Е. Р. Сухарева, кандидат юридических наук, доцент

О СИСТЕМЕ ПРАВ НА ЧУЖУЮ ВЕЩЬ

SYSTEM OF RIGHTS ON SOMEONE ELSE THING

Данная статья посвящена проблеме определения сущности права собственности и прав на чужую

вещь. В работе анализируется современный аспект данной проблемы. Рассматриваются основные при-

знаки и свойства данных прав. Определены подходы к пониманию системы прав на чужую вещь.

This article is dedicated to problem of the determination to essence of ownership and rights on someone

else thing. Modern aspect of this problem is analysed. The main signs and characteristic right data are

сonsidered. The сertain approaches to understanding the system of the rights on someone else thing.

Принято считать, что понятие вещных прав

пришло из римского частного права, в котором

ограниченные по своему содержанию вещные

права на чужие вещи (jura in re aliena) якобы

противопоставлялись наиболее широкому по

содержанию праву собственности. В этом

взгляде отразилась давно ставшая в цивили-

стике традиционной «наклонность освящать

идеи и явления современного происхождения

покровом векового авторитета римского пра-

ва» [1. — С.240]. В действительности дошед-

шие до нас источники римского частного права

не содержат и не могли содержать такого

обобщенного, абстрактного понятия, как

«вещное право» или «ограниченные вещные

права», ибо римской юриспруденции было «почти

совершенно чуждо распределение материала на

основании общих понятий и принципов, состав-

ляющее характеристическое свойство догматиче-

ской классификации» [1. — С.222].

Следует учитывать и то важное обстоятель-

ство, что институты римского права не являются

чем-то раз и навсегда данным; они появлялись и

развивались на протяжении многих веков, и их

понимание самими римскими юристами в разные

эпохи римской истории было весьма различным

и даже противоречивым. Как отмечал Д.Д.

Гримм, древнее римское право вообще «не знало

противоположения между правом собственности

и ограниченными вещными и личными правами

на чужие вещи. Всякое отношение к вещи мыс-

лилось как разновидность единого права — пра-

ва собственности» [2].

Так, сервитутное право изначально вовсе не

было «правом в чужой вещи» (которым оно стало

лишь в императорский период), а считалось «как

бы правом на свою вещь, которой пользовались

только совместно с собственником служащего

имения»; в силу этого юридическое положение

(природа) сервитутного права «первоначально во

всем сходно с юридическим положением собствен-

ности» [3].Точно так же суперфиций (superficies) и

эмфитевзис (emphyteusis), также обычно рассмат-

риваемые в качестве классических разновидностей

известных римскому праву вещных прав, появи-

лись в этом качестве лишь в конце императорского

периода на базе долгосрочной аренды земли, т.е.

чисто обязательственных отношений.

Хозяйственные потребности привели к выра-

ботке сначала сервитутов, а затем и узуфрукта с его

известными разновидностями (usus и habitatio); к

этой же группе имущественных прав исследовате-

ли обычно относят и появившиеся значительно

позднее суперфиций и эмфитевзис, а также залого-

вое право (в формах pignus и hypotheca). Но даже в

Дигестах Юстиниана, по сути завершивших разви-

тие римского частного права, все эти конкретные

институты не рассматривались в качестве разно-

видностей некой единой категории «прав на чужие

веши», или «ограниченных вещных прав» [4].

В римском праве отсутствовало четкое разде-

ление имущественных прав на вещные и обяза-

тельственные, основанное на каких-то определен-

ных, общепризнанных признаках вещного и обяза-

тельственного права. Известные (зафиксированные

в Дигестах) попытки разграничения вещных и обя-

зательственных отношений, предпринимавшиеся

римскими юристами, прежде всего Гаем, а также

Павлом, Ульпианом и Папинианом, основывались

не на абстрактных общих положениях, а на сугубо

конкретных различиях способов защиты соответст-

вующих прав — вещных и личных исков (actiones

in rem и actiones in personam) [5, 6, 7].

