block-demidova-версия-ebook Layout 1 · Я часть их. А они — часть меня. Мы один мир. Как Ты и хотел, Отец! Счастье! Я

Дневникодной мамы

Анна Демидова

Москва

2013

(с картинками)

izdaiknigu.ru | издайкнигу.рф

© Анна Демидова: текст, 2013© Ирина Кондрашова: рис., 2013© ОБРАЗ: оформление, 2013

Демидова А. А.Дневник одной мамы: повесть. — М.: Изда-тельство «ОБРАЗ», 2013. — 90 с.: ил.

«Дневник одной мамы» — это невыдуманная историядружной московской семьи из шести человек (не считаяпернатых, четвероногих и пушных — да-да! — её чле-нов), рассказанная молодой многодетной мамой. Книганаполнена неиссякаемым оптимизмом, жизненнойэнергией и большой любовью, которая передаётся чи-тателю с первых же страниц. Удивительно лёгкая, свет-лая и... окрыляющая книга!

УДК 82-3ББК 84(2Рос=Рус)6-4Д 30

Д 30

УДК 82-3ББК 84(2Рос=Рус)6-4

ISBN 978-5-906009-26-5

Книга печатается в авторской редакции.Возрастные ограничения: 16+.

ISBN 978-5-906009-26-5

Художник Ирина Кондрашова

Глава первая

3

1Каждую ночь я летала во сне. Мои руки широко расставлены, волосы

развеваются на ветру, и я лечу под обла-ками, отчетливо видя каждую травинкуна земле. Что это? Это свобода! Свободамоего духа! Свобода моего тела!

Зрение острое. Движения естественны.Словно летать — это и есть человеческаяприрода! Да, Господи! Мы не птицы! Мыдаже лучше!

Грудь разрезает воздух. Душа открыта!Мне четыре года, а я такая взрослая, не-зависимая, сильная! Вся жизнь в моихруках! Я всё могу! Всё получается!

Сальто вперёд. Сальто назад. В воз-духе это волшебно! Не-за-бы-ва-емо! А


это — птицы (в стороне пролетает стая), ямогу обогнать их, если полечу по ветру!Так и есть! Вот уже я, а они видят меня иуходят левее.

Я часть их. А они — часть меня. Мыодин мир. Как Ты и хотел, Отец!

Счастье!Я летала каждую ночь, и каждое утро я

не хотела вставать, и каждый вечер я ра-достно засыпала, чтобы снова летать. Там,во сне, была другая жизнь — более настоя-щая, чем эта. И я была другой. Тоже на-стоящей. Там не было страшно. Там ненадо слушаться. Там мне не четыре. Мойвозраст не важен. Я — личность.

Я могу кричать! И никто не качает го-ловой. Я могу летать! Я могу делать всё,что я хочу! Я свободна! Господи, я совер-шенно свободна! Есть только я и мир. И ялюблю его, а он любит меня. Я часть его!И мне нравится быть его частью!

***А сейчас, когда мне уже тридцать один,

и я давно не летаю во сне, и так и ни разуне летала наяву, мне хочется спросить вас,люди: люди, а вы летали?

4

Дневник одной мамы / Глава первая

Вспомните! Вы наверняка летали! Я думаю, мы все,

все так летали…И внутри всё сжимается. Больно. Как же так! Почему? Почему

сейчас, когда мы все стали умнее, опыт-нее, чем тогда в четыре, мы все… пере-стали летать?

Скомкались, ужались, забыли и… со-гласились на эту жизнь. Ненастоящую инестоящую.

2Я помню, я была уже школьницей. На-

верное, это закончился первый класс.Мы шли с родителями по улице, светилосолнце. Дул ветер. Было лето. Я, как все-гда, блуждала внутри себя, в своих мыс-лях, периодически отвлекаясь на изломы васфальте и перепрыгивая через них.

Мама держала меня за руку, и я чув-ствовала, она хочет мне что-то сказать. Норисунок асфальта отвлекал меня от неё, имысли уносили меня совсем далеко. Этобыли даже не мысли. Это так принято го-ворить — мысли. На самом деле, головамолчала и давала мне возможность чув-

5


ствовать и собирать внутрь себя всё, что ятолько могу этим чувствованием зацепить.

Это было моё естество.— Знаешь, Анютик, не всё оказыва-

ется таким, как мы думали раньше, —начала она. — Сейчас стали многоепечатать в газетах, и мы с папой потря-сены тем, что мы читаем. Помнишь, мыперед школой учили с тобой поэму продедушку Ленина? Не всё так, как мы ду-мали. Это, наверное, сложно для тебя.Он был другим человеком, — звучал не-привычно взволнованный мамин голос.

Она боялась, что я буду переживать.А я слушала её внимательно и напря-жённо, хотя Ленин мало увлекал меня. Ябольше волновалась за маму. Она подби-рала слова. Это было важно для неё —поговорить со мной.

Слов её я, конечно, не помню. Но я по-няла тогда, что Ленин оказался не такимдобрым и сказочным, каким мы себе егопредставляли. Если честно, мне дажестало легче. Я боялась этого человека.Его авторитета. Его портретов и памят-ников. Его самого на Красной площади.Я тогда ещё не знала, что он был малень-

6


кого роста, картавил и даже не имелсвоих детей.

Но, с другой стороны, ведь он был дляменя образцом настоящего большого чело-века, доброго и справедливого, а теперь японяла, что это не так. Как же так?.. Что-толомалось.

Таких людей не бывает, или это он —не тот человек? Меня придавило этим во-просом изнутри. Я так испугалась, чтополностью отвлеклась от всего, что про-исходило вокруг.

— Вдруг, всё-таки вдруг, Господи, — ну,пожалуйста, если Ты есть, пусть так будет!,— есть человек или несколько людей, кото-рые по-настоящему хорошие, по-настоя-щему добрые, необычайные и на многоеспособные! — кричало что-то внутри меня.

Что-то огромное, моё, но мною непо-нятое, кричало так, что я, не имея воз-можности преобразовать этот крик всловоформы, только ловила волну и ста-ралась не утонуть в ней. Волна бушевалаи накрывала внутри всё, что только таммогло быть. Весь мой маленький детскиймир с мечтами о новых сандалиях ибелых носках с оборкой, конфете после

7


ужина и умением летать, прыгать до ма-кушки дерева и делать сальто на асфальте,а ещё дружить с лучшим мальчиком насвете, — всё это растворилось. И толькомогучая волна какой-то огромной победы,огромного счастья и титанического трударазливалась внутри.

Что это?Мама продолжала что-то говорить. Я

не слышала её и не вслушивалась. Этобыло невозможно. Но моё ухо зацепилодва слова: возрождение России.

Возрождение России. Что это такое? Яне знала. Не знала словами. Но зналавнутри. Оно, большое и очень определён-ное, поднялось внутри и каким-то обра-зом влилось в мою волну, окрасив её.

Возрождение России. Я вдруг предста-вила перед собой газету. Там статья. Ифотография людей, приложивших всесвои силы для возрождения страны. Онистояли вместе, у них были добрые свет-лые лица. Они улыбались. Я прямо уви-дела её перед глазами. Людей было наней немного. Я поняла, что они не про-фессионалы, не врачи и не спасатели, апросто люди. Друзья. Просто очень-очень

8


хорошие люди. Я даже не знала, что онисделали. Построили мост? Школу? Изоб-рели? Открыли? Спасли? Вроде и неспасли. Ведь точно не вытащили никогоиз реки, из пожара, не ныряли в прорубь,но было ощущение, что они сделали что-то невероятное, что-то такое, что не смогсделать до них никто. Что-то очень боль-шое и настоящее! И они, правда, герои!

Я смотрела перед собой сквозь воздухи почти плакала. Слёзы текли сами. Ихбыло невозможно остановить.

Мама обернулась на меня.— Анютик…— Нет, мам, это не то. Другое.—Анютик, не плачь. Всё будет хорошо!— Мам, я знаю. Я знаю…Она обняла меня, и я прижалась. Силь-

ные рыдания вырвались у меня из груди.На весь мир я была готова кричать, сама незная почему. Я была готова в тот миг всё от-дать, чтобы только постоять с этими людьмирядом. Никогда не есть конфет. Никогда ни-каких сандалий. Только лишь бы познако-миться с этими людьми. Посмотреть на них.И, если вдруг можно, то пожать им руки.Пожать и умереть от счастья...

9


А если бы ты могла быть одной из них?Нет, конечно, нет... Я никогда… Не смогу...

Мне стало стыдно-стыдно… За свойэгоизм. Как я так могла подумать?! Нет!Моя гордыня!

И это чувство стыда долго ещё жило вомне. И долго ещё стояла перед глазами тафотография из газеты. И прошло ужемного лет. А я до сих пор с содроганиями вгруди вспоминаю тот день. И могу плакать.И плачу. И мечтаю. И хочу. И стыжусь.

И молюсь.

3— Клён! Клён! Клён!— Клён! Клён! Клён!Зачем они меня так дразнят? Я Кле-

няева. Это моя фамилия. И это неплохаяфамилия. Отчего же мне так больно? Ипочему им весело, когда мне больно?

Мне часто больно. Или непонятно. Новнешне я всегда спокойна. Мне сложно вшколе. Я не люблю читать букварь иучебник. И не люблю математику — во-обще не понимаю, зачем она. У меня нетталантов. И я совсем не хочу ни с кем по-болтать.

10


Ещё я самая высокая. И от этого оченьтяжело. Я не люблю свою школьнуюформу. Свой класс. И свою учительницу.Обычно мне всё очень серо, изредка —остро и терпко.

Что я люблю? Сидеть за своим пись-менным столом. Он большой и лакиро-ванный. Это стол моей бабушки Риммы. Внём много ящиков и отделений. В нихживут мои тетради, мои камушки с дачи,стёклышки с моря.

Ещё я люблю идти пешком по Сущёв-скому валу и собирать кленовые листья.Это можно только осенью. В другое времяя просто наблюдаю за прохожими.

Ещё я люблю картинки в книжках. Алучше — фотографии. Мама дала мне«Четвёртую высоту», и я читаю её за-поем. Моя первая книга 1. Она про де-вочку, но не такую, как я — про весёлую,смешную и очень отважную. Там есть еёнастоящие фотографии. Книга про чело-века. Живого. Настоящего. Первый раз.

Ещё я пою, когда мою посуду или стоюна последней ступеньке трамвая. Пою

11

1 Книга Елены Ильиной.


всякие глупости, сочиняя на ходу. Но мненравится! Хотя люди выпучивают глаза.Зачем они это делают? Воспитываютменя своим видом. А если у них не выхо-дит, то сердито бурчат под нос.

Я хочу быть взрослой и выйти замуж. Ямечтаю об этом каждый день. Мне ка-жется, что я не буду с ним молчать, тер-петь и наблюдать. Будет как-то по-другому,но я пока совсем не знаю как. Будетсчастье! — что-то не моё нашёптываетвнутри. Или это и есть — моё?

Ну, я и так счастлива. Но с ним будет особенно! У меня, ко-

нечно, будет один муж. И я буду спать унего на руках. И он будет гладить моиволосы.

