Оськин М.В.

Крах конного блицкрига. Кавалерия в

Первой мировой войне.

1

М., Яуза: Эксмо, 2009, 448с.

Введение.

Первая мировая война стала последней войной между первокласс-ными государствами Старого Света, ведшейся традиционными ро-дами войск. Зарождение и становление авиации переносило борьбу в воздушные пространства. Появление на полях сражений танков ко-ренным образом изменило соотношение значения наступления и обороны в оперативном искусстве. Даже на море – строительство подводных лодок и авианосцев – уже несло в себе зародыш ухода со сцены орудийного линейного флота. Химическое оружие опрокину-ло любые представления о гуманности вооруженной борьбы, осно-ванной на мало-мальском подчинении международному законода-тельству, касавшемуся войны. Именно Первая мировая война высве-тила всю ту жестокость якобы «цивилизованных» наций, кичивших-ся своим «превосходством» над прочими народами, что не снилась никакому Чингисхану, Аттиле или любому другому азиатскому вла-стителю. Европейское искусство массовой жестокости в двадцатом веке превзошло любой геноцид, что до того вообще смогла бы при-думать человеческая мысль. Но все это происходило уже в ходе войны, хотя, бесспорно, подго-тавливалось задолго до первых выстрелов. В войну же великие дер-жавы Европы, боровшиеся за гегемонию, вступили с той традицией, что осталась в наследство от прошлых столетий. Кавалерия, артил-лерия, пехота – вот те три кита, на которых базировалась мощь лю-бых армий. Ставки изменялись, но база оставалась прежней. Триада родов войск сухопутных Вооруженных Сил, великих дер-жав Европы к июлю 1914 года состояла из пехоты, артиллерии и ка-валерии. Войны последнего полувека высветили явную тенденцию упадка конницы как одного из трех основных родов войск. Прежде всего, это произошло вследствие развития техники вооружения. Со-временное дальнобойное оружие, отличавшееся высокой скоро-стрельностью и выдающейся поражаемостью живой силы на поле боя, сделало поля сражений «пустыми». Там, где всего лишь столе-тие, даже полстолетия назад, развертывались густые колонны войск, конница проводила сабельные атаки, а артиллерийские батареи били прямой наводкой, все изменилось коренным образом.

2

Теперь пехота продвигалась вперед исключительно цепями, при-чем, чем цепи были разреженнее, тем меньше она несла потерь и могла лучше выполнять свои боевые задачи. Густые пехотные цепи были свойственны только малообученной и нестойкой пехоте, кото-рую приходилось не столько вести в бой, рассчитывая на инициати-ву не только младших офицеров, но и низших чинов, сколько «под-талкивать». Артиллерийские орудия укрывались за складками мест-ности, ведя стрельбу с закрытых позиций при помощи угломера. Ко-нечно, ничто не могло измениться в одночасье, и в условиях манев-ренной войны нет-нет да все еще повторялись тенденции ведения боя, присущие Крымской войне 1853-1856гг., если не наполеонов-ским временам. Однако, как только пехота применяла самоокапыва-ние хотя бы в малой степени, или укрывалась в населенных пунктах, подготовленных к обороне, как шрапнель легкой 3-дм артиллерии уже пропадала впустую, и главная роль переходила к гранатному типу снаряда, и гаубичным батареям. Наметился бесспорный упадок конницы как основного рода войск. В новых условиях кавалерист стал представлять собой слишком большую, заметную и малоподвижную цель на поле боя. Говоря о «малоподвижности», имеется в виду не скорость передвижения кон-ника, а невозможность всадника и лошади укрыться от огня против-ника посредством сооружения элементарных полевых укреплений – окопов. Последней «соломинкой, сломавшей спину верблюда», окончательно изменившей роль кавалерии в сражении, стал пулемет. Плотность пулеметного огня, даже при небольшой насыщенности пехотной цепи этим видом оружия, сделал оборону пехоты практи-чески непреодолимой для кавалерии. Отныне конный удар, именуе-мый «шоком» мог быть произведен лишь на расстроенную и потря-сенную пехоту. Если орудие не всегда может находиться в пехотной цепи, да и ведение контрбатарейной борьбы собственно артиллерии существенно понижает эффективность орудийного огня неприятеля, то пулемет всегда был при пехоте. Рассматривать действия родов войск отдельно друг от друга нелег-ко. Однако же общая характеристика, перемежаемая примерами из истории войны, есть вещь вполне посильная. Именно этим образом, и будет представлена деятельность кавалерии Российской империи в период Первой мировой войны 1914-1918гг. Традиционная роль конницы в бою – это открытая атака, имевшая наименование «конного шока». То есть – удар холодным оружием по вынужденному обороняться неприятелю, его опрокидывание в кратковременной яростной атаке и последующее уничтожение. Пу-лемет сделал революцию в военном деле – теперь кавалерия факти-чески не имела возможности для выполнения своей задачи открыто-

3

го удара. В связи с этим, в ходе войны тактика ведения боя кавале-рией постепенно изменялась, приспосабливаясь к существующим условиям. Еще в 1906-1908гг., командуя 2-й гвардейской кавалерий-ской дивизией, будущий командарм-8 (1914-1915гг.), главнокоман-дующий армиями Юго-Западного фронта (1916г.), Верховный Глав-нокомандующий (1917г.) ген. А. А. Брусилов приказывал: «обраща-юсь к гг. офицерам с настойчивой просьбой – сбросить с себя не-уважительное отношение к стрелковому делу. Современное состоя-ние военного искусства требует от конницы умения владеть огне-стрельным оружием не хуже, чем холодным оружием, и не хуже, чем конем»1. При этом, на Западном (Французском) фронте, где насыщенность боевых порядков, а потом и укрепленных линий, огневыми средст-вами была высокой, кавалерия уже после трех месяцев войны была переведена в резерв. На Восточном (Русском) фронте, отличавшемся большой пространственной протяженностью, а также невысоким уровнем огневых средств на единицу площади, конница использова-лась более активно. Однако, и здесь уже на второй год войны стало ясно, что конница, к сожалению, становится второстепенным родом войск, уступая свое место даже как разведки – молодой авиации. Британский автор так пишет о кавалерии и ее роли в Первой миро-вой войне: «Истина заключается в том, что, начиная с 50-х годов XIX века, когда на вооружение пехотинцев поступило надежное ударно-капсюльное нарезное оружие, роль кавалерии была сведена до выполнения боевых задач пехоты, посаженной на лошадей, и других перспектив у нее не было и не будет, пока какой-нибудь уче-ный-генетик не создаст пуленепробиваемый вид лошадей… Однако нельзя сказать, что к 1914 году кавалерийские части совсем уж уста-рели. Они использовались для разведки, при преследовании отсту-пающего противника, и, кроме того, лошади в то время все еще яв-лялись единственным средством быстрого развертывания войска при отсутствии дорог. Кавалерия оказалась полезной в период веде-ния “ближнего боя”, характерного для начального и конечного эта-пов войны, и она также пережила краткий период возрождения на других фронтах этой войны… Однако, говоря о Западном фронте, справедливо считать, что большую часть войны кавалерия здесь иг-рала “ограниченную” роль»2.

1 цит. по: Ростунов И. И. Генерал Брусилов, М., 1964, с.44 2 Нилланс Р. Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918, М., 2005, с.77

4

Действительно, процент кавалерии на Западном (Французском) фронте в ходе войны неумолимо понижался:

1914 год 1918 год Род войск Франция Англия Германия Франция Англия Германия

Пехота Артиллерия Кавалерия

61,6 18,5 4,6

54,0 16,5 7,5

62,3 17,0 4,7

50,5 29,7 3,3

46,4 28,0 1,0

48,9 28,6 1,6

Однако мы говорим о Восточном (Русском) фронте. Здесь, хотя генеральная тенденция упадка кавалерии и обозначилась, но значе-ние кавалерии в общевойсковом бою еще оставалось высоким. Это и русские удары в Восточной Пруссии, Галиции и Польше. Это и не-мецкие удары в Литве и Румынии. Конница воюющих держав с 1916 года стала спешиваться, используясь в окопной войне, однако про-цент кавалерии не спешил понижаться. Так, в начале войны в не-мецкой армии насчитывалось одиннадцать кавалерийских дивизий по шесть полков в каждой. В том числе на Восточном фронте – лишь одна. Итого – шестьдесят шесть полков армейской кавалерии (без войсковой конницы армейских корпусов и пехотных дивизий). К ок-тябрю 1917 года немцы имели лишь семь кавалерийских дивизий по четыре полка, и пять отдельных кавалерийских бригад по три полка. Итого – сорок три полка. Однако, последняя германская кавалерий-ская дивизия убыла на Восточный фронт из Франции в июле 1916 года. То есть, если в августе 1914 года на Восточном фронте немцы име-ли шесть полков армейской кавалерии, то к моменту выхода России из войны – более сорока полков. И лишь после Брестского мира, в апреле 1918 года были расформированы еще три немецкие кавале-рийские дивизии, оставив в строю только четыре: баварская, 1-я, 2-я и 4-я. В свою очередь, русская Действующая армия в начале войны получила 124 полка армейской кавалерии, а к концу 1917 года рус-ские имели до двух с половиной сотен кавалерийских полков (в ос-новном – казачьих). Таким образом, если русская конница и не вы-полнила всех тех задач, что ставились перед ней, то тому виной не сокращение численности кавалерии, а, во многом, несостоятель-ность конного командования. Правда, российские кавалерийские начальники в подавляющем своем большинстве оказались не на высоте исполнения поставлен-ных перед ними боевых задач. Прежде всего, это обстоятельство объясняется несоответствием реальных условий ведения современ-ного боя с той подготовкой, которая практиковалась в русской кава-

5

лерии перед войной. Перестроиться, как это сделали многие пехот-ные начальники, кавалеристы, как правило, не смогли. Характерно, что данная тенденция всплыла еще в период русско-японской войны 1904-1905гг. В итоге, русская конница – самая многочисленная, сильная и подготовленная не только в Европе, но и в мире – в ходе Первой мировой войны не выполнила в полной мере и того, что могла и должна была выполнить. Упреки по этому поводу следует адресовать как довоенной практике подготовки русской кавалерии к современному бою, так и конным начальникам, не сумевшим вос-пользоваться опытом войны, а вернее всего, не пожелавшим это сде-лать. Именно поэтому, с расширением боевых действий, в составе кон-ницы русской Действующей армии все больший процент стали за-нимать казачьи соединения, так как казаки традиционно воевали в конном строю. Природная сметка и инициатива казаков побуждали использовать их для разведки в большей степени, нежели армейскую кавалерию. Кубанские пластунские бригады и попытка образования донских пластунов есть то исключение, которое подтверждает пра-вило. Исследователь пишет, что «На 1 января 1917 года казачья кон-ница, с учетом казачьих полков в дивизиях регулярной конницы, со-ставляла почти семьдесят процентов всей кавалерии русской армии на театрах военных действий»3. В 1917 году это число еще увеличи-лось. Причина этому – нежелание русского командования увеличи-вать численность регулярной конницы, вследствие изменения роли кавалерии в войне. Теперь уже конница, не могла как раньше, быть использована в качестве тарана по неприятельской пехоте, для чего регулярная кавалерия была более подходящей, нежели казачья. По-мимо того, русская конница уже в первый год войны стала исполь-зоваться, как правило, в качестве своеобразной «ездящей пехоты». То есть, конные части бросались на трещавшие участки фронта с це-лью придержать наступление противника до подхода собственной пехоты. Русские военачальники, естественно, пытались сделать все от них зависящее, чтобы повысить коэффициент полезного действия от ка-валерии. Так, в ходе войны было предпринято три попытки образо-вания стратегической кавалерии – по разу в каждый год войны. Од-нако и здесь конные массы не сыграли той роли, какую должны бы-ли сыграть. В итоге, оперативное значение, когда таковое бывало, играли лишь сравнительно небольшие конные соединения – от диви-зии до корпуса. Причина этому, повторимся, и еще не раз будем го-ворить об этом во 2-й части, – несоответствие начальства превос-

3 Воскобойников Г. Л. Казачество в Первой мировой войне 1914-1918гг., М., 1994, с.94

6

ходному составу своего рода войск. А. А. Керсновский отлично оха-рактеризовал это обстоятельство, резюмировав: «В общем, если ха-рактеризовать боевую работу русской конницы, то надо сказать, что корнеты совершали блестящие подвиги, а генералы упускали бле-стящие возможности…»4. Одной из главнейших задач конницы перед войной считалось ве-дение разведки. Причем – не только ближней, перед фронтом своих общевойсковых соединений, но и дальней – в тылу неприятеля. Тем не менее, участник войны сообщает, что наша конница не умела вес-ти разведку в реальных боевых условиях: «Русская армейская кон-ница вела разведку в течение всей кампании при самых разнообраз-ных условиях перед фронтом и на флангах армии. Всегда и везде за-мечается одна и та же основная ошибка: разведка основывалась на действиях разведывательных эскадронов и разъездов, причем ядро конницы не стремилось боем очистить этим разведывательным ор-ганам дорогу через передовые и охраняющие части неприятеля. Раз-ведывательные органы доходили только до этих передовых частей и дальше, в большинстве случаев, проникнуть не могли. Вообще в русской кавалерии не было твердо установлено, что только боем можно проникнуть до расположения крупных сил неприятеля и по-лучить ценные сведения»5. Здесь имеется в виду та разведка, что предоставляет командованию ценную информацию оперативного характера. В последующем же роль кавалерии как разведки была уничтожена развитием авиации. Повышение значения техники (фо-торазведка, превосходство германцев в воздухе, дирижаблестроение, устарелые самолеты русских летчиков) переломило ситуацию с по-лучением разведданных в пользу неприятеля. Противопоставить этому равноценное средство русские не сумели: «Ошеломляющие успехи авиационной разведки в первые же недели войны привели к полному перевороту в оценке этого нового рода войск. То, о чем в мирное время и не помышляли, случилось: авиация почти совер-шенно вытеснила кавалерию как средство дальней разведки»6.

4 Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994, т.4, с.220 5 Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2001, вып.3, с.124 6 Гепнер Э. Война Германии в воздухе, Мн., 2005, с.23

7

Глава 1. Предвоенная подготовка русской конницы.

Известная военная максима гласит, что войну выигрывает тот, кто лучше подготовится к ней в мирное время: «Хочешь мира – готовься к войне». Генералиссимус А. В. Суворов писал: «Тяжело в учении – легко в бою». В то же время, не менее известным является тот факт, что любая армия всегда готовится к прошлой войне. Для противо-борства Первой мировой войны 1914-1918гг. эта аксиома стала как нельзя более верной: если на войну противоборствующие армии вы-ходили, следуя принципам чуть ли не франко-прусской войны 1870-1871гг., то заканчивалась война в том же разительном отличии ар-мий образца 1918 года от армий образца 1914 года, в каком эта по-следняя к моменту первого выстрела отличалась от армий образца Крымской войны 1853-1856гг. Войны государей окончательно переросли свои рамки, превратив-шись в войны народов. По итогам мирового противостояния рухну-ли монархические режимы великих держав. Прежде всего – пали те традиционные режимы, что стояли на пути развития мирового капи-тала – Россия, Германия, Австро-Венгрия. Развалившаяся на куски Австро-Венгрия, разоренная и обкорнанная Россия, урезанная и униженная Германия – вот итог Первой мировой войны для монар-хий, сцепившихся друг с другом в смертельной схватке во имя тор-жества буржуазных режимов капиталистической Западной Европы и Соединенных Штатов Америки. К войне готовились все, и, конечно, старались готовиться как можно более тщательно. Наиболее подготовившаяся к схватке дер-жава – Германия – форсировала развязывание агрессии, не дожида-ясь укрепления мощи своих потенциальных противников. Именно немцы лучше всех подготовились к войне, и только нехватка ресур-сов (прежде всего – человеческих), величайшая самонадеянность, переросшая в гордыню, и объединение почти всего мира для борьбы с германским империализмом, не позволили Германии одержать по-беду в войне. К Большой Европейской войне готовились и русские. Уже после Боснийского кризиса 1909 года стало ясно, что рано или поздно Ав-стро-Венгрия бросит вызов Российской империи, а за спиной авст-рийцев будут стоять немцы, рвущиеся к мировой гегемонии посред-ством сокрушения экономической мощи Великобритании, полити-

9

ческого веса Франции и потенциального могущества России. Капи-талистическая модернизация, лихорадочно проводимая правительст-вом П. А. Столыпина, заклинавшего императора Николая II обеспе-чить стране два десятилетия внешнего мира, укрепила экономику страны. Тем не менее, к июлю 1914 года, хотя и было сделано нема-ло, но не было сделано еще больше. Логичным, хотя и не законо-мерным итогом, как ныне это пытаются представить некоторые уче-ные, стало падение монархии, революция и скатывание в Граждан-скую войну, в которой всегда побеждает наиболее беспринципный и наименее гуманный. В начале двадцатого века стало ясно, что один из основных родов войск в существующей триаде – пехота, кавалерия, артиллерия – по-степенно откатывается на позиции вспомогательного рода войск. Относится это к кавалерии, вынужденной сдать свои позиции перед лицом совершенства современной техники, выразившейся в мощи дальнобойного огнестрельного оружия. Все это стало понятно уже в период русско-японской войны 1904-1905гг. Например, перед Ми-ровой войной военное ведомство проектировало увеличить числен-ность конницы на двадцать шесть полков. Оперативный отдел Гене-рального штаба возражал: «Падение в минувшую войну значения кавалерии как самостоятельного рода оружия наиболее ярко подчер-кивает всю несуразность проектированной меры, особенно в русской армии, всегда страдавшей избытком кавалерии в ущерб прочим бо-лее нужным родам оружия»7. Другое дело, что это увеличение должно было коснуться не кава-лерийских дивизий, а войсковой конницы (!). Подробнее о важности войсковой конницы для ведения боя будет сказано в 6-й главе. Од-нако, сделать этого, так или иначе, до начала войны не успели. В любом случае, смены коннице – маневренному роду войск – пока еще не находилось. До изобретения и применения танков еще оста-валось время. Следовательно, кавалерия также должна была гото-виться к войне, и готовиться, как казалось бы, наиболее активно и современно, дабы окончательно не подтвердить тезис о своей второ-степенности. Русские Вооруженные Силы имели наиболее многочисленные и подготовленные конные войска в Европе и в мире. Для Восточного фронта, громадного в пространстве, слабого в инфраструктурном отношении и, наконец, выгодного в географическом отношении для действий больших конных масс, кавалерия продолжала оставаться основным родом войск. Хотя бы и на последнем месте в триаде. Как ни странно, именно конница оказалась подготовленной к Большой

7 Данилов Ю. Н. Великий князь Николай Николаевич, М., 2006, с.146

10

Европейской войне самым наихудшим образом. Участник войны – сумской гусар справедливо замечает: «Русско-японская война в пря-мом смысле потрясла нас множеством изменений, и за девять лет, прошедшие с ее окончания до начала Первой мировой войны, были проделаны серьезные шаги по модернизации русской армии. Кава-лерии, в силу особой специфики, эти изменений коснулись в наи-меньшей степени. И хотя в 1914 году Россия могла противостоять Западу, она не была готова к продолжительной войне»8. А как раз ведь кавалеристам необходимо было подтвердить свой пошатнувшийся статус в структуре Вооруженных Сил государства. Произошло ровным счетом наоборот, что имело следствием падени-ем престижа кавалерии как одного из главных родов войск и сокра-щение его относительной численности ближе к концу войны. Как и почему так случилось – проблема данной главы. В кавалерии, как в никаком другом роде войск, громадную роль играет личность руководителя. Для русских Вооруженных Сил, из-начально выстроенных на принципах патернализма в отношениях между солдатами и офицерами, а также в связи с выдающейся ролью придворных связей в воинской карьере, этот тезис особенно приме-ним. Нельзя забывать, что конница, как главный род войск Средне-вековья, то есть торжества дворянского сословия, в первую очередь наводнялась представителями аристократии. Рядовой состав в кон-ницу также подбирали наиболее тщательно. Отсюда и важность личности начальника, которому под командование передавались лучшие кадры. Офицер-эмигрант А. Сливинский пишет: «…Нельзя не отметить и того, что если в былое время история конницы слага-лась из истории ее начальников, то в современных условиях войны необходимость кавалерийскому начальнику обладать исключитель-ными личными дарованиями и даже военным талантом, сделалась абсолютной. Таланты же рождаются редко. С другой стороны, в на-чале Великой войны после первых боевых столкновений обнару-жился перевес в качествах и боевой подготовке русской конницы над кавалерией противника. Ни германцы, ни, тем более, австрийцы, не осмеливались вступать в единоборство с нами, уклонялись от массовых конных схваток и в большинстве случаев переходили к пешему бою»9. Причина столь высокого требования к начальникам проста. Она заключается в том, что конный бой требует высокого морального напряжения и отличной подготовки войск. Конный бой

8 Литтауэр В. Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии, М., 2006, с.10-11 9 Сливинский А. Конный бой 10-й кавалерийской дивизии генерала графа Келлера 8/21 августа 1914 года у д.Ярославице, Сербия, 1921, с.50

11

менее управляем, нежели огневая стычка, и несет в себе гораздо больше риска, ибо исход боя решается в чересчур короткое время. Руководство русской кавалерией с 1895 года (то есть, в течение девятнадцати лет перед Первой мировой войной) принадлежало дяде императора Николая II – великому князю Николаю Николаевичу Младшему. Эта должность, согласно существовавшей в России тра-диции шефства членов императорской фамилии над отдельными ро-дами войск, досталась ему в наследство от его отца – великого князя Николая Николаевича Старшего. Это – тот самый великий князь, брат императора Александра II, что являлся Верховным Главноко-мандующим в период русско-турецкой войны 1877-1878гг., веден-ной русской военной машиной с весьма значительной долей бездар-ности командования на фоне доблести войск. История повторяется. Великий князь Николай Николаевич Млад-ший стал первым Верховным Главнокомандующим (июль 1914 – ав-густ 1915гг.) в Первой мировой войне. И точно таким же образом, он внес свою немалую лепту в тот бардак стратегического и оператив-ного руководства, что так часто властвовал в русской Действующей армии в 1914-1917гг. Однако, Турция в 1877 году – это не Германия в 1914 году. И если великий князь-отец имел в своем распоряжении И. В. Гурко, Ф. Ф. Радецкого, М. И. Драгомирова и, главное – М. Д. Скобелева, то великий князь-сын не мог похвастаться такими ко-мандными кадрами. Отсюда и смещение великого князя с поста Верховного Главнокомандующего в 1915 году – вряд ли император Николай II горел особым желанием лично возглавить Действующую армию, если бы не требовалось в короткие сроки переломить хаос управления. Таким образом, подготовка русской конницы к Большой Европей-ской войне в определяющей степени зависела от великого князя Ни-колая Николаевича. Об этом человеке (именно как о руководителе кавалерии, что интересует нас в данном контексте) существуют диа-метрально противоположные точки зрения. Как ни странно, все они по-своему справедливы. Постараемся разобраться в этом, дабы вы-яснить уровень подготовки конницы к современной войне. Прежде всего, приведем два различных высказывания. Яростный критик всего того бедлама, что царил в командовании русской Действующей армией в годы войны пишет, что русская ка-валерия с 1895 года, то есть со вступления в должность генерал-инспектора кавалерии великого князя Николая Николаевича, учила порядки «линейные, фигурные и малопригодные для современной войны». При нем русская кавалерия «в течение десяти лет проделы-вала то, чего она не может делать в современной войне, и вряд ли делала это и прежде, если не принимать Фридриховских «плацевых»

12

упражнений, которыми он развлекал иностранцев, за действитель-ность. Но критика в военном мире не процветала, а тем более крити-ка действий Великого Князя… [который] держал себя сурово и не-приступно, как человек не от мира сего, как полубог, и как единст-венный носитель каких-то кавалерийских истин и откровений»10. Другой участник войны – кавалерист, сообщает: «Русская кавале-рия – это создание Великого князя Николая Николаевича, который долгое время был ее генерал-инспектором. Это он вывел нашу кава-лерию из состояния покоя, учений на шагу и рыси, воспитал в ней смелость и способность быстро покрывать пространство. Она един-ственная [в Европе] поэтому сохранила конный дух и дерзала атако-вать в конном строю»11. Примечательно, что оба высказывания сделаны людьми, в годы войны воевавшими в кавалерии. Генерал Краснов (один из лидеров Белого движения на Дону) командовал 2-й казачьей сводной дивизи-ей, а затем 3-м кавалерийским корпусом. Генерал Залесский, в годы Гражданской войны старавшийся держаться в стороне от братоубий-ственной бойни – начальник штаба 6-го армейского корпуса, а затем – 1-го кавалерийского корпуса, также командовал 8-й и 6-й кавале-рийскими дивизиями. То есть оба этих человека – конники. И вот такие разные, противоположные отзывы о шефе русской кавалерии. Главным же является тот факт, что именно великий князь Николай Николаевич есть тот человек, под решающим влиянием которого русская конница участвовала в Первой мировой войне. Именно те порядки, что вводились им в коннице и (с 1905 года) в войсках Гвардии и столичного военного округа, распространялись на всю русскую армию. Совмещая эти два поста – генерал-инспектора кава-лерии и командующего войсками Гвардии и Петербургского военно-го округа (не говоря уже о Совете Государственной обороны в 1905-1908гг.) – великий князь определяющим образом влиял на подготов-ку русской военной машины к войне. Конечно, какие-то его инициативы блокировались его личным вра-гом военным министром ген. В. А. Сухомлиновым, какие-то – Гене-ральным штабом, какие-то – командующими другими военными ок-ругами. Однако, никакая другая личность так сильно не повлияла на русскую военную машину перед июлем 1914 года. Прежде всего, это относится к кавалерии. Генерал-квартирмейстер Генерального штаба ген. Ю. Н. Данилов, бывший в годы войны одним из сотрудников великого князя, так пишет о нем и его ближайшем помощнике ген. Ф. Ф. Палицыне: «…великий князь учил конные части в поле – его

10 Залесский П. И. Возмездие (причины русской катастрофы), Берлин, 1925, с.86 11 Краснов П. Н. Воспоминания о Русской Императорской армии, М., 2006, с.473

13

начальник штаба на основании результатов этих работ подготовлял разного рода приказы, инструкции, чертежи и схемы, которые полу-чали неофициальное распространение не только во всей гвардейской кавалерии, но и в тех армейских полках, во главе которых стояли более восприимчивые и деятельные командиры. Так как весьма мно-гими полками командовали офицеры, проведшие свою первоначаль-ную службу в гвардейских частях или в Генеральном штабе, то приемы и навыки, рекомендуемые великим князем, стали распро-страняться во всей армии довольно широко… Великий князь оста-вался в этой должности десять лет, и, таким образом, при его кипу-чей энергии личное влияние его на развитие русской конницы выли-лось в совершено исключительные формы»12. Подготовка каждого рода войск к войне проводится в двух направ-лениях. Во-первых, в подготовке личного состава – как офицерско-го, так и солдатского. Во-вторых, в проведении общевойсковых ма-невров, дабы рода войск умели взаимодействовать друг с другом на войне. Нельзя забывать, что в проблеме взаимодействия родов войск на поле боя, новому генерал-инспектору кавалерии досталось нелег-кое наследство. И переломить его великий князь Николай Николае-вич до конца не сумел (а, быть может, и не хотел, считая что-то пра-вильным). А. И. Деникин, начинавший службу в девятнадцатом сто-летии, вспоминал, что в девяностые годы предшествовавшего века в тактике войск все еще господствовали тенденции наполеоновской эпохи. Конечно, делалась поправка на изменение качества вооруже-ния и, следовательно, его огневой мощи, но все-таки принцип сомк-нутого строя еще имел силу. Впрочем, до применения пулемета ос-тавалось совсем немного – да и одиночные стрелки, разбросанные по местности, превосходно уничтожали сомкнутые строи, что от-лично выказала англо-бурская война 1899-1902гг. А. И. Деникин со-общает: «Как в пехоте «чувство локтя», так и в коннице «чувство стремени», понимаемые не в смысле моральной близости и под-держки, а в буквальном – приводило к предпочтению «ящиков» ра-зомкнутым строям. Боем в спешенном строю и стрельбою пренебре-гали. Не скоро совершился переход к полевому галопу, к втягива-нию конского состава, к полю, к новым разреженным строям»13. Вот в этом и заключается соль данного вопроса – о роли великого князя Николая Николаевича в подготовке русской кавалерии, с ко-торой конница и вышла на войну. С 1882 года кузницей кавалерий-ских кадров стала Офицерская кавалерийская школа. Первоначаль-но, эта подготовка ограничивалась обыкновенным набором – теори-

12 Данилов Ю. Н. Великий князь Николай Николаевич, М., 2006, с.84-85 13 Деникин А. И. Старая армия. Офицеры, М., 2005, с.379

14

ей тактики и практикой конной езды. Постепенно, дело подтягива-лось к обучению офицеров кавалерии умению действовать на войне. А с назначением на пост начальника школы А. А. Брусилова (1902-1906гг.) дело было окончательно поставлено на основу подготовки кавалериста к войне. Современник так характеризует деятельность нового начальника Офицерской кавалерийской школы: «Главным образом именно ему, генералу Брусилову, Школа, а потом и вся ка-валерия, были обязаны введением, взамен существующей “бессис-темности”, новой системы выездки лошадей (системы Филлиса), имевшей вначале много недоброжелателей… Старым кавалеристам тех времен и не снилось, что можно было требовать от коня. Энер-гия Брусилова вызывала зависть, и Брусилов приобрел репутацию беспринципного карьериста и интригана»14. Последнее замечание относится к распространенному мнению, что именно А. А. Брусилов убрал с поста своего предшественника. С другой стороны, не менее справедливым мнением является и тот факт, что Офицерская кавалерийская школа учила офицера, в первую голову, как кавалериста, а не как офицера. То есть – выдаю-щийся конник, не умевший командовать конным подразделением в современной войне. Русско-японская война 1904-1905гг. отчетливо выявила данную тенденцию. Ряд кавалерийских начальников в преддверии Мировой войны пытался бороться со сложившейся практикой обучения, однако никто не преуспел в этом. В качестве примера можно привести выдержку из брошюры лучшего (по мне-нию участников войны) русского кавалерийского военачальника 1914-191гг. – графа Ф. А. Келлера. В войне генерал Келлер командо-вал 10-й кавалерийской дивизией, а затем 3-м кавалерийским корпу-сом. В 1910 году он писал: «Меня причисляют к заклятым врагам Офицерской Кавалерийской школы, но это неправда, я враг не шко-лы, а постановки дела в Офицерской школе, и враг потому, что вме-сто той громадной пользы, которую школа должна была бы принес-ти, она приносит отечественной коннице вред… С легкой руки шко-лы последних времен, когда руководителями и начальниками яви-лись люди почти не служившие в строю и специализировавшиеся только на прыжках и в езде, не знающие и не желающие считаться с нуждами и требованиями строевых частей, явилось шатание во всех полках кавалерии… К тому же, школа забыла, что она воспитывает не берейторов, а строевых офицеров и средство (например, хорошую езду, преодолевание препятствий и т.д.) превратила в цель»15.

14 Военная быль, 1968, №89, с.32 15 Келлер Ф. А. Несколько кавалерийских вопросов, Спб., 1910, вып.2, с.17-19

15

Также, граф Келлер считал, что Офицерская кавалерийская школа должна проводить однообразие в требованиях Устава. Незадолго до войны, в 1912 году армия получила хороший кавалерийский устав (по сравнению с предшествующим Уставом), в котором пеший и конный бой признавались равноценными. Строевой кавалерийский устав 1912 года определял главную задачу конницы в «содействии другим родам войск в достижении общей цели». В данном Уставе впервые было сказано о подвижности в бою крупных сил – маневр группами на поле боя как средство подготовки последнего удара конной массой – «шока». Как считал участник войны, «Устав 1912 года – первая брешь в толще вековых “регулярных” предрассудков, и в этом его огромная историческая заслуга. Другая состоит в том, что им принципиально уничтожается (в тактическом отношении) понятие о регулярной и иррегулярной коннице»16. Конечно, переучить конницу за остававшиеся полтора года уже не удалось, а в отношении не желавших переучиваться кавалерийских начальников это было и вообще невозможно. Так, служивший в 5-м драгунском Каргопольском полку И. В. Тюленев вспоминал, что во время учений и маневров «Выигрыш боя приписывался тому, кто хорошо покажет “шок”, а не тому, кто сочетает маневр с огнем ар-тиллерии, кто искусно организует бой»17. Поэтому, Устав одновре-менно был дополнен. Именно – различными инструкциями, положе-ниями и прочими военными нормативно-правовыми документами, долженствовавшими внедрить в среду командиров новейшие дости-жения в отношении вождения конных масс на войне. «Наставление для занятий в кавалерии» 1912 года гласило, что кавалерийское под-разделение считается подготовленным, если оно в состоянии выпол-нить все предстоящие ему в военное время задачи. Среди этих задач особо выделялись следующие умения: 1.атаковать в конном строю все рода войск противника; 2.подготовить успех конной атаки огнем; 3.свободно маневрировать на всякой местности, не нарушая порядка движения, преодолевая препятствия и применяясь к местности; 4.действовать в спешенном порядке наступательно и оборонительно; 5.совершать походные движения, как днем, так и ночью; 6.нести службу охранения и разведки, как на походе, так и на бивуа-ке. Характеризуя базу предвоенной подготовки, выраженную в Уставе 1912 года, Б. М. Шапошников в труде «Конница (кавалерийские очерки)» писал: «…комбинированный бой будет наиболее часто

16 Микулин В. Комбинированный бой конницы, М., 1928, с.25 17 Тюленев И. В. Через три войны, М., 2007, с.82

16

применяемым способом действия крупных сил конницы. Такой вид боя конницы нашим уставом был признан до мировой войны и толь-ко лишь не привился прочно в армии. Конница еще по-прежнему стремилась главным образом конной атакой большей части своих сил завершить удары, придавая пешему бою второстепенное значе-ние. И, не видя благоприятно складывающейся обстановки для кон-ной атаки, не развивала натиск своих пеших частей, оставляя конные свои части в бездействии, в результате чего проигрывала бой или сводила его на нет»18. Повторимся, что за остававшееся до войны время даже и по одним только объективным причинам сделать мало что удалось. Поэтому, основную роль в войне играли те кавалерийские начальники, что го-товились к современной войне и до 1912 года, а также молодые офицеры Генерального штаба, находившиеся при старых военачаль-никах – начдивах и комкорах. Впрочем, большая часть этих началь-ников долгое время (а то и до конца войны) оставалась на своих по-стах, пользуясь поддержкой в «высших сферах». Ответственность за этих людей, прежде других, должен нести их непосредственный шеф – великий князь Николай Николаевич. Выдающийся отечественный военный ученый А. А. Свечин впоследствии указывал, что «Ужас-ный подбор русских кавалерийских начальников – творчество вели-кого князя Николая Николаевича, в бытность его инспектором кон-ницы»19. Говоря о подготовке русской кавалерии перед войной, мы неиз-бежно проецируем этот вопрос на те события, что происходили в войну. Зная, что конница не сыграла и четверти той роли, что могла и должна была сделать в военных действиях, следует констатиро-вать, что эта подготовка была неудовлетворительной. Как ни стран-но, основная тенденция, проявившаяся еще в 1904-1905гг., относи-лась к той сфере, что вообще странна для военного человека. А именно – к чрезвычайно болезненному отношению кавалерийских начальников к потерям своих войск. Если пехота бросалась в штыки, сражаясь до остатков взвода в каждом батальоне, если артиллеристы часто били «на картечь», останавливая атаки противника, то конни-ца, как правило, оставалась в стороне от больших потерь даже в тех случаях, когда обстановка властно повелевала, «умереть, но высто-ять». Конечно, были и исключения. Но, как правило, конные атаки на пехоту неприятеля производились соединениями не свыше полка. А также, когда велись оборонительные действия в кризисные мо-менты развития операции.

18 цит. по: Вопросы тактики в Советских военных трудах (1917-1940гг.), М., 1970, с.174 19 Свечин А. А. Эволюция военного искусства, М., 2002, с.798

17

Гораздо же чаще конница старалась уйти «за пехоту» и держаться в тылах, нежели позволить собственным пехотинцам получить не-много передышки в непрерывных боях. А ведь именно конные уда-ры наиболее чувствительны для пехоты в маневренных боях. При-чина такого поведения – соответствующая постановка взаимодейст-вия пехоты и кавалерии на предвоенных маневрах, чем еще будет идти речь. Так, М. Мураховский писал, что ознакомление войск во взаимодействии конницы с пехотой на маневрах играет большую роль, «ибо самую дисциплинированную пехоту волнует одно появ-ление конницы вблизи района ее действий. И один раздавшийся от-куда-либо крик: “Кавалерия!”, вселяет панику в самые крепкие час-ти. Спокойная и выдержанная пехотная часть, находящаяся до конца в руках своих начальников, недоступна для самой энергичной кон-ницы, но зато дрогнув хоть на момент, она становится легкой и ла-комой добычей для последней»20. Еще в 1910 году бывший главнокомандующий Маньчжурской ар-мией ген. А. Н. Куропаткин, основываясь на опыте русско-японской войны 1904-1905гг., указывал: «Главная реформа в коннице должна, по моему мнению, заключаться не во внешних преобразованиях, а в перемене воспитания. Пока конница не будет воспитана в мысли, что она должна сражаться так же упорно, как и пехота, расходы на конницу не окупятся. Если пехота, теряя двадцать пять процентов, еще совершенно свободно продолжает бой, если пехота, потеряв да-же свыше половины своего состава, все еще держится на занятых ею позициях или повторяет атаки, то необходимо, чтобы тот же мас-штаб был применен и к коннице. Мы слишком берегли конницу в бою и слишком мало вне боя. Целые полки при первых близких раз-рывах шрапнели уже отводились назад, не потеряв еще ни одного человека»21. Практика войны показала, что чрезмерность потерь, даже в требуемых случаях – это не для кавалерии. Причем, этот под-ход являлся наиболее характерным для действий против немцев – то есть, самого сильного противника. Деятельность кавалерии в Вар-шавско-Ивангородской наступательной, Лодзинской оборонитель-ной, Августовской оборонительной операциях маневренного перио-да войны это ярко подтверждает. Неумело действовала кавалерия и в Восточно-Прусской наступательной и Виленско-Свенцянской обо-ронительной операциях, где задействовались по численности целые конные армии. А в позиционный период (кампания 1916 года) кон-ница вообще ничего не смогла сделать.

20 Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2001, вып.3, с.22 21 Куропаткин А. Н. Русская армия, Спб., 2003, с.550

18

Какая же именно подготовка клалась в основу воспитания русской кавалерии перед войной? Понятно, что в идеале такая подготовка должна охватывать все те сферы, что необходимы для боевой дея-тельности. К примеру, в пехоте делался упор на стрелковую подго-товку, что позволяет утверждать приоритет русского кадрового стрелка перед всеми прочими армиями (возможно, на равном уровне стол только солдат немногочисленной британской армии). Соответ-ственно, маневрирование пехотными массами уже проводилось с за-труднением, что с удовлетворением отмечалось перед войной гер-манскими разведчиками – «тяжеловесность маневрирования и управления» русскими войсками. Точно так же обстояли дела и в артиллерии. Стрельба русских ба-тарей и отдельных орудий в русской артиллерии были доведены до совершенства. Превосходная подготовка личного состава – как офи-церского, так и солдатского – позволили русской артиллерии, усту-павшей австро-германцам и в количестве орудий вообще, и в тяже-лой артиллерии – в огромной степени – сравнительно успешно про-тивостоять противнику всю войну. Если австро-германцы брали ог-невой мощью тяжелых гаубиц, то русские – ювелирной стрельбой с закрытых позиций. Зато в управлении массированным огнем не-скольких батарей русские командиры уступали немцам. Все это раз-бирается в соответствующих частях нашей работы. Таким образом, как можно видеть, подготовка родов войск рус-ской военной машины осуществлялась поодиночке – без взаимодей-ствия друг с другом на поле боя. Другим важнейшим упущением предвоенной подготовки стал факт превосходного обучения отдель-ного бойца на фоне неумения управлять большой массой этих самых бойцов. Иными словами, начиная со штаб-офицерского уровня, рус-ские войска уже начинали уступать противнику. Конечно, были и исключения, но все-таки правилом являлся именно данный тезис – чем выше был уровень управления, тем все больше и больше рус-ская сторона отставала от подготовки неприятеля. Все эти выводы в полной мере относятся и к кавалерии. Тем более, что уже в XIX веке стало ясно, что кавалерия постепенно сходит на нет в качестве самостоятельного рода войск. Советский ученый пи-шет: «…Изменилась роль кавалерии. Она потеряла значение само-стоятельной ударной силы и все более приобретала роль вспомога-тельного рода войск, обеспечивающего глубокую разведку и веду-щую бой как в конном, так и в пешем строю. В связи с этим, и в ка-валерии [как и в пехоте] также обозначалась тенденция к унифика-ции»22. Наверное, было бы странно, если бы один из родов войск го-

22 Бескровный Л. Г. Русское военное искусство XIX века, М., 1974, с.357

19

товился не так, как прочие. Правда, большая зависимость рода войск от воли высокопоставленного лица, заправлявшего им (например, генерал-фельдцейхмейстером артиллерии был великий князь Сергей Михайлович, также оказавший определяющую роль на развитие и подготовку русской артиллерии перед Первой мировой войной), вполне могла привести к иным методам обучения войск. Однако, этого не произошло. И проведение маневров в довоенный период отчетливо выявляет тенденцию, о которой мы говорили – лучшая в Европе подготовка войск на низшем уровне (солдатский и обер-офицерский уровень) и худшая – на уровне высшем (со штаб-офицерского уровня). Это относится, конечно, к общевойсковым маневрам, где каждый род войск действовал как бы сам по себе, без осознанного понимания того простого факта, что в бою все рода войск будут драться бок и бок и, следовательно, они должны уметь сражаться таким образом. Но условия маневров готовились так, что победившей стороной считался не тот общевойсковой командир, кто сумел организовать победу, а тот, кто в максимальной степени ис-пользовал сильные стороны каждого рода войск по отдельности. Участник войны – гвардеец, вспоминал: «…дело с тактической под-готовкой нашей кавалерии вообще обстояло несколько хуже, нежели в пехоте, ибо с конницей у нас весьма часто занимались меньше, чем следовало бы […] невольно досадуешь на то, сколько времени и труда тратили мы на освоение техники встречных лобовых конных атак, производимых всегда в сомкнутом развернутом строю, когда с пиками наперевес вихрем налетали друг на друга целые кавалерий-ские бригады и даже дивизии, сшибаясь друг с другом врукопаш-ную. Разомкнутым строем атаковывали лишь пехоту. Такие картин-ные бои конницы были уместны, быть может, столетие назад, но при современной технике и вооружении вряд ли можно было ожидать практического применения подобной тактики в условиях настоящей большой войны. А между тем, ни одно наше учение на военном по-ле, ни одни маневры никогда не обходились без подобных атак, коими традиционно завершались всякие маневры, будь то бригад-ные, дивизионные или даже корпусные»23. Таким образом, если пехота училась, в первую голову, вести огне-вой бой с пехотой противника, а артиллерия – к контрбатарейной борьбе, то конница готовилась, прежде всего, к конному бою с кава-лерией противника. Приведем громадную цитату из В. Рогвольда, который в своих работах, посвященных его личному опыту войны, усиленно исследовал именно этот вопрос – предвоенную подготовку русской кавалерии. В отношении обучения конных частей В. Рог-

23 Трубецкой В. С. Записки кирасира, М., 1991, с.142

20

вольд пишет: «Здесь, прежде всего, готовились к поединку с непри-ятельской кавалерией, который представлялся, как столкновение конных масс исключительно в конном строю. Все было направлено к тому, чтобы иметь на своей стороне всевозможные выгоды в таком столкновении, которое большей частью представляли себе как встречный бой». Выгоды: 1. быстрота развертывания походных колонн; 2. искусство выстраивания в оптимальный боевой порядок полков, бригад и дивизий; 3. умение менять направление и фронт в боевом порядке; 4. темпы и четкость спешивания войск и их посадки на коней; 5. соблюдение строгого порядка в частях; 6. соблюдение молчания вплоть до столкновения. «В отношении движения и маневрирования больших масс конницы дошли до виртуозности: было обычным явлением, что кавалерий-ская дивизия двигалась и перестраивалась на полевом галопе по зна-ку шашкой своего начальника… В итоге, русская кавалерия пред-ставляла страшное оружие на случай конных столкновений, но при условии действовать в сомкнутых порядках, в зрительной связи ме-жду частями. Как только зрительная связь нарушалась, отдельные начальники, не приученные действовать самостоятельно и согласо-ванно для достижения указанной общей цели, терялись, не проявля-ли должной инициативы или задавались своими целями, ждали при-казаний, бездействовали или старались восстановить зрительную связь в зависимости от характера данного лица. Обучение не при-учало к поддержанию связи между частями, не давало необходимых навыков и привычек ни старшим начальникам, ни подчиненным; это было очень просто при зрительной связи и нормальных боевых по-рядках, и совершенно не удавалось, как только боевой порядок рас-членялся на самостоятельные группы, действующий на больших расстояниях друг от друга»24. Как видим, именно одиночная подготовка всадника и коня перед войной стояла на большой высоте. Предвоенные маневры заключа-лись в конном столкновении на заранее избранной ровной местно-сти. В итоге, по условиям игры, побеждал тот, кто успевал раньше развернуться. Подвижные же сборы, проводимые в приграничных округах, были редки и непродолжительны. Но и здесь военачальни-ки не умели организовать взаимодействие конницы с пехотой и ар-тиллерией, причем потому именно, что это было бы минусом для инспекторов, которых зачастую возглавлял великий князь Николай Николаевич.

24 Рогвольд В. Усиленная разведка Маркграбова 14\1 августа 1914 года, М., 1926, с.38-39

21

Что значит – «настоящий кавалерист», по восприятию идиом нача-ла двадцатого века? Это тот боец, который превосходно использует особенности своего оружия. Именно так и воспитывались русские кавалеристы. То обстоятельство, что данный подход берет свое на-чало в первой половине Средневековья, когда один конный рыцарь вполне мог разогнать целую толпу пехотинцев, не учитывался. Не в последнюю очередь благодаря тому, что, как уже говорилось, кон-ница считалась самым аристократичным родом войск. И это, не-смотря на то, что наиболее великий полководец Европы, с которого брали пример, и который на протяжении десятилетий успешно про-тивостоял всем европейским монархиям вместе взятым, все же яв-лялся артиллеристом. Критиковать предвоенную подготовку стали уже по окончании войны, когда стало ясно, что велась она не так, как того требует со-временная война. Соответственно, те теоретические установки, что проповедывались высшими начальниками (личный опыт русско-турецкой войны 1877-1878гг.!), неизбежно накладывались и на мо-лодых офицеров: «Перед Первой мировой войной мы все еще испы-тывали романтическое отношение к ярким сражениям прошлого. Хотя огромное количество времени было отведено изучению пеших боев, упор делался на сражениях в седле. Вот почему мы так легко-мысленно относились к занятиям по тактике и всему тому, что име-ло отношение к современной войне. В конечном счете, нас постигло жестокое разочарование, но зимой 1913\14г. считали, что основным оружием кавалериста является лошадь»25. А что значит лошадь как основное оружие кавалериста? Это по-нималось примерно так же, как перед Второй мировой войной суще-ствовало увлечение танками «поддержки пехоты». То есть – не тан-ковые силы сами по себе, как могучая сила современной операции, а огневая поддержка пехоты (немцы решили эту проблему созданием такого рода подвижной артиллерии как штурмовые орудия). То есть, лошадь являлась тем фактором, что позволял кавалеристу добиться победы. Это и понятно, ведь каждому коннику было ясно, что в бою сабля против винтовки пехотинца – все-таки уступает. Поэтому счи-талось, что конница, если ей придется действовать против пехоты, должна как можно быстрее домчаться до последней и принудить к бою холодным оружием. Странно только, что данная точка зрения могла господствовать в то время, когда все европейские армии ак-тивно насыщались таким страшным оборонительно-наступательным оружием как пулемет. Тем не менее, изжить консерватизм не уда-

25 Литтауэр В. Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии, М., 2006, с.108

22

лось. Участник войны вспоминает: «Конница перед мировой войной упорствовала в своем излюбленном способе конной атакой искать решающего успеха даже над нерасстроенной пехотой, почему прак-тическое обучение конницы далеко отставало от совершенно пра-вильных выводов военно-научной теории. Стремление уменьшить время губительного действия огня, пока шашки переносятся к про-тивнику, быстрота движения, вот тот прием, который был избран конницей для состязания с пехотой наших дней»26. Уже после войны ее участники и исследователи в отношении под-готовки и действий кавалерии столкнулись в спорах о вопросе ис-пользования опыта гражданской войны в США в 1861-1865гг. В этой войне активно использовались большие конные массы, кото-рые, благодаря географии, сыграли большую роль в ведении воен-ных действий. Опыт этой войны был взят европейскими странами на вооружение, в том числе и в России. Другое дело – каким именно образом он был взят. Так, А. А. Керсновский справедливо пишет: «Увлечение ковбоями американской междоусобицы – Шерманом и Шериданом – повлекло за собой то, что мы по опрометчивости сде-лали второй шаг, не сделав первого – стали заводить стратегическую конницу, упустив создать войсковую». Но дело даже не в этом. Дело в том, что под влиянием гражданской войны в США русские кавале-рийские руководители взяли лишь то, что для Европы являлось со-вершенно неверным – использование конницы как ездящей пехоты (не надо забывать, что сами американцы считали важнейшим ору-жием конного боя не саблю, а револьвер). То есть, опыт граждан-ской войны в США, по правильному замечанию старого конница М. Баторского, учил «двум весьма существенным вещам: первое – мас-сирование конницы и второе – действиям на тыл противника, как самостоятельным актам»27. В России этого не поняли, а увлеклись лишь внешней стороной – ездящей пехотой, о чем и говорит А. А. Керсновский. Между тем, опыт американской войны должен был дать Европе и правильный вывод – использование конницы как огневой силы в большой массе. Ведь в Первую мировую войну конница всех европейских армий вступила, используя учение «шока». Иными словами – конных «мя-сорубок» времен Фридриха II и Наполеона. Это был тот предрассу-док, который так и не удалось изжить. А ведь гражданская война в США давала тип современной кавалерии, возглавляемой Стюартом (южане) и Шериданом (северяне). Это должна была быть конница инициативных кавалеристов, которые отлично действуют как в кон-

26 Певнев А. Л. Конница по опыту мировой и гражданской войн, М., 1924, с.4-5 27 Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994, т.4, с.219; Баторский М. Служба конницы, М., 1925, с.20

23

ном, так и в пешем строю; маневрируют так же умело, как и стреля-ют. И, как будто бы на смех, в отличие от прочих европейских держав, именно Россия имела таких кавалеристов, не зависимых ни от сомк-нутого строя, ни от личного примера офицеров, гибнущих в бою в первую очередь. Речь, конечно, идет о казаках – «природной конни-це» нашей страны. А вот немцы поняли американский опыт лучше русских, хотя не имели столь многочисленной кавалерии, предпочи-тая делать ставку на тяжелые гаубичные батареи, ни казаков. Как считает исследователь, оценивая Свенцянский прорыв сентября 1915 года, «…Германские генералы ориентировали свои вооруженные силы на маневренные наступательные боевые действия, поэтому ка-валерийские соединения предназначались для выполнения опера-тивных или стратегических задач – глубоких рейдов в тылу против-ника, введения в прорыв неприятельских позиций и организации полномасштабного преследования. Такую стратегию применения кавалерии пруссаки заимствовали из опыта Гражданской войны в США»28. Представляется, что делать столь далеко идущие выводы о предво-енной подготовке германской конницы на основании всего лишь единственного Свенцянского прорыва было бы несколько опромет-чиво. Однако, против фактов идти нельзя – немцы лучше русских применяли конные массы в оперативном масштабе, и в этом Ю. Ю. Ненахов совершенно прав. Русские до войны учили конницу взаи-модействовать с пехотой непосредственно на поле боя. И то – взаи-модействовать в качестве конного «шока» на позиции условного противника. Иными словами, русские командиры действовали по тому правилу, что главная задача кавалерии – конная атака на поле сражения. Немцы же уже в ходе военных действий перестроились, правильно осознав, что при современной технике роль конницы – удары по флангам и тылу неприятельских армий в оперативном масштабе. Участник войны с горечью отметил: «Превосходная под-готовка германских кавалерийских начальников и умелое использо-вание конницы высшим командованием сделали то, что слабая гер-манская конница принесла гораздо больше пользы своей армии, чем сильная русская»29. В 1906 году первый начальник реорганизованного Генерального штаба и верный сотрудник великого князя Николая Николаевича ген. Ф. Ф. Палицын учредил четыре кавалерийских корпуса, которые были временно уничтожены после русско-японской войны 1904-

28 Ненахов Ю. Ю. Кавалерия на полях сражений XX века: 1900-1920гг., Мн., 2004, с.197 29 см. Военное дело. Сборник статей по военному искусству, М., 1920, вып.2, с.132

24

1905гг. Эти корпуса были упразднены военным министром ген. В. А. Сухомлиновым (генерал Сухомлинов также являлся кавалери-стом!) в 1910 году. Итог – отсутствие штабов для стратегической конницы, перевод всех кавалерийских дивизий в армейскую кавале-рию, тяжелейшая нехватка (и по качеству, и по количеству) войско-вой конницы. Это – невзирая на то, что накануне войны русская конница имела 129 полков, а пехота продолжала оставаться в бою «слепой», вследствие отсутствия разведки. То есть, до войны кавалеристы практически не учились действо-вать вместе с пехотой, раз в качестве войсковой кавалерии должны были стать казаки 2-й и 3-й очереди. Иными словами, проводимая перед войной реорганизация сухопутных сил не затронула кавале-рию. И не последняя причина здесь – личная вражда между генерал-инспектором кавалерии великим князем Николаем Николаевичем и военным министром ген. В. А. Сухомлиновым, которому протежи-ровал император Николай II. А ведь все кавалерийские теоретики говорили, что упразднение кавалерийских корпусов – неверное дея-ние. Так, профессор А. Ф. Матковский писал, что для Европейской войны обязательно нужны кавалерийские корпуса, причем они должны быть созданы уже в мирное время30. Вероятно, еще и поэтому, конница воспитывалась сама по себе, не получая навыков действий в современном общевойсковом бою. Ведь даже и в артиллерийском отношении конница взаимодейство-вала не столько с артиллерийскими бригадами армейских корпусов, сколько со своими собственными конными батареями. Число же по-следних было весьма невелико: перед войной их насчитывалось два-дцать три единицы в пятнадцати кавалерийских дивизиях. Во время войны было сформировано еще четыре конные батареи, что ясно по-казывает на приоритет обычной артиллерии. Все тот же В. Рогвольд пишет: Немецкая кавалерия уклонялась от конного боя за собст-венной пехотой. «Между тем, подготовка в мирное время русской кавалерии велась исключительно (выделено нами – Авт.) в направ-лении подготовки ее к бою с конницей противника. Отсюда, каждый большой маневр начинался непременно с действий конных сил обо-их противников, по окончании которых никто больше кавалерией не интересовался. Конница приучалась действовать сама по себе, вне зависимости от интересов всей армии, да и пехота приучалась к тому же, мало интересуясь тем, что и как делает кавалерия; последняя сплошь и рядом появлялась у своей пехоты только к заключитель-ному аккорду маневра – общему бою – и производила более или ме-

30 Матковский А. Ф. Самостоятельные действия крупных сил конницы на крыльях и в тылу неприятельских армий, Спб., 1911, с.75

25

нее эффектную атаку, больше для зрителей маневра. Примерно по этой схеме представляли себе настоящую военную операцию как командование, так и кавалерийские начальники». Мирное обучение выражалось: «а).в исключительном внимании к конному бою и к маневрирова-нию в конном строю на небольших пространствах; б).в привычке действовать, маневрировать и принимать решения, только видя неприятеля; в).в недооценке комбинированного боя, неумении его вести; г).в неумении управлять боем на больших пространствах, когда зри-тельная связь между частями терялась… з).в непривычке действовать широко расчлененным боевым поряд-ком, без точных сведений о расположении неприятеля и, как следст-вие – непривычка рисковать, ставить определенные задачи подчи-ненным начальникам, настойчиво преследовать поставленные цели, продолжительное время бесконечной разведки, отсутствие инициа-тивы у частных начальников, когда они попадали в необычную об-становку»31. Такое положение вещей в подготовке кавалерии делало невозмож-ным использование больших конных масс в той системе управления, что сложилась перед войной. Косвенно об этом свидетельствует расформирование кавалерийских корпусов после русско-японской войны (а затем вторично – в 1910 году), где русская сторона также не сумела использовать превосходство в коннице над японцами. Ведь русские военачальники так и не смогли приспособить тактику кавалерийского боя к требованиям современной войны. В итоге, ка-валерийские корпуса стали спонтанно создаваться уже через после начала Первой мировой войны, а в 1916 году конные корпуса уже приняли устоявшуюся структуру – от двух до четырех кавалерий-ских дивизий. До этого широко использовались сводные отряды, в которых начальники кавалерийских бригад и дивизий старались со-хранить как можно больше самостоятельности, хотя и были обязаны подчиняться штабам кавалерийских корпусов, создаваемых на время той или иной операции командованиями фронтов или Ставкой. От-сюда во многом проистекала нерешительность применения конницы в Варшавско-Ивангородской и Виленско-Свенцянской операциях 1914-1915гг., в которых широкомасштабные действия кавалерии были призваны сыграть важную роль. Таким образом, единственное, что умела делать русская кавалерия – это драться против кавалерии противника в открытом сражении, то

31 Рогвольд В. Конница 1-й армии в Восточной Пруссии (август-сентябрь 1914г.), М., 1926, с.159

26

есть то, что совершенно не могло пригодиться в современной войне. Конница должна была принимать то участие в операции, что спо-собствовало бы общей победе, однако приоритет тактики в обучении над оператикой, достиг чрезмерно непреодолимых масштабов. Уди-вительно, но с этим русские столкнулись уже в войне с Японией, где также не было крупных конных боев, так как японцы имели на теат-ре войны всего лишь две кавалерийские бригады против многочис-ленной русской конницы. Никаких серьезных выводов по итогам русско-японской войны сделано не было: «…в основу всех действий конницы было положено ее участие в сражении, а оперативная рабо-та на театре войны, хотя и не умалялась, но не превалировала над тактикой. В выполнении же чисто боевых задач, встававших перед конницей, последняя стремилась разрешать их преимущественно ударом в конном строю, видя в этом наиболее полное использование своей сильной стороны. Действия с винтовкой в руках были побоч-ным способом достижения поставленной цели»32. Одним словом, многочисленный и весьма квалифицированный род войск – кавале-рия – был совершенно не подготовлен к современной войне. Так что вовсе не странно, что в сентябрьских боях на левом берегу Вислы кавалеристы лучше оборонялись, чем наступали. Что конни-ца старалась оставаться в стороне от общевойскового боя, перевали-вая тяжесть ведения боев на пехоту и артиллерию, в том числе и то-гда, когда следовало атаковать во что бы то ни стало (брезинский прорыв немцев). Что еще и в 1916 году конница наблюдала как по-бедоносная пехота Юго-Западного фронта гонит врага, но участво-вать в преследовании не могла, так как не умела. Вообще, преследо-вание разбитого противника стало одним из наиболее слабых мест действия русской кавалерии в Первой мировой войне. Кавалерийские начальники оказались самыми рьяными ретрогра-дами: пехотинцы и артиллеристы (не говоря уже об инженерных войсках, переживших настоящее второе рождение) учились, пусть и на собственных ошибках. Кавалеристы учиться не желали (вспом-ним, в связи с этим, что и в Советском Союзе перед Второй мировой войной самым консервативным родом войск стала кавалерия, а «ка-валеристами» именовали наиболее ретроградную группу советского военного руководства, группировавшегося вокруг К. Е. Ворошилова и С. М. Буденного), а широкое применение конницы в Гражданской войне зависело от «нерегулярности» военных действий: даже против только что обретшей независимость Польши этот номер уже не прошел; на каждом театре – своя специфическая тактика.

32 Шапошников Б. М. Конница (кавалерийские очерки), М., 1923, с.7

27

Стремясь выделить несомненные положительные моменты, А. А. Керсновский пишет, что русской конницей «было произведено до 400 атак в конном строю…», в ряде сражений «некоторые конные дела имели не только тактическое, но и стратегическое значение», наконец, «сколько раз наши пехотные дивизии и корпуса выруча-лись беззаветными атаками ничего не боявшихся и все сметавших сотен и эскадронов»33. Все это так. Однако, надо сказать о том, что кавалерия проявила себя в войне как вспомогательный род войск, но не как основной. Вот в чем, на наш взгляд, главный вывод данной части нашей работы. Первая мировая война окончательно утвердила то обстоятельство, что отныне главной становится не тактика, а оперативное искусство как метод ведения боевых действий (стратегия есть вещь более вы-сокого порядка). А, следовательно, на первое место неизбежно вы-двигались не атаки небольшими соединениями (как правило, это и было в числе тех четырех сотен атак, о которых сообщает А. А. Керсновский), а умелые действия конных масс – от дивизии и выше. И вот как раз в этом отношении руководство русской конницей ока-залось весьма и весьма неудовлетворительным. Отсутствие надле-жащим образом организованных кавалерийских корпусов (и, доба-вим, столь же надлежащим образом подготовленных начальников этих корпусов) в мирное время, приводило к тому, что русским по-стоянно не хватало конницы в самый нужный момент: - при преследовании австрийцев после боев под Варшавой и Иван-городом в сентябре 1914 года; - при попытке пленения группы Шеффера в боях под Лодзью в но-ябре 1914 года; - под Шавли весной 1915 года; - под Свенцянами. Поэтому же конные корпуса занимали растянутые окопы в 1916 году, а главкоюз ген. А. А. Брусилов и его командармы (прежде все-го, в 8-й и 9-й армиях) не сумели использовать свою довольно мно-гочисленную конницу для довершения поражения противника, раз-громленного на первом этапе Брусиловского прорыва в мае-июне 1916 года. Выходит, что великий князь Николай Николаевич великолепно подготовил конницу как самостоятельный род войск, но в совре-менной войне надо тесно взаимодействовать с пехотой и артиллери-ей. Нужна гибкая тактика конницы в общевойсковой операции. Это-го не было сделано в том числе и потому, что в военной теории не существовало отдельного вида военного искусства – оперативного

33 Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994, т.4, с.219-220

28

искусства. Поэтому конница готовилась только в тактике, плюс тео-рии стратегической конницы, как глубокие рейды во вражеские ты-лы. Противник же более безболезненно перешел к новой тактике, ввиду сохранения при пехотных корпусах огромного числа войско-вой конницы, в то время как у русских все ушло на стратегическую конницу. Кроме того, отсутствие хороших кавалерийских начальни-ков (за редкими исключениями) не позволило коннице переучиться уже в ходе войны, как это сделали пехота и артиллерия, достигшие к 1916 году пика своего могущества. Повторимся, именно на Восточном фронте в период Первой миро-вой войны кавалерия могла в последний раз подтвердить свой статус самостоятельного рода войск, равного по положению пехоте и ар-тиллерии. То есть – как основного рода войск. Этого русские кава-леристы сделать не сумели, скатившись в характеристику вспомога-тельного рода войск. Да, были отдельные всплески. Но все это не мешало главному – переходу кавалерии к ведению боевых действий в спешенных порядках, неумению маневрировать большими масса-ми для достижения победы в операции, нежеланию кавалерийских начальников учиться на собственных ошибках и активно взаимодей-ствовать с прочими родами войск.

Глава 2. Личный состав кавалерии.

Как говорилось выше, в начале двадцатого столетия конница все еще рассматривалась в качестве одного из трех основных родов войск. При этом, именно кавалерийские подразделения комплекто-вались отборными людьми в первую очередь. Недаром современни-ки (не из кавалеристов) с горечью отмечали, что, в то время как на пехоту ложится вся тяжесть современного боя, и именно она несет наиболее тяжелые потери в сражениях, как раз пехота комплектова-лась по «остаточному принципу». Регулярная кавалерия мирного времени, с которой русская Действующая армия должна была всту-пить в войну, насчитывала в своем составе две гвардейские кавале-рийские дивизии, пятнадцать кавалерийских дивизий, Кавказскую кавалерийскую дивизии. Также, в мирное время содержались и не-которые казачьи кавалерийские соединения – например, Сводная ка-зачья дивизия, или Уссурийская конная бригада. Вся эта конница уже в мирное время содержалась в полном соста-ве, что не предусматривало ее пополнение запасными в ходе моби-лизации: «В отличие от пехоты, кавалерийские части и входящая в их состав конная артиллерия уже в мирное время содержались пол-ностью укомплектованными, в довольно высокой степени готовно-

29

сти на случай военных действий»34. Данный факт является отраже-нием предвоенных планов русского Генерального штаба. Согласно планированию, конница должна была прикрывать развертывание и сосредоточение полевых армий, а кавалерия 1-й армии Северо-Западного фронта, развертываемой по рубежу пограничной реки Неман – должна была еще и совершить массированный набег в гер-манскую Восточную Пруссию. Следовательно, только конница уже с начала войны находилась в идеальном состоянии – полностью кад-ровый состав действующих войск. Перед войной в русской армии числилось двадцать один драгун-ский полк, семнадцать уланских полков, восемнадцать гусарских полков. Первые бригады пятнадцати кавалерийских дивизий образо-вывали по одному уланскому и одному драгунскому полку. Вторые бригады – гусарские и казачьи полки. В составе 1-й Отдельной кава-лерийской бригады состояли 16-й гусарский и 19-й драгунский пол-ки, 17-й и 18-й гусарские полки – в составе 2-й Отдельной кавале-рийской бригады, 16-й и 17-й уланские полки – в 3-й Отдельной ка-валерийской бригаде. Еще три полка драгун – 16-й, 17-й и 18-й дра-гунские полки – находились в составе Кавказской кавалерийской дивизии. 20-й Финляндский драгунский полк числился вне дивизий и бригад. Приморский драгунский полк входил в Уссурийскую кон-ную бригаду. В годы войны были сформированы Кавказская Тузем-ная конная дивизия («Дикая дивизия»), Текинский конный полк, шесть Заамурских конных полков, шесть Прибалтийских конных полков, два пограничных конных полка35. При мобилизации Россия выставила тридцать пять кавалерийских дивизий в составе шестидесяти семи регулярных и пятидесяти семи казачьих полков армейской кавалерии. Причем, восемь второоче-редных казачьих дивизий были сформированы при мобилизации – три Донских дивизии, две Кубанских, одна Терская, одна Оренбург-ская, одна Уральская дивизия. Общая численность армейской кон-ницы составляла 1 158 регулярных эскадронов и казачьих сотен при 112 пулеметах. В кавполку – на шесть эскадронов – 36 офицеров (считая командира полка). Численность эскадрона, по мнению уча-стников войны, считалась недостаточной: «В период напряженной работы конский состав быстро тает; восстановление же рядов кон-ницы происходит с большими затруднениями, нежели в пехоте. С первых же операций 1914 года дала себя чувствовать слабость штат-ного состава нашего эскадрона»36.

34 Марков О. Д. Русская армия 1914-1917гг., Спб., 2001, с.24 35 Волков С. В. Офицеры армейской кавалерии: Опыт мартиролога, М., 2004, с.9 36 Головин Н. Н. Мысли об устройстве будущей Российской вооруженной силы, Белград, 1925, с.215

30

В свою очередь, австро-венгерская кавалерия подразделялась: - имперская армия – 42 полка 6-эскадронного состава: 15 драгун-ских, 16 гусарских и 11 уланских полков, - австрийский ландвер – 41 эскадрон: 6 уланских полков, 1 дивизион (3 эскадрона) конных Тирольских стрелков, 1 дивизион (2 эскадро-на) конных Далматинских стрелков, - венгерский ландвер – 60 эскадронов: 10 гонведных гусарских пол-ков. Всего – 353 эскадрона. Германская кавалерия: 110 полков 5-эскадронного состава. В во-енное время пятые эскадроны остаются для формирования резерв-ных и запасных частей для своего полка. - 10 кирасирских полков (только прусские), - 4 тяжелых конных (саксонские и баварские), - 28 драгунских (кроме Саксонии и Баварии), - 21 гусарских (Пруссия, Саксония, Брауншвейг), - 26 уланских (кроме мелких государств), - 13 конноегерских (только прусские), - 8 легкоконных (только баварские)37. В отличие от союзников и противников, русская кавалерийская дивизия имела негибкую организацию. Так, русская кавдивизия – две бригады двухполкового состава по шесть эскадронов в каждом; французская и германская кавдивизия – три бригады двухполкового состава по четыре эскадрона. То есть силы равны – по двадцать че-тыре эскадрона, но германская и французская кавалерийские диви-зии – более гибки и удобоправляемы как войсковые организмы. Практика войны подтвердила, что войсковая единица должна состо-ять из трех элементов – два эшелона и резерв. В ходе военных дей-ствий на трехполковой состав перешла пехота, а затем стала перехо-дить и конница, хотя в русской армии консерватизм оказался слиш-ком велик, и даже «реформа Гурко» зимы 1917 года все еще предпо-лагал образование четырехполковых пехотных дивизий. Русская кавалерия представляла собой огромную силу, ведь в во-енное время русские выставляли в поле почти столько же кавалерии, сколько все прочие великие державы Европы (не считая Великобри-тании), вместе взятые. Так, Россия – до 1500 эскадронов и сотен, Франция – 587, Германия – 528, Австро-Венгрия – 395, Италия – 177. К октябрю 1917 года русская конница насчитывала 100 регу-лярных и 161 казачий полк, сведенные в 52 дивизии, в том числе 25 казачьих, и 3 отдельные бригады. Сколь велики эти цифры? Можно

37 Вооруженные силы иностранных государств. Вып.2. Сухопутные силы Германии, М., 1914, с.11

31

сравнить опыт двух Мировых войн. Перед Великой Отечественной войной, в насыщенной танковыми частями РККА, все еще насчиты-валось тринадцать кавалерийских дивизий (в том числе – горно-кавалерийские дивизии). Но в эти кавдивизии входили танковые, ар-тиллерийские полки, ряд пехотных подразделений. К концу 1941 го-да, в связи с большими потерями в технике, в Действующей армии уже состояло восемьдесят четыре легкие кавалерийские дивизии по три тысячи сабель. К концу 1943г. и до конца войны в РККА состоя-ло двадцать шесть кавалерийских дивизий, в состав которых входи-ли три конных, танковый и артиллерийский полки. Дивизии объеди-нялись в восемь кавалерийских корпусов. Наиболее эффективное использование конницы – совместно с механизированными и танко-выми корпусами в составе временных оперативных объединений – конно-механизированных групп. «Но в целом опыт войны подтвер-дил потерю кавалерией значения как рода войск и бесперспектив-ность ее дальнейшего существования»38. Слабым местом русских общевойсковых соединений являлось от-сутствие сильной войсковой конницы, которая должна была, прежде всего, нести функции разведки. Перед войной предполагалось уве-личить каждую кавалерийскую дивизию на два полка (5-й и 6-й), ко-торые должны были с открытием военных действий образовывать войсковую конницу. То есть, с одной стороны, эти полки сразу же подразумевались как не действующие в составе дивизии, но с другой стороны, корпуса и пехотные дивизии получали регулярную конни-цу для разведки, а не второочередные казачьи части. Но провести данную реформу, относившуюся к известной «Большой программе», которая должна была быть выполнена к 1917 году, не успели. В ито-ге, войсковая конница армейских корпусов составляла один казачий полк и одну казачью сотню из казаков 2-й и 3-й очереди. Правда, в первых операциях августа 1914 года корпуса не имели такого коли-чества казачьих подразделений. В свою очередь, в Германии каждая пехотная дивизия имела по одному кавалерийскому полку (4 эскадрона) войсковой кавалерии. В Австро-Венгрии – по 3 эскадрона. Во Франции – каждый армейский корпус имел по восемь эскадронов плюс один резервный эскадрон на пехотную дивизию. При этом, если русская войсковая конница составлялась отнюдь не из лучших людей (казаки старших возрас-тов), то в Германии, напротив, пехотные дивизии и корпуса получа-ли лучших кавалеристов. Немцы справедливо рассуждали, что луч-ше обеспечить общевойсковое соединение надлежащей разведкой,

38 Михалев С. Н. Военная стратегия: Подготовка и ведение войн Нового и Новейшего времени, М., 2003, с .445

32

нежели дать победу своей кавалерии над русской кавалерией. Тем более, немцы и не собирались вести противоборство с русскими в конных боях: кавалерия немцев, как правило, уклонялась от предла-гаемого конного боя, предпочитая действовать в пеших порядках против русской кавалерии. Германская конница уходила за фронт своей пехоты, и использовалась исключительно против флангов не-приятеля в общевойсковом бою. То есть, действовала именно так, как того требовало современное дальнобойное оружие, вынудившее кавалерию в львиной доле случаев отказываться от конной атаки – «шока» – на неприятельскую пехоту. Помимо того, германская и французская кавалерия действовали при постоянной пехотной под-держке, причем пехота перебрасывалась на автомобилях39. Перед Первой мировой войной в русской армии состояло пятьде-сят семь полков регулярной кавалерии, из которых двадцать два бы-ли драгунскими, семнадцать – уланскими и восемнадцать – гусар-скими. Регулярная конница сводилась в шестнадцать кавалерийских дивизий и три отдельные бригады. Пятнадцать дивизий имели по одному уланскому, драгунскому, гусарскому (с соответствующими номерами) и казачьему полку. Еще три драгунских полка составляли Кавказскую кавалерийскую дивизию. Еще шесть полков входили в состав отдельных кавалерийских бригад. Исключение составляли гвардейцы: 1-я гвардейская кавалерийская дивизия имела четыре ре-гулярных полка по четыре эскадрона каждый, а 2-я гвардейская ка-валерийская дивизия – четыре регулярных пока по шесть эскадро-нов. 41 казачий полк, 3 конно-инородческих полка, 5 Заамурских по-граничных полков. Всего к началу войны – 117 полков, 24 дивизии и 8 бригад, отдельные полки. Общее число шашек – около 140 000 чел. За годы войны это число возросло почти вдвое, причем в львиной доле за счет казаков. Каждый конный полк состоял из шести эскадронов (сотен); эскад-рон по штату насчитывал пять офицеров, двенадцать унтер-офицеров, три трубача и сто двадцать восемь рядовых нижних чи-нов. Согласно штатам, при каждой дивизии состояла конно-саперная команда, которая должна была иметь восемь мотоциклов и один лег-ковой автомобиль. На практике этого усиления, как средства развед-ки, не было. В свою очередь, немцы усиливали свои конные соеди-нения велосипедистами – пехотинцами. Это позволяло немцам при столкновении с русской конницей (а германцы принимали бой с русскими только в пешем строю) иметь огневое превосходство. Дру-гое дело, что слабость дорожной инфраструктуры Восточного фрон-

39 см. Шацилло В. К. Первая мировая война 1914-1918. Факты. Документы, М., 2003, с.178

33

та не позволяла использовать велосипедистов (самокатчиков) по полной программе: «Как часть, усиливающая могущество огня кон-ницы, самокатчики были желательными в ней и не раз оказывали существенную помощь последней… Но самокатчики – «рабы до-рог», так же, как и автомобили, а потому в мировую войну на рус-ском фронте, отставали от конницы, оказываясь обыкновенной пе-хотой, загруженной к тому же самокатами»40. Усиление конницы пехотными соединениями в Центральных дер-жавах предусматривалось еще до войны. Так, во время больших им-ператорских маневров 1910 года в Австро-Венгрии, каждая кавале-рийская дивизия получила по самокатной роте. Уже в начале войны неприятельская конница усиливалась пехотой. В ходе боев под Варшавой и Ивангородом (сентябрь 1914 года), австро-германская кавалерия (8-я немецкая и 7-я австрийская кавалерийские дивизии) имела по стрелковому батальону на дивизию, который являлся «опорой для маневрирования». Действия при поддержке пехоты по-зволяли противнику сберегать силы кавалерии. В кампании 1915 го-да борьба в спешенных строях совместно с пехотой, которая прида-валась кавалерийским дивизиями и бригадам, для австро-германской стороны стала правилом. Как пишет В. Микулин, летом 1915 года «…действуя по-пехотному, ввиду слагавшейся обстановки, герман-ские кавалерийские дивизии показали здесь свою высокую приспо-собляемость к последней и достаточную техническую подготовку при ведении не только оборонительных, но и наступательных боев в пешем строю, сохранив при этом – что особенно важно – порыв к действиям на коне. Этот период операций интересен вообще в том отношении, что свидетельствует о необходимости для конницы уметь отлично действовать в пешем строю, независимо от ближай-ших перспектив ее работы, хотя бы последние и намечались в форме маневренной войны на малокультурном театре; эти предпосылки были здесь налицо, и тем не менее пришлось отсиживаться под ко-нец в окопах и брать в штыки деревни»41. Конно-артиллерийский дивизион, придаваемый кавалерийской ди-визии, имел в своем составе две батареи по шесть легких орудий. Каждая батарея имела боекомплект в тысячу снарядов, в том числе лишь сто сорок четыре гранаты, а остальное – шрапнели. К началу войны в русской коннице насчитывалось шестьдесят пять конных батарей по шесть орудий. В 1914-1917гг. было сформировано еще сорок две конные батареи, по преимуществу казачьих. Конная ар-тиллерия создавала главную огневую мощь кавалерийской дивизии,

40 Шапошников Б. М. Конница (кавалерийские очерки), М., 1923, с.174-175 41 см. Позек М. Германская конница в Литве и Курляндии в 1915 году, М.-Л., 1930, с.104

34

как правило, скудно обеспечиваемой пулеметами, и не имевшей большого количества стрелков. Советский исследователь, участник войны, пишет: «Важнейшая задача конной артиллерии – обеспечить свободное продвижение конницы уничтожением неприятельских огневых средств борьбы. А также – борьба с живой силой противни-ка с целью нанесения ему потерь, расстройства и деморализации, дабы дать тем самым возможность своей коннице с наименьшими потерями завершить успех ударом в конном строю. В случае успеха конная артиллерия преследует огнем отступающего противника, не давая ему возможности зацепиться за какой-нибудь рубеж и привес-тись в порядок, особенно зорко следя за подходом резервов. В слу-чае неуспеха она же должна прикрыть своим огнем выход и отход конных частей из боя»42. Кроме того, кавалерийская дивизия имела пулеметную команду из восьми пулеметов – «конно-пулеметные команды, тогда новинка в нашей армии»43. То есть, в силу своей малочисленности, пулеметная команда находилась не при полках, как в пехоте, а напрямую подчи-нялась штабу дивизии. Чрезвычайную пользу пулеметов для конных подразделений, признали уже в ходе русско-японской войны 1904-1905гг. Согласно мнению самих японцев, «Придача пулеметов кон-нице дает исключительные выгоды последней. Благодаря значитель-ной подвижности пулеметной команды, польза придачи ее к конни-це гораздо больше, нежели придача пехоты, посаженной на повозки или даже на лошадей»44. В начале войны русская конница вооружалась ружьями-пулеметами датской системы генерала Мадсена, который в 1901 го-ду занял пост военного министра Дании. Еще в 1912 году эти пуле-меты были сняты с вооружения кавалерии и отправлены в крепости. Но огневая слабость конницы, наряду с непредвиденными масшта-бами войны побудили вновь передать пулеметы Мадсена в войска. В боях эти пулеметы показали свою ненадежность. Поэтому, их вскоре заменили на вьючные пулеметы системы Максима, принятой как в России, так и в Германии. Во вьюках перевозились и сам пулемет и станок системы полковника Соколова, который специально разрабо-тал его для кавалерии в 1910 году45. Другое дело, что пулеметов все равно не хватало, а потому войска брали любое оружие, тем более такое, которое могло перевозиться на седлах всадников в специальных кобурах. В свою очередь, немцы

42 Гатовский В. Н. Конница, М.-Л., 1927, Кн.1, с.78 43 Краснов П. Н. Воспоминания о Русской Императорской армии, М., 2006, с.402 44 Тактические поучения, извлеченные японцами из последней войны (пер. с японского), Спб., 1912, с.93 45 Федосеев С. Л. Пулеметы русской армии в бою, М., 2008, с.116

35

также не имели пулеметов в штатной структуре кавалерийской ди-визии, но германское командование, признавая высокое значение пулеметов в современной войне, заблаговременно образовало один-надцать отдельных пулеметных батареей, которые с объявлением мобилизации и были приданы одиннадцати кавалерийским дивизи-ям. Вдобавок, в состав каждой кавалерийской дивизии вошел егер-ский батальон вместе со своей пулеметной ротой (еще шесть пуле-метов). Невзирая на неудачность конструкции, ружья-пулеметы системы Мадсена, во-первых, все-таки позволили увеличить огневую мощь кавалерийской дивизии (по сути, огонь кавдивизии равен двум-трем пехотным батальонам). Во-вторых же, сыграли свою роль в проти-востоянии богато обеспеченным пулеметами немцам. Это был про-образ ручного пулемета, хотя и тяжелый для стрелка: «Они не имели станка, и при стрельбе получалась сильная отдача в плечо, что зна-чительно снижало меткость стрельбы и быстро утомляло стрелка. Кроме того, датское ружье-пулемет не имело устройства для охлаж-дения ствола во время ведения огня, и поэтому стрельбу из него нужно было вести с большими перерывами»46. Кроме пулеметов системы Мадсена, конница имела и свою пуле-метную команду, по образцу пехотной. В 1912 году в кавалерийской дивизии числилось двенадцать пулеметов «Максим». Во время вой-ны – по четыре пулемета в каждом полку47. В начале войны пулеме-ты придавались эскадронам боевой части кавалерийской дивизии. Так как пулеметы в коннице являлись новинкой и для русских, и для австро-германцев, то бывали случаи, когда вооруженная пулеметами русская конница сталкивалась в бою с австрийской пехотой, не имевшей пулеметов. В период Галицийской Битвы августа 1914 года это явление было обычным делом. Если же помнить, что в ходе со-средоточения вдоль линии государственной границы шли стычки войск прикрытия, а это, как правило, была конница, то значение пу-леметов для решения исхода таких боев нельзя недооценивать. Уча-стник войны и военный ученый-теоретик пишет: «В подобных слу-чаях “пробивная” сила наших спешенных эскадронов чрезвычайно возрастала. Умелое же сочетание этой силы с маневром, то есть ох-ватами и обходами, приводило в этих случаях к неизменному успе-ху»48. Ружье-пулемет – это вещь ясная. Удобная и необходимая не толь-ко для конницы, но и для пехоты. Главное – совершенствование

46 Развитие тактики русской армии (XVIII в. – нач. XX в.), М., 1957, с.251 47 Литтауэр В. Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии, М., 2006, с.120 48 Головин Н. Н. Галицийская битва. Первый период, Париж, 1930, с.101

36

конструкции. Другое дело – крупнокалиберный пулемет, непосиль-ный для владения одним конным бойцом. Незадолго до начала вой-ны один из профессоров Николаевской Академии Генерального Штаба, кавалерист (правда, в боях он показал себя неважно), писал: «право называться и быть самостоятельной приобретает лишь кон-ница, умеющая драться и в конном строю и в пешем (в последнем не только обороняясь, но и наступая), усиленная пулеметами и конной артиллерией, снабженная средствами для переправ, разрушений, восстановлений и связи и, наконец, сведенное в крупные силы. Только такая конница будет действительно способной к выполне-нию разнообразных задач собственными силами, несмотря ни на со-став противника, ни на встречаемые препятствия»49. Ввиду своего несовершенства, русской коннице были нужны ко-лесные пулеметы пехотного образца (системы Максима), а не пуле-меты-ружья Мадсена. В Австро-Венгрии на вооружение принима-лись вьючные пулеметы, в Германии – колесные. Изюминка вопроса и различие заключается в том, что колесные пулеметы могут сразу же вступать в бой, а вьючные надо собирать. С другой стороны, ко-лесные пулеметы пройдут далеко не по каждой местности. Однако А. Ф. Матковский резонно предположил, что колесные пулеметы вполне пройдут там, где пройдет конная артиллерия. Согласно пред-положениям, за исключением специализированных театров (горы), где нужны только вьючные пулеметы (в русско-японскую войну японцы вступили имея колесные пулеметы, а потом по русскому примеру перешли на вьючные), необходимо иметь: по два пулемета-ружья на эскадрон и 4-хпулеметную команду на кавалерийский полк. С другой стороны, вьючный пулемет требует для обслуживания восемь людей и десять лошадей. Это существенно больше, чем в пе-хоте. Поэтому тачанка Гражданской войны явилась гигантским дос-тижением в сфере военной техники той поры. Советский теоретик, участник войн, справедливо указывал: «Пулемет придает упругость и силу лаве и разомкнутым строям… В боях с пехотой пулеметы, сохраняя подвижность и способность к маневрированию своей кон-ницы, увеличивают ее ударную силу своим мощным огнем… пуле-мет спаялся с конницей, неотделим от нее и ныне нельзя предста-вить действия конницы без работы пулемета, они в каждой фазе боя содействуют друг другу. В пулемете конница нашла то, что ей было так необходимо – большую огневую силу, совмещенную с необхо-димой подвижностью»50.

49 Матковский А. Ф. Самостоятельные действия крупных сил конницы на крыльях и в тылу неприятельских армий, Спб., 1911, с.25 50 Певнев А. Машинизация современной конницы// Война и революция, 1925, №1, с.99

37

В России, учитывая собственный опыт, старались оценивать и вы-воды, сделанные противником. Возможно, что это и правильно. Не-высокая огневая мощь конницы как стрелкового подразделения уве-личивалась за счет пулеметов. При этом, перед войной велась дис-куссия, не лучше ли будет усилить огонь кавалерийских дивизий, если они будут действовать плечом к плечу с пехотой не только в общевойсковом бою, но и под единым руководством. Иными слова-ми, что предпочесть: щедро оснащенную пулеметами конницу или подчинение кавалерийскому соединению пехотного подразделения с пулеметами. Делая «выжимку» из японских выводов, оценивалось: «Придача пулеметов коннице дает исключительные выгоды послед-ней. Благодаря значительной подвижности пулеметной команды, польза придачи ее к коннице гораздо больше, нежели придача пехо-ты, посаженной на повозки или даже на лошадей. Конница, дейст-вующая перед фронтом армии, выполняя свои задачи, нуждается иногда в усилении огня, а между тем призываемая для этого пехота нередко не успевает подойти в критический момент, вследствие чего конница не может достигнуть намеченной цели. Пулеметная же ко-манда, обладая достаточной подвижностью, может в надлежащее время принять участие в бою»51. Таким образом, был сделан очевидный вывод в пользу отдельной пулеметной команды для кавалерийской дивизии. И, естественно, наиболее желаемым средством являлось недостижимое – броневик как поддержка конницы в бою. В ходе войны воюющие стороны пы-тались разрешить эту проблему. Появившиеся в 1917 году танки по-степенно сумели одновременно заменить и конницу и пехоту в каче-стве ударной силы наступающей группировки. Б. М. Шапошников сразу по окончании Гражданской войны писал: «Имевшееся в рас-поряжении конницы ручное огнестрельное оружие – пулемет, и ар-тиллерия, перевозимые на лошадях – не всегда могли оказывать во-время нужную поддержку… автомобиль с пулеметами был желан-ным средством для конницы, особенно ее передовым частям, зачас-тую оказывавшихся не в состоянии даже в маневренной войне про-ложить себе дорогу вперед, вследствие силы огня передовых частей противника»52. Главным же значением насыщения кавалерии пулеметами явля-лось то обстоятельство, что именно пулеметы, в силу своей огневой мощи, позволяли коннице действовать в конном строю, не прибегая к спешиванию и, следовательно, потери своей маневренности в об-щевойсковом бою. Профессор Академии Генерального штаба неза-

51 Тактические поучения, извлеченные японцами из последней войны, Спб., 1912, с.93 52 Шапошников Б. М. Конница (кавалерийские очерки), М., 1923, с.163

38

долго до войны справедлив писал: «придача пулеметов даст воз-можность коннице чаще и в большем количестве оставаться конни-цей и действовать в конном строю. Вот почему особенно увлекаются пулеметами в немецкой кавалерии, так не любящей спешивания, но сознающей необходимость для себя огневой силы»53. Итак – технические средства ведения боя русской кавалерии в на-чале войны – двенадцать конных орудий и восемь пулеметов на ди-визию. Таким образом, как видно из этих данных, по своей огневой мощи кавалерийская дивизия не могла равняться даже с одним пе-хотным полком. Германская пехотная дивизия трехполкового соста-ва имела семьдесят два легких орудия (не считая тяжелых гаубиц корпусной артиллерии), то есть – двадцать четыре орудия на полк, а также двадцать четыре тяжелых станковых пулемета – по восемь на полк. Пехота германского полка – четыре тысячи стрелков против хорошо если полутора тысяч стрелков в спешенной кавалерийской дивизии. Н. Н. Головин так писал о боях 1914 года: «Пехотные на-чальники в своих расчетах на конницу, находящуюся у них на флан-ге, обыкновенно делали тоже грубую ошибку. Они применяли в оценке устойчивости конницы масштаб обороноспособности пехо-ты, и постоянно забывали, что кавалерийский полк дает стрелковую силу не более чем две роты. А вся сила конницы заключается в ее подвижности, и потому оборона фланга должна основываться на обороне пехотных частей; кавалерия же может дать только “охрану” фланга»54. Разница была даже в количестве носимого боеприпаса. Если пехотинец имел 180-200 патронов, то всадник – 40 патронов. Общий итог огневой мощи русской кавалерии, вынужденной, как правило, действовать против австро-германской пехоты, подводит Б. М. Шапошников. Он сообщает, что до Первой мировой войны среди кавалеристов бытовал термин «завеса», как средство ведения боя с неприятельской пехотой. Это принцип не оправдал себя уже в нача-ле войны (Варшавско-Ивангородская наступательная операция) именно в силу слабости огня в коннице. «Более пяти с половиной наших кавалерийских дивизий создавали эту завесу на левом берегу Вислы в сентябре 1914 года, чтобы задержать быстро наступавшую 9-ю немецкую армию. Но едва ли такая кавалерийская завеса могла долго противостоять превосходящим силам противника. Напомним, что немецкая пехотная дивизия имела 72 орудия, а наша кавалерий-ская дивизия могла противопоставить им лишь 8-12 орудий. Мы вы-игрывали только время, заставляя противника развертываться в бое-вой порядок… Большей частью кавалерийские дивизии, открывая

53 Матковский А. Ф. Самостоятельные действия крупных сил конницы на крыльях и в тылу неприятельских армий, Спб., 1911, с.85 54 цит. по: Суворов А. Н. Тактика в примерах, М., 1926, с.342

39

дальний артиллерийский огонь, при приближении пехоты противни-ка отходили назад… Опыт нашей кавалерийской завесы на левом берегу Вислы осенью 1914 года доказал, что давно прошли те вре-мена, когда конница могла действовать с той же огневой мощью, ко-торую она имела в конце XVIII или начале XIX века…»55. На вооружении всадников находились шашки и трехлинейные винтовки со штыком (у казаков винтовки до 1915 года были без штыка). Незадолго перед войной регулярная конница, как и казаки, получила пики. Поначалу это нововведение вызвало немало нарека-ний и недовольства, так как пики оказались вещью, чрезвычайно не-удобной на походе. Однако с открытием боевых действий войска убедились, что в конном бою пика оказалась просто незаменимой, будучи гораздо лучшим оружием, нежели сабля. Тот же знаменитый казак К. Крючков также совершил свой подвиг, действуя пикой, а не шашкой. Так что довольно скоро пикой вооружились и унтер-офицеры, и даже часть молодых офицеров, непосредственно участ-вовавших в конных стычках. Подытоживая, следует сказать, что конница не могла состязаться с пехотными подразделениями противника в огневом бою. Причем, даже небольшие пехотные нерасстроенные части с успехом проти-востояли конным массам, если последние позволяли втягивать себя в стрелковый бой в спешенных строях. Это обстоятельство выяви-лось уже в самом начале войны – бой под Каушеном 6 августа 1914 года конной группой ген. Г. Хана Нахичеванского (1-я армия Севе-ро-Западного фронта), на второй день с начала вторжения русских армий в Восточную Пруссию. Главным назначением кавалерии яв-лялись удары по флангам противника, лучше – расстроенного огнем пехоты и морально надломившегося. В этих условиях конница при-нимала на себя задачу скорее преследования отступающего врага, нежели открытого противостояния ему в прямом лобовом бою. В период Первой мировой войны, когда значение кавалерии как одно-го из основных родов войск неуклонно падало, конница зачастую играла психологическую роль. Личный состав потерпевшей пораже-ние стороны часто впадает в панику, что приводит к распростране-нию самых нелепых слухов, становящихся причиной для необду-манных и ненужных действий. Существенным компонентом паниче-ских слухов, по свидетельству участников войны, являлся слух о не-приятельской кавалерии, находящейся поблизости и готовой в лю-бую минуту ударить по расстроенным войскам. Значение паниче-ских слухов описывает врач 70-й артиллерийской бригады в августе 1914 года (5-я армия): «Сакраментальное слово “кавалерия” оказало

55 Шапошников Б. М. Воспоминания. Военно-научные труды, М., 1982, с.337

40

немедленное действие, и всех охватило неукротимое желание бе-жать, бежать без оглядки… Глубокое молчание леса казалось преис-полненным враждебной и загадочной тайны. Повсюду, куда ни гля-нешь, чувствуешь занесенную над тобой свинцовую лапу войны. От каждого шороха в лесу несется заразительный шепот: “Кавалерия”. И страх леденяще-мертвыми пальцами прикасается к сердцу. Чувст-вуешь себя охваченным судорожным припадком»56. Для восполнения потерь и подготовки пополнений внутри Империи располагались три запасные кавалерийские бригады, включавшие в себя восемь запасных конных полков. Также – Кавалерийский за-пасной дивизион для подготовки кадров конной артиллерии. Три ка-валерийских училища – Николаевское, Елисаветградское, Тверское – давали Действующей армии кавалерийских офицеров. Сравнительно малое количество офицеров кавалерии (немногим более двух тысяч в регулярных кавалерийских дивизиях и бригадах к началу войны), наряду с выбором лучших людей, обеспечивало высокое качество офицерского корпуса. М. Мураховский вспоминал: «…наша добле-стная конница, насчитывающая всего лишь 56 регулярных армей-ских полков, представляла как бы особую, замкнутую касту в рядах блестящей Российской Армии. Наличие всего лишь трех кавалерий-ских училищ вливало в наши полки вполне однородный элемент, прошедший через горнило «цука», проникнутый глубокой любовью к конному делу и бесконечно гордящийся званием кавалерийского офицера. Эта однородность создавала крепкую спайку офицерского состава. Ограниченное количество полков и юнкерских училищ за-крывало в нашу касту доступ всяким самозванцам, а пресловутый «цук», вокруг которого создавалось столько критики, проводил строгую грань между старшим и младшим, остающуюся в сознании кавалерийского офицера в течение всей его последующей служ-бы»57. Небольшие потери, тщательный отбор кадров, преемственность и спайка, обеспечили сохранение моральной стойкости и кадрового состава русской конницы вплоть до конца войны. К 1914 году в ка-валерии состояло до трех с половиной тысяч офицеров. Во время войны конница получила еще более трех тысяч офицеров. При этом безвозвратные потери офицерского состава русской кавалерии дос-тигали всего около шестисот человек (примерно семнадцать процен-тов), в то время как безвозвратные потери офицерского корпуса всей русской армии достигли цифры в 71268 чел. Особенности комплек-тования русской конницы преимущественно выпускниками кадет-

56 Войтоловский Л. Н. Всходил кровавый Марс: По следам войны, М., 1998, с.16 57 Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2001, вып.3, с.29-30

41

ских корпусов, также подчеркивали качественный состав кавалерий-ских офицеров. Кроме прочего, «в кавалерии, как и в гвардии и на флоте, особенно сильно были развиты традиции наследственной службы в кавалерии вообще и службы родственников в одних и тех же полках в частности. Здесь и до 1914г. был вдвое выше, чем в пе-хоте, процент потомственных дворян по происхождению». Таким образом, замечает исследователь, «Духовные и дружеские связи ме-жду офицерами кавалерийских полков не были разрушены, как то произошло в пехоте, где к 1917г. часто оставалось по 2-3 кадровых офицера на полк, а полки успевали сменить по 4-5 составов»58. Действительно, в кавалерии был наивысший процент потомствен-ных дворян (в гвардии – исключительный процент). При этом боль-шая часть из них служила в определенных полках не в первом поко-лении, продолжая службу отцов и дедов. Лучшие фамилии русского дворянства служили именно в кавалерии. Многие общевойсковые военачальники являлись генералами-от-кавалерии (например, пер-вый Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Нико-лаевич, или, скажем, весь высший начальствующий состав Северо-Западного фронта в начале войны). Из двенадцати кавалерийских корпусов, числившихся в русской армии в 1914-1917гг., большей ча-стью и в большей мере командовала аристократическая знать: - Гвардейский кавалерийский корпус: Г. Хан Нахичеванский, - 2-й кавалерийский корпус: сначала Хан Нахичеванский, затем, по-сле месячного командования ген. Г. О. Раухом, брат императора ве-ликий князь Михаил Александрович, - 3-й кавалерийский корпус: граф Ф. А. Келлер, - 4-й кавалерийский корпус: Я. Ф. фон Гилленшмидт, - 7-й кавалерийский корпус: князь Г. А. Туманов, - Кавказский туземный кавалерийский корпус: князь Д. П. Баграти-он, - Сводный кавалерийский корпус: барон П. Н. Врангель. Роль начальника в кавалерии особенно велика. Прежде всего, по-тому что «Кавалерийский бой – не пехотный. Его нельзя ни затяги-вать, ни своевременно прекращать. Решение атаковать дает два ре-зультата – победу или уничтожение. Середины нет»59. Все без ис-ключения участники войны различных родов войск подчеркивали, что в действиях конницы важнейшим фактором является личность кавалерийского командира. Дело в том, что конница обыкновенно решает задачи тактические задачи низшего и среднего уровня. По-этому основной приоритет отдается командирам бригад и дивизий.