Содержание римского частного права со-

ставляли достаточно казуистичные правила, соз-

данные на основе анализа различных конкретных

ситуаций, причем зачастую в разное время разны-

ми лицами, и потому нередко противоречившие

друг другу, к тому же изложенные в плохо систе-

матизированном и малоудобном для изучения по-

рядке. Их обобщение, как известно, начали лишь

глоссаторы и, главным образом, постглоссаторы

(комментировавшие данное глоссаторами толкова-

ние римских текстов с целью приспособления со-

держащихся в них правил к потребностям средне-

вековых правопорядков) уже спустя несколько ве-

ков после падения Римской империи (практически

только с середины XIII в.).

Его завершили германские ученые-цивилисты

в конце XVIII — начале XIX в., создав на основе

логического (догматического) обобщения и систе-

матизации римских источников пандектное учение

(от греч. Pandectae — «все вмещающее», «все охва-

тывающее»), которое с тех пор обычно и рассмат-

ривается как «римское частное право» и в этом

качестве изучается в юридических вузах. Пандек-

тистика составила главную базу для формирования

«юриспруденции понятий» (Begriffsjurisprudenz),

т.е. рассмотрения гражданского права в качестве

продуманной, логически непротиворечивой систе-

мы общих категорий и правил, четких юридиче-

ских конструкций, воплощающихся в конкретных

нормах. Тем самым пандектисты впервые постави-

ли гражданское право на научную основу, что со-

ставляет важнейшую историческую заслугу гер-

манского правоведения.

Категория вещных прав в их современном

понимании появилась в континентальном ев-

ропейском праве в начале ХIХ в. в рамках соз-

данного германскими юристами пандектного

учения. Одним из родоначальников этого уче-

ния и, соответственно, теории вещных прав

наряду с Ф.К. фон Савиньи стал профессор

Гейдельбергского университета А. Тибо.В сво-

их учебниках пандектного и римского права он

едва ли не первым подверг убедительной кри-

тике распространенное тогда мнение о сущест-

вовании в римском праве «разделенной собст-

венности», доказав противоречие римским ис-

точникам соответствующих положений глосса-

торов. На этой базе А. Тибо обосновал необхо-

димость отказа от основополагающей в фео-

дальном праве идеи «разделенной собственно-

сти» и признания наряду с правом собственно-

сти (на землю) иных вещных прав на чужую

вещь [8. — С.117—119].

Пандектная теория вещных прав имела под

собой глубокие социально-экономические корни.

Распространенное в феодальных правопорядках

деление права собственности на dominium direc-

tum («верховную собственность») и dominium

utile («подчиненную собственность») заключало

в себе осуществленное глоссаторами и постглос-

саторами решение важнейшей для средневеко-

вых феодальных отношений юридической про-

блемы: признания возможности одновременного

существования права собственности нескольких

лиц на одну и ту же вещь. Важность данной про-

блемы определялась тем, что речь шла прежде

всего и главным образом о земле (земельных

участках), составлявшей если не единственный,

то, бесспорно, главный объект феодального

«вещно-правового» регулирования.

Один из основополагающих принципов рим-

ского права — недопустимость двух (нескольких)

прав собственности на одну и ту же вещь — после

«рецепции» римского права в феодальные право-

порядки стал резко противоречить сосуществова-

нию «прав собственности» сеньора и вассала на

соответствующие участки земли. Строго говоря,

феодальное право, подобно древнему римскому

праву, не содержало четкого различия между пра-

вом собственности и другими правами на веши

(сам термин «собственность» появился в Германии

лишь в XIII—XIV вв., а в России только в XVIII в.)

[8. — С.103—107], что открывало широкую воз-

можность сосуществования нескольких близких по

содержанию имущественных прав «собственно-

сти» на одну и ту же вещь. Предложенная глосса-

торами и комментаторами (постглоссаторами)

юридическая конструкция «разделенной собствен-

ности», допускавшая и объяснявшая сосущество-

вание двух или нескольких одноименных имуще-

ственных прав на одну и ту же вещь — поместье,

лен (т.е. в конечном счете — земельный участок)

— снимала эту проблему.

