Download pdf - Письмо на крайний случай - 1b€¦ · - Да, мне интересно, как они начинают? - Я предполагаю, что у них есть

Письмо на крайний случай

1


2

Дорогие друзья, которые любят читать! Простите и не судите строго, по просьбе многих выставляем этот вариант перевода.

Книга должна быть отредактирована, а это сырой перевод со множеством орфорграфицеских и стилистических ошибок..


Susan Warner 1881

1. Письмо 2. Переезд 3. Улица Джейн 4. Посетитель 5. Частные уроки 6. Завещание 7. Философия ума 8. Остров Статен 9. Форт-Вашингтон 10. Предложение 11. Миссис Басби 12. Дом миссис Басби 13. Не одетая 14. В одиночестве 15. Миссис Мовбрэй 16. Школа

17. Пакеты и Библии 18. Кремень и сталь 19. Новые испытания 20. Чулки 21. Образование 22. Перемены 23. Танфилд 24. Семья Пурселл 25. Убежище Риты 26. Работа Риты 27. Расследования 28. Открытия 29. Озадаченность 30. С холма 31. Дискуссия 32. Конец школьных занятий


3

Глава 1

Письмо

- Мама, я вот думаю, что люди делают, когда они собираются написать книгу? - Делают? – переспросила мать. - Да, мне интересно, как они начинают? - Я предполагаю, что у них есть что писать, а затем пишут, - просто ответила Миссис Карпентер. - Да нет, ну я имею в виду историю. - А что у тебя за история? Мать лущила горох. На полу, у её ног, с книгой на коленях сидела девочка, на вид ей было лет двенадцать. Пол был настолько чистым, что на нём можно было не только сидеть, но даже и есть с него. Это был пол кухни загородной фермы. - Я читаю «Талисман», - ответила девочка на вопрос матери. – Ох, мама, когда я вырасту, я бы хотела писать истории! - Почему? - Я думаю, что это так замечательно! Конечно же, мама, ведь тогда можно себя представить кем угодно! - В самом деле? – спросила мать. – Я никогда не представляла себя никем другим, кроме того, кто я есть. - Ах, возможно потому что мы с тобой разные. Да это так и было, в чём легко убедился бы любой сторонний наблюдатель. А заглядеться можно было на них обеих. Тонкие, элегантные черты лица у матери, с ясными женственными глазами, в молодости были, конечно, ослепительно красивы. Она и сейчас была красавицей, но на лицо наложили отпечаток годы труда и забот. Пальцы её, пока она говорила, поглядывая на дочь, не знали ни минуты покоя, неустанно шелуша гороховые стручки. Дочь, сидевшая на полу, не была похожа на мать. Смуглая, черноглазая и черноволосая, она была сейчас подростком, как нераскрывшийся бутон. Глаза, большие и выразительные, пылали пламенем и энергией вовсе не такими, как у матери. Миссис Карпентер тоже обладала энергией, но по-иному, словно омут, таящий глубину под спокойной поверхностью. Это не значит, что дочери не была присуща глубина, отнюдь; но чего у неё точно не было, так это спокойствия. - Я бы хотела, чтобы отец запретил тебе читать истории, - продолжала Миссис Карпентер. - Почему, мама? - Я не думаю, что они для тебя полезны. - Но какой они могут принести мне вред? - Жизнь – это не сказка. Я не хочу, чтобы ты представляла её таким образом. - А почему бы и нет? Возможно, моя жизнь и будет сказкой, мама. Я думаю, что она будет, - медленно с расстановкой проговорила девочка. - Я не хочу, чтобы моя жизнь всегда была такой. - Тебе что-то не нравится?


4

- О, нет, мама! Но знаешь, когда-нибудь я всё же хотела бы стать принцессой, или чтобы у меня были приключения, и что-нибудь необыкновенное, как у людей в книжках. - Ты никогда не будешь принцессой, дитя моё. Ты дочь бедного фермера. Ты лучше примирись с этой мыслью, и постарайся найти самое лучшее в твоих обстоятельствах. - Ты имеешь в виду выполнять свой долг и лущить горох? – спросила девочка с сомнением в голосе, и, смотря на пальцы матери, быстро перебирающие стручки гороха. – Мама, а папа бедный? - Да. - Он сказал, что у него хорошая ферма. - Да, только она в больших долгах. – Миссис Карпентер тяжело вздохнула. Рита часто слышала подобные вздохи матери. Это было дыхание сдавленное заботой. - Я не знаю, что ты имеешь в виду под словами «большие долги». - Нет необходимости тебе пока об этом знать. - Но я хочу знать, мама. Ты мне не скажешь? - Она заложена, и это тебе не понять. Не думай об этом. Он просто каждый год должен платить огромную сумму денег, выплачивая проценты за залог, это и делает нас бедными. - Почему он должен их платить? - Потому что ферма обещана за долги, и если годовые проценты не уплачены, то ферму заберут. - Заберут? Как? - Её продадут, чтобы забрать деньги. Некоторое время была тишина, нарушаемая только лишь шелестом гороховых стручков и стуком падающих горошин, затем девочка спросила: - А что мы будем делать, мама, если ферма будет продана? - Я не знаю. – Прозвучал слабый ответ. - Мама, тебя это беспокоит? - Тебя, Рита, это не должно беспокоить. Ничего не может случиться без воли Господа, и этого достаточно. А сейчас вынеси эти стручки и отдай их свиньям. - Мама, - проговорила Рита, медленно поднимаясь и откладывая в сторону свою книгу. – От твоих слов мне ещё больше хочется стать принцессой или ещё кем-нибудь. - Ты можешь быть кем-нибудь, - с лёгким, приятным смехом ответила миссис Карпентер. – Давай-ка, забирай эту корзинку. Рита наклонилась за корзинкой, и вдруг застыла, глядя в окно. За огородом, рядами гороха и кустиками зелени спаржи, она увидела на дороге, только что остановившуюся карету. - Может быть, сейчас что-то произойдёт, - проговорила она. – Мама, кто это? Кто-то вылез из кареты, и привязывает лошадь, а теперь он направляется к нам. Это Сиа Баркер, мама. Миссис Карпентер глянула в окно, и торопливо высыпав горох в кипящую воду, направилась к двери. Молодой сельский парень, с кнутом в руке, как раз подошёл к двери. - Доброе утро, миссис Карпентер. Не могли бы вы помочь в беде? - Что случилось, Сиа? - Если бы я знал, но ему стало очень плохо. - Кому плохо? - Да я едва ли могу сказать. Он англичанин, пришёл к нам утром и попросил лошадь и карету, чтобы доехать до Рочестера, но доехал только до этого места, всего две мили, я думаю, дальше ехать не может. Он выглядит ужасно плохо. - Он болен? - Он так говорит, да и выглядит так. - Он не сможет доехать до Рочестера?


5

- Туда ещё пятнадцать миль, миссис Карпентер. Я бы не хотел его везти туда. Он говорит, что не может сделать ни шагу. Это случилось совсем неожиданно. - Не мог бы ты развернуться и везти его обратно в Мидвэйвилл? - Нет, миссис Карпентер, вы христианка и у вас доброе сердце, мы все это знаем. Не позволите ли вы ему войти и немного отдохнуть? Может быть, вы дадите ему что-нибудь, что ему поможет? Вы знаете как лечить. Миссис Карпентер стояла в раздумье. - Это твоя идея, или незнакомца, Сиа? - Это ничья идея. Он сказал мне оставить его где-нибудь, потому что он дальше не может продолжать путь. Потом он увидел ваш дом и попросил меня остановиться. Он болен, это всё, что я могу сказать. - Что с ним такое? - Что-то внутри, я предполагаю. Он ничего не говорит, а только стал бледным, как мел, а потом потемнел. Миссис Карпентер больше не раздумывала, но попросила Сиа привести больного в дом, а сама торопливо открыла окна в небольшой комнате и расстелила простыни на кровати. У неё было достаточно времени для приготовления, потому что доставить незнакомца в дом было совсем не просто. Пришлось обратиться за помощью к одному из работников на ферме. Когда он вошёл, то был не в состоянии ничего о себе сказать. Одежда его свидетельствовала о том, что он не бедный и принадлежит к высшему обществу, это всё, что они узнали. После того, как незнакомца уложили на кровать, миссис Карпентер вышла из комнаты и встретила мужа, вернувшегося с поля. Несмотря на фермерскую одежду, это был благородный человек, с красивым лицом, но очень худой и измождённый, с ввалившимися щеками и глухим кашлем. Он был очень похож со своей маленькой дочерью, которая тут же овладела его вниманием. - Папа, папа! Что-то случилось! Представляешь, больной мужчина остановился здесь, и он в той маленькой комнате, а мы совсем даже не знаем кто он, только Сиа Баркер сказал, что он англичанин. Мы совершенно не знаем кто он, а одежда его очень красивая, как у джентльмена, и чемодан его тоже красивый, из хорошей кожи. - Рита, ты употребляешь прилагательных больше, чем необходимо. - Но, папа, это ведь происшествие, не так ли? - Похоже, что ты очень этому рада. - Я не радуюсь тому, что человек болен. Я просто радуюсь, что что-то случилось, потому что здесь никогда ничего не происходит. - Боюсь, что твоей маме едва ли это так же приятно, как тебе. Юнис, ему в самом деле очень плохо? - Думаю, что да. Он слишком болен, чтобы описать своё состояние. - Он может пробыть дня два у тебя на руках. - Похоже, что больше, чем два. - Как ты справишься? – спросил мистер Карпентер, с тревогой вглядываясь в милое лицо, на котором уже лежали следы переживаний, и оно выглядело таким уставшим. - Я не знаю. Но надеюсь, скоро узнать, - ответила миссис Карпентер, собирая на стол ужин. – Похоже, что Бог послал мне его, а Он знает. Я думаю, что Он посылает мне то, что я в состоянии сделать. - Не понимаю, как ты можешь так говорить, мама, - вставила Рита. - Что?


6

Этот человек заболел на дороге, и просто совпало, что он был недалеко от нас. Как ты можешь говорить, что Господь послал его тебе, чтобы ты о нём позаботилась? - Ничего не происходит случайно, Рита. Ведь его болезнь могла начаться немного раньше, или немного позже, почему же это произошло недалеко от нас, и он не мог продолжать свой путь дальше? - Ты предполагаешь, что это не случайно? Отец с матерью улыбнулись, и отец ответил: - Ты думаешь, что я буду пахать поле, без цели, чтобы получить с него урожай? - Нет, папа. - Господь тоже так не делает. Рита задумалась, по мере того, как проходили дни, у неё была возможность размышлять чаще. Она обнаружила, что её участие тоже было связано с последствиями того, что произошло. Ей приходилось больше мыть посуду, больше подметать и вытирать пыль, взбивать масло, накрывать на стол и чистить овощи. Она перестала радоваться тому, что у них что-то «случилось» и нарушило их обыденный ход событий. Несколько дней её мать полностью была занята уходом за больным человеком, и вся домашняя работа легла на плечи Риты. Вначале болезнь была очень жестокой, а затем восстановление проходило очень медленно. Прошло две недели, пока незнакомец мог выходить из своей комнаты. У миссис Карпентер слуг не было, и она всё делала для него сама, прилагая к этому все свои старания. Уход был с искренней заботой и нежностью, словно незнакомец был самым близким другом. Ни днём, ни ночью она не отходила от него, и через две недели болезнь отступила, оставив после себя только слабость, с которой ему предстояло справиться. Миссис Карпентер выглядела очень уставшей и бледной, но жизнерадостность и решительность никогда не покидали её. - Я что-то узнала, - однажды сказала она за обедом, когда прошло уже две недели. - Ты о чём? – спросил её муж. - Имя нашего гостя. - И кто же он? - Англичанин и фамилия его Соусвод. Он прибыл в Америку два месяца назад по бизнесу. Джентльмен был в Нью-Йорке, затем узнал, что ему необходимо встретиться с кем-то в Рочестере, и на пути, недалеко от нашего дома, ему стало плохо. - И это всё? - Почти всё. Он не разговорчив. Я вообще ничего не знала до сегодняшнего дня. - Этого вполне достаточно. Я предполагаю, что теперь он отправится в Рочестер? - Не в ближайшие два или три дня, Лиф, он очень слаб, но я надеюсь, что сегодня вечером он сможет с нами поужинать. Рита, ты можешь поставить на стол вазу с розами, чтобы было красиво. Давай накроем стол в зале. Этот дом был не совсем похож на дома фермеров, посредине его был расположен большой зал. Возможно, он был построен вначале для другого рода жителей. В любом случае зал был любимым местом миссис Карпентер в летнюю жару. Она могла уйти из кухни, не открывая комнату для приёма гостей. Обстановка, встретившая здесь незнакомца, была очень приятной. Он выбрался из своей комнаты, когда его позвали к ужину. Двери дома были открыты, и желанный ветерок пробегал по комнате. Он приносил с собой запах свежего сена и скошенной травы, смешанной с ароматом цветов. Большая ваза, стоящая на столе, была полна роз. Букет не был искусно сложенным, но был насыщен сладким ароматом и разнообразием оттенков красных и белых цветов. Для гостя поставили удобное кресло. Ужин был безукоризненным.


7

Хлеб был белоснежным и воздушным, а масло, словно коровы питались розами. Ветчина была приготовлено по старому рецепту, она была нежной, сочной и пряной, способной угодить любому привередливому аппетиту. В вазочке лежала крупная малина и сливки, отливавшие золотом. За дверями простирались зелёные поля, с редкими деревьями по краям. Гость был весьма наблюдательным, делая для себя заметки, взгляд его тихонько переходил с одного предмета на другой. Возможно, сочетание было для него странным, и ему было о чём поразмыслить. По мере того, как проходил ужин, за столом происходил разговор, который заинтересовал его, хотя нельзя было сказать, что гость принимал в нём активное участие. Хозяин старался развлечь его, а Рита постоянно задавала отцу множество вопросов. Мистер Соусвод слушал. Он не ожидал услышать подобный разговор в доме фермера. Девочка была умная, и отец вполне был способен удовлетворить её любопытство и очевидно с немалым удовольствием. Вопрос, который они обсуждали, был достоин внимания. С одной стороны была острая любознательность и природная сообразительность, а с другой были знание, привычка мыслить и простота выражения. Мистер Соусвод слушал и время от времени поглядывал на приятное, спокойное лицо хозяйки, сидящей во главе стола. Миссис Карпентер много не говорила, но он видел, что она тоже участвует. И не только это, он видел, что в обоих родителях была культура, благородство и литературные знания. Мать занимлась работой по дому, а отец пришёл в рабочей одежде сразу после сенокоса. Мистер Соусвод сделал вывод, и, возможно, он был прав. Он подумал, что эти люди видели лучшие дни и уверен был, что сейчас они проходили через довольно серьёзные трудности. Он так же заметил, что фермер не был здоровым физически и предполагал, что жена об этом знает. Ужин закончился, и перед ним предстала новая картина. Быстро и без суеты мать с дочерью убрали со стола, относя всё на кухню. Рита принесла Библию и положила её перед отцом. Мать с дочерью снова заняли свои места. Мистер Карпентер прочёл главу, как человек, который знал и любил её, затем перед незнакомцем положили сборник песен, и они втроём запели гимн. При чтении и пении не было ни формальности, ни трудности, видно было, что они любили всё это делать. Голоса не были выдающимися, но что было особенным для гостя, так это приятная интонация и своеобразная выразительность, с которой пели гимн. Гимн был самым обыкновенным. «Иисуса имя сладко мне, Покой и радость в нём душе…». Мистер Соусвод заметил нечто, что сильно возбудило его любопытство. По мере того, как пение продолжалось, следы заботы исчезли с лица миссис Карпентер, напряжение растворилось, а на лице мистера Карпентер появилась улыбка. Совершенно очевидно было, что оба они в этот момент сложили своё бремя забот, которое давило их всё остальное время. Что стало с ним? И какая сила освободила их от этого бремени? Это, конечно же, не абстрактная любовь к музыке, хотя мелодия, которую они пели, была приятной, и звуки разносились в вечернем воздухе с благоговейной радостью. Как летний ветерок проникал в комнату, так же, каким-то образом, была гармония между внешним миром и этим маленьким внутренним миром. Это странным образом подействовало на мистера Соусвод, хотя он и не понимал этого. Он ничего не сказал, когда служение было закончено ни по этому, ни по другому вопросу. Конечно же, всё закончилось молитвой. Это не была длинная молитва, но как было с чтением и пением, так же было и с молитвой, каждое слово было произнесено просто и со смыслом. Было очевидно, что незнакомец был очень впечатлён реальностью всего происходящего. Всё выглядело так, что это было наслаждением для всех, кто это исполнял.


8

Ему представилась возможность наблюдать за ними ещё несколько раз, так как состояние здоровья и слабость понудили его задержаться в этом доме ещё на несколько дней. За это время он составил о себе впечатление молчаливого человека. Однако через несколько дней он нарушил свою привычку и заговорил. Это было за день до того, как он намеревался продолжить своё путешествие. Рита ушла в поле с отцом, чтобы поразвлечься в сене. Мистер Соусвод и миссис Карпентер сидели в большом зале. День был жарким, и это было самым прохладным местом, которое они могли найти. Миссис Карпентер была занята ремонтом одежды, а гость какое-то время сидел и просто наблюдал за ней, восхищаясь, как он это уже делал не один раз, спокойным, приятным выражением лица, сильным и мужественным. Какой она была раньше красивой, думал он, все черты были изящными и тонкими, а душа, выражавшаяся в них была благородной от природы, и освещённая терпением. Мистер Соусвод хотел с ней поговорить сегодня, но не знал с чего начать. - У вашего мужа хорошая ферма, - заметил он. - Это правда, - ответила миссис Карпентер, не отрывая взгляда от штопки. - Утром он водил меня и показывал свои земли. Похоже, что он знает, что с ними делать. Поля в хорошем состоянии. - Да, они были бы в лучшем состоянии, если бы мой муж был здоровым. - Да, печально, что здоровье его подводит. - Он с вами говорил о своём состоянии? – неожиданно спросила жена, с подавленной насторожённостью, которая коснулась её собеседника. Однако он ответил отрицательно с показным равнодушием. - Однако мне не нравится его кашель, - продолжал он, после некоторого молчания. – Вы не консультировались ни с кем? В глазах, снова устремлённых на него, был и испуг, и страдание; а губы сомкнулись ещё плотнее. В них всегда была и нежность, и твёрдость, а уголки рта выражали привычную стойкость и терпение. Но сейчас лицо отразило вспышку страдания, осознанного и преодолённого. - Он не хочет ни с кем советоваться, - твёрдо ответила она. Но это было не то, о чём мистер Соусвод намеревался поговорить, хотя это и близко касалось темы его размышлений. Он решил попробовать опять. - Я перед вами в большом долгу, миссис Карпентер, – произнёс он после довольно продолжительной паузы, и пробуя с другой стороны. – Я уверен, что вы спасли мне жизнь. - Я рада, что мы могли что-то сделать, - тихо ответила она. – Нет нужды в благодарности. - Но я должен выразить мою благодарность, или я не заслуживаю жизни. Меня поражает то, насколько вы были добры к совершенно чужому человеку. - Потому что вы в этом нуждались, - ответила она с приятной улыбкой. - Да, да, моя нужда это одна сторона, это было достаточно очевидно, но, если бы все заботились о нуждах других людей… Да что говорить, вы сделали для меня всё, не отходя от меня день и ночь, миссис Карпентер. Вы нисколько не считались с собой, и я доставил вам огромные неудобства. - Я не считаю это неудобствами, - ответила она тем же тоном. – Нет необходимости даже говорить об этом. - Извините, но я должен что-то сказать, или заслужить собственное презрение. Что заставило вас делать всё это человеку, который для вас ничего не значит? Я не понимаю такого отношения и до такой степени. - Возможно, вы это неправильно рассматриваете, - возразила она. – Всякий человек, оказавшийся в беде, для меня что-то значит.


9

- Поясните пожалуйста, - быстро произнёс он. - Мой ближний, - ответила она с лёгкой, приятной улыбкой. – Разве вы не знаете правила Евангелия, делать для других то же, что бы хотели, чтобы сделали вам? - Я никогда не встречал раньше тех, кто бы жил по этому правилу. - Разве? Мне жаль. Это приятное правило для жизни. - Приятное? – в недоумении произнёс гость. – Извините, вы не имеете в виду буквально? - Да, я это и имею в виду. И есть ещё один момент, мистер Соусвод, я люблю делать то, что мой Господь поручает мне исполнять, а Он поручил мне вас, чтобы я позаботилась о вас. - Он поручил? - Я так думаю. - Вы исполнили это, - медленно произнёс незнакомец. – Миссис Карпентер, я перед вами в великом долгу. - Пожалуйста, - просто ответила она. - Вы сделали для меня больше, чем вы представляете. Я никогда не видел, чем может быть христианство, и каково оно есть, пока я не увидел его в вашем доме. Она молчала, молчал и он, не зная как продолжать. Он инстинктивно чувствовал, что не может предложить деньги. Семья была, без сомнения бедной, однако они не были из тех, кто за такую услугу могли взять деньги. Он даже и не думал их предлагать. Они были из его сословия, равными ему. - Мистер Карпентер был очень добр ко мне, когда мы ходили в это утро, поделившись со мной своими переживаниями, - начал он снова. – Мне очень жаль, что земля его заложена под большие проценты. - Да, - произнесла со вздохом миссис Карпентер, и по лицу её промелькнула тень. - В таких случаях даже и не знаешь, как помочь, но это беспокоит, и ведёт к ещё большим переживаниям. Знаете, я бы хотел быть для вас другом, но к сожалению я буду от вас на очень большом расстоянии. Миссис Карпентер, пожалуйста не обидьтесь на то, что я буду говорить открыто. Я бы просил, если вы когда-нибудь окажетесь в очень трудных обстоятельствах, и вам нужна будет помощь, я бы хотел, чтобы вы вспомнили меня и отнесли это письмо по следующему адресу. С этими словами он протянул ей письмо. Оно было запечатано "Messrs. Bell & Buckingham, 46 Barclay St., New York». Миссис Карпентер рассматривала письмо в молчаливом удивлении, глядя на большую красную печать и читая адрес. - Сохраните его, - продолжал мистер Соусвод, и обратитесь к нему, когда появится необходимость. Не открывайте его, потому что меня не будет там, куда оно будет доставлено, и открытое письмо не будет иметь того же эффекта. К письму, если вам придётся к нему когда-либо прибегнуть, приложите карточку с вашим адресом, чтобы мой агент мог вас найти. - Вы очень добры! – Произнесла миссис Карпентер в некотором недоумении, - но в этом нет никакой необходимости. - Я надеюсь, что оно вам не понадобится, однако, я буду чувствовать себя лучше, если вы пообещаете сделать так, как я вас прошу, если у вас когда-либо появится нужда. Миссис Карпентер пообещала и с любопытством глядя на письмо, убрала его. Неужели настанет время, когда она вынуждена будет прибегнуть к нему? Такое время не наступит, разве только катастрофа случится с её домом и с её счастливой жизнью, но этого ни за что не случится, пока жив её муж. А если случится, то какое это будет тогда иметь значение? Но вот это письмо, весьма странно, но оно было словно вестник из неизвестного будущего.


10

Глава 2

Переезд Мистер Соусвод уехал, его письмо заперто в ящике стола, и оба они скоро были забыты. Маленькой семье, которую он покинул, было достаточно, о чём думать. Когда тёплые дни сменились холодными, становилось всё яснее и яснее, что глава семьи будет с ними не долго. Мистер Карпентер был болен. Однако, не смотря на слабеющие силы, он продолжал работать, хотя это было слишком много для него даже и тогда, когда он чувствовал себя хорошо. Он не жалел себя. Работа должна быть сделана, говорил он, или проценты не смогут быть выплачены. Он трудился с зари до зари и наблюдал за тем, чтобы работники, нанятые им, делали то же самое. Он делал всё возможное, но проценты уплачены в срок не были. Миссис Карпентер видела всё это, видела шаг за шагом и была бессильна что-либо изменить. - Они всё продадут! – Со стоном произнёс мистер Карпентер. К концу зимы здоровье его стало резко ухудшаться. Ни для него, ни для его жены не было секретом, что дни его были сочтены. Однажды вечером они сидели вместе перед камином. Он сидел в кресле, а она рядом, но они не держались за руки, даже не прикасались друг к дружке и не смотрели друг на друга. Они были истинными потомками Новой Англии, а люди этого сорта, хотя были готовы умереть друг за друга, редко обменивались поцелуями. Да и, кроме того, было время, когда было не до нежностей, они слишком много значили. Возможно, это и было таким временем. Миссис Карпентер сидела, пристально глядя в огонь, брови её были сдвинуты, образуя морщинки, которые были знаком необычного смущения. И вот после такого молчания её муж сказал о предстоящем крахе. - Если бы я был покрепче, - произнёс он, - я бы взял этот участок в двадцать акров, и засеял его пшеницей, тогда бы было намного легче. А теперь я отстал, и ничего не могу поделать, всё будет продано. - Они не имеют права сделать это до осени, - возразила миссис Карпентер, и её тайные мысли были, что после это ничего больше не будет иметь значения. - Нет, - подтвердил её муж, - ничего до осени. Но потом они продадут. Юнис, что ты будешь делать? - Я найду какое-нибудь занятие. - Какое? Скажи мне сейчас, пока я могу тебе посоветовать. - Я ничего не умею, разве только шить. – Говорила она спокойно, только по щеке побежала слеза, которую она не хотела, чтобы её видели. - Шить? – повторил мистер Карпентер. – В деревне и так уже слишком много тех, кто шьёт, больше чем тех, кто в этом нуждается. - Если не смогу здесь, - после некоторой паузы проговорила его жена, овладев собой, - я могу поехать в Нью-Йорк. Серена поможет мне найти какую-либо работу. - Поможет? – спросил муж. - Думаю, что да. - Твоя доверчивость всегда превышала мою, Юнис. - Ты думаешь, она не поможет? - Я бы не хотел, чтобы ты надеялась на неё. Это то, что ты получила, выйдя замуж за бедного фермера, Юнис! Он улыбнулся и протянул руку, чтобы взять руку жены.


11

- О, перестань! – возразила она. – Я вышла замуж за человека богаче, чем она. И я ни в чём не нуждалась. Мы не были бедными. - Нет, - подтвердил он, - мы были богаты, но не богатством этого мира. До тех пор, пока я жив, я не оставлю мою жену и дитя одних! Она не могла говорить, и в ответ только молчала. Руки крепко сжимали одна другую, но оба были сдержанными. Глаза миссис Карпентер неподвижно смотрели в огонь, а на лицо мужа легла тень. - Если бы твой отец оставил тебе хотя бы старый дом в Танфилде. Это было бы не больше, чем справедливо. Серена могла бы иметь всё остальное, тогда у тебя с Ритой был бы дом. - Неважно, - ласково ответила миссис Карпентер. – Я довольна своей частью. - Ты имеешь в виду меня? – И он вздохнул. - Богатства этого мира, каждая женщина может иметь, Лиф. - Мы были счастливы, - проговорил он, - не смотря ни на что. Мы прожили счастливые годы, счастливее я не мог и мечтать, кроме этой проблемы с деньгами. Но у нас снова будут счастливые годы, Юнис, где время не будет исчисляться годами, а будет длиться вечно, где нет бедных, и где не будет переживаний и разочарований. Она опять пыталась скрыть слёзы и затем ответила: - Я не разочарована и тебе нет необходимости беспокоиться. - Нет, я знаю, - подтвердил он. – Но иногда вере трудно подняться над разумом. Я не беспокоюсь, только мне хотелось бы знать, что ты будешь делать. Наступила продолжительная тишина. - В этом мире всё довольно не равно, – снова начал мистер Карпентер. – Посмотри на себя и на Серену. Одна сестра имеет больше, чем достаточно, другая говорит о том, чтобы шитьём зарабатывать себе на жизнь. И всё это только лишь потому, что ты вышла замуж за бедного фермера, за бедного человека! - Лиф, это был мой выбор, - проговорила жена с тенью улыбки. – А Серена достойна сострадания. - Я тоже так думаю, - сказал он. – Если бы её сердце было настолько же богатым, как её кошелёк, то у неё было время доказать это. Милая, не ожидай ничего от Серены. До осени у тебя будет этот дом, и будет достаточно времени, чтобы осмотреться. - Лиф, не говори так! – Воскликнула его жена, и её голос сорвался. Она бросилась мужу на грудь, и они долго оставались в этом безмолвном, крепком объятии. Мистер Карпентер был прав в некоторых своих предсказаниях. Его жизнь прервалась ещё до наступления лета. В один из последних дней бурной весны, наступило время, о котором он говорил, когда его жена и дочь остались одни. У неё было время до осени. Но, возможно, горечь одиночества была причиной, что она не искала работу изо всех сил. Хотя она никогда не жаловалась на недостаток энергии, и не предавалась горю эгоистично долго, так же как и радости. Возможно в районе, где она жила, не было нужды в работе, которой она намеревалась заняться. Работы не было. Единственное место, где она могла что-то заработать, было в доме старого фермера, который был одиноким, ему нужна была домработница. В её положении, миссис Карпентер могла согласиться и с таким предложением, но что тогда делать с Ритой? Таким образом, она снова вынуждена была вернуться к старой мысли и переехать в большой город, где всегда было достаточно людей, которые нуждались в портных. Как же туда попасть? Что делать по приезде туда? Это были неразрешимые вопросы, на которые она скоро получила ответ. Как мистер Карпентер и предвидел, заимодавцы явились осенью, чтобы продать дом. Продажа земли, однако, принесла больше, чем было долгов, чего он не предвидел. К этой небольшой


12

сумме добавилась продажа домашней утвари, мебели и скота. Всё вместе составило несколько сот долларов, которые оказались в распоряжении миссис Карпентер. Решение было весьма сомнительным, но что ещё она могла предпринять? По крайней мере, одну родственницу она могли найти, а другого у неё во всем мире никого не было. Она собиралась очень тихо, как и всё, что она делала. Даже её дочь не подозревала о том, как ей было тяжело. - А мы сначала поедем к тёте Серене, мама? – Однажды спросила Рита. - Нет. «Нет» прозвучало коротким и сухим. Инстинктивно Рита поняла, что спрашивать больше не нужно, но она была расстроена. Из слов уловленных ею время от времени у неё сложилось впечатление, что эта родственница была очень богатой женщиной и жила соответственно. Воображения Риты рисовали ей сказочные перспективы. - А тогда куда, мама? - Мистер Форбс, (хозяин магазина в деревне), сказал мне о гостинице, в которой он останавливается, когда бывает в Нью-Йорке. Мы можем остановиться там, на пару ночей, и поискать квартиру. - Мама, а как выглядит Нью-Йорк? - Я там никогда не была, Рита, и поэтому не знаю. Это город, дитя моё, конечно же, он не похож на нашу местность. А чем он отличается? - Отличается он всем. - Всем, мама? Разве там не такие дома? - Нет, совсем не такие. И дома там стоят очень близко друг к дружке. - Я думаю, что там всё же есть проходы? - Там есть улицы. - Нет зелёной травы и деревьев? - Во дворах маленькие участки покрытые травой. - И нет деревьев? - Нет. На некоторых красивых улицах есть немного деревьев для тени. - И там нет садов и огородов, мама? - Нет. - А где же люди берут овощи и фрукты? - Их привозят из деревень, и продают на базарах. Разве ты не знаешь, что мистер Джонс отправляет свой картофель и фрукты в город? - Тогда, если тебе нужен картофель, ты должна идти на базар и покупать? - Да. - И яблоки тоже? - Да, всё, что нужно. - Ну, я думаю, что так ещё можно жить, - медленно проговорила Рита. – Если есть достаточно денег, я думаю, что это даже приятно. А дома стоят очень близко? - Так близко, что между ними даже иголку нельзя просунуть. - Тогда я хочу, чтобы были очень хорошие соседи. Рита невинно касалась темы сомнений и ужаса в сердце матери. Неожиданно она продолжила. - Я не думаю, что это приятно, мама. А что если нам не понравится там, после того, как мы переедем? Миссис Карпентер не отвечала. - Что тогда, мама? Сможем ли мы вернуться, если там нам не понравится?


13

- У нас не будет места, куда вернуться. У нас здесь ничего не будет, дитя. Я надеюсь, что мы устроимся там, куда поедем. - Тогда ты не знаешь? – сказала Рита. – А что если нет? Мама, ведь это будет ужасно, если нам там не понравится! - Я надеюсь, что ты поможешь мне перенести это. - Я? – с сомнением произнесла Рита. – Тебе не нужна помощь что-то переносить, правда, мама? В ответ на этот вопрос, её неожиданно стали душить слёзы, но они не пролились. - Я многого не смогу перенести без помощи, Рита. Нужна ли помощь? Да, я нуждаюсь в ней, и я её получаю. Бог ничего не даёт Своим детям, чтобы не послать и помощь, и, - проговорила миссис Карпентер, проведя рукой по глазам, - это не длится долго! Но, Рита, это значит, что мы должны помогать друг другу тоже. - Я,… помогать тебе? - Да, конечно. Ты можешь очень много. - Это кажется даже забавно. Мама, а в чём дело с тётей Сереной? – спросила Рита, следуя цепочке идей. - Я надеюсь, что с ней всё в порядке. Миссис Карпентер в своём благородном, бескорыстном милосердии, честно желала этого. Её дочь была менее нежной и, возможно более логичной. - Мама, а она тебе когда-нибудь помогала? - Её жизнь очень отличается от моей, - уклончиво ответила миссис Карпентер. - Я думаю, что правильно бы было с её стороны помочь тебе. А когда люди не поступают правильно, значит они поступают неправильно. - Давай мы будем заботиться о своих правильно и неправильно, Рита. У нас достаточно занятий с этим. - Но мама, что произошло с тётей Сереной? Почему она тебе не помогает? Она же может. - Наша жизнь очень давно пошла различными путями, дитя. С тех пор мы никогда не были близкими. - Но теперь ты же будешь там, где и она, мама? - Рита, ты распорола своё коричневое платье? - Ещё нет. - Тогда иди и сделай это сейчас. Я хочу его переделать. - Ты ничего не сможешь из него сделать, - недовольно проговорила девочка. Но всё же послушалась. Она заметила определённое выражение губ своей матери, это могла быть воздержанность, или решительность, а возможно то и другое. Рита поняла, что сейчас от матери ничего было нельзя услышать. Коричневое платье превзошло её ожидания. Когда его постирали и перелицевали, то получилось довольно приличное платье. Рита была вполне удовлетворена им. Остальные приготовления миссис Карпентер были закончены. В один из ноябрьских дней она со своей маленькой дочерью оставила то, что было их домом, и отправилась в путешествие, чтобы найти другой в неясной дали. Само путешествие было полно интереса и восторга для Риты. Всё было просто замечательно, прежде всего, узнать, что мир оказался таким огромным! Вторым замечательным открытием было то, что там было такое разнообразие людей. Рита знала только определённый сорт людей – простых, тихих, уважаемых, и в основном довольных жизнью деревни и ферм вокруг неё. Они не были элегантными, но они были уверенными и добрыми. Теперь она увидела множество людей, которые поразили её своей элегантностью, и только некоторые из них выглядели уверенно. Глаза Риты были очень занятыми, а язык молчаливым. Она принимала первые глотки сладостной горечи из чаши познания жизни.


14

Гостиница третьего класса, в которой они оказались по прибытию в Нью-Йорк, получила её полное неодобрение. Ничто из её организации и устройства не удовлетворяло Риту, единственным исключением был газовый светильник. Гостиница оказалась тесной, душной, закрытой, мрачной и грязной, таким было определение Риты. - Мама, - сквозь слёзы проговорила она, - я надеюсь, наш дом не будет таким, как этот? - У нас не будет дома, Рита, только несколько комнат. - Я предполагаю, что комнаты будут в доме, - проговорила девочка с раздражением, – и я надеюсь, что они будут совсем не такие, как эта. - Мы вычистим и вымоем нашу часть, в любом случае, – ответила мать. - И всё остальное тоже, не так ли? Ты же не будешь терпеть в доме грязные комнаты, мама? - Нет, если я смогу что-то изменить. - Разве ты не сможешь изменить? - Я надеюсь. Но ты не должна ожидать, что в этом большом городе будет так же ярко и приятно, как на наших полях дома. Это просто невозможно. Рита вздохнула. В её памяти всплыл вид одуванчиков, и волны травы, под дуновением летнего ветерка. Но она всё же надеялась, что завтрашние поиски раскроют перед ней менее неприятные моменты городской жизни, и она приготовилась ждать. На следующий день новшества и развлечение на некоторое время отвлекли её внимание. Множество народа торопливо шли во всех направлениях, проезжали нагруженные тележки и лёгкие коляски, яркие и не очень яркие витрины магазинов привлекали взгляд и мысли Риты. Даже овощи, выставленные в угловом магазине были достойным предметом внимания. - О, мама, - воскликнула девочка, - это базар? - Нет, это продуктовый магазин. - Но у них есть и другие вещи там. Мама, у капусты совсем несчастный вид. Затем, подойдя к другому овощному магазину, Рита остановилась, чтобы посмотреть. - Здесь капуста немножко получше, - заметила она. – Мама, мама, у них всё есть на этом базаре! Смотри! Вон там рыба и устрицы и моллюски, и яйца, а что это за странные существа? - Раки. - А для чего они? - Чтобы кушать. - Они выглядят совсем неаппетитно. Мама, здесь можно купить очень хороший обед. - Когда есть достаточно денег. - Это всё дорого стоит?... Чтобы купить один обед? - Ты уже проголодалась? – Спросила мать устало улыбаясь. – Чтобы приобрести что-то в Нью-Йорке, нужно иметь много денег, Рита. - Тогда, я боюсь, нам нужно было оставаться в Медвэйвилле. Это заключение почти сбило миссис Карпентер с курса. Поиски квартиры, которая бы удовлетворяла ее, и она в состоянии была платить, оказались совсем не простыми. Они с Ритой устали ходить и им надоело смотреть комнаты, которые бы им подходили, но они не в состоянии были за них платить. Другие же, которые они могли оплачивать, совсем их не устраивали. Все дома в Нью-Йорке казалось, разделялись на одну или другую категорию. Мать с дочерью переходили от одного агентства к другому, посетили множество мест, в которые их посылали по объявлениям на работу, но всё было напрасно. В каждом случае их встречали те или иные трудности. - Мама, а что ты будешь делать, если не сможешь найти жильё? – в первый же вечер спросила Рита. Поедешь обратно в Мидвэйвилл?


15

- Мы не можем вернуться. - Тогда мы должны найти место. – Заключила Рита. Движимые острой необходимостью, они всё же нашли. На третий день ужасно уставшие физически и гораздо более душевно, они, наконец, нашли то, на чём и остановились. Расстояние от их гостиницы было большим, и казалось бесконечным. В сельской местности, шагая по траве, или даже по хорошо утоптанной тропе вдоль дороги, ни мать, ни дочь не считали бы это за расстояние. Но здесь каменные тротуары, бесконечные повороты и пересечения дорог, с плотно стоящими домами и множеством людей, им казались жалким паломничеством в отдалённые районы. Кроме того, они вышли из более приятной части города и оказались, как Рита заметила, между бедных людей. Они шли по улице Бликер, пока она повернула, затем пошли по длинному тротуару вдоль улицы Кармин. Они шли и шли, пока оказались в части города, под названием Челсиа. Продолжая идти, они пришли в необычное открытое место. - Это должна быть площадь Абингдон, - проговорила мать. - Да это вообще не площадь, - возразила Рита - Но это должно быть она. Тогда нам остаётся пройти ещё только одну улицу, Рита. Ищи улицу Джейн. За площадью Абингдон после следующего перекрёстка они нашли улицу Джейн. Они повернули за угол и оказались на месте, которое искали. Район был не из самых бедных, и это был дом с квартирами. Кроме того, дома были низкие и маленькие, как миссис Карпентер заметила, они не затемняли улицу, как было в других частях города. Хозяйка дома - прилично выглядевшая женщина, была портнихой, и предложила для миссис Карпентер второй этаж, состоящий из двух небольших комнат и маленькой кладовушки. В комнатах стояло немного мебели, и миссис Марбл сказала, что питаться они должны сами. Хозяйка была весёлой, энергичной женщиной. - Да, готовить ни для вас, ни для себя я не буду, - сказала она. – Нет смысла. Мне бы некогда было заниматься моей работой. Я предпочитаю питаться за углом, потому что не могу терпеть в комнате запахи и крошки. Здесь очень тесно. Вы должны этот вопрос решать сами, для вас таким образом питание будет дешевле. - Разве здесь что-то дёшево? – Устало спросила миссис Карпентер. Она присела, чтобы отдохнуть и подумать. - Это зависит от того, как вы к этому относитесь, - ответила хозяйка, широко улыбнувшись. Она была маленькой женщиной, шустрой и сообразительной, что отражалось в её поведении и взгляде. - Прежде всего, мои комнаты не очень дорогие, и вам нет необходимости питаться дорого, если вы знаете как. - Я знаю как в деревне, - проговорила миссис Карпентер. – Но здесь всё по-другому. - И это так! Я предполагаю, что это так. Аренда, как видите, и люди должны жить, хозяева и всё остальное. Некоторые из них имеют намного больше, но я не гонюсь за этим. Я лучше буду сидеть на воде и хлебе, чем иметь долги, и у меня их никогда нет. А вы будете только вдвоём? - Это всё. - Тогда вам не о чем переживать. Я надеюсь, что вы устроитесь. Миссис Марбл заметила спокойную респектабельность своих посетителей, и честно высказывала своё мнение. Миссис Карпентер видела, что комнаты не были высокими, она могла бы здесь работать, они будут в уединении и возможно, всё сделают по своему вкусу. Кроме того, ей становилось дурно только от одной мысли, что нужно искать что-то ещё. Она решила снять эти комнаты и спросила о возможности найти работу. На лице миссис Марбл появилось сомнение. - Просто швея? – спросила она. – Здесь многие занимаются этим, понимаете. - Я думала, возможно, вы мне подскажете или поможете найти что-либо.


16

- Ну-у, возможно я смогу. Я подумаю. Но здесь так много тех, кто этим занимается. Они почти в каждом втором доме. А теперь, когда вы думаете заселяться? - Завтра. Я не знаю, что мне будет нужно, пока я не вселюсь. - Я могу вам сразу сказать. Вы лучше сделайте часть из этого сегодня, или вы хотите всё сразу? Прежде всего закажите уголь. Его вы найдёте один или два квартала отсюда. Джонс и Санфорд – у них угольный двор. Это очень удобно. - А куда его можно будет сложить? - В подвал. Там достаточно места. И на вашем месте, я бы взяла не меньше чем полтонны. Получается намного дороже, когда покупаешь вёдрами. Вам понадобятся и щепки для разжигания огня. Может быть, вам сразу же купить и плиту? Можно взять с двумя конфорками, а можно с одной. Она вам за зиму окупится раз в шесть. - А где её можно взять? - По-видимому вы здесь совершенно новые, не так ли? - Да, мы только приехали. - Я так и подумала. Люди выглядят соответственно местности, в которой они жили. Для Нью-Йорка вы неплохо выглядите, - добавила она с весёлой улыбкой. - Я надеюсь, что здесь есть хорошие люди, - сказала миссис Карпентер. - Я надеюсь. Я не просеивала их через своё решето, у меня есть чем заняться, да и это не моё дело. Только имейте в виду, что здесь есть и плохие среди них, это всё. Есть много мест, где вы можете заказать себе плиту, если хотите. Елволл на площади Абингдон довольно хорошее место. К плите необходимы и другие предметы. Я надеюсь, что вы знаете, что нужно, не хуже меня. – Заключила она, снова широко улыбнувшись. - Мне нужна постель тоже, - сказала миссис Карпентер глядя на пустую кровать. - Вы не сможете всё сделать за один раз, часть сделаете завтра. Я вам скажу, у меня есть кровать, которой вы можете воспользоваться. Это вам будет дешевле стоить, и сослужит ту же службу. Я не из плохого десятка, - проговорила она с улыбкой. – Я не буду вас обманывать. Наконец обо всём договорились, и миссис Карпентер с Ритой отправились в обратный путь. Они остановились на площади Абингдон и купили плиту, маленький чайник, кастрюлю и сковородку, ножи и вилки, ложки и т.д. Затем они купили лампу и множество других небольших вещичек, необходимых в доме. Рита была рада уйти из гостиницы, однако мысли её двоились, она была слишком уставшей, чтобы разговаривать в этот вечер, чему мать была очень рада. Следующий день был занят приятной суетой, он был наполнен стараниями уютно устроиться на новом месте. К вечеру многое было сделано. Кровать застелена, умывальник установлен, маленькая плита стояла на месте, и в ней горел огонь. На плите кипел чайник, и вечером мать с дочерью сели вдвоём за ужин, впервые за день свободно вздохнув. Миссис Карпентер сходила в соседний продуктовый магазин и купила ветчину и хлеб. Яйца были настолько дорогими, что она испугалась. Она поджарила ветчину и заварила чай, а Рита провозгласила всё очень вкусным. - Мама, но это странный хлеб. - Это хлеб из пекарни. - Он хороший, немного, но совсем не сладкий. - Давай будет благодарными за то, что есть, Рита. - Да, но, мама, я думаю, что я была бы больше благодарна, если бы он был получше. - Я постараюсь сделать для тебя лучше, - со смехом сказала миссис Карпентер. – Это будет совсем не экономично, я уверена. - Мама, - спросила Рита, - ты думаешь, тётя Серена берёт заказы на шитво? - Она? Нет. Она сама заказывает. - Ты бы не хотела брать её заказы?


17

- Я не должна об этом спрашивать, - спокойно ответила мать. - А она сама готовит, так же как и ты? - Нет, дитя, у неё в этом нет необходимости. - Ты думаешь, что она лучше тебя, мама? - Я бы сказала, что это не совсем разумный вопрос, - ответила миссис Карпентер. Но её лицо неожиданно покраснело, и даже глаза стали странно влажными. - Потому что, - продолжала рассуждать Рита, не обращая внимания на порицание, - если она не лучше, то я бы сказала, что здесь что-то странное. - Так вот и Иов думал, когда на него свалились беды. - И разве это не так? – спросила Рита. - Нет. Он просто не понимал, и это всё. - Ну а я бы хотела понять, мама. Непонимание меня как-то не устраивает. - Тогда тебе будет нелегко всю твою жизнь, потому что тебе встретится много того, чего ты не будешь понимать. Лучше всего довериться и расслабиться. - Довериться кому? – быстро спросила Рита. - Довериться Богу. Ты это знаешь. - Довериться Ему в чём? – настаивала Рита. - Во всём. Верить, что Он позаботится о тебе, если ты Его дитя, и с тобой не случиться никакого зла. Что Он всё будет делать для тебя правильно и самым лучшим образом. - Мама, это слишком много нужно иметь доверия. - Господь хочет, чтобы мы доверяли Ему. - Но ты же Его дитя, а Он допустил, чтобы с тобой случилась беда? - Ты так думаешь, потому что ничего об этом не знаешь. Его детям невозможно причинить вреда. - Тогда я не знаю, что ты называешь вредом, - проговорила угрюмо Рита. - Вред, это то, что повредит мне. Ты знаешь, что боль не всегда это делает. - А ты можешь верить Ему, мама, чтобы тебе было легко? Сейчас? - Да, - ответила миссис Карпентер, - в большинстве случаев. Рита знала по поведению матери, что это должно быть правдой. - А ты собираешься встретиться с тётей Сереной, мама? - Не сейчас. - А когда? - Я не знаю. - А где она живёт? - Рита, ты можешь помыть посуду, пока я разложу по местам вещи в другой комнате. На следующий день миссис Карпентер стала искать работу. Увы, не смотря на то, что у многих она была, но ещё больше было тех, которые в ней нуждались. Это было хуже, чем искать квартиру. Наконец некоторый пошив был взят у портного мастера. Теперь миссис Карпентер весь день сидела за шитвом, давая указания Рите по дому. Рита подметала, вытирала пыль, мыла посуду, накрывала на стол и приготавливала овощи. Готовила совсем не много, питание их было простым и скромным. Однако выполняя все эти мелочи, день проходил быстро. Миссис Карпентер шила. Для неё это была новая и неприятная работа. Рита смотрела на мать, как та с раннего утра и до поздней ночи сидела, склонившись над работой, которая была не для себя. Дома, хотя время и было занято, но это не было рабством. Были перерывы довольно часто, для отдыха и удовольствий. Они с Ритой ходили на огород собирать овощи и фрукты. Другой раз, чтобы прополоть или вскопать грядки и посеять цветы. Вечерами вся семья наслаждалась прохладой воздуха, через полуоткрытую дверь смотрели на закат и на розы. У них были приятные рассуждения на различные темы. Эти времена, правда, закончились уже давно,


18

особенно разговоры. Миссис Карпентер не была разговорчивой даже тогда, хотя слова её, когда она их произносила, были ценными. Теперь она очень мало говорила, и Рита тосковала об отце. Не лёгкое чувство одиночества овладело умом ребёнка. Она умственно чувствовала то, что люди переживают физически, когда они медленно умирают от голода. У Риты до этого ещё не дошло, но начальная стадия недовольства и раздражительности становилась всё сильнее. Мать её, казалось, превратилась в швейную машинку, мыслящую правда, она в этом не сомневалась. Однако мысли, которые никогда не были озвучены, для неё практически не существовали. Рита была предоставлена сама себе, и мысли её начали бурлить и кипеть. Другой ребёнок нашёл бы достаточно пищи и развлечений в различных картинах и происшествиях большого города. Риту же они заставили закрыться в самой себе. Глава 3

Улица Джейн

Для Риты стало тяжело смотреть на терпеливое лицо матери, с утра до вечера склонённое у окна, и без отдыха работающие руки. - Мама, - однажды сказала она, когда закончила работу, и у неё было достаточно времени, чтобы вылить своё раздражение. – Мне не нравится смотреть, как ты шьёшь для чужих людей. - Это моя работа, - ответила миссис Карпентер. - Так не должно быть. - Я благодарна за то, что имею её. - Мне кажется, для тебя очень мало нужно, чтобы быть благодарной. И меня это раздражает. - Мне очень жаль. - Если бы ты раздражалась, то я бы была спокойной. Но ты всё принимаешь так тихо. Мама, это не правильно! - Что? - Что ты делаешь эту работу, которую должен делать кто-то другой. - Если кто-то другой будет её делать, то кто-то другой и деньги за неё будет получать, а что тогда будет с нами? - Я не вижу, что с нами происходит даже сейчас. Мама, ты говорила, что я пойду в школу. - Да, - и миссис Карпентер вздохнула. – У меня ещё не было времени подыскать тебе подходящую школу. - А когда у тебя найдётся время? Мама, я думаю, что в Мидвэйвилл было гораздо лучше. Мисси Карпентер снова вздохнула, своим терпеливым вздохом, который раздражал Риту. - Мне не нравится Нью-Йорк! – продолжала девочка, делая ударение на каждом слове. – Нет даже единственной вещи, которая бы мне здесь нравилась. - Я очень сочувствую, дитя. Не наш выбор был, по которому мы оказались здесь. - Не мог бы наш выбор увести нас отсюда, мама? - Боюсь, что нет. Рита несколько минут смотрела на движение иглы, затем продолжила. - Я думаю, что всё очень странно! Ты должна так работать, когда другим нечего делать! - Успокойся, Рита. Никого нет в этом мире, кому бы нечего было делать. - Тогда, им нет необходимости ничего делать. Ты лучше, чем они. - Ты говоришь глупости. Бог каждому поручил что-то делать, и Он тоже делает. Работу, которую Бог нам поручает, мы должны делать, Рита. Он дал мне вот это, и до тех пор, пока Господь


19

наполняет меня Своей любовью, я думаю, что это хорошо. Тебе Он тоже поручил работу, и мы не должны жаловаться. Я надеюсь отправить тебя в школу, как только смогу. Прежде чем Рита вооружилась другим орудием для своей атаки, в двери послышался стук, и вошла миссис Марбл. Она всегда, казалось, приносила с собой жизнь. - Что ты за это получаешь? – спросила она, после того, как немного поболтала, наблюдая за своими квартирантами. Миссис Карпентер обмётывала петли. - Шиллинг за десять петель. Миссис Марбл рассматривала работу. - Я бы хотела знать, сколько ты можешь сделать таким образом в день? - Я не могу делать их весь день, - ответила миссис Карпентер. Вечером перестаю хорошо видеть и становлюсь нервной, – ответила миссис Карпентер. Двадцать восемь петель за пять часов, вот всё, что я могу сделать. - Двадцать пять центов! – воскликнула женщина. – Мне всегда интересно, попадёт ли такой народ на небо? - Какой народ, миссис Марбл? – спросила Рита, для которой это выражение показалось подозрительным. - Народ, который хочет получить побольше, а платить поменьше. Они не удовлетворятся никаким небом, если не получат сто процентов. - Господь даёт больше, чем это, – тихо проговорила миссис Карпентер. – Во сто крат в этом мире, а в будущем – жизнь вечную. - Я никак не могу понять эту доктрину, - сказала миссис Марбл. – Люди говорят об этом, но я никак не могу понять, это ведь гораздо больше, чем просто разговор. - Попробуйте, - предложила миссис Карпентер, - тогда вы узнаете. - Может быть я и попробую, если вы пробудете со мной достаточно времени. Если бы я была богатой, то я бы предложила вам что-нибудь получше, чем эти петли. Я думаю, что найду что-то получше. – Сказала хозяйка, движимая добрыми намерениями. – Разве у вас нет здесь друзей? - Нет, - ответила миссис Карпентер, помолчав в нерешительности. – Какие есть школы в этом районе? – перевела она разговор на другую тему. - Школы? Здесь есть государственная школа, совсем недалеко. - Государственная? Это куда все ходят? - Все, которые не богатые, но даже и они. Я не думаю, что они вынуждены, потому что и без них там много. В этой школе тысяча двести пятьдесят учеников. - Тысяча двести пятьдесят детей! - Да, вполне достаточно, не так ли? Но говорят, что преподавание первоклассное. Вы хотели отправить Риту? Но вы же не сможете остаться без её помощи, или сможете? Не думаю, разве только найдётся что-нибудь получше, чем эти петли для пуговиц. - Мама, - сказала Рита, когда миссис Марбл ушла, - ты не отправишь меня в эту школу, правда? Туда ходят все дети бедных людей. Я не думаю, что здесь живёт кто-то кроме бедных. - Тогда это как раз соответственное место для нас. Ведь мы бедные и есть, Рита. - Но, мама, мы ведь не были бедными в Мидвэйвилле? А потеря нашей фермы и дома и всего ничего не меняет. - Разве? - Нет, мама, не в нас. Мы не та категория людей. Ты не пошлёшь меня в такую школу? - Осторожно, дитя моё. Господь делает бедными и делает богатыми, и один не лучше чем другой. - Один лучше обеспечен, чем другой, - возразила Рита. – Мама, почему тётя Серена стала богатой, а ты бедной? Миссис Карпентер казалось, в нерешительности, подбирала слова.


20

- Это произошло по причине замужества, - наконец сказала она. – Я вышла замуж за бедного, а она оказалась в богатстве. Я ни за что на свете не хотела бы с ней поменяться. Моя жизнь была гораздо лучше, чем её. Видишь, твоё суждение ничего не стоит. Рита не была удовлетворена таким выводом, но по мере того, как она размышляла, у неё оставалось всё меньше и меньше возражений. Миссис Марбл нашла всё же другую работу для своей квартирантки. Это были частные заказы одной семьи, которая платила ей семьдесят пять центов за мужскую рубашку, с прошитой подкладкой на груди и на манжетах. Это было лучше, чем петли для пуговиц, но миссис Карпентер видела, что и здесь нужна тщательная и долгая работа, если она надеялась платить аренду и проживание. Но и в этом случае она едва могла справиться без помощи Риты. Если она старалась сделать это с естественными материнскими чувствами, ограждая дочь, то пальцы её становились грубыми и шероховатыми и не годились для тонкой работы. Так нельзя было продолжать. Руки Риты должны были мыть горячей водой кастрюли, справляться со сковородкой, метлой и утюгом. Так как после глажки руки миссис Карпентер начинали дрожать, и она не могла себе позволить, чтобы что-то замедляло её работу, им не на что будет жить. Таким образом Рита была очень занята, и дни её были заполнены до предела. Все она должна была делать сама, кроме того делать покупки на базаре и в продуктовом магазине, покупать нитки и иголки. Забота об обеих комнатах, приготовление пищи и уборка стола были за ней. Это было лучше, чем сидеть без дела, но Рита вздыхала, над своей работой, и миссис Карпентер иногда повторяла её вздохи. Если бы она знала, что значит государственная школа, она бы не держала свою дочь дома. Рита получила бы всё образование, которое там давали. Но миссис Карпентер имела смутный ужас перед контактом своей дочери со злом. До сих пор она жила в чистой атмосфере физически и морально. Что угодно, только не такое окружение, думала она, и у неё не было возможности проверить или у кого-либо спросить об этом. Дни мелькали, как это бывает у людей чрезмерно занятых. Надежда и намерения на какие-то изменения были не на первом месте и постепенно исчезали, под давлением ежедневных нужд. Рита привыкла к своей роли, которую она исполняла ежедневно, и в её уме появилось некое удовлетворение. Миссис Карпентер, сидя у окна, шила с раннего утра до ночи. Обе они от такого образа жизни становились бледными, но были подхвачены в механизм огромного, беспокойного злого мира, и должны были держаться. Никакого высвобождения не предвиделось. Одна иголочка за другой, стежок за стежком, одна рубашка закончена, за ней начиналась другая. Это была рутина жизни миссис Карпентер, подобная многим другим. Рита была занята непрестанной заботой о пище, и о необходимых приготовлениях до и после неё. Единственным перерывом и изменением было воскресенье. Неожиданно миссис Карпентер словно проснулась, ведь Рита не сможет ходить ни в какую школу, по крайней мере в ближайшем будущем. Что-то же надо делать! Она задумалась. По пути в церковь и обратно она заметила маленькую книжную лавку, конечно же в воскресенье она была закрыта, но по общему виду и расположению должна была быть недорогой для очень скудного кармана. Однажды после обеда она решительно отложила свою работу и отправилась, чтобы проверить то, что там было. Коллекция была совсем небольшой и бедной. Среди всего этого она не нашла ничего, что ей могло послужить, кроме двух порванных томов древней истории. Так как они были в жалком состоянии, то стоили совсем недорого и миссис Карпентер их купила. Рита была с ней, и как только вернулись домой, она стала внимательно разглядывать сделанные покупки. - Мама, здесь только том первый и пятый. - Да, я это знаю.


21

- И они не совсем чистые. - Это я тоже знаю. Я их оберну. - Да и вообще, что ты с ними думаешь делать? Читать? У тебя ведь нет времени. - Я хочу, чтобы ты их читала. - Я не против читать что-нибудь новое, - ответила Рита, - ну а что мы будем делать с тем, что должно быть между первым и пятым томом? - Мы посмотрим. Может быть, мы сможем их тоже когда-нибудь найти. Рита должна была читать вслух, в то время, когда мама шила. Это стало ежедневным занятием после обеда. На это уходило всё время, сколько было возможно. Рита не подозревала, какую пользу мать собиралась извлечь для неё из чтения. Миссис Карпентер получила в своё время хорошее образование и могла сделать для Риты то, что было возможным в сложившихся обстоятельствах. Поразительно, чего можно достичь с совсем незначительными пособиями, если применить к этому достаточную силу воли. Факты и образы в их чтении, стали ядром дискуссии, которое было для Риты очень интересным. Миссис Карпентер знала, что она учит дочь истории и хронологии. Не просто историю людей, о которых они читали, но историю мира и человечества. Не будучи учёной и не пользуясь мёртвым языком, у миссис Карпентер были другие знания, которые стали самым лучшим ключиком в разрешении многих вопросов человечества. Они вели к ясному и всеобъемлющему пониманию жизненной драмы всего человечества. Это был единственный ключ, чтобы провести человека среди запутанности истории к её абсолютной цели и завершению. Это было знание Библии. Удивительно, как это знание восполняет и дополняет всё остальное. И так Рита с матерью, по мере того, как они шли шаг за шагом в чтении, останавливались, чтобы исследовать основание, смотрели назад и вперёд, прослеживали нити, соединяющие события. Так без какой-либо демонстрации обучения, они погружались в глубину знани. История была только одной веточкой обучения, которую давал этот учебник. У миссис Карпентер был атлас, и Рита стала изучать географию, что она делала очень досконально, прослеживая и соединяя древнее с настоящим. Она усваивала всё не только умом, но и сердцем, что всегда было самым лучшим. Миссис Карпентер напрягала свою память, чтобы быть способной наставить Риту и показать ей тайну и красоту физической географии. Девочка воспринимала всё, как детали интересного повествования. Культура, искусство и индустрия постепенно привлекали её внимание, но здесь познания миссис Карпентер были не глубокими. Однако этого было достаточно, чтобы сильно возбудить любопытство Риты, что же само по себе было хорошим результатом. Это, конечно же, можно сказать было основным результатом и плодом такого своеобразного метода обучения. Грамматика не была между другими книгами, миссис Карпентер не нашли её и на полках бедного книжного ларька. Здесь тоже, вместо печатных слов, она решила воспользоваться памятью. Том древней истории снова послужил как учебник. Рита заучивала части речи, их различия, назначение, а так же, насколько мать могла вспомнить, правила синтаксиса. Против этого вида познания, она восстала как против несуразного. Письменные работы были лучше, но для механической части этих упражнений у миссис Карпентер не было времени. Она время от времени давала Рите задания, но письмо и арифметика в основном шли не очень. Миссис Карпентер могла делать только то, что было возможным при работе с иглой, и глазами, сосредоточенными на работе. Всё это обучение помогало им обоим, они читали и разговаривали. Это спасло их от монотонности жизнь и отупения ума. Обучение отвлекало их от печальных сожалений и воспоминаний. В маленьких комнатках, где они жили, жизнь была довольно активной и


22

подвижной. Однако их физическое состояние не оживало так, как умственное. Рита, проводя жизнь в закрытом помещении, быстро росла, была худенькой и бледной. Мать её тоже теряла свежесть и худела от постоянного недостатка питания и активной жизни. Когда прошла зима, и тёплая погода коснулась бутонов на деревьях, которые в некоторых местах украшали город, эти человеческие росточки, казалось, увядали всё больше и больше. - О, мама, - сказала однажды Рита, стоя у окна. Была уже поздняя весна. – Я думаю, что город просто отвратительный! - Ничего, дитя моё. У нас удобная квартира и много чего, за что мы должны быть благодарны. - Если бы мне только опять увидеть в бабочек в поле! – Вздохнула Рита. Мать тоже вздохнула, но на этот раз ничего не ответила. - И я бы хотела большой бокал настоящего молока, а ещё клубники и немного твоего хлеба с маслом, мама. - Да, дитя моё. - Мама, ну почему тётя Серена богатая, а ты и я такие бедные? - Ты уже задавала мне этот вопрос. - Но ты мне не ответила. - Я говорила тебе, что это последствия нашего замужества, которое мы выбрали. - Да, я знаю. Но ведь ты не была бедной до того, как ты вышла замуж за папу, не так ли? - Нет. - Так вот я это имею в виду. Что со всем произошло? Где твоя часть? - Нигде, дитя. - Мама, ну а что с ней стало? - У меня её никогда не было, Рита. Возьми лучше свою книжку и почитай. Это будет лучше, чем задавать никчёмные вопросы. - Но почему её у тебя не было, мама? Тётя Серена,… твоя сестра,… она всё забрала? - Возьми свою книжку, Рита. - Мама, пожалуйста, скажи мне. Мне очень важно знать ответ, если даже ты мне и не скажешь. - Всё досталось твоей тёте. – Тихо произнесла миссис Карпентер. - Почему? - Твой дедушка решил, что на это есть веские причины. - Они в самом деле были, мама? - Я не думаю. Но давай это оставим, Рита, и никогда меня больше об этом не спрашивай. Разные люди по разному смотрят на одни и те же вещи, и люди часто очень искренне ошибаются. Ты не должна судить других по себе. - Мама, я думаю, что это было очень несправедливо, - немедленно отклонив версию матери, пробурчала Рита. - Ты не должна думать, что так было задумано. - Но, мама, если неправильное было честно задумано, разве это делает его правильным? - Есть только одно правило между правильным и неправильным, это Божье правило. - Тогда, какое это имеет значение, если оно было «честно задумано», или нет? - Я думаю многое. Разве тебе так не кажется? - Я не думаю, что тётя Серена это честно имела в виду. Если бы она была хорошей женщиной, она бы не оставила себе то, что принадлежит тебе. Она должна знать, что это не правильно! - Рита, ты причиняешь мне боль, - сказала миссис Карпентер, и слезы навернулись ей на глаза. – Это очень глупый разговор, и очень неуместный. Возьми свою книгу. - Я не удивляюсь, что ты не хочешь с ней видеться! – с возмущением ответила Рита, беря книгу. – О, мама, если бы я ещё разок могла полежать на траве!


23

В этот момент с улицы донёсся крик: - Клуб-ни-ка! - Что это? – воскликнула Рита и бросилась к окну. – Мама, там женщина с корзинкой полной красной клубники. Клубника! Это клубника! То, как Рита произнесла это, пронзило сердце матери. - Ещё рано, - проговорила она. – Она сейчас очень дорогая. Через время её будет много, и она будет дешевле. - Клубника! – повторила Рита, следуя за женщиной взглядом. – Мама, я думаю, что я ненавижу Нью-Йорк. Один вид этой клубники выводит меня из себя. Я хочу Карло, и уток и моего пушистого котёнка, и огород, и ох, я хочу папу! Естественное заключение этой тирады закончилось безудержными рыданиями. Миссис Карпентер вынуждена была отложить свою работу, обнять своего ребёнка и вместе с ней плакать. Несмотря на то, что её слёзы непроизвольно текли, она старалась успокоить Риту, призывая её к терпению и самоконтролю. Это были два достоинства, о которых девочка ничего не знала, за исключением того, что её мать была прекрасным и постоянным их выражением. Никто не ожидал их от Риты. Хотя это было первым отчаянным выражением горя и тоски, которые видела её мать, с тех пор как они переехали в Нью-Йорк, для неё это было неожиданностью. Рита, казалось, смирилась с относительной лёгкостью с новой обстановкой, и миссис Карпентер впервые обнаружила, что под внешним спокойствием скрывались сила воли и боль. Мать и дочь, обнявшись долго плакали, что было некоторым облегчением для них обоих. - Мама, - проговорила Рита, вытирая слёзы и стараясь остановить следующие. - Я могла бы перенести всё, только я не вижу этому конца. - Что ж, дитя моё, а что тогда? – ласково проговорила мать. - Я не чувствую, что я смогу это всегда терпеть. - Всё может быть намного хуже, Рита. - Но это не делает настоящее сколько-нибудь лучше, мама. Всё становится труднее. - Мы должны верить Богу. - Для чего? Я ничего не вижу. - Верить, что Он исполняет Свои обещания. Я верю. - Какие обещания? - Он сказал, что никто из тех, кто верит Ему, не будут оставлены. - Но «не быть оставленными»! Этого не достаточно, - возразила Рита. – Я хочу больше, чем это. Я хочу быть счастливой, и я хочу жить комфортно. - А тебе не комфортно, дитя моё? - Нет, мама, - ответила Рита всхлипывая. - Что тебе хочется? Миссис Карпентер говорила мягким, тихим голосом, который частично успокаивал и частично упрекал Риту, хотя она и не имела в виду её упрекать. Не смотря на это, Рита продолжала. - Я хочу почти всё, мама! Всё, чего у нас нет. - Это не сделает тебя счастливой, если ты даже получишь всё. - Почему нет? Почему не сделает? - Потому что оно не в состоянии. Есть только одно, что делает людей счастливыми. - Я знаю, ты имеешь в виду религию. Но я далека от религии. И если бы я была счастливой, мама, я бы хотела все остальные вещи тоже. - Если бы ты была счастливой, ты была бы счастливой, - сказала миссис Карпентер с лёгкой улыбкой.


24

- Это не удержит меня от желания иметь другие вещи. Я всё равно буду хотеть, так же как и сейчас, красивые платья, хороший дом, книги, чтобы я не должна была готовить и мыть посуду, чтобы могла иногда кататься и прогуливаться. Не то, что ходить на базар, я хочу всё, мама. - Я бы дала тебе всё это, Рита, если бы могла. Если бы у меня всё это было, и я тебе не давала, то ты бы знала, что на это у меня есть веская причина. - Должна признаться, что ты ошибаешься, - заметила Рита. - Мы не можем так думать о премудром Боге, - сказала миссис Карпентер с той же лёгкой, приятной улыбкой, - поэтому мы должны вернуться к другой альтернативе. Рита молчала. - Мы знаем, что Он любит нас, милая, и те, кто верит Богу, не хотят ничего, как только это будет для нас полезно, если такое время когда-либо наступит, мы это получим. А что касается меня, если бы ты была той, которая верит Ему, то у меня едва ли оставались бы какие-то желания. Рита вытерла слёзы и принялась за работу. Но лето, по мере того, как оно проходило, было испытанием для них обоих. Привыкшим к душистому загородному воздуху и свободным просторам фермы, было очень тяжело переносить тесноту, жару, нечистоту и заточение города. От всего этого было очень тяжело работать. Для миссис Карпентер, не привыкшей к сидячей жизни, склонённой со своей иголкой над шитьём, часто приходилось останавливаться и ждать, пока станет прохладнее, или она почувствует себя чуть отдохнувшей. Но нужда заставляла её продолжать, так она безжалостно поступает со многими. Миссис Карпентер не могла прекращать работу. За квартиру нужно было платить во время, как и зимой, а продукты и хлеб не становились дешевле. Она стала очень худой и бледной, и Рита тоже, хотя и не до такой степени. Всё это было результатом жизни, которую они проводили. Очень редко можно было выйти прогуляться, так как улицы были знойными и непривлекательными. Миссис Карпентер вынуждена была время от времени потратить двадцать центов на транспорт для себя и для Риты, чтобы съездить в парк и обратно. Июльскую температуру тяжело было переносить, а в августе стало ещё тяжелее. Когда же наступил сентябрь с изнуряющими влажными, душными, тёплыми днями, миссис Карпентер едва могла продолжать целый день свою работу у окна. Она вынуждена была останавливаться и ложиться. Аппетит пропал, пища больше не была соблазнительной. Миссис Марбл в целом не была довольна состоянием своих квартирантов. Холодная погода и мороз внесли некоторые изменения. Но осень не вернула их в то же состояние, в котором они были весной. К концу ноября миссис Карпентер заболела, и долго не могла поправиться. Она стала сильно кашлять, силы слабели, и руки, которые непрестанно работали, стали тонкими и почти прозрачными. Ей нужен был отдых, она знала это и даже подумала, что должны это сделать. Ей пришла мысль, что, возможно, необходимо обратиться к своей сестре за помощью. Конечно же, она ей не откажет. Эта мысль часто не давала ей покоя. Однажды она прошла дальше, чем обычно, чтобы отнести заказы, которые закончила. Мать не хотела посылать так далеко Риту одну, и пошла с ней, чтобы подышать воздухом, да и размяться. Путь проходил в более богатом районе города. Подходя к улице Бродвэй, она остановилась на минутку перед толпой на тротуаре. В этот момент подъехала карета и из неё вышла леди с девочкой, которые тут же направились в магазин Тиффани, пересекая путь миссис Карпентер и Риты. В леди она узнала свою сестру. - Мама,- сказала Рита, когда они продолжили свой путь, - какая чудесная карета! - Очень. - А для чего кучер так одет? - Это называется ливрея.


25

- Ну так что это такое? У него высокие ботинки и золотая лента вокруг шляпы. Для чего это? Я вижу так много кучеров и лакеев одетых так или чуть по-другому. Для чего всё это? - Ни для чего, как я понимаю - Но тогда для чего же? - Вероятно, они считают, что так выглядит красиво. - Да, красиво. Но насколько богаты должны быть эти люди, мама, что их слуги одеваются красивее, чем можем мы. А их платья! Ты видела шлейф на платье этой леди? - Да. - Красивый чёрный шёлк, и так его много, даже по тротуару волочится. Она его даже и не поднимает, словно не переживает о том, что платье может оказаться в грязи. - Я думаю, что ей всё равно, - механически ответила миссис Карпентер, как человек, который не задумывается над тем, что отвечает. - Тогда она должно быть очень богатая. Я предполагаю, мама, что из её шлейфа можно было бы сшить тебе красивое платье. - Не думаю, что его бы хватило, - ответила миссис Карпентер. - Нет, нет, я имела в виду его стоимость. Мама, мне интересно, правильно ли то, что эта женщина потратила столько шёлка, чтобы он лежал на земле, а ты не можешь позволить себе даже одного приличного платья. - Для моих финансов это не имеет никакого значения, тащит ли она его по земле или нет. - Нет, но это должно. - Каким образом? Рита некоторое время молча размышляла об этом. - Мама, если кто-нибудь не пользуется тем, что им не нужно, ты думаешь, этого было бы достаточно для людей, которые в нужде? Ты знаешь, что я имею в виду. - Я знаю, что ты имеешь в виду. Но как излишки попадут к тем, кто в них нуждается? - Ох, это очень просто. - Не так просто, как ты думаешь. - Мама, это как люди поступали во второй главе Деяний Апостолов, которую мы читали вчера. Никто ничего не называл своим. - Это было тогда, когда все люди были наполнены любовью Христа. Я заверяю тебя, Рита, тогда всё становится легко. Дитя моё, давай будем жить по этим принципам. - Но у нас нечего отдавать, - возразила Рита. – Мама, как эта девочка была одета, которая вышла из той же кареты! Ты её видела? - Едва ли. - Она была приблизительно моего возраста, я так думаю. Мама, у неё в шляпе было перо и красивая маленькая муфточка. Платье у неё тоже было из шёлка, хотя у неё не было шлейфа. Шёлк на ней был красный, тёмно-красный, - со вздохом добавила Рита. Миссис Карпентер была поражена и тронута, так же как и её дочь, внешним видом особ, о которых они говорили. Хотя, как она сказала, она едва заметила больше, чем одну из них. Но мысли её были в другом направлении. Когда они вернулись домой, то вопреки своих желаний, миссис Карпентер села и вместо того, чтобы работать, опустила голову на руки. Она сказала, что слегка устала, и это было правдой. Но истинной причиной была депрессия и в то же время смятение, которое мешало ей работать. В последнее время уже несколько раз она была занята мыслью, что должна обратиться к своей сестре. Несчастная женщина чувствовала, что в последнее время силы её слабеют, и она с большим трудом выполняет взятую работу. Если бы было хоть немного помощи, и подруга для Риты была бы величайшей важностью.


26

Но эти мысли больше не посещали её. Один вид её сестры, когда она проходила мимо, показал ей всю тщетность такой мысли, с которой она хотела обратиться. Было что-то во всём виде и стиле богатой женщины, что убедило миссис Карпентер, что она не захочет даже слышать о появлении бедной родственницы. И оказанная помощь, если она даже и окажет её, будет дана таким образом, что будет легче обойтись без неё, нежели принять её. Миссис Карпентер словно попятилась. Разочарование, постигшее её, показало, как сильно она в тайне надеялась и лелеяла эту надежду, которая её подвела. Она ничего не сказала своей дочери, и Рита никогда не узнала, что это была за встреча. Но через несколько дней, убедившись, что силы её быстро оставляют, ища любую ниточку надежды на помощь, миссис Карпентер предприняла ещё одну длинную прогулку, и отнесла по адресу письмо, которое оставил ей гость из Англии. Она едва надеялась услышать от него что-либо, и на самом деле прошло много времени, прежде чем она услышала о письме и о его авторе. Зимние месяцы проходили как-то болезненно. Здоровье миссис Карпентер не улучшалось, и постоянное занятие шитьём становилось для неё всё труднее и труднее. Миссис Карпентер чаще не справлялась сама с работой, и оставляла для Риты швы попроще, которые та способна была делать.

Глава 4

Посетитель

Однажды, в конце января во второй половине холодного зимнего дня к двери миссис Марбл подошёл незнакомец. Он попросил уделить ему несколько минут внимания. Посетитель не задержал её надолго, но после нескольких коротких вопросов на тему веры, предложил ей пару трактатов. Затем спросил, не живёт ли в этом доме ещё кто-нибудь? - Квартиранты, - ответила миссис Марбл. – Они занимают второй этаж. Женщина с девочкой. - А что это за люди? - Знаете, я бы сказала, что они необыкновенные люди. Я думаю вашего сорта. Религиозные. Я имею в виду мать. Я подозреваю, что младшая не имеет в себе ничего подобного. - Я предполагаю, что за квартиру они платят? - Так регулярно, как часы. Для них это совсем не легко, но они всегда приносят в назначенный день. Я не верю в религию, которая не платит свои долги. - Я тоже, но иногда, знаете, оплата не просто трудна, а невозможна. Но почему же это трудно в этом случае? - Меня не спрашивайте. Это всё из-за религиозных людей другого сорта, которые регулярно ходят в церковь, молятся, и не честно платят за честную работу. Как может женщина жить, не получая даже одну треть стоимости работы, которую она делает? Поэтому они не живут, а буквально умирают. Так вот происходит в этом случае. В честных глазах миссис Марбл заблестели слёзы, она высказывала слова, словно откусывая каждое из них от твёрдой корки. - Неужели у них так плохо? – спросил незнакомец. - Я даже не знаю, если это возможно назвать «плохо», - произнесла миссис Марбл с печальным выражением. – Если жизнь больше не жизнь, то и умирание не совсем смерть. Это бы не было


27

самым плохим, если бы не те, кто остаётся после. Если бы я была готова, так же как и она, то я бы не была против, я думаю. Я думаю, что она переживает о своём ребёнке. - Позволят ли они мне посетить их? - Я не знаю, но у них нет денег. С тех пор, как они поселились здесь, прошёл уже год, и ни одна живая душа не интересовалась ими. Я думаю, что они примут любого, кто посетит их как друг. Может быть мне спросить? - Вы думаете, они захотят видеть меня? Я был бы очень благодарен. Миссис Марбл отложила свою работу и пошла наверх. - Рита, - сказала она, просовывая голову в приоткрытую дверь. – Здесь кто-то хочет вас видеть. Девочка встрепенулась, и краска залила ей лицо, она тут же живо спросила: - Кто? - Я не знаю его. Он вероятно миссионер. Они заходят время от времени, и он хотел бы посетить вас. - Мама ушла, - сказала Рита, - и кровь отхлынула от её лица так же быстро, как и прилила. - Может ли он войти и посетить тебя? Он довольно симпатичный джентльмен. - Мне всё равно, - сказала Рита. – Я не хочу видеть никаких миссионеров. - Подумаешь! Я надеюсь, с тобой ничего не случится, если ты увидишь этого. Через несколько минут в двери послышался лёгкий стук, и Рита, со смешанным чувством нежелания и любопытства, открыла её. То, что она увидела, было не совсем то, что она ожидала, любопытство росло, а нежелание угасало. Она пригласила незнакомца с относительной вежливостью. Девочка должна была признаться, что он был симпатичным, и очень хорошо одет. Совсем не оборванный, как Рита почему-то представляла себе миссионеров. Он вошёл и сел, почти как обыкновенный человек, что было успокаивающе. - Мамы нет, – коротко произнесла Рита. - Вы настолько добры, что позволили мне войти. - Я не думала о доброте, - ответила Рита. - Нет? А тогда о чём? - Ни о чём особенном. Вы не нуждаетесь в доброте. - Извините, в ней все нуждаются. - Не в доброте от всех подряд. - Я нуждаюсь. - Но есть люди, которые могут прожить и без этого. - В самом деле? Что это за люди? - Да столько много людей! Это те, у которых уже всё есть. - Я никогда не встречал такого рода людей, - серьёзно сказал незнакомец. – Скажите, а вы? - Я думаю, что встречала. - И ты подумала, что я один из них? – спросил незнакомец, переходя на ты. - Я думаю, что да. - Ты ошибаешься во мне. Возможно, что ошибаешься и в других случаях. Возможно ты думаешь о людях, у которых есть деньги, чтобы купить всё, что они хотят? - Возможно, - ответила Рита. - Ты думаешь, что за деньги можно всё купить? - Нет, - ответила Рита, - возвращаясь к своему обычному самообладанию. – Но люди, у которых есть деньги, чтобы купить всё, что они хотят, могут прожить и без остального. - Что ты имеешь в виду под остальным? Рита не ответила. - Я думаю, доброта одна из них, так как мы с этого начали. Рота продолжала молчать.


28

- Ты думаешь, что сможешь прожить без доброты? - Если у меня будет достаточно денег, - прямо сказала Рита. - А что бы ты купила за деньги, что было бы лучше? - О, много чего! – ответила Рита. – Да, конечно! Я бы запретила маме работать, купила бы наш старый дом, и мы бы уехали из этого противного города и никогда бы не возвращались. У меня бы был кто-нибудь, кто выполнял всю работу, которую я делаю. У меня бы был сад, много цветов и много всего! - И жить без друзей? - Мы всегда так жили, – ответила Рита. - У нас никогда не было друзей. О, друзей! Да все в деревне и в сельской местности были друзьями. Но вы знаете, что я имею в виду, не было тех, о которых мы сожалеем. - Значит у вас в Нью-Йорке нет друзей? - Нет. - Я думаю, что вам нужно было оставаться там, где, как ты сказала, все были друзьями. - Да, но мы не могли. - Ты сказала, что вы бы могли, если бы ты могла сделать, чтобы мама не работала. Ты думаешь, что ей бы это понравилось? - О, она до смерти устала! – вздохнула Рита, и у неё покраснели глаза, что свидетельствовали, по крайней мере, о двух сторонах её характера. – Она совсем ослабла и нуждается в отдыхе. Конечно же, ей бы это понравилось. Чтобы не делать ничего больше того, что ей нравится, я это имела в виду. - Тогда она не захочет взять работу, которую я хотел ей предложить. Или, может быть, ты не возьмёшь? – добавил он, улыбаясь. - Мы должны брать, - сказала Рита, - все, что мы только сможем взять. А что это? - Рубашки. Двенадцать рубашек. - Мама получает семьдесят пять центов за одну, если они заправляются. - Однако, это не моя цена. Я бы хотел, чтобы для меня работа была сделана особенным образом, и я буду платить два доллара за каждую. - Два доллара за рубашку? – переспросила Рита. - Это то, что я имею в виду. Ты думаешь, что твоя мама возьмётся за них? - В ответ девочка только сжала руки. - Тогда вы не мастер-портной? – спросила она. - Нет. - Я подумала, что да. Я не люблю их. А кто вы, скажите? - Если бы я предложил себя как друга, ты мне позволила бы это? - Это «доброта»? – подозрение тут же пронзило мысли Роты. Незнакомец увидел это на её лице и улыбнулся бы, но постарался этого не делать. - На этот вопрос мама ответит, - холодно ответила она. - Да, когда вопрос будет задан ей. А сейчас я спрашиваю тебя. - Вы имеете в виду, чтобы быть моим другом? - Это что, слишком смелое предложение? - Нет, но это не может быть на самом деле. - Почему? Вы не можете желать меня в числе друзей. Вы совершенно меня не знаете. - Прошу прощения. Моё предложение было, чтобы мне быть другом для тебя. - Я всегда думала, что для дружбы необходимы две стороны.


29

- Правильно. И со временем, возможно, когда ты будешь знать меня так же, как я знаю тебя, может быть, ты тоже станешь моим другом. - Откуда вы меня знаете? – быстро возразила Рита. - Мысли, чувства и привычки людей имеют способность отражаться на некоторых лицах, в голосе, в движениях. Ты это знала? - Нет, - с сомнением проговорила Рита. - Они отражаются. - Но вы не знаете меня. - Можешь ли ты это доказать? Но, нравится ли тебе, когда о тебе говорят правду? - Я не знаю. Я никогда не пробовала. - Может быть мне попробовать? Я думаю, что передо мной человек, который хочет всё делать по своему, и добивается этого. - Здесь вы не правы, - возразила Рита. – Если бы было по-моему, то я бы не делала то, что я делаю сейчас, ни за что! Я бы пошла в школу! - Я не имел в виду, что твоя воля может извлечь лучшее из всех обстоятельств, только о воле других людей. Ну и как? - Я думаю, что все любят, чтобы было по их, - оправдываясь, сказала Рита. - Возможно, но не все этого достигают. Тогда, если случится, что твоя воля встречает препятствия, через человека ли или через обстоятельства, ты не принимаешь это терпеливо. - А что, другие принимают? - Некоторые люди. Но в этом случае ты нетерпеливо показываешь своё недовольство, иногда даже неистово. - Откуда вы знаете? – удивлённо спросила Рита. – Вы не можете видеть это сейчас по моему лицу? И она с любопытством стала разглядывать лицо в зеркале напротив неё, проверяя, не обнаружит ли она на нём какие либо черты? Он улыбнулся. - Ещё одно, - продолжал он. – Ты никогда не задумывалась о том, чтобы заботиться о других больше, чем о себе. - А что, кто-то заботится? – спросила Рита. - А как насчёт твоей мамы? - Мама? Но мы с мамой очень разные. - Разве я об этом говорю? - Но я имею в виду, что мы с ней совсем не похожи. Это не только потому, что она христианка. - А почему ты тоже не христианка? Рита в нерешительности молчала. Её собеседник был незнакомцем, и она не находила возможным, читать его лицо. Однако два эффекта были результатом этого интервью, она поверила ему, и он был ей симпатичен. Возможно, его одежда и манера держаться имели к этому какое-то отношение. Бедная Рита едва ли имела возможность за свою короткую жизнь разговаривать с кем-либо с изысканными манерами, получившим хорошее воспитание в приличном обществе. Но это было ещё не всё. Она чувствовала простоту и культуру, с которыми было произносимо каждое слово. Она доверяла ему. В то же время Рита противилась лёгкому трепету, который он на неё производил, немного боялась завуалированной «доброте» под всем этим чрезвычайным интересом и приветливостью. Ответ её был не скорым и каким-то вызывающим. - Я никогда не хотела быть христианкой. - В этом ответе есть доля правды, - спокойно ответил незнакомец. – Ты упомянула точную причину, которая удерживает людей от небесного царства. «Но вы не хотите прийти ко Мне,


30

чтобы иметь жизнь», – сказал Господь некоторым из них, когда был на земле. «И не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему». - Ну я ничего не могу с этим поделать, - сказала Рита. - Нет, - медленно сказал незнакомец, - ты ничего не можешь поделать, но это не извинение. - Ну как я могу быть христианской, когда мне не хочется? - Как ты можешь делать всё остальное, когда тебе не хочется его делать? Обязанность есть обязанность, не так ли? - Но религия это не внешняя работа. - Нет. - Мама говорит, что это любовь к Богу. Как я могу заставить себя любить Его? - Бедное дитя! – проговорил незнакомец. – Когда ты искренно подойдёшь к этому вопросу, тебе не трудно будет найти ответ. – Он поднялся. – Так я могу прислать рубашки, о которых я говорил? - Да, - ответила Рита, - только я не знаю относительно цены. Мама не хочет ничего, кроме соответственной оплаты, и она делает всю свою работу аккуратно. - Ты боишься, что я дам ей слишком много? - Она не хочет слишком много. - Я договорюсь с ней. Подожди, мы даже не представились друг другу. Ты можешь называть меня мистер Дигби, а как мне называть тебя? - Рита Карпентер. - Очень приятно, Рита, - сказал джентльмен, протягивая ей руку. Рита смущённо пожала её и он ушёл. Через полчаса вернулась миссис Карпентер. Она медленно поднялась по короткому пролёту ступенек и устало села возле камина. Она была бледной и время от времени кашляла. - Мама, - начала Рита, переполненная новостями, - кто-то приходил, пока тебя не было. - Кто-то от мистера Фаркосана? Я надеюсь всё закончить завтра. - Это совсем не от него, не портной, и ни один из этих презренных людей. Мама, а кто такой джентльмен? - Почему ты спрашиваешь? - Потому что миссис Марбл сказала, что этот человек джентльмен. Он миссионер. Ты не знаешь, что значит городской миссионер, мама? - Да, в общем. - То же самое, что и иностранный миссионер, только он не выезжает из страны? - Он выполняет свою работу в городе. - Но в Нью-Йорке нет язычников. - Есть даже похуже. - Что может быть хуже? - Хуже, когда видишь свет и отвергаешь его, это хуже, чем никогда не иметь возможности его видеть. - Тогда я думаю, что лучше не посылать миссионеров к язычникам. - Рита, возьми мою шляпку и накидку, повесь на место, и приготовь пожалуйста для меня чай. - Мама, ещё не время чаепития! - Не важно, я устала и замёрзла. - Но ты мне не сказала, что значит джентльмен? – настаивала Рита, выполняя то, что сказала ей мать. - Подожди, пока я выпью чаю. Сколько у нас осталось чая, Рита?


31

- Я думаю, что на неделю достаточно, - сказала девочка, заглядывая в коробку, которая заменяла роль чайницы. - Я должна умудриться, приобрести ещё, - сказала мать. – Я с трудом могу что-либо делать без чашки чая. - Мама, здесь был кто-то, кто хочет, чтобы ты шила для него рубашки по два доллара за каждую. - Два доллара за каждую! – повторила миссис Карпентер. – Тогда я смогу позволить себе купить чай. Кто это был, Рита? И что за рубашки он хочет, за такую цену? - Я не знаю! Он сказал, что хочет, чтобы они были сделаны особым образом. И я сказала, что ты всё так делаешь. Мамочка, чайник закипит через пару минут. - А что это за человек? Я же сказала тебе, что он городской миссионер. Его зовут мистер Дигби. - Дигби, - повторила миссис Карпентер. Я не знаю его. Конечно же не знаешь. Но ты будешь рада рубашкам, правда? - Очень рада и благодарна. - Но два доллара, разве это реальная цена? – заботливо спросила Рита. - Это необычная цена. - Что заставило его предлагать необычную цену? - Я не знаю. Это не принято в мире, возможно он не от мира. - Ты имеешь в виду, что он христианин? - Да. - А христиане всегда поступают правильно? - Настоящие христиане да, когда они знают, что значит правильно. Я слишком устала, Рита и не могу разговаривать. Рита отошла и стала накрывать на стол. Ставить было почти нечего, кроме чайных чашек и тарелок. Но была ещё булка хлеба, и Рита поджарила кусочек хлеба. Миссис Карпентер пила чай, находя его освежающим. - Я бы хотела большой бокал молока, - вздохнула Рита, - настоящего молока, а не как это. И я бы хотела, чтобы у тебя были сливки из Мидвэйвилл, мама. Я думаю, что если я когда-нибудь снова вернусь в деревню, я сойду с ума. - Иногда я думаю, что ты уже и здесь немножко такая, - сказала миссис Карпентер. - Не без ума от радости, мама. - Миссис Карпентер отпила глоток чая, и протянула ноги к маленькой печке, казалось, что ей стало немного комфортнее. Лицо её было измождённым, а руки очень худыми. Человек, у которого чуть больше опыта, чем у её дочери, был бы встревожен её видом. - Мама, ты теперь можешь ответить на мой вопрос? Что имеется в виду под словом «джентльмен»? - Возможно не то, что подразумевала под этим миссис Марбл. - Тогда я скажу тебе. Этот человек был очень хорошо одет, но не одежда делает джентльменом, правда, мама? - Конечно же нет. - У него приятное лицо, и он кажется, всегда знает, что делать и что сказать. Я скажу тебе, что я в точности имею в виду. Глядя на него и слушая его, создаётся впечатление, что он всё знает и видел весь мир. Конечно же это не так, но у меня возникло такое чувство, когда я на него смотрела. Миссис Карпентер улыбнулась. - Разве ты не встречала никого раньше, о ком ты думала точно так же?


32

- Никогда! Я никогда не встречала, - сказала Рита. Люди, которые приходят сюда по делу, понятия не имеют как себя надо вести, и люди милого Мидвэйвилл тоже не знают. Да, некоторые из них были добрыми и хорошими, насколько могли, но мама, они даже под страхом смерти не знают, как сделать поклон. Они сидят и стоят, как им вздумается, и не знают когда нужно перестать говорить, да и вообще как поступать прилично. - Возможно этот человек был скованным, - спросила с изумлением миссис Карпентер. - Нисколечко не скованным, но мама, что значит джентльмен? - Я не знаю, как тебе объяснить, Рита. Твоё описание звучит очень похоже на то, о чём ты спрашиваешь. На второй день мистер Дигби снова пришёл и разговаривал с миссис Карпентер. На этот раз на Риту он не обращал внимания, и похоже было, что девочка была разочарована. На следующий день он снова пришёл и принёс кучу рубашек. Он очень внимательно расспрашивал миссис Карпентер о состоянии её здоровья, и предложил прислать ей своего доктора. Но она отказалась, и манера её отказа убедила мистера Дигби, что она понимала своё состояние и убеждена была, что ей не поможет уже никакое лекарство. Он тоже был такого же мнения и, конечно же подозревал, что она больше нуждалась в хорошем питании, чем в лекарствах. Это сделать было труднее. Прошло несколько дней, и мистер Дигби пришёл снова. Он застал миссис Карпентер за работой, но выглядела она весьма уставшей и бледной. Рита только что поставила маленький чайник. Мистер Дигби сел и стал осторожно расспрашивать. Ответы были со спокойным душевным равновесием, которые, как он видел, были привычными для миссис Карпентер. - Как ваш аппетит? – спросил он. - Я предполагаю, что я не достаточно бываю на открытом воздухе и мало двигаюсь, чтобы он был хорошим. - Достаточно ли у вас сил, чтобы шевелиться? - Не очень. - У людей не может быть силы без еды. Рита, во сколько ты будешь кормить маму обедом? - Сейчас, – ответила Рита. – Я как раз ставила чайник, когда вы вошли. - Я видел. Но могу ли я спросить, какая связь между чайником и обедом? - Рита заваривает мне чашку чая, - с улыбкой произнесла миссис Карпентер. - Я едва ли могу обходиться без него. - Ах, миссис Карпентер, у меня было такое занятое утро и я, очень сожалею, что вы не голодные. Можно ли мне тоже выпить с вами чашку чаю? - Конечно! Я буду очень рада. Рита, поставь, милая, чашку и для мистера Дигби. Но чая совсем не достаточно для голодного мужчины, - продолжала она. – Только у нас так мало еды в доме, всего хлеб и масло. - Этого вполне достаточно. Если вы дадите хлеб и масло, я посмотрю, что смогу принести от себя. Не извините-ли мою вольность, миссис Карпентер? Миссис Карпентер готова была извинить всё, что ему пришло бы в голову сделать. Она видела его уже несколько раз, и он покорил её сердце. - Мама, - сказала Рита, как только посетитель вышел, - что он собирается делать? - Я не знаю. Он сказал, что принесёт что-нибудь к обеду. - И ты позволишь ему это сделать? - Что сделать? - Принести нам обед? - Не будь глупенькой, Рита.


33

- Мама, я думаю, что он делает то, что называет «добротой». - А ты против? - Нет, если он делает это для других людей, но для меня и тебя… мама, мы ещё не дошли до того, чтобы получать милостыню. - Рита! – воскликнула мать. – Дитя моё, о чём ты думаешь? - О том, что к нам проявляют доброту, мама, и мне это не нравится. Это не его дело, что у нас есть на обед! - Я сказала ему, что у нас нет ничего, кроме хлеба. - Зачем ты ему это сказала? - Он бы всё равно узнал, Рита, когда бы сел за стол. - Он не имеет права просить об этом. - Я думаю, ты неблагодарная. - Мама, я не хочу быть благодарной, и конечно же, не ему. - Почему не ему, или кому бы то ни было, дитя, кто этого заслуживает? - Он не заслужил! – сказала Рита, заканчивая накрывать на стол, немного обижено. – Что ты думаешь, он собирается принести? - Рита, что станет с тобой в этом мире с таким отношением? - Каким отношением? - Гордостью, я бы сказала. - Разве гордость не хорошее качество? - Я никогда об этом не слышала, и ты тоже. – Со вздохом сказала миссис Карпентер. - Мама, я думаю у тебя недостаточно гордости. - Немножко, это слишком много. Это влечёт людей под осуждение с дьяволом. И ты ошибаешься, думая, что в гордости есть что-то хорошее. Не показывай этого чувства мистеру Дигби, я прошу тебя. Рита не то, чтобы надулась, потому что это было ей не присуще, но она выглядела неудовлетворённой. Вдруг она услышала звуки снизу и открыла дверь. - Он поднимается по лестнице, - тихо сказала она. – И с ним мальчик, который что-то несёт. Мама! У неё не было возможности сказать больше. Вошёл мистер Дигби, за ним следовал парнишка с корзинкой. Поставив корзинку, парнишка исчез. - Миссис Карпентер, - сказал джентльмен, - я не мог ничего найти в этом районе лучшего, чем устрицы. Они вам нравятся? - Устрицы! – проговорила миссис Карпентер. – Я давно их даже не видела. Да, они мне очень нравились. - Тогда следующий вопрос, как вы любите их? Варёные или жареные? Мы можем их поджарить здесь, правда? - Я не пробовала жареных устриц с тех пор, как была ещё девочкой, - сказала миссис Карпентер. Её гость мог слышать в тоне её голоса, что это блюдо будет очень желанным. Что же касается Риты, её недовольство сменилось любопытством. Устриц хорошо помыли, это мистер Дигби проследил, чтобы сделал парнишка до того как их принёс. Оставалось только положить их в огонь и вытащить. Всё это проделал он сам. Рита смотрела в немом изумлении, видя, как ракушки раскрывались, и сок брызгал на горячую плиту, распространяя аппетитный аромат, исходящий из них. Мистер Дигби предложил ей заварить чай, и они принялись за весёлый обед. Их посетителя, едва ли можно было назвать их гостем. Он сопровождал свои услуги таким приятным манером, что ничто иное, как веселье распространялось вокруг него. Правда, с первым вкусом устрицы, далёкие воспоминания нахлынули на миссис Карпентер, которые произвели


34

неожиданную остановку в её обеде. Она откинулась назад на стуле и, возможно, снова проглатывала прошлые беды и сердечные переживания. Возможно это были непроизвольные воспоминания времени до начавшихся трудностей. Устрицы, казалось, душили её, и она сказала, что больше не хочет. Но мистер Дигби сообразил, в чём дело, и с нежной добротой и рассудительностью убедил её так, что она не могла противостоять ему. Рита смотрела с новым изумлением, как мама поглощала устриц и насколько она ими наслаждалась. Сама она отказалась даже прикасаться к ним, они её совершенно не привлекали. - Рита, - произнёс мистер Дигби, открывая нежную, жирную устрицу, - единственный путь что-либо узнать, это исследовать. - Я предполагаю, что мне нет необходимости исследовать устриц, чтобы они мне понравились, или я должна? - Да. - Почему? - Это может тебе когда-нибудь пригодиться. - Я не вижу, как это может случиться. У нас никогда раньше не было устриц, и возможно, никогда не будет опять. - Ты можешь оказаться миссионеркой на одном из островов Южного моря, и вынуждена будешь какое-то время жить на устрицах. - Я не собираюсь быть миссионеркой. - Это больше, чем ты знаешь. - Но я знаю, что мне нравится, и что я думаю. - В настоящий момент, возможно ты знаешь. Но ты, однако, не знаешь, нравятся ли тебе устрицы, потому что ты не пробовала. - Твоя сфера познаний будет ограниченной, Рита, - сказала мать, - если ты отказываешься расширить её. Слегка уязвлённая, Рита решила попробовать устрицу. Однако, она вынуждена была признаться, что они ей понравились, и обед, как было уже сказано, радостно продолжался. Рита время от времени принимала в нём полное участие. Миссис Карпентер подкреплённая пищей и весёлым общением, немного ожила. - Какой он хороший! – воскликнула она, когда их гость ушёл. - И устрицы тоже, - сказала Рита. – Но я бы не хотела, чтобы он приносил их. Во всяком случае я не думаю, что мне нравится мистер Дигби. - Ты поражаешь меня, Рита. И это совсем даже не маленькая неблагодарность. - Я не хочу ему быть благодарной. И, мама, мне не нравится, что он принёс сюда устриц! - Почему бы и нет, если ему нравится? Мне скорбно видеть в тебе такую гордость, Рита. Это очень нехорошо, дитя моё. - Мама, это выглядит, словно он знает, что мы бедные. - Конечно же он знает. Разве я не шью его рубашки? Рита молча убирала со стола тарелки и ракушки с выражением решительности и неудовлетворённости, выражавшимися в её движениях. - Все об этом знают, дитя моё. - Мне всё равно до всех остальных. Я имею в виду его. Он другой. Почему он другой, мама? - Я предполагаю, что разница, которую ты имеешь в виду, в том, что он джентльмен. - А мы кто? – спросила Рита, неожиданно остановившись при этом вопросе. - Мы порядочные люди, - ответила мать, улыбаясь. - Не джентльмены, конечно же, но как бы ты нас назвала?


35

- Если бы я могла назвать тебя христианской, Рита, я бы не заботилась ни о чём другом, по крайней мере я бы не переживала об этом. Всё остальное было бы в порядке. - Являясь христианкой, ничего не изменит в том, о чём я сейчас говорю. - Я думаю, что изменило бы, но я не могу с тобой говорить на эту тему. Спроси мистера Дигби, когда он придёт в следующий раз. - Спросить его! – воскликнула Рита. – Я думаю, что спрошу! Почему ты думаешь, что он снова придёт, мама? - На него это похоже. Глава 5

Частные уроки

Прошло больше дней, чем кто-либо из них ожидал, прежде чем мистер Дигби пришёл опять. Это были особенно холодные зимние дни, в которые иногда трудно поддерживать тепло даже в маленьких комнатах, без того, чтобы не жечь больше угля, чем по расчётам миссис Карпентер она могла себе позволить. Рита бегала по улице к угловому магазину, где покупала чай и сахар. Одета она была не достаточно тепло, но обнаружила, что быстрый бег сохранял её от холода. Миссис Карпентер продолжала шить, хотя пальцы её иногда застывали. - Мама, - однажды сказала Рита. – Я думаю лучше остаться без чая, и подбросить в печку побольше угля. - Я не знаю, как я смогу обойтись без чая, - со вздохом произнесла миссис Карпентер. - Но ты обходишься почти без всего остального. - Пока у нас всё хорошо, - терпеливо ответила мать. - Правда? – сказала Рита. – Если ты это называешь хорошо… Мама, но ты не можешь жить на одном чае. - Я чувствую, что я не смогу жить без него. - А мистер Дигби тебе ещё не отдал деньги? - Я только закончила рубашки. - А что ты думаешь делать дальше? Ведь он заплатит тебе много долларов, правда, мама? Двадцать четыре за двенадцать рубашек. Я знаю, что восемь мы должны отдать за квартиру, и тогда останется только шестнадцать. И он в состоянии заплатить все двадцать четыре, только лишь за двенадцать рубашек! Мама, я не думаю, что некоторые люди имеют право быть такими богатыми, когда другие такие бедные. - Господь делает богатыми и делает бедными, - ответила миссис Карпентер. - Почему Он так делает? - Иногда, я думаю, Он хочет научить Своих детей надеяться на Него. - Разве они не могут надеяться, если они богатые? - Есть опасность, что они не будут. - А ты бы надеялась, мама? - Возможно нет. Но у меня всегда достаточно, Рита. - Достаточно! – повторила Рита. – Достаточно! Когда у тебя даже приличного обеда нет с тех… Мама, мне кажется, что это опять он! У неё едва хватило времени, чтобы убрать со стола пустой бокал и, к сожалению, пустые тарелки, которые свидетельствовали об их скудных доходах. Раздался стук и появился мистер Дигби. Он объяснил, что не был в городе, осторожно расспросил о здоровье миссис Карпентер, заплатил за рубашки и, наконец, повернулся к Рите.


36

- Как здесь поживает мой друг? - У нас всегда одно и то же, - ответила Рита. Он видел, что девочка очень худенькая и бледная, и это в том возрасте, когда она быстро растёт и нуждается в обильной пище, которую она не получает. - Задай мистеру Дигби твой вопрос, Рита, - посоветовала мать. - Я не хочу задавать ему никаких вопросов, - вызывающе ответила девочка. Но миссис Карпентер продолжала. - Рита хочет знать, что значит джентльмен, и я не в состоянии была объяснить ей, чтобы она была удовлетворена. Я посоветовала ей спросить у вас. Одеако Рита не спрашивала, и нависла тишина. - Рита любит задавать вопросы, - заметил мистер Дигби. - Почему вы так думаете? – возразила она. Он улыбнулся. – Это очень хорошая привычка, если, конечно, вопросы правильно задаются. - Я люблю задавать вопросы маме, - сказала Рита, слегка оттаивая. - Я даже не сомневаюсь, что тебе понравится задавать вопросы и мне, если ты однажды начнёшь. Привычка бывает во всём. - В этом случае не совсем так, - возразила Рита. – Прежде привычки должно быть ещё что-то. - Да. Должно быть начало. - Я имею в виду что-то другое. - Другое? Можно спросить, что ты имеешь в виду? - Я много чего имею в виду, - ответила Рита. – Прежде чем приобрести подобную привычку, нужно быть уверенной, что человек может отвечать на вопросы, да и кроме того, если он не против, чтобы его спрашивали. - В моём случае я подхожу под вторую категорию, а о первой ты должна будешь узнать путём исследования. Может быть, ты попробуешь? Манера его была такой приятной и уважительной, что Рита почувствовала, как ей самой захотелось говорить вежливо. Она обнаружила, что в настоящий момент это будет самым лучшим. - Однажды я спросила маму, что значит определение «джентльмен», я предполагаю, что она была слишком уставшей, чтобы разговаривать, и поэтому сказала, чтобы я лучше спросила у вас. - О, она оказала мне честь! - Ну, тогда что это такое, мистер Дигби? - Я бы сказал, что это аналог определения леди. - Разве не все взрослые становятся «леди»? я имею в виду каждая женщина? - Не больше, чем каждый взрослый мужчина становится джентльменом. Рита стояла, смотря на него, и молодой человек в свою очередь посмотрел на неё с большим вниманием, чем обычно. Неожиданно он почувствовал сострадание к девочке. Она стояла со смешанным чувством сомнения и гордости, едва сознавая свою невообразимую невежественность. В то же время, переживая внутреннюю жажду познания всего мира, которое для неё было недосягаемым. Вид её свидетельствовал о достаточной способности понимать и чувствовать. Рите было почти четырнадцать лет, интенсивное умственное развитие только раскрывалось, и было началом роста личного дарования. Комплекция ребёнка свидетельствовала о скудном питании и необходимости свежего воздуха и упражнений. Она была бледной с острыми чертами лица, но волосы её были густые, красивые, с блеском. Глаза свидетельствовали о природной пылкости и интеллекте. Рот был красиво очерчен, и выражал проносящиеся мысли в считанные секунды. - Бедное дитя! – подумал посетитель, - что с ней будет со всей этой скрытой силой и потенциалом?


37

- Джентльмен, Рита, - начал он вслух, - может быть определён как человек, который во всех мельчайших манерах своего поведения соблюдает золотое правило – поступать с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с ним, и знает, как это делать. - В маленьких случаях? Но не в больших? - Человек может поступать так в больших случаях, и не быть джентльменом в манерах, и, конечно же не в сердце. - Тогда это манеры поведения? - Да. - И то же самое леди? - Конечно. - А в каких мелочах? – с любопытством спросила Рита. - Леди, прежде всего, будет всегда внимательной и требовательной к своей собственной личности и одежде. Это не зависит от того, во что она одета, но как она носит свою одежду. У леди могут быть заплатки, но она никогда не будет неряшливой. Затем, во всех её движениях, словах и действиях она будет благородной, спокойной и вежливой. А в её отношении к окружающим, она будет оказывать соответствующее уважение, и никогда не будет выставлять или возвышать себя. «В почтительности друг друга предупреждайте» - это Библейское правило, и это закон воспитанности. В Библии написано, чтобы почитали всех людей и были учтивыми. Говорю ли я соответственно вашему пониманию, миссис Карпентер? - Прекрасно, - проговорила тихая, молчаливая швея, ни на секунду не останавливая свою иголку. – Лучше, чем я бы могла это сделать. Теперь, Рита, ты знаешь. Рита стояла в неловком размышлении. - Какой же следующий вопрос? – улыбаясь, спросил мистер Дигби. - Я вот думала, - начала Рита, - должен ли человек много знать, чтобы выполнять всё это? - Выполнять что, к примеру? - Оказывать всем соответственную почтительность, но это же не касается всех, или касается? - Конечно же нет. - Тогда как можно узнать? - В этом мире есть много чему нужно учиться, прежде чем человек сможет определять, что соответствует каждой личности, - заметил мистер Дигби. - Это одна из моих проблем, - проговорила миссис Карпентер, поднимая голову. – Я не могу дать образование своему ребёнку. Я учу её немного дома, это лучше, чем ничего, но я чувствую, что сил у меня остаётся всё меньше и меньше, а для Риты необходимо всё больше и больше. - Что ты уже знаешь, Рита? – спросил мистер Дигби. - Я знаю совсем немного! – ответила девочка и красноречивая краска залила её бледные щёки. Это коснулось его. - Немного о чём? – ласково спросил гость. - Вы бы не сказали, что это что-то. - Она знает немного истории, - вставила миссис Карпентер. - Знакома ли ты с Александром Македонским, Рита? - Великим? – переспросила Рита. - Да, его называют так. - Да, я знаю о нём. - Ты думаешь, что он заслужил этот титул? - Да, я думаю, что да. - Чем? - Он был очень сообразительным человеком.


38

- Ну, я не сомневаюсь, что он был таким, - ответил мистер Дигби, с серьёзным выражением лица, которое было трудно сохранить. – Сообразительный человек, но как он это выразил? Рита молчала, и слабый оттенок, на этот раз от волнения, снова появился на её щеках. Глаза её словно проснулись от работы мозга. – У него были великие планы, - ответила она. - Ах, да! Но какие ты имеешь в виду? - Для цивилизации людей, познакомить разные народы друг с другом, чтобы они подружились. Он хотел, чтобы происходила торговля, чтобы распространялись знания, и культура, и цивилизация, чтобы его империя была великим целым. - В целом ты одобряешь Александра. Ну а в общем, какое значение имел он для мира? - О, очень большое, - сказала Рита. – Разве вы не так думаете? Его последователи выполнили его планы, по крайней мере некоторые из них. Греческий язык распространился по всей Азии, и евреям предложили поселиться в городах Египта и Греции. Таким образом был приготовлен путь для распространения Евангелия, когда оно пришло. - Миссис Карпентер, - обратился мистер Дигби, - ваш способ преподавания истории очень удовлетворительный. - Я сделала, что могла, - ответила мать. – Но у нас только несколько книг, по которым мы могли работать. - У нас нет ничего, - возразила Рита, - кроме Древней истории Роллина и жизни Плутарха. - Одна хорошая книга, правильно использованная, лучше сотни в данной ситуации. Тогда ты немного знаешь о современной истории, Рита? - Совсем ничего, кроме того, что говорила мне мама. - Ну а как с грамматикой? - Я учила её грамматике, - сказала миссис Карпентер, - и географии. Она довольно хорошо знает то и другое. Но с моей работой, я не могла преподать ей арифметику, и у меня нет хорошего учебника для этого. Рита ничего не знает о числах. Мистер Дигби задал девочке простые вопросы по счёту в уме, затем ещё, и другие. Рита нахмурила брови, цвет её щёк стал ярче, ясно было, что она цепляется за предложенные ей задачи, сражаясь с ними, с такой ревностью, которая побеждает все преодолимые трудности. - Можно я буду давать Рите уроки Латыни? – тихо спросил мистер Дигби мать Риты. - Латыни? – Воскликнула миссис Карпентер и щёки её тоже слегка вспыхнули. - Мне бы это было не трудно. Похоже, что по важному бизнесу я часто буду бывать в этой части города, так что я смогу это делать. - Но это причинит вам столько беспокойства, разве только вы любите преподавать. - Мне нравится преподавать, когда я встречаю кого-нибудь, кто в состоянии учиться. - Вы очень добры! Я буду очень рада… Бедная Рита, я не в состоянии была сделать для неё то, что хотела бы. - Из небольшого экзамена, который я проделал, мне кажется, что вы сделали невообразимое. Сколько времени она может уделить учёбе? - О, у неё достаточно времени. Она занята меньше, чем я для неё хотела бы. - Тогда, мы договорились. Я пришлю вам немного сырых устриц, миссис Карпентер, и я бы хотел, чтобы вы их ели в течение дня, как только почувствуете голод. Я знаком был с одной очень худенькой женщиной, которая хорошо поправилась, следуя этому предписанию. Попробуйте, что они смогут сделать с вами. Она одарила его благодарным, молчаливым взглядом, и он ушёл. Рита молча стояла в стороне с недовольным видом. Теперь она возмутилась: - Мама! Я не хочу, чтобы он учил меня! - Почему же нет, дитя моё? Я думаю, что это очень мило с его стороны.


39

- Мило! Я не хочу принимать уроки из милости, и я не хочу, чтобы он учил меня, мама! - В чём дело? – Лицо Риты пылало, и она была злой. - Я могу и без него учиться. Это не его дело, буду ли я знать что-то или нет. И если я скажу что-то неправильно, он обязательно заметит это, я буду так злиться, что готова буду провалиться! - Ты говоришь так, словно ты уже злишься. - Да, злюсь! Почему ты согласилась с ним, мама? - Ты хотела, чтобы я сказала - нет? - Да! Во всяком случае, я не хочу учить латинский. Какая мне польза от того, что я буду учить латинский? Да ещё и от него! О, мама, мама! - И Рита в бессилии разразилась безудержными слезами. - Почему бы не от мистера Дигби? – успокаивающе спросила мать. - О, он такой… я не могу сказать! Он слишком высокомерный. - Он совсем даже не высокомерный. Мне стыдно за тебя, Рита. - Ну, он никогда не возмущается. Он всегда одинаковый, и он думает, что всё должно быть так, как он сказал. Мне не нравится, чтобы он приходил сюда, учить меня. - И что в этом плохого? Он настоящий джентльмен, и это всё. Тебе он не нравится потому, что он джентльмен? - Я не леди, - всхлипывала Рита. - Какое это имеет отношение к данному вопросу? - Мама, я хотела бы стать леди! - Дитя моё, мистер Дигби сказал тебе, как это сделать. - Нет, он не сказал. Он сказал мне только, что это значит, он не сказал мне, как я могу достичь всего этого. - Во всяком случае, ты можешь следовать Библейским правилам, Рита, а там добрые наставления. - Нет, я не могу, мама. Я бы могла, если бы была христианкой, я так предполагаю, но я не христианка и не могу почитать всех людей, я не знаю как! И я не могу считать других выше себя, я предпочитаю себя. Но, если бы я могла, это не превратило бы меня в леди. Миссис Карпентер понятия не имела, как на это вспыхнувшее чувство реагировать, не понимая, чем оно вызвано. Дочь рыдала, а мать не знала, как и чем её утешить. Что именно, прежде незнакомое и неизведанное, вдруг проступило посреди страстей и обстоятельств, то ли внешних, то ли внутренних? Словно ей, строгой миссис Карпентер, воспитанной и утончённой леди, становилось всё ясней: не станет её девочка такой же леди, и с этим, как и со многим другим, надо смириться, ибо ничего уже тут не поделаешь. Но какой-то уголок её сердца откликнулся на страдания Риты, и мать терялась в догадках, как ей поступить. Пришлось, оставив все попытки, прибегнуть к испытанному средству: молчанию. Когда мистер Дигби проходил по узкому коридору к выходу, открылась другая дверь и показалась голова миссис Марбл. - Доброе утро! – приветствовала она. – Вы друг тех, что живут наверху, не так ли? - Да, конечно. - Ну и что вы думаете о ней? – сказала она, понижая голос. - Я думаю, что вы счастливая женщина, что имеете таких квартирантов, миссис Марбл. - Я думаю, что я это знаю, - ответила портниха со своей приятной улыбкой. – Я имею в виду другое. Я думаю, что она больная. Мистер Дигби ничего не ответил. - Я очень переживаю о ней, - продолжала миссис Марбл. – У неё очень сильный кашель и становится хуже. Она не способна сейчас работать. И что будет с ней дальше?


