Test 1 Politica si planificarea lingvistica. Definitii, relatii, tipuri, probleme, criteriaЯзыковая политика и языковое планирование. Определения, отношения, типы, проблемы, критерииБИЬЛИОГРАФИЯ:1. Gheorghe MOLDOVANU Revista Limba Română Nr. 4-6, anul XIV, 20042. Э. Хауген ЛИНГВИСТИКА И ЯЗЫКОВОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ (Новое в лингвистике. Вып. VII. Социолингвистика. - М., 1975. - С. 441-472)

1. Языковая политика и языковое планирование. Определения, отношенияGheorghe MOLDOVANU Revista Limba Română Nr. 4-6, anul XIV, 2004

Dacă pornim de la ideea „dublei determinări” (Guespin, Marcellesi, 1986), conform căreia orice societate umană este o societate lingvistică, iar orice activitate lingvistică este o activitate socială, devine clar că politica lingvistică este omniprezentă „pour englober tous les faits de langage où l’action de la société revêt la forme politique” (op. cit, p. 9). Această afirmaţie este cu atât mai actuală, cu cât, la începutul mileniului al III-lea, există numeroase motive care au readus în centrul atenţiei factorilor de decizie, cercetătorilor, societăţii civile în ansamblu problematica legată de politica lingvistică. Printre ele se numără şi emergenţa noilor state, migraţiunea, plurilingvismul majorităţii statelor din lume (inclusiv din Europa), problemele legate de minorităţile lingvistice, mondializarea, funcţionarea instanţelor supranaţionale etc. În consecinţă, volumul textelor produse şi difuzate privind problematica în cauză creşte simţitor.Întrucât în literatura de specialitate nu există unanimitate în privinţa utilizării noţiunilor şi termenilor de politică lingvistică, planificare lingvistică şi amenajare1 lingvistică, vom încerca să facem aici unele distincţii utile între conceptele şi termenii anunţaţi în titlu, evitând dezbaterile privind definiţiile acestor concepte.Termenul planificare lingvistică (language planning) a fost introdus în circuitul lingvistic de Einar Haugen cu ocazia prezentării activităţilor de standardizare lingvistică efectuate în Norvegia (Haugen, 1959). Echivalentul său francez planification linguistique se folosea cu acelaşi sens în acea perioadă: el desemna totalitatea măsurilor luate de stat în vederea standardizării şi utilizării codului lingvistic.Spre sfârşitul anilor ’60, noţiunea de planificare lingvistică se lărgeşte; ea se foloseşte din ce în ce mai frecvent pentru a descrie orice intervenţie din exterior asupra limbilor în vederea reglementării problemelor de natură sociolingvistică (Rubin, Jernudd, 1971; Das Gupta, Jernudd, 1975; Fishman, 1977).În evoluţia ulterioară a noţiunii de planificare lingvistică se observă două tendinţe, într-un anumit fel, opuse: pe de o parte, tendinţa de extindere a ariei sale de utilizare (a se confrunta cu sensul iniţial de „standardizare a codului lingvistic”), pe de altă parte, tendinţa de a deveni mai concretă. Astfel, H. Kloss propune o tipologie a planificării lingvistice în funcţie de aspectul limbii care constituie obiectul intervenţiei sociolingvistice. În acest scop, Kloss introduce noţiunile deplanificare a corpusului limbii (corpus planning) şi planificare a statutului limbii (status planning).Planificarea corpusului afectează natura propriu-zisă a limbii, în timp ce planificarea statutuluivizează statutul social al unei limbi în raport cu altele (Kloss, 1969, 81)2 .Paralel cu aceasta, îşi croieşte calea noţiunea de politică lingvistică. Ea apare aproximativ în aceeaşi perioadă sub denumirea de language policy în sociolingvistica engleză (Fishman, 1971),politica linguistica – în circuitul sociolingvistic din Spania (Ninyoles, 1975), Sprach(en) politik – în Germania(Glück, 1981), iar în literatura francofonă de specialitate se utilizează termenul politique linguistique.Analiza comparativă a definiţiilor noţiunilor de politică lingvistică şi planificare lingvistică propuse de diferiţi lingvişti permite să constatăm existenţa unor relaţii de subordonare între ele. Astfel, în opinia lui J. Fishman, planificarea lingvistică nu este altceva decât aplicarea în practică a politicii lingvistice (Fishman, 1971). Definiţiile propuse ceva mai târziu de autorii menţionaţi supra nu se deosebesc practic cu nimic de această viziune.După cum se vede, o dată cu extinderea sensului termenului planificare lingvistică şi introducerea în circuitul lingvistic a termenului politică lingvistică apare necesitatea delimitării acestora. Dihotomia politică lingvistică/planificare lingvistică devine tot mai evidentă. Lingvistul francez P. E. Laporte, spre exemplu, asociază politica lingvistică unui cadru juridic, iar planificarea lingvistică totalităţii acţiunilor ce au drept scop precizarea şi atribuirea unui anumit statut uneia sau mai multor limbi (Laporte, 1994). Pentru L. J. Calvet politica lingvistică este „l’intervention sur les langues et sur les relations entre les langues dans le cadre des Etats (…) mieux, un ensemble de choix conscients concernant les rapports entre langue(s) et vie