Однако впоследствии новые, буржуазные пра-

вопорядки, устранив феодальные отношения вас-

сальной зависимости, признали собственность наи-

более полным правом и тем самым вновь исключи-

ли возможность существования двух прав собст-

венности на одну и ту же вещь, в том числе приме-

нительно к земельным участкам. Но при этом воз-

никла новая юридическая проблема: в силу естест-

венной ограниченности земли, требуемой для осу-

ществления различных видов хозяйственной дея-

тельности, появилась экономическая необходи-

мость предоставить юридически наиболее проч-

ную, т.е. вещно-правовую (а не обязательственно-

правовую) возможность одним лицам пользоваться

землей (земельными участками), принадлежащей

другим лицам (собственникам).

Важно подчеркнуть, что данная проблема ка-

салась именно и только земли, а не других (глав-

ным образом, движимых) вещей. Поэтому земля и

была объявлена главным (а в германском праве —

единственным) видом недвижимых вещей. Не слу-

чайно все иные, чем право собственности, класси-

ческие вещные права (кроме залогового права)

имеют своим объектом только недвижимые вещи,

главным образом — земельные участки.

Результатом решения названной проблемы

пандектным правом и стало появление категории

ограниченных вещных прав (begrenzte Sachen-

rechte), противопоставляемых обязательствен-

ным правам требования, чаще всего вытекаю-

щим из договоров. Данная общая категория за-

менила собой различные феодальные титулы

(«права собственности») на землю и наряду с

правом собственности составила единое граж-

данско-правовое понятие вещного права (Sachen-

recht, dingliches Recht).

К нему пандектистами были отнесены различ-

ные права на земельную недвижимость, осуществ-

ляемые управомоченными лицами непосредствен-

но, без каких-либо действий со стороны обязанных

лиц: сервитуты, узуфрукт, эмфитевзис и суперфи-

ций (составившие группу вещных «прав пользова-

ния» чужими вещами — Nutzungsrechte), а также

залог как право при определенных условиях про-

дать чужую, в том числе недвижимую вещь, (отне-

сенный поэтому к группе «прав реализации»

чужой вещи - Verwertungsrechte). Затем к ним

добавились «права приобретения» чужой вещи

(Erwerbsrechte), например «право присвоения»

результатов охоты при осуществлении «охот-

ничьего сервитута» и преимущественное право

покупки недвижимости (земельного участка), в

том числе при установлении долевой собственно-

сти на соответствующий объект.

Таким образом, появление современной

юридической категории вещных прав (сначала

в германской пандектистике, а затем и в евро-

пейском континентальном праве в целом) свя-

зано с обеспечением экономически необходи-

мого и юридически прочного участия одного

лица в праве собственности другого лица на

земельный участок (в правопорядках с более

широким пониманием недвижимости — и на

иную недвижимую вещь). «Юридическая

прочность», исключающая возможность одно-

стороннего прекращения правоотношения,

стала главным отличительным признаком вещ-

ного права в сравнении с обязательственными

правами на чужую вещь.

Названные обстоятельства имеют решающее

значение для определения существа и видов вещ-

ных прав. Из этого, в частности, следует, что объ-

ектами иных («ограниченных») вещных прав по

общему правилу могут быть только недвижимые

вещи. Применительно к движимым вещам (и тем

более к иным видам имущества) указанное выше

обоснование теряет свой смысл, поскольку они не

являются естественным образом ограниченными;

доступ к ним для осуществления экономической

деятельности возможен как путем создания (и при-

обретения в собственность) новых объектов такого

рода, так и в форме договорных (прежде всего

арендных) отношений.

