1

Р.Д. Мадер

Из поколения подранков

(Невыдуманные истории детей войны)

За страницами учебника. Книга для чтения

2015

2

Р.Д. МАДЕР

Из поколения подранков1

(Невыдуманные истории детей войны)

За страницами учебника (Книга для чтения)

Средь

222

Книга адресована широкому кругу читателей, но прежде всего, подросткам и школьни-

кам - старшеклассникам, студентам педагогических вузов, учителям истории и литерату-

ры, как одна из страниц истории Великой Отечественной войны, написанная ее очевид-

цами, бывшими тогда детьми.

Она может быть интересна и полезна воспитателям детских домов и социальным работ-

никам.

Фотографии тоже являются документами эпохи, многим из них больше 70-ти лет

2222НиЕиН22222ННи22222222222222222222222222222222222222222222222

ЕКС222222 НН

1 На обложке – Верхотурье с высоты птичьего полета

3

НАШИМ ПОГИБШИМ ОТЦАМ И БРАТЬЯМ

ПОСВЯЩАЮ

ВМЕСТО ПРОЛОГА

НИКОЛАЙ РУБЦОВ «ДЕТСТВО»2

Мать умерла,

Отец ушел на фронт.

Соседка злая не дает проходу.

Я смутно помню

Утро похорон

И за окошком

Скудную природу.

Откуда только –

Как из-под земли

Взялись в жилье

И сумерки и сырость…

И вот однажды

Всё переменилось,

За мной пришли,

Куда-то повезли.

Я смутно помню

Позднюю реку,

Огни на ней,

И скрип, и плеск парома,

И крик: « Скорей!»,

2 Стихотворение можно напечатать на форзаце книги в качестве «камертона» а восприятию основной темы книги.

4

Потом раскаты грома

И дождь.… Потом

Детдом на берегу.

Вот говорят,

Что скуден был паёк.

Что были ночи с холодом, с тоскою,-

Я лучше помню

Ивы над рекою

И запоздалый в поле огонек.

До слёз теперь

Любимые места!

И там, в глуши,

Под крышею детдома,

Для нас звучало

Как-то незнакомо

Нас обижало

Слово «сирота».

Хотя старушки

Местных деревень

И впрямь на нас

Так жалобно глядели,

Как на сирот несчастных,

В самом деле,

По время шло,

И приближался день,

Когда раздался

Праведный салют,-

5

Жизнь развернулась

Вольно и широко.

И нам подъём

Объявлен был до срока,

И все кричали:

- Гитлеру капут!

Ещё прошло

Немного быстрых лет,

И стало грустно вновь;

Мы уезжали,

Тогда нас всей

Деревней провожали

Туман покрыл

Разлуки нашей след…

Н

Это стихотворение знаменательное, и недаром служит прологом к дальнейшей истории

«детей войны». В нем отразились не только судьба и чувства Поэта. Вслед за ним найден-

ные им слова могут повторить миллионы детей, потерявших родителей в годы войны,

нашедших приют и защиту в детских домах тыла нашей страны. В моей «повести» я рас-

сказываю об одном из подобных домов – детском доме №1, находившемся в то время в

городе Верхотурье, на Урале.

Как возникла эта идея?

Летом 2008 года небольшая группа немолодых людей приехала в Верхотурье на встречу,

которую организовали и подготовили бывшие одноклассницы- подруги Шарифулина

(Волконская), Тамара Александровна, Фалалеева Анастасия Фоминична, Карманович

(Байкова) Ольга Михайловна. Трудно было, больше чем через полвека, найти адреса, со-

брать воспоминания и фотографии тех, кто вместе с ними провел здесь свое детство. Но

все удалось. И тогда пришло решение продолжить искать наших «ребят» из детского

дома, расширить книгу воспоминаний и описать нашу жизнь во время войны. Мне как

филологу поручили ее написать. Я работала с ребятами, когда училась в старших классах

и во время студенческих каникул. Поэтому знала многих, переписывалась и следила за их

судьбами после выхода в жизнь.

6

Моя книга – это выполнение наказа, который дали мои бывшие сотоварищи, друзья дет-

ства. Я долго ее обдумывала, делала наброски, исправляла, но все откладывала на буду-

щее. Толчком к окончательному решению все завершить послужили последние немыс-

лимые события - война в Украине, когда в мирное время вновь начали рваться снаряды и

свистеть пули, гибнуть люди и появилось слово нашего детства «беженцы», уже подзабы-

тое…

Книга состоит из двух частей. В первой – рассказывается о нашей жизни в детском доме:

учебе, работе, отдыхе и творчестве. Читатель погружается в атмосферу нелегкой, но раз-

нообразной и интересной жизни детей во время войны и в первые, трудные послевоен-

ные годы. В ней также говорится о роли воспитателей и учителей в спасении не только

нашей физической жизни, но духовной и нравственной. Вторая часть документальная. В

ней представлены биографии и воспоминания, фотографии бывших воспитанников, при-

сутствовавших на встрече и тех, кого еще удалось разыскать.

Повествование ведется от первого лица в свободном изложении ситуаций и фактов. При

этом я следовала совету А.С. Пушкина, который он дал А.А. Бестужеву, начавшему писать

роман: <…>высказывай всё начисто», «пиши его с всею свободою разговора или письма».3

Ничего в этой «повести» о детях, переживших войну, мной не придумано. Я не историк.

В мою задачу не входит полемизировать с кем-то по поводу оценки событий, проис-

ходивших в те годы в тылу и на фронте. Этим должны заниматься и активно замаются в

наши дни историки, писатели и публицисты.

Я предлагаю, по существу, еще один документ, который напоминает о том, какой ценой

заплачено за наше спасение.

3 Пушкин А.С. Собр. соч. в 10 -и томах. Т. 10 Письма. М., изд. АН СССР, 1968, с.. 147 и 192

7

…Жалкий человек

Чего он хочет!.. Небо ясно.

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он - зачем?

М. Ю. Лермонтов

«Война - противное человеческому разуму и

всей человеческой природе событие»

(Напоминание…)

Война не только бесчеловечна. Она человека «расчеловечивает». Об этом пишет Л.Н.

Толстой в эпопее «Война и мир», которая представляет собой историческое, нравствен-

но-философское и в высшей степени, антивоенное произведение. Третий том романа

открывается картиной начала войны 1812 года: «… 12 июня силы Западной Европы пере-

шли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому

разуму и всей человеческой природе событие». Война изменила истинные человеческие

нормы жизни. «Миллионы людей, – продолжает автор свою мысль , - совершали друг

против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства,

подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которые в

целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые в этот период времени лю-

ди не смотрели как на преступление»4.

Толстой знал о войне не понаслышке. Совсем молодым он участвовал в войне на Кавка-

зе, а во время Крымской кампании воевал на самом важном участке обороны Севастопо-

ля – на четвертом бастионе. Его «Севастопольские рассказы» - первое в русской литерату-

ре после кавказских поэм М.Ю. Лермонтова - беспощадно- реалистическое изображение

кровавой войны. Но мир забывает о предупреждениях своих пророков…

Со времени написания романа прошло почти два века, за которые случились две разру-

шительные мировые войны, а так называемые «локальные войны» не прекращались и не

прекращаются до сегодняшнего дня! И угроза третьей и, наверное, последней для чело-

вечества войны стоит «на повестке дня». Предостерегая эту опасность, историки, писате-

ли, политики все чаще обращаются к «урокам» Второй мировой, Великой Отечественной

войны для России. Документально-публицистическая «повесть»5, которую я предлагаю

читателю – это рассказ об искалеченном детстве, о судьбах детей во время войны и об

одном из самых трагических ее последствий – сиротстве.

4 Л.Толстой «Война и мир» «Эксмо», 2008, т.3, гл. 1 5 Воспоминания названы повестью условно. Лучше ее называть ее «страница истории».

8

Война оставила миллионы детей без родителей. «Похоронки» - самые страшные письма с

фронта - шли в тыл каждый день. В конце войны насчитывалось 19 миллионов детей,

потерявших родителей в эти годы6. А в самом ее начале детей стремились спасти в

первую очередь. Их эвакуировали с западных территорий – Белоруссии и Украины - из

блокадного Ленинграда, из осажденной Москвы и Подмосковья. Детей везли эшелонами

в безопасные места. Но предусмотреть, где будет безопасно, в самом начале войны было

невозможно, так как направления движения войск менялись. И первой страшной жерт-

вой оказался эшелон с детьми из Ленинграда, направлявшийся в Новгородскую область,

на станцию Лычково как на место спасения. Оказалось, что дети ехали в смерть! В эше-

лоне было 12 вагонов-теплушек с детьми и сопровождавшими их педагогами и медицин-

скими работниками. Немецкие бомбардировщики настигли эшелон. Посыпались бомбы.

Два вагона были полностью разбомблены. Тела разметало по окрестности, их части висе-

ли на деревьях, и кровожадные вороны уже начали их клевать. Все, что осталось, собрали

и похоронили в братской могиле. Подобную историю рассказала нам наша воспитатель-

ница Александра Даниловна Яковенко. Их детский дом вывезли с Украины. Они успели

выехать, а детский дом из Полтавы вывезти не успели, и он был полностью разбомблен

фашистами. В Лычково будет открыт памятник «Всем детям, погибшим во время Отече-

ственной войны 1941-1945 года». И таких памятников после войны на территории нашей

страны будет установлено сотни.

Эшелоны с детьми с запада страны шли непрерывно. Для эвакуированных детей созда-

вали детские дома и интернаты в Поволжье, на Урале и в Сибири. Только в начале войны

из Белоруссии было вывезено 132, а с Украины – 257 детских дома. Около 80000 детей

эвакуировано из блокадного Ленинграда7, не считая беженцев. Не все и не везде было

подготовлено к наплыву такого количества детей , но главное, они были вывезены из-

под огня.. Жители сел и городов, в которые прибывали эшелоны, встречали их на станци-

ях, искали, не окажется ли среди эвакуированных кто знакомый, приносили кое-какую

еду и теплые вещи. Однако не все дети выдерживали ужас пережитого, голод и пере-

охлаждение. Многие умирали по дороге. Особенно ленинградские дети, ослабленные,

болевшие дистрофией, умирали и от переедания после голода – организм не выдержи-

вал перегрузки. Поэтому в Верхотурье доехали не все…

Такие же эшелоны прибывали во многие города. Так, на станцию Шатки, в Поволжье, в

августе 1942 года прибыло 140 детей- ленинградцев. Особенно ослабленных направили

в санаторий «Красный бор». Но не всех удалось спасти. Среди них была девочка Таня

Савичева, ставшая известной, как автор дневника , в который она занесла имена и даты

смерти своих родных, умерших во время блокады. За жизнь Тани долго боролись врачи в

санатории, а затем в больнице. Но, несмотря на все усилия и заботу, она умерла от про-

6 Статистика детей, потерявших родителей, сирот и взятых под опеку настолько разная, что трудно опреде-лить настоящие, объективные цифры.. Лучше сказать – их было много!.. Статистические данные по всем вопросам, касающимся этих лет, различаются на порядок. 7 Все названия городов и населенных пунктов даются по времени до перестройки

9

грессирующей дистрофии и целого букета других заболеваний 1 июля 1944 года и была

похоронена на местном кладбище8.

17 мая 1972 года на ее могиле был открыт памятник (автор – художник Д. Курташкин), а

31 мая 1981 года поставлен и бронзовый бюст (скульптор – Т. Г. Холуев).

Этот памятник – символ. Он напоминает нам, как и памятник в Лычково, не только о ле-

нинградской девочке, но и обо всех детях, погибших, умерших, пропавших без вести,

жертвах военного лихолетья, осиротевших – о целом поколении «подранков», если и вы-

живших, но так и не оправившихся от боли пережитого…

Среди детей- сирот военного поколения и воспитанников детских домов окажется немало

выдающихся личностей, будущих поэтов и писателей, для которых этот трагический опыт

станет предметом осмысления своего военного детства, внесет в их произведения непо-

вторимую, узнаваемую щемящую ноту боли, как в произведения Николая Рубцова. Стихо-

творение «Детство», которое послужило прологом к этой книге, - одно из них. Воспоми-

нания о доме, о матери, о дорогих сердцу родных местах – это основные мотивы и темы

его творчества. Широко известно ставшее поистине народной песней стихотворение «В

горнице»:

В горнице моей светло,

Это от ночной звезды.

Матушка возьмет ведро,

Молча принесет воды…

Красные мои цветы

В садике завяли все,

Лодка на речной мели

8 О Тане написаны книги, стихи и песня, сняты фильмы, открыты мемориальные доски.

10

Скоро догниет совсем.

Буду поливать цветы,

Думать о своей судьбе,

Буду до ночной звезды

Лодку мастерить себе…

Безрадостной и опасной оказалась жизнь во время войны будущего поэта Глеба Горбов-

ского. Его отец был репрессирован в 1937 году, мать осталась в блокадном Ленинграде.

Он сам летом 1941 года уехал на каникулы к родственникам в Порхов. Наступление фаши-

стов было стремительным, и мальчик оказался на оккупированной немцами территории.

Ему было тогда только 9 лет! Он прибился к пленным, обслуживающим немецкий госпи-

таль. Насмотрелся и на расстрелы, и на казни через повешение, на которые немцы сгоня-

ли население для устрашения. Стремясь пробраться домой, он скитался, бродяжничал,

дошел до Прибалтики. Там он батрачил на латышском хуторе, а после войны попал в дет-

ский приемник. Прошел через детский дом, ремесленное училище, детскую колонию…

Словом, все круги военного ада. В стихотворении «Детство мое» поэт с беспощадной

правдивостью описывает не только свой опыт выживания, но и судьбу тех подростков, у

которых война детство отняла:

Война меня кормила из помойки,

пороешься — и что-нибудь найдешь.

Как серенькая мышка-землеройка,

как некогда пронырливый Гаврош.

Зелененький сухарик,

корка сыра,

консервных банок терпкий аромат.

В штанах колени,

Вставленные в дыры,

как стоп-сигналы красные, горят.

И бешеные пульки,

вместо пташек,

чирикают по-своему...

И дым,

11

как будто знамя

молодости нашей,

встает над горизонтом голубым.

Несмотря на скитания, поиски хлеба насущного, «поиска тепла», работы и пристанища,

Глеб Горбовский не только выжил, но стал известным замечательным поэтом. На путь

истинный его наставил отец, вернувшийся из ссылки, и книги, классика, которые он запо-

ем читал, поселившись у отца. Но уроки войны никогда не забывал.

В 90-е годы читателей потрясла повесть бывшего детдомовца Анатолия Приставкина «Но-

чевала тучка золотая». Война, заложниками которой стали детдомовцы, вывезенные из

Подмосковья на Кавказ, в Чечню, откуда чеченцев высылали. Но не все чеченцы подчи-

нились постановлению. Многие скрывались в горах и мстили. Дети пережили все ужасы

того, что война с человеком делает, рождая жестокость и ненависть. В центре повести -

судьба неразлучных братьев Кузьменышей – Сашки и Кольки, постоянно голодных и бе-

гущих от опасности. Сашка погиб, его зверски убили, а Колька не представлял жизни без

брата. Брата ему заменил мальчик-чеченец, с которым они встретились.

Через детские дома прошли писатель-воин Виктор Астафьев, актер и режиссер Николай

Губенко. Отец его погиб, а мать расстреляли фашисты. Грудным младенцем он попал в

детский дом. Поставленный им автобиографический фильм «Подранки» потряс зрителей.

Фильм этот - трагический, лирический, искренний, пропитанный любовью к человеку, к

детям. Рассказ о справедливости, человечности, чести и достоинстве взрослых и детей.

Валентин Дикуль – бывший цирковой артист, врач и ученый- исследователь – родился

уже после войны. После смерти родителей тоже воспитывался в детском доме. Его жизнь

– это бесконечный поиск и подвиг во имя спасения жизни, здоровья и работоспособности

пострадавших от травм людей. Кроме того, Валентин Дикуль - благотворитель. Он создал

фонд помощи детям-сиротам. Как-то я летела из Иркутска и разговорилась с юношей- со-

седом в салоне самолета. Он оказался сиротой, жил сначала у тети, но она не могла со-

держать племянника. Так вот он и рассказал, что Фонд Дикуля дал ему жилье и помогает

материально во время учебы в институте. Иначе он не смог бы учиться. Детдомовцы,

ушедшие на фронт, становились Героями.

Напомнить о судьбе детей военного времени и сегодня еще не поздно, когда мир столь

хрупок.

12

Прошла война, прошла страда,

Но боль взывает к людям:

Давайте, люди никогда

Об этом не забудем.

А. Твардовский

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ…

(Наша временная обитель и наше спасение ).

Детский дом №1 им. «Парижской коммуны», о котором пойдет речь в дальнейшем по-

вествовании, как уже было сказано, находился на Урале – в Верхотурье. О Верхотурье

следует рассказать особо. Небольшой город у реки Туры расположен в красивейших

уральских местах. Он стоит на высоком скалистом берегу. Когда подъезжаешь через

бывшую «Ямскую» в центру города, то первое, что видишь, это каменный кремль и

огромный камень, скалу, на вершине которой возвышается величественный Троицкий

собор .9

Троицкий собор

В свое время город сыграл значительную роль в истории России, при завоевании и освое-

нии Сибири, став не только форпостом и столицей восточных областей Урала и Зауралья,

но важнейшим ее экономическим, а позднее - и духовным центром.

Он был основан в 159710 году на месте мансийского городища и сначала служил острогом

для защиты водных путей в Сибирь по рекам Каме, Туре и Оби. Постепенно Верхотурье

становится главной крепостью на этих путях. Сибирские богатства недр и ценная пушнина

потекли в Центральную Россию. На Туре была открыта купеческая пристань, построена

6. Любительские фотографии Верхотурья заимствованы с сайта «Верхотурье» 10 Краткие сведения об истории Верхотурья содержатся в проспекте «Золотая книга Урала. Верхотурье» Уральское Внедренческое Агентство, НПК . Издательский Дом «Золотая книга Урала», г. Екатеринбург, 1997. Книга издана на средства благотворителей к 400-летию города.

13

судоверфь. На ней строились небольшие суда, и через город шли все сибирские товары.

Верхотурье стало главной перевалочной базой. Тогда в нем и была открыта таможня. От

Соликамска до Верхотурья была проложена Бабиновская дорога , названная так в честь

крестьянина Артемия Бабинова. Он вместе со своими земляками из Соликамска прокла-

дывал с помощью топоров и лопат дорогу, направление которой знал от вогулов. После

этого в Верхотурье открылась государственная ямская служба, появились специальные

«почтовые ямщики». И сегодня одна из частей города в народе называется «Ямской».

Въезд в Верхоткрье со стороны Ямской через висячий мост.

Виден кремль и Свято- Николаевский монастырь

Каменный Кремль в Верхртурье начал строиться по государеву указу (1698- 1712). Сюда

была направлена московская артель каменщиков, которой предстояло возвести кремль и

гостиный двор с таможней. К строительству были привлечены соликамские каменщики11.

Особое значение город приобрел, когда здесь в начале 17 века были построены первые

монастыри, и в Верхотурье перенесли святые мощи «Праведного Симеона Верхотурско-

го, и всея Сибири чудотворца». На высоком берегу Туры для них был построен собор и

открыт мужской Свято- Николаевский монастырь.

В 1621 году в Верхотурье был открыт жен-

ский монастырь, первый в этой части Рос-

сии. На его территории построен сначала

деревянный, затем каменный храм во имя

11 Там же – с. 18 Свято-Покровский ж Свято- Покровский женский монастырь

14

Покрова Пресвятой Богородицы, Свято- Покровский собор.

В течение недолгого времени возведено около 20 храмов и церк-

вей. Верхотурье стало важнейшим духовным центром России,

наряду с Киево- Печерской и Троице-Сергиевой лаврой, местами

Серафима Саровского, Оптиной пустынью и другими святыми ме-

ста. Сюда устремились паломники со всех концов России, их коли-

чество в начале XX века достигало от 90 до 100 тысяч в год.

После революций 1917 года в городе сначала взяли власть боль-

шевики, а с сентября 1918 года по июль 1919 Верхотурье находи-

лось под контролем армии Колчака. В 30-е годы свирепствовавшая антирелигиозная про-

паганда и преследование священников со стороны властей привели к разрушению хра-

мов и церквей. Жизнь пришла в упадок. Статус города был утрачен. Он превратился в

неприглядный, бедный, заброшенный поселок. Церкви, которые были разрушены не до

конца, «преобразовали» в клубы, дома культуры, колонии, детские дома, овощехрани-

лища. Конечно, при этом все предметы культа, иконы, росписи стен, фрески ит.д. изыма-

лись или просто уничтожались.

Верхотурье в 20-м веке

На территории Свято-Николаевского мужского монастыря была отрыта колония для ма-

лолетних правонарушителей, на месте Свято- Покровского женского монастыря – детский

дом.

История его тоже драматична, как жизнь всей нашей страны в 20 веке. Он был открыт в

1924 году, после Гражданской войны, как коммуна для беспризорников. Монахини были

15

изгнаны, а большинство из них были осуждены «за членство в низовой группе контррево-

люционной организации»12.

Монастырские постройки, в которых разместился детский дом

В эти же годы в стране создавались пионерские организации. Сначала это были отряды

скаутов, лесных братьев, «рыцарей», «русских скаутов и т.д. К 1924 году они постепенно

оформились во Всесоюзную пионерскую организацию. Пионерские отряды создавались

повсеместно, в том числе в детских домах. Есть сведения, что в Верхотурье были переве-

дены дети из Надеждинска и Богословска. Детский дом стал называться «Пионерским

городком», так как в нем были организованы пионерские отряды, и ему присвоили имя

«Парижской коммуны»13.

В 30-е годы в Верхотурье разместилось Главное управление СевУралЛага, в его окрестно-

стях появилось лагеря заключенных, занимавшихся лесоповалом. Детский городок был

преобразован в детский дом, главным образом для детей «врагов народа» и раскулачен-

ных. В 1941 году, когда началась война, старшие воспитанники-юноши были призваны на

фронт, а не достигшие призывного возраста записывались добровольцами или сбегали,

чтоб попасть на войну. Многие из них с нее не вернулись. Ряды воспитанников младших

и средних групп значительно пополнили дети, эвакуированные с оккупированных терри-

торий, и дети погибших на фронте - сироты.

Уже много лет спустя, когда я работала в Нижнетагильском педагогическом институте,

читала там спецкурс по творчеству А.С.Пушкина и изучала исторические материалы, свя-

занные с именем Поэта, узнала, что, наряду с такими знатными дворянскими фамилия-

12 Об истории монастыря см.: Дионисий Тимирьянов «Дом молитвенного уединения» - «Вестник Верхоту-рья» №3, 09.09. 2011 13 См. Н. Постникова – Дом над Турой; Новая жизнь, 2008,июнь

16

ми, как Лопухины и Нарышкины, воеводами в Верхотурье были предки Пушкина. И один

из них - воевода Иван Иванович Пушкин – имел отношение к обустройству женского Свято

- Покровского монастыря. Царской грамотой ему было предписано дать на год средства

на его содержание и наделить монастырь пашней и угодьями. Вот этими «угодьями и

пашнями» мы, детдомовцы, почти через 400 лет пользовались! Важнейшую службу они

сослужили во время войны. Но об этом речь впереди.

О предках Пушкина и самом Поэте в Верхотурье никогда не забывали. До сегодняшнего

дня, если не все верхотурцы, то любители поэзии и краеведы, историки каждый год отме-

чают 6 июня - День рождения Александра Сергеевича Пушкина. С его столетним юбилеем

в 1899 году связано значительное событие в «уездном городе» Верхотурье. О нем пишет

научный сотрудник Верхотурского музея- заповедника Н Постникова: «Чтобы увековечить

память о любимом поэте, ученики и преподаватели городского четырехклассного учили-

ща заложили сад между улицами Большой (Советской) и Походящинской (Деметьева),

воспользовавшись тем, что там уже росло несколько деревьев…»14 Этот разросшийся сад

стал любимым местом отдыха и народных гуляний. В саду была летняя эстрадная пло-

щадка, танцплощадка, павильон для чтения и настольных игр, под деревьями поставлены

скамейки. По вечерам в нем играл духовой оркестр. И как тут на вспомнить популярный

романс «В городском саду играет духовой оркестр/ На скамейке, где сидишь ты, нет сво-

бодных мест…» . Казалось, весь город в нем собирался: днем – дети и пожилые горожане,

вечером – молодежь. Впрочем, сад был свидетелем не только веселья и отдыха, но и

страшного, трагического дня – 22 июня 1941 года. «В этот день в нем собралось почти все

работоспособное население города. Как всегда, играл духовой оркестр, но уже не вальсы,

а военные марши. В саду состоялся многолюдный митинг». Жители города пришли сюда

без зова. На призыв секретаря горкома откликнулись добровольцы, которые тут же и ста-

ли записываться идти на фронт защищать родину. «Было много клятв, много было и

слез».15 Выпускники средней школы на второй год войны договорились встретиться

здесь «в 6 часов вечера после войны», и встретились, но не все…

Этот сад детдомовцы хорошо знали. Он примыкал к зданию их школы. Музыка, которая

там играла, разносилась далеко и была слышна на всей территории детского дома. Но на

время войны она приутихла.

Мы прибыли в Верхотурье…

В Верхотурье было эвакуировано несколько детских домов из Ленинграда и Петродворца,

из Украины – детские дома из-под Ровно, дети из партизанских отрядов Белоруссии, из

Даниловского детского приемника осажденной Москвы и Подмосковья, нищие и бродяги,

снятые с поездов и подобранные милицией с перронов вокзалов. Когда после гибели на

Ленинградском фронте моего отца – Зуева Дмитрия Федоровича (моя мать умерла, когда

мне было 5 лет) я прибыла в детский дом, в нем уже насчитывалось около тысячи(!) вос-

питанников.

14 Н. Постникова – Пушкинский сад в жизни Верхотурья: Новая жизнь, 2008, 27 июня. С.6 15 Там же

17

Одна из групп детей, прибывших в Верхотурье, с воспитателями

От бывшего Свято-Покровского женского монастыря, на территории которого располо-

жился детский дом, осталась одна церковь, разрушенная внутри, но очень красивая сна-

ружи; построена по традиционной архитектурной модели православных храмов. Стояла

она несколько в отдалении от всего комплекса зданий, на красивом зеленом лугу, около

берега реки Туры. В ней находилось наше овощехранилище(!). И весной мы перебирали

там гнилую картошку. А сверху на нас глядели яркие лица святых угодников, до которых

не дотянулась рука разрушителей: церковь была очень высокой. Уже после войны в нее

попала молния, она горела, и пожар был виден очень далеко. Другое сохранившееся

здание, молельный дом монашек и трапезная, служили нам клубом и столовой.

Здание, в котором находились клуб и столовая

18

В столовую ходили группами, так как всех воспитанников одновременно в бывшую тра-

пезную поместить было невозможно. Туда мы бежали бегом не только потому, что были

всегда голодные, но еще и раздетые, даже зимой, чтобы в столовой не терять времени на

раздевание, а сразу оказаться за столом. По дороге надо было пробегать мимо какой-то

стены, оставшейся от разрушенной монастырской постройки. На этой стене был изобра-

жен Святой Лик. Его постоянно забеливали известкой, но через некоторое время Святой

Лик возникал на стене вновь. Это было какое-то чудо, и мы с нетерпением ждали, появит-

ся ли картина снова. В других монастырских строениях открыли контору для администра-

ции и бухгалтерии, три интерната, а через дорогу, на берегу Туры, располагался конный

двор, раньше принадлежавший монастырю. Но помещений все равно оказалось недоста-

точно. Тогда было построено два огромных, продолговатых двухэтажных здания. Мы их

называли «баржами».

От первого поколения детдомовцев сохранились легенды, в которых рассказывалось о

катакомбах и подземных ходах, связывающих женский и мужской монастыри. Позднее

даже появилась книга бывшего воспитанника детского дома Николая Немчинова «Под-

земные ходы Верхотурья». По преданию в них скрывались монашки после закрытия мо-

настыря. По ночам они иногда появлялись, непременно в «белых одеждах» и до смерти

пугали «бедных детей». В наше военное время мы их ни разу не встречали, да и нас, пе-

реживших ужасы бомбежек и смерть близких людей, уже ничем невозможно было испу-

гать. И хотя жизнь, как у всех в это время, была тяжелой и голодной, я, например, болела

дистрофией и лежала в лазарете, ходила целую зиму без пальто при 30-35 –градусном

морозе (пальто забрала сопровождающая!) – все равно наша жизнь в детском доме не

была безрадостной.

Мы «оттаяли»: радуемся, танцуем и поем…

Как ни покажется странным, но, несмотря на такое тяжелое время, особой заботой руко-

водителей детского дома было наше художественное воспитание и развитие. Постоянно

работали симфонический, духовой оркестры, состоящие из воспитанников и сотрудников.

А также оркестр народных инструментов, струнный оркестр; несколько хоров, танцеваль-

ный, балетный, акробатический, цирковой кружки, группы вокалистов и чтецов. Проводи-

лись праздники, фестивали и конкурсы, городские и областные смотры. Руководили всем

этим многообразным творчеством настоящие профессионалы, местные и эвакуированные

из Ленинграда и Москвы. Кроме того, в Верхотурье было много переселенцев и находя-

щихся на поселении репрессированных. Среди них тоже было немало творческой интел-

лигенции, музыкантов и актеров, режиссеров. Так, например, драматическим кружком

руководил Ш. Э., немец- переселенец с Поволжья. Он занимался и со чтецами. Для того,

чтобы приобщить к выступлениям как можно больше детей, составлялись литературно-

музыкальные композиции и монтажи, которые готовила каждая группа под руководством

воспитателей. До сих пор помню текст, который я произносила на одном из праздников,

посвященном актуальной теме войны:

И когда Россия встала против общего врага,

19

«Всё на фронт», - Москва сказала.

«Все отдам»,- сказал Кузбасс.

«Никогда - сказали горы – не бывал Урал в долгу».

«Хватит нефти для моторов. Помогу»,- сказал Баку…

Автора я не помню, и о художественной ценности подобных произведений мы не думали,

но мы верили в каждое произнесенное слово, так как это была правда. Ведь в нашем об-

щем доме были дети со всех краев и республик бывшего СССР, и мы гордились, что наши

земляки нас защищают. Когда каждое утро после боя курантов звучала песня «Вставай,

страна огромная…», душа замирала. Наши обожженные войной детские сердца чувство-

вали ее трагический накал. Имена авторов этой песни поэта В.Лебедева-Кумача, компози-

тора А. Александрова мы знали и помним всю жизнь. И когда в 90-е годы стали все «пе-

ресматривать», когда начались мелкотравчатые «дискуссии» об «истинном» авторстве

стихов и мелодии песни «Священная война», становилось стыдно за «изобличителей».

Нашлись все-таки критики и публицисты, которые смогли доказать подлинность автор-

ства Лебедева-Кумача и Александрова. Но даже если действительно была установлена

похожесть мелодий и стихов на сочиненные еще до революции произведения – это ни о

чем не говорит и ничего не доказывает. Ведь, по слову поэтессы Новеллы Матвеевой:

Все сказано на свете-

Несказанного нет.

Но вечно людям светит

Несказанного свет…

С самого начала войны очень популярным стало стихотворение А.С. Пушкина «Клеветни-

кам России». Оно и в нынешней ситуации ожесточенной информационной борьбы раз-

ных политических сил в мире, создающей и питающей всеобщую напряженность, даже

более актуально, чем в тогдашние дни. Стихотворение написано по случаю событий в

Польше 1831 году, отражало тему «вечного спора» России и Европы и вызвало дискуссии

в тогдашнем разнородном литературном сообществе. Начиналось оно с обращения к

членам французского парламента:

О чем шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

Что возмутило вас? Волнения Литвы?

Оставьте этот спор славян между собою,

Домашний старый спор, уж взвешенный судьбою,

Вопрос, которого не разрешите вы

20

Как всегда у Пушкина, произведение на актуальную в то время тему вместило целый

пласт мировой истории. Стихотворение исполняли по радио профессиональные чтецы, у

нас его со сцены читал обычно мальчик. Конечно, мы не знали и не могли осмыслить все

исторической подоплеки этого масштабного стихотворения, но знали отдельные строки

из него, которые нам казались неопровержимыми:

Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,16

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?..17

Никаких специальных «политбесед» у нас в детском доме не было. Кстати сказать, ника-

ких пионерских сборов, слетов и прочего я совсем не помню, за исключением линеек в

летнем лагере. Пионерская организация была в школе, там отмечали праздники 1 Мая и 7

Ноября с пионерскими атрибутами. Зато мы, собираясь по вечерам в «рабочей комнате»

(комнате для занятий), ловили каждое слово сообщений Советского Информбюро, кото-

рые читал по радио Левитан и которые мы слушали, замирая так, что слышно было, как

муха пролетит! Мы знали названия всех оставленных, а потом отвоеванных сел и городов,

и европейских тоже. В каждой рабочей комнате на стенах висели географические карты,

по ним мы отслеживали движение нашей армии:

«От западной границы до своей родной столицы.

А от той родной столицы вспять до западной границы.

А от западной границы вплоть до вражеской столицы…»18.

Но по радио мы слушали не только известия, но и песни и стихи о войне. Как я уже гово-

рила, что среди нас было много ленинградцев, и мы следили особенно внимательно, что

передавали о положении в блокадном городе. У многих там остались родные. И когда

читали стихотворение казахского акына Джамбула Джабаева, обращенное к жителям

блокадного Ленинграда:

Ленинградцы, дети мои!

Ленинградцы, гордость моя!

Мне в струе степного ручья

Виден отблеск невской струи.

Если вдоль снеговых хребтов

16 Таврида - это КРЫМ. 17 А.С. Пушкин. Душа в заветной лире. Стихотворения и поэмы ,М.:1998. С.311 4.А.Т. Твардовский. Василий Терки : М., 1966, часть 1 – От автора

21 Взором старческим я скользну —

Вижу своды ваших мостов,

Зорь балтийских голубизну,

Фонарей вечерних рои,

Золоченых крыш острия...

