюков. Он был секре-тарем группы кубофутуристов, организатором выступлений будетлян вПетербурге и в Москве3. Окончил технологический институт получилзвание инженера энергетика. Работал на заводе Эриксона в Петербурге,затем отправился служить в Туркестан с Надеждой и ее матерью. Люд-мила Иосифовна там же умерла от рака 1-го октября 1924 года и была по-хоронена недалеко от Ташкента. Дальнейшую судьбу Надежды просле-дить не удалось.

Марианна Бурлюк

Самая младшая сестра. Родилась в 1897 году. Большую часть молодостинаходилась под опекой Давида и Маруси Бурлюков. Прошла все тяготыэмиграционного турне семьи Давида Бурлюка. Находясь в Японии, вышлазамуж за чехословацкого художника Вацлава Фиалу и уехала в Чехослова-кию, где скончалась в 1982 году.

Владимир Бурлюк4

Его так же называли Вольдемар. Родился в 1887 году. Был необыкновен-но талантлив, особенно в рисунке и в живописи. Любил спорт, был велико-лепно сложен и профессионально занимался классической борьбой у такихзнаменитых чемпионов, как Пытласинский и Заикин. В его багаже всегдаприсутствовал реквизит, состоящий из больших и малых гантелей. Каждаяиз многочисленных поездок из дома по различным городам создавала про-блемы. Бурлюк описывает сложности, с которыми ему приходилось сталки-ваться. Он пишет, что Вольдемар никогда сам не переносил гантели и тас-кать их приходилось Давиду, но ему доставляло удовольствие, когда маль-чишки и девушки восторгались его развитой мускулатурой. В 1916 году онбыл призван в Русскую армию, дослужился до лейтенанта. Служил в вой-сковом соединении под командованием французского генерала Гуро в Са-лониках (Греция), где погиб в 1917 году от пули противника. В своем послед-нем письме к Давиду он писал, что скоро их семейный музей в Михалево(20 км от Москвы) пополнится мраморными антикварными экспонатами вколичестве более сотни, которые ему вместе с солдатами удалось раскопатьоколо Салоников.

Николай Бурлюк

Родился в 1889 году. Обладал огромным поэтическим талантом. Он ни-когда не брал в руки карандаш или кисть. Отец Бурлюков любил говорить,что Коля тем хорош, что его одежда никогда не будет в пятнах от масляныхкрасок.

Он был очень образованным юношей. Был призван в армию в 1916 го-ду. Воевал на румынском фронте. Людмила Иосифовна, мать Николая, все-

378


гда ждала Колю с фронта. Он вернулся в 1920 году в Херсон. По настояниюматери женился на Саше Сербиновой, и у них родился сын Николай. Осе-нью 1922 года Николая Давидовича Бурлюка нашли убитым в Херсоне5.

1 Имеется в виду деревянное здание дома отдыха.2 Письмо Д. Бурлюка к К. Дрэйер от 7 августа 1943 года // Архив Yale University.

Beinecke Rare Book and Manuscript Library. YCAL MSS. 101. Box 7.3 Безваль А. Воспоминания. ГММ, 1939 год.4 Письмо Д. Бурлюка к К. Драйер от 7 августа 1943 года5 В Фонде Д. Бурлюка в г. Симферополе хранится письмо Службы безопасности Ук-

раины, где подтверждается факт исполнения приговора “чрезвычайной трой-ки” – расстрела Николая Бурлюка 25 декабря 1920 года.

Мое пребываниев Казанской художественной школе

Воспоминания Д. Бурлюка*. Продиктованы в 1930 г.Машинопись с правками и пометками М.Н. Бурлюк.

Прошло уже пятьдесят пять лет как было все, что теперь хочу запечат-леть здесь. Какой смысл, вообще, всяких воспоминаний... Удовлетворениетщеславия или желание еще и еще раз, хотя бы абстрактно пережить про-шлое, а что, пожалуй, самое важное всегда не бесполезно попытаться ото-бразить кусок прошлой эпохи. Ибо поступил я в Казанское художествен-ное училище (художественную школу. – Н.Е.) ведь еще в прошлом девят-надцатом веке. После Красного Октября в действительности русский годприносит забвение прошлому, как в прежние, более ленивые годы не вы-растало оно и в десять лет. Лето 1899 г. Отец мой был без места. Каждомупонятно, каково служащему человеку, живущему в обрез на жалованье,имея шестерых ребят, а в мае было “шестеро”. (Отец всегда, когда в зимниедни деревенской глуши читал рассказ Потапенко: “Шестеро” и плакал).

Я был старшим. Только что перешел в седьмой класс, в Тверской клас-сической гимназии, что против стариннейших соборов того князя Михаила(кажись), что был татарами ослеплен в Орде.

Приятель моего отца Никифор Иванович Еленевский, управляющийимениями графини Остен-Сакен под Симбирском, в тридцати верстах, вШумовке он представил семейству своего безработного коллеги хутор Ли-невку, что в двух верстах через луг у реки Свияги бросил(а) над озером –заливом старый парк, дом барский с лунными колоннами и флигель, видев-ший в своей жизни в прошлом весь уклад старой крепостной дореформен-ной Руси. С дворовыми бабами, девками, красносарафанными, несшими набарскую кухню оброк свой бабий – яйцами, курами, утками, в вешнее вре-мя – цыплятами для стола господского.

В лето 1899 года демон живописи сидел во мне, как птица в гнезде. Я безконца заливал мокрой тушью пейзажи Линевки.

Уже в некоторых своих интервью историкам искусства (Михаилу Зуба-реву) данных я касался этого лета, когда так романтично в моих глазах бро-салась передвижнически, по Некрасову понятая обожаемая до слез приро-

379


да. Уже тогда я рисовал пейзаж, но жанр, мальчики, девочки деревенскиетакже привлекали меня, в качестве моделей, готовых упасть на листы моихпапок. В главном доме, описываемой Линевки жило семейство Прянишни-ковых. Две сестры – замужняя и девушка, блондинки.

Первая ходила в дачных капотах и заглядывая в наш флигель через ок-но на фоне куста сирени, располагалась локтями на подоконнике так разма-шисто, что компоты “ея” обильных прелестей заставляли колотиться моесемнадцатилетнее сердце, и на щеках угреватых всходило алое солнце ру-мяного юношеского любопытства.

С младшей я ездил в бричке в Симбирск. Девушка мне нравилась в тегоды, но я был робок, несмел “и взор потупленный любовности моей бывалудел”.

У Прянишниковых жили (на квартире), в главном доме вдова профессо-ра Модеста Богданова (Чудесные книги для детей: “Ловля птиц в Симбир-ских садах”, “Карпушкин родник”, “Мирские захребетники” и т.д.) и привдове двое сыновей Модест и Гуго (см. “Канва жизни моей”). Не знаю поче-му в руки Модесту, старшему попала программа Казанской Художествен-ной школы. Может быть он выписал ее для меня, увидев, как из под рук мо-их трудолюбивых брызжет черной мокрой тушью талант неудержимых за-порожцев, предков моих. Отец мой Давид Давидович (Федорович. ОшибкаБурлюка. – Н.Е.) лишь в городе Лебедине (его братья все были с высшиморазованием мечтал болезненно, чтобы его дети учились. Он видел своихлетей в мантиях докторов философии, в шапочках, коими увенчаны головыповаров штампованных мыслей. Мой добрый отец жестоко ошибся. Он же-нился на сестре известного (все сравнительно) писателя Владимира Иоси-фовича Михневича (газета “Новости”) и что все шестеро его наследниковвлеклись к краскам и перу.

Художники: я, Людмила, Владимир (убит в 1922 г.) любители живописи(диллетанты) матушка Людмила Иосифовна, сестра Надежда (замужем заинженером Антоном Александровичем Безваль) брат Николай) убит в1922–3 г. (Расстрелян в 1920 г. – Н.Е.) – писатель, младшая сестра Мари-анна (Прага, Чехословакия, замужем за художником Вацлав Фифла) – пе-вица-диллетантка. Все это обозначилось в более поздние годы. В те же годы,как я описываю — рисовали пока только я и моя матушка. Остальные жееще были малы и интересовались кто куклами, а кто лошадками. Моего от-ца не было с нами в Линевке. Он метался по России разыскивая место, уголдля своей семьи. Галчата кричат, галчата кушать желают. Искать место уп-равляющего нужно было обивая пороги главного управленияющих имени-ями, живших в Петербурге. Там на Миллионной улице были главное упра-вление помещичьих вотчин. Боже мой, как все это тридцать-сорок лет на-зад Н.В. Гоголем пахло, “Мертвыми душами” отдавало. Когда сейчас бро-сишь свой взор и в 1894 году, когда в Корочки, около Белой Обоянского уез-да местный поп (из Долгого Колодца писал на отца и мою матушку доносыв высшие сферы, обличая родителей в распространении “штундизма”). (до-писано рукой М.Н. Бурлюк – Н.Е.).

Отец мой в имении генерала Бютцева, когда служа задумал открыть вофлигеле школу для крестьянских ребят, как в Ясной Поляне. Мне, захва-тившему жизнью своей кусочек прошлого века, особенно разительна тво-рящаяся ныне перемена более чем взрастающем двадцатом веке.

Отцу моему не удалось найти место, однако ранее 1900 года, когда в ап-реле месяце, наконец освободилась вакансия в имении Святополк Мирско-

380


го “Золотая Балка” в ста десяти верстах около Нововоронцовки в Херсон-щине. Из Симбирска с наступлением весны 1900 года отец и перевез своебогатство детей – через Харьков, Александровск, а дальше по Днепру доБританов. Пристань Британии на Днепре. Но пока мы жили в Линевке. Вер-нусь к теме.

Задумав поступить в Казанскую Художественную школу, надо было ра-нее бросить гимназию или как я говорил себе “перевестись”. Это было быударом даже для отца. Я написал отцу длинное письмо. После этого и до (с1894 Сумы) я писал массу писем. Большинство из них забыто мной, но этопомню. Этим письмом я хотел утешить моего дорогого папочку, смягчитьнепосильный ему удар и обеспечить себе победу. “Ты не думай, писал я сво-им наивным каллиграфическим почерком, что я остался учиться уходя изгимназии... О, нет, наоборот. гимназия глушила казенщиной во мне всякуюмысль и самому можно учитъся. лишь бы охота была. Далее почему то я пе-реходил на стихи и начертал:

Я изучу науки все земныеЯ поднимусь за облака.

Перед этим, зимой, в Твери мой друг Герберт Пикок в доме внучки Ба-кунина – я читал много Шелли. Байрона (из Монфреда) по памяти, для ве-щей убедительности, я дернул эти строки, переложив на русский язык.

Прошло уже сорок пять минут, как я начал писать эти воспоминания.Пишу в Нью-Йорке под вой поездов воздушной дороги и грохот грузовозов.От отца пришло ответное письмо “Не торопиться”, но с матушкой моей та-кой же “все для детей” как и сам добряк отец великан запорожец, с карти-ны Репина, что голый на бочке сидит... это “вылитый мой отец”, если читаяэти строки явится желание зрительно перед собой иметь образ родителямолодого диллетанта (далее зачеркнуто. – Н.Е.), решившего стать в два сче-та, при посредстве Казанской Художественной школы специалистом про-фессионалом художником – маэстро — черт возьми.

С матушкой мы решили так. Ехать в конце августа по программе – яв-ка на экзамен – и в Казань везти работы: в канцелярии все объяснить.Учусь в гимназии, две зимы осталось – как быть: зависит от вас если естьталант времени терять не буду – “перевожусь из гимназии. Если тольколюбовь к искусству, то доучусь в гимназии, а потом уже и к вам: зависит отвас...

В Казани я ранее никогда не был. Пыльная выбитая дорога мимо вербнад болотцем от волжских пристаней, такая же как и во времена Грозногок Кремлю казанскому: глядя на который вспоминалась фраза из Иловай-ского: “раздался третий взрыв: земля заколебалась: “с нами бог...” и войскарусские пошли на приступ” (Давил Бурлюк – и так всю жизнь).

В те годы, как настоящий путешественник, приехав куда – либо в городя шел смотреть памятники: не удовлетворил бюст Державина (на книге этоне памятник, а лишь кусочек памятника). Был в музее, в те времена провин-циальные музеи хвастали витринами, шкафами, ядрами, кольчугой, отры-той на городской площади и синим мундиром сторожа-инвалида. В музеебыла лишь одна картина “Вий” Глущенко... стояла тишина и тянуло на сол-нечный свет площадей кремлевских, где по булыжникам изредка трещалапролетка.

Стены Кремля Казанского, башня Сумбека, главы книги старины ка-занской, по которым бежали мои юные взоры.

381


Так и заявил я, заявившись на втором этаже старого краснокирпичногодома на Большой Лядской улице у парка в канцелярии Казанской Художе-ственной школы, видимо 28 августа 1899 года.

Вот так описывает художественную школу историограф казанскойкультуры Петр Дульский. в своей ценной монографии, посвященной твор-честву Н.И. Фешина (П. Дулъский. Н.И. Фешин, Казань, 1921, с. 4–5):

“Школа помещалась на Большой Лядской улице в доме Вагнера, зани-мая ряд уютных небольших комнат: настроения в школе в то время(П. Дульский описывает 1895 год) было достаточно радушное отношениемежду учащимися и учащими были милые и самые простые, лишенныевсякой официальности. В первые годы существования школы совершен-но не чувствовалось казарменного духа казенных учебных заведений, чтовносило в школьную жизнь теплоту, сердечность и дружественность в се-мье учащихся и руководителей школы”. (Хорошо что у меня оказалась вбиблиотеке книга Петра Дульского). С улицы сквозь провинциальныедвери, сделанные руками еще крепостных плотников, поднялся по узкойлестнице очень отвесной на второй (или может быть третий) этаж канце-лярия налево.

Встретил меня человек с черными (смоль) усами и бородой, вкусно при-чмокивающий при разговоре. Это был Григорий Антонович Медведев Ди-ректор Казанской Художественной школы. Папку я развязал дрожащимируками. Посмотрев мои рисунка Г.А. Медведев позвал еще архитектораМюфке: смотрели вдвоем: еще кто-то был. Хвалили. Одобрили. На мой во-прос: “переводиться” и т.д. сказал: “Подавайте прошение, мы сами ваши бу-маги из Твери выпишем... Не теряйте времени на науки, надо вам своим де-лом заниматься”.

От Казани до Симбирска ночь езды и через недельку подав прошение,съездив с триумфом домой к мамочке (слово “мамочку” у Маяковского в“Человек”) – в одном из нижних классов старого барского дома, переде-ланного под “мастерские” художественной школы начал изучать искусство(так сказать зачеркнуто. – Н.Е.) с самой ноги (гипсовый отлив этой частичеловеческого тела) с большого пальца. Держал экзамен в классе частей. Сомной вместе экзаменовался Ермоген Ермогенович Цитович, внук АксаковаТеунины (м.б. Тренины? – Н.Е.). Мы подружились с ним. Я дох от скуки то-ски, будучи в Казани один. Решили с Е.Е.Цитовичем жить в одном шалаше.На третьей Солдатской улице в доме Шуллер сняли комнату в два окна мас-ляной краской выкрашенную за толстой стеной кирпичной были ворота икалитка иногда хлопала, и тогда в доме обитателей увеличивалось. В сосед-ней комнате с нашей жила в доме Шуллер слепая девушка. Я ее очень жа-лел и наблюдал часто все интимности ее жизни, где обостренное прослуши-вание было характернейшим.

Шуллер – одна из дочерей, вероятно, квартирных хозяев наших вышлазамуж за Шухаева и когда я встречался с ней несколько раз потом через де-сятки лет, неизменно говорила:

“А вы помните, как у нас в Казани, с Цитовичем жили”.Через месяц мы были приняты с Цитовичем в число учеников. Кроме

рисования по вечерам (с пяти-семи) маски Антиноя, – днем начали зали-вать мокрой тушью греческую белую (гипсовую) вазу и драпировку за ней.Хотя я рисовал “по дамски” от прилежания очень нежно, не имея ни малей-шего представления об изображении природы и импрессионистическиМедведев, Мюфке и пейзажист Тиссен (он приехал позже, у нас был в го-

382


ловном классе его этюд на стене писанный в Саратове) были довольны мо-ими “успехами”.

В этом же году я начал после копировки пары каких-то этюдов писать внатюрмортном классе. Своей работы не помню, но этюд Рыбкина запомнил(Рыбкин мне казался “гением”).

Позже в 1906–7 году уже в Москве я выставлял с ним на “Независи-мых” он был “коммерчески” женат и никуда не пошел. Завял.

В том же классе кроме меня, Цитовича работал также кокет из Киева,серцеед-”пан” Иосиф Оношко.

Этот был моим первым пестуном эстетическим, я ему подражал в темладенческие годы “как накладывать краски на палитру”. У Оношко быламанера “быть художником”. Тут то и поверишь: у своих соучеников мыучимся более, чем у профессоров...

Оношко был неисправимым украинцем. Учился перед этим в школе Ро-машко, в Киеве. Говорил по украински и растравлял мое сердце “млынами”(мельницы) и украинскими мозаиками. И действительно каким же мне бы-ло триумфом, когда следующее лето ближайшее – судьба бросила нашу се-мью и меня с ящиком красок моих и сотней аршин холста на берег древне-го Днепра в поселок запорожцев, где над обрывами грезят о порывах ветрапочерневшие млыны, а красная луна уцепится за крыло подобное таковомупорванному летучей мыши, и кажется медлит, раздумывая просиять ли ейнад просторами нагорными степи над курганами, что тайны былого ревни-во сторожат.

В нашем же классе были барышни: сестры Ивановские (младшая вышлазамуж за Муфке, старшая – Надежда) позже в 1914 году читая лекцию вКазани в дни славы – я встретил свою былую тайную “почти симпатию”она уже была женой какого-то – ученого мужа.

Была у нас рыхлая помещица Преклонская, храмая барышня, милое су-щество (Фамилию забыл) и кажется Агафонов муж тихой пары карикату-рист. К нам в натюрмортный заходил. Н.И.Фешин, Беньков, А.Фомин,Е.Стахеев и другие были в последнем выпускном классе и их работ мы мо-лодежь даже не понимали – в чем заключалось их мастерство. Мажут.

Фирсов – был местным гением. Стены классов были увешены его ри-сунками: но бедность, водка, заказы грошевые – сломали ему руку и в Ака-демию он так и не доехал. В 1902 году он уже рисовал плохо, шаблонно. Втом же году я познакомился с только что упомянутым Фоминым.

За монастырьком у реки Казанки – слободка и там домик семействаФоминых. Старший Фомин был учеником Шишкина (на этюде простудил-ся и умер. Осталась после него желтая “дыней” картина – закат). Его братпоказывал мне много его рисунков. Они чаровали меня тогда – заборы игрязная дорога. О “грязных дорогах” в Казанской Художественной школемы питомцы ея грезили, выли, стонали, галлюцинировали грязными дорога-ми. Черные дороги писались: карандашом, мокрой тушью, их смолили мас-ляными: “пан” Оношко был большим специалистом в этой части. Лужу онписал кистью, затем брал “мастихин” и насаживал куски грязи на холст, во-круг лужи также как сидят они в натуре.

Мои работы одобрялись (далее зачеркнуто – смысл “я не натурный”. –Н.Е.). У меня были способности к живописи, но не было еше знаний, хара-ктерно, что первую зиму свою в Казани, когда с бутылочкой увенченной со-ской наполненной первым молоком эстетической премудрости приучалсядержать в руках воинственную кисть с трудом восстанавливается в моей

383


памяти. Начал я учиться очень усердно пытаясь не пропускать ни одной ми-нуты... (зачеркнуто. – Н.Е.)

Как и всю последующую жизнь я художников не знал и не видел. Отпервого года я запомнил визиты свои к ученику по фамилии Таран. Зай-дя к нему, я застал там скромную (во всех отношениях девушку). Моя ...содержанка, – отрекомендовал Таран мне ее и этим прямо убил меня. Ябыл семнадцати лет: более чем скромен и такие “страшные слова” читаллишь в книгах. В книге, как во сне мы пугаемся, утешаясь ведь это не ре-альность.

В другой раз завел к себе художник, который объяснил, что он пишеткартины для церквей, на что и существует. Показал мне “Львов в цирке Не-рона”. Меня поразила бедность красоты и убогость цирка. Я вообразил вак-ханалию красочное пятно страстей и страданий диктуемых этой темой...Ушел под впечатлением бедной убогости. Мне трудно вспоминать свои ра-боты первой зимы.

Меня, перевели к масленице, в головной класс, мерещится мне и теперьголова Давида Микеланджело. На вечерних занятиях я рисовал также голо-вы натурщиков

Пушистая суровая казанская зима. Белым синим светом завалила ули-цы и окраины в нашем районе сплошь Солдатские улицы.

Ходили с Цитовичем через парк и овраг, любовались шапками снега насуках черных деревьев.

– “Это что...” – говорил Е.Е. Цитович. – “Разве это зима. Вот у нас вУфимской губернии, в Белебееевском уезде, вот там зима...”

