Download pdf - КОММУНИКАЦИЯ И ДИАЛОГ В НАУКЕ И ЗА ЕЕ ПРЕДЕЛАМИ

УДК 316.77:114

В. Г. ФЕДОТОВА,доктор философских наук, профессор, Институт философии РАН, г. Москва

КОММУНИКАЦИЯ И ДИАЛОГ В НАУКЕ И ЗА ЕЕ ПРЕДЕЛАМИ

В статье рассматриваются теории и феномен диалога и коммуникации в современной науке и обществе.

Острые конфликты сегодняшнего времени ставят вопрос о возможности их разрешения посредством коммуникации, диалога и компромисса. Будучи участницей многих заседаний мирового форума «Диалог цивилизаций», в част- ности Родосского форума, в том числе и его последней �III сессии 2010 г., фо-�III сессии 2010 г., фо- сессии 2010 г., фо-рума в Канаде, я имею возможность наблюдать развитие темы диалога в про-фессиональной среде и в обществе. Международный форум «Диалог цивили-заций» ныне зарегистрирован в международных организациях как научное направление и общественное движение.

Одной из наименее разработанных тем является тема «Проблемы и труд-ности диалога», посвященная эпистемологической стороне диалога, его спо-собности к получению истины. Эта тема имеет значение и для учебного про-цесса, обязывающего преподавателей к постоянному контакту со студентами, а не только для аудиторных занятий. На заседании форума в Канаде в 2008 г. удивили программы Карлтонского университета, включающие концепции ученых незападных стран, в основном предложенные преподавателями из Арабских Эмиратов, Польши и др. Удивило то, что в этом знаменитом уни-верситете даже не слышали о Болонской декларации. Конечно, она предна-значена для Европы, но свобода решений в университете, отсутствие строгой «линейки» в Канаде вырастили много знаменитых ученых. Там был открыт инсулин, в Монреале работает знаменитый специалист по теории модерниза-ции Ч. Тейлор.

Форум имел для меня большое значение в теоретическом и практическом плане для развития проблемы диалога и изучения новой формы социаль-ной инновации, направленной на утверждение позитивного имиджа России в мире. Такие форумы очень полезны для расширения научных контактов и представлений о спектре мнений ученых и общественных деятелей, видных писателей и политиков о тенденциях мирового развития.

34 В. Г. Федотова

Коммуникация и диалог. Темы диалога, коммуникации, толерантности, мультикультурализма вошли в число явных средств познания и примирения как познавательных, так и реальных противоречий. Диалог – слово греческо-го происхождения, означающее разговор между двумя или несколькими ли-цами. В эпоху Ренеcсанса под ним стали понимать диспут или политический спор [1, с. 180–181]. В настоящее время термины «диалог», «коммуникация», «толерантность» послужили основой переименования ряда процессов, кото-рые прежде имели другие названия, например «дискуссия», «обсуждение», «взаимодействие», «взаимоотношение противоположностей», «компромисс», «солидарность», «социальность». Диалог, коммуникация – это, несомненно, и дискуссия, и обсуждение, и взаимодействие людей и идей. Диалог – элемент диалектики, которую характеризуют единством и борьбой противоположно-стей. От диалога и коммуникации ожидают компромисса, коллективной со-лидарности и на ее основе выросшей социальности нового качества. Ни одно из этих наименований не выглядит панацеей от всех бед, хотя диалогу, ком-муникации, толерантности приписывается подобная универсальность. В этом смысле они характеризуют не столько содержание, сколько стиль. Диалог рас-сматривался как элемент античной драмы, как разговор между двумя, а со времен Софокла – тремя актерами [1, с. 181].

Для М. Бахтина диалог, многоголосие, многомирность – это проблема поэтики Достоевского. Не случайно тон дискуссии в данном журнале задал филолог (В. П. Григорьев), остро чувствующий стилевое отличие диалогизма от монологизма, но не намеренный вступить в диалог со списком «монологи-стов», который он представил, по причине несогласия не столько с их моно-логизмом, сколько с их взглядами.