— Клён! Клён! Ты высокий клён! Ха-ха…Ну, и ладно. Я согласна. По дороге

домой специально ищу клёны на Сущёв-ском. Их там много. И у них красные иоранжевые листья. У какого дерева самыекрасивые листья? Конечно, у клёна! И ятоже клён… Хорошо. Хорошо…

А потом школьная медсестра нашла уменя после дачи вшей.

— Вшивый клён! Ха-ха! Вшивый клён!

12


Тут без комментариев. Мир пришлосьстроить заново. А летать по ночам я сталачаще! Я оттачивала каждое движение внебе. Фляк, бланш, сальто винтом. Да, ямогу! Я могу больше, но говорить об этомневозможно. С кем? Да, не с кем.

Молчу. Летаю ночью. Терплю днём.Мне семь лет. А моя мама обнимает меня.Вычёсывает вшей. Мажет волосы кероси-ном и тихо плачет вместе со мной.

4Тётя Наташа работала учителем исто-

рии в школе.Я, маленькая, часто думала, какие ис-

тории она рассказывает своим ученикам.— Тётя Наташа, а какие истории вы

проходили сегодня?— Истории? — удивилась она.— Да. Вы же учитель историй.Тётя Наташа засмеялась, а я смути-

лась. Что смешного в моём вопросе?Потом, конечно, всё стало понятно. У

тёти Наташи, наверное, целый мир, какна ладони. Она знает о судьбах столькихстран, стольких народов, а все они — пе-реплетённые истории отдельных людей,

13


которые давно умерли, но когда-то по-влияли на судьбу своей страны. Дажедух захватывает!

Я шла домой после школы, тяжёлыйрюкзак тянул меня назад, поэтому я сгиба-лась вперёд, собирая носами сапог огром-ную кучу мокрого снега, и всё думала.

Эти люди умерли, а мы живём, нознаем о них. Они умерли, даже умерлиих дети и внуки, а мы всё помним их.Кого-то любим, а кого-то нет. А кого-тоочень не любим.

Я остановилась. Что-то зашевелилосьвнутри, и стало страшно. Даже оченьстрашно.

Кого-то не любим. Может быть, дажененавидим, — продолжалось внутри меня.Да, это может быть плохо, но есть люди вистории, которых мы очень не любим. Я нестала вспоминать их имена.

Наверное, это очень страшно, когдапочти все люди на Земле через сто лет послетвоей смерти помнят тебя и ненавидят.

Или не любят, — я попробовала смяг-чить, но от этого уютнее мне не стало.Душа сжалась и продолжала сидеть ко-мочком.

14


В эту минуту я уже точно знала, чтобольше всего на свете не хотела бы бытьна их месте. Никогда. Господи, пожалуй-ста, никогда!

5Что моя жизнь? Мне четырнадцать, за-

канчиваю девятый класс. Кто я? Обычнаяботанка в очках, высокая и очень тихая. Ямолчу. Я всегда молчу. Что я могу сказать?Почти всегда нет слов. Одни ощущения.

Мама говорит, что я красавица с гла-зами-вишнями. Но почему-то, кроме неё,так никто не говорит.

Юлька всегда болтает, она это делаетлучше меня. У неё слова сами склады-ваются во фразы. Всё очень просто и до-ходчиво. Не как у меня. Я теперь даже непытаюсь открыть рот. Ленка играет на фор-тепиано, и хотя я тоже играю, она играет со-всем по-другому. Пальцы бегают самипо клавишам, нежно касаясь их, словноскользя. Она улыбается, и весь класс заво-рожённо смотрит на неё. Я же ставлю каж-дый палец правильно и играю технично,но моё «технично» совсем не такое, какеё, поэтому я никогда не играю в классе.

15


Катька — самая яркая. Сашка — самаямодная. Сизова — самая умная. Женька —классная. Анька — добрая. Кетти — малень-кая. Ирка — весёлая и очень высокая. Кто ясреди них? Я заблудилась и пока не нашлась.

Сижу тихо, мы почти незнакомы. Де-вять лет в одном классе. Кто вообще при-думал эту школу? Мне даже не с кемпоговорить. Я пишу. Уже давно я многочитаю и пишу в стол. Иногда даю папе. Онулыбается и молчит. Из него слова не вы-тащишь про мои стихи или рассказы.Мама комментирует.

Я ищу. Ищу себя, и я уже устала. Уже че-тырнадцать. Пора определяться, а нигденичто и никто. Вы понимаете меня или этоуже сложно? Моим одноклассницам этобыло сложно.

Мама понимала:— Потерпи. Всё будет.— Нету сил.Мои друзья — Соловьёв, Гумилёв,

Толстой, Достоевский, иногда Тургенев,часто Цветаева, Гиппиус, Есенин. Каждоеслово — наизусть. Страницы их книг яузнаю по запаху. Они так и живут на столе,не успевая попасть в шкаф.

16


В конце зимы мама наткнулась на объ-явление в газете. Вечерний лицей при МГУнабирал учеников 9-го класса. Мы позво-нили, приехали, и меня взяли. Так я оказа-лась там. Оказалась и вздохнула. Я нашла,кого послушать и у кого поучиться. Препо-даватели. Ребята. Леон Эдуардович. Антон.Митя. Марина. Катя. Мы подружились.

Я наполнилась. Ту весну я встречаласчастливой. Моя первая весна! Ещё бы! На-конец, мне задышалось в этой кромешнойдухоте! Даже влюбилась. Но это уже другое...

6Лицей и университет пролетели, как

один миг. Один яркий день, в который мнедышалось и жилось целых семь лет. Былидрузья. Разговоры. Интересы. Споры. По-иски, библиотека, свидания, улыбки, ожида-ния, мечты. Всё получалось!

Я стала рыбой в воде.— Кажется, у неё всё хорошо, — гово-

рила мама на кухне.— Да, школа кончилась, — отвечал папа.Началась жизнь.МГУ — это особенная планета. Ту ат-

мосферу ни с чем не спутать. Иногда я

17


думала, вдруг бы я не поступила. Чтотогда? Тогда это была бы другая жизнь.

Мне нравилось учиться. Я всё пони-мала. Не нужно было напрягать мозги,словно я была заточена под это. Ходила вбиблиотеку, там всегда было что почитать.Что-то ксерила, что-то читала прямо там.Иногда там спала, как и многие другие.

Конечно, была влюблена. Какая студен-ческая жизнь без поцелуев, ночных прогу-лок и букетов цветов? Моя любовь былабурной и долгой. Мы глупили, обижали иобижались, но потом опять наслаждалисьдруг другом, смеялись, целовались, гуляли.

А на третьем курсе у меня родиласьсестра. Это было очень необычно. Я при-выкла быть одна. Я и не знала, что такоедвое. И вдруг медсестра в роддоме пока-зывает нам с папой маленькую девочкув пелёнке — и эта девочка наша. С нашейфамилией.

Маша.Папа в день рождения Маняшки уехал

на концерт без флейты, взяв с собой толькофутляр. Я потом завернула её бережно вбольшие полотенца и привезла ему к метро.

— Спасибо.— Не за что, папа.

18


Папа — звучало уже особенно. Он те-перь не только мой папа. Вот это да…

Я же стала почти мамой. Стать сестройв восемнадцать лет сложнее, легче —мамой. Так и получилось. Я пеленала, кор-мила, целовала, гуляла. Мама доверяламне. Я была счастлива.

Я много думала, чувствовала и писалав стол. Подростковые стихи сменилисьюношеской прозой. За спиной были рас-сказы, роман о Жанне Д`Арк, сборникиновых стихов — уже взрослых, глубокихи не таких дерзких.

Искала работу. Мне была нужна мояработа. Чтобы там тоже, как в воде. Так ивышло. Работа нашла меня сама, и я по-степенно попрощалась с детством.

***Какое оно было? Несомненно, яркое!

Родители — музыканты. Всю жизнь будупомнить запах их костюмерной, где пе-реодевалась мама, множество тканей,платьев, костюмов, вечно работающийутюг и вешалки-вешалки-вешалки, ещё —холодные и гладкие колонны в зале, кар-тины на стенах, длинные перелёты у мамына руках и дальневосточного краба, выле-

19


зающего из таза на пол. Всё это стоитперед глазами, словно было сегодня.

Ещё музеи и театры, парки и вы-ставки. Мама водила меня повсюду, кудатолько могла. Казалось, она любит этобольше меня. Так и было! Сейчас я самавсё это люблю. Очень. Таскаюсь повсюду.Как фанатичка, скупаю в «Лабиринте»книги, читаю по ночам.

Ещё помню из детства папину улыбку изапах его рук. Папа — мой отчим, но род-нее самых родных! Он всегда был тёплыми мягким. Слушал на кухне музыку и тёрморковь на салат. Битлз, Пинк Флойд,Земля, Ветер и Огонь. Я теперь тоже такделаю на своей кухне. Под ту же музыку.

Спасибо, мама! Спасибо, папа! У менябыло всё!

1Уже другая жизнь. Взрослая.Опять лето. Август. Жара. Я одна при-

ехала в кафе — хотела посидеть, помол-чать и посмотреть по сторонам. Еслипосчастливится, то и пореветь немного.Но чтобы никто не видел. Одна.

Но не тут-то было. Пришли люди:друзья, друзья друзей, чужие.

— Эна, это ты? Пошли с нами вниз,будет классно.

— Да, иду… Иду? Зачем иду?Знаете жe «Пироги» на Дмитровке?

Если не знаете, не страшно. Всё кончи-лось уже давно. Сейчас там другие людии другая атмосфера. Да и кафе того нет.Тогда — романтика.

21

Глава вторая


Он был чьим-то другом. Мы сидели на-против, он говорил не со мной, а я молчаразглядывала его. Это было удобно. Вы-сокий, большой, добрый. Мне было почтивсё равно. Внутри всё болело. Но он такойбольшой и прямо напротив. Глаза самиследили за ним. Он что-то ел. Болтал. Ямолчала. Ковыряла вилкой.

Маринка сидела далеко. Все, кто рядом,мне были мало знакомы. Димулька на дру-гом конце стола был весь в центре внима-ния: девушки, друзья, чувство юмора. Всёпри нём. Я смотрела то на него, как он ве-село проводит время. То на того, ктосидел напротив. Он всех знал. Ему былокомфортно. Он тепло улыбался и иногдасмотрел с улыбкой на меня. Я не знала,отвечать ему или нет.

Потихоньку народ стал собираться подомам. Темнело. Надо было ехать и мне.Димулька приглашал к себе на шахматыи коньяк. Я не пью коньяк. Шахматы ка-зались сомнительной затеей. Я думала.

— Поедешь на шахматы? — спросил он.Шахматы? Я не играю в шахматы…

Хотя папа учил меня, и мы играли с нимв детстве. Я что-то помнила.

22

Дневник одной мамы / Глава вторая

Согласилась. И когда согласилась, по-няла, что я еду не на шахматы, а с ним. Яхочу с ним. Он большой, тёплый и менятянуло магнитом, хотя внешне он был нев моём вкусе совсем. Что происходит?Внутри всё болит — рассталась с парнем.Снаружи тоже много вопросов — зачемеду? Какие ещё шахматы? Может, домой?Кто он — этот Саша? Может, не стоит?

Но я тянулась к нему, в метро хотелосьвзять его за руку. Нельзя. Девушки так неделают. Стояла в стороне. Он смотрел наменя. Иногда — смотрел так, что прихо-дилось отводить глаза. Что это?