Я никогда, тогда слушая его не воображал, что женюсь на уфимской де-вушке, а

глядя на большие фото уфимских перелесков, перед которыми я взды-хал в припадках своей болезненной по родине сентиментальной стоически,отпрыск рода Аксаковых, что судьба и творчеством своим свяжет меня сУфимской губернией и Уфимским музеем (сто семь картин моих числилосьв Уфе до 1922 года в Государственном художественном музее). Е.Е. Цитовичимел очень мало денег. Он платил за квартиру и питался так: раз ходил обе-дать (“на пельмени”) к каким то своим родным, а то пил чай с хлебом и ку-пив мешок картошки распределял ее на месяц. Он был настоящий башки-рин: на коротеньких ножках, с круглой головой на плечах широких, оченьсилен и рыцарски скромен.

Для меня встреча с ним была в те юные годы – счастливым случаем. Натой же третьей Солдатской улице была столовка, содержавшаяся невообра-зимо толстой, румянощекой с бровями, “Софья” с картины И.Е. Репина,вдовой дьякона. В маленькой избушке ея гремели ложками с утра до вечерастаи живущих вокруг на скромные средства “в обрез” курносых русово-лохматых, в косоворотках, с золотом пуговиц на синем сукне – всевозмож-ного студенчества главным образом медицинского звания. Около были кли-ники Казанского университета. В те, часто сытые лишь наполовину годыстоловка была не последним номером среди радостей жизни.

Е.Е. Цитович боготворил Пушкина и признавал только его поэзию, то,что можно читать. Отношение А.С. Пушкина к женщине он проводил вжизнь. Женщина – “как гений чистый красоты”. Из рассказов Е.Е. Цито-вича я должен привести здесь два его лейтмотива как он поссорившись сБуниными ушел “ушел на самостоятельную работу” в Сибири на Иртышеработал на постройке моста: тягал верхом воду на веревке длиной на весу,

384


склоняясь над рекой с почти готового уже быка для железнодорожногомоста. Я силен, я молод, а и то руки в кровь...

Затем родные устроили его (он окончил 6 классов кадетского корпуса)в земские начальники... но ему не нравилась эта служба. Его влекло искус-ство. Участвовал в китайской компании “в усмирении большого кулака”.

В те годы краснооколоточных дворян Россия кипела монархистами.Е.Е. Цитович был представителем этой среды монархистов – идеалистом.Он ушел с военной службы с горечью в душе, в рассказах возмущаясь ка-ким-то подлецом генералом постыдно прятавшимся во время осады китай-ских укреплений. – А потом этому подлецу Питер награду выдал. Воровст-во, грабеж, предательство, царившее в армии возмущали его. “Царь ничегоне знает”, – говорил он. – “Царя обманывают”. Это была наивная фраза,поражавшая меня.

Я приехал из дома с революционной закваской. От отца еще с 1890 годая постоянно слышал об “учредительном собрании” пытался я и Цитовичаоткачнуть от его политической регрессивности, но видя, что он туг на ухо,после одной очень острой ссоры – бросил. Мы с ним больше никогда не го-ворили о политике. Каждый жил своим. Е. Цитович был, хотя и ретрогра-дом, но честный и прямой человек. Он был милый обломок опоздавший насто лет. Нас соединила живопись: любовь к деревенской природе.

Читатель не должен в наш просвещенный век освобожденного пролета-риата возмущаться. Е.Е. Цитовичем, ибо он был человеком старой эпохи.Возмущаться им также бессмысленно, как негодовать на крепостничествославянофила Аксакова.

Е.Е. Цитович до точки копировал своего великого деда. Е.Е. Цитовичбыл “старовером” того служивого дворянства, что дало царской цензуре наслужбу Тютчева. Чтоб стать художником или получить диплом учителя ри-сования в гимназии, Е.Е. Цитович готов был на любые лишения безконеч-ные самоограничения. Подошло Рождество.

Я забрав новенький ящик с красками, поехал по чугунке в Симбирск че-рез Рузаевку. Волга замерзла. В Симбирске зимовала моя матушка, братьяи сестры. Их пора было готовить в гимназию. Там опять я встретил, прово-дивших у нас вечера около моей матушки Модеста Модестовича Богданова.Молодой человек был нянькой моих младших братьев и сестер: кому почи-тает вслух, а кого повозит на спине или на ноге, как на качелях, погуцает.Моя рождественская поездка отметилась. Будучи еще не приучен к ящикус красками, я заспал в вагоне на деревянной полке третьеклассной под гулколес и свист метели на полустанках и возню пассажиров, и, прибыв в Сим-бирск... забыл ящик с красками в вагоне. Потом раз пять ходил на вокзал.Сказали: “Подайте заявление и укажите номер вагона”.

Заявление подал, а номер вагона разве вспомнишь. Ночь и снег и давкаи пересадка,

– Что в ящике...– Краски масляные, краски... я художник.Так было во время первых трех визитов, а на четвертый, помощница на-

чальника станции сказала: “Ящика нет, а зачем вы шапки не снимаете. Асам в шапке сидит”.

Меня взорвало. Я устроил скандал истерический. Только юноша спосо-бен так заноситься в нервах. Шагал домой по полю я долго не мог успоко-иться, но о ящике пришлось забыть: после такого скандала уже не было ни-какой возможности вновь идти туда и наводить справки.

385


В Симбирске я не знал тогда, что В.И. Ульянов родом из этого города имы жили в их доме в два этажа с обширным садом, принадлежавшим Улья-новым (про будущее великого вождя – зачеркнуто. – Н.Е.).

Симбирск – город без будущего, таким был всегда. Ни фабрик, ни за-водов. Волга течет внизу, как-то отдельно оставляя город, и сон его жизни встороне.

Позже в 1917 году в мае месяце я писал Симбирские цветущие сады:жил у сапожника, вблизи станции (внизу у Волги). В Симбирской Гончаров-ской библиотеке, что описан в “Обрыве”, мне даже тогда показывали ста-рика бродягу, что Гончарову послужил моделью для типа Волохова.

В Симбирске хороши парки и Старый и Новый Венцы. Соборов – тьма.Ходил на Рождество к вдове художника Коврайского. Видел там много этю-дов его – Волжские виды и купил на два рубля фотографии видов, которыедействительно хороши вокруг нынешнего Ульяновска.

После рождественских вакаций – я учился, только до масляной, ибо изСимбирска пришло письмо “собираться домой”: отец нашел место в Хер-сонской губернии и ехать надо всем вместе.

Из дружеских связей первой зимы увозил в живом воображении на юг“пана” Оношко, Е.Е. Цитович и абрисы других учеников школы, описанныхмною ранее.

Вторая зима в Казани (1901–1902) Предыдущую зиму, таковую вторуюв моей жизни, посвященной палитре, и кистям я провел в Одессе. Родительмой, получив место на юге, в имении у Днепра – посоветовал мне так дале-ко не ехать, а перевестись в Одесское художественное училище. Я послу-шался.

Отправился в Одессу. Я жил тогда в Одессе “пыльной”... Поселился вдоме номер 9 по Преображенской улице как раз наискосок от школы. Поз-же через десять дет вернувшись в Одесское художественное училище, что-бы “получить диплом”, опять пришел в этот же старый дом, поднялся на тотже этаж в ту же квартиру: и поселился “чтобы вполне себя чувствовать уче-ником, в той же комнате: “под крышей”, с окнами бойницами, где по потол-ку Воронцовский маяк проводил полосы своих огней. Пол в комнате былнаискось, упавшая гантель с которой гимнастировали, катилась с грохотомдо наружной стены.

Одесса – морской порт: весь город устремляется улицами к Эвксин-скому порту. Там я научился любить море.

Встретил Тимофея Николаевича Колца художника импрессиониста(его позже съела покровительница талантов бедных — чахотка), Овсяного(умер и он от чахотки в 10-е годы в Академии художеств), М. Мартыщенко/ Б. Грекова, И.И. Бродского, Орланда, Б.А. Лаховского, Б. Анисфельда иутонувшего в 1902 году Эвенбаха, Кирьяк Константиновича Костанди, училв О.Х.У вместе с Ал. Поповым Морини, дожившим до 90 лет, и акварели-стом Г. Ладыженский (его в Третьяковке “Куры”). Через своих прияте-лей – Колцу и И.И. Бродского я от Костанди почерпнул первое понятие обимпрессионизме. Эти молодые художники ездили ко мне, в мою семью – вгости и мы запоем работали в Херсоне.

И.И. Бродский – чудесный юноша был мне опорой в моем восхож-дении к мастерству. Он – остряк: наедимся яичницы на степном хуторе,засядем писать в пять кистей этюды: “Теперь на холстах яичница высту-пит”, – говорит Исаак. Его похвалам моему искусству я всегда придавалбольшое значение. И.И. Бродский любил искусство и всегда был предан

386


ему. Нас связывала теснейшая дружба. Позже в годы своей славы, Иса-ак никогда не отрекался от меня и всегда радушно встречал. Он купилнесколько моих импрессионистических этюдов (1910–1915 гг.) и они за-нимали почетное место в его большой коллекции в С.-Пб, и Петроградеи Ленинграде, я сестра Людмила и младший брат Владимир ДавидовичБурлюк, позже выдающийся новатор. Одессу я когда-нибудь опишу от-дельно.

Летом перед Одесским училищем ко мне в Золотую Балку приехал“пан” Оношко и мы вместе писали красками и рисовали. Моя матушка за-метила, что женолюбивый “пан” превратил отведенную ему комнату в на-шем доме в гарем, причем, дворовые девушки, привлеченные его шевелю-рой и заунывным исполнением украинских песен – валом под покровомночи шли туда, где “Пан” Оношко прожил и проработал у нас свыше шестинедель.

В Одессу я привез триста этюдов. Около ста этюдов и множество рисун-ков было выставлено мною на осенней выставке вновь в Казанской худо-жественной школе опять таки в доме Вагнера: на Большой Лядской, куда,соскучившись по Казани, и найдя, что О.Х.У. через чур по сравнению с Ка-занью “казенно” я вернулся.

Казань приняла меня очень радушно. К осени 1901 года я был уже в го-ловном (натурном) по живописи и в фигурном по рисунку. До Рождествамы рисовали с Георгием Лукомским Венеру Милосскую. И я был переведенв натурный класс. Георгий Лукомский держался особняком, аристократом,носил манжеты и питерские стоячие воротнички. По приезде в Казань я нанесколько дней остановился было в Пяти(?)ем переулке у каких-то меща-нок где жили ученики школы и царили вольные нравы.

Но встретив опять Цитовича “пана”, Оношко мы поселиться вместе .Жили в полуподвале на одной из улиц к Казанке реке. Здесь мы прожилидо святок. Из моих новых приятельских связей, я должен оттенить дружбус молодым художником Дунаевым, потомком Сумарокова (драматург). Ду-наев был блондином, напоминавшем мне Герберта Пикока англичанина(см. “Восхождение на Фудзи-Сан”) он обладал крепким характером, так на-пример легко бросал курить после разговора со мной... Вместе с ним мывстречались часто и рисовали пейзажи. Его начальные шаги в пейзаже бы-ли интересны. Зима эта заполненная писанием красками голов (одна из нихв пожарной каске) был подарен Девлеткильдеевой, Казань). Я очень старал-ся писать эти головы.

Учил меня Г.А. Медведев. Первая голова была старичок – оборванец струбкой, затем “пожарник” татарин с топором, а больше не помню.Г.А. Медведев хвалил очень мои краски в этих работах и лепку, впрочем,под конец года манеру “через чур прилежной” стал называть.

Желая привлечь меня остаться еще на один год в школе – он пообещалустроить меня по окончании школы Казани в Академию в мастерские. Тог-да я увидел уже, что меня выделили, по моей одаренности, из числа другихучеников школы. Об этом в 1921 году в своей книге о Н.И. Фешине говоритП.М. Дульский (стр. 5-я) “Из более ярких молодых мастеров, влившихся восновную группу способнейших учеников школы, отметим приехавших изОдесской рисовальной школы (Одесского художественного училища) аква-релиста Давыдова и Д. Бурлюка”. Давыдова я, как ни бьюсь, вспомнить немогу. Но тому виной 55 лет: отделивших уже мою память от тех молодых на-ивных, способных верить дней.

387


Осенью 1901 года, по возвращении в Казань состоялся видный даже длянас “помоложе” факт отъезда в Академию, в Петербург: А. Фомина, П.Бень-кова, Е. Стахеева. Мурзаева и др. Я был приглашен на особый товарище-ский банкет, устроенный в честь отплывавших в море академической неиз-вестности. Академия тогда была не шуткой, как говаривал весельчак, ост-ряк Добрынин: “Там тебе не горячие баранки жевать”...

Действительно уже к Рождеству Христову к святкам кое-кто из “казан-ских гениев” оказался выброшенным за ...неспособность. Между прочимпейзажист А. Фомин, о котором я уже говорил ранее. Исключение А.Фоми-на громом поразило его поклонников. Академия таким образом стараласьотбросить неугодный ей в провинциальное забвение, в вицмундир, в ме-щанство, в учителя рисования. Вспомните картину Перова.

Из жизни второй зимы особенно тепло вспоминаются “наброски”. Этобыло родом посиделок. Барышни: Свешникова, жившая с Бельковским,Ивановская (“бабушка”) и др., все милые создания приходили на эти собра-ния устраивавшиеся периодически у разных лиц. Протопоповы, Архан-гельский, Фирсов, Добрынин, Мурзаев и др. делали наброски. Публика по-зировала попеременно. За окном ревела татарская зима, звенели редкиебубенцы, подбадриваясь на ухабах, проезжих коней, а в маленьких комна-тах кипела работа, шли споры об искусстве. Несколько раз “наброски” уст-раивались и в домах “богачей” Ивановских, Преклонских, Девлеткильдее-вых. Там тогда в хрустальных вазочках изобиловало разнообразие домаш-него варенья: малина, крыжовник, груша и т.д. и у Преклонских в Кремлегордо высился гусь с яблоками.

Вскоре в школе образовалась другая группа, набросочников, называв-шая себя “беднятской”.

Наступил Рождественский перерыв. Домой ехать было далеко. Цитовичукатил в свою далекую Уфу “пельмени есть”, а меня взял в Лаптевский уезддушка Дунаев. Мы поехали к его дяде (позже он был выбран в члены Госу-дарственной думы). Что это была за дорога... 60 верст – ухабов и дикой ме-стности почти без сел и деревень. Мы опрокинулись тысячу раз, тысячу разснова сели в свои сани на минуту: с нами было довольно много вещей.

Каждый раз при падении все вещи до одной вываливались на белыйснег из санок торчавших из Лаптевского сугроба вверх полозками (надо –полозьями. – Н.Е.). Тут я изумился терпению и спокойствию, с каким нашвозница бережно собирал все выпавшие вещи и вновь раскладывал их всанках до ближайшего ухаба где не отвратимо ждала нас подобная описан-ной, катастрофа. Первые два часа, когда мы прокатили по гладкому льдуозера Булат мне казалось в этих ужасных ухабах, что мы никогда не доедем:что доехать нет никакой физической возможности, но наконец поздним ве-чером, сделав описанный путь были на месте. Тут я понял выражение “Не всвои сани не садись”... Две недели проведенные у Дунаевых были прекрас-ны. Мы ходили в гости к помещику толщины необычайной, который былженат на учительнице. Зимы такой лютой как тогда я никогда не видел. Воз-дух был подобен куску льда, сквозь который можно было двигаться. Но хо-лод этот был животворен. Дядя Дунаев был земский врач. Как раз под но-вый год в передней дома появился оригинальный пациент. Какой-то поме-щик ехал в гости и вывихнул себе челюсть Кучер беднягу к Дунаеву так ипривез с открытым ртом. Дунаев вправил челюсть.

“Надо при этом пальцы от зубов беречь, а то откусит, да и осторожножать челюсть к низу, чтобы отростков венечных не сломать”, – рассказы-

388


вал нам за столом об этом дорожном наказании, упавшем на голову скуча-ющему аборигену этой деревенской медвежьей Лапшевской глуши. Я пи-сал этюды. Вечером пили домашнее фруктовое вино. Днем я смотрел сквозьпыльные стекла в коридоре в шкаф, где рядами стояли книги остатки до-машней библиотеки Сумарокова. В русской деревне тех времен были тра-диции. Воспоминания. Очень часто в помещичьих гнездах вещественно на-щупывалось связь с старинной культурой Екатерининского века. Там я ви-дел живого старичка любившего барона Брамбеуса больше Пушкина. Об-ломок прежних десятилетий. Все условно. А.С. Пушкин тоже когда-то, засвои славу и признание боролся...

Описанный старичек видимо в отдаленном детстве своем был воспитанв эстетическом страхе к новшествам и смелости Пушкинской “вольнодум-ной” музы. Эта встреча, я помню, меня тогда глубоко поразила несмотря нато, что в те годы, хотя и писал стихи, но вся моя творческая энергия была на-правлена главным образом на изобразительное искусство.

По возвращении в Казань январь 1902 г. я нашел два больших эскиза изних один маленький “Лунная ночь” куплен был Мюфке. Другой “Мельни-цы над Днепром” получил 25 рублей награды и, говорят, долго висел в на-турном классе в новом здании Казанской Художественной школы (этотхолст вероятно сгорел позже во время случившегося пожара) в новом зда-нии к стати сказать я так и не побывал никогда. (Дописано: “Лекция с Мая-ковским в 1913 г.) В 1902 году оно уже строилось. В доме Вагнера Казанскаяшкола доживала дореформенный дух заложенный когда-то 1895, основате-лем ея Н.Н. Бельковичем.

При мне уже преподаватели школы начали понемногу отходить от уча-щихся. В школу вторглось много грубого чужого элемента типичных “уче-ников” ради карьеры, дипломов или спасавшихся от военщины царскоговремени. Г.А. Медведев приходил к нам иногда на наброски приглашал па-ру раз к себе на чай. Как-то начал писать в натурном классе, вместе с уче-никами этюд. Как то кажется Протопопов отличавшийся открытым харак-тером подошел к нему и сказал: “А рисуночек то у вас Григорий Антоновичподгулял...”

Зарезал старика... грубостью. Медведев погладил своей красной мяси-стой рукой черную пугачевскую бороду, пожевал губами: в моменты сму-щения или размышления, или рассуждений Григорий Антонович жевалтак вкусно причмокивая, как будто бы блин масляный с паюсной икройцеликом проглатывал. После бестактной выходки беспощадной молодо-сти милый Григорий Антонович больше никогда уже с учениками вместене писал.

Преподаватели “звезд с неба не хватали”, но по мере своей личнойодаренности, давали ученикам что могли. Школа была рассадницей вку-сов. Громадным препятствием в Казани того времени для получения худо-жественного образования и воспитания подрастающих талантов былополное отсутствие художественных произведений. В самой школе в те го-ды не было никаких картин, принадлежавших мастерам кисти: на кото-рых ученики могли бы набить глаз или почерпнуть какие либо знания. Вголовном классе

Дама как только привезла портрет в Казань минуту его терпеть в своемдоме не могла и подарила Казанской Художественной школе, тогда толькочто открывшейся. Этим исчерпывается вся тогдашняя коллекция Казан-ской художественной школы. Художественный вкус при таких условиях

389


формировался “через третьи руки” переданными традициями искусстваШишкина, Левитана, Репина- Творожникова. О вкусах тру дно спорить...они так различны. Н.И. Фешин окончив Казанскую художественную шко-лу только “укрепил свою руку” его художественные горизонты открылисьтоже в Академии художеств он не ломал себя, а дополнял и что же приехавс “этой провинцией” в Соединенные Штаты он нашел здесь крупный мате-риальный и иной успех, и не привези он сюда туберкулез проклятье беднойюности – построил бы себе в Америке легко небоскреб.

Говорю это в оправдание Казани. Я в 1902 году уехал в Мюнхен, в 1903-4-5 в Париж, а с 1906–7 года осезанился, старался прах Казани отряхнутьот художественных ног своих, но... верно кое что осталось: прошлое забытьтрудно. А Казань люльку своего искусства я вспоминаю всегда с улыбкой.

Продиктовано: с 7 августа 1930 19 августа 9 часов вечера 1930. 11; 5 Е.10ул. Нью-Йорк. Давид Бур люк.

Просмотрено снова в 1957 году 12 и 13 марта Маrussia Burliuk.

* ГРБ ОР, Ф. 372, к. 4, ед. хр. 7,1–28 лл.

Давид и Маруся Бурлюк

(Заметки из из семейного архива?

⟨…⟩ Здесь мы в конспективном виде изложим историю нашего знаком-ства-дружбы и краткое описание тех лет и того окружения, обстановки, вобрамлении которых это близкое знакомство имело место.

Я и Маруся с нашими двумя малолетними сыновьями милостью судьбыочутились в США, на безумной Манхаттанской скале в Нью-Йорке 8 сентя-бря 1922 года – без денег, знакомств и... языка, так как я знал только древ-ние языки, французский, немецкий и разговорный японский.

Наши мальчики, Давид и Никиша, под наблюдением и руководством ма-тери пошли в школу, а я начал искать корку хлеба. Через несколько дней явыяснил, что мои гогеновского типа картины, привезенные с островов Ве-ликого океана в США, никого не интересуют, цены не имеют. “Русское на-селение” Нью-Йорка 45 лет тому назад было малочисленным. Выходили че-тыре газеты: две просоветского направления, другие ярко враждебные со-ветскому строю, обслуживавшие обломки аристократии, спасавшейсяздесь, с остатками богатств, привезенных сюда через океан.

