МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«ЕЛЕЦКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. И.А. БУНИНА»

Институт истории и культуры

СТУДЕНЧЕСКОЕ СООБЩЕСТВО

И СОВРЕМЕННАЯ НАУКА

МАТЕРИАЛЫ МЕЖДУНАРОДНОЙ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ

КОНФЕРЕНЦИИ СТУДЕНТОВ,

АСПИРАНТОВ И МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ

(6-12 АПРЕЛЯ 2018 ГОДА)

Выпуск 4.

Елец – 2018

2

УДК 93/94; 008(091); 379.85 ББК 63+74 С 88

Размещено на сайте по решению редакционно-издательского совета Елецкого государственного университета имени И.А. Бунина

от 29.01.2018, протокол №1

Под редакцией Д.В. Щукина, кандидата исторических наук, доцента ФГБОУ ВО «Елецкий государственный университет имени И.А. Бунина»

Редакционная коллегия:

В.И. Климов – кандидат педагогических наук, доцент, заведующий кафедрой музыкального образования, ФГБОУ ВО «Елецкого государственного университета имени И.А. Бунина».

В.А. Мальцева – кандидат педагогических наук, доцент, заведующая кафедрой дизайна и народной художественной культуры, ФГБОУ ВО «Елецкого государственно-го университета имени И.А. Бунина».

Н.А. Тропин – доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой ис-тории и археологии, ФГБОУ ВО «Елецкого государственного университета имени И.А. Бунина».

Н.А. Трубицына – кандидат филологических наук, заведующая кафедрой все-общей истории и историко-культурного наследия ФГБОУ ВО «Елецкого государствен-ного университета имени И.А. Бунина».

О.В. Скроботова – кандидат филологических наук, доцент, заведующая кафед-рой туризма и гостиничного дела, ФГБОУ ВО «Елецкого государственного универси-тета имени И.А. Бунина».

Рецензенты: Е.С. Гамов, доктор технических наук, профессор, заведующий кафедрой дизай-

на и художественной обработки материалов, ФГБОУ ВО «Липецкий государственный технический университет»;

М.В. Климова, кандидат филологических наук, доцент, директор института ис-тории и культуры ФГБОУ ВО «Елецкий государственный университет имени И.А. Бу-нина» С 88 Студенческое сообщество и современная наука: материалы Международной науч-

но-практической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых (6-12 апреля 2018 г., г. Елец). – Выпуск 4. / Под ред. Д.В. Щукина. – Елец: ФГБОУ ВО «Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина», 2018. – 466 с. ISBN 978-5-94809-963-7 (Вып.4) ISBN 978-5-94809-808-1

В настоящем сборнике представлены научно-исследовательские работы

студентов, аспирантов и молодых ученых – участников Международной научно-практической конференции «Студенческое сообщество и современная наука», состо-явшейся 6-12 апреля 2018 г. в ФГБОУ ВО «Елецкий государственный университет имени И.А. Бунина».

Материалы, содержащиеся в сборнике, охватывают широкий спектр тем и на-правлений отечественной и всеобщей истории, культуры, образования, дизайна и туризма. Сборник будет интересен широкому кругу читателей, которые интересуются отечественной и всеобщей историей, культурой, образованием, сферой дизайна и туризма. Материалы публикуются в авторской редакции, авторы несут ответственность за содержание предоставленных материалов. УДК 93/94; 008(091); 379.85 ББК 63+74 ISBN 978-5-94809-963-7 (Вып.4) © Елецкий государственный ISBN 978-5-94809-808-1 университет имени И.А. Бунина 2018

3

ПРЕДИСЛОВИЕ

В период с 6 по 12 апреля 2018 г. на базе института истории и куль-

туры ЕГУ им. И.А. Бунина прошла Международная научно-практическая

конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Студенческое со-

общество и современная наука». Это мероприятие проходило в рамках ис-

торико-культурного фестиваля науки и творчества института истории и

культуры ЕГУ имени И.А. Бунина «Моя история. Моя Россия».

География участников и гостей была достаточно широкой. Это пред-

ставители Казахстана, Татарстана, Сербии, Монголии, Ирака, Швеции, а

также многих городов Российской Федерации (Москвы, Липецка, Вороне-

жа, Белгорода, Коломны, Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону, Симферо-

поля, Череповца).

Программа научного мероприятия была обширной. В рамках конфе-

ренции работали десять секций, состоялся круглый стол «Россия в XXI ве-

ке: институты, перспективы и направления социально-экономического и

политического развития», методический семинар «Музыкальные занятия в

образовательных организациях различного типа».

Особое место в работе конференции заняла площадка ««Юная нау-

ка» (исследовательские проекты обучающихся общеобразовательных

школ), которая позволила школьникам получить ценный опыт выступле-

ния на достаточно крупном научно-практическом мероприятии междуна-

родного уровня.

От редколлегии

4

ВОПРОСЫ ИСТОРИИ: ОТ ПРОШЛОГО К НАСТОЯЩЕМУ

Батура А.П.

студентка, 2 курс, исторический факультет,

Белорусский государственный университет,

Республика Беларусь, г. Минск

Е-mail: batura_anna@mail.ru

Научный руководитель:

Латышева Виктория Александровна,

кандидат исторических наук, доцент кафедры источниковедения,

Белорусский государственный университет,

Республика Беларусь, г. Минск

РЕЛИГИОЗНАЯ ЖИЗНЬ ЕВРЕЙСКИХ ОБЩИН НА ТЕРРИТОРИИ БССР

В 1945-1953 гг. (ПО МАТЕРИАЛАМ НАЦИОНАЛЬНОГО АРХИВА

РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ)

Аннотация. В данной статье на примере процесса государственной регистра-

ции рассматривается ряд вопросов, связанных с взаимоотношениями государства и

еврейских религиозных общин на территории БССР в послевоенные годы, а также ряд

других аспектов повседневной жизни представителей религиозных еврейских общин в

1945-1953 гг., основываясь на материалах Национального архива Республики Беларусь.

Ключевые слова: религия, евреи, иудаизм, БССР, архивные материалы, Нацио-

нальный архив Республики Беларусь.

