Баян Ширянов. Низший Пилотаж

--------------------------------------------------------------- © Copyright Баян Ширянов. Низший Пилотаж. Все права сохранены. Email: bayan@newmail.ru Date: May 1998---------------------------------------------------------------

Роман в новеллах о наркоманах, для них самих и всех прочих желающих.

Подержи зеркало.

Никаких хохмочек! Никаких выебонов! Правда. Голая блядь правда! Самвидел! И поэтому право имею ее резать! На глушняк... Да, я ширяюсь, шмыгаюсь, втираюсь, мажусь. Да, и зовут меня поэтомуШантор Червиц. А, может, и не поэтому, а из-за других причин, но причины этипо хую. Может и узнаешь когда, а пока въезжай в расклад и расстановку сил. Я объявил войну винту. Как и многие. Мы воюем с ним так же, какалкоголики со своей вонючей водярой, путем уничтожения посредствомсобственного организма. Ничего нового в этом нет, поэтому мы решилилегализовать наркотики. Но об этом тоже позже. Итого, на пять рыл мы имеем пятнадцать кубов. Я поставил кубы первыми,ибо они важнее всего. Без них ничего не случается, потому что случиться неможет принципиально. Второе это флет. Флет у нас однохатный, с сортиром,ванной, прихожей и винтоварней, которая в других флетах обзывается кухней.Но кухня -- это не винтоварня. На кухне варят хавчик, чтоб его потом жрать,поддерживая силы. В винтоварне, наоборот, варят, как многие уже догадалисьиз названия, винт, который жратвой не является, а действует ровно наоборот.Ты жрешь свой кусок булки с ковбасой, чтоб наполнить себя силой, котораяскладывается в жировые отложения, по которым можно производить раскопкитвоей истории. Ты хаваешь винта, чтобы извлечь из себя свою силу. Понятно? Ладно. Винта надо хавать. Чтобы его хавать нужны те, кто его хавает. Ихпятеро. Я. Чо, нескромно, ставить себя первым? А по хую!.. ВторойСемарь-Здрахарь. Яростный торчок. Третьим у нас будет Навотно Стоечко.Распиздяй, похуист и поебеньщик. Четвертым -- Роза Майонеззз, родная широваясеструха Зои Чумовоззз. До сих пор неизвестно, кто из них кого подсадил.Пятая, последняя, безымянная герла. Она приблудилась к нам во время поисковсалюта и села на хвоста так прочно, что пообещала выебать всех мужиков, чтоне понравилось Розе Майонеззз, но ее послали на хуй, вместе с еепиздожадностью. Да, чуть не забыл, хозяином флета числится Навотно Стоечко. На флетуимеется разъебанный диван без ножек, пара матрацев, ковер, на который всестравливают контроль, стол комнатный и стол кухонный, разные, несколько нето стульев, не то табуреток, мигрирующих в широких пределах, колдун, впросторечье холодильник, газовая плита. Все прочее не имеет значения и

смысла перечислять. Да, еще есть винт! Но об этом я сказал в самом начале. Итак, винт. Его надо ширнуть. И, желательно, в вену. А если не в вену,то под шкурой будет такой фуфляк!.. Короче, вмазаться хотят все. Но первым должен ублаготвориться НавотноСтоечко, как варщик, это основная причина, и как хозяин, на эту причину всемнасрать, поэтому она причиной здесь являться не будет. Без пизды можно сказать, что навотностоечковский организм проширяннасквозь. На моей памяти он двигался в руки, ноги, пальцы и хуй. Если онкогда-нибудь кинется, то, в натуре, в его винте крови не обнаружат, как ненайдут и самих веняков. Для активных боевых действий супротив винта без веняков не обойтись, аэти суки норовят или скипнуть, или затромбиться, или вообще, на хуй,исчезнуть. Не въезжают они в необходимость своего присутствия. Навотно Стоечко заряжает баян положняковыми двумя квадратами. Всятусовка кучкуется вокруг них. -- Ой, бля-я-я... -- Шипит Навотно Стоечко и угрожающе размахиваетмашиной. -- Уйдите на хуй, свет застите!.. -- Помочь? -- Интересуется Семарь-Здрахарь. Он единственный ктоостается рядом, остальные растусовались по углам и старательно косят, чтонавотностоечковская казнь их не ебет. -- В пизду! -- Верещит ширяющийся, -- Надо будет -- сам позову. Семарь-Здрахарь под визги хатовладельца съебывает на винтоварню, аНавотно Стоечко стягивает с себя рубаху. Телеса Навотно Стоечко достойны кисти Пабло Дали и Сальвадора Пикассо.Или наоборот? Но до пизды, значит так, хэнды. Правая. Она пятнистая,сине-желто-зеленого окраса от подшкурного контроля. Тонкие белые полоски наместах старых дорог, у локтя красная блямба заросшего колодца. Вся этакрасота в коричневую крапинку от недавних широк. Левой хэнде повезло меньше.На ней несколько вулканчиков, следы какой-то недоебаной инфекции. Отвулканчиков вся хэнда ярко красная и бугристая. Торс Навотно Стоечко не таккрасив, на нем всего несколько синяков, ребер и волосков. -- Блядский Бог... -- Бормочет Навотно Стоечко, ощупывая правой хэндойлевую. Зрители не дышат. -- Ебаный Христос... Левая рука так распухла, что веняков нет и не будет в ближайшиенесколько месяцев. Навотно Стоечко начинает исследование левой хэнды. Онпыхтит, скрежещет оставшимися зубами, пускает горькие слюни... И, ебеныть!чего-то находит!.. Его палец находится около кисти, он осторожно надавливаетна кожу и под ней что-то трепыхается. Не отпуская найденное место Навотно Стоечко берет баян, снаряженныйсамой тонкой стрункой. Дыхание Навотно Стоечко становится тяжелым, онвсаживает струну и в баян тут же идет контроль. -- Бля! Поймал!.. -- Яростно шепчет он не всю комнату и давит напоршень... -- БЛЯ!!! -- Орет Навотно Стоечко в следующую секунду и вырывает иглу. -- Как больно-а-а!!! -- Вопит он во всю глотку, размахивая машиной. Наместе вмазки растет кровяная капля. Навотно Стоечко слизывает ее и прижимаетдырку пальцем. -- Уй, бля-я-я... Пропорол... Блядский Бог, где Ты? Нету Тебя, бля!..Ну почему я не могу по-человечески ширнуться? Помоги мне, Господи! У, бля!.. На крики прибегает Семарь-Здрахарь с баяном, тоже полным контроля.Увидев его, Навотно Стоечко белеет от ярости: -- Вперед меня?!.. -- Да ты сколько будешь казниться... -- Оправдывается Семарь-Здрахарь,но раскаяния в его голосе не присутствует. -- Ну и хуй с тобой, паскуда! -- Отворачивается Навотно Стоечко иначинает поиски по новой. Теперь он обследует ноги. Самое приятное -- это наблюдать за попытками ширнуться того, комуширнуться некуда, того, кому есть куда ширнуться. Мне, например. Но этоскоро надоедает. Какого хуя я должен ждать три часа чтобы вмазаться, пока не втюхаетсякакой-то ублюдок? На кухне Семарь-Здрахарь уже моет свой баян.

-- А, сам Шантор Червиц, ширнуться зашел, или так? -- Ширнуться, -- Соглашаюсь я, -- Где пузырь? Пока я выбираю себе и щелочу, происходят два события: очереднойбогохульный вопль Навотно Стоечко и появление приблудной герлы. Онастановится у стены и сползает вниз. Ее короткая юбка задирается и нашемуобозрению предстают дырявые, но достаточно чистые трусы, которые и наполовину не скрывают жутко волосатую пизду их хозяйки. -- Я -- преступная мать... -- Горестно говорит безымянная герла, идобавляет, -- Ширните меня... Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки,но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших! Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до пизды-дверцы. Приходслабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда яоткрываю глаза, я застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в рукугерлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь издаетсдавленный возглас восторга. -- Как? -- Любопытствует Семарь-Здрахарь. -- Хорошо. -- Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать. Мы с Семарем-Здрахарем переглядываемся, плакать на приходе? Это что-тостранное. -- Точно хорошо? -- Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего неслышит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет. -- Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! -- Доносится из комнаты. -- Я -- преступная дочь... -- Говорит вдруг герла и внезапно стягиваетс себя юбку вместе с трусами. -- Ебите меня... Я -- преступница... Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка -- штука тонкая.Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну точку,дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет назад кубвинта. Но если эти заморочки по кайфу тебе, других они могут напрягать... Амогут и не напрягать... Смотря на чем ты заморочился. -- Ну, ебите меня... -- Жалобно просит безымянная герла. -- Я --преступница, меня надо ебать!.. Или хотите, я у вас отсосу?.. Я никогда несосала... Но, если надо... Я преступница, я буду стараться!.. Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами. -- Попозже... -- Улыбается Семарь-Здрахарь. -- Вы мной брезгуете? Да? -- Выщипанные брови поднимаются домиком, анижняя губа отвисает. -- Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница! Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы -- нормальные люди, а я --наркоманка и преступница! Дайте двадцатку! Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул егобезымянной герле. Она схватила его не лету, облизала и начала засовывать егосебе в пизду, повторяя: -- Я преступница... Вы не будете меня ебать, вы брезгуете!.. Несколько минут мы с Семарем-Здрахарем наблюдали как она дрочит баяном.А потом я не выдержал и сделал ошибку, я спросил: -- А с чего ты это взяла, что ты преступница? Безымянная герла встрепенулась. Она посмотрела на меня так, словно я ееуже выебал. Потом, встав на четвереньки, не вынимая баян из пизды, она резвозаковыляла ко мне и обняла за колени. -- Я -- преступная дочь. -- Сказала безымянная герла, смотря на меняснизу вверх, -- Моя мама знает, что я наркоманка. Она страдает... Я -- преступная жена. Два месяца назад я ушла от своего мужа. Три дняназад я к нему вернулась. А вчера я от него опять ушла. Я -- преступная мать! Я бросила свою дочку, и теперь она у мамы. Я еелюблю... Я -- преступная дочь, -- Начала безымянная герла по второму кругу, -- Ябросила свою трехлетнюю дочку на шею мамы, я о ней забыла, она так менялюбит, а я сижу тут, а вы мною брезгуете. Ну, пожалуйста, поебите меня, я --преступница! Тебя как зовут? -- Шантор Червиц... -- Давай я у тебя отсосу? -- Умоляюще хлюпает безымянная герла, -- Япреступница, я должна...

-- Прямо здесь? -- Удивляюсь я, смотрю по сторонам и натыкаюсь наухмылку Семаря-Здрахаря. Он кивает и подмигивает. -- Мне по хую! -- Говорит безымянная герла и еще сильнее обхватываетмои колени, -- Пусть все смотрят, пусть все знают, что я преступная мать! -- БЛЯ!!! Ну был же контроль!!! Что ты делаешь, сука??!! БлядскийХристос, нет Тебя, Господи! Ебал я тебя! Ну, помоги же Ты мне, ебаный Твойрот! -- Верещит в комнате Навотно Стоечко и с его последними словами накухню входит Зоя Майонеззз, чтобы увидеть, как безымянная герла заглатываетмой нестоящий хуй. Зоя Майонеззз замирает на полушаге, а безымянная герла, не выпуская изорта мой хуй, начинает свою телегу: -- Я -- пврештвупфная мфать! Я -- пврештвупфная дофь! Я --пврештвупфная фена!.. Подозрительно глядя на торчащий из пизды безымянной герлы шприц, ЗояМайонеззз делает Семарю-Здрахарю условный жест. Она оттопыривает большойпалец и трет им руку, мол вмажь меня. Семарь-Здрахарь наполняет баян, и ониуходят в ванную, винт, Семарь-Здрахарь и Зоя Майонеззз. -- Я -- пврештвупфная мфать! -- Бля, ну помогите кто-нибудь, бляди! -- Кричит Навотно Стоечко изкомнаты. -- Семарь! Шантор! Кто-нибудь, бля! Мне удается высвободить хуй из губ безымянной герлы, с него капает ееслюна и я решаю штаны пока не надевать. В раскорячку я вхожу к НавотноСтоечко, и вижу, что он абсолютно голый сидит на матрасе, а к стенеприслонено большое круглое зеркало, отражающее жопу Навотно Стоечко. -- Я и в ноги, и в живот, и в хуй... -- Жалобно стонет Навотно Стоечко.В его руке уже десятикубовый агрегат с метровой бабочкой, полныйнавотностоечковской крови. -- Поможешь? -- Как? -- Подержи зеркало. -- Зачем? -- В спину вмажусь. Ну, давай, бля! Скорей! Пока я устанавливаю зеркало как надо Навотно Стоечко, он молчит, но кактолько игла бабочки приближается к коже, начинается старое ворчание: -- Бля... Ну на хуя столько контроля? Блядский Бог... Нет Тебя, падлы!Поможешь ли Ты мне, ебаный Христос!? Там, куда ширяется Навотно Стоечко я не вижу ни хуя. Как он разгляделвеняк у себя на спине, непонятно. Но вдруг в шланг бабочки начинает идтиконтроль! Навотно Стоечко замирает, не доверяя своей удаче. Кровь медленноползет. Она доходит до баяна, выгоняя воздух из прозрачной трубочки исмешивается со старым контролем. Навотно Стоечко мягко жмет на поршень. О, ширка! Непостижимая, как круглый квадрат. Вот она, жидкость, вбаяне. А вот она исчезает. Вот она была снаружи. А вот она внутри! Иприход!.. -- Бля... -- Стонет Навотно Стоечко, -- Нету ни хуя!.. Его кровь скрылась там, откуда пришла, но торчок не вынимает струны изтела: -- Нету прихода!.. Шантор, добери мне двушку! -- Пока я щелочу, выбираю, отбрыкиваясь от безымянной герлы, проходитминуты две. Вернувшись, я застаю Навотно Стоечко в абсолютно той же позе: -- Давай, давай! -- Кричит он. Поменяв баян на бабочке на полный, он начинает гнать. Сперва осторожно,по децилам, а потом, чуя наступающий приход, и в полную струю. Границавоздуха и винта резво бежит по трубке, приближаясь к коже, но НавотноСтоечко выдергивает иглу на последних каплях. -- Ух! Ух! Ух! У-у-у-у-у... -- Звуки замирают и слышится тольконатужное дыхание. Пока я наблюдал за ширянием, безымянная герла опять присосалась к моемухую. -- Да отъебись ты! -- Делаю я страшные глаза и бью ее коленом. Герлавалится на пол и начинает рыдать: -- Вы все мной брезгуете!.. -- Я вот чего придумал... -- Говорит вдруг Навотно Стоечко. После

вмазки у него совершенно поменялся голос. -- Какого хуя нас, торчков, всестремают? Если так разобраться, торчки-то абсолютно все! Чай пьешь --наркоман. Куришь -- тоже наркоман! У нас весь мир -- одни наркоманы! А я стану президентом! И введу принудительную наркотизацию населения. Чувак чапает, а к нему полис: -- Чем сегодня ширялись? А ну-ка покажите дырки! А нет дырок -- в ментовку, на анализ крови. Есть наркотики --отпускают. А нет -- выбирай! Вот марфуша, вот герасим, вот фен, вот винт,вот кока. Ширяйся, братец. Вот тебе баян одноразовый. А не умеешь ширяться -- на первый раз тебямент вмажет, а потом -- изволь на курсы Или колеса глотай, но так, чтобы мывидели!. Там тебя научат и ширяться, и разбираться в наркотиках... А в драгах!.. Хочешь чистяка? Пожалуйста! Хочешь сам сварить? Вот тебекомплект из соломы с ангидридом, эфедрин с компонентами, что душа пожелает! А лениво в драгу на ломках, скорую помощь можно вызвать. Они тебя ивтрескают, и веняки подлечат. Она так и будет называться -- "скораянаркотическая помощь". Зарплату будут наркотиками выдавать. Из расчета: сколько надо --столько получишь! А для безработных -- общественные "Широчные". Заходишь,ширяешься, там комнаты для прихода. Только больше десяти минут зависатьнельзя. Очередь. И никакого стрема! Все вмазанные, тащатся, кайфуют. А глюки захотел, тоже пожалуйста. "Глюкаличные" откроют. А я -- президент... И тоже весь день под кайфом... Эй, ты, герла. Иди сюда. Отсоси-ка...

Марафон

День первый.

Утро.

Я решил завести себе байбл. В него я буду писать все мои приключения.Хотя, приключений у меня а самом деле маловато, но будет, наверное, приятноперечитать все это когда-нибудь. Итак, у меня было двое суток ремиссии. Старые дырки поджили, нонекоторые воспалились. Надо завязывать шмыгаться чужими струнами и давать ихкому попало. Я так думаю, воспаляются они не из-за грязи, а от того, что у менявторая группа крови. А если у других торчков третья или четвертая --происходит какая-то реакция. Несовместимость, что ли? Не знаю, как это понауке называется. Вчера я вырубил последнее, что мне не доставало. На помойкеполукаличной нашлось несколько терок. Не знаю, почему мудила Казбек-ТалыбОглы (врач к тому же, как написано на личняке) их выкинул, но слава ему заэто! И не лень ему было ставить на них все колотухи, а потом вышвыривать впомойку. Но именно на таких щедрых личностях и держится советскаянаркомания. Сейчас нарисую на каждой по две банки салюта и пойду вырубать.

Вечер.

Пишу уже ширнутый. А хули? Компоненты есть. Тяги -- хоть залейся. Да

еще и четыре банки прилипло. Вот я и замутил. Клочкед и Блим Кололей моим винтом остались довольны. Они ужесъебались, падали вонючие, и увели с собой какую-то бабу. Баба хотелаостаться, но они ее увели, я им это припомню. Мыслей в голове -- целый вагон. Они копошатся и разлетаются при моемприближении, но многие удается схватить за хвост. Например: надо изобрести бактерию, которая из сахара, или какой другойпоебени, делает винт. И запустить ее на хлебозавод. Она там все булкинашпигует винтом и все будут эти булки хавать и торчать напропалую. Или: вместо эфедрина в салют добавлять первитин. Сколько бы мороки быломеньше! И астматикам приятно. Приступ, там, они десяток капель примут -- ипрутся. А вот еще: объявить конкурс "Лучший винт 88". Пусть каждый сварит пополста кубов. А жюри, во главе со мной, винт этот будет ширять и оцениватьпо стобальной шкале. У этого приход долгий, а у этого, как подушкой побашке. У этого таска клевая и долгая, а этот прет, и все без толку. И так повсем городам, где есть винтовые. А потом устроить показательныесоревнования. Номинации такие: отбивание (на скорость), варка (Накачественность) и самосад (тоже на скорость) и ширяние безмазового торчка(чтоб могли веняк найти где угодно). А победителю -- бесплатная ширка втечение года. Или вот: сделать кооператив. А в подвале гнать винт и запаивать встекло. А на ампулах писать "дистиллированая вода", чтоб менты не доебались.И продавать дешевле, чем у барыг. Тогда все торчки -- наши. В общем, хуй с этими телегами, бабу хочется, аж жуть. Интересно, почему когда втюхаешься хуй сжимается до размеров наперстка,а ебаться хочется, как будто он стоит? Надоело писать, пойду подрочу.

Второй день.

Утро.

Дрочил всю ночь. Кончил раза четыре. Устал, как сволочь. Вся постельпропиталась потом, хоть выжимай. Жрать не хотелось, ширнул остатки вчерашнего, впихнул в себя бутерброд.Вроде получшело и голова прояснилась. Надо идти добывать салют.

Вечер.

Только пришел. Жрать и спать не хочется. Сварил у Навотно Стоечко издвух своих фуфырей на его компонентах. Заныкал еще два и отщелочил стендаля. У Навотно Стоечко постоянные стремаки, варить невозможно. Он бегает поквартире и ищет ментов в унитазе. Совсем съехал. Тусовка тоже стремная. Всенаблатыканные, пальцы веером. Крутых из себя корчат. Им Навотно Стоечко винтторгует. Винт получился хуиный. Резкий. Блатные вмазались, и довольны. Они же,мудаки, не въезжают в тонкости винтоварения и шурупопотребления. Им надо чтобы в бошку ебнуло, а они и поперли буром. Бабы были, но все разобраны. С блатными была такая телка! Пока варил,весь искончался. Но она сразу упиздюхала как блатные втрескались. А надругую у меня бы не встал. Устал страшно. Пойду попробую поспать.

День третий.

Утро.

Опять не спал. Видел все сновидные глюки. Описать их невозможно, такоенаворочено, и все четко, будто в натуре происходит. Помню, еду я на подаренном мне розовом "Кадиллаке" по Киеву и вижуаптечный ларек. Я знаю, что в нем из-под полы торгуют салютом. Выхожу измашины и ключи оставляю, причем чую, угонят ведь, но, думаю, успею. Но покая у ларька тусовался, "Кадиллак" угнали. Я за ним бегу, а они в меня из"Калашей"! Я падаю, качусь, проваливаюсь в какое-то дерьмо. Потом церковь под открытым небом, а на алтаре баба голая. Красивая,молодая, в соку. Я подхожу и ссу на нее. А поп кадилом машет, благословляет.Мы с ней ебаться только пошли, гроза. Ее похищают. А дальше такая муть, и невспомнить. Сейчас попробую чего схавать и варить. Ибо готового нет.

Вечер.

Сварил ништяк. Пришел Блим Кололей с телкой, принес банку. Будуотбивать то и другое.

День четвертый.

Утро.

Ночью Блим по заширке начал буянить и я его выгнал. Баба осталась. Всю ночь она мне поднимала хуй, так и не поебались. Все опять в поту. Вкомнате воняет, как в козлятнике. Телку зовут Ира Недоеббб. Она непришейная. Из дому сбежала. Пообещалапожить у меня. Винта пока хватит, но надо доставать салюта. Туда и идем.

Вечер.

Ира Недоеббб в натуре ебанутая. Не смогла взять по терке и пришлосьсъебывать на всех парусах из драги. На терке было сделано два, а она, блядь,стала выпрашивать три. Вот и получили ни хуя. Хорошо, хоть терку вернули. Ноя все же вырубил, причем в драге, считавшейся безмазовой. В общем, если сегодня не встанет, выгоню ее на хуй.

День пятый.

Утро.

Первый раз поспал! И пока я спал, эта пизда украла винт, салют и половину компонентов исъебала. Хорошо, хоть выспался. Вид у меня посвежевший, вырублю. Да и заначка нетронута. Есть что пустить по вене. А там не пропаду.

Вечер.

Вырубил. Сварил карбид. Карбид -- тоже винт. Правда таска у него дебильная, но так ничего. Пытался вызвонить кого-нибудь с телкой. Всех как хуем сдуло. Настроениепоганое. Иду в кровать.

День шестой.

Утро.

Не спал. Всю ночь рисовал на заморочке какую-то картину. Так завалил еедеталями, что к утру получился сплошной синий лист. Все пальцы в чернилах. В морозилке карбид отстоялся, стал нормальным винтом. Ширнул его нарассвете. Таска уже почти прошла. Надо догнаться и идти по теркам.

Вечер.

Откопал пять терок. Средней паршивости. Сразу заполнил и взял трипузыря. Пока шоркался по драгам, познакомился с девицей, Ниной Хуеглоттт.Смазлива, молода, грязна, но кичится своей честностью. Посмотрим. Все чтонадо для варки, я заныкал.

День седьмой.

Утро.

Ебался всю ночь! Встал и ебля по кайфу. Пока Нинка Хуеглоттт отмокала в ванне, сварил. Живого веняка на ней ненашлось, все в дырках и старых дорогах, пришлось шмыгать в подмышку, там ещечего-то оставалось. Хуй сосет она классно. Правда, с утра свалила, но обещала звонить. Голова с недосыпу гудит. Хорошо, что все пока есть. Пожрать -- и набоковую.

Вечер.

Днем завалился Блим Кололей. Просил красного. Я не дал, сказал, чтобыприносил банку. Он принес две и вместе с ними ораву в пять рыл малолеток. Малолеток я поставил отбивать, сам сварил, ширнулся. Получился почтибез прихода, но тянет классно. Малолетки не въехали, пришлось объяснять, что это действие чистогопервитина, без примесей всякой хуйни, которая и дает ломовой приход. Свалили они заполночь. Винта -- море. Делать не хуя. Завтра отдохну.

День восьмой.

Утро.

Не спал. Смотрел из окна в небо на звезды и спутники. В кустахпрятались ебущиеся акробаты на шестах. Башка трещит, винта просит. Пол квартиры идет волнами. Я тоже.

Вечер.

Завалилась Ира Недоеббб, хотела ширнуться. Выгнал пинками. Спрятавшись за шторой, слежу за ментами. Они, кажись, чего-топодозревают, но я врубаюсь, что это глюк и стремопатия. За день прошмыгал пять кубов. Осталось три. Надо в город.

День девятый.

Утро.

Поспал час или два. И то под утро. Винта не осталось совсем. Терки ещеесть. Жрать не охота. Иду доставать.

Вечер.

Вырулил две банки. Терок не осталось. Компоненты на исходе. Сварил.Ширнулся с трудом. Ширяльный веняк затромбился. Нашел оборотку. Была целкой,стала с фуфляком. Пора отдохнуть.

День десятый.

Утро.

В ночи на ломках приперлась отпизженная Нинка Хуеглоттт. Мылась,ширнул, выебала. После ебли глядел в потолок. Горы, моря, деревья, как из окна поезда.Стены корчили рожи. Пора в ремиссию. Или просто отоспаться.

Вечер.

Зарядил Нинку Хуеглоттт за терками и салютом. Принесла. Стендаля не хватало, позвал Клочкеда. Поделился, забрал квадраты,свалил. Все заебало. Пора завязывать.

День одиннадцатый.

Утро.

Ночью ширялся на кухне, пока Нинка Хуеглоттт спала. Утром мазались напару. Кругом сплошные глюки. Надо кончать с винтом.

Вечер.

Нинка Хуеглоттт притаранила все. Сварил шатаясь. Вмазался. Хочу спать-- не могу! Пиздец!

День четырнадцатый.

Вечер.

Проспал почти трое суток. Сломался. Истощал. Когда не спал -- жрал. Зато теперь все ништяк. Веняки поджили. Голова ясная никаких глюков невидно. Рассудок трезв и на сердце приятственность. Нинка Хуеглоттт агитирует завтра пойти по теркам, драгам и сварить.Почему бы и нет? Я уже чувствую, как чешутся мои веняки, требуя новойвмазки. Главное, не входить в марафон и держать себя в руках.

День двадцатый.

Не сплю пятые сутки. Прошлой ночью ко мне ломились торчки и требоваликоки. Под обоями нашел гнездо каких-то мелких тварей. Раздавил. С потолка налицо постоянно падает штукатурка

Ночь, улица, фонарь...

Приснился однажды наркоману Чевеиду Снатайко страшный сон: Идет он познакомому городу. Ночь, улица, фонарь... И нет аптеки!

Заморочка -- 6. Управление летучими мышами.

Произошло это странное происшествие в одной глухой деревушке. Туда налето укатила Шура Кикоззз, переламываться от винта. В ближайшем поселке была, конечно, каличная, но ничего, кромемарганцовки и горчичников в ней не продавалось. Зато в огородах росли бошки.

Антинаркотическая кампания не проникла в среднерусскую глубинку, чемШура Кикоззз и пользовалась, еженощно совершая набеги на соседние деревни напредмет дербана лишнего мачья. Там ее и нашел Навотно Стоечко. Шура Кикоззз сперва обрадовалась, обняла его, но потом отступила на шаги спросила: -- Привез? Навотно Стоечко кивнул. -- Много? Навотно Стоечко снова кивнул. -- Будешь? Третий раз кивнул Навотно Стоечко и Шура Кикоззз разрыдалась: -- Я же не вытерплю! На этот раз Навотно Стоечко пожал плечами, как бы показывая, что этоего не волнует. Вечерело. Шура Кикоззз и Навотно Стоечко перекусили и пошли гулять влеса. Карманы Навотно Стоечко подозрительно оттопыривались, но невозможнобыло угадать, что же они на самом деле скрывают. Набредя на подходящую полянку, Навотно Стоечко сел прямо на землю иразложил носовой платок. Через мгновение на нем появились колючки, парасучков и фуфырик, обмотанный скотчем. Любознательные муравьи попытались тут же проникнуть на новуютерриторию, но были безжалостно сдуты в траву. Все было готово и Навотно Стоечко приступил к ритуалу. Надев выборку напятишку, он проколол резиновую пробку на обмотанном фуфыре и набрал в баяндва квадрата. После этого он вопросительно взглянул на Шуру Кикоззз. Тамахнула рукой: -- Полтора, бля!.. Баян в руке Навотно Стоечко пополнился еще полутора кубами. Слив всеэто в щелочильный фуфырь, Навотно Стоечко сыпанул туда децил соды и сталнаблюдать, как пузырится винт, доходя до готовности. Когда сода перестала давать пузыри, Навотно Стоечко одним движением

намотал на выборку метлу и выбрал себе двушку. Просушив петуха, он сменилвыборку на ширяльную колючку и на этом предварительные приготовления былизавершены. Наступил решающий момент ритуала. Закатав рукав рубашки, НавотноСтоечко отвел руку назад, и, с силой прижав бицепс к боку, вытянул рукувперед. Кожа на ней перекрутилась и тут же выступили вены, над которымивиднелись красноватые точки дорог. Над его головой пролетела, хлопая кожаными крыльями, ранняя летучаямышь. Шура Кикоззз, сощурив подслеповатые глаза, наблюдала за тем, какколючка вонзилась в кожу, как потекла в сучек кровь Навотно Стоечко, какбегунок заскользил к канюле, вдавливая в веняк раствор винта. Ширнувшись, Навотно Стоечко повалился навзничь. Открыв через пару минутглаза, он увидел, что прямо у его рта висит крупная земляничина. Сорвав еегубами, Навотно Стоечко покатал ягоду по небу, смакуя редко попадающийсявкус, и проглотил. -- Не испортился в дороге? -- Встала Шура Кикоззз и начала стаскивать ссебя футболку. Навотно Стоечко хмыкнул и взял второй сучок. Когда баян был заряжен, Шура Кикоззз потрогала пальцем центряк исказала: -- Давай сюда. Она обхватила ладонью бицепс, несколько раз с силой сжала кулак наширяемой руке и подставила ее для вмазки. Прицелившись, Навотно Стоечкорезко воткнул струну. В баян сразу потек контроль. Пока девушка приходовалась, Навотно Стоечко снял с нее джинсы,раздвинул послушные ноги и начал ебать, не обращая внимания на комаров,принимающих жопу Навотно Стоечко за бесплатную кормушку. Шура Кикоззз всевремя ебли лежала тихо, не открывая глаз. Лишь когда Навотно Стоечко кончили уже вытирал свой хуй листом какого-то лопуха, наркоманка проявила признакижизни. -- Узнаю твой винт. -- Сказала Шура Кикоззз. Она встала и НавотноСтоечко отметил про себя, что ее обнаженное тело приятно контрастирует своейбелизной на фоне чернеющих кустов. Но Шура Кикоззз стала одеваться искрывать свое тело от чужих взглядов. Неясное томление охватило Навотно Стоечко. Ему захотелось тусоваться,чего-то поделать, но что делать в лесу, когда ебля уже закончилась? -- Пойдем на дербан? -- Предложила Шура Кикоззз. -- Тут деревня есть.Там на нескольких огородах маковки растут. В отличие от Шуры Кикоззз Навотно Стоечко был мононаркоманом. Он хавалтолько винт и не прикасался к другим кайфам. Шура Кикоззз же, напротив,считала, что торчать нужно на всем, что позволяет на себе торчать. И безразбору мазалась черняжкой, хавала колеса, курила траву и пила сок манго,который в просторечье назывался гораздо проще -- "молоко бешеной коровки". Спать не хотелось и Навотно Стоечко согласился побродить за компанию. Пока Шура Кикоззз лазала по-пластунски в чужих огородах, НавотноСтоечко глазел по сторонам и считал звезды. Некоторые из них двигались, идостаточно быстро. Не находя этому объяснений, Навотно Стоечко простосмотрел на них. С мешком маковых растений они возвращались в свою деревню. Шел где-точетвертый час утра. Вскоре показалась заброшенная голубятня. Это строение указывало, чтопройти осталось метров двести, но Навотно Стоечко, утомленный ходьбой итасканием чужого кайфа, кинул мешок на землю и сел на него. Шура Кикозззпристроилась рядом. Вдруг появилась летучая мышь и с пронзительными попискиваниямиустремилась к голубятне и скрылась внутри. Через мгновение она, или ееподруга, вылетела обратно и скрылась за ветками. Навотно Стоечко понял, что там их гнездо. Или что там у летучих мышейбывает? Ему захотелось потрогать эту странную мышь, которая не жрет себезерно в погребе, а парит над и между деревьями, ущемляя тем самым личностьНавотно Стоечко, который летать не умеет. Наркоман прикинул, что надо сделать, чтобы мышь подлетела и далась вруки? Наверное прикинуться такой же мышью. И Навотно Стоечко надел на себятелепатическую маску летучей мышки. Теплокровные покорительницы воздушных пространств закружили вокруг

Навотно Стоечко, но почему-то не садились. И он понял, что у них есть язык.Мыши свистели, но все по разному. Одни тоньше, другие басовитее, если можнотак сказать об ультразвуке на пределе слышимости человеческим ухом. -- Пойдем, дотащим? -- Предложила Шура Кикоззз, но Навотно Стоечко лишьотмахнулся, продолжая свои попытки установить контакт с летучими мышами.Теперь он пробовал мысленно подозвать их, чтобы одна из мышей села ему наплечо и позволила взять себя в руки. В ответ на это раздался громкий писк и мыши заметались в воздухе,словно убоявшись чего-то. В ответ Навотно Стоечко стал излучатьдоброжелательность. Он мысленно гладил мышек по головкам, приговаривая приэтом какие-то ласковые слова. Мыши вроде бы успокоились, но садиться наплечо явно не хотели. Поняв, что это твари дикие и к человеку не приученные, Навотно Стоечкоизменил политику. Теперь он не просто хотел вступить в мысленный диалог, аполностью подавить волю животных, чтобы они исполняли его приказания, какповеления своего властелина. Напрягшись, Навотно Стоечко выбрал одну из мышей и накрыл ее головутелепатическим колпаком. Мышь резко захлопала крыльями и скрылась вголубятне. Она не признавала Навотно Стоечко. Раздосадовавшись, тот удвоил свои усилия. Поймав очередную мышь,Навотно Стоечко проник в ее нервную систему и дал, как бы изнутри, приказсесть на этот классный насест, которым прикинулся сам Навотно Стоечко. Мышь задумчиво покружила вокруг головы Навотно Стоечко, но решила, чтонасест далеко не классный и полетела прочь. Наркоман выругался про себя ивозобновил попытки завладения и подавления чужого сознания. Больше часа он пыхтел от натуги. Раздражался, успокаивался, пробовалразличные способы. Продолжалось это до тех пор, пока не стало светать и всемыши не скрылись в своем жилище. Но и тогда Навотно Стоечко несколько раз требовал вылета одной измышей. Но что взять с неприрученных тварей? Они нагло не подчинялись. Несколько ночей, пока не кончился привезенный винт, Навотно Стоечкоторчал у голубятни, карауля мышей. Вскоре они уже принимали его за своего,но, как прирожденные индивидуалистки, игнорировали всякие его поползновенияна амикошонство. Плюнув, в конце концов, на некоммуникабельных мышей, Навотно Стоечкоширнулся сваренной Шурой Кикоззз черняжкой и пошел ебать ее, девушку, а нечерняшку, в курятник.

Заморочка -- 3. Битва летающих тарелок.

Ты ширнут. Ты вмазан. Ты задвинут. И, кроме того, в твоем карманебултыхаются несколько квадратов заебатого винта. Эти обстоятельства наполняют тебя блаженной радостью. Тебе хочетсяобъять весь мир, всех людей, и особенно женщин, которые попадаются тебе попути домой. В метро ты ебал троих. В автобусе одну, но зато весь путь до дома.Когда ты выходил, она даже тоскливо посмотрела тебе вслед, но преследоватьне решилась. Ты стоишь на пустой ночной остановке и раздумываешь: куда бынаправиться. Конечно, ты идешь домой, но там пусто и одиноко, а тебе такхочется поебать кого-нибудь еще. Познакомиться и вздрючить ее по-настоящему. Парк. Там наверняка кто-то есть. Одинокие девочки, гуляющие, как и ты впоисках приключений. Девочки с маленькими зовущими пиздами, которые жаждутчтобы их поебали. И вот, ты уже идешь во мраке по тропинкам, высоко поднимая ноги, чтобыне зацепиться за корни деревьев. Над тобой теплое звездчатое безлунное небо,

а вокруг -- никого. Ты несколько раз меняешь направление, ходишь большимикругами в надежде встретить ту, которую можно выебать, но почему-то никогоне попадается. На небольшой полянке, возле широкой магистральной тропы, тыобнаруживаешь скамейку. Ты садишься на нее, пахнущую влажным деревом,прикидывая, что если девочка пойдет куда-нибудь, она обязательно должнабудет пройти мимо тебя, а ты-то и воспользуешься моментом. Приготовившись к ожиданию, ты расслабленно смотришь на небо. Оно нечерное. В точке, куда устремляется твой взгляд, оно становитсяярко-фиолетовым. И это фиолетовое пятно мигает, переливаясь оттенками цвета,от него по всему небу расходятся фиолетовые волны, лучи, и ты понимаешь, чтоэто Космос сигналит тебе о чем-то. Ты продолжаешь созерцать небо, в надежде расшифровать загадочноепослание, но никакой информации к тебе не приходит, а может и приходит, ноты ее не замечаешь. Волны фиолетового, бьющие тебе в глаза, прорастают голубыми и розовымипрожилками. Этот свет уже заполняет все небо, и тебе становится видно какднем. Звезды перестают быть звездами, маленькими светящимися точками, теперьони уже огромные шары, у которых одна половина черная, а другая -- светлая,и они вразнобой вращаются, показывая тебе то одну, то вторую сторону, какмаленькие луны. Тебе видно все: деревья, кусты, прежде спрятанные во тьме, листья,траву, асфальт, корни. Ты смотришь на свою руку и видишь на ней всеподробности, все вены. Выбрав одну из вращающихся звезд, ты посылаешь к ней мысленный клич:"Эй, разумные существа, прилетите ко мне!" Ты вкладываешь в него всю своюсилу, все свое желание встретиться с настоящими инопланетянами. Вдруг исреди них попадется смачная телка, которая будет не против с тобойперепихнуться? Теперь остается только ждать. Ты чуешь, что посланный тобой сигналдошел до адресата и теперь они спешно собирают шмотки, чтобы навестить тебя. Небо потемнело, но только слегка. Из него ушли все разноцветные разводыи теперь оно ровного серого тона, на котором продолжают крутиться шарикизвезд. Каким-то внутренним знанием ты осознаешь, они уже в пути. Они торопятсяк тебе. Но сколько времени займет полет? Им же придется пронестись сквозьнеимоверные космические пространства... Но их технология настолько высока,вдруг доходит до твоего сознания, что на все про все им хватит несколькихминут или, в крайнем случае, часов. Ты дождешься. Холодает, но ты не реагируешь на эту мелкую помеху. Закрыв слезящиесяглаза, ты пытаешься вновь вступить в телепатический контакт с пришельцами.Да. они уже близко! Да, они подлетают к Земле. Ты начинаешь дрожать, но неот холода, а от предвкушения встречи с иным разумом. Вот, прямо на дорожку перед тобой, бесшумно садится летающая тарелка.Она мигает посадочными огнями, в стенке образуется проем и в нем возникаетчеловеческая фигура, залитая, как в лучших спилберговских традициях,ярчайшим голубым светом. Его интенсивность постепенно спадает и ты начинаешьразличать черты пришельца. Пусть это будет девушка. Она стройна и красива.Она обнажена. Она подходит к тебе и спрашивает: -- Чо, бля, ебаться хочешь, козел? Ты мотаешь головой, пытаясь таким способом стряхнуть чужеродную репликуинопланетянки. Но ее мыслеобраз продолжает, не взирая на все твои попыткиконтроля над собственными мыслями: -- Мы тут, бля, хуячим через сотни световых лет, думаем, какой-топросветленный дорос до контакта, а тут, бля, похотливый наркоман! Наконец, тебе удается овладеть ситуацией, и девушка начинает говоритьгораздо ласковее: -- Ну, ничего, не за просто же хуй мы сюда пиздюхали? Иди со мной, мы,там, у себя, сделаем из тебя человека. Согласен? Ты радостно киваешь и тащишься вслед за инопланетянкой. Вот, ты уже внутри. Взлет... Но от представления будущего контакта тебя отвлекает что-то, творящеесяна небе. Погрузившись в мечтания, ты не сразу отреагировал на эти изменения,а обратив на них внимание, теперь не можешь понять, что, собственно,

происходит. На темно-сером небесном своде сияют фиолетовые сполохи. Резкопроносятся невидимые объекты, обозначенные тремя белыми огоньками. Их много.Ты понимаешь, что они в кого-то стреляют. Но в кого? И тут ты видишь черные огни. Они расположены так же, по угламтреугольника. Это противники белых. Летающие тарелки с белыми огнями мочат летающие тарелки с чернымиогнями! Настоящая космическая битва! Звездные войны! Заворожено ты наблюдаешь за эволюциями и маневрами противников. Онияростно палят друг в друга из непонятного оружия. Оно и дает те фиолетовыевспышки, которые и привлекли твое внимание. Подбитые тарелки не взрываются, они просто исчезают в фиолетовыхвспышках. Битва идет уже достаточно долго, но количество противников неуменьшается. Ты не понимаешь, что же вызвало эту войну? И вдруг до тебя доходит: этоже ты вызвал тарелки! Они приняли твой сигнал, как зов о помощи, или какприглашение к массовому контакту. Но, летя сюда, они не подозревали, что наЗемлю уже заявили свои права другие инопланетяне, которые наблюдают за намии не допускают в свою зону никого лишнего. Невозможно разобраться, кто из них плохой, а кто хороший, но они мочатдруг друга почем зря. Ты слышишь предсмертные вопли пилотов тарелок. -- За свободу! -- Кричат они в последней агонии. Но за чью свободугибнут те и другие? Осознание того, что именно ты послужил причиной этой бойни пронизываеттебя, как раскаленный штырь. Тебе становится страшно. Ведь кто бы непобедил, тебе будет представлен счет за погибшие жизни! -- Остановитесь! -- Издаешь ты телепатический вопль. -- Прекратите! Но тебя никто на слушает. Бой продолжается. Тарелки летают уже в земнойатмосфере, со свистом рассекая воздух над твоей головой. Никто не хочет идтина компромисс. Война до победы! И тут ты слышишь еще один звук. Механический, скрежещущий. Так идуттанки по асфальту. Это наши войска заметили свистопляску инопланетян и разворачиваются вбоевые порядки! Небо прочерчивают лучи прожекторов противовоздушной обороны.Летающие тарелки попадают в них, вспыхивают на мгновение серебристыми бокамии уносятся прочь, стреляя фиолетовыми искрами. Грохот разносится отовсюду. Тебе кажется, что танки и ракетныеустановки прут по парку прямо на тебя, ломая деревья и готовясь кмассированной стрельбе. Мимо тебя проходит мужик с овчаркой. Он не знает, что Земля ужеобречена. Гнев инопланетян сотрет с нее все живое. И вот наши начинают стрелять. Бух! Бух! Бух! Грохочет крупнокалиберная артиллерия. Вз-з-з! Вз-з-з! Вз-з-з! Устремляются в небо противовоздушные ракеты. Спаниель на поводке обнюхивает твои ноги. Поводок держит его хозяйка,девушка лет двадцати. Ты с грустью провожаешь ее глазами. Ей ведь больше неудастся поебстись, а сам ты на это не способен, даже мысленно. Ты встаешь и медленно плетешься домой по утренним дворам, удивляясьтому, как военным удалось замаскировать огромное количество тяжелой техники.Дома ты разбираешь постель и ложишься спать, почти уверенный в том, чтобольше не проснешься.

