неуемная Россия

еуем

ная

Росс

ия

н

Москва–Волгоград 2003

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

Центр общественных наук Экономический факультет

Волгоградский государственный университет Волжский гуманитарный институт

Научно-исследовательский институт проблем экономической истории России XX века

Академия гуманитарных наук

НЕУЕМная Россия

1

Под редакцией д.э.н., проф. Ю.М. Осипова; д.э.н., проф. О.В. Иншакова;

д.э.н., проф. М.М. Гузева; к.э.н., в.н.с. Е.С. Зотовой

Москва–Волгоград 2003

ББК 65 Н 38

Редакционный совет монографии: д.ю.н., проф. С.Н. Бабурин, к.э.н., доц. В.Г. Белолипецкий, д.ф.-м.н, проф. В.В. Горяйнов, д.э.н., проф. М.М. Гузев; д.э.н., проф. М.М. Загорулько; к.э.н., в.н.с. Е.С. Зотова; д.э.н., проф. О.В. Иншаков; д.э.н., проф. В.Я. Иохин;

д.э.н., проф. С.П. Макаров; д.э.н., проф. Ю.М. Осипов (председатель); д.э.н., проф. В.Т. Пуляев

Редактор — Т.Г. Трубицына Научно-организационная работа — С.Ю. Синельников,

Н.П. Недзвецкая, А.А. Антропов, Е.А. Пермякова Научно-вспомогательная работа — Т.С. Сухина,

И.А. Ольховая Художник — Е.Ю. Осипова

Оригинал-макет — О.В. Еклашева Компьютерная верстка — О.В. Еклашева, Т.А. Грачева,

И.В. Кузнецова, Л.И. Пшеницына

Неуемная Россия / Под ред. Ю.М. Осипова, О.В. Иншакова, М.М. Гузева, Е.С. Зотовой: В 2 т. Т. 1. — М.; Волгоград: Издание Волгоградского государственного университета, 2000. — 496 с.

Н 38

Тема России неисчерпаема. В очередной монографии о

современной России, подготовленной под эгидой Центра общественных наук при МГУ учеными Москвы, Волгограда, Волжского, Нижнего Новгорода, Ярославля, Краснодара, Ростова-на-Дону и других городов, ставятся и по мере сил разрешаются актуальные вопросы российского общества и хозяйства, их онтологической идентичности. Неуемная в своей смыслологии и фактологической интерпретации Россия не входит легко и просто в типологические стандарты, а потому приводит к специфическим трактовкам, нашедшим отражение и в данной монографии.

Для ученых-обществоведов, философов, экономистов, практикующих политиков и деловых людей, для всех, кто заинтересован в познании беспредельной России.

© Коллектив авторов, 2003 г.

3

Неуемная Россия Не такая она, Россия — как не то чтобы все и не просто особая, что и

так понятно, а какая-то странная, настолько, что и сказать о ней что-либо путное невозможно: даже с Путиным она какая-то непутевая, во всяком случае, неявная – посмотришь на нее строгим научным взором, покопаешься, посистемствуешь, и вдруг грустно как-то станет, даже и не по себе, поскольку ужас один вокруг, непонятность, бездна какая-то — ничего оформленного, ясного, а ведь живет, живет же, может, и жизнью-то настоящей, никому вообще и неведомой. Ни умом ее не понять, ни аршином общим не измерить, ни душой лоснящейся не принять. Копошится что-то неописуемое и страшное, клокочет, похохатывает, а вот что? — кроме несчастья. И кидают на Россию сердитые взоры, и бегут из нее, а уж как ненавидят! Но сидят же в ней, ждут чего-то, храбрятся. Вот, кажется, все, конец, пятно, ан нет — пятно исчезает, конец не наступает, что-то (не называть же это в самом деле жизнью!) продолжается. Хрипит Россия, куражится, а держится, хоть и безумствует. И рожи вокруг, когда-то Гоголя напугавшие — аж до Италии, но в то же время и лики — где еще можно увидеть такие лики, если не в России, не в ее церквах, не около ли Бога?

Непутевая и нетипичная. Какая же еще страна могла так с собой поступить, рухнуть внезапно,

над собою же и надругавшись? С высот развития в недоразвитость кинуться, в нуль, закричать вдруг на весь свет: «А я никакая! Не ждите ничего от меня, не хочу быть ни высокоразвитой, ни плановой, ни рыночной, вообще ничего не хочу — ни Запада, ни Востока, самой себя не хочу, чтоб никакая наука меня не взяла. А что уж отчебучу, если захочу, так только то, что как раз и захочу. Ненормальная я, — вот и все! И не лезьте ко мне со своими сантиметрами, ибо необъяснимая я и неуемная, не хочу ни объема, ни уема, да и ума не хочу — умных и без меня хватает! А вот что завтра вдруг будет, то уж,

4

извините, не вашего это ума дело, ибо и не моего, а так — трансцендентного!».

Вот, казалось бы, Сталин уж как Россию крепко взял, взнуздав и взвожжив, да не как-нибудь, а жестоко, сильно, кроваво! — многое он натворил и сотворил — вместе с Россией, а вот Россия… возьми, да и не покорись сталинизму, ибо не ее это, не ее, хоть и поиграла она жарко со Сталиным в жертвенные игры. И за Горбачевым не пошла, и Ельцина выдавила, и к Путину теперь подозрительно приглядывается. Это только кажется, что рейтинг, а там, внутри, ох, кабы знать, что там — внутри, в этой ненасытной утробе, что хранится там и хоронится, что держится и исчезает… ибо режимы там, философии, даже и царства. И не Варягия это, не Византия, не Татария, не Московия, не Самодержавия, не Совдепия, вот уже и не Демократия, а вот Россия — да, Империя — да, Неузнавания — да, еще и Неуемия!