sociale” (Calvet, 1996, 111), iarplanificarea lingvistică se defineşte ca „la mise en pratique concrète d’une politique linguistique, le passage à l’acte en quelque sorte” (ibidem).Între timp, paralel cu politica lingvistică şi planificarea lingvistică apar şi alţi termeni pentru denumirea aceloraşi fenomene. În sociolingvistica catalană, de exemplu, s-a recurs la termenulnormalizare (normalisation) pentru a se insista asupra necesităţii revenirii la starea normală de utilizare a limbii catalane în diverse domenii ale vieţii sociale. Termenul normalizare apare în special atunci când se compară aşa-numitele situaţii de substituire/asimilare lingvistică (Aracil, 1982) şi cele de diglosie (Ferguson, 1959).În Canada (mai ales în Québec), termenul language planning este tradus iniţial prin planification linguistique, însă la insistenţa lingvistului J.C. Corbeil, care a participat activ la redactarea textuluiCartei limbii franceze (1977) şi la elaborarea unui plan de acţiuni în domeniul planificării lingvistice, termenul planification linguistique este înlocuit în anii ’70 cu termenul amenajare lingvistică (aménagement linguistique) (Corbeil, 1977; 1980).Aşadar, dintre noţiunile de politică lingvistică, planificare lingvistică şi amenajare lingvistică cea mai largă este noţiunea de politică lingvistică, deşi ea a apărut ceva mai târziu decâtconceptul deplanificare lingvistică. Politica lingvistică constă în luarea deciziilor majore în vederea orientării şi reglementării utilizării în comunicarea pe teritoriul unui stat (nivel naţional) sau în comunicarea între diferite state (nivel supranaţional) a uneia sau mai multor limbi. Planificarea lingvistică constă în determinarea cu precizie a modalităţilor şi termenelor de realizare a obiectivelor stabilite depolitica lingvistică în funcţie de realităţile concrete şi resursele economice şi umane disponibile. Языковое строительство (планирование)  сознательное целенаправленное вмешательство государственных органов, общества в процессы языкового развития. Сюда относится создание алфавитов для языков бесписьменных народов, публикация книг на их языках, введение начального образования на языках национальных меньшинств, проведение нормализационных мероприятий в области правописания, пропаганды культуры речи. Связано с общими тенденциями в языковой политике. Языковая политика – совокупность действий, властных структур  в отношении языка. Она может быть целенаправленной и стихийной. Ее цель – предотвращение конфликтов (но иногда и наоборот). Она также важна если это многонациональное государство.

Э. ХаугенЛИНГВИСТИКА И ЯЗЫКОВОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ(Новое в лингвистике. Вып. VII. Социолингвистика. - М., 1975. - С. 441-472)2. Характер языкового планирования2.1. Нормативную, или предписывающую, лингвистику можно рассматривать как некий вид управления (или манипулирования) языком, предполагающий существование того, что я буду здесь называть "языковым планированием" (в дальнейшем сокращенно - ЯП). Планирование - это один из видов человеческой деятельности; он возникает из потребности найти решение некоторой проблемы. Деятельность эта может быть абсолютно неформальной и ad hoc, но может быть организованной и преднамеренной. Она может осуществляться как частными лицами, так и официальными учреждениями. Социальное планирование в нашем обществе - это деятельность с весьма определенными задачами, хотя разные страны находят ее приемлемой в специфических сферах в самой разной степени. Коль скоро планирование осуществляется, оно непременно должно включать следующие этапы: сбор материала в широких масштабах, рассмотрение альтернативных планов действия, принятие решений и, наконец, их внедрение самыми различными методами.2.2. Такая модель применима и к ЯП. Всюду, где существуют языковые проблемы, требуется ЯП. Если языковая ситуация по каким-то причинам ощущается как неудовлетворительная, возникает необходимость в осуществлении программы ЯП. В одной из своих предшествующих работ я определял ЯП как "деятельность по подготовке нормативной орфографии, грамматики и словаря, которыми будут руководствоваться в своей письменной и устной речи члены неоднородных речевых коллективов" (Xауген 1959, 8). Теперь я считаю, что это только один из возможных выходов ЯП, только часть воплощения решений, принимаемых теми, кто занимается планированием языка. Душой ЯП является скорее то, что я определил бы как "вынесение суждения в форме одной из нескольких имеющихся языковых форм". И даже еще короче - я думаю, мы можем определить ЯП как оценку языкового изменения.

