Пролог

МИРОЗДАННАЯ БЫЛЬ

Т ак уж вышло,

что где­то в безлюдных местах

По веленью Господнего рока

(Видно, после того, как распяли Христа,

Обойдясь с ним безумно жестоко...)

В далях жаркой пустыни далекой с песчаным удушьем Повстречались однажды Добру

Зло вдвоем с Равнодушьем.

Зло, являя к Добру неприязнь,

Ярым взглядом его обвело И, ехидно сплетая речистую вязь,

Первым едкое слово взяло:

Что, Добро,

ты глазеешь невесело так,

Аль опять объегорено вором,

Или плюнул в тебя

грешным словом бедняк,

Умиравший под старым собором?

Все твердишь

про благое лицо красоты,

Голос Бога смиренно послушав,

Тщетно сея о сладостном Рае мечты В зачерствевших растлившихся душах?

А на исповедь коль всем идти в синагогу,

Так скажи, разве ж это столь правильно,

Если все, что порой предназначено Богу,

Заставляют прослушивать раввина?

А взять святейших!

В споре, кто главней,

Взывая к небу, как твои кликуши,

Гласят

из минаретов и церквей,

Спасая только собственные души?

А войны

разве ярость студят,

Ведь победителей не судят!

Когда возводишь дерзость в ум Сквозь патоку словесной фальши,

По черепам ступаешь дальше,

Чеканя шаг в ритмичном марше Под ликование трибун.

Питаясь правдою одной,

Меня обходишь стороной,

Знать,

каждому своя дорога,

Да лишь пересечений много В дилемме жизненного круга,

Но я сегодня о другом.

К примеру,

впустишь в сердце друга,

А он окажется врагом!

Кто измордован кривотолком,

Взирая жизненный оскал,

Тот ищет участи в жестоком,

В нем находя

свой идеал.

И лишь об тернии ошибок Наивно расшибают лбы Те, кто нехитроумно шибок

На изощрения судьбы.

Твоя любовь –

она дилемма Согласья веры и вражды,

Пороком страстной красоты Неразрешимая проблема.

Теперь уж поняло,

кто ты?

Отребье праведной мечты С остатком нищих подаяний,

Заплата в торбе бедняка И знаю,

ты наверняка Достойно этих состояний!

Что ж,

так скажу тебе пока,

Не изрекая покаяний:

Доколе будет жить Земля,

До тех пор буду править я!

Неприхотливое Добро,

Сжимая поистертый посох,

Печальным взглядом обвело Того, кто задался вопросом

И, оглядев пустынный свет,

Такое изрекло в ответ:

Где ты стоишь –

там правды нет,

Там прозябает вечно горе.

Ответь мне лучше,

сколько лет Мы пребываем в явной ссоре?

Ты все неистово клянешь,

Приемля то,

что сердцу лестно,

Отождествив страстями ложь,

Посеяв беды повсеместно.

Кощунственный подлог смертей Ты сотворяешь в укоризне,

Повергнув в плен своих сетей Великолепье светлой жизни.

Ты, сохраняя високосность,

Покрылось плесенью времен,

Отстаивая злую косность Осатанившихся имен.

Я не внемлю такому дару И искалеченность лечу.

Что может щит сказать мечу Иль слово возразить удару?

Ведь я не дерзостный палач,

Ничтожащий миров созданье, Которому милее плач И полоумное сознанье.

Благословив стези надежд Я возрождаю

жизнь из праха,

А ты среди лихих невежд Не зреешь

собственного краха.

Хоть ты извечно живо лишь Поползновеньем сумасброда,

Но никогда не отдалишь Фатальность

вещего исхода.

Веками яростью жестокой Ты правишь

плотской подоплекой,

Но благоденствием идей Я живо в чувствах у людей.

Настанет справедливый час,

Когда придет мое послушье...

Но здесь вмешалось

Равнодушье:

Я рассужу по праву вас.

Какой резон беспутно вздорить,

Доказывать, судить и спорить

О том,

кто в Бытии главней,

Откройте душу,

правда в ней!

Ваш в мире бесконечный бой Навязанный одной судьбой.

Глядите вы кто вверх, кто вниз,

Служа различным идеалам,

Но оба заключены в малом Понятьи под названьем Жизнь!

Ее гармония

в контрастах,

Поэтому сейчас напрасно Вы изощряли разум свой.

Погорячились и остыньте!

Сказало и, махнув рукой,

Пошло по выцветшей пустыне,

Сникая в дымке голубой...

А Зло с Добром еще стояли,

Дивясь реальности чудной, Вняв догматической морали Отождествленности земной.

Хитропремудрой укоризной Друг друга метя сокрушить...

АНТАГОНИЗМЫ ГРЕШНОЙ ЖИЗНИ В ГАРМОНИИ

СВЯТОЙ ДУШИ.

ЭПИГРАФ

Алела Вечности Заря,

Кляня отверженные годы,

Где гнили трупами поля И гнали в рабство все народы.

Цари, жирея на пирах,

Швыряли недоедки нищим,

И прозябал костями страх На погребальных пепелищах.

По миру ликовала страсть,

Возжаждавшая зрелищ, хлеба,

И над людьми царила власть,

Не знавшая частенько неба.

А жизнь несла гробы надежд И, ухмыляясь ярым роком,

Бездушьем дерзостных невежд Порок слагала за пороком.

Среди безумия вождей Царила Бытия проблема И воздвигалась вновь дилемма Добра и Зла в борьбе идей.

И мир томился в черной мгле,

И кляли безрассудность люди...

Так было на седой Земле,

а в будущем...

Пусть Бог рассудит!

ЛИКИ ИСТОРИИ

МЕССА

По всеобщим подсчетам, за всю историю Мироздания человечество всего 14 лет жило без войн.

М ирозданье померкло очами,

На мгновенье веков замирая,

Только Бог,

тихо звякнув ключами,

Притворил двери светлого Рая.

Он достал метеорные спички И, пуская благую комету,

Осветил как всегда, по привычке

Сотворенную чудо­планету.

Если б знал ты,

Владыка эфира, Что посредством греховной лавины Цепь гармонии вечного мира Разорвалась

на две половины.

В темноте Мирозданного Моря,

В лоне Жизненного Океана Замелькали галактики горя,

Затуманились бездны обмана.

Горы белых скелетов и мяса,

Похоть с диким оскалом химеры;

Боже!

Нет тут влияния Марса И любовной интриги Венеры.

Люди злобой безверия снова,

Пересытив греховностью тело,

Обратили Господнее Слово В сатанинское подлое дело.

Полоумья лихое затменье,

Страсти диких инстинктов вольготных Возвратили витком безвременья Нас опять к состояньям животных.

Заросли созидания тропы,

Что вели к человечьему счастью,

И клокочут бесовские топи Среди ужасов злого ненастья.

Слышишь, там

кто­то устало вздыхает

Ненасытно­бездонной утробой?

Это Жизнь, стервенея, вскипает

Ненавистною черною злобой.

Рядом страхи и гложущий голод Все порочат и дерзостно рушат;

Неужели мертвецкий вам холод Может греть бездуховные души?

Кто там стонет,

весь в черных оттенках На подмостках воинственной сцены?

Это Правде в тюремных застенках Безысходность порезала вены.

Правит дьявола злое затменье Над великой природой Созданья,

И проклятье на Благословенье Налагает печать покаранья.

Слышны Горя тяжелые вздохи В бесконечности вакуумной меры,

Где Судьба сотворяет эпохи,

Их связав мирозданием в эры.

Нет уж больше Добра

на всем свете,

Поиссякло оно в черствых душах,

Только Памяти стонущий ветер Поминаньем Сознание душит.

На весах чаши Жизни и Смерти Их мерило –

уставшая Вечность,

И глаголит мирской круговертью Покаяния звездная млечность.

Горсть похлебки –

весь скудный наш завтрак,

И остались лишь кожа да кости;

Ты сегодня умри, а я – завтра,

Повстречаемся мы на погосте.

Сердце злобой отчаянно бьется,

Знать,

еще мы великие в силе,

Хоть почить нам всем вместе придется В одной братской бездонной могиле.

Все уйдем мы,

неся свое бремя,

И окутают цепко нас травы;

Поколения вновь через время Порешат,

правы мы иль не правы.

Поистлили нас вечные беды Бесконечным своим прокаженьем;

И ликуем мы страстью победы Да горюем своим пораженьем.

Поразила всех злая проказа Сумасшедшею силой шальною;

Вся планета –

одна метастаза Нерадивой природой людскою.

Залпы пушек становятся громче,

Разливая кошмар

по Вселенной,

Где великою силой порочной Мы пропитаны

алчностью тленной.

Даже самой блаженной любовью,

Что из сердца произрастает,

Не отмыть эту Землю, что кровью

Ежедневно в боях прикипает.

Неужели пристрастием смерти Планомерность отстрелянных судеб Совершают не гнусные черти,

А безумные подлые люди?

Не избегнуть нам вечных пороков –

Их в сознании не убывает,

И становится меньше пророков,

Коих глупый народ убивает.

Зло несется по дикой планете Ненавистно­неистовой мздою,

Как бесовский ничтожащий ветер Сатанинской безумной ордою.

Величайшим истоком познанья Мы вкусили в мирской круговерти, Что рождаются наши созданья Для мучительной пагубной смерти.

Люди глохнут

от взрывов фугасов,

Солнце меркнет

при свете напалма,

И летят пулеметные трассы Смертоносно­неистовым шквалом.

Повсеместно дымятся руины С тупоумными горе­вождями,

И в полях прорастают лишь мины,

Орошаясь свинцами­дождями.

Генералы с седыми висками,

Распаляясь душой оголтело,

Посылают войска за войсками Совершать ратоборское дело.

«Ох вы, старые сволочи­каты,

Что одеты, обуты войною», –

Так клянут их порою солдаты,

Смерть харкая кровавой слюною.

Искалеченных сколько повсюду,

Сколько ранено,

сколько убито –

Это ярые звери­иуды

Собирают смертельное мыто.

Величавостью Божеской меты Шар летит с сокрушительным воем,

Из блаженной цветущей планеты Превращаясь в ядро боевое.

Опьяненные яростным смерчем,

Обуянные черною смутой;

Неужели становится легче,

Когда горе творим мы кому­то?

Только зла торжествует знаменье,

И, с прискорбием благословляя,

Обещают попы нам спасенье У ворот лучезарного Рая.

Музу взяли прицелом на мушку Бесталанные глупые черти,

И ревут неприкаянно пушки,

Извергая зачатие смерти.

Хоть живем мы немыслимо мало И повиты надеждой одною,

Но копим все свои арсеналы С бесконечною этой войною.

И взирает народ перемены,

Что творятся

Содомом кошмарным,

И пропитаны алчностным тленом,

Да прогорклые смрадом угарным. С величайшей усердной любовью Вам историю пишут подложно Летописцы безвинною кровью На сухой человеческой коже.

Упоена планета смертями,

Искалечена силой убойной;

Этот век в землю ляжет костями,

Над ним – снова

страшные войны.

Всюду трупная веет прохлада.

Повсеместно царит разрушенье;

Даже в круге кромешного ада Продолжаются наши сраженья.

Только злобным великим удушьем Совладать не сумеем с собою,

Ведь не нужно беднеть простодушьем,

Богатея чужою бедою.

Днем темно,

как неистовой ночью,

Потеряли мы счет в безвременье,

И постимся лишь лютью порочной,

Нагоняя на разум затменье.

И заплачут тоской небосводы,

Запуская кометой знаменья, –

Это вздернулась шоком Свобода На своих волосах в подземелье.

До последнего мир обирают Негодяи, лжецы и невежды.

Видишь,

заживо кожу сдирают У последней народной надежды.

Пережившие Правды чертоги Злобной демонской силою пленной,

Явно сами мы стали как боги,

Управляя земною вселенной.

Жизнь замкнется порочною цепью С каждым годом

все туже и туже;

И внутри мы душою ослепли,

Поистрепаны все мы наруже.

Нервы ноют гитарной струною –

В этой жизни

живут все без толку;

И стоит вой кромешной стеною На пирах у ликующих волков.

Бесконечною цепью походы –

Нет святей и верней идеалов,

Чем идти, покоряя народы

Полоумьем воинственных шквалов. Снова эта безумная слава

Ухмыляется, как гладиатор;

Чем помпезней гора тел кровавых,

Тем почетнее будет диктатор!

Своей дикою злобой большою Дали мы нынче святости роздых;

Разучились летать уж душою,

Зато как научились все ползать!

Среди века удушных угаров На развалинах черная копоть;

Словно в снах полоумных кошмаров Чрез насилие – сладостней похоть.

Правит всеми предвзятости идол;

Нет души –

она сгнила во плоти,

И смеется низверженный Ирод Над Всевышним в рутинном болоте.

Слышишь, Боже, там кто­то стенает,

Порывая железные стропы?

Это снова Христа распинают Ненавистные зверские толпы.

Совершая лихое насилье,

Пересыщены страстной утробой,

Мы не помним про добрую силу,

Все пропитаны дерзкою злобой.

Из Вселенских неистовых шквалов Нам сбегает лишь отдых часами –

Лучше жить стервененьем шакалов,

Чем служить благородными псами.

Все кричат,

что учить их не надо –

Ведь дорогу найдут к бездорожью,

Разучившись глаголить той правдой,

Что промозгла елейною ложью. Даже веру Твою обратили В бесовское орудие страха;

Люд блуждает в космической пыли По останкам победного праха.

Искаженные серые лица Свет взирают безумною новью,

Где взгорают костры инквизиций,

Закипая безвинною кровью.

Среди жуткой сосущей рутины В бездне страха трепещущей ноты,

Стервенея, пищат гильотины

И скрипят на ветру эшафоты.

Осквернили в соборах иконы,

Сглазив их своим ханжеством дерзким;

Разве нет в мирозданье закона,

Что покончит с земной мясорезкой?

Ужас бродит кромешным ненастьем,

Кровь сливая в алтарные блюда;

Даже беды становятся счастьем,

Если горе разлито повсюду. Неприкаянность жутко стенает На побоищах дикого века,

Где неистово алчность стирает Образ Личности у Человека.

Неужели истоптанным ликом Совесть брошена

страху в подножье,

Или Правда шутами поникла Перед царской кощунственной Ложью?

Полоумьем, как дикие черти,

Сгнили вы в сатанинском болоте,

Променяв неизменно Бессмертье На слепые пристрастия плоти.

Дух Господний планету обвеет,

Он лампадку надежды не тушит.

И опять, словно бабочки, реют

Над огнем прегрешенные души.

...Сколько в прошлом народу убито,

Ну а в будущем сколько поляжет;

Мир несется по кругу орбиты,

Проклиная день прожитый каждый.

Мчится горе холодною тенью,

Пожирая усладно сознанье В гулком вакууме злого забвенья,

Возвещая исход Созиданью.

Сколько раз Ты хотел мирозданье Уничтожить карающим взглядом,

Но вращается Рая созданье На кругах полоумного ада.

Если б знал Ты,

эфир сотворяя С величайшей блаженностью нежной,

Что природа людская святая Скоро станет безумно­мятежной!

Неприемлема светлая небыль

Среди злобной космической стужи;

Разучились глядеться мы в небо –

Звезды можно увидеть и в луже!

Этот мир, что с Тобою неискрен,

Искажается зверским оскалом Кривизной исковерканных истин В сатанинских идей зазеркалье.

Миллионы уходят безвинно,

Миллиарды сникают за правду.

Бесконечная эта лавина Смертоносного трупного яда.

Груды праха

на горах развалин,

Где меняем мы жизнь на мгновенья,

И несутся средь звездных окраин Наших дней боевые знаменья.

Полоумия лишь наважденье В бесконечной мирской круговерти;

Мы забыли мотивы рожденья,

Изощряясь пристрастием смерти.

Плачут женщины горем на свете,

Что устали безверием падать И несет отголосками ветер О родных незабвенную память.

И плывет безвремение в Лете,

Где надежды отчаянье студит,

И считают жрецы на планете,

Сколько было всего, сколько будет...

Много крови в Историю слито,

Чтоб измерить ее – нет той меры;

Вся планета –

могильные плиты С эпитафией Правды и Веры.

Все покрыто язвительным тленом,

Что оставили бойни и войны,

И летит шар земной по Вселенной,

Изнывая угарною вонью.

И Господним челом Мирозданья Ему светят квазары­титаны, Благодатью святого сознанья Озаряя великие тайны.

ЗАВОЕВАТЕЛЬ

Сничтожив в прах бесчеловечность,

В которой ты виновен сам, Тебя Бог не ссылает в Вечность К обетованным небесам.

За пепелища городищ Пред Правдой тщетны злые силы.

Теперь твой дом –

приют могилы Среди безмолвия кладбищ.

Ты возжелал главенства миром И судьбы гибелью решил;

Назвав себя святым кумиром,

Усердно верою грешил.

До алчности пропитан ложью,

Отождествив свои мечты,

Ты жизни возлагал к подножью Идей, что гнусны и пусты. Ты был лихим орудьем смерти В великой жизненной борьбе И средь военной круговерти Извечно думал о себе.

Безумно­дерзостною новью

Ты жил в столетьи как злодей,

Полив миры кипящей кровью Безвинно сгубленных людей.

Теперь,

в могильный плен упавший,

В объятья грунтовой пыли,

Ты видишь рок предначертавший Тебе проклятие земли.

Но и в унылом полумраке Среди отверженных молитв Тебя зовут клинки и драки На поприще великих битв,

Манят надрывно и задорно С позолоченных веж зари Тебя воинственные горны И жертвенные алтари.

Орут уставшие закаты,

Истошно проклиная мир,

Отплюнув громами раскаты Чугунных стонущих мортир.

И ты терзаешься ночами,

Встаешь под злобный вой волков И тихо слушаешь, скучая,

Мотивы роковых веков.

МАКЕДОНСКИЙ

За телом жертвенного плато,

Где Солнце поглощало тень,

Лучами тусклого заката Отпет был уходящий день.

Сочился путь к великой власти Стезей воинственной звезды, Насмешками земного счастья Над пленом ревностной мечты.

Но был уж след ему протоптан В края неведомых надежд,

Где кровью орошались тропы Поползновением невежд.

Там маршируют легионы Великой карою в мирах,

Как яростные эцитоны,

Стирая земли в пух и прах.

Встают в единую державу Сто разноликих государств,

Неся почет, мученья, славу

Порабощениями царств.

Македонский :

Великолепием кумира,

Разрушив твердь узла веков,

Я обниму величье мира Объятьями своих оков.

Пусть власть моя всегда пирует,

Потешившись от нег, услад,

Ведь для меня не существует Ни стен,

ни тягостных преград!

...Болят суставы от походов,

От пьянок ноет голова И обо мне среди народов Идет превратная молва.

Я, все победы подытожив,

Напился досыта крови –

Стелите мне, гетеры, ложе

Для вакханической любви!

И чувства пусть страстями ярыми Мне в снах покоя не дают,

Являясь по ночам кошмарами В уставшей памяти приют.

Но все же неусытна месса У мира отворенных врат,

Ведь я –

сын солнечного Зевса И заодно Гераклов брат.

Я властен пронестись, свергая

Все нравы и устойный быт,

И, тяжестью коней ступая,

Мир бросить под преса копыт.

Окинет день века очами,

Не говоря прощальных слов,

И яростно сверкнет лучами По бронзе огненных щитов.

И я, натуживая стремя,

Лечу в разверзнутой дали,

Вам открывая злое время Порабощения земли.

РИМ

Прошла дневная круговерть,

Собрав с арен людские трупы;

Тщеславно ухмыльнулась смерть,

Глядя напыщенно и скупо.

Загнали в клетки всех пантер,

Кормя их рабскими костями;

Раздали воинам гетер,

Чтоб плоти ублажить страстями.

Великий тлен твоей игры Глядит на мир глазами злобы,

Где продолжаются пиры И набиваются утробы.

А жизнь средь полоумных грез Проклятью кланяется зыбко –

Рабыня, что сквозь дымку слез

Творит невинную улыбку.

ЦЕЗАРЬ

Ликует величавый Рим –

Эпохи прокрустово ложе,

Ведь нынче век взошел над ним Днем, что историю итожит.

Моя звезда всегда права,

Она – величие восхода,

Она – любовь, она – глава

И роковой миг, час исхода.

О Рим, ты – сущий адский рай

С могучим ищущим народом,

Ты дай мне силы нынче, дай

Тебя венчать своей свободой!

Ты, что вознесся к небесам

В своем неистовом упорстве,

Себя ты губишь нынче сам,

Как скорпион в единоборстве.

Тебе ведь боги дали путь Главенства над седой землею,

Чтоб только прахом не уснуть,

А стать янтарною зарею!

Клянусь величием богов,

Их Олимпийской светлой властью,

Что правдой вам служить готов,

Проторив путь к земному счастью.

Взойди,

отрадная звезда,

Среди седого небосклона,

Чтоб враг отныне никогда Не разгибался из поклона!

Пускай осядет пыль побед На наши праздничные тоги,

И слава свой подарит свет,

И в Рим все приведут дороги!

Пусть с алтарей сегодня кровь Струится жертвенным потоком,

Дабы дошла моя любовь К неосмотрительным потомкам.

Пусть тупятся в боях мечи,

А в душах возгорают веры,

Как две янтарные свечи –

Слияньем Марса и Венеры.

Пусть полнит нам Дионис чашу,

Фортуну принесет судьба,

Где хлеба, зрелищ –

пьют и пляшут От консула и до раба!

Пускай отпрянет лик успеха Из рук плебеев и повес;

Наденем ратные доспехи И пусть поможет нам Гефест!

Ведь лишь величие стремлений Умов и твердая рука Внесут в грядущность поколений Ту мудрость, что вторят века.

КЛЕОПАТРА

Седая ночь сожгла все свечи Над ложем ревностной любви,

Пьянящим разум бесконечно,

Как сгусток жертвенной крови.

Грех упоился сладкой властью,

Вкусив изменчивость взахлеб,

Отождествив подобострастье,

Сняв похотью десятки проб.

Сгорает тело в пылкой лести Среди заласканной игры, Где рушится величье чести Потемками ночной поры.

Где мгла объятиями страха В колодцах гулкой тишины Танцует в полоумьи Вакха С полутенями сатаны!

Все в этой жизни изменилось,

И грех ползет в проем ушей,

И миром правит злая хитрость

Над властолюбием мужей.

Клеопатра :

Они – всегда марионетки

Для наших прихотливых дел,

Ведь, как плоды с древесной ветки,

Мы обираем чувства с тел.

Бывает, гордость донимает,

Виденья мучают во сне,

Но только вот никто не знает,

Что у царицы на уме!

Иди ко мне –

не обезглавлю.

Коль сможешь страх ты превозмочь,

То я тебя тогда оставлю В опочивальне

на всю ночь!

Пока играют страсти в теле –

Ты наслаждайся

и молчи,

Ведь поутру тебя в постели Мои зарежут палачи. Ты обреченностью испуга Смотри на ясное лицо,

Ведь я коварная сольпуга,

Сжирающая страсть самцов.

И в этой жизненной рутине Я делаю то, что хочу:

Могу тебя повысить в чине Или отправить к палачу. Величьем перевоплощенья Припудрив жизненный эскиз,

Я страстной силой пресыщенья Наполню царственную жизнь!

...Огромные дворцы воздвигнуть,

Где пировать безумьем всласть, В огне любви душою гибнуть Да целовать шальную страсть!

Великолепием манеры Прелюбодействовать, грешить

Усладной яростью пантеры,

Среди интриг и крови жить,

Где полоумные виденья,

Переливая в кубках яд,

Меня несут за грань забвенья В далекий страстный

райский ад!

КАЛИГУЛА

Опять вино течет рекою На обезумевших пирах,

Где рок тщеславною рукою Вгоняет в ночи ярый страх.

В угаре дышит время новью И, налакавшись до зари,

Залились жертвенною кровью Вокруг златые алтари.

Грядет попойка за гульбою,

Кутилы расшибают лбы,

Глядя, как Жизнь стоит нагою

В объятиях шальной судьбы.

За вакханалиями страсти,

В пылу безумия гостей Возносится величье власти На грудах мяса и костей.

Калигула :

Давай мечами обнаженными Всем пощекочем нежность шей И покутим с чужими женами,

А после их убьем мужей!

Иль нет –

сперва казним сенаторов,

А цензоров, прогнав к дверям,

Заставим биться гладиаторов,

Чтоб их затем скормить зверям!

Вокруг мы все в крови утопим И, вырвав сотни языков,

Докажем превосходство копий Пред остротою мудрых слов.

Давай, не сверив с веком сходство,

Изменим у людей черты,

Досрочно сотворив уродство Из величайшей красоты.

Ну что, тщеславные повесы,

Поели, знать, навеселе

Отмеряйте избыток веса У входа – вон на той петле!

Ты загрустил, я заприметил,

Ну ничего – вот в кубке яд;

Там, говорят, в загробном свете,

Живется лучше во сто крат!

Давай развеемся от скуки,

Забьем кому­то в горло кол

Или рабам отрежем руки И есть посадим их за стол.

Средь этих низменных отребий Смертям откроем дерзкий счет:

Друзья мои,

тащите жребий,

Кто и кого сейчас убьет!

Начнем кутить ночами долгими И промотаем полстраны,

А люд обложим так налогами,

Чтоб были кости все видны.

Пусть издыхают, словно черви,

Заранее зная свой исход,

В закатную зарю вечернюю Провозглашая мой восход.

Пусть я все ненавистью рушу,

Ведь не скуплюсь на зло и страх,

Давно я продал Вакху душу,

Клянясь богам на алтарях! Устроим нынче праздник подлинный Остервенившихся ночей:

Зажжем свечами моих подданных И обезглавим палачей!

Зальем сперва мы в глотки олова,

И, по бокам ввинтив рога, Мы их отрубленные головы Поставим вместо пирога!

Ну, а затем, чтоб соразмерность

Была бы в вечной жизни их,

Я предлагаю к мертвым в верность В могилы положить живых!

И, воззирая перемены,

Ты обижаться не спеши;

В бассейне, где живут мурены,

Ты покупайся от души.

И не смотри безумным ликом На беснование стихий,

Я знаю – тяжко безъязыким

Читать Горация стихи.

И в этом жизненном разгуле Считая яростные дни, На добела каленном стуле Расслабься, телом отдохни.

Ты мне претишь сознаньем снова,

Взирая грешную купель,

Но для тебя уже готова Со скорпионами постель.

Пусть псом борзым тебя нарядят,

Чтоб с тигром разделить досуг;

Держу пари – кто первым сядет

На кол из двух покорных слуг.

...Ох, как сжирает тлен сомнений

Порой тщеславные умы Злой жаждою землетрясений Или нашествием чумы.

И мысли все в угаре пьяном Витают около венца,

Впиваясь наважденьем рьяным О возвещении конца. Но разум все же просит страсти Агонией шальных идей В великолепьи черной власти Над неимуществом людей.

НЕРОН

Горит звездой хвостатой небо,

Прельщая взор лихих очей,

Дурманя дерзкий ум, но мне бы

Упиться грешностью ночей.

В кромешном жутком полумраке Своим деянием шальным Зажечь, как олимпийский факел,

Спокойно спящий вечный Рим,

Ну, а над ним,

царем великим,

Стоя на башне средь стихий,

Под стон, рыдания и крики

Читать Вергилия стихи!

Взирая в скривленные лица Мотивом бредовых идей,

Сегодня вдоволь насладиться Бедою низменных людей.

Ну, а затем не столь уж глупо,

Не взяв сознание в расчет, Похоронить с пожарищ трупы За государства скудный счет.

А после чувственных моментов Начать интриги вновь верстать,

Сничтожив явных конкурентов И с ними

собственную мать.

Вселить в народ великий ужас,

Посеяв повсеместно страх,

И, ожиреньем страшным тужась,

Кутить гульбою на пирах.

Своей тщеславной силой страстной,

Ни в чем не чувствуя вины,

Остервенеть натурой властной В пределах собственной страны.

Себя прославив повсеместно Пред ликами друзей, врагов

Я, будет это всем известно,

Мочусь на статуи богов...

Но уж горит звездой проклятье И рок к возмездию зовет;

Оракул мне вторит заклятье,

С испугом глядя в небосвод,

А я прошу еще чуть бедствия Своей истерзанной стране –

Шальной, хмельной великий бестия,

Погрязший в крови и вине!

Чтоб среди полоумной млечности Повсюду бесновалось зло;

Чтоб мое имя в Книге Вечности Строкой кровавою ползло!

Пусть будет громогласность голоса Над полоумием толпы И вакханические возгласы Из глоток стонущей судьбы.

Чтоб вечно кланялись сенаторы,

Тая в глазах великий страх,

И на аренах гладиаторы Дрались бы в дерзостных боях,

Чтоб сила правила

над мудростью,

И люд платил мне дань долгов,

И я своей извечной дуростью Гневил бы Зевсовых богов.

Чтоб не тупилось жало чести,

И не померк до срока ум,

И яростью кровавой мести Взгорало бестие трибун.

Чтоб вечно был в великой почести Мой театральный страстный лоск И чувство окрыленной похоти Струилось, словно свечный воск!

И мне вновь Сенека взывает Благоразумия мотив:

«Когда умрешь – пусть все пылает...»

Нерон :

Нет, лучше уж когда я жив!

СПАРТАК

Остановись, лихое время,

Вдыхая яростную месть,

Чтоб, сбросив сумрачное бремя,

Поднять поруганную честь.

Спартак :

Скажи, зачем мне этот век

Из полоумных царских сборищ,

Тягучих вин кровавых рек,

Амфитеаторных побоищ.

Сжимает цепко крепость рук Сталь рукояти под эфесом,

И сердца монотонный стук Зовет к отмщению повесам.

Кутит сенат,

упившись всласть

Великой красотою зрелищ,

Но скоро эту злую власть Ты со своим рабом разделишь!

Уж тлеет на небе звезда,

И тоги встряхивает время,

Объяв селенья, города,

Навьючив пагубное бремя.

Сжирайте страсть свою скорей,

Ведь настигают в переменах Те, кто всегда промеж зверей

До смерти бился на аренах.

Придут,

чтоб счеты с вами свесть И страшной местью насладиться Все, кто привык остатки есть

И низко кланяться убийцам.

Уже стучатся к вам туда,

В остервеневшую обитель Те, за которых никогда

Пощады не попросит зритель,

За долю страшную свою Им прошлое вскипает в венах –

Ведь лучше умереть в бою,

Чем при освистанных аренах!

Застав вас, как всегда, врасплох

Средь кутежа и вакханалий,

Преподнесут судьбы итог Собачьих низменных каналий.

Усильем дерзостной руки,

Неоспоримостью проклятья Сорвут лавровые венки С вас, торжествующая братия!

И коль умрут, с мечами стоя,

То все ж на воле, без оков

В рожденьи нравственного строя Освободившихся рабов!

БОЙ ГЛАДИАТОРОВ

Беснуется Великий Рим В стенах лихого Колизея,

Ведь нрав его непобедим,

Великой злобою борзея.

Не хлеба – зрелищ всем давай

И ратоборского искусства,

Глядя, как на трибуне Гай

Перенасытил кровью чувства!

Им на арене смертный бой Представил нынче император,

Чтоб разрешил одной судьбой Другую дерзкий гладиатор.

Сверкают, тупятся ножи,

Все ждут фатального итога,

И вот уже один лежит В крови под пяткой у другого.

Он видит жизненный конец И молит ярые трибуны О снисхождении сердец И милости благой Фортуны.

А тот, кто нынче победил,

Уже не думает о мести,

Ведь завтра, выбившись из сил,

Он сам умрет на этом месте.

А Рим способствует рабу И стонет в ошалелой тризне,

Решая жребием судьбу Одной из жертв кровавой жизни.

ПОБЕГ РАБОВ

И был в тот день отважный миг побега,

Когда вдруг в душах взвился

ярый пламень вер, И молниеносностью отчалила от брега Одна из римских боевых галер.

Наперекор всем бедам и ненастью В просторы ветреной и стонущей судьбы,

Доверив рьяные сердца шальному счастью,

Гребли отчаяньем уставшие рабы.

Уже почти свободные,

на воле Они вдыхали тяжко сумрачную смесь,

Молясь богам и проклиная долю,

Надеясь лишь на мышечную спесь!

Прикованные жесткими цепями,

Свой дерзкий совершившие побег,

Они все знали несомненно сами,

Что живы здесь пока в одной судьбе.

А чайки так кружились низко,

Приманенные звонами оков,

Да и погоня подплывала слишком близко С гребцами из таких же вот рабов.

И те рабы завидовали этим смелым,

Что вырвали у жизни

светлый миг,

И устремились истощенным телом В миры надежд несбыточных своих.

Но вот взметнулись с гор седые грифы,

Почувствовав здесь жертву не одну...

И натолкнулась вдруг ладья на каменные рифы И стала носом медленно идти ко дну.

Но не царило средь рабов смятенье,

И кто­то дерзко крикнул вдруг:

«Держись, мой друг, держись!

Мы прожили такое, брат, мгновенье,

Что нам заменит

рабственную жизнь!»

ПАДЕНИЕ РИМА

(у Колизея)

Твой прожит век,

И злые годы отыгрались,

И невозможно мертвых воскресить,

Но тени прошлого,

что править здесь остались,

Еще б могли Судьбу о будущем просить.

Они все помнят:

Прикреплены к тверди,

Взирали молча, как седой палач­горбун

Твой ежедневный страшный грех в Ворота Смерти Тащил под ликование трибун.

Они все видят,

Хоть стоят на месте,

И теребит их времени рука,

Напоминая дни,

когда взывали к мести Дружины акцербата Спартака.

Они не верят,

Тишиной объяты,

Взирая тайнами в седую высь,

Что не придут уже калигулы, пилаты,

Ведь всех давно их поглотил

коварный Стикс!

Но твердо знают В этой круговерти,

На прошлом созидательно стоя,

Что жизнь вразрез белоголовой смерти Все возвращает

на круги своя!

КНЯГИНЯ ОЛЬГА

Ох, Русь – утица сизая

Да волость некрещеная,

Почто грустишь ты сызнова,

Хазарами прельщенная?

Чего краснеешь девкою Да плачешь по подвориям,

Когда глядят с издевкою Враги на душу хворую?

Я их гостями званными Повечеру попотчую И огоньками банными Всплескаю месть порочную.

Пусть знают, окаянные,

Как да на Русь позариться...

Ох, избы деревянные,

Пылайте ясным заревом!

Ох, страсти наши тленные

Да чувства наши сирые,

Где мужи убиенные Да печенеги смирные.

Заплачет небо синее,

Застонет белым лебедем;

Почто мы телом сильные С душевным нашим лепетом?

Грешна Русь и поругана,

Затрепана, затаскана,

Ограбленная слугами Да изжитая встрясками.

Когда ж придет прощение От Бога ветром во поле,

Чтобы принять крещение В златом Константинополе?

Чтоб Русь своей манерою,

Зарею златоглавою Восстала светлой Верою,

Могучею державою!

КРЕЩЕНИЕ РУСИ

Неважно, что было вначале,

Читая таинств письмена,

Мы возрождаем имена Те, что столетьями молчали.

Не смея времени запрет Отчасти нарушать досрочно,

Я не смогу сказать вам точно,

Что было правда, а что нет

В эпоху распрей, межусобиц,

Когда на свет ты появилась И как до наших дней теплилась Во рту полынь твоих пословиц.

Я помню, как страдала Русь

От вас,

хазары, печенеги,

А половецкие набеги Я перечислить не берусь.

Когда языческие струны Играли верою в груди,

Для вас, свароги и перуны,

Вся жизнь казалась впереди!

Но от общинной колыбели Русь потянуло неспроста Сквозь омовение купели К порогу славного Христа.

Но лишь язычества дух вымер И наступил священный год,

То я,

великий князь Владимир,

Повел тебя на крестный ход!

Величием Господней меры Я путь безгрешный указал И прав был в выборе той веры,

Что разум сердцу подсказал!

Днепровскою купелью синей,

Глядя душою в небеса,

Я окрестил вдвоем с Добрыней Поля, деревни и леса,

Отслуживая литургию,

Переиначил бытие,

То, что не сделали другие,

Зачав могущество твое. Пускай грядут почет и слава Являя жизненную суть...

О Русь!

Великая держава!

Тебе готов Господний Путь!

АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ

В который день мгла степи кроет,

Припав к измученной земле,

Которая кровит и ноет Гниющей раной на челе.

Эх вы, мои велики други,

Чего же ждать доселе вам,

Наденем крепкие кольчуги,

Врага разрубим пополам!

Врагов бесчисленные стаи Творят бесчинствия кругом И, наслаждаясь русским станом,

Враг торжествует за врагом.

Горят в пожарищах деревни,

Лежат в руинах города;

Эх Русь, разрозненностью древней

Не будешь вольной никогда!

Всегда в братоубийствах, ссорах

Среди богатств и нищеты Душой живешь во вражьих сворах На попечении тщеты.

Доколь кровить нам будут реки Безвинных сел и городов; Доколь слезиться будут веки

У наших матерей и вдов?

Скликайте по земле дружины,

По княжествам зовите рать,

Ведь мы, пока душою живы,

Врагам страной не завладать!

Пойдем помолимся в приходе О православной нищете,

Чтоб все, кто к нам с мечом приходит,

Да уходили б на щите!

Чтоб навсегда они хлебнули Проклятья жизненных прорух,

И ветры в спины им задули,

И дал пинка им русский дух!

На все на то Господня воля,

Пусть грянет смертный им исход И в том великом ратном споре Под ними треснет чудский лед!

Напомним, как играли в ладушки

Мечем на озере на Ладожском.

Забыли нынче – видно, мало

Сбежало времени с тех пор;

Ну ничего, пойдете свалом

Под лед, как свежий рыбий корм.

Уже встает заря златая Из­за проклятья черных грат

И, правду вечную взывая,

Поет малиновый набат.

Пускай же из святых знамений Восстанет вечной твердью сил Единство славных поколений В защиту страждущей Руси.

ЧИНГИСХАН

Завыл степным шакалом ветер,

Спугнув стреноженных коней.

Чингис :

Немало все­таки на свете

Пожить еще осталось дней.

Хаджи Рахим :

Счастливый нынче будет год,

Но лишь не доверяйся грезам,

Ведь жизнедействующий свод Деяниям великим роздан.

Постой вершить свои дела,

Еще не время,

слишком рано Рвать, стервенея, удила

И битвами упиться рьяно.

Ты погоди, не торопись

Приблизить пагубность заката,

Взгляни­ка подсознаньем ввысь

Туда, где мысль твоя распята.

Она померкла, только свет

Ее струится через годы –

Знать, не так много долгих лет

Тебе вершить войной народы.

Взгляни скорей в туман забвенья,

Где тлеют трупы городов,

И ветреные запустенья Покрылись плесенью веков.

Где алчные глазницы власти Глядят в воинствующей мгле И затерялось твое счастье На окровавленной земле!

Там дует ненасытность в горны И правит жребием судьбы,

Там молчаливо и покорно Люд запрягается в арбы,

Там по земле ползут проклятья,

Сковав народы в цепкость уз,

И правда в обветшалом платье,

Да обесчещенная Русь.

Там жгут, насилуют, калечат,

Звеня булатами клинков.

Пожарами селенья лечат,

Ум теша срубами голов,

Ведь сила

только в ятагане,

И яростью кровавых пут Вновь на затянутом аркане Тебе наложниц в плен ведут.

Уж вырезаны до колена

Потомки княжеских кровей И вытравлены поколенья Из храмов да седых церквей...

Чингис :

Довольно,

дерзостный оракул,

Сулить мне роковой исход,

Ты столько бед сейчас накаркал,

Что смерть тебя сегодня ждет!

Ответь,

как хитроумной вязью Запутать русичей в сетях И заманить в ловушку князей,

Чтоб пир отправить на костях?

А их святую правду чтобы Перетереть в постыдный прах И из бунтующей утробы Сварить похлебку

всем на страх.

Узнают пусть от жизни прока,

Запоминая нас добром,

Напившись яростного рока Из чаш, кипящих серебром.

Их родословную кровей Я нанижу на острый кол,

Как величавый царь царей Всепобеждающий монгол!

Буяет пагубность в сердцах,

Вскипая ненавистью в венах,

И не предвидится конца Бескрайним степям

Керулена!

Усеются поля костями,

Полившись стоками кровей,

И нас незваными гостями Степной обнимет суховей.

А под ногами – полземли,

И впереди еще дороги,

Где нас в снегах, грязи, пыли

Заждались новые чертоги!

Неутомимостью всех сечь Мне бы тщеславно насладиться.

Еще мой крепок острый меч...

Хаджи Рахим :

Но конь твой может оступиться!

Туменов уж редки ряды,

И утомленно сердце бьется, Ведь войском Золотой Орды Тебе век править

не придется.

Устанешь ты когда­нибудь

И будешь этой жизнью брошен,

Упав седой земле на грудь,

Как отлетавший старый коршун,

И старость, слабостью маня,

Не даст ступить ногою в стремя...

Чингис :

Но сыновья есть у меня,

Которые повергнут время!

Они продолжат мой удел И будут властвовать мирами Величием кровавых дел Степными смерчами­ветрами.

Они продлят мои бразды Всех пагубных завоеваний,

Не сняв с плебейских стран узды И кары зверских бичеваний!

Они чинами велики,

Златой укутаны парчою,

Взросли в степях, как сорняки,

Все пожирая саранчою.

...Свои клинки о люд потупив, Мы страшной карою в мирах Шагаем вдаль по горам трупов Туда, где нас встречает страх.

Пускай грядут орды стеною Под рев, рыдания и стон

И тащат властно за собою Толпу шакалов и ворон!

И рок свое мне слово скажет Великолепьем черных дней, Когда Вселенная вся ляжет К копытам вздыбленных коней!

Точите же клинки и бритвы Для новшества кровавых дел,

А я затею злые битвы С горами обреченных тел.

Вы наслаждайтесь, пока живы,

Меня благодаря всегда За то, что есть стезя наживы,

Вино, одежда и еда!

Пусть я уйду, судьбою брошен,

Но будет тень лихой беды Кружиться, словно черный коршун

Всепобеждающей Орды!

Я торю вам дорогу к счастью,

Что лестно на сердце поет, И вопреки миров ненастью Продолжу дерзостный полет.

Сничтожив глупые народы Коварством воинов­зверей,

Я окунусь устало в воды Последнего из всех морей.

И, воспарив вселенской властью

Над миром в прахе и пыли,

Упьюсь с осатаневшей страстью Проклятьем стонущей земли.

БАТЫЙ

Угас миротворящий свет Под неприкаянные стоны,

Молниеносностью комет Окрещивая небосклоны.

Всходила звездная заря Началом яростного часа,

Неумолимостью горя Да раздувая запах мяса.

Запела тетивы струна Среди бескрайнего эфира.

И кровью налилась Луна Над желтой юртой джихангира.

Заржали сотни кобылиц,

Неся недобрые знаменья,

И по рельефам мрачных лиц Промчались жуткие виденья...

Проснулся резко хан Бату От демонического грима

И нукерам, дрожа в поту,

Велел позвать Хаджи Рахима.

...Спустя мгновение, вошел

Старец с белесой бородою:

Пусть стан обминет сотня зол И будет счастье век с тобою!

Мир желтой юрте,

джихангир,

Твоя звезда на небосклоне Сегодня озаряет мир,

Где ты сидишь на вечном троне.

Тебе подвластно пол­земли

И впереди грядут победы,

Но там, в неведомой дали,

Пусть сторонятся войска беды. Пусть яснокрылых мыслей свет Твой разум посещает чаще,

И жизнь подарит много лет,

Да полнится кумысом чаша.

Ты нынче бледен, как Луна,

И неспокойней ветра в поле...

Кошмары грезятся во снах Иль, может,

ты душою болен?

Поведай, в чем твоя беда,

Скажи скорей, чья напасть эта,

Чтоб я промолвил без труда Премудрость дельного совета.

Перед тобой все мечет вспять От сокрушенья силы тленной...

Что заставляет трепетать Вдруг Потрясателя Вселенной?

Какие ждут тебя шакалы,

Какая подползла змея,

Чтоб влить в застольную пиалу Мгновеннодействующий яд?

Вновь ширму тайны подниму,

Чтоб явь проречь всесильем мысли,

Как в прошлом деду твоему Я объяснял законы жизни...

Бату :

Всегда твой непреклонный стан,

Хоть много ты хлебнул скитаний;

Преподними завесы тайн Проникновеньем толкований.

Изысканна стезя твоя Познанием земного рая,

Которой век внимаю я,

С благодареньем почитая.

О, мой прославленный мудрец,

Ты знаешь таинства Сознанья,

Связав начало и конец У тленной плоти мирозданья. Ты по движению планет Определяешь судьбы людям,

Соединяя тьму и свет В ума серебряном сосуде.

Ты по созвездиям небес Пророчишь жизненные лики,

Тебя ведут Аллах и бес Путем познания великим.

Твой вечно справедливый нрав,

Который знает все преданья,

Целебность силы многих трав,

Магические заклинанья.

Ты говоришь словами звезд,

Услышав чаянья камней,

Взираешь нимбы светлых грез,

Владея языком зверей.

Ты знаешь явное участье В моем воинственном аду Примет,

что предвещают счастье,

И знаков,

что несут беду.

Из настоящей круговерти Ты властен будущее зреть,

Вкушая снадобье бессмертья,

Которое скрывает смерть.

Огнем пылают твои мысли,

Хоть ты, как в озере вода,

Зерцалом истинного смысла Слагаешь праведность всегда.

Ты чтишь писания Корана,

Ты – прорицатель всех побед,

Души излечиваешь раны,

За что любил тебя мой дед.

Ты перечел немало книг И знаешь сонм великих истин,

Поведай же из уст своих Хитросплетенье мудрых мыслей.

Тебя я звал

для вещих толков,

Чтоб правду нынче мне сказал,

Ведь в стане у тебя лишь только Не лжет язык твой и глаза.

Я видел этой ночью сон Пророчеств, истинного толка;

Перескажу, таков был он:

Медведь поймал степного волка И разорвать его хотел,

Но тот был яр, коварно зол

И, словно страшный демон, смел.

Недолго схватка сил их длилась,

Волк дать отпор врагу сумел;

Он вырвался и в степь побрел,

Что огневицами искрилась.

Скажи мне, верный мой факих,

Неподражаемый учитель,

К чему кошмар знамений сих,

Летящих в разума обитель?

Открой же, правду не тая,

Где встанут предо мной преграды,

Чтоб одарил в тот час же я Тебя великою наградой.

Хаджи Рахим :

Не нужно мне твоих наград,

Благодареньем будет только То, что послушать станешь рад

Правдивых слов святые толки!

Я знал тебя еще тогда,

Когда птенцом ты рвался в небо,

Где Времени текла вода,

Переходя из были в небыль.

Тогда твой величавый дед Вершил великие походы...

Он всколыхнул огромный свет,

Поработив его народы...

Да, в жаждущих глазах уже

Являлось ратное искусство,

Ведь с детства он твоей душе Привил воинственное чувство.

И ты стремился видеть мир,

И постепенно оперился,

И вот уж сам ты

джихангир,

Ты сана дедова добился.

Ступая по земным дорогам,

Сметаешь страны все подряд –

Как об Искендере Двурогом Народы о тебе вторят.

Ты – свет божественного Солнца,

Звезда, горящая в ночи,

Как пульс веков, кровь в жилах бьется

И думы злобой горячи.

Над пресмыкающимся миром Паришь ты силою своей Под крики доблестных батыров И топот тысячи коней.

Ты, страха смертного не зная,

Несешь тяжелый груз судьбы С советом мудрым Субудая,

Но вслушайся в себя, дабы

Вздохнула от свершений плоть И разум, отдыха не знавший,

Чтоб смуту жизни побороть,

Подумай

о душе уставшей.

В твоих воинственных делах Сегодня не нужна поспешность...

«С объемом возрастет погрешность» –

Так рассуждал Велик Аллах!

И будет в том неусомнимость,

Ведь добродетелью Своей Он создавал неповторимость Контрастных мирозданных дней.

Сомкни ресницы тяжких век,

Задумавшись о мире млечном С бурлением кровавых рек На поле боя бесконечном.

О джихангир!

С твоей судьбой

Повязаны сто тысяч судеб;

Ты всех ведешь их за собой И все за них велико судишь.

Тебе держать весь мир в узде Своими сильными руками Под покровительством Сульде С победоносными войсками.

Но, слышишь,

сердце уж зовет Назад, в покинутые степи,

Где прозябает твой народ И матерей глаза ослепли.

Там в пепелящихся ночах Свободный дух пьянит кочевья И ветер на струне луча Играет песнь Звезды Вечерней.

Там бирюзой сияет высь И росами искрятся травы,

Когда от кобылиц кумыс Лакает свет зарей кровавой.

Там нежные благоуханья Полураскрывшихся цветов И слышно мерное дыханье Веков в блаженстве сладких снов.

Там вечное соседство Счастья С величием отцовских юрт,

Что средь Вселенского ненастья Находят в мире свой уют.

Там носятся ветрами стаи Разбесновавшихся теней И серебро Луны ласкает Загривки стонущих коней.

Там Млечный Путь туманом тает В миражно­жизненной дали

И все покрыто светлой тайной Из серебрящейся пыли. Там быль встречаются и небыль И в сумрачно­лиловой мгле

Созвездьями искрится небо,

Прижавшись ревностно к земле...

Что ищешь ты в стране чужой Далекой, болотистой, русской?

Бату :

За вечной славою большой Никто не шел дорогой узкой!

Верша величие походов,

Я благочестию не внемлю И дальше,

чрез Врата Народов,

Иду крушить чужую землю.

Пусть запылают их улусы,

Испепелятся города,

Чтобы с непокоренной Русью Мир распрощался навсегда! Мечты воинственного деда Я нынче воплощаю в жизнь.

И за победою победа...

Хаджи Рахим :

Но крепче лишь в седле держись.

Ты превзошел величьем долга Предшественника своего,

Но ведь завистников так много У господина моего.

У каждого – лихие рвенья,

Да и по времени подстать Тебя сместить с высот правленья,

Чтоб самому у власти стать.

Тебя возносят бесконечно Неугомонные лжецы.

Бату :

Я ненавижу, когда вечно

Все лебезят мои льстецы!

Они лепечут на усладу Великолепью моему.

Хаджи Рахим :

О джихангир! Кто скажет правду

В глазницы року своему?

Вращаясь в алчной круговерти,

Погрязшие в своих делах,

Они боятся пуще смерти Тебя гневить, прости, Аллах!

Настанут времена лихие,

Бату, послушайся меня –

Навстречу пламенной стихии Пускают полосу огня...

Хоть ты беснуешься ненастьем,

Знай: впереди враг не всегда

И друг лишь ждет, как грянет счастьем

Твоя смертельная беда.

Всех злит потомок вечной власти И зависть, что острей клинка

Уже творит свое участье –

Родной опасней чужака!

Людей мятущиеся лица Глядят озлоблено кругом,

Ведь легче воевать с врагом,

Чем средь своих душой томиться.

Тебе бы отдохнуть пока...

Бату :

Нет, рока дерзкая рука

Уже налила молока От ошалевшей кобылицы!

Хаджи Рахим :

Кругом тьма недругов твоих,

Что черной завистью томятся.

Бату :

Но мне ли жить среди своих И тени собственной бояться?

Хаджи Рахим :

Ты рвешься за мечтою смело,

Как храбрый твой отец Джучи,

И взоры быстры, словно стрелы,

И мысли остры, как мечи.

Но знай:

всему грядет черед –

Не утруждайся, силе внемля,

Сорвать до срока славы плод,

Чуть погоди, наступит время

И, сбросив роковое бремя,

Он сам под ноги упадет.

Ты участь русичам готовишь,

Что недостойна похвалы.

Бату :

Но ведь теперь не остановишь Прицельно пущенной стрелы!

Чрез время страх посеяв странам Своей озлобленной душой,

Я распластаюсь вечным станом Над древнею землей большой.

Проколесив ее арбами Испепеляющей войны, Я сделаю людей рабами Моей воинственной страны.

Хаджи Рахим :

Благословениями мира Соединить в уме сумей Зоркость орла и силу тигра,

Хитрость лисы и мудрость змей.

Затем, чтоб средь кровавых тел

Не бредить тупостью кинжала,

Став немощным, как лук без стрел,

Или гюрза без злого жала.

Ты гонишь всех вперед, потея,

Порабощать края надежд,

Но вспомни о своих потерях И распрях средь друзей­невежд.

Немало воинов осталось Лежать на чуждой им земле,

А для тебя волнений малость –

Одной морщинкой на челе.

Ты мыслью в прошлом

будь подольше,

Чем в грезах будущих своих...

Ответь, кого средь павших больше –

Врагов иль воинов твоих?

Бату :

Как можешь ты, негодный скряга,

Судить мой величавый сан –

Неосмотрительный бродяга,

Которого нашел каган!

Ты не того сегодня учишь,

Который несмышленым был,

Ведь нынче за словесный пыл Лишь казнь ужасную получишь.

На гневной ноте, грубый дервиш,

Я излагаю приговор:

Ты участь смертника разделишь,

Идя на корм для волчьих свор. Пусть пожуют средь злого часа В великолепьи черных дней Они отборнейшее мясо Убогой мудрости твоей!

Ты, на подручный сан позарясь,

Не сдох от гордости едва...

Неужто ли трусливый Заяц Учить охоте вздумал Льва?

Хаджи Рахим :

О джихангир!

Коль это нужно,

Пойду и я на злую казнь,

Да лишь со мною правда дружно Свой не закончит вещий сказ.

Но и пред хладною могилой Вторю: век миру не везло,

Здесь ум всегда сживался силой,

А добродетель – черным злом.

То, что изрек, – тебе не ново,

Но Бог так истины связал,

Что если уничтожишь слово,

То явь сожжет тебе глаза!

Бату :

Прости, факих, – ты мудр, беспечно

Погорячился я с тобой,

Ведь в неразборчивости вечной Не уследить мне за собой.

Безмерный гнев у джихангира,

Ярящийся, как злая рысь...

За вечное правленье миром Испей божественный кумыс!

Что мне народ,

когда для славы,

Которую ищу вдали,

В мгновенье ока я державы

Стираю в прах с лица земли И в полоумной круговерти С белесых вражьих черепов Гляжу в усладное бессмертие Поверх воинственных голов.

Хаджи Рахим :

Ты правотою удостоен,

Ведь, сколько существует мир,

Один – всегда бесславный воин,

Второй –

могучий джихангир.

Аллах распределил все роли Великой жизненной игры,

И будет так уже, доколе

Его слагаются миры.

Бату :

Несправедливо это слово,

Судьба иначит нашу суть,

Ведь дед от воина простого Прошел до джихангира путь.

Безмерным тернием версталось В боях сраженья мастерство И постепенно увенчалась Бессмертной славой честь его.

Не все тогда уже решались С ним говорить, питая страх,

Китай, Хорезм пред ним пластались...

Хаджи Рахим :

Но посох­то о двух концах!

Здесь нас лишь бог Сульде рассудит,

Зачем же бьются в сечах лбы...

Бату :

Из многих миллионов судеб Я строю храм своей Судьбы!

Чужими жар гребя руками,

Не ведая великих бед,

Извечно занят я войсками,

Что мне приносят свет побед.

Хаджи Рахим :

Ох, эта ревностная слава,

Что озаряет цвет лица, И обвивает величаво Чело алмазами венца!

Судьба ее поставит мету На пепелищах всех побед,

Где дерзостно ходил по свету Чингис – воинствующий дед.

Ему хватило стали нервов,

Чтобы забраться на престол И озарить кровавой верой Весь мирозданный ореол.

Бату, величием кумира,

Не своротив на полпути,

Тебе лететь в победах мира,

Непобедимым и уйти.

Чингис являл войны науку,

Порабощений мастерство...

Бату :

И передал правленье внуку,

Всегда достойному его.

Все, что не выполнил Воитель,

Я сотворю, посеяв страх,

Чтоб мирозданная обитель Горела в яростных кострах.

Пускай как дерзкие лжецы Усладно ханы лесть поют И встанут новые бойцы,

Чтоб силу восславлять мою.

Ты прав,

что проклятой чужбине Не видно явного конца.

Хаджи Рахим :

А где­то плачет мать о сыне

И дочь уж заждалась отца...

И не родят привольно степи Теперь твоих богатырей –

Печаль сердцам надела цепи,

Пуская мыслей суховей.

И только память о любимых Сочится чрез туманы лет,

Надеждой образов незримых Храня миражный силуэт.

Вернешься ты в места родные,

Увидишь степняков своих,

Раздашь подарки дорогие,

Которые добыл для них,

Но вспомнишь мысль мою святую,

Когда в глазах у матерей Узреешь рану ножевую Обличьем павших сыновей.

Им жизнь –

кромешное ненастье,

И будет в том твоя вина!

Бату :

Но по костям взберется к счастью Победоносная страна.

Когда послушаюсь тебя,

Перед врагами буду трусом,

Хоть и буянят, стан губя,

Неугомонные мунгусы.

Подобострастными мечтами Исполнена сознанья чаша...

Хаджи Рахим :

Но за родимыми местами Скучает сильно память ваша!

В боях натруженные руки Устали острый меч нести;

Хотят бойцы, отбросив луки,

Свернуть с кровавого пути. Не нужно им дешевой смерти Из­за награбленных богатств

Во славу черной круговерти,

Что гибель лишь чужбиной даст.

Они бы ратные доспехи Сменили на блаженство дней И стали бы с большим успехом Пасти в родных степях коней.

Бату :

Нет, погоди,

бессмертье часа Еще мгновения пробьют,

Готовя пир с горами мяса У наших островерхих юрт.

И стану я тогда доволен,

Когда, пройдя триумф побед,

Мой каждый уцелевший воин Богат, сыт будет и одет.

Падут пред нами все преграды,

Когда под крики русских вдов Я прокачусь своей усладой По пепелищам городов.

Восстанет величавость наша,

Когда на грудах черепов Наполнится кумысом чаша С красноречивым цветом слов И зазвенят тоскливо цепи,

Когда взойдет моя заря Над миром,

что простерся степью Для воина­богатыря.

Рассыпят небеса созвездья,

Приветствуя величье дел Неоспоримостью возмездья Для раболепствующих тел.

Чтобы застряло в глотках колом У всякой низменной страны Порабощение монголов –

Кровавых демонов войны.

И стала светлая победа Проклятием вселенской мзды С великим прорицаньем деда О власти Золотой Орды!

ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ

Как над Русью всей черным коршуном Тень язычества дерзко кружится,

Гостем яростным и непрошеным Завладеть землей нашей тужится.

Сколько страшных лет мы живем во мгле,

Сколько люду уж в рабство угнано.

Нечто нет уже правдушки на Земле,

Что гонима всегда и поругана?!

Ох, поди, бесчинствует яростный злодей,

Да огульничают дерзки ироды,

Сколько по Руси померло людей,

Сколько вечно в мытарствах да сироты.

Долго ль, русичи, нам терпеть чуму –

Не родят хлеба наши полюшка,

Не хозяева мы уж в своем дому,

Где хлебаем беды да горюшка!

Ох, поди, живут врозь везде князья,

И вражда промеж них непримиренная;

Что кручинитесь вы, все враги­друзья,

Что молчишь опять,

Русь смиренная?

Ты ударь в набат,

чтоб сынов созвать:

Эй, честной народ, братцы­детушки,

Кликни по Руси силу нашу рать,

Богатырь ты мой Пересветушка!

Что же вам делить,

что же вам рядить,

Коль беда у нас нынче общая,

Ох, пора уже распри все забыть

И помянуть лишь все хорошее.

Пусть решает Бог, да и верю я

В цель своей души благородную;

И с благословением преподобного Сергия Правдою сбудется воля народная.

Встанут в войско все –

даже стар и мал,

Лишь рассеется мгла предрассветная:

Ну­ка, кто тебя, сирую, обижал,

Русь оболганная, многодетная?

Кто тебя по спине батогами хлестал,

Кто сосал из тебя красну кровушку,

И срывал с шеи златый лик креста,

Да рубил буйную головушку?

Встанем мы каменной стеной Да лицом к лицу с жизни катами И великою праведной ценой Расквитаемся теперь с супостатами!

Ох, запомните навек вы, язычники,

Как люд в рабство гнать, словно глупый скот;

Вот и встретились в поле чистом нынче­то,

Где лишь ваш закат,

ну а наш восход.

Мы в боях крепки и суров наш нрав,

Не щадим, поди, свои головы,

Смертию смерть и позор поправ,

Вырвемся из лап мук и голода.

И, повергнув вас, беды сокрушив,

Снова станешь,

Русь, ты свободною,

Где лишь твой лик святой Души Богу вознесет

славу всенародную!

СЛОВО ДМИТРИЯ ДОНСКОГО

Как над Русью всей Тучи черные,

А над сном полей Кружат вороны.

Кружат вороны,

Битву чувствуя,

Во все стороны Захолустия.

Ох, мечты мои

Подневольные;

Что ж молчишь, Русь, ты

Колокольнями?

Сколько можно ждать,

Горемычники;

И доколе будут гнать Вас язычники?

Вам бы песни петь,

Но невольники;

И живете ведь,

Как раскольники.

Но уж пробил час Битвы с иродом,

Что измучил нас,

Сделал сиротой.

Эх, воспрянь, народ,

Павший верою,

Ведь пришел исход За химерою.

Показать врагам Удаль славную,

Дать прыть их ногам Полноправную.

Чтоб узнали они Да с усладою,

Как закончить дни Мертвой падалью.

Чтобы знала их рать,

Коней уськая,

Как ходить­воевать

Землю Русскую.

КУЛИКОВСКАЯ БИТВА

Рождался день в плеядах мук С благословенною молитвой,

Где сотни мускулистых рук Мечи сжимали перед битвой.

И крестным знаменем упав,

Заря рыдала на иконах,

Хоругвиями распластав Свинцовость туч на небосклонах.

Дышала тягостно земля Под массою коней уставших,

И Куликовcкие поля

Готовились принять всех павших.

Великой злобой горячи

В оковах временных объятий,

Из ножен вынули мечи Противоборствующи рати.

Застыла немотою новь,

В которой все пока что живы,

Но вспенилась сердцами кровь И ненависть вскипела в жилах.

Сейчас грядет фатальный вид На этом поднебесном поле,

Где меч ударится о щит И Воля встретится с Неволей.

Вверяя Богу лик судьбы За пережитые столетья,

Перед началом дня борьбы Мир извергает междуметья. Пока безмолвствуют мечи И не видны сердец порывы,

Но лишь шакал уже кричит И ворон чувствует поживу.

Дай Бог же нам единства уз Да крепости души народа,

Чтобы тебя,

святая Русь,

Объяла ясная Свобода!

ИОАНН ГРОЗНЫЙ (Калигула)

Сегодня с погребальным звоном Всходила бледная заря,

Разбуженная гулким стоном Остервеневшего царя.

Чтоб без наигранной боязни Проклятьем яростных потуг Явить изысканные казни На головы покорных слуг.

Грозный :

За вечность воспаленной нови!

Настасья, сизая голубка,

Испей­ка человечьей крови

Из позолоченного кубка!

Пусть поведут тебя нагую,

Ослепшую, немую, босую

Во тьму колючую ночную На смерть твою простоволосую.

Пусть весь народ уездный, земский

Мои приветствует порядки.

Ты не согласен, князь Вяземский?

Тогда сыграй с медведем в прятки.

Тебе рябого или бурого?

Час тешиться его величию!

Я в пару дам тебе Сабурова,

Чтоб мельтешил шальною дичью.

Целуй государеву руку,

И злобой я перегорю!

Малюта, вот тебе в науку,

Как в перекор идти царю!

По крови ходишь, аки посуху,

Но коль к моей остынешь воле,

Тебя проткну я острым посохом И дам на корм воронам в поле.

Вы все мне – раны ножевые,

Послушные поклонники:

Доколе льстите – знать, живые,

А нет – считай покойники.

Из уст Сильвестра и Адашева Не ради красного словца:

Не чтите государя вашего,

Пойдете, звери, на ловца.

Ох, Осень, чистотой купели

Пойдешь, по новой, грех плодить;

Крамолой головы созрели,

Смерть будет урожай рубить.

Ведь грешны нынче мы с тобою Дарами жертвенных смертей;

Укрой уставшею листвою Тлен человеческих костей.

Я грозный царь, я богомолен,

Взираю страх в глазах ночей,

И понимаю: смертно болен

Болезнью жертв и палачей.

Я согрешу, затем обмою

Слезами Божии персты,

Чтоб над землей глухонемою Взошли могильные кресты.

А по бескрайней волости

Бесчинствуют опричники:

Ох, берегитесь вольностей,

Крамольные станичники.

Но, впрочем­то,

для ясности,

Промаяв осень сытную,

Впишу немного ярости В Господню челобитную. Промчусь я Красной площадью По головам опущенным,

Топча гнедою лошадью Покорность неимущую.

Узнав в худом известии О царстве правду тяжкую,

Я полоумным бестией Разделаюсь с Ивашкою.

В умах моих задворщиков Измена уж задумана;

Сожгу­ка заговорщиков

Мятежного игумена.

И чтоб не была бойкою Чернь в осмелевших говорах,

Я попирую с Борькою На груде мертвых сговоров.

Ох ярая, полночная, Безумьем вопиющая Душа моя порочная –

Немилость всемогущая!

НА СМЕРТЬ ИОАННА ГРОЗНОГО

Неделя страшною была –

Бесчинствия по всей Росcии,

И ныли в ночь колокола,

Соперничая с небом синим. А время било Вечность в лоб Своей тщеславною рукою,

Хоть был уж заколочен гроб И тело предано покою.

Отпели и отвыли все,

И лучиком блеснуло счастье,

Когда по утренней росе Сбежала ночь в миров ненастье.

Опал навек проклятья снег,

И этот век остался зрячим,

Где отсмеялся страшный грех На казнях головам собачьим.

Все сникло,

но из светлых чувств,

Свой крест серебряный целуя,

Вторила тихо «аллилуйя»

Испитая проклятьем Русь.

БОРИС ГОДУНОВ

Как по всей Руси звоны разнеслись,

Да среди людей говоры слышны,

Что сегодня сам Годунов Борис Заступает царствовать на престол страны.

Не жалей вина, погреба открой,

Веселись, народ: пей и яствуй всласть.

Пусть на Красной площади будет пир горой;

Прославляйте все избранную власть!

Борис :

С челядью к заутреней я пойду в приход,

Помолюсь за Спас, не поднявши век,

А со мной вся Русь пусть поклоны бьет:

«Благодатен будь твой правленья век!»

Хоть стою уже в золотой порфире я,

Но в главе моей мыслей смутный шквал:

Как дела там у монаха Порфирия,

Лишь бы с Дмитрием он не оплошал.

Не узнал бы люд о моей вине,

И о том, кто взял смертный свой удел;

Эх, гуляй, страна, утопи в вине

Злодеянья всех греховодных дел!