58 Волков С. В. Офицеры армейской кавалерии: Опыт мартиролога, М., 2004, с.10 59 Матковский А. Ф. Самостоятельные действия крупных сил конницы на крыльях и в тылу неприятельских армий, Спб., 1911, с.92

42

А на этом уровне необходим личный пример начальника. Если ар-тиллерия бьет из-за цепей своей пехоты, а пехотный (общевойско-вой) командир координирует действия своих людей, находясь в штабе, то конный начальник зачастую должен не посылать свои войска в бой, а вести их за собой. Это положение было известно еще в девятнадцатом веке. Так, один из историков-теоретиков кавалерии писал, что при изучении дея-тельности кавалерии на войне, «сразу обрисовывается то явление, что успешные действия не связаны с именем того или другого наро-да или с каким-либо техническим улучшением, а исключительно с личностями великих вождей конницы». При этом, кавалерийский начальник должен обладать: «а).знанием материала и своих средств; б).способностью угадывать намерения противника; в).инициативой. Инициатива (характерный признак великих вождей) дает ему воз-можность привести в исполнение раз задуманное и найденное под-ходящим с полной энергией и решительностью, без колебаний и за-держек. Качество это, вообще важное на войне, совершенно неоце-нимо в коннице, вся деятельность коей заждется на решительной атаке и где все дело зависит от удачно схваченной минуты»60. Впрочем, о кавалерийских командирах будет много говориться на протяжении всей 1-й части. Другое дело, что в современной войне – борьбе огневой тактики – стать выдающимся кавалерийским на-чальником – это дело весьма нелегкое. Особенно при том подборе конных командиров, что дал русской армии предвоенный период. А. И. Деникин, например, выделяет только двух кавалерийских началь-ников, один из которых так и остался в рядах кавалерии, а другой перешел в командармы. «В победных реляциях Юго-Западного фронта все чаще и чаще упоминались имена двух кавалерийских на-чальников – только двух – конница в эту войну перестала быть “ца-рицей поля сражения” – графа Келлера и Каледина, одинаково храб-рых, но совершенно противоположных по характеру. Один пылкий, увлекающийся, иногда безрассудно, другой спокойный и упорный. Оба не посылали, а водили в бой свои войска»61. Одним из самых боеспособных контингентов населения Россий-ской империи, с давних времен составлявших русскую конницу, яв-лялось казачество. С началом войны казачьи контингенты составили до половины русской кавалерии; в ходе военных действий, к момен-ту выхода России из войны более семидесяти процентов русской ка-валерии стало состоять из казаков. Уже только одно это заставляет

60 Брикс Г. История конницы, М., 2001, Кн.2, с.303, 394 61 Деникин А. И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917г. – апрель 1918г., М., 1991, с.161

43

сказать несколько слов о казачестве, чье значение в период Первой мировой войны подробно изучалось исследователями. Всего в России существовало одиннадцать казачьих войск; форми-ровались Енисейское и Иркутское войска. Также был образован от-дельный Якутский казачий полк. В начале 1917 года стало формиро-ваться Евфратское казачье войско, по преимуществу, из армян; об-разование этого войска было прервано Февральской революцией. Всего казачьи войска Российской империи, по некоторым подсче-там, выставили на войну громадное количество бойцов – до трехсот тысяч человек: - Астраханское войско – 2 600 чел., - Амурское войско – 3 500, - Донское войско – более 100 000, - Забайкальское войско – около 14 000, - Кубанское войско – 90 000, - Оренбургское войско – 60 000, - Семиреченское войско – 4 000, - Сибирское войско – 11 500, - Терское войско – 18 000, - Уральское войско – свыше 13 000, - Уссурийское войско – 2 50062. При мобилизации казачьи войска выставляли 943 конные сотни, 72 пластунские сотни (только кубанцы), 39 артиллерийских батарей и запасные части. Действительно, казаки, как правило, воевали ис-ключительно в конном строю, исключение составляли кубанские пластуны, чрезвычайно отличившиеся уже в первой же операции на Кавказском фронте – Сарыкамышской оборонительной. К 1917 году казаки дали армии 164 конных полка и 179 отдельных сотен, плюс артиллерия и пластуны. Все казаки, способные держать оружие, ближе к окончанию войны, стали в строй: в конце 1916 года в запас-ных казачьих частях находились уже те казаки, кто был ранее осво-божден от несения службы по состоянию здоровья. Потери казаче-ства в войне составили 44 799 чел., в том числе 8 314 убитыми, 6 453 пленными и без вести пропавшими. Казачьи контингенты находились практически во всех без исклю-чения соединениях русской Действующей армии. Во-первых, это армейская конница – те отдельные дивизии и бригады, которые яв-лялись полностью казачьими. Большая их часть была сформирована в ходе мобилизации. Высокое качество казачьих частей в боях пре-красно сознавалось русским командованием. Напомним о подвиге донского казака Кузьмы Крючкова, широко известного в России и за

62 Ненахов Ю. Ю. Кавалерия на полях сражений XX века: 1900-1920гг., Мн., 2004, с.82

44

рубежом. В индивидуальных стычках и боях, как с австрийцами, так и с немцами, русский казак выходил победителем. Будущий белый казачий вождь в Сибири вспоминал: «Наш казак оказался лучшим индивидуальным бойцом, чем немецкий регулярный кавалерист. За полтора месяца практики моей в действии разъездом, при регуляр-ной смене казаков, я захватил в плен свыше пятидесяти германских всадников, и не потерял ни одного со своей стороны. В конце кон-цов, это настолько терроризовало германских кавалеристов, что они продвигались для разведки в наше расположение, имея позади себя небольшие пешие части, часто на телегах»63. Именно поэтому, как только в составе русской Действующей ар-мии стали возникать кавалерийские корпуса, то во всех них, за ис-ключением Гвардейского кавалерийского корпуса, как правило, чис-лились конные казачьи дивизии. Первым сводным кавалерийским корпусом стал 1-й корпус ген. А. В. Новикова (конкомдив-14), дей-ствующий в сентябре 1914 года на левом берегу Вислы (Варшавско-Ивангородская операция). В состав этого корпуса вошли три регу-лярные конные дивизии: 5-я кавалерийская дивизия ген. А. А. Мо-рица, 8-я кавалерийская дивизия ген. Г. А. Зандера, 14-я кавалерий-ская дивизия самого ген. А. В. Новикова, которого в ходе операции на данном посту замещал ген. И. Г. Эрдели. А также и казачьи со-единения: 4-я Донская казачья дивизия ген. В. М. Хитрово, 5-я Дон-ская казачья дивизия ген. Г. М. Ванновского, Отдельная казачья Туркестанская бригада. В октябре 1914 года был образован 2-й кава-лерийский корпус (ген. Г. Хан Нахичеванский) в составе 9-й (ген. князь К. С. Бегильдеев) и 12-й (ген. А. М. Каледин) кавалерийских дивизий, а также Кавказской Туземной конной («Дикой») дивизии (великий князь Михаил Александрович). В декабре 1914 года, в со-ставе 5-й армии была образована конная группа ген. Я. Ф. фон Гил-леншмидта (начальник 2-й гвардейской кавалерийской дивизии): 1-я и 2-я гвардейские кавалерийские дивизии, Уральская казачья диви-зия, Забайкальская казачья бригада. В мае 1915 года генерал Гил-леншмидт встанет во главе 4-го кавалерийского корпуса: 2-я казачья Сводная (ген. А. А. Павлов) и 16-я кавалерийская (ген. Н. Г. Волод-ченко) дивизия. В марте 1915 года для вторжения в Венгрию в со-ставе 9-й армии был образован 3-й кавалерийский корпус ген. графа Ф. А. Келлера в составе 10-й кавалерийской (ген.В. Е. Марков) и 1-й Донской казачьей (ген. Г. И. Чоглоков) дивизий. Вскоре в корпус были влиты 1-я Терская казачья дивизия (ген. Т. Д. Арютинов) и гвардейская кавалерийская бригада (ген. барон К.-Г. Маннергейм). В ходе войны создавались и отдельные крупные войсковые единицы,

63 Семенов Г. М. О себе. Воспоминания, мысли и выводы. 1904-1921, М., 2007, с.37

45

состоявшие из казаков. Например – Сводный казачий корпус: в но-ябре 1915 года сибирские казачьи 4-й, 5-й, 7-й и 8-й полки свели в Сибирскую казачью дивизию. Эта дивизия вместе с Уральской и Туркестанской казачьими дивизиями составила Сводный казачий корпус64. А в начале 1917 года Ставка Верховного Главнокомандо-вания приступила к образованию 2-й Кавказской армии под коман-дованием ген. Н. Н. Баратова. Если главные силы на Кавказе (1-я Кавказская армия ген. Н. Н. Юденича) должны были наступать в Турцию, то 2-я армия предназначалась для действий в Персии. В со-став этой армии должны были войти 1-й Кавказский кавалерийский корпус и 7-й Кавказский армейский корпус (преобразован в феврале из 2-го Кавказского кавалерийского корпуса), состоявшие из казачь-их подразделений и соединений. В течение войны, численность личного состава в кавалерийских корпусах нормального состава (то есть, если в ходе боев не происхо-дило вливания дополнительных частей) было примерно одинаковым – немногим более девяти тысяч сабель. В то же время, количество техники увеличивалось, как только происходило насыщение Дейст-вующей армии артиллерией и пулеметами. Например, в середине апреля 1915 года в составе 3-го кавалерийского корпуса (три диви-зии) насчитывалось 9 490 сабель при 38 орудиях и 26 пулеметах. К 22 мая 1916 года в состав 4-го кавалерийского корпуса (четыре ди-визии плюс пехотное усиление) входило 9 126 сабель при 112 пуле-метах и 82 орудиях. Казачьими дивизиями и бригадами присутствие казаков в войсках отнюдь не исчерпывалось. Так, в составе регулярных кавалерийских дивизий насчитывалось четыре полка, в том числе один казачий – уланский, драгунский, гусарский и казачий. Следовательно, четвер-тая часть регулярных дивизий также состояла из казаков. При импе-раторе Александре II кавалерийская дивизия состояла из трех бригад – драгунской, уланской и гусарской. В эпоху императора Александ-ра III в связи с общей унификацией конницы казаков было решено объединить с регулярной кавалерией. При последнем императоре Николае II, старавшимся в точности исполнять заветы отца (порой, к сожалению, даже в ущерб государственным интересам), последняя организация сохранилась. Военный министр ген. В. А. Сухомлинов так объясняет сохранение Александровской организации: «В то же время считали, что казачьи сотни не имеют той ударной силы, кото-рая свойственна сомкнутым, стройным эскадронам регулярной кава-лерии. На этом основании признано было за благо кавалерийские дивизии составить из четырех полков шестиэскадронного состава:

64 Шулдяков В. А. Гибель Сибирского казачьего войска. 1917-1920, М., 2004, кн.1, с.29

46

драгунского, уланского, гусарского и казачьего. Такая организация должна была привести к тому, что от близкого единения с казаками регулярные полки усовершенствуются в сторожевой, разведыва-тельной службе, партизанских действиях и вообще предприятиях так называемой малой войны. С другой стороны, ожидалось, что казаки приобретут навык к сомкнутым атакам, развивая для этого надле-жащую силу удара, необходимую при встрече стройных неприятель-ских атак»65. Это также еще не все. Из казаков набиралась войсковая кавалерия, главным образом, из донцов: «Ввиду недостаточности этих форми-рований, боевое расписание предусматривало обеспечение корпус-ной и дивизионной конницы из расчета семь сотен (один полк и одна отдельная сотня) на корпус и три-четыре сотни на отдельную второ-очередную пехотную дивизию»66. Войсковая конница – это те не-большие конные подразделения, что состояли при армейских корпу-сах и пехотных (стрелковых) дивизиях. Их назначение – разведка, конвой командиров, последний резерв, обеспечение штаба, ординар-цы. Корпусная и дивизионная конница в русских армейских корпу-сах состояла из отдельных казачьих полков и сотен 2-й и 3-й очере-ди. Интересно, что казачьи соединения старались выполнять прика-зы только своих командиров, не обращая внимания на распоряжения тех генералов, во временном подчинении которых оказывались в хо-де операции. Так, А. А. Свечин вспоминает, что «казаки, как прави-ло, не выполняли боевых приказов случайных, временных началь-ников, коим их подчиняли»67. Имеются в виду пехотные, общевой-сковые начальники. Казачьими дивизиями зачастую командовали назначаемые коман-диры, не-казаки. Однако, офицерский состав, как правило, состоял из казаков. Всего казачество в период войны дало российским Воо-руженным Силам свыше 8 000 офицеров. Помимо общих военных училищ, офицеров для казачьих войск готовили в Новочеркасском, Оренбургском, Иркутском и Ставропольском казачьих военных училищах. Наказным атаманом всех казачьих войск в 1914 году яв-лялся наследник российского престола цесаревич Алексей Николае-вич. Весной 1915 года, для удобства руководства казачьими форми-рованиями «сверху», был создан пост Походного атамана всех ка-зачьих войск при императоре (после занятия Николаем II поста Главковерха – при Верховном Главнокомандующем). Эту должность занимали ген. В. И. Покотило, а затем великий князь Борис Влади-мирович.

65 Сухомлинов В. А. Воспоминания. Мемуары, Мн., 2005, с.129 66 Певнев А. Л. Конница по опыту мировой и гражданской войн, М., 1924, с.30 67 Свечин А. А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914-1918гг., М., 2005, с.198

47

Нельзя не сказать и о том, что лучшим строем для конной атаки была признана традиционная казачья лава. Опыт русско-японской войны 1904-1905гг. показал, что именно лава как эшелонированный и одновременно развернутый боевой порядок конницы необходимо для атаки на неприятельскую пехоту, так как при таком конном строе меньше потери и больше эффект действия на врага. Кавале-рийские уставы взяли лаву на вооружение. Однако большинство ка-валерийских начальников до войны выступали против этого. Ответ на причины противодействия дает лучший русский кавалерийский военачальник Первой мировой войны: «…в лучшем случае не со-чувствует лаве тот, кто страдает хронической болезнью недоверия к способностям наших офицеров и нижних чинов, и тот, кто по складу своего ума, склонного к точно определенным формам и шаблонам, не способен усмотреть в лаве ничего, кроме беспорядка, и не может уловить в этом беспорядке и кажущихся разрозненных действиях разумное стремление к конечной цели. В худшем – врагами лавы яв-ляются те, кто, опасаясь и отделываясь от напряженной работы и подготовки подчиненных им частей, старается отделаться от этой работы, предпочитая шаблонные построения и давно изученные ими плацпарадные боевые порядки»68. Практика войны с первых же дней подтвердила правоту графа Келлера и его сторонников. Однако, сколько еще прошло времени, пока тактику лавы стали применять все командиры регулярной кавалерии? Например, Е. Тихоцкий так пишет о бое 10 августа 1914 года у городка Бучач: «…при выходе из ложбины, [я] посадил людей и развернул взводы в эшелонный строй. В таком порядке, ведя каждый взвод за взводом, в одну линию, ра-зомкнуто, я шел рысью. Этот новый боевой порядок, введенный в наши уставы после Японской войны, был особенно удобен при ата-ках на артиллерию и пехоту. Эшелонный строй представлял собой как бы ряд взводных лав, имеющих между собой дистанцию от 30 до 40 шагов»69. Труднее всего охарактеризовать деятельность казаков на театре войны. С одной стороны, все современники отмечают, что именно казачьи части отличались высокими боевыми качествами (среди ка-заков был наименьший процент попавших в плен, и бежали казаки в массовом порядке70). С другой стороны, участники войны отмечают, что как раз казаки отличались высокой склонностью к разбою и ма-родерству. Л. Н. Войтоловский так вспоминал о летнем периоде Ве-ликого Отступления 1915 года: «Пьяные полки и дивизии превра-

68 Келлер Ф. А. Несколько кавалерийских вопросов, Спб., 1914, вып.3, с.36 69 Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2001, вып.3, с.46 70 см. напр. Краснов П. Н. Воспоминания о Русской Императорской армии, М., 2006, с.530

48

щаются в банды мародеров и на всем пути устраивают грабежи и по-громы. Особенно буйствуют казаки. Не щадя ни пола, ни возраста, они обирают до нитки все деревни и превращают в развалины ев-рейские местечки»71. И то, и другое – правда. Дело в том, что казаки рассматривали ве-дение боевых действий, исходя из сложившихся вековых традиций порубежного воинского сословия. Это был даже чуть ли не целый народ, в течение многих и многих десятилетий оборонявший грани-цы России с южными соседями. На такой войне трофей являлся обыденным делом, а в качестве трофея выступало все имущество врага – от замка до пуговицы. В связи же с тем, что казаки вели себя достаточно независимо от общевойскового командования и пользо-вались расположением императора, то те меры, что могли быть при-менены к военнослужащим регулярных войск, не применялись к ка-закам. Нельзя также забывать, что разложение всегда идет сверху, и если бы высшие чины не отправляли трофеи в тыл вагонами, то и низы не грабили бы мирное население, и наводить порядок в отно-шении мародерства стало бы значительно легче. Развязанная в конце 1914 года кампания «шпиономании» объявляла «шпионами» как це-лые местечки, так и народы – например, евреев. Отсюда и соответст-вующее отношение войск к еврейскому населению. Но разве не сама Ставка развязала эту кампанию? Почему же многие командиры се-товали, что, мол, казаки своим поведением «развращают» регуляр-ные войска? Таким образом, получается эдакий двуликий Янус: от-чаянные храбрецы и умелые, считающие плен позором (на фоне двухсот тысяч пленных в месяц тем же летом 1915 года, когда мно-гие сдавались добровольно!), воины и грабители, мародеры, насиль-ник и проч. Ясно одно, что казаки действительно, грабили сравни-тельно больше прочих, однако же и сражались они лучше многих прочих. На наш взгляд, эту дилемму прекрасно разрешает мнение участника войны – казачьего офицера-артиллериста А. А. Прудни-кова: «Я все же горд сознанием, что я донской казак, и пусть в тылу вешают на нас каких угодно собак, в бою с нами счастлив быть каж-дый»72. Своеобразие внутренних отношений среди казачьих частей неиз-бежно отражалось и на деятельности казаков в бою. Прежде всего – это система комплектования подразделений на основе землячества и служба многочисленных родственников друг с другом (ведь все ка-заки призывного возраста находились на фронте). Так, Б. М. Ша-пошников пишет о казаках (2-й казачий Уральский полк) следую-

71 Войтоловский Л. Н. Всходил кровавый Марс: По следам войны, М., 1998, с.425 72 Военно-исторический журнал, 2007, №1, с.40

49

щим образом: «…что поражало – это родственные отношения между казаками и офицерами, все это была близкая ли отдаленная родня. Так, командир 1-й сотни есаул Астраханцев, командир 1-го взвода хорунжий Астраханцев и вахмистр этой же сотни, также Астрахан-цев – все родные братья, причем хорунжий по годам был моложе вахмистра. Обращались казаки к офицерам на «ты» с прибавлением только «ваше благородие»… Дисциплина была также своеобразная – родственная»73. Как же здесь можно было струсить – если вокруг тебя родственни-ки и друзья детства, земляки? После этого казак уже не смог бы вер-нуться в родные места. Но даже и без этого – вкоренившаяся в кровь и плоть традиция воинского сословия понуждала казака не допус-кать того, что мог себе позволить простой пехотинец, конник или кто другой – струсить, бежать, тем более сдаться в плен. Отсюда как стойкость казака в бою (уж если панике поддавались – так все под-разделение целиком), и его отношение к главной силе войны кавале-риста – коню. Ф. И. Елисеев приводит пример того, как ночью на взвод драгун налетели курды, и в завязавшейся перестрелке двена-дцать лошадей были утеряны, а затем найдены казаками-кубанцами. «Трудно предположить, чтобы подобный случай мог быть у казаков. И не потому, что они сотворены из другого теста, а потому, что у ка-зака лошадь собственная, а не казенная. И, как собственник ее, он бы при нападении курдов шашкой, руками, ногами, зубами отбивался, чтобы не потерять “своей собственности”. И он тогда думал бы не о позоре своей сотни или полка, а думал бы, что же скажет на это его отец в станице. Да ведь это позор всей семье! “Сук-кин сын... бросил своего коня, а сам убежал”, – сказал бы его отец. Могло бы это по-зорным пятном остаться и на его сыне, на его внуке»74. Свои воинские качества казаки сохраняли вплоть до выхода Рос-сии из войны. Недаром в 1917 году, когда разваливались страна и фронт, командование рассчитывало только на казаков и «батальоны смерти». Сошлемся на противника. Осведомительный Отдел Глав-ного австро-венгерского командования в начале 1917 года издал ру-ководство «Русская армия, начало 1917г.», в котором в том числе давались краткие характеристики русским дивизионным подразде-лениям. Из кавалерии отмечены как «выдающаяся» или «хорошего качества»: 1-й Гвардейская кавалерийская дивизия, 9-я и 14-я кава-лерийские дивизии, Сводная кавалерийская дивизия, 6-я Донская ка-зачья дивизия, 1-я Терская казачья дивизия. А 3-я Оренбургская ка-

73 Шапошников Б. М. Воспоминания. Военно-научные труды, М., 1982, с.106 74 Елисеев Ф. И. Казаки на Кавказском фронте 1914-1917, М., 2001, с.140

50

зачья дивизия удостоилась эпитета «Очень хорошая часть. Храб-ра»75. Одним из своеобразных и ранее невиданных в русской армии со-единений стала Кавказская Туземная конная дивизия, также назы-вавшаяся «Дикая дивизия». Это подразделение было сформировано из мусульман Кавказа и Средней Азии, в мирное время освобожден-ных от воинской повинности. То есть, эти люди являлись добро-вольцами. Львиная доля личного состава состояла из горцев, а суще-ственная часть офицеров была русскими, однако военные власти по-старались сделать все возможное, чтобы те русские офицеры, что входили в «Дикую дивизию», так или иначе были бы связаны с Кав-казом. Например, одним из полков командовал сын Наместника на Кавказе генерал-адъютанта графа И. И. Воронцова-Дашкова – пол-ковник И. И. Воронцов-Дашков. В «Дикой дивизии» служила масса знати из известнейших в Рос-сии и на Востоке фамилий. Так, в Ингушском полку служил правнук наполеоновского маршала И. Мюрата – принц Наполеон Мюрат. В Дагестанском полку служил сын Л. Н. Толстого граф Михаил Льво-вич Толстой. Кроме того, именно здесь стремились служить пред-ставители мусульманской элиты Империи. Характерно, что количе-ство аристократов, желавших вступить в ряды «Дикой дивизии» су-щественно превышало количество существовавших офицерских ва-кансий. Одной из причин образования «Дикой дивизии» стала угроза всту-пления Османской империи в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии. Как известно, пришедшее в результате младотурецкой ре-волюции правительство одним из приоритетов своей внешней поли-тики провозгласило создание так называемого «Великого Турана». То есть – единого государства всех тюрок Азии. Помимо собственно Турции в состав такого территориального образования должны были войти Иран и те области Российской империи, что были по преиму-ществу населены мусульманами. Иными словами – от Азербайджана до Татарстана. Следовательно, Сибирь отрезалась от Европейской России и также, рано или поздно, должна была войти в состав «Ве-ликого Турана». Бесспорно, что образование единого тюркского государства, да еще под главенством турок, являлось утопией. Собственно это про-возглашение являлось не более чем декларацией, призванной замас-кировать прогерманскую ориентацию младотурецкого правительст-ва и его неудачи в экономической политике государства. Так или иначе, но исключать влияние турок на русское Закавказье было

75 см. Военная быль, 1974, №128, с.16

51

нельзя. Поэтому, чтобы убрать с Кавказа весь «горючий материал», способный поднять восстание против русских властей, а параллель-но и получить в свои ряды храбрейших людей (ясно, что лидеры восстания не могли быть трусами), и было заявлено об образовании данного соединения. Приказ императора Николая II о создании Кавказской Туземной конной дивизии последовал 23 августа 1914 года. Как видим, про-изошло это еще до вступления Турции в войну, а значит, русское правительство уже было уверено, что младотурки втянут Османскую империю в войну против Антанты. Турецкая мобилизация, объяв-ленная с началом Первой мировой войны, и эпопея германских крейсеров «Гебен» и «Бреслау» подтверждали эту уверенность. Бесспорно, что кто-то должен был внушить военному ведомству такую мысль. Образование дивизии было предпринято по почину кабардинцев и балкарцев Нальчикского округа. А затем уже было решено включить в состав соединения всех тех мусульман, что мог-ли оказаться нелояльными к России (в кабардинцах и балкарцах можно было не сомневаться). Рядовых называли не нижними чина-ми, а «всадниками»; их жалованье составляло двадцать пять рублей в месяц. Единственным поводом для недовольства служило правило, согласно которому мусульманин, представленный к награждению орденом Святого Георгия, получал этот орден с изображением не святого Георгия Победоносца, а специальным крестом с изображе-нием двуглавого орла. Вскоре после начала войны старое правило было отменено, и потому бывшие ранее на этой почве недоразуме-ния прекратились. В связи с тем обстоятельством, что личный состав «Дикой диви-зии» комплектовался из горцев, связанных между собой разветвлен-ными и сложными родовыми отношениями, внутри частей господ-ствовала патриархальность отношений. Рядовой и офицерский со-став обращался друг к другу на «ты». Точно так же самый послед-ний воин обращался и к начальнику дивизии, которым, дабы под-черкнуть элитный статус соединения, был назначен вернувшийся из Европы с началом войны брат императора Николая II – великий князь Михаил Александрович. После назначения (зима 1916 года) великого князя командиром 2-го кавалерийского корпуса, на посту начдива его сменил командир 1-й бригады ген. князь Д. П. Баграти-он. Кстати говоря, именно в состав 2-го кавалерийского корпуса, ко-торым командовал ген. А. М. Каледин, с конца 1914 года и входила «Дикая дивизия». Конечно, никакая личная храбрость не смогла бы заменить воин-скую выучку регулярного соединения. Кроме того, «Дикая дивизия» изначально предназначалась для действий против австро-германцев,

52

и переброске против Турции, если бы та и вступила в войну, не под-лежала. Поэтому, а возможно и для вящего надзора, унтер-офицерский состав в большей части состоял из русских сверхсроч-ников и кубанских казаков-пластунов. Горцы здесь имели минимум вакансий. Пулеметная команда была набрана из моряков Балтийско-го флота – добровольцев. Дивизионную артиллерию составили бата-реи Донского казачьего войска. Состав Кавказской Туземной конной дивизии: - 1-я бригада (полковник князь Д. П. Багратион) – Кабардинский (полковник граф И. И. Воронцов-Дашков (сын Наместника на Кав-казе)) и 2-й Дагестанский (подполковник князь Г. И. Амилахвари) полки; - 2-я бригада (полковник К. Н. Хагондоков) – Татарский (подпол-ковник П. А. Половцев) и Чеченский (подполковник А. С. Свято-полк-Мирский) полки; - 3-я бригада (генерал-майор князь Н. П. Вадбольский) – Ингушский (полковник Г. А. Мерчуле) и Черкесский (подполковник князь А. З. Чавчавадзе) полки; - Осетинская пешая бригада; - 8-й Донской казачий дивизион; - инженерные команды76. Боевое крещение «Дикая дивизия» приняла в составе 9-й армии ген. П. А. Лечицкого, входившей в Юго-Западный фронт ген. Н. И. Иванова. Впоследствии дивизия служила своеобразной «пожарной командой» главкоюза, которая перебрасывалась на те участки фрон-та, где положение было особенно тяжело. Прежде всего, это отно-сится к периоду Великого Отступления 1915 года. Как и многие прочие соединения русской армии, Кавказская Туземная конная ди-визия также послужила основой для создания нового подразделения. В 1915 году из Туркменского конного дивизиона был развернут Те-кинский конный полк, чрезвычайно отличившийся в Брусиловском прорыве, а затем служивший личным конвоем лидера Белого движе-ния ген. Л. Г. Корнилова. Храбрость воинов дивизии была чрезвычайно велика. Ей воспол-нялось отсутствие необходимой для регулярной армии воинской дисциплины. Следствием были блестящие дела в наступлении и обороне, что влекло за собой массовые награждения личного состава дивизии. Когда в августе 1915 года для награждения чинов «Дикой дивизии» Георгиевскими крестами от имени императора приехал ве-ликий князь Георгий Александрович, то это неожиданно привело к смешному недоразумению. Оказалось, что большая часть крестов,

76 см. Опрышко О. Л. Кавказская конная дивизия. 1914-1917, Нальчик, 1999

53

привезенных великим князем – 3-й и 4-й степени, в то время как почти все всадники уже имели эти награды и теперь ждали крестов 1-й и 2-й степеней77. Высокие боевые качества Кавказской Туземной конной дивизии были отлично известны противнику. Кроме того, как вспоминают современники, горцы вели войну так, как они привыкли это делать. То есть – борьба действительно не на жизнь, а на смерть, когда пле-нение считается несмываемым позором, а гибель в бою (лучше – с превосходным в силах врагом) – высшей доблестью. Именно так воевали на Кавказе, не признавая Гаагских и Женевских конвенций. Репутация зачастую делала за всадников дивизии уже половину ус-пеха. Так, австрийский словенец, добровольно сдавшийся русским и затем воевавший в составе Сербской добровольческой дивизии (1916 год) и корниловского ударного полка (1917 год и Гражданская война), вспоминал, что сдаться в плен было не просто, так как за всеми славянами в составе австро-венгерских войск строго следили. В июне 1915 года, в ходе боев в Галиции, он с двумя чехами сумел уйти в лес и стал пробираться в сторону русских. В лесу они столк-нулись с двумя русскими солдатами, которые желали сдаться в плен австрийцам. После дебатов, выяснилось, что на данном участке со стороны русских стоит «Дикая дивизия», чьи бойцы, по словам рус-ских солдат, пленных не берут. Тогда чехи и словенец, решив не рисковать, вернулись назад, отведя с собой этих русских в плен78. Можно привести пример одного из боев, когда доблесть горцев и гусар 12-го Ахтырского полка спасла пехоту от поражения. В бою 1 октября 1915 года у деревни Гайворонки 126-й пехотный Рыльский полк (32-я пехотная дивизия) из состава 11-го армейского корпуса (ген. В. В. Сахаров) закрепился на высоте 382, взяв одно орудие. Но при этом рыльцы понесли большие потери. К вечеру к австрийцам подошел германский гвардейский фузилерный полк и пошел в атаку. Исполняющий обязанности начдива-32 полковник В. З. Май-Маевский бросил в контратаку все, что у него оставалось – Ахтыр-ский гусарский полк и две сотни Туземной дивизии. Комкор-11 был против такого мероприятия, так как атаковать приходилось по изры-той окопами местности. Пока русская конница подошла к месту боя и развернулась, уже наступили сумерки. В темноте, подсвеченной германскими ракетами и прожекторами, кавалеристы ударили по противнику. Атака имела столь фантасмагоричный вид, что немцы не выдержали и побежали. Потери конников в личном составе были незначительны, правда, до полутора сотен коней переломали-таки

77 Марков А. В Ингушском конном полку//Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2001, вып.2, с.69 78 Трушнович А. Р. Воспоминания корниловца: 1914-1934, М.-Франкфурт, 2004, с.21

54

себе ноги в чужих и своих траншеях. Но зато были спасены пехо-тинцы, а высота осталась за русскими. Как отмечается исследователями, только за доблесть, проявленную в Брусиловском прорыве и Румынском походе осени 1916 года, «Дикая дивизия» получила двести сорок два Георгиевских креста различных степеней. В 1917 году Кавказская Туземная конная диви-зия была оплотом порядка и дисциплинированности на Юго-Западном фронте. А затем, именно она, совместно с 3-м кавалерий-ским корпусом ген. А. М. Крымова была брошена на Петроград сна-чала Верховным Главнокомандующим ген. Л. Г. Корниловым в его противостоянии с министром-председателем А. Ф. Керенским (ав-густ 1917 года). Тогда же личный состав «Дикой дивизии» был раз-делен на две дивизии (цель – образование Кавказского Туземного конного корпуса), получившие 1-й и 2-й номера, а ее командир – князь Багратион – назначен командиром этого корпуса. В октябре же, 3-й кавалерийский корпус и горцев пытался использовать уже А. Ф. Керенский в борьбе с большевиками. Правда, «проболтавшегося» министра-председателя, сосредоточившего в своих руках всю выс-шую официальную власть при фактическом безвластии в стране, уже никто не поддержал.

Глава 3. Лошадь – роскошь или средство передвижения?

Как говорит известная воинская мудрость, лошадь есть первейшее оружие одного из родов войск в триаде военной машины начала двадцатого века – кавалерии: «Главное оружие конницы – ее кон-ский состав». Следовательно, нельзя не сказать хотя бы нескольких слов о собственно самой лошади – точно так же, наверное, как, рас-сказывая о действиях танковых армий в годы Великой Отечествен-ной войны, необходимо дать характеристику танкостроения в воен-ный период. Кроме того, именно лошадь являлась главным транс-портным средством Первой мировой войны, особенно – на Восточ-ном фронте, где слабость инфраструктуры заставляла отказываться от широкомасштабного применения еще достаточно несовершенных автомобилей того времени. Первая мировая война стала лебединой песней лошади в войнах на Европейском континенте. Хотя лошади активно использовались и во Второй мировой войне, и, опять-таки, прежде всего, в начальный период войны, и снова – в первую оче-редь на Восточном фронте, однако, машинизация армий в 1939-1945гг. достигла столь высокой степени, что нельзя не отдать авто-мобилю пальму первенства перед тысячелетним гужевым транспор-том.

55

Известно, что любая война – это не столько стратегия или напря-женнейшая операция, а – труд. Тяжелейший труд десятков и сотен тысяч людей, приближавших победу. Это труд и солдата-фронтовика, и работника тыла, и руководителей армии и государст-ва. Необходимым облегчением труда является использование ма-шин. Чем более воюющее государство оснащено машинной силой, тем больше у него шансов на выигрыш войны. Ведь машина не только экономит количество людей в каждом отдельном звене обще-го процесса производства, но и создает то оружие, чье существова-ние было бы невозможно без помощи машины – будь то заводской станок или судоверфь, ибо вручную сделать современное вооруже-ние невозможно. И также, поэтому нельзя забывать, что мощность любой машины измеряется в лошадиных силах. То есть – в мощности того помощ-ника человека, что стоит рядом с нами на протяжении всего периода существования человеческой цивилизации. Без лошади не были бы возможны ни завоевательные походы прошлых времен (наиболее яркий пример – это почти мировая Монгольская империя, созданная кочевниками), ни освоение новых пространств вне речных аквато-рий, ни, вероятно, «покорение рая» – колонизация Америки. Тем бо-лее насущным является краткая характеристика состояния столь важнейшего военного фактора как лошадь, в период войны, ставшей одновременно и первой мировой войной, и последней крупномас-штабной войной, в которой лошадь играла ведущую роль в качестве необходимой силы мощности. Для Восточного же фронта лошадь явилась единственно доступ-ным и единственно возможным в начале двадцатого века транспорт-ным средством достижения победы в войне. Ни железная дорога, ни, тем более, автомобиль, в 1914-1917гг. не смогли заменить обычную лошадь в борьбе на Востоке. При этом, чем больше затягивалась война, тем больше, вследствие изношенности вагонно-паровозного парка, возрастала роль лошади. Д. В. Ковалев превосходно отметил, что для Российской империи «ухудшение и перебои в работе транс-порта делали все более ценным наличие гужевой скотины»79. Рос-сия, сильно отстававшая от прочих великих держав Европы в маши-низации народного хозяйства, так или иначе, была вынуждена сде-лать ставку на лошадь. Лошадь явилась тем транспортным условием, альтернативы коему вообще не существовало. Чрезвычайная бедность Российской империи в железнодорожном отношении, вынуждала к широчайшему использованию транспорта

79 Ковалев Д. В. Аграрные преобразования и крестьянство столичного региона в первой четверти XX века (по материалам Московской губернии), М., 2004, с.116

56

гужевого, то есть, лошади. Конечно, это бедность относительная – по сравнению с Европой (кроме, наверное, Балкан). Но ведь Россия воевала против первоклассной европейской державы – Германии, в союзе с другими первоклассными державами – Францией и Велико-британией. Поэтому и сравнивать в данном случае следует именно с этими странами, точно так же, как и Россия, претендовавшими на сохранение и приумножение своего положения великой державы в послевоенном мире. Надо вспомнить, что в Великобритании уже существовало метро, что французское народное хозяйство имело в несколько раз больше машин, нежели русское, что в Германии даже многие сельские поселки были электрифицированы, в то время как в России не все даже губернские города могли похвастаться электри-ческой станцией. Таким образом, становится ясно, что, невзирая на многочисленные успехи России на пути индустриализации и модер-низации, полученные за сравнительно короткий срок буржуазных реформ, все-таки Российская империя в экономическом отношении отставала от своих непосредственных конкурентов (политическая близость в данном случае вовсе не важна). Несмотря на то, что Россия в начале XX века являлась одним из крупнейших добытчиков нефти; несмотря на богатство металлами и полезными ископаемыми, все это богатство пока еще ждало своего применения. Русские реформы всегда шли с невероятным опоздани-ем и непонятным размахом: реформы сменялись контрреформами такого толка, что по прошествии некоторого времени приходилось начинать все чуть ли не с самого начала. В отличие от многих евро-пейских стран, развивавших свою экономику по принципу «три шага вперед, шаг назад», в России действовали хорошо если «два шага вперед, полтора шага назад». Но даже и в этом случае русский потенциал был столь очевиден и грозен, что даже в своем технологически отсталом состоянии Россия представала грозным противником для любого врага. Последним громадным шагом перед Первой мировой войной стала модерниза-ция, связанная с именем П. А. Столыпина, славная именно тем, что она продолжилась и после его гибели, несмотря на сопротивление чуть ли не всего общества, огромной доли чиновничества и не менее чем половины нации. Правда, такова судьба любой жизненно необ-ходимой реформы. Только внешняя война могла остановить движе-ние России на пути к непобедимости, и Германия поспешила развя-зать эту войну вместо того, чтобы отказаться от достижения военно-политической гегемонии в Старом Свете. Русскими было сделано многое, но срок отводился малый. Эта ахиллесова пята Российской империи сознавалась всеми – нехватка всего того, что необходимо для современной первоклассной индуст-

57

риальной державы. От оснащенных по последнему слову техники заводов и фабрик до числа подготовленных человеческих кадров. Не хватало и лошадиных сил, выраженных в машинном эквиваленте: не хватало ни в промышленности, ни в сельском хозяйстве, ни в транс-порте. С таковой проблемой Российской империи пришлось всту-пать в мировую борьбу. Отсутствие автомобилей и хороших шоссе, слабость речного и транспортного флота, незначительная в соотношении с площадью и населением густота железнодорожной сети, побуждали вновь и вновь обращаться к извечному транспортному средству – крестьян-ской лошадке. Если германцы и союзники активно использовали на Западном фронте автомобильный транспорт, то Восточный фронт был лишен такой роскоши. Между тем, совершенно очевидно, что автомобиль имеет массу преимуществ перед лошадью, что отлично сознавалось современниками. Так, сравнивая гужевой транспорт с автомобильным, участник войны делал вывод, конечно, не в пользу первого: «Лошадь представляет собой двигатель, подверженный многим несчастным случаям. Переход от мирного времени к воен-ному (ночи на бивуаках, продолжительные походы, частые переме-ны корма) вызывает у лошади быстрый упадок сил, бронхит, хромо-ту. Вслед за тем лошади начинают страдать от повального сапа, че-сотки и пневмонии. Чтобы сохранить лошадь, ей нужно предоста-вить удобный приют, откуда вытекает необходимость более разбро-санного квартирования. Наконец, в пунктах остановок она требует внимательного ухода. Пища ее, как то: сено, солома, овес – весьма громоздка и требует значительных обозов»80. С другой стороны, гужевой транспорт выручал войска в той мест-ности, где отсутствовали железные дороги. Если немцы, продвига-ясь вперед на Восточном фронте, старались строить в своих тылах узкоколейные железные дороги, то русские масштабы строительства их уступали неприятелю. Здесь-то и выручала лошадь: «только гу-жевой и вьючный транспорт обладает наибольшей гибкостью и воз-можностью эксплуатации в самых трудных условиях обстановки ме-стности, погоды, состояния дорог и переправ. Гужевой транспорт обладает еще тем неоценимым свойством, что, помимо постоянно находящихся в руках командования и органов тыла штатных гуже-вых транспортных средств, в случае необходимости почти всегда в достаточном количестве можно найти на месте требуемые обыва-тельские гужевые транспортные средства»81.

80 см. Война и транспорт. Сборник статей, М., 1927, с.90 81 Сулейман Н. А. Тыл и снабжение действующей армии, М.-Л., 1927, ч.2, с.273

58

К началу Первой мировой войны положение дел с поголовьем ско-та и фуражом для него не было выправлено. Столыпинская аграрная реформа только-только набирала обороты, проходя первый, самый трудный и необходимый этап набора количества перед его перехо-дом в качество. Крестьянство выделялось на хутора и отруба, коли-чество поданных заявлений о выделе заметно превышало возможно-сти государственного аппарата по исполнению законодательных мер, часть населения выжидала. Очевидно, что «перекачка» людей из деревни в город объективно понижала число скота и особенно ра-бочего скота, укрупняя хозяйства и заменяя лошадей сельскохозяй-ственной техникой. Но к 1914 году этот процесс, по сути, только на-чинался. В начале XX столетия Россия имела самое большое в мире конское поголовье, что отчасти объясняется особенностями крестьянского землепользования, способами земледельческого хозяйствования и географией. Громадные пространства требовали своего освоения, и необходимым подспорьем в этой задачей выступала лошадь. Другая причина – это отставание в машинизации народного хозяйства стра-ны. Это и численность населения: каждое крестьянское хозяйство (а восемьдесят пять процентов населения России проживало в деревне) стремилось иметь лошадь. А то и не одну. Отсюда и масса лошадей, не столь уж необходимых в странах с большей долей городского на-селения и оснащенных работой механизмов. Также нельзя забывать о лошадях скотоводческих племен, в избытке населявших южные окраины империи. К 1913 году число лошадей рабочего возраста ве-ликих держав (лошадь в рабочем возрасте – с пяти лет) в круглых цифрах составляло: - Россия – 22 800 000 голов; - США – 21 000 000; - Германия – 4 600 000; - Франция – 3 200 000; - Австро-Венгрия – 1 800 000; - Великобритания – 1 600 00082. Общее же число лошадей в 1914 году предстает в следующих при-мерных цифрах: Россия – почти 35 000 000, США – 25 000 000, Гер-мания – 6 500 000, Австро-Венгрия – 4 000 000, Франция – более 4 000 000, Великобритания – 2 000 000. Как видно, количество ло-шадей в России превосходило их число во всех великих державах Европы, вместе взятых. И особенно характерно сравнение количест-ва лошадей на душу населения в Европе. В России одна рабочая ло-шадь приходилась на семь человек, в Германии – на пятнадцать, во

82 Миронов Б. Н. История в цифрах, Л., 1991, табл.35

59

Франции – двенадцать, в Австро-Венгрии – на двадцать девять чело-век. Степень механизации народного хозяйства из этих цифр виден весьма отчетливо, особенно если вспомнить уровень жизни людей в каждой из этих стран. Следовательно, как то предполагалось задолго до войны, русская Действующая армия не должна была испытывать недостатка в кон-ском составе. Подобным же образом считалось, что Россия, ее насе-ление и Вооруженные Силы не испытают кризиса продовольствия, так как перед войной именно Российская империя выступала «жит-ницей Европы». Логика больших цифр была на стороне таких стати-стических расчетов, проводимыми и отстаиваемыми «светилами» экономической науки начала двадцатого столетия. Реальность же, как часто бывает, опрокинула эти расчеты. Ведь мало иметь в своем распоряжении определенный ресурс, необходимо еще уметь его ис-пользовать, причем использовать качественно и эффективно. Если продовольственный кризис стал одной из главных причин падения самодержавия в феврале 1917 года, хотя наличного хлеба в стране и вкупе с будущим урожаем хватало еще на пару лет войны, точно та-ким же образом военное ведомство испытало нехватку лошадей уже через два года военных действий. Ясно, что лошадь, как важный фактор ведения боевых действий, заблаговременно учитывался военным ведомством. Для выяснения количества лошадей и их качественных характеристик, а также воз-раста, в России периодически проводились так называемые военно-конские переписи. Кроме того, лошади учитывались и при проведе-нии сельскохозяйственных переписей. Поэтому, в распоряжении ис-следователей исчерпывающие данные – военно-конской переписи 1912 года, проведенной в преддверии подготовки к войне, а также цифры сельскохозяйственных переписей 1916 и 1917 годов, которые проводились с целью выяснения дальнейшего потенциала страны для продолжения ведения войны. Обычно военно-конские переписи проводились несколько лет. Но страна целенаправленно готовилась к войне, и потому военно-конская перепись 1912 года была проведена в течение одного года. Согласно этой военно-конской переписи, по семидесяти восьми гу-берниям и областям Российской империи насчитывалось 32 835 963 лошади всех возрастов у 12 866 145 владельцев (конечно, не только крестьян). При этом 43,7% владельцев имели одну лошадь, 29,5% – две лошади, 11,1% – три лошади, 6,0% – четыре лошади, 3,1% – пять лошадей. Отметим сразу же цифру 43,7%, а также и 29,5%. Вместе взятые они составляют почти три четверти общего количества ло-шадей в стране. Что это значит? Согласно существующему законо-дательству, единственная лошадь в хозяйстве освобождалась от мо-

60

билизации. Это связывалось с тем, что крестьянское хозяйство нель-зя было оставлять без рабочей силы, так как иначе откуда было бы брать продовольствие для населения? В 1912 году в сорока семи губерниях Европейской России насчи-тывалось 13 125 900 крестьянских дворов. В том числе безлошадных – 31,6%, с 1 лошадью – 32,3%, с 2 лошадьми – 22,2%, с 3 лошадьми – 7,6%, с 4 и более – 6,4%. Из этого количества лошадей: - жеребцов рабочего возраста – 1 307 478, - меринов рабочего возраста – 11 197 809, - кобыл рабочего возраста – 10 479 004, - всего лошадей рабочего возраста – 22 984 291, - сосунов-жеребят – 2 290 800, - малолеток моложе четырех лет – 5 750 886, - 4-хлеток – 1 809 986. Именно здесь заключалось противоречие: невзирая на громадное количество лошадей в стране, существующее законодательство ос-тавляло вне призыва львиную долю лошадей. Как видно из приве-денных цифр, 64% крестьянских дворов уже сразу исключалось из числа поставщиков лошадей в армию. Плюс 22,2% хозяйств балан-сировало на грани: очевидно, что они могли дать лошадь для Воо-руженных Сил только один раз. Следовательно, крестьянское насе-ление России не могло выступать надежным поставщиком лошадей для Вооруженных Сил. А ведь крестьянские лошади составляли 91,6% всего количества конского состава армии, при этом 87,5% лошадей принадлежали общинникам. Недаром, уже в годы войны, когда оказалось, что все без исключе-ния предвоенные предположения о характере и масштабах Большой Европейской войны, оказались несостоятельными, высказывалось мнение, что следует держать не только специальные заводы, дающие армии лошадей в кавалерию, но и побуждать кочевые народности к разведению лошадей. Ведь лошади требовались в обозы в несрав-ненно большем количестве, нежели в конницу, Вторая мировая вой-на также предъявила свои требования на лошадей, несмотря на ма-шинизацию государств и, следовательно, Вооруженных Сил. На-пример, в ходе подавления восстания 1916 года в Туркестанском крае, генерал-губернатор Туркестана ген. А. Н. Куропаткин полагал, что в будущем Киргизия должна давать армии «коневые средства», для чего следует отменить практику принудительного перевода ко-чевников на оседлое положение, на занятия земледелием. Генерал Куропаткин отмечал в своем дневнике: «Для сего всех киргиз надо обратить в коневодов для производства нужной для нашей армии

61

лошади… первоначальной задачей надо поставить увеличить рост киргизской лошади на один вершок»83. Поэтому, надлежащее число конского состава Вооруженные Силы получили только в начале войны, когда мобилизация прошла с мас-сой злоупотреблений – брали и единственную лошадь в хозяйстве. Затем, в ходе всей войны военное ведомство должно было идти на всяческие ухищрения, обусловленные обстоятельствами военного времени, чтобы иметь в Действующей армии нужное количество лошадей. Таким образом, в планах военного ведомства вопрос обес-печения Действующей армии, тыловых частей, военных служб и ин-станций вообще конским составом, стоял особой строкой. При мобилизации в войска брали лучших лошадей, но большинст-во из них по своей кормовой даче в мирное время «не дотягивали» до нормы военного времени. Поэтому, в армии приходилось под-кармливать крестьянских лошадок, взятых по мобилизации, ибо в деревне лошади редко видели такой корм как овес. Отношение кре-стьян к лошади зачастую было более нежным, нежели к членам се-мьи, так как лошадь – это первый работник, кормилец всей семьи. Да и уход солдата на фронт представлялся естественным, в то время как лошадь – это все-таки не солдат: «Помню, когда, тоже по призы-ву, забрали наших вороных коней тоже на войну, мы все плакали, прощаясь с ними. Плакали больше, чем по ушедшим [на фронт] братьям. Может быть, это покажется странным, но когда уходили братья, было в душе сознание чувства долга. А вот мне, когда я прощался со своими красавцами вороными, все казалось, за что, за что лошади должны идти и гибнуть на войне?»84. Какова же должна была быть численность лошадей в Действую-щей армии? Умозрительный ответ на этот вопрос дает все тот же один из высших чинов русской военной машины, занимавший перед войной пост начальника Генерального Штаба, а с объявлением вой-ны ставший Начальником Штаба Верховного Главнокомандующего в Ставке ВГК первого состава. Это – генерал от инфантерии Н. Н. Янушкевич. Перед войной в Академии Генерального Штаба ген. Н. Н. Янушкевич читал курс лекций о довольствии войск в военное время и об организации тыла Действующей армии. В его вышедшем накануне войны учебнике по военной администрации цифра указы-валась четко: потребность Вооруженных Сил в лошадях составляла двести тысяч голов на миллион людей85. С объявлением мобилизации шинели должны были надеть немно-гим более пяти миллионов человек. Следовательно, количество ло-

83 Красный архив, М., 1929, №3(34), с.60-61 84 Наумов В. М. Мои воспоминания, Сан-Франциско, 1975, с.7 85 Янушкевич Н. Н. Конспект военной администрации, Спб., 1914, с.49

62

шадей в начале войны должно было бы несколько превышать мил-лион голов. Даже если считать, что часть людей неизбежно оседала бы в тыловых учреждениях или обучалась в запасных частях, то и тогда лошадей все равно не могло быть меньше 750-800 тысяч голов. Согласно теоретическим расчетам, разрешение проблемы по постав-ке лошадей для Действующей армии и тыловых войск и учреждений представлялась, в принципе, элементарной. Предполагалось ежегод-но брать по миллиону лошадей из общей их численности около два-дцати миллионов голов рабочего возраста. В таком случае ни кре-стьянство, ни народное хозяйство в целом не испытывали никакого напряжения своих возможностей в смысле степени обеспеченности рабочей силой. Повторимся, что по данным военно-конской перепи-си 1912 года, в семидесяти восьми губерниях и областях Российской империи насчитывалось 32 835 963 лошади, в том числе рабочего возраста (4 лет и старше) – 70%. Конечно, военное ведомство понимало, что Россия сильно отстает от других держав по уровню механизации сельского и народного хо-зяйств, что побуждало русские власти осторожно подходить к про-блеме конского состава армии в будущей войне. Однако гигантская цифра мобилизационных ресурсов успокаивала русское военное ве-домство. Однако, с затягиванием войны, рано или поздно, указанное выше противоречие между законами страны и потребностями армии должны были войти в противоречие, и основная задача властей за-ключалась в удачном и успешном разрешении этого противоречия. Надо затронуть и другой вопрос, касающийся комплектования Вооруженных Сил конским составом. Лошади в Действующей ар-мии подразделялись на несколько категорий, будучи предназначены для различных функций. Поставляемые в войска лошади, в зависи-мости от своих качеств, шли в кавалерию, артиллерию (считая здесь и пулеметные команды) и обозы. Соответственно, цены на лошадей разных категорий также были различными: цены на верховых и ар-тиллерийских лошадей в полтора раза превышали цены на обозных лошадей 2-го разряда. При этом цены военного ведомства, по кото-рым лошадей брали в войска, могли существенно отличаться от ры-ночных цен на лошадь. Например, по воспоминаниям В. М. Наумо-ва, проживавшего в Сарапульском уезде Вятской губернии, рядом с Воткинским заводом, в 1915 году по мобилизации взяли пару воро-ных коней. За каждого военное ведомство заплатило всего по 165 рублей. Чтобы не оставаться без рабочей силы, в семье Наумова за 230 рублей купили трехлетнего жеребца86. В начале 1917 года цена на лошадей в Центральной России поднялась в среднем до 200-250

86 Наумов В. М. Мои воспоминания, Сан-Франциско, 1975, с.8

63

рублей за голову. Так. В Тульской губернии верховая лошадь стоила 355 рублей, артиллерийская – 355, обозная первого разряда – 270, обозная второго разряда – 195 рублей за голову87. В обозы шли обыкновенные крестьянские лошадки. В артиллерию – крестьянские и степные лошади – более выносливые, по сравне-нию с основной массой лошадей. Ведь специальных артиллерийских лошадей, как германские першероны, в России не выращивали. Зато кавалерия должна была комплектоваться исключительно скаковыми породами лошадей. И вот здесь-то, в связи с многочисленностью русской конницы, начинались проблемы, так как годная для строя лошадь, разумеется, бралась не в львиной доле конского состава страны – крестьянском хозяйстве. В начале века в России выращивали такие скаковые породы как текинская (ахалтекинская), стрелецкая, орловская, скаковая, дон-ская, кабардинская, терская. Основные поставщики строевых лоша-дей – частные степные донские конезаводы. Также, верховых лоша-дей давали Херсонская, Екатеринославская, Таврическая губернии. Обозные лошади – крестьянские великороссийские, киргизские, калмыцкие, сибирские, монгольские. Таким образом, при комплектовании кавалерийских частей, воен-ное ведомство должно было рассчитывать на мощь отечественного конезаводного дела. В 1878 году в Российской империи было заре-гистрировано 3 430 конских заводов при 9 560 жеребцах и 92 791 матке. В 1904 году эта цифра возросла до 6 138 заводов при 17 041 жеребце и 176 725 матках. В том числе в Сибири – 41 при 92 и 783, на Кавказе – 713 при 2 575 и 27 717, в русской Польше – 578 при 836 и 10 028 соответственно88. К 1914 году число заводов увеличилось до 8 714 единиц. В них числилось 22 300 жеребцов и 213 208 маток. В то же время, чистокровных лошадей не хватало. Известный иссле-дователь российского коневодства С. А. Султан-Гирей писал, что к началу Первой Мировой войны чистокровное коневодство России составляло до 2 800 маток. Полукровный материал, по приблизи-тельным подсчетам, равнялся до пяти тысяч жеребцов и шестна-дцать тысяч маток. «Отличные верховые лошади получаются от скрещения английской лошади с арабской – англо-арабы. Наши степные лошади, улучшенные английской кровью, дали великолеп-ных полукровок, которыми ремонтировалась вся наша кавалерия, сидевшая на отличных лошадях, что дало ей возможность в послед-нюю великую войну вести самостоятельные действия»89.

87 Государственный архив Тульской области (ГАТО), ф.97, оп.2, д.1886, л.66 88 см. Список частных конских заводов в России, Спб., 1904, с.IX-X 89 Лошади, М., 2002, Кн.1, с.543

64

Любое дело требует денежных вливаний. Средством финансиро-вания конезаводства являлся ипподром и игра на скачках. Тотализа-тор в России был учрежден в 1876 году. Итог действий тотализатора налицо: 1879г. – 3 430 заводов, 1904г. – 6 138 заводов. Финансиро-вание в 1907 году: 25 000 рублей от государства и 4 600 000 рублей доходов от тотализатора90. Однако, деятельность тотализатора была ограничена, а государство, как показано, отпускало на конезаводство малые средства. Качество конского состава неизбежно понижалось с ограничением игр, поэтому определенные круги, озабоченные не только обогащением, но и усилением отечественной кровной лоша-ди, просили о тотализаторе. Правда, эта проблема к 1914 году так и не получила разрешения. В чем суть борьбы за качество конского состава? Лошадь высотой до 1 м 40 см называлась «лошадью в первобытном состоянии», и не могла быть поставлена в кавалерию. Из тридцати пяти миллионов лошадей, бывших в стране перед войной, шестнадцать миллионов были ростом до 1 м 31 см, двенадцать миллионов – до 1 м 40 см, и только семь миллионов соответствовали армейским требованиям. Конечно, если следовать расчетам мобилизации по миллиону голов в год, то этого количества хватало. Да и в обозы возможно было брать маленьких лошадок – это же не конница. Вдобавок, нельзя забывать, что русский Генеральный Штаб, под влиянием немцев и французов, необоснованно считал, что война бу-дет недолгой – от шести до восьми месяцев. Во всяком случае, вести войну больше года не предполагалось, поэтому считалось, что на-личного количества строевых лошадей непременно хватит для кава-лерийских дивизий и того числа лошадей, что отдается командова-нию пехотных полков и высшим штабам. Можно также сказать, что, например, каждый офицер кавалерийского подразделения отнимал не одну, а трех лошадей – для себя, для вьюка и для денщика. Другое дело, что расширение масштабов военных действий и по-степенное ухудшение работы железнодорожного транспорта, как уже говорилось, ставили жизнь Действующей армии и страны во все большую зависимость именно от лошади. Приходилось жертвовать качеством для конницы. В итоге, борьба за качество конского соста-ва русской кавалерии, велась непоследовательно и противоречиво. Государственных конезаводов было мало, а из частных государст-венная помощь оказывалась лишь Донским заводам. Вдобавок, эти последние лошади, как правило, шли в казачьи подразделения – ка-зачьи полки в регулярных кавалерийских дивизиях и казачьи диви-зии. Анализируя положение дел в этой сфере, участник войны – ка-

90 Вестник русской конницы, 1910, №7, с.317

65

валерист, резюмирует, что в основном «пополнение лошадьми про-изводилось за счет покупки лошадей у мелких коннозаводчиков ре-монтными комиссиями. Эти лошади в целом были удовлетворитель-ного качества, но оставляли все же желать много лучшего. Поэтому коневодство в России до 1914 года нельзя рассматривать, как хоро-шо поставленное и установившееся»91. Конечно, с каждым новым годом войны положение дел в данной сфере только усугублялось, как и во всех прочих сферах, что было напрямую связано с неэффективностью системы управления монар-хического режима при последнем императоре Николае II. Отечест-венный исследователь пишет: «Прежде всего, довольно быстро был исчерпан запас лошадей, годных к строю по инструкциям мирного времени: высококровных, быстроаллюрных, с красивым экстерье-ром. В полки стали поступать лошади русской деревни: неказистые, но выносливые, приученные к неприхотливому уходу и скудному кормлению. Не было в кавалерийских полках и возможности дово-дить до совершенства навыки верховой езды у вновь призванных солдат, ведь для этого требовалось гораздо больше времени, чем для подготовки в пехоте»92. Каким же образом лошади поступали в Действующую армию? Все вопросы комплектования и пополнения армии лошадьми были скон-центрированы в Управлении по ремонтированию армии. Начальни-ком этого управления в начале войны состоял генерал от кавалерии Николай Александрович Винтулов. Под ремонтированием подразу-мевается способ комплектования конского состава армии покупкой лошадей по средней рыночной цене. В мирное время закупка лоша-дей производилась армейскими ремонтными комиссиями, которые сдавали их в запасные кавалерийские полки. И уже отсюда лошади после года обучения сдавались в ряды действующих полков, где их также какое-то время приучали к военной деятельности. Характерно, что разные полки в кавалерийских дивизиях – уланы, гусары, драгу-ны, казаки – первоначально, пока еще существовала возможность комплектовать войска по принципам мирного времени, получали разных лошадей. Так, офицер 14-й кавалерийской дивизии, а в бу-дущем – Маршал Советского Союза, Б. М. Шапошников вспоминал: «По кавалерийским преданиям и приметам, самой крепкой породой были гнедые кони, затем шли рыжие, слабыми считались серые и караковые. Так было и у нас. Самый лучший конский состав был в

91 Баторский М. Служба конницы, М., 1925, с.50 92 Бегунова А. И. Сабли остры, кони быстры: Из истории русской кавалерии, М., 1992, с.243

66

14-м уланском полку, а самый слабый – в гусарском. Казаки имели преимущественно гнедых дончаков»93. Система ремонтирования в мирное время заключалась в следую-щем процессе: ремонтная комиссия покупала лошадь возрастом 3,5 года. Эта лошадь шла в запасной кавалерийский полк, где в течение года воспитывалась и обучалась. На пятом году жизни она поступа-ла в регулярный полк: «Только пятилетняя лошадь складывается на-столько, чтобы ее пустить в работу». Через год лошадь проходила экзамен, после чего окончательно отправлялась в строй. При этом, в год перед экзаменом нельзя было ставить лошадь в строй и посылать на учения с аллюрами, чтобы дать лошади возможность втянуться в ту работу, что связана с деятельностью кавалерии. Участник войны, генерал от кавалерии, последовательно командовавший 2-м армей-ским корпусом, 2-й армией, 1-м Туркестанским корпусом, пишет: «Ремонтирование в коннице играет очень важную роль в том смыс-ле, что надобно, чтобы конь был вполне подходящий для той роли, для которой он предназначен, чтобы он не был груб, но и не был слаб, чтобы он был способен развивать надлежащую скорость, не выдыхаясь и сохраняя силу»94. В начале войны, при проведении мобилизационных мероприятий, еще соблюдались принципы мирного времени. Приемка лошадей в июле-августе 1914 года, согласно воспоминаниям кадрового офице-ра, проводилась следующим образом: лошади, подлежащие рекви-зиции, согласно закону по военно-конской повинности, по опреде-ленному району собирались на специальном плацу. Состав комис-сии: офицер, член земской управы, два обывателя, ветеринарный врач, два чиновника (делопроизводитель и кассир), полицейский чин. Сама же приемка лошадей проходила так: «по волостям, по подготовленным уже в мирное время ведомостям, вызывали по оче-реди владельцев с их лошадьми. Комиссия их осматривала и решала: 1).годна ли лошадь к службе по состоянию здоровья и 2).если да, то к какому классу ее отнести – упряжных или артиллерийских, обоз-ных ли и какого разряда обозных, кавалерийских ли и многих дру-гих. Соответственно классу и разряду, была нормирована за нее пла-та, и владелец здесь же получал от кассира соответствующую сумму, а я назначал лошадь в воинскую часть, приемщики от которой не-медленно ее забирали»95. Таким образом, плата за лошадь проводилась военным ведомст-вом, согласно существующим местным средним ценам. Возраст вой-сковых лошадей от четырех до шести лет. Срок службы обычно со-

93 Шапошников Б. М. Воспоминания. Военно-научные труды, М., 1982, с.212 94 Шейдеман С. М. Тактика конницы, М., 1920, с.21 95 Гоштовт Г. Дневник кавалерийского офицера, Париж, 1931, с.9-10

67

ставлял десять лет. Категории конского состава по росту: 1-я (выше 2 аршин, 3 вершков), 2-я (выше 2 и 2), 3-я (выше 2 и 1,5). В гвардию брали лошадей выше 2 аршин и 4 вершков. Аршин – 70 сантимет-ров, вершок – 4,5 сантиметра. Напомним, что лошадь ростом до 1 м 40 см не могла быть поставлена в кавалерию, поэтому приводимые здесь категории по росту относятся к тем лошадям, что могли быть переданы в регулярную конницу. Интересна и система даваемых лошадям кличек, принятая в русской армии: «По установившемуся порядку каждой воинской части приписаны для всех конских назва-ний одна или две буквы. Имена нашей бригады начинались на буквы “Ч” и “Ш”. Всех лошадей было свыше тысячи. Придумать тысячу названий на Ч и Ш задача весьма нелегкая»96. В начале войны мобилизация запасных солдат и поставка лошадей для армии, согласно военно-конской повинности, проходили парал-лельно. Тем самым одновременно заполнялись штаты войск как в человеческом составе, так и в конском. Необходимо помнить, что в связи с франко-русскими договоренностями, русские армии должны были максимально форсировать свои мобилизационные мероприя-тия и наступать в Германию еще до их завершения. Такой подход обязывался тем обстоятельством, что главный удар германцев, со-гласно «Плану Шлиффена», должен был наноситься по Франции, и задачей русской стороны было оттянуть на себя часть германских войск из Франции. Достичь этой цели было возможно, конечно, только возможно быстрым наступлением в германские пределы – Восточную Пруссию. Поэтому, в начале войны бывали и неизбеж-ные ошибки при распределении мобилизованных животных по вой-скам. Участник войны вспоминал: «Среди лошадей, попавших в ко-манду, было штук семь рысистых жеребцов. Жалко было, впослед-ствии, смотреть на этих несчастных животных, которые покрытые пеной, выбивались из сил, чтобы тащить какую-нибудь двуколку, в сущности, очень легкую, но к которой они не привыкли»97. Несмотря на то, что поставка лошадей в войска зачастую осущест-влялась без соблюдения буквы закона (то есть, в ходе первой моби-лизации взять могли и единственную в хозяйстве лошадь), отноше-ние к качеству верхового и тяглового транспорта было довольно же-стким. В числе брака назывались: вислоухость, неправильный по-став ног (саблистость), наросты на бабках, прикуска. Отсюда при-дирчивое отношение армейских ремонтных комиссий к качеству лошадей (правда, это соблюдалось только в первый год войны, так как затем особенного выбора уже не было). Так, в октябре 1914 года

96 Войтоловский Л. По следам войны. Походные записки 1914-1917, Л., 1925, с.180 97 Торнау С. А. С родным полком, Берлин, 1923, с.9

68

по Епифанскому уезду Тульской губернии было поставлено на сда-точные пункты 953 лошади, а в войска направили, по рекомендации ремонтной комиссии, только 224 (23%). Назывались две основные причины выбраковки: худосочность крестьянского скота и наличие трещин в копытах, в связи с тем, что рабочие лошади не были кова-ны на задние ноги98. Первая причина, кстати, к вопросу о фуражном снабжении. Цифры конского состава были велики даже в пехоте, даже остав-ляя пока в стороне собственно конницу. В 1914 году русская пехот-ная дивизия имела 81 повозочную единицу и 294 лошади на баталь-он пехоты99. В пехотной дивизии начала войны насчитывалось ше-стнадцать батальонов. То есть, каждая пехотная дивизия имела 4 704 лошади. Например, 21-й армейский корпус ген. Я. Ф. Шкинского в начале войны имел в своих рядах семьдесят тысяч человек и два-дцать одну тысячу лошадей (соотношение один к трем). Конница несла на своих плечах и разведку, и охранение, и разно-образные тыловые службы, и, наконец, также непосредственно уча-ствовала в боях, сражениях и стычках. В кризисные моменты разви-тия операций на угрожаемые участки бросалась кавалерия, она же обязывалась преследовать отступающего противника, а при собст-венном отходе часто играла роль последнего арьергарда. В связи с этим, интересно, что одним из методов сбережения конского соста-ва, выработанного на местах, стала организация движения конных соединений. Начальник штаба 1-й Донской казачьей дивизии капи-тан П. Липко писал: «За три месяца войны опытом было выработано и признано наилучшим ходом – переменный аллюр – десять минут рысью и десять минут шагом, но не по пять минут, как было указано уставом. В первом случае конь успевает открыть как следует дыха-ние и, втянувшись в бег, быстро и ровно двигаться, не переутомляя легких, в течение десяти минут, а в последующие десять минут дви-жения шагом вполне восстановить и дать отдохнуть легким. При пе-реходе с шага на рысь неизбежна растяжка, и необходимо восстано-вить нормальные дистанции при переходе с рыси на шаг. При деся-тиминутной очереди аллюров приходится исполнять эту операцию в два раза реже, чем при пятиминутной, когда по вышеозначенному явлению лишь головы колонны идут нормально, а хвосты все время болтаются на рыси: не успеют еще восстановить дистанцию, как уже надо вновь идти рысью без передышки. И лишь благодаря десяти-минутной очереди аллюров дивизия не измоталась, и не потеряла

98 ГАТО, ф.97, оп.2, д.1747, л.208 99 Красильников С. Н. Организация крупных общевойсковых соединений, М., 1933, с.93

69

конского состава, делая переходы по шестьдесят и более километров почти ежедневно целыми неделями и более, без дневок»100. Достойно упоминания, что если кавалерийские начальники, как правило, старались сберегать силы лошадей, то артиллерийские и пехотные начальники далеко не всегда оказывались на высоте в во-просе заботы о конском составе. Другое дело, что такая «забота» весьма часто шла в ущерб боевым действиям. Конница 1-й армии в Восточно-Прусской наступательной и Лодзинской оборонительной операциях «блестяще» это подтвердила. Действительно, кавалерий-ские начальники очень любили ссылаться на ослабленность конско-го состава своих частей и просились на отдых в тыл. Разумеется, что сделать это можно было лишь при затишье на фронте, но часто от-пускали и просто так. В итоге, пехота и артиллерия могли наблюдать как конница отды-хает в тылу, в то время как на фронте не хватает войск, а в оборони-тельных линиях то и дело возникают «провалы». Повторимся, что в таком положении вещей были виноваты не войска (конные атаки на атакующую пехоту противника в критический момент боя тому под-тверждение), а их начальники, которые привыкли к безнаказанности при своем августейшем шефе – великом князе Николае Николаеви-че. Общевойсковое начальство пыталось бороться с такими явле-ниями, но, как правило, безрезультатно. Наиболее радикально в этом вопросе подошел командующий Кав-казской армией ген. Н. Н. Юденич. В составе 4-го Кавказского ар-мейского корпуса к сентябрю 1915 года насчитывалось сто двадцать эскадронов и сабель. По сути, это был кавалерийский корпус. Мно-гие кавалерийские начальники стали доносить, что конский состав ослаблен от бескормицы, и поэтому их войска необходимо отвести в тыл. Это была правда, фуража не хватало, однако пехоты, чтобы за-крыть образующиеся в случае отвода конницы «провалы» в общем фронте, не было. Отвод конницы в тыл означал, что командованию придется отказаться от инициативы действий. Командир корпуса ген. П. И. Огановский на свидании с генералом Юденичем пожало-вался на ситуацию с кавалерийскими начальниками. В ответ генера-лу Огановскому, «Командующий армией предложил ему предупре-дить командиров частей, что те из них, кто особенно будут настаи-вать на отводе их частей в тыл на отдых, будут отправляться в тыл, но одни, без частей, отрешенные от командования. С этого времени все донесения о невозможности несения службы от ослабления кон-ского состава прекратились»101.

100 см. Суворов А. Н. Тактика в примерах, М., 1926, с.307 101 Масловский Е. В. Мировая война на Кавказском фронте 1914-1917гг., Париж, 1933, с.192

70

С другой стороны, если быть объективным, темпы маневренных операций начального периода войны являлись столь высокими, что сил гужевого транспорта не жалели. Железных дорог, ввиду недос-таточной развитости стратегической сети на Передовом театре, в русской Польше, не хватало, и потому пот войны выносили на себе лошади, устилая своими телами поля будущих сражений. В этом от-ношении сильно помогали трофейные лошади, наличие которых по-могало минимизировать собственные потери (лошадь – это ведь то-же имущество войск). Участник войны так вспоминал о восьми-дневном форсированном марше соединений 5-й армии ген. П. А. Плеве к Люблину в начале сентября 1914 года, откуда войска пере-брасывались на линию Средней Вислы уже по железной дороге: «Погода окончательно испортилась. Зачастили дожди. Дотащить по размолотым дорогам пушки и обозы удалось лишь благодаря сверх-комплектным “трофейным” австрийским лошадям. Более кровные, красивые, но холодные и изнеженные, они не выдержали “русской” грязи»102. Данный марш, как известно, был предпринят главнокомандовани-ем Юго-Западного фронта в стремлении прикрыть крепость Иванго-род от удара неприятеля. Австро-германские войска, воспользовав-шиеся Краковским железнодорожным узлом, уже разворачивались для наступления на первом этапе Варшавско-Ивангородской опера-ции, а русские намеревались им противостоять лишь теперь. От не-развитости железных дорог лошади страдали первыми, а затем люди исправляли все инфраструктурные недостатки «избыточной» кро-вью, восполняя героизмом превосходство противника в силах и средствах на избранных направлениях ведения операции. То же самое – неумение правильно использовать лошадей – отно-силось и к обозным частям, которые, в принципе, возглавлялись худшими офицерами и военными чиновниками, оставляя лучших людей для строя. Все те командиры, что в первых боях сказывались «больными», «нервными», «не привыкшими быть с войсками» и проч., отправлялись в обозы. В отставку убирали лишь генералитет, а в обозах все равно должны были быть люди, так что лучше эти, нежели те офицеры, что хорошо показывали себя под огнем. Правда, худшие люди, как правило, остаются таковыми всюду. Например, здесь кроется одна из причин боебоязни обозных чинов во время бо-ев, отмечаемой участниками войны. Также, трусоватый офицер чаще всего оказывался недобросовестным организатором и в тылах. По-этому, Ставка старалась контролировать проблему и на своем уров-не. Например, приказ Верховного Главнокомандующего от 24 ок-

102 Георгиевич М. М. Свет и тени, Сидней, 1968, с.46

71

тября 1914 года гласил: «…Приказываю принять к неуклонному ис-полнению, чтобы как казарменные, так и вообще все помещения и конюшни, занимаемые войсковыми частями, хотя бы временно, под-вергались самой тщательной очистке и дезинфекции при оставлении таковых. Что же касается до казарм и конюшен, занимаемых вой-сками постоянно, то таковые надлежит чистить и дезинфицировать возможно чаще»103. Действительно, с объявлением мобилизации пехотные полки по-лучали множество лошадей. В мирное время лошадей имели только командир полка, старший полковник, старший адъютант и два ко-мандира батальонов. Теперь же лошадей должны были получить все командиры вплоть до ротных, врачи, пулеметчики, образовывалась команда конных разведчиков, а также существенно увеличивался обоз. При этом, конечно, забывалось, что «…обозы – это враг каж-дой армии. Это смерть маневра. Это уязвимая цель для неприятель-ского огня»104. А ведь с увеличением числа лошадей в пехотных подразделениях количество специалистов по уходу за ними отнюдь не стало большим. Конечно, командиры старались отбирать для ухода за лошадьми знающих солдат из крестьян. Однако уход за крестьянской лошадью и за лошадью кровной – это все-таки некото-рая разница. К новым лошадям приходилось привыкать во всем – кормлении, чистке, поении и т.д. Многое отличалось, и разительно. Младший полковой врач 11-го финляндского стрелкового полка (22-й армейский корпус) вспоминал, что среди присланных в полк мо-билизованных лошадей, «оказалось очень много ценных животных. И вот, как это ни кажется теперь странным, у господ офицеров, из коих большинство сидело на лошадях, как собака на заборе, разго-релись глаза. Я собственными ушами слышал, как эти люди, из ко-торых мало кто остался в живых после первых же боев, с восторгом рассчитывали, сколько они заработают, продав свою лошадь по воз-вращении с похода! Выбирали они себе лошадей не с точки зрения их применимости на войне, а с точки зрения их ценности. Когда же им предложили их поседлать и попробовать, на это мало кто решил-ся»105. Ясно, что строевая лошадь являлась большой ценностью. Поэтому их старались беречь с особенной тщательностью – обыкновенная крестьянская лошадка под седло кавалериста не годилась. В частях часто страдали офицерские лошади, которые навьючивались разно-

103 Военно-санитарный сборник Юго-Западного фронта, №1, Бердичев, 1915, с.18 104 Грозное оружие: Малая война, партизанство и другие виды асимметричного воевания в свете наследия русских военных мыслителей, М., 2007, с.548 105 Лодыженский Ю. И. От Красного Креста к борьбе с коммунистическим Интернациона-лом, М., 2007, с.55

72

образными грузами сверх всякой нормы. Перегрузка вела к тому, что лошади сбивали себе спины, а это, в свою очередь, выводило лошадей из строя. Как вспоминает А. В. Горбатов, нормальный вес вьюков на запасных офицерских лошадях не должен был превышать трех пудов. Эти почти пятьдесят килограммов складывались из двух чемоданов по бокам лошади и постели сверху106. Здесь также инте-ресен вопрос относительно казачьих лошадей. Если регулярные вой-ска получали казенных лошадей, то казаки, как известно, выходили на войну с собственной лошадью. С другой стороны, такой подход освобождал казака от случайностей – с какой лошадью явился на службу, с той и будешь воевать. Однако, многочисленность казачьей конницы (к 1917 году казаки составляли более семидесяти процен-тов всей конницы Действующей армии; в начале войны – около по-ловины) вскоре сравняла их с прочими конными подразделениями. Да и домой лошадь казака уже не могла возвратиться. В случае ги-бели казака в бою, его лошадь и седло оставались собственностью полка, а семья получала деньги – по минимальной государственной расценке – 250 рублей за лошадь и 38 рублей за седло107. Как только стало ясно, что решить судьбу войны одним победо-носным ударом не удалось, командование еще более активно заня-лось проблемой сбережения конского состава Действующей армии. Слишком многое стало зависеть от одного из главнейших помощни-ков человека. Лучшие лошади отправлялись в строй, под седло, худшие – в обозы. А ведь в войсках увеличивалось количество кон-ницы, артиллерии, пулеметов. Скачками, но все равно увеличива-лось. Соответственно, в то время как в стране понемногу иссякал годный для войны конский запас (потери, болезни, оставление тер-ритории вели к общему сокращению конского поголовья в России), фронт требовал еще больше лошадей. Их же требовал и разрастав-шийся с каждым днем тыл. При этом, конечно, возраставшие нужды фронта в лошадях были гораздо больше, нежели безвозвратные по-тери конского состава. Это увеличивавшееся требование Действую-щей армии на лошадей можно проследить на статистических данных относительно числа лошадей на фронте в различные периоды войны. Можно видеть, что это число только увеличивалось, ни разу не по-лучив тенденции к своему уменьшению. Цифры показаны в конце главы. Прежде всего, забота о сбережении конского состава касалась об-щего изнурения лошадей в ходе войны. В чем здесь дело? Смысл вопроса заключается в том, что как кавалерийские дивизии, так и

106 Горбатов А. В. Годы и войны. Записки командарма. 1941-1945, М., 2008, с.63 107 Елисеев Ф. И. Казаки на Кавказском фронте 1914-1917, М., 2001, с.174

73

обозы и артиллерия несли потери в лошадях от непроизводительно-сти их деятельности. Известно, что это человек может перенести очень и очень многое, а вот лошадь – не может. С началом войны кавалерийские дивизии, естественно, были подчинены общевойско-вому командованию – корпусным и армейским штабам. Царство-вавший в первые месяцы войны значительный хаос управления вы-нуждал войска совершать ненужные переходы и нелепые маневры. И если пехота сносила это с крестьянской покорностью судьбе, то лошади выбывали из строя: «Серьезность предъявляемых кавале-рийскому коню требований делает его службу крайне тяжелой. Та огромная убыль лошадей из кавалерийских частей, которая наблю-дается в военное время, достаточно ясно показывает, что ряды эс-кадронов тают не столько от огня противника, сколько от чрезмерно тяжелой работы»108. Этой проблемой русские кавалеристы были озабочены еще задолго до войны, ориентируясь на действия общевойскового командования, что проводились на маневрах. В 1945 году И. В. Сталин отмечал, что современный общевойсковой начальник обязан в деталях знать осо-бенности деятельности, использования и применения отдельных ро-дов войск – от танков до авиации. В период Первой мировой войны родов сухопутных войск было всего три (молодость авиации и ее малочисленность в русской армии не позволяет говорить о ней как о полноценном отдельном роде войск). Однако и здесь высшие на-чальники – командиры корпусов – оказывались не на высоте требо-ваний. Задолго до войны один из лучших кавалерийских командиров русской армии – граф Ф. А. Келлер, писал: «Сбережение кавалерии должно пониматься в смысле сбережения ее конского состава, но не в бою, а до боя, в не переутомлении его ординарческой службой, не держании лишнее время под седлом, не изнурении сторожевой службой, и не гонянии бесцельно на разведки, то есть не назначая два и три разъезда туда, где один легко справится с задачей»109. Разумеется, что благие пожелания так и оставались благими поже-ланиями. Поэтому, командование и стало предпринимать меры во имя сбережения коней. Для изнуренных лошадей организовывались тыловые сборные пункты. При этом кавалерийские лошади помеща-лись отдельно от артиллерийских и обозных, так как разные лошади требовали несколько отличающегося ухода. Да и кавалерийские ди-визии нуждались в более быстром ремонтировании своего конского состава, нежели артиллерия и обозы, так как заменить строевую ло-шадь равноценной было гораздо сложнее. На этих пунктах под на-

108 Лошади, М., 2002, Кн.1, с.668 109 Келлер Ф. А. Несколько кавалерийских вопросов, Спб., 1910, вып.2, с.6

74

блюдением ветеринарных врачей лошади получали усиленную под-кормку, чтобы опять стать годными для фронта. Те же лошади, что не годились для продолжения службы в коннице, передавались в тыловые конские запасы. Эти лошади использовались в тыловых войсках, где не требовалась тяжелая, зачастую с надрывом, работа лошадей. Например, приказ по 7-й армии от 31 октября 1916 года говорил: «В целях сбережения конских запасов фронта и бережливо-го их использования, Главнокомандующий [армиями Юго-Западного фронта] признал соответственным назначать для обслу-живания ополченских частей бракованных лошадей кавалерии и ар-тиллерии, которые могли бы еще нести службу в названных частях в отношении путей сообщения. Назначение бракованных лошадей в тыловые части дает возможность использовать часть имеющихся в них хороших лошадей»110. Следовательно, о сохранении строевых лошадей старались забо-титься особенно тщательно. Однако здесь вставала иная проблема – перемещение лошадей не обратно в свои подразделения, а туда, где в них имелась насущная необходимость. Лошади, убывавшие на слабосильные пункты, исключались из списков частей, посылаясь затем в войска уже в качестве укомплектований. То есть, хозяева-кавалеристы, отправив своих любимцев и друзей (а отношение к лошади на фронте часто было лучше и трогательнее, нежели к дру-гу) в тыл, могли уже не получить их назад. В то же время, объектив-но происходившее снижение требований к лошадям вынуждало ко-мандование требовать от войск «браковать не по формальным при-знакам роста или возраста, а лишь в случае действительной непри-годности к службе». Однако кавалерийские лошади, по идее, должны были возвращать-ся обратно к своим хозяевам, для этого их снабжали соответствую-щими документами при поступлении на слабосильные пункты. Но этого часто не соблюдали. В итоге, войсковые части, боясь, что ло-шадей не возвратят, вообще не отсылали их в тыл, что вызывало усиленный падеж лошадей на передовой. Ведь и заботиться о них было некому, и фураж на них невозможно было выписывать, так как по строевым спискам части данные лошади проходить не могли. Как ни странно, но подобные опасения не являлись напрасными, что признавалось и на самом высоком уровне. Например, приказ по ар-миям Северо-Западного фронта от 9 февраля 1915 года, за №577 го-ворил: «Во избежание подмены в отделениях конского запаса хоро-ших лошадей дурными, предписываю, чтобы при переездах с пози-

110 Сборник руководящих приказов и приказаний VII-й армии, б.м., 1917, с.487

75

ций в конские отделения, лошади, отправленные из частей, обяза-тельно таврились или же прибывали с пломбами». Невзирая ни на что, утаивание лошадей от тыловых служб про-должалось в течение всей войны. Причина пояснена выше. В то же время, большинство маток, ходивших под седлом, вполне могла приносить приплод. И всей этой массе лошадей, не числившихся в списках, но не состоявших на довольствии, хотелось кушать. Это – громадная перегрузка транспорта, снабжавшего фронт. В 1916 году, когда транспортная разруха стала отчетливо намечаться, командова-нием неоднократно отдавались распоряжения командировать в тыл всех находящихся на фронте жеребят «для продажи и раздачи насе-лению через местные органы самоуправления» при посредстве пред-ставителей Государственного Коннозаводства. Непригодные для несения службы лошади подразделялись на сле-дующие категории, в зависимости от своего состояния: - слабосильные пункты кавалерийских, артиллерийских и обозных лошадей – подкормка и поправка изнуренных и истощенных лоша-дей, - этапно-ветеринарные лазареты – лечение больных лошадей, - уничтожение – совершенно непригодные к службе, неизлечимо больные и заразные лошади. Обратимся к цифрам. В русской армии за годы войны, по некото-рым сведениям, насчитывалось около миллиона больных лошадей. Ежедневно лечилось 4,6% от общего числа лошадей. Безвозвратные потери составили четыреста тысяч голов111. И это было еще лучше, чем в других армиях. Например, в германской армии выбыло из строя от истощения 558 500 лошадей и заболело коликами 418 000. Немцы имели и наибольшее количество павших лошадей – 168 000 – от истощения (правда, существенная доля этой цифры относится к заключительному периоду войны, когда Россия уже вышла из борь-бы). Подытоживая, советский специалист пишет: «Сохранение чис-ленности лошадей армии зависит от двух факторов: от постановки в частях дела сбережения конского состава (предупреждение заболе-ваний) и правильной организации лечебно-эвакуационного обеспе-чения войск… Анализируя заболеваемость и причины гибели кон-ского состава в мировую войну 1914-1918гг., мы видим, что подав-ляющее большинство потерь во всех армиях приходилось на заболе-вания эксплуатационные (конечностей, нагнеты), органов пищева-рения и заразные. Большие потери были результатом истощения лошадей»112.

111 Военно-исторический журнал, 2007, №6, с.58 112 Петуховский А. А. Ветеринарная служба в современной войне//Военная мысль, 1940, №10, с.109-110

76

Что касается истощения, то оно заключалось в недостатках фу-ражного обеспечения Действующей армии в начале войны. Не полу-чая достаточного количества зернового фуража, войска были выну-ждены увеличивать фураж травяной. Это немедленно вело к потере работоспособности, сказываясь на ходе операций. Высокоманеврен-ные боевые действия, свойственные первому периоду войны, требо-вали от лошадей как конницы, так и пехотных частей и обозов, тя-желой работы. А фуража не хватало, причем не только у русских, но и противника: «При совершении больших маршей необходимо забо-титься о достаточном довольствии людей и лошадей. Дача в восемь фунтов овса при больших напряжениях недостаточна. Людской со-став должен получать горячую пищу два раза в день. Если произво-дить одну из этих выдач на последнем большом привале, то это по-зволит сэкономить время на стоянке и использовать его для забот о конском составе»113. Что бы там ни говорилось, начало войны внушало оптимизм в от-ношении лошадей русской Действующей армии. Отбор был тщате-лен, штаты заполнены до предела и с запасом, войска подготовлены максимальным образом. Ведь необходимо напомнить, что регуляр-ные кавалерийские дивизии в мирное время содержались по полно-му штату, что и позволило коннице в 1914 году в качественном от-ношении превосходить прочие рода войск. То есть, лошади начала войны были лучшим материалом, что только могла дать своим Воо-руженным Силам страна (то же самое можно сказать и о людях – в конницу шли лучшие). Участник войны В. Рогвольд вспоминает: «Конский состав был в общем очень хорош. В армейских частях это были в большинстве лошади из Задонских степей, сильные, мало-прихотливые; в гвардейских частях были более кровные, пополня-лись в значительной мере из заводов южных и западных губерний, но были более изнежены. Хуже были лошади, полученные при мо-билизации; это мало отзывалось на кавалерии, где эти лошади по-шли только в обоз 2-го разряда, но давало себя чувствовать в конной артиллерии, где ими была запряжена половина зарядных ящиков». О том же свидетельствует и В. Звегинцов: «Конский состав полка, с которым Кавалергарды выступили на войну, был выше всяких по-хвал. Лошади были крупные, хороших кровей, резвые, выносливые. Они отлично передвигались по местности и были прекрасно втянуты в работу. Значительно хуже были лошади, полученные полком с первым и вторым маршевыми эскадронами. Разномастные, взятые по конской мобилизации, они были сравнительно стары и в боль-шинстве упряжного типа. Плохо выезженные и плохо втянутые в

113 Брандт Г. Современная конница, М., 1936, с.73

77

работу, они были мало пригодны для несения строевой кавалерий-ской службы. Немного их осталось в строю. Командиры эскадронов и вахмистры, пользуясь различными командировками в обоз, в пу-леметную команду и в штабы, в первую голову отправляли туда этих лошадей. Дальнейшие пополнения, полученные со следующими маршевыми эскадронами, уже ничем не отличались от обычных ре-монтного типа, и отлично несли тяжелую боевую кавалерийскую службу наравне с кадровыми лошадьми»114. Однако, радужные обстоятельства первых месяцев продолжались недолго. Неожиданный размах фронтовых операций, слабость ин-фраструктуры на Передовом театре военных действий, умелые дей-ствия противника, широко использовавшего железнодорожный транспорт, выматывали русскую лошадь. Все «дырки» в общем фронте непременно «затыкались» конницей, так как нерастороп-ность командования не позволила на первом этапе войны сравниться с немцами в маневренном отношении. Наиболее ярким примером здесь являются действия 1-го кавалерийского корпуса ген. А. В. Но-викова в начале Варшавско-Ивангородской операции, вынужденно-го закрывать громадный «провал» фронта по всему течению Сред-ней Вислы. Пользуясь своим превосходством в железнодорожном отношении, австро-германцы перебрасывали на наименее закрытые русскими войсками участки большие силы и бросались в наступление. В ожи-дании подхода резервов, первой на пути противника становилась ка-валерия, поддерживаемая незначительными пехотными заслонами. И так продолжалось всю осень. В результате, русская конница не могла надлежащим образом выполнять возможные для себя боевые задачи. Б. М. Шапошников считал, что главная причина несоответ-ственных результатов действий русской кавалерии в период Первой мировой войны – это «отсутствие к войне у конницы конского со-става, подготовленного по своей выносливости ко всем невзгодам походной и боевой службы…». И далее он пишет, что «опыт первых месяцев войны совершенно не был учтен в этом вопросе, и русская конница для своего пополнения получала сырых, не втянутых в тя-желую повседневную работу лошадей. Запасные части были оторва-ны от своих действующих полков»115. К этому же периоду относятся и широкомасштабные изнуритель-ные марши войск (в августе это свойственно разве только для 2-й армии ген. А. В. Самсонова во время вторжения в Восточную Прус-сию). Целые армии перебрасываются своим ходом на десятки кило-

114 Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2000, вып.1, с.66 115 Шапошников Б. М. Конница (кавалерийские очерки), М., 1923, с.242

78

метров в кратчайшие сроки, что не могло не сказаться на положении конского состава кавалерии, артиллерии и обозов маневрирующих войск. О марше 5-й армии в начале сентября уже говорилось выше. Очевидец так вспоминал об осени 1914 года в Галиции: «Лошади за-дыхаются от натуги, и многие падают от разрыва сердца… Повсюду, где проходили накануне обозы, множество конских трупов… овса нет. Сена едва хватает на одну дачу в сутки. Кругом на десятки верст все съедено до последней соломинки»116. Действительно, с увеличением временных рамок войны штаты войсковых обозов стали неимоверно разбухать. Кроме того, посте-пенно увеличивалась и численность Действующей армии, образуя новые войсковые единицы. Так, в ходе войны были образованы де-сятки новых пехотных и кавалерийских дивизий, новые корпуса и армии, новые артиллерийские батареи и пулеметные команды. И всем им требовались лошади – в полковые, дивизионные, корпус-ные, армейские обозы и транспорты. Соответственно, в Действую-щей армии стало увеличиваться количество лошадей, к Брусилов-скому прорыву превысив предвоенное число в два с половиной раза. Согласно предвоенным нормам, обозы пехотного полка составляли девяносто восемь повозок и сто восемьдесят лошадей. Обозы кава-лерийского полка насчитывали тридцать четыре повозки, два вьюка и пятьдесят четыре лошади117. Армейский корпус имел три с поло-виной тысячи парных повозок. Однако эти нормы были превзойдены в самом скором времени. Тенденция же к увеличению числа обоз-ных повозок, а значит, и лошадей, сохранилась в течение всей вой-ны. Понятное дело, что командиры шли на любые ухищрения, чтобы получать от интендантства фуражное довольствие и на тех лошадей, что являлись «лишними» для существующих штатов. Вспомним и о тех лошадях, что не сдавались на слабосильные пункты. И о личных лошадях командиров, не предусмотренных штатом, а значит, и рее-стром на фуражное довольствие. И о жеребятах, которых жалко бы-ло отдавать. Например, занявший пост полкового командира на вто-ром году войны известнейший отечественный военный ученый А. А. Свечин вспоминал: «Если в количестве наличных людей не было твердой уверенности, то еще большая неясность заключалась в оп-ределении количества лошадей в полку. Оказывается, их можно бы-ло считать различным образом. С интендантства фураж или фураж-ные деньги требовались на полный штат полка; кроме казенных ло-шадей, полк имел около сотни своих полковых лошадей, представ-лявших его частную собственность. Но в казенных лошадях полк

116 Войтоловский Л. По следам войны. Походные записки 1914-1917, Л., 1925, с.54 117 Янушкевич Н. Н. Конспект военной администрации, Спб., 1914, с.33

79

показывал большой некомплект, требуя от государства его пополне-ния; государство на лошадей было несравненно экономнее, чем на людей; пополнения лошадей поступали очень скудно, и некомплект все рос. Убыль казенных лошадей была тем значительнее, что каж-дая павшая полковая лошадь в момент составления акта о ее падеже становилась немедленно казенной… Я не знаком с нашими ветери-нарными отчетами на войне, но убежден, что в основе их лежат со-вершенно ложные данные»118. Если в кампании 1914 года предвоенные нормы конского состава худо-бедно, но все же соблюдались, то переломным моментом в этом отношении стало Великое Отступление 1915 года. Причин уве-личения числа лошадей в войсках именно в этот период войны (в полтора раза по сравнению с началом войны) несколько. Во-первых, уже само по себе отступление вынуждало части эвакуировать впере-ди себя все войсковое имущество. Во-вторых, принудительная эва-куация оставляемых областей позволила войскам увеличить свое имущество за счет того, что было брошено населением и интендант-ством. В-третьих, и, наверное, в-главных, общее состояние инфра-структуры вынуждало в полной мере использовать транспортные возможности лошади. Суть последней проблемы составлял тот факт, что Российская им-перия оказалась чрезвычайно бедна железнодорожной сетью и паро-возо-вагонным парком. Отступление 1915 года отдало в руки непри-ятеля все те стратегические железные дороги, что были построены на французские займы перед войной. Напряжение железных дорог не выдержало тотального испытания. Снабжение армии и населения, топливный кризис, массовые перевозки зимы 1916\17г., усугубив-шие расстройство западной сети после эвакуации Польши, оконча-тельно добили возможности министерства путей сообщения. Нельзя забывать и о процессе беженства. Отсутствие автомобильного парка заставляло использовать гужевое тягло как единственно доступный вид транспорта на фронте и войсковых тылах. Конечно, «эпоха моторов» еще не наступила. Но в России все ска-тилось в катастрофу: чем хуже железнодорожная сеть и слабее воз-можности автомобильного транспорта, тем большее количество не-строевых (обозных) лошадей забивает театр военных действий. Вой-сковые обозы русских армий всецело базировались на конской тяге. Именно здесь и переплетались самым теснейшим образом интересы гужевого и железнодорожного транспорта. Лошадь позволяла вой-скам вести бой, а железные дороги снабжали ее фуражом. Также, железные дороги занимались и перебросками конных транспортов

118 Свечин А. А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914-1918гг., М., 2005, с.110

80

корпусов и армий на новые участки фронта. Велик был и процент конницы в удельном весе общего состава русской Действующей ар-мии. Громадным подспорьем, в условиях малой разветвленности и гус-тоты железнодорожной сети, мог стать автомобильный транспорт, которого в России, к сожалению, не было. При пробеге на сто кило-метров одна трехтонная машина заменяет восемнадцать-двадцать парных повозок. Соответственно, для автотранспорта требуется меньше обслуживающего персонала, более легкая организация дея-тельности, меньше самых разнообразных издержек и т.д. На Запад-ном (Французском) фронте роль конского транспорта была второ-степенной, да вдобавок густота железных дорог позволяла снизить издержки зависимости фронта от тыла до минимальной величины. Малая глубина и протяженность французского театра военных действий, по сравнению с Россией, также способствовали развитию автомобильного транспорта и его первенству в снабжении дейст-вующих войск. На Востоке же, где железнодорожная сеть (особенно после Великого отступления 1915 года) не могла удовлетворить по-требности войск, на лошадь выпала максимальная нагрузка, что привело к тенденции «разбухания» русского тыла, всецело зависи-мого от состояния гужевого транспорта. Советский исследователь пишет: «Транспортировка грузов от конечно-выгрузочных станций к войскам производилось на всем протяжении грунтового участка во-енных дорог с помощью гужевого транспорта, состоявшего из воен-ных и обывательских повозок. Только на отдельных участках фрон-та, там, где боевые действия принимали позиционный характер, на помощь гужевому обозу приходила узкоколейная железная доро-га»119. Увеличение числа лошадей в войсках, прежде всего, зависела от увеличения обозов. А такая тенденция нарастала не только вследст-вие образования новых соединений, но и просто потому, что лави-нообразно разрастались обозы уже существовавших подразделений. Частью это было вызвано тем обстоятельством, что в ходе войны войска обязаны были обзаводиться таким войсковым имуществом, использование которого не было предусмотрено перед войной. На-пример – железные щиты для прикрытия стрелков, музыкальные ин-струменты, разнообразное шанцевое имущество: «Одной из сущест-венных причин, вызывавших увеличение неофициального полкового обоза, являлась полная беззаботность высших штабов относительно позиционного имущества. Занимая участок укрепленной позиции,

119 Караев Г. Транспортные средства в войне 1914-1918гг.//Военно-исторический журнал, 1941, №1, с.59

81

полк нуждался в перископах, пистолетах для стрельбы светящимися пулями, стальных щитах, больших лопатах и кирках, продольных пилах для пилки досок под нары и для бойниц, железных скобах для скрепления бревен в перекрытии блиндажей, дверях и небольших застекленных рамах для окошечек землянок; если дело происходило зимой – в чугунных плитах для устройства маленьких очагов для ра-зогревания кипятка, в керосиновых лампочках и пр., и пр… В авгу-сте 1915г. полковой обоз был еще очень скромным… в момент Луц-кого прорыва обоз 2-го разряда полка шел перекатами; не имея воз-можности поднять все имущество полка сразу, он возвращался назад за оставленными вещами, и каждый переход совершал в два приема. Если бы русские войска не были вынуждены ездить в Тулу со своим самоваром, если бы штабы корпусов представляли не сборище бю-рократов, а действительно вели позиционное хозяйство, количество полкового обоза можно было бы сократить на сорок процентов»120. Кроме того, бросать войсковое имущество, даже сломанное и не-нужное, было строго запрещено под личную ответственность ко-мандиров. А железные дороги были не везде и не всегда (кстати го-воря, в стремлении преодолеть пространство в транспортном отно-шении, по мере своего продвижения вперед, немцы старались как можно скорее строить в своих тылах узкоколейки для подвоза ар-тиллерии и прочих средств тылового обеспечения). Опора же рус-ской стороны на лошадь не позволяла на равных действовать против немцев в оперативном отношении: «Сочетание железнодорожного транспорта с гужевым приводило к чрезвычайной громоздкости ты-лов (восемьсот тысяч лошадей только в армейском звене подвоза), лишало армию оперативной и тактической подвижности, и приводи-ло к постоянному опасению большого отрыва от конечно- выгрузоч-ных станций»121. Поэтому, в поломанные автомобили, разломанные понтонные пар-ки, всякий хлам – запрягали лошадей и те тащили. Соответственно, высоким был падеж лошадей, что постоянно требовало пополнения некомплекта. А в связи с тем, что количество лошадей в обозах не-престанно увеличивалось, то, наверное, ни один пехотный начдив не смог бы точно сказать, сколько у него в дивизии лошадей. Ставка попыталась повлиять на ситуацию: с декабря 1915 года армии долж-ны были докладывать в штаб фронта «представления, начиная с 15 сего декабря первого и пятнадцатого числа каждого месяца, общими цифрами сведения о некомплекте лошадей в частях армии отдельно:

120 Свечин А. А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914-1918гг., М., 2005, с.112-113 121 Васильев Н. Транспорт России в войне 1914-1918гг., М.. 1939, с.255

82

верховых, артиллерийских и обозных. Причем некомплект лошадей в казачьих частях должен показываться отдельно»122. Однако в большей мере увеличение обозов в 1915 году происходи-ло в связи с тем, что войска увеличивали количество своих трофеев, как правило, отбиравшихся у местного населения либо по мини-мальным ценам, либо и вовсе бесплатно. Обстановка всеобщего хао-са, сумятицы и беспорядка, в сочетании с приказами Ставки об ос-тавлении наступающему противнику «выжженной земли», способ-ствовала разбуханию обозного имущества. Ведь все то, что нельзя было вывезти – сжигалось. А уничтожать имущество становилось по-человечески жалко. В связи с этим, командованием предприни-мались попытки понизить число повозок в обозах. Например, приказ по армиям Северо-Западного фронта от 28 июня 1915 года, за №1520 сообщал, что проверка войсковых обозов выявила значительное их увеличение в количестве 65-70 обывательских повозок на каждый пехотный полк. То есть – как минимум полторы сотни лишних ло-шадей на полк или полтысячи лошадей на дивизию сверх сущест-вующих штатов. Другое дело, что подобные попытки высших штабов бороться с разбуханием обозного имущества оказывались тщетными. Тем бо-лее, что практика войны отчетливо показала, что тыловые службы не успевают снабжать войска всем необходимым. Это понуждало вой-сковых командиров увеличивать свои обозы, дабы не зависеть от ка-призов железнодорожной инфраструктуры и нерасторопности ин-тендантских служб. То есть, иными словами, в какой-то мере увели-чение обозов и лошадей обусловливалось объективными обстоя-тельствами. Так, участник войны, артиллерист, говоря о переходе легких 3-дм батарей на шестиорудийный состав осенью 1914 года, писал: «Лошадей же не отдам ни за что. Каждая лишняя лошадь ба-тарее необходима. Не говоря уже о том, что при тяжелой дороге по-стоянно приходится припрягать выноса, заменять лошадей измучен-ных, набитых, больных, нам необходимо еще, во что бы то ни стало, сильно увеличить свой обоз. Что значит шесть повозок на батарею, обрастающую со временем, все больше и больше необходимым имуществом и запасами фуража, без которых, зачастую, обойтись невозможно? [Ведь] Интендантство не всегда отпускает фураж для лошадей, или отпускает его в недостаточном количестве. Нет фура-жа, и делу конец. Купить же часто негде. Лошади, при усиленной работе, принуждены голодать»123. Получается, что «лишние» лоша-ди перевозили корм и для себя, и для «штатных» лошадей.