По В. Библеру, диалог является проявлением диалектики, и, как справед-ливо подчеркнул и применил взгляды Библера А. С. Ахиезер в данной дискус-сии, гражданское общество должно включать форум (диалог) социальных сил между собой, а также их коммуникацию с властью. Неартикулированность позиций различных социальных слоев российского общества, недостаточная коммуникация с властью делают сегодняшнее российское общество аморф-ным и далеким от гражданского состояния.

Совершенно понятно, что в условиях советского монологизма идея диа-лога захватила общественное сознание своей привлекательностью, но в плане анализа не была серьезно продумана последователями и адептами этой идеи, равно как и в отношении своих сегодняшних функций в новых российском и глобальном мире. Хабермас последовательно проводит в своих работах мысль о том, что тема диалога не соответствует дискурсу модерна, построенному на признании разума и общему стремлению к разумному освоению действитель-ности, а модерн для Хабермаса – незавершенный проект. В доказательство этого он подвергает критике попытку Х. и Г. Беме найти подлинные мотивы кантовской критики чистого разума как имеющие подоплеку диалога с духо-видцем Сведенборгом. Хабермас объясняет, что Кант критиковал разум, ис-

Коммуникация и диалог в науке и за ее пределами 35

ходя из его перспективы, т. е. в рамках модерна, а вовсе не сопоставляя разум с «иным», «другим», предшествующим ему состоянием [2, с. 312–315]. Эпоха модерна устремлена к разуму, а не к его оппонированию или диалогу со всем тем, что не имеет таких устремлений. Диалог, который тут мог быть, явился бы диалогом сторонников одной идеи. Поэтому потребность в диалоге, ком-муникации, по мнению Хабермаса, возникает позже, примерно с Ф. Ницше, пошатнувшего старое здание рациональности.

Не находя сегодня предпосылок для «золотого века рациональности», какими были Новое время и Просвещение, многие тем не менее не сомнева- ются в регулятивной роли классических представлений о рациональности, побуждающих к поиску новых, неклассических ее форм. Поздняя современ-ность утрачивает монологизм и ищет в диалоге новые разумные основания. Определяющим механизмом коррекции и совершенствования рационального сознания, по мнению В. С. Швырева, является установка на построение более масштабной модели включения человека в мир, расширяющей его мироот-ношение. Критически-рефлексивная линия в развитии рациональности в от-личие от некритически-оптимистической рассматривается им как источник неклассической трактовки рациональности. Став в европейской мысли маги-стральной линией развития наук о природе, классическая объектная рацио-нальность, пишет автор, уже в X�II–X�III вв. перестает быть единственной формой рационального сознания [3, с. 122]. С этого момента и начинается не-обходимость диалога, проблема диалога, но диалога тех, кто включен в гори-зонт рациональности, признает ее базовую ценность, ощущает регулятивное значение классических представлений о рациональности, отличающих евро-пейского человека. Это – диалог разных людей, но при этом все же людей, которые сходным образом понимают мир. Неклассическая рациональность проявляется в том, что «пафос адекватности «вписывания» в реальное поло-жение дел, подлинность его существования, то есть принципиальная реали-стическая установка рационального сознания, сохраняется, но существенным образом трансформируется. Она оказывается не просто интенцией на предмет познания «сам по себе», но по возможности наиболее точной рефлексивной фиксацией специфики той реальной позиции, в которой оказывается субъект в своем отношении к миру, в который он включен» [3, с. 136]. В. С. Швырев убедительно показывает, таким образом, что тождество разума и бытия, спо-собность разума к овладению условиями существования, провозглашенная в классической трактовке рациональности, остается основополагающим прин- ципом рационального сознания, но способ его достижения не представляется предуготовленным, а, напротив, трактуется как зависящий от усилий челове-ка, в том числе и от его способности к диалогу и коммуникации. Это подры-вает квазиприродную трактовку социальных процессов и процесса познания, показывает, что мир творится людьми и что рациональный способ освоения мира может сделать его лучше, а рациональное познание надежнее, не даст покинуть «твердую почву». И это происходит, несмотря на «отказ от моно-