Ведь я выиграл все ж борьбу за власть,

Хоть и крест пронес низостных вериг,

Проведу теперь свое время всласть В круговерти дел и шальных интриг.

А ты чего сегодня­то не шустрый

И пригорюнился слегка, поди,

Дружище мой, боярин верный Шуйский,

Ведь у тебя все в жизни впереди!

Хлебнешь и ты сией кровавой страсти.

Тут ведь, как уж натурой не крути,

Потянет и тебя к великой власти –

К ней все порою хороши пути.

Меня опять гнетут грехами старыми,

Но многое народ, наверно, врет;

Вот скоро расквитаюсь я с татарами И сразу предрешу своей страны исход.

Пусть жив мой люд средь века слезного,

Но нам пенять ли на свою судьбу?

Давайте помянем мы горькой тризной

Иоанна Грозного,

Пусть повернется он стократ в своем гробу!

Ну, а страна моя, смиряясь и покорствуя,

Молитву веры и надежды мне вторя,

Ударив в бубны, протрубив в златые горны,

но потворствуя,

Покорно примет на престол великого царя.

Эх, веселись, ликуй, буянь, честной народ,

Ведь здесь сегодня только я судьбы мессия;

Кути до нитки все, запойная Россия,

Ведь завтра поутру – на эшафот!

ПЕТР I

(Цезарь)

...Который день палят мортиры

И яро скалятся штыки...

Надев на гвардию мундиры,

Муштрует Петр свои полки.

Мороз щекочет зябко кожу,

Но все его усердья зря,

Ведь нынче ратный век встревожил Порыв великого царя.

Петр :

Господь! Ты дал мне Русь такую,

Какой ее я помнил с детства:

С лихвой набожную, босую,

Как суженую без наследства.

Я видел страждущую бедность За тайнами ее дверей, Где плачет восковая бледность В молитвах стонущих церквей.

Я видел все ее изъяны,

Но этот мир твердил одно:

Судьбы экземовые раны Уже излечены давно.

И как приближенная дальность,

Где разорения видны,

В глаза вдруг бросилась реальность Полуразрушенной страны.

А мне неймется, ведь Я – Первый!

С работою немногословен,

Стесав натруженные нервы Об тяжести сосновых бревен.

Смочив простуженное горло Чекушкою перченой водки,

Я силою желаний­горнов

Смолю испорченные лодки.

О Русь, что бедами испита!

Я, осушив озера слез, Кладу безмолвие гранита На белые тела берез,

И, распахнув камзольный ворот, Величьем дерзостных манер Вам на болотах строю город Сознанием духовных мер.

Воздвигнув шлюзовые схемы Своим умом мастеровым,

Надену колокольням шлемы И дам кольчугу мостовым!

И хоть глядят друзья врагами В мое уставшее лицо, Я вам античными богами Увековечу лик дворцов.

Поворотив страну на запад,

В Европу прорублю окно,

Ну как вам, шведы, русских запах?

Чай, мы не виделись давно!

Дождливый день меняя ночью,

Я ясно чувствую – устал,

Но, истрепав все тело в клочья,

Душой гореть не перестал.

На лбу морщин сухие борозды От всех свершений, дел и битв –

Ану давай, бояре, бороды

Для разгуляя острых бритв!

Я силу ратную верстая Крестами мачт под небеса,

Пущу ладьи лебяжьей стаей,

Надув ветрами паруса.

Плыви, честь русского оплота,

Знай наших­то, месье Лефорт,

С созданьем боевого флота Я вам построил крепость­порт!

Пускай глаголит русской речью По всем краям морей и рек;

Давайте праздный залп картечью,

Чтоб он служил нам целый век!

К чертям превратные сужденья,

Стократ мортирами паля,

Я праздную твое рожденье,

Родная матушка­земля!

Ведь все, что было столь насильно

Веками отнято в судьбе,

Моя великая Россия,

Сегодня я вернул тебе!

ПЕТРУ I

Тебе, кто чаял мира грез,

Построив величавый город,

Мой скромный стих ли станет в рост,

Моя строфа ли будет впору?

Среди лихих стихийных бурь Ты жил натурой великана И выгнал из России дурь,

Куда наука была звана.

В Европу отворив окно,

Проветрил затхлую державу;

Дал свет, где было век темно,

Себе стяжав почет и славу.

Непогрешимостью надежд И побужденьями святыми,

Сменив державе лик одежд,

Ее ты возвеличил имя.

И на планете сей сама Твоя бессмертная природа Душою русского народа,

Великим гением ума.

ЕКАТЕРИНА

(Клеопатра)

Когда уходит на покой Тщеславье жизненной науки,

Беда сварливою рукой Стране дописывает муки.

Ох, доля бабья, бабий век

В мученьях страждущего мира С рожденьем нового кумира,

Царей, юродивых, калек.

Тщедушны возгоранья страсти,

Когда, мятежность затая,

Вдруг возжелает сердце власти,

Восславив собственное «Я»,

Чтоб с прозорливостью мессии,

Свободу сумрачно вдохнув,

Войти в историю России,

По­женски душу распахнув.

Явив блаженный свет идей Из бездуховной темноты,

Чтобы всгореть среди людей Свои заветные мечты;

И величавою хозяйкой,

Все бытие перевернув,

Сложить идейною мозаикой Россию, взоры обманув.

Так ненасытная утроба Начнет бесчинствием буять,

Чтоб по Руси витала злоба,

Зовя к восстаниям опять.

А в деревнях рутинной зябью Блуждает смертоносный вид,

Чтоб, проклиная долю бабью,

Россия плакала навзрыд.

Везде превратные сужденья Ползут по страждущей стране:

«Вот и закончено правленье

Твое на русской стороне».

Но нет,

не верить, усомниться,

Судьбу слагая на смертях,

К повальным казням устремиться,

Воздвигнув город на костях.

Вот власть коварной женской силы Величием тщеславных лиц,

Чтобы смотрело

пол­России

На мир из каменных темниц.

Вокруг голодны, босы, голы

Блуждают,

злобу затая,

Когда метут твои подолы С земли обжитые края.

Но фавориты все стремятся Пройти сквозь плен твоих ночей,

Сгорев в пристрастии очей,

Что дьявольским огнем искрятся...

Екатерина :

Блуждая в похотных потемках Интриг дворцовых, сплетен, слов,

Ты растолкуй мне, князь Потемкин,

Разгадку тайны вещих снов,

Чтобы внемля тщеславной страсти Вручить потомкам как пароль Свой недопитый кубок власти И недоигранную роль;

Чтоб, подойдя тщеславно к трону,

Творить оправданное зло,

Примерив царскую корону На величавое чело.

Прожечь жизнь ветрено и смело,

Обряд величия свершив,

Не заставляя падать тело На алтари Святой Души.

Весь век умом роскошность маять,

Пристрастьем потрясая мир,

И красотой кошачьей таять В объятиях любовных игр.

Наедине с судьбой придворной,

Что изворотливей ужей,

Поститься милостью притворной,

Сбежав от похоти мужей.

И, пробудив Господню жалость,

Молить:

«Помилуй и спаси

Ту, что измаянно осталась

Твоей Вдовой Всея Руси!»

СУВОРОВ

Опять февраль промотан вьюгой От головы до самых пят,

И завывает тьма округой,

Да скачут кони наугад.

Пороша сыплется за ворот,

Шалят загривками ветра,

И мглой распахивает город Объятья гения Петра.

Гуляет страх в глухих потемках,

Трясется звонкий бубенец...

Суворов :

Не зря сегодня князь Потемкин Меня покликал во дворец.

Как двойственны его деянья Для сглаживания старых вин Стезей забытого признанья,

Помянув генеральский чин. Опять тупые изреченья Из уст их будут выплывать И светские нравоученья О том, как лучше воевать.

И снова полебзят пред мною,

Что сделал так,

а что не так,

И посмеются за спиною:

«Какой простак, какой чудак...»

Ох, Катерина, Катька, в тактике

Тебе лежать бы на печи И скукою играть в солдатики,

А не Суворова учить!

Тебе сидеть бы в окружении Льстецов, играющих в любовь,

А не командовать сраженьями,

Где льется не вино, а кровь.

Вы просите, чего хотели,

И получаете сполна,

Когда за все «бои» в постели

Дают чины и ордена.

Ох, Петербург, а ты все тужишь,

Внемля объятьям тишины,

В интригах, сплетнях, снах и стуже

Не ведая тревог войны.

Тебе не говорить о бедах,

А вторить свой командный слог,

Ведь только вести о победах С полей доносят ратный вдох.

Войска отдали долг Отчизне,

Сложили головы в боях,

А ты кутишь на пьяной тризне,

Молебен справив о сынах.

Укутав в тучевые шали Свое морозное лицо,

Из­под заснеженной вуали

Глядишь мансардами дворцов.

В тиши великолепных залов Лишь интриганство правит бал,

Здесь не слыхать картечных залпов И не видать атаки шквал.

Закисли в Питере унылом,

Заела вас печаль­тоска.

А мне б денек под Измаилом Да турку поднамять бока.

А мне сейчас да в чисто поле И два лейб­гвардии полка...

Вот где баллистике раздолье Под небом вместо потолка.

А мне бы вороненой стали Да с крестным знаменем вперед,

Пройдя заснеженные Альпы,

Победный совершить поход.

Устал докучно слушать речи,

Когда душа кричит – пора

Бежать туда, где свист картечи

И мира дерзкая игра.

Туда, где позовут мортиры

На вечный штурм и вечный слом,

Где кровью багрятся мундиры И ум берет верх над числом!

Туда, где бесится ненастье,

А смелость не заставит ждать,

Искать свое шальное счастье В науке жить и побеждать.

Там нет интрижных сплетен вороха И не обманом прут в верхи,

Там ноздри чешет запах пороха Стезям воинственных стихий. Там крепость тела силой духа В баталиях даст устоять –

Не ваша царская проруха,

Что чувствами несется вспять.

Сменить бы городское платье Да на обстрелянный мундир...

Эх, слава,

слава на подхвате,

В боях лишь познается мир.

И в дождь, и в зной,

и в снег, и в стужу,

Пока еще душа крепка,

Для силы русского оружия И мощности его штыка.

Безмерная неудержимость Зовет меня опять вершить Величие и одержимость Победных боевых вершин.

Ведь верою о ратном деле Мне говорит священством сил Живущая в строптивом теле Великая Душа Руси!

СТЕПАН РАЗИН

О счастья светлая рука,

Когда приходит осень жизни,

Мы просим небо в укоризне Не супить брови­облака.

Залетный ветер в чистом поле Посвистнет в дымке голубой:

«Эх ты, Степашка,

голубь­воля,

Не совладать тебе с собой.

Почто глядишь на мир с издевкой,

Чужую кровь хлестая зря? Не быть России блудной девкой В руках мужицкого царя!

Да, судя по врагам разбитым,

Удар твоей руки не слаб,

Но сколько в селах стонет баб По мужикам, тобой убитым?

Ох, ненасытна твоя братия

Безумным рвением своим,

И по Руси ползут проклятья,

Повиты именем твоим.

Ты по стране

голодной, босой

Несешься страшною чумой,

И власть свою

на вилах, косах

Несешь разбойничьей войной.

Страшатся все тебя, как вора,

Ведь пол­России поругал,

И лик Священного Собора Тебя анафеме предал.

Ведь не тебе да Бога слушать,

Когда все бесится кругом,

Ты и невинные уж души Втоптал в болото сапогом.

Ох, жизнь –

она как чисто поле,

Собрал, Степашка, ты весь сброд,

Желая дать народу волю,

Но вышло все наоборот.

Взгляни своим орлиным взглядом В опустошенные места,

Где все полито трупным ядом С веленья твоего перста.

Туда, где величавым ликом

Русь стонет про разлад души,

И окаянствием великим Ты злодеяния вершишь.

Войну затеял ты с размахом,

Не зная о своей судьбе,

Ведь плачут уж топор и плаха На лобном месте по тебе.

И на удачу есть проруха –

Не век стране ходить босой,

Ведь уж костлявая старуха Заждалася тебя с косой.

И в этой жизни, как известно,

Пред тем, как труд вершить любой,

Не задним нужно думать местом,

А просветленной головой!

Хлебнешь еще слезы соленой,

Узнаешь, кровушка почем,

Когда сведут тебя с Аленой На плахе перед палачом.

Но не тебе назваться трусом,

Ведь ты, идя на вещий зов,

С атаманом Василием Усом Воюешь Волхов и Азов.

И жизнь разгульную, хмельную

Проводишь – знать, тебе не лень

Век панихиду разбитную

Справлять по душам каждый день».

Разин :

Коль раздарил народу горе,

Знать, что посеял, то пожну;

Я с суженой сегодня в ссоре,

Пленив персидскую княжну.

Но пред глазами пьяных братий Ей почести невелики:

Ступай­ка из моих объятий

В объятья матушки­реки!

Пусть бредит Русь боярской кровью Заместо красного вина,

Хмелея горем, не любовью,

Не зная удержу и сна.

Травите псом народ голодный,

Ласкайте лезвием клинка,

Чтобы брела как смерч холодный Слепая ярость мужика.

Верша победу за победой,

Я завершу постылый путь На ноте власти недопетой,

Что рвет истерзанную грудь.

Но тешу сам себя, как прежде,

Порою сетуя на то,

Что жив в единственной надежде Грядущим с верой,

но во что?

Эх, наливай­ка страсти, воля,

В бунтарский жизненный удел,

Который преподносит доля Похмельем от безумных дел!

ЕМЕЛЬЯН ПУГАЧЕВ

Шумят леса промозглой страстью,

Достать пытаясь неба синь,

Где пролетает Птица­Счастье

Полупромотанной Руси.

Нет, не почить судьбе убогой,

Сомкнув холодные уста,

Когда вся жизнь прошла дорогой Под гнетом барского хлыста.

Столетье – по колено в грязи,

По локоть

в стынущей крови, В грехах лукавой плотской связи И в чувствах пламенной любви.

А я строптив и безутешен, С бесовской силою в душе Уж сколько раз оправдан, грешен,

Что и не счесть, поди, уже!

Не передать людские муки Те, что копились век во мне,

Но, к небу поднимая руки,

Я вновь от Бога в стороне.

Ведь у меня иная вера И свой молитвенный исход:

Пусть сгинет барская холера,

Да вознесет меня народ!

Мне ветер воет в чистом поле,

Сгоняя сотни птичьих стай,

Как далека еще ты, воля,

А я душой уже устал.

А я пропил земное счастье Среди восстаний и бунтов,

Где лишь скитаются ненастья В агониях кошмарных снов.

Но я познал, как верят ночи,

Ведущие безумный сказ,

Где обреченные порочат На Лобном месте злую казнь.

Зрачок растет от страшной нови,

Что предстает исчадьем мне, Когда струятся реки крови При обезумевшей луне.

Когда зари не видно часа, И темной ночью или днем Вдыхает буря запах мяса Над пожирающим огнем.

Когда есть палачам работа В полуистерзанной стране,

И едким хрипом эшафота Играет эхо в тишине.

Когда, взирая на распятье,

Застынут трупами ветра,

И вопли дикого проклятья Несутся адски из костра.

Когда смерть манит злобно в гости,

Стара, белеса и слепа,

Когда трещат на пытках кости И брызжут мозгом черепа.

Когда нет места отпеваньям И к Господу не нужно слов,

Когда казнят колесованьем И плаха пнем среди голов.

Но пусть в великогрешной каре Вам не сносить всем головы, –

Ну что, дворяне и бояре,

Хлебнули горя нынче вы?

Ох, ты, бродяга свежий ветер,

Тебе б со мной судьбу верстать;

Скажи мне лучше, где на свете

Крестьянам правду отыскать?

Скажи мне, Совесть,

я покаюсь,

На бар обиду затая,

Но ведь для бедных все стараюсь,

Поведай втайне,

прав ли я?

Как долго быть мне на посаде,

Не затушив пожар души,

Ох, сколько б сжег еще усадеб

И сколько бед бы совершил!

Молчит она и не ответит...

Лишь Разум попрекнет без слов:

Эх ты, царишка, Петр Третий,

Нажрался крови, Пугачев?

Посмотришь, скоро Русь нагая

Решит твой роковой исход И возле плахи, не моргая,

Тщедушный приговор прочтет.

И будешь ты истомно, слезно

Взирать измены оборот;

Осмыслишь все,

да слишком поздно,

Каков он, верный твой народ!

Ох, он сумеет измениться,

Тот, коего ты защищал;

Другие уж посмотрят лица,

Проклятий извергая шквал.

Уж это время недалеко,

Когда мятежность оттрубя,

Судьбу постигнет бремя рока И изничтожит вмиг тебя.

Ведь для тебя жизнь подороже,

Чем судьбы тысячей других,

Но рано или поздно все же Окажешься на месте их.

В сией безумной круговерти,

Среди бунтов и маяты Своей спокойной тихой смертью Не умирал такой, как ты.

Ведь уж сочится рана жизни,

И мир сей знает свой исход.

Посмотришь:

скоро в черной тризне Тебя возмездие найдет!

И вот тогда предсмертным ликом Надежда­то в тебе умрет,

И явь взвопит истошным криком,

Взирая дела оборот.

И прошумят, как злая небыль,

Перед тобой былые дни;

С душой взметнувшись в чистом небе..

Поверь, узнаешь, кто они!

Те, кто пристрастно жаждут крови

Поддержкой палачей, оплот

Для распаляющейся нови;

Холопский тлен, продажный скот...

Пугачев :

Вот на Судьбину погадать бы...

Эх, будь как будет в жизни пусть!

Громи боярские усадьбы,

Разбесновавшаяся Русь!

Дай Бог, чтобы по предсказанью

В пылу воинственных потуг На днях бы завладеть Казанью И взять осадой Оренбург!

Пред войском вихрем пронесусь я,

Чтоб воспалить страстями плоть,

А коль не властвовать мне Русью,

Тогда храни вас всех Господь!

И коль придет почить Свободе На казнях в траурной тиши, Тогда пускай живет в народе Мятежный лик моей души!

СКАЗ ЕМЕЛЬЯНА ПУГАЧЕВА

Ветрами землю кутая,

Бесчинствуют ненастия,

Ох, Русь моя разутая,

Где сыщешь в мире счастие?

Как знать, где бродит долюшка –

Кручиной ли по теремам Иль перекати­полюшком

В степях судьбы затеряна?

Ты, сгинув в ночи темные

Подраненною птицею,

Забудь под дни истомные Сгоревшею светлицею.

Ой, не свистят соловушки,

Им бойни опостылели;

Ой, сколько барской кровушки

По деревням повылили!

Ох, сколько нынче горюшка

По родине скитается,

А воля, Голубь­Волюшка

В темницах царских мается.

Лишь Русь вспотеет росами Да запылает избами,

Вы вилами да косами Ее оттуда вызвольте.

Достаньте ее родную Из цепких пут всевластия,

Десницу всенародную Украденного счастья.

А я сказ сей послушаю И от него опешаю, Ну а затем с Хлопушею Бояр всех перевешаю!

Пусть падалью болтаются За всяки злодеяния –

На ветках уравняются Им все чины и звания!

И мчусь я быстрой тройкою,

Пуская красну кровушку;

Придет черед, соколики,

Сложить и мне головушку.

Эх, думы мои поночи

Дворцами петербургскими; Как завладеть бы нонече Валами оренбургскими?

Я теплю мысль безликую,

Не красну, не уродину:

Как силою великою Завоевать бы Родину?

Ох, вы, царицины мужья,

Вот вымщусь лишь на барствии И доберусь до вас уж я В своем великом царствии.

Раздарим люду волю мы,

Сничтожив все отродия,

И справим пир среди чумы В опустошенной родине.

Так пусть же в Русской волости Носиться не устану я Свирепым ветром вольности Народного восстания!

ПЕТР БОЛОТНИКОВ

Опять неласковая осень Сечет усталостью дождей По мокрым лиственницам просек Играя наготой ветвей.

А по Руси витают стаи Над черной пахотой полей,

Где вдалеке туманом стаял Уж клин прощальных журавлей.

Болотников:

А мне бы тройкою промчаться По изувеченной земле,

Колоколами постучаться В сердца кромешной, черной мгле.

Затеять пьяненькие пляски,

Да быть целованным в уста,

Лишь опосля боярской встряски Лобзая серебро креста.

А мне б упасть в твои дубравы,

Обмыв отчаянье слезой,

Когда некошеные травы Рыдают утренней росой.

Но на душе, как на погосте,

Прокаркает грехами даль,

И в сердце снова лезут гости:

Тоска, отчаянье, печаль.

Внимая страстному участью,

Не замолив свои грехи,

Я вопреки земному счастью Сольюсь с величием стихий.

И немотой звенящей этой,

Пусть Бог полночно разрешит,

Как жить в России недопетой Бунтарской бестии души!

БОЯРЫНЯ МОРОЗОВА

С молитвою заутреней Всходила Зорька ясная,

Из всей церковной утвари Икону взяв да крест,

Взмахнув лениво розгами,

Слегка богобоязная,

В древесных легких розвальнях Взметнулась из злых мест.

Летела в дали млечные,

Неся с собою женщину,

Что смертной страстью мучаясь,

Молилась впопыхах.

Ох, время скоротечное,

Что жизнью ей завещано Пристрастьем жуткой участи Кровавого греха.

Своей натурой властною Крамольная раскольница Скрывала тугу страстную В колодцах карих глаз.

Как зимний день,

ненастная,

Опальная невольница,

Судьбу свою злосчастную Кляня в сумбурный час.

К простолюдинам –

добрая,

Боярами –

отвержена, Божественною верою Сумела не сгореть.

Торжественна и собранна,

Разгневанна, но сдержанна,

Она сегодня первою Пойдет на злую смерть. Народ повалит толпами Взирать мученья страшные.

Извечностью в душе своей Бояр не возлюбя;

Земля полна холопами Смиренными, вчерашними,

В смятеньи окаянных дней Предавшими тебя.

Но ты душой богатая,

А грешным телом нищая,

Бредешь простоволосая На яростную казнь;

Гляди,

как Русь распятая Ветрами гулко свищет­то,

Лихими отголосками Вторя мятежный сказ.

Скрипит снег под полозьями,

За розвальни цепляется,

И вьюга не дает, поди,

Движения саням;

Юродивые ползают,

В ногах ее валяются,

Хватаясь за стропы удил Пугливого коня.

Морозова :

Века тоскою серою Русь наши души полнила,

Года пороком лакомым Теплились в черных днях.

И огненною мерою Свой приговор исполнила –

Пылающим Аввакумом Москва горит в огнях.

Тебя ль пугали плахою,

Безглавили секирою,

Кроили вечно казнями На лобных на местах?

Свободной певчей птахою Лететь хочу по миру я С молитвенными сказами На ледяных устах.

Тебе ль по жизни мучаться,

Тебе ль извечно каяться,

На кару поднебесную Свел Бог тебя сюда.

Ох, доля невезучая,

Где чувства горем маются,

И в проповедь воскресную Горит моя звезда!

Поплачьте, люди добрые,

Поплачьте, люди милые,

Пускай сегодня на сердце Печаль­тоска скребет.

Проклятья чашу пробуя,

Благословенной силою

Стоит явь в ветхом платьице,

Взирая мой исход.

А коль вам честь недорога,

Тогда, Христа продавшие,

Своей святою верою Вы расшибайте лбы; От покаяний вороха Да слов тщедушных вражеских Сведет вас голью серою Мир на отшиб судьбы.

– Не изрекай проклятия

И не пророчь несчастия,

Пускай им жизнь повинною Сама все разрешит;

Монашеские платия,

Как лики у причастия,

Что родина чужбиною В глуши веков таит.

Пускай в церквях раскольники Звенят в набат малиновый,

Ведь злит зима морозами И волком воет грусть.

Там, где судьбы невольники

Везут в развал осиновый Боярыню Морозову –

Бунтующую Русь!

НАПОЛЕОН (Монолог I)

Господь! Ты обошелся слишком жестко,

Не вняв моей покаянной вине!

Да, нынче уж гремят не мне

Овации с ликующих подмостков.

Я взвивался над землей великой дерзко И славу упоительно достал;

В истории тернистых камнерезках Мне роковые дни ваяли пьедестал.

Непревзойденным метром аллегорий Игрался мой на сцене мира первый акт, Но вдруг все сникло в нерадивом вздоре И был объявлен жизненный антракт.

И оказался я ненужным средь изгнанья Наедине с проклятьем сумрачных небес,

Где сладостною лирою играет бес Мотивы ревностных воспоминаний.

И эти страсти упоенных звуков Сникают гулко в нежном трепете ночей,

Где боль души в неугасимых муках Ползет по неприкаянью очей.

И в глыбах водяной бушующей громады, И в стонах пролетающих уставших журавлей Мне грезятся великих дум могучие армады Разбитой славы дерзостной моей.

...Я устал, изнемог, Боже,

в этой беспечности,

Среди толп негодяев и подлых невежд,

Видеть то, как минута взрастает до вечности

В безответных молитвах последних надежд.

Здесь, на этом клочке мирового безверья,

Где я злую разлуку фатально учу,

Ты закрыл, Боже, ревностно райские двери,

Но прошу об одном –

не гаси моей жизни свечу!

Черней тоски, прискорбней ветра в поле

Сегодняшний мой одинокий скудный быт;

Я отыграл свое великолепье роли И вот теперь разбит, отвержен и забыт.

Ведь я всю жизнь был вопреки и против,

Свою судьбу отчаянно года вершил Деяньем рьяной непокорной плоти,

Порывами великой пламенной души.

И эта страшная фатальная богема,

Что возрастает в меру силы бытия,

Явила вмиг фатальную дилемму Между моей страной и величавым «Я».

Но, может быть, еще взыграют струны счастья,

Что так мгновеньями порой возносят нас,

И колесо Фортуны средь ненастья Представит мне еще один, последний шанс?

Тогда переиграют жизненную пьесу,

И снова мир меня потребует «на бис»,

И я душой разбитою воскресну И выйду из­за спущенных кулис.

И раздадутся всем, по новой, роли,

Где я надену лавр победного венца,

Чтоб жизнь вам родила в безумной боли Финальный эпилог от моего лица!

НАПОЛЕОН (Монолог II)

О вероломства жуткий нрав Явивший дерзкое польщенье!

Тот, кто возжаждал вечных прав,

Теперь нуждается в прощеньи.

Да, принести Тебе, Господь,

Ту душу ревностной болезни,

Что обжигает страстью плоть И в грех неугомонно лезет.

Да, позабыв свои мечты,

Меняя тьму на слитки света,

Смотреть,

как мчит вглубь пустоты Осатаневшая планета.

Бесись, безумие, ликуй

В уме у падшего кумира,

Чтоб рока страстный поцелуй Перечеркнул законы мира.

Пускай сгниют,

как наши кости,

Обеты, страстные слова,

И пострадает голова За то, что ум мой високосен.

Пусть, зашептав слова проклятья,

Отчаяньем иссохнут губы:

Как мы себя нелепо губим,

Впуская лесть в сердец объятья!

Кори, безверия вампир,

За то, что ненависть я рушу,

Ведь не душа покинет мир,

А мир мою покинул душу.

Прощайте, дали, горизонты

С ветрами дерзостных побед,

Мои полки и гарнизоны,

Триумф удач и горечь бед,

Каир, Египет, пирамиды,

Истории воинственной главы,

Осколки судеб на весах Фемиды И страны, неоткрытые для Славы.

Господь! Прости,

что беленился,

Идя под сладкозвучный туш, И вдруг нежданно оступился О неприступность

русских душ.

О Франция!

Я обесславел В краю зимы, лесов, полей,

Где навека лежать оставил Твоих покорных сыновей.

Осевший в прах тысячелетий,

Я дотащил багаж судьбы,

Стесав чужие руки, лбы

Об тяжесть мрачных лихолетий. Ведомый алчною звездою К величью царственных одежд,

Я заплатил огромной мздою За миражи своих надежд.

И славы полусгнивший остов Затерян в вековой пыли;

Да, это мой последний остров

Из завоеванной земли!

Ликуйте, дерзкие повесы,

Ведь узник собственного «Я»

Не видит меч, что рок навесил,

В еде отраву затая.

Теперь душа сквозь памяти оконце В тоскливой окаянной маяте Глядит, как молча покидает Солнце

Свою причастность к мира высоте.

И кровь вовсю кипит, по венам хлещет,

И боль невыносима в стонущей груди,

Как будто смерть магически в стальные клещи Меня наигранно зовет: «Иди, иди...»

И хочется вдруг ей натужно крикнуть:

«Постой,

ведь жизни вовсе не конец,

Ведь я смогу к судьбе еще привыкнуть,

Как Вечности ответчик и истец!

Ведь воспаленный глаз мучительных бессонниц

Привык к терзаниям в глуши сырых темниц,

Что заставляют нас валиться ниц К могильной паперти душевных звонниц».

Да, нас, что черным прошлым вдоволь полны,

Уводит ночь, незыблемо корясь миров тоске,

И с упоенной жадностью зализывают волны Последние следы на вымокшем песке.

О Жизнь,

моя уставшая подруга,

Ты знай, пред тем как я тебя сгублю,

Я выйду из пороков замкнутого круга,

Сказав три тысячи оправданных «Люблю!»

О, дерзкой славой воспаленное сознанье!

О, власти высочайший идеал!

Я завладел на миг твоим могучим созиданьем,

Но от Судьбы, увы, не убежал!

P.S.

Спектакль окончен, тускнет брама

Над круговертью Бытия;

Жизнь сыграна, как злая драма, –

С «Fіnita la Comedia».

КУТУЗОВ

Опять встает рассвет стожаром,

Сонливо путаясь в тенях,

Взирая, как лихим пожаром

Москва пылает в черных днях.

Прости нас, красная светлица,

За то,

что взял тебя француз,

Чтобы безмерно насладиться Фальшивостью победных уз.

Бесчинствуют, ликуют своры

Захватчиков – хмельных вояк,

Но среди них уже раздоры,

Дележка денег, свалки драк.

Гуляет враг, Русь, ты не веришь,

Глотая терпкой боли ком,

Что всем срока еще отмеришь,

Встав им на горло каблуком.

Ведь до плечей моей Отчизны Наполеошка не дорос;

Хлебнешь еще плачевной тризны От наших ружей, вил да кос.

А в русском сердце ветер воли Свистит, буянит, нервы рвет;

Лишь встретимся мы в чистом поле,

И предрешится ваш исход.

А то, что в битвах безучастно,

Остерегаясь всех прорух,

Пусть ждет побед великих страстно Среди дворцовых потаскух.

Ох вы, непрошеные гости,

Да, вы назад – не налегке.

Ану, зима, сморозь им кости

В снегах при встречном ветерке!

Пощекочи им, голод, нервы,

Огрей, Давыдов, рогачом,

Чтоб Бонапарт узнал не первым,

Как в гости к нам ходить с мечом.

Пусть страшной карою Господней На вас грядут Руси войска,

Чтоб перед встречей с преисподней Болели тощие бока.

Ох, ваша далека дорога

От первых роковых побед До падшей славы у порога Великих нерадивых бед.

Вороньим кормом на полях Попомнит недруг в час исхода,

Какая русская земля,

Каков лик русского народа!

* * *

Стихотворная тема Евгения Федорова

«Нынче нам благодать, –

говорит ворон ворону, –

В этом поле с лихвой постарались для нас,

Ведь всегда хватит мяса, рубленного поровну;

Эпилогом всех битв наш главенствует час.

Если где­то мы видим полоумную злобу,

То летим в тот же миг на смятенье толпы Поклевать черепа – нашу терпкую сдобу

И поесть на помин кровяные супы.

Вечно скорбен наш час, но на жертвенном блюде

Нам несут всех отпетых клинком и свинцом Без погон и регалий, ведь глупые люди –

Это жалкая тварь со звериным лицом.

Мы всегда в тех краях, где сознанье сокрыто

Торжеством всякой дряни и подлостью дел,

Там, где поле как стол нам частенько накрыто

Обезличенной грудой распластанных тел.

И проклятья мы ловим, что стынут устами

От холодных кинжалов и точенных бритв,

Но не вмочь уж смотреть, ведь мы тоже устали

От кровавых баталий и яростных битв.

Ох вы, черные дни, вам бы по миру лихо

Прокатиться смертями и, устроив банкет,

Пировать себе всласть, там где сыро и тихо –

На обугленном прахе великих побед!»

НИКОЛАЙ II

Ох ты, заря закатная

С янтарною улыбкою,

Ты новью не укатана И сыплешь вьюгой зыбкою.

А по Руси метет пурга,

Гуляет страх околицей,

Неся колючие снега,

Хлестая ветром по лицу.

Везде добычу рыская,

Громит ЧК поместия,

Где нынче большевистская

Вовсю гуляет бестия.

Чернят души хоругвии Глазницы дикой полночи;

Нет правды в мире нонече,

Что яростью поругана.

Ох, ночи, злые ноченьки,

Уж нет и в вас спасения,

Где попрекают склочники Кровавым воскресением.

А по стране измученной Бесчинствует распутица; Помянем вер излучиной Григория Распутина.

Ох, царство с горькой тризною,

Что горем переделено;

Ох, сколько всех поизгнано,

Да сколько душ расстреляно.

О Боже, волей случая

Пусть будет непропащая Великая, могучая

Русь наша уходящая.

24 ОКТЯБРЯ 1917 ГОДА

Уж октябрь на исходе с великим победным прологом Чешет тени деревьев о стены холодных бетонных домов;

И картавым тщеславно­воинственным ревностным слогом

Ночь являет шальные деянья пророческих, демонских снов.

Век поставлен под пули, рассечен стальными штыками,

Где тая в себе стpашную злобную спесь,

Стаи кружащих воронов вместе с большевиками Молча ждут грома залпа, чтоб вылиться в жуткую месть.

Шесть часов до рассвета и кратенький миг до расстрела,

Это скоро...

Уже все застыли в истошном рывке;

Покрывалами ночи окутав бунтарское злобное тело,

Ярость молча упруго сжимает винтовку в руке.

Страшным временем с новой заразою в жизни Встанет завтра заря

с кумачовым румянцем лица,

Где единой крови, в теле страждущей нашей Отчизны

Будут с белыми насмерть рубиться их красные братья­тельца.

Эта глупая новь полоумных, нелепых и зверских деяний

С торжеством нерадивых и маниакальных идей Станет сдобной ковригой великих усладных далеких преданий,

Коей скормят отцы не одно поколенье советских людей.

Будет лестно годами сочиться рекой бесконечной Сей могучий, помпезный и долгий тщеславный рассказ

О вожде, о коммуне,

о партии сильной и вечной Фальшью слов, тленом мыслей, продажностью выцветших глаз.

Через время да вам, о наивные братья­потомки,

Вам, развесившим уши, немые слепцы и глупцы,

Будут грязными пальцами тыкать усладно седые подонки В эту черную праздность октябрьских торжественных цифр.

Миг на Вечности новопреставленой метой Ляжет тенью проклятья в судьбою отверженный час,

Что безумною сущностью будет чрезмерно воспета И обыграна жизненным пафосом сотни и тысячи раз.

Ход истории –

свод мирозданных законов,

Где впервые свинцом и штыками поправки внесут Коммунисты, что гнусностью новых бездушных канонов

Будут править отныне в стране,

учиняя над нею свой суд.

И застынет на тысячах мраморных, гипсовых ликах

«Вещих» глаз гениальность и тягостно­ревностный вздох

С гневным прищуром идола Эры безумья великой,

Начертавшим начало кроваво­закатных эпох.

И взовьется горячая пафосность новых традиций,

Где расскажет помпезность бессмертных классических строк,

Как глядели во тьму озверевшие серые лица,

Выжидая волками свой дерзкий победный рывок.

...Закусив до крови посиневшие терпкие губы,

Пропесочив судьбою досадно всю прошлую радость и грусть,

Мир рождает безумие яро, натужно и грубо,

Этот миг на века заучив, зазубрив наизусть.

Грянет ливень свинцовый, и остервеневшей порою

В междуметиях века усладно взойдет полоумная новь,

Где на прахе почившего самодержавного строя Встанут страшная Вера и злая Любовь!

ЛЕНИН

Опять сечет дождями осень По неприкаянью страны,

А год строптив и високосен В глухих объятьях тишины.

А я хватаю тлен мгновений В распластанные руки дней,

Великий вездесущий гений Эпохи сумрачной своей.

А я узрел в глазницах века Великолепием надежд Порабощенность человека Кощунством царственных невежд.

А мне все яростнее ночи,

Где прозябает страх людей,

Когда несет толпа рабочих Девятый вал моих идей.

А я презрел слепое счастье,

Картавя слогами судьбы, Разжег пожарищем ненастье Коммунистической борьбы.

А мне все тягостнее вздохи Неоспоримых перемен,

Где вновь струится яд эпохи В тоннелях воспаленных вен.

Ох, замарать бы смертной мздою

Отродья царственных кровей,

Надев проклятие звездою На головы седых церквей.

Оправить эту землю рьяно

И, сотворив контрасты дней,

Декретом дать ее крестьянам,

Чтоб вечно властвовать на ней!

А время скалится химерой И пулями стучит в висок,

Пересыпая новой эрой В сосудах вечности песок.

Грядет борьба людей, устоев

У ненависти и любви, В которой новый мир мы строим На закипающей крови.

Страна кощунственным резоном Создаст безмозглую толпу,

На всю планету гулким звоном Кувалдой ухнув по серпу.

Направив беснованье мыслей Умом в марксистскую струю,

Я гением шального смысла Создам теорию свою.

Мне в ореоле новой власти Встает кровавая заря, Неся на черном блюдце счастье С костями прежнего царя.

В полуоправданных стремленьях Великонравного бреда Запечатлю на поколеньях Клеймо великого труда.

Пускай прищурятся столетья Оскалом воспаленных век,

Глядя, как, режа междометья,

Рождается двадцатый век!

Души нет – тело и манера,

Что держит острие штыка,

Что нам до Бога –

наша вера В величие большевика!

Пусть прошлое сгниет навеки В сырых зловонищах рутин,

И пагубность откроет веки Колючкой зонных паутин,

Где страшным кровожадным пиром Порабощенных диких свор Встает над очумевшим миром Коммунистический террор!

БЕЛЫМ ОФИЦЕРАМ ГРАЖДАНСКОЙ

Роняет в реку майский ветер Цветущих яблонь белый сплын,

А мир седой душой застыл В предутреннем блаженном свете.

А память все плетет венки,

Их стаей по воде пуская,

С Господней благостной руки Всех убиенных поминая.

Столетья серые глаза Глядят сквозь время простодушно Туда, где падает слеза

С крестов уныло и послушно.

У церкви туга на лице,

Она глядит в реку изгоем В те дни, где белый офицер

Молился страстно перед боем...

* * *

Время мертвенным холодом студит Негодяйство кровавых утех,

Где миллионы поломанных судеб Воздвигают в кощунственность вех.

Вера жизни – достойнее смерти

На земле беззаветной нагой,

Где в кромешной лихой круговерти Я тебя обнимаю пургой.

Где в промозглую едкую вечность Пуля тихо завоет в ночи,

Затушив чью­то жизнь человечью,

Как дотлевший огарок свечи.

...Ведь когда захотят вновь твои палачи

Голос смерти усладно послушать,

Два коротеньких выстрела грянут в ночи,

Навсегда повенчав обреченные души.

СТАЛИН И БЕРИЯ

Когда Кремля седые стены Вздохнули лунной тишиной,

Две неприкаянные тени Взошли полночно над страной.

Взирая мрачно и неспешно На полусонный лик земли,

Они в тиши миров кромешной Свою беседу повели.

Стояли в ветреной печали Сии позорные столпы, Как будто гулкими ночами Читали приговор судьбы.

Один был зол необычайно,

Другой жил под его пятой,

Один творил дела все тайно,

А все грехи носил второй.

Один был хладен в ощущеньях От всеучастья своего,

Другой влачился в нетерпеньи Увидеть смертный час его.

Один хватал с небес все звезды И правил дерзостной рукой,

Другой творил на казнях роздых,

Где кровь людскую лил рекой.

Один другому был помехой,

Но все ж вторил ему помочь,

Как неприкаянное эхо В обглоданную ветром ночь.

Они взирали мир, как совы,

Сквозь жизненный бездушный сруб,

Едины в деле, но готовы

Друг другу вырвать волчий зуб.

Как две козырных черных карты В нелепой шулерской игре,

Они готовились с азартом Свидаться с миром на заре.

Дрожали ветреным ознобом За совершенные грехи,

Но все ж еще просили злобы

У силы дьявольских стихий.

И плакали седые вдовы,

Но смертоносная рука Звала, когда кричали совы

На полуночники ЧК.

А тишина читала списки Невинно убиенных тех,

Кого «без права переписки»

Хватали за крамольный грех.

Но вера все ж горела пылко Непогрешимостью своей,

Когда страна по пересылкам Дышала астмой лагерей.

Когда пророчеством о чуде Взрастала пагубность идей И верили заветно люди В своих неистовых вождей.

...Есть сатанинская минута,

Когда, безумьем сделав вдох,

Проглянут Грозный и Малюта Сквозь тернии седых эпох.

И все по новой повторится,

Но будет смерти

лик бледней,

Когда их яростные лица Взойдут на лоно новых дней.

Один, верстаясь в кривотолках,

Глядит в другую злую пасть,

Как два остервеневших волка,

У стаи вырвавшие власть.

Взирают дерзостное счастье В белесых сумраках ночей,

Где превеликое участье Звучит проклятием речей.

И алчность зреет из утробы,

Но на лице застыл упрек Бессильем очумевшей злобы За их недолговечный срок.

ЦАРЬ ИОСИФ

(Нерон)

Когда ветров хитросплетенье Кружила вьюгою земля,

Две демонические тени Поднялись на балкон Кремля.

Они стояли стороною,

Взирая на Гостиный Двор, И над почившею страною Пронесся тихий разговор:

Сталин :

Ну что, дружище мой Лаврентий,

Сегодня мы гульнули всласть.

Ох ты,

семидесятилетье,

Бегут же годы, вот напасть!

Хоть силюсь я, да все напрасно

Преодолеть забвенья мрак;

Над всем моя фигура властна,

И лишь над временем – никак.

Я правлю множествами судеб,

Могу всех враз пустить в расход,

Но лишь оно меня осудит,

Слагая жизненный исход.

Лишь ты сейчас понять сумеешь,

Как велика печаль моя,

И возражать мне не посмеешь,

Ведь сам в крови так же, как я.

Как хороши мечты слепые В бреду кощунственных идей,

Где шастают стада тупые Полузверей­полулюдей;

Где родина глухонемая В мартенах счастье мне кует,

Сама того, поди, не зная,

Закат приемлет за восход.

А правда нищая, слепая

Бредет по слезному дождю,

Но лишь любовь пока живая

Ко всемогущему Вождю!

Пускай поклоны бьют убого,

Ее в сердцах ко мне храня,

Живя безверьем в силу Бога И верой в одного меня!

Чтоб церковь была тише мыши,

И рдели звезды на крестах,

И был один молебен слышен С моим псевдонимом в устах.

Пусть, красным знаменем алея,

Спешит на праздники народ,

Вновь у трибуны­Мавзолея

Покорно замедляя ход.

Взойдет грядущее, как Солнце

Из­за горы людских костей И отворит в домах оконца Улыбкой яростных смертей.

И постучится к ним в тревогу НКВДшником ГУЛАГ,

Собрав Лубянкою в дорогу Для созиданья светлых благ!

А страх в сердцах у сумасброда Доносам пролагает путь...

Везде они –

враги народа,

Ты бдительней, товарищ, будь!

А по лесным глухим завалам Лежат расстрелянных тела,

Но в ВЧК опять с запалом Всем новые кроят дела.

Цвет уничтожив генофонда,

Как завещал великий Ленин,

Я ставлю в карцерах Лефорта Ум перед силой на колени!

А чтоб извне не попрекали,

Мы по заветам Ильича Шовинистической морали Заткнем рот тряпкой кумача.

И чтобы было все умильно,

Успехами припудрив край,

Улыбкой наших кинофильмов Из ада всем покажем рай!

У жизнерадостной картины Мы дорисуем бренный груз,

Погнав людей лепить плотины

И воздвигать Экибастуз!

А завтра явим пред народом Закон о жизненной наценке,

Сгноив страну голодным годом,

А несогласных – сразу к стенке!

Пускай не сетуют на долю,

Мы на делах, как на словах,

Коль просят, то дадим всем волю

На Соловецких островах!

Я слово дал cвоим холопам,

Но лишь поправка есть к тому:

Коль что не так –

пойдете скопом Этапами на Колыму.

Под кротким дулом автомата Узнает русский и еврей,

Что нации все – брат за брата,

Жить стало лучше, веселей!

Чтоб, повсеместно умирая,

Взирали б жизненный резон,

Как широка страна родная В бараках вездесущих зон.

Ведь мир нам сверху лучше видеть И знать,

как люд свой погубить...

Берия :

Им краше дешево любить,

Чем подороже ненавидеть...

Сталин :

Никто не будет с нами третьим Произносить великих слов,

Лишь только я... да ты, Лаврентий,

Среди безмолвных черепов.

Они от нас желают чуда,

Немы, поруганы, глупы...

Ох ты, мой преданный Иуда,

Живущий страстями судьбы.

И нет, поди уж, рано вскоре

Мне отходить, оставив власть,

Пока сочится рана горя И ненасытна злая пасть.

Пусть разольются реки крови И сгинут нации во прах,

За что и вознесут с «любовью»

Нас злодеяние и страх,

Когда величием исчадья Восторжествует сатаной Власть всемогущего проклятья Над издыхающей страной.

АДОЛЬФ

(Чингисхан)

Мир помешался вновь рассудком,

И Время свилось, как гюрза,

Взирая,

как в терзаньи жутком У ночи вытекли глаза.

Нагрянул ярый час несчастья Рожденьем варварской страны Из буреломного ненастья Шального демона войны.

Взметнулся миллион оваций,

Взревело бестие толпы,

Готовое к сверженью наций Ваять позорные столбы.

Ликуют свастиками массы,

Творят безумные умы Величием арийской расы Над миром жалким и немым.

Дохнул проклятья алчный холод Великой мессою в мирах,

Чтоб поперхнулся сдуру голод Над жертвами

в концлагерях.

Затем, чтоб свет стал обескровлен, И начал властный самодур Влачить великосветских фройлен В наряд из человечьих шкур.

Чтоб было все в ажуре милом И были б власти хороши:

Помойте, фрау,

руки с мылом Из человеческой души!

А на брегах седого Рейна

Пылают в адовых кострах:

Кант,

Гетте, Гегель, Гейне,

Маркс, Энгельс,

Лейбниц, Фейербах.

Адольф :

Чтоб был финал у всех историй С началом рейховских вождей,

Мы вам запалим крематорий Из стран, народов и идей. Пустив в шальную круговерть Беды остервеневший лик,

Я Жизнь сотру с холста земли,

Поверх нарисовав лишь Смерть.

Излив на мир бокалы яда Великих рейховских идей,

Я запущу машину ада,

Шинкующую тлен людей.

И, запустив коварством привод,

Как сатанический вампир,

Я сделаю великий выход На сцену жизни в этот мир.

Повымотав страстями нервы,

С желаньем время превозмочь Устрою в этот вечер первый Варфоломеевскую ночь!

Восстанет прах эпох­скелетов

Всевластных исполинских снов,

И тени мрачных силуэтов,

И лики мудрых черепов. И ляжет прахом безвременье С изломом мировых систем На то великое мгновенье,

Когда падут преграды стен.

Пусть от земли, чумой раздутой,

Послышится предсмертный вдох, Когда взгляну я злой минутой В кривое зеркало эпох,

Где я увижу в круговерти Там, в глубине, на черном дне

Улыбку озверевшей смерти,

Что скалится беззубо мне! На гребне всемогущей славы В венке из сатанинских лавр В утробе варварской державы

Я воссоздам свой минотавр!

Ведь я лишь преисподне внемлю,

Век станет роком, как горой,

Вернув на изначалье Землю В общинный первобытный строй.

Пускай грядет эпоха войн С усладностью проклятья часа,

Когда распространится вонь Гниющего людского мяса,

Несется смерть, ликует голод

Воинственной пещерной мглой Везде, где веет трупный холод

Над изничтоженной землей.

Превознося свою манеру Всесильем страсти сатаны,

Пусть знают лишь такую веру В величьи гения войны!

Под пытками, гнилым навозом,

Убожеством своих фигур Пускай грядут апофеозом Освенцим и Орадур. Пускай останутся лишь остовы Цивилизаций, городов,

Как на безлюдном диком острове,

Продутом горечью ветров,

Стянув за горло жизнь петлею,

Вселив в безумный век кошмар,

Застынут вздыбленной землею Навек Хатынь и Бабий Яр.

Пусть их судьба слепая и босая Бредет, глотая в горле ком;

Гуляй, пей, жуй, кути, безносая,

Покуда есть подножный корм!

Я неприкаянно зверею Тем чином, что мне адом дан,

Сничтожив низменных евреев И второсортный лик славян!

Восстанет сатана из ада,

Чтобы с дороги не свернуть,

И по костям людского стада К победам нам проторит путь.

И в полумраке созиданий Моих неусомнимых слов Пусть грянет из надежд, дерзаний

Планета низменных рабов!

Где из руин, костей, обломков

Всех завоеванных держав Мы бы набрали для потомков Великих титулов и прав.

Чтоб на горах людского праха Восстала б из кромешной тьмы Непобедимость силы Рейха –

Диктат коричневой чумы.

ОСВЕНЦИМ

...И этот день, упавший трупом,

Дотлеет в адовых печах И у столетья на очах Рассыпется проклятьем хрупким.

А рок свое навьючит бремя,

Слагая дьявольский эскиз, Где в душегубки садят Время И в крематориях жгут Жизнь!

Плененный мир изломом судеб Застыл в могильнике надежд,

Где сатана безумьем судит,

Содрав пред казнью тлен одежд.

С усладным стоном на планете Смерть точит сталь луженых кос,

И теребит промозглый ветер Копны остриженных волос.

И улетают дымом души В небес заоблачную высь,

А ненависть за горло душит И раздает супы из крыс.

Апофеозом злодеянья Из челюстей, зубов, сапог

Подводят немцы здесь итог Великого завоеванья. Ничтожатся безумьем массы Из женщин, стариков, детей

Во имя процветанья расы Арийских варварских вождей.

Здесь рвется хрупкой жизни нить,

Уже нет злого чувства боли,

И нету просьбы пощадить,

Среди неистовой неволи Здесь прозябает безысходность В руках истерзанной судьбы.

И существует лишь народность Под страшным именем – рабы.

Здесь смерть –

единое леченье От всех болезней и простуд,

И дико смотрит обреченье На этот жуткий

страшный суд. Здесь вышками сторожевыми Глядят эсэсовцы извне,

Как мертвые теперь с живыми В правах восстали наравне.

Здесь злодеяния не судят В огромном лагерном гробу,

Где тысячи различных судеб В одну помешаны судьбу.

Полуистлевшие скелеты,

Которым уж пришел черед,

Сгоняются толпою в Лету,

Как второсортный глупый скот.

Здесь из эпох, цивилизаций

Рейх все потребности берет,

А ярость вновь в расход ведет Очередную группу наций.

Но среди царствия смертей В кромешной мясорубке ада Теплилась верою лампада В сердцах истерзанных людей.

А век ступал,

гремя костями,

В ту безысходность черных тризн,

Где полоумными гостями Ничтожилась земная жизнь.

БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА

Последний ворох серых туч Проплыл над сонною Невой,

И очертился блеклый луч Полоскою прифронтовой.

Всходило солнце из­за грат

Дневной безликой круговертью,

Где истощенный Ленинград Еще делила жизнь со смертью.

А он был жив в блокаде дней Под кромкой ветреного неба Последней теплотой огней И черствою осьмушкой хлеба.

А он дубел в снегах судьбы И обнимал в постелях холод,

Тащил на саночках гробы Туда, где бредил жертвой голод.

Но он в себе надежду нес,

Промотанный дотла, как отрубь,

Прогорклый теплотою слез И неприкаянный, как прорубь.

Здесь днями подвигом своим Ваяли крепкие опоры,

А вечером, припудрив грим,

Играли Гамлета актеры.

Их души, русские манеры

Предел терпения венчал,

И гласом неубитой веры Здесь Шостакович зазвучал.

И в эти жуткие дела В холодной поминальной тризне Живой артерией брела По Ладоге

Дорога Жизни.

И полуночная пора,

Как демоническая небыль,

Когда одни прожектора Крестили стынущее небо.

...Стоял уже почти без сил

С застывшими колоколами,

Но все же теплился и жил Полуистлевшими мечтами.

Вокруг гремела канонада И слышался фугасов визг...

Шел восьмисотый день блокады В борьбе за гибнущую жизнь.

ПЕХОТА

По нам не правьте панихиды,

как по мертвым,

Ведь перед нами жизнь теперь в неслыханном долгу;

Поэтому мы смерть послали нынче к черту На этом приднепровском берегу.

Шел бой.

Кругом гремели взрывы,

Валяя солнце в гаревой пыли И оставляя черные нарывы На теле искалеченной земли.

Здесь атмосфера пламенем горела,

Как будто лава в доменной печи,

Устав от минометного обстрела И звездных ран в прострелянной ночи.

Погасла явь и пагубная небыль,

Судьбою жизнь, нажав на тормоза,

Роняла обесцвеченное небо Солдатам в потускневшие глаза.

Царила смерть, всевластна и убога,

Теплилась жизнь – щемящая тоска,

Мелькая мыслями с надеждою на Бога,

Осколками посвистнув у виска.

Мы рвались за снарядами в атаку,

Вакансии на гибель отменив,

Впиваясь в обезумевшую драку,

Собой страну от пули заслонив.

Фугасом разгоравшееся солнце Тушил темнеющий от гари небосклон,

И снова день, который не вернется,

Был заживо в руинах погребен.

Мы шли дорогами войны угрюмо и сурово,

Зияла нам пробоиной Луна,

Сменившись с Солнцем на посту, и снова

Встречала нас какая­то страна.

Мы прошагали долгих пол­Европы:

Кто выжил, ну а кто не дотянул;

Кому­то смерть к земле прибила крепко стропы,

А кто их чудом в медсанбатах разогнул.

Свои тогда, дугой погорбив, спины

Мы молча из окопов и траншей Остатками извлечь пытались мины,

Тем самым выгоняя смерть взашей.

Теперь уже мы верили, что скоро

Закончится проклятая война,

«За Сталина!» –

кричала громким хором Вся очумевшая от горестей страна.

Мы строем шли – солдаты и старшины,

Опять досрочно выкатив восход,

Оставив сзади горные вершины,

Где наш еще вчера полег пехотный взвод.

А похоронки им давно уже готовы,

Смотри их, почтальон, не потеряй, Чтоб плакали сильней от горя вдовы И поседели больше матеря.

Но вновь с тревогой сердце комом сжалось ­

Не досчитались на поверке одного.

Лишь гулким эхом ночь нам отозвалась,

Вторя луной фамилию его.

Мы дальше шли, уставшие как волки,

Своими сапогами увязая в грязь,

Неся комбата на носилках, что в осколках

Весь был, но выжил, заново родясь.

Дороги наши часто заметала вьюга И под шинель залазила пурга;

Я потерял в бою под Прагой друга,

Его укрыли чешские снега.

...Нет, ни на месяц, ни на два, ни на год

Нам преподан трагический урок;

Мы шли туда, где обагрялся Запад,

Таща с собой на привязи Восток.

Взвалили Землю мы себе на плечи И, зная что войне уже почти конец,

Шли вновь туда, куда сзывало вече

Набатом человеческих сердец.

Спасая душ безвинных миллионы,

Под вой снарядов и трезвоны гильз В атаку шли прорывом батальоны,

У смерти с боем отвоевывая Жизнь.

ДЕТИ ВОЙНЫ

Нет, наши обиды не вымыть слезами,

Не спрятать в трущобах разбитых окраин То детство

с недетскими вовсе глазами,

Что смотрит на мир из сгоревших развалин.

Мы – дети войны:

страшных лет и голодных,

Умом неосмысленных и непонятных,

Бродили босыми в траншеях холодных,

Играя забавами гильз автоматных. Мы к жизни любовь

с юных лет потеряли,

Нам горе в сердцах штамповало воронки,

Когда мы рыдали в ночи с матерями,

С фронтов получив по родным похоронки.

Судьба наша горя хлебнула так рано,

Ведь взрослыми сделали нас злые беды,

И, слушая сводки из уст Левитана,

Мы верили в счастье грядущей победы.

Все это, увы, не сошлешь в злую небыль;

Оно навсегда отложилось в сознаньи,

Как привкус прогорклого черствого хлеба

И страшного мира лихое признанье.

Не залечить эту гнойную рану,

Не спрятать в грядущей безоблачной жизни Бредущих дорогами нашей Отчизны В отцовских потрепанных латанках рваных.

Но эту судьбу, что от копоти черна,

Сквозь боль возрождала планета­калека,

На прахе едва уцелевшего века Нас разбросав, словно утлые зерна.

ПОБЕДНОЕ...

Ну, вот и Победа, и майский сиреневый ветер

Роняет на землю пьянящий и благостный цвет,

И вновь тишина на всем радостном свете,

Как будто бы не было этих отверженных лет.

Литавры нам головы светло вскружили,

И ясно мерцают по скверам огни фонарей,

И просто не верится, что мы дожили

Своею судьбою до этих спасительных дней.

Мотив довоенный вновь в парке калека играет,

В умах возрождая заветную светлую мысль,

И звуками вальса сквозь годы опять воскресает Из праха миров героизмом спасенная Жизнь.

И кружится в танце Земля, опьяненная вихрем свободы,

Во стареньких платьях той первой победной весны, И только Надежда и Вера натужно глядят вдаль сквозь

годы –

Две женщины, вечностью ждущие всех

непришедших с войны!

БЕЗВЕСТИ ПРОПАВШИМ...

Отчего желтеют листья У осенних вечеров?

Видно, нет багряных кистей

У художников­ветров.

Отчего седеют люди?

Может, от прожитых лет

Или от тяжелых судеб,

Коими наполнен свет?

Отчего заплачет осень Молчаливою порой,

Мне в окно листом не бросив Похоронки фронтовой?

Почему от времени письма Не белеют, как виски?

Отчего желтеют листья?

Вероятно, от тоски!

ПАМЯТЬ

Что может рассказать безмолвье Аллеями цветастых трав,

Благим поэтом предисловье На черных плитах написав?

Здесь ивы плачут тишиною, Склонясь над огоньками роз Унылой раннею порою,

Повитой шелестом берез.

Сюда, прорвавшись через бремя

Горластых суетных хлопот,

Приходит редко наше племя,

Чтоб поразмыслить наперед.

Возможно, притяженье это

К себе взывает черный цвет,

В часы унылого рассвета Рождая дух военных лет.

И тонет солнце от печали Глубинами гранитных стел,

Пронзая желтыми лучами Каскады деревянных стрел.

Земля, уснув, устало дышит,

Укрывшись тяжестями плит,

Но временами сердце слышит,

Как плачет по ночам гранит.

И память, тишине под стать,

Разносит ветром вздохи эти,

Когда на землю смотрит мать,

Где вновь в войну играют дети.

Да, наша вечная вина

В том, что в душе у ветерана

Не заживает вновь одна Перебинтованная рана.

Ведь в глупых мнениях упертых И рассуждениях скупых Дано нам почитать лишь мертвых,

Но не дано любить живых.

До капли все из жизни выжав Порой за радостью услад,

Мы забываем тех, кто выжил,

Пройдя войны кошмарный ад.

Свою безликость обнажая,

Проходит жизнь – за годом год,

И мы, себя не уважая,

Воротимся от их забот.

Да, мало нашего участья

И нет уж горечи слезы,

Но просыпаемся мы часто От грома хлынувшей грозы.

И видим лиц уставших бледность,

Что попечением страны Отвоевали злую бедность

У жерла проклятой войны.

И у просящего слепого,

Что в землю тупит мрачный взгляд,

Висит на кителе убого Медаль за город Сталинград.

Великой сменой поколений Урок трагизма не изжит,

Но сущность этих откровений,

Что лучше тем, кто здесь лежит.

И в назидание покою На лоно рухнувшей мечты Старик дрожащею рукою Кладет к подножию цветы.

И изваянию глаза Наполнит болью этот миг;

И упадет росой слеза,

Нет, не за мертвых – за живых!

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Возвращаются! Все возвращаются!

Это не скоро, не скоро прощается.

Духом светлые, счастливы, розданы;

Все осталось: и небо со звездами,

Где их души молитвою маются...

Чаются...

Злобной жизнью прискорбно поруганы,

Они тащут надежды­хоругвии,

Где их вера из чувств воздвигается.

Каются...

Словно сломаны крылья у ангела;

Мало их нынче на Воскресение,

Ну а тех, кто не жаждал спасения,

Поглотила печать безвремения.

...Больше не будет порывов отмщения,

Совестно только продажность забыть.

Дай же им, Господи, света прощения,

Чтоб они ей смогли все безмерно простить!

* * *

Наболело,

с лихвой наболело Все, что к нам прикипело уже,

То, что страхом окутало тело,

Не давая простора душе.

О, бесчинства шальная эпоха,

Тишь архивов

и смех палачей,

Как сливала ты нам для подвоха Трупный яд сатанинских ночей.

Как дарила ты бремя запретов И года триумфальных дождей,

Где лукавили, щурясь с портретов,

Изваянья безумных вождей.

Как спрягала этапы прогресса Извращеньем прогнивших речей,

Соразмерив поток Днепрогэса С чугунами плавильных печей,

Чтоб болели проклятий занозы,

И Свобода, страшившись темниц,

Выдувала миражные грезы В поколенья утраченных лиц.

АФГАН

Афган!

Я помню злые будни,

Их мне вовеки не забыть,

И чем сильней, тем безрассудней

Плетется страждущая нить.

Когда за ветреной границей Ты нас предгорьями встречал, Мы шли железной вереницей В твоих неласковых ночах.

Седые горы и равнины, Твоя святая старина В себе таила все былины,

Но здесь уже была война. Я помню все твои дороги Судьбою дерзкой, роковой

И те уступные чертоги,

Где принял я свой первый бой.

Мы шли в селенье караваном,

Везя с собой бытовый вал,

Когда за горным перевалом Нас встретил огнеметный шквал.

Душман разительною силой Палил из гор на свой манер,

И замер братскою могилой Вдали четвертый БТР.

И застрочил под небом синим Наш пулемет на весь эфир,

Но подорвался тут на мине Наш бравый батя­командир.

А я бежал за лейтенантом За горный выпуклый изгиб,

Но страшною смертельной раной Ему вдруг вышибло мозги.

И словно адовая небыль,

Лилась свинцовая гроза,

И он смотрел на это небо,

Открыв стеклянные глаза.

Он был еще совсем мальчишкой,

Но эта смерть — не ровен час;

Страна, пославшая «на вышку»,

Готовь на паренька приказ!

А я стрелял по волчьим «духам»

Среди бесовского огня,

Пока еще хватало духа И туго плавилась броня.

Но слава Богу, пью чекушку

В своей родимой стороне За то, что вовремя «вертушки»

На помощь поспешили мне.

Я помню всех друзей убитых,

Которых потерял в бою,

И как мы их немою свитой Везли на родину свою.

И плач твоих детей, и стоны,

Когда горели кишлаки,

Все автоматные патроны,

Что вышли от моей руки.

Там смерть —

проклятая награда,

Вода — неимоверный яд,

И в этой мясорубке ада –

Пропахший гноем медсанбат.

Для них мы были четкой целью В лихой далекой стороне;

Они строчили из ущелий И были правы там вполне.

Война – нелепая проруха,

Что смерть единую любя...

«Афгань» — отрезанное ухо,

Где шкура спущена с тебя.

Здесь были мы на страшной плахе,

Где шла священная война,

И нас держали в вечном страхе,

Ведь это их была страна.

Здесь каждый метр напичкан миной С отмщенья яростной руки,

Здесь юные грозили силой И ненавистью — старики.

Вопрос: «Чей долг мы выполняли?

Что мы забыли там тогда?

И за кого мы умирали В такие юные года?»

Ты искалечил наши души,

В которых нашей нет вины,

Ведь нынче никому не нужен Герой неведомой войны.

Тебя, Афган, не обвиняю,

Не знали выбора в судьбе,

Но повсеместно проклинаю Всех тех,

кто нас послал к тебе!

ПАМЯТИ АФГАНИСТАНА

Мы были все вовлечены В игру подлога На пепелище той войны Под видом долга.

Нас поднимали молча в бой,

Кричать не надо,

Ведь крыли землю мы собой Джелалабада.

И страшным бременем судьбы По воле рока Летели на Союз гробы С войны Востока.

Для матерей, в чьем сердце жив

Сын, в донесении

«Погиб, – докладывал комдив, –

При исполнении...»

И седина у матерей Виски сжигает,

Но мать и павших сыновей Все ожидает.

Что ж вы, вожди, не по уму

Людей стыдитесь, В глаза народу своему Взглянуть боитесь?

Ведь разве нам была нужна,

Шальная свора,

Необъяснимая война С клеймом позора?

В ней безрассудности вина,

Хмельная братия Обмыла ваши ордена В плевках проклятия.

А ваши новые чины От злого часа Напомнят рубища войны –

Костей и мяса.

Тот, кто контузией испит

Воспоминанья,

Он никогда вам не простит Свои страданья.

И никогда не заживет На сердце рана,

Напоминая нам исход АФГАНИСТАНА.

КОНЕЦ ХХ СТОЛЕТЬЯ

Конец двадцатого столетья –

Как Страшный Суд в кошмарном сне,

Где нас секут проклятий плети По окровавленной спине.

Как возникает в душах месть,

Откуда крик истошным хором,

Когда все лучшее, что есть,

Перегорожено забором?

Здесь кроят ум до самых пят И, распаляясь оголтело,

Увидев то, что дух распят,

Вгоняют страх в больное тело.

Гульба сердец, судьбы базар

Все полоумней, шибче, пуще,

Остервеневшийся азарт В рулетку алчности запущен.

Мир – воля. Выйди за порог

И сам ищи себе дорогу К тем душам, в коих властен Бог,

Иль к душам, что не знают Бога.

Но интеллект! Мой верный штурман! Как ты спасался от сетей Учителей октябрьских штурмов И теоретиков смертей.

Ты тот, кто в неистовой злобе

Не свил кощунственных идей,

Отбыв невольником в утробе,

Не стал рабом среди людей.

Меняя демонских коней,

Мой век все скорости превысил В мельканьи сатанинских дней И ангельской плеяде чисел.

Я – купола. Я в вышине,

Где Веры причащенный реквием Поют в пасхальной тишине Неисповеданные церкви.

Здесь, пролистав двадцатый век,

Жизнь ищет в Книге Книг ответы,

Куда стремится человек,

Обжив величие планеты.

Дилеммным жребием судьбы Решает тему мирозданья,

Чтоб изменить все и как бы Сберечь могущество Сознания.

Слагая правовой контекст,

Потупив пламенные очи,

Гадает над изменой мест От запятых до многоточий.