Изучение дореволюционных научных и за-

конодательных источников ничем не отлича-

ется от исторической тенденции отказа от по-

нимания сути исследуемого нами правового

явления. Гражданское право до революции

среди разделов Свода законов гражданских не

содержало названия «Вещное право», а глав-

ным, центральным понятием было право соб-

ственности, которое подразделялось на полное

и неполное [9. — С.9]. Ни в теории, ни в дей-

ствующем законодательстве не определялось

понятие вещного права (права собственности и

иных прав на чужую вещь). В этой связи труд-

но не согласиться с К.П. Победоносцевым, пи-

савшем в своём «Курсе гражданского права»

об отсутствии в русском дореволюционном

гражданском праве особой категории — вещ-

ного права: «Свод наш страдает ещё и неопре-

делённостью терминов… чему нельзя и удив-

ляться по относительной юности нашего зако-

нодательства и языка, не успевшего ещё выра-

ботать свою терминологию для науки права»

[10]. Юность нашего законодательства, по

мнению К.П. Победоносцева, и стала причиной

отсутствия стройной и глубоко научной кон-

цепции вещных прав (права собственности и

иных прав на чужую вещь).

Сложившееся положение в науке дореволю-

ционного периода представляется нам достаточ-

но странным, поскольку данный этап развития

цивилистики в России был ознаменован появле-

нием множества блистательных исследований, в

том числе и по проблемам вещного права.

В СССР земля как основной объект недвижи-

мости была передана в собственность государства,

что повлекло за собой исключение института вещ-

ных прав из гражданского законодательства и его

забвение в цивилистической науке. Данное обстоя-

тельство еще в конце 50-х гг. прошлого века с со-

жалением отмечал О.А. Красавчиков, объясняя

«пренебрежение» традиционным делением право-

отношений на вещные и обязательственные тем,

что «наука гражданского права не смогла показать

полезность указанного разграничения и место, где

оно может быть практически использовано» [11].

Даже сам термин «вещные права» уже не встреча-

ется в теоретических исследованиях с середины 60-

х гг. прошлого века (после завершения второй ко-

дификации отечественного гражданского законо-

дательства). В результате этого и в современной

литературе до сих пор не только господствует пол-

ный разнобой в принципиальных подходах к опре-

делению содержания данного гражданско-

правового института, но и высказываются сомне-

ния в самой его целесообразности [12].

Между тем вещное право (или его историче-

ски сложившиеся аналоги в других правопоряд-

ках) представляет собой необходимый элемент

правового регулирования экономических отно-

шений собственности, которые в сколько-нибудь

развитом хозяйстве не могут юридически

оформляться только с помощью института права

собственности. По справедливому замечанию

И.А. Покровского, «одним правом собственности

мог бы удовлетвориться только разве самый при-

митивный экономический быт»[13].

Возрождение института вещного права в пост-

советской России — одна из реалий кардинального

обновления нашего гражданского законодательст-

ва. Забвение данного института советской цивили-

стической доктриной, по сути, отбросило нас к той

научной базе, которая была создана целой плеядой

замечательных дореволюционных цивилистов.

Однако современная цивилистика и законодатель

обречены лишь обобщить научный материал, ка-

сающийся понимания вещного права и содержа-

щийся в трудах дореволюционных ученых, кото-

рые, как уже отмечалось, не сформулировали опре-

деление категории «вещное право», хотя и предло-

жили весьма интересное понимание сути данного

правового явления. Поэтому справедливо сегодня

высказывание Л.В. Щенниковой: «Создаётся впе-

чатление, что законодателя вообще не интересует

понятие вещного права» [9. — С.14].

Вместе с тем вполне очевидно, что законода-

тель не сможет раскрыть эту категорию до тех

пор, пока в науке гражданского права она не ста-

нет предметом пристального научного исследо-

вания и будет оставаться одной из самых зага-

дочных и непознанных, начиная с самого момен-

та своего возникновения. Поэтому современное

развитие концепции вещных прав (права собст-

венности и иных прав на чужую вещь) неизбеж-

но следует начинать с определения понятия вещ-

ного права и познания его сущности.

И вот именно здесь мы вынуждены обра-

титься к определению понятия как формы мыш-

ления. Так, Е.К. Войшвилло отмечает, что в ло-

гике большое внимание уделялось понятию.