Глюкие врачи.

Когда пишешь терку, главное не то, что выписываешь, а фамилия больного.Впрочем, попадаются некоторые грамотеи, которым лень заглянуть в толстогоМашука. Вот они и пишут "Sol. Ehpedrini", стремая тем самым и себя и драги. Да, чтобы получить этот самый Эх! Педрин!, надо постараться. Напишешь"больной Иванов", и сразу понятно, что это поддельная терка. И фамилияХуеглотопер тоже не по-хорошему бросается в глаза, заставляя дибитьобладателя этой фамилии, или его родственника, ибо сам Хуеглотопер несоизволил прийти за своим лекарством. Дальше. Лучше всего писать хохлов. Иванько, Бегунько, Лещенко. У них,блядей, не поймешь по фамилии, мужик это или баба. А значит, стрему меньше. Но иногда случаются накладки. Пишет некто фамилию больного -- Клочко.Рука у него срывается и вместо Клочко получается Клочкед! Вот и погоняло. С торчками, вообще, частенько хохмы происходят. Напишет кто-нибудь так,для прикола: больной Эпхман. А терку берут и отоваривают! В следующий разнаркоша совсем наглеет и появляется больной Перви'тин. А за Первитина торчкаи берут в менты. Не наглей! С врачами тоже на все так просто. К примеру, во врачиху Машину КоленикуВвеновну никто не поверит. Зато если на терке стоит печать врачаСемаря-Здрахаря, ее почему-то берут. Неисповедимы терочные пути! Неисповедим Великий Джефой Путь! Или так иногда бывает, скажет кто-то: "На, вот, настоечку!" А второмувозьмись и приглючься: "Навотно Стоечко." Кто такой Навотно Стоечко? Врач.Он эфедрин выписывает. Причем всем подряд. Да и сам не против егоупотребить. Прозвучит: "Скидай костюмчик." А получится Седайко Стюмчек. Правда, некоторые врачи бывают совершенно глюкие, непонятно откудапришедшие. Вот Шантор Червиц. Как он появился? Загадка. Или Чевеид Снатайко.Тоже таинственная личность. Блим Кололей. При этом имени проскакиваюткакие-то ассоциации, но что конкретно? Не понять. Но всех этих врачей объединяет одна страсть. Очень они любятпсихостимуляторы. И выписывать, и потреблять. Понравится какому-нибудьбезымянному торчку врач, вот он с ним и сотрудничает. Учится его подписьставить, отождествляется с ним. Так и выходит, был врач, стал торчок. А потом, по мере накопления подвигов, им звания присваивают. "Почетныйастматик Советского Союза", "Заслуженный Астматик Советского Союза". Илитакие: "Дважды шировой, почетный больной города Москвы и его каличных,орденоносец трех степеней "Золотого Баяна", герой ширяльного трудаСемарь-Здрахарь". После такого представления у торчков-пионеров крышнякслетает и они послушно бегут по драгам. А Семарь-Здрахарь сидит на своей хате и ждет: не привалит ли еще какаяглюка с именем?

Лаборанты.

В тот год Седайко Стюмчек и Чевеид Снатайко устроились работать. Онидолго выбирали себе должность по вкусу и наконец им подвернулись месталаборантов. Институт был учебный, а кафедра химической. И торчекозники надеялисьразжиться среди завалов реактивов чем-нибудь для них пользительным. Но, при детальном рассмотрении, никаких эфедринов, первитинов ифенаминов среди химикатов не нашлось, за исключением уксуса и марганцовки. АСедайко Стюмчек и Чевеид Снатайко были как раз заядлыми мулечниками, ибовинта варить пока не умели. И потянулись занудные трудовые будни, которые каждый из них сдабривалнесколькими кубами мульки. Вот как это происходило.

В те годы фабричный эфедрин был благополучно проширян армиеймарцифальщиков. Без вытерки его стало не достать, да и то лишь втерочно-бодяжных отделах каличных. И с утреца, до захода на работу, Седайко Стюмчек шел в пару ближайшихдраг и заказывал 20 по 3. Это значило, что к обеду добросовестные аптекаридолжны будут для него забодяжить двадцать кубов трехпроцентного эфедрина. Достоинство мульки в том, что с нее практически не кумарит. Ее нужнобыло ширять сотнями кубов прежде чем торчок на мульке мог просечь какие-тонекайфы, типа дрожи в руках, слабости в ногах и зацикленности в мозгах,которые отказывались работать в другую сторону, нежели добывание эфедрина. Еще одним недостатком мульки было то, что она частенько выходилаперекисленной и палила веняки. Но ее подшкурное попадание не было такимболезненным, как у пришедшего ей на смену винта. Существовала еще народная мулечная игра в догонялки. Чем большеширокезник мазался мулькой, тем больше ее было надо. И догоняться зачастуюприходилось каждый час. Это при мазовом раскладе. Впрочем, если запасыкончались, можно было спокойно обойтись и без ширева. Некоторое время. Но Седайко Стюмчику и Чевеиду Снатайко этого не хотелось. Поставив тупым студакам лабу, они курили в сортире, предвкушаяпослеобеденный поход по каличным. Хотя нет, вместообеденный, ибо какой можетбыть обед под мулькой? С трудом дождавшись перерыва, торчки срывались и бежали отовариватьквитки на джеф. Вернувшись с добычей, они забирались в каптерку ЧевеидаСнатайко. Там были подходящие условия для варки марцифали. Вылив сорок кубов в бодяжный стаканчик, Чевеид Снатайко ставил его намагнитную мешалку и устанавливал на ней температуру в сорок цельсиев.Дождавшись, когда на поверхности раствора появится стабильная воронка, внего добавлялось расчетное количество одно-молярной уксусной кислоты. Седайко Стюмчек в это время отмерял на аналитических весах необходимоедля реакции количество кристаллического перманганата калия одноводного.Засыпав и его, торчки некоторое время вдумчиво и пытливо наблюдали закоричневением смеси, пока не наступала пора готовить фильтрующую установку. Они, конечно, за долгий мулечный стаж, научились крутить петухов изабивать метлы, но само наличие химической посуды провоцировало их немаксимально полное ее использование. Вырезав фильтр-бумажку под размер воронки Бюхнера и смочив еедистиллятом, они водружали это не колбу Бунзена, на носик которой уже былнадет шланг, присоединенный к водоструйному насосу. К этому моментумарганцовка должна была полностью прореагировать и можно было получатьширяльную жидкость. Чтобы бодяга не попала в чистяк, они сперва включали водоструйку и лишькогда фильтр намертво присасывался к донышку воронки Бюхнера, наливали в неемульку. Сразу же в колбу начинал поступать раствор. Чевеид Снатайко и СедайкоСтюмчек заворожено следили сперва за струйкой, потом за каплями и, лишькогда бодяга в воронке была уже совершенно сухой, прекращали процессфильтрации. Готовую мульку переливали в термостойкую стакашку и, если было время инастроение, упаривали на той же магнитной мешалке раза в два, а то и три.Если же настроения не было, мулькой заряжались десятикубовые Ширяновскиебаяны. Мазаться в каптерке было стремновато, мог зайти кто-нибудь из препов.Поэтому ширяльными местами были избраны чердак и сортир. Ублаготворившись, Седайко Стюмчек и Чевеид Снатайко шли работать. Онидоходчиво втолковывали безмозглым студакам основы химии и ждали концарабочего дня. Приведя помещения в порядок для следующего дня, они опять встречалисьи, вмазавшись остатками мульки, разбредались по драгам, пытаясь закинуть вних терки для завтрашней ширки. Они проработали так около года, и ушли в один день, захватив с собойостатки марганцовокислого калия, магнитные мешалки и фильтровальныеустановки, так как очень уж сильно к ним привязались.

Прыщи.

Однажды Семарь-Здрахарь собрался сварить винта. А бензина не было, икак тягу он взял толуол. Винт получился клевый. Приход долгий, таска мягкая. А на следующий деньвся спина и руки Семаря-Здрахаря покрылись большими красными прыщами.Которые, к тому же, еще жутко чесались. Семарь-Здрахарь разодрал себе все руки и спину, куда смог дотянуться. Апотом он сварил винт на бензине и все прыщи пропали. Такая вот мистика.

Первый квадрат.

Меня зовут Клочкед. Но я пока этого не знаю. Сегодня произойдет одно событие, которое я сочту маловажным, но оно вкорне изменит всю мою жизнь. А пока что я сижу на лавочке, в окружениидлинноволосого пипла, лениво переругивающегося матом и обсуждающего проблемынайта и вписки. Вокруг бегают крысы странного рыжего цвета, сквозь тополинуюлиству со скрипом продираются лучи послеполуденного солнца, а я сижу, смоля"пегасину", и наблюдаю за окружающим пространством и существами, егонаполняющими. Внимание мое привлекают несколько хиппарей. Их поведение не сильноотличается от остальной массы, но... Эти отличия заставляют меняприглядеться. Трое менов и одна герла скучковались на скамейке и занимаютсянепонятным процессом. Они стоят так, чтобы полностью загородить отпосторонних предмет их деятельности. Тайна?.. Интересно. Люблю тайны... Оглядевшись по сторонам я вдруг понимаю, что на них никто, кроме меня,не смотрит. Наоборот, взоры всего пипла ощупывают всех проходящих мимо.Летний воздух наполняется запахом стрема. Ветерок доносит до меня резкий уксусный аромат. Я решаюсь и спрашиваю усоседа: -- Чего они там творят? -- Эти-то... -- Лениво зевает сосед, не забывая, скосив глаза, оценитьменя на степень стремности. Тест мною пройден успешно: фенечки, хайер,тусовка с пацификом, ксивник. Сосед еще раз позевывает и продолжает: -- Мульку варят. Сейчас ширяться будут. -- Мульку? Ширяться? -- Несмотря на годичный стаж в системе эти словамне пока что известны не были. -- Колоться. -- Поясняет сосед. И внезапно добавляет со зверскойухмылкой: -- В вену!.. Мы пару секунд таращимся друг на друга. -- А мулька -- это наркотик? -- Нельзя сказать, что мне страшно, новстреча с живыми наркоманами... -- Да, хуйня!.. Так, поебень и баловство. Мне становится намного спокойнее... -- Менты только за это свинтить могут...

За время беседы суета на скамейке наркоманов закончилась. Они взялитусовки и направились в кусты. В руке одного из хиппов я замечаю сверкнувшуюна солнце стекляшку. Шприц. Ветки загораживают происходящее, но сквозь листву мне удаетсяразглядеть, как вся четверка садится на корточки и один из парней закатываетрукав. Другой встает перед ним на колени, полностью загораживая мне обзор.Через полминуты он сдвигается в сторону и мне видно, как рука, на которойвидна полоска крови, сгибается в локте. Ее обладатель выходит из укрытия.Вид у него отрешенный. На лице проступают первые признаки надвигающегосяблаженства. Он шустрыми взглядами окидывает тусовку и направляется прямо комне. -- Курить есть? -- Его голос сух, словно он не замечает ничего, кромеприведшей его ко мне цели. -- На. -- Я протягиваю ему пачку. -- Спасибо. -- Его голос ломается, как пересушенный лист. Звуки скребутпо небу и вываливаются изо рта странными угловатыми кусочками речи. Закрыв глаза он курит, затягиваясь глубоко, задерживая дыхание накаждом вдохе табачного дыма. Краем глаза я наблюдаю за ним. Удивительно. Наркоман, а выглядит как обычный человек. Руки, ноги, дажеголова есть. Непонятно... Я никогда не задумывался над тем, как же должен выглядеть потребительнаркотиков. На карикатурах из журнала "Здоровье", они измождены до предела,у них бешеные глаза, в руках -- гигантские шприцы... А тут... Ничегопохожего. Вздохнув, он открывает глаза, чтобы увидеть остальных наркоманов,выходящих из-за кустов. Они возбужденно, в полголоса, переговариваются,продвигаясь к моей скамейке, и присоединяются к уколотому товарищу. -- Не кислая? -- Герла бухается рядом со мной и отбирает мой бычок. -- Не... Хорошо пошло... -- А то мне что-то веняк обожгло... -- Девица глотает дым и растекаетсяпо крашеным брусьям. По ее неумытой мордашке блуждает сладостная улыбка,кажется еще немного и девичье тело закапает на растущую под скамьей траву. -- Пойдем за еще одной банкой? -- Томно, словно он голубой, вопрошаетделавший уколы. -- В пизду. -- Машет рукой герла. -- Давай сначала оприходуемся... Некоторое время они сидят молча, погруженные в свои, непонятные длянепосвященных, мысли. Или это всего лишь видимость мыслительной работы, иони целиком отдались утонченному смакованию наркотических ощущений? Солнечный диск медленно заползает за крышу дома. А я сижу, окруженный наркоманами с отрешенными лицами и не знаю, "да"или "нет". -- Пошли в драгу. -- Говорит третий, до сих пор молчавший парень. Онивстают и тут, неожиданно для самого себя я... -- А можно, я с вами? Неужели это мои слова? Почему я их сказал? Неужели я решилсяпопробовать НАРКОТИК? Но я же не хочу этого, на самом-то деле! Или хочу, нобоюсь признаться в этом себе самому? Почему же я признаюсь в этом совершеннонезнакомому пиплу? -- А ты торчишь? -- Нет. Все, и я в том числе, удивленно переглядываются. -- Тебе, наверное, надо объяснить кой чего... -- Чешет жидкую бороденкуделавший уколы. -- Тебя звать-то как? Я называюсь. -- Погоняло есть? -- Нет пока... -- А я -- Радедорм. Это, -- Кивок в сторону первого уколотого, --Нефедыч. Это, -- Кивок в направлении второго парня, -- Джеф. Герлица --Мулька. Ну, пошли?.. Мы поднялись. Уходя с тусовки, я оглянулся. Но никто не вскочил сосвоего места, никто не закричал: -- Стой, куда же ты, мудила?! Все были заняты. Они сидели, пиздили и тусовались. Мы шли по кривым московским улочкам. Нефедыч, Джеф и Мулька впереди, а

я с Радедормом чуть поодаль. -- Ты сам этого хочешь? -- В тоне Радедорма не было ничегоназидательного, усталые слова нехотя извлекались из глотки, словно емукаждый день приходилось просвещать наркоманов-новичков. -- Ну, да. Хотелось бы попробовать. -- Непонятно зачем упорствовал я.-- Только... -- Да ты говори, не стремайся... -- Я слушал, что первую порцию бесплатно, а когда втянешься... -- Пионер!.. -- Заухмылялся Радедорм. -- Ты начитался брошюрок прозападных торчков? Да? Так это там и с гариком. -- Кто это, Гарик? -- Героин. Он же диацетилморфин. На него подсесть как не хуй делать.Это ж опиат. Мулька, она не такая... -- Мулька? Это та герла? -- Не-е!.. -- Наркотический смех стал громче и раскатистее. -- Еепогоняло от мульки и пошло. Очень она ее любит. -- А цена-то? -- Шесть-восемь копеек. -- И все?! -- Все! Несколько минут я переваривал услышанное. Нет, тут должен бытькакой-нибудь подвох. Может сам укол дорого стоит? Но спросил я совсем неэто: -- Но привыкнуть-то можно? -- Если очень постараться, то можно все! Мулька, это такая поебень,которая не входит в обмен веществ. Ты тащишься и все. А отходняк -- какпохмелье после стакана портвея. -- Кайф-то какой? -- М-м-м... Словами это не передать. -- Ну, на что похоже? -- Примерно, как кофе обпился... Только еще концентрированнее. Кофе? Портвейн? Вещи знакомые и приятные. Эти названия убаюкивали ивозбуждали одновременно. Видать есть что-то в этой мульке, не за просто хуйвся эта кодла ею балуется... -- Кто в драгу пойдет? Джеф и компания стояли возле аптеки и поджидали нас. Мулька повернуласько мне и ласково так, мяконько прощебетала: -- Может ты?.. -- Точно! -- Поддержал Радедорм, -- Ты вида не стремного. Не засветилсяпока. Давай! На каком-то странном автопилоте я кивнул и пошел в аптеку. -- Стой! Чего брать-то знаешь? -- Мульку... -- Ага. Этот джеф у нас мулькой зовется... -- Хмыкнул Нефедыч и японял, что не хочу узнавать его ближе. -- Идешь в хэндовый отдел, ручной, спрашиваешь: эфедрин есть? Тебеговорят 2-х и 3-х процентный. Ты берешь два пузырька трехпроцентного. Это 16копеек. Понял? Прайсы есть? -- Понял. Есть. В аптеке оказалось совсем не страшно. Мне без лишних слов выдали трипузырька. Один я заныкал, так, на всякий случай, а два других зажал впотеющей ладони и вынес в вечереющий город. -- О, ништяк! -- Обрадовались наркоманы. -- Где забодяжим? -- Полюбопытствовал Джеф. Радедорм заныкал пузырьки в тусовку и почесал бороду: -- В парадняке. И повел дворами, точно зная конечный пункт маршрута. Им оказалсястаринный четырех- или пятиэтажный домина с черной лестницей. На ней-то мы ирасположились. -- У кого стрем-пакет? -- Шепнул Радедорм. С каждым вздохом вокруг меня сгущалась атмосфера романтического деланиячего-то противозаконного, но приятного, как ебля... Все делал только сам Радедорм. Он расстелил на ступеньке газету, извлек

пузырьки с оранжевыми этикетками, зубами сковырнул с них жестяные колпачки.Откупорил, положив серые резиновые пробочки перед каждым из пузырьков. Потомна свет появился еще одна аптечная склянка, из которой в выемки пробочекбыли насыпаны горки черно-красных кристаллов. -- Что это? -- Тихо, как мог, спросил я. -- Марганцовка. В руке Радедорма появился небольшой шприц и мерзавчик. От бутылкивоняло уксусом. Он-то и наполнил шприц до краев. Радедорм осторожно влил вкаждый из пузырьков эфедрина по половине шприца. Затем произошло странное.Взяв пробочку с марганцовкой, Радедорм вывалил ее содержимое в эфедрин и еюже закупорил! Прозрачная жидкость немедленно стала густо-фиолетовой. Такаяже участь постигла и второй пузырек. -- Промой баян. -- Радедорм протянул шприц Нефедычу. Тот достал бутылкус прозрачной жидкостью, стакан, наполнил последний из бутылки и началнабирать ее в шприц, а затем выпрыскивать на нижние пролеты лестницы. -- Что он делает? -- Машину полощет. Чтоб лишнего уксуса не было... В это время Радедорм, сидя на ступеньках, исполнял странный танец:придерживая большими пальцами пробки зажатых в обеих руках пузырьков, онактивно тряс кулаками, то в такт, то в разнобой. Иногда он останавливался,смотрел пузырьки на просвет и снова продолжал взбалтывание. Все, словно замерзшие, наблюдали за этими движениями. Мне тогдапоказалось, что Радедорм -- это что-то типа гипнотизера, заставляющего всехподчиняться своей непредсказуемой воле. Или он алхимик? Колдующий надпузырьками, составляющий из элементарных и доступных компонентов нечтонепостижимое, вроде философского камня, дарующего власть и вечноеблаженство. -- Готовьте петуха. -- Гордо шепнул Радедорм, продолжая потряхиватьпузырьки, но уже менее активно. Заметно было, что жидкость в них приобрелатемно-коричневый цвет. Пространство под пробкой сплошь заполняли мелкиепузыри. -- Держи. -- И Радедорм передал Джефу один флакончик. Хиппарь осторожнопринял его, так же, как Радедорм, с силой придавливая пробку. В пальцах изготовителя мульки появилась длинная толстая игла. Оносторожно воткнул ее в резину и проколол пробку насквозь. Раздалось слабоешипение и на толстом конце иголки появились коричневые пузырики. -- Готово. -- Радедорм торжествующе огляделся. Заметив, что все смотрятна него, он прошипел: -- Что, петуха всем впадлу наматывать?! Засуетился Нефедыч. Он запустил руку в тусовку, достал медицинскуюиглу, двойника продырявившей пробку, и начал медленно наматывать на неешматок ваты размером с два ногтя большого пальца. Получилась плотная ватнаягруша. Радедорм снял с пузырька крышку с иголкой, осторожно, чтобы неиспачкаться в коричневой массе, передал это сооружение Джефу: -- Проткни свой. Джеф нашел в перилах лестницы развилку и, заведя пробку за нее,освободил иглу. Но когда он собирался продырявить доверенный ему пузырек,палец его соскользнул и крышечка с хлопком покинула насиженное место. Описавдугу, и разбрызгивая в ходе полета мелкие брызги, она покатилась поступенькам. В воздухе повис слабенький запах горького миндаля. -- Сорвалась. -- Проговорил Джеф, удивляясь, как же такое могло вообщеслучиться. Он поставил пузырек на ступеньку рядом с Радедормом и отошел,слизывая с пальцев темные капли. -- Дайте в руки мне баян! -- Пропел Радедорм, ставя свою склянку ковторой: -- Я порву его к хуям! Из бездонной тусовки появился еще один шприц, поболе первого. Радедормприсоединил к нему иглу с "петухом", поводил поршнем вверх-вниз. Глаза егоначали радостно блестеть. Он улыбнулся, и бормоча что-то под нос взял соступеньки пузырек. Опустив в него иглу с ваткой, он ловко перехватил шприц ибольшим пальцем начал оттягивать поршень. Сначала ничего не происходило. Потом в баллончике шприца появиласьпервая капля и он начал наполняться прозрачной, слегка желтоватой жидкостью.

Жидкость пузырилась. Джеф наматывал второго петуха, а Нефедыч и Мулька не отрываясьнаблюдали за заполнением баллончика. Вскоре, когда тот был почти полон,Радедорм прекратил отсасывание и отсоединил иглу, оставив ее в пузырьке. -- На, выбирай себе. -- Протянул он остатки Нефедычу. Тот сразупринялся за это дело. Сам же Радедорм, прекратив обращать внимание на что быто ни было, нацепил на шприц новую, тонкую иголку и закатал себе рукав. Показалось предплечье, на нем виднелись цепочки небольших коросточек.Радедорм издал радостное шипение, взял шприц в рот и перетянул руку манжетомрубашки. Взбухли серые кабеля. Я заворожено смотрел на выпирающие из-под коживены, палец Радедорма, который надавливал на них. Наконец, наркоман принял решение. Он извлек шприц изо рта и нацелилсяиголкой в найденное место: -- Ну, не подведи, старый добрый рекордишник! -- И игла продырявилакожу. -- Контроль, ты где? -- Бормотал Радедорм, зачем-то пытаясь большимпальцем оттянуть поршень. В прозрачную жидкость брызнула кровь. Онанеширокой струйкой потекла вниз, стелясь по внутренней стороне стеклянногобаллончика, не смешиваясь с раствором наркотика. -- Погнали. -- Шепнул Радедорм, он шевельнул рукой, манжета, ееперетягивающая распустилась и упала прямо на то место, где был воткнутшприц. Но наркоман, не обращая на это внимания, начал вводить мульку. Секунд пять -- и шприц был пуст. Рывком выдернув иглу из руки, Радедорм протянул шприц. Джеф тут же еговзял. За мгновения, пока отверстие от укола оставалось без присмотра, черезнего уже вытекло сколько-то крови, оставляя на коже темно-красную полоску.Отдав инструмент, Радедорм прижал дырку пальцем и медленно откинулся напыльные ступени. Пока он лежал с закрытыми глазами, Джеф сполоснул шприц от крови, взялпузырек, и, нацепив торчащую из него иглу на шприц, стал набирать раствормульки. Неужели он хочет уколоться тем же шприцом? Я недоумевал, ведь шприцынадо кипятить, стерилизовать, иначе... -- А вы все одним?.. -- Наклонился я к Нефедычу. -- Не стремайся. -- Он взял меня за локоть и доверительно впилсявзглядом в мои расширенные глаза. -- Мы чистые. Гепатита ни у кого нет и небыло. И вообще, мулька хороша тем, что она сама антисептик. Через нее незаразишься. Джеф уже наполнил шприц, а Радедорм не подавал признаков жизни. -- Подержи... -- Попросил Джеф Мульку. Та с готовностью обхватила егобицепс обеими руками. Джеф не стал садиться и долго готовиться. Он чуть лине с размаху всадил иглу и сразу же начал жать на поршень, вдавливая в себянаркотик. Закончив, он отдал шприц Нефедычу и сполз по стенке. -- С ними все в порядке? -- Спросить, кроме переминающейся с ноги наногу Мульки, было уже некого. -- Ага... Приходуются. После этого она на меня посмотрела. И я понял, что она ни за какиековрижки не уступит мне свою очередь. Я буду последним. Странно, оказываетсяя еще лелеял какие-то надежды... Пока Мулька колола Нефедыча очухался Радедорм. Я тут же пристал к нему: -- Что, от этого так сознание теряют? -- Не-е... Это приход. Его надо чувствовать... Да, -- Вдруг переменил он тему, -- Ты до сих пор хочешь сесть на иглу? Я кивнул, понимая, что это "сесть на иглу" должно означать приобщение кклану потребителей наркотиков. -- Что ж, запомни этот день! Сегодня ты впервые ширнешься. Ширяние --это не простое баловство, это погружение в неизведанные глубины твоейпсихики, это путешествие в мир, в котором ты никогда еще не бывал, мирудивительный и странный, не похожий ни на что виденное тобою раньше. Ширка-- это философский процесс. С каждой последующей вмазкой ты будешь всесильнее погружаться в эту философию, постигать ее и, вместе с ней постигатьи себя...

-- Потише вещай. Болтушка напала? -- Прошипел с пола Джеф. -- Приходуйся, давай. -- Добродушно проворчал Радедорм и продолжил, ноуже значительно тише: -- Это путь, с которого уже нет возврата. Но не бойся, используй свойшанс, чтобы изменить себя и стать выше недоебаной толпы ебучих урелов, незнающих кайфа вмазки. Ты будешь выше пидорасов-совков, ты будешь ссать исрать им на лысины, пролетая над их безмозглыми бошками. Ты будешь ебатьвсех самых красивых баб и никто тебе в этом не помешает. Ты будешь свободенот условностей и хуиных комплексов, которыми напичкал тебя красножопыйсовок, который только и стоит того, чтобы засандалить ему километровымхуилой, чтоб разорвать к ебеням все его задроченные кишки и чтоб издох он встрашных муках не в силах отсосать сам себе!.. Слова пролетали мимо меня, почти не затрагивая сознание. Заботило меняодно: Мулька лежала уколотая, а Джеф набирал в шприц, уже ширнувший четверыхсегодня (а за все время его жизни?..), остатки мульки. Сколько их? Сколькомне достанется? И достанется ли вообще? Но Джеф закончил процедуру выбирания и улыбнулся. Он улыбнулся мне: -- Готов? В горле стало неудобно, словно мне вставили, без на то моего согласия,чужой протез. Горький и скребущий. Я судорожно кивнул, рукав и так у меня был закатан выше локтя. -- Может сядешь? Сказать, что я сел, значит соврать. Я бухнулся на холодные жесткиеступени и протянул руку. -- Поставь локоть на колено. -- Приказал Джеф. Пришлось повиноваться. -- Нефедыч, перетяни ему. И Нефедыч обхватил своими лапами мою несчастную руку. -- Не смотри, если страшно, -- Разродился советом Джеф, но я решил, чтомне не будет страшно, что я буду смотреть как... Игла вонзилась в мою руку. Боли почти не было. Разве что самую малость,на которую и внимание обращать совестно. -- Классные веняки. -- Шептал Джеф. -- В такие с закрытыми глазамиширять можно. Пока он это говорил, в шприце показалась кровь. Моя кровь. Сейчас... Нефедыч убрал сдавливавшие руки и Джеф начал медленно вводить в менямульку. Наркотик. Неужели это я?.. -- Если станет нехорошо, говори сразу. Я замотал головой. -- На приходе резких движений не делай и закрой глаза. Вдруг шприц выдернули. Оказывается все... Наркотик в крови. Кровь вомне. А где же приход? Я мерз на ступенях, смежив веки и исподтишка поглядывая за новымиприятелями. Я боялся, что пока я тут лежу, они тихо съебутся и оставят меняодного... Вы ждете описания того, что со мой произошло после укола? А почти ничего! Я не понимал, чего надо ждать. Я сжался внутри. Я боролся со всем, чтохоть на гран могло показаться странным. Я ждал немыслимых ощущений, а их-то и не было! Я подготовился кгаллюцинациям, но, вот хуйня, ни хуя подобного! Да, появилось какое-то приподнятое состояние. Да, захотелось пить иссать. Да, на языке появился привкус горького миндаля. Ну и что? И это все? Ради этого люди рискуют жизнями? Ради этого идут на риск бытьпосаженными в тюрягу? Непонятно... Поебень какая-то. И ничего страшного. Эта мысль меня успокоила. Хотя нет, я был слегка возбужден, хотелосьрассказать всем о том, насколько напрасны, безосновательны, неприпиздны быливсе мои страхи. -- Ну, как? -- Наклонился надо мной Радедорм. Мне не хотелось его огорчать, ведь он поделился со мной, хотя эфедрин

был куплен на мои кровные, ведь он все это сделал, хотя и по моей просьбе,ведь... -- Хорошо... -- Выдавил я из себя. И понял, что не соврал. Легкое тело. Ясные мысли. Что еще надо? Потом мы долго тусовались по вечерней Москве. А вечером, почти ночью, япришел домой и что-то писал до самого утра...

Экзамен.

-- Клочкед, -- Сказали они, -- Ты умеешь варить мульку? Клочкед окинул взором эту парочку студентов. Они поймали его в сортире,куда не переменах сбиралась курящая часть студентов мужеского пола. ПокаКлочкед застегивал ширинку, они переминались с ноги на ногу, пыталисьспрятаться друг за друга, их очи болтались долу, но наметанный глаз Клочкедасразу узнал в этих пионерах Шантора Червица и Чевеида Снатайко. -- А кто это вам спзидил такую хуйню? -- Пожал плечами Клочкед. Иувидел, что Шантор Червиц и Чевеид Снатайко запаниковали. -- Ну, как, это, этот, как его... Семарь-Здрахарь... -- А-а-а... Так он сам, вроде, варит... -- Да, да! -- Обрадовался Чевеид Снатайко. -- Он нам все рассказал. -- Закивал Шантор Червиц. -- Мы попробовали... -- Признался Чевеид Снатайко. -- Но у нас ничего не получилось. -- Откровенничал Шантор Червиц. -- А Семарь-Здрахарь говорил... -- Начал выкручиваться Чевеид Снатайко. -- Что ты варишь лучше всех... -- Заискивал Шантор Червиц. Не сдерживая себя Клочкед рассмеялся: -- Это как же надо варить мульку, чтобы она не получилась?!.. Шантор Червиц и Чевеид Снатайко краснели, пыхтели и прятали подкафельный пол свои бесстыжие глаза. -- А на хуя вам мулька? -- Проверял решимость неофитов матерыйторчикозник Клочекд. -- Покайфовать хотите? Так лучше пойдите по пивку... -- Не-е-е... -- Затрясли головами Чевеид Снатайко и Шантор Червиц. --Нам для дела! Проморгавшись, Клочкед переварил эту небылицу, но решил выяснить все доконца: -- Какого? Перебивая друг друга Шантор Червиц и Чевеид Снатайко ринулись вобъяснения. -- Нам говорили... -- Многозначтиельно делал паузу Шантор Червиц. -- Что от мульки не спишь. -- Вздымал брови Чевеид Снатайко. -- И работоспособность повышается. -- Размахивал руками Шантор Червиц. -- А мы хотим... -- Выпячивал подбородок и поджимал губы ЧевеидСнатайко. -- Сдать сессию. -- Подпрыгивал на месте Шантор Червиц. -- Так, чтобы степуха была... -- Горестно вздыхал Чевеид Снатайко. -- Троечники! -- Врубился Клочкед. -- Хотите на мульке экзаменысдать!.. Вот умора! Вы сами-то врубаетесь, какую вы хуйню порете?! -- Какую? -- Переглянулись Чевеид Снатайко и Шантор Червиц. -- Ба-альшую! -- Почему? -- Недоумевали Шантор Червиц и Чевеид Снатайко. -- Чтоб не спать и работать всю ночь, мулька не нужна. Обычного джефахватит. Выпиваешь пузырь, морковкой закусил, и понеслась пизда по кочкам! А с мулькой мороки!.. Сварить надо уметь, петуха крутить тоже с полтыкане получится, да еще баян на веняк поставить, это не хуй собачий, дипломнужен!

-- Да, пробовали мы чистый! -- Замахал на Клочкеда руками ЧевеидСнатайко. -- Пробовали. -- Обреченно махнул рукой Шантор Червиц. -- От голого эфедрина только волосы на голове шевелятся... -- НегодовалЧевеид Снатайко. -- Только волосы... -- Разводил руками Шантор Червиц. -- Да возбуждение какое-то беспонтовое. -- Плевался Чевеид Снатайко. -- Беспонто-овое... -- Цыкал зубом Шантор Червиц. -- Так что на тебя одна надежда. -- Горестно пукал Чевеид Снатайко. -- К ми-илости-и тво-оей упова-а-ае-е-ем-м-м! Не-е по-огуби-и-и!.. Данастави нас на путь истины-ы-ый, да-ай нам зна-ания та-айного-о-о!.. Приобщинас к веняков протыка-анию, да и заливанию туда мульки силудаю-уще-ей... --Забасил вдруг Шантор Червиц. После такого пения Клочкед, осажденный со всех сторон, вынужденносдался. -- Ладно, уболтали. И вздох облегчения приобщившихся взъерошил волосы на его голове. -- А у нас все с собой! -- Радостно сообщили Чевеид Снатайко и ШанторЧервиц. -- Баяны? -- Строго спросил Клочкед. -- Четыре штуки. -- Фирма? -- Ширяна. -- Джеф? -- Пять банок. -- Это ж уширяться! -- Обрадовался Клочкед и продолжил инвентаризацию: -- Уксус, марганцовка, вата? -- Есть, все есть! -- Чевеид Снатайко и Шантор Червиц приплясывали толи от радости и предвкушения, то ли от нетерпения и оголтения. -- Пошли. -- Раздался клочкедовский приказ и они гуськом пошли погулким институтским коридорам. Вскоре была найдена пустующая аудитория.Клочкед расположился за столом преподавателя и отправил Чевеида Снатайкоспиздить в буфете стакан и притаранить его полный воды. Пока тот ходил, самКлочкед разложил тетрадки и стал готовиться к коллоквиуму по деталям имеханизмам, не реагируя на робкие попытки Шантора Червица завязать беседу намулечную тематику. Явился гонец, притаранивший тонкостенный аршин, полный чистейшейледяной воды. Собственноручно заперев изнутри дверь, Клочкед попросилизвлечь стремаки. -- Делать будете сами, синхронно, под моим руководством. Чевеид Снатайко и Шантор Червиц вытянулись во фрунт. -- Варка мульки имеет несколько тонкостей. -- Клочкеднежданно-негаданно поимел на сегодня халявную вмазку и, оттягивая времясобственной ширки, тащился, наблюдая как внимают его лекции с проведениемхимических опытов Шантор Червиц и Чевеид Снатайко. -- Первая тонкость -- снятие жестяной крышки. Это можно делатьножницами, ключами, но если их нет под рукой -- то зубами. Взяв в рот пузырек эфедрина, Клочкед стащил с него жестяную заглушкувместе с резиновой пробочкой. -- Понятно? Слушатели закивали. -- Повтори. -- И Клочкед протянул закупоренный пузырек Шантору Червицу.Тот пару минут слюнявил его и признался в собственном бессилии. -- Ничего... -- Ободрил его Клочкед, -- С первого раза не у всехполучается. У тебя еще будет время на тренировки. Ланиты растроганного Шантора Червица оросились скупыми слезами, аэстафетный пузырь перешел к Чевеиду Снатайко. Он яростно вгрызся в тонкоежелезо, представляя себе, что это именно тот гранит науки, который предстоитему глодать еще долгих четыре года. Во все стороны полетели стружки,отбрасываемые сверкающими молярами жаждущего добраться до эфедрина.Мгновение, еще одно, и еще, примерно, два с половиной, и резиновая крышечка,под которой плещется трехпроцентный эфедрин гидрохлорид, свободна. -- Ничего... -- Восхищенно произносит Клочкед и снимает с носаприлипшую стружку. -- Теперь следующая стадия. Отмеривание уксуса.

На банку надо ровно куб девятипроцентного, или одну каплю эссенции.Можно и без него, но с ним раствор получается мягче. Давайте баян. -- Говорит Клочкед усталым голосом. Ему вручают коробку с новехонькой пятикубовой баяной-ширяной. Все частишприца, завернутые в хрустящие бумажки вываливаются на стол иразворачиваются. Они лежат, посверкивая стеклом и хромом, а Клочкедзадумчиво сминает из упаковочных листочков плотный шарик. Наконец решениепринято. -- Смотрите внимательно, -- Возвещает он, -- Сборка баяна с закрытымиглазами! Смежив веки и оставив в них щелочку для подглядывания, Клочкедпростирает руки и начинается лихорадочная деятельность. Хромированныедетальки прикручиваются одна к другой, прикрепляются к стеклянному корпусумашины... Шприц готов! Бурные аплодисменты. -- На. -- Баян вручается Шантору Червицу. -- Насаживай выборку ивыбирай усусь. Когда требуемое исполнено и агрегат наполнен вонючей жидкостью подзавязку, Клочкед отбирает его и, встав в эпически-патетическую позу,провозглашает: -- Только сегодня! Только сейчас! Сеанс синхронного массового обученияварению мульки! В завершении представления -- ублаготворение всехприсутствующих! Ширяющихся другими торчами -- просьба покинуть помещение! Надеюсь, таких нет? -- Нет, нет! -- Истошно мотают головами Чевеид Снатайко и ШанторЧервиц. Дождавшись, когда они утихомирятся, Клочкед, улыбаясь, таинственнопроизносит: -- Это и будет ваш экзамен... Ну, ребята, начинайте... -- Эту фразу Клочкед старался произнестиповторяя интонации Смерти из бессмертной оперы "Пизда со смертью МурьеттыШагинян", но Шантор Червиц и Чевеид Снатайко, не слышавшие ее, не въезжают всмысл и действительно начинают. Стремясь обогнать товарища, они, вырывая друг у друга баян, стараютсязалить его содержимое в эфедрин. -- Ну что вы, словно дети! -- Не выдерживает артистическая натураКлочкеда. -- Если я сказал синхронно, это не значит наперегонки! Темп засыпания ингредиентов снижается, он остается достаточно высоким. -- Еще медленнее! -- Приказывает Клочкед, и поясняет, -- Мульку надободяжить тихо, не торопясь, без суеты и оголтения. Это же наркотик, а внаркотике, кроме формулы, действует и энергетика. Как ты сваришь, так иподействует. Какое у тебя настроение, когда бодяжишь, так и тянуть будет. На хуя тебе ломовой приход и таска на пол часа? Тут не надо хуем угливорошить, надо нежно. Мулька, она ласку любит. Будешь с ней ласковым, --Вещал Клочкед, наблюдая за тем, как студенты трясут пузырьки, -- И она стобой по-хорошему. Будешь гнать, суетиться, и она такой же будет. Запомните, главное, это то, что ты в нее вложишь. А вкладывать надоначинать еще до того как пузырь вскроешь. Погладь его, поговори с ним,скажи: "Здравствуй, эфедрина гидрохлорид. Как поживаешь? Как самочувствие?Не будешь ли ты против, чтобы я с легонца тебя окислил?" А начиная бодяжный процесс, вы должны уже быть в том настроении,которое хотите поиметь от вмазки. Ну, конечно, не совсем в том, а так, впервом приближении. Работать, там, -- Продолжал заливаться Клочкед, незабывая наблюдать за трясущими Чевеидом Снатайко и Шантором Червицем, -- Илипросто оттянуться по кайфу, чтоб попиздить от души, или порисовать... И когда болтаешь, пузырь лучше всего держать не пальцами, а всейпятерней, чтоб мулька грелась, чтоб проникалась твоим теплом, пронизываласьтвоей энергетикой, настраивалась на тебя, мудилу; чего трясти бросил, у тебятам, отсюда вижу, еще все фиолетовое; тогда и кайф полнее, и приход смурнее. Когда все правильно сделано, бодяга сама оседает. Расслаивается все натри уровня. Сверху пузыри, снизу бутор коричневый а промеж ними -- чистяк.Даже петуха не надо. Так что главное -- настрой. Если настроился, то кайф начинаешь ловить еще до вмазки. Минут за

десять. Мулька странная штука. Наверное в ее формулу входит тахионнаясоставляющая. Слыхали про такое? Тахионы -- это частицы, которые идут из будущего в прошлое. Скажем,задумал ты взорвать тахионную бомбу. А она уже ебнула, но один хуй, тебенадо потом фитиль запалить. Так и мулька. Если кайф от нее просек,обязательно надо вмазаться, а то полетит к ебеням вся причинно-следственнаяструктура Вселенной. Врубаетесь? От нас зависит жизнь целой Вселенной! Ну, хватит. Шантор Червиц и Чевеид Снатайко, берущие на себя ответственность засуществование нашего мира, прекратили трясти пузырьки. Пока что они, неиспытав действие настоящей мульки под собственной шкурой, не въезжали вгонки Клочкеда. Но его наметанный взгляд уже улавливал изменения,происшедшие в этих ребятах. У Шантора Червица и Чевеида Снатайко яростноблестели глаза, изо ртов стекали длинные нити слюны, их ноздри расширились ииз них вырывалось невидимое пламя. Но сами они этого не замечали и рассматривали на просвет получившуюся уних жидкость. -- Пальцы с пробок не убирать! -- Посоветовал Клочкед. -- Во, расслаивается! -- Восторгнулся Шантор Червиц, наблюдая за своимпузырьком. -- И у меня! -- Захихикал Чевеид Снатайко. -- Следующая стадия -- вскрытие. Тихо! -- Рявкнул Клочкед, увидав, чтоЧевеид Снатайко готов отпустить палец, придерживающий резиновую крышечку, исколупнуть ее. -- Запомните, в процессе бодяжения мульки выделяется некотороеколичество углекислого газа. Его давление может запросто выбить крышку. Нахуя это надо? Правильно, ни за хуй! Поэтому открываем осторожно, от себя. Брызги бодяги въедаются в ткань идают что? Лишние стремаки. Поехали. По воздуху, с легкими чпоками, пронеслись две струйки мелких коричневыхбрызг. -- Ну, -- Потирал руки Клочкед, -- Теперь дегустация... Шантор Червиц и Чевеид Снатайко обрадовано заерзали на своих стульях,собирая из деталей еще пару шприцов. -- Дегустировать буду я. -- Сказал Клочкед и оскалился в недоуменныегрызла Чевеида Снатайко и Шантора Червица. -- Вату. Сполоснув баян от уксуса, Клочкед нацепил на него толстую иглу и однимпрофессиональным, годами оттачиваемым движением накрутил на нее ватныйтампон. -- Петуха мотать я вам пока не доверю. -- Клочкед пристально огляделЧевеида Снатайко и Шантора Червица, и опустил петуха в мульку последнего. --Сейчас узнаю, что там у тебя вышло... Шприц стал быстро наполняться чуть зеленоватой жидкостью. Когданабрались положенные пять миллилитров, Клочкед быстро сменил иглу с петухомна более тонкую и задрал рукав. Рука напряглась, выступили вены и игла сразмаху была всажена в одну из них. Чевеид Снатайко и Шантор Червиц не успели ничего сказать, предпринять исделать, а Клочкед вгонял в себя уже последний куб. Вытащив шприц из вены, он некоторое время посидел с закрытыми глазами,причмокивая, словно смакуя экзотический напиток. Шантор Червиц, не отрываявзора от лица Клочкеда, пытался вычислить, что же происходит у него внутри.Как ему мулька? По кайфу или нет? Внезапно Клочкед открыл один глаз и глаз этот вперился в переносицуШантора Червица. -- Что ж вы пиздили-то? -- Млеющим голосом простонал Клочкед, --Нормальная мулька... Хотя... Встрепенувшись, он схватил шприц, надел на него струну с петухом ипогрузил ее во второй пузырек. Поступающая в баллончик мулька ЧевеидаСнатайко окрашивалась розовым от клочкедовской крови и было невозможноузнать, какой у нее натуральный цвет. Вторые пять кубов исчезли так же бесследно, как и первые. ВенякКлочкеда поглотил их, оставив на память лишь пару капель крови.