У Димульки всё было культурно. Иг-рали. Кто-то пил, но тихо. Я играла не-много, больше молчала.

После шахмат мне постелили в отдель-ной комнате. Я легла под тонкую про-стынь. Из открытого балкона доносилсятёплый ветер, продолжала стоять жара.

Кто я? Что я? Красный диплом. Работа.Родители. Сестрёнка. Подруги. Почему яодна? Гордая такая? Кому нужна эта гор-дость? Мне двадцать один, и всё, чего яхочу, это спать на руках. Но разве помоему поведению кто-нибудь об этом до-гадается? Ни-ког-да. Так держать!

23


«Ты неприступная». «Ты со всеми моло-дыми людьми так общаешься?» «Может,бросишь эту работу?» «Да, с тобой оченьтрудно». «Ты очень капризная». «Оченькрасивая, но терпеть невозможно!» «Ну ихарактер!» Разные люди говорили мне.

Ну их... Они не понимают…Я не буду такой. Я буду тёплой, род-

ной. С кем? Может, он? Конечно, нет! Абсурд. Да и

кто он? Я даже не знаю, кто он. Толькоимя. Саша Демидов.

Если он войдёт и спросит, с кем я будуспать, я скажу ему — с тобой.

Вот ведь глупая голова! Конечно, он непридёт. Мы даже не разговаривали. Тамшахматы. Никто не спит с незнакомойдевушкой в гостях у друга. Можно смелозасыпать. И неплохо бы вести себя по-приличнее. Что это я делаю тут ночью с ма-лознакомыми людьми? Дура. И думаювсякие глупости. Балда.

Дверь открылась. Димулька:— Тебе дать одеяло?— Нет, спасибо!— Ну, спи. Спокойной ночи.— Спокойной ночи.

24


Ушёл.Балда.Балда-балда-балда...Дверь открылась снова… Он, тихо, присев ко мне на кровать:— С кем ты будешь спать?Я ждала этот вопрос. Я знала ответ.На утро я сразу собралась домой. Я

знала, что ничего не выйдет. Никогда. Стаким парнем у меня ничего не можетвыйти. Да и за кого он меня теперь дер-жит? Лучше не знать...

— Ты будь с ней поосторожней. У тебянет шансов. Ты вообще знаешь, кто она?Забудь, — сказал ему наутро Димулька.

Он смолчал.Через неделю я переехала к нему.

Через четыре месяца мы поженились.

2Через год хотелось развестись. Полное

непонимание. Но не вышло. Времени ненашлось сходить в загс: работа оставлялавремя только на сон. Как же секс? Какойсекс? Мы уже и слово такое забыли. Принаших-то работах. А потом — проблемах.А потом… промолчу.

25


А потом — неожиданно — дочка. Мыоглянулись назад, когда уже была Ма-шенька.

Зачем объяснять, как так вышло? Вотвышло и всё. И ей уже полтора года. Сразу.

Она кудрявая и улыбается. Но оченьбоится. Поэтому сидит одна. Я ищу кон-такт, но как его найдёшь? Я умею говоритьтолько о работе. А о жизни, как оказыва-ется, всё ещё нет. А она не умеет говоритьвообще.

Мы с ней знакомы только месяц. Всяжизнь по-новому. Она маленькая, и я незнаю, что у неё внутри. А я взрослая, носовсем не знаю, что с ней делать. И этодлится и тянется. Недели и месяцы.

Долго…

***Что такое приёмные дети? Это дети, ко-

торых выбираешь ты, и которые совсем несразу выбирают тебя. Ты можешь любить,а они — смотреть большими глазами и от-ходить в сторону. Ты будешь не понимать,переживать, искать, терзаться. Злиться,беситься, реветь. Ты будешь делать пред-положения и каждый раз ошибаться. Ты

26


будешь очень правильно искать подход.Обсуждать с мужем. Плакать по ночам, ауспокоившись, молиться. И тебе будет невы-носимо сложно. Но ты победишь, когда бро-сишь всё, сядешь дома, выключишь своюкипящую голову и ощутишь внутри себя ти-шину. Тишина подскажет тебе слова. Оченьпростые, но самые верные:

— Поиграем в дом на деревьях, хочешь?Она подняла на меня голубые глаза.— Давай? — Угу.Мой волк взял в лапы косу и пошёл ко-

сить козам траву. Она смотрела.— Нет. Это делает тётя.— Тётя устала. Сейчас косит волк.— А тётя?— Тёте мы сейчас постелем постель.

Поднимай лестницу на второй этаж.Смотри, вот её кровать.

— Это будет одеялко.— Да, это будет одеялко. — Ты тоже спишь, когда устаёшь?— Да, иногда хочется.— И Тося спит?— И Тося спит.

27


— И Маша спит?— И Маша спит.— А братик у меня будет?— Угу.— А когда?— Мы думаем.— Птицы не едят цветы.— Они несут их оленёнку. Как в Бэмби.— Хорошо.— Машка, что на ужин?— Я не люблю картошку.— Макароны?— Да.— И больше без тыквенного супа?— Да.— Ты прости меня за этот суп...— Да.— Пойдёшь на руки?— Да.А потом ты берёшь на руки. В тысяч-

ный раз на руки. Но уже чувствуешь, чтоты нужен этому ребёнку. Нужен.

Наверное, пока нет чувства, что нужен,внутри всё время у родителя будет болеть.Но когда вдруг нужен, ты понимаешь, чтоэто — шаг.

А пропасть уже за спиной.

28


3Бабушка попала в больницу неожи-

данно. Она никогда не болела. Такое бы-вает, когда у человека регулярно что-тоболит, но он по много лет не лежит, ходит,активен, делает кучу дел. А тут вдруг —больница. И, конечно, у близких шок.

Эта новость оглушила меня.Всё детство мы общались каждое лето на

даче: как две подружки, возились с ней нагрядках и под кустами смородины, ходилив лес за черникой, крапивой для компоста игрибами. По вечерам купались в пруду. Поночам закрывали на зиму банки с вареньеми разносолами. По выходным пекли вме-сте плюшки и встречали родителей и моютетю — я очень её люблю — Веру.

Тося много пела и рассказывала мнепро свою жизнь. Мне казалось, уже нетисторий, которых я не знаю. И про голодв детстве, и про страшную войну, знаком-ство с дедушкой, его контузию на фронте,переезд на Камчатку, рождение тётиТани, Веры, потом мамы, возвращение вМоскву. Дедушкину работу и бабушкинуработу. Дедушкину болезнь. Дедушкинусмерть. Восемнадцать лет без дедушки.

29


А в августе я приезжала в Москву. Ипочти сразу забывала о бабушке до самогомая. Звонила лишь на день рождения иНовый год. Она переживала, почему я так.Она спрашивала. Я отмалчивалась.

Я сама часто спрашиваю себя — почемуя так? Словно две разных жизни. В однойжизни нет места учёбе, школе, пережива-ниям. В другой — бабушке… Глупо.

Потом, уже в старшей школе, я совсемперестала ездить на дачу. Бабушка вози-лась там с Настей, Вериной дочкой, рас-сказывала ей те же истории, пела те жепесни. Ещё говорили обо мне.

А я не приезжала. Не звонила. Отмамы лишь слышала, как там дела.

И вот мне уже двадцать четыре, уменя муж, дочка. Мы часто ходим к ба-бушке в гости. Она кормит нас и под-робно расспрашивает, как мы живём. Ейуже семьдесят девять лет. А она всё бе-гает, готовит, моет, убирает. Каждый деньделает зарядку. Весь дом на ней, Вера ра-ботает, Настя — в школе.

И вдруг она падает в обморок и по-падает в больницу.

Страшно. Одна операция за другой.Мы все дежурим возле неё по очереди.

30


Почти нет надежд, через пару недель еёвыписывают… умирать. Врачи так умеют.Даже, наверное, это не их вина. Просто ме-дицина почти ничего не может...

Я забираю бабушку к себе. Так легчевсем. Мы много говорим. Опять вспоми-наем жизнь. Но вспоминаем её ужеиначе, обсуждая вместе, ища выход там,где он был не виден. Ходим гулять, едим.Едим всё подряд, потому что, если ужвсё равно умирать, зачем есть геркулес,когда хочется селёдки? Ничего не болит.Верим. Очень просим. Смеёмся. Болтаемобо всём.

— Ты бросила работу?— Взяла отпуск.— Ты смотри, не бросай.— Ладно-ладно… Бабушка мечтает выздороветь и по-

ехать в Алабухи — свою деревню в Там-бовской области, откуда она родом. Всёрассказывает мне о ней, о том, как напригорке стоит дом её деда, раскулачен-ного после революции. И в нём огром-ный сад с вишнями и яблоками.

— Я тебя отвезу туда. Даю слово! Тытолько встань!

31


— Уж я встану! Умирать не хочется, —смеётся она.

Тося учит с Машей буквы и сидит с ней,пока мы оформляем документы на Лёшу.

— Ну-ка, дочурк, смотри, что мы вы-учили без тебя!

И Машка гордо под сияющим взглядоммоей бабушки читает слоги по карточкам,рассыпанным у бабушкиных ног.

Хвалю обеих.— Ну что, гулять?— Гулять!Хорошо, что лето. Всё легко. Бабушка

шагает, присаживаясь на стул, когдаустаёт. Она кряхтит — я поддерживаю.Она капризничает — я подтруниваю.Она улыбается — я целую.

Бабушка вдруг становится мне простоТосей. Родной, любимой, единственнойТосей на свете. Мы говорим про всё: промужчин и секс, детей, роды, мечты, пережи-вания, надежды, войну, мир, Бога и церковь.

Продолжаем говорить. И живём такдва месяца — душа в душу.

— Дочк, вот ты беременна. И ещёмальчика берёшь. Ну, куда? Квартира ма-ленькая. И я — обуза.

32


— Нет-нет, Тось, ну какая обуза? Тывстанешь и будешь помогать мне. А еслизахочешь, то вернёшься домой. Ты не пе-реживай. Мы же друзья с тобой.

— Сложно тебе. У тебя большое сердце.И Саша у тебя молодец. Ты его береги.

— Берегу.— Может, не будете пока мальчика

брать?— Будем. Мы уже его любим, бабуль. — Подумай, — она качает головой.

Обычно она принимает решения сама.Сама всё знает и сама всё делает. Но тутмой дом и моя жизнь. Она очень аккуратносоветует и не лезет дальше. Я вижу, что ейсложно. И я дорожу тем, что она уважаетмой мир.

— Ты всё-таки бросила работу?— Ну да. Куда она мне?— Эх, из-за меня…— Нет! Это было правильно.— Давно?— Сразу. Только ты не переживай.— Не была в отпуске?— Пока ты была в больнице.В одно утро я нашла Тосю без созна-

ния. Это оказался инсульт.

33


Через неделю она умерла, так и неприходя в себя.

В день смерти я с обеими Машами — се-строй и дочкой — поехала в зоопарк. Быложарко, надо было куда-то вывезти детей,чтобы не сойти с ума в квартире. Не знаю,что думала о нас Тося, глядя на нас сверху.Но в тот день мы смеялись и ели мороже-ное, смотрели обезьян и горных козлов,красных волков, жирафов и огромных ба-бочек. Маняшку забрали родители, Ма-шенька легла спать, а я пошла рыдать кСашке на руки.