Чтобы ошибкой роковой,

Какую метят лихолетья,

Не стать последнею главой В конце двадцатого столетья.

ПОСТСКРИПТУМ

Пройдя через грешную мессу людей,

Сквозь кладбище истин и диких идей, Сквозь колкую темень холодных ночей И сумрачный город потухших свечей,

Где солнце навек погасило свой свет;

Увидев его как пейзаж на холсте,

Которому сотни и тысячи лет,

Где жизнь продолжается в чьей­то мечте,

Которую бликом далекой звезды Сознанье хранит, а людей уже нет...

Забвенья гранит.

Мирозданья скелет.

Кровавой истории пагубный след!

РОССИИ

Стране парадоксов посвящаю

Сгорбленные спины,

Порванные рты,

Скорченные мины,

Смытые черты.

Страждущие души,

Грешные тела,

Заткнутые уши,

Гнусные дела.

Сделай так, чтобы дух воли в людях повыздох

В передрягах свершений великих кровавых эпох,

Чтоб болезненной смертью стал каждый твой выдох,

И истошным проклятием стыл каждый вдох.

У тебя все чудно С ночи до утра

Эхом злобных будней Страшного Вчера.

Жуткие обряды Нищенской страны;

Бедствование Правды,

Лавры сатаны.

Страсти наваждений Полоумных дней;

Бедствия рождений,

Ужасы смертей. Ты харкаешь кровью В утренней красе:

Черепа – на кольях,

Кости – в колесе.

Млечностью вечерней Оптина пустынь...

Святость нищей черни,

Ложь твоих святынь...

М еня преследует беда

Все норовей и неотвязней,

Просачиваясь сквозь года Агониями зверских казней.

Меняя дьявольских коней,

Хохочет в стонущих потемках Толпой ликующих подонков И полоумием царей.

А неприкаянная новь Во власти ката­иноверца,

Что жгет неистово любовь На алтарях шального сердца.

Но нет, безумье, не спеши

Пресытиться кровавой страстью,

Ведь есть бессмертие души,

Над коим сатана не властен.

Есть Вера та, где я не гол,

И Правда, где я не юродив,

Когда кощунственный глагол Вещает казни при народе.

Пускай я выйду из темниц Под окаянства слезных ливней,

Но не окажется счастливей Меня средь озверевших лиц.

Взирай, разрушеный Собор,

Глазами сумрачного страха,

Как, исполняя приговор,

Целуются топор и плаха,

И знай:

еще не раз грешить Всем в сатанинской круговерти,

Не веря, что над силой смерти

Есть вознесение души!

* * *

Как мне понять тебя, Россия,

Чтоб тайно душу приоткрыть;

Стать птицей счастья в небе синем Или тоскою волчьей жить?

Свободой мысли обездолен,

Великонравственной мечтой К тебе прикован, смертно болен

Твоей унылой красотой.

Все подсчитав и подытожив, Ты клала нас бессонно спать На нар железную кровать В ГУЛАГа прокрустово ложе.

Мне ложь безмерно опостыла В устах отпетых подлецов;

Моя душа в снегах простыла,

Мой ум – в поводырях слепцов.

Я провожал твою истому Сквозь прорицательную вязь,

Набив проклятием оскому,

Срываясь в ханжескую грязь. Но в тайнах мозговых извилин

Потенциалами веков Я осознал то, что бессилен

Перед всевластьем дураков.

Что ж, я дождусь, когда ночами

Жизнь крикнет с Божеских вершин:

«Твой грех прощен, ступай свечами

На алтари святой Души!»

Да, я уйду, устав срывать

С души телесные рубахи,

Поцеловав тебя в чело дубовой плахи,

Как блудный сын отверженную мать!

ЛЕНИНИАНА

Воспоминанья иногда Придут незваными гостями О тех, кто жил и кто когда

Путь к власти вымостил костями;

О тех,

кто шел убийств путями И добивался иногда,

Чтоб смерть усеяла года Вовсю крестовыми мастями.

Кошмарный полоумный сон:

Колоколов разбитых звон И первые бараки зон –

Ведь им толкать в горизонтали Наш паровоз в хвосте времен,

Назад вертя колес педали...

Что ж, раз мы уже начали

И рифме свой задали тон,

Скажу вам с ноткою печали:

Да, был он кроток и умен,

Повергнув время вещей мыслью.

Но много ль было в этом смысла,

Когда толпой своей большою,

Гонимый нерадивым благом,

Народ с великою душою Назад катился шаг за шагом.

Повсюду жизнь война гасила,

И мертвых отпевала сила Свечи – фигуры восковой,

И все равно ей как бессмертно,

Пожизненно или посмертно,

Ведь человечество, наверно,

Давно за гранью роковой.

Давайте черною порою Дадим ход новому герою,

Которому двулична честь:

Гордится он дворянским родом,

Хоть был воспитанный народом И самоучками села,

Которых на Руси не счесть,

Что наша матушка­природа

Во имя продолженья рода,

А не для глупого урода В награду Родине дала.

Тогда семнадцатый шел год,

Что, по народному поверью,

Ворвался в жизнь сквозь черный ход,

Парадной сильно хлопнув дверью.

Вооруженные штыками,

Увидев в государстве брешь,

Антихристы с большевиками В стране готовили мятеж!

Их полоумные умы В порыве озверелой страсти Желали пир среди чумы На трупах низверженной власти.

Порывом дерзостных велений,

Вождем всех коммунистов став,

В те дни марксист

Ульянов­Ленин

Писал для партии Устав.

Свои стремления зажег Он, как сигнальную ракету,

И яркой Искрою поджег Спокойно спящую планету!

«На двадцать третее, – сказал он, –

Нам в Зимнем было б быть неплохо...»

И поперхнулась вещим залпом Осатаневшая эпоха.

Изгадив жизнь, пошло растленье,

Как генераторный поток, И грехотворное стремленье Еще всем преподаст урок В эпоху умопомраченья.

И может, поздно или рано

Тиран вдруг вытеснит тирана И волю напрочь отберет Величьем царственного сана.

И кровоточащая рана Экземой страшного обмана От большевистского дурмана Уж никогда не заживет...

Но это будет, а сейчас

Пробит «Авророй» страшный час.

И этот выстрел отрешенный Вдруг землю спящую сотряс,

Разбудоражив чувства масс Страны, сознания лишенной.

В скрещеньи молота­серпа,

Наспех к знаменам пригвожденных,

Освободителей – толпа,

Да только нет освобожденных.

И сзади,

словно Мефистофель,

Возник лица зловещий профиль.

Глазами выщурясь лукаво,

Повергнув мир каскадом лжи,

Он голосом своим картаво Менял глаголам падежи.

Грозя всем головным убором,

Что так в истории весом,

Он вновь продолжил жизнь набором Второстепенных хромосом.

Он примерял свой лик к иконе,

Купаясь в гениальном свете,

И ярость объявил в законе,

А милосердие –

в запрете!

И в переполненности лож С напудренным каскадом грима Везде царила злая ложь Потворствующего пилигрима.

И эта нерадивость дней Являла лица новой эры Непримиримостью своей В рожденьи большевистской веры.

Мотивом перевоплощенья,

Переиначив сонмы мест,

Он знал методику растленья

В переформации веществ.

Под неприкаянные вздохи И беснованье диких свор Ждали все эры и эпохи Его картавый приговор!

Он мыслями теплился млечно И тут же застывал в граните,

Чтоб на земле остаться вечно Живым вершителем событий.

Но, молча покосившись ввысь,

Вдруг поперхнулся он и замер,

И в те мгновения слились Овации в Колонном зале.

Он говорил и вмиг охрип,

Зажав в руке жилетку крепко, И под партера едкий скрип Вдруг протянул народу кепку И на мгновенье околел...

И в позе «яростного зова»

Он много лет не молвит слова,

И от бессилия такого И нам молчать всем повелел.

Ушедший ярости не ждя От бунтаря­интеллигента,

В часы текущего момента Сползает краска с монумента Вечноживущего вождя...

И мир, вздохнув устало, сбросит

Того, кто нашу жизнь поносит.

Ведь время милости не просит,

И приговору вопреки Вторым началом становленья И возрожденного мышленья Есть наш отход от направленья Его протянутой руки!

1918 ГОД

О, подсознанье подворотен

В осатаненьи городов,

Замкни безжизненность ладов На страшной грехотворной ноте.

Когда вздохнет беда устало Внутри полуистлевшей плоти,

Тебе печаль закроет ставни,

А горе двери заколотит.

И будет жизненная мера В предсмертной полоумной лени

Смотреть, как Бога молит Вера,

Упав на сбитые колени;

Как неустанным «Аллилуйя»

Кладет Отчаянье поклоны,

Шальной агонией целуя Уста заржавленной иконы; Как рвут телесные одежды Моления Души уставшей,

Последней искоркой надежды На паперти безумья ставшей.

И как ликуют тиф и голод Под крики жен, детей и вдов,

И псом бездомным бродит холод В бетонных склепах городов,

Пока в прощальной укоризне Уходят за немую грань Любовь, мечты и счастье жизни –

Эпохи жертвенная дань!

* * *

Ну что ж ты, Русь,

свята, невинна,

Верши свой путь, ведь нас не зря

Ждут ереси хмельные вина,

Остроги, плахи, лагеря.

Забыв о совести и чести,

Погрязшая в рутинный быт,

Ты примеряешь перлы лести К затасканной мечте судьбы.

Живешь всегда

безверьем в Бога,

Как мироздания отшиб,

И оперяется убого Безликий Херувим Души.

Мы слишком часто обжигались Судьбой о пылкую любовь,

Сбегали, снова возвращались,

Стесав безверьем чувства в кровь.

Летят щемящие мгновенья,

Все приближая твой исход,

Где злые лики безвременья Слагают будней оборот.

И ты стоишь в осеннем платье,

Роняя облегченный вздох,

Благословенна на проклятье В промозглую пору эпох.

А я, зализывая раны

На окровавленных устах,

Пытаюсь улыбнуться рвано Распятой Верой на крестах.

* * *

Опять февраль стальным глазеет дулом,

Посвистнув пулей возле самого виска,

Чтобы в умах крамолою задуло И леденила бы сердца

смертельная тоска.

Опять чернеют дъявольские души,

И век клеймит свою безумную печать;

Опять тайком вползает в наши уши Картавая тщеславная печаль.

Опять мой век навьючивает бремя,

Крича указами по тюрьмам, лагерям,

И по стенам церквей сползает тенью время,

Доступное не всем календарям.

Опять у Правды ветхие одежды,

Но дозревают мысли обреченных нег;

Опять на площадях кострами жгут надежды,

Пытаясь тщетно растопить безверья снег.

Опять безумье нам вторит свои морали,

Пуская поколенья в жертвенный поток,

И жизнь, судьбу веков мотая по спирали,

В сердцах клянет очередной виток.

Опять с трибун перед оболганным народом

Правители тщеславно кажут путь перста,

И толпы вновь ступают крестным ходом,

Гоня перед собою

нового Христа.

...Эпоха грешной власти человека,

Где злом кровит еще шлифованный янтарь,

И жизнь слагает судьбы у подножья века,

Как медяки, на старый жертвенный алтарь.

И мир застыл в безмолвном обреченьи,

Глядя на смех иуд и Веры страшный стон,

Забыв на миг о вечном назначеньи,

Зачем и для кого он сотворен!

ПАМЯТИ 1933 ГОДА

О нет,

не мертвых воскрешать Там, где лежат повсюду трупы,

А тех, кто в силах вопрошать,

Скребя надежд пустые ступы. Сегодня на моих очах Душа бессильем изнеможет:

«О Господи!

За что нас, Боже,

Бросают в адовый очаг?!»

Эй вы, кто благодатно клялся

С трибун, дав обещаньям спуску;

Отведайте людского мяса С бесчеловечностью вприкуску!

Упив крови до бессознания,

Молите,

чтобы горе зажило В тех селах, где без отпевания

Похоронили Правду заживо.

Здесь Вера чахнет светлым ликом В колодцах помутневших глаз,

Узрев, как ханжеством великим

Поруган побледневший Спас.

Когда с портретов, не печалясь,

Твой взгляд прицелен, как ружье,

И из лихих глазниц, оскалясь,

Глядит проклятие твое!

P.S.

Печаль, безверие и холод

Сжирают обреченный край,

Где жертвами буяет голод –

Смерть собирает урожай.

ПАМЯТИ 1937­го ПОСВЯЩАЕТСЯ

Догорает свеча, обронив гоpечь слез

На обрывок прожженной вуали...

Это ты, страшный год, разметал нас, разнес

По этапам в таежные дали.

Вечно в памяти будут шаги у дверей,

Едкий вечер и лица испуга;

Их взирает в стеклянных глазах лагерей На поверках конвойная вьюга.

Знаю, явь нас лишила свиданий совсем,

Горечь чувств в перехваченных ксивах,

И крамольные мысли подшиты в досье,

Что пылятся в лубянских архивах.

Время умерло, молча закончив полет

Безысходной и черной порою,

Где в заснеженных далях таежных широт Я тебя обнимаю пургою.

Немотою пространств, расстояний и лет

Наши лики живут в мирозданьи,

Но лишь памяти тусклый немеркнущий свет Все теплится в блаженном сознаньи.

Ночью стынущей горем седой Колымы

Откровеньями стонет бумага,

Где лишь иней на путанках, вьюга да мы

Под насупленным взором ГУЛАГа.

И не видно уже той грядущей весны,

Где обнимет нас счастье святое,

Ведь навек лагерями мы разделены Приговором режимного строя...

Нет, не все в этой жизни возможно забыть,

Хоть по душам прошли сапогами,

Верой изгнана смерть, но друг друга любить

Можем мы лишь дождями, снегами.

И в промотанных снах нам вершить этот мир Под пятою кровавых устоев,

Но уставшие чувства пронзают эфир Звездной гаммой сердечных настроев.

Пусть в пространные дали Надежда умчит Все мечты вороненою мастью,

Ведь судьба нас с тобой навсегда разлучит Ненавистной советскою властью.

P . S .

Пусть, pаня стpаждущую душу,

Мне мысли втоpят светлый слог

И то, что сатана pазpушил,

Соединит навеки Бог.

* * *

И, когда ты с работы устало идешь,

С поредевшей разбитой колонною,

Это я тебя с неба и в стужу, и в дождь

Озаряю святыми иконами.

ПОСЛЕДНЯЯ ИСПОВЕДЬ

(Соловецкие острова)

О нас не вспомнят – будто бы и нет

Затерянных в снегах архипелага,

Ведь жизнь украдкой заметает след Кровавого деяния ГУЛАГа.

О нас не знают: умерших, больных –

Подшиты имена в НКВД сухие списки,

И только безнадежно в душах у родных Стоит клеймо «без права переписки».

Мы жизни тлен, седая соль земли,

И участь наша только Господу известна,

Ведь на отшибе мира даже корабли С опаскою уже давно обходят это место.

Здесь прошлое и будущего сень Теплят нас в безысходном настоящем,

Как майский солнечный погожий день В зимы оцепененьи леденящем.

Здесь, где все чувства калят добела,

И мысль о воле – совершение побега,

Узнали мы, как непомерно тяжела

Та невесомость бархатного снега.

Тут правды нет, на жизнь – запрет, табу.

Все нынче капли одного теченья,

Где судьбы века сплетены в одну судьбу Упряжкой власти, зла и обреченья.

Нам поминальною свечой теперь гореть Для тех, кто нынче молча страшно умирает,

Ведь, убавляя срок, как на поверку смерть

Всех, улыбаясь, ежедневно вызывает.

И новый день, с утра прорезав немоту,

Не обещая принести большие перемены,

Подъемом отрешенно бьет по рельсе в пустоту,

Как злая кровь в иссушенные вены.

А снег целует нас – ленив, колюч и груб,

И чувственно тайга бросается в объятья;

И стынут на ледышках посиневших губ Бессильные слова последнего проклятья.

Да, мы уходим, бегло покидая этот свет,

За нами закрывает браму мгла литая...

Колонной отчуждения след в след Бредут дорогой в ад изгнанники из «рая».

Мы сосланы теперь в пласты веков,

Ведь нам судьба на срок не рассчитала силы,

И затаили тяжести чужих грехов На мысах безымянные могилы.

Когда­нибудь сойдет тысячелетний лед,

Растопит солнце твердь шершавого забвенья,

И правда жизни непременно прорастет Останками в другие поколенья.

И, обнажая памяти скелет,

Откроет всем таежная природа Места, где много отрешенных лет

КОВАЛОСЬ «СЧАСТЬЕ»

НАШЕГО НАРОДА!

ПОБЕГ

Взят рывок, добежать бы скорее до леса,

Так смертельный сюжет разжигает до злобы тебя,

Как проклятая эта житейская ярая месса;

Я сегодня побегом беру весь огонь на себя.

Все, опомнились. Поздно, я выиграл время.

Палят с вышек, да явно уже невпопад;

Мыслей дикая лава наперла на темя,

И пошел бесноваться неистовый ад.

Не на зверя охота пошла, а немыслимо круче.

Принимай­ка сюжет, устоявшийся мир;

Пули взрезали воздух натужно­тягуче,

И откашлялся эхом холодный эфир.

И душа моя рвется сбежать в бесконечность,

А сознание метит безмерно вперед;

Для меня этот миг показался, как вечность,

А для вас лишь мгновеньем: «Стреляй, ведь уйдет!!!»

Я бегу все быстрее, быстрее, быстрее,

Хочешь жить – так по­волчьи сумей попетлять;

Моя вера в побег оказалась сильнее,

Чем вся ваша надежда людей убивать.

И следы мои тоненькой жизненной строчкой Между пуль пролагаются в злую пургу;

Лишь бы здесь не кроваво­смертельною точкой

Мне сейчас распластаться на терпком снегу.

Этот ветер опять непролазной стеною Замедляет мой бег на измаянный шаг; Лишь хлопки резких выстрелов снова за мною Накипают вновь кровью во рту и ушах.

Заливались собаки так лаем изрядно,

Но имел я сегодня вас явно в виду,

Знаю, любите вы столь усладно

Видеть, как жертва метается в диком бреду.

Я для вас был прекрасной бегущею целью,

Ну давай, помогай мне, лихая пурга,

Сбей им, гадам, своими ветрами прицелы,

Подними, закружи по округе снега...

Побыстрее, тайга, открывай мне обьятья,

Заверти карусели неистовых бурь;

Пусть обнимемся мы, словно вольные братья,

Сохрани и спаси мою душу от пуль!

БЕГЛЕЦ

Вокруг бесчинствует пурга,

Скрипя стволами старых елей, Кружа колючие снега Загривками шальных метелей.

Но мне сегодня наплевать На то, что я запрет нарушил,

Уйдя в побег, устав мотать

Срока, надежде вверив душу. Пусть взбеленится ярый свет Лихою бестией агоний,

Чтобы ветра, сжирая след,

Поставили в тупик погоню.

Взвывай, пурга, порошей сыпь,

Кути, зима, округой нынче,

Чтоб конвоиры и их псы Назад вернулись без добычи.

Пусть смертью впереди тайга,

Но сзади – проклятая зона.

Нет, лучше терпкие снега,

Чем издевательства закона.

Пускай отряды лагерей,

Кляня суровую природу,

Отмолят пьяных егерей Дарить мне волчую свободу.

А Родины глухой отшиб В промозглый околевший вечер За упокой моей души На алтари поставит свечи.

Давно забив на правду клин,

Не веря ненавистной власти,

Шагаю в бурелом осин,

Где ждет оскал звериной пасти.

И ни двора мне, ни кола,

Лишь тени страха в злую вьюгу,

Да лес, раздетый догола,

И снежный плен на всю округу,

Где я душой своей нагою,

Возненавидев адский «рай»,

Вдвоем с ликующей пургою Бреду на вой голодных стай.

Мой друг!

Когда настанут дни,

Где будет жизнь с судьбой в резонах,

Налей вина и помяни Тех, кто погиб в таежных зонах!

АМНИСТИЯ 1953 ГОДА

Сквозь тайгу и морозную стужу Через дали безбрежных морей Я тебе распахну молча душу,

Как ворота глухих лагерей.

Осень мрачно прокуренным ветром Нарисует дождливый портрет,

Уходя на этап километром За чертоги отверженных лет.

Пусть за срок я все вымотал нервы,

Но приходит и в зону рассвет,

И на поезд плацкартный на первый Мне амнистия выдаст билет.

Будут сосны мелькать за вагоном,

И защемится сердце в груди,

Когда дальним забытым перроном Замелькает вокзал впереди.

Здравствуй, Родина! Знаю, конечно,

Узнаешь ты своих сыновей, Что вернулись из той бесконечной Паутины твоих лагерей.

Поросло все дорожной ковылью,

И хибара моя уж пуста;

Птицей раненой в душу навылет Меня встретят родные места.

Я стою и не верю упрямо,

Не желая понять страшный сон,

Что давно похоронена мама,

И лишь Память глядит из окон.

Мир устало отравленной новью Догорает, реальность кляня,

Но вождями с великой любовью Не согреть ему больше меня.

Ведь назавтра на небе ГУЛАГа Запылает кровавый рассвет,

Что с Лубянки до зоны Вятлага

Протащился за мной десять лет.

Немотою в архивах бумаги Преступленья хранит тишина,

И чернеет бараками лагерь Под названьем

«Родная Страна».

* * *

Кто раздвинет нам слабые веки И поднимет с разбитых колен Всех, кто связан судьбою навеки

С ожиданьем больших перемен.

В этом мире, где сыро и пусто,

Где царит бездуховная глушь,

Здесь покоятся злобные чувства В мавзолеях кощунственных душ.

Все мы живы растоптанной верой Среди чувственных страждущих мук Лишь за то, что свободной манерой

Не лобзали чужих грязных рук!

Но действительность неоспорима,

Она выжжена в душах у нас,

Где начертаны эр исполином Страшной казни год, месяц и час.

...Безысходностью время витает,

Триумфальные гимны поет, И страна впопыхах продолжает Свой бессмысленно­глупый полет!

ЭМИГРАНТСКИЕ СТАНСЫ

Все в дальнем прошлом,

за незримой серой гранью,

Где жесткой путанкой и далью голубой

Окутана любовь, заласкана геранью

И похоронена в снегах неистовой судьбой.

Духовный нимб, щемящий лик разлуки,

Что мрачной осенью прольет унылый свет Туда, где руки, эти старческие руки

В последний раз крылом взмахнули молча вслед.

Проклятье Родины,

изгнанье от порога,

Тоска и неприемлемость далеких новых мест.

Безверьем в этот мир и верой в силу Бога Несем мы на чужбине свой житейский тяжкий крест.

Несчастливы в дому,

но разве счастливы в изгнаньи?

Здесь свой среди чужих,

там чужд среди своих;

Как уложить все это в мысленном сознаньи,

Как эту вечность ожиданий спрессовать в единый миг?

Своей несбыточной до срока чахнущей мечтою Нам, вероятно, уж дороги в возвращенье нет;

Мы не сольемся больше с этой темнотою,

Ведь из нее достаточно взирали этот свет!

Здесь нас сроднило только чувство отрешенья,

Связала крепко веры тоненькая нить;

Нет, здесь не жаждут и от Родины прощенья,

Тут ей давно готовы сами все простить!

И тешу часто я мечту свою босую,

Собрав былых надежд опавший прелый майский цвет,

И воспаленной памятью по вечерам подчас рисую Картины тех далеких отзвеневших в прошлом лет.

Но я хотел бы мысленно, весь мир сей пообшарив,

В осенней сумрачной промотанной тиши Соединить два чуждых разноликих полушарья В единую планету Целостной Души.

И в этой яви призрачной, далекой

Все беды позабыть, как дьявольские сны;

Ох, страстная, глупая вера любви одинокой

В грядущий приход безнадежно далекой Весны.

СТАНСЫ

Тебе ли плакать, Родина моя,

И, страждущими мыслями потея,

Жалеть о тех, кто в дальние края

Тобою изгнан и в мирах затерян?

Чего же ты молчишь?

Ведь продала,

Окутав туго нас тщедушными цепями;

И не звони теперь в колокола Своими опустевшими церквями.

Тебе мы чужды вот уж сколько лет;

Вернемся: хоть не сотни – единицы,

Чтоб снова встретить твой неласковый рассвет И заглянуть в твои кровавые глазницы.

Мы, позабыв про горечь дальних мест,

К тебе вернемся вскоре правдой возрожденной,

Неся изгнания тяжелый вечный крест,

На наши чувства миром взгроможденный.

Но, страстно веря роковой звезде,

Мы эту жизнь с тобой навек судьбой сверстали,

Целуя образ твой всегда, везде

Души разбитыми кровящими устами.

ИЗГОЙ

Кривизною размокших обочин В обветшалых обносках надежд Ухожу неприкаяньем ночи Из страны подлецов и невежд.

Веря в Бога блаженной звездою,

Ненавидя костлявость сердец,

Я оправданной жизненной мздою Ей швыряю терновый венец.

Ухожу молчаливо и гордо Вереницей белесых берез,

Полоская охрипшее горло Полуночными ливнями слез.

Ухожу колокольным набатом Под рыдания страждущих вдов Ежедневным могильным закатом,

Опираясь на плечи крестов.

Ухожу огрубевшей душою,

Солью этой прогорклой земли;

Пусть по мне панихиду весною Откурлычат навзрыд журавли.

Отпевая печаль соловьями,

Я кладу ей в подножье года,

Где упряжка судьбы лагерями Нас связала в срока навсегда...

Мне забыть бы дорогу сюда,

Где смятение дней окаянно В полоумных агониях чувств...

Только сердце стучит неустанно:

«Я вернусь,

я вернусь,

я вернусь...»

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Боже, что могло с моей Родиной статься?

Ты любовью меня позови К ней вернуться душой и остаться Мертвым тельцем в остывшей крови.

Окаянный, неистовый, злобный,

Все прошедшие годы подряд Я метался в идейном ознобе,

Твою правду любя наугад! Ностальгийным словесным потоком В некрологах испещренных фраз К равнодушно­тщеславным потомкам

Прорастала здесь память о нас.

Да, я был недоверчивым к чуду

В дальней той эмигрантской тиши...

Рассвело – значит, скоро прибуду

В позабытый Всевышним отшиб.

В этот русский рассвет издалека Я с измаянным сердцем примчусь Сонмом сил, каплей веры потока,

Треволненьями страждущих чувств...

Милый край! Ты свободою дышишь,

Воспаряя в предутренней мгле...

Видишь, Господи? Господи, слышишь?

Я опять на родимой земле!

Только снова в душе моей пусто,

Ведь мы стали и ей не нужны,

Отпевая сыновнее чувство Панихидой любовной вины.

Лишь печали гранитная сила Давит в сердце проклятой судьбой:

Как мы рано расстались, Россия,

Как мы свиделись поздно с тобой!

Но коль праведный крест пронесу я Через эти постылые дни,

То внемли моему «аллилуйя»

И храни ее, Боже,

храни!

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОЛИТЗЭКОВ

Здравствуй, Родина, чокнемся, что ли

Ненавистными взглядами выцветших глаз;

Наливай­ка полней в души стонущей боли,

Начиная прощенья унылый рассказ.

С хлебом­солью да на полотенце

Отвори откровений закрытую дверь,

Ведь вернулись сегодня твои отщепенцы,

Их отчаяньем горьким попотчуй теперь.

Проведи нас, по новой, в снега лагерями,

Обними, да покрепче, холодной пургой

И полночною мглой, обстреляв егерями,

Ты посмейся усладно беззубой цингой.

Дай нам море запретного синего неба,

Чтобы Веры ослепшей больные глаза

Над осьмушкой прогорклого черствого хлеба Порыдали бы досыта в жарких слезах.

Замани нас в свои окаянные цепи,

Освистав с пулеметных прицеленных веж,

Ведь твоя правда – волчьи бескрайние степи

С едким дымом дурманящих сердце надежд.

Пусть средь мокрых осиновых стонущих просек Тебе ветры натужно о прошлом споют,

И у Бога прощенья ты слезно попросишь За продажную черную душу свою.

ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ

Обними меня сумрачно, осень нагая,

Поделившись своей бесприютной тоской,

Ведь приход золотисто­багряного рая

Заколочен навек гробовою доской.

Ты да я, нас осталось сегодня лишь двое

Среди скрюченных заплесневевших осин...

Не грусти, завтра к утреней бабы отвоют

Панихиду по окоченевшей Руси.

Заломив от тоски деревянные руки Мокрых кленов в прощально­унылой молве,

Желтым тленом заиндевевшей разлуки Ты устало пройдись по холодной листве.

Мироздания неумолимая мера Нас сегодня сведет на смертельный отшиб,

Только ревностно знай, что ты – светлая вера

Для великой моей непокорной души!

Одинокой полуистлевшей звездою Сладких призрачных грез и несбыточных снов Мы помолимся неприхотливой порою О прощеньи всех наших великих грехов.

Ты сейчас впопыхах, ни о чем не тревожась,

Уходящим закатным мгновеньем своим,

В серой мантии туч неизбежностью ежась,

Смой с сырого лица неприкаянья грим.

Но не смейся истошной истерикой боли Над великим пророчеством злых перемен,

Отыграли мы страстные судьбы, как роли

Временных и пространственных жизненных сцен.

И не силься в отчаянье горькое падать,

Догорев по сердцам теплотою огней,

Пусть тебя окрестит лишь Господняя память Пролетающим клином надежд­журавлей. Поистрепана вдоволь седыми ветрами В чаще голых понуро­белесых берез,

Жизнь, ты нынче безудержно с нами

Утони в черном трауре плачущих роз!

Видишь – это последний наш танец

Погребальным обрядом в цветастых венках,

Где игривая буря багряный румянец Натирает усердно на бледных щеках.

Старый сумрачный клен в золотистой порфире,

Сонмы страждущих чувств в обездоленной мгле –

Это все, что останется в брошенном мире

После нас на остывшей от горя земле.

Да, я знаю,

мы здесь постоялые гости,

И сегодня пришел нам прощальный черед;

Старый ворон взметнулся крестом на погосте,

Осеняя знаменьем наш дерзкий исход.

Только нынче оставим плохие приметы,

Вытри слезы дождей с неба плачущих глаз;

Мы сегодня с тобою по праву бессмертны В этот первый и самый единственный раз.

* * *

Русь, Россия, помяни свое прошлое,

Но не рви православную нить,

Засыпая дороги порошею,

По которым пришлось нам ходить.

Пусть простят тебе все прегрешения,

Покаяние приняв сполна,

О, хлебнувшая бед и лишения,

Нерадивая наша страна.

Пусть все те, кто тобой искушаются,

Страх хватая волну за волной,

После долгих стихий наслаждаются Панихидной твоей тишиной.

Вновь любовью и болью проклятия Смотришь ты с Левитана холста,

Где черны еще тени распятия И свежи слишком раны Христа.

И натужно молитв напряжение,

Но затеряны души во мгле,

Одолев навсегда притяжение К этой черствой и властной земле.

Где природа, забыв про отмщения,

В сладком утреннем полусне Тихо шепчет слова прощения Опороченной тишине.

ПОКАЯНИЕ

Взгляни бегло, Русь, чернотою очей

В фотографий мертвецкие бледные лица:

Неужели в холодных пустотах ночей Мы тебе не устали проклятием сниться?

Ох, приелись уже видно призраки снов

Те, что в голову лезут тяжелым похмельем

После казней кровавых с горами голов И шальным сатанинским весельем!

Не забыла, видать,

ты всех наших имен,

Ведь агонией бредя в постели Слышишь в трепете праздничных алых знамен Вой далекой таежной метели.

Что, постыла, заела ночная пора, Где надежды в безверьи утопли И в натуженно­праздничных криках «Ура!!!»

Стынут проклятых жертв полоумные вопли?

Встанешь ты поутру – разум твой прокажен

Поминания черною оспой,

Но костры светлых мыслей тоскливо зажжет Покаяния прелая осень.

Пусть о правде помолится сердца заря,

Заживив человечью обиду,

И душа,

неустанно молитвы вторя,

Отрыдает добра панихиду.

Ты пойди и поставь свечи Веры в церквях,

Где от грешников душно и тесно,

И моли, расшибая свой лоб в кровь и прах,

Чтобы Прошлое

вновь не воскресло!

ЗА ЧЕРТОЮ БЕДНОСТИ

Что осталось желать еще нам, обреченным?

Глади серых небес,

что нальет напоследок хмельная страна,

Или взгляда очей ее сумрачно­черных,

Не сумевших понять, в чем же наша пред нею вина?

В снегопадах, пурге и промотанных стонущих ливнях,

Среди серой банальности драм с неприкаяньем стонущих слов Мы становимся мигом каким­то счастливей

В околевших потемках осенних неискренних снов.

В этом сумрачном мире безумных и подлых паяцев,

Среди фальши, безверья и низменной лжи

Сколько можем мы проклятой правдой по миру мотаться?

Что молчишь ты все, Боже?

Ответь нам, скажи!

Сыпет грустная песня аккордами в серые выси,

Онемевшими пальцами осень играет забытый мотив.

Ох, как холодно, ветрено, сумрачно в стынущих мыслях;

Бродят грезы, надежду погреться к себе запустив.

И на вечном вокзале судьбы, посреди маеты, ожиданья,

Дотлевая с дождями по лужам фонарным искристым огнем,

Грустный мир разрешает пока что нам с жизнью свиданье Безысходным, ноябрьскою горечью вспоенным днем!

ТЮРЕМНЫЙ САМОУБИЙЦА

Безмолвный ужас этих стен –

Грехов щемящая обитель, Где страха сумрачная тень

Ежеминутный посетитель.

Сюда, в тюремный твой приют,

Под эти каменные своды Приходят мысли и дают Тебе пристрастие свободы.

В плену мечты, в оковах сна

В пылу безумья и проклятья Тебя сжимает тишина В свои бетонные объятья.

Но дальше стен тебе нельзя,

И молятся о покаянье С тобой унылые друзья:

Тоска, надежда, ожиданье.

Сквозь зарешеченную твердь,

Что пропиталась волей пылкой К тебе заглянет ночью смерть С обезображенной улыбкой.

И странным жизненным итогом Плоть грехотворно сокруша,

Столь виноватая пред Богом Отсюда вылетит душа.

И на помин завоет ветер,

Зарей поспешно оттрубя,

Твой самый страшный грех на свете –

Проклятье самого себя.

* * *

Я верю, что народ найдет

В себе еще одно дыханье И ум прозренье обретет,

Как говорили предсказанья.

Кто вашей милости не ждет,

Себя душой не умаляя И постепенно оголяя Природу вещего призванья,

Себе свободу обретет,

Восстаньем подавив восстанье,

И тем страну свою спасет.

* * *

Ты, являя свое нерадивое чудо,

Довела нас до плахи и топора.

Каждый жест твой – гнилое лобзанье Иуды,

А каждое слово из уст – отреченье Петра.

И в обносках своих домотканных одежд,

Поминая нелепое прошлое,

Я бреду вдоль могил обреченных надежд,

Что покрыты декабрьской порошею.

ПИТЕРСКИЙ НАБРОСОК

В чаще светлых церковных грибов,

В лоне этой священной беспечности Смерть сажает семена разноцветных гробов На измаянных грядках смирившейся Вечности.

И, срывая с Невы ледяную коросту,

Порываясь безумьем в кошмарные сны,

Время жутким клокочущим яростным монстром Выжирает сознанье из мозга Луны.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я пленен был тобой до предвечных основ –

От безверия – до проклятия,

Где железные руки могильных крестов Раскрывают уныло свои мне объятия.

* * *

Пусть еще нам не скручены руки И не заткнуты наглухо рты, Чтоб не лились отчаянно звуки За чертог неживой немоты.

Пусть всегда истерически воют Из­за тесанных каменных стен

Те, что лжи никогда не укроют

За кулисами жизненных сцен. Нас хотят всех досрочно растратить

И свалить на далекий отшиб,

Только нам никогда не утратить Честь и веру бессмертной души

ДОМ ПРЕСТАРЕЛЫХ

Здесь лик отчаянья общеньем позабытый И не прельщает взор испещренный уют;

Здесь за дверьми от чуждых глаз прикрытый Скрывает свое горе старческий приют.

Живущий одинокими сердцами,

Он будто бы от мира в стороне С седыми матерями и отцами,

Что часто по сыновней здесь вине.

Здесь каждый боль тебе прольет своей судьбою,

У каждого, поди, своя печаль­беда;

Расскажут, как случается порою

И кто подчас приводит в отреченьи их сюда.

Здесь, за чертою жизни прозябанья,

Их греет только нищей веры слабый свет В предсмертном тесном зале ожиданья,

Где каждому отведено по горстке скудных лет.

Оставшись с памятью наедине,

Они уж не живут своим грядущим;

Им хватит настоящего вполне,

Куда спешить за временем бегущим?

Здесь бесполезно ждать затерянной весны В сыром краю, где листья носит осень,

Где по ночам порой им снятся сны,

В которых они плачут и кого­то жалко просят.

Их злые будни,

скромный пост еды,

Лик в зеркале – он с каждым днем старее...

Они – забытые засохшие деревья,

За жизнь порастерявшие плоды.

И здесь уж изменения не будет В глубинах брошенной и страждущей души;

Беспомощные немощные люди,

Судьбой сведенные

на жизненный отшиб!

* * *

В этом мире, где краски смазаны,

Нет лишь яркого с очертаньями.

В этой жизни все недосказано,

Половина скрывается тайнами.

В судьбах века все перемешано:

Горе, радость в своих пропорциях

Подытожено, четко взвешено

И разложено всем по порциям.

Вновь за ширмою лет несмелое Затаилось змеею прошлое;

Было черное – стало белое,

Из плохого – опять хорошее.

Вот дойти бы до основания, И пустить бы вразброд мгновения Неизбежного состояния От духовного обеднения.

Наша совесть на правде замешана,

Не добавлено лишь сладострастия,

Наша вера сто раз перевешана Без судебного, явно, участия.

Те пути, что столетьями пройдены,

Слишком узкими нынче кажутся На просторах поруганной Родины,

От которой народ не откажется.

Невзирая на мзды и возмездия,

Проходя вековые препятствия,

Мир глядит на святые созвездия И немеет от соучастия.

Иль у нас на роду так написано,

Быть безумными до одурения,

Каждой йоте тирады письменной Бить набатом свои ударения?

Ну, а время хлебнув излишнего,

Забуянит в хмельном застолии И опять, обойдя Всевышнего,

Вырвет лист из томов истории.

Небеса, темнотой объятые,

Пьют туман в полумраке синем,

И висят вновь Христы распятые На Голгофах моей России.

Я тебя обниму по­отечески,

Распрямив твои крылья сызнова;

Отношением человеческим Ты в душе моей Вечностью признана.

Ты мне в генах судьбой заложена,

Это дарится, не покупается,

Как любовь, что тобою сничтожена,

Коей каюсь и буду каяться.

РОДИНЕ

(Дополняя Л. Губанова)

Моей високосной земле посвящаю...

Найдется такая земля в светлых нимбах Господних грез Вся в утюженных видах кровавых событий,

побоищ и снов,

Вся в кленовых тузах, тополином пуху и сережках святых берез,

Где муруют любовь и мечты в полоумья законов, запретов и слов.

Пусть отыщется где­то земля, от чужих глаз проклятьем сокрытая,

Вся промозглая тленом, ветрами, снегами и сенью дождей,

Вся в экземовых ранах, грязи, черствым горем до нитки пропитая,

Что томилась подолгу в чуланах у стаи хапуг и вождей.

Пусть найдется такая земля,

что ростками безумья чрезмерно усеяна,

Где могилы великих порою в глухих захолустьях лежат,

Где рассветные зори – тугою петлею на шее Есенина

И грудь Пушкина – жизненно­ярко­пурпурный закат.

Пусть найдется такая земля, что тиранами злыми бесчещена,

Вся в колючих снегах и рассветных просторах малиновых горниц,

Что ночами проплачет вдовою, как старая бедная женщина,

Но легка по утрам на подъем к голосам пробудившихся горлиц.

Пусть найдется такая земля,

что печалью течет в серебристых аортах рек И утрами спускает на поле тумана изящный узор,

Что живет и глядит ввысь потупленным взором за веком век Голубыми глазами студеных простывших ветрами озер.

Пусть найдется такая земля,

что пропитана матом и злыми пороками,

Где отпетая шваль правит страхом

свой гнусный кощунственный пир,

Где судьба переполнена катами, мздой и пророками,

Да молитвы и песни в потрепанных душах затерты до дыр.

Пусть найдется такая земля,

что живет не надменной халтурщицей,

Что щедра на обеты, любовь белых весен и краски осенние,

Что слывет для поэтов, художников страстной натурщицей,

Но тщеславно балует смертями непризнанных гениев.

Пусть найдется такая земля, что так ветрена, весела, молода,

Где мы Веру бесплотно впускаем в любую благую мечту,

Где бесчинствуют власти серпа и железного тяжкого молота И природа не скроет, не спрячет в глубинке людей нищету.

Пусть найдется такая земля, что совсем потеpяла благое лицо

И не хочет идти к Богу светлыми мыслями,

Но пластается к лику живейшего из меpтвецов,

Позабыв о Хpисте со своими заветами чистыми.

Пусть найдется такая земля,

что с опаской глядит в свое прошлое,

Где затерян цвет наций в архивах, снегах и грязи лагерей,

Где Великая Память усердно покрыта декабрьской порошею,

И могилы безвинно убитых ночами пугают лесных егерей.

Пусть найдется такая земля, что плодится в единости, целости,

Что картавым пророком по всем городам и деревням вторит,

Где народ, разбазарив свои все духовные вечные ценности,

По церквям и соборам с протянутой шляпой, потупясь, стоит.

Пусть найдется такая земля, что стихии, прогрессы столетий

Движет силою воли великих ученых умов,

Что глазеет на мир из­за крепких оград

и заржавленных кованых клетей, Тишью брошенных кладбищ

и болью холодных родильных домов.

Пусть найдется такая земля, что таланты, любовь и призвание

Загоняет на поприще диких безумных постылых идей,

Где сначала гоненья и смерть,

ну а после – почет и признание

В гениальности жизней великих до срока усопших людей.

Пусть найдется такая земля,

где я проклят предательством ближнего,

Где руками закона казнят, ну а после учтиво прощают,

Где порой в снисхожденьи великая милость Всевышнего Лишь из жалости в светлые праздники люд иногда посещает.

Пусть найдется такая земля,

где есть Правда с разорванной глоткою,

Где распятая Вера в колодцах глазливых очей,

Где бичуется серая голь по вокзалам постылой чахоткою,

А в бараках и тюрьмах ночами не гасят надежды свечей.

Пусть найдется такая земля,

что, иудам отвесив поклоны,

В обуяньи шальных полоумных бредовых идей Пожелает забросить на смертный алтарь миллионы,

Да, ни в чем не повинных обманутых властью людей!

Пусть найдется такая земля,

что всецело погрязла в бесплодной борьбе,

Чтоб не падалью жить, чтобы дух, не дай Бог, наш не помер,

Где пропишут фамилию, имя и адрес в гнилые дела КГБ

И повесят на «зэчку» порядковый лагерный номер.

Пусть найдется такая земля,

что залапана вся и залатана,

Поисхожена поперек­вдоль тяжеленными унтами,

Вся пропахшая гнилью, сивухой и ладаном,

Озверевшая стачками, бойнями, бунтами.

Пусть найдется такая земля,

что великим терпеньем извечно могучая,

Что ступает вперед,

но душой своей черной отчаянно мечется вспять И со всех точек света, своей ностальгиею мучая,

Позовет, поманит, чтоб убить, обесчестить, распять!

Да, найдется такая земля,

что живет не убогой уродиной,

Ведь поля и леса – ее сердца непаханый край,

Эта Веры Земля, вероятно, моею и грезится Родиной,

Где найду я судьбой обетованный адовый Рай!

ПОРТРЕТ РУСИ

Сгорбленные спины,

Порванные рты,

Скорченные мины,

Смытые черты.

Страждущие души,

Грешные тела,

Заткнутые уши,

Гнусные дела.

Глупые затеи,

Окаянный быт,

Дерзкие идеи Ревностной судьбы.

Как ты вновь убога,

Яростная Русь;

Я в твоих острогах Истинам учусь.

Свежим ветром в поле,

Злобой черных тризн,

Вольною неволей Бродит эта жизнь.

У тебя все чудно С ночи до утра Эхом мрачных будней Страшного Вчера.

Жуткие обряды Нищенской страны,

Бедствованье Правды,

Лавры сатаны.

Страсти наваждений Полоумных дней;

Бедствия рождений,

Ужасы смертей.

Ты харкаешь кровью

В утренней красе;

Черепа – на кольях,

Кости – в колесе.

Трупная прохлада,

Божии псалмы,

Беснованье ада Вечностью взаймы.

Бедный и разутый Страждущий народ Грешною минутой Семенит в приход.

Тяжкие вериги,

Лживые глаза,

Хитрые интриги,

Яростный азарт.

Страстные плутовки,

Каверзный дурман,

Дерзкие уловки,

Низменный обман.

Алчность, зависть, жадность,

Рвение во власть,

Проклятая жалость,

Стынущая страсть.

Тысячи суждений,

Неистовый страх.

И дурак здесь – гений,

Мудрый – в дураках.

Проклятое счастье В чаяньях судьбы,

Сумасбродство власти,

Бестия толпы.

Ханжеские склоки Хохломской узор,

Лестные потоки,

Беснованье свор.

В нищенстве убогом Грешною судьбой;

Проклятые Богом,

Живы сатаной.

Чистою душою Одолев порок,

Таинство святое Я тебе предрек.

Разбpелась метели

Стынущая pать;

Пpямо из купели

Божья благодать.

Ты нелепо мечешь Стынущую власть,

Пагубностью лечишь Дерзостную страсть.

Взор я твой прощальный Ревностно таю Сенью погребальной В мертвенном краю.

Ты была всесильной,

А теперь – лишь пыль, Страстию утильной Прозябает быль.

Страшная помпезность Дерзостных идей,

Злая бесполезность Роковых затей.

Бедствия земного Опостылый час,

Явствия шального Окаянный глас.

В сарафане снежном На твоих плечах Ты лобзаешь нежно В стынущих ночах.

Роковой межою Чувственный закат.

Страшною душою Ненавистный лад.

Скачут скоpо кони,

Ни души окpест;

Стаpой колокольней

Стонет благовест.

Ненавистью pады,

Стынущая честь,

Кpест священной Пpавды

Дай нам, Боже, днесь.

Смертным пpиговоpом

Ты ко мне пpишла,

Чеpным косогоpом

Стpашные дела.

Ты со мной боpолась,

Силы больше нет; Полоумный голос Промеж смут да бед.

Стpасти пpеисподни

В дальней стоpоне;

Может, Дух Господний

Снизойдет ко мне?

Не по стpастной моде

Божии слова;

Стpаждущей пpиpоде

Дуpья голова.

Вечные победы Над самой собой,

Жизненные беды Сенью pоковой.

Полоумье всюду

Адовых теней,

Где горят иуды От шальных огней.

Стынущей зимою

Ледяной острог,

Суждены тобою Тысячи дорог.

Лик самодовольных Зажратых зверей,

Окрики конвойных,

Стрельбы егерей.

Стынущие речи,

Яростный азарт,

Гаснущие свечи,

Матери в слезах.

Все уходит в Лету Сонмом черных цифр:

Мытарства поэтов,

Созиданья цикл.

Страшные насилья Над чужой судьбой,

Лживые мессии Мессы роковой.

Горькою рутиной Прозябает тишь,

Зонной паутиной,

Немотой кладбищ.

Равнодушье быстро Обживает ум.

Одинокий выстрел,

Возгласы трибун.

Мертвенные списки Манят тишину,

Черные записки Прокляли страну.

Словно растеряха,

Ты сейчас живешь:

Шапку Мономаха Всю изъела вошь.

Черные арены

Жизнью на мели,

Порванные вены,

Свитые петли.

Вид чрезмерно жуток Проходных дворов:

Взгляды проституток,

Вкрадчивость воров.

Тайною святою Петербург объят,

Молится зарею У Господних Врат.

Светится Исаакий,

Божеский собор;

В тихом полумраке Таинства узор.

Слышен куполами Колокольный звон,

Кроет небесами Полуночный сон.

Стынущие свечи,

Хилые псалмы,

«Аллилуйя» певчих

Вечностью взаймы.

Где твои молитвы В утреннюю рань?

Распри лишь да битвы,

Буйственная дрянь...

Где еще увидишь,

Как не на Руси,

Славный город Китеж Да озерну синь.

Тульские узоры,

Оренбургска шаль,

Реки да озера –

Стынущая даль.

Разлеглась в полмира Светлой красотой Ясная Пальмира Вечною мечтой.

Вечные изъяны,

Гнусная рука,

Ясная Поляна,

Черная Река.

Древние преданья,

Праведная сень,

Девичьи гаданья На Иванов день.

Светлые иконы,

Свечи на столе,

Глупые законы,

Души в кабале.

Истинностью русской Продолжают сказ Мелодичность гуслей,

Откровенность глаз.

Страстью разбитною Лето отцвело,

Сенью золотою Царское Село.

Песни да гулянья,

Таинства обряд,

Старые преданья Правду говорят.

Горечью пословиц Полнится амбар.

Сласть твоих смоковниц,

Нищий, млад и стар.

Страстью обветшалой

Ты вторишь слова,

Кутается в шали Серая молва.

Моросистый иней

Тишиною слов,

Засыпает Зимний Тайнами веков.

Новые уборы,

Клинопись пера,

Крепкие соборы Гением Петра.

Каянные вины,

Судеб передел,

Лик Екатерины Средь житейских дел.

Часом ошалелым Черная заря Гласом озверелым Грозного царя.

Злодеяньем черным Сытые сполна Разин с Пугачевым –

Крови и вина.

Кто душой не вымер В светлый день деньской?

Ольга да Владимир,

Невский и Донской.

Величавым грузом Боевых вершин Суворов и Кутузов –

Русский лик души!

Пушкинским пожаром Возгорелся Фет,

Гоголевским жанром Чеховский сюжет.

Чаянья народа Пропадают зря:

Вечно ждут прихода Доброго царя.

Пушкин и Есенин,

Лермонтов и Блок,

Светлым воскресеньем Видится твой прок.

Изощряют слишком Твой духовный сан Васнецов и Шишкин,

Рерих, Левитан.

Тернием вопроса,

По подковкам вши:

Менделеев, Ломоносов,

Русские левши!

Тернием открытий Ты всегда живешь,

Дерзостью событий Силу обретешь.

Прямо на Ордынке Иль на весь Арбат Стонешь на волынке Горестный набат.

Любящей невестой,

Страждущей вдовой...

Чехов, Достоевский,

Гоголь и Толстой.

Соловецким делом Монастырский быт Закаленным телом Праведной судьбы.

Мрачные иконы В келиях глухих,

Низкие поклоны Мощам всех святых.

Солнце светом брызнет,

Обрамляя мир Патриарших ризниц С золотом порфир.

Светлые стремленья Памяти людской,

Страстные моленья,

Вечности покой.

Страшною химерой

В тишине лесов;

Лапти, староверы,

Кукованье сов.

Ведьмы, вурдалаки,

Злые упыри,

Лешие, собаки

Да монастыри.

Скорченные мины,

Волки да медведь,

Ягода­малина,

Пряники да плеть.

Божескою верой Молится пустырь,

Освещает Сергий Спасов монастырь.

Русь сопит и дремлет,

Отлежав бока; Поминают земли Деда Ермака.

Стоны да рыданья,

Красота и мор,

Вечные преданья,

Песенный набор.

Ужас обгорелых Озверевших лиц,

Будни престарелых,

Нищета больниц.

Ветхая духовность В этой нищете,

Полная бескровность Во благой мечте.

Все живут волками,

Страсти да испуг;

Дело языками –

Вот он, русский дух!

Тягостные вины По себе итож Криком лебединым С прокрустовых лож.

Прах на пепелищах Адовых огней,

Слезы бедных, нищих,

Пьяный смех бичей.

Таинство обрядов,

Лики глупых рож;

На святую Правду Алчно зреет Ложь.

Глупые законы Низменных имен,

Стынущие зоны,

Бедствие времен.

Беснованье духов На твоих пирах,

Вечная проруха,

Опостылый страх.

Глупые обряды Роковой межи,

Низверженье Правды,

Царствованье Лжи.

Мертвенные списки Жизненных прорух,

Злые василиски,

Бродит русский дух.

Вечно кривотолки Тянут всех нас вниз,

Где живем, как волки,

Да ярим, как рысь.

Адовые муки,

Непосильный труд,

Страждущие руки,

Совестливый зуд.

Млечною Луною Окаянство строф,

Черною тоскою Жертвенных костров.

Своры диких пьянок,

Глупости ханыг,

Лики наркоманок,

Хохоты барыг.

Страшною проказой Негодяйства сыпь,

Злобной метастазой,

Люди словно псы.

Жуткие и злые Шутки на костях,

Бедствия земные,

Сатана в гостях.

Хлеб святой насущный,

Глупые столпы,

Царствие имущих,

Нищенство толпы.

Лики будней черных,

Бледнолицый страх,

Сотни обреченных На твоих крестах.

Бедствие прослойки И холеность рож,

Свалки да помойки,

Где петля да нож.

Все живут, как змеи,

Шкуры на костях,

Бедственное зелье В низменных страстях.

Воры в толпах рыщут Кровные гроши;

Медяками нищих Доллары вершил.

Пьянство лишь да свалки,

Дерзкая молва,

Черные гадалки,

Злая цыганва.

Голые мадонны,

Глупости портрет,

Рядом лик иконы –

Жизнетворный свет.

Нищенством народа Пролетает век,

В гулких переходах Тысячи калек.

Горечью окраин Пагубность трущоб,

Ликами развалин Рытвенный озноб.

Здесь берут начало Светлые умы,

Темными ночами,

Эхом старины.

Царские отребья,

Святые столпы,

Зрелищ лишь да хлеба,

Сумасброд толпы.

Я устал от вечных

Полоумных снов,

Упоенный млечным Кукованьем сов.

Силою нечистой Разомкнув уста,

Пробивали кисти Славного Христа.

Смурною зимою Веет суховей Силою лихою В куполах церквей.

Рытвины, дороги

И голодомор,

Жуткие остроги,

Таинства узор.

Грешны да убоги Страшные места,

Вспомнила о Боге Русь ведь неспроста.

Вечные проказы Глупостных идей, Тысячами казней Миллион смертей.

Выцветшее платье,

Плаха, эшафот,

Слезные проклятья Окаянных нот.

Бунты, пьянки, драки,

Воровство и грязь,

Злобные собаки Да людская мразь.

Пооблиты кровью Грязные дела,

Мерзкою любовью Ты нас продала.

Злобною химерой Страсть сидит в тебе,

Божескою верой Ты жива в Судьбе.

Таинства послушав В полусонной мгле,

Истрепал я душу На твоей земле.

Лестные посулы,

Страстные слова,

Свернутые скулы,

Черная молва.

Споры, распри, склоки,

Тысячи обид,

Вечные раздоры,

Неприглядный вид.

Вечные страданья Всех твоих надежд,

Страстные гулянья Ханжеских невежд.

Колокол набатный Звонит в черный день, Снова утром чадным Бродит горя тень.

Таинство святое На твоей земле,

Доброе, лихое

В нерадивом зле.

Млечностью вечерней Оптина пустынь...

Святость нищей черни,

Ложь твоих святынь.

Бедные изгои,

Баре и цари; Ты грешишь святою С ночи до зари.

Проклятые виды

Полоумных грез,

Где на лицах видны Росы горьких слез.

Зацветает в поле Едкая полынь,

Ветром да на воле Плачет неба синь.

Избы обветшали До костлявых тел;

Кутаешься в шали,

Делаешь сто дел.

Нищие, изгои,

Свечи, алтари,

Славою святою С ночи до зари.

Глупые вопросы,

Грязные дела,

Черные доносы,

Битые тела.

Воскресают снова Дурь и сумасброд;

С Рождества Христова Мы ведем свой род.

Присказки да сказки,

Тупость от вина;

Таинство развязки Знаешь ты сама.

Сотни приговоров Средь житейских драм,

Лязганье затворов,

Визг тюремных брам.

Страшные кошмары,

Лики ерунды,

Кованые нары,

Пайка баланды.

Схваченные ксивы,

Судеб круговерть,

Дерзостным курсивом Торжествует смерть.

Страстью будней черных Закипает кровь;

Сотни обреченных На твою любовь.

Творческие муки Под цензурный пресс,

Нищенство науки Движет наш прогресс.

Ты отождествляешь Нерадивый слог,

Глупостью буяешь,

Жизни под залог.

Вечной отщепенкой В мире ты живешь,

За железной стенкой Счастие куешь.

Торжества событий,

Дурость и бардак,

Сотни общежитий,

Всех – в один барак.

В сумке горстка сушек,

Горе от ума,

Ужасы психушек,

Детские дома.

Страшные виденья,

Памяти отшиб,

Взлеты и паденья Страждущей души.

Читанные письма,

Преданность теней, Вечностью без смысла Сумасбродство дней.

Лики превосходства,

Прелые мечты,

Красота уродства,

Ужас красоты.

Вечные таможни,

Путанки границ,

Что нельзя, то можно,

Мирозданий блиц.

Шаткие гаранты,

Родина взамен,

Лики эмигрантов,

Страстями измен.

Многоличье хартий,

Словоблудье масс,

Сумасбродство партий В полоумный час.

Склоки лишь да ругань Искажают мир, Золотом хоругвий Восстает кумир.

Бедствием любимых

Все несут гробы,

Тернием незримым Певчие судьбы.

Гаснущие звезды,

Стынущие сны,

Меркнущие грезы,

Неприход весны.

Яростным кумиром Упиваешь кровь,

Окаянным миром –

Ненависть, любовь.

Кулаками в морду,

В дых или под нос,

И пускают к черту Жизни под откос.

Вечное страданье,

Лучезарный нимб,

Мертвым – поминанье,

Ненависть – живым.

Излучают нимбы

Мысли Бытия,

Миллионы гибнут,

Что я для тебя?

Сонмы обещаний,

Страшный приговор,

Тягости прощаний,

Опостылый взор.

Сбитые колени У Господних врат,

Страстные моленья Пред отходом в ад.

В жертвенном потоке Затеряюсь я,

Тернием жестоким Сферы бытия.

Если в злые будни Я к тебе вернусь,

Ты такой же будешь,

Страждущая Русь.

В чувственном разгаре

Душу изольешь,

А затем в угаре В спину нож воткнешь.

ОТРЕЧЕНИЕ,

или ИСХОД ИЗ АДА

Этой ночью февральскою едкою первой,

Поминая со злобой тщеславных постылых мессий,

Я, натужив предчувствием крепко повитые нервы,

Прокачусь торжеством по бескрайней Руси.

Что­то в сущности снова твоей неполадно:

Вдоль да поперек сумраки, снег, пустота...

Расцелуй же пургою меня так усладно,

Как лобзал для измены Иуда Христа!

В этой страшной безумной шальной круговерти,

Где слагаются в траур людские мечты, Ты все время натужно ждала моей смерти Среди вечного плена надежд, маяты.

Да, усердно копали могилу изгою

Сотни разных кощунственных яростных лиц,

И всесилием рока да яростной мздою Подсылала ко мне ты наемных убийц.

Неизменна.

Сбегают лихие столетья,

Но не меньше в далекой глуши неприкаянья боль,

Где проклятьем харкая в сердцах междуметья По разбитым трущобам бичуется серая голь.

Ты все явью безумия ревностно тужась,

Силой власти надменных холопов и слуг Вколотив в нас навечно неслыханный ужас,

Засели в эмбрионы врожденный испуг.

У великой могучей славянской общины,

Что веками несет в мире тягостный грех,

Покарябай на лицах сухие морщины Всех эпичных помпезных кощунственных вех.

Знаю, видишь ты четко всех чувств соразмерность,

Указав нам намедни свой пагубный путь;

Вбей навечно в сердца нам собачую верность,

Чтоб в глазах полыхала страстями звериная лють!

Сделай так, чтобы дух воли в людях повыздох

В передрягах свершений великих кровавых эпох,

Чтоб болезненной смертью стал каждый твой выдох И истошным проклятием стыл каждый твой вдох.

Ждут убийцы прислужно с притворною дрожью,

Сникнув долу, не смея открыто коситься наверх,

Что возложат им жертвами жизни в подножье К гильотине отточенных дерзостью мер.

Как свинцовая крепко отлитая проба Шла извечно в расход с окаянной руки...

Собери по холодным могилам, попробуй,

Достижений великих своих черепки.

Не одумалась...

Тщетны былые уроки,

Где сплеталась интриг закулисная вязь;

На планете сей даже седые пророки Избегают тебя иль обходят,

брезгливо и злобно косясь.

Накрутила столетьями бед, намутила

И сожгла все в предвзятом безумии враз;

Злая «правда» так ярко с вершин нам светила,

Что досрочно ослепнуть сознаньем заставила нас.

Я тебя еще больше сегодня презрею За проклятую эту тщедушья вину,

Ну, а если своею душою великой прозрею,

То в глазницы кровавым укором натужно тебе загляну.

Записав нас навечно в скупые подранки При закрытых цензурой глазах и ушах,

Ты пыталась втесать всех

в стандартные рамки,

Чтобы все слово в слово и точно шаг в шаг.

Как Евангелие или старинные Веды Я прочел и познал величавостью дерзкой души,

Точно так же твои все постылые горькие беды Я навеки­веков зазубрить поспешил.

Видишь ты почерневшие эти оттенки Под глазами у страхом и горем больного лица?

Вспомни, как примеряла нас дерзостно к стенке,

Пришивая навечно гвоздями литого свинца.

На безбрежных твоих, необъятных,

продутых ветрами просторах,

Среди пафоса чувств и промотанных сущностью слов Я спал вечной и страшной тревогою беглого дерзкого вора В окаянных агониях призрачных снов.

Я горел и метался в отчаяньи долгом,

Ты уж нынче за это, пожалуй, с меня не взыщи:

Примелькались давно мне

твои все служебные черные «Волги»,

И глаза промозолили крепко Лубянки стальные плащи.

Да, конечно, мою ты крамольную первую книжку

Заковала теперь в кандалы искрометных цензурных оков,

Ведь, наверно, весомо, с лихвой

потянули на «вышку»

Композиции дерзких и свободомыслящих строф.

Но сегодня, видать,

твое кончилось черное время,

Я плодами заветными «счастья» до ярости сыт,

Зрея то, как истории тяжкое бремя

Тебе в черную вечность усердно ваяет надгробный гранит.

Да, тебе предстоит еще ревностно с миром тягаться,

Отверстав ходом века свой полоумный исход,

Где под гневные бури кроваво­натужных и бравых оваций

Поколенья пускают с твоих повелений в расход.

Нет, дала ты нам все­таки выжить

В мире ужаса смерти, бараков и зон,

Чтобы все до конца у нас яростно выжать,

Всех погнав в свой великий советский загон.

Наши души твоею поруганы мерой,

Мы устали от этой безумной любви,

Где ты призрачно скалишься дикой химерой,

Обнажая нам дерзкие страсти свои.

Но ты знаешь, что память здесь будет бессрочна –

Не сгорели еще наших мыслей святые огни;

Помнят все злодеянья твои пригрешенные ночи,

И дождями проплачутся едкие черные дни.

Ты не тупи лишь нам сознание подложно И не сыпь свою глупость в тщеславных лавровых венках – Отходил я уже, сколько это возможно,

В обреченных бездомных твоих дураках.

Ты тщедушной плеядой коварных убийц и тиранов Сможешь запросто только за пару кровавых веков Даже самых великих, могучих и крепких атлантов­титанов

Обратить на свой грех в земляных червяков.

Совесть сдохла в душе,

но она разве пискнуть посмела,

Когда дикою сворой бездушных твоих палачей Просмеялось безумное лунное эхо расстрелов В пепелящихся ликах белесых косматых ночей.

Ты, страдая предчувствием явного скорого краха,

Под холодным осенним осиновым ливнем­дождем

Заселяла последней надеждой в нас пагубность страха Величайшим и грозным

кроваво­картавым вождем.

Дав нам проклятый ветер отчаянья в стынущем поле,

Подарив на всю жизнь неприкаянность стонущих слов,

Ты усердно лишила нас правды, свободы и воли,

Обратив всех навечно в покорных и верных рабов!

Я устал,

опостыл светлой верой по миру мотаться,

Нет уж больше ни чувств, ни терпенья, ни слов и ни сил.

Погляди: весь этап пересылочных стонущих станций

Нынче полон твоих нерадивых и честных мессий.

Рассадила везде тлен великой заразы,

Утопив наши чаянья в ревностной мгле,

Чтоб плодились веками везде и всегда метастазы Коммунизма по нашей округлой планете – Земле.

Облачила всех в черного траура скорбные тени,

Осудила, унизила и оболгала,

Чтоб веками боялись своих отражений,

Дикой злобой в кривые глядя зеркала.

Не залечишь елеем и лестью теперь ножевую Рану скорби,

извечной фатальности дьявольских цифр.

Возврати мне сегодня навечно свободу живую,

Забери себе все изваянья, дворцы.

Я ждал разумом долго: века и эпохи,

Верил, чаял, надеялся, силы по мере копил

И сегодня под неба тяжелые слезные вздохи,

Слышишь, вот, наконец,

час возмездья усладно пробил!

Да, за все мои старые полуистлевшие раны,

За все годы, где боль сердца так обнаженно видна,

Я надеюсь, что скоро, да поздно иль, может быть, рано

Ты заплатишь вполне мне,

с избытком, заплатишь сполна!

Да, мы, часто бывает, кроваво­истошно шалеем,

Когда пагубность чья­то

в нас рушит сознанье и честь,

И сосуды души, что наполнены ложью и сладким елеем,

Перебродят мгновенно в коварную лютую месть.

Нахлебавшись с лихвой твоей страждущей проклятой боли И к неволе, как птица, привыкнув за годы сполна,

В светлых чаяний ветренном стонущем поле Сгнили великонравных идей семена.

Упоен я взахлеб проливными твоими дождями,

И промотан сырыми снегами дотла,

Сыт по горло делами, словами, вождями,

Что история мне за всю жизнь принесла.

Что ж, твоя власть не знала доселе осечки,

Но ты видишь –

закончена эта лихая пора...

Вспомни лучше, как раздавала в бараках нам «зэчки»

И клеймила в архивных делах наших душ номера.

Пусть, взирая глазницами яростной дерзостной смерти,

Испустив глотками истерический крик,

Твоих проклятых дел полоумные глупые черты Окровавят судьбы моей страждущий лик.

Пусть потужатся нынче шальные тупые мессии,

Прогорая безумьем в тщеславных бесовских огнях,

Издыхая в последнем натужном кровавом бессильи,

Возвратить на исход в твои черные руки меня.

Нет, сегодня я вырвусь своею безвинной виною

Из твоих оболгавшихся, проклятых верою уз;

Ухожу! Погляди: Бог поныне извечно со мною,

А с тобой навсегда сатана, моя зыбкая Русь.