Начиная с первого десятилетия установления Советской власти положение иу-

даизма, как и других религий, было непростым. Однако следует отметить, что во время

Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (далее – ВОВ) политика властей в отно-

шении религии в целом несколько смягчилась. Тяжелые испытания, которые повлекла

за собой война, стали одной из причин значительного религиозного роста в стране. В

это же время власти стали меньше препятствовать религиозной жизни верующих. В ча-

стности, еврейское население, и так немало пострадавшее во время Холокоста, надея-

лось и на дальнейшее взаимопонимание между ним и государством. Но, к большому

сожалению различных религиозных групп в Советском Союзе, восстановление религи-

озной жизни после ВОВ явно не было на повестке дня у властей.

Ещѐ весной 1944 г. при СНК СССР был создан новый совет: Совет по делам ре-

лигиозных культов (далее – СДРК). На сам СДРК возлагались следующие функции:

1. предварительное рассмотрение вопросов, поступающих от представителей ре-

лигиозных культов; 2. разработка проектов законодательных актов и постановлений по

вопросам этих религиозных культов; 3. правильное и своевременное проведение в

СССР законов, относящихся к религиозным культам; 4. представление СНК СССР за-

ключений по вопросам этих религиозных культов; 5. информирование правительства

СССР всеми вопросами, касающимися религиозных культов; 6. учѐт молитвенных зда-

ний, составление статистических сводок по данным, представляемых Совету [19].

С 6 июня 1944 г. и на протяжении всего исследуемого нами периода, председа-

телем Совета был Иван Васильевич Полянский [3, л. 17].

Совет имел в каждой союзной и автономной республике своѐ структурное под-

разделение. Главный офис СДРК находился в Москве, а в каждую республику СССР

были отправлены уполномоченные. Уполномоченный СДРК при СМ БССР был учреж-

ден постановлением СНК СССР № 628 от 29 мая 1944 г [1, c. 178]. Уполномоченный

должен был осуществлять контроль за соблюдением советского законодательства ду-

5

ховенством, религиозными объединениями, верующими и местными органами власти в

отношении верующих и духовенства; вести учѐт и регистрацию всех действующих ре-

лигиозных общин, сект и служителей культов; давать подробную характеристику дея-

тельности запрещенных сект и общую характеристику религиозного состояния в рес-

публике; осуществлять контроль за финансовыми доходами религиозных обществ и

молитвенных домов; руководить работой уполномоченных СДРК при облисполкомах;

составлять отчеты, информации, докладные записки СДРК при СМ СССР. В БССР в

1945 г. на должность уполномоченного был назначен Кондратий Уласевич.

Ситуация с синагогами на территории БССР была очень тяжелая. Так, ещѐ до

Октябрьской революции на территории БССР действовало их огромное количество.

Однако после событий 1917 г. большинство синагог на территории БССР были закры-

ты. Дальнейшие действия властей и принесѐнный ущерб во время ВОВ естественным

образом отразились на культурно-религиозной жизни еврейского народа. Так, после

окончания ВОВ на территории БССР не осталось ни одной действующей синагоги. К

примеру, в письме К. Уласевича к И.В. Полянскому от 4 мая 1947 г. содержится ин-

формация о том, что до войны в городах Пинской области было тридцать пять актив-

ных синагог. А уже в 1947 г. там не работала ни одна синагога [5, л. 311].

Большинство зданий бывших синагог во время войны были уничтожены, а ос-

тавшиеся были приспособлены властями для культурно-просветительских целей. Так, в

письме Уполномоченному СДРК по БССР тов. К. Уласевичу от 4 сентября

1948 г., И.В. Полянский отметил, что все недействующие молитвенные здания могли

быть использованы только под такие культурно-просветительные учреждения, как

школы, музеи, библиотеки, книжные фонды-хранилища, залы-лектории, архивы; но не

под клубы или другие подобные им учреждения [9, л. 115].

После ВОВ белорусские верующие евреи стремились получить право на откры-

тие синагог и регистрацию своих общин. Данную позицию они аргументировали ог-

ромными потерями евреев во время Холокоста и подчеркивали, что новые синагоги

нужны им не только как места для соблюдения религиозного культа, но и как места, где

они будут молиться за погибших [11, л. 209].

Религиозная община могла быть зарегистрирована, только получив разрешение

на открытие молитвенного здания. Для регистрации своей общины верующие должны

были подать уполномоченному заявление, подписанное не менее чем 20 лицами, дос-

тигшими 18-летнего возраста. Если верующим разрешалась регистрация общины, то

уполномоченный направлял в городской или районный исполком распоряжение о за-

ключении с верующими договора о передаче им молитвенного здания и богослужебно-

го имущества. После этого местный исполком должен был заключить указанный дого-

вор с общиной в течение 7 дней, после чего последняя направляла уполномоченному

списки членов исполнительного органа и ревизионной комиссии общины [20, c. 73].

За период с 1945 по 1953 гг. зарегистрировать свою общину удалось только ве-

рующим евреям трех белорусских городов: Минска, Бобруйска и Калинковичей. Одна-

ко и их путь был не легким. Так, в декабре 1944 г. верующие евреи Минска подали за-

явление с просьбой о регистрации их общины к Уполномоченному СДРК по Минску и

Минской области [4, л. 87]. Первое их заявление после шести месяцев ожидания было

отклонено. Однако верующие повторяли свои ходатайства. Они хотели получить зда-

ние бывшей синагоги на улице Немига, 1, которое на тот момент уже было занято. 6

ноября 1946 года СДРК при СМ СССР вынес решение о регистрации общины и пере-

даче здания синагоги, но верующим было передано только две комнаты в данном зда-

нии, в остальных помещениях продолжали проживать люди. Из-за затянувшейся пере-

дачи верующие смогли переехать туда лишь в декабре 1946 г. Первым послевоенным

раввином Минска стал Яков-Иосиф Абрамович Бергер.

Евреи многих городов БССР, таких как Гомель, Могилев, Жлобин, Рогачев,

Мстиславль, Лепель, Орша, Речица, Пинск, Радашковичи, Борисов также пытались за-

6

регистрировать свои общины [9, л. 2-3]. Однако ни в одном из этих город разрешение

на регистрацию общин так и не было получено. Нередко верующие теряли уже послед-

нюю надежду и считали, что обращение к самому Сталину хоть как-то поможет решить

их проблему. Так, 25 декабря 1948 г. верующие евреи г. Борисова отправили письмо

вождю Советского Союза с просьбой об оказании им помощи. Они не имели всякой

возможности «молиться всем вместе», что являлось для них, стариков, «единственным

удовольствием в жизни» [11, л. 209].