40

- Господь заботится о своих детях, а она одна из них. - Если бы такое было! – проговорила портниха, и слёзы затуманили ей глаза. – Но понимаете, у меня тоже работа, и я не могу её оставить, чтобы помочь несчастной, да она мне и не позволит. И я думаю о ней день и ночь. В настоящий момент она не в состоянии работать. А там ребёнок, и, как я вижу, у них во всём мире нет ни одной родой души, кто бы о них позаботился. Они ни разу не получали писем, и никто их не посещает, кроме вас. - За квартиру уплачено? – тихо спросил джентльмен. - Всегда! Ни разу не пропустили. Но я думаю, как они живут? Это дитя становится всё худее, она как паутинка, держится когда совсем не за что цепляться. Мистер Дигби не смог удержаться от смеха. - Я думаю, что если вы не сможете помочь, то никто не сможет. Что с ними станет, если ей будет хуже? Эта девочка не может за ней ухаживать. - Спасибо миссис Марбл, вы касаетесь вопроса, над которым я сам уже думал. Я посмотрю, что можно сделать. - И не откладывайте это надолго, - сказала портниха, покачивая головой, и закрывая дверь. Может быть по совету миссис Марбл, мистер Дигби через день снова посетил их. Возможно, они сами были причиной того, что он не пришёл раньше. В любом случае он пришёл и принёс с собой не только грамматику по латыни, но и пакет винограда для миссис Карпентер. Против грамматики душа Риты восстала, но какое недовольство могло устоять перед красивым виноградом и тем, как мама в нём нуждалась. Мистер Дигби сказал, что он не очень хороший, и что в следующий раз он принесёт получше, хотя для больной женщины он был великолепным, а для Риты – самое изысканное лакомство. Видя её восхищение и восторженные глаза, мистер Дигби отломил веточку и протянул ей. - Это не ограбит твою маму, - сказал он, заметив, что она стесняется. – Я принесу ещё. Рита стояла в нерешительности, затем попробовала. - О, мама! – восторженно воскликнула она, - Я думаю, что от этого ты сразу поправишься! Мистер Дигби открыл грамматику по латинскому языку, а возможно, ему нужно было просто скрыть свои глаза. Рита, закончив свою порцию винограда, терпеливо смирилась и приступила к первому уроку, выслушивая то, что её учитель ожидал от неё прежде, чем он придёт опять. - Между прочим, - сказал он при выходе, - не найдётся ли у вас комнаты, которая вам не нужна, миссис Карпентер? - Комнаты? Нет. Мы занимаем второй этаж, - сказала миссис Карпентер в недоумении. - У вас нет одной комнаты, которую бы вы уступили? Я знаю весьма уважаемого человека, пожилую женщину, которой, я думаю, было бы здесь комфортно, если, конечно, вы позволите ей поселиться. Она в состоянии хорошо платить за проживание. - Что значит хорошо? – Спросила миссис Карпентер, поднимая глаза. - Согласно договорённости, конечно. За комнату без топлива она будет платить четыре доллара в месяц, а с топливом, я бы сказал двенадцать. - Ох, это была бы мне огромная помощь, - сказала миссис Карпентер, размышляя. - Я знаю этого человека, и знаю её уже давно. Я думаю, что могу заверить, что она не будет вам мешать. - Она принесёт свою собственную мебель? - Конечно. После некоторого раздумья миссис Карпентер дала безоговорочное согласие на это предложение, и посетитель ушёл. - Мама, - спросила Рита, - какую комнату ты собираешься ей отдать? - Мы можем предложить только одну, нашу спальню.


41

- Тогда где же мы будем спать? - Здесь. - Здесь! Но ведь в этой комнате мы делаем всё! - Это не очень удобно, но мы сможем платить за квартиру, Рита. И я бы хотела, чтобы ночью было чуть теплее, особенно сейчас, когда погода такая холодная. - О, мама, мама! Мы дошли до двух комнат, а теперь должны смириться с одной! - Тише, дитя моё. Я благодарна. - Благодарна! - Да, за возможность платить за квартиру. - Ты должна иметь достаточно, чтобы платить за квартиру и оставаться в двух комнатах, - сказала Рита, думая как и многие люди, что она могла бы надеяться на Провидение. - Как тебе понравился латинский? - Если ты имеешь в виду, как мне понравилось Sermo Sermonis, то мне не понравилось совсем. И просто несуразно со стороны мистера Дигби давать мне уроки. Новая квартирантка поселилась на следующей неделе. Она была дородной, приятной, любезно-добродушной женщиной, которая понравилась миссис Карпентер с первого взгляда. Она спокойно устроилась в своей комнате, и почти сразу проявила себя доброй соседской. Однажды кашель миссис Карпентер был очень сильным и изнуряющим. Миссис Корд вошла и посоветовала средство, которое она знала, что часто помогает. Она раздобыла его и сама приготовила, затем стала давать больной и предложила ей приготовить обед. Взбив подушку и положив её за спину миссис Карпентер, она наклонила кресло под таким углом, чтобы ей было удобно. Когда она сделал всё, что могла, то ушла. Но она приходила снова, как только появлялась необходимость в её помощи, и оказывала её с такой сердечностью, отчего помощь становилась вдвойне приятной. Помощь была оказана со знанием дела и без суеты, что могла бы вызвать в изощрённом уме подозрение, что миссис Корт была опытной медсестрой. Миссис Карпентер ничего этого не подозревала, она только ощущала благословения, и рассказала мистеру Дигби, какую помощь она обрела в своей квартирантке. Таким образом вторая половина зимы прошла для больной более комфортно. Миссис Карпентер больше не работала так много, и сказать правду, она и не могла. Она не переживала за долг, потому что квартплата была обеспечена, а остальное они покупали только то, за что могли заплатить. Средства иногда были совсем ничтожными, если бы не продукты, которые появлялись нерегулярно, но своевременно. Они появлялись таким неожиданным и уместным образом, что все необходимые нужды были усмотрены. Мистер Дигби продолжал снабжать их устрицами, затем вдруг приносил особенно хороший кусок рыбы, который вдруг ему попался. Свежие яйца, которые он купил у старушки в городе недалеко от парома, которой, по его словам, он мог доверять. Или приносил новый чай для миссис Карпентер попробовать, иногда сладости, или свежего рака с базара. Поразительно, как мистер Дигби был увлечён этой игрой и приходил с дикой курочкой, перепёлкой, куропаткой или уткой, чтобы соблазнить, как он выражался, аппетит миссис Карпентер. Наконец он принёс вино. К этому времени между ними сложились отношения сердечной доброты и даже привязанности. Однажды у миссис Карпентер был ужасный приступ кашля, когда он присутствовал, и молодой человек ухаживал за ней с такой нежностью и ловкостью, для которой у Риты не было ни сил, ни способности. Нежность она тоже не всегда могла проявить. С матерью Рита была ласковой. С этого момента в этой маленькой семье мистеру Дигби было позволено занять место на подобие сыновьего. Миссис Карпентер только улыбалась, когда он появлялся с новыми доказательствами заботы.


42

Рита принимала его не с такой лёгкостью. Она до некоторой степени ревновала его предпочтение и авторитет, который он оказывал. Не проявляя никакого давления со стороны, которое мог бы заметить посторонний наблюдатель, мистер Дигби делал то, что считал нужным. Для миссис Карпентер это тоже было приятно, хотя не очень нравилось Рите. Хотя, что касается уроков, это было так же, как и во всём. Мистер Дигби делал это по-своему. Для миссис Карпентер это была удивительная доброта, и её благодарность была безграничной, чувства, которые Рита совершенно не разделяла. Она получала уроки, это правда, делала всё, что от неё ожидалось. Скоро мисси Карпентер с удивлением заметила, с какой старательностью Рита всё выполняла, потому что в общем Рита такой не была. Она была одной из тех, кто любит входить в двери познаний, но не любила изготовление ключей, которыми эти двери должны быть открыты. А изготовление ключей была работа, которая сейчас её очень занимала. Рита всегда знала свои уроки, но она отвечала на вопросы со скрытой холодностью, словно внутренне сопротивляясь или восставая, что без сомнения она и делала. - Мистер Дигби, какая польза для меня от знания латинского? – однажды решилась она спросить. - Ты немного знаешь о фермерской работе, правда, Рита? – был встречный вопрос. - Больше, чем немного, я надеюсь. - Правда? Тогда, возможно, ты знаешь, что за польза от вспашки земли? - Чтобы размягчить её. Какую почву вы распахиваете латинским, мистер Дигби? - Почву твоего ума, чтобы привести его в рабочее состояние. Этот намёк рассердил Риту. Она была слишком расстроена, чтобы говорить. Все эти трудности только лишь для того, чтобы привести её ум в рабочее состояние? - И это всё, для чего латинский годится? – Наконец спросила она. - Ни в коем случае. Но если бы даже только это, то уже совсем не маленькая польза. Очень важно приготовить почву в рабочее состояние, но и развить добрые качества её. Например: силу концентрации, внимательность и силу рассудительности. - Я могу сконцентрировать своё внимание, когда мне хочется, - сказала Рита. - Это хорошо. Я хочу тебе дать ещё что-то, что поможет тебе это практиковать. - Что, мистер Дигби? – Несмотря на всё нетерпение, Рита была очень осторожна, чтобы быть вежливой со своим учителем. Он молча вручил ей арифметику. - Ох, - сказала девочка со вздохом. – Я уже делала сложение, мистер Дигби. - Сколько? Оказалось, что познания Риты в этом направлении обучения, были весьма ограниченными, и она сделала только первые несколько шагов. И даже в этих нескольких шагах экзамен мистера Дигби заставил её с полчаса сосредоточенно работать. Занятия были такими напряжёнными, что это на какое-то время вытеснили все остальные вопросы. За эти полчаса Рита показала неоспоримые возможности в науке цифр. Однако, когда её учитель ушёл, оставив ей сложный урок по арифметике, чтобы она выучила его параллельно с латинской грамматикой, Рита чувствовала себя неудовлетворённой. - Я что должна учить всё, что мистер Дигби будет давать мне? – спросила она. - Я думала, что тебе нравится учиться, Рита? - Да, мама, мне нравится. Я люблю учиться, но мне не нравится, когда он говорит мне, что я должна учить. - Почему нет? Мистер Дигби очень добр, Рита! - Он может считать это добротой. Я не знаю, с какой целью он это делает. - Это не что иное, как бескорыстная доброта, - сказала мать с благодарным вздохом. - Так теперь он заставит меня учить всё, что придёт ему в голову? - Рита, учитель не может быть добрее или терпеливее, чем мистер Дигби с тобой.


43

- Я не испытываю его терпение, мама. И это было правдой, она этого не делала. Однако она часто испытывала терпение матери, а с мистером Дигби Рита была пунктуальной, аккуратной, быстрой и покладистой. Была ли это гордость, или примесь чего-то лучшего, так как Рита любила учиться, она никогда не давала повода к недовольству. Мистер Дигби не был грубым или суровым, не пользовался строгостью, рассчитывая на то, чтобы его боялись, это было изящество хорошего воспитания, которое всегда в нём было видно. Он был безупречен здесь, в комнате бедной швеи и в уроках даваемых её ребёнку. Рита никогда раньше не видела подобного ни в ком, и это вызывало в ней перед ним трепет! Миссис Карпентер была даже частично изумлена, наблюдая, как Рита бессознательно в его присутствии, подражала его манерам. Она была тихой, передвигалась умеренным шагом, разговаривала тихим голосом. Она не выходила из себя и не прибегала к резким словам или жестам, как это часто делала в другое время. Но мать не знала, и удивлялась, почему Рита втайне восставала против всего этого. Сама она всё больше любила мистера Дигби, что было больше похоже на любовь матери к сыну, потому что его манеры по отношению к ней были как отношения сына к матери. Это не были предоставляемые и получаемые выгоды, но близкая связь, которая привлекала их друг к другу и глубокое христианское родство. Они видели друг в друге Господина, который они оба любили. Это была печать подобия, которая для них обоих была самым прекрасным из всего земного. Затем были добрые услуги оказанные и принятые, частые общения, чисто человеческие отношения знакомства и дружбы. Постепенно уже не было удивительным проявлением заботы с одной стороны и зависимость с другой, которые стали естественными и милыми. Таким образом в маленьком жилище мисси Карпентер до некоторой степени многое поменялось. Когда зимние холода стали уступать порывам весны, и задули мартовские ветры, то газообразные перегары угля антрацита, исходящие от маленькой печи, стали вызывать у миссис Карпентер приступы кашля. – Она весь день кашляла, - потихоньку сообщала миссис Корд их другу, - всякий раз, когда порывы ветра задувают газ в комнату, она кашляет. – Мистер Дигби принял свои меры. Маленькая плита была отодвинута, каминная решётка позади неё открыта, и загорелся яркий огонь ливерпульского угля. Атмосфера в комнате изменилась, миссис Карпентер сидела возле огня, грея над ним протянутые руки, с довольным выражением на своём измождённом лице. Мистер Дигби видел это и, возможно, чтобы отвлечь чувства, которые возникли, стал искать, что ещё было не так. - Кресло, на котором вы сидите, очень неудобное! – сказал он с выражением неодобрения. - О, оно совсем даже неплохое, - ответила миссис Карпентер. - Я думаю, возле этого чудного огня, я не хочу больше ничего. - Как вы отдыхаете, когда устали? - Я откидываюсь назад. Иногда я ложусь. - Хм! Кровати хороши для ночи. Я не думаю, что они подходящие во время дня. - Ну а что же вы предлагаете? – спросила миссис Карпентер, с улыбкой глядя на него. - Я посмотрю. На следующий же день, после того, как Рита выполнила свои задания, она стала у окна и смотрела на узкую улицу. Район был бедным, но не убогим, однако это всё рвано сильно действовало на настроение Риты. Если Нью-Йорк когда-либо особенно неприятный, то это находит своё отражение в некоторых описаниях мартовской погоды. В этот день был как раз такой случай. Было холодно, ярко горел огонь в камине, и в комнате было довольно приятно. Но на улице были порывы, которые были похожи на маленькие мельницы, крутящиеся вдоль и поперёк каждой улицы, неся с собой столбы и облака пыли.


44

Пыль, соответственно собиралась по одну сторону дороги, сметённая с остального участка улицы. Она ненадолго оставалась там непотревоженной, но время от времени была снова подхвачена, прокручивалась в воздухе, и стряхивалась на всех и на всё, что попадалось по пути. Наконец она снова была сметена в одну сторону и брошена, как непотребная. - Это самая ужасная погода, мама, какую только можно придумать! Заметила Рита со своего наблюдательного поста. Я не думаю, что кто-то хотел бы выйти наружу, но возможно, у них просто нет выбора. Во всяком случае, много людей куда-то идут. Мама, некоторые из них так бедно одеты! Только что прошла одна женщина, неся корзинку, я должна сказать, что на ней очень мало одежды, но ветер подхватил её платье и закрутил вокруг неё, и она оказалась такой худой, как палка. - Бедное существо! – сказала миссис Карпентер. - Мама, мы в Мидвэйвилл никогда не видели таких людей как здесь. - Нет. - Почему они есть здесь, а там нет? - Ты должна спросить мистера Дигби. - Я не хочу спрашивать мистера Дигби! А вот два мальчика, совсем оборванные, и босые. Я не знаю, почему они на улице, им совсем нечего делать, они просто играют с мусором. Я думаю, они должны быть дома. - У таких людей часто дома хуже, чем на улице. - Но ты не знаешь, какой сильный ветер сегодня. Я думаю, мама, - медленно добавила Рита, - Нью-Йорк нуждается в большом количестве хороших людей. - В нём есть много хороших людей. - А что они тогда делают? Миссис Карпентер вздохнула. Она знала, что было много сторон у этой проблемы, кроме той, которую видела Рита. - А вон угольная тележка, мама, думаю, что она пойдёт к кому-нибудь, кто в ней нуждается. Я бы не хотела возить угольную тележку! Мама, для кого это? Они заезжают на нашу дорожку. - Возможно для миссис Марбл. - Нет, ей не нужно, у неё весь уголь сложен, и это совсем не её уголь, там большие куски, такие, как нужны для камина, и они не блестят, как уголь для печки. Я догадываюсь, это должно быть тебе. Рита побежала вниз, чтобы убедиться и вернулась опять с квитанцией для маминой подписи. Дрожащей рукой миссис Карпентер подписала, и Рита снова побежала вниз. - Там полная тележка, мама, – вернувшись, сказала она. - В Нью-Йорке есть один добрый богатый человек, - робко сказала миссис Карпентер. - Ты думаешь, что он богатый? - Я так полагаю. - Он не очень много расходует на нас, правда? – Задумчиво спросила Рита. - Для меня это много. Боюсь, больше чем мы заслуживаем. - Заслуживаем чего? - Его милости. - А кто ещё ею пользуется? - Я не могу сказать. Другие нуждающиеся, которых он знает. - Мама, мы не нуждаемся, правда? Мы бы прекрасно прожили без устриц. Знаешь, о чём я думаю? Если он уделяет другим людям столько же времени, сколько он уделяет нам, то он почти не бывает дома. А где мистер Дигби живёт, миссис Корд? - Я не знаю, Рита. Наверное где-нибудь в гостинице.


45

- Я не думаю, что кто-нибудь будет жить в гостинице, - сказала Рита, вспоминая их собственный с матерью опыт на «Северной Реке». Мама, а вон ещё одна тележка, тележки должны ездить во всякое время. Ох, как пыль несёт! А в этой тележке что-то, я не вижу что, потому что оно завёрнуто. - Моя милая Рита, - сказала мать. – Меня не интересует, что делают тележки на улице. Тебе интересно? - Эта остановилась, мама. Она здесь остановилась! - Ну и что, если остановилась. Ведь нас это не касается. - Другая тележка нас касалась, однако, откуда ты знаешь? Она остановилась здесь, и мужчины из неё что-то вытаскивают. Миссис Корд подошла к окну, чтобы посмотреть, и вдруг пошла вниз. Рита, видя, что интересующий её объект, чтобы то ни было, исчез за углом, последовала за миссис Корд. В маленькой прихожей внизу стояло что-то большое, что полностью заполняло всё пространство. С обеих сторон стояли миссис Марбл и миссис Корд, раскрывая то, в чём предмет был завёрнут. - Ну, я вам скажу! – воскликнула мисис Марбл, когда они закончили. – Вот это вещь! - На него это похоже, - ответила миссис Корд. – Я предполагала, что что-то придёт, что-то наподобие этого. - Что это? – спросила Рита. - Сколько же эта вещь стоит сейчас? – продолжала миссис Марбл. – Ой, смотрите, сколько на ней пыли! Целых полведра или чуть меньше. Подождите, пока я возьму свою щётку. Как же оно попадёт наверх? Вот о чём я думаю. Нужно позвать кого-то на помощь. В это время Рита помчалась наверх, чтобы сообщить матери, что привезли для неё кресло, которого она никогда в жизни ещё не видела, как она выразилась. – Всё мягкое, спинка и боковушки и разные подушки, но твёрже чем подушка. Похоже, что оно везде как на пружинах. – Что и было на самом деле. – Ты будешь как в гнёздышке, мама. Я села на него, и на нём нет ни одного твёрдого места, там даже дерева нет, его не видно. Когда чуть позже кресло оказалось на верху, миссис Карпентер села в его мягкую, пружинистую глубину. Жаль, что мистер Дигби не слышал тихое протяжное «Ох», выражавшее удовлетворение, облегчение и удивление сразу, которые слетели с её губ. Дочь пристально смотрела на неё. Мать отдыхала, причём отдавалась этому отдыху с непривычной очевидностью, всем телом выражая расслабленность и прострацию. Затылок отыскал мягкую опору, руки устало обвисли на подлокотниках, вся неподвижная фигура навела Риту на новую и странную мысль. - Мама, тебе нравится? – спросила она. - Очень! – Ответ был почти вздохом. - Почему ты такая слабая сегодня? - Я не слабее, чем обычно. - Ты не всегда выглядишь, как сейчас. - У неё никогда раньше, не было ничего, на чём бы отдохнуть, - вставила миссис Корд. – Кровать совсем не то, что кресло, оно очень удобное. Дай ей отдохнуть, Рита. Вы будете устрицы, милая? Рита села возле камина, и стала пристально смотреть на мать. Та, взяв устрицу, выглядела беспомощно усталой. Она не могла шить уже некоторое время, Рита заметила, что за последние несколько дней она делала это только понемножку. Рита сидела, глядя на неё и чувство беспокойства отразилось на её лице. - Тебе не надо на неё так смотреть, - сказала добрая женщина, приготавливая для миссис Карпентер стакан вина. – Мама твоя теперь немного отдохнёт, и почувствует себя лучше. Она нуждалась в этом, или в чём-то в этом роде, но ничего нет лучше, как эти пружинные кресла, где


46

может отдохнуть спина и голова, и каждая клеточка тела одновременно. Теперь она поела устриц и кое-что ещё, и оживёт, вот увидишь. - Как хорошо, что вы пришли к нам жить, - проговорила больная. – Я не знаю, что бы мы делали без вас. Похоже, что вы понимаете, как всё должно быть сделано. - Мама, - сказала Рита, - ты думаешь, что я не смогла бы о тебе позаботиться точно так же? Разве я не делала всё, прежде чем пришла миссис Корд? - У тебя нет достаточно опыта, - ответила миссис Корд. - Разве, мама? – Вспыхнув, проговорила девочка. Миссис Карпентер ответила жестом, протянув к ней руки. Рита прижалась к ней, слегка присев к матери на колени, и спрятав лицо у неё на груди. Какая-то тень, она не знала какая, пробежала по лицу Риты и она сидела очень тихо. Миссис Карпентер крепко прижала к себе своё дитя, и так они сидели долгое время. Мать и дочь, каждая из них погрузилась в свои собственные мысли, но мысли одной были неясными и запутанными, у другой же были чёткими и ясными. Риту объяло неприятное предчувствие, что мать не набирает силы, а теряет их. Беспокойное чувство бессилия, которое она не могла ещё распознать, но которое миссис Карпентер хорошо понимала. Она чувствовала, что дни её сочтены, и что число их быстро уменьшается. Её ничего не заботило, в связи с этим фактом, но только одно навязчивое, переполняющее, невыносимое чувство, если бы не вера матери, которая никогда не разочаровывает. И всё же она была человеком, и вопрос, что будет с её маленькой дочерью, когда её не будет, давил тяжело и постоянно, не находя ответа. Так они сидели, в объятиях друг друга, молчаливые и задумчивые, когда вошёл мистер Дигби. Рита не шевельнулась. Он подошёл к ним, наклонился с боку от неё и взял миссис Карпентер за руку. Если он задал обычный вопрос, миссис Карпентер не ответила на него, её глаза молча встретили его взгляд. В них была сила благодарной любви, а на её спокойном лице серьёзное предчувствие. Это был один из взглядов, который от привычного самоконтроля выражал столько силы, что любой мог их понять. Взгляд молодого человека перешёл от неё на Риту. Два лица были совсем рядом, и впервые её сопротивление уступило. Она не видела взгляда матери, но она наблюдала за глазами мистера Дигби, когда они встретились с её. Затем, когда взгляд перешёл на неё, она почувствовала тёплый луч доброты и сочувствия, которые лучились из них. Это было всего мгновение, но с этого времени Рита больше не была противником мистера Дигби. - Похоже, что вы приятно отдыхаете, - заметил он своим спокойным голосом. – Я надеюсь, что ты закончила все мои задания. - Я никогда не отдыхаю до тех пор, пока всё не сделано, - ответила девочка. - Это замечательный план. Можешь ли ты доказать это в настоящем случае? Рита нехотя оставила своё место. Мистер Дигби, что это за кресло? - Пружинное кресло. - Оно очень удобное. - Я рад, что оно нашло твоё одобрение. - Оно очень нравится маме. Видите, как она в нём отдыхает? - Она отдыхает? – спросил молодой человек, скорее обращаясь к миссис Карпентер, чем к её дочери. - Насколько телу возможно, - ответила мать со слабой улыбкой. - «Под сенью Всемогущего покоится» - сказал он. Но слова эти вдруг вызвали неожиданный поток слёз из глаз женщины. Она спрятала лицо, и мистер Дигби тут же позвал Риту, чтобы она отвечала. Он занимал её некоторое время насколько возможно, повторяя латинский, арифметику и грамматику. Затем он подал ей ручку и стал


47

диктовать, критикуя её почерк, потом дал ей образец и полностью сосредоточил глаза и ум Риты на работе.

Глава 6

Завещание

- Мама, - сказала Рита, когда ушёл их посетитель и она, выполнив задание, снова вернулась к матери. – Я никогда до сих пор не замечала, какие красивые у мистера Дигби глаза. - Как же ты узнала это сегодня? - Я в них внимательно посмотрела, кода они смотрели на меня. - Как? - Я не знаю, словно они обещали очень много хорошего. Тебе не кажется, что у него красивые глаза, мама? - Я всегда это знала. Он очень симпатичный молодой человек. - Правда? Я думаю, что да. Только он любит, чтобы всё было по его. - Интересно, если кто-то ещё, кого я знаю, тоже так любит? - Вот это я и имею в виду, мама. Если бы я не любила, чтобы было по моему, мне бы было всё равно. Но когда мистер Дигби что-то говорит, он всегда выглядит, словно ожидает, чтобы было всё выполнено, и все должны его слушаться. Миссис Карпентер не могла удержаться от смеха, хотя она была совсем даже не в весёлом настроении. Смех её закончился вздохом. - Почему ты так тяжело вздыхаешь, мама? - Я бы хотела, чтобы ты сдерживала свой характер, дитя моё. - Почему, мама? Разве я не имею права требовать по своему, как мистер Дигби или ещё кто-нибудь? - Не много людей в мире могут поступать по-своему, а меньше всего женщины. - Почему? - Обычно они должны считаться с волей кого-то ещё. - Но это не честно. - Так всё устроено. - Мама, это может быть с другими людьми, но я не собираюсь никому подчиняться. - Твоей маме? - О, да, но это не то. Ты женщина. Я не собираюсь подчиняться мужчине. - Если ты когда-нибудь вырастешь и выйдешь замуж, то должна будешь подчиняться. - Я никогда не выйду за того, кому должна буду подчиняться. – Живо проговорила девочка. - Ты та самая и есть, которая это будет делать, - сказала мать, с любовью кладя руку на щеку девочки. – Моя маленькая доченька! Если бы я только знала, что ты будешь с желанием подчиняться Господу Иисусу Христу, то я бы не переживала за тебя. - А ты что переживаешь за меня? - Да, - печально ответила мать. - Было бы тебе легче, если бы я была христианкой? Миссис Карпентер кивнула. Воцарилась тишина. - Я бы хотела быть христианской, мама, если от этого тебе станет легче, но,… как-то,.. я не хочу. - Я это знаю. - Откуда ты знаешь?


48

- Потому что ты не идёшь к Нему. Если бы ты захотела, то всё было бы сделано. Снова воцарилась тишина, пока неожиданно Рита спросила: - Мама, могу ли я что-то сделать с моим желанием? - Что ты имеешь в виду? - Ну, если я не хочу быть христианкой, могу ли я заставить себя хотеть? - Мне кажется это пустой вопрос, - ответила мать. – Может быть, ты не захочешь что-то делать, что я тебе сказала. Разве это является причиной того, чтобы не послушаться? - Это совсем другое! - Я не вижу никакой разницы. - Тогда что значит быть христианкой? - Ты это знаешь, Рита. - Скажи мне, мама. Я не уверена, что я знаю. - Ты должна знать. Христианин это тот, кто любит и служит Господу Иисусу. - И тогда он не может делать то, что хочет, - сказала Рита. - Да, он может, разве только это что-то неправильное. - Ну вот, он не может делать то, что хочет, он всегда должен спрашивать. - Это совсем даже не трудно, если человек любит Господа. - Но я не люблю Его, мама. - Нет, - печально проговорила миссис Карпентер. - Могу ли я заставить себя любить Его? - Нет, но это пустой разговор. - Я не вижу в нём ничего пустого. Я бы хотела любить Его, если тебе от этого станет легче. - Тогда бы у меня не осталось ни одного желания! – Сказала миссис Карпентер с тоскливым вздохом. - Почему, мама? - Возьми Библию и прочти 120 Псалом, только медленно. Рита послушалась. «Возвожу очи мои к горам, откуда придёт помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю». - Вот! Если бы ты была одной из Божьих детей, ты могла бы сказать вот эти слова, которые бы относились к тебе. Но, продолжай и обрати внимание, что Господь говорит дальше, смотри, что следует после этого. Рита продолжала. «Не даст Он поколебаться ноге твоей, не воздремлет хранящий тебя; не дремлет и не спит хранящий Израиля». – Израиля, мама! - Истинный Израиль, это Божьи дети из любого народа. - Да-а? Ну - «Господь - хранитель твой; Господь - сень твоя с правой руки твоей. Днём солнце не поразит тебя, ни луна ночью. Господь сохранит тебя от всякого зла; сохранит душу твою Господь. Господь будет охранять выхождение твоё и вхождение твоё отныне и вовек». - Может ли кто-нибудь быть в такой безопасности, как эта? – Спросила миссис Карпентер, по лицу её бежали слёзы. – О, моя маленькая Рита! Моя миленькая доченька! Если бы я знала, что ты находишься под такой охраной, какое бы я испытывала благословение! Слезы бежали, и миссис Карпентер безуспешно старалась их осушить. Рита смотрела, она была встревожена и слегка чувствовала осуждение совести. - Мама, - начала она, - разве Он не заботится ни о ком, кроме христиан? - Да, - сказала миссис Карпентер, - Он заботится и о детях христиан, и я верю, что Он позаботится и о тебе, но это ещё не всё. Если ты не обратишься к Нему сейчас, Он может


49

провести тебя очень болезненными путями, чтобы привлечь тебя. Если ты не доверишься Ему сейчас, Он может забрать у тебя всех, кому ты веришь, пока ты те прибежишь к Нему за помощью. Но я бы хотела, чтобы ты выбрала путь полегче. - Но разве я могу что-то сделать с моей волей? – Опять повторила Рита, крепко держась за свой аргумент. – Что я могу сделать? - Я не могу ответить. Спроси лучше мистера Дигби. Сейчас я больше не в состоянии разговаривать. - Мама, я дам тебе молока, - предложила Рита, желая отвлечься. – Мама, ты думаешь, что мистер Дигби может отвечать на разного сорта вопросы? - Лучше, чем я могу. Рита принесла матери стакан молока с кусочком булочки и села, наблюдая за ней, пока она ест. Она видела худые руки, измождённый взгляд, утомлённое и бледное лицо. Что это было за состояние? Её мать ела булочки и устриц на деньги чужого человека, не работала, или почти не работала, жила в съёмной квартире, но без перспективы заработать, чтобы платить за неё, слишком слабая, чтобы что-то делать, а только лишь отдыхать в этом пружинном кресле. - Мама, - начала Рита, со скрытым нераспознанным чувством беспокойства, - я бы хотела, чтобы ты поскорее поправилась. Миссис Карпентер жевала булочку и не отвечала. - Тебе не кажется, что тебе чуть-чуть лучше? - Не сегодня. - Что тебе поможет? - Ничего, что ты можешь мне дать, дорогая. Мне очень удобно. Я удивляюсь, видя, как я получаю всё, что только можно пожелать. Посмотри на это кресло! Оно лучше всего остального. - Кресло и огонь. - Да, благословенный огонь! Всё так хорошо! - Но я бы хотела, чтобы ты поправилась, мама! – проговорила Рита со сдавленным вздохом. Миссис Карпентер не ответила. - Я не представляю, что мы будем делать, если тебе не станет лучше, – продолжала Рита со своего рода нетерпеливым беспокойством. – Что мы будем делать без денег, мама? Ведь нужно платить за квартиру и всё остальное. - Ты забыла, что ты только что читала, дитя моё. Ты думаешь, что слова ничего не значат? «Господь - хранитель твой; Господь - сень твоя с правой руки твоей. Днём солнце не поразит тебя, ни луна ночью». - Но они не оплатят за квартиру, - возразила Рита. - Ты думаешь, что Господь может делать великое, и не может делать малое? Я всё могу Ему доверить. Тогда почему ты не можешь ему доверить меня? - Я доверяю. - Тогда почему ты беспокоишься? - Потому что проявляется твоё своеволие, и тебе придётся пройти очень тяжёлые переживания, прежде чем оно будет сокрушено. - Сокрушено? Моя воля будет сокрушена? - Да. - Я не хочу быть тварью без своей воли. Мне не нравятся такие создания. - Ты лучше поговори с мистером Дигби, Рита. Я слишком устала. - Я не буду тебя больше утомлять, мамочка! Но я не понимаю, почему я должна разговаривать с мистером Дигби?


50

Несколько минут Рита молчала. Затем она снова начала. - Мама, ты не думаешь, что если ты вернёшься опять в Мидвэйвилл, то снова поправишься? - Я никогда не вернусь в Мидвэйвилл, - слабо проговорила больная. - Но если ты сможешь выбраться куда-нибудь за город? Подальше от этой ужасной пыли, и этих противных узких улиц. О, подумай об огромных просторах травы, и деревьев и цветов! - Доченька, мне очень хорошо здесь. Лучше возьми кочергу и повороши угли, чтобы они немного ярче горели. Рита поворошила угли и села наблюдать за яркими языками пламени, которые словно ожили, посылая колеблющиеся отблески по комнате. Она перебирала в уме возможности, каким-то образом поместить мать среди пейзажей и звуков природы. Однако, по мере того как проходила весна, хотя желание такого переезда было боле очевидно, соответственно возникали и трудности. С наступлением тёплых дней, влажный, душный воздух города было очень тяжело переносить для больной женщины. Для Риты он был вдвойне тяжёлым. Силы миссис Карпентер, казалось, таяли. Теперь больше не было разговоров о том, чтобы она шила, она даже не пыталась. Весь день она сидела в своём мягком кресле возле окна, или возле камина, в зависимости от того, какой был день. Время от времени переворачивала листочки Библии, которая всегда лежала перед ней раскрытая. Теперь, когда приходил мистер Дигби, он брал книгу в руки и читал ей, и часто последующий разговор вытекал из прочитанного. Этот разговор, казалось, был приятен для них обоих, хотя Рита не много из него понимала. Постепенно обстановка в маленькой комнате совершенно изменилась и, казалось, больше не была частью собственности миссис Марбл. Ворсистый коврик лежал под ногами миссис Карпентер, на столе стояла настольная лампа. Японская заслонка, немало восхищавшая Риту, стояла перед камином, защищая уставшие глаза больной от яркого огня, когда огонь горел. Миссис Карпентер была закутана в тёплую, пушистую шаль. Когда наступили жаркие дни, она была заменена другой, полегче. Мистер Дигби приносил ранние и привозные фрукты. На столе появилась индийская чайная шкатулка с душистым чаем. Это был такой вкусный чай, которого миссис Карпентер не пробовала за всю свою жизнь. Она давно уже перестала возражать против того, что делал мистер Дигби, принимая всё просто и с благодарностью, как дитя. Гораздо проще, чем её дитя. С того самого дня, который мы упоминали, Рита была намного мягче к своему благодетелю, и если и смотрела с удивлением и даже немного с ревностью на его бесцеремонные вмешательства в их дела, то открыто больше не восставала. Надо заметить, что мистер Дигби старался, чтобы она была постоянно занята, так что у неё не оставалось времени для различных подозрений и беспокойства. Уроки были интересными. К латинскому и арифметике была добавлена история. Рите приходилось много читать, и решать трудные задачи, а всё остальное свободное время было уделено письму. Мистер Дигби не пугал её разговорами о сочинении, но он хотел, чтобы она приготовила реферат крестовых походов, затем о династии Стюартов, и об Американской революции. Дальше она должна была писать об искусстве печатания или о производстве пороха. Изучая эти предметы, размышляя над ними, записывая и переписывая свои наброски, Рита была всегда занята и очень счастлива. Отдавая свою работу мистеру Дигби, она с особым интересом и восторгом наблюдала за тем, как он их читал, а затем критиковал. Хотя Рита трепетала от волнения, она больше волновалась от удовольствия. Девочка была как раз в том возрасте, когда ум раскрывается для восторженного сознания его силы, и в то же время к чудесным богатствам просторов, где его можно упражнять. В её счастливом невежестве и благословенной неопытности, Рита не замечала, что время делало с её матерью. Временами вспышка непрошенного восприятия проникала в её ум, но с неограниченным воображением её юных лет,


51

она закрывала на всё глаза и отказывалась этому верить. Однако миссис Карпентер становилась слабее и больше походила на тень. Рита утешала себя тем, что на щеках у неё был румянец. Наступил конец июня. Окна были открыты, был бы чудный летний воздух, если бы к нему не примешивались запахи грязных улиц, пыли, мусора, запахи мясных лавок и овощных магазинов. Но самое худшее неописуемая атмосфера нищеты и нечистот. Время от времени ветерок доносил воспоминания, где росли цветы, паслись на лугах коровы и птичье пенье. Они побуждали только сделать вдох поглубже, а затем разочароваться. Миссис Карпентер сидела у окна, чтобы как можно больше испытать свежесть, но вместе с воздухом доносились с улицы и звуки. Это был стук колёс по дорожному покрытию, неразличимые слова грубых голосов, крикливый голос продавцов клубники, запутанный, смешанный и невнятный шум большого города. Знойная тяжесть, казалось, лежала на всём, принося с собой уныние и угнетение каждому, чьё физическое состояние было слабым, или нервы не в должном состоянии, чтобы бороться против превратностей жизни. Недалеко была колонка, и время от времени доносился скрежет её рукоятки, за ним следовали звуки капель и шум воды, стекающей в канализацию, после того, как человек уходил со своим полным ведром. Всё это действовало на слух миссис Карпентер, принося воспоминания бегущих ручьёв и глубокого колодца с холодной водой, в который на длинной палке опускали ведро, и поднимали со сверкающей чистой водой. - Ну и как дела? – послышался бодрый голос миссис Марбл возле неё. Взаперти, да? - Что-то в этом роде. - Город не для христиан, чтобы в нём жить, когда наступает такое время. Во всяком случае не для христиан, которые не здоровы и не чувствуют себя хорошо. Я бы послала вас куда-нибудь на пастбище. - Она не пойдёт, - тоскливо произнесла Рита. - Мне здесь очень комфортно, - слабо произнесла больная. - Комфортно! Но я чувствую, что вы должны быть где-то на верху горы, а не здесь. Я бы не против, но вероятно, я тут засела. Мистер Дигби бы нашёл пути и возможности, я бы сказала, - произнесла она с заботливым интересом, разглядывая больную женщину, которая только покачала головой. - Можете ли вы есть клубнику? – неожиданно спросила она, глядя на ягоды на столе. - Несколько ягод. Они очень хорошие. - Я никогда не видела таких ягод. Они наверное выращены где-то во владениях Гулливера, а Гулливер не посылает их в наши места. Я думала, может быть вы отдали бы им должное и поели, но когда нет аппетита, то и крупные клубники не помогут. Поэтому я думала, что может быть вдох горного воздуха как-то помог бы вам. Миссис Марбл уходила, покачивая головой, как раз когда мистер Дигби входил. Проходя мимо друг друга, они обменялись взглядами. Мистер Дигби подошёл к окну и приветствовал миссис Карпентер с нежным сердечным почтением, которое он всегда ей оказывал. - Сегодня не лучше? – спросил он - Она не поедет за город, мистер Дигби, - сказала Рита. - По крайней мере, ты можешь пойти погулять, дитя моё, - предложила миссис Карпентер. – Попроси миссис Корд составить тебе компанию. Пока мистер Дигби здесь, я не буду одна. Вы можете побыть с полчаса? – неожиданно спросила она его. Он сразу согласился и Рита, уставшая от затворнической жизни, с живостью пошла к миссис Корд и отправилась гулять. Миссис Карпентер и мистер Дигби остались одни. - Мне не лучше, - начала миссис Карпентер, когда дверь закрылась. – Я теряю силы, мне кажется, каждый день. Я бы хотела поговорить с вами, и лучше, если я сделаю это сейчас.


52

Она замолчала, а он ждал. Журчание воды, доносившееся снаружи, снова странным образом возбуждали её воспоминания. - Прошлый раз вы спросили меня, есть ли у меня друзья в городе, и я сказала, что нет. Я сказала правду, но не всю. В присутствии Риты я не могу говорить всё, что хотела бы. У меня есть сестра, которая живёт в Нью-Йорке. - Сестра? – Повторил мистер Дигби с немалым удивлением. – И она знает, что вы здесь? - Нет, она не знает. - Но она, конечно же, должна знать. - Нет, я не думаю. В прошлый раз я вам сказала правду. У меня нет друга здесь, или где-либо ещё. Нет такого, кого бы вы назвали другом. Только вы. - Но ваша сестра? Как это возможно? Миссис Карпентер вздохнула. – Я лучше расскажу вам всё, и тогда вы будете знать, как меня понимать…. Возможно…. Я с трудом могу понять это сама. Снова воцарилась пауза. Больная по всей вероятности просматривала прошлые дни и годы, картины, которые происходили тогда. Её нежные, спокойные глаза стали напряжёнными, а брови нахмурились так, как мистер Дигби до сих пор ещё не видел. Но дрожания губ не было. Они были спокойными, серьёзными и твёрдыми. - Нас было двое, - наконец проговорила она. – У моего отца было нас две,… как давно это было! Она снова замолчала, занятая своими мыслями, а мистер Дигби снова ждал. Лицо, на которое он смотрел, было спокойным, нежным, не лицо, которое бы свидетельствовало о переживаниях, которые можно было бы назвать горькими. Но на нём были следы, которые говорили о перенесении чего-то или о покорности, возможно там было то и другое. Последние два года проживания с сестрой в том же городе, должны были оставить следы. Но выражение лица миссис Карпентер было спокойным, за исключением слегка нахмуренных бровей. Казалось она забыла о том, что собиралась сказать, и только через время снова собралась с мыслями и начала говорить. - Это и не так давно, как я предполагаю, потому что я ещё не очень старая. Но всё равно, кажется давно. Нас было две девочки дома, мы жили с отцом, и я ничего не знала об этом мире. - Это было здесь? В Нью-Йорке? – спросил мистер Дигби, стараясь ей помочь. - О, нет! Я ничего не знала о Нью-Йорке. Я никогда не была здесь. Нет, наш дом был в стороне от Танфилд, на севере штата, недалеко от границы с Коннектикут. Мы жили немного в стороне от города, и у нас было хорошее место. Мой отец, конечно же был довольно состоятельным. В те дни я ни в чём не нуждалась. – Она вздохнула. - Мир кажется странным странное, мистер Дигби! Я даже сейчас не могу представить, как всё произошло. Мы жили счастливо, пока джентльмен, молодой адвокат из Нью-Йорка, стал посещать наш дом. Вначале он уделял мне особое внимание, но это было бесполезно. Я познакомилась с мистером Карпентер и никто другой для меня не имел никакого значения. Джентльмен был процветающий юрист, восходящий молодой человек, как говорили люди, и мой отец хотел выдать меня за него замуж, но я не согласилась. Тогда он стал ухаживать за моей сестрой. Ох, эти всплески воды из колонки! Они мне напоминают сегодня о колодце за нашим домом. Он был на клочке мягкой зелёной травы, и всплески воды из ведра, когда его поднимали… Только потому что дни очень тёплые, я вспоминаю об этих вёдрах колодезной воды. Колодец был шестьдесят футов глубины, а вода была чистой, холодной и красивой, я нигде больше не видела такой воды. И когда ведро, с блестящей зеленью по бокам, медленно поднималось, то свежесть была даже от одного только взгляда на него. Танфилд мне кажется сотни тысяч миль от улицы Джейн, а те времена - тысячу лет назад. Интересно, как будет выглядеть наша жизнь, когда мы оглянемся на неё с другой стороны?


53

- Очень похожей на предмет, рассматриваемый под микроскопом. Я так представляю. - В самом деле? Почему? - В ясном понимании всех деталей, и в новом восприятии относительных переживаний и важности частей. - Да, возможно. Здесь мы видим, что всё очень смешано и запутано. Возьмите хотя бы то, что я вам рассказываю, это невероятно, но это правда. - Вы ещё мне ничего не рассказали, – осторожно заметил её друг. - Нет. Джентльмен, о котором я говорила, юрист, женился на моей сестре. А затем, когда я собиралась выйти замуж за мистера Карпентер, моя сестра восстала против меня, и склонила на свою сторону моего отца. Они оба были против, насколько могли. - Объяснили ли они своё сопротивление? - О, да. Мистер Карпентер был всего лишь фермером, говорили они, не ровня мне, и совсем не богатый. Я уверена, что во всех остальных отношениях он был выше меня, но только в случае общества это было более-менее правда. Он не бывал в обществе, и не интересовался им. Но у него было образование и самосовершенствование гораздо больше, чем имели многие из общества. Он читал и мыслил, он мог очень хорошо говорить с любым. Но они хотели, чтобы я вышла замуж за богатого человека. Я думаю, что половина трудностей в мире касаются денег. «Ибо корень всех зол есть сребролюбие», так говорит Библия. - Я верю этому. Ничего больше нельзя было сказать против мистера Карпентер, а только то, что у него не было денег. Если бы они у него были, никто бы не сказал, что у него недостаёт культуры или чего-либо ещё. Но он был бедным. И когда я вышла за него замуж, мой отец лишил меня моей части наследства. - И это всё досталось вашей сестре? - Да, всё. Поместье,… старое поместье и всё. Она забрала всё. - И обладает всем? - О, да, конечно. Она богатая женщина. Муж её преуспел в бизнесе, и они очень состоятельные сейчас. У них тоже только один ребёнок. Миссис Карпентер замолчала. Мистер Дигби помолчал минуты две, а затем сказал. - Всё же, мой дорогой друг, вы думаете, что ваша сестра не захочет вас признать, если бы узнала где вы, и в каком вы состоянии? Не думаете ли вы, что было бы правильно, дать ей знать? Миссис Карпентер отрицательно покачала головой. – Нет, - сказала она, - мне бы не стало легче. И вы ошибаетесь, если думаете, что это бы её обрадовало. Она богатая. У неё есть карета, у неё слуги в ливреях, и она живёт в роскоши. Она бы не захотела прийти сюда, чтобы увидеть меня. - Я не могу с этим согласиться, - сказал мистер Дигби. – Я думаю, что вы несознательно считаете её такой. - Я пробовала, - сказала миссис Карпентер. – Я бы не хотела этого повторять. Когда мой муж попал в трудности, и здоровье его стало ухудшаться, ему было очень тяжело. Я написала своей сестре в Нью-Йорк, и попросила, чтобы она нам помогла, зная, что она с лёгкостью могла бы это сделать, без какого-либо ущерба для себя. Она прислала мне ответ…, - миссис Карпентер замолчала, слова, казалось, душили её, губы задрожали, и когда она начала говорить опять, голос её был слегка сдавленным. - Она написала мне, что когда мой муж умрёт, то она не будет возражать против того, чтобы я вернулась в старый дом, и устраивалась там как могла. Рита и я. Пара печальных слёз скатились из глаз говорившей, она больше ничего не сказала. Мистер Дигби не знал, что посоветовать, и тоже молчал. Молчание продолжалось, в то время как продавец клубники оглашала улицу пронзительным криком: «Клуб-ни-ка!» Жаркий воздух разносил во все


54

стороны различные запахи, а вода из колонки продолжала капать. Наконец миссис Карпентер снова заговорила с некоторым трудом и напряжением, не физическим, а умственным. - Вы были чрезвычайно добры ко мне, мистер Дигби, я… - Ах, не говорите об этом. Вы сделали для меня намного больше, чем я когда-либо смогу сделать для вас. - Я? Нет, я ничего для вас не сделала. - Вы спасли жизнь моего отца. - Жизнь вашего отца? Вы ошибаетесь. Я никогда не знала мистера Дигби, до тех пор, как познакомилась с вами. Я даже никогда не слышала этой фамилии. - Вы знали мистера Соусвод, - ответил он, улыбаясь. - Соусвод? Соусвод! Джентльмен из Англии! Неужели вы его сын? - Я его сын. Я Дигби-Соусвод. Я взял имя моей матери из-за некоторых соображений. - И вы его сын! Как чудесно! Сын этого незнакомого джентльмена! Но я не так много сделала для вашего отца, мистера Соусвод. А вы делаете для меня всё. - Я бы хотел сделать больше, - коротко ответил он. - Мне неудобно просить, и всё же, я хотела попросить вас сделать что-то ещё,… последнюю услугу… для меня. Это очень много, я знаю. - Я уверен, что это не совсем так. – Сказал он с особой нежностью. – Позвольте мне узнать, что вы желаете? Миссис Карпентер в нерешительности молчала. – Рита не знает, - начала она, - она не подозревает…. - О чём? - Она не представляет, что я её скоро оставлю. - Боюсь, что это правда. - И это будет скоро, мистер Дигби. - Возможно нет, но что вы хотите от меня? - Скажите ей, - прошептала миссис Карпентер. Молодой человек был поражён, он чувствовал неимоверно сильное возражение против услуги, которую от него требовали. Он не ответил. Миссис Карпентер скоро продолжала. - Просить вас об этом неправильно, но кого ещё я могу попросить? Я бы не хотела, чтобы она услышала об этом от живущих в этом доме, хотя они добры, но они не благоразумны, и Рита в любом случае сразу придёт ко мне, а я не смогу этого вынести. Она очень вспыльчивый ребёнок, неистовый в своих чувствах и их выражениях. В последнее время я думаю об этом день и ночь, и не могу набраться смелости встретить первый ураган её отчаяния. Моё бедное дитя! Она не годится идти в мир самостоятельно. - Какие ваши планы для неё? - Я не в состоянии что-либо придумать. - Но вы должны сказать мне, какие шаги я должен предпринять относительно её, если нет никого кому бы вы могли доверять больше. - Нет никого, кому я вообще могу доверить. Кроме моего Отца не небе. Я верю Ему, или я умру прежде времени. Совсем недавно я думала сердце моё разорвётся, но теперь я уже это пережила. Вы знаете, что Он сказал: «Оставь сирот твоих, Я поддержу жизнь их»? Теперь же слезы матери лились потоком. - Я сделаю всё, что только смогу, - сказал молодой человек, сидящий рядом, - но я бы хотел, чтобы вы дали мне какие-нибудь намёки, или решения, наконец.


55

- Как я могу? Передо мной только две возможности, что миссис Корд может вырастить её и сделать из неё швею, или миссис Марбл может научить её быть портной. Но я такая глупая, я не могу смириться ни с одной из этих возможностей, даже если они сделает это, в чём я не уверена. - Не переживайте. Она не будет ни тем, ни другим. У Риты намного больше способностей, чем на это. Я не отдам её под присмотр ни миссис Корд, ни миссис Марбл. Но какое ваше желание? - Я не знаю. Я должна оставить решение за вами. Вы можете решить намного лучше, чем я. Я не знаю ни мира, или возможностей. Мисси Марбл говорила мне, что здесь есть бесплатная школа. - Конечно же, она должна идти в школу. Я прослежу за этим. И я постараюсь, чтобы она была под наблюдением женщины, которая бы о ней хорошо заботилась. Не переживайте по этому вопросу. Я обещаю вам, успокойтесь. Я о ней позабочусь так, словно она моя младшая сестричка. Вначале было молчание. Это была тишина сердца, которое было переполнено благодарностью. Чтобы найти слова, миссис Карпентер сидела со слегка наклонённой головой. - Вы ничего от этого не потеряете, - хрипло ответила она, спустя несколько минут. Есть где-то обещание. Но на этом она разрыдалась. - Я не знаю, что вы будете с ней делать, - сказала она, - или кто-либо другой, кроме её матери. Она своенравный ребёнок, импульсивный, упрямый и в то же время слабый, что касается привязанности. Она ещё не научилась смиряться, хотя из любви она способна на безграничную преданность. Я убедилась в этом по отношению к себе, в прошлую зиму. - Разве есть другой вид привязанности, который что-либо стоит? – спросил молодой человек. - Долг? - Я уверен, что привязанность из любви гораздо лучше. - Да,… но долг должен быть признан и исполнен. - Нет, я думаю, что долг должен быть признан, как удовольствие. А вот и она. – Ну и как, Рита, прогулка была приятной? - Нет. - В самом деле? И почему же? - Как это возможно, мистер Дигби? Ни одного глотка свежего воздуха, и ничего, на что приятно бы было посмотреть. Только жара и грязь. - Я помню, ты говорила, что напротив нескольких магазинов есть цветы? – сказала мать. - Да мама, но они выглядят очень жалко. - Правда? – улыбаясь, произнёс мистер Дигби. – Может быть, ты поедешь со мной завтра? Я повезу тебя в парк. - О, правда? – воскликнула Рита, широко раскрыв глаза. – Это возможно? - Если позволит миссис Карпентер.

Глава 7

Философия ума

Следующий день снова был душным, мистер Дигби не приходил за Ритой, пока не наступила вторая половина дня. Они сели на одну из рейсовых карет, которая должна была довезти их до самого входа в парк. Путь был длинным, а движение медленным. Они вынуждены были молчать, и оба сидели задумавшись, так как у них достаточно было над чем подумать.


56

Вначале мысли Риты как бы раздваивались, между наслаждением того, что она видела, и неловким чувством от своего внешнего вида. В общем-то она не была застенчивым ребёнком, а даже наоборот, но сегодня она была с мистером Дигби, и у неё было возвышенное представление о требованиях в отношении всего, что каким-то образом касалось его. Она находилась в его обществе, под его руководством, но как она выглядела? Рита не была удовлетворена в этом отношении. Мистер Дигби был всегда одет хорошо и безупречно, говорила она себе, и она должна бы выглядеть очень хорошо, находясь рядом с ним. Конечно же, она одела то, что было самым лучшим, белое льняное платье, оно было чистым и белым, но шляпка её была соломенная, та, что она носила каждый день. Девочка сознавала, что она не была модной, а платье,… Рита размышляла по мере того, как они шли. Она была уверена, что платье было старомодным. Оно, конечно же, не было сшито так, как платья других девочек её возраста, которых она видела в повозках или встречала на улице. У них были оборки, а её платье было простым. У них были такие, что на них хотелось смотреть, в то время как её было узким и прилегало к её тоненькой фигуре. Она пришла к выводу, что ни в коем случае не подходила под категорию, которую миссис Марбл называла «модной». Точное значение этого Рита никак не могла объяснить, поэтому необъяснимо она чувствовала, что это должно быть чем-то очень желанным. Для себя она решила, что мистер Дигби был модным, это доказывало, что девочка имела хороший вкус к одежде. В связи с этим фактом, который, несомненно, был полностью неоспоримым, она не могла одеть ничего, что бы было вызывающим. Интересно, захочет ли он показаться с ней среди людей? - думала она. Она надеялась, и думала, что нет. Но мысли эти были с некоторой долей правды, были продуктом гордости, хотя и были не лишены здравого смысла. Постепенно её интерес был привлечён к другим особам, и она забыла о своей собственной. Они выехали из бедного района города, где они жили, улицы стали шире, а магазины выше и внушительнее. Проезжавшие экипажи, обгоняли ползущую карету, а в них, сидели леди и джентльмены, и время от времени какие красивые маленькие девочки! Это был замечательный Нью-Йорк, который только иногда ей приходилось видеть. Казалось, она находилась за пятьсот миль от улицы Джейн. Какая категория людей здесь жила? И какой образ жизни они проводили? Была ли разница только в деньгах, или им присуще было что-то ещё, что было жизненно важным и отличало их от им подобных, живущих на площади Абингдон? В любом случае, насколько больше они были обеспечены! Мысли мистера Дигби гораздо меньше были связаны с происходящим вокруг. Сомнительно, что он вообще видел что-либо, происходящее у него перед глазами до самого парка, даже саму Риту, хотя она была основным объектом его размышлений. Он чувствовал, что его доброта к миссис Карпентер привела его к большим затруднениям. Даже причина этой поездки в парк была не из лёгких. Она была такой неприятной, что он даже не хотел думать о ней, и до сих пор не думал. Он шёл, как человек идущий в битву, и ему казалось, что град пуль было бы легче встретить. Как выполнить своё обещание, он даже и не представлял. Но, предположим, что это сделано, и предположим, что все трудности, к которым он должен приготовить Риту, прошли, а что потом? Что он должен делать с обещанием, которое дал? Он, молодой человек без семьи, без дома в чужой стране, что он будет делать с девочкой, как Рита? Как он будет с ней справляться? Если бы она была маленьким ребёнком, то положение было бы намного проще, но четырнадцать лет не так далеко ушли от семнадцати и восемнадцати. Где будет её дом? и сфера её будущей жизни? И где обещанная женская забота, под которую он мог бы её определить? Он взглянул на девочку. Она была хорошим материалом, над которым стоило поработать, это было одним облегчением в его задаче, и у него есть на это практическое доказательство. Теперь с большей осторожностью, чем раньше, он смотрел на внешние признаки


57

в выражении её лица. И так же как Рита, однажды признала, что глаза мистера Дигби были красивыми, теперь он втайне заметил её глаза. Да, этот гадкий утёнок, имеющий неуклюжую внешность, касающуюся её фигуры, (он не знал, что этот эффект производит платье), у неё бесспорно были красивые глаза. Нехороший цвет лица, заметил он про себя, после второго взгляда, но красивые глаза. И не просто по форме и окраске, они полны рассудительности, мысли, возможной страсти и чувства. В них был характер, но то же самое было и в форме её рта. В ней было благородство, черты не были чертами невоспитанной, низкого происхождения натуры, они были изысканными и красивыми. Никогда раньше не приходило мистеру Дигби в голову, какой Рита будет, в отношении внешности. Хотя множество раз в процессе повторения уроков, даваемых им, он замечал блески интеллектуального огня. Он замечал страсть во время работы. Теперь он чётко видел, что его подопечная, если обращаться к старой философии человеческой природы, которая утверждала, что человек состоит из четырёх элементов, обладала пылкостью и свежестью в своих сочинениях. Там было немного земной придавленности и совсем чуть-чуть лимфатического качества. От этого его работа становилась интереснее и легче, но в то же время намного труднее. Перед ним была чуткая, быстрая, страстная, независимая натура, с которой ему предстояло иметь дело. Как он с этим справится? И каким образом он сможет выполнить свою цель сегодня? Цель, с которой он привёз её, бедное дитя, на эту прогулку в парк? Не было ли это жестоким, начать неимоверную боль со вкусом исключительного удовольствия? Мистер Дигби не знал, что он собирается делать, когда вышел из кареты со своей подопечной, и вошёл в парк. Вошли они в парк со стороны знаменитой Пятой авеню. Несколько минут он был занят, пробираясь и проводя Риту между колясками, бегущими в противоположных направлениях. Когда они вышли на тихую и спокойную дорожку, мистер Дигби взглянул на неё, и был поражён. На лице девочки отражалось выражение пробудившегося восторга, острого любопытства, простоты и полноты наслаждений. Рита была в возрасте самосознания, но она забылась. Шли они медленно, и девочка разглядывала всё, что ей встречалось, время от времени она улыбалась, но ни слова не произносила. Её спутник наблюдал за ней. Они шли и шли, поворачивали то в одну сторону, то в другую, на что Рита не обращала внимания, механически следуя туда, куда её вели. Была чудесная погода и, казалось, весь мир был в парке. Коляски, пассажиры, пешеходы, везде были толпы людей. Где мистер Дигби собирался провести разговор, с целью которого он сюда пришёл? Теперь он в этом очень сомневался, но если бы он начал, то где это должно быть? Не в этой же толпе, где в любую минуту могли встретиться знакомые и заговорить с ним. С трудом он нашёл место отдыха для Риты, откуда она могла наблюдать за оживлённой дорогой, и в то же время они были как бы скрыты от постороннего взгляда. Здесь они сели, но если ноги Риты могли отдыхать, то мысли её спутника были всё дальше и дальше от подобного комфорта. С тех пор, как они сели, они едва ли обменялись парой слов, и теперь начать разговор, который он собирался провести, было труднее, чем когда-либо. Воцарилось продолжительное молчание. Рита его нарушила, даже не заметив, что молчание было долгим. - Мистер Дигби, так много есть того, что я не понимаю. - В моём случае тоже, Рита. - Да, но вы понимаете много другого, чего я не понимаю. - Что тебя сейчас беспокоит, что ты не понимаешь? - Во многих колясках я вижу двух джентльменов, одетых совершенно одинаково, сидят они рядом, и всегда на заднем сиденье. Руки их всегда сложены, тоже одинаково, кто они? - Никак не джентльмены, Рита, это лакеи или конюхи. - А какая разница в них? - Между конюхом и лакеем?


58

- Нет, нет! Между джентльменом и тем, кто не джентльмен? - Ты меня уже раньше об этом спрашивала, не так ли? - Да, но я ничего не поняла. - Зачем тебе это? - Как зачем, мистер Дигби, мне хочется всё понимать. - И это правильно, Рита. Разница больше в чувствах и манерах поведения, чем в чём-то ещё. - Не в этой одежде? - Конечно нет. Хотя джентльмен не будет одеваться несоответственно. - А как это несоответственно? - Не прилично и не аккуратно. - Прилично и аккуратно, вы имеете в виду чисто и аккуратно? - Да. - Тогда на джентльмене может быть и бедная одежда? - Конечно. - Может ли любой быть бедным и быть джентльменом? - Не любой, но джентльмен может быть бедным, конечно, без того, чтобы перестать быть джентльменом. - Но если он с самого начала был бедным, может ли он тогда быть джентльменом? Да, Рита, – ответил её друг, улыбаясь её вопросам. – Деньги не имеют отношения к этому вопросу. Разве что без денег трудно для парня получить образование и воспитание в поведении. - Образование? – спросила Рита. - Да. - Но ведь вы сказали чувства и манеры поведения. - Ну, да. Но ты можешь и сама видеть, что без образования будет едва ли возможно, потому что манеры поведения будут свидетельствовать о том, кто он есть. Джентльмен должен оказывать всем соответственное внимание и уважение, которого они достойны. Уместные слова и правильный тон, подходящие манеры поведения. Как он сможет, если он не понимает своего собственного положения в мире и положения других людей? И почему тот или другой является тем, кто он есть. - Тогда я не вижу, как бедные люди могут быть леди и джентльмены, - недовольно проговорила Рита. - Бедность ничего общего с этим не имеет. - Разве образования достаточно, мистер Дигби? Он слышал недовольные нотки в тоне и словах девочки. - Рита, - ласково произнёс он, - кто будет следовать Библейским принципам хороших манер поведения, будет на правильном пути. - Можно ли следовать им, не становясь христианином? - Ну, едва ли. Понимаешь, корень их – любовь к ближнему, а человек не может иметь любовь в истинном её смысле, не полюбив вначале Христа. - Тогда, все джентльмены христиане? - Молодой человек рассмеялся над её настойчивостью - Почему это тебя так волнует, Рита? - Я просто думала… По всей вероятности она сильно над этим задумалась, потому что некоторое время сидела молча. А мистер Дигби в свою очередь, вернулся к своей проблеме, как он должен сказать Рите то, что обещал её матери? Из их несколько возвышенного и скрытого места, им видна была яркая и весёлая сцена. Бесконечный процесс экипажей, красивые коляски, стройные лошади,


59

напыщенные возницы, роскошные потребители наслаждений. Они следовали один за другим, иногда по двое или по трое, беспрерывным потоком. Коляски были всех сортов и видов, широкие, викторианские, фаэтоны, четырёхместные, закрытые, открытые, покрытые мешковиной, двуколки и кабриолеты. Время от времени между ними были сельские повозки, с соответствующими пассажирами, иногда обыкновенная семейная коляска с детьми, выехавшими поразвлечься. Пожилой джентльмен со своей женой важно выехали, подышать свежим воздухом, пара леди, утопали в своих подушках, можно было видеть по выражению их лиц, что они нисколько не наслаждаются поездкой. Проезжал молодой человек, совершенно один на паре быстрых лошадей, которые поглотили всё его внимание. Затем вихрь обычных вещей, красивых колясок, изящных леди, чопорных джентльменов, воспитанных слуг, великолепных лошадей во всех видах и сочетаниях. Было очень красиво и ярко, молодая зелень раннего лета ещё не была обесцвеченной и померкшей под действием жары и пыли. Воздух был почти как в сельской местности, и на одной из лужаек, которая была им хорошо видна, росли яркие цветы. Это было состояние мира. Погружённый в свои размышления, мистер Дигби забыл обо всём. Неожиданно он словно пробудился вопросом, заданным Ритой. - Мистер Дигби, могу ли я подействовать на свою волю? Он посмотрел на неё сверху вниз. – Что ты имеешь в виду, Рита? - Я имею в виду, могу ли я повлиять на свою волю? Я спросила маму, и она сказала, что я лучше должна спросить у вас. Рита вопросительно подняла на него глаза, и по ним он увидел, что её это очень беспокоит. Тёмные глаза девочки были серьёзными и внимательными, и смотрели в его глаза с внутренней силой поиска. - Я не думаю, что я понимаю тебя. - Да, вы понимаете. Если мне что-то не нравится, и я не хочу этим стать, могу ли я себя заставить? - Кем ты не хочешь быть? – спросил мистер Дигби, сравнивая этот серьёзный вопрос с умственной философией. - Должна ли я вам говорить? - Нет, если ты не хочешь, но я думаю, что это могло бы мне помочь вывести тебя из затруднения, и дать тебе ответ, который ты ищешь. - Мистер Дигби, может ли человек хотеть быть кем-то и всё же не желать этого? - Да, - ответил он с возрастающим удивлением. - Тогда может ли он что-то сделать, чтобы желать? - Рита, что у тебя за проблема? Я в абсолютной тьме. Я не знаю, кем ты хочешь быть. Говорить конкретно не было желанием Риты, и не было её целью, она колебалась. Однако вопрос был таким, который требовал ответа, и возможность обсудить свои затруднения с мистером Дигби была весьма соблазнительной. Она не решалась и в то же время не хотела упустить возможности. - Мама хочет, чтобы я была христианкой, - тихо и медленно проговорила она. – Я бы тоже хотела, чтобы угодить ей, но я не хочу. Могу ли я изменить мою волю, если у меня нет желания? В словах её звучала смесь сопротивления и желания, которые тут же привлекли внимание молодого человека, сидящего рядом с ней. Всё, что касалось решения любого смертного в великом вопросе вечной жизни, всегда пробуждало его участие в высшей степени. Однако, показывать, что он чувствует, не было его правилом, и он ответил ей с тем же преднамеренным спокойствием, как и раньше. Никто бы не заподозрил учащённого сердцебиения, с которым он отвечал.


60

- Почему ты не хочешь быть христианкой, Рита? - Я не знаю, - медленно ответила она. – Я думаю, что хочу быть свободной. - Продолжай дальше, и поясни мне, что ты имеешь в виду под словами, быть свободной? - Ну-у,… я имею в виду,… я предполагаю,… я знаю, что я хочу делать то, что мне нравится. - Тогда ты приняла здесь неправильное направление. - Конечно же, я не могу делать то, что я хочу, если я буду христианкой, мистер Дигби? - Наоборот, христианин единственная личность в мире, насколько я знаю, делает то, что ему нравится. - Вы тоже? – спросила Рита, глядя на него. - Да, - сказал он, улыбаясь. – Всегда. - Но я думала… - Ты думала, что христианство одно из видов рабства? - Да, или слуга. Христианин это слуга, а слуга не свободный. Он должен всегда помнить законы. - А ты думаешь, что если откажешься от положения слуги, то избавишься от законов? Это ошибка. Законы будут над тобой, и они свяжут тебя, будешь ли ты их принимать или нет, а ты должна будешь переживать последствия непослушания им. Ты когда-нибудь думала об этом? - Но это же не то, что я обещала их слушаться, – возразила Рита. - Какая разница? - Если я пообещала, то должна исполнять их. - Если ты не обещала, то должна будешь принимать последствия своих действий. Ты не можешь выйти из под закона. - Но как вы можете делать то, что вам нравится, мистер Дигби. - Тут появляется твоя вторая ошибка, - сказал он. Я могу, потому что я свободен. Это ты в рабстве. - Я? Каким образом, мистер Дигби? - Ты только что сказала, что ты хотела бы быть христианкой, но не можешь. Свободна ли ты делать то, что хочешь? - Но как я могу справиться со своей волей? Джентльмен вынул из кармана Новый Завет маленького формата, который всегда носил с собой, открыл его в определённом месте и подал его в руки Риты, предложив ей прочесть. «Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными». Рита остановилась и посмотрела на своего компаньона. - Продолжай, - предложил он, и она стала читать дальше. «Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: сделаетесь свободными?» «Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха. Но раб не пребывает в доме вечно; сын пребывает вечно. Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете». Рита, закончив читать, смотрела на слова. - Мистер Дигби, - снова сказала она, - могу ли я помочь моей воле? - Нет, - ответил он – потому что ты бедная рабыня. Но, смотри, что здесь написано. То, что ты не можешь сделать, может сделать Христос. - Тогда почему же Он этого не делает? – упрямо возразила она. - Ты Его не просила, и не желаешь, чтобы Он это сделал. - Но почему Он это не делает без моей просьбы, или желания, если Он может?


61

- Это не Его принцип. Он сказал: «Просите и будет вам», но Он ничего не обещал тем, кто к Нему не обращается. И просьба должна быть очень искренняя, Рита, не формальная, но настоящая. «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». - Тогда, если я Его попрошу, может ли Он изменить мою волю? - Он сказал, что сделает тебя свободной. Это то, что Он может делать, освобождать людей из рабства греха и власти Сатаны. - От власти Сатаны? – повторила Рита. – Я не под его властью! - Конечно же ты под ней. В мире только две стороны, два царства, те, кто не принадлежит одному, принадлежит другом. - Но, мистер Дигби, - сказала Рита в сильном возбуждении. – Я ненавижу дьявола точно так же, как и вы. - Это не помогает, Рита. От власти Сатаны к Богу люди переходят, когда они становятся христианами. - Почему вы думаете, что я под его властью? - Потому что я вижу, что ты не под руководством Христа. И потому, что ты делаешь в точности то, что Сатана хочет, чтобы ты делала. - Что? – спросила Рита. - Отвергаешь Господа Иисуса Христа, или откладываешь, чтобы не принимать Его. Рита молчала. Дыхание её стало коротким и тяжёлым, так что грудь её поднималась. Заключение мистера Дигби было для неё очень неприятным, но что она могла возразить? - Я не могу управлять моей волей, - упрямо повторила она. - Видишь, ты не честная сама с собой. Ты только что узнала, что из этого есть выход. - Но, мистер Дигби, - опять начала Рита, как получается, что вы можете делать то, что хотите? Он улыбнулся ей приятной, открытой улыбкой, которая свидетельствовала об истинности Его слов, и говорила для Риты больше, чем сами слова. Его глаза, которыми она восхищалась, смотрели на неё с серьёзной проницательностью. - Есть обещание, которое Господь оставил своим людям много лет назад, что в новом завете, который Он заключит с ними через Христа, Он напишет все Свои законы в их сердцах. Он сделал это для меня. - Вы имеете в виду… - начала Рита. - Да, продолжай, скажи то, что ты думаешь, я имею в виду. - Вы имеете в виду, что то, что вам нравится делать, это как раз то, что Бог хочет, чтобы вы делали? - И никогда ничего другого, Рита, – серьёзно ответил он. - Тогда, мистер Дигби, - медленно проговорила Рита, - вы просто отказались от себя. - И очень рад был, избавиться от этой персоны. - Но я не хочу отказываться от себя. - Понимаю. Снова последовала долгая пауза. Мистер Дигби ничего не хотел добавлять к своим словам, а Рита не могла прибавить к своим. Оба они сидели, погружённые в размышления, пока девичья природа покинула тревожащую её тему. Наблюдая за ней, мистер Дигби увидел довольную улыбку, которая свидетельствовала о том, что она снова поглощена происходящей перед ней сценой. Глаза её были живыми, а губы шевелились от появляющейся и исчезающей улыбки. - Тебе всё интересно, правда? – спросил он. - О, да! Воскликнула Рита и глубоко вздохнула. – Я бы хотела, чтобы мама могла это видеть. - Она может, - ответил мистер Дигби. – Мы возьмём коляску и привезём её. Не знаю, почему я раньше об этом не подумал.


62

- Коляску? Для мамы? И привезём её сюда? – повторила Рита, затаив дыхание. - Да, завтра, если день будет хорошим. Это освежит её. А сейчас, Рита, боюсь, что мы должны оставить эту очаровательную сцену. С лица Риты исчезла краска волнения и удовольствия, она поднялась с глубоким вздохом. - Здесь больше людей, чем в другом месте, - заметила она. - Больше экипажей, мистер Дигби, я думаю, что они должны быть не очень счастливы? - А почему ты думаешь, что они не счастливы? – с удивлением спросил он. - Они выглядят так. - Они просто привыкли ко всему. Все приезжают сюда через день или даже каждый день. - И это делается менее приятным? - Пропадает новизна, понимаешь. Большинство удовольствий теряют свою прелесть, когда исчезает их новизна. - Почему? Мистер Дигби снова улыбнулся. – Ты этого ещё не обнаружила? – спросил он. - Нет. Я помню, когда мы жили в Мидвэйвилл, то всё, что мне нравилось делать, мне нравилось ещё больше, когда я это делала. - У тебя счастливый настрой. Что тебе там нравилось делать? О, много чего! – со вздохом сказала Рита. – Мне нравился наш старый пёсик, мои котята, нравилось кататься, и я очень любила ходить на сенокос, затем садилась в телегу с папой и мы возвращались домой. А потом… Слова Риты неожиданно прервались, и её спутник, глянув на неё увидел, что глаза её наполнились слезами, а на лице отразились эмоции, которые почти взяли над ней верх. Лёгкое пожатие руки, которую он держал, было его ответом. Они снова пробрались через толпу, сели в экипаж и поехали домой. Он не выполнил своего поручения, но как он мог? Дело приняло такой оборот, что это было почти невозможным. Придётся сделать это в другой раз. Бедное дитя! Мысли молодого человека были полны сочувствия. Он смотрел на Риту, сидящую рядом с ним, и заметил, как её вид изменился и снова стал светлым, только лишь от одного удовольствия сегодняшнего дня, и новых мыслей, которые взбудоражили её ум, от возникнувшей надежды. Бедное дитя! Что ей предстоит, ей даже во сне этого не снилось, но она должна будет неизбежно это пережить. Всё будет в ближайшем будущем, а затем… что затем? Ни одного друга во всём мире, кроме него, и что он будет с ней делать? Каким образом он может о ней позаботиться? Молодой человек почувствовал самосожаление. В самом деле, девочка такого сорта, полная умственного потенциала, эмоциональной чувствительности, была хлопотным завещанием для молодого человека, находящегося в его положении. Однако его собственные проблемы не очень занимали его в настоящий момент, потому что сердце его переживало о том, что печальные события надвигались на них двоих, на мать и дочь. И они были только вдвоём во всём мире, полном подобных и намного хуже их несчастных. Мистер Дигби вспомнил, как однажды при виде слёз и печальных сердец вокруг Него, сознавая великий омут человеческой нищеты, «Иисус прослезился». Сердце Его слуги растаяло в подобном сострадании. Но он ничего этого не показал, когда вошёл с Ритой в присутствие её матери. Он был спокоен и сдержан, как обычно. - Миссис Карпентер, - сказал он, на минутку оказавшись с ней наедине, когда Рита побежала, чтобы переодеться. – Вы не сказали мне имени вашей сестры. Я думаю, что я должен знать. - Её имя? – повторила миссис Карпентер, настораживаясь в нерешительности. Для чего он хочет знать имя моей сестры? Но мистер Дигби не выглядел так, словно оно ему было обязательно нужно, этот вопрос он задал между прочим, и беззаботное спокойствие на его лице успокоило её. Наконец она ему ответила.


63

- Её имя Басби. Для мистера Дигби было характерно то, что на лице его не отражался оживлённый интерес. Он знаком был с миссис Басби, которая была женой адвоката в городе. Но он не выразил ни удивления, ни любопытства, а просто заметил в той же безразличной манере и тоне: - Возможно, есть больше миссис Басби, чем одна. А как имя её мужа? - Я не помню. Я знаю, что оно начинается с буквы А, но не могу сейчас вспомнить. У меня только крутится имя старого Нью-Йоркского пекаря, о котором тогда говорили – Аркулариус. - Возможно Архибалд? - Да, точно. Мистер Дигби с трудом верил своим ушам. Миссис Архибалд Басби была ему очень знакома, он всегда был желанным и относительно частым гостем в её доме. Возможно ли это? – думал он. - Возможно ли? Была ли та женщина сестрой этой? Такой сестры? Ничего в ней, или в её доме, похоже на эту не было. Однако он не сделал ни замечания, ни предложения, но сделал для себя заметку и ушёл, после того, как договорился, что завтра приедет карета, которая повезёт миссис Карпентер в парк.

Глава 8

Остров Статен

На протяжении следующих нескольких дней мистера Дигби донимали неприятные мысли, некоторые из них даже выставляли миссис Карпентер в непривлекательном свете. Миссис Басби, насколько он знал, была замечательная леди, как она могла стать чёрной овечкой в истории, которую он услышал? Миссис Карпентер, возможно, могла ошибаться, разве это не возможно? Но, говорят, что факт упрямая вещь, хотя некоторым фактам в этой истории было трудно поверить. Мистер Дигби был в недоумении. Возможно, он бы сразу отправился в дом миссис Басби, чтобы провести наблюдение с остротой, о которой он никогда не думал, когда бывал там. Но миссис Басби со своей семьёй выехала из города, проводя жаркие месяцы на побережье, или даже на нескольких побережьях. В то время, как мистер Дигби должен был заняться своей невыполненной миссией. Теперь все дни, когда позволяла погода миссис Карпентер бывала в парке, к великому восхищению миссис Марбл. Эти поездки, к неописуемому восторгу и гордости Риты, действовали освежающе на больную женщину. Она говорила, что уверена, что её мать теперь поправиться. Но глаза её матери, когда Рита это говорила, смотрели на мистера Дигби, с предупреждающим напоминанием, чтобы он не обманывался и не терял времени. Он понимал. - Завтра я еду на остров Статен, - заметил он. – Ты бы не хотела поехать со мной, Рита? - Остров Статен? – повторила они. - Да. Он приблизительно за час плавания от Нью-Йорка, или около этого, через залив. Ты могла бы познакомиться со знаменитым заливом Нью-Йорка. - Он знаменитый? - По своей красоте. - Ох, я бы с удовольствием хотела поехать, мистер Дигби, если бы он был даже самым непривлекательным! - Тогда, когда твоя мама вернётся утром из парка, мы сможем поехать.


64

Рита была в восторге. Но мать, на её взгляд, была очень серьёзной во всё время пути. Рита безуспешно пыталась развеселить её. Снова и снова взгляд миссис Карпентер останавливался на ней с тоскливой, нежной печалью, что для неё не было обычным. - Мама, что-то не так? – наконец спросила она. - Я думаю о тебе, дитя моё. - Тогда не думай обо мне! Что обо мне думать? - Я переживаю, что тень печали окутает твой весёлый характер. Хотя я неразумная. - Что тебя заставляет думать о тени? Я собираюсь всегда быть весёлой, как и сегодня. - Это не возможно. - Почему? - В этом мире так не бывает. - А что, трудности ко всем приходят? - Да. Время от времени. - Тогда, мамочка, ты просто можешь подождать, пока они придут. Надо мной нет тени, по крайней мере сейчас. Если бы ты поправилась, то я бы была безмерно счастлива. - Я никогда не поправлюсь, дитя моё. - О, ты говоришь это потому, что над тобой нависла тень. Я бы хотела знать, откуда она появилась, и я бы её рассеяла. Мама, мама, смотри, смотри! Видишь вот эту маленькую коляску с маленькими лошадками, и дети сами управляют! Ох! Выражение глубокого восхищения Риты не поддаётся описанию. - Это Шотландские пони, - пояснила мать. - А что такое Шотландские пони? - Пони, привезённые из Шотландии. - Они что, никогда не вырастают и не становятся большими? - Нет. - Как здорово! - Рита, это мальчишеское слово, я думаю. - Если оно хорошо для мальчишек, то почему оно не хорошо для меня? - Я не думаю, что оно хорошо для мальчиков. Но леди должна быть более осторожной в том, что она говорит, или делает. - Больше чем джентльмен? - В некотором отношении, да. - Я не понимаю, в каких отношениях. Правильно - есть правильно, а неправильно – неправильно и есть, не зависимо, говорит это мальчик или девочка. Миссис Карпентер вздохнула. Что может привить правильные понятия, кто научит правильным путям её любознательного ребёнка, когда она останется без матери? Рита заметила глубокое переживание, которое снова появилось в глазах матери. Она снова старалась приятным разговором рассеять их, но всё было напрасно. Миссис Карпентер вернулась домой уставшей и изнемогшей. - Я думаю, она о чём-то переживает, - сказала Рита, когда вскорости они со своим другом были на пути в Уайт-холл. – У неё это бывает время от времени. Мистер Дигби ничего не ответил, и следующий проницательный вопрос Риты был: - Вы выглядите так, словно вы знаете, о чём она переживает, мистер Дигби? - Я думаю, что знаю. - Могу ли я знать, что это? - Возможно, но ты должна подождать.


65

Ждать было не трудно. Даже езда в Уайт-холл на омнибусе была восхитительной для неопытного взора Риты. Когда они была на пароме, и отплыли от причала и города, то оказались среди прекрасных вод залива. Наслаждение девочки возрастало. Она никогда раньше не видела таких просторов воды, и представления не имела, как выглядят волны. В её уме возникали сотни тысяч вопросов, подобных разбивающимся под ними волн. В её уме они дальше не шли. Даже видеть, как волны поднимаются, было наслаждением. Когда-нибудь она найдёт на них ответы. В настоящий момент было достаточно наблюдать за изменением форм и различных оттенков воды, вдыхать свежий воздух, который приносил с собой жизнь и силу. Но возникали неотложные вопросы, на которые нужно было получить ответ. - Мистер Дигби, воду никто не может рисовать, правда? - Может. - Как это возможно? Она постоянно меняется, она ни на секунду не останавливается, чтобы её нарисовать. - Большинство вещей могут быть сделаны, если относиться к ним с достаточной серьёзностью. - Но как в данном случае? - Не без огромного труда, изучения и ошибок. Человек должен наблюдать игру волн и форм, которые они принимают, цвета в их разных положениях в различную погоду, пока он не усвоит их своим сердцем. Тогда он сможет наложить линии и цвета на канву. Конечно же, если у него есть к этому талант. - А какую роль играет здесь погода? Различные цвета? - Конечно. Свет и тени меняются при каждом изменении неба, и цвета меняются. - Тогда художник должен быть очень внимательным, - сказала Рита, – чтобы всё это заметить. - Никаких великих вещей невозможно сделать без того, чтобы быть очень внимательным. Начало ничего не значит, постоянная старательность, вот что считается. - А вы можете рисовать, мистер Дигби? - Да, немного. Рита снова увлеклась тем, что было перед ней и вокруг неё, получая неосознанное образование через глаза, когда они впервые видят образы новых вещей. На людей на борту она едва ли обращала внимание. Прибыв в Брайтон, мистер Дигби сразу позаботился о том, чтобы им подкрепиться. Они пришли в гостиницу, где он заказал простой обед. Затем заказал небольшую коляску с лошадью и, посадив в неё восторженную девочку, поехал на берег. Он предоставил ей наслаждаться видом набегающих волн прибоя. Сам он был занят одной мыслью, ожидая момента, когда сможет сказать ей то, что намеревался, но вынужден был ждать довольно долго. Он сообразил, что опять сделал ошибку, выбрав этот путь для их прогулки. Рита, была очарована и поглощена окружающим пейзажем, её переполняло удовольствие, которое некоторое время невозможно было нарушить. Она была слишком счастлива, чтобы заметить, насколько сильно отличалось состояние её друга от неё, разве что со смутным, мимолётным восприятием, на котором она не хотела останавливаться. Наконец её друг спросил, не хотела ли она побегать по песку, так как был отлив. Он подъехал к остаткам бывшего забора, привязал лошадь и помог Рите выйти из коляски. Она сразу же побежала по узкому берегу, у самой кромки воды, затем остановилась и стала смотреть. В этот день был лёгкий прибой с отливом, но для Риты это была сцена несравненной мощи и величия. Она, со всей восприимчивостью молодости, полной жизни и силы, казалось пила удовольствия, как жаждущий пьёт из фонтана. Мистер Дигби не мог этого нарушить. Он растянулся на сухом песке и ждал, наблюдая за ней и смотря с каким-то печальным наслаждением на бесконечный бег пенящихся волн, вздымавшихся и разбивавшихся о берег. В


66

таком настроении материальные и духовные вещи каким-то образом переплетаются. Вид океана напоминал мистеру Дигби о море трудностей и приливов, которыми переполнен был весь этот мир. Разбивающиеся волны были постоянно происходящими и повторяющимися кусочками несчастий и катастроф, которые постигают каждого. Вот несчастье здесь, а теперь там и снова здесь, оно всегда где-нибудь, везде, насколько может видеть глаз. Вот и этот ребёнок… - Мистер Дигби, вы устали, вам это не нравится, и вы просто ждёте меня? – Вдруг сказал Рита, подходя к нему, с чувством доброго сочувствия. - Мне всегда здесь нравится. Я не устал, спасибо, Рита. - Но сейчас вы не испытываете никакого удовольствия, - сочувственно сказала она. - Нет. Я думаю, насколько этот мир полон переживаний. - Почему вы думаете об этом сейчас? Лучше думайте о том, как много в нём удовольствий. Он полон ими,… мне даже кажется, что он полон,… почти как океан. - В твоей жизни так много удовольствий? - Сегодня, - сказала девочка, восхищённым взглядом глядя на воду. - И однако, Рита, именно о тебе я и переживаю. - Обо мне? – спросила она, глядя на него удивлённым взглядом. - Да. Может быть присядешь здесь на несколько минут, и позволишь мне поговорить с тобой. - Я не хочу сейчас говорить о трудностях. – Ответила она, однако садясь, по его просьбе. - Мне очень жаль, что я должен говорить об этом сейчас, или в любое другое время, но я должен. Способна ли ты слышать о трудностях, Рита? В его взгляде и тоне было что-то нежное, серьёзное и сочувственное, что каким-то образом заставило сердце девочки биться чаще. Она интуитивно почувствовала, что под его манерой скрываются серьёзные новости, хотя старалась этому не верить. - Я не знаю, - сказала она в ответ на его вопрос. – Я уже многое пережила. - Это то, что ты ещё не переживала. - У меня был папа, мистер Дигби, - сказала она с любопытной сдержанностью, которая не была лишена благородства. Как он мог ей ответить? Он не находил слов. Вместо этого, его объяло такой нежностью от одной только мысли, что свалится на голову девочки в настоящем и в будущем, что на мгновение он растерялся. Чтобы спрятать нахлынувшие на его глаза неожиданные слёзы, он быстро опустил голову и спрятал лицо в ладонях, лежащих у него на коленях. Ни действия его, ни причина не ускользнули от проницательного и пробуждённого чувства страха, но в то же время она не могла ничего спросить. Молчание продолжалось, пока прошло какое-то время, хотя прежде, чем мистер Дигби поднял голову, молчание для неё стало невыносимым. Она больше не видела воды, не слышала звука разбивающихся волн, а испытывала только чувство нетерпения. - И, - произнесла она наконец изменившимся голосом, жёстким и сухим, - почему вы не говорите мне, что это? – Если она была дерзкой, то она не намеревалась этого делать, и друг её знал об этом. - Я едва могу, Рита, – печально ответил он. - Я знаю, что вы имеете в виду, - сказала она, - но это неправда. Вы так думаете, но это неправда! - О чём ты говоришь? - Вы знаете. Я знаю, что вы имеете в виду, вы говорите о… маме! – Слово прозвучало с трудом, движимое упрямой решимостью. – Это не правда, мистер Дигби! - Что неправда, Рита? - Вы знаете. Это неправда! – пылко произнесла она. - Но, Рита, дитя моё, что если это правда?


67

- Вы знаете, что это не может быть правдой, - выпалила она, устремив на него взор почти дикий в своей напряжённости. – Это не может быть правдой. Что тогда будет со мной? - Я буду заботиться о тебе, всегда. - Вы? - повторила она с таким презрением, которое сочеталось только с болью, с которой она говорила. – Кто вы? Это невозможно, мистер Дигби. - Послушай меня, дитя. Рита, я специально приехал сюда, чтобы поговорить с тобой об этом. – Он видел, как наполнялись её глаза слезами, которые готовы были брызнуть наружу, и остановился. Но она нетерпеливо смахивала их налево и направо. - Я не хочу об этом говорить. Это бесполезно, здесь или в любом другом месте. Я хочу домой. - Пока нет. Прежде чем ты поедешь домой, я хочу, чтобы ты вполне успокоилась и взяла себя в руки, чтобы ты не расстраивала свою мать. Она не может этого переносить. Поэтому она попросила меня сказать тебе, она не может выносить вида твоих страданий. Можешь ли ты вынести это и спрятать, Рита, смело, ради неё? - Она попросила вас сказать мне? – воскликнула девочка. Мистер Дигби никогда не смог забыть выражение дикой агонии, с которой она на него посмотрела. Он тихо ответил, - Да, - хотя сердце его обливалось кровью. - Она думает… - Она знает, что это будет. Это не ново и не странно, и не печально для неё, за исключением тебя. Но в своей любви к тебе, она ужасно страшится твоей скорби. Ты думаешь, Рита, ради неё, ты сможешь смело перенести и быть спокойной, чтобы не показывать ей, что ты чувствуешь? Ради неё? Он сомневался, что девочка слышала его правильно. Она смотрела на него, конечно, пока он говорил, словно слушая, но лицо её было белым, или скорее мертвенно бледным, и глаза, казалось, смотрели в отчаянии. - Я не думаю, что это может быть, мистер Дигби, - сказала она, – она так не выглядит. Да и что будет со мной? - Я позабочусь о тебе, Рита, до тех пор, пока ты будешь жить, и пока я жив. - Вы никто! – презрительно произнесла она. Но за этим последовал такой крик, от которого у мистера Дигби застыла кровь. Это не был пронзительный крик, но долгий, указывающий на острую боль и тяжесть отчаяния. Один только вопль и девочка, закрыв лицо руками, застыла без движений. Её спутник предпочитал бы слёзы и рыдания, он не знал, что с ней делать. Мягкие удары волн в тишине звучали уныло. Мистер Дигби ждал. Он знал, что ничто кроме времени не может сгладить шероховатости грубой жизни, своим мхом и лишайником терпения и памяти. Слова утешения нельзя было произносить, не сейчас. Он понял теперь, почему миссис Карпентер ушла от того, чтобы сказать новость самой. Но день подходил к концу и они должны были возвращаться домой. Бремя, каким бы оно ни было тяжёлым, нужно поднять и нести. - Рита, дитя моё, - сказал он после долгого молчания. Ответа не последовало. - Рита, дитя моё, можешь ли ты поднять глаза и поговорить со мной? Рита, моя бедная, маленькая Рита, для тебя это очень тяжело! Но сможешь ли ты сделать насколько можно легче, для твоей мамы? Девочка отклонилась от руки, которую он положил ей на плечо, но не произнесла ни слова. - Рита, мы должны возвращаться домой. Ты знаешь, что твоя мама будет очень переживать о тебе. Я бы сказал, что она уже ждёт нас. И вот они прорвались. Потоки слёз, которых он так страшился и всё же желал. Девочка отвернулась от него больше и, бросившись на песок, плакала так, как он никогда не видел, чтобы кто-то плакал. Со всей страстью импульсивной и неуправляемой натуры она рыдала так, что тело


68

её содрогалось, сопровождаемое громкими воплями, которые невозможно было успокоить. - Это даже лучше, - думал мистер Дигби, пусть лучше она изнеможет, и усталость заставит её успокоиться. Но для наблюдателя это было невыразимо больно, сцена, которую невозможно было вспоминать без глубочайшей молитвы. Как молитва Ноя после потопа, чтобы подобное никогда больше не повторилось. Наконец-то она изнемогла, и так как страстные рыдания были такими безудержными, они, наконец стихли. Но продолжались они ужасно долго. Рита затихла и не шевелилась. Это было до тех пор, пока мистер Дигби снова заговорил. Он говорил так, словно это было что-то им не замеченное. - Рита, дитя моё, можешь ли ты сейчас собрать всю решительность и быть спокойной и смелой? Она колебалась и потом более спокойным тоном сказала, - я не смелая. - Я думаю, что ты можешь быть. - Я бы хотела умереть, - медленно проговорила она. - Но мы должны жить для других. Да, часто кажется, что намного легче умереть, но мы ещё что-то должны делать в мире. Ты должна что-то делать. Ты должна быть утешением для своей матери и, возможно, продлить её пребывание с нами. Это будет зависеть от твоего спокойствия и сдержанности. Ради любви к ней, можешь ли ты быть сильной и сделать это? - Я не сильная, - снова повторила Рита. - Любовь делает людей сильными, а Иисус помогает слабым, если они доверят Ему всё, что они должны сделать. - Вы знаете, что я не христианка, - сказала Рита тем же равнодушным тоном. - Может быть ты не оставишь этот вопрос нерешённым, после сегодняшнего дня. Снова наступило молчание. - Я готова ехать, мистер Дигби, - сказала Рита. - И ты будешь хорошей девочкой, тихой и спокойной? - Я не знаю. Мистер Дигби посчитал, что не стоит настаивать дальше. Он снова посадил Риту в коляску, и поехал к гостинице. Она была тихой, по крайней мере сейчас. Он больше не видел даже слёз, но увы, на всё остальное в мире, чему она была так рада по пути сюда, она не обращала внимания. Во время езды и пока они плыли, было то же самое, только когда мистер Дигби посадил её в омнибус возле Уайт-холла, он заметил как что-то, наподобие ужаса пробежало по её лицу, оставив после себя только бледность. Это было всё. Он с волнением вошёл в комнату больной в доме миссис Марбл. Однако Рита была поспешной в приветствии к матери и после поцелуя сразу же отошла «чтобы переодеться», - как выразилась она. И когда миссис Корд проходя, неосторожно спросила её, приятно ли она провела день, Рита задохнулась, но справилась с собой и ответила, что было хорошо, насколько возможно. Через что она прошла в своей маленькой комнате, которая служила шкафом и кладовой, никто не знал. Но мистер Дигби, который задержался специально, пока она не вышла оттуда, убедился, что она была совершенно спокойной, и принялась за свою обычную работу серьёзно и сосредоточенно. Рита была более серьёзной, чем обычно, но спокойная и методичная. Он вышел вздыхая, в то же время со спокойной совестью. Одно из тяжёлых дел, которые он должен был сделать, было выполнено. Мистер Дигби, направляясь к своей гостинице, видел перед собой большие трудности. Каким образом он сможет исполнить свои обещания, заботиться о такой необузданной девочке? Конечно же, тётя её будет первой, кому он её представит. Если бы только он знал, какой на самом деле была миссис Басби, и как история миссис Карпентер будет выглядеть с другой стороны? Леди в городе не было, не то, он бы отправился к ней сразу, чтобы увидеть её, с целью


69

понаблюдать за ней и собрать информацию. В настоящий момент этого сделать было невозможно. Он только мог надеяться, что жизнь миссис Карпентер продлится, до её возвращения в Нью-Йорк. Это бы могло снять, или облегчить одну из трудностей на его пути.

Глава 9

Форт-Вашингтон Но такой надежды не было. Несмотря на всю заботу, на которую доброта была способна, больной становилось всё хуже и хуже. От сильной жары она слабела. Поездки в парк были освежающими, но увы, утомительными и иногда отменялись, а это случалось всё чаще и чаще. Рита вела себя безупречно, она всё своё время посвящала матери, неутомимо, самоотверженно и спокойно. – Другая девочка, - заметила миссис Корд. - Бедный ребёнок! Она стала другой не только в этом, не замечалось её пламенной яркости настроения, личико стало худеньким, вокруг глаз появились тёмные круги, а их глубина была подёрнута тёмной тенью. Как и обычно она была энергичной, но белее степенной и женственной. Радость от того, что она делала, исчезла. Но миссис Карпентер никогда не видела её плачущей. Вечерами, или в сумерки, когда ничего особенного не надо было делать, девочка присаживалась поближе к своей матери, опускала свою голову ей на колени, и тихо сидела. Она была спокойной, но миссис Карпентер иногда казалось, что она чувствовала конвульсивный вздох. Если же она обращалась к Рите, то девочка отвечала ей чистым спокойным голосом, и мать не могла проникнуть в её скорбь, если это было то, что ею руководило. Но миссис Карпентер была слишком слабой, чтобы пробовать. Мистер Дигби приходил как и обычно, постоянно. Никому, кроме его самого не было известно, что только ради них, он оставался в городе в жаркие месяцы. Он видел, что его больная становилась каждый день всё слабее, но всё же не ожидал, что конец придёт так скоро. Молодой человек не оставлял идеи о встрече сестёр, когда вернётся миссис Басби. Как раз об этом он и думал, когда в один из августовских дней приближался к дому. Миссис Марбл встретила его в коридоре. - Ну, вот, мистер Дигби, всё кончилось! Джентльмен остановился на пути к лестнице и вопросительно посмотрел на неё. - Её уже нет. Хотя хорошая была женщина! – И лицо миссис Марбл сморщилось, а из глаз покатились крупные слёзы. - Была? – спросил мистер Дигби. – Вы не имеете в виду… - Она ушла. Да, она ушла. И я думаю, что она ушла в хорошее место, и думаю, что она не жалеет о том, что свободна, но я сожалею! Добросердечная женщина закрыла лицо фартуком и стояла так несколько минут, когда же она его опустила, то фартук был мокрым от слёз. - Да, всё закончилось, - повторила она. – Прошлой ночью в два часа она просто ушла, без каких-либо предупреждений. И дом стал пустым, словно его покинули пятьдесят человек. Я никогда не видела никого, подобного ей, и мне так её не хватает. Я привыкла, что она живёт там, и спокойно было думать об этом, никогда не было шума, словно там никого и не было. Но если я не очень хорошая сама, и не думаю, что когда-нибудь буду, я люблю хороших людей вокруг. Она была хорошей. Я никогда не видела лучше. Это было благословением для дома, с тех пор, как она в нём поселилась, и я всегда так говорила. И она ушла!


70

- А где Рита? - Рита? Наверху. Я думаю, что дикими конями её оттуда не вытащишь. Я пробовала. Я звала её сойти вниз и позавтракать со мной, но, увы! Она думает, что может питаться воздухом, или, может быть, она вообще об этом не думает. - Как она? - Странная. Она всегда была странным ребёнком. Я не могу её понять. И я бы хотела поговорить с вами о ней, сэр. Что будет с Ритой? Кто будет о ней заботиться? Она в таком возрасте, что нужно внимание. Она будет как дикая кошка, если не возьмёт себя в руки. - Я думал, что она была очень тихой. - Может быть, когда она наверху. Но только позволь кому-нибудь коснуться её здесь, если ей не нравится, и вы увидите, как полетят искры! Если вы хотите знать как, только стукните по дымоходу. - Кто мог касаться её здесь? – спросил джентльмен. - Хах, да никто, разве только каким-то вопросом, или советом. Я бы не хотела с ней иметь никакого дела. Я никогда не видела более редкий экземпляр человеческой натуры в четырнадцать лет, или в любом другом возрасте. Она совсем не плохой ребёнок, я не имею это в виду, но мать ей позволяла поступать по своему, и я думаю, что по другому она не могла. Для Риты теперь будет хуже, потому что мир не пружинное кресло, которое вы принесли для её бедной матери. Вы были ангелом милосердия в этой комнате, это так. Мистер Дигби обошёл добрую женщину и стал подниматься наверх. - Я хотела спросить вас о Рите, - продолжала миссис Марбл, наклоняясь через перила, - потому что если что, я могу взять её и научить моей профессии. Я не знаю, кто теперь будет заниматься всем, или решать вопросы. - Я буду, - ответил мистер Дигби, - Спасибо, миссис Марбл, я ещё зайду. - «Спасибо миссис Марбл, я в вас не нуждаюсь», вот что это значит, - проворчала женщина, возвращаясь в свою комнату. – Есть ещё кто-то, кто такой же своевольный, я предполагаю. Ну, что-ж, это мужчины, я предполагаю, по крайней мере, если они берутся за дело, в любом случае, здесь ничего не поделаешь. Но для девчонки, которой ещё и пятнадцати нет, это не очень подходяще. И бедное дитя! Кто теперь будет её терпеть? В это время мистер Дигби прошёл наверх и тихо открыл дверь, ведущую в комнату. Уже некоторое время, с тех пор, как миссис Карпентер стала совсем слабой, он настоял на том, чтобы она опять спала в своей спальне, а для миссис Корд нашли другую комнату в этом же доме. Миссис Корд естественно исполняла услуги по своей профессии, так как была медсестрой. По этой причине, предвидя, что в ней будут нуждаться, мистер Дигби и привёл её сюда. Возле окна, смотря на улицу, безжизненно сидела Рита. В комнате больше никого не было. Она повернула голову, когда услышала шаги мистера Дигби, и лицо, которое он увидел, поразило его. Оно так изменилось! Измождённое и бледное, с тёмными кругами вокруг глаз, которые появляются от безутешных рыданий. Что было ещё хуже, так это пустое, тусклое выражение в самих глазах. Она не шевелилась, не приветствовала его, но смотрела на вошедшего молодого человека так, словно ни он и ни что другое в мире её не касалось. Мистер Дигби почувствовал, что время от времени чувствуют все, у кого есть сердце, что положение утешителя самое трудное в мире. По крайней мере в одном он подражал друзьям Иова, он молчал. Он подошёл к девочке поближе и остановился, смотря на неё сверху вниз. Но она отвернулась от него и снова стала смотреть в окно. Она смотрела, но он был уверен, что она ничего не видела. Он не решался прикоснуться к ней, потому что видел, она закрыта для малейшего проявления нежности. Такое прикосновение без сомнения обратит её апатическое


71

спокойствие в раздражение. Возможно даже то, что он стоит здесь имеет тот же эффект, потому что через время Рита проговорила: - Может вы сядете, мистер Дигби? Он сел и стал ждать. Однако в настоящее время люди не живут несколько сот лет, и пропорционально семь дней молчания было бы много для выражения сострадания, чем во времена Иова. Но что сказать, мистер Дигби совершенно не знал. Ничего не придумав от себя, он вытащил из кармана своё Евангелие, и бесцельно листая страницы, нашёл одиннадцатую главу Евангелия от Иоанна. Он начал сначала и стал медленно читать, пока дошёл до слов: «Тогда Марфа сказала Иисусу: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог». «Иисус говорит ей: воскреснет брат твой». - Пожалуйста, не надо, мистер Дигби! – сказала Рита, которая после нескольких стихов закрыла лицо руками. - Не надо что? - Не читайте мне дальше. - Почему? - Я знаю, что там написано. Я знаю, что Он сделал. Но Он не сделает этого… здесь. - Да, сделает. Не в настоящий момент, но потом. - Меня не интересует «потом». - Да, Рита, тебе это необходимо. Со временем Господь Иисус снова придёт, и когда придёт, Он пошлёт ангелов Своих, чтобы собрали и принесли к Нему всех Его людей, кто будет тогда жив, разбросанных в мире. В то же время всех Его людей, которые когда-то жили и умерли, Он воскресит. Тогда встанет и твоя дорогая мама, со всеми вместе, в великолепии и славе. - Но, - начала Рита, разразившись безутешными рыданиями. – Я не знаю, где я буду! Приступ рыданий и слёз, которые последовали, поразили мистера Дигби. Они были такими сильными в своей страсти, что в своей жизни он таких ещё не видел. Это было сильнее, чем там на берегу. Казалось девочка задохнётся в своих судорожных спазмах дыхания. Он пробовал успокоительные слова, пробовал авторитет, но всё было напрасно, как напрасно удержать волны от скалы. Страсть немного улеглась и перешла в более мягкий, непрерывный поток слёз, которые текли молча. - Рита, - произнёс мистер Дигби серьёзно, - это не правильно. - Возможно, - ответила она. – Но как вы собираетесь помочь? - Я не могу, но ты можешь. - Я не могу! – воскликнула она, почти с криком. – Когда оно приходит, я должна. - Нет, дитя моё, ты должна научиться самоконтролю. - Как я могу? – упрямо спросила она. - Взяв себе за правило, что ты всегда будешь делать то, что правильно, а не то, что тебе нравится. - Это никогда не было моим правилом. - Возможно. Но ты не имеешь в виду, что оно никогда и не будет? Последовало долгое молчание, во время которого слёзы Риты постепенно иссякли, но она ничего не сказала. Мистер Дигби оставил её в покое. После этого она поднялась и, подойдя к нему, положила ему на плечо руку, доверительно и робко. - Мистер Дигби, - мягко сказала она, - из-за того, что я нехорошая, вы скоро устанете и забудете меня? - Никогда! – сердечно ответил он, обнимая несчастного ребёнка, и прижимая её к себе. И Рита, в своём несчастье и сокрушении, которое объяло её, положила голову ему на плечо, или точнее на шею, ища защиты. Это было бессознательное, немое обращение к его доброте, неосознанное


72

свидетельство доверия со стороны девочки и надежда на него. Всё это выражено было по детски, но исходило от девочки, которая уже почти вышла из возраста ребёнка. Молодой человек был глубоко тронут. У него не было сестёр. Прикосновение её шелковистых, густых волос к его лицу и прижавшаяся в мольбе к его плечу её голова и рука, вызвали в нём совершенно новые чувства. В нём пробудилась мужественность, ответить на мольбу. В это же мгновение Рита приобрела другое место в его мыслях и отношении. Он рад был, что не было рядом миссис Корд, но если бы она была, он, вероятно, сделал бы то же самое. Он прижал девочку к себе и с нежностью положил другую руку на эти кудрявые, густые, тёмные локоны волос. - Я никогда не оставлю тебя, Рита, и никогда не устану. Ты будешь для меня моей родной младшей сестричкой, потому что твоя мама оставила тебя на моё попечение. Теперь ты принадлежишь мне, и больше никому в мире. Она приняла это тихо, ничего не ответив. Её бурная страсть сменилась нежным спокойным настроением. Необходимо было поговорить о нескольких вещах, и принять немедленные решения, только это не было подходящим моментом. Оба они оставались неподвижными и молчаливыми. В это время мистер Дигби думал о разных вещах, а бедная Рита едва ли вообще что-либо думала, как человек, с разбитого корабля, выброшенный волнами на каменистый берег. Она прижалась к скале, которая только что спасла её от того, чтобы снова быть смытой в воду. Одна мысль, за которую Рита мысленно ухватилась с такой глубиной и верой, о которой её защитник никогда не подозревал. - Теперь я должна делать то, что вы скажете? – спросила она через время. - Я думаю, что да, - ответил он, немало удивлённый её покорным тоном. - Я буду стараться, мистер Дигби. - Будешь ли ты мне верить тоже, Рита? - В чём? - Можешь ли ты мне верить, что то, что я буду делать для тебя, или хочу, чтобы ты сделала, это самое лучшее? Рита подняла голову с его плеча и посмотрела на него. - Что вы хотите, чтобы я делала? – спросила она. - Сегодня ничего, но в будущем, возможно, много чего. Мой вопрос в общем. - Буду ли я верить, что то, что вы говорите, будет самым лучшим? - Да. - Мистер Дигби, не можете ли вы ошибаться? - Рита, а разве ты не можешь? И не будет ли это скорее? Рита стала вспоминать, что в её прошлой жизни она не хотела давать такое безграничное обещание никому, даже отцу, и, конечно же матери. Она иногда думала, что они ошибаются, но что она могла поделать? И что она сможет поделать в других случаях, если сложатся такие обстоятельства? Но с мыслью о маме, снова навернулись слёзы, и она ничего не сказала. В этот момент вошла миссис Корд. - О, я так рада, что вы здесь, сэр! – начала она. – Я хотела поговорить с вами, если можно. Мистер Дигби опустил руку, обнимавшую Риту, и она тихонько вернулась на своё прежнее место у окна. Мистер Дигби с миссис Корд вышли в другую комнату, и здесь миссис Корд получила инструкцию и информацию на разные моменты, которые необходимо было сделать в следующие несколько дней. - А что мне делать с Ритой, сэр? – наконец спросила она. - Что с ней делать? В каком случае? - Она ничего не ест, сэр.


73

- Я думаю, что она будет, когда в следующий раз ей будет предложено. - С ней очень трудно разговаривать, – сказала миссис Корд, покачивая головой. – Она всегда хочет, чтобы всё было по её. - Ну, что-ж, пусть будет по её. - Но другие люди так не сделают, сэр, я думаю, что это очень для неё будет плохо. У неё это было всё время, но теперь она вообще не обращает на меня внимания, что бы я ни сказала, не больше, чем если бы я была столбом. А так же и с миссис Марбл. И ещё, с кем она останется, с миссис Марбл, сэр? - Совсем нет. Её мать оставила её на моё попечение. - О-о! – произнесла добрая женщина, с продолжительным ударением на таинственность и неодобрение, размышляя, что мистер Дигби может сделать для неё лучше, чем миссис Марбл, но не решалась спросить. - Ничего не нужно делать, только лишь после похорон. – Продолжал молодой человек. – Позаботьтесь о ней до тех пор, и сделайте всё возможное. Да, между прочим, не могли бы вы мне дать что-нибудь поесть, я бы пообедал здесь. Если в доме ничего нет, то я могу принести. Миссис Корд была очень удивлена, однако заверила мистера Дигби, что в доме продуктов было достаточно, и пошла с удивлением и полным недоумением готовить обед. Она знала как это сделать, и через несколько минут очень красивый экспромтный обед был подан на стол. За это же время мистер Дигби сходил и принёс фрукты, затем они с Ритой сели за стол. Рита была очень мягкой и покорной, делала всё, что он говорил ей, и ела всё, что он ей давал. Было ясно, что бедный ребёнок очень нуждался в пище, к которой у неё до сих пор не было никакого аппетита. Мистер Дигби сидел за столом, сколько только мог, чтобы провести с ней больше времени, а когда уходил, посоветовал ей лечь и уснуть. Дни будут очень тяжёлыми, он понимал, пока не пройдут похороны. А что потом? Это оставалось вопросом. Миссис Басби не вернётся в город, возможно до конца сентября, а сейчас была середина августа. Ещё почти два месяца жаркой погоды. Что ему делать? Он бы с радостью уехал из города сам, а Рита,… оставить её на все эти жаркие недели в комнате матери, и в компании миссис Корд и миссис Марбл? Выглядело совсем неразумно. Такое решение не будет полезно ни для тела, ни для психики. Но он не мог взять её ни в один из общественных курортов, это тоже не будет выглядеть разумным. Он думал и думал, и был очень занят следующие несколько дней. В результате своих поисков он снял комнаты в красивом доме Вашингтон-Хайт, выходящим к реке, и повёз Риту туда вместе с миссис Корд, чтобы она за ней присматривала. Но так как сам он тоже поселился в этом же доме, надзор миссис Корд принял второстепенное значение. Он принимал пищу в компании Риты, и большинство времени проводил с ней. Мистер Дигби был единственным авторитетом, которому она обязана была подчиняться. Для ребёнка, чьё сердце было изранено, и кто нуждался в очень мудром руководстве, это было бесконечным благословением. К некоторому удивлению мистера Дигби, ему не было скучно. Удовольствие служения всегда является наслаждением, особенно если нужда очень большая. Большое удовольствие так же возбуждать и принимать любовь, к своему удивлению, он заметил, что делает это тоже. Конечно же, он не должен был бы удивляться, при настоящих обстоятельствах, и это тронуло мистера Дигби просто потому, что он совершенно не думал о себе, в настоящих действиях. Было намного приятнее, когда он увидел, что одинокая девочка доверилась ему со всей преданностью доверчивой природы, и дарила ему все богатства страстной силы любви. Это пришло постепенно. Вначале, в незнакомом месте, с новым окружением и совершенно другой жизнью, девочка была очень одинока. Дни проходили, сменяя сильные вспышки горя кажущейся апатией, которые


74

были обыкновенными реакциями природы на перенапряжение и истощение. Бурное выражение она редко показывала в присутствии мистера Дигби. Рита постигала свои первые уроки самоконтроля, однако он видел, что происходит, знал, что какое-то время это должно быть, и благоразумно устранялся от вмешательства. «Есть время плакать», и он знал, что это время сейчас. Утешение было бы насмешкой. Он был удовлетворён тем, что в его присутствии Рита часто отвлекалась от своей скорби. Она должна была встречать его за столом, и вести себя до какой-то степени с внешним спокойствием. Были необходимые встречи по всяким мелочам, которые помогали медленному, незаметному выздоровлению. Другими словами первые несколько дней он оставлял её в покое. Но затем, он стал давать ей задания. Снова продолжились уроки, и даже умножились, пока всё время девочки полностью не заполнилось занятиями. Вначале всё было очень трудно. Рита даже немного пробовала пассивное сопротивление, даже заявляла, что она не может заниматься. Мистер Дигби показал ей, что она может и помог ей, помог немного. Наконец он сказал, что ожидает от неё некоторых вещей, которыми она не могла пренебречь, без того, чтобы окончательно с ним порвать. Это было невозможно. Рита склонила свою волю к тому, чтобы делать то, что от неё требовалось. С этого времени трудности мистера Дигби закончились. Скоро она снова начала интересоваться тем, что изучала и делала это с немалым успехом. Временами мистер Дигби ложился в гамак на веранде, или под ореховым деревом, и предлагал Рите почитать ему, а затем они обсуждали то, что она читала. Другой раз он давал ей уроки по рисованию, в обеих случаях Рита принимала это с великой благодарностью. Когда же палящее солнце опускалось за ограду, то он сажал её в маленькую, лёгкую коляску и отправлялся на долгую прогулку. Таким путём, или другим, они постоянно были вместе. После того, как первые печальные дни прошли, и Рита вынуждена была заниматься чем-то помимо себя, её умственные способности и энергичные усилия получали обильное количество новой пищи. Удовольствия снова стали проникать в её жизнь, и с каждым днём увеличивались. Помогало и то, что вокруг всё было незнакомым, даже её собственное платье. - Миссис Корд, - обратился к ней мистер Дигби в первую неделю этой новой жизни, – как у Риты обстоят дела с её одеждой? - Знаете, сэр, - сказала медсестра, - конечно же они были людьми, у которых не было много такого сорта вещей, но у Риты есть то, что будет достаточным на тёплые дни этого сезона. - Есть ли у неё всё, что полагается для юной леди, всё, что необходимо? - Как молодой леди! – нет сэр. Такого у неё никогда не было, да и не нужно. Она даже понятия ни о чём не имеет. Её мать была очень благоразумная женщина, и не претендовала на то, чтобы одевать её как юную леди. Но она довольна. Мистер Дигби чуть улыбнулся услышанным выводам, однако со всей серьёзностью продолжал: - Она скоро пойдёт в школу, и пойдёт туда как юная леди. Я бы хотел, миссис Корд, чтобы вы позаботились об этом, насколько вы в курсе, чтобы у неё всего было достаточно. Сходите в один из лучших магазинов одежды, и возьмите всего в достатке, хорошего качества, а счёт пусть пришлют на моё имя. Пусть миссис Марбл сошьёт для неё несколько платьев. - Траурных, сэр? - Нет. Простых вещей, но не чёрных. - Я спросила, потому что такой обычай, сэр. - Это плохой обычай, и лучше его нарушить. - Тогда что я должна купить, сэр? – спросила миссис Корд с нескрываемым неодобрением. - Вам не нужно брать ничего. Я сам это сделаю. Только нижнее бельё, миссис Корд, которое я не знаю как подбирать. Об остальном я позабочусь сам.