— Ну, мы всё равно молодцы. Два с по-ловиной месяца — это победа.

— Саш, я обещала ей Алабухи. Так и неотвезла.

— Она теперь сама как-нибудь их по-смотрит.

— Да…Мы похоронили Тосю в любимой ею

Истре, рядом с дедушкой. Все плакали. Ястояла с мраморным лицом. Внутри небыло ничего живого. Только дочка застав-ляла жить и смотреть по сторонам.

Прошло шесть лет. Моя бабушка давноумерла.

34


А Тося живёт каждый день внутрименя. Каждый день!

4Маша в один день стала большой. Ей

уже два с половиной года. Она добрая, со-вершенно домашняя, с глубокими голу-быми глазами. Белые кудри колечкамипадают на плечи. Улыбка до ушей.

Она поправляет Лёше рукава и подаётему ложку. Маша теперь старшая сестра.(Звучит, правда?)

— Кунь? — спрашивает Лёша.— Да, сынок, будем кушать…— Мунь?— Кашу!— Касу! — подхватывает Маша и сияет.Он тоже улыбается. Такой маленький,

кирпично-рыжий с толстыми-толстымищеками.

Кунь мунь! Кунь мунь! Это счастье!Лёша никогда не плачет. Он только за-

крывает ладошкой глаза и стоит молча.Маленький, на полголовы ниже Маруси.

Это мои дети. Я читаю им после зав-трака, а они тихо играют на полу. В ком-нате тепло и просторно. Солнце ярко

35


светит, но уже не греет. Осень скоро на-хмурится и польют дожди. Здесь так хо-рошо. Дети возятся рядом со мной. Моидети. Мои родные, любимые дети…

Я мама. Такая глупая… Непутёвая! Чтоя могу? Умею? Что я им дам? Господи,скажи, у меня получится? Я не знаю…

Мои дети…Их мамы… родные… как они? Я их не

осуждаю, нет. Я их благодарю. Каждыйдень!

Мне очень хочется, чтобы им было нестрашно. Я представляю себе молодень-кую девочку на заработках в чужой холод-ной Москве. Она так уязвима! Кто ждётеё? Кому она нужна? Она одна везде — итут, и у себя в голодной глубинке. Что заужас внутри заставляет её отдать един-ственное родное существо? Девять меся-цев переживаний, надежд и страха. Мигада. Век не утихающей боли.

Куда ей сунуться? В роддом, где онародила? В детдом? Сколько стыда пере-жить? Взглядов, осуждения и издёвки?Сколько страха? И каков результат?

А ребёнок — если он ещё там, счаст-лив ли он ей, или она стала для него во-

36


площением предательства и зла? А еслион в семье, то там она точно уже никомуне нужна…

Внутри всё болит. Она мучается. Легчене думать. Наше общество не поймёт еёникогда, мы пропускаем таких женщинчерез жернова презрения. И ей легче будетпрятаться в толпе и пытаться строитьновую жизнь, опускать глаза и переклю-чать канал, когда по телевизору показы-вают детей из детских домов.

Куда благороднее выглядят мамы накаблуках, за ручку ведущие детей в садик.Муж, ребёнок, работа. Летом — море, в вы-ходные — парк.

Мы осуждаем тех, кто родил и бросил,а сами тихо делаем аборты и никогда обэтом ни с кем не говорим. Боже! Это во-обще что такое происходит в наших помут-нённых головах? Как всё это возможно?

Я много думаю об этом. Я никогда неделала абортов и не оставляла детей. Богмиловал. Но я несу другие камни. И язнаю, каково это — нести их.

Как мне хочется уберечь от любыхкамней, тем более от таких страшных,каждую молоденькую девочку и не моло-денькую тоже!

37


Каждой сказать: Солнышко! Не бойся! И никого не слу-

шай, кроме своего сердца! Люби, береги,рожай. Нету папы? Будет! Нету денег? При-дут. Будет помощь, будет хлеб и одежда. Ножить с камнями на душе — так страшно!Это намного страшнее, чем тебе сейчас.Снять их с себя — равносильно тому,чтобы вылезти из кожи вон…

Ах, Москва, которую я так люблю сдетства! Ты сегодня сытая, яркая, уве-шана бриллиантами, утопаешь в рос-коши и излишествах. Ты всё ищешь идумаешь, как подняться выше? Куда вло-жить деньги, чтобы они вернулись? Всёвнимание твоё приковано к фондовымрынкам, недвижимости и нефти. Ты хо-чешь могущества и славы!

Не туда смотришь, глупая! Посмотри,сколько девочек молодых и одиноких пы-таются выжить в тебе с ребёнком наруках! Помоги! Открой глаза! Вот твоёбудущее! Наши дети! Их счастливыемамы. Вот кто поднимет и прославит этустрану! Ты только заметь их, помоги им,пока не поздно… Не опоздай, Москва!..Не опоздай…

38


5Настя родилась дома. И сразу — пять

килограммов. Мы вообще-то ждалиИлюшу, девочка оказалась огромнымсюрпризом. Пять килограммов были неменьшим сюрпризом. В итоге, получи-лась девочка-богатырь.

— Ну, как Илюху теперь назовёте? —спросила Сашу моя подруга, смеясь.

— Думаем, — ответил он.Пока я была беременна, мой родной

отец несколько раз ходил в церковь, про-сил внучку, и чтобы я назвала её Настень-кой. Он был счастлив услышать, чтоИлюша — девочка.

— Слава Богу! — кричал он в телефон.— Наверное, Настенькой назовём…— Отлично! Я согласен!Потом его мама, моя бабушка Аня,

рассказала мне, что как раз о Настенькеон и мечтал.

Я помню, когда ей было три месяца, ясфотографировала Машу, Лёшу и Настювместе. Они утром валялись под одеяломв нашей спальне. Я тогда впервые ощу-тила, что они единое целое. Две сест-рёнки и братик. До этого каждый был со

39


своей историей и со своим подходом. А тутпрямо как озарение: у меня трое детей, ихзовут Маша, Лёша и Настя. Маша, Лёша иНастя, — это звучало коряво внутри меня. Язапиналась. А потом вдруг превратилось вМаша-Лёша-Настя. Даже в Машалёшана-стя. Пришлось отделять их друг от друга иискать к каждому свои чувства и свои слова.

6Вся жизнь женщины крутится вокруг

детей. Всю жизнь ищешь слова, силы,время, деньги — и всё для них. Всю жизньвкладываешь и всю жизнь видишь своиошибки, печалишься, даже обижаешься, апотом встаёшь и ищешь новые пути. И каж-дый раз, когда ты находишь — это оказы-вается один и тот же ответ — твоя любовь,твой собственный пример, твоя забота,твои шаги к ним и ко всем людям, потомучто шагать к одним и не замечать другихневозможно.

И так в два года, когда идут капризы из-за супа и дневного сна. И в пять, когда«купи-купи» и «включи мультик». И в семьпро уроки и PSP. И в девять про планшети помощь по дому, а ещё те же уроки, ко-

40


торые никто не отменял. Так будет и вдвадцать пять про что-то другое — я покане знаю про что.

Вот так всю жизнь крутишься, ищешь,опять теряешь и… находишь ли? Мы смужем вместе всегда на этих этапах. Ино-гда мы помогаем друг другу. Иногда боюсь,не мешаем ли мы? Всё на грани. Все отно-шения всегда на грани. Так легко шагнутьне туда. Обидеть, обидеться. Сколько днейв нашей семье мы сломали из-за одного не-аккуратного слова, обиды другого, встреч-ной обиды первого? Сколько дней мыспасли, промолчав, но обняв и почувство-вав, и простив?

Дети. Дети. Свои и не свои. Сначала де-лишь их. Потом ловишь себя на том, чтовсе равны. Так страшно за них. Ведь в каж-дом окне, что загорается вечером, — яточно знаю — сидит взрослый, чащемама, и ищет внутри себя, как спасти иуберечь, и сохранить, и приумножить тохорошее, что есть в её малыше.

А мир — мир он другой, словно в нёмсовсем другие люди. Вы замечали? Онвраждебный, алчный, вероломный. Такойжестокий. Нет, я не хочу, чтобы нашидети в нём пообтесались и нашли себя. Я

41


хочу, чтобы они принесли в него свой мири нашли тех, кому он окажется дорог, с кемможно будет его разделить. С кем можноговорить, кого можно любить, за когоможно отдавать жизнь, не задумываясь.

А иногда я думаю: как умирать? Хорошо,если дети будут настоящими, тёплыми.Если шагнут туда, где ты не был никогда.Если внуки пойдут ещё дальше. Тогда нестрашен ни паралич, ни старческая не-мощь. Можно умирать радостно: будет, чтоБогу сказать, и за детей спокойно. А еслинет? Тогда не знаю. Тогда страшно…

7Год назад летом Лёша нашёл на улице

стрижа. У него было сильно перебитокрыло, он почти не открывал глаз. Но мыпрооперировали его в клинике, и он поти-хоньку стал ходить по клетке, реагироватьна голос. Кормить его приходилось на-сильно, ведь стрижи едят насекомых в по-лёте. Если эта птица не летает, то она неест и не живёт.

Одной рукой мы держали его, другой —открывали клюв, третьей — закладывалиживого сверчка в рот, четвёртой — были

42


готовы поправлять сверчка, чтобы тотне ускакал, и прикрывать рот, чтобыстриж глотал.

Когда Саша был дома, у нас были че-тыре руки. Когда он уходил на работу, дведополнительные руки мне обеспечивалЛёша. Исправно три месяца подряд онкормил со мной нашего стрижа каждыетри часа, кроме ночи.

— Мам, сложно…— Сложно. Но не накормим — умрёт.— Накормим. Я же с тобой.Мы назвали его Беззубиком. Совер-

шенно чёрный, с чёрными глазами, ма-леньким клювом, но гигантским ртом, онбыл похож на дракона из мультфильма.

— Он полетит?— Он полетит. Мы всё сделаем.Мы стали разрабатывать крыло, как

только орнитолог снял повязку. Черезмесяц Беззубик мог уже махать им, но нераскрывал его. А наша Холли — совер-шенно невоспитанная красавица-ко-релла — дразнила его: летала возле него,свистела ему в ухо, ела его мучных червейи всячески привлекала его внимание. Тытолько посмотри, как я хороша! — говорилвесь её вид.

43


Я обожаю Холли. Но в такие минуты яхотела прогнать её и дать ему, сильному исвободному, временно (временно?) прико-ванному к земле, к клетке, к людям чув-ствовать себя не таким уж и немощным. Авсё-таки имеющим шанс. Она же вносиланевыносимую неловкость.

Когда ты немощен, очень важен шанс.Им живёшь и дышишь, даже если он кро-хотный. Но иногда бывает, что шанса уженет. Тогда ищешь другие плоскости. В них— иные возможности себя реализовать. Иу человека такая плоскость есть всегда —это его душа и человечность. Работать надсобой можно и без рук, и без ног.

А у птицы? Птица остаётся в такой си-туации без шансов.

Беззубик так и не полетел. Однажды он перестал есть и через

сутки умер на моих руках. Слёзы текли, а внутри я чувствовала —

не дотянула.Он полетит. Мы всё сделаем, — звенело

в ушах.Саша обнимал. Маша молчала. Настя

задавала вопросы. Лёша рыдал тихо, имне было страшно за него. Жёлтым ка-рандашом он нарисовал Беззубика, и ри-

44


сунок долго ещё висел у нас над тем ме-стом, где стояла клетка.