Ленинградцы, дети мои!

Ленинградцы, гордость моя!

Не затем я на свете жил,

Чтоб разбойничий чуять смрад;

Не затем вам, братья, служил,

Чтоб забрался ползучий гад

В город сказочный, в город-сад;

Не затем к себе Ленинград

Взор Джамбула приворожил!

А затем я на свете жил,

Чтобы сброд фашистских громил,

Не успев отпрянуть назад,

Волчьи кости свои сложил…-

у многих из нас на глазах выступали. Джамбул - почти столетний казахский старец, у ко-

торого ушел на фронт сын, нашел нужные слова и интонацию, чтоб поддержать блокад-

ников. Говорят, что эти стихи были для ленинградцев, «как пойка хлеба»…

Мы часто пели хором популярную тогда и любимую нами песню «Жил в Ростове Витя Че-

ревичкин» про мальчика, которого убили фашисты. (Кстати, у нас были и дети из Росто-

ва). Слова её я помню и сегодня:

Жил в Ростове Витя Черевичкин,

В школе он отлично успевал

И в свободный час всегда обычно

Голубей любимых выпускал.

Голуби, мои вы милые,

Улетайте в облачную высь.

Голуби, вы сизокрылые,

В небо голубое унеслись.

Юность, ты пришла с улыбкой ясной.

О, моя любимая страна!

22

Жизнь была счастливой и прекрасной,

Но внезапно грянула война.

Дни пройдут, победа – красной птицей,

Разобьем фашистский черный шквал!

Снова в школе буду я учиться…

Так обычно Витя напевал.

Но однажды мимо дома Вити

Шел отряд захватчиков-зверей.

Офицер вдруг крикнул: «Отберите

У мальчишки этих голубей!».

Мальчик долго им сопротивлялся,

Он ругал фашистов, проклинал,

Но внезапно голос оборвался,

И убит был Витя наповал.

Однако наши занятия в группах и художественная самодеятельность были не всегда столь

серьезными и не посвящены исключительно войне. Наоборот, мы веселились, пели и

танцевали, играли в популярные игры, и они были разнообразными, интересными и

очень часто веселыми. Не меньшей популярностью пользовались и шуточные народные

песни. Вот одна из них, которую мы исполняли на концертах:

Чтой-то звон, да чтой-то звон,

Да, в нашей колокольне.

Да, не про нас ли, друг Ванюша,

Все бают - гутарют… Все бают-гутарют,

Все бают-гутарют, авось, перестанут.

Ах, эх, все бают-гутарют, авось, перестанут.

А мы с тобой, друг Ванюша, в любви наживемся.

В любви, в любви наживемся,

Да, врозь разойдемся.

23

Ни ты к мене, ни я к тебе

Не будем ходити,

Ни ты меня, ни я тебя

Не будем любити.

Ах, эх, не будем любити.

Хорошо было встречаться

Под белой березой,

Скучно - грустно расставаться

Под горькой осиной.

Ах, эх под белой березой,

Ах, эх под горькой осиной

С удовольствием мы исполняли «Смуглянку- молдаванку», а солисты старших групп клас-

сические произведения, романсы, и появившиеся новые лирические песни: «Синий пла-

точек», «Землянка» и «Темная ночь».

Пели мы и по вечерам в спальнях, когда воспитатели уже ушли. В 6-ом классе я оказалась

в группе украинцев. До сих пор помню многие их фамилии и имена: Саня Кавун, Дуся Бро-

усенко, Надя Дубровенко, Наташа Либава… Может быть, кто-то из них еще жив и отклик-

нется на мои воспоминания?!

Так вот, мы нередко затягивали задушевные украинские песни, и с того времени я их

помню и люблю (воспроизвожу по памяти и в русской транскрипции):

Мисяць на нэби

Зиронькы сяють,

Тыхо по морю

Човэн плывэ

В човнэ дивчина

Песню спиваэ,

А козак чуе

Сэрдэнько мрэ

Ця писня люба,

Ця писня мыла,

Всэ про кохання,

Всэ про любоВ.

24

Як мы любылы

Тай розийшлыся,

ТэпэР зийшлыся

Навикы знов

Пели и «Ой,ты, Галю,Галю молодая./ Пидманулы Галю, повэли з собою…», «Ты ж мени

пидманула»... Песню «Ихав козак на виноньку,/ «Прощай,-сказав,- дивчиноньку,» испол-

няли и на сцене. Она была созвучна времени:

Йихав козак...

Прощай... дивчыноньку

Прощай, мылэнька,

Чорнобрывэнька

Я йду в чужу сторонку

Дай мэни, дивчыно, хустыну,

Можэ я в бою загыну.

Тэмнии ночы

Покрыють очы

Да ж я в могыли

спочыю

Дала дивчына хустыну

Козак в бою загынув

Посэрэдь поля

Гнэться тополя

Тай на козачью могылу.

Справедливости ради надо заметить, что мы не были, как может показаться, «правиль-

ными», послушными паиньками. Мальчишки пели (в отсутствие воспитателей, конечно) и

другие песни: «Мурка, моя Мурка, / Мурка дорогая…», «Вот мчится поезд долинами, го-

рами…», «Гоп со смыком – это буду я…», а мы, девочки, хотя и не пели, но слушали и сло-

ва этих блатных песен знали. Что такое или кто такой «Гоп со смыком» я не понимала, но

песню помнила. Эти песни приносили с собой ребята, которые, потеряв родителей и не

имея крова, становились бродягами и попадали в различные компании, иногда – пре-

ступные.

Знали мы и старинную «сиротскую» песню: «Ах, зачем я на свет уродился?», которая

навевала на нас тоску. И, бывало, когда становилось невмоготу, затягивали и её, хотя это

было похоже, скорее, на инсценировку. Но ведь «сирота» должен знать «приютские» пес-

ни»! Как же без этого?!

Ах, зачем я на свет уродился,

Ах, зачем меня мать родила.

25

Лучше б в море меня утопила,

Чем в приютскую жизнь отдала.

Вот сижу на приютской постели,

Вспоминаю я дом свой родной,

А горючие, жгучие слезы

Так и льются слеза за слезой.

Вот умру на сиротской постели,

Похоронят меня кое-как.

Гроб сколотят из старого теса,

И наденут приютский халат.

Повезет меня старая кляча,

А за клячей пойдет весь приют.

Похоронят меня у забора.

На могилку никто не придет.

Не придет моя милая мама,

Не придет мой любимый отец,

И я буду лежать одиноко…

На могилку никто не придет.

Несмотря на то, что мы были детьми, и, конечно, о своей смерти серьезно не задумыва-

лись, когда пели, но многие из нас воочию видели столько смертей и насмотрелись на

столько похорон, что эта песня вызывала ответные чувства. Однако слово «сирота» или

еще хуже «сиротки», когда кто-то, жалея, нас так называл, мы просто ненавидели, Сжи-

малось сердце и хотелось увернуться от сочувствующего и убежать…

Но не будем о грустном. Вернемся к рассказу о нашей художественной самодеятельности.

26

Сколько задора, огня, лиричности и величавости было в танцах почти всех народов СССР и

мира, которые мы разучивали. Руководители стремились привлечь как можно больше

исполнителей, поэтому чаще всего танцы были коллективными. Русские хороводы, пере-

плясы, танцы барыня и тройка («запрягу я тройку борзу…») и «Ой, вы, сени, мои сени »,

сменялись украинским казачком и гопаком, сопровождавшимся рефреном: «Играй гром-

че, музыка, а мы спляшем гопака» и притопыванием, или белорусским танцем «Бульба».

Зажигательная грузинская лезгинка, польский краковяк, венгерский чардаш и цыганская

венгерка, любимый нами матросский танец «Яблочко» – все это репетировалось, игра-

лось, исполнялось. А на вечерах мы разучивали бальные танцы: полонез, падеграс, ма-

зурку и вальс.

Был в детском доме и балетный кружок. Руководил им Стахов Евгений Иванович. Он

набирал в кружок тех, кто имел соответствующие физические данные, но если ребенок

настаивал, то брал и тех, кто уж очень хотел танцевать в балете. В конце концов, главное –

это желание и интерес человека. Ведь не профессионалов же он готовил, а развивал де-

тей. А это главное! Был он человеком учтивым. Девочек именовал «дамами», что им

очень нравилось и возвышало в собственных глазах, формировало самоуважение.

Акробаты и цирковые «артисты» поражали гибкостью, смелостью, и сложностью их номе-

ров. В то время популярными на сцене были гимнастические «пирамиды». Каждая пира-

мида имела добрый десяток участников, которые перестраивались на ходу. И пирамида

приобретала новую форму.

Оркестры на сцене сменяли друг друга. Струнным оркестром и оркестром баянистов ру-

ководил Шахов Вячеслав Федорович. Он же обучал ребят игре на фортепьяно. Вячеслав

Федорович с отличием закончил Ленинградскую консерваторию, но был репрессирован и

выслан в Верхотурье. Под его руководством ансамбль скрипачей исполнял произведения

Бетховена, Листа, Брамса, Сен-Санса, Чайковского. Среди музыкантов выделялись очень

талантливая девочка - Зина Грайпель. Она виртуозно играла на флейте. И как сложилась

ее дальнейшая жизнь и реализовала ли она свой талант, не знаю, но хочется надеяться,

что успешно. На фортепиано замечательно играла Галя Рявкина, особенно «Лунную сона-

ту» Бетховена. После войны Владимир Федорович был реабилитирован, но остался в Вер-

хотурье и организовал музыкальную школу, где был директором.

В оркестре народных инструментов балалайки, домры, ложки, перекликались задорными

или грустными «голосами». Настоящими виртуозами были солисты- ксилофонисты. В их

руках палочки так летали, что казалось, не касаясь клавиш, сами издают бешеные музы-

кальные ритмы.

Духовой оркестр, которым руководили Иван Петрович Окишев и его помощник Николай

Немчинов, сопровождал нас повсюду: на праздниках, парадах и смотрах. Играл на линей-

ках и танцах в нашем летнем лагере «Островки», а горнисты будили по утрам. Когда сего-

дня слышишь «Прощанье славянки», «Амурские волны», «Севастопольский вальс», «На

сопках Манчжурии», «Егерский марш», невольно вспоминаешь наш духовой оркестр.

27

Чтецы читали со сцены понравившиеся стихотворения. Я поэзию любила с детства и вы-

ступала почти на каждом концерте. Исполняла не только любимые стихи, но и была

«конферансье» - объявляла номера. Выступали мы на смотрах-конкурсах в городском

клубе, соревнуясь с колонистами. Запомнился один их солист со знаменитым именем –

Николай Островский. Он обладал красивым тембром голоса и просто завораживал своим

пением, побеждая многих певцов из других конкурирующих коллективов.

Особенно охотно мы выступали в госпитале. По мере увеличения раненых на фронте, их

эвакуировали в тыл. Для них открывали госпитали. В это время госпиталь находился в

здании средней школы и на станции Актай, неподалеку от Верхотурья. Нас небольшими

группами приводили туда, мы заходили в палаты, где лежали раненые, мы им пели песни

и читали стихи. Раненые пытались нас приласкать-погладить по голове или похвалить. Мы

же, идя на выступление, всегда думали, а не встретим ли там наших родных или отцов…

У нас в детском доме имелась большая библиотека. В ней можно было найти произведе-

ния русской, зарубежной литературы и литературы народов СССР всех родов и жанров.

Она значительно пополнилась за счет книг, привезенных из Москвы и Ленинграда. Я

очень любила книги и была постоянным читателем библиотеки. Мне разрешали брать

все, что я хотела. Но времени на чтение не хватало, и однажды я чуть дорого не поплати-

лась за эту любовь. Но об этом речь впереди. Сейчас я вспоминаю, как с упоением читала

«Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели и знала поэму почти наизусть. Многие крыла-

тые выражения из неё сопровождают меня всю жизнь. А такие сентенции поэта, как: «Кто

не ищет дружбы с ближним - тот себе заклятый враг» или «Что отдашь – твоё, что скроешь

– то потеряно навек» - стали жизненным правилом. Подростком я много раз перечитыва-

ла «Мифы Древней Греции», романы «Всадник без головы» Майн-Рида, «Голова про-

фессора Доуэля» А.Беляева, «Аэлита» А.Толстого, «Дети капитана Гранта» Жюля Верна.

также повести «Детство», «Отрочество»» и «Юность» Л. Толстого, и трилогию Горького

«Детство», «В людях», «Мои университеты»; «Два капитана» Каверина, «Тимур и его ко-

манда» Гайдара. Конечно, и «Овод» Э. Войнич и «Хижина дяди Тома» Гарриэт Бичер-

Стоу, рассказы и повести Джека Лондона и Марка Твена. Любимыми героями наших

мальчишек были Том Сойер и Геккельбери Финн. Авантюры Тома и приключения друзей

не только их увлекали – они пытались их повторить. Сбегали из детского дома не столько

в поисках приключений, но в надежде попасть на фронт или, если не удастся, то, может

быть, найти родных, изменить жизнь «к лучшему». Их, конечно, разыскивали, находили и

возвращали в прежнюю колею.

Я об этом пишу, чтобы напомнить, какие книги нас в нашем детстве увлекали. Конечно,

размышления о героях, их поступках не могли не оказывать влияния на наши чувства и

понятия о человеческих отношениях. Это была и своеобразная школа самопознания.

Очень популярными среди нас были романы Чарльза Диккенса, особенно «Приключения

Оливера Твиста». Я читала роман с иллюстрациями. Художника не помню, но мне в па-

мять врезалась картинка, на которой был изображен тщедушный мальчишка, протягива-

ющий худенькую ручку с жестяной чашкой повару. Под ней стояла подпись: «Оливер про-

сит добавки». О, как нам, вечно голодным, была понятна эта просьба героя. Многие сего-

28

дняшние дети могут не знать, что такое «добавка» и почему мы жаждали получить её!

Ведь порции еды в заведении Оливера были такие маленькие, что наесться досыта было

невозможно, и тогда он просил добавки. Это обычное дело в «казенных домах»… Судьба

Оливера Твиста напоминала истории наших мальчиков, ставших во время войны беспри-

зорными, бродягами, попадавшими в сомнительные, как Оливер, компании. Детский

дом и оказался для них спасением.

Читали мы иногда в группах, а чаще в библиотеке, сказки и поэмы Пушкина. Кстати,

первую в своей жизни оперу Глинки «Руслан и Людмила» я слушала в Свердловском

оперном театре, куда нас однажды вывезли. Театр вызвал восхищение, а опера со знако-

мым сюжетом и замечательной музыкой Глинки, которая частично нам была известна, так

как ее исполнял наш оркестр, унесла нас на время от всех наших забот.

У М.Ю. Лермонтова мы любили поэму «Беглец» о малодушии и предательстве воина -

черкеса, бежавшего с поля боя, запятнавшего честь рода, что для горца считается немыс-

лимым преступлением. Поэтому даже мать от него отвернулась. Это было нам понятно,

но юношу все равно жаль. Строки:

Гарун бежал быстрее лани,

Быстрей, чем заяц от орла.

Бежал позорно с поля брани,

Где кровь черкесская текла…

вызывали в воображении реальную картину битвы и побега, которые мы непроизвольно

соотносили с событиями на фронте. Мы знали и «Бородино» и «Парус» Лермонтова, но

больше всего любили поэму «Мцыри» о юноше, бежавшем из монастырской неволи в

поисках родного дома и родителей, которых он по существу не знал и мечтал:

Когда-нибудь свою пылающую грудь

Прижать с тоской к груди другой,

Хоть незнакомой, но родной…

Стихи из поэмы:

Я никому не мог сказать

Заветных слов: отец и мать…

были так понятны и вызывали чувство горечи и одиночества. Безусловно, мы не выража-

ли и не могли выразить наши чувства в словах, которые я пишу, но на уровне подсозна-

ния нам все приведенные ситуации были очень близки и пережиты.

К появлявшимся во время войны прозе и стихам мы приобщались по мере их появления

в передачах на радио и в газетах. Так по радио мы услышали и «Клятву» А.А. Ахматовой:

29

И та, что сегодня прощается с милым, -

Пусть боль свою в силу она переплавит.

Мы детям клянемся, клянемся могилам,

Что нас покориться никто не заставит!19

И прозвучавшие слова «Мы детям клянемся…», принимали как клятву, адресованную

нам непосредственно. Стихи Ахматовой печатались не только в центральных, но и фрон-

товых газетах, и никогда не были пресловутой «пропагандой». Слова поэтессы проникну-

ты такими чувствами правды, достоверности, искренности, что вера в них была абсолют-

ной. Они были выше и сильнее любой пропаганды! Стихотворение «Мужество», напи-

санное в самый тяжелый год войны, 1942-ой, год наших потерь и отступлений, взывало к

чувству долга и ответственности за спасение Родины и родного русского языка всех, кто

воевал за них. Ведь без родного языка и родина немыслима:

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах.

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь.

Не горько остаться без крова, -

Но мы сохраним тебя русская речь.

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,

И внукам дадим и от плена спасем

Навеки!20

Мы знали наизусть стихотворения Константина Симонова «Ты, помнишь, Алеша, дороги

Смоленщины» «Майор привез мальчишку на лафете», «Песня фронтового корреспонден-

та», «Жди меня», стихи Александра Твардовского, особое чувство вызывало смертельно-

горькое «Я убит подо Ржевом», читали стихи Алексея Суркова и Михаила Исаковского.

Стихотворение К. Симонова «Майор привез мальчишку на лафете» читали со сцены осо-

бенно часто, да мы почти все знали его наизусть. Нас трогала история «седого мальчиш-

ки»:

19 Анна Ахматова Стихотворения в 2х томах. М.: Художественная литература – 1950. С.204 20 Там же- с. 205.

30

Майор привез мальчишку на лафете.

Погибла мать. Он не простился с ней.

За десять лет на том и этом свете

Ему зачтутся эти десять дней.

Его везли из крепости, из Бреста.

Был исцарапан пулями лафет.

Отцу казалось, что надежней места

Отныне в мире для ребенка нет.

Отец был ранен, и разбита пушка,

Привязанный к щиту, чтоб не упал,

Прижав к груди заснувшую игрушку,

Седой мальчишка на лафете спал.

Мы шли ему навстречу из России.

Проснувшись, он махал войскам рукой…

Ты говоришь, что есть еще другие,

Что я там был, и мне пора домой…

Ты это горе знаешь понаслышке,

А нам оно оборвало сердца.

Кто раз увидел этого мальчишку,

Домой прийти не сможет до конца.

Я должен видеть этими глазами,

Которыми я плакал, там, в пыли.

Как тот мальчишка возвратится с нами

И поцелует горсть своей земли.

31

За все, чем мы с тобою дорожили,

Призвал нас к бою воинский закон.

Теперь мой дом не там, где прежде жили,

А там, где отнят у мальчишки он.

Прозу, рассказы и очерки мы из газет вырезали и наклеивали на картон. Так у нас появи-

лись целые «книги», собранные из фронтовых очерков и рассказов. Собираясь в группах,

мы читали вслух многие опубликованные в газетах произведения. Так до нас дошли

рассказы: «Наука ненависти» Михаила Шолохова, «Родина», «Что мы защищаем» и

«Русский характер» Алексея Толстого, а также статьи Эренбурга, главы поэмы «Василий

Теркин» .

Но заниматься чтением мы могли лишь в отводимое свободное время, после уроков, вы-

полнения домашних заданий и занятий в кружках, уборки помещений, мытья полов и за-

готовки дров для печей. Ведь центрального отопления не было. Кроме того, надо было

выполнять школьные задания.

Мы учимся…

Я училась в 4 классе, когда меня в ноябре 1942 года привезли в детский дом. Уже закан-

чивалась первая четверть. Группа, в которую направляли всех вновь прибывших детей,

называлась «сборная группа» или по-нашему «сборняга». В ней кого только не было! И

дети из детских приёмников, и « отловленные» уличные бродяги, и «сыновья полков», и

дети, воевавшие в партизанских отрядах Белоруссии, дети, ставшие сиротами после гибе-

ли отцов на войне и смерти матерей. Конечно, все прибывающие в детский дом ребята

были психологически травмированы из-за потери родных и страха смерти, которые они

пережили. Но самыми «переродившимися» были подростки, которые оказались на фрон-

те или воевали в партизанских отрядах, держали в руках оружие. Это было видно уже по

их реакциям на самые, казалось, безобидные ситуации: им нельзя было возразить или

хуже того – их критиковать. Особенно выделялся среди детей – мальчик - партизан из Бе-

лоруссии. У него, видимо, сохранилось спрятанное холодное оружие (нож), и он за него

хватался и бросался на «обидчика», пока взрослые не отобрали его. И вот таких детей, с

разными судьбами, характерами, надо было не только накормить и напоить, но и создать

для них ситуацию защищенности, вернуть им веру в добро и справедливость и залечить

свежие душевные раны. И, как видим, воспитателям и работникам детского дома это уда-

валось, благодаря правильно выбранному пути «лечения душ» с помощью искусства и

такой организации работы, когда времени на размышления о своей «несчастной доле» у

ребят не оставалось.

Здание, в котором поместили сборную группу, находилось на отшибе, за конным двором,

среди домов местных жителей. Мы были свободны, меньше опекаемы и с трудом привы-

кали к «казенному житью» и его порядкам.

32

Детский дом имел собственную семилетнюю школу. Это было двухэтажное здание. Зани-

мались в 2 смены. Классы были переполнены. Преподавали в это время замечательные

учителя, местные профессионалы и эвакуированные ленинградцы. Хорошо помню то-

гдашнюю мою учительницу. Она была вывезена из Ленинграда уже во время блокады.

Видимо, переболела тифом, так как волосы на её голове были полностью острижены под

машинку. Конечно, я не помню сейчас, что мы тогда изучали, но помню, как почти каждый

день на последнем уроке она рассказывала нам интересные книги. Именно рассказывала,

а не читала. С ее слов я узнала многие произведения, которые потом брала в библиотеке.

Учителя детдомовской школы

Она и заронила во мне интерес к книгам и страсть к чтению. Потом, когда в старших клас-

сах я стану воспитательницей, то буду рассказами, как эта учительница (к сожалению, не

помню ее имени) усмирять, успокаивать моих подопечных в спальне перед сном. Приго-

дился мне этот опыт и в моей будущей профессии. Конечно, и на её уроках ребята-

непоседы и «бунтари» из сборной группы мешали ей, но она всегда спокойно реагирова-

ла на все проделки. Особенно отличался мальчик по фамилии Пчелинцев, нервный и не-

уравновешенный. Имени тоже не помню, так как тогда учеников называли только по фа-

милиям, и в детском доме так же редко по имени. Так вот: что бы ни делал Пчелинцев -

ему всё прощалось. Говорили, что он был похож на её погибшего сына…

В средних классах тоже было немало добрых (что нами особенно ценилось!), хорошо об-

разованных и справедливых учителей. Интересно вела уроки учительница биологии с не-

обычной фамилией – Литяга. Она сопровождала свой рассказ опытами, экспонатами из

коллекций растений, статьями из атласов. Но проработала недолго. Мы спрашивали, где

она, но нам ничего определенного не говорили. Потом пошли слухи, что, якобы, она в

оккупации служила у немцев. В это было трудно поверить, ведь многие ребята из репрес-

сированных семей знали, как фабриковались обвинения. Впрочем, утверждать, что учи-

тельница пострадали невинно, никто бы из нас не взялся: ведь бывало и такое, что люди

становились предателями по разным причинам.

33

Помню учительницу географии Марию Александровну. Она не только интересно расска-

зывала, но постоянно обращалась к карте и требовала, чтобы мы ориентировались в

нахождении материков, морей, рек и стран и запоминали их названия. Названия рек и

морей звучали как стихи. Сейчас могу повторить, в карту не глядя: Белое море, Карское

море, море Лаптевых, Восточно-Сибирское море... Или: реки - Лена, Индигирка, Колы-

ма… Зея, Бурея, Уссури… Но не только этим мне запомнилась Мария Александровна. Я

уже говорила, что времени на чтение книг было очень мало. Читать приходилось урывка-

ми. Поэтому я пристрастилась читать «под партой», на уроках. Когда не было письменных

работ, когда ученики отвечали устно, я читала очередной роман. Но ухо держала востро,

стараясь не пропустить момент, когда начинал говорить учитель. Иногда так увлекалась,

что забывала обо всем. Как-то на уроке географии я читала заключительную сцену романа

Этель Войнич «Овод , ту, в которой главного героя - Артура приводят на расстрел, но сол-

даты стрелять в него не решаются, и он сам дает им команду его расстрелять… Я так пе-

реживала, что слезы полились из глаз, и не заметила, что учительница уже давно стоит у

моей парты, и когда я заплакала, она положила руку ко мне на плечо и проговорила: «Рая,

успокойся и закрой книгу». Она была понимающим детей человеком, сочувствовала нам

и не устраивала проработок. Тем более, что географию я любила и знала хорошо. Но не

всегда моё увлечение чтением на уроках просто так сходило с рук. Однажды оно чуть не

сломало мою судьбу в самом прямом смысле.

Это случилось, когда я училась в 7 классе. В то время наши любимые учителя после окон-

чания войны вернулись на родину, в Ленинград, Москву, на Запад. Учителей не хватало. В

школе появилось много новых случайных людей, непрофессионалов. Так, в один год фи-

зику преподавал студент, не закончивший курса. Он всегда волновался и постоянно по-

вторял слово «так». Вместо того, чтобы слушать его сбивчивые объяснения, мы считали,

сколько раз от повторит «так» и прозвали учителя «30 так». В средней школе физику нам

преподавал А. В. Фрюауф. Его биография тоже знаменательна для того времени. Он был

профессор-репатриант. Вернулся на родину из Китая. Его, конечно, направили куда по-

дальше – в Верхотурье. В школе он никогда не работал. Но он был нам интересен. Кроме

физики, он преподавал астрономию. Раздобыл телескоп, и по вечерам мы смотрели на

звезды и изучали созвездия. Но самым невероятным для нас были его рассказы о теле-

визоре. Именно от него мы впервые услышали о их существовании . Когда он нас убеж-

дал в том, что можно с помощью этого «аппарата» увидеть, что происходит, например, в

Москве, более того, что можно смотреть и слушать концерт из любой точки страны, мы

ему не верили и не представляли, как это возможно, хотя он и пытался нам объяснить

этот феномен физическими законами. Интерес, который он в нас разбудил, был стиму-

лом к тому, чтобы как можно больше узнать об открытиях в области физики. Интерес как

побудительную силу тяги к знаниям, я учитывала в своей дальнейшей работе в школе и

казнила себя за то, что не всегда была послушна, особенно читая «под партой», за что

была строго наказана. Расскажу, как это случилось?

Химию в это время преподавала пожилая, уже уставшая от жизни учительница, очень

нервная. Я тогда была старостой класса. И надо же было, чтоб именно на уроке химии я

34

опять отвлеклась, читая очередной роман. И все прошло бы незамеченным, если бы не

Сережка Г. : он вечно следил за мной и пытался привлечь мое внимание к себе. На этот

раз, заметив, что я поглощена чтением, решил меня «встряхнуть» и бросил в мою сторону

какой-то растрепанный сверток. Я, очнувшись, воскликнула: «Птица Рух летит!» (вспомнив

про птицу огромных размеров). Этим я сразу привлекла внимание учительницы, и она

сразу же вызвала меня к доске, на которой были написаны химические формулы. Я, ко-

нечно, не знала, для чего предназначены эти формулы, но как «прилежная ученица»,

стерла их, чтобы приготовить доску для моего задания. Оказалось, что я должна была

продолжить решение задачи, начатое моим одноклассником.

Как возмутилась, и по праву, учительница. Как закричала, неожиданно выбежала из клас-

са и через несколько минут вернулась с директором школы. Меня отправили с уроков, а

после уроков собрался педсовет, который постановил исключить меня из школы на 3 дня.

Это было уж не такое строгое наказание. Но в детском доме меня ожидало непредви-

денное!..

После войны у нас стали часто меняться не только воспитатели, учителя, но и директора.

В это время нами правил вернувшийся с фронта контуженый офицер с не совсем адекват-

ными реакциями на наше поведение. Он не имел никакого представления о воспитании

детдомовских детей, воспринимал их как солдат. Все чрезвычайные происшествия рас-

сматривались у нас на «линейках». Когда из школы пришло сообщение о моем исключе-

нии, тут же собрали линейку. Нас выстроили в коридоре. Директор уже заготовил свой

приказ и прочитал его: «За нарушение дисциплины в школе, за срыв урока отчислить из

детского дома Зуеву Раису и отправить работать на кирпичный завод». Я стояла - ни жива,

ни мертва.

Но, к счастью, у нас тогда еще сохранились «макаренковские» структуры управления -

существовал Детский Совет с правом решающего голоса. Своеобразная демократия. Я

тоже была членом Детского Совета, но в этот раз меня на заседание не пригласили. При-

каз директора о моем отчислении Детским Советом был отменен. Вот если бы он реали-

зовался, можно себе представить, как сложилась бы моя дальнейшая жизнь. Мне было 13

лет, ни родных, ни дома, ни семьи. И работа на кирпичном заводе, где все делалось вруч-

ную. Мы были там однажды на экскурсии и видели, как понурые лошади ходили но кругу

и вращали емкость, в которой разминалась глина для кирпичей.

Конечно, в детском доме детей наказывали. Каких-то «правил» для наказаний я не помню

или я о них не знала, пока это меня не коснулось. Расскажу еще об одном таком случае.

После школьных уроков нами занимались воспитатели. Уроки мы выполняли в рабочих

комнатах. Воспитатели следили за их выполнением. В 5-ом классе меня из сборной пере-

вели в обычную группу. Эта группа жила в отдельном двухэтажном деревянном доме с

сенями. На первом этаже находилась бывшая кухня с большой русской печью, затем

большая рабочая комната, где стояли столы для занятий и стулья. За каждым столом си-

дело 4-е человека, и один из них назначался «ответственным» за выполнение заданий

остальными. Когда все четверо выполнят домашнее задания, ответственный должен был

35

сообщить об этом воспитателю. После чего мы могли быть свободными и заняться други-

ми делами. Я была ответственной, как одна из лучших учениц, но с характером непокор-

ным и свободным. Одной из воспитательниц в группе была очень строгая и несправедли-

вая из местных, по имени Анна Федоровна. Она постоянно придумывала изощренные

наказания для непослушных детей. Как-то раз она подошла к нашему столу и спросила,

все ли выполнили задание. Я ответила, но, как ей показалось, неясно и неучтиво. Тогда

она вывела меня из группы на кухню, прислонила к печной стенке и несколько раз ле-

гонько ударила головой о кирпичи, приговаривая: «Научись разговаривать со старшими

и не ворчи!». Никогда в жизни – ни до, ни после – никто не задевал меня и пальцем, и

сама я ни разу ни на кого не подняла руку, хотя работала с 14 лет с самыми трудными и

неуправляемыми детьми, которых мне даже специально собирали в летние студенческие

каникулы. Но до сих пор, когда я вспоминаю о детстве, я не могу забыть не боль от ударов

о печку, а унижение, незащищенность и бессилие, которое тогда испытала.

К слову сказать, что Анне Федоровне однажды тоже пришлось пережить настоящий страх.

Видимо, сработал «закон бумеранга» или, как говорят: «Бог наказал». Любимым в ее ар-

сенале было даже не страшное, но унизительное наказание. Провинившегося ребенка

она уводила на 2-ай этаж, в спальню, раздевала догола и клала в кровать, а одежду уно-

сила с собой. Поэтому никуда уйти наказанный не мог и вынужден был лежать часами в

постели. Это невыносимо, особенно для подростка. Но однажды случилось непредвиден-

ное. У нас в группе была и в самом деле непослушная девочка – Маня Ч. Её часто наказы-

вали таким образом. И вот, в очередной раз, Анна Федоровна раздела Маню и ушла,

оставив голую девочку лежать в постели. Через пару часов она решила «пленницу» выпу-

стить. Поднялась в спальню, а кровать Мани пуста. Где она? Что случилось? Ведь без

одежды никуда невозможно уйти! А что, если случится что-то серьезное – самоубийство

или побег – будешь отвечать по всей строгости закона за «государственного ребенка».

Анна Федоровна заволновалась. Собрала нас всех и заставила обшарить все углы в доме.

Но поиски были тщетны, Маня как в землю провалилась. Наконец кто-то догадался загля-

нуть на чердак, куда вела лестница как раз из этой спальни; залез туда, но не сразу заме-

тил, что за чердачной балкой, завернувшись в простыню, мирно спала наша Маня. С тех

пор это наказание не применялось, и Анна Федоровна «подобрела». Таких бессердечных

воспитателей, как Анна Федоровна, я больше не припомню.

Но вспоминается еще один чрезвычайный случай. Мальчик из 6 класса «сбежал», как

это иногда случалось. Когда его нашли и вернули в детский дом, его воспитательница

наказала: отстегала ремнем для острастки. Ее отстранили от работы, передали дело в суд,

суд приговорил к условному сроку с решением о запрете дальнейшей работы с детьми. И

просто так, безнаказанно, расправиться с воспитанником тогда, по крайней мере , в

нашем детском доме, было невозможно.

Многие воспитатели, однако, работавшие в детском доме со времени основания были

интеллигентными, образованными людьми, либеральными в отношениях с нами. Их ря-

ды во время войны пополнили эвакуированные из Ленинграда, Москвы и других запад-

ных территорий педагоги. Среди всех выделялся Александр Александрович Александров.

36

Пришел он к нам, когда я в 6-ом классе попала в группу, в которой большинство детей

было из Украины. Мы жили в «барже» напротив школы, тоже не на основной территории.