Куда деваться: русский мир — неопределимый мир! Конечно, кое-что типологическое и об этом мире можно сказать, тем более ежели не по существу. Тут любые интерпретации возможны. Но всегда будет поражать одно и то же: невместимость России, ненахождение ей места — ни в одной из типологических матриц. Тут и великий Д.И. Менделеев не поможет. Сорок определений можно дать, даже сорок сороков, а понятия так и не будет. Беспонятный это мир — Россия! И если ощущается что-то, то только то разве, что Россия сегодня, — нет, пожалуй, и не сосредоточивается, а как бы это получше сказать — сопит что ли, недовольная и невыказанная. Привольно сегодня в России проходящим всех мастей, в том числе и высшей пробы, даже и политтехнологам, крупная в ней идет игра, прикрытая наивом, ложью и глупостью, а что-то неуютно совсем счастливчикам, не по себе им, — отхватили вроде бы по куску, даже и по континенту, как бы и воцарились — и президента поставили, и властную вертикаль придумали, и охрану выставили, а все как-то не так, хоть и делают, что хотят, не взирая ни на что, — в чем и великая есть прелесть! Вот поэтому-то и страшно: уж больно все можно!

Можно и рыночной страну объявить, и в ВТО втиснуться, и с НАТО позаигрывать. Все можно! А потому и типологии никакой, ибо нет устойчивости — в душах, прежде всего, в самой российской трансценденции, в тайне. Никто ничего тут не понимает! Это же здорово! И в России тем не менее все как-то держится, катясь себе вниз, почему-то и воспаряя, взлетает вдруг вверх, испаряется, образуя при этом и осадок, но очень уж жуткий, особенно у удачников. И не важно, есть ли президент, нет ли его, есть ли вообще что-то, ибо реальность какая-то не такая — она ирреальная, отчего и неухватываемая. А нужно ли ее непременно хватать, ну хотя бы сегодня? Может, не нужно? Ибо в брожении российском есть что-то такое, что выше нас, что вне нас, что за нашими пределами. Не понимали ведь устроители новой буржуазной революции, что может выйти из российского тайного процесса, а ведь мы их когда-то предупреждали, вот теперь и смотрят широко открытыми от недоразумения глазами: что это за ребята явились такие в мир,

5

чего они хотят, с чем пришли? Все вроде бы хорошо, а червь сомнения все гложет и гложет, — и не хочется доверять, и успокоиться нельзя, и не идти нельзя, а идти надо — но куда и зачем? Страшна и непонятна была сильная Россия, еще страшней и непонятней Россия слабая. Да и так ли уж слаба эта самая Россия?

Да и что она есть на самом деле? Живет же, вот и В.В. Путина на свою сторону перетягивает. Ни

горбачевизма уже, почти что и ни ельцинизма. А что есть по сути путинизм? И кто же он, этот самый ВВП, коли не просто валовой внутренний продукт, а может, как раз и продукт, к тому же и внутренний, и валовой?

О России можно говорить и говорить. И хочется разобраться — хоть к чему-то прийти. И ничего не получается, а если и получается, то немного, условно, малопросветно. Как была загадкой Россия, так и остается: что закрытая, что открытая. Вот взяла и открылась, ну и что из того, что при этом изменилось? Да, конечно, и социологам стало легче, и аналитикам, и разведчикам, а что в итоге прояснилось? Что вообще известно о России? Не неведомый ли перед нами континент?

Что там Солярис! Смотри, сколько хочешь, на Россию, вдыхай ее ароматы, члени и сопоставляй, разбирайся, и что же? Поглотит и проглотит — да нет же, не исследователя, что ей до него, а всю его замечательную мысль, даже и суперобоснованную, ибо неуемна Россия, в том числе и в параметрах, фактах, цифрах, а коли что, так и с исследователем церемониться не станет — что ей до него, схватит и уж не отпустит. Сколько уже знатоков России барахтается в трансцендентном ее болоте, особенно из тех, кто все-де узнал, все вынюхал, все изучил!

И пусть простит нас Россия, коли мы к ней тоже с меркой, но, во-первых, не в большой самоуверенности, во-вторых, с очень гибкой меркой, почти что необязательной, в-третьих, осторожно, если не деликатно. Нет, мы не хотим, проведя международные научные конференции «Вековой поиск модели хозяйственного развития России» (г. Волжский, ВГИ ВолГУ, 24—26 сентября 2002 г.) и «Типологические характеристики России: социум, хозяйство, культура» (МГУ, 4—6 декабря 2002г.), «припечатать» Россию, загнать ее в какую-нибудь типологическую схемку, так сказать, опорядочить и опростить. Нет, нам больше нравится неопределенность родной страны, хоть и нелегко в ней, если по честному, пребывать, нам импонирует ее неуемность, ибо это залог ее жизнетворчества, нас устраивает ее непонятность, из которой выходит и ее защита, и миссия, и будущность. Нас не смущает, что Россия слишком не такая, как все, что она не та Европа, что рядом, как вовсе и не Америка, которая, слава Богу, далеко, что она совсем и не азиатская страна, хоть во многом и Скифия — так ведь она же и Гиперборея — чего уж так смущаться, разве что самих себя, но это уже другой разговор — о себе, ведь главное, что мы уже чувствуем, что надо сильно меняться, а подражание тут не проходит и не пройдет, а потому меняться надо и придется нам самим и по-своему — под немилосердными

6

ударами роковой судьбы. А так, что плохого, что мы — тайна, без которой никуда: ни вперед, ни назад, ни на месте. И все ведь надо переосмысливать, все, ибо слишком уж много скопилось ложного, а правды все нет и нет. А вот будет ли? От нас не все зависит, а вот от нашего внимания и напряжения кое-что зависит, как и от ощущения, что неблагополучие наше в наших же душах, а не где-нибудь еще. А пока — буйный разгул, от которого и страна уже тяжко, еле-еле держится. Отрезвление так потребно: где же Вы, господин Президент, разве не пора?