8— Ты купишь мне скрипку? — большие

голубые глаза прямо в глаза, чтобы мне неуйти от ответа. — Купишь скрипку? Мама!

Так разговаривает со мной эта пяти-летняя девочка. Настя. Вот уж правда!Чего сейчас не хватает мне для счастья,так это отдать её на скрипку. Тогда все по-пытки как-то упорядочить наш день ииметь пять минут времени на посидеть настуле и ощутить себя целостной и живой,рухнут как карточный домик. Завтракатьв пять вечера стало для меня уже нормой.

— Купишь?Я жую что-то безвкусное и смотрю на

неё. Длинные белые волосы, ровная чёлка.Прямой взгляд и попробуй только не от-веть на её вопрос.

Легче всего ответить прямо: куплю.Правда, это дешевле, чем спорить и объ-яснять. Её не переспорить. Это было невоз-можно в пять месяцев, а в пять лет и тогоподавно. Я смотрю на неё и молчу. Но тутне нужно слов. Настя, как и все мои дети,прекрасно читает по глазам.

45


Мой карточный домик разлетается, ия покорно принимаю этот факт. Я мама.Я всегда всё пойму и приму. Это моя ра-бота. Скажите мне, что это легче, чем воз-вести стену из кирпича или играть нафлейте, и я… улыбнусь. У вас просто небыло детей.

Настя всегда учит меня приниматьмир в самых необычных его проявлениях,а точнее её фантазиях. Принимать бы-стро и безусловно.

Когда-то она приучила меня к собира-нию всех камней и палок в парке и акку-ратному раскладыванию этих сокровищ вдетской комнате. В два года она была го-това часами смотреть «Евровидение» ипеть, не позволяя переключить на мульт-фильм для Маши и Лёши.

Ещё был период, когда она доставалавещи из шкафа, все подряд, руководству-ясь самой непонятной логикой на свете, искладывала огромные кучи из трусов,кофт, книг, открытых фломастеров, ста-канов и кукол. Эти кучи должны были ле-жать в определённых местах и самымопределённым образом. Их нельзя былони перемещать, ни перекладывать, ни за-

46


бирать из них никакие предметы. Любыеизменения мгновенно замечались и кара-лись созданием новой кучи в самом неудоб-ном месте из самых несочетаемых вещей.Мы имели право только аккуратно обходитьих, не задевая.

Настя подарила мне счастье кормле-ния грудью. Всю беременность я молилаБога, чтобы у меня было молоко. Господи,помоги мне! Я буду кормить ребёнкастолько, сколько он захочет, главное, даймне, пожалуйста, молоко! Но это счастьебыло настолько активным и обязатель-ным, что до трёх лет задранная футболкав трамвае считалась нормой. Я научиласьсмотреть сквозь других пассажиров ивести себя непринуждённо в самых курь-ёзных ситуациях, которые раньше поста-вили бы меня в тупик и бросили бы в жар.

Господи, ей скоро четыре. Пора бы давнобросить. Помоги, пожалуйста, помоги…

— Она бросит, когда ты успокоишься,— сказала мне подруга.

Настя бросила в четыре с половиной года,когда, действительно, моё отчаяние смени-лось смирением и равнодушием к этой теме.Пусть сосёт до свадьбы. Там разберёмся.

47


Сейчас ей пять. Я пью чай на кухне.Мы вышли из дома в девять и только вер-нулись домой.

— Мам, ну что? Купишь скрипку?— А играть будешь?— Буду.— Тогда куплю.Она целует меня в щёку и убегает к со-

бакам. А я тихо допиваю чай. Два года вподготовительном классе музыкальнойшколе. «Анюта, это просто для развития»,— сказала мне мама. Разве просьба оскрипке теперь должна быть неожиданной?Мы к этому сами шли.

Хорошо. Пора думать об ужине.

9Маша у нас попробовала всё: плава-

ние, танцы, конный спорт, рисование,театральную студию, музыку. И вот те-перь, наконец, мы пришли на лёд.

— Мам, я буду!После первой тренировки я надея-

лась, что она бросит. Тяжёлый труд,опасный спорт, слёзы на растяжке. Нет,это не для нас.

48


— Когда мне приходить? — спросилаона тренера в конце, шмыгая носом и по-тирая ноги.

— Завтра. В это же время.— Может, не надо? — спрашиваю по

дороге домой.— Мам, я хочу.С ней всегда короткий разговор. Машка

почти ничего не просит. Но если просит, тоотказать не получится. Она не будет нытьили ходить за мной, как Настя. Она будетмолчать, а я внутри буду чувствовать, чтоона ждёт ответа. Так получилось с фигур-ным катанием.

Каждая тренировка была тяжёлой,обычно со слезами на растяжке. Каждыйраз по дороге домой я просила больше неприходить. И каждый раз я слышала:«Нет, я хочу».

Шли недели, слёзы кончились. И вот ясижу на катке, и на льду моя Маша — ещёкорявая, но уже едет, поднимает ножки, асама светится. Лёша с Настей бегают поступенькам, а я сижу и думаю.

Господи, это её? Как же сложно! Ошибиться нельзя. От-

нять мечту — нельзя. Закабалить в спорте

49


или учёбе — нельзя. Вырастить ленивым —нельзя. Отнять свободу выбора и решитьза ребёнка — нельзя. Пойти на поводу —тоже нельзя. И каждый раз — мои знакомыеграни. Чувствую заново, заново, заново.

Чувствую-чувствую-чувствую. И оши-баюсь. И чувствую вновь.

10Лёшка у меня очень… Лёшка. Тут, в

общем, и других слов не подобрать. Онсильный. Крепкий. Весь в мышцах.

Невысокий. Худой. Рыжий. Ему семь лет. Он

раньше был кирпичный, теперь золотой.Тоже в веснушках, как Маша. С глубо-кими серо-зелёными глазами. Иногда онсерьёзный. И тогда я люблю с ним порас-суждать. Он слушает и говорит своё оченьважным и размеренным тоном.

— Ты пойдёшь на мои соревнования?— Конечно! Почему ты спросил?— На Машины ты не ходишь.— Лёш, они всегда проходят очень

рано. Маша обычно уезжает из дома в5:30. Я не могу оставить всех вас и по-ехать с ней. И мне жаль, что я не могу по-смотреть на неё.

50


— Она поедет смотреть, как я прыгаю?— Да. И Настя тоже.— Хорошо!— Мам, это моя доченька. Я её сейчас

покормлю, потом сам. Лёша показал мне свою куклу. Голубое

платье. Длинные волосы. Наверное, Настяпричесала их в косу.

— Ты с куклой?— Ну да. Нельзя?— Можно. Я просто удивлена.— Ну я редко играю в куклы. Но сей-

час захотелось.Вот уж и, правда, редко. В первый раз вижу.В спортзале было очень душно. Мы си-

дели мокрые от духоты, выпитой воды, ипочти отчаявшиеся. Кто бы знал, что вспортивной школе столько народу, и всесначала должны распрыгаться, а потомтолько прыгать. Лёша был ближе к концу,перед ним человек сорок.

Всё печенье было съедено, коробка сорехами пуста, девочки ползали по матус другими детьми, хихикали и дрались пу-стыми бутылками. Я уже боялась, что онипропустят Лёшу.

51


Первую комбинацию он отпрыгал до-стойно. Я ждала, что поставят семь и шестьдесятых или семь и восемь десятых балла.Но поставили восемь и шесть. Это больше,чем я могла мечтать. После второй комби-нации моё сердце билось сильно — он от-прыгал очень чисто! Судьи совещались.Почти спорили. Секунды тянулись долго.Кто-то с трибун начал уже возмущаться, порядам пошёл шёпот. Оценка семь и шестьвзорвала трибуны. Но уже через мгновениегул стих, смотрели следующего ребёнка. Амы сидели, облитые ведром холодной воды.Тут без комментариев. Сердце всё стерпит.

Лёша ходил расстроенный и огрызался.Второй юношеский, такой возможный, ужебыл далеко. Разряд не дадут. Маша и Настяиграли у меня в ногах, я искала слова, ко-торые сын всё равно не слушал. Бровисдвинуты. Ни слова. На награждении опу-щенная голова. Вдруг — его фамилия. Вто-рое место! Медаль, грамота! Я в последниймомент вспоминаю про фотоаппарат, фо-тографирую его с чемпионом мира. Воттак да! Вот так Лёша! Сердце выпрыгиваетиз пяток и скачет в груди. Молодец!

52


11Самое начало весны. Уже пару месяцев

я прыгаю на батуте. Сет — четвереньки —живот — ноги. Сет — четвереньки —живот — ноги. Я прыгаю и чувствую, каквнутри меня, очень статичной, даже за-костенелой, пробегает дрожь, и кровьпытается пробить блоки. Это немногострашно. Но это очень правильно. Житьс ними уже нет сил.

Кто я? Я прыгаю и спрашиваю себя,кто я? Я мама. У меня трое детей. Я жена.Но сейчас я просто прыгаю на батуте.Тупо. Без чувств. Только физическое. Яхочу посмотреть, чего же я могу. Могу лия? Группировка — разножка — складка —поворот 360 — сет — четвереньки —живот — сет с поворотом — спина — сет —и опять группировка — разножка —складка и так дальше, пока выдержу. Этопока всё, что я могу.

Я хочу научиться делать сальто, какмой сын. Вперёд, назад, углом, винтом,фляк. Прямо на сетке, с натянутыми ру-ками и ногами. И непринуждённо, словновсё получается само собой. Как делаетсейчас он на соседнем батуте. И кричит

53


мне: «Мам, ты молодец!» Лёшка умеетхвалить. Он меня часто хвалит.

Я хочу научиться жить, чтобы нестыдно. Чтобы ложиться спать и не ду-мать, не искать ответов, не сгорать отстыда и не прятать глаз. Тихо сказать Отцуспасибо-спасибо-спасибо и закрыть глаза.Помолчать. Отдышаться. Вспомнить смеш-ное, повернуться к мужу и целовать его.Целовать его, как мы целовались десятьлет назад на его старой съёмной квар-тире, терять голову и на утро почти непомнить, что было. Но потом вспомнить,не успеть улыбнуться и вдруг осознать, чтовот она — вот она жизнь моя — такая круг-лая, такая естественная. Поцеловать спя-щего мужа. Побежать в комнату к детям,всех их целовать, целовать. Кто-то будетморщиться. Кто-то улыбаться. Кто-то сразупотянет ручки, кто-то откроет глаза и будетискать собаку. Как же я люблю их, Господи!Люблю их! И как же мне стыдно сейчас завсю свою… непутёвость.

Я хочу быть свободной! От своих ком-плексов, от своих переживаний. Я хочуменьше думать и больше жить! А сейчас

54


я прыгаю на батуте, с мокрой спиной пре-одолевая себя саму. Я чья-то мама и чья-то жена. Я умею любить. Я учусь жить. Апока всё очень тупо и просто: сет — пово-рот — сет — четвереньки — живот.

У нас тут очень громкая музыка, такаягромкая, что не слышно мыслей. Онагромче моей головы. И это хорошо.

Буду прыгать!