2.3. Разумеется, поскольку лингвистика с такой гордостью заявляет о том, что она наука описательная, можно и отрицать всякую научную ценность процесса оценки и выбора. Не углубляясь в проблемы детерминизма и свободы воли, мы можем, однако, сказать с полной уверенностью. что вопрос о выборе в языке продолжает оставаться открытым. Тот факт, что каждый человек должен учить язык с азов и при этом никогда не выучивает в точности тот язык, на котором говорят его учителя, а также тот факт, что люди могут и действительно меняют в течение жизни свой язык, - достаточная гарантия того, что должна быть какая-то область, где есть место выбору. И коль скоро такая область существует, мы можем говорить о ЯП как о попытке повлиять на этот выбор. Как и всякая оценка, ЯП предполагает, что существуют некоторые стандарты, на фоне которых оцениваются различные языковые инновации.2.4. Однако не следует априори утверждать, что мы знаем, что это за стандарты. В задачи ЯП не входит поощрение или предотвращение языковых изменений. В его задачи не входит защита единообразия или разнообразия речи отдельных говорящих или групп говорящих. В его задачи не входит противодействие или содействие процессу межъязыкового заимствования: оно может лишь работать на пурификацию или гибридизацию. Оно может защищать или расширение, или ограничение ресурсов языка. В его задачи не входит повышение эффективности в ущерб красоте; оно может развивать как точность, так и выразительность языка. В его задачи не входит даже сохранение того языка, для которого оно предназначено: ЯП может быть направлено на сдвиг данного языка в сторону другого.2.5. Мы рассмотрим здесь проблемы, которые порождают ЯП, тип принимающих решение лиц, которые связаны с ЯП, альтернативы, которые были предложены, и их ограничения, принципы оценки, которые при этом применялись, и, наконец, методы проведения языковой политики. В такой небольшой работе, как настоящая статья, мы можем дать лишь самый краткий очерк этой весьма обширной темы.2.6. Прежде чем начать рассмотрение проблем, порождающих ЯП, необходимо установить соотносительные роли речи и письма. Конечно, никто не станет отрицать исключительной важности для лингвистической науки того факта, что письмо вторично - как в историческом плане, так и при обучении и в жизни каждого индивида. И все же при изучении ЯП нам придется перевернуть это отношение: нам придется считать письмо первичным, а речь вторичной. Может быть, это одна из причин, почему языковеды сравнительно мало интересуются ЯП, - это переворачивает все их представления о языке. То, что лингвисты считают первичным, в ЯП рассматривается как вторичное, а за тем, что лингвисты считают лишь тенью действительности, признается определенная ценность. Причина этой перестановки - в функционировании письма, являющегося средством общения для говорящих, разделенных временем и пространством. Важность письма для общества, длительная сохраняемость письменных текстов позволяют и требуют трактовать письмо не просто как записанную естественную речь. Письмо перестает быть просто записью, оно создает свой собственный код, способный оказывать воздействие на речь языкового коллектива.2.7. Отношение письменного языка к идиолектным кодам его носителей можно анализировать путем двойного перевода. Начав с любого данного идиолекта, лингвист может применить доступную ему технику описания и представить точную и исчерпывающую запись идиолекта в форме стандартного лингвистического описания. Эту точную фиксацию идиолекта можно назвать графолектом говорящего. Между идиолектом и графолектом даже в самом благоприятном случае будут ощутимые расхождения. Графолект отличается от идиолекта следующим: он а) отредактирован, б) расчленен, в) задержан, г) стабилизирован. Отредактирован - это значит, что в нем не содержится никаких не поддающихся учету непредсказуемых ошибочных фраз и фальстартов, характерных для реальной речи (Xоккет 1958, 142). Расчленен означает то, что такие сукцессивные единицы, как фонемы и слова, разъединяются, вместо того чтобы оставаться слитными: так, /wayncha telmiy/ в любой мыслимой английской орфографии предстанет в виде пяти или шести сукцессивных единиц: Why didn't you tell me? "Почему ты не сказал мне?" Под задержанностыографолекта мы понимаем тот факт, что он выучен, как учат второй язык, и потому требовал большего обдумывания и больших усилий, чем идиолект. Графолект стабилизирован, то есть он обладает большей потенциальной емкостью и несущей силой, что способствует регулярности и стабильности его форм. Таким образом, применив эти принципы к идиолекту, лингвист переводит его в новое средство общения с вытекающим отсюда изменением техники исследования и некоторой потерей информации. То же самое делает носитель графолекта, когда он учится читать и писать.2.8. Но Графолект - это еще не орфография. Для этого должен обязательно осуществиться второй перевод, который приспособит. его к нуждам других идиолектов - короче говоря, создаст