Евреи Гомеля также посылали личные обращения (в 1946, 1947 и 1948 годах)

И.В. Сталину, поскольку местные власти отказывались регистрировать их еврейскую

общину. Они обращались к И.В. Сталину как к своему «великому наставнику» и «луч-

шему другу трудящихся», говорили о своей преданности родине и самому вождю, вы-

ражая уверенность в скорейшем позитивном разрешении этого «жизненно важного во-

проса» [7, л. 161].

В условиях послевоенного государственного режима также соблюдать религи-

озные обряды верующим евреям было довольно сложно. Например, по мере приближе-

ния праздника Песах (в христианской традиции – Пасха) у верующих появлялись до-

полнительные проблемы, такие как выпечка и реализация мацы. Власти по-разному

рассматривали традицию ее употребления, в частности, относились к этому с большим

подозрением. Зачастую даже зарегистрированным общинам не разрешалось выпекать и

продавать мацу без нужной лицензии и регистрации. Так, в 1947 году власти наложили

налог в размере 6 079 рублей на еврейскую общину Минска за выпечку мацы и личный

налог в размере 7 938 рублей на раввина Я.А. Бергера [5, л. 196].

13 февраля 1946 г. заместителю уполномоченного СДРК при СНК СССР по

БССР, товарищу П.А. Маслову пришло письмо № 215 от заместителя председателя

СДРК при СНК СССР Ю.В. Садовского, касающееся снабжением мацой верующих ев-

реев. Совет рекомендовал установить такой же порядок выпечки и продажи мацы за-

благовременно, как и в Москве: маца должна была отпускаться по талонам хлебных

карточек, на пшеничный хлебный талон из расчета 50 гр. мацы на каждые 100 гр. бело-

го хлеба. Если хлебопекарни не могли выпекать мацу, то Совет не возражал против ор-

ганизации временной кустарной пекарни для этой цели [15, л. 14].

Нередко из-за плохого снабжения населения мацой еѐ выпекали незаконно, у се-

бя дома. Чтобы поймать незаконных пекарей, власти пытались вербовать коммунистов

среди евреев и превращали их в доносчиков. Однако не всегда это получалось так, как

представляли себе соответствующие государственные органы. К примеру, в Баранови-

чах, в апреле 1951 года, только два из двадцати коммунистов, к которым обратились

власти, согласились сделать это. Один из них, по фамилии Левин, сотрудник исполни-

тельного комитета, донѐс, что некая Хана Элихова, его соседка, пекла мацу не только

для личного пользования [14, л. 172].

Крайне затруднялось и сохранение религиозного образа жизни: потребление

кошерной пищи становилось все труднее; обрезания должны были выполняться втайне.

Вопрос о кошерном мясе был довольно неясен властям, которые считали, что только

горстка евреев «хранит кошерность». Евреи же отправляли огромное количество обра-

щений в свои местные СДРК с требованием, чтобы им помогли им организовать объек-

ты для торговли кошерным мясом. До 1947 г. власть на местах отказывалась утвер-

ждать практику под предлогом того, что мясо было нормированным продуктом пита-

ния. Чтобы противодействовать практике кашрута, исполнительные комитеты местных

советов взяли на себя инициативу. К примеру, в 1948 г. Меиру Метрику, еврею из

Минска, посоветовали заплатить 3 359 рублей налогов за то, что он снабжает прихожан

кошерным мясом. Когда он отказался это сделать, дело было передано в суд, где ему

пришлось заплатить налог [17, л. 103]. Позже ларѐк Меира Метрика был заменен на ла-

рек мясника-нееврея. И только в июле 1948 г. Минский Райпотребнадзор разрешил

7

продавать кошерное мясо в магазинах, принадлежащих к кооперативной цепочке, но,

тем не менее, не выделяя для этих продаж специальный магазин или киоск [11, л. 171].

В иудаизме обрезание символизирует особый завет между Богом и еврейским

народом. Операция может выполняться профессионально подготовленным человеком

(моэлем), не обязательно медиком, но который признан еврейской общиной. После

войны у еврейского населения БССР было по-прежнему распространено обрезание, хо-

тя официально в республике не был зарегистрирован ни один моэль [16, л. 137].

Следует учесть, что религиозная жизнь верующих евреев не ограничивалась

только официально действующими зарегистрированными синагогами. В иудейской ре-

лигии для совершения общественного богослужения не требуется ни специального мо-

литвенного помещения, ни служителя культа, а достаточно лишь наличие 10 совершен-

нолетних мужчин (религиозное совершеннолетие наступало с 13 лет) и свитка Торы

[2].

Почти во всех городах, в которых проживало еврейское население, проводились

незаконные, с точки зрения государства, богослужения [6, л. 202]. Выявленные доку-

менты в Национальном государственном архиве Республики Беларусь свидетельству-

ют, что подобные богослужения были неоднократно зафиксированы властями в таких

городах, как Борисов [5, л. 382]), Орша и Лепель [8, л. 38], Копыль [10, л. 14], Гомель

[14, л. 162], Бобруйск [12, л. 172], Радошковичи [18, л. 100-1], Пинск [там же, л. 57].

Представители государственных органов использовали разные формы давления

с целью прекратить богослужения. В частности, взымался налог с тех граждан, кто сда-

вал в аренду свои жилые помещения или часть их для проведения молитвенных собра-

ний. Налоговая ставка была столь высока, что оплатить налог было просто-напросто

невозможно. Таким образом, власти питали надежду, что люди добровольно откажутся

от своих молитвенных собраний и что «основная часть религиозных евреев в конечном

итоге исчезнет» [5, л. 372].

Одним из самых тяжелых ударов по еврейской религиозной жизни было игно-

рирование властями состояний еврейских кладбище. Уважение к мертвым всегда было

неотъемлемой частью еврейского общинного поведения. После ВОВ состояние многих

кладбищ было просто ужасающим [4, л. 319]. У еврейской части населения, в основном

бедной и значительно истощенного после Холокоста, больше не было материальных

ресурсов, а зачастую и физической силы для поддержания захоронений в надлежащем

порядке и защиты их от вандализма.