логического идеала привилегированной системы познавательных координат, исходные установки которой санкционируются авторитетом безусловных кри- териев»[3, с. 145]. В. С. Швырев противопоставляет «конструктивный диало- гизм» как «монологическому рациональному познанию», так и «релятивист-скому плюрализму». Другие ученые говорят о «диалоге парадигм», который «выстраивает картину реального бытия философии как сопряжение различ- ных уровней и форм ее практики. Практики реального философствования. Одновременно это есть и сопряжение различных уровней реальности в про- странстве – времени философии» [4, с. 55]. Добавим, что этому познавательно-му «правилу» соответствует социологическое требование отсутствия моно-полии на истину, устраняющее предпосылки догматизма в научном сообществе и одновременно обязывающее его избежать маргинализации. А. Н. Олейник в дискуссии журнала «Общественные науки и современность» утверждает приоритетности модели научного кружка перед школой. Однако здесь откры-вается и перспектива маргинализации научного знания. Представляется, что этот исследователь не использовал потенциал концепции научных сообществ (революций) Т. Куна и научных сетей и связей Р. Коллинза, которые предусма-тривают диалог и конкуренцию, но вскрывают механизм преодоления марги-нализации через профессионализм научных сообществ и сетей [5; 6].

Надежды на диалогизм сегодня едва ли не всеобщи. «Пространство диа-логовой коммуникационной метарациональности, ориентированной на орга-низацию конструктивного социального взаимодействия различных претен-дующих на рациональность позиций, – вот форма как рациональности соци- ального действия, так и социального познания», – отмечал В. С. Швырев [3, с. 154]. Таким образом, проблема диалога в эпоху модерна возникает достаточно позд- но как проблема взаимоотношений и коммуникаций между людьми, находя-щимися в рамках одной культуры и общего горизонта рациональности.

Методологические неурядицы. Необходимо отметить, что диалог и ком-муникация неявным образом толкуются в нашей литературе как словесно до-стигнутое согласие, которое приводит и к устранению реального конфликта. Чисто языковая трактовка диалога, делающая его суждением о намерениях, создала немало провозглашенных согласий при реальной непримиримости сторон. Хабермас буквально высмеивает такое понимание: «…подобное куль-туралистское понимание как будто бы должно наводить на мысль о том, что суверенитет народа должен перемещаться в плоскость культурной динамики авангарда, формирующего мнения. Именно такое предположение должно по-рождать недоверие к интеллектуалам: они владеют словом и тянут на себя одеяло власти, которую они рискуют растворить в словесах» [7, с. 52]. Еще И. Кант показал, что подписание мирного договора при сохранении предпо-сылок войны делает такой договор бессмысленным. Бессмысленные «диало-ги», «коммуникации» и «толерантности» наводнили нашу литературу и нашу жизнь. В действительности акт диалога или коммуникации возможен тогда, когда он уже вписан в существующий порядок вещей и способен отобразить


его при одновременном установлении межличностных отношений и языково-го выражения намерения участников. Хабермас показывает, что акт комму-никации и взаимопонимания способен выполнить функции механизма коор-динации действия, сформировать среду согласия, когда он способен понять существующий порядок вещей и представить его: «Разум, выраженный в ком-муникативном действии, способствует взаимопониманию, но только вместе со слившимися в особую тотальность традициями, общественной практикой и всем комплексом телесного опыта» [2, с. 336, 326, 322]. Так, диалог с терро-ристами возможен, если с когнитивной точки зрения удастся достичь беспри-страстной оценки причин их действий и прямо заявить об этом. Методологи-чески важное утверждение Хабермаса состоит в том, что уважающее между-народное право государство, которое решает только исходя из собственных представлений вопрос о гуманитарных интервенциях, может заблуждаться относительно совпадения своих интересов с интересами других стран или общечеловеческими интересами. По его мнению, это – не вопрос доброй воли или дурных намерений, но предмет эпистемологии. Ожидание найти нечто, приемлемое для всех, проверяется беспристрастным рассмотрением, по пра-вилам которого от всех вовлеченных сторон равным образом требуется при-нимать во внимание перспективы других участников. Удивительные слова говорит З. Бжезинский по поводу 11 сентября: «Нельзя уйти от историческо-го факта, что американское вмешательство на Ближнем Востоке совершенно очевидно является причиной, по которой терроризм был направлен на Амери- ку – так же, как, например, английское вмешательство в Ирландию подготови-ло частое нападение ИРА на Лондон и даже королевскую семью. Британцы при-знали этот базисный факт и попытались отреагировать на него одновременно на военном и политическом уровнях. Америка по контрасту показывает при-мечательное нежелание рассматривать политическое измерение терроризма и идентификацию терроризма с политическим контекстом» [8, c. 30]. И, следо-c. 30]. И, следо-. 30]. И, следо-вательно, здесь не может идти речи о диалоге и тем более об умиротворении.