Александр Александрович дал нам полную свободу. Мы могли в любое время уйти из

группы по своим делам, играть на улице, а осенью «совершать набеги» на поля гороха за

городом. Необычную картину представляла рабочая комната во время выполнения до-

машних заданий: никаких определенных для каждого мест, никаких «ответственных»-

каждый отвечал за себя и занимался своим предметом. Кто сидел за столом, кто ходил по

комнате, держа в руках учебник. Все читали или повторяли заучиваемое вслух. В одном

углу слышалось: «Волга берет начало на Валдайской возвышенности…», в другом - «в

Англии возникли шерстяные мануфактуры…». Помню, как я учила немецкий. Ходила взад

и вперед и повторяла: «durcheinander – вперемешку; «gratulieren –поздравлять…» и т.д. В

комнате стоял невообразимый шум. Но на него никто не обращал внимания. Интересно,

что при этом мы ухитрялись все понимать, запоминать и получать в школе неплохие от-

метки. Именно с этих пор я научилась сосредоточиваться в любых условиях, если мне

нужно работать, читать, писать, а стихи, тогда выученные, помню и сегодня. Споры и ссо-

ры тоже легко гасились воспитателем. Когда он слышал, например, как в пылу спора де-

вочки называли друг друга: «Воображала!». Он, спокойно, обращаясь к спорящим, произ-

носил: «Воображайте, Кубрикова, воображайте, Прокуратова! (он всегда обращался к нам

на «Вы»). Это прекрасная вещь – воображение, хуже, если его нет» . И спор угасал. Не

только Кубрикова и Прокуратова, но и все мы задумывались, почему «воображение»

воспитатель хвалил.

Единственное, что было обязательным и желательным для всех нас – это вечерние по-

следние известия по радио. Тогда в комнате стояла полная тишина. Война шла уже на

территории Европы и близилась к концу. Наша армия была почти у стен Берлина. И мы

втайне надеялись, что отцы вернутся: ведь бывали случаи, что похоронку получали, а че-

ловек оказывался жив… Мысль, что папа не убит, и вернется часто приходила мне в голо-

ву. Но чуда не произошло.

Наконец наступил он – «этот День Победы со слезами на глазах» (точнее и не сказать!). И

весть о конце войны принес нам любимый Александр Александрович. Как-то утром он не

вошел, а вбежал в спальню и громко, радостно произнес: «Вставайте, девочки, скорей.

Сегодня я разрешаю вам ходить на головах! - Война закончилась!». Мы попрыгали с по-

стелей, закружились, закричали. Сколько было радости, смеха и слез… Неописуемое со-

стояние. В этот день в Верхотурье шел дождь, но никто не обращал на него внимания. Мы

побежали в клуб, там уже собрались ребята и воспитатели. Что там было - не помню.

Помню только возбуждение, радость, веселье. Хотелось петь и плясать, и мы это делали,

но неорганизованно, хаотично, как Бог на душу положит. Незабываемый День!

« Наш народ и наша страна дорого заплатили за победу». От частого употребления это

высказывание стало общим местом. Настоящее осознание цены Победы приходит в каж-

дый дом, когда ждешь, а с войны твои родные и близкие не возвращаются, и никогда не

вернутся… Но они погибли не зря: именно многонациональная армия нашей великой

37

страны при содействии союзников победила самое страшное порождение человечества

– фашизм!

В 1945 году, после Победы, Михаил Исаковский написал стихотворение «Враги сожгли

родную хату» и в 1946 году оно было опубликовано в журнале «Знамя:

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда ж теперь идти солдату,

Кому нести печаль свою.

Пошел солдат, в глубоком горе,

На перекресток двух дорог,

Нашел солдат в широком поле

Травой заросший бугорок…

Стоит солдат, и словно комья

Застряли в горле у него,

Сказал солдат:

«Встречай, Прасковья,

Героя, мужа своего.

Готовь для гостя угощенье,

Накрой в избе широкий стол,

Свой день , свой праздник возвращенья.

К тебе я праздновать пришел».

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал.

И только теплый летний вечер

Траву могильную качал.

Вздохнул солдат, ремень поправил,

Раскрыл мешок походный свой,

Бутылку горькую поставил

На серый камень гробовой.

«Не осуждай меня, Прасковья,

Что я пришел к тебе такой,

Хотел я выпить за здоровье,

А должен пить за упокой.

Сойдутся вновь друзья, подружки,

Но не сойтись вовеки нам».

И пил солдат из медной кружки

Вино с печалью пополам

Он пил солдат, слуга народа,

И с болью в сердце говорил:

«Я шел к тебе четыре года

Я три державы покорил».

38

Хмелел солдат, слеза катилась,

Слеза несбывшихся надежд.

И на груди его светилась

Медаль за город Будапешт.

Стихотворение стало настоящей краткой «энциклопедией» прошедшей войны, её невос-

полнимых утрат и нечеловечески трудных побед, без ложного пафоса и фанфар. Поистине

солдатским, народным. Оно проникнуто таким чувством настоящей боли и утраты, что,

можно сказать, вобрало в себя всенародную, фронта и тыла, трагедию. Исаковский – этот

полуслепой поэт сумел вглядеться сердцем в душу простого солдата, нашел точные слова

для передачи его смятенного, безысходного состояния, что, кажется: именно он, солдат,

их и сочинил. Прочитаем еще раз хотя бы последнюю строфу и представим его фронто-

вую судьбу : « Я шел к тебе…». «Шел…» - значит, он пехотинец – самая трудная солдатская

доля - идти по любым дорогам и бездорожью и нести на себе, кроме оружия, «мешок

походный», в котором вся его экипировка, ходить с ним в атаку и стрелять, рыть окопы и

если повезет в них отоспаться. «Шел четыре года» - значит, что он воевал с самого начала

войны. А награда - «медаль за город Будапешт»- свидетельствует, что прошел он Венгрию

не туристом, а освобождал ее столицу. Остался, к счастью, жив. Но сколько таких солдат

полегло при освобождении и этого города!.. Битва за Будапешт была одной из самых

кровавых за время войны.

Будапешт- столица - Венгрии стоит на берегах Дуная – красивейший отстроенный после

войны город. В центре его – Площадь Героев венгерской истории, но и нашим освободи-

телям города оказана в нем честь. В городе расположилось огромное кладбище наших

павших при его освобождении солдат и офицеров. На могилах – таблички с фамилиями.

Лет 30 назад, еще до распада СССР, во время круиза по Дунаю мы с группой туристов

остановились в Будапеште, посетили и это кладбище, осмотрели могилы. Судя по фами-

лиям, здесь захоронены погибшие всех национальностей бывшего Советского Союза и

всех возрастов. Герой стихотворения Исаковского остался жив, но беда настигла его на

родине …21

И такая судьба была у многих детдомовцев, беженцев и эвакуированных, у которых по-

гибли родные, а дома были сожжены. И еще хочу заметить, мы, знавшие из похоронок о

гибели отцов, в эти скорбные сообщения не верили. И очень надеялись, что они все-таки

живы и вернутся.

И сегодня нам покажется диким и странным, что это стихотворение, ставшее песней (му-

зыку написал композитор Матвей Блантер), после исполнения на радио, было осуждено

партийной критикой от имени ЦК КПСС в газете «Культура и жизнь»: «За распространение

пессимистических настроений»…». Михаил Исаковский говорил, что редакторам, литера-

турным и музыкальным критикам не в чем было его обвинить, на это они не имели ника-

21 Стихотворение основано на реальной истории. Семья Прасковьи Щегловой, прятавшая раненого советско-го лётчика, была расстреляна фашистами, а их хата сожжена. Из 6 или 5 детей спаслась одна дочь, расска-завшая об этой трагедии.

39

ких оснований, «но многие из них считали, что Победа исключает трагические песни, буд-

то война не принесла народу ужасного горя. Это был какой-то психоз, наваждение…». И

песню перестали исполнять, пока её не вернул в жизни Марк Бернес, спев под бурные

овации публики на большом концерте в 1960 году…

Мемориалы и памятники павшим воинам разбросаны по всей Европе. Я видела такие

памятники, захоронения и кладбища в Болгарии и Венгрии, Чехословакии и Югославии

(еще до их раздела), в Польше и Румынии. Должна заметить, что все кладбища и захоро-

нения наших солдат и офицеров в Европе содержались тогда в самом лучшем состоянии,

по крайней мере, до последнего времени. События в Украине грозят изменить отношение

и к виноватым без вины памятникам. И в Европе, по сообщениям прессы, появилось не-

мало вандалов, оскверняющих их.

Во время поездок мне довелось увидеть и бывшие лагеря смерти. И первым из них был

Саласпилс в Латвии. Нас с мужем повез туда на машине знакомый офицер, полковник,

живший в Риге. Было это в году 1975-76. Лагерь расположен в 17-18 километрах от Риги.

Он именовался фашистами нейтрально и просто: «Расширенная полицейская тюрьма и

лагерь трудового воспитания» как для взрослых, так и детей. Но когда узнаешь о настоя-

щем его предназначении, волосы встают дыбом! Даже не говоря о взрослых, попавших в

лагерь, я больше нигде не слышала, как издевались здесь фашисты - дикари над деть-

ми. Их пригоняли одних и с родителями, насильно от них отрывали. Морили голодом,

заставляли работать до изнеможения. Но самое страшное, что творили здесь с детьми, –

это «медицинские эксперименты»! У детей выпускали кровь для вливания ее раненым

немецким солдатам, впрыскивали различные химические вещества с целью «проверки»

воздействия на организм, травили мышьяком, натравляли на них собак, которые рвали

зубами детские тела, калеча их, забивали до смерти на работе. Здесь были и дети – почти

младенцы, до 5 лет их помещали в отдельный барак, и там они постепенно мучительно

умирали.

Территория мемориала огромна. Надпись на стене: «За этими воротами стонет земля».

Ряд высеченных из камня плоских, вытянутых, грубо стесанных скульптур расположены

по всей территории: «Несломленный», «Мать», «Униженная»…

Солидарность, „Rot Front“, Клятва

Другие лагеря смерти я увижу лет через десять, во время круиза по Дунаю. Мы останови-

лись, в Австрии - в Вене, осмотрели ее достопримечательности: собор Святого Стефана,

40

Шэнбрунн - дворец Габсбургов, Пратер и Венский лес, знаменитую художественную гале-

рею. Мы слушали музыку Иоганна Штрауса на концерте в саду, где сохранилась эстрада,

на которой прежде оркестр исполнял его знаменитые вальсы. Та же традиция сохрани-

лась. Туристы танцуют под эту музыку, и мы - тоже. Совершали поездки в ближайшие

города, были на родине Моцарта в Зальцбурге. Все это оставляет неизгладимое впечат-

ление. Но все эти впечатления «затмила» поездка в лагерь смерти - Маутхаузен…

Там нам показали комнаты, в которых находились газовые печи. Сейчас они пусты, но

рассказ экскурсовода о том, как проводилась «процедура удушения» производит жуткое

впечатление, вызывает оторопь. Конечно, все мы читали и много знаем о газовых каме-

рах - об этом изощренном, техническом изобретении уничтожения людей. Но когда это

видишь и представляешь живых детей, женщин, стариков, пленных солдат и офицеров,

цепочкой бредущих к печам, то начинаешь понимать, что только недочеловеки могли до

такого додуматься… Наша группа туристов поручила моему мужу возложить цветы к

подножью памятника генерал- полковнику - Дмитрию Михайловичу Карбышеву.

Он был узник Маутхаузена и казнен здесь. Впервые я про-

читала о нем еще в начале моей работы в мужской школе,

в повести С.Н. Голубова «Крепости не сдаются», выпущен-

ной Воениздатом в 1954 году. Эта повесть среди мальчиков

была очень популярной. Но, оказавшись на территории

лагеря, я будто впервые услышала рассказ о гибели гене-

рала.

Дмитрий Михайлович попал в плен в начале войны. Под

его руководством строились оборонительные сооружения

на границе. Их часть попала в окружение. Вырываясь из

него, он был контужен и взят в плен. Прошел многие

немецкие концентрационные лагеря. Инженер, специа-

лист в области строительства оборонительных сооружений, проектировавший еще нака-

нуне Первой мировой войны форты Брестской крепости, которая первой приняла удар

гитлеровской армии в июне 1941 года, ученый, доктор наук, генерал представлял для

фашистов очень большой интерес. Они предпринимали несколько попыток убедить его

работать на Германию и обещали за это, как у нас говорят, «златые горы». Последняя та-

кая попытка состоялась именно в Маутхаузене. Широко известен ответ Карбышева: «Мои

убеждения не выпадают вместе с зубами от недостатка витаминов в лагерном рационе. Я

остаюсь верен своему долгу. А он запрещает мне работать на страну, которая находится в

состоянии войны с моей родиной».

И тогда, уже в самом конце войны, его казнили вместе с оставшимися там узниками. Сна-

чала их загнали в душ и стали сверху обливать холодной водой. Люди умирали от разрыва

сердца. Потом тех, кто еще был жив, заставили раздеться до нижнего белья, выгнали на

улицу, на мороз и стали обливать ледяной водой из брандспойтов до тех пор, пока они не

превращались в ледяные глыбы...

41

Памятник генералу Карбышеву (скульптор В. Цигаль) выполнен из цельной светло-серой

глыбы уральского мрамора, создающего впечатление застывшего льда, воспроизводит

мучительную смерть генерала.

Во всех местах захоронений и мемориалах, которые мне привелось увидеть, есть инфор-

мация о количестве павших в боях при освобождении городов от гитлеровских войск. Но

эти равнодушные цифры сами по себе не вызывают ответной реакции. Но когда ты вду-

маешься и представишь за каждой цифрой людей, «теплых и живых» (по слову Твардов-

ского) до момента гибели, то испытываешь настоящее потрясение.

Такое потрясение я испытала в Берлине. Там несколько памятников и мемориалов совет-

ским воинам. Я их видела не однажды. Но как-то раз внимательно прочитала цифры о

погибших, и была потрясена по-настоящему. Это случилось, когда мы с моей землячкой

гуляли по центру Берлина, у Бранденбургских ворот, и я предложила еще раз пройти к

мемориалу советских воинов. От Бранденбургских ворот до мемориала, возведенного

уже через полгода после окончания войны почти напротив Рейхстага, рукой подать.

Мемориал воинам, павшим при освобождении Берлина

Гигантскую фигуру воина «охраняют» два танка Т-34, каждый второй из которых выпус-

кался во время войны на Уралвагонзаводе в Нижнем Тагиле. В их изготовлении принима-

ли участие и наши воспитанники, поступавшие на завод из ремесленного училища № 25, в

которое их направляли из детского дома.

Мы стали рассматривать все подробно. И имена и цифры. На территории мемориала, на

этом «пятачке», захоронено по приблизительным данным 2500 (две с половиной тысячи!)

солдат и офицеров. Потом были в Панкове (район Берлина) – там покоится- 13200, в

Трептов-парке – 5000 наших воинов. Только при штурме Берлина погибло 20000 (два-

дцать тысяч!) человек. И эти цифры не вполне точные. Иные источники называют значи-

тельно больше. А ведь за каждой цифрой – чей-то отец или брат… И таких «берлинов» за

годы войны было сотни.

42

Если говорить о детях, то и дети всех стран, участвовавших

в войне, немецкие в том числе, тоже пострадали, а многие

стали сиротами. Во время этой войны погибло 13 МИЛЛИ-

ОНОВ детей из стран, на территории которых прошла вой-

на. И напоминанием о детях войны на этом трагическом

фоне представляется символическая фигура-памятник

нашему солдату «с девочкой спасенной на руках» в бер-

линском Трептов- парке (скульптор Вучетич).Это, пожалуй,

самый знаменитый памятник, так как часто воспроизво-

дился в печатных изданиях. И история его известна. Я

напомню ее читателю в общих чертах.

Событие, в нем запечатленное, произошло при подготовке к штурму в армии генерала

Василия Чуйкова.22 Он и описал эпизод спасения немецкого ребенка в своих воспомина-

ниях. Перед штурмом наступил полная тишина, и вдруг откуда-то, будто из-под земли,

раздался плач ребенка. Оглядевшись, предположили, что звуки были слышны из-под мо-

ста. Тогда молодой солдат Николай Масалов вызвался проверить, кто там плачет, и, про-

бравшись под мост, увидел убитую женщину-немку и маленькую плачущую девочку

возле нее. Девочка была спасена. Этот мистериозный эпизод войны с реальными прото-

типами и был отлит в скульптуре Вучетича.

Но я забежала далеко вперед в моих воспоминаниях. Нам до победы было еще очень

далеко, а все длилась наша будничная жизнь с ее заботами и трудами. Вот о том, как мы

трудились, я и поведаю в дальнейшем повествовании.

Мы трудимся…

В детском доме было самообслуживание. Дел было великое множество, начиная с за-

правки постелей, мытья полов во всех помещениях, заготовки дров в лесу. Потом их надо

было напилить и наколоть, разжечь огонь в печах. У нас было подсобное хозяйство, и мы

копали землю и сажали картошку и овощи, а потом их убирали, на лошадях и быках сво-

зили в овощехранилище, а весной перебирали их, выбрасывая или отбирая подгнившие

для переработки. Мы дежурили на кухне и в столовой, мыли посуду и накрывали столы.

Поэтому постоянно были в работе. И кто-то должен был нас научить всему этому. В ос-

новном занимались с нами воспитатели и сотрудники. Основные навыки мы получали в

кружках. Их тоже было достаточно. Кружки рукоделия: швейный, вышивальный, вязаль-

ный для девочек. Нас учили не только шить, вязать и вышивать, но и искусно ставить за-

платы на прохудившуюся одежду, да так, что отремонтированная вещь после этого смот-

релась как новая с «художественными дополнениями». Мы штопали носки и чулки, умели

заштопать небольшую дырку на одежде, чтоб было незаметно. Одна из наших наставниц

в этом «ювелирном» деле была, по-видимому, немка из высланных с Поволжья. Она учи-

ла нас, что нитка в иголке не должна быть длинной, а то она запутается, при этом приго-

22 Чуйков В.И. Конец третьего рейха – М.: Советская Россия, 1973

43

варивала по-немецки: «Lange Fädchen – faul Mädchen» (Длинная ниточка – ленивая де-

вочка). Кроме ремонта одежды, мы шили и вышивали кисеты для табака, их в посылках

отправляли на фронт. Кисеты для солдат шили в то время многие женщины, не только мы.

Популярной тогда была шуточная частушка о девушке - неумехе:

Шила милому кисет - вышла рукавица.

Меня милый похвалил: «Вот так «мастерица!»

Мы, конечно, не хотели на нее походить и старались. И еще мы вязали сетки, те, что

прежде, называли «авоськами». Конечно, научиться всему этому было нелегко. Пока

научишься - работу приходилось переделывать не раз. Но зато мы умели многое, что при-

годилось в дальнейшей жизни, после войны очень небогатой. Я занималась в швейном

кружке у Марии Тимофеевны Пуховой. Это была спокойная, неторопливая в движениях

уже немолодая женщина. Она меньше объясняла, чем показывала, как правильно дер-

жать ножницы при крое, как шить на машинке, не натягивая материал, а иначе появятся

складки на изделии и т. д. Она была внимательна и добра. Когда я приезжала в студенче-

ские каникулы работать, то всегда заходила к ней, чтобы посмотреть и еще чему-то по-

учиться, а она так хорошо ко мне относилась, что приехала даже в Нижний Тагил, чтобы

посмотреть, как я там устроилась после окончания института. Вот благодаря таким про-

стым людям мы в жизни не пропали, так как умели многое, и это придавало уверенности.

Мальчики занимались в архитектурном, картонажном, столярных и сапожных кружках,

так что сносившиеся подметки и отставшую подошву на обуви было кому подбить.

Cапожному делу обучал Иван Иванович Корчемкин. Он работал в детском доме на про-

тяжении почти сорока лет и подготовил к жизни не одно поколение умельцев.

Да и табуретку, стул, стол изготовить для них тоже было не проблема. На них же, еще

подростках, ложились все тяжелые физические работы: они носили воду, ездили в лес на

заготовку дров

Мальчики в мастерской

Иногда туда брали и девочек. Я помню, в классе 7-ом тоже была на вырубке. Уральский

лес красив в любое время года: могучие деревья разных пород, особенно кедры, которых

вблизи Верхотурья тогда было много. Некоторым ребятам удавалось съездить на заго-

44

товку кедровых шишек. Но любоваться красотой и богатствами леса было особенно неко-

гда. Она впечатляла нас непроизвольно, и увиденные картины оставалась в памяти на всю

жизнь. И работу по заготовке леса я запомнила именно тогда. С нами в лесу на местах

вырубки были взрослые сотрудники-мужчины. Они выбирали деревья, которые надо

спилить и, держа пилу поперек внизу ствола, начинали пилить. Когда пила пересекала

середину дерева, всем велели отойти подальше, а в конце подпиленное дерево наклоня-

ли в сторону, и оно с треском валилось на землю. Мальчики обрубали ветки, мы их соби-

рали, а потом по очереди распиливали стволы на чурбаны. Их грузили на лошадь и увози-

ли на нашу территорию, распределяя по корпусам и домам. Когда нужно было топить пе-

чи, мальчики не только топорами, но тяжелыми колунами, которые не всем были под си-

лу, кололи чурки на поленья.

Летом ребята из старших групп ездили на покос, заготавливали сено на зиму. Покос нахо-

дился далеко, километров 25-30 от Верхотурья, в деревне, если мне память не изменяет, -

Меркушино. На краю огромной поляны, около леса были построены шалаши. В них мы

спали, подстелив ветки и сено. Руководил нашей работой, а главное – учил держать косу и

правильно делать размах, чтобы трава не скользила, а подкашивалась, Кир Михайлович

Берсенев. Рано утром он громким голосом будил нас, неизменно произнося фразу:

«Вставай, народ, насчет проверки – Берсенев задумал убежать». Фраза казалась необыч-

ной, но ее смысл я поняла много лет спустя. Кир Михайлович, видимо, был из репресси-

рованных, отсидел срок и жил в Верхотурье на поселении. Отсюда и «проверка» и заду-

манный «побег». Он был необычным во всем: высокий, статный, интеллигентный, носил

шляпу и, когда мы встречали его на территории, он, здороваясь первым, приподымал

шляпу, причем даже если ты шел один. И этим он преподавал нам урок вежливости, учти-

вости и уважительности к любому и ребенку – тоже. Такому человеку хотелось подражать.

Деревня, где был покос, было расположена у реки, по берегам которой росли кусты чер-

ной смородины. Ягоды были такие крупные, что походили на виноград, о котором мы

тогда не могли и мечтать. Но смородина была не хуже винограда. Мы собирали ее после

работы в ведра и ели до оскомины на зубах. Работать на вольном воздухе среди красивой

природы, которая еще нас и «подкармливала», было не обременительно. Кир Михайло-

вич часто давал нам передышку. Косить, конечно, было трудно. Я даже поранила косой

ногу. Как память об этом лете, на ноге остался рубец. Но была и работа полегче. Когда

сено подсыхало, мы его сгребали в валки, а потом копнили. Взрослые и мальчики копны

свозили на лошадях в отведенное место и вместе со взрослыми складывали в стога.

О лошадях надо сказать особо. Это был незаменимый транспорт. Никаких машин, кроме

тракторов, мы тогда и не видели. Лошадей содержали на конном дворе. Летом по ночам

их выгоняли на лесные поляны-пастбища. Ребята ездили, как тургеневские мальчики в

рассказе «Бежин луг», в ночное. Мне посчастливилось только раза два побывать в ноч-

ном. Но впечатлений хватило на всю жизнь. Всё необычно: поляна, окруженная лесом,

постепенно наступающие сумерки и прохлада. Мы собираем сучья для костра. А лес ста-

новится зловещим. Кажется, вот-вот кто-то выйдет к нам: зверь, бродяга, или сбежавший

из лагеря заключенный, а лагерей на севере Урала и вокруг Верхотурья были десятки. Но

45

вот мальчики складывают из сучьев костер, поджигают, и все становится иным. Подвига-

емся к костру, протягиваем руки к огню, греемся и начинаем разговаривать, рассказывать,

вспоминать. Чаще всего вспоминалась жизнь до войны, родные места и родители, у кого

они были… Лошади ходили поблизости в «путах», чтоб не ушли далеко.

Лично у меня с лошадьми связана одна весьма неприятная история, которая чуть не за-

кончилась трагически. После войны, как я уже говорила, многое изменилось. Менялись

директора и воспитатели. Я сама была в 8 классе «воспитателем» в своей группе. Просто

их не хватало, и мне поручили быть в группе за старшую. С войны вернулись не только

немногие оставшиеся в живых солдаты, но и техника, обозные и кавалерийские лошади.

Новому директору, сменившему контуженого офицера, подарили коня, которого звали

«Партизан». Партизана запрягли в бричку, и директор на ней повсюду разъезжал. Парти-

зан был конь норовистый, прошел войну, но считался уже вполне мирным. Мое един-

ственное «общение» с лошадьми было в ночном и в качестве пассажира в дороге на по-

кос. И вот однажды иду я мимо конторы (так называлось административное здание), а

директор как раз откуда- то приехал на Партизане. Увидел меня и говорит: «Рая, у меня

нет времени. Отведи Партизана на конный двор». Надо сказать, что конный двор нахо-

дился на берегу реки Туры, над самым обрывом. Недолго думая, я села в бричку. Но не

успела взять вожжи в руки, как Партизан рванул с места и понесся галопом. Директор ис-

пугался и побежал за нами. Партизан был уже на самом краю обрыва, но тут он почуял

конный двор и резко повернул к нему. Я пулей вылетела из брички и приземлилась на

камнях обрыва, ободрав колени и ребра. Но, к счастью, переломов не оказалось. Дирек-

тор подбежал ко мне ни жив ни мертв, и только произнес: «Рая, ты жива?» А ведь конец

мог быть и более драматический, если бы я ударилась о камни головой. Как говорится:

«Бог хранит!» И это не однажды…

Вернусь к нашим повседневным обязанностям. Как я уже говорила, что в детском доме

было полное самообслуживание. Убирали помещения, рабочие комнаты, спальни и ко-

ридоры мы по очереди. В каждой группе составлялся график дежурств. Полы были не-

крашеные, их надо было не только мыть, но и скоблить скребком до желтого цвета.

Скребки, которые представляли собой стальную пластину трапециевидной формы, заост-

ренную внизу и загнутую в трубку вверху, нынче отжили свой век. Полы теперь или кра-

сят, кладут паркет или покрывают другими материалами. А нам приходилось напрягать

все свои силенки, чтоб отскрести пол до блеска. Для работ, мытья и приготовления пищи

нужно было много воды. Водопровода в помещениях не было, он был построен уже по-

сле войны. Воду черпал из Туры в бочки, ставил их на телегу и развозил на лошади по

всем строениям наш водовоз Карлуша, довольно молодой человек из немцев- пересе-

ленцев из города Саратова, но, как называли таких на Руси – убогий, умственно не совсем

полноценный. Но характеру он был добрый, безобидный и безотказный. Мы его любили,

хотя звали «Папа Карло», конечно. Как и все, он был вечно голодный. Когда он наполнял

водой все бочки на кухне и в столовой, повара собирали ему в одно ведро остатки еды.

Карлуша устраивался на ступеньке лесенки у столовой и прямо из ведра начинал есть.

Мы его спрашивали: «Ну, как, Карлуша? Вкусно?». Он произносил слова и звуки плохо,

46

невнятно, вместо «ш» - «с», но всегда отвечал: «Нисего, нисего. Лись бы киску набить…».

Вот это выражение у нас стало крылатым. Мы не думали о разносолах, а думали, «лишь

бы кишку набить», и промышляли, кто и чем мог: крапива и кислица, «кашка» и «калачи-

ки» (с мальвы), почки и пестики с деревьев и весь «подножный корм»…

Раз уж речь зашла о еде, расскажу, как было организовано наше питание. Нас кормили 3

раза в день: завтрак, обед и ужин. В столовой одновременно помещались 2-3 группы.

Накрывали столы, убирали и мыли посуду дежурные. Не помню, чтоб с нами питались

воспитатели, у них была своя рабочая столовая, мы там дежурили тоже. Но украинская

группа всегда приглашала их хором: «Сидайтэ з намы исти!» Меню тоже не помню, но,

конечно, разнообразием оно не отличалось. В обед был обязательно суп, иногда - с мя-

сом, и что-то на второе, в ужин - каши, пили мы чай и даже компот. В завтрак нам клали

на хлеб (пайку) кусочек масла или американской колбасы из банок, масло часто заменя-

лось кубиком сала (это была американская помощь). Сало я не переносила и отдавала

соседу, а запах «выковыривала» из драгоценного хлеба. Большим подспорьем в питании

были картошка и овощи с нашего подсобного хозяйства. Часто готовили каши из брюквы

с добавлением манки, морковное и картофельное пюре, щи из капусты. Но мы все равно

были голодными, так как пища была в основном некалорийная, порции небольшие, а мы

росли, и организм требовал «добавки». Но за такое питание мы должны были быть бла-

годарными. Ведь домашние дети в городах и даже в деревнях питались еще хуже. Моя

институтская подруга была деревенская девочка, и она рассказывала, что во время войны

из колхоза весь урожай собирали до последнего колоска, упавшего на землю; отсылали в

города и на фронт, а сами ели лебеду и крапиву, и то, что редко оставалось после сдачи

разверстки. И никакого «трехразового питания!». Мои сестры во время войны обменяли

на муку, картошку и овощи всю папину и мамину одежду…

Наше подсобное хозяйство находилось на «Кликуне», так прозвали скалу над рекой. Она

возвышалась в конце поля. Весной вся покрывалась мелкими разноцветными дикими

гвоздиками, но привлекала нас не только красотой и высотой, но и тем, что когда крик-

нешь громко, эхо откликалось и звучало по всей реке, возвращаясь последними глухими

звуками (отсюда и название – Кликун). Территория Кликуна было довольно просторной.

Самая большая площадь отводилась под картошку, и разных овощей сажали тоже много.

Были и теплицы. Мы делали не всю хозяйственную работу, а только пололи, окучивали и

убирали картошку и овощи. Но даже и здесь, в подсобном хозяйстве, были кружки для

желающих – кружки юннатов (юных натуралистов).

Одним из них руководила бывшая монашка тетя Луша – женщина небольшого роста, су-

хонькая, с лучистыми глазами, очень добрая. Ходила тетя Луша всегда в платочке. Она

знала о растениях буквально все. И умела не только рассказать, но и показать и научить,

как выращивать овощи, ягодные культуры и цветы.

47

Для этого были отведены специальные

экспериментальные участки, на которых

ребята проводили опыты по улучшению

сортов растений, наблюдали и записы-

вали результаты. Ее подопечные были

не только практически подготовлены к

выращиванию овощных, плодово-

ягодных культур, но и обладали опреде-

ленными агротехническими знаниями.

На юннатском участке

Надо сказать, что в то время были популярны мичуринские опыты по скрещиванию рас-

тений и фруктовых деревьев. В учебнике биологии была помещена фотография груши

«Бере зимняя Мичурина». Об улучшении сортов растений и плодов писали и сочиняли

стихи. Мы даже выступали на сцене с композицией на тему «преобразования» природы.

До сих пор помню строфу песни из неё еще и потому, что в ней было «мое» имя:

Говорит ребятам Рая: «Разведу я в тундре сад,

Чтобы зрел, не замерзая в нем кавказский виноград.

Чтобы рос, чтобы рос, абрикос, абрикос,

Не взирая не мороз…».

И эта песня, как ни странно, могла иметь прямое отношение к нашему Кликуну. Эксклю-

зивностью и украшением всей территории Кликуна был яблоневый сад, который весной

расцветал, ветви деревьев покрывались белорозовыми цветами и распространяли

нежнейший аромат.

Как на северном Урале, в суровом климате, когда зимой мороз достигал – 35 -40 граду-

сов, могло появиться такое чудо? Историю его появления и выращивания сохранили в

памяти бывшие воспитанники и сотрудники. Больше всего мы узнали от Никитиной Анны

Ивановны, которая работала в швейной мастерской детского дома. Она с семьей была

выслана с Украины во время коллективизации23. Вот что она рассказала: «30-е годы, 1930-

1933, в Верхотурье со стороны речки Неромки целыми обозами на телегах въезжали

ссыльные переселенцы. Большинство семей было с Украины, с Кубани, Смоленщины.24

Попав в суровые климатические условия, переселенцы больше всего скучали по родным

местам, по своим фруктовым садам, страдали от холода, но руки не опускали. Среди них

были агрономы. Сохранилось имя Петра Петровича с Украины и агронома с Кубани – За-

23 Рассказ записан О.М. Байковой, бывшей воспитанницей 24 На Урал в поселок Ляля, в 10 километрах от Верхотурья, с этими обозами прибыла высланная со Смолен-щины семья Твардовских: мать, отец и братья поэта Александра Твардовского.

48

болоцкого Автонома Родионовича. Был еще один, но его имени никто не помнит. Вот

эти специалисты и решили попробовать выращивать яблоки и груши на Урале. С ними

работали их собственные дети и детдомовцы. Их труды были природой возблагодарены:

яблоневый сад зацвел! Позже были высажены кусты смородины и малины. И хоть эти

кустарники росли в окрестных лесах и по берегам речек, но снять ягоды «со своего сада»

было удобнее, и урожаи были большими, а ягоды крупнее, чем в лесу».

Петр Петрович еще и учил довоенное поколение ребят агрономии. Он тоже, как и тетя

Луша, вел юннатский кружок. Между яблонями были выкопаны грядки, у каждого круж-

ковца – своя . На них они, под руководством агронома, выращивали различные овощи.

После сбора урожая устраивали выставки, а победители отправлялись на областные со-

ревнования юннатов и далее. Автоном Родионович, кроме работы на Кликуне, вместе с

ребятами благоустраивал и территорию детского дома. На ней были разбиты цветники и

газоны. Сюда приходили отдохнуть даже горожане. Настоящий человек, профессионал и

труженик в любых условиях и в любое время найдет применение своим силам и знаниям,

как это доказали раскулаченные переселенцы в Верхотурье. Во время войны территория

детского дома была вся перестроена, площади заняты, и цветников почти не осталось .