Трудно вести разговор о России, но нужно. И мы ведем его в меру сил. Уже не один год. Проводим форумы, пишем статьи, выпускаем книги. Нет, мы не горазды быть кем-то: западниками, славянофилами, левыми, правыми, либералами, дирижистами, революционерами, консерваторами, даже и патриотами. Вообще мы не стремимся быть кем-то, кроме, разве, соотечественниками, которым все еще дорога родная страна. И мы не можем быть ее строгими и подтянутыми исследователями, ибо душа все-таки побаливает. Хозяйство — дело не механическое, даже экономика требует своей этики, а что говорить о философии хозяйства, которой просто нет без любви и мудрости. Трудно сказать, что у нас в итоге получилось, — и вот мы делимся своими мыслями-переживаниями, показывая лишь одно: мыслю, значит живу — в России!

Ю.М. Осипов

Раздел I

Фундаментальные

характеристики России

Ю.М. Осипов

Типологические характеристики России: социум, хозяйство, культура

(тезисы)

1. В последнее десятилетие ХХ в. в СССР-России произошла глобалистская экономическая революция, покончившая со сталинской неэкономической цивилизацией, успевшей целостно развернуться (в историческое мгновение!), но не выработавшей способность к стабильному и развивающемуся воспроизводству, т. е. к жизни. Сталинская цивилизация сама подошла к роковому для себя рубежу, а ее противникам оставалось лишь воспользоваться ее собственной нежизнеспособностью.

2. Революция означала восстановление экономики в ее капиталистическом и финансовом образе под опекой западной экономической цивилизации, признанной ее внутрироссийскими и внероссийскими адептами победительницей в борьбе со сталинской цивилизацией. Последняя была подвергнута ускоренному демонтажу, а на ее месте стали закладываться основы и структуры прозападной цивилизации.

Отсюда открытие границ, разгосударствление и приватизация, создание капиталистической и финансовой иерархий, долларизация российского экономического пространства, рост государственной задолженности при огромном и стремительном вывозе капитала заграницу, освобождение трудящихся от собственности, ускоренное накопление частных богатств при резком падении жизненного уровня населения, вестернизация спроса и предложения, сокращение производства и занятости, деинвестирование производства и инфраструктуры, обилие непроизводственного инвестирования, усиленное выкачивание природных

7

ресурсов и экономический паразитизм на природе, свертывание высокотехнологического производства, но также и ошеломляющее развитие теневой экономики, бурная криминализация экономики и общества, всеобщая аморализация и декультуризация, разложение общества, его фактическое разобществление, разложение человека, его расчеловечивание, понижение статусного уровня человека, общества, культуры, государства, общая примитивизация жизни.

Экономическая цивилизация пришла в Россию с внешними экономическими, политическими, даже и правовыми атрибутами, но с глубоко нецивилизованным и антицивилизованным нутром.

Страна была отдана революцией на разграбление, и из этого разграбления должна была революционно возникнуть некая проэкономическая система.

И если в отрицательном плане все вышло совсем и не плохо, а именно, тотальный демонтаж сталинской системы общества и хозяйства и создание на ее месте капитало-финансовой эксплуатационной системы, то в положительном плане ничего воистину ценного и органичного в хозяйстве и обществе пока еще не произошло, хотя определенная, но никак не рассчитанная на времена, стабилизация нового строя и имеет место.

3. Что же так зыбко утвердилось на время в России? А. По форме и по внешности вроде бы экономическая цивилизация,

со всеми ее славными принадлежностями: экономикой, капитализмом, финансизмом, законами, политикой, идеологией, наукой, моралью, СМИ, пиаром, партиями, парламентами, президентами, губернаторами и мэрами, а вот по существу и по внутреннему свойству утвердилось что-то… совсем другое, что ни цивилизацией по сути не назовешь, ни даже в полном смысле слова экономической, ибо все вокруг какое-то не такое, даже и сами внешние атрибуты какие-то не такие — нетакие! — и все тут! В общем, возникла какая-то проэкономическая цивилизация, а следовательно, не имеющая и по настоящему типического характера, т. е. возникает какая-то странная, находящаяся на стороне, стороной стоящая, если не стороной проходящая, конструкция. И если уж характеризовать такую конструкцию типологически, то, видно, в положении и в манере лишь особого исключения. В самом деле, какая-такая цивилизация, коли антицивилизационное начало прямо-таки выпирает из-под всего цивилизационного футляра, или же какая тут экономика, коли нет необходимой для экономики полно-цел-ности, а за ней и полно-цен-ности, ибо нет необходимой для жизни общества плодотворной способности, позволяющей не одни природные ресурсы в хозяйственный оборот вовлечь, но и трудовые, интеллектуальные, научные, технологические,

8

не говоря уже о нравственных, как и позволяющей обеспечить благосостояние всем слоям населения?

Б. Необычная должна быть, судя по всему, типологическая характеристика России, ее социума, экономики, культуры. Странная страна вызывает и странную характеристику — более, наверное, патологическую, чем нормальную, ибо не очень-то видно в нынешней России привлекательной и устойчивой нормы.

Странность, патологичность, ненормальность! Что-то повсюду очень и очень другое: то ли не настоящее, то ли

неотмирное, то ли попросту искаженное. Искажения! Что в России сейчас не искажение — из общепринятого, что не

отклонение, что не уродство? Хотя вроде бы и подражаем бодро, и заимствуем охотно, и исполняем строго — под бдительным зарубежным оком. А все как-то не так, не в стык, не в расчет.

Впечатление, что к России подкрался и непринужденно себя чувствует какой-то посторонний мир, заставляющий и Россию быть в стороне, идти сторонней дорогой, однако не оригинально, и уж вовсе не самобытно, а как-то очень уж болезненно оригинально, что означает, что утвердился в России отрицательно посторонний мир, который иначе, как инфернальным, и не назовешь.