122 Сборник руководящих приказов и приказаний VII-й армии, б.м., 1917, с.309 123 Веверн Б. В. 6-я батарея 1914-1917гг., Париж, 1938, т.1, с.120

83

Напомним, что по предвоенным расчетам соотношение между людьми и лошадьми в Действующей армии должно было составлять одну лошадь на пять человек. Уже в 1915 году, к концу лета, при-близительное соотношение: одна лошадь на трех человек. Это клас-сическое соотношение войн девятнадцатого столетия. То же самое соотношение было и в Великой Армии Наполеона – на 680 000 че-ловек – 180 000 лошадей. Предвоенные стандарты оказались невер-ными, как, впрочем, и многие разнообразнейшие расчеты, которыми так любили заниматься в Генеральном Штабе, вместо создания еди-ной военной доктрины. Характерно, что исчисление соотношения людей и лошадей в Дей-ствующей армии зависело от артиллерийского обеспечения (и сам Наполеон ведь был артиллеристом). Войны, предшествовавшие Первой мировой, дали опыт использования артиллерии в соотноше-нии пять орудий на тысячу пехотинцев. Как сообщает участник вой-ны, Е. К. Смысловский, «Такая норма определялась возможностью передвижения усилиями лошадей по любым дорогам и местности, доступным действию полевых войск, наибольшего, но не обремени-тельного для передвижения количества орудий и боевых припа-сов»124. Это – маневренная война. С установлением позиционной войны, количество орудий стало возрастать, так как теперь артилле-рийские батареи ставились в несколько линий обороны. Стало расти и число лошадей, вследствие роста грузоснабжения закапывавшихся в землю войск. В ходе отступления 1915 года масса лошадей подбиралась полками и отправлялась в обоз. Напомним, что, согласно приказам Ставки о «выжженной земле», крестьяне-мужчины угонялись вслед за отсту-павшими войсками. За ними отправлялись и семьи, ибо их урожай все равно уничтожался, а хаты часто сжигались. Оставаться же в этой обстановке без кормильцев – значило погибнуть. Крестьянские обозы следовали за армией, по пути распадаясь и теряя массу пред-метов и животных. Вот этих-то лошадей и подбирали войска. В обо-зах многие из них даже не ставились на официальный учет и пита-лись за счет казны без всякого на то основания. Относительный по-рядок был наведен только после установления позиционного фронта зимой 1916 года: сам автор воспоминаний о данных пертурбациях военного времени служил в это время в 275-м пехотном Лебедян-ском полку (69-я пехотная дивизия)125. С другой стороны, можно привести и противоположный пример. В городе Рославль Смоленской губернии, куда для посадки в эшелоны

124 Великая забытая война, М., 2009, с.217 125 Дрейер В. Н. На закате империи, Мадрид, 1965, с.187

84

прибывали десятки тысяч беженцев, в августе-сентябре 1915 года скопились тысячи лошадей, которых их владельцы, естественно, не могли взять с собой в эвакуацию (до Рославля беженцы шли гужем, своим ходом). В связи с тем, что фуража для беженских лошадей не хватало, животные стали гибнуть. Уполномоченный по делам бе-женцев в данном районе обратился к воинским властям с призывом взять лошадей под свою руку, так как беженцам они все равно не были уже нужны: «Страна нуждалась в конском составе, а здесь, в Рославле, обречены на голодную смерть тысячи лошадей. Среди них было немало прекрасных, породистых – беженцы взяли с собой лучший свой скот, побросав дома худший». Однако, ни военные власти, ни даже местные земства, взять лошадей не пожелали, моти-вировав свой отказ трудностью гона животных (поездов железнодо-рожники предоставить не могли). Одна из прибывших войсковых комиссий предложила передать им лошадей, но с условием, что во-енные будут платить фуражные деньги, а кормить лошадей продол-жит сам уполномоченный по делам беженцев, в чьем распоряжении временно лошади останутся. То есть, теперь он должен был бы не-сти ответственность еще и за неминуемый падеж животных, так как купить ничего было нельзя. Уполномоченный в резкой форме отка-зался, и дело закончилось ничем – «военным ведомством не было взято ни одной лошади». Кроме смерти лошадей, конечно: «Скоро дошло до того, что лошади настолько обессилели, что начали па-дать, и хищные птицы садились на живых еще животных и выкле-вывали им глаза и куски мяса из тел»126. После перехода к позиционной войне и на Восточном фронте шта-бы смогли, наконец-то, навести относительный порядок в статисти-ческих данных. Правда, позиционная война целиком строится на ис-тощении противника, а потому тыловая работа конского состава за-метно превалирует над боевой деятельностью конницы. Кавалерия в окопах попросту не нужна, и требуется для развития прорывов в на-ступательных операциях. Однако недостаточное снабжение кавале-рийских дивизий, многие из которых, вследствие недостатка пехоты, занимали отдельные участки оборонительных позиций на передо-вой, становилось причиной падения качества лошадей. Как считали даже немцы, «конница приходит в упадок, во время позиционной войны, как конный род войск. Состояние здоровья конского состава страдает от плохого ухода и недостатка движения. Втянутость про-падает». При недостатке питания лошади, в отличие от людей, не могут дать значительных усилий в случае перехода к маневренным

126 Никольский Е. А. Записки о прошлом, М., 2007, с.242-246

85

действиям, вызываемым, к примеру, необходимостью преследования разбитого в ходе прорыва противника127. Переход к маневренным действиям в кампании 1916 года вновь снизил контроль высших штабов за состоянием дел с конским соста-вом войск. Потери не могли учитываться надлежащим образом в смысле контроля, а потому полковые командиры утаивали действи-тельное число лошадей в полках, справедливо опасаясь, что всех лишних лошадей немедленно отберут. Именно теперь военные вла-сти принялись за новые массовые реквизиции лошадей, что привело к вмешательству в дела сельского хозяйства – поставщика продо-вольствия в армию. Пришлось договариваться с министром земледе-лия. Так, циркуляр мобилизационного отдела Главного Управления Генерального Штаба военным округам от 8 июня 1916 года указы-вал: «Министерство земледелия возбудило ходатайство о том, чтобы в уездах, занимающих значительную территорию, сдаточные пункты для приема лошадей, поставляемых в войска, по военно-конской по-винности по реквизиции, назначались не только в уездных городах, но и вне таковых, дабы сократить до минимума время, потребное для передвижения лошадей со сгонных пунктов на сдаточные. Такое сокращение времени на сгон лошадей признается необходимым в интересах сельского хозяйства, чтобы население и его лошади от-влекались от полевых работ, по возможности, не более как на два-три дня». В свою очередь, ГУГШ рекомендовало образовывать «два сдаточных пункта, и лишь в крайнем случае – три»128. В итоге, теперь количество лошадей в пехотных частях резко уве-личилось, вдвое превосходя положенные штаты. Образование ново-го Румынского фронта осенью 1916 года еще более усугубило поло-жение дел, так как связь России с Румынией в железнодорожном от-ношении была столь слабой, что кавалерийские дивизии Румынско-го фронта зимой 1917 года пришлось выводить в глубокий тыл в Молдавию, дабы избежать массового падежа лошадей. Участник войны пишет: «После Луцкого прорыва, осенью 1916 года, положе-ние было таково: полки имели от 75 до 100% сверхкомплекта лоша-дей, а показывали некомплект около 50%, чем ставили высшие шта-бы и Брусилова перед тяжелой проблемой – способны ли мы еще вести подвижную войну при таком катастрофическом положении с лошадьми. Я также не смог стать в этом вопросе на государствен-ную точку зрения, так как тайный сверхкомплект лошадей был ну-жен мне для многих целей – в том числе для запряжки восьми не-

127 Позек М. Германская конница в Литве и Курляндии в 1915 году, М.-Л., 1930, с.162 128 ГАТО, ф.97, оп.2, д.1875, л.157

86

штатных австрийских пулеметов, чтобы довести количество пулеме-тов в полку до жизненно необходимого максимума – 32»129. Неразберихе в отношении количества лошадей на фронтах способ-ствовала и передача ряда прифронтовых губерний в подчинение фронтов. То есть, население и администрация этих областей должны были подчиняться требованиям и распоряжением военных властей. В числе прочих мер, военные широко применяли реквизиции как продовольствия и фуража, так и тягловой силы. Крестьяне прифрон-товых районов были обязаны определенное время (как правило, произвольно устанавливаемое военными властями) нести гужевую повинность для нужд Действующей армии. Произвол был столь ве-лик, что в прифронтовых районах крестьяне продавали лошадей, да-бы не нести эту самую тяжелейшую гужевую повинность. Итог – лишение крестьянских хозяйств тягловой силы, что вело к падению сельскохозяйственного производства. А ведь именно хлеб подчи-ненных военным властям областей служил первым подспорьем для снабжения войск в случае транспортных неурядиц. Это – так назы-ваемые «местные средства», которые должны были выручать фронт при перебоях в снабжении. Гражданские власти пытались противостоять военному произволу, хотя, понятное дело, как правило, безуспешно. Никаких администра-тивных санкций гражданские не имели, а потому единственным приемлемым способом воздействия на военных была система дого-воренностей. Часто – при посредничестве министерства земледелия, чей глава являлся председателем Особого Совещания по снабжению армии продовольствием и фуражом, а потому военные были вынуж-дены с ним считаться. Правда, и тогда гражданские власти могли разве что бессильно констатировать сложившуюся ситуацию, но не изменить ее. Например, совещание по вопросу об установлении твердых цен на хлебопродукты урожая 1916 года в Волынской гу-бернии 27-29 июля указало, что «…наряду с принудительным при-влечением на военные работы людей, в течение двух лет десятки ты-сяч подвод привлекаются по нарядам властей в состав обозов, об-служивающих воинские части, что подняло цены на рабочий труд лошадей до крайних размеров»130. Военные власти признавали тяжесть гужевой повинности, оправ-дывая ее необходимостью военного времени. Как всегда в России, организация входила в противоречие с объективными условиями – ведь количество лошадей в войсках было достаточно для того, чтобы не отвлекать крестьян от собственного хозяйства. Однако, прокон-

129 Свечин А. А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914-1918гг., М., 2005, с.111 130 Материалы по вопросу об установлении твердых цен на хлебные продукты урожая 1916 года, б.м., 1916, ч.1, с.122

87

тролировать число лошадей в войсках высшие штабы не могли, а потому, ничтоже сумняшеся, накладывали обязательства на кресть-ян. Из обывательских лошадей составлялись целые конные транс-порты, которые выполняли распоряжения военных начальников. И тяжесть повинностей признавалась чаще всего в кризисные перио-ды, когда в наибольшей мере проявлялась неизбежная зависимость фронта от тыла. Так, приказом по Особой армии от 5 февраля 1917 года за №144 указывалось, что «на транспорты возлагаются непо-мерно тяжелые работы, чрезвычайно быстро изнашивающие мате-риальную часть и конский состав». Для пресечения данного явления, прежде всего, необходимо: - предоставлять через три-четыре дня работы дневку, или давать ежедневный отдых четверти конского состава; - вес полезного груза для двуколки должен составлять не более три-дцати пудов; - суточный переход транспорта, не вызванный обстоятельствами боя, не должен превышать двадцати пяти верст. Состояние ситуации с конским составом в Вооруженных Силах рано или поздно должно было сказаться на конских ресурсах тыла, раз уж войну не удалось завершить в короткие сроки. Правда, на-пряжение в смысле несения военно-конской повинности крестьян-ское хозяйство стало испытывать лишь с половины 1916 года. Рас-ширение боевых действий, увеличение войсковых штатов, массовое поступление технических средств ведения боя требовали новых на-боров тягловой силы в армию. Многочисленные злоупотребления интендантских служб и обозных чиновников, постоянный падеж лошадей в дальнем армейском тылу, донельзя гипертрофированное разбухание обозов приводили к тому, что в отделениях ремонта фронтов состояло до шестидесяти процентов общей штатной чис-ленности лошадей. Зачастую войска, особенно в районах, бедных железнодорожной сетью, скрывали реальную численность конского состава от соответствующих учетных органов. Для них гужевой транспорт оставался последней возможностью обеспечить людей продовольствием. Даже тяжелой зимой 1917 года, когда людям и лошадям на фронте не хватало питания, на фронт продолжали идти эшелоны с пополне-ниями, занимая необходимые для подвоза продфуража вагоны и па-ровозы. Готовясь к весенним сражениям, высшие штабы как будто забыли, что сначала следует сохранить силы уже имевшихся в строю людей и лошадей, а уж потом подвозить резервы. Соотношение ко-личества людей и лошадей в пехотных частях оставалось прежним: один к трем. Например, в феврале 1917 года в войсковых частях 12-го армейского корпуса состояло на продовольственном довольствии

88

64 717 чел. и 19 288 лошадей, плюс 7 789 чел. и 1 496 лошадей в ор-ганизациях, обслуживавших корпус131. То есть, уже имевшихся на фронте лошадей было нельзя кормить достаточной дачей. Но новые лошади продолжали прибывать и при-бывать. Весной, когда в России полыхала революция, а на фронте, по идее, должно было бы начаться наступление, много лошадей бы-ло потеряно безвозвратно: «конский состав армии весной, при тео-ретической норме в шестьдесят семь фунтов зернового фуража, фак-тически падал от бескормицы в угрожающих размерах, ослабляя подвижность армии и делая бесполезным комплектование ее ло-шадьми, которым грозила та же участь»132. Это и есть нецелевое ис-пользование конского запаса страны. Помимо собственно самого фронта, нецелевое использование ло-шадей для войны ударило и по тылу. Основные издержки мер по-добного рода несло на себе крестьянство, так как именно ему при-надлежала львиная доля русских лошадей. Также, цены на лошадь, подлежавшую набору в армию, как правило, были не менее чем на сто процентов ниже ее действительной стоимости. Такое явление приняло массовый характер уже в 1915 году, когда сдача проходила по 150 рублей при рыночной цене в 175-180. «Ножницы цен» имели тенденцию к росту в ходе войны: крестьянин терпел неизбежные убытки, сдавая свою лошадь военному ведомству. В периоды, когда лошадь особенно требовалась для сельскохозяйственных работ, це-ны на лошадей, естественно, возрастали. Причем, не на двадцать процентов, как до войны, а более чем вдвое. Приведем местные це-ны Московской губернии на крестьянскую лошадь в рублях, варьи-рующиеся в ходе войны133: годы декабрь апрель июль октябрь 1913-1914 1914-1915 1915-1916 1916-1917

59 52 99 203

79 87 177 297

67 91 211 419

39 77 190 376

Правда, необходимо заметить, что общее поголовье лошадей в Российской империи в годы Первой мировой войны не претерпело особенных изменений. В этом отношении, как и во многих прочих, Россия могла еще продолжать успешную борьбу, и только безза-стенчивая ложь оппозиции, клеветнически извращавшей действи-тельные факты, позволила свершиться Февральской революции, за-

131 см. Военно-исторический журнал, 2004, №10, с.49 132 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Февраль – сентябрь 1917, Мн., 2003, с.153 133 Статистический ежегодник г.Москвы и Московской губернии, М., 1925, вып.1, с.228

89

тем планомерно скатившейся в Октябрь. Да, царская власть испыты-вала массу трудностей, и прежде всего, в снабжении. Это подробно показано выше. Однако, преодолев трудный период времени года (зиму), русские вновь наращивали силы, решая возникавшие про-блемы – по крайней мере, частично, чтобы продолжать войну. Авст-ро-германцы же были настолько истощены, что лишь великая Рус-ская революция позволила им продержаться им еще два года миро-вого конфликта, выключив из него Восточный фронт. В 1914-1917 годах в Российской империи наблюдается рост числа конского поголовья в крестьянских хозяйствах, правда, идущий па-раллельно со снижением количества лошадей в рабочем возрасте – до 85% в 1916г. и 65% – в 1917г. Однако этот факт свидетельствует лишь о временных затруднениях, вызванных войной, а общий рост поголовья имел вполне положительную роль с точки зрения пер-спективы – по окончании войны Россия не испытала бы никаких за-труднений в отношении лошадиных сил. Экономического истоще-ния страны не было и близко, а сокращение народного потребления во время войны – явление неизбежное. Исследователь Московского региона отмечает: «…затруднения 1914-1915гг. носили большей ча-стью временный характер и были обусловлены, с одной стороны, издержками ориентации хозяйства к условиям военного времени, а с другой – иными, непосредственно не связанными с войной, обстоя-тельствами. На это, в частности, указывает резкий рост молодняка в 1916-1917гг., а, как следствие, и общего поголовья. Причем, лоша-диное стадо за указанный срок увеличилось более, чем на трина-дцать процентов и, таким образом, значительно превысило даже уровень довоенных лет»134. В то же время итоги сельскохозяйственных переписей 1916 и 1917 годов сводят данную проблему к величине вовсе ничтожной. Следу-ет отметить, что эти данные были неполными (особенно для 1917 года), и касались только крестьян, и только в Европейской части России. Как ни называй статистику, но до революции в России она проводилась достаточно добросовестно, за счет использования зем-ских органов. Кроме того, военные переписи имели реальную зада-чу: выяснить возможности народного хозяйства Российской импе-рии для продолжения борьбы. Так что фальсифицировать данные не было никакой нужды. Крестьянское хозяйство Европейской России

134 Ковалев Д. В. Аграрные преобразования и крестьянство столичного региона в первой четверти XX века (по материалам Московской губернии), М., 2004, с.116

90

накануне и в годы войны (по обеспеченности конским составом) – 1912г.\1916гг.135: число хо-зяйств

% лоша-дей раб. возраста

% дворов: безлошад-ных \ без ра-бочего скота

лошадей 4-х лет и старше (тыс.)

лоша-дей 1-4 лет (тыс.)

жере-бят (тыс.)

раб. ло-шадей на 1 хоз-во

13311339 15535351

73,2 79,8

31,5 30,9*

14540,1 15138,1

3185,8 3528,3

1097,3 2045,8

1,0 1,1

* - по переписи 1917г. По подсчетам статистиков, одна лошадь могла управиться с обра-боткой пяти десятин посева. Как кажется, с учетом этого, наличного числа лошадей для обеспечения самого крестьянского хозяйства и образования товарного запаса во имя нужд фронта, было недоста-точно. Тем не менее, в целом крестьянское хозяйство было обеспе-чено тягловой силой, хотя, действительно, реквизиционным мерам подверглись, прежде всего, лошади в возрасте четырех-пяти лет, в расцвете сил. Небольшие крестьянские наделы могли, с известной оговоркой, быть обработаны скотом и более старшего возраста. По-этому перепись и отмечает общий рост числа рабочих лошадей. По-мимо прочего, в конце 1915 года, как только выяснилось, что война затягивается на неопределенное время, а значит надо заняться нуж-дами народного хозяйства страны, было твердо установлено, что в каждом крестьянском дворе обязательно оставляется пара лошадей. В крупных помещичьих и хуторских хозяйствах оставлялись по две лошади на каждую десятину посева. То есть – вдвое, а то и втрое больше. Причина этому заключается в том, что именно данный тип хозяйств давал главную долю товарного хлеба, который собственно и шел в армию, в то время как крестьянское хозяйство в годы войны имело тенденцию своего развития к натурализации – самообеспече-нию. Представляется, что это сравнительно справедливо: крупные хозяйства имели большую прибыль, однако только они и могли обеспечить фронт продфуражом. Тем не менее, крестьяне стремились к соблюдению «равенства» в несении военного тягла, а потому доводили до властей сведения о наличии лошадей у помещиков. Особенную силу это явление приоб-рело с развязыванием кампании «шпиономании» в 1915 году. Стре-мясь уклониться от ответственности за неудачный ход военных дей-ствий, Ставка и ряд высших штабов стали перекладывать эту ответ-ственность на «происки темных сил». Для великого князя Николая Николаевича и его сотрудников это, разумеется, было легче и удоб- 135 Сельское хозяйство России в 20 веке. Сборник статистико-экономических сведений за 1901-1922гг., М., 1923; Материалы военно-конской переписи 1912г. и сельскохозяйственных переписей 1916 и 1917гг., Крестьянское движение в России в 1914-1917гг., М.-Л., 1965, с.14

91

нее, нежели признаться стране и вооруженным Силам в своей без-дарности, халатности и одновременно нежелании добровольно уйти с занимаемых высоких постов. Обвинения следовали самые необыч-ные, парадоксальные и невозможные. Тыл подхватил инициативу Ставки. Теперь практически любой донос связывался с деятельно-стью на благо противника. Например, крестьянская анонимка еще в марте 1915 года указывала: «…Прибалтийские бароны-патриоты, укрывающие лошадей от мобилизации, оказались и у нас в Ново-сильском уезде [Тульской губернии] в лице земского начальника 1-го участка В. Ф. Навроцкого и потомственного дворянина И. Н. Ша-тилова…»136. Даже Центрально-Черноземный регион, в котором было сосредо-точено более половины всех однолошадных хозяйств Центральной России, находился в довольно благоприятном положении. Так, толь-ко Тульская губерния за 1914-1915гг. поставила в армию 18 485 ло-шадей. К январю 1917 года эта цифра достигла 20 877 голов, причем намеченная допоставка – еще около 8 000 голов. При этом, к январю 1917 года в губернии было 302 250 лошадей (в 1915 году – 395 199)137. То есть перед нами расхождение между статикой дово-енных критериев определения рабочих возможностей лошади и но-вых оценочных условий, выдвинутых военным временем и вопло-щаемых на практике. Несмотря на то, что военно-конская повин-ность ставила хозяйства различной состоятельности в неравное по-ложение, данные статистики говорят о сохранении дворов без рабо-чего скота на предвоенном уровне. Другое дело, что одну лошадь в хозяйстве было нельзя реквизировать, и число таких хозяйств за го-ды войны увеличилось по сравнению с предвоенным периодом. Кризис снабжения фронта конским составом, наряду с сокраще-нием усилий по поставке в войска фуража, начался с осени 1916 го-да. В это время Северный и Западный фронты застыли в позицион-ной борьбе. Юго-Западный фронт постепенно останавливался в сво-их наступательных потугах, продолжая последние удары по ковель-скому укрепленному району. В то же время, разворачивались боевые действия в Румынии и постепенно на помощь неудачливому союз-нику русские перебросили более четверти всех своих сил. В том числе и лошадей в составе кавалерийских дивизий, артиллерийских частей и разнообразных обозов. Бой и желудок всегда взаимосвязаны. Положение являлось еще более тяжелым, так как снабжение армий Румынского фронта, толь-ко по одному объективному состоянию инфраструктуры, по своему

136 ГАТО, ф.97, оп.2, д.1863, лл.299-300 137 ГАТО, ф.2260, оп.1, д.33, л.241об.

92

объему отставало от снабжения любого другого русского фронта. А ведь помимо отступившей в Бессарабию румынской армии, и полу-тора миллионов русских штыков и сабель, русские должны были кормить еще и более миллиона румынских беженцев. Тем не менее, именно этот период сравнительного успокоения на всех фронтах, кроме Румынского фронта, был признан подходящим для проведения ряда реорганизационных мер по насыщению войск техническими средствами ведения боя. В сентябре 1916 года было решено сформировать шестьсот пять 8-пулеметных команд Кольта, в связи с резким переломом в пополнении Действующей армии тех-никой. Увеличение собственного производства тяжелых станковых пулеметов системы Максима на Тульском Оружейном заводе, по-зволило отправлять в войска все то оружие, что поставлялось союз-никами, в том числе и пулеметы. В свою очередь, это мероприятие требовало по штату 34 485 ло-шадей, по пятьдесят семь голов на каждое подразделение – или при-мерно по семь лошадей на каждый пулемет. Пополнения требова-лись и в новообразуемые саперные и тыловые части. Согласно рас-четам Генерального Штаба, только на первое полугодие 1917 года Северному фронту было необходимо семьдесят семь тысяч лошадей, а Западному и Юго-Западному по семьдесят восемь тысяч голов. Мобилизационный отдел Генерального штаба сначала предполагал не проводить новых реквизиций, а наладить поставку за счет сокра-щения в запасных учреждениях и частях. Однако, военачальники, как сообщает А. А. Свечин, часто имея от 75 до 100% сверхкомплекта лошадей, показывали некомплект до 50%, а потому Ставке не удалось провести образование новых под-разделений посредством использования внутренних ресурсов своих войск. В результате, в высших штабах полагали, что необходимой для маневренных действий конской тяги нет, и гнали лошадей на фронт, забирая их из тыла. А на фронтах лошади гибли от бескор-мицы, как только начинались проблемы с железнодорожным транс-портом. Но даже и без транспортных проблем фуражная проблема являлась самой что ни на есть насущной проблемой. Проведем нехитрый расчет для самого низового уровня. Уже гово-рилось, что предвоенный штат пехотного полка в лошадях – сто во-семьдесят голов. Прибавив стопроцентный сверхкомплект, получаем триста шестьдесят голов. Но фураж идет только для штатного ком-плекта. Вследствие небрежностей даже пусть и объективного харак-тера (например, то же гниющее без брезента сено), часть фуража портится – допустим, не более двадцати процентов. На выходе рас-четов получаем, что фураж поставлен на сто сорок четыре лошади, а налицо их – триста шестьдесят. Вот и дели как хочешь! А если от-

93

сутствуют местные средства, то приходится лихорадочно посылать людей в глубокий тыл, пытаясь закупить фураж по повышенным це-нам. Между тем, в тылу действуют запретительные нормы, введен-ные Особым Совещанием по продовольствию, и ситуация купли-продажи фуража контролируется уполномоченными министерства земледелия. Именно здесь и кроется главная причина падежа конского состава Действующей армии. Характерно, что спекуляции с конским соста-вом имели опыт – период русско-японской войны 1904-1905гг. За десять лет до Первой мировой войны командиры различных уровней точно так же махинаторствовали с лошадьми. Только в Маньчжурии это делалось с целью присвоения казенных денежных средств, а в Польше и Галиции – во имя тягловой силы для распухших от нево-енных грузов обозов. Так, В. В. Вересаев вспоминал о махинациях начальства одного из пехотных полков: «Из обозных лошадей два-дцать две самых лучших мы продали и показали, что пять сбежало, а семнадцать подохло от непривычного корма. Пометили: “протоко-лов составлено не было”. Подпись командира полка… А сейчас у нас числится на довольствии восемнадцать несуществующих бы-ков»138. Зимой 1916\17г. это сказалось особенно ярко: министерство путей сообщения и все вышестоящие штабы забрасывались слезницами о помощи гибнущим лошадям, но никто не посетовал на отвратитель-ную постановку дела учета конского состава в армиях и корпусах. Никто не заметил, что внештатные лошади скрываются командира-ми полков и дивизий. Например, только в Сибири к марту месяцу в распоряжение Главного Управления Генерального Штаба было пе-редано около тридцати тысяч лошадей для обозных, пулеметных, артиллерийских частей, которых было невозможно вывезти в Евро-пейскую часть России. А ведь скрыть от людей факт перенасыщения фронта лошадьми было невозможно. Отпускники, в том числе и офицеры, находясь в тылу, открыто свидетельствовали, что «конский состав фронта, и особенно тыловых учреждений, используется далеко не полностью», вследствие чего и образуется сверхкомплект. То есть, вместо того, чтобы передать тылу часть лошадей в сельское хозяйство, фронт, напротив, требует еще лошадей, хотя, в принципе, в них не нуждает-ся. Именно это обстоятельство, кстати говоря, явилось главной при-чиной массового падежа лошадей на фронте, начиная с зимы 1917 года, когда железнодорожный транспорт не мог в надлежащей сте-пени справляться со своими обязанностями снабжения фронта. На-

138 Вересаев В. В. На Японской войне. Записки// Собр. Соч. в 5т., М., 1961, т.3, с.93

94

пример, штаб Северного фронта 19 апреля 1917 года сообщал в Главное Управление Генерального Штаба, что так как нет фуража, то нужно немедленно прекратить подвоз лошадей, а фронт должен изыскать «средства более производительного использования кон-ской тяги имеющимися коневыми средствами армий»139. Ставка же, вместо борьбы с лживыми сведениями командиров, приказывала разъяснять войскам вред разглашения таких сведений в тылу, чтобы не волновать население. То есть, рассудили как всегда в России – скрыть произвол и некомпетентность власть предержащих, лишь бы сохранить статус-кво, и усилить нажим на низы в данном конкретном случае в смысле новых реквизиций. Так, дежурный ге-нерал при Верховном Главнокомандующем ген. П. К. Кондзеров-ский 30 января 1917 года сообщал главнокомандующему армиями Западного фронта ген. А. Е. Эверту: «…многие возвращающиеся из армии офицеры и нижние чины сообщают населению, что конский состав фронта, и особенно тыловых учреждений, используется дале-ко не полностью, и в различных учреждениях нередко образуется значительный сверхкомплект лошадей. Эти рассказы крайне волну-ют население…». Ставка полагала, что необходимо разъяснять офи-церскому составу весь вред этих разговоров140. Как известно, император Николай II возлагал свои последние на-дежды по удержанию страны от революции на весеннюю кампанию 1917 года. Во имя этого делалось все, что возможно – это сражение было нужно выиграть во что бы то ни стало, и закончить наконец-то затянувшуюся войну. В связи с предстоящими операциями, в начале 1917 года было предположено провести новые реквизиции конского поголовья внутри Империи. Так, Ставка Верховного Главнокоман-дования в предписании Главному Полевому Интенданту от 2 декаб-ря 1916 года указывала, что к лету 1917 года в войсках должно быть около двух миллионов лошадей. В то же время, сетования на исчер-пание конского ресурса страны, без изменения существующего за-конодательства, не принимались во внимание. Действительно, по-ложения дел в деревне не смогла выправить и практика уступки бра-кованных лошадей из отделений конского запаса и войсковых час-тей по особой оценке специальных комиссий на основании приказа №343 по Военному ведомству за 1916г141.

139 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф.2000, оп.3, д.2553, л.203 140 РГВИА, ф.391, оп.2, д.72, л.32об. 141 РГВИА, ф.2003, оп.2, д.277, л.10; ф.2000, оп.3, д.255, л.47об.

95

К 1 января 1917 года, по данным интендантства, положение дел с конским составом на фронтах (без войск военных округов и тыло-вых гарнизонов) обстояло следующим образом142:

Фронт Лошади (тыс.)

Се-вер-ный

Запад-ный

Юго-Запад-ный

Румын-ский

Кав-каз-ский

итого

Армии Организа-ций Всего

460 80 540

670 50 720

570 60 630

340 10 350

330 80 410

2 370 280 2 650

Разумеется, власти отлично сознавали взаимосвязь между положе-нием в сельском хозяйстве и военными нуждами. Поэтому Ставка предложила первоначально закупать лошадей, прежде чем присту-пить к практике реквизиции. Главное Управление Генерального Штаба отметило, что покупки не могут дать много лошадей, и, тем более, значительного их количества сразу, порекомендовав фронтам и армиям сообщить свои потребности. Кроме того, как и раньше, Генеральный Штаб настаивал на сокращении конского состава в ты-ловых службах Действующей армии и передаче лошадей, которые могут быть даны без ущерба боевым интересам, на фронт: «Только при условии полной экономии в лошадях со стороны армий явится возможность действительно удовлетворять их потребности конским составом путем покупок». Действительно, в отличие от фронтовых командований, почему-то полагавших, что людей и лошадей не может быть слишком много, и требовавших все новых и новых эшелонов с пополнениями, Гене-ральный Штаб старался оставаться на государственной точке зрения. Как назревал кризис человеческих ресурсов (всего полтора миллио-на людей, остававшихся еще вне призыва), точно так же не начинала проявляться нехватка лошадей для фронта. Рабочих рук (люди) и тягловой рабочей силы (лошади) в русской деревне начинало не хва-тать. А деревня – это продовольствие и фураж. Следовательно, к 1917 году русское военное ведомство уже приблизилось к той грани, за которой начиналась разруха народного хозяйства, вследствие не-хватки производительных мощностей. В этих условиях, Генштаб и военное министерство старались де-лать все от них зависящее, раз уж ни Ставка, ни фронты не обраща-ли внимания на объективное положение дел. Например, в тыловые

142 РГВИА, ф.2003, оп.2, д.1030, л.123

96

войска лучших лошадей с осени 1916 года не давали вовсе. Так, 26 февраля 1917 года мобилизационный отдел Главного Управления Генерального Штаба сообщил в канцелярию главного начальника снабжений армий Северного фронта, что «…в конские запасы тыло-вых округов верховые лошади попадают от населения, как редкое исключение, так как по военно-конской повинности и по реквизиции означенные лошади вовсе не берутся, дабы сохранить их у населе-ния для ремонтных комиссий, комплектующих покупкой верховых лошадей запасные кавалерийские полки»143. Приоритет оснащения лошадьми кавалерии, а не обозов и тыловых структур, несомненен. В любом случае, вопрос о широкомасштабной реквизиции в пред-дверии кампании 1917 года, долженствовавшей носить решительный характер, был решен. В январе 1917 года военный министр, министр внутренних дел и министр земледелия должны были договориться о распределении между губерниями Европейской России количества подлежащих реквизиции лошадей, которая должна была проводить-ся при посредничестве земских учреждений. Предполагалось, что вместе с ранее поставленными в ходе военных действий лошадьми, эта цифра составит около двенадцати процентов лошадей рабочего возраста, если исходить из данных военно-конской переписи 1912 года. Это небольшая цифра для страны, уже два с половиной года ведшей мировую борьбу. Было решено, что в тех уездах, где земства откажутся от реквизиции, набор конского состава следует проводить по правилам военно-конской повинности, но по принципам развер-стки, указанных губернской земской управой. Министерство внут-ренних дел, в принципе, не было против реквизиционных мер, пред-ложив губернаторам «безотлагательно сделать все необходимые распоряжения к успешному и своевременному выполнению в преде-лах губернии реквизиции», каковую предполагалось закончить за две недели до начала полевых работ144. Однако в феврале-марте 1917 года с мест в центр обрушился шквал телеграмм с просьбами отложить, либо отменить вовсе раз-верстку лошадей. Данное условие было необходимо, ввиду угрозы волнений, нарушения хозяйственных интересов населения, транс-портного кризиса, недостатка рабочего скота и т. д. Порочность практики реквизиций в условиях тяжелой зимы подтвердило и пове-дение местных гражданских властей. Уже в феврале Генеральный штаб был засыпан рапортами из военных округов, в которых отра-жался ход проблемы внутри страны.

143 РГВИА, ф.2000, оп.3, д.2553, л.139 144 ГАТО, ф.97, оп.2, д.1886, лл.10-10об., 19

97

Только в Московском военном округе от реквизиции лошадей от-казались сорок одна уездная земская управа: Валуйская, Скопин-ская, Галичская, Кинешемская, Нерехтская, Солигаличская, Котель-ническая, Богородская, Клинская, Макарьевская, Богучарская, Ниж-недевицкая, Тульская, Алексинская, Богородицкая, Белевская, Ве-невская, Епифанская, Ефремовская, Каширская, Крапивенская, Но-восильская, Одоевская, Чернская, Нижегородская, Владимирская, Александровская, Вязниковская, Пороховецкая, Ковровская, Мелен-ковская, Муромская, Переяславская, Покровская, Судогорская, Суз-дальская, Шуйская, Юрьевская, Костромская, Варнавинская, Юрье-вецкая. Остальные уезды просили отложить реквизицию, ввиду опа-сения возможности волнений, нарушения хозяйственных интересов населения, кризиса гужевого транспорта и т. д. Военный министр ген. М. А. Беляев, в конечном счете, оказался вынужденным приос-тановить практическое воплощение данного мероприятия. Уже после Февральской революции, приказом военного министра от 7 марта по военным округам реквизиционные меры были приос-тановлены «впредь до особых распоряжений», ибо теперь уже све-женазначенные комиссары отказывались от производства набора лошадей для армии. Тем не менее, фронты требовали наивозможно скорейшего пополнения конских запасов Действующей армии, со-общая о прогрессирующем некомплекте, ввиду формирования но-вых подразделений и подготовки к решающим операциям. Попытка замены реквизиций закупками со стороны органов Земского Союза и Ремонтирования Армии провалилась. Впрочем, этого следовало ожидать, так как именно такой результат был просчитан еще цар-скими министрами. Надежды же лидеров Временного правительства на то, что их власть, в отличие от монархии, почему-то является не-пременно «народной», были ничем не обоснованны. Крестьянство же, в свою очередь, весной 1917 года настаивало на возврате забранных для нужд армии лошадей, ссылаясь на то, что лошади были «взяты по-старому неправильно». В этих условиях Главное Управление Генерального Штаба предложило командова-нию военных округов разъяснить населению, «что лошади крайне необходимы для нужд действующих армий, при наступающих бое-вых действиях и поэтому все лошади уже принятые, подлежат не-медленному направлению по данным нарядам». Стремясь избежать эксцессов, Временное Правительство в заседании 23 марта постано-вило «немедленно сдать лошадей военному ведомству» «во имя ин-тересов армии»145.

145 РГВИА, ф.2000, оп.3, д.2551, лл.28-40, 44, 54-63, 64-65, 106-107, 127, 134; д.2553, лл.141, 187, 192, 194 и др.

98

В 1917 году на Действующую армию навалилось то явление, кото-рое давным-давно ожидалось и прогнозировалось – массовый падеж лошадей в войсках. Сначала это происходило вследствие затрудне-ний со снабжением фуражом зимой-весной. Затем – в связи с уволь-нением солдат старших сроков службы, которые, в основном и слу-жили в обозах и тылах. А. И. Деникин сообщает, что увольнение солдат старше сорока лет на сельскохозяйственные работы внутрь страны и демобилизация лиц старше сорока трех лет, имели следст-вием начало стихийной демобилизации. Помимо прочего, «Некото-рые полки, сформированные из запасных батальонов, потеряли большую часть своего состава; войсковые тылы – обозы, транспорт – расстроились совершенно, так как солдаты, не дожидаясь смены, оставляли имущество и лошадей на произвол судьбы. Имущество при этом расхищалось, лошади гибли»146. Чтобы не допустить гибели конского состава, военные должны были взяться за дело сами. В отличие от дореволюционного периода, когда еще возможно было что-то потребовать (пусть не всегда эти просьбы удовлетворялись), теперь любое мероприятие проходило «вхолостую». Представители войск отправлялись вглубь страны и, пользуясь наличием в полках громадных сумм, скопленных за время войны, скупали продфураж. Гражданские власти старались не до-пускать самочинных закупок, заваливая центр жалобами на произ-вол. Нельзя не отметить, что крестьяне охотнее продавали продукты военным: во-первых, потому что военные давали большую цену, не обращая особого внимания на вводимые правительством твердые цены; во-вторых, крестьянство сознавало, что этот хлеб пойдет на фронт, а в каждой семье были свои фронтовики. То есть – крестьяне, не желая отдавать хлеб абстрактному государству по твердым це-нам, отдавали его военным представителям – фактически непосред-ственно своим же детям, служившим в армии. Таким образом, конфликт интересов между военными и граждан-скими властями в смысле снабжения Действующей армии, несмотря на кажущееся единство вертикали власти, в период революции уг-лублялся и усугублялся. Провозглашаемая Временным правительст-вом хлебная монополия осталась пустыми словами: деревня скорее согнала бы хлеб на самогон, нежели отдала бы его по твердым це-нам. Хлеб приходилось отбирать, так как уговоры по мере развития революционного процесса действовали все меньше. И потому центр закрывал глаза на самоснабжение фронта, на бумаге, впрочем, резко осуждаемого. Иного выхода не было: революционные органы про-

146 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Февраль – сентябрь 1917, Мн., 2003, с.178

99

довольственного снабжения работали куда хуже царских: лишь опо-ра на кооперативы позволила Временному правительству поднако-пить немного продфуража к осени, да и то все это досталось боль-шевикам. О характере происходивших процессов снабжения в рево-люционное время, говорит телеграмма главнокомандующего армия-ми Западного фронта ген. В. И. Гурко министру продовольствия, Начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего и главному полевому интенданту от 27 мая 1917 года: «…Губернские и уездные продовольственные комитеты жалуются на самостоятельную покуп-ку представителями войсковых частей, главным образом, фуража по ценам, превышающим установленные министром земледелия, заяв-ляя, что такие покупки вносят дезорганизацию в дело заготовок… трудность положения в том, что фураж есть, но те учреждения, ко-торые обязаны снабжать им войска, найти фураж не хотят или не умеют, а когда войска находят фураж и рады заплатить сколько угодно, лишь бы спасти от падежа голодающих лошадей, их обви-няют в повышении цен и запрещают покупать… следует обязать ко-митеты искать фураж, как ищут и находят войска, а не пользоваться тем, что найдут войска… прошу категорических указаний продо-вольственным комитетам о необходимости полного использования каждым своего района при самом широком применении в подлежа-щих случаях реквизиции. Только таким путем возможно удовлетво-рить потребности армии, избежать самостоятельных войсковых за-готовок и справедливых нареканий армии на недостаточное удовле-творение их потребности»147. Таким образом, революция не только не разрешила тех проблем, что получила Россия с вступлением в Первую мировую войну, как обещала антиправительственная пропаганда либеральной буржуа-зии, рвавшейся к власти любыми средствами. Эти проблемы лишь усугубились и еще больше ломали народное хозяйство страны. На-селению, отчетливо видевшему банкротство политики новой власти, ничего не оставалось как сосредотачиваться на самовыживании. Провал Июньского наступления, наряду с нежеланием Временного правительства передать крестьянству землю и заключить мир, во имя чего, собственно говоря, деревня и фронт вообще поддержали революционеров, показал, что надеяться на власть невозможно. В завершение главы остается привести только несколько цифр. Конский состав на театре военных действий (по статистическим данным сборника 1925 года):

- на 1 октября 1914 года – 670 775 (100%),

- на 1 января 1915 года – 1 035 682 (154%), 147 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф.6831, оп.1,д.92,лл.167-169

100

- на 15 мая 1915 года – 1 072 178 (159%),

- на 1 февраля 1916 года – 1 589 909 (237%),

- на 1 июня 1916 года – 1 672 430 (249%),

- на 1 ноября 1916 года – 1 804 817 (269%),

- на 1 сентября 1917 года – 2 760 000 плюс 404 000 в составе обще-ственных организаций.

Хотелось бы добавить к этим цифрам немного архивных материа-лов, которые несколько разнятся с приводимыми выше данными ин-тендантства, а также отличаются от цифр статистического сборника. Очевидно, что эта разница образовывалась за счет отсутствия един-ства в подсчетах. Следует отметить, что проводимые различными инстанциями во время войны переписи людей на фронте и то сильно отличались друг от друга. Например, сведения дежурного генерала при Ставке Верховного Главнокомандующего, куда стекались все статистические данные из Действующей армии в отношении коли-чества людей, могли порой на четверть отличаться от данных интен-дантства. Одни считали «штыки и сабли», другие – «едоков», а в до-кументации проходили разные цифры. Начальник Штаба Верховно-го Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев неоднократно негодо-вал на неразбериху, требуя точных сведений, однако дело так и не было разрешено до конца войны. В 1917 году, после Февраля стати-стика еще более запуталась, что вообще позволяет говорить о любых цифрах этого периода, за исключением, быть может, октябрьской однодневной переписи Действующей армии, как о приблизитель-ных. Так или иначе, следует говорить не столько о точности тех или иных цифр, сколько о тенденциях, отражавших реальное положение дел на фронтах войны. Согласно всеподданнейшему докладу, подведшему итоги кампа-нии 1915 года, по данным военного министерства к 1 декабря 1915 года в Действующей армии числилось 1 342 032 лошадей148. Можно сравнить эту цифру с австро-венгерскими данными. Перед войной в Австро-Венгрии поголовье лошадей составляло 3 900 000 голов. В конце 1915 года общее поголовье сократилось до цифры в 2 100 000. Соответственно, согласно сведениям австрийского воен-ного архива, в начале войны на двух фронтах (Русский и Сербский театры военных действий) насчитывалось 704 000 лошадей. То есть – больше, чем у русских по данным статистического сборника на 1 октября 1914 года. А ведь не следует забывать, что к октябрю меся-цу на Восточном фронте действовали еще две германские армии – 8-я и 9-я. К концу 1915 года австро-венгерские армии на трех фронтах 148 РГВИА, ф.2003, оп.1, д.1745, лл.3-20

101

(Русский, Балканский и Итальянский) имели 944 000 лошадей149. Это – почти на треть меньше, чем в одной только русской армии (правда, надо учитывать русский Кавказский фронт). С другой сто-роны, в конце 1915 года на Востоке сражались семь германских ар-мий – 8-я, 9-я, 10-я, 11-я, 12-я, Южная, Бугская (две последние – смешанные австро-германские армии). В свою очередь, немцы в на-чале войны имели свыше 1 088 000 лошадей, мобилизованных в вооруженные силы. Напряжение конского состава в Германии было столь велико, что в 1918 году общее поголовье немецких лошадей сократилось на четверть (в то время, как в России к моменту выхода из войны, поголовье оставалось примерно на предвоенном

фронт ген. Н. Н. Юденича насчитывал 142 888/

тора миллиона

уровне)150. Возвратимся к России. Согласно данным Главного Управления Генерального Штаба, к 1 октября 1916 года в Действующей армии состояло 1 808 004/ 1 773 229 лошадей (по списку\ налицо). В том числе Северный фронт ген. Н. В. Рузского имел 387 528/ 385 089 лошадей, Западный фронт ген. А. Е. Эверта – 417 588/ 410 555 лоша-дей и Юго-Западный фронт ген. А. А. Брусилова – 860 000/ 843 000 лошадей. Кавказский134 585 лошадей151. В начале 1917 года русская Действующая армия насчитывала 1 699 035/ 1 508 077 лошадей (всего/ в боевых частях). В том числе Северный фронт имел 345 814/ 307 914 лошадей, Западный фронт – 441 160/ 359 677 лошадей, Юго-Западный фронт – 596 065/ 525 722 лошадей, Румынский фронт – 315 996/ 314 764 лошадей. О Кавказ-ском фронте сведений нет152. Это количество лошадей приходилось на 6 309 525/ 4 673 593 человек. Таким образом, общее соотношение людей и лошадей на фронте составляло 1:3,7, а в боевых частях – 1:3. Следовательно, предвоенное соотношение людей и лошадей, показанное ген. Н. Н. Янушкевичем (см. выше) как 1:5, оказалось существенно превзойденным. В боевых частях – поллошадей на четыре миллиона семьсот тысяч людей. Разруха железнодорожного транспорта в 1917 году, наряду с уве-личением фактически бездельничавшей Действующей армии, воз-ложила снабжение войск на плечи гужевого транспорта. Отсюда – рост лошадей на фронте. К 1 сентября 1917 года в русской Дейст-вующей армии находилось 3 164 000 лошадей – 470% от численно-

149 Последняя австро-венгерская война. Издание австрийского военного архива, М., 1929, т.4, с.143 150 Кондратьев Н. Д. Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения. Избранные тру-ды, М., 2002, с.57-58 151 РГВИА, ф.2000, оп.3, д.1374, л.17 152 РГВИА, ф.2000, оп.3, д.1374, л.17; ф.2003, оп.2, д.1030, лл.28-28об., 60-62, 69-70, 115-117, 190

102

сти конского состава войск в начале войны. Много это или мало? Так, в достаточно высокотехнологичной армии фашистского вер-махта в 1945 году насчитывалось около двух миллионов лошадей. В то же время общая численность автопарка СССР в 1945 году насчи-тывала 664 500 машин. Впрочем, зачем ходить далеко? В герман-ской армии периода Первой мировой войны, широко использовав-шей узкоколейки на театре военных действий, и резко сократившей свою кавалерию в войсках, имевшей мощную железнодорожную сеть общего назначения, в мае 1918 года состояло 956 850 лоша-ей153.

Русская конница: тактика и огонь.

в системе назначений и производства, перед бое-

д

Глава 4.

С самого начала Первой мировой войны в боевой деятельности русской кавалерии выявилось несколько определяющих тенденций, господствовавших в течение всей войны. Во-первых, это – выдаю-щаяся отвага атак русской конницы на неприятеля, правда, соедине-ниями не свыше дивизии. Во-вторых, это предпочтение конного боя («шока») всем прочим действиям, а также склонность вести скорее оборонительный бой, нежели наступательный. В-третьих, это не-умение кавалерийских начальников руководить большими конными массами в общевойсковом бою, зачастую – даже кавалерийские ди-визии не оправдывали своего предназначения. Следствием стало от-сутствие конницы в общем бою пехоты и артиллерии; исключение – конные атаки на неприятеля (как правило, силами не свыше полка), дабы прикрыть отход пехоты. Неумение вести маневренные дейст-вия, организовать преследование, ввести конницу в прорыв, к сожа-лению, стали отличительными чертами боевой деятельности русской конницы в войне. Кавалерийские начальники всеми силами стара-лись беречь вверенных им людей, вплоть до пренебрежения выпол-нением поставленной задачи. Исключения – несколько выдающихся командиров – не смогли исправить общей картины. К тому же, именно в среде кавалеристов особенно сильно господствовали без-образные корпоративные отношения, выражавшиеся в приоритете придворных связейвыми заслугами. Уже в августе 1914 года все эти тенденции проявили себя и при-несли разочарование в среду пехотинцев и артиллеристов, выносив-ших на себе тяжесть сражений. О действиях стратегической конни-цы в Восточной Пруссии будет сказано ниже. Что же касается кава-

153 см. Свечин А. А. Стратегия, М., 2003, с.147

103

лерии Юго-Западного фронта, то с объявлением мобилизации и до перехода русских армий в наступление, она блестяще выполнила по-ставленные задачи – действия русской конницы перед началом Га-лицийской Битвы позволили русскому командованию скрыть груп-пировку и сосредоточение своих войск. Кроме того, в ряде столкно-вений и стычек с австро-венгерской кавалерией, русская конница вышла победителем, оттеснив противника вглубь его территории, что облегчило развертывание русских армий в приграничной полосе. В ходе Галицийской Битвы кавалерия, которая, разумеется, не могла на равных вести огневой бой с неприятельской пехотой, ис-пользовалась командованием в качестве подвижных резервов. Ис-кусно маневрировавшая кавалерия позволяла своей пехоте перевес-ти дух и занять более выгодные условия для ведения боя. Первый погибший в войне русский генерал – Сводная кавалерийская диви-зия 5-й армии – ген. С. П. Ванновский (бой под Каменкой Струми-ловой). Конечно, не во всех армиях Юго-Западного фронта конница действовала одинаково хорошо – хуже всех – в сдерживавшей глав-ный удар австро-венгров 4-й армии ген. А. Е. Эверта. Но зато имен-но конница сумела предотвратить разгром 19-го армейского корпуса 5-й армии, а вместе с тем – и поражение всей армии в сражении под Томашовом. Здесь отличилась 1-я Донская казачья дивизия ген. А. Д. Кузьмин-Короваева, которая превосходным сочетанием огня и маневра сорвала планы противника по окружению и уничтожению 19-го армейского корпуса ген. В. Н. Горбатовского. Включение в состав фронтов крупных масс подвижных войск обеспечивает устойчивость их в обороне и расширяет возможности ведения наступательных операций в высоком темпе, с решительны-ми целями. Однако, конница Юго-Западного фронта действовала разрозненно – отдельными кавалерийскими дивизиями, действовав-шими совместно с армейскими корпусами. Безусловно, отсутствие кавалерийских корпусов сильно сковывало действия кавалерии, де-лая их придатком пехотных дивизий, так как взятая сама по себе от-дельно одна кавалерийская дивизия не могла добиться того впечат-ляющего успеха, что решил бы судьбу сражения. Например, в сра-жении 17 августа 1914 года на Гнилой Липе, «когда 10-й корпус ов-ладел высотами западного Берга р. Гнилой Липы у д. Бржуховице и прорвал фронт австрийцев, в прорыв бросилась 10-я кавалерийская дивизия. Переправившись через Гнилую Липу, кавалерия нагнала отходящих австрийцев, и обратила их в бегство по направлению к Свиржу. Вслед за тем атаковала в конном строю колонны австрий-цев, следовавшие от Бржуховице на Свирж. Развернувшие пять ли-ний пехоты австрийцы не могли устоять против энергичной атаки и побежали на подходящие части 10-го корпуса. В этом бою 10-я ка-

104

валерийская дивизия взяла 4 гаубицы и много пленных. Этим дейст-вия этой дивизии и кончились, так как не были поддержаны нахо-

противника (бои у Равы-Русской, Томашевское

дившимися невдалеке двумя другими дивизиями»154. Конница необходима на растянутых флангах для увеличения раз-рыва фронта противника. Но массовые атаки на нерасстроенную не-приятельскую пехоту уже невозможны в силу развития техники. Пе-хота придает коннице устойчивость при обороне, и достижение бо-лее решительного успеха при атаке – комбинированный бой родов войск. Следовательно, русское командование в первых же операциях старалось использовать кавалерию в спешенных боевых порядках, как средство усиления общего огневого фронта. Исследователь пи-шет: «Конница обоих противников вышла на войну с вооружением, мало отвечающим условиям ведения огневого боя. Поэтому страте-гическая разведка конницы не дала тех результатов, которые ожида-лись командованием в тех частых случаях, когда конница встречала даже небольшие пехотные части противника. Зато мы видим поучи-тельные примеры использования крупных кавалерийских масс, как оперативных резервов командования. Пользуясь подвижностью конницы, австрийское и русское командования направляют кавале-рийские корпуса в угрожаемые районы, обычно в прорыв или на фланги армий, где они обычно в спешенных строях сдерживали на-ступающую пехоту сражение и др.)»155. То есть, конница зачастую использовалась в качестве пехотного прикрытия для удержания важных позиций в общем фронте насту-пающих (или обороняющихся) русских частей. Порой такой подход оправдывался нехваткой пехоты для выполнения поставленной за-дачи. Так, на завершающем этапе Галицийской Битвы русская 8-я армия (ген. А. А. Брусилов) была вынуждена сдерживать контрудар сразу двух австро-венгерских армий – 3-й и 2-й – рвавшихся на вы-ручку к окружаемой 4-й австрийской армии. Пехоты не хватало, и спешенная конница занимала окопы вперемешку с пехотинцами. Так, только своевременная поддержка всадниками 12-й кавалерий-ской дивизии (ген. А. М. Каледин) спасла от поражения 24-й армей-ский корпус ген. А. А. Цурикова, оборонявшийся против двойных сил неприятеля. Девятнадцать эскадронов дрались в спешенном строю, а еще пять эскадронов в конной атаке опрокинули 38-ю гон-ведную дивизию, выходившую русским в тыл. Такие действия были для генерала Каледина не первыми: точно таким же образом он дей-ствовал в сражении на Двух Липах, закрывая внутренние фланги

154 Коленковский А. Маневренный период Первой мировой империалистической войны 1914г., М., 1940, с.247 155 Белой А. Галицийская битва, М.-Л., 1929, с.356

105

корпусов 3-й армии ген. Н. В. Рузского. Высочайший приказ от 7 ок-тября 1914 года, относившийся к 12-й кавалерийской дивизии ген. А. М. Каледина, гласил: «В сражении при Гнилой Липе 16 августа 1914г…по своей инициативе, спешив (выделено, – Авт.) всю диви-зию и, заняв своей артиллерией позицию… предотвратил прорыв значительных сил противника… и удержался до подхода к утру 17-

оединений без конницы не

го августа пехотного полка»156. Русские армии Юго-Западного фронта перешли в общее контрна-ступление 21 августа, переломив операцию в свою пользу. В этот же день 21-го числа главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта ген. Н. И. Иванов, определяя задачи командармам, в своем оперативном приказе отметил: «всем армиям иметь кавалерию бли-же к противнику, которой всемерно развивать самые энергичные действия в его тылу и на флангах». После поражения австрийцев, конница должна была довершить разгром неприятеля «жестоким преследованием»157. Между тем, преследование врага должно вес-тись на широком фронте. Русские же военачальники собирали все силы в кулак и ждали открывающейся возможности к массирован-ной атаке, которая при современном огне, как правило, не может удаться. Маневр крупных войсковых сможет привести к полному результату. Однако же что значит «кулак»? Это – сосредоточенная на узком фронте кавалерийская дивизия. Образовать же большие конные мас-сы в ходе Галицийской Битвы штаб Юго-Западного фронта не су-мел. Правда, уже в ходе преследования в 5-й армии была образована сводная кавалерийская группа ген. А. М. Драгомирова, но ее дейст-вия оказались безрезультатными, вследствие пассивности команди-ров. Генерал-квартирмейстер 3-й армии вспоминал: «Еще в самом начале Львовской операции, я обратил внимание на странный обы-чай конницы – отходить на ночлег за свою пехоту. В действиях трех кавалерийских и одной казачьей дивизий, входивших в состав [3-й] армии, не было заметно той решительности, которую следовало про-явить. Вероятно, это происходило потому, что конницу придали ар-мейским корпусам, а не собрали в кулак, как это следовало сделать. Должно быть, мы переоценивали и боевые свойства конников»158. При таком подходе телеграмма главкоюза ген. Н. И. Иванова коман-дармам: «Из поступающих донесений о первых столкновениях ус-матриваю, что отбитый противник даже при наличии большого чис-ла нашей кавалерии отходит незамеченным, соприкосновение утра-

156 цит. по: Смирнов А. А. Вожди белого казачества. Атаман Каледин, Спб., 2003, с.51 157 цит. по: Головин Н. Н. Дни перелома Галицийской битвы, Париж, 1940, с.115 158 Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть Советам. Воспоминания, М., 1957, с.27

106

чивается, не говоря уже о том, что преследование не применяется», отражала реальное положение вещей. Именно в начале войны, и как раз на Юго-Западном фронте про-изошло самое большое конное сражение Первой мировой войны – столкновение в открытом бою двух дивизий – русской и австро-венгерской. Как говорилось выше, в ходе сосредоточения русская конница сумела скрыть это мероприятие от неприятельской кавале-рии, ведшей ближнюю разведку, и пытавшееся пробиться сквозь русские заслоны в приграничных боях. Прежде всего, это относится к 8-й армии ген. А. А. Брусилова, образование которой из так назы-ваемой «Проскуровской группы» явилось своеобразным импровиза-ционным моментом в развертывании Юго-Западного фронта. В ре-зультате, противник, ожидавший встретить перед собой восточнее Львова одну сильную русскую армию – 3-ю, оказался перед пер-спективой борьбы с двумя русскими армиями. Недооценка гибкости

о-

х сражений Первой Мировой

русского развертывания стала одной из основных причин поражения 3-й австрийской армии в сражении на Двух Липах. Рассчитывая на своевременный подход армейской группы ген. Г. Кёвесс фон Кёвессгаза, австро-венгерский командарм-3 ген. Р. фон Брудерман бросился вперед, на 3-ю русскую армию ген. Н. В. Руз-ского. Однако, вместо Кёвесса к полю сражения подошла русская 8-я армия, перед тем в двухдневном затяжном бою разгромившая группу Кёвесса. Исход сражения восточнее Львова был предрешен. Н. Н. Головин так пишет о результате «доблестной работы нашей кавалерии» в завязке Галицийской Битвы: «…везде наша кавалерия имела успех и оттесняла австро-венгерскую конницу с громадными для последней потерями. Постоянный боевой успех нашей конницы и приводит к тому, что глаза австро-венгерского высшего командвания оставались все еще завязанными, в то время как наше высшее командование уже могло увидеть действительную обстановку»159. Итак, для того, чтобы скрыть сосредоточение, русская конница Юго-Западного фронта бросилась вперед. В отличие от немцев, ав-стро-венгерская кавалерия, усиленная местной жандармерией и от-рядами ландштурма, не отказывалась от кавалерийских боев. В ре-зультате, 7-10 августа вдоль всей австро-русской границы заполыха-ли конные бои, но теперь уже – не мелкие стычки разъездов, а руко-пашные сражения целых дивизий. Наиболее известным из них стало одно из самых больших кавалерийскивойны у Ярославице160. Поэтому оно, наверное, заслуживает не-сколько более подробного описания.

159 Головин Н. Н. Галицийская Битва. Первый период, Париж, 1930, с.223 160 подробно см. Сливинский А. Конный бой 10-й кавалерийской дивизии генерала графа Келлера 8/21 августа 1914 года у д.Ярославице, Сербия, 1921

107

7 августа русские 9-я (ген. князь К. С. Бегильдеев) и 10-я (ген. граф Ф. А. Келлер) кавалерийские дивизии из состава 3-й армии атакова-ли австрийские заслоны из ландштурмистов и жандармов, чтобы за-хватить переправы через реку Серет у местечка Залощице. В ходе боя русская конница разошлась по разным направлениям, дабы очи-стить свой берег реки от противника. На следующий день, 8-го чис-ла, к месту переправы подошла австрийская 4-я кавалерийская диви-

-

ли своих, а австрийская артиллерия – нет,

зия генерала Э.-Р. фон Заремба, которая вместе с пехотой (около ба-тальона) попыталась выбить русских из данного района. К этому времени у деревни Ярославице находилась лишь одна 10-я русская кавалерийская дивизия, подход 9-й кавдивизии ожидался только во второй половине дня. Тем не менее, генерал Келлер решил принять бой, несмотря на неравенство в силах: помимо пехоты, ге-нерал Заремба имел «лишних» восемь эскадронов. Дело в том, что пять сотен 1-го Оренбургского казачьего полка (полковник Тима-шев) атаковали австрийскую пехоту, опрокинув ее и рассеяв по ме-стности, но как раз в этот момент австрийская конница и начала свою атаку. Таким образом, в завязке сражения русские казаки имели дело с австрийской пехотой, оборонявшейся в Ярославице, что позволило австрийской коннице получить перевес над русской. Этот бой протекал в классической манере. Конные массы вы-строились друг напротив друга одной линией. При этом противник имел шесть эскадронов во второй линии, а у ген. Ф. А. Келлера ре-зервов уже не было: помимо пяти сотен оренбуржцев, дравшихся с пехотой, еще одна сотня казаков в это время заходила неприятелю в тыл, чтобы занять переправу. А два эскадрона 10-го гусарского Ин-германландского полка (командир – полковник Богородский) нахо-дились в боевом охранении, и не успели принять участия в первой фазе боя. Таким образом, в полном составе конкомдив-10 имел толь-ко 1-ю бригаду генерала Маркова: 10-й драгунский Новгородский полк (полковник Клевцов) и 10-й уланский Одесский полк (полков-ник Данилов). 3-й Донской артиллерийский дивизион полковника Персианова обеспечивал артиллерийскую поддержку 10-й кавале-рийской дивизии. В этом бою донские конные батареи сначала ней-трализовали австрийскую конную артиллерию, а затем своим огнем внесли расстройство в ряды австрийской кавалерии. В итоге, рус-ские орудия поддерживачто помогло гусарам, атаковавшим с левого фланга, атакой взять не-приятельские орудия161. Не удивительно, что граф Келлер решительно атаковал превосхо-дящие силы противника – он всегда придерживался такого подхода,

161 Барсуков Е. З. Артиллерия русской армии (1900-1917), М., 1949, т.3, с.174

108

отказываясь от склонности многих русских кавалерийских началь-ников «беречь» конницу, не допуская ее до боя. Особенно ярко эта «бережливость» выразилась в действиях армейской конной массы 1-й русской армии ген. Г. Хана Нахичеванского в Восточной Пруссии – что не позволило русской коннице выполнить возложенные на нее боевые задачи. Еще в 1910 году Ф. А. Келлер писал: «Во всех почти учебниках тактики мы находим, что кавалерия – такой дорогой род оружия, который надо беречь, дабы не подвергать напрасным поте-рям… [однако] как только раздался первый выстрел, сбережение конницы неуместно, ее место в конном или пешем строю, но непре-менно в первых рядах сражающихся частей, она должна жертвовать собой, нести громадные потери и добиться громадных результа-

ни то

тов»162. К сожалению, громадное большинство русских кавалерий-ских начальников не разделяли данную точку зрения. Как то и следовало, после построения друг напротив друга, конные массы бросились навстречу друг другу. В рукопашной рубке приня-ло участие около трех тысяч всадников с обеих сторон. Постепенно чаша весов стала склоняться на сторону австрийцев: их вторая линия прорвала русские ряды. Долгому сопротивлению русских, несмотря на перевес сил у неприятеля во многом способствовало то обстоя-тельство, что австрийская конница не имела на вооружении пик, что и позволило русской коннице иметь превосходство в первых боях 1914 года. Офицер-кавалерист П. Маковой, в начале войны служив-ший в 14-й кавалерийской дивизии, писал: «Не знаю, почему, но в душе каждого из нас, офицеров и солдат, какое-то подсознательное чувство говорило, что воевать с немцами будет труднее, чем с авст-рийцами. До сих пор война главным образом с австрийской кавале-рией не была сопряжена с большими затруднениями и с большими потерями. Рукопашного удара австрийцы обыкновенно не принима-ли, и мы, находясь в разъездах, никогда не задумывались атаковать австрийские разъезды, какой бы численности они ни были. Так как результат был почти всегда один и тот же: австрийцы уходили, и лично мне, не говоря о других, удавалось захватить в погоне некото-рое количество пленных. Этому помогало в значительной степеобстоятельство, что австрийская кавалерия не была вооружена пи-ками, что давало нашей коннице громадное преимущество»163. Все-таки, как говорил Наполеон, «Бог на стороне больших баталь-онов». Австро-венгерские конники стали заходить с тыла русским линиям. Так как у графа Келлера резервов не осталось, то он бросил-ся в бой сам: конвой (взвод оренбуржцев), группа штабных офице-

162 Келлер Ф. А. Несколько кавалерийских вопросов, Спб., 1910, вып.2, с.6-7 163 Военная быль, 1970, №104, с.22

109

ров, ординарцы. Конечно, командир не должен лично участвовать в рукопашном бою, однако, есть и исключение из правил. Как еще в 1879 году писал теоретик конной войны Г. Брикс, «Только в особен-ных случаях, когда совершенно необходим личный пример, старший начальник берет на себя ведение атаки. Например, когда таковая производится большей частью вверенных ему отдельных частей под командой нескольких отдельных начальников, когда вводятся в дело

вернули и, преследуемые нашей конницей и конной

что в этом полку служил младшим офицером тре-

последние резервы, когда нужно пробиться через окружившего со всех сторон неприятеля и т.д.»164. Австрийцы продолжили теснить русских, и в бою назрел перелом. В критический момент боя, начальник конвоя генерала Келлера сот-ник Цензин из револьвера застрелил командира прорвавшейся авст-рийской группы, и противник смешался. В это время, наконец-то, на флангах конной массы успех окончательно склонился на сторону русских, и противник, не выдержав отчаянной рубки, бросился бе-жать. Как сообщает участник войны, «Удар этого сборного резерва комдива, под непосредственным его командованием, решил дело: австрийцы поартиллерией, отступили в полном беспорядке, оставив нам трофеи и пленных»165. Откуда взялся этот самый успех на флангах? Когда главные силы 10-й кавалерийской дивизии сближались с австрийской 4-й кавале-рийской дивизией, 1-й Оренбургский казачий полк атаковал дерев-ню Ярославице, расположенную для русской стороны на левом фланге. В то время, когда конники рубились друг с другом, орен-буржцы выбили из Ярославице австрийский пехотный батальон. В итоге, когда в конном бою наступил критический момент, и граф Ф. А. Келлер сам бросился в рубку, уже вышедшие из боя с пехотой оренбуржцы атаковали австрийцев во фланг, с ходу взяв конную ба-тарею: «Момент был выбран весьма удачно. Австрийцы расшиблисьна фронте наших трех полков и почувствовали удар в правый фланг. В следующий момент дивизия противника обратилась в бегство»166. Преследование велось вплоть до берегов реки Стрыпа – около двух километров. Характерно, что австрийский кавалерийский начальник пытался взять пример со своего русского коллеги. Генерал Заремба лично возглавил атаку 15-го драгунского полка, но произошло это, когда русские уже переломили исход боя. Поэтому-то, так как сам момент контратаки был выбран неверно, победа досталась русским. Примечательно,

164 Брикс Г. История конницы, М., 2001, Кн.2, с.397 165 Гатовский В. Н. Конница, М.-Л., 1927, кн.2, с.248 166 см. Суворов А. Н. Тактика в примерах, М., 1926, с.331

110

тий сын самого австро-венгерского главкома – ген. Ф. Конрада фон Гётцендорфа167. Как справедливо сообщают участники войны, осмысливавшие ее опыт, успех русских в сражении у Ярославице достался уступавшей в силах русской стороне только потому, что начальник русской кон-ницы лично возглавил атаку, подав тем самым пример подчинен-ным. Понятно, что при виде любимого командира, находящегося внутри рукопашной схватки, ни один боец не посмеет даже и поду-мать о том, чтобы лично самому выйти из боя. Ярославице – пример того, как высший кавначальник берет на себя непосредственное ко-мандование боем, отходя от общего руководства. «Общее руково-дство конницей, по самой природе ее боя, построенного на большем выявлении моральных сил, с одной стороны, и на быстроте темпа его, с другой – имеет то существенное отличие от руководства в том же случае пехотой, что здесь часто управление высшего начальника переходит в командование. Отсюда в критические моменты высший кавалерийский начальник, передав управление своему заместителю и штабу, бывает вынужден взять под непосредственное свое коман-

дование ударную группу конницы, действием каковой решается иной раз участь всей операции кавалерии»168. Потери русской 10-й кавалерийской дивизии составили полторы сотни человек. Противник же потерял несколько сотен человек уби-тыми и ранеными, а также две с половиной сотни пленных кавале-ристов, около четырех сотен пленных пехотинцев и восемь орудий. Причина такого несоответствия потерь заключается в том, что не-приятель понес львиную долю потерь (особенно пленными) в пери-од бегства. Но главным итогом была не эта победа сама по себе. Что такое тысяча человек для столкнувшейся в Галицийской Битве мно-готысячной массе войск обеих сторон? Главное – это то, что русская конница сумела очистить себе дорогу в глубину неприятельского расположения. Не имея перед собой неприятельских конных засло-нов (изрубленных под Ярославице), русская 10-я кавалерийская ди-визия через несколько дней сумела добыть ту информацию о непри-ятельской перегруппировке, что позволила русскому командованию 3-й и 8-й армий вырвать победу в сражении на Двух Липах. Как пи-шет советский исследователь, «…Затем мы видим, какую важную роль сыграли во встречном бою на р. Золотой Липе действия 10-й кав. дивизии. Правда, добытые конницей 25 [12 – по старому стилю] августа сведения о движении 12-го австрийского корпуса, не дошли вовремя до командования 10-м русским корпусом вследствие плохой

167 Головин Н. Н. Галицийская битва. Первый период, Париж, 1930, с.111 168 Гатовский В. Н. Конница, М.-Л., 1927, кн.2, с.138

111

работы связи. Но в то же время утром 26 августа 10-я кав. дивизия первая завязала бой с наступающими колоннами австрийцев, замед-

ких дивизий – не сделала и этого. За Галиций-

й

лила их движение и удержала до подхода своей пехоты тактически важный рубеж ручья Гнилая Липа»169. Вот это и есть яркий пример того, как победа в небольшом конном бою становится залогом победы общевойсковой армии в большом сражении, ставшем одним из ключей к выигрышу фронтовой опера-ции. Неудивительно, что именно 10-я кавалерийская дивизия наибо-лее высоко проявила себя в ходе Галицийской Битвы. Например, са-ми же австрийцы говорят о том, что конница графа Келлера сыграла решающую роль в окончательном разгроме группы Кёвесса в пред-дверии сражения на реке Гнилая Липа 3-й и 8-й русских армий с ав-стрийской 3-й армией ген. Р. фон Брудермана и группой Кёвесса. Так, составлявший костяк группы Кёвесса 12-й армейский корпус понес поражение 16 августа от частей русской 8-й армии ген. А. А. Брусилова. Генерал Г. Кёвесс фон Кёвессгаза попытался собрать войска, наладить оборону арьергардами и на следующий день во-зобновить сражение, не позволяя русской 8-й армии оказать под-держку 3-й армии ген. Н. В. Рузского. Однако, «русская 10-я кавале-рийская дивизия оказалась на месте раньше, чем морально надлом-ленные и перемешавшиеся собственные части. Сильно выдвинуты-ми вперед батареями русская конница вызвала панику у противника, которой подвергся находившийся также в передовых окопах штаб командира корпуса. Быстро и в беспорядке неслись войска и обозы между колонн бежавшего населения…»170. А. А. Керсновский до-бавляет, что преследование австро-венгерских войск после 29 авгу-ста вела только 10-я кавалерийская дивизия. На ее долю достались полтысячи пленных и шесть орудий. Прочая же русская конница – двадцать кавалерийсскую Битву ген. граф Ф. А. Келлер был награжден орденом Св. Ге-оргия IV- степени. Смысл операции армий Юго-Западного фронта заключался в двойном охвате находящегося в Галиции противника. Внешнее кольцо окружения должны были образовывать фланговые армии – 4-я (северный фас фронта) и 8-я (южный фас). Ход событий происхо-дил совсем не так, как рассчитывало русское командование. Однако, наличие сильной кавалерийской группы из нескольких дивизий на левом (южном) фланге 8-й армии способствовало бы решению сразу нескольких задач. Во-первых, конница одним своим присутствием

169 Шафалович Ф. Встречный бой 10-го армейского корпуса на р.Золотой Липе 26-29 авгу-ста 1914г., М., 1938, с.110 170 Последняя австро-венгерская война. Издание австрийского военного архива, М., 1929, т.1, с.422

112

предохранила бы фланг 8-й армии от возможного контрудара со стороны Днестра. Командарм-8 ген. А. А. Брусилов опасался этого и образовал целый Заднестровский отряд генерала Павлова, который в результате практически не принял участия в операции. Генерал Бру-силов считал Заднестровский отряд слишком слабым для обеспече-ния движения 8-й армии на Галич – Миколаев, и потому все время оглядывался на этот район, стреноживая порыв армии вперед. Тем не менее, на необходимость образования такой конной группы, ко-торая, вдобавок, еще прочнее захлестывала бы «мешок», указывал Н. Н. Головин. Не указывая его имени, советский исследователь пи-шет: «Один из молодых офицеров генерального штаба, профессор военной академии, в докладной записке прямо указывал, что нали-чие сильного кавалерийского корпуса на левом фланге армий Юго-Западного фронта поможет более цельному осуществлению идеи охвата австрийцев с правого фланга. И в то же время обезопасит ле-вый фланг наступающей 8-й армии. Конечно, такое предложение нужно признать вполне целесообразным, однако высшее командова-ние отнеслось к нему отрицательно»171. В результате, кавалерия 3-й и 8-й армий была распылена среди армейских корпусов и не смогла

добиться впечатляющих оперативных успехов. Особенно – в период преследования. Однако, нет худа без добра. Волей обстановки, к концу Галиций-ской Битвы на левом берегу Вислы был создан импровизированный корпус ген. А. В. Новикова. В него вошли 5-я, 8-я, 14-я кавалерий-ские, 4-я и 5-я Донские казачьи дивизии, Туркестанская казачья бри-гада. Задачи: разведка, прикрытие завесой подступов к Ивангороду и установление связи с конницей Северо-Западного фронта. Смысл образования этого корпуса заключался в необходимости сбить тем-пы развития австро-германского наступления на рубеж Средней Вислы, к переправам у Ивангорода и Варшавы. В ходе Варшавско-Ивангородской операции корпус был вынужден разделиться на две части, отступая перед двумя группировками противника к перепра-вам. Но сам факт образования первого кавалерийского корпуса го-ворил, что и впредь кавалерийские дивизии будут сводиться в кор-пуса, дабы исполнять поставленные перед ними задачи оперативно-го характера: «Мировая война застала армейскую конницу всех ар-мий, сведенную лишь в дивизии. Кавалерийская дивизия в принятом составе уже с первых дней мировой войны оказалась несоответст-вующей той численности конной массы, каковую требовалось со-средоточить на одном оперативном направлении для выполнения

171 Коленковский А. Маневренный период Первой мировой империалистической войны 1914г., М., 1940, с.251

113

выпадающих на ее долю задач по обеспечению (активному) такового направления. Стремление сгруппировать значительные силы конни-цы на одном направлении, при соблюдении основных принципов ор-ганизации и управления войсковых организмов, выдвинули вопрос создании кавалерийских корпусов… [вообще] Конный корпус сле-

провизированных, и потому способных развить само-

дует рассматривать, как орган чисто оперативного значения, лишен-ный всяких громоздких тылов»172. Таким образом, практика первых месяцев войны показала, что конница должна соединяться в кавалерийские корпуса. Иными сло-вами, расформирование этих единиц перед войной являлось боль-шой ошибкой, изжитой лишь по истечении года войны, когда кава-лерийские корпуса обрели более-менее постоянную структуру. За-долго до Первой мировой войны, осмысливая опыт Японской кам-пании, военные ученые указывали, что кавалерийский корпус дол-жен входить необходимой организационной единицей в состав об-щевойсковой армии, а не кавалерийские дивизии – придаваться от-дельным армейским корпусам. Так, Ф. Гершельман писал: «Органи-зация эта выражается в том, чтобы кроме так называемой корпусной кавалерии, предназначаемой для обслуживания корпусов, для чего достаточно иметь в каждом корпусе по бригаде кавалерии, армия имела бы в своем составе самостоятельной крупной кавалерийской единицы армейской кавалерии для стратегической службы, для ра-боты на театре войны. Части эти могут быть сведены в отдельные кавалерийские дивизии и корпуса, это безразлично, и должны быть подчинены непосредственно командующему армией. При такой ор-ганизации кавалерия всегда будет под рукой в минуту необходимо-сти в потребном количестве, в составе единиц постоянного соедине-ния, а не имстоятельные действия, наконец, корпуса не будут лишены своей ка-валерии»173. Как видим, речь идет о том, что армия должна иметь как войско-вую (корпусную) конницу, так и армейскую. В период русско-японской войны 1904-1905гг. русские военачальники зачастую сво-дили эскадроны (сотни) и полки войсковой конницы в импровизиро-ванные соединения, тем самым нисколько не увеличивая мощи об-щевойсковых частей, и одновременно лишая армейские корпуса раз-ведки. Предвоенное реформирование, как обычно в России, сошло на компромисс. С одной стороны, была образована армейская кава-лерия – но соединениями не свыше дивизии. С другой стороны, вой-сковой конницей стали казачьи сотни и полки 2-й и 3-й очередей,

172 Гатовский В. Конница (Свойства и средства. Строи и порядки), М., 1925, с.57 173 Гершельман Ф. Кавалерия в войнах XX века, Спб., 1908, с.46

114

что ослабляло ведение разведки армейских корпусов. Кроме того, казачьи части не успели прибыть в свои армейские корпуса к момен-ту первых операций, что стало одной из причин разгрома 2-й армии ген. А. В. Самсонова под Танненбергом. Н. Н. Головин так пишет об отсутствии войсковой конницы в начале войны (у немцев каждая пехотная дивизия имела свой собственный полк хорошей кавале-рии): «В результате, наши пехотные дивизии шли навстречу к еще не скованному врагу слепыми, и будучи, вместе с этим, лишенными возможности в случае встречного боя с противником, сразу же уста-новить с соседними колоннами боевую связь конницей, которая обеспечивала бы от внезапного проникновения неприятеля между колоннами и сопряженного с этим охвата им флангов… Так непра-вильные отправные точки в отвлеченных верхах науки создавали в

низах исполнения условия, затрудняющие победу и облегчающие поражение»174. Правда, что ни одна из воюющих сторон не предполагала в начале войны образования кавалерийских корпусов. Так, австро-венгры, как и русские, действовали отдельными кавалерийскими дивизиями. Немцы придали конницу в состав армий для содействия армейским корпусам. Французы создали импровизированный конный корпус генерала Сордэ, как и русское командование в 1-й армии ген. П. К. Ренненкампфа (группа ген. Г. Хана Нахичеванского). Однако луч-шие умы все-таки размышляли над использованием конницы в крупных масштабах. Цель – достижение оперативного успеха, спо-собствующего (если не определяющего) выигрышу генерального сражения, ибо каждая сторона полагала, что исход войны будет ре-шен в первых операциях, которые примут характер широкомас-штабных генеральных сражений. Так, советский ученый М. Галак-тионов сообщает, что уже у графа А. фон Шлиффена была мысль со-ставить 1-ю армию целиком из конных корпусов, дабы выиграть темпы операции. То есть, все десять германских кавалерийских ди-визий должны были составить фланг охватывающего правого плеча, удлиняя его и, следовательно, кромсая и раздробляя сопротивление французов. Если такая мысль и была, то она так и осталась в проек-те. Преемник графа Шлиффена на посту начальника Большого Гене-рального штаба ген. Х. Мольтке-Младший не только не решился ис-пользовать кавалерию как оперативно-стратегическую единицу, но и нарушил «План Шлиффена» таким образом, что Битва на Марне бы-ла выиграна французами. М. Галактионов так пишет о действиях конницы на Западном фронте в начале войны: «В действиях кавале-рии начального периода обнаруживается органическое противоречие

174 Головин Н. Н. Галицийская Битва. Первый период, Париж, 1930, с.159

115

между оперативными целями, которые ей ставились, и оперативно-тактическими возможностями, которыми она обладала. Теоретиче-ски она рассматривалась как очень подвижный род войск, способ-ный осуществлять самостоятельные задачи стратегического порядка (глубокий удар в тыл и во фланг противнику, стратегическая развед-ка, преследование)… [Однако] оперативная подвижность кавалерии была низка прежде всего вследствие слабой ударной мощности в конном строю. Спешившись, кавалерия теряла свое преимущество в подвижности, так как коней приходилось отводить далеко в тыл. В результате получалось, что пехота даже опережала кавалерию в на-ступлении. Сверх того оперативное использование было неудовле-творительным… Таким образом, создание армии целиком из кавале-рийских корпусов в 1914 году на западно-европейском фронте не имело под собой реальной базы. Другой вопрос, что имевшиеся ка-

, вплоть до образования Па-

валерийские части не были использованы с полной целесообразно-стью»175. На наш взгляд, М. Галактионов неправ в своем выводе относи-тельно целесообразности образования конной армии. Действитель-но, действия кавалерии на поле боя против неприятельской пехоты в конном строю вели к неоправданно большим потерям. А спешива-ние кавалерии, фактически – использование конников в качестве ез-дящей пехоты, вело к потере темпов операции, и здесь лучше было бы использовать пехоту. М. Галактионовым недооцениваются два фактора. Первый и неглавный – психологический. Само только на-личие сильной кавалерии, нависающей над оборонительным флан-гом, в период маневренной войны (каковая и была во Франции в первые три месяца), само по себе дезорганизует пехоту. Причем – даже стойкую пехоту. А ведь англо-французы были разбиты в По-граничном сражении, потерпели ряд неудач в период отступления к Марне и вообще ничего не могли противопоставить неумолимому «катку» 1-й, 2-й и 3-й германских армийрижской группировки и переброски немцами двух корпусов на Вос-точный фронт после Гумбиннена. Иными словами, в августе 1914 года французская пехота была в какой-то мере подломлена психологически серией поражений. За-слуга французского главнокомандующего ген. Ж. Жоффра, не толь-ко своевременно свершившего перегруппировку, но и переломивше-го пассивные настроения (французы готовились даже сдать Париж!), велика. А будь у немцев на крайнем заходящем фланге еще и конни-ца в десять дивизий – более тридцати тысяч сабель? После одного из боев в Восточной Пруссии русский поэт Н. С. Гумилев писал: «Те-

175 Галактионов М. Париж, 1914 (Темпы операций), М.-Спб., 2001, с.471-474

116

перь я понял, почему кавалеристы так мечтают об атаках. Налететь на людей, которые, запрятавшись в кустах и окопах, безопасно рас-стреливают издали видных всадников, заставить их бледнеть от все учащающегося топота копыт, от сверкания обнаженных шашек, грозного вида наклоненных пик, своей стремительностью легко оп-

шая конница всегда навязывает пе-

ые команды. Во-вторых, ис-

рокинуть, точно сдунуть, втрое сильнейшего противника, это – единственное оправдание всей жизни кавалериста»176. Психологический фактор на войне всегда велик. И маневренное средство ведения боя всегда ужасно неумолимостью и быстротой темпов своего удара. Участник войны пишет: «Существенными осо-бенностями, выгодно отличающими конницу от пехоты, в отноше-нии способности к накапливанию моральной силы, является боль-шая скорость ее движения, дающая ей инициативу действий, и со-хранение, благодаря наличию боевого коня, физической силы бой-цов-всадников, обеспечивающей им тем самым и известный импульс морального характера»177. Хорохоте свою маневренную инициативу. Хотя бы уже вследствие своей скорости на поле боя и вне его. Действительно, спешенная конница чрезвычайно слаба. О неудоб-стве ведения боя спешенной конницей участник войны справедливо сообщает: «…когда массы конницы наслаивались на сравнительно небольшом пространстве, лишаясь вследствие этого своего главного преимущества: способности к быстрому маневру. Спешиваясь на уз-ком фронте, коннице трудно состязаться с пехотой, так как спешен-ная дивизия по числу ружей могла дать только один-два батальона, которые при том стеснены в своем тылу тысячами лошадей с коно-водами»178. То есть, военачальник не должен допустить главной ошибки – использования кавалерии как ездящей пехоты. Бесспорно, что конница имеет меньшую по сравнению с пехотой огневую силу и высокую потребность в фураже. Для компенсации этого, прежде всего, необходимо придавать коннице подвижную пехоту, артилле-рию и специально образуемые пулеметнпользовать конницу в местности, где потребность в фураже может быть покрыта за счет местных средств. Но в начале войны конница еще действовала без непосредственной придачи стрелковых подразделений и большого количества пулеме-тов. Поэтому, ее роль заключалась в ведении оперативных действий: ударам по флангам и тылам противника. При этом – не столько вступая в огневой бой с неприятельской пехотой, сколько растягивая угрожаемые фланги, дабы собственная пехота могла бы с меньшими

176 Гумилев Н. С. Записки кавалериста, Омск, 1991, с.16 177 Гатовский В. Н. Конница, М.-Л., 1927, Кн.1, с.18 178 см. Суворов А. Н. Тактика в примерах, М., 1926, с.286-287

117

потерями вклиниваться в ослабленную оборону противника. Конни-ца – единственное маневренное средство оперативного уровня. Кон-ница обеспечивает высокий темп наступления армий и фронтов в целом. Прорывы конницы на большую глубину позволяют эконо-мить силы пехотинцев. Кавалерия мешает отступающему врагу вос-станавливать фронт. При этом именно она формирует внешний

я его выполне-

фронт окружения отдельных группировок противника. Пехота же добивает обойденные кавалеристами очаги сопротивления. Именно поэтому действующая на флангах армейских группировок кавалерия должна была иметь значительный состав – кавалерийские корпуса, а также не вступать в общевойсковой бой непосредственно на самом поле сражения. Конница должна угрозой флангу и тылу неприятеля заставить его ослабить фронт, что облегчит выполнение задачи собственной пехоте и артиллерии. Кроме того, конница должна быть всегда готова к удару в тыл расстроенного противника (германская 1-я кавалерийская дивизия под Гумбинненом), довер-шая его поражение. И если этого не удавалось осуществить в значи-тельном масштабе, то потому, что конница не готовилась к таким действиям до войны, а затем борьба перетекла в позиционную фазу. Советский исследователь пишет: «…Несмотря на все неудачи, опыт маневренного периода войны совершенно отчетливо выявил, что фланговый удар, завершающийся окружением противника, является сильнейшей формой оперативного маневра, и если он не удавался, то причина этого, во всяком случае, была не в существе этого ма-невра. Основной причиной неудачи операции на окружение в кам-паниях 1914 и 1915гг. было недостаточное превосходство в силах наступающего и отсутствие такого подвижного средства борьбы, ко-торое позволило бы, преодолевая возможное сопротивление, выпол-нить маневр окружения раньше, чем противник организует контрма-невр. Единственным подвижным родом войск того времени была конница, которая не имела вооружения, отвечающего требованиям подобного рода маневра, была плохо подготовлена длния в широком размахе, оперативно неправильно использовалась и часто плохо руководилась своими начальниками»179. Ярким примером отвратительного вождения кавалерийских масс, причем неважно какого размера, явились действия русской конницы в ходе завершающего этапа Лодзинской оборонительной операции ноября 1914 года. Как известно, в ходе этой операции германское командование, дабы остановить готовившееся русское вторжение в Познань с целью – Берлин, нанесло упреждающий фланговый удар

179 Таленский Н. А. Развитие оперативного искусства по опыту последних войн// Военная мысль, 1945, №6-7, с.18

118

от крепости Торн. Воспользовавшись перегруппировкой русских армий Северо-Западного фронта, приведшей к возникновению внут-ренних флангов между растянувшимися армиями, немцы бросились встык между 2-й (ген. С. М. Шейдеман) и 1-й (ген. П. К. Реннен-

дач не в оперативном просторе.

не удастся, а так как русское широко-

кампф) русскими армиями, имея целью окружение и уничтожение 2-й русской армии в Лодзи. На острие 9-й германской армии ген. А. фон Макензена, осуществ-лявшей прорыв, шла группа ген. Р. фон Шеффера-Бояделя. разбро-сав в стороны русские заслоны, немцы вошли в прорыв, окружая 2-ю русскую армию. При этом, пехота противника на первом этапе опе-рации выигрывала темпы движения у русской кавалерии, так как русские командармы не сумели толковым образом распорядиться действиями вверенной им конницы: «Невольно приходишь к выво-ду: как только крупные силы конницы попадали в армию, которой командовал “коренной” кавалерист, то она, конница, использовалась не в соответствии с ее ролью и назначением. Такие “завзятые кава-леристы”, как командующий 2-й армией генерал Шейдеман, стреми-лись использовать конницу в основном на поле боя, не понимая ее превалирующего значения в оперативном маневре… Факты свиде-тельствуют, что наше высокое начальство не понимало роли конни-цы в боевых операциях 1914 года… [Генерал Шейдеман] стремился возложить на конницу решение заТактические же задачи одна конница, без поддержки пехоты, решить не могла: у нее не хватало сил»180. В ходе ожесточенных боев группа Шеффера сумела почти окру-жить 2-ю русскую армию, которая оказалась заперта в Лодзи и по-лучила приказ во что бы то ни стало удерживаться на своих позици-ях, так как Ставка справедливо опасалась, что приказ об отходе при-ведет ко всеобщему бегству и разгрому. К счастью русских, у нем-цев не хватало сил: вся группа Шеффера насчитывала около пятиде-сяти тысяч штыков и сабель, а ведь ей предстояло не только окру-жить одну русскую армию, но и удержать внешний фронт окруже-ния от контрнаступления другой русской армии. В ходе деблоки-рующих ударов германскому командованию стало ясно, что унич-тожить 2-ю русскую армиюмасштабное наступление было сорвано, то генерал Шеффер получил приказ на прорыв к своим. В ходе преследования группы Шеффера по русским тылам был создан импровизированный Ловичский отряд, который шел вслед за прорывающимися немцами. Ясно, что впереди прочих продвигалась кавалерия: 1-й кавалерийский корпус ген. А. В. Новикова (8-я и 14-я

180 Шапошников Б. М. Воспоминания. Военно-научные труды, М., 1982, с.344, 352-353

119

кавалерийские дивизии) и 5-я кавалерийская дивизия ген. А. А. Мо-рица. С флангов окружение группы Шеффера должны были замк-нуть 1-я гвардейская кавалерийская дивизия ген. Н. Н. Казнакова и Кавказская кавалерийская дивизия ген. Г. Р. Шарпантье. Однако, сам же командарм-2 уже после войны заметил, что «приемы использова-ния конницы, уменье поставить ей определенные задачи и настоять на выполнении их не были у нас в достаточной мере выработаны. С другой стороны, надо сознаться, что для талантливого выполнения этих задач, для «вождения конницы» у нас было мало подготовлен-ных начальников. Мы по-прежнему, как в Турецкую и Японскую войны, отстали в этом деле. А между тем, от правильного употреб-ления и талантливого вождения конницы зависит в значительной

ь прорывающихся

замечанию Н. С. Гумилева, «Пехота

мере успех дела. Нужны полководцы, понимающие первое, и кава-лерийские начальники, усвоившие второе»181. Отметим, что вслед за каждым конным соединением спешила пе-хота и в случае затяжного боя она успевала подойти на место боя. Иными словами, конница должна была остановитнемцев на срок не более суток, чтобы успели подойти армейские корпуса 1-й и 5-й армий и раздавить противника. Несмотря на тот факт, что к 11 ноября 1914 года группа Шеффера насчитывала всего около шести тысяч штыков и сабель, многочис-ленная русская кавалерия позволила противнику не только выйти из «мешка». По пути прорыва немцы разбили 6-ю Сибирскую стрелко-вую дивизию, а затем вывели за собой в качестве трофеев шестна-дцать тысяч русских пленных и несколько десятков орудий. Все это время – пока германцы прорывались, пока громили сибиряков, пока выводили трофеи – русская конница пассивно созерцала происхо-дящее. В качестве оправдания кавалерийские начальники выдвинули то обстоятельство, что конница не может атаковать подготовившую-ся к бою и усиленную пулеметами пехоту. Кто мешал атаковать вне-запно и неожиданно для противника? Генерал Шейдеман, чьи вой-ска в Лодзинской операции деблокировала кавалерия, пишет: «Ус-пех неожиданного нападения конницы основывается, главным обра-зом, на впечатлении ужаса, которое производит на неготового к бою противника внезапная. А иногда и веденная в темноте атака, когда, как показывает опыт, силы атакующего представляются преувели-ченно большими, и когда обороняющемуся приходится отражать нападение и исправлять его последствия, находясь еще под его оше-ломляющим впечатлением». По

181 Шейдеман С. М. Стратегическая деятельность конницы на театре военных действий, М., 1921, с.5

120

в походном порядке, не подозревающая о присутствии неприятель-ской кавалерии – ее добыча»182. Конечно, атака конницы на пулеметы, как правило, бессмысленна. Однако кто же мешал русской кавалерии ударить по врагу, когда тот находился на марше? Суть отказа русской конницы от атаки заклю-чался в вопиющем консерватизме кавалерийских командиров. При-ведем пример из предвоенных маневров 1910 года. Эскадрон С. Гре-бенщикова неожиданно ударил на двигавшуюся без охранения пехо-ту условного противника с двухсот шагов. При пехоте находился пулемет, который успели снять с передка за несколько секунд до столкновения. Пехотинцы успели дать лишь несколько выстрелов. Однако часть посредников стала настаивать на том, что открытая конная атака на пулемет невозможна, а потому эскадрон потерпел поражение, будучи по большей части уничтоженным. Возмущенный рутинерством офицер писал в военной печати: «Хотя признано, что огонь пулемета для атакующей пехоты почти невыносим, но, мне кажется, считать из-за этого кавалерийскую атаку на пулеметы не-возможной, будет уже слишком осторожно. Стрелять по медленно двигающейся пехоте и по несущейся коннице – это большая разни-ца». С. Гребенщиков справедливо заметил, что нельзя атаковать из-далека на уже установленные и готовые к бою пулеметы. Однако внезапный удар на двигающиеся пулеметы при слабом пехотном прикрытии просто необходим. «На маневрах мы должны учиться тому, что мы должны будем делать на войне. Если же посредники… будут всегда приговаривать конницу к бездействию даже за атаки, произведенные чуть ли не с места в карьер, то это приучит более или менее осторожных кавалерийских начальников к тому, что на войне они будут упускать самые удобные случаи для атак, отговариваясь или оправдываясь тем, что среди пехотной колонны или цепи нахо-дилось чудовище, именуемое пулеметом... Было бы крайне полезно, как для конницы, так и для пехоты, если бы в инструкции для по-средников было точно и определенно указано, что атаки конницы на пехоту и пулеметы, произведенные внезапно, то есть с 200-500 ша-гов, в рассыпном строю и соответствующим аллюром, то есть пол-ным карьером, должны признаваться безусловно успешными и

вполне возможными; пехоту это заставит лучше нести охранную службу, а кавалерии даст толчок к более энергичным действиям»183. Сделанные в 1910 году офицером С. Гребенщиковым выводы по результатам маневров, в точности описывают ту ситуацию, что сло-жилась в ходе Лодзинской оборонительной операции ноября 1914

182 Гумилев Н. С. Записки кавалериста, Омск, 1991, с.201 183 см. Вестник русской конницы, 1910, №4, с.166-167

121

года. Повторимся, что практический итог такого рутинерства в дан-ном случае – выход из «мешка» группы Шеффера с трофеями – 16 000 пленных и около 60 орудий! А ведь суть успеха прорыва немцев в том, что русская конница не была объединена в крупную кавалерийскую единицу (корпус) во главе с толковым командиром.

й в й

-

в плен и т.п. Если же такого положения не использовать немедленно,

Первые кавалерийские корпуса постоянного состава (то есть, не пе-реподчинение одних дивизи другим для ыполнения то или иной малой задачи) будут образованы лишь зимой 1915 года в Карпатах. Германский участник войны справедливо пишет, что существует два основных момента в боевой деятельности конницы: «…применение конницы в массах, что одно только обещает крупные успехи, и способность конницы вступать в бой непосредственно с похода, что обеспечивает всестороннее и полное использование ее быстроты и подвижности»184. Как кажется, данный тезис явится применимым скорее к наступательным действиям. Однако, первый русский кавалерийский корпус импровизированного характера был образован в ходе отступления. Конная группа ген. Г. Хана Нахиче-ванского в Восточно-Прусской наступательной операции предпола-галась еще до войны, в качестве ударного средства относительно не-большой Неманской (1-й) армии Северо-Западного фронта. Практи-ка войны показала, что кавалерийские дивизии не имеют возможности для выполнения оперативных задач, и потому необходимо их объединение в кавалерийские корпуса – то есть, в те самые войско-вые единицы, что были расформированы незадолго до войны. 1-й кавалерийский корпус, правда, еще не получивший официаль-ного оформления, был образован уже в сентябре 1914 года, сразу по окончанию Галицийской Битвы, из шести кавалерийских дивизий Юго-Западного фронта, действовавших на левом берегу Вислы. Па-радоксальным образом, причиной его образования стала задача сдерживания австро-германского контрнаступления на крепость Ивангород, долженствовавшее разорвать единство русского фронта в самом его слабом месте и опрокинуть русское наступательное пла-нирование в отношении вторжения в Германию. Теория говорит, что «…особенно желательно присутствие конницы за участком главного удара, где мы хотим нанести наибольшие потрясения врагу. После того, как часть начальников в войсках неприятеля выбудет из строя, вся масса противника будет потрясена напряжением смертельной опасности: когда связь нарушается, то в настроении войск, в ведении ими боя наступает перелом. Если этот перелом немедленно исполь-зовать, то часть противника может быть целиком уничтожена, взята

184 Брандт Г. Современная конница, М., 1936, с.10

122

то командование врага будет в состоянии взять часть снова в руки, влить в нее свежие силы, новый комсостав и привести ее в порядок. Использовать минуту потрясения – дело конницы»185. Конница должна продвигаться вслед за наступающей пехотой на поле боя, причем держась свободного фланга боевого порядка. Однако же, русскому командованию пришлось бросать кавалерию для преграж-дения неприятельского прорыва, дабы иметь возможность подтянуть

о-

ороняемых позиций и отходила, занимая следующий

к угрожаемому участку фронта (переправа через Вислу в районе крепости Ивангород) свою пехоту. Кавалеристам генерала Новикова удалось выполнить эту задачу. С помощью подтягивавшихся на выручку частей пехоты, хотя и тер-певшей поражения (например, отряд ген. П. А. Дельсаля), конница сумела немного сбить наступление 9-й германской армии. В итоге, когда передовые корпуса Гинденбурга вышли к Висле, комендант Ивангорода ген. А. В. Шварц уже получил пехотную поддержку. Все еще пытаясь переломить успех операции, Гинденбург бросил к Варшаве часть своих сил под командованием комкора-17 ген. А. фон Макензена, что заставило ген. А. В. Новикова разделить свой грмадный корпус на две части. Три регулярные кавалерийские диви-зии отступали к Ивангороду, а три казачьи дивизии – к Варшаве. И вновь казаки сбивали темпы неприятельского порыва, позволив Ставке своевременно перебросить в столицу русской Польши Си-бирские корпуса. Основное свойство кавалерии – подвижность в со-четании с маневром и широким применением кавалерийских масс. То есть, «весь успех действий конницы поставлен в зависимость от уменья использовать элемент подвижности»186. Войска 4-й русской армии сдержали противника под Ивангородом, а 2-й армии – под Варшавой. Немцы не смогли переправиться через Вислу, а превос-ходство русских в живой силе стало причиной образования плац-дармов и перехода русских армий в контрнаступление на левом бе-регу Вислы. Конница – представительница подвижности – имеет в маневренной войне все преимущества. Кавалерия перед фронтом на-ступающего противника вынуждает его развертываться в боевые по-рядки, что позволяет обороняющейся стороне выиграть время для переброски пехоты и артиллерии на угрожаемое направление. Как только противник подтягивал артиллерию, русская конница тотчас снималась с обрубеж – в паре десятков верст от предыдущего. И здесь все повторя-лось сначала.