некий компромисс графолектов. Как указывал Мартин Йоос (Йоос I960, 257), идеальная орфография должна обеспечивать некоторую степень морфемной стабильности, будучи сама морфонологической. Это значит, что она должна допускать такую альтернативную интерпретацию символов, чтобы самые различные идиолекты смогли обнаружить в ней присущие именно им звуки. И в то же время она должна быть настолько единообразной, чтобы в нее можно было перевести самые различные речевые навыки. Но это означает, что стандартная орфография в определенной степени независима от речевых навыков тех, кто ее употребляет; она становится как бы "языком в себе", а не только отражением речи. Поэтому лица, изучающие орфографию, сталкиваются с двойной проблемой - разрывом между речью и письмом (в смысле использования разной техники кодирования) и разрывом между их собственными идиолектами и воплощением этих идиолектов на письме. Именно этот второй разрыв может привести к фактическому языковому изменению под влиянием письма, поскольку письменные тексты, читаемые вслух, могут порождать свою собственную речь. Применяя выученные им правила перевода, человек, читающий текст, может создать идиолект, отличный от его собственного - в той степени, в какой данный графолект не совпадает с его собственным графолектом. Это возможно в любом случае - независимо от того, насколько орфография данного языка близка к фонетике. Однако на самом деле полностью фонетическая орфография обеспечит большее единство произношения, так что орфографическое произношение скорее характерно для немецкого, чем для английского языка. Орфографическое произношение крайне непопулярно среди лингвистов, однако язык типа верхненемецкого без него совершенно невозможно понять [3].2.9. При рассмотрении ЯП существенна также проблема языкового стиля. Проблема эта, тесно связанная с разграничением письма и звуковой речи, существовала задолго до изобретения письменности. Так, различие стилей, вызываемое изменением ситуации, было зафиксировано исследователями языков американских индейцев, которые стали употреблять термин "non-casual" ["ненебрежная"] речь, понимая под этим стиль, который я предпочел бы традиционно называть "formal" ["официальным"] [4]. Мы можем назвать также некоторые виды общения, требующие соблюдения определенной языковой формы, даже в обществах, не имеющих письменности. Такова сфера законности, ритуалы и эпос. Язык, функционирующий в этих сферах, отличается от языка повседневной жизни тем, что он более величествен, более отчетлив и больше запоминается. Причина этого очень проста: сообщения, которые делаются в таких ситуациях, настолько важны для жизни общества, что их запоминают и передают от поколения к поколению, сохраняя неизменными. Эти тексты вверяются судье, священнослужителю и барду, которые становятся, таким образом, хранителями традиций и в то же время потенциальными творцами инноваций. Этот язык, приходящий из прошлого такими путями, - это язык общественный и официальный, в то время как повседневная речь таковой не является. Этот язык базируется на ситуации, когда один говорящий обращается ко многим и от имени многих - это как бы голос самой группы. Если все это справедливо для общества еще дописьменного, то это еще более справедливо для общества, имеющего письменность, поскольку письменность колоссально расширяет объем памяти и повышает ее точность. Было бы странно, если бы это не вело к увеличению разрыва между небрежной и официальной речью при весьма высоком уровне стабильности словаря (3енгель 1962).2.10. Итак, установив примат письма над звуковой речью для целей ЯП, сформулируем общее положение: ЯП относится прежде всего к официальным, а не к неофициальным языковым стилям, особенно в их письменной форме. Всякое воздействие официального стиля на неофициальный является вторичным, первичная же цель - влиять на официальный стиль посредством изменений в письменной форме его выражения. Это и есть обстановка и фон для любого ЯП.

2. Типы языкового планирования 1.1. Типология языковой политики1. конструктивный, так и деструктивный характер. Под конструктивной языковой политикой имеется в виду политика, направленная на расширение функций языков, сферы их применения, их социально-коммуникативной роли, на создание и развитие литературных языков2.централизованная и нецентрализованная языковая политика. Централизованный характер носит обычно языковая политика, проводимая государством и предусматривающая систему общеобязательных мероприятий. Нецентрализованной является политика местных органов власти, не имеющая обязательной силы за пределами данного региона, а также не пользующаяся государственной поддержкой политика отдельных партий и общественных движений.

3. в зависимости от типов языковых ситуаций: во-первых, языковую политику в условиях одноязычного государства, во-вторых, языковую политику в условиях многоязычного государства и, в-третьих, языковую политику за пределами данного государства. В многоязычных регионах языковая политика характеризуется такими направлениями, как плюрализм, интеграция, ассимиляция, сегрегация. Плюрализмвыражается в стремлении сохранить самобытность групп меньшинств, что достигается путем предоставления им значительной свободы в решении их собственных вопросов. Интеграция - процесс, направленный на объединение различных групп данного общества и предоставление им возможности сохранить свои отличительные особенности. Плюрализм и интеграция - две политические линии, которые могут проводиться одновременно, если государственная политика направлена на консолидацию полилингвистического общества, стабилизацию межэтнических отношений и на равноправие всех национальных и языковых групп. При ассимиляции группы национальных меньшинств вынуждены отказаться от своих традиций, культуры и языка в пользу доминирующей группы (этот принцип лег в основу политического поведения некоторых правых партий). Ассимиляция предполагает ряд мер прямого или косвенного принуждения, направленного на денационализацию меньшинств и лишения их права на самостоятельность. Сегрегация означает изоляцию группы меньшинств и проживание ее в худших условиях (этот принцип проповедуется, как правило, партиями нацистского и фашистского толка).4. По направленности: ретроспективность (ориентация на сохранение существующей языковой ситуации, на противодействие изменениям) и перспективность (ориентация на изменение существующей языковой ситуации).5. По содержанию: демократичность (учет интересов широких масс) и антидемократичность (учет интересов правящей элиты).6. По этнической ориентации: интернационалистичность (учет всех этнических групп) и националистичность(учет интересов лишь одной этнической группы).