75

И он проявил такую заботу, что добрая женщина была досадно удивлена, что было необъяснимо. Почему она должна быть недовольна? Однако миссис Корд была «поставлена на своё место», как она выразилась, когда вещи привезли домой. Это были простые вещи, конечно, несколько тканей, но ткани были нежные и красивые, с нежной расцветкой и изумительного качества. С тканями был набор батистовых платочков, оборки и кружева, маленький зонтик, и лёгкая летняя накидка. У Риты ничего не было, чтобы она могла одеть соответственно для прогулки со своим опекуном. Он всё равно брал её, в той одежде, которая у неё была, но, казалось, что в этом вопросе должны были произойти изменения. Миссис Корд была полна неудовлетворённости, и когда понесла ткань на платье к миссис Марбл, то обе женщины могли поделиться своими мнениями об этих вещах. - Муслин, как этот! – воскликнула маленькая портниха с выражением негодования. – Да он никогда не стоил дешевле, чем пятьдесят центов, миссис Корд! Я знаю, никогда! - Только подумать! И для этой девчонки, которая никогда не носила ничего кроме ситца за шесть центов, если и это была в состоянии купить. Мужчины ничего не соображают! - Эта полянка с розами! Поверьте, это самое красивое, что я встречала, миссис Корд! Да разве ей нужно всё это? - Так вот и я говорю, - ответила медсестра, но со мной не советовались. И это ещё не всё, вы бы видели оборки, и ленточки, и носовые платочки, и затем он повёл её ещё куда-то, в магазин Стюартов. Я не должна удивляться, и накупил ей целую кучу перчаток, затем хорошенькую шляпку, с широкими полями, достаточными совсем её спрятать. И теперь вы должны сшить ей эти платья из муслина, и одно должно быть сделано как можно скорее, потому что мой джентльмен торопится. Маленькая портниха созерцала муслин и всё в остальное. - Я не вижу ничего чёрного на всём этом! Ни одной линии, ни чёрточки, ни точки. - Может быть так носят в Англии, - предположила медсестра. – Но если это и так, я никогда об этом раньше не слышала. - Но я бы хотела видеть, чтобы вначале носили траурное, если даже это просто уважение, - продолжала портниха. – И девочка не должна забывать своей собственной матери, прежде чем она похоронена. Я бы одела её в чёрное, и ни чёрточки белого на нём, не смотря на то, что я бедная, по крайней мере на год. Я думаю, что это выглядит как вызов, если не сделать так. Да я знаю людей, которые носили траурную одежду, даже если у них есть было нечего, и я восхищаюсь таким отношением. Медсестра кивала головой. - Вы только посмотрите! Что он думает, миссис Корд? - Этот же вопрос я задавала себе, миссис Марбл, и я не могу получить на него ответ. - Что он с ней собирается делать? - Он сказал, что пошлёт её в школу. - Эти платья не для школы. - О, нет! Это для прогулок с ним. - Всё же я думаю, что кто-то должен взять на себя заботу о ней. Молодой человек, как этот, не подходящая кандидатура этим заниматься. Не похоже, что он собирается её воспитывать, чтобы потом жениться на ней, я так думаю. - Она слишком молодая для таких мыслей, - сказала медсестра. - Да, она молодая, но не слишком далека от того, чтобы быть постарше, - многозначительно продолжала миссис Марбл. – Когда девочке становится пятнадцать, то не успеешь оглянуться, как её уже семнадцать.


76

- Должен быть кто-то другой, чтобы воспитывать её, я знаю, кроме меня, - ответила медсестра. – Это не моё дело. И это всё, что я сейчас желаю. Никто не может сказать ни слова моей молодой леди, кроме самого джентльмена, и она всё время с ним, а не со мной. Я не собираюсь этого долго терпеть, я им так и скажу. Однако мистер Дигби хорошо платил, и миссис Корд решила не спешить со своими высказываниями. Платья из муслина были сшиты и сшиты хорошо, и отправлены заказчикам к назначенному времени. Все эти новые сокровища и мелочи были встречены самой Ритой со смешанным чувством удовольствия и унижения. Удовольствия были неоспоримые. У девочки был хороший вкус к красивой одежде, он был врождённым и естественным, только нуждался в совершенствовании. Усовершенствование происходило быстро. Она имела тонкое восприятие, что новый стиль жизни, в который она попала, превосходил старые взгляды, в которых она воспитывалась. Не только в чрезмерной дороговизне, но в гораздо более высоких качествах изысканности, приличий и красоты. Её отец и мать были по настоящему благородные люди, с правильными взглядами и хорошим вкусом, насколько позволяло их образование. Рита предполагала, что всё это остановилось намного ниже желаемого. Она так же чувствовала себя в абсолютной гармонии с новой жизнью, невзирая на то, как мало она о ней знала. Она старалась различить и быстро принять каждую новую точку большей утончённости в привычках и манерах. Время от времени мистер Дигби тихонько говорил за столом: - Рита, вот так будет лучше, - или, - может быть, ты попробуешь вот так. – Он никогда не должен был повторить подобный намёк во второй раз. То, что он делал, Рита считала самым разумным, самым правильным и самым лучшим. Для неё он был непревзойдённым образцом во всём, и она всем существом мечтала быть как он в этом и во всём остальном. Так вот с волной невероятного удовлетворения девочка впервые увидела себя хорошо и прилично одетой. Она понимала разницу между своей старой и новой одеждой, и понимала её правильно, не считала, что преимущество состоит в цвете или изяществе, но как она довольно хорошо выглядит теперь, принадлежа мистеру Дигби. Раньше же никто не мог даже на мгновение об этом подумать. Удовольствие было увлекательным, но оно смешивалось, как уже упоминалось с горечью унижения. Не просто потому что её новые вещи были его подарком, и достались ей от его щедрости, хотя она чувствовала, что это часть всего происходящего. Но ей было больно, что её родные отец и мать стояли ниже всех в знании этого мира и пользовании его изящными правилами приличия. Рита видела всё это очень ясно и знала это от очень приятного удовольствия, с которыми она сама приняла и желала этого нового начала. Однако преобладающим чувством было удовольствие, хотя по выражению лица и по манерам Риты этого нельзя было сказать в первый день, в который мистер Дигби сказал, что она правильно одета. Она встретила его в их маленькой гостиной. Рита вышла серьёзной (она уже старалась подражать его степенности в манерах) и сразу подошла к мистеру Дигби, где он стоял у окна. Рита с минуту подождала, и затем, краснея, посмотрела на него. - Вам нравится? – честно спросил она. Взгляд его заметил новое платье, и он сделал шаг назад, чтобы рассмотреть. - Да, - улыбаясь, сказал он. – Очень красиво. Тебе комфортно? - О, да! - Это хорошо, - сказал он. – Мне всегда кажется, что это основной вопрос в одежде, чувствуешь ли себя в ней комфортно. Он вернулся на своё место у окна, чтобы закрыть этот вопрос. Но Рита ещё не всё сказала, что ей хотелось.


77

- Миссис Корд предложила мне одеть сегодня это платье, хотя сегодня и не воскресенье, это правильно? - Правильно? Конечно! Почему нужно быть лучше одетым в воскресенье, чем в любой другой день? - Я думала, что люди так одеваются, - сказала Рита, запутавшись в своих идей. - И правильно делают, – сказал мистер Дигби, опомнившись. – В случаях, когда нужно выполнять работу в течение недели, хорошая одежда будет испорчена и запачкана. Но в других случаях… - В воскресенье люди идут в церковь, - сказала Рита. - Ну, и что тогда? - Разве не нужно одеваться получше, чтобы пойти в церковь? - Почему это? Рита была полностью сбита с толку, и ничего не сказала. Это переворачивало все её традиции. - Для чего ты ходишь в церковь, Рита? - Потому что должна… подумать о Боге, я думаю. - И как в этом отношении помогает тебе хорошая одежда? Рита подумала. – Я не думаю, что она как-то помогает, - призналась она. - Ты сказала, что ты должна идти по такой причине, а какая твоя настоящая причина? - Чтобы идти? Потому что мама брала меня, или заставляла меня ходить с ней. - Ты честная, - улыбаясь, сказал мистер Дигби. – Ты согласишься со мной, что это жалкая причина, но я рад, что ты понимаешь себя и не обманываешься. - Я не думаю, что я понимаю себя, мистер Дигби. - Почему же нет? - Потому что иногда я запутываюсь и не могу себя понять. - Позволь мне помочь тебе, когда такое будет. - Один из моментов, сегодня, - тихо сказала Рита. - Да? И в чём же дело? – сказал он, внимательно глядя на неё. Рита прислонилась лбом к оконной раме, и смотрела наружу задумчивым серьёзным взглядом, который удивлял его и вызывал интерес. - Потому что я хочу вам сказать, что я чувствую, мистер Дигби, и я не могу. Всё так перепутано, и я не знаю, с чего начинать, а вы подумаете, что я неблагодарная. - Никогда в жизни! – сердечно сказал он. – Я никогда так не подумаю. Я думаю, что уже достаточно хорошо тебя знаю, Рита. Но он едва ли был готов встретить взгляд, которым она на него посмотрела. Это был только взгляд, но в нём было столько смысла, тепла и глубокой благодарности, но с ещё более глубоким чувством, что мистер Дигби почти испугался. Это не была яркая вспышка, на которую глаза Риты были способны, а тёмный свет скрытого пламени, настоящий, глубокий, чистый и не осознанный сам по себе. Он заставил молодого человека о чём-то задуматься. Глава 10 Предложение

Мистер Дигби много размышлял об этом. Он вынужден был признать факт, что это одинокое дитя обратила на него всю любовь своей страстной натуры. В своих размышлениях он называл её «дитя», однако он прекрасно понимал, что недалеко то время, когда Рита уже не будет дитём. Уже сейчас она любила его с интенсивностью концентрированной силы любви. Конечно же, это было не то, чего желал мистер Дигби, или допускал возможным. Всё это было нежеланным и


78

неуместным, и однако, как приятно быть любимым. Он не мог вспоминать этот взгляд преданности без определённого острого ощущения. - Из-за его красоты, - думал он про себя, но это было так же и из-за его значимости. Он читал Риту, понимая, что она одна из тех натур, которая имеет большую склонность к сильной привязанности, у которой поток ощущений может быть направлен в узкий канал. Но в этом канале быть пропорционально стремительным и сильным. Какой урок может быть применён, чтобы исправить эту тенденцию, которая не принесёт счастье её обладателю, ни благотворного влияния на других. Этот вид натур, неподготовленные и неуправляемые, используются при случае как кинжал, или чаша яда. Они обречены на кораблекрушение, где разбиваются на мелкие кусочки. Они всегда в опасности неразумных и необдуманных поступков, как поток, встречающий на своём пути препятствие, выходит из берегов, оставляя обломки и опустошение там, где пробегает. Правда, он верил, что будущее этой девочки может быть защищено и окружено заботой, что ничего подобного с ней не случится. Но как он может быть в этом уверен? Что он может сделать? И какой может быть результат из всего этого? Очень приятно, что она его любит, но он не хотел, чтобы она любила его слишком сильно. В любом случае он не может навсегда быть её учителем, у него есть другие заботы, а если бы даже и не было, так продолжаться не допустимо. Через несколько недель в город вернётся миссис Басби, и тогда… Да, больше ничего не остаётся делать. Рита должна перейти на попечение своей тётки, это для начала. Как они сживутся? Мистер Дигби не был уверен, он предчувствовал, что перемены будут для Риты очень болезненными. Но это должно быть сделано. Однажды он лежал в гамаке, снова думая об этом. Рита сидела рядом и рисовала. Она всегда старалась быть рядом, когда только могла, и даже собака не могла быть более привязанной. Хотя и не совсем так, потому что собака иногда старается привлечь внимание, чего Рита никогда не делала. Она была довольна и счастлива, если только могла быть рядом со своим другом, и время от времени смотреть на него. В последнее время Рита очень полюбила карандаш, можно сказать, больше всех предметов, предложенных мистером Дигби. Что бы он ни предложил ей делать, она выполняла с готовностью. Но рисование стало её страстью, и соответственно она в этом преуспевала. Она сидела, погружённая в свою работу, глаза внимательно переходили от образца к бумаге и обратно. Однако, время от времени быстрый взгляд скользил в сторону мистера Дигби. Ни один образец живой или мёртвый не был сравним в её глазах с приятностью его лица и фигуры. Он поймал один из этих взглядов, быстрый, задумчивый, наблюдательный, и встретив его взгляд в этот раз, он почувствовал необъяснимое чувство довольства. Молодой человек улыбнулся бы, но этот взгляд, каким-то образом, причинил ему боль. Он посмотрел на Риту, сидящую за рисованием, внимательнее. Она изменилась к лучшему, даже за эти несколько недель, которые они провели в Форте Вашингтон. Её лицо приобрело благородство, она стала нежной и тихой, изменились и её манеры. Он обратил внимание на то, какое это было открытое лицо, полное интеллекта и скрытой силы, присутствия чувствительности и в то же время свободное от самосознания, что в мире было редкостью. Полная жизни и нетерпеливой восприимчивости, какой Рита была всегда, она, казалось, совершенно не думала о себе и о своей внешности. Она не забывала свои новые платья, но смотрела на них со своей точки зрения, а не со стороны воображаемых наблюдателей. Мистер Дигби невольно вздохнул, и Рита снова посмотрела на него. - Тебе нравится эта работа, Рита? – спросил он.


79

- Очень, мистер Дигби! – Однажды он сказал ей, чтобы она была умеренной в своих высказываниях, и говорила бы всегда меньше, чем чувствовала, а не больше. Рита никогда этого не забывала и была степенно сдержанной в своих манерах и в выражениях своих чувств. - Но, мистер Дигби, это так трудно, - продолжала она. - Что? - Сделать что-то совершенным. Он улыбнулся. – Очень трудно, конечно. Люди, которые ставят высокую цель, никогда не удовлетворены тем, что они делают. - Тогда лучше нацеливаться ниже? - Ни в коем случае! Тот, кто удовлетворён собой, заходит в тупик, и никуда не продвигается. - Но должен ли человек всегда быть неудовлетворённым собой? - Да, если человек стремится к росту и принесению лучшего плода. Всё, что перестаёт расти, начинает умирать. Рита посмотрела на него любопытным, задумчивым взглядом, и затем продолжала рисовать. - Ты меня поняла, Рита? – спросил он, ловя её взгляд. – Я говорю о неудовлетворённости человека, который старается делать самое лучшее. Тот факт, что человек не удовлетворён, когда не старался изо всех сил, просто доказывает, что это чувство ещё не умерло. Из этого нельзя извлечь никакого утешения. Рита продолжала рисовать и в этот раз не смотрела на него. Мистер Дигби размышлял, как сказать то, что намеревался. - Рита, - начал он, - как у тебя дела с вопросом, о котором ты раньше беспокоилась? Не на пути ли ты, чтобы стать христианкой? - Я не знаю, сэр. Я не думаю. - Что тебе мешает? - Я предполагаю, - начала Рита, отвлечённо вертя свой карандаш, - старая помеха. - Ты не хочешь быть христианкой? - Да, иногда я не хочу. Иногда хочу. Но я… не могу. - Я бы был счастливее, если бы этот вопрос был полностью решён. - Почему, мистер Дигби? – сказала Рита, отвечая больше на его тон, чем на его слова, и глядя вверх, чтобы получить ответ. - Потому что, Рита, если ты за что-то хватаешься, то держишься крепко, но ты можешь ухватиться и за что-то, что тебя подведёт. Её глаза, и даже изменение цвета лица, возбудил в нём неожиданный вопрос. Он отвечал с улыбкой, хотя опять с напоминанием боли, который он ещё не анализировал. – Нет, - сказал он, - я никогда тебя не подведу, Рита, никогда сознательно. Но я не распоряжаюсь своей собственной жизнью. Я бы хотел, чтобы ты доверила свою жизнь Тому, Кто тебя никогда не подведёт, и есть только Один, кому может быть доверена такая вера. Тот, кто опирается на Христа, опирается на камень. - Я знаю, мистер Дигби, - сказала Рита покорно. – Я бы хотела, чтобы я была на такой скале тоже, но это ничего не меняет. - Ты думаешь, что ты в самом деле хочешь быть христианкой, Рита? - Потому что мама хотела , и вы тоже, - серьёзно ответила она, - но для себя, я не хочу. - Какой же будет конец? - Это тоже не меняет ничего, - проговорила Рита, не совсем чётко. - Совершенно верно! – сказал мистер Дигби. – Ну, что-ж Рита, я скажу тебе, что я думаю. Я думаю, что ты дитя своей матери, и что ты не будешь оставлена на своё своеволие. Я боюсь,


80

однако, что тебе придётся пройти горькие испытания, пока твоё своеволие будет разбито. Я бы хотел сказать тебе пару вещей, которые бы ты вспомнила, когда это время настанет. - Но почему оно настанет? – спросила Рита. - Потому что боюсь, ничто другое не приведёт тебя к поискам единственного Друга, который не потеряется, и я думаю, что ты найдёшь Его. - Ну а где вы будете, мистер Дигби? – спросила Рита, теперь очень обеспокоенная. - Я не знаю. Я ничего об этом не знаю. - Но я не буду одинокой, если я буду с вами. - Тогда, возможно, меня не будет рядом. При этом, появились такие вспышки меняющихся чувства, каждое из которых отражало боль на лице девочки, так что сердце мистера Дигби смягчилось. Он взял её за руку, которая была вялой и безответной, в то время как на него смотрели встревоженные и испуганные глаза. - Я ничего не знаю, - ласково сказал он. – Я не предвижу ничего подобного, и никогда не сделаю ничего, чтобы это произошло, Рита. Только, если это придёт без моего участия, я хочу, чтобы ты знала пару вещей, которые тебе могу быть полезными. Ты меня понимаешь? Она продолжала молча смотреть на него, стараясь читать его лицо, словно её судьба была там. Он спокойно выдержал её взгляд. С одной стороны проницательный, ищущий, подозрительный, объятый страхом вопрос, с другой – спокойный, честный, непоколебимый, пока его лицо не озарилось улыбкой. - Удовлетворена? – спросил он. - Тогда почему вы об этом говорите, мистер Дигби? – сказала она с дрожью в голосе. - Дитя моё, этот мир известен неопределённостью и изменчивостью событий. - Я это знаю, но для чего вы делаете его ещё более неопределённым, этим разговором? - Я не делаю ничего, и ничего не предвижу. Я просто хочу преподать тебе некоторые кусочки познания, можно сказать заметки, на случай, если они понадобятся. Ты не суеверная, правда? - Я не знаю, что такое суеверие, - сказала Рита, не отрывая взгляда от его лица с внимательностью, которая коснулась его. Но в то же время он видел, что она старалась не проявлять беспокойство. - Так вот, - произнёс он, стараясь говорить легко, - суеверие, это когда люди думают, что что-то кроме Творца имеет силу управлять миром, который Он сотворил, или управлять какой-то его частью. - Я не думаю об управлении миром, - сказала Рита. - Только о маленькой его части, о том, что касается твоей жизни. Ты боишься, что подготовка к проблемам, каким-то таинственным образом может принести проблемы. Девочка молчала, глаза её смотрели на руку, которая держала её. Что она будет делать, если эта рука перестанет быть её защитой? Люди её темперамента были впечатлительными, и в её воображении эта рука была воплощением человека, которому принадлежала. Деликатная, чувствительная и в то же время по-мужски сильная, хорошо ухоженная и грациозная в уверенных движениях, Рита знала, рука готова, быть там, где была человеческая нужда или трудности. Рита любила её прикосновение, наблюдала каждый её жест, и восхищалась каждым её поступком. Глядя на неё, две крупных, горячих слезинки скатились по её щекам. Рука крепче сжала её пальцы. - Рита, ты мне веришь? – спросил он. - Что, мистер Дигби? - Веришь ли ты мне, когда я говорю тебе, что я никогда не намерен тебя оставить или потерять по моей собственной воле? - Тогда по чьей же? – быстро спросила Рита.


81

- Ни по чьей, я обещаю тебе, разве только по твоей собственной. - По моей? – спросила Рита, и слабая улыбка появилась на её встревоженном лице. - Ну, да, ты веришь мне? И теперь, дитя, это всё, что ты или я можем сделать. Однако может наступить время, когда ты будешь нуждаться в помощи или утешении, это всё, что я говорю. И я хочу тебе сказать пару вещей, которые ты должна запомнить, на случай, если когда-нибудь наступит такое время, а меня рядом не будет, чтобы спросить. Возьми свою Библию и карандаш. Он отпустил её руку, и Рита немедленно выполнила его указание. - Найди четвёртую главу Евангелия от Иоанна, и прочти до четырнадцатого стиха. Рита исполнила. - Что ты думаешь, Господь имел в виду? Рита снова пробежала глазами, и готова была сказать: «я не знаю», только по опыту она знала, что мистер Дигби никогда не примет такой ответ в ситуации, подобно этой. - Я думаю, - медленно проговорила она, тщетно пытаясь найти слова, которые бы её устраивали. – Он имел в виду,… что-то наподобие… Он имел в виду, что может дать ей что-то хорошее, что останется. Мистер Дигби улыбнулся. - Это останется навсегда, и никогда не подведёт, не изменится, и не потеряет своей ценности. - Но, мистер Дигби, я не хочу переставать жаждать, потому что я потеряю наслаждение в утолении жажды. Мистер Дигби снова улыбнулся. – Ты думаешь, это то, что Господь обещал? Какой был бы смысл в пользовании таким «источником воды, текущем в жизнь вечную»? Нет, Он только имел в виду, что можешь жаждать, и жаждать, и жаждать постоянно, но источник всегда будет рядом и будет достаточным. Рита бросила один из своих быстрых взглядов осмысливания, который всегда было приятно воспринимать. - Продолжай и скажи мне, что это за живая вода, которую Господь даёт? - Я предполагаю… вы имеете в виду религию? – спросила она, после недолгого раздумья. - Религия - довольно расплывчатый термин, и люди понимают под этим весьма разные вещи. Но если под словом «религия» ты имеешь в виду знание, любящее знание от Бога, тогда ты права. Живая вода в Библии постоянно символизирует работу Духа Святого в сердце. Когда Он принят, то показывает нам Христа. - Тогда как же люди могут быть жаждущими, после того, как получили знания? – спросила Рита. В этот раз улыбка мистера Дигби была очень приятной. - После того, как ты однажды узнала и полюбила друга, - сказал он, смотря на Риту, - достаточно ли это для тебя, что ты не хочешь его больше ни видеть, ни слышать? - Разве религия такая? – спросила Рита. - Точно так. То, что предлагает нам Господь Иисус, это Себя. Предположим, что наступит время, когда ты очень захочешь получить этот подарок, что ты будешь делать? - Я не знаю. Молиться? - Конечно, но как? Есть разные способы молитвы, но есть только одна, которую Господь обещал, что никогда не пропустит, если Его попросят. - Я не знаю, кроме одного способа, - сказала Рита. - А ты уверена, что знаешь один? Для молитвы требуются не только слова. Но открой вторую главу Притчей. Прочти третий, четвёртый и пятый стихи. Рита прочла, но ничего не сказала. - Видишь? Ты понимаешь? - Да, мистер Дигби.


82

«Если будешь искать его, как серебра, и отыскивать его, как сокровище, то уразумеешь страх Господень и найдёшь познание о Боге». – Ты знаешь, как люди отыскивают сокровища? - Да. - Они не оставляют ни одного камня не перевёрнутым, работают день и ночь, и ни о чём больше не думают, пока не найдут то, что ищут. Пометь эти два места, Рита, и запиши их на первой страничке твоей Библии, 1. и 2. - Предположим, - продолжал он, когда она закончила писать, - что ты стала искать таким путём, но просветление не приходит и ты в опасности разочарования. Тогда открой книгу Осии шестую главу, третий стих. Здесь ты найдёшь противоядие, против своего разочарования. Ты будешь «стремиться познать Господа», если не перестанешь Его искать и не устанешь молиться, то «Он придёт к нам, как дождь, как поздний дождь оросит землю» - Какие благословенные слова! - Я не знаю, что они значат, - сказала Рита. - Знаешь ли ты, как идёт дождь? - Да, сэр. - Ты знаешь, почему солнце восходит, когда наступает утро? - Если бы солнце не восходило, то утро бы не наступило. - Правильно. Так вот, когда приходит время, - смеясь, сказал мистер Дигби. – А ты знаешь, почему солнце восходит? И почему оно не восходит там, куда опустилось? - Нет, - ответила Рита, и глаза её заблестели от любопытства. Мистер Дигби вылез из своего гамака, и подойдя к Рите, преподал ей первый урок астрономии. Досконально преподанный урок, был воспринят ею с восторгом и восхищением, это показывало, что науки для неё были как магнит для железа. Она совершенно забыла о религиозных вопросах, с которых всё началось. Когда же закончили вопрос астрономии, тогда мистер Дигби вернулся к обсуждаемому вопросу. - Видишь ли, Рита, как приготавливает себя утро? - Да, мистер Дигби, - радостно ответила она. - И оно обязательно наступает. Если земля делает круг, то оно не может не наступить. Точно так же приход нашего Господа готов и Он придёт, для каждого, кто будет Его настойчиво искать. Иди на восток, и ты обязательно увидишь восход солнца. - Да, - сказала Рита, я видела. Оно прекрасно! - Пометь это место под номером 3. на той же страничке. Но, Рита, запомни, любой, кто искренне ищет, как скрытое сокровище, готов будет оставить всё, что будет мешать в его поисках. - Да, конечно. Но что может? – спросила Рита, хотя в этот момент больше думала об импровизированном планетарии, о котором услышала с таким восторгом. - Открой опять четырнадцатую главу Евангелия от Иоанна и прочти 21 стих, - но мистер Дигби сам процитировал его. «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам». - Это относится к тому, кто нашёл сокровище, я думаю, мистер Дигби. Тут сказано «кто любит Меня». - Совершенно верно, однако, Рита, остаётся факт, что никто, кто не желает исполнять волю Господа, не может узнать Его. - Мистер Дигби, почему всё неправильное так легко, а правильное так трудно? - Нет, не трудно. - Я думала, что трудно, - удивлённо сказала Рита. – А я хуже, чем другие люди? - Это всё зависит от твоего отношения, Рита. Будет ли для тебя легко сделать что-то, что причинит мне неимоверную боль?


83

- Нет, мистер Дигби, это невозможно. - Я верю тебе, - сказал он. – Тогда представь, что ты любишь Христа намного сильнее, чем меня, что тогда будет трудным, а что лёгким? Рита молчала. Но весь разговор был для её размышления новой пищей. - Чем всё это закончится? – спрашивал себя молодой человек. И когда оно должно закончиться, что касается непосредственного положения дел. - Как можно скорее! - Подсказывал его разум. Рита уже прилепилась к нему с такой преданностью, что расставание будет трудным, даже сейчас. С каждой неделей становилось всё труднее. Кроме того, у него была другая работа, он не мог исполнять роль учителя постоянно. Как только миссис Басби вернётся домой, он пойдёт к ней и поговорит с ней. Это будет, в настоящий момент, самым лучшим планом, который он мог придумать. Подождать нужно ещё одну или две недели. Этот подсчёт, как множество человеческих планов, ни к чему не привёл. Дня два спустя, они катались вечером по парку. Пара неуправляемых лошадей, выскочившая из-за угла, врезалась в маленький фаэтон, в котором были мистер Дигби с Ритой. Их выбросило. Фаэтон разбился, Рита оказалась невредимой, а мистер Дигби не мог встать на ноги. Он был уверен, что это растяжение, одна его нога была неподвижной. Была заказана коляска, и ему помогли в неё сесть. Рита примостилась рядом с ним, и конюху приказали ехать медленно. Некоторое время они молчали. Лица у обоих были бледными. Рита заговорила первой. - Мистер Дигби, у вас сильные боли? - Я должен признаться, да, - сказал он, стараясь улыбнуться. – Рита, а как ты? - Со мной всё нормально. Что мне сделать, мистер Дигби? - Сделать ничего невозможно, пока не доедем до дома. Рита ожидала этого с таким нетерпением, которое, казалось, отмеряло каждый метр пути. Прибыв, наконец, домой, мистеру Дигби помогли выйти из коляски, и с большим трудом ввели его в дом. Здесь он сам обследовал травму, и убедился, что это всего лишь растяжение. За доктором посылать не обязательно. - А растяжение это плохо? – спросила Рита, когда помощники ушли. - Иногда хуже, чем перелом кости. - Мистер Дигби улёгся на подушки в гостиной, пот покрыл его лоб, и цвет лица менялся. Боль была жестокая. - Где миссис Корд? - Её нет, она уехала в Нью-Йорк. Я знаю, она собиралась. Что я могу сделать для вас, мистер Дигби? - Ты не сможешь. - О, да, я смогу, как и всякий другой. Только скажите мне, что. Пожалуйста, мистер Дигби! – Просьба Риты прозвучала с самым искренним выражением. - Нужна соль и вода, но нужно снять ботинок. Ты не сможешь его снять, да и никто, разве только разрезать. Рита, дай мне складной нож, что лежит вон там на моём столе. Мистер Дигби открыл самое большое лезвие, чтобы сделать разрез в ботинке на ноге. Разрез был сделан с трудом и явным страданием, пока весь верх ботинка был раскрыт, но пятка и носок были более трудной частью работы. Кожа очень плотно сидела на распухшей ноге. - Я не могу, - сказал мистер Дигби, откидывая нож в сторону. – Я совсем не могу этого сделать. Ты должна послать за доктором, Рита, чтобы окончательно разрезать ботинок. - Мистер Дигби, можно я попробую? - Ты не сможешь сделать это, дитя, - Но ответ был дан в бессилье от боли, и молодой человек откинувшись на спину, закрыл глаза. Рита не услышала запрета. Она взяла нож, и осторожно, с


84

большой нежностью и даже профессионально, умудрилась освободить больную ногу. На это потребовалось время, но не больше, и даже не столько, как если бы послали за доктором. - Спасибо тебе! Это большое облегчение. А теперь, соль и воду, Рита. С бьющимся от радости сердцем, Рита бросилась за тем, что было нужно. Бежала она только за дверью, а в комнате её движения не делали ничего подобного. Она вошла спокойно и уверенно, бесшумно. Необходимо было разрезать и носок, чтобы снять его, но это не трудно было. Затем пальцы Риты стали поливать холодную солёную воду, делая это нежно и терпеливо. Пальцы Риты почти дрожали, она была так рада что-то делать. Это продолжалось долгое время. - Рита! - Да, мистер Дигби, - живо ответила девочка. - Который час? - Семь часов. - Ты не пила чай. - Вы тоже. Не хотите ли сейчас, мистер Дигби? - Пей сама. Ноге намного легче уже, Рита. Положи на неё мокрую салфетку, и оставь так на время, а сама пойди выпей чаю, дорогая. Рита послушалась, двигаясь с предельной деликатностью мягких и тихих движений. Она удобно уложила ногу, позвонила и попросила, чтобы принесли чайник. Рита бесшумно накрыла на стол, когда слуга поставил на него всё необходимое. Затем она заварила чай и как раз отрезала кусочек хлеба и нанизывала его на вилку, чтобы поджарить, как дверь отворилась и вошла миссис Корд. В руках у неё была куча тряпок, пузырьки и тазик с водой. Рита уронила вилку и бросилась к ней. - Что вы хотите? – спросила она. - Что вы собираетесь делать? Её выражение и действия были настолько стремительны, что женщина остановилась. - Здесь растяжение ноги, я пришла посмотреть. - Нет, не надо, - сказала решительно Рита. – Я сделала всё, что было необходимо, и я буду продолжать делать всё. Я могу делать это, как и любой другой, и вы мне не нужны. Вы можете унести всё это, миссис Корд, мистер Дигби спит, ему уже лучше. - Может быть я тебе и не нужна, Рита, но я нужна мистеру Дигби. Я принесла всё, что ему необходимо, и я знаю своё дело. Моё дело позаботиться о нём. – Она намеревалась пройти. - Назад! – сказала Рита, преграждая ей дорогу. – Я вам сказала, что он в вас не нуждается, и вы не войдёте. Вернитесь! Унесите всё это. Я справлюсь со всем здесь сама. Вы можете уйти! – Тон и действия были очень властными. Женщина снова остановилась, уступая хрупкой девочке, как материальное всегда уступает разуму. - Что это за поведение? – сказала она обиженно. – Ты говоришь мне, что я должна делать, и чего не делать? Ты берёшь на себя слишком много, юная леди! - Я так понимаю, - высокомерно сказала Рита. – Идите, и пришлите сюда горничную, пожалуйста. Я только что слышала, как она прошла наверх. Я хочу, чтобы она поджарила кусочек хлеба. Миссис Корд ушла, очень недовольная, взглянув на закрытые веки лежащего на диване. Веки, однако, не были закрыты плотно, как могли бы. Первые слова Риты, произнесённые более категорично, чем обычно, пробудили мистера Дигби от его лёгкой дремоты, и он слышал и видел всё, что произошло. Он видел это с немалым удивлением, и в то же время это дало ему новую пищу для размышления. Это была Рита с новым характером. Он, конечно же, знал, в какой-то степени и раньше, пылкую натуру девочки, но в его присутствии её манеры всегда были степенными, за исключением всплесков горя, которые иногда превышали все границы. Но это


85

вспышка была другого сорта и в такой сильной степени, которая вытягивает из обладателя своего рода духовное электричество. Мистер Дигби видел, как оно намагнитило миссис Корд, оставив её в пассивном состоянии. Он был очень удивлён, видеть взрослую женщину, стоящую лицом к лицу с худенькой девчонкой, остановленную и поражённую искрами молнии, летящими из глаз Риты. Они, казалось, мелькали вокруг всей её фигуры. Миссис Корд была испуганной и уступила. А Рита держалась не как бедная, обделённая маленькая сирота, а словно принцесса царского дома, если судить по её уму и манерам. Здесь ничего не предполагалось и не было никакого влияния, всё это отражало её настоящую природу, которую мистер Дигби видел достаточно хорошо. Но что это было за происхождение, для которого подобное поведение было естественным? Он видел, что там было достаточно силы, чтобы испортить весь механизм и разрушить его, если эту силу не взять под контроль и разумное водительство, чтобы механизм был мудро использован. Но кто это будет делать? Миссис Басби? Мистер Дигби ещё не был уверен, что за человек была миссис Басби. И он больше чем когда-либо желал это узнать. А теперь вот растяжение ноги! В это время Рита, изгнав врага с поля своей деятельности, продолжала спокойно накрывать на стол. Она дала распоряжение, чтобы поджарили хлеб. Заметив, что глаза мистера Дигби были открыты, она осторожно заменила соляную повязку на его ноге, налила чашку чая, и принесла ему на тарелочке кусочек хлеба. Сев возле него, она держала тарелку в одной руке, а чашку в другой. - Что это, Рита? – спросил он. - Ваш чай, мистер Дигби. Я надеюсь, что он хороший. Она выглядела и разговаривала так нежно, как голубка, в то же время полная энергичной бдительности. - И ты собираешься исполнять роль молчаливого официанта? - Если вы хотите, чтобы я была молчаливой, - ответила она. Он рассмеялся. – Рита, Рита! Это никуда не годится! – сказал он, но не объяснил, что под этим подразумевал. – Так не пойдёт. Позови Марианну и пусть она подвинет стол к дивану, углом. - Мне нравится подавать вам, мистер Дигби, если вы мне позволите. - А мне не нравится. Позови Марианну, Рита, и мы попьём чай вместе. Я не островитянин Южного моря. - Предположим, что островитянин, что тогда? – спросила Рита, дёргая за шнурок. - Тогда, я полагаю, что правильно для леди в семье пить чай после того, как я закончу. Время чаепития было случаем полным восторга для Риты, потому что она могла ухаживать за своим покровителем. Он уже не так страдал, кроме того, что теперь будет заключённым, как и обычно. После чая, однако, он спокойно лежал, снова закрыв глаза, и Рите ничего не оставалось делать, как только смотреть на него и заботиться о его ноге. Она подумала, что раньше не понимала, каким он был прекрасным человеком. Мистер Дигби не был одним из общества, которого можно встретить время от времени. На самом деле сочетание черт в его внешности было очень необычным. Черты его лица были изящно правильными, а цвет кожи светлым, с очень твёрдыми очертаниями губ, подбородка, и широким лбом. Волосы его были светлые, волнистые, а светлые усы украшали верхнюю губу, не свисая над ней, но переходя в длинные мягкие концы с обеих сторон. Он не носил ни английских бакенбард, ни бороды. Руки его были небольшие, изящные, да и весь он был довольно лёгкого телосложения, что касается очертания внешности. Суставы его были хорошо подвижными, а мышцы и сухожилия, словно сделанные из стали. Довольно медленный и лёгкий в общих движениях, при необходимости, он мог показать упругость и силу кошки. Всё это результат природы и


86

упражнений. Обычно он был серьёзным человеком. Серьёзность была мягкой, но очень решительной, и даже при появлении улыбки она не пропадала. По крайней мере Рита могла видеть, и для этого было несколько причин. Первая - это незажившая рана, оставленная смертью его матери, к которой он был преданно привязан. Другая – неожиданная смерть, чуть больше года назад, леди, на которой он намеревался жениться. В обществе никто не знал об этих случаях и мистера Дигби считали весьма серьёзным человеком. Они присвоили ему также, в значительной степени, репутацию надменности, в то время как никто не имел более нежности и братского сочувствия к страданиям людей. Никто не мог проявить это более любезно. Возможно, он приобрёл эту репутацию своей отстранённостью от общества и настоящей беспечностью о вещах, которые их заботили. Однако больше это исходило от чувства неполноценности в его присутствии, которое большинство людей не могли ему простить. Он был желанным гостем везде, где появлялся, но очень немногие были знакомы с его настоящим вкусом и силой внутренней природы, даже так, как знала их Рита. Она знала его немного. Рита не недооценивала его, но напротив, размышляла обо всём, что принадлежало ему, с чувством преклонения и восхищения. Так она сидела и смотрела на него в этот вечер, и думала, что до сих пор она не знала, какой он красивый. Вечер для неё не тянулся медленно и не был длинным, хотя и проходил в молчании. Спустя время, миссис Корд пришла опять с полными руками вещей. - Извините, могу ли я что-то сделать для вас, сэр? - Нет, спасибо. Всё, в чём я нуждался, уже сделано. Сердце Риты бешено забилось, но услышав эти слова, её просто распирало от триумфа. - У меня есть мазь, сэр, которая очень хорошо помогает при растяжении, если это растяжение. Мне не позволили посмотреть. - Нет ничего лучшего, чем соль и вода. Миссис Корд, пусть мне приготовят кровать в комнате рядом. Мне лучше не подниматься наверх. Таким образом медсестра была отправлена, а Рита утверждена на своём посту, к великой её радости.

Глава 11

Миссис Басби

Следующие недели были весьма счастливыми для Риты, и в её настоящее время, это время было блаженством. Ей позволяли служить мистеру Дигби, и она была постоянно с ним. Взаимоотношения и занятия проводились с удвоенным интересом. Она была очень занята своими прежними уроками, к которым добавились новые. Рита много читала вслух. Мистер Дигби никогда не избегал разговора, когда необходима была информация или помощь в любом затруднении. Во время приёма пищи, когда услуги прекращались и разговоры принимали более лёгкий характер, Рита ликовала. Для мистера Дигби эти недели не были неприятными, хотя он постоянно помнил о необходимости перемены, и надеялся, как только его нога позволит ему пользоваться коляской, он готов был отправиться к миссис Басби. Но, когда наконец он был на пути туда, то подумал, что ему предстоит ещё одно трудное дело. Как Рита перенесёт новые перемены, оказавшись в совершенно другой среде? Она хваталась мёртвой хваткой за любые обстоятельства, которые ей подходили. Отнесётся ли семья миссис


87

Басби к ней доброжелательно? Если же нет, по какую-то причине так не будет, мистер Дигби решил, что он её там не оставит. Но как это узнать? Он вошёл в гостиную миссис Басби с присущей ему серьёзностью. Был уже почти конец октября, и семья давно вернулась из загородной поездки. Хозяйка дома имела достаточно времени, чтобы приготовить дом к зимнему периоду. Ковры были расстелены, шторы подняты, зеркала и люстры были освобождены от коричневых чехлов. Всё металлическое сияло от тщательной полировки, мягкая мебель выделялась своими богатыми цветами и накидками. Всё было в гармонии, всё очень красиво. Неудобство было только во множестве комнат, которых по непонятной причине было слишком много. В них ничего не делали, и ничего нельзя было делать, там были плюш и атлас и парча, позолота и лакированное дерево, но не было жизни. Даже огонь, там был огонь в камине, был просто кучей камней, светящихся, благодаря каменному углю. Если в них и была жизнь, это была жизнь жалкого существования. Денег было достаточно, но для чего? Одна из огромных отполированных дверей немного приоткрылась, тихонько вошла хозяйка дома. Она была контрастом всей обстановки. Возможно, она не привела ещё себя в порядок. На ней было очень простое платье, и она куталась в шаль, наброшенную на плечи. Шаль не была красивой. Вся внешность леди была без какой-либо претензии, такими же были и её манеры. Но манеры не были бесхитростными, они создавали впечатление, что она всегда знала, что говорить, и как говорить. Лицо, которое некогда было красивым, и всё ещё на что-то претендовало, казалось, точно так же не претендовало ни на что, помимо чувства различия и знания мира, которым она обладала. - Мистер Соусвод! – произнесла она, закрыв двери. – Вы совсем потерялись. Миссис Басби была слишком проницательной, чтобы сказать мистеру Дигби, насколько он был здесь желанным гостем. Она предоставила этому факту выразиться в её улыбке и тоне её приветствия. - Я думаю, что вы здесь тоже редкий гость, миссис Басби. Разве вы не только что вернулись в город? - Да, сентябрь был очень жарким! Но я думаю, что восемь месяцев в году вполне достаточно для жизни в городе. Оставшиеся четыре душа и тело хотят отдохнуть на природе, разве вы не согласны? Океан и горы лучше, чем книги. Необходимо заниматься развитием тела так же, как и упражнением ума. - В каких горах и в каких морях вы проводили это лето? - В этом году мы не видели гор, а старались быть на берегу моря, кроме коротких интервалов. А вы, мистер Соусвод? Чем вы занимались? - Мои последние достижения были в том, что я позволил кому-то налететь на себя, в парке, и в результате получил растяжение сухожилий на ноге. За этим последовали расспросы и полный отчёт происшествия. Без этого мистера Дигби нельзя было отпустить. Затем последовали советы и рецепты, которые миссис Басби давала по матерински. - Решились ли вы, в конце концов, обосноваться в Америке? – спросила она наконец. - Я устраиваю себе дом там, где нахожусь, - ответил молодой человек, с лёгкой печальной улыбкой. - Но вы, конечно же, понимаете, что для любого нормального человека не годится подражать бродячему еврею, и не иметь определённого места жительства? – проговорила миссис Басби, показывая свои белые зубки, которых было много и в хорошем состоянии. - Это было бы лучше, для некоторых людей, - уклончиво ответил молодой человек. – Но я пришёл к вам, поговорить по делу. Простите меня, миссис Басби, за вопрос, была ли у вас сестра?


88

Лицо леди мгновенно изменилось, но не достаточно заметно, разве только для внимательного наблюдателя. Мягкая улыбка исчезла с её губ, линии вокруг рта стали жёсткими, выражение глаз более напряжённым. - Да, - ответила она тихо, не показывая удивления. – У меня есть сестра. - Вы не слышали о ней в последнее время? - Нет. – Глаза теперь смотрели очень внимательно, а слова звучали немного сухо. Она ждала, что за этим последует. Так как мистер Дигби молчал, она спросила: - Вы её знаете? - Я знал её. - В Мидвэйвилл? Я не знала, что вы ездили на западную часть штата. - Я никогда там не был. Я знал миссис Карпентер здесь, в Нью-Йорке. - В Нью-Йорке? – повторила миссис Басби. – Она не говорила мне… Когда вы встречали её в Нью-Йорке? Я даже не знала, что она когда-либо была здесь. - Она была здесь в первой половине лета. Но она была очень больна, и ей постоянно становилось хуже, а в июле… разве вы ничего не знаете? Она оставила нас, миссис Басби. - Моя сестра? Она умерла здесь? Вы это имеете в виду? Мистер Дигби кивнул. Леди сложила руки, и отвела от него взгляд. Её лицо слегка побледнело, но оставалось неподвижным. Несколько минут она сидела молча, погружённая в мысли. Мистер Дигби решил в этот раз не нарушать молчания. - Что привело мою сестру в Нью-Йорк, мистер Соусвод? Наконец спросила миссис Басби, наклонившись в этот момент, чтобы поднять нитку с ковра под её ногами. - Боюсь, что это были трудности, которые постигли её дом, где она жила. - Я знаю, что муж её умер, - сказала леди. – Я дала разрешение Юнис переехать и занять дом, в котором мы выросли, и который, по завещанию отца, достался мне. Насколько я знаю, она этого не сделала. У меня не было причины предположить, что дела её не поправились. Моя сестра была одной из тех людей, которые не принимают совета, мистер Дигби, кто идёт своим путём, и кому никто не может помочь. Значит она пробыла здесь несколько месяцев? - Больше, чем это. - Больше? Насколько больше? - Она приехала сюда до того, как я имел удовольствие познакомиться с ней. - Рассказала ли она вам свою историю? - Кое-что, поэтому я пришёл задать пару вопросов, узнав, что вы её сестра. - Юнис отстранилась от своей семьи, - коротко сказала миссис Басби, - такие люди всегда приходят к тому, чтобы увидеть свою ошибку, а потом обвиняют во всём своих родных. - Я не склонен думать, что миссис Карпентер кого-либо обвиняла. Я никогда не слышал от неё ничего подобного, что показывало бы её обиду. Миссис Басби приоткрыла рот, но тут же его плотно закрыла. Возможно она больше не решалась задавать вопросы. Мистер Дигби продолжал. - У миссис Карпентер осталась дочь… - Я знаю, что у неё была дочь, - быстро сказала миссис Басби. – Она жива? - Конечно. - Простите, сколько ей лет? - Я думаю около пятнадцати. - Где же она? - Она здесь. - Здесь? На чьём попечении? И где она? - Она на моём попечении. О ней-то я и пришёл поговорить с вами.


89

- На вашем попечении? Но, мистер Соусвод, это очень странно! Как произошло, что моя сестра оставила своего ребёнка на ваше попечение? - Полагаю, она оказала мне честь таким доверием, поверив, что я буду верным опекуном, - ответил мистер Дигби со всей серьёзностью. - Но разве никого другого не было? – спросила леди, на мгновение забывшись. - Нет никого, кого бы миссис Карпентер считала компетентным и заслуживающим доверие, сказал молодой человек с лёгкой улыбкой. - Мистер Соусвод, я не могу позволить это ни на одно мгновение, - энергично произнесла миссис Басби. - Я самый подходящий человек, чтобы быть опекуном ребёнка моей сестры, и, если позволите, я беру это обязательство немедленно. Где она? Она должна быть под моей крышей. - Мне пришло в голову, что если бы вы были согласны, то ваш дом был бы самым безопасным для неё местом, по крайней мере в настоящий момент. - В настоящий момент и всегда, - решительно проговорила леди. – Кто ещё может о ней позаботиться? Где её можно найти, мистер Соусвод? - Нигде. Я привезу её к вам, если позволите. - Вы имеете в виду девочку? Так вы знаете её? - Немного, - легко согласился мистер Дигби. - И можете ли вы сказать, что она из себя представляет? - Я не знаю, могу ли я сказать, что вы в ней найдёте. Разве вы не думаете, миссис Басби, что любой богатый характер человека для разных людей показывает себя с разных сторон, как различные обстоятельства влияют на его развитие? - Вы хотите назвать её богатым характером? - Я предполагаю, что так. - А могли бы вы мне сказать, что именно вы в ней обнаружили? - Извините, это было бы не справедливо по отношению к ней. Вы естественно станете искать подтверждение моим впечатлениям и, возможно не увидите их. Совершенно нечестно хвалить или обвинять кого-то заранее, перед третьим лицом. Для вас станет возможным составить собственное ясное суждение. - Она должна явиться сюда немедленно. Можете ли вы привезти её завтра? - Я не думаю, что завтра. - Почему нет? Тогда когда же? - Сегодня четверг. Что если это будет на следующей неделе? - На следующей неделе! Это слишком долго ждать. Где она? Я поеду, чтобы её увидеть. - Совсем не обязательно. – Сказал мистер Дигби, поднимаясь. - Как только она будет готова, и я буду готов, я привезу её, но не раньше понедельника или вторника. - Мистер Соусвод, - сказала миссис Басби, со смешанным подозрением и насмешкой в своём взгляде, который был лишь усугублён равнодушием. - Если бы моя племянница была несколькими годами постарше, то я бы заподозрила, что у вас есть причины, по которым вы не желаете с ней расстаться. Молодой человек встретил её взгляд с привычным для него серьёзным, спокойным хладнокровием. - У меня есть причины, - сказал он. – И я не намерен складывать с себя мои обязательства. Единственно, что я предлагаю, это позволить вам в настоящее время, разделить со мной эту заботу, миссис Басби. От доверия, которое оказано мне, я не отказываюсь. Леди немного плотнее сжала губы. В какой школе учится ваша дочь? – Продолжал мистер Соусвод.


90

- Я не уверена, в какую школу я пошлю её в этом году. Она ходила… но я думаю послать её в другою, и пока не знаю, где это будет. Джентльмен сказал, что об этом можно будет поговорить в другой раз, и ушёл. Как только он закрыл за собой дверь, все следы улыбки тут же исчезли с лица миссис Басби. Она подошла к окну задёрнула штору, откуда яркое солнышко проникало в комнату. Несколько минут она стояла на коврике у камина, серьёзная и задумчивая. Одна бровь была поднята в размышлении, чего общество никогда у неё не видело. В заключение её мысли можно было выразить так: - когда она будет под моим кровом, уважаемый молодой джентльмен, я уверена, что она больше не будет на твоём попечении. Нелепость! Мистер Дигби по дороге домой тоже думал. - Они никогда не поладят, - сказал он в заключение. - Для Риты будет нелегко и она не будет счастлива. И однако, это самое лучшее, что я могу сделать в этом случае. Она должна быть под присмотром женщины, и кто может быть более подходящим, кроме её тётки? Да и я часто смогу её навещать и буду в курсе всех её переживаний, потому что Рита всё скажет. Если же что-то будет не так, я в любой момент смогу вмешаться и поправить. Мне очень жаль, но это необходимо, и я ничем не могу помочь. Не смотря на такую уверенность в своём собственном уме, мистер Дигби со смутной тревогой думал, как сказать Рите, что ждёт её. Но выбора у него не было, это нужно было сделать, и мистер Дигби был не из тех, кто откладывал что-либо только лишь потому, что ему это не нравилось. На следующее утро Рита снова была занята рисованием, а мистер Дигби лежал на веранде, придумывая, как же начать разговор. Рита выглядела хорошо, она была свежей, весёлой и счастливой, увлечённая своим рисунком. Как девочка похорошела за эти недели, повзрослела, стала мягче и нежнее. - Она из благородных кровей, - думал мистер Дигби, - её внешность свидетельствует об этом, а так же её инстинкт и способности. - Не хотела бы ты пойти в школу, Рита? Она подняла голову, и во взгляде её отражался интерес и живость, которые были так присущи её глазам. - Не думаю, что мне понравится больше, чем вот это, мистер Дигби. (под словом «это» имелось в виду настоящая обстановка и манера её образования). – Надеюсь, что вы могли бы заниматься моим обучением всегда. - Мне это не надоело, Рита, но, я уверен, что для тебя будет лучше во многих отношениях походить немного в школу. Тебе это тоже понравится. - Когда я пойду, мистер Дигби? – спросила она покорным тоном, не поднимая на этот раз глаза. - Чем скорее, тем лучше. Школьные занятия начались уже несколько недель назад. И ещё, Рита, ты должна будешь жить в городе. Ты не можешь жить здесь в Форт Вашингтон, и посещать школу в Нью-Йорке. Я вынужден буду тоже переехать в город. - Тогда мне это понравится, - просто сказала Рита. - Но тебе необходимо больше внимания, дитя моё. По крайней мере ты будешь под другим надзором. Ты должна будешь жить с леди, чтобы она сделала для тебя то, чего я не могу. Я хочу поселить тебя под надзор твоей тёти. Карандаш выпал из рук Риты, и она подняла голову. - Моей тёти? – повторила она. - Да, у сестры твоей матери, миссис Басби. Ты знала, что у тебя в городе живёт тётя? Рита не ответила на вопрос. Она подошла и стала перед лежанкой, в позе молодой королевы трагедии, руки её были плотно сжаты впереди, лицо бледное, и не просто бледное, но пятнами, что показывало неожиданную остановку циркуляции крови. - О, мистер Дигби! – воскликнула она, - только не к ней! Не к ней! Не отдавайте меня ей!


91

- Почему же нет? – ласково спросил он. - Она не хорошая! Она не хорошая женщина! Я не люблю её! Я даже не могу думать о ней! Я не хочу ничего иметь с ней общего! Пожалуйста, не посылайте меня к ней! О, мистер Дигби, не позволяйте ей забрать меня! – слова эти лились сплошным потоком. - Дорогая моя Рита, разве это разумно? Какая причина тому, что она тебе не нравится? - Потому что она не была доброй к маме, она её не любила, и не проявила к ней внимания. Она не хорошая женщина. Она не будет любить меня. Она мне ужасно не нравится, мистер Дигби! Рита хотела сказать такие слова, которые не решалась произнести. - Тише, тише, дитя! Не спеши говорить. Сядь, и давай разберёмся, что всё это значит. - О, мистер Дигби, вы не поселите меня к ней. - Думаю, Рита, это было бы самое лучшее. По крайней мере мы попробуем. Ну что, ты, Рита! Рита! Она бросилась на пол на колени, опустив голову на стул, но не плакала, слёз не было, и она не всхлипывала, но в полном отчаянии. Это было бы прекрасно для исполнения трагедии. Но так бывает с трудностями у молодых людей, когда всё кажется в безвыходном положении, ей всё казалось окончательным и уничтожающим. Понимание приходит с возрастом. - Рита, - через минуту произнёс мистер Дигби, голос его был тихим. – Почему тебе так не нравится твоя тётя? Ведь ты её не знаешь. - О, мистер Дигби! – воскликнула девочка со страданием в голосе, - вы хотите отдать меня кому-то ещё? Вы хотите отдать меня ей? - Нет. Ни ей и никому другому. Я не собираюсь отдавать тебя никому. Посмотри сюда, Рита. Подними голову, принеси сюда свой стул и сядь рядом со мной, мы поговорим об этом. Давай! Уступив невозмутимому тону, она послушалась. Поднявшись, Рита принесла свой стул поближе и села, но он был поражён изменению в её лице. Оно было мертвенно бледным и удручённым. Она послушно заняла своё место, однако он видел, что внутри девочки происходила жестокая борьба и боль. Он с нежностью взял её за руку и держал. - Рита, дитя моё, я не собираюсь отдавать тебя кому бы то ни было. – Серьёзно произнёс он. Рита была уверена, что вопрос о том, чтобы поместить её в дом тёти был уже решён, и слова были лишними. Из груди её вырвался стон. - Что ты знаешь о своей тёте? - Не много, и в то же время слишком много. – Машинально ответила Рита. - Скажи мне, что ты знаешь. - Я знаю, что она плохо относилась к маме. – Затем, видя, что мистер Дигби не отвечает на это высказывание, она продолжала. – Она жестокая женщина, и не помогла маме. Она богатая, богатая! А мы были… У неё есть всё в мире, она делает всё, что ей нравится, она ездит в своей красивой карете, а мы… мы были… вы знаете! Мы были,… если бы не вы…. Рита захлебнулась и сделала несколько глотков, и здесь страсть снова овладела ею. Мысли, чувства и воспоминания хлынули, как накатывающиеся волны на пологий берег, наскакивая друг на друга, пока не выдерживая своего собственного веса, разбивались вдребезги. Девочка старалась овладеть с собой и предотвратить вспышку, которая мистеру Дигби не нравилась. Сдержанность была подобно песку, который позволил приливу чувств нарасти с такой силой, что уже невозможно было остановить. Она снова бросилась на пол. Сдержанность исчезла, хотя Рита и пыталась подавить свои всхлипывания. Страсть и горе то и дело прорывались с воплями отчаяния, с которыми она боролась и которые, казалось, вырывались из глубины сердца. Мистер Дигби переждал, пока шторм утихнет, теперь он был уверен, что тётка и племянница никогда не смогут ужиться вместе. В граните характера миссис Басби лежало, по его мнению, немало железа в грубом состоянии неочищенной руды. Волны бьют о подобную скалу, не


92

оставляя видимого следа, только лишь разбиваясь вдребезги. Будет ли подобная сцена при их встрече? Характер Риты не был мягким, и тоже был не без присутствия железа, но в другой, более утончённой форме и в совершенно другой пропорции. Правильно ли он решил, в конце концов? Но что ещё мог он сделать? В любом случае, теперь отступать было слишком поздно. Он подождал, пока неистовость бури улеглась, а затем нежно позвал Риту. Нежно, но в его голосе звучал и определённый тон, которому Рита подчинилась. Она поднялась с пола, вытерла глаза, подошла и остановилась у дивана. Ей не стало легче, ярость просто сменилась чувством беспомощного отчаяния. - Сядь, Рита, - казал мистер Дигби. Когда же она села, он снова взял её за руку. - Ты не должна позволять себе такие вспышки, - продолжал он, ласковым голосом. - Я ничего не смогла сделать. Я старалась…. - Я видел, что ты старалась, и даже некоторое время успешно. - Я знаю, что вам это неприятно, - сказала она. – Я не хотела этого делать перед вами. - Я не хочу, чтобы ты этот делала даже не потому, что это мне неприятно, но потому что это неправильно. - Почему неправильно? – спросила она с каким-то упрямством. - Потому что терять над собой контроль, неправильно для любого человека. Рита, казалось при этих словах навострила свои ушки, словно эта идея была для неё новой, но ничего не сказала. - Возможно, ты снова спросишь меня, почему? Рита, если ты теряешь над собой контроль, то кто им овладевает? Теперь в глазах Риты отражался неожиданный вопрос. – Я предполагаю, что никто. - Ты думаешь, что имея такого врага, как у нас, и он не воспользуется такой возможностью? Нет, когда ты теряешь над собой контроль, то сатана тут же подхватывает его, и использует. - А что он с ним делает? – спросила поражённая Рита. - Соответственно с обстоятельствами. Искушает тебя на зло, или на безумие, так чтобы сломить твои умственные и физические силы, чтобы в следующий раз ты была бы слабой и не смогла противостать ему. - Мистер Дигби, вы в самом деле так думаете? - Конечно, и когда люди так поступают, уступая место дьяволу, он захватывает всё, что они предоставляют, пока полностью не овладевает ими. Тогда для своих ближних они выглядят как рабы страсти, или жадности, или пьянства, но на самом деле, они одержимы дьяволом, а это всего-навсего цепи, которыми он их держит. - Мистер Дигби, - смиренно сказала Рита. – Вы думаете, что я теряю территорию? - Я думаю, что ты владевала территорией, и держала её некоторое время. - Простите, - просто сказала она. – Но как я могу с этим справиться, мистер Дигби? - Ты должна запомнить, - сказал он, – ты должна быть под руководством одного царя или другого, нейтральной территории нет. «Всякий, делающий грех, есть раб греха», но «если Сын освободит вас, то истинно свободны будете». Рита глубоко вздохнула, и пара слезинок выкатилась из её глаз. - А теперь, - очень мягко сказал он, - давай не будем больше приходить в возбуждение, но спокойно поговорим. Что всё это значит? - Вы отправляете меня от себя, - сказала Рита, - а вы всё, что у меня есть. - Ты не потеряешь меня. Это решено. Продолжай, что следующее? - Но я не буду с вами? - Не каждый день, как здесь. Но я надеюсь видеть тебя очень часто, и ты всегда можешь писать мне, если тебе на ум придёт что-то особенное.


93

- Тогда, - сказала Рита, и голос её стал тище. – Вы отправляете меня быть с человеком, которого я не уважаю. - Это серьёзно! А ты уверена, что твоё мнение оправдано, без всякого основания? - Я ничего не могу поделать, - сказала Рита. – Я не думаю, что у меня есть причина, чтобы её уважать. - Тогда как вы сможете жить вместе? - Я понятия не имею. - Рита, я должен тебя об этом просить. Постарайся в доме твоей тёти вести себя как подобает леди, я прошу тебя быть воспитанной и очень сдержанной, что бы ты ни чувствовала. - Вы думаете, что я смогу, мистер Дигби? – спросила девочка, пристально глядя на него. - Я в этом уверен. - Но, знаю ли я как? - Я дам тебе неизменный рецепт, - с улыбкой ответил мистер Дигби. «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними», а чтобы узнать об этом подробнее, почитай 13 главу первого послания к Коринфянам. - Это глава о благотворительности? - Нет, о любви. Слово значит любовь, а не благотворительность. - Мистер Дигби, это очень трудно, вести себя так, словно ты любишь людей, когда ты на самом деле их не любишь. - Согласен, - сказал он улыбаясь. – Это то, что мир называет хорошими манерами. Но для христиан под этим термином имеются в виду реальные отношения. - Я всё же не думаю, что смогу, - вздохнула Рита. - Не старайся поступать фальшиво ни в чём. Но вежливость и хорошие манеры ты можешь проявить к каждому. - Если я не потеряю над собой контроль, - сказала Рита, - постараюсь, мистер Дигби. - Я думаю, что ты можешь почти всё, Рита, когда стараешься. Эта фраза была источником утешения для девочки, и большая помощь в отношении своего самоутверждения, как догадывался мистер Дигби. Однако все последующие дни Рита горевала глубоко и тихо. Её друг наблюдал это с серьёзной тревогой. Эта страсть боли и смятения, с которой она встретила новость о том, что ей предстоит, не была временным порывом, оставившим воздух чистым, как и раньше. Хотя сила урагана и миновала. Рита ни в коем случае не демонстрировала своих чувств. Она была тихая и покорная, как и обычно. Но радость исчезла. Вокруг её глаз появились круги, свидетельствовавшие о бессонных ночах или о плаче. Лицо было угрюмым, и время от времени мистер Дигби видел невольную слезу, которую она старалась быстро смахнуть, чтобы он не заметил. Она скорбела, и это его беспокоило, но он снова и снова повторял себе, что здесь нельзя было ничего изменить. Он был бескорыстен, но был совершенно уверен, что поместить Риту к тёте, будет большим облегчением. Ему необходимо было заняться другим делом.


94

Глава 12

Дом миссис Басби

К началу следующей недели Рита вполне овладела собой, по крайней мере, внешне. В понедельник мистер Дигби со своей подопечной был готов отправиться к миссис Басби. Этот первый день ноября был пасмурным, мрачным и холодным. – Если судить по небу, то скоро пойдёт снег, - сказал мистер Дигби. С облаков на небе, взгляд его перешёл на Риту, которая как раз вошла в комнату, готовая к отъезду. - Рита, - сказал он, - что это на тебе? - Моё коричневое платье, мистер Дигби. - В такой день, как этот? Тебе нужно потеплее платье, дитя моё. Рита смутилась и покраснела. - Моё тёплое платье… не очень красивое. – С трудом проговорил она. – Я думала, что я должна выглядеть самым наилучшим образом. - И я совсем забыл, что время года поменялось, и оставил тебя без соответствующей одежды. Видишь, Рита, у меня раньше никогда не было на попечении юной леди. Ну ладно, это скоро исправится. Но одень что-нибудь тёплое, не важно, как оно выглядит. В этом тоненьком платье ты заболеешь. Рита стояла в нерешительности. - Я не думаю, что вам понравится, если я одену своё старое зимнее платье, - сказала она. - Мне понравится это больше, чем твоя болезнь. Пожалуйста, иди переоденься. Когда Рита снова вошла, она выглядела совершенно по другому. На ней было старое серое шерстяное платье, которое когда-то принадлежало её матери, а потом переделано на неё. В то время она ему была очень рада, но теперь у Риты были другие стандарты, которыми она оценивала одежду, и ей казалось, что она выглядит очень скверно. Естественно, старое шерстяное платье было сшито очень давно, и фасоны изменились, а Рита выросла. В настоящее время платье было коротким, и потеряло даже отдалённое сходство с хорошей моделью. Кроме того, оно было изношено, выгорело, и даже не выглядело чистым. Рита подумала, что мистер Дигби едва ли сможет это перенести, она сама терпела его только под давлением авторитета. Он посмотрел на неё немного серьёзнее. - Это самое лучшее, что у тебя есть? Ничего, Рита, это моя вина. Мне стыдно за себя, как я мог забыть, что приближается зима? Никогда в жизни он не знал, что значит желать тонкое или тёплое пальто, и не обнаружить его в своём шкафу. Поэтому люди и забывают. - Это не пойдёт… или вы думаете, что пойдёт, мистер Дигби? – неуверенно спросила Рита. - Лучше, чем ты заболеешь. Тебе в нём будет тепло? Скоро мы пополним твой гардероб. Ещё не время было для заказанной кареты, поэтому мистер Дигби занялся рисунком, он подготавливал образец для Риты. Рита стояла рядом, задумчивая и неуверенная. - Мистер Дигби, - наконец робко произнесла она, - мне очень хочется вас о чём-то спросить. - Спрашивай, Рита. - Но я не знаю, понравится вам это или нет, и всё же я не узнаю, пока не спрошу. - Естественно. Что ты хочешь, Рита? - Мистер Дигби, у моей мамы ничего не было, правда? Я имею в виду деньги. - В последнее время? Я думаю, что нет. Девочка колебалась и боролась сама с собой.


95

- Я так и думала, - сказала она. – И пока это делали вы, я не возражала. Но теперь,… как это будет, мистер Дигби? Мистер Дигби интуитивно понял смысл вопроса. - Кто будет платить за твою школу? И за другие вещи? Конечно же я, Рита, разве что твоя тётя решительно будет настаивать на том, что это будет делать она. - Она этого не захочет, - сказала девочка. – Тогда, мистер Дигби, когда я закончу школу, что я дальше буду делать? Что вы хотите, чем бы я занималась? Потому что, если я буду знать, то я буду больше стараться в этом направлении. - Ну, - ответил мистер Дигби, продолжая водить карандашом, и каждая чёрточка что-то значила. – В этом мире для каждого есть чем заняться, только мы не всегда можем сказать что именно, пока не придёт то время. Лучше всего, если только возможно, быть готовой ко всему. - Но я не могу этого делать, - сказала Рита, почти засмеявшись. Она не смеялась с прошлой пятницы. - Да, можешь. Прежде всего, будь благоразумной, затем старайся преуспевать в познании, исполнять все требования и всё, что встретится на пути, делать успешно. Рисование, в том числе, потому что тебе это нравится. А как насчёт музыки? Тебе нравится музыка? - Я не знаю, - тихо ответила Рита. – Мистер Дигби, смогу ли я… когда-нибудь, что-то сделать для вас? - Да, - ответил он, смотря на неё смеющимися глазами, - всё это ты можешь делать для меня. Я хочу, чтобы ты стала порядочной девушкой, мудрой женщиной, и успешной леди, насколько ты это сможешь. - Тогда я постараюсь, - тихо ответила Рита. Подъехала коляска. Рита спрятала своё старое платье под шёлковой накидкой, и хотя была недовольна этим, вела себя скромно. Во время поездки она молчала, и только однажды спросила: - Мистер Дигби, вы сказали, что я могу вам писать? - Так часто, как захочешь. Но ты будешь видеть меня тоже, Рита, хотя и не каждый день. Если что-то будет не так, дай мне знать. Это было всё. Коляска повернула за угол, и остановилась возле высокого, внушительных размеров дома, с высокой лестницей, ведущей к дверям. Бедная Рита сознавала, что платье её совершенно не подходящее в данном месте, но она ничем себя не выдала. Она очень старалась копировать мистера Дигби, чтобы быть ровной и спокойной в своих манерах. Это не легко, когда юное сердце бьётся, как билось её в этот момент. Они вошли в дом. Служанка сказала, что миссис Басби нет дома, в то же время она открыла дверь в приёмную и мистер Дигби с Ритой вошли в неё. В зале никого не было, но чувствовалось присутствие тепла и куда бы девочка ни посмотрела, она видела роскошь и богатство. Она старалась не разглядывать, и стала смотреть в горящие угли камина, в то время как острое чувство несправедливости и горькое чувство обиды и возмущения наполняли её сердце. Вот так жила её тётя! А её мать вынуждена была шить, чтобы купить хлеба, и не могла. Если бы цветы на ковре были живыми, они бы благоденствовали в теплом воздухе, окружавшем их, и не боялись бы мороза, а огонь её матери поддерживался благотворительностью. Нужно было отдать должное силе самоконтроля Риты, она не показала ничего того, что чувствовала. Внешне она была спокойной и безучастной. Затем тяжёлая дверь отворилась внутрь и появилась фигурка, которую она едва готова была увидеть. Это была девочка, приблизительно её возраста, но с ней это был полный контраст. Она была необыкновенна красивой, и очень живой. Возможно в ней были какие-то жёсткие черты её матери, но в пятнадцать они очень отличались от пятидесяти. Лицо было достаточно мягким, с приятным сочетанием белого и розового, очаровательные жемчужные зубки, обаятельная


96

улыбка, и красивые движения. Она была ниже Риты, и в общем они были совершенно разными. Они отличались в одежде, как и во всём остальном. Эта девочка была яркой, как цветок, в новом кашемировом платье, пошитому по последней моде. Оно было зелёного цвета, что подчёркивало свежесть её кожи. Отделано тончайшими кружевами, придающими элегантность. Вошла она живо, улыбаясь. - Мистер Соусвод! Как давно мы вас не видели! Что вам так мешало приехать к нам? Мамы нет, она сказала, чтобы я вышла к вам, когда вы придёте. Простите, что её нет, но я очень рада видеть вас, хотя я знаю, что вы хотели увидеться с мамой. Я постараюсь сделать всё, что возможно. – И она улыбнулась ему обворожительной улыбкой, но ни разу не взглянув на Риту, хотя мистер Дигби знал, что она одним взглядом могла охватить всё. - Мисс Антонетта, - сказал он, пожимая ей руку, - это твоя кузина. Глаза девочки округлились, а улыбка исчезла. - Ох! – Произнесла она. – Я знала, что это должна быть ты. Как дела? Мамы нет, она будет сожалеть. Но твоя комната готова. Не хотела бы ты пройти туда сразу же, и снять свои вещи? – Затем, не ожидая согласия, она дважды дёрнула за шнурок, и подскочив к двери крикнула: - Лесбия! Лесбия! Лесбия, где ты? О, ты здесь! Лесбия, проводи эту молодую леди наверх и покажи её комнату, ты знаешь, ту маленькую комнату, которую ты вчера приводила в порядок. Проводи её туда и покажи, где что лежит, а потом отведи её в мамину комнату, ты меня поняла? Мисс Карпентер, так её имя, мистер Соусвод? Рита? О, какое чудесное имя! Рита, если ты пройдёшь наверх с девушкой, она тебе всё покажет. - Спасибо, я пока не пойду, - сказала Рита. Антонетта посмотрела на неё, по-видимому растерявшись. - Разве ты не хочешь пройти наверх и переодеться? – спросила она. – Я думаю, тебе будет намного комфортнее. - Я лучше побуду здесь. Мистер Дигби подавил улыбку, и в то же время должен был подавить вздох. Эта игра для него была слишком прозрачной, и вызвала нехорошее предчувствие. Он надеялся, что Рита этого не поняла. Однако после этого он не стал оставаться, зная, как она всё воспринимает болезненно, и необходимо было скорее закончить. Она должна была научиться плавать в этих новых водах, и чем скорее она будет оторвана от того, за что держится, тем для неё будет лучше. Итак он распрощался с мисс Антонеттой и затем, взяв холодную руку Риты, сделал то, чего никогда раньше не делал. Он наклонился и поцеловал её, произнеся только одно слово: «Помни»!- и ушёл. Он хотел как-то утешить девочку, но не только утешил, а на мгновение поднял её до уровня рая. Целый поток удовольствий, казалось, хлынул в сердце Риты, сделав её слепой и глухой ко всему, что происходило вокруг, или к тому, что говорила Антонетта. Она летела наверх, словно на крыльях, и в каждой клеточке её тела ощущала прилив крови. Если бы она знала, или мистер Дигби мог догадаться, чего будет стоить ей этот поцелуй. Но такова наша жизнь, мы останавливаемся с дрожью перед тем, что станет тропинкой, усыпанной цветами, и с радостью принимаем сладкую приманку, которая приведёт нас в сеть трудностей. Однако в сердце Риты были другие чувства, и обе девочки, идущие наверх были настолько разные между собой, насколько это возможно. Одна затаила в своём сердце тайную и увеличивающуюся тяжесть, другая едва ли имела достаточно притяжения, чтобы оставаться на поверхности земли. Одна быстро бежала наверх, другая медленно взбиралась, внутренне возмущаясь при каждом следующем шаге. - Какая длинная лестница! Каким толстым ковром она устлана! Какие массивные перила!


97

Ничего подобного Рита никогда не видела, и, поднимаясь, сжимала зубы. Добравшись, наконец, до второго этажа, Антонетта легко подошла к подножию другой лестницы. – Это мамина комната, - сказала она, указывая на открытую дверь; - а это моя, - указывая на небольшую смежную комнату. – А вот это твоя. – Она поднялась до верха и проводила Риту в маленькую комнату, которая располагалась на самом верху лестницы. Комната была очень маленькая, хотя меблирована с достаточной аккуратностью, мебель была старой. Она не была похожа на весь остальной дом. Но это не имело значения, мебель была ещё хорошей, с такой Рита была знакома в её самые лучшие дни, когда жила ещё в своём доме. Но чего-то здесь не хватало. Она выглядела бедной, пустой и очень тесной. Возможно причиной, был холодный и сумрачный день, а огня здесь не было, не было и камина, в котором его можно было бы развести. Этой роскоши Рита никогда не была лишена. У них с мамой однажды было очень мало тепла, это правда, но с тех пор как мистер Дигби взял их дела под свой контроль, в их комнате всегда было приятно тепло. В любом случае, комната произвела на Риту довольно не весёлое впечатление. Она сняла шляпку и накидку. - Куда их повесить? – спросила она свою проводницу. - Накидку ты можешь положить в один из этих ящиков шкафа. - Но не шляпку, конечно же. - Да, можешь, если немного подвернёшь её края. О, не большая проблема, она куда-нибудь поместится, да и ты не будешь её больше носить. Сейчас слишком холодно. Пошли вниз в мамину комнату. Это была большая передняя комната на втором этаже. Здесь было тепло, горел огонь, стоял удобный набор мягких кресел, столы с разложенной на них работой, большое зеркало во всю дверь платяного шкафа, стоявшего между окнами. В общем здесь была атмосфера комфорта для жизни домочадцев. Комната Антонетты была смежной и дверь была широко открыта, чтобы туда мог поступать тёплый воздух. Возле окна виднелся красивый туалетный столик. Антонетта поворошила угли и села. Рита стояла возле камина, следя за тем, чтобы быть спокойной и молчать. - Откуда ты приехала? – Весело спросила Антонетта. – Мы можем пока познакомиться. - Тебе это поможет? – спросила Рита. - Что мне поможет? - Ты сказала, что мы могли бы познакомиться. - Ну, я хочу знать, откуда ты приехала, конечно, - со смехом ответила девочка. – Мне всегда хочется узнать, откуда люди приезжают. Это всегда первое, что я хочу знать. - Я приехала из Мидвэйвилл, - ответила Рита. – Он расположен в западной части штата. - Но сейчас ты не оттуда приехала. Я знаю, что ты жила в Мидвэйвилл. А сейчас ты откуда приехала? В уме Риты мгновенно возник неожиданный и нежеланный импульс скрытности, она едва ли понимала почему. Поэтому она ответила: - Мистер Дигби привёз меня, он может сказать тебе о том месте лучше, чем я смогу. - Как, разве ты не знаешь, где ты жила? - Я узнаю место, когда увижу его, но я не смогу найти туда дорогу. - Тогда у тебя нет органа местности. Ты знаешь об органах и о шишках на голове? Это называется френологией. Мама придаёт большое значение френологии, она в первую очередь обследует твою голову. - Обследует мою голову? - Да, чтобы узнать, кто ты есть, понимаешь? У неё есть маленькая карта, на которой всё отмечено. Когда она будет ощупывать твою голову, чтобы определить, где на ней шишки. Как


98

только она нащупает шишку, она сразу же смотрит на свою карту, чтобы узнать, что это, и тогда она будет знать, что у тебя это есть. - Что? – спросила Рита. - То, что карта скажет об этой шишке. На моей голове нет никаких шишек, - с лёгкой гордостью возразила Рита, - она довольно круглая. - О, ты ошибаешься, у всех есть шишки. Когда голова круглая, это тоже что-то значит, я забыла что именно, хорошее или плохое. Мама знает, и она будет судить тебя по твоей голове. Как давно ты знакома с мистером Соусвод? - Я не знаю. - Ты не знаешь, как давно ты с ним знакома? - Я просто не знаю, как давно это было. - О, я не имею это в виду. Ты знаешь его уже месяц? - Больше, чем месяц. - А как ты вообще знаешь его? - Он пришёл, чтобы посетить нас. - Вас? Тебя и тётю Юнис? Что заставило его прийти к вам? Я имею в виду сначала? - Откуда я знаю, - ответила Рита, ей это всё больше и больше не нравилось. - Ну, он тебе нравится? Ответ сразу не последовал. - Нравится ли мне мистер Дигби? – медленно повторила Рита. – Мне кажется да. - Нам нравится. В какой коляске он был, когда перевернулся? - В небольшом фаэтоне. - С одной лошадью? - Да. - Он был один? - Нет. - А что стало с другим человеком? - Выбросило так же, как и его. - Пострадал? - Нет. - Ты знаешь, кто это был? - Да. - Кто это? - Это была я. - Ты?... – воскликнула Антонетта. – Ты ехала с мистером Соусвод? Почему это ты с ним ехала? - А почему бы и нет? - Почему… - спросила она, с выразительным взглядом на платье Риты. Рита поняла, но не стала объяснять. - Ты когда-нибудь ездила с ним раньше? - Да. - Сколько раз? Но теперь Рита развлекалась, и была хозяйкой ситуации. – Разве имеет значение, сколько раз? – неожиданно спросила она. - Он никогда меня никуда не возил, - сказала Антонетта. – Я уверяю, что я его заставлю. Он не справедливо ко мне относится. Почему ты называешь его мистер Дигби? - Я привыкла его так называть. - Это он тебе сказал так?


99

- Да. - Интересно, позволит ли он мне? Хотя, я не думаю, что мама разрешит. Она тебе тоже больше не разрешит. Дигби – имя мистера Соусвод. Она скажет, что это слишком фамильярно, называть его по имени, даже если ты добавляешь впереди «мистер». Мама иногда очень придирчивая. Но как ты его узнала в первый раз, ты мне этого не рассказала? - Я думаю, что так же, как и ты знаешь его, - медленно проговорила Рита. Но намёк на что-либо похожее с её обстоятельствами в обществе и её кузины, поразил Антонетту настолько, что она была в замешательстве. Затем, глянув на часы, стоящие над камином, она встала. - Я должна бежать, - сказала она. – Это время для урока рисования. Это единственное, что я не получаю в школе. Ты когда-нибудь ходила в школу? - Нет. - Тогда, я предполагаю, что ты многого не знаешь. Может быть ты хочешь работать! Извини, я должна бежать и оставить тебя одну, но мама уже скоро придёт. Говоря всё это, Антонетта одевалась, чтобы уходить. Это была красивая, богатая удобная одежда. Тёмно-зелёный плащ из блестящего материала с фигурками, маленькая шляпка из дорогой кожи, хорошо сидящие перчатки и, наконец, маленький вышитый платочек, с кончиком торчавшим из кармана плаща. Взяв портфель, Антонетта побежала вниз. Рита почувствовала возрастающее беспокойство. Она не чувствовала себя дома, и ничего не обещало, что этот дом когда-либо будет её домом. Некоторое время она сидела, оглядываясь и размышляя, или точнее ощущая, потому что мысли едва ли были последовательными. Наконец она устала от неподвижности, тиканья часов и тихого потрескивания углей в камине, или просыпающегося сквозь решётку пепла. Она снова спустилась в зал, намереваясь лучше познакомиться с окружающей обстановкой, пока это можно было сделать незамеченной. Этот зал был музеем для Риты, ничего подобного ей раньше не приходилось видеть. Войдя в зал, она села на мягкую табуретку, и стала разглядывать. - Как всё было красиво! - думала она, красота превосходила её воображение. Цвета и рисунок на ковре был для неё картиной. Густо-бардовый и мягко-серый цвета, сочетались с богатыми, насыщенными тонами рисунка. Шторы на окнах в величественных складках и серых драпировках с широкими полосками малинового цвета выделявшимися на мягких тонах, выглядели по-королевски. Видел ли кто-нибудь такую роскошь, как зеркало в двери, которое заполняло место от пола до потолка, между этими королевскими шторами? Мебель была из тёмного полированного дерева, накидки из полосатой ткани прятали под собой красоту мягких валиков. Рита была не из тех, кто бы поднял уголок, чтобы посмотреть, что было спрятано под ними. Достаточно было того, что не было спрятано, и она могла ждать. Но по мере того, как взгляд её переходил с одной вещи на другую, сердце её разгоралось так, что могло посоперничать с менее безвредным огнём в камине. Это был яростный, устойчивый, интенсивный блеск гнева и негодования. Вот так жила сестра её матери, а её мама в бедных маленьких комнатах на улице Джейн. Великолепие и роскошь здесь, а там труд и хлеб милосердия. И не было протянутой руки, чтобы помочь, или достаточно любви, к которой можно было бы обратиться. Рита подкармливала этот огонь усплесками недовольства. Так рос барьер между ней и её тётей, который угрожал бесконечному разрыву. Доброта могла бы сломать это, Рита была открыта к доброте, но с этой стороны она её не ожидала. Однако она решила вести себя так, как желал для неё мистер Дигби. Она не будет выдавать свои мысли, а будет тихой, вежливой и спокойной, как он. Бедная Рита! Огонь будет гореть внутри, а она будет стараться оставаться холодной.


100

На столе посредине она рассматривала газовую лампу для чтения, восхищаясь красотой его мраморной подставки, и тайны его хрустального абажура, на котором виноградные кисти и листья располагались в чередующемся порядке. В это время открылась дверь и вошла миссис Басби. Рита тут же определила, что это её тётя. На леди всё ещё была шляпа и шаль, в которой она уезжала. Она держалась госпожой, которую сразу же можно было признать. Тихонько прикрыв за собой дверь, миссис Басби подошла к камину. Её внешность Риту не оттолкнула. Внешность была хорошей, глаза внимательными, а манеры спокойными. - И это моя племянница Рита? - сказала она с довольно приятной улыбкой. – Здравствуй. – Она взяла девочку за руку и поцеловала её. Увы, поцелуй был холодным как лёд. Рита вспомнила последний поцелуй, который коснулся её лица. Каким он был тёплым, мягким и упругим, он что-то значил. А этот был просто знаком учтивости, подумала про себя Рита. - Ты одна? – Продолжала миссис Басби. – Антонетта должна была уйти. Может быть, пойдём наверх, в мою комнату? Мы никогда не сидим здесь утром. Рита пошла за своей тётей наверх, где миссис Басби сняла шляпу и шаль, и позвала служанку, чтобы та убрала их на место и поправила угли. - Я буду полдничать здесь, Лесбия, - между прочим сказала она. – А теперь Рита, расскажи мне всё о себе и о своей маме. Я долгое время ничего не слышала, разве только от третьего лица. - Мама долго болела, - начала Рита, не уверенная, как выразить послушание этому повелению. - Да, я знаю. Когда вы приехали в Нью-Йорк? - Прошло уже два года. - Два года! – Миссис Басби слегка наклонилась на стуле, и лёгкая краска разлилась по её щекам, затем она побледнела, и губы её приняли жёсткое выражение. – Всё это время она болела? - Нет. Первый год она не болела. - Говори «Нет, мэм», моя дорогая. Так будет правильно. Ты знаешь, что заставило её переехать в Нью-Йорк, Рита? - Да, мэм, - краснея, ответила Рита. - Могу ли я знать? - Разве вы не знали, что мы были очень бедными? – сказала Рита, понижая голос. - Какое это имеет отношение? - Мы не могли,… Я имею в виду, она не могла найти работу в Мидвэйвилл. - Найти работу! – Миссис Басби замолчала. Возможно это было бесплодное, и даже неприятное поле исследования. Она оставит это пока нетронутым, затем немного помолчала. - И с тех пор вы жили в Нью-Йорке? - Да. Последовала продолжительная пауза. Миссис Басби смотрела в огонь, приподняв одну бровь. - На чьём попечении ты жила, моя милая, с тех пор как потеряла свою мать? Рита колебалась. Огромная боль в сердце, смешанная теперь с другим чувством, затрудняли её слова. Она не хотела отвечать. Однако девочка должна быть честной и не видела возможности избежать эти вопросы. - У меня никого не было, кроме мистера Дигби, - сказала она. - Мистер Дигби! Ты имеешь в виду мистер Соусвод? Это его имя, дорогая, и больше не говори о нём как о мистере Дигби. Рита приоткрыла рот и снова закрыла. Она изо всех сил старалась быть подобной мистеру Дигби, и кроме того, она старалась исполнить его наставления о приятном поведении. - Где ты жила всё это время? – Этот вопрос был немного короче, чем предыдущий. - С тех пор, как мы переехали в Нью-Йорк? - Нет, нет, с тех пор как ты была под покровительством этого джентльмена? Где ты была?


101

- В красивом месте возле реки. Я не знаю название улицы. - Кто о тебе там заботился, Рита? Рита с удивлением подняла глаза. – Мистер Дигби… Мистер Соусвод. - Мистер Соусвод? Он что, жил там? - Да, жил в то время. - В Нью-Йорке и возле реки? – спросила подозрительно миссис Басби. - Я не говорила в Нью-Йорке. Это было за городом. - Я не была в городе, - задумчиво проговорила миссис Басби. – Я жалею, что не вернулась домой раньше, чтобы забрать тебя сразу. Но я рада, что ты здесь, моя дорогая. Теперь ты будешь ходить в школу с Антонеттой. Тебе это понравится, правда? - Я не знаю, мэм. Думаю, что да. - Конечно же ты хочешь учиться, правда? Ты не хочешь быть невежественной, и единственный путь, это ходить в школу и учиться изо всех сил. Ты когда-нибудь ходила в школу? - Нет, мэм. - Тебе предстоит много работать. И первое, что я должна сделать, это позаботиться о твоей одежде, чтобы ты начала сразу же. Твой сундук прибыл. Я видела его внизу, когда вошла и сказала, чтобы его сразу отнесли в твою комнату. У тебя есть ключ? - Да, мэм. - Тогда немедленно иди наверх, моя дорогая, и принеси все свои лучшие платья. Тогда я буду видеть, что необходимо сделать. Когда Рита вышла, вошла Антонетта. - О, мама, ты здесь! Я так рада! Я не желаю больше эту молодую леди иметь у себя на руках. - Как она тебе понравилась, Антонетта? - Мама, ты когда-нибудь видела подобную особу? Ты не позволяй ей спускаться вниз, пока она не будет прилично одета, хорошо? Мне стыдно, чтобы даже Лесбия видела её. - Лесбия должна видеть её в любом случае. - О, но слуги всегда извлекают из всего худшее. И гости, они не должны её видеть, мама. Да она выглядит так, словно явилась из первого века. Иметь такое создание, да ещё и сознавать, что она принадлежит нам! - Её привёз мистер Соусвод? - Да, мама, и ты бы видела расставание. Я скажу тебе, это было просто поразительно! Он поцеловал её, мама представляешь? Настоящий поцелуй со смаком! И Рита покраснела, словно была в восторге. Ты слышала что-либо подобное? - Теперь она с ним покончила, - сухо ответила миссис Басби. - Как ты с этим справишься, мама? Что если он придет, и будет спрашивать о ней? - Иди, Антонетта, разденься, и приготовься к обеду. Ах, вот и Рита. Руки Риты были полны летних платьев, которые она положила на стол. Антонетта забыла, или оставила без внимания слова матери, и подошла, чтобы приять участие в проверке. С выражением делового любопытства миссис Басби разворачивала, рассматривала и снова складывала платья одно за другим. - Мама, какие они красивые! – воскликнула дочь, - а это с розочками, просто прелесть. - Хорошо, - сказала миссис Басби, - очень хорошо. Деньги не жалели. Хорошо пошиты. Твоя мать не могла чувствовать себя в затруднительном положении, если позволяла такие покупки, как эти, Рита. Сердце Риты готово было разорваться, но она сжала губы и молчала. Какой-то инстинкт в ней был сильнее, чем даже желание оправдать свою мать. Какая разница, что думала её тётя.


102

- Это всё летние платья, - продолжала миссис Басби. – На этот сезон они не подходят. А где твоя тёплая одежда? - У меня нет, - печально произнесла Рита. – На мне самое лучшее. - Это? – воскликнула миссис Басби, затем последовала пауза. – Ничего нет лучше, чем это, моя дорогая? - Другие хуже. Они все износились. В этот момент на лестнице послышались тяжёлые шаги. Они дошли до площадки. - Мистер Басби, - слегка повысив тон, крикнула его жена, - не заходи сюда, я занята. - Очень хорошо, моя дорогая, - послышался хриплый грубый голос мужа, и он прошёл мимо. - Прежде всего, школьное платье, - продолжала миссис Басби. – Антонетта, принеси своё фиолетовое поплиновое платье, которое ты носила в прошлом году, и мы посмотрим, не подойдёт ли оно, по крайней мере на время, пока что-то будет сшито. - Мне не подойдёт ничего из её одежды, - подумала Рита, но придержала свои мысли пре себе. Антонетта принесла платье, о котором говорили, и с усмешкой подала его. - Я бы сказала, что оно сантиметров на пятнадцать короче, и не сойдётся на пояснице по крайней мере сантиметров на семь. - Примерь его, Рита. Очень неохотно Рита сделала, как ей сказали. Миссис Басби тянула, дёргала и приглаживала платье то здесь, то там. - Да, немножко коротковато, можно отпустить. - Тогда следы от складок будут видны, мама. - Их можно прикрыть оборкой. - Там не так много обрезков осталось, чтобы сделать оборки. Мисс Хаббел все их порезала, чтобы сделать подшивку. - Ничего, на несколько дней оно пойдёт. Я не хочу, чтобы Рита теряла много времени, а начала занятия в школе. Видишь ли, уже ноябрь. Всё это для Риты было очень неприятным. Она сразу знала, что платье её кузины ни за что нельзя переделать так, чтобы оно подходило ей, разве только распороть его по деталям и снова сшить. Оно не было чистым и отделки были выгоревшими, застиранный вид, как у вещи, которую заносили до смерти. Мысль о появлении в нём возмущала её до крайности. - Тётя Серена, - сказала она, - я лучше буду носить моё старое платье, если вы позволите. Оно послужит так же, как и это, и не будет проблем. - Ну-у, - начала миссис Басби, - потребуется немало времени, конечно, переделать с Антонетты на тебя. Наверное так будет лучше, да и это всего лишь на пару дней, это не имеет большого значения. Ну, тогда ты можешь всё это убрать, Рита. - Куда? – спросила Рита, - в мой сундук? - Да, в настоящее время будет так. Рита снова понесла свои платья наверх, ей хотелось сесть и расплакаться. Но она этого не сделала, и успешно победила свою слабость, представ перед тётей через несколько минут с невозмутимым выражением лица. Но она могла сдерживаться только минут десять. Антонетта одевалась перед камином в комнате матери, к обеду. В голубом шёлковом платье она выглядела поразительно. Её длинные вьющиеся русые волосы спадали красивой волной. Миссис Басби тоже приводила себя в порядок. Рита наблюдала. Зазвенел звонок, приглашающий к обеду. - Рита, я пришлю тебе обед наверх, - сказала миссис Басби, поворачиваясь к ней. - Пока мы не сошьём тебе новые платья, ты должна будешь прятаться здесь. Я пришлю тебе обед сюда, он будет горячим и вкусным.


103

Рита не произнесла ни слова, только на щеках её вспыхнули два ярких пятна, а из её тёмных глаз блеснули такие молнии, что миссис Басби вся сжалась, и старалась отводить взгляд от этих глаз, пока была в комнате. Но в это мгновение тётка и племянница заняли свои позиции в отношении друг друга, и даже больше, обе они это поняли. - Да, с этой девчонкой придётся повозиться, - пробормотала миссис Басби, спускаясь вниз. – Ты видела, как она на меня посмотрела? - Я не знала, что она так может смотреть, - ответила Антонетта, - Ну она и порох! - Я знаю, как с ней справиться, - сказала миссис Басби, поджав губы. - Она совсем не похожа на свою мать. Рита, оставленная в гардеробной, села и склонила голову на руки, положив их на стол. Гнев и негодование кипели в ней. Девочка смутно чувствовала больше, чем сознавал её разум, что-то зловещее, что выражалось в манерах её тётки по отношению к ней и что особенно вызвало это последнее действие. Что это значит? Она может ходить в школу в своём старом платье, перед сотней незнакомых глаз, но не может сидеть за столом с семьёй тётки, и обедать в их обществе? А ведь это было то самое платье, в котором она не один раз ездила в парк с мистером Дигби. Он не возражал против этого. А здесь, нет никого, кто её не видел уже, кроме мистера Басби. Бедное сердце Риты, как только овладела им страсть недовольства, стало как кипящий котёл в видении Езекииля. Она была беспомощной, чтобы противостать потоку злобы, гордости, тоски, презрения и унижения, каждый из которых наступал с неимоверной силой, принимая формы высказываний в её воображении. Она приняла твёрдое решение следовать наставлениям и примеру мистера Дигби, но в настоящее время она была одна, и буря неуёмной страсти должна быть под самоконтролем. В таком состоянии застал её обед, который принесла Лесбия, очень исполнительная и сообразительная служанка. Она поставила поднос на стол. Рита подняла голову с бледным лицом и горящими глазами, сверкнув ими на поднос и на неё. Она бы с радостью отправила всё это обратно, но была голодной, а с подноса исходил приятный аппетитный аромат. - Благодарю вас, - сказала Рита с вежливостью, которой научилась от своего друга. - Не хотели бы вы чего-нибудь ещё?- спросила девушка с наблюдательным взглядом. - Больше ничего, спасибо. - Почему мисс не в столовой со всеми остальными? - Я не могу сегодня идти вниз. Этого достаточно, спасибо. Лесбия ушла, а Рита справилась со своим обедом. Стакан воды и кусочек хлеба, красиво положенный горячий картофель, толчёная репа, свёкла и три маленьких жареных креветки. Рита съела всё, и поняла, что креветки слишком маленькие. Скоро пришла Лесбия с кусочком яблочного пирога и глянула на пустую посуду. - Было ли этого достаточно, мисс? - Вполне, спасибо. – Ответила Рита, атакуя кусочек пирога, который тоже был крошечным. - Не хотели бы вы кусочек баранины? - Баранины! – воскликнула Рита, и снова злые пятна показались на её щеках. - Жареная баранина, желе и сладкая картошка. У вас были только креветки, не так ли? Разве вам не нравится жёлтая картошка? Карликовая картошка? - Да, нравится, - равнодушно ответила Рита. Она ела её только несколько раз в своей жизни и считала её настоящим деликатесом. - Я принесу вам, если хотите, и мясо тоже. - Нет, спасибо, - ответила Рита, закончив пирог и положив тарелку с остальной посудой. - У вас будет достаточно времени, - сочувственно произнесла Лесбия. – Они не придут наверх, а будут внизу, в ожидании гостей.


104

- Нет, спасибо, - снова поблагодарила Рита, но её пронзила новая боль. Гости! Мистер Дигби может быть гостем. А что если он придёт? Лесбия, бросив несколько любопытных взглядов на новенькую, ушла, унося посуду. Она достаточно слышала уже пересудов, чтобы иметь своё представление. Рита осталась в темнеющей гардеробной, потому что ноябрьский день был коротким. Глава 13

Не одетая

В этот вечер мистер Дигби не пришёл, но появился на следующий. Он пришёл пораньше, как раз когда семья закончила обед. Миссис Басби приветствовала его с распростёртыми руками и мягкой улыбкой. - Я так рада видеть вас, мистер Соусвод, - сказала она, прежде чем он успел раскрыть рот. – Я хотела бы знать, что вы думаете о предложении открыть для людей картинную галерею и библиотеку по воскресеньям? - Звучит убедительно. - Конечно убедительно. Но что вы думаете? - Это не имеет никакого значения, что думает один человек, не так ли? - Как же, мне так совсем не кажется. Можно сделать разумное заключение, сравнивая взгляды и мнения. - Является ли это вопросом для рассмотрения? Миссис Басби широко раскрыла глаза. – Разве не об этом разговор, мистер Соусвод? - Я бы сказал «нет», если бы меня спросили. - Пожалуйста, ответьте, для меня это очень важно, и я люблю исследовать любой вопрос досконально. Скажите мне пример для сравнения. - Когда вы говорите мисс Антонетте, это к примеру, чтобы она одела индийские резиновые ботинки, когда она выходит в дождливую погоду, разве она раздумывает над толщиной подошвы её ботинок? - Да, - воскликнула леди, о которой шла речь, - Конечно же, я думаю! Индийские резиновые ботинки ужасная вещь, неужели вы думаете, что я обую их поверх своих ботинок, подошва которых два с половиной сантиметра толщиной? Мистер Соусвод посмотрел на неё с одной из своих серьёзных улыбок. Миссис Басби, казалось, задумалась над вопросом. - Идёт ли сейчас дождь, мистер Соусвод? – Продолжала Антонетта. - Да. - Как неприятно! Тогда я не смогу никуда пойти. Мистер Соусвод, вы никогда не брали меня с собой, чтобы что-то показать. - Правда, - ответил он. – Как я могу просить миссис Басби доверить мне такую драгоценность? - Что значит «такую драгоценность»? - Хрупкий предмет. Если вдруг что-то случится, то ущерб будет очень великим. - Я не хрупкий предмет. У меня никогда не бывает простуды, и я не болею. Мистер Соусвод, не возьмёте ли вы меня, когда-нибудь, чтобы посмотреть Оркестр? - Он не для того, чтобы на него смотрели. - Ну послушать. Возьмёте, мистер Соусвод? Мне просто до смерти хочется его услышать, а мама меня не берёт, папа тоже никогда никуда не ходит, а только в свою контору и в суд. Пожалуйста, мистер Соусвод!


105

- Возможно, если миссис Басби окажет мне такую честь. - О, мама доверит вам, я знаю. Тогда в первый же ясный вечер, мистер Соусвод? Первый свободный для вас вечер? Не ответив ей, он повернулся к миссис Басби. - Как Рита? - Очень хорошо! – успокоительно ответила леди. - Могу ли я получить удовольствие, чтобы увидеть её? - Боюсь, что не сегодня. Она не смогла спуститься вниз сегодня, и поэтому обедала сама. В следующий раз, я надеюсь, вы сможете её увидеть. У мистера Дигби возник вопрос, что могло быть причиной такого оборота, но решил лучше не спрашивать, по крайней мере не сегодня. – Решился ли вопрос со школой? – Спокойно продолжил он. - Что вы, нет! Я всё сопоставляла за и против, в процессе которого часто можно запутаться. Как только решаешь предпринять определённые шаги, подходящие в сравнении с другими, то тут же возникают возражения, в новом свете, и нарушают ход мыслей. Тогда все подсчёты приходится начинать снова. - Выбор лежит между…? - Миссис Муллиган, мисс Вордсворс и миссис Мовбрэй, это самые знаменитые имена в городе. - Могу ли я услышать предполагаемые преимущества и недостатки? - Я скажу вам, мистер Соусвод, - вступила Антонетта. – У миссис Миллиган учишь французский и манеры поведения. У мисс Вордсворс учишь арифметику и правописание. У миссис Мовбрэй учишь латинский и катехизис. Мистер Соусвод посмотрел на миссис Басби. - Похоже на карикатуру, - сказала улыбаясь леди. – Но здесь есть доля правды. Я думаю у миссис Мовбрэй настолько же фешенебельная школа как и у миссис Муллиган. Она довольно дорогая. - Разве необходимо, чтобы она была фешенебельной? - Конечно же, потому что это показывает мнение общества. Кроме того, там обеспечена безопасность в отношении нежеланных компаньонов для девочки. У обоих, миссис Миллиган и миссис Мовбрэй ученицами являются девочки из самых лучших семей, с юга и с севера. В этом есть определённая безопасность. Мистер Соусвод позволил разговору принять другое направление, и скоро ушёл. Рита наблюдала и слушала с верхней ступеньки. Она слышала, когда он пришёл, и стояла в экстазе нетерпеливого ожидания, когда за ней пришлют. Она слышала звук голосов в зале, но в остальном доме было зловеще тихо. Двери не открывались, звонок, призывающий слуг не звенел, никаких движений, до тех пор, пока дверь зала открылась, и мистер Дигби вышел. Рита была в агонии, ей хотелось броситься вниз, неприглашённой, и увидеть его, однако же не решалась, сдерживаемая гордостью и чувством застенчивости. Он бы спросил о ней, если бы хотел её увидеть, с горечью думала она. Пока она медлила, он надел калоши на свою обувь и ушёл. Рита поднялась по лестнице в свою комнату, переживая абсолютное расстройство. Она подумала, что тётя нашла оправдание тому, чтобы держать её наверху, но мысль привела её в ярость. Она долго сидела, глядя на отблески света за окном, пробивающиеся среди дождя. Постепенно её кровь и мозг достаточно остыли, и она легла спать. На следующий день она пошла в школу. Прошедший день миссис Басби использовала, чтобы нанести визит миссис Мовбрэй, которой она объяснила, что у неё появилась племянница сирота, которая оставлена на её попечение. Для неё она очень желает подготовку и дисциплину великолепной школы миссис Мовбрэй. У девочки не было никакой возможности учиться, мать её болела и девочка оставалась без внимания. Она предполагает, что миссис Мовбрэй увидит, что


106

она почти ничего не знает из того, что должна знать. Они договорились, что Рита придёт со своей кузиной на следующее же утро, и начнёт занятия в одном из младших классов. Рита пошла в своём старом сером платье. Расстояние было небольшим. Антонетта остановилась возле ворот дома красивой открытой улицы. - Куда ты идёшь? – спросила Рита. - Сюда. Это школа. - Это? Да это очень красивый дом, - сказала Рита, - такой же красивый, как и у вас. - Конечно же красивый, - ответила Антонетта. – Ты думаешь, что моя мама позволит мне пойти в недостойное место? Красивый! Конечно же красивый. Пойдём сюда, мы не звоним в двери. Для Риты это был совершенно новый мир. На первом этаже девочки сняли свои шляпки и накидки, повесили их на крючки предназначенные для этого. Затем Антонетта повела её по лестнице наверх, потом на вторую лестницу, по коридорам и лестницам, которые удивляли её ещё больше. Что это за школа? Обстановка была как в элегантных частных домах. Лестницы были устланы мягкими коврами, на стенах висели красивые картины. Школьные комнаты расположены были на втором этаже, в них уже было много учениц. Рите казалось, что там были ряды учеников всех размеров и возрастов, от десяти лет и выше. Антонетта и Рита, пришедшие позже, чем все остальные, сели на свободные места, которые смогли найти возле двери. Стояла глубокая тишина и абсолютный порядок. Вдруг в смежной комнате Рита услышала голос, начавший читать главу из Библии. Звук голоса поразил её, и ей захотелось увидеть его обладателя, но это было невозможно, потому что часть стены, служившей перегородкой, закрывала её от Риты, как и большую часть комнаты. Тогда Рита сконцентрировала своё внимание на том, что ей было видно. Приятная, светлая комната, столы, за которыми сидели хорошо одетые, симпатичные девочки. Ах, как красиво они были одеты, и многие из них, в её представлении, были одеты очень богато. Что же касается лиц, она увидела обычное разнообразие. Но что можно было подумать о девочке, появившейся между ними в старом поношенном платье, в котором была она? Если бы она знала…, однако, самосознание не было одним из трудностей для Риты. Скоро в своём восхищении гравюрами и картинами на стенах, она совсем забыла о своей бедной маленькой персоне. Рита поняла, что после чтения будет молитва, но не смотря на то, что она склонилась на колени, как и другие, нужно признаться, что смысл совсем не многих слов доходил до её сознания. После этого девочки разошлись. Рита была представлена своей кузиной одной из учителей мисс Блодгетт, в чей класс она была определена. Учительница отвела её в другую комнату, дала ей работу и посадила с другими сорока девочками. Все они были младше её. Здесь на протяжении многих дней для Риты начались монотонные школьные будни. Ей давали очень мало заданий, с которыми она легко справлялась, потому что всё это для неё было знакомо. Она не получала никаких знаний, кроме тех, которыми уже обладала. Она никого не видела, кроме мисс Блодгетт и девочек, потому что каждое утро, перед началом занятий она была вынуждена сидеть в том же углу, откуда она не могла видеть миссис Мовбрэй. Никто не хотел сидеть на этом месте, поэтому это стало её местом. Рита не была требовательной, разве только когда закипала её кровь. Она кротко занимала место, но школа для неё была неинтересной, и не было ничего, что мешало её мыслям возвращаться к домашним переживаниям. А они были утроенными, если их рассматривать детально. Она всё ещё носила своё старое платье, поэтому её держали наверху, и за этим следовало, что мистер Дигби приходил и уходил без того, чтобы она его видела. Так всё и происходило. Прошло несколько дней, с тех пор как он приходил. Не потому, что он забыл Риту, или был к ней небрежным, но он знал своего противника и ради Риты мудро держал свой курс. Его первое


107

посещение было во вторник вечером, он пропустил неделю и снова пришёл. Миссис Басби была занята с другими посетителями, и он отложил вопросы, которые хотел задать. В это время Антонетта атаковала его. - Мистер Соусвод, сегодня хороший вечер, а вы обещали! Не свозите ли вы меня на оркестр? - Я всегда сдерживаю свои обещания. - Тогда мы можем поехать? – произнесла она, с обворожительной улыбкой. - Я разве обещал, что мы поедем сегодня? - Нет, но сегодня подходящее время, как и любой другой день. Ах, мистер Соусвод! Поехали! Вы никогда не повезёте меня, если не сделаете этого сегодня. - А что скажет миссис Басби? - О, она согласится. Конечно же, она скажет «да». Мама всегда соглашается, когда я её о чём-то прошу. Мама! Я тебя зову, мама! Послушай меня минутку, можно я поеду с мистером Соусвод? На мгновение миссис Басби повернула голову от подруги, с которой разговаривала, посмотрела на свою дочь и сказала: «Да», - затем отвернулась и продолжала свой разговор. Антонетта подпрыгнула. - И позови твою кузину тоже, - сказал мистер Соусвод, когда она убегала. Антонетта остановилась. - Риту? Она не может ехать. - Почему же? - У неё нечего одеть. У мамы не было времени, чтобы купить что-то и сшить для неё. Она не может ехать. - Она может одеть то, в чём была, когда я её сюда привёз, - посоветовал мистер Дигби. Антонетта покачала головой. - О, нет! Мама ни за что не разрешит ей в этом выходить. Она не может теперь, потому что находится на её попечении, понимаете. Её вещи совершенно не подходящие. - Не будешь ли ты так добра, передать твоей кузине, что я хочу видеть её на несколько минут. - О, она не может сходить вниз. - Почему же? - Она не в состоянии. Мама! Мама! Мистер Соусвод хочет видеть Риту. - Я очень сожалею, - плавно и спокойно произнесла миссис Басби, отвернувшись опять от собеседницы. – Я дала ей бутылку горячего лимонада и посоветовала лечь. - А в чём дело? - Небольшая простуда, ничего серьёзного, надеюсь, но надо позаботиться об этом вовремя. Я не хочу, чтобы её занятия прерывались. Мистер Соусвод был бессилен против такого заявления, и остался при своих мыслях, пока миссис Басби не вовлекла его в разговор, которым была занята. Среди этого оживлённого разговора появилась Антонетта в шляпке и пальто, натягивая перчатки. Она стояла и ждала. - Мистер Соусвод, я готова. – Сказала она, увидев, что он не обращает на неё внимания. - На оркестр? – сказал он, со своей беззаботной манерой. – Но, мисс Антонетта, разве твоя кузина не хотела бы поехать? - Она не может, понимаете. Где ваши уши, мистер Соусвод? Мама же объяснила, что она в постели. - Тогда не согласишься ли ты со мной, что это будет очень мило отложить наши собственные удовольствия до тех пор, пока она сможет их разделить с нами? Антонетта вспыхнула и покраснела, на глаза её навернулись слёзы разочарования. На щеках миссис Басби тоже появился розовый оттенок.


108

- Иди, сними пальто, - холодно произнесла она. – Антонетта, лучше займись своими уроками, чтобы завтра утром ты была готова. С этим мистер Соусвод удалился. Если бы он знал, с каким напряжением в этот момент ловили каждый звук глаза и уши наверху, он бы настоял на своём и принял бы весьма решительные действия. Но из ярко освещённого зала он не мог видеть то, что происходило на лестничной площадке третьего этажа, если бы ему даже пришло в голову попробовать. Там стояла белая фигурка, наклонившись на перила, и очень хорошо знавшая, чьи шаги были слышны по коридору и у входной двери. Бедная Рита была послушна приказаниям, разделась и легла в постель, хотя заверяла, что в горле её першило только слегка. Ни одно, ни другое не помешало ей вскочить и прислушаться, когда прозвучал дверной звонок, и когда знакомые шаги покидали зал. Снова он был здесь, и она опять не встретилась с ним. Конечно же, он ничего не мог поделать, когда ему сказали, что она с простудой лежит в постели. Рита вернулась в свою комнату и стояла, дрожа, не от холода, хотя ночь была холодной, но от охватившего её гнева и отчаяния. Она открыла окно и вылила лимонад, к которому не прикоснулась, затем захлопнула окно и заломила руки. Ей казалось, что она попала в сети, в клетку, в тюрьму, и что стены её тюрьмы были совершенно невидимыми, так что она не могла наброситься на них, чтобы проломить. Она бы написала мистеру Дигби, но не знала его адреса. Может быть, он напишет ей? Рита была в ярости нетерпения и возмущения. Эта мысль дала ей некую надежду подождать ещё. На следующий же вечер письмо для неё пришло, но глаза Риты никогда его не видели, и уши её не слыхали о его существовании. Платье её тоже не появлялось и вечер за вечером её обстоятельства оставались без изменений. Она оставалась заключённой наверху со своими книгами и уроками, которые её не занимали. Часами Рита стояла в коридоре, прислушиваясь, или сидела и смотрела. Она больше не слышала голоса мистера Дигби и удивлялась, какие силы могли его удержать? Сердце Риты было исполнено чувством тревоги, напряжённой надежды и страха, а лицо стало бледнеть. Наконец, она больше не могла выдержать. Она механически выполняла школьные обязанности, думая о чём-то другом, но выполняя всё, что от неё требовалось, ведь всё это она уже знала. Рита спрашивала себя, не придёт ли мистер Соусвод в школу, чтобы найти её? Было просто невозможно, чтобы её полностью оградили от того, чтобы видеться с ним. Рита ни разу не упомянула его имени перед своей тётей или кузиной, никогда не задавала вопросов о его посещении. Каким тонким инстинктом она руководствовалась, трудно сказать. Она понимала, что атмосфера в доме не была благосклонной для озвучивания этих конкретных вопросов. Однажды её мрачные мысли были нарушены. Она была в своём классе, в комнате, которая была определена для этого, и как обычно занята. Открылась дверь и в класс вошла леди, которую Рита ещё не видела, но которую она тут же узнала как главу учреждения. Рита смотрела как зачарованная. Это была высокая, очень стройная и изящная леди, одетая красиво и со вкусом. Но Рита смотрела на неё, восхищаясь лицом и манерами этого видения, которые были одновременно чуткими и властными, чрезвычайно вежливыми, в то время как решительность и авторитетный тон хорошо выделялись. Но лицо! Оно было необыкновенно милым, с правильными чертами и добрыми глазами. Голова держалась высоко, а волосы были уложены с редким изяществом. Такую элегантную голову, как была голова миссис Мовбрэй, редко можно встретить, хотя причёска была очень простой. Волосы были завёрнутый сзади в слабый узел. Эффект был таким, который ни один из тысячи парикмахеров не мог достичь при всём искусстве мастера. Это милое явление остановилось на минуту или две перед мисс Блодгетт, пока решались какие-то рабочие вопросы. Затем наблюдательные глаза остановились на новенькой в классе, и, сделав несколько шагов, она оказалась рядом. - Это мисс Карпентер, не так ли?


109

- Да, мэм, - ответила Рита. - Как твои дела, милая? – Она с нежностью взяла Риту за руку. – Как твоя тётя, миссис Басби? Рита ответила. Возможно эти наблюдательные глаза заметили, что в ответе не было никакой жизни. - Твоя кузина в классе мисс Грахм, не так ли? - Да, мэм. - Я надеюсь, что ты подружилась с кем-то здесь. Мисс Дулиттл, можешь ли ты помочь мисс Карпентер? Она новенькая среди нас… Желаю вам приятного утра, юные леди! Леди словно выплыла из класса, но весь этот день перед глазами Риты стояла прелесть, грация и достоинство, добрый тон с любовью и авторитетом, которые совершенно очаровали и полностью завладели ею. Это стало сладостью ежедневной бесплодной работы. На следующий день она снова мечтала увидеть это видение, и на следующий, но напрасно. Теперь Рита знала этот голос и ни один звук, слетавший с её уст при чтении и молитве перед началом занятий, она не пропускала. Проходили дни. Наконец, однажды миссис Басби сказала, что нет смысла дольше ждать портных, и Рита может приходить и обедать вместе с семьёй. Она не может оставаться в зале, конечно же, до тех пор, пока не будет прилично одета, но на обед она может приходить. Рита не понимала, почему этого не разрешалось ей сначала, за обедом не было никого, кроме её тёти, кузины и мистера Басби. Мистер Басби был очень высоким, худощавым человеком, всегда занятый газетами или листами рукописи, чьё «Доброе утро, моя дорогая!» произнесённое сиплым, грубым голосом, было всё, что Рита от него слышала. Он съедал свой завтрак или обед, и тут же уходил в свой кабинет. Когда время приёма пищи закончилось, Рита поднялась в комнату миссис Басби и села, задумавшись. Она пребывала в нетерпении и беспокойстве. Чуть позже вошла Лесбия, чтобы поправить в камине угли. - Лесбия, - обратилась к ней Рита с неожиданной решительностью. – Можешь ли ты что-то для меня сделать? – Она умоляюще смотрела на девушку. - Может быть, мисс. Но вначале я бы хотела знать, что? - Это только сказать мне что-то, - сказала Рита, понижая голос. - Нет ничего труднее, чем что-то говорить. – Сказала девушка. – Это самое трудное, что я знаю. - Это совсем не трудно, если ты захочешь. - Не знаю. Давайте, говорите, мисс Рита. Что вы хотите? Рита прежде подошла к двери и закрыла её. Затем подошла и остановилась возле стола, на котором Лесбия зажигала светильник. - Лесбия, я хочу, чтобы ты сказала мне… Дверь всегда ты открываешь, не так ли? - Кроме случаев, когда меня нет. - Но вечерами ты это делаешь? - Похоже, что так, мисс, если в этот вечер я на месте. - Я хочу, чтобы ты мне сказала, - Рита понизила голос до шёпота. – Приходил ли недавно мистер Соусвод? Лесбия стояла молча, раздумывая. - Ты знаешь его? Ты знаешь мистера Соусвод? - Который привёз вас сюда? - Да. Да, это он. Когда он был здесь в последний раз? - Сейчас не помню - Ну приблизительно когда? Две или три недели назад? -Ну-у, возможно… мне кажется, что я видела его меньше, чем неделю назад.


110

- Когда, Лесбия? О, пожалуйста, скажи мне! - Зачем? Он для вас никто, правда? - Он всё для меня! Он единственный друг, которого я имею во всём мире! - Он довольно красивый джентльмен, с волосами светлее, чем ваши и с усиками? - Да. Да он приходил со мной в первый день. Скажи мне, Лесбия! - Но мисс Рита, я не вижу для чего вам это знать? - Неважно. Я сказала тебе, что он единственный мой друг, и я боюсь, что что-то не так. Потому что я не вижу его. - Думаю, что так, - ответила Лесбия неуверенно. - Что? - Мисс Басби убьёт меня. - Нет, я не скажу ей, что ты мне сказала. О, Лесбия, Лесбия, говори, говори! Лесбия смотрела на девочку и видела её напряжённое волнение, но казалось, колебалась. - Вы так рассердитесь, что сразу всё расскажете, - сказала она. Рита села теперь молча, и смотрела в лицо Лесбии. Её собственное лицо становилось белым. Наконец Лесбия решилась. - Он был здесь на прошлой неделе, и на этой тоже, - сказала она. - На этой неделе!.. и на прошлой тоже! В какой день на этой неделе, Лесбия? - Сегодня пятница, не так ли? Благословение, если я могу заметить, как дни бегут. Так, давай посчитаем… Мистер Соусвод был здесь в последний раз во вторник. - Вторник? А я сидела здесь, учила уроки. - Тогда ты не знаешь? – спросила Лесбия, прищурившись. – Он уехал. - Что ты имеешь в виду? Этого не может быть! - Он уехал, мисс. Отчалил в среду. Я слышала, как они за обедом об этом говорили. Его имя было в списках, в газетах. - Отплыл в среду? Куда, Лесбия? - Не знаю, мисс, куда-то, куда корабли плывут. - В Англию? - Возможно. Я не знаю всех мест на этой земле. - Но как долго его не будет? - Не могу этого сказать. Я не слышала, чтобы кто-то говорил. Да я думаю, он вернётся. Вернуться же легко, как и уплыть. Люди постоянно уезжают и приезжают. Но если вы скажете миссис Басби, то я потеряю своё место, мисс Рита. Рита молча стояла и больше ни слова не произнесла. Только она так побледнела, что Лесбия смотрела на неё с тревогой, ожидая, что в любой момент девочка упадёт в обморок. Однако обморока не последовало. Рита была не из тех, кого весть о страдании повергает в обморок. Она стала бледной, и даже мертвенного цвета от обиды, гнева и отчаяния, которые охватили её. Затем, помня, что она не должна выдать Лесбию, и соответственно не встретиться ни с кем взглядом, она схватила книги и побежала наверх в свою комнату. В комнате было темно, но в сердце девочки было гораздо темнее, поэтому она даже не замечала темноты в комнате. Было холодно, но не для неё, потому что в душе у неё горел огонь настолько горячий, что распространялся на всё тело. Этого она тоже не замечала. Стены её комнаты казались для неё тюрьмой, ужасной тюрьмой, из которой она должна бежать, но куда? Неужели её единственная надежда подвела её? Неужели единственная сердечная драгоценность для неё потеряна? Неужели мир теперь стал пустым и всё исчезло? Растерянность почти равнялось боли. Рита сжала голову обеими руками, и старалась найти какую-то надежду, или какую-то стабильность для своих мыслей и чувств.