В начале 1950-х гг. представители местной администрации решили ускорить ли-

квидацию еврейских кладбищ и создать на их месте «смешанных» общественных клад-

бищ. Так, к примеру, в феврале 1950 г. власти г. Орши под предлогом того, что еврей-

ская община официально не была зарегистрирована, постановили закрыть еврейскую

погребальную службу, распустить общество захоронения, запретить его будущую дея-

тельность, конфисковать ее собственность и передать ее коммунальным службам горо-

да [13, л. 31]. Но, несмотря на всѐ давление со стороны властей, евреи старались не за-

бывать свои традиции. Так, в одном из отчѐтов К. Уласевича за 1951 г. было отмечено,

что лидеры Барановичской организации «не жалели средств» в приглашении раввина

совершить церемонию захоронения в полном соответствии с еврейской традицией [14,

л. 173]. Подчеркнѐм, что проблема с еврейскими кладбищами состояла не только в том,

что за ними было некому ухаживать. В больших городах и в провинциальных центрах

старые кладбища были уже заполнены и закрыты. Поэтому верующие других конфес-

сий начали использовать старые еврейские кладбища для своих захоронений. Они хо-

ронили своих мертвых без официального разрешения. Власти в такую практику никак

не вмешивались.

Помимо данного было много примеров и того, как в связи с установлением при-

надлежности еврея к религиозной практике иудаизма, его могли даже исключить из ря-

дов партии или же уволить с работы. Так, к примеру, в марте 1949 г. Борух Баршай из г.

8

Борисова, был исключен из рядов партии за «контакты с церковным элементом» [17,

л. 121]. «Элементом церкви» чиновники не имели в виду христианина, а скорее тот

факт, что Баршай оказался практикующим евреем. Этот вывод был сделан на основе

этнической идентичности правонарушителя и того установленного факта, что его сын

подвергся обрезанию.

Таким образом, из представленных документов можно проследить следующее.

Пиком подачи ходатайств на регистрацию общин был промежуток за 1945-

1948 гг.

Жалобы от верующих евреев зачастую оставались без ответа, а если и замеча-

лись властями, то решались не в пользу еврейских граждан.

Отказывая в регистрации синагог и общин, правящий режим был в основном

ориентирован на идеологические проблемы. Люди по-прежнему сохраняли воспомина-

ния о синагогах из прошлого, которые раньше были центрами еврейской жизни, где ев-

реи могли развивать свою отдельную идентичность. В представленных документах за-

частую отражается тот факт, что власти считали, что таким образом евреи подчеркива-

ли свою национальную исключительность и превосходство над другими.

Власти очень часто отказывали общинам в предоставлении здания для моления,

ссылаясь на то, что в представленных помещениях нуждаются инвалиды ВОВ [6, л. 23;

9, л. 48].

Однако очевиден тот факт, что руководители общин и все верующие евреи при-

ложили немало усилий для поддержания повседневной еврейской религиозной жизни в

БССР. Несмотря на попытки властей отменить все иудейские религиозные практики,

казалось, что религиозная устойчивость евреев только укреплялась, и они упорно отка-

зывался отвергать то, чем дорожили. Религиозная община предпринимала огромные

усилия для соблюдения еврейской традиции. Верующим евреям зачастую приходилось

рисковать своим положением в обществе и положением своих семей, чтобы найти спо-

собы обрезания своих сыновей, придерживаться кашрута, испечь мацу на Песах и по-

хоронить мертвых в соответствии с еврейским законом.

Список источников и литературы

1. Документы по истории и культуре евреев в архивах Беларуси: Путеводитель /

Рос. гос. гуманитар. ун-т, Центр библеистики и иудаики. – Москва: РГГУ, 2003. – 606 с.

2. Миньян / Электронная еврейская энциклопедия. – Иерусалим, 2005. [Элек-

тронный ресурс] URL: http://eleven.co.il/judaism/liturgy-prayer/12783/ (дата обращения:

21. 03. 2018).

3. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ) Фонд 952. – Оп. 1.

– Д. 4. Материалы о деятельности религиозных общин и сект (сведения, анкеты служи-

телей культа, списки верующих, переписка по жалобам) за 3 января 1946 – 20 мая

1946 г.

4. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 5. Материалы о деятельности религиозных об-

щин и сект (сведения, анкеты служителей культа, списки верующих, переписка по жа-

лобам) за 23 мая – 31 декабря 1946 г.

5. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 7. Материалы заседания Совета по делам рели-

гиозных культов при Совете Министров СССР, докладные записки, сведения, перепис-

ка за 10 мая 1947 – 31 декабря 1947 г.

6. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 8. Материалы о деятельности религиозных об-

щин и сект (докладные записки, справки, сведения, жалобы верующих и служителей

культа, переписка) за 02.01.1947-09.07.1947 г.

9

7. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 9. Переписка с Уполномоченными Совета по де-

лам религиозных культов при облисполкомах о деятельности религиозных общин за 12

января – 25 декабря 1247 г.

8. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 11. Докладные записки и сведения Уполномо-

ченных Совета о деятельности религиозных общин за 28 января – 20 декабря 1948 г.

9. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 12. Докладные записки и переписка с Советом

по делам религиозных культов о деятельности религиозных общин за 3 января – 28 де-

кабря 1948 г.

10. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 13. Материалы о деятельности религиозных

общин (решения исполкомов местных Советов, заключения Уполномоченных, акты,

переписка, жалобы) за 2 января-13 декабря 1948 г.

11. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 14. Заявления и жалобы верующих и духовен-

ства за 9 января – 8 декабря 1948 г.

12. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 16. Докладные записки Уполномоченных Со-

вета о деятельности религиозных общин и сект за 7 января – 10 декабря 1949 г.

13. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 20. Материалы о деятельности религиозных

общин и сект (решения исполкомов местных Советов, докладные и информационные

записки, справки, переписка по жалобам) за 30 декабря 1949 – 28 декабря 1950 г.

14. НАРБ Фонд 952. – Оп. 1. – Д. 23. Переписка с Уполномоченными Совета по

делам религиозных культов при облисполкомах о деятельности религиозных общин за

4 января – 12 июля 1951 г.

15. НАРБ Фонд 952. – Оп. 2. – Д. 4. Инструктивные указания Совета по делам

религиозных культов и уполномоченного Совета при СМ БССР за 13 января – 26 де-

кабря 1946 г.