Французский лингвист Жак Леклер предложил более детализированную типологию видов языковой политики. Она включает политику ассимиляции, невмешательства, выделения официального языка, секторную политику, политику дифференцированного юридического статуса, двуязычия или триязычия стратегического многоязычия, интернационализации языка, применяющуюся к языкам крупных сообществ и, наконец, языковую политику смешанного типа [Leclerc, www]. Типология Жака Леклера включает широкий диапазон вопросов, предлагающих исчерпывающее описание основных направлений языковой политики. К ним относятся, с одной стороны, меры по укреплению позиций официального языка (политика ассимиляции, политика выделения официального языка, политика дифференцированного юридического статуса), с другой стороны, шаги по обеспечению равноправия языков на данной территории (политика двуязычия и триязычия, политика стратегического многоязычия и др.) [Leclerc, www]. Таким образом, языковая политика в самом общем виде предстает как совокупность мер государства или другого правомочного для осуществления языковой политики органа по сознательному воздействию на язык. Целью такого воздействия является сохранение или изменение статуса языка или языковой ситуации в целом. Меры, разработанные в рамках языковой политики, направлены как на функциональную сторону языка, а через ее посредство, на структуру языка, так и непосредственно на систему языка.Языковая политика бывает ретроспективной, перспективной, конструктивной, деструктивной, централизованной и нецентрализованной. Она может носить побудительный и принудительный характер и включать разнообразные направления: политику ассимиляции, невмешательства, выделения официального языка, секторную политику, политику дифференцированного юридического статуса, двуязычия или триязычия, стратегического многоязычия, интернационализации языка, применяющуюся к языкам крупных сообществ и, наконец, языковую политику смешанного типа.Языковая политикаСовокупность мер, принимаемых государством, партией, классом, общественной группировкой для изменения или сохранения существующего функционального распределения языков и языковых подсистем, для выделения новых или сохранения употребляющихся языковых норм, являющихся частью общей политики и соответствующих их целям. Классификация типов языковой политики проводится обычно на основе следующих признаков: ретроспективность (ориентация на сохранение существующей языковой ситуации) - перспективность (ориентация на изменение языковой

ситуации); демократичность (учет интересов всех слоев населения, всех народов страны) недемократичность (учет интересов элиты и/или только демографически или социально доминирующего этноса). Виды языковой политики: языковой плюрализм, национализм, языковой нигилизм, странизм, языковой пуризм и др. Э. ХаугенЛИНГВИСТИКА И ЯЗЫКОВОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ(Новое в лингвистике. Вып. VII. Социолингвистика. - М., 1975. - С. 441-472)3. Проблемы языкового планирования3.1. Если мы рассмотрим теперь первый аспект ЯП, то возникающие при этом проблемы будут особыми случаями проблемы нон-коммуникации. ЯП в принципе возникает повсюду, где есть разрыв (failure) коммуникации. Но разрыв не следует понимать как подразумевающий одинарное решение (или - или) - здесь имеется в виду целая шкала, отмечающая все случаи: от полного осуществления коммуникации до ее полного отсутствия. Если мы возьмем два крайних значения и среднее значение этого параметра, то сможем установить три вида коммуникативных ситуаций: 1) первичный речевой коллектив, где единственные различия между говорящими - это идиосинкратические, или, в лингвистических терминах, идиолектные; 2) вторичный речевой коллектив, в котором имеется частичное взаимопонимание, и 3) третичный речевой коллектив, в котором понимания нет, так что требуются переводчики. Среди политических объединений примером первичного языкового коллектива может служить Исландия, вторичного - Англия, третичного - Швейцария. Мы не можем заниматься здесь подробно пересечением этих понятий, укажем только, что вторичный речевой коллектив вполне созрел для национального языка, а третичный - для международного, или вспомогательного, языка. Оба они являются примерами ситуаций, когда на помощь следует призвать ЯП. В самом общем виде, каждый из этих речевых коллективов нуждается в некотором общем коде, вспомогательном языке, который позволил бы всем желающим осуществлять общение с членами других первичных коллективов (Гамперц 1962).3.2. Подчеркивая важность устной формы языка и отдельного информанта, лингвисты выделяют в качестве своего специфического объекта именно первичный речевой коллектив. Для такого коллектива ЯП излишне, так как нужные коррективы вносятся в индивидуальную анархию уже непосредственными потребностями общения. Всякого, кто обучается языку, тут же поправляют его товарищи или старшие, с кого он всегда брал пример, часто пуская в ход горькое лекарство насмешки, пока он не овладеет языком как и они, максимально использовав все свои возможности. Языковой код усваивается каждым членом коллектива. Таким образом, та интерференция с коммуникацией, которую называют "кодовым шумом", сводится к минимуму. Мне представляется, что данная модель, базируясь на теории информации, которую мы считаем наиболее адекватно описывающей ситуацию прямого общения в первичном речевом коллективе, вполне применима и ко вторичным и даже к третичным коллективам. Mutatis mutandis, чем обширнее речевой коллектив, в котором осуществляется коммуникация, тем лучше он обслуживается общим кодом. Этому коду не хватает непосредственности речевой ситуации; он должен оформляться более сознательно и, поскольку сюда включается и письмо, здесь достаточно простора и для ЯП. Главное, письменному языку не хватает самокорректировки устной речи, поэтому он нуждается в особой группе опекунов для осуществления этого терапевтического воздействия.3.3. На практике все эти проблематические ситуации разнообразны и широко варьируются. На одном конце шкалы находится бесписьменное население, не имеющее ни письменной