форум

антр

опол

оги

ческ

ий

фор

ум

38

38

№

№

2018

2018

Нов

ые

техн

олог

ии и

тел

есно

сть

ка

к пр

едм

ет а

нтро

поло

гиче

ских

исс

ледо

вани

й

Новые технологии и телесность как предмет антропологических исследований

А н т р о п о л о г и ч е с к и й ф о р у м, 2 0 1 8, № 3 8

Форум: Новые техНологии и телесНость

как предмет аНтропологических исследоваНий

А н н о т а ц и я: тело и техника, телесность и технологии чаще по отдельности, но также в их взаимодействии привле-кали внимание исследователей задолго до становления антропологии как самостоятельной дисциплины, однако к сов местному рассмотрению тела и техники обращались нечасто. Этот «форум» привлекает внимание российских антропологов к современным концептуализациям взаимодействий человеческой телесности и техники.

к л ю ч е в ы е с л о в а: новые технологии, техники, тело, телесность, антропология.

Д л я с с ы л о к: форум: новые технологии и телесность как предмет антропологических исследований // Антрополо-гический форум. 2018. № 38. с. 11–82.

d o i: 10.31250/1815-8870-2018-14-38-11-82

U R L: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/038/forum.pdf

A n t R o p o L o g i c h e s k i j f o R U m, 2 0 1 8, n o. 3 8

Forum: New TechNologies aNd The BodyA b s t r a c t: the issues of techniques and the body, corporeality and technology — whether in interacting with each other or treated as separate fields — have preoccupied scholars back to the origins of anthropology as a discipline. But bodies and techniques are less often addressed together. the aim of this issue of “forum” is to stimulate among anthropologists and cultural historians a discussion precisely about this “knowledge gap”, and to foster critiques of the interrelationship of corporeal and technological realities, including such areas as the mechanics of technology and its instrumentalisation of the body. this might include topics such as robotisation and “cyborgisation”, the expansion of human capacities with the aid of new technologies, the competition between human intelligence and it, the technological dimensions of biopolitics and biopower, new cognitive techniques such as neurohacking, and the emergence of transhuman studies.

k e y w o r d s: new technologies, techniques, body, corporeality, anthropology.

t o c i t e: ‘forum: novye tekhnologii i telesnost kak predmet antropologicheskikh issledovaniy’ [forum: new technologies and the Body], Antropologicheskij forum, 2018, no. 38, pp. 11–82.

d o i: 10.31250/1815-8870-2018-14-38-11-82

U R L: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/038/forum.pdf

Елена Алексеевна Гудова (Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Москва, Россия)

Лилия Владимировна Земнухова (Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия)

Анастасия Игоревна Карасева (Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия / Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия)

Магдалена Кожевникова (Институт философии РАН, Москва, Россия)

Виктор Леонидович Круткин (Удмуртский государственный университет, Ижевск, Россия)

Александра Сергеевна Курленкова (Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия)

Анна Архиповна Маляр (Новокузнецкий институт (филиал) Кемеровского государственного университета, Новокузнецк, Россия)

Дмитрий Викторович Михель (Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Москва, Россия)

Игорь Алексеевич Морозов (Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия)

Ирина Евгеньевна Сироткина (Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН, Москва, Россия)

Елена Константиновна Соколова (Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия)

Сергей Валерьевич Соколовский (Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия)

В форуме «Новые технологии и телесность как предмет антропологических исследований» приняли участие:

11 Ф О Р У М

Новые технологии и телесность как предмет антропологических исследований

Вопросы редколлегии

Тело и техника, телесность и технологии чаще по отдельности, но также в их взаимо-действии привлекали внимание исследова-телей задолго до становления антропологии как самостоятельной дисциплины . Если же иметь в виду совместное рассмотрение тела и техники, то к нему обращались нечасто (ср . классические разработки концепта «техник тела» у Марселя Мосса и Андре Ле-руа-Гурана) . Почему, однако, эта тематика становится объектом внимания в антропо-логии сегодня? Как она развивалась в на-шей дисциплине?