Русские рабочие – обломки крестьянства и мещанства старой Россиипылали ярой любовью к Родине и хотели знать все, что на Родине делается;они были организованы в разные рабочие общества, народные дома, срединих один носивший имя Народный христианский дом (христианский–вместо крестьянский).

В поисках работы в этом доме я увидел и познакомился с аэропланотех-ником, офицером русской армии Сикорским, который был счастлив найти“для начала” здесь работу – за 40 долларов в неделю заведовать библиоте-кой Христианского рабочего дома Томпкинс сквэр.

390


(Через год уже Сикорский организовал здесь кооператив плотников,металлистов и т.д. и начал выполнять заказы для летчиков, между прочим,для француза Фонка, летевшего на приз через океан из США; полет не со-стоялся, так как аэроплан разбился при подъеме на короткой беговой до-рожке.)

Я сам работы постоянной в рабочих организациях найти не мог, но на-чал еженедельно зарабатывать “кое-что”: чтением лекций для рабочих ожизни, делах и строительстве в стране Ленина, что помогло на время отго-нять волка от нашего семейного очага.

Кроме чисто русской колонии – рабочих и крестьян – в Нью-Йорке45 лет тому назад был громадный контингент русско-еврейской иммигра-ции, среди которой звучала еще не забытая русская речь. Две громадные га-зеты “Фрейгайт” и “Форвертц” объединяли этих выходцев из России. Пер-вая орган Коммунистической партии США – возглавлялась вождем-идеа-листом старой русской марки Моисеем Ольгиным (доктор Клумак ведал от-делом искусств). Моисей Ольгин, Минна Гаркави, доктор Клумак оказалимне на первых порах некоторую поддержку. Через 2 с половиной года при-ехавший в США на гастроли “русский поэт-журналист В.В. Маяковский”,как его тогда рекламировали, был привезен в США Амторгом (советскийторговый представитель Г. Рэхт), и его гастроли здесь устраивались еврей-ской газетой “Фрейгайт”.

Моисей Ольгин и Минна Гаркави часто ездили в СССР. В конце двадца-тых годов выставка ее скульптур состоялась в Москве в Музее западногоискусства на фоне картин французских мастеров из бывших коллекцийС.И. Щукина и С. Морозова.

В 1936 году Луи Арагон и сестра Лили Брик риехали из Парижа, и мыимели обед в гостеприимном доме Минны Гаркави. Я читал стихи В.В. Ма-яковского. Они высоко оценили мою декламацию, тогда близко схожую стаковой Володи.

Вскоре, овладев посильно английским языком для переводов в газетах,я начал сотрудничать в газетах “Русский голос” и “Новый мир” – просовет-ских и коммунистических.

До великого краха банков и биржи в 1929 году это улучшило временнонаше положение – семьи американских новопоселенцев. Но чтение лек-ций в рабочих клубах все же являлось большим подспорьем бюджету и бы-ло радостной культурной услугой дорогой советской Родине – говоритьамериканским рабочим, русским массам правду о новой жизни на Родине.

Особо необходимо отметить нашу многолетнюю тесную дружбу с сот-рудником “Дэйли Уоркер” Майкл Голдом, автором книги “Евреи без денег“(женат на Лизе, внучатой племяннице Станиславского). Рабочие не покупа-ли моих картин. В 1942 году Майкл Голд напечатал, кажется, в трех номерах“Дэйли Уоркер” статьи о Бурлюке и Маяковском, что улучшило наше фи-нансовое положение.

Под моим лидерством, учительством – благодаря газетам, открывшимстраницы для юных талантов, – были организованы литературные общест-ва: имени Горького, “Серп и Молот”, Общество пролетарских писателей,тесно связанные тогда с Коммунистической партией США. Многие выпус-тили свои книги. Устраивались в рабочих клубах вечера поэзии. Об этом иэтих книгах будет дан подсобный текст при передаче этого собрания: “Рус-ские пролетарские писатели в США (1923–1935 годах)” в мой архив приБиблиотеке им. Ленина в Москве.

391


Будучи в редакционном составе газет (1923–1940 годы), я был тесносвязан с представителями Советской власти в США начиная с 1933 года, ко-гда Ф.Д. Рузвельт признал СССР. Послы – Трояновский, Уманский, Гро-мыко. Они хорошо, внимательно относились к Бурлюкам и мы приглаша-лись на консульские приемы в Нью-Йорке (генеральный консул Ломакин)и в посольство в Вашингтон.

Вторая мировая война резко изменила ситуацию жизни и политиче-ские настроения в США. Черчилль – Труменовская холодная война – кре-стовые походы против коммунизма, “рэд гэттинс” и преследования анти-американских настроений теперь имели место. Первомайские парады скрасными флагами, в коих мы маршировали в 20–30-х годах, растаяли.Войны – Вторая мировая и затем корейская бойня сократили культурнуюсвязь с внешним миром. Были изданы законы, стеснившие поездки за гра-ницу для “неблагонадежных элементов”. За 30 лет изменился и состав насе-ления. Ряды старой имиграции поредели. Социальные новшества с 1933 го-да переделали жизнь городов и деревень США.

Основанное Рузвельтом Общество советско-американской дружбы(Эдван

Смит – первый президент) ко времени крушения сталинского ре-жима и активного контакта Хрущева с Западом оживило свою актив-ность под лидерством американского политического деятеля художникаРокуэла Кента.

Прогрессивные организации в США, объединяя художников, писате-лей и представителей рабочего движения, начали борьбу за право амери-канских граждан свободно совершать поездки за границу. Элизабет ГэрлиФлинн, выйдя из тюрьмы, руководила всеми этими начинаниями.

Среди американской передовой интеллигенции надо отметить несколь-ко замечательных имен, с которыми судьба свела нас с 1946 года, послеокончания мировой войны. Мы навестили друга Ленина во Флориде, в его3000-акровом заповеднике около Тампы и провели с ним в его имении це-лый день.

Я лично знал полковника Рэймонда Робинса в Нью-Йорке ранее, таккак он был женат на старшей сестре – мисс Катерин Дрейер, поддержи-вавшей искусство Бурлюка в США с 1923 года, а в 1944 году выпустившейкнигу “Бурлюк, его жизнь и искусство”. Все три сестры Дрейер Маргарита,Мария и Катрин были видными деятелями социал-экономики в США. Впарке Рэймонда Робинса до 1961 года находилась мемориальная доска вчесть Ленина, установленная покойной женой владельца заповедника, за-вещенного штату Флорида. Полковник Рэймонд Робинс умер в 1954 году. Яподробно описал наш визит к “другу Ленина” в газетных статьях, они пере-даны в мой архив в библиотеке Ленина в Москве.

В 1956 году мы провели май и июнь в СССР в качестве почетных гостейСоветского правительства и Союза писателей. По возвращении в Нью-Йорк комиссионер из Вашингтона встретил нас на пристани с приветстви-ем, поздравляя с прибытием домой. “Ваш багаж, – сказал он, – по прика-зу властей США любезно допущен без осмотра”.

С 1959 года мы несколько раз приветствовали Альберта Риса Вильямсана наших выставках в АСА в Нью-Йорке. С ним приходила и его жена Лю-сита Вильямс. В нашем журнале “Калор энд Райм” (№ 51 и 52), на странице17-й помещена заметка о смерти Альберта Риса Вильямса и письмо к намвдовы этого выдающегося друга нашей Родины.

392


Альберт Рис Вильямс – автор книг, описывающих его встречи с Лени-ным в Петрограде и Москве. Обе его книги на английском и русском язы-ках ⟨…⟩

Давид Бурлюк“Осенний сезон в Японии” (1921)*

Страна подобно человеку, первое впечатление редко бывает схоже споследующим, после более основательного, длительного знакомства с нею.Кроме того. Получает совсем иное представление о стране и человек, еслине предъявлять к нему никаких матерьяльных, корыстных требований, авести с ним знакомство как говорят: одно дело приехать в страну: имея вкармане известную сумму денег, обреченных на растрачивание по отелям,ресторанам, театрам и магазинам. ЂВойяжироватьї -быть наблюдателем бе-шеной борьбы за существование которую в Японии ведет огромное боль-шинство, страна покажется иной и её жители другими, чем если самомуявиться участником этой борьбы, причем надо сказать, что будучи лишен-ными языка, будучи чужестранцем, можешь принимать в ней участие лишьотчасти в качестве одного из слабейших. В таком положении я находился ссамого начала моего приезда. Будучи уже десять месяцев в стране “восхо-дящего солнца” я должен сказать несколько разочаровался в ней: вначале ябыл доволен незнанием языка, полагая, что оно предохраняет меня от неде-ликатностей, теперь возможных заграницей к русскому, но слегка ознако-мившись с обиходными фразами, я с удивлением констатирую, что народотносится, весьма дружелюбно и учтиво, что свойственно японцам, их сис-теме патриархальности.

Устраивая этой весной в Японии четыре выставки, мне пришлось иметьдело с так называемой “улицей”, и она не изменила моего мнения о извест-ной добросердечности японцев, когда они у себя дома, когда они являютсяхозяевами.

В Токио газет выходит большое количество и никакая реклама кромесенсационной, не способна создать посещаемость выставок.

Но японское расцветив – любопытно. Это великое качество совершен-но не используют местные художники. Этой весной мне пришлось посе-тить много японских выставок и что же, – они пустовали... причиной томубыл: во-первых платный ход, а во вторых устарелые методы рекламы. ВЯпонии, особенно, художнику нельзя полагаться на услуги газетных работ-ников: пишут часто вкривь и вкось, опуская идейную сторону вследствиетого как я имел сообщить в своих письмах ранее, что на искусство смотрюне как на руководителя вкусов общества, а простого ремесленника. Этотвзгляд господствует особенно среди японцев тронутых культурой и приоб-щенных к английско-американскому преклонению перед могуществом зо-лота. Художнику нужны зрители, этих зрителей, если только он раздобылпомещение, может достать сколько угодно, через головы газет и журнали-стов – идите и приглашайте к себе на выставку кого хотите. Пропорция та-кова: приходит ровно половина из числа приглашенных. Конечно, этот ме-

393


* РГБ (Москва) ОР Ф. 372, к. 3, ед.хр. 2, 1–3 лл.

тод выдвигает много черной работы, но зато результат его очевиден и скор.В продолжении трех недель я изучал жизнь японской улицы, что дало

обилие любопытного материала.На выставке толкалась бездна народу: приходится сознаться, что отсут-

ствие языка, делает художника немым, а саму выставку превращает в рядтягостно и безусловно невыгодных, впрочем... Картинные выставки веснойв Японии, внимание общества занимают второстепенное место: выставкицветов – популярнее. Особенные восторги вызывает цветение националь-ной “сакуры”: в эти дни весь Токио устремляется в “Уэне-парк”, где естьбольшое и очень древнее дерево “сакуры” – японской вишни. Вспоминая:

Как молоком облитые,Стоят сады вишневые Тихохонько шумят...

Наши фруктовые сады южной России обладают преимуществом предздешним видом вишни, приносят, кроме прекрасных цветов еще и плоды,достойнейшие поощрения: “сакура” не только декоративна; в лавках фрук-тов появляется мало, т.е. они дороги. За исключением персиков, дошедшихдо две сены за штуку. Любовь к цветам Японии диктуется кроме всего силь-но сохранившейся чисто обрядовой религиозностью: божницы и домашниеалтари украшаются обязательно букетами цветов. Вследствие этого цвето-водство занимает в Японии много места. Одни цветы уступают местоиным – теперь начинают цвести лотосы. Интересное зрелище, привлек-шее внимание всего города, был американский фейерверк, сожженный в порту на воде, которым американцы взяли несомненно верх, по общему признанию, над пиротехниками страны “восходящего солнца”.Японии, мне трижды пришлось видеть скопление народа организованностьполиции*.

Памяти Элизабет Гэрли Флинн

Смерть Элизабет Гэрли Флинн явилась печальным событием для мно-гих, знакомых с историей рабочего движения в США. Международнаяпресса уделила ей большое внимание.

Имя этой американки, в течение последних четырех десятилетий зани-мавшей видное место в первой линии борцов за права трудящихся, не будетзабыто и останется в славной галерее виднейших имен женщин, посвятив-ших свою жизнь борьбе за светлые идеалы грядущего.

Элизабет Гэрли Флинн в своих статьях для газеты “Дэйли Воркер” опи-сала свою жизнь до 1951 года; они послужили основой для книги под назва-нием “Своими словами”.

В июне 1951 года Элизабет Гэрли Флинн была арестована и 28 месяцевнаходилась в тюремном заключении “на основании позорного Смит акта”.

В 1963 году ею была выпущена книга “The Aldoroon story” (Моя жизньполитического заключенного). В книге 220 страниц, живо изображающихжизнь в женской американской тюрьме, где политические и уголовные несут бок-о-бок тяжкое ярмо неволи, заслуженной или “законновымыш-ленной”.

394


Элизабет Гэрли Флинн была нашим другом с 1928 года. Она подариланам экземпляр книги о тюрьме с надписью: “Моим дорогим друзьям Дави-ду и Марусе Бурлюк с любовью Элизабет Гэрли Флинн”. На странице 80-йчитаем: “7 августа 1955 года был день моего 65-летия. Он справлялся в сте-нах тюрьмы и не был забыт моими друзьями в просторах свободного ми-ра...”.

Теперь, находясь уже в Москве, 14 августа 1964 года Элизабет ГэрлиФлинн заболела, 4 сентября была переведена в московский госпиталь и вночь с 5 на 6 сентября потухла жизнь этой замечательной, милой женщины– чудесного, доброго человека, для которого “жизнь ближнего” была ее са-мой жизнью.

Маруся Бурлюк называла Элизабет “Лили” – и вот теперь нашей доро-гой Лили не стало. Мы будем хранить светлую память о нашем друге.

Записи Марии Никифоровны Бурлюк

Во время пребывания В. Маяковского в Нью-Йорке в 1925 г. Запись по-лучена от внучки Д. Бурлюка Мэри Холт- Бурлюк из её семейного архива.Написана чернилами, прописью. Сохранена орфография, синтаксис и пун-ктуация без правки и редактирования.

Утверждения

Когда видишь человека держащего книгу, не думай, что он читает – он вбольшинстве случаев сплетничает – Маяковский

На тысячи книг, содержащих сплетни – лишь одна наполнена глубокиминеувядаемыми мыслями – Маяковский

Мыслью называется то, что интересно умершим, живущим и еще не рож-денным – Бурлюк

Сплетни увлекательны для большинства людей живущих ныне – Маяков-ский

У поэта жажда к жизни настолько сильна, что он пытается продолжить рас-ширить раздвинуть её границы путем воображения. Поэт как вол наслаж-дается пищеварением, отрыгивая пищу из второго желудка – Маяковский

Когда-же она начнется, бродя один и размышляя, я не знаю кудя себя деть.Не вижу нигде хотя бы какой либо даже порядочности в людях, истины видеях...

– Есть ли еще идеи на земле – Бурлюк

– Думаю, что все они давно сотлели на ветру – Маяковский.

– Человеку надо в лапе поддержать идею, что птицу – Бурлюк.

395


– А уж после этой лапы птица полумертвая – Маяковский

– Какие-то умные сдвиги – Бурлюк

– Устал от дипломатии – Маяковский

Маяковский внимательно рассматривает большой холст Бурлюка “Рабо-чие”. На красном фоне здания фабрики и труб, из тонеля Толпа людей,энергия мимо железных бочек в которые в Нью-Йорке складывают мусор-отбросы, фигуры почти в натуральный рост. Маяковский всегда был чутокк искусству Бурлюка и сейчас его интересует только как далеко и разнооб-разно ушел в своем особом понимании форм Бурлюк.

– Да занятно – восклицает Владимир Владимирович приседая на корточ-ки перед разнообразными по цвету и содержанию этюдами Японии.

– Воздух и зелень там другие – Маяковский

– Туманы и дожди летом, все буйно растет. Серые лестницы из камня кхрамам из криптомерии с коричневыми запыленными морской солью кры-шами и мягкой хвоей тропической сосны, а потом все другое, цвет кожи,одежда, обычаи, форма жизни, стихидревнее искусство писать тушью,пить подогретую водку – Бурлюк

– Во Франции – ты б мог писать тоже с натуры, хотя бы в Pont – Aven, ме-сто обоятельное тем, что с ним связаны имена мастеров кисти нам болееблизкие – Маяковский

– Эти вещи лучше старых Московских и живопись моя – новая. А здесьже рядом другой; так мало отличный и что же в туманное утро – Бурлюк

– Пришли безжалостные дровасеки, пильщики забвения и закончили ис-торию жизни, надежд, порывов, борьбы, усталости , сплина, червоточины,мшистости, морщин, многовековья...виденным, прочитанным мной одномиз чудес современного мира – Маяковский

– Нагасаки не являются чудом – Бурлюк

Диалог

Маяковский: чудо и представить себе во сто крат многотруднее

Бурлюк: Это было со мной, вместо кокетливой гейши

Маяковский: вооруженной золотым веером

Бурлюк: перед взорами предстала беззубая старуха; также она подмигива-ла , также царапала свой самисен, но унынием вяло от желтого морщини-стого лица и ужасом разрушения от пустого рта ея.

Маяковский: Нагасаки

396


Бурлюк: Новая жизнь Японии прошла мимо города.

Маяковский: Везде мусорные остатки.

Бурлюк: Разрушенные сараи, груды ржавых цепей, котлы пароходов, лис-тыжелеза. Все громоздится вдоль улиц, где камни выворочены, т.к. трамвайпришел в ветхость и его надо перестроить. Видишь маленькие покосивши-еся домишки в угоду кому-то японской архитектуры.

Маяковский: с вывесками над лавками

Бурлюк: Многие по-русски, выглядят насмешкой над теперешними немно-гочисленными прохожими . За два дня пребывания попались три дамы.

Маяковский: Вяло и сонно брели в своих старомодных костюмах, толсты,неповоротливы напоминали последних мух, когда осенью пользуясь при-крытием какого-то случайного стекла продолжаютнудно и вяло гудя поры-ваться.

Бурлюк: В Нагосаках самоё море не дает себязнать ни размахом вида дляглаз, не красотой мощного порыва.

Маяковский: узкая бухта, без всякой дали?

Бурлюк: Без открытого горизонта, втиснутая меж лысых, рыжеватых бу-рых холмов.

Маяковский: Пустующий морской чулан, где осталось так много ржавыхгвоздей от сочных румяных окороков, когда то висевших здесь.

Бурлюк: От труб, очевидно судостроительногозавода ветер не отгоняет ды-ма и поэтому Нагасаках твердь кажется пыльной потертой.

Маяковский: Для русского посещения Нагасак не лишено известного инте-реса.

Бурлюк: Если в других местах страны хризантемотношения к русскому нанесколько градусов прохладнее, чем чем к другим иностранцам, то в Нага-саках наоборот, это слово вызывает участие, разговоры о прошлом, воспо-минания.

Маяковский: Но особенно русских помнят в оттелях и ресторанах.

Бурлюк: Старые лаки, на которых ищеш каких нибудь медалей, как на на-ших ветеранах турецкой компании

Маяковский: грустно поглядывают в пустой обширный зал, где все такженакрыты столы.

Бурлюк: Гардинами затенены окна в камине жарко пылает огонь (несмотряна полную весну). Вдоль унылых пустых столов

397


Маяковский: Тенью сидит старушка, ея волосы также белесоваты, как ста-ринные камни серег.

Бурлюк: Кажется, удивительно бездомной одинокой, ненужной. Всюжизнь посвятила интересам чужих людей, была гувернанткой, ея питомцывыросли и теперь она не нужна, так же как и обломки игрушек выброшен-ных на чердак.

Городские управления сооружают новые дома и прежние владельцы могутполучить утракченное ими жилище.

Маяковский: Даже железная дорога не оживляет пустынности Нагасак.

Бурлюк: Она подойдя к городу оканчивается

Маяковский: А самый оживленный тупик не обещает ничего веселог.

Бурлюк: Нагасаки лежит на причудливой формы полуострове, море мелка-етприхотливостью заливов.

Маяковский: В Японии мало лошадей? На рикшше далеко не уедешь.

Бурлюк: Приобщей скученности железнодорожная сеть развита.

Маяковский: Города сообщаются паровыми электрическими дорогами.

Бурлюк: Деревни подражают городам, бедные, не имея возможности обза-вестись экспрессом или же щегольнуть трвмваем прокладывают рельсы и вминиатюрный вагончиквтискиваются деревенские обитатели.

Маяковский: Спешащие в соседний городок

Бурлюк: Вагончики влекутся прилежной рыжей лошадью. Дорога вдоль за-лива огибающая старый расползшийся Унзен с вершиной весной раннейзапорошенной снегом – паровая.

Маяковский: Езда “деревенскими” дорогами доставляет много впечатле-ний, сходных от чтения “деревенских” вещей французских натуралистов.

Бурлюк: Японская деревня напоминает более всего по духу экономи и сдер-жанности Францию после её знакомством с Бисмарком.

Маяковский: Японская деревня с буржуазными инстинктами, с добродете-лями?

Бурлюк. С тишиной ждет великого быто-писателя, который забыл бы о не-далеком, но изчезнувшем феодализме.

Маяковский: И сумел бы взглянуть на современность с точки зрения обще-человечности

398


Бурлюк: Техмасок, которые бессмертные типы всемирной литературы на-девали на изменчивый житейский лик .

Маяковский: В Японии публика до зрительных впечатлений?