Шантор Червиц и Чевеид Снатайко недоуменно переглядывались, не решаясьзаговорить даже шепотом, чтоб не потревожить ловящего второй приходКлочкеда. Десять кубов за раз, пусть и в две порции, это было выше ихразумения. -- Ширяться этим можно. -- Хрипло выдавил из себя Клочкед, -- Только яв одно не врублюсь, варите вы нормально, на кой хуй надо было представлениеразыгрывать? -- Ну, нам проверить хотелось... -- Говорил Чевеид Снатайко, наполняяшприц своей мулькой. -- Мы ж не знали, все ли мы правильно делаем... -- Говорил ШанторЧервиц, наполняя шприц своей мулькой. -- А теперь мы уверены... -- Говорил Чевеид Снатайко заголяя руку. -- Да и познакомиться хотелось... -- Говорил Шантор Червиц, водя иглойв поисках вены Чевеида Снатайко. -- Что у нас все нормально... -- Говорил Чевеид Снатайко, наблюдая запоисками Шантора Червица. -- Одним-то скучно... -- Говорил Шантор Червиц, вгоняя в кровь ЧевеидаСнатайко первый куб мульки. -- А то уже два месяца... Прихо-од! -- Возопил Чевеид Снатайко, послевведения последнего куба мульки. Клочкед, посмеиваясь про себя, слушал их оправдания. Семарь-Здрахарьеще несколько дней назад сообщил ему, что его персону разыскивают двапионера. Семарь-Здрахарь запудрил им мозги, заявив, что лучший методзнакомства попросить научить бодяжить. Семарь-Здрахарь проширял с Клочкедомза успех операции банку трехпроцентного, и все остались довольны.

Передоз.

С утреца, для поднятия настроения, Семарь-Здрахарь ширнулся и пошел наработу. Где он вкалывал на Советскую власть и какую должность занимал, длянашего повествования не имеет значения. Важно лишь то, что у него в карманебыл пузырь винта, а после работы Семарь-Здрахарь намеревался пойти потеркам. Имеет значение еще и количество винта. Ибо наливал егоСемарь-Здрахарь уже будучи вмазанным и по заширке забыл, что не разбодяжилотщелоченый винт. Съебавшись пораньше, наш герой прямым ходом двинул в драгу. Оназаслуживает отдельного описания. Это был двухэтажный домик из красного кирпича. На втором этаже раньшепомещались ремонт обуви и прачечная, а на первом была каличная.Семарь-Здрахарь не раз затаривался там джефом, а позже и салютом. Это былаодна из московских достопримечательностей: мазовая драга. В ней никогда недибили и Семарь-Здрахарь держал ее на крайняк. Когда нигде больше вырубитьне удавалось, он чапал сюда и получал свои две банки. Теперь же все накрылось пиздой. Драгу закрыли и раздербанили. Домготовился к сносу. Вчера Семарь-Здрахарь забрел сюда. Он ностальгически побродил по битымстеклам. Нашел какие-то беспонтовые калики и пачек сорок просроченногодимедрола. Но под одним из фанерных листов его ждало открытие: две коробкиташкентского стекольного джефа! Но самое главное ждало в подвале. Там гигантскими стопами громоздилисьтерки! Все они были с таксировкой, но свести надпись, хотя и было достаточногеморройным делом, с номерными бумагами себя оправдывало. В соседнем помещении валялись пузырьки, банки темного стекла спритертыми крышками, еще до хуя всякой полезной для ширового поебени. И Семарь-Здрахарь решил наведаться сюда еще разок, прошмонать все какследует. Для этого он захватил самую большую из имевшихся у него сумок и

пару целкофановых пакетов с ручками. Шмон торгового зала почти ничего, кроме нескольких пластов релашки,карпика и седуксена, не дал. Семарь-Здрахарь, спугнув по дороге ссущегомужика, пошел в подвал. Ветерок из разбитых окон продувал недлинный коридор. В нем былотемновато, но в комнатах с обеих его сторон света было достаточно. Зайдя в помещение со стопами терок, Семарь-Здрахарь прикинул фронтработ. Рыться здесь можно было несколько часов. Он уже решил, что конкретноон будет брать: только терки, написанные чернилами, они легче поддаютсямытью, и с самыми экзотическими верхними колотухами. Семарь-Здрахарь присел на одну из кип. Действие утренней ширки почтикончилось, подступала легкая абстяга. Решив, что втюхавшись, на заморочке,он сделает все быстрее, Семарь-Здрахарь достал винт. Выбралось три квадрата. Семарь-Здрахарь задумался. Трешка. А его дозняк полтора куба. Значит, последовал логический вывод,он сделал себе полторашку и разбодяжил ее вдвое. Пора ширяться. Перетянув руку, Семарь-Здрахарь нащупал канат, взял контроль, и светерком прошмыгал все три куба. На последних децилах он понял, что чего-то не так. Его странно повело,но наркоман добил оставшееся в машине и выдернул агрегат из руки. Сначала бешено заколотилось сердце. Его удары эхом отражались в ушах иСемарь-Здрахарь начал задыхаться. С усилием заставляя себя делать вдохи и выдохи, но увидел, что всевокруг странно изменилось. Все поле зрения заполнили мелкие треугольники.Они радужно переливались, почти полностью заслоняя все окружающее. Чувства резко обострились. Семарь-Здрахарь услышал чьи-то шаги,обстремался, что его заметут с баяном, полным контроля, до сих пор зажатым вего пальцах, но потом понял, что шаги раздаются с улицы. Послышалось неразборчивое бормотание. Семарь-Здрахарь не могопределить, что это, глюк, или действительно кто-то поблизостиразговаривает. Замерев, он настороженно вслушивался. Треугольнички поблекли, но покаоставались, искажая очертания и краски окружающих стен. "Передоз" -- Понял Семарь-Здрахарь. -- "Как бы не кинутьсяневзначай..." Звук приковал его внимание. Он был беспомощен, не мог пошевелиться, иэто было чертовски страшно. Пластик баяна нагрелся от тепла его руки, новыпустить его не было возможности. Все было напряжено и возбуждено. Звукповторился. Это кто-то приближался по коридору. Семарь-Здрахарь застыл. Страх, что засекут в таком положении,парализовал все мышцы. Шаги приблизились. Что-то загремело, очевидно, идущий в потемках обочто-то споткнулся. Послышался неразборчивый возглас и шаги стали удаляться. "Пронесло" -- Вытер пот со лба Семарь-Здрахарь и обнаружил, что можетдвигаться. Но когда он попытался разжать, наконец, пальцы и, хотя бы,выронить шприц, он понял, что тело его опять не слушается. Продолжая насильственно дышать, он прислушался к внезапной тишине.Сердца слышно не было. Он потрогал себе пульс. Не слышно. Артерия на горлетоже не пульсировала как обычно. Он приложил руку к груди. Ни звука. "Остановилось... -- Это слово словно само по себе прозвучало в головеСемаря-Здрахаря. За ним появилось второе: -- Глупо..." Тело моментально покрылось холодным водянистым потом. "Я не хочу умирать!!! -- Мысленно возопил Семарь-Здрахарь. -- Сердце,бейся! Стучи, родное! Давай, давай, давай!!!" В полнейшей панике, не понимая, что делает, Семарь-Здрахарь стал ссилой давить себе на грудь. Ему казалось, что так он сможет сделать сам себеискусственное дыхание и заставить сердце заработать снова. И оно пошло. Сначала Семарь-Здрахарь почувствовал что сердце сначалаколыхнулось, потом ударило активнее, и забилось, давая возможность своемухозяину прослушивать пульс и жить дальше. Эйфория подступила к горлу Семаря-Здрахаря. Слезы покатились по егощекам, наркоман был искренне счастлив. Осознав, какое это счастье, одна лишьвозможность жить.

Семарь-Здрахарь сидел на куче пользованных терок, плакал и улыбался,как идиот, все еще сжимая в ладони скользкий от пота баян. Можно было бы прервать рассказ на этом эпизоде, но тогда бы создалосьневерное представление о личности Семаря-Здрахаря. Можно было бы подумать,что чудом оставшись в живых, но как-то оценит этот факт. Но нет... На самомдеде все было по-другому. Вскоре приступ счастья начал затихать. Семарь-Здрахарь вытер слезы исопли. Вытер сознательно и порадовался, что он теперь и все еще может что-тоделать. Кожа на лице ощущалась им, как воздушный шарик, который сперва надулидо отказа, а потом спустили. Низ живота распирало от избытка мочи, а большеникаких дискомфортов не было. Разве что повышенное чувство стремности. Семарь-Здрахарь встал. От долгого пребывания в одной позе, ноги затеклии теперь их кололи тысячи баянов со струнами. Он покачнулся и едва негрохнулся на терочные завалы. Второй шаг пришлось делать уже держась рукойза стену. Выбравшись в темноту коридора, Семарь-Здрахарь долго ссал туда,покачиваясь от ли от внезапно накатившей усталости, то ли от нестойкостиподгибающихся ног. Совершая обратное путешествие он запнулся и грохнулся на бумажныеразвалы. Подниматься не было сил, да и желания. Семарь-Здрахарь вытянулвперед руки, подтащил к себе перевязанную шпагатом стопу рецептов и стащилверевку. Верхняя терка при этом порвалась, но наркоман плюнул на это и началразбирать оставшиеся. В этой пачке все бумаги оказались на кодтерпин. Семарь-Здрахарьнесколько секунд разглядывал каждый, оценивая его мазовость, и, илиотшвыривал в сторону, или оставлял перед собой. Из нескольких сотен бланков, заслуживающих внимания терок оказалосьштук десять. Перевернувшись, Семарь-Здрахарь сел и подцепил следующую пачку. Стемнело. Семарь-Здрахарь сидел, обложенный рецептами и перебирал их смаксимально возможной скоростью. Его сумка уже наполовину была забита. Когдапотемнело так, что разбирать надписи на рецептах стало невозможным, онвстал. Несколько раз прошелся по помещению, разминаясь. Покурил. Вскоре он вышел из разрушенной аптеки, с трудом переставляя ноги,волоча за собой тяжеленную сумищу и радуясь, что надыбанных терок ему хватитна несколько месяцев непрерывного зашира.

Выездной джеф-сейшн.

"А я видел как ширяются эллипсы, А я видел, как ширяются квадраты, Как ширяют кубики конусы, Как хуево ширяться без хаты, Ну как же хуево ширяться без хаты..."

-- Напевал Блим Кололей, держа на коленях стрем-пакет, сидя при этом вавтобусе, который направлялся в район, который Блим Кололей избрал дляочередного выездного джеф-сейшена. В принципе, по причине стремности хаты, многие шировые избирают дляублаготворения полевую форму работы. Но варить шнягу в лесу и мульку впарадняке -- это совершенно разные вещи. Для первого нарк должензаблаговременно снарядиться всеми компонентами, а для полевого джеф-сейшенавсе что надо можно нааскать или купить на месте. Кроме, разумеется, наборашариковых ручек разных оттенков, которыми пишутся терки.

Но выездному джеф-сейшену предшествует и другая предварительная работа.На полу расстилается карта Москвы и на ней, в выбранном районе, отмечаютсякружочками и крестиками все драги и полукаличные, по справочнику. Послеэтого выбирается оптимальный маршрут и торчок готов в путь. Так и у Блима Кололея в стрем-пакете лежала такая карта. Но она бываланужна только для первой или второй тусовки. В следующие разы местностьзапоминалась и пособия по прохождению маршрута Великого Джефого Пути былиуже излишними. Кроме карты, стрем-пакет содержал полный комплект джефого торчка. БлимуКололею было легче таскать с собой лишние полколо, чем постоянно аскать попараднякам усусь, бесконечно отвечая на идиотские вопросы жильцов.

-- Два наркота в черных куртках, в галифе и с сапогами Шли на место преступленья в город Кунцево далекий... Где чекисты да бендерцы, всяки люберцы да негры Утащили бочку джефа из аптеки Моссовета. Да слегка переборщили, наколовшись мульки сраной, Увидали они глюку, что повяжут их всех вместе. Глюки с мульки -- это вкусно! Глюки с мульки -- это классно! Заходите, глюки с мульки! А наркоты подоспели прям в разгар прихода глюков, И давай ширяться джефом, не бодяжа марцифали! А чекисты да бендерцы, всяки люберцы да негры Побросали все баяны и бодяжные машины. И уебывать помчались в направленьи ФэЭрГэ, бля, Позабыв про бочку джефа, канули в века навечно!

-- Пел про себя Блим Кололей, лишь слегка переиначивая слова знакомойпесни. У него было приподнятое настроение, ибо автобусная остановка быларядом с полукаличной, а на ее помоечке нашлись терки, одну из которых БлимКололей заполнил и теперь шел вырубать джеф. Район действительно оказался классным. В первой же драге Блима Кололеяотоварили. Правда один из пузырей оказался "негро вигро", темного стекла, иполезной жидкости в нем явно было меньше, чем положенные десять кубов. Выбрав подходящую домину, Блим Кололей поднялся на лифте к последнемуэтажу, вышел на черную лестницу и расположился на ступеньках. Бодяжить.

-- Мне себя ужасно жаль, Я подсел на марцифаль. И теперь брожу один, Вырубая эфедрин! Эфедрин, эритро эфедрин, Эритро эфедрин, любимый изомер...

-- Чуть ли не в голос распевал Блим Кололей, бодяжа жидкость в темномпузырьке. Но когда он это ширнул, он не почувствовал обычного действия.Прихода не было, зато на языке появился четкий вкус корвалола. И БлимКололей понял, что его наебали. Но остался второй фуфырь. Он немедленнопошел в дело. Приход от этого пузырька превзошел все ожидания. Блим Кололей, как был,с задранным рукавом и баяном в другой руке улегся на ступеньках, смеживвеки. Вдруг послышались чьи-то шаги. Двое поднимались по лестнице к пролету,на котором приходовался Блим Кололей. Поняв, что он все равно не успеетсобрать стрем-пакет и собственного постремания не избежать, Блим Кололейрешил не реагировать и наслаждаться таской пока это возможно. Но, странное дело, эти двое прошли мимо. Они аккуратно перешагнуличерез разложенные на носовом платке баяны и прочую аппаратуру и пошлидальше. Заскрипела железная дверь и вновь послышались приглушенные, что-тообсуждающие голоса. Блим Кололей расслабился. Если не постремали сразу, значит, непостремают вообще. Он открыл глаза, сел и закурил. Вскоре опять скрипнула дверь. На верхней площадке появились двое. Мужик

в ватнике и тетка. -- А, -- Радостно осклабился мужик, -- Очухался? Блим Кололей кивнул. -- Колешься? -- Спросила тетка. Прокашлявшись, Блим Кололей хрипло сказал: -Ага... Мужик и тетка стали спускаться, при этом мужик лыбился и подмигивал: -- А мы-то идем лифт чинить и тебя видим. Лежишь и не дышишь. Думалиментов вызывать надо. Помер наркоман. Ан нет. Живой! Чем это ты колешься-то? -- А вот. -- Показал Блим Кололей фуфырь из-под джефа. -- Лекарствотакое. -- Ишь ты!.. -- Покачал головой мужик. -- Не, по мне лучше это... Он распахнул ватник и показал торчащую из штанов бомбу "Кавказа". -- А мне мое лучше... -- Возразил Блим Кололей. -- Ну, как знаешь... -- Хмыкнул мужик и скрылся из поля зрения БлимаКололея. Встав, Блим Кололей прошелся, разминая ноги. Стены были здесь покрытыразными надписями, типа "Вася -- мудак", "Ебу целок" с номером телефона,"Спартак -- чемпион". Но внимание Блима Кололея привлек странный убористыйтекст. Приноровившись к чужому почерку, он прочитал: "Нас было четверо друзей. Мы очень хотели поебать девушку, но у насникак это не получалось. И тогда мы стали тренироваться друг на друге.Сперва мы целовались в губы, а потом стали сосать друг у друга хуи. Иоднажды мы решили, а зачем нам девушка? И стали ебать друг друга в попы. Ивсем нам теперь очень хорошо. Делайте как мы, и вы будете счастливы." Посмеявшись немного, Блим Кололей начертал чуть ниже: "Нас было четверо друзей. Мы были очень несчастны. И однажды мы узналичто такое мулька. Мы стали ею ширяться и стали счастливы. Все ширяйтесьмулькой!" Дописав последнюю фразу-лозунг, Блим Кололей спустился к остаткаммульки и вмазался последними пятью кубами. Наскоро приходнувшись, онспустился вниз. Выходя из парадняка, тут же, на скамеечке, он увидел знакомую парулифтеров. Между ними стояла вскрытая бомба, а в руках у них были стаканы,полные темной жидкости. Блим Кололей зачем-то помахал им на прощание, а онипомахали ему вслед. И Блим Кололей направился к следующей полукаличной. Выезднойджеф-сейшен продолжался.

Заморочка -- 7. Лобковые блохи и головные вши.

Ты ебешь Женьку Полный Крышесъезддд уже третью или четвертую неделю.Пока ты бегаешь за салютом, она путанит, принося в дом баксы и хавчик. Покаты варишь винта, она, на пару с тобой, в одной узкой кухне, превращенной ввинтоварню, готовит всякие вкусности. Затем ты хаваешь и ширяешь ее. А она ширяет тебя. А потом, весь остаток ночи, ибо приезжает она часам к трем, ты ееебешь. Пизда Женьки Полный Крышесъезддд на удивление узка, никакойразъебанности. Хуй входит в нее плотно, как пробка в бутылку, нет, какпоршень в шприц, без малейшего зазора. И ты ебешь ее, ебешь, ебешь... До полного нестояния ни на что. Тогда начинаются заморочки. Ты уже внушал ей мысли на расстоянии. Ты уже подчинял ее своей воле. Тыуже путешествовал с ней по астральным мирам. Ты уже делал с ней такое, что

не приснится и самому вычурному фантасту. И все это в натуре. Ну, разве что,с легкой примесью безобидных глюков. Но сегодня, после чумовой ебли, у тебя зачесалась голова. Конечно, этомогло произойти и по причине ее трехдневной немытости, но такой почесон былтебе уже знаком. Порывшись в гигиенических принадлежностях, ты откопал самую мелкуюрасческу и причесался, после каждого прохода пристально рассматриваяпространство между зубьями. И вот, ты нашел. Это создание, запутавшись ввыпавших волосах, вяло шевелило шестью лапками. Ты показал это Женьке Полный Крышесъезддд и объяснил, что этого зверязовут головная вошь, а в хипповском простонародье -- "мустанг". И ежели онапоявилась, то, по причине длинных волос у вас обоих, заражены ею вы оба. Исейчас нет мазы разбирать интересный вопрос, кто же подцепил их первыми, анадо провести быструю и решительную борьбу. И ты потребовал чтобы Женька Полный Крышесъезддд дала тебе свою головудля обследования. По своему опыту зная, что мустанги селятся большей частьюза ушами, ты начал именно с этих районов. Методично перебирая пряди волос Женьки Полный Крышесъезддд, ты нашелодного прицепившегося к коже вша, потом второго, третьего. Сперва тыизвлекал животное и показывал его хозяйке, чтобы она убедилась в реальностиих существования на ее голове. На первых экземплярах ты показал, как их надосдавливать между ногтями, чтобы они издали свой последний звук "щелк!". Вскоре обнаружились и гниды. Здесь пришлось пожертвовать несколькимиволосками, опять-таки для наглядной демонстрации, что такое гнида, где онакрепится к волосу, какого она цвета и как ее щелкают. После этого перед тобой раскрылось обширное поле деятельности. Проведяпервичный ликбез, ты стал выискивать мустангов, а Женька Полный Крышесъездддначала считать их по количеству щелков, которым сопровождалась каждая смертьчленистоногого паразита. Ты прошелся от виска к виску через затылок. Потом от затылка дошел домакушки, а от макушки ко лбу. Второй заход, боле тщательный, ты стал делатьв обратном направлении, уничтожая все живое, попадающееся на твоем пути. Крупных, взрослых мустангов уже почти не попадалось, затообнаруживалось гигантское количество гнид, практически у корня каждоговолоса и ты с упоением их давил, добавляя цифры в статистике Женьки ПолныйКрышесъезддд. Третий раз перебирая волосы, ты стал находить и меленьких вошек,который уже замимикрировались под цвет волос и найти их с первого раза былодовольно сложно. Но они пока еще были прозрачненькие и их выдавали желудки,наполненные красной свежей, или темной переварившейся кровью. После пятого прохода, который ты делал уже в качестве дополнительнойподстраховки, Женька Полный Крышесъезддд взмолилась о прекращении этойпытки. Ведь некоторых мустангов тебе приходилось давить непосредственно накоже и последняя зачастую прищемлялась твоими ногтями, что не добавлялокайфовости этой процедуре. Теперь настала твоя очередь. Ловцом вшей Женька Полный Крышесъездддбыла поначалу хуевым, но она быстро училась. В скором времени мустангиперестали от нее убегать, и она периодически сколупывала с ногтей их пустыешкурки. Слушая звуки истребления головной фауны, ты не считал их, ты простотащился. И, часа через два, когда твоя кожа уже зудела, но не от укусов, аот бессчетного количества защипов, Женька Полный Крышесъезддд закончилаэкзекуцию. Правда, она порывалась повторить ее еще несколько раз, но ты ужеустал от безделья. Ты прикинул, что если мустанги появились на голове, с таким же успехомони могут переползти и на лобковый хайер. И, уложив Женьку ПолныйКрышесъезддд, ты раздвинул ей ноги и уткнулся носом в ее пизду. Обследование тамошней растительности оказалось безрезультатным пока ты,напрягая зрение, не обнаружил каких-то мелких черненьких тварей. Но,странное дело, они не давались в руки и ты понял, что это блохи. Гнусные насекомые прыгали по лобку, заскакивали на твои пальцы, нораздавить тебе удавалось лишь единицы, в то время когда сотни скакаливокруг. Разъярившись, ты удвоил усилия. Женька Полный Крышесъезддд, лобковая

кожа которой перекручивалась, щипалась и выдиралась вместе с волосами, лишькряхтела, стараясь не показать, как ей больно. Наконец, ты вспомнил, что блохи тонут в воде, и ты отправил ЖенькуПолный Крышесъезддд отмокать в ванну. Сам же, обратив внимание на свойлобок, больше не мог от него оторваться. Там скакали те же блохи. Посколькуванна была временно занята, ты решил бороться со зверьем дедовским способом,который ты уже успел поприменять -- физическое раздавливание. Но и на нем блохи ускользали. На какие-то мгновения они присасывались ккоже. Но когда к их бокам приближались твои ногти, они совершали пируэт иоказывались вне пределов досягаемости. Множество раз тебе казалось, что ты расщелкнул одну из надоедливыхтварей, но всякий раз это оказывалось корнем твоего собственного волоса. И,когда из ванны появилась вымытая и блещущая чистотой Женька ПолныйКрышесъезддд, ты разодрал себе кожу уже до крови. Последовали несколько минут борьбы, когда Женька Полный Крышесъездддпыталась тебя остановить, а ты игнорировал ее попытки отвлечь твое вниманиена что-нибудь более созидательное. Но женщина победила и ты попытался сноваее поебать. Однако не вышло. В процессе уничтожения блошек, ты разворотил собственный лобок таккрепко, что любое прикосновение к нему вызывало приступ такой остройнекайфовости, что ни о какой ебле и речи идти не могло. Днем до тебя дошло, что большая часть гнид и все до одной лобковыеблохи были твоими глюками, но осознание этого не ускорило заживление твоеголобка, из-за которого ты вынужден был целых два дня сохранять целомудрие ине заниматься еблей.

Красный джеф.

За окном была осень, настроение было хуевым и хотелось вмазаться. Хотя,скорее, наоборот: сперва хотелось вмазаться, а уж потом про настроение. Ивсе это потому, что вмазаться было нечем. Вот и сидели на кухне Семарь-Здрахарь и Клочкед и понуро глядели надождь. Почему понуро? До потому что в дождь выходить их ломало, да ипротивная вода с неба замочила все помойки и, вместе с ними, терки, которыетам могли находиться. Перед торчками находилась стопа рецептов. Их они только что просмотрелина предмет заполнения, но не обнаружили ничего подходящего для сувания вдрагу. -- Джеф ширяйте внутривенно, Двухроцентно, трехпроцентно... -- Выдал вдруг Семарь-Здрахарь один изсвоих стишков. -- Да не трави ты душу! -- Вяло огрызнулся Клочкед. -- Давай лучшеприкинем, что делать будем. -- Чего, чего... -- Хмыкнул Семарь-Здрахарь и зевнул. -- Ширяться. -- А чем? Джефа-то мы не вырубим. -- Да хоть вторяками... Эта идея согрела клочкедовское сердце, вены и торчилло: -- Давай! Семарь-Здрахарь нагнулся и вытащил из-под стола картонную коробку, вкоторой перекатывалось пузырьков тридцать. Каждый с бодягой и петухом. Отобрав себе половину, Семарь-Здрахарь вторую отодвинул к Клочкеду. Иначалась лихорадочная деятельность. В пузырь с бодягой заливалась вода. Пузырь взбалтывался и жидкостьвыбиралась через петуха. Самым сложным было отжимание старых метелок,которыми выбирали первак, а потом оставляли в пузырьке вместе с бодягой. После часа напряженного труда все пальцы торчекозников были в

коричневой окиси марганца, зато у каждого были желанные пять кубов вторяков. Первым ширнулся Семарь-Здрахарь. После вмазки он почмокал губами исостроил недовльную мину: -- Не цепляет. Только децил приятственности. Клочкеду в этот раз повезло меньше. Ширнувшись своими вторяками, онпочувствовал дурноту. Несколько минут он сидел, выпучив глаза и глоталвоздух. Семарь-Здрахарь бегал кругами и спрашивал: -- Чего делать-то? Тебе не лучше? Минут через десяток Клочкед отошел и порозовел. -- Не вторяки у тебя, а отрава! -- Сказал Клочкед без надеждыпристыдить Семаря-Здрахаря. Семарь-Здрахарь не пристыдился, но ответил: -- Кто ж знал-то? -- Ладно, -- Махнул рукой Клочкед. -- Давай еще подумаем. Где аптечка. Перерыв все колеса и пузырьки, торчкм нашли странные таблетки. На нихкрасным по белому было написано "Теофедрин". -- Смотри-ка какие! -- Радостно засмеялся их первооткрыватель, которымоказался Клочкед. -- Вот состав. В нем эфедрин есть! И много! Впрочем, при детальном разглядывании, выяснилось, что эфедрина в однойпачке ровно столько, сколько в пузырьке детского джефа. -- Забодяжим?! -- Забодяжим! Они залили таблетки из двух упаковок водой, размешали. Получилась белаякаша. -- Через бодяжную машину! -- Догадался Семарь-Здрахарь. В двадцатикубовую машину забили петуха и вылили в нее белую взвесь.Придавили поршнем. Из каши вытекла вся жидкость, но раствор получился непрозрачным, а сильно мутным, почти белесым. -- Как думаешь, можно такое бодяжить? -- Разочарованно смотрел наполучившуюся жидкость Клочкед. -- А чего там! Давай! Авось насмерть не кинемся! Там же отравы никакойнет... Бодяжение мутной взвеси прошло на удивление быстро. Магранцовка тут жеосела коричневыми хлопьями и показалась мулька. Она была непривычногокрасного цвета. Набрав в баян пять кубв, Клочкед недоверчиво посмотрел жидкостьнапросвет: -- Чего-то стремно мне таким мазаться... Ну, да хуй с ним! И Клочкед вогнал струну в веняк. Как ни странно, приход был. Клочкеда сильну ударило в голову. Бешенозаколотилось сердце, стало трудно дышать. Во рту появился не привычныйгорьковатый мулечный привкус, а какая-то вонь от жженой резины. Но смесь действовала. -- Ух! -- Выдохнул Клочкед. -- Круто! -- Правда?! -- Просиял Семарь-Здрахарь и немедленно вмазался. Пока Семарь-Здрахарь проходил через первичные стадии действия красногоджефа, вид у него был осоловелый, но потом, когда некайфы прошли, его лицоосветилось блаженной улыбкой: -- Поебень, конечно, но на крайняк пользоваться можно... Таска кончилась минут за пятнадцать, кончился и дождь за окном. ИСемарь-Здрахарь с Клочекдом пошли по терки. Странное дело, никогда больше ни тот ни другой не бодяжил тефу. Можеткрайняков таких не было? Или джеф из тефы не в кайф пошел? Кто их знает?..

Баян с метлой.

Закономерные случайности определяют жизнь потребителей наркотиков. К

примеру, идет наркоман по улице и видит какое-то здание. Он думает, а почемубы не порыться в его помоечке? И роется. А там вдруг, тоже совершеннослучайно, находятся терки. Наркоман прикидывает, что с ними сделать? Терки,наверное, классно горят... Или жопу ими подтирать? Но нет, что-то отвлекаетего внимние и он, не думая, сует их в карман. Потом с удивлениемобнаруживает, долго соображает, что же это такое и что с ним делать? Ирешает, а почему бы, собственно, не заполнить их? А как? А на что? Можно, насамом деле, написать на них Solutio Morphini hidrochloridi 10%, 1,0, 500 inampulus. Так ведь не дадут, в лучшем случае, а в худшем -- в ментовкупотащат. А чего делать наркоману в ментовке? Да нечего ему там делать! Вотон и пишет что-ибудь не такое стремное. Эфедрин, к примеру. И идет он с этойтеркой по городу и попадается на его пути драга. Может зайти? От чего ж незайти? Можно, ради прикола, в очереди постоять, терку аптекарше сунуть,посмотреть, что это она с ней делать будет. А аптекарша вдруг берет и что-тона ней пишет. Наркоану любопытно, зачем тетя терку портит, а она говорит,что это ему расскажут в кассе. А в кассе терку берут и деньги требуют.Небольшие, конечно деньги, копейки какие-то, но коли заплатил, надо иполучить. И вот становится наркоман обладателем пары странных пузырьков. Чтос ними делать? Может выкинуть? Да нет, жалко как-то. Вот он и приносит ихдомой. А дома чего с ними делать? Можно химический эксперимент произвести.Насыпать в них чего-нибудь, и посмотреть, чего получится? Но никакиххимикатов, кроме марганцовки как-то не находится, вот и засыпает наркоман еев эти пузырьки. А там сразу реакция идет. Все пузырится, коричневеет. Ну,думает наркоман, хуйня какая-то получилась. Впрочем, может отфильтровать ее,так, на всякий случай? А почему ж не отфильтровать? Отфильтруем. И берет онбольшой такой шприц и заталкивает в него клок ваты. А потом заливает в негото коричневое, что получилось. И поршнем прижимает. А из шприца жидкостьпрозрачная капает. А как она вся прокапает, наркоман опять перед выбором,что делать? Можно, конечно, жидкость эту в унитаз спустить, но сколько нанее труда потрачено! Может ее в вену задвинуть? А чего, наркоманы -- народрисковый. И вот берет наркоман шприц поменьше, заполняет его страннойжидкостью, и по вене! Странно, конечно, но тут откуда ни возьмись, приходкатит, наркоман тащиться начинает и думать о том, что кайфовая вешь,случайность, ежели ей умело пользоваться. А вот Седайко Стюмчику как то не повезло. Сколько он не ходил, непривалила случайность. Ни терок он не нашел, ни эфедрина не купил, ни повене ничего не пустил. Сел он в каком-то дворе на лавочку и загрустил. Вдруг слышит: -- Ты чего тут делаешь? -- Грозно так. Поднял Седайко Стюмчик взгляд и видит, стоит перед ним кодла изнескольких слегка пьяных парней. -- Грустно мне. -- Отвечает Седайко Стюмчик. -- Грустно? -- Удивились парни. -- Так айда с нами! Мы тут деньрождения справляем. Выпивки, закусона -- завались! Дерябнешь водочки -- всюгрусть как рукой сымет! "Чтож, -- Подумалось Седайко Стюмчику, -- Раз не вмазался, хотьзадринчу на халяву." И пошел. Привели его на квартиру, а там -- дым коромыслом. Девки пьяныецеловаться лезут, парни обнимаются, рюмки с водкой в руки суют. Кто-то песнипоет, кто-то на подоконнике ебется. Выпил Седайко Стюмчик, закусил деликатесом, вроде получшело ему.Огляделся. Видит -- все урла урлой, попиздить можно, но только о том ктокого выебал, да сколько при этом водочки схавал. Забрел Седайко Стюмчик на кухню. И там пьянствуют. Не хотелось емубольше водки, думал портвешку бы какого найти. А где портвешок хранится? Вхолодильнике. Вот Седайко Стюмчик туда и заглянул. Видит, нет портвешка, ана стенке холодильника, там где обычно яйца лежат, несколько до болизнакомых этикеток. И все на пузырьках. А пузырьки полные! Взял их Седайко Стюмчик, потом нашел в одной из комнат уголокпонеприметнее и разложил свой стрем-пакет. Стал мульку бодяжить. А алконавты, даром что поголовно пьяные, это дело просекли илюбопытствовать начали: -- Что за процесс? -- Да вот, -- Поясняет Седайко Стюмчек, -- Из этого лекарства можно

классную штуку изготовить. -- А попробовать дашь? -- А вы уколов не боитесь? Ее надо только в вену колоть. А урелам уже все до пизды: -- Ни хуя мы не боимся. Ты, главное, не отрави тут никого. -- Не боись, -- Успокаивает их Седайко Стюмчик, -- От водяры легчеотравиться, чем от мульки. В ней главное -- баян с метлой. Тут алконавты зашевелились, а Седайко Стюмчик бодяжить продолжил.Только мулька сготовилась, приносят ему аккордеон и большую такую дворницкуюметлу. -- Сгодится? -- Спрашивают. А Седайко Стюмчик никак въехать не может: -- Зачем это? -- Как? -- Обиделись урелы, -- Сам же попросил баян и метлу. -- Э, нет! -- Рассмеялся тогда Седайко Стюмчик, -- У нас баян с метлойэто кой чего другое. Это шприц, в который вата уложена, чтобы мулькуфильтровать. Вот такой. Смотрите. И продемонстрировал им Седайко Стюмчик настояший, наркоманский баян сметлой. -- Чтобы хороший приход получать, Не забудь метлу в баяне утрамбовать! -- Прочел Седайко Стюмчик свойстих. Урелы примолкли, а Седайко Стюмчик залил в баян с метлой мульку сбодягой и бегунок вставил. Надавил -- и полилась чистая прозрачная мулечка.И прямо в рюмку, из которой Седайко Стюмчик водку пил. Выбрал себе Седайко Стюмчик пяток кубов, а урелы за ним все наблюдают.Как Седайко Стюмчик рукав закатывает, как ремнем руку перетягивает, каквеняк прощупывает, как ширяльный баян дердит, как струной кожу протыкает,как веняк под шкурняком ищет, как контроль отбирает, как перетягу снимает,как мульку в вену ширяет, как иглу из руки вынимает, как дырку перекрывает,как приходуется и бычок с прихода смолит. Странно урелам это зрелище, но видят они, человек раньше грустный был,а таперь прямо расцвел весь. Блеск какой-то в глазах появился,разговорчивость началась. А Седайко Стюмчик только того и ждал. Как подцепил он болтушку, да сталязыком трепать, описывая все этапы мульковарения и мулькоширяния, так пьяныеурелы уши и развесили. Тут один парень, видать самый смелый, подошел кСедайко Стюмчику и говорит: -- Давай-ка мне, этой, твоей мульки хуйни! И руку протягивает. Нельзя сказать, что Седайко Стюмчика в тот момент жаба душить стала,нет, наоборот, уж кому, как не Седайко Стюмчику знать, что заранеенеизвестно, как мулька на пионеров подействует, тут результатынепредсказуемые бывают, вот и набрал он парню два с половиной куба. Пока водкой веняк протирал, пока ширял, парень морду от кольщикаворотил. А как мулька в кровь пошла, затащился парень: -- Уй, бля, клево то как!.. -- Говорит. -- Это покруче, чем водка! -- И мне! -- И мне! -- Стали все просить Седайко Стюмчика. А ему-то чего? Одинпузырь он для себя заныкал, а остальные... Кайфа-то не жалко. Пустьприобщаются. Восьмерых в тот вечер Седайко Стюмчик на иглу посадил. И все довольныостались, а ему самому еще пять бесхозных кубов. А как он уходить собрался, все ширнутые, а среди них и три девки было,вокруг Седайко Стюмчика сгрудились и не отпустили, пока он лекуию непрочитал, как надо терки добывать, заполнять, как мульку делать и ширять.Некоторые даже конспект записали, чтоб не забыть ненароком. Хотел было Седайко Стюмчик какую-нибудь девку с собой забрать, да ониразбежались по углам ебаться. Так он и ушел. Вот как наркоманы теорию вероятностей себе на пользу оборачивают.

Заморочка -- 5. Глядя в телевизор.

Ширяя винтом Вику Самореззз, ты надеешься ее поебать, что и происходит. В видаке крутится порнуха, и вы, меняя позиции, посматриваете на экран,глумясь по ходу над консервативными в своих изъебах немцами. Симулировав пару оргазмов, ты, наконец, кончаешь по-настоящему, непонимая, переняла ли Вика Самореззз твою практику, или она в натуреобкончалась до дрожи в коленках. Пока она подмывается, плескаясь в ванной словно выдра, заглушаябульканьем и фырками стоны ебущихся в телевизоре, кассета заканчивается.Пока она мотается на начало, ты щелкаешь пультом, пытаясь найти работающийканал, но по случаю позднего часа все программы кончились, и на экране видноодно лишь мелькание серых точек, сопровождаемое невнятным противным шумом. Ты убираешь звук, и тебе вспоминается телега одного твоего приятеля,который утверждал, что раз телесигнал передается электромагнитными волнами,а сам человек тоже излучает в этом диапазоне, то, путем некоторойтренировки, возможно научиться передавать на экран изображения, которыевозникают в голове. Пока что ты не знаешь, как это делать, но винт блуждает в твоей крови,наполняя твой разум бесконечной уверенностью в твоем могуществе, и ты,вонзившись взглядом в мерцающий экран, пытаешься как-то упорядочить движениеточек. Первые несколько секунд они носятся совершенно хаотически, но черезкакое-то время выстраиваются в четкую серую диагональ, что добавляет тебеуверенности, и ты даже не обращаешь внимания на появившуюся Вику Самореззз,которая тихонько приваливается рядом, стараясь не мешать, но излучая такоелюбопытство, что тебе приходится, не отрываясь от управления экраном,объяснить смысл твоих невидимых действий. Вика Самореззз визжит от восторга и, как ты это четко просекаешь,пытается одновременно с тобой заняться тем же смаым, на что ты ее резкоодергиваешь, предлагая пока что только следить за твоими манипуляциями иприсоединиться лишь при твоей просьбе, на что она нехотя, но соглашается изатихает, причем почему-то кладет руку на твой хуй и начинает его легонькоподрачивать. Эти движения тебя почти не отвлекают, сексуальное чувство куда-тоспряталось до поры, и ты, воззрившись на экран, продолжаешь попытки вызватьна нем какую-то картинку. Ты понимаешь, что все надо делать постепенно, переходя от простого ксложному, и ты, управляя точками, заставляешь их выстраиваться вэлементарные фигуры. -- Круг. -- Докладываешь ты Вике Самореззз. И на экране возникает сероекольцо. -- Ага. -- Соглашается девушка, то ли действительно видя эту фигуру, толи из вежливости и нежелания тебя обламывать, но тебе пока что это до пизды,ты об этом будешь гонять позже, а пока рука Вики Самореззз, покрытаямножеством попилов, из-за которых она и получила свое погоняло, ерошитволосы на твоем лобке и, как бы случайно, то и дело сжимает основание твоегохуя, желая чтобы ты поскорее завязывал маяться этой хуйней и приступал кнастоящему делу, которое в ее сознании ассоциируется с кондовой еблей. Но что тебе гнусные похотливые поползновения какой-то телки,непросекающей высшие материи? Почти неуловимыми изменениями потенциалов энергосистемы собственноготела, ты с легкостью трансформируешь картинки. Ты, на самом деле, пока не управляешь ими, ты набираешь опыт, тызапоминаешь состояния, которые вызывают тот или иной образ на экране, и покане пытаешься их повторить. Вот возник косой крест, вот он трансформировался в четыре кружка покраям экрана, вот они распались и образовалась широкая диагональ, которая,рассыпавшись, сздала три вертикальные линии, а они смешались и возниклояркое и четкое изображение символа Инь и Янь.