Уже сама революция носила инфернальный характер, она была скрытной и обманчивой, будила скверные и обычно отложенные инстинкты, — и она не могла не вызвать тотальной инфернализации общества и человека, сопровождающейся разобществлением и расчеловечиванием, превращением общества в население, а человека — либо в бездушного зверя, либо в обездушенный механизм. Инфернализация сознания — что индивидуального, что группового, что общественного, вместе с тем и маргинализация сознания — на всех уровнях и во всех аспектах, как, разумеется и обнижение сознания, его «оплоскивание» и обнуливание.

В. В России явился своеобразный антимир, когда все как бы наоборот, вспять, совсем не туда, куда надо. И неудивительно, все это, ибо революцию делала как раз анти-Россия.

Ничего удивительного нет и в том, что в России все так или иначе сегодня «анти»: антисистема, антиэлита, антигосударство, антиобщество, антихозяйство, антикультура, да мало ли еще что! Если б имело место одно лишь разрушение сталинской системы, а то ведь произошло все куда как серьезнее и масштабнее, куда как и страшнее. Случилось опрокидывание в антисостояние, из которого уже нет ни наивно простого, ни интеллектуально

9

сложного — по желанию — выхода, ибо тут надо вновь сильно обернуться — уже реальностью, замещающей антиреальность.

Почему же «анти»? Потому что все, что как будто бы не «анти», т. е. система, элита,

государство, общество, хозяйство, культура, как и любое нечто, работает не на что-нибудь позитивно утверждающееся, а на самое отвратительное ничто, которое просто берет и ничтожит, т. е. на что-то, вполне негативно утверждающееся.

Не мир-позитив, а мир-негатив! Обрушение и подмена, имитация, да еще и отсутствие полноты. Все работает на свою противоположность: система на

антисистему, т. е. вредящую, пожирающую, умертвляющую, на энтропийство; элита на антиэлиту, т. е. на не значимую, а совсем даже наоборотную — паразитарно-разъедающего свойства — верхушку; государство на антигосударство, что ни для кого, кроме властей предержащих, ни для чего, кроме разложения, т. е. это и не государство вовсе, а так, псевдосистема, занятая лишь удержанием антимира на плаву; общество на антиобщество, т. е. на что-то бес-форменное, без-ответственное, бес-пардонное, или вообще на массу — не общество, связанное и структурированное чем-то общим, а на вялотекущее размазанное народонаселение; хозяйство на антихозяйство, ибо хозяйство уже не дает ни полноты самого хозяйства, ни полноты жизни, следовательно, удовлетворения от бытия и его органичного желания; культура на антикультуру, ибо обездуховленная, игровая и игривая культура суть антикультура, хотя и рядящаяся упорно в культурные одежды.

В итоге: антижизнь, что и заметно по различного рода концам, исходам и смертям.

Катастрофа, которая вовсе не будет еще, а которая уже есть, которая уже здесь, как здесь уже глубокий и масштабный апокалиптический кризис, а впереди маячит лишь и всего более антибудущее.

Г. Россия сейчас весьма своеобразна, если не свое-без-образна, но она вовсе не одинока, в том смысле, что ей не дают одиночества, т. е. быть самой по себе и самой собою, и, судя по всему, не дадут. Россию надо строго и цепко держать, да она и сама пока что под сень глобальную и темную лезет, ибо только под этой сенью и быть ей не-Россией, в чем как раз недвусмысленно заинтересован и засевший в ней антимир.

А любое несамостоятельное и несамоценное суть уродливое. Мало того, при этом еще и непременно подвластное — раз само для себя не власть, то значит под властью другого, но постороннего — что «инферно», что «анти», что «вне». Вот Россия и демонстрирует вовсю феномен

10

субфеномена — быть во всех отношениях «суб», или «под», т. е. как-то, чем-то, к чему-то, а то и к кому-то притуленной. А иначе ведь нельзя, ибо вокруг — революция! — которая, кстати, не для России же исконной так упорно делается!

Феномен субфеномена! Суб-социум, суб-экономика, суб-культура, что почти то же самое,

что под-социум, под-экономика, под-культура, равным образом и любое другое «суб—под», т. е. включенное, подзащитное, управляемое, но одновременно и не настоящее, не натуральное, не подлинное. Искусственное, имитационое, импровизационное. То ли очень лживое, то ли просто никакое — без правды, во всяком случае, без своей правды.

И вовсе уже не переходная, ибо уже сложилась, даже и в своей безысходной аморфности.

Д. Субфеноменализация сказалась на субъектности России, элита которой решительно отказалась от какой бы то ни было ее субъектной реальности, обеспечив сползание страны на уровень субсубъекта — субординального субъекта, даже и не помышляющего о собственной исторической роли. Делание истории легко было променено на услуги тем, кто жестко и глобально творит сегодня историю, а также на коварные подставы тем, кто тоже творит историю, но иначе, т. е. сопротивляясь ее нынешним глобальным творцам. Жалкое это зрелище — утрата субъектности, причем по всем линиям!

В России сложилось что-то неопределенное и неопределимое, в чем заправляет некая отрицательная феноменальная трансценденция. Попробуй-ка разберись! Ни общества, ни государства, ни хозяйства, ни экономики, ни культуры, т. е. что-то есть, но в обычных понятиях не улавливаемое, а потому этого чего-то как бы и нет. Вроде бы постмодерн, но, повторяем, субпостмодерн, а потому вдвойне опасный — как вообще постмодерн, который есть уже явный конец — того же модерна, и какое-то возможное начало, но при этом и под-постмодерн, который еще более склонен к концу и мало склонен к какому-нибудь началу. У революции уже нет продолжения, но нет его и у закрепляющей ее стабилизации. Все вывернуто, —как наизнанку, так и из суставов, — и выправить и вправить уже ничего нельзя, точнее, можно, но на иных, т. е. антиреволюционных, началах — справедливости, ответственности, почвенности, чего ни революция, ни ею же предположанная стабилизация принять никак не могут. Отсюда и полный крах — перед будущим, ибо суббудущее, которое упорно России предлагается, ведет даже не в тупик, а в окончательное ничто, откуда уже и не выбраться. Еще немного столь же бесполезных шагов — вперед, в направлении глобально-западного прогресса, и российское время-

11

пространство расколется уже открыто — никаких уже скрытых надломов и переломов.