К сожалению, я не интересовалась тем, как выращиваются растения и корнеплоды, и ра-

бота на земле меня не привлекала, хотя, конечно, полола грядки, окучивала картошку и

убирала ее вместе с ребятами нашей группы. Но я знала девочек и мальчиков, которые

занимались в кружках юннатов и с жаром рассказывали о своих опытах. Многим это при-

годилось в дальнейшей жизни. Вот моя одноклассница Шура Иванова, активная юннатка,

тоже развела, правда, не в тундре, а в деревне Мурино, на Байкале, где её семья имеет

дачу, настоящий сад, в котором выращивает по правилам «тети Луши» овощи и плодово-

ягодные культуры. Я у неё гостила и наслаждалась не только плодами сада, но и красотой

сибирской природы и величием, спокойствием и необычной притягательностью к себе

Байкала, этого уникального сокровища России. До него от шуриного сада всего 15 минут

ходьбы. Шура- математик, окончила Свердловский педагогический институт. Живет в Ан-

гарске, и не будь у неё знаний, полученных от тети Луши, тяги к земле и природе, разве

развела бы она такую красоту в Сибири!

Я вспоминаю и рассказываю обо всех наших трудовых делах затем, чтобы дать понять,

какие недетские заботы легли на наши плечи. Сегодняшние условия жизни общества со-

всем другие, поэтому применение детского труда в воспитательных учреждениях и на

предприятиях до определенного возраста запрещено. Его использование карается по

закону. Но в военное время все было по-другому. Нам роптать было не на кого. Взрослые

или воевали, или работали на нужды фронта, и мы вносили свою лепту в общее дело. И,

конечно, занимались мы дежурством на кухне и уборкой помещений не каждый день, а

по очереди, по группам. В группах было человек по 30-ть, и групп было немало. Поэтому

говорить, что мы работали до изнеможения, не приходится. Кроме всего прочего, эти

навыки работы и неумение сидеть без дела очень пригодились нам в дальнейшей жизни:

ведь рассчитывать в ней надо было только на себя! И за то, что мы вышли в жизнь не бе-

лоручками, нужно только низко поклониться тем, часто очень простым людям, которые

49

имели желание и терпение работать с подростками, не очень послушными, строптивыми

и обидчивыми в силу своей участи.

Хочу заметить, что трудовое воспитание в детских домах, интернатах и колониях и до

войны существовало со времени послереволюционной разрухи. Принципы трудового

воспитания были разработаны и внедрены Антоном Семеновичем Макаренко.25 В его

воспитательных учреждениях все делалось по-настоящему. Свой опыт работы Макаренко

описал в книгах «Педагогическая поэма», «Флаги на башне» и др. Конечно, сейчас время

другое, техника достигла необыкновенного развития, и не требуются такие усилия и такой

труд, который выполняли колонисты у Макаренко или мы во время войны. Но и сего-

дняшние подростки должны приобщаться к современным формам труда, самостоятель-

ности и необходимым «житейским» умениям. Никакой труд не может унизить человека,

унижает - ничегонеделанье и привычка жить за чужой счет. Работа, которую мы выпол-

няли, трудясь во время войны, было необходимостью. Просто, кроме нас самих, все ра-

боты по самообслуживанию, как я уже сказала, делать было некому.

Но летом мы и отдыхали, ходили в походы, соревновались в спорте и развлекались. Для

этого у нас имелся свой лагерь отдыха «Островки», и мы по сменам жили там. Всех сразу

невозможно было разместить.

Мы отдыхаем …

Наш лагерь «Островки» находился в 6 километрах от Верхотурья в живописном лесном

уголке. В его окрестностях насчитывалось с десяток небольших озер, окруженных разно-

образными деревьями и кустарниками. Там росли и калина, и рябина, и боярышник, и

шиповник, но особенно много черемухи, нашего любимого лакомства. Спелая, ароматная

черемуха свисала гроздьями с веток, мы рвали ее кистями и наслаждались до того, пока

рот, зубы и губы не становились черно-лиловыми, а челюсти не сводило от напряженного

жевания. На озерах росли огромные белые лилии с желто-голубыми прожилками, по ме-

ре роста они превращались в причудливый ковер, закрывающий почти всю поверхность.

На глади озер оставались лишь небольшие «окна» воды, блестевшие на солнце как зер-

кала. Большие стаи уток плавали в озерах, и взрослые даже охотились на них.

Жили мы в небольших корпусах по группам. На территории была столовая, игровые пло-

щадки. Центральная площадь отводилась для утренних и вечерних линеек, на которых

намечались планы на день, а вечером председатели отрядов отчитывались за проделан-

ное. Будил нас горн. Под барабанную дробь на мачту поднимался флаг. На этой же пло-

щади по вечерам играл духовой оркестр, и мы танцевали, играли или просто слушали му-

зыку. Было довольно много свободного времени, мы могли гулять, ходить в лес, но обяза-

тельно ставить воспитателей и вожатых в известность, куда мы идем.

25 К опыту и трудам А.С. Макаренко сегодня, как ко многому, что делалось до перестройки, неоднозначное отношение. Правда, в последние годы, когда возникли проблемы с воспитанием детей в детских домах, приобщением к труду молодежи, особенно к рабочим профессиям, о Макаренко опять вспомнили.

50

Летний лагерь Островки – директор, воспитатели, вожатые и дети

В лагерь мы шли пешком, колонна растягивалась на километр, наверное. Дорога посте-

пенно поднималась в гору. Недалеко от лагеря находилась братская могила с обелиском

времен Гражданской войны. Проходя мимо, мы чувствовали себя неуютно. Ходили всякие

легенды и рассказы о мертвецах, встающих из нее. И вот однажды кто-то из любителей

розыгрышей решил всех напугать. Я точно не знаю, как это случилось, так как мы шли еще

где-то далеко от братских могил. Рассказывают, что «мертвец» в окровавленных одеждах

выскочил из оградки могилы и громко «зарычал». Что тут началось! Первые ряды ребят

повернули назад и с криками понеслись обратно, под гору, сбивая с ног идущих сзади.

Те, ничего не понимая, столбенели и тоже поворачивали. Так продолжалось довольно

долго, пока воспитатели и вожатые не смогли остановить этот «бурный поток».

51

Мы идем на Островки

Когда я училась в старших классах , то работала на «Островках» пионервожатой. Вожатые,

в основном молодежь, тоже устраивали «развлечения» еще рискованнее, чем дети. По-

сле того, как все ребята засыпали, мы собирались у разожженного костра, разговаривали,

танцевали, а когда пламя убавлялось, на спор прыгали через костер. А кто проиграл, дол-

жен быть идти к братским могилам и принести «доказательства». Это мог выдержать не

каждый…

Во время войны кто только не побывал в Верхотурье и его окрестностях. Какие-то группы

людей обустраивались на опушке леса и жили месяцами. Однажды у братских могил рас-

положился цыганский табор. Нам было очень любопытно там побывать, и мы часто при-

ближались к их шалашам, в которых цыгане жили. Потом осмелели и вступили в «обще-

ние». Женщины-цыганки предлагали погадать, но с нас взять было нечего, если б мы да-

же захотели испытать свою судьбу. Зато мы насмотрелись на порядки в таборе. В нем да-

же цыганский барон был. Как-то раз возник конфликт между молодыми цыганками, и

барон прикрикнул на готовых вцепиться друг в друга разгоряченных женщин. Одна из них

гордо повела плечами и, сверкнув огромными «очами», скрылась в шалаше. А еще они

танцевали, звенели монистами при этом, и пели для нас, даже не пытаясь избавиться от

нашего любопытства. Видимо, им было известно, кто мы и откуда, и обижать нас они не

хотели и не собирались.

Во время войны спортом мы занимались мало, только гимнастикой и акробатикой. Спор-

тивные секции открылись уже после войны. Тогда в детском доме и появились волей-

больные и футбольные команды, которые соревновались с городскими командами,

участвовали в областных и других соревнованиях. Но, конечно, нам и раньше хотелось

поиграть в волейбол, мальчикам в футбол; покататься на коньках зимой, а летом - на ве-

лосипеде. Площадки для игр на территории были. Играли мы, кто хотел, как я, в волей-

бол, если где-то добывали мяч, и, конечно, среди мальчишек были и заядлые футболи-

сты, готовые гонять хоть консервную банку!

52

Наша футбольная команда на Островках, 1955

Коньки, видимо, нам кто -то дарил – ведь в Верхотурье работал коньковый завод. В то

время коньки, в основном, изготовлялись без ботинок, а крепко привязывались жгутами

на валенки. Городской каток расчищался на Туре, на нем катались все желающие. Мне

самой очень хотелось научиться кататься на коньках. Тогда мои подопечные пятиклассни-

ки «поставили» меня на коньки и стали учить кататься: сначала на дорожках во дворе, а

потом и на пруду. Я освоила технику катанья уже прилично и стала самостоятельно хо-

дить на каток. Надо сказать, что на расчищенном катке катались не только детдомовцы,

но и домашние, и даже колонисты из тех, кому разрешали свободно выходить в город. В

один прекрасный день я резво каталась, радовалась своим успехам и не заметила, как

сзади ко мне подъехал колонист, толкнул меня, и, когда я упала – срезал ножом мои

коньки, быстро отъехал и скрылся. Я плакала, но некому было меня пожалеть… Я уже

упомянула , что многие колонисты участвовали в конкурсах одновременно с нами. Веро-

ятно, похититель моих коньков увидел меня на концерте, когда я объявляла номера, и

узнал, что я из детского дома. А у колонистов был заключен «негласный договор» - дет-

домовских не обижать. И вот однажды – это было 8-го Марта – мне передают «подарок»

из колонии. И когда я развернула пакет, в нем оказались мои коньки! Я была несказанно

рада. Я рассказала эту историю к тому, чтобы еще раз подтвердить, что нас действительно

жалели, не обижали и стремились помочь в эти тяжелые для всех времена многие доб-

рые люди, даже, как оказалось, и «малолетние преступники».

Общественная работа

Несколько слов необходимо сказать об общественных организациях и общественной ра-

боте в детском доме. Я уже говорила, что собственно пионерской работы: сборов, слетов

и т. д. я не помню. Видимо, еще и потому, что меня в пионеры никто не принимал. До

приезда в детдом – еще было рано, а когда я прибыла туда, никто не поинтересовался,

пионерка ли я. Это само собой разумелось. Но на фотографиях, которые мне прислали

бывшие мои товарищи и друзья, есть ребята в галстуках. Их повязывали, когда шли в шко-

лу. Их носили и вожатые в лагере. В лагере же наши группы назывались отрядами, были

53

председатели отрядов и, кажется, звеньевые. В школе и отмечались революционные

праздники, в которых участвовала пионерская организация.

Наша общественная работа организовывалась по-иному. Вот я называлась пионервожа-

той со времени учебы в 7-ом классе. Мне был поручен один из 5 –х классов. Я приходила

после всех своих занятий в их рабочую комнату. Ребята окружали меня плотным кольцом

и начинали спрашивать обо всем, что их интересовало, просили что-нибудь рассказать

или почитать. Я разрешала их споры, была своеобразным «арбитром». Если кто-то оби-

жал слабого или насмехался над ним, я беседовала с обидчиком отдельно. При этом «за-

ставляла» поставить его самого на место того, кого он обидел, и почувствовать, понравят-

ся ли ему такие насмешки и обиды. Внушала: кто обижает слабого – тот не может считать

себя сильным. Ведь сильные люди предназначены именно для защиты слабых, мень-

ших, калек и беззащитных. Это действовало лучше, чем просто нотации и наказания. У

меня в это время даже появилось желание стать в будущем адвокатом. Но, к счастью,

позже это желание исчезло. И я выбрала профессию, лучше которой, думаю, нет. А уме-

ние понять человека, прежде чем его осудить, мне пригодилось не раз.

У многих пятиклассников были различные увлечения: игры в шашки, в шахматы, рисова-

ние или изготовление разных поделок. Они охотно делились своими достижениями, де-

монстрировали изделия и рисунки и даже дарили мне. Был в этой группе талантливый

мальчик, настоящий художник - Вова Юдин. Конечно, красок, мольберта и прочих «ин-

струментов» для работы у него не было. Он рисовал цветными карандашами на бумаге. В

основном, это были пейзажи, животные и цветы. Мне он дарил свои работы. До послед-

него времени у меня хранился рисунок: на весь лист нарисована на бирюзовом, перехо-

дящем в более светлые голубоватые тона фоне, белая с прожилками лилия, холоднова-

тая, но живая. С ребятами-подростками я продолжала работать и в студенческие канику-

лы. Жила в детском доме, так как ехать мне больше было некуда. За работу меня корми-

ли, а иногда давали и кое-какую одежду. Это была большая помощь в те послевоенные

годы.

В комсомол принимали группой обычно в 7 классе, так как почти всем в это время испол-

нялось 15 лет. Когда пришла очередь для нашей группы, меня в комсомол не приняли: я

оказалась всех младше, мне было только 14. Я плакала, но в райкоме секретарь успокоил,

что примут сразу, как только я достигну 15 лет. Так и случилось. Меня даже избрали чле-

ном городского Пленума комсомола, и я вместе со всеми слушала отчеты сельских рай-

онных организаций об уборке урожая и прочем, о чем я не имела никакого представле-

ния! Но эта «важная» общественная деятельность продолжалось недолго. Объясню – по-

чему. Из чувства ответственности я всегда носила комсомольский билет с собой, а так как

была очень рассеянной «Машей- растеряшей», то билет я потеряла. Мне поставили на

вид и, к моему облегчению, из членов Пленума исключили.

Однако к комсомольскому возрасту большинство ребят во время войны и первые годы

после нее уже трудоустраивались и покидали детский дом. Комсомольская организация

начала работать по- настоящему в 50-е годы. До этого единицы ребят- комсомольцев,

54

которые учились в старших классах, привлекались в работе в городе, были вожатыми в

лагере и занимались шефской работой: они опекали младших. Выбирали «опекунов»

дети сами, кто кому понравится. У меня был подопечный мальчик Боря Силуянов. Он по-

ступил в детский дом из Московского Даниловского детского приемника. До войны их

семья жила в подмосковном Раменском. Матери и отца не стало во время войны. Когда

немцы приближались к Москве, вместе с сестрой они ушли из дома, бродяжничали, про-

сили милостыню, а потом их милиция забрала с улицы и направила в Даниловский мос-

ковский детприемник. А оттуда младшего Борю отправили с группой детей в Верхотурье.

Боря играл на трубе в духовом оркестре, был солистом. После окончания 5 класса посту-

пил с группой наших мальчиков в школу музыкантских воспитанников в Свердловске. По-

сле ее окончания он служил в Москве, в Кремлевском оркестре. Писал мне письма. Из

его писем я узнала о событиях в Кремле после смерти Сталина.

И еще несколько слов о, так называемом – «национальном вопросе», который в наши

дни стоит особенно остро в Украине. В то время, когда мы жили в детском доме, нам да-

же в голову не приходило интересоваться чьей-то национальностью, а ведь у нас жили,

как я уже говорила, дети буквально всех национальностей бывшего Советского Союза.

Нам делить было нечего. Нас объединяла общая судьба, и это было главное.

Можно без конца рассказывать о нашей жизни в детском доме и приводить примеры то-

го, как нас готовили в самостоятельной жизни, но когда-то мы должны покинуть наш

Дом, и эта самостоятельная жизнь должна была начаться.

Мы покидаем наш Дом…

Ленинградцы перед возвращением домой – в Ленинград

55

Первыми покинули наш детский дом ленинградцы. Они уехали почти сразу после снятия

блокады Ленинграда. Остальные ребята оставались до трудоустройства и выпуска из

детского дома.

По существовавшему во время войны закону детей из детских домов трудоустраивали с

14 лет. Однако потребность в рабочих руках была столь велика, что многих ребят, как бы-

ло у нас, отправляли в ремесленные училища уже после 5 класса, то есть в 12-13 лет.

Только редкие счастливцы оканчивали в детском доме 10 классов. Из нашей группы окон-

чили среднюю школу 4 человека, я, в том числе. Поэтому мы учились в средней школе

вместе с домашними. Школа находилась в центре города рядом с Троицким собором.

Внутри собор был разрушен, но сохранилась лестница, ведущая на колокольню. Она была

шаткой и ветхой. Но это не мешало нам, рискуя жизнью, добираться до колокольни и с

невероятной высоты обозревать окрестности. Панорама открывалась захватывающая:

горы, леса, река, бескрайние дали. Адреналина прибавляло ощущение высоты и риска

рухнуть вниз с шаткой лестницы. Троицкий собор, как многие церкви в Верхотурье, сей-

час восстановлен, можно любоваться на его прекрасное внутреннее убранство и росписи,

а на городской площади перед школой появился памятник истории Верхотурья с верхо-

турским гербом.

Но продолжу рассказ о трудоустройстве. Воспитанников, мальчиков и девочек, отправля-

ли в ремесленные училища городов Серова и Краснотурьинска. Но самое большое число

ребят направляли в Нижний Тагил, в ремесленное училище № 25. В училище готовили

кадры рабочих для Уралвагонзавода, на котором выпускались танки Т-34. За время

войны заводом было выпущено 35000 танков. Машины с полигона сразу отправлялись

на фронт. Я уже писала, что два танка Т-34 стоят у Мемориала павшим воинам в Берлине,

как напоминание о том, что именно эти танки, наряду с катюшами и автоматами, стали

мощным оружием, обеспечившим победу нашей стране.

Ветераны завода вспоминают, что во время испытаний готовых к выпуску танков приез-

жала комиссия из Москвы (директором в то время был Юрий Евгеньевич Максарёв,

внедрявший передовые технологии сварки академика Патона, работавшего во время

войны на Уралвагонзаводе). Вот один из эпизодов, рассказанный бывшим рабочим: «Го-

ды войны. В один из дней комиссия прибыла на полигон: предстояло испытать броню Т-

34. Кто-то засомневался в её прочности. Тогда директор завода Ю.Е. Максарёв приказал

зарядить пушку не болванкой, а боевым снарядом, сел в люк и закрыл дверь за со-

бой….»26 Уральская броня оказалась непробиваемой!

Ребят в ремесленное училище № 25 Нижнего Тагила отправляли каждый год. Так как они

были по существу детьми, то еще 2 года бывшие воспитанники находились на государ-

ственном обеспечении. Их кормили в столовой завода и выдавали одежду. На заводе же

проводились теоретические занятия и практика. Обучались на токарей, слесарей- ре-

монтников, фрезеровщиков, электриков.

26 Наш город. Статьи, очерки, стихи: Н. Тагил, 1995.С. 30

56

Наши детдомовцы в ремесленном училище № 25 в Нижнем Тагиле

Многие ребята были маленького роста. Чтобы они могли работать на станках, им под-

ставляли скамеечки под ноги. Была у нас в детском доме очень маленькая девочка - Нина

К. Ее даже прозвали «Кнопка». Так вот она была направлена в училище после 7 класса. И

работала, наряду со всеми, а по окончании училища получила 5 разряд токаря, как и мно-

гие бывшие воспитанники. А это свидетельствует о высокой квалификации.

Жили ребята в общежитии. Для этого было построено большое двухэтажное деревянное

здание. В нем на 2-ом этаже наряду с комнатами, в которых жили ремесленники, нахо-

дился большой зрительный, а на 1-ом – спортивный залы. Так же, как в детском доме,

здесь была организована художественная самодеятельность и спортивные игры. После

работы на заводе занятия спортом и самодеятельность заставляли забыть о скудности

быта и недетских обязанностях. Девочки жили в доме неподалеку, но тренировались и

выступали в самодеятельности вместе с мальчиками в этом просторном здании.

Через несколько лет после окончания войны из детских домов уже не поставляли воспи-

танников на заводы, и в 1953 году общежитие ликвидировали, а в этом здании открыли

мужскую школу №70. По какой-то фатальной случайности, (такой вот оксюморон!), в этом

же году, после окончания института, отказавшись от аспирантуры, я получила направле-

ние на работу учителем литературы именно в школу № 70. Поэтому предысторию этой

обители узнала досконально.

После окончания ремесленного училища ребята оставались работать на заводе по полу-

ченным специальностям с высокими разрядами. Многие из них после войны стали из-

вестными людьми, квалифицированными и заслуженными работниками Уралвагонзаво-

да. Они оканчивали среднюю школу рабочей молодежи или машиностроительный тех-

никум, открытые неподалеку от завода. Некоторые заочно учились в высших учебных за-

57

ведениях. Конечно, проблем было много: получение жилья, устройство быта, создание

семьи. Все это требовало больше усилий, чем просто работа на заводе. Но нужно было

справляться, и они справились. Этому способствовала и привычка не тратить попусту вре-

мя, а действовать, ни на кого не надеясь, становиться на ноги.

Трудоустраивали детдомовских детей и в другие отрасли промышленности. Так, после

окончания 7 класса почти всех девочек из украинской группы направили на трикотажную

фабрику в Ивантеевку .Они тоже жили в общежитии и обучались, а потом работали на

фабрике. Сначала я переписывалась с некоторыми из них, но после моего выхода из дет-

дома постепенно переписка прекратилась.

Восемь девочек из этой группы уезжают в Ивантеевку

В эти же годы все успешно учившиеся могли остаться в детском доме до окончания сред-

ней школы, после чего им открывалась дорога для поступления в институты.

Самая предсказуемая судьба оказалась у ребят, занимавшихся в духовом оркестре. В

Свердловске, на улице Вайнера, дом № 2, в то время находилась школа военных музы-

кантских воспитанников. В эту школу поступали подростки 12-13 лет. Из нашего детского

дома каждый год туда направлялась небольшая группа музыкантов. Однажды мне пору-

чили сопровождать мальчиков, которые должны были пополнить ряды музыкантских

воспитанников - Борю Силуянова, Толю Волынского, Сему Зака, Мишу Крутова, Колю Су-

шина. Поэтому я узнала, как устроено их обучение.

Школа находилась на полном государственном обеспечении. Воспитанников кормили,

одевали в военную форму с отличительными знаками музыкантов и обучали игре на раз-

личных духовых инструментах. После окончания школы ребят распределяли по военным

оркестрам воинских подразделений всех родов войск по всей стране и заграницу. Напри-

мер, мой друг Валентин Шувалов служил в оркестре части, находившейся в пограничной

Кушке, Боря Силуянов, как уже упомянуто, в Кремлевском духовом оркестре в Москве,

58

Коля Шалеев – в Австрии, в Вене, а Вася Мызников – в Германии. И так все выпускники

были устроены и служили в армии музыкантами в оркестрах. А как военные пользовались

всеми формами довольствия и обмундированием.

Студенты-детдомовцы и музыкантские воспитанники

Сидят (слева - направо): Ася Шалимова, Борис Зырянов, Ася Исакова, Рая Зуева, Шура

Иванова. Стоят: Коля Сушин, Сёма Зак, Боря Крутов, Боря Силуяеов, Вася Мызников

Шуру Иванову, Ваню Ковалева, Сережу Григорьева и меня оставили в детском доме окан-

чивать среднюю школу. Это был счастливый случай. Ведь в детском доме после войны

хоть и уменьшилось количество детей, но все равно их было несколько сотен. Шура Ива-

нова поступила в Свердловский педагогический институт на физико-математический фа-

культет, Ваня Ковалев и Сергей Григорьев – в Уральский политехнический институт на фи-

зико-технический факультет.

Сергей - ленинградец, он очень хотел вернуться на родину. Детские

дома из Ленинграда,как я уже писала, вернулись обратно. Но не все

ребята были воспитанниками. Поэтому Сергей смог вернуться на роди-

ну только теперь. Он перевелся из Свердловска в Ленинград и оканчи-

вал институт уже там. Постепенно связь с ним оборвалась. Остались

лишь фотографии.

А меня после экзаменов в 10 классе вызвал к себе директор детского дома и сказал, что

оставляет здесь воспитателем!?

Но надо знать мой характер. Я спокойно выслушала его, не возразив ни слова. Потом по-

шла в контору, где хранились наши личные дела, и сказала, что мне нужен аттестат для

поступления в институт. Никто не знал о разговоре с директором, и мне выдали все необ-

ходимые документы. Сравнив, что в университете надо учиться 5 лет, а в пединституте

только 4 года, я подала документы на историко-филологический факультет Свердловского

59

пединститута, тем более что в послевоенные годы стало заметно, как поредели ряды

профессоров и доцентов, поэтому в университете и в пединституте почти все курсы читали

одни те же преподаватели. Конкурсы в высшие учебные заведения после войны были

большими. Прибавились фронтовики. Помню, на историческом отделении учился сту-

дент, потерявший на фронте руку, и не он один.

На наш факультет конкурс был – 8 человек на место. Я сдала все экзамены в первом пото-

ке успешно, получив за экзамены по всем предметам «отлично», и только один предмет

сдала на «хорошо». Но зачисления еще не было. Тогда я пошла к ректору – профессору

Якову Денисовичу Петрову и попросила дать справку о поступлении в вуз. Он посмотрел

экзаменационный лист, проходной балл у меня был. Но удивился моей просьбе. Тогда

пришлось объяснить мою ситуацию. Я не знала, конечно, что выпускники из детского до-

ма поступали вне конкурса. Ректор вызвал своего секретаря и попросил напечатать справ-

ку о моем зачислении. Когда я вернулась в Верхотурье, директору детского дома ничего

не оставалось, как поздравить меня и отпустить, как говорится, «с Богом».

Мы приехали в Свердловск. Нас поместили в общежитие. В некоторых комнатах поселяли

тогда человек по 30. Домашние получали помощь и посылки из дома, а мы жили на сти-

пендию. Она была очень скоромной, даже повышенная, ее не хватало до конца месяца.

Помню, как-то деньги кончились за 2 дня до стипендии, ходила почти голодная. Когда

получили стипендию, мы с Верой Бахирко (она тоже была воспитанница детдома из го-

рода Талица) купили буханку хлеба и пачку маргарина и съели «в один присест». С тех

пор я маргарин в рот не беру …

Несмотря на скудность питания, я еще умудрялась заниматься спортом. Посещала три

спортивные секции: гимнастическую, конькобежную и волейбольную. Тем более, что на

соревнованиях нам выдавали талоны на обед и плитку шоколада. И так поступали многие

студенты. В Свердловске году в 1951-52 проходили Всесоюзные соревнования по бего-

вым конькам. Главными соперницами были москвичка Мария Исакова и свердловчанка

Римма Жукова. Мы постоянно проводили время на трибунах стадиона «Динамо» и боле-

ли за Жукову, конечно. Но победила более опытная Исакова. В спорте часто трудно пред-

сказать победителя.

Студенческая жизнь, как во все времена, «била ключом». Мы занимались и художе-

ственной самодеятельностью, ходили на концерты и в кино. Особенно любили утренние

сеансы. Билеты на них стоили 10 копеек. Иногда ради нового фильма приходилось

«жертвовать» первой лекцией. Но мы и занимались в спецкурсах по выбору, посещали

научные кружки, дружили со студентами из других вузов. Было принято общаться груп-

пами. К нам на семинары и диспуты приходили студенты из Уральского политехнического

института, а мы – к ним.

Мы влюблялись и ходили на свидания. Но одеваться, идя в театр или на свидание, надо

было соответствующим образом. Вопрос об одежде тогда решался просто: у студентов

было принято в экстренных случаях «одалживать» одежду. Скажем, кому-то надо было

идти на свидание, а не в чем. Тогда одежду для «счастливчика» собирали всем общежи-

60

тием. Например, меня одевали так: кофта «от украинки Веры Бахирко», юбка «от польки

Рузалии Зайнчуковской», модное тогда фигаро «от русской Светланы Уткиной». И когда я

появлялась перед воздыхателем, он говорил восхищенно: «Как ты хорошо выглядишь, ты

похожа на венгерку». А я только посмеивалась в ответ. И так «одевали» многих, не только

детдомовских, но и домашних тоже.

Студентов, способных себя кормить и одевать, после войны было немного, и родители

могли помочь тоже немногим. Всем надо было выживать.

Студенты-детдомовцы: стоит - Ваня Ковалев,

сидят (слева - направо): Борис Зырянов, Ася Шалимова, Рая Зуева, Шура Иванова, 1952 г.

Так по-разному начиналась самостоятельная жизнь воспитанников нашего детского до-

ма. Но как бы то ни было, в самые тяжелые годы для страны государство не бросило де-

тей-сирот на произвол судьбы, кормило и одевало их, обучало и развивало. Самые обыч-

ные простые люди учили нас навыкам, которые необходимы в жизни, согревали своей

добротой и заботой. Все плохое забывается, а доброта, ласка и любовь, так необходимые

детям- «подранкам», - никогда! И мы это не забыли, судя по воспоминаниям, которые

опубликованы в следующей части книги.

61

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

От вас беру воспоминанья,

А сердце оставляю вам…

А.С. Пушкин

«Душа хранит…»

(рассказы о детском доме, жизни и судьбе бывших воспитанников)

Зуева Раиса Дмитриевна (в замужестве – Мадер)

Год рождения – 1932

О моей жизни в детском доме я уже почти все расска-

зала.27 Воспроизведу «пунктиром» основные вехи мо-

ей жизни после выхода из детского дома.

В 1953 году я закончила историко-филологический

факультет Свердловского педагогического института.

После завершения учебы мне предлагали остаться в

аспирантуре, но я предпочла работу в школе и была направлена в Нижний Тагил, в муж-

скую школу № 70. В 1961 году меня и несколько моих коллег перевели в открытую в

Нижнем Тагиле школу с производственным обучением (№35). В 1964 году пригласили

на работу методистом по литературе в городской методкабинет при Нижнетагильском

городском отделе народного образования. Одновременно я вела уроки литературы в

школе № 32 с преподаванием ряда предметов на немецком языке.

Но решила продолжать заниматься наукой и в 1973 году поступила в аспирантуру Инсти-

тута содержания и методов обучения (лаборатория литературы) Академии Педагогиче-

ских Наук СССР. Моя диссертация была одной из первых в бывшем СССР, в которой бы-

ло научно обосновано применение теории ценностей (аксиологии) при эстетических

оценках произведений литературы учащимися, что позволяло им развивать свободный

выбор литературных произведений и собственные вкусы и предпочтения в области ис-

кусства. Диссертация была рекомендована к опубликованию, и в 1979 году в издатель-

стве «Просвещение» в Москве вышла книга «Анализ поэтического текста на уроках лите-

ратуры». С 1975 по 1995 год я работала на кафедре литературы Нижнетагильского госу-

27 . О моей деятельности можно прочитать в электронной энциклопедии « Известные люди Нижнего Таги-

ла», созданной в 2012 году, к 290 – нему юбилею города путем голосования.

62

дарственного педагогического института, сначала старшим преподавателем, а затем по-

лучила ученое звание доцента, а через несколько лет - и профессора. Читала курсы ме-

тодики преподавания литературы, литературы 19 и начала 20 века. 20 лет вела спецкурс

по творчеству А.С. Пушкина. Из участников спецкурса вышло несколько будущих научных

работников.

Пушкина я «приводила» с собой повсюду, где бы ни работала. Так, во время перестройки,

когда создавались школы нового типа: лицеи, гимназии, колледжи, меня пригласили ру-

ководить научной работой учителей литературы в Политехнической гимназии Нижнего

Тагила. Я разрабатывала вместе со словесниками современные научные основы препо-

давания литературы: концепцию литературного образования, стандарт (государственного

стандарта тогда еще не существовало) и другие документы. Но самое главное, что я

предложила в качестве «краеугольного камня» в фундамент нового учебного заведения,

это - творчество и личность Пушкина с его универсальностью и «всемирной отзывчиво-

стью». И идея не потерялась. Больше 20 лет, в октябре, в гимназии проводится «Пушкин-

ская неделя». В ней участвуют все! Ученики, учителя, родители. Какие только формы и

вариации не приобретал этот праздник, но фантазия его организаторов неистощима, как

неистощим источник, из которого они черпают!.. Моей заслуги, кроме предложенной

идеи, нет, но она «проросла» и дала плоды. И даже, находясь заграницей, о Поэте я не

забывала. При подготовке к его юбилею и в юбилейные пушкинские дни я опубликовала

в журналах и альманахах, а также в газетах Германии более двадцати статей о судьбе

Пушкина и его творчестве.

И сейчас, когда я пишу о войне, «детях войны» и погибших ради нашей жизни и спасения

Родины ее солдатах и офицерах, как не обратиться к Поэту, благословлявшему Отечество

и память предков, чтившему больше всего свою родословную и честь:

Два чувства дивно близки нам —

В них обретает сердце пищу —

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

Животворящая святыня! Земля была б без них мертва, Как пустыня… И как алтарь без божества.

Стихотворение не было завершено и при жизни Пушкина не печаталось. Сохранились черновики: варианты отдельных строф и строк. Но и эти строки важны! Об их важности свидетельствует множество попыток восстановить весь текст, вставить в него «подходя-щие» слова.

Пушкин - историк и Пушкин-поэт един в своем отношении к Отечеству: он мог быть недо-волен многим, что происходило в России, и осуждал, но всегда оставался настоящим пат-риотом, он критиковал «озлобленных людей, которые не любят России» и «стоят в оппо-

63

зиции не к правительству, а к отечеству».28 Вот это различие надо хорошо понимать, осо-бенно молодым людям, в наше время изощренной информационной войны. И завершая мое «пушкинское» отступление, обращусь к известному суждению поэта, подтверждаю-щему все сказанное выше: «Гордиться славою своих предков не только нужно, но и должно; не уважать оную есть постыдное малодушие».

О моей семье

Моя мать происходила из зажиточной семьи, была образованной женщиной. После Ок-

тябрьской революции все, что принадлежало её отцу, национализировали, а его выслали.