-- Ух, ты!.. -- Восхищенно шепчет Вика Самореззз, продолжая сексуальныепоползновения: она уже завладела твоей рукой и умудрилась положить ее себена пизду, сильно сжав при этом ноги так, что для высвобождения длани тебе быпришлось затратить некоторые усилия. Но ты упорно не реагируешь на действия Вики Самореззз, предпочитаяболее непривычное занятие, чего нельзя сказать о твоем хуе, коий под умелымиженскими пальцами заметно набряк и готов превратиться в настоящую стойкуюелду. Подготовительный период, по твоим субъективным ощущениям, кончился и тыначинаешь сознательное управление двигающимися на экране точками. Тывспоминаешь состояние, при котором возникал крест и пытаешься его вызвать. Картинка, прежде чем появляется искомое изображение, претерпеваетнесколько трансформаций, но крест таки получается. Полный ликования, ты не замечаешь, что тебя уже ебут: Вика Саморезззлегла промеж твоих ног, запихнула вставшую елду в свою разъебаную пиздищу итеперь ерзает, совершая легкие ебательные движения. Пизда Вики Самореззз настолько широка, глубока, вольна и необъятна, чтопоневоле напрашивается сравнение ее с Волгой, но, в отличие от реки,жидкости там довольно-таки мало, однако это не мешает хую безо всякихпрепятствий и, по большому счету, ощущений бултыхаться в ее теплых глубинах. Только поэтому ты позволяешь девушке, уже заметив, что происходит,продолжать ее занятие, будучи сам погружен в вызывание разного родаизображений, которые становятся все усложненнее. Экран теперь пестрит смесями разных фигур, такими как вращающиесятреугольники, квадраты, плавно переходящие в ромбы, вытягивающиеся в однулинию, которая потом закручивается спиралью, чтобы создать впечатлениеворонки, уходящей внутрь телевизора. Вскоре тебе удается вызвать рисунок человеческой руки. Вика Самореззз, естественно, этого не видит и не может завизироватьтвою удачу. Ты, понимая, что теперь она тебе нужна, как непредвзятый свидетель, ичто от нее не отделаться, пока она не удовлетворит свои половые инстинкты,начинаешь активные ебательные действия и вскоре, что сопровождается лужамипота на грудях Вики Самореззз и простыне, кончаешь. Не давая девушке опомниться, ты извлекаешь из нее свой хуй и прячешьего под простыню, приглядываясь при этом в мигающий экран, на котором вразных направлениях носятся пятнышки света и тьмы, дожидаясь твоегоструктурирующего сигнала. Приказав Вике Самореззз смотреть, ты начинаешь свои манипуляции. Буквально через мгновение девушка заявляет, что видит звезду, которуюты и в самом деле пытаешься проецировать. Самое интересное состоит в том, что сам ты ее пока что не видишь, и ктебе закрадывается мысль, что человек гораздо более приспособленный приемниктелепатических импульсов, нежели какая-то сраная железяка, пусть инашпигованая заграничной электроникой, а значит, Вика Самореззз, наебавшисьс тобой, попиталась твоими эманациями и теперь они ей близки и она,следовательно, запросто может воспринимать твои мысли, а тебе бы крайне нехотелось, чтобы она узнала, что ты думаешь о ней, ее пизде, да и всейситуации в целом. Испугавшись, ты прекращаешь эксперимент, но он уже вышел из-под твоегоконтроля, что доказывает внезапно появившаяся картинка, на которой вполнеможно узнать тебя и Вику Самореззз, картинка цветная и достаточно четкая,чтобы различить большинство деталей, но не детали в ней важны, асама суть,которая выражается в том, что ты, одетый в кованые сапоги, с размаху хуячишьдевушку между ее длинных искривленных ног. Следующее изображение тоже содержит вас двоих, но теперь уже ВикаСамореззз запихивает тебя целиком в свою пиздищу. Ты вдруг понимаешь, что это не твоя, а ее мысль и, согласно Фрейду, онаозначает, что Вика Самореззз испытывает к тебе материнские чувства, и этозначит, что отвязаться от нее будет достаточно сложно, если не внушить ейнеких противоположных тенденций. Выскочив из комнаты, ты несешься на кухню, чтобы с огорчения вмазатьсяи на свежую вмазку прикинуть стратегию поведения, которое бы отвратило оттебя Вику Самореззз.

Но ты не учитываешь того, что приходоваться тебе придется в одной изкомнат, где ты сможешь стать легкой добычей знойной девушки. Так и происходит. Пока в тебе устаканивается очередная двухкубовая вмазка, Вика Самореззззавладевает твоим телом, точнее одной из его частей, имеющей вульгарноенаименование "хуй". Поскольку этот орган находится в состоянии абсолютного покоя, девушка,чтобы вывести его в рабочее положение, погружает его в свой рот, чем тынемедленно пользуешься, ибо после ширки тебе непреодолимо хочется ссать, алучшего писсуара, чем ротовое отверстие Вики Самореззз тебе не найти, да исей акт, на твой взгляд, не поспособствует увеличению твоейпривлекательности. К твоему изумлению, девушка с готовностью начинает глотать жидкость,стараясь не проронить ни капли, что у нее достаточно плохо получается и подней, на паркетном полу, скапливается изрядная лужа, которая проделаладлинный путь по костлявым телесам Вики Самореззз. Завершив поглощать мочу, Вика Самореззз мотивирует свои действия тем,что с мочой выделяется непереработанный организмом винт, а она чувствует,что ей пора бы добавить. Самым нахальным тоном, на который ты способен, ты заявляешь, что винтаты ей не дашь, потому что тебе его жалко тратить на такую глупиздь, как ВикаСамореззз. В ответ на эти оскорбления, девушка кротко улыбается и заявляет, чтоона все знает и все понимает, и это понимание заключается в том, что онаразглядела в экране телевизора и истрактовала следующим образом: она тебялюбит и ты ее тоже любишь, причем она об этом знает, а ты об этом даже недогадываешься, а если и догадываешься, то ты так дорожишь своейнеприкаянностью, что не принимаешь во внимание явные подсознательныеимпульсы, которые говорят тебе то же самое; поэтому, несмотря на все твоивыебоны, хамство и похуизм, она продолжает тебя любить и согласна терпеть оттебя вышеозначенные выебоны, хамство и похуизм до тех пор пока до тебя недойдет окончательно вся прелесть ваших отношений, как двух любящих сердец. Думая, что девица полностью съехала крышей, ты, призывая телевизор восвидетели, требуешь провести контрольное испытание, которое должнозаключаться в передавании на экран зримых образов подсознательных веяний. Получив полное согласие и одобрение, ты и Вика Самореззз отправляетесьв комнату, где все еще светмтся пустой телевизор и устраиваетесь перед ним,каждый пытаясь выплеснуть в него свои самые потаенные мысли. Первое время ничего н происходит, но в какой-то миг все меняется и вывидите, причем непонятно, видит это каждый из вас, или у каждого своякартинка, некое изображение. Перед твоим взором ебутся двое, причем активный, естественно мужескогопола, с которым ты немедленно отождествляешь себя, отрывает от ебомой имсущности куски и запихивает их в рот, смачно чавкая и получая при этом ифизическое и гастрономическое удовольствия. Вика Самореззз самодовльно хихикает, подмигивает тебе и выдает, чтоувиденное является самым примым доказательством ее слов и теперь она радитебя готова на все, что она теперь будет покорной, как рабыня, и будетисполнять любые твои прихоти. Ты прикидываешь, что неплохо некоторое время иметь настоящую рабыню,которая, хотя и страшна на харю, будет выплонять все твои приказания. Почесав в затылке, ты повелеваешь привести к тебе шестнадцатилетнююцелку и заставить ее отдаться. С мазохистской радостью Вика Самореззз бежит к телефону и набираеткакой-то номер, пока она разговаривает к кем-то непроснувшимся, твой взглядслучайно касается телевизора и ты видишь на экране свою ухмыляющуюся рожу,которая внезапно морщит нос и показывает тебе язык. И ты воспринимаешь это как знак, что ты обманул сам себя...

В ментах.

Ну кого из нас, хотя бы раз в жизни не стремали? Торчков же стремают вообще все, кому не лень. Предки, менты, аптекари,соседи, просто прохожие на улице могут заметить в поведении уширянногочто-то странное и стукнуть на него. Но что делать, винт такая штука... Вот и Чевеид Снатайко однажды был постреман. Шел он по Великому ДжефомуПути и собирал терки. И много набрал таки, полный карман. Большая часть,конечно, полный безмазняк, но несколько кайфовых тоже было. И сгубила егожадность. Нет чтобы тихо и спокойно почапать на хазу, терки мыть да заполнять,захотелось ему еще. "Ну, -- Думает Чевеид Снатайко, -- Посещу еще одну полукаличную, ихорош." Дошел он до поликлиники, погрузился в контейнер. Стал талоныперебирать. И попался ему сорокакубовый баян. Вообше, в винтовом деле,соракакубовка вешь неприменяемая, но Чевеид Снатайко взял. Ради экзотики. А там и терки попадаться стали. И только Чевеид Снатайко хотел новуюпачечку бумаг на карман поставить, его взяли за жопу. В смысле, сперва постучали по ней. Вынырнул Чевеид Снатайко из контейнера и видит -- двое ментов. И одиниз них участливо так спрашивает: -- Что это вы, молодой человек, там копаете? -- Да так, -- Хрипло отвечает Чевеид Снатайко, -- Сто рублей тудаслучайно уронил. -- А не пройдете ли вы с ними? -- Вопрошает второй мент. -- Тутнедалеко. На несколько минут. Чевеид Снатайко понимал, что эти минуты могут превратиться в годы, нораз уж взяли за жопу -- выкручивайся. -- Нет. -- Говорит Чевеид Снатайко. -- К чему? Да пусть провалится этотстольник! А я домой пойду. -- Нет, подожди! -- Подскочил к Чевеиду Снатайко мент, прикидывавшийсяласковым, и схватил его за руку. -- Вот установим вашу личность, и катиськуда хочешь. А пока что: пройдемте. И так, под руки, как опасного преступника, привели Чевеида Снатайко вментовку. А там дежурный. И стал он составлять протокол. Пришлось Чевеиду Снатайко отвечать на дурацкие вопросы. Фамилия, имя,отчество, дата рождения, место прописки. Обшмонали Чевеида Снатайко и нашлисорокакубовый баян. А терки почему-то не нашли. В тот карман, где они были,мент, от удивления при виде такого гигантского баяна, залезть и забыл. Апотом провели Чевеида Снатайко к следаку. А следак тупой. Сразу приказал рукава закатать. А Чевеид Снатайко недурак, он хэнды постоянно гепаринкой мазал, чтобы дырки быстрее подживали,да и мазался в основном в оборотку. Но тут не повезло ему. До похода затерками втюхался он в центряк. И там дырка видна осталась. Но других-то невидно. Долго следак разглядывал центряк Чевеида Снатайко. Наконец выводсделал: -- Наркоман? -- Спрашивает. -- Не. -- Замялся Чевеид Снатайко. -- А следы от уколов откуда? Почему зрачки расширены? Откуда шприцвзялся? Почему врешь? -- Да какие следы-то? -- Удивился Чевеид Снатайко. -- Да вот эти! -- И тупой следак, который наркомана-то видел первый разв своей никчемной жизни, схватил шариковую ручку и обвел. Угадайте что?Следы от перетяги! Перетяга кожу защемила и там маленькие красные очки остались. Следы. Анастоящую дырку следак так и не просек. И пришлось Чевеиду Снатайко выложить следаку чистую правду: -- Ладно, пишите. На трех вокзалах сегодня утром я познакомился спарнем. Раньше я его не видел и не знал. Он предложил мне за бесплатнопопробовать наркотик. Я сперва отказвался, а потом согласился. Он меняуколол, а в ответ попросил меня покопаться в помойках поликлиник с целью

извлечения из них рецептурных бланков и, если попадутся, шприцов. Мы договорились встретиться с ним сегодня в... Сколько сейчас? -- Шесть двадцать. -- Подсказал наивный следак. -- Опоздал... -- Грустно опустил плечи Чевеид Снатайко. -- Ровно вшесть он меня ждал. Записав все это под диктовку Чевеида Снатайко, следае перечиталпротокол и подозрительно посмотрел на наркомана: -- Что-то уж очень складно говоришь... Раньше приводы были? Приводы у Чевеида Снатацко были. Но пока что обходилось без протоколов.И поэтому он честно ответил: -- Нет. Никогда. -- Врешь поди. -- Не поверил следак. -- Но ничего, мы тебя проверим. Следующие полтора часа Чевеид Снатайко провел в аквариуме с теплойкомпанией трех алкоголиков, домушника, взятого на хате, и пьяной бляди,которая постоянно лезла целоваться с ментами, чем вызывала молчаливоенеодобрение соседей. Основным вопросом для Чевеида Снатайко стала проблема,как незаметно скинуть терки? В дежурке постоянно находились несколько ментови любое подозрительное движение вызвало бы у них ответнцю реакцию. А ЧевеидСнатайко не хотел засвечиваться больше, чем уже был. Домушник подкатил к Чевеиду Снатайко и, скривив рот, шопотом спросил: -- За что? -- Дважды два четыре. Один или два. Без знаков. -- Таким же макаромответил Чевеид Снатайко. Это значило, что Чевеида Снатайко подозревают вхранении и употреблении наркотиков без отягчающих обстоятельств. Домушниквъехал, что через Чевеида Снатайко маляву не передаст, ибо есть маза, чтоЧевеид Снатайко увидит вольное небо года так через два, три, и пошелобрабатывать алконавтов. Вскоре Чевеида Снатайко дернули. Его вывели из аквариума, заломив дляприличия руки за спину и провели к следаку. Тот был гораздо раздраженнее,чем в первую встречу. -- Не врал. -- Коротко резюмировал следак результаты проверки ЧевеидаСнатайко. -- А теперь поедешь на экспертизу. -- Какую? Куда? -- В семнашку. Знаешь, что это такое? Чевеид Снатайко взял себя в руки и всм видом показал, что этот жаргонему не известен. Про семнашку, семнадцатую психиатрическую клинику, средиторчков ходили страшные слухи. Дескать там сотни торчков насмерть закололиаминазином, мадетен-депо и сульфазином. Что если пришел туда с нормальнойкрышей -- ее тебе сдвинут. А уж если крышняк протек до больнички -- вечнаятебе койка. Под конвоем Чевеида Снатайко провели к выходу, где, к его удивлению,наркомана ждала не раковая шейка с решками на окнах, а обычная скораяпомощь. Забравшись в салон, носилки были откинуты к стене, а Чевеид Снатайкоуже размечтался, что преодолеет этот путь лежа, он сел, окруженный двумяментами. Пока они ехали, Чевеид Снатайко продумывал политику своего поведения сврачами. Но ни одна из заготовок не пригодилась. В больнице прибывших встретил санитар, молодой ленивый парень. Он далЧевеиду Снатайко баночку и сказал: -- Нассать сколько сможешь. Под пристальным взором ментов Чевеид Снатайко долго и тщательно ее мыл,опасаясь, как бы в ней не осталось чего лишнего. Мало ли на какие провокацииспособны врачи из страшной семнашки? Что в его мочу, если уж очень надо егозасадить, можно добавить наркотик в ходе самого анализа, Чевеид Снатайкопочему-то не подумал. Набрать вместо мочи воды из толчка не удалось и Чевеид Снатайковынужден был доставить настоящие ссаки в лабораторию. Отдав баночку он селждать. Появилась баба в белом халате. Разложила на столе перед собой бумаги,задала насколько стандартных вопросов, заставила прикаснуться к носу сзакрытыми глазами, проверила не трясутся ли руки, заглянула в зрачки. -- Легкое наркотическое опьянение. -- Поставила она диагноз. -- Это так, визуально? -- Поразился Чевеид Снатайко. -- А анализы? Ятребую анализов!

-- У нас хроматограф не работает. -- Устало сказала баба в беломхалате. -- Нечем анализы делать. И озадаченного Чевеида Снатайко повезли обратно. В ментовке дежурныйсразу же вернул ему все изъятое при шмоне, кроме баяна, которыйконфисковывался в пользу государства. Чевеид Снатайко подписал протокол иакт о взыскании с него штрафа в размере тридцати рублей за появление вобщественных местах в состоянии наркотического опьянения. После этого его отпустили. Домой Чевеид Снатайко летел как на баянах с крыльями, все еще не верясвоей удаче. Он регулярно ощупывал карман с неотобранными терками,разглядывал выданный ему бланк штрафа, и при этом громко хохотал, пугаяпоздних прохожих. Прибежав домой, Чевеид Снатайко ощутил такой сильный отходняк, что тутже вмазался и совершил торжественное сожжение ментовского акта. Впрочем, по утру он об этом пожалел, его можно было показывать всем какклассную хохму, но было уже поздно, а идти за дубликатом ой как нехотелось...

Торчилло. Стремная анатомия.

Науке не известно, является ли странное существо, под условнымназванием "наркоман", человеком. или же нет. С одной сторону, внешность унего, вроде бы, человеческая, но внутреннее содержание отличаетсяразительно. Начем с того,что наркоман, по сутисвоей является существомсимбиотическим. Лучше бы, наверное, подошло слово симбионекротическим, нотакого пока нет, а в доступной нам литературе, синонимом ему являетсяпонятия андроид, или киборг. Ибо для успешного функционирования наркомана, ему постоянно приходитсяприбегать к помощи неорганического существа, называемого в медицине шприц, ау наркоманов для него имеется огромное количество обозначений, отражающих нетолько функциональные качества этого животного, например, шира, ширялка,пырялка, двига, но и эстетические, баян, акцентирующие его неживую природу,машина, агрегат, или просто вншние отличительные особенности, копьЈ, сучок. Взаимодействие наркомана и шприца невозможно без двух посредников,занимающих промежуточные положения между ними. Это, с одной стороны, особаянасадка на шприце, называемая иглой, которая собственно и входит в контакт сплотью наркомана, а наркоман должен иметь особый огран под названием дырка.Это особое отверстие во внешних покровах наркомана, через которое ипроисходит обмен внутренними жидкостями. Причем дырки бывают трех типов. Одноразовые, многоразовые и заросшие.Первые возникают, многда в самых непредсказуемых местах, с точки зренияобыкновенного человека, в момент соприкосновения иглы и тела наркомана.После взаимодействия, через некоторое время, они переходят в категориюзаросших. Многоразовые же, напротив, настолько готовы принимать иглу, чтонаркоманы относятся к ним с особым почтением и даже называют именами,этимологию которых иногда бывает сложно проследить, чича, а иногда смыслимени лежит на поверхности, колодец, метро. Интересна локализация дырок. Это может показаться странным, но унекоторых представителей они сгруппированы исключитеьно на верхнихконечностях, у других же, наоборот, на руках их нет, точнее есть, но все онинеактивны и подходят под категорию заросших, зато дырки достаточнонерегулярно разбросаны по поверхности всего тела. Еще одной тайной наркоманов является их система кровеснабжения. Если уобычных теплокровных питательные вешества разносятся током артериальнойкрови, то у наркоманов необходимые им соединения поступают в кровь венозную. Да, обязательно требует констатации тот факт, что описанные выше дыркипрактически всегда, за редкими исключениями, напрямую бывают связаны с

венозной сетью сосудов. Попадаются дырки с ней не связанные, или входящие вартериальные пути. Но они встречаются очень редко, хотя и требуютупоминания. Какцю они несут функцию -- еще требуется установить. Итак, сосуды. Они тоже имеют свои имена. Нкоторые из них явнообобщающие, веняк, венярка, другие служат характеристиками поперечныхразмеров, канат, веревка, капилярка, третьи идут от месторасположения венына теле наркомана, центряк, оборотка, имеет значение степень закреплениявены под кожей, стояк, бегунок, ее физическое состояние, паленая,тромбленая, пропоротая, в том числе встречаются указания на то, имеет ливена дырки, рабочка, целка, но решающее значение имеет возможностьвзаимодействия вены и иглы, мазовая, понтовая, безмазовая, беспонтовая. Вены и артерии наркомана заполнены странной жидкостью, напоминающейкровь обычного человека. Но кровь наркомана имеет коренное отличие: онапсевдоразумна. Причем основной чертой ее характера является любопытство. Онас завидным постоянством стремится выскользнуть из сосудов в которыхнаходится и появиться снаружи тела наркомана. Наиболее удобным случаем дляэтого бывает появление новой дырки. Тогда кровь выползает через нее ипопадает в шприу. Но наркоман загоняет ее обратно, хотя и не всю и невсегда. Определенная часть крови остается в шприце и телепатически сообщаетинформацию об окружающей среде своей основной массе. Кроме того, если незажать дырку, эта кровь обязательно протечет наружу, имея те же цели.Иногда, правда, случается так, что реального выхода она не находит ивынуждена скапливаться под кожей. И это тоже бывает достаточно часто. Собственного особого имени эта жидкость не имеет, за исключением техчастей, которые стремятся обрести индивидуальность, отделившись от нее. Таккровь, попадающая в шприц, обозначается как контроль и наркоманы пользуютсяэтой ее привычкой для определения успешности создания дырки. Попадая подкожу, она начинает называться фуфляк и наркоманы недолюбливают такое ееповедение. Следующая особенность наркоманов чисто анатомическая. Науке неизвестно, когда возникает этот новый особый орган, но у всех наркоманов онналичествует. Это образование называется торчилло. Орган этот отвечает запереработку поступающей в процессе взаимодействия наркомана и шприцажидкости. Второй его функцией, напрямую связанной с первой, являетсяответственность за наличие особого состояния, называющегося эйфория илиторч. Наккоман не способен долгое время существовать без него, поэтомуторчилло явдяется одним из основных органов в теле наркомана. Орган этот достаточно хрупок и через некоторое время активногофункционирования начинает работать с меньшей зффективностью. Поэтому, дляподдержания эйфории на прежнем уровне, наркоман вынужден прибегать ксимбиозу со шприцами большего размера. Такое состояние наркоманы обозначаютустойчивой идиомой торчилло сторчалось. Вторым специальным органом, вырастающим, рано или поздно, а иногда иодновременно с торчиллом, почти у всех наркоманов, считается глюкало.Глюкало может вообще не появиться, даже после длительного существованиянаркомана, но это исключение из правила. С чем связано зарождение глюкала иего рост, науке пока тоже не известно. Функцией глюкала является переключение головного мозга на восприятиепараллельных миров. Остается пока загадкой, как конкретно это ему удается.Существует непроверенная гипотеза, что глюкало, как и шприц, являетсясимбиотом наркомана, который при этом получает возможность передавать иполучать массивы информции из мира в мир. Глюкало, по этой теории,существует одновременно в нескольких параллельных мирах, имея возможностьпри этом контактировать с их аборигенами. Чем вызван интерес глюкал именно кнаркоманам эта гипотеза не объясняет, как не затрагивает и вопрос чемобусловлено существование такой межмировой симбиотической троицы. Доказатьтакие представления пока что не представляется возможным, т.к. все глюкала,попадавшие в руки анатомов, немедленно погибали вне организма наркомана идаже срочные реанимационные действия не приносили результата. Таким образом, можно считать доказанным, что наркоманы являютсясовершенно отдельным таксоном живых существ. Таксон этот достаточно широк ивключает в себя различные роды narcomanus. Такие как narcomanus vulgaris,narcomanis opioticus, narcomanis cannabiolius, narconanus amphetaminus. Всеони подразделяются на отдельные виды, например, narconanus amphetaminus

разделяется на виды narcomanis amphetaminis pervitinis, narcomanisamphetaminis ephedrinis, narcomanis amphetaminis phenaminis и т.д. Подобнаятаксонометрия, к сожалению, недостаточна, ибо реальные наркоманы, способами,которые пока требуют обширных дополнительных исследований, переходят из видав вид, причем иногда совмещают принадлежность разным видам и даже разнымродам. Остается надеятся, что в скором времени можно будет озакомиться с болеедетальными трудами, посвященными освещению как нераскрытых пока тайн жизнинаркоманов, их физиологии, социальному устройству, так и языку, повадкам испособам жизни в нескольких мирах одновременно.

Сейшн на флэту.

Сначала их было четверо. Потом это число как-то менялось, обрастаядробями, логарифмами, они пускали кубические и четырехмерные корни,размножались делением или почкованием и поглощали свои выделения. В конце их так и осталось четверо, но ни были уже другими, прошедшиесквозь ширку, как через строй шприцрутенов, видевшие то, что непоказуемотрезвому взгляду, слышавшие песни, звучащие из ниоткуда в никуда,чувствовавшие внутренними поверхностями своих вен и артерий сладостныеприкосновения вихрей, взмучивавших их эритроциты. Четверо их было. Четверо... Блим Кололей, Семарь-Здрахарь, Машина Коленика Ввеновна и ЗояЧумовоззз. А кроме них -- еще две банки, баночки, баклажки страннойкоричневатой жидкости, пахнущей спиртом и приторным восточным ароматом.Каждый из этих пузырьков имел собственное имя. Оно было одним и тем же:Солутан. Все они собрались здесь, на заброшенной хате для самого прекрасного, сих точек зрения, ритуала -- вмазки винтом. Был полдень. Солнце пряталось за редкими клочкастыми облаками,стремаясь смотреть на происходящее, вдруг повяжут и поволокут в ментовку занедоносительство, а там надают пиздюлей так, что пол морды будет в пятнахпониженной температуры... На кухне, с облезлым столом, воняющей блевотиной мойкой, газовойплитой, покрытой подтеками сгоревшего жира и одинокой кастрюлей, собралисьвсе четверо. Солутаны стояли на столе и ласково посверкивали стекляннымибоками. Заправлял ритуалом Семарь-Здрахарь. Как самому опытному, ему присвоилизвание Заслуженный Варщик Совка и окрестностей. -- Бадью. -- Приказал Семарь-Здрахарь. Его тихий голос пронесся поквартире, вызывая суматоху среди тараканов и фараоновых муравьев. Это вообщебыло первое слово сказанное в этом помещении за последние несколько месяцев.Поэтому, после недолгих совещаний, энтомоиды выслали разведчика.Посмотреть... Расталкивая баб, Блим Кололей ринулся к стрем-пакету и извлек из негобадью, прокопченую эмалированную мисочку. Сегодня Блим Кололей былподмогалой. Вторым человеком после варщика. Коленика и Зоя были простобабами-подставлялками. Полезных функций они не несли и годились лишь на то,чтобы глазеть, да протягивать руку, когда подойдет их очередь ширяться. Передав мисочку Семарю-Здрахарю, Блим Кололей зашуршал в углу,раскладывая на газетке содержимое стрем-пакета. Семарь-Здрахарь придирчивоосмотрел поданный ему предмет. Пощупал, перевернул. Заметил внутри надонышке какую-то, невидимую посторонним грязь, и раздалось следующее слово: -- Помыть. Он не глядя бросил плошку через плечо, уверенный, что бабы ее поймают иисполнят приказанное. Пока журчала вода в мойке, Семарь-Здрахарь медленноотвинчивал пробочки с Солутанов. Вновь на арене действия появилась миска. Не проверяя добросовестность

работы, Семарь-Здрахарь опорожнил в нее содержимое обеих пузырьков. -- Машину с водой. Вылив в каждый из порожних пузырьков по кубу, варщик встряхнул их,прикрывая горлышки большими пальцами, и вылил смывки в бадью. Щелчек зажигалки. Жидкость синими язычками занялась с одного края,секунда, и оранжевое пламя бушует на всей поверхности горящего солутана.Бабы, не отрываясь следившие за манипуляциями Семаря-Здрахаря, невольноотпрянули. -- Чего, страшно? -- А там что надо не сгорит? -- Подалась вперед Машина КоленикаВвеновна и попыталась заглянуть через край мисочки. Но Семарь-Здрахарь уже был поглощен процессом и не отреагировал. -- Все пучком. -- Подал голос Блим Кололей. -- Что надо -- останется,что не надо -- сгорит... Бабы качали головами, поражаясь мудрости и целесообразности годамиоттачивавшегося ритуала. -- И вообще, -- Блим Кололей оценивающе оглядел баб, -- Шли бы выотсюда. В комнате посидели, чтоли?.. А то мешаться будете... -- Но интересно же... -- Попыталась возразить Зоя Чумовоззз. -- Ничего интересного, вонь одна. -- Не поворачиваясь изрекСемарь-Здрахарь. После такого спорить было бессмысленно и женщины удалились.Блим Кололей закрыл за ними кухонную дверь с выбитым стеклом, преградусимволическую, но непроходимую. -- Надо будет -- позовем. -- Выкрикнул в пространство Блим Кололей, нона эту реплику никто не обратил внимания. Варка винта продолжалась... Варка винта -- настоящий алхимическй ритуал. Он требует особого настрояи сосредоточения. Он обрастает приметами и суевериями, у каждого варщикасвоими. Многие не признают группового творчества. Винт, говорят они, долженнести отпечаток личности одного, а не многих. А если шмыгаться будут кодлой?-- возражают ему, и бессмысленный спор продолжается. Варка винта -- процесс многостадийный. Бедный, ни в чем не повинныйалкалоид эфедрин, милый и улыбающийся, подвегают воздействию кислот,щелочей, бензина, толуола, ацетона, Стендаля, немудрено, что после такихпередряг бедняга звереет и становится похож на многохвостого монстра, вкаждой из конечностей у него колючка, на которую он насаживает жертвы тяги кнаркотическому наслаждению. Они не чувствуют, что на крючке у первитина,пока он сам не даст об этом знать. И тогда... -- Ну, скоро там? Это Зоя Чумовоззз не выдерживает тягот ожидания и пытается прорватьсяна кухню. Там Семарь-Здрахарь уже поставил на горящую конфорку соляную баню,водрузил на нее реактор -- двадцатикубовый пузырек с черной вязкой массой инаблюдает за ее кипением. -- Еще сорок минут. -- Выпроваживает ее Блим Кололей. Зоя Чумовоззз,всей спиной выказывая недовольство, уходит. -- Что? -- Машина Коленика Ввеновна ерзает на брошенном на пол рваномматрасе и ждет новостей. Ее глаза отражают огонь, горящий под реактором сполуфабрикатом винта. Ее глаза наполнены предвкушением дегустации готовогопродукта. Ее глаза не видят ничего, кроме струны, упирающейся в ее вену. -- Пол часа... -- Вздыхает Зоя Чумовоззз. -- Уже варят. -- Ой, стремаюсь я чего-то... -- В -надцатый раз начинает Коленика. --Ты семарь-здрахарьским винтом шмыгалась? -- Шмыгалась... -- И как он? -- Когда как... По настроению. Иногда такой мягкий, просто обволакиваеттебя на приходе, и тащашься, тащишься... А иногда такой резкий. Бах! Приход.Бах! Пруха. И торч как паровоз, тупой и вперед несет. Оприходоваться неуспеешь -- на тусовки тянет. Деятельность просыпается... -- У Блима так же... -- Вздыхает Машина Коленика Ввеновна. -- Но у негочасто сексовуха выходит. Вмажешься -- и так трахаться хочется, что мочи нетудержаться... -- Это он специально... -- Какое специально!? У него после втирки хуй из волосьев на домкратеподнимать надо!

-- Вот он и хочет, чтоб ты поднимала... -- Да я уж сто раз!.. -- А в сто перывй -- встанет. -- Уж нет, пусть хоть сегодня без дрочки!.. -- Ну... -- А вот чего я стремаюсь... -- Поеживается Машина Коленика Ввеновна.-- Веняков-то у меня почти совсем нет... Куда шмыгаться? Непонятно... Закатав рукава батника она принимается рассматривать свои руки. На нихцепочки синяков и точек от уколов образуют несколько линий. Кажется что уэтого предплечья появились подкожные ребра жесткости. Так, впрочем, и естьна самом деле. Воткнуть в коленикину вену можно только черезвычайно оструюструну. -- Семарь-Здрахарь с полтыка втрескает... -- Эх... -- Недоверчиво зевает Машина Коленика Ввеновна и опускаетрукав на место. Она не знает, что в это время за ней следят несколькодесятков нечеловеческих глаз. Это тараканьи шпионы и соглядатаи наблюдают за странным процессомтворящимся в их царстве. Это профессионалы подслушивания, подглядывания ителепатического сканирования мыслей проникают своими усами в мозгипришельцев, выведывая их самые заветные желания и тайны. Впрочем, тараканы уже поняли, что именно творится здесь -- здесьтворится винт. По рассказам жителей других домаг, местные энтомоиды знаютчто это такое и чем это черевато. Поэтому они затаились в щелях и ждут. Ждутконца процесса, чтобы... -- Ишь, любопытная тварь... -- Бормочет Семарь-Здрахарь. Это один изтараканьих разведчиков ползет по плите, с помощью вибриссов анализируястепень готовности винта. Из отгона реактора валит дым. Это смесьйодоводорода, фосфорных кислот, эфедрин гидрохлорида и гидроиодидапервитина. Молекулы этих соединений издают едва слышимый писк, которыйслушают тараканьи уши. Сигналы от них идут непосредственно в общественныймозг суперэго тараканов и в результате анализа выдается итог: скоро. -- Во, меленькие пузырьки пошли. -- Радостно шепчет, словно опасаясьсглазить, Семарь-Здрахарь. Блим Кололей наклоняется к реактору и некотороевремя смотрит на кипение винта. -- Ага. -- Голос Блима Кололея еще тише.- Смесюга уже прозраяная.Только отработка красного плавает. Они наклоняются еще ближе к пузырьку. Жар газового пламени горячит ихщеки, дым из отгона заставляет слезиться глаза, но вид готового продуктазаставляет из надпочечники вырабатывать дополнительные порции адреналина. -- Бодяжим? -- Не терпится Блиму Кололею. -- Погоди, -- Степенно шикает на него Семарь-Здрахарь. -- Еще пятьминут... -- А не пережжем? -- Чище будет. И они замирают в ожидании и предвкушении. Красная маслянистая жидкостьне спеша пузырится. -- Пора. От этой фразы Блим Кололей готов пуститься в пляс, забыв про абсцессына руках и ногах, забыв про измождение и несколько лет нестоящий хуй, забывпро утомительные походы за терками и по дибливым каличным, забыв про голод,жажду, похоть, трудность дышать, желание пописать и обосраться. Семарь-Здрахарь снимает реактор с огня, выдергивает корковую пробку сотгоном и выдувает из пузырька остатки кислотных газов. В это время БлимКололей несется в сортир, успев по пути сообщить бабам, чтоб готовили руки.Вместо этого бабы гурьбой вваливаются на кухню и начинают задавать вопросы,показывающие их уровень интеллектуального развития: -- А сколько тут квадратов? -- А винт хороший вышел? -- А сколько ты мне вмажешь? -- А ты меня вмажешь? -- А кто первый? -- А мы тут на ночь зависнем? -- А мы погулять пойдем? Терпеливо выслушав этот шквал и дождавшись его окончания

Семарь-Здрахарь начинает отвечать, при этом медленно, по стеночке, вливаяшприцом с самой тонкой стрункой кипяченую воду, что оставалась в бане, вреактор. -- Пятнадцать. А хуй его разберет, поебень, вроде какая-то. Ни хуя.Самосадом каждый. Я, конечно, сразу восемь кубов, и Кололею семь. Как фишкаляжет. Все? Пузырек взбалтывается и обнаруживается, что в нем совершенно прозрачнаяжидкость, лишь на дне кружатся красные хлопья. -- Ништяк! -- С ходу оценивает результат влетевший в кухню БлимКололей. -- Мне два. -- Мне полтора. -- Заказывает Машина Коленика Ввеновна. -- Мне полтора. -- Заказывает Зоя Чумовоззз. -- Итого семь с половиной. -- Подытоживает Семарь-Здрахарь. В его рукепоявляется дека с выборкой, на которую уже намотан мощный петух. Петухпогружается в раствор винта и машина начинает наполняться прозрачнойжидкостью. Выбрав назначенные квадраты, Семарь-Здрахарь сливаетвинт в новыйпузырек и кидает туда обрывок желтой бумажки. Та моментально становитсякрасной. -- Ой, выбери мне полторашку... -- Приплясывает на месте Зоя Чумовоззз. -- Ты охуела, нещелоченым трескаться? -- Рявкает на нее Блим Кололей иподает Семарю-Здрахарю коробок с содой. Сода сыплется в винт, винт шипит, бумажка, плавающая в нем, обратножелтеет. -- Пора ширяться! -- Провозглошает Семарь-Здрахарь. Торжественно, как вкрематории, он берет пятикубовую машину, насаживает на нее новую выборку снамотанным петухом. Винт, попадая в шприц, пузырится, отдавая последниепорции углекислого газа. -- Все близе и близе минута блазенсьтва! -- Шепелвя и картавяодновременно начинает петь Блим Кололей. На него никто не обращает внимания,все заняты созерцанием процесса напяливания Семарем-Здрахарем на баянконтрольной струнки. -- Блим, пойдем, перетянешь. -- Встает Семарь-Здрахарь и его губырастягивает хищная ухмылка. В шприце плещется два с половиной квадратаэйфории. Бабы не могут отвести глаз от этого зрелища, но когда мужикискрываются за поворотом, они, чуть ли не отпихивая друг друга начинаютвыбирать положенные им кубы. За этим наблюдают тараканы. Другие тараканы видят, как Семарь-Здрахарь стравил из ширяльногоаппарата последние пузырьки воздуха, а Блим Кололей намотал насемарь-здрахарьскую руку резиновую трубку. Шприц зажат между указательным исредним пальцами, струной вверх, а большой палец совершает странноепутешествие по коже. Он бродит между выступающих бугорков, гематом,вулканчиков абсцессов. Он ищет место для вмазки. -- А, бля. -- Решается Семарь-Здрахарь. -- Вчера я тут попал... Палец щупает тонюсенькую венку почти у самого запястья. Она уженесколько раз подвергалась акту ширяния и пока терпит, не уходит.Неизвестно, насколько хватит ее выдержки, и Семарь-Здрахарь, привычнымдвижением перевернув движок, нацеливается иглой в синюю жилку. Струна тонкаяи короткая, она не дает возможностей для длительного ковыряния. Ей надопопадать только сразу. Острие входит под кожу и тут же, в в прозрачной коричневой канюлепоявляется контроль. -- Попал. -- Семарь-Здрахарь говорит это так тихо, словно боитсяспугнуть собственную кровь. -- Отпускай потихоньку... Медленно и плавно Блим Кололей разматывает перетягу. ПалецСемаря-Здрахаря лежит на поршне, готовый к действию. Жгут снят и поршеньначинает свое движение, вгоняя в кровь милиграммы амфетамиа. Вот уже в баяненичего не осталось. Семарь-Здрахарь вынимает иглу, прижимает место вмазкипальцем и валится навзничь на матрас, закрыв глаза. Блим Кололей смотрит на него сверху, переминаясь с ноги на ногу,завидуя, сжимая в руке машину с контролем, боясь неуместным вопросомпотревожить приходующегося. -- Мягкий, крутой, приход волнами. -- Не открывая глаз говоритСемарь-Здрахарь. Слова скрежещут по моментально пересохшему горлу и вылетаюткак пиротехнические ракеты из батареи, шипя и разбрасывая искры.

-- Баян промой... -- Ага. -- Тихо отвечает Блим Кололей и на цыпочках идет на кухню. Тамего, словно почетный караул, с ширянами наперевес, встречют Зоя Чумовоззз иМашина Коленика Ввеновна. -- Как? -- Спрашивают они хором и от напряжения, наполняющего ихголоса, по помещению проносится статическая молния, убивая слишком близкоподобравшихся тараканьих разведчиков. Блим Кололей открывет кран и начинаетпромывать шприц, игнорируя нетерпеливых женщин. -- Как? -- Повторяют они. -- Приходуется. -- А как винт? -- Ништяк... -- Блим, -- Машина Коленика Ввеновна берет Блима за руку и протягиваетему пластиковый баян с жидкостью, -- Втрескаешь? -- Сначала сам. -- Отрезает Блим Кололей и руки Машиной КоленикиВвеновны безвольно падают. -- Где щелоченый винт? Он выбирает себе. Оказывается, что ему досталось полтора квадрата,вместо двух. Блим Кололей смотрит на баб. Бабы честными глазами смотрят наБлима Кололея. -- Давайте сюда ваши баяны!.. -- Но мы... -- Пиздить команды не было! Быстро! Логика не подвела Блима Кололея, каждая из баб перебрала себе почетверти куба. Слив лишнее в свою машину, Блим удаляется, оставляя бабкраснеть от стыда, но почему-то они этого не делают, и лишь злобно шипят емувслед. Семарь-Здрахарь уже открыл глаза. Увидев приближающегося Блима Кололея,он блаженно лыбится ему: -- Хо-оро-ошо-о по-ошло-о... -- Можешь втрескать? -- Без заискивания, в лоб, спрашивает БлимКололей. Вмазанный Семарь-Здрахарь пришел в благостное расположение духа итеперь готов помогать всем и каждому: -- Ко-оне-ешно-о-о... Те-ебя-а ку-уда-а? -- В метро. -- Говорит Блим Кололей и стягивает с себя рубаху.Обнажается худосочный торс, покрытый редкими красными прыщами. Блим Кололейпередает Семарю-Здрахарю машину с винтом, ложится на матрас и откидываетруку, открывая доступ к подмышечным венам. Матрас колет спину, но БлимКололей не обращает на это внимания, укол, которого он ждет, и сильнее, иприятнее, и ради него можно потерпеть мелкие неудобства. Шприц лежит в руке Семаря-Здрахаря как влитой, словно это одна из егонеотъемлммых частей тела, с которой он родился, но почему-то вынужденрасставаться время от времени. Иголка словно сама находит кололеевскийвеняк, протыкает его и жидкость в баяне начинает смншиваться с жидкостью,наполняющей кололеевское тело. Блим Кололей терпеливо ждет конца инъекции, к горлу уже подступаетпервая волна прихода, а Семарь-Здрахарь еще не кончил введение. Наконец,струна покидает вену и Блим Кололей раскрывается навстречу знакомому, ноневыразимому в скучных словах, ощущению. Глотка наполняется горьковатым запахом винта. Перед глазами снуютцветовые пятна. Сердце начинает стучать на повышенных оборотах. Тихаярадость распирает тело Блима Кололея. Это тело становится все больше ибольше, оно заполняет всю квартиру, всю Вселенную. Блим Кололей чувствуетединение со всеми тварями земными и инопланетными. Это приход... Через несколько минут первая острота ощущений спадает и Блим Кололейобнаруживает чье-то любопытствующее присутствие. Он приоткрывает глаза. Светзаходящего солнца отражается в них и бросает блик на неподвижно застывшего вуглу комнаты таракана. Таракан шевелит усами, стремясь постигнуть какую-тосвою, тараканью загадку. -- Здравствуй, друг. -- Обращается к насекомому Блим Кололей. -- Винтахочешь? Таракан кивает. Пока вмазанная Зоя Чумовоззз стекает по кухонной стене, Семарь-Здрахарьковыряется в Машиной Коленике Ввеновне. К полутора кубам первака в машине

уже прибавилось еще столько же контроля. -- Что за дибильные у тебя веняки?.. -- Ласково ругаетсяСемарь-Здрахарь и очередной раз всаживает иголку под кожу. -- Ну, вот же она. Почему ж контроля-то нет? Появляется контроль. -- Вот. Тихо. Поршень легонько подается вперед и Машина Коленика Ввеновна срываетсясо струны с тихим воем: -- Дует!.. Больно!.. -- Во, бля! -- Давай в оборотку. -- Благодушно предлагает Семарь-Здрахарь. Ему допизды все вопли Коленики, он хочет ее вмазать и пойти потащиться. Неудачи необламывают его, а лишь нендолго отодвигают время самопогружения. Машина Коленика Ввеновна выворачивает руку и на ее тыльной сторонепроступает несколько продолговатых бугорков. -- Во, сюда я без проблем. -- И Семарь-Здрахарь вгоняет иглу в одну изпоказавшихся вен. На этот раз все идет удачно и винт, разбавленныйсвернувшейся кровью, попадает по назначению. Пока Машина Коленика Ввеновналовит приход, Семарь-Здрахарь промывает машину, Зоя Чумовоззз тащится наполу, за ними наблюдает Блим Кололей. На его ладони сидит большой черныйтаракан. Он топорщит усы и крутит головой, явно не собираясь никуда убегать. -- Чего ты его приволок? -- Семарь-Здрахарь сел перебирать сваренныйвинт. -- Да вот, пассажир винта хочет. -- Отвечает Блим Кололей и пускаетзверя на стол. Тот бежит прямо к снятому со струны петуху и начинаетоколачивать его усами. -- Ну, -- Хихикает Семарь-Здрахарь. -- Ему много не надо. В баночке, в которой щелочили винт, чудом осталась одна капля.Семарь-Здрахарь трясет пузырек, и капля винта падает на пластик стола.Таракан тут же перебегает к ней, припадает к наркотику и шевелит жавлами. -- Смотри, -- В восхищении прыгает Блим Кололей. -- Пьет! -- Ой, уберите эту гадость! -- Вопит оприходовавшаяся Зоя Чумовоззз. -- Тихо, ты! Он наш, торчковый. Винтом заправляется! -- Спокойнообъясняет Семарь-Здрахарь. -- А ему это не вредно? -- Зоя Чумовоззз с ходу принимает концепциюнасекомого-наркомана и у нее срабатывает материнский инстинкт, сейчас онахочет обо всех заботиться. -- А хуй его разберет. Если пьет -- значит знает что делает. --Замечает Блим Кололей. -- Он мне сам так и сказал: хочу винта. Напившись, таракан отходит на некоторое расстояние и издает неслышимыйклич. На него отзываются всеего собратья. Винта в капле так много,что имможно уширять целый тараканий полк. Наркоманы наблюдают за поразительной картиной: изо всех углов квинтовой халяве сползаются огромные тараканы. Без толкотни, по-очереди ониприпадают к раствору и удаляются на нетвердых ногах. -- Экий пир мы им устроили! -- Умиляется Семарь-Здрахарь. -- Пошлиотсюда, пусть ублаготворяются. -- А они наш винт не сожрут? -- Зоя Чумовоззз, несмотря напросыпающийся в ней периодически альтруизм, не забывает и себя. Комузахочется отдавать свою кровную вмазку каким-то тараканам? -- А мы его пробочкой заткнем. Им не открыть. А для надежности... --Блим Кололей открыл неработающий холодильник и поставил пузырек в морозилку: -- Тут его ни один таракан не сопрет. И захлопнул дверцу. Оставив тараканов и подхватив Машину Коленику Ввеновну, наркоманыперебазировались в комнату. Блим Кололей тут же начал приставать к ЗоеЧумовоззз. Словно невзначай его рука оказалась в промежности девушки. Та нереагировала. Блим Кололей начал действовать решительнее, когда Зоя Чумовоззоказалась полностью обнаженной, она вдруг встрепенулась, отстранилась откололеевских пальцев, что-то ищущих в ее влагалище и задумчиво спросила: -- А кто это поет? Семарь-Здрахарь и Машина Коленика Ввеновна оторвались от сеансафранцузской любви, которым они с упоением и причмокиванием занималисьпоследние пол часа и недоумевая уставились на Зою Чумовоззз.