До недавнего времени исследования по ме-дицинской антропологии, фокусирующие-ся на культурных аспектах здоровья и за-болеваемости и телесности в культуре, реа-лизовывались практически независимо от антропологии техники и технологий, и лишь революционные изменения в современной биомедицине обусловили взаимный инте-рес со стороны исследователей каждой из этих субдисциплин и привели к локальным синтезам их подходов и методов . Помимо этого, следует учитывать то обстоятельство, что наши тела давно существуют за счет бес-перебойного функционирования сложных

Тело и техника, телесность и технологии чаще по отдельности, но также в их взаимодействии привлекали внимание исследователей задолго до становления антропологии как самостоятельной дисциплины, однако к совместному рас-смотрению тела и техники обращались нечасто. Этот «Форум» привлекает внимание российских антропологов к со-временным концептуализациям взаимодействий человеческой телесности и техники.

Ключевые слова: новые технологии, техники, тело, телесность, антропология.

12А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

технических систем, обеспечивающих выживание как инди-видов, так и вида в целом . Однако темп развития технокульту-ры с некоторых пор стал существенно опережать ее осмысле-ние гуманитарными и социальными дисциплинами, в том чис-ле антропологией . Отставание развития гуманитарного знания от темпов усложнения технореальности не просто повод для наших сожалений, оно может грозить еще неведомыми ката-строфами .

В задачи этого «Форума» входит привлечение внимания рос-сийских антропологов к современным концептуализациям взаимодействий человеческой телесности и техники — антро-пологическим и социологическим концепциям техники (ин-струментам, машинам, автоматам), включая такие недоста-точно освоенные антропологами области, как проблемы ро-ботизации и киборгизации, развитие способностей человека с помощью новых технологий, конкуренция искусственного и человеческого интеллектов, технологические аспекты био-политики и биовласти, новые когнитивные технологии (в том числе так называемый нейрохакинг), возникновение transhu-man studies и т .п .

Редколлегия предложила участникам «Форума» следующие во-просы:

Какова роль антропологии в обсуждении современных технологий и их влияния на человеческую телесность? Каким образом соот-носится проблематика антропологии и других научных дис-циплин?

Каковы, с вашей точки зрения, наиболее перспективные антропо-логические подходы к проблемам телесности? Какие концепции и подходы должны быть учтены в первую очередь?

Какие новые задачи ставит перед антропологией (в особенности медицинской и так называемой антропологией сознания) разви-тие биотехнологий и когнитивных наук?

Каким образом развитие новых технологий может повлиять на будущее антропологии и гуманитарного знания в целом?

2

3

4

1

13 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний

елена гудоВа

«нелегко встречаться с создателем»1: граница между человеком и нечеловеком во взаимодействии с роботами

Я видел такое, во что вы, люди, просто не поверите. Штурмовые корабли в огне на подступах к Ориону. Я смотрел, как Си-лучи мерцают во тьме близ врат Тангейзе-ра. Все эти мгновения исчезнут во време-ни, как слезы под дождем. Пора умирать.

(К/ф «Бегущий по лезвию», 1982)

В этом монологе Рой Батти, главный анта-гонист и лидер группы репликантов-бегле-цов заново переживает моменты своей жиз-ни незадолго до смерти . Он только что спас Рика Декарда, хотя последний и пытался его убить, тем самым демонстрируя слоган создавшей его компании «Более человеч-ный, чем сам человек» .

Научная фантастика в кино и литературе уже не в первый раз намного более чутко реагирует и намного красочнее расписыва-ет вопросы, которые занимают современ-ную ей науку . И что немаловажно, у науч-ной фантастики выше шансы донести эту

1 “It’s not an easy thing to meet your maker” — цитата из к/ф «Бегущий по лезвию» (1982).

Елена Алексеевна Гудова Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Москва, Россия lena.a.gudova@gmail.com

14А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

повестку до большей аудитории1,2 . Многочисленные примеры последних 5–7 лет3 затрагивают не только прогресс технологий и искусственного интеллекта, но и природу человечности, взаимо действие человека и нечеловека (киборга / андроида / робота) и его последствия .

Последнее не так давно институционализировалось в отдель-ную научную область human-robot interaction (HRI), которая разбирается в особенностях коммуникации человека и робота и имеет определенные этические представления о том, что по-добная коммуникация должна быть безопасной и дружелюб-ной для обеих сторон . Помимо практической значимости, эти аспекты имеют глубокие философские корни .