Именно учение о понятии составляет один из

главных разделов традиционной логики, которая

предлагает различные определения понятия. Вот

несколько типичных определений. «Понятие есть

форма мышления, отражающая и фиксирующая

существенные признаки вещей и явлений объек-

тивной реальности». «Научное понятие как фор-

ма логического мышления является концентри-

рованным отражением внутренних, существен-

ных, определяющих свойств и закономерных

связей предметов материального мира»». «Поня-

тие способно отражать глубинные, сущностные

стороны познаваемых явлений. Характерная чер-

та понятия состоит в том, что с его помощью

различные предметы, свойства, отношения отра-

жаются в человеческом сознании через их суще-

ственные признаки» [14. — С.22].

Как видим, все изложенные определения свя-

зывают понятие с существенными признаками

того или иного явления, понятие которого нам

необходимо сформулировать. Более того, сово-

купность основных существенных признаков

того или иного вида конкретных предметов дей-

ствительности называется их сущностью [14. —

С.16—17]. Поэтому формулировка понятия вещ-

ного права неразрывно связана с проникновени-

ем в сущность данного правового явления.

Внешне вроде бы простые подходы, предло-

женные нам логикой, по сути являются очень

сложными, т.к. в противном случае дореволюци-

онная цивилистика наверняка бы эту сущность

отразила в понятии вещного права (права собст-

венности и иных прав на чужую вещь). Однако

этого не произошло и этому есть весьма простое

объяснение. По мнению Е.К. Войшвилло, сущ-

ность предметов того или иного вида составляют

обычно признаки, не доступные наблюдению.

Они выявляются теоретическим способом имен-

но в результате построения и обоснования тео-

рии, объясняющей известные признаки изучае-

мых предметов. Именно в процессе построения

такой теории прежде всего происходит отделе-

ние неслучайных признаков от случайных. Слу-

чайные выделяются тем, что не поддаются объ-

яснению и не вписываются в возникающую при

построении теории систему [14. — С.19].

Анализ современной концепции вещных прав

очень явно подтверждает отсутствие представле-

ния о разграничении случайных и неслучайных

признаков. Так, антитеза вещных и обязательст-

венных прав состоит в том, что в области вещных

прав решающее значение для удовлетворения ин-

тересов управомоченного лица имеют его собст-

венные действия, в то время как в области обяза-

тельственных прав удовлетворение интересов

управомоченного лица происходит в результате

действий лица обязанного [15]. Эта общепризнан-

ная сегодня позиция основывается на дореволюци-

онной доктрине, когда уже в XIX столетии сущ-

ность вещного права усматривалась в непосредст-

венном отношении лица к вещи, его возможности

осуществлять свое право без посредничества

третьих лиц [16, 17].

Выделяют и иные свойства вещных прав: на-

личие вещи в качестве объекта, абсолютный харак-

тер права и защиты, право следования, свойство

публичности, исключительности, преимущества.

Однако одновременно подчеркивается наличие тех

же свойств у субъектов обязательственного права

[18, 19]. Итогом является противоречащий всем

канонам вывод об отсутствии деления прав на

вещные и обязательственные [9, 12, 15, 20].

Представляется, что отмеченные свойства

вещных прав являют собой сущность иного по-

рядка и относятся к числу случайных (факульта-

тивных), но лишь с точки зрения вещных и обя-

зательственных прав. Наличие данных признаков

у вещных и обязательственных прав является не

более чем объективной необходимостью для об-

ладателей этих прав, но отнюдь не отражает их

подлинную сущность.

Не оценивая признаки вещного права с этой

позиции, цивилисты тем не менее уже заявляют о

невозможности проникновения в сущность явления

лишь по тем свойствам, которые будут законода-

тельно закреплены [21]. Действительно, отчасти с

этим можно согласиться. Это происходит в случае

отсутствия понимания законодателем тех призна-

ков, которые составляют существо явления, что и

имеет сегодня место в действующем законодатель-

стве и цивилистике. В случае же открытия сущно-

стных признаков проблема понятия вещного права

окажется разрешенной.

Суть вещного права уже определялась в до-

революционной цивилистической литературе.