16. НАРБ Фонд 952. – Оп. 2. – Д. 11. Информационные отчеты уполномоченных

Совета о деятельности религиозных общин и сект. Планы работы уполномоченных за

19 июня – 11 декабря 1947 г.

17. НАРБ Фонд 952. – Оп. 2. – Д. 19. Информационные отчеты уполномоченных

Совета. Планы работы уполномоченных, сведения о деятельности религиозных общин

и сект за 5 января – 7 июля 1949 г.

18. НАРБ Фонд 952. – Оп. 2. – Д. 37. Информационные отчеты уполномоченных

Совета по делам религиозных культов, докладные записки, сведения о религиозных

общинах, списки костелов за 6 апреля – 9 июля 1953 г.

19. Совет по делам религиозных культов при СНК СССР в 1944–1945 гг.: обя-

занности и сфера компетенции, организационная структура и основные направления

деятельности [Электронный ресурс] / Российское объединение исследователей религии.

– Москва, 2002. [Электронный ресурс] URL: https://rusoir.ru/03print/03print-04/03print-

04-30/. (дата обращения 20. 03. 2018).

20. Smilovitsky, L.L. Jewish life in Belarus: the final decade of the Stalin regime

(1944-1953) / L.L. Smilovitsky. – Budapest. – New York: Central European University Press,

2014. – 327 c.

10

Боброва М.В.

студентка, группа ИО-11, институт истории и культуры,

Елецкий государственный университет имени И.А. Бунина, г. Елец

E-mail: masha.maria-bobrova@yandex.ru

Научный руководитель:

Щукин Денис Васильевич

кандидат исторических наук, доцент

Елецкий государственный университет имени И.А. Бунина, г. Елец

E-mail:dionysios@yandex.ru

ПОВСЕДНЕВНОСТЬ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ ГОРОДСКОГО

СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА В ПЕРИОД 1930 – 1940-х гг.

Аннотация. В статье на статистическом и историческом материале рас-

сматривается пространство повседневности советского человека (горожанина) в пе-

риод 1930 – 1940-х гг. Особое внимание уделено уровню жизни советского населения и

характерным чертам его быта в рассматриваемый период.

Ключевые слова: СССР, повседневность, И.В. Сталин, быт, горожане, совет-

ский человек.

Период 1930 – 1940-х гг. – это сложное время в повседневной истории советско-

го человека. Причиной данного выступают как последствия и результаты Первой миро-

вой войны 1914-1918 гг., Гражданской войны 1918-1922 гг., революционных потрясе-

ний 1917 г., так и форсированная индустриализация страны в данное время, коллекти-

визация, социально – экономические проблемы, время «малых» и «больших» чисток,

репрессии, истощение людского запаса, Гулаг и т.д. Всѐ это и многое другое выпало на

долю рядового советского человека, который рассматривался советской властью как

средство для достижения поставленных ею амбициозных целей и задач идеологической

направленности.

В социально-экономическом плане уровень жизни советского населения в

1930-ые годы резко упал. Отказ от НЭПа привел к резкому продовольственному обост-

рению. Неурожаи повлекли за собой сильный голод, нехватку хлеба, дефицит необхо-

димых продуктов питания (мясо, молоко, овощи, соль), не говоря о таких вещах, как

мыло, спички. Человек употреблял в пищу меньше трети от того, что было в 1928 году

[6, с. 38].

Начиная с 1929 года в стране происходит ввод карточной системы на хлеб. Поз-

же карточная система начала распространятся и на другие виды дефицитных продуктов

(мясо, сахар, чай, масло и другое). В 1932 году вводят карточки на картофель. Несмот-

ря на всѐ это государство все равно не справлялось со снабжением продовольствия на-

селению, поэтому, в первую очередь, стали снабжать такие ведущие индустриальные

центры, как Москва, Ленинград, Баку, Донбасс, Урал, Восточная Сибирь, Дальний Вос-

ток, обеспечивая их хлебом, крупами, сахаром и рыбой [1, с. 87]. Наиболее тяжелыми

выдались 1936- 1937 гг. После неурожая очереди за хлебом существенно возросли. Лю-

ди стояли ночами на морозе, под дождем и все для того, чтобы получить свою долю.

Перебои с хлебом также возникли по всей стране в 1939-1940 гг. Население стояло в

очередях минимум 12 часов, а если всем не хватало, то дело доходило до массовых

драк.

Острой проблемой в рассматриваемый период стал вопрос жилья. В начале

1930-х гг. городское население увеличивалось на 15 миллионов человек (почти на

60%), а к концу 1930-х прибавилось еще на 16 миллионов. Прирост городского населе-

ния перевѐл вопрос с жильем в острую фазу для действующей власти. Это привело к

появлению в истории повседневности советского человека 1930 – 1940-х гг. такого яв-

11

ления, как «коммунальный быт». Люди живут в коммунальных квартирах, общежити-

ях, даже в бараках. Некоторая часть теснится в коридорах и «углах» чужих квартир.

При этом те, кто жил в коридорах, спали на кровати, а кто в углу общего пользования -

и вовсе на холодном полу. Только малая привилегированная группа советского населе-

ния имела собственную отдельную квартиру в рассматриваемый период.

С конца 1932 года были вновь введены внутренние паспорта и городская про-

писка. В домах с отдельными квартирами жильцов регистрировали члены управдома и

правления кооперативов. В новых индустриальных городах было то, что жилье и ком-

мунальные услуги предоставлялись предприятиями, а не местными советами. Однако

оно все равно имело вид бараков или общежитий. Рабочие и студенческие общежития

были устроены по образцу бараков: большие комнаты, обставленные железными кой-

ками и тумбами, с единственной лампой посередине [2] .

Отметим, что нехватка жилья приводит в данное время к процветанию различ-

ных махинаций с ней. Фиктивные браки и разводы, прописка чужих людей, сдача по

непомерным ценам комнат, коек, которая доходила до 50% от заработной платы совет-

ского человека, становятся обыденным явлением повседневности исследуемой эпохи.

Примечательно, что разведенным приходилось жить в одной комнате, так как не было

возможности разъехаться в виду остроты жилищного вопроса.