-- А действительно. -- Машина Коленика Ввеновна пошевелила ушами,настраивая их на на сверхтонкое восприятие. -- Странные звуки. Теперь и парни услышали их. Тонкая, еле уловимая мелодия, казалосьпроникающая непосредствено в мозг, лилась сразу со всех направлений. В нейне было четкого ритма, но она была ритмичной, в ней не было четкой мелодии,но она казалась мелодичной, в ей не было почти никаких звуков, но казалось,что звучанием наполнено все окружающее пространство. -- Какой кайф! -- Воскликнула Зоя Чумовоззз и закружилась по комнате. Семарь-Здрахарь и Машина Коленика Ввеновна, как были, валетом, лежалирядом и закрыв глаза слушали непонятную музыку. Блим Кололей томнопоглаживал свой хуй, его странным образом возбуждала и успокаивала этамелодия, словно он получил еще один дозняк винта, или даже не винта, аблагородного фенамина... Вдруг он почувствовал чье-то прикосновение к своему пенису. Приоткрыводин глаз, Блим Кололей увидел, что по его хую ползет таракан. Щекотка отего ножек показалась Блиму Кололею настолько приятной, что он прошептал: -- Давай, крошка, поеби меня. Через мгновение толпа объевшихся винтом тараканов облепила блимовыгениталии. Они ползали, щекотали, покусывали его кожу и Блим Кололей получалот этого приход за приходом. -- Медленнее... -- Командовал Блим Кололей, и тараканы снижалиактивность. -- Теперь быстрее. -- Приказывал Блим Кололей, и насекомые послушноувеличивали темп возни. -- Еще быстрее! Еще!! Еще!!! Кончаю!!! -- Во весь голос заорал Блим Кололей и открыл в страхе глаза,опасаясь, что потревожил таску соседей. Но нет. Хуй Семаря-Здрахаря тоже былоблеплен сплошным тараканьим ковром. Семарь-Здрахарь извивался и постанывал.Зоя Чумовоззз и Машина Коленика Ввеновна лежали на полу, широко расставивноги, и бились в непрерывном оргазме, в их пиздах копошились полчищатараканов. Сплошным потоком насекомые вползали и выползали из женскихгениталий. Шевелящаяся корка покрывала их бедра, животы, кружилась вокругсосков. Сотни раздавленных насекомых покрывали пол, но это не останавливалотараканьего воинства, все новые и новые особи присоединялись к безумнойоргии. Сотни тараканов слизывали сперму Блима Кололея и по трепетанию ихнадкрылий было видно, что это тоже доставляет им неописуемое наслаждение. На улице было совсем темно, где-то далеко внизу горели фонари, но БлимКололей видел все очень четко. Вдруг он почувствовал, что надо бы догнаться.Шлепая босыми ногами по тараканьим панцирям, он прошел на кухню. Досталпузырек с винтом, взял машину. Не успел он открыть пробку, как по ножкам стола, на котором онрасположился, по стене поползли тараканы. Они жадно размахивали усами и БлимКололей даже слышал их полубеззвучный вой: -- Дай. Дай! Дай!!! Тараканы облепили Блима Кололея, не давая возможности не толькоотщелочить, но даже по-человечески выбрать. Они лезли всюду, в глаза, нос,уши, в подмышки. На место стяхнутых, приползали новые и новые. Блим Кололейзажмурившись, сжимая в одной руке пузырек с винтом, а в другой -- баян,смахивал с себя назойливых насекомых. Недовольные тем, что какой-точеловечишко пренебрегает их нуждами, тараканы словно взбеленились. Их укусыстановились с каждой секундой все ощутимее. Блиму Кололею казалось, что ещенемного, и они раздерут его на части. Из комнаты раздался истошный визг. Блим Кололей рванулся туда и увиделприплясывающих Зою Чумовоззз и Машану Коленику Ввеновну. Вопя благим матомони прыгали по помещению, натыкаясь друг на друга. Из их гениталий сплошнойчерной лентой вываливались тараканы. -- Они кусаются!.. -- Кричала Зоя Чумовоззз. -- Они мне клитор откусили! -- Вторила Машина Коленика Ввеновна. -- Одеваемся по-быстрому, и съебываем. -- Предложил невозмутимыйСемарь-Здрахарь. Сам он уже вытряхивал насекомых из чьх-то трусов и пыталсяопределить, кто их владелец. Визжа от каждого тараканьего прикосновения, бабы натягивали на себяодежки. Блим Кололей, успев облачиться первым, причем не выпуская из плотно

сжатых пальцев заветный пузырек, с боем прорывался на кухню застрем-пакетом. Все химикаты, посуду, трубки, шприцы и иголки приходилось сваливатьвместе с копошащейся массой. После того, как все было собрано, стрем-пакетвесил вдвое, а то и в трое тяжелее, чем обычно. Из него постоянно кто-товываливался, сам пакет зловеще шевелился. Входная дверь открылась сразу. Наркоманы, оставляя за собой след изтараканов ринулись вниз по лестнице. Через несколько этажей всеостановились. -- Никто не гонится? -- Огляделся Семарь-Здрахарь. -- Никто... -- Тогда, предлагаю повторить. После такого приключения никто не был против приходнуться еще разок.Бабы встали на стреме, а Семарь-Здрахарь и Блим Кололей разложилинеобходимое на подоконнике. Отщелочили все, что оставалось и разделилипо-братски. Пока наркоманы двигали друг друга, из стрем-пакета выползализапоздавшие тараканы. Ширка в походно-полевых условиях прошла удачно,казнить никого не пришлось, Семарь-Здрахарь с первого раза попадал в вену ивмазанные распологались на ступеньках. Машина Коленика Ввеновна рассматривала на приходе поверхность бетонныхступеней. Вдруг ее внимание привлекло что-то шевелящееся. Она подцепила этоногтем. По облупившемуся лаку кругами забегал малюсенький муравьишка. -- Смотрите, кто к нам пришел... -- Начала Машина Коленика Ввеновна иуслышала дробный топот. Когда она оглянулась, на лестнице никого не было, амуравей начал петь ей колыбельную.

Жизнь.

Это крайне однообразная штука. Особенно для торчка. О, романтически настроенный пубертатник, ты думаешь, что жизньнаркомана это вечный кайф? А ты, начитавшийся ментовских сводок жительсовка, для тебя наркоманское существование это сплошная цепь преступлений? Аты, торчок, чего сам-то ты думаешь о своей жизни? -- А хуй ли он вообще может думать? У него, наверняка, от уколов всемозги вытекли. -- Скажет просвещенный раб стериотипов и попадет при этомхуем в небо. Кому, как не торчку, думать о завтрашнем дне? Спешащие к восьми на работу, вам, хотя и не платят месяцами, но выуверены, что завтра вы будете хавать свой кусок колбасы, запивая его водкойили пивом, по вкусу. А наркоша? Он постоянно вынужден загадывать на будущее:будет он вмазан, достанет он торч, или будет валяться в койке, пропитываяпростыни потом абстяги? Кайф или ломки? Вот его выбор. Вы строите свое будущее, наркоман в нем живет. И ему тоже хочется,чтобы оно было счастливым. Замороченные совдепы, вы тащитесь от своих комплексов и знанияреальности. Но шировой чихал на эту реальность. Он вырвался из нее, и попалв другую. А там свои стериотипы, от которых никуда не денешься. Наркоман становится наркоманом из-за своего стремления к свободе. Он непонимает, что это такое, но ему внушали, что свобода -- это кайф. Вот онэтот кайф и находит. Наркот становтся потерян для мира, если он сам не захочет в неговернуться. И тут он стоит перед выбором. Ему уже ведомы две реальности икакая из них менее страшная, в какой из них он получит то, что, как онсчитает, ему по праву принадлежит? Что? Да радость, еб вашу мать! В его мире этой радости хоть жопой жуй. и вся концентрированная. А наебучем заводе или в ебаной конторе есть эта радость? Можно, конечно, найти,если очень постараться. Он ведь очень! А тут -- веняк подставил, втрескали

его, и радости и счастья полные штаны. Правда расплата за концентрированную радость тоже концентрированная. Нотут уж выбирать не приходится. Но ведь какая штука, спроси любого ублюдка на улице, что бы онпредпочел: жить долго, но скучно, или коротко, но радостно? И но выберетпоследнее. Ну да, не все. Но большинство! Так что? Все наркоманы? Пусть и в потенциале. Но, бля, почему этот уличный опрашиваемый не согласится на такойвариант: долго и радостно? А потому, что он думает, что так не бывает.Столько лет все рвались к счастливой жизни, что абсолютно в нейразуверились! "Свобода! Равенство! Братство!" Лицемерный лозунг в сети которогопопадают все, кто его слышал. Для торчка свобода -- это возможностьширяться. Равенство -- это чтобы ширялись все в его круге общения. Братство-- чтобы давали раскумариться на халяву, помогали подержать перетягу илиширнуть. А вы думаете по другому? И вы тоже правы. Но это именно вы создали мир, из которого хочется уйти навсегда и какможно скорее! Чтоже вы держите наркоманов за изгоев? Может потому, что самибоитесь ступить на их путь? Или вам в ломак переделать себя так, чтобы ваш мир стал насыщеннее, чемнаркотические глюки? Впрочем, зачем переделывать? Может надо просто заметить, что все вокругсовершенно?

Заморочка -- 1. Оживление картинки.

Ты дрочишь на нее уже четвертый месяц. Куда деваться? Ты один, бабынет, а ебаться так хочется... Особенно под винтом. Варишь ты его один, в одну харю и трескаешь, перетягивая руку старымиподтяжками. Приход поглощает тебя, тащит в неизведанные глубины эйфории. Аты поддаешься этому чувству, растворяешься в нем. Но приход слабеет, и тыоказываешься перенесенным в новый мир, мир сверкающий яркими красками, мир,в котором ты чувствуешь заключенные в тебе силы. Мошь распирает тебя, ты незнаешь куда ее девать, а применить-то хочется. И вот ты берешь картинку изпорнокалендаря. Она настолько тебе нравится, что ты тайком выдрал ее у какого-то изтвоих знакомых торчков, принес домой и теперь разглядываешь это тело.Негритянка, нет, скорее мулатка, она сидит в раскорячку на корточках так,что ты видишь бритую щель изды, и эта пизда прекрасна. Мулатка держится обеими руками за ветку над ее головой, пальцы ногдевушки как раз у нижнего обреза картинки и кажется, что если ее оживить,она спрыгнет с изображения и тогда... Ты голый, согнув колени, лежишь на кровати, фотография негритянкиопирается на твой хуй, и ты смотришь на нее. Ты видишь, что она на самомделе живая. Она лишь под прозрачной пленкой, которую можно каким-то образомубрать, и она, живая и радостная, недаром же она тебе улыбается, сойдет скартинки. Протянув руку, ты прикасаешься к ее колену, груди. У тебя полноеощущение, что твои пальцы гладят живую плоть, она пульсирует, в такт биениюее сердца. Пальцы скользят ниже, к пизде, и тебе кажется, что от этого онаулыбается еще шире. Между полусомкнутых губ появляется дразнящий кончикязыка. Ты видишь, как она томно облизывается и понимаешь, что еще чуть-чуть,и она появится во плоти. Но пока рано. Она ведь еще плоская, и ты впиваешься взглядом визображение, и оно начинает приобретать объем. За спиной девушки небольшойбассейн с прозрачно синей водой. От дерева, за ветвь которого дердится твоя

мулатка, на него падает тень. Ты разглядывешь волны. Они перемещаются,слышится слабый плеск воды о бетонные стенки и томный вздох. Переведя немигающий взгляд на девушку, ты замечаешь, что она как бывыпирает из картинки. Внезапно она моргает. Да! Оживает! Ты смотришь еще пристальнее, да, изменились тени на ее коже. Теперь онине от невидимого солнца, а от лампы, которая освещает тебя и ее. Ты нежноприкасаешься к женскому телу. Да, вот она, выпуклость грудей, коленок,сладостная мокрость пизды. Но почему же негритянка не вылезает из своейтюрьмы? Ах да, ее держит невидимая пленка. Ты вооброжаешь, что твой палецпревращается в плазменный резак, способный прорезать любую преграду. Ты ужеподносишь его к изображению, но замечаешь, что девушка предупреждающе качаетголовой. Но почему, неужели она не хочет? Нет, наверное она еще недостаточноматериализовалась. Сила, распирающая тебя, устремляется в твои руки, и через пальцы мощнымпотоком устремляется в негритянку. Ты видишь, как она нежится в их лучах,приобретая плотность и объем. Не мигая ты смотришь на нее. Ты боишься, что моргнув, можно упуститьмомент, когда она будет готова спрыгнуть к тебе. Но минуты идут, и ничего непроисходит. Твои глаза давно уже истекают слезами, соленые струйки стекаютпо твоим щекам, падают не грудь. Быстрым движением руки ты вытираешьненужную влагу и вдруг понимаешь, что твои усилия напрасны. До тебя доходит, что ты излучаешь гигаватты, но они не остаются внарисованной девушке, а передаются ей настоящей, той, с которой и быласделана фотография. Ты прекращаешь накачивать ее силой и взглядываешься в изображение,пытаясь заметить хоть какой-нибудь знак. -- Тебя вытащить оттуда? -- Шепчешь ты еле слышно. И замечаешь, чтонегритянка кивает. Это движение было бы незаметно, если бы ты не знал, чтоего надо ждать. Да, она согласна, а ты действовал до сих пор совершенно неправильно.Теперь твои пальцы начинают всасывать энергию. Словно черные дыры онивсасывают, поглощают выпущенную раньше силу. Вместе с ней из плоского листаначинает выступать и твоя негритянка. Из двумерного изображения онастановится барельефом, светло-коричневое тело уже готово пасть в твоиобъятия, но что это? На ее лице вновь отражается грусть. Девушка желаетпоказать тебе,что и сейчас что-то идет не так. И ты понимаешь, что у нее нет спины. Связь между тобой и негритянкойуже настолько прочна, что вам для разговора не требуется никаких слов. Выобщаетесь напрямую, мозг в мозг. Она подбадривает тебя, просит не прекращатьусилий, она чувствует, что для высвобождения ей не хватает самой малости. Ты просишь ее подождать. Силой воображения или астрального сканированияты лепишь образ ее спины. Вот затылок, покрытый жестким курчавым ежиком, вотдлинная тонкая шея, вот собственно и сама спина, с торчащими лопатками,нежными валиками мышц вдоль позвоночника, вот попка, вот икры, лодыжки,пяточки... Вся твоя энергия направлена теперь на постепенное прорисовывание,овеществление совершенного образа. Ты чувствуешь, как твоя сила творит живуюматерию. Она пока еще там, в гиперпространстве за плоскостью картинки, но тычувствуешь ее так, словно твои ладони скользят по изгибам этой теплойподатливой спины. Ладони ощущают податливую плоть, выталкивают ее прочь изфотографического застенка, к тебе. Физические руки парят в каких-то милиметрах над кожей негритянки,всасывающей силой продолжая вытягивать девушку из календаря. Касаться еепока нельзя, понимаешь ты, от прикосновения может произойти разряд, и всесилы, затраченные тобой на оживление, пойдут прахом. Негритянка улыбается. Она морщит свой совершенно европейский носик,стреляет карими глазками, вытягивает темненькие губы в трубочку, предвкушаяпоцелуй твоего рта. Ее грудь, небольшая, почти детская, поднимается иопускается, следуя дыханию девушки, остроконечные розовые соски из гладкихпревратились в морщинистые, приоткрывшаяся пизда влажно блестит, показываясвои внутренности, ждущая хуя и готовая брызнуть пахучей смазкой при егоприкосновении. Ты недоумеваешь, почему же она не выходит. Теперь-то что не так? Ислышится ответ:"Я не живая. У меня нет души. Дай мне душу, вдохни в меня

ее!" -- Но я не Бог... -- Шепчешь ты в изумлении. "Сейчас ты это можешь." -- Говорит негритянка. "И я уже подустал..." -- Думаешь ты. Тело вдруг напоминает о своемсуществовании: твои глаза болят от несколькочасового напряжения,предательская струйка слюны намочила подушку, ноги затекли от неподвижности. "Отдохни, расслабься..."- Советует девушка с картинки. -- "Отдохнешь --и все получится..." Аккуратно отложив лист с полуожившей негритянкой, ты вытягиваешь ноги изакрываешь глаза. Внезапно ты чувствуешь, что замерз. Не открывая глаза, тынащупываешь одеяло, натягиваешь на себя, укрывшись с головой, и еще какое-товремя бьешься в ознобе. Но что эти мелкие неудобства по сравнению сосценами, предстающими перед твоим внутренним взором? Негритянка, живая, теплая. Она прижимается к тебе, дрожжа всем телом.Она облизывает тебя. Ее язычок все ниже, ниже, ниже... И вот ее ротикнакрывает твой хуй. Не выдержав такого напряжения, ты сам хватаешь свой хуй и начинаешьдрочить. Ты дрочишь яростно, извиваясь всем телом, твоя рука делает два,если не три, удара в секунду. Хуй, все еще вялый после ширки, медленноначинает набухать. На мысленном экране девушка уже ввела в себя твой огромный, стоящий какПизанская башня, хуй. Ты представляешь, что твои пальцы и есть те влажныевнутренности пизды, в которые ты так стремишься. Вот ты начинаешь медленнодвигать хуем... И кончаешь в самый неподходящий момент. Тело и хуй содрогаются всладостных конвульсиях. Горячие капли молофьи долетают до твоего подбородка,другие мягко падают на твой живот. Ты все сильнее стискиваешь хуй, получаяот этого кайф, сравнимый разве что с приходом. Вскоре оргазм утихает. Ты промакиваешь вытекшую сперму пододеяльникоми, пока хуй не лег окончательно, продолжаешь его дрочить. Астральный двойик негритянки на твоем ментальном хую раскачивается изстороны в сторону. Ты пихаешь хуй все глубже, глубже, глубже. Тело девушкитрясет в волнах непрерывного оргазма. Она уже не постанывает, она кричит вовесь голос:"Еще, еще, еще сильнее!!!" А ты злорадно делаешь это. И вот, ты чувствуешь, что скоро кончишь. Рука убыстряет свои движения,негритянка, потеряв сознание, падает на тебя, она хрипит возле твоего уха, аты ебешь ее во всю твою мощь. Второй твой оргазм такой же сильный, как и превый, но молофьи заметноменьше. Она уже не вылетает из хуя, а струится вязкой бугристой полоской,налипая на пальцы, смазвыая их и заставляя скользить по коже твоего хуя.Некоторое время, по инерции, ты продолжаешь подрачивать, выжимая последниекапли молофейки, но пик кайфа уже прошел, а ты покрылся уже липким потом, тызадыхаешься и понимаешь, что должен передохнуть после такогофизико-ментального напряжения. Стерев сперму и пот с лица многострадальным одеялом, ты сбрасываешь егои лежишь голый, закрыв глаза и вспоминая подробности ебли негритянки.Некоторые из них тебе не нравятся и ты думаешь, что в следующий раз, когдаты будешь ебать ее физическое тело, а не мысленный образ, ты этого недопустишь. Ты смотришь на будильник. Он показывает пять утра. На полу лежитплоская пока еще негритянка и подмигивает тебе. "Нет, -- Говоришь ты ей, -- В следующий раз..." Она обреченно кивает тебе, а ты гасишь свет. Комната тут же погружаетсяво мрак, но ты вдруг замечаешь на стене перед тобой светящийся женскийсилуэт. "Это она, моя негритяночка!" -- Понимаешь ты и твои глаза и рукиначинают испускать оживляющие лучи.

Поход за терками.

Любой апер имеет на вооружении мощный логический аппарат, помогающийему достигнуть желаемого результата: проткнуть веняк и захуячить туда дознякпсихостимулятора. А чтобы это случилось, надо проделать целую кучупредварительных операций. Чтобы ублаготвориться надо сварить. Чтобы сварить надо достатьстендаля, химикаты и салют. Чтобы достать салют, надо пройти по ВеликомуДжефому Пути. А чтобы было с чем ходить по Великому Джефому Пути надо нарытьтерок. Терка -- это не просто рецептурный бланк, на котором написано Sol.Solutani, терка -- это произведение искусства. Над их вырисовываниемтрудятся великие анонимные мастера. Они годами шлифуют свое редчайшееискусство, кладя на его алтарь в форме шприца, свою никому не нужнуюмолодость. В их арсенале десятки авторучек разных цветов, они умеют подвум-трем буквам разработать структуру почерка врача, они, как настоящиеалхимики могут из любого лекарства сделать одно, солутан. Рецептурный бланк можно спиздить в кабинете участкового. Но это нетерка, это бумага, хотя и совсеми тремя колотухами. В таком добываниирецептов есть стрем, но нет столь милой наркоманскому сердцу романтики. Нет, настоящие терки обитают на помойках! Настоящие терки нарывают, пусть для этого надо залезть на самое днопомойки с протекшей бытовухой! Настоящие терки скрываются от непрофессионального взгляда, но какова ихрадость, когда они попадают в исширянные руки, которые даруют им вторуюжизнь! Когда Седайко Стюмчик подходит к мусорному контейнеру возле терочной,все его обитатели спешно покидают насиженные места и стремительно пытаютсянайти новое прибежище, спасаясь от мощного биополя Седайко Стюмчика, котороесконцентрировано на облупившейся помойке и заставляет кипеть ее содержимое.Дрозофилы, саркофаги, вороны, голуби, мыши и зубные черви поднимаются ввоздух и плотным облаком окружают голову Седайко Стюмчика. Но они ему похую. Седайко Стюмчик видит цель, и никакие земные твари не способныостановить или даже на доли секунды задержать его продвижение к вожделеннойцели. -- Хо! -- Говорит сам себе Седайко Стюмчик, и не успевшиесоориентироваться жители помойки подают замертво, сраженные мощной волнойвони идущей из пропервитиненного нутра наркомана. -- Полукаличная! -- Раздается рык Седайко Стюмчика. -- Ветер оттуда пахнет терками!.. Он тушит бычок о пробегающую мимо него в панике полудохлую крысу,кладет его в карман. -- Что приготовил ты мне, мусорный контейнер?! -- Строго вопрошаетСедайко Стюмчик, и от звуков его голоса осыпается ржавчина. -- Бытовухой ли ты наполнен, или содержишь в чреве своем милые моемусердцу терки?! -- От этих слов колесики мусорного бака в страхе подгибаютсяи его крышка откидывается с мелодичным звоном, как у музыкальной шкатулки сдрагоценностями, обнажая скрытые доселе внутренности. -- Ну, где мои драго-ценности? -- Седайко Стюмчик строго окидываетсуровым взором трепещущие органы помойки. Вооружившись одноразовымдеревянным шпателем Седайко Стюмчик опирается животом о металлическийуголок, опоясывающий верхний периметр мусорного бака, не обращая внимания наголубиное говно, обломки ампул, талоны на посещение врача и прочее дерьмо,которое к нему прилипло. -- Скажите "А-а-а!" -- Приказывает Седайко Стюмчик, и помойка послушноиздает требуемый звук. Седайко Стюмчик немедленно отжимает язык контейнера ипогружается в него по пояс. Сторонний наблюдетель видит лишь болтающиеся в воздухе ноги СедайкоСтюмчика и его тощую жопу, служащую отпугивающим маяком для других охотниковза терками. Глаз Седайко Стюмчика моментально классифицирует все находящиеся в егополе зрения комочки бумаги: это талон, еще талон, это анализ мощи икала, аэто -- терка! Подавляя тремор, пальцы разворачивают терку. А она распадается на

несколько не подлежащих соединению кусочков. -- Рвач. -- Констатирует Седайко Стюмчик. Он разглядывает личнуху набывшей мазовой терке и выясняет, что рвачем в этой полукаличной работаетнекий терапевт Головко. Рвачи -- личные враги наркоманов. Вместо того, чтобы пачками спускатьтерки в мусорные ведра, они с особым ожесточением рвут их на мелкие кусочки.Многие из них специально дежурят у окон полукаличной, выходящих на мусорку.Им доставляет наслаждение смотреть на венораздирающие картины, когда торчоквытаскивает рецепт, разворачивает... И падает, захлебываясь в слезах исоплях жалости к неповинной терке. А рвач, злорадно потирает рученки, все вбумажном крошиве от покойных рецептов и вызывает мусоров, чтобы те свинтилилюбителя рыться в помойках. -- Козел. -- Кулак Седайко Стюмчика дотягивается сквозь стекла, этажи иперекрытия полукаличной и впивается в яйца рвача Головко. Рвач Головкотеряет ошметки человеческого сознания и реинкарнируется в фен для завивкилобковых волос, не успев прозвониться к стремному полису. А Седайко Стюмчик продолжает миссию спасения терок. Следующая терка аккуратно сложена кульком. Ее недра высыпают сигаретныйпепел и бычок со следами губной помады. По центру красуется выжженнаягаснущим окрурком рваная дыра. С личной печати ехидно ухмыляется врачИгнатова. -- Сука. Наконец Седайко Стюмчику везет. Развернутая терка радует глаз всемитремя колотухами. Она сияет девственной белизной, лишь на месте фамилиибольного написано несколько букв. Они совпадают с началом фамилии врача наличной печати. -- Предчувствия меня не обманули! -- Торжествует Седайко Стюмчик. Онначинает методично перекапывать внутренности помойки, не обращая внимания наее понурое рычание и попытки сблевнуть. Струны с контролем, порожние стекла,фантики от лекарств кружатся в мощной воронке, закрученной СедайкоСтюмчиком. А сам он, как хамелеон, готов в любой момент выстрелить своимлипким языком, чтобы на его кончике затрепетала свежевыловленная терка. Среди бумажных волн выплывает пятикубовый баян. Он тоже оприходованнедреманым оком Седайко Стюмчика. Наконец, все в помойке перевернуто вверх дном. Каждый клочек бумаги понескольку раз просканирован и просвечен рентгеном и инфразвуком. Большездесь терок нет. Зато карманы Седайко Стюмчика полны этих мятыхпрямоугольников. Он вылезает из помойки. Та, радуясь, что закончились ее мучения, смачновсхлипывает. В нее возвращаются уцелевшие постояльцы и продолжают витьгнезда, рыть ходы, переваривать жратву и раскармливать матку, котораяразрешается от бремени свеженькими скомканными терками. Но Седайко Стюмчика это уже не интересует. Присев на бордюр, онперебирает и раскладывает обретенное богатство. -- Безмазняк... Безмазняк... -- Ругает он полностью заполненные бланки.Те ежатся от стыда и сгорают, оставляя на пальцах Седайко Стюмчика полоскифиолетовой копоти. -- А эту потаскушку можно отмыть... Эта терка заполнена черными чернилами, которые, как многократнопроверял Седайко Стюмчик, можно смыть под проточной водой. Потаскушкалыбится и отправляется в бездонный карман джинсов Седайко Стюмчика, неподозревая о пытках, которые ей предстоит испытать до той поры, пока она неляжет на стол фармацевта. -- Классная терка!.. Как такие красавицы попадаят в мусорные баки, остается для СедайкоСтюмчика неразрешимой загадкой врачебного мышления. На рецепте нет надписей.На нем проставлены все печати. Он даже не смят! Он сияет своейдевственностью, выставляя ее напоказ, как невеста-рабыня. Седайко Стюмчикпокорен. Он очарован магической притягательностью белого пространства. Не всилах терпеть, наркоман расстегивает молнию на джинсах и обнажает синюшныйпенис. Терка извивается в пальцах Седайко Стюмчика. Ей, как настоящей целке,хочтся поскорее лишиться того, что отличает ее от полноценнных товарок. НоСедайко Стюмчик не таков, он стремиться продлить удовольствие дефлорации.

Стюмчиков хуй елозит по терке, обвивая ее жилистыми кольцами. Стюмчиков хуйпозволяет вылизывать себя, позволяет валяться у него в ногах, позволяетудовлетворять все мазохистские комплексы. Но вот... Вот... Вот!.. Оргазм!!!... Молофья брызжет во все стороны света и тьмы! Терка подставляет себя подэти жаркие потоки. Она плавает в них, наслаждаясь своим падением, ведьтеперь она настоящая! Теперь на ней есть подтеки спермы, сложившиеся встранные загогулины. Rp. Sol.Solutani 50,0 D.t.d. N 2 in flac. S. По 30-40кап. 3 р/д. Седайко Стюмчик с гордостью смотрит на свое произведение: -- С такой ништячной теркой не отдибят! На кармане осталась еще целая стопа рецептов. Им не так повезло, ихпроцент мазовости ниже. Но нет причин тревожиться: когда Седайко Стюмчикотоварит свою любимицу, дойдет очередь и до них...

Малышня.

Они были сущие дети. Мальчик и девочка, с которыми Навотно Стоечкопознакомился на Птичке. В тот день Навотно Стоечко был слегка на мели, прайсов на банку салютау барыги не хватало, поэтому он затарился тефой. В тот же момент к пушеруподошли двое детишек. Пока мальчик торговался насчет пары банок салюта,девочка пристально разглядывала Навотно Стоечко, который распихивал покарманам упаковки тефика. Навотно Стоечко пошел к выходу. Но трамвайной остановке его догнала этапарочка. -- Ты из тефы варишь? -- В лоб спросил мальчик. -- А вы не молоды торчать? -- В свою очередь полюбопытствовал НавотноСтоечко. -- В самый раз. -- Уверенно ответила девочка. -- Нам уже пошестнадцать! -- Так про тефу? -- Не унимался мальчик. -- Ну. -- Утвердительно кивнул Навотно Стоечко. -- А не научите? -- Попросили мальчик и девочка хором. Навотно Стоечко пристально посмотрел на детишек. Если уж они началиторчать, ничего их не остановит... В любом случае они узнают способ варки изтефы. Так что нет никакой разницы, кто конкретно их этому научит. -- Три четверти готового. Плюс Стендаль. -- Сказал свою цену НавотноСтоечко. Дети переглянулись, явно чего-то непросекая. -- У нас Стендаля только одна книжка... -- Робко сказала девочка. -- Ито мамина. -- Как называется? -- Ухмыльнулся Навотно Стокчко. -- "Красное и черное"... -- Вот-вот. Их, родимых. -- А-а-а! -- Понял мальчик, -- Компоненты! -- Мы согласны. -- Ответила девочка сразу за двоих, пока мальчикприкидывл, не будет ли слишком большим расточительством делиться не тольковинтом, но и ингредиентами для его изготовления. -- Хорошо. -- Медленно проговорил Навотно Стоечко и закусив нижнюю губуеще раз с ног до головы оглядел детей. -- Для варки из салюта все есть? -- Все. -- Сказал мальчик, кивнув в подтверждение своим словам. -- Для тефы нужен еще ацетон. Литр. Хороший, беводный. Да и самой тефыпачек двадцать... -- Я сейчас куплю. -- Радосто воскликнул мальчик и убежал. Навотно Стоечко остался с девочкой наедине. Девочка стояла и ковырялаасфальт носком бело-розовой кроссовки. Да и вся девчушка была какая-тобело-розовая.

-- Он тебе кто? -- После недолгого молчания Навотно Стоечко не выдержалнеизвестности и решил узнать ответ на терзающий его вопрос. -- Да, так... -- Неопределенно пожала плечами девочка, -- Сосед... -- А на раскумарке ты давно? Девочка снизу вверх посмотрела на Навотно Стоечко, словно оценивая ейодной ведомые критерии. И, видимо решив, что можно и ответить, равнодушносказала: -- Год. -- Интересно, -- Подумал вслух Навотно Стоечко, -- Кто ж тебя на иглупосадил? -- Он не ожидал ответа, но девочка скупо проронила: -- Он. И отвернулась. После наскольких минут тягостного молчания прибежал мальчик: -- Все в порядке. -- Прокричал он еще издали. -- Поехали. Пока добирались на место, никто не сказал на слова. Лишь поднявшись вквартиру, Навотно Стоечко нарушил молчание: -- Хата не стреманая? -- Нет.- Твердо ответил мальчик. -- Мама с сестрой на даче, до концалета они не появятся. -- Так. -- Вздохнул Навотно Стоечко. -- Сегодня здесь командую я.Возражений нет? Возражений не было. -- Ты. -- Навотно Стоечко повернулся к девочке. -- Сваргань хавчик.Чаек-буек, там, перекусить. А ты, -- Указал он пальцем на мальчика,- Будешьмне помогать. Пока девочка возилась у плиты, Навотно Стоечко расстелил на кухонномстолегазату и высыпал туда свои пачки тефы. Мальчик присоединил свои. -- Чтобы все получилось ништяк, -- Начал свою лекцию с демонстрациейНавотно Стоечко,- Колеса тефы надо растольчь в пыль. Для этого можетпослужить молоток, -- это чисто физический метод -, мясорубка или кофемолка.Но от тефы у кофемолки летят ножи, мясорубкой долго и неприятно, а отмолотка много грохота. Поэтому мы будем действовать чем? Правильно. Скалкой. Раскатывая разложенные между двумя газетами колеса, мальчик потел,краснел от натуги, а Навотно Стоечко просеивал через тонкое ситополучающийся порошок и возвращал мальчику недостаточно мелкую крошку. Впроцессе работы они перекусили и, вскоре, девочка начала подменять уставшегомальчика. Получившуюся пыть Навотно Стоечко собственноручно засыпал вдвухлиттровую бытыль из-под Пепси: -- Теперь один из тонких моментов. Просто заливать водой нельзя. Вместес водой полезет много бутора. Делаем так. Кубов тридцать кипячонки, в нее,из расчета гранула на пачку тефы, сыплем кон или наон. И медленно заливаем,постоянно перетряхивая. Эту стадию работы Навотно Стоечко решил сделать сам. Он тряс бутыль,доливая в нее раствор кона, пока внутри не образовался один слипшийся комок,вобравший в себя весь порошок. -- Сейчас, как обычо. Тягу и отбивать. Это уже делали, меняясь, мальчик с девочкой. Навотно Стоечко в этовремя готоил баню. Через полчаса он сказал: -- Хватит, пожалуй. Мути дали отстояться. Тягу отделили и Навотно Стоечко, не жалея, залилтуда солянку. Сперва ничего не происходило и он стал ловить на себе недоуменныевзгляды детей. Но потом вдруг на дне тяги стало образовываться фиолетовоеозерцо. Удивленные странным цветом, дети полюбопытствовали: -- Это то, что надо? -- Ага. Это смесь джефа и сахара. Фиолетовый раствор поставили на баню и он стал выпариваться, постепенноменяя свой цвет и становясь коричневым. Навотно Стоечко дождался покажидкость совсем не загустеет, превратившись в тягучую массу, похожую накарамель. -- Теперь это остудить. И ацетоном. Он растворит все, кроме джефа.

На эту операцию ушло еще минут двадцать, но вскоре перед детьмипоявилась горка сверкающих кристаллов. -- Надо же... -- Прошептал мальчик. -- Так просто... -- Ты посмотри, -- Возразила девочка, -- Сколько мы с этим возились.Три часа! -- И еще часок добавь на варку. -- Добавил Навотно Стоечко. Мальчик присвистнул. Взвесив порох, Навотно Стоечко убедился, что с первого раза выбилосьпочти все. Пороха было почти три грамма. Отделив себе сушняк, эквивалентныйего доле тефы, Навотно Стоечко занялся варкой винта. Дети это умели и имстало неинтересно. Они ушли в комнату и включили, как определил НавотноСтоечко, "Ногу Свело". Винт сготовился достаточно быстро. Забодяжив масло, Навотно Стоечко незабыл отщелочить для себя Стендаля. Отлив себе пятнадцать кубов, остальныепять Навотно Стоечко, под бесконечное "Ремемба Хара Мамбуру!", отнес детям. -- Ой, как хорошо! -- Обрадовалась девочка. Навотно Стоечко в этотмомент пристяльно оглядывал обстановку, пытаясь определить, чем занималисьдети в его отсутствие. -- А ты нас вмажешь? -- Попросил мальчик. -- А вы сами не умеете, что ли? -- Умеем. -- Подтвердила девочка. -- Но не с первого раза. -- Ну... -- Нахмурился Навотно Стоечко. -- Придется тогда здесьзависнуть. -- Да зависай, конечно. -- Затараторили детишки. -- Ты не помешаешь.Здесь такие тусовки бывают!.. -- Вам по сколько вмазать? -- По единичке, конечно... И Навотно Стоечко пошел щелочить. Когда он вернулся с тройкойзаряженных баянов, девочка возилась у магнитофона: -- Хочешь нашего приятеля послушать? Он сам песни сочиняет и поет подгитару. И девочка нажала на play. Навотно Стоечко прослушал тогда эту песню раз пять. Но текст былнастолько примитивен, что ему не запомнилось практически ничего, кроме двухпоэтических шедевров: "...в вену себе колешься гадостью плохой..." и "...что же ты наделал-то, дибильный ты дурак!.." -- Правда, классно? -- Млела от восторга девочка, пока Навотно Стоечкоустраивал перетягу. -- Теперь тишина! -- Приказал Навотно Стоечко и начал искать место длявмазки. Вскоре винт пошел в кровь. Приход оказался мягким, почти незаметным,он шел несколькими волнами, одна сильнее другой, и тяга от него была тожесильной но ненавязчивой. С полтыка втрескав детишек, Навоно Стоечко сел в кресло и попыталсярасслабиться, целиком отдавшись эйфории. -- Странный какой винт. -- Сказал мальчик. -- А ты к какому привык? -- Глумливо проговорил Навотно Стоечко.- Чтобыхрясть по башке и в аут? Нет, чем винт чище, тем он мягче действует. Так чтоя вам, пионерам хай класс заделал, вы его всю жизнь помнить будете! Девочка погасила верхний свет, зажгла слабенький ночник. Некотороевремя все сидели тихо. А потом Навотно Стоечко услышал странные звуки.Приоткрыв глаза, так, чтобы со стороны не было заметно, что он смотрит,Навотно Стоечко увидел непонятную сцену. Мальчик лежал на спине, майка его была задрана, обнажив детское пузико,а девочка, склонившись над ним, водила по голой коже какой-то меховойигрушкой. От кайфа мальчик постанывал, изгибался всем телом и излучал такиеэротические флюиды, что Навотно Стоечко едва сдерживался, чтобы не вскочитьи не начать насиловать всех подряд. Некоторое время Навотно Стоечко боролся с собой, потом, плюнув на все,занялся мысленной еблей. Если удастся раскрутить детишек на еблю, прикинулдля себя Навотно Стоечко, то будет маза пристроиться третьим, а то и вовсеоттереть малолетнего торчка. И Навотно Стоечко стал внушать девочке мыслеобразы и физическиеощущения от ебания мальчика, а мальчику, соответственно, наоборот, то как бы

хорошо было поебать девочку. Не въезжая в то, что ими пытаютсяманипулировать, дети стали более активны. Усилились мальчиковские стоны,девочкины извивания, но ни один из них не делал никаких поползновений всторону промежности партнера. Отождествившись сразу с обеими детьми, Навотно Стоечко совокуплял ихмежду собой, но что-то не срабатывало и реальные дети не начинали ебаться.Девочка продолжела щекотать мальчика меховой игрушкой, Навотно Стоечкоразглядел, наконец, что это был зайчик, а мальчик все извивался и постаныал,не предпринимая никаких активных действий. Стало светать. Дети затихли и, видимо, заснули. Сквозь полуприкрытыеглаза Навотно Стоечко видел, как они мирно посапывают. Пытаясь убедить себя,что все-таки его пригласили для обучения, а не для ебли, Навтно Стоечковстал и, хромая затекшими ногами, побрел в куню. Там он решил, что за такоеиспытание дети должны ему больше. Собрав все компоненты, баяны, весы сразновесами и пузырьки, Навотно Стоечко погрузил их в свою сумку. Прошмонаврюкзачок девочки, Навотно Стоечко нашел два пузыря салюта, которые тожеотмел в свою пользу, и кошелек, набитый червонцами. Честно располовинивденежки, Навотно Стоечко вспомнил еще об одной вещи. Он слил в свой пузырьостатки винта, который хотел оставить детям, и крепко заткнул его пробочкой. Осмотревшись еще раз, не забыл ли чего, Навотно Стоечко тихо вышел изквартиры и прикрыл за собой дверь. Садясь в первый поезд метро, он почувствовал слабый укол совести, чтоне честно-таки было лишать детей удовольствия. Нет, возразил кто-то внутриНавотно Стоечко, пусть-ка пострадают. Ширяться не бросят -- им же хуже. Размышлять на эту тему уже не было смысла и Навотно Стоечко сталприкидывать, к какое герле можно завалиться в такой час, чтобы обрадовать ееутренней вмазкой?

Бычок к приходу.