111

Она обвиняла во всём этом свою тётю с уверенностью и интуицией в своём сердце. Ей Рита совершенно не доверяла. Она не делала ей ничего плохого, хотя, что за проблема была с портными? Она не слышала от неё ни одного недоброго слова, но если бы даже это и было, оно бы не разделяло их настолько, как недоверие. Рита по природе ненавидела тех, кому не могла верить, а здесь ещё к несчастью добавлялось ощущение страха. Каким-то образом, она была в этом уверена, что это была тётина работа, она поставила преграду, чтобы мистер Дигби её не видел. Теперь он был далеко, и как могла она сказать, что хитроумные меры не были предприняты, чтобы они никогда больше не встретились? Причину таких махинаций Рита действительно не смогла предугадать. Почему тётя не хотела, чтобы они встретились, для неё это было тайной и, однако, она догадывалась, что это дело тук тёти. Возможно она решит, чтобы это было навсегда. Мистер Дигби был обманут, или страшно занят, в другом случае он не оставил бы страну, без того, чтобы увидеть свою подопечную. Она не знала раньше, что мистера Дигби можно было обмануть, или завлечь, но если это сделали уже раз или два, то может случиться и дальше. Она напишет ему. Да, но ведь у неё нет его адреса, который он собирался ей дать. Он напишет. Да, но кто-то другой получит эти письма. Ритин характер не был подозрительным, но теперь подозрение за подозрением приходили ей на ум. Причины таких действий со стороны тёти превышали её воображение, хотя сами действия она различала чётко. В ней возрастало яростное сопротивление и отвращение по отношению к своей тётке, поднялась целая буря злой ненависти. И всё же она была под крышей миссис Басби, под её покровительством и в её власти. Рита, снова оценивая ситуацию, внутреннее скрипела зубами. До некоторой степени печаль перевесила даже злобу и страх. Печаль была такой острой, опустошающей и раздавливающей, которую девочка ещё никогда в своей жизни не переживала. Агония страданий долго не давала ей уснуть, пока чувства не притупились от изнеможения и она уснула. Когда наступил день, Рита проснулась с сознанием холодного, мёртвого чувства положения вещей. Зола от огня, который так неистово горел в прошлую ночь, лежала безжизненно и холодно, как это всегда бывает с золой. Одеваясь, она продумывала план действий. Она должна раздобыть определённую информацию от самой миссис Басби. Рита была уверена в том, что услышала, но необходимо было услышать это от кого-нибудь, кроме Лесбии, и она не должна предавать девушку. Рита всё продумала и пошла вниз, дрожа от волнения и того, что должна сделать. Стояла зима. Полуподвальная комната, в которой семья обычно принимала пищу, была очень тёплой и уютной, красиво обставленной. Рите не нравилось то, что она наполовину была в земле. Огонь ярко пылал, мистер Басби сидел в кресле возле камина, поближе к свету. Миссис Басби суетилась возле стола, готовя завтрак. Рита остановилась у камина и думала, как ей начать. За окном светило яркое солнце, но Нью-Йорк стал для неё пустыней. - Мистер Басби, может быть сядете за стол? – спросила его жена. – Рита, я собираюсь заняться твоей одеждой сегодня. Рита не могла сказать «спасибо». Ради приличия она начала есть. - А что ты собираешься ей купить, мама? – Спросила Антонетта. - Ты можешь поехать со мной и посмотреть. - Тётя Серена, - начала Рита, стараясь говорить беспечно. – Что сталось с мистером Дигби…, мистером Соусвод, я хотела сказать? - Я не знаю, моя дорогая, – слащавым голосом ответила леди. - Почему я его не видела? - Дорогая моя, ты никого не видела. Когда-нибудь, я надеюсь, ты увидишь, но я просто теряю терпение с портными.


112

- Если бы мой портной мне так служил, я бы от него отказался, - быстро прохрипел мистер Басби. - Да, папа, но ты бы так не сделал, если бы это был единственный портной, который тебе нравится. - Неужели на весь город только одна портниха? - Дорогой мой, мисс Хаббел вполне меня устраивает, и по качеству её работы совершенно недорого. Но у неё столько много заказчиков, мы не можем от неё ничего ожидать, если не поговорим об этом заблаговременно. - Тогда почему не поговорила? - Когда мистер Дигби… мистер Соусвод был здесь, тётя Серена? – Снова начала Рита. - Несколько дней назад. Я не помню. Мистер Басби, когда поедете в город, зайдите пожалуйста в Дубойс и закажите настройщика пианино. Пианино довольно расстроено. И я бы хотела, чтобы вы заказали мне пакет кофе, если, как вы говорите, оно дешевле там, где вы его видели. - Хорошо, моя дорогая. – Слова удивляли Риту, они слетали с его губ быстро и остро, словно выстрел. Сегодня она была нетерпеливой. - Тётя Серена, я очень хотела увидеть мистера Соусвод. Ответа не последовало. Миссис Басби продолжала есть свой завтрак, словно ничего не слышала. - Когда я могу? – Настаивала Рита. - Я даже не могу сказать. Мистер Басби, я побеспокою вас подать мне эти маленькие колбаски. - В этих колбасках слишком много перца, мама. - И слишком мало чего-то ещё, - добавил мистер Басби. - Чего, мистер Басби? - Этого я не знаю, моя дорогая, это относительно твоей части. - Но даже халдейские маги не могли истолковать сон, который им не был рассказан, - сказала миссис Басби с довольной улыбкой. – Как я могу пополнить то, что вы имеете в виду, если вы мне не скажете, чего в них не хватает? - Ты можешь определить, моя дорогая, не хуже халдейских магов. - Тогда, если это правда, тётя Серена, - не отступала Рита, - не могли бы вы сказать, где находится мистер Соусвод? - Её царственный скипетр не достаточно длинен для этого. – Сказал мистер Басби. – Мистер Соусвод где-то в открытом море, на пути в Англию. - В открытом море? – Медленно повторила Рита. - Не было причины упоминать об этом, мистер Басби, - сказала его жена. – Местонахождения мистера Соусвод для нас не имеют значения. - Похоже, что они важны для Риты, - возразил джентльмен. - Вы знали это, - размеренно произнесла Рита. – Почему вы скрываете это от меня, тётя Серена? - Я не скрывала от тебя этого, - предупреждающе возразила миссис Басби. – Газеты доступны. Я не говорила об этом, что мистер Соусвод и его дела не твоя забота, и не моя, и поэтому не интересны. - Не ваша? Нет! Но он всё, что я имею в мире! – произнесла Рита со вспыхнувшими щеками и искрами в глазах. Миссис Басби продолжала свой завтрак и избегала её взгляда. Но Антонетта воскликнула: - Всё, что у неё есть в мире! Мистер Соусвод! Весьма откровенно для молодой леди! Мама, ты слышала это? Мистер Соусвод единственный, кого она имеет во всём мире! - Услышать глупость однажды, вполне достаточно. Ты не должна это повторять, Антонетта. - Разве он не приходил, чтобы попрощаться? – спросила Рита, сверкая глазами. - Я не отвечаю на вопросы, заданные в таком тоне, - холодно ответила миссис Басби.


113

- Я знаю, что он должен был прийти, - сказала Рита. – Почему он поехал в Англию, мистер Басби? - Мистер Басби, - сказала его жена, - я прошу вас не отвечать. Рита ведёт себя не достойно, и должна быть предоставлена сама себе, пока не будет вести себя лучше. - Я не знаю, моя дорогая, - сказал джентльмен, поднимаясь и собирая в кучу газеты, перед тем, как уйти. – Мне кажется, что это открытый вопрос, общественный, как ты говоришь. Я не знаю, почему ты не говоришь Рите, что мистера Соусвод срочно вызвали домой в связи с болезнью и возможно смертью его отца. До встречи, моя дорогая! - Ты когда-нибудь видела такого, как папа! – произнесла Антонетта, смотря на мать умоляющим взглядом, когда дверь закрылась. – Он нисколько не считается с тобой, мама. Лёгкий кивок головы миссис Басби был выразительнее слов. - Он единственный, кто относится ко мне как друг, в этом доме, – сказала Рита, - Но вы не должны думать, тётя Серена, что вы можете делать всё, что вам вздумается с мистером Соусвод и со мной. Я принадлежу ему, а не вам, и он вернётся, и тогда он заберёт меня под своё покровительство, тогда я не буду иметь с вами ничего общего до конца моей жизни. Теперь я вас знаю. Я думала, что знала раньше, но теперь знаю больше. Вы позволили маме нищенствовать в этом мире, и теперь, возможно, вы сделаете это со мной, но мистер Соусвод позаботится обо мне, придёт время, а пока я могу ждать, потому что его я знаю тоже. Рита покинула комнату, не подозревая, что выходит с видом королевы трагедии. К сожалению, для неё эта трагедия была реальной! - Мама! – сказала Антонетта, - ты когда-нибудь встречала, что-либо подобное? - Я знала, что это в ней есть. – Ответила миссис Басби, внешне сохраняя хладнокровие. - Что ты с ней будешь делать? - Оставлю её в покое на время, - сказала миссис Басби ледяным тоном. – Пусть придёт в себя. - Ты поедешь, чтобы купить ей одежду сегодня? - Я не знаю, чего ради я буду беспокоиться о ней. Я подожду, пока она всё осознает и смирится передо мной. - Ты думаешь, что она когда-нибудь это сделает? - Мне всё равно, сделает она это или нет. Для меня нет разницы. Ты тоже оставь её в покое, Антонетта. - Хорошо, - сказала девочка. – Я не любою вспышки. Какой она порох, мама! В глазах её столько огня, что возможно испепелить всё вокруг. - Не пользуйся такими неэлегантными словами, Антонетта. Как ты можешь? Откуда ты их берёшь? - Ты посылаешь меня в школу, мама, чтобы я училась, и я усвоила несколько вещей. Но ты думаешь, что это правда, то, что она сказала о мистере Соусвод? - Что? - Что он вернётся и заберёт её от тебя? - Нет, если я не позволю. - И ты не позволишь, правда? - Не будь глупенькой, Антонетта. Рита никогда больше не увидит мистера Соусвод. Она оскорбила меня, а теперь может пожинать последствия. - Но он вернётся, мама? Он же так сказал. - Я надеюсь, что вернётся. - Тогда он найдёт Риту, и она расскажет ему свою историю. - Можешь ли ты доверить мне мои собственные дела? Оденься сейчас же, чтобы мы сразу же могли уехать.


114

Глава 14

В одиночестве

Рита поднялась по трём пролётам лестницы из комнаты, в которой завтракали, ощущая, что дом её тёти и вообще весь мир стал для неё пустыней. Она вошла в свою маленькую комнату, уверенная, что ни в тёплой комнате на втором этаже и ни в какой другой она не нужна. Как они смогут переносить её после того, что произошло? И как она сможет дышать в атмосфере, в которой будет присутствовать её тётя? Неблагоразумно? Была ли она неблагоразумной? Вполне возможно, она довела всё до неуправляемого состояния, неудобного для всех сторон, и разрушила своё хладнокровное состояние, которое собиралась поддерживать. Она полностью потеряла из виду все принципы, которыми мистер Дигби желал, чтобы она руководствовалась. Рита всё это ясно понимала, но страсть выступила с абсолютным неповиновением. Она не плакала, огонь в её сердце испарил всю нежную влагу, хотя ей от этого не становилась теплее. День был ветреный. Рита стянула покрывало с кровати, завернулась в него и села, поразмыслить. Размышление, слишком хорошее слово, чтобы описать состояние, в котором некоторое время находилась девочка. Она смотрела на процессию образов, которые вызывала её страсть, они проходили в её воображении, сменяя друг друга. Для девочки это было очень тоскливое время. Предательство тёти, холодность кузины, безжалостное дезертирство мистера Дигби, её полное одиночество во всём мире и невыносимая зависимость от людей, которые её не любили. Теперь, когда её надежда на мистера Дигби исчезла, всё это вихрем проносилось в голове Риты. Весь мир, как сменяющиеся картинки в калейдоскопе, просто новые комбинации, постоянно сменяемые, теми же неизменными элементами. Вначале они проносились в голове Риты в виде урагана, постепенно, изнемогши, ураган утих, и место заняли холодная реальность и трезвый разум. Но что разум может сделать с реальностью? Другими словами, какой необходимо было сделать следующий шаг? Что нужно делать? Рита не знала. В настоящий момент она была в состоянии открытой войны со своей тётей. Да, она позволила, что было не очень-то благоразумно, но рано или поздно это должно было произойти. Она не могла постоянно жить на ложных отношениях, которые лучше было сломать сразу. Но что теперь? На каком основании она собиралась стоять или двигаться теперь? Она не может оставить дом тёти, потому что ей некуда больше идти. Как она может оставаться в нём, если не извиниться и не подчиниться? «А я не могу этого сделать», - думала она про себя. – «Извинения? Конечно! Это она должна передо мной смириться, потому что это она поступила со мной несправедливо, ядовито, зло»! - Страсть снова возобновила ураган. Но Рите становилось холодно, она устала и чувствовала себя жалкой. Что делать, она не знала. На полдник дома никого не было. Рита знала это, и Лесбия дала ей покушать. Она согрелась у камина в комнате тёти. Но когда дверной звонок сообщил о возвращении её тёти и кузины, она быстренько побежала наверх и, завернувшись в покрывало, стала ждать. Она ожидала, пока стало темно. Её не позвали к обеду, и она поняла, что не позовут. Рита подкармливала себя негодованием, которое её немного согревало, затем кто-то тихо постучал в её дверь. Лесбия принесла тарелку с холодной закуской. - Я принесу вам что-нибудь ещё попозже, - прошептала она. – Я всегда против того, чтобы морить людей голодом. Что случилось, мисс Рита?


115

Лесбия слышала одну сторону происшедшего внизу, и частично желала услышать теперь другую. Однако обладая природными достоинствами, Рита никогда не искала утешения в своих проблемах. - Спасибо, Лесбия, просто ответила она. – Тётя недовольна мной. - Она недовольна больше, чем я когда-либо видела её. Что вы сделали мисс Рита? - Я не смогла сдержаться, - ответила Рита. – Мы с ней по разному думаем. - Лучше всего с миссис Басби не ссориться, если живёшь с ней в её доме, - сказала Лесбия. – Она ужасно хитрая, но мы с ней часто думаем одинаково, и поэтому мы всегда с ней ладим. - Это очень хорошо, для тебя, - сказала Рита. В эту ночь она легла спать измученная болью и страданиями, и проспала до утра. Когда её разбудил яркий солнечный свет воскресного утра, она открыла глаза, чтобы снова осознать весь ужас своего положения. На душе у неё было ужасно тоскливо и холодно, так Рита ещё никогда себя не чувствовала. Покинутая своим единственным другом… При этой мысли Рита разрыдалась, словно её сердце рвалось на куски. Но сердца крепкие и рвутся не так легко. Необходимость одеться к завтраку заставила её успокоить свою неимоверную печаль, вытереть глаза, хотя это у неё не получалось. Слёзы продолжали падать ей на руки и в тазик с водой, но она всё же привела себя в порядок и подумала о том, что должна будет делать, подойдя к столу. Она не была уверена, позволят ли ей войти туда. Насколько бы это ни было неприятным, она всё же должна попытаться, она должна была убедиться была ли эта война до ножей, или нет. Хотя при одной только мысли девочка задыхалась, она была голодной. Будет ли этот хлеб благотворительности, да ещё и благотворительности её тёти, она всё равно не сможет без него обойтись. Рита спустилась вниз чуть позже. Вся семья сидела за столом, завтракая. Тётя даже не глянула на неё. Антонетта, напротив, пристально смотрела на неё. Мистер Басби, как и обычно, не замечал её. Рита подошла к столу и остановилась, меняясь в лице. - Я не знаю, - сказала она, - если мне позволено прийти на завтрак. Я пришла узнать. Миссис Басби не отвечала. - Вежливо, - заметила Антонетта. - Что? – спросил мистер Басби, поднимая глаза от письма. – Что ещё? Садись, моя дорогая, и ешь. Держи свою тарелку. Так как никто не вмешался, Рита подала тарелку и села завтракать. Миссис Басби ничего не говорила. Возможно она чувствовала, что зашла слишком далеко, может быть не хотела больше привлекать внимания своего мужа. Она не говорила ничего, пока мистер Басби не ушёл из-за стола, и то не сразу. Когда она заговорила, то это был её жёсткий, размеренный тон. - Так как ты предстала передо мной в это утро, Рита, я могу надеяться, что ты принесёшь соответствующие извинения. - Что я сделала, тётя Серена? - Ты спрашиваешь меня? Неужели ты забыла о своём поведении по отношению ко мне? - Я не забыла, - медленно проговорила Рита. - Тогда попросишь ли ты у меня прощения за своё поведение? - Да. – Ответила Рита. – Но, тётя Серена, ведь вы совершенно забыли о том, как вы со мной обращались. Миссис Басби слегка вспыхнула. Но она сдерживалась, как и всегда. - Мама, она слишком дерзкая! – сказала Антонетта. - Я всегда делаю скидку, и ты должна научиться делать её тоже, Антонетта, для тех, кто никогда не знал о приличных манерах поведения.


116

Рита почувствовала укол, но она призналась себе, что страсть заставила её переступить границу, по которой мистер Дигби наставлял её и границу, которую она себе поставила, она должна следить за своим поведением. Теперь она молчала. - Однако же, - продолжала миссис Басби, - абсолютно необходимо, чтобы всякий живущий в моей семье, под крышей моего дома, должен относиться ко мне с уважением, которое они мне обязаны. - Я всегда буду платить всё, что я должна, - сказала Рита подчёркнуто, - если только у меня будет то, чем платить. - И в случае, если запас исчерпан, - произнесла миссис Басби, слегка дрожащим голосом. – Тебе не кажется, что лучше не делать больших долгов? - Что я должна вам, тётя Серена? – спросила девочка. Миссис Басби видела разгорающийся огонь в тёмных глазах, и не хотела произвести ещё один взрыв. Она впечатляюще вздохнула и отвернулась от Риты. Поднявшись, она стала ставить посуду на поднос, затем позвонила, чтобы принесли тазик с горячей водой. - Я предоставлю тебе ответить на этот вопрос, - сказала она. – Но если ты будешь жить в моём доме, я прошу тебя запомнить, что ты должна относиться ко мне со всей соответствующей вежливостью и хорошим поведением. В другом случае я выброшу тебя на улицу. Рита поняла необходимость некоторого приличия, хотя бы внешнего, если она и тётя будут продолжать жить под одной крышей. И хотя на её языке был готов ответ, она не сразу это сделала. Она поднялась и была готова покинуть комнату, как огонь в ней снова вспыхнул. - Это где была бы мама, если бы не другие друзья, - сказала она. С этими словами она открыла дверь, и пошла по длинной лестнице в свою комнату. Когда на сердце тяжело, то шаги совсем не лёгкие. Она вошла в свою холодную маленькую комнату и села. На улице ярко светило солнце, и слышался звон церковных колоколов. Она не могла пойти в церковь, у неё не было одежды, в которой бы она могла выйти в люди. Будет ли она у неё когда-нибудь? Рита не знала. Церковные колокола болью отдавались в её сердце, она хотела бы, чтобы они перестали звенеть. Звук их был чистым и радостным, напоминая о счастливых днях прошлого. Мидвэйвилл, её отец и мать, мир и почтение, позже мистер Соусвод, всё его внимание и наставления, его чуткое отношение. Это было слишком. Первую половину воскресного утра Рита провела в агонии слёз и причитаний, однако очень тихих. Она не производила шум, который бы можно было слышать внизу, где миссис Басби и Антонетта одевались, чтобы идти в церковь. Сила страсти постепенно снова улеглась, и когда прозвучал последний удар колокола, и звук шагов на улице умолк, Рита пробралась в пустую комнату миссис Басби, чтобы согреться. Она дрожала, протянув руки к огню, девочка почувствовал, что сильно застыла. Этот холод был больше умственный, нежели физический. Одна, лишённая всего и всех, кого она любила. Что ей делать? Как она будет жить? Она страдала под тяжестью реальности, стараясь, чтобы это казалось нереальным. Рита старалась найти надежду и утешение во тьме своего будущего. Напрасно. Мистер Дигби уехал, а с ним вся её сила и надежда. Он уехал, никто не скажет, когда он возвратится, возможно никогда, и она не может ему даже написать, а его письма никогда к ней не попадут. Никогда, в этом она была уверена. Миссис Басби ни за что не допустит, чтобы они пошли дальше её рук. Всё было хуже, чего она когда-либо боялась. Сидя там на коврике перед камином, со стучащими зубами, частично от холода и частично от нервного истощения, она вдруг вспомнила, что однажды сказал ей мистер Дигби. Если она когда-нибудь доживёт до момента, когда у неё не останется никого, на кого бы она могла положиться, когда её мир полностью превратится в пустыню и все, кого она любила и верила исчезнут… - Оно пришло сейчас! – подумала про себя Рита, - даже мистер Дигби, на кого я так надеялась, что


117

никогда меня не подведёт, подвёл. Он говорил, что никогда меня не оставит, но он оставил. Я одна. У меня больше никого нет. Тогда он сказал мне… Мысленно она вернулась назад и стала восстанавливать в памяти, что он сказал ей тогда делать. Тогда, если она будет искать Господа, искать Его всем своим сердцем, она найдёт Его, а найдя Его, она снова найдёт покой. Бедное, истерзанное сердце ухватилось за это обещание. - Я буду искать Его, - неожиданно сказала она. – Я буду искать, пока не найду Его, мне больше ничего не остаётся. Решение было таким же искренним, как и неожиданным. Несомненно, путь ему был уже приготовлен в учении её отца и матери, через молитвы и личный пример, а так же и через слова мистера Дигби, его доброту и его пример. Она вспомнила взгляд его глаз, когда он говорил ей, что Господь Иисус сделает всё, что она Ему доверит. Однако, для самой Риты решение было совершенно неожиданным. И как бывает, когда встречаются два потока воды, или воздуха, или человеческого ума, обычно происходит смятение, так и это вторжение света и обетования среди её отчаяния, почти сразило сердце Риты. Полились слёзы, хотя и обильные, но не такие горькие. Рита подняла голову и, смахнув их в сторону, побежала наверх, чтобы взять мамину Библию. Она тут же начала поиск. Она начала, положив её на коврик в комнате своей тёти. Начала Рита с внимательного размышления над тремя отмеченными стихами. Один, особенно в Евангелии от Иоанна, захватил её: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня»;… - Я не люблю Его, подумала Рита, потому что я не знаю Его, но я должна начать, я думаю с того, чтобы соблюдать Его заповеди. А теперь, нужно найти, какие…. Она смотрела в открытую книгу, лежащую перед ней на коврике. Бесцельно перевернув одну или две страницы, её глаза заметили слова: «И в тот день глухие услышат слова книги, и прозрят из тьмы и мрака глаза слепых. И страждущие более и более будут радоваться о Господе, и бедные люди будут торжествовать о Святом Израиля», - Я достаточно бедная, - думала Рита, - в то время как тихие горячие слёзы снова заструились из её глаз, - достаточно глухая и совершенно слепая, но кроткая?... Я думаю, что я не кроткая. Снова перевернув несколько страниц, глаза её задержались на пятьдесят третьей главе книги пророка Исаии, и она прочла её всю. Там снова было обещание для глухих и слепых, Рита уверенно применила их к себе, но дальше она не понимала эту главу. Кроме одного места что путь благословения, это путь святости, а так же обещание в последнем стихе, которые казались эхом слов Иисуса: «приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда». А Рита была такой голодной, и такой жаждущей! Она остановилась там, и закрыв глаза рукой, произнесла самую первую настоящую молитву, которой никогда не молилась. Это был немой жест протянутой руки за пищей, в которой она так нуждалась, не больше, но это было охотно произнесено во имя Христа. А такие молитвы Он слышит. Она полистала ещё и остановилась. «Я, Господь, призвал Тебя в правду, и буду держать Тебя за руку и хранить Тебя, и поставлю Тебя в завет для народа, во свет для язычников, чтобы открыть глаза слепых, чтобы узников вывести из заключения и сидящих во тьме - из темницы». - Кто это может быть? Рита достаточно знала, чтобы догадаться, что это может быть только Один, Единственный Освободитель. Немного дальше она увидела другие слова, которые ободрили её. «И поведу слепых дорогою, которой они не знают, неизвестными путями буду вести их; мрак сделаю светом пред ними, и кривые пути - прямыми: вот что Я сделаю для них и не оставлю их». - Так много обещаний слепым, - заметила про себя Рита, - а это значит мне. Я не думаю, что я кроткая, но я знаю, что я слепая. – Затем, на следующем листе она прочла:


118

«Изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако; обратись ко Мне, ибо Я искупил тебя». - Искупил, это значит купил обратно, - прошептала Рита, - и я знаю, Кто это сделал тоже. Я думаю, что таким образом Он освободил заключённых из темницы. Так если Он искупил меня, чтобы я принадлежала Ему,… и я буду! Я не много знаю, но вот ещё одно обещание: «и поведу слепых дорогою, которой они не знают, неизвестными путями буду вести их; мрак сделаю светом пред ними, и кривые пути - прямыми: вот что Я сделаю для них и не оставлю их». Теперь, что я должна делать?... Да, я искуплена, и я буду искуплена, и я принадлежу Тому, Кто искупил меня, конечно же. «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их»… какие именно? Она подумала, что это она должна поискать в Новом Завете, и не зная, где искать, открыла первую главу. Казалось, в ней не было того, что она искала, пока не дошла до Гуго стиха. «Родит же Сына, и наречёшь Ему имя Иисус, ибо Он спасёт людей Своих от грехов их». Рита сравнила это с «путём святости», и для нее это казалось невыразимо прекрасным. Правду сказать, было даже трудно поверить. Спасти её от её грехов? От гордости и злобы, от самоволия и само угождения? Как, ведь она же родилась с ними, они были у неё в крови, они проявлялись как дыхание! Может ли она быть от них спасена? Таким был мистер Дигби. Но Рита без злости и гордости и самоволия… узнает ли она себя? Будет ли это Рита? Уверена ли она, что она на самом деле желает такого преобразования? Неважно, желает или нет, это был «путь святости», и ничто другое. Ну а как насчёт заповедей?.... Она прочла вторую главу с таким интересом, с которым никогда раньше не читала, а затем третью, но пока не находила то, чего она искала. Второй стих, призыв Иоанна Крестителя к покаянию, она ответила, что уже покаялась, этот шаг был сделан, что следующее? В четвёртой главе она остановилась на десятом стихе. – Я вижу, - сказала она, - нельзя никому в мире делать плохо, но что я должна делать, что правильно? Она снова остановилась на девятнадцатом стихе, заключив однако, что повеление «идти за Ним», было направлено только к людям того времени, апостолам и другим, которым буквально было сказано, чтобы они оставили свои дома и сопровождали Иисуса в Его путешествиях. Возможно, заповеди блаженства тогда только зарождались. Но большинство из них она не понимала. На шестнадцатом стихе она остановилась. «Так да светит свет ваш пред людьми»… - Это как мистер Дигби. Всё, что он делает, необыкновенно красиво, и показывает, каким человек должен быть. Тогда, согласно этому, я вообще не должна делать ничего плохого! В этот момент Рита услышала звук отпираемой входной двери, и поняла, что все вернулись из церкви. Она прижала к себе Библию и побежала наверх. Здесь было необходимо завернуться в покрывало, и немного дрожа, она положила книгу на край кровати и склонилась возле неё на колени. Но тут, бедная Рита должна была прервать свои занятия. Она уверенно сказала про себя, читая двадцать второй стих: - Я не гневалась напрасно, и никого не называла «Рака» или «глупым», но затем дальше…. «Итак, если ты принесёшь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником,… и пойди… прежде примирись с братом твоим,… и тогда приди и принеси дар твой». Рита почувствовала, словно её ударили. Её тётя имеет «что-то против неё». – Но, - сказала про себя Рита, - но это даже не тысячная доля того, что я имею против неё! - Не важно, возражала совесть, её вина остаётся той же самой, даже если у тебя будет и большее обвинение против неё. – Тогда я должна пойти и примириться с ней? Я не могу этого сделать! – Думала Рита. – Я не хочу этого делать! Я хочу, чтобы она знала, что я сержусь, и справедливо сержусь! Если я пойду и попрошу у неё прощения за то, как я с ней разговаривала, она подумает, что я хочу примириться с ней, чтобы она купила мне одежду и другие вещи.


119

При одной этой мысли Риту бросала в жир и в холод. Однако совесть настойчиво указывала ей на предписания «пойди примирись с братом твоим». Положение было безвыходным. Рита сознавала, что молитвы её не будут принятыми, пока чёткое сознание долга будет оставлено невыполненным, а делать этого она не будет. По крайней мере не сейчас, да и вообще, как? Этого она не могла видеть. Сердце её, почувствовавшее небольшое облегчение, снова стало свинцовым. – О, - думала она, - оказывается так трудно быть христианкой! Интересно, была ли у мистера Дигби подобная борьба, прежде чем он стал таким, как теперь? По нему не видно, что у него когда-либо бывает борьба. Но он сильный. А Рита была слабой. Она это знала. Она пробегала глазами по странице, пока не увидела слова: «И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя»… «Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя»… Долг был совершено ясным. Проявление злобы против тёти было запретной роскошью, от этого нужно отказаться. При этой мысли Рита плотнее закуталась в покрывало. Прозвенел звонок к обеду, всегда ранний в воскресенье. Ей не хотелось идти вниз, и она медлила, затем услышала как он звонит второй раз, и знала, что это для тех, кто замедлил. Она спустилась. Все были уже за столом. - Мама, - сказала Антонетта, - тебе нужна новая шляпа. - Почему? - У миссис МакДжипси новая, и она красивее, чем у тебя. - Что это означает? – прозвучал вопрос обычным резким, хриплым голосом мистера Басби. - О, папа, ты не понимаешь подобные вещи. - И ты тоже, гусёнок. - Папа, разве ты не хочешь, чтобы мы с мамой выглядели так же красиво, как и все? - Вы такие. - О, но шляпа миссис МакДжипси в пятьдесят раз красивее, чем мамина. Ты не заешь. Но она красивее. - Не смотря на это, твоя мама в пятьдесят раз красивее, чем миссис МакДжипси. - О, папа! Но я не об этом говорю. - И карман мистера Джипси на пятьдесят долларов, или около того, пустее, чем мой. Видишь, у нас, по крайней мере, во сто раз больше преимущества. - Папа, джентльмен никогда не понимает подобных вещей. - Для него лучше, если леди тоже их не понимают. - Дорогой мой, - вступила в разговор миссис Басби, вы, конечно же, не считаете, что одежда предмет малой важности? - У меня не было причины думать об этом, моя дорогая. - Почему вы так говорите, мистер Басби? - Это вопрос получает исчерпывающее рассмотрение с твоей стороны. - Но это невозможно выполнить без рассмотрения, по крайней мере по стандартам. Хорошая одежда – это определение, и она требует внимательного отношения к обстоятельствам, чтобы правильно поддерживать свой внешний вид. - Что ты об этом думаешь, Рита? – спросил мистер Басби. Рита вздрогнула и покраснела. Ответить на этот вопрос было не легко, однако она должна ответить. – Я думаю, что в приличной одежде чувствуешь себя намного комфортнее, - сказала она. - Прилично одетой! Но здесь возникает вопрос, что ты имеешь в виду под приличной одеждой? Видишь ли, Антонетта понимает это просто, вещи красивее чем у миссис МакДжипси.


120

Антонетта надулась, весьма возмущённая этим разговором, и особенно тем, что отец обратился к Рите. Миссис Басби только плотнее сжала губы, ничего не отвечая. Мистер Басби ласково продолжал дальше. - Что произошло, что ты не пошла сегодня в церковь? Потому что шляпа Антонетты лучше, чем твоя? - Она и должна быть, мистер Басби, - ответила хозяйка дома. - Должна быть? Рита может возразить. Могу ли я спросить, почему? - Разные обстоятельства, мистер Басби. Это то, о чём я говорю. Одежда должна соответствовать положению. - Моя тоже. Но я не вижу, почему шляпа кузины Антонетты не годится для Антонетты? Ведь она тратит деньги из моего кармана. - И ты бы хотел, чтобы твоя дочь одевалась как бедная девочка? - На мой взгляд, не может быть лучшего. Таким образом не станешь бедной. Рита, принеси мне свою шляпу, и мы посмотрим, как она выглядит. Рита сильно покраснела и замерла. Конечно же возразила её тётя, - Вздор! Не делай этого. – Но мистер Басби повторил: - Принеси, принеси. Мы говорим абстрактно, а я не могу никого убедить абстрактными вещами. - Но сегодня воскресенье, мистер Басби. - Ну и что из этого, моя дорогая? Лучший день, лучшие дела. Я стараюсь привести тебя и Антонетту к более христианскому мышлению в отношении шляп, и для воскресенья это хорошее занятие. Принеси свою шляпу, Рита. - Не делай этого, Рита! – снова повторила тётя. – Мистер Басби просто шутит, он не имеет в виду, чтобы его слова принимали буквально. Вы не пошлёте её пройти три пролёта лестницы, только лишь удовлетворить вашу фантазию, другой раз будет таким же подходящим, как и этот. - Моя дорогая, я всегда имею в виду, чтобы мои слова понимали буквально, я не понимаю твоего красноречивого возражения. Я пошлю Риту наверх, если она будет настолько снисходительной, чтобы удовлетворить мою фантазию. Говоря это, он смотрел на Риту, и девочка приподнялась со своего места. Внезапно Антонетта вскочила со словами: - Я принесу, - и побежала по лестнице. Рита снова села, сильно смущённая такой добродетелью, и думая, что может скрываться под этим действием? Миссис Басби поджала губы и ни на кого не смотрела. Антонетта появилась снова. В руках она держала маленькую серую плюшевую шляпку, довольно изношенную, с длинным серым пером, обёрнутым вокруг неё. Эту шляпу она протянула к отцу кончиками пальцев. Глаза Риты округлились от удивления. Но губы миссис Басби скривились. Вид у Антонетты был смелым и озорным. Мистер Басби ничего не подозревая осмотрел шляпку и перо. - Так, это вы называете шляпой для бедной девочки? – спросил он. – Мне кажется, я помню, что она очень похожа на ту, которую ты носила, Нетта. - Да, папа, похожа, но это Ритина. - Миссис Басби, это был ваш выбор? - Да, мистер Басби. - Тогда, конечно, она подходящая для Риты. А теперь объясни мне пожалуйста, почему она не может быть подходящей для Антонетты? Но я не назвал бы её шляпой для бедной девочки, моя дорогая. - Мистер Басби, пока Рита живёт с нами, просто необходимо иметь некоторое соответствие… мы просто не можем сделать между ними большую разницу. - Хм-м-м! – промычал сбитый с толку джентльмен. К этому времени Рита уже оправилась. - Однако, это не моя шляпа, мистер Басби, - сказала она. Щёки её пылали.


121

- Да, это твоя шляпа, – сказала Антонетта. – Ты думаешь, что я буду говорить неправду? Это твоя шляпа. И больше ничья. - Это твоя шляпа. Я видела, что ты её носила. - Я отдала её тебе. Это твоя шляпа. - Я её не возьму, - ответила Рита. – Твои вещи мне не подходят, как только что сказала твоя мама. Ты можешь с ней делать что хочешь, но не давай её мне. Мистер Басби смотрел то на одну, то на другую. - Ты ожидаешь, что я буду тебе покупать всё новое? – Спросила миссис Басби. – Она что, не достаточно хороша для тебя? Я предполагаю, что она лучше, чем любая другая шляпа, которую ты имела за всю свою жизнь. - Но это не моя, – повторила Рита. – Её мне никогда никто не давал. Я никогда не слышала об этом, до сего времени. Антонетта принесла её, чтобы мистер Басби не видел какая у меня на самом деле шляпа. Благодарю вас! Но я её не возьму. - Но это твоя! – воскликнула Антонетта. – Я дала её тебе. Ты думаешь, что я буду её носить, после того, как отдала? - Если бы тебе было выгодно, ты бы носила, - ответила Рита. - Тогда ты можешь остаться вообще без шляпы, если только не будешь её носить, – сказала миссис Басби. – Это твой выбор. Если ты воспринимаешь доброту Антонетты таким образом, то можешь не надеяться на мою. - Ваша доброта и её весьма странные, о которых я когда-либо слышала, – сказала Рита. - Что я должен понять из всего этого? – спросил в недоумении мистер Басби, смотря на шляпу и на лица, сидящих перед ним. - Только то, что я никогда не слышала, что эта шляпа предназначалась для меня, до этой самой минуты, - сказала Рита. - Рита, - тихо проговорила тётя, - ты можешь идти наверх. - Для чего ты её принесла, Нетта? - Потому что тебе безумно захотелось видеть шляпу Риты, папа, поэтому я и принесла её. - Это не правда, мистер Басби, - сказала Рита, вставая, чтобы уйти. - Это не твоя шляпа? - Нет, сэр. - Мистер Басби, если бы вы послушали слова Антонетты, - произнесла его жена сквозь сжатые губы, - вы бы всё поняли. Рита, я сказала, что ты можешь идти. Рита послушалась. В этот момент Антонетта разразилась слезами, швырнув шляпу на обеденный стол. Что за этим последовало, Рита не знала. Она поднималась по ступенькам с тяжёлым сердцем. Теперь была открытая война. Она была уверена, что тётя её теперь никогда не простит. И что ещё хуже, она не видела, каким образом она когда-нибудь сможет простить свою тётю. И однако, «брат твой имеет что-нибудь против тебя»… Рита имела намного больше против неё, но напрасно она старалась извинить себя. Долг не мог быть снят только лишь потому, что у других он был больше. И как бы не была горька её обида, с другой стороны не считалось. Не таким образом мистер Дигби бы получал, или отвечал на обиды. Рита это знала. Когда воображение ей нарисовало тихую, мужественную, достойную твёрдость, которые всегда были характерны для него, она была недовольна своим поведением. Как правильны слова: «все, делающееся явным, свет есть». Никакая беседа не могла дать Рите такое острое ощущение её собственных недостатков, как образ другой прекрасной жизни. Что было сделано, переделать невозможно, но худшее было в том, что Рита была в таком настроении, что сделала бы это снова. Несмотря на своё сожаление, она сознавала, что она не достаточно раскаялась.


122

За этим следовало, что обетования, которых она так жаждала, и к которым протягивала свои руки, были недосягаемыми. Абсолютно недосягаемы! Сердце Риты было полем борьбы, которая унесла все возможности утешения и даже надежды. У неё не было права на надежду. «Если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её»… но Рита не так мыслила. Перспектива была тёмной и убогой. Как она могла продолжать жить в доме тёти? И как она могла жить в любом другом месте? Как она сможет переносить своё одиночество? Как она может обрести благосклонность единственного великого Друга, Чьё лицо обращено только к тем, кто хотя бы пытается исполнять Его заповеди? В душе Риты было темно и штормило. Так продолжалось несколько дней. В доме на неё никто не обращал внимания, настолько, что это было подобно домашнему заключению или изгнанию. Её не трогали. Не запрещали кушать за семейным столом, не лишали её порции хлеба и супа, но что касается общих или добрых отношений, её как бы не существовало. Рот мистер Басби каким-то образом закрыли, он снова стал человеком газеты, что же касается двух других, они не разговаривали с ней и даже не смотрели в её сторону. Антонетта иногда шла в школу с ней вместе, иногда раздельно. Когда они были вместе, одиночество ощущалось ещё сильнее. В школе они друг друга почти не видели. Так проходили дни.

Глава 15

Миссис Мовбрэй

- Как успехи у этой девочки Карпентер? – Однажды спросила миссис Мовбрэй у мисс Блодгетт, когда они встретились в одном из коридоров. - Я хотела поговорить с вами о ней, мадам. Она знает всё, что я могу преподать в этом классе. - В самом деле? Её тётя сказала мне, что у неё не было никакого образования. Она учится? - Я предполагаю, что ей нет необходимости учить то, что она уже знает. Она знает намного больше. - Как она себя ведёт? - Исключительно хорошо. Но она не выглядит счастливой. - Не счастлива? Как к ней относится её кузина? Она кузина этой симпатичной Басби, вы знаете? - Я думаю, что та едва-ли разговаривает с ней. В школе, я имею в виду. Миссис Мовбрэй пошла дальше. Но в этот самый день, когда занятия закончились, мисс Блодгетт предложила Рите немного задержаться. Девочки мгновенно разбежались, мисс Блодгетт последовала за ними, а Рита осталась одна. Она немного подождала. Дверь открылась и появилась леди, которая её так очаровала. Лицо было нежнее и добрее, чем она видела его раньше, это не было время занятий. Миссис Мовбрэй вошла, пожала Рите руку и села возле неё. - Как ты себя чувствуешь, милая? – Был её немедленный вопрос после приветствия. - Ты хрипишь. Рита ответила, что немного простыла. - Как это получилось? - Я думаю, что это от того, что я сидела в холодной комнате. - Ты должна была сидеть в холодной комнате? Рита колебалась. – Там было приятнее, - в смущении ответила она.


123

- Ты никогда не должна сидеть в холодной комнате. Для чего ты хотела быть в холодной комнате? Рита снова смутилась. – Я хотела побыть одна. - Готовила уроки? - Не школьные задания, - со смущением произнесла Рита. - Не школьные? Если мы с тобой были бы поближе знакомы, я бы хотела просить большего доверия. Но я не буду неблагоразумной. Рита снова посмотрела на приятное лицо, такое доброе и очень внимательное, выражавшее неприрекаемый авторитет. На нём была мягкая улыбка, и в этот момент у девочки появилось доверие, и тоска о помощи. Разве это лицо не выглядело, как лицо друга? Где ещё она сможет найти его? Скрытность уступила. - Я изучала мои обязанности, - тихо проговорила она. - Твои обязанности, милая? В чём же трудности, в том, чтобы знать их или исполнять их? - Я думаю… как исполнять. - Это трудно? - Да, мэм, - сказала Рита из глубины сердца. Миссис Мовбрэй смотрела на слегка сдвинутые брови, оригинальный рот, сдержанные манеры и душа её почувствовала сострадание к этой маленькой озадаченной девочке. Но её следующие слова были в другом направлении и в другом тоне. - Твоя тётя сказала, что ты никогда раньше не ходила в школу? - Нет, мэм, - ответила Рита с некоторым разочарованием. - Тебе приятно учиться? - Не очень, - сказала Рита, немного помолчав. - Может быть мисс Блодгетт даёт тебе слишком сложные задания? - О, нет, мэм! – Сказала Рита, немного живее. – Мне нечего делать, потому что всё это я уже знаю. - Ты знаешь? Где же ты училась? - Меня учила мама, а потом друг. - Чему именно? Для меня очень важно это знать. - Мама преподавала мне историю, географию, грамматику и всякую мелочь. Потом джентльмен преподавал мне больше истории, арифметику, алгебру, латинский и современную историю. - Джентльмен был тем другом, о котором ты говорила? - Да, мэм. - Тебе нравится учиться, Рита? - О, да, мэм! Когда есть чему учиться, и я понимаю это. - Я предполагаю, что твоя тётя не знала об этом домашнем обучении? - Она ничего обо мне не знала, – сказала Рита. - Тогда где же был твой дом, милая? - Здесь… последние два года. А до этого, я жила в селе. Миссис Мовбрэй немного помолчала. - Милая, я думаю, что первое, что мы должны с тобой сделать, это позаботиться о твоей простуде. Хорошо? - Я не знаю как, мэм, - ответила Рита, в первый раз подняв на неё глаза с тенью улыбки. - Знает ли миссис Басби о том, что у тебя простуда? - Я не знаю, мэм. - Будешь ли ты принимать лекарство, если я тебе дам его? - О, да, мэм.


124

Миссис Мовбрэй послала служанку за определённой шкатулкой, и выбрала из него флакон с лекарством, который дала Рите и рассказала, как его принимать. - А затем, когда-нибудь, когда мы познакомимся поближе, - продолжала она, - возможно ты расскажешь мне о твоих трудностях с обязанностями, и посмотрим, не смогу ли я тебе в этом помочь. - Благодарю вас, мэм! – она произнесла это так сердечно, что для миссис Мовбрэй стало ясно, что этот вопрос очень беспокоит девочку. В этот самый вечер миссис Мовбрэй нанесла визит миссис Басби. Она пришла со своей доброй, милой, величавой манерой, которая всегда призывает окружающих к их самому лучшему поведению. Миссис Мовбрэй была так мила, словно пришла с единственной целью поболтать с миссис Басби, словно у неё не было никакой другой цели для визита, как только доставить удовольствие ей и её семье. Она говорила об общественных новостях и о политических вопросах с мистером Басби, весьма осведомлённо, но с восхитительной скромностью. Леди очаровала его, и вывела из молчаливого и угрюмого состояния, так что он стал очень общительным и разговорчивым. Она ободрила его, его собственным нежеланным выступлением. С миссис Басби она говорила об Антонетте, для которой принесла интересную маленькую книжку, это внимание польстило всей семье. Миссис Мовбрэй говорила об интересах её дочери, но не только об Антонетте, с лёгкостью говорила о разных событиях, переходя от пустоты к состоянию души. Рассказывала истории, которые по крайней мере, на время перенесли её слушателей от ежедневной суеты к возвышенному, благородному и вечному. Даже мистер Басби забыл свои газеты и дела, и пробудился к людским интересам и общественной чуткости. Губы миссис Басби тоже расслабились и глаза приобрели блеск теплее, чем отражение стали. Антонетта сияла улыбкой. Риты в комнате не было. Только когда миссис Мовбрэй поправляла свою меховую накидку, собираясь уходить, она упомянула четвёртого члена семьи. - Миссис Басби, как ваша племянница, мисс Карпентер? - Довольно хорошо. – Любезно ответила миссис Басби. – Я думаю она со своими книгами. - Как ей нравится школа? - Боюсь, что не могу сказать. Нетта, как Рите нравится школьная жизнь? - Я не знаю, - ответила Антонетта. – Я бы сказала, что ей вообще ничего не нравится. Тон котором был задан вопрос и последовавший ответ не ускользнул от внимательного посетителя. - Я думаю, что вы говорили, что у неё не было возможности учиться? - Я бы сказала, абсолютно никакой, по крайней мере, не той, которую мы называем возможностью. Я предполагаю, что она усвоила самые простые вещи. - Она сирота? Миссис Басби кивнула. – Осталась без матери прошлым летом. - Тогда, я бы хотела, чтобы она была больше у меня на виду, чем сейчас, как приходящая ученица, если это возможно. Что бы вы сказали, если бы она стала членом моей семьи? Конечно же, - любезно добавила миссис Мовбрэй, - я не предлагаю вам брать на себя дополнительные расходы, связанные с этим. Так как она сирота, я не буду делать никакой разницы от того, что она станет членом моей семьи. У меня есть профессиональная амбиция, которую я люблю порадовать, и люблю приводить мои планы в исполнение со всей тщательностью. Я бы больше сделала для Антонетты, если бы вы уступили её мне, но я предполагаю, что об этом нельзя даже думать.


125

Миссис Басби, казалось, раздумывала. Мистер Басби понимал этот вопрос, как «привлекательный». - Позволите ли вы мне забрать Антонетту? – спросила улыбаясь леди. – Я надеюсь, это бы ей не повредило. - Антонетта должна довольствоваться домом, - ответила мать Антонетты. – Я привыкла всегда иметь её под моим крылышком. - И эту привилегию вы не уступите никому другому. Я понимаю. Ну а что вы скажете о мисс Карпентер? Миссис Басби посмотрела на своего мужа. Долгие годы, проведённые вместе помогли ей предугадать, что он хочет сказать. - Моя дорогая,… так как миссис Мовбрэй так добра,… то это было бы замечательно для Риты, лучшее, что можно для неё сделать… Миссис Басби перевела взгляд на свою гостью. - Так как вы очень добры, миссис Мовбрэй… это больше, чем я бы просила вас сделать…. - Я буду очень рада это сделать. Я ведь профессионал, вы знаете, - сказала миссис Мовбрэй поднимаясь, и снова закутываясь в свою меховую накидку. – Тогда договорились. – И с великодушным почтением и приятными манерами она удалилась. - Это то, что я бы назвала счастливым избавлением! – Воскликнула Антонетта, когда появилась возможность выразить своё мнение. - Это будет прекрасным облегчением, - добавил мистер Басби, - и не малая экономия тоже. Миссис Басби молчала. Со всем облегчением и экономией, в плане было что-то, что не совсем её устраивало. Однако облегчение и экономия, были несомненными фактами, и она придержала своё высказывание. - Мама, а что ты будешь делать с одеждой для Риты? - Я посмотрю, когда она придёт ко мне с правильными извинениями. Обо всём этом Рите ничего не сказали. Она была немного удивлена, когда на следующее утро миссис Мовбрэй вошла в класс и сказала, что хочет видеть её после занятий. Первые слова миссис Мовбрэй были о её простуде. - Милая моя, ты сильно хрипишь, и едва можешь говорить. Я должна немедленно изолировать тебя. Пойдём со мной. Удивлённо, но послушно, Рита последовала за ней. Что теперь будет? Они шли по длинному коридору. Наконец дверь открылась, но куда? Рита вошла, ей показалось в домашний рай. Воздух был восхитительно тёплый и ароматный, стены были увешаны гравюрами и разными картинами, на столе лежали стопками книги, роскошная кровать и туалетный столик, что для глаз Риты было неимоверно шикарно. Наконец диван, на который её уложили, и укрыли прекраснейшим вязаным одеялом. Рита была перенесена в удивительный новый мир. Её новая подруга подложила ей под голову подушку, дала безвкусное лекарство, которое тоже было для неё приятным удивлением. За всю Ритину недолгую жизнь был только тошнотворный ревень с магнезией, или английская соль. Наконец ей приказали лежать спокойно и постараться уснуть. - А тётя Серена...? – прошептала Рита. - Она отдала тебя мне. Ты будешь пока жить в моём доме, где ты сможешь учиться лучше, чем дома, и я смогу о тебе позаботиться. Ты уже потеряла целый месяц, потому что я не знала, что для тебя требовалось. Не хочешь ли ты быть моей дочерью, Рита?... я буду вместо миссис Басби... на время? Вспышка радости в глазах Риты была такой красноречивой и такой яркой, что миссис Мовбрэй наклонилась и поцеловала её. - Я никогда не была дочерью миссис Басби, - возразила девочка.


126

- Ну, что ж, не имеет значения, ты теперь не её ребёнок. Лежи спокойно и постарайся уснуть, если сможешь. Могла ли она? Не сразу. Разве возможно описать иллюзию, в которую попала девочка? Мягкость, тепло, лёгкость, отдых и уединение, а вокруг такая красота и такая роскошь! Миссис Мовбрэй вышла из комната, а Рита тихонько лежала под лёгким одеялом, с восторгом осматривая комнату, удивляясь неожиданному появлению сказочной страны. Она была успокоенная тем, что её забрали из дома тёти и от её присутствия, счастливая обещаниями нового опекунства, в которое она попала. Какие красивые картины были на стенах, везде вокруг неё и над её головой! Вот на этой леди, а на той миленькая девочка, вон там пейзаж, а вот большая картина лошади, которую кузнец готовился подковать, а рядом стоит маленький жеребёнок. Она переводила свой взгляд с одной картины на другую, каждая из них вызывала у Риты особый интерес. Затем книги. Как много было книг, на полу, на туалетном столике, на скамьях, над камином. Здесь было изобилие литературного богатства, излишки которого, казалось, были размещены по всей комнате. Здесь были и разные безделушки, и красивые необходимые мелочи, изумительные полезные вещи. Рита всегда жила в очень простой обстановке, в доме её отца никогда не было намёка на подобный образ жизни. Не было этого и в доме её тёти. Там было множество ненужных вещей, в доме было достаточно денег, но в нём не хватало жизни. Не было любви к красоте, не было привычки к элегантной обстановке, не было литературного вкуса, ни любви к искусству, ни рассуждения о нём. Здесь же всё имело значение, и признаки жизни, или отношение к ней, особенно к умственной жизни. Что особенно очаровывало Риту, она не могла бы сказать, и не могла всё это выразить словами, но прекрасно чувствовала. Девочка попала в новую атмосферу, где впервые её душа могла свободно вздохнуть. Это было похоже на её родной воздух. Конечно же, в обществе мистера Соусвод возвышенная часть её природы подкармливалась и воспитывалась. С ним она тоже чувствовала себя дома, но видела она его только в доме миссис Марбл, или в гостинице Форт Вашингтона. Прошло много времени, прежде чем Рита смогла уснуть. Проснулась она, когда день уже заканчивался, и в комнате становилось сумрачно. Вошла служанка и зажгла камин, который сверкал и потрескивал, вырывались языки пламени, которые озаряли комнату красным светом. Рита узнала, как она думала, сорт угля, который мистер Дигби присылал для её матери, и радовалась его виду. Но она немного ошибалась, это был другой сорт, не из Ливерпула. Он потрескивал и сиял, и свет плясал на картинах, на книгах и шторах, а Рита думала, что же будет дальше? Скоро появилась мисс Блодгетт, за которой следовала служанка с подносом, который установили на подставке возе дивана, и Рите сказали, что это её обед. Миссис Мовбрэй хотела, чтобы она побыла в тишине, и жила очень просто, пока не пройдёт грипп. Рита поднялась с дивана и посмотрела с удивлением на то, что было перед ней. Горячая отбивная котлета из баранины, булочка, чашка чая и толчёная картошка. На разносе была расстелена салфетка, стояла маленькая серебряная солонка, стакан воды и тарелочка с рисовым пудингом. Рита точно попала в сказочную страну, и нигде не было такой благодетельной и великолепной феи в человеческом образе. Мисс Блодгетт видела, что её всё устраивает, и оставила девочку обедать одну, что Рита и сделал. Она готова была заплакать от безграничного удовольствия. Когда ещё обед был таким замечательным? Всё было горячим, приятным и красиво сервированным. Рита снова легла, чувствуя себя наполовину исцелённой. Однако, от такой крепко обосновавшейся простуды, какая была у неё, невозможно было освободиться в несколько минут, и Рита пролежала ещё несколько дней. Чудеса не переставали умножаться, небольшая складная кровать для Риты оказывается была установлена в комнате миссис Мовбрэй, где она спала в ней все ночи. Её предоставили Рите, и она спала в ней все ночи.


127

Мисси Мовбрэй ухаживала за ней, днём и ночью, давала ей лекарства, посылала ей соблазнительную пищу, и позволяла ей забавляться всем, что только могла найти. Рита выбрала интересную книгу и с наслаждением проводила время. К концу второго дня миссис Мовбрэй вошла в комнату, незадолго перед ужином. - Как дела? – спросила она, оглядывая свою пациентку. - Очень хорошо, мэм, почти совсем здорова. - Ты будешь рада, когда тебя выпустят из заключения? - Это очень приятное заключение. - Я не думаю, что есть приятное заключение. Какую книгу ты нашла? Миссис Шервуд. Тебе она нравится? - О, очень, мэм! - Милая, твоя тётя, по моей просьбе, прислала тебе сундук, и мисс Блодгетт распаковывает его, чтобы достать вещи, которые тебе необходимы. Но там только одно тёплое платье. Это вся твоя одежда? - Какое это платье? Я имела в виду … - Фиолетовое, поплиновое, я думаю. - Это не моё, - краснея, сказала Рита. – Это Антонетты. Они старались одеть его на меня, но оно мне не подходит. Я говорила тёте Серене, что я лучше буду носить своё старое. - Это которое на тебе сейчас? - Да, мэм. Милая моя, это все твои запасы на зиму? - Да мэм. - Я заметила, что у тебя достаточно нижнего белья. - Да мэм. Это мне дал кто-то ещё, а не тётя. - У тебя есть ещё другие родственники, кроме миссис Басби? - Нет, мэм, но у меня есть друг. - Можно ли мне знать больше, так как ты начала мне доверять? Кто это друг? - Это друг, которому мама меня поручила, когда она… когда она… - Да, я понимаю, - ласково сказала миссис Мовбрэй. – Тогда почему этот друг не заботится о тебе, вместо того, чтобы оставить тебя у твоей тёти? - О, да, он заботится обо мне, - воскликнула Рита, но он в Англии, его нет здесь. Он должен был уехать домой, потому что его отец был очень болен… умирал, я думаю. - Он? – повторила миссис Мовбрэй. – Джентльмен? - Да, мэм. Он был единственным другом, который заботился о маме. Он мне всё это приобрёл. - Как его имя, милая? - Мистер Дигби. Я хотела сказать мистер Соусвод. Я всегда называла его мистер Дигби. - Дигби Соусвод! – повторила миссис Мовбрэй. – Но ведь он молодой джентльмен. - О, да! – подтвердила Рита, - он не старый. Его неожиданно вызвали в Англию, и тётя Серена сделал так, чтобы я не знала, и она не разрешала ему видеть меня вообще, чтобы сказать хотя бы слово перед отъездом. И я никогда не смогу её простить за это… никогда! Никогда! - Успокойся, моя милая, - мягко сказала миссис Мовбрэй. – Твоя тётя могла думать, что у неё на это есть веская причина. Тогда как же ты оказалась под присмотром твоей тёти? - Мистер Дигби привёз меня к ней, - сказала Рита и глаза её наполнились слезами, но в то же время искрились. – Он сказал, что для меня самое лучшее быть там, под её заботой, потому что у него не было дома, куда меня можно было бы взять. Но если бы он знал, он бы никогда не оставил меня с ней. Я знаю, он бы этого не сделал. Он бы позаботился обо мне каким-нибудь другим путём.


128

- Что же мистер Соусвод сделал для тебя, что ты ему так доверяешь? Но Рита как-то не хотела вдаваться в подробности на эту тему. - Он делал всё для нас, что друг мог сделать. Он учил меня, заботился о маме, и мама поручила меня ему. - А где же была миссис Басби? - Там же, где и сейчас. Она не знала, что мы были здесь. - Почему же? Рита колебалась. – Мама не хотела говорить ей, - проговорила она, как-то невнятно. - И она поручила тебя заботе этого джентльмена? - Да, мэм. - А он оставил тебя на попечение твоей тёти? - Да, мэм, на время. Но я должна была рассказывать ему обо всём, что не так, но с тех пор у меня никогда не было возможности сказать ему даже одно слово. Я не могла писать, потому что он не оставил мне своего адреса. - Мистер Соусвод англичанин. Возможно его отец умер, и он на будущее, может останется жить в Англии. Рита молчала. Она думала, что мистер Дигби не забудет её, и не подведёт в своих обещаниях, но она придержала свои мнения при себе. - Он сделал очень правильно, поручив тебя твой тёте, а теперь я очень рада, что ты у меня, - весело продолжали миссис Мовбрэй. Теперь мы постараемся уладить все вопросы, которые тебя беспокоят. Что за вопросы? Вопросы об обязанностях, ты говорила, не так ли? Миссис Мовбрэй складывала свои разнообразные книги в некий внешний порядок. При последних словах она подала Рите маленькую книгу. Это был очень маленький Новый Завет. Очень маленький, но чётко отпечатанный, что делало его весьма разборчивым. – Это самое лучшее, где можно найти разрешение вопросов об обязанностях, - продолжала она. – Пусть он будет у тебя. - О, благодарю вас, мэм! – воскликнула Рита, и яркая краска удовольствия залила её щёки. – О, спасибо, мэм! Какое красивое! И какое приятное! Но это в нём я нашла свои вопросы, – печально добавила она. - Я тебе скажу. Это старая история… «Когда пришла заповедь, то грех ожил, а я умер». Какой был вопрос в этот раз? - Как раз вопрос, о котором я говорила, о тёте Серене. Я не простила её, а в пятой главе Евангелия от Матфея,… вот здесь: «Если ты принесёшь дар твой к жертвеннику»… - Я знаю, - прервала её миссис Мовбрэй, она казалась очень занятая своими книгами, и не смотрела на Риту. – Почему же ты не можешь её простить? - Потому что она совсем не права, я думаю, - смиренно ответила Рита. - Хорошо, но что она сделала? - Я сказала вам, мэм. Она делала всё, чтобы я не видела мистера Соусвод, до тех пор, пока он не уехал. Она даже не сказала мне, ни того, что он приходил, ни того, что он уехал. Я это узнала. Она намеренно делала, чтобы я его не видела. - Милая моя, - сказала миссис Мовбрэй, - мне совсем не кажется, что это чудовищная обида. - Это самое плохое, что она могла сделать, жесточайшее и худшее. - Она могла думать, что у неё веская причина. - Я думаю, она хотела, чтобы я полностью была под её контролем. - Никогда не думай зло о людях, если возможно думать доброе, - продолжала миссис Мовбрэй. – Всегда находи приятную причину, в поведении людей, если возможно её найти. Если это окажется правдой, ты будешь чувствовать себя намного спокойнее.


129

- Этого невозможно делать всегда, - возразила Рита. - И это один из моментов? Ну и что ты думаешь теперь делать? Можешь ли ты простить свою тётю, даже если ты думаешь о ней самое плохое? - Было бы совсем не трудно простить её, если бы я могла думать о ней по-другому, - сказала Рита. - Мне показалось, что слова, которые ты начала цитировать… они звучат, я думаю: «если брат твой имеет что-нибудь против тебя». В этом ли дело? - Да, мэм, потому что я высказала ей всё, что она сделала неправильно, а она даже не извинилась. Я думала, что я права в том, что рассердилась… даже разозлилась, но когда я стала читать эти слова, то вспомнила, что хотя я имею очень многое против неё, она так же немного имеет против меня. Когда же я поняла, что я должна признать это и извиниться, то снова так разозлилась, что не смогла. - И ты продолжаешь так себя чувствовать? – спросила миссис Мовбрэй после короткой паузы. - Точно так же. - Ты думаешь, что ты христианка, Рита? - Нет, мэм. Я знаю, что христиане исполняют Его заповеди, - медленно ответила девочка. - Ты хотела бы быть христианкой? - Да, мэм, если бы я могла, но как это возможно? - Ты не сможешь, если будешь идти против Божьей воли. - Могу ли я что-то сделать с моей волей? – спросила Рита, возвращаясь к своему старому вопросу. - Звонок к обеду, - сказала миссис Мовбрэй. – Если у меня вечером будет немного времени, то я постараюсь показать тебе ответ на твой вопрос. А сейчас я должна идти, моя милая. Читай Евангелие. Рита удобно устроилась на диване, и при свете горящих углей стала читать Евангелие. Она была в восторге, что это теперь её, и полная уверенности и надежды, что всё же для неё будет выход из этого затруднения. Ей принесли обед. Он был очень хорошим, и подан с оригинальностью, который очаровал Риту. Она ела одна, но это её не смущало, так как у неё был кров и убежище от грубости людей, это действовало успокаивающе. Она ела, и надеялась, что миссис Мовбрэй вернётся. Однако ждала она напрасно. Миссис Мовбрэй не пришла. В камине весело горели угли, освещая комнату, весёлые блики отражались на всём. Рита чувствовала бы абсолютный комфорт, если бы только она могла разрешить вопрос в своём сердце. Да этот вопрос был для неё всё. Как она хотела быть не только дитём Божьим, а быть в полной безопасности, чистой, как золото… как мистер Дигби, тогда всё бы было хорошо. Тогда Рита была бы счастлива. С этим нерешённым вопросом, Рита была уверена, что даже миссис Мовбрэй не могла сделать её счастливой. Миссис Мовбрэй зашла поздно вечером. В руках у неё было много свёртков. - Я не могла раньше освободиться, - объяснила она, закрывая за собой дверь. – Мне нужно было кое-что сделать, а потом меня задержали посетители. Ну, как, моя милая? Как прошёл твой вечер в полном одиночестве? - Мне иногда нравится оставаться одной. – Немного уклончиво ответила Рита. - В самом деле? А я люблю общество, разве только мне нужно чем-то заняться. Возможно, это и было причиной, а? - Да, мэм, я была занята. - И ты всё успела сделать, что хотела?... - Нет, мэм. - Ты должна посвятить меня в свои секреты. Посмотри… как тебе это нравится?


130

Она подвинула стул к дивану, на котором сидела Рита, развернула один из свёртков, лежавших у неё на коленях, и передала его Рите. В то время модно было у молодёжи носить шерстяные, узорчатые платья. Эта ткань была клетчатая, шоколадного с чёрным цвета, подёрнутая золотыми нитями. Ткань было мягкой, красивой и выглядела очень богато. Как тебе это нравится? – переспросила миссис Мовбрэй, и Рита согласилась с тем, что ткань была красивой. - Как ты думаешь, понравится ли тебе, если сшить из него школьное платье? А вот это… подойдёт ли оно тебе, когда буду гости? С этими словами она положила на первую ткань другой свёрток, в котором был тяжёлый блестящий тёмно-коричневый поплин. Бедная Рита в недоумении подняла глаза на леди, лицо которой торжествующе сияло. - Нравится? – весело спросила она. – Я не знаю твоего вкуса, поэтому должна была подбирать по-своему. Думаешь, они тебе подойдут? - Мне? – спросила Рита. - Да. Понимаешь, мы не можем ждать замедленных действий твоей тёти, а ты должна быть одета. Тебе это нравится, милая? - Мне очень нравится… конечно… они бесподобно красивые, только… даст ли вам тётя Серена деньги, миссис Мовбрэй? - Я не буду её спрашивать. – Ответила, смеясь, миссис Мовбрэй. – Ты тоже ничего не говори об этом ни ей, ни кому-то ещё. Это наши отношения. А вот тёплая юбка, я хочу чтобы тебе было тепло, пока ты в моём доме, а ты не достаточно вооружена против холодной погоды. Не хочу, чтобы ты опять простывала. Видишь, я удовлетворяю свои интересы. А теперь со всем этим тебе будет тепло, как сухарику. Юбка была очень красивая, из алой ткани, мягкой и толстой. Рита смотрела на кучу вещей, лежавшую у неё на коленях, и сидела неподвижно. Миссис Мовбрэй наклонилась и поцеловала её. - Я надеюсь, что ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы выйти на улицу в субботу. Я попрошу мисс Джеветт пойти с тобой к портнихе, чтобы всё это сразу отдать ей. Есть ли какая-нибудь портниха, которая тебе уже что-то шила? - Нет, мэм, - ответила Рита, - но тут же добавила: - Да, мэм! Я забыла, та, которая шила мои летние платья, «которые мистер Соусвод купил для меня» - готова была сказать она, но вовремя остановилась. Какой-то внутренний инстинкт подсказывал ей, что упоминание имени этого джентльмена не будет воспринято благосклонно. Ей показалось, что миссис Мовбрэй не одобряла мистера Соусвод. - А теперь, моя милая, - произнесла леди, сгребая все покупки от Риты, - как насчёт твоего вопроса совести? - Он остаётся вопросом, мэм. - Ещё не решённым? Что тебе мешает? - Я говорила вам, мэм. Я высказывала тёте не так, как должна была, это было два раза, поэтому…. Она имеет это против меня, и я не могу молиться. - Не можешь молиться? О, милая, это же ужасно! Я бы умерла, если бы не могла молиться. Ведь в Библии написано, чтобы мы непрестанно молились. - Но здесь написано: «если брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой». - Дай мне посмотреть это место, - сказала миссис Мовбрэй. Она селя радом с Ритой и взяла из её рук Новый Завет, размышляя над стихом. - Итак, милая, - наконец сказала она, - ты считаешь, что эти слова запрещают тебе молиться?


131

- Разве нет? – спросила Рита, - до тех пор, пока я не примерюсь с тётей Сереной? Или, по крайней мере, попытаюсь. - Что происходит между тобой и твоей тётей? - Я не знаю. Я не знаю, что побуждает её так поступать. - Поступать как? - Прятать меня от единственного друга, который у меня есть. - Ты имеешь в виду того джентльмена? Дорогая, у неё, возможно, на это есть очень веские причины. - У неё не может быть веских причин на это, - покраснев, ответила Рита. - Милая, взрослые люди часто видят то, что молодёжь не может видеть, и судить. - Вы не знаете мистера Соусвод, мэм. В любом случае, я не чувствую, что я когда-нибудь смогу простить её. - Это мешает тебе пойти к ней и попросить у неё прощения, да? - Да, мэм. - И что ты собираешься делать? - Я не знаю, - печально ответила Рита. - Уже слишком поздно, чтобы говорить об этом сегодня. Я завтра покажу тебе место в Библии, или… подожди, нет лучшего времени, чем настоящее. Миссис Мовбрэй встала и подошла к столу, с которого взяла маленькую книгу. – Это лучше поможет, - сказала она. – У меня есть Библия, в которой всё, что в этой книге записано с указанием ссылок, и это удобно. Ты можешь пользоваться ею вместе с твоей Библией, или с любой Библией. Я хочу тебе это подарить, моя девочка. – С этими словами она взяла ручку, и написала имя Риты на титульном листе, указав число этого дня, месяц и год. Затем она продолжила: - А теперь смотри, Рита, здесь ты найдёшь помощь в ответ на твой вопрос. Здесь ссылки от каждого стиха Библии на другие стихи, которые объясняют, или иллюстрируют его. Найди твой стих, где это… Матфея двадцать четвёртый стих, не так ли...? Вот, смотри теперь, вот ссылки на другие стихи, а от них ты найдёшь ссылки ещё на следующие стихи. Возьми завтра помолись и почитай, моя дорогая. Ты ничего не сможешь без молитвы.

Глава 16

Школа

Рита с радостью приняла книгу, что было выражено блеском глаз и лёгкой краской волнения на её щеках. Она произнесла слова благодарности, но они не лились быстрым потоком, как это было обычно, когда она хотела выразить своё удовольствие. Здесь речь была бедной. Миссис Мовбрэй не нуждалась в ней, она читала выражение лица и была удовлетворена. Но ещё долго, после того, как леди уснула, Рита лежала с широко открытыми глазами, пристально глядя на остатки огня. Что с ней происходит? Какие странные, словно волшебные, сказочные изменения в её жизни! И этот щедрый даритель счастья, мирно спит вот на той кровати. Она была просто феей благословений, приводя в порядок беспорядочное, и извлекая утешение из самой глубины


132

беспорядка. Дом, друг, красивые платья, учёба и книги! Сегодня целых две книги! Рита была слишком возбуждена от счастья, чтобы уснуть. На следующий день Рита продолжила школьные занятия, но миссис Мовбрэй не разрешила ей присутствовать со всеми за столом, она сказала, так будет до тех пор, пока Рита не будет иметь хорошую одежду. Девочка была благодарна за добрую предусмотрительность, которая защищала её от неловкости. В ответ она погрузилась в задания с такой энергией, на какую только была способна. Скоро занятиями было заполнено всё её время, потому что миссис Мовбрэй поместила Риту в другой класс, который был намного сложнее. Это само по себе наполнило её новым вдохновением. На следующий день миссис Мовбрэй, как и обещала, послала Риту с одной из помощниц учителей, к портнихе. Они ехали в коляске. Наконец они подъехали к знакомому дому миссис Марбл. Портниха посмотрела на неё и не удержалась от комментариев. - Конечно же, уже время, чтобы одевать более теплые вещи, если их нет, значит никто не побеспокоился об этом. Где мистер Дигби? - В Англии. - В Англии! Неужели! И кто же теперь тобой занимается? - Мисс Карпентер живёт в семье миссис Мовбрэй, - натянуто произнесла мисс Джеветт. - Миссис Мовбрэй, эй? Это же известная школа? Тебе везёт, Рита. Тебя кто, мистер Дигби туда определил? - Он не выбирал школу, - ответила Рита. – Я пошла в ту же школу, куда ходила моя кузина. Миссис Марбл, это слишком тесно. - Так будет выглядеть намного красивее, Рита. Тонкая талия, это то, о чём мечтают все леди. - Я не могу быть сжатой, - возразила Рита, - поднимая и опуская плечи, и стараясь освободиться. – Я предпочитаю чувствовать себя комфортно. - Но одежда гораздо лучше выглядит, когда сидит плотно, мисс Карпентер. – Сказала Джеветт, становясь на сторону портнихи. - Мне всё равно, - возразила Рита. – Мне нужна свобода, чтобы дышать. Сделайте достаточно свободно, миссис Марбл, или оно вернётся к вам на переделку. - Ты такая же своевольная, как и была, думаю, что и будешь, - сказала портниха. – Считаю, ты думаешь, что времена изменились. - Да, миссис Марбл, изменились и очень сильно, - спокойно ответила Рита, но мои платья всегда были свободными. - Как и всё вокруг тебя! – пробормотала портниха. Однако она никогда не была зловредной женщиной, и приняла заказ с относительным хладнокровием. - Ты первая девушка, которую я встречаю, кто заказывает платье, и не хочет, чтобы оно выглядело красиво. – Заметила мисс Джеветт, когда они возвращались обратно. - Но я не могла дышать! – ответила Рита. – Мне нравится чувствовать себя комфортно. - Разные люди имеют разные представления о комфорте, - последовал сухой комментарий. Но Рита об этом больше не думала. Следующим днём было воскресенье. – Ты не пойдёшь в церковь, милая, - шепнула ей миссис Мовбрэй. – Я не буду тебе предлагать до тех пор, пока у тебя не будет чего-нибудь тёплого. Если ли у тебя тёплое пальто? Рита объяснила, что тётя собиралась купить ей недели две, три назад, затем у них произошёл этот разговор, и с тех пор эту тему больше обсуждали. - К следующему воскресенью мы постараемся всё привести в порядок. Сегодня ты можешь позаниматься дома, и может быть для тебя это будет самое лучшее. Для Риты это было самое приятное решение. Она пошла в комнату миссис Мовбрэй, в которой продолжала ещё обитать, взяла с собой Библию, Новый Завет и новый подарок, под названием


133

«Сокровища Священных Писаний», и уютно устроилась на диване. Вокруг неё всё было комфортным, так что Рита остановилась, чтобы посмотреть, подумать и порадоваться. Спрятавшись от всех, она чувствовала себя в безопасности. Здесь тётя не могла её побеспокоить, а Антонетта не могла даже взглянуть на неё. Жизнью её никто не интересовался, а добрая фея приходит только чтобы помочь, и защитить её. Воздух был тёплым. Необходимо помнить, что бедная девочка обитала в атмосфере мороза в физическом и духовном смысле. Лёгкий приятный запах, наполнял комнату. Рита не знала, откуда он исходил. Уютная обстановка – мебель, камин и всё остальное… Рита сидела, чувствуя, что находится в удивительной стране. И эта сказка находилось совсем рядом с домом миссис Басби! Со вздохом восхищения и восторга, Рита наконец, обратилась к своим книгам. Да, если она сможет разрешить этот вопрос… Она открыла «Сокровища Священных Писаний» и нашла пятую главу Евангелия от Матфея, затем 24й стих. Первая ссылка была на Мат. 18:15-17 - Это мне ни о чём не говорит, - подумала Рита. - Я не могу пойти к тёте Серене и сказать ей о её пороке, это будет бесполезно. Да и кроме того, я это уже сделала, и не только это, я предполагаю…. - Затем была ссылка на книгу Иова и на Притчи, которые, как она думала, не относились к её проблеме. Затем в Евангелии от Марка 9:50 она нашла повеление: «мир имейте между собою». - Ну а что если я не могу?- подумала Рита. Следующая ссылка в Послании к Римлянам: «никому не воздавайте злом за зло», и «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми». Вначале это вызвало некоторый восторг, который тут же испарился при дальнейшем размышлении. Разве это было возможно? Если бы она была терпеливой, прощающей, милой, если бы она говорила и выглядела соответственно, разве тогда не было бы мира? Тогда тётя, по крайней мере, ничего бы не имела против неё. Её собственная причина недовольства, конечно, осталась бы, могла бы она простить это? Решительное «нет» было ответом на её мягкое предложение совести. Подобно Ионе в случае с его растением, Рита сказала про себя, что она рассердилась законно. В конце концов, миссис Басби этого заслуживала, но совесть не позволяла ей сделать вывод, что она поступила правильно. Этого бы мистер Дигби никогда не сделал. Он был живым комментарием к её словам. Она продолжала. Следующее место запрещало идти на суд к неверующим. Затем была ссылка на послание к Тимофею «чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева»…; Продолжать Рита дальше не могла. Эта стрела попала в цель. Она не должна молиться со злобой в сердце. Затем она должна простить, без условий? Потому что молитву ни в коем случае нельзя прерывать, пока кто-то ещё придёт в сознание. Но оставить её злобу? От одной только мысли кровь Риты закипела. Как она могла, с кипящей кровью? Но до тех пор, пока она этого не сделает,… она не должна даже думать о молитве и о том, чтобы быть услышанной. - Ну почему так тяжело быть христианкой? Почему это так трудно? И здесь совесть Риты шепнула, что она сама создала эти трудности. Если бы с ней было всё в порядке, то тогда было бы легко. Она подумала, что будет продолжать, сравнивать Библейские ссылки. Может быть, она подойдёт к чему-то, что поможет. Следующая ссылка была на Послание Иакова. «Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская, ибо где зависть и сварливость, там неустройство и все худое». «Бесовская! Ах, возможно это так и есть… - призналась себе Рита. – Зависть… но я не завидую, но сварливость… это есть между мной и тётей Сереной. И поэтому «там неустройство и все


134

худое». Думаю, что да. Но как я могу это исправить? Я не могу остановить мою злость… - Она перешла к следующей ссылке. Там было: «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться». Вся Библия была против неё. На глаза Риты стали набегать слёзы. Она решила посмотреть, что написано о прощении. Глаза её задержались на молитве Иисуса, на следующей странице. Она открыла это место в своей книге. Но здесь, её поразили слова самой молитвы, и затем ниже14й и 15й стихи. Это был тупик. Если она не может простить, то не будет прощённой. Слова были конкретными и чёткими, здесь нельзя было ошибиться, и невозможно было как-то сгладить. Слёзы Риты горькие и печальные тихо скатывались по щекам и падали. Она хотела быть прощённой, но простить… нет. Со слезами, падающими перед её Библией, она не позволяла им падать на страницы, Рита стала смотреть следующую ссылку в 18й главе Матфея, где Иисус говорит Петру не устанавливать границ для согрешившего брата, и приведена притча о немилосердном слуге. Рита долго просидела над этой главой. Она чётко видела истину и то, что было правильным, но как только она подумала о том, чтобы применить их к тёти Басби, её душа снова возмутилась. – Она поступила со мной жесточайшим и злейшим образом, - сказала про себя девочка, - коварно, превыше всяких слов. Всё, чего она достойна, так это чтобы её хорошенько тряхнули за плечи. Пойти к ней и сказать, что я поступила с ней несправедливо, и попросить у неё прощения, и таким образом помочь ей забыть все её злодеяния… я не могу! – Рита сделал обычную ошибку – изобретательность страсти, представляла собой то же самое, что изобретательность дьявола. Её исповедь и желание поступать правильно, возможно привела бы миссис Басби к стыду. Рита продолжала исследовать дальше. Два места особенно поразили её, в Посланиях к Ефесянам и к Колосянам. Первое: «будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас». Другое, в таком же смысле в Кол. 3:13 - Но Он не простит меня, - кричало Ритино сердце, в то время как обильно лились слёзы. - Он не простит меня, пока я не прощу её. – «Но Он готов простить тебя» - провозглашали слова написанные перед ней. Снова тупик. Когда миссис Мовбрэй вернулась из церкви, то к своему удивлению она обнаружила, что Рита всё ещё сидела, склонившись над Библией, со слезами, капавшими на пол. Прежде, чем произнести что-то, миссис Мовбрэй сняла свою шляпу и накидку, затем, сев рядом с Ритой на диван, обняла её одной рукой. - Милая моя, - ласково спросила она, - в чём дело? Тон и прикосновение были таким сочувствующим, такими нежными, что Рита ответила любящим объятием, наблюдая, однако за тем, чтобы ни одна слезинка не упала на богатое шёлковое платье миссис Мовбрэй. Какое-то время она не могла ответить. Когда же Рита заговорила, слова её были полны горького отчаяния. - Мадам, чтобы мне стать христианкой, меня нужно всю переделать! - В этом нет ничего нового, - ответила леди. – Это происходит с каждым. В Библии написано: «кто во Христе, тот новая тварь»; - Но как я могу стать новой? – Воскликнула Рита. - Это работа Духа Святого, «если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия». - Тогда я могу попросить Его об этом? - Конечно. - Но если я не простила тётю Серену, то мне бесполезно молиться? - Нет, Рита, если бы это было так, то мы бы все были в очень плачевном состоянии. Если ты прочтёшь пятнадцатую главу Евангелия от Луки, ты увидишь, что когда возвращался блудный сын, то отец увидел его, когда он был ещё на большом расстоянии. Он побежал, пал ему на шею и целовал его. Если ты на самом деле решила искать Бога, ты найдёшь Его, и если ты искренно


135

желаешь исполнить Его волю, Он даст тебе на это способности. Ты всегда должна просить, милая. В Библии написано: «один Господь у всех, богатый для всех»,…- не для тех, кто совершенный, но – для «призывающих Его»… - Но здесь написано, «если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших». - Правда, но Он даст тебе новую природу, о которой ты говорила, что должна иметь, и тогда прощение будет нетрудным. Рита посмотрела вверх, немного утешенная. С этого момента она стала молиться о новом рождении. Через несколько дней платья её были закончены. В глазах Риты они выглядели великолепными, слишком шикарными для школьного платья. Но миссис Мовбрэй сказала нет, она должна выглядеть красивой как в школе, так и везде. В этот самый вечер она принесла Рите коробку, полную аккуратных воротничков, манжет и оборок. Одни из них были простые холщовые, а другие из более лёгкой и красивой ткани. Их было много, с ними вместе лежали ленточки разнообразных расцветок и маленькие шёлковые галстуки. Рита приняла их тем же молчаливым образом безсловной благодарности и восторга. Она решила, что миссис Мовбрэй никогда не найдёт в ней ничего, чтобы быть недовольной ею, будет ли это касаться школьных занятий, или чего-либо ещё. На этой неделе миссис Мовбрэй сделала для Риты ещё одну вещь. Позвав Антонетту Басби к концу урока, она сказала: - Милая, между вещей, присланных из вашего дома для твоей кузины, не оказалось ни пальто, ни накидки на холодную погоду. Не скажешь ли ты своей маме, что пальто Риты не привезли вместе со всеми вещами? Благодарю тебя. Это всё, моя дорогая. Антонетта шла домой в немалом волнении, и передала матери слова миссис Мовбрэй. Миссис Басби выглядела непроницаемой. - Мама, что ты теперь будешь делать? - Что ты ей сказала? - Я ничего не сказала. Что я могла сказать? - Ты видела Риту? - Нет, она наверху, лечится от простуды. - Глупости! - Но у неё был грипп, мама. Миссис Мовбрэй всегда замечает, когда девочки притворяются. Она очень сообразительная. - Рита не больше больная, чем я. - Миссис Мовбрэй всегда посылает девочку в свою комнату, если она не здорова, и нянчит её пилюлями и чаем. Она не делает этого, если не видит причины. - Почему ты не попросила посетить Риту? Так бы лучше смотрелось. - Я даже и не думала об этом, - со смехом ответила Антонетта. – Потому что на самом деле я не хочу её видеть. И я лучше воздержусь от этого. - Ты лучше сходи завтра. - Очень хорошо. А что я должна сказать насчёт пальто? - Думаю, что я должна купить ей, - мрачно ответила миссис Басби. - Тогда ей нужна и шапка, мама. - Я отправлю твою серую плюшевую. - Она не будет её носить. - Миссис Мовбрэй заставит её. Она не будет прислушиваться к глупостям. - Мама, а кто будет прислушиваться? Я уверена, конечно не ты.


136

Решившись что-то сделать, миссис Басби делала это очень хорошо, ради себя самой. Она бы заставила Риту находится в помещении всю зиму, но если она должна приобрести ей пальто, то оно должны быть таким, чтобы никто не сказал, что она купила для неё дешёвое. В связи с этим на следующий день миссис Мовбрэй были посланы две коробки. В одной была отвергнутая шляпа, а в другой красивое тёплое пальто, которое миссис Басби купила очень дёшево, потому что оно было последним в этом сезоне, немного устаревшего фасона. В этот же день Антонетта попросила разрешения увидеть Риту, но ей отказали. Миссис Мовбрэй хотела, чтобы она побыла одна. Следующий раз кузины встретились в классе, это было дня два спустя. Это был класс, в котором миссис Мовбрэй преподавала сама, и он был для более способных учеников. Антонетта, оставившая свою кузину в младшем классе, между учениц мисс Блодгетт, была немало поражена, когда увидела Риту, входившую вместе с юными леди семьи. Она заняла место в привилегированной библиотеке, где проходили эти уроки. Но ещё больше Антонетта удивилась, увидев как преобразилась её кузина. Рита была красиво одета в упомянутую раньше шоколадную клетку, её льняные воротничок и манжеты были белоснежными и красивыми, как у других девочек. Платье было сшито очень хорошо. Густые каштановые волосы Риты, стали длинными и теперь были уложены на затылке в слабый узел. Воротничок её был завязан маленьким вишнёвым бантиком, а вся её фигурка была просто очаровательной. Антонетта, бывши признанной красавицей, почувствовала укол неудовольствия. Она была даже несколько обеспокоена и раздражена, что не могла сосредоточиться на занятиях. Девочка почти не обращала внимания на урок и получила замечание. Рита напротив, воспринимала всё с восторженным интересом. Она напрочь забыла о своём новом платье и о себе, принимая живое, активное участие в обсуждаемом предмете. Тема была по истории, Рита мгновенно и ненамеренно, оказалась во главе класса. Не было формального присвоения звания, но по суждению всех присутствующих ей невольно уступили первое место. Миссис Мовбрэй сама с трудом сдерживалась, чтобы не так часто, смотреть в лицо, которое пристально на неё смотрело, с искренней симпатией и живостью в каждой черте. Многие, конечно же, были заинтересованы, но ни одни другие глаза не выражали такого интеллектуального огня, ни одни губы не были такими выразительными, ни чей интерес не был таким чистым и осознанным, как у Риты. Когда после урока девочки разошлись, кузины встретились. - Интересно, - проговорила Антонетта, - что на тебя нашло? Тон не был приятным. Рита осторожно спросила её, что она имела в виду. - Как? Я оставила тебя одной, а встретила другой? – сказала Антонетта. – Как ты здесь оказалась? - Так захотела миссис Мовбрэй. Я пришла в школу, чтобы учиться, Антонетта. Почему я не могу быть здесь? - Но как ты можешь быть здесь? Это девочки высшего класса. Рита слегка засмеялась. Ей стало весело. - И где ты взяла всё это? – Продолжала Антонетта, щупая складку Ритиного платья. – Какой красивый кашемир! Где ты это взяла? - Однажды ночью ко мне в комнату вошла добрая фея, и поразила меня. - Фея? – повторила Антонетта. - Да, времена фей ещё не прошли, - весело продолжала Рита. – Я не думаю, что есть что-либо приятнее, чем посещение доброй феей. - Что ты имеешь в виду? - Только это. До свидания… девочки идут на прогулку, и я должна приготовиться, чтобы пойти с ними. Она побежала по лестнице, оставив Антонетту озадаченной и удручённой. Под предлогом того, чтобы собрать свои книги, она помедлила в одном из классов на нижнем этаже, ожидая, когда


137

будут проходить девочки. Она знала, что они всегда выходят через этот этаж. Скоро они появились, шли они длинной вереницей. Семьи, которые посылали своих дочерей к миссис Мовбрэй, обычно были из богатого сословия общества. Девочки были хорошо одеты, что было оскорблением для глаз Антонетты. Они были слишком хороши и многие из них невероятно красивы. Антонетта не узнала свою кузину, пока та не вышла уже на улицу, и обернулась, разговаривая с девочкой сзади неё. Новое пальто из тёмно-зелёной ткани, было такое же красивое, как и у Антонетты, но на ней не было старой серой плюшевой шляпы. Ничего подобного. Аккуратная маленькая зелёная шляпка, очень простая, но новая и хорошо сделанная по размеру, прикрывала лицо, отражавшее весёлые лучи. Совершенно не похожее на подавленное, хмурое выражение, которое Антонетта так ненавидела дома. Всё, что она видела, она с оскорблённым видом рассказывала своей матери. Миссис Басби ничего не сказала. Было досадно, в то же время она подумала, что во всём этом был выигрышь, не меньше чем проигрыш. Ведь никто кроме миссис Мовбрэй и самой Риты не знал, откуда взялись эти красивые платья и шляпка. Естественно, никому не скажут. В целом выигрыш был не меньше проигрыша. Но для Риты в настоящее время, всё было выигрышем. Прогулка с девочками была очень приятной. Идти свободным шагом, сознавая, что ничего нет в её внешности, что могло вызвать замечание или жалость. В возрасте Риты, возможно как и всегда, такое состояние ценится и приносит наслаждение. Прогулка ыла такой, которой она никогда не наслаждалась на улицах Нью-Йорка. Даже тогда, два или три года назад, когда она ходила со своей матерью, она чувствовала, что была одной из толпы бедных, страдающих и плохо одетых. Ходили они в основном по улицам, где эти люди жили в съёмных кварталах. Теперь Рита шла там, где здания были красивые, улицы широкие, где прохожие были весёлыми и роскошными. Она дышала свободнее, шаги были более упругими, а на щеках появился румянец. Когда же маленькая процессия вернулась домой, мисс Парсонс, которая была ответственной, сказала миссис Мовбрэй, что она представления не имела, какая красивая была мисс Карпентер. А миссис Мовбрэй, когда они все собрались на обед, бросила внимательный взгляд на нового члена компании. Она успокоилась, что ни одной частички самовлюблённости не было на прекрасном, свежем, одухотворённом лице, хотя красота была неоспоримой. Это был первый раз, когда Рита увидела семью за столом. Для неё всё было новым и очень интересным. Стол был очень длинным, и просто даже вид такого множества юных лиц, собранных вместе, был для Риты вдохновляющим сам по себе, потому что это были её подруги, сокурсницы. Они будут работать и отдыхать вместе. Но помимо проживания, стол привёл в восторг пристальное внимание Риты. Деликатность и порядок сервировки, красота, её назначение, изобилие и качество продуктов, всё было самым лучшим, хорошо приготовленным и аппетитным. Стол был простым, как и должен был быть, так что большего для здоровья и комфорта не требовалось. Рита во всей обстановке, окружавшей её, чувствовала себя дома. Затем был приятный обед, а не натянутость. У миссис Басби за столом был такой разговор, который не вызывал никакого интереса для того, чья душа не была в состоянии, чтобы её кормили сухой социальной шелухой. Единственным исключением было, когда мистер и миссис Басби вступали в дебаты. В дебатах всегда существовал элемент интереса, если было остроумие с чьей-либо стороны. Здесь, после того, как всё было порезано, было повторение французских поговорок, высказываний или цитат, каждой ученицей по очереди. Упражнения проводились под руководством преподавателя французского языка, очень представительной личности в глазах Риты, которой она была представлена в этот же день. Для неё было очень интересно слышать различные акценты, разнообразие голосов, и наблюдать различное поведение и манеры девочек, когда голос мадмуазель Бонтон произносил:


138

«Suivante»… «Suivante», вызывая их по очереди. Сама она, конечно, ничего не подготовила. Затем разговор принял общий характер, по мере того, как обед продолжался своим путём, миссис Мовбрэй делала эту часть очень интересной. В общем, для Риты это время было наслаждением. Не менее интересными были и часы занятий, которые следовали за обедом. Одним из преимуществ Риты было то, что она легко могла концентрировать своё внимание на единственном, что у неё было под рукой. Итак занятия были для неё, глубокими, поглощающими, завоёвывающими и, конечно же, триумфальными. Когда звонок призвал членов семьи к чаю, она пришла, готовая для нового удовольствия общения с другими. Залы теперь были освобождены от длинных столов, оставалось только достаточное количество для размещения юных учениц, которым нельзя было доверять держать чашку чая. Девочки приносили свои разнообразные красивые работы. Комнаты были хорошо освещены, удобно обставлены, стены увешаны гравюрами и картинами, над каминами стояли красивые статуэтки. Всё это не было похоже на школу, скорее на встречу большой, элегантной семьи. Чай передавался по кругу с булочками, вкуснейшим тортом и печеньем. Миссис Мовбрэй позвала к себе Риту за большой стол, и стала её расспрашивать о том, как прошёл день, она познакомила её с несколькими одноклассницами. Невозможно описать, как раскрылась и выросла девочка, словно неожиданно расцветшая роза, под действием доброжелательной атмосферы и культуры, в которую она попала. Занятия? Рита занималась со всепоглощающей напряжённостью. Ни один преподаватель, который соприкасался с ней, не уходил, не получив удовольствие. Она не причиняла им никаких проблем. Рита не была робкой, а так же и не была, как некоторые из них, скованная нервозностью. Ум её был открыт, для поглощения и усвоения новых знаний. Была ли она счастлива? Во всём доме не было счастливее девочки. Множество новых интересных занятий на время отодвинули на задний план требования её совести. Рита была одной из тех, чья чаша жизни была объёмной, способности сердца и интеллекта были настолько широки, что их удовлетворение, обогащало само существование. Манеры поведения её были тихими, она никогда не забывала свой образец. Однако глаза, губы, часто сменяющаяся краска лица, непринуждённые движения головы, рук и ног тоже, свидетельствовали о радостном росте её души. Миссис Мовбрэй наблюдала за этим с невыразимым удовлетворением. Для неё стало привычкой, что взгляд её постоянно искал и останавливался на этом честном и преданном члене её семьи. Глаза Риты никогда не встречались с её без того, чтобы в них не появилась искорка любви. Весь день теперь для девочки был наслаждением. Он начинался с утренней молитвы, которую она любила больше всего, потому что в ней могла слышать голос миссис Мовбрэй. Затем завтрак, весёлый и радостный, с надеждой и перспективой работы на день, живое, приятное общение за стол. Всё это не было похоже на школу, скорее на большую семью, где всё было организовано как в самом лучшем частном доме. Единственный закон, которым здесь управляли, были правила хорошего поведения. Затем была прогулка по бодрящему утреннему воздуху, а потом занятия. Некоторые часы занятий для Риты были особенно интересными. Ей не нравился латинский, но французский она учила с удовольствием. Мадам Бонтон говорила, с определённым киванием головы, выражавшем её удовлетворение, что миссис Карпентер была не «мыльный пузырь». Это была её самая высшая похвала, которую получали только несколько девочек. Между одноклассниц Рита не нашла себе подруг. Некоторые из них осторожно спрашивали, кто она? Другие делали критические замечания, что она считает себя слишком красивой. Третьи заявляли с неприкрытой завистью, что она «любимица». Рита не обращала внимания ни на одну из них, и никому не доверяла, поэтому многие из них считали её какой-то неприступной. Те, кто


139

видел её чаще, были в этом уверены. В настоящий момент она была в немилости у всех своих соседей по комнате. В доме было правило, что в десять часов везде свет должен был быть погашен. В это время одна из помощниц преподавателя проходила по комнатам, чтобы убедиться, что это было выполнено, и все находились в постелях. Рита была одной из четырёх девочек, которые занимали большую спальню на третьем этаже. У каждой из юных леди была своя кровать, свой утюг, тумбочка, и всё, что необходимо было для комфорта. Конечно, об уединении не могло быть и речи. Когда Рита пробыла в своей новой спальне две или три недели, между ней и остальными девочками в комнате произошло столкновение. В один из вечеров мисс Джеветт прошла по комнатам и погасила свет. Как только её удаляющиеся шаги стихли в дальнем конце коридора, одна из девочек вскочила, и снова зажгла свет. Лампа стояла у изголовья её кровати, для неё было достаточно освещения, чтобы читать, когда она лежала. К немалому удивлению Риты она этим и занималась, пока Рита не уснула. На следующий вечер произошло то же самое, и так продолжалось. Рита стала чувствовать себя неловко, и наконец, не могла больше молчать. Когда на следующую ночь это повторилось, она выразила свой протест. - Мисс Ентабл, - сказала она, - то, что ты делаешь, против правил. Она говорила довольно чётко, хотя и пониженным голосом, но никто не обратил ни малейшего внимания на её слова. Одна из трёх девочек уже спала, вторая хихикала, нарушительница не реагировала. Риту бросило в жар. Что же ей делать? Не уступать, конечно. Уступать перед лицом противника никогда не было Ритиным правилом. Она встала с кровати, и подошла поближе к девочке, которая читала. - Мисс Ентабл, то, что ты делаешь, нарушение правил. - Занимайся своим делом, - резко ответила девочка. - Я занимаюсь, - возразила Рита. – Это моё дело, соблюдать правила миссис Мовбрэй, а не помогать их нарушать, и я не буду. - Не будешь что? Ты хочешь подлизаться к старой Мовбрэй, вот что ты делаешь! Я терпеть не могу такие выходки! - Ты лучше иди и доложи ей, чем мы занимаемся, - презрительно сказала третья девочка. - Мисс Макферсон, - сказала Рита, - дрожащим от гнева голосом. – Я думаю, что миссис Мовбрэй доверяет вам. Как ты можешь допустить, чтобы оказаться неверной? - Глупости! - Лицемерка! - Никто не спрашивает твоего мнения насчёт этого. Кто ты такая? – сказала Макферсон, которая по своему мнению была кем-то. - Я тоже не спрашиваю твоего, - ответила Рита. – Я не буду участвовать в нарушении правил мадам. Одна четвёртая часть света – моя, и моя часть не должна гореть после отбоя. С этими словами она погасила свет. Слова подавленной ярости и презрения сопровождали её, когда она возвращалась к своей кровати. На следующий день Риту явно обходила большая часть одноклассниц. Следующим вечером, после десяти часов свет снова был зажжён. - Так вот, мисс Карпентер, - провозгласила читательница. – Я не собираюсь выносить твоё недостойное поведение. Так что, пожалуйста, оставь свет в покое. - Я не могу этого сделать, - возразила Рита, - тогда я буду участницей в твоём бесчестье. - Бесчестье! Всё равно, оставь его в покое, или я…. - Что мисс Ентабл?


140

- Макферсон и я уложим тебя на кровать и привяжем, а Дженигс поможет нам. Нас трое против тебя одной. Лучше придержи свой язык. Рита задумалась. Её не устраивало чувство собственного достоинства, в этом вопросе. Она приподнялась на одном локте. - Я не собираюсь драться, - сказал она, - это не мой принцип. Но если вы не погасите свет, я скажу миссис Мовбрэй, чтобы она назначила кого-нибудь, чтобы проследить, как её правила выполняются. Поднялась настоящая буря! Ярость, презрение и оскорбления посыпались на голову Риты. – Предатель! Шпион! Доносчик! – это были одни из более мягких выражений, отпущенных в её адрес. - Я не доносчик, - сказал Рита, когда её можно было услышать. – И не собираюсь упоминать ничьих имён. Я только скажу миссис Мовбрэй, что она должна назначить кого-то, чтобы следили, что её правила соблюдаются. - Правила! Она злая, скупая, ограниченная, недалёкая школьная мадам. Если бы ты видела как у миссис Деджойс! У девочек там свобода, они принимают друзей, ходят в оперу, у них танцы, они делают всё, что им нравится. Миссис Деджойс настоящая леди! Я не собираюсь оставаться в этом мерзком доме после того, как закончится этот семестр. - Мари Ентабл! – проговорила Рита, снова поднимаясь на локоть, глаза её горели, – разве тебе не стыдно? Миссис Мовбрэй была так добра к тебе! Так щедра! Так милосердна! Сколько времени прошло с тех пор, как она нянькала тебя во время ужасной болезни, ухаживала за тобой день и ночь, принимая твою мать и сестру целых десять дней в своём переполненном доме. И ты осмеливаешься назвать её недалёкой? Скажи мне, если можешь, возместили ли твоя мать сестра своё пребывание здесь, или это сделала она? Отвечай, если у тебя есть хоть кусочек души!... Разве тебе не стыдно! Я думаю, что тебе нужно закрыть лицо покрывалом, и никогда больше не смотреть никому в глаза! Опёршись локтем о постель, Рита высказывала всё пониженным голосом, но с резкой энергией и прямотой. Другие девочки вначале молчали, поражённые, потому что Рита была обычно весьма сдержанной. - Вы можете поступать как вам нравится, - продолжала она более спокойно, - но я не буду поддерживать вас в неправильном поведении. Если свет снова будет гореть после десяти часов, я буду принимать свои меры. Моя семья была из честных людей. Последние слова переполнили всё. Снова разразился ураган оскорблений, но Рита закуталась в своё одеяло и больше ничего не говорила. В это вечер свет больше не зажигали. Однако, как случается в природе, непослушные девочки не долго могли сдерживаться под влиянием той, с которой они не считались. Две недели спустя, когда миссис Мовбрэй была в библиотеке одна, к ней вошла Рита. - Ну, дитя моё, что случилось? – прозвучал ласковый голос, который она так полюбила. Миссис Мовбрэй расставляла в порядок книги на полке, и говорила, бросив быстрый взгляд на девочку, приближавшуюся к ней, чтобы видеть, кто вошёл. - Можно мне сказать вам нечто, мадам? - Да… говори. Что ты хочешь? - Я не знаю как выразить то, что я хочу сказать. - Прямо, дитя моё. Самое лучшее говорить прямо. В чём дело? - Ничего со мной, мадам. Но… если это вас сильно не затруднит… я думаю, я бы хотела, чтобы вы перевели меня в другую спальню. - Спальню? - Да, мэм.


141

- Почему? - Быстрые руки миссис Мовбрэй продолжали работать всё время, пока она говорила, вытаскивая и переставляя книги. Рита стояла в нерешительности. - Мадам, прежде чем я отвечу, я бы хотела задать другой вопрос. Что я должна делать, если я вижу, что делается что-то, что вы запретили? Теперь на неё был брошен быстрый острый взгляд. - Что ты видела? - Это как раз то, что я не знаю, должна ли я вам об этом говорить. Я думала, возможно будет лучше для меня, если я буду там, где не буду этого видеть. - Почему? – сухо спросила миссис Мовбрэй. - Тогда я не буду участницей в неправильном. Я предполагаю, что это даже не моё дело. Я думаю, что вам будет затруднительно, чтобы перевести меня. - Любые перемены, в таком доме, как этот, затруднительны, - ответила леди. Рита стояла, не зная, что делать дальше. Миссис Мовбрэй поднялась по лестнице, чтобы привести в порядок книги на верхней полке, и до тех пор, пока не спустилась, они больше не разговаривали. - Ты хорошо сделала, что не упомянула имён, и не вдавалась в подробности, - сказала она. – Я всегда сомневаюсь в доносчиках. И ты так же права в том, что отказываешься быть свидетелем того, что неправильно. Я дам тебе другую комнату, милая. – Она обняла Риту и несколько раз поцеловала её. – Нашла ли я в тебе друга? – спросила она. - Вы, мадам? – сказала Рита. – Я ничего не могу для вас сделать, но для меня вы делаете всё. - Ты можешь одарить меня любовью и правдой, это всё, мы можем давать друг другу, не так ли? Способы выражения этого могут быть различными…. Где ты думаешь проводить свои каникулы? – Спросила она уже другим тоном. - Не знаю, мадам. Об этом я не думала. - Хочешь провести их со мной? Радость вспыхнула в глазах, на губах и щеках Риты. – О, мадам!... а мне можно? - Я ожидаю, что человек шесть юных леди останутся со мной. Вот для тебя записка от твоей тёти. Она подала Рите открытую записку. Там было предложение, чтобы Рита провела немного времени между Рождеством и Новым годом в её доме, но не в дни праздников. Рита прочла и посмотрела вверх. - Напиши, - сказала миссис Мовбрэй, что я пригласила тебя и ты приняла приглашение на все праздничные дни. Улыбка и взгляд её приятных глаз очаровали Риту. Она готова была наклониться и поцеловать даже её одежду.

Глава 17

Пакеты и Библии

Эти каникулы навсегда остались в памяти Риты. Сочельник и день перед этим в доме была большая суета и приготовления. Почти все девочки, которые жили в доме, разъехались по своим домам. За ними последовали и помощницы преподавателей, осталась только мисс Блодгетт. Неожиданная тишина сменила шум беготни. Вместо длинных столов, на средину комнаты был выдвинут маленький столик, и миссис Мовбрэй пришла на обед уставшая, но готовая к


142

развлечениям. Обычные дни недели всегда были заполнены делами, которые занимали её сердце, а теперь это был абсолютный праздник. Никто лучше миссис Мовбрэй не знал, как его проводить, он был в самом её дыхании, в голосе и в словах. Возможно, часть из этого делалась ради других, но большая его часть была несомненно настоящей. В сочельник стол был праздничный. Цветы, десерт из кондитерских изделий и конфет, мороженое, а так же предвкушение ожиданий, что было в манере миссис Мовбрэй, были заразительными даже для самых унылых. Некоторые девочки были очень грустными, но Рита наслаждалась, словно находилась в раю. - Мисс Блодгетт, вы не будете вешать ваш чулок? Мисс Блодгетт сдержанно улыбнулась, и дала понять, что она уже вышла из возраста. - Вышла из возраста! Моя дорогая мисс Блодгетт! Человек никогда не выходит из возраста, чтобы быть счастливым. Я намереваюсь быть счастливой, насколько возможно. Я собираюсь повесить мой чулок, и ожидаю, что каждый в него что-то положит. - Вы должны нас известить заранее, мадам, - сказала мисс Блодгетт. - Известить вас заранее! – повторила миссис Мовбрэй и глаза её озорно заискрились. – Моя дорогая, я не желаю ничего, кроме добровольного подарка. Не подумали ли вы, что я собираюсь вас шантажировать? Мисс Блодгетт, я думала, что вы меня лучше знаете. Шутила ли она или говорила серьёзно, Рита не могла понять. Что она разыгрывала мисс Блодгетт, Рита понимала, но была ли это просто болтовня о чулках и подарках? Глаза миссис Мовбрэй светились озорством, губы её изогнулись в красивой улыбке, чего бы она ни имела в виду, Рита была очарована. Некоторое время миссис Мовбрэй продолжала, развлекаясь сама и веселя девочек, и недалёкая мисс Блодгетт оказалась в некотором смущении. Мадам была слишком остроумной для неё. - Мисс Емори, ты будешь вешать свой чулок? Мисс Емори в свою очередь сдержанно улыбнулась, и, казалось, не знала что ответить. - Мисс Ютабл? - Да, мэм. - Конечно же! Мы все повесим наши чулки. Луиса, ты думаешь самое подходящее место будет возле трубы? Девочка, к которой обращались, была маленькой. Родители оставили её с миссис Мовбрэй, на время, пока путешествуют по Европе. Она улыбнулась, на щеках у неё появились ямочки и она заявила, что любое место будет подходящим. - Но ты думаешь, что Дед Мороз спустится по трубе? - Я всегда знала, что это не так, миссис Мовбрэй. - Ты знала! Она знала, мисс Блодгетт! Ах, мы становимся такими мудрыми в этом поколении. Подумать только, маленькая мисс Фаррар не верит в Дедушку Мороза! Я думаю, что это большая потеря! Мисс Карпентер, что ты думаешь об этом? Ты думаешь, что лучше позволить холодному дневному свету рассеять все наши мечты? - Солнышко не холодное, мадам. - Но оно не оставляет никаких тайн. - Я не люблю тайны, мадам. - Ты не любишь? Я думаю, что очарование чулка состоит в том, что это тайна. Прислушиваться к звуку оленьих копыт по крыше, к шуршанию бумажных пакетов, когда Дед Мороз спускается по трубе… о, с этим ничто не сравнить! Я бывало лежала и прислушивалась, крепко зажимая глаза, чтобы не глянуть, вся в трепетном восторге этой тайны. - Я бы посмотрела, - сказала Рита. - Ты никогда не должна смотреть на Деда Мороза. Он этого не любит.


143

- Но я всегда знала, что это не Дед Мороз. - Ты думаешь, что ты и мисс Фаррар счастливее от того, что вы такие мудрые? - Я не знаю, - ответила Рита со смехом. – Не могу думать по другому. - Миссис Мовбрэй, - сказала мисс Блодгетт, - мисс Карпентер единственная леди в доме, которая говорит абсолютно правильно, вы это заметили? - Моя дорогая мисс Блодгетт! Пожалуйста не начинайте сейчас урок грамматики. Жизнь слишком коротка, чтобы сглаживать все углы, а их так много. Иногда мы должны срезать их. Я тоже не всегда говорю литературно правильно. Теперь она перешла на более деловые вопросы, как присутствующие юные леди ожидают провести следующий день. Когда же они встали из-за стола, она спросила, не хотела ли бы Рита составить ей компанию и поехать с ней прямо сейчас. Ей нужно кое-что сделать. Поездка и занятия Сочельника навсегда остались в памяти Риты, как видение неописуемого удовольствия. Город был ярко освещён, по крайней мере, там, где проезжали они с миссис Мовбрэй, улицы полны весёлого народа. Весёлые настолько, насколко невозможно было увидеть в другое время года, как только перед праздниками. Все покупали или уже купили и несли пакеты, обёрнутые в коричневую бумагу, они были всех размеров и форм. Лица многих были выражали предвкушение приятного сюрприза, приготавливаемого для других. Миссис Мовбрэй была занята подобным мероприятием, Рита это сразу увидела. Магазины были сценами счастливой суеты. Счастливыми для хозяев, потому что у них хорошо шла торговля, и счастливыми для покупателей, потому что каждый приобретал то, что желал. Миссис Мовбрэй прежде остановилась у большого продуктового магазина, и даже здесь всё было чрезвычайно привлекательным и интересным для Риты. Он не похож был на маленький угловой магазинчик недалеко от улицы Джейн, где она иногда покупала половину фунта чая и несколько картофелин для мамы, хотя смешанный запах специй и сыра, напомнил ей о нём. Специи и сыры здесь были намного лучше, а соответственно и ароматы. Рита никогда не забыла это впечатление, даже тогда, когда снова входила в подобное большое здание; таинственная суета и радость этого Сочельника мгновенно всплывала в её памяти. Миссис Мовбрэй должна была сделать несколько заказов. Один из них очень заинтересовал Риту. Она заказала двадцать или тридцать фунтов чая, расфасованного в пакеты по половине фунта в каждом, столько же фунтов сахара, кусочками. Когда они с Ритой поехали дальше, она объяснила, для чего всё это было. – Для того, чтобы отвезти моим бедным пожилым людям, живущим в Доме для цветных престарелых. Ты когда-нибудь слышала о старом Доме для цветных престарелых? Думаю, что нет. Это заведение для проживания уже беспомощных пожилых чернокожих людей, у которых никого не осталось, кто бы о них позаботился. Они ожидают увидеть меня на Рождество. Не хотела ли бы ты поехать со мной завтра, после служения в церкви туда, чтобы отвезти им чай? Рита ответила очень искренно, что с миссис Мовбрэй она будет рада поехать куда угодно. - Эти бедные, старенькие женщины очень любят чай, а у них не бывает такого хорошего. Чай для них готовят в огромном котле, подслащивают его патокой, не учитывая разницу во вкусах, - добавила со смехом миссис Мовбрэй. – А многие из этих старушек понимают, что значит хороший чай, так же как и я, а этот общий чай для них просто ужасный. Поэтому на Рождество я всегда привожу им половину фунта чая для каждой и сахар кусочками. Ты не представляешь с каким нетерпением они ждут это время. - Половины фунта чая хватит довольно надолго, - сказала Рита. - Откуда ты знаешь, милая? - Я покупала половину фунта для мамы, и затем я всегда его заваривала для неё, поэтому я знаю, что его надолго хватит, если расходовать экономно.


144

- Так значит ты была домохозяйкой! - Не много… Я делала кое-что для мамы. - Миссис Басби её сестра? - Да, мэм, но совсем не такая, как она. Даже нисколечко не похожа. - Где была миссис Басби в то время? - Здесь. Там же где и теперь. - Она что, никогда не приходила, чтобы проведать вас? - Она не знала, где мы были. Мама никогда не говорила ей. - Знаешь ли ты, почему, моя милая? - Она была очень недоброй, - ответила Рита тихим голосом. Миссис Мовбрэй подумала, что возможно вина была обоюдная. - Ты должна постараться забыть всё это, милая, если были какие-то недопонимания. Всегда лучше простить и забыть, а Рождество прекрасное время, чтобы это исполнить. Я никогда не вспоминаю обид на Рождество. А твоя тётя, похоже, склонна быть доброй к тебе теперь. - Нет, мэм, я не думаю, что она склонна. - Ты так не считаешь? - Нет, мэм. Я не думаю. - Почему, милая? Ты не должна таить злобу. - А что такое злоба? - Ну, это плохие пожелания. - Плохие пожелания… не думаю, что я желаю ей чего-то плохого, - медленно произнесла Рита, - но я не простила её. - Что ты хочешь для неё сделать? - Я не знаю. Я бы хотела, чтобы ей было стыдно за себя,… если бы я знала как. - Думаю, что это в твоей власти, дорогая, я бы даже не пыталась. Это похоже на месть, а всякая месть для нас запрещена. «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь». - Я не имею в виду месть, - сказала Рита. – Я думала наказание, какого-то рода… немного. - Это и есть значение слова «месть»… просто наказание, но в твоём сердце, Рита, это месть. Оставь это, милая. Это не в духе Христа. Ты должна простить, если хочешь быть прощённой. - Я не знаю как, - тихо, но упрямо проговорила Рита. - Посмотри, как Иисус это сделал. Когда прибивали Его ко кресту, Он сказал: «Прости им, Отче». - Да, но, миссис Мовбрэй, Он сказал так же «они не знаю, что делают». - Милая моя, никто не знает зло, которое он творит. Это не извиняет зло, но это помогает твоему милосердию к грешнику. Никто не понимает, какое зло он делает. Я предполагаю, что миссис Басби понятия не имеет как сильно она тебя огорчила. Рита подумала, что тётя тоже этого не знала, но вслух ничего не сказала. С минуту она помолчала, а затем спросила, живут ли в Доме для цветных престарелых только женщины? - О, нет! – ответила миссис Мовбрэй. Там мужчин тоже очень много. Я им раздаю по фунту табака, каждому. Но я решила не везти его с собой в коляске. Я предполагаю, что он уже там, ожидает меня. Затем коляска снова остановилась. Здесь оказался книжный магазин, он был большим и красивым. Ярко горел свет, и на каждом столе и прилавке лежало столько отпечатанных сокровищ! Гравюры и книги в кожаных переплётах, в таком изобилии, какого Рита никогда раньше не видела. Миссис Мовбрэй сказала ей, что она может посмотреть картины и книги, пока она займётся делами, которые привели её сюда. Таким образом у Риты был целый час развлечений. Какие книги! А картины! Интересные страницы, прекраснейшие листочки! Глаза её сияли от восторга.