Бурлюк: Моя выставка устраивалась в промышленных музеях в универ-сальных магазинах, ловкие купцы под всевозможными соусами подсовыва-ют ей то , что им надо продать.

Маяковский: Из достопримечательностей стиаринные университеты.

Бурлюк: Фукуока уже оригинален тем, что за две недели не встретили ниодного европейца.

Маяковский: Профессора главным образом немецкой школы.

Бурлюк: Профессор Анодера ( по внутренним болезням) являл собой при-мер не редкий в Японии приобщения к европейской культуре сообщает ивнешне и внутренне, черты космополитизма.

Маяковский: Выставка с бесплатным входом?

Бурлюк: В продолжении пяти дней и усердно посещалась. Японские худож-ники устраивают бесчисленное число выставок в Токио, Киото, Осака, при-небрегают провинцией, между тем как в ней легко пробудить всесторон-ний интерес.

Маяковский: Переоценка обеспеченных классов столиц наблюдалась и унас, искусство боялось идти в провинцию, расширить аудиторию – всегдаизвестный труд, не лишенный риска.

Бурлюк: В Фукуока выставку организовал семидесятитрехлетний японецФуруно-сан. Высокого роста, ходит необычайно прямо, курит папиросы,лицо сухощаво. Явил пример большой стойкости и известного рыцарства.

Маяковский: Отказался от денежного отчисления за свои труды.

Бурлюк: Заявив: что ему достаточно моей благодарности в виде портретанарисованного с него.

Маяковский: Процентное отчисление достигло нескольких сот.

Бурлюк: Мужестувенный старик не изменил уговора. Он служил в качест-ве конторщика в редакции местной газеты... Он как то сказал: что у негомного детей и каждый дает ему ежемесячно 10-15 иен на его старость.

Маяковский: В маленьких людях, какой-нибудь незначительный штрих по-кажет большую силу характера.

Бурлюк: Человек остается в памяти так же как и замечательный вид Фуру-но-сан помнил Фукуоку городишком, когда не было трамваев, бегущих сре-ди обычных японских домовнад каналами. Полеты белых морских чаек,гостящих на отмелях.

399


Маяковский: Японцы любят природу.

Бурлюк: Их вкусы близки к Жан-Жака Русса пониманию красот природ-ных; интимное, миниатюрное скромное радует японца в пейзаже “Кинка-кузен” “Хорудзи” определение красоты по великому Швейцарцу.

Маяковский: Красивы тихие долины среди холмов, украшенных старинны-ми деревами, наоборот созерцание диких горных вершин, где снег и лед со-перничают в свирепости с ураганом, способны внушить отвращение душелюбящей прекрасноев природе

Бурлюк: В блеске вешняго талого снега рассветом зашла и укрепилась в ду-шу мысль в 1911 году в Уфимской губернии попасть в Японию и поглядел нахолодную прямизну стремящихся на восток рельс.

Маяковский: Прорезав необозримую Сибирь эти тростинки нашей культу-ры упираются в море

Бурлюк Японец очень корректен, учтиво деликатен, но в массе расчетлив иэкономен, почти до скопидонства. Привходе на выставку посетителю пред-лагается бесплатно каталог.

Маяковский: Японский зритель привык пользоваться услугами искусства ихудожества безвозмездно?

Бурлюк: Выставка Магазин – зритель дорогой гость хозяин на время.

Маяковский: Причину этой ситуации надо искать в духе национальногояпонского художества.

Бурлюк: Оно Ловкая колыбель для глаза зрителя, раскачиваемая рукой ма-стера виртуоза. Это искуснейшее ремесло, забавляет легкостью вымысла,но никогда не бичует, не издевается , не поучает.

Маяковский: Курбэ, наш Крамской, Врубель не увлеклись бы Японией.

Бурлюк: С этой стороны Японию не затронули и не задели вопросы траге-дии человеческого бытия, над которыми мировые перо и кисть подолгу ос-танавливались в руках гениев. Японцы выбрали себе в учителя француз-ский импрессионизм – цветистый мало вдумчивый объективизм и упорнопридерживаются его и досих пор.

Маяковский: Зритель привык ходить по выставке хризантем или же цвети-сто перых птиц.

Бурлюк: Зритель в массе только легко мысленный наблюдатель.

Маяковский: Эстетический зевака.

Бурлюк: В Японии перед лицом художества нет большой разницы междумежду потрицием и плебеем. В комнате последняго, часто висит националь-ный шедевр. Эстетический зевака в кимоно, шлепающий своими соломен-

400


ными подметками глазеющий на все, что подсунули на его пути удовольст-вия. Весьма малочисленны безкорыстно заинтересованные любители ме-ценаты.

Маяковский: Причина тому, конечно, лежит в истории народной, столь от-личной отнам известного .

Бурлюк:Вследствии не преодолимых трудностей китайской письменностив тщательный плен коей погребена вся прошлая культура, мы европейцыходим по поверхности сегодня , где местами наносное, еще не укоренивше-еся, свежее иностранное влияние.

Маяковский: Железная дорога проходит по самому берегу.

Бурлюк: Вдоль берега Сума узенькие улички между домами, в которых жи-вут поколения рысаков, тех что тысячу лет тому назад строили храм богурыб на берегу у станции, около которого я никогда не видел молящихся, ногде столько лодок молитвенно подымают к нему носы свои где квадратикимои зеленеют как пластинки морской влаги прибитой гвоздиками к белымдоскам.

Маяковский: Ты приехал в Сума когда стояла осень

Бурлюк: В горах еще не багровели клены. Только что появилось золото накоже поспевающзих миканов (мандарины), утором горизонт к югу закрытизломан Авдзисимы, взглянув на море, где в дымке , туманных солнечныхлучей тонут безчисленные ленивые неспешные паруса, вдруг замечал всемсуществом, что в самом солнечном свете проливается с небес золото осени.

Маяковский: Осень России, с ненастьями за затвердевшими морщинамикоторых внезапно подкрадываются седины первых мятелей...

Бурлюк: В Сума зима обнаружилась вкрадчиво, она долго втиралась пома-хиванием крыл северного ветра. На улицах появились тележки с грибами,к которым отовсюду стуча деревянными гета по гравию, раскарячистой по-ходкойсходятся экономные японки.

Маяковский: Продавец грибов коренастый парень.

Бурлюк: На нем надет белый сюртучек не застегнутый ни на одну пуговицу,так что всю длинну туловища виден прекрасный загар не пощадивший и об-ласти живота, где мышцы обозначены с точностью Рубенсовских распятий,а пупок красиво отбивает тень своей влажной округлой ямкой.

Маяковский: Но покупательницы заняты грибами, ни одна из них не смот-ритни на загар ни на пупок.

Бурлюк: Ни на то, что на продавце грибов штаны заменены чрезвычайноузкой лентой, смявшейся и сбившейся в пылу торговых операций и стольузкой что в ответственном месте, они не могли бы прикрыть гриба среднейвеличины.

401


Маяковский: Продавец грибов своим видом говорит: теплая осень.

Бурлюк: На рисовом поле бабы в лохмотьях, столь не схожие с показнойяпонкой, хватают пучки злака напоминающие просо и прочесываютколо-сья сквозь железные зубья, зерна ссыпают в мешки сделанные рисовой со-ломы.

Маяковский Уборка риса говорит несомненностью осени.

Бурлюк: Около маленького старинного храматуманным утром плотникиспилили ствол столеняго и наверное много – более древняго жителя лесовЯпонии.

Маяковский: Не зная языка, наблюдаешь, но не понимаешь явлений возни-кающих вокруг тебя.

Бурлюк: И рядом пень дерева, тщательно прикрытый, около него доска снадписью.

Маяковский: Что написано? Может быть история? Сказание?

Бурлюк: Так и человеческое творчество один ствол торчит сотни лет весьмшистый, в трещинах благоговейно осматривают его

Маяковский: “Скорнепотомки” везет одному, дело случая?

О режиссере Н.Н. Евреинове

(Воспоминания)*.

Посв. Теллурии К.

В феврале месяце 1915 года я был пргилашен Николаем НиколаевичемЕвреиновым написать его портрет. Так как Евреинов жил в Куокалле, в Пе-троград же являлся наездами, то он и предложил мне жить все время, необ-ходимое для написания портрета, у него. Василий Васильевич Каменскийогромный поэт и не менее – мой друг, повез меня к Евреинову. Каменскийраньше несколько недель проживал в Куокалле у Евреинова, где он писалмонографию для издательства Бутковской о жизни и творчестве великогорежиссера.

Евреинов жил в обычной для Финляндии деревянной двухэтажной да-че. В нижнем этаже помещалась столовая комната, в которой жил Камен-ский, другая для меня и спальня Николая Николаевича. Верхний этаж сото-ял из кабинета, где письменный стол (за ним была написана замечательнаякнига “Театр для себя”. Здесь же была крохотная полка, на которой поме-щалось десятка два книг. Не странно ли, что такая книга “Театр как тако-

402


* Воспоминания опубликованы в газете “Русский голос” 11 ноября 1923 г.

вой” с массой материала требующего обширной библиотеки, могла бытьнаписана не в присутсвии её.

В соседней комнате жили две барышни, кажется — воспитанницы Ни-колая Николаевича. Зимние сумерки против ярко пылающей печки. Нико-лай Николаевич любил сиживать здесь. Его обворожительно красивое ли-цо, увенчанчанное волной кудрей, было озарено трепетом пламени и в та-кие моменты, взглянув на Николая Николаевича, особенно ярко виделся внем человек не только глубоко знащий сцену (режиссер), но и человек вна-юший не менее глубоко зрителя, т.е. актер.

А любовались им: воспитанницы, Вася Каменский, и я. Вообще, надосказать, что Николай Николаевич всегда любил, живя у себя в Куоккале,быть центром – занимающим общество лицом.

Жизнь в Куоккале евреиновская была расчерчена по часам; Евреиновмного проводил времени в кабинете: обед в строго определённый час: мнепозировал он после обеда.

Один из дней был назначен для приема и тогда приходило несколькознакомых поэты, художники, жившие в Куоккале, иногда же они приезжа-ли нз Петрограда.

В часы “приема” когда собиралось в столовой дачи общество – люби-мым занятием Ереинова было писание стихов совместно с гостями, на зада-ные темы. Иногда каждому из присутствущих; предлагалось на выбор понесколько слов и по очереди, должно было рассказать что либо.

Евреинов этом отношении был вне конкуренции: как сейчас помню,ему достались два слова: апельсин и часы. Эти 2 слова были темой, заданнойдля рассказа

Евреинов использовал эти слова с изумительной находчивостью.Вот что мы услышали:В Италии – стране апельсинов, жил очень красивый, но чрезвычайно

бедный молодой человек – по имени Джузеппе.Он был так беден, что не мог обзавестись часами. А так как каждое утро Джузеппе должен был отправляться на фабри-

ку, где он работал, а так как в молодые годы сон по утрам бывает особен-но крепким, а Джузеппе был аккуратен и боялся опаздывать на работу,то он и придумал из куска тонкой бичевки и большого апельсина снаряд,который вполне заменял ему часы. С детства будучи знаком со всемитонкостями апельсина, Джузеппе высчитал, что проделав в апельсинеотверстие тонкой лучинкой и укрепив плод на вышеупомянутой бичев-ке, конец коей завязан в узел, требуется целая ночь пока апельсин впос-ледствии своей тяжести, преодолев трение узелка о мякоть с шумомшлепнется на пол. Этот остроумный снаряд вполне возмещал прекрас-ному Джузеппе отсутствие часов и так как апельсинов было достаточнов стране, где происходило это то все было ловко рассчитано и в опреде-ленные часы – никогда не позже и не раньше, плод, подобно гире, со-скакивал с шумом на пол и будил Джузеппе... Не знаю долго это продол-жалось бы, рассказывал Евреинов, если бы сюда не замешалась обворо-жительная итальянка. Дело в том, что Джузеппе женился. Ночи не сталидлиннее – правда что они стали интереснее, но приходило бизжалост-ное утро прервать любовные ласки, прервать сладостный сон в страст-ных (взаимных) объятьях любви. А так как Лжузеппе по прежнему, еслине более, был беден, то не в его расчетах было опаздывать на работу нафабрике, где он служил.

403


Изобретение, заменявшее часы, прекрасно обслуживало его и в комна-те бедных, но счастливых, каждое утро раздавался неумалимый шум апель-сина, шлепнувшеегося о каменный пол. Этот шум пробуждал юного супру-га и исторгал его из объятий молодой и прекрасной итальянки.

Юной супруги не нравилось, что Джузеппе каждое утро неуклонно вопределенный час покидает ее. Она искала способ удержать своего милогооколо себя.

В этих поисках ее внимание обратилось на узловатую бичевку в углу ка-меры, служившей им будуаром. Итальянка сняла апельсин. Её расчеты ока-зались правильными: и в это уторо Джузеппе спал в ее сладостных объяти-ях сном праведника, не прерванным ничем.

Наконец, когда солнце стояло высоко на небе Джузеппе вскочил, за-кричав:

– Где мои часы?! Кто их смел разрушить?– Какие часы?!– Да там в углу на веревочке... – кричал Джузеппе.– Никаких часов там не было на бичевке, лишь качался апельсин, про-

дырявленный и ничего больше – спокойно отвечала прекрасная итальян-ка...

Помещая этот отрывок, рисующий необычайную находчивостьН.Н. Евреинова, надо добавить, что Н.Н. Евреинов не только режиссер –создатель “Кривого Зеркала”, “Старинного театра”, – но еще сам дарови-тый композитор и художник.

В 1908 году в Петрограде на выставке устроенной мной совместно с по-койным. Н.И. Кульбиным, были экспонированы чудесные акварели Нико-лая Николаевича.

В Америке имя Н.Н. Еврееи нова хорошо известно в кругах близких со-временному театру.

Н.Н. Евреинов являлся создателем монодрамы – принципы которой имбыли теоретически обоснованы.

Интересно, что в Нью Йорке известный американский писатель ИванНародный интуитивно – параллельно близок монодрамическим исканиямН. Евреинова.

Пьеса Ивана Народного “Небесная дева” – является первой монодра-мой, созданной здесь.

Давид Бурлюк

Сибирь – Нью-Йорк

404


Письма

В архивах библиотек Сиракузского университета Соединенных Шта-тов, Государственной Публичной библиотеки в Москве и в частных архи-вах (в семье Д. Бурлюка и автора этой монографии) хранится большое ко-личество неизданных и не обработанных писем Д. Бурлюка, полученныхим, и копий отправленных респондентам.

Эти письма – огромный, эпистолярный багаж, представляющий боль-шую ценность для исследования. Д. Бурлюк вел переписку со многими вы-дающимися писателями, художниками, литературными и театральными де-ятелями и обмен различными мнениями суждениями в письмах, можетпредставлять огромную ценность для еще не выдающихся людей началаXX века.

В письмах также говорится о признании яркого таланта художника, по-эта, журналиста, писателя и художественного критика многими выдающи-мися деятелями, современниками Д. Бурлюка, разрушаются эпитеты и не-домолвки отдельных ядовитых критиков, прикрепивших к Д. Бурлюку сла-ву художника второго эшелона, незаслуженно приписавшего себе титул“отца российского футуризма”.

В данном разделе автор поместил отдельные избранные письма, чтобыпознакомить читателей с отдельными примерами обсуждаемых тем Д. Бур-люка и интересами людей, наиболее близкого круга Д. Бурлюка известныхфактов “О жизни и идеях”.

Николай Бурлюк – Людмиле Иосифовне и Давиду Бурлюку

18 марта 1917

Дорогие мамочка и Додя!Продолжаю свои впечатления.

В Г. Думе, когда я протискался в вестибюль было нечто необычное. Сбе-жались в кучу военные всех чинов, начиная от грязной солдатской шинели,до генеральских и адмиральских погон. Мелькали лица бледных рабочих,фигуры депутатов – недоуменные мужички. В высоких залах стояли, то ку-чами, то шпалерами войска, а в углах на пулеметах другие спали в повалку.Кой-где закусывают на быстроту семгой, икрой – консервы. Гул голосов идикие осипшие крики. Нас по длинным корридорам повели в оружейнуюзаваленную винтовками, пулеметами и патронами, где мы из рук генералаполучили по винтовке. Когда мы ушли по узким корридорам, то послыша-лись крики: “Дорогу председателю Г. Думы” и мы расступившись, пыропу-стили Родзянко – высокого, упитанного, черного мужчину в шубе и остро-конечной барашковой шапке. Он шел твердо, со взором, не то надменным,не то обалделым, и казалось никого незамечал, что-то азиатское и слегка на-поминающее папу я заметил в его фигуре. Она мне былее всего остальноговрезалось в память.

Едва мы успели вернуться в школу и войти в здание, как на дворе по-слышалась учащенная пулеметная стрельба, где-то совсем рядом с нами,ибо я в окно увидел как юнкера и солдаты на дворе стали прятаться в снег иза дрова. У нас все забеспокоились и предложили взять винтовки и патро-

405

ны, построиться и итти на улицу. Тот-же перепуганный адьютант школы, ноуже без аксельбанта нам раздал куски красного шелка, которыми мы обер-нули наши кокарды и мы не без некоторого замедления и страха вышли наулицу, а впереди шел поручик с ноганом в руке. Не скажу, что я чувствовалсебя хорошо. К счастью все обошлось благополучно, ибо пока мы мялись иоттягивали момент сражения с полицейскими пулеметчиками, какой-тохладнокровный, но любопытный американец (рядом с нами их посольствои они живут рядом с нами) вышел с биноклем посмотреть кто стреляет иему удалось заметить в слуховом окне здания армии и флота – субъекта,

406


Записная книжка Давида Бурлюка

который из двух пулеметов обстреливал войска проходящих по кирочной инашу школу – как потом оказалось это был сын пристава – гимназист. Ко-нечно после открытия его убежища он был снят с расчета немедленно сол-датами.

На следующий день (2-го марта – четверг) я попал в милицию от юнке-ров – на литейный – в здание финансового коммерческого собрания –сперва караульным начальником у догорающего окружного суда, а затемкомендантом здания. По поручению командира милиции, я прекратил гра-беж мастерских и дома предварительного заключения, а затем расставил

407



часовых. До полуночи я был командиром здания и наблюдал сцены вродеэтой. Приходит жандармский полковник – Арестуйте меня пожалуйста. Яуже второй раз прихожу – Подождите же у нас масса дел – ему дают чайи он ждет. – Вы бы сами отправились к коменданту Г. Думы, а то у нас не-кому Вас вести – почти, почти.Я один боюсь итти Наконец,после долгихпререканий, один из секретарей “Коменданта” поднимает воротник и ве-дет “арестованного” полковника в думу.

Собственно говоря я еще долго мог бы Вам рассказывать различные де-тали и подробности – впечатления мои и моих товарищей. Многие из них“обзавелись” револьверами, а кто охраняя кв.быв. Протопопова взял “на

408



память” печать председателя Совета Министров и его письма к супружни-це Николая.

Мне бы рассказать, как полицейский переодетый попом стрелял целыйдень с колокольни в толпу, а революционный еl сеl. бронированный автомо-биль осаждал его, как громили Аничкин дворец – когда-нибудь расскажу, атеперь боюсь, что и так у Вас своих впечатлений и волнений достаточно.

В сущности революция, в этой своей части была наиболее наглядна,сейчас же идет разложение принятых общественных и военных отноше-ний, что особенно последнее, меня очень беспокоит. В нашей школе воца-

409



рился невообразимый хаос и хотя мы официально учимся – но каждый де-лает что хочет -власти нет, а все держится на исчезающей привычке. Во вся-ком случае живется теперь “Как дома”. Кормят до отвала и спать можносколько угодно. В связи со слухами о наступлении немцев поговаривают отом, что нас выпустят 1-го мая и отправят укреплять псковские позиции.Вчера я был у своего бывшего радиотелегр. начальника ген. Бурмана и онобещал принять меня, если не будет препятствий со стороны мобилизаци-онного отдела, что вряд-ли т.к. я специалист

Мне кажется, что если “пацифистская” тенденция будет возрастать, томы этим летом заключим “почетный мир” без аннексий, чтобы от полити-ческой революции перейти к социальной.

Нас на пасху отпустили – сибиряков и кавказцев на 16 дней, остальныхна 12 дней.

Я думаю съездить в Москву на Янус, хотел бы к Вам, но далеко. По про-изводству я тоже буду иметь отпуски тогда, мамуся, мы увидимся с тобой вКунцево. Во всяком случае это не будет позже 15 июля.

Как Вы живете? Боюсь что у вас скверно с сеном и тогда должны в Кун-цево уехать Спасибо большое за деньги, Додичка. Мне каждый раз стано-вится совестно своего критического отношения моему “Старшему брату”,как любишь ты подписываться. Я очень люблю и уважаю тебя, но мы такредко и мало видимся. Знаешь ли ты, что умер Н.И. Кульбин “в дни свобо-ды”, я был на похоронах и отдал ему последний поцелуй от тебя и братьев.

Мамочка, я очень увлекаюсь теософией – мир так при.зрачен. Тем бо-лее я убеждаюсь в жизни и открытии духа, а раз так то все в понятно и оп-равдано, и я опять стал любить жизнь и людей.

Что пишет Володя и Надя, я от них не имею известий.Как здоровье твое мама и победила ли ты свою печаль. Хочу тут поси-

деть с тобой и только тогда буду счастлив.Целую моих мамочку и Додичку Мусю и деток

Ваш всегда Коля.