55

1Мы познакомились с Ваней банально.

Был март. Мы приехали в детский домпомочь, а там он. Большой и взрослый.Красивый. Одинокий, но совершенно само-достаточный. Смотрит в глаза. Ничего нехочет, улыбается и чаще молчит. Скорокончится чай, и мы уедем. Скорей бы. Туточень неловко.

— Помогите ему с английским, — ска-зала директор.

С английским? Ух… Это не просто. Дляэтого время нужно, а у меня дети. Надо го-товиться к урокам. Надо заниматься разачетыре в неделю. Как? Когда?

— Ване в институт поступать, а он анг-лийский не знает, — повторяет она.

56

Глава третья

Дневник одной мамы / Глава третья

Ну, не знаю, что сказать… Очень пони-маю, но не знаю. Как преподаватель анг-лийского, я знаю, о чём они просят.

Саша смотрит на меня, и друзья смот-рят. Я молчу. Пью чай.

— Да, я могла бы помочь, — тихо го-ворю я.

2Он написал мне в скайп:— Привет, ты можешь сегодня в восемь?— Давай в девять. Саша будет дома. Он

с детьми побудет, а мы позанимаемся.— Хорошо. Тогда до девяти.Мы стали заниматься каждый день. Всё

пришлось начинать сначала. Он не зналалфавита, не мог читать простые слова.Запоминал плохо. Но на уроке старался, ия не унывала. Даже старалась его как-топоддержать. Как-то согреть.

После урока говорили о жизни. Сначаланемного совсем. Потом это уже стало нор-мой. Про школу. Про Ванину маму. Онадолго болела, потом умерла. Про семью.Про работу. Прощались, когда уже слипа-лись глаза.

Саша в те дни вечерами много работалдома. Он даже был рад, что я тоже не сплю.

57


Мы ложились вместе уже за полночь.— Ну, как Ваня? Как английский?— Ползём.— Соображает?— Старается. Соображает ли — пока не

поняла. Во всяком случае, всё делает, чтоя говорю. Не стесняется, повторяет по де-сять раз. Там посмотрим.

— Он как твои дети на уроке?— Нет, медленнее.— М-да.— Что?— Не знаю.— Вот и я не знаю…Через пару недель я почувствовала, что

мы движемся. Стали получаться предло-жения. Простейшие вопросы. Стали попол-нять лексику, вставлять числительные,множественное число, цвета. Я выдохнула.

— Саш, вроде пойдёт.— Правда? Ну, я рад. Мы стали видеться с Ваней по выход-

ным. Заезжали за ним, так уж сложилось,и брали на субботу и воскресенье к себев деревню. Без ночёвки, естественно. Ноезды от детского дома до дома моего отцане больше пятнадцати минут. Так что

58


утром забирали, вечером привозили об-ратно. Старались каждый день ходить влес. Там ещё лежал снег по колено, хотяуже заканчивался март. Ваня с Сашей де-лали шашлык.

— Он, как родной, Саш. Всё понимаетбез слов. С детьми легко ладит. Играет сними. Катает на санках.

— Да, классный парень. — Когда ты отвозишь его обратно, мне

тяжело на душе.— Из-за него?— Саш, он… наш.— Ты же понимаешь, это невозможно.

Да и взрослый он.— Конечно. Я тебе свои ощущения го-

ворю.— Я понял.

3Машка смеётся так громко и зарази-

тельно, что наблюдать за этим безучастноя не научилась. Я сразу хочу схватить её,закружить-закружить, она будет хохотатьдо коликов, её и моих, а я потом буду цело-вать каждый её пальчик, каждую веснушку,каждую ресничку.

59


— Моя жизнь очень приятно складыва-ется, — скажет она ласково, и ещё подмиг-нёт. А сама светится, сверкает глазами. Вотона какая — моя Машенька. Кожа тонкая,совершенно прозрачная. Каждую венкувидно. Ножки точёные, все в мышцах. Во-лосы — пух. Сердечко бьётся. Сама ма-ленькая, тоненькая, как в ней жизньдержится? А если скажет, то потом надолгозапоминается.

— Я духом сильная.— Наша семья теперь очень круглая, —

выдала она в машине по дороге домой. Вы-дала и пошла смотреть в окно звёзды внебе и занавески в окнах. — Я люблю на-блюдать.

Ваня как-то взялся отговаривать её отфигурного катания: тяжело, никакой лич-ной жизни не будет, учиться не сможешь,ты же так физику любишь, математику,может, в физико-математическую школупойдёшь? Маша всегда спокойно слушаеттакие разговоры, всегда даёт сполна спу-стить пар, сама изредка поднимает глаза,всё остальное время сидит внутри себя,словно у неё там музыка играет парал-лельно твоему тексту. А потом, когда ты за-

60


кончишь, она спокойно, почти не отвле-каясь от своего, говорит что-то типа:

— А мне нравится, — и, не предаваявнимания твоим эмоциям, наслаждаетсямузыкой изнутри. Так вышло и с Ваней.Он пришёл ко мне на кухню.

— Она не бросит.— Я уже понял.Вот и весь разговор.Маша часто озвучивает мои мысли, мои

знания, мои находки, а также и то, до чего япока не дошла. Всё душевное я тихо варю всебе. Иногда пишу в интернете. Дома обсуж-даю только с Сашей по ночам. Это моё бо-гатство внутри, и я собираю его давно.Только мне тридцать один, а ей восемь. Икак может так быть, что она уже всё знает?Где-то внутри себя.

Наверное, это и есть детская природа.Дети — естественное продолжение нашегодуховного движения. Они стартуют там, гдемы и не были никогда. Вот почему им так хо-рошо видна наша немощь, и осознание этограничит у них с недовольством нами, еслимы, конечно, не пропитали их своей любо-вью в детстве. Это только звучит легко — лю-бовь — а внутри так много граней и пластов,всю жизнь учишься быть мамой и любить.

61


4Я перевела Лёшу в Машин второй

класс. Это было почти как в тумане. Нака-нуне друг, долго слушая мои рассказы прошколу, Лёшу и наши проблемы в первомклассе, наконец, сказал:

— Может, хватит? Сколько можно му-чить парня? Забирай его оттуда.

Сказал — отрезал. Что было дальше, яне помню, но утром я поговорила со всеми,с кем нужно в школе, и вопрос решился не-ожиданно: мой первоклассник стал второ-классником.

Лёша расцвёл.Ни сложение двузначных чисел, ни

умножение, ни деление не пугали его. Онне стал лучше учиться. Но в классе появи-лись друзья. А ещё он влюбился в учитель-ницу, и мы выдохнули.

Нестандартно получилось, конечно. Ностандартного варианта не нашлось.

5Уже середина апреля. В городе сухо, а

в деревне только тает снег. Купили всемрезиновые сапоги, чтобы ходить в деревнев этой жиже воды, земли и глины.

62


— У меня столько грязи, можно КАМА-Зами вывозить, — шутит отец. Он тихокурит на крыльце. — Лёшка, а, Лёшк, мыс дядей Володей кур хотим завести. Ты чтодумаешь? Помнишь, ты в том году курочекпросил? Дедушка всё помнит!

— Пап, зачем кур? Ты и так устаёшь.Кто же смотреть за ними будет?

— Эх, ты, дочк… Ничего не понимаешь!Это для Лёшки!

— Курочек? Я хочу! Маша, Настя, де-душка кур купит! У нас свои яйца будут!

— Ура! Класс! — визжат девочки, мажутв грязи палки, ими рисуют на лице. Лучшене смотреть.

Дедушка смотрит на меня торже-ственно. Он победил. Пусть заводит кур.Что я могу сказать?

— Ань, мы сегодня пойдём в лес? —Ваня несёт на спине Настю.

— Ты сам как хочешь?— Да, давайте сходим.— Ну хорошо. Тогда одевайтесь.— А шашлык будет?— Если съездите с Сашей за мясом, то

будет.— Я готов.

63


Ваня уходит за курткой.— Мам, а мы можем забрать Ваню?— Лёш, нет. У нас нет места в квар-

тире. Пятеро человек, две собаки, по-пугай и две белки — мы еле помещаемся.Ты же знаешь.

— Жалко.Через неделю отец купил кур. А я… я

пошла думать, чувствовать и искать.

6— Саш…— М-м?.. Что?— Работаешь?— Да. Заканчиваю почти.Он смотрит в свой ноутбук, не подни-

мая головы. Я жду. Жду и молчу.— Что ты хотела?— Ничего…— Ничего? Ты что-то хотела. Иди ко

мне, — он обнимает меня. Когда он обни-мает меня, я верю, он всегда меня поймёт.Что бы ни было.

— Саш, давай Ваню заберём… навсегда.— А он бы хотел?— Думаю, да. А ты?— А жить как?

64


— Как-нибудь… А без него как жить?— Давай подумаем.Боюсь думать. Засыпаю на руках.

7— Саш…— М-м...— Ты закончил?— Почти. Тут немного. Ты идёшь в душ?— Я хочу поговорить.— Пять минут.Жду. Стучит по клавиатуре. Читает.

Опять стучит. Кнопка. Закрывает ноутбук.— Саш?— Ты про Ваню?— Да.— Ты понимаешь, он взрослый. Ему

может быть сложно с нами в семье.Молчу. — Давай спать.— Нет, Саш, мы не договорили.— Это всё очень сложно. Деньги. Ты

только подумай.— Я люблю его.Я люблю его. Я даже не знаю, что де-

лать с этим. Я не знаю, что чувствует он.Точнее, они оба.

65


8— Давай заберём. Я согласен.Это было больше, чем ледяной душ.— Правда-правда? Или ты из-за меня?— Правда-правда. Ну, сначала из-за

тебя, — улыбается, — а потом сам.Целую мужа. Засыпаю на руках. Что теперь будет? Как? Когда? Где?

9Начало июня. Жара. Хочется ливня. Мы

все сидим в городе из-за моей автошколы.А так бы уже ныряли вовсю в деревенскомпруду. Но пока только по выходным. Вбудни у нас Москва.

Мы гуляем во дворе. Я читаю про Гульи Пашу2 и хочу кричать на весь мир — чи-тайте все! Есть книги и фильмы, которыедолжен прочесть или посмотреть каждый.Тогда наш мир изменится и повернётсялицом туда, где ему должно быть.

Лёша раскачивает девочек, а они накачелях, теребя босоножками землю,поют тихо песни про вечный двигательи паповоз 3.

66

2 Речь идёт о книге Дины Сабитовой «Где нет зимы».3 Сборник детских песен «Детская площадка № 1».


Всё тихо. Яркое солнце. Фиолетовоенебо в преддверии ливня и густая, навис-шая жара. Воздух виден невооруженнымглазом. Мы отдыхаем в тени. Я на лавочке.Дети на качелях.

У Гуль и Паши умерла бабушка, а потоммама. Они ещё не знают про маму. Но ужебольше недели они одни. Паша тратит по-следние деньги и уже не знает, чем кор-мить сестру. Ему тринадцать. Ей восемь.Такое же лето. Тоже город. Страшно. Емупока нет — он ждёт маму. А мне ужеочень — я знаю, что она не придёт.