145

Переходя от одной вещи к другой, осторожно прикасаясь и ощупывая, она проводила исследования, то захваченная интересной открытой страницей, то рассматривая гравюру с удивлённым восхищением и наслаждением. Казалось времени прошло очень мало, но на самом деле прошло три четверти часа, когда миссис Мовбрэй снова подошла к ней, закончив свои заказы. С раскрасневшимися щеками и напряжённым взглядом, Рита склонилась над чем-то, потеряв на время слух. Миссис Мовбрэй вынуждена была коснуться её. Она улыбнулась, когда Рита вздрогнула. - Что ты нашла, моя милая? - Всё на свете, миссис Мовбрэй! В этот момент я смотрела на атлас. - Атлас? - Да, самый лучший, который я видела. Ох, он такой красивый, и в нём так много вещей описано и объясняется. Прекрасный атлас! А ещё я смотрела иллюстрации к книжке «Арабские ночи»… мне кажется так они назывались. - Тебе не приходилось их читать? - О, нет, мэм. У меня не было возможности читать книги, … до сих пор. - А ты читаешь теперь что-нибудь кроме программы? - У меня нет свободного времени, нужно много читать по истории. Но я начала читать Ваверли. - Тебе нравится? - О, гораздо больше, чем я могу выразить! - Смотри, чтобы это не отвлекло тебя от занятий. - Нет мэм. Я этого не боюсь, – радостно ответила Рита. Миссис Мовбрэй не разговаривала по дороге до тех пор, пока коляска не остановилась у магазина Стюартов. Впервые Рита была внутри этих белых стен, и этот магазин завершил её очарование. Прежде всего, размер магазина, и количество занятых там людей поглотил её внимание. Ни одна вещь не переставала её удивлять, но со временем человек привыкает даже к удивительному. Она смогла рассмотреть то, что было на прилавках, и что было перед ними. Какое-то время она следовала за миссис Мовбрэй, не видя даже, чем та была занята. У миссис Мовбрэй было много дел, Рита стала помогать ей. Они вошли в круглую комнату и остановились перед огромным прилавком перчаток. Девочка была полностью занята между тем, что она видела на шёлковом прилавке, очнулась она только когда услышала голос миссис Мовбрэй, которая спрашивала: - Какой у тебя размер, Рита? - Мэм? – ответила девочка, - я не понимаю… - Какой размер перчаток ты носишь? - Я не знаю, мэм… о, да, я вспомнила, шесть с половиной. - Шесть с половиной, - повторила миссис Мовбрэй продавцу, и стала вытаскивать перчатки из пакета, который ей подали. – Вот тёмно-зелёные, милая, они почти такого же оттенка, как и твоё пальто. А вот тоже красивый цвет, - бросая тёмно-серые перчатки поверх зелёных, а затем последовали коричневые. – Теперь нам нужны цвета посветлее… тебе эти нравятся? - Да, мэм. Больше ни слова, Рита не могла произнести. Она выглядела сбитой с толку и смущённой, когда пару жемчужно-серых перчаток положили на зелёные, тёмно- коричневые, бежевые и затем пепельно-розовые. Целых шесть пар изящных перчаток! Рита никогда даже и не мечтала о таком изобилии. С волнением, слова благодарности она произнесла тихими, еле слышным голосом. После этого они вышли из этого отдела, и оказались среди праздничного разнообразия. Рита была почти ослеплена.


146

Конечно же не блёстками, но сочетанием неописуемой красоты, которая была у неё перед глазами, куда бы она ни посмотрела. Миссис Мовбрэй делала покупки, Рита знала, что это её не касалось, и она никогда не проявляла нетактичного любопытства. Она смотрела на всё остальное. Её восхищали веера, шкатулки, рабочие коробки, необычные корзинки, ручные зеркальца, расчёски и щётки, флаконы духов, письменные наборы, табакерки, изделия из Японии, маленькие часики, подставки для посуды и коробки для перчаток, коробки для письменных наборов и шкатулки для бижутерии… - Рита, у тебя есть дорожная сумка? Вопрос заставил её вздрогнуть. - Нет мэм. Я никогда не путешествовала. - Когда-нибудь будешь. Как тебе нравится вот эта? Думаешь, она слишком большая? Рита не могла выговорить ни слова. Разве миссис Мовбрэй забыла, что уже только что купила ей шесть пар перчаток? - Мне всегда нравится дорожная сумка, в которую можно кое-что положить. – Продолжала миссис Мовбрэй. – Тебе нужно место для книги, место для письменного материала. У тебя всегда должен быть письменный материал в дорожной сумке, марки и всё необходимое. Никогда не предугадаешь, что тебе вдруг срочно понадобится. Я думаю, что эта подойдёт, правда? - Она взяла красивую коричневую сумку из замши, с острым запахом бересты, после особого процесса обработки коры, замок был никелированным. Рита сильно покраснела, говорить в этот момент она была не в состоянии. - Тогда я думаю, что подойдёт, - заключила миссис Мовбрэй, сама в возвышенном праздничном настроении, приготавливая удовольствия для огромного количества людей. Она делала всё это с ангельским удовольствием, принося утешение и радуя бедных и богатых, юных и престарелых. В отношении Риты она совершала то и другое. - Не хотела бы ты взять это с собой домой, моя милая? – продолжала она. – Сегодня нужно будет отправить столько много вещей из магазина, что они не скоро достигнут пункта назначения, а я всегда люблю быть уверена в том, что я получила. Хотя ошибки здесь происходят очень редко, - любезно добавила она, глядя на продавца, который её обслуживал. Рита без слов взяла сумку, потому что ничего не могла сказать, и положила в него пакет с перчатками, чтобы удобнее было нести. Разговоры о богатстве! Это дело сравнительное. В этот вечер Рита со своим сокровищем, состоявшим из сумки и перчаток, была богаче любой жены миллионера. Она старалась сказать слова благодарности своей благодетельнице, когда приехали домой, но миссис Мовбрэй остановила её. - Иди спать, милая, - поцеловав Риту, сказала она, - и не забудь повесить свой чулок. Тебе там комфортно? - Да, мэм… О, да! – Ответила Рита и пошла наверх. Комфортно ли? Она была одна в комнате, все её соседки по комнате разъехались в разные места на праздничные каникулы, в здании было тепло. Рита прикрыла дверь и поставила сумку на стол, затем села и стала на неё смотреть, от чего сердце её переполнялось чувством радости и благодарности. Повесить чулок! Ей! Разве она уже не достаточно получила подарков? Всё происходящее для Риты было странным. Большинство людей находят удовольствие в удовлетворении своих желаний или поощрении религиозных впечатлений. Для неё, горе, казалось сбивало с толку всё её духовное состояние, а радость – восстанавливала. Она сидела, глядя на свои сокровища, вспоминая все прекрасные вещи, окружавшие её, сравнивала их с предыдущими несчастьями, и вся глубина её природы пробудилась. Она должна стать очень хорошей девочкой! И под «хорошей» Рита не имела в виду только учёбу.


147

Совесть направляла её намного дальше, вдохновлённая примерами, которые она видела, она теперь знала, что значит на самом деле быть хорошей. Да, её мать простила бы тётю, а мистер Дигби никогда бы не поступил с ней плохо. Если бы он был на её месте, то немедленно бы пошёл, она в этом не сомневалась, чтобы примириться, признал бы свою ошибку и попросил прощения. Больше того, такие чувства и действия были бы лишь результатом их привычного смирения и любящего послушания Богу. Рита знала, что она должна быть как они, и слёзы сокрушения полились из её глаз от сознания, что она не такая. «Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению», промелькнула мысль, которую она когда-то читала в Библии. Что удерживает? - Мой ужасный характер, - ответила себе Рита, - моя испорченность и упрямство. - Что может помочь? Да, помощь была, она это знала и верила. Она взяла Библию, открыла записанные места и, смахнула слёзы, чтобы не мешали читать. «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их»… - Хорошо, - сказала Рита, - с этого момента я буду их соблюдать… - И простишь? – прозвучало у неё в сердце. – Да, прощу и всё остальное. Я прощу! – Но ты не сможешь? – Тогда я попрошу помощи. И она попросила. Искренно, со слезами, горячо и долгое время она молилась. Она ощущала, что сердце её было словно камень. Наконец она пошла спать, чувствуя себя нисколько не лучше, но с твёрдым решением, что она будет настоящей слугой Божьей. Наступило Рождественское утро, чистое, холодное, яркое и тихое. Рита проснулась от звонка. Первая её мысль была о решении, принятом прошлой ночью, за которое она крепко ухватилась. Следующая мысль была о том, что это Рождественский день, и она может посмотреть на свои перчатки в замшевой дорожной сумке. Рита вскочила и уже наполовину оделась, прежде чем заметила, что на пустой кровати, стоящей напротив её, лежали необычного вида свёртки, завёрнутые, в коричневую бумагу. - Они, должно быть принадлежат миссис Мовбрэй, и попали сюда по ошибке, - подумала она, - с этим Рита подошла, чтобы убедиться в своём предположении. Но, к своему невыразимому удивлению она увидела своё собственное имя. Ещё Рождественские подарки! Рита с поспешностью оделась, она не решалась открыть ни один из них до тех пор, пока не оденется. Затем внутренний голос шепнул: - У тебя не будет достаточно времени для молитвы. - Сердце забилось, она отвернулась и склонилась на колени. Она не собиралась сокращать молитву, а искала помощи, чтобы простить. Рита искренно просила, чтобы стать «новым творением», потому что была уверена, что старое творение ни за что не простит, даже до конца жизни. Она поднялась, смахнула слезинки с глаз, и пошла, чтобы посмотреть эти таинственные свёртки. Один предмет был лёгкий, квадратный и тонкий, другой, по всей вероятности книга, и причём тяжёлая. Она открыла меньший пакет первым. Что это? Двенадцать батистовых платочков, а на них маленький шёлковый ярко-голубой галстук. Рита нуждалась в этих вещичках очень сильно, она была готова закричать от радости. Теперь другой пакет, дрожащими руками она открыла и его. Коричневая бумага, шёлковая… и показалась маленькая Библия Багстера в мягком переплёте. Рита страстно любила всё красивое и изящное. Её собственная Библия была старой книгой, довольно потёртая от частого употребления, с пометками двух поколений, которые пользовались ею, а это было совершенство книги во всех отношения. Рита лишилась дара речи, и ничто кроме слёз не могло выразить её чувств. Это были слёзы великой радости, раскаяния, слёзы новой цели и абсолютного осознания своей беспомощности, делать что-либо хорошее. Она снова опустилась на колени, предоставив слезам аккомпанировать её молитву. Рита поднялась и прижала к себе Библию с самой сердечной любовью. В это утро


148

завтрак был позже, и у неё было достаточно времени, чтобы посмотреть свои подарки, и немного успокоиться, прежде чем спуститься вниз. Рита шла, внешне совершенно спокойная. Для неё казалось, словно с прошлого вечера мир повернулся два или три раза. Другие присутствующие, по её наблюдению не потеряли головы, и выглядели как и обычно. Все были одеты чтобы сразу идти в церковь. В их взглядах и манерах отражалась приятная праздничная свобода. Только миссис Мовбрэй была по-настоящему празднична. Она искрилась от радости, готовая делать добро. Рита сидела за столом рядом с ней. В глазах миссис Мовбрэй был блеск развлечения и проказы, когда она спросила за чашкой кофе, спускался ли Дед Мороз по её трубе? Она не дала Рите ответить, но тут же стала задавать вопросы кому-то ещё. Только спустя несколько минут, когда положила кусочек мяса на тарелку Риты, миссис Мовбрэй посмотрела на неё с любовью и лаской, которые свидетельствовали, что она всё понимает и в словах нет необходимости. Когда завтрак и молитва закончились, пришло время идти в церковь. Сразу же после служения миссис Мовбрэй с Ритой взяли коляску и отправились в Дом для цветных престарелых. Все пакеты с чаем и сахаром были с ними, так же как и коробки с бисквитом. Прибыв на место, миссис Мовбрэй прежде всего поинтересовалась, привезли ли молоко, и где сложили табак. Затем последовала сцена, или лучше сказать вереница сцен, которую невозможно забыть. Миссис Мовбрэй прошла по всем комнатам, раздавая каждому бедному существу, среди женщин половину фунта чая, фунт сахара, пол литра молока и внушительный кусок бисквита. - Милая, - шепнула она Рите, которая помогала ей, - для них очень важен кусочек этого бисквита, ведь здесь они его не получают. - Разве им не дают молоко? - Одна леди купил для них корову, чтобы у них всегда было хорошее молоко, но это не сработало. Смотрительница забирает сливки себе, а им оставляет только голубоватую жидкость, которая остаётся. Когда же попытались исправить это положение, то кому-то показалось, что содержать корову слишком уж дорого. - Какой ужас! – возмущённо воскликнула Рита. - Мы не можем иметь в этом мире всё, как нам хочется. Находиться в Доме намного лучше, чем остаться на улице. Но Рите Дом совсем не понравился. Различные формы немощи, болезни и увядания для неё были очень неприятны. Она была одной из тех, на кого всё красивое, благородное и изящное, имеет огромное влияние, и соответственно отталкивает и огорчает вид страданий и грубый образ жизни. Весь восторг этих женщин при появлении миссис Мовбрэй, и живое наслаждение её подарками, выражался громкими восклицаниями благодарности. Рита никак не могла сочетать это с видом их измождённых, морщинистых лиц, согбенных фигур, тусклых глаз и унылых выражений. Не все были такими, но таких было большинство. Конечно же, за эти два года в Нью-Йорке Рита не имела большого опыта жизни. Она жила там, где жило бедное сословие людей, и привыкла их видеть. Но больные и искалеченные в основном были у себя в квартирах, где она их не посещала, и встречи могли быть только изредка. Здесь же было целое общество с физическими недостатками, что подавляло её юное сердце и вызывало брезгливые чувства. Было неприятно, и Рита, как и многие другие, не имеющие жизненного опыта, увлекалась тем, что нравилось. Она с удивлением наблюдала с каким ликованием и наслаждением миссис Мовбрэй вращалась среди этих бедных людей. У неё слова ободрения были для каждого, само её присутствие и вид был подобен появлению лучика света и любви среди их темноты. Похоже было, что она знает их почти всех. - Как ваш ревматизм, тётушка? – весело спросила она маленькую морщинистую желтокожую женщину, сидящую в кресле-качалке возле камина.


149

- О миссас, он очень жестокий! Он такой. - Где он сейчас? В ваших руках или в ногах? - О миссас, во всех местах! Пронизывает так, что нет ни одного места, где его нет. Он у меня в руках и в ногах, в голове, и в спине, и я не могу спать ночами, а ночи такие длинные! Они такие. - Ах, да, от этого ночи кажутся длинными, лежать в болях и без сна! Я знаю это по собственному опыту. У меня однажды был ревматизм. - У вас, миссас! Но он не был таким плохим, как мой? - Нет, не такой, да и я сильнее, чтобы перенести его. Вы знаете, Кто силен вам помочь, тётушка? - Да, миссас, - ответила бедное создание с глубоким вздохом. – Я люблю Господа, конечно люблю. Он помогает. Но временами я такая усталая! - Мы всё это забудем, когда придём на небо, тётушка. В тусклых глазах показался слабый свет, когда она посмотрела на говорящую, и на иссохших губах появилась слабая улыбка. Лучи этого утра уже пробивались через тучки. - Смотрите, тётушка, я принесла вам замечательный чай. Может быть сразу же и заварить вам чашку? - У вас не будет времени, миссас… - Будет! Время есть для всего. Сабрина, принеси пожалуйста сюда чайник с кипятком и поставь его на огонь, только смотри, он должен закипеть. Пока женщина пошла исполнять поручение, миссис Мовбрэй пошла по комнате. У неё было столько много знакомых, с кем нужно было поговорить, Рита даже подумала, что она забудет чайник и чай, но она не забыла. От самой двери, которая вела её в другое помещение, она вернулась. Чайник кипел, она попросила несколько чайных чашек, заварила чай, но не из пакетика, который подарила старушке, а из другого и налила его в чашку. Положив сахар и добавив молока, она подала его женщине, налила себе и предложила всем желающим, которые были там. Здесь, возле камина у них получился настоящий праздник, так как миссис Мовбрэй принесла с собой и торт. - А теперь, - сказала она Рите, когда они торопливо уходили, - они будут помнить об этом целый год. Я всегда пью чашку чая с тётушкой Луиз. Теперь они пошли к мужчинам, чтобы раздать табак. Рита с нескончаемым восхищением наблюдала за грациозной внимательностью и тактом, с которыми миссис Мовбрэй знала как преподнести свой подарок. Она принесла неописуемое удовольствие своей добротой тем, которые её давно не испытывали. Когда она с ними говорила, сгорбленные спины вдруг распрямились, а тупые выражения лиц озарялись светом. Та самая красота, принадлежавшая ей в такой редкой мере, была могучим талантом делать добро, когда полностью была отдана на служение Христу. Она была прекрасным ангелом в образе человека, проходившим среди нужды, страданий и беспомощности. Свет её оставался с ними даже после того, как она уходила. - Как ваши дела, дядюшка Бакчус? – спросила она, приближаясь к пожилому, седовласому чернокожему мужчине в углу. Он поднялся. Это был высокий, худой, нисколько не согнутый человек, хотя лицо его свидетельствовало о довольно почтенном возрасте. Он низко, с достоинством поклонился прекрасной леди, и затем только пожал протянутую ему руку. - Ближе к дому, мадам, - ответил он, - ещё на один год ближе. Рука слегка дрожала, голос тоже, хотя разум был очень ясным. - Вы не спешите оставить нас? - На другой стороне лучше, мадам. - Да, это правда! И так приятно сознавать, что есть «другая сторона», правда? А вам здесь комфортно, дядюшка Бакчус?


150

- Комфортно?... - повторил он. – Я не знаю. Я сижу у ворот, ожидаю, когда Господь скажет открыть их. У жемчужных ворот, куда я постоянно смотрю. Это только место ожидания… место ожидания. - Да, но я бы хотела, чтобы вам было комфортно, пока вы ждёте. Что я могу для вас сделать? Господь послал меня спросить вас. Он слегка улыбнулся, очень приятной улыбкой, хотя губы, на которых она появилась, были совершенно иссохшими. - Ничего мне не надо, мадам. Здесь я буду ждать. Когда я приду домой, там у меня будет всё, что нужно, но это там. - Я подумала, дядюшка Бакчус, что вы бы хотели чёткую печать, чтобы читать слова, которые вы любите. Смотрите, я вам принесла вот что. Вы сможете читать почти что без очков, правда? Она достала Новый Завет в четырёх тоненьких томах, открывая перед ним красивую страницу с самым большим и чётким форматом. Старик почти засмеялся, получая подарок. - Оно такое хорошее! – сказал он. - Лучше, чем старое, правда? - Это конечно хорошее, - повторил он. – В старом буквы мучительно мелкие, если бы я не знал, что они означают, то я бы совсем не смог им пользоваться. - Прекрасно, тогда я в этот раз не ошиблась. А теперь, дядюшка Бакчус, я знаю, что вы не находите утешения в табаке, поэтому принесла вам что-то другое, что вам нравится. Каким-нибудь образом сделать Рождественский день весёлым, понимаете. Она подала в руки старика пакетик с французскими леденцами. Он засмеялся, частично над ней, и частично над конфетами, так показалось Рите, и снова поклонился. - Господь даст для мадам что-нибудь, чтобы развеселить её тоже! - сказал он. - Он отдал Себя, дядюшка Бакчус! - Это правда. Мадам! – ответил он, когда она взяла его на прощанье за руку. Это посещение было намного дольше обычного, в основном это были всего несколько слов и Рита продолжала удивляться и восхищаться тем, как миссис Мовбрэй могла сказать эти несколько слов, принося удовольствие и радость своим получателям. Наконец они обошли всех, отдали последний пакет, и миссис Мовбрэй с Ритой снова оказались в коляске. Рита была рада, ей не понравилось это заведение, как она сказала, вид людей был для неё мучительным, даже не смотря на всё их оживление и удовольствие. Она рада была уехать подальше от этого места. Что они знали о Библии Бастера и о замшевой дорожной сумке? Бедные создания! И сердце Риты сжималось при одной только мысли. Вначале они молчали. - Вы, вероятно, очень устали, миссис Мовбрэй, - наконец произнесла Рита. - Устала? – живо ответила миссис Мовбрэй. – Я не знаю! Я ещё не думала о том, устала ли я. Для отдыха будет достаточно времени. - Это не мешает чувству усталости сейчас. – Ответила Рита, которой эта доктрина не понравилась. - Нет, но это не позволяет думать об усталости, - сказала миссис Мовбрэй. – Делать всё, что возможно для других, есть самое большое счастье, которое можно найти в жизни. - Мне кажется, что вы получаете столько же удовольствия, приобретая все эти вещи для меня, миссис Мовбрэй… мою сумку, Библию, и все другие вещи,… которые у меня теперь есть? Миссис Мовбрэй улыбнулась. – Они принесли тебе удовольствие? – спросила она. - Больше, чем вы можете представить… больше, чем я могу выразить. Мне кажется, что это сон! - Тогда это приносит мне удовольствие. Что ты собираешься делать со своей Библией? - Я буду её изучать…- медленно проговорила Рита. – И я буду жить по ней.


151

- Правда? Ты наконец решила этот вопрос? - Да, мэм. Но я ещё не хорошая, миссис Мовбрэй. Я ещё не простила тётю Серену. Я чувствую, словно у меня на месте сердца камень лежит. - Ты уже пришла к этому выводу? – сказала миссис Мовбрэй не проявляя никакого удивления. – Есть помощь, дитя моё. Когда ты приедешь домой, то в тридцать шестой главе книги Иезекииля, не могу сказать тебе какой стих, ты её там найдёшь. Они больше не разговаривали, пока коляска не остановилась возле дома. У Риты не было возможности открыть Библию, так как сразу нужно было приготовиться к обеду.

Глава 18

Кремень и сталь

Этот Рождественский обед Рита запомнила на всю жизнь. Людей было не много. Несколько юных леди получили приглашение на обед с друзьями или знакомыми. Для Риты это было очень приятно, так как она могла видеть миссис Мовбрэй в более непринуждённой обстановке. Все были одеты нарядно, настроение было праздничное. Госпожа дома сделала всё, что было в её силах, чтобы Рождественский обед тоже был праздничным. Много было света, цветов, после запечённой индюшки было мороженое, сладости и фрукты, всё изумительного качества. Доброе и радушное обслуживание самой миссис Мовбрэй, делало всё вдвойне аппетитным. Для Риты эта индюшка и мороженое никогда в жизни не были такими вкусными. Весь день был приятно, благословенным. Девочка попала в новую сферу, где каждая потребность её природы получала удовлетворение. При таких условиях рост растения происходит очень быстро, а в человеке оно не только быстрое, но и блаженное. С обедом Рождественская радость не закончилась. Присутствующие девочки и две помощницы преподавателя пришли в библиотеку, любимое место миссис Мовбрэй. Здесь она устроила для них приятный вечер. Двое из них сели за шахматы, другим позволено было посмотреть редкие красивые книги с гравюрами, двое занимались вышивкой, кто-то ещё занимался с микроскопом. Рита впервые познакомилась со стереоскопом. Для остальных это не была новинка, и она наслаждалась сама, могла смотреть в него так долго, как ей нравилось, глядя на то, что её интересовало без чьих-то помех. Никого из них стереоскоп не интересовал. Рита была в возрасте, когда ум её быстро раскрывался к познанию, а её интеллектуальный голод требовал любого сорта пищу, каким было и знакомство со стереоскопом. Восторг и удивление превышали силу слов, чтобы описать его. А с восторгом и удивлением проснулось и любопытство. Первым видом было ущелье в Альпах. - Где это? – спросила она. Миссис Мовбрэй рассказала ей. - А какая высота этих гор? - Я не знаю, - со смехом ответила леди. – Я дам тебе путеводитель, где ты можешь почитать. Рита подумала, что это было бы неплохо. Всё, было так величественно, размах этих горных линий, и высота их снежных вершин! Она никогда даже не воображала их величия! А что может сравниться с этой узкой долиной лугов у их подножья! - Оно в самом деле так прекрасно, миссис Мовбрэй, как нарисовано здесь? – спросила она. Намного лучше. Разве ты не знаешь, что цвета играют большую роль? И звуки колокольчиков пасущихся коров, и шум потоков, бегущих с гор…


152

- Я здесь могу слышать колокольчики коров и шум потоков, - сказала Рита. - Но там они звучат по другому. Медленно и нехотя, после долгого рассматривания, Рита отложила швейцарские пейзажи в сторону. Её следующим предметом были руины церкви у аббатства Фонтанов, при этом, казалось, задет был новый аккорд удовольствия. Это была совершенно новая для неё тема познания и интереса. - Как могли люди позволить такой красивой церкви превратиться в руины? Миссис Мовбрэй начала с Реформации, Генриха восьмого, ордена монахов и так продолжались уроки истории. Затем новый взгляд на монастыри аббатства Фонтана открыл новое поле для исследования. Рита смотрела на красивые арки и с благоговейным интересом к тем, кто когда-то под ними жил. Она смотрела, удивлялась и спрашивала. - То была ужасная жизнь, - наконец сказала она, - почему же тогда мне нравится смотреть на эти руины, миссис Мовбрэй? Миссис Мовбрэй рассмеялась. – Я предполагаю, что глаза твои нашли красоту в архитектуре? - А она красивая? - Люди так говорят. - Но вы думаете, что она красивая? - Милая моя, я должна признаться тебе, что никогда не обращала внимания на архитектуру. Я никогда не задавалась этим вопросом. - Я не считаю, что в них есть какая-то красота, - сказала Рита, - но почему-то мне нравится на них смотреть, и причём очень сильно. - А вот другой монастырь, - сказала миссис Мовбрэй, - Солсберийского собора. Арки и линии здесь не такие суровые. Как они тебе нравятся? - Даже в половину не такие красивые, - заметила Рита, после сравнения. – Я думаю Аббатство Фонтанов по сравнению с этим красивее. - Оно называется, по-моему, одним из красивейших руин Англии. Если ты хочешь изучать архитектуру, то я могу предложить тебе книги мистера Фаргуссон. Они в угловом шкафу в комнате, в которой мы завтракаем, два тома. Там ты сможешь найти ответы на все твои вопросы. Она много свободного времени провела, изучая Фаргуссона. На этот вечер было достаточно. Она пошла в свою комнату с чувством, что мир очень богат тем, что можно было видеть и знать. Огромная сокровищница чудес, красот и загадок, в которых скрывались свои тайны и решения, увлекали её, чтобы их искать и найти. Увидит ли она когда-нибудь Альпы? И какой ужас должен был быть в монастырях и жизни там. Взгляд её упал на замшевую дорожную сумку, в которую она положила свою Библию для хранения. Мысли её вернулись к Библии. В ней говорилось о том, как люди должны жить, чтобы служить Богу, и это не прячась в монастырях. Тогда как? Этот вопрос она отложила. Но на следующий день он снова возник. День был дождливым, низкие облака и монотонный ритм дождя, за окнам на улице действовал успокаивающе. Рита была довольной. Замечательно, вчерашний день был насыщен новшеством и волнением, достаточным на целую неделю. Сегодня она может побыть в тишине, почитать, возможно Фергуссона по архитектуре, и среди всего этого изучить вопрос жизни в своей красивой Библии. После завтрака она была предоставлена самой себе, ветер и ритм капель дождя придавал ей чувство защищённости и безопасности в возможном одиночестве. Рита с любовь взяла свою Библию, и медленно переворачивая листочки, нашла тридцать шестую главу книги Иезекииля. Несомненно красота книги, страниц и мягкого переплёта доставляли ей удовольствие и придавали ей дополнительную изюминку в работе, которой она занималась. Тем не менее, Рита была серьёзна. Глава, когда она нашла её, была для неё загадкой. Она читала


153

дальше и дальше, понимая, но очень туманно, значения отдельных слов. Наконец она дошла до замечательного обетования, и пророчества, начинающегося с двадцать четвёртого стиха. Тогда глаза её открылись и остановились на этих стихах, медленно прочитывая слово за словом о помощи, обещанной человечеству: «И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное»… Это вызвало у Риты странное чувство удивления. Прочитанные слова в точности соответствовали мыслям, она нуждалась в изменении своего каменного сердца. Тот, Кто дал это обещание, прекрасно знал, о чём она однажды будет думать и нуждаться, всё остальное пойдёт по своим рельсам. Рита больше не ждала, но вознесла свою жаждущую страстную молитву к Богу, чтобы была произведена в ней эта великая перемена. Девочка молилась со слезами. Она решила быть христианкой, но не была таковой и не могла быть до тех пор, пока плотяное сердце не займёт место того бесстрастного уплотнения, где должно было быть сердце. Поднявшись с колен, она решила проследить тему каменного сердца в Библии и посмотреть, что там говорится об этом. Рита обратилась к своим «Сокровищам Писания», нашла тридцать шестую главу книги Иезекииля, затем двадцать шестой стих. Первая ссылка направила её в одиннадцатую главу той же книги, где она нашла обещание, данное прежде. «И дам им сердце единое, и дух новый вложу в них, и возьму из плоти их сердце каменное, и дам им сердце плотяное, чтобы они ходили по заповедям Моим, и соблюдали уставы Мои, и выполняли их; и будут Моим народом, а Я буду их Богом». - Вот! – подумала Рита. – Я знала, что я не смогу быть христианкой, пока я чувствую себя так, как сейчас. Я не могу соблюдать заповеди. Если бы у меня было новое сердце, я бы смогла простить тётю Серену довольно быстро. Бог, должно быть, очень хочет забрать каменные сердца у людей, а то бы Он не обещал это два раза. О моя дорогая книжечка «Сокровище Священных Писаний»! Какая ты хорошая! Следуя следующей ссылке она нашла слова пророка Захарии, осуждающего людей за упрямство: «Но они не хотели внимать, отворотились от Меня, и уши свои отяготили, чтобы не слышать. И сердце своё окаменили, чтобы не слышать закона и слов, которые посылал Господь Саваоф Духом Своим через прежних пророков»;.. Над этими стихами Рита задумалась. Возможно ли, что она была сама виновата в чёрствости своего сердца, от которого она так хотела избавиться? Неужели она «не хотела внимать, отворотилась от Него, и уши свои отяготила, чтобы не слышать»? Что ещё она сделала? Когда те бывшие «пророки» её мать и мистер Дигби говорили ей об этой истине и долге? Они очень открыто говорили об этом, и какой чудный был их пример! Как она была упряма! На время Рита забылась, тоскуя по матери, и плача в душе о своём друге мистере Дигби, удивляясь его молчанию, сожалея о его отсутствии… В этот момент новая волна возмущения против тёти пробежала по всему её существу. Она вдруг вспомнила то, чем занималась, и медленно, с сожалением снова вернулась туда же. Как она злилась на миссис Басби в это мгновение! Как далека она была ещё, со всеми своими пожеланиями и решениями от чуткого любящего сердца, которое бы всё простило. Рита продолжала, с новой надеждой на прозрение, и готовая принять на себя самые острые обвинения. Однако следующая ссылка поразила её. «Иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло»;.. Возможно ли это, что она была той самой каменистой почвой? Да, она очень хорошо знала краеугольный камень. Тогда в её случае была особая опасность плотской религии, к которой она прибегала в минуты нужды или необходимости, а не укоренённая, чтобы устоять против


154

непогоды. Нет, с ней так не должно быть, она не будет называть себя христианкой до тех пор, пока это не будет на самом деле. До тех пор, пока она не сможет простить предательство своей тёти, а это должно быть полностью. Если бы она могла это сделать! Но как долго этого ждать? В настоящий момент Рита думала о своей тёте так, что не стоит описывать. В ней была горькая злость, презрение и никакой любви. Бедное дитя, она знала это, ощущала трудность, её единственная надежда была в силе этого обещания в книге Иезекиля, которое она благословляла в своём сердце, почти со слезами. В этом направлении виднелся свет, и ничего другого по всему горизонту. Она поищет, что ещё в Библии написано об этом. Продолжая свои исследования, после одной или двух ссылок, она подошла к знаменитым словам, так же из книги Иезекииля: «Отвергните от себя все грехи ваши, которыми согрешали вы, и сотворите себе новое сердце и новый дух; и зачем вам умирать, дом Израилев»? - Сотворить себе новое сердце? Как это возможно? Она не может, однако, здесь написано, и оно должно что-то значить. И кроме того, - думала она, - человек собирается строить новый дом, приглашает строителя, чтобы он строил, а сам даже и не прикасается к инструменту… Но отвергнуть от себя все грехи? … это она может сделать и сделает. С этого самого дня. Следующая ссылка была на пятидесятый Псалом, умоляющий вопль Давида, чтобы Господь «сотворил» в нём «новое сердце». Затем чудесные слова в книге Иеремии: «Вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом». Рита захлопнула книжку. Это то самое, в чём была необходимость. Когда закон Божий будет у неё в сердце, тогда всё станет на свои места, и всё станет легко. Какие прекрасные слова! Какое восхитительное утешение! Какой нежный отклик на нужду слабого, грешного человека! Рита всё это видела и переживала. Она чувствовала, что все отговорки для оправдания заблуждений, исчезали, если Бог готов был взять Своей любящей и сильной рукой и всё исправить. Ещё одна ссылка подтвердила это заключение. Это был тринадцатый стих одиннадцатой главы Евангелия от Луки. Утренние занятия были очень полезны для Риты. Она приняла решение. Хотя, конечно, она и раньше это делала, но теперь её решение было с более чётким пониманием почвы и пути, на котором ей предстоит встретить трудности. Цель – Новое плотяное сердце, которое она, конечно же, не может сотворить, но которое может просить и надеяться получить. В настоящее же время она должна «отвергнуть от себя все грехи» без всяких компромиссов и промедления. Что же касается злобы на тётю… ну, она была, и Рита не может её удалить, но подогревать её, соглашаться с ней, или выражать её, она не будет. Девочка посмотрела вокруг себя, чтобы видеть то, что было необходимо сделать. На совести её не было пренебрежения занятиями, но тут она заметила большие дырки на своих чулках. Рита не любила штопку, но однако это была обязанность. Она достала все чулки и стала их проверять. Это была долгая работа, и для неё ненавистная, потому-то они и были в пренебрежении. У Риты было очень мало ниток для штопки. Она принялась за работу и продолжала, пока не кончились нитки. Так закончилось утро. Чулки были тонкими, и то же сознание долга, которое заставило её приняться за штопку, принудило её делать это очень аккуратно. Вечер был проведён за стереоскопом и архитектурой Фергуссона. К концу миссис Мовбрэй шепнула ей: - Дорогая моя, твоя тётя желает чтобы ты провела с ней день, не думаешь ли ты, пойти завтра же? Всё выглядит гораздо приятнее, когда делается без промедления. Рита не могла не уступить.


155

- И сделай всё возможное, - ласково продолжала миссис Мовбрэй, - сделай лучшее для них. Получается, что это будет хорошо для всех, есть возможность попытаться и достигнуть. В Библии написано: «Побеждай зло добром». - Всегда ли это возможно? – спросила Рита. - Я думаю, что всегда, если у человека есть возможность и время. В любом случает стоит постараться. - Но не думаете ли вы, мэм, что человек должен чувствовать себя приятно, прежде чем делать приятное? - Тогда чувствуй себя приятно, - улыбаясь, ответила миссис Мовбрэй. – Не можешь? - Вы не представляете, как это трудно, - сказала Рита. - Возможно я знаю. Сердца похожи. - О, нет, миссис Мовбрэй! – воскликнула Рита с неожиданным протестом. - Не во всём. Но грешная природа остаётся грешной природой, моя милая. Искушения одного человека могут отличаться от искушений другого, но в желании исполнять свои собственные удовольствия, и поступать по своему, мы все очень похожи. Никто из нас не может ничем хвалиться. Что человек ненавидит, так это поддаваться искушению, которое его не касается. Рита смотрела на свою благодетельницу серьёзно и откровенно. Она ничего не сказала. - И если ты можешь встретить ненависть любовью, то девяносто девять процентов ты можешь его победить. Разве такая победа не достойна, чтобы попытаться? Рита знала, что победа над собой должна быть прежде всего. Она молча уступила, и утром после завтрака, неохотными шагами, пошла по направлению дома тёти на двадцать третью улицу. Она не совсем была уверена, как нужно одеться. Должна ли она одеть свои старые вещи? Или предоставить новые, критике своей тёти? Но Антонетта видела красивое клетчатое школьное платье, было бы неразумно делать из этого какую-то тайну. Она оделась, как обычно. Миссис Басби со своей дочерью были наверху в своей комнате. Рита постучала, и когда она скромно вошла, они обе подняли головы и посмотрели на неё, пристальным оценивающим взглядом. Рита подошла к ним, прежде чем тётя заговорила. - Итак, Рита,.. .это ты? - Да, мэм. - Наконец-то ты пришла ко мне! - Да, мэм. Миссис Мовбрэй сказала, что вы этого желали. - Что заставило тебя выбрать именно этот день? - Ничего. Миссис Мовбрэй сказала…. - Ну, продолжай. Что сказала миссис Мовбрэй? - Она сказала, что вы желали, чтобы я пришла когда-нибудь, и она подумала, что это можно сделать сегодня. - Вот как! Она назвала какую-то причину? - Нет. Только…. - Только что? У Риты не было способности уклоняться или понимать это искусство. Ничего ей не оставалось, как сказать правду. - Миссис Мовбрэй сказал, что всё выглядит гораздо приятнее, когда делается без промедления. Губы миссис Басби слегка изменили своё положение, незаметное движение её головы выразило то, что другая женщина, возможно, сказала, фыркнув с презрением. Манеры миссис Басби были такими же презрительными, подумала Рита. Её собственная злоба закипала. - О, и я предполагаю, что она учит тебя делать всё грациозно? – проговорила Антонетта. – Мама, представляешь!


156

- Не пришло на ум ни ей, ни тебе, что я время от времени желала бы видеть мою племянницу? – сказала миссис Басби. Рита прикусила губу, и смогла прикусить и ответ. - Мы не стали очень благородными ещё, - продолжала Антонетта. – Обычно считается любезным отвечать людям. - Ты лучше разденься, - сказала миссис Басби. – Можешь положить вещи наверху в своей комнате. - Есть ли какая-либо причина, по которой моё пребывание здесь создаёт сегодня неудобство? – спросила Рита, прежде чем исполнить повеление. - Никакой разницы. Правильное время задать такой вопрос, перед тем как предпринимать какие-либо действия, если ты хочешь, чтобы это было благородно. Затем подождать, ведь ответ тоже может быть дан благородно, разве только нежелательным. Рита медленно поднималась наверх, чувствуя, что это или любое другое место в доме было лучше, чем то, где была её тётя. Она вошла в свою маленькую, холодную, безрадостную, заброшенную старую комнату. Как она здесь страдала! Теперь она была благодарна, что больше не живёт в ней! Как изменились её обстоятельства! Но сможет ли она быть доброй, чтобы сохранить мир этого дня? Девочка намеревалась быть очень хорошей и спокойной, как мистер Дигби, но уже чувствовала, словно пучок крапивы прошёлся по всему её телу. Какой неуправляемый её характер! Рита медленно и неохотно пошла вниз. Когда она входила в комнату, мать с дочерью снова посмотрели на неё. Теперь, когда она сняла своё пальто, они могли видеть её новое платье. - Где ты взяла это платье, Рита? – спросила тётя. - Миссис Мовбрэй купила его мне. - Она что, собирается прислать мне чек, попозже? - Конечно же нет! Тётя Серена, миссис Мовбрэй никогда не делает злых дел. - Хм! Что тогда заставило её пойти на такие расходы для девчонки, которую она никогда не видела раньше? - Я предполагаю, что ей стало жаль меня, - сказала Рита. - Жаль тебя? Позволь мне спросить, почему? - Вы знаете, как я была одета, тётя Серена, и вы знаете, как одеваются другие девочки в школе. - Я знаю у многих из них неразумные матери, которые выставляют себя на посмешище, одевая детей таким образом. Это тренировка тщеславия. Я не думала, что миссис Мовбрэй опустится до такой глупости. - Но вы не считаете, что у Антонетты неразумная мать? – Не удержалась Рита. Дочь миссис Басби была одета точно так же, как и другие девочки. То, что она не должна была этого говорить, Рита знала, но она уже сказала. Она должна бы быть удовлетворена, но слова её остались без внимания. - Кто шил тебе платье? – продолжала миссис Басби. - Портниха. Одна леди ездила со мной, чтобы его выкроили. - Что ты делала на Рождество? – Спросила Антонетта. В ответ Рита сделал подробный отчёт о посещении Дома для цветных престарелых. - Это похоже на миссис Мовбрэй, - было замечание миссис Басби. – У неё всё не так. - Почему вы так говорите, тётя Серена? - Такая трата денег впустую. Какая польза от пакетика чая и пакетика табака для этих людей? Их хватит не дольше, чем на неделю или от силы две, и они снова в том же положении, как и раньше. - Но это не так много стоило, - возразила Рита.


157

- А ты подсчитывала? Пятьдесят или шестьдесят пакетов по полфунта чая, да плюс пятьдесят фунтов сахара... Да один только сахар будет стоить пять или шесть долларов. Прибавь сюда ещё табак и заказанную коляску, и ещё не знаю что кроме этого. Всё это на ветер! Эта женщина не знает, что делать со своими деньгами. - Но разве не учитывается то, стольким людям она принесла счастье, даже если не надолго? - Было бы намного лучше, если бы она отдала их на что-то хорошее, на фланелевую юбку, или на пару тёплых носков. Это хотя бы останется. Или вложить деньги в этот же дом, чтобы они пошли на их ежедневные нужды. Я всегда думаю об этом. - А дойдёт ли оно до их ежедневных нужд? Однажды кто-то купил для них корову, и сливки с молока пошли на чай смотрительнице, а им ничего хорошего не попало. - Я этому вообще не верю! – воскликнула миссис Басби. – Я знаю смотрительницу, миссис Бозерс. Я знаю её, потому что сама рекомендовала её туда. Я даже представления не имела, что она может быть виновной в подобной непристойности. Это просто сплетни, которым миссис Мовбрэй поверила и, не разобравшись, проглотила. Рита старалась придержать свой язык. Это было не легко. - А тебе миссис Мовбрэй подарила что-нибудь на Рождество? – спросила Антонетта, - продолжая расспросы. Рита стояла в нерешительности, но не могла найти ничего лучшего, чем ответить утвердительно. - Что? – немедленно последовал вопрос. Даже миссис Басби смотрела недовольными глазами, чтобы услышать что скажет Рита. Казалось, если сказать этим неприветливым ушам, то её драгоценные подарки станут обыкновенными вещами. Но выхода у неё не было. - Она подарила мне дорожную сумку. - Какую? - Замшевую. - Смотри, мама! – воскликнула Антонетта. – Разве это не миссис Мовбрэй опять? Когда гобеленовая или холщовая были бы нисколько не хуже. - Как я и говорила, - ответила миссис Басби, - миссис Мовбрэй не знает, что делать со своими деньгами. Когда ты собираешься путешествовать, Рита? - Я не знаю. Возможно, когда-нибудь в жизни. - Какой нелепый подарок! – настаивала Антонетта. - Да, я тоже так думаю, - подтвердила её мать. - Не позволяй себе быть обманутой, Рита, подарками в виде дорожной сумки, или ещё чем-то. Твоя будущая жизнь, похоже, не будет в удовольствиях. Всё, что я могу сделать для тебя, это дать тебе образование. Затем ты должна будешь сама зарабатывать себе на жизнь и устраиваться, и самое лёгкое, что ты сможешь делать, это заняться преподаванием. Я скажу миссис Мовбрэй подготовить тебя в этом направлении, что она, возможно, для тебя и сделает. Она, или кто-либо ещё. Так что упакуй свои ожидания, и тогда тебе не придётся много упаковывать других вещей. - Вы забыли, что есть ещё одна личность, с которой нужно проконсультироваться, тётя Серена. - Что ещё за личность? – Спросила миссис Басби, поднимая голову, и пристально смотря на Риту. - Мистер Соусвод. - Мистер Соусвод! – холодно повторила леди. – Я не осведомлена. Посторонний человек, как и что может он сказать в отношении наших семейных вопросов? - Он не посторонний, - вспыхнула Рита. – Это человек, которого я знаю лучше всех в мире, и люблю больше всех. Это личность, которой я принадлежу, которому оставила меня моя мама, и это он, а не вы, кто скажет, чем я должна заниматься, или кем я должна стать. Неблагоразумная Рита! Но страсть всегда неблагоразумна.


158

- Очень неприемлемое высказывание! – холодно сказала миссис Басби. – Когда юная леди так говорит о молодом джентльмене, что мы можем подумать? - Я не юная леди, - сказала Рита, - и он не молодой джентльмен, по крайней мере не очень молодой, и вы должны думать правду, которую я говорю. - Ты имеешь в виду, что ты собираешься выйти замуж за мистера Соусвод? – спросила леди, устремив свои маленькие зоркие глазки на лицо Риты. Лицо Риты вспыхнуло, со смешанным чувством возмущения и стыда, она не в состоянии была отвечать. - Мама, она не отвечает, - лукаво сказала Антонетта. – Можешь быть уверена, что на это она и рассчитывает. Рита и мистер Соусвод! Я вам скажу, это уж слишком! Так вот до чего вы договорились? - Мне так стыдно, что я даже не могу говорить с вами, - ответила униженная Рита с возмущением. – Как ты можешь говорить такие гадости! Я бы хотела, чтобы мистер Соусвод был здесь, чтобы дать тебе соответствующий ответ. - Ты что, думаешь, что он станет на твою сторону? – спросила её тётя. - Он всегда становился. Так он поступит сейчас, и в будущем, тётя Серена. - Этого достаточно! – сказала миссис Басби, тоже придя в возбуждение. – Успокойся, Антонетта, я не могу терпеть больше этого неразумного разговора. Но ты, Рита, должна знать, что ты никогда больше не увидишь мистера Соусвод. Он в Англии занимается бизнесом своего отца, возможно скоро женится, и тогда не остаётся больше шанса, что он когда-либо вернётся в Америку. Ты лучше подумай, стоит ли обижать друзей, которые у тебя остались, ради того, для которого ты больше ничего не значишь. - Я знаю мистера Соусвод лучше, - последовал ответ Риты, но лицо девочки было пунцовым от искреннего стыда. - Ты надеешься, что он вернётся и возьмёт тебя в жёны? – насмешливо спросила миссис Басби. - Я надеюсь, что он вернётся и позаботится обо мне. Вы можете говорить что угодно. Я всего-навсего бедная девочка, и не больше. Но он позаботится обо мне. Я знаю, что он исполнит, даже если мне придётся ожидать лет десять. - Сколько тебе лет сейчас? - Почти шестнадцать. - Тогда через десять лет тебе будет двадцать шесть. Дорогая моя, есть только один выход, при котором мистер Соусвод будет о тебе заботиться, он должен на тебе жениться, или предоставить это кому-то другому. Он знает это, точно так же как и я, поэтому он и доверил тебя в мои руки. А теперь, давайте закончим эту позорную сцену. Прежде чем пройдут десять лет, ты, возможно, будешь женой кого-то ещё. Весь этот разговор очень глупый. Рита тоже так думала, но ещё думала, что это не её вина. Она сидела красная от возмущения, и ей казалось, что кровь просочится через кожу, и соответственно злилась. Но всё же молчала, хотя Антонетта смеялась. - Какая комедия, мама! Только подумать, Рита влюблена в мистера Соусвод! - Прикуси свой язык, Нетта. - Любить и быть влюблённой две разные вещи, - пылко сказал Рита. – Я не знаю, что значит быть влюблённой, но другое я знаю. - О, мама!... она не знает, что это значит! - Я сказала тебе успокоиться, Антонетта. - Я не слышала этого, мама. Но я думаю, что ты можешь упрекнуть Риту в том, что она говорит неправду. - Как раз этого я никогда и не делаю, - ответила Рита.


159

Тут вмешалась миссис Басби, и приказала Рите пойти наверх, в свою комнату и оставаться там, пока она не сможет взять себя в руки. Рита ушла. - Мама, - сказала Антонетта. – Я думаю, что это решено между ней и мистером Соусвод, я имею в виду в её воображении. Ты видела, как она покраснела? - Я нисколько этому не удивляюсь, - ответила миссис Басби. - Когда он возвращается, мама? - Не могу сказать. Я думаю, что он и сам не знает. Он пишет, что очень занят в данное время. - Но ты думаешь, что он вернётся? - Он так сказал. Антонетта, ничего не говори,… ни единого слова больше… о нём Рите. Она потеряла голову, и лучше, если она вообще ничего о нём не будет слышать. Я позабочусь, чтобы она его никогда в жизни больше не увидела. - Мама, но он же к ней равнодушен? - Ну конечно! Он слишком большой человек в мире. Последовала тишина. - Мама, - начала Антонетта после паузы, - ты думаешь Рита красивая? - Она симпатичная, - ответила миссис Басби безразличным тоном. - О ней так думают в школе, учителя говорят, что она красавица. - Надеюсь, они ей этого не сказали. - И видишь, как миссис Мовбрэй нарядила её. - Я бы не посылала её туда, если бы знала, во что это обернётся. Однако, ни в одном другом месте, я бы не смогла устроить её так дёшево. - А что ты будешь делать, мама, если мистер Соусвод вернётся? - В этом случая я буду знать, а пока он не возвращается. Антонетта, пожалуйста, оставь этот вопрос в покое. - Да, мама. Ты умная женщина. Я не верю, что даже мистер Соусвод может справиться с тобой. - А я смогу справиться с мистером Соусвод! – убедительно ответила миссис Басби.

Глава 19

Новые испытания

После того, как прошли первые порывы гнева, Рита почувствовала, что в комнате, чтобы в ней оставаться, очень холодно. Единственное тёплое место в доме, о котором она знала, кроме комнаты тёти, был зал. После некоторого колебания и дрожания, она тихонько прокралась вниз. В тёплом роскошном зале никого не было. Рита села на коврик перед горящим камином, и стала размышлять о сложившемся положении. Она смотрела на ситуацию и на комнату вместе. Вид роскоши привёл её в бешенство. Мягкий плюшевый ковёр, толстый коврик, на котором она сидела, в красном сиянии горящего камина выглядели тёплыми и богатыми. Каким красивым был малиновый цвет, и какими изящными были серые оттенки цветов, разбросанных по нему. На пол величественно опускались шторы с их серо-малиновыми перевязями, а между ними длинные зеркала, удваивая все богатства отражённые в них. Огромный раздвижной стол, который на самом деле должен был стоять в столовой, но сейчас выполнял роль большого центрального стола. Только он был сдвинут в один угол, а на нём на зелёной подставке стояла настольная газовая лампа с хрустальным абажуром, на котором были гроздья винограда. На


160

столе больше ничего не было, ни книги, ни какой-либо мелочи, так было и во всей комнате, в ней не было ничего, кроме мебели. Мебель была очень изящная, стулья стояли по обеим сторонам комнаты, словно в ожидании кого-то, кто никогда не придёт. Пустое богатство и больше ничего! В доме миссис Мовбрэй Рита была в другом мире духовном и физическом. Книги, снятые с полок лежали на каждом столе, на стенах и над камином висели картины, там и сям статуэтки радовали глаз свой красотой, или разум своими ассоциациями. В вазах стояли цветы, и везде были следы путешествий и культуры. Каждый кусочек мрамора, бронзы или фотографии, и реликвии говорили о различных эпохах, странах и народностях. Здесь в красивых комнатах миссис Басби, великолепные висячие лампы были совсем новыми, и на них можно было видеть только медь. Рита продолжала рассматривать комнту, невольно сравнивая виденное у миссис Мовбрэй с тем, что было здесь. Затем мысли её приняли более определённое направление. Все и всё в этом доме было ей совершенно несимпатично, одушевлённое или неодушевлённое. Являлся ли он её домом? Ни в каком смысле этого слова. Разве тётя только что не сообщила ей, что у неё нет дома? Когда она станет взрослой, она должна идти своим путём, и зарабатывать свой собственный хлеб, или оставаться без него. Антонетта вырастет для всей этой роскоши, и богатстве, в то время как она будет бездомной и нищей. Неужели она сама на себя навлекла всё это? Она могла быть более миролюбивой, но в своём сердце Рита не хотела быть иной, кем была. Дом или друзья, приобретённые подчинением и раболепством, были для неё нежеланными. Но тут тихонько заговорила совесть, напоминая, что между раболепством и повиновением есть разница, только в этом случае человек должен быть абсолютно чистым и справедливым в жизни и в душе. Тогда за этим последует невольная симпатия и уважение друзей и знакомых. Разве мистер Дигби не был таким человеком? Разве миссис Мовбрэй не завоёвывает доброе расположение, где бы она ни появилась? И Рита должна была признаться, что её собственная манера поведения была далека от победы любовью. Увы, что она могла сделать, разве только будет переделана в совершенно новое состояние, чтобы стать другим творением. Как в другом случае она сможет выдержать то, что должна переживать в этом доме? Но в этом доме она была отверженной. Они ничего не захотят с ней иметь больше, только позволить ей доучиться. Для неё не было ни крова, ни убежища, на что она могла бы надеяться. Её это не заботило, если бы только мистер Дигби снова приехал. Неужели она его потеряла? Мог ли он на самом деле её забыть? Забыл ли он своё обещание? Рита этому не верила, её вера в него была непоколебимой. Но она допускала, что бизнес и обстоятельства могли сложиться так, что его обещание не сможет быть выполненным. При одной только мысли об этой перспективе, сердце её сжалось от отчаяния. Отчаяние, если бы не миссис Мовбрэй, превратилось бы в катастрофу. Даже теперь, Рита чувствовала себя очень опустошённой и одинокой. Она снова вспомнила слова мистера Дигби, о том, что может наступить время, когда вся её надежда исчезнет, и она будет вынуждена искать Бога. Но вся помощь ещё не исчезла. Миссис Мовбрэй была благословенным верным другом, но она была для всех, и Рита не могла её присвоить. - Я не буду ждать, когда наступит это время, - подумала она, - положение и так уже достаточно плохое, я буду искать Бога сейчас,… я уже искала Его…. Мистер Дигби говорил, что я должна продолжать искать, пока не найду. Я буду. Но в настоящее время я выбираю. Я выбираю быть христианкой, а это значит слугой Иисуса. Я буду Ему служить, чего бы Он ни предложил мне делать. С этого момента, я буду Его слугой. И потом, со временем, Он исполнит Своё слово и возьмёт моё сердце каменное, и даст мне новое сердце, сердце плотяное. Интересно, как это получилось, что я стала такой жёсткой...?


161

Это был шаг вперёд из всех, которые Рита делала. Это был шаг, который направляет грешника на путь христианина. Прежде чем человек становится на этот путь, невзирая на то, сколько он на него смотрит и думает, что он желанный, мало что меняется. Рита сделала свой выбор и приняла решение, она тут же рассказала об этом Господу и попросила Его благословений. Немедленно последовало испытание её искренности. Перед ней предстал крест, о котором Господь сказал, что он должен был быть взят. Который постоянно, ежедневно необходимо было нести каждому, кто намеревался за Ним идти. Люди думают, что крест можно взять на любом пути, но это ошибка, его можно найти только на пути следования за Христом, и только в результате доверия Ему. Это то, что можно взять и нести, если христианин следует за своим Господом. Но он может и избежать креста, если свернёт с пути следования за Ним, и пойдёт с миром. Кресты бывают разных видов, но все они предоставлены миром и сатаной снаружи или по собственной воле внутри. Вид, который крест принял в этот раз для Риты, был вторым. Совесть прошептала, напоминая: «Итак, если ты принесёшь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя».… Мгновенно вся внутренность Риты восстала с протестом. – Извиниться перед тётей сейчас? Смириться, чтобы признать свою неправоту, когда с ней поступили неправильно во много раз больше? Склониться перед жестокостью, которая раздавит её? Оправдать чужое зло, признавшись в своём? – Самоволие выдало ей своё «Невозможно!» А совесть с тихой настойчивостью держалась за крест. Рита закрыла лицо руками, всё её тело выражало внутренюю борьбу, которая свидетельствовала о том, что происходило в её разуме. Это было трудно, очень трудно! Природа возмущалась с неописуемым отвращением против того, чтобы брать крест, но он был перед ней, в неумолимых руках совести, а благодать говорила: «Сделай это. Возьми и неси». Природа и благодать стали бороться. Но всё время, в глубине сердца девочки было определённое осознание, что крест должен быть взят, и она возьмёт его. Она должна, если её новое решение что-нибудь значит. Рита чувствовала, что она не может позволить ему испариться в воздухе. Она боролась, противилась, возмущалась и, наконец, уступила. Её воля смирилась, и она произнесла в своём сердце: - Я должна, и я сделаю. Затем её объяло чувство покоя, которому она была благодарна. Рита размышляла над тем, когда она должна это сделать, а делать этого так не хотелось. Она не могла вполне решить когда, но при первой же появившейся возможности, когда бы это ни было. Во всяком случае, она сделает это прежде, чем уйдёт из дома, даже если ей придётся самой создать эту возможность. Рита решила снова вернуться в свою холодную комнату, пока никто не застал её в зале. Она хорошо согрелась, а если будет необходимость, она может лечь на кровать и укрыться одеялом, и так ждать, до самого полдника. Когда Рита поднялась наверх, произошло то, чего она не ожидала, в её сердце забил ручеёк радости, который наполнялся и увеличивался. – Да, Иисус мой Царь, - думала она, - и я Его дитя! О, теперь я ни о чём не переживаю, потому что Иисус мой Царь, и Он поможет и позаботится обо мне». Поднимаясь по лестнице, она напевала это имя в своём сердце. Впервые в жизни его сладость была для неё приятной, и впервые Его сила стала той, на которую можно было опереться. Да, Рита была права; она перешагнула узкую границу между царством князя этого мира и царством Христа. Она покорилась одному Правителю и больше не была под гнётом другого. Как только Рита вошла в царство Иисуса Христа, она вышла из тьмы в свет, и ветерок этот новой страны нежно подул на неё. О как чудесно! Как прекрасно! Как необычно, что такое изменение могло произойти так быстро, и в то же время так трудно! Рита не пережила ещё всех битв и не освободилась от всех своих врагов, но что сатана больше не имеет над ней власти, она была уверена. Она сильно отличалась от той Риты, которая пробиралась вниз по лестнице два часа назад, объятая гневом и горечью.


162

В комнате было очень холодно. Рита легла, укрылась одеялами и уснула. Её позвали к полднику. Рита встала, пригладила руками свои волосы, насколько это было возможно, и стала думать, что теперь она должна была сделать. Девочка должна была сжать зубы и пойти словно в битву, но отступать она не собиралась. Мистер Басби пришёл на обед, что было необычным, и на что она не рассчитывала. Он был добрым. - Как дела Рита? Ах, как ты похорошела! И выросла, я вам скажу! - В этом нет необходимости, папа, - сказала Антонетта, которая была предрасположена к полноте. - Что миссис Мовбрэй сделал с тобой? Я едва ли могу узнать тебя. - Красивые перья, папа. - Миссис Мовбрэй была очень добра ко мне, – смогла тихо выговорить Рита. - Она становится красивой, жена! Провозгласил мистер Басби, садясь за стол. - Ты не должен говорить подобных вещей девочкам, мистер Басби, - с упрёком произнесла его жена. - Я не должен? Почему бы это? Это естественно, они будут слышать довольно подобных комплиментов, когда они станут немного старше. - Почему, это будет, мистер Басби? – спросила Рита с невинным любопытством. - Да, конечно, почему бы это? – повторила тётя. - Почему они должны? Я не знаю. Как я уже сказал, что это естественно. Юные леди обычно требуют таких комплиментов от своих поклонников. - Чтобы говорили им, что они красивые? – спросила Рита. - Да, - сказал мистер Басби, глядя на неё. Девушкам это нравится. Разве тебе не понравилось бы? - Мне бы это совсем не нравилось, - ответила Рита, краснея от смущения. – Я не возражаю, когда вы это говорите, мистер Басби, вы в праве сказать мне всё, что вам нравится, но если это будет говорить любой незнакомец, я подумаю, что он очень наглый. - Ты ещё многого не знаешь, - возразил мистер Басби. - Совсем не большая опасность в том, что Рита когда-нибудь будет подвергаться такому сорту внимания, - сказала миссис Басби, со своим определённым покачиванием головы, что всегда означало, что она имела в виду гораздо больше, чем сказала в этот раз. - Возможно, - ответил её муж. – Но она будет достойна этого, я могу тебе это сказать. Она будет даже красивее, чем Антонетта. Замечание показалось Рите особенно некстати, да ещё и в этот день. Миссис Басби покраснела от негодования, хотя и ничего не сказала. Антонетта же не была в состоянии этого вынести. - Папа! – сказала она, разразившись слезами, - это очень жестоко с твоей стороны! - Ну не хнычь, - сказал отец. – Ты достаточно смазливая, если следишь за собой, но разве ты не считаешь, что есть в мире другие люди, которые красивее тебя? Будь разумной. - Очень трудно не обидеться, мистер Басби, - сказала жена, плотнее сжимая губы. - Мама! – воскликнул Антонетта очень обиженным тоном, - он назвал меня смазливой! - А ты разве не такая? – спросил отец, немного раздражаясь. – Я думал, что ты это знаешь, что ты такая. Но Рита будет красавицей. Это тебе нисколько не причиняет вреда, дитя моё. - Похоже, что вы не учли, что это может принести вред Рите, мистер Басби. Забыл ли это мистер Басби, или ему было всё равно, на это он не ответил. - Я никогда не говорю Антонетте, что она будет красавицей, - серьёзно продолжала миссис Басби. - Ну, я тоже не думаю, что она будет. Она не того стиля. - Так что, мой стиль быть страшной, папа? – воскликнула обиженная дочь.


163

- Где ещё ты видел такую кожу, как у Антонетты? – спросила мать. - Кожа ещё не всё. Моя дорогая, не будь такой, - сказал мистер Басби своим хриплым голосом, который звучал как-то странно. – Нетти симпатичная девочка, и я этому рад, но не делай из неё глупышку, чтобы она думала о себе больше. У тебя тоже была красивая кожа, когда я на тебе женился, но я женился не поэтому. Рите было интересно, почему тётя вышла замуж за мистера Басби? Возможно, с одной стороны, если когда-то была кожа персикового цвета, то было что-то привлекательное и с другой стороны, к примеру, мог быть приятный голос. Но этого ничего уже нет. Антонетта продолжала плакать, и миссис Басби была более раздражённая, чем Рита её когда-либо видела. Однако сдержанность, не подводила её, она продолжала поджимать губы и молчала. Рита хотела картофель, но он был перед миссис Басби, и она не решалась попросить её. Молчание было ужасным. - В чём дело, Нетти? – наконец спросил отец. – Не будь глупой. Я не верю, что Рита бы плакала, если бы я сказал ей, что её кожа смуглая. - Ты достаточно сказал, чтобы польстить Рите! – всхлипывала Антонетта. - Разве есть в этом необходимость, чтобы постоянно сравнивать свою дочь с кем-то ещё? – сказала миссис Басби. – Не могли бы мы поговорить на другую тему, более полезную и приятную? Тут Рита набралась смелости и с сильно бьющимся сердцем сказала: - Можно я скажу что-то на другую тему? Тётя Серена я хотела сказать вам… я ждала возможности сказать вам… что хочу попросить у вас прощения. Миссис Басби не отвечала, ответил за неё её муж. – За что? - Сегодня, сэр, и ещё раньше, когда я была здесь…. В разное время,…я разговаривала с тётей Сереной, как не должна была, грубо и я была сердитая. Я хотела признать это и попросить у неё прощения. - Ну, это любой может сделать, - ответил мистер Басби. – Достаточно сказано. Правильно, если ты неправа, то признаёшься и извиняешься, это всё, что необходимо. По крайней мере, как только миссис Басби даст понять, что принимает извинения. Но миссис Басби ничего подобного не сделала. Она продолжала молчать. - Моя дорогая, ты хочешь, чтобы Рита сказала что-то больше? Разве она не извинилась достаточно? - Вначале я бы хотела знать, - начала миссис Басби натянутым тоном, - что заставило её принести извинения? - Что заставило? – Начал мистер Басби, но Рита перебила его. - Меня заставило то, что я хочу поступать правильно, и я знаю, что правильно будет принести извинения. - Тогда причиной было не то, что ты сожалеешь о том, что сказала? – Демонстративно осведомилась миссис Басби. Рита была поражена тем, как были восприняты её слова, и замолчала в нерешительности. - Я сожалею, конечно, что я говорила грубо, - сказала она. - Но не сожалеешь о том, что ты говорила? - Ты расщепляешь волосинку, моя дорогая! – нетерпеливо проговорил мистер Басби. - Дай ей ответить… - возразила жена. - Я не знаю как отвечать, - медленно проговорила Рита, думая, какие подобрать слова. - Я сожалею о моих плохих манерах и неприличном поведении. Я прошу за это прощение. Есть ли ещё что-то, за что я должна извиниться? - Ты мне не ответила.


164

- Что ещё я могу сказать? – ответила Рита с чувством. – Я не прошу прощение за мысли и чувства, но за моё неправильное поведение. Могу ли я быть прощённой? - Значит, твои чувства не изменились? – произнесла леди с острым взглядом. Рита думала, что при существующей системе трудно изменить чувства, и ничего не ответила. - Прекрати, моя дорогая! – сказал хозяин дома, … ты расщепляешь соломинки. Когда принесены извинения, то тебе ничего не остаётся, как принять их. Рита выполнила свою часть, а теперь ты должна выполнить свою. Проходил ли Дед Мороз мимо тебя в этом году, Рита? - Да, сэр. - И что же он тебе принёс, а? - Миссис Мовбрэй подарила мне Библию. - Библию! – Воскликнули в один голос миссис Басби и её дочь, - ты же сказала сумку? - Я сказала правду, - ответила Рита. - Она дала тебе Библию и сумку тоже? - Да. - Какая ужасная расточительность! Разве у тебя не было Библии? - У меня была одна, но старая, в которой нет ссылок. - А для чего тебе сноски? Эта женщина ненормальная. Если она всем раздаёт таким же образом, её карман опустеет ещё прежде, чем закончатся праздники. - Но она испытывает огромное удовольствие от этого, - возразила Рита. - Хотя, я не такой богатый, как миссис Мовбрэй, - сказал мистер Басби, - но я должен помнить тебя, Рита, – он поднялся и подошёл к большому письменному столу, который стоял в этой комнате. Эта полуподвальная комната служила мистеру Басби кабинетом, когда стол не был накрыт для принятия пищи. Три пары газ с любопытством следовали за ним. Мистер Басби отомкнул одну из дверей, открыл ящик и вынул оттуда пачку листов почтовой бумаги и поискал конверты подходящего размера. Затем дал в руки поражённой Рите две пачки бумаги и две пачки конвертов. - Вот, моя дорогая, - сказал он. – Это тебе пригодится. - Что она с ними будет делать, папа? – Спросила с удивлением Антонетта. – У Риты никого нет, кому бы писать письма. - Может быть. Однако, она может писать, что придумает. Ты пишешь что-то в школе, те так ли? - Но тогда для чего конверты, папа? Мы не складываем наши сочинения в конверты. - Ничего, моя дорогая, конверты идут с бумагой. Рита может хранить их, пока найдёт им применение. - Но они не подойдут к другой бумаге, папа, - продолжала Антонетта. Но Рита, собрав свою выдержку, выразила благодарность, как могла. - Показывала ли тебе Нетти свои Рождественские подарки? - Нет, сэр. - Я думаю тебе будет приятно их посмотреть. Пожалуйста, моя дорогая. Рита отнесла свои подарки наверх, думая, что ещё произойдёт во второй половине дня. Тётя и кузина были не в хорошем расположении духа. Все, кроме мистера Басби поднялись в комнату тёти, и молча сели. Мысли Риты вернулись к её сумке и книгам у миссис Мовбрэй. Стрелки часов над камином показывали два часа. Ещё три часа и она сможет уйти домой. Миссис Басби взялась за работу, у неё всегда была коробка с вещами для починки. Извинения, похоже, не привели к смягчению её настроения. Антонетта ушла в нижний зал на занятия, и послышались приятные звуки пианино, перебираемые вверх и вниз. Рита сидела, глядя на пальцы тёти. - Ты знаешь как ремонтировать свою одежду, Рита? – наконец нарушила молчание миссис Басби.


165

- Не очень, мэм. - Я преподам тебе урок. Смотри сюда – здесь тонкое место на локте рубашки мистера Басби, значит сюда нужно пришить латку. Я дам тебе латку…. Она нашла кусочек ткани, с большим вниманием вырезала из него квадрат, стараясь, чтобы всё было ровно, и дала его Рите. - Он должен ложиться вот отсюда и сюда… видишь? – Объяснила она, показывая место. – И ты должна пришить его точно по положению нитей, он должен быть совершенно одинаковый. Ты можешь поворачивать его, как хочешь, но в конце он должен выглядеть очень аккуратно. Рита подумала, так как она не носила льняных рубашек, что эта конкретная работа была больше необходима для тёти, чем для неё самой. Пришить по ниткам! Да это займёт полдня! - У меня нет напёрстка… - ответила она. Миссис Басби нашла свой старый напёрсток, но он был слишком большим для пальчика Риты и постоянно соскальзывал. Остальная история этого дня осталась в прошлом. Насколько легко, для неопытных рук, пришить льняную латку согласно нитей, пусть любой, кто в этом сомневается, попробует. Рита примётывала и отпарывала, снова примётывала и снова отпарывала. Латка не ложилась гладко, или не хотела лежать прямо, и когда она уже думала, что получилось, показала работу тёте. Миссис Басби заметила, что прямо было только на одной стороне, или где-то оставалась морщинка. Рита вздыхала и начинала снова. Ей не нравилась эта работа. Она так же не испытывала никакого удовольствия выполнять её для тёти. Её нетерпение было так же трудно усмирить, как и саму латку, но Рита думала, что это только латка. Наконец, и на это не ушло много времени, как она начала злиться. Может быть тётя испытывала её, задавала она себе вопрос, проверить, не забудется ли она и снова начнёт плохо себя вести? И тут Рита снова увидела перед собой крест, только в другой форме. Терпение и верное служение снова требовали оставить свою волю. А она… снова злится. Рита уронила работу и закрыла лицо руками, чтобы вознести безмолвную молитву о помощи. - Таким образом ты не закончишь пришивать латку, - прозвучал холодный голос миссис Басби. Рита опустила руки и ничего не сказала, решив, что в данном случает она тоже будет делать то, что правильно. Она принялась за работу с терпеливой решительностью и приметала латку так, что даже миссис Басби сказала, что всё сделано хорошо. Затем тётя вручила ей иголку и тонкую нитку, и объяснила, как нужно пришить этот кусочек очень мелкими стежками. Но трудности теперь были позади. У Риты было хорошее зрение и она живо взялась за работу. Работа была закончена, когда света было уже недостаточно, чтобы продолжать шить. Она сложила рубашку, с радостным чувством, что день закончился. В комнату вошла Антонетта как раз в тот момент, когда Рита вставала. - Тётя Серена, - сказала девочка, и голос её звучал приятно, - мои чулки нужно заштопать, а у меня нет для этого ниток. Если вы дадите мне катушку штопальных ниток, то я смогу содержать их в порядке. - Ты знаешь как? - Да, мэм, я знаю, как штопать. Мама меня учила. Чулки я умею штопать. Миссис Басби порылась в своей корзинке и протянула Рите клубок ниток. - Это слишком грубые, тётя Серена, - сказала Рита, посмотрев их. - Слишком грубые для чего? - Чтобы заштопать мои чулки. - Они не грубые, чтобы штопать мои. - Но они не подойдут для моих чулок, - сказала Рита, глядя на неё. – Чулки будут рваться.


166

- Как ты умудрилась заполучить такие нелепые чулки? Такие чулки очень дорогие. Я не балую себя ими, а я бы могла, даже скорее, чем твоя мать. - Я предполагаю, что нищие всегда думают, что у них должны быть хорошие вещи, - сказала Антонетта. – Интересно, что у неё за обувь к этим чулкам? Кровь хлынула в лицо Риты, и раздражение побуждало резко ответить, но она не хотела снова упоминать имя мистера Дигби. Девочка колебалась. - Чья прихоть это была? – спросила миссис Басби, - твоя, или твоей матери? Я ничего подобного не слышала в своей жизни. Я осмелюсь сказать, что они фирмы Балбригган. Но я не должна этому удивляться! - Я не знаю, какой они фирмы, - сказала Рита, изо всех сил стараясь сдержать свой гнев. – Но это не прихоть моей мамы, и не моя. - Тогда чья же? – резко спросила миссис Басби. - Рита стояла в нерешительности. - Миссис Мовбрэй! – воскликнула Антонетта. – Это снова миссис Мовбрэй! Мама, я думаю, что ты должна чувствовать себя оскорблённой. Миссис Мовбрэй просто возмутительная! Как будто ты не могла купить нормальные чулки для Риты, и она должна и сюда сунуть свой нос. - Я думаю, это очень нескромно со стороны миссис Мовбрэй, и Рита может передать ей мои слова, - произнесла миссис Басби с некоторым возмущением. Возмущение Риты немного остыло, и его место заняло чувство развлечения. Забавно смотреть, как люди бросаются на ложные предположения, когда это совсем даже их не касается. Однако она должна была говорить. - Это не прихоть миссис Мовбрэй, - сказала она. – Их купил мне мистер Соусвод. - Мистер Соусвод!... только и смогла произнести миссис Басби, а остальные мысли она придержала при себе. - Мама, - сказала Антонетта, - мистер Соусвод такой же слепец, как и другие люди. Но джентльмены не понимают в этих вещах… да и откуда они знают. - Ты сама слепец, Антонетта, - сказал мать. - Есть ли у вас нитки немного потоньше? Я имею в виду намного тоньше? – спросила Рита, возвращаясь к началу вопроса. - В моём доме нет таких чулок, которые бы нуждались в этом. - Тогда что же мне делать? У меня две или три маленьких дырочки на пальцах. - Я скажу тебе. Я дам тебе чулки, которые подойдут тебе, а свои ты можешь принести мне. Я сохраню их, до того времени, пока они тебе понадобятся, а это будет совсем даже не скоро. Рита похолодела от ужаса. Это было унижение и угнетение одновременно, её природа яростно восстала. Ей нравились чулки, как и всё, что мистер Соусвод для неё приобрёл, кроме того они ей подходили, и ей нравилось нежное их прикосновение. Хотя ничего, кроме подозрения не было, Рита неожиданно почувствовала, что время, когда она снова увидит свои чулки, никогда не придёт. Они буду служить другим, и миссис Басби будет думать, что это справедливый обмен. Она будет носить грубые, а Антонетта будет носить тонкие. В душе Риты происходила ужасная буря, которую, не смотря ни на что, она удержала. Она обратится к миссис Мовбрэй. Скоро Рита ушла, унося с собой два набора бумаги и конверты, но оставив грубые штопальные нитки, которые не собиралась использовать.


167

Глава 20

Чулки

Рита шла домой с бурей в сердце. Чувства её были такие бурные и противоречивые, что на протяжении всего пути, слёзы катились из её глаз. Вся сила, что была в ней, восстала против этой новой травмы и она дрожала от осознания бессилия. Она должна будет подчиниться. Рита съёживалась от оков обстоятельств. Сможет ли миссис Мовбрэй защитить её? А если нет, должны ли она отдать свои тонкие чулки, чтобы их носила её кузина или тётя? Вздымавшиеся порывы гнева освещал и скрашивал яркий луч света, Рита ступила на новую тропу, и поэтому теперь у неё новый Защитник и Помощник. При этой мысли снова полились слёзы. Она больше не была безнадёжной рабыней своих страстей, было освобождение. - Теперь Иисус мой Царь! Он позаботится обо мне, и Он поможет мне поступать правильно. – Так думала девочка, идя домой. Именно то, что Адам и Ева потеряли из-за непослушания, их потомки восстанавливают, как только возвращаются к своему Отцу и становятся послушными. Разорванная связь снова восстанавливается и потерянная защита возвращается, они переходят от власти Сатаны к Богу, становятся под Его знамя, которое теперь развивается над ними. С девизом «Любовь», они в безопасности от всех козней и сил противника. Рита это уже чувствовала, радуясь новому миру, который наполнял даже воздух царства, в которое она вошла. Радовалась тому, что теперь она не должна больше надеяться на себя, чтобы сражаться в одиночку. Потому что между тётей и её сердцем предстоит жаркая битва. Когда она вернулась домой, было время ужина, и поговорить с миссис Мовбрэй не удалось. Рите пришлось долго ждать, прежде чем она нашла возможность поговорить с ней уединённо. Наконец, на протяжении вечера девочка подошла достаточно близко, чтобы тихонько сказать: - Миссис Мовбрэй, смогу ли я вас увидеть на минутку? - Это серьёзно? – спросила леди тем же тихим тоном, открываю коробку с китайской мозаикой, и высыпая её перед гостями учениц. - Для меня очень серьёзно, - ответила Рита. - Что-то беспокоит? - Да, мэм. - Тогда здесь мы не сможем поговорить. Я попозже зайду к тебе в комнату. Что она и сделала. Миссис Мовбрэй пришла, когда дневная работа уже была позади, и что это был за день! Она развлекала нескольких девочек тем, что водила их посмотреть, как делают книги в Американском Библейском обществе. Других она водила в картинную галерею, упаковала посылку, чтобы отправить бедной подруге в сельской местности. Миссис Мовбрэй проверила набор книг на книжной полке, чтобы вспомнить, что может быть ей полезным в её работе. Посетила двух родственников в городе и занимала целую группу учениц весёлыми развлечениями, предоставив им картинки и мозаику. А теперь она пришла, чтобы быть сочувствующим, терпеливым и ласковым другом одному уставшему юному сердечку. Леди вошла весёлой и жизнерадостной, глянула вокруг, чтобы убедиться, что комната комфортная и выглядела так, как должна была, затем села, в ожидании. Была ли она уставшей? Возможно, но этого не было видно. Что из того, что она устала, если есть ещё дело, которое Бог поручает ей исполнить? Она не проявляла усталости ни в лице, ни в манерах, словно только что проснулась после ночного отдыха.


168

- Тебе здесь хорошо, моя милая? О, очень, мэм, благодарю вас. - А теперь, о каком деле ты хотела поговорить? - Я хочу, чтобы вы мне подсказали, что делать! - О чём? Приятно ли ты провела день? - Совсем даже не приятно. - Почему же? - Отчасти это была моя вина. - Не полностью? – спросила миссис Мовбрэй с очень доброй улыбкой. - Я не думаю, что это была полностью моя вина, мэм. Частично да. Я не справилась со своим характером и разозлилась, а поэтому сказала то, что думала, и тётя Серена выгнала меня из комнаты. Затем за обедом я извинилась и попросила прощения. Я сделала всё, что могла. Но не в этом проблема. Тётя Серена сказал мне принести все мои хорошие чулки, и она даст мне простые и грубые. Должна ли я это сделать? – Глаза Риты выжидательно смотрели в лицо своего советника. - Что побудило её, отдать такое распоряжение? Рита колебалась, и наконец сказал, что она не знает. - Может быть твои чулки слишком тонкие, чтобы носить их в холодную погоду? - О, нет, мэм! Об этом она вообще ничего не сказала. Только я бедная, и поэтому не имею права носить тонкие чулки. - Как же получилось, что они у тебя, если они слишком для тебя хороши? - Мне их дали. Их купили для меня… мой друг, который не был бедным. Они теперь не мои? - И ты сказала, что твоя тётя хочет их? - Она сказала, что я должна принести их ей, и она даст мне другие, которые были бы более подходящие для меня. - А для чего они ей? – резко спросила миссис Мовбрэй. - Она сказала, что у неё нет таких хороших, и она будет хранить их, пока я захочу их… но когда это будет? - Что ты ответила? - Я ничего не ответила. Я была ужасно рассерженной. Я вышла из дома, не сказав ничего. Всё началось с того, что я попросила у неё нитки для штопки, чтобы заштопать чулки, а те, что она мне дала, были слишком толстыми. - У меня есть тонкие нитки для штопки, - сказала миссис Мовбрэй. – Я дам тебе. - Тогда вы думаете, что я не должна ей отдавать их? Дорогая миссис Мовбрэй, разве у неё есть право забирать у меня мои вещи? - Я бы сказала, нет, - ответила миссис Мовбрэй. - Тогда вы думаете, что я могу отказать, когда она меня о них спросит? – радостно спросила Рита. - Чем ты руководствуешься в своих действиях, милая? - Чем руководствуюсь? – спросила Рита снова становясь серьёзной. Я думаю, миссис Мовбрэй, я хочу делать то, что правильно. - Тогда следующий вопрос. Ты хочешь делать то, что я думаю правильно, или то, что ты думаешь,.. или что Бог считает правильным? - Да, я хочу этого, - сказала Рита, с замиранием сердца. – Я хочу делать то, что Бог считает правильным. - Тогда, я советую, спросить Его. - Спросить Его о чём, мадам?


169

- Спроси, что ты должна делать в этих обстоятельствах. Признаюсь, я не готова с ответом. Мой первый порыв чувств был как и у тебя, что твоя тётя не имеет никакого права так поступать, но, милая моя, наш долг переносить несправедливость. Ты под её опекунством и она ближайшая родственница, которая у тебя есть. Ты должна считаться с тем, чем ты обязана ей в этом отношении. Она занимает сейчас место твоего родителя… - О, нет, мэм! – воскликнула Рита. – Никогда! Ни в коем случае! - Не как право на привязанность, а как право на уважение и подчинение. Ты не можешь изменить этот факт, моя милая. Любишь ли ты её или нет, ты обязана ей подчиняться, и до некоторой степени быть в послушании. Она занимает это место по отношению тебя. - Но моя мама поручила меня мистеру Соусвод. Он не в состоянии правильно о тебе заботиться, и подтвердил, что он это понимает, и поэтому поместил тебя под защиту твоей тёти. - Она никогда не будет защищать меня, - сказала Рита. – Она будет делать противоположное. - Ну, дитя, обстоятельства это не меняет, - сказал мисси Мовбрэй поднимаясь. - Тогда, вы думаете, - начала Рита в большом смятении, - вы думаете, что я должна молиться, чтобы узнать, как я должна поступить? - Да. Лучшего пути я не знаю, если ты хочешь исполнить волю Божью, а не свою собственную. - Но как я получу ответ? - Ищи его в Библии. Ты найдёшь. А теперь, спокойной ночи, моё милое дитя! Не сиди сегодня, чтобы подумать, уже поздно. Завтра начни. У тебя достаточно времени для такого рода занятий, так как сейчас праздники. Она ласково обняла Риту, и девочка легла спать успокоенная и утешенная. Правда, кровь её закипала, когда она думала о своих чулках, но она старалась о них не думать, и скоро не могла уже думать ни о чём. На следующий день разразилась снежная буря, с порывами ветра и крепким морозом, которые прогнали с улиц всех, оставив лишь нескольких, кто пробегал по ним по самым неотложным делам. Прекрасный день, чтобы дом и собственная комната казались уютными и весёлыми. Приятно было слышать, как маленькие кристаллы бились, в стёкла окон и наблюдать, как кружились они в вихре, подхваченные порывами ветра, и уносимые куда-то вдаль. От этого тишина, тепло и уют чувствовались намного приятнее. После завтрака Рита ушла в свою комнату, чтобы заняться серьёзным исследованием. Её Библия выглядела для неё теперь по другому. Это была не просто книга, подаренная ей миссис Мовбрэй, но она дана ей Самим Богом. Поэтому она была очень милой, святой, драгоценной, чудесной и самой желанной. Теперь это не официальная книга неприятных законов, с которыми она встречалась на распутье, но письмо любви, содержащее намерения и волю Того, Кому она с огромным удовольствием подчинялась. Перемена была такой великой! Рита помедлила немного в восхищённом созерцании Бога, и затем принялась за дело. Но как она должна начать? Лучше всего, она подумала, это искренно спросить о свете на её обязанности, затем открыть Библию и посмотреть, что там можно найти. Рита молилась честно и искренно, надеясь, что она не должна будет отдать тёте свои чулки. Но здесь была большая трудность в том, как найти в Библии ответ на конкретный вопрос, который касается наших действий. Смотря через красную вуаль, невозможно увидеть правильный оттенок голубого, и смотря через голубую, легко можно превратить золотой в зелёный. Или взять другой пример, если уши заполнены шумом страсти, или криком желаний, то тихий, мягкий голос Духа Святого в мире или в сердце, легко может быть потерян. Так кто-то сказал, и очень справедливо: «О, какая это редкость, найти душу, которая слышит, что говорит Бог»!


170

Другая предполагаемая трудность состоит в том, что Библия не говорит непосредственно о предмете, о котором вы спрашиваете. Однако может быть правдой, как одна или две ноты чётко услышанные, дают вам весь аккорд, то же самое и с небесной музыкой Божьей воли. Рита не имела представления, где искать решения, которого она хотела. Она подумала, что лучше всего будет обратиться к той же главе в Евангелии от Матфея, из которой она уже получила столько света. Она уже выполнила, что касается «примирения с братом», которой была её тётей, и теперь была рада идти дальше. Будет ли следующее повеление таким же трудным? Рита прочла несколько стихов, без того, чтобы увидеть что-либо, касающееся её настоящего вопроса. Неожиданно она вздрогнула. Что это? «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два». Вначале Рита только смотрела на слова, словно они поднялись из земли, чтобы стать перед ней, затем она обеими руками закрыла лицо. В ней снова бушевал конфликт, вся её душа бунтовала в смятении и сопротивлении. Позволить тёте поступить с ней неправильно! Но тут возразило написанное: «Не противься злому». - О, ну почему же, - думала Рита,- почему злу нельзя противиться? Ведь люди противятся и ищут закона, и делают всё, что могут, чтобы их не растоптали. Необходимо ли позволить себя растоптать? Почему? Должна быть справедливость, а это не справедливо! О, если бы миссис Мовбрэй зашла, чтобы я её спросила! Я этого не понимаю. В этот момент, словно призванная по её желанию, миссис Мовбрэй постучала в дверь. Она хотела взять что-то из шкафа в этой комнате, и извинилась за беспокойство. - Вы не беспокоите… О, миссис Мовбрэй, а вы сильно заняты? – воскликнула девочка. - Всегда занята. Моя милая, - ласково ответила леди. – Я всегда занята. Что ты хотела? - Ничего… если вы очень заняты, - сказал Рита. - Я никогда не занята слишком, когда тебе нужна моя помощь. Тебе нужна помощь сейчас? - О, очень сильно! Я не могу…понять всего. - Ну, тогда подожди минутку, и я вернусь к тебе. Рита выпрямилась, ободрившись, поставила стул для миссис Мовбрэй и встретила её уже с просветлённым лицом. - Миссис Мовбрэй, я искала, как вы посоветовали мне, чтобы видеть, как мне поступить. И, смотрите, я нашла вот это: «Не противься злому». Почему? Разве не правильно противиться злому? - Прочти стих, прочти всё до конца главы. Рита прочла стихи, над которым размышляла, и затем: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного»… Рита дочитала до конца главы. - Дорогая, сказала миссис Мовбрэй, ты думаешь, что ты сможешь любить своих врагов и молиться за них, если ты будешь продолжать бороться и противиться им? - Я не знаю, - ответила Рита, – возможно нет. Я не думаю, что это будет легко, в любом случае. - Это не легко. Разве ты не видишь, что совершенно невозможно делать эти две вещи в один раз? Ты должна принять одно направление, или другое, либо сделать все возможное, чтобы отразить силу силой, сопротивляться, бороться, прибегать к закону, воздать людям то, чего они заслуживают, или выйти навстречу с протянутой рукой прощения и с сердцем полным милости. Проходя через обиды и даже страдая несправедливо, мы можем победить зло добром, и завоевать


171

людей любовью, и таким образом спасти их от погибели. Ради этого стоит понести небольшую потерю. - Но разве правильно позволять людям поступать плохо и не останавливать их? Разве неправильно обращаться к закону? - Иногда, когда вопрос стоит об интересе других. Но если это только в настоящий момент приносит небольшое неудобство тебе или мне, я думаю, что в Библии написано простить… пропустить,.. любить и молиться за людей, чтобы они исправились, если можешь. - Я никогда не смогу, миссис Мовбрэй, - тихо сказала Рита. - Милая, ты не знаешь. - Тогда я должна позволить ей забрать мои чулки? – спросила Рита после паузы. - Этот вопрос ты должна решить сама. Но можешь ли ты простить и любить её, и противиться ей в то же время? Ты можешь, если то, что она требует от тебя, вынуждает тебя поступить плохо, но ведь это только то, что тебе неприятно. - Потому что это неприятно, поэтому мне кажется, это неправильным? - Да, это неправильно с её стороны, но это не то, что мы должны делать. - И если один человек ударит другого… вы думаете, что он должен предоставить ему возможность ударить себя ещё раз? - А что в Библии написано? Рита посмотрела в Библию, словно слова должны были значит что-то другое, кроме того, что они значили. - Я расскажу тебе настоящую историю, - продолжала миссис Мовбрэй. – То, что случилось однажды на самом деле, и тогда ты можешь решать. Это была большое текстильное производство, где-то на западе. Хозяин производства, я думаю, что он был англичанином, за что-то упрекнул одного из своих подчинённых. Я не знаю за что, но человек тот сильно разозлился и ударил его прямо по лицу. Хозяин покраснел, затем побледнел, постоял немного, и затем повернул к человеку другую сторону лица для следующего удара. Человек тот уже сжал кулак, чтобы ударить ещё раз, но увидев это, он дрогнул и рука его опустилась. Этот сильный мужчина зарыдал. Он был завоёван. - Что ты думаешь? - Он был очень необычным человеком! – сказала Рита. - Который? – спросила миссис Мовбрэй, улыбаясь. - О, я имею в виду хозяина. - Но что ты думаешь о таком способе, чтобы отвечать на оскорбление? - Но разве в Библии в самом деле имеется в виду, чтобы мы так поступали? - Что там написано? Можно быть совершенно уверенными, что Бог имеет в виду то, что говорит. - Люди поступают так, словно они не верят. - Тогда что? - Миссис Мовбрэй, я не вижу, как это возможно. - По милости Божьей. - Я предполагаю, что так человек может делать всё, - сказала задумчиво Рита. Наступила тишина, которую миссис Мовбрэй не собиралась нарушать. Она наблюдала за лицом девочки, на котором отражалась работа мысли, и происходящая борьба. Борьба была настолько серьёзной, что Рита не заметила ни молчания, ни того сколько оно длилось. - Тогда… вы думаете… - начала она, - согласно этого… что я должна… Слова звучали медленно и со внутренним протестом. Миссис Мовбрэй поднялась. - Решение должно быть принято тобой независимо от того, что я думаю. Читай и молись об этом, и я буду молиться, чтобы ты приняла правильное решение.


172

- Но если вы думали, миссис Мовбрэй… начала Рита. - Ты не мне должна быть послушной, дитя моё. Я думаю, что твой вопрос не из лёгких, он не был бы лёгким и для меня. Я уверена, что он бы возмутил всё нечестие, которое во мне, но, как ты сказала, по милости Божьей человек может сделать всё. Я буду о тебе молиться, моя милая. Она вышла из комнаты, хотя Рита хотела бы задержать её. Гораздо легче было говорить, чем делать, а теперь она была снова перед необходимостью действовать. Она сидела, склонившись над Библией, смотря на слова. Это были бескомпромиссные, простые, чёткие слова, но такие трудные, трудные для послушания! «И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два». И здесь воля Риты так ухватилась за свои чулки, что казалось, она никогда их не выпустит. Это было несправедливо! Это угнетение! Это же вымогательство! Это было намного больше, что Рита не могла даже назвать. Да, всё это правда, но… «и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду». Долго Рита переживала, читая эти слова, но вдруг пришла другая мысль, пришедшая с ясностью и миром, как солнечный луч. - Это не для тёти Серены, а для Христа! Ты Его слуга, а это Его повеление. … Это истина! – подумала Рита, неожиданно сбрасывая с себя бремя, давящее её. - Я Его слуга, и так как это Ему угодно, тогда почему бы и нет? Тётя Серена может забрать чулки. Что они значат? Но у меня есть возможность угодить Богу, расставшись с ними, а я тут старалась бороться изо всех сил, чтобы этого не сделать. Что я за христианка! Но… какая радость пришла с этим осознанием!… я думаю, что Господь начал сдвигать моё каменное сердце. Сознание быть на самом деле слугой Господа Христа, казалось преобразило всё в Ритином понимании. Кроме всего прочего, слова Библии, неожиданно стали очень яркими и приятными для неё. Беспокоящий её вопрос был решён, и страх перед словами больше не обладал ею. Ей захотелось взять свою книгу «Сокровище Священных Писаний» и посмотреть, что ещё там можно найти о том, чтобы не противиться злому. Вначале она нашла слова в книге Левит… «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя. Я Господь». Лев. 19:18 Это поразило совесть Риты. Это шло даже дальше, чем обратить другую щеку и отдать одежду (по крайней мере она так подумала), потому что это запрещало ей таить обиду на беззаконника. Не обижаться на тётю, после того, как отдать ей чулки? Однако Рита видела и сознавала теперь, что только таким образом, действие может быть вполне правильным. Только таким образом не остаётся опасности аннулировать его, каким-нибудь неожиданным связанным с обидой действием. Но не обижаться? Да, возможно по милости Божьей. Да, так может быть всё! Она продолжала читать некоторые отрывки из жизни Давида, рассказывающие, как он отказался использовать возможность, чтобы отомстить за себя Саулу, который искал его в это время. Приятный, благородный, смиренный характер юного воина и вождя, предстал перед ней очень явно и красиво. В то же время Рита подумала, что она скорее бы простила Саула на месте Давида, чем на своём, простить миссис Басби. Другие слова, которые не относились к ней, она пропускала. Это её пока не касалось и затем она открыла слова, записанные в Послании к Римлянам… «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми». Это утвердило её решение, и причём громко. Если она будет жить мирно с миссис Басби, то вне сомнения она должна исполнить её волю относительно чулок. Но «со всеми людьми» и «с вашей стороны», это были значительные слова, над которыми стоило задуматься и приложить к сердцу. Похоже, что Господь хочет, чтобы Его слуги были тихими и добрыми, не склонными искать своих прав. Быть осторожными, чтобы не быть препятствием, но хорошим примером и влиянием на других. И я одна из Его детей, радостно подумала Рита. Я постараюсь насколько смогу. И мне


173

очень ясно, что я не должна таить обиду в своём сердце, потому что если она там будет, я никогда не смогу удержать её, чтобы она не вырвалась наружу. Затем она прочла стих 1 Кор. 6:7 «И то уже весьма унизительно для вас, что вы имеете тяжбы между собою. Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? для чего бы вам лучше не терпеть лишения»? Теперь это её не удивляло. Глядя на все эти правила, как на возможность, чтобы терпеливо служить Христу, чтобы угодить Ему, она почувствовала, как они производили в ней довольно приятное чувство. Слова гимна, звучащие как парадокс, пока они не начнут исполняться в жизни, были уже проверены ею самой. Чрез ряд скорбей и смерти тьму Чрез пену бурных волн Взяв крест за Ним я вслед пойду Куда б Он ни повёл. Да, потому что когда она вкусит это, чистое и сладостное исполнение воли Божьей, она сможет взять крест. Затем следующие слова: «Не воздавайте злом за зло или ругательством за ругательство; напротив, благословляйте, зная, что вы к тому призваны, чтобы наследовать благословение». 1 Петр. 3:9 - Неудобовразумительные благословения. - Согласно этому, она должна искать возможность помогать и делать приятное тёте, в ответ на её действия, относительно чулок. И весьма странно, но в первый раз в её сердце стало проникать чувство жалости к миссис Басби. Рита не могла поверить, что тётя так же счастлива со всеми своими деньгами, как она со своей Библией. Нет, даже на половину не настолько богата. Что она может сделать, чтобы показать ей своё доброе отношение? В этот вечер за ужином никто не выглядел таким счастливым, как Рита. Никто не наслаждался всем, как она. - Ведь я слуга Христа, - повторяла она про себя. Немного позже, в библиотеке, куда они все собрались, она снова погрузилась в архитектуру 13го и 14го веков, читая Фергуссона. Рита вздрогнула, когда миссис Мовбрэй заговорила с ней. - Как ты решила свой вопрос, милая? Рита подняла глаза, отбросила назад свои тёмные волосы, и отодвинула арки Риваукса в сторону. - О, я отдам их ей, - сказала она. - То, что она требует? - Да, мэм. - Как ты пришла к такому заключению? - Слова показались ясными, мадам, когда я стала их смотреть. Это о верхней одежде, вы знаете, и если это возможно… быть в мире со всеми людьми. Если я собираюсь жить в мире, я поняла, что я должна. - И ты намерена теперь жить в мире с личностью, о которой мы говорим? - О, да, мэм, - ответила Рита. Она открыто улыбалась, глядя в лицо миссис Мовбрэй, когда говорила, и пришла в недоумение, что заставило глаза леди вдруг наполниться слезами. Рита вернулась к стереоскопу. - Что там у тебя, дитя моё? - О, это старое аббатство, миссис Мовбрэй. Просто руины, но они такие красивые! Хотите посмотреть? Миссис Мовбрэй приложила стекло к глазу. - Это суровый стиль, - заметила она. - Правда?


174

- И оно было построено в суровое время религиозной строгости в том ордене, которому принадлежал. Это была колония из Клэрво, и священник Клэрво – Вернард, был удивительнейшим человеком того времени. Удивительный по своей доброте. Во всей Европе не было другого человека коронованного или некоронованного, кто бы имел общественную или политическую власть как этот человек. Хотя он был простым монахом, посвящённым служению Богу. - Я почти не знаю о монахах, - призналась Рита. - Ты можешь узнать о них очень много, если почитаешь работы Монталемберта, о монахах средних веков. Поторопись выучить французский, ты должна знать его прежде. - Это на французском? - Да. Рита задумалась, отложила в сторону Риваулкс и взяла аббатство Тинтерн. Было так много того, что можно было учить! Её следующие слова были восклицанием. - Ох, как красиво, как красиво! Это только дверь, миссис Мовбрэй, принадлежащая аббатству Тинтерн. Дверь и плющ, но так красиво! Почему столько много красивых аббатств в руинах? - При Генрихе Восьмом разогнали монахов и сорвали крыши с монастырей. Когда со здания срывается крыша, то погода делает всё остальное, и здание быстро превращается в руины. Для Риты Генрих Восьмой был немного больше, чем просто имя. – А для чего он это сделал? – спросила она. - Я думаю, что он хотел металлическую обшивку крыш превратить в монеты. И хотел так же прекратить орден монахов. - Миссис Мовбрэй, этому аббатству было довольно много лет, прежде чем его обратили в руины. - Откуда ты знаешь? - Потому что я это вижу. В то время открывалась только одна половинка дверей. И камень перед дверьми был довольно стоптан. Там прошло очень много ног, входя и выходя. Миссис Мовбрэй взяла стекло, чтобы посмотреть. – Я никогда раньше этого не замечала, - сказала она. Так проходили каникулы, приятно и интересно. Рита просто наслаждалась. Она свободно входила в библиотеку, богатую гравюрами и иллюстрациями, с лучшими работами и ссылками на каждый предмет, который привлекал её внимание. Иногда она ездила кататься с миссис Мовбрэй. Утро, вечера и дни для неё были очень приятными, свободное время было непременно занято чем-то полезным. С другими юными леди, остававшимися в доме на праздники, она почти ничего не имела общего, разве только то, что требовала вежливость. Их удовольствия и интересы были весьма далеки от её, поэтому общения могло быть весьма немного. Одни увлекались покупками и посещением портных, другие занимались изяществом вышивания, третьи любили гулять и все любили бездельничать. Они ничего не имели общего с Ритой совершенно естественно, ещё и потому, что ей присвоили имя «любимицы» миссис Мовбрэй. Рита в свою очередь не искала с ними общения. Никто из них не интересовался стереоскопом, не разделял её интереса в отношении лепки и пропорций прекрасной архитектуры. Рита не могла лишить себя удовольствия любовться прекрасной архитектурой прошлых веков. И она даже не знала почему.


175

Глава 21

Образование

- Рита, - сказала миссис Мовбрэй в последний день декабря, - не хотела ли бы ты занять маленькую комнату в конце коридора? Рита посмотрела верх. – Ту, в которой спит мисс Джеветт? - Да, эту. Я хочу перевести мисс Джеветт в другую. Хочешь занять эту? - Только для меня? – глаза Риты заблестели. - Она достаточная только для одного человека. Ты можешь занять её, если хочешь, и сегодня же перенести свои вещи, милая. Юные леди, которые жили в этой комнате, возвращаются после завтра. С неописуемой радость Рита выполнила повеление. Комната эта была образована из конца узкого коридора, соответственно, очень маленькая. Там было как раз достаточно места для односпальной кровати, шкафа, умывальника, маленького туалетного столика с ящиками и одного стула. Но она была отдельной и это была роскошь. Рита перенесла свою одежду и книги, заняв её в этот же день. Миссис Мовбрэй заглянула как раз в тот момент, когда девочка закончила работу. - Будет ли тебе комфортно здесь? – спросила она. – Я подумала, что в той большой комнате у тебя не будет возможности заниматься с Библией. - Благодарю вас, миссис Мовбрэй! Я просто в восторге! - В школе мисс Маннерс в Мериден существует правило, что при звоне колокольчика утром и вечером, каждая юная леди должна идти в свою комнату, чтобы побыть самостоятельно со своей Библией в течение двадцати минут. В доме все было так организовано, что в это время человек мог быть один. Это хорошее правило. Я бы хотела, чтобы у нас тоже так было, но в моей семье это принесёт больше вреда, чем пользы. Рита, твоя тётя прислала сказать, что она хочет тебя видеть. Девочка внезапно покраснела. – Я думаю, знаю, что это значит! – сказала она. - Чулки? - Да, мэм. - Что же ты хочешь делать? - О, я отнесу их. - И, моя милая, - сказала миссис Мовбрэй, целуя Риту, - молись о милости, чтобы сделать это с удовольствием. - Да, это как раз и было нужно, - думала Рита, идя по улице. В сердце было немного горечи. Она застала дом тёти в состоянии приготовления. С мебели в зале были сняты покрывала, на стенах развешена зелень, слуги были заняты работой. Миссис Басби была в своей комнате, здесь же на диване без всякой цели, так как она не была больна, лежала Антонетта. Фигура её, в белом шёлковом платье, была просто поразительна, и несомненно очень красива и она знала об этом. - Доброе утро, Рита! – Воскликнула Антонетта. – Вот это платье я собираюсь одеть завтра. Я его примеряю. - Она балуется, - заметила миссис Басби, улыбаясь с довольным видом. - А что будет завтра? – Невинно спросила Рита. Вопрос заставил Антонетту сесть. - Как, разве ты не знаешь? – спросила она. – Ты не знаешь? Мама, возможно ли, чтобы кто-то в Ритином возрасте не знал, о Новогоднем дне?


176

- Новый год! О, да, я помню, люди навещают друг друга, правда? - Джентльмены и леди принимают посетителей. Это самый великий день в году, если у тебя достаточно посетителей. И я ем обед весь день. Мы накрыли стол для обеда, будут горячие устрицы, мороженое, кофе, торт, и я никогда не хочу ужинать, когда приходит время. - Это очень неразумно, - сказала мать. – Рита, ты принесла чулки? Молча, потому что не могла ничего сказать приятного в этот момент, Рита положила пакет с аккуратно сложенными чулками. Миссис Басби открыла его и проверила содержимое. Антонетта подбежала, чтобы тоже посмотреть. - Мама! Они возмутительно хорошие! – воскликнула она. – Ты никогда не покупала мне таких тонких, как эти. - Нет, уверена, что нет, – ответила мать. – Рита, но здесь только одиннадцать пар. - Да, мэм. - Разве их было не двенадцать? - Да, мэм. Двенадцатая пара на мне. - Они слишком тонкие для этого времени года. Вот потолще, я для тебя купила. Сядь и одень пару этих, а те отдай мне. Каждая клеточка её природы восстала, Рита села, чтобы расстегнуть ботинки. Очень трудно было хранить молчание, а говорить «приятно» вообще невозможно. Слёзы были очень близко. Рита наклонилась над своим ботинком и взмолилась о помощи. В это мгновение мелькнула мысль, нежная и приятная - я слуга Божья, это возможность, чтобы быть послушной и угодной Ему. На этом она успокоилась и натянула грубые чулки, в которых почувствовала себя очень неудобно. Но, теперь ботинок не налезал. Она натягивала его, но безуспешно. - Они не налезут, - наконец сказала она. – Я не могу обуться, тётя Серена. Как я могу носить свои ботинки с этими чулками? - Значит ботинки слишком маленькие, - ответила миссис Басби. Она подошла и стала толкать, всовывать и тянуть ботинок. Он должен обуться! - Зачем ты покупала такие плотные ботинки? – сказала она, садясь на пол, лицо её раскраснелось. - Они не тугие, и сидели на мне хорошо. - Но они не одеваются! - Это из-за чулок. - Глупости! Чулки нормальные, это ботинки ненормальные. Сколько ты за них заплатила? - Это не я их покупала. - Тогда, сколько они стоили? Я думаю, что ты знаешь. - Шесть с половиной. - Я могу купить тебе за три с половиной, и они подойдут отлично, - сказала миссис Басби, поднимаясь с пола. Но она села, и не принесла других ботинок, как Рита предполагала, что она сделает. - Чем ты будешь заниматься завтра, Рита? – спросила её кузина. - Я не знаю. Наверное то, что делаю каждый день. – Ответила Рита, стараясь сохранить голос спокойным. - А что миссис Мовбрэй собирается делать? - Я не знаю. - Интересно, принимает ли она гостей? Мама, ты предполагаешь, что много людей будут наносить визиты миссис Мовбрэй? - Почему бы и нет? – Не удержалась Рита. - Ну, потому что она учительница, понимаешь. Мама, ты думаешь кто-нибудь будет? - Я сказала бы, да. Твой отец пойдёт, я даже не сомневаюсь.


177

- О, потому что она учит меня. И другие отцы тоже придут, я предполагаю. Какое скучное время у них будет! - У кого? – спросила Рита. - Да у всех вас вместе. Я рада, что я не там. - Меня тоже там не будет. Я буду наверху в своей комнате. - Разглядывать свою замшевую сумку? Почему ты не принесла её сюда, чтобы мы посмотрели? Но в той комнате ещё три или четыре других девочек, не так ли? Рита чуть не сказала, что у неё теперь своя комната, но закрыла рот и ничего не ответила. Ей становилось смешно, и это чувство перемешалось с её злостью. Она сидела в чулках, не в состоянии всунуть ноги в ботинки. - Как я пойду домой, мэм? – спросила она сдержанно, на сколько смогла. - Антонетта, разве у тебя нет старых ботинок или туфель, в которых бы Рита могла дойти до дома? - А что я буду делать, когда дойду? Я не могу носить старые ботинки в доме. Миссис Мовбрэй это не понравится. - Нетти, ты слышала меня? – Резко сказала миссис Басби. – Дай что-нибудь из своего, чтобы Рита могла обуть. - Если она не может обуть своих, то тем более не сможет носить моих, - сказала мисс Нетти, не желая принести вещественное доказательство, что её нога была больше, чем её кузины. Однако мать настояла, и она всё-таки принесла ботинки. Они свободно обулись. - Но я не смогу в них идти, - возразила Рита. – Мои ноги словно в амбар попали. Посмотрите, тётя Серена. Я ведь не смогу зайти в них в зал. - Я не собираюсь смотреть, но ты пойдёшь в них, если не сможешь натянуть свои собственные. У тебя будут вещи намного хуже этого, прежде чем ты умрёшь. Я бы не прикидывалась несчастной и не плакала об этом. Губы Риты дрожали и глаза неожиданно наполнились слезами. Её аккуратные ножки превратились в неопрятные, и бесформенные, как теперь. Её быстрая лёгкая походка сменилась на тяжёлую, неуклюжую, словно её ноги были в больших коробках. В знак того, насколько серьёзным и верным было начало послушного служения Риты, она наклонилась и завязала шнурки. Она не произнесла ни слова, хотя слёзы унижения капали на ковёр. Про себя она говорила – «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми». Рита поднялась и коротко, насколько смогла, попрощалась. - Ты даже не собираешься поблагодарить меня? – спросила миссис Басби. На что опасные искры блеснули в глазах Риты. - За что, тётя Серена? - За беспокойство, которое ты мне причинила, не говоря уже о расходах. Рита молчала, прикусывала готовые вырваться слова. - Почему ты молчишь? Ты в конце концов могла бы быть вежливой. - Я не знаю, если могу, - ответила Рита. – Это трудно. Я думаю, что лучший способ быть вежливой, это придержать мой язык. Я должна идти… До свидания, мэм!.. - Больше она не задерживалась, но выскочила и побежала вниз по лестнице. Рита остановилась, когда проходила мимо открытой двери в зал, остановилась на лестнице, прошла ещё, затем сделала несколько шагов обратно, чтобы получше разглядеть внутреннюю обстановку. Камин был полон ярко светящегося угля, откуда разливалось красное сияние на малиновый ковёр, отполированную мебель и позолоту на рисунках штор. Пианино Антонетты отражало мерцающий свет камина, а толстый коврик возле камина выглядел уютным гнёздышком. Так выглядела комната. Риту объяло чувство безопасности и благословения дома.


178

Это был дом Антонетты. Он не был её домом, и никакое другое место на всей земле. Даже дом миссис Мовбрэй хотя и был приветливым, но и он не был её домом. Тоскливая мечта проникла в сердце девочки, иметь где-нибудь дом! Настанет ли такое время? Возможно она должна, как предсказала её тётя быть бездомной скиталицей, преподавая в домах людей, и не имея своего? Рита посмотрела и убежала, и так как её ноги болезненно ёрзали в больших ботинках Антонетты, слёзы безысходности капали на тротуар. Они были горячими и горькими. - Но я слуга Христа, - подумала Рита, - я слуга Христа! Я боролась сегодня, чтобы быть Ему послушной, и Он мне помог. Он будет со мной, в любом случае, Он позаботится обо мне и о моём доме, и даст его мне, если Ему угодно. Мне не нужно переживать. Я предоставлю всё Ему. С этим слёзы снова высохли, и Рита вошла в дом миссис Мовбрэй, с более лёгким сердцем, чем уходила. Она сняла верхнюю одежду, и нашла миссис Мовбрэй. - Мадам, - сказала она, глядя на свои ноги. – Я бы хотела, чтобы вы знали, что если я не выгляжу аккуратной, как должна, то это не моя вина. Глаза миссис Мовбрэй тоже посмотрели на её ботинки и замерли. Она слегка боролась с собой, чтобы не сказать то, что сейчас чувствовала. - В чём дело, Рита? - Вы видите, миссис Мовбрэй. Я не смогла обуть ботинки на эти толстые чулки, поэтому я вынуждена была обуть старые ботинки Антонетты. Если я буду идти странно, хочу, чтобы вы знали, что я не могу по-другому. - Я предполагаю, что у тебя больше чулок, чем эта пара? - Да, мэм, достаточно на долгое время. - Дай мне их посмотреть. Миссис Мовбрэй посмотрела толстую вязку. - У тебя был спор с тётей по этому поводу? - Нет, мадам, - тихо сказала Рита. - Тогда как? Ты спокойно одела их, не проявляла никакого протеста? - Не то, что не проявляла. Но я не много говорила. Я не могла доверять себе, чтобы не сказать лишнего. Я знала, что скажу слишком много. - Почему ты этого боялась? - Я была такая злая, мэм. Из глаз Риты снова потекли слёзы. Неожиданно миссис Мовбрэй прижала её к себе, и стала целовать снова и снова. - Дорогая, - сказала она весёлым голосом, - толстые чулки не самое страшное в мире! - Нет, мэм. - Ты тоже так думаешь? - Да, мэм. - Это будет хорошей проверкой твоего тщеславия, а? - А я тщеславная, миссис Мовбрэй? - Я не знаю! Большинство людей да. Разве это не тщеславие, что тебе не нравятся слишком большие ботинки? - Разве? – Удивилась Рита. – Но это же правильно, когда нравится выглядеть красивой, миссис Мовбрэй, разве не так? - Да, это правильно, когда нравится, чтобы всё выглядело красивым, и, конечно же, включая себя. - Тогда это не тщеславие? - Нет, но тщеславие очень близко. Всё зависит от того, для чего ты хочешь выглядеть красивой. Рита смотрела вопросительно. - Для чего ты хочешь выглядеть красивой? – Улыбаясь спросила миссис Мовбрэй.