Николай Асеев – Давиду Бурлюку

14 апреля 1921 Владивосток

Дорогой Додя!Чую близость твоего присутствия – в воздухе запахло весною. Хочу те-

бя видеть во что бы то ни стало. Пиши думаешь ли ты быть здесь, если нетто я поеду к тебе. Не шучу и в самом деле приеду если мое усиленное посе-щение клуба будет успешно.

Новости сообщаю в сжатом виде (молоти и пеки их сам). Володя Мая-ковский жив, здравствует и издал новую книгу называется 150.000.000.

Также издана книга Б. Пастернака в десять печатных листов, названияне знаю. Кроме того, появились новые имена не дурно пишущих молодых:Казин, Аксенов, и другие.

Спозаранка мой рубанок Лебедь, лебедь мой ручнойТоропливо и шумливо Пущен, пущен в путь речнойЦапай, цапай цепкой лапой Струи стружек и тепла!

410


Правда недурно? Это Казин, пролетарский поэт. Они издают журнал“Кузница” и работают с Пастернаком и Володей, сражаясь со Степановыми остальными старцами.

Хлебников и Наталья Гончарова в М(оскве). Мейерхольд заведует все-ми театрами. Третьяков в Пьянзине защемился и не может выбраться.

Виктор Пальмов прислал мне озверелое письмо поносящее тебя и сви-детельствующее о сильном заумении медвежонка пестуном: визг страш-ный!

Что же ты, благодетель, дальше думаешь кроить? Я. Признаться, без те-бя потерял компас: куда двигаться не знаю. Алымов страшенная свинья: вы-

411



звал телеграммой на лекцию, натащил на сцену цветов, заплатил за специ-альную декорацию Лукашеву, Гущину, Авалову, одним словом всем кромеменя, почитая свою дружескую фамилиарность – лучшей мне платой. По-том с книгой водил два месяца за нос и кончил тем, что стал ругать Маяков-ского и всех грозил “перекочкать”, татарка гололобая! Я оставил его в анги-не и жестоком во мне разочаровании в смысле моей материалистичности и

412



неделикатности. Чудак думал что я буду любоваться на его жену и доктораЭльясона, довольный этим библейским пейзажем, как и он.

Март в Харбине чего то нагрезил, теперь появилось письмо в газете спросьбою о помощи ему. Лекция в Харбине в пользу... “Окна” дала чистогосбора 1800 iеп из коих Алымов мне после длительных разговоров выдал 75(семьдесят пять!) на половину остальных издав скучнейший второй № Ок-на, а остальную половину раздав разным немецким выродкам Марту, Лука-шеву и ... себе. Правда же – бритолобая сука? Ты ему пропиши вздрючку.Тем более, что когда заходила речь, чтобы поместить твои стихи бывшие уменя и у него, то он только монокль в ноздрю вдевал, думая что он, по край-ней мере, новый Белинский.

Ну, к чертям его. Пришли, если есть материал (а он должен быть) в жур-нал “Грядущее” издающийся здесь эс. эрами. Платят аккуратно 7 к. застрочку Гонорар могут выслать немедленно.

Низкий поклон и рукоцелование глубокоуважаемой Марии Никифо-ровне и Марии Давыдовне, детей поцелуй и скажи им, что во Владивостокетеперь в каждом доме кондитерская и все люди ходят с пирожными во рту,так что никто друг с другом разговаривать не может.

“Д.Т.” издала мою книгу. Хотел было тебе её послать да боюсь – назва-ние у нее нетактичное. Впрочем почти все стихи в ней ты знаешь – печата-ны в газете.

Пиши, Додичка, пожалуйста про пальмы, про море, про жизнь твоювольную, молодецкую. Как ты жил под тропиком, какой был в утробеком?Все это мне очень интересно и поучительно. Скучаю я друг мой без тебя какбез первой своей любви. Уважнейше тебя объемлю и почтительно целую вобе щеки.

Ник. АсеевВлад. 21.IV.14

Присылай материал в адрес “Триб” для “Грядущего”, Обязательно!

Сегей Судейкин – Давиду Бурлюку*

Милый друг Давид Давидович, Спешу Вам сообщить что достал клише с одного моего рисунка. Выйдет

в репродукции очень четко.Будьте добры зайти ко мне на этих днях утром 10 ч. как всегда 70W 68 St.Зайдите непременно ибо очень интересуюсь статьей. Принесите её хо-

тя бы в наброске.Получил из России приглашение участвовать на выставке которую уст-

раивают московские художники здесь в Нью-Йорке. Едут два представите-ля. Интересно переговорить с Вами об этом, и так до скорого свидания.

Ваш Неокубист Сережа Судейкин

Р.S. Клише мне дано с обязательным условием вернуть.

413


* Дата отсутствует& Письмо написано в старом стиле с буквой “Ъ” gредположитель-но в 1922 году.

Давиду Бурлюку – Борис Григорьев1

16 декабря 1930, Вилла “Бориселла”

Сюда и пиши теперь.Дорогой Додичка, тебе отправил я большой пакет со вложенным фото с

1920-1931 и с Рахманиновым. Вот постарайся продать, залезть к Steinwey, онскупает вещи с Рахманиновым – вещи очень удачны. А большую2 (ширма 7раз складывается на дереве, есть и ящик к ней и рама – как для картины) тыможешь славить как хочешь и не преувеличишь, ибо она стала знаменита вПариже в “Осеннем салоне”, много писалось, а еще больше думалось, гово-рилось. Бринтону тоже послал фото. Валите оба, ведь заплачу я Вам, честноеслово, хоть половину, цена была в Салоне 150 тыс. франков, 6 тыс. долларов,ну. продайте, как чудо живописи хоть за 4 тыс.. ну за 3 тыс., деньги надо мне,неохота помирать вместе со спекулянтами и банкирами. Видишь, друг, ведьработаю, из кожи лезу, чудеса творю, а денег нет и жить в деревне без зара-ботка не мыслю с семьей. Приготовляю для тебя акварели, рисунки, холсты вНью-Йорке продать честным людям по 15, 20 долларчиков и сразу получитьденьги и посылать мне... только не сделай так, что Борис Григорьев – maitreупал с высоты в дешевку, скажи, что вещи твои, а не мои...

Додичка, куда мы идем? Что творится с миром? Конец что ли это? БылаАмерика (не говорю уже Россия), был и Чили, и все полетело, была слава,кучи вещей, все пошло прахом, долги за картины в Чили, Аргентине, Аме-рике Северной, в Уругвае, в Европе – не платит никто, стало модно мошен-ничать, а самому шлют счета за все и налоги... Голова кружится, из-под но-са вынут у меня клочок земли, дом кровью добытый, чтобы спрятаться отсволочи людской. Вот, Додя, что у меня на душе. И все время работаю, пы-таюсь тут школу создать, если выйдет – напишу. Радует только солнце, го-луби, обезьяна, собачка да ванна, да теплая постель, да тихая мастерская, дасадик. Но душа дрожит и сердце обливается кровью. Пиши почаще, другстаринный. Твой Борис. Привет Марии Никифоровне и детям. И творитьстало и ненужно и страшно: в сердце лезут, в мозги, в карман, под одеяло. Амы-то, художники, чувствуем и страдаем больше других. Бедные наши же-ны! Бедные наши дети! Бедные наши сердца!

Борис Григорьев

1 ОР ГБЛ им. В.И. Ленина, ф. 372, к.10, ед. хр. 67. 2 Речь идет о картине “1920–1931”.

Лиля Брик – Давиду Бурлюку

7 января 1956

Дорогой Давид Давидович,Спасибо за милое подробное письмо.Очень ждем Вас обоих. Наше письмо об этом уже направлено в Союз

Писателей. Надеюсь все будет хорошо и мы доживем до встречи.Вы спрашиваете кто и что такое Катанян. Это прелестный человек,

большой друг Володи и Оси и мой друг, сейчас самый близкий. Скоро выхо-дит 3-е, дополненное издание его книги о Маяковском. Он её пришлет Вам.

414


У нас стояли небывалые морозы. До 35! А сейчас чудесная погода –5–10. Очень много снега. Вчера с’ездили за город, погулять – красиво!

Получила бюллетень из Гарвардского Университета. Спасибо!Знаете ли Вы что-нибудь об Элли и Володиной дочери? У меня есть их

фото. Девочке было тогда года 2–5. Володя рассказывал мне о них.Как хочется, чтобы все было благополучно и чтобы Вы весной приеха-

ли. Мы с Вами мало знаем друг друга, но из-за Володи Вы для меня совсемсвои, родные.

Крепко обнимаю Вас обоихЛиля

Василий Катанян – Давиду Бурлюку

Дата отсутствует

Милый – дорогой Давид Давидович.Не пишу Вам оттого, что не мргу ничего хорошего сообщить о Вашем

сборнике. А ведь как-никак я с Вашей помощью начинал это и вот – неу*””могу...в 1956 г. по указанию Полевого, кот. Обещал.Ваши воспоминания пошли во 2-й том “Лит. Наследства” и этим ново-

сти исчерпываются.Приглашение на вернисаж Вашей выставки получили. Спасибо!Коля Асеев вернулся из Праги еле живой – проболел там почти все

время.Крепко целую и обнимаю Вас и Марию Никифоровну.

Ваш Вася.

Относительно отдыха на Кавказе – у Союза писателей там никаких до-мов отдыха нет. А обычным способом не будет ли это слишком дорого? (спереводом долларов на наши деньги и пр.)

Ваш Вася

Лиля Брик – Марусе и Давиду Бурдюкам

Дорогие наши Марусенька, Давид Давидович (Додечка!)О путевках в Дом Отдыха и о выставке правильнее всего вам самим пи-

сать и в Союз писателей и в Союз Художников. Мы тут ничего не можем.II том Литнаследства уже в работе – ждем! Свои воспоминания я не

даю – раздумала...Мы очень довольны новой квартирой и ЛИФТАМИ!!! Вчера в Москве прошел “День поэзии” – в книжных магазинах, в По-

литехническом везде поэты читали стихи. Все закончилось вечером, возлепамятника Маяковскому и продолжилось до поздней ночи.

Обнимаю Вас обоих до хруста костей и крепко целуюЛиля.

415


Лиля Брик – Марусе и Давиду Давидовичу Бурдюкам

7 июня 1963

Дорогие Марусенька, Давид Давидович, не хотелось писать Вам послеВашего “сухого” письма, в котором вы просили “объяснения”. Это было не-доразумение, кот.

Музей исправил и прислал нам экземпляры каталога сюда, в Париж. Не-ужели Вы не понимаете, что мы Вас любим и никогда не хотим обидеть вас?!

Ждем сюда Моск. “Театр Сатиры” с “Клопом” и с “Баней”. Надеемся на ус-пех... Студенты организовывают большой вечер памяти Маяковского в залеШапо. Хотели повесить доску “Здесь жил...” на дом гостиницы “Истриа”, гдевсегда в Париже, останавливался Володя, но хозяева дома отказали наотрез!!..

Мы живы. Я очень быстро устаю.Обнимаем вас обоих.

Лиля Вася

Надеюсь, Музей написал вам.

Лиля Брик и Василий Катанян – Марусе и Давиду ДавидовичуБурлюку

2 июля 1963

Дорогая Марусенька, Давид Давидович, спасибо за картинки. Мы поде-лились ими с Арагонами. У Маеght были, дали им ваш адрес.

Они говорят, что уже выслали вам каталоги, но, что пошлют еще. Одновре-менно с этим письмецом Эльза посылает вам свой новый роман “L’Аmе”.

Здесь замечательно прошел “Клоп” и более, чем средне “Баня” – вМоск. Театре Сатиры.

Блестяще прошел вечер памяти Володи в зале Шапо – 2500 человек,большей частью – молодежь, студенты. Стихи читали сначала в Франц. Пе-реводе – Арагон и знаменитые франц актеры, а потом по русски, актерыТеатра Сатиры. Вечер продолжался 4 часа и публика не хотела расходить-ся! Афишу нарисовал и подарил устроителям Шагал.

21-го едем домой. 26-го в Большом театре идет опера! “Клоп”. Молодой,очень талантливый композитор Лазарев.

Как ваше здоровье теперь? Арагоны кланяются.Мы крепко целуем.

Лиля Вася

Казимир Малевич – Давиду Бурлюку*

20 июля 1926

Мой дорогой старинный, но вечно молодой друг, Давид Бурлюк. Даздравствует новое Искусство, я все больше овладевая площадью старого,восстанавливал новые формы.

416


* “Color & Rhyme” N 60. 1930.

Очень приятны мне Ваши извещения, что Новое Искусство стало твер-дой ногой на Американском Материке и создало музей современной живо-писи.

Тоже могу и Вас порадовать, что и в нашей стране существует два музеяживописной культуры, ‘и организуется в бывшем муз. Александра III (Ны-не Русский Музей) тоже отдел новейшей живописи.

Недавно получил извещение, что и в Польше в Варшаве тоже организу-ется Музей Нового Искусства на кооперативных началах. Так, что при на-шем уже немолодом возрасте приходится видеть результаты наших усилий.

Я очень рад был бы побывать у Вас , но для этого нужно, чтобы худож.Обществоменя выписало, тогда легче приехать. Конечно через Народногокоммиссара просвещения Анатолия Васильевича Луначарского. Тогда я могбы собрать свою выставку и показать работу современную.

Если Вы, мой старинный друг, хотите, то пусть Ваше общество с прези-дентом Катериной Драйер возмутся за это. Высылайте визы и проч. скорее.

У меня есть много работ и теорий. Вы пишите:Kwartalnik ModernistowWarszawa Lenotorska 38/13Reddakcja

Посылаю Вам свои фотографии с моделей “Супрематического ордера”.Мотивы новой архитектуры, для помещения в журналах. Могу построитьпо этому плану Дворец искусств.

Казимир Малевич20 июля 1926

Предлагаю Вашему обществу Нового Искусства издать мою брошюру 2печ листай 50 клише “Теория прибавочного элемента в живописи”. Науч-ное. Если получу от Вас согласие вышлю.

Казимир Малевич – Давиду Бурмоку*

20 июля 1926 г.

Дорогой друг Бурлюк!Сами Вы виноваты в том раздражении, которое было выражено в моем

письме к Вам, это совершенно очевидно. Ваше письмо, затронуло какие тоструны нервной системы, которые и произвели взрывы.

Получил последнее письмо, оно ничуть не вызвало у меня тех же раз-дражений, хотя и идет речь о тех же лицах. Но я полагаю, что эти же раздра-жения вызваны появлением в изобилии пятен на солнце. Бог-Ярила сердит-ся вихруясь до темноты, так что на ясном его челе появляются пятна, кото-рые видны ученым астрономам в телескопы.

Я полагаю, что Вы, милый друг, сожгли это мое письмо. Это нужно сде-лать, чтобы потомство не читало его. Так образы сравнения мною былилживы, и я попадаю в очень глупое положение.

417


* “Color & Rhyme” N 60.

Милый друг, я очень рад тому известно, что новое искусство торжест-вует и очень жалею, что не могу принять участия в общей выставке, до сихпор, положим не получил приглашения от доктора Бринтона, хотя это оченьстранно, ибо казалось, что у Катерины Драйер очевидно есть секретарь, ко-торый и мог бы изложить её приглашение меня.

Ваше письмо все же меня примирило, и я предполагаю выслать на Вашеимя свои три холста – “Основы супрематического течения” сработанные в1913 году. Мне думается, что они на этой выставке еще будут остры. Кромевсего хотелось бы все пересказать. Вам, что я думаю, что пишу и как мыслюо Искусствах. Очевидно, что разлука с Вами большая по времени должнанакопить много материала о Искусстве. Я все мечтаю издать. Так очевиднои промечтаешь... а скоро умирать.

ЖизньСам ты сломан,Стул твой сломан,Встань БерлиномИ надень перелину.

В нашем письме мне не ясно что воспроизвела Катерина Драйер в мо-дерническом каталоге “Пильщика” Чей это пильщик, если это мой, уменятакой был написан но исчез безвестно или же это Ваш пильщик?

Спасибо за пересылку “Презенса”, интересно какое он будет иметьмнение о моей философии и работах в области архитектурных проблем.

И так я “Философски” буду относится к Америке, ибо она ничем не от-личается от других стран. Крученых лопает клопа. А знаете, не забыли лиШкольника Ёсю – умер. Сколько уже наших перешло в материалистиче-ски-механическое обращение. Я – тоже: невроз сердечной области. Ду-маю весной отправиться заграницу. На осле в Париж к Ларионову, Гонча-ровой, а там как нибудь и к Вам в New-York заеду с ослом, может быть впу-стите.

Что значит 5 руб. Строка с клише, один печат. Лист. 4 тысячи букв это20 страниц значит будет стоить 100 руб.

Дальше если Ек. Драйер интересует библиотека по вопросам искусства,то у меня есть огромный материал для издания, нужно и самой издать, тожедумаю, что и Вы под рукой, ибо Вы же литератор, к этому и поэт.

Может быть Вам переслать какую либо часть по вопросу о Искусстве,или Вас это дело не интересует. Вы ничего об этом не пишете.

Я послал в Польшу для журнала “Презенс” фрагменты 42 частей, кото-рые они напечатали под общим названием “Мир как беспредельность”.

Издавать голые каталоги это мало, ну что я в самом деле ей навязыва-юсь. Вышлите каталог,

Вы обещали.И так всего хорошего дорогой друг.Преданный Вам

Казимир Малевич20 июля 1926 года

418


Николай Евреинов – Давиду Бурлюку*

16 ноября 1928 года

7, Rue de L’ Alboai – РАRIS-16

Дорогой мой Додичка,Сердечно благодарю за все, о чем ты жертdенно сообщаешь в своем лю-

безном поэтичном письме. Разреши быть алчным и просить тебя прислатьмне (за мой счет конечно, – сообщи сумму) один из твоих больших, острыхи нежных импрессионистич. Пейзажей и один экстремистский рисунок. –Заранее низко тебе кланяюсь за щедрый дар в мою “галерею” посещаемуюмногими авангардными парижанами знатоками искусства и русскими ху-дожниками, сильно интересующимися твоим теперешним творчеством.

“Отчет” Корфа Анна gолучила. Корф не обещает быть видным писате-лем... Но спасибо тебе все-же за внимание! – Анна была тронута.

Воскрес. №№ “Рус Голоса” аккуратно получаем. Поблагодари от всехнас троих г. Гипица.

Жду с нетерпением твои 2 поэмы и поздравляю с их выходом. Тарле уе-хал в Чикаго но $25, кот. он остался мне должен. Бойся при встречах, про-тивного Глаголина и его двоедушия!

О себе не пишу: много-бы места заняло; – а о делах – делишках прила-гаю вырезку № 2 “Звонаря”, если в моем интервью есть что занятное поме-сти в “Рус голосе”.

Целую ручки дорогой Марии Никифоровны.Желаю счастья. Обнимаю горячо. Жду с Анной и Ирочкой твоих кар-

тинных даров, обещающих подлинно украсить мою “галерею”.Всецело твой, целующий тебя и жмущий тебе руку

Н. Евреинов

Николай Евреинов – Давиду Бурлюку

18 ноября 1929 года

7, Rue dе L’ Alboai-16 Paris-16

Дорогой ДодичкаПрости давно не писал! – была жара, уезжал и пр.Твои картины и рисунки красуются в чудесных рамах на самых почет-

ных местах. Недавно была вечеринка у меня. Из художников были у меняИ.Я. Билибин, С.А. Сорин, П.Н. Шильдкнехт, Савелий Шлейфер, пейза-жист А.Б. Лаковский и меценат А.К. Аронсберг. Все восторгались твоимипроизведениями, а Сорин во всеуслышанье сказал: какой большой талантэто Бурлюк! После чего стоит ли говорить о тебе, судя на все лады и рас-спрашивать меня о твоем житье-бытье в Америке. Непонятно, почему ты неприедешь в Европу и не устроишь в Париже, Вене, Берлине, Праге, Мила-не, и Риме своих выставок!. Неужели тот-же др. Бринтон не мог-бы найтитебе нужного менаджера.

419


* Архив библиотеки Сиракузского университета.

Твое письмо и статейку Бор. Григорьева берегу. Он скоро (в октябре ка-жется) вернется в Париж. Интересно его будет распросить вообще о его те-перешнем кредо.

Что за операция была у нового мужа Нины Карачиоло? И вообще какони поживают. На днях обедали у нас Мгs. Rаbinov с дочкой (он Мек, тожескоро вернется к СССР); много занятного рассказывали о России.

С неослабевающем интересом слежу за “Рус голосом” и твоими статья-ми.

Поклонись сердечно И.И. КитинуПиши хоть кратко пожалуйста.Анна целует дорогую Марию Никифоровну, а я тебя.Сколько лет старшему сыну? – пришли их фото!Любящий тебя искренне – горячо

N. Еvreinoff

Лев Никулин – Давиду Бурлюку

21 февраля 1959 года

Москва, Лаврушинский 17, кв. 30

Дорогой Давид Двидович, Дорогой сверстник.Я прежде всего прошу извинить меня за опоздание с ответом. Был под

Москвой в санатории, вообще последнее время болею, немудрено – в маемне минет 68 лет. Но я хорошо помню Настасьинский переулок и Вас, и Ва-сю Каменского в молодые годы.