Не тебе ли, по новой, подложно и страстно бояться

Яда фальши, что кубками неукоснительно льют Эти скопища гнусных и подлых паяцев

В твой убогий, постылый, но царственный горе­приют?

Забери себе все свои беды, убийства,

Черствость душ, фальшь намерений, призрачность грез,

Дай мне лучше сырую печаль желтых траурных листьев От осеннего белого танца уставших берез.

Дай мне серую быль и сумбурную черную небыль Да навечно ушедшие в Лету былые года,

Чтобы после поминок звездою распятой на сумрачном небе Вспоминать о тебе нехотя иногда.

Ты пойми, ни к чему эти злые скупые страданья

Напоследок с тирадами низменных стонущих снов,

Ведь я знаю, тебе вновь назначат чрез время свиданья

Композиции сотен озлобленных яростных строф.

Пусть сей мир этот день нехотя подытожит,

И уйду я усладно в миров упоенную рань,

Там, где Бог свою руку блаженством устало положит

На кровящую зыбь моих гнойных сочащихся ран.

Вспомни, как великою мерой безумного веса,

Как венец сумасбродных и дерзких идей,

Шли на Север этапом вагоны людей,

А назад – только с валеным лесом.

Ты величием явно «правдивого» света

Все лихие деянья свои подытожь:

Обреченностью всех полоумных рассветов,

Где закатных конвульсий предсмертная ярая дрожь.

Я давненько устал от твоих всех оболганных истин.

Мир зовет меня, кличет натужно: пора

Мчаться в дали, где носятся звездные яркие искры

От зари золотого,

зажженного Господом Богом святого костра.

Да, мне видны уже этих красок цветные оттенки

В той дали, где лежит

Мирозданья божественный смысл И я рушу сегодня сознаньем все те вековые застенки,

Что держали годами

мою вольнодумную светлую мысль.

Да, я нынче сбегаю, вступая душою в дорогу

Силой власти бурлящих свободой бунтарских кровей,

В те края,

где без боязни молятся Господу Богу Купола поседевших старинных и стонущих небом церквей.

Там нет черных разбитых изъеденных вшами бараков,

Где навек отпечатаны в каменных стенах надежд имена И загублены лики великих умов немотой полумрака,

Не сумевших понять, осознать,

в чем же их пред страною вина.

Послушай, Русь, мы ведь к тебе не званы,

Чтоб народиться глупостью в твоих лихих местах,

И рыть вдоль­поперек траншеи­котлованы,

Да валить в Колыме, Магадане, Иркутске леса!

И блаженною силой вселенского света, Многоликой святою идеей своей Из Сознания благом рождались ручьи Интеллекта И стекали навеки в болота твоих лагерей.

Выпив злобы смертельную страшную дозу,

Напоив ей сознания тысяч покорных людей, Ты водила всех нас под великим наркозом Всех могучих твоих сокровенно­безумных идей.

Ты о правде своей нам поведать усладно хотела И, являя свой жуткий коварный азарт,

Как любила ты с яростью перед расстрелом Да смотреть своим жертвам пристально в глаза.

Ты ведь думала, что пред тобою, покаясь,

В этот страшный предсмертно­неистовый час

Мы прощенья попросим, но, злобно метаясь,

Разряжала обоймы неистово в нас.

Это ярость великой кощунственной мысли,

Как нелепо пошитое злобное дело. Имена все изъяты из томиков Жизни

И подшитые намертво к спискам расстрелов.

Не являй мне, Россия, свой дерзостный нрав,

Твоя жизнь – жуткой смерти не слаще.

Вот стоишь ты – огромный лихой Голиаф,

Ну а я – как Давид с возведенною пращей.

Кружат снова твои полоумные дикие своры Подхалимственных, дерзких скотов­палачей,

Отверстав нам усладно, по новой, смертей приговоры

В кабинетах, забрызганных кровью белесых ночей.

Да, хранят наши стоны тюремные толстые стены,

Где слышны еще гулкие окрики, звоны оков,

И скитаются вечным проклятьем забвения черные тени Среди вони параш и чахоточных серых плевков.

Да, на правду не знала извечно ты спроса,

Но усердье чрезмерно творила, кажись, –

Нескончаемой цепью допросы, допросы, допросы

Выбивали из страждущих душ уцелевшую жизнь.

Мне порою казалось,

что все это лишь только ужасом снится.

Но сквозь время являлись все те,

кто на помин чрезмерно легки,

И слепили в подвалах прожектором бледные лица,

А бессонницы с пытками нам развязывали языки.

Ты глядела еще на нас всех нерадивых с упреком И читала опять приговор нам, как ярую мысль,

Выдавая билет в Магадан четвертным устоявшимся сроком,

Как лихую путевку в грядущую «светлую» жизнь.

Мы молились на вышки, что зоны короной венчали,

Чтоб они не тревожили наших промотанных снов И на дерзкий побег бы не благословляли Языком пулеметных свинчаточных слов.

Мы таврованы с детства твоею великой печатью И привиты любовью

к твоим безответным верхам,

Лихо вскормлены горем, тоской и печалью,

Да привыкшие явно к твоим опостылым грехам.

Ты безумием гения вещего смысла Уж заветов «бессмертных» вождей не нарушь;

Сосчитай,

сколько в зонах расстреляно мыслей,

Подытожь,

сколько в тюрьмах погублено душ!

Ты ведь знала, что это правление жуткое будет

Сворой мерзостно­подлых твоих стервецов,

Чтобы шли раболепски откланяться глупые люди

«Найживейшему» в мире из всех мертвецов.

Ты держалась на свете пока лишь иллюзией слова,

Где стоит громким эхом

октябрьский неистовый гул,

И, отплюнутый Спасскими вратами снова,

К Мавзолею почетно шагает лихой караул.

А в психушках, по тюрьмам,

в разбитых домах престарелых Все, кто сумрачно прокляли белый сей свет,

И, подобно прогнившим плодам перезрелым,

Умирает, сникает умов вешний цвет.

Нет, с твоей стороны здесь не черная смутная зависть

За раздетых, разутых, бездомных своих,

Когда губишь на корне ты новую завязь Светлых мыслей у гениев смурных твоих.

Ты моришь страхом их, чтобы душевным писком

Кричали б истину на линчевых кострах,

Или, оставив жизни тлен

в предсмертных злых записках,

Висели б в петлях или на твоих крестах.

Ты часто хочешь нам вторить

о светлом Будущем,

В сердцах былое понемногу теребя,

И впопыхах губить любимых всех и любящих,

Наивно душами поверивших в тебя.

Сосчитай,

скольких нас ты за век погубила И задумайся тяжко об этом потом,

Проходя по заброшенным страшным таежным могилам,

Но прошу,

лишь сегодня не тронься досрочно умом.

Ты о чести не думай, о ней ты не бойся,

Выйди к людям опять на скрипучий мороз,

Погляди, что наделано,

молча поплачь и умойся Теплой горечью вечно наигранных слез.

Выйди нынче на зимние сильные бури,

Вытри снегом ручищи, что в стылой безвинной крови,

Остуди свою голову от неприкаянной глупости­дури

Да великой и пагубной рьяной безумной любви.

Ты пройди своей честью по просекам черным и тленным,

Где тела убиенных твоих неприкаянно молча лежат,

И по всем непокорным,

расстрелянным, изгнанным, пленным

Зазвони в запоздалый холодный

и стонущий грустью набат.

Я не скоро забуду твой сумрачный пагубный голос И тюремных засовов пронзительный режущий визг:

Это все в моем сердце давненько уже помололось,

Чтоб остаться со мною в судьбе на грядущую вечную жизнь.

Ты оставь небу черствость, предвзятость и бедность,

Чтобы явной прорухой зияла извечно под ним Твоих призрачных весен мертвецкая едкая бледность И напудренность ветреных стонущих зим.

Я, возможно, вернусь, но уже с запоздалою стаей,

Чтоб окликнуть тебя с поднебесных далеких вершин,

Лишь заутро цензурой огни пролистают Откровенья великой порочной неугомонной души.

Пригорюнилась! Самое время проститься

С вечным узником тюрем, психушек и зон;

Разливай побережьями черного Стикса Белых весен малиновый стонущий звон!

Пусть пойдут с тобой верные дерзкие каты По могилам издохшего в горечи едкого дня Проводить навсегда раздорожьем распятым За седые чертоги сегодня меня.

Пусть твои фарисеи­пилаты

Грех лобзают беспутный, натужно любя;

Не нужны мне вовеки елея палаты,

Только вольная воля вдали от тебя.

Не гляди ты мне призрачно вслед оголтело,

Я иду в горизонт, никуда не спеша;

Знаю, вижу, что ты – только нищее тело,

От тебя отреклась, отказалась слепая душа.

Обрывая все старые грешные нити,

Что вязали извечно с рожденья с тобой,

Я шепчу тихо: «Люди, простите, простите»,

Зажигая Былого мосты за собой.

Да, за свод твоих гнусных и глупых ошибок

Ты бы, жизнь, всех давно нас на плаху свела...

И роняю я лики прогорклых улыбок,

Что рубцованы страшными шрамами зла.

Напоследок в твои золотые иконы Я взгляну, неприкаяньем мысли осев,

Под уставшего сердца натужные стоны,

Чудом скрывая душевный свой гнев.

Не надейся,

прощенья вовеки не будет,

Но настанет возмездья шальная пора,

И тебя проклянут завтра с горечью люди За все то, что творила ты

в Страшном Вчера!

* * *

Сиянием луны озарена,

Лежит земля под нашими ногами,

Уставшая, больная и сполна

Измятая чужими сапогами.

Нам времена грядут иные,

Впиваясь крепко в души, чтоб

Не пить былую ностальгию,

Как ананасовый сироп.

Но злое чувство отрешенья,

Присущее в душевной мгле,

Творит все беды и лишенья На взбаламошенной земле.

Здесь я душою ежечасно На плаху смертную иду И все пытаюсь, но напрасно

Найти свой рай в твоем аду.

Я понимаю, тень забвенья

Лечь на судьбу обречена И, избирая путь спасенья,

Уйду, испит тобой сполна.

Но свежий ветер молча в спину Толкнет меня, как старый друг,

И голову поднимет к клину,

Что пролетел на запад вдруг.

И я услышал, журавли

Мне прокричали в небе синем:

«Ты, отрекаясь от любви,

Не отрекайся от России!»

РОССИИ

Часть I

К огда остынет в венах кровь

И опостылет мне реальность,

Возьму у жизни я любовь,

Чтоб пробудить вновь гениальность.

Судьба! Да стоит ли о ней?

Ведь те, кто стесывают перья,

Кладут изысканный елей На глупость нашего доверья.

Ох, краток век большим делам,

Чтоб дальше –

ни строфы, ни строчки,

И срок творенья пополам,

Да многоточием до точки.

Поэтов любит женский пол,

Которому я все ж не внемлю,

Ведь за его хмельной подол Немало кто ложился в землю.

Но жизнь сама дает урок,

Когда в сплошной потере смысла Нажмешь безумьем на курок И холостой услышишь выстрел...

Мир поделен на злых и добрых,

И разница их в том мгновении,

Что добрые сидят в утробах,

Когда бушуют злые гении.

Душой, что поострее бритвы,

Они тщеславно не спеша Обозревают поле битвы Из преисподней шалаша.

Они ползут из шкур усердья Служить зерцалом для глупцов, Отождествляя лик бессмертья У негодяев и лжецов.

Они берутся за перо,

Напудрившись идейным гримом,

Покрыв убогое нутро

Неблаговидным псевдонимом.

Но щедра пафосная мерка Законом, что величьем прост,

Чтоб вновь шального недомерка Тесать в монументальный рост...

Их умилять сегодня бросьте,

Ведь наступила та пора,

Чтоб обглодать надежды кости Вам, отглаголившим «Ура!».

На мир, как страшную чуму,

Плеснули злую гениальность,

Поисказив миров реальность,

Что подчиняется уму...

Хлебнув идейного дурмана,

Сорвав в угаре с шеи крест,

Русь снова жаждет Емельяна Одним из тысяч лобных мест.

Звонят в набат колокола,

И злобным эхом вьюга свищет;

Столетья Русь бунты мела,

Не правда ль, Герцен и Радищев?

Он на обличье безобразен И полоумен этот бунт;

Его зовут Степашка Разин,

Что топчет правду силой унт.

А Русь всегда идет на плаху:

Дантесом сражена в дуэли,

Снимая мокрую рубаху И дико мучаясь в постели В пылу неистовых агоний,

Душою бредя о погоне,

Метаясь обреченьем в теле На лоне высохших ироний,

И гибнет в яростной метели.

Но вновь рождается в глубинке Забытою сонатой Глинки,

Чтоб таять журавлем вдали Над темной пахотой земли,

Ловя рассвета паутину В свою извечную рутину Природой ветреных долин.

Объятый пленом подворотен,

Хватаю изморозь веков,

Глядя судьбу на обороте Глазами пьяных мужиков,

И скука зимних вечеров Ревет протяжно и постыло,

Упав лицом в сугробы снов Эпохи, что веками стыла.

Здесь смерть линчует неустанно,

Оскалив зубы, как вампир,

Затем, чтоб маленький Джордано

Не завертел бы вечный мир.

Жизнь смотрит на оскал прицела,

Налив проклятием глаза,

Ведь Гумилеву до расстрела Всего осталось полчаса.

В пурге смятений, рифм и строчек

За ошалелым ритмом строк От пауз, запятых и точек

К «Двенадцати» шагает Блок.

Век по­слепому безрассуден

От безысходности своей,

Где смотрит прорубью Распутин В глаза расстриженных церквей.

И нет, не колокол­бубенчик

На злое вече нас созвал,

Где, заглушая хоры певчих,

Страна орет «...национал!».

Чтоб голосистая картавость С потугами зловещих сил Вдруг очумело отозвалась Ружейным залпом по Руси.

Русь подоплекой Иудеи Слагала Божии идеи...

Да, ей болеют и евреи.

Они, привыкшие к слезам,

Искусств, науки корифеи,

Ее пленя и ей пьянея,

Подворьем дикой орхидеи Здесь открывают свой Сезам.

Уйду в себя;

и без возврата.

Отхаркнет кровью ранний март;

Ну что, Судьба, стезей азарта

Тасуй людей колодой карт!

Весна взяла мир в эти узы,

Освободив от зимних снов

Святым безвременным союзом Великих клятв и страстных слов.

Но снова грезится мне Русь Та, где зияет раной горе.

Ее лечить я не берусь,

Ее зализывает море Солено­кислым языком,

И по ночам при лунном свете Ее ласкает свежий ветер;

Да, перед ней мы все в ответе,

И потому­то в горле ком...

Я закрывал свои глаза,

Бежал, искал и возвращался снова,

И видел, как ее слеза

Течет по щекам у Толстого.

И из груди срывался стон:

Я знал, что краток лик времен

Работы сердца колотившего;

Что ж, поминай теперь почившего:

Из мыслей прочь,

из жизни вон.

Но колокольной ржавой завязью Судьба звонит вчерашней завистью,

Что уж на славу не позарится.

Его отпел вечерний звон.

Я шел воинственным стрелком,

Пока еще хватало силы,

Бежал по стеклам босиком,

Терзав ее, пяту Ахилла, Чтоб впиться выросшим щенком В ту грудь, что брызжет молоком,

В сией безумной круговерти Не принимая ксивы смерти Под обветшалым потолком.

С величьем праведного сана Пусть небеса нас подождут,

Коль и от русского Ивана,

Что взялся за творенье рьяно,

Махая топорищем пьяно,

В Европе лучшего не ждут.

Я истерзал всю душу вкровь,

Ну, что же ты молчишь, Всевышний,

Иль тоже думаешь, что вновь

Я на сией планете лишний?

О, чернь без совести и чести,

Забыла душу, взяв лишь плоть,

Идет, исполненная лести,

Не принимай ее, Господь.

Эпоха, что вошла без стука

В наш дом, как проклятая сука,

Распотрошив привычный быт...

Терплю, молюсь, клянусь и каюсь

И разумом понять пытаюсь То, перед чем я пресмыкаюсь,

Но в отрешении теряюсь В дилемме:

«Быть или не быть».

Ты, Русь, ранима и жестока

И жаждешь нового пророка, Который бы полосовал Тебя от юга до востока.

Но верю я в тебя безвинно И вера так моя стара,

Что в ней живут твои былины,

Где из седых веков глубинных Кричат деяния Петра,

Который мудростью нутра Рубил душой окно в Европу Всем негодяям и холопам,

Приспешникам Екатерины.

Когда предчувствиями краха Придет фатальная пора,

Меня твоя обнимет плаха,

Целуя сталью топора,

И буду я кричать, но поздно

Взывать к Всевышнему слова;

И задрожат на небе звезды,

Когда сорвется голова С колоды смертного помоста...

Ступая хилыми ногами,

Зима сведет тебя в острог,

Хрустя промерзшими снегами Под тяжестью твоих сапог.

А там дела ужасные Скопились черным ворохом:

Измерзлась площадь Красная,

И Зимний пахнет порохом.

О Русь моя раскольная,

Монахиня свободная,

Без звона колокольного Чужбина всенародная!

Престижница монархова,

Неубранная горница,

Как шапка Мономахова,

Тверь куполами горбится.

Великое убожество,

Русь дураком беременна,

А их лихое множество И злая власть безвременна.

Всея Руси бесстыжие Огульные крамольники;

Живые все унижены,

Поруганы покойники.

Опять о Правде молятся Душевные страдания;

О пресвятая Троица,

Прими же покаяния.

Была ты Русь великая,

Была ты Русь станичная,

С икон златыми ликами,

Но нынче стала нищая.

А дьявольское ханжество Зовет творить бесчестие;

Скажи, какое княжество

В тебя вселило бестие?

Часть II

День добегает сворою борзых,

Ловя, как зайцев, загнанные души

И загрызает на исходе их Иль, догоняя, яро душит.

Он вытянул проклятья тени,

Что впились в сердце раньше пуль, Когда октябрьский гром осенний Стал залпом большевистских бурь.

Так возвестила нам «Аврора»

Эпоху красного террора.

В зверином облике ее Месть от безумия к безверью И образ эры –

Человек с ружьем –

Великой злобой стал под дверью.

Он выдал лик своих канонов,

Не зная ярости границ И, чтобы новый свод законов

Стирал веселье с наших лиц,

Он терпеливо, кон за коном,

Играл судьбой в смертельный блиц Тем, что убийства миллионов

Растил из горя единиц.

Не счесть уж пафосных речей,

Где сущность ложью

до костей промозгла,

Как будто точит алчный червь Кору сгнивающего мозга.

Слова накрест, как серп и молот,

А на Поволжье – тиф и голод

Идут по деревням с косой,

И вновь судьба бредет босой,

Неся в подоле боль и горе,

А соловьи волками воют,

И слезы терпкою росой На черной паперти смертей,

Где люди жрут своих детей,

Не ждя подмоги ниоткуда,

Не веря власти, проклиная всюду:

«Скоты! Продажные иуды!».

Опять глаза полны печали,

Взирая горе бесконечное,

Россия ходит в черной шали,

Забыв про платье подвенечное.

Опять рубаха наизнанку И вновь судьба наоборот,

А покорившийся народ Идет этапами ГУЛАГа От стен Лубянки до Вятлага,

Где строится Экибастуз.

Встречай, Магнитка, пополненье,

Живых рабов столпотворенье,

Что будут смертным искупленьем Тащить твой непосильный груз!

Вновь стал язык немногословен От этих очумевших мер,

Страна оглохла, как Бетховен,

Страна ослепла, как Гомер.

И взвоют волками метели,

Когда поднимет нас с постели Конвой зимы – седой январь;

А что душа? Покуда в теле!

И лишь сомненья улетели.

По ним гудят ветров свирели,

Взлетающие в неба хмарь.

Я страсть молчанием покрою,

Обряд молитвы совершив,

Чтоб горе плакало Луною В объятиях моей души.

Но верю я, придет весна

Взамен зимы смурной и длинной, Взгорится Красною калиной В Алтае сердце Шукшина.

Я дни сознанием листаю,

Где время мчится птичьей стаей,

На кон судьбу Руси поставив Теплом тоскливых вечеров,

Где бархат щепетильных слов Испепеляется во тьму –

Мой темп доступен лишь ему!

Поэзия – повсюду дура,

Ведь вечно ставит грудь под дуло,

Пока ветра безумья дуют,

И лишь страны умы мудруют,

Да жизнью лучшею балуют –

Она молчание в ответ,

Ее холодную целуют И провожают на тот свет.

Твой стих был свеж, как шум весенний,

Но был я дико поражен:

Зачем ты, милый друг Есенин,

Полез­то к смерти на рожон?

Был, говорят, характер слаб

И влез ты в петлю из­за баб...

Знать, в жизни разочаровался,

Но у любви ты был не раб!

Тут, знаешь, вот какая штука,

Ответ я дам на сей вопрос:

Ты думал, смерть – пустая шутка,

Ну а она пришла всерьез.

И плачет небо в едкий вечер Тоской печального Есенина,

Горят твои стихи, как свечи,

Вся Русь твоей строфой усеяна.

И в левитановой картине,

Где свиделись душа и плоть,

Постой, послушай, по Марине

Не пой ты Реквием, Господь!

Бежал я рысью от Судьбы,

Как от Медеи изворотной,

От уст сосущих, как вампир,

Бежал туда, где каждой подворотней

Мне открывался новый мир,

Туда, где дали тайн извечных,

Где щепетильная тоска,

Туда, где в кленах подвенечных

Ютится грусть Пастернака.

Где вновь в объятия прибою С небес спадет моя звезда,

Окинется морской звездою,

Оставшись ею навсегда... Меня судили сотню лет И присудили тыщу с лишним,

Вновь на свободу дав запрет,

Но я ушел с суда неслышно,

Когда у них царил обед,

И дал молчания обет Не говорить про то, что вышло.

Я твердо знал, где «да», где «нет»,

Ведь им самим держать ответ На паперти перед Всевышним!

Я сомневаюсь, что их даже

Там оправдает суд присяжных,

Таких вот нечистей продажных,

И вновь, как в юности однажды,

От той духовной серой жажды,

От той тоски своей большой,

Что подарили иноверцы Наедине с своей судьбой,

Вопросы задаю душой,

Чтоб отвечало на них сердце.

Ты видишь, Русь, фатальный холм,

Откуда грезил Бонапарт Великолепьем дерзкой славы И мерял землю невпопад,

Взирая алчным маньяком,

На эту жизнь сквозь войска главы,

Кормясь надеждою елейной,

Да подавился мышьяком На островах Святой Елены.

Но, может, лет чрез полтораста

Перерождением контраста Кого­то сильно поманит

Звезда, не гасшая пристрастно,

И зло на свете воцарит.

Но ведь оно не вечность властно,

И что история гласит,

То предначертано судьбою,

Ведь лаву ту, что мир повергла,

Тот узел зла, готовый к бою,

Разрубит меч седого Нюрнберга.

Но кто утешит и согреет Калек войны, судьбы уродов

В пучинах наших городов,

Где горе корчится от родов Истошным воплем бедных вдов?

Нет, им не ждать уж новых мессий

Или пришествий сатаны –

Великим детушкам репрессий,

А также пасынкам войны!

Страна, пресыщенная кровью,

Их наградила чем могла И нерадивейшей любовью По тупикам всех развела,

Залив печаль похмельной тризной,

Но им ли плакать за Отчизной, Которая их всех дотла Своей предвзятой укоризной В эпохе глупости сожгла.

Но время шло и сущность шла,

И свет дневной сменяла мгла,

Покрылась глиною зола,

Но ложь по­прежнему лгала,

И всех убогость вновь ждала После войны, ну а кого­то –

Четыре метра нищей жизни,

Того, кто верой на мели:

Два метра – от петли до эшафота

И два еще,

что вглубь земли.

И болью «счастье» отзовется

В крови иссохших наших жил,

И кто вчера в почете был,

Сегодня в списках не найдется,

Ведь в нашей жизни так ведется:

Сегодня – жив,

а завтра – ...жил!

А осень, воя на свирели,

Вновь мне преддверием дуэли Швырнет в лицо перчатку клена,

А я стою пред ней влюбленно В смущенно­чувственном бессильи

И слышу, как в седой дали Протяжным стоном в небе синем Кричат, курлычат журавли –

Сердца израненной России! Я тяготился ношей бремени И уходил, но знал – вернусь!

Я не совпал, увы, во времени

Тебя любить

и быть любимым, Русь!

Ты благодатными кулисами Окутывала нас хмельно.

Да, мы сердцами здесь прописаны,

Но не живем уже давно!

Ведь перенесена сюда Месть обезумевшего ката По воле низшего суда И недоучки адвоката.

Что ж, истина судьбы проста

Писаньем Нового Завета:

От мук Великого Христа До истязаний Филарета.

Но мне не ждать от зла подвоха,

На каждый выдох будет вдох...

Пройдет и злобная эпоха,

Как прошлых тысячи эпох!

Опять агония стихий Вторит безумные морали!

О Господи!

За чьи грехи Христа вновь нелюди распяли?

А Он лежит, совсем остыв;

Его с креста – челом на плаху,

Но кто­то вдруг воскликнет: «Жив!»,

Срывая смертную рубаху.

И пусть собранья свор кричат:

«Ему не жить!» и «Сердце треснет!»,

Я тихо прошепчу:

«Воскресни, Свят...»

И Он воскреснет!

ПУТЬ К ХРАМУ

Верящим и Любящим;

Постигающим и Осознающим;

Ищущим и Находящим

К оль кто, объятый страждущей судьбой,

Шагает вдаль к мечте звездой зовущей;

Кто воззывает к Богу праведной мольбой,

Всем людям благочестие несущей; Кто под сердечный монотонный бой Душой идет вглубь истин тайны всемогущей,

Взяв Веру и Надежду в спутники с собой,

Тот дорогу осилит, идущий!

Путь к Храму

БЛАГОСЛОВЕНИЕ

Окрести меня, Господи,

небом высоким На земные благие дороги­пути,

Чтобы я, отверстав мирозданные строки,

Смог седою душою

по жизни пройти.

Чтоб по чистому белому терпкому снегу Да по мартовской черной постылой грязи,

Пусть сродни будет шествие быстрому бегу Впереди очумевших и злобных мессий.

Боже, эта неугомонная лживая братия

Все блефует в нелепой житейской игре;

Вспомни, как водружали безумьем распятье

Иисуса Христа на Голгофской горе!

Как вбивали Ему гвозди в слабые руки

И усладно смеялись тщедушьем в лицо,

Злобно зрея невыносимые, тяжкие муки

Сворой диких и подлых продажных глупцов.

Как хрипели, орали проклятья острожно,

Не порвав свои черные глотки едва...

А теперь как, гляди, впопыхах осторожно

Носят страстной молитвы святые слова!

Как печальны души неприкаянной стоны,

Что сродни раболепским покорным цепям;

Грехотворцы усладно лобзают иконы Покаяньем по старым соборам, церквям.

Видишь, Боже, – их верная, слезная служба

Возрастает, по новой, в Библейский сюжет:

Вспоминают Тебя, когда это им нужно,

Возвращаясь от грешного тела к убогой душе!

Да, их сущность извечно подложно­игрива,

Не остыла еще мести черная кровь;

Ох, как пагубна, льстива она и фальшива,

Лиц притворная гнусная эта любовь!

Не спеши им являть свою вечную милость,

О прощеньи отверзнув Святые Уста,

Зло намеренно в душах у них затаилось,

Выжидая мессией второго Христа!

Но средь страшного века шального смятенья,

Породившего подлых и дерзких людей,

Я стал, Боже, великой пространственной сенью

Всех Твоих мирозданных бессмертных идей.

Ты для пылкого мыслью благого сознанья,

Что строфою вершит вечный жизненный сказ,

Дай запретный плод с древа святого Познанья –

Тот, что держишь веками в Раю про запас.

Ты подумай над этим духовным решеньем Подсознаньем могучих небесных стихий, Что вторичным великим сиим искушеньем Искупились земные плотские грехи.

Пусть мне будет в грядущем святая награда, Как венец плодотворным насущным делам То, что вскоре из этого страшного ада

Я взойду все же, Господи,

в жизненный Храм!

И мои мысли в этой мирской круговерти,

Открываясь великим Вселенским словам,

Все ж протопчут святую тропинку в Бессмертье Да к Твоим золотистым уставшим стопам.

Будет жизненный путь мой в тяжелых веригах,

Но на паперти мира сознаньем своим Я оставлю трудами для Вечности в книгах Светлых истин негаснущий благостный нимб.

И, внемля всей душой жизнетворному ладу,

Я натужно молю лучезарный эфир:

«Окрести меня, Боже, на светлую Правду,

Что нагою вошла в неприкаянный мир!»

БЛАГОВЕЩЕНЬЕ

О, светлой Марии священный исток

В предвестии – «Радуйся, Дева!»,

Когда лучезарно­искристый поток

Проник в жизнетворное чрево.

Когда от предвечных вселенских истцов,

Безмерно духовных величий Единого Бога святое лицо Вошло в многогранность обличий.

Возрадуйся, светлая Вечность, теперь,

Вскипая блаженством эфира;

Открыта в Бессмертье ведущая дверь Создателем ясного мира.

Свершился венец благонравным делам,

Где, семя духовное сея,

По вере Господней, что жил Авраам,

Заветы пришли к Моисею.

Пылай же лазурным сияньем своим,

Что Духом Божественным данный;

Гори, очищающий жизненный нимб

Над светлой водой Иордана!

Свершились предвестия в мыслях благих Мгновеньем, что Вечность итожит,

И этот Божественный радостный миг Всех царств мирозданных дороже.

Вот следом пронесся, сияя, за ним

Азами предвечной основы Блаженного Духа ликующий нимб,

Зажженный Божественным Словом.

Взращенная этой стезею святой,

Как нива духовного хлеба,

Облитая чистой крещенской водой,

Земля обнимается с небом.

А Дух возрождает поверженный прах Из дани вселенских возмездий,

И гимны рождаются на небесах У всех лучезарных созвездий.

А светлые лики космических нот Приветствует мира спасенье Блаженным началом в житейский приход С исходом — в Твое Воскресенье!

ВОЛХВЫ У ИРОДА

Ирод :

Но кто вы?

Волхвы :

Волхвы, что прибыли с Востока.

По звездам узнав о рожденьи пророка,

Мы светлым священным стремленьем своим Направились душами в Иерусалим,

Чтобы поскорее увидеть младенца,

Которому в истину стало одеться,

Являя свои посвященные силы...

Который зовется Великий Мессия!

Ирод :

Не ввел ли вас разум сейчас в заблужденье?

Какое еще тут святое рожденье?

Не спутали звезды святые курсивы?

Один здесь пророк – я, и я же – мессия!

Другого не сыщете, если не врете,

Идите, ищите, но коли найдете,

Ко мне вы обязаны вновь возвратиться И тайной великой сией поделиться,

Чтоб смог я тогда бы ему поклониться,

(про себя):

И с ним враз покончить на яростной ноте!

РОЖДЕСТВО

(На мотив Б.Пастернака)

Блаженно эфир метеоры крестили,

Застыли в молчаньи седые века,

И было морозно, и стаями плыли

По сонному небу вперед облака.

И словно невидимых таинств рука Звездою волхвам светлый путь указала;

Дорога в долине была нелегка,

Но черная мгла, что натужно взвывала,

Предчувствием чуда старцев подгоняла,

Щемящей загадкой окутав слегка Сознание их перед хижиной дальней, Где хитрая сущность скрывала пока Святою и чистой великою тайной

Господне Дитя...

Полыхали зарницы,

В низине уже разжигали костры,

И люди спешили у входа толпиться,

Пропахшие дымом, смолистой корицей,

Уставшие злою бедою томиться,

В надежде скорее

Ему поклониться,

Хоть все они были блаженны, мудры,

Но, зрея на чудо, вручали дары

Родителям, глядя в их светлые лица,

Чтоб в удивлении затем удалиться...

Младенец лежал непорочен и ясен На мягких овчинах качавшихся ясел В пеленках из льна и эфирного ситца,

И звезды свивали ему ореол Из тонких лазурных святых фумарол,

Который челом светлым будет носиться...

(Но истина жизни, увы, исказится,

Его не узнают и, сделав шутом,

Наденут позорнейшую багряницу.

Но все это будет когда­то, потом...).

Наполнен дарами был праздничный стол,

Сверчками скрипели в тиши половицы,

Приветствуя радостно всех, кто вошел,

Чтоб этому диву в молчаньи дивиться.

А люди блаженною шли вереницей Из дальней округи,

почти отовсюду,

Неся кто что мог: угощенья, посуду,

Чтоб с тайною новью душой породниться И стать хоть на миг

сопричастными к чуду...

Мир пару часов светло жил Новой Эрой Великих свершений и божих идей,

Дыша полнокровно любовью и верой,

Но Прошлое явно шальною манерой Еще берегло окаянство затей И возле входящих бродило химерой.

Его выгоняли великою силой,

Но только оно возвращалось опять И брало бразды свои старым курсивом,

Чтоб снова везде в этой жизни сновать,

Просить, мельтешить, умолять; чтоб остаться

Хотя бы в убожестве умерших стансов Иль в памяти мира, как злая картина,

И все же цеплялась, как та паутина,

За сущность, подвесившись грузным балластом,

И кралась облезлым бездомным котом,

Спрягая себя нерадивым контрастом,

Чтоб вечно присутствовать здесь и притом;

Фатально в грядущее произрастать,

Но только не кануть в сырую могилу На нищенском выдохе с миною милой Великой, могучей и правой эпохи.

И храмы вселенские вновь обживать,

Себя собирая по мизерной крохе,

Клеймя на истории злую печать

порочных деяний...

Хоть было оно и напудрено гримом,

Но все­таки выглядело пилигримом,

Еще не давая свой целостный образ В святом пониманьи расплывчатым нимбом;

Оно еще жило, как хилый праобраз

Эпох и, впитав злую сущность людей

И вер хитроумность и судеб сплетенья;

Оно еще жило, готовясь к свершенью,

И все же искало себе продолженье В безумии дерзких и глупых идей,

Спрягая сейчас эту сущность по праву Собою, былые века оттрубя,

Оно уже знало все новые нравы И в кубках переливало отраву,

В надежде теперь отомстить за себя.

И кралось шакалом,

шипело змеею На страстных и вакханальных пирах,

Вселяя в людей преднамеренный страх,

Бытуя в елейных и мудрых словах,

Пройдя хитрым замыслом через границу Добра, проникая в Господню светлицу,

Чтоб через время в народе раскрыться Порочным деяньем Лихого Вчера.

Оно было цепко, как тутовый кокон,

И, четко познав мирозданную суть,

Неслышно вплеталось к Грядущему в локон,

Чтоб в жизни проторить свой Шелковый путь.

Сменив все, по новой, на третьем порядке,

Смешливо играючи с Господом в прятки,

Стирая невидимо злые черты,

И тенью бродя по углам темноты,

Себя истязая, осталось в объеме

Страниц в Ветхозаветном потрепанном томе Нелепой толпою воинственных свор,

Оставив надежде грехи и позор,

Слагая Судьбой изощренный узор Обыгранных действий логическим строем.

Усердно уверовав в этот отбор И снова меняя словесный набор,

Сживалось навечно с пришедшим устоем,

Меняя все йоты, законы и лица

Азами порочных житейских канонов,

Премудрою призмой Господних искомых Разрушив поспешно греховные грани,

И, приобретая теперь очертанья

Надежд,

чтобы с веком сродниться,

Себя осеняя благими перстами,

Меняя языческий светлый убор На черный халат с золотыми крестами,

Но только его выдавали уста И сдобная чушь из открытого рта,

Что перла зловонностью диких идей;

Его узнавали в движеньях бровей И в колющих взглядах несущихся дней.

Но было оно все же явно сильнее,

Чем думали все;

ведь из мудрых томов И многих великих ученых умов Оно состояло и, тайной владея,

Ждало второпях своего апогея,

Сообщаясь по временным хрупким сосудам,

Водой безвременья сплывая повсюду,

Порочною сущностью только немея,

Пред новым устоем, как львом из Немеи.

Оно все клялось и Мордуком, и Геей,

Уйдя деpзкой мыслью в гpядущее смело,

И страстно поверив насущному чуду,

Уже приготовило злого Иуду,

Глаголя величьем пророческих слов От всех изначальных азов мирозданья Благого Эдема,

и Божьим созданьем Оно прорастало в агониях снов Величьем премудрых и хрупких основ,

Человека объятием крепких оков Из адских костров и лавровых венков На святое сознанье, пронзив его чакры,

И яростью страшной кощунственной Кары,

Уверовав в дерзкие страстные чары Прошедших, отживших, великих веков,

И тенью гуляло в стенах Колизея,

Ждя страждущих жертв и предчувствием млея,

Неслышно, обыгранно, глупо и мнимо

Полночно бродило задворками Рима Лихим порождением страшной волчицы И яpостным взглядом шального Деницы,

Взирая безумные злые кошмары,

Терпя от судьбы роковые удары Среди вакханалий и едкого дыма Алтарных огней. Были рады все гостю,

Теперь в сумасбродстве всех яростных дней Ревели трибуны неоспоримо,

И сам император бросал ему кости,

А после, пуская вдогонку коней,

Хотел растоптать, упиваясь до смерти

Вином, хохоча в круговерти

Неистовых драм ненасытною мерой Своих сатанинских и дерзких идей.

И лики шумеров брели на покой Великой и правой

Вселенскою верой,

А рок все махал им тщеславной манерой.

Оно пробегало напудренным гримом В сенатах Афин и, кривлясь пилигримом,

Среди Вавилона стояло незримо И добиралось до Иерусалима Величьем превратных и дерзких имен,

Проклятьем эпохи и сенью знамен,

Агонией черного страшного века,

Услышав ликующий стонущий звон Порочных стремлений в душе человека.

И снова ходило великим титаном

По сеням Египта,

где тайною тайной Веками рождались великие чары,

И знало, меняя идей миражи,

Переходя все гряды и межи,

Как молодое становится старым И правду скрывают елеями лжи,

Спрягая все стороны даосской кармы Суетною страстью по имени Жизнь.

В подделках прослыло лихим каллиграфом,

Но, не меняя воинственный вид,

Оно еще было тем злым Голиафом,

В которого пращу направил Давид.

Оно все бродило сейчас в нетерпеньи,

Врезаясь, как Каина точеный нож,

В заветную жизнь через мглу безвременья,

Ждя жертвы огнями алтарного тления,

Средь глупых и дерзких кощунственных рож,

Рождая лик вечности в страстном мгновеньи Эпохи, красотами тронов и лож.

Пройдя через правду и черную ложь,

Оно, как забытое сущностью семя,

Теперь прорастало за новью сией.

И было нелепо, что старое время

Грехом приплывет на ковчеге со всеми,

Спасаясь от бедствий, иль как Моисей

Поведет свой народ в неизвестные дали Искать жизни новой, пройдя целый свет,

Услышав народа неистовый ропот И зная,

что истина, мудрость и опыт

Есть светлым движением жизненных лет;

Ведя их великою славной манерой На землю святую Господнею верой,

Увидев порочность фатальнейших лет В изъянах души человечьей, что станет едва ли

Духовней, но примет священный завет

От вещих скрижалей, чтоб чище все стали...

Оно бесновалось бессильем Антея,

Но все же имело чувствительный вес,

Хотя ему мощь придавала мать­Гея,

И силою знаний глаголил Гермес,

Но явно его оторвал Геркулес От изначалья, но злые законы

Еще проживали кощунством Мамоны,

Спрягая в себе все житейские сцены:

Кровавые бойни и злые арены;

Оно еще жило душой Мельпомены И, зpея усладно на все пеpемены,

И, крепко натужив повитые нервы,

Оно бесновалось величьем Минервы,

Теперь уже ждало коварного часа И страстями Геры, коварностью Марса

Оно все спрягало фатальные виды,

Живя порождением злобной Эриды;

Вникая опять в Мироздание споро,

Воздействуя силою на подсознанье,

Оно возрастало тем плодом раздора,

Что делит единую суть Созиданья.

И, снова воспряв своей дерзкою силой,

Оно еще было надменным Ахиллом,

Лелея миров разбитную мечту,

Но Гектор ему уже целил в пяту.

Величьем своих изощренных законов Скорей, как змея, обплело Лаокоона

И явно хотело себя здесь пристроить Дарами данайцев под стенами Трои.

Оно вас приветствует ликами лет,

Увидев, как Тайна становится явной,

Через время идя на подтекстный абзац,

И вновь, обpетая смысл йоты заглавной,

Восходит все дальше в духовный фоpзац.

Все теми же буквами в новом порядке И росчерком ярко­белесых комет

В извечной великой вселенской загадке Меняется истины матовый цвет,

Сменив имена, затирая все лица,

Замкнув эту жизнь в мирозданном звене.

Мгновенье кончается –

смысл его длится,

Как таинство семени в злачной стерне,

Что было немыслимо –

станет возможно,

Везде оно знает свой явный черед,

Узрев, как великое станет ничтожным

И как получается наоборот.

Клянясь на воде, на огне, на эфире,

Великих обрядов блюдя ритуал,

Откpыв для наpодов духовный канал,

Меняя свой облик в злаченой порфире,

Среди колоннад и позорных столбов,

И, слушая всех фарисеев­столпов,

Уж вспять повеpнуть все готовилось вновь.

Везде и всему очередность присуща –

Что было нелепо,

то станет насущным.

Всегда все слагается на превосходстве,

Что было красиво –

погрязнет в уродстве,

Ведь время не раб, а судья, не пророк,

Всему в Мирозданьи приходит свой срок!

И, стоя в своей золотистой порфире,

Оно величавостью света кумира Все думало подсознаньем эфира О времени от сотворения мира,

И страстью великого вечного Пира Ему пела Муза и славная Лира,

Оно жило старой бесценностью драхмы С великою силой священного Брахмы И дерзкой гетерой софокловой драмы,

Что стала сюжетом для «Пиковой дамы»,

И трагикомедий Вильяма Шекспира,

Неслышно вползая в комедию Данте,

Оно было страшным и яростным мавром,

Живя хитроумным своим Минотавром,

И, обольщая Божественным лавром,

Играло заманчиво всем на литаврах,

И загоняло могучим Кентавром,

Смеялось усладно на поприще славы,

Все корча коварные гнусные рожи,

И снова манило в Прокрустово ложе Весами Фемиды с мечами Домокла,

Историю дерзко и рьяно итожа.

Оно, как фундамент, опершись на землю,

Врезалось костями в могучее тело,

Струясь по крови новой жизни незримо,

Из хитрых подпруг и площадочных клетей Служило опорой грядущих столетий,

Меняя все действия в страждущих лицах Среди Вавилона, Египта и Рима,

И сонмы великих и страстных амбиций Вновь били отточенным обухом в темя,

Давая Ему в это новое время Кошмарную искру святых инквизиций.

Глядело на мир искоса, исподлобья,

Готовя ему уже злое надгробье,

Ведь было оно еще страшно, могуче,

Но жаждало все­таки участи лучшей,

Чем быть вечно пасынком, рабскою дщерью,

Хоть в нем были трещины, рытвины, щели,

Но жило Оно все ж великою целью,

Наладив свои все прогнившие сцепы,

Надеясь на жизненный счастливый случай.

Да, в нем были четкие ясные сцены,

И сам Пифагор затерялся в догадке,

Взирая на таинство этой загадки,

С Лукрецием тщетно ища в его кладке Великую силу Вселенских основ.

Но Скульптор сумел раздробить его грани,

И выстроив четкое основанье,

Он величайшею силой призванья Лелеял еще все свое созиданье Игрой светотени благого сознанья,

Пытаясь хранить его в сени веков.

Оно все таило загадочность лет И бледно­белесым снованьем комет

Неслось себе прочно на следующий ярус,

Усердно деянием мира спрягаясь,

Во времени четко и хитро верстаясь,

Смеялось Калигулой злобно и слезно,

И где­то вдали, средь околицы звездной

Ему уж вторил отголосками Грозный,

И видел все это божественный Янус,

Как время лихое теперь повторится,

Когда Клеопатра, как злая тигрица,

Взглянув на алтарные чаши с повинной,

Увидит, как сенью оттуда невинной

Хитросплетеньем неведомых виз Ей улыбается дерзостно жизнь Такой же развратною Екатериной.

И, может, созданья изменятся грани,

И Рим потеряет свои очертанья,

Изменятся роли и черные списки,

Что было далеким –

покажется близким,

Как лабиринт искривленных зеркал,

Укажет свои мирозданные виды –

Великое таинство, кое искал

В кулуарах египетской пирамиды.

И будто тенями святой Артемиды Когда­то настанет такая пора,

Где Цезарь отдаст свою роль для Петра.

И будет Нерон беспредельный, но после

Ему отзовется

кровавый Иосиф.

И будет все в жизни тогда не мудрее,

Где арии возненавидят евреев

И жутко­кровавою черною мздой

Здесь свастика спорит с Давида звездой.

Но жили еще в быте злые Перуны,

И складывались египтянами руны.

Оно плыло водами черного Стикса И слыло загадками страшного Сфинкса,

Играли в нем ярые алчные струны На ложе Прокруста с белесым саваном,

И было ужасным Левиафаном,

Горгоной вплетаясь, как красною нитью,

В великое это святое развитье,

Чтоб статься Геракловым четким столбом,

Связаться Гордиевым крепким узлом.

Оно будет жить в страшных лицах порочных И видеть грехов кулуары полночно.

Оно зрело многие горя, улыбки,

Падения, взлеты, триумфы и беды,

Оно еще жило от злобных ошибок,

Воззрев поражения и победы;

И было зерном в оскудевшейся пашне,

Но с крепостью Вавилонской башни,

Верстая нелепые дерзкие споры,

Воззрев лик триумфа и тени позора Со времени Навуходоносора;

Оно еще зрело большую опору,

Все время влезая в духовные поры Своею прошедшей нелепою сворой,

Рождая тщеславные глупые споры.

Оно будет жить еще в тайных гаданьях Жрецов, и обрядах, и древних преданьях,

Теплиться в старинных легендах и мифах,

И в викингах, греках, халдеях и скифах.

Всему есть прощенье –

Сегодня у звезд, ведь даров приношенье,

И ясных зарниц величавое пенье,

И старых премудрых волхвов разговор,

И таинство ночи, и яркий костер –

Все это соткалось в изящный узор Блаженным мотивом святого Рожденья.

А пламя от ветра сильнее взвивалось,

И Бог Млечный Путь в небесах распылил.

И до утра три часа оставалось,

Но кто­то незримо меж всеми ходил

И тайным свидетелем действия был,

Хоть явно присутствие то ощущалось.

Загадкою было его появленье,

И всех привлекало святое знаменье Великих и святых

Господних светил.

И люди спешили сюда в нетерпеньи,

Потратив немало отчаянных сил,

Чтоб слышать архангелов светлое пенье.

И видеть тот миг, что Всевышний даpил.

И радостный мир надевал свой хитон,

А ночь расширяла сильнее глазницы Великого страха, взирая на то,

Как Ирод уже запрягал колесницу,

Чтоб мчаться в безумьи сюда и потом Смертями людскими с лихвой насладиться,

Устроив в округе повальный Содом Тому, кто был Чудом Господним ведом,

Тому, кто задумал на царство польститься.

Но Бог даровал крепкий сон Вифлеему,

И спали младенцы, согреты теплом

Матерей, видя грезы, блаженны и немы,

Что сенью витали над сумрачным злом В каком­то предчувствии страшно лихом,

Опять воспаряя в просторное небо.

Но было в эфире светло и спокойно,

Царила зима, и ни беды, ни войны,

Ничто не тревожило этих детей,

Хоть жадная глупость коварных затей Уже покрывала все трупною вонью Кровавых пиров на позоре побед,

Где горе людское и скопище бед Средь взбесившихся дней и потухших огней...

Царила зима. И на ветреном фоне

Здесь не было черных календарей.

Но кто­то во сне уж предчувствовал смерть,

По­детски невинно, блаженной душою

Она все смеялась, махая косою,

И звала маняще туда за собою В далеких и звездных миров круговерть.

Она все звала в упоенную небыль,

Чтоб Богу прибавилось ангелов в небе.

И лишь сатана с умиленною лестью Уже предвкушался кровавою местью

Своих нерадивых и подлых идей,

Которые губят безвинных людей Коварной и беспощадною мессой.

Но пахло в эфире святою тирадой,

И зрела Луна проникающим взглядом,

Как Зло обходило окраинный дом,

Взывая по­волчьи, боясь огневицы

Господних светил, но, расширив глазницы,

Оно продолжало еще белениться Бессильем своим с окаянною мздою,

Величье пророчеств носило с собою И страсти свои берегло на потом,

Когда ему выпадет черное время,

Чтоб сумрачным горем, как хлыстким кнутом,

Хлестнуть на распятьи великим вредом Того, кто стал праведным делом ведом,

Творя этот вред ненавистным бредом,

Венчая терновником светлое темя,

А вечное тело –

тяжелым крестом.

Но было уютно и трепетно там,

Где выпало Чуду святому родиться.

И ночь, лунный свет разбросав по углам,

Устало сомкнула Иисусу ресницы Оковами сна и объятьем мечты,

Но лился лишь свет пpесвятой чистоты

От Бога­отца

на родителей лица.

И ясная вечность их дружной четы В блаженном сознаньи должна раствориться.

Пророчеством светлых и благостных дней Летела планета средь звездных огней,

Блаженно кружа по орбите младенца,

Которому в Истину стало одеться.

А ставни Вселенной распахнуты были,

Где грезы бродили среди пустоты, И розовых далей виднелись черты В потемках миражно­блистательной пыли.

И замерло все Мироздание немо,

И, слушая Божьи святые слова,

Светло озаряя Христа и волхва Великою Тайной Его Торжества

В звенящей тиши, словно в древнем Эдеме,

В окутанном грезами Вифлееме В своей коронованной диадеме На небе сияла

Звезда Рождества.

* * *

Радуйтесь, люди, Иисус народился,

Но дьявол его стережет;

Ирод с младенцами поторопился –

Береженого Бог бережет.

МИМОЛЕТНАЯ ВСТРЕЧА

Среди бушующей толпы,

Смятенья, ругани и крика

Великой силою судьбы Два повстречались юных лика.

Их мимолетный беглый взгляд Застыл вопросом друг на друге,

Как будто бы один заряд Их душ перетянул подпруги.

И что­то дальнее не в срок

Вдруг екнуло у них сердцами И будущее, как пророк,

Мелькнуло разными венцами.

Как будто предисловьем жизнь Им навязала встречу эту,

Но, осознав свое, кажись,

Быстрее понесло планету.

Мгновение...

Среди людей Они затерлись скоротечно,

Чтобы контрастами идей Остаться в памяти навечно!

...В огромном мире, полном грез,

Мотивом неизбежной встречи На миг схлестнулись две предтечи –

Иуда и Иисус Христос.

КРЕЩЕНИЕ

Кpещеньем ясным в светлое число

Благословением блаженным Бог на Сыновнее чело Укажет Голубем священным.

* * *

Он шел, опережая Время,

Суть жизни Истиной вершить, Навьючив праведное бремя На благостность святой Души.

И всяк, кто на пути встречался,

То, к удивленью своему,

С Ним откровенно привечался И низко кланялся Ему.

Он шел по миру,

видя горе,

Которое душой лечил,

Его поддерживало море,

Когда Он по нему ходил.

И воскресал уже умерший,

И чудом прозревал слепец,

Лишь прикасался к ним неспешно Его Божественный венец.

Он знал –

не хлебом лишь единым Живет великий человек,

И Всемогущим Исполином Он освещал кровавый век.

Сpеди безвеpия земного,

Вселенский излучая Нимб,

Он был святым

Господним Словом,

Благословением своим.

Как размышление в пустыне И насыщение толпы,

Ему были даны простые Те чудеса из рук судьбы. И была приоткрыта дверца В Его духовнейший тайник,

И ярко излучало сердце

Великонравственный родник!

Надеждой, верой и любовью

Слагал он животворный слог,

Но эра, что кипела кровью,

Ему писала эпилог.

Не искушенный сатаною,

В толпе своих учеников Он шел великою землею С пророчествами ясных слов. Из светлых Божеских заветов Он воздвигал свой идеал,

Несясь благой Душою к Свету,

Который на небе взирал.

И улыбались фарисеи,

Предчувствуя Его исход,

Но Истину святую сея,

Он пожинал блаженный плод.

Он жил свободным кротким ликом,

Неся свой радужный венец Ученьем Божеским великим В священных чаяньях сердец.

А мир вершился в хитрой связке Судьбы из лика своего,

Храня до жизненной развязки Святое Таинство

Его.

ИСКУШЕНИЕ В ПУСТЫНЕ

Здесь Иисусу твердила лихая судьба,

Сатаной торя грешные тропы:

«Видишь камни, Христос?

Обрати их в хлеба,

Накорми все голодные толпы!

И поверят в Тебя, и тогда побредут

За Тобой хоть на край преисподни,

Ведь когда они сыты – в сознаньях уют,

И поверят, что Сын Ты Господний.

Дармового им хлеба наесться Ты дай,

Ублажи их лихое сознанье,

И пойдут за Тобою хоть в ад или в рай,

Иль на самый конец Мирозданья».

Но Христос говорил:

«Все ли дело в хлебах?

Есть духовная пища эфира;

Жизнь без духа –

всего лишь беспутственный прах Отголоском блаженного мира.

Посуди, сатана, разве хлебом одним

Человек жив всегда в Мирозданьи,

Или есть в нем еще и Божественный Нимб Света Духа в священном сознаньи?»

Говорил сатана:

«Сбросся с храма скорей,

Не убьешься – останешься целым,

Но поверят в тебя толпы глупых людей И пойдут как за страстною целью.

Ты для них станешь Богом и тысячи благ Посулишь величавостью сана,

Как правитель, как самый священнейший маг,

Будешь сыпать словесную манну».

Но Христос отвечал:

«Весь ли смысл в волшебстве

И к чему здесь сия показуха,

Если речи идут обо всем Естестве Очищеньем Вселенского Духа.

В искушеньи ли Господа явная суть Лжепророчеством злого обмана,

Когда Бог мне наметил блаженственный путь Величавостью светлого сана».

И повел он Христа на святую гору,

Где есть Царство от царств мирозданья,

И как князь, как правитель, махатма, гуру

Лил потоки Ему в подсознанье.

Сатана обещал:

«Власть великую дам,

Наречешься Правителем Мира,

Поклонись только мне,

упади лишь к ногам,

И упьешься всесильем эфира».

Но Христос отвечал:

«Что есть смертная жизнь

Созиданием праха земного,

Ведь пришел я сюда, чтобы Богу служить

Благовестием вещего Слова».

И сказал сатана:

«Жизни страшная суть,

Все подвластно всесилью проклятья.

Ты, отвергнув меня, сам избрал себе путь

Жуткой смерти чрез муки распятья».

СЮЖЕТ...

Сбегало время вдалеке Величием своей натуры;

Христос сидел и на песке Вновь вырисовывал фигуры.

А из кощунственной дали,

Являя злобную манеру,

На суд убийственный вели Истцы распутную гетеру.

Ее был обреченный вид:

Избитая вся и нагая.

Законам жизненным претит Ее повадка чумовая.

И у Иисуса враз спросить Решили все с насмешкой сами:

Ее нам, равви, отпустить

Или побить сейчас камнями?

Иисус :

Всему есть мирозданный час,

Но истину вторю веками:

Лишь тот, в ком нет греха, из вас

Пусть первый бросит в нее камень!

ХРИСТОС И МАГДАЛИНА

Магдалина :

Мужья ко мне ночами шли,

И так пристрастно ублажали,

А после, как ты не юли,

Стыдливо поутру бежали.

Душою, злобой раздраженной

Среди неистового дня,

Как от гетеры прокаженной,

Все cторонились от меня.

Вот также и к тебе, Иисус,

Идут ночами за советом,

А после, пустотою чувств

Вмиг растворяются с рассветом.

Иисус :

В священном мировом оплоте Во всем есть свет блаженной мысли:

К тебе спешат за смертью плоти,

Ко Мне идут – за Духом Жизни!

Внемли премудрому ответу К грехопаденью своему:

Ко Мне идут из тьмы ко Свету,

К тебе бредут от Света в тьму!

НАГОРНЫЕ КАТРЕНЫ

Больной по Вере исцелится,

Кто что посеет – то пожнет;

Стучащему – да отворится

И всякий ищущий – найдет!

Вы нерадивостью пороков От жизнедейственных натур Остерегайтесь лжепророков –

Волков в мехах овечьих шкур!

Духовностью будь обеспечен –

Все канет в прахе и золе;

Лишь тот поправу долговечен,

Кто дом построил на скале.

Живите светлою манерой Согласно праведным делам;

Какою меряете мерой,

Такой же и отмерят вам.

В душе пусть будет от святого И справедливостью везде;

Когда вы судите другого,

То сами будете в суде.

Гордынею не возноситесь,

И, как венец благим делам,

К другим душевно относитесь,

Как вы желаете, чтоб к вам…

Смотрите, добрыми руками,

Являя благостность свою,

Кто даст вам вместо хлеба камень,

А вместо рыбы даст змею?

Жить добродетельно стремитесь,

Являя лик блаженный свой;

Ничем вовеки не клянитесь:

Ни светлым небом, ни землей.

Свет милосердие подарит

По примиренью твоему.

По левой кто щеке ударит, –

Подставьте правую ему.

Душой на Бога уповайте,

Мир постигая до основ;

Друзей велико почитайте,

Любите и своих врагов.

Живите праведно, и сами

Учась в грядущее смотреть,

Входите тесными вратами –

В широкие заходит смерть.

Не разлагольствуйте жестоко И мягче будьте с тем, кто груб.

Нет уж времен «за око – око»,

Ушел завет, где «зуб – за зуб».

* * *

Да сбудутся слова Исайи,

Что здесь от Духа, от Святого

Родится светлыми часами Пророк Божественного Слова.

Иисус фарисеям :

Грехом погрязли в святотатстве В судьбою обреченный час;

Последняя блудница в Царстве Достойнее всех будет вас.

Вы сущностью – гробы закрыты,

Где разноличия видны:

Снаружи – золотом покрыты,

Внутри – тлетворностью полны.

Живете страстью оголтело,

Неумолимостью идей;

Блудницы растлевают тело,

Вы – души страждущих людей.

ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ

Был тихий вечер, и вокруг раздольно

Разлился светлый жизненный контраст,

Но вдруг Иисус поднялся,

огласив невольно:

«Один из вас теперь меня предаст».

Все молча замерли в недоуменьи,

От удивленья даже Петр привстал,

Но осадил его Христос, и в откровеньи

Свою тираду дальше продолжал:

«О, если б мир творился силой чуда

И люди стали у пороков не рабы,

Пришло бы благоденствие.

Я прав, Иуда?

Не убежать нам от своей судьбы?

Ведь ты мне друг, которому я верю,

И брат, которого я так люблю, Но Бог вручил нам разные ключи от Двери Той, что ведет к Святому Алтарю.

Я для тебя есть Дверца в Рай Господний,

Где сможешь вечно ты блаженством жить,

Но наступило злое время преисподни,

Зовущее безумие вершить.

Иди и разглагольствуй силой злою,

Строгая грани смертного креста,

Но об одном молю:

Будь кроток с сатаною,

Целуя Истину в горячие уста...»

СЦЕНЫ БЫТИЯ

Будет звездный вечеp во Вселенной,

Тихо и свежо, как пеpед буpей;

Будешь ты молить о сокpовенном

У Отца в космической лазуpи.

Будешь Глас Вселенский молча слушать,

Пpедвкушая ближнее ненастье,

Истpепав стpаданиями душу,

Размышляя о блаженном счастье.

«Господи!

Пошли нам всем теpпенье,

Укpепи блаженственную Веpу,

Опpавдай душевные моленья

В этом миpе пагубном и сеpом.

Я пpишел сюда с Благою Вестью

Пpосветлить всех мыслями святыми...»

И втоpят звенящие созвездья

Гаммами Божественное Имя.

«Господи! Пошли же мне знаменье

Светочем Вселенского Hачала;

Буду ждать благого пpовиденья,

Чтобы чаша скоpби миновала».

...Стpашен человечий лик обмана,

Для него не свято Божье Чудо:

Вот толпа людей у Гефсимана,

И бежит лобзать Тебя Иуда.

Заскочил в садовую обитель,

Губы во пpедательской отpаве:

«Hаконец­то я нашел Тебя, Учитель!

Я пpиветствую тебя, мой Равви!»

Выступит впеpед начальник стpажи,

Поднимая факел в полумpаке:

«Кто из вас Иисус?»

«Я Есмь», – Он скажет,

И расступятся на миг вояки.

Петp окажет им сопpотивленье,

Ближнего полоснув по уху,

Hо Иисус пpомолвит наставленье:

«Волею Отца предайся Духу!

Нечто мне не пить той горькой чаши,

Жизненным Божественным условьем;

За грехи кощунственные ваши Быть распятым дерзким суесловьем?

Но, чтобы сидеть Отца одесную,

Искупив людские злодеяния,

Я уже на третий день воскресну И явлюсь сюда блаженной ранью».

...Как разбойника или убийцу,

По ночным отплакавшимся росам Поведут Тебя скупые лица Прямо к Каиафе для допроса.

Для первосвященников удача,

Что исходит мыслями лихими;

Шутка ли сказать – мятежник схвачен,

Пусть Он оправдается пред ними.

Ночь прошла.

Во злобной круговерти Вынесен вердикт Синедриона:

«Богохульник сей повинен смерти,

Преступая за черту закона».

А затем, в неистовом кураже, –

«Говори святые прорицанья»,

Отдадут Тебя на поруганье страже,

Продолжая вторить порицанья.

На Тебя наденут багряницу В этом неразборчивом кошмаре,

Будут бить, плевать шальные лица:

Прореки, Иисус, кто, мол, ударил?

Тягостно Господний путь дается,

Но уже в сознаниях светлеет.

От тебя Петр трижды отречется,

Прежде чем петух пропеть успеет.

Выступит Пилат:

«Имею право

Одного я отпустить, ведь скоро праздник».

Люди заорут:

«Отдай Варавву,

А Христа сошли на место казни!»

Грех возьмет стезю тысячелетий,

Дико завопит лихая сводня:

«Кpовь Его на нас и наших детях,

Ты pаспни Его, Пилат, сегодня».

Hиц падут великие святыни,

Глядя на неистовые муки –

Hа кpесте Твое напишут имя,

И Пилат свои умоет pуки.

«Hет во мне вины!» – а души чеpны,

«Hет во мне вины!» – а души зpячи;

И твои деяния позоpны

Пpокатились по следам гоpячим.

В душах догоpают молча гpезы,

Годы незаметно пpолетели,

Hа глаза накатывают слезы,

Дpожь неистовая снова в теле.

«Вспомните,

как Он лечил вас, люди,

Как Он воскpешал уже умеpших...»

«Нет, Ему пpощения не будет!» –

Слышится в ответ лишь pяд насмешек.

И, внемля нелепому закону,

Фаpисеи втоpят злую ноту;

Кpест нести вpучают Симеону,

(Лучше бы уже Искаpиоту).

Пpямо по сухому бездоpожью

Стpастью непpикаянных молений Ты идешь к Голгофскому подножью Искупить всю злобу поколений.

А для казни пpаздники, как будни,

Теpпишь Ты неистовые муки;

Иpоды сегодня пополудни

Заколотят гвозди в эти pуки.

Эта небольшая кpестовина,

Взятая великим Посвященьем,

Чеpез миг сольется воедино

Со Вселенским Божьим Единеньем.

И толпа нелепая большая

Hаподобье пьяной дикой лавы,

Кpестный ход к Голгофе совеpшая,

Возведет Тебя на лоно славы.

И, взойдя в блаженственную млечность,

Созерцая вечное движенье,

Ты уйдешь

в Божественную Вечность,

Одолев земное тяготенье.

Hо тепеpь от гpешного чеpтога

Светлый путь наметится к спасенью,

К вечным хpамам

пpаведного Бога

Чеpез пpесвятое Воскpесенье!

ИУДА

Ничто беды не предвещало, лишь

Звезда, сорвавшись, покатилась в жар рассвета,

И, осмотрев вокруг космическую тишь,

Вдруг обожглась лихим предчувствием планета.

О Боже! Видишь, в предрассветной мгле,

Душой рождая мирозданные пороки,

Блеснули черною изменой на Земле Серебреники глаз его жестоких.

А злые люди, что коварны и слепы,

Те, для которых явно безразличен пол и возраст,

Уж разжигают дикий полоумный гнев толпы,

Бросая мыслью гнусных слов колючий хворост.

Каиафа :

Иуда, что же ты поник

В преддверьи дела,

Иль острословный твой язык Сбежал из тела?

Неужто не смутишь толпу,

Их алчность зная,

Чтоб пригвоздить навек к столбу Нам негодяя?

Не добродетелей, пойми,

Всем нужно слушать;

Мы будем властвовать людьми,

Растлив их души.

А этого уж мудреца,

То бишь святого,

Пусть зреют, словно мертвеца

Пока живого.

Пусть говорят,

что Божий Сын Он всемогущий,

И что взлетит он с наших спин В Господни кущи,

Что в оба Бог за ним глядит Все небесами, –

Не оправдается, поди,

Он чудесами.

Ты, обрывая Веры нить

Христова сана,

Обязан мне разоблачить Стезю обмана.

Чтоб в неприкаянной тщете Жил люд еврейский,

И возвышался на кресте Царь Иудейский.

Чтоб демоническая страсть Царила в мире,

Пускай не ищут правды власть В своем кумире.

Ведь к небесам их рвений нет –

Им это ново;

Пусть чтят отныне много лет Царя земного.

Ты нам его скорей предай Своим дерзаньем И знак кощунственный подай Гнилым лобзаньем.

Иуда, поскорей спеши,

Излейся в мести За смехотворные гроши Продажной чести.

Тебя уже, наверно, ждут,

Развесив уши,

Чего ж ты ждешь доселе тут?

Смущай их души!

О Господи!

Чего же ты молчишь,

Ведь горе грянет рано или поздно:

Неужто Сына им отдашь,

затем простишь Народу эти дьявольские грезы? Неужто Ты не остановишь сумасброд И будешь ждать итога, страждуще взирая,

Как дикий взбалмошный народ Беситься будет,

Иисуса распиная?

Они уж не похожи на людей,

Лик мести задурманил алчные сознанья;

Глазами рыщут: где же Назарей,

Чтобы казнить, убить невинное создание.

Но видно прав Ты, Боже, в этот раз,

Слагая человечью явь блаженством мысли,

Чтоб наступил для них священный час,

Несущий торжество бессмертных Истин.

У ПИЛАТА

И вот настал опальный день,

Когда Его ввели в палаты,

Где маялся, как злая тень,

Неугомонный прокуратор.

Златая ложа, тронный зал

Сверкали величавым лоном,

Где Понтий чинно восседал Великолепным гегемоном.

Коварен, холоден и зол

Взгляд из его очей струился...