179

- Я предполагаю, - медленно произнесла Рита, - я хочу выглядеть так, чтобы нравиться окружающим. - И ты думаешь, что одежда имеет здесь значение? - Да мэм, я так думаю. - Хорошо, я тоже. Но тогда… почему ты хочешь, чтобы ты нравилась людям? Для чего? - Это же естественно, сказала Рита, глаза её расширились от такого простого вопроса. - Возможно, это правда. Однако, Рита, на это есть две причины, первая – просто для собственного удовольствия и выгоды. Вторая – чтобы воздать честь в служении Богу. - Как это, мэм? Я не понимаю. - Одеждой, как и всем остальным, можно оказывать влияние. Я знакома с леди, которая рассказывала, что с тех пор, как она была ребёнком, она не одевалась без того, чтобы сделать это во имя Христа. Рита молчала, размышляя. – Миссис Мовбрэй, я думаю это прекрасно! - наконец сказала она. - Я тоже так думаю. - Но это не заставит меня, любить эти ботики. - Нет, - ответила, смеясь, миссис Мовбрэй. – Естественно. Однако, при данных обстоятельствах, я думаю будет лучше, если ты их поносишь, по крайней мере этой зимой, затем выбросишь их и оденешь другие. Ты сама посуди, какой будет эффект, если они будут знать, что у тебя достаточно обуви и чулок, чтобы носить, а ты их выбросишь, и я куплю тебе другие, лучшие? - О, вы не должны это делать! – воскликнула Рита. - Если я последую свей интуиции, то должна это сделать. Но какой будет результат? Рита задумалась. – Я думаю… меня будут называть очень гордой, а вас, мадам, очень расточительной, и неполноценной. - Совсем не желанный эффект. - Нет, мадам. О, нет! Я должна буду их носить. – Рита вздохнула. - Особенно потому, что мы с тобой обе христианки. - Да, мадам. Так много правильных вещей, которые трудно исполнять! - Тогда не нужно было бы брать крест. Но мы должны охотно принимать каждую возможность, чтобы возвеличить наше звание, если это будет даже крест. Рита ушла вполне утешенная. Однако неуклюжие большие ботинки создавали ей постоянный дискомфорт. Каждый раз, как она их обувала и снимала, она чувствовала, какую тяжесть они создавали при ходьбе. Хорошо, что у неё не было много времени, чтобы об этом думать. Праздники закончились, и девочки возвращались из своих разнообразных домов или мест развлечений. Они вернулись, как обычно, немного неорганизованными после безделья и лени. Рита радовалась, что у неё есть маленькая угловая комната, в которой она могла быть одна и не быть участницей всех обсуждений и недовольств, которых везде было с избытком. Комната была очень маленькой, но она вмещала её, книги и скромный шкафчик. Рита принялась за уроки с большим удовольствием и восторгом. Она знала, что не была популярной среди девочек. Один только факт, что у неё своя комната, был вполне достаточен для этого. – Нет никакой причины на всей земле, почему это она должна быть отдельно, - сказала одна из них, и миссис Мовбрэй обвинили в лицеприятельстве. Даже больше, Рита была провозглашена «никем», и известная как бедная. Не было никакой выгоды дружить с ней, а мир живёт, из всего извлекая выгоды. В добавок ко всему, она была намного впереди своих сверстниц по занятиям, и стала известной как самая способная в доме. Не удивительно что на Риту смотрели искоса и часто отворачивались. Однако она не совсем это сознавала, и была совершенно независимой. Она была из тех, кто проводит сосредоточенную жизнь, любя глубоко, и ища с нетерпением хорошего мнения нескольких, что же касается


180

остального мира, она была выше и не обращала на них внимания. Рита была вежливой и приятной в своих манерах, что было не трудно, так как она была очень счастлива. Но она едва ли выигрывала или снискала расположение, будучи слишком независимой, и слишком откровенной. Правила в доме были такими, чтобы при утреннем звонке все девочки должны были вставать, а при втором звонке, все должны были собраться в зале для молитвы и чтения Библии. Интервал между двумя звонками был вполне достаточен даже для самых привередливых леди, привести себя в порядок. Но время подъёма было ранним, а звонок подъёма стал предметом большой ненависти. Можно было так же добавить, что полчаса, отведённые для чтения Писания и молитвы, были для многих в семье утомительными, если не для тела, то для ума. Так иногда случалось, что кто-то из девочек опаздывал, и входил в зал, когда чтение уже продолжалось, или даже после молитвы. Миссис Мовбрэй пару раз делала замечание. Затем произошёл взрыв, который позволил Рите увидеть другую сторону характера своего друга, или видеть его яснее, чем раньше. Это произошло однажды утром, недели через две после каникул. Было холодное январское утро. В зале горели лампы, миссис Мовбрэй сидела за столом с книгами, девочки сидели длинными рядами вдоль комнаты, у каждой из них в руках была Библия. - Где мисс Брансом? – Спросила миссис Мовбрэй, переводя взгляд по ряду лиц, - и мисс Дунстабл? Все молчали. - Мисс Фостер, будь любезна, сходи к мисс Брансом и мисс Дунстабл, и скажи им, что мы их ждём. Юная леди пошла. Стояла абсолютная тишина. После продолжительного ожидания появились недостающие члены семьи. Они вошли и молча заняли свои места. - Доброе утро, юные леди! – сказала миссис Мовбрэй. – Как вы отдохнули? - Довольно хорошо, мадам, - ответила одна из них, с выразительной гримасой посмотрев на свою соседку с другой стороны. Риту это очень возмутило. - Так хорошо, что вы не услышали звонка? – Продолжала миссис Мовбрэй. Молчание. - Пожалуйста отвечайте. Вы слышали звонок? - Я слышала, мадам, - прозвучал слабый голос одной из опоздавших, и ещё более подавленное подтверждение от другой. - Тогда почему вы опоздали? Снова молчание. Глубокое внимание со всех сторон комнаты, никто не шевелился. - Это случилось уже не первый раз. Теперь, юные леди, пожалуйста запомните, - сказала миссис Мовбрэй слегка повышая голос. – Если кто-то из вас не будет на своём месте в семь часов, я пойду за вами сама. И если я пойду, вы должны будете прийти со мной в том виде, в котором я вас застану. Я приведу вас сюда в ваших ночнушках, если вы не переоденетесь до тех пор, пока я приду за вами. Вы придёте в вашей ночной рубашке сюди, в зал. Теперь вы знаете, что ожидать, и помните, я всегда держу своё слово. Для Риты тишина казалась гнетущей. Её никто не нарушал даже движением, пока миссис Мовбрэй снова вернулась к своей книге, и продолжила прерванное чтение. Чтение продолжалось очень чинно. В подавленном состоянии девочки пошли к столу на завтрак. Но под этим внешним спокойствием разгорался пожар, и можно было ожидать, что при первом же случае огонь вырвется наружу. Это произошло в тот же вечер, перед чаепитием. Девочки собрались, приготовившись к этой церемонии в тёплых, хорошо освещённых комнатах. Как и обычно у каждой из них в руках был предмет любимой работы шитья или вышивки. Это было свободное время. Случилось, что в


181

переднем зале, где Рита сидела, увлечённая книгой, преподавателей не оказалось. Разговор начался рядом с ней, вначале негромко, но она не могла его не слышать. Несколько новых учениц прибыли в школу в Нью-Йорк. Одна из них, мисс Фаррен, заметила, что миссис Мовбрэй «показала себя» в это утро. - И ещё как! – сказала другая девочка. – О, она вот такая! Видели? Это в точности, кто она есть. - Она старая кошка! Последние слова сказала мисс Дунстабл, злобность слов заставила Риту оторваться от книги. Она подняла голову, прислушиваясь. - Мне показалось, что она выглядит очень приятной, - сказала новенькая. Мисс Фаррен продолжала, - мне она тоже вначале понравилась. Я думала, что она выглядит привлекательной. - Привлекательной! Она такая привлекательная, как горчичник и сладкая, как горький перец. Я скажу тебе, мисс Фаррен, ты не здешняя, ты должна знать теперь, что ожидать… - Тише, девочки! - Почему? – спросила Дунстабл, оглядываясь вокруг. Рядом никого нет. Джеветт ушла в другую комнату. Нет это просто добродетель, посвятить мисс Фарран в секреты её тюремного дома, потому что в каждой игре есть две стороны. Миссис М., это тиранический, капризный, лицемерный, властный и вспыльчивый старый кот. О, она так вспыхивает, ты должна следить за тем, как ты садишься и встаёшь. И она жёсткая, она думает, что всё нужно делать только так, как она требует, а ещё она несправедливая, у неё есть любимчики… - Да у них у всех есть любимчики! – вставила другая девочка. - У неё совершенно нелепые любимчики. Она очень благочестивая, вы замучаетесь с Библией и молитвами, она такая ханжа, ни за что не отпустит вас пойти в оперу или в театр, или делать что-нибудь приятное. Она такая жадная, ты увидишь, что должна сразу набрать картофеля столько, сколько хочешь, пока тарелка у тебя, потому что второй раз ты её не получишь. А ещё она принципиальная, и ни за что не разрешит тебе принимать гостей, а какая она пылкая, взрывается как вулкан, если попадёшь ей под руку. Она такая упрямая, держит своё слово в хорошем и в плохом. В этот момент Рита уже подскочила со своего места, с горящими щеками. Она стояла как Авдиил (вымышленный герой) между падшими ангелами, только это сравнение великого с маленьким. У неё было намного меньше терпения и благоразумия, чем могло быть у Авдиила. - Мисс Фаррен, сказала она со сдержанным спокойствием, - в том, что мисс Дунстабл сказала тебе, нет ни одного слова правды. Юная леди, к которой были обращены эти слова, с удивлением посмотрела на стоящую перед ней девочку. Возмущённые глаза Риты метали гневные искры. Другие девочки тоже смотрели на неё с презрением и негодованием. А некоторые с удивлением. - Мисс Карпентер весьма вежлива! – сказала одна. - Её тип, - вставила другая. – Да и что можно ожидать от её воспитанницы? - Она любимчик, - воскликнула третья. – Конечно миссис М. мягкая с ней, как масло. - Обо мне можете говорить всё, что вам нравится, - сказала Рита, - но вы не должны говорить новеньким всякую неправду о миссис Мовбрэй, я всё равно скажу им, что всё это неправда. - Не говори так громко! – прошептала стоящая рядом, но Рита продолжала, подавляя и заставляя замолчать своих противников, на данный момент, моральной силой своего страстного высказывания. - Миссис Мовбрэй добра, насколько это возможно. Она добрее, чем ты можешь вообразить. Она щедрая, как рог изобилия, и она нисколько не гордится своей добродетелью. Она знает, как управлять, и она будет управлять тобой, если ты останешься в её доме. Она сдерживает свои


182

обещания, как ты сама в этом убедишься, если нарушишь её законы. Но она добрая и приятная и щедрая, как богиня милосердия. И если ещё кто-нибудь что-то скажет о ней плохого, можешь не сомневаться, что это не правда, а подлая, лживая, неблагодарная и лукавая ложь! Рита стояла, сверкая на них глазами, и как бы они ни были возмущены и обижены, никто не решался произнести ни слова. Миссис Мовбрэй вошла в центральную комнату, и все притихли, не желая нехороших последствий. Всё прошло, но на следующий день другая из девочек стала Рите высказывать: - Рита, вчера вечером ты очень рассердила мисс Дунстабл. - Я предполагаю. - Для чего ты это сделала? - Потому что она говорила неправду! – ответила Рита. – Я не собираюсь сидеть и слушать, как кто-то говорит подобное о миссис Мовбрэй, ни ты, ни кто-либо другой. - Мисс Дунстабл будет ненавидеть тебя, я уверена. После этого она будет твоим врагом. - Меня это не касается. - Да, ты можешь это говорить, но ты изменишь своё мнение, когда узнаешь. Она из очень богатой семьи, и с ней нужно быть дружной. - С девочкой, как она? – воскликнула Рита. – С малодушной и лживой девочкой? И с ней стоит дружить? Не для того, кто сам чего-то стоит. - Но она такая богатая. - Какое мне дело до этого? Ты думаешь, что я буду сидеть и слушать, как обсуждают миссис Мовбрэй, или кого-то ещё, потому что у лжеца много денег? Что мне до её денег? - Ну, я не знаю, - ответила другая неодобрительно. – Они придают ей власть. Её семья самая лучшая в Нью-Йорке. - Тогда другие члены намного превосходят её!... это всё, что я могу сказать. - Но, Рита, она может навредить тебе. - Как? - Она может настроить других девочек против тебя. - Я думаю, что смогу это перенести ради миссис Мовбрэй. - Почему она тебе так нравится? Рита удивлённо и очень выразительно посмотрела на свою собеседницу. - Потому что она невыразимо добрая, и красивая, и щедрая. Она подобна королеве! - Она любит управлять. - Она должна управлять. Во что превратился бы дом, если бы она не управляла? - Но Джулия Дунстабл может сделать для тебя что-то хорошее, если захочет. - Она может? Как? – презрительно спросила Рита. - О, она может сделать для тебя что-то приятное. Некоторым из нас она раздала красивые пригласительные на Рождественский вечер, мы провели прекрасное время! И она время от времени приглашает девочек. - И ты предлагаешь, чтобы я была предательницей ради пригласительного? Белла Саваг, я не желаю пригласительных от подобных людей. - Но, Рита, мир полон такими людьми, ты не можешь выбирать. - Но я буду. Я буду выбирать тех, которых я уважаю, как друзей. Я скажу тебе одну вещь, моя семья стыдилась бы, если бы подобный экземпляр принадлежал ей, такой, как ты предлагаешь мне в друзья. Я ни с кем не дружу. И я буду вскрывать ложь, если вдруг услышу, и это будет касаться меня. Вероятно, Рита забыла на время, что миссис Басби принадлежит «её семье». Однако, мисс Саваг была права, предполагая, что её стычка с мисс Дунстабл обернётся на её собственную голову.


183

Она постаралась, чтобы большая часть девочек, смотрели на неё сверху вниз, и отказались от общения с ней. Даже от людей, у которых до тебя нет дела, такое отношение приносит некоторую боль. Естественно школьные дни Риты стали менее радостными, в каком-то отношении, чем могли бы быть. По одной причине или по другой, большинство девочек отворачивались от неё. Некоторые за компанию, другие из зависимости, третьи, чтобы быть в моде, а другие снова из чистой зависти. Рита в учёбе успешно продвигалась вперёд, и превзошла всех, кто вместе с ней изучал те же предметы. Её частичное уединение без сомнения принесло ей немалую выгоду. Не отвлекаясь на общения, не имея дома, кроме школьных стен, и не находя удовольствия в том, что занимало умы окружающих, она склонялась над книгами, пила и пила из глубокого «Костальского источника», со всё возрастающим наслаждением. Она училась не для того, чтобы занимать высокое положение, или быть признанной, или заслужить похвалу или приз, но чисто из удовольствия изучать. Ей хотелось увеличить знания, чтобы удовлетворить миссис Мовбрэй. Поэтому её прогресс был не только быстрым, но и доскональным. Чего она достигала, она хранила, и её умственное развитие соответствовало физическому. Физически она развивалась быстро и становилась красивой. Рита стала высокой, и превратилась в очень благородного вида девушку, интеллигентную, живую, приятную и строгую одновременно. Фигура её была безупречной, движения - грациозными и свободными, соответственно её характеру. Она была смуглой брюнеткой, что свидетельствовало о безупречном здоровье. Взгляд её был приятным и сильным, пылким и честным, который встретить было всегда одно удовольствие, говорил он о деятельном, смелом и честном духе, которому он принадлежал. До какой-то степени, когда всё это стало довольно ясно, показал себя и эффект культуры, и благословение реального образования. Утончённость отражалась в каждой чёрточке лица Риты, в её движениях и тоне. Она смогла обуздать свой безудержный характер, не совсем, правда, потому что временами он вырывался наружу, однако умеренность стала привычкой, и превратилась в красивые тихие манеры, которыми она так восхищалась в мистере Соусвод. Теперь они принадлежали ей. Миссис Мовбрэй была ею бесконечно довольна. Её лицо было прекрасным, на фоне многих лиц, которые были не столь привлекательными, равнодушными, или упрямо испорченными. Преподаватель часто искала эти осмысленные глаза, которые тут же понимали её, она следила за ответом её губ, которые произносили ответ с редкостным интеллектом. Уроки её любимой учительницы, ценились Ритой выше всех других уроков. Они давали стимул для огромного количества полезного чтения, более или менее касающегося изучаемого предмета. Некоторые из девочек тоже читали, но ни одна из них столько, сколько Рита. Её быстрота и усердие в выполнении уроков, делали это возможным. Между тем, не следует думать, что ноги Риты остались навсегда в тех грубых башмаках. Когда холод со снегом исчезли, и наступила тёплая погода с её душистым ароматом воздуха, миссис Мовбрэй заменила некрасивые ботинки и грубые чулки на другие, которые Рите больше подходили. Порицаний со стороны миссис Басби на эту тему больше не было. Она, похоже, решила оставить Риту в покое. Таким образом прошло два года. Два года роста, усовершенствования и разнообразного развития, годы наслаждения, любви и мира. Короткие интервалы, в которые она была в доме своей тёти, служили только как усовершенствование всего остального. Это были блёстки по сравнению с яркостью дома миссис Мовбрэй, и умножением аппетита, который она там удовлетворяла. От мистера Дигби ничего не было слышно, по крайней мере не Ритой. Это была единственная её печаль. Рита была верной своей привязанности, и если она однажды полюбила, то не забывала. Однажды она спросила миссис Мовбрэй, не странно ли это выглядит, что она не слышала ни


184

одного слова от мистера Соусвод? – Почему ты должна слышать, милая? – ответила миссис Мовбрэй с непроницаемым лицом. - Потому что… я предполагаю, потому что я очень люблю его. – Невинно произнесла Рита, - и думаю, что он верный. - Он исполнил свою часть друга по отношению к тебе, и теперь ему больше ничего не остаётся делать. Я не вижу повода, почему он должен тебе писать. - А я вижу! – подумала Рита. Но тон миссис Мовбрэй не располагал её продолжать этот разговор, и она оставила его с тех пор при себе.

Глава 22

Перемены

Два года спокойного плавания по течению потока жизни подошли к концу. Что было следующим? Но как моряк сможет научиться навигации, если ему ничего не встречается, кроме спокойной погоды и лёгкого ветерка? Была весна, вторая половина мая. Однажды вечером миссис Мовбрэй вошла в маленькую комнату Риты, закрыла дверь и села. Рита подняла голову от своей книги и улыбнулась. Мисси Мовбрэй посмотрела на книгу и вздохнула. Рите показался вздох тяжёлым, и её улыбка померкла. - Вы хотите поговорить со мной, мадам? – Спросила она и отложила книгу в сторону. - Я должна отправить тебя домой, - внезапно сказала леди. - Домой! – слово было произнесено наполовину. Что это? Четверть ещё не кончилась. - Ты должна уйти, моя милая. – Продолжала миссис Мовбрэй немного мягче, так как первые слова были произнесены с суровой болью. – Я должна всех вас отправить от себя. - Кого? - Вас всех! Небу было угодно посетить меня великим бедствием. Вы все должны уйти. - Что случилось, миссис Мовбрэй? – спросила Рита, дрожа от страха, которому она не могла дать описание. - Я не уверена, но возможно заразная болезнь ворвалась в наш дом. Маленькие Снайдэрс обе больные скарлатиной. - Они дома. - Но мисс Тремонт слегла с тем же, и мисс Форест тоже жалуется. Я изолировали их обоих, но у меня не остаётся никакого выбора, как только всех вас отправить отсюда, пока я не буду знать, что делать дальше. Рита выглядела ужасно. - Это трудно, правда? – сказала миссис Мовбрэй, со слабой улыбкой. – Но для нас не полезно, когда у нас всё происходит гладко. У меня не было больших переживаний года два, или даже больше. Что эти переживания были тяжёлые, было ясно. Миссис Мовбрэй сидела с тревожным лицом, глядя перед собой. - Почему для нас лучше, когда не всё происходит гладко? – спросила Рита. Для неё смысл возможного добра из этого переживания, не был виден, в то время как происходящее зло было очевидно.


185

- Господь знает! – ответила миссис Мовбрэй. – Он видит смысл и необходимость, которые мы даже не подозреваем. Мне очень жаль тебя, моё милое дитя. - И мне жаль, что вы переживаете, милая миссис Мовбрэй! - Я знаю, что ты сочувствуешь. Твоё сочувствие для меня очень дорого. … Мы провели вместе приятных два года, не так ли? - Ох, таких приятных! – повторила Рита, почти со слезами. Но… эта болезнь пройдёт, и тогда мы снова сможем вернуться, правда? - Уже очень близко к концу четверти, чтобы возвращаться этой весной. Начало не может быть раньше сентября, а это очень много времени. Невозможно знать, что случится на протяжении этих долгих месяцев! Рита никогда не видела миссис Мовбрэй, чтобы она выглядела и говорила так печально. Она сама была очень расстроена и не находила слов надежды или утешения. Четыре месяца перерыва и разлуки! Четыре месяца с тётей! Что с ней будет? Что может произойти за это время? - Когда я должна идти, миссис Мовбрэй? – грустно спросила Рита. - Сегодня. Да, дитя моё, я должна отправить тебя от себя. Ты была для меня утешением с тех пор, как пришла в мой дом, а теперь я должна тебя отправить. Она обняла Риту и поцеловала почти страстно. Затем отпустила, и снова заговорила деловым тоном. - Сложи всё, что ты хочешь забрать с собой. Коляска будет у двери в половине девятого. Я поеду с тобой. С этими словами она ушла. Теперь полились слёзы, которые были сдерживаемы, пока не ушла миссис Мовбрэй. Рита складывала и убирала свои вещи под град тяжёлых капель, падающих из её глаз. Всё было сложено в сундук, который миссис Мовбрэй тут же прислала в её комнату. Не смотря на слёзы, Рита работала быстро. Она не хотела оставлять после себя никакого беспорядка, для рук её доброго друга. Она всё упаковала, удивляясь, почему произошёл этот неожиданный перерыв в успешном курсе её учёбы и роста. Почему этому было позволено произойти. Ей было интересно когда и как этот прерванный курс уроков ей будет позволено продолжить. К счастью она не знала, что произойдёт за эти несколько месяцев, в которые патронатное воспитание миссис Мовбрэй не сможет ей ни помочь, ни достичь её. Не подозревала на какой новый курс уроков она будет определена. Не зная всего этого, Рита проливала горькие слёзы, но это не были слёзы отчаяния. Когда её позвали, она была готова и присоединилась к миссис Мовбрэй в коляске с восстановленным спокойным самообладанием. Ехали они почти молча. Миссис Мовбрэй спросила Риту, не оставила ли она чего недоделанного в своей комнате или в доме? Рита ответила : - Ничего, всё сделано. – Дальше они ехали так же молчаливо, как и до того. Одна из сидящих слишком занятая печальными мыслями, чтобы разговаривать, другая желала бы заговорить, но не решалась нарушать молчание. Прибыв к дому, миссис Мовбрэй крепко обняла девочку, тепло поцеловала её, выразив несколько прерывистых слов любви. На прощанье она попросила её писать почаще. - Я может быть не смогу отвечать тебе, но пусть это тебя не останавливает. Пиши всегда, я хочу знать о тебе всё. И Рита ответила, что это для неё будет величайшей радостью, на этом они расстались. Она вошла в дом тёти в какой-то странный момент. За полчаса до этого, Антонетта вернулась из дома своей подружки, где они вместе ужинали, и заскочила в зал с новостью. - Мама! – воскликнула она, прежде чем дверь за ней успела закрыться, - угадай, что будет. - Что? – спокойно спросила мать. Она привыкла уже к новостям Антонетты. - Мистер Соусвод возвращается… Теперь миссис Басби насторожилась. – Откуда ты знаешь?


186

- Там на обеде был мистер Лингард, весьма непоэтичный человек, такой нудный, как только можно представить, но он англичанин. Он знает семью Соусвод и много рассказывал о них. - Что именно? - О, я не знаю!... много чего. О бизнесе и о собственности, и в каком состоянии старший мистер Соусвод оставил всё своему сыну. Он рассказывал всё это таким несуразным образом, что я не всё понимала. Дядя его старался аннулировать завещание, и там было столько проблем, но теперь мистер Дигби Соусвод возвращается в Нью-Йорк. - Когда? - О, скоро, на днях. Он может прибыть в любой день. И тогда, мама… - Было ли завещание нарушено? - Нет, я поняла, что нет. В любом случае, мистеру Соусвод, нашему мистеру Соусвод досталось всё. Но он такой смешной, мама, он платит людям, рабочим, больше, чем они должны получать. И он продаёт, или говорит им, чтобы продавали дешевле, дешевле, чем на рынке, и все свои доходы он раздаёт. Так мистер Лингард говорил. - Он скоро научится, - сказала миссис Басби. - Ну, мама, он возвращается, и что ты будешь делать? - Приветствовать его, - сказала мать. – Мне всегда мистер Соусвод нравился. - Да, да, но я имею в виду Риту. Прежде всего он будет искать её, и она будет восторженно лететь, чтобы встретить его… Я помню их расставание два года назад, и теперь их встреча,… я не сомневаюсь, будет такая же нежная. Мама, ты готова преподнести какие-то красивые подарки? Свадебные подарки? - Глупости! - Это не глупости! – раздражённо сказала Антонетта. – Невероятно, но это случится, прежде чем папа, ты и я успеем опомниться, и мы вынуждены будем принести поздравления и организовать приёмы гостей. Если ты не предотвратишь это, мама! Ты сможешь предотвратить? О, мама! Пожалуйста, постарайся сделать всё, чтобы этого не случилось! - Встань, Антонетта, - юная леди бросилась на пол к ногам матери, выражая актуальность и срочность происходящего. – Поднимись и разденься, ты невероятно глупенькая. Я не намереваюсь позволить им даже встретиться. - Мама, но как это возможно? Он узнает, в какой она школе… и сразу отправится туда, и тогда, можешь быть уверена, что Рита всех нас обведёт вокруг пальца. И он тоже, но одна мысль, что эти двое обведут нас вокруг пальца, приводит меня в бешенство. Миссис Басби не смогла не рассмеяться. В то же время, она как и Антонетта, рассматривала этот вопрос с очень серьёзной стороны. Она знала, что Рита стала очень красивой, и учитывая все качества её матери, она не была уверена, что молодой человек, как мистер Соусвод, не предпочтёт её разум, изящество и жизнерадостность, которые проявлялись в каждом её дыхании, взгляде и движении, кукольной красоте её собственной дочери. Хотя её красота не была неинтересной. Лицо Антонетты было очень красивым, улыбка – пленительная, и на белых щеках прелестный румянец персикового цвета. Но что касается разума и достоинства, или интереса к высоким и благородным мыслям, у Антонетты не было. Но неважно, она была такого стиля, который привлекает внимание мужчин. Миссис Басби знала это, даже здравомыслящих мужчин. Единственная опасность была только в сравнении с возможным контрастом. Эту опасность необходимо было избежать. - Никто не сможет обвести меня вокруг пальца, - заметила она самодовольно. - Но что ты можешь сделать? - Я могу сказать, что в этом нет опасности. Встань Антонетта! В двери кто-то звонит. И тут вошла Рита.


187

Её насторожило то, что тётя и кузина были сухи по отношению к ней, более обычного. Но, конечно же, они ведь не ожидали её, и сюрприз был не очень для них приятый. Рита решила не обращать на это внимания и придержала вздох, объясняя причину своего неожиданного появления. Миссис Басби сидела, размышляя. - Весьма неприятно! – наконец сказала она, приподняв слишком высоко брови. - Что? – спросила Рита, - Моё появление? Простите, тётя Серена, мне настолько же неприятно, как и вам. Моё присутствие особенно нежеланно в настоящий момент? - Да! – сказала миссис Басби, с тем же глубоким задумчивым видом. – Я думаю, как это может быть решено наилучшим образом. Мы планировали поехать в Чикаго… родственники мистера Басби в основном там, и он хотел бы, чтобы мы их посетили. Нас не будет весь июнь и частично июль, потому что я знаю, мистер Басби планировал поездку дальше, если уж окажется там, и мы, возможно не вернёмся до конца июля. Я не знаю, что делать с тобой. Ни одного слова из этого плана Антонетта до сих пор не слышала, но она благоразумно молчала, только её глаза понимающе блестели, отражая огонь. Вначале Рита тоже молчала, расстроенная. - Мне очень жаль, - повторила она. - Да, - продолжала миссис Басби. Я думала, что я оставлю тебя в безопасном месте с миссис Мовбрэй на пару недель, после того, как занятия закончатся. Но теперь, об этом не стоит и думать. Ну, что ж, мы что-то придумаем. Успокойся, Рита, не переживай. Я найду какой-то выход и в этой ситуации. Я всегда нахожу. Эти слова были произнесены с такой лаской в голосе, что они довольно успокоили Риту, относительно того, что она сейчас мешает. Она поднялась в свою маленькую комнату на третьем этаже, открыла шторы, чтобы видеть звёзды, и подумала о том, что ни она, ни тётя Басби не были путеводителями её судьбы. Однако, однако… какими неприятными были эти перемены! Все стремления, в которых она находила такое удовольствие, неожиданно остановились. Её мирный дом был потерян, и она рассталась с лучшим другом. Трудно было согласиться с фактом, что Бог знал и допустил это. Но никакой вред, никакой реальный беды не может быть причинено Его детям, разве только они навлекут их на себя сами. Потому эти изменения не могут быть ошибкой. Но как они могут быть добрыми? Так как она этого не видела, то разум отказывался понимать, только вера говорила «Да». В тишине этой уверенности Рита уснула. К завтраку лица леди обрели свою желанную свежесть. - Я всё устроила! Объявила миссис Басби, когда её муж вышел из за стола и покинул комнату. Рита смотрела на неё и ждала. Антонетта не поднимала голову, поэтому можно было предположить, что она знала о том, что должно было прозвучать. - На время, пока нас не будет, я отправлю Риту в сельскую местность. - В какую сельскую местность? – спросила та, которую это больше всех касалось. - В моё поместье… в моё поместье в Танфилде. У меня там есть поместье. – Миссис Басби говорила с весьма убедительным и довольным видом. - Танфилд… - повторила Рита со смутным воспоминанием. – О, думаю, я знаю. Мне кажется, что я уже слышала о Танфилде. - Конечно. Это старое поместье, где я жила, когда была ещё девочкой. Это прекрасное место. - И только подумать! – вставила Антонетта. – Разве это не смешно? Я никогда его не видела. - А кто там? – спросила Рита. - О, там старый дом, сад, и кто-то ещё, с кем тебе будет очень комфортно. Я позабочусь, чтобы они всё для тебя сделали, чтобы тебе было комфортно. Это я прослежу. - А кто там? Старая Дженет? – спросила Антонетта. - Нет. Дженет не там. - Тогда кто же, мама?


188

- Люди, которых я назначила ответственными. - А я их знаю? - Ты очень мало знаешь о них… не достаточно, чтобы говорить. - Мама! Как будто о том, о чём не знаешь, нельзя разговаривать! Кто они, мама? Я хочу знать, кто будет заботиться о Рите. - Нет необходимости, чтобы в настоящий момент ты знала. Рита скажет тебе, когда познакомится. - Я предполагаю, что я сама о себе могу позаботиться, - сказала Рита, для кого весь этот диалог звучал как-то бесперспективно. На её замечание ответа не последовало. - Мама, а что Рита там будет делать, совершенно одна? - Вокруг неё будут люди. - Она их не знает. Ты имеешь в виду люди из Танфилда? - Кто ещё может жить в Танфилде? Когда-то я тоже была одной из жителей Танфилда. - Что это за люди, мама? - Прекрасные люди. - Сельский народ?... - В селе могут быть очень хорошие люди. Тебе не нужно над ними насмехаться. - Я заметила, что у тебя нет особого желания вернутся и встретиться с ними, мама. Рита молчала, и во время долгого продолжения подобного разговора, в ней появлялись различные чувства, между которыми проникло какое-то подозрение. Будет ли она одна в старом доме в Танфилде, где жила её мама? Одна с людьми, которые не будут её компаньонами? Есть ли смысл задавать тёте вопросы? Она боялась, что нет, однако вопросы появлялись. - Что за люди живут в доме, тётя Серена? - Довольно подходящие, чтобы позаботиться о тебе. Мужчина и его жена. Честные и добрые люди. - Слуги? - Поскольку они служат мне. Новые приставания Антонетты о том, кто они, были отвергнуты. После небольшой перепалки миссис Басби обратилась к Рите с новой темой. - Тебе не понадобится там Нью-Йоркская одежда… что ты будешь делать? Оставишь свой сундук здесь? Я думаю, что это было бы самое лучшее, до тех пор, пока вернёшься. - О, нет! – поспешно возразила Рита. - Я возьму его с собой. - Тебе он там не будет нужен, моя дорогая. Уже лето, всё, что тебе нужно это бязевые платья, они будут самыми походящими. Я сегодня же куплю их тебе, и отдам раскроить, а ты возьмёшь их с собой и там сошьёшь. Это будет твоим занятием. Твоя зимняя одежда тебе там не понадобится, а возить её туда сюда будет просто лишняя нагрузка, и риск. - Оставить всё здесь будет большим риском. - Совсем нет. Здесь останется тот, кто будет ответственным за дом. - Я предпочитаю быть самой ответственной за свою одежду. - Дорогая, я не собираюсь забирать её у тебя, только сохранить твои вещи, пока тебя не будет. Они будут мешать тебе летом в Танфилде. - Может быть некоторые, но они все перемешаны, – возразила Рита, стараясь сохранить терпение, хотя кровь предупреждающе залила её щёки. - Их можно перебрать, - холодно сказала миссис Басби. – Когда твой сундук прибудет, я это сделаю за тебя. - Ни за что, пока я жива! – подумала Рита, но тут всплыли слова: «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире»…. И она прикусила язык. Однако позже, в этот же день, когда миссис


189

Басби вернулась с покупками, предложение повторилось. Она подошла к Рите и потребовала ключи от сундука. - Спасибо, тётя Серена... я лучше сама сделаю то, что необходимо. - Прекрасно, - весело сказала миссис Басби, - но если ты дашь мне ключи, то я посмотрю, что нужно сделать. Я могу судить лучше, чем ты. - Лучше не надо, - возразила Рита. – Пожалуйста, если не возражаете, мэм, я предпочитаю, чтобы никто не лазил в моём сундуке, кроме меня. - Не будь дитём, Рита! - Нет, тётя Серена. Я помню, что я уже не дитя. - Но я хочу получить твои ключи… ты меня поняла? - Прекрасно, но я не желаю вам их давать. Вы тоже это понимаете. - Твои нежелания должны уступить моим желаниям, - строго сказала миссис Басби. - Почему? – спросила Рита, откровенно глядя на неё. - Потому что ты под моим опекунством, и я занимаю место твоей матери. Жгучие слова готовы были вырвались из уст Риты, жгучие и страстные слова возражения, но она их не произнесла. Её губы раскрылись и закрылись снова. - Ты мне отказываешь? – спросила миссис Басби после паузы. - Абсолютно! – сказала Рита, снова взглянув на неё. - Тогда ты бросаешь мне вызов! - Нет, ничего подобного я не имею в виду. Вы просите того, чего никто не имеет право просить. Я просто стою на своих правах, что и буду делать. - Я тоже буду стоять на своих, - резко сказала миссис Басби, и ты, кажется не знаешь, какие они. Твой сундук останется в этом доме, ты можешь поступать как тебе угодно. И я не буду причинять себе больше беспокойства о той, которая не обращает внимания, какую причиняет мне неприятность. Я намеревалась проводить тебя туда сама, и проследить, чтобы ты там комфортно устроилась, но мне кажется, что бы я ни делала, тебе это не принесёт никакого удовольствия. Я отправлю тебя самостоятельно и предоставлю тебе устраиваться самой. С этими словами миссис Басби закончила разговор. Рита осталась подумать, что ей делать дальше. Сундук должен был остаться. Было ясно, что власть была на стороне её тёти. Без скандала это не может быть разрешено, но это будет только против неё. Рите очень хотелось пойти и поговорить с миссис Мовбрэй, к сожалению, об этом нельзя было даже и думать. Руки и голова миссис Мовбрэй были полностью заняты, а дом её был недоступным местом. Как быстро в этом мире меняются обстоятельства! Вчера – убежище, сегодня – опасность. Рита должна оставить свой сундук. Но многие вещи в нём она не может оставить. Что же делать? Нельзя отрицать, что какое-то время её мысли были горькими. Маленькие проблемы? Да, это были маленькие проблемы в сравнении с Ватерлоо или Гравелоттой, но не меленькие проблемы для девушки, в повседневной жизни. Не маленькие, когда девушке нравится в повседневной жизни быть аккуратной и чувствовать себя комфортно. Что правильно, то правильно, и нарушение этого тяжело переносить. Возможно они одинаковые, касается ли это национальных границ или женской одежды. Если бы Рита была более опытной, возможно разумнее было бы ничего не делать, но она была ещё юной и не знала что делать. Она вынула некоторые вещи из сундука – свою Библию, Сокровища Священных Писаний, письменные наборы, нижнее бельё и перчатки. Если у Риты была слабость, так это аккуратные, подходящие перчатки. Все остальные свои вещи она заперла, и села в ожидании продолжения событий.


190

Произошло всё быстро, как и подсказывала ей интуиция. Споров больше не было. Миссис Басби оставила тему сундука и была спокойной, как и обычно, но она никогда не была безобидной, кроме как внешне. Она исполнила своё обещание и купила бязь, принесла домой, по мнению Риты, излишнее количество. В этот день и на следующий портниха была занята тем, что кроила и намётывала, а Рита помогала. Когда же раскрой и намётки были закончены, миссис Басби своими руками сложила их в маленький старый кожаный сундук. Затем, когда последнее платье было в нём, она сказала Рите принести всё, что она желала взять с собой. - Чтобы положить сюда? – спросила Рита. - Конечно, сюда поместится всё, что тебе нужно. Внутри Риты происходила борьба с чувством отчаянного негодования, которое охватило её. Она боролась, краснея и бледнея, но, наконец, пошла без единого слова. Она приносила стопку за стопкой своих аккуратно сложенных вещей. Миссис Басби паковала и паковала. Её сундук был кожаным и крепким, но его размеры были ограничены. - Это всё! – воскликнула она с отчаянным видом. – Нет надобности иметь столько нижнего белья. Рита молчала. - Гораздо лучше иметь несколько вещей, и стирать их при необходимости. Для семьи таким образом понадобился бы целый караван. - Так делает миссис Мовбрэй, - сказала Рита. - Тебе не обязательно копировать миссис Мовбрэй, разве только ты будешь миллионером. Она самая расточительная женщина, которую я только встречала. - Но тётя Серена, в конце оно нисколько не будет стоить меньше, будет ли у вас целя дюжина на два года и комфорт, или полдюжины на год и неудобства. - Ты не знаешь, проживёшь ли ты два года, чтобы в них нуждаться. - А ты не знаешь, проживёшь ли ты даже один год, в таком случае, - сказала Антонетта, которая всегда высказывала своё мнение, не обращая внимания, кого они касаются. – В таком случае, мама, ты должна быть как дикари – иметь одно платье и носить его до тех пор, пока понадобится другое. Но мне кажется, что это будет очень даже неприятно. - В Танфилде ты не найдёшь никого, кто бы стирал твои вещи, - продолжала миссис Басби. - У меня не будет больше стирки, чем если бы у меня было всего несколько вещей, - ответила Рита. - Тогда нет смысла упаковывать это множество белья, только лишь для того, чтобы привезти его обратно. Они не поместятся в сундук. – Забери, Рита, и отнеси это обратно, и вот это… и это тоже… Рита молча взяла всё, молча отнесла вещи наверх, и вернулась, чтобы взять ещё. Она была в отчаянии. Свою Библию и более ценные вещи она осторожно положила в свою дорожную сумку, радуясь её красоте и надёжности. - Мама, - опять начала Антонетта, - а Рита знает, когда она едет? - Я не знаю. - Ну это вообще интересно. Я думала, что ты должна была ей сказать. Ведь уже почти время, чтобы ей выходить. Глаза Риты переходили с одной к другую. Она опешила. - Я намереваюсь отправить тебя в Танфилд ночным поездом, - сказала миссис Басби, не поднимая глаз от сундука. - Ночным поездом! – воскликнула Рита. - Это самое лучшее для тебя, он доставит тебя туда к утру. Ночной поезд такой же приятный, как и дневной. - Если у вас есть попутчик, - сказала Рита.


191

- И если вагоны не сойдут с рельсов, или что-либо подобное, - добавила Антонетта. – Все ужасные происшествия случаются ночами. - Я бы не отправляла Риту одну, - угрюмо сказала миссис Басби, - но она не желает моего общества. Рита была бы этому рада, но она ничего не сказала. Она стояла в недоумении. Что за необходимость в такой спешке? - Отнеси все свои вещи, Рита, - сказала миссис Басби, поднимая голову, - и приходи на ужин. Ты должна ехать в семь часов, и ужин сегодня будет раньше. Так как ужин был раньше, то мистера Басби не было, о чём Рита очень сожалела. От него она хотела услышать хоть одно из его сухих, но вразумительных замечаний, и возможно, намёк на сочувствие. Она должна уйти даже без этого. Ужин был безвкусным, а происходивший разговор не имел никакого смысла. Каким бы ни был этот дом, он был лучше, чем неизвестность в деревне. Её неприятные компаньоны были лучше, чем вообще никто. Постепенно в горле её образовался комок, который почти душил её. Всё время она молчала, делая вид, что ест, и тихо исполняя всё, что ей говорили. Она положила бутерброды в бумажный пакет, взяла предложенные яблоки и смоквы, обвела глазами столовую, которая ей никогда не нравилась, но которая никогда не казалась ей такой комфортной, как сейчас. Наконец она вышла, чтобы собраться. Взяв в руки свою дорожную сумку, она словно ухватилась за любовь миссис Мовбрэй, и это её утешило. Рита с тётей молча ехали по улицам, уже темным, освещаемым только лампами. Все необходимые наставления ей были даны по пути, и немного денег, чтобы заплатить за проезд из Танфилда. Затем последовало замешательство на станции, не Центральной, конечно, суета, чтобы найти ей место в вагоне, и холодный поцелуй тёти. После этого Рита осталась одна. Раздался протяжный гудок и поезд медленно двинулся в темноту. Какое-то время разум Риты был в смятении. Если бы миссис Мовбрэй знала, где она находится в эту минуту! У неё не было возможности написать ей. Если бы она только знала! А что тогда? Она не могла помочь в этом случае. О, но она бы смогла! Миссис Мовбрэй всегда находила выход. Любовь, которая не отдыхает, энергия, которая не устаёт, сила воли, которую нельзя отрицать и знание, которое повелевает людьми и вещами, которые дают ей возможность всегда приложить свою руку на правильные средства и применить их. Всё это принадлежало миссис Мовбрэй и делало её самой эффективной помощницей. Но в настоящий момент, несомненно, проблемы её собственного дома требовали всей её энергии, да и она не знала об обстоятельствах Риты. - Как странно, - думала Рита, - что она не знает… всё произошло таким образом, что она не может знать. Мне кажется, что я продуманно оторвана от неё и от всех. Медленно в сердце её всплыло воспоминание, что есть Один, Который знал всё. И если был рисунок в определённом собрании событий, а в этом невозможно было сомневаться, то это был Его рисунок. Теперь выглядело всё по новому. Рита посмотрела вокруг тёмного вагона. Он был очень слабо освещён, частично заполненный неясными фигурами, и подумала, был ли здесь кто-либо настолько же одинокий, как она. Она очень удивлялась, почему она попала в такое странное положение. Отделённая от всех! Затем её замшевая сумка упрекнула её, потому что в ней лежала её Библия. Она не была отделена от Бога, чьё письмо было там. Возможно, кто знает, она должна приблизиться к Нему, лишившись всех других друзей? Рита вспомнила слова одного из Псалмов, который совсем недавно был прочитан на утренней молитве, и миссис Мовбрэй комментировала его. Теперь она вспомнила его. «Возвожу очи мои к горам, откуда придёт помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю».


192

Если Он сотворил небо и землю, Он несомненно может управлять ими. Миссис Мовбрэй сказала, что всякий, кто честно может принять и произнести слова этого Псалма, может применить к себе и всё остальное. Так, как же там дальше?… «Не даст Он поколебаться ноге твоей, не воздремлет хранящий тебя; не дремлет и не спит хранящий Израиля». Из глаз Риты побежали слёзы. Так значит Он будет наблюдать за ночным поездом, в котором она едет, и не допустит, чтобы что-нибудь произошло без Его воли. Слова звучали дальше… «Господь - хранитель твой; Господь - сень твоя с правой руки твоей. Днём солнце не поразит тебя, ни луна ночью. Господь сохранит тебя от всякого зла; сохранит душу твою Господь. Господь будет охранять выхождение твоё и вхождение твоё отныне и вовек». Рите казалось, что вокруг себя она неожиданно увидела армию ангелов. Нет, даже лучше, чем это! Она была ещё юной ученицей и не знала ещё всех тонкостей веры, но в эту ночь путешествие было для неё очень приятным. Поезд бежал через тьму, но для Него и свет и тьма были одинаковыми, она помнила это. Время от времени поезд останавливался в деревне или на промежуточной станции, и несколько ламп светили на доски и платформы, на обломки стен. Иногда свет виден был из таверн, где расставлены были напитки, были выключатели, которые можно было включать и выключать. В одном месте поезд стоял три четверти часа, пропуская встречный поезд. Рите было всё равно. Она помнила эти выключатели и остановки не имеющие для неё никакого значения, не больше, чем тьма, если Господь охранял её. Каким-то образом это была приятная ночь, в которой она не был одна, и не была несчастна. Вера, по крайней мере на этот момент, ухватилась за чудные обетования, и покой полный и тихий наполнял её сердце. Скоро она уснула, просыпаясь время от времени, чувствуя бег и слыша перестук колёс, вспоминая, в Чьих руках она находится, и затем снова погружалась в сон.

Глава 23

Танфилд

Последний раз, когда она проснулась, движения и перестука не было, поезд стоял среди кромешной тьмы. Ну, не совсем так, потому что пара несчастных ламп тускло светились, как два пятна. Люди суетились и слышались приглушённые голоса. Возможно ещё одна станция. – Что это? – спросила Рита кого-то, проходящего мимо. - Танфилд. Танфилд! И было ещё так темно. – Который час, скажите пожалуйста? – спросила она появившегося проводника. - Три часа ночи. Вы выходите здесь, не так ли? - Да, но как я найду гостиницу? - Она всего шагов в десяти отсюда. Давайте мне вашу сумку, я вас провожу. Мы пока не едем, меняем вагоны для тех, которые едут дальше. Вы дальше не едите? - Нет, сэр. - Тогда пошли. Не вполне проснувшаяся и оцепеневшая, Рита благодарно последовала за своим благодетелем, который вывел её из вагона, провёл через здание станции, через улицу, или, точнее, через дорогу,


193

потому что она не была мощёной. Какая-то пародия гостиницы стояла по другую сторону улицы. Добрый проводник вошёл в неё, словно домой и послал за спящей горничной, затем поручил Риту её попечению. - Вы бы хотели комнату и кровать, мэм? - Да, комнату, пожалуйста, и воды, чтобы смыть пыль, но кровать мне не нужна. Как рано вы подаёте завтрак? - Завтрак? Завтрак всегда рано, мэм, потому что поезд уходит отсюда в половине седьмого. Тогда вы и можете позавтракать. Уезжаете поездом в половине седьмого, мэм? - Нет, мне понадобится какая-то коляска попозже, чтобы доставить меня в поместье миссис Басби, вы не знаете, где это? И смогу ли я нанять здесь коляску? - Колясок у нас предостаточно, но о поместье я не знаю. Тогда, значит, вы будете завтракать в шесть, мэм? Вас пригласят. С этими словами она проводила Риту в пустую маленькую комнату гостиницы, зажгла лампу и оставила её одну. Рита освежила лицо холодной водой, и привела волосы в порядок. Было половина четвёртого. Она подошла к окну, подняла жалюзи, открыла окно и села. В половине четвёртого утра, в мае месяце было ещё темно. Однако два петуха перекликались из своих курятников, объявляя, что приближается утро. Но небо ещё мало изменилось, и звёзды молча мерцали из тёмной глубины. Движение и ворчание поезда, даже сама жизнь, казалось, осталась позади. Воздух был напоен свежим ароматом, которого никогда невозможно найти там, где народа слишком много. В воздухе чувствовался привкус, которого Рита не ощущала уже долгое время. В этом пьянящем и освежающем аромате, содержался эликсир, который Рита ощущала и наслаждалась, но он предупреждал её, что она находится в новых обстоятельствах. У неё было неприятные подозрения, или вернее, интуиция, что эти новые обстоятельства не предназначались быть кратковременными. Можно было говорить об июле или начале августа, но правда проявляется не зависимо от слов, и даже опровергает их, так было и сейчас. И пока миссис Басби говорила о середине лета, какая-то природная интуиция Риты истолковала её слова, что это обозначает неопределённое и весьма отдалённое будущее. Такое же неопределённое, как и бесконечное. Рита не могла не предчувствовать, что пройдёт много времени до тех пор, пока она увидит снова Нью-Йорк или миссис Мовбрэй, и снова возникла удивительная мысль. Почему миссис Мовбрэй была лишена возможности помочь ей именно в этот момент? Это было загадочно. Было вполне очевидно, что произошло это по воле гораздо высшего разума, чем миссис Басби. Ясно, что не только по воле одной тёти была она оторвана от всех, кому верила и кем восхищалась, и попала в это странное место, где она будет совершенно одна, без заботы со стороны и лишена всех её любимых стремлений. Но почему? Это был самый несуразный вопрос, но единственный, который при подобных обстоятельствах простые смертные ужасно хотят задать. Если бы им ответили, тогда проект их передвижений потерял бы силу в их умственном и духовном образовании. И десять к одному, что вскрытые события будут затруднять то, что предназначалось для их временного преимущества. Это естественно в природе, чтобы «почему» было скрыто во тьме. Не будучи всеведущими, мы не можем видеть заранее повороты, которые будут принимать события, поэтому наступает время «Веры», чтобы быть спокойными и доверчивыми. Почему-то вера становится тяжёлой работой. Большинство из нас знают, что значит абсолютно доверять другому человеку, безоговорочно; с таким полным доверием, что мы не боимся, не сомневаемся и не желаем другого. Доверив свою руку тому, кому мы верим, мы готовы слепо следовать куда угодно, решаемся и делаем это с удовольствием, с уверенностью надеемся, что в


194

этом нет ничего плохого. Так дети могут верить своему отцу или матери, так друзья и влюблённые доверяют друг другу. Но, почему-то очень трудно так же верить Богу. Он хочет от нас именно такого доверия, но… мы Его не достаточно знаем! «И будут уповать на Тебя знающие имя Твоё». Однако это редко, очень редко, найти христианина, кто бы поступал по этим словам: Всю волю покори Себе, Смиренье дай и кротость мне, Покорно чтоб сказать Тебе: "Как хочешь Ты". Во всяком случае Рита так далеко ещё не продвинулась. Разум её был в тревожном состоянии. Она сидела возле окна в гостинице Танфилда и смотрела во влажный рассвет утра. Она была возмущена, а это очень беспокойное состояние в настроении человека. Она чувствовала себя обиженной и беспомощной. Приятное успокоение ночи, казалось, покинуло её. И место это заняло чувство одиночества и тоски, которое нашло своё выражение в безутешных рыданиях. Слёзы омыли пыль с её уставшего духа. Когда она снова подняла голову и посмотрела в окно, рассвет уже залил большую часть неба. Кое-что изменилось. В воздухе было больше аромата, и неописуемое пробуждение всей природы. Рассветный мягкий свет потушил звёзды, верхушки деревьев мягко покачивались от прикосновения утреннего ветерка, свежие запахи доносилось от цветов и полей. Ароматы были такой редкостной пряности и сладости, которые для жителей городов не были знакомы, потому что все города, застроенные зданиями, изгнали их. Щебетали птицы, кукарекали петухи, скоро движение человечества тоже начало давать о себе знать. Мягкое, смутное движение свидетельствовало и пробуждении к жизни и заботам нового дня. По коридору послышались шаги, двери открывались и закрывались, доносились звуки голосов, ржание коней и лай собак. Рита тихо сидела, смотрела, наблюдала, прислушивалась к журчащему роднику жизни. Свет становился ярче, мутные предметы стали обретать цвет, восточная сторона неба разгоралась, и поднялось солнце. Теперь Рита могла оглядеться. Она была в добротно выстроенной деревне. Между макушками деревьев виднелись хорошо выглядевшие крыши домов. Деревья над ними были роскошными, большими, старыми и богатыми зелёной листвой. Дороги из окна, где сидела Рита, видно не было, однако она видела, что место было застроено соответственно стиля деревень Новой Англии. Дома стояли далеко друг от друга с огородами и садами вокруг и между ними, и кроме того, везде был неизбежный характер респектабельности и комфорта. Огромные, круглые кроны карагача закрывали горизонт от Риты, а крыши домов, стоящих под их тенью выглядели добротными и крепкими. Этот город не был местом обитания для Риты, но она могла немного надеяться, что когда приедет на место, то там будет нечто подобное. Она сидела у окна почти без движения, пока её не позвали к раннему завтраку. Он был подан в очень большой, похожей на зал комнате, где маленькие столы стояли длинными рядами, позволяя людям самостоятельно набирать свою пищу. Рита села подальше от всех остальных людей, завтракавших там, и чувствовала себя довольно комфортно. Она никогда в жизни не забыла этого завтрака. Прежде всего потому, что она была голодной, слабой и уставшей от ночного путешествия и ожидания утра. Место было очень чистым, услуги оказывались аккуратной молодой женщиной, которая ходила туда, где приготавливали пищу и обратно. Пища была отличной, хотя нисколько не напоминала пищи Делмонико, прославившегося в те дни, так что все его помнили. Без сомнения, было трудно угадать, где выращивали кофе, но он был прекрасно приготовлен, горячий и подавался с настоящим молоком и сливками. Рита была изнемогшей и голодной. Кофе был просто нектаром для уставшего тела.


195

Кукурузный хлеб был лёгким, сладким и нежным, печёная картошка была замечательной, свежее масло и ветчина, яблочное пюре и тёплый бисквит. Было приятное ощущение независимости и одиночества. Рита сидела за маленьким столиком в не очень ярко освещённой комнате, и, казалось, что сила и смелость возвращались в её сердце с восстановлением её физического состояния. Она не торопилась закончить свой завтрак. Настоящий момент был приятным, и позволял некое затишье, а предстоящие действия бросят её в полную неизвестность. Но затишье закончилось и даже очень быстро. - Вы не знаете, где находится поместье миссис Басби? – спросила она девушку, обслуживавшую столы. - Где? Нет, я не знаю. Это в Танфилде? - Оно не далеко от Танфилда. - Значит вы не едите поездом? - Нет. Я направляюсь в то место. Можно ли мне заказать коляску, чтобы доставили меня туда? - Я спрошу мистера Джексона. Подошёл мистер Джексон, и Рита повторила свой вопрос. Он был большой, полный, добродушного вида человек. - Басби? – переспросил он потирая подбородок. – Я что-то не могу припомнить никаких Басби в округе. О, вы имеете в виду старого Бретта? - Да, я думаю, что это. Теперь поместье принадлежит миссис Басби. - Да, это оно. Миссис Басби… Она была дочерью старого джентльмена. Но семья уже давно здесь не живёт. - Но там кто-то есть? Кто-то присматривает за поместьем? - Возможно. Кто-то там присматривает. Вы туда направляетесь? - Если я найду коляску, чтобы отвезли меня. - Когда вам угодно? - Сейчас. Можно теперь же. - Нет никаких трудностей, я думаю. Багаж? - Один небольшой сундук. - Хорошо, я сейчас же запрягу лошадь. Итак, немного после восьми часов Рита оказалась в коляске, с сундуком позади себя, и рядом наездник - деревенский парнишка. Она была на пути к поместью своей тёти. Восемь часов майского утра очень приятное время, особенно когда июнь уже не далеко. Весь мир был свежим, зелёным и влажным, дух жизни в самом воздухе, и радость жизни тоже была там. Множество птиц наполняли его своей радостной мелодией. Как они пели! Как был пропитан ароматом каждый вдох! Рита нюхала воздух и пробовала, и вдыхала его полной грудью, словно не в состоянии надышаться. Вдыхая такой воздух, можно было мириться с любыми неудобствами в других вещах. Ландшафт сразу за Танфилдом был плоским, только вдали на горизонте виднелась целая цепь невысоких холмов, в утреннем воздухе они казались светло-голубыми, но рядом земля была ровной. Поля прорастающего зерна, луговые пастбища, яблоневые сады, только что отцветшие, временами фермерские дома, со своими комфортными амбарами и пристройками со скотиной во дворах. Изредка попадались американские карагачи, поднимавшие свои огромные, похожие на зонтики кроны, над большими участками травы. Амбары и дома, заборы и ворота, всё было в порядке, ничего не было разрушено или в пренебрежении. В общем выглядело всё процветающим, деловым и комфортным. Поездка для Риты была невыразимо приятной, воспоминания о Мидвэйвилл вдруг зашевелились и ожили, в контрасте с её городской жизнью


196

все эти годы. Она почти забыла, что осталось позади, и что могло быть впереди, и со своим здоровым, молодым задором, от души жила в настоящем. Поездка оказалась не очень длинной. В конце второй мили, кучер остановился, и слез перед белыми воротами, спрятанными за густыми кустами. Ничего не было видно, только ворота и зелёные листья деревьев и кустов по обе их стороны. Парнишка открыл ворота, завёл лошадь, закрыл их за собой, затем снова запрыгнул на своё место и быстро поехал дальше. Дорога шла полукругом от одних ворот к другим, которые были на приличном расстоянии. А на полпути, в самом отдалённом от дороги месте, стоял величественный дом. Подъезд был окаймлён клумбами с цветами и кустарниками. Густая изгородь из деревьев и кустов пробегала вдоль ограды, которая отгораживала дорогу и прятала её от дома. Они укрывали и дом от взглядов прохожих. Высокие деревья, из которых некоторые были соснами, увеличивали замкнутый и уединённый эффект. Дом был полностью спрятан, клумбы в пренебрежении, и трава над дорогой не скошена, всё производило впечатление заброшенности. Все окна, ставни и двери были закрыты и заперты, и не было никаких признаков жизни. - А есть ли здесь кто-нибудь? – спросила Рита, с замирающим сердцем. - Я сейчас узнаю, есть ли кто, - сказал парнишка-кучер, готовясь спрыгнуть с коляски. - О, дай мне вожжи! – воскликнула Рита. – Я подержу их, пока тебя не будет. - Можете держать, если хотите, но он никуда не пойдёт, - ответил Джеху. И побежал за угол дома, а Риту оставил в размышлениях. Всё было тихо, только птицы вокруг распевали на все лады. Из каждого дерева и куста в радостном экстазе доносились трели, чириканье или свист. Место выглядело очень заброшенным, казалось здесь никто не живёт, а это всегда производит эффект депрессии. Отсутствие её кучера было довольно долгим, что тоже не предвещало ничего утешительного. Наконец, он снова появился, выбегая из за угла. - Я думаю, всё нормально, - сказал он. – Но вначале вы должны спуститься вниз, я не смогу подвезти вас ближе, и она не хочет подходить к парадному входу. Видите ли, они их никогда не открывают. Так сказали. Рита спустилась и, держа в руке сумку, последовала за парнишкой, который проводил её за угол дома, вдоль заросшей травой дорожки, над которой нависали сирень, жасмин и разросшиеся кусты роз. Затем подошли к другому углу. Дом оказался квадратным. - Здесь! – сказал он, - вы обойдите вокруг, и увидите дверь на кухню, похожую на сарай, и входите. Миссис Пурселл там. - А кто такая миссис Пурселл? – останавливаясь, спросила Рита. - Я не знаю, это женщина, которая живёт здесь, она и Джо Пурселл. Она жена Джо Пурселл. Я вытащу ваш сундук, но вы должны будете прислать кого-нибудь, чтобы забрали его, понимаете? Рита завернула за второй угол, а парнишка вернулся обратно. Через несколько шагов она оказалась с задней стороны дома, где было широкое пространство, аккуратно вымощенное мелким булыжником. Здесь она увидела выступающую часть здания, в которой была дверь. Это должно быть был «сарай», хотя на самом деле это было не так. Рита вошла. Это оказалась маленькая наружная кухня. Со стороны дома была открытая лестница, ведущая к другой двери. Поднявшись, Рита оказалась в настоящей кухне. В широкой трубе горел огонь, а в стоящем напротив старомодном кухонном шкафу находилась посуда и жестяные банки. Между шкафом и огнём стояла женщина, разглядывавшая входящую Риту с видом более любопытным, чем доброжелательным. Рита, в свою очередь, с нетерпением смотрела на неё. Это была высокая женщина, с красивой фигурой, не совсем аккуратно одетая, с потёртыми на локтях рукавами, и надорванной на юбке полоской, свисающей на пол. Платье было из какого-то тёмного материала, слишком старое, чтобы сказать какого оно было цвета. Но что Риту немедленно поразило, что женщина была не белой расы.


197

Она была светлой, несомненно, а кожа красивого цвета, но в ней не было никакого намёка на белую расу. Краснота просматривалась на её щеках, через бледно-оливковый цвет, а её чёрные кудрявые волосы были длинными, гладко зачёсанными назад. Женщина была очень красивой, факт, на который Рита не сразу обратила внимания, благодаря сердитому взгляду, сдвинувшему её брови вместе, из под которых она бросала огненный, зловещий взгляд. Она уставилась на новоприбывшую пристальным взглядом с явным недовольством. - Доброе утро! – сказала Рита. – Вы миссис Пурселл? - Кому нужна миссис Пурселл? – прозвучал грубый ответ. - Мне сказали, что миссис Пурселл живёт здесь. - Тут живут двое. - Да, - сказала Рита, - я так и поняла. Вы и ваш муж работают на миссис Басби, не так ли? - Нет. – Решительно произнесла женщина. – Мы ни на кого не работаем. Мы работаем только на себя, - делая ударение на последнее слово. - Но это дом миссис Басби? - Да, я считаю, это её дом. - И она платит вам за то, что вы за ним ухаживаете. - Кто сказал вам, что она платит? - Мне никто не говорил, но я, так предполагаю. - Она ничего не платит. Мы платим ей, вот так. Мы платим ей, за всё, за землю, за дом и за всё. - Я племянница миссис Басби. Не предупреждала ли она вас о мне? - Она писала Джозефу, - сказала женщина сквозь зубы. – Он сказал, кто-то приедет. Думаю, что это вы. Я имела в виду мистера Пурселл. - Тогда вы меня ожидали. Сказала ли миссис Басби, что вам со мной делать? - Я не читала письма. – Ответила женщина, отвернувшись от рассматривания Риты и возвращаясь к своей работе. Она мыла посуду после завтрака. Джозеф ничего мне не сказал. - Я предполагаю, вы знаете, куда меня поместить, - спросила Рита, немного теряя терпение. – Мне нужна комната. Где она должна быть? - Я не знаю, – ответила миссис Пурселл, чьи пальцы мелькала между кастрюлями и посудой, что свидетельствовало о том, что лень не является частью её характера. – Здесь нет комнат, разве только наверху дома. Мы с Джозефом занимаем единственную комнату, которая внизу. Я думаю, что вам не понравится ни один из залов, а остальные все наверху. - Можно ли мне пойти в зал, пока моя комната будет готова?... если она ещё не готова. - Она не готова. Я до вчерашнего вечера не слышала, что вы приезжаете. Как я могла приготовить комнату? Да я и не знаю, какая из них должна быть. - Тогда я могу пойти в зал? Где он? - Они все на втором этаже. Там кроме залов ничего нет. Вы можете пойти туда, если вам нравится, но они уже год как не открывались. Я никогда не была в них, разве только раз или два с тех пор, как живу здесь. Рита была в отчаянии. Она поставила свою сумку на одни стул, а сама села на другой и ждала. Это было даже намного хуже, чем она боялась. О, если бы у неё было хотя бы немного денег, чтобы купить расположение этой женщины! Возможно его можно было купить, но она была брошена из одной зависимости в другую, только теперь она должна была зависеть от этой неизвестной личности. Она не знала, что ещё сказать, у неё не было ничего, чем бы умилостивить её. Рита ждала. - Вы завтракали? – спросила миссис Пурселл, после десятиминутного молчания, только её чашки и тарелки поднимались и опускались на место. Это делала она быстро. Миссис Пурселл выглядела энергичным работником.


198

- Да, спасибо, я позавтракала в гостинице в Танфилде. - Я не знала, и мне пришлось снова готовить завтрак. - Я постараюсь вам не добавлять трудностей, если смогу… если бы вы мне дали комнату… - Мне нечего вам давать, … вы можете сами выбирать любую во всём доме. Наши комнаты только здесь, внизу, а наверху целый амбар. Люди хотели, чтобы это был большой дом, я предполагаю, и он большой, но мне не нужно больше, чем требуется. - Можете ли вы позаботиться о моей комнате? – спросила Рита. Женщина произнесла какой-то звук, который не был похож ни на согласие, ни на возражение, но скорее выражал её отношение к предложению. Она молча и быстро продолжала свою кухонную работу, убирая посуду, подметая пол, подкладывая в огонь, ставя на него кастрюлю и сковороду. Рита наблюдала и тоже ожидала молча, стараясь быть терпеливой. Наконец миссис Пурселл сняла ключи и, обращаясь к Рите, сказала: - Теперь я готова. Если хотите пойти, вы можете посмотреть, что там. Она отомкнула дверь и пошла по небольшой лестнице. Наверху другая дверь впустила их в широкий коридор. Коридор проходил от одной стороны дома, до другой. Если бы открыть все двери и впустить воздух и свет, то это могло стать очень приятным местом, но теперь здесь было темно, сыро и холодно. Воздух был спёртым с запахом плесени, что всегда характерно для закрытого помещения. Двери были с обеих сторон, а в конце, куда вошли обе женщины, поднималась широкая лестница. - Хотите подняться выше? – спросила миссис Пурселл, - или вас устроит комната здесь? Рита открыла одну из дверей. Свет, еле пробивавшийся сквозь щели ставень, слабо освещал очень большую, высокую комнату, обставленную как гостиная. Она открыла другую дверь, и увидела повторение первой, только расцветка штор и обивка мягкой мебели, была другой. Третья и четвёртая, все были похожи; большие, величественные залы, способные вмещать большое количество гостей, или разместить многочисленную семью. Здесь были комнаты для отдыха, для приёма пищи и для приёма посетителей. Четыре салона занимали весь этаж. - Здесь нет спален, - сказала Рита. - Хозяева, жившие здесь, не рассчитывали на то, чтобы здесь спали, я догадываюсь. Весь дом они превратили в залы. Возможно дни были длиннее чем ночи, когда они жили. - Но где-то должны же быть спальни? - Вы можете подняться наверх и посмотреть. Мы ни за что не спали бы там. Мы могли занять любое место, когда пришли, но я сказала мистеру Пурселл… я сказала… я не собираюсь ломать спину, бегая вверх и вниз по лестнице, и если он хочет жить наверху, то может жить без меня. Таким образом мы заняли небольшую комнату рядом с кухней. Эти комнаты летом ужасно жаркие. Я могу сушить в них фрукты, так же как в духовке. Преодолев длинную лестницу, они поднялись на верхний этаж. Здесь было много комнат, обставленных под спальни, но они были низкими, непосредственно под крышей. Воздух в них был не такой сырой, как на первом этаже, но чрезмерно душный. - И это весь выбор, который мне предоставляется? – спросила Рита. - Разве только вы захотите нашу комнату. - Но в этой части дома никто больше не спит! - Нет, - ответила миссис Пурселл, поведя плечами, как присуще французам. – Вы можете занимать их все, и спать в них во всех, по очереди, если вам угодно. Возражать здесь некому. - Ну а вдруг мне ночью что-то понадобится? – сказала Рита, - которой эта свобода нисколько не выглядела привлекательной. - Вы должны кричать очень громко, если захотите, чтобы я вам что-то сделала. Я думаю, вам придётся обходиться самой.


199

- О, не в этом дело, - поспешно возразила Рита, - о себе я могу позаботиться, но если мне понадобится… что-нибудь, что я не в состоянии сделать сама… вдруг мне станет страшно… - Что это может вас испугать? - Я не знаю… - Если вы испугаетесь, то всё, что вам придётся сделать, это взять ваши ножки в ручки и бежать вниз к нам, это всё что вам необходимо сделать. Рита выглядела несколько встревоженной. - Я бы могла вам сказать, что это не очень приятное место, куда вы прибыли, - продолжала миссис Пурселл, - сыты от своей сделки, да? - Какой сделки? - Я не знаю! Какую из этих комнат вы выбираете? Теперь вы всё видели. Рита вообще не хотела здесь ничего выбирать, но мысль об одной из тех больших залов была отброшена так же быстро, как и появилась. Наконец она остановилась на комнате, которая была сразу возле лестницы, угловая комната, из которой был вид в двух направлениях. Она широко раскрыла окна, чтобы впустить воздух и свет, а сумку свою заперла в шкафу. - Здесь никого нет, кто бы интересовался вашими вещами, - заметила миссис Пурселл, увидев её действия. – Никого, кроме меня, а у меня и так достаточно дел внизу. В доме ничего нет хуже, крыс. - А у вас не будет простыней и полотенец для меня? – спросила Рита. – И можете ли принести сюда воды? - У меня, кроме тех, которыми мы пользуемся, нет ни простыней, ни полотенец, - ответила миссис Пурселл. – Миссис Басби ничего не говорила относительно простыней и полотенец. Те что у нас есть, это наши собственные. Они не такие, как у богатых людей. - Я ничего не привезла с собой. Миссис Басби заплатит вам, за то, что я буду ими пользоваться, я в этом не сомневаюсь. - Миссис Басби ни за что не платит, – угрюмо сказала женщина. - Так вы принесёте мне воды? - Я дам вам ведро, и вы можете сами для себя носить. Я не могу ходить вверх и вниз по лестнице. У меня спина от этого болит. Я дам вам наши простыни, если хотите. - Пожалуйста, - сказала Рита. - Но я не принесу их. Я сломаюсь пополам, если несколько раз схожу вверх и вниз. Я дам вам, когда вам удобно будет прийти за ними. С этими словами миссис Пурселл исчезла, снизу доносился звук её удаляющихся по лестнице шагов. За свою жизнь Рита не чувствовала себя более одинокой, чем в этот момент. Она села на стул, и закрыла лицо руками. Всё было во сто раз хуже, чем она представляла. У неё был довольно нервный темперамент, и идея жить на верху этого огромного, пустого, гулкого дома, без единого существа, кого можно было позвать, не иметь ни помощи, ни сочувствия, когда она в них будет нуждаться, абсолютно потрясла её. Правда, никакой опасности не было, настоящей опасности, но это мысль не успокоило её воображение, и не изгнало страх. И если ужас охватывал её, какое утешение было в том, что для этого не было причины? Страх всё равно был, и Рита думала о ночных тенях, хотя они были ещё не близко, с невообразимым ужасом. После того, как она уступила этим чувствам на какое-то время, Рита стала с ними бороться. Она подняла голову, подошла и села возле раскрытого окна. Мягкий, приятный, ароматный воздух нежно струился в комнату, до какой-то степени освежая её. Рита до половины высунулась из окна, чтобы вдохнуть его снаружи. Май в деревне был в полном разгаре, и воздух приносил с собой майскую прелесть невидимой сладости. Где-то цвели ландыши, и нарциссы, доносился пряный запах сосен, аромат молодой


200

листвы дуба, клёна, берёзы и бука. Чувствовался своеобразный запах из недалёкого леса, состоящий из запахов мха, полевых цветов и дёрна, свежесть почвы от вспаханных полей. Это был май, и май шептал, что июнь был совсем близко. Шёпот был таким невыразимо сладостным, что проник в сердце Риты, борясь с её беспокойством, почти сдув его прочь. Потому что июнь – это жизнь, это любовь, это счастье! Весна вновь наш край посетила, Блеснула в ручьях серебром, Снега на полях растопила Своим благодатным теплом…. И ласточка с песней весёлой К нам снова под крышу спешит И звонкая песнь жаворонка Небесным приветом звенит. Июнь приближался, а май был уже здесь, более спокойный и задумчивый, но едва ли более нежный в своём хорошем настроении, и Рита постепенно успокоилась. Этот восторг будет с нею, будет ли она в доме, или вне его, здесь был простор и весна! Сердце Риты готово было встретить её. Она может проводить время на природе, и в доме… ну, она постарается извлечь наилучшее. Девочка решила осмотреться. Комната была довольно уютная, когда-то в хорошем состоянии, и первое что необходимо было сделать, так это снова навести в ней надлежащий порядок. Она должна сделать это сама. Ах, жаль, что её ситцевые платья, раскроенные и смётанные, лежали на дне её сундука. Она должна сшить их, как можно быстрее. С сознанием предстоящей большой работы, настроение Риты воспрянуло. Она снова спустилась на кухню, и попросила на время большой фартук. Миссис Пурселл молча подала ей. Затем ей понадобились щётка и веник, тряпки, мыло, вода и полотенца. Одну вещь за другой миссис Пурселл подавала ей, так как они были в её распоряжении. - Мой сундук на дороге, у парадного входа, - заметила Рита. – Не могли бы вы позаботиться, чтобы его подняли мне наверх? - Сундук? – переспросила миссис Пурселл, нахмуривая брови и принимая выражение, которым с самого начала встретила Риту. - Очень неприятное выражение, - подумала девушка. - Да, мой сундук. Он небольшой. Не слишком тяжёлый, чтобы его внести. - Для чего вам сундук? - Как для чего? Чтобы сложить мои вещи, - тихо ответила Рита. - Вы собираетесь быть здесь всё лето? - Надеюсь, что нет, но я не знаю, как долго. Моя тётя уезжает, и я должна быть здесь, пока она вернётся. - Почему она не взяла вас с собой? - Я предполагаю, что это ей неудобно. Миссис Пурселл фыркнула. – Богатые думают только о том, чтобы для них всё было удобно! - Но она заплатит вам за ваши труды. - Если она кому-то и заплатит, то это будет мистер Пурселл. Плата не попадает в мой карман, а проблемы не попадают в его. - У вас не будет со мной больших проблем. - А где вы собираетесь есть? Вы не захотите есть с нами? Нет, конечно же, этого Рита никак не хотела. Она не ответила. - Миссис Басби должна бы присылать слуг, чтобы заботились о её людях, когда посылает их сюда. У меня нет времени. И у нас нет места. Кроме кухни, нет другого места… не хотите ли есть здесь? Я не могу ходить и носить всё в большой зал.


201

- Сделайте для меня лучшее, что вы можете, - сказала Рита. – Я постараюсь быть довольной. – Прекратив переговоры, которые она больше не в состоянии была вести, собрала щётки и тряпки, и стала опять подниматься по длинной лестнице. Когда же она дошла до своей комнаты под крышей, там было приятно. К тому времени майский воздух заполнил комнату, солнечные лучи, ароматы и мелодии весны были вокруг. Они неминуемо несли с собой кусочек надежды и радости для сердца Риты. Не останавливаясь, чтобы подумать, она принялась за уборку, выметая и вытирая со всего пыль. Рита вымыла умывальник, заправила кровать, и повесила полотенца на вешалку. Затем она пододвинула одно из кресел в удобное место к окну, поставила перед ним небольшой столик, вытащила и сложила свои письменные принадлежности, Библию и Сокровища Священных Писаний. Свою шляпку и накидку она повесила в шкаф и, наконец, села, чтобы подумать о ситуации. У неё есть теперь свой уголочек утешения. Комната была довольно большой и светлой. Из одного окна видно было верхушку огромного тюльпанного дерева, из другого – луга, расположенные поблизости от дома. Через ветки и над вершинами елей и лиственниц виднелись яблоневые деревья, а дальше, сколько можно охватить глазом, плоская долина. Ничего особенного и ничего привлекательного, только приятная мирная природа, высокая трава, листья деревьев, со свежим запахом нежной зелени и пряным ароматом хвойной смолы. Мирная мелодия пересвистов, трелей птиц и жужжаний насекомых. Всё это наполняло покоем и удовлетворением сердце Риты. Но всё же, она была одна на самом верху дома, посреди необитаемых пустых комнат. Соверщшенно одна во всём мире, а что же в конце этого? Миссис Пурселл, её кухня и, несомненно, мистер Пурселл. Что же Рите оставалось делать, посреди этого окружения? Следуя за вереницей подобных мыслей, девушка приходила почти в отчаяние. Ей уже казалось, что её приятная комната стала тюрьмой, а миссис и мистер Пурселл её надсмотрщиками, и время заключения совершенно неизвестно. Если бы у неё было хоть немного денег, тогда она не была бы настолько беспомощна и зависима. Даже хотя бы купить вежливость и расположение миссис Пурселл, а если бы было немного больше, то она бы ушла. Совершенно без денег она была просто заключённой, на милости своих надсмотрщиков. Что же случилось с её друзьями? Где был мистер Соусвод, и как он мог забыть её? Почему она лишилась миссис Мовбрэй именно сейчас, именно в тот момент, когда она так нуждалась в ней? Рите было бы намного легче, если хотя бы несколько минут поговорить с миссис Мовбрэй, написать ей и рассказать о своих переживаниях. Она чувствовала всю несправедливость возникшей ситуации. Но не могла просить миссис Мовбрэй, чтобы она прислала за ней, и чтобы они были вместе на время отсутствия тёти. Нет, этого сделать было невозможно. Рита этого не могла. Лучше перенести всё. Но тогда… она оставалась без помощи. Всё это привело к горьким слезам. Рита всё ещё была слишком юной, чтобы не находить облегчение в слезах. Она плакала до изнеможения, и затем ей очень захотелось спать. Она уснула и предалась забвению.


202

Глава 24

Семья Пурселл Рита проспала не более двух часов, как её побеспокоили. В её двери раздался стук. Она вскочила и отомкнула их. - Джозеф сказал, он думает, что вы хотели бы пообедать. Я говорила ему, что не знаю, интересует ли вас пища, которая у нас, но обед готов. Если хотите, идите и попробуйте. Крайняя грубость женщины действовала раздражающе на Риту, и придала ей самообладание и хладнокровие. Она вежливо ответила, привела свои волосы и одежду в порядок, приняв мудрое решение не терять своего влияния и самоуважения, спустилась вниз. На кухне был накрыт маленький столик, грубый, но аккуратный, это Рита заметила с первого взгляда. Он был накрыт на троих, и третьим был до сих пор невидимый мистер Пурселл. Он был белым мужчиной, не таким симпатичным, как его жена, но с определённым аспектом смысла и проницательности, который, по крайней мере, не был недобрым. Он кивнул, не потрудившись подняться, когда входила Рита. Мужчина был занят поглощением пищи, стоявшей перед ним, и, судя по нему, нуждался в большом её количестве, и торопился удовлетворить свой аппетит. Мужчина кивнул в знак приветствия, и вторым кивком указал на место, которое было предназначено для Риты. - Это неожиданное удовольствие, - сказал он. – У нас с Присси не часто бывают гости. Я надеюсь, вы оставили миссис Басби в полном здравии? Рита остановилась в нерешительности, принимать ли ей предлагаемое место, или потребовать другое? Но это было всего мгновение, её разум и самоуважение подсказывали ей не делать того, чего она не сможет добиться, и она тихо приняла указанное ей место, ответив, что миссис Басби была здорова. - А теперь, что вы будете есть? – продолжал мистер Пурселл. – Мы люди простые,… проще, чем те, к кому вы привыкли, я думаю, и мы едим то, что у нас есть. Временами это одно, а в другой раз другое. Присси каким-то образом готовит и для меня это, во всяком случае, нормально, но я не знаю, как это будет для вас. Сегодня, как вы видите, у нас свинина с зеленью. Свинина очень вкусная, потому что я сам её кормил и знаю об этом всё, и зелень тоже свежая. Я не знаю, что это, Присси собирала её, но может быть вы попробуете? Если вы голодная, то они пойдут за первый сорт. - Это одуванчики, - сказала миссис Пурселл. Свинина с одуванчиками! Рита вначале замерла в каком-то недоумении, затем вспомнила, чтобы привести в исполнение свои мирные отношения, лучше всего будет не показывать ни призрения, ни отвращения. Она взяла немного зелени и свинины, нашла, что картофель был вкусным, а хлеб просто бесподобным, масло было приятным. Следующее она обнаружила, что мистер Пурселл не переоценил поварские способности своей жены, обед и в самом деле был превосходным. Она ела хлеб с маслом, затем, заметив, что две пары глаз тайно следили за ней, попробовала зелень и свинину. Они оказались очень вкусными и вполне достаточными для хорошего обеда. - Вы никогда не были в этой стороне раньше? – спросил мистер Пурселл. - Нет, сэр, - ответила Рита. – Никогда. - Не собирается ли миссис Басби приехать сюда, когда-нибудь?


203

- Нет, я не думаю. Я не слышала о её намерениях приехать сюда. - Предполагаю, ей нравится грандиозные занятия. Хорошо ли ей живётся в Нью-Йорке? - Что вы имеете в виду? - Все живут хорошо в городе Гордости, - заметила миссис Пурселл. - Миссис Басби тоже? – настаивал её муж. – Они все честолюбцы в её доме? - Я не знаю, что вы имеете в виду под «честолюбцами». - Люди, которые носят туфли на каблуках, - вставила миссис Пурселл. – Они не могут ступить на землю, как простой народ, и они собирают свои волосы в пучок сверху. - Это любой может делать, - сказал мистер Пурселл, втыкая нож в масло, чтобы отрезать кусочек. - Любой не может, Джо! Вот это ты не понимаешь. Это только они, честолюбцы. И ещё они думают, когда их каблуки и их волосы в порядке, они возвышаются над всеми нами. - Ты можешь закрутить свои волосы как тебе вздумается, - ответил ей муж, - Но никто из них не сможет тебя в этом перещеголять. Они оба посмотрели на Риту. Её длинные волосы были закручен в слабый узел на верху головы, что ей очень шло и выглядело очень элегантно. Волосы не были в беспорядке, однако без претензии, причёска, не будучи сложной или искусственной, была неподражаемой. Жена и муж посмотрели на неё, затем друг на друга и рассмеялись. - Миссис Басби написала мне о вас, - сказал Джо, - слегка меняя тему. – Она говорит, что вы одна из её семьи. - Она моя тётя. - В самом деле? Я никогда не знал, что у миссис Басби были брат или сестра. - У неё была сестра. - Значит её нет в живых? И вы живёте с миссис Басби? - Да, сэр. - Ну, это вообще-то не моё дело, миссис Басби не говорила, и я не знал, что думать. Она написала, что вы приедете, но она не сказала, как долго вы здесь будете, а мы бы желали это знать, Присси и я, потому что это имеет значение. - В чём? – спросила Рита, приходя в отчаяние. - Ну, в наших чувствах, - склоняя голову в учтивой манере, что указывало на его хорошее расположение. – Понимаете, мы не знаем, что с вами делать, хотя бы знать, будет ли это всего неделя, или месяц или сколько? Миссис Басби сказала только, что вы приедете, и она не написала почему и зачем. - Я не знаю, - ответила Рита. – Вы должны как-то сориентироваться без того, чтобы знать, потому что я не могу вам сказать этого. - Очень хорошо! – сказал мистер Пурселл, снова учтиво склоняя голову. – Тогда становится ясно, что вы тоже не знаете. - Нет, сэр. - Это значит, что она не скоро уедет, - сказала миссис Пурселл. – Там её сундук, Джо, который ты должен отнести наверх. - Я принесу, - ответил, поднимаясь, Джо. – Если он не больше меня. Где он стоит? - Он на дороге. - И куда его? - Наверх в её комнату. Она тебе покажет. Рита снова поднялась по лестнице, идя впереди Джо с сундуком, и чувствуя себя ещё больше изолированной, чем возможно описать. Закрытой там, наверху огромного, пустого дома, и в таком обществе! Сердце её никак не соглашалось с этим.


204

- Ну, ты прибралась здесь хорошо! – было заключение мистера Пурселл, когда он вошёл в комнату, поставил на пол сундук и огляделся. – Тебе здесь довольно комфортно, не так ли? - Это очень далеко от кухни, - сказала Рита с внутренним содроганием. - Ну…это так, только я не думаю, что это очень плохо. Молодые ноги не против бегать вверх и вниз, и когда вы здесь, то никто не мешает. Ну, вы можете сами устраиваться здесь, а внизу Присси проследит, чтобы вы не голодали. Я предполагаю, что пока будет так. – И снова с учтивым наклоном головы, мистер Пурселл удалился. Рита заперла дверь и подошла к окну, природа была единственным местом утешения, или сочувствия. День был уже в полном разгаре, и майское солнышко было ярким и тёплым, принося с собой пряный аромат лиственницы и ели. Лёгкое, мягкое колебание воздуха шевелило мелкие ветви и ласкало лицо Риты. Её охватил неожиданный импульс, выбежать и избавиться, хотя бы на время, от этого дома и её обитателей, и быть наедине с прелестью природы. Она набросила шаль, одела свою соломенную шляпку, заперла дверь и побежала вниз. Входная дверь центрального входа была заперта, и в замке не было ключа. Рита вынуждена была выходить тем же путём, каким и вошла, через кухню. Миссис Пурселл была там, но ничего не сказала. Рита вышла и вначале обошла вокруг дома к его лицевой стороне, там она села на ступеньки и стала оглядываться. Неухоженная грунтовая дорога пробегала от ворот, через которые она въезжала, до самых её ног, делая такой же изгиб на другой стороне, бежала к другим воротам, открывавшимся на ту же центральную дорогу. Всё это составляло полукруг, который скрывался под травой, с несколькими растущими по бокам деревьями. Исследование этой грунтовой дороги, было первым ей намерением. Рита прошла к воротам, через которые она въехала утром, затем вернулась и пошла к другим воротам. На протяжении всего пути от ворот до ворот по обе стороны дороги были цветочные клумбы. За клумбами были густые посадки деревьев и кустов. Заросли одичавших цветов стали густыми и заброшенными. На кустах сирени торчали коричневые ветки, которые остались после цветения. Другая разновидность сирени, проталкивала свои белые кисти цветов между ветвями, заглушавшими их. Там были и майские розы, с маленькими ярко-красными личиками, скромные, но приятные, шотландские розы, очень душистые, но неухоженные. Росли заросли жимолости, готовой расцвести, ракитник свисал с деревьев, который скоро превратится в золотые капли. Рита замерла перед снежными шарами калины, они были такими белыми, свежими и изящными, что они буквально ослепили её. Она пошла дальше, к воротам и немного постояла там, смотря в оба конца дороги. Это была прямая, хорошо ухоженная пустынная сельская дорога. Не видно было ни одного дома, только поля по другую сторону изгороди. Рита бы пошла дальше, и прошла бы какое-то расстояние, но эти ворота были заперты. Не было никакого движения или сообщения с Танфилдом. Пустая дорога для наблюдателя у ворот выглядела очень одинокой и заброшенной. Как она была отрезана от мира! Заперта в один маленький уголок, где никто даже не будет её искать. Если бы Рита могла поверить обещаниям своей тёти, конечно же, она бы не возражала пробыть месяц на этом месте, но она ей не верила. Инстинктивно она догадывалась, что её сюда отправили не с добрыми намерениями, и она вынуждена будет оставаться здесь неопределённое и, возможно, довольно продолжительное время. Одно только чувство заключения, вызывало желание нарушить его, так хотелось поступить Рите, нетерпеливо, страстно, она не видела никакого выхода. Немного денег могли бы ей в этом помочь. Увы, денег у неё не было. Тётя об этом позаботилась. Заплатив за завтрак и дорогу, у неё осталось только несколько центов. Этого не было достаточно, чтобы произвести какое-то впечатление даже на доброе расположение своих надзирателей. Почему-то они казались ей более надзирателями, нежели слугами.


205

В отчаянии Рита повернулась от ворот и пошла обратно, изучая старую клумбу более внимательно. Она была в ужасном запустении, заросшая бурьяном, наползая на обрамлявшую её загородку. Земля была твёрдой и не вскопанной уже долгое время. Но видны были следы лучших времён. Здесь была полянка ландышей, коврик розового мха, он был таким нежным и свежим, что Рита снова остановилась, чтобы полюбоваться. Нарциссы высовывали свои жёлтенькие головки между густыми сорняками. Наклонившись, Рита увидела много первоцвета, который разросся между других растений, а маргаритки одичали. Не было порядка, но всё бурно росло. Если бы жить здесь, подумала Рита, я бы взялась за тяпку и грабли, и привела бы всё в порядок. Цветы, во всяком случае, были бы хорошими друзьями. Возвращаясь опять к дому, Рита увидела дорогу, которая отделялась от основной вправо, и шла параллельно боковой стороне дома, но на довольно большом расстоянии. Она повернула на эту дорогу. Между нею и домом росли густые заросли кустов, весьма непроходимые и высокие, так что они скрывали дом от дороги и дорогу от дома. Следуя по ней, Рита увидела на небольшом расстоянии по правую от себя сторону дом, с левой стороны которого был чёрный деревянный забор с калиткой. Возможно огород, подумала она и прошла мимо. Дальше кусты заканчивались, большие раскидистые деревья бросали приятную тень возле амбаров, которых здесь было несколько. Сарай, гараж для коляски, амбар, помещение для зерна, и небольшие, когда-то служившие жильём домики. Рите этот район пришёлся по вкусу, так как он связан был с воспоминаниями Мидвэйвилла, она замедлила шаг, а глаза с радостным блеском замечали каждую деталь. Она охотно прислушивалась даже к отдалённому хрюканью, которое говорило о присутствии менее дружелюбных обитателей двора. Рита открывала одну дверь за другой, но не видела ни людей, ни скота. Бродя вокруг, она вышла, наконец, к огромной ферме с задней части сарая. Он был истоптан копытами скота, возможно здесь когда-то были коровы. На одной стороне двора она обнаружила свиное корыто. Прошло много времени, с тех пор, как она видела подобную картину, Рита остановилась и стала наблюдать за свиньями. Вдруг сбоку от неё раздался голос, от которого она вздрогнула. - Эти свиньи такие хорошие, что почти годятся, чтобы принадлежать миссис Басби, правда? Мистер Пурселл крупными шагами шёл через скотный двор, который Рита не решалась пересечь, она осторожно пробиралась вперёд по очень узкой полоске более твёрдой земли, возле забора. Человек, казалось, старался быть, по крайней мере, приветливым, и Рита ответила ему тем же, но постаралась немедленно отсюда уйти, но мистер Пурселл продолжал разговор. - Никогда раньше не видели поросят? - Я когда-то видела. - Они что надо. Вам они нравятся? - Есть их? – воскликнула Рита, - таких маленьких? - Они как раз готовы, - сказал фермер, с любовью глядя через забор на поросят, в то время как хрюкающие пятачки повернулись в его сторону, свидетельствуя, что обитатели свинарника знали его так же хорошо, как он их. – Просто прекрасные, им сейчас четыре, почти пять недель. Присси пристаёт, чтобы я дал ей одного из них, и может быть я дам, так как вы приехали. Я говорил ей, что это очень дорого, чтобы съесть запасы на половину зимы за один обед. Я не такой расточительный, как Присси. - Как это запасы на половину зимы? – спросила Рита, только чтобы что-то сказать. - Благослови вас Бог, разве вы не видите? Каждый из этих малышей к Рождеству будет весить двести фунтов, и этого достаточно для нас с Присси больше чем на половину зимы. Я предполагаю, что вы не будете здесь, чтобы помочь нам расправляться с ними? - На Рождество? Нет, - сказала Рита. – Я не буду здесь так долго.


206

- Вначале должно наступить лето, не так ли? Ну, вы можете оказаться в худшем месте. Медленно мистер Пурселл и Рита вышли из свиного загона и из скотного двора, и подошли к месту с различными фермерскими зданиями. - Куда ведёт эта дорога? – спросила Рита, указывая на ту, которая пробегала от амбара и шла прямо между полями. - Эта? Эта никуда не ведёт. - Где я смогу оказаться, если пойду по ней до конца? - Вы окажетесь между холмами. Видите вот те деревья? А дальше холмы. - Они уходит направо и налево? Так это совсем не высокие. Просто гряда холмов. А что на них? - На них ничего, кроме низкого можжевельника. Он ни на что не годится, даже на дрова. Для чего вы думаете холмы сотворены? Я имею в виду такие холмы, на которых ничего нет, а одни камни. Что от них толку? - Если бы не холмы, мистер Пурселл, то ваши низины остались бы без воды, разве только пруд да канавы кое-где. - Почему бы не было? На холмах и сейчас нет воды. - А родники? - Родники повсюду. Я могу насчитать пол дюжины на участке меньше, чем полмили. - Да, но родники бегут с холмов, а если бы не было холмов, и их бы не было. - Конечно так, если вы это говорите, - сказал мистер Пурселл, почёсывая голову с комическим выражением глаз, - но я не видел мира, чтобы на нём не было холмов, и думаю, что вы тоже. Рита оставила этот вопрос. - Я предполагаю, вы скажете, что согласно этому, камни делают землю мягкой? - Они играют в этом большую роль, - ответила Рита с улыбкой. - Чей молот их разбивает? - Не молот, но вода и погода, мороз, сырость и солнце. - Солнце? – воскликнул мистер Пурселл. - Оно всегда разрушает камни. Это происходит медленно, но быстрее, чем вы думаете. - Но я скажу вам. Вы забыли. Там нет земли,… она здесь. - Да, я знаю. Я не забыла. Вода смывает её вниз. Тут мистер Пурселл разразился неимоверным хохотом, удивляясь до последней степени, и возможно в сомнениях, как думать об этой информации как одураченный или одурачивший. Он ушёл смеясь, а Рита медленно пошла к дому. На полпути к дороге она вышла на тропинку, которая вела через запутанный кустарник к кухонной двери. Когда она поднялась наверх, то комната показалась ей достаточно весёлой и приятной. В открытые окна свободно лился весенний свежий воздух и солнечный свет. Верхушки тюльпанного дерева блестели. В то же время наклон лучей свидетельствовал о том, что это была уже вторая половина дня. Скоро наступит ночь. Внезапная спазма ужаса охватила Риту при мысли, что она будет здесь, одна, вдали от всех и без опеки или помощи в случае необходимости или тревоги. У Риты был нервный и возбудимый характер, трусишка по натуре, она не привыкла оставаться одна или заботиться о себе. Со страхом и тревогой она ожидала наступающей темноты. О, если бы это была маленькая угловая комната у миссис Мовбрэй, где она была в безопасности и среди друзей! Или хотя бы её безрадостная комната у тёти, где, по крайней мере, внизу были люди, охранявшие дом! Здесь, совершенно одна на протяжении длинной, тихой ночи, и никого даже на расстоянии крика. Как она сможет это перенести? Какое-то время разум Риты парализовало от ужаса. Затем разум начал медленно возвращаться, и естественная сила характера девушки восстала, чтобы бороться с источником страха. Она убеждала себя, что ничего


207

подобного, как ночная тревога возникнуть не должно, что давно было известно, что дом был пуст и не мог привлечь воров. Более того, совершенно не было похоже, что в районе Танфилда скрываются подобные субъекты. Возможно, её будут меньше беспокоить здесь, чем у миссис Мовбрэй или у миссис Басби. Но что пользы от того, что тебя не беспокоят, когда присутствует страх, тщетно рассуждала Рита. У неё было живое воображение, и в этом заброшенном поместье оно играло с ней различные трюки, на которые было способно. Ей воображались возможные беспокойства, сцены отчаяния представали перед её взором, они были такими острыми и явными, что она сжималась от страха. Реально? Нет, они были нереальными, но кто может сказать, что они будут невозможными? Разве всё невозможное не случается в этом мире, так же точно как и вещи, которые вполне можно было ожидать. Где же тогда искать утешение и защиту? Не будучи ни в чём уверена, Рите захотелось покинуть этот дом, и отправиться пешком в Танфилд в гостиницу, только у неё не было денег, которые она могла бы там заплатить. Отчаяние, каким бы оно ни было безосновательным, было настоящим, которое наконец-то готово было прибегнуть к убежищу, к которому мы всегда прибегаем, когда у нас ничего не остаётся. Она взяла Библию и сев, стала искать что-нибудь, что могло бы её утешить. Открыв её вначале наугад, она вспомнила какие-то слова и стала искать третий Псалом. «Гласом моим взываю к Господу, и Он слышит меня со святой горы Своей. Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня». У Давида были враги более чем воображаемые, он излагал фактическое, а не предполагаемое дело, и всё же он мог сказать: «Не убоюсь»! Как это возможно? Правда, Давид был одним из народа Господня, но разве у Божьего народа не случаются неприятные ситуации? Как они могут, или как они в состоянии не бояться? Достичь этого благословенного состояния бесстрашия, было желанием Риты, но она не видела пути. Было определённое утешение в том, что другие люди видели его и находили, но как она это сможет? У Риты, кроме Библии никого не было, кого бы спросить. Она обратилась к этому источнику. Книги и пособия, к которым мы часто обращаемся, мешают ли нам обращаться к Библии? Являются ли они помощью или препятствием? Однако Рита была бы совершенно потеряна в своих исканиях, если бы не её «Сокровища Священных Писаний». Обратившись к этой книге сейчас как к самому близкому другу, она начала со слов Псалма, который читала. Самые первые слова, к которым её направила ссылка, были: «Спокойно ложусь я и сплю, ибо Ты, Господи, един даёшь мне жить в безопасности». Пс. 4:8 Рита остановилась и закрыла лицо руками. О, если бы она могла тихонько сказать это! О, какая была бы жизнь, если бы каждый мог просто и постоянно это произносить! «Ложусь я и сплю…», не заботиться ни о чём, почувствовать себя защищённой. Но как это возможно среди опасности? Рита подумала, что она должно быть бедный, жалкий осколок христианина, чувствовать себя так далеко от слов Псалма, и, возможно, она была права. «Если бы вы имели веру с зерно горчичное», говорил Господь Своим ученикам, очевидно, что с Его точки зрения у них почти не было никакой веры. А кто из нас лучше? Сколько из нас могут передвигать горы? Но вера, величиной с горчичное зерно, может это делать. Какая должна быть наша вера? Не притворство, и не маленький осколочек. Рита чувствовала себя обличённой, осуждённой, тоскующей, но не видела, как она вдруг может стать лучше. Она подняла глаза, мокрые от печальных слёз, и размышляла. Если была помощь, то она должна быть в Библии. Её следующий стих был: «Напрасно вы рано встаёте, поздно просиживаете, едите хлеб печали, тогда как возлюбленному Своему Он даёт сон». Пс. 126:2


208

Вглядываясь и вдумываясь, в свете своих опасений и чаяний, Рита стала постепенно ощущать во всём этом особую красоту. Ту красоту, которая ускользает от умов куда сильнее её, они видят в этих словах лишь холодные рассуждения. Она увидела, что мирская суета и тревоги обходят народ Божий стороной. То, в погоне за чем мир тратит столько нервов и сил, верующим даётся без всяких усилий. Уверенные, что всё в Господних руках, они спят безмятежно. Мир надрывается, бьётся, изнемогает, а они — спокойны. - Его возлюбленные». – Я не могу быть в числе их, - думала Рита. - Я не одна из них. Но я должна. Это то, кем я хочу быть. Следующим было обещание израильтянам, ещё во дни Моисея, что если они буду ходить путями Господними, то среди других благословений будет и это, что они смогут ложиться и никто не приведёт их в страх. Но Рита подумала, что это едва-ли относится к ней, и продолжала читать. Затем она открыла третью главу Притчей, где так же говорилось к человеку, который ищет мудрости: «Когда ляжешь спать, - не будешь бояться; и когда уснёшь, - сон твой приятен будет». Пр. 3:24 Этот и предыдущий отрывок заставили Риту задуматься. - Потому ли это, что я так далека от Бога? Потому что я следую за Ним и повинуюсь Ему не так совершенно? Поэтому я так объята страхом? Вполне возможно, если это так. Естественно, те овцы, которые держатся поближе к пастырю, получают большее Его внимания. Что дальше? Её взбудоражило то, что было дальше. Это было время ранней церкви. Иаков – первый мученик из апостолов, по приказу Ирода был обезглавлен и, видя, что это было приятно для еврейских фанатиков, Ирод приказал, чтобы схватили так же и Петра и посадили его в темницу. Ожидая только, чтобы прошёл праздник Пасхи, прежде чем предать его казни. Это была последняя ночь перед днём, в который он должен быть казнён. «Когда же Ирод хотел вывести его, в ту ночь Пётр спал между двумя воинами, скованный двумя цепями». Прикованный цепью к римскому солдату с одной стороны, и к другому с другой стороны, Пётр спал не на мягкой постеле, в ожидании скорого вызова на смерть. Говорят, что разные типы людей спят в последнюю ночь, когда знают, что им предстоит казнь. Они спят от усталости, в отчаянии, в тупом безразличии, в стоическом спокойствии и в гордом неповиновении. Но Рита знала, что не в таком из снов «свет осиял темницу», и не к такому спящему пришёл ангел Господа, или когда-либо приходил. Это был сон кротости и доверия. Перечень ссылок предлагаемых «Сокровищами» на эту тему в третьем Псалме, подошёл к концу. Но Рите было не достаточно, она взяла слова из шестого стиха: «Не убоюсь» и т. д.. Здесь она пришла к уверенному триумфу в 27м Псалме. И тогда, «Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах, посему не убоимся, хотя бы поколебалась земля, и горы двинулись в сердце морей». Пс. 45:2-3 Здесь появилась новая картина. Трудности могут прийти, и катастрофы, но дети Божьи не будут бояться. Как это возможно? Такая абсолютная любовь, совершенное доверие, совершенная преданность своему Отцу, так что Его воля стала их волей, и они знали, что никакое зло даже не прикоснётся к ним! Так должно быть. О, это ещё один шаг в духовной жизни. Лежит ли это преданность в основе всех тех деклараций удовлетворения и мира, о которых она читала? Рита верила, что должно быть, после того, как немного изучила этот вопрос. О, но какое здесь единение с Богом, какая близость к Нему! Рита остановилась. Она видела, по крайней мере частично то, что хотела. Склонившись на колени возле открытого окна, она молилась, чтобы мир и жизнь и сладость мая могли наполнить её сердце совершенством любви, веры и послушания. Она молилась о защите в своём одиночестве и о доверии, которое спасает от страха перед злом. Великая просьба! Но большая нужда делает смелым. Она молилась до тех пор, пока не устала, затем снова вернулась к Библии.


209

Постепенно у Риты стало расти чувство, что вокруг стен её комнаты была невидимая армия, которую ни одно зло не могло обойти. Одна из ссылок направила её к истории о Елисее, закрытом в городе, окружённом армией врагов. Глаза его слуги были открыты в ответ на молитву пророка, он увидел «вся гора наполнена конями и колесницами огненными кругом Елисея», здесь вера её словно воспрянула. Она тоже, казалось, видела невидимые силы, в основном неописуемые, потому что невидимые, которые охраняли народ Господа. Рита склонила голову в немом восторге. Ведь это было намного лучше, чем нуждаться в защите, потому что защита уже была здесь. Без опасности нет необходимости в охране, и не является ли такое невидимое служение славным общением? Разве не приятнее сознавать себя в руке Господа, чем быть в безопасности, если это возможно, где-то ещё? - Я поняла одно, - сказала про себя Рита, поднимаясь, чтобы сделать последние приготовления к вечеру. – Интересно, если я здесь, чтобы этому научиться? Для чего же тогда я была сюда приведена? На это есть причина. Есть обетование, что все содействует ко благу тем, кто любит Бога, поэтому, моё прибытие сюда должно произвести доброе во мне. Но как это возможно? Что я буду делать, или чему учиться здесь? Это должно быть одно, или другое. Моё образование в общем, кажется остановилось, кроме изучения Библии. Ну, тогда я буду изучать её. У меня должно быть достаточно времени. Что ещё мне остаётся делать? Она вспомнила свои недоконченные ситцевые платья. По крайней мере на несколько дней у неё была работа. Возможно, к этому времени она узнает больше. В настоящий момент весёлыми шагами и с лёгким сердцем, она прошлась по комнате, переставляя некоторые вещи, по её мнению, более красиво и удобно. Рита достала одежду, и даже работу и затем, пожалела, что нет книги. Где ей взять книги, чтобы почитать? И как она сможет жить без них? Этот вопрос был таким срочным, что она не могла дождаться, когда он будет решён. Она должна немедленно спуститься вниз к миссис Пурселл, и узнать, возможно-ли получить какую-либо информацию от неё.

Глава 25

Убежище Риты

Кухня была в изумительном порядке, всё стояло на своём месте. Возле стола, закатив рукава по самые локти, стояла миссис Пурселл. Запустив руки в большой тазик, она замешивала тесто на хлеб. Она тоже выглядела чистой, хотя платье её было совсем ветхим, возможно это была экономия, хотя лучшая экономия заштопала бы дырки. Это были Ритины мысли. Она не сразу приступила к вопросу, с которым пришла. Девушка остановилась возле стола, наблюдая за процессом изготовления хлеба. Миссис Пурселл искоса посмотрела на неё. У этой женщины были удивительно красивые глаза. Они были чёрные, как вакса, формы миндального ореха, и могли выглядеть темнее, чем чёрные, и в то же время пламенными. Они могли смотреть живо, хитро и проницательно, так они сейчас смотрели на Риту из своих уголков, с чувством подозрительности. Вначале миссис Пурселл молчала. Она энергично месила тесто, большая мягкая эластичная масса быстро крутилась и поворачивалась под её сильными руками и пальцами. - Разве это не тяжёлая работа? – спросила Рита. - Я думаю вся работа тяжёлая, - прозвучал угрюмый ответ.


210

- В самом деле? Но было бы намного труднее ничего не делать. - Это как люди на это смотрят. Я бы лучше ела хлеб, чем пекла его. В работе нет удовольствия. Я бы хотела сидеть, и чтобы кто-то на меня работал. Это то, чем вы занимаетесь всю свою жизнь, не так ли? - Не совсем, - серьёзно ответила Рита. - Вы можете печь хлеб? - Нет, мэм. - Тогда, я предполагаю, вы думаете, что я буду печь вам хлеб, пока вы здесь? - Я об этом не думала, - ответила Рита с лёгким возмущением. – Я совсем не имею к этому отношения. Тётя прислала меня сюда. Если вы не можете, или не хотите меня терпеть, то это ваше дело. Я вернусь обратно. - Для чего вы приехали? - Я говорила вам, что моя тётя уезжает из дома. - Джо говорит, что в ручье скрывается рыба, которая стережёт муху, одетую в муслин, … но я не такого сорта рыба. Когда я пришла сюда, то не договаривалась печь хлеб для миссис Басби. - Должна ли я написать тёте, что для вас составляет неудобство оставаться мне здесь? - Вы можете писать, если хотите, что это неудобство, но что толку. Для мистера Пурселл всё равно, и для миссис Басби тоже. Я думаю, мне всё равно придётся печь хлеба столько, сколько съедите. - Что для миссис Басби и мистера Пурселл всё равно? - Им всё равно, занимаюсь ли я хлебом целый день, или нет. - Я надеюсь, это не затянется на долго, - сказала Рита, - что я буду причинять вам трудности. - Я не знаю, как долго это будет, - сказала миссис Пурселл, формуя булки быстрыми движениями, и укладывая их в стоящие наготове формы. – Но я не глупая. Я скажу вам одну вещь, что миссис Басби тоже не глупая, и если она платит за кого-то, чтобы приехать из Нью-Йорка сюда поездом, то это не для того, чтобы нарвать ей букет цветов и вернуться назад. Рита тоже не была глупой, и была того же мнения. Это вернуло её к делу. - Если я остаюсь здесь на время, мне бы хотелось достать книги, чтобы читать, - сказала она. – Есть ли какие книги в доме? - Книги? – спросила миссис Пурселл. – Я никогда не видела ни одной книги, с тех пор, как я здесь. - Тогда, где я могу найти их? Есть ли они где-нибудь? - Я ничего не знаю о книгах. Для меня не нужны никакие книги. Я не читаю… кроме моего маленького голубого Джона. - Ваш маленький голубой Джон? Что это такое? - Я предполагаю, что у вас большой. - Я не знаю, что вы имеете в виду. - Я ничего не имею в виду, - раздражённо ответила женщина. – Вон там мой маленький голубой Джон… на полке у камина, вы можете посмотреть, если хотите. Глянув на высокую полку над камином, Рита увидела, что там лежит маленькая голубая книжонка. Взяв её, она была немало удивлена, увидев, что это Евангелие от Иоанна. Маленькая квадратная книжечка, в мягкой обложке, очень зачитанная. Рита вряд ли могла быть более удивлённой. - Ох, вам она нравится? – непроизвольно воскликнула она. - Иногда мне кажется, что нравится,… был неоднозначный или иронический ответ, она осторожно накрывала формы с хлебом чистой салфеткой. Рита удивлялась этой женщине. Она


211

была красивой, с хорошей фигурой, но была странная смесь неповиновения и безрассудства в её выражениях и манере. - Я вижу, что вы её много читали. - Она легко читается, - был короткий ответ. - Вам нравится Евангелие от Иоанна намного больше, чем вся остальная Библия? - Я не знаю. В остальной слишком много слов, которые я не понимаю. - Мне тоже очень нравится Евангелие от Иоанна, - сказала Рита. – Я думаю оно всем нравится… кто любит Христа. - Вы любите Его? – быстро спросила миссис Пурселл с проницательным взглядом. - Да, конечно. А вы? Миссис Пурселл засмеялась таким смехом, который Рита не поняла. – Я не из хороших людей, - сказала она. - Но вы можете любить Его, - сказала Рита, желая продолжить разговор, хотя не понимала зачем, так как поверила последнему утверждению женщины. - Люди, которые любят Его, хорошие, не так ли? - Они должны быть, - медленно проговорила Рита. - Так вот, я тоже так думаю. Есть люди, которые говорят, что любят Его, но я не вижу, чтобы они от этого становились лучше. Я не могу. - Может быть они стараются стать лучше. - Вы думаете, миссис Басби старается? Вопрос прозвучал с такой острой быстротой, что Рита не знала, как на него ответить. - Она говорит, что да. Я не из хороших людей, и иногда я говорю Джо, что я рада, что я не из них. - Но, миссис Пурселл, это неправильный взгляд на вещи. Я видела других людей, которые говорят, что они любят Христа, и они живут, как говорят. Они прекрасные люди! Рита говорила с убеждённостью, и миссис Пурселл бросила на неё один из своих косых взглядов. – Я никогда не встречала таких людей, - цинично ответила она. - Я очень рада, что я встречала, - сказала Рита, - и я знаю, христианство благословенная, прекрасная истина. Я видела людей, которые любят Иисуса, и были похожи на Него, любя других людей, они не живут для себя. Они всегда заботятся о ком-нибудь, или учат, или помогают кому-то, приносят радость людям, которым плохо и несут везде, где только могут, удовольствия, утешение и доброту. Я видела таких людей. - Где они живут? - В Нью-Йорке. - Они из дома миссис Басби? - Не о них я говорю. - Когда я увижу таких людей, я тоже стану хорошей, - в заключение сказала миссис Пурселл. - Но вы любите эту книжонку? – сказала Рита, смотря на затёртую пальцами книгу в своих руках. - Я не сказала, что люблю. - Нет, но я вижу, что любите. Я думаю, что любой, кто любит Евангелие Иоанна, старается быть таким, как он говорит. - Я не сказал, что я не люблю. - Нет, - ответила Рита со смехом. – Я только догадываюсь и желаю, понимаете. Миссис Пурселл, не принесёте ли вы воды в мою комнату? - Лицо женщины потемнело. – Для чего? – спросила она.


212

- Чтобы помыться. Вода, которую я приносила раньше, была для того, чтобы привести комнату в порядок, …вымыть тазик, кувшин и умывальник, вытереть пыль. Но мне нужна вода, понимаете, каждый день для меня самой. - Вода вон там,… за дверью. - Но я не могу там мыться. - Я ничего об этом не знаю, можете вы или не можете. Мы там моемся. Если хотите делать это наверху, то вам ничего не препятствует. - Кроме, как кто-то должен поднять воду наверх. - Это не моё дело, - сказала женщина. – Можете взять вот это ведро, если хотите, но вы должны принести его мне обратно. Это моё ведро, с которым я хожу к колонке. Рита колебалась. Должна ли она делать это? И делать всё для себя и для своей комнаты? Если она будет носить воду, тогда должна будет делать и всё остальное. Обеспечение водой, было одно из наименьших. Неужели дошло до этого? Она должна знать. - Значит вы не будете следить за моей комнатой, миссис Пурселл? – тихо спросила она. - Миссис Басби ничего не писала о том, чтобы мне заботиться о вашей комнате, - ответила миссис Пурселл, - без неё дел достаточно. Мне достаточно вас, чтобы заботиться, и я не могу взять на себя ещё и вашу комнату. Вы сильная и здоровая, не так ли, и можете позаботиться о своей комнате сами. Рита ничего не ответила. Она стояла неподвижно, молча, возмущённая, как дерзостью речи этой женщины, так и жестокостью тётиной недоброжелательности. Тень перспективы опустилась на неё очень мрачно и холодно. Самое безопасное было не отвечать. Рита повернулась, взяла ведро и пошла к колодцу. Там она остановилась, повесила ведро, но вместо того, чтобы качать воду, она взялась за ручку колонки и склонилась на неё. Что с ней будет? Должна ли она опуститься не только до невежественного общества, но и до работы слуги? Раньше, без сомнения Рита была знакома с этой работой, но это было, когда она была ещё ребёнком. За годы, которые прошли с тех пор в атмосфере дома миссис Мовбрэй, в ней созрела любовь к благородству, которое было почти привередливым. Врождённая благородство, которое, она знала, не будет задето, но утончённость во всем внешнем: в её руках, в карете, в походке, в одежде…. Должна ли она теперь жить так и делать то, от чего её руки станут грубыми, платье грязным, красивая фигура согнётся, и её лёгкая походка станет тяжёлой? Как долго? Если бы она знала, что это будет всего месяц, то Рита только бы посмеялась над этим, и делала бы всё играючи. Вместо этой утешительной уверенности, у неё было предчувствие, что она пробудет в Танфилде неопределённо долгое время. Она пробовала переубедить себя, говоря, что у неё нет на это никаких оснований, но всё было напрасно. Инстинкт, острее, чем разум, доказывал ей обратное. Она стояла в какой-то тревожной апатии, глядя на окружавшие её кусты и подмечая всё, но не придавая им никакого значения. Рита вдыхала приятный весенний воздух, который вырывался из свежей жизни, давая новые обещания на земле и на небе, слышала щебетанье птиц, крик петухов, и замечая что мало что ещё могло бы охарактеризовать, а тем более нарушить, безмолвный покой природы. Среди всего этого, она чувствовала отвращение от её настоящего окружения и общества. Чтобы удалиться от близости миссис Пурселл, она наполнила ведро и понесла наверх в свою комнату. Теперь она была даже рада, что была так далеко от кухни. Если бы она могла принимать пищу тоже здесь! Рита наполнила кувшины, но не пошла сразу относить ведро миссис Пурселл. Вместо этого, она села у окна, и скрестив руки на подоконнике, сидела, смотря вдаль, спрашивая май, почему она здесь? Довольно странно, но казалось май скоро ответил ей. Красота, совершенство, очарование, умиротворённость, возможно, в чем-то были похожи на то, о чем когда-то говорил Сам Господь


213

своему слуге Иову. Она не слышала звука голоса, но это был тот же благословенный Глашатай, Который говорит через Своё творение и через Своё Слово. Возможен ли такой порядок, такая красота, такая точная последовательность и система, в одной части дел и руководстве Бога, и не быть её в другом? Ведь это же Он прислал Риту в это место, и поместил её в такие условия. Тогда это точно с определённым смыслом. Подобно тому, как нежность весеннего воздуха разбивает зимние оковы, и поднимающийся сок производит набухание почек и раскрытие листочков, разве не может быть определённой цели, с которой отправили её сюда? Но с какой целью? Были ли те почки, которые должны были лопнуть в её духовной жизни? Должны ли бутоны, листья и цветы появиться в её характере, для которых эта суровая атмосфера была лишь безопасной необходимой средой? Возможно, ведь написано: «Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу». Рита становилась спокойнее, голос весны был таким нежным, и звучал очень отчётливо: «Дитя, верь, верь! Ничего не может произойти без Божьего руководства»! Она слышала это и чувствовала, что была на пути к познанию, но её опыт был небольшим, а всё выглядело бесперспективно. На глаза навернулись слёзы, всё же Рита решила идти вперёд, не терять ни одной возможности, в достижении совершенства. Так как у неё не было книг, которыми она могла заниматься, она решила, не найдёт ли она такой глубокий источник, который будет для неё полезным в своей Библии? Рита пододвинула её к себе и открыла свои маленькие «Сокровища». Что теперь она могла здесь искать? Эта книга даёт ей ключи, которыми она может отпереть двери богатства одну за другой, без которых невозможно в них войти. Рита открыла восьмую главу Послания к Римлянам, и прочла 28й стих. «Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу». Но что, если что-то происходит через нечестие людей? Она обратилась к первой ссылке, которая указывала на ту же главу. «Кто отлучит нас от любви Божией»? Никто и ничто! А если это так, что любовь стоит твёрдо, тогда есть полная гарантия, что ничто не повредит. Слёзы стали бежать из глаз Риты, но уже другие, горячие и благодарные. Может ли дитя Божье иметь такую любовь, и знать, что имеет, и беспокоиться, что она не в том месте? Но это не точный ответ. Надо посмотреть дальше. Что теперь? «но хвалимся и скорбями», сказал апостол, и он продолжал, объясняя, что результат праведности наполняет сердце любовью Божьей и потом, оно удовлетворено. Как это может быть? Рита продолжала искать. Получается, что трудности привлекают человека к Богу, и следствие искания Его - познание как Он верен и как милостив. Итак сосредоточив желание на Нём, желание, которое достаточно серьёзное и простое, человек получает всё, в чём нуждается. - Могут ли люди получить всё это без трудностей? – подумала Рита. Но она вспомнила, как мало она искала Бога, когда голова её была занята уроками, изучениями, книгами и всеми радостями жизни у миссис Мовбрэй. Она, конечно же, не забывала Господа, но её жизнь не нуждалась в Нём, чтобы заполнить пустоту, она была занята другими вещами. Немного печально Рита обратилась к следующей ссылке, Бытие 50:20. Утешительные слова Иосифа к своим братьям, которые когда-то старались погубить его. «Вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро….» Сердце Риты запрыгало от радости. Да, она знала историю Иосифа, и какими ужасными были обстоятельства, принёсшие столь сладкие плоды. Возможно ли, что в её случае всё сработает тоже так? Тётины коварные намерения не причинят ей никакого зла, но будут средством благословения? «Всё содействует ко благу»…. И всё же она не была в состоянии представить, как доброе возможно было появиться от полной остановки её учёбы, отрыва от друзей,


214

уединение от всего мира на верху пустого дома, и изгнание в общество Джо Пурселл и его жены. Несомненно, всё было так же мрачно у Иосифа, когда он был продан в рабство. На сердце у Риты стало немного легче. Следующее место Писания снова вызвало слёзы. Какое оно было приятное! «И помни весь путь, которым вёл тебя Господь, Бог твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоём, будешь ли хранить заповеди Его, или нет; Он смирял тебя, томил тебя голодом и питал тебя манною, которой не знал ты и не знали отцы твои, дабы показать тебе, что не одним хлебом живёт человек, но всяким словом, исходящим из уст Господа, живёт человек»; втор. 8:2-3 «Томил тебя голодом». Бедная Рита! Горячие слёзы бежали из её глаз, осознания своей пустыни и голода, было искренней скорбью из-за недостатка доверия и нежелания принять скрытую манну. Но она верила и молилась об этом, и была вполне уверена, что когда она наконец подойдёт к тому, чтобы жить манной, пища будет сладкой и питательной. Ах, об этом Рита только догадывалась, в ней должны были произойти изменения. Она должна была получить опыт, ради которого попала в это место. Отлично! Пусть Господь распорядится так, как Ему угодно, она не будет противиться, а будет надеяться на хороший конец. Следующий отрывок был хорошо знакомым. «Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах». Пс. 45:2 Да, Рита это знала. Она открыла пророчества Иеремии, относящееся к части евреев, которых увели в Вавилонский плен. Девушка и в самом деле чувствовала себя почти в таких же обстоятельствах. «Так говорит Господь, Бог Израилев: подобно этим смоквам хорошим Я признаю хорошими переселенцев Иудейских, которых Я послал из сего места в землю Халдейскую; и обращу на них очи Мои во благо им и возвращу их в землю сию, и устрою их, а не разорю, и насажду их, а не искореню; и дам им сердце, чтобы знать Меня, что Я Господь, и они будут Моим народом, а Я буду их Богом; ибо они обратятся ко Мне всем сердцем своим». Иер. 24:5-7 Рита склонила голову над книгой. - Я довольна! - сказала она про себя. – Пусть Господь сделает даже это со мной, и заберёт всё самое лучшее. Только позволит мне выйти таким образом! Но следующие замечательные слова снова привели её к слезам. Они врезались так глубоко, даже обещая полное исцеление. «И введу эту третью часть в огонь, и расплавлю их, как плавят серебро, и очищу их, как очищают золото: они будут призывать имя Моё, и Я услышу их и скажу: "это Мой народ", и они скажут: "Господь - Бог мой!"». Зах. 13:9 Если слёзы Риты и текли, сердце её не отступало от своего решения. – Да, - повторила она, - я лучше буду испытанным золотом Господа, даже такой ценой. Должен ли человек пройти через огонь, прежде чем скажет, и будет иметь право сказать: «Господь есть мой Бог»? Или человек никогда не захочет их произнести по настоящему, до тех пор? Но быть Господним чистым золотом, я не могу пропустить. Интересно, проходила-ли миссис Мовбрэй через огонь? Да, я знаю, она проходила. А мистер Соусвод? – я думаю, он должен был. Я помню, каким серьёзным иногда было его лицо. На этом размышления Риты были прерваны. Она услышала на лестнице чьи-то шаги, и в её дверь послышался стук. - Присси приготовила ужин, - сказал мистер Пурселл. – Я пришёл позвать вас. С этими словами он повернулся и снова пошёл вниз. Рита с любовью посмотрел на свою Библию и «Сокровища», заперла дверь и последовала за ним. - До верха дома довольно длинный путь, - заметил мистер Пурселл. – Это равно дневной работе, ходить вверх и вниз за каждой едой.