185 Верховский А. И. Общая тактика, М., 1927, с.170 186 Баторский М. Служба конницы, М., 1925, с.29-30

123

Какого-то особенного ущерба австро-германцы, разумеется, не не-сли, так как огневая мощь кавалерийских дивизий довольно низка. Однако, потеря времени перед каждым очередным импровизирован-ным рубежом обороны, который занимала спешенная русская кон-ница, предполагала выигрыш времени русскими для перегруппиров-ки. Такой тактический прием – оборонительные действия кавалерии на широком фронте – получил наименование завесы: «завеса являет-ся могучим органом в руках высшего командования, обеспечиваю-

приостановить свой отход. Тем более, ни разу рус-

щим наиболее беспрепятственное и скрытое сосредоточение войск в желаемом направлении, лишая противника возможности раскрыть наш маневр и встретить его соответствующим контрманевром»187. Поражение австро-германцев в ходе Варшавско-Ивангородской наступательной операции подразумевало организацию преследова-ния. Правда, противник отходил в полном порядке, разрушая за со-бой инфраструктуру. Но в таком случае действия конницы на флан-гах тем более являлись безальтернативными, потому что для про-движения пехоты требовалось восстановить железнодорожную сеть, мосты, шоссе. К сожалению, как раз в преследовании русские кава-лерийские начальники по ряду объективных и субъективных обстоя-тельств оказались подготовленными наиболее слабо. Участник вой-ны писал: «Раз совместное действие конницы с другими родами войск на поле сражения почти невозможно, то кавалерия тогда ока-жется в состоянии принять участие в решении боевых операций, ко-гда широко использует свою подвижность и силу огня. Сосредото-ченная в больших массах на флангах, направляясь в обход этих флангов и в тыл, конница, отбросив встретившуюся кавалерию про-тивника и широко используя свой огонь, должна отвлечь резервы последнего от участия в решительном бою»188. Сосредоточение на флангах конной массы было произведено. Но ни разу эта кавалерия не смогла добиться тех результатов своих действий, что вынудили бы противника ская конница не смогла придержать отступавшего неприятеля на тот срок, что оказался бы достаточным для подхода к району сражения своей пехоты. Таким образом, уже в Варшавско-Ивангородской операции отчет-ливо выявилось то противоречие, что было свойственно русской ка-валерии в ходе всей войны. Во-первых, конница выше всяких похвал держалась в обороне, когда было необходимо прикрыть отступление армий, сбить темпы наступления противника, удержать какой-либо район до подхода общевойсковых соединений. Наиболее ярко такая

187 Шейдеман С. М. Стратегическая деятельность конницы на театре военных действий», М., 1921, с.6 188 см. Военное дело. Сборник статей по военному искусству, М., 1920, вып.2, с.138

124

сторона деятельности русской кавалерии сказалась в период Велико-го Отступления 1915 года, когда на всем протяжении Восточного фронта в широких размерах применялась кавалерийская завеса, при-крывающая отход переутомленной тяжелыми многодневными боями пехоты. Небольшие конные отряды вполне могли придерживать движение значительных войсковых колонн противника, а также сдерживать конную разведку неприятеля. О сторожевом охранении в коннице Б. М. Шапошников пишет: «…Обычно это была застава си-лою в один взвод. Если учесть, что у взвода часть людей оставалась коноводами, то для отражения противника на заставе в лучшем слу-чае было 15-16 винтовок. Таким образом, сторожевое охранение особой устойчивости не имело. Оно было, скорее, величиной мо-рального порядка, нежели существенным огневым барьером. Однако через такое охранение все же не могли пробиться ни австрийские, ни немецкие разъезды. Объясняется это тоже чисто психологически. Если конный разъезд встречали ружейным огнем, то начальник разъезда в большинстве случаев решал, что он натолкнулся на пехо-

денного отхода

ту, которая сильна огнем, и атаковать ее в конном строю немыслимо. Так на это смотрели не только в австрийской и немецкой коннице, но и в русской»189. Характерно, что придание кавалерии задачи арьергарда в отступ-лении стало обыденным явлением в самом начале Великого Отступ-ления – во время Горлицкой оборонительной операции апреля-мая. Также, в ходе этой операции конница прикрывала то и дело оголяв-шиеся стыки между корпусами, которые с большими потерями от-ступали под ударами австро-германцев. Например, командарм-3 ген. Р. Д. Радко-Дмитриев, чьи войска вынесли на себе всю тяжесть по-ражения, 3 мая сообщал главнокомандующему армиями Юго-Западного фронта ген. Н. И. Иванову: «Все кавалерийские дивизии вверенной мне армии в настоящее время совместно с ослабленными продолжительными боями частями пехоты непрерывно участвуют в боевых действиях. И в случае дальнейшего вынужармии эти дивизии послужат единственной гарантией твердого, вполне упорядоченного отхода, особенно имея в виду присутствие перед фронтом армии неприятельской конницы»190. Во-вторых, русская конница, как правило, не умела организовать преследование – то преследование, что должно было бы добивать надломленного поражением неприятеля. Иными словами, насколько хороша была русская кавалерия в обороне, настолько же малопри-менима она оказалась в наступлении, и речь здесь идет, разумеется,

189 Шапошников Б. М. Воспоминания. Военно-научные труды, М., 1982, с.271 190 Горлицкая операция. Сборник документов империалистической войны, М., 1941, с.315

125

об оперативных масштабах – действиях не менее дивизии. Кавале-рия захватывает важные пункты и рубежи в тылу противника, чей оборонительный фронт рухнул под ударами общевойсковых армий. Разумеется, что захват местечек и железнодорожных узлов осущест-вляется в пешем строю. Прорыв кавалерии во вражеский тыл выну-ждает противника вводить контратакующие соединения и резервы в бой по частям, по мере прибытия. Противник, следовательно, реаги-рует на наши действия, импровизирует, что вынуждает его делать ошибки уже при развертывании. Не зная дальнейшего направления

направление которого будет параллель-

действий нашей кавалерии при выходе ее на оперативный простор, инициатива принадлежит нам, и враг всегда реагирует на наши дей-ствия с некоторым запозданием. Однако, русские общевойсковые командиры привыкли, что кава-лерия, участвующая в наступлении, должна быть подпираема с флангов наступающей рядом с ней пехотой. В итоге, конница обра-щается в простой боевой участок общего фронта с пониженным бое-вым коэффициентом, в силу слабости кавалерийской дивизии в про-стом фронтальном столкновении по сравнению с пехотным полком. А причина тому – в неумении использовать конницу в операции в качестве маневренной силы. Военачальники, ориентировавшиеся на довоенные маневры, привыкли, что конница в общевойсковом бою просто бросается в преследование уже в самом сражении. Не ударом через оголенный фланг в тыл, а просто, практически в лоб на пехот-ный и артиллерийский огонь пусть и потерпевшего поражение, но ведь еще не совершенно разгромленного противника. «Ошибочно возлагая на крупные соединения конницы преследование на поле сражения, русское командование и не видело такового от своих ка-валерийских дивизий и корпусов. Не будучи в состоянии, вследствие дальности и губительности современного огня располагаться за пе-хотными линиями для своевременного преследования противника, крупные соединения русской конницы опаздывали появиться на по-ле сражения… Крупные соединения конницы ведут оперативное преследование, наилучшееное… Стараясь опередить отступающие колонны противника, кон-ница должна остановить их и дать возможность уничтожить настиг-нувшей нашей пехоте»191. В отличие от русских и австрийцев, в оперативном отношении действовавших еще хуже русских, немцы умело применяли свою относительно немногочисленную конницу. При прорыве русского оборонительного фронта, как только немцы прорывались вглубь за-благовременно подготовленных рубежей, они старались тут же вы-

191 см. Военное дело. Сборник статей по военному искусству, М., 1920, вып.2, с.142

126

бросить вперед конницу. Конные отряды стремились выйти на ком-муникации русского отхода и своим порывом, смешанным с неожи-данностью, остановить отходивших русских и пленить как можно больше людей. Данная тактика, в значительных масштабах являв-шаяся, по сути, уже преддверием оперативного искусства, была взя-та немцами на вооружение из опыта русско-японской войны 1904-1905годов. Прежде всего – Мукден. Если бы во время Мукденской операции, когда две русские армии из трех в панике катились к Хар-бину по Мандаринской дороге, японцы имели сильную конницу и бросили бы ее на пути русского отхода, то война была бы кончена одним ударом. Львиная доля русской группировки в Маньчжурии могла быть уничтожена только своевременным выходом в русский тыл сильной японской кавалерии. Другое дело, что японцы имели в Маньчжурии лишь несколько кавалерийских бригад слабого состава. Однако, опыт есть опыт, и он должен был использоваться в Большой Европейской войне: «Немцы это постигли прекрасно, и все свои на-ступательные операции: Сольдау, Лодзь в 14-м году, Праснышскую

р-

и Цехановскую операции в феврале и июне 15-го года, Сморгонскую и т.п., они сопровождали решительными и весьма успешными дей-ствиями конницы в тыл противника»192. Конечно, бывали и исключения – и в успехе фронтальных контр-атак, и в преследованиях. Например, во второй половине апреля 1915 года, во время боев на южном фасе Юго-Западного фронта, противоборствующие стороны старались обойти южный фланг про-тивника. Австро-германцы намеревались развить успех Горлицкого прорыва, а русские стремились парировать поражение на северном фасе Юго-Западного фронта, победой на южном его фасе. В итоге, подобно «бегу к морю» 1914 года на Французском фронте, линии сторон растягивались все более и более. К середине месяца австрий-цы сумели выйти к реке Онут и стали охватывать левый фланг 9-й армии ген. П. А. Лечицкого. Для контрудара был предназначен только что переброшенный в 9-ю армию с левого берега Вислы 3-й кавалерийский корпус ген. графа Ф. А. Келлера. В состав корпуса входили 10-я кавалерийская дивизия (с образованием конного копуса на посту начдива графа Келлера сменил ген. В. Е. Марков) и 1-я Донская казачья дивизия (ген. Г. И. Чоглоков). В качестве резерва располагалась 1-я Терская казачья дивизия ген. Т. Д. Арютинова. Дабы обеспечить успех, следовало бить по укрепившимся авст-рийцам (42-я гонведная пехотная дивизия), которые обеспечивали исходный район для возобновления флангового наступления. В те-чение 24-26 апреля конная артиллерия кавкорпуса (двадцать четыре

192 Шейдеман С. М. Тактика конницы, М., 1920, с.157

127

легких орудия) непрестанно обстреливала австрийские позиции у Баламутовки и Ржавенцев, чтобы дать коннице возможность развер-нуться для удара. Здесь следует напомнить, что в огневом отноше-нии 3-й кавалерийский корпус уступал противнику: одна кавалерий-ская дивизия по мощи ружейного огня равна одному пехотному ба-тальону. Таким образом, только в ружейном огне русские уступали неприятелю на треть (австрийская дивизия – три батальона). Плюс нехватка боеприпасов у русских, плюс более сильная артиллерия у австрийцев. Выход мог быть только одним: атака в конном строю с решительными целями. Для удара граф Келлер построил свои части в два эшелона: донцы как ударная группа и 10-я кавалерийская ди-визия в качестве группы развития успеха. 27-го числа русские не-ожиданно перешли в атаку: казаки в конном строю прорвали непри-ятельскую оборону и погнали противника на запад. К австрийцам вовремя подошли резервы – польские «легионы», создаваемые под патронажем будущего президента независимой Польши Ю. Пилсуд-ского, и генерал Келлер был вынужден ввести в дело второй эшелон. Всего русские ввели в дело девяносто конных сотен и эскадронов. Упорная борьба перед австрийскими позициями завершилась днем 28 апреля, когда противник был сломлен непрестанными конными атаками и побежал. Преследование велось двое суток, вплоть до ре-ки Прут. Сюда же подошла пехота, закрепившаяся на занятых рубе-жах. Только на самих австро-венгерских позициях во время прорыва

, было

трофеями русских стали почти три тысячи пленных, в том числе до двухсот офицеров193. Это контрнаступление получило название Зад-нестровского сражения Высшее русское командование предполагало активно использо-вать свою многочисленную кавалерию в кампании 1915 года. Имен-но теперь кавалерийские корпуса создаются в качестве постоянных единиц. Правда, кавалерийские корпуса, как и часть пехотных ар-мейских корпусов в течение всей войны, как правило, включали в себя разные дивизии и (или) бригады. Ротация дивизионных и бри-гадных соединений в корпусах стала обычным делом, в зависимости от складывающейся обстановки и ставящихся перед конницей задач. Объединение кавалерийских дивизий в корпуса, прежде всеговызвано осознанием того обстоятельства, что одна дивизия не в со-стоянии выполнить задачу оперативного характера, а тактические рамки превосходно выполнялись и войсковой конницей. Во-вторых, несколько кавалерийских дивизий обладали той огне-вой мощью, что была необходима для действий армейской конницы. Одна дивизия все-таки была слабовата и успешно сдерживалась арь-

193 Соколов Г. И. Боевые действия конницы, М., 1940, с.76

128

ергардами противника. Кавалерия, рубящая обозы отступающего врага, вносит расстройство в его тылы, а между тем русская конница все время давала противнику возможность прикрыться арьергарда-ми. Это отчетливо показала уже Галицийская Битва августа 1914 го-да: «формирование конных корпусов из нескольких дивизий и во-

вышали требования: осенью 1916 года,

в

ница показала себя лучше, нежели в

обще концентрация конных масс для боевых действий производи-лась широко в течение Великой войны, и к этому приводила совре-менная мощь огнестрельного оружия»194. Первые кавалерийские корпуса были образованы в районе Днестра в начале апреля 1915 года: 2-й корпус ген. А. М. Каледина у Зале-щиков и 3-й корпус ген. графа Ф. А. Келлера у Хотина. Эта конница передавалась в подчинение 9-й армии ген. П. А. Лечицкого, гото-вившейся к броску через Карпаты. То есть, кавалерийские корпуса формировались на Юго-Западном фронте специально перед предпо-лагаемым выходом на венгерскую равнину, где конница могла быть использована в полном объеме. Тогда же на Северо-Западном фрон-те сформировали 1-й кавалерийский корпус ген. В. А. Орановского. В мае 1915 года, для выполнения арьергардных задач в ходе отсту-пления, был сформирован 4-й кавалерийский корпус ген. Я. Ф. фон Гилленшмидта. В 1915 году в кавалерийские корпуса входили по три-четыре дивизии, так как предшествующие бои кавкорпусов, имевших в своем составе по две дивизии, выявили недостаточную огневую и маневренную мощь таких соединений. Высокоманеврен-ные операции еще больше пово время боев в Румынии, 3-й кавалерийский корпус ген. Ф. А. Кел-лера был развернут в целую армию, имея в своем составе восемь ди-визий, в основном, казачьих В весенне-летней кампании 1915 года, русская кавалерия прикры-вала общее отступление действующих армий. Конница отходила по-следней после сражений, сбивая темпы преследования победоносно-го неприятеля, закрывала то и дело образова шиеся «провалы» в оборонительном фронте (прежде всего, на стыках армий и фронтов), проводила контратаки во имя спасения пехоты и артиллерии. При общем отходе кавалерия, особенно казаки, выполняла приказы Ставки, пытавшейся проводить отступление «по образцу 1812 года», о превращении оставляемой территории в «пустыню», а также по выселению населения очищаемых губерний. Повторимся, что в пе-риод оборонительных боев коннаступательных операциях лета-осени 1914 года. Причина этого за-

194 Сливинский А. Конный бой 10-й кавалерийской дивизии генерала графа Келлера 8/21 августа 1914 года у д.Ярославице, Сербия, 1921, с.53

129

ключается в следующем: русские военачальники не умели использо-вать большие массы конницы. Известно, что использование кавалерийских корпусов, не говоря уже о конных армиях, в наступательных операциях, придает опера-циям громадный пространственный размах и маневренный характер в действиях наступающих войск. Повышение темпов наступления развивает тактический успех в оперативную победу. Использование конницы в качестве подвижного оперативного средства, позволяет удерживать в своих руках инициативу. Перед Первой мировой вой-

к боевой линии органов

затрудняли ведение наступательных действий в крупном масштабе и где достигалась возможность ограничиться наличием незначитель-

ной среди русских командиров существовало представление о при-тягивании конницы к месту сражения для оказания непосредствен-ного содействия другим родам войск. То есть, по сути, кавалерия как род войск ограничивалась войсковой конницей. Но в ходе войны выяснилось, что стратегическая кавалерия долж-на иметь самостоятельные, в смысле выполнения оперативной зада-чи, операции, тесно связанные с общим планом действий армии или даже фронта. В этом случае конница совершает глубокий прорыв в тыл и фланг расположения противника: «Содействие армии само-стоятельной конницей выразится либо в развитии прорыва непри-ятельского фронта на данном участке поля сражения, либо в виде заполнения прорыва или противодействия ему на собственном фронте. В виде преследования частей противника или в прикрытии своей армии в пределах поля сражения, в производстве охватов или в противодействии им, то есть, в действиях на ближних флангах своей армии. В работе в ближнем тылу, направленной для внесения беспорядка в полосе резервов и ближайшихбоевого и продовольственного снабжения армии. К работе самостоя-тельной конницы по непосредственному содействию армии отно-сится также использование конницы как маневренного подвижного резерва, а равно и для окопной службы»195. В любом случае, в 1915 году русская конница была вынуждена вести оперативные оборонительные действия. В периоды тех опера-ций, что влекли за собой большие потери в личном составе пехоты, кавалеристы спешивались и занимали окопы, ведя позиционную борьбу. Кризис пополнений, испытываемый русской Действующей армией в 1915 году, наряду с кризисом вооружения, часто побуждал военачальников отправлять конницу в окопы. Участник войны пи-шет, что в позиционной войне «Конница обычно в мировую войну занимала участки боевого фронта, которые, по местным условиям,

195 Гатовский В. Конница (Свойства и средства. Строи и порядки), М., 1925, с.26

130

ных огневых средств… К применению конницы для окопной служ-бы следует прибегать в крайних случаях, так как гораздо целесооб-

ты; порой на двадцать километров в глубину

с

го Генерального штаба в пассивности

разнее, пользуясь подвижностью конницы, применять ее в качестве резерва»196. Как бы то ни было, за редчайшими исключениями, русская кон-ница в 1915 году практически ни разу не смогла повлиять на исход операции. Причин этому много, и приоритетная среди них, наверное – мощь огневого поражения. Однако же, по признанию немцев, рус-ские кавалеристы не умели развивать достигнутый успех, ограничи-ваясь выполнением локальной тактической задачи. Так, М. Позек пишет, что во время боев под Свенцянами в сентябре 1915 года рус-ская конница «проявила особенность, вообще свойственную рус-ским, – останавливаться, прорвав наши иногда до смешного слабые линии, и довольствоваться достигнутым успехом, вместо того, что-бы использовать его дальше. Эта привычка русских позволила нам выйти и в этот период из ряда затруднительных положений [проры-вы германских рубежей у Поставы, у Козяны, у озера Оболе, южнее и западнее озера Дрисвяобороны], оставляя нам время для подвода резервов и ликвидации успеха противника»197. В преддверии кампании 1916 года Ставка решила усилить огневую мощь кавалерии. Уже весной было очевидно, что для русской Дей-ствующей армии предстоящее лето будет носить наступательный характер. Во-первых, к этому обязывали союзные соглашения в Шантильи, в главной квартире французского командования. Во-вторых, после начала Битвы за Верден стало ясно, что в 1916 году немцы переносят свои главные усилия на Западный фронт. В свою очередь, австро-венгерское командование намеревалось предпри-нять решительное наступление на Итальянском фронте. В своем оперативно-стратегическом планировании австро-германцы исходи-ли из того, что русские, казалось бы, надломленные тяжелыми по-ражениями 1915 года, уже не смогут предпринять широкомасштаб-ного наступления. Продолжение вторжения в Россию не улило пер-спектив, так как каждый удар на Востоке ослаблял немцев на Западе. Поэтому, австро-германцы решили ограничиться на Восточном фронте стратегической обороной. Провал Нарочской наступатель-ной операции марта месяца, по оценкам, только подтверждал уве-ренность германского Большорусских в кампании 1916 года, вследствие невозможности взлома австро-германской обороны.

196 Капустин Н. Оперативное искусство в позиционной войне, М.-Л., 1927, с.267 197 Позек М. Германская конница в Литве и Курляндии в 1915 году, М.-Л., 1930, с.173

131

Однако русские были полны уверенности в своих силах и готови-лись к широкомасштабному наступлению. Итог его планированию был подведен на Совещании всего высшего генералитета в Ставке Верховного Главнокомандования (Могилев), где было решено на-ступать всеми тремя фронтами одновременно. То есть, в первый раз после августа 1914 года, русские армии (одиннадцать единиц) в со-ставе трех фронтов (Северный, Западный, Юго-Западный) должны были наступать все вместе. На Кавказе русская Кавказская армия ген. Н. Н. Юденича уже зимой одержала блестящую победу в Эрзе-румской наступательной операции, и не собиралась останавливаться

рий-

и

на достигнутом. Соответственно предстоящим обширным задачам должны были готовиться и войска. Приказ Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеева от 5 марта 1916 года гласил: «Сформировать при каждом кавалерийском полку особый стрелковый (пеший) эскад-рон… В каждой кавалерийской дивизии означенные эскадроны све-сти в дивизионы, с придачей последним по одной пулеметной ко-манде, вооруженной пулеметами системы Кольта». В состав стрел-ковых дивизионов офицеров должны были дать кавалерийские пол-ки, а солдаты набирались: 1.из строевого состава кавалерийского полка, временно не имеющего лошадей, 2.из запасных кавалеских полков, 3.из запасных батальонов фронта. Штат такого пешего эскадрона (дивизиона) – 4 офицера, 236 солдат, 15 нестроевых. Спешивание части кавалеристов предпринималось еще в ходе боев 1915 года, но тогда стрелковые дивизионы носили временный харак-тер и образовывались вследствие нехватки строевых лошадей, либо для усиления оборонительных порядков тех кавалерийских соедине-ний, что закрывали «провалы» в общем фронте. Предполагалось, что стрелки при кавалерийских дивизиях существуют как непродолжи-тельное явление. Однако, русское командование трезво оценивало положение вещей и учитывало, что конский состав тает, что кавале-рийские дивизии не оправдывают своего назначения в позиционной войне, что в новых условиях (вместо маневра 1914-1915гг. – прорыв неприятельской обороны с последующим его развитием) большого количества конницы не нужно. Как указывал Б. М. Шапошников, «Мировая война с ее громадными потерями в конском составе при-вела конницу армий Западной Европы к принудительному спешива-нию. Русская конница мировой войны стояла лишь в преддвериэтого, начав сокращаться в численном своем составе и отдавая часть лошадей для более могущественного рода войск – артиллерии»198.

198 Шапошников Б. М. Конница (кавалерийские очерки), М., 1923, с.242

132

Следует сказать, что противник гораздо раньше русских перешел к реформированию кавалерии, причем это реформированию было, в первую голову, связано именно с сокращением числа именно кава-леристов в конных подразделениях. В Австро-Венгрии уже к началу 1916 года из безлошадных всадников при каждой кавалерийской ди-визии были сформированы стрелковые дивизионы199. В то же время, конница спешивалась, занимая наиболее для ведения обороны уча-

х дивизий осталась на Востоке, причем эти

ли окон-

«Солдаты, выделенные из специальных родов войск, в большинстве

стки в общем оборонительном фронте. Кавалерийский полк к маю 1916 года имел четыре эскадрона по сто двадцать сабель, а четырех-полковая кавалерийская дивизия – два-три стрелковых дивизиона. Так, именно спешенная кавалерия, вкупе с Польским Легионом не позволила двум русским кавалерийским корпусам пробиться к Ко-велю в завязке Брусиловского прорыва (подробнее – ниже, в послед-ней главе). Летом 1916 года сформированные при австрийских кава-лерийских дивизиях стрелковые дивизионы были развернуты в пол-ки – каждый стрелковый полк по три дивизиона в четыре пеших эс-кадрона (сохранение прежней структуры). Кроме стрелковых пол-ков, часть кавалерийских полков имела пешие эскадроны, в которых состояли безлошадные люди кавалерийского полка, использовав-шиеся в качестве ближайшего пополнения. Теперь количество пе-ших стрелков в кавалерийских дивизиях стало превышать число собственно конников. Когда в 1916 году австрийские пехотные ди-визии перебрасывались в Италию (до Брусиловского прорыва), то войсковая конница этиэскадроны в основном придавались кавалерийским дивизиям и кава-лерийским бригадам, служа, следовательно, пополнением для ар-мейской кавалерии200. К 1917 году австрийский кавалерийский полк официально стал со-стоять из двух дивизионов – конного и стрелкового. Это – следствие спешивания кавалерийских дивизий из-за нехватки конского соста-ва. Войсковая конница теперь имела не более восьмидесяти конни-ков на пехотную дивизию, причем все, что возможно в отношении человеческого и конского материала, было передано в состав кава-лерийских дивизий. А 2-я и 10-я кавалерийские дивизии бычательно спешены, причем лошади передавались в артиллерию201. В итоге, к 1917 году большая часть австрийских кавалерийских диви-зий была спешена и переформирована в стрелковые полки. В Германии также перешли к реформе перевода кавалерийских дивизий в стрелковые части. Но, как писал сам Э. Людендорф,

199 Боевое расписание австро-венгерской армии к 15 февраля 1916, б.м., 1916, с.XI 200 Боевое расписание австро-венгерской армии к 18 августа 1916г., б.м., 1916, с.103 201 Боевое расписание австро-венгерской армии к 25 марта 1917г., б.м., 1917, с.117

133

случаев также неохотно шли в пехоту. Многие в пехоте видели себя лицом к лицу с опасностью, которую им до этого времени удавалось избегать»202. Тем не менее, немецкая армейская конница к середине 1916 года сократилась на треть. К концу 1917 года немцы спешили около пятидесяти кавалерийских полков, преимущественно резерв-ных и запасных. Только резервных кавалерийских полков за годы

атареи (в том числе, и тяжелые), зенитные орудия, саперные

ть и о том, что помимо корпусов, армейские ко-

войны было образовано тридцати девять единиц203. При этом, вся она находилась на Восточном фронте. Сосредоточение кавалерии на Востоке позволило германскому ко-мандованию одержать ряд внушительных успехов в Румынии после прорыва румынской обороны в Трансильвании. Немцы предпочита-ли усиливать конницы пехотными частями и самокатчиками, насы-щать артиллерией и пулеметами. Целесообразная организация кава-лерийской дивизии, согласно германским представлениям: три бри-гады по два-три полка в каждой. Также кавалерийская дивизия должна была иметь все необходимые вспомогательные войска: егер-ские батальоны, самокатчики, пулеметные отделения, артиллерий-ские ботделения. Такие бригады могли использоваться и самостоятельно204. В условиях позиционной войны, в которой с конца 1915 года, по примеру Французского фронта застыл Восточный фронт, конница должна была быть использована в качестве средства развития про-рыва. Если учесть, что наступать должны были все три русские фронта, то кавалерия, казалось бы, получала значительные возмож-ности для показа своих умений. Еще в ноябре 1915 года были сфор-мированы 5-й и 6-й кавалерийские корпуса, а в марте 1916 года – 7-й кавалерийский корпус. Исходя из условий местности и задачам, по-ставленным перед фронтами, четыре кавкорпуса были переданы на Юго-Западный фронт, а прочие три – располагались севернее Поле-сья. Нельзя забывамандования имели в своем распоряжении еще и отдельные кавале-рийские дивизии. Осмысливая опыт предшествующих сражений, русские воена-чальники уже поняли, что кавалерия должна применяться как ком-бинированный род оружия – маневр лошадью, удар – огнем. Ведь «Конный бой построен на «шоке», на ударе холодным оружием на-коротке, рассчитан на скоротечность, быстроту действий, бьет на впечатлительность, требует большой силы воли и решимости, пра-

202 Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918гг., М.-Мн., 2005, с.657 203 Федотов Б. П. Германская армия в годы 1-й Мировой войны (1914-1918гг.)// Солдат, 2000, №29, с.17 204 Позек М. Германская кавалерия в Бельгии и во Франции в 1914 году, М., 1937, с.223

134

вильного и верного нацеливания и способности быстрого маневри-рования до удара, зачастую при бое небольшими конными частями, рассчитан на внезапность»205. При прорыве же сильно укрепленного неприятельского фронта конница не могла быть брошена во фрон-тальную атаку, чтобы не нести ненужных потерь. Следовательно, она должна была развивать успех прорыва, свершаемого пехотой во взаимодействии с артиллерией. Уже подводя итоги в эмиграции, Н. Н. Головин указывал, что требование современной войны к кавале-рии: «Конница для возможности своей работы должна владеть

новой кава-

ронтов;

). В результате, в то вре-

иям неизбежно

большим пространством». Отсюда вытекают принципы лерийской доктрины: «1. кавалерия бьет не силой шока, а быстротой маневра; 2. кавалерия не боится широких ф3. управление даже небольшими частями принимает часто характер стратегического руководства»206. Тем не менее, добиться надлежащего применения конницы рус-ским полководцам так и не удалось. Западный фронт ген. А. Е. Эверта не смог прорвать германскую оборону (Барановичская на-ступательная операция), почему сосредоточение там кавалерии яви-лось напрасным. Северный фронт ген. А. Н. Куропаткина вообще не решился на прорыв. А успех Луцкого прорыва Юго-Западного фронта ген. А. А. Брусилова не был поддержан кавалерией, вследст-вие неумения штаба фронта и штабов армий правильно использовать свою многочисленную конницу (см. главу 7мя как австро-венгерские армии громились и в панике отступали на запад, нагнать их и вырубить было некому. Из выжидательного района сосредоточения в ночь перед прорывом конница выходит на вероятный участок ввода кавалерии в прорыв – туда, где стоят ударные общевойсковые группировки. С успехом прорыва конница тотчас начинает свое движение вперед, дабы не пропустить благоприятный момент. После развала неприятельской обороны и образования коридора прорыва кавалерия вводится в прорыв. Ключом к успеху операции должна была стать стремитель-ность продвижения на направлениях главных ударов, обеспечиваю-щая упреждение контрмер противника. Инструмент для этого – ка-валерия. Продолжительные оперативные паузы, неизбежные в со-временной войне, позволяют врагу создавать мощную позиционную оборону. Поэтому переход к маневренным действсвязывается с предварительным прорывом насыщенной огневыми средствами тактической зоны обороны противника.

205 Баторский М. Служба конницы, М., 1925, с.224 206 Головин Н. Н. Современная конница//Военный сборник Общества ревнителей военных знаний, Белград, 1923, кн.4, с.8

135

Следовательно, надо пробить в обороне такую брешь, через кото-рую конница могла бы без потерь выводиться на оперативный про-стор. Войдя в прорыв, конница должна, используя свою мобиль-ность, уходить в отрыв, создавая своим продвижением в оператив-ную глубину благоприятные предпосылки для быстрого продвиже-ния главных сил на направлении главного удара. Прорыв фронтовой группировки осуществляется либо навстречу удару другого фронта (концентрическое окружение), либо в оперативно-стратегическую глубину (рассекающие удары на расчленение неприятельской груп-пировки). При условии быстрого продвижения конницы в оператив-ной глубине окружаемые или рассекаемые неприятельские группи-ровки не успевают своевременно выйти из-под удара. Таким обра-зом, войска первого оперативного эшелона прорывают тактическую зону обороны противника, после чего в прорыв вводятся эшелоны развития прорыва, основу которых составляют подвижные группы. Главный враг кавалерии – не «техника», а «непрерывность пехотно-

еприятель-

го фронта». Поэтому конница становится главным родом войск, ко-гда фронт противника раздроблен и деморализован207. Развитие прорыва маневром против обнажившихся флангов не-приятельской обороны, обеспечивает возможность вторжения кон-ницы в глубокий тыл противника. Непрерывность кавалерийского давления вызывает у врага панику и деморализацию, увеличиваю-щуюся в геометрической прогрессии. Конница развивает прорыв маневром, дабы избежать неприятельского контрманевра резервами, в то время как первый эшелон атаки уже разрушил систему огневой обороны врага на данном участке фронта. Наличие в тылу врага дос-таточно крупной конной группировки деморализует неприятеля. То есть, такая группа должна быть снабжена всем необходимым воору-жением для самостоятельных продолжительных боевых действий. Конницу же первоначально бросили в лобовые атаки на нскую оборону, а затем так и оставили втуне, не решившись на дейст-вия кавалерийскими корпусами в оперативном масштабе. В ходе летнего наступления Юго-Западного фронта в 1916 году (Брусиловский прорыв) русская кавалерия вновь не смогла проявить себя в надлежащей степени. Конница имела ряд блестящих дел, од-нако в оперативном масштабе ее применение практически ничего не дало. Исход сражений решался пехотой и артиллерией, а конница по ряду причин (в том числе и не зависящих от самой кавалерии) ни ра-зу не смогла развить тактический прорыв в оперативный. Разочаро-вание действиями кавалерии было слишком велико, чтобы и в даль-

207 Головин Н. Н. Современная конница//Военный сборник Общества ревнителей военных знаний, Белград, 1923, кн.4, с.45

136

нейшем усиливать этот род войск. Даже сам кавалерист, главноко-мандующий армиями Юго-Западного фронта ген. А. А. Брусилов считал, что «…сами по себе эти кавалерийские и казачьи дивизии были достаточно сильны для самостоятельных действий стратегиче-ской конницы, но им недоставало какой-либо стрелковой части, свя-занной с дивизией, на которую она могла бы опираться. В общем,

рия в качестве маневренного средства.

и гвардейский кавалерийский

кавалерии у нас было слишком много, в особенности после того, как полевая война перешла в позиционную…»208. Конница так и осталась орудием тактики, в то время как задачей командования было превратить ее в силу оперативного значения. Кавалерия должна использоваться оперативной деятельностью, то есть резать тылы и операционные линии противника. Фронтальный бой в условиях современного огня, не для конницы. Надо вносить дезорганизацию в тылы и фланги неприятеля. Такие удары, понятно, должны наноситься в период операции армий. Иными словами, не-посредственно на поле боя бегущий противник должен преследо-ваться сильной войсковой (дивизионной и корпусной) конницей, а уже затем в очищенное от неприятеля пространство бросается стра-тегическая (армейская) кавалеЕе задача – разгром подходящих резервов противника и поражение врага в оперативной глубине. Преследование должно быть преимущественно не прямым (под ударами вражеской артиллерии), а параллельным: обойти отсту-пающего противника и задержать его до подхода пехоты. Стратеги-ческая кавалерия действует в оперативном масштабе ударами во фланги отступающего неприятеля, одновременно заходя в его глу-бокий тыл, дабы расстроить подход резервов к полосе прорыва. Именно таким образом, осмыслив негативный опыт первого этапа Брусиловского прорыва, главкоюз ген. А. А. Брусилов намеревался использовать кавалерию в июле 1916 года. После прорыва герман-ской обороны под Ковелем усилиями Гвардейского отряда ген. В. М. Безобразова и 8-й армии ген. А. М. Каледина в прорыв должна была быть введена конница, в том числе корпус. Прорыв не удался, а потому конница так и не была приме-нена по своему прямому назначению. Итак, в кампании 1916 года по различным обстоятельствам рус-ской кавалерии вновь не пришлось оправдать свое существование в качестве многочисленного и основного рода войск. В результате Ставка, поддержанная фронтовыми командованиями, стала сокра-щать конницу. Новое реформирование русской кавалерии пришлось на зиму 1916/17гг., когда на Восточном фронте уже затихли бои.

208 Брусилов А. А. Мои воспоминания, М., 1983, с.58

137

Продолжал вести активные боевые действия только Румынский фронт, однако и там дело с конницей обстояло неважно. Вследствие эвакуации в Молдавию массы румынских беженцев, износившаяся за годы войны железнодорожная сеть не справлялась со снабжением войск. Между тем, лошадь требует громадного количества фуража и,

а короткое время, чтобы дать ему возмож-

нашей коннице занять широ-

в отличие от людей, не может высидеть на чечевице и последних су-харях. Разоренная войной Молдавия не могла дать необходимого снаб-жения, и продфураж приходилось везти из России по одной желез-нодорожной ветке. Так как обозы армейских корпусов и без того по-глощали все запасы Румынского фронта, командование распоряди-лось отвести всю кавалерию в тыл. Причем, это произошло под дав-лением кавалерийских начальников, сознававших бесполезность дальнейшего присутствия конницы на Румынском фронте, ибо из-за бескормицы русская конница все равно не могла надлежащим обра-зом выполнить ставящиеся перед ней задачи. Так, донесение на-чальника 3-го кавалерийского корпуса ген. графа Ф. А. Келлера ука-зывало: «Ходатайствую об отведении корпуса в составе 10-й кавале-рийской, 1-й Донской казачьей и 1-й Терской казачьей дивизий в глубокий тыл хотя бы нность пополниться и привести в порядок материальную часть для дальнейшей работы»209. На всех фронтах конница выводилась в резерв, так как фуража не хватало, лошади погибали и потому конные части все равно не пред-ставляли собой мощного боевого элемента. Требовалось подправить конский состав – особенно это касалось Румынского фронта. Барон П. Н. Врангель писал о районе Кишинева зимы 1916\17г.: «Здесь со-средоточивалась большая часть русской конницы с Румынского фронта. Богатая местными средствами, и, главным образом, фура-жом, Бессарабия давала возможностькое квартирное расположение и в течение зимнего затишья на фрон-те подправиться и подкормиться»210. Конечно, главной причиной реформирования кавалерии стали не проблемы с фуражом, а отсутствие необходимости в большом коли-честве кавалерийских соединений. Если же вспомнить, что казаки воевали на коне (исключение – кубанские пластуны и один пластун-ский дивизион из донцов на Кавказском фронте), то сокращению должны были подвергнуться регулярные конные части. Хотя, ко-нечно же, о снабжении не забывали. Современник событий указы-вал, что «…дислокация сенокосных угодий не соответствовала дис-

209 цит. по: Граф Келлер, М., 2007, с.1047 210 Петр Николаевич Врангель. Главнокомандующий, М., 2004, с.111

138

локации воинских частей. Отсюда и приходили те явления, на кото-рые указывают участники войны, а именно, что не сено доставля-лось в районы расположения конницы, а конница располагалась там, где было сено… В результате неудовлетворительной доставки сена на фронт и несоответствия дислокации сенных угодий дислокации

и-

– он выслушивал мнения высших генералов, прежде прочих

сотенному дивизиону. Исследователь резюмирует: «По всей види-

армии, эскадроны один за другим спешивались, а конница постепен-но теряла свою боеспособность, лишаясь лошадей»211. Решение о реформировании всей русской Действующей армии бы-ло принято на Совещании в Ставке 17-18 декабря 1916 года. Кампа-ния 1917 года, согласно намерениям императора Николая II, должна была принять решительный характер. И дело было не столько в са-мой затянувшейся войне, сколько в том, что Российская империя трещала под следствиями общей неготовности России к Большой Европейской войне таких масштабов, а также под ударами либе-рально-буржуазной оппозиции, рвавшейся к власти любой ценой. Следовательно, русская армия должна была принять такую органзацию, что позволила бы ей решить исход войны уже в 1917 году. Люди были, техника поступала, дело – за самой структурой. Подробнее эта реформа, получившая название по имени своего вдохновителя – ген. В. И. Гурко, временно исполнявшего обязанно-сти Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего, будет рассмотрена в третьей части. Здесь же скажем, каким образом она отразилась на русской кавалерии. Боевая работа конницы на 31 ок-тября 1916 года: 494 эскадрона (сотни) – 50% – в окопах; 72 эскад-рона (сотни) – 7% – служба охранения и разведки; 420 эскадронов (сотен) – 43% – в резерве армий212. Как видим, половина конницы несла окопную службу, что отражало взгляды высшего генералитета на ее использование. Ясно, что сам генерал Гурко не мог принять исключительно своего собственного решения на реорганизацию. Прежде– главнокомандующих фронтами. Отсюда и принципы реформиро-вания. Первый шаг к изменению положения кавалерии сделал генерал Алексеев. Приказ Верховного Главнокомандующего от 7 декабря 1916 года предписывал при каждом кавалерийском полку иметь уже не один, а два стрелковых эскадрона, а стрелковые эскадроны кава-лерийских дивизий свести в 6-эскадронные стрелковые полки. То есть, на вооружение фактически брался австро-венгерский образец. При всех казачьих дивизиях требовалось сформировать по одному 3-

211 Протопопов Б. В. Сеноснабжение и война, М.-Л., 1929, с.56-57 212 Воскобойников Г. Л. Казачество в Первой мировой войне 1914-1918гг., М., 1994, с.96

139

мости, создание стрелковых эскадронов являлось закономерным ре-зультатом невозможности широко использовать в условиях позици-онной войны весьма многочисленную в русской армии конницу»213. И действительно, это было так. Приказ Ставки указывал, что «гро-мадная масса нашей конницы не находит достаточного применения своих сил и ей приходится работать в пешем строю». Отсюда делал-ся вывод, что сокращение конницы вольет кадры в понесшую боль-шие потери пехоту и одновременно отдаст часть своего конского со-става артиллерии, решающей исход сражений. Иными словами, со-кращение кавалерии будет проходить не ради самого сокращения как такового, а во имя усиления основных родов войск – пехоты и

ляло экономить уси-

артиллерии. При этом, дабы не «понижать» кавалеристов «в ранге» простой пе-редачей части всадников в пехоту, командование просто-напросто образовало стрелковые части при кавалерийских дивизиях за счет самих этих дивизий. В итоге, общий процент пехоты, так или иначе, увеличивался, а конницы – сокращался. Таким образом, в январе 1917 года уже существовавшие стрелковые дивизионы развертыва-лись в стрелковые полки при кавалерийских дивизиях. Кроме того, резкому сокращению подлежали те кавалерийские подразделения, что придавались армейским корпусам – войсковая конница. В значи-тельной степени именно это сокращение позволия транспорта на поставках в войска фуража. Для получения людей в стрелковые полки, два конных эскадрона спешивались, и в конном строю кавалерийского полка оставались только четыре эскадрона. Следовательно, кавалерийская дивизия вместо двадцати четырех эскадронов (сотен) должна была теперь иметь только шестнадцать эскадронов (сотен). Главными инициато-рами такой реформы стали Начальник Штаба Верховного Главноко-мандующего ген. М. В. Алексеев (пехотинец), полевой генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович (артилле-рист) и главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта ген. А. А. Брусилов (кавалерист, не сумевший использовать конницу в про-рыве). Генерал Гурко фактически стал только исполнителем. Участ-ник войны – кавалерист, служивший в 9-й кавалерийской дивизии, сообщает о формировании стрелковых дивизионов (затем – полков) при кавалерийских дивизиях зимой 1916\17г.: «Целью образования таких частей при кавалерийских дивизиях являлась необходимость придания большей устойчивости действиям конницы вообще и, в особенности, в условиях постоянного спешивания конницы для боя на широком фронте. Кроме того, являлась возможность быстрого

213 Ганин А. В. Атаман А. И. Дутов, М., 2006, с.67-68

140

использования безлошадного элемента в полках включением его в организованную и сплоченную боевую часть, какой являлся стрел-ковый дивизион. Позже, при развертывании стрелкового дивизиона в полк, на его укомплектование пошли по жребию полностью по два

итывать кроме как на станкачи в кампании 1917 года

получить по ба-

эскадрона от каждого полка дивизии»214. Дело в том, что, согласно «реформе Гурко», увеличивалось коли-чество пехотных дивизий. «Старые» дивизии давали кадры для «но-вых», после чего в них вливались пополнения. Ясно, что эти дивизии должны были получать и технику. И, хотя Вооруженные Силы ис-пытывали нехватку артиллерийских орудий и пулеметов, штаты все равно утверждались. Соответственно, эти пехотные дивизии требо-вали необходимого числа лошадей для обозов, артиллерии и пуле-метов. Ведь нельзя забывать, что если в союзных армиях (главным образом, во французской) войска уже переходили на ручные пуле-меты, то русские все еще пользовались почти исключительно стан-ковыми пулеметами, для передвижения которых на марше требова-лись лошади. Конечно, станковый пулемет гораздо мощнее ручного, но зато массовое насыщение пехоты удобными в бою ручниками, позволяло до предела усиливать огневую мощь наступающей пехо-ты. Союзные поставки ручных пулеметов в Россию были невелики, автомат системы В. Г. Федорова только-только проходил испытания, поэтому рассчбыло нельзя. Правда, командование все-таки пыталось в какой-то степени уси-лить огонь кавалерийских соединений. Образование стрелковых полков и проектировавшееся увеличение числа пулеметов в коннице усиливали дивизии. В свою очередь, дивизии сводились в корпуса. И вот уже каждый кавалерийский корпус должен былтальону самокатчиков и автоброневому дивизиону. Тем не менее, налицо была политическая ошибка: единственный сохранившийся род войск накануне революции и развала армии те-рял треть своего состава. Правда, кавалерийское командование пы-талось сопротивляться реформированию, заваливая высшие штабы и Ставку просьбами и жалобами. Примечательно, что во главе сопро-тивления данной реформе оказались казаки, указывавшие, что спе-шивание казачьих сотен унижает достоинство казачьего сословия. Дело в том, что первоначально частичному спешиванию должны были подвергнуться только именно казачьи дивизии, так как в Став-ке считали, что «регулярная кавалерия сможет выделить для форми-рования пехотных батальонов достаточное количество офицеров и нижних чинов из состава полковых резервов…». Тем не менее, как

214 Военная быль, 1973, №123, с.14

141

вспоминает сам «реформатор», ген. В. И. Гурко, по настоятельному предложению главкоюза, реформа была применена ко всей кавале-

адронные стрелковые полки

как всей старой русской армии, так и ператорской кавалерии.

ическая кавалерия в Восточной Пруссии (1914).

рии215. И именно в казачьих частях реформа саботировалась вплоть до ее отмены. В связи с назреванием революционного кризиса в стране, Ставка отменила реформу в отношении казачьих частей, что относи-лось и к казачьим полкам в составе регулярных кавалерийских диви-зий. Теперь, вместо 12-сотенных стрелковых полков при казачьих дивизиях формировались стрелковые дивизионы в четыреста чело-век. В кавалерийских дивизиях 12-эскбыли теперь без 13-й (казачьей) сотни. Февральская революция 1917 года прекратила всякое рациональ-ное реформирование в Вооруженных Силах. Первоочередной зада-чей Временного правительства стала подготовка широкомасштабно-го наступления, чтобы и оправдать кредит доверия от союзников по Антанте, и практическими действиями подтвердить «прогрессив-ный» характер падения монархии в России. Июньское наступление окончилось провалом, не закончившимся разгромом только лишь потому, что немцы опасались консолидации различных сил внутри России в случае угрозы военного поражения. В кампании 1917 года кавалерия исполняла две основные задачи – «завеса» на фронте и усмиряющая сила в тылу. Наличие сохранившихся кадров позволило коннице разлагаться под ударами революционного процесса не так стремительно, как пехота. Кроме того, своеобразным оплотом по-рядка служили и казаки, чья доля в составе русской конницы была громадна. К Октябрю кавалерия уже не могла выступать опорой Временного правительства, и переход власти в руки большевиков подвел итог существованиюим

Глава 5. Стратег

Русская мобилизация, как это было известно задолго до войны, вследствие недостаточной развитости российской железнодорожной сети и огромных просторов империи, проходила гораздо медленнее мобилизации армий противников и союзников. Германцы – пятна-дцать дней, русские – более шестидесяти дней. Однако же, франко-русские соглашения предполагали, что русские армии бросятся в пределы Германии, не дожидаясь окончания мобилизации, так как

215 Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917, М., 2007, с.264-265

142

французы справедливо опасались, что не смогут в одиночку сдер-жать натиск главных германских сил на Париж обходом через Бель-гию, согласно «Плану Шлиффена». В любом случае, даже при мак-симально благоприятном раскладе, русские армии могли начать вторжение в германскую Восточную Пруссию не ранее пятнадцато-го дня мобилизации. И то – без тылов, с задержками в подвозе бое-припасов и продфуража, без вливания резервов в наступающие вой-ска на первом этапе наступательной операции. То есть, русское на-ступление должно было проводиться одними только перволинейны-ми дивизиями, не ожидая подхода из глубины страны второочеред-ных дивизий Европейской России, а также Сибирских и Кавказских

всю намеченную работу не удалось. Наверное, и

корпусов. Тем не менее, именно данные обязательства были закреплены рус-ской стороной перед французами – наступление в Восточную Прус-сию на пятнадцатый день мобилизации. Иными словами – в самый еще разгар мобилизационных мероприятий, пользуясь только вой-сками мирного времени, наскоро пополняемых запасными. Эти обя-зательства были выработаны на последнем совещании (1913 год) на-чальников Генеральных штабов Франции и России (соответственно ген. Ж. Жоффр и ген. Я. Г. Жилинский). В русском военном ведом-стве сознавали, что необходимо использовать свои немногочислен-ные козыри, дабы помешать противнику, обороняющему Восточную Пруссию, провести собственные мобилизационные меры и успешно сосредоточить войска в ожидании русского наступления. Несмотря на активное строительство стратегической железнодорожной сети (на французские займы) в пределах русской Польши, на Передовом театре, выполнитьне могло удаться. Следовательно, было необходимо задуматься о том, чтобы ударить по Германии еще в период мобилизации, чтобы, во-первых, при-крыть собственную мобилизацию, а во-вторых, сорвать мобилиза-цию неприятельскую. Единственной возможностью для проведения такого замысла в жизнь являлось использование многочисленной русской кавалерии. Предвоенные наработки русского Генерального штаба предполагали проведение удара по Восточной Пруссии уси-лиями значительной конной массы. Цели показаны выше – прикры-тие собственных, и срыв неприятельских мобилизационных меро-приятий. Профессор Академии Генерального штаба так писал перед войной о целеполагании действий больших конных масс при втор-жении в Германию: «Главной целью набегов конницы при мобили-зации или до нее является отсрочка боевой готовности противника. Значит, здесь приобретает значение все, что способствует быстроте

143

сосредоточения неприятельских армий и обеспечивает начало их боевых действий». К их числу относятся такие мероприятия как:

ния частей и обозов путем истребления

, в сущности,

«1). Разрушение железнодорожных линий, а мостов и разных соору-жений на них в особенности. 2). Уничтожение различных складов с боевыми и вообще имеющими военное значение запасами. 3). Расстройство формироваподходящих пополнений, в виде людского и конского состава, а также материальной части. 4). Вторжение в часть неприятельской страны, с населением, враж-дебно настроенным к противнику»216. Кроме того, такой удар имел и определенную психологическую цель – в свое время император Александр III пригрозил молодого кайзера Вильгельма II, что в случае военного конфликта русский царь наводнит Германию казаками. Немцы постоянно помнили об этой угрозе, насыщая восточную часть прусской провинции желез-нодорожными узлами, чтобы иметь возможность противостоять рус-ской угрозе. В свою очередь, русский Генеральный штаб также по-стоянно учитывал данную константу при разработке наступательно-го планирования в случае Большой Европейской войны. В итоге, как характеризует начало войны советский исследователь, с открытием военных действий, «…осторожные немцы, опасаясь действий в сво-ем тылу многочисленной русской конницы, предусмотрительно от-вели линию своего стратегического развертывания на нашем фронте несколько назад. …то обстоятельство, что одна возможность такого рейда заставила немцев принять план войны с развертыванием, га-рантирующим, до известной степени, невозможность выхода рус-ской конницы на сообщения – весьма характерно и показательно»217. В течение многих лет русские поддерживали в немцах убеждение, что с началом войны в Восточную Пруссию и Силезию с Познанью хлынут массы русской конницы. Однако постепенно Генеральный штаб, оказавшийся под давлением нового военного министра ген. В. А. Сухомлинова, отказался от этой идеи: в 1910 году были расфор-мированы штабы двух кавалерийских корпусов и уведена за Волгу 5-я кавалерийская дивизия. Б. М. Шапошников пишет: «Конечно, набег конницы на Германию был бы делом нелегким, но на левом берегу Вислы образовался такой плацдарм, на котором действия конницы в больших массах оправдали бы себя. Так это

216 Матковский А. Ф. Самостоятельные действия крупных сил конницы на крыльях и в

5, №4, с.86 тылу неприятельских армий, Спб., 1911, с.171 217 Простосинский Б. Работа стратегической конницы// Война и революция, 192

144

и случилось в начале войны. Но ту же 5-ю кавалерийскую дивизию пришлось везти обратно в Варшаву уже с Волги»218. Что означала данная передислокация русской вооруженной силы, в том числе и кавалерии, вглубь страны? Дело в том, что с приходом к руководству российским военным ведомством бывшего командую-щего войсками Киевского военного округа ген. В. А. Сухомлинова, которого в свое время продвигал сам М. И. Драгомиров, в планиро-вании войны с Центральными державами возобладали оборонитель-ные тенденции. Так, была разрушена единая крепостная система в русской Польше, а часть корпусов была выведена вглубь Европей-ской России, где должна была пополняться запасными с объявлени-ем мобилизации. То есть, если ранее призванные по мобилизации запасные доставлялись в свои дивизии в западной части страны, то теперь организационный аппарат этих дивизий был выведен в места призыва запасных. Следовательно, теперь на западную границу

становлены кавалерийские кор-

пришлось бы перевозить не только призывников, но и сами дивизии со всем их немалым имуществом мирного времени. Подобная мера вызвала противодействие со стороны ряда коман-дующих военными округами и вскоре планирование было изменено вновь на активно-наступательное. Стал восстанавливаться ряд кре-постей, а часть войск вернулась к местам прежней дислокации. Но, главное, что относится к действиям кавалерии в начале войны – это то обстоятельство, что не были воспуса. В войсках остались лишь отдельные кавалерийские дивизии, придаваемые армейским корпусам. Что это означало на практике? Во-первых, с началом войны обра-зовывались новые структуры – армии и фронты. Соответственно, признавалось, что конница может сводиться в большие массы, чтобы ими управляли не армейские корпуса, у которых и без того хватало собственных задач, а именно армейские штабы. Однако, заблаговре-менно организованный кавалерийский корпус и несколько конных дивизий, сведенных вместе с началом войны – это далеко не одно и то же. В период объявления мобилизации пришлось заново образо-вывать большую конную массу для удара по Восточной Пруссии. Однако руководство этой массой формировалось на основе одной из кавалерийских дивизий – в данном случае, в 1-й армии Северо-Западного фронта, о которой в этой главе будет идти речь – на осно-ве 2-й кавалерийской дивизии ген. Г. Хана Нахичеванского. Импро-визированный штаб не смог заменить подготовленного перед войной штаба, что и сказалось на результатах деятельности русской кавале-рии в Восточной Пруссии. О пагубности ликвидации незадолго пе-

218 Шапошников Б. М. Воспоминания. Военно-научные труды, М., 1982, с.204

145

ред войной кавалерийских корпусов, как структуры, участник войны пишет: «Еще в мирное время в случае войны с Германией предпола-галось сформировать большой конный отряд из 4 кав. дивизий, но вместе с тем никаких предположений о сформировании управления этого отряда не было. Считали возможным, как во время маневров, четыре дивизии подчинить начальнику, а штаб его дивизии превра-тить в штаб отряда. Упустили из виду, что то, что годилось в мирное время на несколько дней, не годится в военное время на продолжи-тельный срок. В результате оказалось, что штаб конного отряда Хан-Нахичеванского составился из малого числа случайно подобранных людей, которые не могли справиться со всей выпавшей на их долю

х дивизий, едва ли обеспечит интересы управле-

работой. Прикомандирование же людей из частей не помогло, и не могло помочь: эти люди, не знакомые со штабной работой, увеличи-вая число сопровождающих начальника отряда лиц, могли быть лишь ординарцами»219. Образование заблаговременно подготовленных корпусных штабов как жизненно насущную необходимость, было подтверждено опы-том войны. Все воюющие стороны, в случае создания конной груп-пы более дивизии, старались объединить действия конных подраз-делений этой группировки с помощью того штаба, что заранее пред-назначался для руководства такой частью. Германский автор сооб-щает: «Кавалерийский корпус нельзя импровизировать. Для управ-ления им нужен заботливо подобранный штаб, не стесненный в шта-тах, хорошо сработавшийся и располагающий всеми вспомогатель-ными средствами, необходимыми для проведения крупной опера-ции. Механическое возложение обязанностей командира корпуса на старшего из командиров двух или нескольких временно объединен-ных кавалерийскиния на протяжении даже одного дня боя, не говоря уже о самостоя-тельных стратегических операциях. Поэтому настоятельно необхо-димо основательно готовить штабы кавалерийских корпусов еще в мирное время»220. Существовало и второе негативное обстоятельство перемены дис-локации конницы в 1910 году, которое не было исправлено при от-мене данных мероприятий военного министра, а, напротив, под-тверждено планами Генерального штаба. Дело в том, что ранее рус-ская кавалерия должна была действовать с естественного плацдарма, образованного конфигурацией государственной границы Российской империи с Германией и Австро-Венгрией, расположенного на левом берегу Вислы. Еще в 70-х годах девятнадцатого столетия начальник

219 Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2001, вып.3, с.119 220 Брандт Г. Современная конница, М., 1936, с.120

146

Главного штаба ген. Н. Н. Обручев разработал план задержания не-приятельской мобилизации путем разрушения железнодорожной се-ти в Восточной Пруссии. Эта мера должна была быть достигнута на-бегом русской конницы в больших массах. Поэтому, в мирное время русские кавалерийские дивизии размещались вдоль германской и

в гер-

му

австрийской границ. Интересно, что в 1873 году на 3-м (дополни-тельном) курсе Академии Генерального штаба эта тема досталась для стратегической разработки как раз корнету В. А. Сухомлинову – будущему военному министру в 1909-1915гг221. Так вот, к 1914 году, после реорганизационных мероприятий 1910-1911гг., русские конные массы возвращались в западную часть им-перии. Более двадцати пяти процентов русской кавалерии распола-галось в Варшавском военном округе. Однако, русское военное ве-домство отказалось от развертывания главных сил на плацдарме ле-вого берега Вислы. В числе высших военачальников, ратовавших за такой вариант, был и начальник штаба Киевского военного округа ген. М. В. Алексеев, которому в годы Первой мировой войны пред-стояло занимать ряд самых высоких постов русской Действующей армии. Тем не менее, военный министр ген. В. А. Сухомлинов, при поддержке своих ставленников в Генеральном штабе сумел отстоять собственный план развертывания, согласно которому русские долж-ны были наносить два разрозненных удара по противнику –манскую Восточную Пруссию и австрийскую Галицию. Генерал же Алексеев с помощью аппаратных интриг был смещен с поста на-чальника штаба Киевского военного округа и отправлен командо-вать 13-м армейским корпусом в Варшавский военный округ. Таким образом, русское оперативное планирование к началу Пер-вой мировой войны носило компромиссный характер. С одной сто-роны, русские обязывались к активным наступательным действиям и против Германии, и против Австро-Венгрии. В этом смысле оборо-нительный настрой военного министра потерпел поражение. И не мог не потерпеть, ибо в случае отказа от немедленного удара по Германии еще до окончания мобилизации, Франция была бы неми-нуемо разгромлена, а борьбы с австро-германским блоком один на один русская монархия выдержать не могла. С другой стороны, те-перь русские должны были наступать не в Познань по кратчайшенаправлению на Берлин, а в Восточную Пруссию. Такой подход мо-тивировался неверием в способность французов устоять перед Гер-манским натиском на Париж и, следовательно, необходимостью за-нять удобные для ведения обороны рубежи – все течение Вислы.

221 Сухомлинов В. А. Воспоминания. Мемуары, Мн., 2005, с.53

147

Соответственно, теперь левый берег Вислы оголялся, и фактически вся эта часть русской Польши без боя отдавалась противнику. От-ныне массы русской конницы должны были бить не с этого естест-венного плацдарма, а совершать набег в Восточную Пруссию, пыта-ясь нанести немцам максимальный ущерб. Точно так же, располо-

динения в районе Седлеца концентрированными

русских превосходили немцы – здесь речь идет, разумеет-

женные по громадной конфигурации австро-русской границы кава-лерийские дивизии (от Люблина до Проскурова) должны были вести локальные действия в приграничье, преследуя достижение мини-мальных целей – срыв австрийской мобилизации в пограничных районах. Что означала перемена цели для русской кавалерии на практике? Удар с левого берега Вислы в немецкую Познань, прежде всего, ого-лял данный район от присутствия противника во имя развертывания главных сил русской Действующей армии. После сосредоточения русское Верховное Командование могло выбирать направление главного удара – в Германию или в Австро-Венгрию. Опасение же неприятельского соеударами немцев с севера и австрийцев с юга, как то предполагалось верным сотрудником военного министром генерал- квартирмейсте-ром Генерального штаба ген. Ю. Н. Даниловым (этот человек и со-ставлял непосредственно оперативное планирование войны), было лишено основания. Дело в том, что возможное движение немцев через рубеж рек На-рев и Бобр к Седлецу сдерживалось системой русских крепостей в Польше, а также наступлением 1-й армии, собиравшейся в Вилен-ском военном округе в пределы Восточной Пруссии. Точно так же, русское наступление из Киевского военного округа (3-я и 8-я армии) на Львов блокировало вероятный удар австро-венгров в русскую Польшу. Тем более, что развитие русского наступления с левого бе-рега Вислы неизбежно выигрывало темпы операции против Австро-Венгрии уже только географическим фактором. Надо помнить и о том, что австрийцы как противник настолько же уступали русским, насколькося, не о качествах личного состава армий противоборствующих сто-рон, а о качестве военной организации и системы управления вой-сками в оперативно-стратегических масштабах. Данный вывод под-крепляется всем опытом Первой мировой войны на Восточном фронте. Во-вторых, система обороны Восточной Пруссии существенно от-личалась от обороны Познани. Что есть Восточная Пруссия? Это провинция, заблаговременно укрепленная стационарными и манев-ренными сооружениями. Под первыми разумеются крепостные сис-темы от первоклассной крепости Кенигсберг до форта-заставы Лет-

148

цен и блокгаузов на южной границе провинции. Под вторыми – сильнейшая железнодорожная сеть, позволявшая немцам маневри-ровать пехотными подразделениями быстрее, чем это могла сделать русская кавалерия. Использовать же собственные эшелоны русские не могли, вследствие разницы в ширине колеи (русская колея – 1 524 мм, европейская – 1 435 мм). Угон же транспортных железнодорож-ных средств вглубь Германии с началом русского вторжения являлся логичной и неоспариваемой мерой, поэтому русские и не могли рас-считывать на трофеи в этом отношении – на немецкие паровозы и вагоны, достаточные для перевозки хотя бы и одной пехотной диви-зии. То есть, русские железнодорожники должны были перешивать колею в ходе боевых действий. Понятно, что за темпами высокома-невренных операций подобные мероприятия успеть заведомо не

сь порознь вплоть до преодоления линии Мазурских

русских коммуникаций (отсутст-вие не только железнодорожной сети, но и нормальных шоссе) в

могли. Поэтому-то русское военное ведомство и пыталось сделать ставку на действия многочисленной кавалерии. Кроме того, надо помнить, что в Германии, как и почти во всей Европе, шпалы делали из металла, что очень затрудняло перешивку европейской колеи под русский транспорт. Наконец, в-третьих, Восточная Пруссия есть регион, чрезвычайно неудобный для ведения маневренных фланговых действий. Это рай-он массы озер, система которых превосходно защищала провинцию от удара строго с востока (Мазурская озерная система) и неплохо – от удара с юга, от рубежа реки Нарев. Именно озерные районы дро-били единство русского наступления на части. Прежде всего, 1-я и 2-я русские армии, долженствовавшие наступать в Восточную Прус-сию, двигалиозер. На этом этапе германское командование в Восточной Пруссии (8-я армия) получало превосходные шансы на разгром русских по частям. Именно такие маневры отрабатывались на полевых поездках германского Большого Генерального штаба при графе А. фон Шлиффене. Также, немцы сумели укрепить южное пограничье Восточной Пруссии системой блокгаузов, расположенных в промежутках меж-ду озерами. Против пехотно-артиллерийской атаки эта система была бессильна, но зато она чрезвычайно успешно сдерживала наступле-ние кавалерии, вынуждая ее спешиваться перед каждым таким блок-гаузом и атаковать его в пешем строю в лоб – ведь блокгаузы так применялись к местности, чтобы они не могли быть обойдены кон-ницей. Следовательно, в данном случае русская конница в темпах своего движения ничем не отличалась бы от пехоты. Каков бы тогда был смысл конного удара? Именно это обстоятельство, наряду с фактом преднамеренной слабости

149

районе севернее Нарева до русско-германской границы, вынудило русских отказаться от проведения конного удара силами кавалерии 2-й русской армии. То есть, той армии, которая должна была здесь наступать в Восточную Пруссию. Лесные массивы Восточной Пруссии, в сочетании с озерными ак-ваториями и системой укрепления промежутков между ними Пре-восходно защищали провинцию от удара русской кавалерии. В то же время, ничего этого не было в Познани, бить по которой русские планировали, как показано выше, еще начиная с генерала Обручева. Следовательно, перемена планирования для исследуемой в этой гла-ве темы сказалась в том, что русская стратегическая кавалерия Севе-ро-Западного фронта должна была действовать в чрезвычайно не-удобных условиях для выполнения поставленной перед ней задач. Офицер-кавалерист В. Кочубей так вспоминал о начале войны: «Действительно, какой был абсурд посылать крупные кавалерийские соединения для самостоятельных действий в огромных лесных про-странствах! Наши командные верхи, состоявшие главным образом из бывших пехотных офицеров, совершенно не умели пользоваться кавалерией… Что могла сделать кавалерия в бездорожных, почти дремучих лесах, где не было возможности ей развернуться, где она была обречена на действия только в пешем строю, где кони станови-лись для нее только обузой? Всякое движение в конном строю среди бесчисленных болотных полян или сети осушительных каналов, среди деревьев и густых кустарников – да еще с пиками – было чрезвычайно трудным, или даже просто неосуществимым… Порой казалось даже, что наше Высшее Командова

ние считало кавалерию

ния 8-й германской армии, М. Гофман впоследствии писал: «…нас

созданной именно для действий в лесах, так как где только оказыва-лись на театре военных действий лесные пространства, непременно туда посылались кавалерийские дивизии и корпуса… Немцы же из-бегали посылать свою кавалерию в леса»222. Таким образом, воплощение идеи массированного конного удара по Германии в жизнь, проведенное в русском планировании к июлю 1914 года, не могло не принести чрезвычайно малый эффект. Немцы сделали все от них зависящее, чтобы сорвать русские планы масси-рованного кавалерийского вторжения в германские пределы. В свою очередь, русское военное ведомство, при ген. В. А. Сухомлинове подыграло врагу, составив такие планы войны, согласно которым русская конница обязывалась действовать в наименее позитивных условиях, при наличии и лучшего варианта – удара с левобережного плацдарма Вислы. Недаром первый офицер оперативного управле-

222 Военная быль, 1967, №86, с.36

150

не беспокоила многократно уже обсуждавшаяся возможность кава-лерийской атаки большими массами неприятеля. С ними управились

заведомо меньшими силами, нежели го-

чшей помо-

бы войска, охранявшие границу. Нам даже желательно было, чтобы русские в действительности предприняли такого рода атаку и при этом сразу потерпели бы неудачу»223. В итоге было решено, что удар стратегической кавалерии по Гер-мании будет произведен из-за рубежа реки Неман силами армейской конницы 1-й армии, сосредоточивавшейся в Виленском военном ок-руге. Именно здесь немцы и ждали такого удара, а значит, могла ли удаться такая операция? Составители данного планирования оправ-дывались, что предполагаемый конный удар, прежде всего, прикроет сосредоточение 1-й русской армии. Однако здесь сосредоточение происходило под прикрытием водной преграды, а, кроме того, глав-ная масса германских войск отправлялась против Франции. Так за-чем же 8-я германская армия стала бы рисковать удлинением своих коммуникаций, располагая товившиеся к удару по Германии русские армии Северо-Западного фронта? То есть, русская мобилизация и не могла быть сорвана не-приятельским вторжением. Поэтому, с нашей точки зрения, были правы те русские военные деятели, что предлагали производить конный набег в Германию не в Восточную Пруссию, а с плацдарма левого берега Вислы. Здесь бы-ла лучшая география, кратчайшее расстояние до жизненно важных центров Германии, перспективы широкого вторжения с перспекти-вами маневренных действий большими конными массами. Заодно, что было реально, действия русской конницы задержали бы там те германские армейские корпуса, что должны были по сосредоточении отправляться во Францию. Это были 5-й и 6-й армейские корпуса немцев, чьи передовые подразделения еще до посадки в эшелоны, идущие к франко-германской границе, разорили русский городок Калиш. При энергичных действиях русская конница могла вынудить немцев обороняться в Познани. Разве это не было бы лущью Франции, нежели обреченная на неудачу попытка срыва моби-лизации в Восточной Пруссии? Нельзя забывать, что роль конницы – полное уничтожение коммуникационных линий врага. Вышло так, как вышло. Итак, согласно русскому оперативному планированию, удар стратегической кавалерией должен был быть произведен по Восточной Пруссии, при этом, со стороны Немана – конницей 1-й армии. То есть, эта конница подчинялась уже не ар-мейским корпусам, а штабу армии, которую возглавил командую-щий войсками Виленского военного округа ген. П. К. Ренненкампф.

223 Гофман М. Война упущенных возможностей, М.-Л., 1925, с.11

151

В состав армейской конницы 1-й армии вошли 1-я (ген. Н. Н. Казна-ков) и 2-я (ген. Г. О. Раух) гвардейские кавалерийские дивизии, 1-я (ген. В. И. Гурко), 2-я (ген. Г. Хан Нахичеванский) и 3-я (ген. В. К.

по производству кавалерийским начальни-

был знать свойства кавалерии, ее нужды, условия деятельности и

Бельгард) кавалерийские дивизии, а также 1-я отдельная кавалерий-ская бригада. Всего конница 1-й армии имела в своем составе сто двадцать четыре эскадрона при шестидесяти легких орудиях. Кавалерия 1-й армии сводилась в две группы: главную под коман-дованием Хана Нахичеванского (четыре дивизии – 1-я и 2-я гвардей-ские, 2-я и 3-я кавалерийские) и действующую на левом фланге ар-мии группу ген. В. И. Гурко (1-я кавалерийская дивизия при под-держке 5-й стрелковой бригады). Мировую войну Хан Нахичеван-ский, бывший коренным гвардейцем, встретил в качестве начальни-ка 2-й кавалерийской дивизии, и уже в ходе развертывания 1-й ар-мии был назначен командиром всей армейской кавалерии (до десяти тысяч сабель), ввиду своих личных качеств и гвардейских связей. Он оказался самым старшим ком в 1-й армии, и потому довольно случайно получил под свое ко-мандование основную массу конницы, исходя из обыкновенного старшинства по службе. Таким образом, сбылись худшие предположения наиболее дально-видных русских командиров. Армейская кавалерия была возглавле-на механическим перенесением штаба одной из кавалерийских ди-визий на корпусную основу. Разумеется, что штаб 2-й кавалерий-ской дивизии не был для этого подготовлен, да и сама дивизия по-страдала, та как логично, что Хан Нахичеванский, образуя штаб ар-мейской конной группы, взял с собой лучших офицеров. Несовер-шенство (а еще лучше сказать – отсутствие) организации управлени-ем большой конной массой сказалось на ходе операции самым нега-тивным образом. И причина для этого во многом объективная – от-сутствие заблаговременно подготовленного кавалерийского корпус-ного штаба. Участник войны и восточнопрусского похода В. Рог-вольд, оценивая действия армейской кавалерии 1-й армии в ходе Восточно-Прусской операции, замечает: «Оказывается, во-первых, что мало собрать несколько кавалерийских дивизий вместе и назна-чить общего начальника, чтобы создать конный отряд, а необходимо организовать его, создать органы управления, снабдить всем необ-ходимым. Во-вторых, мало иметь большое количество конницы, нужно еще уметь ею пользоваться. И в том, и в другом отношении командование 1-й русской армии много погрешило, несмотря на то, что во главе армии стоял кавалерист, который, казалось бы, должен

152

что от нее и в каких условиях можно требовать и ожидать. Штаб ар-мии, очевидно, обо всем этом имел очень слабое представление»224. Дело, конечно, не в «слабом представлении» штаба 1-й армии, ко-торую возглавлял генерал-от-кавалерии Ренненкампф, командовав-ший кавалерийской дивизией в русско-японской войне 1904-1905гг. Суть проблемы в неправильной организации кавалерии, которая, как говорилось выше, была введена в жизнь всего лишь за несколько лет перед войной. Этого оказалось достаточно, чтобы превосходная под-готовка личного состава русской конницы была сведена на нет от-вратительной ее организацией. Вдобавок, как ясно, тыл стратегиче-ской конницы также оказался совершенно неподготовлен, и дело решилось лишь с переходом русской кавалерии на постоянную кор-пусную основу. По иронии судьбы, первый кавалерийский корпус был образован в сентябре 1914 года, как раз после окончания первых

в сводные корпу-

форми-

операций (далее них планирование Генерального штаба не распро-странялось) и именно на левом берегу Вислы! В свою очередь, все воюющие стороны в самом начале войны ста-рались сводить свою кавалерию в большие массы, так как сразу же выяснилось, что слабый огонь одной кавалерийской дивизии не мо-жет сдержать и одного неприятельского пехотного батальона. Так, во Франции к началу войны было 10 кавалерийских дивизий, из ко-их 1-я, 3-я и 5-я были сведены в кавалерийский корпус генерала Сордэ. На австро-русском фронте противники действовали отдель-ными конными дивизиями, действовавшими сами по себе и совме-стно с армейскими корпусами. В отличие от союзников, германское командование старалось усилить свою конницу пехотинцами. Когда в начале войны немцы свели свои конные дивизииса временного состава, то на каждую кавалерийскую дивизию в та-ком корпусе придавалось 1-2 егерских батальона. Итак, чтобы совершить глубокий рейд по тылам противника, со-средотачивавшегося в Восточной Пруссии, у русско-германской границы на ее Неманском отрезке сосредоточивалась главная масса русской кавалерии, предназначенной для ведения борьбы с Герма-нией на первом этапе войны. Это – пять с половиной кавалерийских дивизий. Причем, лучших дивизий – в том числе, здесь располага-лась гвардейская конница. Как упоминает участник событий, «Пла-ном войны в 1-й армии предполагалось сформировать конный отряд из четырех дивизий, но особого управления для этой массыровать не предполагалось, и оно было создано без предварительных соображений из тех лиц, которые находились под рукой»225.

224 Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2001, вып.3, с.117 225 Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2001, вып.2, с.122

153

В состав 2-й русской армии ген. А. В. Самсонова, которая должна была наступать в Восточную Пруссию с юга, вошли 15-я (П. П. Лю-

, это заключение верно в отношении России, г це он заходил т ни н страте-гического е н орон дс и о ющие с в див я 226.

я

)

-ия

- н- ва-ия

бомиров) и 6-я (В. Х. Рооп) кавалерийские дивизии на левом фланге армии, а также 4-я кавалерийская дивизия (ген. А. А. Толпыго) на правом фланге. Затронем вопрос о количестве и соотношении кавалерии в составе армий противоборствующих сторон на Восточном фронте в начале войны. Тем более, что эти вычисления являются весьма интересным моментом для исследования численности и организации конницы в разных армиях. Действительно, в начале войны кавалерия составля-ла весьма существенную величину в армиях противоборствующих государств. Особенноде про нт к

развницыртыва

за двадцаы пре

ь едитавлял

ц. В соб

ачале ия ст й следу

илы ( изиПе-

х)Арми(рус-ские

хотаКавалер

% конницы

% коницы

Калер

Пе-хота

Армия (австро-германцы)

1-я 2-я 3-я 4-я 5-я

8 2,5 23,8

5,6

27,3 3

8

а

р. 3-я австр.

6,5 1112 6,5

5,5 3 4 2,5

45,8 21,4 25 27,6

28,6 17,4 20

1 1 2 3

17 2,59,5 12

8-я герм. гр. Куммер1-я австр. 4-я авст

8-я итого

10 52

3 20,5

23 28,3

36,4 18,6

2 12

3,5 52,5

гр. Кевеса итого

Следует учитывать, что русская кавалерийская дивизия по числен-ности уступала пехотной дивизии в пять раз (для армий Централь-ных держав соотношение 1:3), поэтому при подсчете людского со-става общий процент кавалерии должен быть несколько меньше, чем указанный в таблице. С другой стороны, в августе 1914 года русские армии начали наступление, не успев полностью укомплектовать по штату свои войсковые единицы. При этом комплект людей кавале-рии был более высоким, чем в пехоте, так как в мирное время кон-ница, в отличие от пехоты, содержалась в полном составе своих кад-ровиков. Однако мы говорим здесь не о соотношении родов войск как мощи армий, а о преимуществе, изначально полученном русски-ми полевыми армиями в маневренной войне. Посмотрим, что 1-я армия почти наполовину состояла из конницы (не по численности, конечно, а по дивизионным единицам). Другое дело, что воспользо-ваться этим преимуществом русские не сумели. Важнейшее манев-

226 Данные приведены по: Приложение III в: Такман Б. Первый блицкриг, август 1914, М., 2002, с.509-511

154

ренное средство ведения боя либо применялось не в полной мере (Юго-Западный фронт), либо практически вовсе не использовалось

о

вленный из полицейских ка-

(Северо-Западный фронт). А во 2-й армии ген. А. В. Самсонова в пе-риод проведения Восточно-Прусской наступательной операции ав-густа 1914-го года конница послужила вообще балластом. Интересным вопросом является соотношение численности русской и германской кавалерии в августе 1914 года. Так, как показано в таблице, на первом этапе Восточно-Прусской наступательной опе-рации (во второй фазе к обеим сторонам подошли подкрепления) русский Северо-Западный фронт в составе двух армий – 1-й и 2-й – выставил против немцев 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских дивизий при 1104 рудиях. Общая численность – около 250 000 штыков и са-бель. В свою очередь, против русского Северо-Западного фронта немцы выставили 17 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии при 1116 орудиях. Общая численность – 190 000 чел., без учета корпуса Войрша (30 000 штыков), отправленного на поддержку австрийцев. Между тем, если считать по числу эскадронов, то соотношение ка-валерии противоборствующих сторон окажется вовсе не 8,5 к 1. Не-обходимо учитывать, что немцы имели очень сильную войсковую конницу, не входившую в состав кавалерийских дивизий, а прида-ваемую пехотным дивизиям и корпусам. Так, в составе 1-й кавале-рийской дивизии 8-й германской армии находилось двадцать четыре эскадрона, а при корпусах и пехотных дивизиях состояло еще в два с половиной раза больше конницы – шестьдесят пять эскадронов. Ка-ждая германская пехотная дивизия имела до десяти конных эскадро-нов в качестве войсковой конницы. Поэтому, при исчислении соот-ношения конных масс сторон надо помнить, что русские имели 196 эскадронов и сотен в 8,5 кавалерийских дивизиях, а немцы – 89 эс-кадронов227, и при этом всего одну кавалерийскую дивизию, прочая конница находилась при общевойсковых соединениях. То есть, со-отношение представляется 2,2 к 1 в пользу русских. Русские армей-ские корпуса также должны были иметь войсковую конницу, однако большая часть корпусов их не получила. Например, 13-й армейский корпус 2-й армии вовсе не имел кавалеристов, а 15-й армейский корпус имел слабый конный полк, состазачьих формирований Варшавы: так, 8-я пехотная дивизия 15-го ар-мейского корпуса имела для разведки только одну донскую отдель-ную казачью сотню третьей очереди228. Что такое войсковая конница? Это те кавалерийские части, что придавались общевойсковым соединениям в качестве средства веде-

227 Коленковский А. Маневренный период Первой мировой империалистической войны 1914г., М., 1940, с.80 228 Военная быль, 1972, №116, с.31

155

ния разведки. Авиация еще являлась слишком молодым и неоценен-ным родом войск, чтобы командиры могли отказаться от испытан-ной разведки. Если кавалерийские дивизии и бригады являлись час-тями своего рода войск – кавалерии, то войсковая конница – это ис-ключительно разведка, «глаза и уши» армейских корпусов. О необ-ходимости увеличения кавалерии в первую голову как войсковой, перед войной знали. В феврале 1914 года, делая представление в Го-сударственную Думу в отношении выделения кредитов, Главное Управление Генерального штаба указывало: «Слабою чертою ныне действующих штатов кавалерийских полков является, прежде всего, то обстоятельство, что полки содержатся в недостаточном составе для того, чтобы выводить в строй как при мобилизации, так и при обучении в мирное время полное число рядов во взводах… Новые формирования по кавалерии определены по такому расчету, чтобы удовлетворить двум требованиям, а именно: иметь на военное время достаточной численности стратегическую конницу, и в то же время

тороочередные казачьи части, то есть кавалерия второ-

обеспечить войсковой конницей пограничные корпуса»229. Однако, провести увеличение конницы на двадцать шесть полков до начала войны не успели. Вот и вышло, что наступавшие в неприятельские пределы пехот-ные дивизии двигались вслепую, будучи вынужденными самостоя-тельно вести разведку, что только притормаживало марш. Участник войны, выдающийся русский военный ученый писал, что дивизион-ная кавалерия должна быть достаточно сильной. А именно – не ме-нее одного перволинейного кавалерийского полка на пехотную ди-визию. В результате же, «Первые операции в Восточной Пруссии ярко подтвердили правильность немецкого решения и неправиль-ность нашего, согласно которому вся перволинейная кавалерия была сведена в крупные массы (кавалерийские дивизии и конные корпу-са), а на долю линейных дивизий и армейских корпусов были пре-доставлены вго сорта. В результате, наши линейные дивизии и армейские корпуса завязывали бой вслепую и подвергались неожиданному охвату флангов»230. В чем важность войсковой конницы? Приведем простой пример. Когда корпуса 2-й армии двигались вглубь Восточной Пруссии, то вплоть до 12 августа (сражение под Орлау – Франкенау) они не встречали перед собой противника. То есть – двигались в глухую «пустоту». Однако же, в каждой деревушке, в каждом блокгаузе, не

229 цит. по: Мировые войны XX века. Первая мировая война: Документы и материалы, М., 2002, с.137 230 Головин Н. Н. Мысли об устройстве будущей Российской вооруженной силы, Белград, 1925, с.218-219

156

говоря уже о крохотных восточнопрусских городках, по русским стреляли. Это были немногочисленные отрядики жандармерии и добровольческих обществ, состоящие из местных уроженцев. Как правило, эти люди имели в укрытии лошадей или велосипеды, что позволяло им при приближении русской пехоты уходить вглубь провинции. То есть, при каждом таком выстреле русские пехотные авангарды были вынуждены разворачиваться, притормаживать свое движение и затем продвигаться вперед с надлежащей для того осто-

), всегда полу-

рожностью. А будь в корпусах 2-й армии войсковая конница, то ка-зачьи сотни легко «зачищали» бы все те пункты, откуда раздавались выстрелы, не вынуждая пехоту тормозить свой марш-маневр. Этот пример только для непосредственной тактики. Важнейшая же задача войсковой конницы – ведение разведки. Ведь понятно, что если конники обнаружат впереди значительное скопление против-ника, то командиры армейских корпусов вовремя подтянут войска, развернут артиллерию, выберут удобные для прикрытия флангов объекты местности. В противном случае, как то и было в жизни, русская пехота «неожиданно» натыкалась на врага, имевшего пре-имущество в завязке сражения, так как немецкая пехота и артилле-рия располагались на заблаговременно подготовленной позиции, что позволяло противнику вести бой с меньшим для себя уроном. И да-же 1-я русская армия, имевшая впереди себя шесть с половиной ди-визий, наступая на коротком фронте (сорок пять верстчавшая разведывательные сведения, но и тогда сражение под Гум-бинненом, решившее исход Первой мировой войны231, произошло для штаба 1-й армии сравнительно неожиданно. Так что говорить про 2-ю армию, где кавалерия прикрывала флан-ги, оставив центр, погибший под Танненбергом, без разведки? Более того – в ходе германского маневра по окружению 2-й армии русские кавалерийские дивизии, действовавшие на флангах армии, дрались в спешенном строю, пытаясь помочь своей пехоте в отражении атак рвавшегося в тыл русскому центру противника. В чем здесь соль? Все очень просто – огневая мощь кавалерийской дивизии равняется одному пехотному батальону, максимум – двум. Так что велика ли была эта помощь, если даже левый фланг 2-й армии – 1-й армейский корпус при поддержке 3-й гвардейской пехотной дивизии (без двух пехотных полков) не сумели сдержать натиск германского 1-го ар-мейского корпуса, поддерживаемого ландвером? Надо было исполь-зовать силу маневра, вынуждая врага останавливать фронтальные атаки угрозой с флангов, а конники дрались, как простые пехотин-

231 см. Оськин М. В. Крушение германского блицкрига в 1914 году. Марна – Гумбиннен, М., Цейхгауз, 2007

157

цы. Неудивительно поэтому, что в докладе правительственной ко-миссии по поводу расследования причин гибели 2-й армии под Тан-ненбергом в качестве одного из главных обстоятельств, имевших гибельное влияние на успех операции 2-й армии указывалось имен-но отсутствие войсковой конницы и, следовательно – разведки. Доклад генерал-адъютанта Пантелеева гласил: «…несвоевременное прибытие корпусной и дивизионной конницы, и полная неподготов-ленность их для выполнения своих задач. Вследствие этого, не толь-ко ближайшая разведка противника была поставлена крайне неудов-летворительно, но даже пространство, пройденное нашими войска-ми, оставалось совершенно неосмотренным, особенно лес, города и селения. Поэтому партизаны (то есть, некомбатанты, – Авт.) про-тивника имели полную возможность укрыться и, пользуясь

широко

х случаях.

развитой в Восточной Пруссии телефонной сетью, доставлять своим войскам подробные сведения о наших войсках». Вторая причина – открытая связь и незашифрованные радиотелеграммы232. И еще: если немногочисленная русская войсковая конница армей-ских корпусов и отдельных дивизий комплектовалась из второоче-редных казачьих сотен, то немцы, напротив, имели в подобных кон-ных подразделениях лучшие конные полки. Вследствие этого, про-тивник проводил более успешную конную разведку, нежели рус-ские, сосредоточивавшие кавалерийские дивизии на флангах насту-пающих группировок, или в промежутках между ними, а слабая рус-ская войсковая конница никоим образом не могла проникнуть сквозь завесу германской войсковой конницы. Этот подход в германской армии не был случайным. К нему подвели итоги кайзеровских ма-невров 1909, 1910 и 1911гг. По результатам данных маневров для офицеров Генерального штаба была составлена специальная бро-шюра. В разделе «Разведка» этой брошюры говорилось: «Соедине-ние полков дивизионной конницы в корпусную кавалерийскую бри-гаду может быть рекомендовано лишь в самых редкиОпыт императорских маневров 1911 года дает основания к тому, чтобы предостеречь против отнимания у пехотных дивизий придан-ной им кавалерии для каких-либо посторонних целей»233. Можно сказать еще несколько слов о качестве русской войсковой конницы (даже и той, что была) в начале войны. Как уже говори-лось, войсковая кавалерия русских корпусов в начале войны должна была состоять из казачьих сотен 2-й и 3-й очереди. Именно эти кон-ники должны были вести войсковую разведку, являясь «ушами и

232 Восточно-Прусская операция. Сборник документов империалистической войны, М., 1939, с.553 233 Замечания начальника Прусского Генерального штаба о службе генерального штаба, б.м., 1911, с.14

158

глазами» пехотных масс. Между тем, Г. С. Иссерсон в своей работе приводит любопытный документ из архива погибшей в августе 1914 года в Восточной Пруссии 2-й армии, где, наряду с прочим, характе-ризуются как раз эти казаки. В цитируемом документе речь идет о попытке прорыва штаба командарма-2 ген. А. В. Самсонова из коль-ца окружения: «…При выходе из деревни Саддек, ехавший впереди разъезд казаков конвоя был обстрелян пулеметами. Конвой коман-дующего армией состоял из донских казаков, частью второй, частью третьей очереди. При первых же выстрелах казаки немедленно свер-нули с дороги за кусты. Командующий армией обратился к ним с короткой речью, призывая их к исполнению долга. Полковник Вялов начал их строить, чтобы вести в атаку, но казаки толпой мялись на одном месте, не выражая желания выйти из-за прикрывающих их кустов. Тогда гв. штабс-капитан Дюсиметьер с криком «ура» бро-сился по направлению к пулеметам. За ним бросились полковник Вялов и часть остальных офицеров штаба. Лишь тогда казаки реши-лись: с громким гиком и криком, с беспорядочной стрельбой в воз-дух, нестройной толпой понеслись они за офицерами, но, не дойдя

шагов пятидесяти до пулемета, когда три казака были сбиты с лоша-дей, они свернули влево в находящийся в этом направлении ле-сок…»234. Итак, у русских такое важнейшее средство ведения операции как войсковая конница, в первых сражениях на русско-германском фронте практически отсутствовало. Исследователь с горечью пишет: «Что касается использования кавалерии [1-й армии], то ей предна-значалась весьма пассивная роль: одна дивизия назначалась на под-держание связи между корпусами, точнее на заполнение разрыва; одна – для разведки и одна – для обеспечения, между тем как от ка-валерийских дивизий можно было потребовать большего. Правда, командующий высказывал в своей директиве лишь общие пожела-ния в духе требований строевого кавалерийского устава, но кон-кретной задачи не поставил. Не сделал этого и ген. Самсонов, оста-вавшийся на идейных позициях печальной памяти русско-японской войны, где конница, в том числе и Сибирская каз. дивизия, которой командовал ген. Самсонов, подвизалась на задачах подобного ро-да»235. Действительно, даже и в 1-ю армию, к началу операции еще не успели прибыть второочередные казачьи полки. То есть, те кон-ные подразделения, что должны были составить корпусную конни-цу, предназначенную для ведения разведывательной службы. По-этому командованием для корпусов были выделены казачьи полки

234 Катастрофы Первой мировой войны, М., 2005, с.155-156 235 Евсеев Н. Ф. Августовское сражение 2-й русской армии в Восточной Пруссии (Таннен-берг) в 1914г., М., 1936, с.66-67

159

2-й и 3-й кавалерийских дивизий, а также 1-й драгунский Москов-ский и 2-й гусарский Павлоградский полки – всего двенадцать эс-кадронов и двенадцать сотен. Вся остальная армейская (не казаки) кавалерия в девяносто четыре эскадрона и шесть сотен подчинялась армейскому командованию. Зато в армиях Юго-Западного фронта

ы

проблема была решена: здесь войсковая конница армейских корпу-сов составляла один или два казачьих полка, а также одну отдель-ную казачью сотню. Согласно планам войны, еще в ходе проведения мобилизации рус-ская кавалерия должна была совершить набег на территорию про-тивника. Для Северо-Западного фронта эта кавалерия сосредоточи-валась в 1-й армии и должна была действовать, как показано выше, в весьма неблагоприятных для выполнения поставленной задачи ус-ловиях. При сосредоточении, ряд офицеров высших штабов предла-гал провести конные набеги на территорию противника отдельными кавалерийскими дивизиями, так как надежд на успех большой кон-ной массы было мало. Еще одной из причин такого удара была на-дежда на то, что немцы сами перейдут в наступление и подставятся под контрудар сосредотачивающейся русской армии. Правда, после войны ген. Н. Н. Головин сообщал, что русские не собирались про-изводить конного рейда в Восточную Пруссию, дабы втянуть Гер-манию в наступательную войну на Востоке. Головин пишет, что русская кавалерия образца 1914 года была годна лишь к оборони-тельной войне на собственной территории, где наличествовали об-ширные пространства, пригодные для действия кавалерийских масс. Восточная Пруссия же, была защищена многочисленными строе-ниями деревушек и городков, где открытая местность прикрывалась в том числе и колючей проволокой. Но самое главное, что немцимели разветвленную сеть путей сообщения, что позволяло им ма-неврировать немногочисленными резервами. Впрочем, об Австро-Венгрии Н. Н. Головин в данном контексте вовсе не упоминает236. Казалось бы, что русская конница, еще до войны придвинутая к государственной границе, должна была бы иметь успех в своих Дей-ствиях в приграничье. Но ведь германский Большой Генеральный штаб, превосходно знавший о русских планах, также не бездейство-вал. Во-первых, неприятель сразу же образовывал из призывников, проживающих в пограничных районах, ландштурменные подразде-ления. Это позволяло сразу же по объявлении войны прикрыть гра-ницу вплоть до прибытия регулярных войск. Во-вторых, система мелких, но, тем не менее, стеснявших действия маневренной конной массы, укреплений в Восточной Пруссии не позволяла провести

236 Головин Н. Н. Из истории кампании 1914 года на Русском фронте, Прага, 1926, с.20-21

160

масштабный набег. А производить мелкие уколы – означало зря раз-брасывать силы, так как в бою с пехотой по своей огневой мощи спешенная кавале ийская дивизия не превосходит своей силой двух пехотных батальонов. Кроме того, немцы сумели поставить себе на службу технику, что сильно помогало им на протяжении всей Вос-точно-Прусской операции. Например, генерал-квартирмейстер Ставки ген. Ю. Н. Данилов (очевидно, немного преувеличивая) со-общает: «Что касается действий нашей кавалерии, то надо отметить, что главным врагом ее в Восточной Пруссии явились вооруженные броневые автомобили, впервые появи

р

вшиеся на полях сражений, и

завесе, они использовали свои многочисленные железные дороги, частные автомобили, обывательские повозки и подземные телефо-

отряды немецких мотоциклистов и самокатчиков, кои, пользуясь развитою сетью шоссейных дорог, значительно стесняли свободу действий наших конных отрядов»237. Соответственно, попытка русской армейской кавалерии 1-й армии произвести набег в Восточную Пруссию окончилась неудачей. При-чем, речь здесь идет не о пространственном вторжении русских кон-ников на неприятельскую территорию (русская конница в ряде слу-чаев пробивалась вглубь немецкой земли до пятидесяти верст), а о выполнении поставленной задачи. Основная причина неудачи за-ключалась в быстрой постановке немцами под ружье призывного контингента пограничной полосы. Для достижения этого еще в мир-ное время были разработаны графики проведения мобилизационных мероприятий, привлечены военизированные добровольческие обще-ства и организации, которыми в начале двадцатого века изобиловала Германия, выстроена система складов оружия. Русская конница про-сто не успевала перейти границу раньше, чем германцы уже были готовы оказать ей организованное сопротивление. Так, участник вторжения в Восточную Пруссию впоследствии вспоминал: «… бла-гоприятными для вторжения в Восточную Пруссию могли быть только первые четыре дня мобилизации, потому что на пятый день германские войска первой линии были вполне готовы к бою. К тому же немцы собрали еще перед самым объявлением мобилизации сильные команды вооруженных местных жителей во всей погранич-ной полосе: в узлах дорог, у всех таможенных застав и у железнодо-рожных сооружений. А с первого дня мобилизации они составили из пограничного ландштурма, поддержанного частями ландвера и мно-гочисленной дивизионной конницей, плотную завесу, которая за-крыла границу против вторжения нашей конницы. Для того, чтобы придать упругий, подвижной, маневренный характер своей плотной

237 Данилов Ю. Н. Россия в Мировой войне 1914-1915гг., Берлин, 1924, с.153

161

ны… Устойчивая немецкая завеса сильно мешала нам пробиться внутрь страны для освещения разведкой районов скопления против-

с

ьного штаба, оборони-

валерии,

риблизиться к сфере

ая) кавалерия, поддержан-

ника, его ил и намерений»238. Также, оборонительным действиям германских подразделений должна была способствовать и география местности. А именно – пе-ремешанные между собой леса и озера. В первую очередь это отно-сится к Мазурской озерной системе, которая, словно щитом, закры-вала Восточную Пруссию от русского вторжения со стороны Нема-на. То есть – как раз со стороны полосы наступления 1-й русской армии. Все это знали и в России, но что же можно было поделать? Согласно предположениям русского Генералтельная линия Мазурских озер должна была: «1).в первые дни мобилизации обезопасить внутренность [Восточно-Прусского] района от разрушительных попыток нашей касуживая полосу ее свободного движения в пределы района; 2).прикрыть сосредоточение внутри района германских сил, задер-живая наше наступление в кратчайшем направлении и заставляя нас или форсировать эту преграду, или предпринимать обходы, которые заставят нас, кроме потери времени, еще и пвлияния крепостей Кенигсберга или Торна»239. Нельзя забыть и том, что русская кавалерия должна была выпол-нять две задачи: набег в Германию и прикрытие собственного сосре-доточения. Если против Австро-Венгрии (Юго-Западный фронт) ставилась задача, прежде всего, прикрытия, то для 1-й армии Севе-ро-Западного фронта – набега. Но ведь и вторую задачу никто не ис-ключал. Поэтому, осторожничавшие русские кавалерийские началь-ники и старались отлынивать от первой задачи – активной, одновре-менно тщательно выполняя вторую задачу – пассивную. Н. Н. Голо-вин справедливо пишет: «Мы считаем, что одной из основных при-чин того, что большей части нашей армейской конницы не удава-лось в первый период войны… глубокое проникновение [на непри-ятельскую территорию] являлось то, что все ее действия были связа-ны необходимостью выполнения также и задач по прикрытию рай-онов сосредоточения, то есть тех задач, которые должна была бы выполнять дивизионная (то есть, войсковная подвижными пехотными частями»240. Главной же причиной неуспеха стал сам характер использования кавалерии для производства набега. Этот набег готовился в течение

238 Андреев В. Первый русский марш-маневр в Великую войну. Гумбиннен и Марна, Па-риж, 1928, с.6 239 Германия. Военно-статистическое описание. Часть 1: Восточно-Прусский район, Спб., 1912, с.345-346 240 Головин Н. Н. Галицийская Битва. Первый период, Париж, 1930, с.101

162

многих лет, а на практике окончился пшиком. Как говорится, «гора родила мышь». Конница получила ограниченные задачи на разру-шение железнодорожной сети с целью помешать эвакуации пригра-ничья и маневрам противника, в то время, как следовало, наверное, бить живую силу неприятеля. Разброс конницы в качестве прикры-тия сосредотачивающихся в приграничной полосе войск проводился в жизнь без учета дальнейших действий русской конницы большими массами. Правда, этот тезис неприменим как раз к 1-й армии. Но здесь и фронт развертывания был весьма невелик, а количество ка-валерийских дивизий, в связи с планами набега в пределы Восточ-ной Пруссии, велико. Как считает участник войны – кавалерист (на-чальник штаба Кавказского кавалерийского корпуса в 1916 году), «…этот конный кордон являлся не более как историческим пере-житком, так как это развертывание конницы в приграничной полосе было отражением задач массового вторжения конницы в район мо-билизации и сосредоточения противника с целью смешать карты в начинающейся стратегической игре. Впоследствии, по различным причинам, наше высшее командование отказалось от идеи массового вторжения и ограничилось лишь частными задачами некоторым ка-валерийским дивизиям по разрушению участков железнодорожных магистралей на территории противника. Таким образом, кордонное расположение конницы хотя и оставалось, но уже как форма, ли-шенная своего прежнего содержания. Этот план развертывания го-ворит о полном отсутствии сознания у нашего высшего командова-ния идеи использования крупных кавалерийских масс на важнейших

эскадронов

направлениях»241. Итак, как уже было сказано, стратегической конной группировкой 1-й армии стала группа, объединенная под начальствованием кон-комдива-2 ген. Г. Хана Нахичеванского. В этой должности Хан про-был всю Восточно-Прусскую наступательную операцию. Первона-чально, когда конница использовалась лишь для прикрытия мобили-зации и сосредоточения в приграничных районах, Хан Нахичеван-ский был назначен начальником конного отряда из 2-й и 3-й гвар-дейских кавалерийских дивизий. Но уже 21 июля, на третий день войны, он стал начальником «правой группы армейской конницы» в составе 1-й гвардейской, 2-й гвардейской, а также 2-й и 3-й кавале-рийских дивизий, в чьих рядах состояло семьдесят шестьпри сорока восьми орудиях и тридцати двух пулеметах. Прежде всего, эта конная масса должна была вести разведку перед фронтом 1-й армии, пользуясь несомненным преимуществом перед германской кавалерией, также выдвинутой вперед. Но как раз с этим

241 Певнев А. Л. Конница по опыту мировой и гражданской войн, М., 1924, с.30

163

группа Хана справилась хуже всего. Поэтому-то, невзирая на боль-шое количество конницы, в течение всей операции штаб 1-й армии имел самые смутные сведения о противнике. Именно поэтому, пер-вые сражения – под Сталлупененом и Гумбинненом – стали для 1-й армии неожиданными. Именно поэтому командарм-1 не смог вы-явить сути германского маневра после Гумбинненской победы (пе-регруппировка немцев против 2-й русской армии). Именно поэтому, в ходе контрнаступления 8-й германской армии в двадцатых числах августа, маневр главных сил неприятеля в промежутки между Ма-зурскими озерами и выход врага на южный фланг 1-й армии, генерал Ренненкампф также ничего не знал буквально до самого последнего момента. В какой-то степени это оправдывается неверной подготов-кой русской конницы мирного времени: «Хотя в мирное время уси-ленно готовили кавалерию к разведывательной службе, но готовили главным образом мелкие части; в организации разведки практикова-лись главным образом на маневрах. Причем обычно разыгрывался первый, так сказать, акт разведки: выдвижение разведывательных частей для разыскания неприятеля, когда он находится далеко; орга-низация разведки после прорыва передового неприятельского рас-положения практиковалась редко, о ней не думали или думали очень

я объединения их усилий во имя успеха

мало…»242. Согласно предвоенным взглядам, считалось, что каждая армия бу-дет самостоятельно осуществлять свою операцию, поставленную перед ней высшим командованием. Таким образом, армии имели от-крытые фланги, и сами заботились об их обеспечении. Армейские резервы и общий порядок строился в один эшелон. Потому коман-дармы и ставили на фланги конницу, чтобы прикрыть их, зато здесь от нее все равно не было особенного толку, так как вести разведку перед общим фронтом было некем. Особенно пагубно это сказалось на 2-й армии, имевшей втрое больший фронт наступления, чем 1-я армия, а также и вдвое меньше кавалерии. Таким образом, на первом этапе борьбы предусматривалась только армейская операция, в то время как фронтовые управления создавались скорее для координа-ции действий армий, а не длобщефронтовой операции. Отметим, что в начале войны фронтовую организацию имели только русские. И французы, и немцы, и австро-венгры, создавая от-дельные группировки на второстепенных фронтах (австрийцы про-тив Сербии или немцы против России), подчиняли деятельность всех армий на главном театре военных действий верховному главно-командованию. Опыт войны подтвердил, что русские избрали пра-

242 Рогвольд В. Усиленная разведка Маркграбова 14\1 августа 1914 года, М., 1926, с.35

164

вильный путь, а потому уже в 1914 году все стороны стали создавать управления группами армий (фронтами). Возвращаясь же к августу 1914 года, следует сказать, что и неудивительно, что главнокоман-дующий армиями Северо-Западного фронта ген. Я. Г. Жилинский не смог скоординировать действия армий, а на Юго-Западном фронте армии действовали раздробленно (особенно командарм-4 ген. А. Е. Эверт). Так что фланги армий прикрывались, по сути, самостоятель-ной оперативной конницей, подчиненной тому или иному коман-дарму, который зачастую не знал, что ему делать с вверенной кава-лерией. В итоге, конница явилась скорее не средством развития ус-пеха действия всей армии, а средством прикрытия уязвимых мест общего боевого порядка. Исследователь-эмигрант правильно пишет: «В первоначальных, как и в последующих, операциях русских войск в Пруссии характерным было то, что при наличии большого количе-ства и лучшей русской конницы отсутствовала совершенно между частями связь. Конница не знала, что происходит на фронте главных сил, фланги которых она обеспечивала

, и в армии не было никаких

уже успевшая провести ряд стычек по государ-

сведений о деятельности конницы»243. Всего лишь менее чем через две недели по объявлении мобилиза-ции (и войны) 1-я русская армия двинулась вперед. Выполнение межсоюзных соглашений с Францией предполагало наступление русских в пределы Германии еще до окончания мобилизационных мероприятий. Цель – вынудить германское командование перебро-сить часть своих сил из Франции на Восток, ослабив тем самым главные силы, долженствовавшие, согласно «Плану Шлиффена» в шестинедельный срок вывести Францию из войны. Впереди армей-ских корпусов 1-й армии шла кавалерия, имевшая в своем ставе пре-восходные кадры иственной границе. Согласно директиве главкосевзапа ген. Я. Г. Жилинского, конница 1-й армии должна была отрезать немцев от Кенигсберга, то есть – перерезать сильную железнодорожную магистраль. Соответственно, стратегическая конница ген. Г. Хана Нахичеванского располагалась на правом (северном) фланге 1-й армии. Левый фланг, примыкавший к Мазурским озерам, обеспечивался 1-й кавалерийской дивизией ген. В. И. Гурко. Как именно двигалась русская конница по непри-ятельской территории? Прежде всего, надо сказать, что русские ка-валерийские командиры готовили свои войска к конному бою. То есть – к столкновению с неприятельской кавалерией. Действительно, на Юго-Западном фронте русские кавалеристы имели несколько бо-ев с австро-венгерской кавалерией, о чем будет сказано ниже. Одна-

243 Гордеев А. А. История казаков, М., 1993, ч.4, с.33

165

ко в Восточной Пруссии одна-единственная немецкая кавалерийская дивизия, естественно, не собиралась участвовать в конном бою с пя-

непонимание то-

биннене

тью русскими кавдивизиями. Таким образом, русская конница должна была преодолевать обо-рону германской пехоты (ландштурма и ландвера, так как полевые корпуса не использовались противником вне общевойскового боя), усиленную искусственными препятствиями. Иными словами, рус-ские кавалеристы вынужденно выступили в роли ездящей пехоты, так как бой велся ими в пешем строю. Первый же выстрел немца из-за закрытия вел к спешиванию части передовых подразделений и медленному пешему наступлению на препятствие. В это время вся прочая конная масса ждала, чем кончится дело. Между тем, продол-жительный стрелковый бой чрезвычайно невыгоден для кавалерии как подвижной силы высокоманевренного типа. Так что нельзя да-вать врагу возможности втянуть себя в пешую перестрелку. Однако, русские командиры, как нарочно, втягивали конницу в затяжные пешие бои, вынуждая кавалерию бездействовать как средство ма-невра и давления на неприятельские фланги. В первом же бою рус-ской кавалерии (1-я кавалерийская дивизия) у Маркграбова в Вос-точной Пруссии 1 августа, на практике было выявлено «неумение вести наступательный бой спешенной кавалерией иго, чем он отличается от такого же боя пехоты»244. Первым существенным препятствием на пути русского вторжения должна была стать укрепленная линия рек Ангерап и Инстер, нахо-дившаяся немного в глубине немецкой территории – примерно в пя-тидесяти верстах от границы. Перед войной русский Генеральный штаб сообщал: «Данные о реке Ангерапе, в связи с нахождением на ее правом фланге сильно укрепленной группы Мазурских озер, дают основание заключить, что немцы, по всей вероятности, в полной ме-ре используют те затруднения, которые эта река и, главным образом, ее долина, представят нашему наступлению. Во всяком случае, река Ангерапп явится очень серьезным препятствием для нашей кавале-рии, в случае ее попытки проникнуть в район сосредоточения гер-манской армии в обход с севера Мазурской озерной линии»245. Тем не менее, все вышло не так. Действия командира германского 1-го армейского корпуса вынудили 8-ю германскую армию принять бой восточнее этой линии. В сражениях при Сталлупенене и Гумнемцы потерпели поражение и оставили эту линию без боя. 4 августа, практически сразу же после переход государственной границы, русский 3-й армейский корпус ген. Н. А. Епанчина столк-

244 Рогвольд В. Усиленная разведка Маркграбова 14\1 августа 1914 года, М., 1926, с.24 245 Германия. Военно-статистическое описание. Часть 1: Восточно-Прусский район, Спб., 1912, с.30

166

нулся с германским 1-м армейским корпусом ген. Г. фон Франсуа. Это немецкое соединение комплектовалось из местных уроженцев и потому и личный состав, и комкор-1 горели желанием немедленно вступить в бой. Ожесточенный бой проткал с переменным успехом, но подход остальных армейских корпусов 1-й армии – 4-го и 20-го – вынудил немцев отступить. В свою очередь, командующий 8-й гер-манской армией ген. М. фон Притвиц унд Гаффрон также стал вы-двигать всю армию вперед, навстречу наступавшим русским, остав-

аправлением в тыл непри-

всего лишь одной германской 2-й ландверной бригадой.

