«Долго я ломал себя, все не удавалось. Ну, наконец сломил...»

«Простота от Духа Божия подается.

Человечек сам ничего не приобретет,

если Бог не подаст...

А даст, так будешь как дитя…

Ребеночек все просто принимает

и живет одним чувством.

А мы много знаем,

много помним,

все это разбивает

и рассеивает нас».

АКАФИСТ ПРЕПОДОБНОМУ ГАВРИИЛУ (ЗЫРЯНОВУ),

СЕДМИЕЗЕРНОМУ

Кондак 1

Избранный угодниче Христов и Его Пречистыя Матери неленостный служителю!

Теплый о нас молитвенниче к Богу и Его любве образ чудный и совершенный!

Приими от нас недостойных подобающую ти похвалу и, яко имеяй дерзновение ко

Господу, от всяких нас бед и скорбей избавляй, да зовем ти: Радуйся, преподобие

отче Гаврииле, любве Божия источниче неоскудеваемый.

1

Икос 1

Архангелу тезоименитаго и его житию подобника провиде тя всея твари Зиждитель

словесы пророческими:- «Се, Мой еси!» Ты же от юности глас сей с Небеси

услышав, всем сердцем возлюбил еси Бога возлюбившаго тя, преподобне отче

Гаврииле. Сего ради зовем ти: Радуйся, от юности Богом избранный; Радуйся, в

гражданство Небесное званный; Радуйся, мира сего красоту ни во чтоже вменивый;

Радуйся, ангельское житие измлада возлюбивый; Радуйся, иго Христово верно

восприявый; Радуйся, благодать онаго житием оправдавый; Радуйся, издетска образ

молитвы слезныя; Радуйся, родителей благочестивых отрасль боголюбезная;

Радуйся, преподобие отче Гаврииле, любве Божия источниче неоскудеваемый.

Кондак 2

Видев красоту Божественнаго видения, осенившаго тя благодатию Духа Святаго,

родителей твоих удивил еси, не их чадом ся называя, но Божиим. Темже усердно

последовал еси Своим тя Назвавшему, непрестанно взывая к Нему: Аллилуиа.

Икос 2

Разумом богопросвещенным постиг суету и непостоянство мира сего, преподобие

Гаврииле, от юности твоея вечных благ возжелал еси и сотворил себе обиталище

Святаго Духа. Мы же творим тебе пение сицевое: Радуйся, воздержанию от юности

себе обучивый; Радуйся, постом и молитвою стрелы лукаваго до конца отразивый;

Радуйся, сподобивыйся Божественнаго призвания; Радуйся, удостоивыйся от

Господа оправдания; Радуйся, Христа Бога всем сердцем возлюбивый; Радуйся, яко

по заповедем Его право ходивый; Радуйся, бранею праведности облеченный;

Радуйся, светом боговедения просвещенный; Радуйся, преподобие отче Гаврииле,

любве Божия источниче неоскудеваемый.

Кондак 3

Силою свыше от раны своея избавлен был еси, преподобие Гаврииле, в немощи

праведному Симеону Верхотурскому помолився, и его молитвами исцелився пел еси

Богу, Дивному во святых Своих: Аллилуиа.

Икос 3

2

Идущу тебе во обитель Верхотурскую издалеча ко многоцелебным мощем угодника

Божия во исполнение обета, ему данного, узрел еси святаго в виде странника

дивнаго. Милостыню же ему сотворив, услышал еси от него: « Монах будеши,

схимник будеши, зде будеши». Мы же, дивящеся Божию о тебе благоволению,

зовем ти: Радуйся, всего себя водительству Божию предавый; Радуйся, узкий и

прискорбный путь монашескаго жития Его волею избравый; Радуйся, древних

подвижников усердный соревнителю; Радуйся, добродетелей христианских

рачителю; Радуйся, молитвами праведнаго Симеона исцеленный; Радуйся, в

монашестве его предстательством предвосхищенный; Радуйся, любве ради Господа

отечество оставивый; Радуйся, к воздержанному житию себе от юности наставивый;

Радуйся, преподобие отче Гаврииле, любве Божия источниче неоскудеваемый.

Кондак 4

Бурею сомнений смутився и родительскаго гнева убоявся, яко класы хлебныя

градом уязвленныя увеща отца оставити, у Самаго Бога испросити изобилия нивы

дерзнул еси. Услышав же громоподобный глас с Небеси и зря велия дары Божия,

воспе Ему: Аллилуиа.

Икос 4

Слыша велие житие Богомудрых отцев и старцев Оптиной пустыни и благочестию

их подражати желая, благословения родительскаго испросил еси, отче преподобие.

Они же, смирению твоему дивящеся, благословиша тя на тесный путь иноческаго

жития. Мы же, восхваляюще твое благое изволение, поем ти: Радуйся, любовь

велию к Богу показавый; Радуйся, в силе Его преспевавый; Радуйся, любовию

божественною распаленный; Радуйся, образом жития отцев пустынных плененный;

Радуйся, преподобным Амвросием благословенный; Радуйся, старцем

Мелхиседеком от уныния и скорбей огражденный; Радуйся, пустыннолюбцев в

искании Бога усердный сподвижниче; Радуйся, за враги своя и за вся теплейший

молитвенниче; Радуйся, преподобие отче Гаврииле, любве Божия источниче

неоскудеваемый.

Кондак 5

Боготечная великая светила, сияющия в пустыни Оптиной, облисташа тя, отрасль

благую, ты же, духовным учителем подражая незлобием и кротостью, возсиял еси

новою звездою и вкупе с ними взывал еси Богу: Аллилуиа.

3

Икос 5

Видел еси со скорбию яко, игумен, иноческаго пострижения тя лишает, обаче не

возможе то поколебага крепости произволения твоего. Ты же, старческаго

благословения испросив, во град Москву пришел еси. Мы же, видяще тя тяжкий

крест на себе сим возложившаго, поем ти: Радуйся, не ради риз, но покаяния

радионашество приемый; Радуйся, сладости плотския богомудре презревый;

Радуйся, братолюбия прилежный строителю; Радуйся, постнически испытавый в

Московских обителех; Радуйся, таланты своя в земли не сокрывый; Радуйся, сети

тщеславия и гордыни сокрушивый; Радуйся, унывающих столпе утешения; Радуйся,

монашествующим образе терпения; Радуйся, преподобне отче Гаврииле, любве

Божия источниче неоскудеваемый.

Кондак 6

Проповедует стольный град Москва труды твоя и подвиги, богомудре Гаврииле,

идеже во двою обителех потрудился еси, да новоначальному монашеству образ

древнеотеческий будеши, научающий братию достойно воспевати Богу: Аллилуиа.

Икос 6

Возсиял еси от Уральския страны яко светило светозарное, преподобне отче, светом

богопросвещенным освящая обителей множество. Посреде же них и Раифская

пустынь, идеже священства удостоился еси. О сем тя ублажающе, воспеваем ти

сице: Радуйся, хранителю старческих повелений; Радуйся, сопричастниче тайных

откровений; Радуйся, восприявый древних отец следы; Радуйся, на зловерныя и

враждотворцы от Бога получив победы; Радуйся, яко тобою зависть попирается;

Радуйся, яко молитвами твоими к Богородице бесы изгоняются; Радуйся, в любви

Христу дивный подражателю; Радуйся, тоя яко единаго богатства стяжателю;

Радуйся, преподобне отче Гаврииле, любве Божия источниче неоскудеваемый.

Кондак 7

Хотя верен быти подражатель Агнца Божия, кротость и смирение Его себе усвоив,

от завистных человек всякия обиды и скорби безропотно претерпел еси, егда из

обители во град Казань удален бе; но ведый, яко скорбьми временными подается

вечное спасение, взывал еси Спасу всех: Аллилуиа.

4

Икос 7

Новым повелением архиереовым стопы своя направил еси, отче присноблаженне, в

пустынь при седми езерах, идеже Пресвятая Богородицы чудотворный образ

стояше. Ты же, прославляя Ю, и обитель сию, паче прежняго прославил еси, егда

поставлен бысть архимандритом тамо. Мы же тя прославляем сице: Радуйся, крине

благоуханный пустыннаго прозябения; Радуйся, Божия Матери чадо возлюбленное

и верное; Радуйся, Ея почитателю непоколебимый и благоусердный; Радуйся,

союзом добродетелей удобренный; Радуйся, пустыни Седмиезерской

благоукрасителю; Радуйся, иноческих подвигов ревнителю; Радуйся, путем к

Небеси Боголюбие избравый; Радуйся, в злостраданиих смирением вся поправый;

Радуйся, преподобие отче Гаврииле, любве Божия источниче неоскудеваемый.

Кондак 8

Страшный недуг порази тя, отче преподобие, имже на одре болезни пять лет

держимо бе многострадальное тело твое, якоже иногда и души то него разлучатися.

Ты же, прославление прп. Серафима предвосхищая, к помощи его в немощи взывал

еси. По исцелении же образ его на немже идеже Мати Божия со мученики

чудотворцу Саровскому явися, написа, поя Богу: Аллилуиа.

Икос 8

Всего себе предал еси воздвижению новаго храма, прп. отче, по приятии великия

схимы помышляя, яко в храме сем по всем усопшим непрестанно Псалтирь чтома

будет. В нем же литургисая, узрел еси светозарное видение всех святых, молящихся

у Престола Владыки, Себе Самаго в жертву приносяща за ны, поющия Тебе:

Радуйся, созерцателю лучезарнаго Божественнаго видения; Радуйся, всех святых

увидевый пред Господом на молении; Радуйся, благоволением Богоматере

осененный; Радуйся, боголюбче, дарами свыше одаренный; Радуйся, равную любовь

к ближним живым и почившим простиравый; Радуйся, храм для неусыпнаго чтения

Псалтири создавый; Радуйся, яко ничтоже имея ко строению, подвижеся к оному, на

Бога уповая; Радуйся, яко по благословении архипастыря чудно создася церковное

здание; Радуйся, преподобие отче Гаврииле, любве Божия источниче

неоскудеваемый.

Кондак 9

5

Все множество человеческое удивися еже на земли во плоти твоему терпению и

незлобию, преподобие отче, егда непорочна и праведна тя зряще и о благочестии

ревнующа возмутишася против тебе братия законопреступная хотяща убити тя. Ты

же, моля Господа, взывал еси Ему: Аллилуиа.

Икос 9

Велие твое терпение и теплую ко Христу любовь никтоже по достоянию поведати

возможет, еда бесовским обещаниям угождая, изгнаша тя из обители клеветы ради,

преподобие отче Гаврииле. Ты же пресели во Спасову обитель в пределех

Псковских, идеже премного потрудился еси. Мы же, волю Божию в сем

разумевающе, поем ти: Радуйся, правило благочестия и веры; Радуйся, за оныя

поношения и изгнания претерпевый; Радуйся, от братии поруганный, бесчестие в

почесть себе вменивый; Радуйся, козни нечестивых человек смирением победивый;

Радуйся, потоками слез спасительных орошенный; Радуйся, истиннаго незлобия и

братолюбия образ совершенный; Радуйся, чашу поругания, яко врачевство

чистительное, испивший; Радуйся, за ненавидящих тя с любовию Господа

моливший; Радуйся, преподобие отче Гаврииле, любве Божия источниче

неоскудеваемый.

Кондак 10

Хотящу ти спасти чада твоя, к тебе во Ж множестве притекающая и предвидящу

тебе годину лихолетия и на Церковь Христову гонения, ихже своим житием

изобразил еси, любовь ко Господу яко корень всех благих заповедал еси им имети и

тако претерпевати вся, до конца взывающе Богу: Ашшлуиа.

Икос 10

Стены Стасовы обители не возмогоша укрыти тя отче Гаврииле, мнози бо видяху тя

равноангельна житием и прихождаху к тебе; слышавше же глаголы жизни вечныя,

прославиша духовныя твоя подвиги во многих градах и весех Российских. Тем же и

мы чествуем тя сими похвальными словесы: Радуйся, великия княгини Елисаветы

духовный наставниче; Радуйся, архипастырем и пастырям тихое и верное

пристанище; Радуйся, иночествующим помощниче богомудрый и скорый; Радуйся,

чадом своим и нам путеводителю на неудобовосходимыя горы; Радуйся, вослед себе

собор учеников ко Христу приведый; Радуйся, с ними, яко отец со чады, прияти

6

мзду Небесную к Нему возшедый; Радуйся, слезами твоими землю и воды наша

освятивый; Радуйся, житием своим будущия скорби Церкви Русския изобразивый;

Радуйся, преподобие отче Гаврииле, любве Божия источниче неоскудеваемый.

Кондак 11

Пение всякое не довлеет к похвале твоей, отче преподобие, кто бо возможет по

достоянию прославити многотрудное житие твое или восхвалите подвиги твоя?

Токмо видяще тя паки, аще бо и в час смертный, людие града Казани плачуще

взываша к Призывающему тя: Аллилуиа.

Икос 11

Светильника тя добрых дел, преподобие, исповедуем быти, яко теплыми молитвами

ко Христу Богу и Пречистой Его Матери, о граде нашем и обители твоей ныне пред

Ними ходатайствуеши и светом Божественныя любве согреваеши души и сердца

приходящим к тебе и поющим тебе сице: Радуйся, светильниче Божественного

света; Радуйся, молитвенниче усердный к Богу и Его Матери Всепетой; Радуйся,

боголюбче, еще на земли созерцавый Свет Небесный; Радуйся, ради онаго избравый

путь тяжкий и тесный; Радуйся, почитающим святую память твою Небесный

покровителю; Радуйся, в горния обители нам путеводителю; Радуйся, вестниче

любве Божия, к примирению с Господом всех призываяй; Радуйся, подвигом веры в

любви к Нему нас укрепляяй; Радуйся, преподобие отче Гаврииле, любве Божия

источниче неоскудеваемый.

Кондак 12

Благодати Божия светлое жилище быв в житии твоем, преподобие отче Гаврииле, и

по смерти не оставлявши нас твоим предстательством пред Господом, научая и

ныне учащихся, како подобает идти тесным путем спасения, прославляя, благодаря

и взывая Ему: Аллилуиа.

Икос 12

Поюще твоя труды и подвиги, ублажаем тя, дивный старче, яко аще и преставился

еси от нас, но жив сый и предстоя духом твоим пред Богом, ходатайствуеши за ны.

Мы же, предстояще раце многоцелебных мощей твоих, прославляем тя: Радуйся,

Российския земли духовное укрепление; Радуйся, граду Казани похвало и

7

утверждение; Радуйся, Ангелов и всех святых собеседниче; Радуйся, Царствия

Христова наследниче; Радуйся, молитвенниче за ны неусыпный; Радуйся,

предстателю о нас непостыдный; Радуйся, яко на Небеси Богоначальную Троицу

зриши; Радуйся, яко оставив мощи твоя на земли всем помощь твориши; Радуйся,

преподобие отче Гаврииле, любве Божия источниче неоскудеваемый.

Кондак 13

О, пречудный старче, преподобие отче наш Гаврииле! Приими малую сию похвалу

от недостойных и неразумных чад твоих. Присно моли о нас Пречистую

Богородицу, яко пред честным Ея образом изливал еси слез потоки прося мира

отечеству нашему, здравия и спасения всем живущим в нем. И ныне Сыну Ея

Христу Богу нашему возноси молитвы и о нас, чтущих память Твою и вкупе с тобою

поющих Ему: Аллилуиа.

Молитва преподобному Гавриилу (Зырянову), старцу Седмиезерной пустыни

О преподобие и богоносне отче наш, всечестный старче Гаврииле, отцев славо и

праведных похвало! Во дни земнаго жития твоего в Спасовой и Богородичной

обителех многия на путь правый наставивый, падшым руку помощи подавый, всем

милостив и сострадателен отец бывый и новых мучеников Церкви Святой

воспитавый! Ты и ныне, всеблаженный старче, в небесней пребывая обители, паче

умножавши любовь твою к нам, грешным и недостойным чадом твоим,

искушаемым злобою, унынием и неправдою. Сего ради к цельбоносным мощем

твоим припадаем и смиренно молим тя: не премолчи за ны ко Господу и не презри

нас, верою и любовию чтущих тя и поминающих святую память твою, буди нам

помощник скорый во всяких скорбех, бедах и напастех, соблюди нас от всех

видимых и невидимых враг, отжени от нас облак страстей и просвети наши очи

сердечныя, исходатайствуй нам здравие душевное и телесное, не забуди нас и в час

кончины нашея, егда наипаче твоего заступления смиренно потребуем. Испроси нам

у Господа Бога нашего в мире и покаянии скончати живот наш, от мытарств и

вечныя муки избавитися и сподобитися Царства Небеснаго с тобою и чадами

твоими, ду¬ховными, во страданиих своих венцы приявшими нетленныя, и со всеми

святыми, от века благоугодившими Господу и Богу нашему Иисусу Христу, Емуже

подобает всякая честь и поклонение, со Безначальным Его Отцем и с Пресвятым и

Благим, и Животворящим Его Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

8

Тропарь, глас 4

От юности, богомудре, просветився любовью Христовою, суетный и

многомятежный мир оставил еси. Житие свое вверя предстательству Пречистыя

Богородицы, слез потоки изливал еси пред честным Ея образом, и теченьми их

седьм езер освятил еси. И терпения ради украси тя небесными дарами Христос Бог

наш, в чудесех и ученицех славна показа земле Казанской.

Ин тропарь, глас 4

Подвижник, яко един от древних, совершенство стяжал еси во многих скорбех,

благодатными дары украшен быв обильно, новых мучеников воспитал еси Богу.

Заступи нас и ныне молитвами твоими, Преподобие отче Гаврииле, старче наш.

Кондак, глас 5

Претерпел еси скорби и наветы вражии благодушно, кротостью, любовью и

смирением побеждати зло научал еси, теплою молитвою со слезами предстоял еси

Господу, созерцая тайная и будущая, яко настоящая, преподобие отче Гаврииле, не

остави чад твоих усердным и скорым к Богу ходатайством.

Ин кондак, глас 2

Старчества явился еси доброе прозябение, блаженне, житие свое исполнил еси

терпением, постом и молитвами. Прозорливости и исцеления дары стяжал еси, и

ученицем своим проложи путь в Небесные селения. И ныне тамо молиши Христа

Бога о всех зовущих ти: радуйся, преподобие отче Гаврииле, сосуде Святаго Духа,

всея Казанския земли украшение.

Молитва в болезни Гавриила (Зырянова)

«Долго я ломал себя, все не удавалось. Ну, наконец сломил...»

9

«Простота от Духа Божия подается.

Человечек сам ничего не приобретет,

если Бог не подаст...

А даст, так будешь как дитя…

Ребеночек все просто принимает

и живет одним чувством.

А мы много знаем,

много помним,

все это разбивает

и рассеивает нас».

Молитва болящего

Преподобный Гавриил (1844 — 1915) прославлен в 1997 г. в лике местночтимых

святых Казанской епархии. Он положил начало монашеским подвигам в Оптиной

пустыни под руководством преподобного Амвросия. Затем он подвизался в

Седмиезерной пустыни вблизи Казани, а также в Спасо-Елеазаровой пустыни

Псковской епархии. Преподобный Гавриил воплотил в себе дух древних восточных

аскетов. Основным и главным в его духовном делании было стяжание любви

Божией.

Молитва болящего ярко характеризует живую веру Ведликого Старца. Молитва

болящего была составлена им в болезни. Епископ Варнава (Беляев) записал эту

молитву, но издать ее в 1900 году не дали... По-видимому, вокруг ее публикации в

книге о. Гавриила, вышедшей при его жизни (Поучения и слова иеросхимонаха

Гавриила. Казань, 1900), происходила борьба…

В списке книги, сохранившемся в отделе рукописей и редких книг Научной

библиотеки Казанского государственного университета им. Н.И.Лобачевского (ед.

10

хр. 6.213), имеется распоряжение цензора Мих. Богословского, запрещающее

Молитву болящего к печати.

И вот, прошло 100 лет. Время все расставило на свои места. Цензора Мих.

Богословского - на кладбище, а старца Гавриила - в Лик Святых... Поистине, жизнь

наша подобна дуновению ветра... Поражаешься, как люди занимают в Церкви

какие-то должности и не боятся Бога?!

Интересно заметить, что в Греции, в Элладской Церкви, цензуры вообще нет. У

греков другой подход: вместо цензуры - православная Традиция. На нашем портале

молитва больного помещается в своем полном виде.— Исихазм.ру

И вот, ровно через 100 лет, мы достаем эту молитву из записок еп. Варнавы и

публикуем на портале!

Молитва схиархимандрита Гавриила (Зырянова), читаемая в болезни

О! Гресвятая Богородице Дево, жива сущая и по смерти спасающая присно наследие

Твое, услыши воздыхание души моей, призывающей Тебя на помощь!

Сниди с небесе, прииди и коснися ума и сердца моего, открой зрение души моея, да

узрю Тя, Госпоже моя, и Сына Твоего, Создателя, Христа и Бога моего, и уразумею,

что есть воля Его и чего лишаюся аз.

Ей, Госпоже моя, потщися помощью Твоею и моли Сына твего, да присетит мя

благодатию Своею, да в любви Его прикованный у ног Его пребуду во веки, аще в

ранах и болезни, аще недугующий и расслабленный телом, но у ног Его.

К Тебе взываю, Господи Иисусе! Ты моя

радость,

жизнь,

здравие,

радость паче мира радости,

весь состав жизни моея.

Ты еси свет паче всякого света.

Вижу недвижное от болезни тело мое,

чувствую расслабление всех членов моих,

боли в костях моих.

Но, о свете мой!

Да как услаждают меня лучи света Твоего, Падающие на раны мои!

Согретый теплотою их, забываю все и у ног Твоих слезами моими омываю грехи

мои, возвышаюся, светлеюся. Сие едино прошу у Тебя, Иисусе мой, - не отврати

лица Твоего от меня, дай мне вечно у ног Твоих радостно оплакивать грехи мои, ибо

при виде Тебя, Господи, покаяние и слезы для меня усладительнее радостей всего

мира.

11

О свете, радость моя, сладость моя, Иисусе!

Не отрини же меня от ног Твоих, Иисусе мой, но по молитве моей со мной присно

буди, да живя Тобою, славлю Тя со Отцем и Духом во веки.

Молитвами Богородицы и всех святых Твоих услыши мя, Господи.

Аминь.

Преподобный Гавриил (Зырянов) Краткое Житие

7/20 октября

Гавриил Федорович Зырянов родился 14 марта 1844 года в деревне Фроловой

Ирбитского уезда Пермской губернии.

Будущий старец получил религиозное воспитание, но родители с трудом отпустили

сына в монастырь.

Прибыв в Оптину 13 августа 1864 Ганя заплакал от умиления. А игумен сказал:

«Видишь, вот ты и заплакал… Всегда помни день своего поступления и будь таким

же, как теперь. Живи так и спасешься».

Гавриил нес послушания на колокольне, в хлебной, в просфорне, был

распорядителем на игуменской кухне. Духовно окормлялся у преп. Амвросия и

преп. Илариона Оптинских.

В Оптиной пустыни Гавриил нес послушания десять лет, а постриг все затягивался,

что, конечно же, печалило молодого послушника, ибо постриг — не награда, а

покаяние... Эта жизнь была, как бы это помягче выразиться, ошибкой прп.

Амвросия.

Ну, что же, и святые ошибаются...

12

Послушник решил убежать из Оптиной! Гавриил поселился в московском

Высокопетровском монастыре, где через год, в 1875 году, принял постриг с именем

Тихон (в честь святителя Тихона Задонского) и был рукоположен в иеродиакона.

От суеты столичной жизни отец Тихон удаляется в 1881 году в Раифскую пустынь,

находившуюся вблизи города Казани. 24 января 1883 года отца Тихона

рукополагают в сан иеромонаха и определяют духовником братии.

Вскоре иеромонах Тихон переводится в Седмиезерную пустынь. В этой пустыни,

расположенной в десяти километрах от Казани, будущий старец-схимник прожил 25

лет, здесь и явился во всей своей полноте дар его старчества.

В 1892 году Тихон принял постриг в великую схиму с именем в честь Архангела

Гавриила. В 1902 году возведен в сан архимандрита.

Высочайший духовный авторитет, а также его активная хозяйственная деятельность

вызвали недовольство у некоторых насельников и в светских кругах. Среди

неоднократных жалоб в Синод был и донос, в котором его обвиняли в развале

монастыря и в принадлежности к социал-демократической партии.

Доносили на старца его собственные послушники! Вот так бывает.... После

отстранения от должности «батюшка чуть не умер от потрясения».

Впоследствии он был оправдан, но уже остался инвалидом...

В конце июня 1908 года схиархимандрит Гавриил приехал в псковский Елеазаров

монастырь. Напряженную молитвенную жизнь (ежесуточно вычитывал 12 тысяч

Иисусовых молитв, полуночницу, кафизмы, часы, вечерню, келейное правило)

архим. Гавриил сочетал со старческим служением и активной перепиской с

духовенством и мирянами. С 1912 года старец стал заметно слабеть. Когда в июле

1914 года началась война, старец был вынужден переселиться в Казань. В этом

городе он и отошел ко Господу 24 сентября 1915 года. Похоронен в церкви

Седмиезерной пустыни.

После разорения в 1929 году Седмиезерной пустыни, мощи преп. Гавриила вместе с

Седмиезерной Смоленской иконой сохранил иеросхимонах Серафим (Кашурин). 25

декабря 1996 года старец Гавриил канонизирован.

Мощи его с 2000 года находятся в восстановленной Седмиезерной пустыни.

13

Тернистым путем к небу

Епископ Варнава (Беляев)

Житие старца Гавриила (Зырянова)

Увидев его, невольно поражались: огромный, и ростом и какой-то внутренней

статью, седовласый старец, в котором сразу угадывался нравственный богатырь;

добряк, шутник, негодующий при столкновении с малодушием и цинизмом и

плачущий в умилении пред очередным свидетельством сострадания Божьего.

Преподобный Гавриил (1844 — 1915) прославлен в 1997 г. в лике местночтимых

святых Казанской епархии. Он положил начало монашеским подвигам в Оптиной

пустыни под руководством преподобного Амвросия. Затем он подвизался в

Седмиезерной пустыни вблизи Казани, а также в Спасо-Елеазаровой пустыни

Псковской епархии. Преподобный Гавриил воплотил в себе дух древних восточных

аскетов. Основным и главным в его духовном делании было стяжание любви

Божией.

Епископ Варнава (Беляев) записал это Житие отчасти по книге архим. Симеона, но

издать ее в 1900 году не дали... По-видимому, вокруг публикации книги об о.

Гаврииле, вышедшей при его жизни (Архимандрит Симеон (Холмогоров) Поучения

и слова иеросхимонаха Гавриила. Казань, 1900), происходила борьба…

В списке книги, сохранившемся в отделе рукописей и редких книг Научной

14

библиотеки Казанского государственного университета им. Н.И.Лобачевского (ед.

хр. 6.213), имеется распоряжение цензора Мих. Богословского, запрещающее

многие части Жития к печати.

И вот, прошло 100 лет. Время все расставило на свои места. Цензора Мих.

Богословского - на кладбище, а старца Гавриила - в Лик Святых... Поистине, жизнь

наша подобна дуновению ветра...

Первые главы нашей публикации "Тернистым путем к небу " - это вводная статья П.

Проценко. Сам Проценко прожил нелегкую жизнь, многие годы сидел в лагерях, это

наложило тяжелый отпечаток на его видение. Или можно так сказать: своего рода

максимализм его требований к Церкви носит отпечаток надрыва. Мы не разделяем

такого взгляда, впрочем, вполне разделяем его искренность.

На нашем портале Житие старца помещается в своем полном виде, но с большой

редакторской правкой. Мы считатем, что использовать брутальные выражения

непозволительно ни в каких случаях. Это относится и к П. Проценко, и к "дяде

Коле". Фотографии из архива сайта Исихазм.ру публикуются впервые. — портал

Старец

Лубочный язык

Литература благочестия... Вязь слов была уложена предшественником и - по

общему духовному отцу - собратом по всем правилам церковной литературы.

Герой рождается у добропорядочных родителей, в раннем возрасте выходит на

служение Небу, порывает с миром, сталкивается с искушениями и, просветленный,

умирает. И сколь бы трагичны ни были события описываемой судьбы - она

пронизана нотой радужного покоя и окончательного торжества веры.

Увидев Старца, невольно поражались!

Увидев его, невольно поражались: огромный, и ростом и какой-то внутренней

статью, седовласый старец, в котором сразу угадывался нравственный богатырь;

добряк, шутник, негодующий при столкновении с малодушием и цинизмом и

плачущий в умилении пред очередным свидетельством сострадания Божьего.

Особенную ласку и заботу проявлял к молодежи, опекая ее, всматриваясь в юные

лица, как бы что-то в них выискивая.

Году в двенадцатом ректор духовной академии зазвал к себе кружок «любомудров»,

искренних и ревностно настроенных студентов, которых лично опекал, для

знакомства с гостившим у него духовным отцом схиархимандритом Гавриилом. И

15

старец при имени Варнавы сказал тихо несколько слов, запавших тому в сердце на

всю жизнь, «и глазки его сделались улыбающимися, светлыми».

Тихий летний вечер. Беседа наедине с тем, кто пришел в меру великих отцов

древности, у кого можно спросить о самых первых и последних вещах. Но слишком

много осталось неузнанным.

Они находились в разных измерениях, великий духовный муж и почти мальчишка,

двадцатипятилетний иеродиакон. Все же в их встречах произошло нечто

сокровенное, ученик увидел учителя таким, каким тот был: израненным, одиноким,

изнемогающим от тяжести взятого на себя креста и радостным - страшным

потусторонним счастьем - в решимости нести его до конца. Зрительный образ

оказывается лучшим проводником услышанного учения, надежнейшим сосудом

памяти.

Пьесы? Как это странно и неправославно…

Строчки жизнеописания о. Гавриила, связанные предшественником, тайный

писатель-епископ «дядя Коля» начал распускать, перекраивать, сшивая в своем

подполье новую словесную ткань и наблюдая, чтобы буква не заслонила живое лицо

учителя. Так родилась эта уникальная биография, книга-спор о смысле и путях

христианского подвига.

В ней сохранен весь костяк старого текста (часто в тех же словах) и одновременно

введено несколько новых тем и фактов, давших такое освещение личности

подвижника, что она вдруг оживает и становится пронзительно близкой и понятной

нам, падшим людям последних времен.

Переписывая (и воссоздавая заново) жизнеописание незабвенного Старца, «дядя

Коля» успевал - в своей белой мазанке среди вишневого садочка на киевских холмах

- примечать, что происходит в мире. Продолжалась вялая оттепель. Усатый вождь,

еще вчера казавшийся столь незыблемым и сегодня развенчанный как злодей, по-

прежнему нависал своей тенью над страной, погружая ее в кровавую тину

малодушия, лицемерия и самодовольства. 1957 год. Николай Никанорович

записывает в дневник:

«Писателям дана задача: создать образ героя - образец для подражания. В

приветствии ЦК КПСС Второму съезду советских писателей говорится: мало

создано "образов, которые служили бы вдохновляющим примером для миллионов

читателей". Никак не меньше. Это вместо житий святых, чтобы были им

заместители».

Они, партийные лицемеры, жаждали благообразия, красивых чистых слов (силу

языка уж они-то знали), за которыми можно было бы привольно укрыться, как за

надежной стеной, от народного ока.

16

Вспоминалось и прежнее, допотопное, дореволюционное время, когда горячее слово

подлинных знатоков жизни, подвижников, тщательно отцеживали специалисты по

духовным делам. «Цензура у нас настолько свирепа была, в частости богословская, -

писал епископ Варнава, - что даже на сочинения прославленных Церковью

угодников Божиих и святых учителей и отцов Церкви накладывала свою жестокую

и бесстыдную руку.

Есть такие "дяди" в специальных учреждениях и "ведомствах" до "Православного

исповедания включительно" (это вот выраженьице цензура царская не замечала и

пропускала эти богохульные вещи), которые - в мундирах, а некоторые в митрах - не

стеснялись "чистить" и "исправлять", нарушая все правила научного отношения к

делу. Что постыдного в театральных пьесах св. Димитрия Ростовского? ("Пьесы? -

скажут, - как это странно и неправославно!")

Очевидно, в творениях угодника Божьего, лежащего мощами, считали

зазорным,помещать подобные вещи. Вот другой, Иоасаф Белгородский (мощи

которого большевики, кощунственно раздевши донага, - так они целы! - показывали

народу), тоже повинен: писал стихи, пил кофе и прочее. Странное понятие о

святыне! А по-моему, вот эти-то мелочи и интересны, и важны, и поучительны.

Впрочем, этот вопрос настолько важен, что я ему посвящаю многие строки в иных

своих сочинениях, а здесь сейчас оставляю».

Церковная и партийная идеология

История, старая как мир!

История, старая как мир! Вечное и высокое человек старается окоротить до своих

куцых рассудочных понятий, опустить до привычного, бессильного и бесцветного

существования. У верных слуг престола, действительных и тайных советников,

добропорядочных семьянинов и прилежных христиан, все эти Серафимы и

Варсонофии, добровольно бравшие на себя заботу о духовных устоях общества,

всегда вызывали утомление и острую тревогу за вверенный их попечению

государственный порядок.

Книги, слова и поучения этих беспокойных личностей сановные чиновники

стремились, по возможности, подчистить, пригладить, чтобы не кололи, не

волновали умы и души подданных Его Императорского величества. Их преемники,

слуги пролетариата, пошли другим путем и всякое слово сделали «полезной»

ложью, вливаемой в уши толпы. А результат один - нарастание цинизма, распад

реальности и смута.

Человечество хранит древнее предание о том, как были обмануты его праотцы, как

именно с того рокового часа мир заполнился миражами, искажая проникающие

17

сюда лучи надежды, убеждая, что нет добра под солнцем. Как только появляется

деятель, активно созидающий, укрепляющий пошатнувшиеся стены дома, так все,

ради кого он трудится, восстают, бросаются в схватку с ним; те, кто вчера

проклинал неустроенность жизни, сегодня кидают камень в работника,

исправляющего недостатки строения.

Добро, по своей природе светлое и сияющее, доставляющее каждому пропитание и

поддержку, почти всегда вызывает раздражение и скуку, гнев и презрение, и почти

никогда- признание и любовь. И разве лишь в немощном виде потешного юрода оно

становится приемлемым для большинства.

Интриги братии

Крестьянский сын Гавриил Зырянов последовательно изгонялся из четырех

монастырей. Каждый раз на него ополчались за реальные, дававшие ощутимые

блага окружающим улучшения, привнесенные им в дела обители.

Братия писала доносы, ругала, плела паутину интриг, подсылала проституток,

нанимала уркаганов - и все с неутомимой энергией, с вдохновением, - пока за

ним не закрывались ворота очередной российской пустыни. Для прежнего

жизнеописателя эти неприятности - лишь некие поучительные притчи из книги о

счастливой судьбе праведника, который торжественно шествует за Царем Небесным

в монументальной обстановке земного православного царства.

В родных просторах вместе с неизменной храмовой и бытовой обрядностью

свершается евангельский закон. Таким было мироощущение среднего русского

человека ушедшей эпохи. Если благодать христианской жизни не отличать от

закона, а Церковь - от земного царства, то начинается грандиозный самообман,

нечувствие природы религиозного упования.

Не имея высшего образования, просвещенный собственным самоотверженным

трудом, Гавриил видел суть явлений и гниль, скрывавшуюся за парадными

имперскими фасадами, упадок духа за древними монастырскими стенами.

Червь тления

Червь тления пролагает свой узкий и едкий след в вещах неожиданных и порой

самых возвышенных.

Покровительство государства православию оказывало мертвящее влияние на

церковную жизнь, тяжестью своей опеки искажая суть ее идеалов. Казалось бы,

власть, взявшая на себя заботу о благополучии Церкви, способствует укреплению ее

18

влияния в обществе (впрочем, с легкостью обрушивая гонения при перемене

настроений у очередных правителей).

На деле происходит обратное. Благонамеренный подданный и усердный

прихожанин становятся для населения образцом принудительного подражания,

начиная в восприятии людей с легкостью подменять друг друга.

Неизменность, покой, порядок (не забудем и чинопочитание), успешность в

начинаниях и могущество и важные вещи под солнцем - становятся объектом

поклонения и в сердцах, и в храмах. Предметом различных спекуляций. И вот, если

ты в посты не говел или мясоедом исхудал от воздержания, изволь дать

соответствующие объяснения уряднику. "

Прежний автор, архимандрит Симеон (Холмогоров), радовался величию дарований

учителя, умилялся картинками Святой Руси, взрастившей праведника. Между тем

чуть ли не все явления тогдашней действительности были уже поражены болезнью

и расшатаны в основании.

Через сорок лет сидя среди пепелищ былой России (или, если угодно, на стройке

светлого будущего) и перелистывая книгу своего собрата - «дядя Коля» созерцал

бесчисленные страдания, выпавшие их духовному отцу в том безмятежном

прошлом.

Пройдя лично сквозь огненные печи, устроенные прорабами социализма для

всякого непокорного и «неправильного» люда, епископ Варнава, поучаясь сам,

назидал и неведомого будущего молодого друга:

«Все, хотящии жить во Христе Иисусе, гонимы будут (2 Тим. 3,12). Это закон».

А потому:

«По силе нравственного сопротивления... встретят скорби, непризрачные и

страшные. Прожить как следует ради Христа, где угодно, -это не мутовку облизать».

Монастырь – что это?

Обитель...

В истории человек всегда искал «райское» место, способное вернуть разбитые

грехом силы Адама, восстановив его гармонию с небом и природой. Оазис он нашел

там, где, казалось бы, все отвергает земное счастье, - в монашеской обители.

Между миром и монастырем проходит незримая черта смерти, ибо постриг

принимают, как умирают, произнося перед алтарем обеты жизни, основанной на

потусторонних, в сравнении с нашим существованием, принципах. Там, за роковым

переходом, под сводами монастырей, берет начало европейская культура, освящены

и преображены новым содержанием все основные виды деятельности современной

цивилизации.

19

Но культурные цели для монастырей - внешние и являются естественным

следствием внутренней задачи предстояния перед Богом. С самого начала в них шли

лишь энтузиасты, да и возникли они для сохранения религаозного огня

апостольских общин и первохристианских мучеников.

Завязь монашеского движения можно проследить со второго века, однако расцвет

его начался в 4 - 5-м столетиях, когда рушилась Западная Римская империя,

переселение народов ломало границы ойкумены, а Церковь, выйдя из подполья,

распахнула двери вчерашним языческим толпам.

Тогда те, кто желал осмыслить свое шаткое бытие, уходили в пустыню и, познав там

милосердие Божие, в нем одном находили надежное убежище. Постепенно к ним

стекались современники и просили помощи и исцеления от произвола, царящего

всюду. Навстречу братьям выходили из своих убежищ отшельники, неожиданно

оказавшись учителями жизни.

Зачем идут в монастырь

В монастырь идут ради любви ко Христу, ради постижения вечности. Он является

одновременно и духовным, и социальным институтом, как и монашество -

церковным званием и своего рода общественным сословием. В нем соединены две

различные стихии: мирская и отрешенная от мира, страстная и умудренная,

пронизанная энергией самоотверженного доброделания.

Поэтому монастырь - это и быт, определенный святыми наставниками иночества (а

им, по преданию, возвещали режим обители ангелы), строго размеренный,

уложенный в устав, предписанный к жесткому соблюдению.

В ежедневном ритме труда и молитв, в непрерывном поиске равновесия между

принуждением и собственной ревностью монах постоянно окружен правилами,

ограничивающими одно и предписывающими другое. Устав - выжимка из опыта

всей Церкви; буква традиции -сосуд, переполненный до краев евангельским

содержанием... Монашеские правила предназначены в помощь восходящим в

пустыню покаяния.

Уходя в монастырь в поисках христианской любви и находя там предания и обычаи

человеческие, иноки иногда упускают смысл подвига и застревают в букве. Сколь

часто крушение внутренних порывов оборачивается срывом в мелочность и страсти.

Убегая от суеты и бездушия общества, анахореты, прежде всего, желали сохранить

огонь и остроту христианства. Не сытость, не удобное существование, ставшие

доступными христианам после издания Миланского эдикта, а вольное

самоограничение - таков ответ истинно верующих.

20

«Безумные» христиане, столь долго преследуемые язычеством, те, кто постоянно

убеждали кесарей в пользе идеологической терпимости, чтобы проповедовать

Евангелие вселенной, не смогли найти себе иного применения в империи,

раскрывшей им свои объятия, как бежать в пустыню, в край смерти, чтобы там

слышать голос Бога Живого.

Попыткам времени размыть границы Церкви, смешав ее с окружающим обществом

и встроив в государство, противостали братства пустынников, движущей силой

которых являлась любовь к Христу. Вера- Церкви едина, но действия ее

многоразличны.

Сочетание закона и свободы в христианстве парадоксальны: буква правил

постоянно отменяется, чтобы сохранить суть и утвердиться на новом витке

развития. Христос поступал помимо Закона, потому что любил, и ученики,

последовавпше за Ним, были охвачены тем же всепоглощающим чувством.

В Древнем патерике

В древнем патерике сын-монах отвечает матери, умоляющей его заступиться за

невинную сестру, приговоренную к смерти: «Поверь мне, мать, если и тебя побьют

вместе с нею, я об этом заботы не буду иметь, потому что еще прежде вас умер для

мира!»

Пораженная женщина назвала сына безбожником...

Не права ли она?

Ведь существует заповедь о любви к ближнему, одна из тех двух, в которых

заключается весь Закон Божий. Но монах имел перед собой другую сторону

евангельского учения, другой пример Учителя. Вера его не была посрамлена. Сестру

помиловали.

...Мир не смог жить без любви и тех, кто носил ее, в своем сердце.

В средние века, в эпоху политической нестабильности, расцветало монашество,

росли обители. Народ сознавал свою связанность с ними тысячами нитей, был

открыт их влиянию. Жизнь монастыря течет по двум направлениям: к Богу и к

людям.

Расширяясь в своей деятельности, стремясь объять влиянием как можно большую

часть общества, монастырь в какой-то момент вдруг отцветает; иссякают источники,

питавшие его энергией. Если мирская среда сохраняет в себе благодарность к

обители, понимание сложности духовной жизни, то время становится лекарем и

через некоторый период в кельях возгорается с новой силой подвижническая работа.

На «корабле дураков»

21

В иные эпохи люди окружают монастырь враждебным и злобным вниманием,

ощущая его чуждой своим устремлениям, воинственно ополчаясь на самую тень

«тунеядцев в рясах», видя в них чуть ли не причину всех бедствий и нищеты.

Прощая себе все, мир ничего - в том числе и свои же нравы - не прощает монахам.

Ненависть к последним часто имеет поводом фигуру заблудшего и падшего инока в

его нелепой нераскаянности и кичливости.

На «корабле дураков», появившемся под пером великих авторов Возрождения,

среди обжор, плутов и развратников плывет и благочестивый толстый послушник;

но как ком снега, сорвавшийся в горах, набирает силу и лавиной обрушивается на

селение в долине, так и все эти «правильные» и «понятные» причины

пренебрежения к заблудшим клирикам вырастают в ненависть ко Христу и

гонениями обрушиваются на Церковь (а в конце концов и на самих гонителей).

На протяжении всей истории мы можем наблюдать, как из монастырей бегут

лучшие из лучших, ревностнейшие, искренние и пламенные души. Многие

прославленные святые (среди них Сергий Радонежский и Авраамий Смоленский)

бежали оттуда, и не по одному разу, других безжалостно (вплоть до попытки

убийства, как в случае с отравлением Бенедикта Нурсийского) изгоняли братия и

разного рода начальство (преследования и утеснения Стефана Печерского,

Иринарха Ростовского, Корнелия Комельского и иных многих). Добродетель и

ненависть к ней - это две стороны одного явления: в монастырях борьба добра со

злом была особенно острой.

В российском средневековье XIX века

В российском средневековье XIX века (как и в европейском средневековье) все

мировоззренческие оценки четко определяли действительность как двухцветную,

черно-белую, только хорошую или только плохую, где все понятия и явления

раскладывались по полочкам. И государственникам, и прогрессистам мир

представлялся одномерным.

Идеологический монолит - будь то теоретические выкладки самодержавия

(видевшего себя в союзе с православием и народом) или революционизма —

залавливал разум догмой, в обществе угасала самокритичность, а в обителях -

покаяние.

Из четырех монастырей был изгнан Гавриил, но из самого первого, возлюбленного,

он ушел сам. И это была Оптина пустынь! Вокруг нее сложился ореол последнего

прибежища хранителей православия. Старчество и издательская деятельность,

попытка в условиях жесткой авторитарной власти вести активную духовно-

просветительскую работу выделяли Оптину среди сотен подобных «затворов».

22

Однако и это святое место не обошел дух времени. Здесь Ганя (так его ласково

звали дома) столкнулся, говоря по-современному, с групповщиной среди

сверстников-послушников, с недостаточной внимательностью (как казалась Гане) со

стороны начальства, не разглядевшего в крестьянском увальне трепетное сердце и

несокрушимый порыв к созиданию добра.

Всякую работу, порученную старшими, он принимал с радостью и не жалел себя

при ее исполнении. Насмешки приятелей, тяжелые болезни не замедлили

обрушиться на него. Он мужественно терпел, имея заветное желание монашеского

пострига, этой таинственно подаваемой Богом поддержки в избранном пути.

Настоятель же рассудил, что облечь в мантию Гавриила нельзя, тот сразу уйдет из

обители, которая потеряет ценного трудягу.

Вполне понятные человеческие соображения. В данном случае старческий взгляд на

принятие монашества как на получение чина схож с воззрениями чиновника на

продвижение по службе, тогда как в христианском братстве это дополнительное

оружие в борьбе за чистоту жизни. Гавриил оказался в идейном разрыве со своими

наставниками.

Уйдя из Оптиной

Уйдя из Оптиной, он потом много раз убеждался, что такого доброго устроения,

какое нашел там, нет нигде, но ни разу не пожалел о своем поступке. Ибо

отправился за любовью Божией.

Узкие пути гонимых. Высокие соображения заставляли старцев веревки вить из

молодых ревностных иноков, чтобы обучить их некоторым аскетическим истинам

(и для своего удовлетворения, с горечью замечает - «дядя Коля»).

Древний учитель монашества, преподобный Иоанн Лествичник, вывел в своей

знаменитой книге правило об искусственном доставлении страданий, помогающих

новоначальным приобретать героические венцы: «Пей поругание, как воду...»

В XX столетии кто-то из советских зэков заметил, что претерпевший побои

становится внимательнее к окружающим, понятливее, мягче и чутче откликаясь на

происходящее. Телесные наказания широко применялись в средневековье для

воспитания населения. Только в результате жизнь не делалась светлее, и почти

всегда унижение сопровождалось надломом личности.

Удар сбивает с ног, насилие, а иногда даже только жесткое слово, ввергает человека

в трясину падшей природы, заключая в рабство греху. То, что на заре цивилизации

для первых аскетов с их могучими характерами, в какой-то мере типичными для

тогдашнего общества, было удачным лекарством, для последующих времен

оказывается сильнодействующим ядом.

23

Лекарство кулака

В седой старине среди подвижников бытовал обычай за те или иные проступки

принимать на себя побои; в целом ряде монастырей их послушники положили эту

меру за общее для всей младшей братии правило, сочтя его благом для

внутреннего ,роста. Побои применялись как врачевсто.

Позднее мы видим этот педагогический прием применяемым чуть не во всех

монастырских школах и шире - главным воспитательным средством всей системы

образования. «Правило жизни монашеской, - заключает исследователь

средневековья, - предписывает за ошибки при чтении бить учеников. За дурное

письмо постигало провинившегося телесное наказание... За ошибки на уроках пения

ожидало нерадивого то же самое воздаяние»

При этом место учителя, умудренного наставника занял незрелый ограниченный

монах, извращенно усвоивший науку аскезы. Мир детства подвергся тотальному

избиению, насаждающему в подрастающих поколениях жесткую внешнюю

дисциплину в ущерб духовному развитию. Неправильно (или усеченно) понятые

принципы жизни святых вылились в истории извращением целых сфер

деятельности: государственной, научной, общественной...

В Оптиной Гавриилу предоставили жилье холодное, сырое и опасное для здоровья;

выполнение одного из послушаний, по невнимательности старших, едва не стоило

ему жизни. Подобные действия имели, конечно, у начальствующих разумные

оправдания: Вроде того, что необходимо воспитывать у молодых терпение. Они

вырастили не одного знатока аскетики, изысканно осуществлявшего ее сложные

правила в узком кругу монастырской жизни.

Однако ничто в Церкви не должно превращаться в Тренинг. И, быть может

случайно, в последний период истории пустыни великий старец Варсонофий

(Плеханков) посредством интриг изгнан братией, вскормленной старческим

брашном.

Неблагодарно критиковать оптинцев, но сосредоточили ли они все силы на

подготовку пловцов среди лютых волн житейского моря, уже поднявшего на

обитель и на всю Святую Русь свой девятый вал? Ударил час, и зло из аморфной

стихии перетекло в крепко спаянные и разносторонне оформленные движения,

социальные и умственные, и кому как не праведникам было позаботиться об

организованном противодействии?

Ласка и тепло

24

Для Гавриила стало жизненным правилом поощрять другого лаской и теплом. Как

наседка, хлопочущая над птенцами, он пытался сердечной молитвой и участием

согреть каждый миг настоящего, чтобы будущее расцвело древом добра, под сенью

которого укроется жаждущий путник.

Самоощущение этого монаха было сродни чувствам спортсмена на арене стадиона

(сравнение, к которому часто прибегал епископ Варнава, восходит к словам

апостола Павла: Флп. 3,14. Для последнего античная культура воспитания тела была

как бы смутным намеком на подлинную христианскую культуру воспитания души).

Атлет, бегун, не довольствуется исполнением внешних упражнений,

поддерживающих его физическую крепость, но какое-то подспудное чувство

заставляет его всегда стремиться к победе, к новым 'достижениям.

Аскет - тот же борец - постоянно слышит зов совести, призывающий искать новые

рубежи покаяния, новые пути искупления собственных грехов; он стремится в те

области человеческой жизни, которые находятся в запустении и пренебрежении у

подавляющего большинства людей: самопознания, самоограничения,

самоотвержения и, как венец всех усилий, самопожертвования ради любви ко

Христу.

Вот как раскрывает этот образ епископ Варнава в своем главном труде "Основы

искусства святости":

«Климент Александрийский, знаменитый учитель первохристианской Церкви,

наставлял в своих лекциях современных ему юношей: "Если гимнастическим

занятиям отдаются без отклонения от дел более важных, то это прекрасно и

небесполезно..."

Так Климент в 190 году по Р.Х. поучал оглашенных. Снисходил к их немощи и

языческому пристрастию к спорту и в то же время подводил под него здоровую

основу и добрую цель. Со временем, когда они сделаются христианами, конечно,

отбросят и это: будут по-вижничать на поприще христианского телесного

доброделания; будут себя "гнать к почести вышнего звания" (Флп. 3,14) не ради

укрепления физического здоровья, а ради принесения его в жертву Богу»...

А Гавриил, всегда развернутый к драке с врагом рода человеческого, не занимался

аскезой как наукой, как премудростью человеческой, обещающей здоровье или

приятное самочувствие, он нес груз своих и чужих мук и недостатков, ошибок и

преступлений, чтобы благая весть достигла «и самарянина, и иудея».

Годами прикованный болезнью к лежанке, или подолгу находясь в разъездах,

сопровождая чудотворную икону, или у пылающей поварской плиты, рачительным

экономом или внимательным игуменом, он сораспинался Спасителю.

.лНе всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!" войдет в Царство Небесное...

(Мф. 7,21).

25

Толпы, тьмы их и тьмы, ищут одно и находят противоположное.

Истинный подвижник бежит из монастыря

После десятилетий вавилонского плена, слишком многое повидав в красном

социалистическом раю, выйдя невредимым из пыточных печей, предсказанных

когда-то учителем, епископ Варнава обладал полноценным опытом для сравнений:

«Многие искренне думают и верят, что они служат Богу и несут большие подвиги

не ради тщеславия и не ради славы у других, а ради Бога. Вот что страшно... И это

страшное "думают" не раз упомянуто Христом в Евангелии (Ин. 16,2)».

Сжимается сердце, боящееся потонуть во мраке, овладевшем миром.

Из записей епископа Варнавы:

«До революции к чести русского монашества все-таки существовали при редких

обителях по отдельности школы, приюты, детдома, больницы, фабрики и прочее. Не

нужно обижаться на эти слова: у нас внешняя миссия была плохо развита. Когда,

например, в Японии подвизался один-одинешенек кандидат богословия, открывший

ее, католики и протестанты прислали в страну 300 докторов богословия! Про что

говорить?.. А внутренней миссии и совсем не было. Монахи носу не показывали из

своих теплых углов. А чтобы устроить там какой-нибудь миссионерский стан,

проповедь Христа и Евангелия, где уж...»

Извращения христианского духа имеют своим корнем разные причины: от

низменного корыстолюбия до возвышенных чувств. Молодым идеалистам присущ

ригоризм, и в свое время - слепым птенцом, студентом духовной академии, - он

также праведность измерял числом поклонов, часами выстаивая на церковной

службе, количеством съеденной пищи, «худостными ризами», жесткой

требовательностью к окружающим в исполнении закона (не важно, что

евангельского).

Старец Гавриил подолгу беседовал с ним о высоких материях, ласково и незаметно

утверждая подходы противоположные и, между прочим, признавая «Лествицу»,

главнейший свод аскетических правил…

Из записей епископа Варнавы:

«Позже я выучил, наизусть знаменитый текст из пророка Исайи, где Бог говорит:

Что толку, если как серп согнется шея твоя от поста...?!

Иудеи того времени, и не какие-нибудь, но ревностные, которые самим делом

искали каждый день Бога, задавали в недоумении и обиде такие вопросы: "Почему

мы постимся, а Ты не видишь? Смиряем души свои, а Ты не знаешь?''

Все как и теперь. Верующие и неверующие, монахи и мирские тоже задают

вопросы...

26

Монахи: "Сколько лет живем в монастыре, постимся, молимся, работаем, а Бог как

бы и не видит; даже те сны с небожителями, которые мирские видят, нам не

снятся..."

Благочестивые мирские тоже недоумевают: "Тяжелая жизнь настала. Дети не

слушаются родителей. Я ли не молилась о своем ребенке, по понедельникам даже

постилась, а что вышло: младший умер, а из старшего вышел бандит какой-то!"

И Бог через пророка им отвечает: "Вот, в день поста вашего вы исполняете волю

вашу и требуете тяжких трудов от других. Вот, вы поститесь для ссор и распрей и

для того, чтобы дерзкою рукою бить других... Таков ли тот пост, который Я

избрал..?" (Ис. 58,3-4).

...Отсюда что следует?

Истинный подвижник бежит из монастыря...

Тот же внутренний протест, который побудил его оставить мир, теперь побуждает

оставить и монастырь. Он не может в нем ужиться. Он видит, что обитель-то святая,

да стоят во главе ее люди не только грешные (это бы ничего), но и сознательно

преследующие свои личные цели, ничего общего со спасением не имеющие. И все

прикрыто елейными словами, смиреннословием, фарисейским показом внешней

иноческой добродетели и вынужденного поведения.

Он бежит не потому, что не хочет терпеть скорби, - от скорбей человек не может

уйти, хотя бы прошел всю землю, это закон, положенный Богом, — а потому, что

ему мешают и просто не дают делать Божье дело.

..Я уже не говорю о тех случаях (очень частых в настоящее время), которые

граничат с ересью, или грозят монаху настоящим падением, или угрожают самой

жизни. Жития святых — не правда ли, как странно? — переполнены такими

событиями.

Ведь не кого другого, например, а преподобною Симеона, которому в Церкви

только одному, после святого Григория Назианзина и евангелиста Иоанна,

присвоено наименование Богослова (Нового Богослова), братия хотела убить.

Своего игумена! И за что? За то, что их поучал, звал к покаянию...».

Монашество – что это

У записных атеистов и, как ни удивительно, у образцовых церковников бытуют

схожие представления о монахах как о людях, далеких от жизни, чуждых интересам

простого смертного, замкнутых на своих келейных задачах и, прежде всего, на

своем «я». Индивидуалы, заумники, бледные тени на земном пиру.

Однако монашество с самого начала сочетало самоуглубление имолитву с

физической работой и сотрудничеством с широкими слоями общества. Накапливая

27

умную энергию в келье, подвижники переливали ее # народную толщу, растепляя в

ней жар нравственного энтузиазма. Келиоты первых веков, скрывавшиеся в

пустынях, ежедневно сочетали молитвы с занятием ремеслом, которым и

кормились, часть выручки раздавая нищим. При этом они внимательно следили не

только за общецерковными делами, но и за политическими событиями.

После девяноста лет пустынного уединения первые же слова, произнесенные отцом

отшельничества Павлом Фивейским, были пронизаны живейшим интересом к

происходящему в миру. Преподобный Антоний Великий несколько раз оставлял

пустыню и приходил в кипящую страстями Александрию, чтобы посещать

следственные застенки, судебные заседания и тюрьмы, поддерживая гонимых

братьев; обменивал тишину своей кельи на шумные диспуты с еретиками.

Пустынники - по голосу совести - уходили в города, погружались в водоворот

истории, исполняя то, что считали своим долгом братолюбия, вплоть до писания

открытых писем к императорам, до участия в большой политике, в умственной и

идеологической борьбе своего времени. И так во все периоды христианской

истории.

Исихазм

На исходе средних веков, когда рушилась византийская государственность, в

православной культуре возник парадоксальный тип монаха, молитвенника и

активного социального деятеля: движение исихастов.

Основатель этого учения святой Григорий Палама считал, что не только

подвижники, но любой мало-мальски искренне верующий человек может и должен

преображать действительность. Вносить свет евангельских заповедей во все углы

человеческого дома.

И казалось бы, элитарное мировоззрение «внутреннего человека» стало

практической философией народных масс, потому что давало им действительную

свободу от звероподобных обычаев мира сего.

Восточную Римскую империю ожидало падение, народы, населявшие ее, -

неисчислимые бедствия и казни, Константинопольскую Церковь -постепенное

уничтожение и - что горше - перерождение. Но в России, благодаря духовной

победе византийских паламитов, еще долгий срок смогло трудиться малое стадо,

находившее поддержку в обществе.

В точке выбора подвижника поджидает страхование, и он в полной мере

испытывает на себе, на каких основаниях стоит современный мир, какими силами

заряжена реальность, на что направлены сейчас усилия человека.

28

Если он перешагнул через «самость», то наваливаются родные и друзья, ополчается

«священное» и прочее начальство. Потому что настоящий верующий, истинный

монах - это инакоживущий, иначе думающий, чужой. Скорее всего, враг народа,

шпион или, наверняка, диссидент.

У этой роковой черты каждый, называющийся именем христианина, решает,

возьмет ли он на себя еще и груз отверженности. Слишком многие отказываются, не

желая превратиться в изгоя, и застревают между светом и тьмой. Начинается

летопись земных сообществ, уставов, подмен, но не Церкви. Когда остывает

ревность, монахи превращаются в потухшую черную головешку, место когда-то

возвышенных трудов подвергается разорению: «Есть пути, которые кажутся

человеку прямыми; но конец их - путь к смерти» (Притч. 14,12; 16,25).

В руинах храмы, растоптана нравственность, сожжены сердца, осквернены умы.

Вряд ли Российскую империю смерть настигла внезапно. Как началась болезнь?

Откуда тянется разбойничий след?..

Дядя Коля

Почти сорок лет полуподпольного существования (десяток до и более четверти века

после лагерного заключения) отмерил Творец своему, епископу, загадочному для

соседей обитателю тенистой киевской улочки «дяде Коле», чтобы тот многажды на

дню на скрижалях собственной души, как четки (и вровень с ними), перебирал

историю нашего общего падения и позора.

«Надо спрашивать себя, - писал он, — приглядеться к себе: сохранили ли мы ту

горячность, которую имели вчера, год назад и больше? Если нет, то увы, мы, значит,

идем назад. Назад, а не вперед. Как требует апостол: "Гони... к почести вышнего

звания, вперед простираясь, задняя забывая!" Ведь если не "вперед", то что это

значит? Какая-то точка, в лучшем случае топтание на одном месте, нуль. А нуль что

такое? Ни-че-го, застой, пустота».

Из страстей, нерадивости, потаканию сильным, из плетения пустых словес, из сетей

полезных знакомств, из удобного быта вяло и сонно выползала тьма, обрастая

новыми и новыми местами нечистоты и преступлений.

Экскурс в нравственную географию Москвы и Киева, который проделывает епископ

на страницах книги о своем учителе, показывает развитие зараженных грехом

пространств: их эволюцию от «плохого» к «худшему», от ленивой привычки к

пагубному навыку, от барских речей в изысканных ресторанах до бесстыдных

граффити, нацарапанных на стенах общественных туалетов столицы советской

Малороссии.

29

В параллель судьбе старца расходившийся «дядя Коля» с явным «злостным

умыслом» подпускал рассказ неблагочестивого «левого» историка Пругавина,

который собрал факты преследований религиозных ревнителей, совершавших

чудеса человеколюбия и гонимых церковным начальством в угоду «чистоте

православия».

Вера теряет силу, когда вместо служения невинному Страдальцу фарисеи и

книжники выстраивают подобие концлагеря из нелепых догм, предписанных народу

к неуклонному исполнению.

Опер-прокуроры, лучше всяких безбожников разоряющие Церковь, знакомы еще по

дореволюционным, по-настоящему благословенным годам.

Сейчас, конечно, масштаб разрушений другой и игра покруче...

Если разгласит, что видел, - пять лет

Начало пятидесятых, бравурные марши сталинских соколов. Разгорается борьба за

мир (под разрастающуюся в очередной раз канонаду орудий). В Киеве

международные гости из братских

и инославных Церквей. Между прочим, в Экзархате промелькнул случайно и

приезжий издалека

иеромонах.

«Приехал он с Северного Урала, - на чинает свидетельство "Записная книжка"

владыки, - был осужден на десять лет. Теперь его отпустили (Ионинского

монастыря ), дали паспорт (конечно, с отметкой) и взяли подписку: если

разгласит, что видел, - пять лет. А видел он много.

Приехал из города Ивдель. Это к северу от Свердловска. В этом городе простых

жителей нет, все ссыльные. Но бесконвойные. А вот ксеверу, сто верст лесом, там

начинаются лагеря, множество. По его словам, на сотни верст, чуть ли не до

Нарьян-Мара или Карского моря. Впереди этих лагерей - страшный кордон. В нем

300 человек, целый полк охраны. Никого не пропускают, как по Евангелию об аде

сказано:"...так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, так же и от туда к

нам не переходят" - "утверждена великая пропасть" (Лк. 16, 26).

В это время у них было особенно голодно.

А в общем, как и у нас, когда я был валтайском лагере: соленая рыба,"тюлька"

знаменитая, 800 граммов хлеба.

Многие же Первые будут последними

В этих лагерях собрано так называемое "тихоновское" духовенство... Много они

молятся, вычитывают службы и друг с другом не разговаривают. Хотя публика как

30

будто однородная, однако боятся тайных предателей. Есть там подвижники и

прозорливцы (еще бы при такой жизни не быть).„ »

В столь тяжких условиях жили современные святые, а лагерное начальство

постоянно использовало в отношении измученных исповедников самые бесчестные

способы соблазнения (вплоть до ссылок на церковные авторитеты). Так те, кого

недостоин мир (держащийся молитвами неведомых ему подвижников), были

погружены во мрак забвения...

Переписывая заново биографию учителя, он на ее страницах рассказывал о грехах

христиан, о плененности Церкви. Почему красота Святой Руси не уберегла ее от

падения?.. Церковное и марксистское учения имеют черты некоторого сходства,

призывая к сверхзадачам.

Только коммунизм направлен на низкие и внеличностные начала, а Евангелие

обращено к душе, к «высокому» в человеке. Неправомочно сближение христианства

и коммунизма. Последний осуществил лишь свою идею во всей ее теоретической

чистоте: открыто провозгласив необходимость насилия, воплотил его в лагеря,

пытки, растление и грязь.

Такова их антивера.

Как бы ни слабела Церковь поведением Христовой. Неся крест, христиане

соответствуют своему имени, и мир, проникая в их ряды, забирает лишь своих.

Среди создателей преступных теорий числятся епископы, монахи, благочестивые

миряне. Красивые слова не уберегают от падений и порой служат прекрасным

оправданием для нечестивых дел. Ибо «низ», благодаря людским порокам, проходит

и через церковное тело как через земной организм.

«Многие же Первые будут последними...» -определил Господь.

Материализм использует греховность и болезни человека для его порабощения, а

Евангелие воспринимает как зов к исправлению и преображению. Токи покаяния

возрождают и созидают жизнь.

Вполне невинные будничные побуждения и самые прекрасные вещи в этой жизни,

вера и благочестие, могут, утратив соль, удалять от Бога. Тогда архиереи

разъезжают в каретах и черных «Волгах», псевдостарцы возбуждают вымышленные

невротические страхи, не имеющие ничего с подлинной духовной проблематикой,

двадцатилетние иеромонахи наставляют уму-разуму восемнадцатилетних девиц,

умудренные советским бытием протоиереи проповедуют земную науку

раболепствования и бегания от тягот бытия. Собственно, все это происходит сейчас.

"

Внезапно приоткрылись створки свободы

31

Уже окончено жизнеописание старца Гавриила, и уже минуло тридцать лет со дня

блаженной кончины в Киеве епископа Варнавы.

Внезапно приоткрылись створки свободы. Сакральные одежды, в которые топорно

рядился Передовой строй, сброшены, и взорам общества открылся знакомый облик

уличного негодяя. Тайны властителей оказались до боли известными, убогими, но

шок узнавания длится до сих пор.

Нелепые чудики, сокращавшие себе жизнь неугомонным нравом, выныривавшие из

неизвестности на очередном суде под конвоем вооруженных солдат, оказались не

безумными в оценках происходящего, в решениях, поступках, но разумными.

Изгнанные в кочегарки, в сторожа, в грузчики, отвергнутые, они приняты ходом

исторических событий. Никем не знаемые, они успевали всюду: писали и издавали

правдивые книги, запрещавшиеся властью к чтению, вступались за несправедливо

преследуемых, посещали страждущих в тюрьмах и больницах.

В безбожном СССР немногочисленные совестливые люди, часто не знавшие Бога

или вполне усвоившие господствующее неверие, оказались инаковерующими,

решившись на жертвенность ради освобождения от животного страха, которым

коммунизм-сшвывает каждого гражданина порабощенной им страны.

Труд этот в половине XX столетия понесли «отщепенцы», воспитанники

секулярного гуманизма и религиозно неопытные неофиты, ибо те, кто призван был к

нему по долгу, дали вместо плодов сухие колючки душевной черствости и лени.

Победа над страхом не дается даром и означает причастность к невидимым

источникам обновления и сил.

К тайне покаяния, у которой встретились два противоположных образа духовности.

Православный подвижник из глубин «умного» опыта выходил в мир, согревая и

смягчая его бесчеловечныйноров.

Правдолюбец, стараясь вникнуть в природу внешних обстоятельств и примером

свободной жизни изменить их, добивался внутреннего роста, своего и

общественного. На различной высоте оба проложили светлый узкий путь.

Отщепенцы

Но... насущное христианское дело начали исполнять чужаки, «последние», не

принадлежащие к тем, кто числит себя своим у Бога. А как же быть заслуженным

«религиоведам» и прочим законодателям общественных настроений?

Охваченные смятеньем, современные книжники не спешат узнавать опыт живших

рядом с ними. Реальность различать больно, а тем более когда за окном карнавал.

Там, на улице, глупца выдают за умника, хотя дурацкие уши торчат на всеобщее

обозрение, а негодяя представляют святым.

32

Чудовищно сравнивать, но прежняя Россия; на взлете свободного труда, совпадает с

ньнешней, скользящей вниз после десятилетий кровавого рабства, в главном-

неистовом желании счастья без - страданий.

Старец схиархимандрит Гавриил всегда выбирал путь сквозь терния, потому что

на»,узкой дороге ясяее.воздух и прозреваются горизонты реальности. Вот правило:

смири себя и боль шипов самоограничения будет радостной в сравнении с пытками

беспощадных палачей, приходапшх в ряду твоих страстей. В действительно

свободной стране Гавриил был гоним и умер изгоем.

При первых знаках будущей политической весны и народного исхода из плена

безбожия его ученик, тайный писатель и бывший зэк, поспешил запечатлеть на

бумаге образ наставника - активиста, работягу, воина изо всех сил бегущего в

Царство Небесное. Всмотревшись в этого гонца, тот, кто ищет надежной дороги в

жизни, обретет опыт, номогающий преодолеть в себе-шаткость и смуту, и найдет

устойчивость.

По стеклянным осколкам

Посвящается всем верным, слабонервным,

и совсем неверным,

монахам и монашествующим,

и монашество

хулящим,

а наипаче тебе,

всякий неизвестный мне

иначе,

у которого вся жизнь построена

иначе,

будь то и монашка,

ничтожная для всех комашка,

но которые решились,

ни на что не глядя, босиком

бежать,

'да по стеклянным осколкам,

да по острым гвоздям, навстречу крестам,

и с апостолом ежечасно кричать:

Гоню, гоню, не догоню туда, ввысь,

к почести вышняго звания Божия

о Христе Иисусе!

33

Рождение, детство, молодость в миру

Приснопамятный старец схиархимандрит Гавриил родился в 1844 году 14 марта

(даты в книге указаны по старому стилю). Родители его бщди зажиточные и

благочестивые крестьяне Пермской губернии Ирбитского уезда деревни Фроловой

Феодор и Евдокия Зыряновы.

Грамотные, и потому в праздники после обедни (ходили в.с.Бобровки, около

четырех верст) всегда заполняли день чтением житий святых, Евангелия и

Псалтыри. Маленький Ганя (Гавриил) по Псалтыри же научился читать от своих

старших сестер, впоследствии монахинь Евстолии и Агнии…

Как шло воспитание?

Сам старец об этом рассказывал так: «Бывало, нашалишь, а матушка и скажет:

"Ганя, не шали, вот ты все не слушаешь - шалишь, а мне ответ надо за тебя отдать

Богу. Ты своими шалостями грехи выращиваешь, потом и сам с ними не сладишь".

А молодость берет свое: как ни удерживаюсь, опять и нашалю... Тут матушка,

бывало, встанет на колени перед образами и начнет со слезами вслух жаловаться на

меня Богу и молиться:

"Господи, вот я вымолила у Тебя сына, а он все шалит, не слушает меня. Что же мне

с ним делать? И сам погибнуть может, и меня погубить... Господи, не оставь,

вразуми его, чтобы не шалил..."

И все в этом роде - молится вслух, плачет. А я стою возле, притихну, слушаю ее

жалобы. Стыдно мне станет, да и матушку жаль. "Матушка, а матушка... Я больше

не буду",-шепчу ей несмело. А она все просит Бога о мне. Я опять обещаю не

шалить, да и сам уж начну молиться рядом с матушкой»

Таково было воспитание. Чисто религиозное.

Все направлялось к Богу.

Ты Мой

Ганя был хилым сначала, и детские болезни его часто осаждали. В связи с этим

опять прибегали к Богу: захворает мальчик – молятся о выздоровлений, усиливается

болезнь -дают обет.

И в церковь ходить каждый праздник, и милостыню подавать, и от мяса

отказываться, и дома молиться, и перестать жить родителям как муж и жена...

Получился, таким образом, режим чисто монастырский, полумонашеский. А отсюда

- подозрительный. Нет ли какой уж секты у них? И родной их дядя и местный

священник возбудили... судебное преследование!

34

Хотя оно кончилось без последствий, но характеризует наши нравы.

От некоторых слыхал, что хороша в старое время жизнь была для тех, кто хотел

спасаться. А я скажу: ты только начни, то вскоре на своей спине узнаешь

апостольское слово, как вси хотящий благочестпо жити о Христе Иисусе гонами

будут (2 Тим. 3,12)! В своей собственной семье, от своих духовных отцов. Так что и

спасаться не дадут.

Такой обиход в доме, конечно, влиял, сильно на детей, утишая страсти. Бог, со своей

стороны, давал откровения, что если так будет идти дальше', то Ганя будет Его

избранником.

Ему 4-5 лет. Он в первый раз на Пасхальной заутрени. Все кругом его поражает,

захватывает сердце. Он дома пристает к матери:

-А скоро опять будут стоять все со свечами? А когда опять будут кричать все

«Воистину воскресе»?

- Через год.

Это много. Долго ждать. Мальчик уходит в подклеть. Ему до слез жаль ушедшего

праздника. Он вспоминает все бывшее Церкви - яркий свет, невиданное паникадило,

блеск облачений, особое настроение...

И вот мечта претворяется в действительность, Мысленные образы в реальные вещи.

За окном, у которого он сидел, в небе появилось вдруг паникадило.

По-гречески оно называется «хорос» и состоит из двух кругов, один в другом; на

Востоке и сейчас, зажигая их, пускают один в одну сторону, другой - в

противоположную ему, и они долго вертятся.

Точь-в-точь получилось здесь. Небесное паникадило было полно движущихся

пламенников и спустилось ниже, ближе к мальчику. По небу заходили как бы

всполохи, столбы неизреченного света, и радуга составляла подобие Креста

И вдруг голос:

- ...Ты Мой.

У Гани осталась свобода рассуждения.

- Чей это? - думает он. Ответ:

- Божий...

И все видение исчезает. Остается та же проза: напротив - покосившийся сарай,

старый забор, слякоть улицы...

- Гавриил, Ганя, обедать! - кричит из дома мать.

Ганя влетает в избу, от радости прыгает на одной ножке и твердит:

- Я не ваш... Я не ваш...

Чистый ребенок... Взрослый от этих слов приуныл бы, а он радуется. Зато у матери

защемило сердце: что это с ним?

- Да ты чей же?

35

- Я Богов, Богов... И снова прыганье:

- Я не ваш, не ваш!

Гане уже лет десять

Другой случая. Ему уже лет десять. Время - Великий пост. Глубокие синие тени от

деревьев ложатся на белый ослепительный снег при ярком весеннем солнце. Но в

воздухе печально и скорбно: заунывный звон разносится с далекой сельской

колокольни по окрестности и будит в душе покаянные чувства.

Первая седмица справляется крестьянами строго, а в семье Гани и подавно.

Замолкли песни веселых масленичных дней, даже на ледяной детской горе не видно

ни одного мальчика. «Вот и хорошо, - думает Ганя, - можно покататься». А то

благочестивая мать его не пускает обычно туда: что-нибудь увидит или услышит

нехорошее и западет в голову на всю жизнь, в иной момент попробуй поверни ее по-

другому.

Побежал Гавриил с санками туда. А у матери-то не спросился. Это бесы заметили и

отвлекли мысль мальчика, чтобы кое-что упустил из виду. Непослушание, как он

узнает после уже точно и неукоснительно, родит всегда искушение, а иногда и

смерть даже.

Скорей, скорей... Зашел с верху горы. Сел, покатился... Летят вниз санки... Вдруг -

стой! Ой-ой-ой... Больно, кровь хлещет из ноги, штаны и новые валенки прорваны...

Санки в стороне... В чем дело? Скат ледяной горы перегораживала доска, чтобы не

катались ребята. Ведь первая неделя Великого поста. Грех. А на доске, или палке,

старый гвоздь.

Боли Ганя не чувствовал. Но что будет, когда родители узнают про его

непослушание, что без спросу ушел? И про новые валенки?

Молитва Симеону Верхотурскому и его явление

Домой, домой... Спрятался на сеннике и весь ушел в молитву к праведному Симеону

Верхотурскому.

Это у них, на Приуралье и в Сибири, почитаемый святой, покровитель всего края.

Его знают от мала до велика. За сотни верст ходят к нему на богомолье. При жизни

это был не князь, не архиерей, не монах, а простой деревенский мужичок

Вот говорят еще, святых у нас нет из простого звания! Все дело в том, что так

называемая теперь «деревенская информация» в те времена была поставлена плохо.

А святые сами о себе «трезвонить» не любят. Где же простого мужичка заметить?

Да потом надо иметь «глаза». Даже в наше время протоиерей Иоанн Кронштадтский

у всех уж был на виду, а многие ли его знали как подвижника?

36

Умер праведный Симеон в 1642 году; память 12 сентября. Мощи его в тот день в

1704 году были перенесены из села Меркушинского в Верхотурский монастырь.

Кается Гавриил в непослушании родителям, плачется, обещает исправиться и даже

обет дает: «Пешком приду к тебе, - а это от них 280 верст! - только исцели мою

ногу, непременно исцели!»

От пережитых волнений, долгой молитвы - даже уснул. И во сне видит...

Подходит к нему некий очень благообразного вида муж. Лик серьезный, хотя и

приветливый. Одет в бедный сермяжный крестьянский балахон. Но он у него какой-

то особенный. Чистый-пречистый, чуть не светится, и «такой урядливый», будто

ниточка к ниточке прилажена. Спрашивает:

- Зачем ты меня призывал?

Мальчик во сне, но сознательно отвечает, просит:

- Исцели меня, угодник Божий!

Он догадался, кто явился, по изображению на иконе в церкви.

- А обещание исполнишь? В Верхотурье сходишь?

- Схожу непременно, схожу, только ты исцели меня... Пожалуйста, исцели, угодник

Божий!

Святой прикоснулся к его ноге, провел рукой по ране и стал невидим....

Ганя проснулся от страшного зуда в ноге. Машинально потянулся рукой, нащупал и

пришел в ужас: раны уже не было, был только сухой струп на месте ее, который

тотчас же отвалился, как он до него дотронулся при чесании. Только тонкая розовая

кожица обозначала то место, где была рана.

Ганя, наученный матерью всем правилам благочестия, пал на колени, чтобы

поблагодарить святого Верхотурского чудотворца. Сердце его трепетало от радости

и в то же время от страха Божия. (Вот и чудо: на что нужно для заживания раны

несколько недель, зажило в несколько минут.)

Но про все это он никому не сказал...

Верхотурье

Однако не скоро Гавриил попал в Верхотурье. Года два, больше прошло до

удобного случая. Из их деревни Фроловой собралась большая партия на богомолье к

праведному Симеону Верхотурскому. В нее вошли сестры Гани, с ними отпустили

родители и его.

Здесь тоже происходили поучительные события, показывающие, как Ганя был

близок к потустороннему миру и как мир тот - к нему. (Так было и со мной. Когда

37

ехал по этапу на Алтай, дорогой было показано, что меня ожидало в первый год

(даже само место ссылки, забор...), а когда по Алтаю ездил, каждую ночь видел то,

куда повезут дальше и какие встретятся искушения.)

В ночь накануне выхода в дорогу Ганя видит во сне какие-то деревни, перед его

духовным взором проходят реки, леса, новые местности, какой-то незнакомый

путь... Но когда вышел из родного дома и перед ним начала развертываться дорога,

а на ней эти же самые деревни, реки и леса, он понял всю глубину всеведения

Божия. Вот она, прозорливость.

Но продолжу рассказ, что с ним было на богомолье дальше.

После дней говения, долгих монастырских служб, приобщения Святых Тайн, на что

ушла у всех целая неделя, собрались обратно домой. Прощальные взоры на

оставляемые святыни, печальные чувства утраты чего-то дорогого и святого...

Ряд нищих у церкви. У Гани в кармане новые медные пятачки, приготовленные им

для раздачи, но того, кого он ищет глазами, нет среди них. А дело в том, что при

входе в город он увидел дивного странника среди других, который был как две

капли воды похож на его чудесного исцелителя.

И когда вся надежда увидеть его пропала и надо было окончательно уходить из

святого места, вдруг этот незнакомец тоже тут: стоит на коленях, протягивает к Гане

свою руку, смотрит на него и тихо говорит:

Монах будешь... Схимник будешь... И еще, показалось Гане, прибавил:

Здесь будешь...

У Гани руки трясутся, спешат вынимать пятачки, странник их принимает и теряется

в толпе.

Пророчество, как мы знаем, исполнилось в точности: мы это видели собственными

глазами. Был старец и монахом, и схимником. Но последние слова не для всех ясны.

Сам батюшка Гавриил не любил об этом распространяться и толковать их.

О подобном случае из моих собственных бесед с ним будет сказано дальше. Думаю,

что речь идет о его посмертном прославлении, когда он будет там со святыми, среди

которых верою находился тогда здесь. О дальнейшем не хочу ничего предрекать.

Ганя стал почти взрослым «парнем»

Прошло еще 2-3 года. Ганя стал почти взрослым «парнем». И надо бы быть отцу

работником. Но здоровье у него было некрепкое и силенок мало. Родные объясняли

это просто: семья Зыряновых мяса не ест, вот и все. Надо кормить парня мясом, и

будет крепок.

Замечательно укоренившийся и постоянно встречающийся в миру взгляд на вещи:

вегетарианство (уже боюсь сказать «посты») - вещь вредная, все зло в нем; ешь

38

мясо, жареную свинину, сало и будешь здоров и крепок. Но Ганя Богу верит

больше, чем мирскому мнению.

Тот, Кто помог в таком же искушении трем отрокам, прославленным за то, что:не

сгорели в пещи Вавилонской, поможет и ему, И стал молиться своему небесному

покровителю архангелу Гавриилу и другим святым о том, чтобы они сделали его

сильным.

Ганя терпелив. Долго и прилежно он молится.

И вот однажды родители попросили его наколоть дров. А сделать это надо было из

длинных жердей. Ганя с утра принялся за работу. И, чудное дело, сам удивляется:

махнет топором - и толстая жердь пополам! Так еще и еще, зовут обедать, а он все

рубит и рубит, и устали нет.

Вышли мать, отец, смотрят, дивятся, даже устрашились, а вокруг их «слабого» Гани

целая гора дров, полешки толстенькие так и летят, и рубит он их поперек, а не

вдоль...

С этих пор физические силы его стали прибывать и прибывать и выросли в

колоссальную мощь. Мне о. Гавриил сам говорил, что впоследствии он мог

перебросить через амба; двухпудовую гирю и что шесть человек не могли его с

места сдвинуть.

Слово Василия Великого о знаменитом древнегреческом силаче Милоне

Кротонском

Но о подобных случаях я расскажу после, а сейчас мне вспоминается слово

Василия Великого о знаменитом древнегреческом силаче Милоне Кротонском (в

беседе «К юношам, как читать языческие сочинения»), который становился на

скользкий щит, намазанный маслом, и его никто не мог оттуда столкнуть, потому

что стоял он на нем, как бы припаянный медью.

Также велики уже были и его силы духовные (с мирской точки зрения, да и всякой).

В это время или чуть позже чистому и боголюбивому юноше стало открываться

многое, что происходит на дальнем расстоянии или что думают другие.

Мать сильно была встревожена этой открывающейся новой способностью в сыне,

боясь, как бы он не впал в прелесть. Уже будучи глубоким старцем, он оценил это

дарование как вполне естественный результат чистоты сердца. И с умилением

говорил:

- Воистину справедливо слово Христово: Блажени чистии сердцем, яко тии Бога

узрят (Мф.5,8).

39

Дочитав до сих пор, каждый размышляющий невольно скажет: да что же он, такой

человек, в монастырь не идет? Действительно, по-нашему, он уж с детства был

настоящим монахом из монахов.

Процесс самосознания связан с ростом духовных сил в человеке и зависит от его

внутреннего, сокровенного делания. Слабенький человек созревает скорее.

Кто недавно обратился к подвижнической или спасительной жизни, тот, заметив в

себе некое преуспеяние в сравнении с тем, что он был раньше, начинает мечтать о

монашестве, будто уже готов к нему.

Такой человек, как Ганя, должен относиться к себе строже. После стольких

пророческих снов, видений, откровений, собственных молитв и подвигов ему если и

приходила мысль об удобности спасения в монастырской обстановке, то привести ее

в исполнение он не старался. Не было еще другой побудительной «мысли», то есть

мотивированного повода, указательного перста Божия (Исх.8,19).

Засуха. Диавол, по апостолу (1 Пет. 5,8), всегда бьет на максимальный результат

Но вот повод явился. О. Гавриил мне рассказывал об этом так...

Одно лето было жаркое, с великими грозами и бурями. Хлеб уже колосился. Все

ждали хорошего урожая. И вдруг - налетел громадный шквал, ветер, дождь и град.

За полчаса все поля у крестьян были выбиты. На полосе Зыряновых все

всклокочено, пшеница безнадежно лежала на земле. Нечего было думать, что она

снова поднимется.

Оставалось одно: дать ей обсохнуть - может быть, чуть поправится - и скосить на

солому. Вся деревня была в отчаянии. Ганя приуныл....

И даже более того. У него появились помыслы, достойные разве только головы

нашего старого «интеллигента»: «Какой смысл во всем этом бедствии? Вот они

трудились, мучились, отец пахал- голодный, тратил силы, а в результате? В полчаса

все это пропало даром. Если Бог благ, то зачем же Он попустил это? Разве Он не мог

направить тучу стороной? Мог. Значит...»

Диавол, по апостолу (1 Пет. 5,8), всегда бьет на максимальный результат. Верующие

склонны преуменьшать его козни. Они думают, что бес ограничится каким-нибудь

внушением нехорошим, ну, соблазнит на выпивку, блудное действие, но нет, он

всегда имеет целью довести до убийства или самоубийства человека.

И здесь не вражий промах, а благодать Божия этого не допускает. Так и здесь, что

мы думаем о Его благом Промысле? Если Бог благ, Он должен заградить тучу. Он

не сделал этого -значит, Он не благ. Но помысл, вернее диавол, внушал: «Если

урожай, при всем богопочитании, погиб, значит... нет ни Промысла, ни Самого

Бога».

40

Вывод, который мы слышим на каждом шагу. Здесь, конечно, у меня нет места,

чтобы разъяснить эту сложную проблему так называемой теодицее

Как же она разрешилась у Гани?

Сомнение

У него на сердце легла тяжелая чугунная плита. Ум был скован посеянным

бесовским сомнением. Молитва засохла, сердце окаменело. Мысли кружились и

разъедали мозг. Тягостное, мучительное уныние заволокло все его сознание и легло

на душу...

(Скажут, да разве это возможно после стольких откровений и чудес? А как же нам,

грешным, быть? Но история аскетики и агиология показывают нам такие примеры)

Проходит несколько дней. Надо искать какой-то выход, не в самоубийстве же?

(Между прочим, сатана не раз подходил с помыслами сомнения и богохульства.

Далее расскажу еще об этом. И это даже тогда, когда старец уже с бесами

разговаривал лицом к лицу и спорил с ними наяву.) И так как Гавриил живет в Боге,

и всякая мысль и желание его направляются на Бога, и даже вся его семья так живет,

то куда ему идти и кого вопрошать, как не того же Бога?

Поехали с отцом как-то в поле. Вот недалеко и кусты около их делянки, или полосы.

Его любимая полянка и уголок, где он столько раз тайно, со слезами и

благодарностью Богу за все молился. Он выискивает предлог и отъезжает сюда для

какой-то полевой работы...

41

Фото еп. Варнавы. Здесь схиархимандрит Гавриил принимает на исповедь княгиню

Елисавету Феодоровну

«...Если Ты есть»

Я не буду передавать слов, которыми он молился в эти минуты, лежа на земле, вряд

ли он и сам их сознавал хорошо. Только конец его молитвы был такой: «Да будет

пшеница...»

Иными словами, он просил чуда. Он хотел его иметь доказательством истинности

бытия Божия. И он прошептал в страшном ужасе, добавив не трепещущими устами,

а, скорее, одним умом, где-то там внутри, без слов: «...если Ты есть».

Какие бывают случаи и искушения даже у святых (Ин. 20,25)!

Но Бог, не презревший неверия Своего апостола Фомы, сотворил Свою великую

милость и над Гавриилом.

- Вдруг, - передавал о. Гавриил, - над моей головой среди ясного неба раздался гром

или как бы громоподобный голос с небес сказал мне: «Будет пшеница...»

Ганя ничком, как бездыханный, лежал на земле. Когда он пришел в сознание,

первой его мыслью было: «Есть Бог, есть Бог!»

Подошел отец.

- Ты что какой-то бледный? Нездоровится?

- Да, что-то не по себе.

- Ступай домой. Я один за тебя все тут доделаю.

Но видение - одно, а дело - другое. Оно требует веры. История с пшеницей

подходила к концу. Крестьяне Фроловки приступили к ее косьбе. Федор Зырянов

тоже хотел с ними заодно это сделать, но сын просит, умоляет подождать. Ну хоть с

недельку...

- Это зачем?

- Да может быть, Бог даст еще поправку пшенице....

Божья пшеница

Действительно, стали по ночам перепадать дожди как из сита. Днем яркое солнце,

жара. Так прошла неделя. Хлеб стал набирать (наливать) колос. Зырянов-отец

испугался: «Пропадет пшеница. Надо косить. Не то ни зерна, ни соломы не будет».

Ганя снова упрашивает.

- Тятенька, подождите. Господь даст пшеницу.

42

- Да ты в уме ли, пророк? Что ждать-то? Ты погляди, уж осень на носу. Ведь чужой

крестьянский скот по полю бродит, весь хлеб потравит.

- Мы караулить будем.

- Ну, хорошо, пророк. Шкуру с тебя сдеру, если пшеница пропадет.

А погода все продолжается самая благодатная для хлебов. Зерно наливается до

«восковой» спелости, колоски поднимаются. Ганя ходит на свою полоску не

нарадуется, благодарит все Бога, а соседи завидуют и мучаются, зачем рано сжали

хлеб.

Зырянов-отец тоже присмирел. Сыну ничего не говорит, а отвернется в сторону,

слезу утирает... А потом уж и без шапки по полосе ходил: «Божья...»

Урожай собирать самим Зыряновым стало уже не под силу. Снопы в рост человека.

Да их столько, что всю полосу заняли - ни пройти ни проехать. А когда вымолотили

хлеб и стали складывать в амбар, и дверей не запрешь. Заколотили их, сняли крышу

и просто зерно сыпали в амбар, как в ящик.

Вся семья переживает какой-то особый подъем чувств, как после причастия. Всем

чудится близость благодати Божией, близость Самого Бога.

Благословите меня, тятенька, в монастырь!

И вот тут-то вдруг заговорил Ганя о монастыре...

Как ни религиозны Зыряновы, как ни высоко и духовно сейчас их настроение, но это

для них гром при ясном небе, вроде того, который был для Гани.

Мать, сестры в плач.

Отец насупился и как отрезал:

- Не пущу...

Прошла неделя. Идет другая. Ганя:

- Благословите в монастырь.

Проходит месяц, затем еще месяц:

- Благословите в монастырь.

А как благословить? Отпустить такого сына и остаться одним на старости лет?!

Сын уже приспособил многое в своем личном обиходе поближе к монастырскому. И

снова все просит и просит. Вот однажды разразился скандал.

На просьбу Гани отец, не говоря худого слова, пошел на двор, вернулся с

сыромятным ремнем, схватил сына за волосы, нагнул его, как маленького, - голову

промеж колен - и давай хлестать.

Тихая, смиренная матушка даже лицо руками закрыла. Сестры заголосили.

43

- Цыц! - крикнул на них отец.

Все притихло...

В избе слышатся лишь удары ремнем по телу да пыхтенье отца.

Результат был самый неожиданный как для отца, так и для сына. Конечно, парень

был теперь дюжий, но все-таки и он удивился: удары ложились на его спину, как

пушинки, он их не чувствовал, истолковав это по-своему: «Значит, воля Божия,

чтобы я в монастырь просился...»

И как только вспотевший отец бросил ремень и отпустил его, сев на лавку, Ганя

спокойно, без всякой тени раздражения, как будто только что ему отсыпали кучу

конфет или орехов, подошел к отцу, бросился ему

в ноги и проговорил со всем чувством сердца:

- Благословите меня, тятенька, в монастырь!

В голос заревел Федор Зырянов. Этого он уж никак не ожидал. Если бы сын

раздражился, ему было бы легче. Кротость Гани обезоруживала его.

- Ну на кого же ты нас покидаешь? - бросилон ему. - Я уже почти что старик для

большого хозяйства, мать прихварывать стала... Кто нас кормить будет? Ты подумал

об этом?

Но для крепко верующего и любящего Бога человека это недоумение самое легкое.

У всех святых и подвижников этот вопрос всегда занимал последнее место.

- Не страшитесь, тятенька. Господь не оставит...

Да, верно, Зырянов-отец ничего не может сказать в ответ после того, что случилось

с пшеницей.

Еще несколько слабых возражений с его стороны, и он сдался.

Родители дали свое благословение

Родители дали свое благословение...

Гавриил стал собираться в дорогу. Ни в чем ему не отказывали. Справили одежду,

белье. Насчет денег отец еще пытается прижать сына - задержать его хоть на один

лишний денечек. Но это для горящего молодого человека совсем уже ничтожная

зацепка. Все святые именно сперва с деньгами-то и кончали, а потом шли в

пустыню или монастырь спасаться. Кто исполнял эту заповедь Господа (Мф. 19,21),

тех Он всегда выручал.

И здесь, услышав про то, что Ганя уходит в монастырь, стали приходить прощаться

и просить помолиться за них родственники, знакомые, некоторые - приносили что-

нибудь на дорогу, давали и деньги...

44

В назначенный день - последнее прощальное собрание. Ганя прощался не только с

людьми, но и со своей скотинкой, коровушками и любимыми лошадками. Всех

обласкал.

При расставании отец упал замертво, хотя и крепкий мужик был. Его перенесли на

постель на руках. Бабы лучше и крепче оказались- стойче выдержали скорбь. Мать,

сестры, вся родня и чуть не вся деревня провожали за околицу. Все плакали, лили

слезы в три ручья. Ведь какого парня провожали!

Не было у них такого и не будет. Красив, статен телом и прекрасен душой.

(У меня нет сейчас его портрета, в ужасное время пропал, но у старца былая его

красота сохранилась. И лицо, которое всю жизнь не бороздили грубые человеческие

страсти, принявшее на себя влияние благодатных воздействий, даже на мертвой

фотографии прекрасно.

Художник бы постарался передать его добродушие, детскую чистосердечную веру и

смотрящие, как живые, внутрь вас (и себя, конечно) глаза... Под старость он был

совсем тучным. И это объяснял осуждением одного схимника.)

Проводили далеко, далеко за околицу.

Сам Ганя молча глотает слезы. В душе его все дрожит. Вот последний косогор. За

ним в стороне его любимая, скрытая от глаз полянка, где он так часто изливал душу

в теплой, слезной молитве...

Последняя остановка...

Слезы и любовь, скорбь и утешение, что ведь уходит-то он навсегда от них к Богу.

Перед его мысленным взором светился вдали неописуемый образ новой

благодатной жизни во Христе Иисусе.

Ганя бодро ударил вожжами по родной лошадке....

В Оптиной

В Оптиной... Теперь мне придется сказать несколько горьких слов.

Но сперва маленькая повестка.

Есть два писательских стиля (смотря для какого читателя): научный или

литературно-художественный. В том и другом случае можно писать объективно,

почти бесстрастно (хотя бы сердце радовалось или обливалось желчью), или со всей

страстью памфлетиста.

Научники действуют главным образом на ум, художники - на чувство. Очевидно,

автор такой, как я, должен пройти между Сциллой и Харибдой, помня стих и

предупреждение древнеримского поэта:

Но этого должно избежать….

45

Например, взять научный стиль Ленина в книге - «Материализм и

эмпириокритицизм» и стиль тех ученых, которых он обличает. Про язык Ленина

даже его товарищи в своей критике на эту книгу все в один голос писали:

«Полемика Ильина... всегда отличалась крайней грубостью, оскорбляющей

эстетическое чувство читателя. В объемистом произведении, трактующем так или

иначе о философских проблемах, грубость становится прямо-таки невыносимой».

Между тем нельзя не согласиться, что его язык гораздо доходчивее мертвого языка

настоящих ученых, то есть настроение Ленина ощущается и передается читателю

сильно. А в его целях это «и требовалось доказать».

Значит, недопустимый, неприличный и ругательный, площадной тон в какой-то

степени действует полезнее самого благонамеренного и, я бы сказал,

душеспасительного.

Верующие должны быть знакомы со стилем речи юродивых Христа ради, иногда

бесстыдным, иногда беспощадным, где вещи называются собственными именами,

без эвфемизмов и прикрас, с речами святых мучеников на допросах у древних

игемонов и судей, наконец, с речами библейских пророков и Самого Христа,

некоторые слова Которого до сих пор ложная стыдливость и ханжеское благочестие

нынешних, скажем, переводчиков не дают перевести за русский язык.

Но если и худшие слова мы вое с детства слышим на улице, то мы не должны их

стыдиться в Евангелии. Ибо о них именно, потому что ими выражался Господь таи

Иисус Христос, можно написать целый богословско-философский трактат...

Житие старца Гавриила (Зырянова)

Часть II

Подлый стиль

Думаю, что нет особой нужды переводить Иоанна 8,41«выкидыши», используя

матернее слово, как это сделал Л.Толстой в своем «Евангелии». Есть и другие

подобные места. Я только хочу подчеркнуть, что христианину должна быть каждая

буква дорога и ценна в Слове Божием, как и Сам Господь сказал и научил, что в ней

скрыт не просто глубокий, но космический смысл (Мф. 5,18: «черта»).

Из вышесказанного не следует также, что нам должно брать пример с Ленина.

Думать так - значит извратить всю мою мысль. Но я всегда строго за то, чтобы была

выслушана и противная сторона. И в общежитии «подлый штиль» (выражение А. С.

Шишкова) может пригодиться.

46

Мы слишком толстокожи и привыкли ко всякой жесткости. Мягкие слова на нас не

действуют. Мы слушаем в «Двенадцати Евангелиях» слова «ввержен в темницу» и

не плачем, не умиляемся.

Ввержен-то был Варавва-разбойник (Лк. 23,19), но, несомненно, между допросами и

Господь Иисус Христос сидел. Отзвуком этого являются основанные на предании

наши так называемые «темнички» в церквах. Для нас «темницы», да еще более

нежно и ласкательно «темнички», обратились просто в поэтические образы, потому

мы и не плачем.

А если бы мы услышали слова «тюрьма», «ДОПР», с которыми каждый хорошо

знаком, то сразу бы сердце ужаснулось у нас и за свою судьбу, и за судьбу Иисуса

Христа.

Повторяю, если нельзя этого вводить в священные документы, то всячески нужно

каждому предварительно ввести пред церковной службой в свой частный обиход и

настроение.

Можно написать вещь в самом набожном тоне, елейным языком, вложить в него все

свое умилительное настроение - таково, например, «жизнеописание» архимандрита

Симеона, ученого-монаха, уже по общему нашему духовному отцу близкого мне

(которому, между прочим, старообрядцы предлагали в свое время 10 000 рублей,

если он напишет сочинение, опровергающее известную монографию проф.

Каптерева о Никоне).

Оле благоуханного языка и духовного веселия!

Простец будет читать и лить слезы: как это прекрасно, какие старцы и монахи

Оптиной пустыни... Оле благоуханного языка и духовного веселия! А ум,

критически настроенный, оппозиционно, да и просто даже желающий извлечь

конкретную пользу, чтобы самому не поскользнуться, - ибо об этом все святые отцы

предупреждают, - придет от этого описания просто в ужас.

Ну, скажет, эгоисты, на языке все «смирение», «святое послушание», а на деле

оборачивается все тонким тщеславием (ведь в прославленную обитель Достоевский

и Толстой даже ездили!), жестокостью по отношению к подчиненным, чтобы они

создавали эту славу и выгоду, а еще лучше - играли такими священными словами и

мистическими вещами, как «исцеление», «прозорливость», как будто с Богом они

запанибрата.

И вот я наткнулся на вопрос: как же писать? Ведь надо отобразить истину, по

крайней мере так, как я ее понимаю. И главное, скрыть свое понимание нельзя,

потому что, например, из подробного описания страданий мучеников в житиях

святых мы видим всю жестокость мучителей

47

Если ее, правду, написать черным по белому, со всеми точками над «1», с подписью

повсюду «се лев, а не собака», то, по пословице, дураков не убавишь на свете, а на

умных тоску наведешь. А если написать завуалированно, хорошее освещая всеми

театральными прожекторами (даже!) и паникадилами нынешних храмов, а плохое,

хотя и назидательное (в качестве предохраняющего от ошибок элемента), не

скрывая, но оставляя в тени, то где это слово древних великих святых:

«Дым, выходящий из дров, тяжел бывает для очей, но потом показывает им свет и

услаждает тех, кому прежде причинил неприятность» (Филофей Синайский)

А пример самого Слова Божия, не скрывающего ни одной плохой черты, ни одного

падения в жизни даже величайших людей и святых пророков?

Где есть пшеница, там есть и плевелы

Да потом, сказать правду необходимо и для предупреждения немощных, чтобы они

на основании этого могли исполнить заповедь Христа, прежде чем пойти в

монастырь (Лк. 14, 26-27, 28-33).

Итак, прежде всего им должно помнить, что, во-первых, везде люди как люди, что

фигурально Господь Иисус Христос выразил так:

Где есть пшеница, там есть и плевелы (Мф. 13, 24-30, 37-43);

а во-вторых, что «святое место» само по себе нам не гарантирует ни святости, ни

избавления от страстей.

Даже в знаменитом «показательном» монастыре, который Иоанн Лествичник

приводит как образец совершенства (и нет похвальных слов, какими бы он ни назвал

его: там и подвижники «святые», и у них преподобные и божественные обычаи,

«чудное делание и видение», «дела удивительные», «добродетели преславнейшие»,

«ангелоподобные зрелища»), мы видим наличие самых противоестественных

страстей ....., ненависть, гнев, памятозлобие.

Мы видим, как там обеды продолжаются по два часа, как служки выгоняют чуть не

каждый день неугодных им монахов из трапезной, не давая им есть; и те «идут спать

без ужина».

Там мы видим «ругань, укоры, осмеяния, обиды», даже колотушки и побои; про

знаменитого Акакия, молодого человека, рассказывается, как старец «мучил его

ежедневно не только укоризнами и ругательствами, но и побоями»: «иногда он

(Акакий) показывал синее пятно под глазом («фонарь»), иногда уязвленную шею

или голову», и так в продолжение десятка лет.

И мало всего этого. Как в хорошем концлагере, там был особый изолятор - «в

расстоянии одного поприща от великой обители было место, называвшееся

48

Темницею, лишенное всякого утешения" (Слово 4, 41). Ему посвящено отдельное

Слово (Пятое).

Нет таких пятидесяти слов (число, какое только и может быть в моем

распоряжении), чтобы можно было ими передать весь ужас положения этих «святых

осужденников», как называет их преподобный Иоанн Лествичник, которые «могли

бы и самые камни привести в умиление своими словами и воплями к Богу».

Как поступать в интригах

Всего этого не должно забывать ни одному кающемуся и желающему вступить на

путь спасения или пойти в монастырь. Многие ужасы, которые я здесь опустил, в те

времена применялись как наказания истинно святыми начальниками бесстрастно, то

есть не по чувству личной мести и зложелательства, а в целях исключительно

объективно-воспитательных; иногда даже наставники невольно сдавались на

просьбы самих кающихся.

Но теперь, в наше время, возгоревшиеся духом молодой человек или девушка

должны быть осторожны, потому что причины и мотивы возникновения гонений на

них могут быть совсем противоположны вышеуказанным.

Но, конечно, как бы то ни было, всегда должно винить только себя и думать о

гонящих только доброе, то есть что они радеют о нашей же пользе, а не личный

гнев и зло срывают на нас или эксплуатируют кого ради славы и пользы обители...

Все это, сколь бы оно ни было горестно, не умаляет силы Христовой, не устраняет

благодати Святого Духа, не мешает самому вездеприсутствию и бытию Божию.

Только неверующие и не желающие спасаться могут так думать, оправдывая свою

жизнь по страстям в миру.

(И на солнце есть пятна, но никто его не сравнит ни с луной, ни с сальной свечкой.

И монастырь должен оцениваться не по тому, сколько в нем есть тех или иных

отрицательных фактов, - а так именно и поступают антирелигиозники, указывая на

единичные случаи и тут же обобщая их - а по тому, насколько население его в массе

превосходит своей отрешенной жизнью такую же массу...

Да и то сказать, кто такие насельники монастыря? Это цвет того общества, которое

живет под его стенами. Это идеалисты, энтузиасты, которые ненавидели все худое и

плохое в обществе и захотели превзойти его даже и в хорошем.)

Мною все это говорится для того, чтобы кому-нибудь безрассудно не взять на себя

подвигов, то есть бед, выше своей меры, в суетной надежде на помощь Божию и Его

Промысл.

49

Ибо не всем Он оказывает видимую помощь даже в несчастии и смерти, а только

одним из' бранным, в условной пропорции 1:100 000 1:1 000 000 000 (один случай на

миллиард)

Оптина

Путь, который теперь на аэроплане проделывается в несколько часов, наш

подвижник со вершил почти за полтора месяца, так как н все ехал, а довольно и

двигался пешком.

Козельск, последние поля, речка Жиздра, вот - духовная лечебница и учебница,

Оптина пустынь....

Это было 13 августа 1864 года....

Тогда, 100 лет тому назад, по Святой Руси немало было обителей, старцев, славных

доброй жизнью монахов и монахинь. Если так была жива вера в простом народе и

интеллигенции (и до самых последних дней перед революцией), как это мы можем

судить хотя бы по тенденциозной картине «Крестный ход», то что говорить о

людях, которым всего этого казалось мало, которые жаждали высших подвигов...

Не спорю, Оптина пустынь достаточно была известна и тогда, но значило бы терять

иерархическую перспективу, если судить о ней хотя бы по первому-второму десятку

лет XX века на основании некоторых фактических данных и обстоятельств,

выпавших ей на долю и задевших некоторые круги церковной и светской

интеллигенции.

(Разумею издание ею святых отцов под редакцией митрополита Московского

Филарета, связь со славянофилами, посещение обители Л.Толстым, Ф.Достоевским,

служение обществу и этому монастырю таких людей, как Климент Зедергольм,

филолог-переводчик, и К. Леонтьев, философ и публицист, и прочих.)

Спасающемуся и интересующемуся историей подвижничества никак нельзя

забывать и других монастырей и монахов, оставивших менее заметный след в

письменной документации, но гораздо больший в той, о которой так возвышенно-

таинственно говорит апостол Павел:

«Вы показываете собою, что вы - письмо Христово... написанное не чернилами, но

Духом Бога Живого» (2 Кор. 3,3).

Изо всех приведу только одно свидетельство - Саровскую пустынь и ее славного

подвижника преп. Серафима.

Оптина пустынь не могла не понравиться Гавриилу

50

Оптина пустынь не могла не понравиться Гавриилу. Уже по дороге он должен был

наслышаться от встречных паломников и странников о ее славных старцах,

прекрасных долгих службах...

Если прибавить к этому чудные окрестности и цветы - не думаю, чтобы деревенские

паломники об этом много распространялись, они привыкли к природе, но горожане

это замечают, вот и монахи за цветочками ухаживали, по крайней мере в бытность

мою там незадолго до революции, - то впечатление будет полное.

А службы там действительно были уставные. Начинались с двух часов ночи. Для

мирян это много, особенно с непривычки. Бывало, будят, просыпаешься, встаешь,

идешь умываться, а у тебя в глазах все равно что песку насыпали.

Гавриил попал как раз к Успеньеву дню. А там - Воздвиженье...

Братия на клиросах прекрасно пели на подобны дивные ирмосы канонов, и их

своеобразный напев после мирских «партесов» и в наше время принудительно

переворачивал твою душу, брал ее в плен и далеко уводил от действительности...

Все было ново: и эти сходы на катавасии, и эти чтения на кафизмах, и после 6-й

песни «пятисотница», трапеза с житиями (впрочем, из четырех блюд, что для

мирянина соблазнительно), послушания на поле, на реке, в лесу, высокие сосны,

тихий шум их вершин, полдневный дремотный воздух и тишина соседнего скита,

где жили старцы, - все должно было действовать на Гавриила умилительно, сладко,

как-то странно и непривычно.

Поучение старца Исаакия послушнику Гавриилу

Так вот это поученьице старца:

«Послушание в хлебной проходил и я,-начал о. Исаакий. - Послушание у нас - те же

курсы, которые изучают в духовных академиях. У нас тоже своя академия... Там

сдают экзамены профессорам, а здесь - старцам...

Вот я, например, уже настоятель и игумен, а все еще учусь и часто - не менее

одного раза в неделю - хожу сдавать экзамены старцу и брать у него уроки... И ты

ходи к нему почаще, советуйся с ним по внешнему послушанию - в деле, по

внутреннему состоянию - в отношении движения своих помыслов. Ведь эти

помыслы бывают настоящими домашними врагами нашими.

Нужно открывать их: какие движения, где они заседают, как тебе с ними

поступать лучше, с этой поганой ратью. А старец, как опытный генерал, научит

тебя, как удалить от себя этих врагов и чем хотя бы ослабить их. Ослабить их

силу можешь только по совету старца, сам собой не сможешь никогда.

Ни-ни...

51

Бес вперед знает, где для него предстоит опасность. Он будет устраивать из тебя

баррикаду, мишень, ставить тебя спиной к старцу, чтобы ты более был обращен к

бесу и слушал бесовские помыслы, внушаемые тебе, а не слова старцева назидания.

Слушай же это назидание старцево... Слова его тебе, как дождь на руно в, в сердце

твое снидут. А для беса это стрелы и раны. Вы вместе со старцем воюйте против

беса и его полчища. Так ты теперь, от сего времени, воин, и уже Христов (ср.

Еф.6,11-18), и ты не один, а с тобою старец. Воюй же...

И томи томящего тя, да Христа приобрящеши. Как апостол Павел говорит? Не аз

живу, но живет во мне Христос (Гал. 2,20). Вот так они жили... А ведь такие же

были люди, как и мы!»

Чуть головы не отровал...

В поученьице был предначертан весь путь - не вообще спасения, о чем брат Гавриил

слышал обычно с амвонов, а нечто новое, не слышанное им никогда ни в одном

храме: путь к совершенству, притом от состояния душевного не исключительно

великих святых, а от младенческого и до действительно совершенного, до вселения

в подвижника Самого Христа.

Он не мог не заплакать слезами умиления и сердечной теплоты...

«Видишь, вот ты и заплакал... - сказал ему игумен. - Всегда помни день своего

поступления в монастырь и будь таким же, как теперь. Живи так и спасешься».

Надо, конечно, все подобное пережить самому, чтобы понять настроение брата

Гавриила в то время...

В хлебной послушание дано не случайно. Игумен знал, что делал. Брат Гавриил

принимал все в простоте сердца, а там, у старцев и в игуменской, за него думали.

Послушание тяжкое, требующее большой физической силы, ведь у них не было

электромеханических тестомешалок, и опары по несколько десятков пудов в день

надо было вымешивать руками.

Это раз...

Во-вторых, работа пыльная, пот льет ручьями, в помещении жарко. Прибавьте к

этому разные столкновения с окружающими, эту зависть человеческую, которая

если появилась на небе и сделала светоносного Сатаниила просто сатаной, то

почему, скажем, ей не быть и в хлебной Оптиной пустыни?..

Подвиг брата Гавриила, а он горел как жар, вскоре же возбудил нездоровую

ревность в ленивых и теплохладных.

Старец мне сам рассказывал, как к нему приставили молодого послушника,

сотоварища по работе, испытывали его невиданную силу, -я думаю, читатели не

забыли краткого замечания о ней выше, - щипали мускулы и где придется.

52

- Однажды они насели на меня со всех сторон: кто залез на спину, двое обхватили

по бокам, так что их головы пришлись у меня под руками, кто держал меня за ноги -

одним словом, чуть не вся хлебная. Вдруг кто-то неосторожно прихватил мою

бороду (а борода у схиархимандрита Гавриила и в старости осталась такая большая,

красивая, как «брада Аароня» -Пс. 132,2), и я невольно вздрогнул.

Кто-то закричал на меня: гляжу - а эти двое, головы которых были у меня под

мышками, почти не дышат. Я им чуть головы не оторвал и не заметил этого...

Старец Гавриил перейти к началу.

Послушания в Оптиной распорядок дня

Здесь, конечно, было со стороны послушников баловство, озорство, не было чистой

злобь и насилия, но для самособранного духа Гавриила это «развлечение» было

тягостно, нудно, тошно. А запротестовал - нехорош.

Или вот распорядок дня. Если жить в Боге, не иметь никогда уныния, но всегда, по

апостолу (1 Фес. 5,16), радоваться, что кругом тебя такая благодать, тогда только

его и выдержать можно. Брат Гавриил непрестанно твердил себе, что он монах, и

искушений не замечал, так же как и проступков ближних. Он был чист сердцем.

Осуждения он не знал.

А режим такой...

Утреня, как я сказал, в 2 часа ночи. Пекари стояли до кафизм. Они начинались,

старшой брал благословение у игумена, зажигал свой фонарь у местночтимой иконы

- огонь для печки должен был быть священный, - и все девять хлебопеков, в том

числе и Гавриил, уходили месить хлебы.

Пока тесто подходило, ложились по лавкам и отдыхали...

Посадка хлебов в печь.

Навую затирают опару.

Первые хлебы поспели, вынули их из печки, снова берутся месить вторые.

Пока они подходили, пили чай.

После него - разделка теста на хлебы и распределение по формам.

Посадка в печь и - новая, третья опара.

Пока хлебы в печке пеклись, шли обедать на трапезу.

Я выше упомянул про четыре кушанья.

Да, они вкусны для голодного верующего, приготовлены с молитвой, приправой к

ним служит окаивание себя и борьба с чревоугодием, но ведь эта пища, во-первых,

на девяносто процентов одна вода.

Суп - вода, щи - вода, рассольник - вода.

53

И вот перед тобой картофель, капуста, ведро с водой и графин с квасом. Так вообще

у нас было принято в лучших «пустынях».

Оттого и монахи были толстые, пузатые, а безбожники удивляются: «Вот едят...» Но

они не ели, а болезненно разбухали от воды и кваса… Старец Гавриил в начало....

Монахи и диетическое питание

Теперь, когда рациональное питание вводится в быт самый простой и люди

услыхали, что есть на свете «жиры», «белки», «углеводы», •«калории» - а они и

тогда ведь были, не большевики их открыли, - странно, что принятие пищи в

прежних монастырях было поставлено никуда не годно.

«Мы простецы, науки не знаем...»

Хорошо, пригласи для совета врача-гигиениста. Ходишь к старцу для пользы души -

пригласи специалиста и для пользы тела. Апостол говорит: никтоже плоть свою

возненавидит, но греет и питает (ср. Еф.5,29).

А то, прибавляет Серафим Саровский, «изнемогши телу, изнеможет и душа..."

Ведь принятие пищи для монаха - это важная вещь, разумею с духовной точки

зренил. Ведь в «Лествице», которую издала та же Отняв пустынь и по которой все

монахи мнят имети живот, то есть жизнь вечную (Ин. 5,39), прямо сказано:

«Давай телу твоему пищу достаточную и удобоваримую, чтобы насыщением

отделываться от его ненасытной алчности гчрез скорое переварение пищи

избавиться от разжжения, как от бича» (Слово 14,13).

Что это значит в переводе на современный научный язык?

А то, что великий пастырь монахов требует и заповедует диетическое питание. Все

древние отцы - даже в Египетской пустыне, там, где от жары камни лопаются, -

настаивали на том, чтобы монахи как можно меньше пили. Жажду в аскетическом

отношении ценили выше голода (поста).

А у нас монахи, как нарочно, даже зимой и при морозах ставили на трапезе воду,

квас, воду и воду.

Монахи и диетическое питание

Теперь, когда рациональное питание вводится в быт самый простой и люди

услыхали, что есть на свете «жиры», «белки», «углеводы», «калории» - а они и тогда

ведь были, не большевики их открыли, - странно, что принятие пищи в прежних

монастырях было поставлено никуда не годно.

«Мы простецы, науки не знаем...»

54

Хорошо, пригласи для совета врача-гигиениста. Ходишь к старцу для пользы души -

пригласи специалиста и для пользы тела. Апостол говорит: никтоже плоть свою

возненавидит, но греет и питает (ср. Еф.5,29).

А то, прибавляет Серафим Саровский, «изнемогши телу, изнеможет и душа..."

Ведь принятие пищи для монаха - это важная вещь, разумею с духовной точки

зренил. Ведь в «Лествице», которую издала та же Отняв пустынь и по которой все

монахи мнят имети живот, то есть жизнь вечную (Ин. 5,39), прямо сказано:

«Давай телу твоему пищу достаточную и удобоваримую, чтобы насыщением

отделываться от его ненасытной алчности гчрез скорое переварение пищи

избавиться от разжжения, как от бича» (Слово 14,13).

Что это значит в переводе на современный научный язык?

А то, что великий пастырь монахов требует и заповедует диетическое питание. Все

древние отцы - даже в Египетской пустыне, там, где от жары камни лопаются, -

настаивали на том, чтобы монахи как можно меньше пили. Жажду в аскетическом

отношении ценили выше голода (поста).

А у нас монахи, как нарочно, даже зимой и при морозах ставили на трапезе воду,

квас, воду и воду.

Непрестанно настороже

...После обеда дозволялось отдохнуть, но не более получаса. Некогда. Нужно было

вынимать вторые хлебы и сажать в печь третью очередь. Теперь можно было уйти в

свою келью (часов на пять), помолиться, почитать, починить одежду и прочее.

Затем снова выемка хлеба....

В 7 часов вечера надо идти на правило в церковь, оттуда на откровение пожшслов к

старцу в скит (он вне монастыря).

В 9 часов вечера надо опять в хлебную -делать постанов на завтра. Ведь братии

было несколько сот человек, да постоянно приезжавших к старцам сколько!

И потом, как это ни странно, святая обитель брала частные заказы из Козельска по

булочной части. Пекли булки, баранки, куличи, пироги, заготавливали лапшу и

сухари... От них и братии кое-что перепадало. В общем, за сутки надо было пудов

ставить теста. Пекли три раза по 25 пудов.

Мало всего этого. Гавриилу дали еще дополнительное послушание ходить каждый

день к ранней обедне петь на правом клиросе, а в праздники и воскресенья петь в

соборе на левом клиросе и еще звонить в один большой колокол на колокольне.

Дел довольно, «по горло», так что и отдохнуть некогда. Да и вообще свободного

времени почти нет. Вот она, монашеская жизнь «дармоедов», которые только спят

да лежат, да брюхо растят, как обычно слышится в миру о смиренных тружениках.

55

«Нетрудовой элемент»... Может ли быть что более издевательское и

несправедливое?

И если бы этой внешней трудовой жизнью всё ограничивалось! Но в том-то и дело,

что это только меньшая часть подвижнической жизни. Кто хочет очистить себя не

только от страстей и дурных привычек, приобретенных в миру, но и от самих

причин их и производителей, то есть от помыслов, тот ведет ежечасную,

ежеминутную борьбу с ними.

Гавриил всегда должен быть весь внимание, весь- око, непрестанно настороже, в

непрерывном напряжении и молитве. И не день, не неделю, не год, не два, а десятки

лет! Только спустя лет тридцать, при нормальном порядке вещей , человек в

результате такой внутренней жизни достигает вожделенной свободы о Христе

(Гал.5,1,13), на опыте познает, что такое духовная молитва, непрестанная память

Божия, богосыновство (Гал. 4, 5-7) и прочее.

Каждый в свою меру, конечно.

А внешние труды, которые так ценит мир... В миру есть, специальности, при

которых люди всю жизнь работают по ночам. Их собратья отдыхают и заваливаются

спать с женами и без жен, а они обязаны идти на дежурство. И однако никто из них,

кроме званных от Бога, не согласится сменить эту жизнь на «дармоедскую»

монашескую.

А про духовную и говорить нечего...

Молитва - зеркало подвижнической жизни

Молитва - зеркало подвижнической жизни. Пусть таковой только испытет себя в

ней, пусть только сходит на помпезное «веселое» архиерейское богослужение и

постоит в мирском храме, но с начала и до конца, начиная от слов «Востаните!

Владыко, благослови!» до последнего «Господи, помилуй», и он увидит, что

никакие «партесы» ему не помогут...

Он соскучится и убежит, по крайней мере раньше времени. И так пусть походит

недельку-другую, месяц. Тогда немножко поймет, что значит жизнь в пустынном

монастыре, без людей, серая, однотонная, без развлечений, кино, театров, футбола и

прочего, где, как в Оптином скиту, встают уже в 2 часа ночи, а до этого еще в 12 - к

полунощнице и к стихологисанию (чтению) Псалтири...

Если же еще попытаться следить за своими мыслями во время молитвы и

постараться не вспоминать Ничего из случившегося за день, чтобы в голову не

проникла ни одна посторонняя мысль, то он увидит, что через полчаса уже его

всего разломит. А ведь настоящие монахи этим занимаются всю жизнь.

56

Эта-то борьба непрестанная с помыслами и называется «невидимой бранью». Она-

то и делает христианина и монаха совершенным и богоносцем. Для нее-то и бросали

горячие люди все: положение, родителей, жен, невест - и уходили в пустыню…

Если такой человек честен, он никогда не назовет монахов

«нетрудовым .элементом». Просто жить в монастыре всю жизнь, без всякого

подвига, лежа на лавке, никуда не выходя, - это уж сам по себе величайший подвиг!

В концлагере и тюрьме и то лучше, там есть рассеяние, нет труда молитвенного, так

ненавистного диаволу, следовательно, и нет борьбы с бесами; там некоторые

неплохо устраиваются, как я видел собственными глазами..

Без искушений - монах неискусен...

Так в послушании, самособранноети, постоянном самоукорении и слежке за собой

проходило новоначалие брата Гавриила. Потому и не было уныния, потому и было

радостно на сердце в храме за молитвой.

Эта не та экзальтированная радость психопаток и «мироносиц», бегающих за

молодыми архиереями, вся построенная на плотском чувстве нездоровой

восторженности, а не на слезах покаяния и тяжести от несомого креста скорбей.

Отними от них всю эту суету, запри в чулан, чтобы их никто не видел, отними даже

самое хождение на эти архиерейские богослужения, оставь их с приходским

священником в полупустой церкви за ранней обедней глухой зимой, и все это : них

слетит, как плохая нынешняя краска под действием дождя. К каждому «Октябрю» и

«1 мая» красят фасады домов, но они не держатся и полгода...

Без искушений - монах неискусен...

Искушения бывают от Бога, от диавола и от людей. Подступило оно и к брату

Гавриилу...

Как сказано, его сделали звонарем. Был большой праздник. Он вышел из жаркой

пекарни разгоряченный, потный и полез на колокольню.

Там, на верху, на юру, его сильно продуло, и на другой же день он слег. С этой

болезнью еще кое-как справились, но за ней пришла другая, страшная, я бы сказал,

и непонятная; она сказалась перемежающейся лихорадкой и мучила его пять лет...

У него пропал аппетит, он весь высох, былая сила пропала, и он стал никчемный

человек. Потянулись тягостные, нудные дни, бессонные ночи, долгие месяцы,

совсем уж невыносимые годы. За физической хворью пришла духовная.

Мир помыслов был нарушен. Очевидно, дух ослабел под влиянием тягостной

болезни. Ему думалось, что напрасно он в монастырь-то пошел: все равно пользы

никому нет - ни себе, ни другим. Очевидно, нет на то воли Божией.

57

«Это тебе за то, - говорят ему бесы-помыслы, - что ты оставил престарелых отца с

матерью, а они ведь у тебя святые...»

Житие старца Гавриила (Зырянова) Часть III

Эй, милый беглец, зачем ты не спросясь ушел?

Трудно было теперь больному ходить к старцам. Но брат Гавриил, едва волоча ноги,

с палочкой, в послеобеденный перерыв, когда жизнь в обители вся замирает,

отправился к о. Амвросию.

А навстречу ему бежит его келейник о. Иван. Этот келейник - впоследствии тот

иеросхимонах о. Иосиф ( 9 мая 1911 г.), который одним из трех заканчивал перед

революцией дело старческого служения Оптиной пустыни.

(Я у него в свое время посидел на крылечке три часа, раздумывая, идти или нет, да

так, грешный человек, и не решился. Посчитал его менее духовным, чем остальные.)

- Батюшка послал меня помочь тебе дойти...

Подхватил под левую руку и повел к о.Амвросию.

А тот:

- Эй, милый беглец, зачем ты не спросясь ушел?

- Простите, батюшка. Мне нужно рассказать вам про свои помыслы. Болею, лежу,

лихорадка замучила, пользы обители не приношу, очевидно, и Богу не угодно,

чтобы я в монастырь поступал. Значит, пошел против Бога и отца с матерью. И все в

этом роде...

- А умрем, тоже пользы никому не будет, - насмешливо отвечает , батюшка. - Как

тут быть? - Встрепенулся. - А праведный Иов терпел? Терпел. - Еще более

вскинулся. - Терпел, брат, Моисей, терпел Елисей, терпел Илья, потерпел и я... - О.

Амвросий нередко говорил в рифму, шутками. - Терпи и ты. А

помыслов не слушай. Они - от беса... – Наклонил голову. Помолчал... - Думается

мне, что ты при поступлении в обитель не во всем покаялся. Оставил грех - вставил

и лазейку для бесов.

Брат Гавриил подумал-подумал, ничего не припомнил.

- Ну, вылезай! - шутит cтарец Амвросий и ударяет ладонью по лбу Гавриила.

И закопошилось под ним у последнего далекое воспоминание...

58

Бесы не дадут совершить ни одного полезного и доброго дела, если мы будем верить

в приметы

И закопошилось под ним у последнего далекое воспоминание. Дело было еще дома.

В Великий Четверг на Страстной неделе он как-то сделал наговор над пояском и

хлебом и этим добился того, что их корова сама без пастуха и провожатого стала

приходить домой.

Дело такое обыкновенное в деревне, что он его и за грех не считал…

Вообще, надо сказать, несмотря на тысячелетнюю борьбу Церкви с пережитками

древнего язычества, их осталось еще по глухим углам очень много. И особенный их

рассадник - на месте их рождения, в Киеве, на Украине.

Это что-то удивительное. Там в приметы верят очень многие и из верующей

интеллигенции. Они шагу не ступят, чтобы не ограничить себя то в одном, то в

другом, чтобы не испугаться то того, то этого. Встречается вам человек с пустыми

ведрами - ах, пути не будет; но если с полными - удача.

Едем на машине, вдруг кошка дорогу перебежит, хоть из машины вылезай. Но

оказывается, она не с той стороны перебежала, это ничего!.. И так люди сами себя

связывают по рукам и ногам. Сделал бы доброе дело или необходимое, но

оказывается, сегодня понедельник - тяжелый день. А завтра тоже оказывается

неожиданно, что в учреждении приема нет, и дело проиграно.

Кажется, св. Иоанн Златоуст говорит, что нам бесы не дадут совершить ни одного

полезного и доброго дела, если мы будем верить в приметы.

Слушая исповедь насчет наговора, удивился и старец Амвросий. Посмеялся,

пожурил, но дал маленькую епитимию (поклоны). Потом благословил спокойно

принять новое послушание: поехать на рыбные ловли, верст за 50 от монастыря, для

охраны пруда.

- Бог благословит, поезжай туда.

Возможно, брат Гавриил смутился, глядя на свое состояние болезненное, может

быть, тень недоумения пробежала по его лицу. Но батюшка добавил:

- За послушание Бог исцелит тебя... Поезжай, поезжай с Богом.

И тот же о.Иоанн бережно повел Гавриила обратно в больницу, доведя от скита до

обители.

Это «спокойно» очень характерно. Но еще более поучительна следующая сцена...

Вот еще искушение-то, братик...

59

«Едва вернулся Гавриил, - рассказывает его жизнеописатель, - лихорадка

набросилась на него снова и принялась трясти с ужасающей силой и без того

уставшего страдальца.

Зубы лязгали, все тело прыгало на койке в потрясающем ознобе.

И в это время входит казначей обители о.Флавиан, большой постник и труженик,

объявить Гавриилу о назначении его на рыбную ловлю, где у того же пруда стоял

так называемый "Митин завод" (чугунолитейный).

-Ты, братик, долго уж захирел... А мы подумали послать тебя на Митин завод, на

рыбную ловлю.

Попытался было Гавриил сказать "благословите", да трясучка передала по-своему:

- Бла-ла-яаа го-го... сссло-о-вите, баа-ба-тю-тю-шка-ка...

И осекся в изнеможении...

О.Флавиан, при всей своей строгости в жизни, не выдержал, сам затрясся от

внутреннего смеха и, усиливаясь сдержаться, сказал:

-Хо-хо-хо... Вот еще искушение-то, братик... Прости ты меня ради Господа...

Немного погодя явилась лошадь с телегой. На телегу уложили кое-какие вещи

Гавриила и самого его посадили, одетого в теплую шубу и шапку. А жара была

страшная. Немудрено, что когда косцы на лугу увидели трясущегося монаха в таком

наряде, так и грянули со смеху, а их было человек триста...»

От души похвалим подарившего и от души похулим принявшего

Здесь что ни слово, то перл. Я, конечно, говорю вам серьезно, разве допуская трудно

избегаемую амфиболию…

Преподобный Иоанн, прозванный Пророком, в книге «Душеполезных поучений

старца Дорофея», изданной с благословения оптинских старцев, в книге, которую

они заповедовали каждому новоначальному прочесть три раза (это я узнал от

монахов в бытность мою в Оптиной, когда там процветал вышеупомянутый о.Иван,

тогда уже иеросхимонах Иосиф), в своем ответе по одному поводу говорит авве

Дорофею: «От души похвалим подарившего и от души похулим принявшего».

Это сюда пойдет. Насколько умилительно и досточтимо поведение подарившего и

отдавшего беззаветно свою душу в руки старцев молодого послушника, насколько

достойно похвалы его крайнее послушание и готовность тут же вскочить с одра

болезни и побежать, когда даже расслабленный язык не повиновался, настолько...

Но стоит ли продолжать?

60

Современные «старцы», я думаю, все-таки разберутся в поведении и руководстве

своих прославленных предшественников. Е.Поселянин даже дерзнул Амвросия

сравнивать с Серафимом Саровским; что ж, может быть, когда-нибудь его

канонизируют, теперь жизнеописания пишут «под жития», так написаны биографии

епископов Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова еще до революции.

А чего стоит стиль нынешних календарей Московской Патриархии (о Сергии,

Николае и других)!

Когда мы были молоды, горели ревностью, как и брат Гавриил, и ничего, кстати

сказать, не понимали, мы поступали по заповеди, то есть в жестокости, черствости,

себялюбии, честолюбии, корысти и подобном видели дела высшего порядка,

которые только носят личину (маску) страстей и, по апостолу (1 Тим. 1,9), суду

страстных новоначальных не подлежат.

Но надо же когда-нибудь и кому-нибудь и про самих учителей сказать. При этом

вспоминается место из Евангелия. Однажды Христос, обличая в известной речи

архиереев и интеллигенцию того времени (ураццатег? -Лк. 11,44), задел и

«законников» - по крайней мере, они приняли Его слова на свой счет. Кто-то из них

сказал:

- Учитель, говоря это, Ты и нас обижаешь.

Можно бы ожидать, что нынешний проповедник в подобном случае извинится,

скажет, что он не хотел этого, или что-нибудь в этом роде, но Господь еще больше

поднял голос:

- И вам [тоже] горе... - И пошел, и пошел, если не грех так сказать, драматизируя

евангельский текст в целях его лучшего приближения к нашей действительности.

Брат Гавриил остался один-одинешенек

Но поедем дальше с братом Гавриилом...

За семь верст до монастырского хутора его так растрясло по выбоинам проселка и

на деревенской телеге без рессор, что его уже пришлось на руках снести на постель,

идти он не мог.

Ночь прошла сносно, без лихорадки. Утром старец Гавриил даже поел немного.

Поехали дальше. Все на той же колымаге. Наконец до-плюхали. Единственный

обитатель маленькой избушки-караулки, рясофорный послушник, встретил

заместителя своего, конечно, радушно.

В «пустыне» царила нестерпимая скука - с ума можно было сойти без дела и

призвания, я разумею здесь - внутреннего. Да и внешнее дело у сторожей

небольшое.

61

Неделя, проведенная на свежем воздухе, на солнце, дала Гавриилу уже

ощутительный результат, ему стало получше. Приехало из Оптиной еще трое

послушников на двух телегах за рыбой к празднику. Пригласили из соседней

деревни на подмогу несколько крестьян.

Наловили в общем пудов сто рыбы. Большую часть увезли в монастырь, а пудов

двадцать самой крупной спустили в огромные садки. Прежний караульщик тоже с

ними уехал -поговеть.

Брат Гавриил остался один-одинешенек с Богом на небе, но, несомненно, и близ

(Флп. 4,5), и с рыбой в озере и садках.

Кругом (в деревне) были чужие, всегда плохо настроенные к монахам люди, не

понимающие ригористических уставов монашества и готовые мстить инокам, даже

когда те, охраняя монастырское имущество, выполняют свой долг... Но зато было

вокруг чудное одиночество.

Пейзаж, духовное настроение. Недаром люди уходили в такие места...

Посмотрим, как кузнечики питаются росою...

Как ни свят человек, но и он одной поэзией, красивыми видами и даже

молитвенным духом не проживет. Василий Великий в письме к Амфилохию

Антиохийскому, впоследствии епископу Иконийскому (тогда - молодому человеку,

по ревности к Богу ушедшему в пустыню), шутливо писал: «Посмотрим, как

кузнечики питаются росою...»

А брат Гавриил был, повторяю, неузнаваемо изможден болезнью - похож, скорее, на

мертвеца, тело было совершенно высохшее, и от него несло гнилью.

Но здесь случилось как раз новое искушение, как говорят монахи и как в подобных

случаях выражаются в миру, а как это нужно назвать собственным именем -

опускаю.

Благочестивый мой сотоварищ-биограф, подобно древним агиографам, начинает

изложение этого факта у себя традиционным: «По Божьему смотрению случилось

так».

...Вечер. Сын Божий шел на страдания, как писано о Нем, при этом сказав: но горе

человеку тому, имже - и прочее (Мф. 26,24).

...Дело в том, что прежний сторож, спеша поскорее уехать из этого так духовно

настраивающего места, «не догадался посмотреть, какие запасы еды остаются для

Гавриила». Непрактичному, всецело погруженному вовнутрь самому брату

62

Гавриилу тоже не пришло это в голову. В результате вышло, что «не осталось

ничего совершенно и куска хлеба, ни круп».

Проходит день, другой, третий. Надо же поесть. Под окном сторожка, около нее

огород. Было ли что в нем или нет, не знаю. Но случайно потухший от

вынужденного поста взор Гавриила упал на редьку. Громадную, крепкую. Вот бы

чего поесть... Но вытащить ее не так-то просто было для ослабленного, едва

передвигавшего ноги человека.

Он ухватился за нее, напряг все силы, но... сам упал от слабости, а редьки не

вытащил. Подумал, догадался: надо выкопать железной лопатой:

Сказано - сделано.

Принес редьку в свою избушку и давай ее крошить и есть. Слезы текут от горечи,

пот катится градом, а Гавриил все ест и ест с голодухи. Так вею и съел. А она была

чуть не в полметра.

Ел без хлеба, в чистом виде, но она оказалась хорошим лекарством. Уже во время

еды он стал замечать, что у него под ложечкой что-то отрывается и отходит вниз,

как будто стало легче. Наконец, совершенно выделился огромный мочалообразный

ком, - это он столько времени мучил и истощал его.

С того времени молодой монах стал поправляться, свежеть, а так как аппетит на

редьку еще держался, он ел ее каждый день.

Тут уж и о. Иларион умилился до слез...

Приехали игумен Исаакий и старец о. Иларион. Сторож с радостью духовной

принял гостей, но угостить ему их было нечем.

- Не скучаешь? - спросил игумен.

- Вашими святыми молитвами, не скучаю...

И смутился, даже испугался. Ведь чем-то надо было бы их угостить, но Старцы

смущение тотчас заметили, стали расспрашивать, в чем дело.

И тут только узнали, что их истинный послушник уже несколько дней ничего не ел,

питался только редькой (и корки сухого хлеба не было) да чтением духовных книг.

- Вот какая пища-то у него, - сказал старец, а игумен отвернулся и незаметно утер

слезу.

Назидательно.

Биограф в простоте прибавляет: «Тут уж и о. Иларион умилился до слез...»

Но, прибавлю я, и только....

Оба благословили своего ученика-подвижника и уехали восвояси.

А брат Гавриил снова остался один со своими добрыми, святыми мыслями, со

своими безгласными, запертыми в садке рыбами и тихо разлитым в природе Божиим

величием.

63

Пей поругание, как воду

Некая схолия и отступка на аскетические и личные темы.

В досточудной «Лествице» преп. Иоанна, игумена синайских монахов, которую ни

он сам, ни его ученики и почитатели, как я думаю, так не назвали, а название это

приклеила уж после история, высказываются такие основные принципы

монашества:

«Пей поругание, как воду», и - «погибни тот день, в который тебя не обидели».

Или как в связном контексте «Лествицы» сказано: «Кто стремится к бесстрастию и к

Богу, тот считает потерянным всякий день, в который его никто не укорил.».

И не бил, надо добавить, не причинял всяких гадостей, не разносил клевету и

прочее, смотря по духовной силе подвижника...

Внешнюю сторону этих заповедей в Оптиной, кажется, хорошо старцы усвоили. Это

уже видно из предыдущего описания, будет видно и из последующего. Можно бы и

примеры привести из «Подвижников благочестия» о старцах, жизнеописание

о.Агапита об Амвросии.

Я тоже воспитанник Оптиной пустыни - свою младенческую колыбель я имел в ней,

вернее, наездами окормлялся у знаменитого старца скита, - и потому могу сказать с

полным правом, что мы со старцем схиархимандритом Гавриилом тожде (одно и то

же) брашно духовное ядоша; и... тожде пиво (питие) духовное пиша (1 Кор. 10,3-4).

Когда после наши жизненные пути на краткое время скрестились и когда при одной

из встреч он сам начал разговор на эту тему, я стал горячо отстаивать «Лествицу».

Я по молодости лет тогда был ригористом, а он был уже многоопытным старцем,

мягким, любвеобильным, на своей собственной спине испытавшем (Пс. 128,3), что

это такое за сладкая «вода жизни», которой, не продумав, стараются напоить

неопытные своих ближних.

Теперь только я понимаю, почему он шел так против «Лествицы», почему так

настаивал на любовном отношении ко всем, вопреки ее суровым требованиям,

почему его отзывы об Оптиной пустыни были окрашены в тот же цвет.

Даже в крепко спаянном, дружном и набожном братстве надо иметь великую веру и

терпение, чтобы выжить

А потому, повторяю, что он сам на себе испытал, что нужно ласки, ласки больше, а

не строгости к окружающим людям. Конечно, не только подвижник-монах, сжегший

в своем сердце зсе, что так или иначе навевается миром, но и каждый ленивый из

нас умиляется при воспоминании тех дорогих минут, которые мы подучили в местах

нашего духовного счастья и рождения.

64

Это естественно, но не из этого надо извлекать уроки, которые мы обычно читаем в

разных жизнеописаниях (у того же архимандрита Симеона). А вот из таких,

например, слов Гавриила- старца, случайно или неслучайно оброненных:

«Я присматривался ко всем (в Оптиной пустыни; какая наблюдательность у

молодого человека!) и видел: хотя были разные степени, но все они старцы по

духу...»

Там же, где есть такое «присматривание», а следовательно, анализ и холодный

расчет, там это иногда похоже бывает и на критику, недалеко от той, которую к нам

применяют безбожники и полуверы.

И тогда мы увидим, что даже в крепко спаянном, дружном и набожном братстве

надо иметь великую веру и терпение, чтобы жить.

На многое закрывать глаза и уши и помнить, что другого пути нет все-таки,

чтобы приподняться над землей. Если же уйти из этого братства в пустыню (ибо в

противоположную дверь можно выйти только в плохой монастырь), то будет еще

труднее, это значит сменить людей на бесов…

Конечно, для кого бесы пустой звук, то ему это не страшно, а кто познакомился с

этими личностями на опыте, тот кое о чем подумает. Все это я пишу для молодых

людей, чтобы они очертя голову не бросались в вышеупомянутую «воду жизни».

Это ведь не на пляже и не на купании.

Как оправдать слово «Лествицы»?

Но как же все-таки оправдать слово «Лествицы»? Духоносный и ревностный автор

ее ведь не мог заблуждаться. И педагогические приемы, которые он предлагал, не

могут не быть святы и спасительны. Но и не нужно никаких оправданий. Нужно

только внимательно «и, по-печатному читая, пальчиком водя», вдуматься в

приведенные тексты.

Речь идет о совершенстве христианской жизни, о приобретении божественного

бесстрастия, о том, чтобы тому человеку спели, как преп. Сергию Радонежскому в

тропаре:

«...в ней (в пустыне) плоды смирения возрастил еси, тем быв Троице вселение...»

(тропарь на обретение мощей, 5 июля).

Такой человек, понятно, скажет: погибни тот день, в который на тебя не донесли

или тебя не посадили.

Это в отношении подчиненных.

А в отношении старших не знаю, что еще сказать. Кажется, все сказано. Разве вот

что...

65

Однажды некоторые отцы пришли к авве Пимену Великому. Надо знать, кто такой

был Пимен. Один святой еще в молодости сказал ему:

- Ты - ангельский Пимен. (По-гречески игра слов: ангелос пиименос, значит и

«ангельский Пимен», и «ангельский пастырь».) Имя твое прославится по всей земле

Египетской.

Это был рассудительнейший из святых отцов. Поэтому-то после него осталось в

«Достопамятных сказаниях» поучений больше всего. Так вот, пришли к нему

некоторые старцы (очевидно, из тех любителей поить «живой водой», о которых

упомянуто выше, а ведь есть и у Христа слово на подобную тему, но я боюсь уж его

приводить - не играю словами, на самом деле боюсь).

И сказали ему:

- Если мы увидим братии, дремлющих во время службы, позволишь ли толкать их,

чтобы проснулись и бодрствовали?

Ну что, можно предположить, ответил великий святой? Уж во всяком случае, хотя

бы очень деликатно, ласково, осторожно, но мы такого бы разбудили. Хоть бы не

упал в стасидии…

Но Пимен Великий, поистине ангельский пастырь, ответил:

- Если я увижу брата дремлющего, то положу голову его на колена мои и

успокою его…

Голые девки - новое искушение

Мы остановились на том, как брата Гавриила оставили одного наслаждаться своим

одиночеством и присматривать за чужим добром. Но не так думал диавол. И для

этого надо кое-кого прислать к нему.

Как было сказано, стояла большая жара. Рядом, юр "том берегу пруда, назодился

Митин завод. И заводские парни и девки то и дело купались. Смеялись, гоготали,

переплывали вместе через пруд, отдыхали на берегу, загорали- все, как и теперь, с

той только разницей, что тогда нынешних, хотя и условных, купальных костюмов

(то есть белья) не было, и девушкам, снявшим платье и длинную рубашку, не в чем

было остаться; также и мастеровые вместо пресловутых «трусов» носили (если

только носили, ибо в это время не всегда они были) длинные подштаники.

И вот бесы сообразили, что гораздо лучше подсесть им к барышням и пошептать им

кое-что в ушки...

А монах-то и молодых людей стыдился. И самого себя...

Те сейчас же вскочили, как есть, в чем мать родила, и побежали к избушке брата

Гавриила.

66

Чем они его соблазняли и как, думается, здесь не важный вопрос, а вот как он

отнесся к их затее и бесстыдству - это очень и очень важно и удивительно.

А отнесся он - никак. Молитва внутренняя, которой он учился постоянно, отогнала

все помыслы, желавшие к нему подступить.

Целомудрие, которое он в себе взращивал, защитило его от похабной картины и

всего прочего. Оно возбудило у него обратные ощущения: вселило отвращение,

смущение и стыд. Ведь он и в миру, в своей строгой патриархальной деревне, не

видел такого безобразия и бесстыдства.

Но, конечно, легкий след умственной нечистоты остался...

Мой грех, мой грех! Ко мне и пришел!

Бесы, обманутые в своей надежде лишить подвижника девства, решили ему

отомстить. По крайней мере, доставить ему еще новое искушение.

Приходят мужики из соседней деревни и просят невод половить рыбы. Невод

монастырский, не брата Гавриила, а он только караульщик чужого имущества и

распоряжаться им без благословения не смеет, поэтому, естественно, он в просьбе

им отказал. Ах так...

И рано утром у самой караулки загорелась копна соломы.

Гавриил едва-едва успел выскочить с одной только иконой Знамение» Пресвятой

Богородицы, задыхаясь от дыма и искр, летевших к нему в избу. Встал между

копной и хибаркой, лицом к огню, прижав святую икону крепко к груди, и

молится...

Вдруг налетает смерч, или вихрь, закружил эту горящую копну, поднял всю ее

дочиста вверх и, как огненное облако, понес по воздуху прямо на деревню.

Люди заметались. Не знают, куда упадет этот огненный шар. Поднялся

беспорядочный крик, бабий вой. А копна, покружившись, упала и прикрыла своим

огнем дом и постройки одного крестьянина, и они сразу запылали громадным

костром.

- Мой грех, мой грех! Ко мне и пришел! -закричал он и всенародно покаялся в своем

поджоге монастырской караулки.

У мужика все сгорело: постройки, имущество, скот…

И удивительно то, что ветер сразу стих и прекратился. Усадьба горела как свеча...

А брат Гавриил? Он все еще стоял на прежнем месте и глазам своим не верил. На

месте, перед которым он стоял, было все чисто, подметено, и никакого огня и

опасности.

Тихие слезы благодарности к Богу и Его Пречистой Матери вновь окропили его

ланиты.

67

Перед праздником Преображения он возвратился в монастырь. Раз причина болезни

исчезла и сама она прошла, брат Гавриил начал с этих пор поправляться. На чистом

воздухе он очень посвежел, поздоровел и даже пополнел.

Житие старца Гавриила (Зырянова) Часть IV

«Сладкое начальное время, в которое старец

раскрыл ему слепые глаза на богатый

внутренний мир сердца и ума...»

Старец Оптиной пустыни иеросхимонах Амвросий

(Гренков), один из учителей (1864-1874 гг.)

послушника Гавриила Зырянова.

Снимок 1870-1880-х годов

По прибытии в Оптину - новые послушания

По прибытии в Оптину сейчас же пошел отдавать отчет игумену по делу и старцу о.

Илариону - по душе. Они очень удивились его рассказу, чудесам и тем чувствам,

которые его в эти минуты осеняли. Поговев, Гавриил готов был уже снова вернуться

на старое место, но старцы - их трудно понять - переменили ему послушание и

оставили при обители.

«Брат Гавриил оставил Оптину пустынь, ее строгую жизнь и уставные

многолюдные службы, старческие кельи в тихом бору и посещаемые им вечерами

могилки прежде почивших отцов...»

Но стала ли его жизнь слаще? Ему дали сырую и холодную келью в башне. Зимой

она промерзала на целый аршин от пола, обрастала сплошным льдом и снегом, так

что койка и постель были тоже влажные, и Гавриил нередко, придя из кухни, от

горячей плиты, ложился в нее как в сугроб.

68

Послушание ему дали сперва у погребничего: варить квас, солить капусту, огурцы,

хранить масло и т.д. Здесь на него напала охота есть масло. Но как только он

исповедал этот помысл о.Амвросию, страсть исчезла. Так что сам старец удивился.

Только железное здоровье могло поддержать еще Гавриила и не дать ему раньше

времени сойти в могилу. Но и оно давало сбои. Поэтому из-за простуд, которые он

схватывал, спускаясь по нескольку раз в погреб, его перевели опять в хлебную.

Отсюда - в булочную (о ней было упомянуто - портал Старец), через полгода - в

просфорную.

Наконец, сам игумен взял его к себе в так называемую «игуменскую кухню». Это,

собственно, не его личная только. В иных строгих обителях России приезжих

богомольцев, будь они хоть архиереи или бывшая великая княгиня Елизавета

Федоровна, свояченица царя и настоятельница Марфо-Мариинской обители в

Москве, кормили со скромной братской трапезы: пустыми щами, безвкусным

свекольником, не очищенной от кожуры как следует картошкой.

Угощение «скромной» монашеской трапезой

Но в Оптиной с «игуменской кухни» кормили и богомольцев, вероятно, главным

образом, этих самых привилегированных. Ибо на кухне работало несколько

вольнонаемных поваров (мирские - среди монахов). И стол иногда был довольно

притязательный.

На это указывают слова жизнеописателя, который говорит, что когда Гавриил,

благодаря своим способностям ко всему, поднаторел в поварском искусстве и даже

превзошел мирских поваров намного, то

«иногда тонкостью вкуса и изяществом убранства блюд он настолько удивлял

приезжих высоких лиц, что они считали недостаточным похвалить приготовленное

пред игуменом, но вызывали самого брата Гавриила и лично выражали ему свое

восхищение...»

После того как я впервые нищим среди нищих пришел в Оптину пустынь и сидел в

смущении на общей трапезе за четырьмя простыми блюдами, однако с

благоговением, как на «вечере брака Агнча» (Мф.22,10), я много еще где обедал.

В трапезной у преп. Саввы Освященного (знаменитая Лавра около Иерусалима в

Палестине - портал Старец), у афонитов (Руссика), за митрополичьим столом

Московского подворья Троицкой Лавры (стол был затейный, двухъярусный,

вертящийся, для удобства брать кушанья, не переставляя их; не знаю, перешел ли он

по наследству к патриарху Московскому и всея Руси, ведь и Патриархия-то уже не в

этом здании).

69

Но особенно меня удивил cтол настоятеля одной знаменитой обители gод

Петроградом. После вышеуказанного он был очень изысканным. Когда я заметил

ему об этом, он просто пояснил, что к нему довольно часто запросто ездят великие

князья (на исповедь; в тот момент, когда я там был, приезжали Дмитрий Павлович,

впоследствии убийца Распутина, и его супруга в «интересном» положении) и ему

приходится угощать их «скромной» монашеской трапезой (сравнительно с

великокняжеской - портал Старец).

Старший в игуменской кухне

Но я каюсь, что пример первых обителей, имена которых я опустил, меня больше

трогает и смиряет. Слава Оптиной велика была, но теперь источник ее

происхождения показывается уж в ином свете и объяснение этому подсказывается

другое.

Поскольку я узнал, что такое настоящая святость, меня не могут теперь удивить ни

предсказывания, ни совершившееся чудо. Их может и страстный человек сделать.

Но есть такие никому не ведомые, а только пришедшим в эту меру, таинственные

вещи Божьи, которые не всякому и чудотворцу, так сказать, впору и по плечу. В их

свете исчезает всякая слава...

Но меня худо бы поняли и совершенно неверно, если бы подумали, что я умаляю и

свожу на нет всю духовную пользу, которую получали приходящие и приезжающие

туда. Многое, если не все, зависит от нашей веры и простоты. В миру последнее

качество особенно не в почете, а у Бога - высоко и привлекает дары Святого Духа.

Но что сказать про брата Гавриила в это время?

Его подвижническая жизнь тогда была очень похожа на жизнь преп. Досифея.

Можно бы подробно рассказать про несколько смешных случаев, приведенных в

житии [знаменитого аввы - портал Старец], но у меня нет времени и места.

Упомяну только, как повара поднимали на смех своего «старшого», ибо его в

игуменской кухне сразу сделали старшим (между тем он ничего не знал, ни как

сварить, ни как называются поварские принадлежности - портал Старец).

Как повара посылали Гавриила к старшему келейнику игумена попросить

«зашеину»

Как повара посылали к старшему келейнику игумена попросить «зашеину» и тот

шел, ничтоже сумняшеся, принимая это за новый род какого-то провианта. Как сам

начальник кухни велел сварить несколько яиц в мешочек, а он, не найдя

70

подходящего мешочка, оторвал низ рукава у рубашки и сварил их вкрутую. Как

такая же история случилась с варкой картофеля в мундире.

Нередко случалось, что брат Гавриил день-деньской так умается у плиты, что, не

чувствуя ног, сваливается на постель и засыпает как убитый. Но в глухую полночь

приезжают новые богомольцы и просят есть. В другом бы монастыре (из указанных

выше - портал Старец) им сказали, что у них на это есть свое время, что у них не

ресторан по первому разряду.

Но тогда только что кончилось крепостное право, приезжали все бары и помещицы,

и, очевидно, монахи-оптинцы не имели в себе силы им так ответить. И вот усталого

Гавриила будят. И он безропотно принимается на кухне за то же дело. А через час

начнется утреня, надо идти невыспавшемуся в церковь.

Вообще это послушание для Гавриила было тяжелое и трудное не только в

физическом отношении, но, как я вскользь упомянул, и по условиям духовной

жизни. И лишь когда на него уж очень сильно находило уныние -это особое

состояние духа, в особенности оно берет только хороших, любящих уединение

монахов, - он, окончив поздним вечером работу на кухне, выходил подышать

свежим воздухом и отдохнуть на монастырское кладбище.

Затворник Мелхиседек

Здесь он нашел неожиданно свое утешение. Увидел он раз-два какую-то

мелькнувшую тень между памятниками. Иногда фигура пряталась на паперти

храма... Кто это?

Оказалось, что это был затворник иеросхимонах о.Мелхиседек.

Он по ночам, подобно преп. Серафиму Саровскому, выходил освежиться и

помолиться среди могил. Он умилял Старца Гавриила своими речами и каждый раз

ему пророчил: «Учись петь и читать хорошо, тебе придется быть в Москве».

Но пророческие слова затворника не задевали мыслей и чувств Гавриила. Беседы-да,

потому что он скорбел о своем неустойчивом положении: он прожил в обители уже

4 года, а из мира увольнения еще не получил.

Это удивляло Старца Гавриила.

Наконец, он стал тревожиться, бояться...

И вот видит сон, будто несет хоругвь с незнакомым изображением Божией Матери и

от Нее исходит голос: «Молись и благодари Меня, ибо Я - твоя Помощница».

Вечером того же дня вышеупомянутый келейник старца - игумена, с которым он

близко сошелся и который помогал ему в трудном послушании, несмотря на свое

старшинство, привез Гавриилу из Троице-Сергиевой Лавры образ Черниговской

Божией Матери (тот самый, который он видел во сне), а на другой день пришло и

увольнение из Казенной Палаты.

71

Рясофор и монашеские интриги

Вскоре после этого его «приуказили» к Введенской Оптиной пустыни и облекли в

рясофор. До сих пор, очевидно, он ходил лишь в подряснике, теперь принял вид уже

настоящего монаха. Радости его, конечно, не было конца.

Но внешняя жизнь и от этого не стала лучше. Его все еще держали в черном теле.

По-прежнему он жил в этой ужасной сырой башне, по-прежнему простужался и

болел. Да как - один раз тифозной горячкой, а два раза по два месяца был слеп -

ничего не видел.

Простота его, постоянное углубление внутрь себя и в свое сердце - он ведь, как я

сказал уже, и раньше приобучал себя молитве Иисусовой - облегчали ему жизнь, он

многого не видел и зрячими глазами. Он не видел, как один раз постригли 12

человек, а он остался в стороне. Он только радовался за них и умилялся.

Он не видел, как в другой раз постригли уже 20 человек в монашество, а он остался

за бортом. А ведь он пламенно горел желанием получить мантию. Не видел Гавриил

грубого обхода его и тогда, когда однажды сразу постригли 40 человек в

монашество! Да при том один из постриженных этих был принят в монастырь в

один день с ним!

Но все-таки это заставило его задуматься: что за причина его обхода?

Уж нет ли тут чего-нибудь намеренного, а не случайного? Ведь он знал наверное,

что все им довольны, и игумен тоже; старцы даже просили игумена, чтобы он

постриг его.

Да-а, постриги его, а он уйдет от нас

Дело вскоре разъяснилось. Его друг, старший келейник игумена, со своей стороны

стал просить последнего за Гавриила, получил отказ и со всей наивностью мало

раздумывающего человека бухнул:

- Касатик, я просил Старца-игумена постричь тебя в мантию, а он мне ответил: «Да-

а, постриги его, а он уйдет от нас...»

Тот и другой сдали экзамен по старческой рассудительности, о которой столько

писалось в их жизнеописаниях. Игумен и не предвидел, что он, Гавриил, именно

потому и уйдет от них, что его не постригли...

Как гром эти слова поразили брата ….

Этот мужественный, несгибаемый человек, этот подвижник, которого ничто не

могло устрашить, этот крепкий верою и детской простотою монах буквально даже

72

на ногах не мог стоять. В глазах у него потемнело, голова пошла кругом, в груди

дыхания ему не хватало, и он - лег...

Эти Старцы совершенно не понимали настроения своего ученика!

Несмотря на исповедь и откровение помыслов, почти ежедневное, они не

досмотрели, что же он собою представляет в действительности. Ведь не только

новоначальные, но и совершенные могут не разглядеть на дне души копошащегося

и укрывающегося в темном углу древнего змия «приступит человек, а сердце

глубоко - Пс. 63,7).»

Наставники думают, раз послушник на небо живым лезет, раз и благодать Божия

явно ему помогает, то можно и должно и веревки из него вить, и в монашестве

придерживать то ли для его - «смирения», то ли для своего удовлетворения.

Но это-то их в данном случае и подвело...

Мантия не награда, а одежда покаяния

У брата Гаврии ла был своеобразный, но совершенно правильный взгляд на

монашество. Он смотрел на него так: мантия не награда, а одежда покаяния.

А ведь надо сознаться, что у нас был и есть совершенно противоположный взгляд на

эту мантию…

Когда я был в Оптиной, то побывал как раз на подобной же косьбе в сотню человек

братии, о которой было упомянуто выше. И я наслушался много разговоров от

разочаровавшихся молодых монахов, желавших предупредить от опрометчивого

решения ревностных мирян, пришедших поступить в обитель.

Они возмущались и трапезой, что не дают на ней мяса, а есть такие монастыри, в

которых его кушают с благословения Святейшего Синода (я этого тогда не знал и

тем более смутился, по и эта-то пища их мне показалась слишком роскошной).

Они негодовали на то, что вот мантию дают, то есть постригают в монашество, в

таком-то монастыре (речь шла, конечно, о строгих и известных) через 12 лет, в

таком-то - через 15 лет, а у них - через 25.

(Опять не знал таких расчетов, но согласен, что пострижение всегда связывается с

известными привилегированноетями положения, а следовательно, этот «ореол»

всегда затемняет ту идею, которая лежит в основе его и ради которой истинно

спасающиеся, такие, как брат Гавриил , и идут в монастырь.)

Расслабление Гавриила скоро прошло

Расслабление Гавриила скоро прошло... Он встал, но уже новым человеком. Слабый,

сомневающийся, полуверующий потерял бы последние остатки веры и ушел в мир.

73

Но Гавриил не связывал худую и соблазнительную живопись на иконе с благодатью,

которая от нее исходит.

В Оптиной пустыни, например, чтимая чудотворная икона Божией Матери

«Козелыпанская» была открыта так: валялась на чердаке картина, писанная

масляными красками, вся в пыли, свернутая рулоном. Кто-то из женской прислуги

помещичьего дома полез туда, развернул: «Ишь, какая намалевана...» (И на самом

деле, живопись темная, венчика нет или не видно, изображение простой женщины в

темном платье - примечание портала Старцы)

И - отбросила икону. Но тотчас же ослепла. Это был не портрет какой-то помещицы,

а икона Пресвятой Богородицы. Если я по памяти за давностью не точно что

изложил, пусть знающие меня поправят. (Правильно, отче, так была обретена

Калужская Икона – Исихазм.ру)

Гавриил видел в мантии не красивую одежду тщеславия, а ризу спасения, и в

монашестве не награду, а ту «живую воду» Святого Духа, о которой пророчествовал

Сам Господь Иисус Христос: «В последний же великий день праздника (Кущей)

стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко Мне и пей; Кто верует в Меня,

у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой (Ис. 12,3;

Иоил.3,18). Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него...»

(Ин.7, 37-39).

Об этом поется в замечательно воодушевленном тропаре в среду Преполовения:

«Преполовившуся празднику, жаждущую душу мою благочестия напой водами, яко

всем, Спасе, возопил еси: жаждой да грядет ко Мне и да пиет! Источнике жизни

нашея, Христе Боже, слава Тебе (глас 8-й).

И Гавриил не смотрел, в каком образе, каким способом и чрез кого эта живая вода

ему преподается.

Так до сих пор думал молодой подвижник. Но сейчас? Значит, у него отнимают не

что-нибудь, а эту живую воду?

Это было, конечно, все-таки искушение, но оно было на пользу его душе. Однако

только на духовную пользу.

Бог везде Бог

Что ж, Бог везде Бог. Также и монахи везде такие же монахи. И монастырей

много...»

Он себе говорил: «Что ж, Бог везде Бог. Также и монахи везде такие же монахи. И

монастырей много...» Но он ошибался. Как ему ни трудно было в Оптиной и какие

искушения он здесь ни видел, вот и сами прославленные старцы создают ему их, но

мысли его были обманчивы. Бог везде, и монастырей много (перед революцией

74

было 800, четыреста мужских и четыреста женских - примечание портала Старцы),

но таких, как Оптина, раз-два с ноликом и обчелся. В этом он убедился не раз после.

Так состоялось решение уйти. Уйти из прославленной обители, о которой он

слышал еще в Сибири. Не знаю, как взглянули на это старцы, когда он в первый раз

высказал им эти свои новые, так непохожие на все предыдущие, мысли.

Батюшка об этом никогда не говорил. Считали ли они его правым или неправым и

свое поведение законным или нет? Но разговоров на эту тему после было довольно,

и мы видим несколько даже фактов, которые могут кое-что косвенно и объяснить.

Какая сила воли должна быть и несомненность в решении, чтобы пойти против

своих духовных отцов! Таких прославленных, имевших такой авторитет во всей

России! Блажен человек, не осуждали себе, о немже искушается (Рим. 14,22).

Во всяком случае, Промысл Божий не всегда ведет нас гладко. Часто мы сами ищем

более приличного пути и не находим. А то невольное, за что мы краснеем,

поворачивается при искренней вере и теплой, покаянной молитве во благо.

Повторяю. В подобных случаях слабый, сбившийся с ног теряет веру и уходит от

Бога «на страну далече» (Лк., гл. 15). Но сильный духом Ганя, искушенный,

становится лишь крепче и, как «злато» в горниле, выходит чистым и блестящим.

Однако о намерении брата Гавриила покинуть монастырь никто не знал. Он все так

же ходил в свою поварню, все так же ревностно исправлял монастырское правило.

Глубокой осенью, в октябре, когда облетает уже листва на деревьях, а красивые

бабочки, золотистые жучки и даже надоедливые мухи прячутся неизвестно куда,

Гавриил попросился у игумена на богомолье в Киев. И он его отпустил в

сопровождении еще трех почтенных монахов.

Киев

Киев! Колыбель русского благочестия и самой христианской жизни! Его

многострадальная тысячелетняя история, мирная и кровавая, благодатная и

жестокая, страстная, отражена и в самых камнях, красивых, поросших парками

склонах и холмах со скрытыми в них ходами и переходами, сокровищами, до сих

пор вновь открываемыми, и в знаменитых пещерах Печерской Лавры с их

прославленными нетленными мощами святых. Последние всех привлекают.

Как кощунственно ни выражаются о них, как богохульно надумают объяснять их

нетление, но с каждый воскресеньем видишь, что экскурсий, солдат и матросов,

учащихся и служащих, интеллигенции и простого народа прибывает все больше.

Кого гонит любопытство, кого ревность по Богу.

Не мог тем более брат Гавриил за две недели своего пребывания в Киеве не отдать

долга этой святыне преподобных, хотя святынь немало и других в Киеве.

75

И батюшка впоследствии рассказывал, что особенно его тянуло к мощам Пимена

Многоболезненного, вблизи которых он испытывал какой-то особый подъем чувств

и непонятное состояние духа.

Дальнейшая жизнь показала, что это значило…

Москва

Из Киева все четверо поехали в Москву. Гавриил остановился в Высокопетровском

монастыре у архимандрита Григория. Конечно, Гавриил рассказал про свое житье в

Оптиной, про скорби, про обход в пострижении, про свои думы.

О.Григорий и раньше звал его к себе, а теперь в особенности убеждал переходить к

нему. Он глубоко сочувствовал его горю и обещал со своей стороны сделать все для

скорого его пострига. И дело сделано: брат Гавриил подал прошение о переводе

митрополиту Иннокентию, знаменитому просветителю Аляски - когда-то она была

нашей, - и перевод состоялся.

Но по прибытии в Оптину Гавриил опять никому не сказал, что он, собственно,

теперь уже отрезанный от них ломоть. Он распродавал свои вещи - и молчал.

Получив за них деньги, пока оставлял их у себя. Так что наружно все было по-

прежнему. Откуда такая осторожность и предусмотрительность у молодого монаха с

простой душой?

Но пример этот очень и очень поучителен. Хочется сказать много, но лучше

умолчать…

Однако резолюция митрополита - одно, а исполнение решения - другое.

Мы часто наблюдаем теперь в миру: как будто свобода, каждый формально не

закрепощен, как у помещика на барщине, а попробуй уйти с места и натолкнешься

на сопротивление начальника. Иногда и высшая инстанция ничего не имеет против

твоего ухода, но непосредственное начальство «бузит» и «не пущает», как прежний

городовой.

Этого-то и боялся брат Гавриил... Как бы не «забузили» в обители заинтересованные

лица. Пошел к письмоводителю. (Я везде имена второстепенных лиц опускаю.

Конечно, упоминание их создает атмосферу большей документальности,

достоверности и даже убедительности, наглядности, но думаю все-таки, это ни к

чему здесь.)

Письмоводитель успокоительно заверил, что нет, дескать, основания задерживать

одного человека при братстве в 300 человек (скатертью, мол, дорога).

Святое заклятие

76

Касатик, ведь ты идешь на крест

До сих пор брату Гавриилу удавалось скрывать свое намерение и раньше времени не

давать таковому выхода, чтобы оно невзначай не повредило ему. Но канцелярской

дверью нельзя было прищемить хвост слухам, и эта весть пошла гулять по

монастырю.

Игумен и его старший послушник, друг Гавриила, первые узнали о ней. Особенно

она поразила последнего. И он всячески старался отклонить своего приятеля от

принятого решения (ведь в конце концов святого?).

Приводил в качестве доводов и то, как игумен хлопотал об увольнении Гавриила из

мира и что тот может дать о нем нелестную аттестацию (О!!! это нам знакомо, это

уже мирской серой или сероводородом запахло), и, от горького перейдя к сладкому,

обещал и скорый постриг, и лучшую келию…

Наконец, видя, как его друг стоит все на своем, сказал, обливаясь слезами:

- Касатик, ведь ты идешь на крест. Там тебе тяжело будет...

Слезы тронули любвеобильное сердце брата Гавриила, он сам готов был

расплакаться, но все же, собрав всю силу воли, ответил:

- Ну что же. Ведь из мира когда я уходил, то шел на крест. Пусть же эта крестная

сила будет со мною до смерти…

Это какое-то святое заклятие. До сих пор эти слова действуют, и становится

страшно…

Но дорого яичко к Светлому дню

Келейник игумена на этом не успокоился. Келью, вероятно по его ходатайству,

действительно дали новую, лучшую, светлую, сухую. Да и игумен повел уже иную

политику. Перевел брата Гавриила на клиросное послушание петь и читать.

Но дорого яичко к Светлому дню...

И клумбы цветов, эти астры и анютины глазки, когда идешь мимо грязи, штабелей

угля и луж вонючей нефти паровозного депо, на что стала теперь мода, еще более

подчеркивают отсутствие того комфорта в последнем, который ими стараются

изобразить, и всю неуместность их здесь посадки.

Так происходило и с потоком этих милостей. Они своим контрастом с прежними

несправедливостями еще более их оттеняли и усугубляли горечь чувств у Гавриила.

А друг его все продолжает уговаривать:

- Касатик, ты только останься. Все мы просим тебя об этом...

Разрыв с игуменом

77

Наконец произошел прощальный и окончательный разговор - я боюсь написать

слово «разрыв» - с игуменом…

О нем мне батюшка рассказывал не без юмора так: «Пошел я за последним

благословением к игумену. Прихожу в покои настоятеля (вот тоже словечко,

которое бы надо убрать из монашеского обихода; "покой" для монахов разве только

в могиле или в раю, если они его заслужили, что и в известном видении Антонию

Великому возвестил глас Божий), а там говорят, что он в канцелярии. Был уже

поздний вечер.

Я дернул дверь за ручку. - Не отворяется…

"Похоже, заела", - думаю.

Дернул ее с усилием и вошел….

- Благословите, батюшка, отец игумен, - говорю и подхожу под благословение.

А на нем лица нет. И я даже испугался. Вот, думаю, в каком настроении его застал.

- Ты как сюда попал? - спрашивает игумен.

Обыкновенно как, в дверь, - отвечаю ему.

- Да нет же, - говорит, - она на крючке.

Он, оказывается, заперся ото всех…

Встал, и мы пошли к двери. И видим, здоровенный крюк в пол-аршина напрочь

отлетел.

- Ну и силенка у тебя, - говорит, - Бог не обидел. Так ты зачем ко мне?

- Покаяться и проститься пришел.

- Все бунтуешь. Я же тебя хоть через неделю постригу, только оставайся.

Но я пал ему в ноги и говорю:

- Простите и не оставьте своей милостью. Но только на будущее время, если не

придется устроиться в Москве. Но в Оптиной не могу остаться. Вы же сами первый

скажете: "Вот монах, вертится туда и сюда, нетвердый человек".

Игумен, по-видимому, был удовлетворен моими словами, а я продолжал:

- Простите, я вам открою свою душу как духовнику и старцу, а не как начальнику.

Тяжело мне стало, когда я узнал, что меня обошли. Ведь монашество есть не

награда, а - покаяние...

Эта мысль, которую я усвоил из чтения святых отцов, стала моим глубоким

убеждением. А покаяние-это заповедь Христа. Им я живу и стараюсь научиться

духовному плачу.

И в чем же мне отказывают? В этом самом плаче о грехах, то есть в монашестве,

постриге, в мантии.

Мое сердце пламенно ищет всего этого, а меня его лишают, и тем самым как бы я

делаюсь лишним в братстве. А в Москве мне все это дают сразу, й с радостью даже.

78

И после этого, что мне до того, что там будет! Наружный вид монаха необходим

ведь и для внутреннего монаха...

Игумен был тронут моей исповедью...

Мы расстались мирно. Я поблагодарил его за все, и мы простились».

Прошло сладкое начальное время...

Сборы были короткие. Все уже было приготовлено заранее. И брат Гавриил оставил

Оптину пустынь, ее строгую жизнь и уставные многолюдные службы, старческие

кельи в тихом бору с его дремотным пахучим воздухом и посещаемые им вечерами

могилки прежде почивших отцов: Леонида (1841), Макария (1860), Моисея (1868).

Где же умилительные слезы, которые он проливал и на пруду при тихом шелесте

камышей, и в поле под ярким солнцем, и на ступеньках паперти при мерцающем

свете звезд, и у раскаленной плиты, вспоминая про вечный огонь, и в промерзшем

склепе башни?

Для созидания внутреннего духовного устроения, о котором говорил он выше.

Прошло сладкое начальное время, в которое старец раскрыл ему слепые глаза на

богатый внутренний мир сердца и ума, и эти последние дни жгучей полынной

горечи, и многое другое, о чем батюшка говорил и вспоминал после всегда нежно и

с благодарностью, как чистая девушка о своей первой любви и безвременно

погибшем женихе...

«В Москву, в Москву...» Как-то сидели мы с о. Гавриилом, когда он приезжал к нам

в Троице-Сергиеву Лавру, будучи уже старцем, в бывшем дворце императрицы

Елисаветы Петровны. Здание снаружи было раскрашено затейливо, вроде дома бояр

Романовых на Варварке в Москве, в котором родился царь Михаил Федорович.

Лепные наличники, разноцветная шахматная крыша, стены бирюзового цвета,

покрытые масляной краской. Внутри лепные потолки, картуши на стенах, печи со

старинными изразцами, с художественными рисунками. Теперь это было жилое

здание.

Иду я раз очень ранним утром в Охотный ряд

Старец вспомнил по ходу разговора случай, показывающий его былую телесную

силу, которая снова восстановилась после временного перерыва из-за болезни, и

духовную, вернее уже духоносную, которая немножко начала уже в нем просиявать.

- Иду я раз очень ранним утром в Охотный ряд с большими деньгами. На улице

никого нет, разве одинокие прохожие. Вдруг оборванец - пробирается соседними

79

переулками в свои трущобы у Цветного бульвара. И чувствую я внутренне, что он

меня сейчас ударит.

Надеялся малый на какую-нибудь поживу. Так и вышло. Поравнявшись со мною, он

размахнулся, но его рука налетела на мою. Это я отразил его удар. Но в нервном

подъеме не рассчитал и сделал это слишком сильно: гляжу, мой оборванец отлетел с

тротуара на мостовую на несколько шагов и растянулся на ней. Я испугался и

побежал.

Вскоре воротился и все волновался дорогой: «Не зашиб ли его до смерти?» Но

оказалось - нет… На улице еще было все так же пустынно, дневное движение еще не

начиналось, а его уже и след простыл. Очевидно, встал и ушел...

Это «чувствую я внутренне» очень знаменательно. А то обстоятельство, почему он

шел в Охотный ряд, объясняется следующим.

Житие старца Гавриила (Зырянова)

Часть V

Высокопетровский монастырь, Петр I - антихрист

Когда брат Гавриил приехал в Москву -а это было 28 декабря 1874 года - и поступил

в Высокопетровский монастырь, его сделали прямо экономом и расходчиком (от

слова расходовать: как эконом он покупал продукты, заведывал ими, хранил; как

расходчик - расходовал).

И дали хорошую, соответственно занимаемой новой высокой должности, келью.

Высокопетровский монастырь основан в 1380 году Димитрием Донским и

находится у границы Белого города35 на углу Петровского бульвара.

Петр I

Петр I повелел построить в нем три новые церкви (три его дяди Нарышкины были

убиты во время стрелецкого бунта) и колокольни.

Это было в 1690 году. А через 10 лет стены Белого города и даже Земляного были

унизаны повешенными после страшных пыток стрельцами. Патриарх Адриан явился

было к Петру, когда стали на площадях Москвы устанавливать лес виселиц, с

иконою Богоматери, чтобы умолять его о пощаде и прекращении этого живодерства,

но получил такой прием, о котором лучше умолчать.

Трупы казненных стрельцов лежали непохороненными почти полгода (!) к ужасу

всех жителей. На Красной площади не было пустого места от обезглавленных.

Недаром народ прозвал его «антихристом». Но прозвал еще за другие художества.

Славянофилы писали:

...муж кровавый,

Вдали, на рубеже родном,

80

Стоишь ты в блеске страшной славы,

С окровавленным топором.

С великой мыслью просвещенъя

В своей отчизне ты возник

И страшные подъял мученья

И казни страшные воздвиг.

Во имя пользы и науки,

Добытой из страны чужой,

Не раз твои могучи руки

Багрились кровию родной.

Ты думал, - быстротою взора

Предупреждая времена, -

Что, кровью политые, скоро

Взойдут науки семена!

И далее, кому интерсно:

И вкруг она лилась обильно, И воплям Руси не внемля, Упорство ты сломил, о

сильный! И смолкла Русская земля. И по назначенному следу, Куда ты ей сказал: -

«Иди!» Она пошла. Ты мог победу Торжествовать, но погоди!.. Но, истребляя зло в

отчизне, Ты всю отчизну оскорбил; Гоня пороки русской жизни, Ты жизнь

безжалостно давил. На самобытный труд, стремленье Не вызывал народ ты свой, В

его не верил убежденья И весь закрыл его собой. Вся Русь, вся жизнь ее доселе

Тобою презрена была, И на твоем великом деле Печать проклятия легла. Грех Руси

дал тебе победу, И Русь ты смял. Но не всегда По твоему ей влечься следу Путем

блестящего стыда. Так будет время, Русь воспрянет, Рассеет долголетний сон И на

неправду дружно грянет — В неправде подвиг твой свершен! Народный дух

поднимет крылья, Отступников обнимет страх, Созданье лжи, дела насилья Падут,

рассыплются во прах! И вновь оправданный судьбою Восстанет к жизни твой народ

С своею древнею Москвою — И жизнь свободный примет ход...

Охотный ряд

Настоятелем Высокопетровского монастыря был в то время архимандрит Григорий.

Так как у нового эконома был прекрасный, задушевный тенор, он прибавил ему еще

послушание петь на правом клиросе и отправлять очередное чтение при

богослужениях.

По долгу службы Гавриил и должен был часто ходить в Охотный ряд.

Улица была знаменитая. На нее по-разному можно смотреть. Можно видеть в ней

конкретное воплощение московского обжорства, что-то вроде «Чрева Парижа» Э.

81

Золя. А можно вместо ножа, которым режут скотину и людей, увидеть необходимый

инструмент и орудие при самом набожном приеме пищи.

Да и в качестве «чрева Москвы», с точки зрения государственного и гражданского

быта, это о чем-то свидетельствует: о богатстве страны и народа, о хлебосолье

старой Москвы и ее широком бытье-житье, о всякой изысканности в еде и о всем

прочем - пусть по части чревоугодия, но которое говорит потомкам, страждущим

этой страстью в наши времена:

«Вот-де как надо есть и пить, а вы что? - Нет у вас ни расстегаев с налимьей

печенкой, ни парной белужьей икорки, ни спаржи как масло, ни лангустов, ни

руанских уток из Франции, ни омаров, ни красных куропаток из Швейцарии, ни

рыбы сом из Средиземного моря, ни ананасов. Вечно голодные сидите».

Или, как говаривал старшина по хозяйственной части в Английском клубе

Шаблыкин, великий сластоежка, проевший все свои дома:

- Сезон блюсти надо, чтобы все было в свое время. Когда устрицы флексбургские,

когда остендские, а когда крымские. Мартовский блорыбий балычок со свежими

огурчиками в августе не подашь... Вот так и сезон!

С аскетической точки зрения это, конечно, чистый срам, но с той; на которой стоит

мир и которой постоянно хвалится, все это говорит о такой культуре, которую надо

еще «догнать».

Через сколько лет? Не знаю. А «перегнать» уж в наше время невозможно.

Эконом - келарь

В такой-то плоскости это задевало и Высокопетровский монастырь. И не потому,

что брат Гавриил был эконом (в других монастырях -келарь; но в этих должностях

есть все-таки разница), но какой эконом!

Экономом он оказался не от слова «экономным" - а, наоборот, отличным, и

расходчиком, воплощавшим идеал преподобного аввы Дорофея из той самой книги,

которую заповедали было в Оптиной пустыни читать - по З раза.

В ней написано: «Достигнуть же сего (скажем, идеала.- Еп. Варнава) ты можешь

только тогда, когда будешь распоряжаться монастырскими вещами не как

своими собственными, но как принадлежащими Богу и только вверенными твоему

попечению. Ибо первое располагает нас к тому, чтобы не иметь пристрастия к

вещам, а второе к тому, чтобы не пренебрегать ими»…

Вещи - хозяйство не свое, а Божие. Ты только приставник. А раз чужое, нечего и

пристращаться к нему. Но в то же время, если будешь пренебрегать им и делать все

спустя рукава, попадет теб&

82

Это своеобразно усвоено даже концлагерями. Чрез кого-то (из семинаристов?

поповичей?) вошло туда и внедрено.

У нас, например, во всю стену двухэтажного административного дома аршинными

буквами была сделана снаружи надпись: «Социалистическая собственность есть

вещь священная». Что через контраст фигуры умолчания можно понять и так: «а не

социалистическая (частная) - нет, ее можно грабить, то есть реквизировать,

национализировать...»

Не испугало и не пугает их и слово «священный». Во всяком случае, взятое из

обихода церковного, оно никак уж не подходит нй к языку, ни к содержанию

диамата Ленина.

Белуга для братии

А брат Гавриил, с духовной стороны имея пред собою образец в писаниях

законоположений монашества, а с плотской - в хозяйственном опыте своей семьи в

деревне и Оптиной пустыни, где он завершил эти знания, показал себя на новом

месте прекрасным работником.

Он знал, когда, где, почем купить провизию в Москве, так как конъюнктура рынка в

то время была постоянной и индексы цен колебались только на копейки, в

зависимости от сезона и мелких обстоятельств, а не как теперь, когда на протяжении

какого-нибудь десятка лет изменяются в два-три-четыре раза (особенно в связи с

девальвациями).

Например, этот подвижник, наблюдавший за собою в каждом съеденном куске,

нашел лучшим вместо, как теперь говорят, «частиковой» мелкой рыбешки покупать

самую лучшую белугу. Прежде всего, у нее нет никаких отбросов (голов, костей,

хвостов).

Затем, братия получает полновесную питательную порцию, калорийность ее,

благодаря наличию жира, конечно, не идет ни в какое сравнение с этой

«частиковой», от которой остается на столе груда костей, плавников и кусочек

пустой мякоти.

О цене белуги или осетрины

Коснемся вопроса о цене. Сейчас в гастрономе, скажут, белуга стоит 23-25 и выше

рублей. Слишком дорогая рыба. Но тогда это не был «деликатес». Дело вот в чем.

Больше чем за тридцать лет советской власти я нигде не видел, хотя проехал вдоль и

поперек всего Союза, соленой белуги или осетрины. Всегда (да и то уж в последние

времена) на прилавке лежало только несколько кусков свежей простой рыбы.

83

Раньше она зимой у дверей рыбных лавок стойком стояла, мороженая, наподобие

часовых или швейцаров, выше роста человеческого. А в самом магазине в соленом

виде лежала на полках, сделанных в виде лестницы до потолка, отдельными

оковалками, кружками по цене 23-25 копеек за фунт. Ею питался бедный и средний

класс.

И такая цена была за «тешку» (жирный слой брюха белуги; теперь он идет

исключительно на балыки и покупается из-за баснословных цен на граммы, а не на

фунты и килограммы, как тогда). Что же касается остальных средних частей рыбы,

они были еще раза в полтора дешевле. А про «головизну» и говорить нечего, хотя

уха из нее во всех поваренных книгах считается очень богатым и вкусным блюдом.

Такое новое ведение хозяйства, в сравнении с прежним, дало возможность брату

Гавриилу и высоко ублаготворить братию, и в то же время сделать некоторые

сбережения, потому что он следил зорко за всём, и ни охотнорядцы со своим

принципом «не обманешь - не продашь», ни собственные монастырские повара его

не могли обмануть, хотя попытки и делали.

Из жизни насекомых

Но такой успех нового эконома сразу же и вызвал оппозицию к нему, зависть и

вражду. Старшая братия боялась, что он заберет всех в свои руки и «столкнет» с

мест их, а младшая, послушники, тоже не могли считать его своим.

Слишком уж его поведение далеко отстояло от их собственного обращения. Брат

Гавриил вел себя строго и благопристойно, хотя с каждым и приветливо. Знал

только церковь, да келью, да свои дела по послушанию.

Знакомств ни с кем не водил, в гости не ходил, «дерзости» - в святоотеческом

смысле, то есть вольного обращения с кем-либо, - бегал как огня и чумы. И по

отношению к себе со стороны других этого не позволял делать, хотя, повторяю, был

со всеми ласков и добр. Однако и здесь, в доброте, не допускал, чтобы на него сели

и поехали.

Прибавить к этому его колоссальную физическую силу, внешнюю красоту,

прекрасный, всех трогающий в церкви голос, веселый характер - собранные

воедино, качества не так-то уж часто встречающиеся, - и мы легко поймем, откуда

возникли у послушников желание сделать Гавриила подобным им.

Это не получилось. Тогда стала понятна та ненависть, которую они к нему вскоре

стали питать.

И чего-чего они ни делали, чтобы сбить его с пути спасения...

Много раз они старались напоить его до положения риз, допьяна. То пытались

оторвать его от церковных служб. То наговаривали на него всякие небылицы.

84

Я выше передал рассказ о нападении на Гавриила оборванца. Может быть, и это

была их работа.

Они даже делали хуже: подкупали проституток - благо Цветной бульвар и Грачевка

были недалеко, - чтобы те приставали к нему и соблазняли на разврат.

И когда это не вышло, братия, скорей разбойничья шатия, наконец додумалась до

того, чтобы убить брата Гавриила.

А когда это почему-то не удалось или расстроилось, заразили его тайно сифилисом.

Только Божья помощь и скорое радикальное лечение избавили подвижника от

страшных последствий.

И при такой жизни он выдержал в монастыре целых пять долгих лет: с 28 декабря

1874-гопо 19 августа 1880 года.

Из жизни насекомых

Но такой успех нового эконома сразу же и вызвал оппозицию к нему, зависть и

вражду. Старшая братия боялась, что он заберет всех в свои руки и «столкнет» с

мест их, а младшая, послушники, тоже не могли считать его своим.

Слишком уж его поведение далеко отстояло от их собственного обращения. Брат

Гавриил вел себя строго и благопристойно, хотя с каждым и приветливо. Знал

только церковь, да келью, да свои дела по послушанию.

Знакомств ни с кем не водил, в гости не ходил, «дерзости» - в святоотеческом

смысле, то есть вольного обращения с кем-либо, - бегал как огня и чумы. И по

отношению к себе со стороны других этого не позволял делать, хотя, повторяю, был

со всеми ласков и добр. Однако и здесь, в доброте, не допускал, чтобы на него сели

и поехали.

Прибавить к этому его колоссальную физическую силу, внешнюю красоту,

прекрасный, всех трогающий в церкви голос, веселый характер - собранные

воедино, качества не так-то уж часто встречающиеся, - и мы легко поймем, откуда

возникли у послушников желание сделать Гавриила подобным им.

Это не получилось. Тогда стала понятна та ненависть, которую они к нему вскоре

стали питать.

И чего-чего они ни делали, чтобы сбить его с пути спасения...

Много раз они старались напоить его до положения риз, допьяна. То пытались

оторвать его от церковных служб. То наговаривали на него всякие небылицы.

Я выше передал рассказ о нападении на Гавриила оборванца. Может быть, и это

была их работа.

Они даже делали хуже: подкупали проституток - благо Цветной бульвар и Грачевка

были недалеко, - чтобы те приставали к нему и соблазняли на разврат.

85

И когда это не вышло, братия, скорей разбойничья шатия, наконец додумалась до

того, чтобы убить брата Гавриила.

А когда это почему-то не удалось или расстроилось, заразили его тайно сифилисом.

Только Божья помощь и скорое радикальное лечение избавили подвижника от

страшных последствий.

И при такой жизни он выдержал в монастыре целых пять долгих лет: с 28 декабря

1874-гопо 19 августа 1880 года.

Жизнь прожить - это не мутовку в сметане облизать

У евангелиста Иоанна просто сказано: «иудеи» (Ин.2,18-20). Мы бы теперь сказали

несколько иначе, в галлицированной форме - архиреи и начальники.

И вот свидетельство Иоанна, когда Иудеи прислали из Иерусалима

священников и левитов спросить его: кто ты?

Он объявил, и не отрекся, и объявил, что я не Христос.

И спросили его: что же? ты Илия? Он сказал: нет. Пророк? Он отвечал: нет.

Сказали ему: кто же ты? чтобы нам дать ответ пославшим нас: что ты

скажешь о себе самом?

(Ин 1:19-22)

Все это спасению не мешает, по действию благодати Святого Духа...

Более того, откровение Иоанна Богослова заканчивается следующими словами:

Обидяй да обидит еще, и скверный да осквернится еще, и праведный правду да

творит ещ, и снятый да святится еще (Откр. 22,11).

Злые люди и обманщики пусть занимаются своими делами, говорит апостол, «а

ты пребывай в том, чему научен» (2 Тим. 3,14). Разумеется, от Бога.

Но если кто-либо из молодых ревнителей захочет повторить слова брата Гавриила:

«Ну это же, я иду на крест. И пусть эта крестная сила будет со мною до смерти», -

пусть знает, это по силе его сопротивления (подобно физическому закону: всякое

действие равно противодействию) его встретят скорби, непризрачные и страшные.

Пусть подумает над своими словами: прожить как следует жизнь ради Христа,

где угодно - в монастыре или в миру, - это не мутовку в сметане облизать.

86

Из описания жизни старца Гавриила мы знали, чего это стоит. Чтобы облегчить себе

зостижение цели, чего он только не употреблял. Он даже наговорил на себя

духовнику на исповеди…

Но этим причинил себе еще большую скорбь...

Не епитимьей, какими-нибудь поклонами (это что!), а совершенно другим. Он

видел, с каким злорадством духовник выслушивал его наклеп на себя

(подвижник и не лгал, он только помыслы выдавал за настоящие грехи), и

приходил от этого в ужас.

Какая же была черная душа у этих людей, занимавших даже такие ответственные

должности, и как нужно было их бояться?!

Уж ты прости меня, наговорили мне на тебя

Но все-таки пока Гавриил не выходил из монастыря. Не выходил, потому что не

видел на то явной воли Божией, непосредственного откровения, которого иногда

ждал годами и десятилетиями: он уже был приучен к этому. Да потом ведь сам

пошел на крест.

И, наконец, в своей душевной простоте никак еще не мог расстаться со своим

деревенским взглядом, что все монахи непременно должны быть «святыми», по

крайней мере, «верил, что монахи не могут жить иначе как свято...»

Но никаких конкретных фактов из его жизни в Высокопетровском монастыре я еще

не приводил.

Приведу несколько…

Я уже рассказывал, что настоятелем обители был архимандрит Григорий и как он

был к Гавриилу расположен, но он, по словам старца, человек был хотя и добрый,

незлобивый, не стыдящийся признаваться в своих ошибках и благожелательный, но

слабохарактерный, поддающийся легко влияниям со стороны и очень, по

неопытности, доверчивый, хотя жестокая жизнь то и дело заставляла его

раскаиваться в этом.

Опускаю подробности, как он временами забывал свое расположение к брату

Гавриилу, придирался к нему, смещал не раз с должности, передавая ее другому, и

когда в результате получал большой убыток - а получал он его всегда,- то вновь

призывал брата Гавриила и говорил своим хриплым голосом:

-Уж ты прости меня, наговорили мне на тебя.

Или:

87

- Я опять попался. Послушал людей - себя

наказал.

Или опять:

- Э-э-э... уж ты тово... возьмись опять за свое дело, пожалуйста.

Брат Гавриил, по заповеди Христа прощать врагам и согрешающим к нам, ласково

его уговаривал, снова принимался ходить в Охотный ряд и поправлял убытки.

Клевета

Особенно сильный скандал разыгрался 24 мая 1875 года, когда его заместитель

нашептал архимандриту, что Гавриил слишком роскошно кормит братию, а он мог

бы сэкономить сотняжку в месяц, через десять лет - целый капитал.

А в результате через три месяца получился убыток для монастыря в триста рублей,

да к тому же эконом морил братию голодом и давал протухшую пищу... Братия пели

брату Гавриилу «многая лета», а его заместителю «анафему».

Но от этого стало хуже. Последний сделался новым врагом…

На следующий год отношения между настоятелем и Гавриилом стали так

напряженны, а положение невыносимо, что впору хоть уходить из монастыря.

И брат Гавриил стал читать любимый канон Божией Матери «Многими содержимь

напастьми...».

День читает, другой.

Начал читать в третий раз.

Стук-стук в дверь.

Зовут к архимандриту…

Тот благословляет и сейчас же вызывает келейника своего.

- Говори!

Тот делает пришедшему земной поклон и начинает каяться.

Как он наговаривал на него архимандриту, как его на это подущали другие, как в

нем заговорила совесть:

«Особенно эти последние два дня совесть меня мучила. Места себе не находил. И

все рассказал архимандриту... Простите меня».

И снова земной поклон...

Архимандрит вспомнил вслух свои предшествующие нападки и тоже попросил

извинения у брата Гавриила. Тому ничего не оставалось делать, как со своей

стороны поклониться в ноги и попросить прощения за то, что, не оправдываясь (а он

в последнее время действительно перестал оправдываться и сносил все

неправды молча, предоставляя все на волю Божию), тем самым как бы укреплял

настоятельские подозрения против себя.

88

Все помирились и поцеловались. А Гавриил, нридя в келью к себе, со слезами

благодарил Царицу Небесную за скорую помощь.

К чему, скажут, описывать всю эту «гадость»?

Конечно, есть разные люди и разные взгляды оптимистический взгляд на вещи.

Человек видит кругом одно только хорошее. Но я и не пессимист. Я только думаю,

что если все нехорошее выпустить, значит, в результате не показать высоту подвига

старца о. Гавриила, потому что через сопоставление с темным и дурным подвиг

ярче блещет.

Вчера я ехал заполночь на трамвае глухими улицами. Проезжали мимо парка под

фонарем в шесть электрических лампочек. И как бы под ним светло, как ярко светил

фонарь!

А сегодня мне опять пришлось ехать по этой же дороге в полдень при солнечном

свете и фонарь этот забыли потушить. И как же он жалко горел! Лампочки под

запыленным абажуром были даже не бледные, а красновато-желтые, и сам фонарь

не светил, а темнел на светлом голубом небе.

Так и здесь.

Сказать про человека, что он благоговейно крестится или молится, - еще мало

сказать, а иногда почти что ничего не сказать. Ибо одно дело - перекреститься в

церкви, среди прочих пришедших молиться, и иное - а гостях перед едой, среди

заведомых безбожников и миролюбцев. ... Дистанция огромного размера.

А потом, односторонность в изложении не только может навлечь на автора

обвинение в теннденциозности и подтасовке фактов, но еще а искажает перспективу

и создает ложное представление у поучающегося в житии.

Дело Христово или истина не нуждается в прихорашиваний. Истина не стыдится

своей наготы. Да, много искушений человеку, который хочет спасаться, а особенно

сохранить свое девство и целомудрие. Мы уже видели, как диавол не раз делал

попытку лишить этих добродетелей брата Гавриила.

Подвижник «втюрился»

Но это были еще цветочки. Благодать Божия, возможно, ввиду его еще слабых

духовных сил, сильно его охраняла и не подпускала близко бесов. Но теперь, когда

он стал внутренне сильнее, получал уже въявь действенную помощь Божию,

благодать мало-помалу отступала, чтобы Гавриил мог поупражнять и собственные

силы.

Одним словом, строгий подвижник и целомудренный монах влюбился. И полюбил,

или, простите за грубое, но более верное выражение, «втюрился» крепко. Началось

это, собственно, вскоре по прибытии его в Москву.

89

Приехал он почти под Новый год…

Прошел месяц, другой. Брат Гавриил привык, обжился. На улицах посерел снег.

Весеннее солнышко стало сильнее пригревать. Послышался заунывный щемящий

великопостный звон с окрестных колоколен. Когда-то в Москве было ведь «сорок

сороков» церквей. «Москва - золотые маковки».

К церквам потянулись старые и молодые богомольцы - к «мефимонам» (так

называют вечернее богослужение первых четырех дней первой недели Великого

поста, на котором читается покаянный канон преп. Андрея Критского.— Афон),

поговеть.

Была первая неделя Великого поста.

Придя в церковь и проходя на клирос, брат Гавриил натолкнулся на барышню. Она

была красива. Даже очень…

Но монах Гавриил был ведь тоже красив. Девушка вскинула свои глаза, и взоры их

встретились. Оба почувствовали, как точно жгучие стрелы пронзили их сердца.

Оба задрожали…

Оба вспыхнули…

Всю службу, такую умилительную, проникновенную, брат Гавриил провел в какой-

то связанности и оцепенений, хотя и всячески нудил себя вступить на прежнюю

дорогу и восстановить мир в душе.

Кончилась служба.

Новая встреча. Опять сердце обварили кипятком. Снова румянец покрыл щеки до

волос...

Барышня стала ходить в монастырь к каждой службе. Говела тоже в

Высокопетровском монастыре.

Любовь монаха

Начались записочки. Письма. Оказалось, ее зовут Сашей. Она пламенно в него

влюбилась. Она писала ему о своих глубоких чувствах, не видела никаких

препятствий для их соединения. Он может выйти из монастыря, она просила его об

этом, они поженятся, родители ее, люди очень состоятельные, дадут за ней большое

приданое, на которое они смогут безбедно жить. Нужно только его согласие, и

больше ничего. Так выходило дело.

Куда деваться бедному монаху? Это не была простая страсть, накликаемая

собственными блудными помыслами, развратной жизнью, кручением посреди такой

же среды и лиц противоположного пола. Брат Гавриил, как сказано, знал только

церковь и свою да - келью, да неоходимые взаимоотношения с миром ради

послушания.

90

Это было попущение Божие для испытания его добродетели, крепости любви к

Богу, силы самоотречения и ненависти к миру, его страстям.

Но это не было и легонькое наносное искушение, какое он испытал в сторожке у

Митиного завода. Это была духовная пещь огненная, в которой огонь страсти

пожирал не только его сердце, но и тело (он похудел, потерял аппетит, плохо спал),

затемнял его сознание и от которого надлежало во что бы то ни стало избавиться.

Но как?

Девушка со своей стороны употребляла все усилия навязаться ему на шею

Обольстительный образ молодой девушки ежеминутно вставал перед его

мысленным взором. Его глаза плотские искали Сашу в церкви, тянулись к ней, хотя

он всеми силами старался отвращать их от нее. И если бы эта страсть была тайная,

его собственная. А то взаимная, и девушка со своей стороны употребляла все усилия

навязаться ему на шею.

- Оставалось одно. Несмотря на всю муторностъ своих чувств, затягивающую силу

любовного омута, нежную, но цепкую непосредственность первой любви,

обратиться в молитве к Богу и Его Пречистой Матери Деве Марии.

Ведь он все-таки с детства был предан Ему, любил свой монашеский чин, подвигом

стремился, по апостолу, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе

(Флп.3,14), а не к мирским удобствам и семейной жизни. Но любовь как пиявка

присосалась к его сердцу. И эта любовь была не та, евангельская, к какой он

стремился всю жизнь и которой искренно учил всех своих учеников, выделяя ее из

всех прочих добродетелей.

(Действительно, надо согласиться, наш век - жестокий век, и милосердия,

помилования, прощения, оказания милости не жди от кого-нибудь. Но о милости

речь еще будет впереди...)

...

Так мучительно прошла весна со своей свежей зеленью принарядившихся в летний

убор деревьев на бульварах, в садах, скверах. Пришло жаркое лето с томными

ночами и благоуханными утрами, когда каждый кустик во дворе и каждая травка

под ногами испускают свежий неуловимый аромат.

В храме было тихо, прохладно, ясно горели лампадочки. Но в душе было еще все

тревожно, как-то печально, и молитва была тягуча, ее трудно было повернуть, как

тяжелую грузовую колымагу.

Постриг

91

Подошел август месяц. На память святителя Тихона Задонского (13 августа) брат

Гавриил был пострижен. Настоятель дал ему имя этого угодника Божия, потому что,

объяснял он, сам постриженник был такой «тихий», скромный и кроткий со всеми.

Это было великое событие в его жизни. Он получил вожделенную мантию, о

которой столько мечтал, столько пролил слез, перенес столько скорбей и из-за

которой оставил Оптину пустынь со всеми ее прославленными старцами и личными

руководителями.

Теперь бы только радоваться и забыть все в мире, все окружающее. И о. Тихон

забыл его. Но - на малое время.

Любовная тоска

А вскоре, при новой встрече с Сашей, как только ее увидел, прежняя любовная

тоска охватила сердце, и сладкая отрава стала вливаться в его кровь.

Мне нечего расписывать здесь все перипетии любовной страсти Гавриила. Каждый,

кажется, испытал, в той или другой степени, приступы этой горячки. Мое дело

обратить внимание на то, что это было, повторяю, не простой «интрижкой», легким

увлечением или малозанимательной любовной забавой.

Это была мука, он не знал, что делать со своим телом и со своим сердцем. Уже

после, глубоким старцем, он в письме к одному духовному сыну, академику-монаху,

писал, намекая на свое искушение:

«Я изнемогал в борьбе с собой, с порывами страстной моей плоти...».

Нет, победа досталась ему не даром.

Отчаянный вопль

Так прошел целый унылый год. Опять Великий пост. Снова почернели дороги,

захрустели под ногами тонкие кромки льда на лужицах, когда он шел по утрам в

Охотный ряд. Подошла Страстная седмица.

Народ наполнил храмы. Масса говеющих толпилась по церквам. В их тесноте и

духоте и от собственного огня размягчались медовые свечи и оплывали, капая на

руки горячими растопленными слезами воска. Двенадцать Страстных Евангелий,

вынос Плащаницы. Утреня Великой Субботы...

Но о.Тихону облегчения все нет и нет. После одной из таких великих служб, на

которой он изнывал и изнемогал от борьбы с собою, он вернулся в свою пустынную

келью и, не выдержав, пал на колени и взмолился об избавлении от своей страсти.

Это была не молитва, а отчаянный вопль, надрывный стон исходящего кровью

сердца.

«Господи, Ты знаешь, как я Тебя одного люблю и не хочу никого другого... Я

страдаю, может быть, еще больше буду страдать, но к кому мне идти? Глаголы

92

живота вечного имаши (Ин. 6,68). Я недостоин иметь божественную Твою любовь в

своем смрадном и нечистом сердце. Но я хочу иметь ее. Оживи меня, оживотвори!»

Подобным же образом он молился и к Пречистой Деве Марии. Она обещала быть

его помощницей, он получал от Нее видимую помощь. И в изнеможении после

долгой службы и своей взявшей все его силы молитвы заснул.

93