Что такое мама? Кто она? Молодая де-вушка, только родившая лялю. Уже мама.Что она знает? Что она вообще можетзнать? Как можно сравнить её с той, у ко-торой малыш уже ходит и тащит за собойпаровоз и медведя? А ведь она для своейляльки целый мир. И если этот мир от-нять, то жизни нет ляльке без мамы. Аесли тебе восемь или тринадцать? А еслишестнадцать, как Ване? Об этом вообщелучше не думать.

Как жить без мамы?Я смотрю на своих. Лёша гоняет на

самокате, Маша бегает быстрее него.

67


Ищу Настю. Она за огромным кустом икричит мне оттуда, поправляя отрас-тающую чёлку:

— Мама, они воры. Я полицейская (ктосказал, что женский род тут не уместен?).Буду их ловить! Меня не видно?

— Не видно!— Класс! Я почему-то вспоминаю Машино:— Мам, я хочу тоже быть родной. Как

Настя, — оно было очень тихое. Из-пододеяла. И было это пару лет назад. Ононапугало меня страшней любого грома.Страшней чего-то очень страшного.

— Ты роднее всех на свете. Запомнинавсегда.

— Она оставила меня.— И мы встретились. Иначе бы мы ни-

когда не познакомились с тобой. Ты по-нимаешь?

— Я хотела родиться у тебя.— Нет... Солнышко! Ты хотела меня

найти. Ты сама так выбрала, просто непомнишь этого. Вы с Богом зачем-то такрешили. И мы нашлись! Ты помнишь,как мы нашлись?

— Не помню.— А говоришь не родная. Всю жизнь

68


ты со мной! Даже ничего не помнишь!Роднее всех родных! Ты моя. Вся моя, до-ченька! Отдам тебя только твоему мужу,и то если он нам подойдёт! — улыбаюсьей, держу на руках, целую, пытаюсь шу-тить. Изо всех сил молю Бога, чтобы мойголос не дрожал. Она думает, она нетакая родная. Знала бы она… знала быона, что моё сердце сейчас вот-вот вы-прыгнет наружу.

— Ну, как мои ногти? Под шорты? — этадевочка сейчас пьёт молоко рядом со мнойна лавочке и светится. Я поднимаю глазаот книги. Ногти жёлтые, даже жёлто-зелё-ные. Шорты салатовые. То что надо!

Я улыбаюсь ей.— А на ногах, мам?На ногах всё ещё лучше: голубые

ногти и голубые босоножки. Тон в тон.Случайность. Приятно.

— Да, ноги особенно хороши.— Я люблю тебя! Мы воры! Настя те-

перь тоже вор! Класс, да?— Беги!Она бежит к своим. Их уже четверо.

Ещё девочка пришла на велосипеде. А ячитаю дальше. Думаю дальше. Люблюдальше. Дышу, наблюдаю и живу.

69


10— Маш, а если мы заберём Ваню. Ты

как?— Мы такие счастливые с ним! Это

будет здорово!— А жить как? Как мы поместимся и

вообще?— Да, как-нибудь. Ты переживаешь?— Переживаю. Не авантюра ли это? Он

взрослый.— Мам, ты чего? Конечно, нет!— Ты говоришь, как большая.Улыбается. Её улыбка успокаивает меня.— Папа Бог не даст мне за это по

шапке, как думаешь?— Думаю, не даст. За что тут по шапке

давать? Мы же любим его!

11— Ань, помнишь, ты спросила меня по

скайпу, хочу ли я жить с вами?— Да.— Я тогда спокойно сказал тебе: «Да,

хочу».— Помню.— Знаешь, я потом долго сидел и думал:

«Что же я такого сделал в жизни, что мнеБог так помог?».

70


— Иди ко мне. Я обниму тебя. Я люблютебя.

— И я люблю тебя. Очень-очень.

12Все недели давно разделились на будни

и выходные. В будни — старая жизнь впя-тером и сбор документов, в выходные —новая жизнь вшестером. Все ждут субботы.Пока была весна, заканчивалась школа, по-следние соревнования у Маши и Лёши,концерт у Насти, всё было активно, и мыоглядывались только к вечеру. День про-шёл. Что-то сдвинулось: Саша где-то был,получил какую-то подпись или сдал ана-лизы. Что ж. Будет завтра. Будет ещё шаг.

Сейчас, когда стоит лето, особенно тя-жело. День делится на утро, когда прихо-дят новости, и весь оставшийся день,который надо прожить, а уже сложно этоделать без Вани. За окном жара без дож-дей. Здесь — книги. Книгами и спасаемсямы с Машей. Настя играет. Лёша пыталсязаниматься математикой, но бросил и уженеделю не подходит к столу.

Саша работает. Работает много и почтивсегда в авральном режиме. Наше чтение нафоне его завалов выглядит саркастически.

71


— Помнишь, ты не хотела с Ваней зани-маться английским?

— Что?— Ну, помнишь, ты не хотела зани-

маться?Как бы вообще жизнь сложилась, если

бы я тогда отказалась? Голова взрываетсяот этой мысли. Нет, я бы не отказалась.Меня бы пнул кто-нибудь. Саша же пнулменя тогда! Не могло быть, чтобы я отказа-лась… Нет!

13Лёша выделывает удивительные штуки

на батуте: три комбинированных сальтовперёд подряд, сальто винтом в связке ссальто назад. Сальто углом назад. Сальтоназад на спину в полтора оборота. Бланши.И всё на сетке.

Я не прыгаю. Сижу тихо на матах,смотрю на детей. Маша пришла сюда вгости и уже прыгает Лёшкины старые ком-бинации на разряд. Грязненько, конечно,но всё крутит. Настя: спина — живот —спина — живот, а потом тоже Лёшины ком-бинации. Не плохо для пяти лет.

В зале летает бабочка. Живая. Краси-вая. Откуда она тут только взялась?

72


А Ваньку нам на эти выходные не дадут.Он уже не в детском доме, а в лагере. Итам своё начальство, свои правила и до-полнительный кордон препятствий. Выскоро его уже совсем заберёте, потерпите,Анечка. Это понятно. Но всё равно не по-нятно, почему нельзя.

— Но вы же приедете завтра ко мне народительский день? — спрашивает он.

— Конечно. Конечно. Приедем. Обнимем. Будем

вшестером. Лёшка захочет мериться силойи драться. Настя — на спину и кататься повсему лагерю на шее. Маша — тоже наспину. Но она старше и скромнее, поэтомубудет улыбаться и ждать, когда он самвозьмёт её на руки. А мы с Сашей будемсчастливы, что мы все вместе. Он будет об-нимать меня, и мы будем смотреть нанаших детей.

14Что такое отношения между людьми?

Между взрослыми? Между взрослыми идетьми? Каждый день они требуют душев-ного вклада и труда, иначе чувствуешь, чточто-то может сломаться, порваться, чточто-то где-то можно упустить.

73


Мы десять лет женаты с Сашей. Были сним на свадьбах и на похоронах. Рыдали отгоря и плакали от счастья. Целовались днинапролёт и не замечали друг друга це-лыми днями. Было разное.

Но мы вместе. Почему? Мы особенные — созданы

друг для друга? Он особенный, и я с нимсчастливая? Любая была бы счастлива сним? А он счастлив со мной?

На днях я почувствовала, что наше вме-сте — заслуга множества факторов и об-стоятельств. Во многом, это Сашинотерпение и любовь ко мне. Ещё близостьнаших взглядов по основным пунктам —так, несомненно, легче. И всегда — этоБожье проведение, Его невидимая рука,защищающая нас от острых камней.

Часто ли я сама сохраняю и оберегаю?Строю? Чиню, если сломалось? Могутолько потупить глаза и задуматься.

Вот и с Лёшей также: я ленюсь. Он не-прав, я обижаюсь. Он виноват, я отдаляюсь.Жду его шагов, извинений и перемен.

С Ваней я строю по кирпичику каждыйдень. Думаю, и он тоже. Но и с ним:

— Ванька, запомни, я злюсь всего двеминуты. Не больше.

74


— Я уже понял. Но эти две минуты яне знаю, как жить.

И мне стыдно! Я не хочу, чтобы моидети не знали, как жить. Чтобы ссоры сомной были болезненны и вообще были.

Я считаю себя хорошей и трудолюби-вой, а отдавать сполна даже внутрисемьи — не отдаю. То есть, раньше я ду-мала, что отдаю и отдаю много, а сейчас явижу, что приспосабливаюсь и халтурю.

Могу погрустить на эту тему, забытьсяи пойти жить по-старому.

А не хочу! Хочу внимательнее, теплее.Хочу согревать.

15Что я дала своим детям? Машу я научила только одному — чи-

тать. Всё остальное она просила всегдасама: и лошадей, и бассейн, и театр. Пони-мала, что это не её, говорила прямо, ухо-дила и никогда не вспоминала. Шлавперёд. Спасибо Саше, были деньги, и мы,хоть и трудно, могли всё оплатить. Даже сфизикой в прошлом году, хоть это и пере-бор, вышло так же. Она прочла энцикло-педию и стала просить учителя. Где егонайти — учителя физики к семилетней

75


девочке? Оказалось, не просто. Но он на-шёлся. И по вечерам они решали дроби,изучали атомы, рассматривали Венеру внебе. Он даёт ей то, что я не могу ей дать.И Машка до сих пор горит, не гаснет.

Лёша другой. В спорте он многое может,а дома долгое время не понимал, что де-лать с игрушками. Он мог только разбра-сывать и ломать. Уже Настя собиралапазлы, а Лёша нет. Всё, что он любит, этобегать в деревне в грязи или в снегу, ло-мать палки, бить крапиву, целовать собак.Зацеловывать собак.

В школе сложно. Оценки хорошие, нонет понимания, что это и зачем. Да, такучатся многие. Но это же трагедия, чтомногие так учатся. Мне кажется, что поканет осознанности, как у Маши, в школенадо общаться, лепить из глины и иметьтри физкультуры каждый день. На чтениипусть учитель сам читает и рассказывает.Показывает фильмы о природе и водитдетей в парк. Появилась осознанность —приступай к учёбе. Иначе это предатель-ская ломка детства.

Моему Лёшке надо жить в деревне,иметь рыжую кобылу и свору собак. Он бы

76


скакал на ней без седла, как он может, а со-баки бы в пене с лаем гонялись за ним пополю. Потом он бы мыл свою лошадь, собаки мылся бы с ними голышом под шлангомна траве, кормил бы их, вычёсывал и играл.Стрелял из лука по мишеням, развешан-ным повсюду, лазил на деревья проверитьгнёзда прирученных птиц. Рисовал быкарты в своём доме на деревьях или спал вшалаше. А под вечер просто смотрел назвёзды. И пусть он никогда бы и не знал, какони называются, — он был бы счастливжить такой жизнью. Это его жизнь.

Как этому мальчишке быть счастливымв московской квартире с паркетом? Онлюбит маму и папу. Он любит девочек, ноэто уже сложнее. Он очень любит свойбатут, детский театр, вкусную выпечку ивсех животных на свете. А вот зачем умно-жать пять на восемь, как это делать и длячего — он объяснит, но это такая для негоглупость, что я каждый вечер смотрю наэтого парня и спрашиваю себя: а ты соби-раешься делать его счастливым? И как тысобираешься это делать?

Он забирается на коленки и нежно це-лует меня. Лёшка ласковый. Тёплый. Но

77


уже отрастил колючки. И он показывает ихмне, когда внешний мир взрывает его мозг.