традиции, ни какого-либо централизованного управления - количество таких ситуаций во всем мире теперь быстро сокращается. Там, где появилась письменность, можно установить ряд четко различающихся ситуаций. Фергюсон (Фергюсон 1962) предложил шкалу для описания этих ситуаций, используя обозначения П0 - П12 для фиксирования степени распространения Письменности и обозначения Ст0 - Ст2 - для фиксирования степени Стандартизации. П2 представляет языки, на которых "регулярно публикуются оригинальные исследования в области физических наук", а Ст2 - языки, обладающие "единственной и широко распространенной нормой, которая лишь с самыми минимальными модификациями или вариациями представляется пригодной для всех целей, в которых используется язык". Но даже и эти "идеальные состояния" очень различны и нуждаются в субклассификации; например, шведский язык, который Ферпосон считает образцом Ст2, покрывает ареал, в котором существуют живые диалекты, носители которых не понимают друг друга, а их в свою очередь не понимают люди, говорящие на литературном языке. Для жителей Далекарлии есть много ситуаций, когда шведский язык ощущается как неподходящий. Страны типа США или Исландии (если специально взять для примера большую и маленькую страну) оказываются гораздо ближе к

"идеальному состоянию" Ст2 (Бенедиктссон 1962). Всюду, где ситуация связана с письменностью или стандартизацией, возникают проблемы для тех, кто занимается ЯП.3.4. Для языка бесписьменного существенна проблема создания орфографии. Если же данный язык имеет орфографию, она может быть (или стать)неадекватной для тех, кто его пользуется; наконец, возможно соперничество разных орфографий. Даже в том случае, когда данная орфография вполне адекватна или так прочно утвердилась, что нет никакого резона ее менять, То всегда в пределах стандарта могут существовать варианты, подлежащие оценке. Такому варьированию могут подвергаться произношение, грамматика, синтаксис или лексика. По поводу того, является ли какой-нибудь вариант желательным (и потому его нужно поддерживать) или нежелательным (и тогда его нужно изгонять), мнения могут расходиться. По-видимому, такие суждения оценочного характера делаются во всех речевых коллективах - от самых простых до наиболее сложных. Причем они не ограничиваются лишь коллективами, имеющими письменность. Так, Блумфилд, к своему большому изумлению, обнаружил, что его информанты из племени меномини (штат Висконсин) имели весьма четкие представления о качестве языка, употребляемого их соотечественниками (Блумфилд 1927). Он заключает, что, "соединяя в себе черты явного превосходства как в характере, так и в положении, равно как и в языке - некоторые лица расцениваются как лучшие образцы поведения и речи, чем другие".4.Критерии Э. Хауген ЛИНГВИСТИКА И ЯЗЫКОВОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ(Новое в лингвистике. Вып. VII. Социолингвистика. - М., 1975. - С. 441-472)7. Критерии языкового планирования7.1. Все, кто много писал на эту тему, предлагали множество оценочных критериев. Адольф Нореен (Нореен 1892), в частности, отверг классическую точку зрения о том, что лучшие образцы нужно искать в прошлом. Он отверг и "органическую" точку зрения - о том, что язык - это эволюционирующий организм, не подвластный контролю человеческого разума. Он предложил систему критериев для обнаружения "неправильного" языка, базировавшуюся на методе, который он считал разумным: неправильно то, чего нельзя понять, что можно понять неверно или что можно понять лишь с трудом. Неправильно также то, что трудно произнести или запомнить, и то, что длиннее или сложнее, чем необходимо, либо нечто новое, ничего не дающее языку.7.2. Большая часть этих критериев сводится к тому, что лучше назвать критерием эффективности. Самая ранняя из известных мне формулировок этого критерия (еще до Нореепа) принадлежит шведскому лингвисту Э. Тегнеру, который (находясь под влиянием современной ему науки) написал (Тегнер 1874, 104), что самый лучший язык - это "тот, на котором легко выразить мысль и легко ее понять" (ср. также Нореен 1892, 113; Есперсен 1925, 88). Важная сторона этого тезиса в четком осознании того факта, что интересы говорящего могут совсем не совпадать с интересами слушающего. Практически общение становится возможным благодаря достижению неустойчивого равновесия между экономией говорящего при высказывании и экономией слушающего в восприятии. Пишущий не получает непосредственных корректирующих замечаний аудитории, и потому необходимо, чтобы он умел предвидеть потребности читающего. Письму не хватает многих структур устной формы речи, обеспечивающих ясность и понятность - интонации, жестов, и потому оно вынуждено возмещать их нехватку эксплицитными письменными сигналами. Для опытного читателя некоторые из них могут сигнализироваться нефонетическим написанием слов, столь непопулярным у реформаторов орфографии и детей.7.3. Итак, конфликт между "имущими" и "неимущими" очевиден; в данном случае речь идет о тех, кому надо учиться, и о тех, кому уже не надо учиться. Система, простая для тех, кто выучил ее, может быть чрезвычайно трудной для изучения. Те, кто знает китайские иероглифы, говорят, что читать написанные ими тексты можно гораздо быстрее, чем те же тексты, записанные в алфавитной системе репрезентации; но цена обучения им слишком высока. Английское правописание весьма несовершенно отражает какое бы то ни было английское произношение, но именно эта его "нефонетичность" обеспечивает ему морфемное тождество и облегчает усвоение английского языка другим европейцам, так как многое оказывается для них более знакомым, чем было бы при фонетическом написании. Эффективность, следовательно, нужно расценивать в зависимости от стоимости обучения (по отношению к стоимости "разучения"). Поскольку те, кому пришлось бы "разучиваться", - это обычно те люди, которые контролируют социальный аппарат, а те, кому надо учиться,- это школьники или иностранцы, ясно, что любой вид изменений встретится с сильным противодействием. Но общий принцип остается в силе: эффективна та форма, которую легко выучить и легко употреблять.