В оригинальной антиутопии Филиппа Дика (1968) и ее кино-адаптации Ридли Скотта — один и тот же образ будущего: в пост апокалипсическом мире человечество создало генетиче-ски модифицированных и визуально неотличимых от людей репликантов (распознать которых можно лишь с помощью те-ста Войта-Кампфа на эмпатию) и использует их для работы во внеземных колониях . Репликанты на самом деле находятся в положении роботов-слуг с определенным уровнем сознания и интеллекта, а некоторым из них имплантированы воспоми-нания реальных людей . Все репликанты имеют определенный «срок службы», после которого их «выводят из строя» . Ключе-вой вопрос всей истории — можно ли отличить людей от не-людйй и как это сделать . Хотя еще один важный вопрос — нуж-но ли вообще это делать .

Усложнение технореальности выявляет расхождение между нашим восприятием и отношением к киборгам . И здесь важ-ными являются как этические, так и онтологические различия . Отталкиваясь от непривлекательной картины «Бегущего», мне представляется полезным рассмотреть HRI с позиций онтоло-гического поворота в антропологии . Если следовать предло-женным Донной Харауэй [Haraway 1991] типам границ между человеком и животным, организмом и механизмом, физи-ческим и нефизическим, то разграничение между человеком

1 Например, анализ научной фантастики в массовом кинематографе показывает, что наиболее важными темами с 1970-х гг. и по настоящее время остаются сознание, идентичность, отношения (с  человеком), приватность и надзор (в фукольдианском смысле), а также моральное действие [El Mesbahi 2015].

2 Несмотря на то что данные информационно-аналитического отчета «Общественное мнение о раз-витии науки и технологий в России» [Общественное мнение 2017] свидетельствуют о медленном, но устойчивом росте интереса населения России к науке.

3 Такие как “Black Mirror” (2011–...), “Her” (2013), “Transcendence” (2014), “Ex Machina” (2014), “Chappie” (2015), “Westworld” (2016–), “Ghost in the Shell” (2017), “Bladerunner 2049” (2017) и др.

15 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний и роботом становится не таким однозначным и подтягивает

целый ряд смежных категорий .

Рассмотреть их взаимосвязь и позиции антропоцентризма, перспективализма (perspectivalism) и перспективизма (perspec-tivism) в вопросе прав человека я предлагаю на материале на-блюдения, проведенного в рамках Лаборатории «За 30 лет до Полудня», которая состоялась в Москве 25–26 марта и 1–2 апре-ля 2017 г . Игровой фрейм Лаборатории, кульминацией кото-рого становится «Агора» с признанием / непризнанием прав нечеловеческого существа, не только оказался удивительно показательным для иллюстрации множественности природы и культуры, но и продемонстрировал значимость связи между новыми (получившими возможность голоса) онтологиями и новой этикой .

О границах

Граница человеческого всегда беспокоила антропологию и оставалась одним из центральных для нее вопросов, пробле-матизируя отношения между человеком и «предчеловеком» (животным или «дикарем»), а позднее между человеком и пост-человеком [Соколовский 2013: 37] . Развитие науки и техно-логий постоянно усложняет возможность проведения этой границы, а также зачастую уравнивает трансгуманизм и пост-гуманизм, что неполностью верно: трансгуманизм предлагает технологическое (и биологическое) улучшение человека (под-разумевая иерархию в развитии), тогда как постгуманизм не фокусируется исключительно на технологии и не предполагает иерархии . Постгуманизм, напротив, отрицает границу между технологией и «я», предлагая реляционные способы мышле-ния и описания [Ferrando 2013: 30–32] .

Этот постгуманистический подход впервые получил относи-тельно широкое признание после «Манифеста киборгов» Дон-ны Харауэй . Критикуя гендерное неравенство, современную феминистскую теорию, телесность и дуализм в философии и социальной теории, Харауэй предлагает концепцию «кибор-га» как кибернетического организма, гибрида машины и орга-низма, создания социальной реальности и порождения фанта-зии [Харауэй 2017] . Одна из особенно важных для автора мыс-лей состоит в том, что граница является фактически лишь иллюзией (ведь мы все уже давно киборги), а попытка провести ее становится политическим действием и приводит к войне .