ляя укрепленную линию рек Ангерап – Инстер в своем тылу. Что же делала в период Сталлупененского сражения русская кава-лерия, которая, по идее, должна была идти впереди армии и нести в том числе и разведывательные функции? А ничего не делала! Поя-вившись на поле боя, конница бездействовала, предоставляя пехоте вести свой собственный бой. Генерал Франсуа вел сражение, нис-колько не опасаясь за свой тыл, и не боясь быть отрезанным – рус-ская кавалерия пассивно осталась в стороне от сражения. Напомним, что командарм-1 сам являлся кавалеристом, а потому, узнав о под-робностях боя под Сталлупененом, ген. П. К. Ренненкампф не смог сдержать своего негодования действиями конного отряда ген. Г. Ха-на Нахичеванского. Телеграмма командарма-1 Хану от 6 августа гласила: «Деятельность вашего конного отряда в бою 4 августа крайне неудовлетворительна. Пехота вела упорный, тяжелый бой, конница обязана была помочь появлением не только на фланге, но и в тылу неприятеля, не считаясь с числом верст – это привело бы к меньшим потерям у нас, и к тяжелому поражению неприятеля. В бу-дущем приказываю быть более энергичным, подвижным, помнить, что у вас сорок восемь орудий, которые нятеля принесут громадное поражение»246. В свою очередь, через два дня в первое сражение вступила и кон-ная группа ген. Г. Хана Нахичеванского. Причем Хан Нахичеван-ский позволил втянуть свой корпус (а четыре кавалерийские диви-зии – это даже и не корпус, а чуть ли не Конная армия) в отдельный бой с немецкой пехотой. Иными словами, оставшись в стороне от общевойскового сражения под Сталлупененом, начальник стратеги-ческой конницы провел свой собственный бой, причем провел его самым что ни на есть бездарным образом, тяжело сказавшимся на последующих действиях всей 1-й армии. Это сражение протекало в районе двух немецких местечек Краупишкен – Каушена, и велось с немецкой стороны

246 Восточно-Прусская операция. Сборник документов империалистической войны, М., 1939, с.188

167

Повторимся, в то время как с русской стороны дрались четыре перволинейные кавалерийские дивизии (до двенадцати тысяч са-бель), то с германской – одна ландверная бригада (шесть пехотных второлинейных батальонов). Немцы имели две артиллерийские ба-тареи против восьми. Что самое удивительное – противник смог удержать русских. В бою у Каушена Хан использовал семьдесят спешенных эскадронов (около десяти тысяч человек) при восьми конных батареях против не более шести тысяч немецких ландвери-стов. Понятно, что непосредственного перевеса в живой силе русские почти не имели, так как при спешивании треть бойцов является ко-новодами. То есть, в самом бою участвовало не более семи тысяч русских солдат и офицеров. Хан Нахичеванский забыл простую ис-тину, что конница, прежде всего, все-таки должна действовать в конном строю. Очевидно, таким же образом воевали многие кавале-рийские начальники, если в приказе от 25 ноября 1915 года началь-ник 3-го кавалерийского корпуса ген. граф Ф. А. Келлер еще раз указывал: «Надо только помнить, что сила конницы заключается в стремительности конных атак и в способности к быстрому маневри-рованию. Численность спешенной конницы слишком мала, силы ее незначительны, вследствие чего в пеших строях конница не может развить ни могучего натиска при наступлении, ни упорства в оборо-не, а маневрирование ее сковано коноводами»247. Однако, немцы сражались с успехом. Причина тому – отврати-тельная организация боя с русской стороны. Вместо того, чтобы обойти противника конницей, создать угрозу его флангам и выну-дить отступить с подготовленных рубежей, четыре русские кавале-рийские дивизии атаковали неприятельскую пехоту в трех плотных колоннах на фронте всего в шесть верст. Исследователь говорит: «Конница, вместо того, чтобы использовать свою подвижность и ис-кать возможность охвата пехоты ландверной бригады, спешивалась и вступала в пеший бой. Бой корпусом продолжался целый день, к вечеру [германская] пехота отошла, потеряв две пушки, но конный корпус, понеся большие потери, не мог не только продолжать даль-нейшее движение, но и отойти назад для приведения частей в поря-док»248. Кроме того, под Каушеном русские атаковали в полный рост, по-чему и несли большие потери, наряду с тем, что не смогли выбить противника с его позиций. Элитная кавалерия посчитала, что насту-пать цепями, залегая, с перебежками, будет слишком унизительно

247 цит. по: Граф Келлер, М., 2007, с.1057 248 Гордеев А. А. История казаков, М., 1993, ч.4, с.34

168

для престижа русской кавалерии. Лучше бы командиры подумали о выполнении боевой задачи! Эскадроны были перемолоты огневым боем, немцы держались, и исход сражения решил последний эскад-рон Конного полка ротмистра барона П. Н. Врангеля фон Люденго-фа. Эскадрон Врангеля атаковал германскую батарею, стоявшую на этом же берегу реки Инстер, где и шел бой (другая батарея била из-за водной преграды) и, ценой больших потерь, включая всех офице-ров, кроме самого Врангеля, уцелевшего чудом, взял ее. Этот эпизод сделал Врангеля популярным, и впоследствии он быстро пошел в гору, став к концу войны командиром кавалерийского корпуса, а за-тем – лидером Белого движения на Юге России в годы Гражданской войны. Атака в конном строю на батарею смутила врага и вынудила его отступить. Артиллеристы взятой батареи были изрублены на месте. Напомним, что большая часть немецкая артиллерия била из-за реки. 4-й эскадрон лейб-гусарского полка был назначен охранять обоз 1-го разряда и потому не принял участия в бою. Общие потери русских в бою у Каушена составили 46 офицеров, 329 солдат и 369 лошадей. К большим потерям привела тактика действий – лобовой удар в спешенных порядках, без малейшего использования конного манев-ра против флангов. «Действуя в спешенном бою, начальники рус-ской конницы направляли удар обычно в лоб неприятелю, но без особой настойчивости в достижении поставленной себе цели. На-ступление, встреченное огнем, останавливалось, и в большинстве случаев завязывался тягучий стрелковый бой, равномерный по всему фронту, а затем под прикрытием огня конной артиллерии, приковы-вающего противника к месту, начинался отход русской конницы»249. Кроме того, непропорционально велики оказались потери среди офицерского состава: один офицер на семь солдат. Для сравнения: кадровая предвоенная армия – примерно один к тридцати, армия по-сле мобилизации – один к шестидесяти, к ноябрю 1916 года – один к сорока. Оценивая характер и значение таких потерь, офицер штаба 2-й армии августа 1914 года пишет: «Это – офицерский комплект пятнадцати эскадронов. Это – сорок шесть офицерских разъездов, которые могли бы осветить самые отдаленные и медвежьи углы Восточной Пруссии в то время, когда сто пятьдесят тысяч русской пехоты ходили вслепую и не имели необходимых сведений о нем. Бессмысленное и преступное уничтожение командного состава вы-сокого качества при нашем тройном превосходстве в артилле-рии»250.

249 Барсуков Е. З. Артиллерия русской армии (1900-1917), М., 1949, т.3, с.175 250 Богданович П. Н. Вторжение в Восточную Пруссию в августе 1914 года, Буэнос-Айрес, 1964, с.45

169

Безусловно, потери среди командиров, как правило, выше, нежели среди рядового состава. Однако соотношение один к семи и впрямь является «бессмысленным и преступным». Можно привести в каче-стве примера неудачный бой 4-й пехотной дивизии ген. Н. М. Кома-рова (6-й армейский корпус ген. А. А. Благовещенского) 13 августа 1914 года с частями германских17-го армейского и 1-го резервного корпусов севернее Бишофсбурга. На 73 выбывших из строя офице-ров пришлось 5 283 нижних чина. Соотношение: один к семидесяти двум. Это и есть экономия офицерского корпуса, и без того весьма невеликого. Также, и общеармейские итоги этого боя стали для русских самы-ми плачевными. Вечером 6-го числа, после окончания боя, ген. Г. Хан Нахичеванский решил дать своему отряду отдых весь следую-щий день. Для этого он не только не закрепил за собой занятую тер-риторию, что позволяло обеспечить правый фланг подходившей к Инстеру 1-й армии, но – отступил назад! В итоге, немецкие ландве-ристы вновь закрепились на восточном берегу Инстера, а коман-дарм-8 ген. М. фон Притвиц унд Гаффрон развернул здесь левый фланг своей армии в составе 1-го армейского корпуса, 1-й кавале-рийской дивизии и кенигсбергского ландвера. Для прикрытия флан-га своей армии Хан оставил кавалерийскую бригаду генерала Ора-новского (12 эскадронов при 8 пулеметах) – брата начальника штаба Северо-Западного фронта. Подчиненный оказался достойным своего начальника – эта бригада, не предупредив соседа – 20-й армейский корпус – ранним утром следующего дня отошла в тыл на тридцать километров и расположилась на отдых в деревне Шиленен. На следующий день, 7 августа произошло сражение под Гумбин-неном, где столкнулись главные силы 8-й германской армии (три корпуса, кавдивизия и отдельные ландверные бригады) с 1-й рус-ской армией (три армейских корпуса). Весь период боя русская кон-ница находилась в тылу и бездействовала. Бездействие русской кон-ницы в Гумбинненском сражении, позволило германской 1-й кава-лерийской дивизии ворваться в тылы русского 20-го армейского корпуса. А ведь комкор-20 ген. В. В. Смирнов был уверен, что его открытый правый фланг обеспечивается конницей – той самой кав-бригадой генерала Орановского. Немцы смяли 28-ю пехотную дивизию из состава 20-го армейского корпуса и прорвались в русский тыл. Порыв врага был остановлен самоотверженными действиями русских артиллеристов, стрелявших в упор картечью. Вслед за уже прорвавшейся 1-й кавалерийской ди-визией шла немецкая пехота. Судьба сражения повисла на волоске (в этот момент германский центр был разгромлен 3-м армейским кор-пусом, но успех немцев на фланге мог свести на нет победоносную

170

работу русской 27-й пехотной дивизии ген. А.-К. М. Адариди). В этот момент один из офицеров Генерального штаба, прикомандиро-ванный к коннице, не участвовавшей в сражении, вывел на оголен-ный фланг русского оборонительного фронта Павлоградский гусар-ский полк с двумя конными батареями. Артиллерийский огонь при-остановил германский натиск и позволил пехотным командирам привести свои войска в порядок. Противник был отбит, а вкупе с ус-пехом русских в центре, вечером стал отступать вглубь Восточной Пруссии. Именно это сражение вынудило германское верховное ко-мандование растеряться, переоценить свой успех во Франции и пе-ребросить на Восток два корпуса из ударного правого крыла в Бель-гии, что решило исход Битвы на Марне, а значит и всей войны. Таким образом, действия русской стратегической кавалерии в крупном сражении, судьбоносном сражении, не только не способст-вовали достижению победы, но даже едва не послужили причиной поражения. Генерал Орановский был отстранен командармом-1 от своего поста, а сместить Хана Нахичеванского не позволила Ставка Верховного Главнокомандования. То есть, бездарно проведенный бой у Каушена имел последствием бездействие кавалерии под Гум-бинненом. Хан должен был не бить в лоб по позициям немцев, а обойти Каушен и выйти противнику в тыл. Ведь, напомним, что по-тери кавалерии составили четыреста человек при штатной численно-сти в двенадцать тысяч сабель? Разве это повод для бездействия? Одной только угрозой тылам немецкого левого крыла ген. Г. Хан Нахичеванский мог сковать немецкую инициативу и оттянуть на се-бя часть сил врага в Гумбинненском бою. Кавалерия должна была прикрыть правый фланг 1-й армии, но вместо этого даже отошла на-зад, совершенно оголив его. В результате, армейская кавалерия 1-й армии ни разу в ходе Восточно-Прусской наступательной операции не приняла участия в общевойсковом бою всей армии. Особенности русской конной тактики в Восточной Пруссии описал участник вой-ны: «…русские начальники действуют прямо в лоб неприятелю, ма-неврирование почти отсутствует, особенно в более ранних боях, бои ведутся почти исключительно в пешем строю, причем при наступле-нии и завязывается упорный и тягучий стрелковый бой. Действий резерва не видно и дело сводится к равномерному действию по все-му фронту без настойчивости в достижении поставленной себе цели; успех, когда он был, не используется, преследования нет»251. Одна из существенных причин бездействия армейской конницы группы ген. Г. Хана Нахичеванского во время сражения при Гум-биннене заключалась в отсутствии достаточного количества боепри-

251 Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2001, вып.3, с.125

171

пасов. То есть, расстреляв в Каушенском бою снаряды и патроны, кавалерия не смогла их вовремя пополнить. Дело в том, что органи-зация стратегической конницы предусматривалась планами войны, но никоим образом не структурой подразделений в составе армий. Поэтому конница 1-й армии не имела своих артиллерийских парков. Предполагалось, что снаряды для стратегической конницы будут выделяться ближайшими пехотными частями. Таким образом, ввя-завшись накануне Гумбиннена в бой у Каушена – Краупишкена, конники Хана расстреляли более половины имевшегося боеком-плекта, а новых патронов и снарядов взять было неоткуда. Конница получила боеприпасы только 9 августа, после чего Хан Нахичеван-ский и возобновил движение конницы вперед. То есть, непродуманная организация вынудила командарма-1 ген. П. К. Ренненкампфа (Ренненкампф, напомним, и сам был кавалери-стом!) отказаться от преследования отступавших немцев силами стратегической конницы сразу же по окончании Гумбинненского сражения. Но спрашивается – зачем же конница вела этот совершен-но ненужный бой? Он был тем более не нужен, что вечером конница все равно отступила, а немцы вновь заняли свои только что сданные позиции. Кажется, что кавалерия вела какую-то свою собственную, совершенно отдельную от всей армии войну. О качествах русских кавалерийских начальников было известно и перед войной. Менять их никто бы не позволил, так как, помимо придворных связей, Вер-ховным Главнокомандующим был назначен генерал-инспектор ка-валерии великий князь Николай Николаевич. То есть, человек, кото-рый и воспитал этих начальников. Возможно, что исправить ситуацию смогли бы организационные мероприятия. А именно – усиление конной массы пехотными под-разделениями, которые и вели бы фронтальные бои с неприятель-скими заслонами, в то время как конница обходила бы фланги. Но разве можно было предположить такую бездарность? Говоря о пред-военном планировании Восточно-Прусской наступательной опера-ции, отечественный военный историк и участник войны считает: «Главная вина Главкома Жилинского в том, что он, приняв коман-дование Северо-Западным фронтом, не подверг пересмотру решений главного генерального штаба, намеченных задолго до войны… Надо было развернуть три армии, поставив ближайшей целью овладение Летценским озерным районом. Конницу же Хана надо было усилить двумя имевшимися на фронте стрелковыми бригадами и развернуть в конную армию с подчинением непосредственно фронту»252. Пред-

252 Вацетис И. И. Операции на восточной границе Германии в 1914 году, М.-Л., 1929, ч.1, с.320

172

ставляется, что переменить организацию и планы не мог ни Жилин-ский, ни, тем более, Ренненкампф. После победу под Гумбинненом 1-я русская армия двое суток стояла на месте, приводя себя в порядок. Ведь до этого момента вой-ска двигались вперед без отдыха, не давая людям дневки (то есть – суточный отдых), и первая дневка была намечена штабом армии именно на 7-е число. Поэтому, командарм-1 ген. П. К. Ренненкампф, на которого, к тому же не оказывалось давления со стороны штаба фронта, где главкосевзап не сознавал значение решения первооче-редной задачи – соединение флангов армий фронта западнее линии Мазурских озер, остановил войска. Следовало подтянуть и тылы, прежде всего – подвезти боеприпасы, так как продовольствия и фу-ража в столь богатой местности как Восточная Пруссия и так хвата-ло. Участники Восточно-Прусской наступательной операции в один голос свидетельствуют, что 1-я армия не нуждалась в продфураже (чего не было во 2-й армии, наступавшей в малонаселенной местно-сти). Главное, в чем обвиняют генерала Ренненкампфа относительно его действий в операции – это отсутствие преследования отступающей 8-й германской армии после Гумбинненского боя. Конечно, штаб 1-й армии допустил массу ошибок. Это и непонимание сути операции – смыкание флангов 1-й и 2-й армий. Это и необходимость поддер-жания боевого соприкосновения с отходящим вглубь Восточной Пруссии противником, чтобы не позволить ему провести перегруп-пировку для удара по 2-й армии. И много чего еще. Для нашей же темы важно следующее. Во-первых, командарм-1 не смог сместить с поста ген. Г. Хана Нахичеванского. Между тем, Хан двинулся впе-ред вместе со всей армией – только 9 августа, после трехсуточного отдыха! Что мог сделать в этой ситуации генерал Ренненкампф, если кавалерийский начальник игнорирует его прямые приказы, а убрать его невозможно? Во-вторых, штаб 1-й армии (то есть, не только сам командарм-1, но и его сотрудники) ошибся в том, что значительная часть немец-кой группировки (не менее двух корпусов) отступила в крепость Ке-нигсберг. Именно так сделали бы русские (колебания Ставки и глав-нокомандования Северо-Западного фронта в 1915 года по поводу ос-тавления крепостей в Польше), и делали австрийцы (Перемышль). Немцы поступили правильно – как можно было запереть в крепости половину полевой армии, когда решается судьба войны? Но русские сделали бы наоборот и, поставив себя на место врага, ошиблись. Кроме того, 1-й армейский корпус ген. Г. фон Франсуа действитель-но отступил в Кенигсберг. Но не для того, чтобы обороняться там, а для того, чтобы быть мгновенно переброшенным по железнодорож-

173

ным магистралям через всю провинцию против левого фланга 2-й русской армии ген. А. В. Самсонова. Вот в этом ошибся штаб 1-й армии, и его не поправил точно таким же образом рассуждавший (приоритет обороны первоклассной крепости перед полевой борь-бой) штаб фронта. Неверно оценив обстановку, командарм-1 продолжил громоздить цепь ошибок. Основная масса войск 1-й армии двинулась для блока-ды крепости Кенигсберг, а не для преследования 8-й германской ар-мии к Алленштейну. Вперед двинулись только авангарды и 1-я кава-лерийская дивизия ген. В. И. Гурко. Вскоре эта ошибка была закреп-лена директивой главкосевзапа ген. Я. Г. Жилинского, прямо пред-писывавшей 1-й армии блокировать Кенигсберг и Летцен. Соответ-ственную этой ошибке задачу получила и кавалерия – идти вперед, огибая Кенигсберг с целью воспрепятствовать уходу оттуда против-ника вдоль побережья Балтийского моря. В какой-то мере такая задача была оправдана, так как именно та-ким образом из Кенигсберга был переброшен германский 1-й армей-ский корпус. Но разве могла конница по темпам движения угнаться за железными дорогами? В то время, как русские кавалерийские авангарды вышли к западным фортам Кенигсберга, войска генерала Франсуа уже прорывались в тыл 2-й армии под Танненбергом – Сольдау. Опасливые же маневры командования стратегической ка-валерии еще больше усугубляли ошибки штаба 1-й армии, так как ни о какой инициативе действий в отношении Хана Нахичеванского не приходится и говорить. «Командование армии правильно ставило задачи конному корпусу для операции на правом открытом фланге, но конница все-таки была разбросана по фронту… Бессмысленно конница передвигалась взад и вперед, и не только прижималась к армии, и обнажала иногда ее фланг, но и утомляла конский состав. Боязнь сближения с противником и опасение за фланг и тыл конни-цы особенно сказалось в этой операции»253. Нельзя не упомянуть и о факторе поддержания связи. Так, немно-гочисленный отряд ген. В. И. Гурко (кавдивизия с бригадой), дейст-вовавший вместе с пехотой, получил искровую радиостанцию, а Хан Нахичеванский – нет. То есть, связь с группой стратегической кава-лерии поддерживалась преимущественно через посыльных. В итоге, приказания отдавались через третьих лиц, с неизбежным запоздани-ем и искажением уже изменившейся обстановки. Поэтому штабу армии было очень удобно сваливать свои вины на кавалеристов, особенно если вспомнить, что четких приказов после Каушена Хану уже не отдавалось, а «сводки о противнике», ежедневно присылае-

253 Свечников М. С. Тактика конницы, М., 1923, ч.1, с.16

174

мые ему ген. П. К. Ренненкампфом, ничего не говорили о своей соб-ственной группировке всей 1-й армии. Наступление русской конницы вокруг Кенигсберга продолжалось недолго. Авангарды русских уже обстреливали западные форты кре-пости, а центр занял Прейсиш-Эйлау. Но в этот момент штаб фронта неожиданно для себя сообразил, что 2-я армия терпит катастрофу. В связи с этим главкосевзап ген. Я. Г. Жилинский стал отдавать лихо-радочные приказания по срочному маршу 1-й армии на помощь ге-нералу Самсонову. В свою очередь, командарм-1, уже почуявший неладное и перебросивший к себе 2-й армейский корпус ген. С. М. Шейдемана, сам двинулся вперед. Приказ идти на выручку соседу был отдан и коннице – 16 августа. В этот момент русская стратегическая кавалерия, не имея перед собой противника, беспрепятственно продвигалась по Восточной Пруссии, блокируя Кенигсберг. Как только выяснилось, что конная масса, в принципе, «простаивает», не выполняя своих функций, вследствие неумения П. К. Ренненкампфа и Г. Хана Нахичеванского использовать конницу сообразно ее силам и назначению, ее стали раздергивать по частям. Сначала, вся масса группы Хана была пере-ведена на южный берег реки Прегель, а на северной стороне остался отряд генерала Рауха – 2-я гвардейская кавалерийская дивизия. За-тем, когда масса была повернута для помощи 2-й армии на Во-рмдитт, у Кенигсберга был оставлен генерал Казнаков с бригадой 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. Впереди же пехоты 1-й ар-мии на Алленштейн наступала 1-я кавалерияйская дивизия ген. В. И. Гурко. При этом все три отряда – Хана, Рауха и Гурко двигались к 2-й ар-мии порознь, не объединенные ни единым замыслом, ни общим ко-мандованием. То же положение сохранилось и после поворота гер-манской 8-й армии против 1-й русской армии после победы под Танненбергом. Поэтому кавалерия и не сумела выполнить своих за-дач по разведке надвигавшегося противника, и не воспрепятствовала его выходу на русский фланг. Фронтальное наступление изобилует кризисами в своем развитии. Поэтому необходимо развивать энер-гичный маневр по нажиму на растянувшиеся сообщения противни-ка. Здесь существенную помощь может оказать решительное движе-ние массы кавалерии, сосредоточенной на охватывающем крыле. Как считает А. А. Свечин, «Выход массы конницы на сообщения не-приятеля представляет хорошее начало для крупного оперативного успеха». Именно этого русские кавалерийские начальники делать и не умели. И все это при том, что конница несла сравнительно не-большие потери, если сравнивать их с пехотой (большие потери бы-ли только под Каушеном). Например, в лейб-гвардии Кирасирском

175

полку (1-я гвардейская кавалерийская дивизия) за август 1914 года в ходе Восточно-Прусской наступательной операции погибло 6 офи-церов и 42 нижних чина. Вообще, использование конницы проходило под знаком не столь-ко боевой деятельности, сколько под знаменем изматывания сил лю-дей и лошадей. Можно, конечно, сказать, что конница должна вести разведку, но реальная отдача здесь явилась минимальной – штаб 1-й армии вплоть до сообщения 15-го числа из штаба фронта даже и не подозревал, что 2-я армия охватывается противником с обоих флан-гов. То есть – не только от Сольдау, но и со стороны Бишофсбурга, где простое движение корпусов 1-й армии вперед вынудило бы врага остановиться и отступать за Алленштейн. Боевая сила эскадронов ослаблялась постоянной высылкой разъездов из отборных всадников полка, обыкновенно числом около взвода. И нельзя сказать, что действиям русских мешал климат. Так, кон-ница 1-й армии с 1 августа по 5 сентября только два раза попадала под дождь, такая стояла хорошая погода. Казалось бы – действуйте! И, напомним, что, невзирая на дрянную организацию (сведение ка-валерийских дивизий в стратегическую массу при отсутствии забла-говременно подготовленного штаба соответствующего уровня), рус-ская конница если в чем и испытывала недохват, так только в бое-припасах. В. Рогвольд так оценивает итоги деятельности русской ка-валерии в Восточно-Прусской операции: «В конечном счете нужно прийти к заключению, что если поход в Восточную Пруссию летом 1914 года оказался для русской кавалерии сравнительно легким и не вызвал больших лишений, то благодаря, главным образом, богатству страны. Организация кавалерийских дивизий и их снабжение были приноровлены к работе их в составе корпусов, не отходя далеко от своей пехоты. Как только из дивизий пришлось создать отряды ар-мейской конницы, так сейчас же дали себя знать все недочеты по ор-ганизации и снабжению, что отозвалось вредно на деятельности ар-мейской конницы, создавая ей ненужные затруднения… Можно только удивляться, что обо всем этом не подумали заранее именно в русской армии, где самым планом войны предвиделось создание крупных отрядов армейской кавалерии и где раньше, до конца япон-ской войны, имелись в мирное время кавалерийские корпуса»254. Для сравнения… Конница армий обоих фронтов должна была вы-полнять схожую работу. Это, прежде всего – ведение разведки. А также – маневрирование на флангах неприятельских масс с целью оттягивания на себя части сил неприятеля. И, понятно, что эти зада-чи выполнялись по-разному. Мы уже говорили о тех дневках, что не

254 см. Кавалеристы в мемуарах современников. 1900-1920, М., 2001, вып.2

176

стеснялся устраивать своей коннице ген. Г. Хан Нахичеванский. Еще бы! Трое суток на одном месте при неучастии в общевойсковом сражении, оголении фланга армии перед сражением и отказе от пре-следования противника! Удивительно только, как это некоторые участники операции говорят о факте изматывания конницы – при такой-то боевой работе? В качестве сравнительного примера приве-дем письмо А. Е. Снесарева, начальника штаба 2-й казачьей Свод-ной дивизии (ген. А. А. Павлов) от 21 августа 1914 года. Эта дивизия входила в состав 8-й армии Юго-Западного фронта, сумев скрыть сосредоточение армии от глаз противника, а также проведшей в ко-роткие сроки два кавалерийских боя. У Городка была разбита 5-я ав-стро-венгерская кавалерийская дивизия, а затем у Джурина (у города Бучач) – 1-я кавалерийская дивизия. Обе указанные австрийские ка-валерийские дивизии входили в группу ген. Г. Кёвесс фон Кёвессга-за, которая всего имела в своем составе три с половиной кавалерий-ские дивизии. А. Е. Снесарев пишет супруге из Ходорова. «Дорогой Женюрок! Пишу тебе еще, после вчера. В первый раз дневка, после трех недель. Лошади наши измотались полностью, хотя удивитель-но, как выносливы»255. Сравните – первая дневка за три недели, и при каких результатах! Вот как надо воевать. Как известно, кавалерия 1-й армии, с глобальным запозданием на-чавшая выдвигаться на помощь 2-й армии, не успела. Группа Хана Нахичеванского вообще не успела подойти к месту сражения, полу-чив приказ на отход, как только 1-я армия была остановлена дирек-тивой штаба фронта. Лишь 1-я кавалерийская дивизия ген. В. И. Гурко подошла к Алленштейну, где провела огневой бой и была вы-нуждена отступить. В дальнейшем, на втором этапе Восточно-Прусской наступательной операции, кавалерия 1-й армии отступала вместе с армией под ударами усилившейся (переброска из Франции двух армейских корпусов и кавалерийской дивизии) 8-й германской армии. Теперь эту армию возглавляли уже ген. П. фон Бенекендорф унд фон Гинденбург (командарм) и ген. Э. Людендорф (начальник штаба). В ходе отступления 1-й армии за рубеж реки Неман, кавалерия ни-чем не проявила себя. Даже, напротив, пока пехота и артиллерия от-бивали атаки неприятеля, конница отступала за боевые линии, ста-новясь вне досягаемости германского огня. Разумеется, что при та-кой тактике кавалеристы не вели разведки и не могли послужить арьергардом, который позволял бы отступать пехоте и обозам. Ко-роче говоря, конная группа ген. Г. Хана Нахичеванского явила рази-

255 Фронтовые письма А. Е. Снесарева с 27 июня по 22 октября 1914 года…// Военно- ис-торический журнал. Интернет-приложение, 2006, №1, с.10

177

тельный контраст с действиями конницы Юго-Западного фронта. А если говорить о больших массах – то с деятельностью 1-го кавале-рийского корпуса ген. А. В. Новикова в сентябре месяце, на левом берегу Вислы. Офицер-пехотинец так говорит о коннице 1-й армии при отступлении армии из Восточной Пруссии во второй половине августа 1914 года: «Наша кавалерия нас не прикрывала. К нашей большой досаде, кавалерия генерала Хана Нахичеванского, пока днем мы вели бой, уходила далеко в тыл и там становилась биваком. Отбив немецкие атаки, мы шли дальше и через некоторое время подходили к биваку Хана Нахичеванского. Горели у них костры, что-то варилось, они отдыхали. И как только показывалась голова нашей колонны, костры тушились, раздавалась команда «седлай!», «по коням!», «справа по три, рысью марш!». Кавалерия уходила вперед нас, а мы, утомленные, голодные, еле тащившие ноги, долж-ны были освобождать шоссе для прохода кавалерии и идти по обо-чинам и канавам. На рысях уходила в тыл наша кавалерия, вместо того, чтобы прикрывать наш отход и дать нам маленькую передыш-ку»256. Наверное, эта краткая характеристика дает блестящую оценку Хану Нахичеванскому. Итог образования конной группы в Восточной Пруссии был не-утешителен. Причиной тому не столько сама личность генерала Ха-на Нахичеванского, сколько отсутствие, вследствие расформирова-ния кавалерийских корпусов, подготовленного для управления большой конной массой командира и его штаба. Об опасности тако-го положения вещей били в набат еще до войны. Однако, военный министр и Генеральный штаб не прислушивались к мнению наибо-лее передовых кавалерийских командиров. Еще в 1910 году князь Д. П. Багратион предвосхитил ненормальность образования сводных кавалерийских групп в начале Первой мировой войны при сущест-вующей организации и системе управления. Багратион писал: «От-сутствие должности “начальника кавалерии действующей армии”, намеченного еще в мирное время из числа выдающихся образован-ных генералов нашей конницы, быть может, составляло одну из причин, почему наша конница в последних двух войнах не принесла существенной пользы ни на театре военных действий, ни на полях сражений. Как бы ни был талантлив главнокомандующий армией, даже в том благоприятном случае, если он сам по роду службы при-надлежит кавалерии, его обязанности по общему управлению полу-миллионной армией на громадном театре войны настолько сложны в современной боевой обстановке, что уму человеческому фактически не под силу уловить и сохранить свежим в памяти даже общие нити

256 Военная быль, 1966, №79, с.7

178

направления деятельности конницы, требующие громадного сосре-доточенного, внимательного, неустанного и, главное, непрерывного напряжения ума, дабы работа конницы шла быстро и плодотворно. Только специально назначенное для сего лицо с крупным талантом, проведшее в рядах конницы всю службу и высокообразованное, мо-жет помочь главнокомандующему в этой сложной его работе»257. В качестве исторического примера, Д. П. Багратион указывал, что да-же такой военный гений как Наполеон, назначил высшего кавале-рийского начальника – маршала И. Мюрата . По окончании Восточно-Прусской операции 1914 года полковник Генерального штаба Разгонов (старший адъютант оперативного управления штаба 2-й армии) представил свои мысли относительно тактики ведения боя (окружение неприятеля посредством «Канн»), где в том числе уделил место и действиям конницы. В частности, он говорил, что «…Обняв противника с флангов, надо завершить его окружение, для чего может быть особенно полезна конница. Конные массы, способные и к огневому бою, явятся в настоящих сражениях, разыгрывающихся на десятках верст, подвижными резервами, кото-рые будут наносить последние удары»258. Интересно, что мысль по-вторяется. Практически точно таким же образом, описанным в 1914 году русским офицером, пытавшимся осмыслить опыт неприятель-ской тактики, действовали танковые группировки фашистского вер-махта, замыкавшие «мешки» окружения советских войск в 1941 го-ду. Исход Восточно-Прусской наступательной операции резко сказал-ся на всех ее участниках с русской стороны. Командарм-2 ген. А. В. Самсонов застрелился. Два комкора 2-й армии попали в плен, а еще три были отстранены со своих постов сразу после окончания опера-ции. Командарм-1 ген. П. К. Ренненкампф будет отстранен только в ноябре 1914 года по окончании Лодзинской оборонительной опера-ции. Комкор-20 впоследствии станет командармом-2, а комкор-3 от-правится в отставку в феврале 1915 года. Только комкор-4 пройдет всю войну на своем посту. Ген. Г. Хан Нахичеванский впоследствии будет командовать кавалерийскими корпусами и всегда – без успеха. Главкосевзап ген. Я. Г. Жилинский лишится своего поста и отпра-вится во Францию русским военным представителем при союзном командовании. В январе 1915 года на комкора уйдет и начальник штаба Северо-Западного фронта ген. В. А. Орановский. Именно о нем больше всего сожалели знавшие его современники, в том числе и Б. М. Шапошников. В. Н. Дрейер вспоминал: «Орановский дальше

257 Вестник русской конницы, 1910, №7, с.304-305 258 Восточно-Прусская операция. Сборник документов империалистической войны, М., 1939, с.488

179

корпуса не двинулся, хотя это был незаурядный генерал, превосход-ный военный, очень знающий и любимый всеми»259. К чему это перечисление? Ответ прост: все высшие чины Северо-Западного фронта – главкосевзап Жилинский, начштафронта Ора-новский, командарм-1 Ренненкампф, командарм-2 Самсонов – были кавалеристами. Генералами-от-кавалерии. Действия русской конни-цы в Восточно-Прусской операции послужили ярким примером то-го, как масса кавалерийских начальников не умела использовать тот род войск, к которому принадлежала. Наверное, последующее их понижение (или отставка, или даже гибель) также не случайно. В го-ру пошел единственный кавалерист, отличившийся в этой операции – конкомдив-1 ген. В. И. Гурко. Генерал-от-кавалерии Гурко в 1916 году командовал 5-й и Особой армиями, исполнял обязанности На-чальника Штаба Верховного Главнокомандующего судьбоносной для Российской империи зимой 1917 года, и был уволен с поста главнокомандующего армиями Западного фронта лишь при Времен-ном правительстве – в конце мая 1917 года.

Глава 6. Конная армия в Свенцянском прорыве (1915).

Лето 1915 года стало тяжелейшим периодом в войне для русской армии. Именно в Великом Отступлении русские теряли по двести тысяч человек пленными в месяц. Именно в Великом Отступлении врагу были сданы вся русская Польша, Галиция, Западная Литва и часть Белоруссии. Именно в этот период произошел надлом мораль-ной упругости русских войск, разочарованных громадными потеря-ми и обидными поражениями. Причина этому – кризис вооружения, испытываемый русскими с начала 1915 года и преодоленный только к весне 1916 года. В ходе борьбы за Польшу, отступая перед железными германски-ми клиньями, пытавшимися с флангов охватить и уничтожить в Польше большую часть русской Действующей армии, пришлось ос-тавить всю крепостную систему, заблаговременно подготовленную перед войной. В двадцатых числах июля были очищены Ивангород и Варшава, что означало переход всей линии Вислы под австро-германский контроль. Уже 6 августа, после непродолжительной обороны, сдалась русская цитадель в Польше – крепость Новогеор-гиевск. Очередь была за последними крепостями – Ковно, Гродно, Осовцом, Брест-Литовском.

259 Дрейер В. Н. На закате империи, Мадрид, 1965, с.110

180

После падения 9 августа крепости Ковно, 10-я германская армия ген. Г. фон Эйхгорна продолжала теснить русскую 10-ю армию ген. Е. А. Радкевича в междуречье рек Вилии и Немана, дабы обойти Вильно с севера и окружить русских, свершив решительный бросок в русские тылы. Тем временем ген. М. В. Алексеев, тогда еще зани-мавший должность главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, перебросил под Вильно три корпуса (5-й армей-ский корпус ген. П. С Балуева, Гвардейский корпус ген. В. А. Оло-хова и 2-й Кавказский корпус ген. С. Бек Мехмандарова). Тем самым командарм-10 генерал Радкевич получил возможность во встречных боях обескровить немцев и остановить их продвижение. Эти части прибыли на данный участок в связи с тем, что с падением Ковно правый фланг 10-й армии «повис» в воздухе, и требовалось срочно прикрыть его, дабы не позволить врагу предпринять маневр на охват правофланговых армий Северо-Западного фронта. Однако фронтальные бои еще в большей степени обескровили и русские части, что вызывалось нехваткой боеприпасов и разложени-ем войск, в которые вливались отвратительно подготовленные по-полнения. Так, например, у Бейсаголы в полном составе сдался 315-й пехотный Глуховский полк во главе со своим командиром, под тем предлогом, что были расстреляны все патроны. Так что А. А. Свечин с полным основанием полагает, что «Основная задача 10-й русской армии в этот период времени должна была бы заключаться в выиг-рыше времени, хотя бы ценой потери участка территории, для воз-можно беспрепятственного выполнения нового развертывания, ка-ким по существу являлось прибытие массы новых дивизий. Развер-тывание следовало бы, естественно, производить не на линии фрон-та, а отнести его несколько назад, обеспечивая лишь сохранение в наших руках виленского узла и железной дороги Двинск – Гродно». Но можно понять и генерала Алексеева: риск развертывания и пере-группировки в тылу прогибавшегося под германскими ударами фронта, был слишком велик. Поэтому новоприбывшие корпуса тут же вливались в боевые линии, чтобы придать подкрепление жесткой обороне, проводимой штабом фронта и командармом-10 ген. Е. А. Радкевичем. И вот тут-то началась чехарда в перестановках русского высшего командного состава. Император Николай II, не внимая всеобщим протестам, выразил намерение самому встать во главе Действующей армии. Великий князь Николай Николаевич отправлялся Наместни-ком на Кавказ, Верховным Главнокомандующим становился сам царь, вследствие чего весь состав Ставки был немедленно пересмот-рен. Так, главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. М. В. Алексеев должен был занять пост Начальника Штаба Вер-

181

ховного Главнокомандующего – то есть стать фактическим распоря-дителем русской стратегии. Сам Северо-Западный фронт делился на два фронта. Во главе Северного фронта становился вызванный из запаса ген. Н. В. Рузский, во главе Западного фронта – командарм-4 ген. А. Е. Эверт. Перемены в организационной структуре самых что ни на есть высших штабов временно ослабили управление войсками. Это обстоятельство было использовано германским командованием для проведения новой решительной операции на окружение. Глав-ной целью ставилось уничтожение 10-й русской армии в Литве. Получив информацию о русской реорганизации, германский глав-нокомандующий на Востоке генерал-фельдмаршал П. фон Гинден-бург тут же усилил свою ударную 10-ю армию ген. Г. фон Эйхгорна до семнадцати с половиной пехотных и четырех кавалерийских ди-визий. К сентябрю 1915 года силы австро-германцев на Восточном фронте достигли своего максимума – сто шестнадцать пехотных и двадцать четыре кавалерийские дивизии. В то же время на Француз-ском фронте против французов, англичан и бельгийцев стояли девя-носто пехотных и одна кавалерийская дивизия немцев. Фланги войск генерала Эйхгорна прикрывали Неманская армия ген. О. фон Белова (шесть пехотных и две кавалерийские дивизии) и 8-я армия ген. Ф. фон Шольца (пять с половиной пехотных дивизий). Перед командармом-10 ген. Г. фон Эйхгорном была поставлена следующая задача: стремительным броском овладеть Вильно, пере-резав тем самым неприятельские железнодорожные коммуникации, и выбросить в тылы русских конные массы, чтобы окружить рус-скую 10-ю армию. Для этого все двенадцать тысяч сабель (неслы-ханная цифра для германцев), имевшихся в распоряжении Гинден-бурга севернее Полесья, были сосредоточены на участке предстоя-щего прорыва. Всего же германская группировка насчитывала около трехсот тысяч штыков и, как говорилось, двенадцать тысяч сабель. В чем смысл захвата именно Вильно? С падением виленского же-лезнодорожного узла русские фланги Северного и Западного фрон-тов разбрасывались в стороны и не смогли бы оказать друг другу помощи. Следовательно, окружение и последующее уничтожение 10-й русской армии проводилось бы в условиях отсутствия у рус-ских не только резервов, но и тех войск, что могли бы деблокировать окруженные части извне. Французский генерал Камон так писал о Свенцянском прорыве: «Идея его состояла в том, чтобы при помощи кавалерийских дивизий, «ущемить» три железнодорожные пути снабжения правого русского крыла в пунктах – Вильно, Молодечно и Минск, принудить таким образом корпуса правого фланга отхлы-

182

нуть в беспорядке, и тогда атаковать их массой, предназначенной для маневра и быстро подвезенной из Ковно к Вильне и далее»260. Таким образом, если летние операции – Риго-Шавельская, 2-я Праснышская, наступление группировки ген. А. фон Макензена с южного фаса Польши – имели целью окружение всего русского Се-веро-Западного фронта, то теперь перед начальником штаба Гин-денбурга ген. Э. Людендорфом стояла куда более скромная задача – окружение всего одной русской армии. Столь ограниченная по срав-нению с предшествовавшими цель новой операции, явилась следст-вием отчаянной стойкости русских солдат и офицеров, дравшихся с превосходившим в силах и средствах врагом на протяжении пяти месяцев. Десятикратное и более превосходство противника в обес-печении боеприпасами, позволило австро-германцам вытеснить рус-ских из Польши, Галиции и Западной Литвы, нанося русским гро-мадные потери, и захватывая в плен десятки тысяч пленных. Но ни разу победоносному неприятелю не удалось окружить и пленить ни одной русской полевой дивизии, не говоря уже о полной армии. Единственное исключение – гарнизон крепости Новогеоргиевск. И теперь, уже на исходе лета, в преддверии осенней распутицы, пре-вращавшей болотисто-лесные районы севернее Полесья в непрохо-димые дебри, немцы предпринимают последнюю попытку маневра на окружение хотя бы одной-единственной армии русских, по прин-ципу шлиффеновских «Канн». Противостоявшая немцам 10-я русская армия ген. Е. А. Радкевича имела в своем составе всего сто десять тысяч человек. Соседи – 5-я армия ген. П. А. Плеве (55 000 чел.) 1-я армия ген. А. И. Литвинова (107 000 чел.) и 2-я армия ген. В. В. Смирнова (54 000 чел.). Таким образом, даже по общему соотношению живой силы противники имели равную численность. Впрочем, если русские имели триста тысяч штыков и сабель в четырех армиях, что раздробляло управле-ние по сравнению с неприятелем, то немцы свели те же триста тысяч в единый кулак под руководством одного командарма. А если вспомнить германскую артиллерию и ее обеспечение боеприпасами, то становится ясно, что Гинденбург придавал Виленской операции чрезвычайно важное значение, прекрасно понимая, что близящаяся осень вскоре остановит наступательный порыв больших войсковых масс вплоть до января, когда мороз скует льдом болота и речные поймы местности. Кроме того, надо было помнить и том, что на-чальник Полевого Генерального Штаба ген. Э. фон Фалькенгайн начнет переброски войск с Востока во Францию, как только францу-

260 см. Война и транспорт. Сборник статей, М., 1927, с.86

183

зы удосужатся начать наступление. Особенно значительным было преимущество немцев в пулеметах. Соотношение сил и средств перед началом операции в четырех германских армиях севернее Полесья и пяти русских армиях Северо-Западного фронта (без учета некомплекта в частях, особенно силь-ного для русских)261: армии людей орудий пулеметов:

станковых/ручныхНемцы: 10-я армия 8-я армия 12-я армия Неманская армия Итого Русские: 10-я армия 1-я армия 2-я армия 4-я армия 5-я армия Итого

129 600 57 600 57 600 43 200 288 000 106 352 102 360 45 520 61 200 39 700 355 132

960 300 450 300 2 010 595 352 393 504 118 2 012

1 296\972 648\486 648\486 432\324 3 024\2 268 400 169 211 384 160 1 324

Немцы сосредоточили ударный кулак против стыка русских 5-й и 10-й армий, которые, вытянувшись после боев первой половины ав-густа в одну линию, не имели за собой эшелонированных в глубину резервов. Генерал Людендорф учел все: 5-я русская армия входила в состав новообразованного Северного фронта, а 10-я – в состав За-падного. Таким образом, русским предстояло налаживать взаимо-действие не только армий, но и фронтов, которые только-только бы-ли образованы и только-только получили своих главнокомандую-щих. Как говорилось выше, в связи с переменами в Верховном Главно-командовании, 22 августа в Ставку прибыл император Николай II, и только теперь кадровая расстановка стала окончательно ясной. Ве-ликий князь Николай Николаевич отправлялся Наместником на Кав-каз. Общее руководство оставалось за императором (Верховный Главнокомандующий с 23 августа), пожелавшим принять на себя бремя военных невзгод, а фактическое руководство стратегией и во-енными действиями – в руках генерала-от-инфантерии Михаила Ва-

261 Кирпичников А. Конные массы в развитии прорыва//Военно-исторический журнал, 1940, №8, с.31

184

сильевича Алексеева. Этот тандем верховного руководства русски-ми вооруженными силами просуществует до конца, до самого паде-ния монархии. Всего через три дня, 26 августа, немцы перешли в на-ступление в общем направлении на Вильно – Молодечно, открыв тем самым Вильно-Свенцянскую операцию. Ввиду особенностей данного района, ограниченного с юга Полес-скими болотами, а в тылу русских – малопроходимыми лесами, гер-манское наступление получало дополнительные шансы на успех. Отсутствие в ближайшем русском тылу мощных железнодорожных узлов вынуждало русскую сторону к вялому парированию ударов, в случае падения Вильно. Соответственно, немцы рассчитывали опро-кинуть русские войска и занять все железнодорожные линии север-нее Полесья, чтобы, разгромив и уничтожив часть сил русских фронтов, оттолкнуть русских в бездорожье. Как писали в России: «противник рассчитывал громоносным ударом обрушиться на пра-вый фланг нашей боевой линии Западного фронта, пробиться в на-правлении Вилькомир – Вилейка, выйти во фланг и тыл Западного фронта и заставить его корпуса отходить назад через узкое горло между Молодечном и Полесьем»262. Первой вперед бросилась германская конница. Мощный натиск германцев смел конные отряды Н. Н. Казнакова и М. С. Тюлина, служившие передовым отрядом русской 10-й армии на ее стыке с 5-й армией. В этот момент разрыв между русскими армиями, теперь уже входившими в состав разных фронтов, составил девяносто верст. Как всегда, стыки между русскими армиями прикрывались лишь конными отрядами, слабо снабженными артиллерийскими средствами ведения боя. В реорганизационной неразберихе послед-них дней взаимодействие между фланговыми частями разных армий, вошедших теперь, к тому же, в состав разных фронтов, не было от-регулировано, что сразу же позволило группировке ген. Г. фон Эйх-горна приступить к маневру глубокого охвата фланга русской 10-й армии. Германская ударная группа включала в свой состав 2-ю, 10-ю, 58-ю и 77-ю пехотные дивизии общей численностью в 28 800 штыков при 320 орудиях, 288 станковых и 216 ручных пулеметах. В прорыв были введены 1-я, 3-я, 4-я и 9-я кавалерийские дивизии общей чис-ленностью в 14 400 сабель при 72 орудиях и 48 пулеметах. Противо-стоявшие им на первом этапе операции русские конные отряды на-считывали около двадцати тысяч человек. Отряд генерала Казнако-ва: полторы кавалерийских дивизии и четыре пехотных батальона – 5 400 сабель, 3 200 штыков при 18 орудиях и 12 пулеметах. Отряд

262 Вильна-Молодечненская операция, Пг., 1916, с.4-5

185

генерала Тюлина: две с половиной кавалерийских дивизии и три пе-хотных батальона – 10 800 сабель и 800 штыков при 24 орудиях и 20 пулеметах в составе 1-й Кубанской казачьей дивизии, бригады 2-й Кубанской казачьей дивизии, сводной казачьей бригады, Сибирской казачьей бригады, 54-го Донского казачьего полка. На самом участ-ке прорыва соотношение сил сторон было вообще ненормальным: противник имел 72 батальона и 96 эскадронов при 400 орудиях про-тив 5,5 батальонов, 82 эскадронов при 42 орудиях263. Русская конница, под напором неприятеля, отступила к флангу своей армии, и противник 28 августа прорвал ее оборону севернее Вилькомира. Этим ударом левофланговые 3-й армейский корпус ген. В. А. Альфтана, и 23-й армейский корпус ген. Н. А. Третьякова, только-только переданный в 5-ю армию ген. П. А. Плеве, входившие в состав 5-й армии, были отброшены к Двине. В то же время право-фланговые корпуса 10-й армии (Гвардейский корпус ген. В. А. Оло-хова и 3-й Сибирский корпус ген. В. О. Трофимова) оттеснялись к реке Вилия, за которую и были отброшены после двухдневных ожесточенных боев. Имея меньшие силы по фронту, противник смог одержать ряд успехов во фронтальных боях, дабы позволить своей ударной группировке возможно дальше вклиниться вглубь русского расположения. Дело в том, что к осени 1915 года потери русской Действующей армии в кадрах были столь велики, что войска потеряли ту боевую упругость, что позволяет им драться при существенных потерях. По-этому, если летом русские еще упорно сражались против богато ос-нащенного боеприпасами противника (Шавли, Прасныш, Цеханов и др.), то осенью подавались назад и при слабых ударах. Б. М. Ша-пошников пишет: «С началом мировой войны наша пехота не боя-лась ни австрийской, ни немецкой конницы… С выбытием же из строя более или менее крепких в смысле обучения кадров, с перело-мом в настроении армии в достижениях войны, сильная в физиче-ском отношении наша пехота начала сдавать перед немецкой конни-цей, пожинавшей в своей оперативной работе и даже иногда на по-лях сражений хорошие плоды»264. Против правого фланга 10-й армии немцы сосредоточили две ударные группы: - группа ген. Й.-К. фон Эбена – 2-я и 58-я пехотные, 10-я ландверная дивизии, - группа ген. О. фон Гутьера – 42-я пехотная дивизия, 75-я, 76-я, 77-я, 115-я резервные и 14-я и 31-я ландверные дивизии

263 Евсеев Н. Свенцянский прорыв (1915г.), М., 1936, с.235 264 Шапошников Б. М. Конница (кавалерийские очерки), М., 1923, с.18

186

В связи с тем, что общее руководство армией нарушилось, так как противник сразу же пробил в обороне 10-й армии громадную брешь, ввел туда маневренные массы и стал теснить русских по фронту, ко-мандарму-10 пришлось вновь образовывать сводные армейские группы. Так, руководство оборонительными действиями на правом фланге, подвергшемся главному удару неприятеля, была образована сводная группа под командованием командира Гвардейского корпу-са ген. В. А. Олохова. Генералу Олохову также подчинялась конница и подошедший из глубины 5-й Кавказский корпус ген. Н. М. Исто-мина. То есть, русские также были вынуждены перейти к образова-нию групп, действуя под влиянием неприятеля. Организационная неразбериха, царившая в русской Действующей армии, сказалась еще и еще раз. Вместо того, чтобы противопоста-вить прорывающемуся в русские тылы противнику, равную мощь – кавалерию, русское командование предпочло отводить свои войска к флангам армий. При этом, прикрывающий стык фронтов конные группировки были поделены между фронтами. Конная группа ген. Н. Н. Казнакова, усиленная пехотой, была подчинена 5-й армии: русское командование, распределяя конницу, стоявшую на флангах фронтов, мудро переподчинило их пополам – и 5-й армии Северного фронта, и 10-й армии Западного фронта. В итоге, генерал Казнаков, разумеется, отступил к озеру Дрисвяты, к флангу своей армии (5-й) против которой немцы выставляли лишь заслоны, ибо главной це-лью их операции было окружение 10-й армии. То есть, группа гене-рала Казнакова оказалась выключенной из общей борьбы по проти-востоянию вражескому прорыву только потому, что ее приписали к Северному фронту, которому окружение не грозило. Теперь на пути германского тарана, рвавшегося к Молодечнен-скому железнодорожному узлу, осталась лишь слабая группа гене-рала Тюлина, которая и была быстро оттеснена за реку Вилия. А. А. Свечин, который сам принимал участие в этом сражении в качестве командира 6-го стрелкового Финляндского полка (2-я Финляндская стрелковая дивизия в составе 5-го Кавказского корпуса), пишет: «Мне рисуются две оперативные ошибки русского командования, облегчившие немцам прорыв. Первая ошибка – это направление 10-й армией свободного III Сибирского корпуса к северу от Вильны для удлинения правого фланга гвардии, явно охватываемого немцами… Такое запоздалое выдвижение поддержки из центра могло привести III Сибирский корпус лишь к тому, что он оказался сам внутри охва-та и не нашел себе полезного употребления… Вторая ошибка – это подчинение основной кавалерийской массы Казнакова 5-й армии… Окружение через прорыв угрожало не 5-й, а 10-й армии; к последней следовало и организационно привязать и Казнакова, обслуживавше-

187

го с 24 августа интересы 10-й армии. Тогда под немецким ударом Казнаков отходил бы не к озеру Дрисвяты, где он прикрывал пусто-ту, а по направлению к Молодечно, где проходили жизненные арте-рии всего Западного фронта…»265. Действительно, 5-я армия при-жималась к рубежу реки Западная Двина, обороняя Двинск. Уж ей-то окружение никоим образом не грозило. Максимум – части 5-й армии могли быть выбиты с двинского плацдарма. Нельзя сказать, что русское командование бездействовало. Уже на второй день германского прорыва Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев распорядился образовать на Западном фронте новую группу корпусов в районе Ошмяны – Лида, перебросив туда управление и штаб 2-й армии. Таким обра-зом, смысл новой перегруппировки заключался не в том, чтобы дать 10-й армии резервы, а чтобы развернуть на угрожаемом направлении новую армию; в данном случае – новую 2-ю армию, и остановить врага. Чтобы командарм-10 ген. Е. А. Радкевич не был скован реше-нием сразу двух тяжелых задач – и сдерживать рвущегося в прорыв противника, и организовывать контрнаступление – Начальник Шта-ба Верховного Главнокомандующего и принял решение об образо-вании новой армии. Еще в середине августа ген. М. В. Алексеев недооценивал значе-ния виленского направления, отдавая приоритет боям, ведшимся войсками 2-й, 1-й и 4-й армий в Польше. Но уже незадолго до своего нового назначения на пост Начальника Штаба Верховного Главно-командующего генерал Алексеев, получив сведения о неприятель-ской группировке в данном районе, решает создать под Вильно но-вую армию. Итак, войска старой 2-й армии передавались в соседние 1-ю и 4-ю армии, а управление во главе с ген. В. В. Смирновым пе-ребрасывалось в Вильно-Молодечненский район, куда в течение сентября были направлены выдернутые из состава различных армий корпуса: - 5-й армейский корпус ген. П. С. Балуева (из состава 10-й армии); - 20-й армейский корпус ген. А. И. Иевреинова (из состава 1-й ар-мии); - 27-й армейский корпус ген. Д. В. Баланина (из состава 1-й армии); - 34-й армейский корпус ген. Ф. М. Вебеля (из состава 10-й армии); - 36-й армейский корпус ген. Н. Н. Короткевича (из состава 1-й ар-мии); - 4-й Сибирский корпус ген. А. В. Сычевского (из резерва фронта); - 6-й Сибирский корпус ген. Ф. Н. Васильева (из состава 4-й армии).

265 Свечин А. А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914-1918гг., М., 2005, с.256

188

Тем не менее, к моменту Свенцянского прорыва германской 10-й армии 2-я армия еще не была сформирована, а потому ее корпуса в ряде случаев вводились в бой по частям, лишь бы прикрыть проги-бавшуюся на юго-восток линию фронта. Таким образом, в образовавшийся между 5-й и 10-й русскими ар-миями пятидесятикилометровый разрыв хлынула вся немецкая кон-ница, объединенная в отдельный кавалерийский корпус ген. О. фон Горнье. Это были все шесть немецких кавалерийских дивизий, те самые более чем двенадцать тысяч сабель, которым было придано значительное количество орудий, в том числе и восьмидюймовых мортир. Вслед за конницей шли германские ударные пехотные диви-зии, расширявшие прорыв на север и юго-восток. Тем самым в ли-нии русского фронта образовывалась своеобразная «воронка», края которой двигались к Западной Двине (на север), куда отходили вой-ска русской 5-й армии, и за Вильно (на юго-восток), куда откатыва-лись корпуса русской 10-й армии. Удар кавалерийскими дивизиями стал неприятным «сюрпризом» для русского командования, ибо теперь противник быстро продви-гался вперед, опережая темпы переброски корпусов новой 2-й армии под Вильно. Русские не успевали с перегруппировкой, что вынужда-ло отходить без боя, дабы не оказаться в «котле». Если в 1914 году под Лодзью русские войска имели достаточное количество боепри-пасов и целую армию (1-ю) в резерве Северо-Западного фронта, то теперь в Полесских лесах 1915 года, ничего этого не было. Так что приходилось отступать: наступление германской кавалерии на Мо-лодечно вызвал отход всего русского Западного фронта на пять пе-реходов назад, на восток266. Следует сказать несколько слов об организации германской кава-лерии в этой операции. В 1915 году на Восточном фронте были сформированы 1-й кавалерийский корпус ген. М. фон Рихтгофена и 2-й кавалерийский корпус ген. О. фон Шметтова. Немцы, по приме-ру русских, использовали временное объединение нескольких кава-лерийских дивизий в конные корпуса. Германцы также считали, что такой вариант предпочтительнее, нежели создание постоянных кор-пусов, чья штатная организация будет менее гибкой для борьбы на Восточном театре военных действий, характеризующемся значи-тельными просторами и гораздо меньшей, нежели во Франции, плотностью сил и средств на километр фронта. К этому времени наметился окончательный перелом во взглядах немецких командиров в отношении использовании конных масс: ка-

266 Шейдеман С. М. Стратегическая деятельность конницы на театре военных действий, М., 1921, с.4

189

валерийские дивизии перебрасывались с Западного фронта, где кон-ница в основном только оказывала существенное содействие в за-хвате той рубежной линии, которую командование признавало ис-ходной в начинавшейся позиционной борьбе. Операция во Фланд-рии, известная как «Бег к морю», закрепила складывавшуюся тен-денцию267. Максимум, для чего могла использоваться конница – бой полка в качестве прикрытия развертывания пехоты, но не более. Те-перь германская кавалерия скорее представляла из себя пеший огне-вой батальон. Основным маневром стало движение ездящей пехоты. Такой подход сыграл отрицательную роль в разгар маневренной войны на Восточном фронте, где малокультурность театра военных действий в смысле инфраструктуры, и отсутствие у русских доста-точных огневых средств предоставляли германским командирам большие шансы на успех. Виленско-Свенцянская операция стала единственной, где германцы применили большие кавалерийские массы. Ген. Э. Людендорф справедливо рассудил, что в создавшихся условиях вторжение конницы в глубокий тыл противника сулит зна-чительные дивиденды. Однако, во-первых, действия конницы все-таки привязывались к наступлению пехоты, а во-вторых, указанные выше изменения в тактике, верные на Западном фронте, помешали немецкой кавалерии использовать свои возможности по полной про-грамме на фронте Восточном. В немецких кавалерийских дивизиях состояли даже велосипеди-сты, малопригодные на разбитых литовских дорогах. Но зато, каж-дый выделяемый небольшой конный отряд, как правило, имел при себе отдельные орудия, чтобы артиллерийская поддержка обеспечи-вала перевес даже в мелких стычках. Точно так же пулеметы обяза-тельно придавались даже и разведывательным полуэскадронам. Из-вестный немецкий военный теоретик Ф. Бернгарди еще до войны настаивал на том, что стратегическая кавалерия должна иметь силь-ную артиллерию, значительную насыщенность пулеметами и ба-тальоны самокатчиков при сводных конных корпусах в несколько кавалерийских дивизий. Именно авторитет генерала Бернгарди по-будил германское руководство сохранить и усилить кавалерию пе-ред войной. Смысл придачи самокатных подразделений коннице со-стоял в разделении боевой работы: самокатчики ведут огневой бой, а конница выполняет свои маневренные задачи. Уже после войны ис-следователь писал: «…при современных комбинированных формах боя крупных кавсоединений, органическое включение самокатных групп будет играть большое значение: принимая на себя спешенный

267 Позек М. Германская конница в Литве и Курляндии в 1915 году, М.-Л., 1930, с.164

190

бой, самокатные группы освобождают от этой роли большую часть конницы, и сохраняют ее для маневра»268. Теперь же, во время войны, немцы с успехом использовали теоре-тические наработки. Как следствие всего сказанного, германская конница была сильным противником, с успехом подменяя пехотные части на тех участках, где была необходима немедленная поддержка. Но темпы продвижения конницы были невелики даже при той сте-пени личной ответственности, что всегда была присуща немецким командирам. Пехотные части, приданные коннице, увеличивают ее устойчивость. В этом случае пехота должна быть разбросана по все-му фронту кавалерии, организуя небольшие точки опоры. Поэтому эта пехота должна быть подчинена кавалерийским начальникам. Та-ким образом, здесь пехота превращается из главного рода войск во вспомогательный (отдельные стрелковые батальоны, подготовлен-ные для работы вместе с конницей). В состав 1-го германского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта М. фон Рихтгофена вошли 3-я кавалерийская дивизия, Баварская кавалерийская дивизия (ген. Хеллинграт). В состав 5-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта О. фон Шметтова: 6-я кавалерийская дивизия (ген. Гейдборн), 2-я кавалерийская дивизия (ген. Тумб-Нейбург), Гвардейская кавалерийская бригада (полков-ник Мальан), Саксонская кавалерийская дивизия (ген. Шметтов-младший), 4-я кавалерийская дивизия (ген. Гофман), 1-я кавалерий-ская дивизия. Вернемся к начавшейся операции. Помимо наносившей главный удар 10-й германской армии, прочие немецкие армейские группи-ровки также не бездействовали. Части 8-й и 12-й армий нанесли вспомогательные удары по русским армиям Северного и Западного фронтов. Как говорит исследователь, «Эти вспомогательные удары имели большое значение, так как вместе с главным ударом они охва-тили по существу весь [русский] Западный фронт. В результате, все армии русского Западного фронта и их резервы в начале операции были скованы. Только в дальнейшем, под угрозой быстрого разви-тия успехов 10-й германской армии, командование Западного фрон-та приступило к организации контрманевра»269. Как ни странно, но русские командармы не знали, кто же, собст-венно, прикрывает сами Свенцяны (ныне Швенченис) – маленький городок посередине железной дороги Вильно – Двинск. Именно по нему производившийся удар германских армий получил в военной историографии название Свенцянского прорыва. Небольшие русские

268 Попов В. Конница иностранных армий, М.-Л., 1927, с.35 269 Кирпичников А. Конные массы в развитии прорыва//Военно-исторический журнал, 1940, №8, с.33

191

части возле Свенцян были мгновенно сметены, и немцы перерезали связь между русскими армиями, войдя в городок уже 29 августа. Как всегда, на пути ударных частей противника стояла «сборная солян-ка» – этапный батальон гвардейского корпуса, сотня забайкальских казаков и несколько разрозненных взводов разных ополченских подразделений. Штаб 5-й армии возложил обеспечение свенцянско-го направления на командира сводной конной группы ген. Н. Н. Ка-знакова, а штаб 10-й армии – на командира Гвардейского корпуса ген. В. А. Олохова. В итоге городок оборонял начальник этапного батальона полковник Назимов, имевший под рукой чуть больше ты-сячи человек против двенадцати тысяч германских сабель, шедших на острие удара270. Еще не зная о падении Свенцян, в этот же день, как говорилось выше, 29 августа ген. М. В. Алексеев приказал выдвинуть в угро-жаемый район шесть армейских корпусов из состава армий Западно-го фронта и образовать здесь новую 2-ю армию. Для прикрытия раз-вертывания новой армии выдвигался 1-й кавалерийский корпус ген. В. А. Орановского в составе 8-й (ген. Л. П. Киселев) и 14-й (ген. В. Н. Петерс) кавалерийских дивизий. Это «прикрытие» и стало костя-ком той конной группировки, на чьи плечи ляжет задача контрудара по прорвавшейся немецкой кавалерии. При этом генерал Оранов-ский первоначально подчинялся командованию Северного фронта (!), где новый главкосев ген. Н. В. Рузский никак не мог принять всех дел, и потому волей-неволей саботировал участие своих войск в начавшейся оборонительной операции. И именно разрозненные кор-пуса еще не сформированной новой 2-й армии сдержали натиск вра-га, пытавшегося прорваться в тыл 10-й армии, защищавшей Вильно, и пленить ее. Германское командование искусно раздробило совместные дейст-вия русских фронтов. Оттеснив 5-ю армию ген. П. А. Плеве к Двин-ску, немцы попытались ворваться в город-крепость с ходу. После то-го как атаки были отражены, Людендорф сосредоточил в штурмую-щей группировке тяжелые батареи, решая одновременно две задачи: удержать русскую 5-ю армию от контрнаступления в немецкие ты-лы, как минимум. И – возможность артиллерийскими ударами сло-мать психологию противника и все-таки занять Двинск, как макси-мум. Двинск представлял собой плацдарм для будущего русского наступления в Польшу, и немцы всеми силами пытались свернуть его существование. И действительно: перебрасываемые командова-нием Северо-Западного фронта резервы немедленно вводились в бой, что не позволило командарму-5 ген. П. А. Плеве создать силь-

270 Евсеев Н. Свенцянский прорыв (1915г.), М., 1936, с.54

192

ную группу для контрудара. Тем самым, операция противника про-тив армий русского Западного фронта продолжалась без помех со стороны Двинска, где неприятель сумел создать впечатление гото-вившегося штурма – непрестанными атаками по фронту, и артилле-рийским обстрелом города, наряду с действиями авиации271. В итоге, слабая 5-я армия (Северный фронт) прижалась к Западной Двине, обороняя двинский плацдарм, и немцы получили возмож-ность ударить на 10-ю армию основной массой прорвавшейся груп-пировки. Именно это и было задумано Э. Людендорфом: немецкий военачальник заранее рассчитывал, что действующие на стыках но-вообразованных фронтов русские войска подадутся в разные сторо-ны, что даст германскому командованию возможность ввести в про-рыв свои немногочисленные, но технически экипированные резер-вы. Русские могли выправить ситуацию только массой, потому здесь и создавалась новая 2-я армия из спешно перебрасываемых с разных участков фронта корпусов. Уже 31 августа император Николай II в своем дневнике записывает об образовавшемся «провале» во фронте между Двинском и Вильно следующими словами: «Серьезность за-ключается в страшно слабом состоянии наших полков, насчиты-вающих менее четверти своего состава; раньше месяца их нельзя пополнить, потому что новобранцы не будут подготовлены, да и винтовок очень мало… Только 10 или 12 сентября будет закончено это сосредоточение, если, Боже упаси, неприятель не явится туда раньше». Достойно внимания, что все получаемые Северным фронтом ре-зервы главкосев ген. Н. В. Рузский отправлял не в 5-ю армию, кото-рая могла фланговым наступлением облегчить положение войск ко-мандарма-10 ген. Е. А. Радкевича, а к побережью Балтийского моря, чтобы установить единый позиционный фронт на своем Северном фронте. Поэтому 5-я армия ген. П. А. Плеве, изначально занимавшая выгодное положение в отношении контрудара по зарвавшемуся не-приятелю, была обречена на оборону, вследствие недостатка сил, и, следовательно, на пассивную роль в операции. Также непонятно, почему ген. М. В. Алексеев не переподчинил 5-ю армию главноко-мандованию Западного фронта (новый главкозап – бывший коман-дарм-4 ген. А. Е. Эверт) хотя бы на время ликвидации прорыва не-приятеля. Наверняка, свою роль опять-таки сыграли иерархичные отношения в среде русского генералитета, которые принесли так много зла в Первую мировую войну.

271 см. Олейников А. В. Генерал П. А. Плеве и бои в Прибалтике весной-осенью 1915 го-да// Военно-исторический журнал, 2009, №4, с.46-47

193

1-го сентября германцы подошли к Молодечно. Шесть пехотных дивизий противника охватили правый фланг русской 10-й армии, а их передовые отряды достигли железной дороги северо-западнее Минска, где находился штаб Западного фронта. В этот момент наи-большего продвижения немецких конников вглубь русского оборо-нительного фронта им оставалось до Минска всего-навсего двадцать пять верст (впрочем, германцы все равно не пошли на риск штурма столицы Белоруссии). Немцы почти вплотную подошли к городку Борисов (северо-восточнее Минска), что грозило перерубанием Александровской железной дороги и блокадой Минска. Но и без то-го положение было чрезвычайно тяжелым: железнодорожные линии Полоцк – Молодечно и Молодечно – Вильно сразу оказались пере-резанными, что снизило маневренные возможности русского коман-дования по маневру на ликвидацию прорыва. В этот момент штаб Западного фронта, находившийся в Минске, с 1-й и 10-й армиями соединял только один-единственный телефонный провод через Мо-лодечно. Поэтому, русские упорно дрались за этот город, дабы со-вершенно не потерять и без того разрушенного неприятельскими ударами управления. Прорвавшись через Свенцяны, германцы чрезвычайно сузили про-странство для отхода русских из-под Вильно. А действия немецкой кавалерии, угрожавшие тылам 10-й армии, не давали русскому ко-мандованию времени на подготовку контрудара. В этих условиях, когда противник бил с фронта артиллерийским огнем тяжелых бата-рей, а с фланга нависали прорвавшиеся немецкие ударные группи-ровки, русские могли только обороняться. Войсками возводились полевые фортификационные сооружения, ставшие прообразом тех оборонительных линий, что к 1916 году перекроют весь Восточный фронт от Балтики до Черного моря своей неприступностью. Поэтому уходившую в прорыв немецкую кавалерию сменяла медленно дви-гавшаяся за ней пехота, штурмовавшая полевые укрепления русских. Например, 1-ю кавдивизию сменила 115-я пехотная дивизия ген. фон Клейста. Немецкий участник войны сообщает: «Маневренная война на востоке, а особенно Виленская операция, дают целый ряд примеров наступления против укрепленных позиций. Конечно, по-зиции были оборудованы не так, как под Верденом, с использовани-ем долговременных крепостных укреплений в виде глубокой оборо-нительной зоны полосы из окопов и узлов сопротивления. Напротив, они в большинстве случаев носили линейный характер. Брустверы их окопов, снабженные бойницами и козырьками, представляли хо-рошую цель для артиллерии. Но местные предметы, посредством оборудования нескольких оборонительных линий подряд, были пре-вращены в опорные пункты, и отдельные участки позиции были хо-

194

рошо использованы для взаимного фланкирования. Далее, на не-больших расстояниях одна за другой, трудами резервов и местных жителей, устраивались все новые позиции, так что и здесь герман-ским дивизиям приходилось целыми днями прокладывать себе доро-гу от одной позиции до другой»272. Каково было состояние русских войск, противостоявших насту-павшему противнику? Тех войск, что уже все лето непрерывно отхо-дили перед врагом, порой теряя по сто процентов своего состава в нескольких боях. Например, А. А. Свечин полагает, что в период Свенцянского прорыва русские «войска находились на дне – царская армия едва ли когда-нибудь достигала большего разложения и так опускалась, как в эти конечные месяцы полугодового отступления 1915г.». Это что касается духа. О материальном же состоянии воо-ружения русских войск осенью пишет бывший генерал-квартирмейстер Ставки ген. Ю. Н. Данилов, назначенный команди-ром 25-го армейского корпуса: «Хорошо помню, как в сентябре 15-го года, вступив в командование XXV-м корпусом, я оказался во главе всего лишь неполных 8 т. штыков, крайне бедно обеспеченных ружейными патронами – остроконечными и тупоголовыми впере-мешку – почти без пулеметов и с малым количеством артиллерий-ских выстрелов. Потребовалось несколько месяцев – примерно до декабря – и много энергии, прежде чем скелет этого доблестного корпуса оброс мускулами и превратился в цельный полнокровный боевой организм»273. И кто, если не сам генерал Данилов своей предшествовавшей «стратегией» 1914-1915гг. чрезвычайно способ-ствовал такой ситуации? На этом этапе Виленско-Свенцянская операция стала поразительно напоминать сражение под Лодзью в 1914 году. Окружаемая русская армия прижимается к центру на реке (тогда это была Лодзь, а теперь Вильно), в ее тылы выходят подвижные группы немцев (тогда отряд Шеффер-Бояделя, теперь кавалерия Горнье), а соседние русские час-ти отбрасываются веерообразно, в самых разных направлениях. Как пишет А. А. Керсновский, «В районе Свенцян образовалось смеше-ние войск наподобие лодзинского. Наша 10-я армия, переменившая фронт на север, играла роль армии Шейдемана. Хаотически насту-павшая 2-я армия – роль Ловичского отряда. 1-й же конный корпус генерала Орановского оказался хранителем бездарных заветов Но-викова и Шарпантье»274. Действительно, части 10-й армии оказались вынуждены драться перевернутым фронтом на северо-восток, в то время как выдвигав-

272 Шварте М. Исторические примеры из мировой войны, М.-Л., 1928, с.92 273 Данилов Ю. Н. Россия в Мировой войне 1914-1915гг., Берлин, 1924, с.374 274 Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994, т.3, с.308

195

шиеся из тыла войска 2-й армии и конница пытались разомкнуть не-приятельские «клещи». Д. В. Баланин (комкор-27) вспоминал: «Спешно со всех сторон уже подходили наши корпуса, но им прихо-дилось преодолевать большие расстояния, при крайне пересеченно местности и по плохим, тяжелым дорогам. А потому и не удиви-тельно, что наступление шло медленно и директивы, слишком уп-реждавшие события, но в которых неуклонно проводилась одна мысль: всем настойчиво наступать на указанном фронте – далеко не всегда выполнялись». Только в 1914 году русские не так сильно ус-тупали противнику в техническом отношении и обеспечении войск боеприпасами. Тем не менее, и в 1915 году, как и год назад, развитие операции зависело от стойкости солдат окружаемой русской армии и от скорости контрудара русских по намечавшемуся кольцу окруже-ния. Общее руководство контрударами было возложено на комкора-2 ген. В. Е. Флуга (в 1914 году – командарм-10). Организация контр-удара чрезвычайно затруднялась тем, что откатывавшиеся на восток тыловые части 10-й армии запрудили все дороги до предела, что мешало развертыванию корпусов 2-й армии. В это время в районе Лаваришки – Палоши скопилось громаднейшее количество обозов войск 10-й армии, которые мешали не только сосредоточению удар-ных корпусов, но даже и их простому движению вперед. И тогда, чтобы обеспечить себе свободу маневра генерал Флуг 3 сентября от-дал категорическое распоряжение о немедленной остановке на месте всех без исключения обозных транспортов. Также, все повозки должны были незамедлительно убраться с дорог, чтобы не стоять на пути контрударной группировки. Безусловно, комкор-2 рисковал: задержка обозов на местах своего местонахождения могла стать причиной их перехода в руки наступавшей немецкой кавалерии. Од-нако следовало выбирать, и ген. В. Е. Флуг, естественно, выбрал войска 10-й армии, а не их обозы. Для предприятия контрудара у Молодечно, от которого до Минска оставалось всего-навсего шестьдесят километров – два конных пере-хода, были назначены 2-й армейский корпус ген. В. Е. Флуга и свод-ный (1-й) кавалерийский корпус ген. В. А. Орановского. Дабы пари-ровать неприятельские удары собственными активными действиями, русская конница была сосредоточена на фланге наступавшей гер-манской кавалерии. Измотанные длительными переходами русские войска по нескольку дней не имели хлеба: хлеб заменялся выкапы-ваемым с полей картофелем. Даже мясо (скот сравнительно дешево покупался у местного населения) употреблялось в пищу без соли, ибо соль не подвозилась, а на месте ее не было. Но надо было выру-чать своих!

196

Встречные фронтальные бои (в том числе, и конные столкновения) под Молодечно позволили задержать германскую конницу и выиг-рать необходимое время. Взять Молодечно с ходу немцам не уда-лось, и русские имели возможность пользоваться железнодорожны-ми коммуникациями молодечненской станции вплоть до того мо-мента, как город пришлось оставить под угрозой быть обойденными и отрезанными. Участник войны пишет, что войска противника по-дошли к железнодорожной станции города Молодечно «настолько близко, что могли держать ее под действительным артиллерийским огнем, причем часть прилегающих к станции Молодечно путей и со-оружений оказалась в сфере действий дальней разведки, и подвер-глась разрушению с ее стороны»275. К этому времени компактная масса германской кавалерии распы-лилась и действовала разъединенными небольшими группами в глу-боком тылу русских: так, например, германская 9-я кавалерийская дивизия обеспечивала тыл обходящей группировки со стороны Свенцян, откуда грозилась русская 5-я армия. Было необходимо ос-тавлять заслоны и против Борисова, и против Минска, и против Мо-лодечно. Тем самым ударный германский 6-й кавалерийский корпус в наиболее ответственный момент развития операции сократился всего до трех конных дивизий. Упала и скорость хода. В этот мо-мент темпы немецкого продвижения (при отсутствии достойного сопротивления противника) снизились до двадцати километров в су-тки. Такую же скорость наступления имела печальной памяти кава-лерия 1-й русской армии ген. Г. Хана Нахичеванского в первой фазе развития Восточно-Прусской операции 1914 года. Как правило, летом-осенью 1915 года русская конница все еще предпочитала атаковать в конном строю, что влекло за собой боль-шие потери, совершенно несоизмеримые с достигнутыми результа-тами. В связи с тем, что кадровый состав пехоты стал плох, а снаря-дов для артиллерии по-прежнему не хватало, вперед и бросали кава-лерию. Причем, далеко не всегда это происходило под приказом вышестоящего командира: начальники небольших конных подраз-делений старались всемерно облегчить боевую работу своей пехоты. У Свирни, Жогини, Кальпишки, Свирконты, в Праснышской оборо-нительной операции русские конные атаки заставляли немцев сни-жать темпы своего продвижения, но этот успех достигался чрезмер-ной кровью. Как отмечает германский автор, русской кавалерии бы-ло свойственно «останавливаться, прорвав наши иногда до смешно-го слабые линии, и довольствоваться достигнутым успехом, вместо

275 Свечников М. С. Очерки стратегической и тактической деятельности конных масс, М., 1923, с.139

197

того, чтобы использовать его дальше». В свою очередь, немцы под-водили из глубины резервы и легко ликвидировали успехи рус-ских276. Что же касается германской кавалерии, то она в бою стара-лась действовать в пеших порядках: медленно, но надежно. К 3 сентября в развитии Виленско-Свенцянской операции назрел кризис. Немцы чрезмерно растянули свои войска, пытаясь окружить русских, а к русскому правому флангу, на стык с 5-й армией, уже спешили корпуса 2-й армии: пусть разрозненно, и без надлежащего управления, но все-таки шесть корпусов. Русские войска, спешно перебрасываемые на помощь 10-й армии, остановили дальнейшее продвижение конных масс противника, сведя на нет все предыдущие успехи по образованию «котла». Германский автор сообщает, что кавалерийскому корпусу генерала Горнье «вполне удалось про-рваться в тыл русских. Но ввиду того, что ему пришлось одновре-менно с развитием [прорыва] отделить несколько дивизий навстречу подходившим с востока русским подкреплениям, то, в конце концов, ему не хватило сил, чтобы окончательно преградить путь отступле-ния отходящим сомкнутым колоннам русских»277. Тем не менее, противник сумел перерезать пути снабжения и эва-куации 10-й армии, пробившись в тыл виленскому району. Поэтому командарм-10 ген. Е. А. Радкевич в этот же день 3 сентября стал от-ступать от литовской столицы, пробиваясь на восток, чтобы сокра-тить фронт и увеличить силу готовящегося контрнаступления. Для этого, понятное дело, пришлось пожертвовать столицей Литвы – Вильно. К 6 сентября позади 1-го кавалерийского корпуса ген. В. А. Орановского уже стояли свежие резервы. Это подошел 5-й армей-ский корпус ген. П. С. Балуева. Действовавшая в его составе 7-я пе-хотная дивизия ген. С. Д. Михно сразу же двинулась вперед. Соот-ветственно, своевременное оставление Вильно, наряду с подходом резервов и их переходом в контратаки, способствовало тому, что за-думанный генералом Людендорфом «котел» для 10-й русской армии не удался. А. А. Свечин говорит: «Наше геометрическое положение все же было, пожалуй, не хуже, чем положение Лодзи в ноябре 1914г. Тогда 2-й армии было приказано продолжать удерживать Лодзь, хотя бы немцы и сомкнули кольцо окружения; но тогда еще были свежие резервы, войска еще не были так истощены, командо-вание еще тешило себя блестящими перспективами. В сентябре же 1915г. было окончательно принято решение очистить Вильну, не до-пуская 10-ю армию до полной потери сообщений; высшее командо-

276 Позек М. Германская конница в Литве и Курляндии в 1915 году, М.-Л., 1930, с.173 277 Брандт Г. Очерки современной конницы, М., 1924, с.63-64

198

вание не видело впереди просвета, в войсках наблюдались явления, совершено не напоминающие боевой задор…»278. 4-7 сентября армии Западного фронта успешно отошли восточнее линии Вильно-Огинский канал, спрямив фронт и не допустив окру-жения ни одной русской части. К этому времени пять армий Запад-ного фронта насчитывали в строю всего-навсего 369 722 чел.279: армия штыков и сабель в строю некомплект 1-я 2-я 3-я 4-я 10-я итого

102 364 45 524 54 283 61 199 106 352 369 722

200 785 58 876 89 627 111 601 143 428 604 317

Таким образом, как можно видеть, лишь 1-я и 10-я армия могли с грехом пополам претендовать на статус армии, исходя из своей чис-ленности. 2-я, 3-я и 4-я армии, по сути, представляли собой группу лишь несколько усиленных корпусов полнокровного предвоенного состава. Потери войск были велики, однако и противник был выну-жден торопиться, так как в самом ближайшем будущем ожидались переброски войск во Францию, где русские союзники, бездейство-вавшие все лето, наконец-то соизволили раскачаться. О количестве потерь говорит, например, 2-й гвардейский стрелковый полк, кото-рый с 26 августа по 10 сентября беспрерывно дрался в арьергарде. Из 1 625 чел. полк потерял 785 (48,3%) выбывшими из строя + 177 раненых и контуженых, оставшихся в строю. Офицеров выбыло бо-лее половины280. К этому времени стало очевидно, что натиск неприятеля выдыха-ется, и русское командование решило перейти в контрнаступление силами всех армий Западного фронта, чтобы окончательно остано-вить врага. 8-го сентября контрудар был нанесен обескровленными войсками 3-й армии ген. Л. В. Леша в общем направлении на Пинск. На острие удара шел 31-й армейский корпус ген. П. И. Мищенко. 10 сентября под Логишиным, взятым русскими, был разбит немецкий 41-й корпус, что предотвратило падение узловой станции Лунинец. В итоге, немцы приостановили свой натиск на Барановичи, и были вынуждены раскидать свои резервы, что облегчило контрнаступле-ние 2-й и 5-й армий.

278 Свечин А. А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914-1918гг., М., 2005, с.282-283 279 Евсеев Н. Свенцянский прорыв (1915г.), М., 1936, с.256-260 280 Верцинский Э. А. Из мировой войны, Таллинн, 1931, с.132

199

9-го сентября 2-я армия ген. В. В. Смирнова при поддержке свод-ных кавалерийских корпусов, наступавших на стыке 2-й и 5-й ар-мий, и объединенных под руководством генерала Орановского, пе-решла в общее контрнаступление. Использование огромной сводной конной группы стало блестящим козырем русских. Под командова-нием ген. В. А. Орановского оказалась целая конная армия – сорок один конный полк (246 эскадронов и сотен) в составе восьми с поло-виной кавалерийских дивизий. Конной группе были приданы семна-дцать конных батарей – сто двадцать орудий. В то же время, в Виленско-Свенцянской операции выявилась разница между использованием крупных конных масс немцами и русскими. Так, у немцев конница выполняла задачу фронтового масштаба, а у русских кавалерийские корпуса либо выполняли роль ездящей пехоты, пристраиваясь к флангам армейских корпусов (Орановский), либо действуя плечом к плечу с ними (Тюлин, чей от-ряд подчинялся комкорам). Интересно, что русские общевойсковые начальники в ходе ликвидации прорыва просили усилить их войско-вую конницу за счет конного кулака генерала Орановского. И это, несмотря на то, что еще до войны было понятно, что «дело главно-командующего или командующего армией указать цель действий конницы. Средства же достижения поставленной цели должны из-бираться начальником конницы самостоятельно»281. Численность стратегической конной группировки Западного фрон-та в боях под Вильно в сентябре 1915 года, к 25-му сентября соста-вила восемнадцать с половиной тысяч человек при пятидесяти трех пулеметах и шестьдесят одном орудии. К 6 октября число сабель в группе Орановского выросло до двадцати тысяч. Состав группировки: - 1-й кавалерийский корпус ген. В. А. Орановского (8-я кавалерий-ская дивизия ген. Л. П. Киселева и 14-я кавалерийская дивизия ген. В. Н. Петерса); - Сводный конный корпус князя Г. А. Туманова (6-я кавалерийская дивизия ген. В. Х. Роопа и 13-я кавалерийская дивизия ген. Г. А. Ту-манова); - группа ген. Н. Н. Казнакова (1-я гвардейская кавалерийская диви-зия ген. В. В. фон Нотбека, Уссурийская конная бригада ген. А. М. Крымова, 2-я бригада 5-й кавалерийской дивизии); - группа князя С. К. Белосельского (3-я Донская казачья дивизия ген. С. К. Белосельского-Белозерского, конная бригада ген. Потапова, два пехотных полка 70-й пехотной дивизии).

281 Матковский А. Ф. Самостоятельные действия крупных сил конницы на крыльях и в тылу неприятельских армий, Спб., 1911, с.21

200

Слабость этой конной группы была в отсутствии пехоты. Темпы продвижения кавалерии генерала Орановского были невысоки, и пе-хота вполне могла подкрепить кавалерию. Ведь в лобовом столкно-вении огневая мощь конницы невелика, а сам всадник представляет слишком лакомую цель для пулемета. Тем не менее, ведь и немцы имели на острие удара кавалерию, а потому действия русской кон-ницы отличались эффективностью. Например, 7-8 сентября в Смор-гони русские разгромили и практически полностью уничтожили 1-ю германскую кавалерийскую дивизию. На том этапе операции, когда было необходимо закрыть провал между фронтами, конница, безус-ловно, выполняла свою задачу, не позволив германской кавалерии пробиться на Минск. Но как только фронты сомкнули свои фланги, а 10-я армия вышла из образующегося «котла», нехватка пехоты в конной группе сразу же стала тормозить развитие наступления кон-ницы. В качестве сравнения можно привести действия 1-й Конной армии С. М. Буденного в период Гражданской войны в России. Как извест-но, 1-я Конная армия была сформирована на базе 1-го конного кор-пуса 11 ноября 1919 года из трех кавалерийских дивизий и стрелко-вой бригады. Во время решающего сражения 1-й Конной армии с белогвардейской конной группой генерала Павлова у станицы Егор-лыкская, в состав 1-й Конной входили 6-я, 4-я, 11-я кавалерийские и 20-я, 50-я и 34-я стрелковые дивизии. В январе 1920 года в ее соста-ве находилось 9 000 сабель и 5 000 штыков. В июне 1920 года – 2 800 штыков, 16 500 сабель, 672 пулемета, около 100 орудий. А, на-пример, во время броска к Львову в конце июля 1920 года, 1-я Кон-ная армия была усилена тремя стрелковыми дивизиями282. В этот момент в состав армии входило свыше 2 000 штыков, 16 200 сабель, 53 орудия, 337 пулеметов, 3 бронеавтомобиля, 7 бронепоездов. Как видим, конница Буденного всегда имела существенное усиле-ние в пехоте и технике. При этом, марши пехоты прикрывали отход кавалерии по окончании операции или маневра, а отдохнувшая кон-ница, переходя в очередное наступление, в свою очередь, давала пе-хоте возможность двигаться вне действия неприятельских ударов. Кто знает, как тактика Гражданской войны могла бы сказаться в ми-ровой войне. Однако, русская императорская кавалерия и в качестве и в количестве существенно превосходила конные массы красных и белых сторон в 1918-1920гг. Достаточно указать, что в 1916 году численность сабель в одном кавалерийском корпусе только самую малость уступала численности сабель Первой Конной армии РККА, а ведь таких армий и было-то всего две. Ген. А. К. Кельчевский уже

282 Гражданская война в СССР, М., 1986, т.2, с.200, 274, 285

201

в эмиграции так писал о тактике взаимодействия родов войск в Пер-вой Конной армии С. М. Буденного: «В период действий конницы его пехота, совершая спокойно марш, подтягивалась к определен-ным пунктам. Здесь, в зависимости от физической усталости людей и лошадей конницы, пехота или располагалась на отдых, прикрытая конницей, или же выдвигалась вперед и, заняв боевой фронт, служи-ла щитом для уводившейся на отдых конницы. Эта последняя после указанной боевой работы располагалась на отдых позади пехоты, усилив, если нужно, пехоту конными частями от более свежих пол-ков для ведения разведки»283. 10 сентября главкозап ген. А. Е. Эверт предложил отвести 1-ю, 2-ю, 3-ю и 4-ю армии, дабы сократить фронт и получить ряд корпусов для образования резерва, чтобы использовать его на правом фланге, куда углублялась немецкая кавалерия. Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев согласился с данным предложением. Ведь и так было ясно, что Вильно и Молодечно по-теряны, а чтобы не сдать противнику еще и Минск, следовало оста-новить врага. В этот момент русское командование еще не знало, что противник уже выдыхается, и его наступление проводится более по инерции. Но рисковать было нельзя: этого не позволяло общее со-стояние войск. Как считает исследователь, русские солдаты (увы, это были уже не кадровики образца четырнадцатого года!) призна-вали превосходство немецкой военной машины вообще и герман-ского солдата над русской стороной. «По мнению солдат, сила врага была в его «знании»… Удивляла, а порой и озлобляла работоспо-собность немцев… В этом же ряду стояли дисциплинированность, хитрость (ассоциировавшаяся с мудростью, упорством, лютостью), надменность и достоинство немцев даже в плену, физическое пре-восходство… Немцев считали крайне неудобным противником, по-скольку те дрались «настойчиво», «отчаянно», до «удивления»… Уже с осени 1915 года по русскому фронту стали распространяться слухи о невозможности вообще победить немцев, об их громадном превосходстве над русскими… С лета 1916 года после провала рус-ского наступления, мнения о силе и непобедимости немцев стано-вятся в армии преобладающими»284. Сократив фронт и двинув вперед конные массы, русские армии За-падного фронта предприняли попытку перейти в решительное контрнаступление. Тем не менее, достичь значительных результатов сразу, русским не удалось. Причина этому заключалась в неумении русских кавалерийских начальников организовать операцию боль-

283 цит. по: Военно-исторический журнал, 1995, №1, с.70 284 Асташов А. Б. Русский крестьянин на фронтах Первой мировой войны// Отечественная история, 2003, №2, с.78

202

шой конной массой. В период с 12-го по 14-е число, из войск доно-сили: «На Вилии, в новой 2-й армии, наше наступление пока разви-вается очень слабо; одни части имеют небольшой успех, другие да-же вынуждены местами осадить. Конница действует неискусно и жмется к пехоте, неся бесполезные жертвы в лобовых атаках, и нуж-дается в постоянных подсказах, что сила ее в быстроте перемещений и обходах». А с 18 сентября, как говорит исследователь, «Дальней-ший отход немцев происходил уже без боев и очень быстро; на ле-вом их фланге местами даже в беспорядке (бросали обозы, снаряды), но пленных мы имели очень мало. «Конница не имела вож-дей»…»285. Действительно, с 16-го сентября противник остановил дальнейшее развитие операции. Во-первых, начались переброски войск на За-падный фронт, во Францию, и ген. Э. фон Фалькенгайн в категори-ческом тоне потребовал от Гинденбурга и Людендорфа прекратить операцию. Во-вторых, цель Свенцянского прорыва, поставленная перед командармом-10 ген. Г. фон Эйхгорном, ген. П. фон Гинден-бургом, не была выполнена: русская 10-я армия не была окружена и сумела отойти. Главные причины остановки немцев заключались в потере ими темпов операции. Так, в первые четыре дня германская кавалерия проходила по восемьдесят километров вглубь русского тыла, а затем – только по двадцать – двадцать пять километров в су-тки. Пехота двигалась со скоростью пятнадцать километров в сутки. В то же время русские подразделения, брошенные генералом Алек-сеевым для заслона неприятельского прорыва, двигались куда боль-шими темпами: кавалерия по шестьдесят – семьдесят километров в сутки, пехота – переходами по тридцать километров. Быстрые темпы выдвижения резервов создали условия, необходимые для перелома операции в пользу русских войск. Теперь немецкие ударные группировки стали отходить назад, за-паднее, чтобы, уже в свою очередь, не быть окруженными и унич-тоженными. В то время, как противник отходил от Свенцян, На-чальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алек-сеев всеми силами старался причинить неприятелю наибольший ущерб. Однако сил на северном фланге Западного фронта не хвата-ло, а кавалерия не сумела проявить себя. В то же время над герман-скими коммуникациями нависала 5-я армия ген. П. А. Плеве, кото-рая была передана в состав Северного фронта. И генерал Н. В. Руз-ский вновь проявил себя «во всей красе». В течение всей операции, хотя главный германский удар был направлен против Западного фронта, главкосев раздражал Ставку постоянными просьбами о под-

285 см. Стратегический очерк войны 1914-1918гг., М., 1922, ч.4, с.122

203

креплениях и ссылками на слабость своих войск. В итоге, войска 5-й армии, против которой стояли лишь незначительные немецкие за-слоны, даже не сдвинулась с места, чтобы хотя бы попытаться нада-вить на отступавшего неприятеля с фланга. Несмотря на вялое руководство и фронтальные атаки, Свенцян-ский прорыв в коечном счете был ликвидирован, и 10-я германская армия перешла к обороне. Как отмечает отечественный исследова-тель, «Свенцянский прорыв – операция, которую обе стороны вели в условиях серьезного истощения сил». Огромный некомплект частей и запоздалый ввод в дело резервов сказались на темпах развития операции. Германцы намеревались окружить русскую 10-ю армию и правый фланг 1-й армии, но смогли лишь выиграть пространство, заплатив за этот успех разгромом своей конницы286. Восточный фронт, подобно Западному, стал застывать в тисках позиционной борьбы. Генерал Э. Людендорф признает, что «За всю войну как на Востоке, так и на Западе, нам ни разу не удалось довести до конца крупный стратегический прорыв. Прорыв между Вильно и Двин-ском зашел дальше остальных. Он показывает, что стратегический прорыв приводит к полному успеху, лишь развившись из него в так-тический охват»287. С середины сентября немцы стали перебрасывать войска во Фран-цию, где французы сподобились начать наступление в Шампани, и в Сербию, так как ожидалось выступление Болгарии на стороне стран Центрального блока, и появился шанс, уничтожив сербов, полно-стью овладеть Балканским полуостровом. Главным успехом герман-цев в этой операции стал захват всех крупных железнодорожных уз-лов перед Полесьем. Теперь русские перевозки вдоль фронта могли осуществляться только через Минск и Киев. Причина сравнительно-го неуспеха (ведь выполнить намеченную цель так и не удалось) – нехватка сил и времени. Б. Лиддел-Гарт пишет: «Когда Фалькенгайн отказался от проведения крупных операций, он с запозданием и не-охотно разрешил Людендорфу попытаться осуществить его виль-ненский маневр своими собственными скудными ресурсами. В ре-зультате этого незначительного по силам и самостоятельного удара Людендорфа, была перерезана железная дорога Вильно – Двинск, и немецкие войска подошли почти вплотную к минской железной до-роге, главной линии русских коммуникаций, несмотря на то, что для отражения удара русские имели возможность сосредоточить все свои резервы. Эти результаты являлись доказательством тех потен-циальных возможностей, которые были заложены в маневре Люден-

286 Евсеев Н. Свенцянский прорыв (1915г.), М., 1936, с.226 287 Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918гг., М.-Мн., 2005, с.169

204

дорфа. Если бы этот маневр был проведен раньше и более крупными силами, когда главные силы русских были прочно скованы в Поль-ше, немцы достигли бы еще лучших результатов»288. Теперь следовало оттеснить врага от жизненных центров империи, тем паче – от минского железнодорожного узла. Так как главкосев ген. Н. В. Рузский продолжал сдерживать войска 5-й армии, одно-временно терзая Ставку непрерывными просьбами о подкреплениях, хотя Северный фронт не испытывал давления противника, Началь-ник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев принял решение о формировании новой группировки. В районе По-лоцка стала сосредоточиваться новая 1-я армия ген. А. И. Литвино-ва, передавшего корпуса своей прежней 1-й армии соседям: 4-й и 10-й армиям. 18 сентября русская конница перешла в наступление в районе Мо-лодечно. Численность стратегической конной группировки Западно-го фронта в боях под Вильно в сентябре 1915 года, к 25-му сентября составила восемнадцать с половиной тысяч человек при пятидесяти трех пулеметах и шестьдесят одном орудии – по сути, целая Конная армия. Но тут-то и сказался импровизированный характер крупных кавалерийских соединений, которые пришлось восстанавливать уже в ходе войны. Начальники конных отрядов нехотя подчинялись об-щему начальнику – генералу Орановскому, артиллерия плохо взаи-модействовала с конницей, и потому в целом наступление продвига-лось медленными темпами. Однако общее превосходство сил позво-лило ген. В. А. Орановскому отбросить германскую конницу из рай-она Молодечно на шестьдесят пять километров севернее, к озеру Нарочь. Немцы считали русскую кавалерию достойным противни-ком, умело применяющимся к местности, ведущим разведыватель-ную службу, искусно использующим завесу и прикрывающим от-ход289. Но русские командиры так и не сумели использовать в долж-ной мере численное превосходство, позволив немецким частям сча-стливо избегнуть окружения. Одновременно 20-22 сентября 1-я армия ген. А. И. Литвинова, пе-реброшенная на полоцкое направление, пыталась оттеснить против-ника ударом в стык Неманской и 10-й германских армий. Наступле-ние на широком фронте, в лоб, сковало врага, но 1-й армии не уда-лось продвинуться ни на шаг, зато потери составили более двадцати тысяч человек. К началу октября 1-я армия и конная группа генерала Орановского прочно сомкнули фланги армий Северного и Западного фронтов. Это те самые фланги, что были разрублены Свенцянским

288 Лиддел-Гарт Б. Энциклопедия военного искусства, М.-Спб., 2003, с.203 289 Позек М. Германская конница в Литве и Курляндии в 1915 году, М.Л., 1930, с.179-180

205

прорывом. Данными боями закончился период маневренной войны на Восточном фронте. Теперь противоборствующие стороны, окончательно истощив свои силы в сражениях кампании 1915 года, как и во Франции, перешли к позиционной борьбе. При этом, часть германцев не сумела выйти из окружения. Пусть это были небольшие группки людей, но зато они испытали на своей шкуре, как плохо находиться в неприятельском тылу без надежды выйти к своим. Участник войны вспоминал: «В районе Дуниловичей, в громадных лесах, все еще болтались одиноч-ные, небольшие разъезды германской кавалерии, отставшие от своих главных сил. Доведенные холодом и голодом до отчаяния, они при-ходили в соседние деревни и сдавались в плен. Много трупов их ос-талось лежать в глубоких снегах, и весною крестьяне находили их, умершими от истощения и замерзания»290. …Что ж, немцы могли подвести итоги своей оперативной дея-тельности на Восточном фронте в кампании 1915 года. В частности, уже после войны это сделал ген. Э. фон Фалькенгайн. Генерал Фаль-кенгайн так характеризует результаты борьбы в письме своему кол-леге – австрийскому начальнику Полевого Генерального штаба – ген. Ф. Конраду фон Гётцендорфу: «Ему было сообщено, что для Германии, а по воззрению немецкого верховного командования, и для Австро-Венгрии, дело теперь сводилось не к тому, чтобы завла-деть русской территорией, но только к тому, чтобы отыскать такую линию, которая на долгое время и при минимальном применении сил обезопасила бы Восточную Пруссию и Венгрию, в то время как мы на других театрах с возможно полным напряжением сил будем искать решения войны». То же самое Э. фон Фалькенгайн писал и главнокомандующему на Востоке ген. П. фон Гинденбургу как ответ на упрек в том, что русские вырвались из клещей («Канн») к середи-не августа: «Уничтожение врага никогда не ожидалось от текущих операций на Востоке, а только решительная победа, отвечающая це-лям верховного командования. Уничтожение в целом и не должно в данном случае делаться предметом достижений, так как нельзя зада-ваться целью уничтожить врага, значительно превосходящего в си-лах и стоящего фронтально против Вас, раз он располагает прекрас-ными сообщениями, достаточным временем и безграничным про-странством…»291. Да, Свенцянский прорыв имел для германцев большое значение. Прежде всего, русские лишились последней рокадной железнодо-рожной магистрали, находившейся в их руках после оставления

290 Торнау С. А. С родным полком, Берлин, 1923, с.83 291 Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914-1916 в его важнейших решениях, М., 1923, с.121, 129

206

Польши – той железной дороги, что шла от Двинска через Вильно. Это обстоятельство в кампании 1916 года не позволит Ставке Вер-ховного Главнокомандования перебрасывать резервы с фронтов, расположенных севернее Полесья, на Юго-Западный фронт, бро-сившийся вперед в Брусиловском прорыве. Враг сумеет совершать перегруппировки гораздо раньше русских, что и позволит австро-германцам отражать русские удары, имея меньшие по численности силы. Однако, с другой стороны, Гинденбург и Людендорф не доби-лись своей цели – уничтожения русских армий в «котлах». Имея численное превосходство, значительную разницу в качественной подготовке резервов, и, наконец, совершенно несоизмеримое пре-имущество в боеприпасах, германцы не смогли создать ни одного «котла». Последний шанс для немцев – прорыв на Вильно – Свенця-ны мощным ударом встык русских фронтов – также не увенчался успехом. Неприятель опоздал со Свенцянской операцией как мини-мум на месяц, ибо русские армии Северо-Западного фронта уже ус-пели выйти из окружения, обозначавшегося в июле – начале августа в Польше, а немцы к осени явно выдохлись.