Россия оказалась в жестокой и губительной хватке отрицательно к ней настроенной и негативной по своему характеру феноменальной транс ценденции (в перекрестке неуловимых, но очень коварных, потоков отрицательных энергий).

4. Типологическая характеристика современной России — более концептуального, чем описательного, более качественного, чем количественного, более аномального, чем нормального порядка. Нет, Россия не восьмой член великолепной семерки, но и не Верхняя Вольта с ракетами. Никто, собственно, не знает истинного положения российских вещей, и сами мы о нем лишь подозреваем, в некотором плане и нарочито односторонне. Точный фактологический портрет России написать сегодня практически невозможно, хотя и можно, надо полагать, дать ряд вообразительных и очень условных эскизов, среди которых может иметь место и вполне оптимистический.

Россия сегодня — сплошная загадка, и не только в силу своей мистической трансцендентности, уходящей глубоко в историю и вообще в мир, но и по причине простого ее незнания — без всякой уже исконной таинственности.

Россия явно не типична, хотя в чем-то и с кем-то и сравнима, да вот по каким же тогда параметрам и показательным данным сравнивать Россию с другими обществами, коли Россия — не страна вовсе, а целый мир, да еще и мир, открыто и ясно никогда и никем не показываемый?

Россия — сама себе тип! И это очень важно уразуметь, ибо Россия изыгрывает мир, его как на

репетиции проигрывает — первая и заранее, тот самый мир, который стремительно катится к бездне — под воздействием Запада. Россия уже у бездны, но не бросается в нее, а топчется как-то у ее края, с ужасом и веселием за него заглядывая. И из топтания этого всякое может выйти — как бросок в бездну, так и отскок от нее, мало того, отскок даже и с преображением, которое сегодня маловероятно, но все-таки возможно, ибо Россия сегодня — сплошная возможность!

5. Нет, не одна лишь негативная трансценденция гуляет ныне по России, а притаилась в ней и позитивная трансценденция с изначальным и конечным замыслом России связанная, с ее историческим ходом, с ее общемировой совместностью. Не одолела ведь пока Россию анти-Россия, хотя и воцарилась в ней, и разрушила многое, обобрала сильно, даже почти что и покорила. Но Россия есть, хоть и не в особенной пока яви, ибо стушевалась, даже и закрылась, но выдержала бешеный натиск революции, его ослабила, а

12

теперь, пожалуй, и возвращается, во всяком случае, веет уже вокруг возвращающейся Россией — сначала духом, а потом уж и материей, а даст Бог — и субъектностью.

6. В России сегодня тотальное сражение. Оно везде: на всем пространстве и в каждой ячейке, по всему организму и в каждой клеточке, наверху и внизу, в целом обществе и в каждой одинокой душе. Зримое и незримое, тягостное и выносимое, осознанное и стихийное. Цель у революции была и есть злая: переделать, растлить, покорить, ограбить, зажать в лукавой эксплуатации, на крайний случай — уничтожить, а в итоге, несмотря на все громкие успехи революции, вышло что-то совсем иное, совсем и непредвиденное — вышла борьба миров, из которой тоже может выйти кое-что непредвиденное: альтернативный мир и новая Россия!

Нет, это не переход, не реализация проекта, а мучительное рождение — мира из мира, России из России, — и на все это есть немалый шанс, ибо Россия непредсказуема!

В.М. Коллонтай

Некоторые особенности современной глобализации*

Глобализация сейчас является одной из наиболее популярных тем в общественных науках. О ней написаны сотни книг и тысячи статей. При этом легко обнаружить, что многие авторы (как в России, так и за рубежом) совершенно по-разному трактуют само понятие глобализации, вкладывают в него далеко не одинаковое содержание,

Одни подчеркивают, что интернационализация общественной жизни (ИОЖ) — ее хозяйственных, политических, культурных и иных сторон — наблюдалась издревле, на всем протяжении истории. Самые разные формы общения — войны, торговля, путешествия, экспедиции, миссионерская деятельность и т. д. — приводили к постоянному обмену между народами продукцией, идеями, изобретениями, формами организации, методами управления, порождали различного рода интеграционные процессы. В самой общей форме можно говорить о тенденции укрупнения тех системообразующих (организационных и территориальных) ячеек, вокруг которых кристаллизуется общественная жизнь — племя, княжества, национальные государства, содружества. В последнее время обмен между народами и интеграционные процессы усилисись, ИОЖ приобрела невиданные ранее масштабы и темпы. Соответственно под глобализацией понимается совокупность тех новых явлений (и закономерностей), которые порождены нынешним уровнем интернационализации хозяйственной, политической и культурной жизни человечества.

* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ№00-02-00114а.

13

Другие считают глобализацию одним из важнейших аспектов происходящих ныне мегатрансформаций — перехода от индустриального к постиндустриальному обществу, от модернизма к постмодернизму. В этом контексте глобализация рассматривается как новая (многие подчеркивают — неотвратимая) фаза развития человечества. При этом глобализация часто отождествляется с завершением эпохи национальных государств, с заменой национальных форм организации человеческой общности иными. В контексте продвижения к постиндустриальному, постмодернистскому обществу глобализация преподносится как инструмент скорейшего перехода человечества к более зажиточному и благополучному состоянию. Будущее постулируется как распространение на весь мир образа жизни того «золотого миллиарда», который живет в мирохозяйственных центрах. Возможность, желательность и реалистичность такого распространения, а также возникающие при этом проблемы для мирохозяйственной периферии — экономические, социальные, экологические, политические и другие — просто игнорируются.