Особо следует, на наш взгляд, обратить внима-

ние на научную позицию Д.И. Мейера, который

в этой связи отмечает следующее: «В некоторых

случаях пользование чужой вещью столь суще-

ственно, что оно как бы необходимо для допол-

нения права собственности лица, которому пре-

доставляется пользование чужой вещью. Понят-

но, что в таких случаях является стремление

обеспечить право пользования от случайности

перехода права собственности по вещи, состоя-

щей в пользовании, придать этому пользованию

значение господства над вещью. И вот почему в

известных случаях пользование чужой вещью

естественно принимает характер права на чужую

вещь. Если в иных случаях даже само законода-

тельство находит нужным ограничить собствен-

ника вещи в пользу стороннего лица, то, конеч-

но, могут встретиться и другие случаи, в кото-

рых независимо от такого ограничения со сторо-

ны законодательства, явится стремление обеспе-

чить господство над чужой вещью» [22].

Трудно не заметить сделанный ученым ак-

цент на связь вещного права с господством лица

над вещью, будь то собственник или обладатель

иного вещного права. Вместе с тем данной пози-

ции придерживались и другие дореволюционные

цивилисты, в частности Е.В. Васьковский [23], а

также современные авторы — А.И. Масляев и

Л.В. Щенникова.

Остается лишь познать, в чем же заключает-

ся и чем предопределяется это господство.

Следует отметить, что право собственности и

вещные права в целом являются лишь одной из

многочисленных юридических (гражданско-

правовых) форм экономических отношений соб-

ственности. Содержательная же характеристика

экономических отношений собственности как

предмета юридического (гражданско-правового)

регулирования заключается в их рассмотрении в

качестве фактических отношений принадлежно-

сти (присвоенности) конкретных объектов (иму-

щества), влекущих отчуждение последних от

всех иных лиц и предоставляющих возможность

хозяйственного господства над присвоенным

имуществом, соединенную с необходимостью

несения бремени его содержания [24]. В сравне-

нии с традиционно противопоставляемыми им

обязательственными правами режим вещных

прав характеризуется «юридической прочно-

стью» (обеспеченностью). «Юридическая

прочность» вещного права состоит в том, что,

заключая в себе известную власть над вещью,

оно обременяет саму вещь (или, если угодно,

право собственности на нее), а потому и не

зависит от смены ее собственника; следова-

тельно, новый собственник вещи не может в

одностороннем порядке прекратить такое пра-

во и вынужден мириться с установленным об-

ременением. В обязательственном же отноше-

нии по поводу пользования вещью власть кре-

дитора распространяется на поведение обязан-

ного лица, а не на его объект (вещь); поэтому

новый собственник вещи, не являвшийся обя-

занным лицом в прежнем обязательстве, по об-

щему правилу вправе расторгнуть его в односто-

роннем порядке (под условием возмещения

контрагенту всех убытков).

С нашей точки зрения, именно в вещном праве

это господство является особо выраженным и поч-

ти не имеет места в обязательственных правоотно-

шениях. Оно и является тем существенным при-

знаком, который, в первую очередь, должен быть

заложен в основу определения понятия вещного

права. Абсолютное большинство иных его призна-

ков, выделяемых учеными, на наш взгляд, относят-

ся к факультативным, так как проявляются и при-

менительно к обязательственным правам.

Обращаясь вновь к Д.И. Мейеру, следует особо

подчеркнуть высказывание ученого о том, что если

другое лицо и господствует в известной мере над

вещью, то его господство представляется именно

выделом из права собственности [22. — С.236].

Вероятно, поэтому как раз и не оспаривается в со-

временном научном мире такое свойство вещных

прав, как публичность. Лишь прерогативой законо-

дателя должно стать определение соотношения

власти собственника и обладателей иных вещных

прав (прав на чужую вещь), обеспеченное посред-

ством законодательного определения видов и со-

держания вещных прав.

Итогом данного небольшого исследования

может стать предложенное нами и скорее дис-

куссионное определение понятия «вещное пра-

во». Так, по нашему мнению, вещное право есть

мера юридического господства лица над вещью,

предусмотренная законом, обеспечивающая его

возможность осуществлять правомочия в случа-

ях и в порядке, предусмотренном законом.