Кровь накромана отличается от крови обычного человека тем, что в жилахторчка всегда отрицательное давление. Стоит попасть в вену шировогоколючкой, на другом конце которой болтается движок, наполненный винтом, каккровяка, впустив предварительно хвостик контроля, дабы убедиться, что вбаяне настоящий первитин, а не какая-то гадость типа барбитуры, моментальновысасывает весь расствор досуха. -- Прихо-од! -- Орет вмазанный Чевеид Снатайко. -- Бычок... -- Шепчет приходующийся Чевеид Снатайко. Он закрыл глаза, чтобы девяносто процентов информации не мешали емунаполниться блаженной эйфорией. Он открыл рот, чтобы в него засунули горящуюсигарету. Клочкед лихорадочно носится по камнате в поисках спичек. Его праваярука занята баяном, выдернутым из чевеидовской хэнды, в левой -- коробокспичек, которые он ищет, в зубах -- сигарета "Ява", фильтром наружу. Клочкеду до смерти хочется вмазаться, но варил-то Снатайко, а варщику-- первый куб. А в случае Чевеида целых два. Но вмазавшийся для усиленияприхода должен выкурить бычок, а желание приходующегося -- закон, и Клочкедкружит между столом, на котором стоит пузырек винта, баяны, реактивы ипрочие принадлежности винтоварни, и диваном, на котором валяетсяпостанывающий Снатайко. -- Бычок!.. -- Требует почти оприходовавшийся Чевеид Снатайко. Клочкед находит спички, поджигает фильтр. Теперь он бегает впротивоположном направлении, разыскивая сигареты. Они находятся в кармане иЧевеид Снатайко наконец затягивается. -- Го-о-о!.. -- Говорит он. Клуб дыма вырывается изо рта Чевеида Снатайко и слышится громкий вздохоблегчения. Непонятно, кто же его испустил, то ли сам Чевеид Снатайко, то лисам дым, радостный, что выпорхнул наконец из пропервитиненных легких.

Глядящему на Чевеида Снатайко, который тащится как мокрый хуй постекловате, Клочкеду тоже хочется курить. Заглянув в пачку, он убеждается,что осталось только три палки курятины и решает обождать до прихода. Сконцентрированный на своих внутренних ощущениях и переживаниях, ЧевеидСнатайко выпускает одно за другим облака дыма. Его рубашка покрываетсятолстым слоем сигаретного пепла, на котором, как на лунной пыли остаютсязагадочные следы неведомых астронавтов, прилетевших из соседней галактикидля изучения феномена первитиновой наркомании в среде хиппарей иприхиппованной интелигенции. Сквозь табачно-дымовую завесу, плавающую покомнате пластами разного цвета и плотности, словно следы геологических эпох,виднеется огонек сигареты, дошедший до пальцев Чевеида Снатайко. Невидимые инопланетяне, хрустя взбираются на пепельные колбаски и ждутпрожождения нервного импульса по синапсам руки. За ними наблюдает Клочкед.Он, хотя и невмазанный, но ловит огрызками своего биополя вал эманаций,испускаемых телом Чевеида Снатайко, которые настолько сильны, что могутвызывать галлюцинации эротического характера на расстоянии несколькихтеневых лет. -- Бля! Ебаный в рот! -- Орет обжегшийся Чевеид Снатайко итрясет травмированной рукой, сшибая зазевавшихся невидимых пришельцев иподнимая в воздух весь осевший на него пепел. -- Во, бля, поебень! --Рассматривает он указательный и средний пальцы, на которых пока ничего невидно, кроме легкой красноты, которая вскоре превратится в два аккуратныхболючих пузырика. -- Ни хуя себе, приходнулся... -- Жалуется он Клочкеду, который взираетна него скорее с нетерпением, чем с сочувствием. -- Видать тебе самосадом вмазываться придется... -- Размышляет вслухЧевеид Снатайко, и эти рассуждения Клочкеду не по душе. Пронизывая задымленное пространство, резво съебывает невидимыйинопланетный корабль, оставив погибшими половину экипажа. -- Но приход -- за всю хуйню!.. -- Утешительно произносит ЧевеидСнатайко и, видя угрюмое абстяжное грызло Клочкеда, добавляет: -- Впрочем, винт такой заебатый, что тебе сняться и полторашкихватит... Глаза Клочкеда, красные от марафонского недосыпа и абстяги становятсяярко-бордовыми и светящимися. Их лучи разрезают сигаретную завесу иупираются в лоб Чевеида Снатайко. Лоб начинает дымиться и плавиться,мгновение -- и мозги Чевеида Снатайко вскипают и брызжут изо всех отверствийчевееид снатайковской головы. -- Да проебись ты злоебучим проебом со своим полкубом, чудищезалупоглазое, охуевающее от своей невхуйственной невъебенности! Задроченнаязалупа самоебущего кастрированного пидора! Пиздолижущее полухуие, припухшеедля случки с дырявыми гондонами говноссущего непроблядского мудотряса!.. --Нежно говорит Клочкед. Он еще долго мог бы перечислять многоэтажные эпитетыи звания Чевеида Снатайко, но последний, успев соскрести мозги с различныхповерхностей и запихать их обратно, приирительно рявкает: -- Да втрескаю я тебя, мудака! Тебе двушку? Давай двушкой! Или два сполтиной? Чо, говна жалко, что ли? -- Не... -- На лице Клочкеда начинают, лихорадочно извиваясь, ползатьмысли, оставляя за собой слизистые следы на немытой коже, -- Два с половиноймноговато... Давай два с четвертью... -- А может тебе еще и залупу на воротник? Как "заебешься" пишется? Смягким знаком, или без? -- Ду хуй тебе во все твое поганое грызло! Ломаешься, бля, как целка!"Да" -- да, "нет" -- нет. Хули кота за яйца тянешь? Дружески беседуя таким образом, Чевеид Снатайко и Клочкед готовились кинъекции. В пятикубовый баян было выбрано два с третью квадрата винта,который разбавили кипячонкой до четырех кубов. Из гаража извлечена струнка-- целка-четверка и насажена на канюлю широчного агрегата. Вскоре иголка, угнездившись в венярке Клочкеда, дала контроль и ЧевеидСнатайко помог клочкедовской крови скушать винт. -- Прихо-од!.. -- Орет втюханный Клочкед. Вмазанный Чевеид Снатайко умиляется этому возгласу и знает, чтопоследует за ним. И когда из клочкедовской глотки вылетает: -- Бычо-ок...- Желаемое тут же препровождается в рот страждущего.

Акт курения Клочкеда разительно отличается от акта курения ЧевеидаСнатайко. Клочкед затягивается глубоко и долго держит внутри себя вкусныйгорьковатый дым, так, что выдох его чист и прозрачен. Это наркотическая медитация. Постижение непонятного факта: почему же,когда смолишь, приход сильнее, чем без сигареты? Может ответ такой: гнусная моноаминоксидаза, фермент, окисляющийпервитин во всякую поебень, нуждается в кислороде. А углекислый газ иникотин, насыщающие кровь из табачного дыма, не дают ей развернуться во всюсилу... Или так: винт образукт клатрат с никотином, который гораздо болееустойчив к окислению, чем винт-гидрохлорид. Хотя... Внутренние силы организма начинают бороться с табачным дымом, ишурупчик пользуется этим моментом чтобы сделать приход круче... А если... Энергия курения вращается в ту же сторону, что и энергиявинта. Они сталкиваются и усиливают друг друга, а все их враги, плавающие вкровяке, из-за этого не могут к ним подступиться. "Но, -- Решает Клочкед, -- Все это однохуйственно и эквипенисуально.Главное -- еетсь эффект и на кой хуй копаться, выискивая его причины.Главное -- пользовать его!.." Кровь бурлит в перфорированных веняках Клочкеда. Это бурление наполняетего силой, за которую потом придется расплачиваться, но Клочкеду это допизды-дверцы. Эта сила распирает клочкедовское тело, ища то ли применения,то ли выхода наружу. Он открывает глаза и видит перед собой лежащий на кушетке баян. Клочкедпротягивает к нему вооброжаемые руки и пытается поднять. Сила мысли еготакова, что кажется будто баян вот-вот оторвется от насиженного места ивзовьется к потолку. Но чего-то не хватает, и шприц пока остается на месте.Но Клочкед не оставляет это дело. Попытки следуют одна за другой... Этим-то он и будет заниматься всю ночь...

Великий Джефой Путь.

Это мистика, это непостижимая тайна наркотического бытия. Это дорога,по которой не возвращаются. Она ведет в даль, сквозь абстягу, сквозьпротершиеся до дыр кроссовки, найденные на помойках, сквозь толпыавтобусно-троллейбусных пассажиров, сквозь скрипучие тугие двери, хлопающиетебя по затылку с помощью тугих пружин, удержать которые твои дырявые рукиуже не в состоянии и ступеньки, крошащиеся бетонные или истерто-мраморныеили покрытые слоем сдохших астматиков, над которыми красными букваминачертано "АПТЕКА". Эта дорога ведет в царство психостимуляторов,разжижающих мозги, заставляющих служить одной страсти, поклоняться одномуБогу до ватных ног, до чесоки в воспалившихся дырках и дырках, которые ещене сделаны. Это дорога, которую никто из смертных не прошел до конца. С неевсегда сворачивают. На время, необходимое чтобы сварить, вмазаться, занятьсясвоими заморочками, а когда наступит пора очередной ширки -- вновьприходится преодолевать пространство, практически незаметное, или нереальноупругое, совать в полукруглое окошко клочек бумаги, чтобы попытатьсявырубить на него, сквозь недоверчивые взгляды девочек и вонючих старух вбелых застираных халатах, божественный салют. Эта дорога пролегающая черезвсе драги мира, где бы они не находились и как бы не назывались. -- А ты знаешь, появилась новая каличная на... Как, блядь, эта метраназывается?.. Бауманской!.. Выходишь -- и сразу взад. Там сто метров -- и башня... -- Мазовая? -- А хуй ее знает. Раз новяк -- дибить вроде не должны... И торчки, предъявив нарисованыый от руки проездной подслеповатойконтролерше, целенаправленно отправляются в путешествие по комфортабельнойканализации, называющейся московское метро, имени лысого ублюдка,

отоваривать терку. -- Кто пойдет? Давай ты, ты меннее стремный. " Менее стремный" с трудомворочает красными глазами. Его лицо, цвета жеваной бумаги кривится в подобиидоверительной ухмылки, в его голове давно не осталось места из-загигантского червя, высасывающего первитин из его крови. Червь проник своимиотростками в глаза, уши и рот и колышется на сквозняке скользкими кольцами,готовыми цепко схватить любое подобие сине-зеленой упаковки. Очередь движется медленно, Червь в нетерпении. Он жадно ухватываетлюбые детали поведения бабы-фармацевта. Терки берет небрежно, значитвглядываться не будет. О, этому отказала, что же у него было, неужелисалют?! Но старпер отошел, недовольно заныкав свою кровную номерную. Пальцы, потеющие переработанным винтом, намертво вцепились в рецепт.Пока отпускаются стоящие впереди, подушечки прорастают миллиардамипсевдоподиев, которые присасываются к бумаге, обволакивая ее своей слизью игнусными выделениями. Несколько минут -- и на рецепте невозможно будетпрочесть корявую надпись Sol. Solutani 50,0. -- Что у вас? -- Солутан есть? -- Только по рецептам. -- Пожалуйста... Измочаленная, проеденная кислотами и щелочами, прожженная утюгом, потоми слезами наступающего отходняка терка отрывается от руки и вместе сошметками пальцев со всхлипом падает на стекло перед аптекаршей. А подстеклянной баррикадой уже лежит ее сестра, источающая вонь застреманного наместе преступления наркомана. Сквозь прозрачную тюрьму она посылаетультразвуковые призывы о помощи, но красный карандаш, который своей кровьюзагубил попытки сняться с ломки, работает как источник шумовых сигналов, недающих использовать ее по святому назначению. В руке тетки появляется авторучка. Неужели? -- Проносится по всем извивам Червя. Но шарик стержня, некоснувшись бумаги проносится мимо. -- У нас сейчас нет. -- А не подскажете, где это может быть? Мой дед... -- Нет, не знаю. Возьмите рецепт... -- А?.. -- Следующий. Негромкое похлопывание холеной руки аптекарши превращается в смертельнометкую очередь из калашникова. Отброшенный инерцией пуль, торчоквываливается сквозь витрину на жесткий асфальт. Его друг подбегает иначинает зубами выковыривать из неудачника пули, не забывая закусить свежейкровью, в которой может быть остались следы вчерашней ширки. Старики и старухи танцуют вокруг них ламбаду, как платочками размахиваяпростынями бесплатных терок и сверкая бельмами желтых, как у гепатитныхбольных, глаз. -- Наркоман!.. Наркоман!.. Не удался вам обман!.. -- Поют они гнусными скрипящими голосами,которые перерастают в вой милицейской сирены. Сам танец сменяетсястробоскопическим мельканием синюшных тел, плоть исчезает и из воздухавыкристаллизовывается раковая шейка, прибывшая свинтить нарушителейвенозного спокойствия. Менты окружают лежащих у аптечных дверей, но поздно,их тела превращаются в реактивных гусениц, которые включают сопла ирасссредотачиваются на местности, орошая стражей порядка вонючим калом. Поход по Великому Джефому Пути продолжается. Поход, имеющий начало, теряющееся в веках вечного зашира, и не имеющийконца. Марафон, с тысячами промежуточных финишей, на которых надо всучитьнедоверчивой тетке измятую бумажку и получить взамен банку, пахнущуютолутанским бальзамом. Бег, в результате которого каждый атлет становитсяпрофессионалом в игре на самом странном музыкальном инструменте -- баяне сострунами. Инструменте, который воздействует непосредственно на коруголовного мозга. Гусеницы, перебирая стотней ножек, вваливаются в очередной драгстер.Одна, зыркая сложнофасеточными смотрилами, реагирующими на появление кокардыв радиусе ближайших световых лет, стоит на стреме, делая вид, чторазглядывает список ближайших аптек. Другая, подобострастно изогнувшись,

пытается втолковать тупой бабке в полукруглом окошке, что ему не нужны нибронхолитин, ни теофедрин, что она целенаправленно ищет одно-единственноелекарство, и другое не сможет помочь Почетному Астматику, ЗаслуженномуБольному Советского Союза господину Эпхману В.В. Великий Джефой Путь зовет дальше, и нет возможности с него свернуть. Оставляя за собой след из бычков, мочи, слизи, градом скатывающейся спокрытых заскорузлой от миллиардов следов от инъекций кожей тел, ониблуждают от каличной к драгстеру, от кормушки к кресту, от терочной капытеке и дальше, дальше, дальше... Прижимаясь друг к другу, поддерживаядруг друга, обвиваясь друг о друга, они предаются воспоминаниям. Их мало.Они однообразны, как копейки, отличающиеся лишь годом выпуска и потертостью.Но торчки вспоминают, смакуя каждое движение, приводившее их за воротаобрыдшего существования в царство вселенского властителя по фамилии Эйфория. А помнишь, в 85-м джеф стал по теркам? А я в 86 весной драгу нарыл, вкоторой без вытерок. Месяц на ней пасся, пока не застремал... О!.. А помнишь, как раньше? Заходишь в безтерочный отдел, мажористый, спионерской удавкой, говоришь:"Мне двадцать пузырьков эфедрина." Тебяспрашивают:"Мальчик, зачем тебе столько?" А ты им гордо так:"А мне в школезадание дали. Мы с ним на химии будем опыты делать." О-о!.. А помнишь, джефвезде исчез? Мы тогда шоркались по терочно-бодяжным отделам. Утромпройдешься -- вечером урожай. О-о-о!.. А помнишь, мы винта на знали, сколькоджефа на мульку перевели?! У-у-у!.. А помнишь, эфедрин соплями называли?Были детские сопли, по два процента и взрослые сопли по три процента. А набумагу выдавали или два трех-, или три двухпроцентных. А мы брали толькотрешки... В них джефу было больше... У-у!.. А помнишь, Ташкентскийстекольный джеф? Как замутишь, петуха в мульку поставишь, а он стоит!.. У!..А помнишь?.. А помнишь?.. А помнишь?.. Великий Джефой Путь не оставляетместа для других путей. Он един как Истина и всепоглощающ, как йогапреданного служения. В глюках, на абстяге, при варке, при поиске вены, вкоторую можно погрузить струну, на приходе, во время перерывания помоек, тывсе равно идешь по Великому Джефому Пути. И если ты еще к чему-то привязан вэтом мире, Великий Джефой Путь убьет эти привязанности. Они будут лежать втебе дохлыми и разлагаться, пока ты не выблюешь их вместе с другимиогрызками недопереваренных чувств. Великий Джефой Путь не любит ничеголишнего. Ему не нужен ты по кусочкам, он хочет тебя целого, пусть иизуродаванного, пусть и изъеденного червями, пусть и иссушенногонепрекращающимся марафоном, ведь червь, поселившийся в твоей голове -- этоон и есть -- Великий Джефой Путь, это его извивы маршрута заменили тебеизвилины сожранного мозга, это его микроскопические пасти над каждой венойтребуют:"Джефа. Джефа! Джефа!!!", это его щупальца заменили твои пальцыкогда они берут наполненный желтоватой жидкостью шприц и раз за разомвтыкают под кожу тупое копье, не в силах попасть в затромбленный веняк,набирая восемь кубов контроля на два куба винта, это его, незаметныеповерхностному взгляду непосвященных в его тайну, отростки прорасли в кожутвоих ступней так, что даже когда ты не шевелишь ногами, они все равнопередвигают тебя в направлении места, где тебя ждет вмазка...

Сторож.

Случилось так, что Семарь-Здрахарь устроился сторожем в какую-токонтору. Днем Семарь-Здрахарь хуи валял, за салютом бегал, а ночью варил вэтой конторе винт. И забрел как-то к нему на огонек Навотно Стоечко. Забрел и остался. А у Семаря-Здрахаря там плитка, койка из трех кресел, ключи ото всехкомнат и две банки салюта. Сварили они, вмазались, и напала на НавотноСтоечко поискуха. Всю ночь он шмонал контору. Ни хуя не нашел и поплелсядомой.

Вот, собственно, и вся история.

Воры прихода.

Висевший в комнате запах толутанского бальзама смешался с горьковатойвонью. -- Варить поставили. -- С видом знатока произнес Седайко Стюмчик. Онсидел в комнате вместе с Леной Погряззз, травил ей байки, и на нюх определялстадию готовности винта. Винтом занимались Семарь-Здрахарь и Блим Кололей,их приглушенные голоса иногда доносились с кухни. Лена Погряззз, юная, циничная и наивная одновременно, лишь недавностала приобщаться к винтовой культуре. До того она дышала всякой гадостью,хавала мерзкие колеса, пока не познала истинное блаженство, которое даеттолько винт. -- Ты ведь пол года сидишь, не больше? -- Спрашивал Седайко Стюмчик нескрывая своих сексуальных поползновений. -- Восьмой месяц. -- Отвечала Лена Погряззз, прекрасно понимая, что отнее, пионерки, хочет проширянный олдовый нарк, и относила это к проявлениюего съехавшей крыши. -- Ты и не знаешь, сколько раньше джефа пропало почти впустую! --Прижимал к себе Седайко Стюмчик девочку, методичными поглаживаниямиприближаясь к ее пизде. -- Почему впустую? -- Спрашивала Лена Погряззз и закладывала ногу наногу, преграждая путь похотливым пальцам Седайко Стюмчика. -- До 87-го все ведь только мульку ширяли. Знаешь что это такое? -- Неотказавшись от первоначальных намерений, Седайко Стюмчик теперь все вниманиеуделял массажу груди Лены Погряззз. -- Ну откуда ж мне знать? -- Лена Погряззз въезжала, что пока онинаедине, от Седайко Стюмчика не избавиться и терпела, птаясь кайфовать,абстрагируясь от личности Седайко Стюмчика и представляя на его местеСемаря-Здрахаря. -- Эх, мулька... -- Мечтательно закатил глаза Седайко Стюмчик. -- Моямолодость. Чем она была хороша, ее бодяжить две минуты. А плоха тем, что ее ширятьнадо было раз в пять больше, чем винта. И джефа уходило тоже в пять разбольше. Ширнешь ее, покайфуешь часок-другой, и опять догоняться можно.Некоторые в день насколько граммушников чистяка прошмыгивали! Во расходпродукта! Седайко Стюмчик настолько погрузился в воспоминания, что Лена Погрязззприняла его мечтательность за забвение сексуальных поползновений иотодвинулась. Седайко Стюмчик это засек, но вида не подал, он продолжалгнать телегу: -- Но мулька жутко странная штука. Бывает, вмажешь сразу весь пузырь,десять кубов -- и хорошо. А бывает, и после пяти передоз катит. Так торчки чего надумали? Делиться приходом! Чуешь, передознулся, шибко уж сильно в бошку бьет, кричишь:"Хэнду мне!Поделиться!" И кто-то, еще не ширяный, тебе руку протягивает. Ты за неберешься и перекачиваешь в него лишнее. А он все это чует и тожекричит:"Приход катит!" Въезжаешь? Вот так вот поделишься, и такое взаимопонимание вдруг накатывает!Словно ты и он -- один человек. Некоторые девчонки только и ждали, чтобы сними кто-нибудь приходом поделился. Дырок нет, а кайф есть! Потом это и на винт перешло. С винта-то передоз круче, и дележкасильнее. Так что, на будущее, ежели кто с тобой поделиться хочет -- бери, незаморачивайся. Знаешь, что такое прикол на приходе? Это святое. Если покатил

прикол -- его надо исполнить, а то приход обломается и это на все действиевинта перейдет. Вместо крутого кайфа поимеешь крутой облом. -- А что такое прикол? -- Ну, это желание какое-то. -- Пояснил Седайко Стюмчик и придвинулся кЛене Погряззз. Обняв ее, он проникновенно продолжил: -- Песенку, там, конкретную послушать. Это называется приходскаяпесенка. Или чтобы его по голове погладили... Много бывает. И разные. Нообламывать нельзя! В это время воздух наполнился горечью, к которой примешивался слабыйхимически-сладкий запах. -- Слышишь? -- Обрадовался Седайко Стюмчик. -- Сварили уже. Тут же в комнату вошли Блим Кололей и Семарь-Здрахарь, ктороый и неспузырь свежесваренного винта. Каждый заказал себе дозняк. Подсчитав общееколичество квадратов, Семарь-Здрахарь выбрал требуемый объем, отщелочил итут же вмазался. Лена Погряззз внимательно следила за ним, не будет ли у Семаря-Здрахарякакого-ибудь прикола. Но Семарь-Здрахарь как будто был чем-то недоволен.Вскоре он открыл глаза, почесал колено. Взгляд его при этом странно блуждал. -- Как? -- Вопросительно кивнул Блим Кололей. -- Не было прихода. -- Ответил Семарь-Здрахарь. -- Вроде был,начинался, мощный такой, и вдруг исчез. Может догнаться, пока не подно? -- Спросил Семарь-Здрахарь сам у себя.И сам же себе ответил: -- Не стоит, пожалуй. Блим, теперь ты давай. Выбрав свой дозняк, Блим Кололей вмазался и замер. -- Да, -- Сказал он через минуту, -- Тащит, а прихода нет. Непонятно. На самом деле им все было понятно. Если приход исчезает, значит егокто-то ворует. Подозрение падало на Седайко Стюмчика и Лену Погряззз. Новыяснить кто из них вор, можно было одним лишь путем. Ширнуть и посмотреть,что будет. Первым въехал Седайко Стюмчик. Он внимательно посмотрел на ЛенуПогряззз у вдруг понял, что ее уже трясет от передоза. Седайко Стюмчик хотелприходнуться. Это было важнее, чем ебля с какой-то мокрощелкой-воровкой ипоэтому он пропустил свою очередь. Подмигнув Семарю-Здрахарю, Седайко Стюмчик выбрал Лене Погряззз наполкуба болье, чем она заказывала. Чтобы она этого не просекла раньшевремени, он разбодяжил раствор водой и тлько после этого ширнул девушку. -- Много!.. -- Прошептала Лена Погряззз после вмазки. -- Поделиться!.. И она протянула руку. Семарь-Здрахарь взял ее кисть, а Блим Кололейсхватил вторую. Каждый потянул на себя ту энергию, которая переполняла ЛенуПогряззз. Пользуясь моментом, Седайко Стюмчик добавил из нещелоченого винта своиполкуба и ширнулся. Приход был. В это время Блим Кололей и Семарь-Здрахарь уже вытягивали из ЛеныПогряззз ее торч. Герла не понимала пока, что происходит и лежала смирно. Нокогда к наркоманам присоединился и приходнувшийся Седайко Стюмчик, которыйсхватил ее за ступни, она стала соображать, что они делают что-то не то. Скаждым мгновением эйфория слабела, а вместе с ней уходили и силы. ЛенаПогряззз попыталась вырвать руку, лягнуть Седайко Стюмчика, он вместо резкихдвижений у нее получилось слабое трепыхание. -- Ага, бля! -- Злорадно пробормотал Блим Кололей, -- Чеетвину. А ещецелкой прикидывалась. -- Теперь будешь знать, как воровать приходы! -- ДобавилСамарь-Здрахарь. -- Я не... Не нарочно... -- Без слез плакала Лена Погряззз, но ей никтоне верил. Вскоре троица так опустошила Лену Погряззз, что у нее не осталось силни на что, кроме дыхания. Тут бы торчкам остановиться, но они, полныеправедного гнева и решимости наказать злодейку, продолжали ее высасывать. Тело Лены Погряззз стало на глазах съеживаться, усыхать. Внутренностидевушки, трансформируясь в энергию, перетекали в наркоманов, наполняя ихсилой. -- Эй, -- Остановился вдруг Седайко Стюмчик, -- Мужики, да вы ее сейчес

до конца выпьем! Семарь-Здрахарь и Блим Кололей посмотрели на результат своих трудов иувидели, что между ними лежит лишь высохшая шкурка Лены Погряззз. -- Чего-то мы разошлись... -- Покачал разбухшей головойСемарь-Здрахарь. -- Может, вернем часть? -- Предложил Блим Кололей. -- Не убийцы же мы? Седайко Стюмчик и Семарь-Здрахарь согласились. Вскоре тело Лены Погряззз стало напоминать человеческое она смоглаоткрыть глаза и вздохнуть. -- Будешь еще так? -- Строго спросил Блим Кололей и сверкнул глазами. -- Не... -- Пролепетала Лена Погряззз. -- Что-то она слаба... -- Задумчиво подметил Седайко Стюмчик. -- Можетее еще подпитать? -- И он обнажил свой хуй. -- Это дело! -- Обрадовались Семарь-Здрахарь и Блим Кололей и тут жестали раздеваться. После групповухи они выдали Лене Погряззз пару квадратов и выгналиширяться в другом месте. Сами же остались обсуждать сегодняшнее приключение.

Заморочка -- 4. Телекинез.

Однажды, в каком-то документальном фильме, ты видел, как карандаш виселв воздухе безо всяких видимых средств поддержки. Кроме, естественно, мужика,который усиленно вперивался взглядом в деревянное изделие, и именнопсихическая сила этого мужика заставляла висеть в воздухе карандаш, которыйвисел в воздухе. А ты-то чем хуже? Дозняк винта блуждает среди твоих эритроцитов и аксонов. Если в этоврубаться, то можно съехать: непонятно, как такое небольшое количествокаких-то ебаных молекул, может дать такие пиздатый ощущения во всем теле и вбашке, в частности. Вероятно, думаешь ты, винт -- это такая поебень, которая содержит хуевукучу энергии. Энергия винта вводится с веняк вместе с жидкостью,ассимилируется и выплескивается наружу в виде биополя. Причем биополе этотакое плотное, что пробиваясь наружу оно буквально раздирает твое тело. Так почему же этим не воспользоваться? Где бы ты не сидел, на винтоварне или дома, ширнувшись, ты кладешьперед собой спичку. Сперва ты просто смотрел на нее, взглядом приказывая ей подняться ввоздух на метр. Вроде как спичка шевелилась, подергивалась, но подниматьсяне хотела. Ты концентрировался, напрягался, вкладывал всю, как тебеказалось, волю в приказ деревяшке, но она не слушалась. Так проходили дни. Потом ты врубился, что делаешь что-то не так. Не правильно. Но какделать правильно, никто сказать тебе не мог. Поэтому ты бросил пустоеглазение и начал экспериментировать со своими оккультными силами. Спичка лежала перед тобой, а ты подносил к ней указательные пальцы ипредставлял себе, что между ними натянута нить, которая проходит сквозьспичку по всей ее длине. Очень медленно ты начинал отводить руки. Но спичкане поднималась. Невидимая нить растягивалась под ее весом и спичкаоставалась лежеть как лежала. Тогда ты придумал нерастяжимую нить. Но она была такой скользкой, что ты не мог ее удержать в себе. Онавыскальзывала из кожи пальцев, а если она была на них намотана, все равно незадерживалась, вытягиваясь соответственно отдалению объекта. Тебе было по хую,смотрят на тебя, или нет. Ты никогда не думал, как жевыглядят твои действия со стороны. Чувак ест глазами спичку. Он подносит кней руки. Замирает. Отводит. Опять смотрит. И это все сутками! С мелкимиперерывами на посрать, поссать, пожрать, ширнуться. Курить приходится не

отходя от спички. С каждым часом работы твое мастерство совершенствуется. Ты уже четковидишь нити, исходящие из твоих пальцев, видишь, как они входят в спичку,что они делают внутри нее. Множество неудач не обламывают тебя, наоборот,рождают в тебе странную уверенность, что ты все ближе к минуте своеготриумфа. После нескольких недель методика опять изменяется. Сейчас ты обматываешь нитями спичку, как посылку бечовкой. Ты тщательновяжешь невидимые остальным узлы, осторожно проверяешь их на прочность,пытаешься приподнять... Но морские узлы развязываются, и спичка вываливаетсяиз паутины канатов. Проходит еще одна неделя. Ты непрерывно торчишь и занимаешьсятелекинезом. Много раз тебе кажется, что спичка стронулась со своего места ипоплыла куда-то вбок. Но каждый раз, приглядевшись внимательнее, ты согорчением осознаешь, что это была очередная глюка. Отныне ты носишь с собой квадратик миллиметровки. Спичка занимает нанем свое, строго определенное положение, чтобы ты мог убедиться в реальностиее продвижения. Но каждый день усилий все сильнее убеждает тебя в тупиковости твоихпопыток. Ты понимаешь, что обвязывать спичку -- это что-то не то. И тыначинаешь делать гамаки. Из твоих пальцев выходит множество нитей, они сплетаются, образуясетку, в центре которой покоится спичка. Ты отводишь руки, но энергетическаяавоська растягивается или просто просачивается сквозь дерево, и спичка опятьнедвижима. В какой-то из дней она-таки страгивается с места. Ее передвижение оченьмало, полмиллиметра, но это уже победа! И ты начинаешь новые эксперименты. Ты вспоминаешь Уэлса, его кэйворит, вещество, неподверженноегравитации, и теперь пытаешься трансмутировать дерево в этот металл. Ты отклоняешь лучи земного притяжения. Ты создаешь в пальцах притягивающую силу, превышающую земную. Ты делаешь спичку железной, а в руках у тебя сильные электромагниты. Через пару месяцев спичка надоедает тебе, ты пытаешься поднимать любыепредметы, попадающиеся тебе на глаза: шкафы, шприцы, стулья, людей, деревья,машины... Они летают по воздуху как тебе заблагорассудится. Ты силой мыслиподнимаешь и сам себя. Ты летаешь по комнатам и улицам, вызывая зависть иудивление всех встречных. Ты демонстрируешь это умение знакомым торчкам: из окна одиннадцатогоэтажа ты делаешь шаг в пространство...

Экспериментатор.

Порох был отбит, высушен и почищен ацетоном. Пришла пора варки винта. Аптекарем был сегодня Седайко Стюмчек, в комнате его ждало бабье и БлимКололей. Бабье повизгивало от оголтения и предвкушения знатной ебли, а БлимКололей тусовался, мешая всем заниматься своими делами. Уравновесив раздолбанные весы, Седайко Стюмчек отмерял белый сверкающийпорошек эфедрина. За этим процессом наблюдал Блим Кололей, стараясь кашлятьв противоположную от весов сторону. Блим Кололей всегда кашлял, когдапоблизости кем-то другим готовился винт. Это было нервное. Несчастныеволокна синапсов и аксонов не выдерживали такой страшной нагрузки. Как!?Варит! И не он!? Не лучший варщик на свете Блим Кололей! И, полностьюсолидарный со своей нервной системой, Блим Кололей старался, как мог,улучшить условия проведения реакции. -- Стоя по шуйцу от Седайко Стюмчика и стараясь не пихнуть егоненароком под локоть, Блим Кололей полюбопытствовал: -- Сколько выбилось?

-- Примерно два. Бумажку с эфедрином уравновешивала такая же бумажка с двумя копейками.В принципе, Блим Кололей мог бы и сам сообразить, не первый день мажется, нопо непонятной даже для него самого причине, он задал этот вопрос вслух. -- Значит, будет двадцать квадратов... -- Угу... -- Замычал Седайко Стюмчек, он уже снял эфедрин и взвешивалкрасный, подцепляя его спичкой и аккуратно ссыпая на вторую бумажку. -- Слушай, а не отделишь пол грамма? -- Просьба Блима Кололея быланастолько неуместной, что Седайко Стюмчек оторвался от взвешивания инепонимающе пронзил сказавшего взглядом. -- Пол грамма чего? -- Пороха... -- Соловея от собственной наглости чуть не выкрикнул БлимКололей. -- А с какого хуя, собственно? -- Седайко Стюмчек восстановил душевноеравновесие, необходимое для равновесия чашек весов и выслушивания блимкололеевской телеги, и продолжил насыпать красный на бумажку. -- Я сварить хочу. -- Попытался пояснить Блим Кололей свое неадекватноеповедение. -- А с какого хуя, собственно? -- Повторил Седайко Стюмчек. Чашкистронулись с насиженных мест и закачались, показывая, что скоро взвешиваниебудет закончено. -- Есть у меня одна идейка... -- Таинственно приподнял брови БлимКололей, но его мимика не была замечена затылком Седайко Стюмчека. -- Какая? -- Полюбопытствовал Седайко Стюмчек. Он уже досыпал красногодо нормы и теперь мойкой перемешивал два порошка, красныйи и белый.Получалась розоватая смесь. -- Так дашь? -- Безнадежно упорствовал Блим Кололей. -- Хуюшки. Вот отбей сам, тогда и вари любую поебень. А мне качествоважно. Понял? -- С этими словами Седайко Стюмчек постелил тетрадный листок,поставил на него реактор на двадцать квадратов и стал засыпать в негоприготовленную смесь. -- Бля, ну ты не въезжаешь! -- Суетился Блим Кололей, понимая, чтопоздно, но надеясь на какое-то чудо. -- Врубись, черного поменьше, красногопобольше, пару стекляшек, для кипения, и катализатор -- пористый никель. -- И чего будет? -- Седайко Стюмчек уже взвешивал черный. Блим Кололейнапрягся, если черный будет засыпан, то реакция уже началась, прерывать еенельзя, а так, пока еще есть последние секунды. -- Ништяк будет! Бля буду! -- Запрыгал Блим Кололей, потрясаяскрюченными пальцами. В один из прыжков он оказался в опасной близости отпололка и прилип к известке, цепляясь за нее грязными всклоченными волосами. Седайко Стюмчик посмотрел вверх, оценивая устойчивость позиции все ешемашущего руками Блима Кололея, как бы тот не ебнулся и не уронил реактор.Оставшись, видимо, довольным увиденным, Седайко Стюмчек сакзал: -- Хорошо. И засыпал черный в пузырек. От неожиданности хваталища волос Блима Кололея разжались и он упал. -- Но ты... Обещал!.. -- Прохрипел сверзнувшийся, пытаясь подняться спола, отпихивая при этом особо назойливые бычки от "Пегаса" и "State Line". -- Обещал. -- Спокойно подтвердил Седайко Стюмчек, закупоривая реакторпробкой и встряхивая, для равномерного распределения черного по объемупорошка. -- Но ты уже начал... -- Блим Кололей уже поднялся и теперь нависал надСедайко Стюмчиком с грозностью Ролингов. -- В углу стоят пол литра вторяков. Отбей и вари по-своему, еслихочешь. -- Дав такое указание, Седайко Стюмчек установил утюг, гладящейпластиной вверх, постелил на него клочек асбеста и воткнул утюговскую вилкув сеть. Опешивший от непочтительного обращения и наглости, Блим Кололей несразу нашелся что ответить. Наконец, мысль сформировалась в его мозгу,заполненном самыми разнообразными способами приготовления винта, и он выдал: -- Сам вторяки отбивай, варщик хуев! Невозмутимый Седайко Стюмчек отреагировал мгновенно: -- Можешь моим винтом не шмыгаться... Реакуия уже началась, порошек в реакторе превратился в черную

пузырящуюся жидкость и Седайко Стюмчику было недосуг тратить энергию,которую он хотел вложить с свой винт, на пререкания с Блимом Кололеем. -- С хвоста хочешь скинуть? -- Взъярился обиженный в альтруистическихчувствах Блим Кололей. -- Вот уж хуй! Вмажусь, бля! Вотрусь! -- Успокойся! -- Рявкнул Седайко Стюмчик, -- Реакцию запороть мнехочешь?! Чернухи в винт нагонишь, мудила! Этот аргумент внезапно подействовал, и Блим Кололей почувствовал себя вчем-то виноватым, хотя и не понял в чем. Он наклонился к варщику ипримирительно прошептал: -- Все. Меня нет. Кивок Седайко Стюмчика мог означать что угодно, но Блим Кололейистрактовал его как выражение прощения. Некоторое время они сидели рядом и молчали, наблюдая за пузырящейсяжидкостью в реакторе, за каплями, стекающими из отгона, за дымом,заполнявшим свободное пространство пузырька. Блим Кололей пару раз выпинывализ помещения оголтелых бабов, которые не могли потерпеть до конца процесса ипорывались ускорить его. За эти действия он получил молчаливую благодарностьСедайко Стюмчика. Приободрившись, Блим Кололей решил-таки спросить: -- Ты черного сколько добавляешь? -- Один к одному. -- А не пробовал в два раза меньше? -- Нет. -- А я тут в учебник химии залез и посчитал, что черного для реакциинадо две трети от пороха. -- Хуево посчитал. -- Нет, -- Просиял Блим Кололей, обрадованный, что его телеге внимают,-- Есть такой метод, расчет по мо'лям. Моль красного реагирует с молембелого и с тремя молями черного. Я не помню цифры, но на граммушник эфедринанадо две трети черного и одну треть красного. -- Черный-то летит. -- Хмыкнул Седайко Стюмчик. -- Или еще такая феня... -- Блим Кололей чувствовал, что приближаетсявремя готовности продукта, а с ним и его кровная вмазка, и не могостановиться, -- У фосфора есть два йодида, PI-3 и PI-5. И если заранеесмешать красный с черным в молярном соотношении 1 к 5-ти, а потом засыпатьтуда порох, то реакция пойдет быстрее, а сам винт выйдет более качественным. -- А ты пробовал? -- Безразлично ответил Седайко Стюмчек, в реакционнойсмеси уже пошли мелкие пузыри, да и сама смесюга стала из коричневой темнобордовой. -- Нет, я все расчитал! А можно еще варить на йодуксусной кислоте, вместо черного. -- А можно двигаться чистым джефом. -- Добавил Седайко Стюмчек,которому уже остоебенила болтовня Блима Кололея. -- Лучше метелки намотай,да принеси кипяченки. Реакция уже почти прошла и вскоре предстояла раздача кубов, БлимКололей, понимая, что если он хочет поскорее втюхаться, должен помочь,безропотно занялся порученными делами. Пока он ходил на кухню за стаканомкипяченой воды, Седайко Стюмчек уже снял реактор с утюга, вытащил отгон итеперь выдувал из пузырька кислотные газы, напоминая своим видомЗмея-Героиныча. Сквозь облако едкого дыма Блим Кололей приблизился к аврщикуи протянул воду. -- Угу, -- Поблагодарил Седайко Стюмчек. Пока он по каплям наливал в реактор положенные двадцать квадратов, БлимКололей, обложившись струнами и обрывками ваты, накручивал метелки. -- А ты не прогонял готовое масло через горючку? -- ПолюбопытствовалБлим Кололей, наматывая третью метлу. -- А зачем? -- Седайко Стюмчек уже выбирал получившийся прозрачныйраствор винта и не был расположен теоретизировать в непосредственнойблизости от времени в/в. -- Чтоб чище был, -- Сказал Блим Кололей, наблюдая за шипением винта вбутыльке для щелочения. -- Итак заебись. -- Отмахнулся Седайко Стюмчек и нацепил колючку сметлой на свою пятикубовую боковушку. Минута, и дозняк винта бултыхался ужевнутри шприца. Разбавив его кипяченкой, Седайко Стюмчек сел ширяться.