Интерес представляет уровень зарплаты в рассматриваемый период. Так, к 1940

году она составляла в среднем 331 рубль, однако в зависимости от отрасли и квалифи-

кации рабочего, заработная плата могла разниться. Например, зарплата в промышлен-

ной отрасли равнялась 341 р., при этом рабочие получали 324 р., служащие – 360 р.,

инженерно-технический персонал – 696 р. Рост зарплаты в годы первой пятилетки со-

провождался ростом цен на продукты. В 1935 – 1937 гг. увеличение зарплаты сопрово-

ждался уже снижением цен на товары. Например, в Ленинграде среднестатистическая

семья на питание тратила около 60% заработка, на одежду – 12,4%, оплату квартиры –

2,84%, оплату коммунальных услуг и керосина – 6%, трата на медицинское обслужива-

ние составляла – 1,3%, культурные мероприятия – 4,3%, проезд в транспорте – 1,6% от

заработной платы [5] .

В 1930-е годы состоялся переход на 7-ми часовой рабочий день. Если в 1928 го-

ду официально был 8-ми часовой рабочий день, то уже в 1934 году составлял – 6 часа.

Но государству это было невыгодно, так как это привело к потере более 30 часов, что

отрицательно сказалось на развитии промышленности. Точку в этом вопросе поставил

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года «О переходе на вось-

мичасовой рабочий день, на шестидневную рабочую неделю и о запрещении самоволь-

ного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». Молодые люди, не дос-

тигшие совершеннолетия, также должны были работать по 8 часов в день. Все это при-

вело к сокращению свободного времени и досуга советского человека [6, с. 71].

Характерным явлением повседневной истории советского человека периода

1930 – 1940-х гг. становятся очереди. Главная причина – недостаточное продовольст-

венное обеспечение. Так, горожане говорили: «Стало жить весело – целый день стоишь

в очереди за хлебом. Дохозяйничались. Вот и выполняй план. Тут не о плане надо ду-

мать, а как быстрее занять место в очереди»; «Колхозники стали зажиточными и тол-

пами стали ездить в город за хлебом»; «Только удовлетворяют одну Красную Армию.

Только головка живет хорошо»; «Вот так построили социализм. Хлеб и тот стали в

драку получать, … нам говорят, что в других государствах, в частности, в Германии,

голод, а что у нас делается!» [5] .

Подтверждение данному мы находим и в сообщениях НКВД: «Много магазинов

Райпищеторга не удовлетворяют потребности населения и выброшенные для продажи

товары раскупаются по мере их поступления, а так как все продукты поступают с баз и

складов к открытию магазинов, то очереди за отдельными продуктами, в частности за

молоком, создаются с раннего утра – в 4-6 часов. В магазине № 63 «Молокомбината»

12

ежедневно выстраиваются большие очереди по 200-300 человек за молоком. В магазине

редко бывают творог, яйцо и другие молочные продукты». [2]

Проблемой в конце 1930-х гг. оставались и промтовары. В 1939 году ленинград-

ский студент – историк А. Манков писал: «Есть еще участок, где народ доставляет пра-

вительству большие неприятности. Это – торговля. Денег, то бишь бумажек много, а

товара нет. Демон стяжания, жадности завладел народом. Хватает все, что только мож-

но схватить: керосинки, валенки, носовые платки. Ночами простаивают у порогов мага-

зинов, с воплем ломятся в них при открытии, корежат двери. Бьют стекла…Социализм

у нас декретировали давно, а до сих пор нет ни пары носков, ни паршивеньких брю-

чек…» [5]. Сотрудники НКВД в своих докладах говорили: «В Кировском универмаге, в

те дни, когда в продажу поступают готовые платья, шерстяные и хлопчатобумажные

ткани, создаются очереди по 2000-3000 тыс. человек, причем создаются с вечера на

ночь, до открытия магазина» [7, с. 70].

Яркой чертой повседневности 1930-х гг. стал алкоголизм. При этом ситуация

имела двойной характер, так как государство одинаково плохо относилось как к пью-

щим, так и непьющим. Анастас Иванович Микоян в 1936 году утверждал: «До револю-

ции пили именно оттого, чтобы напиться и забыть свою несчастную жизнь… теперь

веселее стало жить. От хорошей жизни пьяным не напьешься. Весело стало жить, зна-

чит, и выпить можно» [1, с. 58]. Отметим, что после введения в оборот водки – рыков-

ки, употребление алкоголя гораздо выросло. Увеличилось число ларьков, буфетов, где

можно было свободно купить алкоголь.

Особое место в истории повседневности рассматриваемой эпохи занимает анти-

религиозная кампания советской власти по отношению к религии. В.И. Ленин о борьбе

с религией говорил так: «Мы должны бороться с религией. Это – азбука всего материа-

лизма и, следовательно, марксизма. Но марксизм не есть материализм, остановившейся

на азбуке. Марксизм идет дальше. Он говорит: надо уметь бороться с религией, а для

этого надо материалистически объяснить источник веры и религии у масс» [3, с. 101].

Борьба с религией в рассматриваемый период стала носить открытый характер.

Неслучайно период с 1932 по 1937 гг. получил в отечественной истории церкви назва-

ние «безбожной пятилетки». Атеистическое движение стало массовым. Ведущей анти-

религиозной организацией становится «Союз воинствующих безбожников». В свете

данного отметим и издание специальной газеты «Безбожник», журналов «Антирелиги-

озник», «Воинствующий атеизм», «Деревенский безбожник», «Юный безбожник».

Проводились различные мероприятия лекции, демонстрации, диспуты. К 1936 году

численность организации превысила около 5 миллионов человек, в организации

«Юный безбожник» входило около 2 миллионов человек. Помимо пропаганды атеизма,

государственными органами в 1930-ые годы осуществлялись массовые аресты и пре-

следование религиозных проповедников. Вместе с тем, антирелигиозная пропаганда не

была абсолютно успешной. Так, по вопросам и переписям населения 1937 года 1/3 го-

рожан назвали себя верующими [1, с. 60].

В отношении начала 1940-х годов стоит отметить, что зарплата рабочих и слу-

жащих составляла в сельском хозяйстве – 331 руб., в промышленности – 341 руб., ин-

женерно-технических работников – 696 руб., в сфере строительства – 363 руб., на

транспорте – 348 руб. При этом доход семьи обычного промышленного рабочего вы-

глядел следующим образом: 1. заработная плата членов семьи – 71,3%; 2. выплаты и

льготы из общественных фондов (пенсия, пособие, стипендия) – 14,5%; 3. доход от

личного подсобного хозяйства – 9,2%, 4. доход от других источников – 5,0%.