Мама не могла привыкнуть к условиям новой жизни и часто болела, лежала в больницах,

и я её почти не помню. Только одно воспоминание сохранилось в памяти: мама лежит в

постели, и я – около неё. Она читает мне сказку «Аладдин и волшебная лампа», мне

немножко жутко, но её мелодичный голос и тепло успокаивают и ласкают…

Она рано умерла. Кроме меня, в семье было еще две дочери: старшая Клава и средняя

Галя. Я была самая младшая. Когда отец уходил на фронт, он оставил нас на попечении

старшего брата – Андрея Федоровича – и попросил, чтобы в случае, если его убьют, брат

не забыл его дочерей и позаботился о них. Когда принесли похоронную о гибели папы, я

играла во дворе. Вдруг кто-то из ребят, вбежавший во двор, закричал: «Рая, у тебя отца

убили!»29. Дальше я ничего не помню. Очнулась дома, на кровати. Около меня хлопотали

сёстры. Дядя Андрей выполнил просьбу брата, взял нас к себе. Но вскоре он получил

похоронную с сообщением о том, что погиб на фронте его единственный сын – Григорий,

у которого осталось двое маленьких детей. Таким образом, на плечи дяди Андрея легли

заботы о пятерых несовершеннолетних сиротах.

Клаве было уже почти 16 лет, она закончила 7 классов и поступила работать на эвакуиро-

ванный из Ленинграда завод, а Галю, которой было 14 лет, приняли ученицей в формо-

вочно- литейный цех завода. Жили мы у дяди. Мне было 9 лет. И что было делать со

мной? Я была, мягко сказать, не очень послушная, кроме того – разиня. Потеряла хлебные

карточки всей семьи на месяц. А это катастрофа! Нас прикрепили к столовой, и мы ездили

туда каждый день, там нам выдавали обед. Меня хотела удочерить учительница, но она

была уже немолодая, и дядя ей отказал. Хотели взять к себе родители моей школьной

подруги Маши. Но дядя сказал, что это ненадежно, что чужие люди меня могут обидеть

или сделать девочкой «на побегушках». Поэтому он принял решение оправить меня «в

приют» (детский дом). И какое это было мудрое решение, показала вся моя дальнейшая

жизнь.

Мои сестры жили у дяди до выхода замуж. Уже после войны получили хорошее образо-

вание. Клава работала в отделе того же завода экономистом, а Галя, получив 2 образова-

28 Семен Франк «Пушкин об отношениях между Россией и Европой» в кн. «Пушкин в русской философской критике» М.:Книга,1990,с.459 29 Мой отец погиб при прорыве блокады Ленинграда. Как говорится в похоронной , он был погребен в деревне Дубовик, вблизи Ленинграда. Несколько лет назад наш сын Артур поехал на место гибели своего деда, через военкомат и исполком разыскал место его захоронения, поклонился убитым и сфотографиро-вал обелиск на братской могиле.

64

ния, работала начальником отдела кадров Свердловской товарной железной дороги и

была общественным деятелем. Несколько лет назад сестер не стало.

Беседина Александра Павловна (в замужестве – Федулова)

Год рождения – 1935

Я родом из Курской области. В далекие военные годы я

была малышкой, и представления не имела о том, в ка-

ком знаменитом крае жила моя семья. Только став

взрослой, я узнала, что над нашей землей пролетели

сотни самолетов, прошли через нашу деревню сотни

танков и разрушили все на пути. Лишь много позже я

начала ценить, что мы выжили в этом аду в то кошмар-

ное время, кратко обозначенное фразой: «Битва на Кур-

ской дуге». Эти многозначащие слова для меня не просто слова. Об этом я помню всю

жизнь.

В 1937 году арестовали моего отца. Известно лишь, что, спустя девять лет, он умер в

тюрьме. Других сведений нет. В семье было трое детей: я, сестры Рая и Валя. Наша дерев-

ня Прицепиловка, тонувшая в зелени яблоневых, вишневых, сливовых садов, была срав-

нительно небольшой. Через неё проходила железная дорога.

С начала войны дорогу начали бомбить. И мы оказались под непрерывным обстрелом то

со стороны немцев, то наших. До сих пор перед глазами стоят рвы от снарядов, в памяти –

плач и крики детей и женщин, рев летящих и падающих снарядов, вой самолетов… У нас в

огороде была выкопана глубокая яма, в которой мы прятались, как только начиналась

бомбежка. Приходилось отсиживаться в посадках подсолнечника и кукурузы. Иногда мы

сидели там по несколько дней без еды и воды. Мама, правда, умудрялась что-нибудь

найти - нам поесть, но нас было трое, да еще одного она носила под сердцем…

Ближе к осени немцы сожгли деревню. Торчали только одинокие печные трубы сгорев-

ших изб. Каким- то чудом уцелела часть нашего домика, где можно было укрыться от до-

ждя и холода. Наголодались, натерпелись так, что хватило на всю жизнь. В эти тяжелые

дни у нас появилась еще одна сестричка – Клава.

1943 году мы со старшим сестрами – все трое – заболели дифтерией. Эту страшную бо-

лезнь я смогла перенести, выжила, а сестры не выдержали – умерли. Наверное, многие

мои ровесника помнят послевоенный 1947 год. Тогда пришла страшная засуха, а вместе с

ней – голод. Мы бросили дом в деревне и приехали в Свердловск к маминой сестре,

надеясь, что на Урале жизнь будет полегче. Но наши надежды не оправдались. Страш-

ный голод был и здесь. Голодали в буквальном смысле слова. Собирали на помойках кар-

65

тофельные очистки и все съедобное. Жили вшестером на десяти квадратных метрах. Тес-

нота и нищета. И никакой надежды на лучшее.

Мама боялась, что мы можем заболеть от недоедания, от холода и неустроенности, а она

не сможет нас спасти. У нее не было другой возможности, как отдать нас в детский дом.

Она вынужденно пошла на это во имя нашего спасения. Ей было нелегко. Она сказала

мне: «Шура, ты уже большая. Просто так тебя в детский дом не примут. А если я оставлю

вас на рынке, то вечером при обходе милиция вас обязательно подберет и определит в

детский дом30. Простите меня, доченьки мои, - другого выхода нет». Так и случилось. Нас

с сестрой Клавой забрали. Отвели в детскую комнату. Там мы пробыли три дня. Спали на

одном старом диване. Здесь мы впервые наконец-то досыта наелись хлеба. Потом – при-

емник-распределитель. Из него развезли по детским домам. В документах мы значились

подкидышами. С сестрой нас разлучили на целых 7 лет, пока мы не подросли и не стали

искать друг друга.

Меня отправили в Верхотурский детский дом №1 имени Парижской коммуны. После пе-

режитого детский дом показался просто раем. Чистые большие спальни с аккуратно за-

правленными кроватями, специальные классные комнаты, где мы выполняли домашнее

задание. Кормили 3 раза в день! Но, главное, я пошла в школу! Училась я хорошо, очень

старалась. С воспитателями ладила. Несмотря на строптивый характер, мне многое про-

щалось. Занималась в кружках художественной самодеятельности, особенно увлекалась

пением. Это стало смыслом моего существования.

Запомнились многие учителя и воспитатели, особенно преподаватель истории Илья Ива-

нович Давыдов и его жена, первая моя учительница – Клавдия Дмитриевна. Они часто

звали нас к себе домой, угощали пряниками, карамелью, печеньем. Не забыть воспита-

телей Марию Ивановну Могилянскую, Анну Константиновну Урусову, Идею Павловну

Леонтьеву, учителя физкультуры – Северюхина, руководительницу швейного кружка –

Марию Тимофеевну Пухову, которая научила нас шить. Обо всех вспоминаю с благодар-

ностью.

После окончания 7-го класса меня вместе с другими воспитанниками направили в Нижний

Тагил в ремесленное училище № 25. Там я окончила школу рабочей молодежи. Продол-

жала заниматься пением, серьезно увлекалась спортом. Мне посчастливилось участво-

вать во Всесоюзном параде физкультурников в Москве. До сих пор сохранились в памяти

эти три беззаботных месяца в столице. Почему-то часто вспоминается Лида Зырянова.

Она вместе со мной и другими ребятами была отправлена из детского дома в ремеслен-

ное училище. Мы не были близкими подругами, но я к ней относилась с уважением. Она

походила на мальчишку. На заводе работала на станках, как заправский мужчина. Ходила

30 Во время войны всех детей, подобранных на улице, помещали в детские комнаты милиции и без прово-лочек и проверки направляли в детские приемники и детские дома. Любой ребенок или подросток, обра-тившийся хоть в какой государственный орган, был также баз всяких бюрократических препон направлен в детское учреждение. Это спасло жизнь сотням и тысячам детей

66

с огромным гаечным ключом, который весил около 30-ти килограмм. Обслуживала 6-7

станков. Откуда у молоденькой девчонки брались такие силы?!

В жизни мне пришлось всего добиваться самой, ни на кого не надеясь. В 1968 году окон-

чила Московский технологический техникум, затем институт технического прогресса в

машиностроении, а в 1988 году – курсы экономистов и нормировщиков в Новосибирске.

Двенадцать лет проработала токарем на Уралвагонзаводе, потом – старшим технологом

по холодной обработке металла на инструментальном заводе. После этого девятнадцать

лет руководила группой сложнорежущего инструмента на заводе имени Свердлова в Ека-

теринбурге. Успела даже в «лихие 90- е» поработать на мясокомбинате. Работу оставила в

62 года.

Жизнь моя достойна, есть о чем помнить и чем гордиться.

Надежда Дмитриевна Блинова (в замужестве – Большунова)

1935 год рождения

Я родилась в Пермской области. Мама умерла, когда я была совсем

маленькой. Отец погиб на фронте под Ржевом. Мамина сестра сдала

меня в дошкольный детский дом на Заимке, которая расположена в

5-6 километрах от города Верхотурья. Первое время мы там спали по

двое на кровати – « валетом». Кормили не очень сытно, порции ма-

ленькие. Пайка хлеба была крохотной. Хоть мы были малышами, но

все замечали. Так, мы заметили и научились распознавать, кто хлеб нарезал: если кусочек

не гнулся – значит, работала тетя Шура, а если гнулся и ломался – то резала тетя Женя. Мы

вечно были голодны, ели полевую морковку, душистую ромашку, лебеду. От травы языки

делались зелеными. А если язык зеленый – жди наказания: могли оставить без ужина.

Иногда и по «пятой точке» попадало за непослушание.

Когда мне исполнилось 7 лет, меня перевели в школьный детский дом в Верхотурье. Я

хорошо пела. Во время войны выступала в госпиталях перед ранеными. Часто мы пели

дуэтом с Геной Васильевым. Как вспомню аплодисменты, слезы на глазах раненых, сама

готова заплакать.

После 7-го класса пыталась поступать в культпросвет - училище, на хоровое отделение, но

не прошла по конкурсу. Из-за маленького роста меня и еще трех наших девочек не приня-

ли в ремесленное училище, куда нас направили из детского дома. Послали на лесозавод,

но и там мы не подошли. Работали в подсобном хозяйстве этого лесозавода. Намаялись,

конечно, но потом удалось устроиться в училище в Нижнем Тагиле, где готовили маляров

и штукатуров.

67

Вышла замуж и с семьей переехала в Свердловск. Долгие годы работала на стройках ма-

шинистом компрессора. Дочь и двое сыновей получили хорошее образование и достойно

идут по жизни, хотя практически росли без отца, который рано ушел из жизни, когда ему

не было и сорока. Живу в Екатеринбурге.

После пенсию, продолжала работать. По поводу ухода на пенсию собрала гостей – одних

детдомовских - пришло двадцать человек. Радость неимоверная! Я всегда радуюсь, когда

встречаю кого-нибудь из них. Настроение такое, что, как будто, повстречалась с братом

или сестрой. Больше пятидесяти лет дружу с Тамарой Шарифулиной, тоже нашей воспи-

танницей. Жаль только, что живет она далеко в Сибири, в Новосибирске. Но мы перезва-

ниваемся, переписываемся. Судьба разбросала нас по всей России. Но мы, детдомовские,

друг другу как родня.

Елена Александровна Васильева (в замужестве - Петрова)

Год рождения - 1933

Александр Александрович Васильев

Год рождения -1935

Родилась я в большой и дружной семье, где было пятеро детей:

я и четыре брата. Отец мой, Васильев Александр Васильевич,

работал председателем колхоза и умер накануне войны от тя-

желой болезни легких. Мама была заготовителем в сельском

потребительском обществе, закупала у населения ягоды, грибы,

орехи. Во время войны сельпо собирало у населения продналог:

яйца, масло, мясо, шкуры. Все это направлялось на фронт. Пом-

ню, вместе с пекарями ночами пекли хлеб, сушили сухари и тоже

отправляли на фронт. В 1947 году мама тяжело заболела от хронического переутомления:

надо было много работать и, кроме того, подымать пятерых детей: кормить, одевать и

учить. Вскоре она умерла. Мы остались сиротами. До конца своих дней буду с благодар-

ностью вспоминать учительницу Валентину Ивановну Старцеву, оформившую документы

для отправки нас в Верхотурский детский дом № 1. Там мы смогли продолжить учебу.

В клубе детского дома работали музыкальные кружки. Геннадий, младший брат, увлекал-

ся игрой на баяне и пением. У него был прекрасный музыкальный слух. Его талант заме-

тил руководитель кружка и стал заниматься с ним индивидуально. Эти способности и

умения пригодились в дальнейшей жизни. Я и братья учились хорошо.

Брат Саша был направлен в ремесленное училище № 25, окончил его и работал в Нижнем

Тагиле, на Уралвагонзаводе.

68

Затем служил в армии, на границе. После окончания службы

вернулся в Нижний Тагил на завод. Окончил техникум и ра-

ботал техником по наладке танков. Стал квалифицирован-

ным специалистом, Заслуженным работником завода. Его

фотография была помещена на Доске Почета. Проработал на

нем до того времени, когда в годы перестройки завод нача-

ло лихорадить. Танки почти не выпускались. Цехи начали пе-

репрофилировать, выпускать нефтеналивные цистерны. Про-

дукция плохо реализовалась. Начались сокращения сотруд-

ников и рабочих. Ведущие специалисты из КБ (конструктор-

ское бюро) покидали

Александр Васильев на границе

Предприятие. Только в 2000-е началось возрождение завода, и квалифицированные ра-

бочие, как Александр, несмотря на возраст, стали снова востребованными.

Геннадий после 8-го класса учился и окончил Нижнетагильский горно-металлургический

техникум, а я после окончания 7-го класса поступила в педагогическое училище города

Талицы. Это училище существовало на базе Талицкого детского дома, поэтому мы в те-

чение трех лет жили на государственном обеспечении. Только на 4-ом курсе стали жить

самостоятельно, мы стали получать стипендию – 20 рублей. На эти деньги прожить было

трудно, поэтому на всем экономили. Жить стало тяжелей. Пока мы учились, летом вместе

с братьями приезжали на каникулы и помогали воспитателям и администрации детского

дома, чем могли, администрация тоже нам кое-чем помогала. Братья встали на ноги, по-

лучили хорошие специальности и добросовестным трудом отплатили государству за по-

лученное в детском доме воспитание и образование. Они имеют дружные счастливые

семьи, вырастили детей и внуков.

Я после окончания училища осталась в Талице, работала в школе учителем истории и Кон-

ституции СССР. В 1955 году вернулась в Верхотурье, вышла замуж и стала работать учите-

лем начальных классов. Мой труд отмечен многими благодарностями. Я – старший учи-

тель, награждена значком «Отличник Народного Просвещения», медалью «Ветеран тру-

да» и «60 лет в Великой Отечественной войне». Я довольна своими детьми. Они образо-

ванные, трудолюбивые, заботливые люди. В них я нахожу опору себе и помощь, так как

мой муж ушел из жизни после продолжительной и тяжелой болезни в 40 лет. У меня два

внука и внучка – это моя самая большая радость теперь.

69

Геннадий Александрович Васильев 31

Год рождения 1938

Очень хорошо, что появилась возможность

рассказать о нашей жизни в детском доме.

Многие подробности, конечно, стерлись из

памяти, но главное не забывается. Меня

привезли в детский дом вместе с сестрой

Леной и братом Сашей. Через год я пошел в

школу. В начальных классах увлекался пе-

нием, даже индивидуально занимался с

педагогом Борисом Петровичем.

Геннадий Васильев (слева) – с другом.

Как нам аплодировали, когда мы с Валей Чебыкиной пели на два голоса романс Алябьева

«Соловей». Хулиганить было некогда. Занимался футболом и другими спортивными иг-

рами. В восьмом классе играл за юношескую сборную города. Во время летнего отдыха в

лагере «Островки» я проводил с ребятами зарядку.

После школы поступил в горно-металлургический техникум в Нижнем Тагиле. В 1959 году

его окончил. Во мне глубоко сидел нерастраченный запас утопических идей, связанных с

комсомолом – я был активным комсомольцем, комсоргом курса. По распределению по-

пал на работу в бухту Тикси. Там и женился. В семье две дочери и одна внучка. Обе доче-

ри имеют хорошее образование и свои семьи.

В 1964 году из бухты Тикси переехал на Урал, поближе к брату и сестре. Работал в системе

Главнефтеснаба главным инженером, был и прорабом и мастером. Сейчас вышел на пен-

сию. Нет ни дачи, ни машины. Как-то интереса к ним не проявилось. Прожили с женой

вместе 45 лет, надеемся дотянуть до золотой свадьбы.

Я несколько раз приезжал в Верхотурье, подходил к нашей опустевшей территории, где

когда-то стоял корпус, который мы назвали почему-то «коробкой», и всплывало целое

море воспоминаний, захлестывали эмоции, оставляя щемящую боль и тоску по детству,

проведенному здесь, в этом городе…

Прошло полвека, как мы расстались с детством, но вспоминаем о нем с большой благо-

дарностью.

31 Умер в 2007 году

70

Борис Александрович Волхонский32

Год рождения – 1934

Родился я в селе Завидово Московской области (в настоящее время

– Тверская область). Отец работал на железной дороге, мама была

домохозяйкой. В 1937 году отца арестовали и выслали на Колыму,

где он трудился на золотодобывающих приисках десять лет.

После ареста отца нас сразу же выселили из служебной квартиры.

Мама с двумя детьми вынуждена была поселиться в холодном са-

рае. Там она простудилась, тяжело заболела и умерла. Хотя, как я

помню, было немало родственников, но никто не рискнул взять опе-

кунство надо мной: все жили в страхе и с мыслью: «А вдруг и за мной

придут…». Сначала я попал в детский приемник на озере Селигер, в Подмосковье. В 1941

году, когда немцы начали приближаться к Москве, нас погрузили в вагоны, и эшелон дви-

нулся в сторону Урала. По дороге наш состав обстреляли. Было очень страшно, но мы,

малышня, не осознавали, что можем погибнуть…

Эшелон разгрузили на станции Бродово, в Свердловской области. Приспособленных для

жилья помещений не оказалось, и нас разместили в каменном помещении, где гулял ве-

тер, было холодно и сыро. Несмотря на то, что я был еще очень мал: мне не исполнилось

и семи лет, вдруг понял, КТО я такой. До сих пор во мне живет воспоминание, как одна

молодая воспитательница, рассердившись на меня за совсем безобидный проступок, с

яростью произнесла: «Не забывай, чей ты сын. Твой отец – враг народа». Такое забыть

просто невозможно! К счастью, не все люди были такими бессердечными и ограничен-

ными, понимающих и добрых в жизни мне встретилось больше.

Из бродовского детского дома с диагнозом «хронический бронхит» я был отправлен в

детский санаторий. Санаторий находился в поселке Гора Ежовая Свердловской области.

Здесь мы жили, лечились и учились. После окончания 4-го класса часть нашей группы пе-

ревели в детский дом №1 города Верхотурья. Для меня этот детский дом оказался уже

четвертым. Здесь, в кружке, я обучился столярному делу. Здесь учился и окончил 7 клас-

сов. С детства увлекаюсь охотой и рыбалкой, и не изменил своему увлечению до сих пор.

В 1949 году поступил в Нижнетагильский горно-металлургический техникум. Проучился

два года и бросил – было не на что жить, стипендии не хватало. Устроился работать в гео-

логоразведочную партию, расположенную в поселке Кордон Свердловской области. От-

туда и ушел в армию. Служил в отдельном военно-топографическом отряде при воинской

части под Владивостоком. Эта служба, по сути, и определила мою будущую профессию.

Как-то вечером, незадолго до демобилизации, после очередных топографических съемок,

ко мне подсел командир и стал расспрашивать, куда я поеду после службы. Он знал, что я

детдомовский, что у меня нет родителей, что отец репрессирован как «враг народа». «Да-

32 Умер в 2014 году

71

вай-ка,- предложил он, - наведем справки про твоего отца через военкомат,- а вдруг он

жив и давно реабилитирован?!». Сообщение, что отец действительно жив и реабилитиро-

ван, пришло довольно быстро. С отца сняли все обвинения, вернули квартиру в Завидове,

предоставили работу на железной дороге. Вернули всё, кроме здоровья.

В 1957 году, после армии, отработав в буровой партии около года, я поступил в Новоси-

бирский топографический техникум, который окончил с красным дипломом. Затем закон-

чил заочно Новосибирский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картогра-

фии. До самой пенсии проработал инженером- аэрофотогеодезистом. Имею правитель-

ственные награды и почетные грамоты. С женой, Тамарой Шарифулиной, тоже воспитан-

ницей детского дома, прожили 50 лет. Вырастили двух дочерей. У нас три внука и один

правнук – это наше бесценное богатство. В семейной жизни я счастлив!

Воспоминания о временах, прожитых в Верхотурском детском доме №1, - самые добрые.

Это же детство!

Михаил Александрович Воронин 33

Год рождения -193З

Задумываясь о прошлом, поневоле вспоминаю стихи Сергея Есени-

на: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?..». Как будто совсем не-

давно прошло мое голодное детство, которое, вопреки всему пло-

хому, было счастливым.

Я родился в 1939 году, в Китае, в городе Ханькоу. Моя мать, Воро-

нина Лидия Викторовна, с четырнадцати лет жила в гражданском

браке с моим отцом – Хитоси Кондо. Он был кадровым офицером

японской армии, на момент знакомства с матерью ему было 33 года. Помню, как мы жили

в Харбине в собственном доме с прислугой. На противоположном берегу реки Сунгари,

недалеко от Харбина, находилась наша дача .В детстве мне говорили, что мой дед по ма-

тери - просто сапожник. Только в 1999 году в архивах КГБ я нашел документы, подтвер-

ждающие, что дед был белогвардейским офицером, который после революции эмигри-

ровал из России в Китай. Работал там автомехаником. Там же умер и там похоронен. В

Китай даже приезжал офицер КГБ, с проверкой, жив ли еще наш дед. Долгое время и

моя мать находилась под надзором КГБ.

Помню, как с отцом мы ездили на реку Сунгари, и он учил нас ловить удочкой рыбу. Не

забуду, как однажды ощутил чувство невыразимого счастья, когда шел туманным утром

за молоком через деревянный мостик. Это воспоминанье ощущения счастья осталось у

меня на всю жизнь. Оно всплывало потом часто. Помню, как отец привел меня на воен-

ный аэродром. Летчики уважительно относились к моему отцу. Меня посадили в учебный

истребитель. Там пахло кожей, бензином, было жарко так, что нечем дышать.

33 Умер в 2012 году

72

Хорошо помню 1945 год. В один прекрасный день нас с мамой посадили в товарный ва-

гон и отправили в СССР. Отец пришел провожать. На всю жизнь я запомнил удаляющийся

стук его костылей о деревянную платформу, когда он уходил (он был ранен осколком в

правую ногу, и ее ампутировали). В СССР нас ждал фильтрационный лагерь. Потом была

разлука с мамой. Мамину сестру - тетю Люду, меня, старшую сестру Тосю и младшего

брата Кирилла посадили в поезд. Он тронулся, а мама осталась и только помахала нам

вслед. Для меня это был шок. Разумом не мог понять, как такое может быть. Весь 1946 год

мы прожили в какой-то лесной школе в Сибири. Через год нас отправили в Верхотурье,

меня - в детский дом № 1, а брата в дошкольный детский дом около Верхотурья. Я очень

тяжело переживал разлуку с матерью и отцом. Общее горе объединило меня с другими

детдомовскими ребятами. Все они тоже остались без родителей. Война всем принесла

слезы и горе.

В детдоме нас приучали к труду, к дисциплине. С семи лет мы зимой пилили и кололи

дрова, летом работали в подсобном хозяйстве. Каждый воспитанник осваивал азы ремес-

ла в какой-либо из мастерских – слесарной, столярной, картонажной, сапожной. В сво-

бодное время посещали библиотеку. Занимались в кружках – в духовом и струнном ор-

кестре. Были и другие кружки. Я играл на домре. Участвовал в хоре. Мне нравилось рабо-

тать в кружке юннатов, там за достигнутые успехи я получил бронзовую медаль ВДНХ.

Летом мы отдыхали в пионерском лагере «Островки», играли в футбол, волейбол, гоняли

на самокатах, купались в озере. Зимой, после школьных занятий, бегали на лыжах и конь-

ках. Жизнь в детском доме кипела и бурлила. Когда пришло время, очень жаль было рас-

ставаться с друзьями. Но началась самостоятельная жизнь.

Три месяца отработал разнорабочим в цехе благоустройства на Верх - Исетском заводе

города Свердловска, а до этого была неудачная попытка поступить в Военно-

медицинскую академию в Ленинграде. Был призван в армию на Дальний Восток, в школу

младших авиаспециалистов. После службы поступил в

Свердловский сельскохозяйственный институт.

Средств на жизнь не хватало, голодал. Многие тогда

голодали. У нас на пятом курсе даже умер студент от

истощения.

Михаил Воронин на работе

По совету преподавателя физики, я уволился после второго курса. Поступил в паросило-

вый цех Верх-Исетского завода, сначала учеником, потом машинистом грейферного кра-

на. Но учиться хотелось.

Впоследствии поступил на вечернее отделение Свердловского горного института и закон-

чил его. За свою жизнь сменил много профессий, объездил всю страну. Женат вторым

73

браком. Вырастил четверых детей, имею внуков. Жизнь складывалась непросто. Но дет-

ский дом вспоминаю всегда с теплотой в сердце.

Кирилл Александрович Воронин

Год рождения- 1942

В 1947 году мы вместе с братом Михаилом приехали в Верхотурье.

Помню длинную дорогу от вокзала до города. Мы шли пешком, та-

щили вещи. Я устал, старший брат, которому было всего восемь лет,

нес меня на спине. Мне было пять лет, и сначала поэтому я попал в

детский дом для дошкольников – на Заимке. Там воспитатели ста-

рались приобщить нас к посильному труду. Мы часто собирали хво-

рост, летом участвовали в прополке колхозных полей. Все время

хотелось есть. Помню, как ели ростки полевого хвоща, пестики

хвойных деревьев, кислицу, как могли, восполняли недостаток еды.

В 1950 году меня перевели в Ирбитский детский дом. Летом мы там тоже работали в

подсобном хозяйстве. Сажали и убирали картофель и капусту. И тоже были все время го-

лодны. В конце недели ходили пешком в баню. Хотя война закончилась, но страна еще не

залечила раны, надо было восстанавливать разрушенные города и села, заводы и колхо-

зы. Хозяйство еще не встало по-настоящему на мирные рельсы. Но в детском доме нас

старались и в это время развивать. Был у нас духовой оркестр и самодеятельные кружки.

В свободное время играли в лапту, в чижики. Я любил тренировки по гимнастике, даже

занял первое место в соревнованиях детских домов и получил приз. А еще я был соли-

стом в хоре. Через четыре года меня перевели в Серовский детский дом. И через некото-

рое время – в Верхотурский. Здесь наконец-то я встретился с моим братом – Михаилом.

Мы были счастливы! Это не передать словами.

Год пролетел как сон – и снова пришлось расставаться. Меня направили в строительное

училище города Серова. Работал на строительстве Серовского ферросплавного завода.

Шлакоблоки весили 30 килограммов, а я – 40. Трудился с утра до вечера, не покладая рук.

В ноябре 1960 года я приехал в Свердловск, где жила моя мать после ссылки. Устроился

каменщиком в Управление «Жилстрой», возводил дома. Потом был Верх-Исетский завод

– там я стал выбивальщиком поковок. В 1964 году был призван в арию, служил в воздуш-

но-десантных войсках. Отслужил три года, получил звание ефрейтора.

После армии стал водителем трамвая. В трамвайном парке

познакомился с будущей женой.

Кирилл Воронин в армии

74

В Свердловске для семьи не было жилья, и получить его было невозможно. Тогда мы

уехали в Каменск-Уральск к родителям жены. Прожили с Тамарой четырнадцать лет. У нас

родились дети – дочь Ирина и сын Дмитрий. К сожалению, наш брак распался. Я вернулся

в Свердловск, и четверть века проработал на заводе электриком. Когда вышел на пенсию,

переехал в Верхотурье, приобрел дом и живу там, где провел в детском доме больше

года с моим братом.

Горяева Лидия Алексеевна (1937),

Горяева Нина Алексеевна (1938)

Горяева Людмила Алексеевна (1940)

( рассказ записала Байкова Ольга Михайловна)

Наша семья до войны жила в рабочем поселке Волчанка, на Северном Урале. Жили хоро-

шо, имели собственный дом и корову. В семье было трое детей. Но началась война. 24-го

июня 1941 года отца, как почти всех мужчин поселка, призвали на фронт.

Около поселка (недалеко от города Серова) испокон веку мыли золото, там стояла дра-

га34. Работа была трудная, постоянно в воде, но особенно трудно пришлось во время вой-

ны, когда мужчины ушли на фронт. Топили драгу дровами, дрова надо было заготавли-

вать. Женщины, работавшие на драге, сами заготавливали дрова, валили деревья и пили-

ли, а потом возили на себе по узкоколейке. Ни лошадей, ни паровоза не было. Поэтому

женщины сами впрягались в вожжи, вместо лошадей, и везли дрова к драге. На драге

они стояли в воде и мыли золото. На золото страна покупала зерно, продовольствие и

оружие. Это было крайне необходимо, и люди должны были работать в любых условиях и

работали - для Победы.

Мама и её сестры – Александра и Мария во время войны заменили своих мужей и рабо-

тали на драге. Первая похоронная пришла в поселок в июле 1942 года, в семью Горяевых.

В ней сообщалось, что наш отец – Горяев Алексей Степанович погиб. Мать не вынесла

удара, шагнула через порог дома и упала, была парализована и через месяц умерла. Че-

рез некоторое время похоронки на мужей получили её сестры. Женщины работали до

изнеможения, и обе они умерли тоже. В семьях умерших маминых сестер и нашей всего

осталось 11 детей-сирот. Дети были маленькие, и в детский дом их сначала не взяли. Всех

их взяла к себе младшая сестра матери. Кормились, чем Бог пошлет: собирали грибы,

ягоды и все, что возможно есть. Потом нас, троих малышей: Нину, Лиду и Люду взяли в

Лангурский детский дом (Каменский район). А из него перевели в Верхотурский детский

34 Драга – промывочно – обогатительный агрегат

75

дом № 1. Здесь мы пошли в школу. После 7-го класса нас направили в ФЗО. Мы получили

техническое образование и стали квалифицированными рабочими.

Нина Алексеевна 43 года проработала на военном заводе Электрохимприбор. Получила

достойную пенсию. Воспитала дочь. Дочь получила высшее образование. Работает дет-

ским психологом.

Лидия Алексеевна 40 лет проработала на заводе ферросплавов в городе Серове. Вырас-

тили с мужем трех дочерей. Все они имеют высшее образование. Работают педагогами.

Людмила Алексеевна работала на Лобвинском деревообделочном комбинате. В 30 лет

погибла на производстве, во время аварии. У нее осталась дочь. Её взяли к себе род-

ственники, воспитали. Она тоже получила высшее образование.

Борис Федорович Зырянов

1928-2004

(Биография)

Родился Борис в Свердловске. В семье было четверо детей. Отец

работал путейцем, мать была домохозяйкой. После смерти родите-

лей в 1942 году старший брат устроился на работу, средний добро-

вольцем ушел на фронт и вскоре погиб. Бориса вместе с младшей

сестрой Лидой отправили в Верхотурский детский дом.

Борис пробыл в детском доме с 5-го по 10-ый класс. Учился только

на «отлично». Занимался в духовом оркестре, руководил кружком

юннатов и участвовал в Сельскохозяйственной выставке в городе

Свердловске. Кроме того, он возглавлял Детский Совет.

После окончания школы поступил в Уральский политехнический институт на химико-

технологический факультет. Окончил институт с «красным дипломом». Ему предлагали

остаться в аспирантуре при Уральской Федеральной Академии Наук, но всю их студенче-

скую группу направляли в новый, появившийся в Иркутской области, город Ангарск на

химический комбинат. Комбинат был построен по последнему слову техники, на значи-

тельном расстоянии от города, в лесу. И Борис, отказавшись от аспирантуры, поехал туда

вместе со всеми.

В новом городе все было построено по-новому: благоустроенные кварталы, дома одина-

ковой высоты – не «высотки», большие удобные квартиры, широкие лестницы и т.д. Всем

прибывшим специалистам дали квартиры, чего раньше почти никогда не было. Обычно

выпускников институтов и техникумов сначала поселяли в общежития, и там они пребы-

76

вали годами. Но страна после войны поднималась, промышленность вставала на ноги.

Открывались новые горизонты. Ангарск даже неофициально называли «Город, рожден-

ный победой».

На Ангарском комбинате Борис Федорович проработал более сорока лет, пройдя путь от

инженера-технолога до главного инженера комбината. Имеет несколько авторских свиде-

тельств на изобретения. Награжден орденом «Знак почета», почетными грамотами и бла-

годарностями. Каждый год его фотография помещалась на Доске Почета комбината. В

1996 году ушел на заслуженный отдых.

С женой – Шурой Ивановой, тоже бывшей воспитанницей детского дома, прожил более

пятидесяти лет. В семье выросли две дочери и четыре внука.

В 2004 году Борис трагически погиб.

Александра Поликарповна Иванова (в замужестве –Зырянова)

Год рождения – 1931

Какое замечательное дело задумали мои однокашники и друзья –

оставить память о нашем детском доме! Это прекрасно!

Я родилась в Анжеро - Судженске, в Сибири. Отец работал на руд-

нике, потом окончил рабфак и начал преподавать рудное дело в

институте. Был членом партии, Мать была домохозяйкой, занима-

лась детьми и хозяйством. В семье было трое детей, я – самая

младшая.