Хорошим примером «пограничной войны» является вопрос уже упомянутого улучшения в предметном поле биоэтики . Со-временная медицина не проводит четкого различия между

16А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

улучшением и терапией (enhancement and therapy), что порож-дает этические вопросы, например об использовании протезов или допинга в спорте [Bostrom, Roache 2008: 125–128] . Чтобы говорить об улучшении, необходимо сначала определить нор-мы для возможностей организма, а это переносит «погранич-ную» дискуссию уже в другую плоскость [Soper 1999; Hogle 2005; Lapum et al . 2012] . В этом смысле биоэтика по своей сути является скорее нормативной и прескриптивной, нежели опи-сательной наукой, и даже учет предпосылки культурного реля-тивизма не решает проблему стигматизации «гибридных орга-низмов» [Кожевникова 2013] .

Однако возвращаясь к «Манифесту», нужно отметить, что именно киборг способен размывать границы . Харауэй выделя-ет три из них: между человеком и животным, организмом и ме-ханизмом и физическим и нефизическим [Haraway 2013: 150–152] . Первая дихотомия затрагивает вопросы антропоморфиз-ма и анимизма1 . Рассуждая о социальности роботов, Кэтлин Ричардсон вводит термин «технологический анимизм» для описания «индивидуальности» (personhood) во взаимосвязи между человеком и человекоподобным роботом [Richardson 2016] . Если робот запрограммирован реагировать на основе собственного восприятия окружающей среды, способен к дей-ствию и даже наделен индивидуальностью, сколько «человече-ского» следует добавить, прежде чем нашему взору предстанет нечто (или некто) другое? А можно спросить и иначе: сколько (и что конкретно) мы можем заменить в человеке, прежде чем он(а) перестанет быть человеком? В каком-то смысле это новое прочтение старой философской проблемы тождества, пара-докса корабля Тесея2 .

К .А . Церуло определяет пять критериев, по которым в соци-альной теории взаимодействие людей отличается от взаимо-действия человека и нечеловека:

1 . Сознание — способность осознавать свои действия3 .

2 . Намерение — способность направлять действия таким обра-зом, чтобы влиять на ситуацию и максимизировать достиже-ние целей .

3 . Самоидентификация — рефлексивность, приводящая к осоз-нанию собственной идентичности .

1 А также отношения объекта и субъекта, природы и культуры и другие различия, входящие в круг интересов объектноориентированной онтологии или анализируемые в работах Филиппа Дескола.

2 См., например, проблему идентичности во времени в стэндфордском словаре философии: <https://plato.stanford.edu/entries/identity-time/>.

3 Практически в веберовском смысле «социального действия», с позиции которого даже некоторые люди (спящие, находящиеся в коме или изможденные) исключены из социального взаимодействия.

17 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний 4 . Ориентация на Другого — способность взять на себя роль,

примерить точку зрения Другого (в ином случае взаимодей-ствие сводится к внутренней дискуссии с собой) .

5 . Выработка общей системы понятий и концептуальной рам-ки (норм, ценностей) в рамках взаимодействия посредством языка, но также знаков, жестов и других символических форм [Cerulo 2009: 4–6] .

Для некоторых теоретических традиций (таких как интеракцио-низм, акторно-сетевая теория (АСТ)) важна скорее способ-ность к действию, нежели тот факт, является ли субъект чело-веком . В АСТ все перечисленные критерии взаимодействия неотрывны от отношений в сети, что делает природу субъект-ности несущественной [Cerulo 2009: 5] . Смещение фокуса с природы на действие и отношения связывает границу челове-ка / животного с организмом / механизмом1 .

Различие между организмом и механизмом основано на идее, что машины не являются автономными, самодвижущимися и самостроящимися . Но по мере того, как машины обретают способность двигаться, мы начинаем сомневаться в том, на-сколько они «живые» . Другой сюжет с «живостью» связан с социальностью . Различные нечеловеческие сущности могут вызывать у людей эмоциональные реакции и даже фантазию о взаимности . Самыми простыми примерами здесь являются некогда популярные игрушки Tamagotchi или Furby, которые имитируют поведение разумного существа, реагирующего на присутствие человека, и создают желание заботиться о них . Шерил Теркл называет подобные объекты отношенческими артефактами (relational artifacts), которые созданы таким об-разом, чтобы вызывать у человека иллюзию понимания и эм-патии во взаимодействии [Turkle 2012] . В этой ситуации проецирование (мыслей, чувств) на объект превращается во взаимодействие с субъектом . Социальные роботы также пред-ставляют собой отношенческие артефакты, создавая иллю-зию присутствия и понимания [Turkle 2007: 505–507] . Подоб-ная социальность не только оживляет, но и очеловечивает такие объекты .