-- Помочь? -- Предложил Блим Кололей. Варщик сначала не ответил, он сел на подтяжки и просовывал в петлю,торчавшую у него между ног, свою руку. Импровизированный жгут плотнообхватил предплечье Седайко Стюмчика и на его кисти показалась одинокаявена. В нее-то и вонзилась струна седайко стюмчиковского баяна. Сразу пошелконтроль. -- Как вмажусь, подержи дырку. -- Попросил Седайко Стюмчек и привстал.Подтяжечная петля ослабла и торчок начал вводить в себя винт. Блим Кололей свозрастающим напряжением следил за путешествием поршня. Когда тот дошел доконца ширы, Блим Кололей метнулся к Седайко Стюмчику и прижал пальцем местопроникновения иглы. Шприц плавным рывком извлекается из плоти, СедайкоСтюмчек перехватывает место укола своим пальцем и валится навзничь. Блим Кололей не упускает своего шанса. Едва Седайко Стюмчек легоприходоваться, Блим Кололей достает свою пятишку, выбирает себеотщелоченого винта и пытается вмазаться, перетянув руку седайкостюмчиковскими подтяжками. Первая попытка неудачна, мазавая с виду веревкавнезапно становится бегунком. Второй веняк дает море контроля, но не желаетпринимать в себя винта. Следующий, последняя надежда Блима Кололея, ееоправдывает и вскоре приходующийся Блим Кололей падает на диван, рядом сСедайко Стюмчиком. -- Вмазался? -- Спрашивает Седайко Стюмчик, не открывая глаз. -- Угу... Кайф... -- Тяжело выдыхает Блим Кололей. Он децил пожадничали теперь его распирает лишняя энергия, которую он не знает куда девать.Сердце колотит прямо в уши. Хочется дышать, ссать и ебаться. Нутро БлимаКололея жаждет ебли. Долгой, смачной, потной. Чтоб ебаемый баб визжал иизвивался на хую Блима Кололея. -- Позови баба... -- Просит Блим Кололей срывающимся от напряженияголосом. Слова, отразившись от стен и Седайко Стюмчика, возвращаются кучейпоролоновых булыжников. -- Какого? -- Оприходованный Седайко Стюмчек уже наполняет машины длябабов. Он еще не выбрал, кого из них ширять первым. -- Любого... -- Шепчет Блим Кололей. -- Приходом поделиться... -- А-а!.. -- Ехидно хихикает Седайко Стюмчик, -- Разобрал тебя мойвинтяра! -- Да не пизди! Скорее! -- Морщится Блим Кололей. Его риход волнаминосится по всему телу, биясь то в пятки, то в голову, не находя достойногодля себя выхода. Седайко Стюмчек с заряженными баянами в обеих руках направляется вкомнату бабов. Те уже почувствовали, что мужики ширяются и притихли. Войдя к ним, Седайко Стюмчек сквозь полуприкрытые веки, яркий свет покаеще его раздражает, разглядывает бабов. Их двое. Крашеная блондинка инатуральная. Обе костлявы, обе абстяжны, обе тяжело дышат, в предвкушениидозняка. Они похожи как близняшки, но что-то в морде крашеной блондинкипривлекает Седайко Стюмчика больше. -- Побудь пока в той комнате. -- Приказывает Седайко Стюмчекотбракованному бабу. Тот, не пререкаясь, понуро идет в указанномнаправлении. Оставшийся баб, торжествуя, обнажает верхнюю часть тела... В комнате, где лежит Блим Кололей, темнота, поэтому баб, войдя в нее,замирает на пороге. -- Закрой дверь и иди сюда... -- Хрипит голос невидимого Блима Кололея.Баб подчиняется, наощупь находит сперва диван, а затем и лежащее на немтело. Тело обжигает страным жаром и хватает баба обеими руками. -- Тихо, тихо... -- Шепчет Блим Кололей, одной рукой высвобождаясь изджинсов, а другой нащупывая руки баба. Штаны приспущены, бабья рука найденаи положена на сморщенный хуй Блима Кололея. -- Не убирай!.. -- Слышится приказ и баб, пытаясь представить, что жетворится с ее товаркой, начинает массировать блим кололеевский хуй, которыйнапоминает скорее крупную сливу. Блим Кололеевский хуй тащится, а вместе сним тащится и сам Блим Кололей. С кончика хуя бьет сильная энергетическая струя, которую Блим Кололейразделяяет на три и засовывает их бабу в рот, пизду и жопу. Баб, не понимая,что с ним происходит, начинает ловить приход и тоже тащится. Через насколькоминут этих занятий, Блиму Кололею становится лучше. Сердце продолжаетактивно громыхать, но теперь этот шум не такой навязчивый, да и хуй Блима

Кололея начинает походить на мужской орган. Только это произошло, как в дверях появляется Седайко Стюмчик. Оноглядывает телесную композиуию и недовольно ворчит, обращаясь к бабу: -- Мазаться будешь? Баб срывается с места и бежит вдогонку за Седайко Стюмчиком. Кряхтя илениво подрачивая, Блим Кололей плетется за ними. Спущенные штаны путаются вногах, но подтягивать их лень. Достигнув соседней комнаты Блим Кололей моргает, привыкая к свету.Вскоре перед нам вырисовывается картина происходящего. Седайко Стюмчекковыряется баяном в бабе Блима Кололея, а второй баб лежит на ковре, сголыми сиськами, задранной юбкой, со спущенными до половины бедер рванымитрусиками. Баб неровно дышит, его бритая пизда посверкивает в электрическомсвете и зовет в себя В мозгах Блима Кололея начинается процесс выбора. То ли присоседиться клежащему бабу, то ли дождаться своего. Но не успевает Блим Кололей сделать пару шагов к голопиздому бабу, какСедайко Стюмчик говорит: -- Все! Баб Блим Кололея уже ширнут. Он пытается повалиться рядом с первым, но,готовый к такому раскладу Блим Кололей хватает его за руку и тащит втемноту. Баб что-то недовольно бормочет, но он уже положен на койку, егорука прижата к блим кололеевскому хую, а вторая рука Блим Кололея пытаетсядобраться до бабовой пизды. Разобравшись в молниях и пуговицах, Блим Кололейстягивает с баба остатки одежды. Его надроченый хуй уже готов к действию, ионо начинается. Ебомый баб сразу начинает постанывать и хлюпать мокрой пиздой. БлимКололей воображает себе, что его елдак имеет в радиусе десять сантиметров.Чпокание и визги соответствующе усиливаются. Баб начинает сучить ногами ипытается обхватить ими торс елозящего на нем Блима Кололея. -- О-о-о! -- Верещит баб, чуя, что надвигается оргазм. -- У-у-у!.. -- Рычит Блим Кололей, предвкушая то же самое. Совместный истошный крик возвещает об окончании первого сеанса ебли. Баб срывает свою пизду с хуя Блима Кололея и припадает к нему ртом,создавая в последнем отрицательное давление и высасывая последние каплимолофьи. Хуй уже съежился, но прикосновение слизистых поверхностей губ иязыка доставляет ему, и Блиму Кололею, до кучи, приятность. Сам же Блим Кололей думает. Он обсасывает со всех сторон предложениеСедайко Стюмчика. "Может, в натуре, отбить вторяки?" -- Проносится из правого полушария влевое, достигает рук, и они начинают шевелиться, дойдя до ног, мысльзаставляет их перемещать тело Блима Кололея к бутылке с вторяком. Баб,присосавшийся к хую, следует за ним. Еще на осознавая до конца, что же он делает, Блим Кололей начинаетотбивание. Он трясет бутыль, с бутылью трясется и тело с хуем, а с хуемтрясется баб. Отделив горючку от бутора, Блим Кололей подкисляет ее. Сперва ничего непроисходит, но вскоре начинают выпадать эфедриновые хлопья. Через пол часа Блим Кололей имеет порох. Целых полграмма! Он бел иискрится иголочками кристаллов. За это время Блим Кололей успевает кончитьеще раз, но баб не отпускает хуй изо рта. "Как же сварить?" -- Встают у Блима Кололея вопрос и хуй. "На никеле!" -- Приходит один ответ. "На недостатке черного." -- Появляется из другого угла сознания. "Как обычно, но перегнать через горючку" -- Внезапно подает голос левоеяйцо. Выслушав все рекомендации, то, что считает себя Блимом Кололеем,решает: Совместить все. Взвешивание, варка, занимают по времени около часа. Блим Кололейторчит, торчит и баб с хуем, торчит и сам хуй. Раствор получается зеленым. Блим Кололей, понимая, что ширяться таким нельзя, продолжает воплощатьзадуманное. После прогона через горючку, получается нечто прозрачное ипахнушее несколько необычно. Рискнув, Блим Кололей выбирает себе обычный дозняк. Мазаться с бабом на

хую несколько неудобно, но Блим Кололей справляется со сложностями. Струнапротыкает веняк и экспериментальный раствор мощной струей несется внутрьБлима Кололея. Приход настолько силен, что Блим Кололей проваливается в него, какелдак вместе с мудями влетает в разъебаную манду. Очухавшись, он видит, что на месте его гордости, находится бабоваспина. Хуй Блима Кололея настолько сократился по приходу, что втянулсявнутрь живота, а вместе с ним и голова баба, непожелавшего его выпускать. Баб уже хрипит и задыхается. Дернув его за плечи, Блим Кололей вытаскавает голову баба, но хуй так иостается в старом месте. Блиму Кололею это надоедает. Несмотря наприятность, ему все же хочется погрузить его и в другие отверстия тела баба. Выход один, Блим Кололей набирает в баян дозняк и ширяет баба в шейныйвеняк. Приход застает его врасплох, баб открывает пасть и блим кололеевскийхуй оказыватся на свободе. Чтобы моментально засунуться в жопу алчного баба. Ебя, Блим Кололей думает:"Интересно, а что бы было, если бы я вмазалсятой зеленкой? Надо попробовать, может не кинусь..."

Заморочка -- 2. Ебля всех подряд.

Сильнее всего хочется чего? Правильно, того чего не можешь. Сегодня утром твоя баба, Лизка Полотеррр, любительница винта, ебли ичистоты в квартире, продинамила тебя. Вы втюхались с утреца, ты думал еепоебать, а она, блядум ширнутый, ускакала по своим делам. А у тебя нет дел. Тебе просто не хуя делать. Винт еще есть. Салютанесколько непочатых банок. Компонентов -- хоть жопой жуй. А больше ни хуя ине надо. Кроме одного. Поебаться. Ты подходишь к окну. Там, у дома напротив, на скамеечке около подъездасидят молоденькие телки. К твоему горлу подкатываетс сладкий комок: телки.Бабы, мокрощелки, пизды. Ты думаешь о том, что как бы было замечательно,если бы они пришли к тебе, ты бы ширнул их и вы поебались... Ебаться хочется так сильно, что ты открываешь окно, готовый позватьдевок, но... Ты понимаешь, что при виде живого наркомана они могутобстрематься, а застреманные телки ебать не дадут. Да и сажать их на иглу --значит брать на себя лишний грех, да и ширять их винтом -- значит переводитьценный продукт, не факт, что они въедут в кайф с первого раза... Ты закрываешь окно, садишься напротив, так, чтобы видеть этих девок. Тыпредставляешь себе, что ты невидим. Ты представляешь себе, что ты неощутим,если сам того не захочешь. Ты представляешь себе, что ты можешь проникатьсквозь стены и одежду... Вот ты, невидимый и прозрачный, проходишь к телкам. Вот ты засовываешьсвой хуй в пизду правой. Вот ты засовываешь свой второй хуй в пизду левой.Вот ты начинаешь их ебать. Телки продолжают пиздить, но их поведение немного меняется. Ониначинают нервно ерзать по скамейке, они оглядываются, их жестикуляциястановится порывистой. Если бы ты не знал, что их кто-то ебет, ты бы и необратил на это внимание, но ты-то знаешь, и даже ебешь!.. Телкам явно не по себе, они не понимают, что происходит, а ты начинаешьебать их сильнее. Диаметр твоих хуев увеличивается в два раза, частота ебков-- 60 в минуту. Девки сидят как на ежах. Ты увеличиваешь скорость ебания:120 ебков в минуту, 180, 240, 300! Телки хватаются руками за промежность, их трясет, но они не уходят. Тыпонимаешь, что они чувствуют все, что ты с ними делаешь, они недоумевают, ноим приятно, им чертовски приятно, им безумно хочется ебаться, ебаться,ебаться, до потери пульса, до судорог, до безумия! Ты немного модифицируешь свой хуй. Теперь он состоит из двух, которыевращаются в противоположных направлениях. Еще по одному такому хую тывводишь девкам в жопы.

Телки уже не разговаривают, они сидят, откинувшись на спинку скамейки ина их лицах ты видишь блаженство, близкое к бешенству. Внезапно они киваютдруг другу, резко встают и идут в подъезд. Ты, не прекращая ебать их,провожаешь их взглядом, ты видишь, как они мелькают в окнах, поднимаясь всевыше, и, в какой-то момент, больше не появляются. Ты резко отключаешься от них. Какой толк ебать, если ты не видишь, коготы ебешь? В твоем поле зрения появляется парочка, он и она. Ты тут жеподключаешься к ней. Твои два хуя мометально проникают ей в пизду и жопу иначинают яростно их ебать, бешено вращаясь. Девица спотыкается. Она пытается идти, изо всех сил сжимая ноги, но этоне преграда для твоих хуев. Девка вешается на своего парня, что-то говоритему, и они усаживаются на ту де скамейку, где сидели твои первые жертвы. Тут же парочка начинает целоваться. Ты видишь, как девка берет парня заруку и кладет ее к себе на промежность. Минута, и они буквально убегают с этого места, и ты опять оказываешьсябез объекта ебания. Мимо дома проходят какие-то бабы, мужики, старухи с авоськами, но онитебя не возбуждают, ты сидишь и ждешь подходящую для тебя пизду. И вот онапоявляется. Девочка с пуделем. Ей лет тринадцать, она мила и невинна, и тыпонимаешь, что без подготовки ее ебать не следует. Ты начинаешь осторожно. Твой палец начинает тихонько щекотать еемаленькую безволосую пизденку. Девочка отпускает собаку с поводка и садитсяна краешек песочницы, прямо под твоим окном. Она делает вид, что наблюдаетза собакой, но на самом деле девчушка прислушивается к своим непонятнымощущениям. Осторожно, постепенно ты вводишь палец в ее узкую щелку, палецнабухает и ты моментально заменяешь его хуем. Тебе прекрасно видно, как она закрывает глаза, ее ротик округляется иона закидывает ногу на ногу. Ты начинаешь водить хуем. Девчушка, в такттвоим движениям, начинает сжимать бедра. Она не такая уж и невинная, онапонимает что к чему, она знает это чувство и старается получить наслаждениеот его внезапного появления. Ты едва сдерживаешь свой порыв позвать девчушкук себе. Мало ли, кто за вами наблюдает... Да и она сама вряд ли согласитсятак запросто отдаться незнакомому мужчине. Теперь, когда ты чувствуешь, что твоя жертва достаточно возбудилась, тыпереходишь к более активным действиям. Ты начинаешь то увеличивать, тоуменьшать диаметр своего хуя. Девочка на это расставляет ножки и сидитсмирненько, но ты-то видишь, что она тяжело дышит, что ее глаза светятся,что она уже близка к экстазу. Ты нащупываешь своими ртами соски ее грудок и начинаешь их покусывать.Девчушка обхватывает себя руками за плечики и трясет головой, как бы пытаясьстряхнуть наваждение. Третьим ртом ты находишь ее клитор. Твои зубы нежно стискивают его,твой язык его вылизывает. И вдруг девочка встает. Она поднимает голову исмотрит прямо на твое окно. Повинуясь непонятному импульсу, ты нагибаешься и прячешь голову, непрекращая своего сексуального занятия. Когда ты, немного осмелев, смотришьво двор, девочка уже скрывается в своем подъезде. И опять ожидание. Из школы идут малолеточки с цветастыми ранцами. Тынастраиваешься на них, и несколькими языками лижешь их промежности. Нодевчушки не останавливаются, напротив, они прибавляют шаг, не врубаясь, идумая, что им хочется писать. Ты грустно провожаешь их взглядом ипродолжаешь ждать. Наконец появляется одинокая девушка. Ты набрасываешься на нее, твои хуилезут ей в жопу, пизду, рот, ты кусаешь ее соски, клитор, твои руки мнут еегруди, ягодицы. От неожиданности она останавливается, огядывается посторонам и убегает. Снова неудача. А вот и та, кого ты ждал. Она выходит из дома и присаживается на тусамую скамейку. Закуривает. На вид ей лет двадцать. Тут надо действоватьмедленно, чтоб не спугнуть. Ты, настроившись на ее мозг, пытаешься внушить ей мысль, что неплохобыло бы поебаться. Девица задумчиво затягивается и не подает вида, что мысльдо нее дошла.

Чтож, можно и начинать. Твой хуй медленно заползает в ее пизду,начинает там шевелиться, двигаться. Ты включаешь вращение, доводишь его додесяти оборотов в секунду. Телка кладет руку с сигаретой на спинку скамьи исжимает ноги. Работает! Теперь нельзя спешить. Ты пытаешься вложить в ее голову свой образ, чтоты ее хочешь, и что она сама не против. Ты рисуешь схему, как добраться дотвоей квартиры, и начинаешь колоть иголочками ее клитор. Второй хуй входит в ее задницу, поднимается по кишкам, доходит до ртаи, выйдя наружу, завязывается в морской узел у места входа в тело. Тыначинаешь тянуть его к себе. Но девица сидит полностью расслабленно, тащитсяи никуда не хочет идти. Ты тянешь ее изо всех сил, но она не трогается с места, ей и такхорошо. Врубившись в это, ты начинаешь сердиться. "Ах ты так!.." -- Думаешьты, -- "Так получай!" Твой хуй прорастает множеством острых иголок. Иглы входят в плотьдевки. Хуй крутится, с ним крутятся и иголки, разрезая внутренности пизды.Но телка почти не реагирует. Она медленно гасит бычок и идет обратно. "Сука!" Но ей на смену появляются двое детей, мальчик и девочка. Им лет пошесть-семь. Они устремляются к песочнице, начинают делать куличики, или ещекакую-то хуйню. Ты в размышлениях: этично ли ебать таких маленьких? Но,махнув рукой на ханжеские условности, ты начинаешь щекотать невидимымпальцем пизду девочки. Она замирает, потом что-то спрашивает у мальчика. Тебе кажется,- илиэто на самом деле так?- вопрос девчушки связан с сексом. Мальчикзадумывается и кивает. Твой язык начинает вылизывать пизду малолеточки и,одновременно, твой второй рот присасывается к мальчиковскому хуйку. Оглядевшись по сторонам, и убедившись, что поблизости вроде никого нет,девочка садится на краешек песочницы и поднимает коротенькую юбочку так, чтостановятся видны белые трусики. Мальчик более смел, присев рядом, онрасстегивает шортики и достает хуй. Микроскопический орган торчит каккарандашик. Девочка пожимает плечами и, еще раз оглянувшись, стягиваеттрусики и запихивает их в кармашек юбки. Ты многократно усиливаешь свою активность. Один из твоих ртовпревращается в хуй, настоящий, но небольшой, чтобы девочке не было больно.Им ты проникаешь в ее пизду и, как смычком, водишь туда-сюда. Второй рот тытрансформируешь в пизду, в которую и погружаешь хуек мальчика. Ты чувствуешьнеописуемую нежность к этим детишкам. Тебе хочется зазвать их к себе, чтобыони не стремаясь разделись, потрогали друг друга, а может и поеблись... В это время девочка садится на корточки, мальчик присаживается напротиви долго смотрит ей между ножек. Ты мысленно кричишь ему:"Давай, не трусь!Засунь ей! Это так приятно!.." Но малыш словно не слышит, ширинка его ужезастегнута, но его тоненький хуй торчит из короткой штанины, весь наобозрении девчушки. Наконец мальчуган вроде бы решается. Он что-то говорит девочке, ониподнимаются и идут к дому. Тебе приходится встать и подойти к окошкувплотную, чтобы не упустить их из вида. Под окнами у тебя густые заросликаких-то высоких растений с широкими листьями и дети смело в них входят. "Неужели они собрались ебаться прямо тут?" -- Спрашиваешь ты себя и приэтом чувствуешь легкий укол вины, представляя, как гнусные взрослые застаютв кустах ебущихся детей, а ты был причиной этому. Чтобы видеть все, тебе приходится открыть створку окна. Ты делаешь этопрактически бесшумно, высовываешься так, чтобы ребятишки тебя не заметили ивидишь как девочка, встав на колени, трогает хуй мальчика. Тут же тывонзаешь этот хуй в ее ротик, в то же время транслируя ощущениеприкосновения девочкиного рта на хую мальчика. Лицо пацанчика тебе не видно,он ты ярко представляешь себе то выражение, которое должно оно принять. -- А теперь ты ложись. -- Говорит мальчик. Ты явственно слышишь егошопот, и твои подозрения обретают новую силу. Гигантским усилием воли тызаставляешь себя молчать. Ты понимаешь, что любой посторонний звук способениспугать детей, не дать им познать радость телесного контакта. Девочка подчиняется. Она садится на землю, поднимает юбочку наскольковозможно и откидывается на локоточки, наверное чтобы наблюдать заманипуляциями мальчика. Ты весь дрожжишь в предвкушении первой ебли, но все

гораздо прозаичнее. Мальчик тоже ложится, но не на девочку, а между ее ног иначинает гладить пальчиком ее пизду, пытаясь, наверное, проникнуть внутрь.Все внимание девчушки собрано на лице и руках парнишки, твою торчащую изокна макушку она, на твое счастье, не замечает. Вдруг раздается истошный женский крик: -- Ка-а-атя-я-я! Са-а-аша! Дети перепуганно вскакивают и разбегаются в разные стороны, на ходуоправляя юбочку и застегивая шортики. Отступив вглубь комнаты, ты видишь как они, пока еще невинные, выходятиз разных концов зарослей. -- До-о-омо-ой! И ты с горечью наблюдаешь, как дети понуро бредут к маме, не в силахничего этому противопоставить. Двор перед тобой пуст. Женшины, девушки, мужики проходят мимо. Нанекоторых ты западаешь, ебешь их на ходу, но они быстро скрываются с глаз, аэто не интересно. Стемнело, зажегся фонарь, а Лизки Полотеррр все еще нет. Ты бредешь на кухню, чего-то хаваешь, не разбирая вкуса, ширяешься, иопять на старое место. За окном гуляют собачники. Ты выискиваешь утреннююзнакомую с пуделем, но ее еще или уже нет, и ты рассматриваешь остальныекандидатуры. Тетки за сорок тебя не интересуют, но одна из них гуляет с догессой."Интересно, -- Приходит к тебе мысль, -- А не выебать ли ее?" И ты тут жеприступаешь. Хуй проникает в пизду собаки и начинает свое привычное дело. Сука резко осанавливается и оглядывается. Никого не заметив, онаприседает задними лапами и ссыт. Ты продолжаешь, теперь ты кобель, тывставил свой хуй, ты лег на нее, обхватив догиню своими передними лапами, тырычишь от возбуждения. Сделав несколько шагов, собака опять приседает, уже гораздо глубже, иводит пиздой по земле. Хозяйка, заметив наконец странное поведение догессы,подбегает к ней и хватается за ошейник. Громко гавкнув, собака вырывается,и, пробежав десяток метров, продолжает чесать пизду, теперь уже об асфальт. Ты входишь в раж. В тебе просыпается что-то звериное, ты одновременно идрочишь, и ебешь эту суку. Ты рычишь, клацаешь зубами, вытаращиваешь глаза,при этом не упуская собаку из поля зрения. Твоя дрочка становится всеяростнее, ты с нутряным воплем кончаешь и видишь, что ебомая тобой собакакатается по земле, бешено суча ногами и жалобно скулит на всю улицу. Хозяйкав недоумении бегает вокруг нее, уворачиваясь от челюстей взбесившейся суки. Ты гладишь собаку по голове. "Все, -- Успокаиваешь ты ее, -- Всекончилось. Все в порядке..." Догесса поднимается с земли, отряхивается, как после купания, и бежитцеловаться к улепетывающей хозяйке. Дальнейшее тебе не интересно. А вот и крутые пацаны... Кодла вколичестве трех рыл останавливается у подъезда и закуривает. Ты моментальновсовываешь им по хую в жопу и рот. Ты заставляешь их представить, чтосигарета -- это и есть хуй, который они сосут. На одного это действует сразу, навторого позже, третий как курил, так икурит. Но все они резко начинают переминаться с ноги на ногу. Это безудержносмешит тебя и ты заставляешь все шесть хуев вращаться и исходить молофьей. Один начинает лихорадочно чесать задницу, второй приседает, третий,самый толстокожий, опять не реагирует. Через минуту все трое быстрым шагомкуда-то уносятся. На улице уже совсем темно и ты переключаешь свое внимание на окна.Большинство из них зашторены,но есть и такие, в которые видно все, чтоделают обитатели квартир: на кухнях едят, в комнатах смотрят телевизоры, авот и то, что надо -- девочка. Ты засекаешь окошко и бежишь за биноклем.Оптика дает хорошее увеличение, и тебе видно, что это, скорее всего, старшаяшкольница или студентка, которая склонилась над столом и делает уроки. Отнее исходят эротические волны, ты хватаешься за них и начинаешь. Первый хуй, как водится, в пизду, второй -- а жопу. Пока достаточно.Теперь твои хуи делятся на четыре стержня, которые ходят внутри независимодруг от друга. В дополнение ты покрываешь их щекочущими ворсинками. Головкадевушки в окне приподнимается и смотрит вверх. Ты добавляешь хуям длины.Теперь они уже не влезают в пизду целиком, а стучат по ее задней стенке. Из

их средины появляется пятый хуй, который нащупывает шейку матки и проникаетв нее. Девушка встает и кругами ходит по комнате. "Раздевайся... -- Шепчешь тыей, -- Разденься догола... Я хочу посмотреть на тебя..." Ты добавляешь хуев.В рот, в подмышки, между пальцев. Твои языки скользят по ее грудям, спине,животу, пяточкам. Твои губы целуют ее в глаза, уши, затылок, клитор. Она уженосится по своей комнате, лихорадочно ощупывая себя. Она боится. "Не бойся, -- Нашептываешь ты ей прямо в мозг, -- Я хочу тебя. Выйди комне... Вот мое окно..." Наверное она от твоих слов пугается еще сильнее, потому что опрометьвыбегает из комнаты , не забыв погасить свет. Больше это окно не зажигается. В других ничего привлекательного не находится и ты отклажываешьбинокль. Но что это? У окна подъезда, между этажами, кто-то есть. Они стоятпрямо у стекла и целуются! То, что надо! Ты проникаешь в них, в эту парочку. Ты становишься ими вместе и каждымв отдельности. Как парень ты скользишь рукой по ее плечу, по спинке, черезпопку, доходишь до лобка. Как девица, ты расставляешь ноги, даваявозможность его руке проникнуть глубже, чем он, и в то же время ты,немедленно пользуется. Теперь ты стимулируешь в них новые ощущения. Твой хуй в пизде девушки,твоя пизда на хую парня. Все как много раз до этого. Ты приказываешь рукам парня задрать юбку и залезть под трусики. Тыприказываешь рукам девушки расстегнуть штаны парня и пощупать его хуй.Несмотря на то, что этот пролет лестницы еле освещен, ты чувствуешь, чтопара полностью подчиняется тебе. Они не марионетки, нет, она твоипродолжения, и ты хочешь чтобы они получили удовольствие. На твоих глазах.При твоем участии. Они гладят друг друга между ног и ты понимаешь, что пора переходить ковторому акту. Ты заставляешь парня посадить его подругу на перила лестницы ивыебать. Но тут что-то происходит, ускользнувшее от твоего внимания. Он иона внезапно исчезают. Картинка в окне меняется и теперь ты видишь, как молодая женщинаспускается с коляской по лестнице. Она останавливается перед окном и тывнезапно понимаешь, что она тут живет. На лестнице. Она бомжиха. Тебе уже по хую, кого ебать, но как только ты вводишь в нее свой хуй,появляются негры. Они начинают пиздить несчстную, срывают с нее платье,насилуют. Ты четко видишь, как сразу двое негритосов запихивают свои хуищи вбомжиху и начинают ее нещадно ебать. Третий, встав на подоконник,обхватывает ее голову руками и сует свой хуило ей в глотку! Опешив, ты созерцаешь эту сцену. Сексуальный напор ее такой мощный, чтоты, почти не осознавая этого, опять начинаешь подрачивать. Негры меняют позу. Теперь уже один ебет женщину стоя сзади, а второйзаставляет ее сосать хуй. Третий, оставшийся как бы не у дел, достает изколяски ребенка и тоже начинает ебать. Ты слышишь слабый плач годовалойдевочки. "Сволочи! -- Думаешь ты. -- Что творят!" Ты преисполняешься ненависти к похотливым неграм, а они уже раскрылиокно, положили женжину животом на подоконник, так, что она свешиваетсянаружу, и продолжают ее ебать! -- Помогите! Насилуют! -- Слышится слабый стон. -- Ну помогите же кто-нибудь! Насилуют! Это кричит эта девушка. Ты негодуешь. Тебе хочется выскочить на улицу, набить неграм ебальники,привести бомжиху к себе и уже здесь, дома, полюбовно ее ебать всю ночь. Но негров трое, и ты боишься. -- Помогите! Насилуют! -- Доносится снова. Насильники не обращают на крики жертвы никакого внимания. Они ебут еене переставая уже четвертый час. -- Помогите! Насилуют! -- Раздается на ночной улице, в те моменты,когда рот бомжихи свободен от негритянского хуя, но все спят и никто неспешит на выручку. Теперь негры заставляют девушку дрочить им хуи. Она делает это обеимируками, не переставая звать на помощь. Ты уже охуеваешь от негритянской потенции. Твой передроченый хуй висит

мокрой тряпочкой, а у них все еще стоят, и не думают падать. Зашторив окно, ты зажигаешь лампу, ширяешься. Приходнувшись, ты опятьзанимаешь наблюдательный пост у окна. Во время твоего отсутствия слегка рассвело, и негры завесили окночерным целофаном. Они все еще ебут бедную девочку. По лестнице кто-то спускается. Ты замечаешь эту фигуру и с нетерпениемждешь, что же будет, когда он будет проходить мимо негров. Но ушлый мужикчапает мимо, якобы ничего не замечая. И вдруг ты слышишь: -- Смотри, вон, в подъезде, что творят, подонки! Это женский голос. И ты понимаешь, что это говорят в соседней квартире. -- Вот подлецы! -- Это уже сосед. -- Надо милицию вызывать! Крутится диск телефона и, после гудков, раздается сонная речь: -- Дежурный слушает. -- Тут у нас напротив трое негров в подъезде насилуют женщину! --Возбужденно докладывает сосед. -- Адрес? Сосед говорит. -- Ждите, группа выезжает. Ты опять смотришь за окно. Негры продолжают свое черное дело. Мимо нихто и дело кто-то проходит, но милиция уже обзвонила всех жильцов ипредупредила, что надо просачиваться мимо насильников, чтобы их непотревожить, чтобы они попали куда надо. Но ты видишь, что негры тоже чего-то соображают. Один из них высунулголову в форточку и наблюдает за обстановкой. Призывы о помощи давно уже стихли. Переебаная женщина издает теперьтолько еле слышные стоны. Ты жалеешь ее: ты бы так не заебывал... А вот прибывает милиция. Почему-то они ехали довольно долго, времени-тоуже к полудню. Менты, зная что негры налбюдают, прячутся по кустам. Все одеты вкамуфляжную форму, а их коллеги лезут по стенам другой стороны дома, чтобывбежать из квартир и застать негров на месте преступления. Ты моргаешь и вдруг видишь, что негров уже нет. Ты и не заметил, какменты их скрутили и увезли. Досадуя на себя, что пропустил такой важныймомент, ты окидываешь взглядом улицу и видишь девочку с пуделем. Внутри своего хуя ты чувствуешь сладкое шевеление, но как только тыначинаешь ебать девочку, раздается звонок в дверь. От неожиданности ты вздрагиваешь. В твоей голове начинают роитсяварианты, кто бы это мог быть. Менты? Торчки за раскумаркой? Почта? Тебя трясет. На затекших ногах ты ковыляешь к двери и пытаешьсяспросить:"Кто?" Но вместо этого из твоего горла доносятся непонятные хрипы. -- Это я. -- Говорит из-за двери голос Лизки Полотеррр. Облегченно вздохнув, ты открываешь, и она вваливается в квартиру. -- Винт остался? Ты можешь только кивнуть. Пока ты ширяешь Лизку Полотеррр, ты успеваешь прокашляться и короткорассказать свои приключения. -- Круть какая... -- Качает головой Лизка Полотеррр. -- То-то мне всюночь так ебаться хотелось!.. -- А сейчас? -- Спрашиваешь ты с явным подтекстом. -- И сейчас. Пока Лизка Полотеррр ловит приход, ты делаешь себе небольшой передоз.Твои силы моментально восстанавливаются, подстегнутые винтом, ты, недожидаясь пока Лизка Полотеррр откроет глаза после прихода, стягиваешь с нееджинсы вместе с трусами. Твой хуй стоит как влитой, словно и не было целыхсуток почти беспрерывной дрочки, и ты впихиваешь его в мокрую бритую ипоэтому колючую пизду Лизки Полотеррр и ебешь ее до заката.

Вселенная.

Сварить было негде и Шантор Червиц заскочил в гости к ЛЈле Мерседессс.ЛЈля Мерседессс была девушка тихая, с заворотами, торчала на колесах итравке, но винта отведать не отказалась. Превратив кухню в винтоварню, Шантор Червиц занялся делом. ЛЈляМерседессс ему почти не мешала, лишь изредка задавая вопросы по процессуварки. Через два часа на столе уже стоял пузырь с настоящим винтом. Отобравтри квадрата, Шантор Червиц отщелочил их и прямо на кухне ширнулся и емузаяхшило. Приобретя благостное расположение духа, он быстро прибрал стремаки,оставив лишь шелоченый винт для ЛЈли Мерседессс и свежий баян. -- На приходе тебе лучше полежать. -- Веско произнес Шантор Червиц иЛЈля Мерседессс согласилась. Они прошли в еЈ комнату. Девушка расположиласьна кровати и протянула руку. Шантор Червиц наложил перетягу, долго искалпонтовую вену и, наконец, вмазал. -- Ох. -- Только и сказала ЛЈля Мерседессс и повалилась на спину.Шантор Червиц был тут кк тут. Он прилег рядом и положил руку между ногдевушки. Та не реагировала. Вскоре, стараниями Шантора Червица, ЛЈля Мерседессс осталась голой. Нокак он не старался разжать ее ноги, чтобы выебать герлу, они не поддавались. -- Погоди... -- Шепнула ЛЈля Мерседессс. -- Не сейчас... И Шантор Червиц немного угомонился. Но лежать просто так с голой девкойон не мог. Хотелось чего-то с ней делать. Слегка разозлившийся Шантор Червиц поворочался, устраиваясь поудобнее иначал действовать. Дя начала, он засандалил толстый мысленный хуй в пизду ЛЈли Мерседессс.Подождал реакции. Герла охнула. Окрылившись, наркоман продолжил. Он проткнул хуем девушку насквозь,ввел его себе в макушку и вывел в прежнее место. Получился, не имеющийаналогов в природе, хуй-кольцо. Шантор Червиц начал его медленно вращать,вводя в пизду ЛЈли Мерседессс. Она застонала громче, но ног не раздвигала. "Ах ты, сука, -- Подумал Шантор Червиц, -- Так получай!" Хуй -кольцо бешено закружился. Он оброс буграми и выступам. ЛЈлюМерседессс буквально выгнуло. Она заерзрла, охая чуть не в голос, но ногипри этом сжимались все сильнее. "Что же с ней делать?" -- Недоумевал Шантор Червиц. Он, насколько можно, убыстрил вращение, сделал хуй-кольцо полым внутри,пустил туда воду и рыбок с водорослями. От такой модификации ЛЈля Мерседесссуже билась в экстазе. Она скакала всем телом и Шантор Червиц вдруг врубился,что скачущую бабу он не выебет. Придя к такому выводу, Шантор Червиц разомкнул хуй-кольцо и вобрал егов себя. Некоторое время ЛЈля Мерседессс еще дЈргалась, но вскоре еЈ телоуспокоилось и она открыла глаза. -- Ту знаешь, -- Спросила она, -- Что со мной было? -- Ну? -- Я ебалась сразу со всей Вселенной! Шантор Червиц хотел было сказать, что этой Вселенной был он, нопромолчал и, воспользовавшись моментом, засунул свой настоящий хуй в ЛЈлюМерседессс. На этот раз ноа была не против.

Письки-бантики.

-- "Ах, господа, как хочется ебаться, Среди березок средней полосы..." -- Пропел срывающимся козлетономЧевеид Снатайко, оглядел присутствующих и добавил: -- Под крышей тоже не хуево...

Все согласно закивали. Впрочем нет, кивал соглашаясь только БлимКололей, Майя Камуфляжжж была полностью поглощена созерцанием шприца,которым Чевеид Снатайко выбирал свежесвареный винт, и мотала головой лишьследуя собственной мысли -- "Скоро ширнусь..." -- Погоди, погоди... -- Сообразил вдруг Блим Кололей и приподнял брови: -- Ты сказал "ширяться" или "ебаться"? -- "Ебаться", но можно и заменить. -- Пожал плечами Чевеид Снатайко иподнес шприц к глазам. -- Восемь квадратов. Тебе сколько? -- Как обычно. Но... -- Мне двушку! -- Перебила очнувшаяся от транса Майя Камуфляжжж. -- Иразбодяжить наполовину. -- Ты хочешь сказать, что "ширяться" и "ебаться" -- синонимы? --Закончил мысль Блим Кололей и поежился, словно от порыва холодного ветра. -- Не говори умных словей, словов и выражопываний. -- Попыталсяотшутиться Чевеид Снатайко, но Блима Кололея задело за пока еще живое, и онне унимался: -- Нет, ты постой. Ты считаешь, что это одно и тоже?! Слегка оголтевающей Майе Камуфляжжж надоела эта пикировка, тем болеечто во время спора Чевеид Снатайко вынужден был прервать процесс отмериваниядозняков, и она бесцеремонно рявкнула: -- Какая, хуй, разница?! Щелочить будешь? -- По большому счету, -- Чевеид Снатайко уперся и не желал покидатьисходные позиции, хотя и продолжил манипуляции с расствором, -- И то идругое делается для получения удовольствия... -- Ну, не совсем. -- Продолжал несоглашаться Блим Кололей, смотря нашипящую в винте соду. -- Я, вот, после вмазки часто стихи пишу. Работа. Илиуборкой занимаюсь, баяны мою. Тоже работа. -- Ага, -- Хмыкнул Чевеид Снатайко, -- Ты еще кришнаитов вспомни,которые ебутся только для детопроизводства. Для них ебля тоже работа. А мытье баянов и стишки-картинки -- это заморочки. Ты на них кайфуешь.Как на бабе. Взяв свою ширяльную машину, Чевеид Снатайко начал было выбирать дозняк,но реплика Блима Кололея заставила прервать его этот процесс. Блим Кололейнасупившись пробормотал: -- Нет. По-разному... Рассмеявшись, Чевеид Снатайко отставил пузырь с винтом, опасаясьразлить драгоценную жидкость: -- Вот, ты сам согласился, что это разные, но кайфы. -- Бля, вы будете варить кино, или вы не будете варить кино?! -- ВсталаМайя Камуфляжжж. Нервно потирая веняки, она начала нарезать тусовки покомнате. На это, как водится, никто не обратил ни малейшего внимания, кромеменя, но такая уж у меня задача, да и не было меня там... Закончив выбирать, Чевеид Снатайко разбавил винт в шприце кипячонкой,стравил лишний воздух и, постукивая по машине, чтобы выгнать залипшие настенках пузырьки, посмотрел на Блима Кололея, пребывавшего в глубокойзадумчивости. -- Кайфы-то кайфы, -- Закачал головой Блим Кололей, -- Но скажи, развеможно сравнить ширку с бабой? -- Сравнить? -- Удивился готовящийся вмазаться Чевеид Снатайко. --Зачем сравнивать? Это же совсем разные вещи!.. Вот совместить... Струна вошла в веняк Чевеида Снатайко, появился контроль, и, вводя всебя последние децилы, Чевеид Снатайко вдруг сказал: -- И кончить на приходе... Он вынул иголку из руки, добавив: -- Таком как щас... -- И повалился приходоваться. Пока Блим Кололей размышлял над странной репликой Чевеида Снатайко,Майя Камуфляжжж воспользовалась моментом бесхозности или безнадзорностипузыря с ширевом, и завладела им. Стремно позыркивая по сторонам, онавыбрала себе винта и ткнула пальцем Блима Кололея: -- Ширни!.. Автоматически, не прерывая мыслительного процесса, Блим Кололей нащупална перетянутой руке Майи Камуфляжжж подходящий веняк, всадил в него струну изадвинул девушку. Она пошла в сортир приходоваться, а Блим Кололей тихопроговорил:

-- А ведь это заебатая идея... -- Какая? -- Спросил не открывая глаз Чевеид Снатайко, его слегкаохрипший голос заставил вибрировать барабанные перепонки Блима Кололея, отних, через систему воспиятия звуков, по слуховым нервам, сигнал отправился вблимкололеевский мозг, который счел его обычным шумом и не отреагировал,занятый совершенно другим делом: попытками визуализировать схему воплощенияпредложения Чевеида Снатайко. -- Токмо как? -- Продолжил бесду с самим собой Блим Кололей, и былочень удивлен, когда ему ответили снаружи: -- Чего как? Глаза Чевеида Снатайко открылись, и он направил их взгляд наотрешенного Блима Кололея. Тот, встрепенувшись, как раненая птица,перехватил этот взгляд, помусолил немного, и вернул обратно: -- Да я все про совмещение кайфов... -- А хуй ли тут думать? Винт есть, баба тоже. -- Чевеид Снатайкоприподнялся на локте и хитро смотрел сияющими от винта глазами на БлимаКололея. Тот зажмурился и наморщил нос, в который шибанул вдруг сладковатыйвинтовой запах. -- Я про техническую сторону дела. Положим, я ебу. Мы же дергаемся. Как в веняк попасть? А если струну в веняке оставить, хуй его знает, может она, пока яебусь, веняк пробьет... И как к ней машину присобачить? -- Говоря это, БлимКололей выбрал свой дозняк и теперь нерешительно крутил в руке сажало,поставленный перед выбором: ублаготвориться прямо сейчас, чего хочется оченьсильно, или воплотить в жизнь совмещенный подход, но чуть погодя. Глаза Чевеида Снатайко загорелись еще сильнее, заискрили так, что БлимКололей невольно отшатнулся, и стал опасаться, как бы чего не загорелось. -- Я ширну! -- Сверкнул глазами Чевеид Снатайко и точными плевкамизагасил разлетевшиеся искорки. -- Выскребай Майю Камуфляжжж! Это оказалось сложным делом. Девушка накрепко засела в неосвещенномтуалете и не желала выходить. -- Я ссать хочу! -- Буйствовал за запертой дверью Блим Кололей. -- Я приходуюсь... -- Томно ответствовала Майя Камуфляжжж. -- А тыможешь и в раковину... -- Я еще и срать хочу! -- Не унимался Блим Кололей. -- Вылезай! Сколькоможно приходоваться?! -- Ты что, потерпеть не можешь? -- У меня понос! -- Рявкнул Блим Кололей и изо всех сил тряхнул дверь.Хлипкая щеколда не выдержала напора, дверь распахнулась, и стало понятнопочему Майя Камуфляжжж не желала выходить: она была голой. -- Дрочишь??!! -- Яростно воскричал Блим Кололей. -- А этого ты нехочешь?! Он стянул с себя джинсы. Его хуй при виде мохнатого треугольниказатрепетал и напрягся. Пока Майя Камуфляжжж моргала и терла глаза, пытаясьприспособиться к яркому свету, Блим Кололей бухнулся перед ней на колени изасунул хуй в пизду девушки. -- А теперь пошли... Подхватив Майю Камуфляжжж на руки и не снимая ее с хуя, Блим Кололейпрошествовал в комнату, где и был встречен аплодисментами Чевеида Снатайко.Упав вместе с девушкой на диван, Блим Кололей начал ее ебать. Что при этомиспытывала Майя Камуфляжжж достоверно неизвестно, новнешние проявления были таковы: она сучила ногами, хватала Блима Кололея заволосы, кричала что-то нечленораздельное, типа:"Дас ист фантастиш! Что тыделаешь, ублюдок, больно же! Фак ми, дали! Я тебе яйца оторву! Сильнее,сильнее! О-о-о! У-у-у! Э-э-э! Ы-ы-ы! А-а-а-а-а-а!!" Пока творилось это безобразие, Чевеид Снатайко, с непонятной угрюмостьюво взоре, смотрел в окно. За окном ничго интересного не было. -- Давай! -- Крикнул Блим Кололей. -- Я скоро! -- И вытянул вбок руку. Подоспевший Чевеид Снатайко, не перетягивая, ширнул его в кисть. Кактолько введение наркотика закончилось и игла поканула вену, Майя Камуфляжжжвоспользовалась моментом и выскользнула из-под Блима Кололея. -- Ебаный в рот! -- Закричал он, переворачиваясь на спину и пытаясьдодрочить съежившийся хуй. -- Хуй ли ты творишь!? В ответ Майя Камуфляжжж нагнулась, укусила Блима Кололея за хуй и