Глава 7. В Брусиловском прорыве (1916).

В кампании 1915 года русская конница понесла относительно не-большие потери. Разумеется, относительно пехоты, которая успела по нескольку раз сменить состав своих полков. Последние кадры предвоенного времени, оставшиеся в строю после кровопролитных операций 1914 года, погибли именно в 1915 году. Конные же полки еще имели в своих рядах почти половину кадровиков. Во-первых, это обстоятельство объясняется тем фактом, что в современной вой-не главный упор делается на огонь. Развитие огнестрельного оружия – винтовки и пушки – сделало это оружие, вдобавок еще и скоро-стрельным. Скорострельные орудия и пулеметы сделали поле сра-жения, по выражению А. А. Свечина, «пустым». Отныне на поле не-посредственного боя господствовала пуля, а не человек. Убедив-шись в невозможности кавалеристов атаковать посредством конного «шока», командование стало беречь кавалерию, оставляя на ее долю производство лишь частных атак на различных участках фронта с целью выручки отступавшей пехоты. Вдобавок ко всему, стоит напомнить, что в кавалерию традицион-но брали лучших людей из запасных подразделений. Поэтому, зада-ча сбережения кавалерии постепенно, к лету 1915 года, окончатель-но заняла приоритетное место в умах высших военачальников перед использованием конницы в общевойсковом бою. Попытка массового

207

применения кавалерийских корпусов, объединенных в конную ар-мию, в ходе ликвидации Свенцянского прорыва, не принесла всех тех плодов, что должна была бы дать. Конечно, русские остановили наступление противника, выиграв темпы развития операции и за-крыв дорогу в тыл русского Западного фронта подоспевшими резер-вами. Однако, кавалерия действовала вяло и нерешительно, что обуслов-ливалось уже качествами кавалерийских начальников. В связи с этим, представляется неоптимистичной точка зрения Б. М. Шапош-никова в отношении ген. В. А. Орановского, возглавлявшего в сен-тябре 1915 года эту конную армию. Б. М. Шапошников так говорил о генерале Орановском, с которым вместе служил перед войной, сравнивая его со своим командиром – начальником 1-го кавалерий-ского корпуса в 1914 году ген. А. В. Новиковым: «Как начальник дивизии, Орановский всегда брал на себя ответственность за прини-маемые решения, учил дивизию и, нужно сказать, действительно сделал из нее хорошее боевое соединение. Плоды его работы во время войны пожинал уже Новиков, считавший себя чуть ли не рус-ским Мюратом. Как офицер Генерального штаба Орановский был деятельным, опытным, тактичным… более заботливого начальника я не встречал… Орановский был на голову выше иных генералов русской армии и с незапятнанной честью, как у его бывшего началь-ника генерала Жилинского»292. Понятно, что «иных генералов» в русской армии периода Первой мировой войны, к сожалению, хва-тало. Возможно, что ген. В. А. Орановский был хорошим офицером Генерального штаба и «с незапятнанной честью». Но в любом слу-чае, на высоком посту начальника нескольких кавалерийских корпу-сов он не оправдал надежд. Поэтому, наверное, справедливо, что высшей точкой карьеры генерала Орановского, не сумевшего объе-динить усилия двадцати тысяч сабель под Свенцянами, стала долж-ность командира кавалерийского корпуса. Соответственно, конница из средства развития успеха в решающий момент боя постепенно превратилась в средство преследования только в условиях значительного поражения врага, доходящего до полного материального и морального разгрома. Если на Западном фронте, во Франции кавалерия вообще довольно быстро сошла на нет, ввиду малой протяженности фронта и его чрезвычайной насы-щенности техникой, то на Востоке масштабы борьбы и относитель-ная бедность противоборствующих сторон в техническом отноше-нии, позволяли использовать кавалерию в несравненно большем объеме. Правда, этого-то сделать как раз и не удалось.

292 Шапошников Б. М. Воспоминания. Военно-научные труды, М., 1982, с.222, 232

208

Напомним, что к началу мировой войны русская конница воспи-тывалась по устаревшим стандартам: как вполне самостоятельный род войск. Именно так русские кавалеристы воевали еще с Наполео-ном. Что бы ни провозглашалось в уставах, однако на деле русская кавалерия вовсе не училась взаимодействию на поле боя с пехотой и артиллерией. Именно этим, то есть довоенной подготовкой конницы и косностью мысли ее начальников, и объясняется малое и, как пра-вило, необоснованное использование кавалерии в годы войны. Пер-воначально, в маневренный период войны, конница служила для войсковой разведки, но и тогда неприятельская завеса настолько плотно закрывала свое расположение, что усилия кавалеристов ока-зывались тщетными. Авиация годилась гораздо больше. Что же ка-сается боя… Сознавая непригодность конного удара по противнику непосредственно на поле боя, а также и не умея использовать кава-лерию в качестве средства развития успеха в оперативном масштабе, русские военачальники предпочитали использовать конников либо как ездящую пехоту, либо не использовать вовсе, держа кавалерий-ские дивизии в качестве резерва. Все успехи кавалеристов выпадали на долю небольших подразде-лений – до полка. Конные атаки на опешившую неприятельскую пе-хоту, а также несколько дивизионных кавалерийских боев с авст-рийцами не изменяют общей картины: ни дивизии, ни, тем более, конные корпуса ничем особенно выдающимся себя не проявили. По крайней мере, в том смысле, что могли бы иметь в случае более пра-вильного тактического и оперативного применения конницы в об-щеармейских операциях. Громадные (относительно общих пред-ставлений, разумеется) конные группы ген. Г. Хана Нахичеванского в Восточной Пруссии в 1914 году, или ген. В. А. Орановского под Свенцянами в 1915 году, особенного успеха также не имели. Теперь же, в 1916 году, замыслив широкомасштабный прорыв не-приятельской обороны на Востоке усилиями трех русских фронтов, русское командование намеревалось исправить прошлые ошибки. Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев планировал после производства прорыва бросить в него конные массы. Ведь кавалерия еще сохраняла в своем составе кад-ровых солдат и офицеров, в отличие от пехоты, где кадровые офице-ры занимали должности не ниже батальонных командиров, а кадро-вые нижние чины были чрезвычайно редки. Не являясь специали-стом в использовании конницы, генерал Алексеев отдал подготовку развития успеха в прорыве в компетенцию фронтов. Про войска За-падного (ген. А. Е. Эверт) и Северного (ген. А. Н. Куропаткин) фронтов и говорить нечего: там вовсе ничего не сделали. Армии Се-верного фронта вели локальные бои, а прорыв армий Западного

209

фронта под Барановичами провалился. Таким образом, примени-тельно к кампании 1916 года следует говорить только о Юго-Западном фронте (ген. А. А. Брусилов), чьи армии достигли выдаю-щегося успеха в Луцком (Брусиловском) прорыве. Общая численность конницы Юго-Западного фронта к моменту майского наступления достигала внушительной цифры в более чем шестьдесят тысяч сабель – до половины всей конницы Действующей армии. Сосредоточение половины русской кавалерии на Юго-Западном фронте обусловливалось, прежде всего, условиями мест-ности. Северный фронт должен был наступать в болотах и узких де-филе, где применение больших конных масс было по определению невозможно. Западный фронт наносил главный удар, для чего ему передавалась большая часть тяжелой артиллерии. В то же время, ар-мии Юго-Западного фронта располагались на широком фронте юж-нее Полесья, имели против себя более слабого по сравнению с нем-цами противника – австрийцев. Кроме того, главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта сам был кавалеристом. Надо ска-зать и то, что два кавалерийских корпуса генерала Брусилова распо-лагались на стыке двух фронтов, закрывая географически неудобный «провал» Полесья. Австрийцы могли противопоставить войскам Брусилова около двадцати семи тысяч сабель. Таким образом, русские имели более чем двукратное превосходство над противником в коннице, что по-зволяло с успехом использовать кавалерийские корпуса после веро-ятного успеха в прорыве неприятельской обороны. Конечно, произ-водя этот подсчет, надо знать, что общая цифра складывается как из отдельной армейской конницы (корпуса и дивизии), так и восковой конницы. Но в любом случае, двукратный перевес русской стороны в саблях не подлежит сомнению. Как сказано, большая часть рус-ской кавалерии была сведена в кавалерийские корпуса, а ряд более мелких кавалерийских подразделений находился в распоряжении корпусов и дивизий в качестве войсковой конницы. Кроме того, не-сколько кавалерийских дивизий находилось в резервах армий и фронта (12-я кавалерийская дивизия ген. барона К.-Г. Маннергейма). По армиям конница распределялась следующим образом: - 8-я армия (ген. А. М. Каледин): 4-й кавалерийский корпус ген. Я. Ф. фон Гилленшмидта в составе 9 000 шашек, 13 000 штыков, 112 пулеметов, 82 орудия. Также, 8-й армии передавался 5-й кавалерий-ский корпус ген. Л. Н. Вельяшева в 6 000 шашек, 1 300 штыков, 31 пулемет. 12-я кавалерийская дивизия непосредственно перед ударом была передана из резерва фронта в резерв командарма-8. Всего в 8-й армии насчитывалось двадцать три тысячи шашек, считая и войско-вую конницу.

210

- 11-я армия (ген. В. В. Сахаров): Заамурская пограничная конная дивизия ген. Г. П. Розалион-Сошальского в 4 000 шашек. Всего в 11-й армии – шесть тысяч шашек. - 7-я армия (ген. Д. Г. Щербачев): 2-й кавалерийский корпус велико-го князя Михаила Александровича в 6 000 шашек при 26 пулеметах и 20 орудиях. В резерве командарма-11 находилась 6-я Донская ка-зачья дивизия ген. Г. Л. Пономарева. Всего в 7-й армии – двенадцать тысяч триста шашек. - 9-я армия (ген. П. А. Лечицкий): 3-й кавалерийский корпус ген. графа Ф. А. Келлера в 11 000 шашек при 24 пулеметах и 20 орудиях. Резерв командарма-9 составляла Кавказская Туземная конная диви-зия ген. князя Д. П. Багратиона. Всего в 9-й армии насчитывалось девятнадцать тысяч шашек. Все орудия в конных частях были легкими и, как правило, конны-ми. Кроме того, как видно из перечисления конных частей, большую часть конницы получили фланговые армии – 8-я (северный фас) и 9-я (южный фас) – которые получали главные задачи. На плечи войск 8-й армии ложилась задача главного удара на Юго-Западном фронте. А войска 9-й армии своими успешными действиями должны были побудить Румынию вступить в войну на стороне Антанты. Таковы были задачи, поставленные перед фронтом Ставкой, и затем эти за-дачи были спущены вниз, в армии фронта. Очевидно, что решающая роль в поддержке предстоящего прорыва отводилась той конной массе, что находилась в 8-й армии ген. А. М. Каледина. Прежде всего, это относится к 4-му кавалерийскому кор-пусу ген. Я. Ф. Гилленшмидта. Состав 4-го кавкорпуса: - к 22 мая в составе 8-й армии: 16-я кавалерийская дивизия ген. Н. Г. Володченко, 2-я казачья Сводная дивизия ген. П. Н. Краснова, 3-я Кавказская казачья дивизия ген. П. Л. Хелмицкого, 7-я кавалерий-ская дивизия ген. Ф. С. Рерберга. Общая численность: 9 126 шашек, 13 272 штыка (+1 128 в командах), 112 пулеметов, 82 орудия; - к 19 июня в составе 3-й армии: 16-я кавалерийская, 3-я кавалерий-ская (ген. Е. А. Леонтович), 2-я казачья Сводная, Забайкальская ка-зачья (ген. И. Д. Орлов), 3-я Кавказская казачья, 1-я Кубанская каза-чья (ген. А. Д. Кузьмин-Короваев) дивизии. Общая численность: 15 504 шашки, 2 268 штыков в командах, 97 пулеметов, 54 орудия293. Организация прорыва неприятельской обороны в 8-й армии носила характер образования сильных групп на различных направлениях, объединенных общей целью. В качестве цели ставился захват мощ-ного железнодорожного узла – Ковель, с намерением развития про-

293 Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года. Сборник документов импе-риалистической войны, М., 1940, с.518-523

211

рыва навстречу удару Западного фронта, который должен был со-вместно с армиями Северного фронта опрокинуть германцев и раз-вивать наступательную операцию на виленском стратегическом на-правлении. Следовательно, захват Ковеля предполагался как проме-жуточный этап между достижениями тактической (уничтожение противостоящих сил противника на оборонительных линиях) и опе-ративной (развитие прорыва в Польшу) задач. Ударная группа 8-й армии, получившая условное наименование Ровненской группы состояла из 8-го армейского корпуса В. М. Дра-гомирова, 32-го корпуса ген. И. И. Федотова, 39-го корпуса ген. С. Ф. Стельницкого, 40-го корпуса ген. Н. А. Кашталинского. Эти вой-ска должны были наступать на луцком направлении, используя наи-более удобная для удара местность, дабы затем выйти к Ковелю с юга. Для атаки непосредственно на Ковель сосредотачивалась груп-па ген. А. М. Зайончковского в составе 3-го армейского корпуса и 5-го кавалерийского корпуса. То есть, очевидно, что конница должна была развивать успех прорыва 30-го армейского корпуса – одного из лучших корпусов русской Действующей армии. Еще севернее рас-полагалась Сарненская группа – 4-й кавалерийский корпус ген. я. Ф. Гилленшмидта, поддерживаемого 46-м армейским корпусом ген. Н. М. Истомина. Казалось бы, что организация предстоящего прорыва являлась правильной. Ударная группа движется на Ковель обходом через Луцк, в то время как еще две группы, в каждой из которых сосредо-точен армейский корпус и кавалерийский корпус, движутся на Ко-вель. Согласно замыслу штаба фронта, конная масса должна была ударом на Ковель не только занять данный железнодорожный узел, но и выйти в тыл той разгромленной неприятельской группировке, что будет отброшена от Луцка, где наносится главный удар, к Кове-лю. Однако все было не так просто. Дело в том, что сама по себе взятая конница не могла прорвать австро-венгерскую оборону. Ка-валерия предназначалась для развития успеха после того, как такти-ческая зона неприятельских оборонительных рубежей будет прорва-на и занята пехотой при поддержке артиллерии. Как видим, задача прорыва возлагалась на армейские корпуса (30-й и 46-й), а развитие прорыва – на кавалерийские корпуса (4-й и 5-й). Как указано, 4-й кавалерийский корпус ген. Я. Ф. фон Гиллен-шмидта, располагавшийся севернее Ковеля, поддерживался 46-м ар-мейским корпусом ген. Н. М. Истомина. То есть, формально все бы-ло правильно. Изюминка заключалась в слабом кадровом составе этой пехоты. В 46-й корпус входили второочередная 77-я пехотная дивизия ген. В. Г. Леонтьева, сильно разбавленная новобранцами после боев 1915 года. А также – только что образованная из опол-

212

ченцев и новобранцев 100-я пехотная дивизия ген. С. И. Гаврилова. Более того – 100-я пехотная дивизия по численности являлась поло-винной, представляя собой одну бригаду. И это еще не все. Подразделения 4-го кавалерийского корпуса вме-сте с 60-километровым участком фронта были переданы в состав 8-й армии тогда, когда план предстоящего наступления был уже разра-ботан в штабе армии. Почему-то сейчас принято возлагать все ошибки и недочеты в организации прорыва на штаб фронта и лично генерала Брусилова, в то время как все успехи отдаются штабу 8-й армии и ее командующему генералу Каледину. Это несправедливо. Так, что касается кавалерии, то ген. А. М. Каледин, сам являвшийся кавалеристом и вступивший в войну начальником 12-й кавалерий-ской дивизии, был сторонником того мнения, что конница должна всего лишь навсего обеспечивать пассивный северный фланг армии – прямо напротив Ковеля. Передача 8-й армии 4-го кавалерийского корпуса означала, что конная масса должна будет нанести свой удар по врагу. Поэтому 5-й кавалерийский корпус должен был наступать вслед за 4-м кавкорпу-сом, а также в конную группу (ее мы будем условно называть груп-пой Гилленшмидта) были переданы пятьдесят дополнительных лег-ких трехдюймовых орудий. Штаб фронта еще предполагал, что по-сле успеха прорыва главной группы на луцком направлении, тяже-лая артиллерия, которой в войсках Юго-Западного фронта катастро-фически не хватало, – 168 орудий на четыре армии, так как львиная доля тяжелых батарей была отдана Западному фронту ген. А. Е. Эверта, – будет переброшена в группу Гилленшмидта. Правда, этого так и не произошло. Имела ли право на существование такая группировка конницы 8-й армии в Брусиловском прорыве? Ведь стоит напомнить, что придан-ная группе Гилленшмидта пехота была исключительно слаба, пред-варительной подготовки прорыва не проводилось, а тяжелая артил-лерия отсутствовала. Так, участник войны, в будущем эмигрант-белогвардеец, являвшийся непримиримым врагом Советского Сою-за, Е. А. Месснер, писал, что такая группировка явилась бессмыс-ленной. Месснер указывал: «…планом генерала Брусилова, который хочется назвать невежественным уже потому, что главнокомандую-щий, располагая 13 кавалерийскими дивизиями, все 13 включает в ударные группы для атаки мощной и глубокой фортификационной системы, непосильной, может быть, и для пехоты». И далее, он разъ-ясняет подробно причину неудачи прорыва: «Прорыв фортификаци-онной системы – дело артиллерийско-пехотное; коннице, неогнево-му роду войск, тут делать нечего. Ее можно приберечь для заверше-ния битвы, когда пехота прорвется через всю фортификационную

213

систему противника. Брусилов же забывал всю войну, что он обще-войсковой (генеральный) полководец, и думал, как и в бытность свою корнетом, кавалерийским образом. Это – отличный образ во-енных мыслей, но для главнокомандующего фронтом он не годится. Если в Черновицком сражении конница атаковала неприступные окопы, то это не значит, что план Брусилова был хорош – хороша была, изумительно хороша была конница. Нельзя также не удивить-ся постановкой конных дивизий в резерв Ровненской группы 8-й ар-мии и ударных групп 7-й и 9-й армий. Их немыслимо было приме-нить для поддержки атакующей пехоты, потому что коню не пройти в лабиринте траншей и ходов сообщения да еще под напряженней-шим вражеским огнем. А если употребить эти конные дивизии в спешенном виде, то их огневая и ударная сила будет так незначи-тельна, что в позиционном сражении роли большой не сыграет»294. Как видим, вновь главная вина сваливается исключительно на ген. А. А. Брусилова, в чем, несомненно, есть своя немалая доля истины. Но нельзя забывать, что и командармы отводили кавалерийские ди-визии в резерв, не веря в успех развития прорыва конной массой. Именно командармы усадили конницу в окопы, прикрывая оголяв-шиеся участки фронта, так как пехота сосредоточивалась на ре-шающих направлениях атаки, чтобы получить решительный числен-ный перевес над противостоящим противником. Здесь вина за не-умелое использование кавалерии – общая. Напротив, именно штаб Юго-Западного фронта, передав 4-й кава-лерийский корпус 8-й армии, последовательно настаивал на произ-водстве прорыва и на этом участке, который должен был ведь орга-низовывать не Брусилов, а штаб 8-й армии. Повторимся, что коман-дарм-8 ген. А. М. Каледин вообще не предусматривал использование конницы в прорыве, отводя ей роль прикрытия северного фаса ар-мейской линии. Таким же образом, кстати говоря, поступил коман-дарм-9 ген. П. А. Лечицкий, отправив 3-й кавалерийский корпус в окопы напротив Черновиц. Другое дело, что, настаивая на вводе большой конной массы в сражение, главкоюз должен был лично проконтролировать разреше-ние этой проблемы и провести надлежащую группировку конницы 8-й армии, раз уж командарм-8 не желал использовать конницы по ее прямому назначению – вводу в прорыв. Этого-то ген. А. А. Бру-силов не сделал, ограничившись общими указаниями и даже больше того – отдав приказ об ударе конной массой по предварительно не разрушенной пехотой обороне врага. Такой подход не мог принести

294 Хочешь мира, победи мятежевойну! Творческое наследие Е. Э. Месснера, М., 2005, с.516-518

214

успеха. Кавалерия не может стать средством прорыва укрепленной полосы. Ее роль – средство развития такого прорыва. Давление на фланги отступающих частей противника должно перемалывать его войска и дробить сопротивление на отдельные очаги. То есть – лока-лизация до подхода своей пехоты. В любом случае прорыв конницы есть великий моральный фактор окончательного поражения врага, так как один только вопль далеко в тылу «Казаки!», способен заста-вить обозы побежать и забить дороги для своих отходящих войск. Для войск же главное – психологическое ощущение постоянного присутствия на фланге конницы врага, с глубоким заходом ее в ты-ловую зону. А в русской армии конница применялась как средство проведения редких и ограниченных по своим результатам контратак узко тактических задач. Действительно, многочисленная конница 8-й армии – два кавале-рийских корпуса – была сосредоточена на отшибе от главных сил, в стороне от атаки главной группы, на неудобной для прорыва мест-ности. И это в то время как конница была так нужна в центре, где австрийцы бежали, бросая оружие, и требовалось только добить бе-гущего неприятеля, введя в прорыв большие конные массы. Просто корпус генерала Гилленшмидта предназначался не для преследова-ния, а для организации прорыва без поддержки тяжелой артиллерии, сквозь неприятельские позиции, укреплявшиеся восемь месяцев! Между тем, уже впоследствии, в 30-е годы, было установлено, что прорыв укрепленных полос противника, насыщенных артиллерией и пулеметными точками, невозможен даже посредством легких тан-ков. Что уж говорить о коннице! Поэтому атака 4-го кавалерийского корпуса, в принципе, и не мог-ла удаться. Безусловно, главкоюз ген. А. А. Брусилов постарался на-сытить группу ген. Я. Ф. Гилленшмидта пехотой – тринадцать тысяч штыков – это почти целая пехотная дивизия! Плюс 46-й армейский корпус, пусть и слабого состава. Однако генерал Брусилов не дал главного – средств для непосредственного производства прорыва: должного количества батарей, в том числе тяжелых. Легкие орудия не смогли проделать в обороне противника надлежащих брешей, и потому удар дивизий 4-го кавалерийского корпуса захлебнулся, не-смотря на тот факт, что неприятельские окопы защищались спешен-ными кавалеристами венгерской конницы и польскими легионерами. Действительно, штаб фронта рассчитывал, что успех конного уда-ра будет возможен еще и потому, что противостоящая русским ли-ния обороны занималась спешенной конницей и поляками Ю. Пил-судского. Русские были уверены в малой устойчивости войск Поль-ского Легиона, а в 1916 году дополнительно к пехотным бригадам были сформированы еще и два уланских полка. На данную точку

215

зрения влияло и то обстоятельство, что в 1916 году Польский Леги-он комплектовался преимущественно из русских подданных поль-ской национальности. Тем не менее, поляки проявили себя упорны-ми бойцами. Ведь австрийцы обещали много, а вот смогли бы они реализовать свои обещания полякам, уже оказавшись в экономиче-ской и политической зависимости от Германии, которая не торопи-лась с обещаниями. Всего противник имел на противостоящем русскому 4-му кавале-рийскому корпусу участке 1-ю, 9-ю и 11-ю кавалерийские дивизии, а также Польский Легион. Укрепленная полоса здесь состояла из трех линий траншей с тремя полосами проволочных заграждений по че-тыре ряда кольев, а также фугасы. На наиболее опасных участках окопы были усилены несколькими бетонными капонирами для пу-леметов и противоштурмовых 57-мм орудий. Откуда же взялось столько огневой мощи у этих спешенных кавалерийских дивизий, оказавших русским надлежащий отпор? Ответ прост: в ходе боев 1916 года австрийским кавалерийским дивизиям придавались пе-хотные батальоны и даже целые полки. Это при том, что созданные еще в 1915 году при кавалерийских дивизиях стрелковые дивизионы (из спешенных конников) как раз в 1916 году были развернуты в стрелковые полки. Русская разведка отмечала, что у неприятеля «Кавалерийские дивизии в рассматриваемый период превратились в полупехотные путем не только разворачивания стрелковых диви-зионов в полки, но и придачи кавалерийским дивизиям пехотных ба-тальонов и даже полков. Подобно пехотным дивизиям, и кавалерий-ские теперь входят в состав корпусов (армейских и конных)»295. На-пример, в 4-ю кавалерийскую гонведную дивизию графа Маренци был включен 3-й босно-герцеговинский полк, в 7-ю кавалерийскую дивизию генерала Мицевски – 16-й ландверный полк. Соотношение сил на участке прорыва группы Гилленшмидта: рус-ские – 14 400 штыков и 6 526 сабель против 27 500 штыков и 9 700 сабель. Поэтому в 4-й кавалерийский корпус к моменту наступления передали 3-ю Кавказскую казачью дивизию и 7-ю кавалерийскую дивизию. Также, сюда же был переброшен 46-й армейский корпус, южнее которого находился 5-й кавалерийский корпус. Как видим, русские не имели решительного перевеса в силах и средствах, чтобы конница смогла бы прорвать неприятельскую оборону. Необходимо сказать несколько слов о создании группировки. Еще на совещании командармов в Волочиске 5 апреля главкоюз ген. А. А. Брусилов указал (правда, последним пунктом в обширном спи-ске указаний): «В прорыв, образовавшийся после атаки, надлежит

295 Боевое расписание австро-венгерской армии к 18 августа 1916г., б.м., 1916, с.106

216

пускать конницу, не считаясь с потерями, и направить ее в глубокий тыл противника, где конница найдет широкое поле для использова-ния своих боевых качеств при действиях массами»296. 15 апреля ко-мандарм-8 представил генералу Брусилову оперативный план атаки 8-й армии. Согласно этому плану, правый фланг армии должен был обеспечивать атаку по центру на Луцк, оставаясь в стороне от обще-го наступления. Главкоюз остался недоволен тем, что 4-й кавале-рийский корпус останется вне участия в наступлении, и потому, как говорилось выше, усилил корпус еще двумя кавалерийскими диви-зиями. А для поддержки сюда же был направлен 46-й армейский корпус. Затем, к группе Гилленшмидта был подтянут и 5-й кавале-рийский корпус. Следует отметить, что удар конной массой на Ковель должен был проводиться по приказу Ставки. То есть, саботируя надлежащую ор-ганизацию прорыва на данном участке, штаб 8-й армии пролонгиро-вал не Брусилова, а Ставку. Так, директива Начальника Штаба Вер-ховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеева от 18 мая гласи-ла: «…10.Дабы при благоприятных условиях использовать успех 8-й армии, и развить действия сильным конным отрядом в направлении на Ковель, Западному фронту временно передать в состав 4-го кава-лерийского корпуса 3-ю Кавказскую кавалерийскую дивизию и спешно перебросить еще одну кавалерийскую дивизию в район Вы-соцка, Городище на Горыни. 11.Главкоюзу полезно изыскать способы усиления этого конного от-ряда еще одной конной дивизией из войск своего фронта. Разработка действий этого отряда возлагается на Юго-Западный фронт, ибо са-мые действия должны развиваться в полном взаимодействии с зада-чей 8-й армии»297. Таким образом, передав в группу Гилленшмидта те войска, что предназначались штабом 8-й армии для пассивного обеспечения главного удара (46-й армейский и 5-й кавалерийский корпуса), штаб фронта вынуждал ген. А. М. Каледина и его помощников озаботить-ся организацией удара конницей на Ковель. Другой вопрос, что та-кой удар вряд ли мог удаться. Но ведь Брусилов пытался сделать хоть что-нибудь, чтобы использовать в наступлении конницу, а Ка-ледин вовсе отказывался от ее использования. Непонятно поэтому, почему в наше время виновником неудачи Сарненской группы объ-является исключительно генерал Брусилов. Хуже всего было то, что кавалерийские начальники – и Гилленшмидт и Вельяшев – сочувст-

296 цит. по: Луцкий прорыв. Труды и материалы, М., 1924, с.239 297 Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года. Сборник документов импе-риалистической войны, М., 1940, с.189

217

вовали Каледину, а не Брусилову, разделяя мысль о пассивной зада-че для кавалерийских корпусов. В качестве первоочередной цели 4-му кавкорпусу было поставле-но: «прорваться в общем направлении на Ковель с целью разгромить тыл противника, уничтожая его запасы, склады, железные дороги, внося беспорядок в его тыл, и тем способствовать продвижению 8-й армии и большему разгрому живой силы противника». Казалось бы – куда уж яснее? Однако, высшими штабами забывалось, что только пехота – хорошая пехота – при поддержке мощной артиллерии, мо-жет пробить оборону врага, а уже потом туда бросается кавалерия. Участник войны справедливо писал: «При прорыве укрепленной по-лосы противника конница сосредоточивается сзади и выжидает ре-зультаты атаки своей пехоты. Когда последней пройдены вторая и третья линии укреплений, когда противник принужден обратиться к маневру, конница атакующего стремительно бросается вперед на образовавшиеся фланги и тыл, помогая пехоте расширить прорыв. В последнюю войну, зачастую, с прорывом лишь одной первой линии, русское командование требовало от своей конницы развития успеха, по справедливости не получая такового»298. Иными словами, конница должна была прорывать заблаговремен-но подготовленную оборону, пусть и занимаемую, как рассчитывали в русских штабах, слабым противником (спешенная кавалерия и по-ляки), самостоятельно. Следовательно, в группе Гилленшмидта, по-мимо приданных ему тринадцати тысяч штыков (против двадцати семи тысяч у противника) было только десять пехотных батальонов: фактически, одна-единственная пехотная дивизия. Почему мы так считаем? Ведь ген. Я. Ф. Гилленшмидту была поставлена задача прорвать неприятельскую полосу, а не развить успех прорыва, уже предварительно произведенного пехотой. А в огневом отношении каждая кавалерийская дивизия есть не более двух пехотных баталь-онов. Пять конных дивизий – десять пехотных батальонов. Конечно, был еще 46-й армейский корпус, но о его слабости было известно. Именно поэтому, ген. А. А. Брусилов и надеялся, что кава-лерия все-таки, так или иначе, наверняка с большими потерями, но сумеет прорвать австро-венгерскую оборону, а там уже исход сра-жения будет решен. Так, в ходе операции А. А. Брусилов сообщил М. В. Алексееву в отношении 4-го кавалерийского корпуса, что «при помощи части 77-й пехотной дивизии он имеет возможность про-рвать тонкие линии спешенной австрийской конницы»299. Дальше должно было начаться преследование разбитого и отступающего

298 см. Военное дело. Сборник статей по военному искусству, М., 1920, вып.2, с.143 299 Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года. Сборник документов импе-риалистической войны, М., 1940, с.193

218

противника. На этом этапе, в ходе боя за оборонительные рубежи, компенсируются понесенные наступающей стороной потери. Ведь только при преследовании противник несет наиболее тяжелые поте-ри при минимуме собственных потерь преследователя. Именно та-ким преследователем и должна была стать конница группы Гиллен-шмидта после прорыва неприятельской укрепленной полосы. Итак, повторимся, что одной из основных причин того, что 4-й ка-валерийский корпус не был использован в должной мереи надлежа-щим образом, стало негативное отношение штаба 8-й армии к при-казу штаба Юго-Западного фронта об ударе конницей на Ковель. Командарм-8 ген. А. М. Каледин вообще не сочувствовал идее про-рыва неприятельской обороны конницей, а главкоюз ген. А. А. Бру-силов пытался задействовать в наступательной операции все свои силы, дабы сковать противника по всему фронту и свершить ряд прорывов на различных участках, чтобы раздробить единство не-приятельской обороны. Когда штабы армий подавали в штаб фронта свои предварительные планы, генерал Каледин вообще отвел 4-му и 5-му кавкорпусам, плюс 30-й армейский корпус, роль прикрытия правого фланга армии. А. А. Брусилов заставил 8-ю армию дать коннице наступательную задачу. В итоге, генерал Каледин перевел 30-й армейский корпус ближе к ударной группе, а 5-й кавалерийский корпус – за группу Гилленшмидта, то есть, отнесся к идее штаба фронта сквозь пальцы, не следил и не подталкивал кавалерию так, как это следовало бы сделать. Вот и вышло, что ничего не вышло. Войска 8-й армии бросились вперед 23-го мая 1916 года, после бо-лее чем суточной артиллерийской подготовки, сразу же добившись блестящих успехов при прорыве австро-венгерской обороны. Уже к исходу третьих суток противостоявшая русским 4-я австрийская ар-мия эрцгерцога Иосифа-Фердинанда была уничтожена и рассеяна (сам командарм-4 подал в отставку), и был взят Луцк. Для развития успеха по всему фронту требовалось бить в различных точках. И вот здесь-то и находится корень проблемы, связанной с использованием многочисленной кавалерии 8-й армии в Брусиловском прорыве. Вся конница была сосредоточена севернее направления главного удара и не могла быть брошена в прорыв вслед за наступающими армейски-ми корпусами. Ведь только в таком случае кавалерия могла довер-шить победу полным разгромом противника. Первой в Луцк ворвалась 4-я стрелковая Железная дивизия, кото-рой командовал будущий лидер Белого движения на Юге России ген. А. И. Деникин. На своем опыте генерал Деникин мог убедиться, как сильно не хватало победоносной пехоте 8-го и 40-го армейских корпусов. В 1931 году А. И. Деникин в статье «Железная дивизия в Луцком прорыве. 1916-1931» писал: «Представляется необъяснимым

219

отсутствие за фронтом намеченного прорыва сильных резервов и конной массы для развития удара… Конница 8-й армии (шесть кава-лерийских дивизий из семи) располагалась в долине Стыри на вто-ростепенном участке, крайне пересеченном, лесисто-болотистом, имея впереди немногочисленную сеть дорог-дефиле и болота Сто-хода… Произошло ли это от забвения принципов полевой войны, от недоверия к своей коннице или вообще от отсутствия веры в серьез-ный успех наносимого удара?»300. Действительно, два кавалерийских корпуса получили свою собст-венную задачу прорыва австро-венгерской обороны. Успеху выпол-нения приказа главкоюза ген. А. А. Брусилова, препятствовали три обстоятельства. Во-первых, командарм-8 ген. А. М. Каледин не со-бирался атаковать конницей, а потому штаб армии не сделал ничего, чтобы добиться победы в Сарненской группе – не было проведено даже переподчинения начальников 4-го кавалерийского, 5-го кава-лерийского и 46-го армейского корпусов единому начальнику. Ата-ковать должен был только 4-й кавалерийский корпус, «при содейст-вии» 46-го армейского корпуса. А 5-й кавалерийский корпус вообще оставался в стороне, не атакуя в Сарненской группе, и не развивая успех Ровненской группы. Разве главная вина за это лежит на штабе фронта? Во-вторых, слабый состав пехоты 46-го армейского корпуса и от-сутствие предварительной подготовки прорыва на данном участке фронта отнюдь не могли способствовать достижению успеха. В-третьих, в группе Гилленшмидта не было тяжелых батарей, что не позволило русским во время артиллерийской подготовки ни пода-вить австрийскую артиллерию, ни разбить пулеметные точки. Итог – успех был поставлен в прямую зависимость от доблести войск, но ведь кавалерия все-таки не пехота и училась сражаться, прежде все-го, в конном строю, а не в пеших цепях. Тем не менее, удар должен был состояться. На следующий день после начала наступления 8-й армии, 24 мая главкоюз ген. А. А. Брусилов сообщил командарму-8 ген. А. М. Каледину: «Приказываю во что бы то ни стало спешить действиями 46-го и 4-го кавалерий-ского. Если не будет решительных, быстрых действий, то результат не будет значительный». В тот же день штаб фронта отдал следую-щий приказ ген. Я. Ф. Гилленшмидту: «Обстановка требует с вашей стороны самых решительных, быстрых действий. Обращаю ваше усиленное внимание на необходимость проникновения в глубокий тыл и перехвата линии железных дорог Ковель – Сарны, и в особен-

300 Деникин А. И. Путь русского офицера. Статьи и очерки на исторические и геополити-ческие темы, М., 2006, с.356

220

ности Ковель – Луцк»301. Таким образом, в любом случае, главкоюз возлагал на группу Гилленшмидта большие надежды. Удар кавалерии должен был усилить степень разгрома противника – 4-й австрийской армии – а также способствовать быстрому пере-ходу в руки русских железнодорожного узла Ковель. Задачи кавале-рии при развитии прорыва: 1.«конница уничтожает резервы и отхо-дящие войска противника, не допускает создания повторной оборо-ны в глубине, дезорганизует систему управления противника… 2.сковывает общевойсковые группировки противника, могущие по-ставить под угрозу успех наступательной операции в целом… 3.конница наносит противнику удары с тыла или удерживает рубежи на путях его отхода с целью обеспечить окружение и уничтожение основной группы войск противника»302. Все это и должна была вы-полнить группа Гилленшмидта, способствуя развитию главного уда-ра на луцком направлении. Пока конница подтягивалась к переднему краю, перегруппировы-валась артиллерия, корпуса 8-й армии продолжали развивать прорыв на луцком направлении. Между тем, группа Гилленшмидта, должна была, как то требовалось теорией, ударить пехотой, прорвать непри-ятельскую оборону и ввести в прорыв конницу. Согласно приказу генерала Гилленшмидта от 24 мая, в 22.00, 77-я пехотная дивизия ген. В. Г. Леонтьева должна была этой ночью прорвать неприятель-скую оборону на фронте Галузия – Костюхновка. В связи с тем, что 100-я пехотная дивизия была только образована, а по численности не превышала бригаду, ее участие в бою не предусматривалось. Ген. Я. Ф. Гилленшмидт пытался до предела насытить атакующие части артиллерией. Пушки кавалерийских дивизий (так как тяжелой артиллерии не было вообще, и конкомкор-4 пытался возместить ка-чество тяжелых гаубиц количеством легких пушек) передавались в распоряжение 46-го армейского корпуса ген. Н. М. Истомина. Так, 2-я Сводная казачья дивизия отдала восемь пушек. В 3-й Кавказской казачьей дивизии осталось четыре пушки, а в 7-й кавалерийской ди-визии – восемь303. Для развития прорыва конница делилась на три колонны. Правая (Краснов) – 24 сотни и 6 орудий, левая (Рерберг) – 24 эскадрона и сотни и 4 орудия, резервная (Хелмицкий) – 22 сотни, 12 эскадронов, 8 орудий. Резервная колонна должна была идти за правой колонной. Здесь же находился и сам генерал Гилленшмидт.

301 Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года. Сборник документов импе-риалистической войны, М., 1940, с.215 302 Соколов Г. И. Боевые действия конницы, М., 1940, с.119 303 Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года. Сборник документов импе-риалистической войны, М., 1940, с.208

221

Удар подразделений 77-й пехотной дивизии не увенчался успехом. Австрийцы (вернее, венгерские кавалеристы и поляки) отбили атаки русских, и к утру русская пехота была вынуждена отойти на перво-начальные рубежи. Таким образом, все наличные резервы 8-й армии стояли на месте, в то время как в центре, в связи с воронкообразным расширением фронта и потерями атакующих эшелонов, уже начина-ло не хватать войск. С. Г. Нелипович справедливо говорит, что пять пехотных (с учетом прибывавших 23 мая) и шесть кавалерийских дивизий Юго-Западного фронта предназначались для развития успе-ха304. Однако, именно эти кавалерийские дивизии были сосредото-чены в группе Гилленшмидта, и остались в стороне от развития про-рыва. Конечно, фактически конница и не должна расширять прорыв, для этого есть корпуса, идущие вслед за первым эшелоном атаки. Кава-лерия, получив оперативную свободу действий, должна рвать тылы неприятеля. И прорваться в эти тылы в условиях позиционной борь-бы конница сможет лишь после того, как поддержанная артиллерий-ским огнем пехота прорвет укрепленные линии неприятельской обо-роны, создав «оперативный мешок», в который должна вливаться кавалерия, превращая тактический успех в оперативный прорыв. Неудивительно, что и сам противник больше всего опасался массо-вого конного удара русскими вслед за продвигающейся вперед пехо-той армейских корпусов. Австрийцы ждали русскую кавалерию в районе Луцка, заранее предполагая, что остановить ее не удастся. Никто и не мог подумать, что штаб Юго-Западного фронта бросит конницу на прорыв нетронутой австрийской обороны строго к вос-току от Ковеля. Даже после того, как австро-германскому командо-ванию стало ясно, что русская кавалерия не пойдет на Ковель с юго-востока, оно все равно не понимало, почему русские не попытались бросить конные массы на Львов через Рава-Русскую. Ведь такой ход понудил бы австро-германцев разбросать подходившие из глубины резервы по пространству, не имея сильной группы ни в одной точке обороняемого пространства. Так, из 2-й австрийской армии ген. Э. фон Бём-Эрмолли, оборонявшейся против 11-й русской армии, на поддержку 4-й армии эрцгерцога Иосифа-Фердинанда в первые не-сколько дней с начала русского наступления были переброшены 29-я пехотная дивизия, 92-я ландверная бригада, 21-я кавалерийская бригада. Кроме того, оборонявшиеся в центре австро-венгерские ар-мии, что отражали атаки русской 11-й армии ген. В. В. Сахарова,

304 Нелипович С. Г. Брусиловский прорыв. Наступление Юго-Западного фронта в кампа-нию 1916 года, М., Цейхгауз, 2006, с.11

222

вынуждены были бы постоянно оглядываться назад, помня о навис-шей фланговой угрозе со стороны русского конного кулака. Это – не говоря о той панике, что вселил бы в отступавшие (а по-рой и бежавшие) массы австро-венгров удар русской кавалерии в «прореху» оборонительного фронта. Нельзя не признать, что мо-рально надломленные поражением в тактической зоне прорыва вой-ска 4-й австрийской армии не смогли бы оказать надлежащего отпо-ра свежей русской массе, что представляла из себя кавалерия. Также, вероятнее всего, конница сумела бы увеличить трофеи 8-й русской армии, элементарно настигнув спешно отходившие на запад обозы и, что самое главное, артиллерию 4-й австрийской армии. По итогам кампании австрийцы с недоумением и радостью сообщают: «Мысль, что Брусилов со своей многочисленной конницей может достигнуть Ковеля, обойдя Луцк и Торчий, или что он может прорваться в юго-западном направлении на Львов через зиявшую брешь и поставить под угрозу фланг галицийского фронта противника, к счастью обо-ронявшихся, от него ускользнула»305. Действительно, австрийская армия была уже не та, что в начале войны. Безусловно, за зиму австрийцы тоже отдохнули и обучили резервы, однако это все равно были не перволинейные войска об-разца 1914 года. Поэтому и кавалерийский рейд мог бы увенчаться большим успехом, так как боевая устойчивость австрийской пехоты была ниже, чем в 1914 году. На этом и строился расчет штаба фрон-та после того, как стало ясно, что пехота 46-го армейского корпуса не сумела проложить конным корпусам дорогу вперед. Главной це-лью являлся прорыв сам по себе, невзирая на число потерь, так как успех компенсировал бы все потери: Ковель был необходим для продолжения наступления навстречу армиям Западного фронта ген. А. Е. Эверта. Участник войны впоследствии писал: «Наличие в ма-неврирующей части ударной группы крупных конных частей для успеха и развития прорыва как прямо в тыл (например, к важному железнодорожному узлу), так и для углубления обхода участков оборонительной полосы, примыкающих к прорыву и обходимых ма-неврирующей частью ударной группы, может увеличить в несколько раз общий результат маневра в смысле достижения основной цели боя – уничтожения живой силы и захвата его средств борьбы»306. Следовательно, штаб фронта не забывал и не мог забывать о груп-пе Гилленшмидта, даже и получая оптимистичную информацию из всех четырех армий фронта. Так, 25 мая главкоюз ген. А. А. Бруси-лов вновь сообщал командарму-8 ген. А. М. Каледину: «Еще раз по-

305 Последняя австро-венгерская война. Издание австрийского военного архива, М., 1929, т.4, с.581 306 Сыромятников А. Прорыв. Его развитие и парирование, М.-Л., 1928, с.95

223

вторяю мое непреклонное требование 4-му кавалерийскому корпусу немедленно, во что бы то ни стало пробиться и произвести набег, не выжидая результата для 46-го корпуса. Пробиться должно на линии Кухоцка Воля, Езерна, Серхов, слабо занятой спешенной конницей. Если Гилленшмидт это выполнить не может, то сменить, назначить Володченко». Как видим, штаб фронта уже засомневался в том, что кавалерийские начальники настроены на решительный удар, раз в указании штабу армии проскальзывает вероятность смены командо-вания 4-го кавалерийского корпуса. На следующий день требования главкоюза повторились: «Прошу передать генералу Гилленшмидту мое полное неудовольствие его слабыми действиями и плохой распорядительностью. Есть моменты, когда энергия должна быть всесокрушающая, а действия конницы в таких случаях должны быть нахальны и дерзки». Действительно, расширять удар на луцком направлении было нечем, 12-я кавале-рийская дивизия еще не выдвинулась вперед, а 4-й и 5-й кавалерий-ские корпуса – двадцать тысяч шашек – продолжали бездействовать. Директива штаба фронта от 26 мая гласила: «Всей кавалерии, в осо-бенности 4-му корпусу, во что бы то ни стало, невзирая ни на какие потери, пробиться в тыл противника…»307. Почему еще генерал Брусилов так подталкивал вперед свою мно-гочисленную кавалерию? В Луцком прорыве русские боялись поте-рять фланги между армиями и корпусами. Прежде всего, это отно-силось к 8-й армии, атаковавшей на широком фронте и вскоре после начала наступления распылившей свои ударные группы в простран-стве. Между тем, понеся большие потери в тактической глубине обороны, австрийцы были принуждены отводить свои войска на промежуточные рубежи. Чтобы не допустить организованного отхо-да неприятеля, было необходимо немедленно перейти в преследова-ние конницей, дабы окружить и уничтожить врага еще до его выхода на новый рубеж и последующего закрепления на нем. Также, немед-ленное преследование не дает противнику возможности соединится с подходящими резервами и перейти к жесткой обороне. Цель пре-следования: расчленение, окружение и последующее уничтожение отходящих неприятельских группировок. Нельзя было забывать, что к Ковелю уже подходили эшелоны с германскими подкреплениями. В случае приостановки атаки 8-й ар-мии, немцы успевали сцементировать развалившуюся оборону авст-ро-венгров. Болотистая местность, прикрывающая разливом реки Стоход Ковель, способствовала обороне. В итоге, так и получилось,

307 Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года. Сборник документов импе-риалистической войны, М., 1940, с.225, 242, 243

224

когда конница не сумела прорвать оборону противника, наступление Ровненской группы корпусов было приостановлено, что позволило австро-германцам укрепить свои позиции перед Ковелем, превратив их за лето в укрепленный район, насытить боевые порядки артилле-рией и пулеметами. Уже 3 июня немцы нанесли ряд сильных контр-ударов по корпусам 8-й русской армии, остановив их продвижение и вынудив русских перейти к обороне. Возможно, что определенной ошибкой стало неподчинение гене-рала Гилленшмидта генералу Истомину. Нельзя забывать, что «ос-новным правилом для ввода кавалерии в действие при развитии прорыва, является обязательное проведение ее частей через руки пе-хотных начальников, делавших прорыв»308. Однако, войска действо-вали порознь. И объединял их действия конкомкор-4 ген. Я. Ф. Гил-леншмидт, не сочувствовавший, как говорилось выше, идее удара кавалерийской массой на Ковель. Возможно, что комкор-46 ген. Н. И. Истомин сумел бы заставить конницу броситься вперед и выпол-нить приказ штаба фронта, не отвлекаясь на потери. Стремительность наступления конницы не дает противнику воз-можности совершить перегруппировку, чтобы парировать натиск наших войск, собрать свои войска в один кулак и восстановить на-рушенную систему управления своими войсками. Главная задача прорывающейся вглубь обороны неприятеля конной массы – дезор-ганизация неприятельского управления, разгром тылов, деморализа-ция противника, перехват путей отхода его войск, нарушение ком-муникационных линий. Хотя, повторимся еще раз, могла ли кавале-рия проложить сама себе дорогу через оборону противника? Не бы-ли бы напрасными потери кавалеристов при такой атаке? Узнать этого не удастся, так как атака 4-го кавалерийского корпуса носила компромиссный характер – одной дивизией, без должного напряже-ния всех сил и надлежащей организации прорыва. Советский иссле-дователь справедливо заметил, что в позиционной войне роль кон-ницы «заключается в использовании успеха, уже достигнутого дру-гими войсками. Попытка дать ей самостоятельную задачу по проры-ву неприятельского расположения в первоначальной стадии опера-ции была бы, конечно, смелым решением, но в то же время и самым неудачным ее использованием (4-й кавалерийский корпус в 8-й ар-мии во время майского наступления генерала Брусилова в 1916 го-ду)»309. В тот же вечер 26-го числа ген. Я. Ф. Гилленшмидт отдал приказ об ударе всем корпусом, вследствие того, что 46-й армейский корпус

308 Головин Н. Н. Современная конница//Военный сборник Общества ревнителей военных знаний, Белград, 1923, кн.4, с.42 309 Капустин Н. Оперативное искусство в позиционной войне, М.-Л., 1927, с.98

225

застрял и не может пробить брешь в обороне противника, чтобы пропустить в прорыв конницу. Однако для наступления были выде-лены только казаки, а остальная кавалерия стояла в резерве, ожидая результатов. Понятно, что казачья дивизия, имевшая еще меньше огневых возможностей, нежели 77-я пехотная дивизия, хотя и при превосходстве в качестве человеческого состава, не могла иметь ус-пеха. Атака 2-й казачьей Сводной дивизии ген. П. Н. Краснова за-хлебнулась под огнем венгерских пулеметов, и генерал Гиллен-шмидт отказался от ее продолжения, дабы не терять зря войска, так как стало ясно, что прорваться самостоятельно коннице не удастся. Да ведь и сам командарм-8 ген. А. М. Каледин считал, что группе Гилленшмидта прорваться не удастся. Дело в том, что в условиях значительного насыщения оборони-тельной полосы противника огневыми средствами – артиллерией и пулеметами – конница должна была отныне действовать не в такти-ческой, а в оперативной зоне неприятельской обороны. То есть, пе-хота при поддержке артиллерии должна была пробить брешь во вражеской обороне, расширив ее на всю глубину, после чего в про-рыв должны были быть введены конные массы. Именно так и рас-сматривали в теории применение кавалерии русские военачальники. Однако, к сожалению, применить свои мысли на практике так и не удалось. Точно так же понятно, почему ген. Я. Ф. Гилленшмидт держал большую часть своего корпуса в своеобразном резерве – чем бы он стал занимать Ковель, понеся несообразные потери при преодолении обороны противника? Суть вопроса в том, что атаки 77-й пехотной дивизии и спешенной конницы должны были быть согласованы. Но русские атаковали по очереди, что и стало причиной общего неуспе-ха. Германский участник войны указывает, что ввод кавалерии в прорыв труден, прежде всего, выбором момента для этого. «Прежде всего, необходимо соблюдение основного принципа, что конница не должна нести больших потерь во время самого прорыва, дабы она не была лишена возможности выполнить дальнейшее и главные свои задачи… прорвавшись возможно глубже, заставить противника вы-саживать свои резервы в дальнем тылу и вводить их в бой по частям, и беспорядочно, по мере того, как они прибывают к полю сражений. Этим противник будет лишен возможности предпринять согласо-ванное контрнаступление»310. А ведь как раз на австрийском фронте для применения конницы создавались наиболее благоприятные условия! Основная оборони-тельная нагрузка у австрийцев ложилась на первую полосу обороны,

310 Брандт Г. Очерки современной конницы, М., 1924, с.66

226

ту самую, что была прорвана русскими в течение трех дней с начала наступления. Второй эшелон русских корпусов взял штурмом вто-рую линию, а третьей линии у австрийцев просто не было. Если немцы львиную долю мощи отводили на вторую полосу, что и по-зволяло им успешно отражать русские атаки поддерживаемыми тя-желой артиллерией контрударами из глубины, то австрийцы сами «помогали» русским устройством и предназначением своих оборо-нительных линий. Тем не менее, главкоюз и подчиненные ему ко-мандармы не сумели сосредоточить конницу Юго-Западного фронта на направлениях основных усилий по прорыву вражеской обороны. Так, части 5-го кавалерийского корпуса ген. Л. Н. Вельяшева держа-лись в резерве вслед за 4-м кавалерийским корпусом. То есть, с од-ной стороны, в прорыв должно было быть введено сразу два конных корпуса – до двадцати тысяч сабель. Однако самостоятельно про-рвать оборону противника конница заведомо не могла, а потому бы-ла обречена на неучастие в развернувшейся операции на ее первона-чальной стадии. Уже после войны, в своих воспоминаниях, главкоюз сожалел, что не сменил генерала Гилленшмидта еще до начала наступления. Ге-нерал Брусилов считал, что неуспех удара на ковельском направле-нии Сарненской группой всецело зависел от личности конкомкора-4. действительно, имеются свидетельства, что генерал Гилленшмидт являлся человеком, мягко сказать, противоречивым. Так, будущий Донской атаман в период Гражданской войны ген. А. П. Богаевский вспоминал, что уже в мирное время, Гилленшмидт «обращал на себя внимание некоторыми странностями, одной из которых были ноч-ные путешествия по казармам и конюшням, и сон днем». Далее А. П. Богаевский сообщает, что «В Великую войну, уже будучи коман-диром кавалерийского корпуса, он держал себя иногда так странно, что однажды его начальник штаба генерал Черячукин, доведенный до отчаяния его поведением, вынужден был доложить об этом ко-мандующему армией… ночью командир корпуса, под влиянием ка-кой-то бредовой идеи приказал своим вестовым арестовать коман-дующего армией со всем штабом. Поднялся большой переполох, де-ло, однако, как-то замяли…»311. И все-таки, наверное, валить все ошибки на нижестоящего коман-дира – это неверно. Ведь штаб фронта, желая прорвать ковельский фронт, стал перебрасывать тяжелую артиллерию 8-й армии из-под Луцка в группу Гилленшмидта. В итоге, ударные корпуса А. М. Ка-ледина оказались без поддержки тяжелых гаубиц, а организовать ка-валерийский прорыв на ковельском направлении в кратчайшие сро-

311 см. Белое дело. Ледяной поход, М., 1993, с.15

227

ки было в любом случае невозможно. На наш взгляд, сетования А. А. Брусилова на желательность смены генерала Гилленшмидта здесь ни к чему: любой другой командир мог уложить на колючей прово-локе хоть весь корпус, но добиться выполнения задачи штаба фронта по прорыву к Ковелю с севера, он все равно не имел возможности. «…прорыв, производимый пехотой для уходящей в рейд конницы, должен быть не только достаточно широк, но и глубок, ибо при дальности современного огня и расположения войск в глубину, кон-ница может не только застрять, но и оказаться в тяжелом положе-нии, в случае если бы противник своевременно подтянул к месту прорыва резервы и взял бы втянувшуюся в брешь кишку конницы под перекрестный огонь…»312. Если учесть, что по плану операции после прорыва кавалерийские корпуса должны были вдобавок форсировать Стоход и пересечь же-лезную дорогу, то становится ясно, что 4-й и 5-й кавалерийские кор-пуса не могли выполнить задачи высшего командования. Просто по-тому, что не было пехоты, способной пробить хоть малую брешь для того, чтобы конница могла броситься в тыл противника. Начальник штаба Юго-Западного фронта ген. В. Н. Клембовский указывает да-же, что «Выбор Гилленшмидта был сделан лично Брусиловым, хотя начальник штаба фронта (то есть сам Клембовский, – Авт.), знако-мый с деятельностью кавалерийской дивизии генерала Гиллен-шмидта во время наступления к Сану, докладывал, что на такую роль он не годится и надо назначить другое лицо, например генерала Володченко»313. Впрочем, качества ген. Я. Ф. Гилленшмидта как относительно крупного военачальника, действительно, были невысоки, что он и докажет во время наступления в середине июня, не сумев поддер-жать удавшиеся атаки пехоты севернее Ковеля. Тем не менее, А. А. Брусилов не сменил Я. Ф. Гилленшмидта, отдав это на откуп армей-ского командования. Поэтому жалобы главкоюза задним числом тем более лишены основания. Кроме того, нельзя не отметить, что, не-взирая на все свои недостатки, генерал Гилленшмидт являлся бое-вым офицером. Ген. П. Н. Краснов – непосредственный подчинен-ный Я. Г. Гилленшмидта, сообщает, что конкомкор-4 очень часто приезжал во вверенные ему соединения, и со своим штабом «жил почти на самой позиции»314. Большинство командиров корпусов во-обще не бывало на передовой, предпочитая командовать из глубоко-го тыла. Пример – штаб группы ген. П. С. Балуева в период прове-

312 Простосинский Б. Работа стратегической конницы// Война и революция, 1925, №4, с.90 313 Стратегический очерк войны 1914-1918, М., 1920, ч.5, с.48 314 Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции, М., 1999, с.168

228

дения Нарочской наступательной операции марта 1916 года, распо-лагавшийся в тридцати километрах от передовых окопов. Конные массы нужны были нужны на луцком направлении, где для них открывался оперативный простор. Понятно, что выделение львиной доли кавалерии туда, где она не могла быть использована, означало, что враг сумеет спасти то, что сочтет наиболее первосте-пенным: артиллерию, которая станет костяком тыловой линии обо-роны. Отсутствие кавалерийского преследования потрясенных и де-морализованных австрийцев позволило австро-германскому коман-дованию удержать русских в тактической зоне прорыва. А так кава-лерия группы Гилленшмидта по своему оперативному замыслу яви-лась последствием устарелой тактической идеи наполеоновской эпохи, когда кавалерия была орудием удара-прорыва, а не маневра-обхода. Русские не сумели обеспечить тесное взаимодействие активных участков прорыва, разделенных позиционным фронтом. 23, 24, 26 мая русская конница пыталась пробиться к Ковелю через заросли колючей проволоки, уничтожение которых не было проведено, вви-ду отсутствия тяжелой артиллерии, и недостаточного числа даже ар-тиллерии легкой. Не желая зря терять людей, генерал Гилленшмидт, в конце концов, отказался от возобновления атак. То есть, выполнять указания, на которых настаивал штаб фронта, не желавший перебро-сить конницу туда, где она действительно могла принести пользу: на луцкое или даже львовское направление в 11-ю армию. Участник войны пишет: «Необходимость в обученной, решительной кавале-рийской массе особенно чувствовалась перед прорывом у Поставы – Нарочь в марте 1916 года, а затем в Брусиловском прорыве в мае-июне 1916 года. Но могучего кавалерийского резерва не было соб-рано в это время для набега в тыл противника»315. В свою очередь, пехота из новобранцев также не сумела ничего сделать. Конечно, войска, не имевшие боевого опыта, не сумели прорвать германскую оборону. Как писал германский военный тео-ретик К. фон-дер-Гольц, «качество войск должно отвечать методу вождения их»316. От молодых и малообученных войсковых масс, еще неопытных в ведении современной войны, нельзя ожидать осо-бенно энергичных действий или молниеносных бросков. Их задача – упорная оборона, пока они не перекуются боевым опытом. Для рас-чистки оперативного простора кавалерии, требовалось поставить на острие прорыва отборные части.

315 Свечников М. С. Тактика конницы, М., 1924, ч.2, с.49 316 Стратегия в трудах военных классиков, М., 2003, с.238

229

27 мая позиции австро-венгров атаковала резервная колонна груп-пы Гилленшмидта. Эта атака также не имела успеха. А 28 мая ко-мандарм-8 ген. А. М. Каледин сообщал А. А. Брусилову: «При соз-давшейся обстановке, когда значение форсируемого участка пози-ции и для противника возросло, считаю производство здесь прорыва с наличными силами без направления сюда сильной пехотной под-держки и хотя бы одной тяжелой батареи, необеспеченным… Пола-гаю, шансов мало в указанной направлении. Лучше повременить». В тот же день, но несколько позже, генерал Каледин телеграфировал: «…Сообщаю, что генерал Истомин вполне разделяет мнение генера-ла Гилленшмидта и просит перенесения центра удара к его левому флангу»317. Таким образом, совершенно прав отечественный воен-ный теоретик А. А. Свечин: «Таким образом, в то время, как на фронте прорыва наши части свободно передвигались и только не хватало конницы для глубокого захвата тылов противника, на край-нем правом фланге конная масса производила ненужный маневр, не суливший существенных результатов»318. Не зря потом сетовал ге-нерал Деникин: «Казалось, блестящий прорыв 40-го корпуса требо-вал немедленного развития введением резервов и кавалерии и неот-ступным преследованием разбитого противника… Это чувствова-лось интуитивно и рядовой массой… Но две пехотные дивизии, бывшие в резерве армии и фронта, были направлены на второсте-пенные направления – в 30-й и 32-й корпуса, два конных корпуса сидели в болотах Стыри, а оставшаяся 12-я кавалерийская дивизия 24-го была передвинута в Петчаны (в нашем тылу), а 25-го выходила на фронт 32-го корпуса… Вместо равнения по передним – подрав-нивание»319. С другой стороны, можно ли сказать, что высшие штабы заранее ожидали того ошеломительного успеха, что выпал на долю армий Юго-Западного фронта на первом этапе Брусиловского прорыва? Наверное, все-таки командиры перестраховывались. Тем более, что следовало помнить о выполнении задачи, поставленной перед Юго-Западным фронтом Ставкой – сковывание всех возможных непри-ятельских резервов южнее Полесья, дабы те не могли быть пере-брошены на те участки, где будут наносить главный удар армии За-падного фронта. Другое, дело, что победа была одержана как раз «демонстрирующим» Юго-Западным фронтом, а не наносившим «главный» удар Западным фронтом. Поэтому-то в тех армиях, что

317 Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года. Сборник документов импе-риалистической войны, М., 1940, с.262-263 318 Луцкий прорыв. Труды и материалы, М., 1924, с.11 319 Деникин А. И. Путь русского офицера. Статьи и очерки на исторические и геополити-ческие темы, М., 2006, с.363

230

выполняли главные задачи, как говорилось выше, конница обеспе-чивала пассивные участки фронта. А в центральных армиях кавале-рия располагалась в резерве командармов и не смогла вовремя при-быть на место сражения, чтобы довершить победу ударом по глубо-кому неприятельскому тылу. Возможно, что П. И. Залесский также справедлив, когда говорит: «…кавалерия не была заготовлена, что и вполне правильно – так как это была только демонстрация, а не главный удар. Как вдруг, демонстрация развилась так удачно, что дала… прорыв!»320. Так или иначе, но после нескольких дней атак, производимых не одновременно всей массой трех корпусов – 46-го армейского и 4-го и 5-го кавалерийских – австро-венгерские войска сумели удержать свои позиции. Это – главный итог, что подвел черту под развитием тактического успеха в оперативный прорыв усилиями 8-й русской армии. Громадная масса русской конницы осталась вне прорыва, не-взирая ни на понукания штаба фронта, ни на требования складывав-шейся на фронте обстановки. Оставалось лишь поблагодарить вой-ска за то, что они сумели сделать. Так, приказ по 4-му кавалерий-скому корпусу гласил: «…Славные Донцы, Волгцы и Линейцы, ваш кровавый бой 26-го мая у Вульки-Галузинской – новый ореол славы в истории ваших полков. Вы увлекли за собой пехоту, показав чуде-са порыва. Бой 26-го мая воочию показал, что может дать орлиная дивизия под командованием железной воли генерала Петра Красно-ва…»321. Сам ген. П. Н. Краснов в этом бою был ранен пулей в ногу. В будущем генерал Краснов стал вождем Белого движения на Дону. В свою очередь, генерал Гилленшмидт, находясь в составе бело-гвардейской Добровольческой армии, погиб в апреле 1918 года при попытке прорваться из окружения в районе колонии Гначбау неда-леко от Екатеринодара. Необходимо сказать, что упреки в адрес штаба 8-й армии тем бо-лее имеют под собой основание, если вспомнить об использовании резерва командарма. Южнее, как раз на луцком направлении, ко-мандарм-8 ген. А. М. Каледин держал в своем резерве 12-ю кавале-рийскую дивизию ген. барона К.-Г. Маннергейма. Несмотря на просьбы барона скорее ввести конницу в бой, генерал Каледин не позволил 12-й кавалерийской дивизии пуститься в преследование, чем позволил австрийцам спасти свои батареи. Только 27-го числа 12-я кавалерийская дивизия получила задачу форсировать Стырь к югу от Луцка, дойти до Владимир-Волынского и отсечь коммуника-ции противника322.

320 Залесский П. И. Возмездие (причины русской катастрофы), Берлин, 1925, с.201 321 цит. по: Краснов П. Н. Воспоминания о Русской Императорской армии, М., 2006, с.10 322 Маннергейм К.-Г. Воспоминания, Мн., 2004, с.59

231

Конечно, время было уже упущено, так как 8-я армия была приос-тановлена приказом штаба фронта, чтобы восстановить единство фронта между растянувшимися и понесшими большие потери пе-хотными корпусами. Напомним, что, невзирая на огромные потери в ходе Брусиловского прорыва, австро-венгры сумели спасти боль-шую часть своей техники – артиллерию и пулеметы. Причина этому – неумение высших русских штабов применить кавалерию. Как справедливо заметил по этому поводу А. А. Керсновский, «Став высшими начальниками, Брусилов и Каледин перестали быть кава-леристами»323. Но если главкоюз ген. А. А. Брусилов пытался сде-лать хоть что-нибудь, подталкивая конницу к атакам, то командарм-8 ген. А. М. Каледин изначально отвел коннице пассивную роль. Не грех отметить, что ни штаб фронта, ни штаб армии не предприняли той перегруппировки, что позволила бы ввести в прорыв два кавале-рийских корпуса. Более того – штаб армии даже не смог бросить вперед одну диви-зию (12-ю кавалерийскую) и дело дошло вплоть до того, конначдив-12 просил командира 6-го финляндского стрелкового полка полков-ника А. А. Свечина открыть проход сквозь колючую проволоку не-приятеля для своей конницы, чтобы броситься в преследование. Не имея соответствующего распоряжения, Свечин бы вынужден отка-зать. Однако к чему же говорить о том, что в отсутствии броска кон-ницы виновен исключительно генерал Брусилов, если Каледин не сделал ничего, чтобы пустить в преследование одну кавалерийскую дивизию? Встает вопрос – а сумели бы вообще русские военачальники вы-полнить столь сложный маневр как ввод кавалерии в прорыв, проби-тый пехотой в обороне противника? Представляется, что положи-тельный ответ на этот вопрос можно дать только в отношении как раз первого этапа Брусиловского прорыва. Ведь в этот момент раз-валился весь австро-венгерский фронт, все противостоящие четырем русским армиям Юго-Западного фронта войска потерпели пораже-ние, а то и были разгромлены. В этой ситуации бросок конницы впе-ред мог пройти без существенных потерь в тактической зоне, что могло бы обескровить конные части еще до начала выполнения ими своей непосредственной задачи – удар по неприятельским тылам. В последующем же русские уже не имели такого шанса (возможно, кроме 9-й армии), а потому усилия общевойсковых начальников по использованию конницы могли стать самоубийственными. Пример – июльское наступление на Ковель, когда едва не погибла гвардейская кавалерия. Когда удар гвардейских пехотных корпусов на Стоходе

323 Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994, т.4, с.42

232

захлебнулся, то ген. М. В. Алексеев, ничтоже сумняшеся, приказал командиру Гвардейской группы ген. В. М. Безобразову повторить удар спешенной кавалерией Гвардейского кавалерийского корпуса. Иначе говоря – не ввести в прорыв, как то предполагалось до опера-ции – а рвать оборону немцев! Генерал Безобразов, превосходно сознававший, что прорвать оборону противника в болотах под пре-восходящим пулеметным и артиллерийским огнем невозможно, от-казался губить еще и конницу. В итоге, гвардейская кавалерия поте-ряла здесь только 168 человек. Участник боев на ковельском на-правлении говорит: «Благодаря генерал-адъютанту Безобразову, ко-торый был назначен руководить этой операцией на Стоходе, была спасена от истребления гвардейская кавалерия. Во время хода опе-рации, из Ставки, то есть генералом Алексеевым, неоднократно ре-комендовалось генералу Безобразову спешить кавалерию и бросить ее в бой, иными словами, тоже на убой»324. То есть, позиционная борьба и та тяжелейшая доля, что выпала в предшествовавших кампаниях на долю пехоты, наряду с эффектом действий артиллерии, решавшей судьбу сражений, понудили рус-ских военачальников смотреть на кавалерию как на вспомогатель-ный род войск. В чем-то такой подход был оправдан, однако это, ко-нечно, не означает, что кавалерия должна была бы оставаться в ты-лах, выполняя пассивные задачи. В последующем штаб Юго-Западного фронта пытался ставить перед кавалерией выполнимые задачи. Как, например, в вышеописанном случае, когда гвардейская конница должна была развить успех на ковельском направлении. И, как видим, когда атака пехоты не увенчалась успехом, сама Ставка требовала бросить кавалеристов на убой. Каков был в этом смысл? Неизвестно. Правда, ген. М. В. Алексеев все-таки был генералом от инфантерии и, возможно, считал конницу чем-то вроде спешенной пехоты. Но, опять-таки, как можно не учитывать своеобразия раз-личных родов войск, находясь на столь высоком посту как Началь-ник Штаба Верховного Главнокомандующего, то есть фактически руководя русскими Вооруженными Силами при номинальном вер-ховенстве императора Николая II? Использование кавалерии в прочих армиях Юго-Западного фронта также не оказалось на надлежащей высоте. Конечно, эти армии не имели по два с лишним кавалерийских корпуса, а 11-я армия распо-лагала вообще только одной конной дивизией. Но 7-я и 9-я армии получили по своему кавалерийскому корпусу, а потому можно было бы ожидать, что конница добьется своей доли успеха. Этого не про-

324 Военно-исторический вестник, 1961, №18, с.17

233

изошло – нигде кавалерия по различным причинам не смогла раз-вить прорыв. Этот факт говорит не о том, что Брусилов или Каледин оказались несостоятельными кавалерийскими военачальниками, а о том, что подобный подход к кавалерии как к вспомогательному роду войск был свойствен всему русскому генералитету. Недаром же ус-пех действий кавалерии, как правило, ставился в зависимость не от использования ее в общевойсковом бою, а от личных качеств кава-лерийского командира, командующего данным конным подразделе-нием. Удивительная проговорка об этом обстоятельстве прозвучала из уст первого начальника Генерального штаба и одного из умней-ших русских генералов, ген. Ф. Ф. Палицына еще за год до Бруси-ловского прорыва. Так, в беседе с великим князем Андреем Влади-мировичем (запись в дневнике последнего от 18 мая 1915 года), ге-нерал Палицын заметил: «Ни одного кавалерийского начальника хо-рошего нет. Я все думаю, не следовало бы хоть Ренненкампфа взять в кавалерийские начальники, это его сфера»325. А ведь в это время генерал Ренненкампф уже был убран из армии в связи с обвинения-ми его в «предательском» поведении во время Восточно-Прусской наступательной и Лодзинской оборонительной операций 1914 года. Командарм-11 ген. В. В. Сахаров не нашел ничего лучшего как придать свою единственную кавалерийскую дивизию 17-му армей-скому корпусу ген. П. П. Яковлева. Тем самым штаб армии фактиче-ски снял с себя ответственность за действия конницы в развитии прорыва. Разумеется, что комкор-17, всецело озабоченный подго-товкой собственной атаки, не думал о том, как использовать конни-цу, считая, что сначала еще надо прорвать неприятельский фронт. В итоге, Заамурская конная дивизия ген. Г. П. Розалион-Сошальского была отведена назад, так как ее командир посчитал, что пехота не сумела пробить достаточную брешь в обороне противника. Комкор-17 согласился с генералом Сошальским. Поэтому когда 25 мая со-противление неприятеля под Сопановом было сломлено, и враг стал отступать к Бродам, конница 11-й армии оказалась в тылу, и не смогла принять участие в развернувшемся сражении. Лишь в 7-й армии ген. Д. Г. Щербачева 2-й кавалерийский корпус, которым командовал брат императора великий князь Михаил Алек-сандрович, был введен в бой сравнительно вовремя. То есть – уже в ходе общего прорыва. Однако, здесь получилась, что назывется, «обратная картина» – русская 9-я кавалерийская дивизия ген. князя К. С. Бегильдеева оказалась брошенной вперед еще до того момента, как оборона противника была окончательно прорвана. То есть, вме-сто ввода конницы в «чистый» прорыв, кавалерийские полки атако-

325 Дневник бывшего великого князя Андрея Владимировича, Л., 1925, с.38

234

вали сильно укрепленную австрийскую позицию у Порхова. Здесь оборонялась 2-я австрийская кавалерийская дивизия, сражавшаяся в пешем строю, ибо австро-венгерское командование уже к лету 1916 года спешило свою кавалерию (напомним, что и против 4-го кавале-рийского корпуса ген. Я. Ф. Гилленшмидта оборонялись спешенные венгерские кавалеристы). Австрийцы были изрублена, взяты важные высоты 371 и 402, но потери были существенно выше ожидаемого. Характерно, что в этом бою дивизией командовал не князь К. С. Бе-гильдеев, а генерал Мошнин. А. А. Керсновский считает, что эта атака имела большое значение. Современный исследователь Ю. Ю. Ненахов также полагает, что «этот бой стал едва ли не единствен-ным фактом грамотного применения русской кавалерии в мировую войну»326. С нашей точки зрения, данная оценка боя у Порхова является не-сколько преувеличенной. Участник этого сражения сообщает, что 9-я кавалерийская дивизия атаковала одновременно двадцатью двумя эскадронами и сотнями (то есть, в резерве оставались лишь два эс-кадрона). При преследовании опрокинутого противника было из-рублено немалое число врага и взяты орудия и пленные. Трофеями русских кавалеристов стали две гаубицы, пять зарядных ящиков, один пулемет, 2 591 солдат и 37 офицеров. Собственные потери со-ставили двадцать три офицера и пятьсот семь нижних чинов. В при-казе по дивизии сообщалось: «27 мая дивизия в полном своем соста-ве в семь с половиной часов вечера по моему приказанию пошла в атаку на стойкую пехоту противника, залегшую в окопах восточнее деревни Порхово. Полки дивизии и дивизионы конной артиллерии лихо вырвались вперед и понесли смерть и поражение противнику, засевшему в окопах, и вынудили его очистить позицию, что дало возможность нашей пехоте занять ее. Тысячи убитых и раненых ле-жали на поле сражения… лишь темнота ночи остановила дальней-шее преследование…»327. Однако австрийцы сумели отойти за реку Стрыпа, и, пользуясь не-достатком сил у генерала Щербачева (с началом наступления войска 7-й армии имели примерное равенство с противостоящей ей Южной армией неприятеля, при почти двухкратном превосходстве врага в мощи артиллерийского огня), сдержали порыв русских. Возвращаясь же непосредственно к сражению у Порхова, нельзя не отметить, что потери русских тоже были большими. В итоге, развить тактический успех пехоты кавалерия 7-й армии так и не смогла. Ведь коннице пришлось атаковать укрепления врага, то есть, не развивать успех

326 Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994, т.4, с.47; Ненахов Ю. Ю. Кавале-рия на полях сражений XX века: 1900-1920гг., Мн., 2004, с.332 327 Военная быль, 1973, №123, с.11-12

235

вглубь после образования коридора прорыва, а всего лишь допол-нить победу пехоты. Проще говоря, 2-й кавалерийский корпус лишь усугубил тактическое поражение австрийцев в сражении за оборо-нительные полосы, но в результате этого оказался совершенно вы-ключенным для производства задачи по развитию тактической по-беды в оперативный прорыв. Вдобавок, атака была проведена в ве-чернее время. Так что сражение русской конницы у Порхова, дейст-вительно, стала единственным выдающимся моментом русских ка-валеристов в первом периоде Брусиловского прорыва, но давать ему такую оценку, что дается Ю. Ю. Ненаховым, на наш взгляд, было бы преувеличением. Еще факт: судя по всему, вторая дивизия 2-го кавалерийского кор-пуса – Сводная кавалерийская дивизия – в прорыв не пошла. Во-первых, об этом не говорят исследователи, отмечая лишь блестящие действия 9-й кавалерийской дивизии. Во-вторых, далеко впоследст-вии один из офицеров вспоминал, что в Георгиевскую Думу, членом которой он состоял, поступило представление от начальника одной из кавалерийских дивизий (офицер не называет, ссылаясь на дав-ность лет) на два с лишним десятка офицерских крестов Св. Георгия. Далее этот офицер сообщает, что подразделения данной дивизии во-все не участвовали в развитии прорыва, ограничившись лишь кон-воированием пленных в тыл. А потому Георгиевская Дума едино-гласно отклонила сразу все представление: «Всем было совершенно ясно, что эта дивизия ничего «геройского» не совершила, но хотела только воспользоваться блестящим успехом нашей пехоты, чтобы «примазаться» и урвать и себе кое-что (всего лишь около двадцати крестов!)». Не называя номера этой дивизии, автор заметки говорит лишь, что данная кавалерийская дивизия должна была атаковать вслед за прорывом неприятельской обороны Карским пехотным полком на реке Стрыпа. В мае 1916 года на местности успешного прорыва 7-й армии действовал 188-й пехотный Карский полк 47-й пехотной дивизии (ген. В. В. Болотов), 16-го армейского корпуса (ген. С. С. Савич) 7-й армии ген. Д. Г. Щербачева. Именно этот ус-пех развивала 9-я кавалерийская дивизия князя Бегильдеева. Так как 9-я кавалерийская дивизия в развитии прорыва, безусловно, участ-вовала, то, очевидно, что речь идет именно о второй дивизии корпу-са – Сводной кавалерийской дивизии князя Н. П. Вадбольского. Бо-лее того, цитируемый выше офицер далее указывает, что через не-сколько месяцев в Георгиевскую Думу уже другого корпуса пришло это же самое представление, и махинация не удалась лишь потому, что этот офицер (в конце статьи, кстати, указаны только инициалы Г. Р.), уже знал об этом деле. О вероятном подлоге было немедленно сообщено всей Думе, но князь Вадбольский, фактически, имел все

236

шансы на успех награждений, и ему не повезло только потому, что один и тот же офицер случайно оказался в составе обеих Георгиев-ских Дум. Разумеется, представление было отклонено и на этот раз, но уже с окончательным решением. Все дело в том, что начальник дивизии не сообщил, что представление уже однажды отвергалось, хотя был обязан сделать это. Так что автор статьи пишет о данной дивизии: «Ей все же повезло в том, что Дума не возбудила вопрос о производстве расследования и о привлечении начальника дивизии к ответственности за попытку скрыть от Думы полученный ранее от-каз»328. От себя заметим лишь, что части Сводной кавалерийской дивизии впоследствии доблестно дрались и речь здесь может лишь о нечис-топлотности начальника дивизии – по нашему предположению, именно Сводной кавалерийской дивизии. В 9-й армии, казалось, взяли пример с 8-й армии. Поразительно, что столь удивительным образом совпали планы командования обе-их армий, имевших главные задачи в наступлении Юго-Западного фронта. Так, 3-й кавалерийский корпус ген. графа Ф. А. Келлера обеспечивал наступление 9-й армии с левого фланга, будучи отправ-лен в окопы напротив Черновиц, располагавшихся на противопо-ложной стороне реки Прут. Такое использование конницы, в качест-ве прикрытия, вообще не лезет ни в какие ворота, ибо граф Келлер не получил никакого приказа на удар. Конечно, 9-я армия не имела резервов, но, наверное, проще было бы совсем бросить эти окопы, чем забивать их конниками: все равно австрийцы не имели возмож-ности для контрнаступления через линию реки Прут. В итоге, когда пехота опрокинула австрийцев под Доброноуцем, преследовать бегущего врага бросилась одна-единственная конно-артиллерийская батарея полковника Ширинкина. Батарейцы взяли австрийскую батарею, довершили разгром австрийского батальона, но на этом дело и кончилось. Конечно, сотня конноартиллеристов не могла сделать того, что натворили бы несколько тысяч сабель 3-го кавалерийского корпуса. Генерал Келлер под свою ответственность пытался форсировать Прут, однако, как и в 4-м кавалерийском кор-пусе ген. Я. Ф. Гилленшмидта, его отчаянная атака захлебнулась, да и не могла не захлебнуться, ибо в качестве артиллерийской под-держки конкомкор-3 имел лишь две легкие конные батареи. Русские кавалеристы, переправлявшиеся через реку под артиллерийскими ударами противника, сумели занять несколько маленьких плацдар-мов, но слить их в один не смогли, так как не было артиллерии. В

328 Военная быль, 1971, №111, с.5

237

результате, 3-му кавалерийскому корпусу пришлось с большими по-терями отступить. Единственный успех в 9-й армии выпал на долю Текинского (Туркменского) полка, использованного после победы под Доброно-уцем. Действительно, когда 9-я армия прорвала оборону противника, в преследование бросился только Текинский полк генерал-майора Зыкова. За время преследования в течение нескольких дней текинцы взяли в плен более четырех тысяч австрийцев и еще больше изруби-ли. Казачья же дивизия приказа о преследовании не выполнила. Главная причина неудачных действий конницы – ее начальники. Об атаке Туркменского конного полка (четыре сотни сабель) у деревни Баламутовка 22 мая участник войны сообщает: «Этот пример пока-зывает, что хорошая конница, при всяких обстоятельствах, может содействовать самым решительным образом другим родам войск в бою; на важность самой тесной непосредственной связи в бою меж-ду конницей и атакующей пехотой; на великое значение решитель-ности со стороны командного состава конницы, не считаясь с чис-ленностью врага, так как эффект несущейся конной лавины подав-ляюще действует даже на спокойную, выдержанную пехоту и урав-новешивает численность бойцов»329. Кстати говоря, в плен была взята австрийская пехотная бригада, выдвигавшаяся для производства контрудара. И главное значение атаки Текинского полка состоит не в количестве трофеев, а в том, что этим ударом был предотвращен неприятельский контрудар, ко-торый имел реальные шансы на большой успех. Войска 9-й армии, продвигавшиеся вперед, могли быть остановлены лобовым ударом. Растянувшаяся по фронту русская пехота, понесшая существенные потери в период прорыва, вполне могла быть опрокинута: «Был мо-мент, когда пехота русских осталась без поддержки своей артилле-рии, но благодаря конной атаке Текинского полка катастрофа была предотвращена»330. Безусловно, кавалерия Юго-Западного фронта была использована самым отвратительным и бездарным образом. Военный историк пи-шет по этому поводу: «Кавалерия фронта (свыше 60 тыс. сабель) не сыграла своей роли в операции. Кавалерийское командование оказа-лось неспособным применить конницу при развитии тактического прорыва в оперативный. Часть конников вынуждена была находить-ся в окопах, прикрывая растянутый фронт»331. Не имея сильных ре-зервов, главкоюз, как то и было принято, все-таки старался при-крыть весь свой оголившийся фронт. Той же тактики придержива-

329 см. Суворов А. Н. Тактика в примерах, М., 1926, с.324 330 Боевые действия пехотной дивизии, М., 1941, с.272 331 Строков А. А. История военного искусства, Спб., 1995, т.5, с.487

238

лись и командармы, предпочитая оставлять спешенных кавалеристов в окопах. Вряд ли противник смог бы нанести сильные контрудары по таким участкам: здесь его в таком случае ждало полное окруже-ние. Но в эти окопы были брошены как раз кавалеристы. Таким об-разом, штаб фронта, собрав сравнительно большие армейские резер-вы на направлении главных ударов армий (особенно, в 8-й армии), лишил свои войска единственного средства развития прорыва на оперативную глубину – кавалерии. Что говорить, если и в ходе самого успешного наступления рус-ские постоянно опасались возможного (и, добавим, в первые полто-ры недели вообще невероятного!) контрудара. Прежде всего – со стороны Ковеля, откуда успешный удар австро-германцев в 1915 го-ду уже выбил 8-ю армию ген. А. А. Брусилова за линию Ковель – Луцк. А потому высшие штабы придерживали вырывавшиеся вперед корпуса и даже армии (остановка 8-й армии по просьбе командарма-11 ген. В. В. Сахарова), равняя их по отстающим подразделениям. Как будто бы забылся опыт прошлого, когда фельдмаршал Суворов в сражении на Треббии бросал в бой все, что только возможно, лишь бы только не дать французам возможности передохнуть и перегруп-пироваться, сосредоточившись для упорного сопротивления. Когда ты побеждаешь, а враг не имеет резервов, нужно лететь вперед на крыльях победы! Бесспорно, что в позиционной войне главную роль играет артил-лерия – тактика огневого боя. Процитируем вновь эмигранта и яро-стного недоброжелателя генерала Брусилова: «Но “берейтор” остал-ся при своей вере в победоносную конницу, и при своем кавалерий-ском пренебрежении к огню, к артиллерии. Корнет и ротмистр должны доверять сабле, полковник и генерал кавалерийские могут мечтать о «шоке», то есть о столкновении их конного строя с враже-ским конным строем, но главнокомандующий фронтом, составлен-ным главным образом из пехоты и артиллерии, должен думать по-пехотному и по-артиллерийски, а не по-кавалерийски. Брусилов же думал как конник, и это была ошибка, из-за которой Луцк-Черновицкая победа оказалась разительной, но решительной, завер-шающей войну не стала»332. Иными словами, Е. Э. Месснер показы-вает, что А. А. Брусилов, прежде всего, рассчитывал на успех конно-го удара по еще несломленной обороне противника. Жаль, что Месснер ничего не говорит о генерале Каледине, который вообще отказался от использования кавалерии в прорыве и не смог ввести в громадный «провал» в австрийской обороне даже и одну кавалерий-

332 Хочешь мира, победи мятежевойну! Творческое наследие Е. Э. Месснера, М., 2005, с.527

239

скую дивизию, с которой, кстати говоря, ген. А. М. Каледин начинал войну. Наверное, дело здесь в значении личности генерала Каледина для Белой эмиграции. А, следовательно – в отсутствии объективно-сти. Зададим еще один вопрос: а разве могла конная масса прорваться в тыл немцев севернее Ковеля, если на этом участке не было предва-рительного пехотного прорыва? Конница не может самостоятельно прорвать укрепленный фронт в отрыве от основных сил пехоты. Ка-валерия есть средство для развития прорыва, но никак не для его свершения, что есть задача общевойскового (и, в первую голову, пе-хотного) боя. Вдобавок, конные батареи кавалерийских корпусов никоим образом не могли способствовать прорыву укрепленных по-зиций врага. Для этого необходимо хотя бы небольшое количество тяжелых гаубиц, чтобы уничтожить неприятельскую противоштур-мовую артиллерию, бьющую прямой наводкой по наступающей пе-хоте. А также и пулеметные гнезда. Если главкоюз рассчитывал бросить в неприятельский тыл свою кавалерию, то ему следовало сосредоточить в районе Луцка сразу два или три конных корпуса (то есть, фактически, целую конную армию), и развалить ею вражеский фронт, как только австрийцы по-бежали на запад. Конница должна была доломать уже надломленный пехотой фронт неприятеля, растягивая его фланги от железных до-рог, что лишало австро-германцев единственного средства контрма-невра, которое спасало их под Ковелем. Прорвав укрепленные линии неприятеля пехотой и артиллерией, конница своим порывом не только преследует врага, довершая его разгром (в эпоху железнодо-рожного маневра это есть средство верное только в отношении так-тики, но никак не оператики), но, прежде всего, создает искусствен-ные фланги. Тем самым дробится единство сопротивления крупных подразделений противника на локальные очаги. В это же время ударные пехотные группировки создают оперативное давление на фланги врага, не позволяя ему закрепиться и перегруппироваться для сильного контрудара (частные контрудары всегда довольно лег-ко парируются победоносными частями). Эта задача, разумеется, чрезвычайно трудная, однако летом 1916 года против австрийцев вполне решаемая. К сожалению, командование Юго-Западного фронта подошло к за-даче наступления, во-первых, с формальной точки зрения (несмотря на свою активную позицию на первоапрельском совещании, ген. А. А. Брусилов при планировании ограничился лишь возможностью частного успеха наступления армий фронта). Во-вторых, штаб фрон-та и штабы армий как будто бы «забыли» о возможностях кавалерии на данном театре военных действий. Во многом второе вытекало из

240

первого: если считать, что твоя главная задача есть сковывание сил противника и его локальный разгром, то тщательной подготовкой действий подвижного рода войск заниматься, действительно, ни к чему. Ограничение задач своих войск тактической целью – взломом обороны противника, уничтожением противостоящей группировки, и привлечением к себе резервов неприятеля – понудило русских ко-мандиров отказаться от подробного планирования достижения опе-ративных целей в наступлении. Таким образом, в отношении конницы командование Юго-Западного фронта различного уровня оказалось заложником собст-венного оперативного планирования. Действительно, прорыв такти-ческой глубины обороны противника в общефронтовом масштабе, так и не был развит в успех оперативного характера посредством броска сильной конной группировки в неприятельские тылы. Нис-колько не оправдывая собственно кавалерийское командование, большая часть которого не желала учиться взаимодействию с пехо-той, раз уж не выучились до войны, нельзя не отметить, что исполь-зование конницы, намеченное генералом-от-кавалерии А. А. Бруси-ловым, было не просто далеким от идеала, но прямо-таки бездар-ным. Правда, командарм-8 ген. А. М. Каледин и командарм-11 ген. В. В. Сахаров, бывшие такими же генералами от кавалерии, также не оказались на высоте. Так или иначе, но за операцию фронта, прежде всего, отвечает главком. На нем и главная доля вины за неиспользование конницы в той фазе прорыва, что являлся наиболее удобным для разрушения обороны противника. Такой вывод в отношении генерала Брусилова блестяще подчеркнул в своем труде А. А. Керсновский: «Этот кава-лерист не нашел кавалерии… Превосходная конница Юго-Западного фронта осталась неиспользованной. Из 13 дивизий была использова-на лишь одна (9-я у Порхова) – и как раз на труднейшем участке. В какой триумф превратилась бы наша победа, кинься IV и V конные корпуса – 20 тысяч шашек (и каких шашек!) – преследовать наголо-ву разбитого врага под Луцком. И уцелел бы из разгромленной ар-мии Пфланцера хоть один человек, если бы вместо одного Текин-ского полка ее стал бы рубить весь III конный корпус графа Келле-ра? Семь кавалерийских дивизий на правом крыле фронта сидели по брюхо коня в болоте, три на левом крыле двинуты были в горы…А за уходившими неприятельскими батареями гналась горсточка на-ших конноартиллеристов! Нашей победе не хватило крыльев»333. Одним из возможных выходов, могла стать своевременная переда-ча левофланговой 3-й армии Западного фронта в состав Юго-

333 Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994, т.4, с.98

241

Западного фронта, дабы русские имели возможность одновременно-го удара с севера и юга на город. Соответственно, 4-й и 5-й кавале-рийские корпуса были бы введены в бой после того, как войска 3-й армии прорвали бы оборону противника. Впоследствии, так и вы-шло, Ставка передала 3-ю армию, но было уже слишком поздно: ко-вельский укрепленный район оказался под контролем немцев. Пере-дав 3-ю армию ген. А. А. Брусилову, Ставка потребовала сломить оборону противника, и энергичным ударом на Брест-Литовск ра-зобщить германцев и австрийцев. Но такое драгоценное время уже было потеряно! Отлично понимавшие сложившуюся обстановку немцы, своей упорной обороной, отличавшейся высокой активно-стью, сорвали планы русского командования. За неимением моторизованных соединений, кавалерия была един-ственным фактором превращения позиционной войны в маневрен-ную: от ее действий на оперативном просторе могла зависеть судьба кампании 1916 года. Британский ученый пишет: «во время Великой войны и еще два десятилетия после, кавалерия все еще была мо-бильной военной силой, единственно способной быстро и произ-вольно перемещаться по открытой местности. В 1917 году танки были слишком медленны и ненадежны, механический транспорт был по-прежнему привязан к дорогам. Это очень смелое допущение, разумеется, но если прорыв мог быть совершен, развить успех могла только кавалерия. Такое быстрое развитие прорыва было настоя-тельно необходимо, если ставить перед собой цель – возвращения в практику мобильной войны и достижение решительной победы»334. Однако командование Юго-Западным фронтом не использовало сво-его козыря. Причем, при отсутствии значительного превосходства в живой си-ле, и преимуществе противника в технике (артиллерия, особенно тяжелая и пулеметы), кавалерия была тем козырем, что должен был превращать победу в разгром. Дальняя, но весьма достижимая пер-спектива – вывод Австро-Венгрии из войны серией широкомас-штабных и стремительных операций в Галиции в первой половине лета 1916 года. К сожалению, как отмечает советский исследователь, «…Брусилов не создавал достаточных резервов, а имеющиеся боль-шие массы конницы… законсервировал в окопах. Бездеятельность конницы не позволила русскому командованию изолировать район операции от прибывших резервов противника, что очень хорошо было использовано австро-германцами, которые, опираясь на свои железнодорожные возможности, почти всегда создавали равновесие

334 Нилланс Р. Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918, М., 2005, с.657

242

сил. Развитие наступления задерживалось и не достигало решитель-ного результата»335. Таким образом, прекрасная конница Юго-Западного фронта, кото-рая могла и должна была решить судьбу прорыва, а с ним, вполне вероятно – и разгрома австро-венгерской военной машины, не была использована исключительно вследствие ошибок высших воена-чальников. Невзирая на ряд отдельных героических атак, ударов и успехов, в целом кавалерия фронта осталась вне рамок то роли, ко-торую она могла и должна была сыграть в Брусиловском прорыве. Субъективная причина – неумение, а то и нежелание командиров всех уровней (от главкоюза до конкомкора-4 и отдельных начдивов) использовать конницу в прорыве тем методом, что был необходим для общего успеха – развитие прорыва в оперативную глубину. Объ-ективная причина – изменившиеся условия ведения военных дейст-вий, что принесли в военное искусство условия позиционной борь-бы. Встает вопрос – зачем же тогда вообще была нужна конница, столь непригодная в позиционной войне, но и столь же необходимая в войне маневренной? Вышло, что вся роль дорогого рода войск све-лась лишь к несению окопной службы на второстепенных участках общего наступления. А ведь еще в 1887 году, оценивая опыт граж-данской войны в США, ген. Н. Н. Сухотин вполне справедливо пи-сал, что «конница, надлежаще организованная, слишком дорого сто-ит государствам, чтобы можно было ограничиться требованием от нее выполнения только заурядных назначений. Ее сфера – грандиоз-ные дела, поворотные моменты – кризисы в судьбе войны или боя. Только веря в то, что она по преимуществу орудие гения, орудие “богов войны”, и на деле осуществляя эти верования, конница станет тем, чем она и должна быть, то есть всесокрушающим молотом в ру-ках полководца, доставляющим победы».

Глава 8. Генерал-инспектор кавалерии Верховный Главноко-мандующий великий князь Николай Николаевич.

От подпоручика до генерала от кавалерии.