Между тем в ситуации, когда невозможно четко определить, живое или безжизненное (необязательно лишь механическое) перед нами, возникает эффект «зловещей долины» (uncanny valley) [Wood 2002] . Чем больше нечто внешне напоминает че-ловека, тем более «человеческого» поведения мы склонны

1 Даже офисные документы могут иметь условную агентность и выступать в качестве медиаторов (см., например: [Hull 2003]), однако роботы и киборги все-таки способны к чуть более явному влиянию на происходящее в своих действиях.

18А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

ожидать . В случае рассогласования внешнего вида и поведения (как, например, с зомби, трупами, куклами Барнаку, а также с человекоподобными роботами и киборгами) мы будем ис-пытывать неприязнь и страх и постараемся избежать любого взаимодействия, не говоря уже о поиске эмпатии и понимания [Mori, MacDorman, Kageki 2012; Richardson 2016] .

Грей и Вегнер обнаружили в ряде экспериментов, что «злове-щий» эффект связан с отсутствием у роботов способности по-лучать чувственный опыт и ощущать что-либо, и именно опыт (а не сознание) выступает в качестве фундаментального разли-чия между людьми и машинами . Как они не без иронии заклю-чили, «мы счастливы, что роботы делают разные вещи, но не чувствуют разные вещи» [Gray, Wegner 2012: 129] . Репликанты были очень полезны для выполнения работы, но за свое право на чувства и опыт им и приходилось бороться .

Различие между физическим и нефизическим Харауэй связы-вает с уменьшением размера и следующим отсюда увеличени-ем возможностей машин и их властью1 . Эту кажущуюся неви-димость, фактически «нефизичность» машин можно связать и с их сознанием . Если индивид, способный вести себя осмыс-ленно, вступает во взаимодействие с объектом, который по тем или иным причинам не обладает сознанием, мыслящий актор (т .е . индивид) «подражает разуму» (doing mind) Другого и вы-полняет символическое «чревовещание» [Owens 2007: 577] . «Подражание разуму» — это не то же самое, что принятие роли Другого . Это скорее базовое условие отношений с (физиче-ским или нефизическим) Другим .

Из-за способности пересекать границы киборга нельзя одно-значно классифицировать: он человеческий и нечеловеческий, механический и немеханический, реальный и нереальный [Richardson 2016: 123] . То, как мы воспринимаем данную спо-собность и действуем по отношению к ней, или, более широко, как мы воспринимаем тип отношений, в которые включен ки-борг, определяет его как сущность . Если это уже не тот самый корабль Тесея, если киборги действительно отличаются от лю-дей (и мы знаем, где на самом деле проходит граница), должны ли мы признавать их идентичность и восприятие? Как мы мо-жем и должны действовать в этом случае? Конечно, мы огра-ничены упомянутыми выше дихотомиями, поскольку они мо-гут произвести обманчивое впечатление оппозиций (и следую-щей из них иерархии), но, как заметила Стратерн, различия удерживают понятия от рассеивания [Strathern 2011a] .

1 Например: «Людям далеко до такой текучести, они материальны и непрозрачны. Киборги — это эфир, квинтэссенция» [Харауэй 2005: 329].

19 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний HRI и онтологии киборгов

Когда границы человека / животного, организма / механизма и физического / нефизического разрушаются, в фокусе оказы-ваются отношения1 . Реляционный подход предполагает, что отношения неотделимы от включенных в них акторов . Однако разнообразие возможных форм отношений необязательно сво-дится к полнейшему релятивизму и исключает сравнения . Стратерн утверждает, что более правильным и продуктивным здесь будет говорить об аналогиях, поскольку акторы суще-ствуют на параллельных позициях и это позволяет соотносить последствия их действий [Strathern 2011b] . Вопрос об иден-тичности становится вопросом отношений: когда мы меняем набор отношений, мы переопределяем социальную роль / ста-тус / позицию субъекта . В этом смысле Рой Бэтти был челове-ком, поскольку его воспоминания и опыт создали сеть человеческих отношений . Однако еще один вопрос — должна ли аутентичность этих воспоминаний влиять на его человеч-ность (ведь репликантам они имплантировались) .