215

- Никто не собирается ходить вверх и вниз за каждой едой, - возразила жена, - я не собираюсь, могу тебя заверить. - Как я буду знать, тогда, когда пища готова? – спросила Рита. - Я не знаю, - ответил мистер Пурселл, и жена его ничего не добавила. Рита стала продумывать, какой способ действий был бы самым лучшим. Она чувствовала, что такое положение будет невыносимым. Стол был накрыт грубой, но чистой скатертью, посуда была чистой. То же самое можно сказать и о пище. Хлеб был очень хорошим, и даже нежным. Кроме хлеба и масла было холодная варёная свинина, холодная картошка, и тарелка с нарезанным сырым луком в уксусе. Мистер Пурселл подал Рите хлеб и масло. - Нравится лук? - Лук? Да, иногда, - сказала Рита, - когда он жареный. - Это деликатес. Первый класс… лучшее блюдо на столе. Он лучше, чем жареный. Пробовали? - Нет, спасибо. - Я знала, что она не будет, Джо, - сказала миссис Пурселл, ставя на стол Ритину чашку чая. – То, что нравится нам, ей не подходит. Она из города Гордости. Мы сельский народ, и ничего не знаем. - Я сочувствую людям, которые не знают лука, - сказал мистер Пурселл. – Они ничего не понимают. - Она не нуждается в твоём сочувствии, тоже, - ответила жена. – Я бы придержала его при себе, если бы была на твоём месте. Или можешь пожалеть её, что она ест с нами вместе, для неё это тоже подвиг. - Вы делаете это труднее, чем необходимо, - спокойно заметила Рита, хотя и покраснела. – Пожалуйста оставьте в покое моё нравится и не нравится. Нет необходимости это обсуждать. После этого разговора воцарилось мёртвое зловещее молчание, которое продолжалось большую часть ужина. Это просто невыносимо, думала Рита. Она нарушила молчание, когда миссис Пурселл подала ей вторую чашку чая. - Я думала о том, что вы говорили, как звать меня к столу. Я думаю, что самое лучше будет, не звать меня вообще. - Тогда как вы придёте вниз? – резко спросила миссис Пурселл. - Я приду, когда буду готова. - Но я не держу всё на столе. Это не гостиница. Если будете есть тогда, когда и мы, то можно, как Джо и миссис Присси делают, но если вы не будете здесь, когда мы садимся, то другого времени не будет. Я не могу стоять и ухаживать за всеми. - Я хотела сказать, - продолжала Рита, что вы можете отставлять для меня тарелку с тем, что у вас будет, и я буду есть холодное, если оно остынет. - Где вы будете есть? - Где захочу. Я не знаю. - Другого места, кроме кухни, нет. Рита мочала, стараясь сохранить терпение и выдержку. - И когда я закончу убирать в своей комнате, - продолжала миссис Пурселл с нарастающим жаром, - то я никому не позволю входить сюда, чтобы опять всё измазать здесь. Эта комната моя, и ни миссис Басби, никто другой не имеет на неё права. Я не собираюсь быть ничьей слугой, и если кто-либо из города Гордости приедет ко мне в гости, то они должны делать так, как мы. Я их никогда не буду спрашивать, ни Джо тоже. - Тише, тише, Присси! – успокаивающе произнёс её муж. - Не буду… и ты тоже не будешь, - ответила жена.


216

- Но этот дом миссис Басби, и не говори, словно он не её, и девушка не причинит тебе много трудностей, она может помогать. - Ничего она делать не будет, она не умеет помогать, – сказала миссис Пурселл. – Мы должны работать, я и буду работать, у нас достаточно работы, и я не собираюсь брать на себя дополнительно ни для миссис Басби, ни для кого другого. Ты просто тряпка, Джо, и тебя любой может уговорить. Но не меня. - У тебя тоже есть мягкая сторона, - ответил Джо, со спокойным юмором в глазах. – Мне бы было довольно тяжко, если бы я этого не обнаружил. В ответ прозвучал смех. Неожиданное изменение в лице миссис Пурселл, поразило Риту. Брови её разгладились, черты раздражительности исчезли, добродушное, весёлое, забавное выражение лица со смехом повернулось к мужу, и разговор полился намного легче. После этого мистер Пурселл постарался быть более вежливым со своей гостьей, но Рита не могла больше есть, пища застревала в горле. Как только появилась возможность, она поспешила уйти от стола и лука, и закрылась в своей комнате. Наступал вечер, но Рита больше не боялась. Её угловая комната под крышей, теперь казалась самым безопасным местом в мире. Рита не была ни беззащитной, ни одинокой. Она закрыла и заперла двери и чувствовала, что внутри за этой дверью всё было достаточно приятно. За дверью, однако, перспектива была довольно мрачной, и девушка была обескуражена. Она села у открытого окна и стала наблюдать, как наступали сумерки и весенний день заканчивал свой курс. Воздух был насыщеннее, чем днём и даже тёплым, краски были нежными, а тени мягкими. Тона на земле и на небе были разнообразными и чрезвычайно изысканными. По мере того, как вечер приближался к концу и тени становились глубже, происходила перемена из одного очаровательного состояния в другое. Контуры тюльпанного дерева были едва различимыми, замерцали вверху звёзды с той туманной яркостью, которую позволяла им весенняя влага. Да, здесь было приятно, но у Риты возникал вопрос, как сможет она существовать дальше при тех обстоятельствах, которые окружали её? В кого она сама превратится, в этой грубой атмосфере своих надзирателей? - Или всё это погубит меня, или послужит мне на пользу, - подумала она. - Если я не растеряю всё, что я приобрела у миссис Мовбрэй, и не опущусь в невежественную и жестокую среду чувств и действий, то это лишь потому, что я буду держаться поближе к Господу. Через всё это Он сделает меня нежнее, чище, смиреннее и приятнее. Сможет ли Он? Думаю, что да, Он имеет эти намерения. Я должна только следить, чтобы не тормозить этого. Лучше я буду жить, изучая Библию. Очень, очень печальные слёзы и томление в сердце сопровождали эти мысли, потому что Рита представляла себя изгнанницей на неопределённое время, от всего приятного, что касалось дома или общества. Когда, наконец, она поднялась и закрыла окно, намереваясь зажечь огонь и заняться изучением Библии, то обнаружила, что в неприятном волнении от разговора за ужином забыла спросить для себя лампу или свечку. Рита не могла спуститься сейчас вниз по тёмному коридору пустого дома, чтобы попросить лампу. Содрогнувшись, она вспомнила, что не сможет получить их ночью, если даже и захочет. Рита вдруг вспомнила, что «тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет». Какая разница, есть ли у неё лампа или нет? Огненные колесницы и огненные кони, окружавшие Елисея, были независимы от земной помощи или освещения. Рита успокоилась. Так как ей больше нечего было делать, она разделась при свете звёзд и легла в кровать. Она проспала всю ночь так спокойно, как спят находящиеся под присмотром ангелов.


217

Глава 26

Работа Риты

Весна склонна к перемене настроения, и на следующий же день она продемонстрировала его. Когда Рита проснулась, свет едва брезжил и шёл густой мелкий дождь. - Запертая даже погодой! – была её первая мысль. Однако она встала, поблагодарила Бога за её приятный, охраняемый сон, и занялась своим туалетом. Затем, вспомнив, что уют в комнате зависит полностью от неё, она, насколько возможно, привела всё в порядок. Рита была уверена, что было ещё очень рано, хотя часов у неё не было. Нигде не слышно было ни звуков, ни голосов. Отвернувшись от неубранной постели, которая раздражала её, она взялась за Библию. - Это всё, что я имею! - подумала девушка. - Я должна извлечь из неё всё, что смогу. – В это утро май не приходил ей на помощь, дождевые капли непрестанно стучали по листве и стеклу. Воздух не был холодным, но и не тёплым, и Рита почувствовала, как по ней пробежал холодок. Здесь невозможно было иметь огонь, даже если она и хотела бы. Рита открыла свои полюбившиеся книги, стараясь забыть о том, что ей холодно. Она не пойдёт вниз до тех пор, пока будет уверена, что завтрак почти готов. Продолжая ту же мысль, на которой прервалась вчера, она обратилась к первой ссылке, которая направила её во 2 Кор. 4:17-18 «Ибо кратковременное лёгкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно». Бедная Рита при этом немедленно воспротивилась. Ничего в этих словах не было для неё приятным. Она всегда хотела жить в настоящем, а не в будущем, и согласна была иметь там славу менее великую, чтобы не усугублять трудности здесь. И с позиции молодой, горячей и энергичной жизни, смотреть на невидимые вещи, было совершенно невозможно и вообще непривлекательно. Рита хотела комфорт, а не ограничения. Она скучала по друзьям, по дому и по учёбе. Девушка была в бесплодной ссылке, среди пустыни, пленница в оковах, хотя и не железных, но для неё почти столь же крепких. Она хотела освобождения и радости, или, хотя бы манны, а не искать утешения в отдалённом видении. - Возможно это потому, что я так мало знакома с невидимым, - подумала Рита с мрачной откровенностью. И после того, как окончательно признала это, она перелистнула страницы, ища чего-то ещё. Следующая ссылка направила её на благословения быть со Христом, а остальное Он даст, когда закончатся земные страдания. Для Риты они ещё не закончились, да она и не хотела, чтобы они уже закончились. Жизнь была приятная даже здесь, в её комнате под крышей. Как мягко звучали капли дождя во внешнем мире! Какой красивый блеск вымытых дождём листьев! Какие красивые краски и оттенки в тенистой глубине огромного тюльпанного дерева! Какая весёлая птичья песенка, звучащая не взирая ни на что! Возможно птицы не огорчаются от того, что идёт дождь. - Я хочу быть как они, - проговорила про себя Рита, - не то, чтобы быть под ураганом, но иметь способность петь во время урагана. И я думаю, для этого они и созданы. Слова из 12й главы Послания к Евреям были для неё ободрением, особенно стихи 10й и 11й. В данный момент беда была бедой, однако её горький корень должен был принести сладкий плод для тех, кто «научены чрез него».


218

«Итак укрепите опустившиеся руки и ослабевшие колени». Мужество, надежда, энергия, деятельность; запрещение унывать или бездействовать, слова поддержали её. Она размышляла о них, молилась о том, чтобы вырос хороший плод, и формируя планы, как «поднять» руки, чтобы держаться. Затем первые стихи первой главы послания Иакова, нежно положили «пластырь» на раны её сердца. «С великой радостью». «Испытание вашей веры производит терпение; терпение же должно иметь совершенное действие, чтобы вы были совершенны во всей полноте, без всякого недостатка». Рита почти улыбалась странице, которая, казалось, улыбалась ей, и извлекла из неё урок. Терпение. Спокойное ожидания от Бога. Это была её часть. Он позаботится о добрых плодах. Только терпение! Да, быть кем угодно, только не терпеливым, значит демонстрировать прямое отсутствие веры в Бога и недоверие Его обетованию. Потом слова 1 Петр. 1:6-7 «О сем радуйтесь, поскорбев теперь немного, если нужно, от различных искушений, дабы испытанная вера ваша оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнём испытываемого золота, к похвале и чести и славе в явление Иисуса Христа», благословенный результат веры, которая выдержала испытания, и в заключение: «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак будь ревностен и покайся». Рита склонилась на колени и искренно молилась о помощи, чтобы жить соответственно этих слов. Когда она поднялась с колен, её пронзила мысль, что она уже видит хороший результат в своих переживаниях, они влекли её к Богу и к Его слову, и это уже было благословением. Она побежала вниз, готовая к завтраку. Войдя в кухню, Рита остановилась в нерешительности. Стол не был накрыт и ничего не готовилось, всё в идеальном порядке, а в конце стола сидела миссис Пурселл, перебирая фасоль. На конце стола лежала большая куча фасоли, когда Рита вошла, она сгребла её в медный тазик, стоящий у неё на коленях. Хозяйка не смотрела вверх. Рита с минуту постояла в нерешительности. - Доброе утро! – сказала она. – Я опоздала? - Я не знаю, что для людей из города Гордости значит рано. Зная это, я не могу сказать. - Но завтрак уже закончился? - Мы с Джо завтракали два часа назад. - Я не знала, что уже так поздно! Я не знала который час. - Джо сказал, что он думает, что вы проспали. Вот что он сказал. - Не остался ли для меня завтрак, миссис Пурселл? - Я не оставляла ничего. Я не знаю, будете ли вы к обеду. Вы не сказали. Рита помедлила с минуту, давая терпению возможность устоять на ногах, оно, казалось, раскачивалось. Затем девушка спросила, произнося это спокойно: - Когда я смогу что-нибудь поесть? - Я не знаю, - безразлично ответила женщина. - Но я должна позавтракать, - сказала Рита. - Вы должны? Ну, не знаю, как вы его получите. У меня руки заняты. - Вы должны мне его подать, - твёрдо сказала Рита. - Он может быть холодным или в любом состоянии, как вам понравится, но я должна что-то съесть. Миссис Пурселл сидела молча, перебирая фасоль, и на её красивом лице было выражение открытого сопротивления, которое почти повергло терпение Риты в постыдный разгром. Она не знала, как продолжать, и была очень рада увидеть мистера Пурселл, который входил из нижней кухни. - Мокрое утро! – сказал мистер Пурселл, слегка кивнув головой, в знак приветствия. - Мистер Пурселл, - сказала Рита, - я рада, что вы пришли. Здесь возник вопрос, который необходимо решить.


219

- Нет, он уже решён, - вставила жена мистера Пурселл. Мужчина выглядел так, словно хотел, чтобы его не вмешивали в свои вопросы, но с решительным видом он спросил: - Что за вопрос? - Могу ли я, находясь в этом доме правильно питаться, и получать пищу нормально? - Вы можете есть, если придёте во время, - сказала миссис Пурселл, перебирая фасоль. Рита была слишком расстроена, чтобы что-то говорить, и смотрела на мужчину. - Ну… вы понимаете, - начал он примирительным тоном, обращаясь к обоим сразу, - понимаете, у Присси есть своя работа, и у неё её много, и ей нравится всё делать во время. Это выбивает её из колеи, понимаете, заниматься завтраком всё утро. Сейчас она готовит обед. Она как паук… оставь её в покое, и ничего не ложи на её пути, и она сплетёт очень красивую паутину, какую только можно увидеть, но если её запутать, то она никогда не станет ровной. Миссис Пурселл усердно перебирала фасоль, и сгребала её в свой тазик. - Вы ещё не ответили на мой вопрос, - сказала Рита свысока. - Ну, лучше всего для вас будет, чтобы вы приходили к столу вовремя, когда пища готовая и горячая на столе. Тогда ещё один не будет иметь большого значения. - У меня нет возможности знать, когда пища готова. Если миссис Пурселл отложит мне на тарелку, и чашку кофе, то я возьму, если она даже и не будет хорошей и горячей. - Моя пища не плохая, если и остынет, - опять вставила миссис Пурселл. - Ну, Присси, можешь ли ты так делать? – спросил муж. - Можешь сам делать, если тебе нравится, - ответила она наконец, поднимаясь из за стола, когда большая куча фасоли исчезла. Мне всё равно, что ты будешь делать. Мистер Пурселл больше ничего не потребовал от своей хозяйки, но подошёл к одному шкафу, затем к другому, вытащил тарелку, чашку и блюдце, нож, вилку и ложку, наконец, хлеб и блюдо с холодной жареной свининой на нём, и немного масла. Он не мыл рук перед тем, как оказать свою услугу, и Рита смотрела на них с сомнительным отвращением. - А где кофе, Присси? - Последнее ушло в твоё горло. Ты никогда не оставляешь ни капли в кофейнике, и не оставишь, если там окажется и два литра. Что толку спрашивать меня, когда ты это знаешь? - Можно ли мне стакан молока? – спросила Рита. Он налили ей молока, и она отлично позавтракала молоком и хлебом. - Разве не осталось кусочка пирога, Присси? – спросил мистер Пурселл. - Ты проглотил его. Когда ты здесь, ни от чего не остаётся ни крошки. Над этим мистер Пурселл посмеялся и ушёл, обрадованный, что вопрос завтрака решился без дополнительных трудностей. Но Рита ела медленно и задумчиво. Завтрак она получила, но не обед. Как она должна поступить дальше? Она размышляла, стараясь собрать всё терпение. - Лучше договориться сразу, – сказала она. – Пища подаётся три раза в день. Если вы позовёте меня, миссис Пурселл, я приду. Если вы не будете этого делать, то не могли бы вы оставлять что-то для меня? - Оставленная пища привлекает мух. Здесь будет столько мух, что мы не сможем видеть что есть. - Что вы тогда предлогаете? - Я не знаю. Все это время она была очень занята. Положив фасоль в воду, миссис Пурселл приготовила стол и стала просеивать муку. Рита подошла и стала у другого конца стола. - Я бы не подумала, - сказала она, что кто-то, кто любит Евангелие от Иоанна, будет со мной так обращаться. В ответ прозвучал металлический смех, который, она была уверена, скрывал какие-то чувства. Однако слова женщины были бескомпромиссными. - Я не сказал, что люблю Евангелие от Джона.


220

- Нет, не словами, - но книжонка говорит сама за себя, что кто-то её любит. - Я её спрячу, где она ничего не будет говорить. - Моя тётя платит вам за моё питание, - продолжала Рита, - и она ожидает, что вы устроите меня комфортно. - Сколько она платит за ваше питание? – спросила миссис Пурселл, поднимая голову, и метнув свой огненный взгляд в сторону Риты. - Я не знаю, сколько. Я не читала её письмо. Вы должны знать. - Она за вас ничего не платит! – презрительно сказала женщина. – Это миссис Басби! Она хорошая христианка, и так вот она поступает. Она ходит в церковь, и регулярно произносит свои молитвы, и выглядит очень святой женщиной, но она никому ничего не платит, если может. Она надеется, что мы это будем делать, или потеряем место, и она может надавить на нас просто так, разве вы не видите? Такая экономия для неё! И она даёт деньги на сборы. Я не верю в христианство! Мы так не поступаем, и мы не христиане, и мне нравятся такие люди как мы, больше, чем как она. Рита окаменела. - Вы, должно быть, ошибаетесь, - наконец сказала она. – Тётя возможно не упомянула об этом, но, разумеется она заплатит вам за ваше время и труд, как и за то, сколько я вам буду стоить. - Вы не стоите для неё ничего, - сказала миссис Пурселл. – Её это не волнует. Мы знаем миссис Басби. Может быть вы её не знаете. Последние слова прозвучали презрительно. Рита едва ли слышала их, факты этого дела ранили её очень глубоко. – Как это возможно? – в ужасе воскликнула она. Миссис Пурселл посмотрела на неё. - Вы не знали? - Конечно же нет. Ничто бы не заставило меня приехать, если бы я знала. Ничто бы не заставило! Но я зависима от тёти. У меня нет своих денег. – Две горькие слезы выкатились из глаз Риты. – Не удивительно, что вы не хотите ничего для меня делать, - продолжала она. – Я не могу вас винить в этом. - Я и Джо должны жить и смиряться с этим, но заботиться только лишь о нём, уже огромная работа. Накормить Джо Пурселл, это вам не кур кормить, и у Присси Пурселл тоже не малый аппетит. А Джо, он не будет есть хлеб, если он начал подсыхать, и я должна печь хлеб всю неделю. И Джо всегда цепляется за кусты и рвёт одежду, а с дырками одевать не хочет, ночами я должна сидеть и пришивать латки. Я пришиваю латки с закрытыми глазами, потому что засыпаю на ходу, и не могу их открыть. Он одевается, лучше чем любой мужчина в Танфилде и носит три рубашки, одна из них фланелевая красная, другая из небелёного муслина… вы знаете, она тёплая для кожи, он не терпит, чтобы фланелевая была непосредственно на теле, а сверху одевает белую. Манжеты и воротник должны быть накрахмалены, так чтобы стояли и блестели, или он не будет доволен. Я говорила ему, что это ни к чему, они не выдержат даже пяти минут, но всё равно, ему это нравится. - Я не думаю, что это хорошо для здоровья, носить столько много одежды, - сказала Рита. - А он так думает. - Вы должны убедить его. - Присси Пурселл это пробовала, и она не будет больше пробовать. Джо невозможно уговорить. Если ему что взбредёт в голову, он так и будет делать, а если ему это не по вкусу, то никто не сможет сдвинуть его с места. Рита немного помолчала, чтобы разговор о мистере Пурселл прекратился.


221

- Знаете, миссис Пурселл, - сказала она, - я очень сожалею, что оказалась у вас. Я не знаю, что мне делать. Я напишу тёте, и объясню ей моё положение, и ваше положение тоже, а пока придёт от неё ответ, что мы будем делать? - Ответ она не пришлёт! – сказала миссис Пурселл, совсем в другом тоне. – Мы её знаем, Джо и я. Она добивается чего хочет, и потом довольная. Её не тревожат мои трудности, и ваши тоже. Она великая экономистка, эта миссис Басби. Она ни за что не заплатит, если ей этого не надо. - Я очень сожалею, - с горечью сказала Рита. – Я подумаю, смогу ли я каким-то образом заработать деньги, миссис Пурселл, чтобы опалить стоимость и трудности, которые я вам причинила. Но на это необходимо время, а в настоящий момент, что вы будете делать? - Мы не будем много об этом думать, - продолжала миссис Пурселл, - если она не прислала ничего с вами. Я не рассчитываю на таких христиан. Миссис Басби не пропустит причастие! – И женщина посмотрела на Риту, словно желая видеть, что она думает по этому вопросу. - Есть разные типы христиан, - сказала Рита. – Но в настоящий момент, как мы будем поступать, миссис Пурселл? - Все ли типы христиан попадут на небо? – был ответ миссис Пурселл. Вопрос отражался в её острых чёрных глазах, так же как был озвучен губами. - О, нет! Конечно же нет. Христиане не одинаковые, но только настоящих христиан Господь называет Своими. - Чем они не похожи? В чём разница? - Настоящие христиане? Ну… одни из них невежественные, другие – мудрые. Одни имеют хорошее образование и помощников, а у других ничего нет, это производит большую разницу. - Я думала, что они все одинаковые. - В главном да, они одинаковые. Они все любят Христа, верят в Его кровь, и исполняют Его волю. По крайней мере, насколько они её знают. «Кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь». Так сказал Иисус, когда был на земле. Миссис Пурселл перестала заниматься работой, которую делала и посмотрела на Риту. - Этого не написано в моём «маленьком голубом Джоне», - сказала она. - Нет, я думаю слова эти в Евангелии от Матфея. - И разве нет других христиан, а только такие, как эти? - Вы знаете, что написано в четырнадцатой главе Иоанна: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» - А разве нет другого сорта? – спросила миссис Пурселл, продолжая пристально смотреть в глаза Риты. - Христиан? Конечно нет. Настоящих христиан. Как они могут быть? - Тогда я не верю, что они есть. - О, да, они есть! Много-много! Настоящих верующих, служащих Господу Иисусу. - Тогда значит Присси Пурселл никогда ни одного не встречала, - решительно сказала женщина. Рита мгновенно подумала, насколько она должна быть осторожной. Вся вера этой женщины в христианство, может зависеть от того, как она себя ведёт. Девушка стояла, серьёзно размышляя, затем снова вернулась к нерешённому вопросу. - Я заплачу вам, миссис Пурселл, за все расходы и трудности, если я когда-либо смогу, – сказала она. – Это всё, что я могу сказать, если смогу. Я не хочу находиться здесь. - Вам это трудно, это факт, - сказала женщина. – Ну мы постараемся не делать это ещё труднее, Джо и я. Мы не голодаем. Джо откладывает свои деньги, и у нас всегда достаточно пищи, чтобы есть. Пища хорошая и того, что есть, достаточно, Джо ничего больше не хочет. Я не знаю, нравится ли она вам. Но я не могу подниматься по лестнице.


222

- Я сама буду убирать в своей комнате. Можете ли вы, каким-то образом меня звать, когда пища готова? - Джо может звать. Он может выйти и крикнуть. - Я буду держать свои окна открытыми, и услышу. И однажды, миссис Пурселл, я заплачу вам. - Договорились, - сказала женщина, и лицо её совершенно прояснилось, она стала выглядеть настолько приятной, что Рита даже не подозревала, что это возможно. – Присси Пурселл приготовит вам хороший обед. Итак ураган утих, и Рита медленно пошла наверх, чувствуя искреннюю за это благодарность, но очень, очень печальная за себя. Её фантазия не была спокойна, пока Рита приводила в порядок свою комнату, воображение рисовало ей будущее. Рита очень сомневалась в своей тёте, относительно всего, что касалось её. Девушка была очень печальной и подавленной, учитывая своё состояние, и учитывая невероятные трудности, чтобы что-то исправить. Вдруг в мыслях её промелькнуло то, что она говорила внизу, что читала и о чём размышляла вчера вечером. Выполнять свою часть, довериться Господу, и быть довольной – это была её обязанность на сегодняшний день. Обязанности было намного легче видеть, чем исполнять, однако Рита взялась за то, что полегче, и стала молиться о другом. Она вытащила своё шитьё, очевидно миссис Басби знала, что делает, когда обеспечила её этими ситцевыми платьями. Ткань была крепкой и сложной для шитья, игла проходила через неё с трудом. Рита шила весь день, и, конечно же, много последующих дней. Она продолжала усердно работать, молясь о своём пути к совершенному доверию и тихому спокойствию. В её одиночестве, Библия стала её путеводителем, она открывала её на словах повеления, или обещания, так было легче переносить худшее. Время от времени, Рита обращала на них взгляд, и пока её иголка бегала, она размышляла над прочитанными словами и обращала их в молитву. Рита, конечно и раньше любила свою Библию, но после двух недель такого образа жизни, она стала любить её по-новому, так как она никогда не испытывала. Библия стала невыразимо сладостной и живой, ей казалось, что она слышит слова звучащие к ней с неба. И эти дни уединённой работы превратились в прекрасные дни, которые Рита только переживала. Она брала свои «Сокровища», выбирала какую-то определённую мысль или обетование, с которого начинала, и отсюда проходила по целому списку ссылок объяснявших, освещавших, иллюстрировавших, предписывающих, обуславливающих и применимых к первоначальному слову. Уборка своей комнаты, и ношение воды вверх и вниз, были для неё физическими упражнениями, не вполне, правда, достаточными, но Рита не позволяла себе развлечения на улице, пока не будут готовы платья. Когда наступило воскресенье, Рита надеялась хотя бы на временное освобождение из своей темницы, однако была разочарована. Май послал ещё один ливневый дождь, и о том, чтобы куда-то идти, нельзя было даже думать. - Куда вы ходите в церковь, когда солнышко светит? – спросила Рита, когда сидела за столом, завтракая, и глядя на непрекращающийся дождь за окном. Вначале ответом было молчание. - Куда ты ходишь, Джо? – со смехам спросила его жена. – Мы нечестивый народ, мисс Карпентер. Джо не любит говорить о себе, однако говорить не хуже, чем не говорить. Так Присси Пурселл думает. - Разве суббота сотворена не для отдыха? – Спросил Джо с хитрым блеском в глазах. - Для отдыха от нашей работы, - ответила Рита, с удивлением. - У Присси и меня другой нет, и это благословение, что у нас её нет, потому что мы очень устали от неё. Разве не так, Присси? - Разве вы не ходите в церковь?


223

- А здесь некуда ходить! – сказал Джо. – Здесь нигде нет церкви, как только в Танфилде, и в этом сложность. Предположим я запряг своих лошадей и отправился в Танфилд, но пока мы туда доберёмся, и выслушаем проповедь, да опять вернёмся, затем распряжём, поставим лошадей на место, приведём себя в порядок, то мой день отдыха окажется исчерпан. И я не знаю, какую проповедь бы я хотел услышать, из трёх, если бы я был там. Я не епископальный, никогда не был методистом. Мне не надо, чтобы я, как дьячок, поставил свечку, и она бы проповедовала мне. Оно так выглядит. Рита сидела в немом изумлении. Танфилд был слишком далеко, чтобы идти пешком, да ещё и одной. Даже не в воскресенье? Большую часть этого воскресенья она провела в слезах. Следующее утро принесло новые трудности. Ей вдруг пришло на ум, что некоторые вещи уже нужно постирать. Просить миссис Пурселл сделать это, было вне вопроса. Нанять кого-то ещё это сделать, было так же безрассудно. Остаётся одно – её собственные руки. Свои руки? Должна ли она опустить их в стирку? Должны ли они стать грубыми и красными от тяжёлой работы в горячей и холодной воде? Вероятно гордость принимала здесь какое-то участие, к тому же привередливое лакомство изысканности, с которым Рита познакомилась, и которая в точности отвечала природе, в которой она была рождена. Девушка прошла через тяжёлую и мучительную борьбу, прежде чем смогла смиренно принять возложенное на неё, и другого выхода не было. Это не была ошибка или недосмотр со стороны Бога в обращении со Своими детьми. Если Он что-то не хочет, чтобы они делали, Он им и не пошлёт. В то утро Рита провела над этим много времени, но, наконец, она увидела и приняла. Если Бог поручает ей что-то делать, то в этом нет никакого зла, ни вреда, ни позора. То, что она могла сделать для Бога, было поднято намного выше из сферы низкого и обыкновенного. Даже кадильницы нечестивого общества Корея были святыми, потому что они были посвящены Господу, а насколько больше было служение верующего сердца. Через некоторое время разум Риты совершенно освободился от всех его смущений, она ясно увидела свой долг, и охотно приняла его. Девушка тут же спустилась вниз в кухню, где миссис Пурселл суетилась с удвоенной энергией. Казалось, что воскресный отдых приделал к её ногам крылья. - Миссис Пурселл, вы не стираете сегодня? - Да. Я не из тех, кто любит копить всё до конца недели. Если я не могу стирать в понедельник, то миссис Пурселл не достойна, чтобы с ней жили. - Когда будет удобно, чтобы я постирала свои вещи? - У вас есть что стирать? - Да, извините, но я должна признаться, что есть. Не одолжите ли вы мне ванночку и немного мыла? - Я не знаю, одолжу или нет. Предположим вы возьмёте ванну, но знаете ли вы, как стирать вещи? Я не верю, что вы когда-либо это делали. - Нет, я никогда этим не занималась, но я могу научиться. - Я думаю, что больше мороки будет, чтобы учить вас, чем постирать самой. Принесите их сюда, и я сама их выстираю. - Но я не могу заплатить вам ни цента за это, миссис Пурселл, по крайней мере не сейчас. Вы должны будете просто поверить мне, если будете для меня это делать. - Хорошо, - сказала Присси. – Бегите, принесите вещи, потому что я должна до обеда убрать ванну с дороги. Рита удивлённая и благодарная, послушалась. Женщина, по отношению к ней, полностью переменилась. Она была резкая и неординарная, в манере и обращении, но тем не менее проявляющая настоящую заботу и доброту. Миссис Пурселл показывала, какой красивой она


224

может быть. Улыбка её была честной и обаятельной, лицо, в состоянии покоя, поражало своими тонкими чертами, а фигура величием. Более того, она была необыкновенно хорошим поваром, и пища, хотя и простая, была так же полезная, как и аппетитная. В этом отношении Рита не страдала. С другой стороны, исключительное общение двух таких невежественных и необразованных людей было огорчением, и с каждым днём давило всё сильнее. Рита старалась быть занятой. Когда её платья были готовы, она стала проводить своё время на воздухе. Цветы на клумбах заросшие сорняками, вызывали её сострадание. Рита взяла у мистера Пурселл тяпку, грабли и вилы, и принялась за систематическую работу, расчищая клумбы. Это была полукруглая клумба от одних ворот к другим, а затем продолжалась по другую сторону от дороги. Рита могла обработать только небольшой кусочек в день, но красота и опрятность увлекали её проводить за работой столько времени, сколько позволяли силы. Приятно было видеть цветы снова в надлежащем порядке. Здесь росла красивая шотландская роза, её грациозные стебли были покрыты светлыми цветами. Дальше полянка ландышей, покрытая ковром прекрасного розового мха, который освободившись от бремени сорняков, наполовину скрывавших его, приветствовал Риту, своей улыбкой, всякий раз, когда она выходила на улицу. Зелёный барвинок с фиолетовыми звёздочками, тоже покрывал ковром землю. Нарциссы уже отцветали. Маленькие пучки полиантеса, и кое-где красные тюльпаны, невидимые до этого, поднимали свои головки с деликатной прелестью. Зверобой вышел славно, когда срезали назойливый и заросший куст сирени, а белая сирень была такой же милой, как и жасмин, думала Рита. Маленькие красные маки стали поднимать свои нежные головки, появились анютины глазки, а июньские розы были готовы распуститься. До тех пор, пока Рита была занята садовой работой, она была счастлива. Она забывала всё, что её тревожило, даже когда Присси Пурселл вышла посмотреть и покритиковать её работу. - Для чего вы это делаете? – однажды спросила женщина, после того, как некоторое время стояла и наблюдала за работой Риты. – Вы думаете, что миссис Басби всё же приедет? - Моя тётя? Конечно нет! – ответила, краснея, Рита. – Я не имею представления, когда я смогу увидеть её опять, и конечно же, не ожидаю видеть её здесь. - Тогда, кого-то ещё? - Почему? Нет! Сюда некому приезжать. - Разве у вас никогда не было ухажёра? – Спросила Присси Пурселл, наклоняясь и говоря тише. - Кого? – спросила Рита, поворачиваясь к ней. - Ухажёр. Молодой человек. У большинства девушек есть, когда они симпатичные, как вы. Вы знаете, что я имею в виду. Разве вы не проводили время ни с одним из них? - Проводила время? – повторила Рита с досадой и удивлением. – Миссис Пурселл, я была маленькой девочкой, всего несколько дней назад. - Но вы красивая, как красная роза, - настаивала миссис Пурселл. – Разве вы не встречали ещё кого-нибудь, кто бы вам нравился больше, чем обычно? Рита снова посмотрела на неё, затем продолжила рыхлить землю. – Да, - сказала она, - но люди намного старше чем я, миссис Пурселл. Посмотрите, какой красивый стебелёк белой лилии, он совсем придушен и закрыт. Немного погодя, у нас будут здесь красивые головки белых колокольчиков. - Старше вас? – тихо переспросила миссис Пурселл. - Что?... О, да! – со смехом ответила Рита, - намного старше меня. Совсем не то, о чём вы думаете. Я училась в школе, прежде чем приехала сюда, миссис Пурселл. - Тогда миссис Басби прислал вас сюда, чтобы держать вас от кого-то подальше.


225

Рита снова посмотрела в лицо женщины, на этот раз с настороженным видом. – Ни от кого, кого бы я знала, – ответила она. Но ею овладело странное чувство сомнения, и она остановилась, устремив взгляд на ворота и на дорогу, размышляя. - Если это было так! – и ужасное нетерпение взбунтовалось в её груди. Ах, если это было так, то помощи она ждать не могла. Она не могла уйти, и к ней тоже никто не придёт, потому что никто не знает и не будет знать, где её искать. Даже если предположить, что такой незначительный человек, как Рита Карпентер не полностью была забыта…. Это было невероятно, и ничего другого предполагать не следовало. Дальнейшая забота о ней, подтверждала бы это через письма или сообщения. Но кто мог сказать, что этого не было? – была следующая мысль. Они, вероятно, приходят к тёте, а она ни за что не отдаст их Рите. Эти предположения, вполне естественные, были просто невыносимыми. Они нарушили на этот день мир в её сердце, и затмили всё удовольствие садовой работы. Рита продолжала выдёргивать сорняки, и рыхлить землю, но делала это с яростью и местью, оставаясь во дворе дольше обычного и вернулась очень уставшей. - Джо, - сказала миссис Пурселл в уединении своей кухни, - бьюсь об заклад на печенье, что миссис Басби что-то замышляет!

Глава 27

Расследования

Неделя за неделей проходили без каких-либо изменений в природе. Цветы на клумбе Риты цвели очень красиво, это была несколько старомодная красота, но от этого не становилась хуже. Зверобой и розовый коврик засохли, розы отцветали и осыпались, пряные английские коломбины поднимали свои головки семян, бледно-голубые, бледно-розовые и тёмно-бардовые гвоздики стояли свежими. Маки были везде, как на клумбе, так и вдоль грунтовой дороги, лилии появлялись и исчезали, покачивая своими золотыми головками, старые плети жимолости обновились и напаяли воздух пряным ароматом своих невзрачных цветов. Тюльпанное дерево за окном Риты зацвело, и было прекрасным объектом, перед её высоким окном, которое смотрело прямо в его сердце. Рита очень полюбила это дерево. Были и фрукты. Калитка в заборе, которую она обнаружила при первом путешествии на скотный двор, оказалась входом на большой огород. Джо Пурселл выращивал некоторые овощи, в том числе капусту, она была разных сортов, картофель и кладезь витаминов для бедных – лук. За фруктами не ухаживали. Вдоль забора росло много красной малины, которая приносила большое количество ягод. Там же была и грядка клубники, заросшая сорняками, где, если захотеть, можно было найти её много. Крыжовник был в большом изобилии, а смородину просто не перечесть. Старая черешня затеняла часть огорода, что было невыгодно для растений под ним, но она приносило богатый урожай крупной черешни хорошего сорта. Грушевые и тутовые деревья обещали урожай попозже. Мистер и миссис Пурселл мало обращали внимания на эти сокровища. У Джо, по его словам, не хватало времени, а Присси не собиралась собирать ягоды после всего, что делала за день.


226

Рита взяла на себя обязанность, обеспечивать маленькую семью фруктами и ягодами, и это было одно из её занятий, которым она больше всего наслаждалась. Очень рано, чаще всего, в то время как солнечные лучи ещё на поднялись высоко, она отправлялась в старый сад с корзинкой на руке, и приносила такое количество природного богатства, что Джо и его жена провозгласили, что они никогда в своей жизни так не жили. Рите было одиноко, но собирать ягоды было приятно. Раннее летнее утро самое прекрасное время года, когда видишь славу, полноту и свежесть природы. Дух жизни и энергии - заразительные, и временами сердце Риты пело вместе с птицами. Она обладала счастливой способностью жить в настоящий момент и, погрузившись полностью в работу, которой занималась, на время забывала все заботы и тревоги. В другие дни утром и вечером она почти не думала о настоящем, уходя мыслями в прошлое и будущее. Просовывая руку в росистые кустики клубники, она искала красные ягоды, которые в тени вырастали крупными. Но разум её блуждал и искал среди прожитых моментов жизни скрытые мотивы и причины происходящего, или неизвестные проблемы, которые ожидают её впереди. В такие моменты Рита возвращалась задумчивая и уставшая. На сколько тётя заперла её в этом месте? И каким образом, если тётя не освободит её, она сможет освободиться сама? Что происходит с миссис Мовбрэй, почему она ни разу не написала? Она отправила ей уже несколько писем, и довольно давно, в которых всё ей рассказывала, ища совета и утешения. Ни одного слова обратно. И, ах, где этот бывший друг, который предлагал, чтобы всё, что касается её, она бы могла рассказывать ему? Он обещал молчаливо и разными словами, что её просьбы никогда не будут проигнорированы, и он не потеряет её из вида? Прошли годы с тех пор, как он давал знать о своём существовании, не говоря уже о его заботе. Но в конце концов, было ли это так? Возможно ли, что миссис Басби стала между ними, и не допускала, чтобы ни одно письмо или слово от мистера Дигби не достигло её? Эти предположения всегда приводили Риту в ярость и отчаяние. Она изгоняла их насколько могла, но каким бы состояние ни было, ответа она не находила. Прошёл июнь и июль, наступил август. От миссис Басби Рита не слышала ни слова, и Джо Пурселл говорил, что он тоже ничего не получал. Малина закончилась, теперь было время смородины и крыжовника, когда в жизни Риты произошли непредвиденные события. Миссис Пурселл заболела. По словам доктора, ничего особенного, кроме лихорадки и температуры, но лихорадка и температура весьма беспокойные гости, если не знаешь, как от них избавиться, а этот доктор, как раз-таки и не знал. Можно признать, что у него была трудная пациентка. Присси Пурселл не привыкла подчиняться ни чьим указаниям, кроме своих, и время болезни не стало исключением в её привычке. Дрожа от лихорадки, она всё равно поднималась, чтобы замесить хлеб. В то время, когда она должна была находиться в абсолютном покое, со спокойным уходом, она шла на огород, чтобы нарезать капусты, а затем стояла, перерабатывая её и готовя обед. Так продолжалось, пока спровоцированная природа не взяла над ней верх, посылая лихорадку посильнее. Тогда Присси (если в этот день не пекла хлеб) бросала всё, что было в руках и ложилась в постель. Всё это свалилось в непривычные руки Риты, которой приходилось браться за кастрюлю и готовить обед, а затем накрывать на стол и мыть посуду, включая кастрюли и сковородки. - Кто-то должен был это делать, - рассуждала она, и бедная миссис Пурселл поднималась вечером с постели совершенно не похожая на себя, и не способная ни к какой работе. Для Риты это были весьма странные эксперименты, готовить обед для мистера Пурселл, а затем есть с ним вдвоём, варить кашу и поджаривать хлеб для Присси и подавать ей в постель. Она должна была соблюдать чистоту на кухне, подметать, вытирать пыль, мыть полы, скоблить, потому что даже это иногда невозможно было обойти. – Это моя работа, - говорила себе Рита. – Это то, что дано мне делать сейчас. Интересно, почему? - Но в любом случае, она была дана, и в


227

этом должна быть какая-то польза. Теперь Рита бывала очень занята, даже без помощи своих клумб, которые должна была забросить. Она радовалась тому, что ягоды кончились, или почти кончились. С утра до вечера, когда Присси находилась в постели, Рита спокойно переходила от одного дела к другому, почти без перерывов в работе. Учёбы у неё не было, кроме изучения Библии, и чтобы иметь на это время, Рите приходилось вставать утром очень рано. Затем, у своего окна, со славой летнего дня, начинавшегося во внешнем мире, она сидела, читала, размышляла и молилась. Глаза её временами скользили с открытой страницы к зелёным и золотым глубинам тюльпанного древа напротив окна, глядя мысленным взором на свежие и славные богатства прочитанного обещания или пророчества. Возможно Рита никогда не наслаждалась своей Библией больше чем теперь, только с ростом опыта на путях Господа приходит всё новая сила, чтобы увидеть красоту этих путей. А с возрастанием познания Его, возрастает и любовь. Прошёл август, и наступил сентябрь. Сентябрь проходил по своему обычному курсу. Погода становилась спокойной и чистой, в воздухе ощущался мороз, и внешний мир разукрасился красными листьями клёна, малиновым плющом и золотом орешника. Присси стало легче, и она заняла своё привычное место на кухне, поэтому у Риты появилось свободное время вздохнуть и подумать о себе. Тётя должна была уже давно вернуться из Чикаго. Однажды от неё пришла небольшая записка, но в ней ни о чём не говорилось. Она была без даты, и почтовый штамп была не из Нью-Йорка. Из неё она совершенно ничего не узнала, даже косвенно. Миссис Мовбрэй должно быть давно открыла свою школу, но, казалось, было согласовано, чтобы Рита больше туда не возвращалась. О чём все люди думали? Казалось на Рите было какое-то заклятие, словно она была сказочная принцесса, заколдованная и превращённая в камень, или усыплённая. Только в камень она не превратилась, а была живой и активной, содрогаясь от боли, страха и тревоги. Только её жизнь была околдована заклятием. Тысячу раз Рита возвращалась к мысли, найти какую-то работу, где она смогла бы заработать деньги, но ни к чему не приходила. Она никого не видела, и ни к кому не могла обратиться. Всю свою бумагу из письменных наборов, она уже истратила на письма, и ни разу не получила на них ответа. Рита стала думать, что мир её был заколдован. Скоро наступит зима, и она была уже не так далеко. Должна ли будет она проводить её здесь, вместе с Присси Пурселл и её мужем? Иногда смелось Риты ослабевала и она проливала горькие слёзы, в другой раз, когда она занималась среди оставшихся цветов на клумбе, или смотрела на тюльпанное дерево, размышляя о прекрасных словах из Библии, она даже улыбалась своей перспективе. Рита решалась довериться, быть спокойной и ждать. Однако, по мере того, как осень полностью вступала в свои права, спокойствие нарушалось всё чаще и чаще, а доверие становилось более печальным. В один из этих вечеров в начале октября, мистер Соусвод, после долгого отсутствия, оказался перед дверью миссис Басби. В доме ничего не изменилось, и выглядело так же. Казалось, что только вчера он в последний раз вышел из этого дома. Во внешности мистера Соусвод тоже ничего не поменялось. Точно так же, как приходил он три года назад, так пришёл и сейчас. В зале миссис Басби была одна, и вышла ему навстречу с распростёртыми руками, и с выражением сердечного приветствия. Она тоже не изменилась, разве только к лучшему. Её гость признал, как это часто делал и раньше, выражение чувств и характера в её лице. Спокойное достоинство в манерах и много доказательств указывающих на то, что это была благородная женщина. В её добродетельности он не был уверен, но он отдал ей дань невольного уважения за её способности, ум и хорошие манеры.


228

- Мистер Соусвод! Я очень рада вас видеть! – Воскликнула она, идя ему навстречу, сердечно, и всё же с тихим достоинством, которое было не слишком сердечным. Вы не были в Нью-Йорке так долго! - Да, - ответил он. – Гораздо дольше, чем предполагал. - Я думала, что мы никогда опять не увидим вас здесь. - Почему нет? – спросил он с улыбкой. - Не достаточно привлекательно. Вы знаете, мы думаем, что англичанам, если они очень хорошо устроены в своей стране, в других странах ничего не надо. Они на вершине цивилизации, и всего остального. Самодостаточные. И, конечно же, Америка не может им предложить многого. - Америка большая страна для работы, - заметил мистер Соусвод. - Ах, да, но в какой стране её нет? Я осмелюсь сказать, вы нашли достаточно дел на другой стороне. Не так ли? - Да, в этом отношении у меня нет проблем, - признался мистер Соусвод, - на любой стороне Атлантического океана работы много. - Мы рады были слышать об успешном окончании вашего иска, - продолжала миссис Басби. – Я могу вас поздравить, правда? Я знаю, что вы не привязаны к богатствам судьбы, но в то же время, я всегда убеждена в том, что обладатели больших средств имеют большие возможности. Правда, богатство это омут, в который погружаются умы и сердца многих людей, но, как я понимаю, это никогда не было вашей проблемой. - Я предпочёл бы утонуть в какой-нибудь другой среде, - ответил он. - Ну, так слухи были верными? Решение было в вашу пользу, и причём победоносно? - Они были безоговорочно в мою пользу. Я не думаю, что в семейном иске может быть большая победа. - Нет, это очень неприятная вещь. Я очень рада, что вы выпутались из них, и причём успешно. - Спасибо. Что вы скажете о моих юных друзьях? - Девочки? Довольно хорошо, спасибо. К сожалению их обеих нет дома. - Нет дома? Очень жаль. Как развивается моя подопечная? – спросил он с едва уловимой улыбкой. - Она превратилась в девушку, - ответила миссис Басби, со своим едва заметным, но тщательно скрытым изменением манеры, которое свидетельствовали об умственной насторожённости или протесте. Это даже не было изменением манеры, ничего, на что бы можно было указать. Трудно сказать, что появилось в её выражении, но мистер Соусвод мгновенно увидел и почувствовал. Это сразу же поставило его на стражу и придало ему храбрость. Миссис Басби плотнее закуталась в шаль, это всё, что было выражено внешне. Зимой шаль была тёплой, а летом всего паутинка, но та, или другая, для миссис Басби это был необходимый показатель достатка. То, что мистер Соусвод понял из её слов, был скрытый упрёк и отпор. Его поставили в известность, что Рита выросла. - Трудно поверить, - с лёгкостью заметил он. – Кажется, что только вчера я оставил её, и с тех пор ничего не изменилось! - Она изменилась, - сухо сказала миссис Басби. - Могу я спросить, как?... не считая физического изменения, которое, без сомнения должно было произойти? - Я не знаю, есть ли ещё какие конкретные изменения. - Для меня это будет большим разочарованием, - сказал мистер Соусвод. – Я надеялся увидеть умственное развитие и усовершенствование, как плод этих трёх лет. Она всё это время училась в школе? - Да.


229

- Какие у неё школьные показатели? - Довольно хорошие, - сказала миссис Басби, смотря теперь на молодого человека, взгляда которого, последние несколько минут она избегала. – Я не знала, что вы так интересуетесь Ритой, мистер Соусвод. - Вы знаете, что она была под моей ответственностью. Её мать оставила её на моё попечение. - Пока она не попала под моё, - с достоинством произнесла миссис Басби. – Я надеюсь, что вы верите, что я в состоянии хорошо о ней позаботиться? - Я был бы очень расстроен, сомневаться в этом, и никто, кто знает миссис Басби, не мог бы сомневаться в этом даже мгновение. Но ответственность, есть ответственность, вы знаете. Отказаться от этого или передать кому-либо, невозможно. Я всегда считаю себя опекуном Риты, и как опекун, я доверил её вам. Миссис Басби на это не ответила, и ни в лице её, ни в фигуре, не дрогнула ни одна жилка. - Итак, - продолжал мистер Соусвод, улыбаясь, он удивлялся и восхищался миссис Басби, - как её опекун я спрашиваю о ней сейчас. - Я уже сказала, - сказала миссис Басби, и повела губами, словно они пересохли, хотя со стороны видно этого не было. Лицо было приятным. - Я предполагаю, что юных леди едва ли можно ожидать домой рано? – спросил мистер Соусвод, глядя на свои часы. - Едва ли, - ответила миссис Басби в том же тоне. - Во сколько я смогу увидеть Риту завтра? - Завтра, - неторопливо произнесла миссис Басби, - вы едва ли сможете увидеть её. Её нет дома. Я уже сказала это раньше, но вы поняли, что я говорю только о сегодняшнем вечере. - Тогда где же она? Могу ли я пойти к ней? - Нет, вы не можете, - сказала миссис Басби, едва улыбаясь, но улыбка не понравилась мистеру Соусвод. – Она за городом, в доме друзей. - Не в Нью-Йорке? Как долго, вы думаете, она будет отсутствовать? - Это я едва-ли могу сказать. Это зависит от обстоятельств, которых я не знаю. Мистер Соусвод задумался. – Не могли бы вы сказать мне её адрес? – спросил он, вытаскивая записную книжку. - Этого не стоит делать, - тихо сказала леди. – Она довольно далеко от Нью-Йорка, слишком далеко, чтобы вы могли к ней пойти, и она может в любой день вернуться домой. Это зависит, как я уже сказала, от того, чего я сейчас не знаю. - И всё же может задержаться там на какое-то время? - Возможно. - Может быть вы всё же дадите мне её адрес, миссис Басби? Миссис Соусвод держал карандаш наготове, но вместо того, чтобы продиктовать ему, миссис Басби позвонила в колокольчик. Карандаш и записная книжка ждали. - Лесбия, сходи в мою комнату и принеси мне мою маленькую зелёную записную книжку с застёжкой, она лежит на столе. Прошло несколько минут в молчаливом ожидании. Лесбия вернулась, - Там нет никакой маленькой книжки, миссис Басби. Там целая стопка больших, но они не зелёные. - Пойди снова и посмотри в левом ящике. Лесбия снова вернулась. – Там ничего, кроме бумаги. - Достаточно. Мистер Соусвод, у меня нет адресной книжки, а без неё я не смогу дать вам то, что вы хотите. Название почтового отделения города очень замысловатое, и я всегда забываю его. Но я могу написать Рите завтра, и вызвать её, если вы считаете это необходимым. - Будет ли это целесообразно?


230

- Судите сами. Я не думаю, что это лучший вариант, но если это необходимо, то я могу это завтра сделать. - Я не буду вас больше затруднять. Если позволите, я зайду завтра вечером опять, и возьму адрес. - Завтра вечером! – медленно произнесла леди. – Я очень сожалею, но у меня назначена встреча и завтра вечером дома я не буду. Почему миссис Басби не пришло на ум сказать, что она оставит для него адрес, если он зайдёт? Мистер Соусвод спокойно убрал карандаш, и сказал, что можно будет это сделать в другой раз, и тут же перешёл к расспросам о Нью-Йорке, и происшедших событиях с тех пор, как он уехал. Миссис Басби рассказала ему о конкретных зданиях и некоторых перестройках города, и затем внезапно спросила: - Когда вы приехали, мистер Соусвод? - Сегодня. - Сегодня? Рита была бы очень польщена, если бы знала, как быстро вы стали её искать. Это было сказано манерой, предназначенной для мягкого намёка, но, каким-то образом, мягкости не было. В этот момент миссис Басби потеряла над собой контроль. - Рита не будет ожидать от меня меньшего, - спокойно ответил мистер Соусвод. - Тогда вы с ней, должно быть, были хорошими друзьями, прежде чем вы уехали? Больше даже чем я знала. - Разве Рита не считала меня таким? – спросил он с улыбкой, которая прикрывала острое наблюдение за леди, допрашивавшей его. - Сказать вам правду, - сказала миссис Басби с манерой, которая должна была быть благосклонной. – Я не поощряла её. Зная что из себя представляют джентльмены, молодые джентльмены в общем, я подумала, что вряд ли вы будете помнить Риту, среди всего давления, которое вы переживали в Англии. Вполне могло случиться, что всё бы обернулось так, что она никогда не увидела бы вас опять. Я каждый день ожидала вести, что вы женились, и конечно, это был бы конец вашего интереса к ней. - Могу ли я спросить, на каком основании вы так думали? - На каком? Каждая женщина это знает. – Сказала миссис Басби с забавным видом. - Я не женюсь до тех пор, пока найду женщину, которая этого не знает, - ответил мистер Соусвод, покачивая головой. - Ну, это неразумно, мистер Соусвод. - Я так не думаю. Докажите. - Я не могу доказать это мужчине. Я обладаю только женскими знаниями того, чего он не понимает. И кроме того, мистер Соусвод, это совершенно верно и правильно, что должно быть так. Человек должен оставить отца своего и мать и прилепиться к жене, а если отца и мать, то, естественно, и всех остальных. - Так как я не женат, то этот вопрос не стоит на рассмотрении. – Сказал джентльмен небрежно и, через время продолжал. – Я написал Рите несколько писем за время своего отсутствия, и адресовал их вам. Не получали ли вы их? - Я получила несколько… сейчас даже не могу вспомнить, сколько. - Вы не знаете, почему на них не было ответа? - Я боюсь, что знаю, - ответила спокойно миссис Басби. – Рита была чрезмерно погружена в учёбу. - У неё не было каникул? - О, конечно. Каникулы у неё были. - Тогда можете ли вы сказать мне, миссис Басби, почему Рита никогда мне не писала? - Боюсь, что не могу. – Медленно ответила леди, смотря в огонь.


231

- Вы думаете Рита забыла меня? - Я бы сказала, что на неё не похоже, чтобы она забыла. Я никогда не слышала, чтобы она упоминала ваше имя. Но, хотя, я мало видела её, кроме каникул, да и тогда не часто, её всегда забирали у меня. - Могу ли я спросить, кто забирал? - О, её школьная учительница. - И это была…? Извините, но меня волнует всё, относительно Риты. - Я не уверена, что в праве рассказывать вам. - Почему же? - Я думаю, - сказала миссис Басби с чистосердечным видом, - моё опекунство является правильным для неё. Как вы можете быть её опекуном, если она живёт в моём доме, мистер Соусвод? Или как вообще вы можете быть её опекуном? - Я обещал её матери, - сказал он. – Каким образом обещание может быть исполнено, может возникнуть вопрос, но, будет ли оно исполнено, вопроса нет. - Я знаю только один путь, - продолжала миссис Басби, пристально смотря на него. – Если вы скажете мне, что вы намерены сделать это таким путём,… тогда, конечно, у меня не остаётся больше слов. Но я знаю только один выход, по которому это может быть выполнено. Мистер Соусвод засмеялся, тихим, мягким смехом, что всегда выражало его изумление. – Этого её матери я не обещал, - сказал он, - и вам тоже не могу обещать. Это может быть удобно, но я об этом не думаю. - Тогда, мистер Соусвод, - я чувствую, что мой долг просить вас, чтобы вы исполнили своё обещание, действуя через меня. Сказанного было достаточно, и не без оснований. Если бы он был уверен в миссис Басби, это можно было бы принять, по крайней мере частично, с его согласия. Но он был неимоверно далёк от чувства уверенности в миссис Басби, и только отдал ей должное за хитроумную игру. После некоторой паузы, которая последовала за последними словами, раздался дверной звонок и вошла юная леди этого дома. Антонетта стала необычайно красивой, и одевалась так, что одежда подчёркивала её красоту. Мать её можно было простить за то, что она смотрела на дочь со скрытой гордостью и восторгом, если бы не трепет ревнивого страха, который сопровождал гордую радость. Кто мог устоять перед этой красавицей? - Мистер Соусвод! – воскликнула юная леди. – Неужели мистер Соусвод вернулся? Мистер Соусвод, что вас задержало так на долго? Мы слышали, пять месяцев назад, что вы должны были приехать. Почему же вы тогда не приехали? Миссис Басби хотела бы, чтобы дочь её этого не говорила. - На то были причины… они не достаточно интересные для вашего слуха. - Для моего слуха! – возразила девушка. – Это что-то новое. Мама, разве это не изумительно вежливо! Так что же заставило вас так долго быть там, мистер Соусвод? Я бы хотела, чтобы мой слух был удовлетворён. - Разве люди не должны оставаться там, где их место? - И вы хотите сказать, что ваше место в Англии? - Я предполагаю, в какой-то степени могу сказать, что да. - Ты говоришь глупости, Антонетта, - вставила её мать. – Разве ты не знаешь, что дом мистера Соусвод в Англии? - Люди могут менять свои дома, мама. Тогда вы не останетесь здесь надолго, мистер Соусвод? - Я не знаю, как долго. Этот вопрос не решён. - А для чего вы сейчас приехали?


232

- Антонетта! – опять сказала мать. – Я не знаю, сможете ли вы извинить её, мистер Соусвод, она через чур откровенная. Этот вопрос тебя совершенно не касается, Нетти. - Почему же, мама? Ведь для чего-то же он приехал, и я бы хотела знать это бизнесс, путешествие или охота? - Охота в это время года? – сказала миссис Басби. - Я бы сказал, что это дела, - сказал мистер Соусвод. – В одной части этого дела, вы могли бы мне помочь. Антонетта восторженно навострила свои ушки, и живо спросила, как? И что? - Часть цели моего приезда, это узнать о девочке, которую я оставил здесь три года назад под надзором твоей мамы. - Рита! – Воскликнула Антонетта, и густая тень неудовольствия и подозрительности тотчас же отразилась на её лице; она ещё не обладала таким хорошим контролем, как её мать. – Маленькая девочка! Она не была такой маленькой. - В какую девушку она превратилась? - Совсем не в маленькую, это я могу заверить. Она гораздо больше меня. Так вы приехали, чтобы найти Риту? - Что вы можете сказать мне о ней? - А что бы вы хотели знать? - Ничего, кроме правды, - серьёзно сказал мистер Соусвод. - Но правду о чём? Рита такая же, как и была. - Никаких изменений, кроме в сантиметрах? - Сантиметров! Полметра! – возразила Антонетта. – Мы не думаем о сантиметрах, когда смотрим на неё. А что касается остального, я не знаю. Если вам нужны отчёты о её учёбе, вы должны спросить кого-нибудь в школе. - У вас была одна и та же учительница? - О, да! В конце, знаете, мы обе были в старшем классе, и конечно же мы вместе были на уроках миссис Мовбрэй, но в других дисциплинах мы были врозь. - Почему же? - Мы изучали разные предметы, - кратко заметила Антонетта. – Разные преподаватели. Я не могу сказать вам о Ритиных уроках, если вас это интересует. – Во время разговора, она снимала перчатки и с досадным видом дёргала их, возможно потому, что они были точно по руке, и в результате их трудно было снимать. - Была ли она приятным членом семьи? - Она скорее была членом семьи миссис Мовбрэй, - сказала Антонетта. – Миссис Мовбрэй подхватила её и унесла от нас. Мы её не часто видели. - Антонетта, - прервала её мать, - мистер Соусвод хочет знать Ритин адрес, и я не могу вспомнить название места. Не поможешь ли ты мне вспомнить его? - Мама, я никогда и не знала его. Я не знала, что у того места есть название. Я не могу вспомнить того, о чём никогда не слышала. - Там должно быть почтовое отделение, - заметил мистер Соусвод. - В самом деле? О, предположим, что должно быть, где-то, но я этого не знаю. - Лесбия не могла найти мою адресную книжку, - добавила миссис Басби. - Это не важно, - успокоил мистер Соусвод, и вскорости ушёл. После его ухода наступила минутное молчание. - Не было необходимости говорить ему, что ты не знаешь название почтового отделения, - сказала миссис Басби. – Это всё равно, что ты сказала, что никогда ей не писала.


233

- Чего бы ради я ей писала? – дерзко возразила Антонетта. – Мама! И только для этого он приходил? Чтобы спросить о Рите? - Всё, для чего он приходил сюда, - сказала миссис Басби, нахмурив брови и плотно сжав губы. – Я бы хотела, чтобы ты не говорила ему в какую школу Рита ходила. - Почему? - Просто не говорить ему. - Но какой от этого вред? Он мог спросить, если бы хотел знать, и тогда ты вынуждена была бы сказать. А для чего ему нужен её адрес? - Я не знаю, но я с этим достаточно хорошо могу справиться. Он ничего не знает о Танфилде. - Мама! Лучше бы Рита никогда не появлялась у нас! – Воскликнула Антонетта со слезами на глазах. - Не будь глупенькой, Антонетта. Мистер Соусвод опять появится через день или два, а остальное доверь мне. В это время мистер Соусвод медленно и задумчиво дошёл до угла улицы. К этому времени манера его изменилась, он окликнул проезжавшую коляску и прыгнул в неё, как человек, не испытывавший нерешительности ни в своих взглядах, ни в целях. Весьма странно, но то самое название, которое миссис Басби считала, что он не знает и тем утешала себя, вдруг всплыло у него в памяти. Он вспомнил давнее письмо миссис Басби с предложением своей сестре в трудную минуту. Решение созрело сразу. Спустя полчаса миссис Мовбрэй доложили о прибытии мистера Соусвод. Миссис Мовбрэй вспомнила его, она никогда никого не забывала. Поэтому она приняла мистера Соусвод с любезной вежливостью и достоинством, которые были ей привычны, а так же с полной мерой своей обычной скрытности и острой наблюдательности. После нескольких фраз, касающихся его отсутствия и возвращения, мистер Соусвод решился спросить, находится ли племянница миссис Басби, мисс Карпентер, в её доме или школе? - Мисс Карпентер у меня нет, - настороженно ответила миссис Мовбрэй. - Но она была у вас, если я правильно понял? - Да она была со мной до недавнего времени. - Поставили ли вас в известность, что она не вернётся? - Ни в коем случае! Я каждый день жду, что она вернётся или что-то услышу о ней. О, нет, что вы! Мисс Карпентер должна провести со мной ещё несколько лет. Я буду очень расстроена, если этого не случится. Это большая ошибка со стороны современных родителей, что они не предоставляют мне достаточно времени. В первые два или три года только закладывается основание, на котором потом можно строить. - Могу ли я спросить, успешно ли заложено основание в случае мисс Карпентер? Мне интересно знать, потому что умирая миссис Карпентер поручила мне своего ребёнка, и я чувствую себя ответственным за всё, что касается её. Миссис Мовбрэй слегка колебалась. – А где же была миссис Басби? – наконец спросила она. - Здесь, но между сёстрами не было общения. - Разве это не по желанию матери мисс Карпентер поселили к тёте? - Нет. Я действовал по своему усмотрению. - Что за женщина была миссис Карпентер? - Очень замечательная женщина. Приятная, разумная, благородная, с большой внутренней силой. - Похожа ли на неё её дочь? - Абсолютно нет. Я не имею в виду, что у неё нет некоторых добрых черт её матери, но они развивались по разному, и у них совершенно разный характер. - Существовала ли между сёстрами вражда, или что-то подобное?


234

Мистер Соусвод смутился. – Я знаю историю, - сказал он, – миссис Карпентер никогда не жаловалась, но я думаю, что другая женщина, на её месте, жаловалась бы. - Позволите ли вы мне спросить, каким образом случилось, что она доверила вам своего ребёнка? - Я был единственным другом на то время. И теперь, - продолжал мистер Соусвод с улыбкой, - разрешите ли вы мне задать ещё пару вопросов? Когда вы в последний раз слышали о мисс Карпентер? - За всё лето ни единого слова. Весной школа моя рассыпалась, по причине болезни в доме. Я отправила Риту домой к её тёте, и с тех пор я о ней ничего не слышала. Ни единого слова. - Тогда, вы конечно же, не знаете, где она? - Я предполагаю, с тётей, конечно же. Разве её нет у миссис Басби? - По словам миссис Басби, она где-то в гостях, - он снова колебался. – Была ли Рита счастлива, живя у тёти? - Этот вопрос я никогда не задавала. Рита не жаловалась. - Мне нет необходимости спрашивать, было ли её пребывание здесь счастливым? - Произнёс джентльмен, снова улыбаясь. – Но была ли она удовлетворительным членом вашей школы? - Абсолютно! И в школе и в семье. - Вы довольны её учёбой, я имею в виду её успехом? - Очень даже. Я никогда никого не учила с большим удовольствием и с лучшими результатами. - Я рад слышать это, - сказал мистер Соусвод и, распрощавшись, ушёл. Следующий же поезд в сторону Танфилда помчал его на север.

Глава 28

Открытия

Следующий день, который был 24 октября, прошёл так же, как и другие дни без особых происшествий. За ужином миссис Пурселл заметила, что Рита потеряла аппетит. Всё утро девушка была очень подавленной. Через семь дней наступит ноябрь. - То что вы едите, одного цента не стоит! – сказала миссис Пурселл. – Выходит пирог не понравился? - Прекрасный! У королевы Англии не было лучшего. - Если у неё такой же аппетит, то она не долго будет королевой. Почему вы не едите? - Иногда я просто я не могу, Присси. - Что тебя беспокоит? - Ничего. Я просто начинаю думать, это всё. - Джо, - сказала жена, - что думает миссис Басби? - Не могу сказать. - Где она? Почему она не приезжает за мисс Ритой? - Я предполагаю, что она занята своими делами. Если бы она советовалась со мной, я бы сказал тебе больше. - Если она когда-нибудь будет с тобой советоваться, я надеюсь, ты дашь ей хороший совет. Она в нём ужасно нуждается!


235

- Постараюсь, - ответил мистер Пурселл, выходя, - если не я, то ты сможешь… Рите хотелось избежать продолжения этого разговора и вопросов, поэтому она тоже ушла. Она решила отвлечься, набрать большой букет осенних цветов и поставить их в разные вазы. Она часто занималась ими и украшала маленький чайный столик настурциями, поставив оригинальный букет на его середину. Казалось, что не одна она получала от этого удовольствие. Так и сейчас, она медленно шла по грунтовой дороге, срывая по пути астры, хризантемы, позднюю жимолость, и веточки зелени кедра и пушистой лиственницы. Шла она медленно, напряжённо думая и чувствуя ужасное одиночество. Она не видела никакого выхода из создавшихся трудностей, и была совершенно уверена, что тётя постаралась, чтобы ни одного выхода не осталось. Что с ней будет? Правда, в разуме её промелькнуло: «Господь Пастырь мой»… но овца вбивала себе в голову мысль, что путь, по которому она шла, закончится ничем, кроме катастрофы и голода. Если бы она могла уйти с этого пути… Ах, глупенькая овечка! Рита оказалась возле ворот, ведущих к пробегавшей мимо дороге. Это были те самые ворота, в которые она въехала уже много месяцев назад, и за которые она с тех пор ни разу не выходила. Она и сейчас их не открывала, а просто остановилась, опустив руку на перекладину и смотря вдоль дороги, ведущей в Танфилд. Дорога была пуста, по ней очень редко кто-либо проезжал летом, а в это время года вообще никто. Дорога, как путое, серое пространство между прямых линий зиборов, ведущее в никуда. Любое движение на ней, было бы отвлечением для глаз и ума. Дорога выглядела так же, как и жизнь Риты в настоящий момент – неизменной, монотонной, одинокой, пустой и бесконечной. Однако на её пути недавно цвели очень красивые цветы, колыхались ароматные травы, но об этом, если девушка и замечала раньше, то в настоящий момент совершенно забыла. Она стояла в полудрёме, смотря вперёд своими физическими глазами, но внутренними – назад, далеко назад… Рита возвращалась к матери, отцу, мистеру Дигби, в то время, когда была в Мидвэйвилле, когда была ещё счастливым ребёнком. Ничего конкретного или последовательного, лабиринт образов, как во сне, в котором она забылась, под действием которого набрались слёзы и побежали по щекам. Так она стояла, глядя вдоль длинной, пустой дороги, и в самой глубине отчаяния, уныния и тревоги, вдруг услыхала шаги. На дороге, ведущей в Танфилд никого не было, это были быстрые уверенные шаги идущие в другом направлении. Рита быстро повернула голову, и оказалась ещё в большем лабиринте, чем раньше, хотя и другого вида. Кто-то стоял совсем рядом с воротами. Незнакомец? Почему же он выглядит так знакомо? Глаза Риты непроизвольно расширились, она совершенно забыла, что они были обрамлены мокрыми ресницами. Неожиданно лицо её мгновенно изменилось. Невозможно описать, как все чёрточки на нём преобразились, а в глазах вспыхнули огоньки, хотя и не без сменяющей их тени. Это была тень сомнения, губы её раскрылись, но она не могла произнести ни звука. Незнакомец тоже стоял, молча глядя на неё и его газа тоже стали шире, в них тоже блеснул свет и он улыбнулся. - Неужели я нашёл тебя? – сказал он. – Может быть ты впустишь меня? И пока Рита стояла в глупом недоумении и неуверенности во всём, кроме личности человека, стоящего перед ней, он взялся за щеколду ворот и открыл их. Рита чуть отступила, настолько, чтобы только пропустить его. Казалось, что вновь прибывший тоже был несколько неуверен, однако он не был из тех, кто показывает свою неуверенность. - Неужели это моя маленькая Рита? – проговорил он, подходя к ней, и затем, взяв её за руку, сделал то, что позволил себе при расставании, наклонился и поцеловал её. Это привело Риту в чувство, так же как в сказке, когда принц поцеловал спящую красавицу. Кровь хлынула в лицо.


236

Рита вырвала свою руку и склонилась на ворота, и опустив голову на руки. Для чего он это сделал? Какое он имеет право? После того, как не вспоминал о ней столько лет? Имеет ли он право говорить с ней и смотреть на неё и… целовать, так же, как в тот раз, когда она была ещё ребёнком? Разум Риты был в ужасном смятении, не взирая на протест разума и чувств, прикосновение его губ пробудило в ней всё прошлое, это был точно такой же поцелуй, как тот, с которым он прощался с ней три года назад. Но простить его или нет, и было ли на это причина или нет, Рита ещё не знала. Тем не менее прежняя сила его присутствия уже утверждала себя. Всё, что она могла делать, это молчать, и молчание было довольно продолжительным, так как мистер Дигби, по своему обыкновению, ждал. - Я вижу, что ты меня не забыла, - наконец сказал он. – Или… я должен сказать… - Я думала, что вы забыли меня, мистер Соусвод, - ответила Рита. Она произнесла это с некоторым достоинством, убирая руки с ворот и стоя перед ним. Только глаза на него она не могла поднять. Манера поведения её была безупречной и благородной. - Почему ты так думаешь? - Есть на это причина. Прошло три года, целых три года, с тех пор как вы уехали, и я не слышала от вас за это время ни единого слова. - Ты от меня не слышала? Как это могло быть? - Я не знаю, как, но я не слышала. - И поэтому ты думала, что я никогда не писал? - Вы писали? – спросила Рита, в свою очередь задавая вопрос, и с недоумением смотря на него. Это был тот же прежний взгляд, который он помнил – яркий, глубокий, жаждущий. Но как она изменилась! - Я писал много раз. - Мне? - Да. Но я не получал ответ. - Как я могла отвечать на письма, которых я никогда не получала? – воскликнула Рита. - Могла ли ты мне просто написать письмо, даже не получив от меня ничего? - Да, я бы написала. О, как я хотела вам написать, множество раз!... но я не знала, куда его отправлять. У меня не было вашего адреса. - Я оставил его у твоей тёти, или вернее, я оставил его в записке для тебя, перед моим отъездом. - Она никогда не упоминала об этом. – С лёгкой горечью произнесла Рита. - Ты могла догадаться что у неё есть мой адрес. Ты когда-нибудь спрашивала её? Ты же знаешь, я обещал оставить его тебе. - Такие вещи было бесполезно у неё спрашивать, - сказала Рита. – Она никогда не позволяла мне слышать что либо от вас, или о вас. Я узнала совершенно случайно, что вы отправились в Англию. - И ты подумала, что я тебя забыл? - Что ещё я могла думать? Я не хотела с этим согласиться, - сказала Рита, чувствуя, что её неправильно поняли. - Я не хотел, чтобы ты так думала. Самое малое, что ты можешь сделать для друга, если он у тебя есть, это верить ему. - Но тогда, я не знала… они говорили… я подумала, может быть, после того, как вы передали меня на попечение тёти, вы закончили… или я предполагала, что вы закончили… сделали для меня самое лучшее, что вы могли. - Лучшее, что я мог сделать в тот момент. Я никогда не обещал оставить тебя с миссис Басби навсегда, не так ли?


237

- Но вы были заняты в Англии, - сказала Рита. – Это казалось… нет это совсем не казалось естественным, что вы навсегда должны меня забыть. Я не думала, что это похоже на вас, но это то, что говорили люди. - И Рита поверила? - Я в конце концов почти поверила, - ответила Рита, очень расстроенная тем, что должна признать этот факт. - А что ты думаешь сейчас? - Я думаю, что я ошибалась. Но, мистер Дигби, три года это большой срок, да и вообще, почему вы должны меня помнить? Я была никто для вас, только ребёнок, к которому вы были очень добры. Он молчал. Кто она для него, в самом деле? И какие отношения он собирается строить между ними теперь? Она больше не была ребёнком. Перед ним стояла высокая, благородная девушка, хотя и одетая в весьма простую одежду. Но одежда не могла скрыть, а даже напротив, подчёркивала факт, что она была благородной, не смотря на всё. И задатки в лице ребёнка были прекрасно исполнены в женщине. Внешность очень красивая, выразительные глаза искрились силой, всё указывает на то, что он хорошо помнил, о природе страстной, нежной, чувствительной и сильной, хотя была и некая вуаль нежности и терпения над ними всеми, которую он не помнил. Мистер Соусвод смутно сознавал, что он не может продолжить всё так, как он оставил. То что он оставил, больше не существовало. На месте страстного, переменчивого, своенравного ребёнка перед ним стояла благородная, нежная, и очень красивая девушка. Что он с ней будет делать? Или что он может для неё сделать? Машинально они медленно направились в сторону дома, и Рита первая нарушила молчание. К счастью переживания её спутника не пришли ей на ум. - Что привело вас сюда, мистер Дигби? Каким образом вы попали в Танфилд? - Разыскать ту маленькую девочку, о которой ты думаешь, что я забыл, - сказал он с лёгкой улыбкой. - Но почему вы приехали сюда? Вы узнали, что я здесь? - Совсем нет. Я не мог узнать о твоём местонахождении, только лишь то, что ты находишься в этой стране. Это всё, что я узнал. - От кого? - От миссис Басби. - От моей тёти? Вы её видели? Когда вы её видели? - Вчера, сразу, как только я прибыл. - Так вы только что приехали? Я имею в виду из Англии? - Да, только что. Рита помолчала. Эта новость была восхитительно успокаивающей. - И вы видели тётю Серену? И что она сказала? - Она ничего не сказала. Я не мог от неё добиться ничего, что хотел услышать. Она сказала, что с тобой всё в порядке и ты поехала провести время с друзьями в сельской местности. - Это… неправда! –медленно и с негодованием произнесла Рита. – Она вам так сказала? - Разве ты здесь не в гостях? - Что? В гостях? Нет. И этот дом совершенно не дом друзей. - Тогда как ты оказалась здесь? И когда? И с какой целью? – спросил он в свою очередь. - Я приехала… где-то в мае, к концу мая, я думаю. - Зачем? Рита подняла на него глаза. – Я не знаю, - ответила она.


238

- Какая была предполагаемая причина твоего приезда? - Тётя Серена сказала, что она едет в Чикаго в гости, и моё присутствие там будет не очень удобным. Я не могла одна оставаться в доме в Нью-Йорке, поэтому она отправила меня сюда. Это всё, что я знаю. - Отправила? Рита кивнула. – Да. - Не привезла? - О, нет! - Ты добиралась сама? Неожиданная спазма, казалось, сжала сердце девушки, она остановилась и закрыла лицо руками. Минуты две бежали неудержимые горячие слёзы. Почему они вдруг полились, Рита не знала, и немало удивлялась, но, когда она опустила руки, на лице её отражался трепет и сияние, которые свидетельствовали её попутчику, что внутри происходила жестокая борьба между горем и радостью. Они прошли ещё несколько шагов, и затем, когда показался весь дом, Рита остановилась. - Куда мы идём? – спросила она. – У меня нет места, принять вас там. Мистер Дигби обвёл взглядом здание, стоявшее перед ним. - О, он достаточно большой… там есть комнаты, и их много, - сказала Рита, - но они закрыты и ими никто не пользуется. У меня есть один уголок, на верху дома, а внизу, в другом углу мистер и миссис Пурселл. У них своя кухня и рядом маленькая спальня, всё остальное заброшено. - Кто такие мистер и миссис Пурселл? - Квартиранты тёти Серены… фермеры… я даже не знаю, как их назвать. Они могли бы быть слугами, но и это не совсем так. - Ты имеешь в виду, что в доме нет никого другого? - Ни одного человека. Мистер Соусвод снов пошёл вперёд, медленно, оглядывая всё по пути. - Что ты слышала от своей тёти? - Ничего. О, да, я получила одну короткую записку от неё, но это было уже давно, но в ней ничего конкретного не говорилось. - А ты ей писала? - Снова и снова, пока мне не надоело. - А ты писала ещё кому-нибудь? - Конечно же! Я писала миссис Мовбрэй тоже много раз, и нескольким девочкам, но ни от кого не получала ответа. Казалось весь мир умер, и не сущестовал для меня. Они медленно шли вдоль дома, и вышли на дорожку, ведущую к другим воротам. - Одна с двумя слугами в течение пяти месяцев! – воскликнул мистер Соусвод. – Рита, что за жизнь была у тебя всё это время? - Я не знаю, - сказала девушка, переводя дыхание. – Весьма странная. Я предполагаю, что для меня это было полезно. - Почему ты так считаешь? - Я чувствую это. – И Рита больше ничего не добавила. - Выходит, доверие между нами не полностью восстановлено? – спросил он с улыбкой. - О, да,… если вас это интересует. – Нерешительно ответила Рита, и в то же время обнаруживая, что она готова вернуться к старой привычке быть с ним совершенно открытой. - Мне хочется знать… если ты хочешь сказать мне.


239

- Это была очень странная жизнь, - повторила она. – Я жила между двумя вещами – моей Библией и садом. Совсем недавно был перерыв на несколько недель, когда миссис Пурселл болела, и тогда я в основном жила на кухне. - Продолжай, и расскажи мне… но как ты могла так жить! Мистер Соусвод увидел, что они приближаются опять к воротам и к дороге, и вдруг сказал. – Я не могу держать тебя здесь часами, а короткого времени не будет достаточно для нас. Пожалуйста, если у тебя нет места, куда меня пригласить, тогда где же ты живёшь? Насмешливый взгляд, который она бросила на него, был в точности её детский взгляд, который он помнил. Взгляд, который признавал его сочувствие, и отвечал из глубины сердечного сокровища. - Я живу между моим углом на верху дома, и углом миссис Пурселл внизу. У меня нет другого места, кроме моей комнаты и её кухни. - Где я могу тебя увидеть? Нам очень много о чём надо поговорить. Рита, может быть ты поедешь со мной покататься? Глаза Риты заискрились. – Это будет не в первый раз, - сказала она. - Нет. Тогда следующий вопрос, когда мы сможем поехать? – Он посмотрел на часы. - Сегодня уже поздновато, - сказала Рита. - Да, боюсь, ты права. Я не думаю, что мы это сможем сегодня. Тогда…Рита, будешь ли ты готова завтра утром? Во сколько ты сможешь быть готовой? - Мы завтракаем в половине седьмого. - Мы? - Да, – ответила Рита со смехом. – Мы, это мистер Пурселл, его жена и я. - Ты принимаешь пищу с этими людьми? Рита кивнула. – Да ещё и в кухне. Это единственное место. - Но они не… Кто они? - Не те, кого бы вы назвали культурными людьми, - ответила Рита, и снова смешинки развлечения и удовольствия искрились через капли неожиданных слёз. – Нет… хотя они были добры ко мне, по своему. - Так добры, насколько позволяла их преданность миссис Басби. – Сухо сказал мистер Соусвод, в то же время узнавая всю прелесть этого взгляда. – Ну, тогда это конец! Во сколько завтра утром ты будешь готова, чтобы уехать отсюда? - Уехать отсюда? – повторила Рита. – Вы имеете в виду прогулку? - Нет, уехать отсюда совсем. Я не намерен когда-либо возвращать тебя сюда. Краска густо залила щёки Риты, и соответствующий блеск появился в её глазах. Однако она стояла тихо и молча, в то время как цвет лица её менялся. Никогда не возвращаться? Тогда куда? И под чьим опекунством? Под его? От этого предложения сердце радостно затрепетало, но с этим одновременно появилось смутное сомнение, причиной которого были слова, слышанные ею очень давно, но не забытые. Цель этих слов заключалась в том, чтобы бросить сомнения на вид таких отношений или бросить на него какое-то оскорбление. Было ли это их эхо в Ритином юном сознании? Она понимала, что она больше не ребёнок, что с тем временем была большая разница. И всё же она была такой простой, словно ребёнок, и с таким доверием в своём сердце, которое верило в искренность других. Она знала честность мистера Дигби. В мыслях её была настоящая неразбериха, которую он видел, хотя и не мог читать. - Ты что-то должна этим людям? – неожиданно задал он первый всплывший у него вопрос. - Должна? Мистеру Пурселл и его жене? Нет. Я много должна им за доброту. О! Вы имеете в виду… Да, в некоторой степени я должна им. Я им ничего не платила. - За пищу и заботу о тебе?


240

- Нет…. Я не должна им за заботу, - сказала Рита, улыбаясь. – С тех пор, как я здесь, я заботилась о себе сама. - Правильно ли я понял, что им никто не платил за твоё пребывание здесь? - Никто. - Тогда на каком основании ты была здесь? - На это нет ответа, - спокойно ответила Рита. Она теперь могла поразвлечься над этим несуразным прошлым. – Я не знаю, как это назвать. - Твоя тётя позволила тебе быть зависимой от этих людей? - Да. Я не очень зависела от них, мистер Соусвод. Я дала себе слово, и обещала миссис Пурселл, что однажды, если я когда-нибудь смогу, я ей заплачу. Если бы я могла найти какую-нибудь работу, я бы работала, и уже заплатила бы ей, но у меня не было шанса. Я никого не видела. - Насколько буквально это можно понимать? - С абсолютной буквальностью. Я не видела никого, кроме мистера и миссис Пурселл с тех пор, как приехала сюда. Я уже начала думать, что никогда и не увижу. - Но воскресенья? - Что воскресенья? - Разве ты никуда не ходила в церковь? - Да, - улыбаясь ответила Рита. – В мою милую угловую комнатку на верху дома. И больше никуда. - Почему же? - Это не входило в привычки этих людей. А привычки их, я поняла, невозможно изменить. - Что же ты делала по воскресеньям? - Проводила их с моей Библией. И часто они были очень, очень приятными, хотя я должна признаться, что трудно продолжать изучение в течение многих дней, совсем одной. - Я не должен больше задерживать тебя здесь! Будешь ли ты готова завтра к одиннадцати часам? - Да. В этом не будет трудности. - Тогда я буду здесь в одиннадцать. До свидания! Он подал ей руку, пристально смотря на неё, но Рита не могла сказать, о чём он думал. Затем он отпустил её руку, приподнял шляпу, повернулся и пошёл. Румянец залил лицо Риты и она тоже рада была повернуться, чтобы скрыть его. Направляясь к дому, она старалась понять, что имел в виду мистер Соусвод своим последним жестом. Ей было отчасти приятно и с другой стороны – неприятно. Это было жест джентльмена незнакомцу, но она не была незнакомкой, или это был жест джентльмена по отношению к леди. Неужели он признал её за леди? Как взрослую женщину? Он понял, что она больше не ребёнок и теперь будет держать себя с ней на расстоянии? Ей не нравилась эта идея. Однако эта мысль и все другие скоро превратились в неописуемый восторг. От неожиданности и необычности первой встречи, у Риты едва ли хватило времени, чтобы осознать, что она чувствовала. Ни одно Северное Сияние не могло сравниться и быть прекраснее, чем розовые лучи света, которые озарили её небо. Она знала и начинала сознавать, что невообразимо счастлива. Были неразрешённые вопросы, которые решить было нелегко, была неопределённость и неуверенность в будущем, она смутно сознавала и это, но Рита не могла сосредоточиться на них в настоящий момент, потому что была чрезвычайно счастлива. Ей и не нужно было, разве мистер Дигби не всегда знал, как поступать в случае неясности? Рита снова принадлежала ему, и он, а не тётя, теперь распоряжался ею! Прежние времена снова вернулись! Она больше не была одна, не была забыта, не разлучена больше со своим лучшим другом! Какие трудности, или какое зло может приключиться с ней теперь?


241

Девушка была слишком взволнованной, чтобы в этот момент встретиться с миссис Пурселл, и пошла в старый сад, чтобы собрать груши. В последний раз! Эти слова звучали в ушах Риты, как звон колоколов. Блеск октябрьского солнца, тёплый и мягкий на жёлтых листьях и на листьях ещё зелёных, на ветках деревьев и даже на садовом заборе, был как отражение внутреннего сияния, которое светило и сияло на всём. Мир так не выглядел, когда она сегодня выходила из дома, всё изменилось. Больше не под господством тёти Басби! При одной этой мысли сердце Риты трепетало. Больше она не будет запертой здесь с этими двумя личностями Пурселл, больше не будет неопределённого состояния безысходной изоляции и безнадёжного тюремного заключения. Что было впереди, Рита, конечно же, не знала, только там был мистер Дигби, и этого было достаточно, да ещё в придачу защищённость. Она размышляла об этом, и неожиданно осознала то, что всегда знала, что в её будущем была любовь и могущество небесного Друга. Однако знание никогда не приносило ей покоя и удовлетворения, которое принёс живой человек. Рита перестала собирать груши и тихо стояла, с сожалением и стыдом. Это была правда, она не могла отрицать этого и это огорчало её. Вот что стоила вся её вера, вера в Друга, Который несравненно лучше и вернее, чем все земные друзья! Она могла доверять мистеру Дигби так, что становилась совершенно беззаботной и счастливой, но Христу она не могла так верить. Риту это сильно огорчало; ей было стыдно искренно и честно; но факт оставался фактом.

Глава 29

Озадаченность

Рита возвращалась с полным фартуком груш. По пути она решила не говорить о том, что произошло. Она размышляла. Джо и Присси без сомнения были к ней добры и хорошо относились, но что же случилось с её письмами? Они все были вверены мистеру Пурселл, чтобы отправить их из Танфилда. Имело ли это отношение к другим фактам, что ответы никогда не приходили? Теперь было ясно, что миссис Басби играла грязную игру, ясно, что целью её было скрыть Риту по крайней мере от одного человека. Рита не была подозрительной по природе, но всё же она не была уверена, какую роль играли бы в этом Джо и Присси, если бы знали, что планировалось. Она решила, что они не должны знать, если уже не увидели мистера Соусвод, когда он стоял перед домом. Но Присси выглядела ничего не подозревающей. - Ну, я думаю, - начала миссис Пурселл, я должна сказать, что тебе захотелось груш. И что ты считаешь с ними нужно делать? - Есть их! – весело ответила Рита, вытряхивая их из своего фартука. - Ящики уже полные! А эти не того сорта. - Какого сорта? Они же спелые, разве не так? - Достаточно спелые для переработки. Я могу сварить из них варенье. Они вкусные с патокой, если бы они попались мне во время. А сейчас с ними ничего нельзя сделать. Они вяжут во рту. Рита посмотрела на свои груши и засмеялась. – Это показывает, как много я не знаю! – сказала она. - Люди, живущие в городе Гордости не много знают, - заметила Присси. - Город Гордости. Почему вы так называете Нью-Йорк? - Разве это не так?


242

- Я не знаю, больше ли там гордости, чем в других местах. Гордость в людях, а не в месте, где они живут. Я думаю, что вы достаточно гордая, Присси. - Это всё, что мы имеем, чтобы держаться, - согласилась миссис Пурселл. – А вы думаете, что гордость это плохо? - Да, и вы тоже это знаете, если верите вашей маленькой книжечке на каминной полке. - А что там написано о гордости? – быстро спросила Присси. - Разве вы не помните? Господь сказал: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу». Да, вот, - Она взяла книжечку с каминной полки и нашла эти слова. Присси прочла их. - Какой от этого вред? – спросила она. - Не важно, что вы не понимаете. Господь сказал это и Он знает. - Что с тобой произошло? – неожиданно спросила Присси. – Ты в два раза живее, чем была в это утро. - Правда? - Что-то на тебя хорошо подействовало. Лицо твоё светится, глаза тоже яркие стали и они прямо сияют. - Я чувствую себя лучше, - серьёзно сказала Рита. После этого она следила за тем, чтобы быть серьёзной, пока не закончился ужин. Когда же она поднялась в свою комнату, то села спокойно подумать. Свет постепенно скрылся в глубине тюльпанного дерева, на тёмно-синем небе мерцали звёзды, а недвижимый воздух был немного морозным. Да, год торопливо шёл к своему концу, по сравнению с тем майским вечером, когда Рита впервые подружилась с большим тюльпанным деревом. Это было почти пять месяцев назад, теперь дни снова становились короткими. Ах, неужели это правда, что для неё наступило освобождение! И освобождение не то, на которое она надеялась, но такое! Намного лучше! Всего только пять месяцев и её заключение закончилось, и все уроки усвоены,… все ли… усвоены? С часто бьющимся сердцем Рита сидела у своего окна и снова всё вспоминала, одно за другим. Она верила, но ведь могла верить намного больше! Тётя прислала её в это место, но не разделила её ни с кем, даже с мистером Дигби. Он здесь, и снова взял её под свою защиту, и с этих пор он, будет говорить ей, что теперь она должна делать и куда идти, а не миссис Басби. Сердце Риты трепетало и переполнялось невыразимой радостью. Но и не без другого странного трепета, который можно бы описать как инстинктивная стеснительность, определённое внутреннее сознание, что в таком положении вещей было что-то аномальное и трудное для восприятия. Только это сознание нисколько не угашало радость. Рита снова воспроизводила в воображении весь свой разговор с мистером Соусвод, вспоминала всё, что он говорил, и как он выглядел при каждом новом вопросе. Чем больше она думала, тем сильнее билось её сердце. Неожиданно она вспомнила, что надо было ещё что-то сделать до завтра до одиннадцати часов, и из воспоминаний она переключилась на весьма практические занятия. Всё, что было необходимо, она закончила ещё до завтрака. После завтрака Рита была в большом волнении и сомнении, не зная, как поступить дальше. Если она оденется для отъезда, мистер и миссис Пурселл узнают, что что-то должно произойти и, возможно, постараются ей помешать. Если будет ждать в комнате, пока её позовут, она не была уверена, что они могут сказать, что в доме её вообще нет, и преградят к неё путь. Конечно же, мистер Дигби не смирится с этим и не отступит от своего намерения, но Рита не могла вынести даже мысли о промедлении или разочаровании. Она выйдет ему навстречу, но она больше не ребёнок и чувство девичьей стыдливости удерживало её. Рита всё приготовила, зная, что сможет переодеться за пять минут, и


243

спустилась в кухню около десяти часов. Она не могла больше находиться на расстоянии от сцены действий. Девушка взяла нож и стала помогать миссис Пурселл чистить груши для повидла. - Вы были очень добры ко мне, Присси, - сказала она после некоторого молчания. - Вы имеете в виду, потому что я не хотела больше готовить груши? Ну, я скажу вам, я готова была откусить шляпку гвоздя, когда увидела вчера, как вы принесли целый фартук груш. Но я понимаю, что вы ничего не знаете. Если бы Джо не был таким упрямым, я бы заставила его собирать груши, но он всегда утверждает и убеждён в том, что фрукты, растущие на деревьях негодные. Хотя ест их довольно быстро, я говорю ему, и он будет есть, до тех пор, пока я буду их готовить, но он никогда и пальцем не пошевелит, чтобы сорвать их с дерева. Ничего кроме кукурузы, овса и скотины, он не считает работой для мужчины. - Безрассудно, - сказала Рита. - А когда мужчины не бывают безрассудными?... Что вы хотели, сэр? Это не парадная дверь дома. Рита вздрогнула и оглянулась. Здесь, возле двери кухни, на ступеньке ведущей вверх, стоял мистер Соусвод. Вопрос Присси прозвучал с выражением крайнего недовольства. - Я знаю это, - ответил вошедший, - и прошу прощения, но… живёт ли кто-нибудь в передней части дома? - Там бы и узнали, - сказала миссис Пурселл, недовольно нахмурившись. - Это правда, я уже побывал там и узнал, что там никто не живёт. - Кто, вы думаете, там живёт? Кто вам нужен? – спросила Присси, неграмотно, но уверенно. - А я разговариваю с миссис Пурселл? – Тут новоприбывший улыбнулся Рите и пожал ей руку. - Это моё имя, - сказала Присси, - а не её. - Я осведомлён об этом тоже, - спокойно сказал незнакомец, - и в настоящий момент мне нужна миссис Пурселл. Прежде всего, я хотел бы знать, сколько времени мисс Карпентер прожила в вашем доме? - Для чего вам это знать? – спросила Присси. – Это что, ваше дело? - Да. Я могу сказать, что это больше ничьё дело. Вы имеете право спрашивать, и это мой ответ. - Для чего вам это знать? - Я хочу рассчитаться с вами. Миссис Карпентер обещала, что вам должны честно заплатить, когда придёт время, и сейчас это время настало. - Вы приехали от миссис Басби? - Я видел миссис Басби несколько дней назад. - И она вас прислала? - Я не удостоен поручений миссис Басби. Как я уже сказал, что это моё дело, а не её. - Но миссис Басби поместила её сюда, под нашу заботу, и мы обязаны заботиться о ней, Джо и я. Мы ни от кого не принимаем распоряжения, только от миссис Басби. - Хорошо, но вы можете взять деньги? Я думаю, что миссис Басби не будет вам платить. Я заплачу. Только я должен сделать это сейчас. Я уезжаю и, возможно, никогда больше не буду в этих краях. - Я не вижу, почему вы должны платить за мисс Карпентер, - сказала Присси, подозрительно осматривая его с головы до ног. - По самой лучшей причине в мире. – Рита, можешь ли ты пойти собраться? – и затем, когда дверь за Ритой закрылась, мистер Соусвод продолжал. – Мисс Карпентер была под моим опекунством с тех пор, как потеряла свою мать. Я оставил её с тётей, когда вынужден был уехать за границу, в Англию, а теперь я вернулся, чтобы забрать её. - Забрать Риту? – воскликнула Присси. - Забрать мисс Карпентер отсюда.


244

- Может быть миссис Басби не хочет, чтобы она уезжала. - Может быт нет. Но это не имеет значения. Пожалуйста дайте мне ваш счёт. - А вы собираетесь жениться на ней? – Неожиданно спросила Присси. - Этот вопрос вы не должны задавать. - Но я спрашиваю, - упрямо повторила Присси. – Женитесь? - Нет. - Тогда я бы хотела, чтобы вы поговорили с мистером Пурселл, потому что я ничего об этом не знаю. Если вы не собираетесь на ней жениться, то нет причины дальше продолжать. Люди должны жениться, если они намерены, но если вы не намерены, я не понимаю, и не вижу в этом никакого смысла. Мистер Пурселл в амбаре. Я бы хотела, чтобы вы пошли и поговорили с ним. - Мне достаточно трудно было найти вас, - сказал джентльмен, - и я не буду даже пробовать искать мистера Пурселл. Если хотите, чтобы я его встретил, я подожду здесь, пока вы его приведёте. С этими словами мистер Соусвод положил свою шляпу на стол и сел. Присси бросала на него недовольные взгляды. Она очень хотела отправить его к Джо, но понимала, что не может справиться с этим непрошенным гостем. Наконец она сняла свой фартук, набросила его на голову и побежала в сторону амбара. В это время Рита сошла вниз, готовая к отъезду. - А где они все? – воскликнула она. - Одна побежала за другим. Я думаю, Рита, для тебя будет приятнее, сейчас же пойти к коляске, и подождать меня там, если позволишь мне быть таким неучтивым. Таким образом ты избежишь разговора, который должен произойти с этими людьми. Где твой багаж? - У меня только один маленький сундук, на верху дома. Остальные вещи у тёти Басби. - Мы не будет у неё их просить. Я позабочусь о твоём сундуке и принесу его сам. И, дай мне это. С этими словами он забрал из рук Риты её дорожную сумку, и отпустил её с улыбкой. Рита чувствовала, словно с неё вся тяжесть бремени мгновенно была снята. Девушка вышла и пошла туда, где напротив парадной двери стоял фаэтон. Здесь она остановилась, с бьющимся сердцем, вспоминая свой печальный приезд пять месяцев назад. Только пять месяцев для неё казались пятью годами. Вспоминая все нелепые происшествия, неуверенность, мысли о том, что с ней будет, радуясь тому, что у неё было одно красивое платье, дорожное платье, которое она аккуратно сберегла до сих пор, и думая, что же она может сделать с другими. Её ситцевые платья были довольно поношенными и годились только как рабочие платья. Так стояла она ожидая, неуверенная, и в то же время радостная, задавая вопросы, но не могла не беспокоиться, когда проходили минуты за минутами. Наконец появилась процессия: впереди шла Присси, за ней шёл ей муж с Ритиным сундуком на плече, и в конце мистер Соусвод. - Я никогда не думала, что вы так уйдёте, - укоризненно произнесла Присси. – Мы хотя и бедный народ, но у нас чистые руки, которые можно пожать. - Я никогда не намеревалась уезжать, не попрощавшись, Присси, - сказала Рита, сердечно пожимая ей руку. - Очень похоже, что так, - продолжала миссис Пурселл. - Я всегда буду помнить вашу ко мне доброту, - сказала Рита. - Заплати и забудь! – сказала Присси. – Теперь всё уплачено, и это мы должны сказать спасибо. – Затем добавила, понизив голос, - Куда вы теперь поедите? - Я предполагаю, что вначале в Танфилд. Присси многозначительно посмотрела на мистера Соусвод, который давал указания где поставить сундук, и, по-видимому, в её мыслях было больше, чем она осмелиалась сказать. Затем подошёл Джо с протянутыми руками для прощания, на лице его была довольная улыбка.


245

- Ну, - сказал он, - мы сделали всё самое лучшее, что смогли, и никто не должен ни о чём жалеть. Но мы будем скучать по вам, ужасно! - Всё о чём он переживает, так это о грушах! - сказала жена. – Пошли Джо, если будешь хорошим, я тебе дам немного. Коляска уехала, прежде чем Рита услышала ответ Джо. Она уехала! Томительные месяцы заключения закончились и прошли. Что же дальше? Рита не могла думать, да и не хотела. Фаэтон мягко двигался вперёд, она спокойно ехала по длинной дороге, на которую так часто смотрела. Её прежний лучший друг был ответственным за неё, и Рита с радостью подчинилась. Однако в разуме возникали вопросы, хотя она старалась быстро от них избавиться, и сердце продолжало петь от радости. Она даже не спрашивала, куда они едут. Они приехали в ту же гостиницу в Танфилде, где Рита однажды оставалась одна. Её сундук отнесли в комнату, которая, оказалось, была приготовлена для неё, и мистер Соусвод заметил, что обед скоро будет подан. Рита сняла шляпку и вышла к нему в отдельную комнату, в которой стол уже был накрыт. В камине горели дрова, октябрьское солнце ярко светило, а мистер Дигби сидел, просматривая газеты. Рита прикрыла глаза рукой, ей казалось, что сразу всё стало слишком ярким. Мистер Соусвод в свою очередь отложил газеты и посмотрел на неё, он снова удивился, какие перемены произошли в ней за три года. В самом деле, это было не то, что он оставил на попечение миссис Басби. И вне сомнений мистер Соусвод, точно так же как и Рита, должен был о многом подумать, и вопросы, которые возникали у него со вчерашнего дня, предстали перед ним с новой силой и неотложностью. Ничего подобного он не показывал. Он отложил газеты, пошевелил в камине дрова, предложил Рите более удобный стул, чем тот, который она выбрала сразу, и сел напротив неё. - Мы должна начинать всё сначала, - улыбаясь, заметил он. - О, нет! – возразила Рита. – Я так не думаю. - Почему? Мы не можем сказать, что сейчас мы знаем друг друга, правда? - Я вас знаю, - проговорила Рита, немного тише. - В самом деле? Но я не знаю тебя. - Я такая же, как и была раньше, - быстро ответила девушка, поднимая голову. - По тому, что я вижу, нет. Пташка, которую я оставил разбила бы свои крылышки о клетку, в которой я её нашёл. - Вначале я билась своими крылышками довольно сильно, - сказала Рита, - но не в этой клетке. - Тогда в какой же? – с интересом спросил он. - Ох,… после того, как вы уехали, в то время. - Что же за клетка была тогда? - Тётя Серена… и её дом. - Я немного этого боялся. Но у меня не было выбора. Что она делала? Рита немного колебалась. - Я не думаю, что стоит к этому сейчас возвращаться, - сказала она. – Отчасти это была моя вина. Я хотела в точности поступать так, как вы говорили, быть вежливой, тихой и приятной,… но я не смогла. - И тогда?... - И тогда у нас были очень сложные отношения. После того, как тётя Серена не позволяла мне видеться с вами и попрощаться, или даже знать, что вы уехали, я не могла её простить. Она знала, что обижает меня, и что это не забывается. - И ты думала обо мне тоже так, да?


246

- Нет, - ответила Рита, - тогда нет. Я знала, что это её работа. - Это была полностью её работа. Всякий раз, когда я приходил и спрашивал о тебе, мне говорили, что тебя нет, или что ты в постели больная, или что-то ещё, почему ты не можешь меня видеть. Мой отъезд был очень неожиданным, у меня не было времени определить что происходит. Я написал тебе и вложил свой адрес. - Я никогда его не получала. И всё это время я всегда была дома, и здорова, и иногда… - Что… иногда? - Иногда я стояла в на лестнице наверху, наклонившись на перила, и прислушивалась к вашим шагам в коридоре. Щёки Риты покраснели, и голос стал таким, по которому много можно было понять. Мистер Соусвод подумал, что он начал узнавать свою маленькую подружку тех времён. - И тогда, - продолжала Рита, - вы помните, какая я была, и можете догадаться, что я не была слишком терпеливой. - Об этом я могу догадываться. А какая ты сейчас? Она метнула на него своим быстрым взглядом, улыбнулась и покраснела. – Я стала немного старше, - сказала она. Мистер Соусвод это отлично видел. Он вынужден был поверить, что перед ним был зрелый плод, который в зелёном состоянии он так старался вынести на солнце, теперь же этот плод был милым и богатым, даже превыше его надежд. Джентльмен сменил тему разговора, взял снова газету и прочёл Рите одну статью, касающуюся последних событий в Европе. Отсюда они перешли на разговор, ведущий далеко от личных вопросов, к делам народов прошлого и настоящего, затем задели вопросы истории и литературы. Мистер Соусвод снова видел прежнюю Риту, только изменившуюся, как расцветший бутон. Приятный разговор продолжался около часа, пока подан был обед. Его подали для них двоих в той комнате, в которой они сидели. Когда они заняли свои места за столом и начали обедать, на несколько минут воцарилась тишина. - Это похоже… и не похоже… на старые времена, - улыбаясь, заметил мистер Соусвод. - Я думаю, что больше не похоже, - сказала Рита. - Почему же? Рита смутилась. – Я только что сказала, что я не изменилась, но в некотором случае да, изменилась. - Подросла и стала повыше? - Намного, мистер Соусвод! И это, я считаю, самое незначительное изменение. - А в чём же ещё? Говори, это мне больше всего хочется знать. И чем быстрее, тем лучше. Расскажи мне всё, что можешь. - О себе? - Да, я имею в виду о тебе! - Это трудно. - Я согласен, что это трудно, но легче для честной натуры, такой, как ты была, чем для другой. В это время он обслуживал её за столом, заботясь о ней таким образом, как раньше. Это словно очаровало Риту. Старый инстинкт делать всё то, что он хотел, словно проклюнулся во всей своей силе. - Что бы вы хотели знать? – с сомнением спросила она. - Всё! - Всё, это не так много в моём случае. Всё время, до прошлого мая, я жила в школе с миссис Мовбрэй. - Чем ты занималась в школе?


247

- Ничем. Я только начинала заниматься, это всё. Я только начала учиться. Только начала чувствовать, что что-то начала усваивать, и всё становилось восхитительным. Затем, всё нарушилось. - Это произошло в прошлом мае? - Да. - Почему, ты думаешь, твоя тётя выбрала именно это время послать тебя сюда? - Я не имею представления! Она сказала, что едет в Чикаго… - Ты знаешь, что она туда не ездила? - Не ездила? Она всё лето была в Нью-Йорке? - Так я понял из её слов, что она была в Нью-Йорке или возле него. - Тогда, что она имела в виду, отправляя меня сюда, мистер Дигби? Она не знала, что вы приезжаете. - Ты думаешь эта информация послужила причиной для её действий? - Я знаю, это должно было. - Это бесплодный предмет для исследования. Я боюсь, твои каникулы, проводимые в семье тёти, едва ли были приятными? - Я не всегда была с ней. Довольно часто я оставалась с миссис Мовбрэй… моя милая миссис Мовбрэй! С ней я ездила в Кэтскилл, на Ниагарский водопад, в Нахант и в Адирондакс. Мне было очень интересно. Это были почти самые лучшие дни… по срвнению с прежними, когда я была с вами. - Я думаю, что они были намного лучше, - сказал мистер Соусвод, пряча улыбку, которая так и напрашивалась. Манера Риты нисколько не делала её слова менее лестными. - В самом деле? Разве вы не знаете меня лучше, мистер Дигби? – сказала Рита с немного уязвлённым чувством. - Я предполагаю, что да! Ты всегда была непредсказуемым ребёнком. Но я понимаю, как ты должно быть сожалеешь о миссис Мовбрэй. - Сейчас? – спросила Рита. – Сейчас я ни о чём не сожалею. Я слишком счастлива, чтобы описать, насколько я счастлива. - Я помню, что ты всегда находила во всём счастье, - сказал мистер Соусвод, на этот раз не скрывая улыбки. - Это хорошо, - сказала Рита. – Иногда, даже в это лето, я могла забыть свои переживания на моей цветочной клумбе. Вы не заметили, в каком чудесном порядке она была, и до сих пор, сколько там красивых цветов? - Боюсь, что не обратил особого внимания. - Совсем недавно они все цвели, и так красиво! Когда я приехала, там были дикие заросли. Никто не прикасался к ним очень долгое время. Мне пришлось поработать. Но это стоило. - Что ещё ты делала в это лето? - Ничего больше, кроме изучения Библии. Это всё, что я учила. - Как ты изучала её? Как ученик? Или как вопрошающий? - О, конечно, как ученик. Разве можно изучать её по другому? - Боюсь, что да. Есть глубокое изучение, есть поверхностное, ты знаешь. Значит ты ученик, Рита? - Да, мистер Соусвод, слабый, но ученик. - Когда это случилось? - Вскорости после того, как вы уехали. Я подошла к моменту, о котором вы мне говорили, что он придёт. - Какой момент? Я что-то не помню.


248

- Время, когда всё меня подводило. – Рита чувствовала некое разочарование, что она помнила гораздо лучше, чем он. - И тогда ты нашла Христа? - Да… через время. - Что ты с тех пор делала для Него? - Делала для Него? – повторила Рита. - Да. - Я не знаю. Не много. Даже боюсь, что ничего. - Было ли это потому, что ты думала, что не так много, что можно делать? - Н-н-ет, - задумчиво произнесла Рита. – Я так не думала. Только не было ничего лично для меня. - Это была ошибка. - Но я не видела ничего, что бы я могла делать. - Возможно. Но у Господа слуги не бездельничают. Если они не видят своей работы, то или у них зрение плохое, или они смотрят в неверном направлении. За этим заключением последовало молчание, в течение которого Рита думала. - Мистер Дигби, что вы имеете в виду под словами, что их зрение плохое? - Не видят ясно. - А отчего глаза людей становятся тусклыми, и они не видят своей работы? - Недостаток чувствительности зрительного нерва, - улыбаясь, ответил он. – Написано, ты же знаешь эти слова: «А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего». – Как это исполнилось в твоём случае? - Я никогда об этом не думала, - медленно ответила Рита. – Я думаю, моя голова была занята только собой,… учёбой и наслаждениями. - Я не намерен тебя проверять, и служение Христу тоже не проверяется. Я рад, что среди всего, наслаждение нашло место в твоей жизни. - С миссис Мовбрэй и не могло быть по другому! Вы её знаете, мистер Соусвод? - Только немного. - Но вы не могли её знать, потому что вы в ней никогда не нуждались. О, какой она друг! И не только ко мне, но ко всякому, кто в ней нуждается. Она идёт по жизни с полными руками благословений, и всегда по пути бросает что-либо кому-то на колени, если это не помощь, то удовольствие, если не плоды, то цветы. Я никогда не видела подобного ей. Она настоящий ангел в образе женщины, и выполняет работу ангела весь день. Я видела это и знаю, всякого рода помощь, утешение, радость, нежность, и сочувствие, а о себе думает как о самой последней личности в мире. - Весьма красивый характер, - сказал мистер Соусвод. - Он проявляется во всём, - продолжала Рита. – Это не только в том, что она даёт, она повсюду приносит людям счастье, если может. Есть люди, которых невозможно сделать счастливыми. Но она умудряется няньчить их, когда они больны, утешать их, когда они в переживаниях, помогать им, когда они в трудностях, обеспечивая их, когда они в нужде, а если они не подходят ни под одну из этих категорий, то просто бросает к их ногам цветы,… такая вот миссис Мовбрэй. Да, и она может обличить, когда они неправы, тоже, а это самое трудное служение из всех. - Могу ли я спросить, в скольких из этих случаев она оказала тебе помощь, Рита? - На это весьма приятно ответить, мистер Дигби. Во всех. – Глаза Риты наполнились слезами, а щёки пылали как от огня. - Не восполняя нужды, конечно?


249

- О, да! О, это было самое первое, что её добрые руки сделали для меня. Мистер Соусвод, многие люди критикуют её за то, как она использует свои деньги, они называют её экстравагантной, и расточительной и всё остальное. Они говорят, что она должна копить свои деньги. - Вполне естественно. - Но мне это так больно слышать. - Это не должно причинять тебе боли. Есть другой суд, который намного важнее: «другой выдаёт себя за бедного, а у него богатства много». И ещё: «кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет». Мир взвешивает всё своими весами, но они слишком маленькие, чтобы взвешивать небесное. Последовала пауза. Вспоминая миссис Мовбрэй и всё, что связано с ней, в уме Риты возникла смутная ассоциация, которая затмевала новую яркость настоящего времени. Тревожные полузабытые слова или манеры, может даже, впечатления, всплыли, затмевая её радость. Некоторое время продолжалось молчание. - Что ты учила у миссис Мовбрэй? – Наконец спросил мистер Соусвод. - Самые начала, - с сожалением произнесла Рита, - только начала. У меня не было достаточно времени, чтобы что-то учить. - Начала чего? - Французского, латинского, геометрии, алгебры, истории конечно, философии, химии – это были основные предметы. Я начала геологию, и хотела выучить немецкий, но миссис Мовбрэй считала, что у меня уже достаточно занятий. - Я думаю, что достаточно. А музыку? - О, нет! – ответила Рита с улыбкой. - Рисование? - Нет, - на этот раз со вздохом ответила девушка. – Миссис Мовбрэй не могла мне всё это дать, понимаете, потому что она должна была и другим помогать. А тётя Серена даже и слышать не хотела об этих вещах. - Что бы ты хотела делать сейчас, Рита? - Делать? С чем, мистер Дигби? - Учиться. Я предполагаю, что ты бы хотела продолжить все эти познания, в которые ты окунулась? Рита немного с сомнением посмотрела на него. Что он имел в виду? Чтобы снова быть её учителем? Но следующие его слова прояснили смысл. - Ты бы хотела снова вернуться в школу? - Да, конечно. Я бы очень этого желала. - Тогда один вопрос решён. - Я пойду опять к миссис Мовбрэй? – живо спросила она. Мистер Соусвод в нерешительности медлил с ответом. - Я бы предпочитал быть на большем расстоянии от миссис Басби, - признался он. Рита ничего не ответила. Перед ней продолжали проходить те прошлые впечатления и ассоциации. Она вспоминала, что миссис Мовбрэй никогда не одобряла упоминание мистера Соусвод в их разговорах. У неё было смутное предчувствие, что её влияние будет брошено на весы миссис Басби, и что, возможно, обе дамы объединятся, чтобы помешать ей, Рите, быть под защитой и контролем мистера Соусвод. Не будучи подозрительной, Рита была очень чувствительной, чтобы не понять этого. До этих пор мысли её были чёткими, и этого было достаточно, чтобы удержать её язык. Но помимо этого на горизонте чередовались огоньки и тени, которые нельзя было проследить, они не принимали знакомых форм, и все же заставляли её почувствовать, что социальная


250

атмосфера держала или могла развивать элементы не совсем доброжелательные и мирные. Раньше уже были высказаны слова или сделаны намёки в одном или двух случаях, которые удерживали её от того, чтобы следовать дальше. Слова лучше было бы забыть, но Рита их не забыла. Она просто отбросила их на время, но теперь они всплывали. Кроме того, она стала старше. Рита теперь могла видеть, не смотря на свою простоту, что в отношениях между ней и её опекуном было что-то необычное. Для юной девушки, как она, быть под надзором молодого человека, как он, который не был ей ни братом, ни дядей и близким родственником, неправильно. Да и то, что она ела хлеб за его счёт, было состоянием, которое следует считать необычным и, мягко говоря, сомнительным. Бедная Рита размышляла обо всём этом в то время, как расправлялась со своим обедом, при этих мыслях её бросало в жар и в холод. Всё усугублялось случайным взглядом, брошенным на друга, сидящего напротив неё, чьё присутствие было таким милым, и каждая черта его лица и всей фигуры были особенно драгоценны для неё. Рите - девушке, стало доходить то, что было совершенно чуждо Рите-ребёнку, что эта связь не может продолжаться вечно. Рита должна, или он должен найти из этого выход, и она предпочитала сделать это самой, а не им. Единственным выходом из ситуации, который видела Рита, это подготовиться и стать учительницей, и таким образом, через несколько лет, совсем через несколько, стать самостоятельной и независимой. Одна только мысль удручала её сердце, словно куском льда, так как страстным наслаждением сердца Риты был этот самый друг, от которого, она должна отделить себя. Величайшим утешением в этот момент было то, что мистер Соусвод выглядел совершенно спокойным и безмятежным от сомнений и тревожных мыслей. Но у мистера Соусвод были свои мысли, и делать заключение по спокойствию его лица, что он в равной степени не был занят нерешённым вопросом, было бы ошибкой. - Если не к миссис Мовбрэй, то куда? – наконец спросила Рита, прерывая долгое молчание. - Возможно Бостон. Как тебе нравится эта идея? Или ты будешь сожалеть, что не вернулась в Нью-Йорк? - Да, буду, - ответила Рита, - но я думаю, что это будет самое лучшее. В Бостон или в любое другое место, мистер Соусвод! Всё, что вы считаете разумным. Но… я думала… Рита положила свой нож и вилку и отодвинула тарелку. Сердце её стало тревожно биться, и голос выражал волнение. - Могу я предложить тебе фрукты? - Нет… мне их не хочется… благодарю вас. - Это похоже хорошая груша. Попробуй. Было намного легче чем-то занять свои руки, и Рита начала чистить грушу. - Ты думала..? - продолжил мистер Соусвод. - Я?... О, да! Я думала… - и Ритина груша и кожурки выпали из рук. – Я думала… мистер Дигби, если бы я знала, что я буду делать, или в будущем… не поможет ли это мне знать, что я должна учить? К чему я должна приготовиться? - После чего? В каком будущем? – спросил мистер Соусвод, продолжая чистить свою грушу. - После того, как я закончу школу. - Когда, ты думаешь, это будет? - Я не знаю. Это, конечно же, зависит от другого вопроса. - Не обязательно. Моё желание, чтобы ты была подготовлена к любой ситуации в жизни. Никогда нельзя избирать одностороннее образование, если это возможно, и обычно это возможно. В данном случае, для нас. Что ты намереваешься делать, Рита? В том будущем, о котором ты говоришь?