С Владимиром Владимировичем Маяковским у меня всегда бвли доб-рые отношения и я его любил, это Вы видите по моей книге о нем. К сожа-лению мои воспоминания, вышедшие в библиотеке “Огонек” немного со-кращены. Полнее они в первом томе моих сочинений.

Теперь по поводу Ваших замечаний. Маяковский был в Париже в 1929 г.с конца февраля и до конца апреля, я был там же и мы встречались почти ка-ждый вечер, провожали его Эльза Триоле, Арагон, Т. Яковлева и я, когда онуезжал в Москву. Это и отмечено у Катаняна на стр. 375–376–376 издание1956 г.

Теперь по поводу Гольцшмита. Лет 12 назад я видел его в Армавире, онпредставьте выступал на эстраде и не имел никакого желания, чтобы вспо-минали его имя, оно было одиозно в связи с какой то неприличной, уголов-ной историией о которой писали даже в газетах.

Что касается дамы у которой мы в восемнадцатом году, в начале январябыли в гостях то это Могилевская Евгения Федоровна, жена известного всвое время скрипача и она интересовалась футуризмом просто потому, чтоэто была мода, у нее было нечто вроде салона.

Мой покойный отец, когда в последний раз был в Москве в 1936 г. гово-рил мне с большой симпатией о Вас и я знал о Ваших добрых отношениях.

Жаль, что меня не было в Москве, когда Вы приезжали, я был за грани-цей.

Итак, спасибо Вам за привет и примите мои лучшие пожелания Вам иВашей жене.

Л. Никулин

420


А. Февральский – Давиду Бурлюку

3 апреля 1959, Москва

Уважаемый и дорогой Давид Давидович!Получил Ваше взволнованное письмо. Спасибо за искренность и пря-

моту. Но... Ваши возражения направлены не в тот адрес! Неожиданное вве-дение в публикации “Неизданные выступления Маяковского1920–1930 гг.” написано не мной, а редакцией “Литературного наследст-ва”. Мне же принадлежит публикация “Из выступлений Маяковского1918–1925 гг.” (целиком) и 8 из 11 публикаций, объединенных под общимзаголовком “Неизданные выступления Маяковского 1920–1930 гг.” повто-ряю, без введения. Если бы я писал введение, то вопросы о футуризме и оноваторстве трактовал бы иначе. В том, что Вы сочли меня автором введе-ния, видимо виноват я, так как свое посвящение надписал на первой стра-нице введения, а надо было – на первой из моих публикаций. Надеюсь, чтотеперь все ясно.

Хочу сообщить Вам, что 18 апреля Василию Васильевичу Каменскомуисполняется 75 лет. Если Вы захотите написать или телеграфировать ему, товот его адрес: Москва, Суворовский бульвар, дом 5, кв. 17.

Сейчас он выглядит лучше, чем 5 лет назад, когда я навестил его в Суху-ми. В Москве ему, конечно легче жить.

Шлю наилучшие приветы уважаемой Марии Никифоровне и ВамА. Февральский

Василий Каменский – Давиду Бурлюку*

Характеристика современной литературной жизни и искусства вСССР

Мной получена “частное” письмо известнейшего поэта Сов. Союза Ва-силия Васильевича Каменского. Оно представляет любопытнейший, ярконаписанный краткий очерк, в котором живет и бьется современье.

Я также нашел не лишним сохранить и конец письма, обращенный хо-тя и лично ко мне, но в коем жизнь лесов Камы так ярко изображена. Кро-ме того многие из нас “заграничников” стоят перед проблемой возврата,

Я смело делюсь с читателями “Русского Голоса” письмом Васи Камен-ского, так он же сам в большой своей книге: “Его, моя биография великогофутуриста” говорил в 1918 году, что книг не надо “выдумывать”, а талантли-вое списанное точно с талантливой натуры – прекрасно

Дав. Бурлюк

Ну вот наконец то я прикончил с романом “Пушкин и Дантес” по зака-зу Госиздата. Сдал, чорт возьми, сдал! однако, не ликую: вдруг пошлют напеределку С ума спячу. Устал и так чертовски. С утра до вечера с ружьем —собаками гоняю по диким лесам, — душеньку отвожу, поясницу разглажи-ваю. Написать ведь 240 полулистов, – столь вышло на пишущей машин-ке – Не шутка! Жду разбора и 2-й частя онорара. Получаю за печатный

421


* Напечатано в газете “Русский голос” 28 августа 1926.

лист высшую ставку, а то иные получают 75 р. и 100. Мы ведь – бедные. Унас – не Америка, а только американский аппетит. Это, впрочем, оптоваяцена. А за рассказы (маленькие) мне платят 100 р. или. 75. За стихи мне и Во-лоде Маяковскому платят 1 р. за строку.

В Ленинграде я недавно (весной) сдал поэму “О будущем своем” по 2 р.за строку. Это в первый раз. Но стихов я пишу мало: у нас стихи нигде нечитают, не любят редко печатают. Поэзия рухнула. Вне внимания. Даже Во-лодя Маяковский взялся за очерки и рассказы. В провинции поэзия совер-шенно не спрашивается. Есенину надо было удавиться, чтобы наконец, сти-хи его зачитали. Но прошло полгода. Лишь! И книжки его лежат, выцветаяи выветриваясь в витринах. Полагаю, что через год от поэзии не останетсяни черта.

Проза зато в спросе и моде. Особенно, – крупные вещи. Сейчас десятьлитераторов высиживают по роману. Об этом мне написал Максим Горь-кий, который также, занят сейчас “построением”, как он мне сообщил. А онзнает, ибо ему пишут не зря наши писатели.

В эту зиму я ожидаю от всех нас десятки крупных вещей. Почитаем.Ведь пора же, наконец, взяться за солидные книги. СССР должен дать идаст! Талантища растут. Это – истина. Сейчас – литература – проза нуж-на и большая вещь – общественное явление, событие. Работать сейчасприятно. Но н трудно: с идеологией надо уметь справиться до конца..

Мою пьесу “Пушкин и Дантес”, публика приняла восторженно (наби-то – с аншлагами и пьеса с осени (сентября) идёт в Александрийском снова.

Собираюсь в Нью Йорк. У меня более 10 пьес, 5 романов и прочее доб-ро Из – 10 пьес 7 прошло в столицах. Из них “Степан Разин” даже КолейЕвреиновым признан.

В этом то и горе действительности: что часто – искусство топчется натротуарах обыденщины. А ведь мы 14 лет еще назад перли на вершину ост-рых, как бритва, достижений. Вот тебе и крошечный отчет о делах наших вискусстве. Приеду в Нью-Йорк – поведаю тебе более разумительно и под-робно, а то писать – бумаги не хватит. А не писать и не говорить об этомнельзя, т.к. мы обязаны, будучи мастерами, знать все, чтобы работать даль-ше вернее и строже.

Нестерпимо жаль, что ты живешь не в Москве, не в Ленинграде, не до-ма. Мы с тобой здесь, сумели бы поднять искусство на высоту, сумели быокружить себя группой верных мастеров. Когда-то будет? Напиши. Приез-жай домой, здесь ты сумеешь устроиться. В Москве, пускай, трудно с.ком-натами. Зато в Ленинграде возьмем, хоть целую квартиру. Там место не ху-же. Да и в театрах достану тебе декор, постановки. Я уже говорил с театра-ми и все остро приветственно желают тебя, знают, любят. Связи же у менябольшие и вполне реальные. И детей твоих можно будет устроить учитьсяраспрекрасно. Неужели для Америки рождены они, У вас, дома, им будетлучше. Убежден. Ведь различных школ, у нас – великий край, – знайучись! Ученье – воспитанье улучшается, с каждым годом. И, главное детитвои будут сынами своей земли, своего строительства, Союза трудящихся.А что впереди даст им Нью-Йорк? Уродство.

Отстав от России Советской, они не пристанут и к Америке. Да и зачемим эта Америка в будущем? Об’ясни. Не разумею. Все это вместе взятое го-ворит только за то, чтобы ты снова с семьей был дома и радовался нашейжизни. Неужели не таскуешь ты раздольным духом своим в “Плену небо-скребов”???

422


Вот я пишу эти призывающие строки, окаймленный лесными горами,ширью полей и лугов и каждую секунду думаю: ах, еслиб был здесь Додич-ка, с женой, ребятами. Рай! Гениально на Каменке! Ты же сидишь сейчас вгороде... Ужас – подумать! Будто в тюрьме. За что? Во имя чего? Не пони-маю. Тем более – ты, кто так. изумительно чует; знает природу, влепляет еев полотно.Напиши мне об этом. Ведь я родной тебе человек и хочу тебе ссемьей твоей – роскошного благополучия. Но хочу его дома, в СССР, ибосчитаю тебя гигантом, нам необходимым для под’ема на достойную высоту.Будем жить и работать вместе. Последним куском я готов делиться с тобойдо конца своих дней.

Вчера я принес с охоты глухаря. Дорогой лесной думал: вот бы Додичкуугостить.На балконе, где мы обедаем, ты бы жевал, хрумкал этого глухаря,озирая пейзаж и пасущийся скот. Четыре наших собачки тебя охраняли бы;и пятый верный пес. После обеда я пошел бы на Сыру удить рыбу а ты сомной побрел с мольбертом. Вот очем я много, густо и неизменно думаю.Разве нам плохо было бы! Две наших головы придумали бы. Великолепныепланы действий. Проживем отлично.

Есть еще вино в мехах и вулканы наши ещё огнедышащи. Не так ли всеэто, любимый, чудесный, гениальный, родной мой. друг и Брат Додичка.

Вася Каменский

Василий Каменский – Давиду Бурлюку

18 февраля 1926, Ленинград

Додичка, дорогой мой друг и брат, прямо не верю, даже трясусь от вол-нения, что пишу именно тебе.

Чорт возьми, – ведь волей каких-то нелепых обстоятельств или кто егознает почему, но до сих пор я не мог добиться твоего адреса. В Москве гово-рили: пищи на “Русский Голос”, на авось, на ура. Этого я не хотел. Тем бо-лее – не верил, а поджидал Володю Маяковского из Америки. Наконец ны-не, с месяц назад, Володя появился в Ленинграде. Был его один вечер: “Моеоткрытие Америки”, прошел с успехом: заработал он рублей 350. Деньгиэти, разумеется, мы пропили. Он уехал и Москву с 20 руб., сказав, олл-райт.Обещал он мне послать твой адрес, но забыл.

И вот вдруг сегодня получаю письмо от Евреинова с океанского парохо-да, идущего в Нью-Йорк. Николай Николаевич сообщил твой адрес и я селза стол, пишу. Но, любимый, но бесконечный друг, Додичка, ты пойми, чтоможно написать тебе не письмо, а книгу писем (бытия) и этого будет мало,чтобы сказать-рассказать тебе все, что хочется и следует. К тому же я и те-перь не верю – неужели этот адрес верен? Неужели ты в самом деле полу-чишь это письмо? Право не верю. Вот (от счастья) не могу поверить. Лишьтогда поверю по-настоящему, когда от тебя получу ответ. (Не забудь напи-сать адрес своей рукой, а то в этот я мало верю; может какая неточностьесть. Поведай у Евреинова обо мне. Он много знает и у него есть мои дру-жеские письма, пускай покажет, ежели сохранил. Что обо мне рассказывалВолодя, не знаю.

Как всегда, я много раз’езжаю, гастролирую неустанно-неостывающе.Эту зиму живу в Ленинграде. Прошлую зиму ездил по всей Сибири и Ки-таю. Почти во всех городах Сибири шли при мне мои две пьесы “Пушкин и

423


Дантес” и “Емельян Пугачев”. Я говорил вступительное слово и читал лек-ции по искусству в СССР. Всюду в Сибири (доехал до Владивостока, был наСахалине) встречал твоих знакомых, а в Хабаровске читал твою статью.Будто повидался с тобой. В Омске был у Антона Сорокина, видел твое за-ключение о сибирском Джеке Лондоне.

Ехать в Сибирь меня приглашал с собой ныне Володя, но я отказался,так как у меня иные планы.

Через неделю еду в Москву на 5 дней, оттуда к родителям жены в Пен-зу, на 10 дней. Из Пензы в Баку на 10 дней, в гости и для выступлений, а изБаку – к себе в рай земной, на Каменку, на все лето, как обычно. На Камен-ке у меня гениально. Домик и хозяйство в полном благополучии. Там я пи-шу, охочусь и рыбачу. Читаю книжки, газеты, журналы, смотрю на твоикартины, думая с любовью о тебе каждую минуту. На стенах наши прежниеафиши – гастроли стихобойные аэропланы (“гениальные дети современ-ности”) – доители изнуренных жаб – флейты – позвоночников и т.д.

Все наше “детство” живет на Каменке: Книги в библиотечной комнатеи там газетные помои буржуазных “критиков” – крытиков и крутиков (обэтих трех разновидностях критики я читал доклады в Москве). Когда-ни-будь – пускай это будет скорей – ты приедешь ко мне на Каменку и всеувидишь. Повеселимся. Попишем стихи и пейзажи. Каменка – неисчерпа-емое удовольствие для глаза, кисти, пера, ума и сердца. А кругом к тому женовые наши советские деревни, расцветающие сказочно-культурно. Всюдукооперативы, машины, избы читальни, драматические театры (и играют са-ми крестьяне и еще как), сельсоветы, порядок, у всех сплошная стройка,проекты, энергия, работа, под’ем аховый. Жить теперь в деревне – лафа.

Ко мне, как к судье, (так понимают писателя крестьяне) мужички и ба-бы бегают за советами по житейским вопросам экстренной важности. На-пример, ежели подерутся муж с женой – я должен их “рассудить”, “напра-вить”.

Милый Додичка, я так полюбил свою лесную, деревенскую жизнь, чтоготов там засесть медведем. И засяду. Благо, я великолепный охотник и ры-болов. И эта моя страсть велика и увлекающе горяча.

На Каменке у меня брат Алеша с женой Марусей (тоже из Пензы), сдвумя большими ребятами. Алеша дивный хозяин. Он называется у нас на“Каменке” “наркомзем”, а я “наркомфин”.

Этой осенью я женился в Ленинграде (скрыв ото ото всех, кроме род-ных, и от Н.Н. Евреинова, так как не хотел “смешить” своей новой семей-ной жизнью, ибо до сих пор мои жены были сплошь ерундовые). Жену зо-вут Асинькой (Августой Алексеевной). Она чудный друг, родной человек,дивная певица и пианистка. Вообрази, как она будет звучать на Каменке,конкурируя с соловьями.Евреинов знает известного баса Касторского.Асинька его родня – племянница. Только сейчас, окончательно убедив-шись в удаче женитьбы, я сообщаю об этом, а то до сих пор зря “болтался”.

Ну, Додичка, ты, если продолжаешь свою любовную дружбу ко мне (вчем я ничуть не сомневаюсь, так как люблю тебя безукоризненно-предан-но), напиши мне о своей жизни и. вообще всяческие подробности и планы.Когда собираешься домой в Россию? Сколько накопил долларов? Не хо-чешь ли заняться, как и я, хозяйством? Давай поселяйся жить на Каменкесо мной или же купи рядышком хуторок. Это я тебе устрою за гроши: хуторможно купить, начиная от 500 руб. с избой, конечно, маленькой. Зимой жедавай жить в Ленинграде, где есть квартиры. В Москве нельзя даже найти

424


комнаты. Мне Ленинград нравится. Здесь спокойнее. Меня сюда вызвалбывший Александрийский театр, репетируют они сейчас мою 4-х актовуюдраму “Пушкин и Дантес”. Скоро премьера. Это будет событие: Александ-рийский – Пушкин – Каменский. Додичка. родной, у меня есть план; осе-нью я хочу приехать в Нью-Йорк.

Напиши. И сообщи о Володе, как он там выступал взаправду без фанта-зий и грез. А просто, как было? Он об этом рассказывает “аллегорически”с уклоном мистики, туманно, даже загадочно... Но он – гений наш –д’явольски самолюбив и потому принципиально не любит (нервы не выдер-живают) “скучной правды”, арифметики будней.

Володичка наш, по слухам, сейчас в Москве запродал все свои сочине-ния Госиздату за 100 тыс. рублей, но деньги будто будет получать помесяч-но, как жалование, и течение двух лет. За эту сумму он должен все свои ве-щи (работу будущего) сдавать в Госиздат. Ну что-же – это прекрасно. Ясчастлив за него.

Вася Каменский

Василий Каменский – Давиду Бурлюку

22 апреля 1930

Москва. Малая Никитская, кв. 4, С.Г. Трущевой для С.С., 22 апреля 1930 г.

Дорогой Океанский наш Додичка!Ты, конечно знаешь из газет о самоубийстве Володи Маяка; (Маяков-

ский), как мы его звали.Да, брат, столь неожиданно все это случилось, что мы, его друзья юно-

сти, и в эти часы (прошла неделя) остаемся потрясенными до жути и гово-рить об этом еще тяжело, страшно, больно. Слова тут беспомощны и жалки.И ты прости, что сейчас я не могу об этом сказать, как следовало бы. Оченьвзволнован. Молчу. Думаю. Разгадываю. Теряюсь в мыслях, пугаюсь в егосудьбе.

12 апреля, когда была заготовлена предсмертная записка, я обедал с нимв столовой, и мы пили вино – он красное, я – белое. Он был нежен, назы-вал меня “Васичкой” и звал играть на билиарде, но вел себя крайне рассея-но, нервно, беспокойно. Метался духом, Блуждал глазами “поверх всего”,как, бы вглядывался в даль.

После обеда (собственно он не обедал, а только пил “Сен-Жульен” –свое любимое вино) мы расстались. Поздно вечером мы ужинали в союзе,Володя появился в пальто, (в дверях входа в зал) подозвал меня и спросил скем сижу. Об’яснил. Он ушел, 13-го встретились иа Тверской Около моегожилища – я шел обедать. Он сказал, что может быть зайдет туда. Не зашел.Вечером он был в гостях до 2-х часов ночи, где были и Полонская с мужемактером Яншиным. Она – дочь умершего “короля экрана” Полонского. Язнал ее девочкой.

Этой зимой Володя сдружился с Норочкой и мужем. После 2-х часов но-чи Володя прибыл домой на квартиру. Встал рано. Принял ванну. Побрился.В 9 часов утра заехал к Полонской, чтобы проводить ее в театр на репети-цию. По дороге они заехали к Володе (Лубянский проезд, 3) и тут в 10 ч.15 мин. он застрелился (прямо в сердце).

425


Мне позвонили. Меня охватила ледяная дрожь. Я не верил, не хотел по-верить, не имел основания и права поверить, но... пришлось. Вскоре я виделего лежащим на постели. Он будто спал, откинув голову в сторону, по-дет-ски. Казалось вот-вот он проснется от всех наших рыданий.

Его сестра Оля в истерике читала стихи Володи: “Мама, мама, у меня по-жар сердца”... (Помнишь: ведь при нас это он и написал и читал “ваш сынпрекрасно болен”). Пожаром сердца он горел всю жизнь и сгорел быстро.Ты ли, учитель его, не знаешь, как он бушующе горел в своем непрестанномбунтарстве. Всегда нам было “страшно” за него – так он пылал, вулканиче-ски извергаясь лавой кипящих громыхающих поэм.

Мы с тобой, Додичка, знали Володю – юношу, любили его, как никто, имы помним этого Маяка с первых и до последних дней. Начали мы высту-пать с ним в Политехническом и вот за несколько дней до роковой кончи-ны в этом же Политехническом наш Володя Маяковский прочитал свою по-эму в последний раз и последним из поэтов, среди которых был и я. Ты зна-ешь, как мы связаны с аудиторной Политехнического, где под твоим пред-водительством проходили наши футуристские вечера, где так ярко блиста-ла исполинская фигура Володи Маяка, где мы, как в большой колокол, тара-нили в свою бунтующую молодость, делая” революцию искусства”. И вотэтого нашего горлана, борца, поэта новой жизни не стало...

Трибун пролетарской поэзии – Маяковский убил свое сердце. Что недоставало этому прославленному гиганту? Во имя чего он ушел с поста? Ктотолкнул его руку к револьверу – ничего неизвестно. Полагаем, что толь-ко – тяжелое психическое состояние (недавно он перенес грипп), быть мо-жет мозговое поражение. Иных причин не было и не может быть для поэта-общественника. Любовь – это не причина, а одно из слагаемых, как и про-чие мелкие неудачи. Несомненно, по-моему, одно: Володя в последние днипроизводил впечатление психически нездорового человека, с явным углуб-лением в себя, в хаос взбаламученного нутра. Так вот н сгорел наш Володя.Безумно жаль, нестерпимо досадно. И даже жутко разговаривать, когдавесь он еще живой перед глазами. Впрочем, для нас друзей его, живым он иостанется – этот непотухающий Маяк.

За малую жизнь он сделал многое, и мы его не забудем. И дальше ста-нем жить так, как умеем всегда, на высоте. Поэтому во имя бытия я оченьглубоко приветствую твою новую изумительную книгу “Энтелехизм” на-сыщенную, как док пароходом. Спасибо за неостывающую память ко мне,грешному. Еще прости и за то, что совершившаяся катастрофа с Маяков-ским мешает мне написать о твоей книге более подробно. Но все равно –кроме прекрасного мне сказать не о чем. Это да будет ясно до точки. Пиши,Додичка, на Москву. Ежели уеду на Каменку – Соня мне перешлет твоеписьмо в Пермь (Набережная Т. Пьянковой).