Несомненно являясь одним из способов социального конструирования ре-альности, диалог и коммуникация не всегда и не везде способны осуществить эту функцию так, как мы хотели бы. Они так же подвержены удаче и неудаче, как и все остальное. Хабермас пишет: «Теория коммуникативного действия направляет диалектику знания и незнания в русло удачных или неудачных по-пыток взаимопонимания» [2, c. 334] и вовсе не в русло гарантированного успе-ха как в познании, так и в практике. Чтобы говорить о диалоге между несоиз-меримыми единицами, надо избежать крайностей толерантности и «гума-нитарной интервенции». Толерантность трактуется сегодня как спасительная терпимость буквально ко всему. «Гуманитарная интервенция» как изменение людей силой – военной или политической, моральной или образовательной. Предельная толерантность может быть проявлена в отношении жизни челове-ка, но не в отношении любого образа его жизни и суверенитета государства, но не его способности во зло другим использовать свой суверенитет. В науч-


ном познании она ограничена направленностью на поиск истины, а не на при-знание любого высказывания. «Гуманитарная интервенция» должна быть ис-ключена уже из-за самой двусмысленности и чудовищности словосочетания, которое включает как военное нападение с целью исправления стран-изгоев, так и давление, направленное на насильственную рекультуризацию народов и людей.

На наш взгляд, от многих ускользает, что, как правило, от диалога ожи-дают разрешения конфликта между рациональным и нерациональным пар-тнером или, по крайней мере, между носителями разной культуры, разного рационального самосознания. Но именно это представляет наибольшую труд-ность. Лучше всего это видно на примере взаимоотношения стран. Хабермас объяснил американскую политику в Ираке, возникшую из-за маргинализации ООН, тем, что существует противоречие между Уставом ООН, согласно кото-рому в ООН принимаются любые страны – либеральные, авторитарные, дик-таторские, и Декларацией прав человека, по существу, требующей таких по-литических режимов, которые бы не нарушали прав человека. Многообразные режимы, входящие в ООН, не могут между собой договориться о приемлемых нормах деятельности этой организации. Сегодня с другой стороны, со сторо-ны не критики, присущей Хабермасу, а поддержки американской акции в Ира-ке, также звучит мысль о правомочности признания несоизмеримых культур: воинственной и ответственной американской, лишенной силы расслабленной европейской. Автор этой идеи Р. Кейган [9] прямо утверждает возможность со стороны США двойных стандартов из-за несоизмеримости народов. По причине все той же несоизмеримости не состоялся ведущий к вечному миру союз народов, о котором писал Кант. Идея вечного мира Канта, по мнению Ю. Хабермаса, не реализовалась во многом потому, что Кант не предусмотрел трудности диалога с другими, не такими, как европейский человек. Кант, по его мнению, проявил нечувствительность к появлению нового исторического сознания и росту признания культурных различий, росту значимости неевро-пейских, нехристианских культур, что делает договоренность с ними пробле-матичной [10, c. 17].