В 1936 году отца арестовали. Мать пошла работать уборщицей в

школу. Через год пришли и за ней. Как жену «врага народа» ее выслали в Магадан. Там

она проработала восемь лет. Нас отправили в Верхотурский детский дом. Старшую сестру

затем перевели в Нижнетагильский детский дом. Там она окончила 7 классов, а после

этого – ремесленное училище. Брат тоже был направлен в ремесленное училище города

Серова.

Я сначала жила в дошкольном детском доме на Заимке. В 1939 году пошла в первый класс

уже в Верхотурском детском доме №1. О годах, там проведенных, у меня сохранились

самые теплые воспоминания, хотя это были очень трудные военные и послевоенные

годы. Но не все взрослые тогда понимали, почему наши родители арестованы. Некоторые

вымещали свое неприятие на нас как на детях «врагов народа». И мы очень переживали

по этому поводу… Но вспоминаются не эти бессердечные люди, а наш образ жизни, за-

нятия и забавные, как теперь кажется, моменты нашего детдомовского детства.

Главным событием дня в военное годы был обед и его ожидание. Ждали, когда дежур-

ный по столовой позовет нас. Обычно в это время мы сидели у корпуса и жевали листья

77

калачиков, травы «манжетки». Как только раздавался крик дежурного, звавшего нас, все

мгновенно вскакивали с мест и пулей летели в столовую – есть. С голодом боролись все

время. Летом собирали лебеду и крапиву для супа, заготавливали грибы, бруснику, чере-

муху. Вспоминаю дни дежурства на кухне. Бывало, чистим картошку, нарезаем ровнень-

кие пластики и прикладываем к «буржуйке», с боков. Когда пекли блины, успеваем, ста-

щить по штуке прямо из-под носа у неповоротливой стряпухи тети Агаши. Если заметит –

шума не оберешься! Мы были счастливы в эти мгновения.

Поваром у нас много лет работала милая и добрая тетя Дуся. Она часто варила суп с клец-

ками. Опускать в котел с бульоном готовые клецки доверялось дежурным по кухне. Мне

до сих пор чудится запах мяса из этого котла.

Некоторых детей, особенно мальчишек из младших групп, до войны частенько усыновля-

ли. Мы им завидовали. Из сотрудников хорошо помню врача – Валентину Ендальцеау и

еще деда-бухгалтера. Он был немой, но очень добрый. Мне казалось, что это был мой

отец, уж так он был на него похож, так его напоминал, что я могла часами на него смот-

реть. Своего родного отца я в это время уже почти не помнила.

Никогда не слышала, чтоб дети из нашей группы сквернословили. Не было в то время у

нас такого. С удовольствием ходила я в музыкальный кружок в нашем клубе. Научилась

прилично играть на скрипке. Часто выступала на концертах, которые детский дом устраи-

вал в госпитале или на городских предприятиях, например, на коньковом заводе. Мы ча-

сто выступали дуэтом с талантливой Зиной Грайпель. До сих пор сожалею, что мы с ней

разминулись. Зина была очень способна. Зрители нас очень тепло принимали. Такое не

забывается. В музыкальном кружке вместе со мной занимались Боря Силуянов, Сема Зак,

Коля Сушин, Толя Шалимов, Коля Шалеев. После войны почти все они поступили в воен-

но-музыкальное училище в Свердловске. Когда я была студенткой, мы несколько раз

встречались.

В числе немногих мне удалось в детском доме окончить десятилетку. После школы я по-

ступила в педагогический институт на физико-математический факультет. Вышла замуж на

нашего воспитанника – Бориса Зырянова, уехала с ним в город Ангарск Иркутской обла-

сти. В течение десяти лет работала учителем математики и физики в школе, затем более

двадцати лет – программистом в вычислительном центре при Ангарском химическом

комбинате.

У нас две дочери. Ольга окончила медицинский институт и работает в Иркутске санитар-

ным врачом. Елена – выпускница Иркутского университета, работает программистом.

Четверо наших внуков тоже имеют высшее образование, трудятся в разных сферах.

Только в 1955 году я получила справку о реабилитации моего отца и свидетельство о его

смерти в 1937 году, причина смерти и место захоронения не указаны. Мама также реаби-

литирована. Сейчас ее уже нет в живых. В 2002 году отметили с мужем золотую свадьбу. У

нас прекрасная семья. Сейчас я на пенсии и занимаюсь дачей и садом в поселке Мурино,

78

который расположен в двадцати минутах ходьбы до озера Байкал. Считаю, что моя жизнь

состоялась.

Анастасия Григорьевна Исакова (в замужестве - Трубина)

Год рождения -1930

Как это правильно, что нашлись среди нас инициативные люди, ко-

торые решили собрать наши воспоминания о детском доме. Заме-

чательное решение!

До войны наша семья жила в деревне Карпово Верхотурского райо-

на. Папа, Григорий Дорофеевич, работал бригадиром трактористов,

мама Евдокия Владимировна - дояркой. Когда началась война, папу

взяли на фронт, Мама осталась с четырьмя детьми. После тяжелой

болезни она умерла. Отец погиб на фронте. А нас, сирот, увезли в

Верхотурье. По дороге сестренка Галя простудилась и попала в

больницу. С тех пор мы ее не видели. Сколько ни искали потом – не нашли. Исчезла бес-

следно. Расскажу о себе и двух братишках.

Вася был моложе меня на четыре года, а Гена – на семь. Братьев

определили в дошкольный детский дом на Заимку, а меня – в Верхо-

турье, в детский дом №1 имени Парижской коммуны. Когда братья

подросли, их перевели к нам. Радости моей не было предела.

После окончания 7-го класса братья были направлены в ремесленное

училище № 25 Нижнего Тагила, а я осталась учиться дальше.

Мои братья

Посещала музыкальный кружок, играла в оркестре на тромбоне, увлекалась спортом- бе-

гом на короткие дистанции, занимала призовые места. С удовольствием работала в круж-

ке юннатов. Занималась и общественной работой, была вожатой, затем – секретарем

комсомольской организации. За общественную работу меня и еще одного нашего па-

ренька наградили путевкой во Всесоюзный пионерский лагерь «Артек» в Крыму. После

окончания 10-го класса в 1951 году я поступила в Свердловский педагогический институт

на географический факультет. После окончания была направлена в город Тавда, на севере

Свердловской области, в среднюю школу №1. Проработала в ней 30 лет. Имею награды.

Сейчас я на пенсии. Живу с дочерью и внуком.

Брат Василий после окончания ремесленного училища долгое время работал в Нижнем

Тагиле, на Уралвагонзаводе. Отслужил в армии. Женился. Потом переехал с семьей в Се-

веродвинск.

79

Младший брат – Геннадий после окончания училища приехал ко мне в Тавду, тоже слу-

жил в армии, потом жил с семьей в Северодвинске. Оба брата рано покинули этот мир, но

радуют их дети и внуки. Жизнь продолжается.

Ольга Михайловна Карманович ( в замужестве – Байкова)

Год рождения- 1934

Моя судьба, наверное, мало чем отличается от судеб других вос-

питанников. Но это моя судьба. Трудности перемежались перио-

дами, более спокойными, радостными, добрыми, счастливыми.

Испытала многое. Продолжаю радоваться каждому прожитому

дню.

Родилась я в Свердловской области. Папа был родом из Белорус-

сии. На Урал попал вместе со своими родителями, ставшими пе-

реселенцами во время реформы Столыпина. Переезжали на но-

вые места тогда в основном крестьяне-бедняки. Родители отца

приехали на Северный Урал, в Гаринский район, деревню Черепки. Пока строили себе

хаты, осваивали землю, произошла революция, потом – Гражданская война. Мой буду-

щий отец воевал в Гражданскую. Получил тяжелое ранение в голову. Вернулся с этой вой-

ны с черепно-мозговой травмой, от которой еле-еле оправился. Только начал выздорав-

ливать – родились мы с братом Сашей. В 30-е годы в стране начался страшный голод.

Отец сутками пропадал в поле, работал до изнеможения – так за плугом и умер, еще

очень молодым.

Как для всей страны, годы Великой Отечественной войны для нашей семьи были невыно-

симо трудными. Мерзли, голодали. Луговой лук, чеснок, весенние мороженые картофе-

лины - это было наше спасение. Мы съели всю луговую крапиву и лебеду в своем огороде

и вокруг дома. Даже было воровали у соседей, чтобы прокормиться. Однажды мы попа-

лись. Убегали с братом через высокий забор. Этот случай до сих пор помню. Когда бежа-

ли, братишка запнулся и упал, сломал руку. И он впервые громко закричал: «Мама!». Я

остолбенела – ведь до этого случая, лет с 4-5 он слыл немым. От острой боли и испуга он

внезапно заговорил. С тех пор, хоть и с заиканием брат начал говорить.

В этот момент нам повстречался какой-то старичок. Он внимательно посмотрел на нас,

догадался, в чем дело, привел к себе домой. Там положил на сломанную руку Саши ров-

ненькие дощечки и плотно перевязал. Кость срослась, но не совсем ровно. С такой чуть-

чуть согнутой рукой брат и прожил всю жизнь…

Мама долго болела. Помню, как мы ей в больницу носили отгон (обезжиренное молоко).

Но спасти маму так и не смогли – она умерла. Еще когда мама была в больнице, мы с бра-

80

том заболели коклюшем. Вылечила нас деревенская бабушка, добрейшая старушка. Она

утром и вечером доила кобылицу и поила нас кобыльим молоком. Через неделю без вся-

ких лекарств поставила нас бабулечка на ноги. О ней я помню всегда и благодарю всю

жизнь.

После смерти матери председатель колхоза определил нас в семью к одному трактори-

сту. Мы были, конечно, обузой для семьи, особенно для хозяйки. Я уже ходила тогда в

первый класс. Писали мы чернилами из сажи на каких-то пожелтевших от времени книж-

ках и газетных листах. Бедствовали. Помню, как-то раз, я очень промерзла. Стояла у дос-

ки, переминаясь с ноги на ногу, была босиком, ноги совсем застыли, и я ничего не сооб-

ражала и даже не могла разделить на слоги слово «зайка». Некоторое время спустя пере-

стала ходить в школу, так как нечего было надеть на ноги.

Потом начались наши скитания по детским домам. Точно не помню, когда мы очутились в

Верхотурье, в детском доме №1. Там я училась. Как все, занималась в кружках, работала и

отдыхала. В 1954 год закончила школу. Училась всегда хорошо. Вся моя последующая

жизнь прошла в Верхотурском районе. Сегодня часто бываю в Верхотурье, испытываю

ностальгию при виде знакомых и родных с детства зданий. Ком подступает к горлу, влаж-

неют глаза, становится трудно дышать. Эти места мне очень дороги. Как-то брат приехал

в Верхотурье. Мы бродили здесь, он расстроился до слез, что детства уже не вернуть.

Когда мы с братом прибыли в Верхотурский детский дом, я попала в группу Нелли Алек-

сандровны, женщины с крутым характером и трудной судьбой. Она была эвакуирована из

Петергофа вместе с подростком-сыном. Это была высокая, красивая, всегда со вкусом по-

городскому одетая женщина, следила за собой даже в это непростое время. Её любимой

певицей была Клавдия Шульженко, и она сама её напоминала.

Совершенно неожиданным образом Нелли Александровна помогла мне понять значение

учебы. Перед началом учебного года выдавали школьную форму. Самую хорошую новую

форму получали отличники. Я не сомневалась, что и мне выдадут новую форму – ведь я в

Шабуровском детском доме, откуда меня перевели в Верхотурье, была отличницей. Но

Нелли Александровна сказала, что здесь им еще неизвестно, отличница я или нет. «Вот

закончишь этот год отличницей – тогда и получишь новую форму», - заключила она.

Обидно было. Но я решила, что добьюсь своего. И все старалась делать на «отлично» -

любое дело.

Жизнь в детском доме вспоминаю с благодарностью. Я жила в двухэтажном деревянном

корпусе, между собой мы называли его «баржей». Теперь его уже нет. В нем тогда в

спальнях было холодно, и мы в сильные морозы (а в войну они достигали до -40-45 граду-

сов) приносили из раздевалки черные шинели мальчиков и укрывались ими, а утром, в 6

часов, нам ночная нянечка напоминала о том, что шинели надо вернуть на место.

В детском доме нам было некогда скучать и бездельничать. Все время было расписано по

часам и минутам, и все дела надо было сделать вовремя. Очень часто делали что трудно,

но нужно. А все равно было интересно. У нас было самообслуживание. Мы сами поддер-

81

живали порядок в помещениях. В группах и спальнях всегда было чисто. Длинный кори-

дор второго этажа воспитанники мыли через день. Коридор первого этажа и групповые

комнаты каждый день. Иногда вместо работы на Кликуне меня оставляли мыть окна в

спальне и двери в коридоре. Проверяла Нелли Александровна, проводя по вымытому

стеклу не только рукой, но и носовым платком. За любое упущение я получала словесную

трепку и все перемывала. На кухне дежурили по несколько человек. Эту работу я очень не

любила: посуды было много, котлы огромные. Их мыли специальными деревянными ло-

патками.

Занимались мы и в швейной мастерской. Василий Иосифович Куликов, бывший фронто-

вик, учил нас шить мужскую одежду, в частности - кальсоны. Ох, как я не хотела их шить.

Зато научилась и умела разбирать и собирать швейную машинку, ремонтировать ее. Как

пригодились эти навыки позже!.. Наволочки, простыни, платья мы шили под руковод-

ством Марии Тимофеевны Пуховой. В те годы появилось штапельное полотно. Ткань хо-

рошо драпировалась. Платья выглядели красиво и элегантно. Когда я надевала сшитое

мной платье - все окружающие обращали на меня внимание.

Мне всегда было интересно в нашей библиотеке. Сколько книг стояло на стеллажах. Од-

нажды я нашла серенькую, довольно объемистую книгу «Воспоминания современников о

Пушкине». Она меня потрясла. Часто потом я ее перечитывала. В нашем детском доме

читали все и много. Воспитатели это поощряли. Наши праздничные концерты были уди-

вительными. Как много среди нас было талантливых ребят! Духовой оркестр возглавлял

Иван Петрович Окишев. Мой брат научился у него играть на флейте. Как-то на концерте он

исполнял большое произведение, названия не помню, но помню, что весь зал слушал,

затаив дыхание. Спустя много лет, Иван Петрович, вспоминая брата, сказал, что тот мог бы

быть хорошим музыкантом. Музыку Саня всегда любил. Расскажу о

нем. Саша из детского дома, как многие, был отправлен в Нижний

Тагил, в ремесленное училище № 25. Никогда не забуду, как мы впо-

пыхах простились перед его отъездом в ремесленное училище.

Брат Саша в армии

Мы были детьми и не понимали, что разлука может быть долгой.

После этого мы не виделись целых двенадцать лет. Из Тагила он уехал на Украину, рабо-

тал в сельском хозяйстве. Оттуда ушел в армию.

После армии женился. Работал шофером. Машины Саша очень любил. Он скончался ско-

ропостижно, после скоротечной болезни

В 1954 году я окончила 10 классов. Пора было уходить из детского дома. Меня пригласи-

ли работать в школу, где я училась. Директор школы Илья Иванович Давыдов предложил

мне работать учителем немецкого языка в 5, 6 и 7-ом классах. Директор посчитал, что я

справлюсь, обещал помогать и помогал, за что я ему благодарна. Без его помощи я бы не

смогла определиться в своей дальнейшей жизни. Через год работы районо направил ме-

ня в деревню.

82

С тех пор началась моя деревенская жизнь. Я поступила в институт иностранных языков, в

Свердловск, на заочное отделение. Появилась семья, дети – Наташа, Анатолий, Алена. Все

они получили высшее образование. Дочери работают в школе, сын – специалист по сель-

хозтехнике. Их жизнь достойна. Да и моя состоялась. Все, чему меня учили в детском до-

ме, пригодилось. За все это я искренне благодарна наставникам.

Нина Аркадьевна Коноплева

(в замужестве –Гребина)

Год рождения - 1935

Родилась я в селе Калинино Кунгурского района Пермской обла-

сти. В семье было пятеро детей: два сына и три дочери, я – самая

младшая. Отца, секретаря сельской партийной организации, аре-

стовали в 1937 году и очень скоро расстреляли. Следом забрали

мать. Старшая сестра в то время уже работала. Нас четверых от-

правили в детские дома. Братьям было 9 и 10 лет, сестре – 6, а

мне 2 года. До четырех лет я находилась в доме ребенка в городе

Свердловске. Через два года была отправлена в Верхотурский

детский дом №1 - на Заимку, где был расположен дошкольный

детский дом. Через год маму из тюрьмы выпустили. Ей привезли братьев и сестру, а про

меня сказали, что меня «удочерили». Искать отказались. Вот таким образом я «потеря-

лась». В детском доме окончила 7 классов. Вместе с другими воспитанниками я была от-

правлена в нижнетагильское ремесленное училище № 25. Жила в общежитии. Училась

всегда на «отлично» и по специальности – тоже.

Лучшей моей подругой была Аня Михайлова, тоже из нашего

детского дома.

Мы вместе проводили свободное время и не чувствовали себя

одинокими в чужой среде. После окончания училища я получила

высокий 5 разряд и 10 лет проработала фрезеровщицей. В то же

время заочно училась в Пермском библиотечном техникуме.

После окончания несколько лет проработала в школьной биб-

лиотеке. Но зарплата была маленькая, а уже появилась семья,

денег не хватало. Решила учиться дальше заочно. Поступила в

С подругой Аней Михайловой

РУ № 25, Н.Тагил

83

Свердловский экономический университет экономический факультет.

Успешно его окончила, получила экономическое образование. Работала нормировщи-

ком, экономистом, старшим экономистом, а потом - начальником БОТИЗ (бюро открытий

и изобретений).

С мужем вырастили двоих детей: сына и дочь. Дочь закончила филологический факультет

педагогического института. Она с семьей живет в Екатеринбурге. Наша внучка - студентка

Уральского федерального университета.

Всегда радуюсь встречам с друзьями детства и юности. Недавно встретила Шуру Беседи-

ну, вместе с которой я училась в ремесленном училище. Не виделись почти 50 лет, но сра-

зу узнали друг друга, обнялись, как самые родные, и прослезились. Не могли нарадо-

ваться встрече. Ведь мы - дети одной детдомовской военной судьбы и ближе нам нет

никого на свете! Мне часто вспоминается наш детский дом, спасший нас в буквальном

смысле в самые трудные годы.

Мария Яковлевна Муравьева (в замужестве – Бурундукова)

Год рождения – 1933

12 июня 2012 года, в День России, мы с сыном

Александром решили съездить в город Верхо-

турье. Здесь в детском доме № 1 прошло мое

детство с 1942 по 1949 год.

Это было военное лихолетье. В августе 1942

года умерла моя мама, и я, по совету дере-

венских женщин (жили мы тогда в селе Усть -

Салда) сама решила податься в приют (так

раньше называли детские дома).

Маша во 2- ом ряду в белой блузе и галстуке

Усадили меня на машину с капустой (колхоз ее сдавал), и я поехала в город Верхотурье.

Ехали долго. Всю ночь. Начиналось утро. Машина остановилась у речки Неромка (это я

потом узнала ее название, на ее берегу находилось подсобное хозяйство детского дома).

Шофер говорит: «Девочка, слезай. Бензин кончился. До города пойдешь пешком».

Слезла. Начала подниматься в город. Навстречу гонят стадо коров, много! Страшно! Пере-

лезла через огород и пошла. Вот и город. Куда идти? Подошла к каменному зданию, во-

шла в него и села на подоконник на первом этаже.

84

Начался рабочий день. Проходят люди. До меня нет никакого дела. Кто наверх поднима-

ется. Кто по нижнему этажу идет. Наконец, одна женщина, поднимаясь на второй этаж,

обратила на меня внимание и спросила: «Что ты тут сидишь, девочка?» «Мне надо в

приют», - отвечаю. Повела меня в кабинет. Напечатали мне какую-то бумажку и отправи-

ли в контору детского дома. Нашла. Приняли меня и на целый месяц поместили в изоля-

тор для санобработки и обследования. Остригли наголо. Так началась моя новая жизнь.

Директором тогда был Ударцев. Имени не помню. Завучем – Клавдия Васильевна. Еще

помню двух воспитательниц – это Дерябина Антонина Игнатьевна и Корчемкина Галина

Ивановна. Были воспитательницы из Ленинграда, с Украины, умные, добрые, мудрые,

строгие. Нас, воспитанников, в детдоме было тогда больше тысячи (1000). Жили мы в

зданиях бывшего женского монастыря. Неподалеку стояла высокая церковь. Однажды во

время грозы купол ее загорелся, и пламя, как факел, было видно очень далеко

Учились в школе детского дома, в двухэтажном кирпичном здании. Учебные принадлеж-

ности носили в холщевых сумках с кармашками для чернильниц-непроливашек. Свобод-

ного времени у нас было мало, так как мы полностью себя обслуживали:

- мыли полы, скребли их железными скребками,

- носили воду для умывания, а потом употребленную выносили,

- заготавливали дрова по 15 кубометров на пару. Ездили на заготовку в лес.

Дерево надо было свалить. Сучья обрубить, ствол испилить, наколоть и сложить в полен-

ницу. Естественно, работали под присмотром и с помощью, если необходимо, взрослых

сотрудников.

- Работали на покосе. Косили сено для лошадей. Жили на покосе в шалашах, построенных

нами. Здорово! На покосе жарили кедровые шишки на костре. Сшибали шишки, залезая

на кедры. Мы были сильные, ловкие.

- Дежурили в столовой: вечерами чистили картошку по 10-12 человек до часу ночи и поз-

же. На кухне пекли сочни для лапши. Плита была большая. Резали хлеб. Натирали и мозо-

ли. Потом придумали хлеборезку. Хлеб взвешивали: 100 грамм – завтрак. 150 - обед, 100

грамм – ужин. Не наедались. Но никогда не жаловались, не роптали. Понимали: всей

стране было тяжело – ведь шла война… Ходили на помойку, искали съестное. Пекли мо-

роженую картошку, оставшуюся случайно под снегом и вытаявшую весной.

- Стирали и гладили белье по очереди по определенному количеству вещей. Стирали в

корытах, на стиральных досках.

Много работали на своем подсобном хозяйстве, на берегу реки Неромки. Сами копали,

сажали, поливали, пололи, урожай собирали и частично носили в овощехранилище.

Мы работали и в мастерских. В трикотажной мастерской– вязали свитера и рейтузы; в

швейной - шили простые вещи; в сапожной – ремонтировали обувь.

85

Одним словом, трудились и учились всякому ремеслу.

Занимались и художественной самодеятельностью: пели, танцевали, стихи читали, пьесы

ставили, с концертами выступали в госпитале, который был во время войны в здании

школы на берегу реки Туры. Теперь здесь лицей.

Иногда для нас выступали колонисты. Тогда на месте мужского монастыря была колония.

Какие это были концерты! У них, как и у нас, были прекрасные художественные руководи-

тели.

В конце лета мы ходили в лес за брусникой. Какой был замечательный сосновый бор на

левом берегу Туры. Собранную бруснику мы сдавали, а нам за это выдавали шоколад. Это

был настоящий шоколад! Бруснику отправляли, видимо, на фронт или в госпитали.

Но не надо забывать, что мы были детьми. Хотели играть и играли, конечно. Играли

азартно. И в прятки, и в лапту, и в чижики, и в карты - в «дурака». Карты были в един-

ственном экземпляре, поэтому играли ночью, после отбоя - по очереди. Доходит твоя

очередь - тебя будят: « Вставай, твоя очередь играть». Встаёшь. Бывало, топили печи и

пели песни. Пели задушевно. Вот эти песни: «В землянке», «Смуглянка- молдаванка»,

«Катюша», «Дан приказ ему на запад…» и другие.

Одним словом, МЫ ЖИЛИ! Учились, трудились, играли. Переживали за неудачи на фрон-

те и радовались хорошим сообщениям по радио. Победу встретили со слезами радости.

Верхотурский детский дом – это мой родной дом, в котором прошла мое трудное, но и

безмятежное детство.

После 9-го класса школы я уехала вместе со многими девочками в Талицу, в педучилище.

Там училась с 1949 по 1953 год. Затем поступила в Свердловский государственный педа-

гогический институт на географический факультет. Закончила его, и по распределению

попала в Ирбитский район, Свердловской области, в село Зайково. В здешней школе про-

работала до пенсии и еще несколько лет. Работала и учителем, и воспитателем, и заву-

чем, и директором. Вела, кроме географии и другие предметы: немецкий язык, историю и

даже астрономию. Ведь учителей в деревне всегда не хватало. А школьные знания, полу-

ченные в детдомовской школе, у нас были прочные и глубокие. Нас учили настоящие учи-

теля - профессионалы.

За труд я награждена значком «Отличник народного просвещения», мне присвоили зва-

ние «Старший учитель». Я – ветеран труда. Мои дети: сын Александр и дочь Людмила

достойно работают по своим профессиям и на своих местах. Есть внуки и правнуки.

Детскому дому я благодарна. Воспитатели приучили нас к труду, воспитали нас быть чест-

ными, ответственными, добросовестными, не безразличными к происходящему в стране.

Думаю, каждый, кто прошел такой путь в детском доме, прожил взрослую жизнь не зря,

не посрамил нашу большую детдомовскую семью

86

Постникова Валентина Ивановна (в замужестве – Распутина)

Год рождения -1937

Постникова Татьяна Ивановна (в замужестве – Волкова)

Год рождения – 1939

( О себе и сестре рассказывает Валентина Постникова).

В детский дом нас с Таней привез дядя Алеша, брат отца. Наша мама

умерла, отец был на фронте. В 1943 году его ранили. Из госпиталя он

написан дяде Алеше, чтоб тот о нас позаботился. Нас было пятеро, а

у дяди Алеши – четверо детей. Старшие братья и сестра Нина сразу

пошли на работу и выжили самостоятельно, после войны получили

высшее образование. Ведь оно было тогда бесплатным. Мы с Таней

были самые младшие. Голодали, ходили «по миру». И тогда, в 1947

году, дядя Алеша решил отдать нас в детский дом. Помню, что сна-

чала нас поместили в детдомовский изолятор. Там мы встретились и

познакомились с Шурой Бесединой. И сразу подружились на всю жизнь. Шура была ак-

тивная, веселая, несмотря на пережитое во время войны: бомбежки, голод и холод. В

полдник позвали нас в столовую и дали по два бутерброда и чай. Мы с Таней съели по

одному, а второй принесли и положили под подушку. Шура и говорит своим южнорус-

ским говорком: «Девки, ешьте, еще ужин будет, снова хлеба дадут».

В детском доме мы с Таней поступили в первый класс и учились вместе, хотя Таня уже

училась в первом классе, живя у дяди Алеши, но мы не хотели расставаться, и ее посади-

ли снова в первый класс. Учились мы хорошо, с интересом. Я была отличницей. В четвер-

том классе меня даже наградили путевкой во Всесоюзный лагерь «Артек». В «Артеке»

меня ребята полюбили. Я была сильная, ловкая. Когда я легко села на «шпагат», они уди-

вились и «зауважали» меня еще больше, даже выбрали физоргом – проводить с отрядом

зарядку. Всему этому меня научили в детском доме.

У нас в детском доме работали не только хорошие воспитатели, но и медицинские работ-

ники. Помню, во втором классе я попала в медицинский изолятор, стала плохо слышать.

Видимо, после перенесенной кори произошло осложнение на уши. Я почти ничего не

слышала. Когда сестра пришла ко мне в палату и стала разговаривать со мной, я все пере-

спрашивала. Она даже заплакала, думала, что слух утрачен навсегда. Но его восстанови-

ли. Вылечил меня детский врач, такой человек небольшого роста, горбатенький, но очень

внимательный и ласковый. Вот какие были тогда врачи! Но в наше время дети в детском

доме, как ни покажется странным, болели редко.

После войны у детского дома появилось много шефов. Они помогали детскому дому и

детям привозили подарки. Мне в изолятор принесли новый портфель, а в нем - огромное

яблоко, красное, большое, вкусное. Кажется, что в жизни больше не видела таких яблок!

87

Принесла его в столовую. Разрезала на кусочки, и все мы угостились. В детском доме бы-

ло принято всем делиться. Вот такие эпизоды остаются в памяти на всю жизнь. В них от-

ражается человеческая доброта, на которой все в жизни и держится.

Конечно, больше всего запомнились наши занятия художественной самодеятельностью.

Мы все пели в хоре, занимались в драмкружке и в музыкальных кружках. Я занималась

музыкой у Вячеслава Федоровича Шахова. В восьмом классе мне подарили гитару. Я учи-

лась на ней играть, а Вячеслав Федорович посоветовал мне заниматься фортепьяно. Со

мной у него училась Галя Рявкина. Она была способная, на концертах даже исполняла

«Лунную сонату» Бетховена. А я играла вальс Чайковского. Вячеслав Федорович, видимо,

был из репрессированных и после лагеря находился в Верхотурье на поселении. После

реабилитации он остался в Верхотурье, организовал музыкальную школу и был ее дирек-

тором. Как-то раз мы с Шурой Бесединой приехали в Верхотурье и встретили Вячеслава

Федоровича. Он преобразился: шел в костюме с иголочки, на нем были лакированные

туфли, в галстуке сверкал камень; седая красивая голова, гордая осанка, голубые умные,

грустные глаза – ну, настоящий Чайковский! Это был его любимый композитор. Вот такие

интеллигенты, как он, привили нам вкус к настоящей музыке. Я и сейчас слушаю радио

«Орфей», где передают классическую музыку.

Моя сестра Таня занималась в балетном кружке. Им руководил Стахов Евгений Иванович.

Таня была изящная, ножки стройные и подходила для балета, а меня сначала не взяли:

косолапенькая, вся в веснушках и волосы ежиком. Но Таня сказала, что без меня зани-

маться не будет. Тогда Евгений Иванович и меня взял. Занятия преобразили мою фигуру,

и ножки выпрямились. Нам нравилось заниматься балетом. Это нас подтягивало, прида-

вало грациозность движениям. Евгений Иванович был свердловчанин, и вскоре уехал. В

Свердловске он работал в Доме культуры железнодорожников.

Был еще и архитектурный кружок. Там ребята чертили, рисовали, изготовляли модели и

проекты. Руководил им Штольц (имя не помню). У нас была большая библиотека. Я в

свои 10 лет читала Гончарова, Тургенева, Пушкина, большие тома с прекрасными иллю-

страциями. Заберусь на кровать в спальне и читаю. Сейчас мечтаю внучке такой иллю-

стрированный том подарить…

Конечно, вспоминается и работа на Кликуне. Мы занимались в кружке юннатов у Петра

Петровича. Он был агроном, наверное, из репрессированных. И жил в Верхотурье не по

своей воле. У каждого из нас была своя грядка, на которой мы выращивали овощи и со-

ревновались: у кого будет лучший урожай. Очень хороший лук выращивала Шура Беседи-

на, его отправляли на выставку.

Петр Петрович был высокий седой человек, с гордой осанкой и хорошо поставленным

голосом. Мы на Кликун бегали и вечером – поливать грядки. Однажды бежим по берегу

Туры, а он ведь скалистый. Смотрим: стоит у сосны наш Петр Петрович и поет русскую

народную песню, а эхо вторит ему. Мы прошмыгнули под скалами, чтобы его не смутить…

Да, с нами занимались тогда образованные интеллигентные люди, и мы от них набира-

лись настоящей культуры.

88

А еще у нас бывали походы за брусникой: перейдем через Туру по висячему мосту – и в

лес. И когда мы стали постарше, нас отпускали в лес без воспитателя. Это было после вой-

ны, и хлеба было вдоволь. Мы просили на кухне булку хлеба, брали с собой. Брусники

было красно, и мы ели ее с хлебом. Вкусно! Чудесное было время.

Помню многих учителей, но особенно чету Давыдовых. Илья Иванович Давыдов был ди-

ректором школы и преподавал историю. Его жена – Клавдия Ивановна, молодая, черно-

глазая красавица, добрая. Это была моя первая и любимая учительница. Мы с ребятами

любили к ним в гости ходить. Напьемся чаю со стряпней, а потом Клавдия Ивановна брала

гитару и пела нам песни, а мы подпевали. Конечно, на уроках она была в меру строгая, но

сердитой мы ее никогда не видели. Только доброта и жизнерадостность – такой мы ее

запомнили.

Очень доброй и внимательной была Мария Тимофеевна Пухова. Она учила нас шить. Мы

шили для детдома все сами: платья, рубашки, простыни и нижнее белье. Мария Тимофе-

евна была приветливая, терпеливая, от нее исходило человеческое тепло. Мне кажется,

что она была православная. Я поняла это только сейчас, а тогда это не афишировали.

Умения, которые мы приобрели, очень пригодились нам в жизни, но главное еще и в том,

что мы научились от наших сотрудников добру, пониманию людей и терпению.

Из директоров детского дома помню Сафонова Федора Степановича. Он был хороший

организатор и хозяйственник. При нем построили водопровод. Мы тоже участвовали: ры-

ли канавы для труб. На территории, которая освободилась от военных корпусов - «барж»,

разбили клумбы. Поставили скамейки. Даже фонтан был. Дорожки песком посыпали. У

детского дома появилось много шефов. Они помогали все обустраивать. Кроме того, мы

стали по-другому одеваться. В это время девочкам стали шить платья разного фасона и

разной расцветки. Все пришло в норму. Мы заканчивали в детдоме 7 или 10 классов. А

потом поступали в техникумы или в институты.

Я после 10 класса сначала поступила в Серовское медицинское училище, а после его

окончания – училась на вечернем отделении Свердловского медицинского института.

Долго работала врачом- терапевтом, до 69 лет. Работала всегда с желанием, интересом и

с душой. Имею диплом «Лучший цеховой врач области», награждена орденом «Знак по-

чета».

Но главное – это благодарность и уважение людей, которые я и

сегодня ощущаю.