Третьи подходят к глобализации преимущественно как к идеолого-политическому явлению, отражающему стремление ведущих держав политико-экономическими средствами закрепить свое господствующее положение. Распад колониальной системы показал невозможность строить международное сообщество на чисто военно-политической основе. Соответственно в 70-х гг. ХХ в. остро встал вопрос о будущем миропорядке (борьба вокруг нового мирового экономического, информационного, культурного и т. д. порядка). В этих условиях ведущие западные державы, и в первую очередь США, разработали и стали энергично проводить в жизнь стратегию неолиберальной глобализации как основы наиболее приемлемого для них мироустройства1.

В каждом из этих трех подходов к глобализации есть доля истины, каждый из них по-своему рассматривает реально происходящие процессы и имеет право на существование. Сознавая условность любых определений, попытаемся обрисовать то понимание глобализации, которым руководствуется автор настоящей статьи. Современная глобализация — это интернационализация хозяйственной, политической и культурной жизни человечества в условиях бурного научно-технического прогресса, когда интеграционные процессы не только растут количественно, но и приобретают

1 В последнее время в России (да и не только в России) широкое распространение получило осуждающее отношение ко всему, что может быть истолковано как заговор. Первоначально такой подход был порожден тем, что в советском обществе провалы и неуспехи часто объяснялись ссылкой на заговор враждебных сил. Увлекшись критикой таких подходов, реформаторы создали обстановку, при которой часто становилось неприличным (некорректным) говорить о стратегиях или намерениях партнеров, конкурентов, соперников, особенно если они содержали какие-либо неблагоприятные элементы разрушения. В условиях обостряющейся конкурентной борьбы и столкновений национальных интересов, игнорирование стратегий контрагентов представляется крайне опасным.

14

новые качества — преобразуются старые и возникают новые структуры и закономерности, появляются новые, негосударственные системообразующие центры (новые средоточия власти и могущества), формируется новый институционально-правовой каркас.

При этом важно подчеркнуть, что речь идет о процессе, о тенденции развития (а не о завершенном состоянии или результате). Одновременно существует множество контртенденций и препятствий, которые могут приводить к неожиданным мутациям и непредвиденным результатам. Важно отметить также, что это пульсирующий процесс: периоды более активной ИОЖ сменяются откатами (Средние века, изоляционизм). Пульсация во многом объясняется тем, что большинство конкретных проявлений глобализации первоначально обрушивается на уже сложившиеся общества как внешняя разрушительная сила (порождая борьбу этих обществ за выживание). Позитивные же последствия глобализации — там, где они материализуются — проявляются лишь со временем, в исторической перспективе.

Необходимо также подчеркнуть, что неолиберальная глобализация (хотя она и является сейчас бесспорно преобладающей формой глобализации) далеко не единственно возможная.

За последние четверть века западные теоретики приложили немало усилий к тому, чтобы само понятие «глобализация» воспринималось как синоним неолиберальной глобализации. Поэтому очень важно понять, в чем различие между глобализацией вообще (глобализацией как современного этапа ИОЖ) и неолиберальной глобализацией как одной из возможных конкретных форм этого процесса.

ИОЖ как мегатенденция в основном является стихийным процессом, исторически ее никто целенаправленно не организовывал и не направлял; она складывалась спонтанно, как объективный результат многочисленных разрозненных действий. Однако с ростом масштабов и интенсивности ИОЖ, возникла необходимость в усилиях, направленных на осознание и организационно-управленческое регулирование происходящего. Длительное время последнее осуществлялось на основе межгосударственных отношений суверенных стран (Вестфальская система). Колониализм был иной формой такого регулирования. Теорию и практику неолиберальной глобализации следует также рассматривать как один из возможных методов организации и управления международными отношениями, характер и последствия которого требуют специального изучения (особенно с точки зрения их жизнеспособности и перспективности).

Неолиберальная глобализация — это особая стратегия формирования мирового порядка в современных условиях, делающая упор (особенно на первых этапах) на экономические формы и методы — не брезгуя при этом и неэкономическими. Суть этой стратегии заключается в том, чтобы воздействовать на стихийные мирохозяйственные механизмы в сторону устранения барьеров свободному передвижению товаров, услуг и капитала и тем самым формировать единый глобальный рынок, форсировать образование

15

асимметрично взаимозависимых структур, дать простор для экспансии наиболее экономически могущественных (и, как считается, наиболее эффективных) хозяйственных объединений. Иначе говоря, основная цель неолиберальной глобализации — разрушить национальную замкнутость общественного развития, подорвать сложившиеся хозяйственные функции национальных государств, ослабить их суверенитет и возможность отстаивать собственные интересы на международной арене (в частности, на международных переговорах) и таким путем создать единое, однородное хозяйственное пространство [1; 2].

Эти цели достигаются множеством самых разнообразных (но взаимосвязанных) средств — идеологических (навязывание другим странам определенных концепций), военно-политических и экономических (давление с целью размывания барьеров свободной торговле), формированием новых мирохозяйственных центров (транснациональные корпорации, мировые финансовые центры, международные экономические организации и др.), складыванием новых самовоспроизводящихся структур и регулирующих механизмов, усилением асимметричной взаимозависимости и т. д. [3—5]. В зависимости от конкретной страны и конкретной ситуации в ход пускается то или иное сочетание разнообразных инструментов — кредиты (или угроза отказа в них), условия реструктуризации долгов, внешнеторговый прессинг, дестабилизация тех или иных товарных или финансовых рынков, военно-политическое и/или дипломатическое давление, решения международных экономических организаций, та или другая трактовка согласованных принципов и «правил игры» и т. д. Неолиберальная глобализация — это не стихийный процесс, а результат хорошо продуманной целенаправленной политики.

Чтобы быть успешной и устойчивой, ИОЖ (в том числе и нарождающаяся глобализация) должна протекать постепенно и ненасильственно, давая каждому сложившемуся обществу возможность адаптироваться к меняющейся обстановке, органически осваивать (воспринимать) импортируемые новшества. Нарушения этого требования — имперские завоевания, колониализм — исторически, как правило, приводили к крайне уродливым результатам. Неолиберальная же глобализация с самого начала предполагала форсированность преобразований и упорное навязывание другим обществам теорий и практики, мировоззрений и критериев, разработанных в западных странах и отражающих интересы наиболее сильных из них.