Действительно, невозможен диалог с террористами, готовыми пожертво-вать жизнями, так как на фоне этой готовности не возникает иного предельно-го аргумента. Невозможен диалог ученого с колдунами. Мировоззренческий спор невозможен. Невозможен в том смысле, что он не способен привести к согласию, не примиряет непримиримые интересы. А именно так, как ком-муникация ради согласия, и трактуется преимущественно диалог в нашей ли-тературе. Равным образом есть границы толерантности при восприятии чуж-дого, морально или политически неприемлемого [11, c. 98–112]. Мысль о том, что мы говорим с «другим» и «другой», необязательно может быть «другом», накладывает существенные ограничения на диалогические, коммуникатив-ные теории и на принцип толерантности. И. Левинас, прошедший через ужас


фашистского концлагеря, имел основание видеть в другом не только друга, но и негантропа, нечеловека, врага. Ж.-П. Сартр считал, что ад – это другие. Разумеется, формула диалога и коммуникации имеет свои шансы и все они должны быть использованы. Однако имеются объективные черты кризиса ра-циональности, которые при попытке сохранить рациональность могут быть обозначены как «признание невозможности и нецелесообразности исчерпы-вающей рационализации отношения человека к миру, установка на диалог с внерациональными формами ментальности и культуры» [11, c. 172]. Скажем иначе: установка на то, чтобы выяснить, возможен ли такой диалог.

Призыв к антропологическому повороту в философии, в рамках которого преимущественно и разрабатываются теории диалога, сегодня важен, так как в условиях радикальных социальных трансформаций многое зависит от того, каков человек. Но вместе с тем этот поворот не означает ухода от проблем общества, так как люди в массе своей таковы, каково общество. Когда разру-шается социальное, приходится изучать культурное. Когда разрушается куль-турное, приходится изучать психологическое. Когда рушится психологиче-ское, приходится говорить о биологическом. И снова собирать все это в новое мысленно сконструированное психическое, культурное, социальное. Поэтому мне совершенно не нравится попытка подмены понятия общества, социально- го, социальности общением, коммуникацией, взаимодействием людей. Я пред- почитаю точку зрения Т. Парсонса, что на уровне взаимодействия мы можем иметь недостроенное до общества социетальное сообщество. В отличие от него общество выступает как сложившаяся система, достроенная доверху и имею-щая иерархию уровней (адаптация, достижение целей, социальная интеграция и воспроизводство культурных и прочих образцов). Можно вписать диалог и в другие модели общества, но нельзя его понять, исключив социальную струк-туру. Структуры диалога, коммуникации и толерантности формируются в развитом обществе, имеют институциональное оформление, а не являются феноменами недостроенного общества.

Литература

1. Словарь античности. – М. : Наука, 1989. – 181 с.2. Хабермас, Ю. Философский дискурс о модерне / Ю. Хабермас. – М. : Наука, 2003. – 315 с.3. Швырёв, В. С. Рациональность как ценность культуры: Традиции и современность /

В. С. Швырев. – М. : Прогресс – Традиция, 2003. – 174 с.4. Суркова, Л. В. XXI Всемирный философский конгресс: диалог парадигм / Л. В. Суркова //

Вестник Рос. филос. об-ва. – 2003. – № 3. – С. 50–55.5. Кун, Т. Структура научных революций / Т. Кун. – М. : Прогресс, 1975. – 288 с. 6. Коллинз, Р. Социология философий. Глобальная теория интеллектуального изменения /

Р. Коллинз. – Новосибирск : Сибирский хронограф, 2002. – 1280 с.7. Хабермас, Ю. Философский спор вокруг идеи демократии / Ю. Хабермас // Демократия.

Разум. Нравственность. Московские лекции и интервью. – М. : Наука, 1995. – 352 с.8. Brzezinski, Z. The Choice: Global Domination or Global Leadership / Z. Brzezinski. – N. Y.,

2004. – 130 с.


9. Kagan, R. Of Paradise and Power. America and Europe in the New World Orde / R. Kagan. – N. Y., 2003, – 205 р.

10. Хабермас, Ю. Дискуссия о прошлом и будущем международного права. Переход от национальной к постнациональной структуре / Ю. Хабермас // Вестник Рос. филос. об-ва. – 2003. – № 3. – С. 17–21.

11. Хомяков, М. Б. Толерантность: парадоксальная ценность / М. Б. Хомяков // Журнал социологии и социальной антропологии. – 2003. – № 4 .– С. 98 –112.

V. G. FEDOTOVA

COmmUNICATIONS AND DIALOGUE IN SCIENCE AND BEHIND ITS LImITS

Summary

In the article theories and a phenomenon of dialogue and communications in modern science and society are considered.