7.4. Особенно следует избегать таких упрощенческих представлений, что слова короткие обязательно эффективнее длинных или что аналитическая грамматика эффективнее грамматики флективной. Как напомнил нам П. С. Рэй (Рэй 1963, 41), подлинная экономия состоит в том, чтобы максимально короткими были самые частотные слова. Именно такими обычно бывают служебные слова естественных языков. С другой стороны, редкие слова, которые обычно проходят для слушателя незамеченными, более рационально кодировать как длинные, поскольку это делает их более избыточными. Полезнее также, чтобы такие слова были сложными и, следовательно, более прозрачными в грамматическом отношении, чем слова более частотные. Такой язык, как английский, который, будучи языком индоевропейским, сохранил лишь минимум грамматических флексий, обладает, с одной стороны, чрезвычайно сложной системой предлогов, а с другой - жестким порядком слов, что требует от его письменной формы большей эксплицитности, чем для других языков той же языковой семьи. Это достигается введением таких "пустых слов-заполнителей", как do и one (I do say или the young one).7.5. Устанавливая эффективность одной языковой формы по сравнению с другой, необходимо соблюдать осторожность. Вспомним, например, что в XIX в. высказывались диаметрально противоположные суждения по поводу перехода английского языка от синтетического строя к аналитическому. Романтики считали это вырождением, эволюционисты - прогрессом. Сегодня мы называем это просто изменением. Мы уже вполне усвоили тот тезис, что нельзя, изолировав какие-то факты, выхваченные из целой системы, судить по ним об эффективности всей структуры - необходимо оценивать каждую единицу в рамках этого целого, но нам еще далеко до той поры, когда наши мнения в этой области выйдут за пределы умозрительных спекуляций.7.6. Существует еще один критерий, имеющий специальное отношение к ЯП, где бы оно ни осуществлялось,- критерий, который я называюадекватностью (термин, предпочитаемый мною термину Рэя "языковая рациональность"; см. Рэй 1963, 45 и сл.). Он включает в себя то, что Гарвин вслед за Гавранеком называет "восходящей кривой интеллектуализации" (Гарвин 1959). И Гавранек, и Гарвин понимали под этим прежде всего способность языка реагировать на нужды своих носителей как некий инструмент, обладающий референциопным значением. Это один из пунктов, где в игру вступает ЯП - например, при создании терминологии, отвечающей требованиям современной науки. В первичном языковом коллективе всегда можно найти средства - то ли путем заимствования, то ли используя внутренние ресурсы - для расширения словаря до такой степени, чтобы он служил повседневным нуждам речевого общения: мы все знаем, что для арабов важная вещь - верблюды, а для эскимосов - снег, и это сказалось на их словарном запасе, исключительно развитом в этих отделах лексики. Во вторичном языковом коллективе такие потребности часто стимулируются непосредственными контактами с другими нациями и переводами с их языков.7.7. Но есть и другой вид языковой адекватности, культивируемый в пределах нации. Он вряд ли воздействует на чисто рациональную сферу, а скорее относится к более интимной стороне частной жизни людей. Адекватность языка возрастает не только за счет разветвленной научной и философской терминологии, но и за счет развития средств эмоциональной и поэтической выразительности. ЯП может искать поддержки в словах сельских диалектов, которые придают письменной речи живую прелесть и непередаваемый аромат родного дома. Так было в Скандинавии, где изучение диалектов долгое время считалось всеми нормализаторами основным стимулом обогащения литературной речи. Итак, правило адекватности гласит: данная форма должна передавать информацию, которую хотят передать употребляющие ее лица, с желательной для них степенью точности.7.8. Третий критерий - это критерий "приемлемости", под которым я понимаю почти то же самое, что и Рэй, когда он выдвинул критерий "языковой доступности" (linguistic commonalty). Это социологический компонент оценки. В общем виде он соответствует тому, что прежние исследователи этого предмета называли употреблением или узусом, считая его некоторой нормой корректности. Есперсен в 1925 г. указал на существование трех типов узуса: 1) употребление понятное, удовлетворяющее простейшему минимуму коммуникации; 2) употребление корректное, соответствующее всем принятым требованиям языковой нормы; 3) употребление хорошее, соответствующее неким более высоким стандартам ясности или красоты и потому вызывающее восхищение слушателей (Есперсен 1925, 133). Эти типы различии в действительности соответствуют разным степеням приемлемости в рамках вторичного речевого коллектива. Этот коллектив, не будучи ни гомогенным, ни полностью гетерогенным, демонстрирует сложную систему расхождений в оценках, благодаря которой формируются различительные черты узуса и соответствующие сдвиги в самом языке. В этом смысле следует признать весьма полезной