Важной особенностью неолиберальной глобализации является ее теснейшее переплетение со стремительными трансформациями в сфере науки и техники. Современный научно-технический прогресс стимулирует неолиберальную глобализацию, которая, в свою очередь, дает простор научно-техническому прогрессу и предопределяет многие его конкретные формы. На этом вопросе следует остановиться подробнее.

Современный научно-технический прогресс резко повышает первоначальные капитальные затраты (на исследования, информатику и т. п.)

16

и сокращает жизненный цикл растущей части выпускаемой продукции, поскольку постоянно существует угроза, что конкуренты найдут продукцию или способ производства, обрекающие на моральное устаревание существующую продукцию и/или производственные процессы. В условиях капитализма для окупаемости производимых ныне инвестиций и затрат требуются обширные, сравнительно однородные (по уровню доходов, по структуре запросов, по восприимчивости к рекламе и т. п.) рынки, намного превышающие по своим объемам рынки отдельно взятых государств2. Кроме того, современное производство предполагает постоянное маневрирование большими массами разных видов сырья и топлива, а также мобилизацию огромных финансовых ресурсов.

Отражая эти императивы, понятие «глобализация» первоначально применялось к стратегиям крупных корпораций. Лишь впоследствии оно охватило необходимость поиска решений глобальных проблем, стало знаменем формирования нового миропорядка, превратилось в обобщенный символ совокупности происходящих изменений и требований к экономической политике.

* * *

Преобладание неолиберальной глобализации в последней четверти

ХХ в. бесспорно. Она привела к небывало тесному взаимодействию обществ с самыми разными уровнями хозяйственного развития и потенциалами, с глубоко различными культурными традициями, историческим наследием, мировоззрениями, религиями и правовыми нормами. При этом сам процесс глобализации проходит в таких формах, которые чаще всего усиливают изначальную неоднородность и неравномерность развития, усугубляют расслоение и стратификацию всего мирового хозяйства и отдельных его звеньев. Все имеющиеся подсчеты подтверждают, что доля доходов наиболее богатой десятой части населения земли неуклонно растет, а доля наиболее бедной — сокращается. В результате противоречивость, напряженность и конфликтность развития международного сообщества резко усиливаются.

Важнейшим последствием неолиберальной глобализации является бурное расширение ареала товарно-денежных отношений. Происходит это по широкому кругу направлений.

• В развитых капиталистических странах рост экономики, увеличение доходов и стремительное общественное разделение труда сопровождаются обособлением и специализацией многочисленных предпринимателей, которые преимущественно через рынок подключаются к существующим системам хозяйственных взаимосвязей и взаимозависимостей.

2 Неолиберальная глобализация делает ставку на быстрое обогащение ограниченного слоя в периферийных странах с тем, чтобы их спрос был аналогичен рынкам западных стран (см: [6]).

17

• В освободившихся от колониализма странах осуществляется активная политика хозяйственной модернизации и индустриализации, приводящая к росту числа хозяйственных субъектов, связанных между собой преимущественно рынком.

• Распад социалистической системы сопровождается приватизацией и хозяйственными реформами, также расширяющими сферу товарно-денежных отношений.

• Идет стремительная приватизация — и соответственно вовлечение в рыночный оборот — общечеловеческого и национального достояния. Научно-технический прогресс привел к самостоятельному юридическому оформлению интеллектуальной собственности (патенты, лицензии и т. п.), которая все чаще становится предметом купли-продажи. Аналогичный процесс (хотя и в меньших масштабах) наблюдается в отношении природных ресурсов, земли и прав на загрязнение окружающей природной среды. Одновременно приватизируются многие ключевые для национальной безопасности отрасли.

• В сфере финансов наблюдаются глубокие изменения (снятие ограничений со многих видов операций, секьюритизация, появление новых видов ценных бумаг и операций и т. п.), которые особенно быстро расширяют сферу денежно-финансовых отношений, «отоваривают» сбережения и накопления.

В результате сложилась специфическая обстановка длительного бурного расширения товарно-денежных отношений. Это в немалой степени способствовало тому, что западный мир на протяжении нескольких десятилетий не испытывал обычных для капитализма глубоких воспроизводственных кризисов. На этой почве в 90-х гг. возникла иллюзия, будто найден секрет бескризисного развития3.

Важнейшим следствием отмеченных выше процессов являются дальнейшее резкое усложнение всех хозяйственных систем, стремительный рост взаимосвязей и взаимозависимостей, возвышение роли разных форм посредничества, так или иначе заменяющих собой (или модифицирующих) отдельные функции рыночных механизмов [8]. Особенно возросла роль различных финансовых институтов, которые пускают в ход самые разнообразные механизмы расширения своих активов, функций, влияния, контроля и управления над финансовыми потоками на микро- и макроуровнях [9]. В условиях широкого распространения теории и практики неолиберальной глобализации («Вашингтонский консенcус») явно опережающими темпами растет международный обмен товарами, услугами, инвестициями и идеями.

3 По оценкам экспертов известной консультативной фирмы Макинзи, за тридцать лет (1997—2027) предполагался двенадцатикратный рост международного обмена (товаров, услуг и активов) [7, 3—5]. События последних лет внесли немалую поправку в такие оптимистические подходы.

18

Важнейшим итогом неолиберальной глобализации является небывалая концентрация хозяйственной деятельности (а также власти и могущества) в глобальных масштабах [10; 11]. Основная часть мировых авиаперевозок сосредоточена в руках трех мегаальянсов. Более половины всех автомобилей в мире производится шестью группами тесно взаимосвязанных корпораций. Многие специализированные финансовые услуги (не только кредитование, но и консультации, аудит, управление активами) сосредоточены в двух-трех финансовых группах. В сфере высоких технологий лидирующие в научно-технических исследованиях корпорации подчас имеют возможность (предопределяя стандарты, нормы и правила игры в соответствующей отрасли) захватывать на отдельных участках практически монопольные позиции — будь то «Майкрософт» или Интернет [12]. Глобальная деятельность основных видов СМИ контролируется восемью-десятью группами [13].