Необходимо подчеркнуть общий характер

данного определения вне связи его с категорией

ограниченного вещного права (права на чужую

вещь), нуждающейся в дальнейшем серьёзном

научном исследовании. Отсутствие же в целом

понимания сути вещного права (права собствен-

ности и иных прав на чужую вещь) в современ-

ной науке свидетельствует о её неготовности к

познанию иных аспектов столь сложного право-

вого явления, в частности его системы.

Важно также отметить, что господство и

власть обладателя вещного права уже в доре-

волюционной литературе связывались, в част-

ности Ю.С. Гамбаровым, Д.И. Мейером, с пра-

вомочием пользования и его защитой [22, 25].

Именно это, наверное, и послужило сегодня

основанием для утверждения, что правомочи-

ем пользования исчерпывается содержание

ограниченных вещных прав [26], с чем не

представляется возможным согласиться.

Бесспорно, не следует полностью отрицать

данную позицию в части роли и значения правомо-

чия пользования для обладателя вещного права.

Вместе с тем власть лица, на наш взгляд, необхо-

димо связывать с известной мерой личной распо-

рядительной свободы и стабильностью правомочия

пользования. Причем данные свойства объективно

необходимы обладателю вещного права.

Данный подход позволит снять ряд дискусси-

онных моментов, относящихся к построению сис-

темы вещных прав и анализу правовой природы

некоторых из них. Это будет касаться и прав зако-

нодателя, и доверительного управляющего, прав

арендатора и отказополучателя, лица удерживаю-

щего вещь, и, как ни странно звучит, даже отдель-

ных сервитутных прав (например, проезда или пе-

рехода через участок другого пользователя).

Акцент на распорядительную свободу нетра-

диционный. Но именно он, на наш взгляд, и явля-

ется «более глубокой сущностью», позволяющей

провести грань между вещным и обязательствен-

ным правом, поскольку правомочие пользования, в

том числе характеризующееся стабильностью (на-

пример, у арендатора по договору аренды), свойст-

венно и обладателю обязательственного права.

С этих позиций предлагаемый Е.А. Сухано-

вым и Л.В. Щенниковой [9, 18] перечень видов

вещных прав следует сократить и относить к

числу вещных помимо права собственности пра-

во пожизненного наследуемого владения земель-

ным участком, право постоянного (бессрочного)

пользования земельным участком, право хозяй-

ственного ведения и оперативного управления,

право самостоятельного распоряжения доходами

учреждения, отдельные сервитуты, право нани-

мателя по договору социального найма.

Залог и удержание целесообразно рассматри-

вать в качестве обязательственных, ибо здесь даже

отсутствует цель вещного права — пользование.

Относительно права проживания также допустимо

говорить об обязательственно-правовой природе

отношений с лицом, лишенным распорядительной

свободы.

Таким образом, неслучайными признаками

вещных прав можно считать распорядитель-

ную свободу и стабильность правомочия поль-

зования. Все остальные признаки вещных прав

следует относить к числу случайных (второ-

степенных) с точки зрения разграничения с

правами обязательственными. Однако эта слу-

чайность никоим образом не влияет на их объ-

ективную необходимость и, соответственно,

законодательное закрепление.

Подводя итог, можем констатировать нали-

чие большого простора для развития теории

вещного права (права собственности и иных прав

на чужую вещь) в современной России.

ЛИТЕРАТУРА

1. Муромцев С.А. Очерки общей теории гра-

жданского права // Избранные труды по римско-

му и гражданскому праву. — М.: Статут, 2004.

2. Гримм Д. Проблема вещных и личных

прав в древнеримском праве // Вестник граждан-

ского права. — 2007. — № 3. — С. 189.

3. Муромцев С.А. Гражданское право Древнего

Рима. — М.: Статут, 2003. — С. 149.

4. Вещные права на землю в избранных фраг-

ментах из Дигест Юстиниана / пер. с лат.; отв. ред.

Л.Л. Кофанов. — М., 2006. — С. 65, 118, 280.

5. Институции Юстиниана / пер. с лат.; под

ред. Л.Л. Кофанова, В.А. Томсинова. — М., 1998.