251

- Я не достаточно об этом думала. Но вы же знаете, что я должна что-то делать. Я думаю, преподавание было бы самым лучшим. Я осмелюсь сказать, что миссис Мовбрэй взяла бы меня в помощницы, если я буду подготовлена, занять это место. - Как это пришло тебе в голову? - Я предполагаю, сначала, это были слова тёти Серены. Это был её план для меня. - Я помню, это было решено, что я буду о тебе заботиться. - Вы это делаете, - благодарно произнесла Рита. – Но вы же не можете это делать всегда. - Почему же? - Почему?… потому что,…- сказала Рита нерешительно и слегка краснея. – Я не принадлежу вам, и это будет неправильно. - Похоже, что моя память лучше, чем твоя. Если я правильно помню, то тебя отдала мне твоя мать. - О, да, - сказала Рита, краснея сильнее, - она просила. Но я уверена, что она не имела в виду, что я буду вашим бременем после того, как смогу себя обеспечивать. - Ты не считаешь, что ты можешь обеспечивать себя сейчас? - Нет. - Ты не судья, наделённый властью, чтобы забрать у меня её подарок? - Не совсем. Но, мистер Соусвод, - сказала Рита со смехом, - я не вижу, как вы можете хранить его. Я должна что-то делать сама. - Не до тех пор, пока я дам разрешение. Ешь свою грушу, и оставь всё остальное мне. Это распоряжение несколько успокоило Риту, не смотря на то, что груша была хорошей, она пережёвывала свои размышления вместе с ней. Очень некстати слова, услышанные давным-давно, всплыли в ее памяти, заставляя её чувствовать себя неуютно; заставляя её сомневаться, сможет ли она долго оставаться под опекой, которая была такой искренней. Но, настоящее было слишком приятным, чтобы его портить, и несмотря на то, что наслаждение было притуплено этими воспоминаниями, согласно некоторым принципам человеческой природы, они делали наслаждение более трепетно нежным. Пока груша была съедена в тишине, мистер Соусвод был погружён в свои мысли. Они вышли из за стола и расположились возле камина. - Теперь, Рита, - сказал её опекун, - я бы хотел знать, что ты сделала за эти три года. Не будешь ли ты против, если я постараюсь это узнать? - Вопросами? – сказала Рита смеясь и краснея. – Это не будет новым, мистер Дигби. После чего мистер Соусвод приступил к экзаменам Ритиных познаний и умственных способностей. Это было приятно и легко, хотя она и подвергалась испытаниям, в них было много сладости прежнего времени. Рита не боялась, а наслаждалась. То же можно сказать и о её экзаменаторе. Он нашёл всё, на что надеялся, на что у неё были способности. Он увидел, что быстрый интеллект ребёнка, созрел; чуткая воздержанность - практиковалась; превосходная память хранила многое, даже превыше его ожиданий. Кроме того, сила суждений её была так честна и чиста, как всегда, чувства её справедливые и неразвращённые, жажда к познаниям была большая и очень сильно развитая. Что касалось знаний, их уже было удивительно много и большое разнообразие. Эти два часа были очень приятным временем для обоих. Рита время от времени смотрела в лицо, которое она очень любила, и наблюдала за его игрой с восторгом, ведь её глаза так долго не видели того, кого так любили. Больше того, она снова ловила различные нити науки, которые выскользнули из её рук, чувствуя, что на этот раз она их не выпустит. В разговоре был привкус прежнего общения, который был очаровательным, и кроме того, Рита подсознательно понимала, что мистер Соусвод был полностью удовлетворён.


252

Он же со своей стороны снова знакомился со своим маленьким старым другом, и замечал с удивлением и восхищением, как сильно она изменилась и выросла. Лицо, которое всегда было таким страстным и выразительным, приобрело женственную мягкость и полную зрелость, не теряя ни капли своего изменчивого огня. Смуглая кожа стала чистой и нежной, очертания губ не менее страстными и не менее решительными, чем раньше, были мягкими и чистыми; изгиб их был изящным, и во всём лице, в фигуре и в каждом движении было благородство. Глубокие, сверкающие глаза тоже могли быть невинно весёлыми и милыми, и постоянно отвечали ему, прежде чем произносили губы. Пока одна четверть часа сменяла другую, мистер Соусвод всё меньше и меньше был готов расстаться со своей подопечной. Однако он задавал себе вопрос, что ему с ней делать. Он не воспринял идею, предложенную миссис Пурселл; это не была неприятная идея, и вдруг она вспомнилась ему в разгар обсуждений философии и математики. Это была не неприятная идея, но—он не хотел её развивать. Мистер Дигби знал, что Рита любила его, любила находиться рядом с ним, но это была детская любовь, убеждал он себя, и не могло быть иначе. Это была детская привязанность, слишком откровенно выражавшаяся, чтобы быть чем-то большим или более глубоким. Да и Рита была слишком юной, ни с кем не встречалась, и не могла знать, что ей может нравиться. Что она будет делать всё, о чём он её попросит, у него не было сомнений, она даже выйдет за него замуж, если он ей предложит, но мистер Соусвод не хотел жену на таких условиях. Что ему с ней делать? Да, он знал трудности, гораздо больше, чем она их сознавала, он знал, что люди будут говорить, и как при настоящих обстоятельствах у них будут причины говорить, о чём Рита не знала. Все эти неприятные элементы отношений, существовавших между ними, только каким-то образом, заставили мистера Соусвод держаться за них крепче. Возможно, по природе он был упрямым человеком. После паузы, которая последовала в конце экзамена, Рита задала вопрос. - Вы остаётесь в этой стране, мистер Соусвод? - Мой дом в Англии, - ответил он, выходя из размышлений. Сердце Риты при этом поникло, ей стало грустно. Следующей была подсказка её разума: - Да, вы лучше уезжайте, если я привязываюсь к вам таким образом. - А что? – был его следующий встречный вопрос. – Почему ты спрашиваешь? - Я не знала, - ответила Рита. – Просто хотела узнать. Я слышала, что люди говорили, что вы будете жить там. - Что ещё ты слышала, что обо мне говорили люди? - Не много. Тётя Серена старалась никогда не говорить о вас. Я только слышала, что кто-то сказал, что вы очень богаты… и что ваш дом теперь будет там, возможно,… и вы больше не будете беспокоиться обо мне, - добавила Рита инстинктивно. - Добрые суждения, - сказал мистер Соусвод, - но на этот раз неверные. Остальное правда, у меня действительно большие владения. Мистер Дигби рассказал Рите немного о себе, не используя много слов, и в то же время не делая из этого тайны. Он сказал ей, что его очень большие средства поступают от бизнеса, что бизнес находится в таких руках, при которых нет необходимости, чтобы он был привязан к нему больше, чем часть своего времени. В Англии у него дом, и он описал его. Дом расположен возле озера и окружён очень красивыми пейзажами. Мистер Дигби очень любил его, но не привязывался, а напротив, ехал туда, куда было необходимо, чтобы выполнить там работу. – Ты же видишь, что я сейчас здесь. – Сказал он в заключение. - Но ведь что-то ещё может вернуть вас, и держать вас там! – думала Рита, но она не высказала вслух свои мысли. Подробности мистера Соусвод её очень интересовали и каким-то образом


253

огорчали так, что она совсем расстроилась. Что она для него, бедная, несчастная американская сирота, для богатого английского джентльмена? Ничто, как разве одна из его различных и, вероятно, многих объектов добродетели. Нет, она была права, всё, что ей остаётся, это приготовиться как можно быстрее к жизненной битве, и броситься в неё учителем. Она будет вспоминать как сказку то время, когда он был её опекуном и защитником. Сердце Риты сжалось, но она не будет этого показывать. Она сидела неподвижно и тихо, слишком тихо, словно предполагая, что её мысли кружились вокруг неподвижного центра. Неизвестно, сколько мистер Соусвод мог прочесть, но вихрь его собственных мыслей тоже очень занимал его. Однако когда эта тишина продолжалась уже достаточно долго, он нарушил её, предложив Рите покататься. – Тебе это нравилось, - заметил он. Рите нравилось это и сейчас, нисколько не меньше. Она пошла одеться, думая про себя, что это, возможно, будет в последний раз. Для чего она вообще приехала в Танфилд? И для чего мистер Соусвод нашёл её там? Лучше было бы, чтобы она оставалась какой была, а он, не больше как скрытое в прошлом сокровище, хранимое ею в памяти.

Глава 30

С холма

К тому времени, пока они вышли, уже была вторая половина дня. Был чудесный октябрьский день. Для Риты, в настоящем её настроении, он был уж слишком хорошим. Ландшафт вокруг Танфилда на две мили был плоским и хорошо возделанным. Отсюда не было видно леса с его разнообразными оттенками листьев. Но октябрь не оставался без свидетельства. Здесь и там скошенные поля говорили о том, что лето кончилось и урожай собран. Местами жёлто-зелёные плачущие ивы подтверждали, что осень уже тоже проходит, стога сена были аккуратно накрыты, сараи для дров заботливо заполнены. Местами богатая земля на полях была вспахана, и по ней протянуты борозды красно-коричневого цвета, всё это свидетельствовало о времени года. Временами попадались огромные клёны, в красных и зелёных ливреях, или ярко жёлтый лесной орех, встречался и красный дуб в своём тёмном великолепии. Это несомненно был октябрь, даже без щедрого, ласкового солнца, которое проливает на весь пейзаж свои мягкие и ласкающие лучи. Мистер Соусвод заказал лёгкий фаэтон с парой прекрасных лошадей, и по этой ровной, тихой, богатой фермерской земле они ехали мягко и быстро. Удовольствие Риты было таким сильным, что принимало подобие боли. – Последний раз, - думала она про себя, - и если только этот один раз, то зачем он? – Затем она упрекнула себя, и заставила наслаждаться полностью и с благодарностью за то, что ей было предоставлено. Она старалась, но безуспешно. Мистер Соусвод, со своей стороны, был молчаливым больше, чем обычно. Конечно же, его размышления не были как у Риты, в этом не было необходимости, однако он не ясно представлял ответы на возможные вопросы. Он понял, что даже мгновение не хочет думать о Ритином предложении отказаться от его участия и зарабатывать себе на жизнь. Но это было разумно с её стороны. Да и что ещё можно было сделать? Если бы у мистера Соусвод была мать, а так же дом, в котором бы он мог её представить, то это было бы довольно просто. Она бы заняла место младшей сестры. Но без этого, какой может быть план, не включая того, который грубо предложила миссис Пурселл?


254

Он не подозревал даже, что Рита была к этому готова. Да, она несомненно любила его, по своему, он был друг её детства, её опекуном и учителем, и, как ребёнок, она продолжала относиться к нему с почтением и любовью. Мистер Соусвод ни за что не воспользуется возможностью своей власти, чтобы вовлечь Риту в союз, который бы её свободный ум не выбрал. Некоторые мужчины воспользовались бы, даже многие из них, но ему это не подходило. Он ни за что не приобретёт жены на таких сомнительных условиях. Он не желал её ни на каких условиях. Однако странно и бессознательно, когда Мистер Соусвод смотрел на нежное, честное, задумчивое, чувствительное лицо рядом с ним, что-то внутри его твердило: - Я никогда не отпущу тебя. Всё было весьма непоследовательно. Как он может удержать её, он не видел. Джентльмен старался не смотреть на неё, потому что каждый взгляд озадачивал его, а мистер Соусвод не привык быть озадаченным. Это тоже приводило его в недоумение. Всё это время он управлял лошадьми и делал это умело. По ровным дорогам, с неподвижным воздухом, они мчались с устойчивостью и почти стремительностью локомотива. Езда была захватывающей. От восторга у Риты перехватило дыхание. С таким прогрессом, однако, равнина скоро закончилась. Они стали ехать по неровной дороге и невысоким холмам. Холмы и впадины были покрыты кустарником, самых весёлых окрасок осени. Орешники полностью покрытые золотом, другие кусты – печально-фиолетовые, каштаны – бронзовые, жёлтые берёзы и местами густо-зелёные хвойные, клёнов было много в самых разнообразных оттенках. Дорога извивалась, поднималась и опускалась. Постепенно холмы становились выше и ближе к дороге, а дорога слишком крутая для той скорости, которой бежали лошади, поэтому они должны были сбавить ход. На холм они теперь поднимались шагом, и спускались тоже с осторожностью. - Вы знаете где мы, мистер Дигби? – однажды спросила Рита. - Не совсем. - Разве это не лучший ответ в данном случае? - Давай посмотрим сверху, - сказал он, направляя лошадей на холм. – Судя по солнцу, там запад. В основном Танфилд был позади нас, он должно быть на юге, и немного на восток от нас. Я поверну при первой возможности, чтобы сделать круг и ехать по другой дороге. А вон железная дорога!... Видишь, там, внизу, она прямая. Теперь я знаю, где мы находимся. Это железная дорога на Танфилд, которая бежит на север. Мы должны пересечь её в каком-то месте. Однако возвращение было долгим и медленным процессом. Первый поворот, на который они свернули, не повёл их в нужном направлении, а только лишь слегка, второй поворот был не более удовлетворительным. Они оказались глубже между холмами, дорога становилась всё хуже и хуже, фермерские поля исчезли, а вокруг, насколько можно было видеть, были камни и лесные посадки. По этим дорогам редко кто проезжал и ехать больше не было так мягко. Но не взирая ни на что, красота окружала их, холмы неожиданно сменялись долинами, привлекая внимание на каждом шаге. На всё это ушло много времени, но никто никуда не торопился. Рита думала, что, возможно, это была её последняя поездка с мистером Соусвод, и неизвестно что думал мистер Соусвод. Возможно он тоже не знал. Наконец путешественники нашли поворот, который направлял их в сторону Танфилда. Они были уверены в своём пути, когда достигли вершины холма и осмотрелись. Перед ними на много квадратных миль простиралась равнинна, на которой стоял город, и далеко посреди него можно было различить мерцание света на его шпилях и домах. Солнце уже склонялось к горизонту, его косые лучи придавали восхитительную картину, освещая каждый подъём и каждую рощу, даже отражались в разбросанных одиночных деревьях, создавая красивый определённый эффект. Мистер Соусвод остановил своих лошадей и несколько минут они с Ритой наслаждались незабываемой картиной. Солнце едва касалось горизонта.


255

- Для этого стоило проделать весь этот путь! – сказал он. - И всего этого не будет даже через пол минуты, - вздохнула Рита. – Смотрите… солнце садится. О, какой вид!... Ах, теперь всё исчезло. Как вы думаете, насколько далеко мы от дома? - По дорогам, я не знаю. Но когда мы спустимся с этого холма, у нас не будет ничего, кроме ровной дороги, а лошади бегут достаточно быстро. - Достаточно быстро! – засмеялась Рита. – Интересно, что бы вы назвали очень быстро? Мы должны пересечь железную дорогу, мистер Соусвод. Она пролегает у подножия холма. - Поезда поблизости нет, - ответил он и отпустил поводья. Они медленно спускались с холма, который был крутой и каменистый. Лошади вели себя хорошо, осторожно выбирая место для копыт, и сдерживая фаэтон с инстинктом или практикой, чтобы не позволить себе и ему бежать. Но вдруг случилось одно из происшествий, которого инстинкт и опыт не могли предотвратить. Это произошло в момент, когда они достигли крутого поворота, от которого дорога продолжала поворачиваться вокруг холма, пока не достигла подножия земли. Для несчастного случая это было самое плохое место. Спуск был крутым и каменистым, да к тому же извилистым. За поворотом дорога исчезла из вида, и по-видимому она пересекалась с железной дорогой чуть ниже. В этом месте лошади неожиданно остановились. Мистер Соусвод видел причину. Какая-то застёжка, или шпилька, или ремень, имевшие отношение к надёжному креплению конца дышла, были сломаны или порвались, и конец дышла упал на землю. Поражённые лошади остановились, но он знал, что за этой остановкой последует безумный стремительный спуск с холма и бег по равнине, если они достигнут её. Всё это для них и для коляски было совершенно невозможным. Рита знала только, что лошади вдруг остановились, и мистер Соусвод спокойно сказал: - Прыгай, Рита! Он произнёс это спокойно, но в его тоне было нечто такое, что для непослушания или для нерешительности не оставляло времени. Что-то произошло очень серьёзное, Рита поняла это сразу, была опасность, но она совершенно не хотела выпрыгивать, и оставлять его одного. Она лучше будет тихо сидеть, и примет то, что будет, чтобы быть с ним. Кроме того, ей всегда говорили, что в случае, если лошадей понесёт, то ни в коем случае нельзя стараться выпрыгнуть из коляски. Всё это пронеслось в её голове, и, однако, когда мистер Соусвод сказал: «Прыгай», она знала, что должна послушаться. Он не предложил ей помощи, но она ей и не нужна была, потому что Рита была лёгкой и проворной. Она наступила на колесо, спрыгнула на землю и была невредима. Только этот короткий момент лошади стояли тихо, затем последовало то, что наездник предвидел. Как только ноги Риты коснулись земли, они бросились вперёд одним бешеным галопом. Она увидела, как лошади, фаэтон и всё остальное, исчезли за холмом. А впереди был переезд железной дороги! Рита замерла, шокированная и ошеломлённая. Всё произошло так неожиданно. Одна минута в счастливой безопасности и тишине, возле человека, которого она любила больше всего на свете, а в следующее мгновение одинокая и покинутая. Перед её глазами был его образ, стремительно удаляющийся в опасность и возможно смерть. Опасность? Разве возможно живым достигнуть подножия холма при такой скорости, на которую способны были кони? О сломавшейся упряжки Рита ничего не знала, и не нужно уверять, что шанс когда-либо услышать голос мистера Соусвод снова, был очень, очень слабым. Она не думала, она просто всё это знала с тупым, пустым сознанием. Рита стояла, механически прижав руки к сердцу. Звуки лошадиных копыт и несущихся колёс смолкли за следующим холмом, а тишина словно насмехалась своим триумфальным спокойствием. Закат, на славу которого они оба только что


256

смотрели, едва ли успел угаснуть, и один из них, возможно, больше никогда не увидит земного света. Рита стояла без движения, подобно самой смерти, прислушиваясь к звукам, которые не звучали. Постепенно она становилась бледнее и бледнее. Однако она никогда не падала без чувств, отключение сознания не освобождало её от боли. Она стояла в полном, ясном сознании, слышала тишину и видела как прозрачные сумерки опускались на долину. Поражённая, с сознанием, которое было только частично живым для страданий. Ум не мог полностью воспринять такую неожиданную перемену. Рита была так поражена, что несколько минут прошло, прежде чем она могла пошевелиться или что-либо делать. Казалось, что тишина и спокойствие давно воцарились над холмами и долинами, когда она решила идти по дороге вниз. Она шла в торопливом ужасе, и дрожала от того, что не в состоянии была идти так быстро, как хотела. Ужас, который мог быть у подножия холма, тормозил её, но необходимость в том, чтобы скорее узнать, была больше. Таким образом, с неимоверным страхом, к чему мог привести её каждый шаг, она спешила вниз с холма. Рита не слышала шума, не видела катастрофы, просто следовала по дороге, которая страшно извивалась по очень крутому спуску. Наконец она подошла к железной дороге и перешла её, продолжая спускаться. Повороты на дороге скрывали от неё то, что могло быть внизу. Наконец её ноги словно приобрели крылья, все её суставы дрожали, однако быстро летели, не в силах унять страх и неизвестность. Никаких следов катастрофы она не видела, не слышно было ни криков о помощи, ни ржания лошадей. Что означала эта тишина? В самом низу дороги снова был крутой поворот, вокруг рощи. Пройдя этот поворот, Рита неожиданно оказалась перед тем, чего искала. С первого взгляда она увидела, что мистер Соусвод стоял на своих ногах, со второго – что лошади тоже спокойно стояли. Рита едва ли видела ещё что-то. Она стремилась вперёд, всё ещё бегом, пока оказалась рядом с мистером Соусвод, здесь она становилась и посмотрела на него. Побелевшие губы её были раскрыты, а в глазах вопросительная мольба. И хотя она видела его стоящим, живым, была не в состоянии освободиться от сковавшего её жуткого страха возможной катастрофы. . Он встретил её напряжённый взгляд и улыбнулся. - Со мной всё в порядке, - сказал он. - Не покалечились? - Нисколько. Он смотрел на неё с удивлением, так как её лицо поразило его. Он увидел, что в нём произошло изменение, которое было глубже простых дружеских отношений, даже тёплых. Он увидел в её глазах вспышку неимоверной радости, и что было ещё больше, скорбное выражение линий её красивого рта. Человек в такие моменты бывает очень откровенным, в выражении своих чувств. Мистер Соусвод всё ещё держал вожжи задыхающихся лошадей, коляска лежала на некотором расстоянии совершенно разбитая, они были очень далеко от дома. Обо всём этом он забыл и действовал подчиняясь неожиданному вспыхнувшему чувству, которое за себя не отвечает. Он обнял Риту одной рукой, наклонился и поцеловал дрожащие губы. Волна крови, почти с болезненной силой, бросилась в лицо Риты, а глаза опустились и не могли встретить его взгляда. Она готова была разразиться слезами – естественный способ облегчения для женщин при нервном перенапряжении, но поцелуй повернул поток чувств в другом направлении, и чувство восторга и боли было встречено всепоглощающим сознанием. Выдала ли она себя? Почему он это сделал? Рита не была искушённой в мире, не искусна в каких-либо способах уклонения или трюке искусственной игры. Если бы она была,… если бы она ответила на его проявление с лёгким холодком, беспечным смехом, или отмахнулась бы с насмешливыми словами…. Она бы сделала всё это, если бы не


257

была предельно искренней и честной, согласно естественному женскому инстинкту самосохранения, или сохранения своей тайны. Он бы подумал, как думал и раньше – она любит меня как ребёнок. - Но крайняя растерянность и пленительное движение бровей, пронзили его сердце безошибочным открытием. Вместо того чтобы отпустить её, он обнял её обеими руками и нежно прижал к себе. Но разум Риты не был настолько ясным в это мгновение, как его. Она не поняла его действий, и поэтому истолковала неправильно. Она смело постаралась освободить его, от казавшейся ей чрезмерной благодарности. - Меня не за что благодарить, мистер Соусвод, - сказала она. – Любой друг переживал бы на моём месте. - Правда? Рита, а ты переживала просто как друг? Рита смутилась, и колебание продолжалось, пока достигло красноречивого ответа, и руки державшие её, прижали её крепче. - Но я не понимаю… - только и смогла выговорить она. - Ты не понимаешь? Я понимаю. Я думаю, что смогу помочь тебе понять тоже. Но объяснение его было без слов, и убеждения были совершенно непонятными для Риты. - Но, мистер Соусвод! – что вы имеете в виду? – наконец смогла выговорить она, стараясь освободиться. - Я имею в виду, что ты принадлежишь мне, и я принадлежу тебе, до конца дней нашей жизни. Вот что я имею в виду. - А вы в этом уверены? - Да, - проговорил он с тихим смехом, - и ты тоже. Когда ты и я имеем что-то в виду, мы знаем. Рита удивлялась, что он имеет в виду, и удивлялась, как он мог знать, что она имеет в виду? Неужели она как-то выдала себя? Но как? Она чувствовала себя очень смирённой и в то же время гордой. С одной стороны оценивая полноту женского сердца и жизни, которые она могла предложить, как должна каждая женщина, с другой стороны сознавая, что она недостаточно достойна этого. Стыдясь того, что её секрет был разгадан, и в то же время слишком честная и благородная по природе, чтобы прибегнуть к нечестной попытке обмануть. Она стояла и на лице её сменялись свет и тени в прекрасной женственной манере; но в основном свет, застенчивой скромности и наполовину завуалированной радости. На её уста напрашивались пятьдесят вещей, которые она хотела сказать, но она не могла произнести ни слова, и уже мечтала, чтобы тишина была нарушена. - Как вы узнали, мистер Соусвод? – наконец выпалила она вопрос, который интересовал её очень сильно. - Узнал что? – спросил он. - Я имею в виду… вы знаете, что я имею в виду! Я имею в виду,... теперь вы приехали… что заставило вас… говорить то, что вы сказали? Я имею в виду! Это, не так ли? Я имею в виду, какое оправдание вы думаете, вы имеете? Мистер Соусвод снова засмеялся своим тихим смехом. - Нуждаюсь ли я в оправдании? - Да, за такие поспешные выводы. - Говорят, что женщины всегда так поступают. - Не в такие моменты. - Возможно нет. Конечно же, ты не сделала этого в настоящем случае. - Почему же вы это сделали? Пожалуйста, ответьте мне! Мистер Соусвод, а вы уверены в том, что имеете в виду? Вы не думали ни о чём подобном, когда мы сегодня отправлялись кататься? – Рита говорила с огромной и болезненной трудностью, но она чувствовала, что должна всё сказать.


258

- Я думал об этом, Рита, но я не был уверен в тебе. - В каком смысле? - Я знал, что ты не равнодушна ко мне, даже очень, но я считал, что это всего лишь детская привязанность, которая быстро испарится, как только соответственное предложение будет сделано твоему сердцу. - А почему же вы теперь так не думаете? – спросила Рита, и пламя сознания вспыхнуло даже у неё на лбу. Но мистер Соусвод только мягко засмеялся, и снова поцеловал её нежно и благоговейно, хотя и очень уверенно. - Я ничего не сделала… - сказала Рита, дрожа и немного расстроенная. - Ничего, только была искренней, чистой и естественной, и так я получил ответ на свой вопрос, который я бы не решился задать. Миссис Пурселл спрашивала меня сегодня, не собираюсь ли я на тебе жениться, и я сказал нет, потому что я ни за что не позволил бы тебе выйти за меня замуж с проходящей детской страстью, и потом обнаружить, что твоё женское сердце не было отдано мне. Но теперь, если у меня будет возможность, я дам ей другой ответ. - Но, - смущённо произнесла Рита, - я думаю, что вы в одном ошибаетесь. Я не думаю, что мои чувства как-то изменились, с тех давних пор. - Тогда, отдаёшь ли ты мне своё женское сердце? - Вы думаете, что я вам его не отдала? Но я думаю, что отдала вам всё, что имела. И хотя я изменилась, чувства мои не изменились. - Я принимаю, - сказал он. – А что я имею для тебя, я позволю говорить об этом моей жизнью. Теперь мы должны постараться добраться до дома. Освободившись из рук, которые держали её всё это время, Рита в первый раз огляделась. Тихо стояли лошади, после своего бешеного бега с холма, ещё тяжело дыша, и чувствуя напряжение, что можно было определить по движению их ушей и наклонам головы. То, что было раньше фаэтоном, теперь превратилось в кучу дров. - Как это случилось? – воскликнула Рита, от неожиданной спазмы ужаса, она ухватилась за руку мистера Соусвод. Он рассказал ей, что было началом происшествия. - Какая беспечность! Но как вы смогли избежать? И как получилось, что коляска так разбилась? - Я знал, что будет впереди, когда на холме лошади неожиданно остановились и я увидел конец дышла на земле. Я знал, что они буду стоять только одну секунду, и сказал тебе выпрыгнуть. Ты повела себя очень правильно. - Я ничего не сделала, - возразила Рита. – Тон вашего голоса, когда вы сказали: «Прыгай», был таким, или в нём было что-то, что я не в состоянии была не послушаться. Я совсем не хотела прыгать, но у меня не было выбора. А потом?... - Затем последовало то, что я ожидал. Ты видела, как мы помчались вниз с холма, но к счастью дорога повернула и ты не могла нас больше видеть. Я не знаю, как мы домчались так далеко, но наконец, конец дышла упёрся в камень на дороге, застрял и коляска просто перевернулась, благополучно выбросив меня, а сама разлетелась в щепки. - Благополучно выбросила вас! – воскликнула Рита, бледнея. - Разве я не выгляжу невредимым? – спросил он, улыбаясь. - И вы так спокойны, словно ничего не случилось. - Я? Напротив, я чувствую невыразимую теплоту в области моего сердца, словно случилось что-то очень необыкновенное. А теперь, Рита, мы должны идти домой. Сколько это миль, я не знаю. - Я мне всё равно! – сказала Рита. – Но как вы смогли держать вожжи всё это время? Или вы поймали их потом? - Нет, я их держал всё время. Это был единственный способ, чтобы сохранить лошадей. - Но они же бежали! Как вы могли?


259

- Я не знаю, только то, что необходимо делать, обычно возможно сделать. Остальной путь мы пойдём спокойно. Но не известно, было ли это так, и они тоже не обращали внимания, как они шли. Возможно быстро следуя за лошадьми, которые всё ещё были беспокойными и с некоторым опасением, что предстоит долгий путь. Когда они выезжали, им изредка встречались фермерские дома, а теперь ничего подобного не было. Дорога была пустой, пробегая между местами скалистой и каменистой почвы, оставленная в своём природном состоянии, с небольшими рощами по бокам. Но что это была за прогулка! Мягкий, тёплый октябрьский свет украшал даже бесплодные пятна земли, и превращал листву леса в кластеры красоты. По мере того, как свет тускнел, все оттенки становились мягче, листья и стволы издавали пряные ароматы, и сгущающиеся сумерки, казалось, окутывали идущих, обеспечивая им более уединённый собственный мир. Скоро над ними в тёмно-синем небе стали загораться огоньки, они смотрели на них так тихо и мирно, словно посылая путникам свои сочувственные лучи. Путники почти не разговаривали, и то ни о чём серьёзном, а так о всякой мелочи. Рите подумала, что возможно в будущем у неё не будет более приятной прогулки, чем эта. Разве может жизнь быть лучше? И она была бы права, если бы была подобной многим, кто не знает ничего драгоценнее, чем земная любовь, которая для неё была в состоянии расцвета. Но Рита была неправа; ибо для людей, посвящённых, как эти двое, на служение Христу, радости жизни находятся на восходящей шкале; опыт приносит больше, чем время отнимает. Привязанность, имея совместный объект за пределами и выше друг друга, никогда не устаёт и не черствеет, и никогда не знает разочарования или пресыщенности. Труд в жизни приносит прекрасные плоды, а свет небес в их хождении сияет всё ярче и ярче. Только по их собственной вине, может случиться, если их завтра будет не лучше, чем сегодня. В настоящий момент Рита была вполне довольна, она шла, мысленно перебирая множество вопросов, накапливая материал для будущих бесед. Она была рада, что мистер Соусвод не начал этот разговор сейчас. Что же касается мистера Соусвод, он уделял внимание своим лошадям, а так же ей, но если и говорил, то это были лишь короткие замечания о неровности дороги, или прекрасных оттенках в вечернем небе. - Добрый вечер, мистер! – крикнул конюх, когда они подошли довольно близко, и он увидел их способ путешествия, - что случилось с вашим фаэтоном? Я не смог с ним ничего сделать. - Тогда где же он? - Я думаю, миль пять отсюда, покоится у подножия холма. - Разбитый, да? - Он никогда больше не будет ездить. - В чём дело? Почему это? – закричал хозяин гостиницы, выходя из помещения. – Что случилось, сэр? - Я не знаю, - ответил мистер Соусвод, - но где-то был недосмотр, или конюх выполнял свою работу с закрытыми глазами, или кожа упряжки была непрочной, или кузнечная работа, я не знаю. Дышло выпало, когда мы спускались с крутого холма, конечно же фаэтон разлетелся в щепки. Я мог спасти только лошадей. Хозяин гостиницы был в сильном гневе. - Сэр, сэр, - проговорил он заикаясь, - это ваша версия. - Точно, - сказал мистер Соусвод, - это моя версия. - Как это могло произойти? Вы вероятно сильно гнали, я предполагаю.


260

- Ничего подобного. Холм был крутой, в упряжке выпало дышло и лошадей понесло. Вы не можете ожидать, чтобы лошадей не понесло и, конечно же, фаэтон разлетелся в щепки. - Кто в нём был? - Я был в нём. Леди выпрыгнула, прежде чем их понесло. - Вы что, не сообразили выпрыгнуть тоже? - Я сообразил не выпрыгивать, - ответил мистер Соусвод с лёгким смехом. – Таким образом я спас ваших лошадей. - Думаю, что вы хотите, чтобы я принял это в качестве оплаты за фаэтон, и поверил вашей истории? Но вы рисковали, сэр, вы рисковали. Когда я отправляю коляску, то с ней посылаю и конюха, и это ответственность наездника, кто бы он ни был. Я ожидаю, что вы мне всё возместите, сэр. По другому я не могу. Фаэтон был в хорошем состоянии, когда выезжал со двора, и я ожидаю, что вы доставите его обратно в хорошем состоянии, чтобы не было потерь. Иначе мой бизнес не будет успешным, сэр. Вы должны восполнить повреждение, если вы джентльмен или даже не джентльмен. - Успокойтесь, и дайте мне поужинать. Если ужин будет хорошим, мистер хозяин, то можете записать фаэтон тоже на мой счёт. - Вы заплатите за него, я предполагаю? – воскликнул взволнованный хозяин, когда его гость отвернулся. - Я всегда оплачиваю мои счета, - сказал мистер Соусвод, поднимаясь по ступенькам гостиницы. – Пойдём, Рита, и что-нибудь перекусим. Ужин уже давно прошёл, и потому весь большой зал столовой занимали только они вдвоём. Это была та самая комната, в которой Рита ела свой уединённый завтрак в первое утро своего прибытия. Теперь же, когда она и её друг заняли свои места за одним из небольших столов, девушке казалось, что она попала в зачарованную страну. Хранилища драгоценностей Аладдина в его глазах не были приятнее, чем для неё столовая в этот вечер. Она не должна заботиться о своём ужине, всякая забота прошла. Однако что-то не давало Рите покоя. - Мистер Соусвод, - сказала она, как только они сели за стол. – Ведь это же не ваша вина, что случилось с фаэтоном. - Нет. - Тогда вы не должны платить за него. - Я думаю, что для этого несчастного человека потеря будет больше, чем для меня, Рита. - Да, но справедливость есть справедливость. Сделать подарок, это одно, платить несправедливые взыскания, это другое. Вы позволяете им обвинять вас. - Я не знаю, не справедливо ли это. А мир стоит того, чтобы за него платили, даже если фаэтон этого не стоит. - Сколько вы думаете это будет? - Я не знаю, - с негромким смехом ответил он. – Тебя это волнует? Рита сильно покраснела. – Это выставляет вас в неправильном свете, - сказала она. – И мужчина был очень наглым. - Узнаю твою старую логику справедливости. Разве ты ещё не научилась, что нужно уступать в этом мире, чтобы жить спокойно? Никакая сумма, которую человек назначит не сравнится с тем, что значит для меня этот разбитый фаэтон, Рита!


261

Глава 31

Дискуссия

Гостиная, куда они пришли после ужина, была настолько приятна, насколько может быть в сельской гостинице. Это была пустая комната, по примеру загородных гостиниц, но в которой ярко горел огонь, повсюду разливая блески комфорта. Более того, это была уединённая комната, которая была исключительно для них. - Что же дальше? – Думала Рита. Мистер Соусвод подал ей стул, пошевелил дрова в камине, затем стал у камина, спиной к огню, так что лицо его было в тени. Возможно он разглядывали лицо Риты, которое ярко освещал огонь. На её лицо было очень приятно смотреть с его яркостью, смягчённой прекрасной вуалью скромности и некая безошибочная благодатность спокойствия, выражающаяся в уголках рта и линиях бровей. Оно отвечало всем требованиям придирчивого мужчины. В лице отражался разум, достоинство, утончённость, чуткость и откровенность, и наблюдатель почти забыл о том, что намеревался делать. У Риты было достаточно времени, подумать не один раз: - что следующее? - Мне кажется, Рита, нам нужно о многом поговорить, - наконец сказал мистер Соусвод. – Хотя у нас мало времени. С чего начнём? - Я думаю, - сказала Рита, - первое, это я должна вернуться в школу. - Я предполагаю, что ты должна! – сказал он, – но сказал это таким тоном, что Рита рассмеялась. - Конечно же я должна! – сказала она. – Я ничего не знаю, … только самое начало. - Да, - повторил мистер Соусвод, - на один год ты должна вернуться, я думаю. На один год… После этого, я дольше ждать не буду. Остальные уроки ты будешь проходить со мной. - Вы знаете, что мне это больше всего нравится, - тихо сказала она. - Возможно я повезу тебя в Германию. - В Германию!... - Это подходящее место, чтобы учить немецкий. Или учить что угодно. - Нужно ли ехать во Францию, чтобы учить французский? – спросила Рита с нервным смехом. - Мы не должны быть слишком долго от дома. Но год… или до следующего лета, школа заканчивается летом, не так ли? - В июне. - Итак, один год, или восемь месяцев, я едва ли буду видеть тебя. Мы должны о многом переговорить сегодня. - А где вы будете, мистер Дигби? – робко спросила Рита, пока он садился рядом с ней. - Не так далеко, но в этот период в глазах мира, я буду исполнять роль опекуна, а не влюблённого. - О, да, конечно! – искренно подтвердила Рита. – По многим причинам. - Кроме того, я не буду исполнять эту роль сегодня. Рита, я думаю, что сейчас будет лучше вернуться к миссис Мовбрэй, на следующие восемь месяцев. Ты с этим согласна? - О, да, мне это очень нравится! Если вы не против. - Произошли изменения с тех пор, как мы сегодня говорили об этом. - Да! – проговорила Рита, задыхаясь. Было что-то, что она хотела сказать, но в этот момент не могла говорить. Она не могла нарушить сладость момента, в котором они находились. Детали могли подождать. Мистер Соусвод видел, что девушка слегка взволнована, стеснялась и


262

нервничала, хотя без сомнения была очень счастлива. Он взял её за руку, держа её в крепком спокойном рукопожатии, словно уверяя её в осязаемой реальности её нового счастья. – Теперь, - предложил он, - расскажи мне о себе… о всех этих годах. - Я уже частично рассказала. - Да, расскажи мне другую часть. Я хочу знать сейчас всё. - Я боюсь,… это может вам наскучить. - Что за дом был у тебя, когда ты жила с тётей? - Неприятный. Это была частично моя вина. Я не была терпеливой, не была нежной и тихой… как вы говорили мне быть. Я приходила в ярость на неё и на обстоятельства. - Что она делала? Тогда Рита рассказала ему всю историю, совсем не щадя себя, пока он не составил представление о том, как прошли её три года жизни, какую роль в этом играла миссис Мовбрэй и какую миссис Басби. Только одну вещь Рита не рассказала ему, это эпизод с чулками. Он слушал молча, только иногда помогал ей своими вопросами, всё это время крепко держа её за руку. Рита чувствовала это пожатие, и знала, что оно значит, она просто изливала своё сердце. Когда она закончила, он всё ещё продолжал молчать. - Что мы должны сделать для миссис Мовбрэй? – спросил он. - Вы ничего не сможете сделать для неё, - сказала Рита. – Благодарность ничего не значит, и ничего невозможно сделать кроме этого, … разве только она будет очень больна и останется на моём попечении, но я этого ей не желаю. - Возможно она когда-нибудь оставит свою школу, и мы уговорим её приехать в Англию, чтобы она жила с нами. Рита вздрогнула и одарила говорящего одним из своих сверкающих взглядов. Своего рода восторг от этой мысли и восхищение с всплеском искренней любви, сделали её лицо сиянием радости. Мистер Соусвод улыбнулся, и начал говорить о доме, о котором он упоминал. Он описал его Рите, набрасывая план дома для неё и рассказал ей о людях, в окружающих районах. По его словам, дом не был великолепным или величественным; но большим, удобным, старым и довольно живописным по внешнему виду; стоял он посреди обширной и очень красивой территории, где искусство не мешало природе. Он сказал Рите, что надеется, что дом ей понравится. Рита опустила глаза и ничего не отвечала, но на его взгляд была очень серьёзной. Он продолжал рассказывать ей о себе и о своём бизнесе. Его дедушка, отец и теперь он были владельцами большого производства, здания которого составляли почти деревню, находившуюся в трёх милях от дома, там было очень много рабочих. - Разве это не хлопотно? – спросила Рита, забывшись в этот момент. - Нет. Почему это должно быть хлопотно? - Я читала так много в газетах о забастовках, и разногласиях между владельцами и рабочими в этой стране. - У нас никогда не было забастовки, и никогда не было разногласий. - Это хорошо, но как вы смогли? Я предполагаю, что могу догадываться! Они все делают то, что вы им говорите. - Я не говорю им ничего неразумного. - Но всё же, невежественные люди не всегда понимают, что благоразумно. - Это правда, что и является нашим золотым правилом, по которому мы поступаем, тогда руководит мощь разума или господство закона. - Но как вы справляетесь, мистер Дигби? - Я надеюсь, что не всегда буду мистер Дигби?


263

- Этот год… - пробормотала Рита. - Этот год! Я не имею в виду просить от тебя ничего неразумного тоже, но я бы хотел, чтобы ты помнила, что всё изменилось, - сказал он, забавляясь. - Да, я буду, - смущаясь, ответила Рита… - Я буду помнить, я помню, но пожалуйста, расскажите мне о ваших людях на производстве. - Что именно? - О том, как вы управляете, как они работают, да что-нибудь! - Ну… работа начинается в шесть утра, и продолжается два часа, или чуть меньше, потому что колокол звенит, чтобы они мыли руки перед завтраком. Для этого есть помещения с водой, мылом, полотенцами и всем необходимым. Затем они собираются в столовых, где их завтрак уже готов, или если они предпочитают приносить свою пищу, там им подогревают. В этом принуждения нет. - А что у них на завтрак? - Кофе, чай, хлеб, овсяная каша с молоком или сиропом… всё по низкой цене, и всё свежее. Есть повара, а девочки и мальчики обслуживают столы. У них время до половины девятого, но это не только для еды, вторые пятнадцать минут они могут ходить и общаться. В половине девятого начинается время для молитвы. Один из управляющих проводит служение в церкви, читают Библию, поют гимны и затем короткая молитва. В девять часов все снова приступают к работе. - У них целый час хорошего отдыха, - заметила Рита. – Вы сказали в церкви? У вас что, есть для них церковь? - В середине фабрики. Это небольшое красивое здание, в старом английском деревенском стиле, мне оно нравится. - Я осмелюсь сказать, что людям это нравится, - сказала Рита. – Для них оно должно быть красивым. Мне кажется ваши работники никогда не захотят уходить от вас, мистер Соусвод. - Они не уходят. И как я уже сказал, о забастовке вообще не возникает вопрос. Но у нас никогда не бывает плохой бизнес. Работа выполняется аккуратно, и уже многие годы хорошо известна, так что мы никогда не заботимся о заказах. Мы не теряем, влезая в долги, не посылаем предупреждений, и не получаем их. Я сказал мы… употребив старое выражение,… теперь это всё в моих руках. - Почему другие люди не достаточно мудрые, чтобы так же организовать работу и успокоиться? - Люди не в состоянии признать свою общую человечность с теми, кем они управляют. Это было основой нашего управления с начала. Но церковь и христианское влияние стало позже… Я должен найти кольцо для этого пальчика, Рита. - Кольцо! – воскликнула девушка. - Да. Разве здесь нет этого обычая? Чтобы люди помнили, на что они обязались?... – сказал он, улыбаясь - О, совсем не обязательно, мистер Соусвод! – торопливо сказала Рита. – Продолжайте, и расскажите мне о ваших работниках. - Что я должен тебе рассказать? - О ваших способах, … и об их отношении. Когда же они обедают? - С часу до двух. У них на это уходит час. Немного после половины второго они снова приступают к работе и работают до шести. Только после половины четвёртого они могу сделать перерыв для чая или кофе. - Я предполагаю, что у вас нет пьяниц? - Не пьют даже пива. Половина людей выполняют работу по своим домам, они приносят её в определённые дни, когда мы угощаем их горячим чаем, кофе и хлебом с сыром, которые они


264

получают бесплатно. Это удерживает их от посещения публичных заведений, и во всём районе не существует пьянства. - Чай и кофе похоже играют огромную роль, - сказала Рита. - Да. Люди, постоянно работающие за машинами, нуждаются в частом отдыхе для тела, что в какой-то степени является и поддержкой для разума. Там где исключены пиво и спиртные, с радостью принимаются чай и кофе. Я не представляю, как бы они справлялись без этого… . Затем, различными путями мы служим людям и заботимся о них, так что похожи на одну большую семью. Когда кто-то заболеет, они продолжают всё время получать половину зарплаты, и при складчине сотрудников, обычно получается полная зарплата. У нас есть больницы, где они могут находиться и питаться, и получать помощь в добавок к их половине зарплаты. Но нет никакого принуждения идти в больницу. И всякий раз когда кто-то из них в трудностях, они приходят к нам за советом, сочувствием и помощью. Отец мой знал их всех лично, я тоже знаю, знала их и моя милая мама, когда была жива. Но теперь там нужна госпожа, Рита, - продолжал мистер Соусвод. – Я не могу делать все, что я хотел бы в одиночку, ни наполовину так хорошо, как должно. Твоё место готово. - О, не говорите так! – воскликнула Рита, переводя дыхание. – Если бы я была пригодной для этого. - Пригодной на это? – сказал он, протянув свою руку к её подбородку и легко проводя пальцами по его нежному контуру. Кровь залила её лицо и оно пылало. - Слушая всё это, я чувствую себя такой маленькой! – сказала она. Это такие великие дела! А кто я? Он приподнял её лицо, не без некоторого сопротивления с её стороны, и ответил ей нежным поцелуем, затем засмеялся. - Ты моя, - сказал он, - а в том, что принадлежит мне, я не позволю никому находить недостатки, кроме меня самого. - Я говорю это серьёзно, мистер Дигби, - пыталась убедить его Рита. - Я тоже говорю серьёзно, и очень хочу, чтобы ты была там. Я хочу твою помощь в школе и с мужчинами, с женщинами и детьми, которые ещё не в школе. Это тоже приятная работа. Они всегда рады видеть меня, а ещё больше обрадуются увидев тебя. - Никогда! – энергично произнесла Рита. – Как называется это место? Вы никогда мне не говорили. - Соусвод. - Соусвод! Так красиво! - Я рад, что ты так думаешь. Я покажу тебе, если смогу, как выглядит дом. Он ещё раньше нарисовал его план, а теперь добавил окружающую среду, говоря о деревьях и о ландшафте вокруг. Подробно описывал ей все детали каждой комнаты, выращивание деревьев, плантаций, кустов. Рита смотрела и слушала, в некоем задумчивом сказочном состоянии удовольствия, средоточия, восхищения и полноты удовлетворения. Тем не менее, её разум не был спокоен об одном моменте, и это очень важный момент; и после того, как вечер закончился, и она осталась одна в своей комнате, она много об этом думала. Рита не могла думать последовательно, это было невозможно, потому что была слишком взволнована эмоционально. Счастье и удивление, странность и сомнение создавали лабиринт, через который Рита не имела ни малейшего понятия как пройти. Тонкая нить чувствительного импульса, часто единственный женский путеводитель или запутыватель. За эту нить она крепко ухватилась и решила, что определённые слова, созвучные этому, непременно должны быть сказаны мистеру Дигби утром.


265

Это не будет ни легко, ни приятно. Нет, совсем нет, но это ничего не меняет. Девушка прихватила с собой в комнату рисунок дома, который сделал мистер Соусвод, она всегда будет его хранить. Для Риты он был очень милым. Она смотрела на него с любовью, с томлением, даже со слезами, но всё равно, решила она будет правильно, это сказать. Она так и сделает, хотя это ранит её сердце. Рита думала об этом, стараясь представить, как сказатьему это, но затем незаметно уснула. Она спала так, слово никакие заботы её больше не касались. Проснулась Рита поздно, торопливо одеваясь она нервничала и думала о предстоящем разговоре. Говорить будет очень трудно так, чтобы её слова достигли цели, но Рита была убеждена, что это необходимо было сделать. Лучше перенести любую боль или неловкость, чем ошибиться. Сейчас, или никогда ошибка должна быть предотвращена. Она вошла в общую комнату с сильно бьющимся сердцем. Мистер Дигби был уже там, и новая, смущающая манера его приветствия, почти разбила все планы Риты. Она остановилась, чтобы сосредоточиться. Звонок на завтрак прозвучит через минуту, и тогда всё будет потеряно. Мистер Соусвод пододвинул ей стул, и повернулся, чтобы собрать со стола бумаги, с которыми он работал. - Который час? – спросила Рита, чтобы проверить присутствие голоса. - Почти время завтрака, если ты спрашиваешь об этом. Ты проголодалась? - Я… не знаю, - ответила Рита. – Мистер Дигби… Мистер Дигби довольно хорошо знал её и тон её голоса, чтобы быть почти уверенным, что она сейчас скажет. Он просто ответил: - Что, Рита? - Я хочу вам сказать что-то, … Но ей вдруг не стало хватать воздуха. Он подошёл, обнял её и сказал, чтобы она продолжала. - Мне не легко говорить… то, что я хочу сказать. - Я не стремлюсь сделать это легким. - Почему же? – спросила Рита, неожиданно глядя на него с таким невинным, жаждущим, вопросительным взглядом, что он очень желал резко прекратить этот разговор. Но у неё что-то было на уме, и лучше, чтобы она от этого освободилась, поэтому он взял себя в руки. - Продолжай, Рита. В чём дело? - Я едва могу говорить с вами, мистер Дигби. Я думаю, если я стану вон там, возле окна, чтобы между нами было расстояние, я смогу выразить это лучше. - Я не собираюсь допускать между нами никакого расстояния, ни по какой причине. О чём ты думаешь? - Это, мистер Дигби. Я думаю… я боюсь… я думаю, возможно, вы поторопились вчера сказать мне всё это, и потом вдруг поймёте, что это не самое лучшее… - Что? - Я… для вас, - смело произнесла девушка, хотя щёки её пылали, и каждая клеточка тела дрожала. Он чувствовал её переживания. – Я думаю… может быть… вы поймёте это через время, я бы хотела, чтобы вы поняли это сразу. Я предлагаю…- торопливо продолжала она, заставляя себя говорить всё, что намеревалась. – Я предлагаю, оставить всё так, словно вы мне ничего не говорили, оставить так, как было раньше… на год… я имела в виду до следующего лета. И тогда, если вы поймёте, что вы не ошиблись, вы мне об этом скажете. Теперь она слегка побледнела, и губы её немного дрожали. После короткой паузы, которую мистер Дигби не нарушил, она продолжала… - А пока, мы никому ничего не будем говорить об этом. - Я скажу миссис Мовбрэй в первые же пять минут, в которые окажусь в её обществе, - сказал он. Рита снова глянула верх, но тут же опустила глаза. Напряжённые линии бровей и губ расслабились, и на лице снова появился румянец.


266

- Относительно миссис Басби ты можешь поступать, как захочешь. Ты не знаешь меня ещё, Рита… моя маленькая Рита! Ты думаешь, что я сказал бы любой женщине то, что сказал тебе вчера, не зная, что у меня на уме? - Нет, - едва слышно ответила Рита. – Но я думала, что я такая неподходящая, что не знала, что и думать! Я знала, что должна поговорить с вами. - Ты смелая девушка, - нежно сказал он, - и моя самая милая. – Он снова позволил себе поцеловать её. – И это всё, Рита? - Да, - прошептала она. - И тебя больше ничто не смущает? - Нет. - Тогда пойдём завтракать. На завтрак не желательно идти, пока что-то есть на уме. Только на моём уме то, что июнь ждать слишком долго! Однако Рита очень хотела, чтобы это было так. Ей необходимы были все эти месяцы, чтобы учиться, работать, размышлять, и готовиться насколько возможно к тому, что было впереди. Поезд отходил только в одиннадцать часов. После завтрака Рита села подумать, но больше не о беспокоящих её вопросах, пока мистер Соусвод заканчивал письмо, начатое раньше. Когда он стал складывать свои бумаги, она подошла к нему с вопросом. - Мистер Соусвод, что вы думаете для меня будет лучше изучать в этом году? Он не улыбнулся, потому что если вопрос и был задан по детски, он был уверен, что работа будет выполнена по-женски. Он тихо спросил: - Какая вообще твоя цель возвращения в школу? Ответа не было, пока он ни поднял глаза, и увидел, как очаровательный румянец разлился по девичьему лицу. - Чтобы вам не было за меня стыдно. - Этот вопрос никогда меня не интересовал, - сказал он, стараясь оставаться серьёзным. - Но меня он в самом деле тревожит. - Позволь мне задать следующий вопрос. Ты ожидаешь, что целью твоей жизни будет угодить мне? - Я предполагаю, что так, - сказала Рита, краснея сильнее, но говоря честно, как было у неё в привычке. – Для меня это не будет новым. - Я думаю, что это будет ужасно скучно, - сказал он с деланной сухостью. - Напротив! – сказал Рита. – Это как раз избавляет жизнь от монотонности. – Затем её лицо запылало, но она не могла подобрать слов. - В принципе правильно, - сказал он, улыбнувшись, - но на практике неправильно. - Почему, мистер Дигби? – спросила Рита, немного сбитая с толку. Он отбросил свои письма в сторону, подошёл и сел рядом с ней. Обняв её за плечи, ответил вначале своим молчаливым ответом, который, иногда, говорит гораздо больше, чем слова. - Я был бы весьма жалким, - сказал он, - если бы не оценивал эти слова во всей их полноте, которые для меня превыше всякой ценности. Я знал тебя раньше, и как много они значат. Но, Рита, это не должно быть правилом твоей жизни… и ни моей. - Почему нет? – застенчиво спросила она. - Потому что мы оба слуги одного Господина, которого мы любим больше, чем даже любим друг друга. Любили ли они? Любила ли она? Рита подпёрла голову рукой и задумалась. Любила ли она Господа больше? Или, поскольку её сердце переполнялось преданностью, которую она с таким удовольствием отдала мистеру Дигби, может быть, она рискует поставить эту преданность на


267

первое место? Он так не делает. Нет, он никогда не сделает такой ошибки, но она?... мистер Соусвод продолжал: - Это сделает жизнь намного мельче, чем я бы хотел для тебя или для себя. Нет, первый Христос и служение Ему, Ему честь, угождать Ему и исполнять Его волю прежде всего. После этого, нет ничего дороже и ничего, чему мы обязаны больше, чем друг другу. Так как она молчала, он ласково спросил: - Что ты на это скажешь, Рита? - Конечно же, вы правы. Только… я не прошла настолько вперёд, насколько вы. - Ты только начала, но мы устанавливаем прицепы. Я хочу, чтобы этот был установлен чётко и полностью, чтобы мы каждый шаг сверяли по нему. - Каждый шаг? – повторила Рита, поднимая на него глаза. - Ты этого не понимаешь? - Нет. - Это правило всего моего хождения. Я хочу, чтобы это было и твоим правилом. Позволь мне задать тебе вопрос. Сознавая всё, что Христос сделал для нас, чем мы Ему обязаны? - Чем? … ну конечно же… всем! – ответила Рита, глядя на него. - Что ты имеешь в виду под словом «всем»? Нет ничего лучшего определения терминов. - Что может «всем» значить, кроме как всем? - Существует общее мнение среди многих христиан, что всё не включает мелочи. - Между христиан? - Между многими, которые так называются. - Но что вы имеете в виду? - Знаешь ли ты, что есть такие вещи, как говорить «да» в общем, и «нет» в частности? Что в твоём понимании включает в себя «всё»? - Конечно же абсолютно всё! - Таково и моё понимание. Тогда мы должны нашему Господу всё, что у нас есть? - Да, - сказала Рита с лёгкой нерешительностью. Мистер Соусвод улыбнулся. - Это в точности Библейское понимание. «Ибо любовь Христова объемлет нас, рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего». - Но что включает в себя «жить для Него»? - Давай узнаем, если сможем. Открой книгу Левит 14 главу и прочти 14 стих. Это указания для очищения прокажённого, который был исцелён от своей проказы. – Он подал ей свою Библию и она прочла: «И возьмёт священник крови жертвы повинности, и возложит священник на край правого уха очищаемого и на большой палец правой руки его и на большой палец правой ноги его; и возьмёт священник из лога елея и польёт на левую свою ладонь; и омочит священник правый перст свой в елей, который на левой ладони его, и покропит елеем с перста своего семь раз пред лицом Господа; оставшийся же елей, который на ладони его, возложит священник на край правого уха очищаемого, на большой палец правой руки его и на большой палец правой ноги его, на места, где кровь жертвы повинности»; - Я не понимаю значения этого, - сказала Рита. - И всё же оно очень простое. … Голова, руки и ноги, весь человек и каждый член его тела был очищен кровью жертвы, и везде, где коснулась искупительная жертва, там же должно быть помазано и елеем. Голова, и рука и нога, весь человек был очищен и помазан Господу. - «Где кровь жертвы повинности»… О, я вижу теперь. И как это прекрасно! И довольно просто. - Открой теперь Послание к Римлянам 12:1


268

«Итак умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего», - Это тебе понятно? - Частично, я думаю только отчасти. - Священник в то время приносил всего овна или бычка на жертвенник, как символ целостности, с которой поклоняющийся отдавался Богу. Вся жертва поглощалась огнём, и поднималась к небу в дыме и аромате, всё, кроме остатков золы. Мы же, живая жертва, отданная полностью, но отданная в жизни, и со всей нашей жизненной силой на служение и существование для Бога. - Да, - сказала Рита. – Теперь я вижу. - Довольна ли ты тем, что видишь? - Я думаю, что да. У меня аж дыхание перехватывает. - Почему? - Должно бы жить так - очень трудно. - Нет, если мы не любим Христа. А если мы любим Его, то жить по другому просто невозможно. - Это я понимаю, - произнесла Рита после паузы. – Но я не совсем понимаю, к чему вы клоните. - Я клоню к чему-то очень серьёзному, потому что я не знаю понравится ли тебе то, что нравится мне в этом случае. В глазах Риты мелькнула невинная бессознательная реакция на эти слова, ясно сказав, что ничего другого ей и не будет нравится. Это было настолько невинно и бессознательно, но вместе с тем так красноречиво, показывая, какое он занимает у неё место, что мистер Соусвод мог бы улыбнуться, но улыбнулся про себя. Он не хотел отвлекаться и не позволял ей отвлечься от вопроса, который, по его мнению, был серьёзным. Он хотел бы, чтобы она также приняла решение по существу вопроса; и полагал, что это будет сопряжено с определёнными трудностями. Природа Риты была так страстно верна её господствующей привязанности, что, как он знал, честный взгляд её глаз говорил лишь простую правду. Мистер Соусвод выглядел серьёзным, хотя он мог охотно ответить тем же на милое выражение её глаз. Всё же он сохранял свою серьёзность и сдержанность, продолжая свою работу. - Прочти ещё одно место, - сказал он, - 1 Коринфянам 6:20 «Ибо вы куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божии». Это снова слова как в книге Левит, - сказала Рита, - голова, рука и нога искуплены. Рука и нога, и голова принадлежат Искупителю. - Правильно, - сказал мистер Соусвод. – Это не трудно понять. Вопрос стоит, согласны ли мы с этим? - Почему? - Исполнение его стоит очень многого. - Это не много стоит вам, - сказала Рита. – Глядя на ваше лицо, я бы сказала, что это вам вообще ничего не стоит. - Это стоит мне всего, что я имею. - Ну, в какой-то мере… - Правда, - сказал он, встречая её взгляд, - я не считаю ничего своим. - Но, на практике… - На практике я всем пользуюсь, или стараюсь пользоваться всем для моего Господа таким образом, чтобы Ему понравилось, и так будет лучше всего выполнять Его поручения и прославлять Его имя. - И вы не находите это неприятным или тяжёлым? - спросила Рита. – Об этом я и говорю.


269

- Не неприятным и не тяжёлым. Даже наоборот. Я уверен, что нет другого способа предоставить себя и своё имущество, чтобы получить от этого столько удовольствия. Нет, даже не тысячной доли. - Тогда, что же вы имели в виду говоря, что это многого стоит? - Прочти 1 Коритфянам 10:31 «Итак, едите ли, пьёте ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию». Рита прочла и на этот раз не посмотрела на него. - Что ты скажешь, на следование этому правилу? - Вы имеете в виду, ради Христа, - медленно произнесла Рита. Она знала, что готова была следовать любым правилам, ради своего возлюбленного. – Мистер Соусвод, я не думаю, что я когда-либо задумывалась над этим. - Может быть мы займёмся этим сейчас? - О, да, пожалуйста! Но вы мне должны помочь. - Давай будем говорить конкретно. Например, какие вещи, купленные за деньги, доставляют тебе наибольшее удовольствие? Рита посмотрела вверх, с любопытством, и честным размышлением. - Я не знаю, что больше, - сказала она. – Я получаю так много удовольствия от всего, особенно от книг. А от картинок я просто в восторге. И… не смейтесь надо мной, мистер Дигби! Я всегда… я получаю удовольствия от хороших, красивых, удобных, платьев и одежды в общем. Вы тоже, не так ли? Это честное признание вышло за пределы серьёзности мистера Соусвод, и он рассмеялся. Рита тоже засмеялась, но серьёзно ждала ответа. - С тобой говорить, одно наслаждение, - сказал он. – Ты сразу смотришь в цель. И вот мы пришли к этому, Рита. Я думаю, что твои симпатии ко всем указанным вещам полностью оправданы и совершенно верны; и, как ты предполагаешь, я разделяю их с тобой. Теперь возникает вопрос. Слово там употребляется «всё», поэтому сюда входят книги, картинки и платья тоже. К примеру возьмём целый перечень. Желаешь ли ты, покупая платье, шляпку или что-либо ещё, всегда делать это для славы Божьей? - Как это возможно делать? - Подумай. Если это твоё правило, то ты будешь выбирать такое платье, или шляпу, в которой ты сможешь наилучшим образом исполнять своё служение… Божье служение. Тогда ты будешь выбирать не для того, чтобы произвести впечатление, чтобы привлечь внимание или восхищение, похвалиться своим богатством, или показать, что одежда занимает все твои мысли. Это должно быть то, что отвечает утончённому вкусу, что тебе идёт и подчёркивает твои хорошие качества самым лучшим образом; оно не должно стоить больше, чем действительно необходимо для этих целей, потому что у Господа есть более важная цель для Его средств. Возможно, я скорее преувеличиваю, чем преуменьшаю важность хорошей одежды; это несомненная сила; но действительно хорошая одежда делается для Христа, так как его слуга и управитель одевается для Его служения. Нет необходимости использовать больше серебра и золота Господа, чем нужно, потому что это было бы неверность в управлении. - Но это делает одевание благородным искусством! – воскликнула Рита. – Она жадно смотрела в глаза говорящего, оценивая его слова быстрым воображением. - Примени эти принципы во всех отношениях, и посмотришь во что превратится твоя жизнь. - Во славу Богу. В Библии даже написано о еде и питье? - Да. - Ну а как это, мистер Соусвод?


270

- Если взять еду и питьё, то это относится к домам, в которых мы собираемся, и столам, которые мы накрываем. - Да, но вы идёте немного быстрее, чем я могу следовать, - сказала Рита. – Прежде всего, мне кажется, что в основном люди не рассуждают так, как вы. - Я тебе об этом говорил. - Почти никто. - Почти никто! - Тогда, это невозможно… - Я слишком требователен? Ты читала Библию сама, что ты думаешь? Рита молчала. Возможно ли, чтобы христианский мир, почти весь, был неправ, а только мистер Соусвод прав? Должны ли правила применяться так скрупулёзно? Она сомневалась. Библейские слова, вне сомнения, … но тогда почему другие этого не видят? - Прочти Римлянам 12:1 снова. Рита прочла, и молча смотрела на него. На лице мистера Соусвод была лёгкая улыбка. Он не выглядел, думала она, как человек чувствующий себя беднее от того, от чего отказался. - Ну? – сказал он. - Ну, я часто это читала, - сказала Рита. – Я знаю слова. - Была ли ты им послушна? - Я… не знаю. Боюсь, что нет. - Когда человек представляет своё тело в жертву живую, остаётся ли у него ещё то, что можно отдать? - Почему нет? - Подумай. В этом случае его руки принадлежат Господу. Они не могут делать ничего несовместимого с Его использованием их, или препятствовать Ему. Всё, что они будут делать прямо или косвенно, будет для Него. - Да, - сказала Рита. – Тогда получается, что ничего для себя? - Всё, что будет подходить для служения, или помогать ему в этом. - Но например. Мне очень нравится изящная работа, - сказала Рита. - Бесполезная изящная работа? - Боюсь, что вы назвали бы её так. - Не обращай внимания на то, как бы я её назвал, - сказал мистер Соусвод, засмеявшись, потому что Ритины честность и прямота восхищали его. – Я не знаток изящной работы и говорю в неведении. Что это такое? - Некоторые из них совсем не применимы, - задумчиво сказала Рита. – Это просто сочетание красивых цветов. Конечно же люди должны иметь коврики и накидки, и подушечки, и другие вещички. Мастерить их интересная работа. Но их можно купить дешевле, и они послужат таким же образом. - Тогда возникает вопрос, имея в виду все эти красивые вещички: самое ли лучшее это, куда бы я потратил своё время и деньги? Рита стучала пальцами по столу. - Но человеку же нужны развлечения, - сказала она. – Невозможно же постоянно учиться! - Совершенно верно. Вопрос остаётся, лучшее ли это развлечение, которое можно найти? - Я сдаюсь, - сказал Рита. – Я вижу, что вы думаете. - Не обращай внимание на то, что я думаю… в этот раз, - сказал он улыбаясь. – Задай вопрос по существу. - Я сдаюсь, - повторила Рита. – За исключением некоторых случаев, это занимает ужасно много времени и денег тоже. Но, продолжайте, мистер Дигби, мне становится крайне интересно.


271

- Ты можешь продолжить и без моей помощи. - Но я хочу её. Пожалуйста, продолжайте. - Ты можешь перейти к глазам, ушам, губам и ногам так же, как я сказал о руках. Все они принадлежат Господу. Остаётся ли у меня ещё что-нибудь, что отдать, если я предоставил своё тело в жертву живую? - Нет. Ничего. Но почему я до сих пор этого не видела? - А что ты об этом думаешь, теперь, когда увидела? - Это грандиозно! – задумчиво произнесла девушка. – И красиво. Такая жизнь будет вышита золотыми нитями. Но, мистер Соусвод, всё это сделает человека отличным от всего мира! - Разве Иисус этого не сказал? «вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир». - Да, - медленно сказала Рита, - я вижу. - Как бы ты обставила дом, по этим принципам? – продолжал мистер Соусвод. - Дом? – переспросила Рита. - Да. Предположим старый дом в Соусвод должен быть меблирован, как мы это сделаем? Я хочу, чтобы всё в нём тебе нравилось. - Но по вашим принципам, сказала Рита, мило краснея, хотя и смеясь, - вы бы не обставляли его, чтобы угодить мне, вообще. - А если бы мои принципы были твоими принципами? – сказал он со вспышкой в глазах, которая была удовольствием и развлечением одновременно. - Я никогда не задумывалась над этим. – Скромно сказала она. - Ну, тогда давай задумаемся. Какую цель мы будем преследовать, в меблировке дома? Рита задумалась, немало удивляясь, вся тема была для неё весьма новой. – Я предполагаю, начала она, - нужно стремиться к хорошему внешнему виду… по средствам, … и комфорту семьи, которая будет жить в доме, … и красоте,… и чтобы было приятно. - А служение Господу? - Я не вижу, как это вписывается. - Тогда я должен задать другой вопрос. Для какой цели предназначены дома? Что в них делают, или что можно делать? - Чтобы люди чувствовали себя в них комфортно, могли принимать друзей,… выполнять работу. - Замечательно. Какую работу? - Я не знаю. Это зависит, я полагаю… - Но какая работа назначена в Библии для каждого христианского дома? - Мистер Соусвод, я не знаю. Мне кажется, что я вообще не знаю, что в Библии! - После пяти месяцев изучения? – ласково произнёс он. – Ну, послушай. В Библии написано, чтобы мы не забывали принимать странников. - Странников? - Это самое слово. - Но и конечно-же принимать наших друзей. - Это можно оставить естественной привязанностью. Но наше гостеприимство, там написано, должно быть направлено на бедных, искалеченных, хромых и слепых; для людей, короче говоря, которые не могут воздать нам тем же. - В самом деле? - Христос это ясно выразил. - Я помню это, - задумчиво проговорила Рита. – Но тогда,… но тогда, мистер Соусвод, … никто из людей этого не делает! Он молчал.


272

- Разве у нас не должно быть общества гостей? - Несомненно, если мы можем их принять. - Тогда мы должны развлекать их. - Соответственно Христовым правилам. - Но тогда, особенно если человек богатый, люди будут говорить… - Мой вопрос – что скажет мой Господь? - Тогда, на каких условиях, люди не будут приходить к вам в гости? - Те, кто хочет нас видеть, - ответил мистер Соусвод. – И я должен признаться, что только их я и хотел бы видеть. Люди, которые приходят только лишь для развлечения, могут, с таким же успехом, найти его в другом месте. - Одно совершенно ясно, - сказала Рита, - дом не может быть меблирован для того, чтобы удовлетворить оба вида гостей. - Ещё в Библии мы находим, чтобы принимать в своих домах изгнанных за правду. - Но это уж вы не сможете! Не всегда, - возразила Рита. – Они совсем сюда не подходят. - Конечно же, мы должны быть разборчивыми. Ты не пригласишь бродягу в свой зал. Но мне известно два случая, Рита, в котором несчастный и очень деградированный пьяница был избавлен от пьянства и восстановлен в обществе. Спасён для этой жизни и для вечности, именно таким образом. Он был принят в дом джентльмена, который заботился и доверял ему и терпеливо переносил, пока его преобразование не завершилось. В этих случаях эти личности, правда, были выходцами из уважаемого и образованного класса общества, но в то конкретное время они дошли до пропасти. - Это не лёгкая работа! – сказала Рита, покачивая головой. - Но не тогда, когда думаешь о Христовом «Так как вы сделали». Рита сидела молча. - Хорошо! – наконец сказала она. – Я вижу, что меблировка дома имеет большее значение, чем я когда-либо представляла. - Ты увидела, я так же надеюсь, - с нежностью сказал мистер Соусвод, - чтобы не были исключены для тебя условия комфорта, красоты и приятности. - Я предполагаю, что…- сказала Рита, напряжённо размышляя, - что дом будет отвечать своему назначению лучше, даже среди людей, о которых вы говорили, намного лучше, если он будет красивым, удобным и приятным, исключая лишь роскошь. - Добавь ещё, кроме бесполезной роскоши. - Да, - сказала Рита, - я вижу это. - Затем в Библии написано, чтобы мы проявляли странноприимство без ропота. Это значит, приглашать под кров и комфорт нашего дома любого, кто в какой-то момент окажется в нужде. Приглашать усталых, бездомных, больных и бедных людей. Так что дом и стол должны быть всегда готовы принять и оказать радушие новым гостям. - Я всё это вижу, мистер Дигби, - сказала Рита, поднимая на него глаза. - Я должен сказать, в Соусвод нет никаких украшений, ничего пышного, хотя есть там ценные вещи. Но мне кажется, что дом не нуждается ни в чём, что может пожелать самый изысканный вкус. Я надеюсь, тебе он понравится. - Я думаю, что я поняла полную схему жизни, как вы это представили, - продолжала Рита, робко переходя от личного к общему. - Слуге Христа, который всегда делает работу своего Учителя, можно делать всё, и можно наслаждаться книгами, музыкой и всем остальным если они не будут мешать, но помогут ему в работе. До тех пор, пока он будет ими пользоваться и на том стоять. - Выглядит ли для тебя такая жизнь обременённая ограничениями?


273

- Мне они совсем не кажутся ограничениями, - медленно ответила Рита. - Принимая это в целом, такая жизнь выглядит для меня широкой, щедрой и богатой; а общий путь - беден и узок. - Как же может быть по другому, если это путь Господа, а другой – человеческий? Но люди, которые не пробовали его, просто не знают. - Конечно же нет. - Они не поймут. - Я предполагаю, что они не могут. - И мир обычно не любит то, чего не понимает. - Я думаю, что это можно перенести. - Значит тебе не страшно? - Конечно нет, – сказала Рита. – Но я не имею в виду, что я в том же положении, что и вы, - добавила она серьёзно, – всем моим сердцем я считаю, что это правильно и прекрасно, и уверена, что это счастье, и однако, вы знаете,… - продолжила она, сильно краснея, - мне будет нравиться всё, потому что оно нравится вам, и этого вполне достаточно. Но я теперь буду тщательно изучать этот вопрос. Я никогда раньше об этом не думала… не так. В её словах и манере было достаточно откровенности, достоинства и скромности, чтобы удовлетворить требовательного мужчину; и мистер Соусвод был слишком рад даже прикоснуться к этому прекрасному цветку, показывая, что ему это нравится. Ответил он словами, - Это лишь полностью подражая Христу. – После этого наступила тишина. Через время он снова позволил себе выразить свои чувства в поглаживании её пальцев, которые он всё ещё держал в своей руке. - И вы касаетесь моей руки! – сказала Рита. – Мистер Соусвод, всё это удивительная, экстраординарная история! - Что ты имеешь в виду? - Только подумайте, … только представьте! Всё это, вся история началась с того, что моя мама оказала в точности такое гостеприимство, о котором вы мне сейчас говорите. Интересно, знает ли она это сейчас? Помните, как там написано: «мерою доброю, утрясённою, нагнетённою и переполненною отсыплют вам в лоно ваше»… Глаза Риты наполнились слезами, она почти потеряла самообладание. - А ты забыла, что в этом есть две стороны? – сказал мистер Соусвод, нежно обнимая её. - Это всё было с одной стороны! – воскликнула Рита. - Ты ничего не видишь с моей стороны? - Совершенно ничего! – сказала Рита смеясь и плача одновременно. – Вы только давали, давали, давали, как вы всегда любите это делать! Вы ничего не делали, кроме как все отдавали! - А теперь настала твоя очередь, - засмеялся он. Рита притихла, думая намного больше, чем могла выразить словами.


274

Глава 32

Конец школьных занятий

В тот самый вечер, когда миссис Мовбрэй закончила урок, и осталась в библиотеке совершенно одна, ей сказали, что её желают видеть джентльмен и леди. В следующее мгновение Рита была в её объятиях. Что бы она ни чувствовала, поведение девушки было очень тихим, её приём, однако, был восторженным. Затем миссис Мовбрэй любезно, хотя и несколько отстранённо, поприветствовала спутника Риты, и с небезразличным интересом ожидала развития последующих событий. - Я привёз вам миссис Карпентер, мисс Мовбрэй, - начал мистер Соусвод. - Где вы её нашли? - Я нашёл её в Танфилде. - В Танфилде? – Миссис Мовбрэй выглядела всё более озадаченной. - И теперь, я хочу просить вас позаботиться о ней до следующего июня. - До следующего июня, … - повторила миссис Мовбрэй. - Школьные занятия заканчиваются в июне, не так ли? - Могу ли я спросить, что с ней будет после следующего июня? - Я заберу её под свою опеку. - Что на это скажет миссис Басби? – Спросила Миссис Мовбрэй, всё ещё с сомнением и непониманием. - Она ничего не скажет, - сказала Рита, – ей нечего говорить. Она никогда не имела право говорить, что я должна делать, кроме тех прав, которые ей дал мистер Соусвод. - Она в тайне торжествовала зная, что теперь, по крайней мере, миссис Мовбрэй должна принять мистера Соусвод, не взирая на свои опасения. - Вы сейчас пришли от миссис Басби? - Нет, мадам, мистер Соусвод привёз меня сразу сюда. После этого, конечно, последовала история о последних пяти месяцах. Рита рассказала о них насколько возможно коротко, упуская при этом действия и мотивы своей тёти, а просто констатируя факты. Озадаченное выражение лица миссис Мовбрэй при этом не изменилось. - Чикаго? – повторила она. – Я не думаю, что миссис Басби была в Чикаго. Я абсолютно уверена, что всё лето она пробыла в Нью-Йорке или в его окрестностях. - Да, мадам, так и было. Миссис Мовбрэй размышляла обо всём с серьёзным выражением лица. - У меня к вам просьба, - начал мистер Соусвод, - просьба, которую я надеюсь, миссис Мовбрэй воспримет чисто делового характера, и ни в коем случае не вызванная любопытством. Могу ли я получить информацию, в удобное для вас время, сколько миссис Басби внесла в этот дом на счёт мисс Карпентер? - Нисколько, - ответила миссис Мовбрэй. - Ни одного доллара за обучение и проживание? - Совсем ничего. Счета Антонетты были уплачены. Я не предъявляла ни одного счёта за мисс Карпентер, и о них никогда не спрашивали. Рита ахнула, но мистер Соусвод продолжал: - Позволите ли вы мне спросить о них сейчас? Миссис Мовбрэй с сомнением посмотрела на говорящего. - На каком основании я могу возложить на вас обязанности миссис Басби? Что я ей скажу?


275

- Считайте, что это мои обязанности, - приятно сказал он. – Я не желаю, чтобы мисс Карпентер оставила за собой какие-то долги, когда покинет свою родную страну и переселится в мою. Я буду очень благодарен, если вы откроете счёт на моё имя и пришлёте его мне. Миссис Мовбрэй поклонилась в знак благодарности. – Я должна вначале поговорить с миссис Басби, - сказала она. - Это как вас устраивает, - поднимаясь сказал мистер Соусвод. - Но следующий июнь! – воскликнула миссис Мовбрэй. – Вы не собираетесь забрать её в следующем июне? Я бы хотела задержать её ещё хотя бы на год. Она нужна мне на два года. Это одна из трудностей, с которой я никак не могу согласиться. Люди не оставляют мне своих детей до тех пор, пока я закончу с ними то, что начала. Для Риты было бы лучше побыть со мной ещё один год. Вы со мной не согласны? - Боюсь, что обсуждение этого вопроса не обернётся в вашу пользу, мадам, - сказал он. – Мисс Карпентер в состоянии исполнять мою роль, и я предоставлю это ей. И он распрощался с миссис Мовбрэй, но когда подошла очередь Риты, мистер Соусвод, утверждая все свои слова тихонько поцеловал её. Это было сделано сознательно, не спеша; и Рита знала, что это было нарочно и сделано скорее ради неё, чем ради него самого. Когда же он ушёл, она всё ещё стояла у стола, краснея и радуясь, чувствуя, что она единственная избранница и принадлежит теперь ему, что готова была признать перед всем миром. Наступила тишина, в течение которой миссис Мовбрэй с некоторым беспокойством расставляла на большом библиотечном столе беспорядочно лежащие книги, и всякие мелочи. - Милая, - сказала она, наконец, - должна ли я поздравить тебя? - Для этого нет причины, мадам, - сказала Рита. - Тогда что мистер Соусвод имел в виду? – спросила миссис Мовбрэй, прекращая свою работу и с досадой глядя на неё. - О, да, … я прошу прощения,… если вы имели в виду это, - сказала Рита и при этом щёки её снова покраснели. - Ты собираешься выйти замуж за мистер Соусвод? - Он так сказал, мадам. - Но а что ты скажешь? - Я всегда повторяю то, что говорит мистер Соусвод, - скромно ответила Рита, в то же время еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. - Дорогая, давай говорить начистоту. Когда я видела его дня два назад, он даже не знал, где ты находишься. - Нет, мэм. Он нашёл меня. - Была ли у вас с ним какая-то переписка, в течение этих трёх лет его отсутствия? - Нет, мадам. - Знала ли ты, когда мистер Соусвод уезжал три года назад, что у него были подобные намерения, или желания? - Я уверена, что у него не было ни подобных целей, ни желаний. - Тогда, как же всё это произошло? - Я не знаю, мадам. Рита почувствовала в себе какое-то бунтарство, небольшое раздражение и сильную нервную склонность смеяться; тем не менее, её манеры были уравновешенными. - Милая моя, мне кажется, что я единственный человек в мире, который заботится о тебе, и это моё извинение за мою назойливость, задавать такие вопросы. Ты простишь меня? Я должна заботиться о тебе, Рита! - Спасибо, дорогая миссис Мовбрэй! Нет таких вопросов, которые вы не могли бы мне задать.


276

- Я немного беспокоюсь о тебе, дитя моё. Это так внезапно. - Да, мэм, - медленно сказала Рита, - возможно это внезапно. - Мне не нравится такие вопросы решать в спешке. - Согласна. - У людей должно быть время, чтобы быть уверенными в своих намерениях. - Да, мэм. - Рита, возможно ли, что мистер Соусвод осознаёт, что он делает? - Я не спрашивала его, мадам, - сказала Рита, и уголки её рта слегка скривились. – Он не такой человек. И нет никого, кто бы задал ему этот вопрос. Боюсь, что мы должны оставить это, как есть. Миссис Мовбрэй выглядела неуверенной и смущённой. - Мистер Соусвод очень богатый человек, - заметила она после короткой паузы. - Что из этого, миссис Мовбрэй? – быстро спросила Рита. - И, дорогая моя, ведь ты знала его ещё будучи небольшой девочкой, - продолжала леди, уходя от вопроса. - И что из этого, мадам? - Ты едва можешь сказать, что ты его вообще знаешь. - Слишком поздно говорить об этом сейчас, - сказала Рита, складывая перчатки вместе и снимая шарф. – Но я видела больше, будучи ребёнком, чем большинство людей имеют шанс видеть, будучи взрослыми. - Дитя моё, я переживаю о твоём благополучии, в этом самом важном шаге твоей жизни. Приняла ли ты предложение этого джентльмена из благодарности? - Я не думаю, что он бы желал меня на таких условиях, если бы думал так. - Да, возможно, - сказала миссис Мовбрэй. – Мужчины иногда совершают такие ошибки. Но ты… ты не должна сделать эту ошибку сейчас! Так как Рита молчала, миссис Мовбрэй поднялась и подошла к ней, и с любовью обняла её. - Ты знаешь, - сказала она, целуя её, - я люблю тебя, Рита. Я не могу позволить тебе бежать навстречу опасности, и поэтому я вмешиваюсь, возможно, необоснованно. - Нет, милая миссис Мовбрэй! – благодарно произнесла Рита. – Вы можете говорить всё. - Ты одна из тех, кто действует импульсивно, а такие люди часто за минуту делают то, о чём потом жалеют всю свою жизнь. - Я надеюсь, эта тенденция во мне немного ослабла, - сказала Рита. – Возможно не совсем. - Хорошо, можешь ли ты меня хоть немножко утешить в этом вопросе? – сказала миссис Мовбрэй, продолжая прижимать её к себе и смотря ей в лицо. – Почему ты хочешь выйти замуж за этого человека… за этого джентльмена? Но ответить на этот вопрос любому, кроме одного человека, было чуждо для всего Ритиного существа. Она не могла этого сделать. Лицо её сильно покраснело, выдавая её внутреннее состояние и всё, что Рита могла сказать, было: - Он этого пожелал, мадам. - И ты собираешься делать всё, что желает мистер Соусвод? Рита ничего не сказала, но на этот раз миссис Мовбрэй получила ответ. Была небольшая вспышка в глазах девушки, и она на полсекунды посмотрела вверх. Это было всего мгновение, но этот блеск рассказал всю историю. Миссис Мовбрэй достаточно знала человеческую природу, чтобы прочитать в этом взгляде всё, что она хотела знать. И это было самое главное; мистер Соусвод должен был знать своё собственное мнение и, кроме того, миссис Мовбрэй не собиралась переживать о нем. Что же касается Риты, она увидела, что изменить ничего нельзя.


277

- Тогда я должна расстаться с тобой! – сказала она со вздохом и снова целуя Риту. – Солнышко моё, я ничего не хочу, кроме твоего счастья, но мне кажется я немного завидую мистеру Соусвод, что ты досталась ему так легко. Легко! Рита не могла объяснить этого, ни рассуждать об этом с миссис Мовбрэй. Она ушла в свою комнату, радуясь, что этот разговор окончен. Затем она полностью погрузилась в учёбу. Во всей школе не было такого старательного ученика, как Рита, все месяцы этого школьного года. Она была не только старательной, Миссис Мовбрэй очень восхищалась тихим достоинством и благородной серьёзностью её поведения. Причина её серьёзности была осознание того, что ей было дано, и что от неё требовалось. Её счастье, или вернее причина его, оставалась тайной. Никто в школе, кроме миссис Мовбрэй не подозревали об этом, и если кто-либо подозревал, то ничего в тихом, сдержанном поведении Риты никому не давало повода задавать вопросы. Всё, что знали Антонетта и миссис Басби, было то, что мистер Соусвод нашёл Риту и привёз её обратно. – Как всегда безрассудно! – сказала Антонетта, но миссис Басби лишь поджала губы и ничего не сказала. Обе они держались в стороне. В течение этих месяцев Рита редко видела мистера Соусвод. Иногда он приходил, как положено опекуну, и тогда в школе вдруг вспахивал приглушённый шёпот комментариев по поводу весьма симпатичного посетителя Риты. Раза два он брал её с собой покататься, однако во время этой зимы, в глазах мира он играл роль опекуна, а не влюблённого, как и обещал. Когда же наступила весна, мистер Дигби уехал домой, и не возвращался до самого конца занятий, его не было три месяца. История уже закончилась, но так как читатель привыкает к героям, с которыми он так долго жил, мы можем взглянуть на них ещё пару раз. Школа закончилась, девочки разъехались, и учителя тоже покинули школу. Школа казалась опустевшей. Однажды миссис Мовбрэй застала Риту за тем, что она складывала свои книги и вытаскивала мелочь из своего стола. Она остановилась и посмотрела на девушку с любовью и томлением. - Ну вот, твои школьные дни и закончились! – сказала она со смешанным выражением сожаления и лёгкого упрёка. - О, нет, конечно! – сказала Рита. – Мистер Соусвод всегда меня чему-нибудь учил, и я предполагаю, что это и всегда будет. - Как бы я хотела задержать тебя ещё годика на два! Я не уступлю тебя никому на эти два года… Но, предполагаю, что об этом бесполезно разговаривать. Рита продолжала улыбаться. Конечно же было бесполезно, и миссис Мовбрэй отвернулась со вздохом. Внизу, несколькими часами позже, мистер Соусвод сидел в небольшой комнате, в конце библиотеки – в убежище миссис Мовбрэй. Он старался определить, что за проблема была с часами, в которых не куковала кукушка. В доме все комнаты были в летнем порядке, с приятным запахом индийских ковров, лежащих на полу. Было прохладно и тихо, непривычная тишина присущая каникулам. Миссис Мовбрэй была чудесной хозяйкой, всё в её доме было в безупречном состоянии чистоты. Дом был свежим и уютным, каким может быть дом большого города в июле месяце. Погода была тёплая, июльская, и летний ветерок свободно проходил в окно, возле которого сидел мистер Соусвод. Ветерок беспокойно, с едва заметной свежестью, дёргал полуоткрытые муслиновые занавески. Дневной свет, проникал через зелёные индийские жалюзи, но света было достаточно; и везде, куда ни посмотришь, была тема для размышления или для разговора. Это было в произведениях искусства, следах путешествия, воспоминаниях о друзях и сувенирах из далёких уголков земли. Книги были позади него, книги перед ним, книги на столе и на полу тоже книги, они лежали в


278

углах и больших поворачивающихся книжных шкафах. Перед камином лежал красивый ковёр, изящные кресла большие и маленькие, симпатичная индийская заслонка перед камином, и ни для чего здесь больше не оставалось места. И всё же мистер Соусвод сидел на одном из стульев и занимался часами, лежащими у него на коленях. По ковровому покрытию библиотеки послышались лёгкие шаги, и в комнату вошла Рита. Она подошла сзади и положила обе руки ему на плечи, затем наклонилась, чтобы что-то ему сказать. Мистер Соусвод тут же вспомнил момент, когда Рита впервые положила свою руку ему на плечо, сразу после смерти её матери, и как в своём несчастье опустила на него и свою голову. Он вспомнил прикосновение к щеке её густых волнистых волос. Теперь все локоны её тёмных волос были собраны в пучок, но не туго, это был мягкий, естественный, изящный стиль, который был характером всей одежды Риты. У неё было достаточно независимости, чтобы не быть непомерно связанной модой. Мистер Соусвод, не поднимая головы, в точности знал, кто был над его плечом. Можно сказать, что он видел это, даже не глядя. -Я не знаю, как обращаться к вам, - неожиданно начала Рита, - вам не нравится, чтобы я называла вас мистером Соусвод. - Нет. - Но я не думаю, что я знаю ваше имя. - Моё имя Дигби. - Это ваша фамилия… я думала, половина фамилии. - Да, но меня назвали Дигби. Это моё имя. Я взял фамилию Дигби впоследствии в соответствии с условиями завещания, и юридически меня зовут Дигби Дигби; но я, конечно, по рождению Соусвод." - Тогда, если я буду называть вас Дигби, то будет звучать так, словно я пропустила «мистер», и называю вас по фамилии, и это очень некрасиво. Звучит совсем неуважительно. - Отбрось уважительность. - Но я не могу! – запротестовала со смехом Рита.- Я слышала, когда женщины так говорят, и мне всегда казалось это неблагородно. Представить только, как тётя Серена обращается к своему мужу «Басби»! Она всегда так выразительно произносит «Мистер Басби». - Она женщина слишком хорошего вкуса, чтобы поступать иначе. - О, да, слишком хорошего, - сказала Рита, - во многом. Тогда что вы будете думать обо мне, если я буду поступать «иначе»? - Сегодня ты рассуждаешь совершено не логично, - со смехом сказал мистер Соусвод, – разве я похож на мистера Басби? - Вы сможете сделать эти часы? - Я думаю, что да. Воцарилась короткая пауза. Рита оставалась на своём месте, а мистер Соусвод продолжал заниматься часами. - Как я должна поступить относительно тёти Серены? – Снова начала Рита тихим голосом. - В каком отношении? - Должна ли я её пригласить сюда? … я имею в виду в понедельник? - Ты хочешь, чтобы она пришла? - Ох, конечно же нет! - Тогда я не вижу, почему ты должна приглашать. - Но они до смерти хотят прийти. - Они просились? Если да, то не стоит об этом разговаривать. - О, они не спрашивали это словами, но сделали всё, кроме этого. Тётя Серена предложила даже, чтобы я пришла к ним, … только представить!


279

- И выйти замуж из её дома? - Да. - Я рад, что тебе не пришло в голову согласиться на это предложение. - Согласиться! – Но а что мне остаётся делать? - Перечисли аргументы против этого. - Хорошо! - Не могу отделаться от ощущения, что их присутствие было бы неприятным. - Это и моё ощущение. - Но, мы ведь должны прощать? - Прощение, это одно, а восстановление утраченных отношений - это другое. Я надеюсь, что я простил миссис Басби, но только её раскаяние может восстановить к ней моё уважение. Я не вижу никаких признаков раскаяния. - Это предполагает и означает наказание. - Непроизвольно и неизбежно. - Мне жаль тётю Серену. - Мне тоже, - смеясь сказал мистер Соусвод, - но я не понимаю, почему, чтобы избавить её от наказания, я должен наказывать себя? Через комнаты позади них, послышались шаги, и в маленькую комнату вошла миссис Мовбрэй. Комната сразу стала полной от присутствия трёх человек. Миссис Мовбрэй была в белом летнем платье, волосы её были просто заколоты сзади, выделяя небольшую головку и её положение в выгодном свете. Ничего более элегантного, более сладостного, более милостивейшего невозможно представить, чем всё её присутствие. Это не было время школьных занятий, обязанности больше не давили на её сердце и разум. На лице леди и во всех манерах было милое выражение покоя, доброжелательности, искреннего участия и готовность послужить. Она села, и некоторое время разговор был обо всём, полным интереса и жизненной силы. Миссис Мовбрэй к этому времени познакомилась с мистером Соусвод и полностью приняла его; он ей нравился почти так же, как ей нравилась Рита. В разговоре в основном участвовали только они. Рита, когда только могла, сохраняла молчание. Она была серьёзной и мягкой, полна достоинства. Очевидно, её предстоящая свадьба несколько волновала её; хотя манеры девушки во взаимоотношениях с мистером Соусвод были простыми и откровенными, как у ребёнка. Так как характер Риты был пылким, то при каждом намёке на понедельник, или даже при упоминание имени её жениха, когда его не было рядом, или при звуке его шагов, когда он приходил, на щеках её вспыхивал румянец. Миссис Мовбрэй восторгалась ею; ничто не могло быть более сладостным, чем это нежное создание, которое было серьёзным и задумчивым, никогда не упуская застенчивости или скрытой твёрдости. Что касается мистера Соусвод, он почти не видел этого, потому что с ним она была совершенно естественна. Теперь же, когда разговор происходил между ним и миссис Мовбрэй, глаза его постоянно искали глаза, которые были опущены и фигуру, которая немного больше, чем обычно, держалась в тени. - И какие ваши намерения? – наконец спросила миссис Мовбрэй. – Вы едете прямо домой? - Я думаю, что мы сначала дадим круг через Швейцарию и Германию, и вначале немного поживём там. - Вы увозите от меня мою любимую ученицу, - сказала миссис Мовбрэй. – Она всегда была благословением в моём доме, с тех самых пор, как пришла сюда. Если она будет такой же по отношению к вам, как была ко мне, то вам нечего больше желать. Но я завидую вам! - Я нахожу это весьма извинительным, - улыбаясь сказал мистер Соусвод. - Я была ужасно против вас, сначала, - продолжала миссис Мовбрэй, с выражением между серьёзным и шутливым. – Я изо всех сил старалась убедиться, к моему удовлетворению, что Рита


280

приняла вас только из благодарности… в этом случае я должна была сражаться; но потом обнаружила, что у меня нет на это оснований. Тут Рита не выдержала. Как только миссис Мовбрэй закончила свою речь, она подошла и склонилась у её ног на колени, вложив свою руку в руку своей подруги. - Миссис Мовбрэй… на этих каникулах мы не будем дома, только на следующее лето, если всё будет хорошо, можете ли вы приехать и провести с нами всё время в Соусвод? - Ах, моя милая, - сказала миссис Мовбрэй, - я никогда не знаю, что будет со мной на следующий год. - Но я ведь сказала, если всё будет хорошо? - То, о чём просит Рита, я тоже прошу, миссис Мовбрэй, - добавил мистер Соусвод, и в этот раз с двойным усилием, потому что я прошу за неё и за себя. - Вы приедете, - сказала Рита, - и, - продолжала она, кладя свою руку на плечо миссис Мовбрэй. – И, когда-нибудь, вы знаете, вы оставите преподавание, и тогда… тогда… мистер Соусвод предлагает, вы должны приехать и до конца ваших дней жить с нами. Он говорит, что дом достаточно большой, и у вас будет отдельное жильё для себя, если захотите. Миссис Мовбрэй молча смотрела на взволнованное лицо рядом с ней, и глаза её стали влажными, что она, возможно, старалась скрыть. - Я собираюсь умирать в упряжке, - проговорила она, в то время как глаза их пристально смотрели друг на друга. - Возможно,… но не в школьной упряжке! Не говорите ничего на эту тему, но когда перестанете работать… эту работу… ваш дом с нами. Прекрасные губы слегка дрожали, но миссис Мовбрэй не сдавалась. - Это была бы восхитительная мечта! – сказала она. – Спасибо мои милые. Когда я устану от людей и вещей, я буду вспоминать об этом и ободряться. А теперь, приглашай мистера Соусвод к чаю. Она поднялась и пошла впереди них, прокладывая путь. Её самообладание было успешным. Рита имела меньше опыта, и несколько слезинок выкатились из её глаз, когда она проходила через библиотеку. Она была немного расстроена и девичье сердце переполнено. Её страстная любовь не получила ответа, которого она ожидала. Девушка не ошибалась в манерах своей подруги, она не думала, что миссис Мовбрэй была без чувств, потому что не показывала их, и что её просьба не получила должного и полного ответа, поскольку ответ не был дан на словах. Она знала, что возможно миссис Мовбрэй не доверяла себе, чтобы что-то сказать. Но, не взирая на всё это, она чувствовала себя расстроенной, и понедельник был так близок. Возможно Рита чувствовала то же, что любая девушка переживает в такое время, ей не хватало матери. У Риты никого не было кроме миссис Мовбрэй, а с ней она расставалась. Несколько слезинок упало прежде, чем она смогла с ними справиться. Затем мистер Соусвод, наблюдавший за ней, и хорошо читавший её чувства, взял её за руку и положил на свою. Это было маленькое внимание, но оказанное, как некоторые люди умеют это делать незаметно и вовремя. В этом движении была уверенность во взаимном доверии, в понимании, в симпатии, и в большой нежности. Он не смотрел на неё и ничего не говорил, но шаги Риты стали мгновенно легче. В тихом спокойствии она следовала за миссис Мовбрэй вверх по лестнице, затем вниз, по коридорам и через одну комнату за другой. Стол для чаепития был накрыт не в большой столовой, которая была свежей и чистой, стоявшей в летней прохладе и тишине. Из передних окон проникали косые длинные лучи через прикрытые жалюзи, затенявшие свет, а муслиновые занавески предохраняли от уличной пыли. Но в конце последней небольшой комнаты, большие окна были открыты, и морской ветерок дул в них свободно. Цвета вечернего неба были отчётливо видны, там и приготовлен был стол. Что это был


281

за стол! Миссис Мовбрэй собрала вместе все деликатесы. Там была холодная птица, фрукты, изысканные сладости из Индии, самый лучший английский сыр, холодная ветчина вместе с нежным тёплым кексом. - Не подумайте, что это наш обычный ежедневный чай! – засмеялась Рита. – Вся эта чрезмерная роскошь в вашу честь. - В летние дни мы с Ритой кушаем рано, - сказала миссис Мовбрэй, - и я не хотела уморить вас голодом, когда пригласила остаться на чай. Это не обед, и не заслуживает никакого названия,… но, возможно, вы снизойдёте и примете его вместо обеда. - Обед! – сказал мистер Соусвод. – Это похоже на пир! - О, мы всегда пируем во время каникул, - радостно сказала Рита. – В других домах людей приглашают, чтобы поразвлечься, а здесь мы радуемся, когда все уходят! За столом царила тихая радость. Рита снова обрела свою весёлость, а миссис Мовбрэй была очаровательной хозяйкой. Никто не мог так позаботиться о её гостях, никто не способен был провести так приятно время, ни у кого не было в запасе столько историй, чтобы поговорить или рассказать, которые были всем интересны. И это не было в пределах досягаемости большинства людей; никто не имел более красивого навыка, чтобы дать разговору поворот, который мог бы оказать на кого-то влияние, ни в малейшей степени не позволяя ему заметить это. Сегодня не было причины для этого благословенного случая, она просто поддерживала разговор, как он шёл, а он был очень приятным. В обычном обществе мистер Соусвод всегда играл тихую роль, поддерживая общий интерес, но делал это скорее советом и обращением к другим людям. В этот же вечер он говорил, как Рита привыкла его видеть, полностью соглашаясь с миссис Мовбрэй и создавая, что было по-видимому его целью, развлечение для Риты. После короткой паузы, которая образовалась в течение разговора, миссис Мовбрэй неожиданно спросила: - Как вы думаете поступить с миссис Басби? Вопрос был обращён к Рите, но так как она не сразу ответила, мистер Соусвод выручил её и спросил, - В каком отношении? - Будет ли она приглашена? - Я только что говорила с мистером Соусвод об этом, - сказала Рита. – Почему она должна быть приглашена? Никому от этого не будет никакого удовольствия. - Для неё это будет удовольствие. - Я не думаю, миссис Мовбрэй! О, да, она бы хотела прийти, но удовольствие… удовольствия от этого никому не будет. Я знаю, она хотела бы прийти. - Но, моя милая, она же сестра твоей мамы. Старайся всегда поддерживать хорошие отношения со своими родственниками. Кровь гуще воды. - Я так не думаю! – воскликнула Рита. Я этого не чувствую. Если бы она не была сестрой моей мамы, мне бы было всё равно, она бы для меня ничего не значила, так или иначе. Но, только лишь потому, что она сестра моей мамы она неимоверно неприятная. Если родственники неприятные, то это во много раз хуже, как если бы они вообще не были родными. Именно родственные отношения послужили им для такого непреодолимого расстояния. Вы ближе для меня, миссис Мовбрэй, а моя тётя Сирена от меня за тысячу миль. - Лучше, чтобы мир об этом не знал. Разве вы не согласны со мной, мистер Соусвод? - Конечно лучше, чтобы ничего не было известно, - уклончиво ответил он. - Да! – сказала Рита, - и если бы я могла быть хорошей, ласковой и нежной, когда я впервые к ней пришла, всё бы было по другому, но я не была такой. Я предполагаю, что это я всё спровоцировала. - Не могла бы ты сейчас починить этот разрыв?


282

- У меня нет никакого желания, миссис Мовбрэй. Я не вижу перемены в тёте Серене, и до тех пор, пока она не изменится, я могу только жалеть, что она сестра моей мамы. Я простила её, о, я её простила! … но любовь и дружба, это другое дело. - Дитя моё, тебе от этого не будет много вреда, если они придут. Она примет это с удовольствием. - Я знаю это достаточно хорошо. - Всегда старайся радовать людей, когда можешь сделать это невинно. - Насколько? – спросила Рита со смехом, чувствуя досаду. – Ведь они просто жаждут приглашения в Соусвод. Всё это было достаточно выражено, чтобы показать мне. - А это уже как решит твой муж. - Это должно быть как захочет моя жена, - сказал мистер Соусвод с улыбкой. Бедная Рита двумя руками закрыла своё лицо, словно пытаясь стереть с него жар и краску, затем, опустив их она повернулась к говорившему. - Мистер Соусвод, вы не хотите их там видеть! - Мисс Рита, я не хочу. Но если вы хотите, то я тоже. - Это возлагает на меня всю ответственность. - Рита, - сказала миссис Мовбрэй, - так всегда любят поступать мужчины, - уйти от ответственности,… если смогут найти кого-то, на кого её можно возложить. - Даже от дней Адама, - добавил мистер Соусвод. - Существует ли какая-либо возможная причина, по которой тётя Серена, мистер Басби и Антонетта должны быть приглашены в Соусвод? Если на это есть причина, то я не буду ничего говорить, но я не вижу смысла. - Она сестра твоей матери, - повторила миссис Мовбрэй. - И этот самый факт отдаляет её от меня. Только этот факт. - Может быть это ей послужит на пользу, - посоветовала миссис Мовбрэй. Рита засмеялась коротким, нетерпеливым смешком. – Каким образом? – спросила она. - Никогда невозможно сказать, как. Милая моя, не хорошо иметь разрывы в семьях. Всегда старайся залечить их, если можешь. Рита в отчаянии повернулась к мистеру Соусвод. - В принципе миссис Мовбрэй права, - сказал он. – Я полностью с ней согласен. Единственный вопрос заключается в том, должно ли нарушение, которое остаётся нарушением только по воле стороны-нарушителя, покрываться действиями потерпевшей стороны? - Вы должны простить, - сказала миссис Мовбрэй. - Да, и прощение включает в себя готовность заделать разрыв и забыть. Я не думаю, что с обидчиком нужно обращаться так, словно он раскаивается, пока он этого ещё не сделал. - Я не сомневаюсь, что миссис Басби раскаивается, - сказала миссис Мовбрэй. - Я не сомневаюсь, что она сожалеет. - Я знаю, что сожалеет, - сказала Рита, - но завтра она поступит точно так же. - Что она вообще сделала? Милые, человеческая природа слабая. - Я это знаю, - живо сказала Рита, - и если бы я думала, что это принесёт ей хоть чуточку пользы, насколько я могу судить, то я бы пригласила её в Соусвод. Я не хочу давать ей то, чего по моему мнению, она не заслужила. - Я тоже знаю, - сказал мистер Соусвод, - и это предрасположенность, которой нельзя потворствовать. Давай дадим ей шанс на возможное благо и пригласим её, Рита." - Тогда я должна пригласить её сюда в понедельник. - Я надеюсь, что могу это пережить. Последовала небольшая пауза.


283

- Хорошо, - сказала Рита, если вы считаете, что так будет лучше, мне всё равно. Для неё это будет наказанием, … но возможно было бы худшим наказанием держаться на расстоянии. - Теперь, - сказала миссис Мовбрэй, есть ещё один вопрос. Не думаете ли вы, что Рита должна носить вуаль? Миссис Мовбрэй приняла озорной вид. Её приятные голубые глаза смотрели на мистера Соусвод с искорками. - Почему я должна носить вуаль? – спросила Рита. - Это обычай. - Но мне нет никакого дела до обычаев. Да и это совершенно бессмысленный обычай. - Невесты должны иметь завесу, отделяющую их от мира, - продолжала миссис Мовбрэй. Она любила шутить, хотя никогда не разыгрывала Риту. Одна из причин на это, вне сомнения, что Риту никогда невозможно было разыграть. Она могла смеяться над предложением, не применяя этого к себе. Но теперь щёки её свидетельствовали, что она была к этому не безразлична. - Народа здесь не будет, - ответила она. – Я понимаю, что в большой толпе это было бы приятно, и как часть пышного зрелища, это красиво. Но здесь не будет ни толпы, ни пышного зрелища, и я не понимаю, к чему здесь вуаль. - Она тебе пойдёт, - советовала миссис Мовбрэй. - Но вуаль не возможно носить постоянно, и к чему пытаться выглядеть сверхъестественно всего на пять минут? - Эти пять минут запомнятся, - сказала миссис Мовбрэй, в то время как оба её слушателя были в недоумении. - Я бы предпочитала, чтобы они лучше запомнились в мою пользу, чем к моему неудобству, - настаивала Рита. – Было бы жалко устанавливать стандарты, которые потом во всю свою жизнь я не смогу достигнуть. - Это очень старый обычай, - продолжала миссис Мовбрэй, и озорство в её глазах увеличилось, а губы растягивались в обворожительной улыбке. Щёки Риты краснели всё сильнее и сильнее. – Ты помнишь, когда Ревекка увидев своего мужа на расстоянии, уважительно сошла со своей верблюдицы и покрыла лицо. - Это было до свадьбы, - сказала Рита. – Это не было во время брачной церемонии. - Я предполагаю, что там не было ничего, что можно было бы назвать брачной церемонией, заметил мистер Соусвод. – Возможно, мы можем сказать, что она вышла замуж по полномочию слуги, когда её семья отправила её с благословениями и добрыми пожеланиями. Для неё накрытие головы покрывалом при виде Исаака показывало, что она признаёт его своим мужем. - Да, сказала миссис Мовбрэй, - это был древний признак того, что женщина находится в подчинении. - И под защитой, - добавил мистер Соусвод. - Но теперь это ничего не значит, - быстро возразила Рита. Миссис Мовбрэй рассмеялась, и мистер Соусвод не смог удержать улыбку при наивном выражении ей высказывания. - Не подумайте, что я её боюсь, - смело сказала Рита, - когда я была ещё маленькой девочкой и очень своенравной, я не хотела делать ничего, чтобы не нравилось мистеру Дигби. И не думаю, что я должна начать это сейчас. - Дорогая моя, - сказала миссис Мовбрэй, с озорством в каждой чёрточке своего лица, - думаешь, что ты перестала быть своевольной? – И искренняя серьёзность Риты нарушилась смехом. - Я думаю, - сказал мистер Соусвод задумчиво, - вся твоя кротость в то время была оттого, что в твоём сознании ты была уверена, что я был прав. - Н-н-ет, - медленно произнесла Рита, глядя на него. – Я не думаю, что так было.


284

- И ты будешь спорить со мной, если я попробую предложить тебе сделать что-либо, в чём ты уверена, что это неправильно. - Правда? – спросила Рита, - но быстрый взгляд её глаз говорил больше, которым он один был вознаграждён. В этом взгляде была невинность с таким доверием и любовью, и болью от одного намёка на возможность такого случая, что мистер Соусвод минуты на две забылся и не знал где он и что окружающие его делали. - Мы ушли от вопроса, - сказала миссис Мовбрэй. - Что за вопрос? – спросил он. - Вуаль, конечно же! Я верю в ценность символов, чтобы сохранить идею, которую они символизируют. А вы? - Бесспорно. - Ну… тогда не предложите ли вы, мистер Соусвод, чтобы сохранить библейскую идею подчинения в вашей семье? - Как с вуалью, так и без неё. - Понимаю! – сказала миссис Мовбрэй. – Я должна сдаться, а Рита будет поступать по своему. Но я очень хочу видеть её в вуали. У нас с Ритой произошло много споров об этой части одежды. К счастью Риты, мистер Соусвод не стал спрашивать почему, или как, но перевёл разговор на другую тему. Когда они возвращались в библиотеку, опять тем же длинным путём через комнаты и коридоры, миссис Мовбрэй снова шла впереди. В одной из полутёмных комнат внизу, Рита замедлила шаги. Она подошла поближе к своему другу и робко, понизив голос сказала: - Дигби,… можете ли вы пригласить тётю Серену в Соусвод? - Нет, моя дорогая. – ответил он, привлекая её к себе, - я не могу. - Тогда… я? - Ты, и никто другой. И совсем не упоминая моего имени. - Это не будет ценно. - Так должно. Ты хозяйка дома. И кроме того,… будет очень хорошо, что именно ты, кому причинили столько зла, можешь показать своё прощение, а для меня нет такой необходимости. - Вы, кому не причинили зла, не прощаете её? – сказала Рита со смехом. - Да, я её прощаю, но не собираюсь её вознаграждать. - Вы хотите, чтобы я это сделала? - Я хочу, чтобы это сделала ты. Какое-то время они стояли молча. - Дигби, - снова сказала Рита, с сильным волнением, - вам не безразлично, как я буду одета в понедельник? - Да, мне не безразлично. Теперь он обнимал её двумя руками, и смотрел вниз на её меняющееся лицо. - Вы не думаете, что это должно быть дорого, правда? Миссис Мовбрэй настаивает, что платье должно быть дорогим. - Позволишь ли ты мне выбрать его? - Рита смутилась, опустила глаза и затем снова посмотрела на него. - Это всё ваше, - сказала она, немного смущённо, но он понял её. – Только помните, что я бедная девушка, и платье не должно быть дорогим. - Миссис Дигби Соусвод не будет бедной девушкой, - сказала он ласково, что подтвердило Рите, как приятны были для него эти слова. - Но вы же знаете наши принципы, - сказала Рита. – Я настроена одеть своё дорожное платье, но миссис Мовбрэй говорит, что вам это не понравится, и я должна быть в белом.


285

- Мне больше понравится, если ты будешь в белом, - ответил он. _________ Все говорили, что свадьба была замечательной, самая красивая из всех когда-либо виданных. Конечно же, там не многие были, кто мог это говорить, была там семья Басби, двое школьных подружек Риты, двое из семьи миссис Мовбрэй и трое учителей, которым Рита очень нравилась. Все собрались в библиотеке со священником, который должен был совершить церемонию. Затем, из залы в библиотеку вошла Рита, опираясь на руку мистера Соусвод. Она была, конечно же в белом, с мягко спадающими фалдами, на ней не было ни одной грубой чёрточки. Рукава её платья были широкими и спадали от локтей, а руки под ними были до половины скрыты белыми перчатками. Вернее сказать, одна из них, потому что одета была только одна перчатка. Другую она держала в левой руке, которую Рита предусмотрительно оставила голой. Её юные гостьи были шокированы такой необычностью, и даже миссис Мовбрэй была раздосадована. Но Рита входила спокойно, величественно, не производя никакого впечатления, кроме удовлетворённого восхищения. Она не была бледной, и голос не дрожал, рука не дрожала, и не было, по-видимому, никакого чувства самосознания, чтобы нарушать прекрасное достойное спокойствие. Однако это было спокойствие интенсивности, а не апатии, и пару человек после заметили, что Рита дрожала. Когда закончились поздравления, Рита ушла, чтобы приготовиться к путешествию, и маленькая компания растворилась. Её юные подруги пошли, чтобы помочь ей, затем миссис Мовбрэй тоже ускользнула, после неё исчез мистер Соусвод, а остальные собрались у переднего окна, чтобы видеть, как Рита будет уезжать. После этого миссис Басби со свей дочерью молча пошли домой. - Мама, - сказала Антонетта, когда они дома остались одни, - ты ожидала, что у Риты свадебное платье будет красивее? Я думала, что она по крайней мере будет в белом шёлке или в атласе, а на ней был только белый муслин! - Индийский муслин, - угрюмо заметила миссис Басби. - Ну индийский муслин, и совсем немного вышивки, только виноградные веточки по низу подола. Ну что с того, что индийский муслин? - Он хорошо смотрится на красивой фигуре, - ответила миссис Басби. - Я предполагаю, что у Риты по твоим меркам, хорошая фигура. Мама, но без кружев! И не было вуали! - На рукавах у неё были кружева… и довольно красивые. - О, но ничего поразительного. И без вуали, мама? - Хотела показать свои волосы, - сказала миссис Басби. Это была тяжёлое утреннее занятие для бедной женщины. - И ни единого цветка, ни букета, и никакого украшения! – продолжала Антонетта, - Какой смысл так выходить замуж? Я знаю, что если я буду выходить замуж, у меня будет дорожная шляпка получше. У неё обыкновенная соломенная шляпа, с лентой вокруг! Смехотворно! - Мужчинам очень нравятся такие вещи, - сказала мать. - В самом деле? Почему? И если им нравится, то почему же мы их не носим? Мама!... Разве это не возмутительно видеть, как мистер Соусвод весь поглощён Ритой? - Я не заметила, чтобы он был особенно ею поглощён, - сказала миссис Басби. - О, но кроме неё он больше никого не видел, а ведь мы с ним однажды были хорошими друзьями. Конечно же, мистер Соусвод никогда не производил впечатления… но я видела, что она даже пошевелиться не могла без того, чтобы он этого не знал, и если стул стоял за пол мили, он уберёт его с её пути. Мама, я думаю, я бы хотела выйти замуж. - Не будь глупенькой, Антонетта! Твоя очередь придёт. - Правда? Но, мама, я хочу кого-нибудь такого же хорошего, как мистер Соусвод.


286

Тишина. -Мама, - снова начала Антонетта, пригласил ли он тебя в Соусвод?- Нет, - прозвучало коротко.- Только Рита?Миссис Басби ничего не ответила. Антонетта помолчала.-Мама, ты говорила, что ты можешь справиться с мистером Соусвод, - а ты не справилась!

Книгу перевела Галина Гура

Выставили книгу " Капли Сота" по соглавии Галине Гури