Христос поближе подошел К Пилату и остановился.

И явно видел шар земной,

Как встретились в блестящей ложе Царь, обуянный сатаной,

И Сын величественный Божий.

Их разделяли Свет и Тьма,

Разноязычные сужденья,

Всесилье власти, склад ума

И жизненные побужденья.

Как два контраста на гряде,

Видны их были разноличья...

Пред человеком на суде Стоял сам Бог в своем величьи! Но видно грянул страшный час И, озарив собой палаты,

Прорвался безучасный сказ Из уст великого Пилата:

«Ты есть Господний Сын Христос,

Вершащий правые морали?»

«Ты сам сказал, –

Он произнес, –

Иль так меня тебе назвали?»

Пилат :

Ответь, зачем тебя сюда

Мне привели для разговора;

За что возжаждала суда Вся эта яростная свора?

Скажи, Христос, зачем ты тут

Ждешь смерти от своих же братьев,

Ведь от добра добра не ждут,

А от любви – одни проклятья.

Иисус :

Всему есть в мире свой черед,

Ведь дотекают в реках воды,

Мрут города, но лишь живет

Свет Истины в душе Природы.

Всему грядет фатальный час,

Но, образуя благодетель,

Я к вам пришел сюда сейчас Как вечный Божеский свидетель!

«Так что есть Истина, Христос?» –

Спросил Пилат и сразу вышел.

И в воздухе застыл вопрос.

Ответ даст Жизнь контрастом грез И Суд,

задуманный Всевышним!

СУД

Пришла фатальная пора,

Где мысли правдою молчали,

И все, кто славу пел вчера,

Теперь «Распни Его!» кричали.

И утро убелило двор,

Не веря в праведное чудо,

Ведь от него отрекся Петр,

И предал дерзостный Иуда.

Клеймили гнусную печать Ему один, второй оратор,

И Истину хотел узнать Неугомонный прокуратор.

Иисус стоял перед судом Неугомонных фарисеев,

Взирая греховой Содом И перед сущностью немея.

Он знал, что уж не обойти

Стези, указанной Всевышним,

Чтоб этих грешников спасти,

Молясь за них сейчас чуть слышно.

Один на поприще пророчеств Среди бушующей толпы Стоял величьем одиночеств,

Ловя проклятия Судьбы.

И зрело утро безотрадно На беснованьи диких свор,

Когда сам сатана усладно Ему глаголил приговор.

КРЕСТНЫЙ ПУТЬ

Есть час мятежности сердец С порывами безумной страсти,

Когда возжаждет злой глупец Величья сатанинской власти.

Тогда, гонимая судьбою,

Ступает Правда в полный крах,

Чтоб, уподобившись изгою,

Хранить Добро в седых веках.

Как тень, что много лет назад

Брела с Христом

на казнь к Голгофе,

Тая изнеможденный взгляд,

Скрывая исхудавший профиль.

Да, явь могла, но не хотела

Досрочно чудо совершить,

Ведя Его для смерти тела И вознесения души.

Здесь виноградная лоза Ползла песчаными низами,

И здесь в толпе мои глаза С твоими встретились глазами.

И я увидел не позор,

Что болью тонет в чеpной злобе,

А непpикаянный укор

Из­под тернового надлобья.

...Он шел, а тень Его следа

Плелась за Ним, держась за ноги,

Ступая вдаль стезей стыда По жестким выступам дороги.

А я пытался убедить Людей открыть глаза и уши, Чтоб покаяньем остудить Воспламенившиеся души.

Но в полоумии толпы Мои слова безлико стыли,

Как будто эти все мольбы –

Глас вопиющего в пустыне.

Умы пьянил кровавый грех,

Перекрывая чувство страха,

И в душах низменных у всех Царило сумасбродство Вакха.

Разбушевавшеюся лавой Орали яростным узлом, И в этот день с зарей кровавой Добро померкло перед злом.

Неужто так упали нравы

И стала так душа пуста,

Что люди выбрали Варавву,

А не Спасителя – Христа?

Они надменно ждали чуда Безумием лихих стихий,

И только проклятый Иуда Спешил замаливать грехи.

Он, в исступлении метаясь,

Вторил повиновенья сказ И, на земных пластах валяясь,

Просил приблизить смертный час.

Душой главенствуя мирами,

Господь задумал сей сюжет,

Но в распаляющейся драме Не обойтись ему без жертв.

Мы все в бессмертии пребудем,

Ведь на алтарь седых веков Он Сына собственного людям Дал в искупление грехов.

Христос все шел, глядя окрест,

Ловя проклятия шальные,

Неся сандаловый свой крест И все мучения земные.

Шел, как низверженный кумир,

Шел, подгоняемый толпой,

Как будто полоумный мир Тащил на гору за собой.

А вслед за ним людская свора Брела кощунственным путем,

Ступая на верха позора,

И каждый со своим гвоздем.

В осатаневшей круговерти Среди потворствующих лиц Он восходил в объятья смерти Спасителем своих убийц.

С одной молитвой, без одежды,

Шагал гоним и одинок,

Еще взирая лик надежды,

Которую ничтожил рок.

Он молча шел перед распятьем В крови, поту, сухой пыли,

Гонимый яростным проклятьем,

Как веры боль, как соль Земли.

Он в злобной сущности не прошен,

Как Разума великий гость,

И был в тот день народу брошен,

Как диким псам бросают кость.

Им было издевательств мало,

Их гнал вперед лукавый бес,

Как будто бы Земля восстала Безумьем супротив небес.

Их неприкаянные лица Чернил неистовый порок, И в Книге Вечности страница Всем указала явный срок.

Неосмотрительным прологом Читался злодеяний слог,

Но за космическим чертогом Уже слагался эпилог.

Предначертанья этой были Теперь Архангелы несут,

И те, кто палачами были,

К Нему взойдут

на Высший Суд.

Но лишь мотивом всепрощенья И справедливостью идей Восторжествует посвященье Над нерадивостью людей.

...Последние моленья Богу

Среди ликующей толпы;

Последние шаги к чертогу,

Где ждут позорные столбы.

Где губят, не осознавая,

Продукт Вселенского труда,

Где рушат, не воссоздавая,

До срока Страшного Суда,

Бредя духовною пустыней,

Законы Разума поправ:

Убив, отвергнув, поругав...

Назвав впоследствии Святыней.

* * *

Он молча высился над всеми На перекладине креста,

И ждали Чуда фарисеи,

Отверзнув дерзкие уста.

А стража все играла в кости На одеяния Его,

И сатана пришел к ним в гости Челом проклятья своего.

Христос раскинул свои руки,

Распятые и все в крови,

Терпя неистовые муки,

Но не теряя лик любви.

И тело покрывалось дрожью,

И застилал туман глаза,

Когда он слышал

слово Божье,

Взирая Истины Сезам.

Его хранил великий Ангел,

И на сандаловом кресте Его поддерживал Архангел В богообразной чистоте. Пророчеством своих деяний И благочестием идей Теперь просил Он покаянья За обезумевших людей.

Он выше был всей этой черни В великолепии святом,

И люди ползали, как черви,

Перед вознесенным крестом.

Благословеньем посвященья Среди бушующих стихий Просил у Господа прощенья За человечии грехи.

А жизнь свои роняла вздохи,

И Истину Господь вершил Последним тернием эпохи Для вознесения Души.

* * *

Ты пpоpек – твое pеченье сбылось

В этом жизнедейственном бедламе;

На кpесте пpоговоpил:

«Свеpшилось...»

И завеса pазоpвалась в хpаме!

* * *

Снят с кpеста

и в тесный гpоб положен,

Пеpемотан чистой плащаницей;

Вот и все, отмучался Ты, Боже,

Пpинесли Тебя мы во гpобницу.

Аpомат пьянящего мускуса,

Благовонья не дадут pазвиться тленью;

Все свеpшилось, как пpоpек, Иисусе,

Сотвоpились святоповеленья.

Ты лежишь –

Вселенская ошибка Взяла Дух небесного стремленья;

Hа лице – уставшая улыбка,

Как венец безмеpного теpпенья.

Вот и все, путь пpаведный итожа,

Ты ушел Величием Спасенья;

Все минуло, мой любимый Боже,

Доживем тепеpь до Воскpесенья!

Ты ходил кpугами Миpозданья

И даpил мгновению по чуду,

Пpетеpпев великие изгнанья,

Повстpечав пpезpенного Иуду.

Что ж, видать, такой удел Господний –

Тоpить нам пути свои благие;

По безбpежным далям пpеисподни

Изливать сияния святые.

...В этом гpоте чpезвычайно душно –

Hачадили ладанки и свечи;

Ты лежишь смиpенно и послушно,

Слушая напевы святопевчих.

Разве заслужил Ты, Господи, такое?

В чем, ответь мне,

Ты повинен,

Чтобы за великое­святое

Быть прибитым к вечной кpестовине?

Hо внимая жизненному пpаху,

Пpетеpпев великие мученья,

За Твое священное ученье Кто в костеp пойдет, а кто – на плаху.

Ты лежишь, а ангелы Вселенной

В небе кpужатся, святым словам внимая,

Глядя, как своей Душой нетленной

Вознесешься, в Вечность воспаpяя.

Вpемя, люди, бесы пpеисподни

Иссушили Твой нетленный облик;

Да, тепеpь вдали, в садах Господних

Ты с Отцом сидишь в пеpинах облак.

Пусть возносят к Богу святу душу Стpастные Вселенские моленья;

Пpо Тебя сейчас так пpостодушно

Злобные забыли поколенья.

Сбудутся Твои все пpоpицанья,

Ведь гpядут уже святые сpоки;

Вспомнят фаpисеи поpицанья,

Hиц падут невеpные пpоpоки.

Вот она, уже Заpя светает,

Волосы pасчесаны пpобоpом;

Во Вселенной реквием игpают

Звезды лучезаpным пеpебоpом.

И как будто на гулянье в Канне,

Снова Ты здесь

мыслями святыми;

Воскpесает вновь с учениками

Вечное Божественное Имя.

Ты пpости нам, Боже, эту pобость,

Сбудутся благие пpовиденья;

Одолеем мы неистовую пpопасть

Величавой силой пpосветленья.

Ты всегда ступал стезею Чуда,

Был Тебе итог Вселенский важен;

Удавился меpзкий пес Иуда,

И Пилат сейчас обескуpажен.

Пpед Тобою pасстилала Вечность

Звездно­лучезаpные пpостоpы;

Ты глядел, как стынущая млечность

Выливает ясные узоpы.

Пpед Тобой мы встанем на колени,

Пpипадем к Твоим pукам сейчас устами;

Не пpомолвишь больше повелений,

Не окpестишь нас блаженными пеpстами.

Но когда Ты вознесешься, Боже,

От земли в блаженственную млечность,

Не забудь с собою взять нас тоже,

Чтоб служить Тебе душой святую Вечность.

* * *

Будет Утpо Святое, вселенская тишь.

Опустеет в далекой пещеpе.

Ты воскpеснешь душою и всех нас пpостишь,

Ну а мы в Тебя свято повеpим.

ИСКУПЛЕНИЕ

Пролила свет Заря с небес На лоно жертвенного мира,

Где Ты божественно воскрес Душой вселенского эфира.

А время, разомкнув уста,

Упало Вечности в объятья,

Где проливала кровь Христа Разбушевавшаяся братия.

А там, в немыслимой дали,

Свивая тягостные думы, Народы толпами брели Тебе откланяться угрюмо.

У них в глазах ютился страх,

Пленяя страждущие души,

И было ветрено в мирах,

Но все же ясно и послушно.

Они брели стезей любви,

За поколеньем поколенье,

В грязи, пыли, снегах, крови

На тягостное поклоненье.

Им был неведом лик времен Среди бушующего века,

И не дано было имен:

Изгой,

юродивый,

калека.

Они брели под волчий вой

Взирать на жизненное счастье,

Чтоб искупить своей судьбой Неблаговидное участье.

Люд подгонял вселенский рок,

Вторя тяжелые упреки,

И в неприкаянный поток Вливались новые потоки.

Унылою чредой эпох Вела их дальняя дорога Взирать беспрекословный слог Величья воскрешенья Бога.

А ветер все сильнее выл,

Толкая люд в худые спины,

Чтоб тем, кому хватило сил,

Зреть на иудины осины.

Они брели толпой большой Своей убогостью телесной,

Как будто мир седой душой Ступал по жизни ходом крестным.

Брели, заглатывая смесь

Осатанившейся эпохи,

Забыв неистовую спесь Под неприкаянные вздохи.

Они взойдут сюда в тиши,

Чтоб, как измученные тени,

Повиновением души Упасть на сбитые колени.

Забыв греховные изъяны,

Вторя бессильные заклятья,

Они души залижут раны Лобзанием следов распятья.

Под разоряющимся небом,

Вещающим судьбы ненастье,

Они прочтут святой молебен,

Как недопетое причастье.

Крестясь кровавыми руками На черно­тучевые гроздья,

Они зароют в землю гвозди И в пыль сотрут убийства камни.

Под силой власти покаянья,

Забыв кощунственную смуту,

Они сольют свои страданья В повиновения минуту.

Мотивом перевоплощенья Перед лицом Вселенской власти

Они попросят о прощеньи За обезумевшие страсти.

И будет Жизнь исходу рада,

Всепроникающе взирая,

Как человечество из ада Поднимется

к вершинам Рая.

А Бог, святой день возвещая,

В великолепьи Мирозданья Вздохнет, оправданно прощая

Грехотворящее созданье.

* * *

И тени всех пращуров, злые уста

В кромешной мирской круговерти,

И чудо Его пресвятого перста Великой дорогой в Бессмертье.

САНДАЛ И ОСИНА

Там, где в космические дали

Сбегают вешние мечты,

Два старых дерева стояли Среди Вселенской суеты.

Их бури страшные ломали,

Взвывая по­шакальи ввысь,

И на одном Христа распяли,

А на другом Иуда свис.

Деревья ведь не виноваты За человечии грехи,

За то, что есть еще пилаты

И смуты дьявольских стихий.

Но лишь под небосклоном синим Сандал ветвями всех крестил,

И ныла стонуще осина:

«Прости, Иисус,

меня, прости...»

ПАСХА

Взошла Луна в плаще залатанном,

Пригнав с собою суховей,

И ночь дохнула пряным ладаном Под купола седых церквей.

А люд томился в ожидании Священной миссии души,

Пришедшей в чувственные грани,

Из лучезарнейших вершин.

Народ пришел на созерцание Дилеммы чуда и греха,

Чтоб оправдать те прорицания,

К которым жизнь была глуха.

Слепые с ветхими одеждами У кованных соборных врат Усыпали сердец надеждами Икон серебряный оклад.

В онучах сношенных, затасканных

Они пришли сюда в тиши,

Чтобы судьбою не заласканной,

Молиться на восход Души.

Колокола померкли звонами И только тенорный напев Кружил псалмами над иконами,

Под небо взвиться не успев.

А ночь была повита певчими,

И в этой стонущей тиши Вторили все молитвы Вечности О вознесении Души.

И не было привычной ругани,

Лишь эхо пения в ночи,

Где светятся небес хоругвии Да поспевают куличи.

Земля исполнена поклонами Перед распятием Христа,

Где золоченными иконами Ютится Вера у креста.

А по церквям, возгораясь свечами,

Звучат блаженные слова,

И «аллилуйя» свято­певчими

Приветствуют лик торжества.

И дуновение весеннее Щекочет ласково уста,

И пресвятое Воскресение Определит конец поста.

А все сегодня зацелованы Своей неласковой судьбой,

Убогой жизнью разворованы,

И грешны сами пред собой.

Но в стенах пресвятой обители,

К иконам приподняв глаза,

Благодарите вы Спасителя За то, что путь вам указал.

И вся планета мерно кружится,

Верстая новый оборот,

И с вами тоже удосужится Свершить пасхальный Крестный ход.

И меркнут звезды над просторами,

Как свечи в чаше алтаря,

Лишь окрестит благими взорами Народ Пасхальная Заря.

И тишью утренней послушной,

Из дальних величавых грез, На вас с улыбкой добродушной Светло глядит Иисус Христос!

ЗАПОВЕДЬ

Не проклинай мечту за то, что

На ней давно уж нет лица,

И не спеши поставить точку Смеpтельной меpою свинца.

Воспряв истерзанною верой,

Крестами стань на купола, Чтоб никакой шальной химерой Тебя смерть сбросить не смогла.

Будь для юродивых приходом:

Любя, приемля и скорбя,

Не возвышайся пред народом Тем, что распутствует тебя.

Стань твердой единицей мира,

Поверив в душу, ум и плоть,

И не ищи в аду кумира,

Ведь Он на небе,

твой Господь!

Не жаждай сатанинских благ Сpеди Вселенского чеpтога,

Будь честен, пpаведен и наг

Пеpед лицом святого Бога.

Не будь pабом тщеславной стpасти

На папеpти благой души,

Не pвись осатанело к власти

Деянья подлые веpшить.

Будь верен в выборе призванья,

Правдив и честен пред людьми,

Ступай вперед стезей познанья,

Дорогой Веры и Любви.

И лишь тогда сквозь плен щемящий Твоих коснется грешных ран Тепло руки животворящей Благословенного Добра.

ОБРЕЧЕННЫЕ

Не позвать Тебя,

не достучаться В эти райские кущи осенним дождем;

В эту светлую грань отчужденного счастья,

Возле которой мы милости ждем.

Как изгои, мы верой потели,

Смерть косила нас,

гнала лихая беда,

Заметали снегами лихие метели И студили шальные сердца холода.

Мы прошли все лихие земные дороги,

Обойдя весь убогий неласковый свет,

В кровь стирая разбитые ноги,

На земле оставляя сознания след.

Измотавшись уставшей надеждою вовсе,

Мы добрались этапами в эти места,

Где лучи светят нам из­за облачных просек

И эфир бережет лик Иисуса Христа.

Но своею прогорклой досадой сгорая,

Стаей диких голодных бездомных зверей Мы бессмертно умрем возле самого рая,

Не дождавшись открытья священных дверей.

ЖИЗНИ

Люби меня, пока я жив;

Пока тщедушное проклятье Благословляет на распятье Мой разум, не принявши лжи.

Люби меня за святость слов Где тлеют нимбы одиночеств, За мимолетность вещих снов С неисполнением пророчеств.

Люби меня за свет мечты,

За то, что я сознаньем замкнут,

За то, что троны царских замков

Сменил на узы нищеты.

Люби меня, как вне закона

За страсть в животворящей мгле,

За то, что символ Ориона

Ношу я на своем челе.

Люби меня в толпе невежд За эти беды и лишенья,

За чувства злого отрешенья И обреченность всех надежд.

Ласкай меня благим перстом,

Когда натужно ноют строфы,

Когда иду я вверх Голгофы

С тяжелым жизненным крестом.

Люби меня средь гнусных свор За все обиды, униженья,

За то, что таинством сближенья

Равны величье и позор.

Люби меня душой беспечно За мой юродивый устой,

За то, что мудрость бесконечно

Вторит об истине святой.

Люби меня за то, что вновь Бреду я путником уставшим Стесав седые мысли в кровь И жутко тело истрепавшим.

Люби меня святым союзом Когда безмерно тяжко мне,

За то, что траурная Муза

Ютится в чуждой стороне.

Люби меня, когда я проклят,

Когда гоним и одинок,

Когда в застенках камер, комнат

Тебе ору глаголом строк.

Люби, когда закрыты двери

Мне в тайны жизненных вершин,

За то, что сатане не верю

И каюсь святостью души.

Люби меня, пока не умер

Я средь своих духовных лир, Пока еще вселенский зуммер Глашает величавый мир.

Люби меня, пока я жив

В телесной порванной рубахе,

Когда дотлею я на плахе Среди безумия и лжи.

Убей, но воскрешая снова

Увековечь бессмертьем строф Всесильем истинного Слова Всевышним созданных миров.

* * *

Наше время – проклятие века

Немотой окровавленных губ,

Терпкой болью земли в слезных реках Через жизни кощунственный сруб. Сквозь пророчества всех поколений Глотки сорваны до хрипоты,

Но не зажили только колени И не стали светлее мечты.

Наши судьбы –

померкнувший оттиск Прошумевших над миром имен,

И сей век – лишь прообраз и отпрыск

Всех грядущих и прошлых времен!

Вырвись только, безумье, из клетей,

Сделав свой неприкаянный вдох,

И взгорятся пожары столетий,

И посыпятся пеплы эпох!

И обрушатся лики знамений На кипящие головы вам,

И застынет в плену у забвений Поседевший поруганный Храм.

И ударит безвыходность в темя,

Не дождавшись от Бога вестей,

Чтобы вам полюбить это время,

Как Иисус вас любил на кресте.

НОЧЬ НА КРЕЩЕНИЕ

Ох, время уж к полуночи,

Да близко счастье праздника.

Чего ж вы нынче сумрачны,

Аль вновь, поди, в отказниках?

Опять в глазах – страдания,

А в душах, как во млечности,

Вторите покаяния Поборниками Вечности?

Иль Правде век в лохмотиях Ходить и тугой маяться Да по земле юродивой Безмерным горем чаяться?

Ох, сирая и вольная

По городам и весиям Ты станешь колокольнями В седые поднебесия.

Ты жаждешь святой Верою Да страстными молебнами Загоить душу серую,

Как травами целебными.

Ох, канул век в раскаянья

И время в небыль сгинуло,

Но горькое отчаянье Вас явно не покинуло.

Ох, под прихода арками

Озябли нынче мытари,

Их теплят свечи яркие Над золотыми миртами.

Убогими одеждами Покрыв себя от холода,

Они с сердец надеждами Взирают ликом голода.

И бьют души поклонами,

Лихой бедой неволятся,

Пред златыми иконами Господней верой молятся.

И нету больше моченьки От горя им окрестного,

Но ждут в блаженной ноченьке Чудес от хода крестного.

Горят глазами жалкими Их чувства оскудевшие,

Текут слезами жаркими Пристрастия прозревшие.

Судьбой убогой тужатся Их нагнутые головы Да ветхой тенью кружатся Молитвенные говоры.

А им бы неба звездного Да ломоть хлеба сытного;

Ох, ночь деяньям роздана

Да ладаном пропитана.

Мотивов многоструние Взлетает к небу гребнями,

И бросит новолуние Им свет грошем серебряным.

Посвистнет ветер­лапотник

Округой покаяния,

Обвеяв в сумах латанных Скупые подаяния.

Себе не взяв излишнее За страстное участие,

Откланяются нищие,

Приняв благое счастие.

Устало перекрестятся Со вздохами печальными И с золотистым месяцем Пойдут путями дальними.

А где­то в высях путанных

Из пресвятой обители Господь, глядя на путников,

Благословит Спасителя.

ПОГИБШЕМУ ЗА СЛОВО

Мир, отхаркнув кровавой зарею,

Задохнулся в тюльпанном цветеньи Утомленною ранней порою Едко кутаясь в горестной тени.

Он намедни был весел и молод Затевая живучее дело,

Но теперь в поднебесии холод Обнимает почившее тело.

Этот день неприглядною новью Будет скорбно засыпан венками,

Зацелован безмерной любовью И отпет литургией веками.

Память спросит у вас в укоризне Поминальных речей круговертью:

«Так любили его вы при жизни,

Как возносите лишь после смерти?

Не записывай тело в подранки,

А ушедшую душу в святые,

Хоть втесала смерть в узкие рамки

Все надежды его молодые.

Люди нынче – мишенями в тире,

Где подложности закономерность Правит низменно чувствами в мире,

Нарушая судьбы соразмерность.

Ненасытна страна ты однако, Проставляя фатальную мету На ушедшем от паперти мрака,

Что вознесся частицею света».

И слова этой тяжестью млечной Разливаются горькой порою, Где толпою идут бесконечной Люди слезно проститься с тобою.

Между траурных скопищ народа Плачет Правда, сжимая иконку:

«Раздарили всем рьяно свободу,

Девять грамм запуская вдогонку.

Да, спешил ты на проклятый выстрел,

Что угадан был подлостью точно.

Оборвали враги твои мысли,

Обмотавшись покровами ночи.

Вот оно бездыханное тело,

Коим правил душевный твой лоцман,

Сколько страсти же в нем откипело,

Сколько в нем отбуяло эмоций.

Почему молодыми уходят Те, кто светлую жизнь почитает?

Нет, нас горе, увы, не разводит –

Оно крепче объединяет».

День бедою безмерною выпит На отчаянья жалобной ноте.

Тело пулей сразили навылет,

Только душу не сбили в полете.

Он вознесся пытливостью мысли Из тщедушного мира земного,

Сводом вечных Божественных истин Обживая бессмертие Слова.

СТАРЫЙ МОНАСТЫРЬ

На перепутье двух скрестившихся дорог,

Где небо ерзало об землю серой тенью,

Стыл монастырь,

и лишь чертополох Пророс вокруг, дивуясь опустенью.

Давным­давно потускли купола,

Затерло время стен святые лики,

Сжигая очерствением дотла Надежды святых вер великих.

Стоял он ветрено один На весь сей край

полузабытый,

Могучий древний исполин,

Людьми и временем разбитый.

Он четко помнил времена,

Когда вокруг кипели страсти,

И изменялись имена Царей, бояр

и лики власти.

Хранил он голоса молитв И лики праведников старых,

Напоминая время битв,

Когда гуляли здесь татары.

Но наступил опальный час,

Опустошая храмы, души,

Когда сожгли великий Спас И всем закрыли рот и уши.

И он стал лишним, как бельмо,

В безбрежном небе серой птицей,

Живущей в памяти давно Померкшей выцветшей страницей.

Ему б молитвенную страсть Да бить в набат на вольной воле,

Чтобы не падал ворон в масть На окровавленное поле;

Чтоб огрубевшие сердца,

Которые не знают веры,

Нашли б духовного отца,

Освобождаясь от химеры!

Забытый старый монастырь В краю, безверием продутом,

Отождествляешь ты пустырь,

Не зная счет векам, минутам...

Лишь неба синяя глазурь Глядит в глухой звонницы штольню Да дерзкий ветер летних бурь Трубит в немую колокольню.

ПРОРОЧЕСТВО

Безжизненная серость стен Над преклонением покою,

Когда­нибудь ее рукою

Коснется время перемен.

Замолят люди тяжкий грех И, проклиная иноверца,

С предначертаньем новых вех Зажгут лампадку возле сердца.

Они, дрожа, откроют двери,

Смиренные, уж не враги,

Чтоб за года измен, безверья

Отдать великие долги.

Иконы с пеньем занесут И всех святых, вчера опальных,

Попросят, словно Страшный Суд,

Простить отступников кабальных.

Из стен безумья своего,

Взирая правду сквозь мученья,

Пусть молят милости Его За годы умопомраченья.

Ведь сколько отрешенных лет Царапали вы на Отчизне,

Что Бога нет и Веры нет,

А наше счастье – в коммунизме.

Но в эру страха отчужденья Тебе пусть хватит вещих сил Жить для святого возрожденья Из праха брошенных могил.

Чтоб по всем селам, городам,

По тюрьмам, поселеньям, зонам

Назло отверженным годам Малиновым разлиться звоном.

Когда утихнет злобы битва И Правда сбросит плен оков Да зазвучит из тьмы веков Души воскресшая молитва.

МОЯ МОЛИТВА

Из обреченья вечностью идей Мы потянулись неизменно к Свету,

Преображаясь верою своей,

Чтобы не кануть тленным прахом в Лету.

За все грехи,

что дарены судьбой,

За всех людей,

что жаждут очищенья,

За Землю всю перед Тобой своей мольбой Прошу я у Тебя прощенья.

Пусть сделано немало бед И преступления закона В стране, где семьдесят кровавых лет

Висела черная икона.

Ведь в человеческой душе Среди дилеммного чертога Добро со злом на рубеже Друг друга победить не могут.

Вселенской вечностью Земли В шальных лавинах осужденья,

Услышь, помилуй и прими

Души порочной откровенья.

Пыланьем светлого огня,

Что возгорает нимбом дня,

За всех живых в прискорбный час И тех, кто будет после нас,

В грехах чужих себя виня...

Господь Велик!

Прости меня!

* * *

Мне никогда не стать изгоем,

Лжецом, холопом, подлецом,

Стою по­прежнему нагой я

Перед таинственным Истцом.

Мне никогда не быть убитым Толпой, что жаждет лишь крови,

Истерзанным, скупым, забытым

Без вдохновенья и любви.

Мне никогда не жить пустыней,

Приходом без молитв людей,

Натурой, что без чувства стынет,

И серым мозгом без идей.

Отождествив свое сознанье Освобожденьем от оков,

Я оставляю вам изданье,

Что дышит мудростью веков.

А коль сгорят мои страницы В цинизме дьявольских речей,

Я воспарю господней птицей Над сворой псов и палачей.

И мне судьбы другой не надо,

Ведь жив душой я неспроста На грани низвержений ада И вознесения Христа.

СОЗНАНИЮ

Не проклинай и не кляни Ни тьму, ни плен, ни бездорожья;

Поверь,

еще наступят дни,

Когда сойдет к нам милость Божья!

Неугомонная печаль Тебя сжирает, словно сводня,

Непритязательная даль В твоем безоблачном сегодня,

Опять виденья красоты Великолепиями смысла.

Лобзают светлые мечты Горячими устами мыслей,

А многотомные талмуды,

Что дышат мудростью веков,

Слагают сцены, где иуды

Из нас ваяли дураков.

Тебе, рожденному гореть

Любовью к страждущей Отчизне,

Лишь хватит мига посмотреть,

Но рассказать –

не хватит жизни!

Тебе святым объемом мер Среди Господнего созданья Творить идеи мирозданья Под натисками атмосфер.

В судьбе, что тяготы несла,

Хлебнув печалей, бед и горя

Дилеммою Добра и зла.

Ты мир узнала поневоле,

Затупятся о души вер Проклятий точенные бритвы;

Возьми с земли свои молитвы И созиданьем взвейся вверх!

Пойми, пришла теперь пора

Не клясть, не плакать, не стращаться,

А безвозвратно распрощаться С наследьем Страшного Вчера!

ИЗГНАННИК

Опять изгнанник.

В страшную пору,

Где сущность истомилась в зле и лени,

Я не хотел стать правдой на колени И не желал шутом остаться на пиру.

Из стен своей развенчанной мечты,

Из горниц Мысли и Сознанья Царства Я наблюдал за крахом Доброты И торжеством уродства и коварства.

Здесь на Земле в смятеньи грешных дней Я шел, бежал, искал и заблуждался,

Горел в исчадьи дьявольских огней И милостью Господней наслаждался.

Я Верою свою истому сокрушил,

Судьбой стоя у раздорожья жизни,

Глядя на мир, который нагрешил

Безумьем войн и царственною тризной.

Великий узник с волею в крови Я тот, кто во Вселенной вечным светом бродит,

Искатель чистой благостной любви,

Раб, возмечтавший о свободе!

Но, может быть, на свой порог,

В свою обитель как­то мимоходом

Того, кто беззаконно изгнан был народом,

Когда­нибудь с улыбкой все же примет Бог!

СУДЬБА

Ох ты, судьбинушка­судьба,

Проклятья рана;

Свобода беглого раба,

Любовь обмана.

Оазис высохшей воды Среди пустыни, Паденье гаснущей звезды С небес святыни.

Лампада праведных путей У заблужденья,

Печаль несбывшихся идей Средь отчужденья.

Безвременность потерь, утрат

Среди забавы И прозябание у врат Надменной славы.

Всесилье света Бытия В аду порочном,

Могильный сумрак забытья В миру полночном.

Прозренья восходящий путь Из тьмы острога,

Надежда хоть когда­нибудь

Увидеть Бога!

* * *

Мне бы напиться да повеситься Или еще как согрешить,

Но, как серпы июня месяца,

Жнут покаяния души.

Я свет Божественной манеры,

Но жизнь со мной еще, доколь

В моей душе теплится Вера Превозмогая злую боль.

Мир – чисто поле, где окрест

Лишь чернота в глазах людей,

Cырое небо, тяжкий крест

Да пять заржавленных гвоздей.

Да свет, возросший на безверьях,

И ужаса холодный душ,

Что обливает в межреберьях Каменья человечьих душ.

Я оставляю плен безликий,

Вращая Землю, как юлу,

Прошу тебя,

Господь Великий,

Взгляни с небес в земную мглу,

Где я распятый и измученный,

Поверивший в Твою Звезду,

Вдвоем с Судьбою невезучею К Тебе с надеждою иду!

* * *

Ты, дождь пролив в земную пустошь,

Где купола застыли немо,

Мне грех единственный отпустишь,

Отдав душе сырое небо?

Пускай Любви – Вселенский вечер,

А миру – праведные цели,

Когда в сердцах сгорают свечи,

Когда в молитвах стонут церкви.

Когда сквозь мглу в снега молчанья,

Сквозь непредвзятость серых фраз Садятся лебеди отчаянья На проруби холодных глаз.

Сейчас пожарищем опять За тайной сенью подсознанья Я слышу дерзкое: «Распять

Все это Божье Мирозданье!»

Но стойте, звери, дайте роздых

Тому, кто злобой не убит,

Как золотистый лунный фосфор В бездонном озере обид.

Бегу из проклятого мира,

Коварность жизни сокрушив,

Туда, где в красоте эфира

Твой Храм Спасения Души.

Ведь я Любовь в земном позоре Безверья страждущих ночей,

Мутнеющей слезинкой горя На щеках плачущих свечей.

* * *

Зачем Ты дал мне этот век И эти дали в поднебесьях?

О Господи! Устрой же мне побег

Из сумрачного мракобесья.

О Господи! Услышь же из толпы

Мой слабый голос, полный горькой боли, Проклятиями стонущей судьбы И злобой человеческой неволи.

О Господи! Дай мне сейчас стерпеть,

Взирая, как казнят на плахе друга,

И, век прожив, душой не зачерстветь

Среди пороков жизненного круга.

О Господи! Услышь меня, молю,

Когда орет кощунственная нота,

Где лишь мое предсмертное «тебя люблю»

Не прохриплю стране у эшафота.

Пусть гулким криком злоба вознесет Мой приговор, судьбу петлей итожа,

И если этим мир себя на миг спасет,

То пусть казнит меня,

о праведный мой Боже!

ПРОШЛОМУ

Давай помянем с тобой, горькое прошлое

Все черствое, серое, горем испитое;

Отбросим от честного подлое, ложное

И трижды забудем уже позабытое.

Давай поменяем скупые названия Заснеженных улиц, надежд адресами,

Войдем беспрепятственно в старые здания Возвышенным соло, любви голосами.

Давай все сердца, что измаяны чувствами,

Что паростки пустят сквозь счастья проталины Изымем из списков трагедий и устали,

Отдав им года, что судьбой не подарены.

Давай вытрем ложь вперемешку с обидами,

Изгнав безразличье со злыми тревогами,

Чтоб больше не помниться старыми видами И впредь не вернуться твоими дорогами!

ПОКАЯНИЕ

О Боже! Это я к тебе в такую рань

Пришел с небесною серебряной молитвой,

Устав от мира грехотворных ран;

Приелись склоки все и битвы.

Тебя о милости я раньше не просил В святых церквях под куполами Веры, Но нынче что есть только сил Молю всесилием своей духовной меры.

Да, в полоумьи этих жутких дней,

Увидев грешное начало мира,

Горел и я в исчадьи адовых огней Великолепием кумира.

Я видел горе, боль и страх

И упивался сумасбродной новью,

Когда на ярых пламенных кострах Тщеславье обжиралось терпкой кровью.

Прости, Господь,

юродив дух во мне,

Да и душа теперь, наверное, калека,

И на моей спине, бичеванной спине,

Расписано кнутом проклятье века.

Но все же, пережив твой Страшный Суд,

Священной Веры надевая митру,

Предсмертным хрипом мысли отнесут К тебе последнюю сердечную молитву.

ГРОБОВЩИК НАДЕЖД

О гробовщик моих надежд,

Куда себя еще ты денешь,

Хоть истрепался лик одежд,

Но ты гробы усердно делаешь.

Стругаешь явно только впрок,

Тебе они ночами снятся,

Но, видно, знаешь, не в упрек

Так выйдет, что и пригодятся.

Ты знаешь, явно повезло

Тебе на жизненную ноту,

Ведь сколько будет живо Зло,

Найдется для тебя работа.

Починь, не силься ты спеша

Являть свои благие муки,

А то в занозах уж душа Да в мозолях больные руки.

Работою своей велик,

Сквозь зарешеченные грезы Глядишь ночьми на лунный лик,

Считая гаснущие звёзды В своем неистовом бреду Ты обмеряешь боковины, Как Микеланджело в аду Среди безвыходной рутины.

Тебе погода непочем,

В поту весь, трудишься поточно,

Но часто в зеркале своем Себя не видишь ты полночно.

Дай Боже, чтобы не пропасть

В безликом Бытии поспешно,

Заколотив святую страсть В твой ящик сумрачно­приспешно.

Творишь все время мне назло,

Хоть нет уже работать мочи, Ведь гробовое ремесло Поденщиком слезливой ночи.

Ты полностью теперь обжил Всю душу мертвенною силою И мастерскую обложил Осиновою древесиною.

Ты знаешь безысходный лик,

Где неприкаянные грезы Тебе, как стынущий родник

Всегда сливают в руки слезы.

Ты знаешь, где порвется нить

На «никогда», но точно прежде

Ты дашь измаяно почить Очередной моей Надежде.

Весь сгорбленный, но как пророк

Себя ты видишь в настоящем И помогает злобный рок Ложить Любовь в проклятый ящик. Ты знаешь истину святую Великой всемогущей Веры И как понять печаль немую В потемках мирозданной меры.

Ты часто смотришь в укоризне Из стен душевного острога Уставшим ликом этой жизни Со вздохом поминая Бога Ты видишь здесь мораль одну:

Ступать вперед и впредь не падать,

Опять к саванному рядну Мою все примеряя память.

Твори без продыху и сна,

Смотри, чтобы не обесславили;

И не моя ведь в том вина,

Что злобой чувства обезглавили.

А ты не веришь чудесам,

Вторя беспутные каноны,

Но вспомни, как когда­то сам

Ты рисовал свои иконы?

Забыл? Знать от избытка дел!

Ну что ж иди, тебе там слезно

Ждет уж гора мертвецких тел И куча непочатых досок.

Своим беспечным ремеслом В сией суетной круговерти Ты обуян добром со злом,

Меня вновь приближая к смерти.

Ну, что ж ты, братец, нету мочи?

Давай работай, не тяни,

Ведь знаешь ты, как стынут ночи И плачутся дождями дни Ты знаешь горестные сцены,

Когда безумная душа,

Сквозь безысходность бьется в стены И смотрит, тяжело дыша.

Испей мою печаль до дна,

Заешь прогорклые проклятья,

Но, может не твоя вина,

В том, что готовишь мне распятье?

Пусть предназначено судьбой Мне крест под небосклоном синим,

Но лишь бы рядом не с тобой,

И не с Иудой на осине.

Ты знаешь правду, знаешь ложь,

И этою минутой черною Бери скорей ее, итожь –

Вон ту Надежду обреченную!

Но ты глядишь избытком чувств В глаза с ухмылкой­укоризной,

Ведь знаешь, что я расплачусь

С тобою по любому – Жизнью!

* * *

Я победил в лихой войне,

Где вы кощунствовали, лгали И чувства вешние сжигали

В безумья яростном огне.

Я победил в войне идей Где натерпелся унижений Изгнаний, бедствий и лишений

От обезумевших людей.

Сгоревший верою дотла,

Я под упреков бренным грузом Все ж разрубил гордиев узел Коварного, лихого зла.

Да, в этой жизненной войне,

В сраженьях мыслей отчужденных Я выиграл, но все же мне

Безмерно жалко побежденных.

ГЕНИЯМ

Нет, я отчаянно не верю,

Что гении живут бесследно И замыкают в душу двери Ночами глухо и бессветно.

Что в мыслях,

Вечностью налитых,

Народ их беспощадно бросил:

Истерзанных, полузабытых,

Уставших от дорог и весел.

Их неприкаянные грезы Летят в эфире, как кометы,

Где быстро гаснут, словно звезды,

Открыв блаженные планеты.

Великонравственностью смысла Они пытливостью сознанья Ссылают легионы мыслей В неизмеримость Мирозданья.

Они душой рождают чувства Для величайших благ людей,

Верша на паперти искусства Неумолимостью идей.

Разбрызгав весен акварели,

Слагая осени сонеты,

Они Любовь в мечтах отпели –

Творцы: художники, поэты.

Среди кощунственного праха Их Храм –

забытый монастырь,

Где плачутся топор и плаха,

Взирая жизненный пустырь.

Ну что, Иуды? Вы позорно

Упейте их святую кровь,

Ведь в ваших чаяньях бесспорно Распята Богова Любовь! И приглашения нам розданы На их торжественную казнь,

Где жизнь,

как в розвальнях Морозова,

Взирает в черных душах грязь.

Вершите пагубные цели,

Бесчинствуй, роковая мзда,

Чтобы безумием в дуэли Была угадана звезда.

Ведь будет зло фатальной властью Гнездиться в сумасбродстве дней,

И мир с осатаневшей страстью Буянить глупостью своей;

И Правда в негодяйских ранах Ютиться в благостных речах;

И дряни в королевских санах Ходить в могучих палачах, Пока в пылу бесчеловечности Среди безумия земного Караются посланцы Вечности,

Глаголящие Божьим Словом.

Те, что блаженными ночами

Струятся с жизненных вершин Неугасимыми лучами Недосягаемой Души.

ШЕКСПИРУ

Твой на земле нетленный век,

Явивший вечные творенья Бессмертием духовных вех,

Великой силой вдохновенья.

Пронзая время светлой мыслью

В стихах любовь ты воссоздал,

Наполнив жизнь духовным смыслом,

Сюжетность сцен актерам дал.

Не отходя от вечных правил,

Ты чувствами седых эпох,

В своих стихах Судьбою правил,

Дав Смерти – выдох, Жизни – вдох.

На паперти лихого мира Ты светлые труды ваял,

Когда тебе играла лира И Бог с небес благословлял.

Прокачивало сердце кровь И рок нес яд на черном блюде,

Но ты боготворил Любовь В души космическом сосуде.

Ты при заплаканных свечах Себя растрачивал неслышно,

Когда в магических ночах С тобой беседовал Всевышний.

И вот когда не стало сил Творить в житейской круговерти,

Он в храм тебя свой пригласил И разделил с тобой бессмертье.

ПУШКИНУ

Вдали от злободневных пут И изощряющейся жизни В осенней поминальной тризне Твой упокоился приют.

Эх ты, заядлый интриган,

Ну не ходил бы на дуэли –

И не скончался бы в постели От ханжеских кровавых ран.

В крови над Черною рекою Схватил надежды удила,

Где смерть костлявою рукою

Дантесу роком знак дала.

Ушел плеядою стихий,

Не прокляв суеверье света,

Где кровью пишутся стихи Коротенькой судьбой поэта.

Ты знал, что временем нетленно,

И року без опаски внял,

И славой гения мгновенно Чело бессмертия обнял!

Ты не желал слепую почесть,

И, выполнив священный долг,

Ушел от явности пророчеств В сырой и мягкотелый дол.

Здесь, возле пожелтевших просек,

Твой молча спит нетленный прах,

И душу Болдинская осень Качает на седых руках.

И я под небосклоном синим Сегодня набожно крещусь Здесь, где угрюмо и бессильно

Тебя оплакивает Русь!

ЛЕРМОНТОВУ

Ох, если мир бы не тревожил

Судьбу клеймом фатальных дней,

Тогда б ты, вероятно, дожил

До дряхлой старости своей.

Вторил причастные молитвы,

Глядел бы скукою в окно,

Припомнив все былые битвы,

Да вслух читал Бородино!

Писал бы скучные рассказы

О светской жизни знатных дам И вспоминал свои проказы,

Когда был бестиею сам.

Но ты имел иные цели И вечно честью в бойни лез,

Хотя был свеж итог дуэли,

Где Пушкина сразил Дантес.

Посредством терниев искусств,

Путем усердного стремленья Ты выплетал плеяды чувств В поэмы и стихотворенья.

Строфою дни свои итожил,

Контрастом наполняя свет,

Хоть смерть уж расстилала ложе И заряжала пистолет.

Но, не предчувствуя лихое,

Ты сладострастно жизнь любил,

Умен был, дерзок, смел с лихвою,

За что всегда в почете был!

А Бог, взирая в укоризне

Своим Сознанием седым,

Вторил:

«Поэт всегда из жизни

Уходит в Лету молодым!»

МАЯКОВСКОМУ

Среди толпы многоголосой В буяньи сумасбродных дней Ты вырос дерзостным Колоссом Эпохи сумрачной своей.

Коммунистической обузой,

Зерцалом ревностных потуг Ты облачил в «рабочку» Музу

И впряг Пегаса в тяжкий плуг.

Шагая поступью широкой Великих пламенных речей,

Слогались новостроем строки,

Дыша горнилами печей.

Объяв собою полпланеты,

Крича строфою на весь мир,

Стрелой космической ракеты Буравил ты шальной эфир!

Раскинув пламенные мысли По брешам мозговых прорех,

Ты натирал мозоли смысла О глыбы гениальных вех.

Заполнив полость мирозданья,

Из уст великого столпа Струится голос созиданья Под звук кувалды и серпа!

И сердце пламенным мотором Гнало в строку историй ход,

Но с неприкаянным укором К тебе спешил фатальный ход.

И «буквился» легко и просто

Набатный твой железный слог,

Но вглядывался в окна РОСТа Уж жизни роковой итог.

И ты глядел на черный профиль,

Не видя выбора в судьбе,

И все марал сознаньем строфы На вечный памятник себе.

Но, приоткрыв в бессмертье дверцу, Ты сам от первого лица Вмиг осадил шальное сердце Смертельной мерою свинца.

ЕСЕНИНУ

А ты любил хмельные песни,

Что воспаряют в неба синь,

И веселящей страстной бестией Кутил в безбрежии Руси.

Мотал взахлеб уставший вечер В объятиях гулящих баб И сладострастья свежий ветер Бросал листвой в осенний бал.

Неумолимо верил в ночи,

Что жгли безудержную плоть,

Умен, красив был и порочен,

И все ж любил тебя Господь. Но на сердце дымилась рана И, молча обнявшись с судьбой,

Ушел из жизни слишком рано Ошибкой смертно­роковой...

Лишь шелестят Руси дубравы Пристрастием шальных стихий Да росами отплачут травы Твои бессмертные стихи.

ГУМИЛЕВУ

Тот день предчувствовал лихое,

И утро озарило двор,

Когда проклятие шальное Тебе писало приговор.

И пепелились в небе птицы,

Как мысли недопетых строк.

Ну вот они, твои убийцы,

Пришли навязывать свой рок.

Подняли окриком мгновенья,

Пытаясь нагонять кошмар,

Чтоб проводить путем забвенья В иную жизнь

с холодных нар.

Последний миг перед расстрелом.

Безумьем взведенный курок Застыл в рывке остервенелом,

Творенью отмеряя срок.

Но ты смотрел совсем не жертвой В глазницы смерти не спеша,

Узнав при жизни,

как бессмертна Поэта дерзкая душа.

ОСЕНЬ ЦВЕТАЕВОЙ

Поплачь, неласковая осень,

Пролив щемящую печаль,

О той, кто милости не просит

И чьи уста давно молчат.

Ее ты не отговорила,

От кары все простив сполна,

Сама петлю на шею свила...

Залей тоску глотком вина.

Страстями Божеских молений В кромешной утренней тиши Встань на разбитые колени Просить прощенья у души.

Осыпь ее приют цветами, Укрой упавшею листвой И помяни свою Цветаеву Промозглой едкою порой.

Возвысь в веках ее участье Судьбою дерзкой, роковой

За это неземное счастье Сиять Господнею Звездой!

ЛЕОНИДУ ГУБАНОВУ

Как поздно вы пришли с признаньем Стирая чувства до крови,

Посыпать снежным покаяньем На немоту его любви.

Взирать, кто изгнан этим миром,

Кто грешен был не согрешив, Кто звонкою монетой Лиры

Растрачивал казну души.

Того, кто сущностью оболганный

Тенями бед и светом грез Писал судьбу ночами долгими Чернилом крови, пота, слез.

Того, кто предался беспечности

На мир огромный посмотреть И возжелал в глазах у Вечности Подняться в небо и сгореть.

Но на краю, у самой пропасти,

Почти сгоревшие дотла,

Обрезанные бритвой робости Лежать остались два крыла.

* * *

А если бы не пуля

в груди у Пушкина?

А если бы не петля

на шее у Есенина?

А если бы не яд

в бокале у Моцарта?

Сколько стихов упущено!

Сколько сонат посеяно!

Сколько сгнило эмоций­то!

БЛАГОСЛОВЛЯЮ...

Благословляю свой последний стих,

Где облики надежд, мечты несущих;

Благословляю мертвых и живых,

Ушедших в Лету, будущих и сущих.

Благословляю Жизненную Ось За то, что лик Вселенной обернется,

Всех тех, с кем мне в судьбе пройти пришлось,

И тех, с кем встретиться

на небесах придется.

Благодарю свою судьбу на вираже За службу у Вселенского порога,

За голод творчества в измаянной душе И Слово кормчее

из уст от Бога.

Благодарю страну за смутный час,

Где смерть своей иллюзией балует,

За вычурность циничных голых фраз В канве ее свинцовых поцелуев.

Благодарю, Земля, за наготу твою

С предательством друзей и горем близких,

За то, что я в твоем лихом раю

Был завсегдатаем «расстрельных» черных списков.

Благодарю отверженность святых людей,

Которых зло взяло, смеясь, на мушку;

За то, что свет моих божественных идей

Был явным претендентом на «психушку».

Благословляю Божие Лицо Плеядой слов в писательской прорухе;

Всегда живущих бездуховных мертвецов И всех бессмертных

во Вселенском Духе.

Благословляю солнечный эфир,

Что выкормил блаженное сознанье;

Изгнавший гениев коварный мир И с Жизнью недопетое свиданье.

Благословляю неприкаянность ночей,

Великой Вечности прожитые мгновенья,

Всех ненавистных алчных палачей,

Что мне дарили ярость «вдохновенья».

Благословляю Твой Священный Слог В духовном свете вечного спасенья,

Библейский мирозданный Эпилог,

Земную смерть и Воскресенье!

ПОСЛЕДНЯЯ ПРОСЬБА

Настанет он, предел моих скитаний,

Когда приду к тебе,

Вселенский мой Отец,

Я – раб сознанья, исполин изгнаний,

Бессмертных истин отрешенный чтец.

Мои дороги, политые кровью,

Слезами, потом и терзаниями муз,

Всю жизнь братались с призрачною новью,

Не заключая с домоседством бренных уз.

За горизонт мечты, под небом синим,

С молитвой ночи, вечера и дня,

Я шел, влачась по этой жизни вечным сыном,

Без благ судьбы, жилища и огня.

Я жаждал с миром смертного свиданья, Когда в аорте вдруг похолодеет кровь И кончатся блаженные скитанья Тернистых мыслей, рабская любовь.

Вселенная в гоненьи ошалелом,

Святые тайны от меня тая,

Взирала: нищ и гол я грешным телом,

Зато душою величавой царствен я.

Со мной делилась светлая природа Блаженной верой и страданьями веков,

Презренной яростью тщедушного народа,

Проклятьем дерзостным и лаврами венков.

Короткую всю жизнь

я все же не напрасно,

Бродя в дилеммах вековой игры,

Искал любовь,

перемещал во времени пространства,

Воздвигнув новые великие миры.

Я проявил своим сознанием умело Все то, что покрывала вечных таинств мгла,

Все то, что так мое прочувствовало тело,

И то, что лишь моя душа постичь смогла.

Ведь я не от безумных толп всегда зависел,

Коварством алчным не горел от злых огней,

Живя щемящею тоскою праздных чисел И беспредельной радостью истомных дней.

Святая сила вечного эфира,

Что наполняет ум, как вешняя вода,

Создав моим сознанием творенья мира,

В веках переживет еще царей и города.

Мы все бредем к Тебе толпой своей угрюмой В венцах терновых при растраченности сил,

Теплясь надеждой и свивая думы Над тихим пленом сумрачных могил.

Здесь, возле грани цепкого мгновенья,

Где, оплавляясь, мы перестаем гореть,

Прошу:

Господь, дай мне благословенье,

Рабом пожив, свободным умереть!

НАПОСЛЕДОК

Я ухожу, знать, вышел срок Подбить терзанья и улыбки И наготой последних строк Исправить прошлые ошибки.

Я отглаголил, отлетал

И, жизнь свою прожив поспешно,

Душой неистово устал –

О, как мне траурно и грешно.

Как мне прискорбно за судьбу И неприятно за обиды Взирать в сиреневом гробу Непритязательные виды.

Ведь времена фатальных цифр О Будущем, увы, не знают,

Глядя, как подлые глупцы

Мои поэмы распинают.

И им с обугленных страниц Струится трупная прохлада От мертвых тел, затертых лиц,

Живущих в прошлом...

Нет, не надо!

Земля, ты на прощанье дай

Увидеть то, что сердцу лестней: Последний клин осенних стай И небо – лебединой песней,

Где Богу смертно и послушно Несут мечты в седых веках Мою разорванную душу На изувеченных руках.

РЕКВИЕМ

И вот когда мой прах к погосту понесут И будет дико выть заплаканная осень,

Я перед тем как воспарить на Божий Суд,

Взгляну на вас в последний раз

сквозь неба проседь.

Когда замкнется вдруг житейский круг Среди дилемм судьбы и обнаженных истин,

Я, наконец, узнаю, кто мне враг был, а кто друг,

Кто лжив и льстив,

а кто душою чист и искрен.

Пусть отзвучат по мне последние слова –

Наигранно­фальшивый говор почитанья,

И затрепещет тихим шорохом листва,

Вторя тирады запоздалого признанья.

Ну, что же вы, целуйте мертвеца,

При жизни не могли – так, значит, после смерти

Поощущайте жесткость побледневшего лица Все: грешники, святые, ангелы и черти!

Да, я теперь холодный, как земля,

Боль мира навсегда застыла в черствых венах,

И этот страшный день, закатом веки опаля,

Сбежит за горизонт в признаньях и изменах.

Поплачьте, если легче станет вам,

Порадуйтесь, хмельно злословя над могилой,

Взирая, что окончен век моим большим делам

На этой Родине –

холодной и постылой.

Здесь, где при жизни чужд был и изгой

И где цензурою держали мысль в границах,

Я по седым ночам тоской беседовал с пургой,

А днями тягостно глядел на злые лица.

Но, верите, я все прощаю, ведь

Устроен мир Создателем так кратко,

Чтоб гениям дано было ничтожный срок гореть Для вас, неблагодарных, без остатка.

И понял я, что Жизнь –

всего судьбы игра В безумьи ярой мачехи­России,

Где Бог бы зажигал на алтарях огни добра,

А вы б их низменным бездушием гасили.

Пускай библейские псалмы мне отпоют Тысячелетья с поседевшими веками И мир последний мой заброшенный приют Осыпет осени багряными венками.

Да, я, впервые укротив бунтарский гнев,

Лежу пред вами смирно и послушно,

Как будто слушаю молитвенный напев Церквей с печальной тугой простодушной.

Положите мне в изголовье янтарный закат,

Ну а в ноги – кровавые ваши рассветы,

Чтобы был я в последний раз миром объят Перед тем, как уйти неприкаянно в Лету.

Ты побуянь на поминках хмельных, страна,

Разлив злорадства стынущие реки,

За то, что я сгорел, испит тобой до дна,

За то, что наконец смогла сомкнуть изгою веки.

Да, для того, кто был рожден страдать,

Кто тужился своим сознаньем во глубинке,

Ты нынче явно проявляешь благодать,

Заказывая пышные поминки.

Дождалась ты – сожрет меня судьба,

Разинув злую пасть холодною могилой,

За то, что никогда я не ходил в твоих рабах

Средь этой мрази гнусной и постылой.

Но перед тем, как тело поглотит земля,

Пред этой ссылкой в сумрачную небыль Пусть теплым лучиком к лицу прильнет заря И упадет на грудь распластанное небо.

Пусть набожно проплачут журавли Прощальный псалм величественной воли,

Летя свободою в разверзнутой дали Сквозь мир изгнаний, обречения и боли.

Пусть все надежды, грезы и мечты

Закружатся осеннею прощальною порою И, выбросив из гроба вялые цветы,

Жизнь телом молча расквитается с Землею.

И вот когда уже свершится ритуал И перекреститесь виновно вы пред небосводом,

Я помолюсь с небес о том,

чтобы никто из вас не знал,

КАК СТРАШНО БЫТЬ ОТВЕРЖЕННЫМ

СВОИМ НАРОДОМ !

РЕИНКАРНАЦИЯ

Там, где Тайне Сокровенной

Рок бросает куш,

Бог играет во Вселенной

Карнавалом душ.

Пересадка ощущений –

Сложные дела В сферах перевоплощений

В новые тела.

Кто ты, старый мой праобраз,

Раб иль падишах?

Не дает сознанье обрис

И молчит душа.

Жертва ты или убийца,

Царь или плебей –

Образ твой не возродится

Вновь в душе моей.

Может, был ты император,

Всех ведущий в бой,

Или нищий гладиатор

С проклятой судьбой.

Или был ты шейх могучий

Солнечной страны,

Или рыцарь невезучий,

Иль кумир войны.

Был ли ты мудрец великий

И дарящий свет,

Тот, что в сущности безликой

Свой оставил след.

Может, скифом непокорным

Северной страны Ты взирал на небе черным

Таинство Луны.

Или викингом могучим

В Англию ты плыл.

Одолев туманы, тучи

Сонмом своих сил.

Или нищим шел брахманом –

Старый и босой,

Или отдыхал с шаманом

Средь китайских сой.

Может, царские манеры

Ты душой слагал,

Или нищенскою верой

У церквей стоял.

Иль, почувствовав фиаско,

Плыл, поднявши флаг

Дерзким и могучим баском,

Знавшим курс и лаг.

Кто ты посреди эйфорий –

Гений иль пиит,

Но премудрость аллегорий

Вечность сохранит.

Кто ты, странник мой печальный,

Паж или поэт,

Тот, что брел дорогой дальней

Сквозь фатальность лет?

Величавостью сознанья

Я тебе пою,

По крупицам Мирозданья

Лик воссоздаю. Ты бы вновь во мне проснулся

Сенью роковой,

Если б Бог тебя коснулся

Нежною рукой.

Изменяются у мира

Ясные черты,

Где средь звездного эфира

Пролетаешь ты.

Если ты огнями Линча

Всех сжигал окрест,

Значит, за тебя я нынче

И несу свой крест.

Если был любовник ярый

В черною зарю,

Значит, за тебя удары

Я судьбы терплю.

Если был ты нищий странник

С латаной сумой,

Значит, до сих пор, изгнанник,

Образ твой со мной.

Может, черными тенями

Ты являлся мне,

Чтобы страстными цепями

Приковать к Луне?

Или лучезарным ликом В нимбах чистоты Мимолетностью великой

Появлялся ты.

Может, ты достиг сознаньем

Божеских Вершин Или произрос познаньем

До земных глубин?

Может, на пиратских шхунах

Рабский вез товар

Иль играл на тонких струнах

Стонущий дутар?

Или дерзостным Колумбом За мечтою плыл Или спал танцором румбы,

Выбившись из сил?

Может, вечным Рафаэлем

Страсти рисовал Или звуками свирели

Вечность чаровал?

Может, страшным Чингисханом

Земли воевал Или мирным дастарханом

Гостя принимал.

Может быть, ты был атлантом

Стонущих стихий Или гениальным Данте,

Что писал стихи?

Или был слепцом Гомером,

Что пророком брел,

Или славным Гулливером,

Что себя обрел.

Или жизненным резоном В таинствах мечты Жил ты бедным Робинзоном

В гранях пустоты?

Может, был ты Дон Кихотом,

Ищущим побед,

Иль Синдбадом­мореходом,

Что объездил свет.

Или рьяным Одиссеем,

Что за счастьем плыл,

Или светлым Моисеем,

Что блаженным был.

Или жаждал жизни новой,

Как Иисус Христос,

Иль был страстным Казановой

В кулуарах грез.

Или ловким самураем С режущим мечом Воевал тогда с китайским

Ханом­палачом. Или страждущим евреем

У креста стоял,

Иль воинственным халдеем

Волю добывал.

Иль голландским плотогоном

Ты леса сплавлял,

Иль швейцарцем умудренным

Стекла выдувал.

Иль отважным китобоем

В океан ходил,

Иль брел раненным ковбоем,

Выбившись из сил.

Может, за слоновой костью

Ты в саванну брел,

Где непрошеному гостю

Рок свой шанс отвел.

Или в карстовых пещерах Ублажался ты Сталактитовою дщерью

Вечной красоты.

Иль, посланником став важным,

Ночью, да и днем

Шел пашою ты отважным

Шелковым путем.

Был ты розовым фламинго Ветреной мечты Или выл собакой динго

В далях немоты. Иль скакал в опор койотом За мустангом вслед Возле красоты каньонов

И благих примет.

Иль взирал благие краски,

Глядя в небосвод,

Стоя посреди Аляски

Северных широт.

Или варваром безумным Разрушал ты Рим Или на сенате шумном

Был для всех незрим.

Или ты являлся ликом

Чести и хвалы,

Что произрастал великим

Словом Шамбалы.

Не в пластах теперь кембрийских

Твой затерян след, Не в эпохах силурийских

Красной глины свет.

И не в меловых останках Сохранился ты Между камбиевых таинств

Вечной немоты. Ты величественной мерой

Видел Вавилон И цыганской брел манерой

Кочевых племен.

Не в заманчивых сандалах Гостем ты был зван И не в праздничных пиалах

Видел Рамазан.

Не в украшенных гаремах,

Возле евнухов,

Слышал пение улемов

Стоном страстных слов.

Нет, не сказ Шахерезады

Там тебя пленил От Божественной тирады

Обольщенных сил.

Не на шелковых подушках

Ты тогда лежал,

Не о страсти сказки слушал,

Заточив кинжал.

И не в праздничных туниках С яростных трибун Ты взвивался страшным ликом

Под бренчанье струн.

Не на приисках хрустальных

Ты себя сгубил,

Умирая в грязных стайнях,

Выбившись из сил.

Не среди каменотесов

Ты себя обрел,

Свив из гречневых колосьев

Светлый ореол.

Не на сборищах вампирских

Облик твой бродил, Не среди песков каирских

Ты босым ходил.

Не в свирепости бурунов,

Пением ветров –

Лирою играли струны

Дифирамбы строф. Не на сборах виноградных

Загибался ты,

Не у жертвенников чадных

Видел суть тщеты.

Не в безумных повеленьях,

Коих дарит бес, Не в торжественных моленьях

Сатанинских месс.

Не в пристанищах идильных,

Где лишь блажь да тишь,

Не в скупых домах родильных,

Не в тиши кладбищ.

Не в златых алтарных чашах

Видел ты свой нрав, В одеяниях монашьих

Иезуитом став.

Не со сборщиками мыта С кожаной сумой Шел ты грязный, неумытый,

Дряхлый и седой.

Не на черных эшафотах И не возле плах Зрел ты жизненные ноты –

Возрожденье, крах.

Не в великих царских тронах

И не на крестах,

Не в светящихся коронах

И не в злых устах.

Может, мне своим талантом

Взвиться до небес Иль безумственным Атлантом

Вызвать бурю месс?

Воздвигает Божий Ярус

Манящую даль,

Где глядит двуликий Янус

В страстную печаль.

Не у свежих кипарисов Нам с тобой сидеть И не ликами нарциссов

В озеро глядеть.

Не на варварском базаре

Нам с тобой стоять,

Не в хмелеющем угаре

Танцы танцевать.

Не отчаявшимся лисом

Красть лавашный ком,

Пахнущий хурмой, ирисом,

Пряным молоком.

Отвезут нас, может, мулы

В тихие места,

Где жиреющие муллы

Не блюдут поста.

Нет, не в рощах Ассирийских

Нам теперь бродить И не в храмах Византийских

Воинами быть.

Не плодами сладких манго

Плоти искушать,

Не у вод седого Ганга

Кали вопрошать.

Ведь путями вечных истин

Разойдемся мы,

Где лишь Бог со всеми искрен

В кулуарах тьмы.

Может быть, с Господним ликом

Повстречаюсь я На пути своем великом

К тайнам Бытия.

Не молчи, духовным гласом

Тихо мне ответь, Чтобы в тайне седовласой

Был бы я на треть...

Вставит сущность ногу в стремя

Силой Божих йот,

И раздарит в мире время

Каждому свое.

Но совокупятся звенья

В ненависть и честь,

Явные несовпаденья

В Мирозданьи есть.

Дотекут устало воды,

Догорят огни,

В перипетиях Природы

Скоротечны дни.

Разрисуют вновь полотна

И напишут стих;

Заполняет мир все плотно

В клеточках своих.

Старые исчезнут лица,

Догорят мечты,

Все по новой возродится

В гранях пустоты.

Обречена на затирку

Вечность черных тризн, И напишут под копирку

Снова чью­то жизнь.

Отдохнет душа у Бога –

Свет и благодать,

И опять пойдет в дорогу

Жизни коротать. Строим мы материально

Крепкие дома;

Жизнь деянья всем реально

Раздает сама.

Может, тот, кто был мне братом,

Станет мне врагом,

Черной смутою объятый,

Что царит кругом?

Может, встретимся мы снова –

Цезарь и злой Брут И твоей командой слова

Мне ножи воткнут?

Может, станешь верным другом

И спасешь меня,

Сам замерзнешь в злую вьюгу,

Мне отдав коня?

Может, будешь ты Пилатом,

Ну а я – Христом,

И, войдя в твои палаты,

Я уйду с крестом?

Иль у стен погибшей Трои Будем мы стоять И воссоздавать и строить

Новый мир опять.

Иль пойдем молиться в Мекку

В светлые места,

Где Господни человеку

Говорят уста.

Иль божественным Эдемом,

Обликом своим,

Будем Ромулом и Ремом

Строить вечный Рим?

Не успеем мы проститься,

Унесемся прочь,

Поглотят нас воды Стикса,

Черные, как ночь.

Здесь Орфей стенаньем диким Сложит нежность гамм О погибшей Эвридике

В дифирамб богам.

Мы увидим пса Цербера

С брызжущей слюной,

И отправит нас галера

На берег другой.

Жуткие покажет виды Нам старец Харон Во владениях Аида,

Где лишь плачь да стон.

Наваждение лихое

Адовых огней,

Ощутим и мы шальное

Царствие теней.

И забудем про планету

С вихрем зимних стуж,

Зрея, как несутся к свету

Миллиарды душ.

Только выйдем мы оттуда

Кротки и бледны,

Поглядевшие на чудо

Тыльной стороны.

Но пройдет лихое время,

Скоротечны мы,

Сбросив страховое бремя

Ненавистной тьмы.

Выйдем мы в венках из лавра Божеским огнем Из объятий Минотавра

С золотым руном!