Трудно решить мне задачу семейную: Марианнушка, родив сына вТифлисе, капризничает – не хочет на Каменку ехать, а я не желаю Тифлис,так как, имея свое гнездо, мне делать на Кавказе нечего. Да я привык житьлетом на Каменке. Там и рыбатство, и охота, и книги, и родная земля бер-ложная. А что мне, медведю, больше надо... Ничего. Да и устал от жизни го-родской. Тянет в Тайгу.

Книгу “Путь энтузиаста” (футуризм) сдал в из-во “Федерация”.Ну, Додичка, Маруся, Додик, Никиша, будьте великолепны и здоровы.Целую вас с любовью до безберегов.

Ваш Вася Каменский

426


Сергей Городецкий – Давиду Бурлюку

9 мая 1927

Москва. Красная пл. 1 кв. 3

Дорогой Давид Давидович!Очень был обрадован Вашими книгами и памятью. Особенно меня тро-

нула надпись, в которой Вы упоминаете о Хлебникове.У меня с футуризмом отношения тонкие и сложные. Вы наш свиде-

тель – вначале. Хлебников на одной своей книге надписал мне: «Г-ну“Ярь”, которого я все лето носил за пазухой». И мы с ним..были братскиблизки. Вы – такой же творческий зачинатель футуризма, как и он.

У нас, в России, через плакат и Леф, футуризм пришел к бесславнойкончине. “Новый Леф”, – если Вы его читали, – убожество. Поэтому мнеособенно радостно было видеть в Ваших книгах его расцвет. В живописи ирисунке (семейный портрет, мать с молоком) Вы подняли свои ранниепринципы до подлинного и общезначимого мастерства. Но почему-то ни оВас, ни о Хлебникове полным голосом лефовцы не говорят. Когда-нибудь янапишу о футуризме книжку, пока что могу только через газету информи-ровать наших читателей о Вашей работе на основании присланных матери-алов. Вырезку пришлю.

У Вас чудесные дети. Пришлю им книжки свои, а Вам – новую книгустихов, которая в мае выйдет (“Взлет”).

Я работаю бурно. В этом году главное было – театр. Сделал “Антигону”(современная (!) трагедия) для Камерного и “Прорыв” (для музыки Потоц-кого – опера) для Большого.

Летом будет большая проза –Целую Вас крепко, шлю привет Марии Никифоровне, с которой познако-мился по книгам и детворе. Отвечайте!

Ваш С. Городецкий

427


Каталоги избранных, наиболее представительных выставок

Давида Бурлюка*

Выставка русской живописи и скульптурыв Бруклинском музее

Нью-Йорк. 23 января – 4 марта 1923 г.Введение к каталогу – Вильям Генри Фокс.Предисловие и составление каталога – Христиан Бринтон.Участники выставки:Живопись: Борис Анисфельд, Борис Арцибашев, Леон Бакст, Давид

Бурлюк, Вадим Чернов, Сергей Фатинский, Николай Фешин, Адольф Фе-дер, Наталья Гончарова, Борис Григорьев, Ладо Гудиашвили, АлександрЯковлев, Василий Кандинский, Николай Кузнецов, Михаил Ларионов, Аб-рагам Маневич, Николай Ремизов, Савелий Сорин, Сергей Судейкин, Васи-лий Шухаев.

Скульптура: Александр Архипенко, Глеб Дерюжинский, Нума (Наум)Патладжан, Серафим Судьбинин.

Список выставленных работ Д. Бурлюка (сохранена нумерация, ука-занная в каталоге. – Н.Е.):

428

34. Рыбак с южного моря35. Шторм36. Прикованный37. Революция38. Современная Мария Антуанетта39. Рыбак40. Восточная кухня41. Около Фудзи42. Сестра и брат43. Девушка с Гуамских островов44. На рисовых полях45. Пильщик дерева46. Отдых47. Поцелуй Иуды48. У окна49. Китайские кули

50. Полдень51. Облака52. Мальчик с острова53. Рикша54. Орошение55. Срезающий дерево56. Почтальон57. Тропический ливень58. Посев риса59. Банановый цветок60. Лодочник61. Вечерняя прогулка62. Кухонный двор63. Японский пейзаж64. Дровосек

* Не во всех изданных и сохранившихся каталогах указаны размеры картин и годыих написания. Имеющиеся размеры указаны в дюймах.

Персональная выставка Д. Бурлюка,представленная обществом “Socieåte å Anonyme”

Нью-Йорк, 44-я Вест 57-я Стрит.Март 8–29, 1924 г.Предисловие Христиана Бринтона.Список выставленных работ Д. Бурлюка:

Выставка последних работ Давида Бурлюкав галерее Д.Б. Ньюмана

Нью-Йорк, 19-я Ист 57-я Стрит.27 декабря – 13 января 1925 года.В каталог включены короткие статьи о жизни и творчестве Д. Бурлюка,

президента общества “Socieåte å Anonyme” Катерины Драиер, Роберта Чанле-ра, Ивана Народного, Луиса Лозовика, Волдемара Ветлугина, Борис Гри-горьева.

Список выставленных работ Д. Бурлюка:

429


1. Рыбак с Южного моря2. Канал3. Каменщик4. Русская Мария Антуанетта5. Революция6. Смерть7. Тихоокеанский остров8. Острова Кука9. Голова в стиле кубизма

10. Вечер на берегу11. Лодочник с Южного моря12. Девушка с Гуамских островов13. Восточный трамвай14. Здание15. Сестра и брат Посев риса Пол-

день Рыбаки Вечер16 17 18 1920. Восточная женщина с ребенком21. Всадник

22. Гребцы на каноэ23. Девушка из Иокогамы24. Храм – Нара25. Дом около горы Фудзи26. Орошение27. Весна в Японии28. Кухонный двор29. Японский пильщик дерева30. Русская лошадь31. Лодочник (Из коллекции Кате-

рины Драиер)32. Эскиз головы (Из коллекции

Клеменс Рандолф)33. Пильщик дерева (Из коллекции

Роберта Чанлера)34. Москва (Из коллекции Христиа-

на Бринтона)

1. Осень2. Строительства дома3. Деревья и небо4. Бронкс5. Весна в Америке6. Полдень7. Галерея почета8. Пригороды Нью-Йорка9. Старое дерево и дом

10. Вечер на Медвежьей горе11. Озеро на Медвежьей горе

12. Светлый дом13. Каноэ14. Мост над Гудзоном15. Пейзаж16. В храме17. Казак. Дед художника.18. Бронкс – Фордхам19. Азиат20. Южное море21. 22, 23, 24. Черно-белые рисун-

ки.

Современное искусство на международный выставке,посвященной стопятидесятилетию независимости

Соединенных Штатов

Пенсильвания. Штат Филадельфия. 1 Июня–1 декабря 1926 г.Количество галерей в здании раздела живописи – 48.Количество участников – 811.Русская секция. Галерея 20, 21.Участники: Святослав Рерих, Александр Архипенко, Борис Анисфельд,

Абрагам Маневич, Конан Фельдман, Сергей Судейкин, Владимир Чернов,Борис Григорьев, Николай Фешин, Федор Захаров, Николай Циковский,Давид Бурлюк, Казимир Малевич, Марк Шагал, Василий Кандинский, Вла-димир Бобрицкий, Надежда Удальцова, Николай Васильев, Глеб Дерюжин-ский, Сергей Коненков.

Выставленные работы Бурлюка:

Международная выставка современного искусства

Собранная и представленная в Бруклинском музее обществом “Socieåte åAnonyme”.

Бруклин Нью-Йорк, 19 ноября 1926–1 января 1927 г.Вступительная статья в каталоге Катерины Драйер.Участники выставки, выходцы из России: Константин Аладжалов, Але-

ксандр Архипенко, Фейга Блумберг, Давид Бурлюк, Николай Циковский,Наум Габо, Василий Кандинский, Эль Лисицкий, Натан Певзнер, НиколайВасильев, Луис Лозовик.

Список выставленных работ Давида Бурлюка:

Международная выставка современнорго искусства

Собранная и представленная в Академии изящных искусств в ОлбрайтАрт Галери обществом “Socieåte å Anonyme”.

Г. Буфалло, штат Нью-Йорк, 25 февраля – 20 марта 1927 г.Текст каталога с иллюстрациями картин, представленных на выстав-

ке, – Катерина Драйер.На выставке было представлено 176 работ художников из различных

стран.

430


1391. Рыбак с Южного моря1393. Парвеню1395. Клеймение восставших1396. Дед Мороз над Нью-Йоркским

университетом1397. Река Гарлем1398. Рабочие1399. Колесо

173. Божье око174. Лошадь и всадник175. Эскиз в радиостиле176. Паук-звезда177. Пришествие механического че-

ловека178. Лошадь179. Лодки в Рокпорте180. Моряки Глочестера181. Мост над рекой Гарлем

Участники выставки, выходцы из России: Давид Какабадзе, КонстантинАладжалов, Александр Архипенко, Фейга Блумберг, Давид Бурлюк, Нико-лай Циковский, Наум Габо, Василий Кандинский, Эль Лисицкий, НатанПевзнер, Николай Васильев, Луис Лозовик, Абрага Волковиц, Макс Вебер,Виллиам Зорах.

Список выставленных работ Давида Бурлюка:

112. Божье око113. Мост над рекой Гарлем114. Паук-звезда

Персональная выставка Давида Бурлюкав Международном Центре Искусства

“Corona Mundi” в музее Рериха

Нью-Йорк. 310 Ривер Сайд Драйв, 8–31 января 1930 г.Вступительная статья в каталоге Христиана Бринтона.Картины Д. Бурлюка, представленные на выставке:

Масляная живопись:

431


1. Рыбак с Южного моря (Из кол-лекции Музея современного ис-кусства и общества “Socle åte åAnonyme”)

2. Мост над рекой Гарлем (Из кол-лекции Музея современного ис-кусства “Socleåte å Anonyme”)

3. Весенняя дорога (Из коллекцииМеждународного центра искус-ства “Corona Mundi” в музее Ре-риха)

4. Весна на реке Гарлем (Из коллек-ции Николая Рериха)

5. Илья Пророк (Из коллекцииХристиана Бринтона)

6. Пристань в Глочестере7. Глочестерский рыбак8. Фермерский дом в Глочестере9. Глочестер

10. Причал для рыбачьих судов вГлочестере

11. Морской буксир в Глочестере12. Покраска корпуса судна13. Глочестерский порт14. Старый капитан15. Рокпорт

16. Старые дома на винограднике17. Пилигримы18. Рододендрон19. Весеннее утро20. Дома на берегу реки Гарлем21. Ранняя весна на реке Гарлем22. Верхний Бронкс23. Старое дерево в лесу24. Парк Полисейд25. Русское Рождество26. Эскиз в радиостиле27. Портрет Гусева-Оренбургского

Акварель:28. Виноградник29. Глочестер30. Итальянский квартал в Глочестере31. Глочестерский порт32. Старые дома в Глочестере33. Пейзаж в Глочестере34. Старая ферма в Нью-Джерси35. Бруклинский мост

Черно-белые рисунки36. Русская крестьянская пара37. Зима в России38. Возвращение в дом

Международная выставка наиболее последнихразработок в абстрактном искусстве,

представленная обществом “Socleåte å Anonyme”

Г. Буфалло, штат Нью-Йорк.Представленная в Академии изящных искусств в галерее Олбрайт.18 февраля 8 марта 1931 г.Вступительная статья Катерины Драйер.Всего представлено 79 работ 41 художника.Участники выставки, выходцы из России: Давид Бурлюк, Арчил Горки

(Возданик Адоян), Джон Грэм (Иван Домбровскии), Василий Кандинский,Макс Вебер, Виллиам Зорах.

Картины, представленные Давидом Бурлюком:

Персональная выставка Давида Бурлюкав калифорнийском дворце легиона Славы

в Сан-Франциско

3 декабря 1932 г. – 1 января 1933 г.Вступительная статья к каталогу Христиана Бринтона.Работы Д. Бурлюка, представленные на выставке:

Серия “Старый Нью-Йорк”

432


1. Моряк из Конарси2. Рыбные дома в Конарси

3. Рыбные склады в Нью-Джерси4. Задира

1. Старый Нью-Йорк2. Старый дом у реки Гарлем3.Река Гарлем (Из коллекции Н. Ре-

риха)4. Профессор Николай Рерих5. На берегу Гудзона6. Порт Нью-Йорка7. Виноградник8.Розы9. Осень

10. Золотой вечер11. Кинзбург (Нью-Джерси)

Серия “Новая Англия”12. Итальянский квартал в Глоче-

стере13. Улица в Глочестере14. На кухонном столе15. Ремонт судна16. Океан у штата Массачусетс17. Фермерский дом в Глочестере18. Облака над морем19. Верфь в Глочестере

20. Пристань в Глочестере21. Рокпорт. Массачусетс22. Глочестер. Рыбак

Серия “Русские изображения”23. Русская деревня24. Крестьяне25. Рыцарь26. Осень27. Весна28. Лошадь на холме в Сибири29. Осень в степи30. Давид Бурлюк (Из коллекции Га-

лереи на Восьмой Стрит)31. В поле

Серия “В Японии”32. Портрет (Эскиз)33. Японское имение (дом Барона

Фуджиты Сумы около Кобэ)34. В саду35. Магазин зонтов у дороги36. Йокогама. Скалы

Персональная выставка в Музее Дункан“Phillips Memorial gallery”

1600, 21-я Стрит, Вашингтон ДС.Март 1939 г.Каталог выставки не сохранился.Работы Д. Бурлюка, приобретенные музеем:

Персональная выставка в галерее АСА

52-я Вест 8-я Стрит, Нью-Йорк.11–24 мая 1941 г.Вступительная статья в каталоге Германа Барона.Работы Д. Бурлюка, представленные на выставке:

433


37. Японский дворик38. Иокогама. Вход в храм39. Посев риса

40. Деревенская улица (вблизи ж.д.станции Юи)

41. Портрет Г-на М.Б.

1. У гостиницы2. Цветы в голубом кувшине3. Глочестер4. По дороге5. Радуга

6. Улица, ведущая к морю7. Ракушки8. Ракушки и растения9. Склоны Медвежьей горы

1. Весна в Катскильских горах2. Солнечный день3. Вера и время4. Пятнадцать лет тому назад в пар-

ке Инвуд5. Тихий вечер6. Рабство7. Песня урожая8. На ферме9. Давид Бурлюк в своей библиоте-

ке (Из коллекции Рафаэля Сое-ра)

10. Давид Бурлюк в своей библиоте-ке (2)

11. Женщина и гуси12. Башкирская деревня (Из коллек-

ции Абе Лернер)14. Художник и его жена15. У огня16. В храме17. Пьяница (1)18. Пьяница (2)

19. Игроки в карты20. Старый капитан21. Летние цветы22. Облака23. Осенний букет24. Астра25. Первые цветы (Из коллекции

С. Колтен) 26. Голубая лошадь27. Ловля Купидона28. Весна в Бриджпорте29. Прошлое30. Приближение осени31. Застенчивость на берегу32. Судьба и время36. Цветущий сад37. Веревка и время38. Покажи нам дорогу39. Между миром и войной40. Поцелуй горам41. Крестьянская девушка42–50. Акварели

Персональная выставка Давида Бурлюкав галерее АСА

63 Вест 57-я Стрит, Нью-Йорк.20 декабря 1943 г. – 8 января 1944 г.Вступительная статья Михаила Голда “Отец российского футуризма” в

каталоге выставки.Работа на выставке:

Примечание: Все картины написаны в 1943 году. Две даты на картине означаютначало и конец ее написания.


Нью-Йорк. 61–63 Ист 57-я Стрит.10–29 декабря 1945 г.Вступительная статья к каталогу Бернарда Смита.Работы на выставке:

434


1. Непокоренная Россия2. Мечты о путешествии (1938–

1943)3. У фонтана (1920–1943)4. Хлеб5. На берегу Днепра6. В сквере Томпкинс (1938–1943)7. Натюрморт (1930–1943)8. Рабство9. Сирень (1942–1943)

10. Пивной зал11. Час купания12. Лошадь13. Желтая корова у озера14. Большая корова цвета сиены15. Рыбаки и волны16. Девочка их Техаса17. Коза и девочка18. Коза и девушка (вариант)19. Голубая корова20. В поле21. Лето

22. Толстой пьет чай в доме вдовыКопылова

23. Вечер24. Мороз и любовь25. Рафаэль Сойер в своей мастер-

ской (Из коллекции ДжозефаГиршгорна)

26. Хаим Гросс27. Мозес Сойер28. Рокпорт29. Букет30. Пейзаж31. Миссиз Белла С.32. У окна33. Лавка лобстеров в Рокпорте34. Хорошие вести с фронта35. Восточная часть улиц Нью-Йор-

ка36. Девочка из Сталинграда37. Сиамские близнецы и их жены38. Миссиз Х.Н. Абраме39. Виноградник

1. Поклонение листа2. Учащийся3. Пришествие белой лошади4. Библейская лошадь из мест свя-

того Марка5. Из окна моей кухни6. Воспоминания детства (1)

7. Воспоминания детства (2)8. Четвертая Стрит на Бовери9. Г-жа Браун

10. Берег поклонения11. Фермер и лошадь (Из коллекции

Г-на Альфредо Валенте)12. Букет и облака


61–63 Ист 57-я Стрит, Нью-Йорк.16 декабря 1946 г. – 4 января 1947 г.Вступительная статья к каталогу Гарри Салпетераё.Работы на выставке:

435


13. Разговор14. Старый Канарси15. Пассажиры сабвея16. Мясная лавка17. Отдых18. Русская деревня19. Виноградник (Из коллекции Са-

ула Соломона)20. Последнее купание21. Открытие22. На пристани (Из коллекции Г-на

Р. Джанбека)

23. Чаепитие24. Предложение25. Сказка

Из японской серии:1. Вид Фудзиямы2. На полировании риса3. Подножье Фудзи4. Около кобэ5. Фуми-сан.6. Японский сад в Осака7. Чи Чи Джима

1. Чарльстонский букет2. Цветы в Сайта Монике3. Розы и маргаритки4. Эскиз5. Руссо в своей студии (Из коллек-

ции Иды Соейр)6. Розовый вечер7. Цветы и морской прилив8. Сонный полдень9. В Бралентоне. Флорида

10. Русская зима11. Велма12. Рыбная сага (Из коллекции Эл-лиота М. Шумлина)13. Счастливый рассказчик14. Степь15. Сладкая песня

16. Пастораль17. Правдивый рассказ18. Старая лесопилка во Флориде19. Две сестры (Розалин и Милдред)20. Кортеж во Флориде21. Счастливая пара22. Двадцать первого апреля на ост-рове пленников23. Зима и лето24. Утро во Флориде25. а) Старый капитан

б) Старый капитан Воскресныйвечер в новом Бедфорде

27. Озеро около Орландо28. Флорида29. Красная лошадь30. Кофепитие

Персональная выставка в галерее АСА“Последние работы Давида Бурлюка”

Нью Йорк. 61–63 Ист. 57-я Стрит.8 декабря 1947 г. – 3 января 1948 г.Вступительная статья к каталогу не подписана.Выставка посвящена 25-летию творчества Д. Бурлюка в Соединенных

Штатах.Работы на выставке:

Персональная выставка Давида Бурлюкав галерее Веры Лазук

Cold Spring Harbor, Лонг-Айленд.2–22 декабря 1960 г.Работы на выставке:

436


1. На ферме2. Русская зима3. Разговор4. Нидерландский берег5. Две радующиеся девушки и го-

лубая корова6. Берег в Хэмптон Бейз7. Шестьдесят пятый день рожде-

ния8. Г-жа Годовская

10. Восточный причал11. Хэмптон Бэйз12. Мексиканская идиллия13. Акапулько. Мексика14. Вид на Попакатипетл

15. Осенний букет16. Воспоминания о прошлом17. Летний вечер в степи18. С базара19. Мэри Бурлюк20. Подсолнухи21. Холостяки22. Г-жа Джордж Констант23. Час за питьем молока24. Живопись25. Рыбная сага26. Луч27. Цветы28. Генри Руссо в 1906 г.

1. Цветы ко дню рождения2. Папа Бурлюк за работой3. Весна на океанском берегу4. Чеховская вилла. Крым5. Подебрады. Чехословакия6. Чехословацкая деревня7. Мост к Сарасоте8. Вендоме. Париж9. Закрыто на ночь

10. Угол в моей студии11. Деревня Монток12. Счастливая пара13. Синий всадник14. Часы15. Отдых16. Семья Джо17. Океан

18. Одесса19. Молочницы20. Очень хорошо21. Золотая корова22. Казак23. К дому24. Воскресный маляр25. (?)26. Размышление27. Зеленый задира28. Табак29. Ренессанс30. Двуликий31. Красная шапочка32. Никотин и алкоголь играют в

кусстве огромную роль


Нью-Йорк. 63 Ист 57-я Стрит.11–30 декабря 1961 г.Работы на выставке:


Нью-Йорк. 63 Ист 57-я Стрит.7–26 ноября 1949г.Работы на выставке:

437


1. Флоридский пейзаж2. Маруся на Мальорке (1959)3. Флоридский колокол (Из кол-

лекции Д. Велз)4. Лошади (1910)5. Элла Д. в Испании6. Мэри Бурлюк7. Чаепитие8. Любовь с первого взгляда9. Цветы, пойманные большой вол-

ной10. Сад около океана11. Вирджиния и Мэри Б.-К.