— С. 319.

6. Дигесты Юстиниана / пер. с лат.; отв. ред.

Л.Л. Кофанов.— М., 2005. — Т. VI. Полутом 2.

— С. 535, 547, 549, 555.

7. Новицкий И.Б. Основы римского граж-

данского права: учебник для вузов. — М., 2000.

— С. 72.

8. Венедиктов А.В. Государственная социа-

листическая собственность // Избранные труды

по гражданскому праву: в 2т. — Т. II. — М.:

Юрид. лит., 2004. — С. 117—119.

9. Щенникова Л.В. Вещное право: учебное по-

собие. — М.: Юристъ, 2006.

10. Победоносцев К.П. Курс гражданского

права. Вотчинное право. — СПб., 1892. — С.113

— 123.

11. Красавчиков О.А. Юридические факты в

советском гражданском праве // Категории науки

гражданского права: избранные труды: в 2 т. —

М.: Статут, 2005. — Т. 2. — С. 234.

12. Гражданское право: учебник / под ред.,

А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. — 6-е изд. — М.:

Проспект, 2002. — Т. 1. — С. 402.

13. Покровский И.А. Основные проблемы гра-

жданского права. — М.: Статут, 1998. — С. 207.

14. Войшвилло Е.К., Дегтярёв М.Г. Логика

как часть теории познания и научной методоло-

гии: учебное пособие для студентов философ-

ских факультетов и преподавателей логики. —

М.: Наука, 1994.

15. Баринова Е. Вещные права — самостоя-

тельная категория// Хозяйство и право. — 2002.

— № 7. — С. 40.

16. Покровский И.А. Основные проблемы

гражданского права. — М., 1998. — С. 207.

17. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского

гражданского права. — М., 1995. — С. 141—142.

18. Суханов Е.А. Ограниченные вещные права

// Хозяйство и право. — 2005. — № 1. — С. 5—8.

19. Власова А.В. К дискуссии о вещных и

обязательственных правах// Правоведение. —

2002. — №2. — С. 146—150.

20. Райхер В.К. Абсолютные и относительные

права // Известия экономического факультета Ле-

нинградского политехнического института. — Л.,

1928. — Вып. 1. — С. 273—306.

21 . Белов В.А. Вступительная статья // Бабаев

А.Б. Система вещных прав: монография. — М.:

Волтерс Клувер, 2006. — 408 с.

22. Мейер Д.И. Русское гражданское право: в

2ч. — М: Статут, 2000. — С.434.

23. Васьковский Е.В. Учебник гражданского

права. Вып. 2: Вещное право. — СПб., 1896. —

С. 57.

24. Гражданское право: учебник: в 4 т. / отв.

ред. Е.А. Суханов. — М., 2005. — Т. 2. — С.

18—20.

25. Гамбаров Ю.С. Вещное право: лекции. —

СПб., 1908—1909.

26. Баринова Е.А. Вещные права в системе

субъективных гражданских прав// Актуальные

проблемы гражданского права. Вып 6. — М.:

Статут, 2003. — С. 149.

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ СТАТЬИ:

Сухарева Елена Ромуловна. Доцент кафедры гражданского, трудового и финан-

сового права. Кандидат юридических наук, доцент.

Воронежский институт МВД России.

E-mail: vorhmscl@comch.ru

Россия, 394065, г. Воронеж, проспект Патриотов, 53. Тел. (4732) 312-651.

Sukhareva Elena Romulovna. The docent of the subfaculty civil, labor and financial

law. The candidate of the legal sciences, docent.

Voronezh Institute of the Ministry of the Interior of Russia.

Work address: Russia, 394065, Voronezh, Prospect Patriotov, 53. Tel. (4732) 312-651.

Ключевые слова к статье: гражданское право, право собственности, права на чу-

жую вещь, признаки права собственности и прав на чужую вещь, система прав на чужую

вещь.

Keywords: civil right, ownership, the rights on someone else thing, the signs of own-

ership and rights on someone else thing, the system of the rights on someone else thing.

ББК 67.404