Как Дедал летит с Икаром,

Вечности грозя,

Так и нам к свершеньям старым

Повернуть нельзя.

Сядет солнце небосклоном

Многоличьем чувств,

Дышит Геба с Аполлоном

Силою искусств.

Сумрачно вдыхает Гея

Зевсов приговор,

Слыша стоны Прометея

С величавых гор.

Лишь лукавые химеры

Разевают рот,

Зрея, как с плеча Венеры

Целится Эрот.

Может, псами Актеона

Будем завывать Или страстною Юноной

Вечность целовать?

Или светлою Авророй

Продолжать наш путь,

Чтобы в истинные споры

Сущность окунуть.

Или страждущим Сизифом

Глупый труд вершить,

Или царственным Калифом

Во дворец спешить.

Или дерзостным Танталом

Вечность призывать,

Иль Иудою­шакалом

Страсти воспалять.

Или Каином проклятым

Видеть землю Нод,

Или таинством заклятым

Есть запретный плод.

Или пьяным Соломоном

Песню песней петь, Или злом неугомонным

Иродом глядеть.

Иль воинственным Ахиллом

Гибнуть от пяты,

Диогеном, тратя силы,

Вникнуть в суть тщеты.

Не на пьяной черной тризне

Нам сегодня быть,

А по величавой Жизни

Гордым нимбом плыть.

Ликом нищенских факиров

Таинства вершить,

Страстью дерзостных эмиров

В мусульманстве жить.

Не на острове Родоса

Таинства ваять,

И не ликами Колоссов

Среди всех стоять. Не пристанища Киприды

Обнимали нас,

Не сады Семирамиды

Чаровали враз.

Не Пизанских вечных башен

Колыбельный звон,

Не Коктебелей вчерашних

Полуночный сон.

Но величию заветов Ты учился сам Не в чужбинных минаретах

Средь железных брам.

Не с развратной куртизанкой

Спал в пампасах ты,

Упоенный страшной пьянкой,

Сенью нищеты.

Не седое полнолунье Призывали мы

С черноокою колдуньей

В кулуарах тьмы.

Не с земли обетованной

Изгнаны за грех,

Не обугленной саванной

Слала вечность всех.

Даже не благие струны Взыгрывали нам Колесом святой Фортуны

К Божеским ногам.

Только смотрит мир устало Ликами вельмож Из дворцовых ярких ставней

И блестящих лож.

Не воде седого Нила

Вечность обмывать,

Не озлобленною силой

Землю попирать. Величавостью сознанья Есть душа твоя В перипетиях созданья

Сферы Бытия.

Но к кипению вулканов И телам комет Ты привыкнешь светлым саном

Через сонмы лет.

Первозданнейшим началом,

Что во мне лежит,

Бог Вселенским номиналом

Продолжает Жизнь.

Для меня найдется дело

Таинства вершить;

Пусть достойно будет тело

Радужной души!

Озареньем постиженья Я приду опять Это вечное движенье

Разумом верстать.

Ты великим созиданьем

Мысли освети,

Чтобы я своим сознаньем

Продолжал идти.

Мирозданное движенье,

Таинств круговерть,

Вникнув в механизм рожденья,

Мы познаем смерть.

Наше светлое сознанье Носит высший чин Через метрику познанья

Разных величин.

Величавостью Созданья Есть Душа твоя В алгоритмах созиданья

Сферы Бытия.

Над землею спящей немо

Млечный Путь разлит,

И звездой блаженной небо

Мысли озарит.

Вечностью святою

Мирозданный лон,

Светлою душою

В таинстве времен.

Неразрывны эти сцепки,

Их нельзя рассечь,

Хоть держу в руке я крепко

Свой дамоклов меч.

Но закручены так нравы

В жизненный узор,

Чтобы путь к великой славе

Был через позор. Величавостью сознанья Тайна есть Твоя В вереницах созиданья

Сферы Бытия.

И я Вечности достигну

Мерой Божьих виз,

Если полностью постигну

Целостную Жизнь!

Этот мир неодинаков,

Зная свой черед,

В таинствах природных знаков

И глаголах йот. И отложится в сознаньи

Очередность цифр,

Лишь закончит Созиданье

Мирозданный цикл.

Разливается в эфире

Таинство имен,

Только жаль, что в этом мире

Краток лик времен.

Многоличиями злаков

Шива произрос,

Что чрез тайны букв и знаков

Истину донес.

Духом превзошел по праву,

Ощущая Жизнь,

Зная человечьи нравы

Без елейной лжи.

Вечное передвиженье,

Как контрастный сон,

Где верстается смешенье

Генных хромосом.

Может, нашим созиданьем

Вечность обживать Или благостным сознаньем

Жизни коротать.

...Не в Эдемских колыбелях

Таинство Твое,

А в морских жемчужных мелях

Скрыто бытие.

Где коралловые рифы

С яхонтами звезд,

Там слагаются все мифы

Из контрастных грез.

Здесь в рутинах Мирозданья Лики грузных стел И разрушенные здания,

Сотни каравелл.

Между кувшинов разбитых

Бродит лунный свет,

Высвещая трилобитам

Золото монет.

Берега стоят покато

Сотнями веков,

Охраняя грузных скатов

И морских коньков. Здесь отчаянные игры Рыщущих акул И пронырливые иглы

Прошивают мул.

Здесь глубинные миноги Средь планктонных рощ И лихие осьминоги

Отражают мощь.

За полярным дальним кругом В гранях красоты Повстречаются друг с другом

Нерпы и киты.

Где лазурные сиянья

Образуют вид,

Голубые очертанья

Вечность сохранит.

Ходят гордые пингвины,

Примеряя фрак,

Только жаль, сюда дельфины

Не плывут никак.

Молча белые медведи Бродят между льдин И мечтают об обеде

Из морских глубин.

Может, я обжить пытался

Мысленный простор Или разумом добрался

До высоких гор?

Глядя в жизненные дали,

Мысли обрели Сени радужной вуали

Красоты Земли.

Величавостью созданья Мирозданных норм Гениальность созиданья

Разноликих форм.

Лишь натужное шипенье Ядовитых змей Да тревожное храпенье

Стонущих коней.

И воинственные трубы

Боевых слонов,

И оскаленные зубы

Желтогривых львов.

И пятнистые узоры Рыщущих гиен Да воинственные споры

Жизненных арен.

Может, я жрецом Египта

Был когда­то сам

И своим сознаньем гибким

Верил небесам?

И в долине фараонов,

Возле пирамид, Около Тутанхамона

Мой блуждает вид.

Может быть, своим познаньем

Я достиг вершин,

Ощущая подсознаньем

Таинство души? Мне бы гением Сократа

Изыскать ответ:

Как же в мире столь богатом

Правды с счастьем нет.

Вы ли, яростно борзея,

Отворив уста,

Рвали в стенах Колизея

Бедного шута?

Не распутные гетеры

Вникли в мой покой,

И не славной Баядере

Я махнул рукой.

Или, как святой Джордано,

Я горел в кострах,

Но не отрекался рьяно

С Истиной в устах.

Не в златых алтарных чашах

Видел я свой нрав – В одеяниях монашьих

Праведником став.

Не у храмов Олимпийских

И не средь врагов,

Не среди колонн Дельфийских

Сонмом вещих слов.

Был всегда я с Богом искрен

Явью перемен,

Пробивая сенью Истин

Толщи грешных стен.

Но не страхами Голландца Сущность обживать Или таинством фламандца

Вечность рисовать.

Как обтрепанные платья,

Сброшены тела,

И уйдут хвалы, проклятья

В новые дела. Силой перевоплощенья Хочет Бог сейчас Изменить все ощущенья

В чаяньях у нас.

Озари величьем правым Светоч перемен Над побоищем кровавым

И кощунством сцен.

Мы найдем святое счастье,

Чтобы вновь затем После странствий возвращаться

В брошенный Эдем.

Мы не знаем, кем мы были,

Боже, подскажи,

Что тела тогда творили

Силою Души?

На судьбу мы погадаем

Вечности подчас,

Но об этом не узнаем,

Память скрыта в нас.

Может быть, на черной тризне

Мировых стихий Я прочту в грядущей жизни

Вещие стихи!

Как узнаю, кто я всюду,

Раб или титан,

Если ты скрываешь Чудо

В вечной тайне тайн?

Может, я вернусь чрез время

Нищенкой туда, Где дарил народам бремя

Царского вреда?

А затем лет через тыщу Возвращусь опять К тем стенам, где плакал нищим,

Просящим подать?

Может быть, дурак там будет

В царском парике,

А мудрец шутом на людях

В красном колпаке?

И дадут мне меч булатный,

Резвого коня,

Чтоб не жил тиран проклятый

Опосля меня.

Стужей ветреной и лютой

Плачется эфир,

Но пророк душевной лютней

Растревожит мир.

В величавом созиданьи Ангельской трубой Оглашает Мирозданье

Мой последний бой.

Небосводы заликуют,

Значит, повезло, И тогда восторжествует

Правда, а не зло!

И, сто жизней прошагавший,

Назло всем врагам,

Я вернусь душой уставшей

В свой забытый Храм. В стонущий морозный вечер

Бога вопрошу,

Молча зажигая свечи,

Память воскрешу.

Силою преображенья Кадит фимиам В эмпирическом движеньи

По седым стенам.

Распахнувшимся Сезамом Божеской мечты Льется Дух святым бальзамом,

Что бессмертен ты.

И звучит Господний голос

В звездной высоте,

Где обожествился образ

Вечности в Христе.

И, премудростью верстаясь,

Мир, как в детском сне,

Величайшее из таинств

Открывает мне...

ЭпилогНОЧЬ ПОСЛЕДНЕГО ИСКУШЕНИЯ

Мерилами контрастных мнений Пусть торжествуют в эту ночь

Свет Истины – стезей сравнений

И Мудрость – Постиженья дочь

В недалеком прошлом великий, но порочный

Человек стал на стезю праведности.

Дьяволу не хочется дешево отпустить его душу,

и он решается на вторичное искушение.

У врат ада сидит смурной Дьявол .

Дьявол :

Минуло вот уже три года С тех пор, как, свив мечту небес,

Правитель глупого народа Пошел порочности вразрез.

Живет он правдой захудалой,

Изволив о страстях забыть,

Да попытаюсь я, пожалуй,

Его вторично искусить.

Но, если явно не удастся

Вновь эту душу обрести,

Пускай Вселенной мне воздастся За неуменье грех плести.

Ушел он в веру непомерно Вняв подсознанью своему;

Уж полночь бьет, пора, наверно,

Идти мне в келию к нему.

Келия Праведника.

Праведник (про себя):

Лишь ночь взяла свои курсивы,

Итожа уходящий день,

Как снова дьявольские силы Сомнений нагоняют тень.

Неугомонные виденья Остервенело мысли пьют,

Коварной силой наважденья Сплетая вязь греховных пут.

Буяет грех в глазницах страсти,

Ютясь в тенях среди свечей,

Где чудятся лихие пасти Шальных зверей и палачей.

(вслух):

Зачем ты, сатана, жестоко

Злоумышляешь в час ночной?

Из темноты появляется Дьявол :

Затем, чтобы дитя порока

Вернулось к сущности земной!

К чему покинул ты прельщенья Моих миров, где был уют, И под мотивом посвященья Нашел в монашестве приют?

Недавно, обуянный страстью,

Ты был на злобу обречен,

Спрягая величавость счастья Порабощеньем и мечом,

Но как сумел переиначить Ты свой воинствующий слог?

Праведник :

Господней Верой!

Дьявол :

Что судачить!

Еще плачевней твой итог!

Ты принял свет звезды манящей В свои блаженные мечты Затем, чтоб в глупом настоящем

Добиться тленной нищеты?

Хоть неприкаянные грезы Перевернули твой устой,

Одумайся, пока не поздно,

Переиначить выбор свой.

Твое стремленье безгранично В надежде позабыть сей свет,

Но чтоб осмыслить жизнь вторично,

Я хитроумный дам совет:

Еще с истоков непорочных,

Когда Земля начала бег,

Вкусив плодов познанья сочных,

Людишки свой зачали грех.

Лукавый ближе оказался,

Вручая Еве сей подлог, Чтоб этот мир образовался Совсем не так,

как думал Бог.

Тогда, в суетной круговерти

Возжаждав мудростью владеть,

Сменили Божие Бессмертье На неприкаянную смерть.

Они, насытив стpастью тело,

Себя увидели в большом, Ведь людям явно надоело Гулять по саду нагишом.

Когда из сладостного Рая Брели изгнанники с виной,

Их души, верой догорая,

Сроднились с сущностью земной. И в них засела столь рутинно Дилемма жизненной игры,

Чтобы интрижной паутиной Сплетать греховные миры.

И гpехотвоpная pасплата

Родила злобную чуму,

Где Каин убивает бpата

Из жуткой зависти к нему.

Судьба пороками слагалась:

Дралась, кутила и пила,

Чтоб Правда навсегда осталась Наложницей в темницах Зла.

Друг друга люди убивали,

К всевластью пролагая путь,

Забыв Господние морали,

Вершащие земную суть.

Они, растлив пороком тело,

Собой явили грешный скоп,

Беснуясь страстью оголтело,

За что им Бог наслал потоп.

Разгневавшись над сумасбродом Своей натурою святой,

Разбушевавшейся природой Он уничтожил род людской.

Но созидательной стезею,

Не предрекая дел исход,

Вновь праведным семейством Ноя Продолжил человечий род.

Но лишь порочные изъяны И здесь явили ряд помех,

Чтоб Ной враз проклял Ханаана За совершенный Хамом грех.

В быту порок произрастает Всегда от первого лица,

Но ведь и Бог не прав бывает –

Сын не ответчик за отца.

Вот тут­то грех и заpодился

Из возpожденной чистоты, Когда Хам вдоволь поглумился Над ликом отчей наготы.

Так неpадивый тлен стpемлений

Наполнил пpаведный эфиp,

Чтобы контpастом поколений

Вершить животворящий миp.

И вновь нелепые моpали,

Пpодолжив свой гpеховный сказ,

Непопpавимо и попpали

Господний pевностный наказ.

Идя доpогою pазвpата

Душой на гpеховое дно,

Наpоды взяли светоч злата,

Услады жизни и вино.

И, отойдя от вечных пpавил,

Высокомеpьем мудpых сфеp

Ваяли башню, но поставил

Бог лингвистический баpьеp.

Сколь не было сильно сознанье У благомыслящих людей,

Из­за стези непониманья

Сошла на нет чpеда идей.

И, чтоб не дать вершить позоpу

С pазвpатной, гpехотвоpной мглой,

Содом сничтожил и Гомоpру

Гоpящей сеpой и смолой.

Но сpедь житейского бедлама,

Взиpая пpавый обоpот,

Господь находит Авpаама,

Чтоб тот зачал духовный pод.

Чтоб было в лоне злобной массы,

По настоянию Его,

Создание духовной pасы,

Пpеобpазившей естество.

И зрея светоч созиданья Великолепием искусств,

Ему Он сделал обрезанье Благословеньем светлых чувств.

...А через время, счастье сея

Надеждой видеть райский свет,

Господь пускает Моисея Блуждать в пустыне сорок лет.

Он вел людей в походном стане,

Но ропот среди них был хож,

Что на одной небесной манне Весь скудный век не проживешь.

Брела вперед толпа большая Величием святых манер Не зная, что Бог совершает

Хитрозадуманный маневр.

Ведь он великим повеленьем Водил их долго вкруг земли,

Чтоб обновленным поколеньем Они до края добрели.

Но времени сбежало мало,

И грешной участью своей Хмельная сущность растлевала Их души в сумасбродстве дней.

И вечная богобоязность Им стала так недорога,

Ведь ублажающая праздность Коварней страшного врага.

Сpеди кощунственного миpа,

Уйдя от Божьего Лица,

Они сподобили кумиpа –

Златого идола­тельца.

И только счастье улыбнулось Безоблачностью жития,

Как тут порочность обернулась В их чувствах «на круги своя».

...Чрез время, волей исправленья

Великонравственной душой Дал вавилонское плененье Им от греховности большой.

Но, ведь Господними руками,

И благочестием идей Не упразднить то, что веками

Взрастало в душах у людей.

Пока народ на свете жив,

То зло в нем не искоренится,

Ведь паростками алчной лжи Оно в сердцах смогло прижиться.

Посредством разума и духа За много миллионов лет Сия житейская проруха Переросла в иммунитет.

Припомни, как там в Иудее,

Отверзнув яростью уста,

Разгоряченные евреи Распяли бедного Христа.

Так однозначен был итог Житья великого пророка,

Чтоб не смогли мольбы и Бог Его спасти от злого рока.

Он всех премудро поучал Любви

в житейской круговерти,

За что и действенно попал Из рук толпы

в объятья смерти.

Людишки сгнили изнутри И лицемерно доказали,

Что сколь добра им не твори,

Они к добру придут едва ли.

Их души верой горячи,

Приемля Истину святую,

Но золотой лишь грош всучи –

Вмиг продадут и мать родную!

Ведь с обольстительною страстью Планетой правит Желтый бес,

И нет вам дела до небес,

Когда лишь он – десница счастья.

А если сквозь гортанный стон Живешь и пашешь в струях пота,

Проси у Бога, может, Он

Раздобрится и даст хоть что­то.

Своей житейской подоплекой Ты должен истину извлечь,

Что о плодах наживы легкой Сегодня поведу я речь.

Когда в руках буяют силы,

А в разуме пылает власть,

Не надобна познанья страсть В пристанище сией могилы.

На вакханических пирах Тобой должна быть явь воспета,

Пока не стерло Время в прах Умалишенного аскета.

Ты, отлучив себя от мира

И запершись среди икон,

Живешь энергией эфира,

Как Диоген иль Симеон?

Но эти серые глупцы,

Которые святыми слыли,

Как мирозданные истцы Себя посмешищем явили.

Беспрекословностью идей Благословенным номиналом Ты не прижился средь людей Великонравственным началом.

Ты заплутал умом во тьму Сpеди Вселенского Чеpтога,

Ведь тут не выжить одному Под покpовительством у Бога.

Он, душу светом обманув,

Тебя манит в холодный вакуум,

Звездой лукаво подмигнув И одурачив полумраком.

А ты сгораешь при свечах,

Молясь на ветхие иконы,

Да в неприкаянных ночах Блюдешь библейские законы.

Погрязший в православных узах,

Не понимаешь одного,

Что изощренностью иллюзий Век не достигнешь ничего.

Сгниет измученная плоть С апартаментами святыми,

И благоденственный Господь Твое не вспомнит даже имя.

Пойми, сегодня неспроста

Я трачу ценные мгновенья,

Ведь после смерти – пустота

Неоспоримого забвенья.

Но этот многоликий мир Не поздно обменять на душу...

Праведник (про себя):

Довольно,

хватит нынче слушать Сиих слов вакханальный пир!

(вслух):

Твой едкий голос искушенья Знаком до терпкой боли мне,

Ведь я дерзал с тобой решенья При обольстительной Луне.

И мы изысканно мечтали Завоевать огромный свет,

Но миражи твои пропали,

Рассеявшись в туманах лет!

Еще не зажил тлен страданий От прошлой жизненной трухи,

А ты уж сенью злодеяний Зовешь на новые грехи.

Когда­то с низменной надеждой

На неосмысленность свою,

Бахвалясь царственной одеждой,

Бродил я в адовом краю.

Извечно миром недоволен,

Я в плен попал твоих сетей,

Где стал неизлечимо болен Дурманом призрачных страстей.

Но, изощренностью решений

Ступая за чертоги Зла,

Я вник в обманчивость прельщений Семипорочного узла.

Сперва я дерзко упоился Пристрастием твоих стихий,

Но после лихо оступился О нерадивые грехи. Ты всех манишь стезей приспешной На поприще плачевных тризн;

Но в Мирозданьи, кроме грешной,

Бытует праведная жизнь.

Беснуясь злобой оголтело,

Ты поселяешь в людях страсть,

Наобещав посредством денег Им обольстительную власть.

Смеешься,

что народы живы Премудростью блаженных слов,

Маня их поприщем наживы На лоно, где кошмар грехов.

Да, там, где злата звон, зовущий

В безумие жестоких битв,

Лишь Правда – мытарь неимущий,

Живущий пищею молитв.

Весь плод чрезмерного богатства Царей, диктаторов, вождей

Замешан на истоках рабства И смертях множества людей.

Где Вожделение с Изменой Ничтожат светлую Любовь–

Там с алтарей янтарной пеной Стекает жертвенная кровь.

Алмаз пределом искушений Для расточительных сердец Взгорает ярость преступлений,

Хоть сам холодный, как мертвец. Но в Бытии

есть место Чуду,

И, вероятно, неспроста

Евреи прокляли Иуду,

Приемля праведность Христа.

Знать, заблуждение не вечно

И истины не зря гласят,

Что судьбы мира скоротечно Святую Правду воскресят!

Ты вечно ложными сетями Даешь обманчивость услад,

Ведя порочными путями Все души в гpехотвоpный ад.

Но в миpозданной кpуговеpти

С коваpностью твоих затей

Нелепою стезею смеpти

Кончается фоpсаж идей.

Твои слова – души мучитель,

Достойный дерзких подлецов,

Как демонический учитель Для негодяев и лжецов.

Блеснет рассвет зарей игриво,

Рождая восходящий день...

Дьявол :

Но в мирозданьи неразрывно Со Светом сопряженна Тень.

Как неотъемлемая мера Она созданию дана,

Напоминания химера

О том, что близко сатана.

Он распаляется жестоко,

Взгорая сумрачную месть...

Праведник :

Но ведь и в темноте глубокой Прозренье огневицей есть.

Дьявол :

В дилемме жизненного круга Не видно Истины лица...

(про себя):

Хотя мы близко друг от друга,

Но жертва не узрит ловца.

(вслух):

Скажи, зачем ты здесь неволишь

Плоть исхудавшую свою И Бога вопрошать изволишь,

Где быть – в аду или в Раю?

Ты вник в пристанища лихие;

Не опрометчиво, скажи,

Менять блаженствия земные На неземные миражи?

Влачась судьбой чрезмерно скупо В застенках отсыревших плит,

Ты жизнь проводишь слишком глупо За повторением молитв.

Неужто ты уже отжился От прихотливостей страстных И бестолково окружился Златыми ликами святых?

Низам ты больше не внимаешь,

Взирая праведность верхов,

Но ведь чем глубже в мир вникаешь,

Тем больше видишь в нем грехов.

Тут мерку жизненного срока Всяк должен дерзостно прожечь,

Ведь невозможно от порока Любую душу уберечь.

Праведник :

Миры кощунственных идей Огню перевершить подвластно.

Дьявол :

Огню? Но ведь и Прометей

Не удержался от соблазна, Чтоб из своих могучих рук Его отдать пытливым людям.

Праведник :

За что изысканностью мук Титана боги вечно судят!

Твое стремление упорно Загнать грехом в тупик меня?

Дьявол :

Да, но кончается, бесспорно,

Горенье ясного огня,

А дальше ночь – объятьем черным.

Она – царица всех миров,

Основой Вечного Истока,

Хозяйка многоликих снов,

Подруга злобного порока.

Она – пристрастных душ обитель

Коварностью преступных дел,

Великолепный искуситель Для раболепствующих тел.

Она – хранительница тайн

Неисчерпаемой Вселенной,

Всепоглощающий титан Неумолимой силы пленной.

Праведник :

Но ведь не зря эфирный фон Природа светом одарила.

Дьявол :

Змеистая спираль времен Погасит яркие светила.

Праведник :

Но коль звезды далекой нет,

То луч ее еще струится,

И этот импульсивный свет Влюбленным озаряет лица.

Дьявол :

Но это выдох жизни лишь Соцветием увядшей розы,

Ведь тут впотьмах не различишь,

Где мира явь, а где есть грезы.

Но, может, поздно или рано

Покажут Истины лицо Последние гонцы обмана Далеких звездных мертвецов.

Ведь во Вселенской круговерти,

Открывшейся твоим очам,

От изощряющейся смерти,

Увы, не убежать лучам.

Их тоже пагубный удел,

Как величавость мирозданья,

Ведь скорость разрушенья тел Стремительнее созиданья.

Апокалипсис все равно Вселенную всю ожидает.

Праведник :

Но, умирая, ведь одно

Иное что­то порождает.

И рефлекторною дугой Бытует вечное движенье –

Одна энергия в другой Свое находит продолженье.

Дьявол :

Для ликов замкнутых систем,

Что в мироздании несметны,

Есть ряд фиксирующих стен,

В которых люди будут смертны.

Формационный катаклизм,

Из Жизни сотворив калеку,

Сничтожит хилый организм Из вариации молекул.

Бог задался великой целью,

Спрягая мира рубежи,

Сковать полиструктурной цепью Сформировавшуюся жизнь.

Он создал по астральной схеме Высокоимпульсный эфир,

Чтоб в галактической системе Верстались микро­, макромир.

И, сгенерировав природу,

Задал ей космогенный ритм,

Чтобы энерготропный модуль Спрягал Вселенский Алгоритм.

Ведь если взять спектральный склад Гипоциклических сегментов,

То рушится структурный ряд Без одного из компонентов.

Нелепы выживать попытки Биологических существ Средь недостатка иль избытка Процессов или же веществ.

И здесь не видно исключений Для гармонических миров Методикой ограничений Энергетических основ.

Планета ритмы жития Вершит, энергокод слагая,

Биосистему Бытия Космологически спрягая.

Она рождает единицы Многообpазием идей,

Меняя сущности гpаницы

У обезумевших людей.

Творя Божественные ноты,

Идет Вселенский Резонанс,

Но совпадают лишь частоты И рушится космобаланс.

Редупликационной схемой,

В которой Интеллект весом,

Космогенезною системой Плетутся вязи хромосом.

Мутационных искажений Не избежать Земле никак:

Все ждут, что народится гений,

А появляется дурак.

Скоординировав движенье Энергетических веществ,

Земля слагает продолженье Родов генетикой существ.

И пусть бытует ряд стечений,

Творящих жизненный альянс,

Но деструктивных излучений Не избежит геобаланс.

Ведь словно страшного посланца Шлет Солнце пламень иногда,

И вы ничтожитесь тогда Пожарищем протуберанца.

Идя стезею постижений,

Вы ищете житейский прок,

Но сущность ваших достижений Сничтожит скоро ярый рок.

Вам недостаточный дан срок Для жизнедейственных решений,

Ведь пагубность прольет поток Непоправимых сокрушений.

Вы в пожирающем огне Сгорите прахом поневоле,

И будет Бог ваш в стороне –

Найди попробуй ветер в поле.

Праведник :

Зачем бояться слова «смерть»

Сейчас земному поколенью,

Когда Господь не даст сгореть Благословенному творенью.

Вселенские аккредитивы Земля историей вершит,

Критерием альтернативы Слагая человечью жизнь.

Дерзнув величием Творца Ваять сферические грани,

Бог дал стезю ее конца В библейских предзнаменованьях.

И это будет несомненно,

Что нас сотрут, как черновик,

Когда с Земли в эфир Вселенной Не побежит

Благой Родник.

Дьявол :

Века верстают как хотят Все, что искомо, сущно, зримо,

Но никогда не съединят То, что уж не соединимо.

Праведник :

Все в этом мире подконтрольно Благотворению Его...

Дьявол :

Но зачастую произвольно Балует роком вещество.

Одно безумное свершенье В дисгармонических мирах Воспроизводит сокрушенье Цивилизации во прах.

Посредством жизненных изъянов Не застрахован этот свет От наводнений и вулканов Да сокрушительных комет.

Катастрофические силы Ничтожат земли и людей,

Загнав в пристанище могилы Величье Божеских идей.

История немало знает Переформаций на Земле,

Когда державы исчезают В испепеляющейся мгле. Ведь катаклизмы пожирают Великонравственную суть...

Праведник :

Но постепенно возрождает Планета Мирозданнный путь.

И животворными лучами Ей Солнце дарит ясный свет, Чтобы астральными очами Земля глядела в сонмы лет.

Она, потенциалом силясь,

Питает жизненный поток,

Преобразуя фотосинтез В энергетический исток.

Избавившись от черной тризны,

Потенциалами веков Она рождает завязь жизни Из органических основ.

На лоне жертвенного праха Возникнут люди, города...

Дьявол :

Твоя Земля корнями страха Жила в Галактике всегда.

Все, что воссоздано вторично

Из органических основ,

Отождествляется отлично Многообразием миров,

И если взять энергосхему Галономической межи,

То в интегральную систему Бог воплотил земную жизнь.

Из­за контрастного общенья

На траекториях орбит Методикой перемещенья Не раз земной менялся быт.

Погибли Рим, Помпея, Троя В неосмотрительный момент На планетарном поле боя,

Где Бог ведет эксперимент.

И если взять все эры вместе,

То много миллионов лет Земля – театр природных действий

В огромной суете сует.

Ты верой обагрен слегка,

Но не изволил возгореться:

Огонь красив издалека,

Хоть близко можно и обжечься.

Мерцает искрометно он,

Маня в горячие объятья,

Где ты, как дерзкий Фаэтон,

Сгоришь, извергнув все проклятья.

Иль возгорит пожар души,

Чтоб ты своей попыткой тщетной Взметнулся в синеву вершин Да после разлетелся в щепки.

И будет явная наука,

Как заходить в чужую грань...

Праведник :

Горенье – тягостная мука,

Но свет его – блаженства дань!

Дьявол :

Земле – земное естество,

Что в мирозданьи обитает,

И небо не простит того,

Кто телом близко подлетает.

У всех людей одна проруха:

Душевный молчаливый сказ,

Ведь ограничен орган слуха,

Недальновиден спектр глаз.

Праведник :

Ты нерадиво не спеши Воспламеняться оголтело.

Земля – воистину для тела,

Но только небо – для души!

Господь в одно соединил Два гармонических творенья.

Дьявол :

И человека пригвоздил Земною силой тяготенья.

Твоя душа жила мечтой Уйти из мракобесья мира,

Но слишком тяжкий модуль твой В универсальности эфира.

Распределена атмосфера На каждого по восемь тонн;

Не вознесет тебя и Вера,

Что доказал Исаак Ньютон.

Твои безумные решенья Застыли грустью на Земле,

И только мысленные пренья Испепеляются во мгле.

А может, Богу вовсе ты

Великонравственный не нужен,

Ведь птицы явно из нужды Перелетают в край им чуждый И, прозябая грустью там,

Неумолимою душою,

Назад, к насиженным местам,

Летят пристрастною весною.

Как блудные сыны планеты Иль ветреные корабли,

Они приемлют землю эту,

Не веря в лик иной земли.

Праведник :

Мы здесь неповторимый миг Живем в нелепой укоризне,

Чтоб созиданьем дел своих Себя готовить к Вечной Жизни.

Ведь птицы –

веры голоса,

Что на Земле всего скитальцы,

А мы уходим в небеса,

Где наши души постояльцы.

И недвусмысленно глядим,

Как откутившие невежды,

Закончив с житием земным,

Снимают плотские одежды.

Они за греховой Содом Падут пред тем, кого хулили,

Чтобы воздалось им Судом За демонические были.

Дьявол :

Изыскан слог твой,

мысль остра,

Но не спеши с ответом рьяно,

Припомни, как в пылу костра

Сгорел прославленный Джордано.

Он шел за Правду, как изгой

В объятия шального пекла...

И что осталось от него?

Пригоршня тлеющего пепла!

Вот и ты когда­нибудь,

Взирая зорко в Мирозданье,

Закончишь нерадивый путь На паперти у Созиданья.

Дотлеешь прахом уголька,

Чтоб плюнули бездушьем люди...

Праведник :

Но Правда,

пережив века,

Бессмертием теплиться будет.

Дьявол :

Но разум действенно молчит Среди жестокого насилья,

Где он уже не отличит Добро от Зла, рога – от крыльев.

В житейском хитром лабиринте Запутавшись в трактатах вер,

Ты явно возмечтал о спринте,

Неосмотрительный Гомер.

Знай, в мире все искажено:

Тут и у церкви грязны руки,

Ведь паствы истины давно Слагаются вразрез науке.

Живя поборострастьем Божьим,

Линчуя всех еретиков,

Священники прогресс треножат Догматами библейских слов.

Излив на мир потоки крови,

Свет в инквизициях палив, Они теперь твердят с любовью О доброте духовных нив.

Вторя порочному подлогу,

Сжираются грехом вдвойне,

Служа на проповедях Богу,

А подчиняясь сатане.

И в полоумной круговерти Перевершив духовный мрак,

Плетут словесно злые сети,

Куда идет народ­простак.

Хитросплетениями истин О добродетели, любви

Любой твердит,

что с Богом искренен,

Хоть сам по локоть весь в крови.

Но, может, поздно или рано,

Не выдержав земной позор,

Отторгнут стены Ватикана Собрания святейших свор.

И будет здесь изречь уместно,

Не им власть верхнюю иметь,

Ведь в мирозданьи на двух креслах Не всякий сможет усидеть.

Но двойственность стара как мир,

Идя стезею постиженья,

Где Рим как Феникс, как кумир

Страдал в эпоху Возрожденья.

Праведник :

Давно в историю ушло Умалишенье инквизиций,

А ты все извергаешь зло,

Меняя в разговоре лица.

Пришел натурою убогой Указывать удел грехов...

Дьявол :

Но не всегда другой дорогой Мои дела идут от слов.

Взираю из альтернатив Ты в ожидании развязки...

Праведник :

Но мыслеформенный актив Меняет жизненные краски.

Ты мне изысканным блаженством Сулишь земное превосходство...

Дьявол :

Так ведь с портретным совершенством Натуры неизбежно сходство!

Окинь­ка взорами вообще

Все то, за что тебе так стыдно,

Обозревая сто вещей,

Которых подсознаньем видно.

Раскинь сознанием мозгов,

Всмотревшись в лик холста упрямо...

Праведник :

Вблизи контрастный свод мазков,

А с расстоянья – панорама.

Дьявол :

Художники хотят скрывать Природное несовершенство Хитроуменьем изощрять Нерукотворное блаженство.

Они рисуют ряд видений На тонковытканных холстах С разнообразием суждений

На человеческих устах.

Ты трусишь Страшного Суда Из воображений Буонарроти,

А я сгорел бы со стыда,

Взирая свод его пародий.

Он, возмечтав творить душой,

Вращался в круговерти мыслей,

Чтоб средь сумятицы большой Явить хитропремудрость смысла.

Праведник :

Но гениальной компоновкой Эзотерических красот Он обусловил расстановку Всех мирозданных дел и йот.

Чтобы земные поколенья,

Поняв, где в мире верх и низ,

Взирая на его творенье,

Пересмотрели б эту жизнь.

Дьявол :

Вторя премудрые тирады,

Которыми твой ум ведом,

Ты не добьешься в жизни правды,

Живя сизифовым трудом.

Безмерные поползновенья Неукоснительных идей Доходят к точкам преткновенья Незаурядности людей.

Последние, все подытожив, Обманом личностей своих Твой ясный интеллект стреножат Иль выдадут за счет других.

На непробившихся талантах,

Неосмотрительных умах И создается мир атлантов,

Вершащих действия в мирах.

Ты словно скульптор

в глинной пыли,

Что храм божественный ваял;

Которого и ослепили,

Чтоб он подобья не создал!

Праведник :

Но смысл Господнего стремленья Слагать формации существ Заложен в Истине Творенья Порядком жизненных веществ.

Ведь формы, что века рождают,

Великолепием даров Неоспоримо отражают Секрет Гармонии миров.

И те, кто живы непорочно

Отождествлением идей,

Наверняка познали точно:

Бог верит в праведных людей!

Дьявол :

Но почему за этот лепет Он ваc от мира отлучил

И каждого в цементном склепе Поодиночке заточил?

Одумайся, ведь ты песчинка

Среди бушующего зла

(про себя):

Но в духе крепкая начинка,

Как твердь гордиева узла.

(вслух):

Живешь послушно и покорно,

Умом по прошлому скорбя,

Ненужный никому, бесспорно...

И что там Богу до тебя!

Праведник :

Вверяясь праведному делу,

Живу душою для других...

Дьявол :

Всегда из выводов людских Своя нужда поближе к телу!

Скажи, зачем так утруждаться,

Чтобы искать что есть и пить?

Праведник :

Но ты живешь, чтоб наслаждаться,

А я вкушаю, чтобы жить!

Мне хочется скорей отсюда Сойти душой на дальний брег...

Дьявол :

Но время в ожиданьи чуда Приостанавливает бег.

К чему тебе сейчас, скажи,

На землю затаив обиду,

Бежать сознаньем в миражи Взирать Господню Атлантиду?

Живя натурой фарисея,

Ты хочешь свой проторить след,

Идя путями Одиссея,

Искать Великий Новый Свет?

Но у тебя плачевный вид Пустынника и каллиграфа;

Ты не такой, как царь Давид,

Что уничтожил Голиафа!

На дряхлом мысленном ковчеге,

Что ты душою сколотил,

Тебе мечтать бы не о бреге,

А о расчете явных сил.

Разъединится пополам Несовершенное корыто...

Ведь ищешь ты совсем не там,

Где мира Истина зарыта!

Когда истерзанная плоть Топиться будет за кормою,

Тебя не выручит Господь,

А шквал сомнет, пучина скроет.

И мир неоспоримо просто Укажет жизненный резон,

Тебя швырнув на дикий остров,

Где бичевался Робинзон.

Один, затравленный и голый,

Ты обживешь печальный плес, Произнося молитв глаголы В надежде на любовь небес.

Как неприкаянный отшельник,

Влача бессмысленные дни,

Ты станешь жертвоприношеньем Христу блаженному сродни.

Праведник :

Но человеку ведь недаром Давалось все своим трудом,

Проникновенным Божьим Даром В пустыне возводил он дом.

Отстраивая мыслью своды,

Фундамент Веры воздвигал,

Ведь дал Господь ему Природой Строительный материал.

Он, невзирая на ненастья,

Молясь блаженным небесам,

Воодружал на лоне Счастья Сознанья нерушимый Храм.

Безумья ураганы дули,

Стремясь творенье сокрушить...

Тела разрушили, согнули,

Но не сожгли

Собор Души!

Дьявол :

Ты с небесами строишь мост,

Умом историю обшарив,

Когда Планета – тоже мозг

Из съединенных полушарий.

Энергетический объем Хранится в недрах сокровенно;

Скрывается премудро в нем Вся информация Вселенной.

Тебя обидела Природа Отверженностью злобных лет Равно, как дерево без плода

Отождествляет пустоцвет.

Ты как безумный Архимед О Бытии верстаешь споры,

Перевернуть желая свет Без основательной опоры.

Но ведь превратное призванье По швам стремительно трещит...

Праведник (про себя):

Трансэнергетикой сознанья

Я ставлю рефлекторный щит.

Дьявол :

Вы по божественной структуре Беспрекословные рабы,

И этой хиленькой натуре Не выстоять в ветрах Судьбы.

Сбегают сутки за часами И век годами пробежит...

Праведник :

Но мы себе порою сами Обескураживаем жизнь!

Вняв подсознаньем постиженью Недоосмысленных проблем,

Мы поддаемся разложенью Хитропридуманных дилемм.

Душа столетьями хотела Ступать к Божественным мирам,

Чтоб упразднить пристрастье тела К осатанившимся дарам.

Она желала бы исправно Переиначить бытие...

Дьявол :

Но ничего, увы, подавно

Не получилось у нее!

Недальновидная натура В рутине нерадивых дел Отторгла хрупкую структуру Из эмбрионов грешных тел.

Ведь в мизерных объемах сжались В вас благодушье и добро,

Но возросла безумно жадность Да раздалось вовсю нутро.

И хочется все слаще, краше...

Праведник :

Хоть есть и жизненный предел,

И рок постигнет тело наше За преизбытки страстных дел.

Дьявол :

Ты хочешь правдою своей Определить исток основ,

Когда, размыслив, Галилей

Отрекся от своих трудов?

С ним инквизиторы построже,

И он от страха опростал,

Ведь жизнь бывает подороже,

Чем Мирозданья Идеал.

Праведник :

Но я сказать тебе посмею,

Что почитание найдет И тот, кто гибнет за идею,

И тот, кто за нее живет!

Дьявол :

Ты ждешь от Господа известий,

Свой дух молитвами губя,

Топчась сознанием на месте,

Жизнь прогоняя от себя.

Ведь ты измаешься с тоски,

Взирая призрачные своды,

Пристрастья яркие листки Изъяв из дневников свободы.

Твое стремленье беспредельно Влеченье страсти превозмочь,

Но два глагола столь раздельны,

«Хотеть» – еще не значит «мочь»!

Праведник :

Дробят единство поколенья Среди земного естества, Ведь технологией деленья Произрастают существа!

Дьявол :

Но жизнь – энергофонной вязи,

И если что­то есть одно,

То в синтезной взаимосвязи С Вселенной действовать должно.

От прихотливостей чудесных И распускающихся нег,

Как это будет не уместно,

Душа задумала побег?

Но это, как взыграют струны

Твоих звонкоголосых лир И колесо благой Фортуны К тебе лицом своротит мир.

Ты хочешь благодатный злак Взрастить путем писанья книги,

Чтоб, как Оноре де Бальзак,

Сплетать романные интриги?

Ну что ж: бреди в слепую даль

Мечтой наивного кумира И, может, как месье Стендаль,

Прозябнешь на подмостках мира.

Ты страстно веришь чудесам,

А я умом потею, споря.

Праведник :

Но ведь Гюго и Мопассан Хлебнули жизненного горя.

Писатели земной судьбы Величье истины творили...

Дьявол :

И как сознания рабы Идей заложниками были.

Вы все натурою педанты,

Хоть в действиях негорячи,

Как этот гениальный Данте,

Который вас уму учил,

Столь отличивший ад от рая Шальной фантазией своей,

Он жил, сознаньем сотворяя

Многообразие идей.

Перегорев мечтами в фазе Великонравственных искусств,

Он плел красноречивой вязью Замысловатость светлых чувств.

И апогеем подсознанья Перевернув Духовный Спуд,

О поднаготной Мирозданья Создал монументальный труд.

Сфальцифицировав превратно Мировоззренье Бытия,

Он показал неадекватно Кошмар загробного житья.

Но неприкаянным устоем

Вникая в таинства веков,

Он был непризнанным изгоем Среди лжецов и дураков.

Глаголы грешности спрягая Азами правого житья,

Творил он, явно усложняя

Многообразье Бытия.

Праведник :

Являя жизненную млечность Великолепием искусств,

Он протоптал дорогу в Вечность Святою праведностью чувств.

Благим величьем созиданья Буpавя мыслями эфиp,

Он супеpсфеpой подсознанья

Пpоник в потустоpонний миp.

Дьявол :

Какой тебе сегодня прок От жизнерадостных идиллий,

Ты ведь не Гете, не Софокл,

Плутарх, Гораций иль Вергилий?

Твое духовное перо Иступится и очень вскоре И на сознание тавро Наложат пагубность и горе.

Ведь повсеместно смерть с тобой,

Что так не чтит стремлений правых,

И ты, как Пушкин иль Рембо,

Умрешь от рук ее костлявых.

Ведь этот полоумный свет,

Верстаясь силою порока, Влагает свод фатальных мет В ничтожность жизненного срока.

Тебе не убежать от свор,

Что ненавидят Правду рьяно,

Когда оскалится топор И плаха ухмыльнется пьяно.

Но тщетно на судьбу пенять,

Ведь свету люди не внимают,

И как ты сможешь их понять,

Когда тебя не понимают?

Ведь разве интеллекта хватит,

Чтобы узрели дел исход,

Немало сил еще потратить,

Чтоб обрести заветный плод.

Грызя гранит скупой науки,

Ты Истине Вселенской внял,

Перетерпев большие муки,

Как неприкаянный Тантал.

Ты выбрал путь душе отрадный,

Которым жив уж третий год,

Но ведь зачем ступать в парадный,

Когда есть к славе черный ход!

И не всегда стезею честной Слагают жизненную суть,

Ведь всякий в мире ищет место,

Чтоб Шелковый проторить путь.

Не от тебя здесь все зависит,

Хоть в деле ты увидел прок,

А лишь от тех, кто чаще мыслью

От этих терниев далек.

Мораль, забытая отчасти,

Откроет Истины лицо,

Что дурачье, стоя у власти,

Ничтожит сотни мудрецов.

И здесь величье иерархий Являет жизненную связь,

Когда безумие монархий Дает добро на вашу казнь.

Но не всегда бывают правы Порой великие умы,

Ведь в этих просвещенных нравах Бытует пир среди чумы.

Их может быть холено тело И речи не осквернены, Но души грешны до предела И мысли смутные черны.

Владея речевою вязью,

Они осыпят цветом слов,

А за глаза мешают с грязью Недальновидных простаков. Их вечно двойственна натура И прихотливо бытие,

Ведь дорога своя им шкура С местоимением «мое».

Таким – раздолье в этом мире

В его условиях лихих,

Что расставляет, словно в тире,

Фигурки низменные их.

Но, может быть, тобою, право,

Украсят вскоре эшафот Или под крики «Браво! Браво!»

С колоды голова спадет.

Беспомощен твой будет крик И тщетны Разума усилья, Ведь миру породнен язык Коварности или насилья.

У злых в руках – величье судеб,

В мозгах – безумие идей;

Они творят и дерзко судят Толпой метущихся людей.

Одумайся, пока ты жив,

Переиначить дело это,

Ведь негодяи и ханжи Не терпят участи поэта.

Они хотят тебя изжить На паперти безумной дщери,

Где Моцарт умерший лежит,

Сраженный ядами Сальери.

И явно слышен рев гиений Да видно сотни острых жал,

Ведь ни один великий гений От злого рока не сбежал.

А, может, выбор «да» иль «нет»

Вдруг кровью обагрит рубаху И ты фатальностью всех лет Пойдешь на жизненную плаху.

И коль благословенный свет Тебя досрочно обесславит,

То страшный посиневший след Тогда на шее смерть оставит.

Праведник :

Возжаждав Истине служить И презирая злую смуту,

Мы явно жаждем отдалить Фатально­смертную минуту.

Дьявол :

Но в этом скопище порока Вы проиграли с Жизнью блиц,

Как жертвы Времени и Рока –

Двух обстоятельных убийц!

Праведник :

Возненавидев суть порока И дело правое верша,

Поэты гибнут раньше срока,

К Господней Истине спеша.

Дьявол :

Твои познанья слишком скудны О мире, что чрезмерно прост, –

От эр, эпох и до секунды

Вершащим прогрессивный рост.

Он вас взгорает, теплит, студит,

На Правду наложив табу,

Чтоб миллионы разных судеб В одну повязывать Судьбу.

С людьми он чрезвычайно строг И велика за все расплата...

Праведник :

Но жизнь иная на порог Впускает, открывая врата.

Смерть – энтропия Мирозданья

И ароморфозный цикл Трансформировки созиданья Полистуктурной матрицы.

Трансноминалом изменений Для человеческой души Есть три десятка измерений,

Чтоб трансформацией вершить.

Господь величье созиданья Творит размеренно, дабы

Трансгенерацией Сознанья Спрягать энергокод Судьбы.

Душа, найдя в нигронном мире

Свой обстоятельный резон,

Субмодулирует в эфире Сверхимпульсный диапазон.

Все трансформационной схемой Всевышний действенно вершит,

Чтоб космогенною системой

Шел код развития души.

Энергетическим сегментом Суперинформационной сети Поднял ее коэффициентом До сверхформации Бессмертья.

Есть динамическая ясность В житейских ритмах бионорм,

Гомологическая разность С изменой мер, натур и форм.

Вмещая душу в своды тела,

Господь творит духовный сан,

Чтобы структура тяготела К разноименным полюсам.

Дьявол :

Все во Вселенской круговерти Законом Времени живут:

О том, что будет после смерти,

Лишь опосля и узнают.

Холодные невозвращенцы Покоятся в плену могил:

Цари, рабы и отщепенцы –

Рок жизни всех похоронил!

Столетьями умы пытались Проникнуть в тайны Бытия,

Но сами также очертались Холодной гранью забытья.

Никто не знает, что за смертью,

И не найти на то ответ,

Так что не стоит мир, поверьте,

Делить на «тот» и «этот» свет.

Энергетическая дальность Тебе неведома сполна,

Ведь виртуальная реальность Загадками окружена.

Но ты пока еще – телесность

И должен четко уяснить,

Что, постигая неизвестность,

Ты мог известное забыть!

Праведник :

Душа – магический астрал

Духовной силы Мирозданья,

Великий сверхпотенциал Энергоформы созиданья.

Она не ведает границ Познанья во Вселенской гамме,

Где миллиард античастиц Спрягаются антимирами.

Алгоритмичностью святой Энергофонных изменений Трансформируется устой Хитросплетенных измерений.

Энергетическая вязь Слагает жизненный критерий,

Укомплектовывая связь Потенциалов в биосфере.

Нося благословенный чин В информативность мирозданья,

Она – мерило величин

Всего природного созданья.

Она – живительный исток,

Что подсознанием мгновенно Питает жизненный поток,

Великонравственной Вселенной.

Энергофонностью своей Сверхинформационной сети –

В ней очерк множества вещей И память всех тысячелетий.

Она – миротворенья пик

Венцом контрастного соцветья,

Отождествляющая лик Благословенного бессмертья. Мы средь космической дали Живем вселенским номиналом...

Дьявол :

Но и большой объем Земли Заложен в пониманьи малом.

Любой плебей или кумир,

Высок он духом или низмен, Отождествляет этот мир Как составную грешной жизни.

Ведь разноликою мозаикой Слагается судьба людей Из ветхих хижин, царских замков,

Сомнений, поисков, идей.

Народы рушат, созидают,

Бесчинствуют, грехом горят,

Но обстоятельно не знают,

Зачем контрасты дел творят.

Но коль все разложить по полкам,

Переходя в исток Начал,

То люди склонны к кривотолкам,

Спрягая жизненный формал.

Всепроникающим сознаньем Они в теченье тысяч лет Старались сферы мирозданья Под свой подстроить интеллект.

Все разнолико искажая,

Бытует изворот умов,

Велича или унижая Хитросплетенной вязью слов.

Они Творца не понимают И изощренно говорят,

Где черное – все обеляют,

А белое – вмиг очернят,

Ведь все созданья на планете В побоищах Добра со Злом Взирает мир в контрастном свете Аналитическим умом.

Все в изменяющемся мире Живут натурою зверей,

Ведь тот наметится в кумиры,

Кто будет яростней, сильней.

Хитропремудрой пасторалью Земные нравы вторят слог О том, что Божеской моралью

Никто прожить еще не смог.

Всем вам присущий сонм эмоций,

Ведь человек духовно пуст Без их разносторонних порций,

Что возрастают в силу чувств.

Они буяют друг за другом,

Многообразием причин.

И человек душевным кругом Их примеряет цвет личин.

И лишь в благом сосуде пусто,

А в остальных – буяет тьма,

Где ненавидящее чувство Вползает в пагубность ума.

Сей мир, как чаша с винной пробой

Для безалаберных людей:

Один, вкусив, совьется злобой,

Другой же станет враз добрей.

Праведник :

Но ведь из этого всего Исходят общие процессы...

Дьявол :

Где индивидуум, вещество

Своим живет удельным весом.

История века версталась,

Меняя нравы, черты лиц,

Но по сей день, увы, осталась

Проблема масс и единиц.

Живут же люди, чье ученье

Лишь полоумному сродни,

Наперекор судьбы теченью Влача отверженные дни.

Они года тоскою стынут,

Идеей взяв сознанье в плен,

Как вопиющие в пустыне,

Не ожидая перемен.

Они слагают ряд теорий,

Носящих гениальный чин Хитросплетеньем аллегорий Всех мирозданных величин.

И мыслью натрудив гипофиз,

Они вам выдают потом Незаурядности гипотез И мономерность аксиом.

Они прешли ума границы,

Их побужденья – сумасброд.

Праведник :

Но зачинают – единицы,

А воплощает ведь народ.

Дьявол :

Земля в сознательном затменьи,

Вершась логической судьбой,

Не замечает то, как гении

Уходят молча в мир иной.

Неприхотливо, незаметно,

Без ревностных оваций, слез

Они закончат годы грез.

Праведник :

Но их творение бессмертно.

Процесс всемирного движенья Слагает свой потенциал,

Инерциалом постиженья Спрягая жизненный формал.

Методикою накоплений Многообразия основ Слагает терниями гений Свою концепцию миров.

Черпая из сосудов смысла Нектары мудрости, добра,

Он дерзновениями мысли Добьется истин серебра.

Души блаженственный алхимик,

Перемещая шквал идей,

Создаст сознанием, как схимник,

Кристалл открытья для людей.

Все в мироздании реально,

Ведь Истины такая суть,

Что от обычного до тайны Порой один лишь шаг ступнуть. И здесь непроизвольны грани Миров, но знает правду тот,

Кто и в обычном видит тайну...

Дьявол :

Но иногда наоборот.

Я изольюсь величьем мысли, Тебе указывая путь В тот мир, где величавость истин...

Праведник :

Но лишь – не жизненная суть!

В любом изысканном кумире Бытует величайший смысл И в каждом разноликом мире Заложена благая мысль.

Ведь формы все, что обитают

В круговороте Бытия,

Друг друга вечно дополняют Разнообразием житья.

У всех различная структура С астpальной кодировкой ген

И каждая идет натура Сквозь информации обмен.

Величием потенциала Вершат от Божьего лица...

Дьявол :

Чтоб Глупость Разум дополняла,

Дурак учил жить мудреца?

Людей ничтожных и великих,

Погрязших в греховых мирах,

Разнообразят только в ликах При одинаковых делах.

Ведь ублажая страстно тело,

Вы хорохоритесь, притом

Сначала делаете дело,

А думаете лишь потом.

И мирозданная реальность Должна созданье исказить,

Ища в бездарном гениальность,

Чтоб в гении ее убить!

...Починут смертные пророки,

Сомкнув холодные уста.

Могилы их так одиноки –

На них порою нет креста.

Они затоптаны, забыты

Поползновением невежд И прахом вечности покрыты С неприхотливостью надежд.

Им слишком маленький дан срок Для гениальных постижений, Ведь зависти шальной исток Творит формации крушений.

Праведник :

Но ведь идеями святыми Они таранят мглу веков...

Дьявол :

Увековечивая имя

В огромном мире дураков.

И что слагаются созвучно Им дифирамбные стихи,

Так это единичный случай,

Когда низам поют верхи.

Праведник :

Но гении усердьем лир,

Спряженьем мысленного веса Неумолимо движут мир Путем великого прогресса.

Всем гениям дано прожить,

Черпая из Природы мысли,

И людям благо век творить Великонравственностью смысла.

Им это Господом дано И лишь они – Его надежды...

Дьявол :

Но золотое ведь руно Не подойдет на роль одежды.

То, что умны они с лихвой,

Об этом все прекрасно знали,

За что сиих мужей порой Неимоверно унижали.

Всех их, распятых на тщете

Без никакого основанья, Жизнь заставляла в нищете Влачить свое существованье.

Хоть ум их гениальным был И восхищались им невежды,

Но он­то их не прокормил,

Не дав ни крова, ни одежды. В земной бразде любое семя Должно знать вызреванья срок,

Чтоб не опережая время Пустить живительный росток.

Труд Гениев известен будет Чрез век – тогда ему итог!

Ведь гонят их при жизни люди...

Праведник :

Зато благословляет Бог!

Они – прозрение из тьмы

Великолепием сознанья...

Дьявол :

Но ведь и средние умы Вникают в тайны мирозданья.

Сии ученые мужи Немало знают, я не скрою,

И часто гений в сени лжи У них влачится под пятою.

И слава ведь его порой Поди же им и достается!

Праведник :

Гора не сходится с горой...

Дьявол :

Но фальшь­то с корыстью схлестнется!

Порой светилища науки,

Естествознания фасад На чьем­то деле греют руки,

Все исковеркав на свой лад.

Им гении – стези сознанья,

Что вечной благостью своей Трансформируют мирозданье Плеядами контрастных дней.

И здесь мораль всегда забыта Про деньги, славу и почет,

Их не волнуют нравы быта,

А жизнь открытьями влечет.

Праведник :

Но лишь бессмертным стать изволит И в вечность мира воспарит И тот, кто Истину глаголит,

И тот, кто Истиной вершит.

Творец идет своей дорогой,

Ступая в праведность всегда.

Дьявол :

Но прихлебателей так много У гениального труда.

Лжецы фатальностью событья Творца сживут, чтобы за сим Потенциальное открытье

Позначить именем своим.

Реальность тайнами покрыта,

И гений от нее далек,

Преобразуясь в сфере быта,

Как в серной кислоте белок!

Глупцы матерой круговертью Его опять не признают Затем, чтоб сразу после смерти

Переиначить светлый труд.

Они методы четко знают,

Как бы его со света сжить,

И доступ к людям прикрывают Елеем нерадивой лжи.

Праведник :

Они, теории сверстав,

Анатомируют сей свет,

Познав материи состав,

Но жизни в их открытьях нет.

Творя сей бесполезный труд,

Что изучает жизнь смертями,

Они незыблемо ведут Науку ложными путями.

Сумев доверчивых прельстить Запалом нерадивых рвений,

Им никогда не ощутить Сей мир, как это видит гений.

Он созерцает ту деталь,

Что недоступна смертным людям,

Шагая в жизненную даль,

В которой мы чрез время будем. Даря движенье свету мысли По мирозданному пути,

Он верен жизненному смыслу,

Чтобы всеобщее найти.

Он знает много и заране Великолепием идей Безмерно расширяет грани Мировоззрения людей.

Дьявол :

В пылу загадочных вопросов И на реальном тайны тень?

Праведник :

Все гениальное столь просто,

Как благодатный Божий День.

Дьявол :

Дисгармоничное участье Грядет от Божьего лица:

Несчастье порождает счастье,

Начало есть стезя конца?

Ваш мозг – апофеоз созданья,

Вершащий силою основ,

Великолепьем созиданья Вникающий в мораль миров.

Владея степенью познанья,

Он свой вершит потенциал Хитропремудростью сознанья,

Спрягая таинств интеграл.

Сформировав мировоззренье Экстрорецепторами чувств,

Он импульсаром вдохновенья Творит стези наук, искусств.

Неисчерпаемостью смысла Программы составляет он,

Рисуя голограммы мыслей,

Меняя мирозданный фон.

Он – импульсный катализатор

Энергетических частот И смысловой аккумулятор Всех мирозданных дел и йот.

Он в черепном лежит укрытьи Благой семантикой своей,

Координацией развитья Теологических вещей.

Спрягая жизненные звенья Энергетических веществ,

Ваш мозг есть орган управленья Трансэнергетикой существ.

Ему мир – прииск созиданья,

Где информации исток Он генерирует в сознанье За жизнедеятельный срок.

Он есть – духовный ретранслятор

Энергоритмов естества,

Иммуногенный индикатор Потенциалов существа.

Он – информационный импульс

Могучей силы космогенной,

Логический энергосинтез Транcинтеграции Вселенной.

Он есть магический астрал Великой силы Мирозданья,

Метрический детерминал Всего природного Созданья.

Энергетическим созданьем Вершит тирады перемен,

Трансформируя Мирозданье Сквозь информации обмен. И люди нерадивым разом Порой копаются в мозгах,

Пытаясь обнаружить Разум,

Как Время в кварцевых часах.

Ведь подсознательный критерий,

Которым нынче ты ведом,

Преобладает в некой мере И над физическим трудом.

Мозг жизнедействия итожит И, формулируя себя,

Слагает, разделяет, множит,

Нейроны нервные губя.

Но от большого пережитья Он достигает одного:

Творит великие открытья Для сничтоженья своего.

Ты заруби в уме навечно,

Что каждая благая мысль В одну секунду скоротечно Испепеляет организм.

И над идеями потея,

Ты должен четко уяснить:

Чем явно человек глупее,

Тем дольше в мире будет жить!

Один премудростью вникает В изысканное естество,

Но постепенно понимает,

Что сам не знает ничего.

Другой же тужится тщеславно,

Чтобы бессмыслицу нести,

Но все ж уверен, что подавно

Он Истину миров постиг.

Чем целостней ума границы,

Вершащие мораль миров,

Тем Истины бледнее лица И искаженней лик основ.

Ты обезумел, безусловно,

Сейчас по Божеской вине.

Праведник :

Чем больше человек духовней,

Тем меньше жаждет благ извне!

Ведь лучше уж прожить лет тридцать,

Оставив благотворный след,

Чем ползать дряхлою мокрицей В чуланах жизни сотню лет.

Но коль ты явно подытожил Несбыточность моей мечты –

Скорей важней не сколько прожил,

А сколько в жизни сделал ты.

Дьявол :

Но в этом скопище порока Твоя испепелится мысль,

Хоть ты привык граничность срока Закладывать в бессмертный смысл.

Душа убога, я не скрою,

Но и дурак творенью рад;

Он шутит над другим порою,

Хоть сам глупее во стократ.

И недостатки зрея цепко,

Он разоряется сполна...

Праведник :

В чужом глазу увидев щепку,

Не зреешь у себя бревна!

Дьявол :

Сей мир не может жить иначе От первых до последних дней:

Богач становится богаче,

Бедняк становится бедней!

Праведник :

Ведь мудрый на чужих ошибках Слагает жизнь своим умом;

Ну а глупец не слишком шибок Быть этою стезей ведом.

Дьявол :

Да, дураку всегда неймется

Себя на каверзы обречь,

Ведь только он успел обжечься,

И снова руку тянет в печь.

Но люди есть, что неглупы,

Ведь было сказано Шекспиром,

Что из ничтожной скорлупы Возможно управленье миром.

Тут есть весомые причины,

Чтоб Истины узреть лицо,

Ведь зачастую дурачина Обводит сотню мудрецов.

Ввергая в дерзкую игру,

Он сгубит их или окрутит,

А сам, жирея на пиру,

Бессмертие себе добудет.

Праведник :

Ты мне о смерти не втори Свои нелепые морали.

Дьявол :

Да, но сначала ты умри

Затем, чтобы тебя признали!

Но возвращаясь вновь к подлогу,

Вершащему земной исход,

Знай: злые все живут подолгу,

А добрые – наоборот. Необстоятельно бывает Порой с Господней стороны:

Он бедных жизнью обделяет,

Хоть и казной они бедны.

Праведник :

Ты погоди сегодня малость Мне рисовать контрастный лад,

Ведь жизнь одним, бесспорно, в радость,

Ну а другим – кошмарный ад.

И в мирозданной круговерти Грядет творению исход,

Где нищий жаждет скорой смерти,

Ну а богач – наоборот.

Мораль итожа в нашем споре,

Уйдя от всех земных порук:

К кому­то смерть приходит горем

И избавлением от мук.

Богатым счастие досталось Пожить изысканно уже...

Дьявол :

А бедным только и осталось,

Что слезно мыслить о душе.

Ты много смыслового груза Вписал в дилемму Бытия,

Но людям бренною обузой Нравоучительность твоя.

За смерть не сыщешь с Бога спроса, И люди действенно правы В том, что, не зрея дальше носа –

Не прыгнешь выше головы. Живя методикой сравнений Биологических зигот,

Осознаете вы, кто гений,

А кто совсем наоборот.

Но Бог пред глупостью бессилен,

Ведь люди ценятся, увы,

Не по количеству извилин,

А по объему головы. Тебе теперь глядеть осталось В запыленные зеркала,

Ведь мощность тела исчерпалась...

Праведник :

Но сила духа возросла!

Дьявол :

Творя духовность мирозданья,

Ты соблюдаешь страстный пост?

Праведник :

Так благоденствием сознанья Слагают в будущее мост.

Дьявол :

Но ведь он чрезвычайно хлипок,

И дунет лишь дыханье зла,

Как ты узреешь свод ошибок,

Что жизнь судьбой преподнесла.

Подобен ты засохшей ветке,

Ей мало жизни на веку,

Ведь птицу приучают к клетке,

Как и собаку к поводку,

Но каждый участью доволен,

Чтобы хозяину служить,

Предпочитая сытость – воле

Всю неприкаянную жизнь.

Мечтой пробив к Добру дорогу Великой силою идей,

Ты явно стал поближе к Богу,

Но отдаленней от людей.

Ведь чувство верности нагое В тебе абсурдами цветет...

Праведник (про себя):

Из Зла сознание благое Пожизненно не возрастет!

(вслух):

Осатаневшей круговертью В чужой избе не сеют сор.

Дьявол :

Так только Жизнь ведет со Смертью Свой вечный мирозданный спор.

Ведь в схватке двух контрастных сил Победу празднует храбрейший:

Не ты, так он тебя убил,

Твой враг заклятейший и злейший.

Всегда естественный отбор Ничтожит всех бесчеловечно,

Но коль силен – весь разговор,

Тогда у власти будешь вечно!

Возжаждав Истине служить,

Ты узаконь своим сознаньем,

Как хитростью на свете жить,

Вступая в споры с мирозданьем.

И действенный совет используй,

Как жизнь премудростью спрягать...

Праведник :

Но по земле рожденный ползать Уж не научится летать!

Ведь тщетны злобные усилья Безумьем чудо совершить,

Взрастив слепым обманом крылья У демонической души.

Дьявол :

Как ты сознаньем не крути,

Но люди явно лицезрели,

Что хороши им все пути Для достиженья злобной цели.

Друг дружке вечно все немилы Из­за двуличности земной:

Одни берут верх мощью силы,

Другие – вескою казной.

И пусть старается напрасно Вам Высший Разум объяснить То, что извечные контрасты

Должны гармониею жить.

Но жизнь кощунственным итогом Всех упластает в тленный прах:

И тех, кто чист был перед Богом,

И тех, кто весь погряз в грехах. Со мной ты зря сегодня споришь И разглагольствовать спешишь.

Праведник :

Чем глубже в прошлое посмотришь,

Тем лучше будущее зришь!

Разложит время скоротечно Средь гармонической Вселенной Все, что мгновенно и что вечно,

То, что бессмертно и что тленно.

Познает жизненный закон Лишь тот, кто подсознаньем чаще

Себя взгорает в настоящем Во славу будущих времен.

Обманчив ты, но черной мглою

Иглы в мешке не утаишь...

Дьявол :

Вы удивляетесь порою,

Когда гора рождает мышь!

Вдруг обетованная дальность Окажется такой пустой,

Ведь мирозданная реальность Всегда расходится с мечтой.

Ступая в мире осторожно,

Порывы честности губя,

Ты разглядишь,

как все здесь ложно...

Праведник :

Но лишь не обмануть себя!

Среди кощунства и обжорства Тут хоть греши, хоть не греши.

Всяк жив путем единоборства Своей изменчивой души.

Но коль захочешь ты упорно Обмана завертеть волчок,

То сам немедленно бесспорно На свой же попадешь крючок!

Коль хочешь выше прыгнуть рангом В задумках корыстных идей – К тебе эффектом бумеранга Вернется пагубность затей.

Не поднесут на златом блюде Великолепие к судьбе,

Ведь как ты отнесешься к людям,

Так и они, увы, к тебе.

Дьявол :

Все обоюдно совесть делят,

Жизнь превратив в сплошной базар:

Тебе суют фальшивость денег,

А ты – испорченный товар.