12. Счастье в степи13. Воздух и цветы14. Снежное направление15. Задира16. Новая шляпа17. Апопо. Мексика18. Жизнь на ферме19. Зимняя прогулка20. Шарлота Сорде (1793)21. Поклонение Соролле22. Французская девушка23. Лицо полей

1. Жена художника2. Цветы в свете луны3. День весной4. Цветы на берегу5. Салон в Нью-Мексико6. Лошадь в провинции7. Цветы и поэзия8. Летний букет9. Фантазия из цветов

10. Пейзаж во Флориде (Из коллек-ции г-на и г-жи Перельманов)

11. Ухаживание12. Девушка, ухаживающая за кура-

ми13. Телега с сеном14. Чаепитие (Из коллекции г-на

Р. Ранда)15. Цветы и парусник16. На берегу Рио Гранде

17. На берегу Брандентона. Флори-да.

18. Цветы (Из коллекции г-на и г-жиЛ. Филд)

19. Берег и океан во Флориде20. Причал21. На верфи22. Сидящая женщина23. Пьющие чай24. Портрет25. Субботний вечер26. Женщина с гитарой27. Покосившийся причал28. Воскресное убранство29. Улица во Флориде30. Парусник31. Мужчина с трубкой (Из коллек-

ции г-на и г-жи Джо Фердман)


“Картины, написанные в США и Европе”

Нью-Йорк. 63 Ист 57-я Стрит.29 ноября – 18 декабря 1954 г.Работы на выставке:


Нью-Йорк. 63 Ист 57-я Стрит.28 января – 16 февраля 1963 г.Работы на выставке:

438


1. Мать и три сына2. Марина Гранде3. Залив Неаполя и Везувий4. Марина Пиккола5. Позитано6. Перемещенный7. Деревня Берберов8. Базар в Танжере9. Фермерский дом во Флориде

10. Весна на Лонг-Айленде

11. Цветы на берегу12. Итальянская девушка. Капри13. В Швейцарии14. Вечер во Флориде15. Г-жа Бурлюк16. Розы17. Осень в Лонг-Айленде18. Решение

1. Осенняя симфония2. Маруся в Калифорнии (1960)3. Марина Гранде (Капри)4. Элла Дж.5. Уличная сцена в Неаполе6. Лошади в степи7. Цветы схваченные бурей8. Имение художника в Лонг-Ай-

ленде9. Танцовщица (Der Blauer Reiter.

1911)10. Вечер в Сорренто11. Вид на Везувий из Кастеламаре

(Италия)

12. Радостное утро в степи13. Сага о Позитано14. Вид на Везувий из Сорренто16. Зимняя прогулка17. Ухаживание18. Молочница19. Звездное австралийское небо20. Порт в Бризбейне21. Фудзи Регатга22. Моя студия в Позитано23. Австралийские подсолнухи24. Цветник


Нью-Йорк. 63 Ист 57-я Стрит.6–25 января 1964г.Вступительная статья к каталогу – Элла Джаффе.Работы на выставке:


Нью-Йорк. 63 Ист. 57-я Стрит.5–24 апреля 1965 г.Работы на выставке:

439


1. Подсолнухи2. Воспоминания моего детства3. Салон Джулии З.4. Река Гарлем (Радиостиль)5. Молочницы6. Счастливая пара в степи7. Зимняя прогулка8. Рыбачка из Кортеза9. Две сестры

10. Приход весны11. Скала Тибериус12. Чаепитие13. Натюрморт. Океан14. Чехословацкая деревня15. Имение Бурлюка16. Цветы на снегу17. Ночь в Позитано18. Цветы через замершее окно

19. Натюрморт. Флоридские фрук-ты

20. Зимняя сцена21. Зеленая корова22. Девушка у колодца23. Маруся24. Букет и море25. Мадам Годовская26. Искусство и алкоголь27. Женщина и коза28. Неизвестная книга и розы29. На ферме30. Деревня на острове Анна Мария31. Старый рыбак32. Чайнатаун в Нью-Йорке33. Девушка, пасущая гусей34. Рыбная станция35. Красная лошадь

1. Некоторые цветы никогда не вя-нут

2. Вилла А. Вагнера. Ривелло, Ита-лия

3. Индийский океан4. Для них путешествие закрыто5. Красная лошадь. Сцена на фер-

ме.6. Сирень в тумане7. Весенние цветы8. Марина Гранде. Капри9. Подсолнухи на берегу

10. Мэр и Колт11. Зимний пейзаж12. Поливание сада13. Юный извозчик

14. Мой предок на марше15. Предложение к замужеству16. Гилея, Юг России17. Прорадитель художника18. Лошади в стойле19. Красное и зеленое20. Салон Джулии21. Венецианская Синьора22. Пристань в Бризбейне23. Розы около берега24. Сиеста Ки. Сарасота, Флорида25. Г-н Лаксме Сихаре26. Чаепитие27. Ночной всадник28. Зимний вечер29. Желтая роза

Персональная выставка Давида Бурлюкав “Grosvenor Gallery”

Лондон. Davis Street 30.15 марта – 7 апреля 1966 г.Работы на выставке:

Персональная выставка Давида Бурлюкав галерее АСА (1882–1967)

Нью-Йорк. 63 Ист 57-я Стрит.31 октября – 18 ноября 1967 г.Вступительная статья “Памяти Д. Бурлюка” Альфреда Вернера.Работы на выставке:

440


1. Нью-Йорк строится (1924)24 × 36

2. Дети Сталинграда (1944) 80 × 61

1. Ленин и Толстой (1925/43)79 × 40

2. Советская женщина убираетурожай (1927) 54 × 66

3. Любовь и мир (1931) 12 × 111/2

4. Ненависть (1931) 11 × 95. Лицо полей (1910) 12 × 146. Потерянный 1910 17 × 137. Итальянка 1950 14 × 101/2

8. Цветы при закате 1950 20 × 30

9. Океанский полет (1952/1910)24 × 18

10. Май (1961) 17 × 27

11. Наблюдение за рыбной ловлей(год не указан) 81/2 × 111/2

12. Предложение к замужеству (годнеуказан) 371/2 × 371/2

13. Имение Бурлюка. Тавриз (год неуказан) 36 × 42

14. Молодой извозчик (год не ука-зан) 20 × 30

15. Опасный город Иокогама (год неуказан) 30 × 36

16. Механический человек (год неуказан) 60 × 42

17. Флорида (год не указан) 16 × 20

18. Палитра Парижа (год не указан)9 × 91/2

19. День на ферме (год не указан)12 × 16

1. Пейзаж (1912) 13 × 182. Около Владивостока (1919)

11 × 163. Сибирский фермерский дом

(1920)10 × 144. Конец земли (1920) 18 × 245. Ошима (1920) 18 × 246. Военные суда в заливе Золотой

рог (1920) 9 × 191/2

7. Королевский дворец (1921)16 × 27

8. Студия Бурлюка в Хахаджима(1921) 18 × 23

9. Японские горы (1921) 16 × 2110. Японский дом (1921) 18 × 2311. Залив Бонин (1921) 17 × 24

12. Крепость (1922) 9 × 1313. Японские цветы (1922)14. Японский двор (1922) 18 × 2415. Япония и олень (1922) 13 × 916. Парк Нью-Йоркского универси-

тета (1923) 22 × 3617. Река Гарлем (1924) 18 × 2418. Русский поэт (1925) 20 × 1619. Бронкс. Нью-Йорк (1926) 18 × 2420. Г-н Бурлюк (1928) 18 × 1321. Скалы (1928) 13 × 1922. Небо виноградника (1930) 24 × 2123. Шторм “кинг“ (1933) 18 × 2424. Горячие источники. Мексика

(1940)14 × 1825. Невада (1942) 14 × 10

Русское искусство и революция.Выставка организована при поддержке гранта

Совета искусств штата Нью-Йорк

24 февраля–25 марта 1971 г. – Andrew Dikson White Museum of Art.14 июня–25 июля 1971 г. – Бруклинский музей искусства.Вступительная статья к каталогу Томаса Левита (Университет Корнель).На выставку представили работы художники: Юрий Анненков, Влади-

мир Баранов-Россине, Давид Бурлюк, Марк Шагал, Александра Экстер, На-ум Габо, Наталья Гончарова, Василий Кандинский, Иван Клюн, Эль Лиссиц-кий, Казимир Малевич, Константин Медунецкий, Антон Певзнер, ЛюбовьПопова, Иван Пуни, Александр Родченко, Ольга Розанова, Владимир Тат-лин, Александр Веснин, Юрий Якулов.

Работы Д. Бурлюка на выставке:

20. Атом (1913) 13 1/2 × 121/2 (Из коллекции галереи “Leonard Hutton” NewYork City)

21. Ночной всадник (1911–12) 36 × 24 (Из коллекции г-жи и г-на Макса Гра-ника. Нью-Йорк)

441


26. Мост во Флориде (1945) 12 × 2827. Мейтланд. Флорида (1946) 22 × 3628. Г-жа Марксон (1946) 24 × 1529. Подсолнухи (1948) 36 × 2230. Цветы (1948) 36 × 2231. Моряки (1948) 12 × 1632. Рыбная ловля (1948) 24 × 1833. Зеленая корова (1948) 30 × 4534. Рыбная ловля (1949) 16 × 1235. Пляж Брадентона (1949) 20 × 2336. Мост в Арле (1949) 15 × 2437. Колорадо (1950) 20 × 3038. Ирисы и маргаритки (1950)

30 × 2439. Маруся и хризантемы (1950)

47 × 3040. Дом Ван Гога (1950) 18 × 2441. Деревня Манток (1950) 16 × 2042. Цветы (1951) 25 × 1843. Лица полей (1952) 24 × 1944. Оранжевая роща (1953) 20 × 30

45. Москва-река (1956) 20 × 2646. Крым. Ялта (1956) 20 × 2847. Капитан (1956) 16 × 1548. Позитано (1959) 231/2 × 191/2

49. Замки (1959) 14 × 1850. Пара в баре (1959)51. Русские с лошадьми (1960)

24 × 3052. Маруся, осеннее лицо (1961)

12 × 81/2

53. Австралия (1962) 22 × 1854. Вечер в Сорренто (1962) 20 × 3055. Розовый сад (1963) 24 × 3056. Возвращаясь домой (1963)

10 × 201/2

57. Цветы в снегу (1964) 33 × 2658. Русская девушка (1965) 9 × 759. Сирень в доме Бурлюка (1965)

50 × 4060. Зимняя сказка (1966) 48 × 3661. Поэт и Пегас (1966) 26 × 26

Выставка работ Давида Бурлюкав галерее “Harbor”

43-я Main Street, Cold Spring Harbor. New York.6 октября – 9 ноября 1974 г.Представлены работы:

Персональная выставка работ Давида Бурлюкав “The Parrish Museum”

Нью-Йорк. Саут Хэмптон.24 июня - 23 июля 1978 г.Вступительная статья к каталогу куратора выставки Елены А. Гаррисон.Работы на выставке:

442


1. Протест 42 × 602. Чехословакия 30 × 483. Атом 13 × 124. Женщина и корова 12 × 165. Ёуи. Япония 16 × 216. Канал Иокогама 19 × 247. Башни за берегом 24 × 391/2

8. В ожидании бомбардировки42 × 48

9. Русская пара 24 × 361/2

10. Оранжевые лилии 25 × 3011. Наблюдение за рыбной ловлей

9 × 1212. Итальянка 11 × 1113. Мексика 18 × 1414. Дома в Японии 18 × 1315. Японский дом в свете луны

51/2 × 1216. Виноградник 23 × 1817. Маруся 61/2 × 71/2

18. Абстракция (Нерассказаннаяистория) 8 × 13

19. Портрет Маруси 91/2 × 91/2

20. Маруся в пальто 131/2 × 18

21. Парусная верфь (акв.) 13 × 1022. Канал Шинекок (акв.) 141/2 × 101/2

23. Мейтланд. Флорида (акв.)141/2 × 101/2

24. Икстапан. Мексика (акв.) 14 × 1125. Плотник 171/2 × 231/2

26. Подсолнухи 36 × 2227. Тюльпаны и сирень 40 × 5628. Подсолнухи на берегу 48 × 3829. Оранжевые цветы и летний до-

мик 22 × 3630. Яблони в цвету 24 × 2031. Г-нЗаро 101/2 × 1232. Крестьянка 91/2 × 1133. Девочка с утками 10 × 1334. ПаркТомпкинс (акв.) 10 × 1435. Красная лошадь и пара 13 × 1736. Фермерский двор 9 × 1237. Суда в Японии 16 × 2138. Сальваторе. Нью-Йорк 14 × 101/2

39. Лавка лобстеров 15 × 1940. Старая мельница 14 × 2041. Предки на марше 20 × 3042. Космос 28 × 20

1. Сад жизни (1910) 15 × 101. Саджизни (1910) 15 × 103/4

2. Маруся (фрагмент) (1910)123/4 × 93/4

3. Безголовый парикмахер (ори-ент. 1912/13) 21 × 24 (Из коллек-ции Г-жи Макс. Граник)

4. Капитан Кид (1912) 157/8 × 117/8

5. Абстракция (несказанная исто-рия) (1913) 131/4 × 18

6. Зонтик (1917) 22 × 187. Мертвый всадник (ночной всад-

ник) (ориент. 1917) 36 × 25 (Из коллекции Г-жи Макс. Гра-ник)

8. Маруся (1918) 13 × 91/4

443


9. Абстракция (дата неизв.)71/2 × 41/2 (чернила, бумага)

10. Сибирь (1918) 13 × 161/2

11. Вечер поэзии (1918) 271/4 × 201/4

(акварель)12. Рыбак с Южного моря (1921)

271/4 × 201/4

13. Влюбленные (1921) 201/2 × 2114. Рыбак с острова Бонин (1920)

283/8 × 233/4

15. (?)16. Фудзи (1922) 16 × 2117. Натюрморт (1921) 18 × 233/8

18. Японский пильщик (1922) 16 × 2119. Кайошима (1922) 24 × 1820. Плотник за работой (1922)

16 × 203/4

21. Йоуэ. Япония (1922) 21 × 16

22. Японское распиливание дерева(1922) 233/4 × 273/4

23. Маяковский (1925) 12 × 9 (ка-рандаш, крейон и чернила,бумага)

24. Река Гарлем (1925) 28 × 3625. Пришествие механического че-

ловека (1926/26) 60 × 421/8

26. Отцовское время, судьба и чело-вечество (1925/27) 62 × 40

27. Фермерский дом в Глочестере(1926) 24 × 18

28. Охотничий остров (1926) 26 × 3229. Натюрморт (1928) 14 × 1830. Зима в башкирской степи (дата

неизв.) 36 × 461/2 (Из коллекциисемьи Граник)

Оглавление

Предисловие ко второму изданию ..............................................................................

Глава IРоссийские истоки

Дом без номера ...............................................................................................................Краткая история зарождения нового искусства в России .....................................Живопись и поэзия ........................................................................................................Образование Давида.......................................................................................................Аристарх Лентулов .........................................................................................................Первый Салон Издебского ...........................................................................................Второй Салон Издебского .............................................................................................Московское училище живописи, ваяния и зодчества ............................................“Бубновый валет” ...........................................................................................................“Синий всадник” ............................................................................................................Женитьба .........................................................................................................................“Романовка” .....................................................................................................................Начало перемен ..............................................................................................................Бегство из Башкирии .....................................................................................................Владивосток .....................................................................................................................

Глава IIЯпония

Искусство закрытого мира ...........................................................................................Сразу под наблюдение ..................................................................................................Японские футуристы .....................................................................................................В теплые края ..................................................................................................................Экзотические русские ...................................................................................................Вторая выставка русских футуристов ........................................................................Подготовка к отъезду в США .......................................................................................

Глава IIIПутешествие во вторую жизнь

Здравствуй, Америка! ....................................................................................................Об истории художественной культуры США ..........................................................Выставка “Armory Show” ...............................................................................................Орущие двадцатые .........................................................................................................“Socieåte å Anonyme” и признание ..................................................................................Выставка русского искусства в Бруклинском музее ...............................................Первая персональная выставка Давида Бурлюка ....................................................Выставка Игоря Грабаря в США .................................................................................Вторая персональная выставка Давида Бурлюка .....................................................Международная выставка в Филадельфии ...............................................................Международная выставка в Бруклинском музее ....................................................Международная выставка современного искусства в Буффало ..........................

444

Глава IVМаяковский в Нью-Йорке

Давид Бурлюк и Владимир Маяковский ....................................................................Встреча старых друзей ..................................................................................................“Дядя” Маяковский… навсегда ....................................................................................“О романах поэта” ..........................................................................................................Кемп “Нитгедайгет” .......................................................................................................Дочь Маяковского ..........................................................................................................Трагическое происшествие в Амторге .......................................................................Публичные выступления Маяковского .....................................................................Маяковский в гостях у художника Маневича ..........................................................Публикации поэзии Маяковского в Нью-Йорке .....................................................

Глава VГазета “Русский голос”

Работа журналиста .........................................................................................................Юбилей .............................................................................................................................

Глава VIПлоды творчества

Жизнь в живописи .........................................................................................................Несчастный случай ........................................................................................................“Радиостиль” ....................................................................................................................Неустроенный быт .........................................................................................................Морская сага ...................................................................................................................Из прошлого ....................................................................................................................“Энтелехизм” ..................................................................................................................Выставка в музее Рериха ..............................................................................................Журнал “Color & Rhyme” (“Цвет и рифма”) .............................................................“ACA Galleries” ................................................................................................................Правительственная программа ....................................................................................Увлечение яхтой .............................................................................................................“Boyers Gallery” ...............................................................................................................“Phillips Memorial Gallery” ............................................................................................Только живопись ............................................................................................................Первое автомобильное путешествие ..........................................................................Дом в Хэмптон Бейз .......................................................................................................Снова в путь .....................................................................................................................Андрей Громыко о Бурлюке .........................................................................................

Глава VIIФранция (1949)

Южный берег ..................................................................................................................У Сезанна .........................................................................................................................Тулуз-Лотрек ...................................................................................................................На Юго-западе .................................................................................................................Юбилейный год ...............................................................................................................

445


Глава VIIIПортугалия (1953)

Канун Рождества на судне ............................................................................................Лиссабон ..........................................................................................................................

Глава IXАфрика, Италия, Куба (1954–1955)

По пути в Марокко .........................................................................................................Остров Капри ..................................................................................................................Двадцать три дня в Позитано ........................................................................................На Кубе .............................................................................................................................

Глава XПоездка в Россию (1956)

Путь через Скандинавию ..............................................................................................Хельсинки ........................................................................................................................Приближаясь к родине ..................................................................................................Гостеприимная Москва .................................................................................................Майские дни в Москве ..................................................................................................Музей Маяковского .......................................................................................................

Глава XIПутешествие в Крым

По знакомым местам .....................................................................................................Дом творчества писателей ............................................................................................Гурзуф ...............................................................................................................................Николай Черкасов и другие .........................................................................................Впечатления от путешествия .......................................................................................

Глава XIIПутешествие в Европу (1957)

По пути в Чехословакию ...............................................................................................Габриель Мюнтер и Василий Кандинский ................................................................Чехословацкий курорт ..................................................................................................Санаторий в Подебрадах ..............................................................................................Карлсбад ...........................................................................................................................В Праге ..............................................................................................................................В Париже ..........................................................................................................................Визит к Ларионову и Гончаровой ...............................................................................Визит к Арагону и Триоле .............................................................................................

Глава XIIIПлоды зрелости

Признание на родине и успех в США ........................................................................Ретроспективная выставка в Лондоне .......................................................................

Заключение .....................................................................................................................

Приложения ....................................................................................................................

Семейный архив .............................................................................................................

446


Лестница моих лет ..........................................................................................................Фрагменты семейной хроники ....................................................................................Два года в Казанской художественной школе .........................................................Давид и Маруся Бурлюк ................................................................................................Осень я Японии ...............................................................................................................Памяти Элизабет Гэрли Флинн ...................................................................................Записи Марии Никифоровны Бурлюк .......................................................................О режиссере Н.Н. Евреинове ......................................................................................Письма ..............................................................................................................................Каталоги избранных выставок Давида Бурлюка ...................................................Указатель имен ...............................................................................................................

447


Научное издание

Ноберт Евдаев

Давид Бурлюкв Америке

Материалык биографии

Издание второе,исправленное и дополненное

Утверждено к печати

Ученым советом

Института всеобщей истории РАН

Заведующая редакцией Е.Ю. Жолудь

Редактор О.Ю. Василиади

Художник В.Ю. Яковлев

Художественный редактор

Технический редактор М.К. Зарайская

Корректор

Подписано к печати 00.00.2007Формат 70 × 1001/16. Гарнитура Балтика

Печать офсетнаяУсл.печ.л. 000. Усл.кр.-отт. 000. Уч.-изд.л. 000

Тираж 000 экз. Тип. зак.

Издательство “Наука”117997, Москва, Профсоюзная ул., 90

E-mail: [email protected]

Отпечатано с готовых диапозитивовв ГУП “Типография “Наука”

199034, Санкт-Петербург, 9 линия, 12

448

Documents

Evdaev ver 4 · США, России и Японии, где автору предоставилась возможность по- работать. В этой книге использованы