Важной особенностью современного мирового хозяйства является сознательное целенаправленное воздействие все более крупных и могущественных актеров на мирохозяйственные процессы. Растает заинтересованность отдельных государств в чисто экономических аспектах международных отношений. Крупные транснациональные корпорации и финансовые институты все активнее преследуют свои особые цели, оказывают постоянное воздействие на формирование и функционирование мировых рынков. Стремительно растет число международных экономических организаций, каждая из которых по-своему также преобразует отдельные экономические процессы в мировом хозяйстве [14]. При этом большая часть такого воздействия имеет корыстную направленность (защищая интересы тех или других групп хозяйственных субъектов и, в основном, игнорируя национальные интересы, социальные, экологические, культурные и др. проблемы). Стихийность и объективность функционирования классических рыночных механизмов явно все больше уходят в прошлое4.

* * *

В результате подолжающейся десятилетиями неолиберальной

глобализации резко усиливается разрыв между мирохозяйственными центрами и периферией. При этом дело не только в количественном разрыве и дифференциации отдельных стран по степени их интеграции в мировое хозяйство. Важно еще и то, что сам разрыв приобретает качественно новый характер. Если раньше он находился в едином континиуме индустриального развития (более индустриально развитые и промышленно отстающие страны), то теперь сами векторы развития принимают разные направления. Одни группы стран все больше аккумулируют черты постиндустриального

4 Обобщая свой анализ причин успехов недавнего развития США, видный японский экономист К. Омае пишет: «Экстернализируя свою экономику, Америка добилась невероятного» [16, 39].

19

общества, а другие испытывают растущие трудности на путях индустриализации и просто экономического развития. Мировое хозяйство переходит из состояния одновекторного развития в состояние многовекторного развития. Условно можно выделить по крайней мере четыре части современного мирового хозяйства, каждая — со своим особым вектором развития.

Во-первых, мирохозяйственные центры, развивающиеся по новым схемам, ориентирующиеся не столько на снижение издержек, сколько на повышение качества (качество товаров и услуг, качество жизни), не столько на экстенсивное, сколько на интенсивное хозяйствование. Преобладающие там организационно-управленческие структуры, гипертрофированная роль финансов и правовых институтов, огромный научно-технический потенциал закрепляют их господствующие позиции в мировом хозяйстве, по ряду вопросов изолируют их от периферии.

Во-вторых, интегрированная в мировое хозяйство периферия, по многим каналам (ценовые пропорции, отток капитала, утечка мозгов и т. п.) подпитывающая развитие центра. Периферия сильно дифференцирована и отдельные ее звенья находятся в разной степени асимметричной взаимозависимости с центром. Но практически для всех из них догоняющее развитие наталкивается на усиливающиеся экономические и политические препятствия — растущая капиталоемкость, квалификационные и качественные требования, огромный навес задолженности, недостижимые стандарты и нормы, непосильные требования международных организаций и т. п. Их стратегии развития вынуждены все больше ориентироваться не на догоняющее развитие, а на поиск приемлемых мирохозяйственных ниш. Объективно многим из них (не только крупным странам, но и региональным объединениям) требуется определенная переориентация с внешних на внутренние рынки.

В-третьих, маржинализуемые социально-экономические изгои, которые в обозримом будущем имеют ничтожные шансы найти сколько-нибудь приемлемое (тем более достойное) место в мировом хозяйстве. Если раньше эта группа состояла преимущественно из полунатуральных хозяйств (которые еще как-то могли себя прокармливать), то сейчас она в основном состоит из групп, перекочевавших в городские фавеллы и бидонвили. Здесь в самом прямом смысле идет борьба за выживание. Эта многочисленная группа является сильным дестабилизирующим фактором любых складывающихся в мире хозяйственных и общественных отношений.

Наконец, следует особо остановиться на Китае и Индии [15]. В этих двух странах с крайне бедным населением проживает треть человечества. Их экономика определяется преимущественно национально-государственными факторами и еще почти не приобщена к процессам глобализации. В то же время такое приобщение сейчас быстро набирает темпы и его вероятные последствия для мирового хозяйства, для международного разделения труда и для всей социально-экономической сферы мира еще пока крайне слабо изучается.

20

Четверть века неолиберальной глобализации привели к глубоким структурным изменениям, к возникновению мощных механизмов расширенного самовоспроизводства международных хозяйственных и иных отношений. При этом, наряду с унифицирующими тенденциями, идет бурный процесс расслоения и стратификации мирового хозяйства, роста неоднородности. В этом, видимо, одна из важных характеристик современной глобализации.

Неравномерный процесс неолиберальной глобализации порождает все более неоднородное мировое хозяйство; по своим возможностям и потенциалам его составные элементы вынуждены развиваться не только разными темпами, но часто и в разных направлениях. Такая ситуация не может породить единого механизма успешного экономического и социального подъема большинства стран планеты.

* * * Важнейшим доводом в пользу неолиберальной глобализации, как

правило, является утверждение, будто рынки вообще и глобальные рынки в особенности обеспечивают все более высокий уровень производительности и эффективности, наиболее рациональное распределение ресурсов. В отношении крупных корпораций такие утверждения представляются в немалой степени обоснованными. Что же касается мирохозяйственной периферии (и мирового хозяйства в целом), то тут результаты неолиберальной глобализации значительно более спорны. Темпы прироста мирового ВВП в 80-х и 90-х гг. заметно ниже, нежели в 50-х, 60-х гг. В Латинской Америке 80-е гг. считаются «потерянным десятилетием». Также можно охарактер