Первый русский Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич Младший родился 6 ноября 1856 года в семье третьего сына императора Николая I великого князя Николая Нико-лаевича Старшего. В родительском доме великий князь получил

335 Ветошников Л. В. Брусиловский прорыв, М., 1940, с.150

243

прекрасное домашнее образование. Также, как то было положено в Семье Романовых, великий князь Николай Николаевич при рожде-нии был награжден всеми высшими орденами Российской империи, за исключением военных – орденами Св. Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Белого Орла, Св. Анны 1-й степени, Св. Станислава 1-й степени. Но в любом случае великий князь Николай Николаевич должен был продолжать дело отца – службу в Воору-женных Силах России. Родители великого князя жили недружно. Постоянные ссоры со-провождали брак великого князя Николая Николаевича Старшего и германской принцессы Александры Петровны Ольденбургской. Отец не любил сына. Поэтому, «Производя впечатление твердого и волевого человека, он был на самом деле крайне впечатлительной и чувствительной натурой – неизбежное последствие бурных семей-ных скандалов, в которых прошло его детство… и находился под ог-ромным влиянием своего окружения»336. В 1871 году великий князь Николай Николаевич поступает юнке-ром в Николаевское инженерное училище, откуда 5 июля 1872 года был выпущен в низшем офицерском чине – подпоручиком. В сле-дующем году он производится в поручики, и все эти годы проводит на низших командных должностях в учебном пехотном батальоне, а затем кавалерийском эскадроне. Этого, обычного для подавляющего большинства великих князей образования, Николаю Николаевичу показалось мало. Поэтому, молодой поручик поступает в Николаев-скую Академию Генерального Штаба, которая была закончена в 1876 году по 1 разряду с малой серебряной медалью. Великий князь Николай Николаевич стал единственным членом Дома Романовых, который окончил, да еще с отличием, Николаевскую Академию Ге-нерального Штаба. В том же году великий князь Николай Николае-вич производится сначала в штабс-капитаны, а затем в капитаны. С началом русско-турецкой войны 1877-1878гг. августейший ка-питан отправляется в действующую армию, где он занял пост офи-цера для особых поручений при своем отце великом князе Николае Николаевиче Старшем, который был назначен главнокомандующим русской Дунайской армией, действовавшей на Балканах. Воспользо-вавшись своим немалым статусом, великий князь Николай Николае-вич участвует в нескольких боях начала войны. Прежде всего, молодой капитан, вместе с другими офицерами, был отправлен для рекогносцировки Дуная для поисков того района, где могли бы наилучшим образом переправиться на турецкий берег рус-ские войска. После проведения рекогносцировки великий князь Ни-

336 см. введение в: Данилов Ю. Н. Великий князь Николай Николаевич, М., 2006, с.13

244

колай Николаевич был прикомандирован к 14-й пехотной дивизии ген. М. И. Драгомирова, сосредоточенной в районе местечка Зимни-ца. Дивизии генерала Драгомирова предстояло первой форсировать Дунай, так как предполагавшееся прежде место возможной перепра-вы – у Фламанды, оказалось прикрыто сильными турецкими бата-реями. Здесь великому князю было у кого поучиться. Во-первых, сам ген. М. И. Драгомиров – выдающийся русский военный теоретик и педа-гог, сделавший все, чтобы возродить в России изучение полководче-ского наследия генералиссимуса А. В. Суворова. В свое время М. И. Драгомиров читал лекции по военному делу сыновьям императора Александра II, в том числе и будущему императору Александру III. К 1876 году лишь двое выпускников Николаевской Академии Гене-рального Штаба окончили ее с золотой медалью. Одним из них был генерал Драгомиров, выпущенный из стен Академии в год рождения великого князя Николая Николаевича. Во-вторых, добровольным ординарцем и помощником начдива-14 стал наиболее талантливый после эпохи наполеоновских войн русский полководец ген. М. Д. Скобелев. В этой войне Белому генералу, как называли Скобелева, было суждено обрести свою славу. Вместе с Драгомировым и Скобелевым августейший капитан в ночь на 15 июня 1877 года форсировал Дунай, а затем участвовал в штурме Систовских высот и захвате города Систово, в районе кото-рого располагался четырехтысячный турецкий гарнизон. В этих боях русские потеряли до восьмисот человек. Штаб 14-й пехотной диви-зии, вместе с начдивом, переправился в третий рейс. За участие в переправе через Дунай и бою под Систово великий князь Николай Николаевич был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Тогда же ген. М. И. Драгомиров получил орден Св. Георгия 3-й степени, а отец августейшего капитана – главнокомандующий великий князь Николай Николаевич Старший – орден Св. Георгия 2-й степени337. Затем, великий князь Николай Николаевич в составе Габровского отряда ген. Н. И. Святополк-Мирского участвовал в штурме перева-ла Шипка. Отряд генерала Святополк-Мирского был выделен из корпуса ген. Ф. Ф. Радецкого, чтобы оказать помощь небольшому Передовому отряду ген. И. В. Гурко, наступавшему на Шипкинский перевал с юга. В ходе штурма 5-7 июля, где опять-таки отличился ген. М. Д. Скобелев, перевал был взят Габровским отрядом. Взятие Шипки означало, что три турецкие армии (Осман-паши в Плевне, Сулейман-паши с юга Балкан и Мехмед-Али в четырехугольнике крепостей в нижнем течении Дуная) оказались разобщены. За этот

337 Костин Б. А. Скобелев, М., 1990, с.53

245

бой великий князь Николай Николаевич был награжден Золотым Оружием. Июльское сражение за Шипкинский перевал стало по-следним боевым делом, в котором участвовал великий князь Нико-лай Николаевич вплоть до Первой мировой войны. То есть, по этим данным можно судить о собственно военном опыте Верховного Главнокомандующего перед июлем 1914 года. Впоследствии великий князь Николай Николаевич находился при штабе главнокомандующего, своего отца. Вряд ли здесь можно было научиться военному делу и, тем более, таланту полководца. Дело в том, что брат царя, великий князь Николай Николаевич Старший был назначен на свой пост только потому, что два полководца, дос-тойных занять место главнокомандующего Кавказской армией – во-енный министр граф Д. А. Милютин и находившийся в отставке по-коритель Кавказа князь А. И. Барятинский – находились в конфлик-те друг с другом. Назначение одного из них вызвало бы гнев сто-ронников другой партии. Поэтому, главнокомандующим и стал брат императора. Спустя несколько десятилетий с точно такой же про-блемой столкнется внук императора Александра II император Нико-лай II. Сознавая соперничество группировок внутри высшего гене-ралитета, 20 июля 1914 года, на следующий день после объявления Германией войны России, император назначит Верховным Главно-командующим своего дядю – великого князя Николая Николаевича Младшего. Сам будущий император Александр III негативно оценивал дея-тельность главнокомандующего Дунайской армией. Так, письмо це-саревича Александра Александровича супруге от 9 января 1878 года из действующей армии о великом князе Николае Николаевиче – Старшем гласило: «С каждым днем все больше и больше приходишь к заключению, что Д. Низи – отвратительный главнокомандую-щий… Сам Д. Низи ничего не видит, ничего не понимает, ничего не знает, воображает, что все идет великолепно, что все его обожают и что он всему голова! Сильно же будет его разочарование, если ко-гда-нибудь он увидит и узнает все, что было, и все, что происходит; но не думаю, что он когда-нибудь сознается, наконец, что он совер-шенно не способен быть главнокомандующим, недостаточно у него такта на это и недостаточно он умен, чтобы сознать это!»338. Верхом действий великого князя Николая Николаевича Старшего на посту главнокомандующего стала 30 августа 1877 года – Третья Плевна, и поведение на военном совете 1 сентября. Тогда главком впал в панику и потребовал немедленного отступления за Дунай. Даже императору Александру II пришлось успокаивать своего раз-

338 цит. по: Толмачев Е. П. Александр III и его время, М., 2007, с.151-152

246

бушевавшегося и перепугавшегося брата. В итоге было решено оса-ждать Плевну, для чего из России были срочно вызваны резервы, в том числе Гвардия, и мастер осадной борьбы граф Э. И. Тотлебен. В 1915 году великий князь Николай Николаевич Младший в точности повторит своего отца, впадая в панику при неудачах и ликуя при са-мых незначительных успехах. А пока, спустя десять дней после во-енного совета, августейший капитан был произведен в полковники. Интересно, что история повторилась досконально. Штаб великого князя Николая Николаевича Старшего в 1877-1878гг. с точностью предварил штаб Ставки великого князя Николая Николаевича Младшего в 1914-1915гг. Это при том, что и отец и сын отличались схожим характером – благородство и грубая вспыльчивость, реши-тельность и склонность к панике, непреклонная справедливость и упрямое побуждение к фаворитизму. А. А. Керсновский говорит, что отец и сын могли бы быть неплохими главнокомандующими, но при условии, что при них будет отличный начальник штаба, чего не бы-ло ни у одного из них: «Ответственейшая должность главнокоман-дующего явно превышала силы и способности великого князя Нико-лая Николаевича». Проводя далее параллели, А. А. Керсновский продолжает, что хорошим начштаба «конечно, не мог считать гене-рал [А. А.] Непокойчицкий, роль которого (подобно роли Янушке-вича при Николае Николаевиче Младшем тридцать семь лет спустя) была ничтожной. Юрий же Данилов «ставки» 1877 года именовался генералом [К. В.] Левицким и пользовался дружной ненавистью всей армии»339. По окончании русско-турецкой войны 1877-1878гг. великий князь Николай Николаевич служит в кавалерии. Чтобы досконально изу-чить конную службу, он проходит командные посты от командира эскадрона до командира лейб-гвардии гусарского полка. В 1885 году великий князь Николай Николаевич был произведен в генерал-майоры, а еще через пять лет был назначен командиром 2-й гвардей-ской кавалерийской дивизии. В 1884 году великий князь Николай Николаевич награждается орденом Св. Владимира 3-й степени, а в 1890 году получает 2-ю степень этого ордена. Уже в это время в поведении великого князя начинают появляться негативные черты характера, во многом унаследованные от отца. Современник вспоминал: «В его действиях часто проявлялась край-няя вспыльчивость, доходившая иногда до бешенства, но еще была и злобная мстительность»340. В 1893 году великий князь Николай Ни-колаевич производится в генерал-лейтенанты, а через два года на-

339 Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994, т.2, с.260 340 Епанчин Н. А. На службе трех Императоров. Воспоминания, М., 1996, с.365

247

значается генерал-инспектором кавалерии, о чем еще будет сказано ниже. В 1894 году он получает генерал-адъютантские погоны, а в 1896 году великий князь Николай Николаевич был награжден орде-ном Св. Владимира 1-й степени. 6 мая 1895 года командир 2-й гвардейской кавалерийской дивизии генерал-лейтенант великий князь Николай Николаевич был назначен генерал-инспектором кавалерии. В этой должности великий князь оставался в течение десяти лет, до лета 1905 года. Как справедливо отмечается, «Это назначение не являлось следствием особых заслуг или высокого профессионального роста великого князя. Должность перешла ему в наследство от отца, руководившего российской кава-лерией в течение многих лет. Она принесла великому князю чин ге-нерала от кавалерии, дала возможность совершать многочисленные зарубежные поездки в качестве главы военных миссий и заседать в Высшем военном совете. По сути дела, такое назначение было куль-минацией в карьере каждого видного представителя правящего дома Романовых, которое обеспечивало ему высшие почести и опреде-ленные занятия до конца жизни»341. Еще в девятнадцатом столетии, в целях улучшения боевой подго-товки войск были учреждены должности генерал-инспекторов, ко-торые, как правило, замещались членами императорской фамилии. Для большинства из них эти должности становились наследствен-ными. Великий князь Николай Николаевич Младший принял эту должность от своего отца. Точно так же, от отца, великого князя Михаила Николаевича, должность генерал-фельдцейхмейстера ар-тиллерии принял другой двоюродный дядя императора Николая II, великий князь Сергей Михайлович. Любопытно, что эти отцы, бра-тья императора Александра II, стали последними кавалерами ордена Св. Георгия 1-й степени. Круг задач генерал-инспекторатов был весьма широк. В частности, «В обязанности генерал-инспекторов входило совершенствование уставов и наставлений по боевой подготовке каждого рода войск, наблюдение за правильным и единообразным применением уставов и наставлений, совершенствование боевой подготовки войск с уче-том достижений военной техники, координация действий войск на больших маневрах, контроль за качеством командного состава сво-его рода войск и составление кандидатских списков для замещения вакантных должностей»342. В период существования Совета госу-дарственной обороны генерал-инспекторы входили в него. С 1910

341 Португальский Р. М., Рунов В. А. Верховные главнокомандующие Отечества, М., 2001, с.11 342 Золотарев В. А., Соколов Ю. Ф. Трагедия на Дальнем Востоке: Русско-японская война 1904-1905гг., М., 2004, Кн.2, с.271

248

года генерал-инспектораты стали подчиняться военному министру, причем великие князья формально уже не возглавляли свои ведом-ства. Однако фактически, великие князья Николай Николаевич и Сергей Михайлович оставались действительными хозяевами в своих «родовых вотчинах» в системе Вооруженных Сил, а потому на их ответственности во многом лежит подготовка кавалерии и артилле-рии как родов войск к войне. О подготовке русской кавалерии и роли великого князя Николая Николаевича как шефа русской конницы уже много говорилось вы-ше. Можно добавить лишь, что и в кавалерии и в артиллерии вели-кими князьями были допущены одни и те же ключевые ошибки. Русские войска были прекрасно подготовлены на низшем тактиче-ском уровне – полк в коннице и дивизион в артиллерии. Но вот в ис-пользовании массирования своих средств и возможностей русские уже уступали противнику. Поэтому, если в тактическом плане русская армия часто превосхо-дила врага, то в оперативном искусстве германцы неизменно брали верх над неповоротливой русской военной машиной. Масштабы же Первой мировой войны оказались столь велики, что тактика отошла на задний план. Тем не менее, генерал-инспектор кавалерии старался внедрять все новое во вверенный ему род войск: «В войсках автори-тет великого князя был необоснованно высок. Из офицеров – одни превозносили его за понимание военного дела, за глазомер и быст-роту ума, другие – дрожали от одного его вида. В солдатской массе он был олицетворением мужества, верности долгу и правосудия»343. Под руководством и управлением великого князя Николая Нико-лаевича был принят ряд насущных и необходимых мер по реоргани-зации кавалерии как рода войск и улучшению ремонтирования кон-ского состава армии. В 1896 году великий князь выступил инициа-тором реорганизации Офицерской Кавалерийской школы, которая дала русской армии такого полководца как А. А. Брусилов. Приня-тая по настоянию великого князя Николая Николаевича «Школа Филлиса» господствовала в подготовке русской кавалерии вплоть до упразднения конницы как рода войск в 1956 году. Тем не менее, разобщенность родов войск на инспектораты вела к их разобщенности и на поле боя. Генерал-инспекторы готовили свое ведомство в отрыве от общевойскового боя. Получалось, что русская кавалерия могла опрокинуть в конном столкновении и австрийцев, и немцев, но взаимодействовать надлежащим образом с пехотой и ар-тиллерией не могла. Помимо того, проводимые великим князем уче-

343 Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота, Нью-Йорк, 1954, т.1, с.128

249

ния и маневры концентрировались на неверных посылках. Участник Первой мировой войны характеризует деятельность генерал-инспектора кавалерии в вопросах боевой подготовки войск следую-щим образом: «Маневры, на которые уходило больше месяца в году, вообще приносили большую пользу, приучали к походной жизни. Но также давали, по своей условности, неправильное представление о бое, прививали частям дурные привычки, заставляли придавать преувеличенное значение числу, так как на маневрах численное пре-восходство, как легче всего определяемый признак, определяло ус-пех; специально в отношении кавалерии маневры имели один недос-таток: конница обычно слишком увлекалась своими частными зада-чами, мало заботясь об общей, принимала мало участия в общем бою; наконец, на маневрах редко практиковалось преследование по-сле столкновения. С артиллерийским огнем кавалерия была мало оз-накомлена, зная его почти исключительно по звуковым эффектам на маневрах, так как на действительных стрельбах почти никогда не присутствовала; поэтому артиллерийскому огню придавали или пре-увеличенное значение, или недооценивали его. В общем, кавалерия была хорошо подготовлена для боя в конном строю, недостаточно подготовлена для боя в пешем строю и комбинированного (пешего и конного) большими отрядами на широких фронтах, недостаточно знала свою роль и способы действий в совместном бою всех родов войск. Мелкие части, до эскадрона включительно, были хорошо подготовлены для разведывательной службы, но в больших отрядах недостаточно ясно и твердо было установлено убеждение, что для получения ценных результатов разведки нужно вести бой не только с конницей, но непременно и с пехотой неприятеля. Кавалерия была недостаточно напрактикована в ночных действиях, но холодным оружием владела хорошо, стреляла хуже, чем пехота. Части были хорошо спаяны и слажены»344. В период заведывания русской кавалерией у великого князя Нико-лая Николаевича отчетливо проявились два фамильных качества личности – вспыльчивость и справедливость. Современник вспоми-нал: «Когда Николай Николаевич был генерал-инспектором кавале-рии, то он часто производил инспекторские смотры кавалерийским полкам. Особенно педантично, с секундомером в руке проверял он скорость движения каждого всадника на измеренном расстоянии оп-ределенным аллюром. Если всадник не проходил это расстояние в определенное время, то великий князь выходил из себя. Если же этот недочет повторялся несколькими кавалеристами одного эскадрона,

344 Рогвольд В. Конница 1-й армии в Восточной Пруссии (август-сентябрь 1914г.), М., 1926, с.13, 159, 163

250

особенно офицерами, то он очень часто в припадке раздражения разражался площадной руганью, обращаясь иногда непосредственно к офицерам. Бывали случаи, что более или менее обеспеченные офицеры, получившие подобное, немедленно уходили с военной службы»345. Действительно, генерал-инспектор кавалерии мог на маневрах самым грубым и недостойным образом накричать на лю-бого офицера или даже прогнать целый полк или даже дивизию с маневров; но мог и извиниться перед офицером за грубость или пуб-лично признать свою несправедливость в отношении того или иного воинского подразделения. А. А. Керсновский пишет по этому пово-ду: «Нелюбимый сын великого князя Николая Николаевича-Старшего, он держался особняком в императорской фамилии, где пользовался общей неприязнью. Великий князь не привлек к себе сердец своих подчиненных. Человек необыкновенно грубый и чуж-дый благородства, он совершенно не считался с воинской этикой и позволял себе самые дикие выходки в отношении подчиненных ему офицеров»346. В войсках великого князя за глаза называли Лукавым. О подготовке же кавалерии как одного из трех основных родов войск цитата о секундомере говорит сама за себя. Вместо стрелковой подготовки и взаимодействия с пехотой и артиллерией на поле боя, вместо маневрирования по сложной местности и обучению атак на широком фронте, русских конников заставляли практиковаться на преодолении определенного расстояния тем или парадным аллюром за определенное время. Знаменитый суворовский принцип – «Учить войска лишь тому, что будет необходимо на войне», – генерал-инспектором кавалерии отметался напрочь. В 1900 году великий князь Николай Николаевич становится гене-ралом от кавалерии – полным генералом. Выше мог быть лишь чин фельдмаршала. В 1911 году он получил последнюю предвоенную награду, носившую почетный характер – Портрет императора Нико-лая II для ношения на груди, украшенный бриллиантами. В это вре-мя великий князь Николай Николаевич постепенно начинает про-двигаться ближе к влиянию на молодого императора Николая II. Правда, процесс оттеснения от царствующего двоюродного племян-ника его родных дядьев будет завершен лишь после 1905 года. Но именно великий князь Николай Николаевич оказывал максимальное влияние на военные круги Российской империи. Таким образом, «Наибольшим влиянием на решение государственных вопросов в царствование Николая II из великих князей, бесспорно, обладал Ни-колай Николаевич (младший)… огромная роль Николая Николаеви-

345 Никольский Е. А. Записки о прошлом, М., 2007, с.130 346 Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994, т.3, с.43

251

ча в утверждении новой российской военной элиты представляется бесспорной»347.

Военный талант Императорского Дома. Начало двадцатого века предоставило наиболее авторитетному и знающему в военном отношении членов Дома Романовых проявить себя на практике. В феврале 1904 года японские миноносцы атако-вали русский Тихоокеанский флот, сосредоточенный в Порт-Артуре. Началась русско-японская война 1904-1905гг. Одним из претенден-тов на пост командующего Маньчжурской армией являлся великий князь Николай Николаевич. В начале войны в России все были уве-рены в скорой и славной победе над загадочными японцами, в чем, казалось бы, убеждали высоко стоявший престиж русских Воору-женных Сил и успех Китайского похода 1900 года, так как японцев воспринимали ненамного выше китайцев. Но великий князь Николай Николаевич остался вне театра воен-ных действий. Он не пожелал участвовать в русско-японской войне только потому, что находился в конфликте с Наместником импера-тора на Дальнем Востоке адмиралом Е. И. Алексеевым. Суть в том, что командующий Маньчжурской армией должен был подчиняться Наместнику. Поэтому, на Дальний Восток отправился военный ми-нистр ген. А. Н. Куропаткин. В октябре 1904 года адмирал Алексеев был смещен со своего поста и главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами, действующими против Японии, стал генерал Куропаткин. Менять А. Н. Куропаткина в столице сочли неразумным, тем более, что с раз-вертыванием из Маньчжурской армии трех армий, ему уже испод-воль готовили смену в лице свеженазначенного командарма-2 ген. О. К. Гриппенберга. В ходе сражения под Сандепу в январе 1905 го-да конфликт между Куропаткиным и Грипппенбергом достиг такой остроты, что командарм-2 самовольно оставил фронт и с разрешения императора Николая II выехал в Санкт-Петербург. С неумолимой четкостью вопрос о смене ген. А. Н. Куропаткина встал только после проигранного Мукденского сражения 6-25 фев-раля. Кандидатурами на место генерала Куропаткина являлись ко-мандарм-1 ген. Н. П. Линевич, командующий войсками Киевского военного округа ген. М. И. Драгомиров и генерал-инспектор кавале-рии великий князь Николай Николаевич. Генерал Драгомиров был стар и болен – ему исполнилось уже семьдесят пять лет. В свою оче-

347 Сергеев Е. Ю. «Иная земля, иное небо…» Запад и военная элита России. 1900-1914гг., М., 2001, с.51

252

редь, великий князь отказался от командования терпящей поражение за поражением армией. Поэтому естественным образом на пост главнокомандующего был назначен генерал Линевич. В гораздо большей степени великий князь Николай Николаевич проявил себя на службе близ императора внутри государства. По окончании русско-японской войны 1904-1905гг. военно- политиче-ское руководство Российской империи признало необходимым соз-дать особый орган управления Вооруженными Силами, чтобы объе-динить деятельность военного и морского ведомств. Этот орган во-енно-административного управления должен был координировать всю работу по вопросам государственной обороны. Великий князь Николай Николаевич выступил одним из инициаторов образования нового органа. В результате, 8 июня 1905 года был учрежден Совет государствен-ной обороны – коллегиальный орган, в состав которого входили во-енный и морской министры, начальник Генерального штаба, на-чальники Главного штаба и Главного Морского штаба, генерал-инспекторы всех родов оружия. Председатель, которым назначался великий князь Николай Николаевич, имел право личного доклада императору. Ученые пишут: «В функции нового учреждения входи-ли: выбор общих мероприятий, направленных на укрепление воен-ной мощи государства в соответствии с конкретной политической обстановкой; обсуждение главнейших предположений военного и морского ведомств о применении всех средств государства на слу-чай войны в целях объединения и должного направления подготови-тельных к войне работ; обсуждение изменений в деятельности воен-ного и морского ведомств, вызываемых особыми условиями, и на-блюдение за осуществлением мер, направленных на реорганизацию дела обороны страны»348. Одним из актов деятельности Совета государственной обороны стало выделение Генерального Штаба из-под контроля военного ми-нистерства, которое после ухода ген. В. В. Сахарова возглавил на-чальник Канцелярии военного министерства ген. А. Ф. Редигер. Ве-ликий князь имел целью создать Генштаб по образцу германского Большого Генерального Штаба, образованного фельдмаршалом Х. Мольтке-Старшим и занимавшимся именно войной как таковой. Также, из ведения военного министерства были изъяты генерал-квартирмейстерская часть, управление военных сообщений, мобили-зационный отдел и главное военно-топографическое управление.

348 Золотарев В. А., Соколов Ю. Ф. Трагедия на Дальнем Востоке: Русско-японская война 1904-1905гг., М., 2004, Кн.2, с.265

253

Во главе Генерального Штаба, что естественно, был поставлен протеже великого князя Николая Николаевича ген. Ф. Ф. Палицын – начальник штаба генерал-инспектора кавалерии, то есть, самого ве-ликого князя. Следовательно, из ведения военного министра были полностью выведены вопросы мобилизационного и стратегического планирования. В итоге, «Генеральный штаб российской армии в це-лом включал Главное Управление Генерального Штаба как цен-тральный орган управления, войсковое управление Генштаба в со-ставе штабов от военного округа до отдельной бригады и корпус офицеров Генштаба – кадровую основу всей штабной службы»349. Искусственное разделение военного министерства и Генерального штаба на различные инстанции на несколько лет (с 1905 по 1909гг.) затормозило планирование военной реформы в России. Дело дошло до того, что генерал Редигер на протяжении трех лет своего управ-ления военным министерством не был ознакомлен с содержанием русско-французской военной конвенции. Как представляется, этим актом великий князь Николай Николаевич желал сосредоточить ис-ключительно в своих собственных руках вопросы обороноспособно-сти государства. При этом, ссылаясь на германский опыт, председа-тель Совета государственной обороны забывал, что русская военная машина была выстроена на совершенно иных основаниях, нежели в Германии. В свое время еще князь Барятинский предлагал императору Алек-сандру II взять пример с Германии. И точно также, покоритель Кав-каза имел целью оттеснить военного министра ген. Д. А. Милютина от руководства Вооруженными Силами России. Однако, царь вы-брал вариант графа Милютина, который сосредоточивал основную долю полномочий в военном министерстве, как центре управления Вооруженными Силами. Все прочие органы военного управления, даже при определенной автономии, входили в состав военного ми-нистерства в качестве подструктур. В качестве примера можно вспомнить, что в той же Германии после Битвы на Марне начальни-ком Полевого Генерального штаба вместо ген. Х. Мольтке-Младшего стал военный министр ген. Э. фон Фалькенгайн. И только «верденская мясорубка», как неадекватная оценка стратегического планирования вынудила кайзера Вильгельма II в августе 1916 года сменить Фалькенгайна тандемом Гинденбург – Людендорф. Поэтому, выделение Генерального Штаба из состава военного ми-нистерства явилось крупной ошибкой, имевшей следствием подрыв боеспособности Вооруженных Сил Российской империи. Как счита-

349 Михалев С. Н. Военная стратегия: Подготовка и ведение войн Нового и Новейшего времени, М., 2003, с.532

254

ет современный ученый, «этот акт, фактически разрушивший в кри-тическое время систему стратегического управления, явился без преувеличения одним из факторов, определивших поражение России в Первой Мировой войне и возникновение революционной ситуации в стране в 1917 году»350. Лишь в 1909 году Генштаб вернулся в во-енное министерство. Это реорганизацию провел новый военный ми-нистр ген. В. А. Сухомлинов, назначенный на свой пост в марте 1909 года, а до того, в декабре 1908 года сменивший ген. Ф. Ф. Палицына в должности начальника Главного Управления Генерального Штаба. Другой главной задачей Совета государственной обороны являлась чистка командного состава по результатам русско-японской войны 1904-1905гг. По рекомендации Совета государственной обороны на-значались высшие начальствующие лица не только в военном ве-домстве, но и в ряде гражданских служб. Военный министр А. Ф. Редигер в своих воспоминаниях писал: «Во все царствование импе-ратора Александра III военным министром был Ванновский, и во все это время в военном ведомстве царил страшный застой. Что это бы-ла вина самого ли государя или Ванновского, я не знаю, но послед-ствия этого застоя были ужасны. Людей неспособных и дряхлых, не увольняли, назначение шло по старшинству, способные люди не вы-двигались, а двигаясь по линии, утрачивали интерес к службе, ини-циативу и энергию, а когда добирались до высших должностей, они уже мало отличались от окружающей массы посредственностей. Этой ужасной системой объясняется и ужасный состав начальст-вующих лиц как к концу царствования Александра III, так и впо-следствии, во время японской войны». А последний военный ми-нистр Временного правительства характеризовал русский команд-ный состав, начиная со времен А. А. Аракчеева, следующим обра-зом: «весь командный состав воспитывается лишь на слепом испол-нении воли начальника. Если подчиненный все делает согласно ус-тава и приказов, то, как бы плохо не вышло, его никто не имеет пра-ва обвинить. Он прав, он забронирован. Но если, избави Бог, офицер сделает что-либо, отступя от правил по собственному почину, и по случайному стечению обстоятельств выйдет неудачно, то можно быть уверенным, что человек погиб навсегда. Самоволия ему не простят. Естественно, что в такой психологической обстановке не может воспитаться настоящий командный состав – победитель»351. Для решения кадрового вопроса при Совете государственной обо-роны была учреждена Высшая Аттестационная комиссия, которая рассматривала кандидатов на генеральские посты: командиров ар-

350 Кокошин А. А. Стратегическое управление: теория, исторический опыт, сравнительный анализ, задачи для России, М., 2003, с.144 351 Верховский А. И. Россия на Голгофе, Пг., 1918, с.12

255

мий, корпусов, дивизий и бригад. Комиссия обсуждала эти кандида-туры и очищала армию от генералов, бездарно проявивших себя в период русско-японской войны. Проведенная Советом государст-венной обороны чистка армии, несмотря на свою незавершенность, все-таки убрала из войск массу негодного генералитета. Кроме того, великий князь Николай Николаевич, одновременно командовавший Гвардией, перевел в гвардейские полки ряд армей-ских офицеров, отличившихся в период русско-японской войны 1904-1905гг., куда прежде путь им был закрыт. Самый яркий и пока-зательный пример здесь – ген. П. А. Лечицкий, который в Маньчжу-рии командовал 24-м Восточно-Сибирским стрелковым полком. Не-смотря на то, что генерал Лечицкий даже не имел высшего военного образования, а принадлежность к составу корпуса Генерального Штаба считалась одним из необходимых условий продвижения по службе в генеральских чинах, в 1906 году он уже командовал 1-й гвардейской пехотной дивизией. Можно сказать, что будущий ко-мандир Гвардии в 1914-1916гг. ген. В. М. Безобразов также не окан-чивал Николаевской Академии Генерального штаба. Но генерал Безобразов происходил из стародворянской служилой семьи и за-кончил Пажеский корпус, то генерал Лечицкий был сыном священ-ника. И если ген. В. М. Безобразов не самым лучшим образом про-явил себя в Первой мировой войне, то командарм-9 ген. П. А. Ле-чицкий стал одним из лучших русских командармов Первой миро-вой войны. В выдвижении выдающихся армейцев, таким образом, лежит исключительная заслуга великого князя Николая Николаеви-ча. Ген Н. Н. Головин указывает: «Заслуга перед Россией великого князя Николая Николаевича в довоенный период велика: он задер-жал процесс разложения, который исходил от Сухомлинова, и если наши перволинейные войска оказались на столь высокой ступени, то этим Россия во многом обязана Главнокомандующему Петербург-ским военным округом. Сухомлинов был бессилен против него, а остальные военные округа стремились держаться на уровне Петер-бургского». Также, в 1908 году Советом был разработан и принят новый строе-вой устав для сухопутных войск. Тем не менее, Совет государствен-ной обороны просуществовал недолго. Вмешательство этой над-структуры в дела военного и морского ведомств, неумение добиться надлежащего финансирования, конфликты с Государственной Ду-мой, наряду с потрясающим разнобоем в действиях, совершенно справедливо и закономерно привели к упразднению нежизнеспособ-ного органа военного управления. В июле 1908 года великий князь Николай Николаевич был освобожден от обязанностей председате-ля, а 12 августа 1909 года, согласно высочайшему указу, Совет госу-

256

дарственной обороны был упразднен. Главное – он выполнил свою первостепенную работу, заключавшуюся в чистке офицерского кор-пуса русской армии. Помимо чисто военных проблем, великий князь Николай Николае-вич сыграл немалую роль в укреплении престола в период Первой Русской революции 1905-1907гг. Правда, именно он оказал то влия-ние на царствующего племянника в смысле уступок в сторону от принципов самодержавия. Также, великий князь Николай Николае-вич сделал все возможное, чтобы укрепить франко-русский союз, благо что именно французы дали царскому правительству заем на подавление революции. В частности, император Николай II был вы-нужден отказаться от Бьеркского договора с Германией под напором председателя Комитета министров С. Ю. Витте, министра иностран-ных дел В. Н. Ламздорфа и великого князя Николая Николаевича. Неудивительно, что «Авторитет великого князя при царе достиг сво-его апогея к 1905 году, когда внутреннее положение страны ухуд-шилось настолько, что порядок мог быть сдерживаем в ней только войсками. Великий князь Николай Николаевич всегда считался од-ним из самых твердых военачальников, и потому императору Нико-лаю II естественно было видеть в нем для себя опору и защитника династии, принимая тем более во внимание его принадлежность к императорской фамилии»352. Точно так же, и Манифест 17 октября был подписан императором при давлении все того же С. Ю. Витте, министра внутренних дел Д. Ф. Трепова и великого князя Николая Николаевича. При этом, ко-мандующий Гвардией не оправдал надежд Николая II: «Царь вызвал в столицу своего двоюродного дядю с тайной мыслью вручить ему диктаторские полномочия. Однако великий князь, с великими труд-ностями проехавший по забастовавшей железной дороге из своего подмосковного имения в Петергоф, был потрясен всем увиденным по пути»353. Великий князь Николай Николаевич умолял императора подписать Манифест, угрожая в случае отказа застрелиться у него в кабинете. Вспомнив, что 17 октября – это годовщина спасения им-ператорской семьи Александра III от крушения поезда близ станции Борки, великий князь Николай Николаевич заявил: «Сегодня 17 ок-тября и 17-я годовщина того дня, когда в Борках была спасена дина-стия. Думается мне, что и теперь династия спасается от не меньшей опасности сегодня происшедшим историческим актом». С 26 октября 1905 года, параллельно с председательством в Совете государственной обороны, великий князь Николай Николаевич за-

352 Данилов Ю. Н. Великий князь Николай Николаевич, М., 2006, с.94 353 Корелин А. П., Степанов С. А. С. Ю. Витте – финансист, политик, дипломат, М., 1998, с.180-181

257

нимал пост главнокомандующего войсками Гвардии и Петербург-ского военного округа. В этот период Николай Николаевич явно вы-делился из всего ряда великих князей. Во-первых, он был одним из старейших великих князей. Во-вторых, большинство великих князей служили в Гвардии, а потому находились в непосредственном под-чинении великого князя Николая Николаевича. В свое время, еще будучи наследником, в его подчинении (лейб-гвардии гусарский полк) служил и сам император Николай II. Офицер-гвардеец вспо-минает: «Великий князь Николай Николаевич… был горячим сто-ронником новых методов военного воспитания и придавал большое значение опыту, вынесенному лучшими нашими офицерами и рус-ско-японской войны… [после его назначения командующим столич-ным военным округом] офицеры, недовольные такой требовательно-стью и чрезмерной строгостью великого князя, сначала недолюбли-вали его. И только через несколько лет, когда проведенные им ре-формы повысили боеспособность полков и внутреннюю дисципли-ну, отношение эти резко изменились. Великий князь стал пользо-ваться уважением и любовью всего офицерского корпуса»354. Это – последняя предвоенная должность великого князя. Тем са-мым сын почти во всем догнал отца – великого князя Николая Ни-колаевича Старшего. Лишь две отцовские вершины остались для ве-ликого князя Николая Николаевича Младшего непокоренными. Это – чин генерал-фельдмаршала и орден Св. Георгия 1-й степени, кото-рые отец получил в 1878 году за главнокомандование в русско-турецкой войне 1877-1878гг. Сын имел шансы догнать отца в период главнокомандования во время Первой мировой войны в 1914-1915гг. Однако, сын повторял те же ошибки (в том числе и преступные ошибки), что и отец, но противником теперь были не турки, а нем-цы. Платить за ошибки в начале двадцатого столетия приходилось уже больше. Поэтому, догнать отца сын так и не смог. Именно в послереволюционный период великий князь Николай Николаевич начал тесно сближаться с либерально-буржуазной оппо-зицией. К этому толкало и франкмасонство великого князя, ибо мно-гие деятели оппозиции и Государственной Думы являлись масона-ми, благо что распространению масонства в России под руково-дством М. М. Ковалевского, власти не сумели противопоставить надлежащих препон. Этому способствовал и франко-русский союз, так как оппозиция, жаждавшая переустроить Российскую империю по британскому образцу и тем самым, значит, обрести высшую го-сударственную власть, надеялись на влияние республиканской Франции. Эмигрантский историк добавляет: «…великий князь поль-

354 Воронович Н. В. Потонувший мир, М., 2001, с.186

258

зовался репутацией беспощадного и по-солдатски прямого военного человека, который строго относился к генералам и помнил о нуждах и трудностях личного состава армии. Хорошо известные германо-фобские чувства делали его приемлемым для “ура-патриотов”, а ис-тория о том, что он убеждал своего племянника подписать манифест от 17 октября 1905 года, служила почвой для его взаимопонимания с либеральной оппозицией»355. Тем не менее, отношения между императорской семьей и семьей великого князя Николая Николаевича постепенно портились. Импе-ратрица Александра Федоровна, при поддержке Г. Е. Распутина, на-страивала императора против своего дяди. В свою очередь, великий князь Николай Николаевич, обозленный тем, что Распутин не стал его креатурой близ царя, интриговал против царской супруги. В ре-зультате этого конфликта император Николай II, который вдобавок не мог простить дяде участия в давлении при подписании Манифе-ста 17 октября, отдалил его от себя. Новый военный министр ген. В. А. Сухомлинов, приступивший к реорганизации Вооруженных Сил, пришедших в упадок после Японской войны и революции, затмил собой великого князя Николая Николаевича перед царем и в отно-шении армии. Поэтому, к 1914 году великий князь Николай Николаевич посте-пенно оказался заперт в своей должности главнокомандующего вой-сками Гвардии и Петербургского военного округа, но и только. Офицер-кирасир вспоминал об этом периоде жизнедеятельности бу-дущего Верховного Главнокомандующего: «Великий князь выгля-дел на коне весьма эффектно. Несмотря на то, что он обладал огром-нейшим ростом и чрезмерно длинными ногами, у него была та иде-альная, несколько кокетливая “николаевская” посадка кавалериста старой школы, посадка, которая так красила всадника, сливая его с конем в одно нераздельное и гармоничное целое… Это было совсем особенное лицо очень большого начальника-вождя – властное, стро-гое, открытое, решительное и вместе с тем гордое лицо. Взгляд его глаз был пристальный, хищный, как бы всевидящий и ничего не прощающий. Движение – уверенные и непринужденные, голос рез-кий, громкий, немного гортанный, привыкший командовать, и вы-крикивающий слова с какой-то полупрезрительной небрежностью. Николай Николаевич был гвардеец с ног до головы, гвардеец до мозга костей… Престиж его в то время был огромен. Все трепетали перед ним, а угодить ему на учениях было нелегко»356.

355 Катков Г. М. Февральская революция, М., 2006, с.59 356 Трубецкой В. С. Записки кирасира, М., 1991, с.150-151

259

Великий князь мстил военному министру за свое отстранение от влияния на царя. Например, именно великий князь Николай Нико-лаевич сорвал впервые разработанную Генеральным штабом воен-ную игру, которая должна была пройти в начале 1911 года в Зимнем дворце с участием всего высшего генералитета. Император и воен-ный министр должны были играть роль посредников: Николай II, готовясь к будущей роли Верховного Главнокомандующего, брал на себя функции отдачи директив русской стороне; военный министр ген. В. А. Сухомлинов должен был помогать царю. Руководителями стороны противника должны были выступить руководители Главно-го Управления Генерального Штаба. Однако военная игра была отменена буквально за час до ее пред-полагаемого начала по настоянию великого князя Николая Николае-вича, который никогда не бывал на предвоенных франко-русских конференциях и совещаниях, и не был осведомляем о выдвинутых на них вопросах. Сам же великий князь Николай Николаевич, поми-мо боязни в выказывании своей военной некомпетентности, не по-желал отменить ради проведения игры запланированную большую охоту в Скерневицком лесу. В результате, на апрельской игре 1914 года, ставшей последней проверкой русского высшего генералитета перед Первой мировой войной, великий князь также не присутство-вал То есть, ответственность и личная военно-теоретическая подготов-ка лидера русских «ястребов» не только стояла на сравнительно не-большой высоте, но и сам он не хотел что-либо изменять в собст-венном уровне. И немаловажная причина тому – личная вражда с военным министром. Потому-то в последние годы перед войной влияние великого князя Николая Николаевича на императора Нико-лая II свелось до минимума. Впоследствии ген. В. А. Сухомлинов вспоминал: «С той поры, как государь убедился, в какую пропасть своим военным дилетантством вел дело его дядя Николай Николае-вич, доверие его величества ко мне было настолько велико, что во всех военных вопросах – до самого начала войны – мое мнение ока-зывалось решающим. Николай Николаевич до войны утратил на-столько свое влияние на государя, что неспособен был создавать мне серьезные, непосредственные затруднения»357.

Высокое назначение 20 июля 1914 года. Великий князь Николай Николаевич являлся чуть ли не единст-венным военным императорской фамилии, пользовавшимся не про-

357 Сухомлинов В. А. Воспоминания. Мемуары, Мн., 2005, с.231

260

сто популярностью, но и авторитетом в военной среде. Разве что еще генерал-фельдцейхмейстер артиллерии великий князь Сергей Ми-хайлович, но тот был более известен в высоких сферах, да среди своего рода войск. Окончание Академии Генерального Штаба, един-ственное среди Романовых, еще более повысило престиж Николая Николаевича в Вооруженных Силах Российской империи. Вследст-вие этого, великий князь Николай Николаевич всегда занимал высо-кое положение внутри армейской иерархии. При императоре Александре III, недолюбливавшем великого кня-зя, Николай Николаевич занимал пост генерал-инспектора кавале-рии, доставшийся ему в наследство от отца. К более серьезным по-стам великий князь Николай Николаевич не допускался. Все изме-нилось со смертью императора Александра III и вступлением на престол Николая II. В первый период царствования молодого импе-ратора, роль великих князей, ранее одергивавшихся волевым Алек-сандром III, резко повысилась. И хотя на первый план выдвинулись братья умершего царя, родные дядья Николая II – Александровичи, но и прочим достались свои бонусы. С получением чина генерала от кавалерии великий князь Николай Николаевич мог уже и формально претендовать на высшие чины в русской армии в случае войны. После проведения Курских маневров 1903 года, показавших непригодность к командованию великого князя Сергея Александровича (одного из любимых дядьев импера-тора Николая II), великий князь Николай Николаевич выдвигается на одну из вершин военной иерархии. Незадолго до начала войны с Японией, в 1903 году было составле-но новое Расписание командования на случай войны с Германией и Австро-Венгрией. И здесь великий князь Николай Николаевич по-лучал одну из трех высших должностей в Действующей армии. Со-гласно императорскому рескрипту от 4 февраля 1903 года, должно-сти распределялись следующим образом: - Верховный Главнокомандующий – император Николай II; - главнокомандующий армиями Германского фронта – великий князь Николай Николаевич; - главнокомандующий армиями Австро-Венгерского фронта – воен-ный министр ген. А. Н. Куропаткин; - командарм-1 – командующий войсками Виленского военного окру-га ген. О. К. Гриппенберг; - командарм-2 – помощник командующего Варшавского военного округа – ген. А. К. Пузыревский; - командарм-3 – командующий войсками Московского военного ок-руга великий князь Сергей Александрович;

261

- командарм-4 – командующий войсками Киевского военного округа – ген. М. И. Драгомиров; - командарм-5 – командующий войсками Одесского военного округа ген. А. И. Мусин-Пушкин; - командарм-7 – великий князь Владимир Александрович с титулом главнокомандующего. Известный советский ученый П. А. Зайончковский дает такую ха-рактеристику перечисленного генералитета: - великие князья: все четверо никогда не командовали войсковыми подразделениями. Трое из них – не имели военного опыта и образо-вания, получив свои должности исключительно в силу принадлеж-ности к императорской семье. Лишь великий князь Николай Нико-лаевич во время русско-турецкой войны 1877-1878гг. состоял при ген. М. И. Драгомирове и своем отце великом князе Николае Нико-лаевиче-Старшем, а затем закончил академию Генерального Штаба. - генерал Гриппенберг – не имел военного образования, но являлся участником Крымской и русско-турецкой войн. Однако командовал последовательно каждым воинским подразделением от роты до кор-пуса включительно. Был достаточно пожилым человеком – шестьде-сят пять лет - генерал Пузыревский – профессор Академии Генерального Штаба, с малым командным стажем, но в свое время был сотрудником фельдмаршала И. В. Гурко (командующий войсками Варшавского военного округа до 1894 года). Характеризуется, как наилучший из предлагаемых кандидатов на пост командарма. Возраст – пятьдесят шесть лет. - генерал Драгомиров – выдающийся военачальник и военный педа-гог, известный популяризатор наследия А. В. Суворова. При этом, правда, зачастую выступал против технических новинок в Воору-женных Силах. Самым слабым местом М. И. Драгомирова был его возраст – семьдесят три года. - генерал Мусин-Пушкин – служил в гвардейской кавалерии, а затем длительное время командовал 5-м армейским корпусом. Еще старше генерала Драгомирова – семьдесят шесть лет. В результате, как подытоживает П. А. Зайончковский, «состав на-меченных лиц почти целиком не отвечал интересам обороноспособ-ности государства»358. Неудивительно, что после начала войны с Японией пост командующего Маньчжурской армией занял наиболее подготовленный из всех перечисленных лиц – военный министр ген. А. Н. Куропаткин. Ему тогда исполнилось пятьдесят пять лет, а бое-

358 Зайончковский П. А. Самодержавие и русская армия на рубеже XIX-XX столетий. 1881-1903, М., 1973, с.149-150

262

вой и командный опыт являлись по тем временам выдающимися – генерал Куропаткин был участником почти всех войн и конфликтов Российской империи, начиная с 1867 года. После Первой Русской революции 1905-1907гг. великий князь Ни-колай Николаевич, по расписанию на случай Большой Европейской войны, стал занимать должность Главнокомандующего Действую-щей армией. Согласно Положению о полевом управлении войск в военное время 1890 года, которое действовало вплоть до 1914 года, главнокомандующий – «есть высший и полный начальник всех войск, управлений и чинов, принадлежащих к составу армии, не ис-ключая и членов императорской фамилии, если они находятся при армиях». Объяснялось это тремя основными причинами. Во-первых, дейст-вия высшего генералитета на Дальнем Востоке побудили императо-ра Николая II разочароваться в своих генералах. Ни один из них не смог выказать действительного полководческого таланта. Следова-тельно, на такое «безрыбье» великий князь Николай Николаевич был еще не самой худшей кандидатурой. Тем более, что великий князь Николай Николаевич занимал пост председателя Совета Госу-дарственной Обороны – высшего органа военного управления с 1905 по 1908гг. Во-вторых, сам царь был сосредоточен на внутренних делах госу-дарства, «умиротворяя» страну и нацию. Поэтому, в условиях разви-тия революционного процесса, императору было не до главнокоман-дования. В-третьих, плачевное состояние Вооруженных Сил Россий-ской империи в 1905-1909 годах предполагало чрезвычайно малую для великой державы обороноспособность государства. На посту Верховного Главнокомандующего в это время можно было разве только сломать свой престиж. Поэтому, великий князь Николай Ни-колаевич оставался в мобилизационном расписании Главковерхом до 1910 года, когда новый военный министр ген. В. А. Сухомлинов, изменив расписание, обозначил там Главковерхом самого царя. Ве-ликий князь Николай Николаевич, в итоге, оказался понижен в веро-ятной должности на случай Большой Европейской войны против Германии и ее союзников. С другой стороны, как свидетельствует последний протопресвитер армии и флота императорской России Г. Шавельский, великий князь Николай Николаевич не оставлял наде-жды стать Верховным Главнокомандующим в случае войны против Германии и Австро-Венгрии. Так, представляясь великому князю после своего назначения в середине 1911 года, Г. Шавельский отме-чает эти надежды. Изменение расписания объяснялось, главным образом, двумя фак-торами. Прежде всего, в результате начатых военным министром

263

ген. В. А. Сухомлиновым реформ, опиравшихся на увеличение бюджета Российской империи ввиду «полосы больших урожаев и, значит, хлебного экспорта, и первые итоги столыпинской аграрной реформы, повысилась боеспособность Вооруженных Сил. Следова-тельно, теперь император мог без опаски занять объективно предна-значенный ему пост Верховного Главнокомандующего. Кроме того, генерал Сухомлинов был личным врагом великого князя, и сам пре-тендовал на пост Главковерха. Помня карьеру ген. А. Н. Куропатки-на, ген. В. А. Сухомлинов, также рассчитывал самолично возглавить русскую Действующую армию, либо, как минимум, стать начальни-ком штаба при номинальном Главковерхе-царе. Отсюда и сведение роли великого князя Николая Николаевича до уровня командарма. Однако, великий князь Николай Николаевич являлся руководите-лем русской военной партии, лидером «ястребов», а потому на его фигуру неизбежно накладывался внешнеполитический фактор. Кстати говоря, ген. В. А. Сухомлинов, невзирая на все свое често-любие, не жаждал войны, понимая, что отставание русской военной машины от австро-германской коалиции весьма велико и многое еще предстоит сделать, а потому он делал все возможное, чтобы све-сти влияние великого князя Николая Николаевича на императора до минимальной степени. Именно на Николая Николаевича ориентиро-вались сторонники войны против Германии, войны чем раньше, тем лучше. Все знали, что великий князь считает войну с Германией не только неизбежной, но и необходимой для России. В свое время П. А. Столыпин говорил о великом князе: «Удивительно он резок, уп-рям и бездарен, все его стремления направлены только к войне, что при его безграничной ненависти к Германии очень опасно. Понять, что нам нужен сейчас только мир и спокойное дружное строительст-во, он не желает, и на все мои доводы резко отвечает грубостями. Не будь миролюбия государя, он многое мог бы погубить»359. Гибель П. А. Столыпина, наряду с явным усилением обороноспо-собности Российской империи, резко ослабила позиции партии «го-лубей» внутри российского истеблишмента. Интересно, что в июле 1914 года одним из лиц, выступивших против втягивания России в ненужную ей войну, на фоне общей антигерманской истерии, был соперник Столыпина и когда-то единомышленник великого князя Николая Николаевича – опальный граф С. Ю. Витте. В итоге, союз министерства иностранных дел, военных сплотившихся вокруг фи-гуры великого князя Николая Николаевича, и деятелей Государст-венной Думы, пересилил императора Николая II.

359 Бок М. П. П. А. Столыпин: Воспоминания о моем отце, М., 1992, с.202

264

Ведшие дело к войне с целью реванша за 1870 год французы были заинтересованы в максимальной боеспособности русской сухопут-ной армии (господство на море обеспечивалось союзом с Велико-британией), а потому, пользуясь положением кредитора, они также оказывали давление на русское политическое руководство в смысле выбора Верховного Главнокомандующего. И в этой должности французы желали видеть именно великого князя Николая Николае-вича в роли и, причем задолго до войны360. Тем не менее, к началу Первой мировой войны великий князь Ни-колай Николаевич все еще оставался командующим одной из армий. По перечню должностей 1912 года в случае войны должны были быть проведены такие назначения высших командиров: - 1-я армия – ген. П. К. Ренненкампф; - 2-я армия – ген. А. А. Брусилов; - 3-я армия – ген. А. В. Самсонов; - 4-я армия – ген. А. Е. Зальца; - 5-я армия – ген. П. А. Плеве; - 6-я армия – великий князь Николай Николаевич; - 7-я армия – ген. В. Н. Никитин; - 8-я армия – ген. Н. В. Рузский. Отстранение великого князя от руководящих постов усугублялось тем, что 6-я армия должна была стать не действующей на театре во-енных действий, а обсервационной. Ее задача заключалась в при-крытии Санкт-Петербурга и столичного округа от возможного гер-манского десанта с моря. Вероятность такого десанта была крайне мала, да и в принципе возможна лишь в том случае, если бы Россия воевала против Тройственного Союза в одиночку. Этого же вообще не могло быть, ибо после поражения России Франция оказалась бы один на один с Германией. Военный министр ген. В. А. Сухомлинов все это прекрасно пони-мал, а потому и решил ограничить потенциальное командование ве-ликого князя Николая Николаевича почетной синекурой. Тем более, что штаб и управление 6-й армии комплектовались на базе Петер-бургского военного округа, которым с 1905 года командовал вели-кий князь Николай Николаевич. Тем самым все формальности были соблюдены. Подбор членов штаба Верховного Главнокомандующе-го, в ходе мобилизации комплектовавшегося из руководителей Главного Управления Генерального Штаба, также находился под контролем генерала Сухомлинова как военного министра. О полной бесперспективности поста командующего 6-й армией говорит ее судьба в период Первой мировой войны. Лишь через два

360 Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю, М., 1986, с.383

265

с половиной года войны, когда уже сменилось четыре командарма, управление 6-й армии в декабре 1916 года, за три месяца до падения монархии, было переброшено на новый, Румынский, фронт. Но и то-гда 6-ю армию возглавил не ее последний командующий ген. В. Н. Горбатовский, а комкор-24 ген. А. А. Цуриков. Конечно, войска, которые изначально входили в 6-ю армию, уже давно были на фронте, но здесь-то речь идет о командовании армией и ее штабе, который два с половиной года войны стоял в стороне от фронта. Такая вот судьба ожидала великого князя Николая Николае-вича, останься он во главе 6-й армии с началом Первой мировой войны. В 6-ю армию, командование которой должен был принять великий князь Николай Николаевич, должны были войти 18-й и 22-й армейские корпуса, Гвардейская стрелковая бригада, а также второ-очередные 57-я, 74-я, 84-я пехотные дивизии. Итого – не более че-тырех корпусов, причем переброска их на театр военных действий в другие армии предполагалась заранее. Так, 30 июля 1914 года, в хо-де сосредоточения Действующей армии на государственной грани-це, еще до начала столкновений с неприятелем, 18-й и 22-й армей-ские корпуса получили приказ об отправке к Варшаве, чтобы соста-вить костяк 10-й армии, а Гвардейская стрелковая бригада – в 9-ю армию. Предвоенные расчеты военного министра, рассчитывавшего занять ключевой пост в Действующей армии, не оправдались. Середина июля, ознаменовавшаяся интенсивным обменом телеграммами меж-ду главами великих держав, на фоне австро-венгерской агрессии против Сербии, побудили колебавшегося императора Николая II об-ратиться за поддержкой к своим родственникам. Поддержка мини-стра иностранных дел С. Д. Сазонова обеспечила великому князю доступ к царю. Как вспоминал в эмиграции сам военный министр, «В решении дипломатических вопросов я участия не принимал. Ни-колай Николаевич сумел оттеснить от государя всех неудобных для него советчиков, в том числе прежде всего меня. В те предвоенные дни царь находился полностью под влиянием своего дяди»361. В результате, на следующий день после того, как Германия объя-вила войну Российской империи, 20 июля 1914 года великий князь Николай Николаевич был назначен Верховным Главнокомандую-щим. Это назначение предполагалось, было ожидаемо, и во время объявления императором Манифеста об объявлении войны в Зимнем дворце, в 4 часа дня, в Зимнем дворце, великий князь находился ря-дом со своим царствующим племянником, и все были уверены, что

361 Сухомлинов В. А. Воспоминания. Мемуары, Мн., 2005, с.293

266

именно Николай Николаевич станет верховным Главнокомандую-щим. Согласно Положению о полевом управлении войсками в военное время 1914 года, Верховный Главнокомандующий – «есть высший начальник всех сухопутных и морских вооруженных сил, предна-значенных для военных действий. Он облекается чрезвычайной вла-стью, и повеления его исполняются на театре военных действий всеми без изъятия правительственными местами и общественными управлениями, а равно должностными лицами всех ведомств и всем населением». Верховный Главнокомандующий подчинялся самому царю, который, в сущности, и должен был самолично стать Главко-верхом, и потому никто, кроме императора, не имел права требовать отчета или делать какие-либо предписания Верховному Главноко-мандующему. Исследователь подытоживает: «Наделение главноко-мандующего такой властью привело к тому, что на этот пост назна-чались члены царствующего дома, либо его занимал сам царь»362. Сам император Николай II, убежденный в непродолжительности войны, не решился занять пост Главковерха. Против такого решения единодушно (за исключением военного министра) выступил Совет Министров во главе с премьером И. Л. Горемыкиным. Кроме того, здесь присутствовала своя логика. На протяжении ряда лет великий князь Николай Николаевич занимал пост главнокомандующего фронтом против Германии. Популярность великого князя среди офицерского корпуса была велика. Повторимся, что этого назначе-ния желали и французы. И главное: стране и Вооруженным Силам требовалось имя, вождь, объятый элементом сакральности. Если царь сам не становился Вер-ховным Главнокомандующим, то ни один генерал не был бы в без-условной степени авторитетен для прочих генералов (прежде всего, для главнокомандующих фронтами), чтобы избежать непослушания и интриг. Ситуация русско-японской войны 1904-1905гг., когда ко-мандарм-2 ген. О. К. Гриппенберг после неудачи операции под Сан-депу самовольно покинул Маньчжурию, невзирая на то, что главно-командующий всеми сухопутными и морскими силами, действую-щими против Японии ген. А. Н. Куропаткин на это своего согласия не давал, была еще слишком свежа в памяти. Иными словами, угроза сепаратизма внутри высшего генералитета была реальна как никогда, тем более, что Положение о полевом управлении войск в военное время – высший правовой документ ор-ганизации и управления Действующей армией, предполагал громад-

362 Бескровный Л. Г. Армия и флот России в начале XXв. Очерки военно-экономического потенциала, М., 1986, с.61-62

267

ный объем прав для главнокомандующих фронтами. Будь Верхов-ным Главнокомандующим сам император, он мог бы выбирать себе любого помощника как фактического руководителя Вооруженными Силами, и тогда бы главкомы подчинялись бы все равно самому им-ператору, фигуре, имевшей безусловный авторитет вне зависимости от личных качеств монарха. Но вот подчиняться равному себе согла-сились бы далеко не все генералы, а с каждой неудачей степень не-повиновения только увеличивалась бы. Вдобавок, ген. В. А. Сухо-млинов нажил себе массу врагов среди высшего генералитета, да и личная его репутация была небезупречна – достаточно вспомнить скандальный брак с Е. В. Бутович. Поэтому, фактически единственной кандидатурой на пост Верхов-ного Главнокомандующего, помимо самого Николая II, являлся только великий князь Николай Николаевич. Следовательно, выбор царя был верным и максимально обоснованным. Генерал Деникин совершенно справедливо указывает: «Во время Великой войны взаимоотношения, наверху по крайней мере, сложились более нор-мально. То обстоятельство, что во главе вооруженных сил России был поставлен великий князь Николай Николаевич, помимо личных его качеств, являлось объективно фактом положительным. В силу своего высокого и более независимого положения, в силу атавизма традиций и пиетета, с которым относилось большинство командного состава к Царствующему Дому, ему легче было держать в своих ру-ках бразды верховного командования. Хотя и при этих условиях плелись вокруг Ставки интриги, но, если бы на месте великого князя был, как одно время предполагалось, Сухомлинов, Ставка с первых же дней обратилась бы в арену небывалой борьбы честолюбий, со-ревнования, личных интересов – испытывая давление и с фронта, и с тыла, и из Петербурга, и из Царского Села. Конечно, идеалом явля-ется совмещение верховного командования и правления в лице гла-вы государства… Но для этого нужно не только наличие знания и таланта (может ведь быть хороший начальник штаба…), а прежде всего, счастья»363. Тем не менее, великий князь Николай Николаевич еще не мог счи-тать себя бесспорным повелителем Вооруженных Сил, подобно то-му, как это право трактовалось бы при императоре. С самого момен-та принятия должности великий князь Николай Николаевич был предупрежден о том, что это назначение носит временный характер. 20 июля 1914 года Правительствующему Сенату был дан именной Высочайший указ: «Не признавая возможным, по причинам общего-сударственного характера стать теперь же во главе наших сухопут-

363 Деникин А. И. Старая армия. Офицеры, М., 2005, с.114-115

268

ных и морских сил, предназначенных для военных действий, при-знали мы за благо всемилостивейше повелеть нашему генерал-адъютанту, главнокомандующему войсками Гвардии и Петербург-ского военного округа, генералу от кавалерии его императорскому высочеству Великому князю Николаю Николаевичу быть Верхов-ным Главнокомандующим». Как пишет далее исследователь, «Таким образом, и в официальном документе также содержится намек на то, что назначение Великого князя носит вынужденный и временный характер. Это сразу поставило Верховного Главнокомандующего, получавшего огромную власть, в весьма двойственное, ущербное положение»364. Первым и самым основным обстоятельством, ограничивавшим власть нового Верховного Главнокомандующего, стал штаб Ставки, составленный по выбору военного министра ген. В. А. Сухомлинова. Согласно Положению об управлении войсками в военное время, На-чальником Штаба Верховного Главнокомандующего должен был стать начальник Главного Управления Генерального Штаба. Эту должность занимал бесталанный и исполнительный ставленник ге-нерала Сухомлинова ген. Н. Н. Янушкевич. Генерал Янушкевич был известен тем, что никогда не участвовал ни в одном вооруженном конфликте или, тем более, войне. Также, последней командной должностью, которую в свое время занимал генерал Янушкевич, был командир батальона. Вся карьера Н. Н. Янушкевича прошла на адъ-ютантских и чиновных должностях в различных штабах и, наконец, Генеральном Штабе. Предметом научных изысканий генерала Янушкевича явилась военная администрация и тыловая служба. И этот человек должен был явиться первым помощником Главковерха! Разработкой оперативных планов в русских штабах занимался ге-нерал-квартирмейстер. Таковую должность в Ставке с началом вой-ны должен был занять генерал-квартирмейстер Главного Управле-ния Генерального Штаба ген. Ю. Н. Данилов, который также нико-гда не участвовал в войнах, ведшихся Россией. Этот человек, упря-мый и догматичный, хотя и не без таланта, как его характеризуют современники, на протяжении многих лет занимался составлением планов войны против Германии и Австро-Венгрии. Предпоследним его шедевром стал план 1912 года, согласно которому русское раз-вертывание относилось вглубь страны, Передовой театр сдавался противнику без боя, и тем самым Франция обрекалась на уничтоже-ние немцами, так как русские никоим образом не успевали подать ей помощи широкомасштабным наступлением на Восточном фронте.

364 Айрапетов О. Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на рево-люцию. 1907-1917, М., 2003, с.36

269

Этот пассивно-оборонительный план войны, под давлением штабов военных округов, был изменен на прежний, наступательный. Но ге-нерал Данилов, действовавший под указанием военного министра, лишний раз доказал свою преданность своему патрону ген. В. А. Су-хомлинову. Таким образом, наиболее ближайшими сотрудниками Верховного Главнокомандующего, являлись те представители Главного Управ-ления Генерального штаба, что в предвоенный период разрабатыва-ли план войны с Центральными державами. Напомним здесь, что именно Генеральный штаб отвечал за оперативно-стратегическое планирование военных действий в случае войны. Это планирование в Российской империи разрабатывалось как раз на период первых операций, не заглядывая далеко в будущее. Именно последний на-чальник Генерального штаба ген. Н. Н. Янушкевич займет пост На-чальника Штаба Верховного Главнокомандующего. Именно глава оперативного отделения ГУГШ ген. Ю. Н. Данилов, работавший над военным планированием с 1909 года, займет пост генерал-квартирмейстера Ставки, где будет являться ведущим и авторитет-нейшим «стратегом» штаба Ставки. Характеризуя состав Ставки и лично великого князя Николая Николаевича, А. А. Брусилов пишет: «Это – человек, несомненно, всецело преданный военному делу и теоретически и практически знавший и любивший военное ремес-ло…Назначение его Верховным Главнокомандующим вызвало глу-бокое удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданные им приказания должны быть исполнены, что отмене они не подлежат, и никаких колебаний не будет…Я счи-тал его отличным главнокомандующим. Фатально было то, что на-чальником штаба Верховного Главнокомандующего был назначен бывший начальник Главного управления Генерального штаба Янушкевич, человек очень милый, но довольно легкомысленный и плохой стратег. В этом отношении должен был его дополнять гене-рал-квартирмейстер Данилов, человек узкий и упрямый»365. При своем назначении, великий князь Николай Николаевич пытал-ся составить штаб из других лиц – Ф. Ф. Палицына (первого началь-ника Генерального Штаба) и М. В. Алексеева (комкора-13, а до того – начальника штаба Киевского военного округа). Представляется, что этот состав Ставки был бы сильнее во всех отношениях. Однако, военный министр сумел убедить императора, что нарушать военное законодательство не следует, а потому штаб Ставки остался в преж-нем своем составе. Тем самым ген В. А. Сухомлинов сохранил влия-ние на Верховное Главнокомандование: невзирая на конфликт с ве-

365 Брусилов А. А. Мои воспоминания, М., 1983, с.64-65

270

ликим князем Николаем Николаевичем, военный министр вплоть до своей отставки летом 1915 года вел интенсивную и достаточно под-робную переписку с Начальником Штаба Верховного Главнокоман-дующего ген. Н. Н. Янушкевичем. Во-вторых, великий князь Николай Николаевич не имел права из-менить плана развертывания Действующей армии. Согласно замыс-лу предвоенного оперативного планирования, сосредоточение рус-ских армий происходило в тех районах, где предусматривалось ве-дение решительных операций. Соответственно, развертывание ар-мий русских фронтов также предусматривалось планом, составлен-ным еще до войны. Безусловно, великий князь Николай Николаевич теоретически мог изменить развертывание войск, благо, что вплоть до восьмого дня со времени объявления мобилизации можно было совершить практически любые перегруппировки, но этому объек-тивно мешали несколько обстоятельств: - великий князь Николай Николаевич до войны не принимал непо-средственного участия в составлении планов кампании против Цен-тральных держав. От этого он был отсечен военным министром, претендовавшим на руководство Вооруженными Силами в случае войны. Поэтому великий князь Николай Николаевич и не мог иметь собственных, глубоко разработанных компетентными лицами, опе-ративно-стратегических планов; - как говорилось выше, согласно последним расписаниям должно-стей высшего командного состава русской армии, подразумевалось, что великий князь Николай Николаевич займет пост командующего 6-й обсервационной армией, развернутой на побережье Балтийского моря, дабы прикрывать столицу Российской империи со стороны Швеции и возможного крупного германского десанта на Балтике близ Санкт-Петербурга. Назначение великого князя Верховным Главнокомандующим (согласно «Полевому Положению» этот пост должен был занять сам император Николай II) стало несколько не-ожиданным, прежде всего для него самого, и великий князь должен был, в первую голову, принимать новые дела и свою внезапно сва-лившуюся огромную ответственность. - «Положение о Полевом Управлении войск в военное время», ут-вержденное за неделю до начала войны, резко ограничивало власть Верховного Главнокомандующего не-императора в пользу фронто-вых командований. Главнокомандующие фронтами, и даже военный министр (ген. В. А. Сухомлинов был личным врагом Николая Нико-лаевича) могли тормозить любые попытки великого князя по изме-нению плана войны (это – не считая уже упомянутого генерал-квартирмейстера Ю. Н. Данилова).

271

Итак, невзирая на массу негативных моментов, тем не менее, пер-вым Верховным Главнокомандующим русской Действующей арми-ей стал наиболее подготовленный в военно-профессиональном от-ношении член Дома Романовых – великий князь Николай Николае-вич. Известно, что новый Главковерх имел опыт управления вой-сками на маневрах, умел читать карту, но в то же время требовал ис-ключительно устных докладов, не воспринимая письменные донесе-ния. Поэтому, в годы Первой мировой войны великий князь Нико-лай Николаевич управлял Действующей армией с помощью совеща-ний с фронтовыми командованиями, ибо еще и не доверял знаниям своих ближайших помощников. Сменивший в 1915 году ген. В. А. Сухомлинова на посту военного министра ген. А. А. Поливанов вспоминал, что великий князь Николай Николаевич, «…обладая верными стратегическими и тактическими взглядами, способностью быстро распознавать обстановку на маневрах по карте и по движе-ниям войск, был из числа строевых начальников того времени весь-ма незаурядным. И, если бы не отвращение к книге и более уравно-вешенный характер, то из него мог бы к тому времени выработаться вполне авторитетный руководитель для разрешения крупных воен-ных вопросов»366.

Верховный Главнокомандующий. 1914. В ночь на 1 августа Ставка выехала из Петрограда через Лиду в место своего расположения – Барановичи, куда и прибыла 3-го чис-ла. Ставка расположилась в лесу, в поездах, выведенных на специ-ально построенную ветку, на тщательно охраняемой территории. В это время состав Ставки насчитывал около двухсот человек (при императоре Николае II эта цифра вырастет в десять раз). Характер-но, что великий князь Николай Николаевич только в момент отправ-ки познакомился со своими ближайшими помощниками, в том числе Начальником Штаба Верховного Главнокомандующего ген. Н. Н. Янушкевичем. Надо отметить, что великий князь Николай Николаевич, помимо своей любви к Франции, зачастую превышавшей любовь к России, являлся еще и членом мартинистской масонской ложи. Так что часть его действий может быть объяснена лишь давлением со стороны ос-тавшихся неизвестными «братьев». Прежде всего, великий князь Николай Николаевич заверил союзников, что Россия выполнит свои обещания, и русские войска перейдут в наступление еще до полного

366 Поливанов А. А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника 1907-1916, М., 1924, т.1, с.120

272

окончания сосредоточения, чтобы оказать поддержку Франции, на которую обрушился главный удар германского молота. Генерал М. Д. Бонч-Бруевич вспоминал: «Верховный главнокомандующий был всей душой предан порученному ему делу; ненавидел германцев со всем пылом своей неуравновешенной натуры и готов был на всякое решение, хотя бы только теоретически грозное для германцев, како-вым и было предположение о вторжении вглубь Германии, не взве-шенное с точки зрения несомненного противодействия ему со сто-роны германцев»367. Как известно, громадность русских расстояний и относительная слабость железнодорожной инфраструктуры предполагали запазды-вание российских мобилизационных мероприятий по сравнению с прочими европейскими державами. На этом строились расчеты гер-манского планирования Большой Европейской войны. «План Шлиффена» был выстроен на той временной разнице в сосредоточе-нии и развертывании русской Действующей армии, что позволила бы немцам вывести Францию из войны прежде, чем «русский паро-вой каток» сможет хлынуть в Германию. Оттого, невзирая на плани-ровавшийся русским Генеральным Штабом главный удар по Австро-Венгрии, параллельно две армии Северо-Западного должны были ударить в германскую Восточную Пруссию, чтобы оттянуть на себя часть немецких войск из Франции. Отсюда и спешка с наступлением, так как за те полторы недели, что в России еще только начинались перевозки войск, немцы уже шли по Люксембургу, Бельгии и готовились к вторжению на фран-цузскую территорию. Исполняя предвоенные обещания и будучи, кроме того, обязанным Франции, в силу личных симпатий и убежде-ний, Верховный Главнокомандующий повелел русским армиям пе-рейти в наступление до окончания сосредоточения и подтягивания тыловых служб и резервов. Еще в Санкт-Петербурге, перед отъездом в Барановичи, как сообщают французы, «13-го [1-го по старому сти-лю] августа, вопреки всем нашим ожиданиям, великий князь Нико-лай Николаевич сообщает господину Палеологу, что “Виленская и Наревская армии перейдут в наступление на рассвете следующего дня”... С первых дней русско-французского союза французский ге-неральный штаб приложил все усилия, чтобы убедить русских в не-обходимости быстрого вмешательства, прежде чем немцы сумели бы раздавить нас всеми своими силами. Никогда, в течение всего этого долгого периода, мы не встречали столько доброй воли и тако-го понимания обстановки, как накануне войны. В августе 1913 года генерал Жоффр... провел месяц в России с царем и великим князем.

367 Военное дело. Сборник статей по военному искусству, М., 1920, вып.1, с.7

273

Он сумел их убедить. Они дали даже больше, чем обещали... Нико-лай Николаевич имеет право на благодарность Франции»368. Действительно, великий князь не подвел ожиданий своих Фран-цузских протеже. И надо сказать, что немедленный переход в насту-пление армий Северо-Западного фронта как нельзя более соответст-вовал интересам и Российской империи. Ведь в случае разгрома Франции неизбежное поражение ожидало и Россию, после чего ус-тановление германской гегемонии в Европе стало бы делом несо-мненным и неоспариваемым, так как Великобритания одним махом лишалась бы своих континентальных союзников. Граф А. фон Шлиффен прекрасно сознавал это и потому выстраивал свой план войны с ювелирной точностью на лезвии бритвы. Другое дело, что в ходе кампании 1914 года русская стратегия принципиально зависела от действий во Франции. Русская Ставка трижды пыталась организовать широкомасштабное вторжение в Германию, невзирая на то, что после Битвы на Марне русские обяза-тельства были выполнены, и было бы вернее перейти к наступлению в Венгрию. Как свидетельствует ближайший сотрудник великого князя, ген. Ю. Н. Данилов, «военные интересы Франции и вообще союзников России он трактовал столь же горячо, как и интересы вверенной ему Русской армии»369. И, добавим мы от себя, даже бо-лее русских интересов. По крайней мере, об этом говорят все те дей-ствия, что предпринимал великий князь Николай Николаевич на по-сту Верховного Главнокомандующего. Оправдывая деятельность Ставки и, следовательно, свое собствен-ное оперативное творчество, Ю. Н. Данилов считает, что, вступив в альянс с Францией, Российская империя обрекла себя на коалицион-ную войну, а потому должна была руководствоваться в своей стра-тегии не столько собственной обстановкой, сколько общей пользой. А потому, мол, вся русская армия горела жертвенным порывом вступиться за Францию. Что ж, все это вполне справедливо, если не считать того, что союзники вовсе не стремились к соблюдению по-добного тезиса. Так, 24 июня 1915 года, на совещании в Шантильи, французский главнокомандующий ген. Ж. Жоффр заявит, что союз-ники обязаны облегчить положение России, подобно тому, как рус-ские помогли союзникам в 1914 году. Казалось бы, все верно: в это время русские откатывались по всему фронту, очищая Галицию, Польшу и Литву. Однако реальная, а не словесная помощь наступ-лением от французов последовала только в середине сентября. Ин-тересно, задумывался ли генерал Жоффр, что было бы с Францией,

368 Дюпон Высшее германское командование (с немецкой точки зрения), М., 1923, с.7-8 369 Данилов Ю. Н. Великий князь Николай Николаевич, Париж, 1930, с.366

274

начни русские Восточно-Прусскую наступательную операцию не в августе, а, скажем, в октябре 1914 года, все остальное время спокой-но отсиживаясь на укрепленных позициях в Польше? В свое время О. фон Бисмарк говорил, что ни одна нация не обя-зана приносить себя в жертву ради союзника. В России же считали иначе. Стоит ли удивляться, что вскоре и англо-французы стали счи-тать русскую жертвенность как нечто само собой разумеющееся, а не как акт доброй воли русского руководства. Начало тому было по-ложено Восточно-Прусской наступательной операцией русского Се-веро-Западного фронта в августе 1914 года, вынудившей немцев пе-ребросить на Восточный фронт два корпуса из ударной группировки правого фланга, заходившей на Париж, в тот миг, когда исход битвы за Францию висел на волоске. Тем самым, в какой-то мере была спа-сена Франция и, соответственно, судьба Первой мировой войны. Данное поведение русского Верховного Главнокомандующего восторженно трактовалось французами как «рыцарственность» ве-ликого князя. Выдающийся отечественный военный ученый ген. А. А. Свечин трактовал политику Николая Николаевича следующей характеристикой: «русское верховное командование, пропитанное духом военной конвенции, во всех случаях выдвигало на первый план интересы коалиции, а не интересы России и русской армии. Этим оно позволило, в окончательном счете, англо-французам раз-громить Германию, но вызвало крушение русской армии…»370. По-чему-то забывалось, что русские втянулись в войну как раз из-за чу-жих интересов, а в итоге на первый план выдвигалось ложное «ры-царство», направленное на подрыв военных усилий собственной страны. 1-я и 2-я русские армии, бросившись в Восточную Пруссию, шли навстречу своему разгрому. Зато был остановлен германский блиц-криг. Однако, операция трактовалась Ставкой не как, прежде всего, необходимая интересам Российской империи, что несомненно, а как требующаяся для интересов Франции. Так, 28 июля, когда русские армии еще только подтягивались к границам немецкой Восточной Пруссии и австрийской Галиции, Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. Н. Н. Янушкевич писал главнокоман-дующему армиями Северо-Западного фронта ген. Я. Г. Жилинскому: «Принимая во внимание, что война Германией была объявлена сна-чала нам и что Франция как союзница наша считала своим долгом немедленно же поддержать нас и выступить против Германии, есте-ственно, необходимо и нам в силу тех же союзнических обяза-тельств поддержать французов, ввиду готовящегося против них

370 Постижение военного искусства. Идейное наследие А. Свечина, М., 2000, с.237

275

главного удара немцев. Поддержка эта должна выразиться в воз-можно скорейшем нашем наступлении против оставленных в Вос-точной Пруссии немецких сил»371. В 1911-1914гг. генерал Жилин-ский занимал пост начальника Главного Управления Генерального Штаба. Именно он от имени России давал французам нереальные обещания выставить в начале войны только против Германии до восьмисот тысяч штыков и сабель. Потому, повеления Ставки нахо-дили себе благодарного исполнителя. Безусловно, генерал Янушкевич все правильно сказал насчет союз-нических обязательств и необходимости наступления, но к чему же предшествовавшие тезисы о том, что это, оказывается, французы выполнили союзнический долг? Разве генерал Янушкевич не знал, что французы выжидали два дня, пока не выяснилось, что главный удар немцы нанесут все-таки на Западе? Разве в Ставке не предпола-гали, что поражение России автоматически означало и разгром Франции, причем здесь «долг»? Или деятели русской Ставки и на самом деле так думали, как писали? В результате же, англо-французы после Марны и осеннего «Бега к морю» дали себе передышку вплоть до Вердена и даже Соммы. Ко-нечно, союзники вели военные действия, проводили наступательные операции, но все это ограничивалось локальными рамками. С окон-чания Марнского сражения и вплоть до 1916 года англо-французы ни разу не вели боев на всем протяжении Западного фронта. Основ-ные усилия на себе выносила Россия, которая и в 1914, и 1915гг. действовала на всех тысяче с лишним верстах Восточного фронта. Это позволило англичанам создать сухопутную армию, а французам – артиллерию. А расплатились за все русские, скованные тем самым «псевдорыцарством» своего Верховного Главнокомандующего, хотя именно французы постоянно уверяли, что это как раз Франция несет на себе основную тяжесть борьбы против Центральных держав. В связи с этим многие участники войны и критиковали впоследст-вии своего Верховного Главнокомандующего за обескровливание русской Действующей армии во имя союзных интересов, в то время как западные союзники такой жертвенностью не отличались. На-пример: «в лице великого князя Николая Николаевича главнокоман-дующий союзными армиями заслонил собой русского главнокоман-дующего»372. Или: «Главнокомандующим был великий князь Нико-лай Николаевич, который, как я считаю, был более французом, чем русским – потому что он мог пожертвовать русскими войсками со-

371 цит. по: Восточно-Прусская операция. Сборник документов империалистической вой-ны, М., 1939, с.85 372 Богданович П. Н. Вторжение в Восточную Пруссию в августе 1914 года, Буэнос-Айрес, 1964, с.18

276

вершенно свободно только с той целью, чтобы помочь французам и англичанам»373. Как бы то ни было, но вторжение в Восточную Пруссию и Гали-цию было запрограммировано еще перед войной соответствующим оперативно-стратегическим планированием Генерального Штаба (в первую голову – ген. Ю. Н. Даниловым). Поэтому, великого князя Николая Николаевича здесь невозможно укорить единолично за ор-ганизацию немедленного наступления. Первым стратегическим ша-гом собственно самого Главковерха стало образование третьего стратегического направления, помимо двух уже существующих. Так, находясь под прессингом союзников и в какой-то мере самого царя, к которому со слезными просьбами о помощи обращался француз-ский посол М. Палеолог, великий князь Николай Николаевич решил увеличить мощь удара на Германию. С этой целью Ставка решила образовать в районе Варшавы две со-вершенно новые армии, непредусмотренные перед войной – 9-ю и 10-ю. Очевидно, что великий князь Николай Николаевич, не участ-вовавший перед войной в совещаниях высшего генералитета и не принимавший участия в составлении планов войны, находился под сильным влиянием своих сотрудников. В конечном счете, сомне-ваться в их компетентности он не мог: особенно это утверждение относится к генералу Данилову, так как о несостоятельности генера-ла Янушкевича для столь высокого поста было широко известно. Очевидно, что представления сотрудников Верховного Главноко-мандующего идеальным образом совпадали с личными взглядами великого князя Николая Николаевича относительно роли и обязан-ностей России в союзной коалиции. Именно поэтому великий князь Николай Николаевич и потребовал создания третьей группировки войск в районе Варшавского плацдарма, потому что с этим соглаша-лись и его авторитетные в военном деле помощники. Образование 9-й армии предусматривалось из двух корпусов 1-й армии (которая взамен получала один корпус из 4-й армии) и двух корпусов 6-й армии, которой, как говорилось выше, великий князь Николай Николаевич должен был командовать по расписанию 1912 года, действовавшем до назначения 20 июля. Войска 10-й армии – это корпуса второго стратегического эшелона, прибывавшие из глу-бины империи с запозданием (Сибирские и Кавказские корпуса). Ослабление двух армий – 1-й из состава Северо-Западного фронта и 4-й из состава Юго-Западного фронта – на один корпус каждую, представлялось несущественным. Однако же, именно это обстоя-тельство привело к поражению 4-й армии под Люблином, что едва

373 Гиацинтов Э. Н. Записки белого офицера, Спб., 1992, с.52

277

не стало прорывом австро-венгров в русскую Польшу. Точно так же, нехватка пехоты в 1-й армии не позволила командарму-1 своевре-менно оказать поддержку 2-й армии, потерпевшей разгром под Тан-ненбергом. Как предполагалось, 9-я армия, создаваемая великим князем Нико-лаем Николаевичем в районе Варшавы, должна была сыграть роль своеобразного стратегического резерва, призванного развить успех армий Северо-Западного фронта в Восточной Пруссии, но – не в собственно самой Пруссии, а непосредственно посредством вторже-ния в Германию на берлинском направлении. Предполагалось, в лучшем случае, что 9-я армия будет наступать по левому берегу Вислы по направлению к ее устью, сбивая германские крепостные гарнизоны и помогая 1-й и 2-й армиям форсировать Вислу. В худ-шем – Ставка собиралась бросить 9-ю армию сразу в немецкую По-знань, что в любом случае было просто не по силам одной армии, отчего и предполагалось подтянуть к Варшаве корпуса, необходи-мые для образования 10-й армии. Вдобавок, великий князь Николай Николаевич в данном случае не пожелал прислушаться к мнению осторожничавшего генерал-квартирмейстера Ставки. По утверждению А. А. Керсновского, ве-ликий князь Николай Николаевич «не разделял идей навязанного ему в сотрудники Данилова. Он был сторонником наступательных действий на левом берегу Вислы “в сердце Германии”». Верховный Главнокомандующий, бывший под влиянием мнения ген. М. В. Алексеева о развертывании наступления с левобережного плацдар-ма, как видим, жаждал ударить по противнику по кратчайшей опе-рационной линии. Так что и он также желал реализовать данную идею на практике. Удар малыми силами вглубь Германии был не-возможен, поэтому ставка делалась на операцию на левом берегу линии Нижней Вислы, находившейся в германском владении. Допустив стратегическую ошибку – сосредоточение групп корпу-сов на трех направлениях – штаб Ставки сделал и оперативную ошибку, которая стала роковой. А именно – внушил и себе самому, и высшему политическому руководству, и командованию Северо-Западного фронта взгляд, что победный исход Восточно-Прусской наступательной операции является предрешенным. Именно поэтому Ставка ослабила Северо-Западный фронт фактически на два корпу-са: Гвардейский корпус находился под Варшавой, а 1-й армейский корпус был выдвинут на левый фланг 2-й армии с запретом коман-дарму-2 распоряжаться им в полной мере. С отступления 1-го ар-мейского корпуса и началось окружение немцами центра 2-й рус-ской армии.

278

Тем не менее, Н. Н. Головин считает, что это именно Ставка наме-ревалась наступать в Познань, а великий князь, дескать, сосредото-чивал 9-ю армию именно как стратегический резерв для удара по ав-стрийцам на левом берегу Вислы. И именно он настоял на том, что-бы впоследствии перебросить эту армию на Юго-Западный фронт. «Устраненный с 1908 года от участия в составлении плана войны, великий князь Николай Николаевич был назначен Верховным Глав-нокомандующим на второй день войны. Он вынужден был не только принять план войны таким, каким он был составлен нашим ГУГШ, но и вынужден был также принять уже сформированную Ставку, в состав которой вошли как раз те высшие чины ГУГШ, которые и яв-лялись авторами ошибок этого плана войны. Психологически со-вершенно естественно, что для них их собственные ошибки были менее видны, чем кому-либо другому. К этой слепоте присоединя-лось еще самолюбие, которое толкало на упорствование продолжать идти по неправильному пути даже тогда, когда события уже подска-зывали ошибочность прежних мыслей… При таких условиях, лич-ное воздействие великого князя на ход первой операции было до чрезвычайности затруднено. Аппарат Ставки, заблаговременно на-строенный в определенном тоне, продолжал в этом же тоне рабо-тать, и всякое проявление воли великого князя, проходя через слож-ный аппарат чуждой ему Ставки, преломлялось как луч в призме»374. Как бы то ни было, переброска корпусов Варшавской группировки под Люблин позволила создать предпосылки для победы в Галиций-ской Битве. Характерно, что это фактически стало единственным глубоко позитивным мероприятием Ставки, возглавляемой великим князем Николаем Николаевичем. Исследователи указывают: «О дея-тельности великого князя в качестве Верховного Главнокомандую-щего можно судить по тем событиям и делам, которые имели место на фронте в период с августа 1914 года по август 1915 года, когда фактически ни одна из проведенных операций, кроме наступления войск Юго-Западного фронта в 1914 году в Галиции, не достигла намеченных целей. Но результат Галицийской операции был полу-чен благодаря не военному таланту и организаторским способностям великого князя, а только потому, что войска четко выполняли пла-ны, разработанные накануне войны без его участия… Он ежедневно докладывал в Петроград сводки по результатам боев отдельных со-единений и частей, не обобщая их не то что до стратегического, но и до оперативного масштаба. В результате, постепенно складывалась практика оценивать войну не по действиям всех или отдельных фронтов, а по армейским операциям, боям корпусов и дивизий. Это

374 Головин Н. Н. Галицийская Битва. Первый период, Париж, 1930, с.369-370

279

резко снижало роль Верховного Главнокомандующего и Ставки в управлении войсками, выдвигая на первый план фронтовые и армей-ские звенья управления»375. Невзирая на все это, Верховный Главнокомандующий пользовался такой популярностью, какой до него в девятнадцатом веке обладали разве что М. И. Кутузов и М. Д. Скобелев. Уже с начала войны авто-ритет великого князя Николая Николаевича в Вооруженных Силах и в России вообще, вырос до гигантской величины. До войны велико-го князя в стране знали мало, даже в обществе. Но, как вспоминает минский губернатор, с началом войны «этот доселе, безусловно, не-известный, незнакомый, неиспытанный человек делается вдруг по-пулярнейшим и именно политическим вождем. Великий Князь вдруг вырастает в политическую величину всероссийского масштаба, ста-новится центром всех чаяний, является всеобщей надеждой, единст-венным упованием и даже вероятным спасителем!». Причина этого не в военной сфере, так как он «военного гения не проявил», а в том, что «беспримерная популярность великого князя Николая Николае-вича, достигнутая им после первых же месяцев войны, явилась ис-ключительно результатом занятой им по отношению к Государю, Его семье и возглавляемого Им правительства определенной пози-ции, насыщенной бесцеремонной и суровой критикой, снисходи-тельной насмешкой и высокомерным пренебрежением»376. Что касается политики, то Положение о полевом управлении войск в военное время, составленное в расчете на императора, и впрямь передавало в руки Верховного Главнокомандующего немалую долю политической власти, вплоть до сношения Ставки с правительством и ведения переговоров с иностранными державами. На фоне развер-нутой оппозицией антиправительственной пропаганды, пока еще направленной против императрицы Александры Федоровны и Г. Е. Распутина, великий князь Николай Николаевич вскоре почувствовал себя настоящим «спасителем России». Если же вспомнить, что от-ношения между императрицей и великим князем были более чем не-дружелюбны, а затем и открыто враждебны, то уровень взаимоот-ношений между Ставкой и Царским Селом будет более понятен. К этому следует добавить, что в свое время именно супруга великого князя Николая Николаевича черногорская принцесса Анастасия Ни-колаевна представила императрице Александре Федоровне Г. Е. Распутина, рассчитывая через него иметь определяющее влияние на царскую семью. Распутин обманул ожидания своих прежних покро-

375 Португальский Р. М., Рунов В. А. Верховные главнокомандующие Отечества, М., 2001, с.41 376 Друцкой-Соколинский В. А. На службе отечеству. Записки русского губернатора, Орел, 1994, с.30-31

280

вителей, после чего также стал личным врагом семьи великого князя Николая Николаевича. В результате, ни императрица, ни наследник цесаревич Алексей, не говоря уже о Г. Е. Распутине, во время пре-бывания в должности Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича Ставки не посещали. Что же касается армии, то солдаты и офицеры восхищались своим Главковерхом, придавая ему черты былинного героя и поборника справедливости перед неумелыми командирами. Дело дошло до то-го, что в армейской массе чуть ли не все неудачи приписывались ге-нералам, а все успехи – великому князю Николаю Николаевичу. В своем дневнике М. К. Лемке доходчиво и верно отразил картину складывания положительной легенды о великом князе в солдатском сознании: «Народ и общество знают, какая масса мерзости делается и должна делаться при самодержавии в командном составе нашей армии. Все слышали в свое время о горячем, порывистом и несдер-жанном характере Николая Николаевича. Теперь ему придали бла-городные черты реформатора армии, ярого сторонника правды, ре-шительного искоренителя лжи, удовлетворяя этим свой запрос на подобные положительные качества – отсюда легенды не о том, что было и есть, а о том, чего так хотелось бы…С 20 июля 1914 года, ко-гда великий князь был поставлен в то положение, в котором лицо делается предметом общего серьезного внимания, Николай Нико-лаевич стал очень быстро приобретать симпатии сначала армии, по-том народа и общества. Тут, говорят его апологеты, он шире обна-ружил все то, что таилось в его изменившейся натуре. Он показал, что рвется понять нужды народа, что уже хорошо знаком с полити-кой нашего правительства, которой, под влиянием жены, сочувство-вал-де все меньше и меньше. Прошло три-четыре месяца войны – и Николай Николаевич стал уже просто популярен. В армии о нем го-ворили не иначе, как с восторгом и часто с благоговением; всепро-щающее общество охотно дарило ему свое искреннее расположе-ние...»377. Надо отметить, что подобнее отношение к своему Верховному Главнокомандующему, вне зависимости от реального положения дел, объективно несло с собой громадную пользу и укрепление мо-рального климата в Действующей армии, особенно в периоды не-удач. Люди чувствовали, что где-то там, наверху, есть их заступник и справедливый покровитель, с которым Россия не будет побеждена. К примеру, участник войны пишет: «…наибольшей популярностью пользовался великий князь Николай Николаевич – главнокоман-дующий Русской армией. Его впечатляющая внешность и личные

377 Лемке М. К. 250 дней в царской ставке 1914-1915, Мн., 2003, с.104-105

281

качества привлекали и военных, и гражданских лиц… Ходили раз-говоры, что великий князь, грозный во гневе, увольнял со службы и даже подвергал телесному наказанию генералов за неподчинение приказам. Было это правдой или нет, значения не имеет. Солдаты верили, что с главнокомандующим шутки плохи, что он не терпит пренебрежения долгом, каждый, кто будет уличен им в безответст-венности, подвергнется наказанию независимо от звания и положе-ния»378. Точно так же в Германии кумиром стал Гинденбург, хотя каждый желавший на минутку задуматься немец знал, что реальным полко-водцем является начальник штаба Гинденбурга ген. Э. Людендорф. Тем не менее, по всей Германии строились памятники Гинденбургу, его именем назывались города и корабли. Немецкие ученые назвали гинденбургом только что открытое на Папуа-Новой Гвинее сумчатое животное. В результате, «Сам Гинденбург играл под грубоватого народного героя a`la Блюхер, и быстро вошел в роль выставляемого повсюду напоказ и до небес превозносимого национального идола. Возможно, он, которому все до сих пор сознательно пережитые им события казались само собою разумеющимися ступенями богоугод-ного возвышения прусско-германского гогенцоллернского рейха, и сам был убежден в том, что сыграл под Танненбергом выдающуюся роль»379. Популярность Гинденбурга затмила популярность самого кайзера Вильгельма II. И чем дольше затягивалась война, чем большими по масштабам становились человеческие гекатомбы, тем популярнее становился Гинденбург, как то и положено искусственно и нарочито раздутой фигуре так называемого «народного героя». Та же ситуа-ция произошла и в России. Чем дальше, тем больше популярность великого князя Николая Николаевича лишь поднималась, затмив, наконец, самого императора и вскружив голову Верховному Главно-командующему. Да и как не закружиться голове, если Верховный Главнокомандующий со действующему статуту, имел право на са-мостоятельные сношения с иностранными державами? Те же фран-цузы, добиваясь от русской Ставки очередных преференций в виде русской крови, льстили русскому Верховному Главнокомандующе-му. Не отставали и братья-славяне. Так, мать наследника сербского престола королевича Александра Карагеоргиевича являлась сестрой супруги великого князя Николая Николаевича. Поэтому, королевич в письмах именовал русского Верховного Главнокомандующего «дядей». И более того. Например, в письме от 22 апреля 1915 года

378 Реден Н. Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914-1919, М., 2006, с.22-23 379 Руге В. Гинденбург: Портрет германского милитариста, М., 1982, с.57

282

королевич упоминает: «генералиссимуса российской армии, держа-щего в своих руках судьбу славян». Вокруг великого князя постепенно стали группироваться недо-вольные существующим режимом – прежде всего, военные, забыв-шие о присяге и сюзеренитете. В феврале 1917 года этот фактор ста-нет прологом к Красной Смуте. Именно поэтому участники войны обоснованно считали, что вступление царя в должность Главковерха в августе 1915 года явилось неверным шагом. Императора Николая II почитали «несчастливым», в то время как популярность великого князя лишь возрастала, несмотря на поражения кампании 1915 года. Общество также единодушно восторженно встретило назначение Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим. И эта по-пулярность не ослабевала. Основой авторитета послужила совокуп-ность легенд, усердно распространяемых на фронте и в тылу380. Причем, супруга Главковерха внесла немалую лепту в раздувании культа своего мужа. Недаром великий князь ежедневно писал пись-ма жене с фронта381. Что бы ни случалось, в армии великому князю прощали все. Мол-ва разносила, что Верховный Главнокомандующий всегда бывает впереди войск на наиболее тяжелых участках фронта, что он посто-янно вместе с войсками, что только он может защитить рядовых солдат и офицеров от произвола и неумения командного состава. Протопресвитер Действующей армии Г. Шавельский вспоминал: «что-то неудержимо фатальное было в росте славы великого князя Николая Николаевича. За первый же год войны, гораздо более не-удачной, чем счастливой, он вырос в огромного героя, несмотря на все катастрофические неудачи на фронте, перед которым преклоня-лись, которого превозносила, можно сказать, вся Россия». Мифотворчество народных масс, разумеется, не могло не оказать-ся совершенно неверным. Например, генералы смещались, как пра-вило, по представлениям командармов и главнокомандующих фрон-тами, а в воюющих войсках великий князь Николай Николаевич во-обще ни разу не был. Какие уж там опасные участки! Г. Шавельский называет основную причину того, что Главковерх не бывал на фрон-те: «…его решительность пропадала там, где ему начинала угрожать серьезная опасность… великий князь до крайности оберегал свой покой и здоровье… он ни разу не выехал на фронт дальше ставок главнокомандующих, боясь шальной пули… при больших несчасть-ях он или впадал в панику или бросался плыть по течению… У ве-ликого князя было много патриотического восторга, но ему недоста-

380 Айрапетов О. Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на рево-люцию. 1907-1917, М., 2003, с.45 381 Кондзеровский П. К. В Ставке Верховного 1914-1917, Париж, 1967, с.25

283

вало патриотической жертвенности»382. Правда, есть и иная точка зрения, отметающая обвинение великого князя в личной трусости. Один из членов Ставки вспоминает, что великий князь Николай Ни-колаевич «никогда не посещал войска на фронте, всегда предостав-ляя делать это Государю, так как опасался вызвать этим подозрение в искании популярности среди войск»383. Что касается непосредственной работы великого князя Николая Николаевича в Ставке, то здесь можно процитировать опять ген. А. А. Поливанова: «По принятому в Ставке порядку ежедневно в 10 ча-сов утра Верховный Главнокомандующий шел в домик, занятый управлением генерал-квартирмейстера, и там, в комнате генерал-квартирмейстера, выслушивал доклад генералов Янушкевича и Да-нилова о ходе военных действий и донесениях, поступивших в тече-ние истекших суток. Когда Государь император присутствовал в Ставке, то в этот же час и там же доклад происходил в присутствии его величества и, затем, кроме поименованных лиц, при подобных докладах, ради соблюдения военной тайны, обыкновенно никто больше не присутствовал. Мне сказали, что в тех случаях, когда в Ставку прибывал военный министр генерал-адъютант Сухомлинов, и он к присутствованию на таковых докладах приглашения не полу-чал. Это последнее обстоятельство, объясняемое, может быть, недо-верием великого князя Николая Николаевича к генерал-адъютанту Сухомлинову, было однако способно лишить военного министра возможности в тех относительно редких случаях, когда он мог бы получить подробную осведомленность о расположении наших ар-мий, и внести на основании такой осведомленность поправки в свои соображения о сроках и размерах подготовки для армии сил и средств в подведомственном ему районе внутри империи. Особенно важно было мне, как лицу, вступающему в управление военным ми-нистерством в обстоятельствах исключительных, окунуться сразу в первоисточник наших стратегических соображений и известий»384. Как человек, вне сомнения, неглупый и профессиональный, Вер-ховный Главнокомандующий не мог не понимать всех недостатков своих ближайших помощников к управлению Действующей армией. В то же время, сам великий князь Николай Николаевич также созна-вал свою неготовность к «большой стратегии». Восточно-Прусская наступательная операция и ситуация с Варшавской группировкой в августе 1914 года убедили его в справедливости такого тезиса. По-этому, Главковерх старался по всем существенным вопросам прово-

382 Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота, Нью-Йорк, 1954, т.1, с.138 383 Бубнов А. Д. В царской Ставке// Конец российской монархии, М., 2002, с.13 384 Поливанов А. А. Мемуары, М., 1924, т.1, с.131-132

284

дить совещания со штабами фронтов. Показательно, что впервые ве-ликий князь Николай Николаевич выехал из Барановичей 2 сентяб-ря, когда Северо-Западный фронт был разгромлен, потеряв за месяц боев около четверти миллиона человек (сто процентов исходной группировки) против пятидесяти тысяч у противника. Верховный Главнокомандующий верно понимал, что фронты лучше знают об-становку и лучше подготовлены в профессиональном отношении, нежели чины Ставки. Но и здесь требовался личный контроль Став-ки. Так что по итогам совещания 2 сентября в Белостоке в штабе Се-веро-Западного фронта, был смещен главкосевзап ген. Я. Г. Жилин-ский. Надо помнить здесь еще, что раз Ставка не выезжала в армии, то советы главкомов являлись единственным независимым от генера-лов Янушкевича и Данилова устным источником оперативной ин-формации (письменные доклады великий князь Николай Николае-вич воспринимать не мог). Чем более Главковерх убеждался в сла-бости Янушкевича и Данилова, тем больше ему требовалось мнение фронтов. Таким образом, как следствие, великий князь Николай Ни-колаевич «управлял путем созыва совещаний главнокомандующих армиями фронтов». При этом, такие созывы и, значит, поездка штаба Ставки в штабы фронтов, осуществлялись по несколько раз в месяц. Так, совещание ноября 1914 года в Седлеце, на котором Главковерх разрешил главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта ген. Н. В. Рузскому отступать от Лодзи, стало шестнадцатым с нача-ла войны. Подытоживая, один из ближайших советников лучшего стратега России ген. М. В. Алексеева, ген. В. Е. Борисов называет такой метод – «совещательное полководчество Ставки». А значит, «ее метод ведения масс доказывал лишь ее военную неподготовлен-ность к тому делу, за которое она взялась»385. Казалось бы, что Верховный Главнокомандующий принял верную стратегию руководства военными действиями. А именно – совеща-ниями с фронтовыми командованиями, по итогам каковых принима-лось окончательное решение в масштабах всей Действующей армии. Однако, здесь таилась своя загвоздка. С ходом боевых действий, фронты стали по различному воспринимать складывавшуюся обста-новку на театре военных действий. Тем более, что каждый главком считал верной свою точку зрения. С занятием поста главкосевзапа ген. Н. В. Рузским, который в августе командовал 3-й армией Юго-Западного фронта, разногласия еще более усилились. Новый главко-севзап и фактически руководивший операциями начальник штаба Юго-Западного фронта ген. М. В. Алексеев были соперниками и не-

385 Военный сборник общества ревнителей военных знаний, Белград, 1922, кн.2, с.12

285

другами еще со времен русско-японской войны 1904-1905гг. Само-любивый генерал Рузский не мог переносить советов от своего бывшего начальника – главкоюза ген. Н. И. Иванова, за которым стоял генерал Алексеев. Однако, за Н. В. Рузским стоял сам Верховный Главнокомандую-щий. После разгрома под Танненбергом, желая затушевать перед армией и страной тяжелейшее поражение, великий князь Николай Николаевич сделал ставку на искусственное раздувание какого-либо малозначительного успеха в судьбоносную победу. Тем самым от-метались бы подозрения в адрес Ставки, не сумевшей противостоять германцам. Через два дня после пленения немцами корпусов 2-й ар-мии в Восточной Пруссии, войска 3-й армии Юго-Западного фронта без боя заняли столицу австрийской Галиции – город Львов. Это са-мо по себе незначительное событие было раздуто Ставкой в гранди-озную победу, причем утверждалось, что Львов был взят после кро-вопролитного штурма. Командарм-3 ген. Н. В. Рузский за Львов по-лучил беспрецедентную награду – одновременно ордена Св. Георгия 4-й и 3-й степени. А в октябре еще и 2-ю степень. Вскоре ген. Н. В. Рузский становится главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Львовская эпопея генерала Рузского показала, что великий князь Николай Николаевич оценивает военный талант по выгодности его для интересов Ставки и по географическим пунк-там, а не по уничтожению живой силы противника. Перенос противником боевых действий на левый берег Средней Вислы, в стык между русскими фронтами, еще более усугубил раз-ногласия фронтовых штабов. Соответственно, роль Верховного Главнокомандующего должна была получить большее значение, так как приходилось уже не столько вырабатывать компромисс, сколько улаживать противоречия. Так как великий князь Николай Николае-вич не мог получить исчерпывающей работы от своих сотрудников, то ему приходилось лавировать между мнениями фронтовых шта-бов. получалось, что «Вместо того, чтобы ясно поставить стратеги-ческую цель войны и сообразно с этим, выработав общий план дей-ствий, дать определенные задачи фронтам, Верховный Главноко-мандующий великий князь Николай Николаевич или колебался ме-жду различными, иногда противоположными взглядами своих под-чиненных, или старался примирить расходившиеся взгляды приня-тием какого-либо среднего решения»386. Итогами такой деятельности становились либо поражения, либо неиспользование успеха. Например, в ходе Варшавско-Ивангородской наступательной операции 15 сентября – 26 октября

386 Мартынов Е. И. Политика и стратегия, М., 2003, с.129

286

1914 года, когда впервые ярко высветились разногласия между фронтами (причем, главкосевзап ген. Н. В. Рузский даже предложил сдать немцам Варшаву), район Варшавы передавался под ответст-венность сначала Юго-Западного, а затем – Северо-Западного фрон-та. В ходе Лодзинской оборонительной операции 29 октября – 6 де-кабря 1914 года, когда германское командование на Востоке полу-чило подкрепления из Франции, генерал Рузский предложил отсту-пить от Лодзи к Варшаве, выравнивая фронт. Кажется, верная точка зрения, базирующаяся на нехватке боеприпасов и слабости подхо-дивших резервов, что вынуждало русских сократить фронт обороны. Однако, этот отход (23 ноября) не позволил армиям Юго-Западного фронта развить успех на краковском направлении, где русская 3-я армия ген. Р. Д. Радко-Дмитриева имела шанс взять Краков. Конеч-ным результатом негативного соглашательства со стороны Ставки стала Горлицкая катастрофа апреля 1915 года. Одним из наиболее характерных качеств личности Верховного Главнокомандующего было его упорство, почти всегда переходив-шее в упрямство. Действительно, великий князь Николай Николае-вич трижды пытался осуществить свою идею-fix: глубокое вторже-ние в Германию по кратчайшему операционному направлению – на Берлин. Этого непрестанно требовали французы, и русская Ставка неизменно выполняла требования союзников. Хотя ни разу такое со-средоточение не смогло бы оказать существенного влияния на ход сражений во Франции и Бельгии, где после Битвы на Марне все ста-ло понятно. Британский военный представитель при русском коман-довании полковник А. Нокс впоследствии, говоря о русском сосре-доточении перед Лодзинской операцией, писал: «Как и во время ав-густовского наступления в Восточной Пруссии, планы великого кня-зя были продиктованы желанием помочь союзникам на западе, це-ною каких бы то ни было жертв со стороны России»387. Сначала это – сосредоточение группы армий у Варшавы в августе 1914 года. Вследствие ослабления армий обоих фронтов в пользу этой группировки, русские потерпели поражение под Люблином и под Танненбергом. В итоге, 9-я армия была переброшена к Любли-ну, что позволило остановить австро-венгров и вырвать победу в Га-лицийской Битве388. Впоследствии часть участников войны пыталась представить это мероприятие в виде полководческого таланта вели-кого князя Николая Николаевича, который сумел переломить ход операции данным своеобразным стратегическим резервом. Но не стоит ли задаться более простым вопросом: а если бы 4-я армия не

387 Военный зарубежник, 1922, №8-9, с.418 388 см. Оськин М. В. Галицийская битва. Август 1914, М., Цейхгауз, 2006

287

была ослаблена в ходе сосредоточения? Да, превосходство против-ника было слишком велико, но разве сорок тысяч дополнительных штыков помешали бы командарму-4? А потом пришлось бросать сюда уже четыре корпуса, чтобы исправить ситуацию. В то же время 10-й армии пришлось закрывать границы с Восточ-ной Пруссией по рекам Нареву и Бобру. А будь у командармов еще по одному корпусу – быть может, тогда уже противник бежал бы к Нижней Висле? Здесь надо сказать, что за три дня до Танненберга Ставка выработала мысль о переброске 1-й армии также к Варшаве, оставляя в Восточной Пруссии одну лишь 2-ю армию, которая и бы-ла уничтожена немцами в танненбергском «котле». Этот замысел принадлежал генерал-квартирмейстеру Ставки ген. Ю. Н. Данилову, а великий князь Николай Николаевич уже был готов утвердить его. Только поражение и угроза катастрофы раскрыли глаза деятелям Ставки, готовых на все, чтобы сохранить кровь французов за счет русской крови. Вот после этого Верховный Главнокомандующий и стал прибегать к практике совещаний с фронтовыми штабами – стратегический «талант» генерала Данилова стал окончательно ясен. Второй попыткой стал замысел начала сентября переброски 4-й и 5-й армий Юго-Западного фронта, и 2-й армии Северо-Западного фронта на линию Средней Вислы, чтобы образовать ударную груп-пировку для наступления на Берлин. Германское командование пре-дупредило русских, и предприняло наступление на крепость Иван-город и Варшаву, дабы запереть русских в Польше. Опоздание рус-ских войск со сосредоточением позволило австро-германцам пере-хватить инициативу действий. Лишь упорство в обороне и общее превосходство сил позволило русским удержаться и отбросить про-тивника в Познань389. Зато 23 сентября последовала первая военная награда. «В воздаяние мужества, решительности и непреклонной на-стойчивости в проведении планов военных действий, покрывших неувядаемой славой русское оружие», великий князь Николай Нико-лаевич был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени. На этом великий князь Николай Николаевич не угомонился, так как 16 сентября на Западном фронте началось сражение на Сомме, ставшее прологом для «Бега к морю». К концу сентября между Вар-шавой и Лодзью образуется очередная ударная группа армий – 2-я, 1-я и 5-я. При этом еще в ходе боев за Варшаву высказывалась мысль об организационном образовании нового фронта, возглавить который должен был начальник штаба Юго-Западного фронта ген. М. В. Алексеев. Нового фронта создано так и не было, но сама мысль показательна. Опять-таки немцы предупредили русских

389 см. Нелипович С. Г. Варшавское сражение. Октябрь 1914, М., Цейхгауз, 2006

288

фланговым ударом между Лодзью и Ловичем. Лодзинская оборони-тельная операция закончилась отходом русских армий Северо-Западного фронта к варшавскому плацдарму. В дополнение, армиям северного фланга Юго-Западного фронта пришлось отойти от Кра-кова390. Ближе к концу 1914 года в русской Действующей армии выявляет-ся еще одна проблема – кризис вооружения. Нехватку снарядов для артиллерии русские армии стали испытывать уже в сентябре месяце, после первых же операций. К началу же декабря командармы полу-чили секретное предписание Ставки выпускать в сутки на каждое орудие не более одного снаряда. Иными словами, русская армия становилась безоружной перед врагом, который, хотя также испы-тывал недостаток боеприпасов, но не в такой степени как русские. В этих условиях попытки наступления на Берлин становились безуми-ем, ибо львиная доля потерь в боях наносилась артиллерией. Тем не менее, Верховный Главнокомандующий мало того, что упорствовал в своих замыслах, но и готовил новые удары на 1915 год. При всем том ответственность за принятые решения возлагалась на фронты, так как стратегические решения ведь вырабатывались совместно, на совещаниях Ставки в штабах фронтов. Участник вой-ны, брат русского военного мыслителя А. А. Свечина, вспоминал: «Отдавая должное любви великого князя Николая Николаевича к военному делу и требованию к усовершенству, нельзя не видеть в нем нужной полководцу воли, которая у него пасовала в принятии важных решений, ответственность за которые ложилась на него»391. Запас снарядов, равно как и их производство, подлежали урегули-рованию между военным министерством, Главным Управлением Генерального Штаба и Главным Артиллерийским Управлением. Вся вина за нехватку снарядов была свалена Ставкой на военное мини-стерство, но зато Главное Артиллерийское Управление, возглавляе-мое великим князем Сергеем Михайловичем, осталось вне гнева Главковерха. Еще бы: в одном случае обвинялся личный враг вели-кого князя, а в другом случае под шквал критики и упреков попадал родственник. Но дело не в этом. Смысл проблемы заключается в том, что, зная о прогрессировавшем кризисе вооружения, Ставка не должна была выносить активно-наступательных замыслов, ограничиваясь в своей оперативно-стратегической работе лишь обороной. Однако же рус-ские армии упорно шли вперед, расстреливая последние запасы сна-рядов, которые, как представляется, можно было бы поберечь, в

390 см. Оськин М. В. Лодзинская оборонительная операция. Осень 1914, М., Цейхгауз, 2007 391 Свечин М. А. Записки старого генерала о былом, Ницца, 1964, с.111

289

ожидании налаживания работы оборонной промышленности. И если сражение под Лодзью началось еще до того, как ситуация с боепри-пасами окончательно прояснилась, то планирование зимней кампа-нии 1915 года предстает верхом непонимания обстановки. Для сравнения следует узнать мнение участника войны, забавным образом оправдывающего Верховного Главнокомандующего. Е. Э. Месснер пишет: «Уже после войны появилось мнение, что великий князь Николай Николаевич, увидав, как огромен расход огнеприпа-сов в первых боях, должен был не форсировать оператику, не слать армии из сражения в сражения, но замедлить темп действий в ожи-дании, пока военная наша промышленность развернется для доста-точного снабжения прожорливого фронта огневой войны. Но Нико-лай Николаевич был генералом от кавалерии и на посту Верховного остался генералом кавалерии – он не мог не мыслить по-конному, ставя задачи пешим армиям. В войске великий князь пользовался уважением, в солдатской массе о нем рассказывали легенды – и не винили его за чрезмерную активность в 1914 году, доведшую до снарядного голода. Впрочем, не один, так сказать, кавалеризм побу-ждал Николая Николаевича форсировать оператику; принцип сме-лых нападательных действий был привит Императорской армии ге-нералом Драгомировым Михаилом Ивановичем… лишь в конце XIX в. генерал Драгомиров в дополнение к Суворову – в битвах победи-телю, открыл Суворова – военного мыслителя, и его идейное богат-ство раскрыл перед нашим генералитетом. Не все генералы им обо-гатились, но Николай Николаевич зачерпнул много – может быть, слишком много – из этого богатства и, богатый им, расточал военное имущество, снаряды, доведя войско до снарядного голода»392. С эта-кой логикой странно, что Е. Э. Месснер затем обрушивается с кри-тикой на советских полководцев, которые зачастую не жалели крови войск, но всегда действовали наступательно. А вот что пишет о ген. М. И. Драгомирове и проповедуемом им учении другой участник войны: «Пренебрежение к усовершенство-ванному огнестрельному оружию и к изучению огневой тактики во-обще, не исчерпывался вред школы, которую по справедливости следует наречь “драгомировской”. Она создала и воспитала в массе начальствующих лиц понятие о преувеличенном значении шока в современном бою, что послужило, в свою очередь, причиной беспо-лезных колоссальных гекатомб… которые постепенно привели рус-скую армию к ее обескровливанию». Примеры: Карпатская операция зимы 1915 года и Стоход 1916 года: оба – на Юго-Западном фронте,

392 Хочешь мира, победи мятежевойну! Творческое наследие Е. Э. Месснера, М., 2005, с.499

290

действовавшем наступательно393. Иными словами, действия Ставки с конца 1914 года делали все, чтобы усугубить ситуацию, сложив-шуюся в России с боеприпасами. Потому роль великого князя Нико-лая Николаевича и его сотрудников, обладавших полным объемом информации о кризисе вооружения, в тех событиях, что повлекли за собой Великое Отступление 1915 года, неимоверно велико.