Тут всяк неимоверно рыщет,

Чем поживиться в скопе лет,

Ведь разноличиями пищи Произрастает этот свет.

Но ведь у всех слепая тяга

Вершить задуманный обман:

Пока творишь людишкам благо –

Они очистят твой карман.

Но люди нерадивы сами,

Верстая жизненный удел:

Чем больше говорят словами,

Тем меньше производят дел.

Среди великолепных благ Всяк жив деянием порочным:

Чем больше будет зла рычаг,

Тем легче действия ворочать.

Добра эфирная структура Испепеляется во прах,

А зла железная натура Бытует яростью в веках.

Планета в греховой отраве Взирает полоумьем лиц,

Что размешали краски яви Среди безнравственных границ.

Хитропремудрые тирады,

Творящие дурман надежд, –

Лишь миражи убогой Правды В устах кощунственных невежд.

Любовь, благие перемены

В веку, что вам судьбою дан, –

Лишь предвкушения измены,

Где покрывается Обман. Все жизнь с рождения взирают Чредой контрастных чувств и рож...

Праведник :

Но ведь с годами понимают Где в мире правда, а где ложь!

Пройдя методами сравнений Чрез жизнедейственную муть,

Мы ставим ряд разграничений,

Вершащих праведную суть.

Решив проблему мирозданья,

Ту, что природа нам дала,

Мы обретаем смысл познанья Из составных Добра и Зла!

Дьявол :

Ты все глаголишь в укоризне,

Что правды линии грубы,

Хоть и на светлом фоне жизни Есть затемнения судьбы.

К народу вечно запоздало Приходит праведность идей,

Но здесь неимоверно мало Знать психологию людей!

Раскрой на мир пошире очи,

Ведь он средь роковой межи В дилеммах дня и темной ночи,

Добра и зла, любви и лжи.

И этот шарик катаклизмов Трансформируется сполна Развитием антагонизмов,

В которых сущность рождена.

Мое понятие не ложно,

Что мир делен наполовину.

Знать, отыскать и в нем возможно

Дел золотую середину.

Праведник :

Здесь разойдутся наши взгляды,

Хоть мысли истину вторят О том, что разные заряды

В один слагаются разряд!

Кругом хвала лишь сумасброду,

Но дважды будет именит Тот, кто, не сделав зла народу,

Других от злобы упредит.

На сером мирозданном лоне Среди сумятицы большой Наш разум есть звеном гармоний Меж грешным телом и душой!

Тернистый путь на гору истин Творит идеи восхожденье, Но спуск стремительно бессмыслен В лихую бездну заблужденья.

Тебе милее неизменно Людишки двойственной игры:

Те, что пред нищими – надменны,

А пред богатыми – добры. Мы живы человечьим родом От величавых праотцов.

Дьявол :

Жизнь наряду с благим народом Всегда рождает подлецов.

Они планету обживают Контрастом века своего,

И в этом мире составляют,

Неоспоримо, большинство.

Праведник :

Методикою накоплений,

Потенциалами веков Рождается великий гений...

Дьявол :

А с ним – сто тысяч простаков.

Но здесь не властен слог наречий,

Ведь в изначалии веков Возник язык противоречий Средь мудрецов и дураков.

И в достиженьях явных целей Людей стал двойственным расчет:

Одни над истиной потели,

Другие жили за их счет.

Кто прожигался в дерзкой страсти,

Кто добывал свой хлеб горбом...

Праведник :

Посредством перемены власти Хозяин может стать рабом!

А впрочем нынче не уместно Вторить разбойному суду,

Ведь всем, всегда и повсеместно

Должно воздасться по труду!

Дьявол :

В несостоявшихся мечтах Витают равенство и братство,

Ведь Жизнь лежит на трех китах:

Власть, честолюбие, богатство.

И мир устроен так контрастно,

Приемля адскую печать,

Чтоб мудрости было не властно Порабощать и подчинять.

Но если истин сонм нарушен И сущность вляпают во власть,

То постепенно эту душу Заполнит низменная страсть.

Законы Бытия сложились Так, чтобы Правде не везло.

И Ум с Добром в низах влачились,

А миром властвовало Зло.

Цари всегда, когда им нужно,

Пускают землю в оборот...

Праведник :

Но выбирает ведь народ!

Дьявол :

Народ – всего толпа послушных,

Которой правят пастухи;

Она извечно простодушно Зрит на правителей грехи.

Ведь власть немыслимых налогов Трансформируется сполна Путем кощунственных подлогов,

Которые плетет она.

А глупому народу скажут,

Что прежний царь был негодяй –

И нового царя помажут На царствие чуть погодя.

Но коль опять интрижек страсти Все обыграют в оборот,

То вечноподданный народ Вернет вершилу старой власти.

И все, что срушено, забыто,

Напомнит и отстроит вновь,

Ведь вечно тягостное мыто –

Дарить правителям любовь.

Послушно временно взирают Рабы на нового царя...

Разрушить скажет – разрушают,

Повергнуть – свергнут что зазря...

Они пойдут за ним в могилу Толпой метущихся глупцов, Что существует явной силой Для возведения дворцов.

Праведник :

Хоть ты в контрасте мирозданья Считаешь люд за дурака,

Но есть в нем дерзкие восстанья;

Возьмем, к примеру, Спартака.

Сей бывший раб и гладиатор Великим подвигом своим Заставил содрогнуться Рим,

Которым правил император.

Пылая яростною местью,

Идя властям наперекор,

Он отомстил мечом возмездья Сенаторам за свой позор.

Тогда правители узнали,

Как больно режет сталь бунта!

Дьявол :

Всех бунтарей затем распяли,

Как нерадивого Христа.

Но эта яростная вспышка Разгорячившихся умов Явилась чувственным излишком Кровавых дел и злобных слов.

Мир стал к восстаниям привычный,

Но эту жизнь вершить Судьбе,

Ведь каждый подвиг единичный История хранит в себе. Идя стезей размежеванья На низ, прослойку и верхи, Вы брошены на выживанье В объятия земных стихий.

Но в Миpоздании ведется –

Всем пpавит космогенный лад...

Праведник :

Ну а Господь уж разберется,

Кто прав был, а кто виноват.

Своим величьем вольнодумным Открою Истины Лицо...

Дьявол :

Народ таким быть должен умным,

Чтоб царь считал его глупцом?

Ты и писатель сам, и цензор,

Да не умнее во стократ,

Чем всем известный Юлий Цезарь Или прославленный Сократ.

Тебя манит триумф победы,

Являя сладоликий звон,

Чтоб, обминув лихие беды,

Воздвигнуть славный Парфенон?

Живете как мишени в тире,

Нацелив корысти ружье В противоборствующем мире,

Где каждой сущности – свое.

Одни всю жизнь ишачат в грязи,

Другие – баловни судьбы;

Ведь коль уж есть цари и князи,

Должны быть, значит, и рабы.

Потея днями и ночами,

Они чужой ваяют дом;

Кто не хитер был в изначалье,

Тот, вероятно, стал рабом.

Но если нагло, без боязни

Рабы порой себя вели,

То их на массовые казни Стадами голыми вели.

Праведник :

Но распаляясь оголтело,

Пустив свое сознанье вспять,

Цари ничтожат только тело,

Им душу не дано распять!

Ведь в мирозданном обороте,

Где время носится спеша,

Устояны морали плоти И не приемлема душа.

Цари преступностью порока Кого­то губят в черной мгле

Для своего продленья срока Правленья на седой земле.

Ведь ярость в человеке каждом Взгорает ненависть сердец И для создания лишь важен Физиологический конец! Чем больше человек желает Величья, вляпавшись во власть,

Тем явней душу он взгорает На обольстительную страсть.

Но есть пределы злодеянья У всех, кто носит высший чин,

И ждут порой за все деянья Их злые бритвы гильотин.

Чем выше пик правленья часа,

Тем ближе и царя исход,

Когда уж однородной массой Ему покажется народ.

Бог иногда с великой злобой Взирает дела оборот,

Когда царь с полною утробой Плюет на собственный народ.

Грядет апофеоз кипенья,

И революция порой,

Перерывая грань терпенья,

Сметает ненавистный строй.

Разбушевавшимся Колоссом Народ свергает иногда Тех карликов, которых носит

На шее у себя всегда.

Грядут военные театры Прискорбных дней, фатальных цифр,

Берут бастилии, монмартры,

Штурмуют замки и дворцы.

Все достигают цели сами,

Ступая в мыслях на челе,

Ведь те, кто правили мирами,

Давно покоятся в земле...

Дьявол :

Цари о сущности не судят,

Уверовав, что каждый век,

Взращенный на изломах судеб,

Блуждает в лабиринтах вер.

Они воюют лишь словами,

Пустив в побоища народ,

Чтоб много лет сгнивал полями Косноязычный оборот.

Пока царь жив – ему отрада

Дворцы, угодья, корабли... Но сколько к погребенью надо Аршинов страждущей земли?

Всех их кладут в златые труны,

Напудрив грим на бледность лиц,

Но толку от такой фортуны Средь омрачительных гробниц?

В загробном мире серы нравы,

Где все заслуги – ерунда.

И вы в том измереньи равны,

За черной гранью – никогда!

Праведник :

Твои тираны за года Ничтожат кряду поколенья...

Дьявол :

Но и на Солнце иногда Находят явные затменья.

Цари вершат великий суд И, Землю обратив в калеку,

Переформации несут От века – будущему веку.

Праведник :

Но как бы в миpе ты ни жил,

Ведь если говоpить о сущем,

Все то, что в прошлом ты свершил,

И есть наследие грядущим!

Ведь от всевластности кровавой Восстание людей грядет!

Дьявол :

Чем тверже правит царь державой,

Тем шелковей его народ.

Там, где величие монархий

Спрягает мира торжество,

Посредством власти иерархий Неправо мнений большинство.

Там вера низойдет к безверью И добродетель бродит в месть,

Где попраны безумной мерой Величье, Правда, Совесть, Честь.

Праведник :

Спрягая грешностью сознанье Переформациями дней,

Цари иначат мирозданье,

Жизнь нашу делая скудней.

Дьявол :

Но в мире рано или поздно Справляют злые пир чумной...

Праведник :

Калигула, Нерон и Грозный

Хлебнули участи шальной.

И кровь безвинная бежала По изувеченной земле, Где полумертвая лежала Жизнь на Вселенском алтаре.

Дьявол :

Там, где ты Правду рьяно ищешь,

Давно порочная пора.

Праведник :

Но и на злобных пепелищах Взрастают паростки добра.

Где воля добывалась боем –

Там упокоился народ...

Дьявол :

Чем больше пепла с перегноем,

Тем плодородней мирный всход?

Праведник :

Где полоумье битв кипело И смерть брала свои права,

Уже давно все опустело И поросла полынь­трава.

Но есть в истории мгновенья,

Что теплятся из уст в уста И, отторгая тень забвенья,

Отождествляют нам места.

Там, где сложили люди главы

И их останки прахом спят...

Дьявол :

Одно из мест плачевной славы –

Голгофа, где Христос распят.

Но нет в истории укора,

Что человечья суть пуста,

Ведь люд всегда места позора В святые обращал места!

Ты выйди из своей гробницы,

Взглянув отчаяньем окрест На все острожные темницы Да плахи страшных Лобных мест.

Ты все в миражном зреешь фоне,

Но эта жизнь – шальной вампир;

Вокруг все в красно­черном тоне:

Вот он, реальный Божий мир!

Давай судить материально И из познанья изойдем:

Не все в природе идеально,

Как в механизме часовом,

Ведь формы жизнью создаются,

Чтоб заселить пустынный свет,

Ну а пока они притрутся,

Проходит очередность лет.

И я тебе не понаслышке Внушаю истину о том,

Что заяц в сущности не слишком Взаимодействует со львом.

Он станет добычью мгновенной,

И коротки его пути...

Праведник :

Но ведь не лучше жить гиеной Или шакалом во плоти?

Дьявол :

Знай: спектр зла намного шире

Других в зловонищах рутин,

Ведь не согласье правит в мире,

А выживания инстинкт.

И я намеренно, не скрою,

Что свет сей – на горе костей,

Ведь вы судьбу свою порою Творите из чужих смертей. Степенно алчная натура

В борьбе за пищу и жилье Меняла Божую культуру На процветание свое.

Методой перенасыщенья Все прут пороку в глубину Путями страстного прельщенья К деньгам, наживе и вину.

И вот уже не мяса, хлеба,

А яств заморских им давай,

И жить не под родимым небом,

А воевать чужбинный край.

Первообразный облик их Поныне злобой не покинут.

Праведник :

Но мир не только лишь для злых,

Которые кощунством стынут.

Среди всеобщего смятенья И полоумной суеты Мерцают светочи творенья Отрадной Божеской мечты.

С великой верою святою,

Теплящейся в сознаньях их, Они вершат добро душою Для благодетелей мирских,

Великолепьем созиданья Трансформируют эту жизнь.

Дьявол :

Но слишком утлые созданья Они на фоне злобной лжи.

У добрых сердце нескупое,

Но разве счастливы они,

Ведь в мирозданьи как изгои Влачат отверженные дни?

Всегда обмануты, забыты,

В гоненьях прозябают век,

Кощунству сплачивая мыто Водой соленых слезных рек.

Внемля святейшему устою Благодеянием идей,

Они творят добро душою Для поколения людей.

Праведник :

Но человек рожден увидеть Миротворение Его.

Дьявол :

И век прожив, возненавидеть

Изысканное естество!

Судьба – коротенькая повесть,

Отождествляющая жизнь,

Где зачастую даже совесть Бывает в состояньи лжи. Сжирает всех величья страсть Своим осатаненьем злачным,

Дай доброму, к примеру, власть –

И станет он скупым и алчным.

Закружат голову ему Льстецы, интриги, совещанья,

И он забудет посему Свои былые обещанья.

И будет сам навеселе Бахвалиться хмельной манерой,

Ведь все людишки на земле Одной отождествлены мерой.

Модификациями мира Тpансфоpмиpуют вещество,

Чтоб в генеpации эфира

Пpеобладало старшинство.

Железо явно обрекают На двойственность своих потуг:

Мечом в сраженьи убивают,

Но в поле пашет мирный плуг.

В народе нет соображенья Перечеркнуть стезю вреда,

Чтоб вместо средств уничтоженья Творить орудия труда.

Всем не хватает арсенала,

И опрометчивый народ Не из мечей кует орала,

А иногда наоборот.

Алмаз столетья всевозможно Кровавит Бытия азы,

И мироздание ничтожно Пред блеском каменной слезы.

Всяк жизнь по­своему трактует,

Но Истина миров стара,

Глася, что пушку не волнует

Взрывное действие ядра!

Ум перед красотой немеет,

Змею не губит страшный яд,

И каждый в сущности болеет Величьем собственного «Я».

Многообразием удела,

Ты мир сознаньем обрисуй И, перед тем как сделать дело,

Все семикратно обмозгуй.

Законом жизненным вчерашним Вторит пугливая молва,

Что и Шакал бывает страшным Под покровительством у Льва.

Превознося миров законы,

Любому жизнь ведь дорога,

Но суслику для обороны Оленьи не идут рога.

Хоть сила трусости – не пара,

Но в бытии среди зверей,

Примерив шкуру ягуара,

И кошка кажется сильней.

Законом действенным живучим,

Понятным всем как дважды два,

И заяц кажется могучим Над телом умершего льва.

Я изрекаю нынче веще,

Что вашей глупостью натур Извечно управляют вещи Безжизненных земных структур.

Все в этом мире продается И покупается сполна –

То, что природой вам дается:

Честь, совесть, счастье, имена.

И к нерадивому участью Всем судьбам на том рынке быть...

Праведник :

Но покупая псевдосчастье,

Ты этот мир не будешь чтить.

Дьявол :

Подумай разумом подложно,

Тебя ль учить, как нужно жить,

Ведь на чужих несчастьях можно Большое счастье сколотить.

Все живы барышом единым,

И алчность даже бедных ест...

Как схоронить простолюдина:

Могилу вырыть, сделать крест?

Велико горе у кого­то,

Беда для близких и родных,

А у могильщиков забота,

Как больше денег выдрать с них.

Ведь не пекут чужие слезы,

Рыданья, просьбы и мольбы.

Все словно яростные Крезы Живут стяжательством судьбы.

Праведник :

Единое миров начало Слагает разности услад,

Где одному – богатства мало,

Другой – копейке медной рад.

Но в Бытии всегда ведется,

Что правит жизненный закон:

Чем тяжелей хлеб достается,

Тем слаще и дороже он!

Дьявол :

Все мир контрастами слагают,

Но в гранях жизненной тщеты Одни от сытости буяют,

Другие же – от нищеты.

В дилемме жизненного круга Судьбой проведена черта:

Богач не ищет в бедном друга,

Голодный – сытым не чета.

Праведник :

Но не извечно дань скупому,

Ведь в этой жизни некий раз Немой укажет путь слепому И бедный нищему подаст.

Из­за стези непониманья

С горой не сходится гора,

Но и на лоне выживанья Народ приемлет лик Добра.

И не пройдет стезей бездушья Люд мимо страждущей беды...

Дьявол :

Но есть и лики равнодушья,

Что попирают все суды!

С их молчаливого согласья Творятся бедствия кругом;

Они не ищут в добром счастья,

Себя найдя совсем в другом.

Бог вместо сердца дал им льдину,

Душа их – как сухой коралл,

Знать, золотую середину

Он сам им явно выбирал.

Тебе я нынче повествую О том, как плоть свою сберечь.

(про себя):

Из дела малого большую Корысть не жаждет он извлечь.

(вслух):

Но к нерадивому участью Идет навстречу даже Зло,

Вот говорят, не было счастья,

Да лишь несчастье помогло.

Порастеряв на сущность силу Из жутких опостылых мук,

Копал бедняк себе могилу И вырыл золота сундук. И после окаянной тризны Пришла усладная пора...

Праведник :

Но зачастую в этой жизни Не ищут худа от добра.

Дьявол :

Ты выбрось из сознанья жалость,

Внимая бредням доброты.

Праведник :

Чем жизнь больней бедой ужалит,

Тем дольше будешь помнить ты!

Ведь я по молодости разве Был у тебя на поводу.

Дьявол :

Но прошлое твое все в грязи,

Что грешным клеймом на роду.

Тут ты сполна неосторожно Вникаешь в жизненную суть,

Ведь свод благих поступков можно Одним проступком зачеркнуть.

И Правду властно уличить В том, что она промозгла ложью:

Добро от зла не отличить Средь мирозданного острожья.

К примеру, ты врага убил

В открытом ратоборском споре:

Одним – добро ты сотворил,

Ну а другим – лишь боль и горе.

Поджог здесь кто­то совершил,

Крыльцо пожарищем пылало,

А ты пришел и потушил –

Без зла добра бы не бывало!

Праведник :

Но я не властен убивать И не сторонник – брат на брата.

Дьявол :

Но все же в силах отличать Восход от тусклого заката.

Убожеством опальных чувств Ты узаконь понятье это:

Чем дальше вверх – тем круче спуск,

На том и возлежит планета. Везде неистовые нравы

Вершат житейский оборот,

Ведь умного казнят за правду,

А глупый – царствует и лжет.

Праведник :

Да, счастье у вершил такое:

Насытив злую прихоть всласть,

Они, ругаясь меж собою,

Ведут войной борьбу за власть.

Они сражаются без толку За мировой великий трон И осчастливливают только На поле трупами ворон.

Из­за такого псевдосчастья

Немало горя на земле,

Ведь нерадивостью участья Цари присутствуют в игре.

Они историю итожат,

Черпая жизненную страсть,

Не зная разумом, что тоже

Над ними существует власть.

Как в шахматном уж поединке Король могуч и уязвим,

Ведь им владеют невидимки,

Для коих он изъянно зрим.

Поползновеньем сумасброда,

Который может в душу влезть,

Царь пред обличием народа Теряет собственную честь.

Дьявол :

Цари приходят и уходят,

Но остаются в замках те,

Кто их за нос проворно водит,

Предавшись мнимой доброте.

Льстецы, которых в мире много,

Всю жизнь елейный носят грим,

Служа у черта и у Бога,

Иль одновременно двоим.

И, перевоплощаясь быстро,

Льстец речи тон менять спешит,

От сладословья к подхалимству Настроив камертон души.

Здесь изворотливость уместна,

Ведь под тяжелою рукой У дуба ветка быстро треснет,

А ива – выгнется дугой.

Все повсеместно обитают В гипнозе дьявольских идей,

Как пчелы, что совсем не знают

О трансформации людей.

Владык чрезмерно скоротечно Бегут правления года,

Ну а льстецы бытуют вечно Средь мирозданного вреда.

Пусть лесть течет из уст народа Неприхотлива и нежна,

Послаще липового меда,

Хмельней игривого вина.

Вползая похотливо в уши,

Теплясь страстями на устах,

Заставит ублажаться души Ее магический кристалл.

Вы на нее чрезмерно падки,

Ведь из стремленья своего Она скрывает недостатки,

Приукрашая естество.

Она в лихих умах теплится Хитросплетением своим И неправдивостью искрится Ее сладкоелейный грим.

Превознося взахлеб тирады О благодетели, любви,

Льстецы к величию услады Царям вторят псалмы свои.

Ты рьяно в истину вникаешь Посредством дерзостной мечты,

Но ведь чем тише ты ступаешь,

Тем явно дальше будешь ты!

Праведник :

Стезей бесчувственных услуг Ты водишь за нос всех веками И миром властвуешь, но вдруг

Коса греха найдет на камень?

Прозреют люди и поймут,

Что шли неправыми путями...

Дьявол :

Но это бесполезный труд:

Владать телесными страстями!

И стоит ли зазря стараться Тушить греховные огни,

Что стали пылко возгораться,

Инстинктам жизненным сродни?

Твое стремленье правомерно Свернуть с порочного пути,

Но мирозданье лицемерно,

Как ты душою не крути.

Допустим, ты богат без меры,

Имея величавый сан,

За что тебя в лихой манере Льстецы возносят к небесам.

Зальют изысканным елеем Неподражаемых речей,

Вторя наперебой скорее О красоте души твоей.

Они лавируют искусно Подхалимашеством своим,

Но их неискренние чувства Несут неоткровенный грим.

Коль для тебя по воле рока Наступит время черных дат,

То отвернутся все жестоко,

Кто был с тобой как панибрат.

Другие станут тона ноты И лиц изменятся черты,

Так нерадивым оборотом Узреешь лик измены ты.

Все, кто в тебе души не чаял,

Желая благ и долгих лет,

Пройдут, тебя не замечая,

Злорадно ухмыльнувшись вслед.

И ты, затравленный судьбою,

Познаешь жизненный удел И уподобишься изгою Средь тех, кто славу сладко пел.

Но если колесо Фортуны Вернет тебе былую власть,

То запоют опять трибуны И будут все поклоны класть.

Ведь у созданья есть граничность,

И это в толк себе возьми,

Что в людях ценится не личность,

А чин или размер казны!

Праведник :

Но лучше быть уж бедным, нищим,

Приемля праведность любви,

Чем на чужбинных пепелищах Воздвигнуть замки на крови. Мы мир гармоний тяжко строим Преобразованной стезей,

Где трус не властен стать героем,

А вор не создан быть судьей.

И суд земной вершит покорно Великонравственный контраст.

Дьявол :

Но прав всегда лишь тот, бесспорно,

Кто судьям денег больше даст!

Бытуют в мирозданьи споры Средь жизненных альтернатив О том, кто честные, кто воры,

Кто праведен, кто слишком лжив.

И на изменчивой планете Везде стоит вопроса знак:

Кто есть мудрец на этом свете?

А кто же – истинный дурак?

Земля столетьями молчала О демонических часах,

Но лучше взвесить для начала Жизнь на космических весах.

Из фактов всех перерождений Мы в этом споре изойдем И из двояких рассуждений Одну лишь истину найдем.

Мы поступательно, не ссорясь,

Без обстоятельных помех В одну положим чашу совесть,

В другую – человечий грех.

И в золотую сердцевину Вложив все нравы и миры,

Запустим времени машину Согласно правилам игры.

Ну а пока, спрягаясь точно,

Весы наш разрешают спор,

Я бы хотел с тобой досрочно Закончить глупый разговор...

Коль ты погряз в священных толках,

С усердием глядя наверх,

Ответь мне, если знаешь,

сколько На свете существует вер?

Их в мироздании немало С мотивами святых слогов,

Что чтут обряды, ритуалы,

Превознося своих богов.

Они инакоговорящи,

Но им такой критерий дан,

Чтобы вскипали в мире чаще Междоусобицы средь стран?

Праведник :

Гармонизируя природу,

Господь един в миру большом,

Но только каждому народу Приходит в Облике Своем.

Ведь генная пересеченноcть

Потенциальных величин Возводит в четность и нечетность Величье жизненных причин.

И только в третьем поколеньи Энергетическим витком Произрастает продолженье Информативных хромосом.

И если взять критерий веры,

Которой мой народ ведом,

То Русь взяла святые меры В Константинополе златом.

Когда великая Эллада Приняла праведность Христа,

Величье родственного ряда Здесь отразилоcь неспроста.

Ведь тут есть веские причины В хитросплетеньях братских уз,

Где Рим поработил Афины,

Как Питер –

Киевскую Русь. Все устоявшиеся нравы Бытуют истиной своей.

Дьявол :

Ты нынче как Лукреций, право,

Постиг теорию вещей!

Но ведь твои слова не вещи И не верны они сполна,

Порою две различных вещи Едины носят имена!

Праведник :

Хоть все тобой искажено,

Верстаясь мыслью монотонно, Но только естество одно Случается разноименно!

Дьявол :

Внемля законам духовенства,

Сиих – Христос, тех – Магомед

Ведет к всемирному главенству Путями жертвенных побед.

В альтернативах, распрях, ссорах

Извечно возрастает мир Противоборством эгригоров,

Которыми вершит эфир.

Любой к монархии пристрастен,

Не понимая одного,

Что Бог в том споре безучастен Контрастом лика своего.

Он все про них заране знает За множество десятков лет...

Праведник :

Но он их души понимает,

А вот они его – уж нет!

Дьявол :

Ответь мне, почему Всевышний

На страны землю поделил И этот мир всегда как лишний Он стороною обходил? Когда умалишенья воен Буяли между государств,

Он безмятежно был спокоен

За судьбы разрозненных царств.

И лишь на прах святой свободы Он проливал Блаженный Свет,

Отождествив лихие годы Плеядами фатальных мет.

Праведник :

Всевышний в жизненной бразде Взрастил Вселенские морали.

Дьявол :

Но лицезреть Его как? Где?

Ведь Образа вы не видали!

Все молятся лишь на иконы,

Поверив в то, что Бог незрим, Коль не являлся испокона Он к людям Обликом Своим.

Энергетической манерой Он мним в Галактике большой.

Праведник :

Есть вещи, что, взрастая с Верой,

Осознаются лишь душой.

И будет высказать уместно,

Что для изысканных людей Господь незрим всего телесно,

Живя величием идей.

Из миллионов рассуждений В контрастах возрастает мир,

Где номиналы измерений Заполоняют наш эфир.

Едины многоличьем мира,

Но, как спектральные глаза,

Не могут в модуле эфира Себя друг другу показать.

Мы жизнедейственным стеченьем Соприкасаемся порой В эфирных сверхпересеченьях С реальностью совсем иной.

И для наглядного примера,

Что гении произвели,

Не всяк узреет бюст Вольтера В картине славного Дали.

Не только глядя в телескопы С фокусировкой толстых линз

Взираем мы порою стропы,

Что создают другую жизнь.

В огромном мире все реально И многомерно вкруг тебя...

Дьявол :

Но то, что нематериально,

Все отторгают от себя.

И для людей – неологизмы

Нравоучения Его,

Ведь им милей стезя вещизма,

А не иллюзий волшебство.

Дороже всем земная слава С игрой победоносных струн,

Когда проходишь величаво Под ликование трибун.

Когда все веселятся рядом,

Чрезмерно яствуют и пьют,

И кубки со змеиным ядом Врагам за здравье подают.

Средь вечной мирозданной страсти –

Любви, вражды и панибратств –

Один живет стремленьем к власти,

Другой – стяжательством богатств.

И с накоплением рефлексов Пороку свойственной четы Жизнь в унизительных регрессах Теряет лики доброты.

Праведник :

Все злато поднебесных царств Беспутнее духовной пищи,

Ведь и цари среди богатств Сознанием бывают нищи.

Они берут бразды правленья,

Спрягая мировую новь,

Стоя у власти, без сомненья,

Лишь через царственную кровь.

Любому ревностно неймется Казну побольше накопить,

Но даже за сундук червонцев Здесь ум немыслимо купить.

Дьявол :

Давай все разберем в деталях,

Обвесив мира каждый грамм,

Ведь Бог на каменных скрижалях Законы Жизни выдал вам.

Давно чрез Моисея руки Запретом ревностным своим Вручил вам эти предрассудки,

Чтоб подчинялись вы лишь им.

Позасорили ваши мысли Святые через формализм,

Ведь глупости духовной жизни Предпочитают фанатизм. Но коль среди скупых лишений К усладам праведность глуха,

Ответь мне, почему на шее

Народ несет багаж греха?

Ведь все поныне виноваты За ту оказию с Христом,

И сплошь иуды да пилаты,

И каждый – со своим крестом.

Праведник :

Чтобы из мрака прегрешений Увидеть истину вещей,

Мы с чувством праведных решений Несем багаж Его мощей.

Ведь крест нам есть напоминаньем Об искуплении грехов,

Что человеческим сознаньем Копились множество веков.

Дьявол :

Но у людей душа пуста Спрягается в греховном гнете,

Ведь дай вам нового Христа,

Вы и его вмиг разопнете.

И, не учитывая суть

Великогрешного порока,

Проторите кровавый путь Неосмотрительно жестоко.

Лежат в сознаниях у всех Поборострастные балласты,

Ведь добродетельных прорех Не обминают зла контрасты.

Изменчивы людей понятья

И их моральный обиход,

Ведь сотворив сперва распятье,

Они затем спешат в приход.

Но чаще волей сумасброда Готовы Правду запинать И напрямую из прихода Идут за деньги распинать.

Но лишь из принципов чиновных И прихотливостей тупых Порою судят не виновных,

А исполнителей слепых!

Мотивом чувства совращенья Той неразборчивой поры Они козлами отпущенья Житейской путаной игры.

На паперти седого мира Трудом сознанья своего Вы сотворяете кумира –

Изысканное божество.

Тебе не доказать извечно Корысти пагубных идей,

Хоть ты к Земле привык, конечно,

Как обессилевший Антей.

Твоя душа тоскою стынет И обреченность тело сушит,

Ведь туя не растет в пустыне,

А рыба не живет на суше.

Коль ты с природой породнился,

То чти житейские права,

Ведь в тех местах, где ты родился,

Людская слышится молва.

Ты нерадиво поступаешь,

Задумав праведностью жить,

Ведь в коей сфере обитаешь...

Праведник :

С волками жить –

по­волчьи выть? Ведь людям лишь бы поглумиться Над благодушием Добра,

Надев на Правду багряницу Стезей безумного нутра.

Поруганный людьми безвинно,

Распятый на плечах креста, Явился Бог нам триедино В лице Спасителя Христа.

Взяв на себя грехи людские,

Которые посеял бес,

Пройдя распятье, Он воскрес,

Уйдя в чертоги неземные.

Сознаньем Истину итожа,

Приобретя бессмертный вид,

Он напророчил Царство Божье Всем тем, кто заповеди чтит.

Он знает, что наступит эра

Добра, и благостная новь

Взойдет, как солнечная Вера,

Надежда, Правда и Любовь. Но злоба в этой круговерти Перетерпела явный крах,

И всяк, кто ждал Христовой смерти,

Давно уж обратилися в прах!

Дьявол :

Вы на изменчивой планете Все уживаетесь с трудом...

Праведник :

Но мир без нас –

пустынный дом,

Где воет лишь эфирный ветер,

Ионизируя природу Энерготропностью веществ,

Земля роднит огонь и воду,

Растенья, воздух и существ.

Но здесь кощунственным бредом Твои преобладают толки...

Дьявол :

Блаженствием твой ум ведом В такой природной перемолке!

Хоть нерадивый царь природы Забрался разумом в верхи, Но все бытующие годы Он – муравей в руках стихий.

Он неустанно созидает,

Не понимая одного,

Что зачастую погибает От сотворенья своего.

Он поэтапно усложняет Великодвижущий прогресс,

Ну а затем вновь упрощает Гипоциклический процесс.

Формирование прогресса Посредством пригрешенных тел И есть пятою Ахиллеса В задумках всех Господних дел.

Методикою сумасброда Люд свои детища сверстал,

Не осознав то, что Природа

Неоспоримый Идеал.

Живет в нелепой укоризне На этом шарике народ И думает, что правит Жизнью,

А здесь – совсем наоборот.

Праведник :

Отождествив земной критерий,

Господь создал наш организм Из вариации материй,

Вдохнув духовно в плоть нам жизнь.

Создав нас как единый комплекс Из рефлекторного чутья,

Он уподобил светлый Отпрыск Для освоенья Бытия.

Но воплощение реально И для того, что не дыша

Взирает мир материально –

И у кристаллов есть душа.

Дьявол :

То, что ты хочешь, слишком тяжко

Свершить, пройдя греховный шквал,

Хоть Бог сковал своей упряжкой Эфирный твой материал.

Не зрея обреченно в небыль,

Спрошу тебя накоротке:

Зачем тебе журавль в небе,

Когда синица есть в руке?

Праведник :

Твой лживый говор слишком пестро Течет из выводов скупых...

(про себя):

Из добрых рук сухарик черствый Милей, чем каравай от злых.

(вслух):

Манишь страстями ты лихими Меня на греховое дно...

Дьявол :

Где каждому предмету имя По назначению дано.

(про себя):

Сиим стремлением непрочным Ум обусловиться хотел...

(вслух):

Но как в ребенке непорочном Определить его удел?

Столь одинаковы все лица,

Повадки, игры, плач и сон,

Но кто здесь жертва, кто убийца,

Кто будет глуп, а кто умен?

Ведь ваши дни не слишком гладко Идут до гробовой доски.

Хотя Господь дает разгадку Судьбы на линиях руки.

Сии бразды пересечений Любви, здоровья и ума

Стезями роковых стечений,

Что преподносит жизнь сама.

Они – сопутствующий контур

Хитросплетений бытия,

Ответом умственных искомых,

Содержащих удел житья.

Праведник :

Но выбор нравственной морали Зависит и от дел таких:

В какой семье их воспитали,

В какой среде взрастили их.

Когда дитя на ноги встанет,

То, в мировой идя круиз,

Оно сознанием познает Науку под названьем Жизнь.

Увидев явные пределы,

Явлющие шар земной,

Сей человек найдет уделы Души, итожа выбор свой. Познав великую дилемму От составных добра и зла,

Он разрешит судьбы проблему,

Что жизнь ему преподнесла.

Будь­то дурак

иль славный гений,

Но все равно когда­нибудь

Через года потерь, сравнений

Определится светлый путь.

Ведь с теми Бог бывает искрен,

Кто делом праведным ведом И к сонмам величайших истин Приходит

собственным умом.

Дьявол :

Сперва насыщенность милее Буянием шальных стихий,

Но чем старее, тем сильнее

Клонит замаливать грехи.

Не та становится походка,

Осанка, говор, слух и взор,

Но в разуме небес находка Решает мысленный раздор.

Ведь тело пагубностью сперто,

И вы, прискорбно жизнь губя,

Вините сущность, Бога, черта,

Но только, право, не себя.

Когда смерть встанет у порога И вас запросит, посему

Зовете вы слугу от Бога,

Чтоб исповедаться ему.

Вы все считаете порою,

Что души чистит этот сказ,

Ну а священники, не скрою,

Смеются с нерадивых вас.

Ведь тайной о святых и ворах Поп ревностно не дорожит,

И в захмелевших разговорах Она огласке подлежит.

Предсмертный сказ греховным шквалом Из похождений и интриг Послужит лишь материалом Для анекдотов или книг.

Но видно, этот свод амбиций,

Которым человек ведом, –

Последний отзвук репетиций Перед Божественным Судом.

Праведник :

Те, что познали быль и небыль,

Взирают не навеселе...

Дьявол (про себя):

Да, гром беснуется на небе,

Рождая бурю на земле.

(вслух):

Ты, жизнь спрягая неумело, Бытуешь пищею надежд Затем, чтоб праведное дело

Подпругой стало для невежд?

Праведник :

Порою слушая невежду,

Взираешь временной исход.

Дьявол :

Так ведь по телу шьют одежду,

А не совсем наоборот.

Один, пройдя лихие тризны,

Душой достигнет своего,

Другой, плывя теченьем жизни,

Себя сведет в ничтожество.

Заложена Всевышним в вас Космогенезная программа,

Но люди глупостью подчас

Выходят из контрольных рамок.

И жизнь взгорает вас и студит,

На правду наложив табу,

Чтоб миллионы разных судеб В одну повязывать судьбу.

Но если разобраться в деле,

По новой возвращаясь к детству,

То гениальность на пределе Не переходит по наследству. И в генах у любого рода Изменам хромосомным быть:

Большой семьею без урода Контрастный мир не сможет жить.

Будь­то глупец иль явный гений,

Красавец, средний иль урод,

Но жизнь им всем без исключений Меняла хитрый генокод.

Методикой переформаций Спрягая генный номинал,

Интерпретациями наций Не образуешь идеал.

Ведь в лейтмотивах превосходства Прослеживается та черта,

Что все чрезмерное уродство Изысканно, как красота.

Извечностью во всех культурах Запечатляют идеал,

Но гении грешат в структурах,

Копируя оригинал.

Они пыхтят над каждой гранью,

Шлифуя изощренность форм,

Придать стараясь изваянью Стандарты животворных норм.

Творцы работали помногу,

Затратив созиданьем сил,

Но лишь никто, подобно Богу,

Величье жизни не свершил.

Господь придумал все нарочно,

Чтоб человек глупее был,

И, создавая комплекс блочный,

Сознаньем не перемудрил.

Стоит извечно чаша рока На паперти людской души,

Ведь меркой жизненного срока Миры стараетесь вершить.

Вселенский путь людьми не познан И не разгадан механизм;

От микромира к яpким звездам

Столь несоизмерима Жизнь.

Тысячелетьями, веками

Трудом сознанья своего Все философский ищут камень,

Но не находят ничего.

Великонравные морали Вторили истинным трудом:

Бог дал вам изощрять детали,

Спрягая Жизнь Своим умом.

Праведник :

Господь в изысканных твореньях Из органических веществ Запечатлел на поколеньях Биопропорции существ.

И здесь не виден лик изъяна,

Ведь каждый индивидуал Наверно поздно или рано Боготворит свой идеал.

Столетья гении спрягают Премудрые структуры тел...

Дьявол :

Но все равно не постигают Животворения предел.

Хотя в пылу проникновенья Всевышний тоже согрешил И своенравные творенья Он впопыхах не довершил.

Вы в прошлом мало отличались От безобразных обезьян И таковыми же остались,

Ведь в каждом теле есть изъян.

Вселенная наспех являлась В энергетических потьмах,

И в этой спешке не досталось Одним – добра,

другим – ума.

Бог сотворил себе на муку Природу, близкую ему,

На скорую вас сделав руку Довеском явным ко всему.

И будет высказаться к месту,

Что жизнедеятельной цепью Вас лепят из одного теста Да по изысканным рецептам.

Ведь чужд вам лик Его морали,

И Он, не помыкая глаз,

Вращая время по спирали,

Карает нерадивых вас.

Живете в нищете, убого,

Заждавшись смертный свой исход, И просите подчас у Бога То, что кому недостает.

Глядите подсознаньем в небыль,

Ночами не смыкая глаз,

Но вы – ведь здесь,

а он – на небе;

Его молчание – весь сказ.

Праведник :

Господь создал Адама с Евой,

Первообразьем сделав их,

А то, что дальше было в чревах –

Уже продукты дел людских.

Рождаются глупцы, уроды

От пьяных игрищ и утех Напоминанием природы За распаляющийся грех.

Ведь все калигулы, пилаты –

Ты в осознание возьми –

Они пред Господом горбаты,

Хоть и крылаты пред людьми.

Но мы же ведь совсем не звери,

И нужно, веря и любя,

Отдать долги свои по вере Тому, кто вырастил тебя.

Дьявол :

Все человечество порочно,

Умами сущность теребя,

Живет всегда законом волчьим,

Где каждый сам лишь за себя!

Праведник :

Жаль только,

множество бессильных На нашей матушке­земле

Калек, юродивых и сирот,

Что у судьбы на алтаре.

Они за нищенским чертогом Влачатся в праведную сень...

Дьявол :

Оправдываясь перед Богом Порой по сорок раз на день.

Вторят беспутные молитвы:

«Спаси нас грешников, Господь»,

А на уме другие виды:

Как бы насытить страстью плоть.

Хоть губы шепчут покаянья И по щеке ползет слеза,

Да вырываются стенанья,

Но только выдают глаза.

Они – сообщающий рефлектор

Всех потаенных ваших чувств,

И подсознательный детектор Определит: ты вор иль трус.

Ведь предает вас всех отчасти Правдоподобный этот взгляд,

Хоть и священники нечасто Приемлют то, что говорят.

Они, отслуживая строго

Молебен ежедневный свой,

Порою заповеди Бога Обходят дальней стороной.

Живя путем единоборства,

Надменно прожигая век,

Они жиреют от обжорства:

«Не хлебом жив лишь человек!»

Ведь у наивного народа Неприхотливо, не спеша

В церковных божеских приходах Все объегорят до гроша.

Живут от жертвоприношений Добра, за счет Его перста,

Не зная бедственных лишений На попеченьи у Христа.

Они, на простодушье люда

Себе понагребя богатств,

Вселяют глупым веру в чудо,

Что за их благо Бог воздаст.

Извечно нерадивым ликом Уйдя в церковные дома,

Влачатся в бытии безликом Недальновидностью ума.

Им нравятся потоки лести Из уст наивных простаков,

Что мыслью топчутся на месте Контрастным перебором слов.

Лишь от безудержной тоски Гонящий ум в святые сени,

Где бьет отчаянье в виски,

Вы плюхаетесь на колени.

На протяженьи многих лет В церковных молитесь застенках,

Хотя великолепный свет Не строится на четвереньках.

И неизменно сквозь года Звучит мотив души тщеславный,

Что имя Бога не всегда Писалось с буковки заглавной.

Ты ведь пока еще живой,

Но в этой грустной эпопее Настанет, вероятно, твой

Теперь «последний день Помпеи».

Здесь ты б имел покрепче нервы,

Ведь и цари не чтут святых,

Когда­то даже сам Петр Первый

Сгонял на Соловки расстриг.

Было великое деянье Петровых благородных сил,

Когда, сменив им одеянье,

Он бороды всем поголил.

Закончилась тогда свобода Вольготно праздновать и жить,

Ведь нечего за счет народа Столь неимоверно есть и пить.

А ты привык мечты являть,

Играя с мирозданьем в прятки.

Но, если в корне поменять

Твои застойные порядки?

Ведь сущность остается прежней От явной перемены мест.

Праведник (про себя):

Вот так порою мы небрежно На нашей правде ставим крест.

Дьявол :

Коль праведностью ты ведом В подворья райского истока,

Знай: грех является и сном

Напомнить о мирских пороках.

Он проникает в ваш предел,

Пройдя границы подсознанья,

Возбудоражив чувства тел,

Даря душевные терзанья.

И то, что в памяти подчас

Осело в дальних закоулках,

Он пробуждает рьяно в вас,

Маня в пороки эхом гулким.

Ведь сон есть ключ к разгадкам мира У зазеркалья бытия В трансэнергетике эфира Потустороннего житья.

Прерогативой подсознанья Шифруя космогенный код,

Энергоформой мирозданья Он сотворенье в плен берет.

Всяк, кто устал от совершенства

Среди Вселенской маяты,

Впадает в коматоз блаженства Хитросплетенной суеты.

Сон –

величайший стимулятор Биосистемы существа,

Изысканный аккумулятор Потенциалов естества.

Всяк в эту стадию впадает,

Участником событий став,

И поутру порой не знает,

Был это сон или же явь.

Под темным покрывалом ночи Гипнозно­рефлекторный транс

Слагает действия пророчеств,

Видения спрягая в вас.

Уйдя от мировой истомы Кошмаров прожитого дня,

Во снах вам грезятся фантомы,

Что душат страхами огня.

Праведник :

Но кто живет сознаньем правым,

Вникая в жизненную суть,

Тому приснятся небо, травы,

А не твоя шальная муть.

Дьявол :

Но есть еще одна стезя У тройственного смысла мира,

Которую узреть нельзя В трансэнергетике эфира.

Ее логическую нить К реальности нельзя причислить:

Одно ты можешь говорить,

Другое – делать,

третьим – мыслить.

Праведник :

Так ты постиг величье смысла,

Упив крови из ран Христа?

Но нет предельности у мысли...

Дьявол :

А беспредельность так пуста!

Праведник :

Космогенезными штрихами К формированию миров Есть осознание умами Трансдислокации основ.

Потенциал цивилизаций,

Спрягая жизненный процесс,

Ведет байтовку информаций В великодвижущий прогресс.

Дьявол :

Но не чета ты Архимеду,

Ведь ты гниешь в своей норе.

(про себя):

Коль не гора уж к Магомеду,

Знать, Магомед пойдет к горе.

(вслух):

Хоть Созиданье оставляет Свод достижений за собой,

Но безвременье засыпает Все тленным прахом и золой.

Грядут плеяды поколений,

Умом отождествляя жизнь,

Что номиналом постижений Спрягают быта рубежи.

Ведь в изощряющемся мире Есть смерти выдох, жизни вдох,

Где в хитросотканном эфире Витают призраки эпох.

Переформацией нетленной Всему открыта в Вечность дверь,

Где информация Вселенной Струится через сонмы эр.

Праведник :

Но мирозданной круговертью Верстая возрожденья крах,

Добро идет на лон к бессмертью,

А злоба оседает в прах.

Все, что творилось в изначалье

Формированием основ,

Преобpажало зазеркалье

Энергетических миров. Но человек сумел сберечь Добро на мирозданном лоне,

Из звуков создавая речь,

Преображая лик гармоний,

Он мирозданье изложил Энергиею постиженья И генетически вложил Свой труд в азы письмосложенья.

Переосмысливал, вникал

В животворящие детали И выше интеллектом стал,

Внемля Божественной морали.

Методикою постиженья Он логику ума развил,

Вникая в механизм движенья

Природно­экзогенных сил.

Ядро урана расщепил И, обуздав огонь и воду,

Он полноправно подчинил Себе великую природу.

Добыл энергию из недр,

Потратив сил своих немало Для упрощенья жизнесфер Вселенского потенциала. Он синтезировал белки И таинства фотонов вызнал...

Дьявол :

Но истины так далеки От мирозданных сводов жизни.

Не соблюдая в мирозданьи Биоструктурный резонанс, Он срушил темпом созиданья Экологический баланс.

Поползновеньем сумасброда,

Что злые мысли обрели,

Из Жизни сотворил урода,

Переиначив лик Земли.

Праведник :

Преобразуя углеводы В полимерический формал,

Он взял у матушки­природы

Ее биопотенциал.

Он медицину изощряет,

Болезни века обуздав...

Дьявол :

Но все равно не добывает Энергетический состав.

Не тем путем народ пошел В сией изысканной науке,

Что причиняет много зол,

Везде свои расставив руки.

Ведь вы избрали тот курсив,

Который вам понятен легче;

Но что­то явно излечив,

Ты десять органов калечишь. Творя всеобщее влиянье

На человечий организм,

Она улучшит состоянье,

Но укорачивает жизнь.

Воздействуя альтернативно На жизнедейственный баланс,

Творят врачи оперативно Там, где присущ словесный транс.

Праведник :

Она излечивает раны У благородного народа И исправляет те изъяны,

Которые дала природа.

Врач применил могучий лазер,

Поворотив его удел Для микрохирургии глаза И нейрохирургии тел.

Дьявол :

Но лишь пуста эмблема – чаша

Пред пагубным пороком века,

Ведь лечит медицина ваша Болезни, а не Человека!

Праведник :

Он вдохновения излил,

Дополнив Господа творенья,

И мир гармоний сотворил Порывами проникновенья.

Строенье атома открыл,

Проникнув в тайное начало Вселенских прогрессивных сил Природного материала.

Он бороздит высоты, воды

И за предел Земли слетал...

Дьявол :

Заимствуя же у природы Ее биопотенциал.

Он подсознанием велик И, зная свойства минералов,

Копирует изрядно лик Природных сверхматериалов.

Праведник :

Он изощренную науку Из номинальных цифр создал...

Дьявол :

Перетерпев сознаньем муку,

Спрягая мысленный формал.

Ведь цифры – ключ к разгадкам мира

И информационный шифр Расдислокации души В нигронные поля эфира.

Они есть – код формированья

Энергосферы бытия,

Что явностью скомпанованья Творят гармонию житья.

Энергоинформационным рядом Отождествив Вселенский быт,

Они есть гармоничным складом Суперформации судьбы.

Субэнергетикой сознанья,

Которую Всевышний дал,

Потенциалом созиданья Спрягаете их номинал.

Анализируя циклично Сей матричный оригинал,

Люд не использует первично Духовный сверхпотенциал. Людей заведомо прельщает Открытий радужная мысль,

Хоть, оперируя вещами,

Не знают истинный их смысл.

Одни, постичь природу чая,

Всю жизнь вникают в естество,

Другим хватает изначалья Для освоения всего.

Среди функциональной сцепки И жизненных контрастных сцен Людей сближает очень крепко Энергетический обмен.

Контрасты всем нужны отчасти,

Ведь в них есть истинный исток:

С одним поговорить за счастье,

С другим – как соли съесть мешок.

Коль хочешь ты гордиев узел Срубить дамокловым мечом,

Знай: мир в безумствующих узах

Давно на гибель обречен.

Но так сложилось уж веками,

Что простодушный род людской Сперва все делает руками,

А после мыслит головой.

Но только действием вчерашним Хотите глупостью вершить Созданьем Вавилонской башни Своей изменчивой души.

Ведь только лишь из­за боязни

Не вторите порочный слог,

Воззрев египетские казни,

Которые устроил Бог.

Природа бытие спрягает Соотношеньем сил в мирах:

Один из праха жизнь слагает,

Другой – все обращает в прах.

И лишь злорадственная нота Людей ведомое клише:

Чем больше горя у кого­то,

Тем радостней твоей душе.

Все в бытии переживает Неадекватный оборот:

Один нахальством проживает,

Другой от скромности умрет.

Ведь я с тобой веду беседу О том, что в бытия судьбе

Чем больше насолишь соседу,

Тем будет сладостней тебе.

Ты опрометчивей ребенка,

Ведь не нужна в земных краях Волку – доверчивость ягненка,

Орлу – наивность воробья.

В порочном жизнетворном круге Вся истина в твоих руках:

Коль хочешь лучше знать о друге м Поведай о его врагах.

Но жадность денег не базарит,

Ей даже мелочь дорога;

Ведь чем богаче есть хозяин,

Тем и бедней его слуга.

Ведь жадность прихотливой страстью Являет всем нутро свое,

Стяжательно­корыстной властью

Лелея дерзкое «мое».

Превознося свои законы Среди вселенской суеты,

Чем ниже сотворишь поклоны,

Тем выше в мире станешь ты.

Любой ведом своим курсивом В отмщении чужих грехов:

Одни мстят лишь посредством силы,

Другие – пагубностью слов.

Хитросплетенностью своей Жизнь ежедневно сумасбродит Цепной реакцией вещей:

Беда одна, увы, не ходит.

Ты, над созданиями горбясь,

Трудом сознанья своего Сегодня позабудь про гордость,

Чтобы добиться своего.

Подобно мчащемуся кому,

Пропорцией в телах у всех От малого всегда к большому Произрастает вечный грех.

Всяк в мире ложью промышляет,

Ведь жизнь – кругом на воре вор,

И каждый рьяно обещает Великолепье златых гор.

От честного – одна лишь убыль,

И ей в быту не проживешь,

Коль дело сделаешь на рубль –

Тебе заплатят медный грош.

Хоть ты в осмысленном порядке Слагаешь жизни генотип,

Но не найдешь ключа к разгадке Миров, задумчивый Эдип.

Праведник :

Но изощренные мышленья Биологических существ Разнообразят сотворенья Из одинаковых веществ. Одни вершат не ради славы Открытьями во благо лет,

Другие же всегда по праву Добро их обратят во вред.

И если разобраться в деле,

То в лоне мировых блаженств Мы лишь праобразы модели Великонравных совершенств.

Ты поночи мне здесь насущно Свою теорию создал О том, что сущностям присущей

Свой логоцифроинтеграл.

В глубинах плазменного мозга Сознание рождает мысль...

Дьявол :

Она лишь слабенькая розга,

Слагающая общий смысл.

На бытия беспутном лоне Теряет силу естество...

Праведник :

Порою дело не в объеме,

А в энергетике его!

Один за день наспех верстает Труды нелепые слегка,

Другой за всю жизнь сотворяет Шедевр, но явно на века!

Дьявол :

Тебя учи хоть, не учи...

Ты выйди из своих застенок И посмотри, как блик свечи

Тебе объел лица оттенок!

Ты был когда­то рослый, смуглый...

Ты ищешь вечности исток?

Куда бежишь, ведь шарик круглый,

Но где в нем Запад, где Восток?

В кромешной вакуумной тени Земля бытует из расчета,

Что там, где на нее не ткни,

Произрастет стезя отсчета!

Праведник :

Весь контрастирующий мир,

Что атмосферами объятый,

Имеет свой ориентир –

Вселенские координаты.

Дьявол :

Ориентиры неточны,

Они ведь тоже смотрят дальше,

Туда, где в сумерках ночных

Их базы заплутали в фальши.

Но стоит только одному Чему­то выйти из гармоний, То быть Вселенной посему В созвучьи траурных симфоний.

Ведь эта явь порой сама,

Устав от бедствий и просчетов,

Тайком заимствует ума У мудрецов и звездочетов.

Порастеряв смысл жизни всей,

Твоя мечта неволей стынет,

Ведь как безумный Моисей Бредешь по выцветшей пустыне.

Праведник :

Но ведь он указал тогда Народу край обетованный...

Дьявол :

Да, но прошли года, года,

А смерть – попутчик нежеланный.

Когда померкнут слух и зренье Да изорвется в клочья плоть,

Тогда Он вам дает прозренье,

Проникновенный твой Господь.

Будь ты годами помоложе,

Тогда б наверх душой не лез...

(про себя ) :

Орешек тверденький, но все же

Я отыщу в нем «ахиллес».

(вслух):

Ты не найдешь истоков привод Нигде, никак и никогда.

Праведник :

Но наше прошлое лишь вывод...

Дьявол :

Ну а грядущее – мечта!

Природа сотворяет смело До эмпирического вплоть,

Чтобы не все, что око зрело,

Могла прочувствовать бы плоть.

Ведь все вы глупенькие люди Порой пытаетесь гадать,

Желая разузнать, что будет,

Чтоб Будущее увидать.

Когда языческие боги Главенствовали над людьми,

Тогда и грешные чертоги Взывали бубнами из тьмы.

Издалека пришли гаданья На рунах, картах, зеркалах,

Все заговоры, повиванья

И предсказанья на руках.

Удельность смыслового веса,

Являя людям вещий лик,

Была реликтовою мессой,

Где дьявольский вторил язык.

Внимая жизненной морали,

Великой мудрости исток Жрецы Египта передали Вам через карточный порок.

И гармоническим деяньем Верстается земная жизнь,

Что человеческим сознаньем Меняет быта рубежи.

Когда жрец дерзостному Гаю Поход сулил через Рубикон...

Праведник :

Я все о Цезаре не знаю,

Но оплошал Наполеон.

Он на судьбу гадал однажды И получил иной удел.

Дьявол :

Известно, в деле, хоть не в каждом,

Бывает действенный пробел.

Зачем держать себя в узде И Господа беспутно слушать?

Праведник :

Но льву ли спорить о воде Или киту судить о суше?

Теперь уже стезя моя Стремится к здравому рассудку.

Дьявол (про себя):

Но все равно заставлю я Тебя плясать под злую дудку!

(вслух):

Коль ты считаешь, что наступит

Благословенный Ренессанс,

Но это только жидкость в ступе И дальних мыслей резонанс.

Душа – потемки только с виду,

И каждый разумом поймет,

Что изнутри фасад не видно И ведь равно наоборот.

Но лишь альтернативы свяжет Бахвальства кажущий черты:

Никто так о тебе не скажет,

Как это сделаешь сам ты!

Теряете, с судьбою ссорясь,

Переиначивая быт,

В погоне за деньгами – совесть,

В борьбе за власть – душевный стыд!

Праведник :

Один благим порывом чести Добро слагает для людей,

Другой дерзает из корысти,

Прикрывшись маскою идей!

Дождавшись грехотворной нови Пристрастием лихой гряды,

Ступает зло на запах крови Вкушать зловонный тлен беды.

Ведь слишком часто к сладословью Идет изменчивость нутра, Когда кощунство страшной новью Наденет балахон Добра!

Превознося свои каноны,

Которыми ты жив в мирах,

Твои драконовы законы Чрез время обратятся в прах.

Дьявол :

Но вот в чем явная обида,

Что лжи и алчности отшиб,

Словно Сцилла и Харибда,

У человеческой души.

Ты хоть и изощряешь явно Великонравственный контраст,

Но он ведь для тебя подавно Как неприкаянный балласт.

Своим божественным подпругам Вторишь ты Истину о чем?

Праведник :

Палач не может стать хирургом,

Равно как раввин – палачом.

Дьявол :

Ты вероятно дел немало В историю Земли вписал.

(про себя):

Такое бурное начало Сулит трагический финал.

Праведник :

Бог модуляции верстал Великолепьем вдохновенья И гармонично воссоздал Энергетические звенья.

Дьявол :

Тут всяк сознаньем сумасбродит,

Миры делами теребя...

Праведник :

Важней всегда не то, что входит,

А что исходит от тебя!

Здесь разграничить четко надо

Замысловатый ряд умов,

Ведь каждому порою правда Своим глаголит тембром слов И всяк по­своему увидит

Того, кто истину вторит:

Глупец его возненавидит,

А мудрый поблагодарит.

Ты, разрушая естество,

Творишь как страшная отрава, А я из быта своего Даю вновь жизнь почившим нравам.

Спрягая временную нить,

Вникаю в таинства историй...

Дьявол :

Но никогда не съединить То, что бытует в вечном споре.

Ты только время зря теряешь,

Себя рефлектором слепя:

Чем больше сил ему вверяешь,

Тем явней губит он тебя!

И взят умом под Божий конус В колпак несбыточной мечты,

Но ведь рассеивая фокус,

Энергий не добудешь ты!

Праведник :

Поборострастными грехами Ты воспаляешь злой пожар...

Дьявол (про себя):

Вода хоть рьяно тушит пламень,

Но и сама уходит в пар!

Ты видно стал чуть поумнее,

Свою хитросплетая речь.

(вслух):

Давай решайся же скорее –

Игра такая стоит свеч!

Я предлагаю дерзкий сговор,

В котором величайший смысл.

Праведник (про себя):

Вот так распутствующий говор Ничтожит праведную мысль.

(вслух):

Твой однобокий интерес Многообразие треножит...

Дьявол :

Чем больше у структуры вес,

Она устойчивее все же. Ты вник в Божественную суть Суперсистемой подсознанья.

Праведник :

Но к истинам тернистый путь,

Проложенный стезей познанья!

Бывает разных состояний Одно и то же вещество...

Дьявол :

Здесь все зависит от тех граней,

Которые замкнут его!

Ведь трансформация верстает Весь жизненно­контрастный сказ,

Где уши косвенно не знают О важном назначеньи глаз.

Но чаще суть земного спора Всех неосознанных дилемм Решает яблоко раздора,

Отождествив мораль проблем.

Праведник :

Коль ты свою возвысил честь,

Давай из явного мы выйдем:

Эфирный ветер в мире есть,

Хоть визуально и не виден.

Сродни формации души,

Отождествляя все деянья,

Он энергетикой вершит Полифонию мирозданья.

Он знает каждую деталь Космологических историй,

Дифференцируя мораль

Благословенных аллегорий.

Его астрально вещество,

Где подсознанье растворится И прошивают естество Лептонные гамма­частицы.

Он генерациями лет Вершит законами инерций,

Перемещая мысль и свет Потенциалами энергий. Ведь йота каждого названья Быть узаконена должна!

Дьявол :

Здесь все зависит от признанья,

Как вам представлена она!

И тут хоть бей меня, хоть режь,

Но явность властна измениться –

Ведь актуально можно вещь С различных показать позиций.

Не зря объемные фигуры Полиструктурности житья Имеют разные структуры В биосистеме Бытия.

Ты все в мистериях витаешь,

Преглупо веря небесам,

Хоть сук, на коем восседаешь,

Ты неизменно рубишь сам!

Чрезмерно далеко зашел Ты в обезличенную веру,

Но, что искал, ведь не нашел,

Признания себе, к примеру.

Твое решенье слишком скупо Сейчас поспешностью вторит,

Ведь как бы все не вышло глупо,

Самонадеянный Харит.

Вы пресмыкаетесь убого,

Не понимая одного,

Что только просите у Бога,

Ему не сделав ничего.

Ты в мирозданьи безучастен И лики памяти твоей Безумной призрачностью счастья Сорвут листки с календарей. Плоды познания промозгли Агонией пустой мечты,

Что в дальних закоулках мозга Лелеет лики красоты.

Ты все надеешься на чудо,

Как обезумевший пиит,

Но ведь не вырваться отсюда:

Рожденный ползать – не взлетит!

Праведник :

Но в изначалие веков За Истиной идти охота!

Дьявол (про себя):

Видать, немало дураков

На свете, кроме Дон Кихота!

(вслух):

Знай: первый – не всегда кумир,

Усытившийся жизнью вволю,

Хоть, открывая новый мир,

Он львиную хватает долю.

Путь первых неизменно мним,

Ведь рок ничтожит их по праву...

Праведник :

Порою смельчакам сиим Мгновения даруют славу.

Дьявол :

Покорные земной судьбе,

Всегда из побуждений чистых Дают убить себя толпе,

Спешащей за наживой быстро.

Всех их преследует беда,

Гнетет жара, секут метели

И жизнь порою не всегда Дает им то, чего хотели.

На опрометчивых страстях Все утверждаются морали...

Ведь люд кутит на их костях,

Не зная, как героев звали.

Вершатся явные событья На пахоте всемирной нивы,

Где смельчакам –

триумф открытья,

А остальным – дележ наживы!

Праведник :

Как выдох отличен от вдоха И ночь отделена от дня...

Дьявол :

Ты в ожидании подвоха От благосклонного меня?

Праведник :

Уж эхом голос твой в ушах,

А пред глазами злые лица...

Дьявол :

Чем тверже ты чеканишь шаг,

Тем вероятней оступиться!

Ты воспаряешь в эту небыль,

Что явно мысли обрели,

Но чем сильнее смотришь в небо,

Тем меньше знаешь твердь земли.

Праведник :

Как ты меня уже измаял В хитропридуманной игре.

Дьявол :

Но груша зацветает в мае,

А плодоносит в сентябре.

Повремени­ка для начала

Так изощрять сознаньем речь,

Ведь в пережарке проку мало,

Но властны сырость мы допечь.

И тот лишь истину добудет,

Кто зреет дело изнутри:

Коль хочешь знать, каким плод будет,

Получше в корень посмотри!

Праведник (про себя):

Мне кажется, промчался век,

А не шестая часть от суток.

(вслух):

Мечта роится в голове...

Дьявол :

Но возрастает чрез желудок!

Бывает, время потрясений

Творит тирады перемен И годы мрачных наваждений Перевершат цветенье в тлен. И вынуждены будут люди Идти в чужбинные края,

Неся зерно в святом сосуде Творить, по новой, лик житья.

Они все, как мишени в тире,

Прискорбностью влачащи век, Ведь в изменяющемся мире Столь беззащитен человек.

Бросая честно нажитое,

Спасаясь от лихой беды,

Блуждают люди как изгои На поисках питья, еды.

Праведник :

Бывают годы невезенья,

Как смерчи в ветреной степи, Что рушат жизненные звенья Биологической цепи.

Но звери или же растенья,

Переходя к другой меже,

Воспроизводят поколенья...

Дьявол :

Но второсортные уже!

Все жизненно оскудевает,

Слагая мирозданный спор Там, где Природа затевает

Творить естественный отбор.

Она рождает, умертвляет,

Перемещая всех и вся,

Но постепенно возвращает Опять все на круги своя.

Впрягая жизнь в закон миграций,

Она в снегах, грязи, пыли

Гоняет разноличье наций Вокруг изменчивой земли. И с измененьем комбинаций Энергетических основ Творятся циклы трансформаций Гипоциклических миров.

Праведник :

Но это только в изначалье Всяк самосущностью ведом.

Дьявол :

Чужбина – это хладный дом

Стезей отверженной печали,

Но зачастую ведь бывает,

Что пришлый обживает дом,

Ну и затем, хотя с трудом

Его хозяев выгоняет.

Тут живы все законом волчьим,

Которым каждый ум ведом,

Ведь в сути явности порочной Вам на добро ответят злом.

И обитанья ареал Есть у любого организма,

Но если кто­то заплутал –

Поплатится немедля жизнью.

Есть у людей критерий силы,

Который глупостью творит,

Ведь тот вершилам будет милый,

Кто в ратоборстве победит.

Борцы бьют лбы, ломают кости

На радость бешеной толпы,

Чтоб обезумевшие гости Им пуще взвинчивали пыл.

Они всегда стоят на грани Падения и взлета дел,

Не зная действенно заране

Исхода обреченных тел.

Они везде готовы к бою,

Преодолев душевный страх,

Но у правителей порою –

Марионетками в руках.

Играют демонские струны,

Трубит начищенная медь,

Когда безумные трибуны

«На бис» заказывают смерть!

Давай изысканно рассудим,

В чем здесь Господняя вина:

Оно убийство все осудят,

Но ведь оправдана война.

Пускай осядут легионы За злодеяния во прах,

А цезари, наполеоны

Сияют звездами в веках?

Праведник :

Среди коварства черных туч Блеснет отрадный светоч веры...

Дьявол :

Но и у Солнца каждый луч Природой поделен на спектры.

И спектр Зла намного шире Всех остальных в грязи рутин,

Ведь не согласье правит в мире,

А выживания инстинкт!

(про себя):

Зажму его в порока клещи,

Пусть он сознанием померкнет.

(вслух):

Порой к определенной вещи Подходят с разноликой меркой.

И на житейском номинале Мы убеждаемся вполне,

Что святость вязнет в идеале,

А жадность мыслит о цене.

Одни всегда блаженно живы Духовной ценностью своей,

Вторым извечно культ наживы Отождествляет лик вещей.