С мужем вырастили и воспитали двух сыновей. Они оба имеют

высшее образование, хорошие специалисты. Мы довольны

сыновьями, их семьями и внуками, которыми сейчас есть вре-

мя и интересно заниматься. Мужа уже нет в живых. Но мы вы-

растили достойную смену себе.

Валентина Ивановна за работой

89

Татьяна Постникова (Волкова)

Моя сестра Таня окончила с отличием химико-технологический

техникум в Свердловске, потом - вышла замуж и уехала с мужем в

Москву. 50 лет проработала в Нефтегазовой академии имени Губ-

кина. Сначала главным лаборантом, а затем старшим производ-

ственным мастером. Ей уже 73 года, а ее все еще просят работать.

Для нее составили особый график работы. Работает только 3 дня в

неделю, ей дали помощницу. Ею дорожат. Живет она рядом с ин-

ститутом, так что ездить далеко не надо.

Таня в юности

Они с мужем вырастили сына, который имеет высшее образование.

Живет и работает в Москве. Есть внук, очень способный мальчик.

Нынче он поступает в институт Международных отношений. Хоро-

шая достойная семья.

Мужа уже нет. Наше поколение уходит. Но мы не зря прожили

жизнь и отплатили людям, нас вырастившим, за заботу и добро.

Татьяна Ивановна

в лаборатории академии

Очень часто встречались с детдомовцами - одноклассниками. Приезжаем на юбилеи. Жи-

вем как большая, дружная семья. Всегда помним друг о друге. И Верхотурье, и наш дом

не забываем. Там нас вырастили, воспитали так, что мы стали для семьи добрыми роди-

телями, а для страны полезными и нужными людьми.

Анна Григорьевна Самочерных (в замужестве – Теряева)

Я не знаю своих родных, отца и мать. В моих метриках их имена

выдраны и дата рождения – тоже. Меня подобрал машинист

поезда на железной дороге по направлению в город Серов. Я

семенила по путям, и ему пришлось затормозить и остановить

поезд. По рассказам очевидцев мне было около двух лет.

Привезли меня в Верхотурье. Куда девать такую кроху?

90

Меня взяла на попечение бывшая монашка – Лукерья Григорьевна Самочерных (тетя Лу-

ша). Она работала в подсобном хозяйстве детского дома, руководила кружком юннатов.

Я стала ее приемной дочкой. Жила у нее на квартире, а училась вместе с детдомовскими

детьми, питаться бегала каждый день в столовую детского дома. Вместе с ребятами я ра-

ботала на Кликуне, окучивала картошку и полола, дежурила на кухне и в столовой. Де-

журство на кухне особенно запомнилось. Там были котлы такой глубины, что когда я за-

лезала туда, чтобы вымыть их после супа или каши, меня не было видно. А повар после

нас домывала их какой-то огромной щеткой на длинном черенке и протирала огромной

тряпкой. Вот такие были котлы! Да и нас было немало – до тысячи человек надо было

накормить.

При детском доме я числилась до 16 лет.

Моя мама – тетя Луша – трудилась в подсобном хозяйстве детского дома до пенсии. Ее

труд оценили. Наградили ценным подарком и почетной грамотой,

портрет повесили на Доску Почета. Она была очень добра к детям.

До сих пор все вспоминают о ней с теплотой. Детей любила и жале-

ла, потому что сама выросла сиротой и попала в монастырь, где ее

приютили.

Я ее очень любила. Она научила меня всему, что нужно в жизни. А

уметь жить, иметь жизненные силы и необходимые навыки – это

непросто. Я живу по «маминой» науке». Мамы, к сожалению, уже

нет с нами.

Мама Луша

Я вспоминаю «маму Лушу» самыми добрыми словами и храню светлую память о ней. Ее

фотографии – моя самая большая ценность.

Не осуждаю свою родную мать, но меня не покидает мысль: что же вынудило ее оставить

свое дитя у железнодорожного полотна. Вновь и вновь задаю себе этот вопрос: «Что?..

Может быть, война?..»

Я создала собственную семью. Не опустилась. Всю жизнь работаю. Я благодарна прием-

ной маме. Я благодарна детскому дому от имени всех воспитанников, ставших достойны-

ми людьми.

91

Елена Александровна Усанина (в замужестве – Мызникова)

Даты жизни – 1934-2005

Биография написана одноклассниками

В детстве Лена выглядела старше своих лет. Сильная и уверенная

в себе, она держалась со сверстниками как старшая сестра. Ко-

мандного тона у нее никто не замечал, но мальчишки подчиня-

лись ей беспрекословно.

Летом наши воспитанники работали на приусадебном участке.

Зимой заготовляли дрова. По просьбе воспитателей Лена руко-

водила ребятами во всех этих делах. Дрова надо было напилить,

наколоть, принести к печам. Обязательно надо было надрать

кору с березовых поленьев. Ну, и конечно, – растопить печь. Вот

где была морока! Не то слово – настоящая мука! Дрова сырые. Огонь раздували до слез,

до боли в груди и в животе. А нащепать лучину?! Но Лена как-то умела со всем этим спра-

виться, все это с мальчишками организовать и довести до конца, пока огонь не вспыхнет и

дрова в печи не затрещат. Девочки обычно занимались уборкой.

Уже после войны, перед самым выпуском из 7-го класса, в детский дом привезли велоси-

педы и раздали по группам, по одному велосипеду в каждую. Всем, естественно, хотелось

покататься. Начались споры. Чтобы не было ссор, роль «главнокомандующего» взяла на

себя Лена. И правильно распорядилась, как поступить. Она сказала, что первыми должны

были покататься умеющие. (Таких «умельцев» оказалось не так уж мало). Остальные в это

время смотрят. Наматывают на ус. Потихонечку учатся, как это правильно делается. И

началось! Смех, шутки, слезы и недовольство – настоящее «цирковое представление»

велосипедистов. Хотя многим было тогда не до шуток: падения, разбитые коленки, синя-

ки. Но состоялось целое «шоу», как сегодня именуют любое творческое представление. В

конце концов все пошло на лад. Многие и сейчас со смехом вспоминают эти велосипеды.

Ленину ответственность, желание и умение работать, ее справедливость всегда отмеча-

лась и ценилась как взрослыми, так и сверстниками.

После 7-го класса Лена поступила в Талицкое педучилище. После окончания вышла замуж

за нашего музыкантского воспитанника, по направлению его службы уехала с ним в Гер-

манию, где муж служил в военном оркестре. После окончания срока службы мужа они

вернулись на родину, приехали в Свердловск. В их семье выросли два сына. Старший сын

работает директором школы в Перми.

В 2005 году Лены не стало… Но сколько благодарных друзей из детского дома помнят о

ней.

92

Фалалеева Анастасия Фоминична

Год рождения – 1934

Наконец-то взялась написать о жизни, проведенной в детском

доме №1 в городе Верхотурье. Долго не могла начать – меня за-

хлестнули воспоминания, нарушили спокойствие, выбили из рав-

новесия, нахлынула тоска-печаль. Душа стонет и плачет…

Мой отец был простым колхозником. После продолжительной

болезни перед самой войной умерла моя мать. Отец остался

вдовцом с тремя детьми. Я была самой младшей, даже мамы не

помню. В 1940 году отец, забрав меня и сестру Кристину, ушел из

колхоза и отправился на поиски лучшей жизни. Таких людей было

в то время много. Помню бесконечные переезды в товарных вагонах, ожидание на вокза-

лах. Днем зачастую прятались, отсиживались в лесах, так как бегство из колхоза было

наказуемо. Скитались и по Казахстану, и по Алтаю и еще где-то, пока не попали на Урал, в

Верхотурский район. Жизнь оказалась повсюду одинаково тяжелой. Осели в деревне Ба-

траково (могла точное название забыть). Отец устроился сторожем в детский сад, куда

стала ходить и я. Тут нас застала война. Наступил голод. Постоянно хотелось есть. В авгу-

сте 1941 года я заболела, меня отвезли в город Верхотурье, в больницу, в которой я про-

вела целый год. Болела тяжело, думала, что не выживу.

Пока я находилась в больнице, отца призвали на фронт. Практически мы осиротели. Сест-

ру Кристину отправили в Верхотурский детский дом №1. Меня, как очень ослабленную

болезнью, определили в дошкольный детдом на Заимке, чтоб пока в первый класс не от-

давать, хотя по возрасту надо было. Через год, в августе 1943 года, я уже была переведена

в детский дом, где находилась моя сестра. Прожила я там целых десять лет, окончила 10

классов.

Шла война. Фронт требовал все новых и новых бойцов. Новобранцы покидали город рано

утром, когда в детском доме мы еще спали. Но один раз я увидела их. Помню, как они

уходили из городского сада, где они собирались перед отправкой (сад находился рядом с

детским домом), и пели песню «Вставай, страна огромная…». Даже сейчас пробегают му-

рашки по коже. Вся страна – на фронте. Поредевшие ряды работающих на заводах и фаб-

риках нуждались в пополнении. Мою сестру Кристину, как многих других ребят, отправи-

ли в ремесленное училище города Нижнего Тагила с дальнейшей перспективой работы на

заводе. Сестры не стало после тяжелой болезни…

В нашем детском доме нас научили быть самостоятельными. Несмотря на малый возраст,

мы почти полностью себя обслуживали: мыли пол, кололи дрова, топили печи, дежурили

на кухне, летом работали на огороде. У нас было огромное подсобное хозяйство на Кли-

куне. Мы пололи, поливали, осенью собирали урожай. Лошадей было мало, машин не

93

имелось, поэтому урожай в детский дом отвозили на быках. На нашей территории, около

корпусов еще и сахарную свеклу выращивали. Старались использовать любую возмож-

ность, чтобы улучшить наше питание.

Несмотря на тяжелое время, мы, в отличие от многих домашних, были хоть как-то одеты,

обуты, накормлены. Свои 400 грамм хлеба мы имели. Правда, хлеб этот был такого каче-

ства, что из него можно было лепить разные фигурки. Но мы и ему были рады. Некоторые

ребята свою порцию не съедали. Копили в течение дня, а вечером бежали на городской

рынок и обменивали на сладкие леденцы или на полученные деньги шли фотографиро-

ваться, в надежде послать фотографии на фронт родным или братьям. Домашние ребята

тоже испытывали нужду. Недоедали и обменивали на хлеб, что только могли. Помню, что

к нам приходила помощь из Америки: вещи, в основном – поношенные, и продукты: яич-

ный порошок, плавленый сыр, сушеный картофель. До сих пор иногда чувствую вкус того

овсяного киселя. Тогда казалось, что вкуснее ничего не бывает.

Конечно, мы не были «ангелами». Когда воспитатель сдавал дежурство ночной нянечке и

уходил домой, думая, что мы спим, начиналось самое интересное. Наша спальня была

угловая и самая большая, человек на 15-20. Мы придумывали всевозможные игры, чита-

ли, рассказывали сказки, сочиненные прямо на ходу. Я почему-то каждый вечер приду-

мывала всякие истории про наших же девочек, про каждую по очереди…

А зимой, бывало, в теплые снежные вечера тайком одевались, брали на конюшне сани с

оглоблями и катались с горки (гористая улица проходила около нашего корпуса). Одна-

жды нас «застукали»: кто-то из воспитателей вернулся в спальню, а там половины детей

нет, кровати пустые – а на дворе ночь, кругом темнота. Ну, и досталось же нам!

Наконец, пришел день Победы. Мы еще спали – влетает кто-то из старших, бегает по ком-

нате и кричит: «Война закончилась! Война закончилась!». Сколько было радости!!!

Остался в памяти и день, когда отменили хлебные карточки. Заходим в столовую, а на

столах, вместо пайки на каждого стоят тарелки, доверху наполненные белым хлебом.

Ешь, сколько влезет! Мы просто остолбенели. Это было невиданно!

Кроме трудов и забот, были в нашей жизни и радости. Дети в любой ситуации остаются

детьми. Каким наслаждением было после трудового дня искупаться в речке Туре. Она

протекала рядом. А отдых в летнем лагере «Островки»! Там такие замечательные места:

лес, озера, речка. А лагерные линейки утром и вечером! На свежем воздухе! Костры, во-

енные игры! Если бы вернуться туда, в детство…

Интересно проходили праздники. У нас был замечательный клуб, где занимался духовой

оркестр, оркестр народных инструментов, танцевальный и драматический кружки. Велись

занятия хоров, были чтецы, певцы- солисты. Желающие учились играть на пианино, ба-

яне, гитаре, скрипке. Имелась и биллиардная комната. А какая была библиотека! Много

книг я там прочитала, как разрешенных, так и запрещенных. Для развития были все воз-

можности. Поэтому, наверное, многие бывшие воспитанники Верхотурского детского до-

94

ма №1 стали врачами, педагогами, инженерами, учеными, музыкантами, квалифициро-

ванными рабочими. Да, и просто хорошими людьми.

Я с благодарностью вспоминаю годы, проведенные в детском доме. Вряд ли в те тяже-

лые времена в своей родной деревне могла бы получить высшее образование. Я после

10-го класса поступила в Казанский авиационный институт и успешно его окончила. Впо-

следствии работала инженером- конструктором на авиационном заводе. На протяжении

всей своей жизни я никогда не скрывала, что выросла в детском доме, никогда не стра-

дала от этого. До сих пор скучаю по тем годам, часто во сне вижу город детства – Верхоту-

рье. Брожу по улицам, непременно захожу в родной корпус, в клуб, в столовую…

Увы, приехать сегодня некуда: детский дом №1 был расформирован тридцать с лишним

лет назад. И на душе так грустно, как будто я утратила что-то очень родное, дорогое.

Тамара Александровна Шарифулина (в замужестве Волхонская)

Год рождения -1934

Тамара – справа, слева – Фая

Наша мама умерла перед началом войны, отец остался с тремя несовершеннолетними

дочерями. Летом 1943 года его призвали на фронт. Нас, Фаю и меня, как малолетних, сда-

ли в Верхотурский детский дом №1, а старшую – Галю трудоустроили, так как ей уже было

14 лет. Она жила, как тогда говорили, «в няньках». Позже она сама устроилась ученицей в

швейную мастерскую и работала швеей до самой пенсии.

Когда я пошла в первый класс, в нашу группу дополнительно поступили воспитанники

вместе с воспитателями и педагогами из детского дома, эвакуированного из Ленинграда.

Многих ленинградских ребят я помню до сих пор: Юру Лаврентьева, Надю Сусанину, Ди-

ну Дмитриеву, Ксюшу Киселеву. В младших классах обычно перед сном рассказывали

смешные истории. Пухленькая, розовощекая Ксюша Киселева, голубоглазая красавица с

кудряшками, развлекала нас экспромтами: на ходу сочиняла сказки про морских живот-

ных – в ее фантазиях семьи китов обитали в жилых кварталах города. Она наделяла своих

95

героев- животных человеческими качествами. Они, в отличие от людей, пришли в этот

мир без каких-либо пороков. Их внимание было обостренным: они сразу замечали опас-

ность, откуда бы она ни исходила. Заканчивалось все, как в настоящей сказке, хорошо –

добро побеждало. Мы постепенно засыпали и не имели представления, когда же засыпа-

ла сама сказочница.

Ленинградцы любили ставить спектакли, а мы выступали актерами. Очень артистичен был

Витя Д., он обладал природным талантом, был добродушным, улыбчивым пареньком.

Мгновенно запоминал роль, хорошо пел и декламировал. К сожалению, жизнь его траги-

чески внезапно оборвалась. Мальчик решил проверить действие самопала. Может быть,

хотел убедиться, настоящий ли он. Может быть, хотел поиграть в войну. Каким образом к

нему попал обрез, кто его изготовил и передал Вите? Все осталось тайной, которую он

унес с собой. Возможно, сам сделал с чьей-то помощью… Неизвестно. Мальчишка погиб.

Образ добродушного и улыбающегося Вити часто возникает в моей памяти. У нас были

ребята из партизанских отрядов. У них иногда обнаруживали оружие, но чаще - холод-

ное. Конечно, его отбирали.

Вот еще одно воспоминание из нашей жизни, которое забыть невозможно. Во время Ве-

ликой Отечественной войны, кроме портретов вождей, на стенах в рабочих комнатах ви-

сели огромные географические карты. После каждого сообщения по радио об отбитых у

фашистов наших территориях, на этих картах воспитатели передвигали на Запад красные

бумажные флажки. Ребятишки, услышав название освобожденных населенных пунктов,

прыгали и кричали от радости, они надеялись, что скоро, вот-вот вернутся в родные ме-

ста. К сожалению, тогда еще никто из нас не мог знать, понять и предположить, что мно-

гие наши отцы и братья на долгие годы, а возможно, и навсегда, останутся в чужих краях ,

в братских могилах... Мы не осознавали, что большинства родителей, как репрессирован-

ных, так и фронтовиков, уже просто не было в живых. В детстве такое не приходит в голо-

ву.

Никогда не забуду утро 9 мая 1945 года! Наступало утро, всходило солнце. В спальню к

нам, малышам, вбежали старшие девочки вместе с воспитательницей. «Война кончилась!

Победа!» – кричали они. На этаже стоял такой шум и гам, что было не слышно друг друга.

Но все были безмерно счастливы!..

И еще один эпизод из юности. Я перешла в 9-ый класс. Однажды мы с подругами отпра-

вились на Островки, в наш лагерь отдыха. Стоял теплый июльский день, Небо было ясное,

солнце поднялось довольно высоко. Дул теплый ветерок, пахло елово-сосновым лесом.

Проходя мимо братских могил, мы вдруг услышали выстрел. С перепугу попятились, Ис-

пытали такой страх – никому не пожелаешь! Из кустов вылетают два парня. У одного в

руках ружье. Это были наши ребята, поступившие в горно-металлургический техникум и

приехавшие в детский дом на каникулы. Оказалось, что они «одолжили» у сторожа

нашего лагеря ружье и решили просто нас попугать…

После 10-го класса я поступила в Уральский государственный университет имени А.М.

Горького на химический факультет. Во время студенческих каникул каждое лето приезжа-

96

ла в детский дом и работала воспитателем, заменяла отпускников. Питалась вместе с ре-

бятишками, и этим экономила стипендию.

Окончив университет, я сорок с лишним лет проработала в лаборатории биохимии Цен-

трального ботанического сада, Сибирского отделения Российской Академии Наук в Ново-

сибирске. Я – кандидат биологических наук, автор и соавтор десяти изобретений и патен-

тов. Имею свыше семидесяти научных работ, ветеран труда, как все люди моего поколе-

ния, работающие в России.

Поженились мы с Борей Волхонским в 1957 году, уже отметили пятидесятилетие совмест-

ной жизни. У нас две дочери. Старшая – Оля – окончила Томский университет, биологи-

ческий факультет. Она кандидат биологических наук, доцент. Младшая – Таня – окончила

медицинский институт. Она – врач – терапевт. У нас три внука. Часто рассказываем им о

нашем детстве и о родном нашем Доме, подготовившем нас и выпустившим во взрослую

жизнь. Считаю, что жизнь моя удалась.

Шарифулина Фаина Александровна (в замужестве – Амозова)

Год рождения -1933

В семье было три сестры. Мама умерла в самом начале войны от

воспаления легких. Некоторое время мы жили с отцом. Но после то-

го, как отец ушел на фронт, мы с сестрой Тамарой попали в детский

дом – это произошло в 1943 году. А старшая сестра Галя стала рабо-

тать домработницей в чужой семье.

Годы, проведенные в Верхотурском детском доме №1, вспоминаю с

благодарностью. Там меня многому научили: шить, вязать, следить

за чистотой и порядком во всем. Невозможно забыть лагерь «Островки», его вспоминаю

постоянно. Там было замечательно, весело, интересно. Так как в желудках было пустова-

то, во время тихого часа мы незаметно убегали за ягодами черемухи. Наедались их до

такой степени, что все связывало во рту, язык и зубы чернели. Напихивали ягод еще и за

пазуху, чтоб других накормить. И так драили потом майки от раздавленной «добычи»!

Да, голодновато приходилось, но все равно было весело!

После окончания 7-го класса вместе с ребятами из нашей группы: Ниной Коноплевой,

Надей Таракановой, Володей Ломом, Володей Юдиным и другими – меня направили в

ремесленное училище №25 в Нижнем Тагиле. Очень хотелось выучиться на медсестру, но,

к сожалению, судьба распорядилась по-другому. В Нижнем Тагиле я прожила всю жизнь.

После окончания училища больше двадцати лет работала на Уралвагонзаводе. Вышла

замуж за нашего воспитанника. Мы вырастили двух сыновей. Сейчас у них свои семьи.

Растут внуки. Я благодарна нашему детскому дому. Он поставил нас на ноги и выпустил в

жизнь.

97

Шишкин Николай Дмитриевич

Год рождения - 1939

(Рассказ о жизни записан Байковой Ольгой Михайловной в 2012 году)

Я родился в Нижнем Тагиле. Мой отец работал на Уралвагонзаводе. Во время войны на

нем выпускали танки. Отец был солдатом еще в Первую мировую войну, потом в Граж-

данскую. Сохранилась фотография, на которой отец в армейском обмундировании: на

ногах короткие ботинки и обмотки до колен, которые плотно обмотаны вокруг ноги. Ру-

башка неопределенного цвета и брюки до колен. Так одевались все солдаты Российской

империи.

Во время Отечественной войны у него была бронь, как у всех работавших на военных за-

водах. Работали сутками, из цеха не выходили. Отец так и умер у станка. Такое случалось

со многими: умирали от истощения и невыносимой усталости. Его брат тоже работал на

этом заводе. Но он был молодой и ушел на фронт добровольцем, прошел всю войну и

остался жив. Награжден тремя орденами: орден Славы, орден Красной звезды и орден

Отечественной войны 2-ой степени. Этими наградами он очень дорожит. Ему уже 90 лет,

но он имеет ясную голову, хорошую форму.

Мама пережила отца ненамного, тоже умерла в войну от истощения. Детей отдали в дет-

ский дом. Меня привезли в Верхотурье в 1947 году. Детей в детском доме было тогда

много. Нас, первоклассников, поместили в двухэтажном здании, на втором этаже, где бы-

ло теплее. Спали сначала по двое на кровати. Еду приносили из столовой прямо в комна-

ту. Там же мы учились и делали уроки. Со временем все стало меняться к лучшему. Нас

перевели в другой дом, мы стали ходить в детдомовскую школу. Учителя в школе были

хорошие. Нашей воспитательницей стала Александра Даниловна. Она была добрая и за-

ботливая. Но были и другие. За всю жизнь в детдоме я помню только одно жестокое

наказание детей.

Наши воспитатели, видимо, были материально ответственны за нашу одежду. Однажды

воспитательница, уходя с работы, не досчиталась одного пальто. Тогда она выстроила на

линейку в коридоре только мальчиков и сказала: «Будете стоять, пока не скажете, кто и

куда унес пальто». Отпустила она нас только в 4 часа утра, сонных и уставших. Утром при-

шла Александра Даниловна, стала считать, снимая каждое пальто с вешалки. Все пальто

были на месте! А ее коллега просто считала, не снимая, а, видимо на одной вешалке ви-

село два пальто. Такая обида не забывается. К счастью, подобных бессердечных работ-

ников в детдоме было единицы.

В старших классах ребята трудились на Кликуне, в нашем подсобном хозяйстве. Там был

яблоневый сад. Он был очень красив, особенно когда яблони утопали в цветущем «сне-

гу»! Выращивали там и овощи. Помню, старшие ребята принесли с Кликуна капусту. Два

98

больших кочана они разрезали их на куски и не съели сами, а раздали всем, и нам, малы-

шам – тоже. До сих пор помню вкус этой хрустящей сладкой капусты! Нам всегда хотелось

есть, но если у кого что появилось съестное, то всегда делили на всех. Еще помню, как на

нашей территории проводили водопровод. Мы вместе с Александрой Даниловной тоже

помогали рыть канавы. У нас были различные кружки, где обучали ремеслам, и это в

жизни нам пригодилось.

Но мы не только трудились, но и играли. Летом мальчишки гоняли в футбол. Но играли

босиком, так как на лето у нас обувь забирали. Все ноги были сбиты, но мы на это не об-

ращали внимания. Закалялись. Еще мы любили читать. У нас была хорошая библиотека,

но новые книги поступали в одном экземпляре. Помню, вышла книга «Белая береза» С.

Бубеннова. Мы ее читали по очереди с Геной Лазаревым: день я читаю, день он, или ночь

– я, а другую ночь - он. Потом обсуждали, что понравилось, а что нет.

После окончания 7 - го класса меня направили в ремесленное училище №28 в город Тав-

да. Там я получил специальность столяра-краснодеревщика. До армии работал в ураль-

ском поселке Висим на мебельной фабрике. В армию призвали в 1958 году. Служил в

Прибалтике, в Тарту, в авиации, заправлял самолеты. Вышел из армии с правами водите-

ля машин. После службы в армии я уехал на строительство Красноярской ГЭС в город

Дивногорск, где в течение 10 лет возил бетон на Красноярскую плотину. В 1976 году меня

вместе с техникой (с машиной) перевели на Саяно-Шушенскую ГЭС. Работал там 1,5 года,

но обещанную квартиру не дали. А у меня уже была семья, поэтому мы уехали на Южный

Урал, к тестю. Через короткое время решили перебраться поближе к малой родине – в

Верхотурье. Работал сначала на химзаводе, а потом – в сельхозтехнике. Зарплаты в то

время были высокими, производство успешное. Проработал там 15 лет, вплоть до развала

в 90-е годы всех советских предприятий в районе, в том числе, и сельхозтехники.

Мы с женой вырастили двух сыновей. Оба они получили высшее образование. Старший

сын выучился еще до перестройки, бесплатно, а за второго пришлось платить. Приходи-

лось собирать и продавать клюкву, торговать вещами – крутиться в 90-е годы! Часто рабо-

тать уже не по силам. Сыновья получили востребованные специальности, работают,

имеют хорошие семьи, живут нормально.

Что можно еще сказать о детстве? Оно было трудным, но в войну у всех, а не только у

детдомовцев, детство было трудное! Теперь у детей детство светлое и радужное, у них

есть возможности для богатого интеллектуального развития, но физической нагрузки не

хватает. Спорт не решает все. Человек должен уметь трудиться физически, уметь отре-

монтировать вещь, исправить электроприбор, вскопать огород, если надо. Словом, не

гнушаться «черной работы» и уметь себя обслужить. Те трудовые навыки, которые мы

получили в детском доме, нас спасали всю жизнь. Мы не боялись никакой работы и ни-

каких трудностей. А сегодня время такое, что люди, умеющие что-то делать руками, да

еще и «с головой» всегда и везде найдут себе применение и смогут обеспечить достой-

ную жизнь себе и своим близким.

99

Воспоминания о воспитателях

( Марии Павловне Леонтьевой, Идее Павловне Леонтьевой ,

Василии Иосифовиче Куликове.)

Мария Павловна и Василий Иосифович

(из рассказов бывших воспитанников и коммунаров)

Рассказывая о Верхотурском детском доме, нельзя не вспомнить о семье Леонтьевых –

Куликовых. Организатором и первым директором детского дома была Мария Павловна

Леонтьева. Еще в 1924 году она отмывала, согревала, организовывала питание беспри-

зорников, для которых в Верхотурье была открыта коммуна. Неслучайно поэтому в назва-

ние детского дома вошло слово «коммуна» (Детский дом №1 имени «Парижской комму-

ны»)35. Немного позже принимала и опекала и детей репрессированных и раскулаченных

крестьян. Не имея педагогического образования, малограмотная, Мария Павловна при

этом обладала удивительной мудростью, человечностью и доброй душой. Не зная Мака-

ренко, его методов воспитания, она поступала, в соответствии с разумением: организовы-

вала быт, обучение, трудовую деятельность воспитанников. Хотя у нее самой было трое

детей, ее дом был всегда открыт для других ребятишек.

В 1941 году ее муж – Василий Иосифович Куликов – ушел на фронт, на передовую. Вер-

нулся с войны в орденах и медалях. Был настоящим коммунистом и оставался преданным

ее созидательным идеям - служить людям, быть честным и справедливым – до конца

своей жизни. Многие годы после войны он руководил лагерем Островки, отдавал этой

работе много сил. Придумывал различные соревнования, организовывал военные игры, в

35 Есть и другие объяснения имени детского дома.

100

которых с большим интересом участвовали особенно мальчики. Скучать не давал. Заняты

были все - от мала до велика. Он работал на заготовке сена, ягод, грибов на зиму.

Группа воспитанников и воспитателей на Островках

Василий Иосифович в верхнем ряду - справа

Зимой Василий Иосифович обучал детей азам швейного дела, чтобы заинтересовать ре-

зультатами работы, устраивал соревнования.

Воспитателем младших групп была дочь Марии Павловны от первого

брака – Идея Павловна. Во время войны она работала и с воспитан-

никами средних групп. Ребята вспоминают, как она читала повесть

«Вий» Гоголя, которая казалась жуткой и таинственной, но отвлечься

было невозможно. Обсуждала с ребятами рассказы Льва Толстого и

многое другое. С семиклассниками вела беседы о будущей жизни,

предостерегала от ошибок и разочарований. Дети воспринимали ее

как старшую сестру.

Родной отец Идеи Павловны погиб в финскую войну. Василий

Иосифович был ее отчимом. Но никто никогда бы не подумал, что

они неродные – столько в их отношениях было тепла и привязан-

ности. Вся семья была беззаветно предана детскому дому, служи-

ли ему вплоть до его расформирования. Таких сотрудников в дет-

ском доме было много, и их забыть невозможно.О них стоит пом-

нить. Это – люди – подвижники.

Идея Павловна с воспитанниками Тамарой Шарифулиной и Колей Шалеевым

101

Об Анне Константиновне Урусовой36

(воспоминания написаны бывшими ее воспитанниками)

Женщина эта остается для нас, без преувеличения, - нашей

самой любимой воспитательницей – лучшей из лучших. Была

она певуньей и красавицей. В декабре 2007 года ей исполни-

лось 88 лет. Мы, несколько бывших ее воспитанников, посети-

ли Анну Константиновну. Несмотря на преклонные лета, она

свободно, до мельчайших подробностей восстанавливает в

памяти события, происходившие очень- очень давно, полвека

назад.

Анна Константиновна родилась в семье батрака и домохозяйки

25 декабря 1919 года в поселке Арамашево Тюменской обла-

сти. В семье было 8 детей. Анна росла веселым, общительным ребенком. Окончила семи-

летнюю школу. Так как она любила заниматься с детьми, ей предложили учиться на кур-

сах пионервожатых. Она с этим успешно справилась. Работая пионервожатой, поступила в

Свердловское педагогическое училище. После его окончания в 1939 году ее направили

работать воспитателем в Верхотурский детский дом №1 имени Парижской коммуны.

Проработала в нем 30 лет. Это была воспитательница, способная на различные выдумки и

инициативы в работе с детьми. Готовила с ними выступления на сцене: композиции и

монтажи: подбирала материалы и тексты, обсуждала с ребятами, что кому нравится ис-

полнять. Слушала чтение и выбирала наиболее подходящие для исполнения чтецов те

или иные произведения или отрывки, репетировала индивидуально с каждым и по груп-

пам и добивалась, что все исполнялось без сучка и задоринки. По просьбе детей пыталась

разыскать через Бугуруслан (во время войны туда стекались все сведения о пропавших

или потерявшихся детях) пропавших во время войны их родственников. Переживала за

успехи и неудачи подопечных. Проработала в детском доме до самой пенсии.

Ее муж – Федор Матвеевич Урусов – по специальности инженер – электрик. Он помогал

детскому дому, когда это требовалось, и знал многих воспитанников, так как те часто бы-

вали у них дома. Они воспитали пятерых собственных детей: двух сыновей и трех доче-

рей. В 1973 году детский дом расформировали, и Анна Константиновна ушла на пенсию.

Она вместе с мужем переехала в Тувинскую АССР, где жила их старшая дочь Людмила.

В 1977 году ее муж вышел на пенсию, и они вернулись на Урал, в город Первоуральск, где

находились дочери Татьяна и Ольга. Федор Матвеевич скончался в 1993 году. Анна Кон-

стантиновна до сих пор живет в Первоуральске, в том самом доме, который они по при-

езде купили и обустроили. У нее шесть внуков и три правнука. Анна Константиновна 36 Анна Константиновна умерла в 2012 году

102

награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и юбилейной

медалью труженика тыла.

Бывшие воспитанники часто навещают ее, и она неизменно встречает их радостной улыб-

кой и блеском в глазах. Она нами всеми беспредельно любима. О ней вспоминают мно-

гие. Вот что пишет, например, бывшая воспитанница - врач Валя Постникова: «Анна Кон-

стантиновна была всегда доброй и приветливой. Когда мы приезжали на студенческие

каникулы в Верхотурье, то всегда заходили к ней. У них с мужем (мы его звали – дядя

Федя) был частный дом, и даже - корова. Они всегда нас вкусно и сытно накормят. Напоят

молоком.

После окончания института меня направили в город Первоуральск, врачом-терапевтом в

местную больницу. Там я снова встретилась с Анной Константиновной. Как это произо-

шло? В мое первое дежурство при вечернем обходе я подошла к молодой пациентке,

которая на что-то жаловалась. Стала ее осматривать, пальпировать, спрашивать, что бес-

покоит. И вдруг она перебивает меня и говорит удивленно: «Ой, Валя Постникова!?». Это

оказалась дочь Анны Константиновны – Таня. Так мы снова встретились, стали ходить в

гости к ним. Как хорошо, что в чужом городе оказались не только знакомые, но очень

близкие мне люди. Их семья была гостеприимной и хлебосольной. Анне Константиновне

было уже много лет, но она имела хорошую память, помнила всех ребят своей группы и

знала их судьбы. А однажды я ее практически спасла. Как-то звонит Таня по телефону и

говорит, что Анна Константиновна сильно болеет и уже собралась «на тот свет». Мы вы-

звали скорую помощь, привезли ее в больницу и выходили. Потом она жила еще долго. Я

была рада, что помогла ей и частично отплатила за ее доброту к нам, ее воспитанникам.37

Яковенко Александра Даниловна

(в замужестве – Вагина),

бывшая воспитанница детского дома

Александра Даниловна, до того, как стала воспитательницей в Верхотурском детском до-

ме № 1, сама прошла во время войны несколько детских домов на Украине, в Сумской

области и на Урале. Пережила все ужасы начала войны: рытье окопов, бомбежки, спеш-

ную эвакуацию, холод, голод и случайные перемещения. О своей жизни, судьбе и работе

она рассказала бывшей её воспитаннице – Байковой (Карманович) Ольге Михайловне.