По сравнению с горожанами ситуация с работниками сельского хозяйства была

гораздо хуже. Оплата их труда состояла из двух частей – натуральной и денежной, ко-

нечно же, преобладала денежная. Оплата труда в аграрной сфере выглядела следую-

щим образом: доход от колхоза – 39,7%; заработная плата членов семьи – 5,8%; выпла-

13

ты и льготы из общественных фондов (пенсия, пособие, стипендия) – 4,9%; доход от

личного подсобного хозяйства – 48,3%; доход из других источников – 1,3% [5].

В течение 1940-х гг. была серия указов и постановлений, которые ужесточали

трудовые будни советского общества. Например, Указ Президиума Верховного Совета

СССР от 26 июня 1940 года «О переходе на 8-часовой рабочий день, семидневную ра-

бочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий

и учреждений». Усиливалась мера наказания за мелкие преступления (пьянство, воров-

ство, хулиганство). Вместе с тем, создавались организации по охране труда. Рабочим

предоставлялись регулярные отпуска. Женщинам до и после родов предоставлялись

оплачиваемые отпуска. В 1940 году многодетным и одиноким матерям были выплаче-

ны пособия на сумму около 123 миллионов рублей. В предвоенные годы в стране было

1838 санаториев, 1270 домов отдыха, 12 тысяч пионерских лагерей [2].

Неотъемлемой частью повседневности советского человека в период 1930 –

1940-х гг. стало общественное питание. Огромное количество столовых и буфетов от-

крывались на рабочих и промышленных предприятиях. Так, в 1940 году примерно на-

считывалось 87,6 тысяч единиц закусочных, по сравнению с 50,9 тысячью в 1937 году.

Услугами общепита пользовались примерно 11 миллионов советских человек. [5]

Главными распространѐнными блюдами повседневной кухни городского жителя

СССР в рассматриваемый период становятся щи с капустой, говядина, гречка, кисель,

чай с лимоном и вареньем.

В 1930-ые годы, понимая, что семья – это важная составляющая института госу-

дарства, власть пытается всячески «закрепить» данное, принимая в 1936 г. новый се-

мейный кодекс, запрещающий аборты. Всѐ это диктуется национальной, политической

и культурной необходимостью. «Свободная любовь» стала трактоваться как антисо-

циалистическая.

Внешний вид, одежда, обувь, модные направления – главные зеркала истории

повседневности. В первой половине 1930-х годов в одежде и прическах советских лю-

дей чувствовался дух и влияние 1920-х годов. На одежду и обувь так же, как и на про-

дукты питания, была карточная система, которая была отменена в 1935 году. Вместе с

тем, вещи стоили очень дорого, поэтому их приобретали только при острой необходи-

мости и крайней нужде. При этом представителям советской номенклатуры была дос-

тупна модная одежда, включая иностранных фирм. Советская элита заказывала одежду

у дорогих портных или посещала дорогие частные ателье.

В 1936 году вышел в свет первый советский журнал мод с фотографиями совет-

ских манекенщиц. Различные журналы мод пользовались особой популярностью. Со-

ветские женщины приобретали швейные машинки и начинали рукодельничать, так как

приобрести данный товар было практически невозможно. Открывались ателье для ин-

дивидуального пошива одежды, но шить одежду на заказ было дороже, чем купить го-

товую, хотя качественнее.

Главный цвет 1930 – 1940-х гг. – белый. Он символизировал атмосферу счастья,

которую должны были испытывать советские люди. С середины 1930-х годов стано-

вится модным спортивный стиль. Свободная одежда с накладными карманами, юбки с

высокой талией. Также были модными удлиненные жакеты с карманами, жакеты с бас-

кой, узкая юбка с разрезом и складками. В моду вошли узко выщипанные брови, хоро-

шо уложенные волосы, ношение различных видов украшений: бусы, брошки. При этом

каждая женщина должна была уметь пользоваться кремом, пудрой и духами. Самыми

популярными духами были: «Красная Москва», «Ландыш серебристый» и «Кармен».

Также модным стали маленькие сумки через плечо на длинном тонком ремешке. На ве-

черние мероприятия стало модным надевать слегка расклешенные юбки, декольте, лиф,

а также рукава фонарики. Приложением к нарядному платью была горжетка из черно-

бурой лисы и бусы. В моду начали входить расширяющиеся книзу пальто с огромными

плечами. Большой редкостью в 1930-е годы являлось нижнее белье и чулки. Красивого

14

и качественного практически не было. Отметим, что женского белья было немного

больше и разнообразнее, чем мужского [2].

Мужская мода данного периода была в основном представлена военным обмун-

дированием (галифе, френчи, косоворотки, кирзовые сапоги). Важным элементом явля-

лись кепки, которые носились со всеми видами одежды. Также появились укороченные

брюки, гетры и сандалии.

Рассматривая обувь, отметим, что в моду данной эпохи плотно вошли танкетки

и туфли на высокой платформе. Модным было туфли с открытым носком и пяткой.

Очень распространены были полуботинки на шнуровке и туфли лодочки. Зимой носили

ботинки на небольшом каблуке, со шнуровкой и мехом внутри, они назывались «ру-

мынками», но их было очень тяжело «достать». Также носили валенки или бурки [5].

Волосы, уложенные волнами, которые были популярны в 1930-е гг., потихоньку выхо-

дили из моды, так как в домашних условиях это было делать тяжело, поэтому советские

женщины отращивали длинные волосы, чтобы делать всевозможные прически с коса-

ми. Самыми популярными прическами были пучок, сделанный из валика, бараночки и

корзиночка из кос.

Великая Отечественная война 1941-1945 гг., начавшаяся 22 июня 1941 года ста-

нет главным фактором изменения повседневности советских людей. Однако это уже

другая история…..

Список источников и литературы

1. Бригадина О.В. «Жить стало лучше, жить стало веселее»: жилищно-бытовые

условия жизни городского населения СССР в 1930-е гг. – М.: БДУ, 2014. – 156 с.