Но если к прихотям бессвязным Другой казаться стороной,

То чаще к безделушкам разным Подходят с меркою одной.

Праведник :

Великолепье испокона В предметах ценности сродни,

Но все зависит и от фона,

На коем возлежат они.

Дьявол :

В грехопаденческой отраве Ложь с Правдою не различишь.

Когда алмаз в плохой оправе Иль в золото одет голыш.

Праведник :

Но ведь глаза­то не слепы,

Им фальшью не дано закрыться.

Дьявол :

Не уколовшись об шипы,

Ты жаждешь розой насладиться?

Ты, как упрямый иноходец,

Стремишься правдой в мире жить,

Плюя сегодня в тот колодец,

Откуда после будешь пить!

Не всякий, осознав ошибки,

Любовь Всевышнего снискал.

Праведник :

И не из каждой ведь улыбки Звериный изойдет оскал!

Твои теории неточны,

Как призрачные миражи:

С рожденья люди непорочны,

Но их грехом сжирает жизнь! Они насмотрятся как алчность Натурой правит, как вампир,

И в них совьется злая жадность,

Слагая вакханальный пир.

И тлеют страждущие души Да разрушаются тела,

Когда грех праведность разрушит,

Впрягая плоть в свои дела.

Дьявол :

Все в мироздании порочно,

И то, что верх всегда берет,

Сегодня втерлось очень прочно В ваш ежедневный обиход.

Он всем выписывает визы,

Как демонический агент,

И дерзко правит этой жизнью Товарный сей эквивалент!

Порой вползает зависть в души,

Как подколодная змея,

И пристрастью желаний душит Величье собственного «Я».

Она неугомонным взглядом Сулит безмерную беду,

Полив натуру грешным ядом,

Испепеляясь в злом бреду.

Она таит в себе стремленья Поборострастнейших идей,

Взгорев осатаненьем рвенья К наживе в чувствах у людей.

Она буяет в плоти рьяно Неугомонностью своей,

Рождая разума изъяны При виде денег и вещей.

Но лишь не зрея в этом прока,

Всегда изысканно вершит Неумолимостью порока В грехопадении души.

Знай, все в людишках переменно,

Что ты уж тут не говори:

За грош не совершишь измену.

Ну а за два или за три?

Ведь явно, что в житейской мере,

Тут хоть греши, хоть не греши,

Бытует нравственный критерий Продажности любой души.

Я объясню природу вашу Весами правоты нагой:

Чем больше денег ложишь в чашу,

Тем меньше совести в другой.

Ведь алчность под сердечный стук Порою плоть безумьем нежит.

Брось честным золота сундук –

И все друг друга перережут!

Про совесть каждый забывает,

Когда в глазах буяет страсть,

Ведь людям разум затмевают Интриги, золото и власть!

Кто сводом истин овладеет,

Тот сбросит тяготы вериг.

Праведник :

Один трудом всю жизнь потеет,

Другой колотит счастье вмиг?

Дьявол :

Ты вдаль спешишь дорогой ясной,

Но действовать не торопись,

Ведь в людях кроется всевластно Поборострастная корысть.

Друг в деле действенно поможет,

Но лишь расплаты час придет,

Он все стократно перемножит И шкуры три с тебя сдерет!

Он все продумает, конечно,

Как бы стереть тебя во прах,

Чтоб в мире ты влачился вечно В его вассальных должниках.

Знай: люди подленько­прислужны,

Приемля сладостную лесть,

И если уж им что­то нужно –

Они готовы в душу влезть.

Бытуя хитростью досужно,

Они амбиции вершат,

А коль тебе уж что­то нужно,

Они с делами не спешат.

Взрастает жизнь порочной вязью Так заметая все следы,

Чтоб ты, облив соседа грязью,

Сухим бы вышел из воды!

Ложь, переформируя дело,

Бытует пагубно сама,

Растлив порочащее тело Обманной логикой ума.

Она изысканно­скалярна,

Как злой кривозеркальный взгляд,

Заискана, хмельна, коварна,

Меняющая страстный яд.

Методикою искаженья Она произрастает в вас,

Подстроив бытия движенье Под свой логический альянс.

Давай с тобой сей факт рассудим,

Уняв риторику на том.

Скажи, кто в жизни был Распутин?

Праведник :

Нечистый в облике святом!

Дьявол :

Но как сумел искусно души Он царские расположить К тому, чтобы усладно слушать

Про то, как в бытии прожить.

Он втерся в царское доверье И милость Божью заслужил;

Пред ним все отпирались двери В тот мир, где он вольготно жил.

Познав судьбы хитросплетенья В дилеммах жизни и любви,

Он вник в методику правленья Великогрешными людьми. И будто бы ферромагнетик Его сознанья номинал,

Ведь миллионы энергетик Себе он лихо подчинял.

Он лицемером слыл отличным,

Ведь мудр был, что ни говори.

Праведник :

Лукавый вечностью двуличный.

Простоволосились цари.

Дьявол :

Не говори о том заране,

Что нерадивый сатана,

Ведь под Распутина влиянье Попала целая страна.

О нем молва взахлеб судила,

Что он сознанием неслаб,

Вот только похоть подводила Большой охотою до баб.

Но наряду с дурною славой Его великий был удел, Ведь сумасбродною державой Он верховодил как хотел.

Праведник :

Ты поночи беспутно смело Теорию грехов сверстал.

Дьявол :

В алмаз вкропив любое тело,

Видоизменят вмиг кристалл.

Нарушив все соединенья Структурных мирозданных норм,

Лик явит ложность преломленья Посредством искаженья форм.

Меняя базисность не сразу,

Он постепенно, не спеша

Изменит жизненную фазу,

Диструкционный труд верша.

Пока процесс такой творится,

Дисгармоничный торя путь, То все мельчайшие частицы Переиначивают суть.

Праведник :

Твой ум лишь похоть заполняет Из наважденья своего.

Дьявол :

А вот ответь, кто выполняет

Седьмую заповедь Его?

Бывают в верности прорехи,

Как семена в любой стерне,

Ведь честные мужья утехи Находят лишь на стороне.

Супруг жене отчасти нужен,

Чтоб слушать поучений шквал,

Ведь в мире нет такого мужа,

Который бы не изменял!

Мужьям милее перемены,

Где есть клубок интрижных дел;

Их увлекает путь измены Объятиями пылких тел.

Поборострастною душою Порой украдкою от всех Частенько каждый, я не скрою,

Творит непоправимый грех.

Приходит муж домой, и дальше

Его речистый говор лжив Хитросплетениями фальши В критериях альтернатив.

Праведник :

Но все же поздно или рано Приходит явному черед И, обнажая лик обмана,

Переосмысленье грядет.

И эта нерадивость яви Трансформируется сполна В безумной ревностной отраве,

Которая в тот миг видна.

Она взгорает ярость плоти,

Как распаляющийся жар,

Творя все вопреки и против,

Посеяв чувственный пожар.

Она, повергнув все в смятенье,

Хлестая злом в сосудах вен,

Вмиг нагоняет помраченье На разум, зрея лик измен.

Она порой нас слепит явно Так, что в ней ненависть видна,

И возбуждает ум подавно Хмельней игривого вина.

Она бушует злой порою Остервенением в крови И проявляется, не скрою,

Как производная любви.

Дьявол :

Перекрывая нравы жизни И защищая вашу честь,

Вас обуяет злобой мысли Непритязательная месть.

Ее сознание слагает В рефлекторно­возвратный транс,

Что в вас отмщением пылает,

Уравнивая дел баланс.

Все зреет озверевшей новью,

Кто был любимым –

стал твой враг;

Меж ненавистью и любовью –

Один неосторожный шаг.

Души контрастная структура Неадекватна, как педант;

За миг слагается натура В альтернативный вариант.

Праведник :

Но существует верность где­то,

Что мается порой сама!

Дьявол :

Твои Ромео и Джульетта –

Лишь плод фантазии ума.

Что есть любовь?

Стезя обманов,

Необстоятельный подлог Болезнью страстных Дон Жуанов С иллюзией, что дарит Бог.

Она – палач, а также жертва,

Хитропремудра и глупа,

Слепящий чувственный прожектор,

Поработитель и раба.

Плод дьявольского искушенья В поборострастии грехов,

Дающий глупые решенья Для человеческих мозгов.

Наивность обреченных мыслей,

Тщедушный перестук сердец;

Влачится в Вечности без смысла,

Как неприкаянный истец.

Праведник :

Адама вылепив из глины,

Бог Еву из ребра создал...

Дьявол :

И как гармоний половины,

Людей по миру разбросал.

Чтобы порой найти друг друга,

Лишь случай судьбами ведом.

Праведник :

В дилемме жизненного круга Все разрешается с трудом! Порой проходит лет немало От юношества до седин,

Кому судьба любви не дала,

Тот коротает век один.

А кто в иллюзиях витает,

Ища кумира своего...

Дьявол :

Но цвет весенний облетает,

Состаривая естество!

Ведь жизнь уходит скоротечно,

Разрушив плоть, испив сок сил,

Быть молодым не сможешь вечно,

Как бы ты Бога не просил!

Пока ты яростный и сильный,

Будь непреклонным потому,

Что лишь дохнет хладок могильный –

Не будешь нужным никому.

Любовною стрелой Амура Тебе не поражать сердца,

Когда почувствуешь натурой Приход житейского конца.

Хитросплетениями смысла Перерождается любовь В холодный нимб пристрастных мыслей,

Теплящих старческую кровь.

Но знай, что женщины хитрее

Вас, хоть и плотью хороши,

Чтобы вползать в ваш ум скорее Через доверчивость души.

Окрутят простаков пристрастно И предъявляют дерзкий счет,

Ведь правит действенностью счастья Целенаправленный расчет.

Они коварностью пантеры Испепеляются во мгле,

Живя натурою химеры На взбаламошенной земле.

Они вас страстью обживают И, чувством дело совершив,

Затем самих же изгоняют Из вашей собственной души.

Великолепьем искушенья Неугомоннейшей крови Для них вы – жертвоприношенье

На лоно ревностной Любви.

Величьем жизненного спора Они обуевают вас,

Взрастая яблоком раздора В судьбою обреченный час.

У вас в глазах буяют страсти,

Когда вы зрите на их плоть,

И вы уже не во всевластьи Себя в грехах перебороть.

Живут предвзятостью, без чести,

Хитросплетением интриг,

Раскладывая сети лести Для нужд изысканных своих.

Буяя пылкими страстями,

Вам зло намеренно творят,

Играя дерзостно смертями,

Сливая в кубки страшный яд.

Недальновидностью сознанья Взгораясь алчностью хмельной,

Они взирают мирозданье Альтернативной стороной.

Их прихоти не стоят жизни,

Ведь ум их явно недалек,

Они кутят на вашей тризне,

Из дела извлекая прок.

Ведь из­за них – лихие беды

И скопища кровавых войн,

Где, одержав триумф победы,

Они кутят под злата звон.

Для них любовь – в чертогах бывших

Хитросплетеньем грешных пут,

Где на пирах сердца любивших Им в винных кубках подают.

Их разум заполняет зависть,

А души – черная тоска,

Но чувств наигранная завязь В постелях мнет ночьми бока.

Любая на богатства метит,

Желая получить удел От тех, кто похотливо бредит

В объятьях воспаленных тел!

А вы безумьем ошалели Порывом подвигов своих,

Влипая в пагубность интриг,

Бежите честью на дуэли.

Они вас едко растлевают,

Как ржавчина тугую сталь;

Порой надменными бывают,

Уверовав в свою мораль.

Законы бытия нарушив,

Переиначив ваш удел,

Влезают прочно в вашу душу С перестановкой явных дел.

А сколько в сущности распятых Талантом на крестах судьбы,

Отверженных, нагих, проклятых,

Что были у любви рабы?

Вас доведя до исступленья,

От первородного греха Толкают лишь на преступленья Супротив Божьего верха.

А сколько их, познав на шкуре,

Теперь гниет в плену могил,

Где рок доверчивой натуре Венок уж погребальный свил.

Так низвергаются кумиры,

Но жизнетворная купель Зовет подобострастьем мира В измятую грехом постель.

Они великолепьем смысла Клянутся вечностью любить,

А сами только лишь и мыслят,

Как бы тебя со света сжить.

Вы тужитесь сознаньем пылко Им лить тирады страстных слов,

А женщины творят копилки Из гениальнейших голов.

Они, идя стезей измены,

Когда всласть поистрепят вас,

Находят быстро лик замены В судьбою обреченный час.

Всю жизнь из пешек метят в ферзи И, злодеяния свершив,

Плюют не вас с презреньем мерзким,

Потеребив подол души!

У них к богатству есть охота И пагубностью лестных слов Они ждут верных Дон Кихотов В объятиях у Казанов.

Слагая злом в чужую душу Свой демонический балласт,

Любая личность в вас разрушит,

Ну а затем еще предаст.

У них великая удача На пагубность фатальных мет;

Душой смеясь, сознаньем плача,

Вас провожают на тот свет.

Их чувство пагубно­бескровно

Среди великих перемен.

Их суть, рожденная духовно, –

Спрягать материальный тлен.

И жизнь, иллюзией балуя,

Деянья гнусные вершит,

Когда всю сладость поцелуев Плюете горечью души.

Так мирозданные пожары Величье дерзкое творят,

Когда их светлые нектары Переиграют в жуткий яд.

Вы торите святые мысли Великолепием в веках,

А женщины величьем смысла Все изничтожат в тленный прах.

И неприкаяньем обьяты В задумчивости, как Эдип,

Живут блаженные Сократы Под пятками своих Ксантипп.

Ох, прихотливыми бывают,

Богатств взирая оборот,

Зло помнит, благо забывает

Их вечно двойственный народ.

Они грядою вожделений Идут по вашим черепам,

Лишь из корыстных побуждений Вторя сквозь зубы в быте вам!

Коль им всего извечно мало И ненасытна плоти страсть,

Знать, ваша чувственность попала

Под обольстительную власть.

Они буяют в вас порою Осатанением в крови,

Чтоб становились вы, не скрою,

Рабами дерзостной любви.

И под покровом небосводов Не всем дожить вам до седин,

И вы блуждаете в походах,

Кляня неверных Мессалин.

Вы торите благие тропы Неутомимостью идей,

А ваши жены­Пенелопы –

Спят с похотью других вождей.

Живя натурою Медичи Среди пресыщенных услад,

Взирают жертвы Беатриче,

Переливая в кубках яд.

Соблазна грешная натура Сражает естество мужчин,

Когда летит стрела Амура В сердца на яростный почин.

И грехотворные корыта,

Как неприкаянный атлант,

Когда лихой петлею быта Они ничтожат твой талант.

В порочных грехотворных видах У ваших смертоносных лож Они ждут ваш последний выдох,

Чтоб начать денежный дележ.

И в цепком чувственном капкане Предвидя жизненный конец,

Они вас на лихом аркане Ведут убойно под венец,

Где, окольцованы позором,

На веки вечно, навсегда

Вторите смертным приговором Свое пожизненное «да».

Везде в вас дурью сумасбродят,

Приемля адскую печать;

Сами­то чистыми выходят,

А вам придется отвечать...

Они, рожденные увидеть

Миры божественным лицом,

Заставят вас возненавидеть Своих друзей и мать с отцом.

И, путь ваш жизненный итожа,

К великолепью своему,

Они взахлеб исходят ложью,

Чтоб посадить тебя в тюрьму.

Где на виду у мирозданья,

На поприще плачевных тризн У вас отнимут состоянье,

Чины, регалии и жизнь.

Они вас страстью обживают И, злодеяния свершив,

Самих вас быстро низвергают С великих жизненных вершин.

А вы, могучие титаны,

Не видя будущий позор,

Спешите выдавать все тайны,

Себе слагая приговор.

От них беды порой не чаешь,

От них предательства не ждешь,

И вот когда не замечаешь,

Они вставляют в душу нож!

Им только дай величье власти И жизнерадостный уют,

Они вас разорвут на части И в прах постыдный перетрут.

И страшным грехотворным делом,

Великолепием искусств Они торгуют грешным телом,

В котором явно низость чувств.

Где демоническим курсивом,

Внемля неистовым речам,

Бросают молодых, красивых,

Сбегая к старым богачам.

Они к вам в души заползают

Многообразием натур,

А напоследок подставляют Под злобу силовых структур.

Извечно местью сумасбродят И, вырвав лучшие года,

От дел великих вас уводят На веки вечно, навсегда.

Они вас страстью обживают И трансформацией основ Орлов могучих превращают В покорных тягловых ослов.

Ох, величавые мадонны,

Что зло неистово творят;

С их бы лица писать иконы,

Ну а с души – кромешный ад!

Так мерзостью пренебреженья Труды всех стынущих ночей Идут, как горечь прокаженья

Для топки кухонных печей.

И что вы явностью хотели?

«За похоть – жизнями плачу»,

Когда вас из своей постели Отправят мигом к палачу.

Извечно вам паскудно гадят И жить свободно не дают,

Пока вас, дряни, не посадят,

Пока вас подло не убьют.

Прерогативой искушенья В изысканную круговерть Дают вам глупые решенья,

Несущие позор и смерть.

И все нелепые желанья,

Приемля адскую печать,

Как жизненные приказанья Бежите тут же исполнять.

Их счастье – это горе ваше,

Цветение – это ваш тлен;

Они, испив из вечной чаши,

Живут величьем перемен.

И вы, безмерностью участья

Преодолев лихой испуг,

Барахтаетесь в путах счастья,

Как в паутинах у сольпуг.

И наваждение лихое Стезями жутких перемен,

Когда разрушенные Трои Клянут неистовых Елен.

Да, апогеем высшей страсти

Их низменно теплится мысль;

У вас возьмут величье власти,

Столь опорочив вашу жизнь.

Законы мира попирая,

Вам зло намеренно творят,

Поднимут на вершины Рая,

Ну а затем низвергнут в ад.

И вы беспутностью реченья,

Душой сведенные к нулю,

Безмерной силой обреченья Усердно лезете в петлю.

Они в вас злобой сумасбродят В судьбою обреченный час;

До сумасшествия доводят,

Морально растлевая вас.

И вы, промотанные жизнью,

В неистовую круговерть В последней грехотворной тризне Опять зовете злую смерть.

Многообразно жизни семя Великолепностью своей,

Когда нелепо через время Голубки обратятся в змей.

Их изощренные манеры В дилемме жизненной игры,

Где страсть играет роль гетеры В пристанищах ночной поры.

Они преследуют с азартом Вас, поинтрижничать дабы

Тенями рока, битой картой

В фатальный, страшный час судьбы.

Из глаз блеснет пристрастный луч,

И уст грядет немая стычка,

Ведь нужен к сердцу чувства ключ Или хотя б страстей отмычка.

У них есть четкая зацепка Для нерадивых дураков –

Вползают в ваши души цепко Игрою тел, плеядой слов.

Они вас явно растлевают Нелепостью своих затей,

Когда елейными бывают

Иль злыми, хуже скользких змей.

Они, как страшные Горгоны,

Окутают вас злом страстей,

Но лепят все ж Пигмалионы Своих прекрасных Галатей.

Ну а творения веками Пределом греховых искусств Своих творцов вгоняют в камень Надменной пагубностью чувств.

Везде корыстью промышляют И демонической рукой,

На гибель вас благословляют Петлею, Черною Рекой.

Они отыщут в вас изъяны,

Чтобы в объятиях оков Гноились чувственные раны От подлых дел и ложных слов.

Они найдут вам в жизни место,

Где тяжесть бытовых вериг Вас месит, как сырое тесто,

Для повседневных нужд своих.

И изнывает оголтело Душевный молчаливый сказ,

Когда буяет похоть тела Под бичеваниями глаз.

Они спешат, да поскорее

Пленять страстями глупых вас,

Лицом – голубки, сердцем – змеи,

Церцеи в профиль, Геры в фас.

И вы, заласканы любовью,

Спешите их боготворить,

Не зная, что чрез время кровью

Они начнут жизнь вашу пить.

Но время всех само рассудит,

Паруя вас земной судьбой,

Познав про то, какою будет

Жена через года с тобой.

Ведь подлости творят рядами,

Судьбу проклятьем теребя,

Так что порою вы годами Не можете прийти в себя!

И жизнь, перечить не посмея

Мирам обыгранной судьбой,

Взирает то, как Саломея

Идет с Крестителя главой.

А вы желаете им снова Дарить душевные цветы,

Ну а у них уже готовы Для вас узды и хомуты.

Ведь словно глупеньких животных,

Вас приручая к очагу,

Бывают с сонмом чувств вольготных,

Что похотью игриво жгут.

И в заключенье, если в целом

Итожить красноречьем слог,

То каждый со своею целью Творит интригу иль подлог.

И опосля внутриутробных Томлений в пустотелой мгле Всяк ищет место поудобней Да потеплее на земле.

Праведник :

Ты мне вторишь о вечном смысле,

Верстающим земную жизнь,

Рисуя из своей корысти Все в тоне нерадивой лжи.

Ведь женщина порочным телом Мужчину не всегда прельстит...

Дьявол :

Пред страстно­грехотворным делом

Никто из вас не устоит.

А может, это он нарочно

Совокупляет глупых вас,

Чтобы потом с небес всенощно Смеяться от людских проказ.

Ну а затем, в седые выси

Позвав к себе на Страшный Суд,

Вам предъявляет компромиссы Поборострастных плоских пут.

Извечно Дездемона – Честь

В руках у Искушенья – Мавра...

Праведник :

Но вероятно, выход есть

Из лабиринтов Минотавра!

Твои пороки кровожадны

Повсюду извлекают прок.

Дьявол (про себя):

Взираю, нитей Ариадны

Не хватит на один виток.

(вслух):

Коль в мире ты живешь без толка,

Судьбу молебнами губя,

Знай: счастье улыбнется только

Тому, кто любит сам себя.

Давай, дерзай наоборот.

Все подсчитав и подытожив,

А после на двое умножив...

(про себя):

Запретный все же слаще плод.

(вслух):

Живи величием всегда,

Чтоб обрести усладность снова;

Одно решительное «да» –

И ты великий Казанова!

Тебе сейчас как никогда Должно быть в сущности понятно,

Что если есть стезя туда,

То этот путь же и обратно.

Перед тобой восстанет мир С великогрешными путями,

И ты, изысканный кумир,

Упьешь Вселенную страстями.

Вновь радость закипит в груди И плоть усладно искусится...

Ну что, задумался, поди?

Сейчас ты должен согласиться!

Праведник :

Как ты привык единство мира Разграничением дробить!

Дьявол :

Но ведь и Гамлет у Шекспира Изрек же «Быть или не быть»!

Ты упадешь в греховность уз,

Забыв свое повиновенье...

Праведник :

Чем сладостней вино на вкус,

Тем тяжелее отрезвленье.

Дьявол (про себя):

К тебе я приоткрою дверцу.

(вслух):

Горнилом чувственных глубин Тебе дано природой сердце,

Как жаром пышащий рубин.

Оно трепещет, замирает,

По венам разгоняя кровь,

Великой ревностью пылает,

Храня заветную любовь.

Оно чувствительный термометр,

Который носит человек,

Ослабевающий хронометр,

Влачащий человечий век.

Оно – энергопоказатель,

Что космогенностью вершит,

Астральный преобразователь Информативности души.

Оно – природный генератор,

Что стимуляцией вершит,

Космогенезный индикатор Потенциальности души.

Оно – изысканный советчик,

Которого послушать рад Неподражаемый ответчик...

Праведник :

Даешь мне снова лестный яд?

Душа есть с небесами связью,

И водит Бог моей рукой,

Чтоб на листки словесной вязью Сбегали мысли со строфой.

Везде в быту разнообразность,

Но коль уж честь столь дорога,

Знай, что заисканная праздность

Коварней злобного врага! Но если все ж мобилизует Душа святую веру в нас,

То естество реализует Энергетический запас.

Ты, как кощунственный вампир,

Повсюду затеваешь споры О том, что разноликий мир

Верстают войны и раздоры.

Одной стезей обетованья Произрастает эта новь,

Где смыслом есть существованья Надежда, вера и любовь.

Но сила духа, сила воли

Заставит все преодолеть В великой мирозданной школе И всех над истиной потеть.

Задав стихосложенья ритмы,

Он мыслеформы мне подал,

Вложив в познанья алгоритмы Мировоззренья интеграл.

Но если подытожить дело,

То у всего есть свой черед,

Ведь душу познают чрез тело,

Ну а затем – наоборот. Извечностью и повсеместно Идет создательный процесс,

И эту Землю, как известно,

Вселенский обуял прогресс.

Трансноминалом созиданья Грядет творению исход.

Дьявол :

Но ведь не зря стези сознанья Дают благоразумный всход.

И в этой жизни неким разом Поведаю, коль ты спросил,

Что миром властвует не разум Посредством прогрессивных сил.

Критериальность постиженья

Скрывается извечно в том,

Что свод великих достижений Творится не одним умом.

Страх обстоятельно хлестает По подсознанью существа И неизбежно пробуждает Талантливость у естества.

Он, мысли материализуя,

Схватив сознанье в цепкость уз,

Неслыханно реализует Энергетический ресурс.

Страх издревле жив в вашем теле И, начиная трепетать,

Уже у самой ясной цели Вас заставляет отступать.

Ему знаком полночный шорох И тенор самых низких нот;

Он в вас взгорается, как порох,

Бросая плоть в холодный пот.

Он заставляет вас смириться,

Надев покорности очки,

Но после искажает лица,

Расширив в ужасе зрачки.

Он свет окутывает тенью,

Кошмарами слепя глаза,

Вторя душевному смятенью,

Как полуночная гроза.

Он лик смертей с собою носит,

Сознанье медленно губя,

И ваши нервы явно косит,

Их трепетаньем теребя.

Всесильный пасынок сомненья Рождает рефлекторный транс,

Инстинктом самосохраненья Ничтожность пробуждая в вас.

Но может, где­то в жизни лучшей

Ты сам узреешь вещий свет,

Что Мирозданьем правит Случай Уж много миллиардов лет.

Умея сущность изощрить,

Ты сможешь всемогущим стать.

Праведник :

И быть слепым, чтобы творить?

Дьявол :

А зрячим, чтобы только знать?

Праведник :

Твои слова – греха искусство,

Что, разлагаясь не спеша,

Переполняют наши чувства,

Которыми вершит душа!

Но если явно сила духа Мобилизует свой ресурс,

То вся житейская проруха Меняет грехотворный курс.

Дьявол :

Твой всплеск эмоций импульсивный Украсил Истине лицо.

(про себя):

Такой ответ его наивный Достоин сотни мудрецов!

(вслух):

Рассыпется миражный прах,

Как одряхлевшая натура,

Сколь не крепка идей структура –

Колосс на глиняных ногах!

Тебе намеренно осталось Мне рисовать контрастность грез, Где Бытия кромешный хаос Из атомов, молекул, звезд.

Твои познанья слишком скудны О мире, что чрезмерно прост,

От эр, веков и до секунды

Вершащем прогрессивный рост.

Еще с рождения Вселенной Эфирно­реструктурный фон

Вершит формациею пленной Змеистую спираль времен.

Посредством вечных трансформаций Спрягая быта рубежи,

Из миллионов комбинаций Земля свою слагает жизнь.

Идет процесс ароморфоза,

Спрягая планетарный век,

Но светочем апофеоза Все нарушает Человек.

Его не вынесет природа,

Ведь, вникнув в тайны Бытия,

Он срушил схемы генокода Геоструктурного житья.

Рожденный пагубное дело На этом шарике творить,

Замыслил он живое тело На неживое заменить!

Но гибнет сам от рук своих,

Явив нелепую беспечность,

Ведь в этой вечности вы – миг.

Праведник :

Но ведь и он взрастает в Вечность!

Все мирозданные пульсары Имеют жизненный исток,

И каждой сущности квазары Вверяют гарантийный срок.

Но сколько лет Господь изволит Нам отпустить, ему лишь знать.

Дьявол :

Неправду Библия глаголит,

Что от Судьбы не убежать.

Хоть в поглощающем эфире Бытует замкнутость всегда,

Но скоротечно в грешном мире Бегут Вселенские года.

Вы как в лихое наважденье Глядите в жизни круговерть, Приветствуя звезды рожденье Или взирая чью­то смерть.

И хоть определенность порций Частиц вмещает сей эфир,

Не убежит от диспропорций Противоборствующий мир.

Ведь в этой жизни повсеместно,

Где вечный Мирозданный лон,

Бытует, как это известно,

Периодический закон.

Земля из космоса черпает Потенциальные нужды И на ее чело спадают Метеоритные дожди.

Трансэнергетикой своей Планета несоизмерима И гармоничностью вещей Изысканно неповторима.

Потенциалами веков Вторит Вселенские морали,

И постиженья простаков К Творенью подойдут едва ли.

По тленам жизненных рутин Вам Время медленно струится,

Отслаивая след морщин На выцветших годами лицах.

Оно – лекарство и злой яд

Среди сверженья и созданья,

Великонравственный судья Великолепья Мирозданья.

Оно – вселенский номинал

Стезей сравненья и познанья,

Великий дифференциал Всего природного Созданья.

Космогенезная спираль,

Верстающая жизни, эры,

Хитропремудрая мораль Астрально­симбиозной меры.

Великолепная десница Инерциала своего,

Переформации граница И безграничие всего.

Оно – логический формал

Великой силы космогенной,

Могучий сверхпотенциал Трансинтеграции Вселенной.

Но чем невидимей от вас Потусторонняя астральность,

То люди глупые подчас Приемлят вымысл за реальность.

Твой шарик кругленький земной Слагает правила такие,

Как вечный ролик временной,

Что взят в застенки часовые.

Прецессионное смещенье Энергетической оси Творит светила притяженье

Посредством индуктивных сил.

Шар сферу Солнца облетает За календарный круглый год И одновременно верстает Ротационный оборот.

И номиналом созиданья Проходит эры торжество В круговороте Мирозданья,

Где Время рушит Естество!

Вы тлеете теплом свечи,

Хоть скованы объятьем мрака,

Где жизнетворные ключи Скрывают знаки Зодиака.

Они всегда ведут учеты Всех дней рождений и смертей,

Но иногда и звездочеты Влипают в плен моих сетей.

Праведник :

Но изменить судьбу не властен Калейдоскоп порочных дел,

И ты здесь явно безучастен В формациях греховных тел.

Твое стремление – силой смерти

Загнать меня в тупик игры?

Дьявол :

Но во Вселенской круговерти Все перемешаны миры.

Господь потужился в проекте И Землю наспех воссоздал,

Но явно оплошал в объекте,

Преображая идеал!

Он трансформировал все грани Программами Вселенских мер,

Рождая эллипс – изваянье

В тугой огранке атмосфер.

Он мог ее и переделать,

Но, видно, не хватило сил,

Чтобы Творение доделать –

«На День Седьмой от дел почил!»

Праведник :

Мы в мироздании живем,

Спрягая жизненные фоны,

Ведь даже в хаосе любом Свои присутствуют законы.

И свод Божественных основ Я б не назвал сегодня лишним,

Ведь генерация миров Не зря придумана Всевышним.

Все сотворения Его Места в системах занимают И из формала своего Контрастный импульс излучают.

И в этом величавом свете,

Что в бесконечности лежит,

Быть может, на другой планете

Сегодня возникает жизнь. И с генерацией условий Энергетической среды Рождается благое Слово,

Венчая Божии труды.

И мы великим созиданьем Галономической межи Пытаемся постичь сознаньем Трансформированную Жизнь.

Расширив ареал познанья,

Увидев неземной контраст,

Мы метим в дали Мирозданья,

К объятьям вакуумных пространств.

Ведь вдаль глядим, и в чудеса

Рождается мгновенно вера,

Где Марс краснеет в небесах,

Когда является Венера.

И лишь Юпитер смотрит смурно,

Произнося скупой глагол О том, что телеса Сатурна

Покрыл Господний ореол.

Летят хвостатые кометы,

Творя иллюзий волшебство;

И водят хоровод планеты Вокруг светила своего.

Лишь только бледная Луна На потемневшем небосводе Всю ночь владения одна В плаще серебряном обходит.

Ее уныло­тусклый свет

Влюбленным нагоняет грезы,

И миллионы долгих лет

Над ней подшучивают звезды.

Она в лилово­синей мгле

Плывет по миру горделиво,

И на заспавшейся Земле Грядут приливы и отливы.

Творя космогенезный цикл Периодичностью вращенья,

Она вершит порядком цифр На календарных упрощеньях.

Она вращается в лазури Энергетических пространств,

Магнитные рождая бури В метафизический контраст.

Она – вселенский генератор

Биоритмических частот,

Великий субкоординатор Потенциальных асимптот.

Она – есть солнечный рефлектор

Космогенезностью своей,

Энергетический прожектор Теологических вещей.

Она в духовном ареале Хитросплетениями снов Преображает зазеркалье Энергетических миров.

Она – магический астрал

Энергетических основ,

Эзотерический кристалл Космологических миров.

Ортодоксальных мудрецов Она влекла необычайно,

Но вечно бледное лицо Осталось нераскрытой тайной.

Она – фонарик для идущих,

Для страждущих – печаль души,

И для иллюзией живущих –

Блаженство Божеских вершин.

Все помнит в поднебесном мире,

Ничто не вечно ведь под ней;

Плывет в пространственном эфире Загадками своих путей.

Бог соразмеренно с эфиром Магнитные поля творил И атмосферным космофильтром Планету туго обрамил.

Миры духовностью являя,

Он зарождал земную жизнь,

Формационно усложняя Полиструктурный механизм.

Многообразием созданья Метафизических основ Он формулировал сознаньем Модификации миров.

Цепями синтезных реакций Являлся мирозданный свод Методикой редупликаций,

Спрягая генный антипод.

Преобразуя звенья эти Формалами энергомасс,

Бог обусловил на планете Размеренный биобаланс.

Энергофонностью смеженья С термодинамикой веществ Отождествлялся цикл движенья В субординации существ.

Многообразьем траекторий Пошел эволюционный путь,

Великолепьем аллегорий Слагая жизненную суть.

Посредством изотропной связи Гетеротрофных бионорм Бог сотворил разнообразье Космогенезных жизнеформ.

Он виды все распределил По нумерации сознанья И сущностям определил Их ареалы обитанья.

Конфигурацией материй И соразмеренностью сил К определенной микросфере Он индивидуумы привил.

Высокоимпульсным эфиром Сплеталась здесь энергосвязь С Вселенским величавым миром,

Душой налаживая связь.

В энергетическом сплетеньи Субинформацией своей Происходило накопленье Духовно­кварковых полей.

Здесь шел еще контрастный обрис Энергетических причин,

Пока вдали слагался образ Полиструктурных величин.

В сверхимпульсивных излученьях Рождался механизм белка Термодинамикой смеженья

Инфоpмативных ДНК.

Изменою энергоритмов Бог сущности формировал,

У модулярных алгоритмов Спрягая генный интеграл.

Из многих сотен элементов Слагался модульный объект И тысячами рудиментов Испещрен был его проект.

Метафизический критерий Господь вершил Сознаньем сам,

Чтобы к объемной атмосфере Был доступ всех контрастных гамм.

Гипердинамикой смеженья Энергетических границ Происходило разряженье Диэлектрических частиц.

Методиками разветвлений Верстался генокодный слог,

Чтобы контрастом постижений Великий мир развиться смог.

Энергоформенным сегментом Сверхизменившихся биом Он съединил все компоненты В информативность хромосом.

Этапностью скомпонованья Трансэнергетики своей Он выдал ритм формированья Космологичеcких вещей.

Переформацией основ С полициклическим приростом Произрастала цепь азов Микромиров и макрокосмов.

Формальностью прерогативы Энергофона своего,

Изящностью альтернативы Взрастало антивещество.

Сверхсовершенностью основ В центрическом гипербалансе Шли изменения миров И полюсарных резонансов.

Здесь из эфира одного Методиками сочлененья Взрастало первовещество Энерготропного смеженья.

Циклоструктурой постоянства И соразмеренностью сил Росли во времени контрасты,

Имея полюсный курсив,

Термодинамикой эфира

Вершился мирозданный блиц,

Чтоб энергетикою мира Рождались тысячи частиц.

Из номинала своего Энергофонного астрала Здесь зачиналось вещество Сверхизотропного начала.

Цепями синтезных содействий Прошло формированье звезд Энергией взаимодействий Полиструктурных космодоз.

Весь мирозданный постулат Духовной силы сокровенной Вершит магический квадрат Расдислокации Вселенной.

Координальных изменений Не избежит контрастный вид Из­за структурных отклонений

От траектории орбит.

Слагая космогенный цикл Переформацией нетленной,

Бог создал суперобразцы Разумно мыслящей Вселенной.

Стезей контрастного смеженья Сверхизмененных хемонорм Происходило продолженье Космогенезных жизнеформ.

Инеpтная онтодуляpность

Слагает гаpмоничный свет

Там, где пpисутствует поляpность

Биологических гамет.

Бог единением Флориды,

Многообразя жизнестрой,

Укомплектовывал все виды Биогенезной частотой.

Методикою резонанса Биологических структур Он создал схемы сверхбаланса Для скомпанованных натур.

Меняя циклы биоритмов,

Он номинации верстал,

Трансформируя сотни видов В космогенезный идеал.

Астpогенезом смежеванья

Энергетических основ Происходила цепь сживанья Всевышним созданных родов.

Все гармонически прекрасно

Средь органических веществ,

Где мир сплетается контрастно Биолокацией существ.

Через сверхимпульсную вязь Переформацией нетленной Слагается ритмично связь Великонравственной Вселенной.

Природою астpальных гамм

В энеpгофоpме подсознанья

Вершится логокод программ У инстинктивного созданья.

Дисбалансируя сверхполюс Геосейсмических полей,

Бог уничтожил весь прообраз Гиперогенных модулей.

Скомпонованьем биопорций Он, изотропность излучив,

Создал тематику абсорбций Полиструктурных величин.

Трансформируясь, вещество

Спрягается в энергокладке Из состоянья своего В изомерическом порядке.

Стезей Божественных искомых Став осознаньем на челе,

Меняется рельефный контур На скомпанованной Земле.

Методами энергонорм Среди контрастных сочленений Трансформируют лики форм В стезях вселенских столкновений.

Биоритмическая вязь Спрягается в энергосфере,

Укомплектовывая связь Сферических микроматерий.

Посредством Божеских искомых –

Высот, пропорций и глубин –

Меняется рельефный контур Геоструктурных величин.

Через сверхимпульсные сети,

Которыми Господь вершит,

На скомпонованной планете Меняются поля души.

Из многих сотен элементов Земля слагает каждый век;

Равно из тех же компонентов И сотворен был человек.

Но снята времени преграда

Для осмысляющих существ В периодах полураспада Неорганических веществ.

Святым инерциалам смысла,

Как энергетики поток,

Эфир есть фон обмена мыслей И информации исток.

Вопросы все давно решены С энерготропностью существ,

Но все зависит от решетки Духовно­кварковых веществ.

За счет измены всех орбит И полуосевых углов Земля и обрела свой вид С напластованьем ледников.

Духовно­мысленной сетчаткой

Вселенная людей вершит,

Чтоб импульсивною разрядкой Шла информация души.

По номинациям материй,

Меридианным поясам И протекает цепь энергий По мирозданным полюсам.

Но сущности в конкретном мире Имеют чувственный резон,

Трансгенерируя в эфире Сверхимпульсный диапазон.

Великие труды верстая,

Творил изысканность натур,

Энерготропно усложняя Формации полиструктур.

Контрастные земные расы Он сотворил для светлых нужд,

У разнородной биомассы Разнообразя лики душ.

Энергоинформационной вязью Полициклических рядов Жизнь ткала генеронной связью Экс­номинации родов.

Духовной схемой генокода,

Гомологической чертой Разнообразила природа Культурно­бытовой устой.

Контрастная периодичность Переформаций бытия Творит великую цикличность,

Верстая все в круги своя.

Рефлекторно­совокупленно

Все сделано в телах у нас,

Где каждый орган автономно Творит физический баланс.

Методой преобразованья Биологических веществ Бог миру дал формированье Анаэробностью существ.

Величием первопорядка Слагается за веком век.

И нижется земли клетчатка Аортами текучих рек,

Ничто там не оскудевает,

Где есть природный резонанс,

И жизнь размеренно верстает Циклический гидробаланс.

Лежит орбитою планета,

Отождествив Вселенский сан,

Что движет излученьем света Весь атмосферный океан.

И с выделением ферментов Из органических основ Земля меняет склад сегментов У напластованных низов.

Интерференционным фоном Раскинулся эфир небес,

Чтобы спектральною короной Увенчан был бы шарик весь,

Бытуя на пересеченьи Великих жизненных причин В энерготропном излученьи Пяти квазарных величин.

Лазурный излучая нимб,

Летит контрастная планета Многообразием своим,

Как Дорифор пред Поликлетом.

Земля есть матерь всех живущих,

Великая энергосила,

Эдемских колыбелей кущи И наша черная могила.

И будет здесь изречь уместно,

Что средь космической дали Бог оптимально выбрал место Для сотворения Земли.

Он, мыслью натрудив сознанье,

Отдал вершить творенье нам Многообразным состояньем С великолепьем ярких гамм.

И не давая всем отсрочку

В энергетической дали,

Сорвал он водооболочку С обезображенной Земли.

И, сотворив велико сушу

Величием Вселенских Норм,

Он явно выверил наружу Космогенезность жизнеформ.

Творя энергопроизводность Во временных контрастах лет,

Всегда процессов очередность Отождествляет этот свет.

Согласно с временами года,

У жизни действенность своя,

Ведь компонует все природа В биосистеме бытия.

Разнообразят наш устой Метафизические звенья,

И эволюционный строй Преобразует поколенья.

Всему присуща очередность Космологических частот Там, где бытует производность

Корпускулярных асимптот.

Но если говорить о сущем,

Став истиною на челе,

То всякой сущности присуща Неповторимость на Земле.

Разъединяя средь контрастов Великолепьем явных дел На времена и на пространства Великий жизненный удел.

Бионизируя синхронность Гомологических частот,

Творит природа монотонность Энергофонных асимптот.

Контрастные земные расы Господь творил для вечных нужд,

У однородной биомассы Разнообразя лики душ.

Целенаправленно спрягая Биологический процесс,

Мы изощренно усложняем Изомерический прогресс.

Преобразуя совокупно Судьбу в космическом звене,

Мы зрим: что было не доступно,

Теперь доступно нам вполне.

Всегда мотивы первородства Присутствуют в чертах структур Из­за наследственного сходства

Разноименности натур.

И поэтапностью событья Изомерических причин Вершатся стадии развитья Полиструктурных величин.

Ведь гармоническим деяньем Слагается земная жизнь,

Что человеческим сознаньем Меняет быта рубежи.

Термодинамикой индукций Весь человечий организм Многообразиями функций Спрягает действенную жизнь.

Биоиндукция энергий Слагает мирозданный путь,

Критерием мыслематерий Внедряясь в жизненную суть.

Скоординировав движенье В единокомплексный процесс,

Бог дал начало постиженью,

Пустив вперед земной прогресс.

И, порешив с сиим вопросом,

Он сделал жизненный баланс,

Вверяя механизму мозга Рефлекторно­душевный транс.

Методикой скомпонованья У разноликих биотел Лицо есть лакмус состоянья Физическо­духовных дел.

Из разноликих материалов Творя его структурный ряд,

Он сотворил ему помалу Вестибулярный аппарат.

Разнообразиями сил,

Методикой преображенья Он каждый орган защитил От инородного вторженья.

Дьявол :

Трансгенерациями мыслей Недальновидного стремленья Люд вник благословенным смыслом В метафизические звенья.

Средь разности природных знаков Бытует множество существ,

Но этот мир неодинаков.

И в концентрациях веществ,

Верша земные номиналы На протяженьи тысяч лет,

Вы возлагали эти фалы В свой ритуальный этикет.

Биогенезная синхронность Гомологических частот Всегда имеет монотонность Потенциальных асимптот.

Но мирозданная реальность,

Внимая истинным словам,

Предпочитает визуальность Всем акустическим волнам.

Но коль уж ты потенциально Задал о бытии вопрос,

Знай: сила пропорциональна

Всегда движению колес.

Коль тройственным идет курсивом Неосмотрительный объект,

То многоликий вектор силы Рождает нулевой эффект.

Но в мирозданьи бесконечном Покрыто мглою все давно,

Где отражение извечно Лучей падению равно.

Хоть зачастую планомерно Идет создательный процесс,

Но на Земле неравномерно Распределяется прогресс.

Все в бытии произрастают В разнообразие свое:

Одни ракету запускают,

Другие мастерят копье.

Методикою дисбаланса У скомпанованных культур Не происходит резонанса Средь человеческих натур Согласно жизненным дефектам,

Здесь каждому – своя стезя,

Ведь есть изъян у интеллекта,

Который выправить нельзя.

Все в мироздании скудеет,

Спрягая жизненный резон,

Где сущность каждая имеет Чувствительный диапазон.

Все обретает явность вида При оптимале биостроп,

Ведь звезды

в микроскоп не видно,

Равно, как атом – в телескоп.

Хитросплетенною структурой Бытует мирозданный строй,

Где жизненной номенклатурой Произрастает род людской.

Космологические звенья Творят гармонию житья Разнообразием мышленья В биосистеме бытия.

Под орбитальный дисбаланс Попали жители­атланты

В реолактивный гипертранс Геосейсмической константы.

Ведь обуздав умом природу,

Погиб в фатальности затем Высокоиндуктивный модуль Космических изосистем.

Праведник :

Ты все пристрастиями мнишь Свою злорадственную ноту,

Которой действенно мостишь Всем нам дорогу к эшафоту.

Но мирозданная спектральность Энерготропность излучит,

Соединив диаметральность Эквивалентных величин.

Через душевные структуры Меняя подсознанью код,

Интерпретацией культуры Нас эволюция ведет.

Хоть и земная монотонность Слагает действия сама,

Важна астральная объемность В полиструктурности ума.

Ведь теосинтез этой жизни,

Который полнит организм,

Из цвета, звука, чувства, мысли,

Что вертят биомеханизм.

Спрягая истин серебро,

В нас разум подсознаньем бьется...

Дьявол :

Но имплантировать добро К вам в души все ж не удается!

Ты жаждешь рассказать подробно Из генокодовых рядов,

Как возлежит внутриутробно Во всех продление родов?

Давай поговорим о главном,

Хоть в жизни ты посеял прок,

Бытуя в бытии безнравном Как диалектики знаток.

Потенциалами индукций Весь человечий организм Разнообразиями функций Слагает действенную жизнь.

Ведь тупиковой ветвью рода Заканчивая генный курс,

Спрягает в гениях природа Энергетический ресурс.

Трансмодуляцией смеженья Гомологических рядов Он не имеет продолженья В потомственных чертах родов.

Праведник :

Порою в бытии с излишком Буяет прогрессивный рост...

Дьявол :

Но ограниченные слишком Грядут количества потомств.

Природою размежеванья Бытует время на челе,

Разнообразя пребыванье Всем видам на сией Земле.

Не только разноличьем расы Мир воздвигает рубежи,

Но и делением на классы Произрастает наша жизнь.

Праведник :

Неповторимость изометрий Присутствует в чертах родства...

Дьявол :

Непроизвольность асимметрий

Тождественна для естества.

Земля вершит неординарность Контрастов мирозданных лет,

Пока присуща ей полярность Биологических гамет.

Праведник :

В животворящем номинале Бог каждому вручил удел В определенном ареале С определенным спектром дел.

Бог каждой твари дал по паре,

Совокупив их меж собой...

Дьявол :

Где в неразборчивом кошмаре Одна живет за счет другой!

Ведь все контрастами слагают Альтернативность перемен,

Где бытие отождествляет Товарно­сырьевой обмен.

Праведник :

Бог наши сущности верстал Великолепьем вдохновенья И гармонично воссоздал Энергетические звенья.

И гениальное мгновенье Есть светоч Божьего венца, Когда бессмертное творенье Возносит дерзкого творца.

Метафизическим началом Галономической межи Земля вселенским номиналом Спрягает человечью жизнь! Где многоликою структурой Слагается людской устой,

Там изощренной префектурой Взрастает государства строй.

Величием преображенья В переформациях веков Страна есть верхом достиженья Ее изысканных умов.

Дьявол (про себя):

Определяет очень четко Спектральность сущего момента

Дифракционная решетка Подсмыслового интеллекта.

(вслух):

Но есть у разума приспешность,

Чтоб жизни истину извлечь;

Сперва бросают взгляд на внешность,

А после слушают уж речь!

Твой труд чрезмерно монотонный,

Который глупость излучит,

Ведь бесполезен бег синхронный По эллипсоидам орбит.

Ведь все в сознаньи неизменно,

Но только смыслом жизни всей Ты овладеешь с переменой Энергетических полей.

Но только роковое бремя Сознанью обрывает срок,

Хотя все трудятся на время,

Которое уходит впрок.

Праведник:

Жизнь началась из океана,

Но с сотворением земли Бог выбрал место без изъяна Для первейшей обители.

Но только люди расселились По тверди, тайнами веков

Он сотворил большую хитрость С разломами материков.

И континенты разомкнулись,

Слагая мирозданный шифр,

Чтоб люди раньше не замкнули Свой эволюционный цикл.

Модификациями мира Спрягая жизненный формал,

Энерготропностью эфира Он их сознанья изощрял.

Затем из побуждений вечных Контрастами Вселенских мер Он изменил им лик наречий,

Культурных обликов и вер.

Как Слово разбросав по буквам,

Он сотворял земной исход,

Чтоб через тернии и муки

Они сошлись в энергокод.

Чтобы из сотен разветвлений Религий, вер, наук Ему

Спустя года потерь, сравнений

Все слилось в истину одну.

Многообразием редукций Спрягает Бог святой эфир,

Чтобы контрастами индукций Сумел взрасти огромный мир.

Дьявол :

Идя стезей размежеванья,

В контрастах возрастает свет,

Ведь в кулуарах мирозданья Определений четких нет.

Мои слова сегодня вещи,

Что, изощряя свою речь,

Всяк об одной и той же вещи Способен разное изречь.

Ты мне уже вторил однажды Об этом глупенькую мысль,

Что изначально в твари каждой Заложен мирозданный смысл.

Непроизвольность номинаций Слагается в контрастах форм За счет эфирных циркуляций Энерготропных мыслеформ.

Праведник :

Господь Вселенское творенье Целенаправленно верстал,

Чтобы величьем сочленений Возрос сферический кристалл.

И жизнетворное светило Поставил под таким углом,

Чтоб если что­то уходило,

То возвращалось бы в другом.

Ведь в циклах замкнутых систем Творятся преобразованья Круговоротом разных тел,

Стезей переформированья.

И мы от бытия земного,

Как океанская вода,

Уходим в небо, только снова

Дождем спускаемся сюда.

И, в новое вселяя тело,

Господь велит нам правдой жить,

Творя осмысленное дело,

И светлой Верой дорожить!

Дьявол (про себя):

Как быстро ты нашел ответ На хитромудрые вопросы.

Вы все сознанием колоссы –

Есть горизонт, а цели нет.

Хоть ты умом ступаешь дальше,

Но явно не глупее бес.

(вслух):

Послушай: часто не без фальши

Струится музыка с небес. Она лавирует игриво Усладною мечтой ночей,

Но с виду яблоко красиво,

Хотя внутри гнездится червь.

Ты говоришь, живешь на свете

Душой, что крепости сродни,

Но ведь она – эфирный ветер,

Спрягающий земные дни.

Грехи постылые плотские Вас не покинут никогда,

Хоть их последствия лихие Смывает чистая вода.

Она свыкается, как люди,

С присутствием порочных норм,

В любом расположась сосуде,

Приобретая грани форм.

Она всегда неукротима И быть с землей – ее удел,

Текуча, легкоразделима,

Верша формациями тел,

Великолепьем естества Роднит мельчайшие частицы,

Соединяя вещества Периодической таблицы.

Она ледышкой крепкой стынет,

Парит, но в состояньи талом;

Глоток ее есть жизнь в пустыне И смерть разит девятым валом.

Она – обитель биотел,

Праматерь жизни на планете,

Материал исходных дел,

Сплывающий в неспешной Лете.

Она – природная основа

Энергетических веществ Балансом вечного живого Формирования существ,

Она – земной катализатор,

Обитель множества существ,

Полиструктурный циркулятор Иммуногенностью веществ.

Она – энергии носитель

Многообразьем гидросил,

Коррозионный разрушитель,

Имеющий лихой курсив.

Она – веществ инерциал

И космогенностью материй Хранит в себе потенциал Неисчерпаемых энергий.

Она – целительный родник

И информации глагол,

Великолепный проводник Физических энерговолн.

Она, известно, составляет

На семьдесят процентов вас И планомерно обновляет Кислотно­щелочной баланс.

Она – кармический астрал

Духовной силы космогенной;

Магический детерминал Формирования Вселенной.

Праведник :

Причем текучая вода К порокам на всем белом свете?

Дьявол :

Спроси Вселенские года,

И может, Истину ответят!

Смывает ведь вода и кровь,

И результаты преступлений Неудержимостью течений Несет в забвение любовь.

Она прозрачна и чиста И исцеляющим потоком Все ставит на свои места Всесильным жизненным истоком.

Сплывая прошлым в бытие,

Она же будущим приходит И отражение свое В ней сущность каждая находит.

Так явь верстается, слегка

Меняя контурность наброска,

Чтоб ты увидел старика,

А не пытливого подростка.

И если полнить этот сказ,

То под мотивом посвященья Водою обливают вас,

Впрягая в таинство крещенья.

Попы, веками так сложилось,

Творят с народом что хотят,

Куная несмышленных в жидкость,

Как глупеньких слепых котят.

Ведь так вершит Бог на планете Чрез духовенства высший сан,

Чтоб человек обрядом этим Привит был духом к небесам.

Вы все скитаетесь в мирах,

Ища, безумно ошибаясь,

Глодая кости на пирах И через силу улыбаясь.

Но сколько Бога не зовите Молитвой днями и ночьми,

Вы все отверженно стоите Перед закрытыми дверьми.

Избавься от Господних риз,

Ведь есть же до рассвета время Переменить скупую жизнь,

Отвергнув Божеское бремя.

Праведник :

Ты у ворот моей души,

Как пред стенами древней Трои,

Поставил пагубность – греши,

Но не надейся – не открою.

Безумьем низвергался Рим,

Зачатый от святых истоков;

Его пресытил и за сим Сничтожил свод твоих пороков.

Спрягая бытия природу,

Ты торишь черные пути, Но ведь в одну и ту же воду Нам во второй раз не войти.

Ты создал целостность теорий Умалишительных идей,

Чтобы контрастом аллегорий Пленять сознания людей.

Греха извечно бита карта,

Ведь пагубность в тебе сама;

Припомни,

как ты Бонапарта Свел на баталиях с ума.

Грозясь отдать ему весь мир,

Сулил большие перемены,

Но ведь закончил жизнь кумир На островах Святой Елены!

Ну а Иуда и Пилат,

Те, что тебе продали души?

Каков итог?

Христос распят,

А черти их сжигают туши.

И лишь Калигула тебя Изысканно принять решился,

За что досрочно и лишился Богатства, царства и себя.

В контрастно­жизненной дилемме

Ты опорочил этот свет От искушения в Эдеме И до Иудиных монет.

Но как ты явно ни старался Грехопадением своим,

Так Иисус и не поддался Всем искушениям твоим.

Вот так ты жаждешь и меня Сегодня обмануть лукаво,

Пустив Троянского коня К чертогам благородных нравов.

Но нет, не выйдет, помню я,

Как мне твое отродье клялось.

Бывает ласковой змея,

Хоть жало в ней еще осталось!

Ведь в этом мире не всегда Чужими жар гребут руками.

Дьявол (про себя):

Неоспоримо, и вода

Подтачивает твердый камень.

(вслух):

Порастеряв смысл жизни всей,

Ты бьешь беспутные поклоны.

Праведник (про себя):

Когда­то, помнится, Персей

Добыл же голову Горгоны.

Дьявол :

Все хорошо, что знает меру.

Ведь четко истины гласят,

Что яство сладкое, к примеру,

Чрез время перебродит в яд.

Сперва все новизной играет,

Обрадовав искристый глаз,

Но срок спустя – надоедает

И нехотя ничтожит вас.

Контрасты тем лишь и целебны,

Что в них есть жизненная мысль;

Возненавидишь ты молебны,

Когда они утратят смысл.

И эта призрачная рухлядь Исчезнет в подсознаньи враз.

Праведник :

Природа иногда из угля Рождает солнечный алмаз.

Ты искушением сознанья Переиначил тьму и свет.

Дьявол :

Но в разноличьи мирозданья Разграничений четких нет.

Знай: Правда –

это тень Добра,

Прозябшая в коварной тризне,

Глуха, поругана, слепа,

Бредущая по лону жизни.

Ты судишь о пороках смело,

Как будто в мире понял все,

Но стоит ускорять ли дело,

Изобретая колесо?

(про себя):

Бывает, истина в пассаже,

Ведь зрея мирозданный цикл,

Порой дурак суть жизни скажет Так, как не смогут мудрецы.

Праведник :

Переосмыслив весь контраст,

Бытующий в различном фоне,

Скажу, что Бог тебе не даст

Все разукрасить в черном тоне.

Повергнуть грехотворной лавой Величье праведных основ Сумеешь ты, сничтожив нравы

Посредством бестии умов.

Весь мир сейчас на злобной плахе,

Но величавым будет тот,

Не от кого метутся в страхе,

А к коему идет народ.

Среди безумия земного Духовно бедным тот слывет,

Кто вместо красноречья слова Пускает силу в оборот.

Глупец лишь тот, кто потеряет

Опору друга в тяжбе дней;

Мудрец лишь тот, кто обращает

Врагов в изысканных друзей,

Внимая грешному Содому,

Да будет в мире всяк прощен:

Не сотворивший зла другому

От чуждой злобы защищен.

Дьявол :

Ты не спеши так оголтело Все разукрасить наперед,

А лишь попробуй­ка у дела

Узреть логический исход.

Ты с небесами тесной связью,

Меняя красноречья тон,

Владеешь смысловою вязью,

Как Демосфен иль Цицерон. Но ваши жизненные ноты Воссоздавались на крови,

Ведь делаете эшафоты На прахе жертвенной любви.

К великолепию подсмысла,

Который здесь ты сотворил,

Тебе на зло не хватит мысли,

А на добро – духовных сил!

Все в мирозданьи опростало,

Спрягая жизненный формал,

Ты мне поведай про начало,

А я и предреку финал!

Но человек себя базарит,

С лихвой растрачивая жизнь,

Чем больше благ судьба подарит,

Тем меньше ими дорожит.

Иллюзионная спектральность –

Лишь плод фантазии пустой,

Ведь мирозданная реальность Всегда расходится с мечтой! И в этой жизни тратя силы На интеллект убогий свой,

Вы обстоятельно бессильны Пред страшной гранью роковой.

...Там, где садится в море Солнце

Потемками ночной поры,

Шальной звездою есть оконце В потусторонние миры.

Там цвет страстей неумолимый,

Которого не губит тлен,

И ветер лун гоняет нимбы,

Беснуясь песнями сирен.

Там демонскою колыбелью Заласкан душ греховный смрад И темно­красною капелью

Извечно алтари кровят.

Там неприкаянья видений,

Что грезились вам на земле,

И лики бледных привидений Испепеляются во мгле.

Там вечные оковы страха И в окаянном полусне Ютятся страсти между праха В холодно­едкой тишине.

Там окаянство мирозданья,

Где жизненный великий крах У дьявольского изваянья Века валяется в ногах.

Там воцарение исчадья Испепелившихся теней И всемогуществом проклятья Пыланье жертвенных огней.

Там в полоумной круговерти,

Где мгла сжирает ясный свет,

Раскатами костлявой смерти Вам рок хохочет много лет.

Там льды забвения не тают У демонической межи,

Где полуночно расцветают Нарциссы алчности и лжи.

Там быль встречает небыль мира И грезы непрожитых лет Мелькают в красоте эфира Телами пламенных комет.

Праведник :

Твой мир – потемки преисподней,

Где праведности не найдешь.

(про себя):

Ты опрометчив, знать, сегодня

В свою ловушку попадешь!

Дьявол :

Здесь хитрость правит бал судьбы,

Но это ты не замечаешь,

Пока тебе не сбило пыл Все то, о чем ты так мечтаешь.

Лишь неприкаянный глупец,

Отвергнув царские одежды,

Глядит, как жизненный истец,

В кривое зеркало надежды.

Как лунный нимб щемящей ночи,

В тебе когда­то страсть жила.

Праведник :

В далеком прошлом мир порочный,

Где явь обманчивой была!

Живущие греховным слогом Непритязательной судьбой,

Мы все виновны перед Богом,

А заодно и пред собой.

Что эти короли и князи,

Когда в душе я властен сам?

Ведь вера из греховной грязи Меня подняла к небесам,

Где величавостью сознанья И счастьем правого житья Я вник в законы мирозданья Вселенской силой бытия.

А грехотворное стремленье Перевернуть земной удел Не более, чем факт растленья

Порочных человечьих тел.

Ты тужишься века искусно,

Пока народ на свете жив,

Свергать все благостные чувства Елеем нерадивой лжи.

И для тебя одна потеха –

Все обращать в землистый прах,

Но правда – явная помеха

В твоих кощунственных делах!

Дьявол (про себя):

У этой жизни, как обычно,

Всегда трагический конец:

Когда закончится добыча,

То исчезает и ловец.

(вслух):

Но у людей суровы нравы,

Ведь с сущностью им не везло:

Добро все забывают, право,

Лелея в черных душах зло.

Праведник :

Но и в среде земных условий Среди соблазнов и интриг Чем будет человек духовней,

Тем меньше жаждет

благ мирских!

Дьявол :

Ведешь беседу ты умело,

Но с выводом не торопись,

Ведь пред желаниями тела Бессилен твой душевный писк.

Когда сгорает плоть во страсти,

Как мягкотелый свечный тлен,

Душа уж не имеет власти Над разноличьем перемен.

Она – лишь сумасбродство мыслей

В недальновидности ума.

Праведник :

Но вольна разрешать сама Дилемму жизненного смысла.

Ты возглашаешь сонм аппорий,

Пуская явь стезей грехов.

Дьявол :

Но каждый в бесконечном споре Тенденцию узреть готов:

Сей мир сплетен из хитрой вязи Так, что порой не знаешь сам,

Где путь к земной постылой грязи,

А где дорога – к небесам!

Праведник :

Здесь обстоятельный советчик Интуитивное чутье:

Оно – истец, оно – ответчик,

Щит, меч и острое копье.

Оно мгновенно обличает Все зло, превознося добро.

И повсеместно отличает От фальши истин серебро.

Оно ведет меня дорогой Великих праведных идей К священной праведности Бога Чрез благодушие людей.

Оно наш спор и разрешит,

Внимать ли грешному уделу.

Дьявол :

Чем тяжелей живется телу,

Тем легче будет взлет души?

Хоть и Господнее величье На подсознаньи возлежит...

Праведник :

Вот так ты всех своим двуличьем Сжираешь ржавчиною лжи.

Дьявол :

Пока я глупостно судачу Пустой беспутный разговор,

Весы Фемиды на удачу Решили мнений перекор,

Гляди, как чаша­то с грехами,

Наполнив пагубностью свет,

Перевисает потрохами...

Праведник :

Но где же Совесть?

Дьявол :

Ее нет!

Сей мир Вселенским номиналом От ваших древних праотцов Стал жизненным материалом Для фарисеев и лжецов.

Они­то первыми узнали,

Что прежде совести есть страсть,

И души сатане продали,

Насытившись пороком всласть.

И нерадивые морали,

Вторящие греховный сказ,

На изначалье и попрали Господень ревностный наказ.

Праведник :

Ты явно грешною услугой Решил свести мой ум к удавке?

Дьявол (про себя):

Железо, хоть и очень туго,

Но поддается переплавке!

(вслух):

Ты проявил душой отвагу,

Бредя к миражным голосам.

(про себя):

Деревья пьют из почвы влагу,

Но кроны тянут к небесам.

(вслух):

Знай, что святые и иуды,

Кто в золоте и кто в пыли, –

Соединенные сосуды Оскудевающей Земли.

Одни богаты и коварны,

Другие – нищи и добры,

Всегда враждующи, непарны

Согласно правилам игры.

Многообразьем пребыванья Их разделяют Бог и бес На ложь и правду Мирозданья Житьем земли с бытьем небес.

Как берег обрамлен прибоем Иль синью неба горизонт...

Праведник :

Ты меркнешь пред святым устоем,

Приемля жизненный резон.

Повсюду есть межи владений Среди земного Бытия,

Где беленится черной тенью Недоосмысленность твоя.

Ты загнан в грешные пределы,

И только возгорится День,

Ты унесешься, спрятав тело

В испепелившуюся тень.

Уйдешь, чтоб сгинуть без возврата

За преисподнии чертог,

И за тобой захлопнут врата Кутилы адовых дорог.

Чтоб людям верою дышалось,

Бог даст прозрение слепым,

Ведь ты сбежишь, оставив хаос

И лжи миражно­едкий дым.

Но молнии Господних облак Низвергнут скверную чуму...

Дьявол :

Но не всегда телесный облик Точь­в­точь соответствует уму!

Лишь кончится Господня манна И рухнет твой идейный свод,

Преображая лик обмана,

Который кроет небосвод.

Когда приходит время смерти,

Ох, с миром расставаться жаль,

(глядит в окно):

В сией суетной круговерти Зарею заискрилась даль!

Чу, птица первая запела...

Ну говори же, не молчи,

Глядя, как страждущее тело

Пронзают едкие лучи!

(про себя):

Скорей от светлого чертога Сбежать – здесь смерть грядет моя!

(вслух):

Ответь же мне, еще немного,

И безвозвратно сгину я!

Праведник :

Как ты пугаешься Рассвета И рвешься сразу за порог.

Коварен, лжив, тебя за это

Низверг когда­то Господь Бог.

Но животворными лучами Я вырвусь из твоих оков, Идя пасхальными свечами В глубины страждущих веков,

Где, лучезарной мыслью пенясь, В блаженстве мирозданных дней Я, как бессмертья птица Феникс,

Восстану Правдой из огней.

Ведь в Новом сказано Завете,

Что через тернии идей Еще воспрянет на планете Святая нравственность людей.

Ну что же ты свой лик теряешь,

Проклятий извергая стон,

И, уменьшаясь, быстро таешь,

Как полуночный страшный сон?

Тебе противны эти речи И Вера светлая моя,

Что возгорает мыслью вечной В великолепьи Бытия?

Знать, грянет райское блаженство,

Когда сойдет в земной чертог Великих Истин Совершенство,

Бессмертный

всемогущий Бог.

И станет Жизнь – святой свидетель

Крушенья пагубных идей,

Когда Любовь и Добродетель Откроют очи у людей. А лжи кощунственные чары Рассыпятся в ничтожный прах,

И возвестят часов удары Перерождение в мирах.

И огласят веков плеяды Величьем светлого Числа

Победу всемогущей Правды Над силами земного зла!