Этот рассказ воспроизводится далее.

Александра Даниловна родилась на Украине, в Сумской области, селе Васильевка 19 де-

кабря 1926 года. Ее мать рано умерла, Ее брату было всего 3 года, а она немного старше.

Отец женился вторично, они жили с мачехой. Семья была крепкая. Имела большое хозяй-

ство: сад, огород, корову, лошадь, собственный дом. Во время коллективизации все при-

шлось отдать в колхоз. В 1931-32 году отец – Даниил Харитонович был председателем

103

колхоза, людей в колхозе было много. Но в 1935 году наступил голод, распространилась

эпидемия тифа. Народ вымирал. Умерла и мачеха. Отца и многих мужчин из колхоза аре-

стовали, обвинили во вредительстве и расстреляли, а позже реабилитировали. Детей сда-

ли в детский дом, который открыли при колхозе. Колхоз его и содержал.

Детский дом находился в 4-х километрах от Васильевки, в имении бывшего пана. Здесь

был большой сад и парк. До войны это было место отдыха жителей деревни. Жизнь перед

войной стала налаживаться. Колхоз поднялся. Жили хорошо. Колосились украинские по-

ля пшеницы, как море волновались колосья под ветром. Пшеница была высокая, густая,

колос крупный, стойкий. Все радовались, что будет хороший урожай.

Но началась война. И страшно было смотреть, как эти поля горели!.. Все были потрясены.

Красная Армия отступала. Надо было ей помогать. Однажды собрали огромный обоз ло-

шадей, нагрузили мукой, салом, сахаром, печеньем, хлебом. Посадили на телеги комсо-

мольцев, среди них была и Шура Яковенко (Шуру приняли в это время в комсомол, не-

смотря на то, что она была дочь «врага народа»). Их повезли в сторону города Сумы –

рыть окопы. Это было в первой половине июля месяца. Молодежь ехала босиком. Люди с

тоской смотрели на эту «рабочую силу», а некоторые злорадствовали: ведь колхозами и

Советской властью на Украине многие были недовольны.

Когда прибыли к месту, то к рытью окопов не успели приступить: началась бомбежка,

слышались взрывы, земля где-то ухала. Падали самолеты, неизвестно чьи. Было очень

страшно! Старики – окопники поняли, что ребят надо спасать. Им сказали: «С нами будь

что будет, а вы должны жить. Пересеките дорогу и идите лесом». Место, где рыли окопы,

находилось в 40 километрах от детского дома. Шли лесом, и только ночью. На дорогу

выходить боялись. Все были босиком, но не обращали на это внимания. Главное – до-

браться до детдома. По дороге отступали войска и шли колонны беженцев. Среди них

особенно много было евреев. Немцы начали бомбить дорогу

Но мы все-таки добрались до детского дома. Здесь вовсю готовились к эвакуации, зары-

вали в землю детдомовское имущество, надеясь скоро вернуться… Председатель колхоза

распорядился - дать отъезжающим лошадей, и нас повезли на соседнюю станцию, в сто-

рону Харькова. Мы успели эвакуироваться, а детский дом в городе Полтава не успел и

был полностью разбомблен. Погибли все: и дети, и взрослые… Мы со станции доехали до

Харькова. Здесь сели в вагоны. Город уже бомбили. Опять падали самолеты. Вагоны с

хлебом кто-то отцепил от состава, и они достались немцам: говорили, что это была дивер-

сия. Дети во время бомбежки разбежались, потом всех собрали и поехали на Урал. Было

страшно, взрывы слышались постоянно, удушающий дым проникал повсюду. Наш поезд

оберегали еще и потому, что в нем ехали ремесленники. Он был заполнен мальчишками

1924 – 26 года рождения. Лучшая молодежь, которая должна была встать на защиту Ро-

дины. Сесть в этот эшелон нам удалось, потому что на этом настояла директор нашего

детского дома. Благодаря этому мы остались живы. Поезд останавливался, и мы бежали

за хлебом. В этом эшелоне на нас продуктов не было. На одной из станций (Куйбышев

или Сызрань) несколько девочек должны были попросить в столовой вокзала наполнить

104

бачки и ведра, которые им дали, едой. Но пока они нашли столовую, получили хлеб и суп,

и вернулись – поезд ушел. Ребята уехали голодными.

Шура была среди отставших. Девочек увидела милиция, забрала и отправила в приемник-

распределитель в городе Свердловске, а оттуда в село Костино, в летний лагерь для де-

тей, в котором открыли детский дом. Было это 13 октября 1941 года. Вот сколько времени

мы добирались с Украины! Для украинцев здесь было уже холодно. Кроме того, они

сильно отощали. Сначала их откармливали, отпаивали и подлечивали. В школу не ходили.

Жили в большом корпусе. Там была печка. Дети грелись у печки, спали в одежде, но пели

украинские песни. Скучали по родине. После освобождения Киева младших детей отпра-

вили обратно на Украину, а старших трудоустраивали. Шура окончила 7 классов, и ее с

другими ребятами направили в ФЗО. Обучали показом. Показывали, как делать детали, и

сразу ставили к станку. Работали круглосуточно, выполняли военные заказы.

Из ФЗО отправили строить завод в Алапаевске. Теплой одежды и обуви не было. Одевали

то, что давали местные жители. Завода еще не было, а только строительная площадка.

Привозили оборудование и тут же разгружали. За территорию площадки выходить было

нельзя. Это могло считаться побегом и каралось по законам военного времени. Вынести

уральские морозы и непомерную нагрузку девочкам было просто нереально. Как-то раз

они, пятеро молоденьких украинских девчат, все же вышли с площадки и уселись на

бревно. Дрожат от холода и плачут. Едет мимо старичок из Костино, спрашивает: «Что с

вами, девчоночки?» Они рассказали ему про себя все. Он и говорит: «Вот что, девоньки,

садитесь ко мне в сани и поедем обратно в детдом, пусть ваш директор вас устраивает».

Так они оказались снова в детдоме, а директор их не выдала заводскому начальству и

заступилась в райкоме партии за них. Их направили на заготовку дров для детского дома,

но кормили и одевали как всех воспитанников. У них была крыша над головой. А потом в

газете увидели объявление, что открываются курсы по специальности - воспитателя дет-

ского дома. И их, пять девушек- украинок, направили на эти курсы. Они их закончили и

получили документы, в том числе, паспорта. А ведь колхозники паспортов тогда не име-

ли.

Курсы они закончили 9 мая 1945 года – в самый счастливый день для страны.

И 13 мая 1945 года Александра Даниловна Яковенко прибыла в Верхотурский детский

дом № 1 в качестве воспитателя и проработала здесь до 1973 года – до его расформиро-

вания. Трудная судьба, а порой трагическая, драматическая «эпопея» ее жизни не озло-

била, не изменила её доброго нрава и характера. Пережитое помогло ей хорошо пони-

мать воспитанников, жалеть их по-настоящему и помогать, когда они в этом нуждались.

Никто из ребят не мог и предположить, что пережила во время войны эта красивая, все-

гда улыбающаяся и добрая молодая женщина. Об ее отношении к воспитанникам сохра-

нилось много воспоминаний: тому она помогла материально, того устроила на работу,

тому дала дельный совет. Приезжающие находили и находят в ее гостеприимном доме

приют и ласку, неподдельный интерес к судьбе ее воспитанников. Свидетельство тому

многочисленные письма благодарности и воспоминания.

105

Вот что пишет о ней бывшая воспитанница (ныне – врач) Валентина Постникова: «Алек-

сандра Даниловна была нашей воспитательницей. Она нас не ругала, как другие, а улыба-

лась. И ее улыбка была красноречивей слов: в ней была и похвала, и огорчение. И это

действовало сильнее всякой ругани. К ней часто приезжают бывшие в ее группе ребята.

Мы с Шурой Бесединой, приезжая в Верхотурье, всегда гостили у нее. Она осталась такой

же доброй, неунывающей. Ей ведь уже, наверное, около 90 лет. Она молодец! Так долго

живет, потому что добрая, незлопамятная и оптимистка…». Или вот недавно из Ленингра-

да (Санкт-Петербурга) приезжал Саша Васильев, бывший ее воспитанник с сыном и вну-

ком. Он – врач. Зашел к Александре Даниловне. Она приняла его как родного и оставила

их всех троих ночевать. Ведь сейчас в Верхотурье приезжает много туристов и верующих,

а мест в гостинице недостаточно. И таких «гостей» в её доме перебывало десятки.

Помогала она и при трудоустройстве. Не только сопровождала, как в случае с устройством

на трикотажную фабрику в Ивантеевке, но и «изменяла» судьбу. Вот отправили одну де-

вочку на работу в деревню Бочкарево – коров доить. Эта работа ей была не по силам. А в

детском доме она ходила в швейный кружок. Приезжает она в Александре Даниловне,

плачет, рассказывая о своем горе. Тогда Александра Даниловна, на свои средства, везет

девочку в Свердловск, устраивает там ее в швейную мастерскую (ателье). Девочка по этой

специальности проработала всю жизнь. Не один раз приезжала к Александре Даниловне

и одна, и с семьей. Всю жизнь была ей благодарна. Её жизнь сложилась благополучно,

благодаря тому, что специальность, которую она получила в детском доме, оказалась вос-

требованной. И это благодаря чуткости воспитательницы.

Примеров можно приводить много. Письма Александра Даниловна получает отовсюду,

со всех краев нашей страны. И в них воспоминания о детстве сопровождаются словами

благодарности. Не это ли лучшая награда за труд воспитателя?!

Снова в Верхотурье

Время от времени в детском доме проводились встречи бывших воспитанников. После

войны первая большая встреча, собравшая больше сотни выпускников со всех концов

бывшего Советского Союза, состоялась в 1954 году – в год его 30-летия.

106

Встреча на Островках - 1954

Встретились на Островках, где было просторно и все напоминало нам о самых свобод-

ных днях в нашей жизни – об отдыхе, играх и развлечениях. Никаких торжественных ре-

чей не произносилось. Мы общались, фотографировались.

Встреча в 1954 году.

1 ряд (слева ) - Тамара Шарифулина, Рая Зуева, директор детдома - Сафонов, Ася

Исакова, воспитатель.

2 ряд (слева) Куликов В.И., Валентин Шувалов, Люда И., Галя Шарифулина.

Сзади – Фая Шарифулина.

107

Мы встречались с бывшими воспитателями, многие из которых продолжали работать.

Они рассказывали, что изменилось в жизни ребят.

Все давно забыли про голод, про тяжелые, недетские обязанности. Увеличилось количе-

ство работников, особенно обслуживающего персонала. Все желающие теперь могли

оканчивать среднюю школу или поступать в техникум. Появились спортивные команды и

новые соревнования. Жизнь стала легче. Мы порадовались за новое поколение. Им ста-

ло легче пробиться в жизни т реализовать свои способности. Больше таких значительных

встреч не припомню.

А в 1973 году детский дом №1 имени Парижской коммуны с оставшимися воспитанника-

ми расформировали, а детей не спросили, как часто делалось раньше, когда разлучали

при переводах и расформированиях братьев и сестер или близких друзей, так делается и

сегодня. Что это настоящая трагедия для детей, считающих детский дом и товарищей

своей семьей, те, кто принимает решения, видимо, не думает. Вот как вспоминает об

этом событии одна из воспитательниц (её рассказ записала Ольга Михайловна Байкова).

Когда расформировывали детский дом, детей развезли по разным местам, все имуще-

ство куда-то ушло (больше всего жаль библиотеку). Кое-какие документы передали в ар-

хив, но не все. Кому это потребовалось – не знаю. Но из нашей памяти эти годы не вы-

черкнуть.

Те, кто решал судьбы детей, сам не развозил детей по разным детским домам, не думал,

что они пережили и как все восприняли. Им никто ничего не объяснил, не настроил пси-

хологически на отъезд. Сотрудники детских домов, куда их отправляли, были не готовы к

приему такого количества новичков. Воспитатели Любовь Федоровна Корчемкина и Алек-

сандра Даниловна вспоминают: «Когда детей привезли на вокзал и стали рассаживать по

вагонам, они не хотели садиться. Дети кричали, плакали, некоторые доходили до истери-

ки. Их вталкивали силой. Отправление поезда было задержано на час. А потом дети стали

сбегать из мест, куда их увезли. Прибегали в Верхотурье, обратно в свои корпуса, подол-

гу здесь скрывались. Ночевали на чердаках, голодали. Тогда Антонина Павловна (тоже

бывшая воспитательница) сообщила в милицию, чтоб ребята окончательно не пропали.

Милиция их вылавливала, отправляла обратно, но они опять убегали и появлялись на

бывшей территории их ДОМА... И эта бесполезная «борьба» продолжалась очень долго.

Кому- то эта трагедия сломала жизнь, кого-то озлобила, у кого-то отняла веру в людей, в

добро, которое проповедовалось их воспитателями и учителями. Наверное, были причи-

ны для расформирования: экономические, скорее всего. Но надо детям объяснять их,

убеждать, что на новом месте хуже не будет. Они найдут новых друзей и т.д. Да мало ли

как можно успокоить и убедить ребенка! Но делать с ним с бухты- барахты что заблаго-

рассудится только потому, что они «государственные дети», несправедливо и неплодо-

творно.

Так печально закончилась полувековая, военная и послевоенная история Верхотурского

детского дома № 1, спасшего десятки тысяч детей во все годы его существования: в до-

военное время, во время войны и в послевоенные годы.

108

Но бывшие воспитанники остались, и мысль о встрече на родной территории их не остав-

ляла. Приезжали сюда по одному и небольшими группами. И последняя встреча детей

«военного поколения» прошла в 2008 году, а чем я писала в начале книги.

Встреча через полвека…

Начну рассказ об этой встрече с небольшого отрывка из статьи местного журналиста Алек-

сандра Бондаренко «Белые пятна нашей истории», появившейся в эти дни в местной газе-

те «Новая жизнь». Автор пишет: «В середине июня в средней школе №1 состоялась встре-

ча выпускников детского дома, находившегося в Верхотурье с 1924 по 1973 год. Поразила

изначально необычность такого мероприятия: то ли слет, то ли встреча выпускников-

детдомовцев. Подумалось, ведь на традиционных вечерах встреч в школах число выпуск-

ников спустя годы редеет. Каково же было изумление, что на этой встрече собралось че-

рез полвека столь много людей, всякое повидавших на своем веку, но в этот день не-

обыкновенно живых, радостных и растроганных от встречи. Конечно, разного они были

возраста, ну, скажем так, за шестьдесят. Встреча могла и не состояться – лет-то сколько

прошло. Но были свои организаторы. Мне запомнилась своей деловитостью, целеустрем-

ленностью жительница села Усть-Салда Ольга Михайловна Байкова – ветеран педагоги-

ческого труда. Но не одна она занималась поиском бывших воспитанников: надо найти,

надо убедить, уговорить приехать… Люди собрались из разных концов нашей необъят-

ной Родины, даже приехали из-за границы. Закаленное поколение: многие из детдомов-

109

цев в свои преклонные годы очень успешные люди, достигшие высоких званий и чи-

нов…»38

Действительно, встреча была интересной. Столько воспоминаний она разбудила. В ее

организации помогли и местные власти. Присутствовали на ней глава округа Зеленская

Татьяна Алексеевна, директор средней школы №1, журналисты.

Начала разговор о нашем ДОМЕ одна из инициаторов встречи, бывшая воспитанница,

кандидат биологических наук - Шарифулина (Волхонская) Тамара Александровна.

- Эта встреча посвящена памяти нашего детского дома № 1 имени Парижской коммуны.

Расскажу, как появилась идея о встрече и о работе, которая ей предшествовала. С чего

всё началось?

В 2002 году я приехала в Верхотурье, чтоб посетить те места, где прошло мое детство.

Вступив на территорию возрождающегося тогда женского монастыря, побывав в некото-

рых зданиях, где мы когда-то жили, я была взволнована до слез. В памяти вихрем про-

неслись картины нелегкой, но радостной и интересной жизни в детском доме, где я про-

вела 10 лет. Оказалось, что уже прошло 35 лет, как нашего дома здесь нет. Внутри у меня

все рыдало, как будто я лишилась малой родины…

И возникла мысль оставить какую-то память о существовании в этом городе нашего дет-

ского дома. Ведь история Верхотурья, а, в определенной мере, и нашей страны будет не-

полной, если о нем забыть. Как говорил один из героев А. Платонова, старый механик

(кстати, усыновивший сироту): «Без меня народ неполный». Поэтому мы сегодня здесь,

чтоб по возможности восстановить его историю, которая во все время существования бы-

ла частью непростой истории нашего государства.

Я начала собирать адреса всех, кого знала, вести переписку. Постепенно количество пи-

сем и ответов увеличивалось, мне стали помогать те, кто уже получил письма. Посылали

новые адреса, воспоминания, рассказывали о своей жизни и, наконец, договорились о

встрече и о времени ее проведения. Приехать все, кто писал, не смогли: кто болен и фи-

зически не смог, кто имел на это время давно замышленные планы, но они прислали вос-

поминания. И если мы все соберем вместе, то получится книга, дополняющая историю

нашей страны. И у нас есть люди, которые могут этот замысел осуществить. Это будет знак

благодарности людям, нас вырастившим и воспитавшим и в то же время - документ

нашей памяти - «о времени и о себе…».

Выступали почти все присутствующие на встрече, говорили о том, что потом было изло-

жено в воспоминаниях, которые приведены в книге.

Кроме тех, кто приехал на встречу, а их было около 30 человек, прислали поздравления и

информацию о себе многие, кто по разным причинам, чаще по состоянию здоровья, не

смог быть среди нас.

38 Новая жизнь №25, 27 июня, 2008

110

После выступлений и воспоминаний мы совершили прогулку по знакомым с детства ме-

стам. Верхотурье в целом мало изменилось: те же деревянные дома и дощатые тротуары,

лишь в центре и к соборам дорога заасфальтирована. Преобразилась центральная пло-

щадь. На ней появился памятник в честь 400-летия города и гостиница. Но значительность

и торжественность этому месту придают восстановленные храмы, которых уже около

двадцати, и исторические постройки. Поражает количество людей, приезжающих на экс-

курсии и церковные службы. Их поток не иссякает, а с каждым годом увеличивается.

На территории нашего детского дома теперь бывшие ее хозяева – монахини Свято-

Покровского - монастыря. Они приютили на ночлег некоторых из наших , кому не доста-

лось места в гостинице. Мы все побывали здесь в тот день. Нам разрешили пройтись по

территории, заглянуть в бывший клуб и столовую. Показали небольшое подсобное хозяй-

ство на месте наших спортивных площадок. Все чисто, ухожено, аккуратно. Но нет больше

наших огромных «барж», в которых во время войны нашли приют так много спасшихся от

нее детей. Нет конного двора. На его месте усадьба нового «хозяина жизни», огорожен-

ная забором, с охраняющим ее огромным псом на цепи, встретившим нас при приближе-

нии басистым рычанием. Хозяин, даже не выслушав, зачем мы подошли сюда, пригрозил

спустить пса, если мы не уберемся… И это - рядом с божьим храмом! Таковы парадоксы

все еще неустойчивой, как выражаются ученые, «социокультурной» ситуации в нашей

стране со времени перестройки. Насколько проще, человечнее и приветливее были про-

стые люди в Верхотурье во время войны, относившиеся к детдомовцам с большим сочув-

ствием. Кстати, ворота и двери домов в то время днем не запирались вовсе. Но, как гово-

рится, Бог всем судья!

На встрече многие вспоминали о дошкольном детском доме на Заимке, хотели посмот-

реть на места, где кое-кто из участников встречи провел первые годы жизни. Детский дом

на Заимке возник в 30-е годы, и был в те годы немаленький. Здесь жили дети с 3-х лет до

поступления в школу – 7-8 лет. И большинство из них оказались тогда на Заимке не по

воле своих родителей. Родители были репрессированы. Расстреляны или высланы. Не-

многие из них вернулись только после 1953 года, когда их дети уже выросли.

Оказалось, что на месте этого дошкольного детского дома существует другой - детский

дом «Домовенок», и Татьяна Алексеевна Зеленская любезно согласилась нас туда сопро-

водить. Тем более, что она была некоторое время назад его директором и досконально

знала все, что нас интересовало.

Заимка

Заимка – это небольшое поселение вблизи Верхотурья. «Домовенок» занимает несколько

домиков, отдельное помещение столовой, благоустроенную «зеленую зону». Детей не-

много. Мы зашли в помещение. В нем небольшие комнаты, в которых живут по 2-3 чело-

века. Много игрушек, игр, телевизоры, шкаф с книгами. Я поговорила с мальчиками лет

десяти: что они читают, чем интересуются, что изучают в школе. На первый взгляд, вполне

нормальные дети. Судя по тому, как нас угощали в столовой, готовится пища хорошими

111

поварами. Всего в детском доме вдоволь. Но завидовать нечему. Несмотря на изобилие –

ощущается какая-то непонятная грусть в глазах детей, что-то в душах неустроенное. Объ-

яснить это, как ни странно, - не так сложно. Оказывается, большинство ребят вовсе не

сироты, а дети родителей, лишенных родительских прав: алкоголиков, наркоманов и дру-

гих асоциальных элементов. Уже само такое положение говорит не о недостаточном ма-

териальном обеспечении детей в детских домах, а об изъянах нашего общества, у многих

членов которого в 90-е годы была выбита почва из-под ног, закрывались заводы, люди

впервые становились безработными. И слабые или безвольные не смогли подняться, са-

ми выбрали путь «катиться дальше, вниз…» и повлекли за собой детей. Такое во время

самых трагических дней войны невозможно было даже представить!

Я решила более детально узнать, что сегодня происходит в детских домах, кто там и как

живет. Стала читать публикации и сайты, посвященные этой теме. Пишут много, но в ос-

новном, о неблагополучии. Я начиталась такого, что трудно поверить. Но во всех источ-

никах констатируется, что больше 2/3 детей - это «сироты» при живых родителях. Дело

опять-таки не в цифрах, а в том, как поставлена работа с детьми в этих «учреждениях».

Так теперь именуются и школы и детские дома. Вал публикаций 90-х,2000—х годов кото-

рые я прочитала, констатировали неблагополучие: бездушие, формализм, безответствен-

ность персонала, воровство и обманы, присвоение выделяемых детдомовцам квартир39.

Обращу также внимание на характерное название публикаций на тему положения в

детских домах в то время: Андрей Петрушин - «Недетский дом». И названия художе-

ственных произведений о детских домах говорят сами за себя, например, «Соленое дет-

ство» Александра Гейзалова и его сайт «Сиротская душа». Только один этот подвижник,

бывший детдомовец делает для сирот больше, чем те, кто обязан заботиться о детях по

должности.

Видимо, ситуация достигла, как говорится «критической массы». В последние 5-6 лет лю-

ди буквально забили во все колокола. Тема детства и защиты детей в нашем обществе

приобрела широчайший размах. Создаются фонды помощи детям-сиротам, такие, как

«Солнечный город», «Теплый дом», «Наши дети». Продолжает работу один из первых

детских фондов, созданных еще в СССР, – фонд уральского писателя - Альберта Лиханова.

Талантливых детей опекают известные деятели культуры, особенно музыканты: Владимир

Спиваков, Юрий Бешмет, Денис Мацуев и много других. Возникло и расширилось волон-

терское движение. У нас растет замечательная молодежь. Именно молодежи принадле-

жат многие инициативы в области «добрых дел». Как отмечают социологи, в последние

годы в нашем обществе значительно повысился «градус доброты».

Внимание государственных органов также обращено к детским домам. Создана госу-

дарственная программа «Россия без сирот». В 2014 году объявлен конкурс предложений

и проектов на тему: «Каким должен быть детский дом?»

39 Видимо, это не редкие случаи. Только вчера – 5.05.2015 - в газетах появились публикации о мэре одного из крупных городов на западе страны – Викторе Б., лишившем законных квартир 10 детдомовцев!

112

В последние годы увеличилось и количество семей, берущих сирот под опеку или удоче-

ряющих и усыновляющих детей из детских домов. Конечно, учителей и воспитателей,

работающих с этими травмированными детьми, и тех, кто берет ребенка в семью, надо

готовить специально. Дело ведь не в том, чтобы детей жалеть, развлекать, или беспощад-

но «искоренять» благоприобретенные изъяны в поведении» путем изощренных наказа-

ний. Или, наоборот, заискивать перед ними, задаривать «мишками», «куклами» и «кон-

фетами». Слава Богу, судя по финансированию детских домов, голодных в них нет и быть

не должно.

Тот, кто приходит работать в детский дом, не должен относиться к воспитанникам пред-

взято, как это мы наблюдаем в суждениях обывателей, не считать их людьми низшего

сорта, не унижать, а обращаться, как с равными себе. И главное, занимать настоящими

делами, полезной деятельностью, результат которой ощутим. Ребенок должен быть все-

гда чем-то занят, а свободное время использовать для индивидуальных нужд и интере-

сов. Но для этого должны быть созданы условия: разнообразные студии, кружки, секции,

направленные не только на развлечения детей, но, главным образом, на серьезное раз-

витие. И не обязательно на территории детского дома. Почему бы ребятам не посещать

подобные детские организации, имеющиеся в городе или в школах, вместе с домашними

детьми? Их не надо отгораживать от общества. Тут вот и могут проявить себя доброволь-

ные помощники, волонтеры, творческие люди, спортсмены и т.д. Быть может, такой опыт

существует? Я много читала о нынешнем положении в детских домах, но, конечно, не всё;

может быть, я в чем-то ошибаюсь, то буду только рада, если меня поправят.

Почему у Макаренко воспитанники не считали себя несчастными (впрочем, и мы, «дети

войны» - тоже): они были самостоятельны, отвечали за свои поступки и заняты настоящи-

ми, нужными им делами. Как-то во время поездки по литературным местам Украины

(еще до перестройки) я побывала в музее Макаренко в Харькове и поразилась, какую

«продукцию» производили колонисты: они работали в цехах завода ФЭД и изготовляли,

кроме всего прочего, - настоящие фотоаппараты, когда большинство людей в СССР еще

их и в руках не держало! Все там было по-настоящему, без игры «в поддавки». Поэтому и

выходили колонисты в жизнь твердо стоящими на своих ногах, не нуждались ни в какой

опеке.

Наше поколение детей, потерявших во время войны, по существу все, что составляет опо-

ру в жизни: родной дом, близких, матерей и отцов, старших братьев и, к нашему счастью,

нашедших приют в детских домах, как видно из воспоминаний, не потеряло себя. Совсем

юными, почти детьми, мы начинали трудовую жизнь, но всегда помнили, в чем нас

убеждали учителя и воспитатели: только хорошее образование и востребованная про-

фессия, полученные «житейские» умения – именно то, что у человека отнять невозмож-

но, что нельзя потерять. Именно они (профессия, образование и привычка трудиться)

делают человека самостоятельным, уверенным, успешным в жизни. Поэтому любую

возможность использовали, чтоб продолжить учебу и совершенствоваться в работе. Мы

были приучены не чураться никакой так называемой «черной работы», которая в жизни

может пригодиться. И никогда не жаловались на «сиротскую долю». Дружба и чувство

113

локтя часто становились опорой в трудных ситуациях. Кроме того, как говорят в России:

«Мир не без добрых людей!» Как многие из них нам протягивали руку в безвыходных

ситуациях: какой-то добрый старичок, какая-то бабушка-умелица, учительница, воспита-

тельница, просто хороший человек.

Доброта!.. Близкие люди и друзья композитора Дмитрия Шостаковича вспоминают, как

перед смертью все его утешали. Утверждали, что он великий композитор, написал и

оставляет человечеству произведения, которые будут жить века, а он в ответ на это гово-

рил, что после смерти человека остается только ДОБРОТА, которую он дарил друзьям,

близким и просто знакомым людям. Анна Ахматова, пережившая столько утрат и неспра-

ведливости, тем не менее, утверждала: «Осуждены мы расточать, и в этом наше счастье».

И еще раз напомню слова Шота Руставели: «Что отдашь – твое, что скроешь – то потеряно

навек!» Старшее поколение помнит, какой популярностью пользовался в свое время

фильм «Все остается людям» по пьесе С.Алешина. Немного перефразируя, можно уточ-

нить: «Все (что мы отдаем) остается в людях!»

Хочется верить, судя по растущему интересу граждан нашей страны к трудным судьбам

не только сирот, но и инвалидов, одиноких стариков, всех, кто оказался на обочине жиз-

ни, что Россия вернется к тому, что испокон веку ценилось в ней: доброта, хлебосольство,

бескорыстие и забота о сирых и убогих…

Вернусь в конце еще раз к поэту Николаю Рубцову. Он исходил пешком и объехал почти

всю Россию. Он научился видеть краски и слышать звуки российской природы и переда-

вать их в удивительно простых, но берущих за душу стихах. И где бы он ни бывал – везде

встречал людей, дающих ему и кров, и оказывающих бескорыстную помощь, если в них

нуждался. Недаром у него так много стихов о так называемых «простых людях», еще жи-

вущих по нормам народной этики и человечности, которую он воспел в стихотворении

«Русский огонек». Это стихотворение можно считать и, в высшей степени - антивоенным.

Оно влечет читателя к размышлению на актуальные сегодня темы, к которым я пыталась

привлечь внимание читателей.

Вместо эпилога

«Русский огонек»40

Погружены в томительный мороз,

Вокруг меня снега оцепенели!

Оцепенели маленькие ели.

И было небо, темное от звезд.

Какая глушь! Я был один живой.

40 Николай Рубцов – Зеленые цветы. Стихи. Переиздание. Барнаул, Алтайское ко. Изд. 1978.-С.108-110

114

Один живой в бескрайном мертвом поле!

Вдруг тихий свет – пригрезившийся, что ли? -

Мелькнул в пустыне, как сторожевой…

Я был совсем один, как снежный человек,

Входя в избу, - последняя надежда! –

И услыхал, отряхивая снег:

- Вот печь для вас… И теплая одежда…

Потом хозяйка слушала меня,

Но в тусклом взгляде жизни было мало.

И неподвижно сидя у огня,

Она совсем, казалось, задремала…

Как много желтых снимков на Руси

В такой простой и бережной оправе!

И вдруг открылся мне и поразил

Сиротский смысл семейных фотографий!

Огнем, враждой земля полным - полна,

И близких всех душа не позабудет…

- Скажи, родимый, будет ли война!

И я сказал:

- Наверное, не будет.

- Дай Бог, дай Бог… Ведь всем не угодишь.

А от раздора пользы не прибудет…

И вдруг опять: - Не будет, говоришь?

- Нет, говорю,- говорю, - наверное, не будет!

- Дай Бог, дай Бог…

115

И долго на меня

Опять смотрела, как глухонемая,

И головы седой не поднимая,

Опять она сидела у огня.

Что снилось ей? Весь этот белый свет,

Быть может, встал пред нею в то мгновенье,

Но я глухим бренчанием монет

Прервал её старинные видения.

- Господь с тобой! Мы денег не берем…

- Что ж, говорю, - желаю вам здоровья!

За все добро расплатимся добром,

За всю любовь расплатимся любовью… (выделено мной – Р.М.)

Спасибо, скромный русский огонек,

За то, что ты в предчувствии тревожном

Горишь для тех, кто в поле бездорожном

От всех друзей отчаянно далек.

За то, что с доброй верою дружа,

Среди тревог великих и покоя

Горишь, горишь, как добрая душа,

Горишь во мгле, и нет тебе покоя…

P.S.

История детского дома, воспоминания бывших его воспитанников рассказаны на фоне

интересной и показательной истории города Верхотурья и являются частью его истории.

Она одновременно является и одной из страниц истории нашей страны времени Отече-

ственной войны, от которой спаслись в этом уральском уголке прибывшие сюда со всех

краев тогдашнего СССР, пострадавшие от всех ее несчастий, трагедий и вероломства,

больше, чем тысяча детей - подранков.

116

Оглавление

Вместо пролога 4 --7

«Война- противное человеческому разуму и человеческой природе событие»

(Напоминание) 7 - 11

Часть первая «Спасите наши души!»

Наша временная обитель и наше спасение 12-16

Мы прибыли в Верхотурье 16-18

Мы оттаиваем: радуемся, танцуем и поем 18-31

Мы учимся 31-42

Мы трудимся 42-49

Мы отдыхаем 49-52

Общественная работа 52-54

Мы покидаем наш Дом 54- 60

Часть вторая «Душа хранит»

Рассказы о детском доме, жизни и судьбе воспитанников, воспоминания - 61-98

Воспоминания о воспитателях 99-105

Снова в Верхотурье 105-108

Встреча через полвека 108-110

Заимка 110--113

Вместо эпилога - Николай Рубцов «Русский огонек» 113-115

Оглавление 116

ОБ авторе 117

117

Раиса Дмитриевна Мадер -

методист, литературовед, профессор. Автор нескольких монографий

и десятков научных статей, посвященных анализу поэтических произ-

ведений и методике преподавания литературы. Область научных ин-

тересов – формирование эстетических критериев оценки лирики и

проблемы преподавания литературы.

Работала в различных учебных заведениях: школах, гимназиях и ву-

зах. Более двадцати лет преподавала спецкурс «Эстетический идеал и эстетические взгля-

ды Пушкина» в Нижнетагильском педагогическом институте, читала лекции и публикова-

лась за рубежом.

В настоящее время Р.Д. Мадер пишет книги, обобщающие ее многолетний педагогиче-

ский опыт, и мемуары.