терминологию, разработанную Рэем для этой ситуации (Рэй 1963, 61). Он выделяет некоторое подмножество носителей языка, называемых им "лидерами", которые рассматриваются как достойные подражания и потому обладающие "престижем". Прочие носители языка могут подражать их речи в той мере, в какой они имеют к ней "доступ", что ведет к распространению узуса лидеров.7.9. Это наблюдение соответствует выводу, сделанному Антуаном Мейе (Мейе 1928) относительно литературных языков Европы: "Это языки, созданные элитой и для элиты". Однако в целом данная проблема очень сложна, ибо присутствие элиты (иногда даже в течение нескольких веков) не всегда приводит к победе именно ее языковой нормы. Классические языки - греческий, латинский, арабский - перемежающимися волнами омывали берега Средиземного моря, захлестывая население других языковых групп. Турецкий язык выступал почти в той же самой роли, но в конце концов отступил и оказался ограниченным относительно небольшой областью, как и греческий (Броснаан 1963). Даже в древности некоторые народы оказывали сопротивление экспансии больших языков. В новое время это сопротивление получило поддержку со стороны растущего языковогонационализма. Хотя Мейе сокрушался по поводу того, что он называл "языковой балканизацией" Европы XX в., есть основания думать, что языковой национализм является одной из наиболее привлекательных сторон национализма. Переоценка национализма как такового возникла, по-видимому, в среде молодых американских ученых, которые начинают понимать, что скорее национализм есть шаг на пути к интернационализму, а не наоборот (Геерц 1963). Понимать это нужно так: национализм заставляет индивида заботиться не только о своей личной или узко местной выгоде, но и о всем том, что касается уже значительно большего коллектива. Национализм спаял воедино людей, входящих во множество первичных речевых коллективов, объединив их в речевые коллективы второго порядка, и тем нейтрализовал узко местнические тенденции первичного языкового объединения. Эта функция общенационального стандартного языка - одна из причин того, что он становится символом нации. Он становится не только орудием обращения сверху вниз - в направлении от правителей к подданным или гражданам,- но и средством общения самих граждан между собой, которые становятся компонентом более обширной сети отношений, даже если при этом им приходится поступиться какой-то частью своего языкового своеобразия.7.10. В то же время стандартный язык образует канал коммуникации с внешним миром - как минимум, переводы с других языков делаются на этот язык. Даже если носитель этого языка и лишен возможности непосредственно общаться с другими нациями, он все же получает больший доступ к их культуре просто благодаря тому, что его язык способен передавать идеи других наций (быть может, более значительных, чем его собственная). Таким образом, национальный язык подвергается воздействию со стороны внешнего мира, и даже порой под угрозой оказываются его специфические самобытные черты. Подобно нации, язык двулик, он противостоит разобщенности внутри и поглощению извне.7.11. Нормализатор, утверждая национальный язык или пытаясь его модифицировать, сталкивается с проблемой выбора: на чей узус ориентироваться при выборе типа речи. В большинстве европейских наций принято, что "лидеры" - это элита, отмеченная печатью богатства, или власти, или происхождения, или образования (или, возможно, всеми четырьмя преимуществами одновременно). Однако в более молодых нациях, сложившихся в более позднее время, случалось так, что элиты или нет, или она намеренно игнорируется. Так, например, сторонники демотики в Греции, гэльского языка в Ирландии, новонорвежского в Норвегии выступили против официальной элиты своих стран и образовали сами контрэлиту, опираясь в своем употреблении языка на сельские диалекты или на обиходно-разговорную городскую речь. Иногда проблема разрешается в пользу чистого количества(выбирается. более распространенный тип употребления), или качества (выбираются лучшие и наиболее исконные формы), или во имя социальной справедливости (у бедняков это ослабляет чувство обделенности образованием). Но проблема может заключаться и в столкновении географически обособленных диалектов, каждый из которых претендует на роль языка. Итак, правило "приемлемости" гласит: данная форма должна быть принята лидерами или приемлема для лидеров соответствующего социума или субсоциума.

7.12. В каждом конкретном случае эти три правила - эффективности, адекватности и приемлемости - могут действовать в одном направлении или в разных направлениях. Их действие до какой-то степени может совпадать и пересекаться самым различным образом, и их соотношение варьируется в зависимости от условий. Но их учет позволяет тем, кто рассматривает программу ЯП, принять определенное решение.