2. Зинич М.С. Повседневная жизнь населения СССР в предвоенные годы 1938-

1941 гг. [Электронный ресурс] URL: http://www.intelros.ru / readroom/mir-i-

politika/gg.html (дата обращения: 29.03.2018)

3. Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность

1945-1953 гг. / РАН. Ин-т рос. Истории. – М., 2000. – 230 с.

4. Историографические образы советской повседневности 1917 начала 1950-х гг.

[Электронный ресурс] URL: https: // www. rummuseum. ru/portal/node/2602 (дата обра-

щения: 29.03.2018)

5. Некоторые проблемы повседневной жизни советских граждан в Ленинграде

во второй половине 30-х гг. XX в. [Электронный ресурс]

URL:https://cyberleninka.ru/article/v/nekotorye-problemy-povsednevnoy-zhizni-sovetskih-

grazhdan-v-leningrade (дата обращения: 20.03.2018)

6. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история советской Рос-

сии в 1930-х гг.: город. – М., 2001. – 246 с.

7. Щукин Д.В. Институционные и нормативные основы репрессионной полити-

ки советской власти в 1930-1940 гг. // Межвузовские научно-методические чтения па-

мяти К.Ф. Калайдовича: Сборник материалов. – Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2012. –

Выпуск 10. – С. 69-78.

15

Богословская Н.А.

студентка, группа РЛ-03-1, институт филологии,

Липецкий государственный педагогический университет

имени П.П. Семенова-Тян-Шанского, г. Липецк

E-mail:kleopatra2699@yandex.ru

Научный руководитель:

Вашкау Нина Эмильевна

доктор исторических наук, профессор

Липецкий государственный педагогический университет

имени П.П. Семенова-Тян-Шанского, г. Липецк

Е-mail:vaschkau@mail.ru

ОЦЕНКА СОБЫТИЙ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ РУССКИМИ

ПИСАТЕЛЯМИ-ЭМИГРАНТАМИ

Аннотация. В статье на материале исторических документов и произведений,

созданных писателями-эмигрантами, анализируются события Гражданской войны

1918-1922 гг. Особое внимание обращено на оценку жизни послереволюционной России

писателями, чьѐ творчество не было известно широкой публике в СССР до 1990-х го-

дов.

Ключевые слова: история, XX век, Россия, революция 1917 года, Гражданская

война, эмиграция, литература.

XX век в российской истории – это эпоха перемен, обрушившихся на страну с

неистовой силой. В первую очередь это – революция 1917 года. В истории и литературе

существует множество оценок этого события, причѐм весьма противоречивых. Фило-

соф и публицист XX века И.А. Ильин так оценивает происходившие в то время собы-

тия: «…русские люди получают жестокий исторический урок, заслуженный ими и взы-

вающий к глубокому пересмотру и переустройству всей внутренней жизни» [1]. Стоит

ли говорить о том, что революция в России в 1917 г. вызвала к жизни многие пробле-

мы, одна из которых – проблема русской эмиграции. Отношение к эмигрантам было

различное, чаще всего – негативное. Но не следует забывать, что мотивов и причин,

побудивших людей сделать такой выбор, было множество. Исследователи выделяют

пять волн эмиграции после революции 1917 года, различающихся как хронологически-

ми рамками, так и особенностями. В этой статье мы рассмотрим первую волну эмигра-

ции как самую болезненную для страны, поскольку большая часть интеллектуальной,

духовной элиты в этот период вынуждена была покинуть родину. Первая волна эмиг-

рации достигла наивысшей точки в 1919году, то есть в разгар Гражданской войны.

В стране царил «красный террор», действовавший против лиц, обвиняемых в

контрреволюционной деятельности, а также против классовых врагов. И снова мы

сталкиваемся с противоречиями относительного того, были ли это вынужденные меры

защиты от «белого террора» или же проявление большевистского насилия, направлен-

ного против слоѐв общества, провозглашѐнных «классовыми врагами», т.е. против дво-

рян, офицеров, помещиков, кулаков и середняков, казачества, учѐных и т.д., что явило

собой логичное продолжение событий октября 1917 года. Несмотря на это или же

вследствие этого, «белое движение вырастало стихийно и неизбежно» [2]. Как отмечает

А.В. Калягин в статье по материалам белогвардейских дневников и мемуаров «Почему

я стал белым…», было несколько причин для того, чтобы вступить в ряды Доброволь-

ческой армии: разочарование революцией, борьба против интернационала, чувство

долга, чувство мести, верность традициям, по мобилизации, из идейных или религиоз-

ным побуждений, под влиянием литературного романтизма и т.д. [3, с. 32-33].

16

Но это происходило в России. А что же стало с теми, кто был вынужден поки-

нуть еѐ пределы? Нас будут интересовать, прежде всего, поэты и писатели – эмигран-

ты, родиной которых на чужбине становится литература, словно объединившая их в

большую семью. Оставались ли они безучастны к судьбе своей Родины? Как они оце-

нивали события бушующей в России войны? Ответы на эти вопросы следует искать не-

посредственно в их творчестве, на страницах произведений, созданных в то время.

Многие поэты и писатели, сначала принявшие революцию, но впоследствии раз-

очаровавшиеся в ней, приходили в отчаяние от известий о той кровавой битве, что про-

исходила между русским народом на их родине. На революцию 1917 года и на после-

довавшие за ней события откликнулись в своѐм творчестве и поэты: М. Цветаева в цик-

ле стихов «Лебединый стан», поэт и драматург, родом из дворян, Владимир Корвин-

Пиотровский, вынужденный эмигрировать в Берлин в 1920 году, поэт и критик Юрий

Терапиано, участвовавший в Гражданской войне на стороне Белого движения, эмигри-

ровавший в Париж и впоследствии подготовивший антологию эмигрантской поэзии

«Муза диаспоры». Ему принадлежат строки, как нельзя лучше отразившие события тех

лет и запечатлевшие трагедию русской эмиграции:

Мир разгорожен надвое забором.

Мы смотрим издали: там наш родимый дом.

Но не хочу туда вернуться вором.

Тюленем пробираться подо льдом [4].

Нельзя не упомянуть и имя А.Н. Толстого, воссоздавшего в цикле «Хождение по

мукам» страшные события Гражданской войны. Но мы остановимся на именах писате-

лей, чьѐ творчество не был