Верховный Главнокомандующий. 1915. Начало 1915 года для Ставки Верховного Главнокомандования оз-наменовалось вынашиванием очередных широкомасштабных насту-пательных операций. Казалось бы: русские орудия имеют в сутки лишь по одному выстрелу – чем же будут наноситься потери про-тивнику? Но такая «мелочь» не волновала Верховного Главноко-мандующего и его сотрудников. Ведь в тылу уже начиналась исте-рия обвинения в неготовности Российской империи к войне военно-го министра ген. В. А. Сухомлинова, как будто бы один-единственный человек, да еще в мирное время, мог стать единолич-ным виновником срыва обороноспособности государства. О том, что в напрасном уничтожении последних запасов боеприпасов виновно Верховное Главнокомандование, разумеется, нигде не говорилось. Напротив, деятельность военного министерства представлялась как тормоз для реализации «гениальных» наступательных планов вели-кого князя Николая Николаевича. Все было куда как прозаичнее. Русского наступления требовали французы, озабоченные большими потерями в сражениях на Ипре, потому русские союзники должны были «взять под козырек». Наступления требовали и главнокомандующие фронтами, что как нельзя более совпадало с замыслами Ставки. При этом каждый глав-ком требовал главного удара на свой фронт. А, следовательно, и лю-дей, и боеприпасов, и техники – то есть, всего того что сейчас в Рос-сии «наскребывалось по сусекам». В итоге, великий князь Николай Николаевич соглашался то с одним, то с другим главнокомандую-щим фронтом: «Обстановка усугублялась неудовлетворительностью общего руководства действиями русских войск и отсутствием, по существу, общего стратегического плана. Упрямый, импульсивный, но поддающийся влиянию и давлению, великий князь в роли Вер-ховного Главнокомандующего оказался между двух огней. Ему при-ходилось бороться с двумя главнокомандующими фронтами – Руз-ским и Ивановым и часто уступать им, вопреки здравому смыслу. Оба были настроены весьма эгоистически и старались только для

393 Геруа А. В. Полчища, София, 1923, с.192

291

своих фронтов. Задача Верховного заключалась, главным образом, в том, чтобы как-то примирить, объединить замыслы обоих коман-дующих»394. Примирить требования фронтов Верховному Главнокомандующе-му удалось парадоксальным образом: наступлением обоих фронтов по расходящимся направлениям. На совещании всего высшего гене-ралитета в Седлеце 4 января 1915 года, было решено, что Северо-Западный фронт будет наступать в Восточную Пруссию, а Юго-Западный фронт продолжит штурмовать Карпаты. Целью главкосев-запа ген. Н. В. Рузского ставилось занятие Восточной Пруссии и создание исходных условий для весеннего наступления на Берлин. Целью главкоюза ген. Н. И. Иванова ставилось преодоление Карпат и вторжение в Венгрию. О нереальности поставленных задач, ввиду кризиса вооружения и нехватки подготовленных резервов было ре-шено особенно не задумываться. Но главное – роль Верховного Главнокомандующего свелась к тому, чтобы распылить силы, сред-ства и боеприпасы между фронтами, что заведомо не могло дать по-беды. Как того и следовало ожидать, операции русских фронтов закончи-лись провалом первоначальных намерений. В Восточной Пруссии, где противником были немцы, наступление закончилось разгромом 10-й армии ген. Ф. В. Сиверса в ходе Августовской оборонительной операции 12 января – 8 февраля 1915 года395. Главкосевзап ген. Н. В. Рузский попытался взять реванш наступлением 1-й, 2-й и 12-й ар-мий на Прасныш. В ходе 1-й Праснышской наступательной опера-ции 7 февраля – 17 марта немцы были отброшены в Восточную Пруссию, но и только. Потери русских в два с половиной раза пре-взошли потери противника, что и неудивительно, так как герман-скому металлу пришлось противопоставить русскую кровь. В то же время, в ходе Карпатской наступательной операции Юго-Западного фронта 10 января – 11 апреля русские армии сумели на ряде участков форсировать Карпаты, после чего остановились. Раз-вивать успех было нечем, так как боеприпасы закончились, а потери фронта достигли миллиона человек396. Зато сам великий князь Ни-колай Николаевич был лишь награжден за свою безумную страте-гию. В ходе боев за Карпаты, 3 марта в русском тылу капитулирова-ла осажденная еще с октября 1914 года австро-венгерская крепость Перемышль. Русскими трофеями стали сто двадцать тысяч пленных.

394 Соколов Ю. В. Красная звезда или крест? (Жизнь и судьба генерала Брусилова), М., 1994, с.56 395 см. напр.: Будберг А. П. Из воспоминаний о войне 1914-1917гг. Третья Восточно-Прусская катастрофа 25 января-8 февраля 1915г., Сан-Франциско, б. д 396 см. Оськин М. В. Штурм Карпат. Зима 1915 года, М., Цейхгауз, 2007

292

Так как более похвастаться было нечем, падение Перемышля широ-ко праздновалось по всей России, а Верховный Главнокомандующий за Перемышль был награжден орденом Св. Георгия 2-й степени. Тем временем германское командование, обеспокоенное русскими успехами в Карпатах и кризисным положением Австро-Венгрии (ведь со стороны противника могло показаться, что русская конница вот-вот хлынет в Венгрию), решило в кампании 1915 года перенести основные усилия на Восточный фронт. Целью-максимум кампании ставился вывод Российской империи из войны, а целью-минимум – нанесение русской Действующей армии такого поражения, после которого она не смогла бы оправиться до конца войны. С начала ап-реля в районе Кракова стала сосредоточиваться ударная 11-я гер-манская армия ген. А. фон Макензена, предназначенная стать за-стрельщиком генерального наступления на Востоке. В Ставке же, невзирая на предупреждения разведки о переброски неприятельских соединений в стык русских фронтов, к реке Дунаец, готовились к возобновлению наступления, как только будут попол-нены войска и запасы боеприпасов. Пока же великий князь Николай Николаевич решает представить императору Николаю II завоеван-ную территорию. Царь уже давно жаждал лично осмотреть первые результаты русского владычества в Галиции и ознакомиться с дея-тельностью русской администрации графа Бобринского, уже отли-чившейся коррупционностью и насильственным насаждением пра-вославия по московскому образцу. Последствия действий противо-стоящих сторон в Польше и Галиции оказались настолько непред-сказуемыми, что продолжают сказываться и по сей день: «Крайне важно также, что в ходе войны империи-соседи – Россия, Австро-Венгрия, Германия – прежде весьма сдержанно разыгрывавшие эт-ническую карту в соперничестве друг с другом и по-своему обре-ченные на солидарность из-за совместного участия в разделах Речи Посполитой, теперь в полную мощь использовали это оружие, кото-рое оказалось обоюдоострым. Можно сказать, что взрывной рост национализма на западных окраинах во многом был следствием тя-гот тотальной войны вообще и новой политики империй в соперни-честве друг с другом в частности»397. По воле судьбы, посещение императором Галиции состоялось бук-вально накануне австро-германского наступления, в ходе которого к концу июня Галиция будет освобождена неприятелем. Итак, в пер-вой половине апреля 1915 года император Николай II посетил завое-ванные территории, так выразиться, с «официальным визитом». Им-ператор побывал в Галиции (в частности – Львове), а 11-го апреля,

397 Западные окраины Российской империи, М., 2006, с.412

293

за неделю до начала германского контрнаступления, русский царь, в сопровождении чинов Ставки и самого Верховного Главнокоман-дующего великого князя Николая Николаевича, посетил крепость Перемышль. Как раз здесь великий князь, «по совокупности заслуг», был награжден еще одной высокой наградой – Георгиевской саблей, украшенной бриллиантами, с надписью «За освобождение Червон-ной Руси». 19 апреля 11-я германская армия начала наступление в районе Тарнов – Горлице. Горлицкий прорыв увенчался полным успехом, а 3-я русская армия ген. Р. Д. Радко-Дмитриева за месяц боев была почти полностью уничтожена, так как боеприпасов не было. На шквал германского артиллерийского огня русские могли отвечать разве только пулеметным огнем. Чтобы избежать окружения и по-следующего уничтожения, прочие армии Юго-Западного фронта – 8-я, 11-я и 9-я, были вынуждены оставить карпатские перевалы и так-же отступать. Горлицкой оборонительной операцией начиналось Великое Отступление русских армий 1915 года. Через десять дней ожесточенных боев 3-я русская армия потеряла сто сорок тысяч только пленных, около сотни орудий и трехсот пу-леметов. Армейские корпуса насчитывали по семь-десять тысяч штыков. Одной из причин таких потерь стал запрет Ставки отсту-пить за естественный рубеж реки Сан. Еще 27 апреля начальник штаба Юго-Западного фронта ген. В. М. Драгомиров предлагал при-ступить к незамедлительному отступлению всех армий Юго-Западного фронта за Сан и Днестр, признав тем самым неудачу в Карпатах. Однако, Верховный Главнокомандующий отчислил гене-рала Драгомирова от должности и повелел – «ни шагу назад!». Та-кой подход объяснялся чрезвычайно просто: не мог же великий князь Николай Николаевич после посещения императором Галиции, сдавать ее противнику без боя. Тот факт, что не имевшие боеприпа-сов обескровленные русские войска не могли противостоять против-нику в чистом поле, а должны были отходить за естественные рубе-жи, не принимался Ставкой во внимание. Собственный престиж для великого князя Николая Николаевича был важнее напрасной гибели десятков тысяч солдат и офицеров. Проще говоря, Верховный Главнокомандующий, в своем напрас-ном цеплянии за территорию, даже не пытался подумать хоть на па-ру ходов вперед: расчет верховного генералитета на неисчерпае-мость человеческих ресурсов стал настоящей бедой русской Дейст-вующей армии в Первую мировую войну. Высокопоставленные «стратеги» даже не задумывались над тем, что своей бесталанностью они уничтожают в окопах цвет российского дворянства, опоры трона и монархии: офицеры военного времени из интеллигенции, мещан и

294

крестьян совсем по-иному отнеслись к свержению самодержавия в феврале 1917 года. 29 апреля 3-я армия была отброшена за Сан. Так и должно было быть, ибо силы были слишком неравны. Но своевременное разреше-ние на «оперативный отскок» позволило бы сберечь массу людей. Августейший же Главковерх не мог мыслить рационально. А. А. Керсновский далеко не самым лестным образом характеризует рус-скую стратегию Первой мировой войны: «Весь смысл войны Ставка видела во владении территорией и захвате географических объектов. Эта ересь была характерной для всей русской стратегии Мировой войны и вела к тому, что войска крепко «пришивались» к занимае-мому ими району. Это “ни шагу назад” исключало всякий маневр, делало невозможным заблаговременное парирование, приводило в конце концов к разгрому живой силы и, как неизбежное последст-вие, утрате той территории, для “сохранения” которой и приказыва-лось “стоять и умирать”… Стратегический примитив, великий князь Николай Николаевич расценивал явления войны по-обывательски. Победу он видел в продвижении вперед и в занятии географических пунктов: чем крупнее был занятый город, тем, очевидно, крупнее была победа. Эта “обывательская” точка зрения великого князя осо-бенно ярко сказалась в его ликующей телеграмме Государю по по-воду взятия Львова, где он ходатайствовал о награждении генерала Рузского сразу двумя Георгиями…Поражение же он усматривал в отходе назад. Средство избежать поражения было очень простое: стоило только не отходить, а держаться “во что бы то ни ста-ло”…Стратегический обзор Мировой войны на Восточном ее театре сам собой превращается в обвинительный акт недостойным возгла-вителям русской армии. Безмерно строг этот обвинительный акт. Безмерно суров был приговор, вынесенный историей. И еще суро-вее, чем современники, осудят этих людей будущие поколения. Лю-дям этим было дано все, и они не сумели сделать ничего… вынеся свой приговор, история изумится не тому, что Россия не выдержала этой тяжелой войны, а тому, что русская армия могла целых три го-да воевать при таком руководстве!»398. Действительно, если внимательно вчитаться в директивы русского верховного командования, то можно отметить две характерные осо-бенности: - целью наступления, прежде всего, ставится достижение какой-либо условной линии, намеченной на карте между определенными гео-графическими пунктами (город, село) или рубежами (река, горы). Как будто бы легендарная диспозиция австрийца Вейротера перед

398 Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994, т.3, с.196, 275-276; т.4, с.179-181

295

Аустерлицким сражением 2 декабря 1805 года прочно вошла в плоть и кровь русского генералитета начала двадцатого столетия. - указания о действиях, направленных непосредственно против жи-вой силы противника, как правило, ставятся в самых общих выраже-ниях: «отбросить» туда-то, «сбить» оттуда-то, «разгромить» там-то и др. Но конкретики в поставленных задачах не чувствуется: очевид-но, это отдается на усмотрение подчиненного. Так чего удивляться, что подчиненные порой не слушались указаний (Львов-1914, Вар-шава-1914), а еще чаще не проявляли никакой самостоятельности (Кенигсберг-1914, Августов – 1915). Слепое следование расплывча-тым директивам вело к поражениям, если и исправляемым, то толь-ко доблестью войск и напрасными потерями. Как только ситуация резко переменилась, и русская Действующая армия оказалась перед угрозой катастрофы, в Ставке сразу же про-явились панические настроения. Впервые паника в душе Верховного Главнокомандующего проявилась в ходе Горлицкой оборонительной операции 19 апреля – 9 июня 1915 года. И эта паника уже не поки-дала души великого князя Николая Николаевича в ходе всей кампа-нии 1915 года, вплоть до его отчисления с должности 23 августа. Неуравновешенность натуры особенно резко сказалась как раз в этот критический момент – когда Действующая армия как никогда ранее требовала управления со стороны Ставки. Бывший военный министр совершенно справедливо писал о великом князе: «…этот жидкий на расправу в критические минуты бывший Верховный Главнокоман-дующий»399. Паника в Ставке достигла такой степени, что великий князь Нико-лай Николаевич пытался искать союзников всюду, где только воз-можно. При этом, он настаивал на таких уступках, которые были не-совместимы с достоинством Российской империи как великой дер-жавы. Но для Верховного Главнокомандующего главным было от-вести угрозу от собственной головы и остановить неприятельское наступление любой ценой. Причем, это касалось даже такой сравни-тельно слабой в военном отношении страны как Румыния. На сле-дующий день после австро-германского наступления великий князь Николай Николаевич заявлял: «Выступление Италии дает нам такой существенный плюс, что выступление Румынии получает второсте-пенное значение. Я считаю, что надо дать ей понять, что ее выступ-ление может быть допущено, но что, очевидно, ее вожделения чрез-мерны». Однако уже 25 апреля, по мере обозначавшейся катастрофы армий Юго-Западного фронта, Верховный Главнокомандующий по-лагал, что «следует взвесить последствия слишком неправомерного

399 Сухомлинов В. А. Великий Князь Николай Николаевич, Берлин, б.д., с.45

296

тона по отношению к Румынии». Еще через день Ставка требовала скорейшего выступления румын, предлагая идти на крупные уступ-ки400. Откуда эти поиски невозможного? Дело в том, что по Положению об управлении войсками в военное время, Верховный Главнокоман-дующий имел право дипломатических сношений. Положение со-ставлялось военным министром в расчете на императора, почему Главковерх и получил массу прав, помимо собственно военных пре-рогатив. И в 1915 году великий князь Николай Николаевич стал явно злоупотреблять своим положением. Как пишет М. Д. Бонч-Бруевич в отношении Ставки первого состава, русское «верховное главноко-мандование стремилось искать новых союзников во время самой войны и под влиянием этого искания само устанавливало основные цели войны. Отсюда проистекает авантюристический характер этих целей; на этом именно покоилась и неустойчивость этих целей во времени. Война велась как бы за страх главковерха, тогда как она должна была вестись по воле верховного правительства государства, выражаемой периодически в директивах главковерху. Главковерх лишь вкратце сообщал главе государства о происходившем на теат-рах войны, как бы не нуждаясь в директивном руководстве свыше… Во время Великой войны главковерх стремился к созданию того или иного политического курса; мало того, право влиять на этот курс, а порою и создавать его, неизменно стремился присвоить себе и главкоюз генерал-адъютант Иванов… Политикующий главковерх разрушал фундамент для своей стратегии. Постепенно пытавшийся политиковать главкоюз лишал себя возможности работать стратеги-чески, и не был поставлен главковерхом на свое место стратега, сво-бодного в пределах исполнения ближайшей задачи войны»401. Поведение великого князя Николая Николаевича не осталось не-замеченным в тылу. Императрица Александра Федоровна писала ца-рю в июне 1915 года: «Все возмущены, что министры ездят к нему с докладом, как будто бы он теперь Государь… Он не имеет права вмешиваться в чужие дела, надо этому положить конец и дать ему только военные дела, как Френч и Жоффр». Действительно, опира-ясь на Положение о полевом управлении войск в военное время, со-ставленном под императора, великий князь забыл, что он не являет-ся императором. Ранее великий князь никогда не вмешивался в на-значения высших генералов, назначавшихся императором, дабы не компрометировать царя, а также и в дела снабжения армии, которые были в ведении военного министра. А вот с 1915 года он стал вме-

400 см. За балканскими фронтами Первой мировой войны, М., 2002, с.208-209 401 Бонч-Бруевич М. Д. Потеря нами Галиции в 1915 году. Часть 1: Через Карпаты в Венг-рию зимою 1915 года, М., 1921, с.108-109

297

шиваться в чужие вотчины, но вскоре его убрали с поста. Представ-ляется, что лучше бы великий князь Николай Николаевич думал о том, как драться с врагом – в частности, 9 июня австро-германцы вошли во Львов, бескровное занятие которого почти ровно годом ранее было представлено Верховным Главнокомандующим в каче-стве сверхординарной победы. Первые итоги Великого Отступления, пока еще на Юго-Западном фронте, не могли утешить. В докладной записке на имя императора от 25 мая, великий князь Николай Николаевич указывал: «Неком-плект в войсках Юго-Западного фронта превышает триста тысяч, а Северо-Западного фронта – около ста тысяч… обидно, что, благода-ря отсутствию должного количества снарядов, патронов и ружей, наши воистину сверхгеройские доблестные войска несут неслыхан-ные потери, и что результат их усилий не вознаграждает эти поте-ри… пока мы не получим должного количества огнестрельных при-пасов и ружей, рассчитывать на успех нельзя, так как придется огра-ничиться в общем оборонительного характера действиями»402. Те-перь противник и с севера (Восточная Пруссия, контролируемая германцами с августа 1914 года), и с юга глубоко охватил русскую Польшу, все еще удерживаемую армиями Северо-Западного фронта. Пик поражений был впереди. Ждать помощи русским также было неоткуда. Англичане и фран-цузы прочно зарылись в своих окопах, не желая проявлять активно-сти: предпринятая было операция у Арраса (Лореттское сражение) носила локальный характер и окончилась ничем: ни один герман-ский солдат не был снят с Восточного фронта. После вступления Италии (11 мая) в войну на стороне Антанты, австро-венгерское ко-мандование было вынуждено отправить на Итальянский фронт 3-ю армию, и тогда немцы перевели на Восток еще дополнительные ди-визии из Франции, дабы не ослаблять напора на Русском фронте. В мае великий князь Николай Николаевич просил французского глав-нокомандующего ген. Ж. Жоффра ускорить наступление на Западе, но тот отделался пустыми обещаниями и частным ударом в районе Арраса. Вдобавок, нехватка тяжелой артиллерии и обученных войск не позволили англо-французам прорвать германские оборонитель-ные порядки. Директива Ставки от 4 июня гласила: «Общая основная задача обоих фронтов – прочное удержание в наших руках центральной части Передового театра и путей, ведущих к северу и югу от нее в пределы России из Восточной Пруссии и Галиции…». Таким обра-зом, великий князь Николай Николаевич еще надеялся на совмест-

402 ГАРФ, ф.601, оп.1, д.611, лл.1-2об.

298

ные действия с союзниками посредством наступления с Передового театра, с левого берега Вислы. В свою очередь, германское командо-вание уже намеревалось устроить русским гигантские «Канны» в Польше, окружив и уничтожив от четырех до шести русских армий Северо-Западного фронта, которым с марта командовал бывший на-чальник штаба Юго-Западного фронта ген. М. В. Алексеев. Категорический приказ Ставки «Ни шагу назад!», изданный в ус-ловиях, когда маневренные отступательные действия сберегали бы жизни десятков и сотен тысяч людей, стал основной причиной пас-сивности русских фронтов в стратегическом отношении. Отступать все равно приходилось, ибо на каждый русский снаряд австро-германцы отвечали десятью, но убитых было уже не вернуть. Вели-кий князь Николай Николаевич был готов драться на существующих рубежах, лишь бы не отступать из Польши, что грозило успехом за-мышляемого противником планирования «Больших канн». Однако генералу Алексееву после долгих уговоров удалось уломать Ставку на постепенное отступление из Польши от рубежа к рубежу. На совещании 22 июня армии Северо-Западного фронта все-таки получили разрешение на отступление из русской Польши. Однако, разрешив главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта ген. М. В. Алексееву приступить к отходу из Польши, Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, как все-гда, не смог обойтись без ограничений. Ставка приняла решение эвакуировать польскую столицу – Варшаву, где была сосредоточена масса военного имущества, госпитали, государственные учрежде-ния. По расчетам, эвакуация столицы Польши должна была занять три недели, и все это время требовалось удерживать предполье го-рода. Время, отводимое на эвакуацию, одновременно являлось тем временем, в течение которого русские армии должны были удержать за собой Польский выступ. По этой же причине было решено оборо-нять крепость Новогеоргиевск, так как эвакуировать ее не было воз-можности в связи с тем, что все свободные поезда подавались в Варшаву. Соответственно, в течение трех недель (время, необходимое для эвакуации Варшавы) армии Северо-Западного фронта должны были удерживать свои позиции практически без права маневра, оплачивая кровью неадекватные сложившейся обстановке стратегические за-мыслы Ставки. В ходе сражений 3-й и 4-й армий на южном фасе русской Польши и 1-й и 5-й армий на северном фасе, русские сумели продержаться необходимое время. Это стоило лишних жизней рус-ских солдат и офицеров, так как маневрировать армиями главкосев-зап ген. М. В. Алексеев практически не мог. Четыре русские армии (12-я и 1-я на севере, и 3-я и 13-я на юге) сдержали удар семи непри-

299

ятельских армий, осуществлявших план «Больших Канн» в отноше-нии всех русских армий, дравшихся в Польше. Уступив противнику в тактике, русские выиграли в стратегии. Все четыре русские армии потерпели тактическое поражение, понеся при этом значительные потери. Но ни одна из них не была разбита, ни одна не дала врагу возможности прорваться в тыл своего Северо-Западного фронта. В то же время Верховный Главнокомандующий активно занимался тем, что отбрасывал от себя все подозрения в некомпетентности, взваливая вину за провалы на фронте на своих подчиненных. Воен-ный атташе де Лагиш сообщал в Париж 12 июня 1915 года: «Вели-кий князь Николай Николаевич в продолжительной беседе излагал мне трудности, с которыми он сталкивается при исполнении своих обязанностей главнокомандующего. Эти трудности заключаются в дальности расстояний и в том, что исполнители уверены в своей безнаказанности, так как дальность расстояния делает невозможным найти истинных виновников. Хотя я сам русский, я никогда не по-дозревал, что необъятность нашей страны окажет такое губительное действие. Этим положением вещей следует объяснить трудность в том, чтобы собрать честных людей и обеспечить производство ору-жия и снаряжения»403. Иными словами, Ставка делает все, чтобы ис-править положение, но все и вся восстает против ее деятельности. В это тяжелое время государственная власть была вынуждена пой-ти на уступки крупной буржуазии и передать в ее руки часть обо-ронных заказов. Приходилось крупно переплачивать, но иного вы-хода не было: казенная промышленность не справлялась с удовле-творением потребностей Действующей армии. Ставка сыграла гро-мадную роль в передаче этих заказов и договоренностях с оппози-ционными буржуазными лидерами. Образованные организации Союзов земств и городов (Земгор), а затем и военно-промышленные комитеты в своем развертывании опирались на поддержку великого князя Николая Николаевича. В результате, что касается этих органи-заций, «Фактически под их прикрытием происходила организация оппозиции для будущего торга с правительством из-за послевоен-ных реформ… Незаметно для себя Ставка превращалась в средото-чие надежд цензовой оппозиции.. Именно в Ставке под нажимом Николая Николаевича и сгруппировавшегося вокруг Кривошеина большинства кабинета, Николаю II пришлось в июне 1915 года по-жертвовать четырьмя крайне правыми министрами (Н. А. Маклако-вым, В. А. Сухомлиновым, В. К. Саблером и И. Г. Щегловитовым) и согласиться на возобновление заседания Думы, которую до того со-

403 цит. по: Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915: Воспоминания. Мемуары, М.-Минск, 2002, с.659-660

300

бирали только на короткие сессии 26 июля 1914 года и 27-29 января 1915 года»404. Таким образом, летом 1915 года, вместо того, чтобы сгруппировать свои усилия для фронта, Ставка принимается активно вмешиваться во внутренние дела государства. Одновременно упро-чились связи великого князя с либерально-буржуазной оппозицией. Это стало первой причиной будущего отстранения великого князя Николая Николаевича с поста Верховного Главнокомандующего. Чем дальше, тем больше Главковерх присваивал себе чужие власт-ные полномочия. Необходимо сказать еще о двух явлениях, предпринятых по ини-циативе Ставки Верховного Главнокомандования и благодарно вос-принятых внутри страны ничего не понимавшим населением только потому, что во главе этих процессов стоял сверхпопулярный вели-кий князь Николай Николаевич. Первое – это шпиономания. Еще в конце 1914 года, желая отвести от себя лично подозрения и обвине-ния в поражениях, Ставка принялась активно искать «шпионов» на театре военных действий, а затем и в тылу. Взять на себя всю ответ-ственность за неудачи, причем взять ее не в верноподданнических телеграммах на имя царя, благо что Николай II и без того знал цену своему дяде, а перед обществом и народом, руководители Ставки не отважились. Бесталанные военачальники стремились оправдаться перед общественным мнением страны: а тот объем власти, что при-надлежал Ставке с началом войны, позволял прибегнуть к самооп-равдыванию в общегосударственном масштабе. Отстраненность ца-ря от действий Ставки и его явное нежелание подрывать авторитет великого князя Николая Николаевича, только способствовала дейст-виям высшего генералитета во главе с Верховным Главнокоман-дующим. В своем стремлении морального оправдания за допущенные стра-тегические ошибки и неумелое полководчество, Ставка избрала наи-более порочный путь – поиск «предателей». Это явление встретило горячую поддержку «снизу», ибо и фронт и тыл просто не могли по-верить в столь вопиющую неготовность страны к современной вой-не. В свою очередь, контрразведка приграничных военных округов делала все возможное, чтобы «оправдать доверие», зачастую совер-шая трагические ошибки и даже преднамеренные преступления. Од-ними из первых в поражениях были обвинены все, кто носил фами-лии немецкого происхождения. В это время внутри страны уже начались репрессии по отношению к подданным неприятельских стран, которых отправляли в ссылку. При этом, для того, чтобы оказаться вне подозрений, необходимо

404 Власть и реформы. От самодержавной к Советской России, М., 2006, с.562-563

301

было иметь подданство с конца девятнадцатого столетия – с 1880 года. Всех прочих ссылали семьями. В том числе, людей брали пря-мо из окопов – тех солдат, что уже сражались против Центральных держав. Наиболее отвратительно шпиономания сказалась в отноше-нии болгар после вступления в войну Болгарии осенью 1915 года на стороне Германии. Правда, семей офицеров это не касалось. Но зато на фронте Ставка отдала негласное распоряжение старать-ся офицеров с немецкими фамилиями отправлять на Кавказский фронт. По иронии судьбы, именно на Кавказ будет отправлен в авгу-сте и сам великий князь Николай Николаевич. Жертвами шпионома-нии, за которыми стояла бесталанность высших штабов, уже пали командармы П. К. Ренненкампф и Шейдеман. В войсках подозрение могло пасть на каждого. Великий князь Николай Николаевич даже настоял на отчислении от должности начальника штаба Гвардейско-го корпуса графа Г. И. Ностица, обвиняя его в шпионаже. За генера-ла Ностица заступался сам император, но это не помогло. С. В. Фо-мин справедливо пишет, что «Главным центром германофобии по отношению к русским немцам… была Ставка с великим князем Ни-колаем Николаевичем во главе. Переоценка им своих способностей привела его, в конце концов, к крупным военным просчетам, а по-пытка оправдаться (или даже, если угодно, отвести от себя обвине-ния) – к раздуванию шпиономании и германофобии. Совершенные им на этом пути просчеты граничили с преступлениями, вели к тра-гическим ошибкам, носившим, к несчастью, необратимый харак-тер»405. Другая задача была связана с так называемой «мясоедовской исто-рией». В феврале 1915 года, по обвинению в шпионаже и мародер-стве был арестован некий полковник С. Н. Мясоедов, служивший начальником в одном из пограничных жандармских управлений, и известный как ставленник военного министра. С «дела Мясоедова» шпиономания скатилась за ту грань, за которую невозможно ступить без уверенности нанести ущерб своей стране и Вооруженным Си-лам. Военно-полевой суд, на созыве которого (и – заранее вынесен-ном в Ставке приговоре) настаивал лично великий князь Николай Николаевич, отказался даже рассматривать дело, очевидно «шитое белыми нитками». Несмотря на тройной отказ, в середине марта полковник Мясоедов был повешен в Варшаве. Контрразведка Вар-шавского военного округа, во главе с генералом Батюшиным, по-спешила «раздуть дело», произведя массовые аресты, после чего к массе людей были применены суды, высылки вглубь империи, тю-ремное заключение и прочие меры. В «низах» «дело Мясоедова»

405 см. Граф Келлер, М., 2007, с.420

302

приобретало порой совсем уже невероятную окраску, раздуваемую дикими слухами. Отступавшие войска с удовольствием муссировали слухи, так как не могли найти оправдания своим поражениям. Но главный результат «мясоедовского дела» для великого князя Николая Николаевича – 13 июня 1915 года ген. В. А. Сухомлинов был отставлен с поста военного министра, 15 июля было начато следствие по обвинению в «противозаконном бездействии, превы-шении власти, служебных подлогах, лихоимстве и государственной измене»; также по обвинению в «заведомом благоприятствовании Германии в ее военных против России операциях» и сознательном «парализовании русской обороны». В конце апреля 1916 года быв-ший военный министр будет заключен в Трубецкой бастион Петро-павловской крепости. Развязав кампанию «шпиономании», и начав ее с удара по военному министру, великий князь Николай Николае-вич отвел обвинения от себя самого. В итоге, все неудачи стали объясняться одним – изменой верхов. Данная политика, развязанная Ставкой во имя самооправдания, ста-ла одной из причин того, что в феврале 1917 года нация так легко отреклась от монархии – ведь император был окружен «шпионами», начиная со своей супруги, а потому и сам был «шпионом». Волна недовольства, спровоцированная Ставкой и властями всех уровней, пока загонялась вглубь, чтобы в самом скором времени вырваться наружу мощной революционной волной. Теперь уже ни сверхпопу-лярный за счет популизма и клеветы Верховный Главнокомандую-щий, ни сам император, не смогли бы вернуть ситуацию к статус-кво, даже и осознав, что на волю рвутся те силы, что ни в коем разе не должны получить свободы. Вторым негативным явлением стала принудительная эвакуация населения приграничных территорий вглубь Российской империи. Во-первых, Ставка отдала распоряжение угонять впереди отступав-ших войск всех мужчин от восемнадцати до пятидесяти лет включи-тельно. Параллельно с этим должны были уничтожаться запасы про-довольствия и фуража на оставляемых территориях, а равно уво-диться скот и сжигаться посевы. Понятно, что семьи угоняемых на восток мужчин при таких условиях, обрекавших их на неминуемую гибель от голода, отправлялись вслед за своими кормильцами, мужьями, братьями и сыновьями. Тысячи людей, прежде всего ста-риков и детей, гибли в пути. Чтобы не умереть с голоду, женщины за бесценок работали на возведении укрепленных полос на пути отхода русских армий. Участник войны писал: «Летом 1915 года, во время общего отступления русских армий, происшедшего, главным обра-зом, вследствие бездарности высшего командования, великий князь Николай Николаевич вздумал применить пресловутый скифский

303

план ведения войны, а именно: он “повелел” опустошать оставляе-мую территорию, жителей же ее принудительно выселять во внут-ренние губернии. В условиях XX века такая мера весьма мало по-вредила неприятелю, но зато создала крупные затруднения в России, увеличив число населения, нуждавшегося в прокормлении и в жи-лищах… Что касается самих беженцев, то названным “повелением” они были превращены в нищих и обречены на голод, холод и болез-ни, от которых погибла большая часть детей»406. Более четырех мил-лионов беженцев наводнили внутренние губернии Российской им-перии. Железные дороги встали, и оправиться от последствий эвакуации уже не смогли, что зимой 1917 года вызвало кризис снабжения стра-ны и фронта. Хаотичное отступление и не менее хаотичная эвакуа-ция, вызываемая цейтнотом, породили к жизни критические крены в управлении войсками. Именно период Великого Отступления 1915 года стал «первой ласточкой» грядущего разложения русских Воо-руженных Сил в 1917 году. Склонность определенной части военно-служащих (прежде всего, командного состава тыла, глядя на кото-рый поступали солдаты) к разбою и мародерству, замеченная уже в период победоносного наступления в Галиции, выкристаллизовалась в 1915 году, когда неприятелю оставлялись Польша и Литва. Прика-зы Ставки о том, что оставляемая неприятелю территория «должна быть превращена в пустыню» не только дезорганизовали тыл и ин-фраструктуру явлением беженства, но и привили войскам привычку к грабежу и насилию в отношении мирного населения. Но и это не все. Вглубь России угонялись немецкие колонисты, га-лицийские украинцы и евреи поголовно. Приграничная полоса меж-ду Россией и Австро-Венгрией, как известно, была плотно населена евреями, которые составляли существенный процент населения в Галиции, а в России здесь вообще находилась черта оседлости. Ставка Верховного Главнокомандования объявила, что евреи все от мала до велика являются немецкими шпионами, а потому все они должны быть принудительно эвакуированы вглубь России. Никто в Ставке не подумал, что переселяемые внутрь Империи люди – в ос-новном нерусские по своей национальной принадлежности. Зачем и во имя чего страна насыщалась русофобски настроенным элемен-том? При этом, такой элемент являлся еще и озлобленным на Рос-сию, так как в ходе эвакуации потерял все имущество, а зачастую и членов семьи. Во внутренние губернии выселялись австрийские ев-реи. Зачем внутри России были нужны австрийские евреи – не про-ще ли, и не безопаснее ли было бы оставить их австрийцам?

406 Мартынов Е. И. Политика и стратегия, М., 2003, с.134

304

Что же касается русских евреев, то они выселялись на восток, те-ряя все свое имущество, в то время как их дети призывного возраста, как правило, были на фронте. Что должны были думать эти солдаты о российской государственной власти? Помощник управляющего делами Совета Министров в 1914-1916гг., А. Н. Яхонтов в своих из-вестных записях 17 июля 1915 года отметил: «Евреи, которых во-преки неоднократным указаниям Совета Министров поголовно го-нят нагайками из прифронтовой полосы… вся эта еврейская масса до крайности озлоблена и приходит в районы нового водворения ре-волюционно настроенной». Удивительно ли то, что в 1917 году вся Россия оказалась наводнена массами нерусского озлобленного на Россию населения, которое с головой бросилось в революционный процесс. Откуда эти люди появились в русской глубинке, где до того вообще не бывало евреев? Да оттуда же – по результатам деятельно-сти великого князя Николая Николаевича, желавшего оправдаться в глазах нации за свою стратегическую некомпетентность. В громад-ном своем числе евреи не сами по себе, ничтоже сумняшеся, заяви-лись в Центральную Россию, чтобы участвовать в революции, а бы-ли насильственно доставлены сюда русскими военными властями в период Первой мировой войны. Игнорирование штабом Верховного Главнокомандующего велико-го князя Николая Николаевича правительства страны (Совета Мини-стров) говорит о том, что зарвавшиеся в репрессивной политике «стратеги» штаба Ставки перешли уже те границы, где кончаются собственно военные полномочия, и начинаются общегосударствен-ные проблемы. Энергия воинствующей бездарности обратилась про-тив своих же людей, теперь уже рассматриваемых в качестве резерва противника. Как ни странно, но популярность великого князя Нико-лая Николаевича в армии и стране оставалась на высоте – значит, свое дело Ставка сделала. Ее деятелям удалось остаться в стороне от вины за поражения, и только по прошествии времени стало возмож-но отделить зерна от плевел. Между тем, Великое Отступление продолжалось. 24 июля немцы вошли в оставленную Варшаву. Союзники же обещали помочь на-ступлением лишь в сентябре. А катастрофа назревала уже теперь, в половине лета. 7 августа почти без сопротивления пала крепость Но-вогеоргиевск. Трофеями немцев стали восемьдесят пять тысяч плен-ных и до тысячи орудий. Двумя днями ранее немцы взяли крепость Ковно, захватив здесь до двадцати тысяч пленных и более четырех-сот орудий. Падение русских крепостей в Польше, помимо разоча-рования внутри страны, имело и международный резонанс. Напри-мер, англичане полагали, что Великое Отступление русских армий в

305

августе уже дало все основания думать, будто бы Россия проиграла войну. В Ставке же совершенно растерялись. Протопресвитер Г. Шавель-ский вспоминал, что великий князь Николай Николаевич, не стесня-ясь, рыдал в подушку и утверждал, что война проиграна. Кажется, что именно о великом князе пишет А. С. Кручинин, на самом деле характеризуя другого высокопоставленного участника Первой ми-ровой и Гражданской войн – адмирала А. В. Колчака: «Адмирал был человеком волевым, упорно стремящимся провести в жизнь свои решения, с широким кругозором и мощным интеллектом, воена-чальником, выбиравшим обоснованные и во многом рациональные пути – и именно поэтому, когда обстановка оказывалась более сложной, а военное счастье изменяло – удары оказывались, должно быть, слишком сильными и вызывали моральное перенапряжение и чрезмерно эмоциональную реакцию Верховного». Вдобавок, свои разногласия начались и в Ставке. Сознавая, что Верховный Главнокомандующий и его начальник штаба ведут дело к катастрофе, генерал-квартирмейстер ген. Ю. Н. Данилов пытался отстранить генерала Янушкевича от влияния на великого князя. Участник войны сообщает: «В служебной жизни Ставки, к сожале-нию, не было полного благополучия. Генерал Янушкевич, чувствуя свою полную неподготовленность к роли Начальника Штаба Вер-ховного Главнокомандующего, всецело попал под влияние генерал-квартирмейстера генерала Данилова, уверенного в своих стратегиче-ских талантах. Данилов, подчас, совершенно игнорировал распоря-жения уступчивого генерала Янушкевича и, в то же время, не сумел ужиться и был в тягость великому князю Николаю Николаевичу. Настолько, что был даже проект его замены генералом Н. Н. Голо-виным»407. Фронты сами руководили своими действиями, новый во-енный министр ген. А. А. Поливанов в заседании Совета Министров громогласно объявил, что «Отечество в опасности», и призвал укре-плять Киев, Калугу, Псков и Новгород. Тем не менее, неприятельское наступление также постепенно вы-дыхалось. Армии Северо-Западного фронта, пусть и с большими по-терями, но сумели выйти из намечавшегося окружения, не оставив противнику ни одной дивизии в «котлах» (кроме крепостей). В этом главная заслуга принадлежит главнокомандующему армиями Севе-ро-Западного фронта ген. М. В. Алексееву, который твердо делал свое дело, не обращая внимания на тот хаос, что творила Ставка. В частности, генерал Алексеев запретил принудительную эвакуацию в зоне своей ответственности, и Ставка не решилась опротестовать

407 Военная быль, 1967, №86, с.43

306

этот запрет. Армии Юго-Западного фронта в конце августа – сентяб-ре даже контратаковали, вынудив австрийцев остановиться в Гали-ции. В этой ситуации не мог не встать вопрос о реорганизации управле-ния Действующей армией. Северо-Западный фронт разделялся на два – Северный и Западный, а вскоре после этого было решено, что главкосевзап ген. М. В. Алексеев займет пост Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего. Но не были секретом и намере-ния императора Николая II самому встать во главе Действующей армии. Правда, считалось, что это не более чем декларации, при-званные подбодрить Верховного Главнокомандующего. Сотрудники Ставки полагали, что «Великий князь Николай Николаевич на деле доказал свои исключительные способности как полководец. Россия давно уже не имела во главе своих вооруженных сил такого выдаю-щегося вождя, и никто, даже в отдаленной степени, не был в состоя-нии его заменить…»408. В середине августа месяца в Ставку прибыли великий князь Нико-лай Николаевич и ген. М. В. Алексеев. К этому моменту Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. Н. Н. Янушкевич уже получил новое назначение на Кавказский фронт и 18 августа сдал дела генералу Алексееву. Изначально подразумевалось, что М. В. Алексеев станет Начальником Штаба при великом князе Николае Николаевиче. Сам великий князь, тяготившийся лично ему симпа-тичным, но бесталанным для столь высокой должности ген. Н. Н. Янушкевичем, также предпочитал именно этот вариант. Но та пани-ка, в которую впал Главковерх в конце августа, также не была забы-та. Позднейший исследователь верно подметил: «Всегда уравнове-шенный Государь и был причиной резкого изменения положения на фронте после смены Верховного Командования. Уж, конечно, Госу-дарь не мог бы никогда плакать в подушку [после падения крепости Ковно], или задирать ноги, лежа на полу [о слухах отстранения Рас-путина от Двора], как это делал “мудрый полководец” Николай Ни-колаевич»409. Тем не менее, слухи о смене Верховного Главнокомандующего считались нереальными. В это просто не могли поверить, сравнивая императора и великого князя: «В предвоенный период Николай Ни-колаевич был строгим и требовательным строевиком-кавалеристом на посту инспектора кавалерии, но без широких взглядов на роль и задачи ее в условиях современной войны. Его требовательность, часто выражавшаяся в несдержанных выходках против высоких на-

408 Бубнов А. Д. В царской Ставке// Конец российской монархии, М., 2002, с.78 409 Кобылин В. С. Анатомия измены, Спб., 1998, с.122

307

чальников, создавала ему личных врагов… Для нас, постоянно с ним связанных по службе, он был человеком бесхарактерным, всецело шедшим на поводу у Янушкевича, Данилова и других. Никакой от-ваги он не проявил… К сугубо дурным сторонам Николая Николае-вича как Верховного Главнокомандующего я лично отношу слабость воли и мелочность характера, проявлявшиеся в отсутствии твердого управления фронтами, в тщеславных расчетах при освещении “за-слуг” Рузского под Львовом, в перенесении личной неприязни к Су-хомлинову на деятельность его как военного министра. Однако пре-восходство Николая Николаевича над еще более слабовольным и менее дальновидным царем мы отчетливо понимали. Поэтому смена его царем была для всех нас неожиданной»410. Действительно, 21 августа в Ставку прибыл император Николай II и объявил о своем твердом решении принять Верховное Главноко-мандование. Генералитету ничего не оставалось как подчиниться монаршьей воле. Прежде всего, этому огорчились союзники. Пред-ставитель французского командования при русской Ставке де Лагиш сообщал в Париж о перемене российского Верховного Главноко-мандования: «Я глубоко сожалею об этой мере, так как великий князь Николай Николаевич – кумир армии, и не известно, как вос-примут его уход в военных кругах». А французский президент Р. Пуанкаре в начале сентября записывал: «Трудно установить в точ-ности, чем вызвана немилость к великому князю Николаю Николае-вичу. Правда, ему ставили в вину, что он предпринял наступление в Карпатах, не располагая достаточными средствами. Его порицали также за то, что он оставил гарнизон в Новогеоргиевске. Но, несо-мненно, удаление его вызвано другими причинами…»411. Бесспорно, смена великого князя Николая Николаевича, в первую голову, была продиктована тем, что вокруг него стали группиро-ваться лица, недовольные существующим императором. В Ставке постоянно находились видные деятели оппозиции. Пропагандируе-мая «гениальность» великого князя Николая Николаевича как пол-ководца, усиленно внедрялась в умы, противопоставляя его царю. В такой ситуации, когда австро-германское наступление выдыхалось, а в Государственной Думе был образован Прогрессивный блок, поста-вивший целью своей деятельности борьбу с правительством, можно было ожидать любой авантюры. Заняв пост Верховного Главнокомандующего, император Николай II лично возглавил фронт и тем самым вывел из игры фигуру вели-кого князя Николая Николаевича, который вполне мог стать пешкой

410 Самойло А. А. Две жизни, Л., 1963, с.176 411 Пуанкаре Р. На службе Франции 1915-1916: Воспоминания. Мемуары, М.-Минск, 2002, с.86

308

в игре политических сил. Бывший Главковерх получил назначение на Кавказ. Личные качества великого князя, помноженные на не-профессионализм его ближайших сотрудников, и не могли дать ино-го результата. Слишком много ошибок, в политической сфере порой граничивших с преступлением, совершил Верховный Главнокоман-дующий. Не сумев оправдать доверия императора, великий князь Николай Николаевич не оправдал и доверия армии, заменив дейст-венный результат пропагандой дешевой популярности412. Главным результатом смены состава Ставки стало то обстоятель-ство, что должность Начальника Штаба Верховного Главнокоман-дующего занял ген. М. В. Алексеев. Профессиональным военным было понятно, что великий князь Николай Николаевич является лишь представительной фигурой. Реальное же руководство Дейст-вующей армией будет сосредоточено в руках генерала Алексеева. Например, адмирал А. В. Колчак на допросе 1920 года вспоминал, что «считал Николая Николаевича самым талантливым из всех лиц императорской фамилии. Поэтому я считал, что раз уж назначение состоялось из императорской фамилии, то он является единствен-ным лицом, которое, действительно, могло нести обязанности глав-нокомандующего армией, как человек, все время занимавшийся и близко знакомый с практическим делом и много работавший в этой области. Таким образом, в этом отношении Николай Николаевич яв-лялся единственным в императорской фамилии лицом, авторитет ко-торого признавали и в армии, и везде. Что касается до его смены, то я всегда очень высоко ценил личность генерала Алексеева и считал его, хотя до войны мало встречался с ним, самым выдающимся из наших генералов, самым образованным, самым умным, наиболее подготовленным к широким военным задачам. Поэтому я крайне приветствовал смену Николая Николаевича и вступление государя на путь Верховного Командования, зная, что начальником штаба бу-дет генерал Алексеев, это для меня являлось гарантией успеха в ве-дении войны, ибо фактически Начальник Штаба Верховного Коман-дования является главным руководителем всех операций. Поэтому я смотрел на назначение государя, который очень мало занимался во-енным делом, чтобы руководить им, только как на известное знамя, в том смысле, что верховный глава становится вождем армии. Ко-нечно, он находится в центре управления, но фактически всем управлял Алексеев. Я считал Алексеева в этом случае выше стоя-щим и более полезным, чем Николай Николаевич»413.

412 Оськин М. В. Первый в российской истории Верховный Главнокомандующий в харак-теристике протопресвитера Г. Шавельского// Государство, общество, церковь в истории России XX века, Иваново, 2009, ч.2, с.323-325 413 Архив русской революции, М., 1991, т.10, с.213-214

309

24 августа 1915 года великий князь Николай Николаевич покинул Ставку Верховного Главнокомандования. К. фон Клаузевиц указы-вал: «мы утверждаем, что и подлинно умственная деятельность про-ста и легка на войне лишь на низших постах; с повышением же должности растут и трудности, а на высшем посту главнокоман-дующего умственная деятельность принадлежит к числу наиболее трудных, какие только выпадают на долю человеческого ума». Ве-ликий князь не оправдал своего высокого поста, не только не усилив организацию обороноспособности Российской империи в период Первой мировой войны, но и приложив массу усилий к подрыву этой боеспособности. Действительно, кандидатура великого князя Николая Николаевича являлась наиболее приемлемой на должность Верховного Главноко-мандующего. Но это говорит лишь о бедности николаевской России на военные таланты, о ненормальных отношениях внутри генерали-тета когда ни один из генералов не мог получить высшего назначе-ния, чтобы не оказаться в центре интриг. Об одиночестве императо-ра Николая II среди своих многочисленных подданных и даже род-ственников. Генерал Сухомлинов называл великого князя Николая Николаевича «злым гением России». И это во многом так.

После Ставки: от Наместника до эмигранта. Итак, после принятия Верховного Главнокомандования самим им-ператором Николаем II, великий князь Николай Николаевич был на-значен на пост Наместника царя на Кавказе, главнокомандующего Кавказской армией и войсковым наказным атаманом кавказских ка-зачьих войск. Как известно, царь заранее подготавливал для велико-го князя это место. В ходе переписки с прежним Наместником кня-зем И. И. Воронцовым-Дашковым император просил его подать в отставку, чтобы иметь возможность отправить своего дядю на Кав-каз, в своеобразную «почетную ссылку». Престарелый князь Ворон-цов-Дашков согласился с царем, и для смягчения ситуации в июле был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени. Прежний Намест-ник получил назначение на специально для него учрежденную должность: «состоять при Особе Его Величества». Однако, в Петро-град князь И. И. Воронцов-Дашков не поехал, а, будучи одним из богатейших людей России, остался на юге. В январе 1916 года он скончался. Занимая пост Наместника на Кавказе и главнокомандующего Кав-казской армией, князь И. И. Воронцов-Дашков не принимал участия в непосредственном руководстве боевыми действиями, всецело от-дав войска Кавказской армии и разработку операций в ведение ген.

310

Н. Н. Юденича, являвшемся командующим Кавказской армией. По-сле смены фигуры Наместника особенных перемен не произошло. Генерал Юденич по-прежнему стоял во главе Кавказской армии и руководил войсками по собственному разумению. С перемещением на Кавказ, великий князь Николай Николаевич сделал попытку лично возглавить Кавказскую армию, но после со-ответствующих разъяснений из обновленной Ставки, был вынужден удовлетвориться номинальным главнокомандованием и руково-дством тылом армии и администрацией кавказского края. Для гене-рала Юденича стало разве что больше разнообразных советников, так как вместе с великим князем Николаем Николаевичем на Кавказ прибыла многочисленная свита. Например, все тот же ген Ф. Ф. Па-лицын, который в 1915 году состоял «в распоряжении» главноко-мандующего армиями Северо-Западного фронта ген. М. В. Алексее-ва, а теперь в том же положении оказался на Кавказе. Также, при от-ставке с поста Верховного Главнокомандующего, великий князь Ни-колай Николаевич пожелал взять с собой полюбившегося ему ген. Н. Н. Янушкевича. Генерал Янушкевич был назначен помощником На-местника по военной части, а в сентябре 1916 года – еще и главным начальником снабжений Кавказской армии. Как говорили в Кавказ-ской армии, теперь во главе войск стояли три Николая Николаевича – великий князь, Янушкевич и Юденич. В действия Кавказской армии, твердо руководимой ген. Н. Н. Юденичем, великий князь Николай Николаевич практически не вмешивался, занимаясь делами края. Тем более, что в боях 1915 года войска были несколько растрепаны и требовалось пополнить их, обучить и вновь перенести действия на территорию противника. В частности, великий князь Николай Николаевич возглавил Георгиев-скую Думу Кавказской армии. Первым вмешательством нового На-местника в операции Кавказской армии явилось формирование от-ряда ген. Н. Н. Баратова, предназначенного для действий в Персии, чего от русской Ставки потребовали англичане. Однако, ген. Н. Н. Юденич удержал планирование и проведение Хамаданской наступа-тельной операции в Иране (17 октября – 3 декабря 1915 года) под своим контролем, и великому князю пришлось ограничиться дипло-матическими усилиями да организацией снабжения корпуса генера-ла Баратова. Хотя юридически, действительно, корпус ген. Н. Н. Ба-ратова подчинялся непосредственно Наместнику на Кавказе велико-му князю Николаю Николаевичу. Более тяжелые последствия вмешательства Наместника в руково-дство Кавказской армией могла иметь Эрзерумская наступательная операция 28 декабря 1915 – 3 февраля 1916гг. Дело в том, что к вес-не 1916 года турецкая группировка на Кавказе должна была полу-

311

чить сильное подкрепление: вследствие эвакуации англо-французских войск с полуострова Галлиполи, 2-я турецкая армия перебрасывалась на Кавказ. Ввиду господства на море русского Черноморского флота, турецкие войска двигались пешим порядком, почему и могли успеть лишь к весне. Дабы не оказаться перед лицом превосходных сил, ген. Н. Н. Юденич принял решение ударить пер-вым и разгромить 3-ю турецкую армию, заодно взяв последнюю мощную турецкую крепость – Эрзерум. На конец 1915 года численность русской Кавказской армии со-ставляла до ста восьмидесяти тысяч штыков и сабель против ста де-сяти тысяч у турок, укрывшихся в эрзерумском укрепленном районе. Однако, разработанный штабом Юденича план операции против Эр-зерума вызвал резкое неприятие великого князя и его помощников – Н. Н. Янушкевича (Начальник Генерального штаба в марте-июле 1914 года, затем, до середины августа 1915 года – Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего) и Ф. Ф. Палицына (начальник Генерального штаба в 1905-1908гг.). Генерал Палицын на втором этапе Эрзерумской наступательной операции даже приезжал в вой-ска, чтобы в личной беседе отговорить генерала Юденича от про-должения наступления – уже в виде непосредственного штурма кре-пости Эрзерум. Тем не менее, ген. Н. Н. Юденич настоял на своем, и 28 декабря 1915 года части доблестной Кавказской армии бросились вперед. В крепостном предполье были разгромлены турецкие части прикры-тия. Уже 7 января 1916 года части 1-го Кавказского корпуса ген. П. П. Калитина вышли к поясу фортов крепости Эрзерум. Следующим логическим шагом должен был стать штурм крепости, так как ту-рецкие войска были деморализованы и морально надломлены. В этот момент великий князь Николай Николаевич, не веривший в ус-пех штурма, приказал генералу Юденичу приступить к отводу войск в район Карса, удовлетворившись частной победой перед крепо-стью. Таким образом, в штабе Наместника успех сражения перед Эрзерумом признавался достаточным. Однако, противник потерял лишь четверть исходной группировки, и после прибытия 2-й армии из-под Стамбула турки все равно полу-чали бы перевес в силах. В этой обстановке, когда нельзя было те-рять ни секунды, чтобы турки не успели оправиться от поражения и укрепить крепость еще более, генерал Юденич заявил, что берет на себя всю ответственность. Дабы не выслушивать напрасно, не же-лавших рисковать тифлисских начальников, ген. Н. Н. Юденич лич-но переговорил с великим князем Николаем Николаевичем по теле-фону. Наместник на Кавказе уступил, но снял с себя всю ответст-венность, что лишний раз говорит о гражданской трусости великого

312

князя Николая Николаевича, усугубленной Великим Отступлением 1915 года. Корень вопроса заключался в том, что для продолжения борьбы требовалось взять из крепости Карс стратегические запасы боепри-пасов, так как все наличные патроны и снаряды были уже израсхо-дованы. В Тифлисе же считали, что кризис вооружения, постигший русские Вооруженные Силы в 1915 году и ставший одной из глав-ных причин поражений на австро-германском фронте, еще не окон-чился. Следовательно, нужно перейти к обороне, дабы не тратить напрасно боеприпасы. Один из сотрудников генерала Юденича, Б. Штейфон пишет о приказе великого князя Николая Николаевича по-сле успеха перед Эрзерумом не штурмовать самой крепости, сле-дующим образом: «Надо признать, что Августейший Главнокоман-дующий имел для этого основания. Русская армия только что закон-чила на Западном фронте свой “великий отход”. Галлиполийская операция англо-французов потерпела полную неудачу. Всюду – и в России, и у союзников – царило приниженное настроение. Снаряд-ный голод был далеко не изжит. Лишь недавние успехи Кавказской армии оживляли общий фон мрачности. В таких условиях великий князь считал абсолютно невозможным рисковать в случае штурма Эрзерума»414. Как бы то ни было, но без штурма крепости Эрзерум предыдущие бои теряли свой смысл. Тем более, что победоносные войска, штаб Кавказской армии и, наконец, сам командующий ген. Н. Н. Юденич, были уверены в своих силах и желании победить. Вырвав уступку у великого князя Николая Николаевича, генерал Юденич продолжил Эрзерумскую операцию. В ходе боев с 8 по 30 января русские по-следовательно заняли все укрепления противника, непосредственно примыкавшие к крепости, и изготовились к штурму. В ночь на 30 января русская Кавказская армия бросилась на штурм крепости Эр-зерум. Вечером 3 февраля 39-я пехотная дивизия ген. Ф. Т. Рябинкина вошла в Эрзерум. Преследование бегущего неприятеля, организо-ванное с целью окружения и дальнейшего полного уничтожения ос-татков 3-й турецкой армии, продолжалось еще шесть дней. Всего 3-я турецкая армия в Эрзерумской операции потеряла более шестидеся-ти тысяч человек (шестьдесят процентов первоначального состава) и почти всю технику (до четырехсот пятидесяти орудий). Русские по-теряли около семнадцати тысяч человек убитыми, ранеными и об-мороженными, в том числе – около двух тысяч трехсот человек со-ставили безвозвратные потери. Поражение под Эрзерумом не только

414 Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции, М., 1999, с.139

313

оставило турецкий Кавказский фронт без войск и техники, но и от-крыло русским дорогу вглубь Малой Азии, так как теперь последняя турецкая крепость оказалась в руках русских. За победу под Эрзерумом, ген. Н. Н. Юденич 15 февраля 1916 года был награжден орденом Св. Георгия 2-й степени, сравнявшись тем самым с Наместником на Кавказе и августейшим главнокомандую-щим. Великий князь Николай Николаевич умел признавать свою не-правоту. Лично явившись в Эрзерум после взятия крепости, он, сняв папаху, поклонился войскам Кавказской армии, а затем обнял гене-рала Юденича. С тех пор в действия Кавказской армии великий князь Николай Николаевич более не вмешивался. 1916-й год на Кавказе прошел под знаком новых побед русской Кавказской армии. Взятие последнего турецкого порта на Черном море (кроме самого Стамбула) – Трапезунда, разгром турок в в Эр-зинджанской и Огнотской операциях позволило русскому командо-ванию на Кавказе получить громадный перевес сил. Перед русской Кавказской армией уже вплоть до Стамбула не оставалось ни силь-ных крепостей, ни надлежащим образом укрепленных позиций. Черное море полностью контролировалось русским Черноморским флотом вице-адмирала А. В. Колчака. На кампанию 1917 года планировалось вторжение в Малую Азию и совместный с Черноморским флотом и десантными корпусами удар по Константинополю. Таких успехов на австро-германском фронте не было. Блестящая победа Брусиловского прорыва была ни-велирована «ковельской мясорубкой», неудачей под Барановичами, а под конец года и разгромом Румынии. Несмотря на понижение статуса после Верховного Главнокомандования, Наместник на Кав-казе мог в определенной степени торжествовать: номинально вве-ренным ему войскам неизменно сопутствовал успех. Однако, планы русской стороны были блокированы тяжелой зимой 1917 года. В это время в турецкой армии свирепствовал тиф. Рус-ские же, удержавшись от эпидемии, вследствие растянутости своих коммуникаций, голодали. Нехватка хлеба для Действующей армии (не столько в смысле его наличия, так как хлеба было достаточно, сколько в отношении его доставки, ибо развал транспорта и суровая зима достигли значительного крена) приняла столь широкие разме-ры, что военные власти осмелились на самовольство. Например, ко-мандующие военными округами приказывали заготавливать фураж «собственным попечением войск»; армии и корпуса посылали в ты-ловые губернии своих представителей для закупки продовольствия; главнокомандующие фронтами применяли практику реквизиций на территории войсковых районов. Что же касается непосредственно Кавказской армии, то Наместник на Кавказе великий князь Николай

314

Николаевич, в нарушение плана, выработанного Мукомольным Бю-ро Особого Совещания по обороне государства, вообще запретил вывоз продовольствия с Кавказа415. Местничество взяло верх над здравым смыслом. Нарастание общего недовольства правящим режимом, наряду с ус-талостью страны от затянувшейся войны, в конце 1916 года позво-лили либерально-буржуазной оппозиции перейти в наступление против императора Николая II и его правительства. Прекрасно по-нимая, что Вооруженные Силы являются последним козырем в ру-ках царя – Верховного Главнокомандующего, побить который прак-тически невозможно, оппозиционные деятели Государственной Ду-мы прибегли к тактике заговора. Чтобы обеспечить успех готовяще-муся перевороту, либералы втягивали в заговор военных, в том чис-ле и высших генералов. При этом наивным в политическом отношении генералам внуша-лось, что дело ограничится лишь отстранением от государственного руля императрицы Александры Федоровны или, максимум, установ-лением регентства брата царя великого князя Михаила Александро-вича при малолетнем императоре Алексее Николаевиче. О реальных планах перехвата власти в пользу крупной олигархии генералитету, естественно, не сообщалось. Так, в той или иной степени из наибо-лее высокопоставленных военачальников в планы переворота были посвящены Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев, главнокомандующий армиями Северного фрон-та ген. Н. В. Рузский и главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта ген. А. А. Брусилов. Не было забыто и о Наместнике на Кавказе. Его популярность в Действующей армии вполне могла сыграть на руку заговорщикам, чтобы свести вероятность подавления мятежа к минимуму. Этому способствовало и настроение в войсках, где великого князя Николая Николаевича явно предпочитали императору Николаю II в должно-сти Верховного Главнокомандующего. Пример – Записка офицера-фронтовика в конце 1916 года о настроении войск Северного и За-падного фронтов: «…все ожесточены против немцев, хотя нарастает желание скорее окончить войну, чему способствовали наши неудачи и сидение в окопах без активных действий… толкуют о бесполезно-сти воевать, пока немцы сильны в самой России… всякую неудачу приписывают измене и предательству… Возможность того, что вой-ска будут на стороне переворота и свержения династии допустима, так как, любя Царя, они все же слишком недовольны всем управле-нием страны. Великий князь Николай Николаевич пользуется боль-

415 ГАРФ, ф.579, оп.1, д.2229, лл.1-3

315

шой популярностью и любовью среди солдат… если бы он был Ца-рем, немцы не были бы сильны в России»416. Как видим, старые ле-генды продолжали действовать. Да и лидерство великого князя в шпиономании не было забыто. Впоследствии часть современников обвиняла великого князя Ни-колая Николаевича в бонапартистских замашках, считая, что он же-лал занять трон Российской империи. Другая часть столь же рьяно отстаивала мнение, что Верховный Главнокомандующий никогда не подумал бы об этом. Но дело не в том, что великий князь Николай Николаевич хотел или не хотел стать императором. Дело в том, что именно в таком качестве воспринимали его всяческие и разнообраз-ные силы, которые вели процесс к падению российской монархии вообще или, как минимум, к свержению императора Николая II. На-пример, в своем письме еще от 6 ноября 1914 года рейхсканцлер Т. фон Бетман-Гольвег пишет заместителю статс-секретаря МИДа Г. Циммерману: «Гуго Стиннес, заявляющий, что он имеет хорошие связи с Россией, рассказал мне позавчера, что великий князь Нико-лай Николаевич хочет стать царем. Если он увидит, что путем пожи-нания военных лавров ему трона не получить, его можно будет деньгами сделать сторонником заключения мира»417. Известно, что великий князь Николай Николаевич превосходно знал о заговоре и планах либералов, которые в конце 1916 года предлагали ему сменить племянника на троне в результате произ-водства дворцового переворота. Речь идет об известной миссии тиф-лисского городского головы А. И. Хатисова, масона и яростного оп-позиционера, действовавшего по указанию главы Земгора князя Г. Е. Львова, вскоре возглавившего первое Временное правительство. Ве-ликий князь, после некоторых колебаний, отказался, но в конце фев-раля 1917 года ничего не сделал для того, чтобы спасти императора Николая II как самодержца, предпочитая присоединиться к мнению высшего генералитета о необходимости отречения. Само собой ра-зумеется, что великий князь Николай Николаевич не сообщил импе-ратору о заговоре и планах заговорщиков, хотя размышлял над по-ступившим предложением три дня. Бесспорно, все основные события происходили в Европейской России. До Кавказа докатывались только отклики тех процессов, что бурлили в феврале месяце в Петрограде, Пскове и Могилеве. Узнав о грозных событиях в Петрограде, император Николай II 27 февраля выехал из Ставки в столицу. Не сумев пробиться в восставший го-род, вечером 1 марта царский поезд прибыл в ставку Северного

416 ГАРФ, ф.579, оп.3, д.322, лл.6об.-7об. 417 цит. по: Прусско-германский генеральный штаб 1640-1965. К его политической роли в истории, М., 1966, с.464

316

фронта – в Псков, откуда император намеревался руководить подав-лением мятежа. Царь, имея сведения о готовившемся перевороте, рассчитывал на Вооруженные Силы, но не учел, что высший генера-литет во главе с его ближайшим помощником ген. М. В. Алексеевым и наиболее авторитетным в военных кругах близким родственником великим князем Николаем Николаевичем поддержит революционе-ров. Пока в Пскове главкосев ген. Н. В. Рузский убеждал императора в принятии условий уже самочинно образовавшегося Временного правительства – от ответственного министерства до отречения, в Могилеве Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев блокировал любую возможность какого-либо из фронтов поддержать Николая II. В 10.15 утра 2 марта генерал М. В. Алексеев направил телеграммы на имя главнокомандующих фрон-тами, где не просто изложил требования М. В. Родзянко об отрече-нии, но и указал свою собственную точку зрения о необходимости отречения царя и отстранения армии от событий революции в сто-лице, предлагая оставить дело на «решения сверху». На этих теле-граммах главкомам настоял сам царь, пытаясь получить поддержку хоть где-либо, раз в ней фактически отказывал Северный фронт в лице генерала Рузского. Главкоюз ген. А. А. Брусилов твердо под-держивал Алексеева и Рузского. Однако, колебания главкозапа А. Е. Эверта и помглавкорума В. В. Сахарова были разрушены самим ха-рактером алексеевской телеграммы, отчетливо показавшей, на чьей стороне Наштаверх и Северный фронт. С утра 2 марта ген. Н. В. Рузский стал убеждать императора в не-медленном отречении, что свидетельствует о синхронности дейст-вий штабов Ставки и Северного фронта. Ведь ночью, генерал Руз-ский более двух часов разговаривал по телефону с председателем Государственной Думы М. В. Родзянко, получая, очевидно, послед-ние необходимые инструкции. Царь колебался, все еще на что-то надеясь, но решающим доводом стали ответы главнокомандующих, полученные в Пскове к двум часам дня. Все запрошенные генералом Алексеевым лица – генералы А. Е. Эверт, А. А. Брусилов, В. В. Са-харов, адмирал А. Н. Непенин, великий князь Николай Николаевич, сами М. В. Алексеев и Н. В. Рузский высказались за необходимость отречения императора от престола. Причем доминирующим моти-вом в этом решении служило стремление обеспечить возможность доведения России до победного конца в войне. Если Алексеев и Рузский состояли в заговоре, Брусилов был оби-жен на императора за недооценку тем Брусиловского прорыва, а Эверт и Сахаров проявили конформизм, то чем руководствовался великий князь Николай Николаевич, не вполне ясно. Неужели не-

317

приязнь его семьи к семье императора могли зайти так далеко? Или это была обида за отстранение с поста Верховного Главнокоман-дующего в августе 1915 года? В своем сообщении великий князь Николай Николаевич «коленопреклоненно» просил царя уступить и отречься от престола, чтобы спасти страну и монархию: «Я, как вер-ноподданный, считаю, по долгу присяги и по духу присяги, необхо-димым коленопреклоненно молить ваше императорское величество спасти Россию и вашего наследника, зная чувство святой любви ва-шей к России и к нему. Осенив себя крестным знаменьем, передайте ему – ваше наследие. Другого выхода нет. Как никогда в жизни, с особо горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить вас». Интересно, что телеграмма Наместника на Кавказе великого князя Николая Николаевича о необходимости отречения в преамбуле име-ет и такие строки: «Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне соз-давшуюся небывало роковую (здесь и далее выделено, – Авт.) обста-новку и просит меня поддержать его мнение, – что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России, и спасения династии вызывает принятие сверхмер». Это говорит о том, что на Кавказе ситуация была воспринята так, как ее предста-вила Ставка. А если помнить, что великий князь Николай Николае-вич был готов к событиям (миссия Хатисова), то становится ясно, что ответ Наместника был продуман заранее. Таким образом, император Николай II отрекся от престола в си-туации, когда Вооруженные Силы, в лице всех без исключения ру-ководителей Действующей армии, отказали своему Верховному Главнокомандующему и сюзерену в поддержке. Известно, что царь особенно рассчитывал на своего дядю, и его сломала именно теле-грамма от великого князя Николая Николаевича. «Коленопрекло-ненность» Наместника на Кавказе никого не могла обмануть. В ус-ловиях отсутствия выбора решение императора могло быть только одним, раз против него стояли и восставшая столица и нарушивший присягу генералитет. Последним распоряжением царя, который еще верил в искрен-ность заверений оппозиционеров о сохранении монархии, стало на-значение на пост Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. Начальником штаба – ген. М. В. Алексеева. Свидетельства восприятия отречения солдатами не сильно разнятся друг от друга. Отречение императора Николая II было ожидаемо и подготовлено оппозиционной печатью, хотя само падение монархии воспринято с некоторым удивлением. Известие было встречено в Действующей армии с «недоумением», «спокойствием», «отчасти с удивлением», «ошеломлением», «ликованием в технических коман-дах, санитаров, писарей и т. п.». Часть солдат была возмущена от-

318

странением фронтовиков от решения проблемы такой важности; многие, особенно старики и кадровики, сожалели о царе. Но это что касается собственно императора Николая II. Назначе-ние же Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича было встречено с единодушным ликованием. Теле-грамма с Западного фронта в Ставку 6 марта 1917 года гласила: «На-значение Его Высочества Главковерхом встречено с радостью, с ве-рою в победу и прекращение немецкого засилья… нижние чины приняли манифест [об отречении] спокойно… отчасти с удивлени-ем, во многих [частях] заметно жалеют Государя Николая II… на-значение великого князя Главковерхом встречено восторженно». Вскоре начальник штаба Западного фронта генерал Квецинский до-носил Начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего 6 марта 1917 года: «Все верят в то, что Его Высочество даст сильную твер-дую власть в армии, а с нею порядок и победу… Многими нижними чинами новый порядок приветствуется в уверенности, что он будет связан с полным удовлетворением оставшихся семей пайком и уст-ранением продовольственной разрухи418. Таким образом, для великого князя Николая Николаевича отрече-ние его племянника и неминуемое крушение монархии стало оче-редным триумфом. Выехав в Могилев, новый-старый Верховный Главнокомандующий видел везде восторженный прием от военно-служащих различного ранга и положения. Такой поворот не мог ос-таться незамеченным Временным правительством, никак не ожи-давшим, что, помимо образовавшегося и уже начавшего разваливать империю Совета рабочих и солдатских депутатов, появляется еще один центр силы. Вся Действующая армия без исключения – и мо-нархисты, и республиканцы, и колеблющееся «болото», приветство-вала великого князя Николая Николаевича как своего бесспорного и авторитетного вождя. Этого Временное правительство не ожидало, а потому поспешило убрать новоявленного Верховного Главнокоман-дующего со сцены, закрепляя победу олигархии у руля опрокиды-вающейся в пропасть страны. Великий князь Николай Николаевич даже не доехал до Ставки, ко-гда его поспешили заменить (письмо главы Временного правитель-ства о замене великий князь получил уже в Ставке), опасаясь рес-таврации. Этот факт лишний раз говорит об истинных намерениях так называемых «монархистов» среди членов Государственной Ду-мы, подготовивших и совершивших государственный переворот. Дело заключалось отнюдь не в тех или иных политических воззре-ниях, а исключительно в жажде власти. Ведь понятно, что рано или

418 РГВИА, ф.2003, оп.1, д.1755, лл.12, 14-16

319

поздно великий князь Николай Николаевич должен был бы высту-пить против того бедлама, в который бросали Россию «временщи-ки». Само собой, разумеется, что главной ссылкой на необходимость отстранения великого князя Николая Николаевича от должности Верховного Главнокомандующего послужило «народное мнение», при полном игнорировании настроений солдатских масс фронта. В частности, в письме князя Г. Е. Львова, возглавившего Временное правительство, говорилось: «Создавшееся положение делает неиз-бежным оставление Вами этого поста. Народное мнение решительно и настойчиво высказывается против занятия членами Дома Романо-вых каких-либо государственных должностей. Временное прави-тельство не считает себя вправе оставаться безучастным к голосу народа, пренебрежение которым могло бы привести к самым серьез-ным осложнениям. Временное правительство убеждено, что Вы, во имя блага родины, пойдете навстречу требованиям положения и сложите с себя еще до приезда Вашего в Ставку звание Верховного Главнокомандующего». А ведь, как говорилось выше, всего два ме-сяца назад, князь Львов через своего посланника А. И. Хатисова предлагал великому князю Николаю Николаевичу не более, не ме-нее, как трон Российской империи. 11 марта, сдав Верховное Главнокомандование ген. М. В. Алексее-ву, великий князь Николай Николаевич уехал из Ставки. На своей шкуре он, спустя всего неделю после отречения императора Николая II, испытал благодарность дорвавшейся до власти олигархии и «высшую справедливость» за предательство своего сюзерена. После своей отставки великий князь Николай Николаевич проживал в име-ниях императорской фамилии в Крыму. После большевистского пе-реворота октября 1917 года он был арестован, но в апреле 1918 года – освобожден оккупировавшими значительную часть бывшей Рос-сийской империи согласно Брест-Литовскому мирному договору германскими войсками. Это позволило великому князю Николаю Николаевичу избежать судьбы, постигшей большинство членов До-ма Романовых, в том числе и всей императорской семьи – физиче-ского истребления в ходе «красного террора». Интересно, какие чув-ства испытал бывший Верховный Главнокомандующий, когда враги, которых он ненавидел, спасли его от уничтожения со стороны со-отечественников? Первоначально великий князь Николай Николаевич фигурировал в качестве претендента на русский престол в планах некоторых анти-большевистских сил монархического уклона. Однако резко антимо-нархическая позиция белогвардейского руководства Вооруженных Сил Юга России, прикрывавшаяся маской так называемого «непред-

320

решенчества», опрокидывало все эти планы. Да и сам великий князь, потрясенный событиями и гибелью массы родственников, не был готов к продолжению политической борьбы. В 1919 году на борту английского крейсера «Мальборо» великий князь Николай Николаевич навсегда покинул Россию, став, подобно миллионам своих соотечественников, эмигрантом. Первоначально он проживал в Италии, а с 1922 года – во Франции, которой было за что благодарить бывшего русского Верховного Главнокомандующе-го. В среде белой эмиграции великий князь Николай Николаевич считался одним из претендентов на российский престол, что лишний раз подтверждает то обстоятельство, что мнение самого великого князя мало что решало – бонапартистски настроенные военные кру-ги видели его императором и в 1915 году. При этом, что характерно, большая часть военных отказывала в праве на престол великому князю Кириллу Владимировичу, который являлся законным претендентом на русский трон после гибели Ни-колая II, цесаревича Алексея и великого князя Михаила Александ-ровича, согласно порядку указа о престолонаследии императора Павла I. Но если роль великого князя Кирилла Владимировича в со-бытиях Февраля была просто некрасивой (присяга Временному пра-вительству во главе своего Гвардейского экипажа, с красным бантом на шинели), то роль великого князя Николая Николаевича – одной из ключевых, ибо только на него до последней минуты надеялся за-гнанный в угол высшими генералами император Николай II. Вели-кий князь Николай Николаевич в эмиграции являлся номинальным руководителем всех русских заграничных организаций. Особенно – после смерти в 1926 году ген. П. Н. Врангеля. Однако, активного участия в политической деятельности великий князь Николай Нико-лаевич не принимал, стараясь устраниться от жизни эмиграции. Великий князь Николай Николаевич явился первым в истории Рос-сии Верховным Главнокомандующим. Его смена царем в августе 1915 года преподносится как один из ключевых моментов в участии Российской империи в Первой мировой войне, после чего Россия якобы стала скатываться к поражению. Многочисленными истори-ками, за редкими исключениями, отмечается нежелательность на-значения императора Николая II Верховным Главнокомандующим. При этом первоочередной причиной выдвигается тезис об отсутст-вии соответствующей военной компетенции царя-«полковника». Следовательно, предполагается, что в военном отношении генерал от кавалерии великий князь Николай Николаевич стоял несоизме-римо выше Николая II. Напомним, в связи с этим утверждением, не-сколько характерных моментов полководчества великого князя:

321

1.образование третьего операционного направления (на Берлин) в самом дебюте военных действий. Очевидно, что в случае отказа Ставки пойти на поводу у союзников, резервы не перебрасывались бы в район Варшавы, ослабляя оба русских фронта, наступавших в Галиции и Восточной Пруссии. Однако великий князь Николай Ни-колаевич был восторженным апологетом русско-французского сою-за, и потому, напротив, с радостью воспринял политическое давле-ние со стороны французов. В итоге, 2-я армия потеряла один армей-ский корпус (передан в 1-ю армию, откуда один корпус убыл под Варшаву), при наличии которого, возможно, сражение в Восточной Пруссии было бы выиграно русскими. Помимо того, русские 4-я и 5-я армии Юго-Западного фронта потерпели поражение в начале Га-лицийской битвы, и лишь ошибки австро-венгерского командова-ния, да нехватка у него сил, не позволили австрийскому главкому ген. Ф. Конраду фон Гётцендорфу превратить это поражение в раз-гром. Впоследствии, образование 9-й армии из варшавской группи-ровки позволило вырвать победу из рук австрийцев, что ставится ве-ликому князю в заслугу. Однако наверняка, будь эти корпуса на сво-их местах, русские фронты вообще не потерпели бы поражений. 2.невзирая на свой несомненный авторитет в армии, великий князь Николай Николаевич не мог отстранять от должности даже коман-дармов, что являлось прерогативой императора. Напротив, ген. Н. В. Рузский после Львова не только не был снят со своего поста коман-дующего 3-й армией, но получил сразу два Георгиевских креста за один «подвиг», который был раздут до общенациональных масшта-бов. Этой профанацией Ставка пыталась прикрыть собственную бездарность в руководстве Действующей армией. 3.в период проведения Варшавско-Ивангородской и Лодзинской операций Ставка самоустранилась от руководства войсками, передав его в руки командующих фронтами, причем в первой из этих опера-ций общее руководство осуществлялось фронтами по очереди. Предпринимая вместо жестких указаний метод постоянных совеща-ний с командующими фронтами, великий князь Николай Николае-вич скорее даже мешал организации подготовки и проведения опе-рации, раз уж он не пожелал непосредственно руководить ими. 4.самоубийственное наступление в Карпатах зимой 1914\15г., пред-принятое под давлением штаба Юго-Западного фронта, уничтожило последние остатки боеприпасов и человеческих резервов накануне решительного наступления противника на Восточном фронте. Вели-кий князь Николай Николаевич знал о назревшем кризисе вооруже-ния, однако продолжил бессмысленно-преступное уничтожение ос-татков мирного времени.

322

5.принцип Ставки «ни шагу назад» весной-летом 1915 года стал главной причиной уничтожения последних кадров русской армии. 6.не умея руководить войсками, великий князь Николай Николаевич не имел и благородства: на военного министра были не только сва-лены все грехи Ставки (как будто бы у Сухомлинова и так было ма-ло грехов), но и вымышлены несуществующие. Именно Ставкой бы-ла развязана беспрецедентная кампания шпиономании, которая ста-ла одной из главных причин краха русской монархии в феврале 1917 года. 7.в наиболее тяжелые дни отступления 1915 года, великий князь Ни-колай Николаевич впал в панику, что еще больше дезорганизовыва-ло управление армиями. Именно после этого для императора Нико-лая II стало очевидно, что его дядя не годится для поста Верховного Главнокомандующего. 8.в феврале 1917 года, наряду с прочими высшими военными на-чальниками, великий князь Николай Николаевич в телеграмме на имя императора высказал свое положительное мнение по поводу от-речения Николая II от престола. Тем самым в кризисные дни быв-ший Главковерх отвернулся от своего венценосца, сюзерена, родст-венника и Верховного Главнокомандующего. 5 января 1929 года по новому стилю великий князь Николай Нико-лаевич скончался в городке Антиб и был похоронен в русской церк-ви города Канны. Его эпопея закончилась. Никаких воспоминаний или иных мемуаров после себя великий князь Николай Николаевич не оставил.

323

Заключение. Как показано в работе, русская конница периода Первой мировой войны не оправдала «кредита доверия». В конечном итоге, невзирая на своеобразие Восточного фронта, Ставка была вынуждена перейти к сокращению кавалерии, по образцу союзников и противников. Од-нако, как представляется, этот процесс не был неизбежен. О том, что кавалерия «отжила свое» любили говорить те, кто не умел организо-вать взаимодействие конницы с прочими родами войск, и не мог правильно и компетентно распорядиться действиями мобильных сил. Бесспорно, опыт Первой мировой войны показал, что век кава-лерии стремительно уходит в прошлое: настала эра машин, то есть механизированных соединений из броневиков и танков, подкреп-ляемых мотопехотой. Скорострельное оружие и дальнобойная ар-тиллерия выявила всю уязвимость кавалерии в современной войне. Но это все было ясно уже и после русско-японской войны 1904-1905гг. Следовало совершенствовать тактику действий конницы, чтобы надлежащим образом использовать ее в общевойсковых опе-рациях. Из основного рода войск конница превратилась во вспомогатель-ный, но значит ли это, что ее надо было упразднить вовсе? Ведь если забегать вперед колесницы, то можно вместе с водой выплеснуть и ребенка. Упадок конницы наметился еще в эпоху наполеоновских войн, когда и сам Наполеон решал исход генеральных сражений концентрированным огнем артиллерии. К. фон Клаузевиц в своем великом труде пишет: «…без артиллерии труднее обойтись, чем без кавалерии, ибо она представляет главное начало истребления, и дей-ствия ее в бою более тесно слиты с действиями пехоты… так как в деле истребления артиллерия представляет наиболее сильный род войск, а кавалерия – наиболее слабый, то в общем вопрос надо ста-вить так: до какого предела можно усиливать артиллерию без особо-го ущерба и каким минимальным количеством кавалерии можно обойтись?». В любом случае, возможности каждого рода войск должны были быть использованы по максимуму. Особенно, если речь идет о высокоманевренных войсках, столь необходимых, в пер-вую голову, в наступлении (нельзя забывать, что Клаузевиц в своем незаконченном труде показал, что оборона является сильнейшим видом боя, по сравнению с наступлением, не успев опровергнуть са-моё себя).

325

В годы Первой мировой войны конница еще могла сыграть свою роль, особенно на Восточном фронте, отличавшемся чрезвычайной протяженностью, что естественно влекло за собою большую разре-женность боевых порядков в стратегическом масштабе, нежели на Западе. Только кавалерия могла помочь пехоте преодолеть сложив-шийся «кризис позиционности» в силу своей специфики. Однако как раз этому русская кавалерия до войны не обучалась вовсе, действуя как будто бы по канонам девятнадцатого столетия. Прежде всего – ударом в сомкнутом конном строю – «шоком». То есть – саблей на пулеметы и окопавшуюся пехоту. Вот это уже совсем другая исто-рия, за которую следовало бы «благодарить» как военное ведомство и Генеральный штаб вообще, так и кавалерийских начальников во главе с их шефом великим князем Николаем Николаевичем, в част-ности. Точно так же, кавалерийские начальники в своем подавляющем большинстве не пожелали учиться опыту войны, и сокращение кава-лерии зимой 1917 года стало закономерным итогом. Прежде всего, сказалось неумение действовать большими конными массами. А. К. Кельчевский выделяет следующие основные моменты в ходе войны, когда русские должны были активно использовать свою сильную кавалерию для достижения решительных результатов: 1. действия стратегической конницы 1-й армии во время Восточно-Прусской наступательной операции августа 1914 года; 2. преследование австро-германцев после отхода их от Варшавы в ходе Варшавско-Ивангородской наступательной операции октября 1914 года; 3. отсутствие действий кавалерии для срыва неприятельского сосре-доточения посредством железнодорожных перебросок перед нача-лом Лодзинской оборонительной операции ноября 1914 года; 4. неумение ввести в прорыв конницу после успешного преодоления пехотой 9-й армии австрийских укрепленных рубежей под Гайво-ронкой во время контрудара на реке Стрыпа в сентябре 1915 года; 5. ненадлежащее использование конных масс в период Луцкого про-рыва мая-июня 1916 года419. В период Гражданской войны 1918-1921гг. в России кавалерия пе-реживала свое «второе рождение». Немногочисленные армии на уз-ких фронтах, в разоренной стране, прикованные к железным доро-гам активно использовали конницу, воспользовавшись к тому же столь гениальным, хотя и запоздавшим в историческом измерении, изобретением как тачанка. Неудивительно поэтому, что на востоке

419 см. Военный Сборник Общества ревнителей военных знаний, Белград, 1922, кн.2, с.215-217

326

Европы еще долгое время делали ставку на кавалерию как на тот род войск, что будет активно использоваться в будущих войнах в каче-стве незаменимого подспорья пехоте и бронетанковым соединениям. Осмысливая опыт прошедших войн, в Советском Союзе еще долгое время полагали, что конница еще «покажет себя». Основные требо-вания к кавалерии по опыту войн: «1.Как общее правило, конница не будет иметь возможности вести конные атаки крупными соединениями. В большинстве случаев бои в конном строю будут вести эскадрон, дивизион и редко полк. Одна-ко в условиях восточно-европейского и колониального театров все же возможны и конные атаки более крупных соединений. 2.Боевая работа спешенной кавалерии должна быть построена со-вершенно так же, как и в пехоте, особенно в позиционной войне. 3.Имея назначение подвижного огневого резерва, организация кон-ницы требует большого насыщения огнестрельным оружием и тех-никой. При переходе из конного строя в пеший, каждое конное под-разделение должно дать определенную пешую тактическую едини-цу, необходимую для боя. 4.Конница, обладающая свойством подвижного огневого резерва и могущая вести бой как в конном строю небольшими частями, так и комбинированный – крупными соединениями, не может быть заме-нена ездящей пехотой. Вот те основные требования, кои предъявля-ются всеми западноевропейскими государствами к коннице, и поло-жены в основу организации»420. Потребовалось бурное развитие техники (появление танков), что-бы кавалерия окончательно превратилась во вспомогательный род оружия, а затем и ушла в прошлое. Конница в начале двадцатого столетия уступила свое место более защищенным и мощным в огневом отношении мобильным войскам – движущейся артиллерии – танкам. Всплеск роли кавалерии в Гра-жданской войне – это локальный опыт, основанный на технической слабости обеих сторон, действовавших к тому же на обширных степных пространствах, в условиях малочисленности артиллерии и широкой применяемости пулеметов. Тачанка стала выдающимся изобретением Гражданской войны, но уже неприменимым в борьбе против современных европейских армий, оснащенных броневиками и танками. Сам конь все еще продолжал оставаться в рядах Вооруженных Сил, но уже не в качестве кавалерии как основного рода войск, а в обозах, охранных частях, подразделениях, применяемых в специфи-ческих условиях (например, советские конно-механизированные

420 Попов В. Конница иностранных армий, М.-Л., 1927

327

группы 1943-1944гг. на Украине, или казачьи части вермахта в Юго-славии). Чем более было развито в промышленном отношении, тем больше сухопутная армия наполнялась грузовиками в тылах и тан-ками в окопах. Скорострельное дальнобойное оружие не оставляло кавалеристу шанса выжить на поле боя. Тем более – выполнить свою боевую задачу. Требования русских военачальников, кавалеристов по принадлежности к роду оружия (например, ген. А. А. Брусилов) уже в период Первой мировой войны, как только стало ясно, что борьба ведется в позиционной форме, стали сокращать свои много-численную конницу. Сужение поставленных перед конниками бое-вых задач (разведка, преследование в тактическом отношении, при-менение в качестве ездящей пехоты) продолжалось всю Первую ми-ровую войну, в результате совершенно убрав конницу из боевых ря-дов на Западном фронте и резко сократив ее количество на фронте Восточном. Представляется, что не будь в России столь большого количества «природной конницы» – казаков – число конных дивизий к 1917 году было бы существенно меньшим. Для конницы Первая мировая война стала «лебединой песней». Затраты на этот род войск и героизм русских солдат и офицеров не смогли окупить результаты использования кавалерии на полях сра-жений со стороны командования. И если в период маневренной вой-ны конница с достоинством выполняла возложенные на нее задачи, то с переходом к позиционной борьбе, роль кавалерии стала стре-миться к малым величинам. Австро-германский фронт, как и Фран-цузский или Итальянский – стали правилом, утверждавшим, что на-ступает «век моторов». Кавказский фронт – победоносным исклю-чением для русского оружия. Тем больше интереса может вызывать Первая мировая война для нашего современника.

328

Избранная библиография. 1. Балк В. Развитие тактики в Мировую войну, Пг., 1923 2. Баторский М. Служба конницы, М., 1925 3. Брандт Г. Современная конница, М., 1936 4. Брусилов А. А. Мои воспоминания, М., 1983 5. Волков С. В. Русский офицерский корпус, М., 1993 6. Восточно-Прусская операция. Сборник документов империа-

листической войны, М., 1939 7. Гатовский В. Конница (Свойства и средства. Строи и поряд-

ки), М., 1925 8. Головин Н. Н. Военные усилия России в Мировой войне, М.,

2001 9. Данилов Ю. Н. Россия в Мировой войне 1914-1915гг., Берлин,

1924 10. Келлер Ф. А. Несколько кавалерийских вопросов, Спб., 1910,

вып.2; 1914, вып.3 11. Керсновский А. А. История русской армии, М., 1994 12. Корольков Г. Несбывшиеся Канны, М., 1926 13. Луцкий прорыв. Труды и материалы, М., 1924 14. Микулин В. Комбинированный бой конницы, М., 1928 15. Мировые войны XX века. Кн.1: Первая мировая война: Исто-

рический очерк, М., 2002 16. Мировые войны XX века. Кн.2: Первая мировая война: Доку-

менты и материалы, М., 2002 17. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года.

Сборник документов мировой войны, М., 1940 18. Ненахов Ю. Ю. Кавалерия на полях сражений XX века: 1900-

1920гг., Мн., 2004 19. Позек М. Германская конница в Литве и Курляндии в 1915 го-

ду, М.-Л., 1930 20. Постижение военного искусства. Идейное наследие А. Свечи-

на. Российский военный сборник, вып.15, М., 2000 21. Рогвольд В. Конница 1-й армии в Восточной Пруссии (август-

сентябрь 1914г.), М., 1926 22. Сливинский А. Конный бой 10-й кавалерийской дивизии гене-

рала графа Келлера 8/21 августа 1914 года у д.Ярославице, Сер-бия, 1921

23. Стратегический очерк войны 1914-1918г., М., 1923, чч.1-6

329

24. Суворов А. Н. Тактика в примерах, М., 1926 25. Сыромятников А. Прорыв. Его развитие и парирование, М.-Л.,

1928 26. Хочешь мира, победи мятежевойну! Творческое наследие Е. Э.

Месснера, М., 2005 27. Шапошников Б. М. Конница (кавалерийские очерки), М., 1923 28. Шапошников Б. М. Воспоминания. Военно-научные труды,

М., 1982

330

331

Оглавление. Введение. Глава 1. Предвоенная подготовка русской конницы. Глава 2. Личный состав кавалерии. Глава 3. Лошадь – роскошь или средство передвижения? Глава 4. Русская конница: тактика и огонь. Глава 5. Стратегическая кавалерия в Восточной Пруссии (1914). Глава 6. Конная армия в Свенцянском прорыве (1915). Глава 7. В Брусиловском прорыве (1916). Глава 8. Генерал-инспектор кавалерии Верховный Главнокоман-дующий великий князь Николай Николаевич. Заключение. Избранная библиография.