скрылась в ванной. -- Удалось? -- Полюбопытствовал Чевеид Снатайко, поигрывая баяном сконтролем. -- Хуй там... -- Погрозил кулаком Блим Кололей в сторону ванной. -- Вотведь сука, с хуя сорвалась! Да и ты рано ширять начал. -- Он уколол взглядомподбородок Чевеида Снатайко. Потерев уколотое место, тот хмуро сказал: -- Сам попросил "давай". -- Бля, секунды не хватило, чтобы кончить!.. -- Продолжал возмущатьсяБлим Кололей. -- А сам приход? -- Все эта пизда обломала! -- А может уговорить ее? -- Предложил Чевеид Снатайко. -- Хуй ты ее уболтаешь теперь... -- Почесал Блим Кололей укушенноеместо. И внезапно добавил: -- Да и винта мало осталось... -- Хуйня, по квадрату на брата для прихода хватит. -- А ебаться как? Не стоит ведь. -- Подергал свой увядший хуй БлимКололей. -- А ты подрочи... -- Тогда за хуем нам баба? -- Дернул плечами Блим Кололей. -- Суть-то втом, чтобы в пизду кончить, а не в сухую. -- Да-а... -- Согласился Чевеид Снатайко и хрипло чихнул, -- Пизды безбабы не бывает. -- А если позаимствовать? -- Как? -- Не врубился Чевеид Снатайко. -- Вырвать с корнем! -- Рявкнул Блим Кололей и стукнул кулаком постене. -- Ножовка есть? -- Найдем... -- Кивнул опешивший Чевеид Снатайко. -- Тащи! Нашлась только пила, с которой Блим Кололей и ворвался к отмокающей вванне Майе Камуфляжжж. -- Чего надо, ебарь хуев? -- Ласково поприветствовала его девушка. --Опять похоть взыграла? Вот, смотри, шампунь от похоти. Попробуй. -- Не пизди! -- Рявкнул Блим Кололей, размахивая пилой. -- Отдавай своюпизду! -- Хуй тебе, а не пизду! -- Майя Камуфляжжж хлопнула обеими руками поводе и окатила Блима Кололея с головы до яиц. -- Что я дрочить буду? -- Ах ты так!? -- Озверел Блим Кололей. -- Ты об этом пожалеешь! Нет,чтоб нормально ебстись, ты свою манду только для дрочки используешь!! Такрасставайся же с ней!!! Он ухватил Майю Камуфляжжж за брыкающуюся ногу и выволок из ванной. Еежопа мокро шмякнулась о кафельный пол и девушка заверещала пуще прежнего. Нереагируя на обидные эпитеты, Блим Кололей и Чевеид Снатайко привязали ее кдвери. -- Последний раз спрашиваю: отдашь добровольно? -- Блим Кололей покачалпилой у носа Майи Камуфляжжж. -- Хуесос пидэрастический! Залупа говенная! Мудозвон охуевший! -- Несогласна? -- Спросил Блим Кололей у Чевеида Снатайко. -- Несогласна. -- Подтвердил Чевеид Снатайко Блиму Кололею. -- Лишаем? -- Лишаем. И пила вгрызлась десятками острых зубьев в нежное девичье тело. Визги ипроклятия усилились до такой степени, что не обращать внимание на них сталоневозможно и Блим Кололей попросил Чевеида Снатайко зажать ему уши. Когдапросьба была исполнена, Блим Кололей беспрепятственно выпилил у МайиКамуфляжжж ее пизду. Держа в одной руке искомый орган, а в другой окровавленную пилу, БлимКололей полюбопытствовал: -- Чего теперь-то с ней делать? Под такие вопли не подрочишь... Тоесть, -- Он взвесил в руке пизду, -- Не поебешься... -- А, онанисты, проклятые! Нет, чтоб нормально ебаться, вы у честныхдевушек пизды воруете! -- Возмутилась привязанная и обезпизженная МайяКамуфляжжж и задергалась в путах, орошая кровью пол и брюки наркоманов. -- Давай ее обратно в ванну. Пусть мокнет и охлаждается. -- Выдал

очередную идею Чевеид Снатайко. Заперев девушку снаружи, чтоб не съебалась раньше времени, торчкипобежали в комнату ебать одинокую пизду. -- Кто первый? -- Грозно спросил Блим Кололей, явно намереваясь им ибыть. Чевеид Снатайко, которого не обламывали кусанием за хуй, и которомуебаться почти не хотелось, мирно тащился под винтом и не претендовал. -- "Хуй, ты мой упавший, Хуй заиндевелый, Что стоишь, кача-а-ая Головой несмелой?.." -- Напевал Блим Кололей, пытаясь вызвать у себяэрекцию. Сперва он просто тряс свой вялый хуй, хуй не реагировал. Блим Кололейдрочил, показывал хую пизду, но тот, очевидно от непривычности зрелища,съеживался еще сильнее. От усилий Блима Кололея головка хуя моталась во всестороны, но не набухала. Хуй вытягивался, увлекаемый сильными пальцами, ностоило его отпустить, как он вновь опадал безжизненной тряпочкой. БлимКололей насильно впихивал свой хуй в пизду, водил им туда-сюда, но хуй незадерживался надолго внутри и, словно насмехаясь над хозяином, проворновыскальзывал. Чевеид же Снатайко тащился на это глядючи. Во-первых он тащился отвинта, который оказался весьма блезирен, во-вторых, он тащился от созерцаниябесплодных попыток Блима Кололея выебать одну, отдельно взятую пизду, ив-третьих, он тащился от того, что Блима Кололея спровоцировал на этузаморочку именно он, Чевеид Снатайко, спровоцировал, но сам на нее неподдался. -- Бесполезняк!.. -- Сдался через два или три часа Блим Кололей. -- Невстает, хоть тресни! -- И он еще раз безнадежно тряхнул свой истерзанныйхуй. -- А если его пососать...- Медленно процедил Чевеид Снатайко и незакончил фразу. -- Ты гений! -- Вскочил Блим Кололей и попытался обнять ЧевеидаСнатайко, тот неуклюже попытллся отстраниться, но все реаво нказался всуровых мужских объятиях. -- Я ей голову отрежу, если сама не пойдет! Не имеет смысла повторяться и дословно приводить здесь беседу БлимаКололея и Майи Камуфляжжж. Ничего нового ни он, ни она не сказали, арезультатом ее была голова девушки, которую Блим Кололей торжественно внес вкомнату. С ее волос стекала вода вперемежку с кровью, голова яростно вращалаглазами и щелкала челюстью. -- Я чего боюсь, -- Сказал Блим Кололей опасливо держа раскачивающуюсяна волосах голову Майи Камуфляжжж, -- Что она опять начнет пиздить бездела... -- Э-э-э, -- Ухмыльнулся Чевеид Снатайко, -- Это только в ужастикахотрезанные головы вякают. Прикинь-ка сам, как она может говорить, если у неелегких нет? Отрезанная голова Майи Камуфляжжж щелкнула челюстями. -- Ага, -- Содрогнулся Блим Кололей, -- Говорить она не может, зато вонкакие у нее зубы! Хуй как не хуй делать откусит. -- Зубы? -- Чевеид Снатайко посмотрел в оскаленный рот отрезаннойголовы Майи Камуфляжжж. -- Зубы выдернуть можно. Он скрылся на кухне и через минуту принес пассатижи: -- Вот и инструмент!.. Вырывание зубов отрезанной головы Майи Камуфляжжж заняло большевремени, чем ожидалось. Голова сопротивлялась как могла: кусалась, брызгаласлюной, уводила челесть вбок и строила зверские гримассы. Но вскоре,совместными усилиями, зубы двумя аккурвтными рядами возлегли на стол.Некоторые из них были гнилыми и поэтому в процессе дергания сильнораскрошились, но большая часть уцелела. -- Ну, с Богом! -- Сказал Блим Кололей, и приблизил отрезанную беззубуюголову Мкйи Камуфляжжж к своему хую. Губы головы ухвалились за него, деснысжали и Блим Кололей застонал от удовольствия. Он стал натягивать голову нахуй, пытаясь дать ей отсосать, но отрезанная беззубая голова Майи Камуфляжжжвнезапно разжала челюсти. Блим Кололей сурово посмотрел ей в глаза. Головаизобразила глумливую ухмылку и выпятила губы. -- Вот ведь падла, не хочет. -- Пожаловался в пространство Блим

Кололей. Пространство промолчало, или ответило так тихо, что его никто неуслышал. -- Что-то я устал... -- Вхдохнул Блим Кололей. -- Может втрескаемсяеще? -- Отчего же не втрескаться, если есть чем?.. -- Подхватил мысль ЧевеидСнатайко. Он ринулся к пузырьку винта и набрал куб. -- Мне квадрат, тебе --полтора. О`кей? -- Угу, -- Подтвердил свое согласие понурый Блим Кололей. Он иотрезанная беззубая голова Майи Камуфляжжж пронаблюдали за ширянием ЧевеидаСнатайко. Потом вмазался и Блим Кололей. Пока они приходовались, отрезанная беззубая голова Майи Камуфляжжж,оставленная без присмотра, пыталась выкатиться из комнаты. Ей это почтиудалось, но ее поползновения заметил, оприходовавшийся первым, ЧевеидСнатайко. Поймав отрезанную беззубую голову Майи Камуфляжжж у самой двери,он схватил ее за волосы, сделал из них петлю и повесил отрезанную беззубуюголову Майи Камуфляжжж на люстру, где та и продолжила строить омерзительныерожи. Вскоре открыл глаза и Блим Кололей. Увидев сотворенное ЧевеидомСнатайко, он пришел в грустное расположение духа: -- Ну, скажи мне, зачем так над девушкой издеваться? Чевеид Снатайко лишь пожал плечами, он не воспринимал свой поступок какиздевательство. -- Нам же должно быть ее жалко... -- Продолжал морализаторствовать БлимКололей. -- Подожди, дорогая, сейчас все будет хорошо. Он снял с люстры отрезанную беззубую голову Майи Камуфляжжж, достализ-под кресла закатившуюся туда пизду, сгреб в горсть валявшиеся на столезубы, и отнес все это в ванну, где оставалось лежать тело самой МайиКамуфляжжж. -- Нет, -- Сказал он вернувшись, -- Ебаться и ширяться настолько разныевещи, что совместить их невозможно. Чевеид Снатайко на это только замысловато покачал головой, и непонятнобыло, соглашается он с этим постулатом, или нет. В комнату ворвалась рассерженная Майя Камуфляжжж. Она уже приставиласебе голову и пизду, воткнула на прежние места зубы и теперь давала волюсвоему раздражению: -- Чтоб я еще раз согласилась с вами ширяться! У тебя не винт, а глюкачкакой-то! -- Выкрикнула она и убежала прочь. -- Дура. -- Просто сказал Чевеид Снатайко. -- Дура. -- Согласился без лишних слов Блим Кололей. -- Споем? И они хором затянули: "Ах, господа, как хочется ширяться, Среди березок средней полосы!.." Их голоса преодолели пространство и достигли ушей уходящей МайиКамуфляжжж. Девушка остановилась, прислушалась, плюнула в сердцах иподумала: -- Дураки.

Сексовуха.

Реактор с кипящей смесюгой стоял на утюге, а Шантор Червиц махал нанего руками. Клочкед, зашедший в помещение для инспектирования процессадолго смотрел на эти манипуляции и, наконец, не выдержав неизвестности,спросил: -- Сколько еще вариться будет? -- Почти готово. -- Раздраженно дернул головой Шантор Червиц. -- Минутпять -- и все. -- А чего ты руками размахиваешь? Остужаешь? Несмотря на три лампочки в люстре и одну на столе с утюгом, было видно,

как сверкнули глаза Шантора Червица: -- Это магический ритуал... -- Ты бы лучше за процессом следил, а то пережжешь невзначай... --Клочкед привалился к дверному косяку и уходить не собирался. -- Шел бы ты со своими советами!.. -- Прошипел Шантор Червиц как водапопавшая на раскаленный утюг. -- Мне сосредоточиться надо, а ты тут совсякой хуйней лезешь! Отъебись! Но Клочкед не отъебался, а напротив, покинул косяк и мелкими шажкамистал приближаться к негодующему Шантору Червицу: -- Да не кипятись, -- Дружески подмигнул Клочкед, -- Я ж должен знать,чем шмыгаюсь... А то ты "ма-агия"... -- Я заряжаю винт на крутость и долготу прихода! -- Рявкнул ШанторЧервиц. -- Теперь все понятно? И не мешай! Состроив недоверчивую рожу, Клочкед заглянул Шантору Червицу в мутныеглаза и наивно спросил: -- А давно ты Чумаком работаешь? Мутные глаза Шантора Червица закрылись, а окружающая их кожа несколькораз изменила свой цвет, прямо как радуга, пока не остановилась напервоначальном варианте. -- Не въезжаешь -- отъебись! -- Повторил Шантор Червиц, он снял пузырекс утюга, отковырнул отгон. Из реактора вылетело колечко белого дыма. Оноиспуганно вертелось и закручивалось,пытаясь оценить незнакомую обстановку,пока, влекомое током воздуха, не попало в нос Клочкеду. Клочкед закашлялся,а Шантор Червиц стал дуть в реактор, выгоняя из него клубы белого кислотногодыма. Вскоре масло было забодяжено, получившийся винт перебран и отщелочен.Наркоманы, слека оголтевающие при виде и в близком присутствии готовогопродукта, с завистью смотрели на Шантора Червица. Сам Шантор Червиц слихорадочной поспешностью искал куда вмазаться. Впрочем Клочкеду, да иприсоединившимся к нему на зрелище Генриетте Широкеззз и Вале Антикваррр,казалось, что варщик не торопится с ширкой и нарочито медленно занимаетсяпоисками вены. Но, наконец, копье воткнулось. Веревка оказалась подходящей, она безпроблем дала порцию контроля и Шантор Червиц ублаготворился. Пока Клочкед промывал баян, Генриетта Широкеззз и Валя Антикварррследили за поведением приходующегося Шантора Червица. Тот вел себя тихо,лишь иногда позволяя себе реплики, типа: -- Ну и пруха!.. Ништяк пошло!... Мое торчилло довольно... Не дожидаясь, пока Шантор Червиц откроет очи, Клочкед выбрал себе ибыстренько вмазался, пытаясь не зациклиться на завистливый шепоток женщин. Махания руками Шантора Чрвица оказались, как понял Клочкед, полнейшейбессмыслицей. Приход был хороший, мощный, но кончился на удивление быстро.Клочкед встал, ширнул Генриетту Широкеззз одноразовым баяном многоразовогопользования, а Валю Антикваррр ее любимой стеклянной баяной-ширяной. Все этовремя Шантор Червиц лежал, стонал и ловил бесконечные волны прихода. -- Ба! -- Рявкнул вдруг Шантор Червиц, привлекая всеобщее внимание. -- Бу! -- Продолжил он, заставив присутствующих переглянуться. -- Бы! -- Закончил Шантор Червиц, демонстрируя тем самым архетипическоевозникновение русского языка. После этих возгласов, Шантор Червиц демонстративно стал стягиватьтренировочные штаны. Под ними оказалось тощее тело, между ног котороговыделялось яркое цветовое пятно, которым был стоящий хуй. Нельзя сказать, что все обрадовались этому зрелищу, особенно Клочкед, укоторого тоже происходило некое неподвластное ему шевеление в штанах. Нонаркоманки, на которых сваренный Шантором Червицем винт действовал примернотак же, стояли в явной нерешительности. Вдруг Генриетта Широкеззз стянула с себя майку. Она, как проститутка,быстрее сориентировалась в ситуауии, и решила ею воспользоваться. Не каждыйдень удается поебстись под винтом. В смысле с клиентами она только подвинтом и еблась, но чтобы клиент тоже был ширнут -- это случалось крайнередко. -- Шантор, так ты сексовуху сварил! -- Воскликнул Клочкед, глядя нараздевающуюся Генриетту Широкеззз. Шантор Червиц не ответил, он поглаживалсвой хуй, ожидая момента, когда тот погрузится в жеские внутренности.

Генриетта Широкеззз, болтая сиськами, взгромоздилась на хуй и сталаебать Шантора Червица, при этом вышеупомянутые ее органы начали колыхатьсяна порядок сильнее. Не в силах сдерживать себя, Валя Антикваррр схватила Клочкеда за руку иповлекла в соседнюю комнату. Там, дрожжа от винта и нетерпения, онабуквально сорвала с себя одежду и повалилась на диванчик, вызывающе выставивна обозрение краснеющую щель пизды. Клочкед, поддавшись влиянию собственного хуя, был "За". Взгромоздившись на Валю Антикваррр, Клочкед погрузил в нее хуй. Хуювнутри Вали Антикваррр было мокро, тепло и приятно. Не дожидаясь активныхдействий с мужской стороны, девушка тут же начала двигать тазом, хвататьКлочкеда за жопу, обнимая его при этом ногами. Ебя Валю Антикваррр и почти автоматически лаская ее тощее тельце,Клочкед размышлял. Он не мог понять, почему винт всегда разный? Ведьвинтовар делает всегда одно и тоже. Пропорция пороха и стендаля тоже одна.Так отчего действие апера раз от разу отличается? Не найдя удобоваримого объяснения, Клочкед почувствовал, что скорокончит. Валя Антикваррр яростно извивалась под ним, очевидно тоже чего-топредчувствуя. Клочкеду стоило некоторого труда удерживать хуй в пиздекорчащейся девушки. Через несколько мгновений они в унисон закричали: -- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! -- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! -- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! -- Одновременно донеслось из соседнейкомнаты. Некоторое время тела Клочкеда и Вали Антикваррр содрогались воргастических конвульсиях, смешанных с непонятно откуда подступившимприходом. Был лишь мрак, наполненный вселенским кайфом. Этот кайф распирал грудь,стремясь высвободиться из хрупкой и тесной оболочки человеческого тела.Эйфория, как волна цунами, как взрыв вулкана, как рождение сверхновойзвезды, поглотила плоть и разум Клочкеда. "Наверное, такой же эффект у золотой вмазки..." -- Подумал Клочкед ивдруг понял, что осознает себя. Он, обнявшись с Валей Антикваррр, парил в воздухе. Цвета обстановкирезали глаза своей неестественной яркостью, как при передозе. Он попытался оглядеться и понял, что он, не вынимая хуя из пизды ВалиАнтикваррр, висит вместе с ней над двумя бездыханными телами. "Мы умерли?" -- Возник вопрос. И тут же пришел ответ:"Пока нет..." Кайф продолжался. Клочкед вдруг ощутил такую свободу, какой не ощущалсо времен первой ширки. Тогда было почти то же, но не так. С гиканьем Клочкед, прижимая к себе визжащую Валю Антикваррр,устремился вверх, пропуская сквозь призрачное тело межэтажные перекрытия.Они вылетели на воздух. Снизу виднелись прозрачные дома, в одном из которыхбарахтались Шантор Червиц и Генриетта Широкеззз. Силой мысли Клочкед выдернул их к себе. -- Смотри, что твой раствор наделал! -- Весело закричал Клочкед,выписывая фигуры высшего пилотажа. Шантор Червиц, поджав ноги, со страхом взирал на проносящегося мимонего наркомана. Шантор Червиц с детства боялся высоты. Генриетта Широкезззнапротив, высоты не боялась, но у нее был страх открытого пространства. -- Нет, мы домой. -- Сказал Шантор Червиц и исчез вместе с ГенриеттойШирокеззз. -- Ну и хуй с вами! -- Расхохотался им вдогонку Клочкед. -- Полетели! Они перенеслись на Луну, побродили там среди ошалевших от их внезапногопоявления каких-то инопланетян различных форм и раскрасок. На Марсе онипоплавали в подмарсовых морях, распихивая локтями бугристых шарообразныххищников и рыборастения. В Юпитер они нырнули через Красное пятно, но там ввоздухе плавала какая-то муть и ничего не было видно. Клочкед хотел посетить вообще все планеты, которые знал, но вдругчто-то повлекло его и он, вместе с Валей Антикваррр, очнулся. -- Это в натуре было, или глюк? -- Осоловело оглядывалась наркоманка. -- Не знаю. -- Поднял брови Клочкед. -- Ты чего видела? -- А-а-а, бля! -- Раздался голос Шантора Червица, -- Очухались,путешественнички ебаные!

-- Хуй ли ты материшься?! -- Возмутился Клочкед не меняя положения. -- Кто тебя, мудака, просил меня в воздух вытягивать?! Я, бля, высотыбоюсь. Я, понимаешь, ебусь себе, никого не трогаю, а тут ты! -- Так это что, не глюк? -- Глаза Вали Антикваррр расширились докрайних пределов возможного их выпучивания. -- Глюк, не глюк, какая на хуй разница, если все одинаково видят?! --Выплевывая каждый звук пролаял Шантор Червиц, -- А ты-то, бля, тоже мне,шировой! Вышел из тела, других не тягай! Может им это не в кайф. Обломщик! И Шантор Червиц вышел, хлопнув дверью.

Контроль.

Насквозь прширенные руки тянутся к баклажке с винтом. Я вижу, как онипридвигают ее, берут ширу, сажают на нее пырялку, мотают петуха. Сдерживаятремор, они выбирают дозняк, и я знаю, что будет дальше. Ведь это мои руки. Сейчас одна из них перетянет другую и будет долго ковыряться в нейструной, пытаясь воткнуть ее в вечно ускользающий бегунок. Канатов и простыхверевок уже давно не осталось, а оставшиеся затромбились и не дают контроля. Контроль, его поиски -- это сущее наказание для винтового. Винт нельзяширять под шкуру или в мышцу, как это делают безвеняковые опиушники. Винтнадо мазать только в вену. Иначе -- фуфляк, который не рассасываетсянеделями. Иначе -- жуткая боль, от которой сводит все оставшиеся вены. Иначе-- таска без прихода, который так нужен винтовому, ради которого некоторые иширяются, не въезжая в кайфовость длительной прухи. И вот, моя хэнда перетянута пояском от халата и начинаются долгиепоиски места для вмазки. Я наизусть знаю свои веняки, но, на всякийпожарный, прощупываю сначала безмазовые. Вдруг один из них, благодаряобильному смазыванию противотромбовой мазюкой, растромбился и начнет даватьконтроль. Но резких изменений не произошло. Тромбы как висели на своих местах,так и висят. Они -- напоминание о пропоротых веняках, прогонах под шкуру,недощелоченом винте. Эх, веняки мои, веняки!.. Иных уж нет. Ушли, проширянные, обожженные,обиженные в лучших чувствах. Растворились, оставив после себя лишь белыешрамы от старых дорог. Но на месте павших встают новые! Совсем ведь без веняков нельзя. Кровяка-то должна где-то шароебиться!Вот они и прорастают. Бегунки, в которые впору было нулевкой шмыгать,раздаются, матереют, становятся готовыми к проникновению в них жидкогокайфа. Но тонки пока что их стенки и пропороть их как не хуй делать. К нимнужен особый подход. Целкой, только из гаража, мазаться в них нельзя. Онанасквозь пробьет, и не заметишь как. И растечется кровяка под кожей красивымтаким синим пятном. Нет, прежде чем ширять, надо подзатупить колючку. Проткнуть ейнесколько раз бумажный лист. И лишь после этого можно будет ее пихать ввену. А я продолжаю путешествте по руке. От застоявшейся крови на уже сталакрасно-фиолетовой. Значит, надо отпустить перетягу, разогнать кровь и, лишьтогда, опять перетянуть. Казниться я не люблю. Кой толк от лишних дырок? Некоторые наобум садятструну и ковыряют ею под кожей. Авось натолкнется на какой веняк глубокогозалегания. К чему это? Лучше, по-моему, ширнуться раз, зато наверняка. Вот и выщуываю я мазовую веревку. Центряк забит давно, но справа ислева от него может чего-нибудь проявиться. Но палец нащупывает толькосухачи. Однажды я видел, как человека ширнули в сухач, думая что этобезконтрольный веняк. Он около часа выл истошным голосом. Всю руку у него

раздуло, как бревно. Правда потом, как боль поутихла, его в метро вмазали.Но я-то самосадом в подмышку не могу. Вот и приходится терять время, слегкаоголтевая, но не давая воли этому винтовому оголтению. На кисти, правда, у меня есть неширяные канаты. Но мазаться в нихстремно. Если промажешь -- фуфляк. Да и дырка будет видна. А зачемсветиться? Лучше уж долбиться там, где не видно. Бицепс. На нем был как-то болючий веняк. Нерв там, что ли рядомпроходил, но ширяться в него было не в кайф. Кожа сама по себе начиналадергаться, струна из вены выпрыгивала, так он и забился до смерти. Вообще, ширка -- процесс странный и интимный. Ты допускаешь кого-то всвои недра. Позволяешь копаться в тебе сраными железяками. Но эффектпревосходит неудобства. Вот и предплечье. Самое ширяльное место, после центряка. Тут проходитхуева туча веняков и, большая часть из них, около кожи. И тут, под какой-то косточкой у локтя я замечаю веняк. Но в него хуйвтрескаешься. Чтобы его достать надо или изогнуть руку так, чтобы можно быловпиться зубами в этот самый локоть, или иметь струну длиной сантиметровдесять. Но надо его застолбить. Кто-то другой в него с полтыка втрескает. Нуа мне надо продолжать поиски. Другие веняки на предплечьи давно заширяны. Но я щупаю кожу, в надеждеобнаружить что-то новенькое. Мне нужен контроль. Зверь с красным хвостом, который появляется вагрегате, когда войдешь в веняк. Но контроль похож на ящерицу. Ему ничего нестоит, при твоем неловком движении, отбросить этот хвост и тогда -- начинайвсе снова. Есть мастера, которые выйдя ненароком струной из вены, умудряютсяпоймать ее снова, но я к таким не отношусь. Мне легче перебить, чембеспонтово ковыряться в одном месте. Контроль капризен. Он не дается кому попало. Бывало крови в шприце ужебольше чем ширева, но настоящего контроля все нет. Наделаешь так себедесяток дырок, пока вмажешься, а потом стремаешься всякого косого взгляда. Трудно найти веняк там, где его нет. Лучше проследить его. Это еще одинметод поиска. Берешся за канат на кисти и ведешь по нему пальцем, пока неприведет он тебя куда-нибудь. Но увертливый зверь контроль и здесь может наебать. Спрячется веняк замышцой и хуй его возьмешь. Впрочем, кажется, нашел. Да, от кисти идет класный такой шнурок. Но, бля, несет его куда-то нетуда. На нижнюю сторону предплечья. Как в такой мазаться? Торчки называют его обороткой. Редкое место для самосада. Чтобы в негопопасть, надо вывернуть хэнду так, чтобы этот веняк смотрел в небо, и приэтом самому изогнуться чтобы иметь мазу всадить в него струну. При этом, дляустойчивости, желательно погрузить руку в ложбинку между сомкнутымиколенями. Такая вот поза, не снившаяся изобретателям легендарной "Камасутры".Поза наркотического самоудовлетворения, с целью поймать животное, имякоторому Приход. И, как приманку, для него надо выловить другое существо, окотором я только и талдычу -- Контроль. Я завершаю принятие "Позы для шмыгания в оборотку". Еще раз прощупываюэтот веняк. Он прямо-таки выпирает из-под кожи, маня своей ложнойдоступностью. Оборотка уворачивается от пытающегося прижать ее пальца и скользит изстороны в сторону. И здесь бегунок! Приходится заново перетягивать руку, уже с натягом. При таком способекожа с силой оттягивается в сторону плеча и веняк оказывается тоже натянути, до кучи, еще и плотнее прижат к шкуре. Теперь само ширяние. При таком положении тела относительно вены, баянвсей пятерней не взять. Неудобнячно. И я перехватываю его тремя пальцами.Неустойчиво, конечно, но что делать? Я медленно втыкаю струну. Когда она проходит милиметра полтора,останавливаюсь. Беру контроль. Его пока нет. Еще чуть вперед. И я слышу характерный мягкий щелчок. Щелчок, которыйговорит мне, что струна в вене! Мой большой палец осторожно оттягивает поршень.

И, о блаженный миг! Миг, завершающий все эти длительные приготовления.Миг, предваряющий переход обычного человека в суперчеловеческое состояние. В баяне появляется контроль. Внешне он выглядит не очень топривлекательно. Кровь как кровь. Она идет из вены в иглу, из иглы вмашину... И я, сквозь прозрачный пластик вижу ее, мою кровяку. И сейчас... Осторожно, словно я работаю с самым страшным взрывчатым веществом, ячуть ослабляю сжатие коленей. Перетяга выскакивает из-под ноги, и ячувствую, как ток новой крови заполняет начавшую затекать конечность. О, сладостный момент ширяния! Я медленно надавливаю на поршень. Он проходит пару децил и замирает. Некайфов нет. Не дует, боли нет. Значит, я попал точно! Уже гораздо смелее я жму на бегунок машины. Чернная резинка плавноскользит к началу, туда, где соединяются баян и струна, скользит, впрыскиваяв мои вены сладостный раствор горького винта. Еще на игле я чувствую надвигающийся приход. Но эти последние децилы --самый ответственный момент. В нем главное не поспешить, не изменитьположение ширы. А то можно и зашкурить напоследок. Но вот задвинуты последние капли, которые можно задвинуть. Можно,теоретически, для полного извлечения кайфа из баяна, прокачать его кровью.Но это для крохоборов, да и не сделаешь так в той позиции, в которой янахожусь. Вот оно, последствия правильно взятого за жабры Контроля. Зверь Приход.Он безжалостен. Он заглатывает тебя целиком. Он не оставляет тебе шансов наспасение. И там, в его утробе, ты изменяешься. Из грязного торчка тыпревращаешься в сиятельного принца. На целых полсуток. Иногда даже больше. Я вытаскиваю из вены колючку и отбрасываю баян. Зажав пальцем дырку отвмазки, я зажмуриваюсь и отдаюсь на переваривание Приходом. В баяне, правда, остается контроль. От этого никуда не денешься. Таковуж он: показав себя, он обязательно оставит тебе свой кусочек. Но это нестрашно. Я знаю, что когда приходнусь, я начисто вымою мою машину ото всехследов крови. И баян снова будет терпеливо ждать, чтобы очередной разприсосаться к моему веняку.

Улица мертвых наркоманов.

Они есть везде. В каждом городе, в котором торчат. Их много. Очень много. Гораздо больше, чем я знаю, или вы, не вкушавшиекайфа и ломок, можете себе представить. Но для меня она одна. Одна такая. Она извилиста, как Великий ДжефойПуть, и так же не имеет конца. Но Улица Мертвых Наркоманов проходит не подрагам, а по дворам тех, кто уже никогда не возьмет баян, не впустит в негоконтроль и не шепнет: -- Прихо-од!.. Она, если разобраться, проходит вообще по всем дворам тех, кто торчал,торчит, или будет торчать. И не важно, сдохнут они под колесами незамеченнойтачки, или наебнувшись из окна, или вмазав себе крутой передоз. Они уженаркоты. И их место там. На Улице Мертвых Наркоманов. Ибо заурядный жмурик ижмурик-торчок -- это две разные породы трупаков. Простой мертвец обычно не умирал до того ни разу. Торчок же за годыширок имеет такой мощный опыт откидывания копыт, что переход из живогосостояния в мертвое мало что для него значит. И в загробном мире он найдет,чем втереться. А если ебаные эзотерики лишь гонят про него, так не один лихуй? Улица Мертвых Наркоманов... Есть у нее один махонький отрезок, которыйя помню лучше, чем весь остальной город. На нем жили Чевеид Снатайко,Семарь-Здрахарь, Навотно Сто-ечко, Седайко Опомчек и Шантор Червиц... Теперьони остались только в моей памяти. Ну, не только моей, еще много чьей, нолишь я знал их так, как знал я, и отьебитесь с прочими дешевыми и дорогими

сентенциями! Чевеид Снатайко. Я еду на троллейбусе мимо твоего дома. В моих рукахбутылка третьей "Балтики". Я прикладываюсь к ней, поминая тебя... Окошко навтором этаже светится как ни в чем не бывало, но тебя за ним давно нет. Тыумер от заражения крови, ширнувшись какой-то дрянью. Эх, Чевеид Снатайко, Чевеид, Снатайко... Я помню, как одной луннойавгустовской ночью мы с тобой полезли в оранжереи биофака МГУ, где нескольконедель назад ты во множестве узрел маковые грядки. "Мы идем на Универ, Подербанить папавер!" -- напевал ты, зная, что papaveram ударяется навтором слоге, а ты, назло природе и латыни, ударял его на третий. Мы обошли с фонариком всю эту поганую оранжерею и не нашли ни хуя.Наверное, растения уже убрали, и вместо мачья мы нарвались на сторожа.Старик орал благим матом, вопил, чтобы мы остановились, но шухер придал намсил и мы неслись по узким проходам, сшибая какие-то горшки. Вываливалисьчерез взломанную нами же дверь и чапали по темным эмгэуш- ным аллеям,радуясь, что благополучно избежали если не пост-ремания, то винтилова вментовку. И так, идючи уже как законопослушные припозднившиеся студенты, мынабрели во мраке на клумбу. Сперва мы не обратили на нее внимания. Я, вовсяком случае, вознамерился было обойти ее, но не таков был Чевеид Снатайко!Он, желая отомстить ботаникам, пошел прямо по цветам. А в самом центреклумбы... -- Эй! Да это же он! -- Кто "он"? -- Папаверум!!! И Чевеид Снатайко закружился на месте. Растения были ему по пояс, ируки Чевеида Снатайко задевали черные в темноте цветки, и вокруг негонемедлено образовалась воронка из длинных стеблей. Впрочем, это было не надолго. Придя в себя после такой нежданнойрадости, Чевеид Снатайко начал опустошение клумбы прямо с места, где стоял.Мы размотали огромные целлофановые мешки, служившие нам чем-то типа поясови, обрывая маки у самого корня, за полчаса обработали половину клумбы.Остальное просто некуда было уже класть. Потом было шуганое шествие по дворам. Нагруженные гигантскими мешками смаками, мы стремались каждого шороха, под каждым кустом нам мерещилисьгорящие ментов-ские глаза под кокардой, нам глючилось, что каждыйвстреченный нами припозднившийся пьяница -- агент КафГимел- Бета... А на хате Чевеида Снатайко мы до полудня собирали на бинты маковый сок,не забывая при этом слизывать со срезов и обрывов последние, уже не млечные,а прозрачные, но все равно горькие капельки... Да. А вот здесь, на восьмом этаже девятиэтажки, жил Семарь-Здрахарь... Он утонул. Пошел купаться на Москву-реку, ублаготворившись винтом иводочкой, и утонул. Сердце. Эх, Семарь-Здрахарь... Сколько вместе проширяно, сколько вместе пережито... Из- вини, чтопоминаю тебя этим питерским пойлом, но не водо-вку же жрать на виду всеготроллейбуса? Давным-давно, когда мы только начинали как следует ши-ряться, мы варилимульку... Тогда, забодяжив сопливый джеф, мы не прогревали фуфырики тепломсвоих ладоней, заряжая их какой-то энергетикой, а просто оставляли стоять,дожидаясь, пока скопившиеся газы сами не вышибут резиновую про-бочку. А в тот раз мы с тобой бодяжили сразу три пузыря. В комнате насдожидалась Алиса Парашюпт, а мы поставили пузырьки в кастрюльку с теплойводой и дожидались конца процесса. Петухи уже давно были забиты в бодяжныемашины, а пробки все не вылетали и не вылетали... И тогда Семарь-Здрахарь подошел ближе, чтоб посмотреть, когда же все,наконец, придет к кондиции. Он наклонился над кастрюлькой, и в этот моментодин из фуфырьков стрельнул пробкой. И она угодила Семарю-Здрахарю в лоб. Семарь-Здрахарь лишь ухмыльнулся и отошел на шаг. Тогда чпокнул второйпузырек. Пробочка описала в воздухе дугу и ударила Семаря-Здрахаря в то жеместо. Семарь-Здрахарь удивился и отступил еще на шаг. И тут сработала последняя стартовая установка. Выстрел был настолько

силен, что резиновая крышечка, ударившись о люстру и срикошетировав от нее,снова стукнула в лоб Семаря-Здрахаря. Я уже не помню, что за мулька тогда сварилась, выебали ли мы АлисуПарашюпт, но снайперская стрельба баночек с муль-кой в память врезаласьнавсегда. Вот так. Вот и следующий дом. И еще один глоток пива. Теперь уже заНавотно Стоечко. Вечная тебе память! Ты умер просто и быстро. От остановки дыхания, передоз-нувшись герычем.Твоя подруга, Сара Недолеттт, пыталась откачать тебя. Но приехавшая скораясказала ей, что ты помер уже три часа назад, и все это время онареанимировала труп. И я, и она, мы никак не могли понять, зачем ты вдруг вма-залсягероином. Ну, забарыжил, ну, удачно провернул маклю, но ведь ты же всегдасидел только на винте... Я же помню, как ты рассказывал мне душераздирающую историю про то, какоднажды, во времена глубокой алкогольной юности, ты нашел на помойкенесколько коробок с пузырьками. Познаний в латыни тебе хватило для того,чтобы понять -- там есть спирт! Перегонный аппарат, сооруженный из скороварки, у тебя был, и ты, недолго думая, залил в него все пузыри и выгнал из них спиртяру. Остатки...Остатки ты, конечно, вылил в унитаз. Спирт оказался средней паршивости. Он отдавал неистребимым запахомтолутанского бальзама. А через полгода тебя подсадили на мульку. И тогда тывспомнил про добрую сотню пузырей солутана, которые ты так бездарно просрал. Всякий раз, рассказывая этот эпизод, ты чуть ли не рвал волосы наголове и вызывал праведный гнев всех окружающих торчков. Но все равно, едвазавидев новое грызло, ты стремился поведать ему про спирт из солутана... А здесь погиб Седайко Стюмчек... Глупо. Нелепо. Впрочем, почти всесмерти наркоманов несуразны. Ты втюхался и решил заняться физкультурой. Тебе было интересно, сколькораз твой изможденный организм сможет подтянуться на перекладине. Несколькораз ты это сделал, наверняка. Но потом ты не удержал свой вес и грохнулся обпол. Перелом основания черепа, сказали врачи. За тебя я тоже глотну противной теплой "Балтики". Твоих окон с дорогине видно. Но они там, на первом этаже этой хрущебы. Десятки раз, когда тебяне было на хате, я залезал к тебе через окно, варил, мазался, оставлял длятебя кубик-другой и уходил тем же путем. Ты не был против. Некоторое время, пока все это не отмели менты, у тебя на хате быланастоящая химическая лаборатория. Штативы, колбы, холодильники Либиха,насадки Вюрца, дефлегматроры... Да, ты, Седайко Стюмчек, был эстетом отвинтоварения. Наблюдение за твоей варкой винта было зрелищем не для слабонервных.Вместо того, чтобы, как нормальные люди, использовать привычную схему, сбензином, Седайко Стюмчек священнодействовал, перегоняя основание эфедрина сводяным паром! А для самого процесса у Седайко Стюмчека был плоскодонный реактор насорок кубов с миниатюрным обратным холодильником! Все это он заказал вкакой-то стеклодувной мастерской, заплатив всего пару пузырей портвея! Седайко Стюмчек был настолько правильным винтовым, что в его доме непереводились всякие мазкжи, способствующие заживлению дырок. Однажды он дажевыпросил на какой-то медицинской выставке упаковку внутривенных катетеров.Фирма, как сейчас помню "Viggo", утверждала, что на них химически посаженгепарин, препятствующий свертыванию крови вокруг и в самом катетере.Естественно, Седайко Стюмчек поставил его себе на центряк. Целых две недели Седайко Стюмчек ширялся с его помощью, не делая лишнихдырок. Мы все ему завидовали страшно. Но на просьбы подарить такой катетер,Седайко Стюмчек отвечал категорическим отказом. И в один прекрасный день он все-таки забился! Седайко Стюмчек открылкрышечку на канюле, вставил в нее баян с винтом и, недолго думая, со всейдури надавил на поршень. Я не видел этого. Моему взору оказались доступнылишь последствия опрометчивого шага. Винт сперва просто не пошел. Седайко Стюмчек надавил еще сильнее.Поршень пластмассовой двухкубовки стал уже сифонить, но в этот моментдавление выбило-таки кровяную пробку. И все полтора куба ушли в Седайко

Стюмчека. Но не в веняк, а в мышцу! Скорее всего, кончик катетера пробил вену и застрял в мышце. Бицепсе. АСедайко Стюмчек, не зная об этом, оголтело пытался ширнуться. Около недели он не мог показаться на улице. Плечо разнес- ло так, чтоим невозможно было пошевелить. Но наркоманы -- народ живучий. На четвертыйдень опухоль подрассосалась, и все опять вошло в наезженную колею... Шантор Червиц. Здесь жил Шантор Червиц. Но не будет такой мемориальнойдоски из черного мрамора. Лишь я, проезжая мимо, глотну пивка в его память. Его убили. Просто застрелили. Кто? За что? Менты не нашли. Да вряд ли иискали. Кому нужен винтовар со стажем? А то, что он был моим другом --ментам же до фонаря. Того самого, к которому они так любят доебываться. Шантор Червиц... Одно время он почему-то полюбил варить винт наприроде. Неподалеку от его дома протекала одна из многочисленных московскихречек. То, что это река, можно было узнать лишь на карте, а на самом делеэто был узенький ручеек, обрамленный ивами. Там, среди молодой поросли, иустроил Шантор Червиц себе гнездышко. Там, в тайничке между корнями пенька,хранилось все, что нужно было для процесса. Там же Шантор Червиц устроил иместо для костерка, на котором или выпаривался джеф, или готовился сам винт. Самое удивительное, что за все лето его ни разу не пострема-ли, хотяменты сотни раз проходили мимо, морщились от резкого запаха, но никто недогадался заглянуть в кусты. А после варки и прихода Шантор Червиц вылезал из кустов и принималсяхулиганить. Беззлобно, но весьма сильно нарушать общественное спокойствие. Называлось это у него "подоконные крики". Представьте: ночь, улица, фонарь, аптека закрыта, изможденнаяпостоянным выдаиванием салюта. Никого. И вдруг: -- Коммунистам -- ХУЙ!!! Истошно, с надрывом, и при этом с полной убежденностью в своей правоте,типа того, что, да, коммунистам именно этого органа и не хватает. Как нехватает? Не будем уточнять... -- Мочи коммунистов!!! Редкие проснувшиеся члены КПСС дрожат в своих кроватях. Им кажется,что произошел переворот, и их теперь будут расстреливать на каждой березе. -- Коммунистам -- хуй! Дави коммунистов!!! Однажды, будучи в сильно измененном сознании, Шантор Червиц выдалфразу, ставшую классической: -- Так если коммунист -- глюка, так что, его и не расстреливатьпоэтому? И я иногда присоединялся к этому развлечению. Мы расстреливали изрогаток глюких коммунистов, кричали им под-оконные крики, в общем, как моглипризнавались в нелюбви к матери КПСС и бровастому отчиму. Вот троллейбуссворачивает. Это уже другая улица. Но только по названию. Куда бы я ни ехал, куда бы ни шел, я все равно иду по ней, по УлицеМертвых Наркоманов. Я, пока еще живой. Мне покуда повезло больше всех. Но надолго ли такоевезение?.. И я еще не знаю того, что через несколько дней я, слегка аб-стяжный,буду перебегать дорогу, чтобы успеть на троллейбус, и попаду под белую"семерку". И займу свое, много лет назад зарезервированное место на УлицеМертвых Наркоманов.

Популярность: 76, Last-modified: Fri, 18 Jan 2002 20:22:25 GMT

Оцените этот текст: