Алексей Толочко. «Киевская Русь и Малороссия в XIX веке»

Серия «Золотые ворота»Основана в 2012 году

Выпуск первый

Oleksiy Tolochko

Kievan Rus’ and Little Russia

in the Nineteenth Century

KiyvLaurusMMXII

Алексей Толочко

Киевская Русь и Малороссия

в ХІХ веке

КиевLaurusMMXII

Толочко, Алексей. Киевская Русь и Малороссия в ХІХ веке — К.: Laurus, 2012. – 256 с.

На рубеже ХVIII–ХIХ веков мало кому пришло бы в голову, что такие раз-ные регионы, как «казацкая» Малороссия, «запорожская» и «татарская» Новороссия, «польские» Волынь и Подолье и «австрийская» Галиция име-ют общую историю и заселены одним народом. Напротив, по все стороны «культурных границ» считали, что на этом пространстве произошли (и продолжают происходить) разные истории. Пространство, которое сегодня называют Украиной, еще только предстояло «вообразить» из разнородных элементов. Решающее значение в том, что «Украина» все же возникнет — сначала в «воображаемой географии» интеллектуалов, а впоследствии и на географической карте — будут иметь путешествия.

Свое нынешнее место «Киевская Русь» заняла в структуре украинской истории довольно поздно. С тех пор «спор о киевском наследии» кажется едва ли не главной темой для украинской историографии. Важно, однако, помнить, что история украинцев возникала и утверждалась как отдельная дисциплина без опоры на «Киевскую Русь». Длительное время она обходи-лась без «Руси», вполне удовлетворительно решая свои задачи: формирова-ние идентичности, воспитание патриотизма, придание прошлому осмыс-ленности.

«Рождение Малороссии из духа путешествий» и «бои за киево-русскую историю» — два лейтмотива новой книги известного украинского историка Алексея Толочко.

Редактор Светлана Гайдук

В оформлении обложки использована акварель Тараса Шевченко (1814–1861) «Аскольдова могила»

(1846, Национальний музей Тараса Шевченко, Киев)

Все права защищены. Воспроизводить какую-либо часть этого издания в какой-либо форме и каким-либо способом

без письменного разрешения правообладателей запрещено.

ISBN 978-966-2449-40-2 (серия) © Издательство «Laurus», 2012ISBN 978-966-2449-41-9 (вып. 1) © Алексей Толочко, 2012

Оглавление

От автора ...............................................................................7

Глава первая. «Длинная» история Украины ....................... 9

Глава вторая. Россия «открывает» Украину .....................47

Глава третья. Киево-русское наследие в украинской историографии ХVIII века .................. 135

Глава четвертая. От «российского Иерусалима» к «славянским Помпеям» .....................151

Глава пятая. Старосветские помещики ...........................177

Глава шестая. Спор о наследии Киевской Руси: Максимович versus Погодин ......................................205

Указатель ........................................................................... 237

Список иллюстраций ........................................................253

7

От автора

Предлагаемые вниманию читателя очерки уже видели свет. Я благодарен издательству Laurus за предложение издать их под одной обложкой и на русском языке. Я воспользовался этим слу-чаем для того, чтобы уточнить многие детали, дополнить текст новыми и по возможности улучшить изложение. Хотя на облож-ке книги, разумеется, будет стоять мое имя, как и все иные, она не состоялась бы без помощи и совета многих коллег, делив-шихся со мной своими знаниями и помогавших советом, убе-регая от опрометчивых шагов на «чужой» для меня территории XIX века.

В основе книги лежала идея прочитать произведения опре-деленного литературного жанра — «путевые заметки» — глаза-ми историка, как источник по историческому воображению на-чала XIX века. Когда я начал собирать материалы, оказалось, что те же тексты, но глазами историка литературы, уже давно чита-ет Тарас Кознарский. Его советы обратить внимание на тот или иной текст, автора, издание оказались неоценимыми. Он также ввел меня в круг подходов, выработанных историками литера-туры для анализа подобных произведений.

Постоянным, хотя часто и неявным, фоном наблюдений этой книги была схема национальной истории Украины как она возникла на рубеже XIX–XX веков и благополучно существует поныне. Она сформировалась в рамках интеллектуального дви-жения, известного как национализм. Своим пониманием тео-ретических аспектов национализма, а также ориентацией в не-

8

От автора

обозримом море посвященной ему литературы я обязан рабо-там Георгия Касьянова и в еще большей степени беседам с ним. Он также был первым читателем рукописи, сделавшим множе-ство замечаний и предложений, которые я по мере сил пытался учесть. Алексей Миллер был моим наставником в сложных во-просах возникновения национальных проектов в Российской империи.

Ступая на незнакомую территорию, путешественнику труд-но обойтись «без доброго вожа», как сказал знаменитый палом-ник XII века игумен Даниил. Эпоха начала XIX века оказалась для меня новой страной. Моими проводниками здесь стали Олег Журба и Татьяна Литвинова, близко знакомые с населяющими ее людьми, их личными и общественными обстоятельствами, бумагами их фамильных архивов, событиями «местной хрони-ки». Благодаря им я не просто пассивно следовал маршрутами своих персонажей, но знал и о других дорогах.

Авторы и произведения, чьими идеями и находками я вос-пользовался, отмечены в примечаниях. Но проследить все вли-яния и неосознанные заимствования зачастую оказывается не-просто. Можно только очертить круг людей, постоянный диалог с которыми сформировал направление мыслей. Помимо упо-мянутых выше коллег, это Евгений Чернов, Наталья Яковенко, Сергей Плохий, Владимир Рычка и многие другие. С ними я раз-деляю возможные удачи этой книги. Ответственность за про-махи — всецело моя.

Не менее полезными оказались опыты — слишком много-численные, чтобы их называть, — тех коллег, которые своим примером показали, как не следует думать и писать об украин-ской истории XIX века. По здравом размышлении часть благо-дарностей должна адресоваться и им.

Наконец, моя признательность всем сотрудникам издатель-ства Laurus и в первую очередь Николаю Климчуку, придумав-шему, в каком обличье эта книга должна появиться на свет.

Глава первая

«Длинная» история Украины

11


Глава первая«Длинная»

история Украины

Киевская Русь умерла, не оставив завещания и не упорядочив дела. Умерла, когда дела были в расстройстве, а имущество опи-сывали для конфискации. Добрые люди растащили что остава-лось, да и зажили себе, беззаботно проматывая остатки некогда крупных имений. Наследники появились позже, с сомнительны-ми бумагами и неопределенной степени родства с покойником. Как бывает в подобных случаях, выяснение прав превратилось в долгую тяжбу между претендентами. Взаимных обвинений в са-мозванстве, апелляций к крови, земле, заверений в особой любви к умершему было в избытке. Пока длился процесс, усадьба пре-вратилась в руины. Но как раз подоспела мода на руины.

Украина унаследовала физические остатки имения, Рос-сия — документы на владение ими. С конца ХIХ века между двумя историографиями продолжается спор, чьи претензии на «киево-русское» наследие предпочтительны и по какому праву наследовать — по праву «земли» или по праву «крови».

В популярной идеологии украинства борьба за «киево-рус-ское наследие» приобрела гипертрофированное значение по-стижения «начал». Стоит, однако, помнить, что это наследие — своего рода аналог «сокровищ Полуботка» или «библиотеки Ярослава Мудрого». Оно воображаемое. Даже получив права на это наследство, никогда им не воспользуешься, как никогда не потратишь гроша из миллионов гетмана и никогда не полиста-ешь книгу из библиотеки князя. Наследство существует лишь в воображении.

12


С точки зрения дисциплинарной истории Руси спор этот не имеет смысла. История вообще не способна — вопреки ожи-даниям — решать таким образом поставленные вопросы «по-научному». Это вопросы идеологии, мировоззрения, убежде-ний. История может проследить, как возник спор, из чего он возник и как развивался, какие ответы предлагались в разные времена. Однако эта история — история не «Киевской Руси», средневекового государства, существовавшего в IХ–ХIII веках, а история ХIХ века.


Украинская история возникала на рубеже ХIХ–ХХ веков бук-вально в темпе выхода в свет очередных томов «Истории Укра-ины-Руси» Михаила Грушевского. Этот монументальный труд стал для украинской истории тем, что в англо-американской историографии ныне принято называть master narrative1, т. е. изложением, определяющим пределы компетенций этой исто-рии — хронологические, географические, событийные, а также утверждающим смысл и значение специфически украинского исторического опыта. Любой общий очерк украинской истории, который появлялся после Грушевского, так или иначе принимал во внимание предложенную историком «схему», даже если пы-тался пересмотреть те или иные частности. «Схема» — термин самого Грушевского. Создание для украинской истории «раци-ональной схемы» он считал одним из крупнейших своих дости-

1 Роберт Беркхофер называет подобного рода нарративы «великими историями» (the great stories). Среди функций, которые выполняют «вели-кие истории», он выделяет: 1) служить своего рода средством для встраива-ния «частичных» историй в более широкий контекст для того, чтобы выяс-нить их значение, или найти их смысл, или, в конце концов, чтобы извлечь из них уроки; 2) предлагать этот же более широкий контекст и общие рам-ки, в которых творилась бы национальная история; 3) утверждать единство исторического процесса и единственного возможного способа его отобра-жения (см.: Berkhofer Jr., Robert F. Beyond the Great Story. History as Text and Discourse. — Cambridge, MA, and London, 1998. — Р. 40–41).

13


жений, и с более чем столетней дистанции кажется, что так оно и есть на самом деле.

Проект Грушевского предусматривал написание современ-ной по форме истории, т. е. в соответствии с велениями време-ни — специфически национальной истории. Создание нацио-нальной истории украинцев призвано было не просто заполнить научный пробел — отсутствие систематического изложения их прошлого, но и стать своего рода важным культурным и поли-тическим заявлением, сделанным от имени украинцев. Подоб-ное заявление и самим Грушевским, и людьми его поколения рассматривалось как важнейшее событие, позволяющее точно определить национальную физиономию украинцев, а впослед-ствии и предъявлять от их имени требования более отчетливого политического характера2.

В ХIХ веке (как и в наши дни) существовало порой выска-зываемое вслух, а порой лишь подспудное убеждение, что на-учная история служит вместилищем и храмом коллективной памяти народа. Нация воспринималась как своего рода коллек-тивный индивид с соответствующими чертами (которые часто называли «национальным характером», «национальной физио-номией» и др.), отличающими именно эту нацию от остальных народов. По аналогии с человеческой жизнью историю можно представить себе как биографию нации. Подобно личному опы-ту человека, который, запечатлевшись в его памяти, формирует уникальность и неповторимость индивида, прошлое нации со-

2 См.: Plokhy, Serhii. Revisiting the “Golden Age”: Mykhailo Hrushevsky and the Early History of the Ukrainian Cossacks // Hrushevsky, Mykhailo. History of Ukraine-Rus. — Vol. 7: The Cossack Age to 1625 / Tr. by Bohdan Struminsky, ed. by Serhii Plokhy and Frank Sysyn. — Edmonton and Toronto, 1999. — P. xxviii. С тех пор, как была написана настоящая работа, увидела свет специальная книга о Грушевском и его истории (Plokhy, Serhii. Unmaking Imperial Russia: Mykhailo Hrushevsky and the Writing of Ukrainian History. — Toronto, Buffalo: University of Toronto Press, 2005) и даже появился ее украинский перевод (Плохій, Сергій. Великий переділ: Незвичайна історія Михайла Грушевсько-го / Пер. М. Климчука. — К.: Критика, 2011).

14


ставляет ее опыт, а письменная национальная история служит сохранению и трансляции национальной памяти. Народ без написанной национальной истории напоминает человека, по-терявшего память, а следовательно, дезориентированного и не осознающего своей индивидуальности.

Во времена, когда Грушевский начинал писать свою исто-рию, бытовали убеждения, что украинский народ постигла исто-рическая амнезия. Лишь отдельные эпизоды своей биографии он помнит, но их правильный порядок еще нужно установить, а пробелы между ними — заполнить. Следовательно, писание национальной истории становилось чем-то вроде возвращения народу его подлинной памяти, его действительной биографии. Национальной истории надлежало стать тем, чтó нации полага-лось знать о своем прошлом.

ХIХ век повсеместно в Европе, где раньше, где позже, был временем создания национальных историй. Украинцы несколь-ко запаздывали по сравнению с общим движением, но нена-много. Национальная история все еще считалась серьезным научным проектом, технически исполнимым и достоверным в своих результатах. Исходным пунктом любой национальной истории является констатация существования нации. Нации су-ществуют в современности, а значит, должны иметь прошлое. Воспроизвести это прошлое в виде истории не только возмож-но, но даже целесообразно с научной точки зрения. Единствен-ная проблема при этом — найти такой исходный пункт. Иными словами, «научная» национальная история представляет собой легитимный проект лишь в том случае, если существует всеоб-щее согласие относительно самого факта существования нации. В случае же, когда согласья нет и наличие нации не очевидно либо сомнительно, национальную историю обвиняют в полити-ческой предвзятости или идеологической ангажированности. Тем, собственно, и различаются «научные» национальные исто-рии (которые преподают в университетах и знанием которых гордятся образованные люди) от «выдуманных» национальных историй, удела любителей, шарлатанов и нездоровых умов.

15


Расхожие убеждения тем хороши, что почти всегда ошибоч-ны. Теперь мы знаем, что большинство национальных историй (в том числе и в Европе) были созданы еще до того, как сформи-ровались соответствующие нации. Биография предвосхищала рождение ребенка. Национальные истории оказались отнюдь не пассивным записыванием событий прошлого, но деятель-но формировали будущее, во многом определив и само воз-никновение наций, и их существенные черты. Не такой уж не-преодолимой оказалась и пропасть, разделявшая «хорошие» и «плохие» истории. Политические перемены ХХ века нанесли на карту множество новых национальных государств, а с их воз-никновением еще недавно казавшиеся сомнительными писа-ния переместились в разряд респектабельных дисциплин.

Итак, «научной» может быть история нации, в существова-нии которой нет никаких сомнений. Как недвусмысленно выяс-нить, действительно ли существует нация?3 Никаких каталогов, даже в ХIХ веке, не существовало. Существовали, впрочем, по-литические карты и традиционные представления, которые — с незначительными вариациями — позволяли увидеть, кто при-сутствует на карте, а кто нет. Если невозможно было указать ме-сто на карте, национальная история становилась идеологически сомнительным и научно несостоятельным проектом. Именно с такой ситуацией пришлось столкнуться Грушевскому. Когда историк начинал свои научные занятия, вопрос о том, составля-ют ли украинцы отчетливую и отдельную нацию, все еще деба-тировался и не был предметом консенсуса.

Авторам национальных историй в ХIХ веке так же, как и сейчас, могло казаться, будто они лишь воспроизводят истин-ное прошлое коллективов, чьи названия ставят в заглавие своих трудов. На самом деле они писали историю от имени этих кол-лективов (такой мандат, разумеется, редко кто получает на ре-

3 Общий очерк теорий наций и возникновения национализмов, с особым вниманием к Украине, см.: Касьянов, Георгій. Теорії нації та націоналізму. — К.: Либідь, 1999.

16


ферендуме, как правило, миссия эта самозванная, а благодарная нация ex post facto освящает ту из попыток, которая оказалась удачной). Национальные истории имеют ту особенность, что — вопреки хронологическому изложению событий «с древнейших времен» — конструируются ретроспективно. Они пишутся «впе-ред к будущему», но только потому, что историк уже предвари-тельно мысленно прошел путь «назад в прошлое».

Способна ли история при такой процедуре найти «начала»? Когда путешественник стоит у устья великой реки, он не сомне-вается, что, имея конец, она должна иметь и начало. Открытие истока кажется лишь делом техники — правильно организован-ной экспедиции. Но, поднимаясь вверх по реке, путешествен-ник обнаруживает, что география не содержит самоочевидных ответов. Первый же попавшийся приток ставит его перед вы-бором: что считать главным руслом? Чем больше разветвлений встречает путешественник, тем большее количество дилемм ему приходится решать: направо свернуть или налево? Чем ближе к истокам, тем более равноценным становится выбор, и путешественник наконец провозглашает главным руслом имен-но то, которое избрал. Те, которыми пренебрег, он называет второстепенными притоками. Определение истока становится делом не фактической географии, а субъективного решения и общественной конвенции. (Эта ситуация не совсем вообража-емая — именно так обстояло с экспедициями к верховьям Нила или Амазонки.)

Бенедикт Андерсон сравнивал национальные нарративы с биографией человека:

У наций ... нет ясно определимых рождений, а смерти, если во-обще происходят, никогда не бывают естественными. Посколь-ку у нации нет Творца, ее биография не может быть написана по-евангельски, «от прошлого к настоящему», через длинную прокреативную череду рождений. Единственная альтернати-ва — организовать ее «от настоящего к прошлому»: к пекин-скому человеку, яванскому человеку, королю Артуру, насколько далеко сумеет пролить свой прерывистый свет лампа архео-

17


логии. Такая организация, однако, размечается смертями, ко-торые — по курьезной инверсии общепринятой генеалогии — начинаются с исходной точки в настоящем. Вторая мировая война порождает первую мировую; из Седана является Аустер-лиц; а предком Варшавского восстания становится государство Израиль4.

Повторимся: исходным пунктом национальных историй является не древность, а современность (и даже — проект буду-щего). Такие нарративы, следовательно, не являются тем, чем хотят казаться. История, написанная от лица современной на-ции, представляет собой версию прошлого, которую современ-ная нация хотела бы считать своей биографией. Националь-ная история, таким образом, является способом присвоения прошлого — явлений, событий, имен, территорий — от имени определенного коллектива, который осознает себя как нацию. Национальная история, следовательно, не столько документи-рует прошлое нации, сколько творит, формирует его. Для нации, само существование которой все еще остается предметом спо-ров, наличие прошлого, изложенного в форме последователь-ной и непрерывной национальной истории, служит самым ве-ским доказательством ее подлинности, «непридуманности» в современности.

Эту функцию национальных историй, среди них и «Исто-рии» Грушевского, исследователи выяснили уже давно:

Среди ученых нет разногласий в том, что написание нацио-нальных историй было важной частью процесса националь-ного строительства. Народные «будители» ставили перед со-

4 Anderson, Benedict. Imagined Communities. Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. — London and New York, 1991. — P. 205. Цит. по русскому пер.: Андерсон, Бенедикт. Воображаемые сообщества. Размышления об ис-токах и распространении национализма / Пер. В. Г. Николаева. — М., 2001. — С. 223. (Укр. пер.: Андерсон, Бенедикт. Уявлені спільноти. Міркування щодо походження й поширення націоналізму / Пер. В. Морозова. — К.: Крити-ка, 2001.)

18


бой двойную задачу: снабдить свои нации древним и славным прошлым, оправдывая таким образом требования их автоном-ного или независимого политического существования, а также представить это прошлое научным образом, чтобы соседние нации признавали и уважали соответствующие истории5.

Связь современного состояния нации с версией ее прошло-го, а также наличием или отсутствием определенного полити-ческого организма, который нация могла бы назвать своим, не является достижением исключительно современной декон-структивистской критики. Все это по-своему ощущали уже в ХIХ веке. Политический мир все еще был во многом разделен между старыми династическими государствами, ведущими свою родословную от «старого режима», — Российской и Ав-стро-Венгерской империями в Европе, Османской империей на Балканах и в Азии. Но и новые «национальные государства» — Франция, Пруссия (Германия), Нидерланды — не всегда и не вполне ограничивали свои территории этнографией титульных наций. Было очевидно, что народов, даже в старой Европе, су-ществует больше, чем существует государственных образова-ний. Такое положение, следуя Гегелю, давно привыкли объяс-нять, разделив народы на два разряда: «исторические», то есть те, которые были творцами собственной истории, сформирова-ли собственные государственные образования и, как результат, оставили записи собственной истории, и «неисторические», на долю которых выпало существовать под зонтом исторических наций, а свое участие в великой драме человечества ограничи-вать незаметным для глаза истории участием в деяниях других народов6. Хотя оба разряда требовали национальных историй и в этом отношении национальные истории «исторических» на-

5 Plokhy, Serhii. Revisiting the “Golden Age”... — P. xix. 6 Обсуждение проблемы «неисторических» наций с особенным вни-манием к Украине см.: Rudnytsky, Ivan L. Observations on the Problem of “Historical” and “Non-Historical” Nations // Rudnytsky, Ivan L. Modern Ukrainian History. — Edmonton, 1987. — P. 37–48.

19


ций — такая же фикция, как и истории «неисторических», за первыми стояли традиция и привычность. Авторы их историй могли апеллировать к каким-то уже существующим наррати-вам. Их схемы не казались совершенно новыми и неслыханны-ми. Традиция сообщала им легитимность и обеспечивала то, что «новым» историям только предстояло доказать, — их «науч-ность» и, следовательно, приемлемость.

В соответствии с распределением на «исторические» и «не-исторические» нации, распределились и науки, их изучающие. История (даже в ХIХ веке все еще преимущественно событийная, ориентированная на рассказы о походах, битвах, указах, народ-ных восстаниях и т. п.) занималась историческими народами, ибо именно они были «видимыми» для нее. Неисторические были от-даны наукам описательным — антропологии, этнографии, фоль-клористике, бравшим пример с естественнонаучных дисциплин. Тихое, безгосударственное и внеисторическое бытие таких на-родов не оставляет исторических свидетельств. Их незаметное существование может быть установлено только под увеличи-тельным стеклом пристального внимания ученого. Такие наро-ды можно наблюдать, описывать их обычаи и одежду, составлять словари их говоров, подсчитывать их демографию. Словом, такие народы можно исследовать подобно объектам живой природы и с помощью методов, уже с середины ХVIII века успешно испы-танных на изучении натурального мира.

Классификаторские и описательные дисциплины имеют в глазах историка один серьезный недостаток: они по определе-нию лишены исторического измерения. Наблюдения и описа-ния производятся здесь и сейчас. Они фиксируют нынешнее по-ложение и практически ничего не говорят о предыдущих состо-яниях исследуемого объекта. Вместе с тем они демонстрируют одну очень важную вещь: разнообразие народов значительно большее, чем число «исторических» наций. Любая этнографи-ческая группа, в общем, обладает большинством признаков из того списка, по которому обычно определяют нацию: наречием, обычаями, собственным характером, территорией расселения

20


и т. п. Двух вещей недостает: государственной организации и истории. Если первое — вне возможностей историка, то навер-стать недостаток второго — вполне в его компетенции.

Исторически нация отождествлялась с высшими сословиями, несомненными «авторами» походов, битв и указов, творцами и распорядителями истории. В этом смысле весьма показательный пример — польская идеология «сарматизма», предполагавшая, что «нацию» в Речи Посполитой составляет только шляхта (ведущая свое особенное происхождение от известного из античных источ-ников народа сарматов). «Народ» (то есть крестьяне и другие под-лые сословия), на каких бы наречиях он ни говорил, пусть даже по-польски, в расчет не принимался. Постгердеровское «открытие на-рода» в эпоху Романтизма обнаружило его, по существу, в каждой нации. Оказалось, что внутри «исторических» наций существует до того времени почти незамечаемый «народ» (с его «народны-ми» песнями, «народными» обычаями, «народным» языком, «на-родной» одеждой), который ничем практически не отличается от «неисторических» наций. Этот «народ» количественно составляет бóльшую часть нации и постепенно, но все более настойчиво на-чинает восприниматься как ее неотъемлемая часть.

Для многих интеллектуалов, особенно в конце ХVIII века, на-род был интересен прежде всего экзотическим образом жизни; в начале ХIХ века, наоборот, возникает культ «народа»: интел-лектуалы отождествляют себя с ним и пытаются имитировать его. Как сказал в 1818 году Адам Чарноцкий: «Мы должны идти в народ, заходить в его крытые соломой хижины, участвовать в его праздниках, труде и развлечениях. В дыму, поднимающем-ся над его домами, все еще слышны отголоски древних обря-дов, все еще слышны старые песни»7.

Более того, в продолжение ХIX в. все больше крепнет убежде-ние, что это и есть «собственно народ», настоящий, неподдель-

7 Burke, Peter. Popular Culture in Early Modern Europe. — New York, Cambridge et al. — P. 5.

21


ный, в отличие от образованных классов, утративших органич-ную связь с «национальным» (отсюда грибоедовское: «Чтоб ум-ный, бодрый наш народ хотя по языку нас не считал за немцев»).

«Открытие народа» устраняло метафизическую бездну меж-ду двумя разрядами народов, а в перспективе сулило и вовсе свести эту дистанцию к минимуму. Оказывалось, что «истори-ческие» и «неисторические» народы различаются лишь по сво-ему месту на шкале восходящего процесса цивилизации. Про-гресс непременно должен затронуть все без исключения наро-ды, даже те, что по каким-либо причинам еще не вкусили его благотворных плодов. Написание истории «неисторической» нации становилось принципиально возможным.

«Открытие народа», кроме того, утвердило в сознании уче-ной публики одно важное убеждение: народы являются «древ-ними». «Народ», который с точки зрения образованных классов находился в состоянии примитивной пасторальной жизни, был частью не столько цивилизации, сколько природы. «Народная культура», которую начали изучать западные интеллектуалы, представала как «остатки» того начального состояния, в котором находилось все человечество на заре своей истории. Она, сле-довательно, не была подвластна изменениям, налагавшимся на «высокую» культуру цивилизацией, пребывая от начала времен в своей очаровательной примитивности. «Народная культура» представлялась неизменной, статичной, как и природное окру-жение «народа», и в этом смысле вызывала аналогии с миром натурального. Клод Форель, французский ученый, переводчик и издатель народной новогреческой поэзии (сборник переведет в 1825 году Николай Гнедич8), сравнивал народные песни с гора-ми и реками, употребляя термин «poésie de la nature»9. Словом,

8 Saunders, David. The Ukrainian Impact on Russian Culture. 1750–1850. — Edmonton, 1985. — P. 164. [Русский перевод этой книги готовится к печати: Сондерс, Дэвид. Украинское влияние на Российскую империю (1750–1850). — К.: Laurus, 2013.] 9 Ibidem. — P. 9.

22


Открытие народа было частью общего движения культурного примитивизма, в котором древнее, отдаленное и «народное» были приравнены друг к другу. Не стоит удивляться, что Руссо выказывал вкус к народным песням, находя их трогательными за их простоту, наивность и архаику — ведь Руссо был великим оратором культурного примитивизма своего поколения. Культ «народа» вырос из пасторальной традиции. Это движение было также реакцией против Просвещения, олицетворенного Воль-тером, против его элитаризма, против его отвержения тради-ции, против возвышения им «разума»10.

Как «природа», существовавшая «всегда», в принципе не имеет начала, так и «народ», ее часть, пребывает в том же состо-янии, в котором он находился с незапамятных времен, а его «на-чала» теряются в тумане веков. С этой точки зрения становилось неважно, исторический этот народ или нет. Все народы, оказы-вается, более или менее одинаково «древние», и в этом смысле «исторические» ничем не выделяются среди других, хотя исто-рия некоторых из них и осталась, как настаивал Гердер, только в народных «песнях» и «поэзии». Начала всех народов лежат в одинаковой примитивной стадии. Итак, писание истории «не-государственного», «неисторического» народа можно начинать с тех же «древнейших времен», как и историю народа историче-ского.

«Открытие народа» оказалось интимно связано с еще од-ним феноменом, важным для нашей темы, — подъемом на-ционализма. Повсеместно в Европе начала ХIХ века интерес к народной поэзии питался только отчасти чисто научными со-ображениями. Куда важнее были сантименты национального порядка. Основанное в 1811 году шведское «Готическое обще-ство», ставившее своей целью возрождение «готических» до-бродетелей народа, члены которого читали на своих собраниях «древние» шведские баллады, возникло в ответ на шок от недав-ней (1809 год) потери Финляндии в пользу России. В самой Фин-

10 Ibidem. — P. 10.

23


ляндии новый статус провинции Российской империи создавал атмосферу, в которой поиски народной поэзии становятся при-званием молодых энтузиастов вроде Элиаса Ленрота, собирате-ля и издателя «Калевалы» (1835, 1849)11. Сборник новогреческих народных песен Фореля стал реакцией на антиосманское вос-стание 1821 года12. Шотландцы, поляки, сербы тоже реагировали на потерю политических свобод подобным образом: одиночки-энтузиасты или специально устроенные общества принимались собирать, издавать и пропагандировать народную поэзию. По-эзия, стоит помнить, все еще считалась высшим проявлением индивидуального или коллективного духа, чистым дистилля-том народного гения. Народы, которым не хватало привычных атрибутов «цивилизации», могли успешно компенсировать их отсутствие, продемонстрировав миру (и себе!) вершины соб-ственной народной культуры.

Открытие народной культуры во многом стало следствием ряда «народнических» движений к возрождению традицион-ной культуры со стороны обществ, попавших под иностранное господство. Народные песни способны были пробудить чув-ство солидарности в распыленном населении, которому недо-ставало традиционных национальных институтов»13.

Итак, во второй половине ХIХ века у историка появлялись не только технические средства для писания нового типа исто-рии — истории «народа», у него возникали серьезные побужде-ния нравственного и идеологического плана писать именно та-кую историю. История народа отныне могла быть представлена «по-научному», а кое в чем способна была претендовать даже на бóльшую методологическую новизну, чем истории традици-онные. Ее научная легитимность могла уже быть подтверждена

11 Подробнее см.: Грабович, Григорій. Слідами національних містифікацій // Критика. — 2001. — № 6. — С. 14–23. 12 Burke, Peter. Op. cit. — P. 12. 13 Ibidem.

24


привлечением новейших дисциплин: антропологии, этногра-фии, языкознания. Традиционные истории могли ассоцииро-ваться с консерватизмом, даже реакцией; истории, написанные от имени народа, — с либеральным выбором. Со второй полови-ны ХIХ века они становятся не только научно респектабельным занятием, за ними встает моральный авторитет народничества и национализма.

* * *Михаил Грушевский — пример едва ли не архетипического «национального историка». Российский гимназист в Тифли-се, русскоязычный и русскокультурный юноша, он открывает для себя мир украинства благодаря случайным украинским журналам, которые затем начинает выписывать. Специфиче-ский круг чтения (а тогдашние украинские издания заполнены публикациями народных песен, дум, но также и интеллигент-скими имитациями народного творчества, рассказами из «на-родной жизни» и др.) становится для молодого человека источ-ником почти религиозного откровения: он открывает для себя существование украинского народа и свою принадлежность к нему. Изначально «литературное» открытие «народа» закре-пляется еще одним архетипичным средством: путешествиями и наблюдениями за «народом». В своей индивидуальной био-графии Грушевский буквально воспроизвел путь европейского «открытия народа».

Как историк Грушевский сформировался в киевском уни-верситете св. Владимира, где большое влияние на него ока-зал Владимир Антонович. Грушевский воспринял многое из методических и идеологических убеждений своего ментора. В 1894 году двадцативосьмилетний магистр русской истории Грушевский получил кафедру в австрийском университете во Львове. Новая ситуация, в которой оказался Грушевский в Галиции, с ее ярко выраженным напряжением между этниче-скими группами, атмосфера Львовского университета, где Гру-шевский представлял сомнительную дисциплину истории со-

25


циально и культурно второстепенного народа, обостряла ощу-щение идентичности и усиливала призвание служить этому народу академической работой. К внешним обстоятельствам добавлялoсь и ощущение личной уязвимости: молодой воз-раст и недостаток соответствующей ученой степени (по уставу российских университетов для профессорского звания необхо-димо было иметь степень доктора истории). Систематическая история украинцев, написанная соответствующим научным образом, должна была легитимизировать и дисциплину, и пер-сональную позицию Грушевского в академической среде, и на-род, от имени которого он выступал.

Первый том «Истории Украины-Руси» вышел в конце 1898 года. Но принципы, на которых основывалась «История», Грушевский изложил еще в своей инаугурационной речи в 1894 году, а впоследствии развивал в университетских лекциях. Уже здесь он настаивал на том, что украинцы, подобно другим народам, ведут свою историю с древнейших времен, а эту пре-тензию подкреплял необходимостью привлечения новейших дисциплин — от антропологии до лингвистики.

«История» Грушевского интересна тем, что вопреки воле автора раскрывает приемы, с помощью которых была скон-струирована, а также идеологические основания, на которых зижделся ее фундамент. Это теперь «Вступительные заме-чания», которыми Грушевский полагал нужным предварить первый том, выглядят откровенным идеологическим манифе-стом. Когда историк их писал, ему могло казаться, будто он — как и положено каждому ученому, вводящему в науку новую дисциплину, — всего лишь обсуждает вопросы сугубо мето-дологического порядка. «Вступительные замечания» — весь-ма красноречивый текст. Он с подкупающей откровенностью демонстрирует, что национальный историк сначала констру-ирует мысленный образ нации, и только затем подбирает для нее соответствующую историю. Как и следовало ожидать, Гру-шевский начинает с констатации существования украинского народа:

26


Этот труд должен представить образ исторического развития жизни украинского народа или тех этнографически-политиче-ских групп, из которых формируется то, что мы теперь мыс-лим под названием украинского народа [курсив мой. — А. Т.]14.

Вопреки амбициям беллетриста, Грушевский так никогда и не преодолел тяжеловесной искусственности своего нового язы-ка (что особенно заметно в обратном переводе на русский), а его «История Украины-Руси» не стала одновременно и образчиком изящной словесности, в отличие от «Истории» Карамзина. От-метим, впрочем, неожиданно корректные формулировки, в ко-торых Грушевский пытается выразить свою мысль. Очевидно, самому автору нелегко было определить точный силуэт той, по его словам, «этнографической массы без национальной физио-номии, без традиций, даже без имени», чью историю он соби-рался изначально вместить в три тома, впоследствии расширил свой план до пяти-шести томов, потом восьми, а после девятого уже и не пытался предсказывать их количество.

Итак, современный историку украинский народ должен был стать исходным пунктом написания его истории. Следует помнить, что в представлениях Грушевского «народ» и «нация» были понятиями тождественными (что облегчалось убеждени-ем, будто украинцы утратили образованные классы в пользу других наций: русских и поляков, и теперь представлены ис-ключительно «народом»). Но именно четкое и по-научному выверенное описание, что именно представляет собой украин-ский народ, оказывалось крайне непростой задачей. В самом деле, даже убежденному украинофилу довольно трудно было в конце ХIХ века в точных терминах сказать, что же такое укра-инцы. Те «этнографически-политические группы», которые люди круга Грушевского «мыслили под названием» украинского народа, жили в трех государствах двух императоров, ходили в церкви двух христианских конфессий, населяли чрезвычайно

14 Грушевський, Михайло. Історія України-Руси. — К., 1913. — Т. 1. — С. 1.

27


разнообразную территорию, не представлявшую собой ника-кой климатической, ландшафтной или географической целост-ности. Территории Грушевский уделяет шесть полных страниц, больше, чем любым другим характеристикам украинцев. Такое подробное описание горных массивов, больших и малых рек, раздольных степей, непроходимых лесов, морского побережья должно создать в воображении читателя визуальный образ про-странства, на котором «сбитой массой сидит украинский люд». Схваченная с высоты птичьего полета в едином взгляде, терри-тория — чем бы она ни была в действительности — приобретает целостность как образ, как впечатление, как яркая картина.

«Этнографическая масса», к тому же, говорила на ряде диа-лектов, лингвистическая дистанция между которыми подчас была такова, что сам Грушевский вынужден был балансировать на краю лезвия, пытаясь обсуждать этот вопрос:

Будем ли называть украинский язык языком или «наречием», все равно надо признать, что украинские говоры складывают-ся в определенную языковую целостность, которая в погранич-ных говорах, вправду, приближается к соседним славянским языкам — словацкому, белорусскому, великорусскому, польско-му, но в диалектах, составляющих основную и характеристи-ческую ее массу, отличается от этих соседних и наиболее сбли-женных славянских языков очень заметно...15.

В согласии с духом времени Грушевский отмечал расовые и психические черты украинцев, отличные от тех, что проявляют соседние народы, и именно эти явления наиболее очевидно, по его мнению, объединяли украинцев и противопоставляли их окружающим народам:

Отличается украинский народ от своих ближайших соседей чертами антропологическими — в строении тела и психофизи-ческими — в составе индивидуального характера, в отношени-ях семейных и общественных, в быту и культуре материальной

15 Там же. — С. 6.

28


и духовной. Эти психофизические и культурные черты, имею-щие более или менее глубокую историческую древность — дол-гий процесс развития, совершенно определенно связывают в национальное целое отдельные группы украинского населения в противовес другим подобным целостностям и делают из него живую национальную индивидуальность, народ, с длинной историей его развития16.

Едва ли сегодня антрополог осмелился бы так решитель-но объединить общим «телосложением» карпатских гуцулов и жителей Слобожанщины, вряд ли современный этнограф столь безапелляционно утверждал бы единство их материальной культуры. Да и сам Грушевский, очевидно, в действительности не был столь наивным. В приведенной цитате бросается в глаза, что — как и в случае с «украинскими» диалектами — Грушевский определяет границы своей воображаемой нации по принципу несхожести пограничных этнографических групп с уже сформи-ровавшимися соседними нациями и языками. Обходя террито-рию по кругу, он демонстрирует, что то или иное «население» не является поляками, русскими, мадьярами и т. д. Но почему именно разнообразный «люд» внутри таким образом очерчен-ного круга должен составлять собой одну нацию, а не, скажем, две или четыре, из текста Грушевского не очевидно.

Впрочем, педалирование общности расового и этнографи-ческого типа, а также общности лингвистической у Грушевского совсем не случайно. Все это феномены специфически «народ-ные» и как таковые относятся к «древности» («имеют более или менее глубокую историческую древность»). Они, следовательно, указывают на общее происхождение, которое — вопреки ны-нешнему разнообразию — должно объединять в какой-то точ-нее не очерченной глубине веков.

Помимо прочего, расовые теории, антропология, лингвисти-ка — это все дисциплины, в которых историческая наука времен

16 Там же.

29


позитивизма видела свое спасение от «литературы», свое бу-дущее точного, научного знания. Сравнительное языкознание во второй половине ХIХ века демонстрировало впечатляющие успехи: классифицировало языки на группы, устанавливало взаимоотношения между ними и даже — что для историка было особенно ценным — реконструировало древние состояния со-временных языков. Сравнительное языкознание основывалось на предположении, что современное диалектное и языковое разнообразие является следствием длительного развития язы-ков. Современные языки группируются по принципу родства в большие «семьи». Коль скоро так, родственные языки, очевид-но, развились из общего «предка». Так возникает идея «пра-славянского языка», «индоевропейского языка» и подобные. Проявляется возможность начертить «генеалогическое древо» современных языков, указывая их «родителей» в прошлом. Языковая общность в позитивистской историографии была ото-ждествлена с «народом», а тот, в свою очередь, явно или нет, воспринимался как биологическая популяция людей. Возмож-ность представить себе эволюцию языков (а следовательно, их носителей — биологические популяции людей) поражала своей научностью, помимо прочего, потому еще, что на удивление точно — по манере мышления — напоминала новейшее учение о развитии животного мира: эволюционную теорию Дарвина. Тот также утверждал, что видимое разнообразие животного и растительного мира является следствием длительной эволюции и происхождением от общих предков.

Связь расовых, лингвистических и эволюционистских тео-рий ХIХ века с представлениями о нации и национальном от-мечает Эрик Хобсбаум:

Примерно во второй половине ХIХ века национализм чрезвы-чайно усилился на практике за счет все возрастающей геогра-фической миграции народов, а в теории — благодаря трансфор-мации понятия «расы», центрального концепта науки ХIХ века. С одной стороны, издавна установленное разделение челове-чества на несколько «рас», различаемых по цвету кожи, теперь

30


было развито до целого набора «расовых» различий между людьми с примерно одинаковой «бледной» кожей, таких как «арийцы» или «семиты», или же «арийский», «нордический», «альпийский» и «средиземноморский» типы. Кроме того, эво-люционная теория Дарвина, сопровождаемая тем, что позднее стало известным как генетика, предоставила расизму нечто вроде мощного набора «научных» оснований для отторжения или даже, как выяснилось, изъятия и убийства «инородцев».

Связь между расизмом и национализмом очевидна. «Расу» и язык очень легко путали, как в случае «арийцев» и «семи-тов». Это возмущало скрупулезных ученых, например, Макса Мюллера, доказывавшего, что «расу», концепцию генетиче-скую, нельзя выводить из языка, который не является на-следственным17.

Как отмечают ныне историки науки, обе теории — лингви-стическая и эволюционная — своим стилем мышления обяза-ны дисциплине генеалогии с ее образом родового древа и про-исхождения от общего предка. Заимствованная из генеалогии «твердыми науками» метафора генеалогического древа стала ос-новой понимания изменений во времени лингвистических или биологических явлений18.

Для историка, выстраивающего «длинную» историю народа, это стало неоценимым подарком. Идея медленной эволюции принципиально снимала проблему разрывов в истории. Если прошлое народов и их языков можно представлять в виде бес-конечного генеалогического древа, на котором каждый совре-менный народ получает возможность указать своего предка, а каждый предок — своего прапредка, в руках историка оказыва-ется готовый континуитет. Биологическая и языковая эволюция народа, собственно, и обеспечивает то, что Грушевский называл тяглість (от польск. ciągłość — непрерывность, постоянство) —

17 Hobsbawm, Eric. Nations and Nationalism since 1790. — Cambridge, 1990. 18 См.: Alter, Stephen G. Darwinism and the Linguistic Image: Language, Race, and Natural Theology in the Nineteenth Century. — Baltimore and London, 1999.

31


то есть непрерывность течения истории и преемственность ее «периодов». «Святой Грааль» украинской истории был найден.

В истории украинцев, считал Грушевский, невозможно про-следить континуитет политических институтов, их непрерыв-ное и естественное существование, и историк, фокусирующий свое внимание на этих привычных для дисциплины предметах, совершает роковую ошибку: он не способен разглядеть украин-скую историю. Такой историк будет открывать для себя укра-инское лишь спорадически, в тех или иных эпизодах истории российской или польской. Между тем украинцы все-таки су-ществовали (т. е. современный «украинский народ» имел своих биологических предков), и их историю можно написать, если только положить в ее основу другие принципы. Историк должен спуститься этажом ниже и следить почти исключительно за «со-циальным и культурным процессом». Именно это, по мнению Грушевского, придает украинской истории необходимую «не-прерывность»:

Социальный и культурный процесс составляет... ту путевод-ную нить, которая ведет нас неизменно сквозь все колебания, сквозь все флуктуации политической жизни — сквозь стадии ее подъема и упадка, и связывает в единое целое историю укра-инской жизни, несмотря на различные пертурбации, а также катастрофы, которые приходилось ей переживать19.

Следовательно, государства рождаются и исчезают, крупные исторические катастрофы накатываются и уходят, ломая все на своем пути, а «социальный процесс» неустанно прядет свою нить «непрерывности». Ветер истории шумит в кронах столет-них деревьев, пригибая и ломая их, а в темном подлеске царит тишина и покой. Ураган проносится над головами народа, не бу-дучи в состоянии нарушить его извечное течение жизни.

Итак, историк должен прислушиваться не к могучему шуму в кроне, а к тихому шелесту на земле. Как, однако, определить,

19 Грушевський, Михайло. Історія України-Руси. — Т. 1. — С. 17.

32


какой из «социальных» или «культурных» процессов VIII или, скажем, ХIV века историку следует считать именно украинским? Ведь, как отмечал и сам Грушевский, этот народ на протяжении своей истории менял свои пространственные характеристики, и даже его настоящее название неочевидно. Ответ мы уже знаем: надо ретроспективно проследить предыдущие стадии тех «эт-нографических групп», которые современный историк «мыслит под названием украинцев»:

Социальный и культурный процесс «определяет нам ведущую дорогу от нашего времени [курсив мой. — А. Т.] до самого древ-него исторического и даже доисторического, насколько оно поддается изучению, слежению за его эволюцией»20.

Таким образом историк получает две крайние точки исто-рии — современную ему нацию и «самые древние доистори-ческие времена», между которыми ему следует натянуть нить «непрерывности». Вторую из точек естественным образом обе-спечивают новейшие во времена Грушевского дисциплины: ар-хеология и, в еще большей степени, лингвистика. По определе-нию, эти дисциплины предоставляют глубокую, может, самую глубокую древность:

Порогом исторических времен для украинского народа можем принять IV век после Р. Х., когда начинаем уже кое-что знать специально о нем. До этого о нашем народе можем говорить только как о части славянской группы; его жизни не можем проследить в его эволюции, а только в культурных результатах тех долгих веков доисторической жизни. Сравнительное язы-кознание прослеживает их по языковому запасу, а позднейшие исторические и археологические данные помогают контроли-ровать его выводы и дополняют в целом ряде пунктов21.

Между двумя точками можно провести только одну прямую.

20 Там же. — С. 17. 21 Там же. — С. 19.

Указатель

239

Указатель

Critical Review, журнал 57Eclectic Review, журнал 59master narrative 12

авары 145Австралия 53Австро-Венгерская империя 18Азия 18Азов, крепость 98Айзнер, Роберт 59Академия наук 33, 34Акрополь 59Александр III, император 216Александр I, император 155Александр Николаевич, вели-

кий князь 155, 156Алексей Михайлович, царь 84Альта, р. 87, 88, 90–92Амазонка, р. 16Америка 49, 53, 105Англия 51, 52, 57, 59, 235Андерсон, Бенедикт 16, 66, 68Андрей, апостол 169

крест св. Андрея 173Андрей Боголюбский, князь 171

Андрей Юрьевич, князь 171Андрияшев, Александр 234Анненков, Александр 154Антонович, Владимир 24,

232–234«Киев, его судьба и значе-

ние с XIV по XVI столе-тие» 233

Антоновский, Михаил 118, 119, 121Апостол, Даниил 98Армстронг, Джон 43, 44Артур, легендарный король 16Аскольд, легендарный князь

145, 164Аттика, п-ов 59Аустерлиц, г. 17Афины, г. 59

Багалей, Дмитрий 234Байрон, Джордж 58, 59Балканы, п-ов 18, 60, 222Балта, г. 126, 127Бантыш-Каменский, Дмитрий

72, 147, 149, 150, 194, 218«История Малой России»

147, 149, 194, 218

240

Указатель

«Путешествие в Молдавию, Валахию и Сербию» 72, 149

Барсов, Елпидифор 217Батурин, г. 86, 99, 100Батуринские статьи 91Батый, хан 93, 142Безбородко, Илья 93, 114, 157Бекетов, Владимир 219Белая Вежа, г. 145Белгород, г. 80Белозерск, г. 83Белоруссия 129, 187Белоцерковка, с. 98Белоцерковский полк 98Бельского хроника 138Беркхофер, Роберт 12Берлинский, Максим 170, 173, 193Бовуа, Даниэль 228Богуслав, г. 126Бодянский, Осип 221Болгария 130, 131«Большой тур» (путешествия

в Европу) 51, 52, 55, 72Боплан, Гийом Левассер де

«Описание Украины» 77Борзна, г. 86Борис, князь 90, 91Борисовка, с. 90Бороздин, Константин 83, 95,

158, 173Браун, Эдвард 53Брестская уния 1596 года 138Британский музей 57Брюховецкий, Иван 90, 91Буковина 208Бутович, Григорий 90, 91

Бюффон, Жорж-Луи Леклерк де 119

Валуев, Петр 232Валуевский циркуляр 1863 года

218, 232Варвара, св. 154Варшавское восстание (1944) 17варяги 216Васильков, г. 124, 126Великобритания 56Величко летопись 144Венгрия 131Венелин, Луца 130, 131Вестерфельд, Авраам ван 161Вигель, Филипп 74, 125, 153Винкельман, Иоганн 106Владимир, г. 35, 79, 162, 166Владимир Мономах, князь 90,

148Владимиро-Суздальское княже-

ство 38Владимир Святославич, князь

38, 89, 91, 131, 140–142, 144, 148, 157, 163, 166, 168, 222, 227

мощи 172саркофаг 172

Владимирская губерния 92Владимирское княжение 41Владислав ІІ Ягелло, польский

король 199война 1812 года 193Войско Запорожское 195Волга, р. 155Волго-Окское междуречье 36, 235Вологда, г. 83Волок, г. 170

241

Указатель

Волынская губерния 217Волынь 65, 66, 71, 126, 127, 132,

213, 224, 228, 229Вольтер 22, 101, 169Ворскла, р. 89Воскресенский монастырь 170Восток

Ближний 53Дальний 60

Вторая мировая война 17Вулф, Ларри 54Вышгород, г. 174вятичи 197Вятка, г. 83

Галиция 24, 66, 71, 131, 155, 208, 213, 228, 229

Галицко-Волынская летопись 38–41

Галицко-Волынское княжество 38, 39, 41, 229

Галич, г. 224Гамалии, семья 145Гегель, Георг 18, 212Гедимин, князь 149, 223Георги, Иоганн Готлиб 118, 119, 121

«Описание всех обитающих в Российском государстве народов» 119, 121

Гердер, Иоганн 22Геркуланум, г. 52, 159Германия 18, 119германцы 130Герольдмейстерская контора

183, 186, 191, 198Гетманщина 71, 75, 99, 114, 123,

126, 132, 144, 182–185, 195

Гильденштедт, Иоганн 77Главное управление по делам

печати 218, 219Глаголев, Андрей 72, 75, 84–86,

102, 104, 126–128, 155, 156, 166«Записки русского путеше-

ственника» 72Глеб, князь 90Глухов, г. 82, 114Гнедич, Николай 21Гоголь, Николай 98, 116, 147, 174,

179, 215«Взгляд на составление

Малороссии» 116«Мертвые души» 179

Голландия 169Головнин, Александр 232Голтва, р. 89Голубовский, Петр 234Гомер 96Горленко, Василий 202Городище, г. 170Готическое общество 22Грабянка, Григорий 145

летопись Грабянки 144–146, 148

греки 56, 57, 97, 106Греция 55–59, 70, 74, 96, 105, 106,

133филэллинизм 57

Грибоедов, Александр 167, 168Гримм, Мельхиор 159, 169Грушевский, Михаил 12–15, 17,

24–28, 30–45, 143, 208, 210, 213–215, 229, 234, 235

возвращение на Украину в 1923 г. 42

242

Указатель

«История Украины-Руси» 12, 25, 26, 34, 38, 42–45, 208

«Очерк истории Киевской земли» 40

схема Грушевского 12–18, 25, 33, 35

гунны 130, 145Гун, Отто фон 72, 77, 89, 117, 123,

156, 163, 168«Поверхностные замечания

по дороге от Москвы до Малороссии» 72

Густинская летопись 139гэльский язык 107

Дарвин, Чарльз 29, 30Дашкевич, Николай 234Десна, р. 93, 123Джеймс Стюарт, шотландский

король 107Дикое поле 127Дир, легендарный князь 145Днепр, р. 65, 75, 120, 125, 132, 154,

166, 167, 175Добровский, Йозеф 221Долгорукая, Наталья (игуменья

Нектария) 79Долгоруков, Иван 72, 79, 80,

82, 83, 85, 91, 93, 96, 99, 100, 103–105, 109, 110, 126, 156, 157, 162, 164–166, 168

«Путешествие в Киев» 72«Славны бубны за горами,

или Путешествие мое кое-куда» 72

Долгоруков, Юрий Алексеевич 90

Долобское, оз. 95

Дон, р. 155Дорошенко, Петр 100Дубно, г. 127дулебы 197Духинский, Франциск 37Дячук, Леонтий 190

Евгений (Болховитинов), ми-трополит 156, 172

Еводия, панегирик 91евреи 124, 126Европа

Восточная 38, 40, 54, 60, 64, 211

восточноевропейское лето-писание 38

династические и нацио-нальные государства 18

интерес к народу 22ментальное картографиро-

вание 54мода на античность 57мода на путешествия 51,

54, 55открытие народа 107, 110расширение территории

понятия 60, 72становление национальных

историй 14, 15Екатерина ІІ, императрица 159,

160, 169«Путешествие ея импера-

торского величества в полуденный край Рос-сии, предприемлемое в 1787 году» 159

Екатеринославская губерния 97

243

Указатель

Ермолаев, Александр 72, 83, 89, 92, 94, 95, 97, 158, 165, 174

Желиборский, Арсений 91Женева, г. 169Житомир, г. 84Жуковский, Василий 174«Журнал Министерства народ-

ного просвещения» 116

«Замечания до Малой России принадлежащие», аноним-ный трактат 185

Замойская академия 91Западная Римская империя 41Зборовский договор 195, 196Златополь, г. 127Золотча, р. 95Зуев, Василий

«Путешественные записки Василья Зуева по пути из Санкт Петербурга до Хер-сона в 1781 и 1782 годах» 72

Иванов, Петр 234Игорь, князь 145Иерусалим, г. 155, 175Измайлов, Владимир 72, 77, 133

«Сентиментальное путеше-ствие в южную Россию» 72

Израиль 17Ипатьевская летопись 38, 39, 138Искра, Иван (полковник) 98Историческое общество Несто-

ра-летописца 231«История русов» 147, 148, 149,

150, 201, 202, 215

Италия 51, 52, 55, 56, 59, 72, 73, 119, 133, 168, 169, 235

Кавказ 170Северный 60

казаки 65, 75, 111, 144, 145, 183, 195, 196, 200, 220

казацкое летописание 143, 144Казимир ІV Ягеллон, польський

король 120, 199Калайдович, Константин 170«Калевала», эпос 23Калиновский, Григорий 122

«Описание свадебных украинских простона-родных обрядов в Малой России...» 122

Калинский, Тимофей 189, 191, 192, 196, 197

«Переписка между патрио-тами сего края для общей пользы» 192

Кальнофойский, Афанасий 139, 140

«Тератургима» 139Канев, г. 125Капнист, Василий (поэт) 97, 193Карамзин, Николай 33, 49, 61,

129, 130«История государства

Российского» 26, 49, 50, 69, 130

«Письма русского путеше-ственника» 61

Карл ХII, шведский король 100, 153

Карпаты 109, 213, 227, 228

244

Указатель

Киев, г. 3, 33, 37, 38, 69, 75, 78, 79, 84, 85, 91–93, 97, 124–126, 131, 139, 142, 145, 148, 153–176, 181, 211, 213, 214, 217, 219, 224, 225, 227, 234

Андреевская гора 175Андреевская церковь 155,

174Аскольдова могила 162, 164Братский монастырь 157Георгиевская церковь 162Десятинная церковь 139,

140, 141, 163, 164, 165, 166, 172

Замковая гора 175Золотые ворота 161, 162, 173Ильинская церковь 173Ирининская церковь 173Китаевская пустынь 171Кожемяки, урочище 174Крещатик 167Кудрявец, урочище 174Михайловский монастырь

154, 155, 157могила Дира 173Николаевский собор 157Никольский монастырь 164Ольгин град 174Печерский монастырь 171святого Николая, церковь

140, 162Святых апостолов на Бере-

стове, церковь 141Софийский собор 140, 141,

142, 155, 157, 163, 165, 168Солнцевская реставра-

ция 142Спаса на Берестове, собор

140, 141, 164

Трехсвятительская (Васи-льевская) церковь 140, 141, 164, 165

Уздыхальница, гора 175Киевская археографическая

комиссия 90, 131Киевская губерния 126, 217Киевская летопись 39, 40Киевская митрополия 142Киевская Русь 12, 33, 34, 38, 42,

43, 45, 62, 69, 70, 71, 87, 107, 132, 137, 139, 140, 142, 143, 145, 146, 148–150, 159, 166, 176, 208, 210–213, 215, 220–223, 226, 227, 231–235

борьба историографий 11метисация населения 36монголо-татарское наше-

ствие 40, 200, 212, 220, 222, 223

«Киевская старина», журнал 233Киевский университет св. Вла-

димира 24, 229, 232Киевский учебный округ 131Кирилло-мефодиевское обще-

ство 215Ключевский, Василий 33, 44, 62

Курс русской истории 62Когут, Зенон 62Козицкий, Григорий

«Краткие географические, политические и истори-ческие известия о Малой России» 122

Колизей 51Колумб, Христофор 49Конисский, Григорий 147

245

Указатель

Константин Багрянородный, визант. император 92

Константинополь, г. 57, 69Контрреформация 141Копистенский, Захария 138

«Палинодия» 138Копитар, Ерней 221Королевский Медицинский

коллегиум (Англия) 53Королевское общество (Англия)

53Корсаков, Дмитрий 36, 37

«Меря и Ростовское княже-ство» 36

Корсунь, г. 103, 126Косов, Сильвестр

«Патерикон» 139Костомаров, Николай 37, 147, 231Котляревский, Александр 208Котляревский, Иван 192

«Энеида» 192Коцебу, капитан 170Коцюбинский, Михаил 109

«Тени забытых предков» 109

Кочубей, Василий (полковник) 98

Кочубей, Семен 191Кременчуг, г. 125крещение Руси 38, 140, 148, 172Кромера хроника 138Крым 65, 75, 79, 80, 124, 125, 170Крымский, Агатангел 233Крымское ханство 64, 65, 157Кулиш, Пантелеймон 147

Хмельниччина 219Кунерсдорф, битва 99

Купер, Фенимор 105Куракин, Алексей 191

«Замечания о правах мало-российского дворянства» 191

курганы 84, 85, 86, 87, 88, 89, 93, 100, 127, 176

Курляндия 83Курск, г. 74, 79, 80

Лаврентьевская летопись 38, 39Лавровский, Петр 208Лазаревский, Александр 115, 116,

119, 121, 202Ламанский, Владимир 34Ласселз, Ричард 52Левант, регион 55, 58, 125Левек, Пьер 101Лёвшин, Алексей 72, 77, 78,

87–92, 96, 98, 99, 101, 102, 106, 110–112, 116, 117, 123, 156, 158

«Письма из Малороссии» 72Лейденский университет 169Ленрот, Элиас 23Лермонтов, Михаил 154летописи казацкие 144«Летопись Малой России» 101Ливен, Карл 217Ливий Тит, древнеримский

историк 52Линней, Карл 53, 116

«Система природы» 53Линниченко, Иван 235Липцы, с. 80Литва (см. также Литовское

великое княжество) 39, 40, 123, 187, 199

246

Указатель

Литовское великое княжество (см. также Литва) 38, 199, 234

Лобанов-Ростовский, Яков 83Лодомерия 155Ломиковский, Василий 193Лондон, г. 121Лохвицкий, Кондратий 172, 173

раскопки Лохвицкого 173Лубны, г. 89, 158Лукьянов, священник 124Лыбедь, р. 95Львов, г. 71, 91, 127, 128, 208, 229Львовский университет 24Люблинская уния 199Любомирские, род 127Ляскоронский, Владимир 235

магдебургское право 110Мазепа, Иван 80, 81, 100, 111Максимович, Михаил 147, 174,

176, 208–210, 214, 215, 221–226, 228–231, 234, 235

«Филологические письма» 221

Макферсон, Джеймс 108Малиновский, Алексей 171Малороссийская коллегия 122Малороссия 64–66, 68–72, 74–

80, 82, 83, 87, 93–95, 97, 99–104, 107, 109, 110, 114–117, 119–125, 132, 133, 144, 149, 153, 156–159, 175, 176, 179–183, 185, 191, 193, 194, 196, 198, 200, 201, 208, 215, 218–221, 227, 228, 232

ликвидация автономии 64Маркевич, Алексей 147Маркович, Роман 191, 192, 197

Маркович, Яков 114–122, 124, 191«Замечания по случаю по-

ездок моих по Малорос-сии в 1798 году» 115, 122

«Записки о Малороссии, ее жителях и произведени-ях» 114, 115, 116, 120

Маркович, Яков (генеральный подскарбий, дед Я. Маркови-ча) 114, 145, 146, 148

Марко Поло 50Мартос, Алексей 133Мартынов, Николай 154Мгарский монастырь 98меря 36Миклашевские, род 145Миллер, Алексей 229Миллер, Дмитрий 190–192Милорадович, Михаил (губерн-

ский предводитель) 93, 189, 192

«Переписка между патрио-тами сего края для общей пользы» 192

Милюков, Павел 34Митридат, понтийский царь 158Мишле, Жюль 235Могила, Петр 138–142, 161, 164,

172Могилянская академия 75молдаване 127Молчановский, Никандр 234монголо-татары 40, 41, 86, 149,

212, 213Монтегю, Мэри Вортли 96мордва 36

247

Указатель

Москва, г. 35, 39, 69, 79, 90, 114, 142, 160, 163, 166, 170, 215

Московский университет 209, 217, 222

Московское великое княжество 33, 212

летописи XV и XVI веков 39Московское царство 140, 142,

184, 212Мотонис, Николай

«Краткие географические, политические и истори-ческие известия о Малой России» 122

Мстислав Владимирович, чер-ниговский князь 92, 93

Муханов, цензор 218, 219Мышковский, директор гимна-

зии 217Мюллер, Макс 30

наполеоновские войны 1796–1815 годов 56

национальная история функции и конструкция 17

нация исторические 18, 19неисторические 18, 19эволюция понятия в ХІХ в.

28Неаполь, г. 52Нева, р. 166Нежин, г. 83Нежинская гимназия 130Нектария, игуменья (Наталья

Долгорукая) 79Немцевич, Юлиан 126, 127, 157,

158

немцы 127Несецкого гербовник 183Нестор, летописец 77, 92, 95, 96,

120, 127, 138, 139, 165, 170Нидерланды 18Никитин, Афанасий 50Николаев, г. 127, 158Николай І, император 155, 173,

179, 215, 216Нил, р. 16, 59Новая Гвинея 104Новгород, г. 41, 165, 166, 170Новгород-Северская гимназия

94Новгород-Северский, г. 71, 94Новоград-Волынский, г. 127Новомиргород 127Новороссия, исторический

регион 66, 208

Обуховка, с. 97Общество дилетантов 169Общество истории и древно-

стей российских 169Одесса, г. 75, 79, 125–127, 158Олег, князь 145Оленин, Алексей 83Ольвия, г. 157Ольга, княгиня 162, 168, 173Орлай, Иван 130Османская империя (см. также

Оттоманская Порта, Турция) 18

«Основа», журнал 37, 231Оссиан, легендарный поэт 108Острог, г. 127

248

Указатель

Оттоманская Порта 55, 56, 61, 65, 66, 125, 157

Павел І, император 80, 159Паганель, герой Жюля Верна 53Пантикапей, г. 158Папроцкого гербовник 183Париж, г. 169Парутино (Ильинское), с. 157,

158Парфенон 57Пассек, Вадим 86, 87, 103, 124Патерикон 139пекинский человек 16Переверзев, Иван 154

«Топографическое описа-ние Харьковского намест-ничества» 154

Перемышль, г. 128Переяслав, г. 33, 69, 82, 87–92,

95, 211, 213, 225, 227Переяславль Залесский 92Переяславская рада 90Переяславские статьи 91Переяславское княжество 87персы 198, 199Перун 164–166Петербург, г. 39, 61, 69, 94, 95,

114, 122, 131, 169, 173, 193, 194, 195, 225

Казанский собор 166Петр I, император 84, 100, 101,

153, 165печенеги 145Печерская лавра 138, 154, 155,

157, 165, 168, 172Печерская типография 139

Успенский собор 140, 155, 165

Печерский патерик 139, 170Пирей, г. 59Плано Карпини, Джованни дель

50Платон, митрополит 85, 162, 163,

164, 165Плохий, Сергей 202Повесть временных лет 38, 39,

40Погодин, Михаил 147, 174,

207–215, 218–232, 235«О мнимом запустении

Украины в нашествие Батыево и населении ее новопришлым народом» 223

Подолье 66, 71, 124, 126, 127, 132, 213, 228

Подольская губерния 217Полевой, Николай 230Полетика, Василий 187, 192, 193,

198, 199, 201, 202«Записка о начале, проис-

хождении и достоинстве малороссийского дворян-ства» 198

Полетика, Григорий 198Полетики, Григорий (отец) и

Василий (сын) 144половецкие бабы 96, 97половцы 96, 142, 145Полоцк, г. 41Полтава, г. 78, 83, 153Полтавская битва 153Полтавская губерния 96, 116,

124, 191, 192

249

Указатель

польское восстание 1830–1831 годов 131, 218

Польша 65, 69, 71, 75, 84, 101, 124–127, 131, 132, 167, 170, 185, 187, 195, 199, 218

разделы 63, 127поляки 23, 26, 65, 98, 101, 126,

128, 132, 167, 185, 198, 199, 228Помпеи, г. 52, 159, 175Потоцкие, род 127Поуп, Александр 96Почайна, р. 169Пратт, Мэри Луиз 113Предславино, с. 95Причерноморье 63, 64, 157, 176Просвещение, эпоха 22, 125Пруссия 18Псёл, р. 89Пуссен, Николя 119Пустошкин, Павел 158Пушкин, Александр 49, 133, 147Пятковка, с. 127

Радивилов, г. 126радимичи 197Радищев, Александр 61

«Путешествие из Петербур-га в Москву» 61

Разумовские, род 99Разумовский, Алексей Кирил-

лович 72Разумовский, Кирилл 99Раскин, Джон 106революция 1905 года 34Редедя 92Репнин, Николай 149, 193, 194,

200

Речь Посполитая (см. также Польша) 20, 63–66, 75, 127, 138, 139, 142, 143, 189, 196, 228, 233

Ржев, г. 170Ржевуский, граф 217Ригельман, Аркадий 193Ридезель, Иоганн фон 106Рим, г. 51, 52, 74, 168Рогнеда, сестра кн. Владимира

95Романтизм 58, 108, 120, 148

«открытие народа» 20, 22Российская империя (см. также

Россия) 18, 23, 62, 64, 130, 154, 184, 186

Российский магазин, журнал 146

Россия (см. также Российская империя) 11, 22, 49, 60, 61, 63–65, 69, 74, 78, 81, 83, 86, 87, 93, 94, 101, 115, 119, 125, 126, 128–131, 143, 153–158, 167, 179, 187, 189, 195, 216, 219, 225

Рубан, Василий 77, 115, 122, 194«Краткая летопись Малой

России с 1506 по 1776 год» 194

«Краткое описание Малой России» 77, 122

Рубрук, Гильом де 50Румелия, регион 131Румянцев-Задунайский, Петр

122Румянцев, Николай 99, 129,

168–171, 217Румянцевский музей 170Румянцевы, братья 169

250

Указатель

«Русская беседа», журнал 221, 223

Русская правда, кодекс 171русские

концепции этногенеза 37русско-турецкие войны 63русско-шведские войны 63русско-японская война 34Руссо, Жан-Жак 22, 101, 102, 110Русь

Владимиро-Суздальская 70Северная 212, 213, 222Северо-Восточная 36, 39Червоная 228Юго-Западная 218Южная 40, 212, 222

Рылеев, Кондратий 147Рюрик, корабль 170Рюриковичи, династия 34Рязань, г. 92

Самарин, Юрий 219Самчевский, Иосиф 94Сбитнев, Иван 157, 167Свербигуз, Владимир 190Свирговский, Иван 98Святополк, князь 87, 90, 91, 95Святослав Игоревич, князь 145«Северный вестник», журнал

130Сегюр, Луи Филипп де 160Седан, г. 17Сейм, р. 123Селицкий, зять Долгорукова 103Сенат 186, 188, 193Сербия 149сербы 23, 127

Сибирь 60, 86Синопсис 143, 197Сирийская пустыня 59Скотт, Вальтер 108славяне 36, 37, 130«Слово о полку Игореве» 69Смела, г. 127Снегирёв, Иван 217Собанская, Северина (урожд.

Потоцкая) 127Соболевский, Алексей 229, 231,

232, 233«Как говорили в Киеве в

XIV и XV веках» 231Соловьев, Владимир 216Соловьев, Сергей 33Сондерс, Дэвид 130Союз русского народа 231Сперанский, Михаил 158Средиземноморье

Восточное 55Срезневский, Измаил 147, 211,

222Станислав Август, польский

король 125Старая Ладога, г. 83Старица, г. 170Степенная книга 77, 92Стефан Баторий, польский

король 120, 197Стороженко, губернский пред-

водитель 93Стрийковский, Мацей 141

хроника Стрийковского 138Строев, Павел 170Стрыжень, р. 94Суздальская летопись 39

251

Указатель

Сула, р. 89Сумароков, Павел 72, 74, 77, 80,

84, 85, 103, 105«Досуги крымского судьи

или второе путешествие в Тавриду» 72

«Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в 1799 году» 72

Табель о рангах 188Таврия 72, 75, 79Тамань, п-ов 72, 158татары 65, 69, 101, 145, 167, 198,

199, 213, 214, 223, 224Ташань, с. 99Тимковский, Илья 88Тифлис, г. 24Тихвин, г. 83Тмутараканский камень 61, 158Тмутаракань 158Трощинский, Дмитрий 114Троя, г. 96Трубеж, р. 87, 88, 92Тугоркан, князь 95Тулиголов, с. 82Туманский, Федор 146, 193Тургенев, Александр 174турки 58, 69, 198, 199

Уваров, Сергей 216, 217«самодержавие, правосла-

вие, народность» 216Украина 11, 12, 15, 42, 44, 50,

63–66, 68, 69, 72, 74, 75, 76, 80–83, 86, 87, 105, 108, 115, 116, 119, 121–124, 126–128, 130, 131,

133, 137, 142, 143, 146–149, 158, 180, 191, 194, 195, 197, 201, 208, 210, 211, 214, 215, 220, 223, 224, 232, 233

Левобережье 65, 71, 75, 84, 89, 96, 125, 132, 186, 228, 229

Надднепрянщина 229Правобережье 71, 84, 124–

129, 131, 132, 187, 228, 229Приднепровье 36, 71, 207,

214, 223, 229Слобожанщина 28, 87, 124,

208украинское барокко 176Умань, г. 127

Фаллмераер, Якоб 55Фанагория, г. 158Фастов, г. 124Финляндия 22, 23, 63, 218, 232финно-угорские племена 36финны 37Форель, Клод 21, 23Форум, древнеримский 51франки 130Франция 18, 52, 56, 57, 59, 119,

169, 235старый режим 18

Фрибе, Вильгельм 117

хазарский миф 145хазары 145, 146Хаклут, Ричард 51Харьков, г. 80, 124Харьковский коллегиум 82Харьковский университет 88

252

Указатель

Хлебниковский список 138Хмельницкий, Богдан 80, 81, 98,

100, 195Хмельницкий, Юрий 91Хмельницкого восстание 184Хобсбаум, Эрик 29Хобхаус, Джон Кам 59Ходаковский, Зориан 128, 129,

130Холм, г. 71Хорол, г. 96Хорол, р. 89

Цезарь, Гай Юлий 52

Чарноцкий, Адам 20, 128Чарныш, Василий 192, 193Чарторыйский, Адам 129Чацкий, Тадеуш 217Чепа, Адриан 115, 192, 193, 197,

198, 201«Записка о преимуществах

малороссийских чинов» 197

черкесы 101Чернигов, г. 33, 69, 80, 85, 92, 93,

94, 158, 163, 211, 213, 225Спасский собор 92

Черниговская губерния 110, 191Черное море 60«Чтения в Историческом обще-

стве Нестора-летописца» 233

Шаликов, Петр 71, 76, 77«Другое путешествие в

Малороссию» 72

«Путешествие в Малорос-сию» 72

шведы 63, 198, 199Швейцария 119, 169Шевченко, Тарас 90, 95, 133, 147

«Живописная Украина» 133Шеллинг, Фридрих 212Шерер, Жан-Бенуа 101, 117Шикеев, Захар 90Шишков, Александр 130Шлецер, Август 198шляхта 110, 181, 182, 183, 185, 187,

196, 199, 200, 220Шотландия 107, 108

Горная 107Равнинная 107, 108уния 1707 г. 107хайлендеризация 108

шотландцы 23

Элгин, лорд 57Эллада 57эллинизм 57Эмский указ 1876 года 218Эрехтейон 57

Юго-Западный край 132, 157, 228

яванский человек 16Ягич, Ватрослав 224Яготин, г. 100якобиты 107Ярославль, г. 83Ярослав Мудрый, князь 38, 90,

120, 142, 144, 148, 165, 169

253

Указатель

Список иллюстраций

Титульные страницыМихаил Сажин (до 1818–1885). «Щекавица — место, где похоронен князь Олег» (акварель, конец 1840-х годов, Национальный художественный музей Украины). Фрагменты

ШмуцтитулыГлава 1. Этьен Паннемакер (1847–1900). «Руины Десятинной церкви». Гравюра с рисунка неизвестного художника начала ХІХ века (1884)

Глава 2. Доминик Пьер де ля Флиз (1787–1861). «Вид на Киево-Печер-скую лавру» (Из альбома «Этнографические описания крестьян Киев-ской губернии, а в особенности состоящих в Государственных имуще-ствах, и разные местные исторические памятники, древности и рисун-ки», 1854).

Глава 3. Леонтий Тарасевич (? – ок. 1703). «Нестор-Летописец». Иллю-страция к книге «Патерик Печерский» (медерит, 1702)

Глава 4. Тарас Шевченко (1814–1861). «Церковь Всех святых в Киево-Печерской Лавре» (сепия, 1846, Национальный музей Тараса Шевченко)

Глава 5. Василий Тимм (1820–1895). «Вход в галерею, ведущую к Даль-ним киевским пещерам» (цветная литография, 1859)

Глава 6. Михаил Сажин (до 1818 – 1885). «Вид университета из Ботани-ческого сада» (акварель, 1846, Национальный музей Тараса Шевченко)

Указатель. Генри Фюзели (1741–1825) «Художник, приведенный в от-чаяние величием обломков древности» (1778–1779, сепия, акварель, Кунстхаус, Цюрих)

Наукове видання

Київська Русь і Малоросія у XIX столітті

Російською мовою

Редактор Світлана ГайдукВідповідальний за випуск Микола Климчук

Обкладинку зроблено у творчій майстерні «Аґрафка»

Підписано до друку 31. 08. 2012. Формат 60х90/16.Ґарнітура PT Serif Pro. Папір офсетний. Друк офсетний.

Видавництво «Laurus»Свідоцтво ДК № 4240 від 23. 12. 2011

www. laurus. melaurus. info@yahoo. com

Livejournal: laurus_booksFacebook: laurus

Надруковано у ПАТ «ВІПОЛ». 03151, Київ-151, вул. Волинська, 60.

Свідоцтво про внесення до Державного реєстру ДК № 752 від 27. 12. 2001.

В серии «Золотые ворота» выходят:

Випуск 2 Наталя Яковенко

Дзеркала ідентичності. Дослідження з історії уявлень та ідей

в Україні ХVІ — початку ХVІІІ століття

Выпуск 3Алексей Миллер

Украинский вопрос в Российской империи

Выпуск 4Дэвид Сондерс

Украинское влияние на русскую культуру (1750–1850)

Documents

Алексей Толочко. «Киевская Русь и Малороссия в XIX веке»