Настя больше похожа на Машу. Осо-знанная. Очень добрая. Но она не тихоня.Машка — ураган сообразительности, гра-ции и юмора. Настя — ураган действия.Очень ловкая, она может порезать салат вогромную миску на всю семью, может на-рисовать, может написать. А вот прочи-тать — не может. Не хочет. И не будет. Какне будет причесывать волосы. Складыватьигрушки. Ставить туфли на место.

Зато будет учить с сестрой английскийи исправно делать все уроки по музыке.

Я смотрю на эту троицу и думаю:может, наше родительское желание что-то дать детям, вложить в них — это наив-ный миф? Что мы вообще можем им дать,существам, куда более чистым, высоким исовершенным, чем мы сами? Рассказатьпро мир вокруг и про то, как мы пытаемсяв нём барахтаться? Им в три года всё яснои видно, они уже знают цену каждому на-шему слову и видят суть. Мы только мнимсебя воспитателями. В лучшем случае, мыможем заботиться и любить. В худшем, мыне можем ничего. Они идут вперёд сами.

78


Только путь их будет очень тернист, еслимы не подсветим его для них. А для этогомы сами должны знать, куда идём мы. Какживём. Для чего и зачем.

Мы знаем это?

16Уже июль. С Ваней ничего не двигается. Доку-

менты собраны, но опека молчит. Когда онбудет дома? Я волнуюсь. Очень волнуюсь.Боюсь. Молюсь. И стараюсь не впадать вотчаяние.

— Анечка, ты бы приехала ко мне се-годня. Мы с тобой сходим в отдел обра-зования, поговорим. Ты расскажешь всёкак есть. И может, это поможет, — голосдиректора детского дома звучит музы-кой надежды.

Конечно, я съезжу. Женю попрошу, онапосидит с детьми, и поеду.

Всю дорогу в Кр-ейск читаю «Три твоихимени» 4. Это специально, наверное, мнепопадаются сейчас такие книги — про дет-

79

4 Книга Дины Сабитовой про девочку Риту. Замеча-тельная книга!


ский дом, про детей, про их судьбу. Я плачу.Плачу из-за Риты — девочки из книжки. Ана самом деле, я плачу из-за моего Вани.

Сколько раз ещё придётся вывернутьвсю душу и всем прокричать: Мы любимего. Нет, нам не нужна его квартира. Нет,мы не боимся его диагнозов. Да, мы знаем,что всё выглядит странно. Он нам оченьнужен! Да, мы готовы. Нет, не страшно. От-дайте его, пожалуйста, нам!

Вот и сейчас я еду, оставив своих малы-шей, к одной важной тёте — очереднойтёте, и я буду стараться из-за всех сил нереветь. А сил уже и нет.

Риту вернула в детский дом её при-ёмная мама. Через два года. Ей надо былопереезжать в другой город. И Рита опятьтут. Опять тут. Наверное, это самое страш-ное в жизни ребёнка. Верить, а потом тебяпредают. Аккуратно так. Ставят обратнона старую полку, как надоевшую куклу.

Она даже не плачет. Что тут плакать?Просто всё выключено внутри. Это я читаюи плачу. Нету сил.

Приходят смс одна за другой. ЭтоВанька и Сашка: Ты там как? Не волнуйся.Всё будет хорошо. Ещё немного осталось.

80


У меня ласковый муж.У меня ласковый сын. Откуда он такой? Умеет говорить.

Умеет чувствовать. Ведёт себя, как муж-чина. Когда Саши нет рядом, всегда можетпо-мужски поговорить с Лёшей, развестидля нас костёр в лесу и нажарить сосисок,в магазин сбегать и поиграть с малышами,если я отвлеклась.

Каждый день я молюсь за его маму.Каждый день я думаю, что бы было, еслибы она была жива и здорова, а он быжил дома. Но это глупо так думать. Такуже не будет никогда.

***Лариса Константиновна — из отдела

образования — поняла меня по глазам безслов. Я что-то говорила, а потом даже пи-сала на имя главы администрации. Но еёглаза смотрели на меня и говорили мнесами — Вы не волнуйтесь. Я Вам помогу.

Я вышла от неё. Внутри было тихо-тихо.Я смотрела в окно автобуса и ехала об-ратно в Москву: облака были кудрявые,словно утром. Плакать было невозможно.Это был штиль. Отец, спасибо! Спасибо

81


Тебе и ей. Я теперь знаю, она поможет.Спасибо-спасибо-спасибо! Я шептала всюдорогу домой.

Как раз дочитала про Риту. Её забралаиз детского дома другая мама. И она те-перь дома. У неё два брата, папа, мама иновая жизнь.

***Когда уже и у нашего Вани будет

новая жизнь? Брат, две сестры, папа,мама? Очень трудно ждать…

Но мы ждём!

82

1Октябрь. Ванька дома. Да! Четвёртый месяц уже…Ну, что тут ещё скажешь? Могу только улыбаться и пожимать

плечами… Вот так!

2По вечерам после работы Сашка хитро

щурится и смотрит на всех нас. А мы рас-сказываем ему, как прошёл наш день. Иможет, и не было-то ничего такого, но те-перь у нас такое всё.

83

Глава четвёртая


Каждая вещь имеет вкус и запах, нетолько цвет и форму, как раньше. Каждоеслово имеет смысл. Каждый взгляд и при-косновение что-то значат.

3Насте дедушка подарил настоящую

скрипку. Страдивари. Мы приехали к немув деревню, и Настя встречала скрипкустоя, аплодисментами, когда он спускалсяс ней в руках по лестнице со второго этажа.В следующем сентябре она пойдёт в пер-вый класс музыкальной школы, а пока мыпродолжаем ходить на сольфеджио, иг-рать в ягуаров и печь оладьи папе, стар-шим братьям и сестре.

Маша катается каждое утро передшколой. Лёд нравится ей ещё больше, чемполтора года назад. Готовится к соревно-ваниям. Посмотрим, что будет. Как гово-рится, как Бог даст. По вечерам занимаетсяалгеброй, геометрией, физикой. Глотаеткниги. Смотрит фильмы под чипсы. Играетс Ваней в солдатиков и на его спине скачетпо всей квартире с победным криком«Ура!». Она ложится спать рано, пока мыещё в спортшколе, оставляет мне записку

84

Дневник одной мамы / Глава четвёртая

на столе. А я прихожу, целую её спящую,расспрашиваю Ваню про все подробностивечера и целую его.

Лёша сдаёт на первый юношеский, аНастя на второй. В школе он очень любитрусский и английский. Всё остальное тер-пит. Иногда со снисходительной улыбкой.Иногда уже не может терпеть. Тогда проситтретью собаку, горячий бутерброд с сыром,какао, а лучше — посидеть на руках. Полу-чает двойки. Последнее время часто.Потом прыгает сальто и рисует мне нашусемью. Петушится с Ваней. Очень-оченьсмешно! Просит денег на пирожные. Естсладкое килограммами. Продолжает про-сить живого коня к дедушке. Ставит назарядку брошенный Машей мобильныйтелефон, когда она уже спит.

Ваня ходит в десятый класс, а ещё накурсы, футбол и иногда на батут. Влюб-лён в жизнь, в нас и совершенно счаст-лив. Перед школой наплавался в море иналазился по горам. А мы все наплава-лись и налазились вместе с ним. Прихо-дит из школы, всех целует-целует, вботинках идёт на кухню (Ваня!), рукамиберёт со сковороды котлеты, мисками ест

85


жареные грибы, упаковками — копчёныйсыр. По утрам учит английский. По вече-рам смотрит с нами кино. Читает проДревнюю Индию и Древний Египет. Бол-тает с нами обо всём, когда малыши ужеспят. Хочет быть археологом, но не знает,как ездить в экспедиции, ведь у него те-перь такая большая семья.

Саша продолжает много и интересноработать. Он опять сидит по ночам, а мыс Ваней составляем ему компанию. Иногдапо-мужски бурчит под нос, что неплохо быпомогать маме по дому, класть вещи наместо и не ставить майонез на тетрадь.Стреляет с Ваней из лука, играет с детьми.Целует меня, когда ложится спать. Иногдаочень нежно, и мы засыпаем сразу. Иногдатак, что у меня кружится голова.

Я, как всегда, бужу Машу на лёд, гуляюс собаками, занимаюсь с Ваней и куда-тобегу. Я всё ещё не сдала на права, и чутьбыло не забросила эту книгу. Кручусь истараюсь не упустить суть.

Я реже прыгаю на батуте, но чащецелую детей. Перестала плакать от устало-сти и научилась засыпать, едва оказавшисьна диване. Я бываю напугана, недовольна,сердита, обижена. Но теперь целых восемь

86

Дневник одной мамы / Глава четвёртая

рук, если нет Саши, меня хотят обнять, и яслышу целых четыре голоса: Ну… всё жехорошо! Зачем ты так? И после этого всёуже выглядит совсем иначе.

Наша собака Алиса скоро должна ро-дить новых щенков. Буквально в концеэтой недели. Наша бельчиха Изабеллатоже скоро родит бельчат. Она рожаетчасто, и в это время все наши друзья пере-стают ездить к нам в гости — так настой-чиво дети предлагают им взять малыша.Наша красавица Холли ещё не отложилани одного яйца, ведёт очень активный, ноэгоистический образ жизни, и дети тре-буют срочно купить ей мужа.

Как же так! Холли тоже имеет правобыть мамой!

Так мы живём. Каждый вечер я засы-паю на руках у Саши и говорю Богу: Спа-сибо! Спасибо! Спасибо! Извиняюсь заглупости и жду нового дня… Люблю, тре-вожусь, иногда боюсь. Живу.

***Я не знаю, что будет. Я просто мама,

которая, возможно, никогда не сделаетсальто. Но у меня, как и у вас, есть дети, ко-торых я очень-очень люблю. Для них всех

87


я хочу построить новый мир, открытый итёплый, где ребёнок — личность, а несобственность амбициозных взрослых.Где нет детского рабства, но есть возмож-ности найти себя, раскрыть и реализо-вать. Где ребёнок — высшая ценность насвете! А взрослый — вчерашний ребёнок,имеющий право на второе и третье дет-ство! И почему бы нет? Я хочу так жить!Я с переменным успехом живу так в своейсемье и приглашаю вас всех жить так,чтобы полёт был не только необычнымсном из детства, а естественным состоя-нием наших Душ… и тел.

88

Октябрь 2012 г.

Содержание

Глава четвёртаяc. 83

89

Глава первая c. 3

Глава вторая c. 21

Глава третьяc. 56

www.nebej.ru

Демидова Анна Алексеевна

Дневник одной мамы

Редактор Эд ПобужанскийДизайнер Дмитрий Климович

Корректор Денис ЕфимовФормат 105х165 мм

Тираж 150 экз.

ООО Рекламно-издательская группа «ОБРАЗ»127591, Москва, Дмитровское шоссе, д. 100, стр. 2,

бизнес-центр «Норд Хаус», офис 31-121,тел.: +7 (495) 223-44-39 , +7 (926) 187-59-89,

е-мэйл: [email protected]

купикнигу.рф

izdaiknigu.ru

Литературно-художественное издание

Documents

block-demidova-версия-ebook Layout 1 · Я часть их. А они — часть меня. Мы один мир. Как Ты и хотел, Отец! Счастье! Я