Неиерархические альянсы и симбиотические привязанности порождают новый тип отношений, «становление» (becoming), которое превращает типы в события, а объекты в действия [Kirksey, Helmreich 2010: 546] . Рамка «становления» не только «наделяет голосом, способностью к действию или субъектив-ностью» Другого (любого нечеловека), видимого в своих раз-личиях, но и заставляет нас радикально переосмыслить эти категории анализа, поскольку они применимы ко всем суще-ствам [Kirksey, Helmreich 2010: 563] .

Голос, способность к действию и субъективность связаны во-просами перспективы и репрезентации, что важно в разговоре о киборгах и роботах . Инаковость не является неожиданно-стью или вопросом для антропологии, проблема возникает, когда мы соглашаемся с множественностью перспектив, что подразумевает выбор и, следовательно, антагонизм . В этом смысле важной вехой в развитии «онтологического поворота», порожденного дискуссией вокруг «Каннибальских метафизик» де Кастро, является разграничение перспективализма и пер-спективизма . Первый предполагает единичность мира и мно-жественность точек зрения, второй — множество миров с воз-можностью занять лишь одну точку зрения [Kapferer 2011; Strathern 2011a; Paleček, Risjord, 2013] .

1 Среди попыток теоретически осмыслить сложные и многослойные взаимосвязи новых технологий, улучшенной биологической природы и сознания, не прибегая к отношениям, можно назвать техно-синхронность (techno-synchronicity) [Cerulo, Ruane 1997; Cerulo 2009], биосоциальность (biosociality) [Rabinow 1992], когнисферу (cognisphere) [Hayles 2006; 2008], социотехническую систему (sociotechnical system) [Pfaffenberger 1992] и др.

20А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

Основное внимание в HRI на данный момент сосредоточено на искусственном интеллекте и социальной робототехнике, но во-просы восприятия и поведения роботов также рассматриваются [Capurro, Nagenborg 2009; Gunkel 2012; de Graaf 2016] . Способ-ность механизмов принимать этические решения в неоднознач-ных ситуациях из предмета философских дискуссий (или хотя бы «Трех законов робототехники» Азимова) уже перешла в кате-горию практических задач1 . Однако как этика машин (которая интересуется моральным поведением агентов с искусственным интеллектом), так и этика роботов (которая связана с мораль-ным поведением людей по отношению к ним) основаны на ожи-даемом антропоцентризме и разделении человеческого / нече-ловеческого . Очевидно, что прогресс в области машинного обу-чения и программирования позволит доверить (а может, даже делегировать) киборгам и роботам принятие решений . Но как только речь заходит об этике, возникает масса вопросов: долж-ны ли мы предоставлять нечеловеческим субъектам возмож-ность принимать этические решения? Как мы можем их контро-лировать? Должны ли мы это делать? Кто будет отвечать за при-нятые решения? Но главный вопрос куда более сложный: наши собственные категории морали вообще должны распростра-няться и работать для киборгов?

Эдуардо Кон предположил, что «[в]ся хорошая антропология всегда была онтологической, поскольку она открывает нам другие виды реальностей . И она всегда была политической» [Kohn 2014] . Антагонизм между существующими перспектива-ми человеческого и нечеловеческого не предполагает равен-ства, и поэтому от репликантов, даже если они «более человеч-ны, чем люди», нужно избавиться .

Политический аспект HRI усложняется и разделением между киборгом или роботом и статусом искусственного интеллекта . Кого мы можем признать как Другого? Кажется очевидным, что даже очень высокотехнологичный офисный принтер отли-чается от Нила Харбиссона, которому пришлось внедрить спе-циальную антенну в череп для преодоления крайней невоспри-имчивости цвета (из-за врожденной ахроматопсии он различал лишь оттенки серого), не в последнюю очередь из-за важно-сти внешнего облика2 [Coeckelbergh 2011: 198] . Но насколько другим могут быть робот и киборг, чтобы мы признали их как

1 Например, это касается беспилотных автомобилей, аварии с которыми встречают широкий резонанс, от обсуждения безопасности и надежности подобного транспорта до установки деонтологического / утилитарного этического модуля. См., например: <https://www.scientificamerican.com/article/what-the-first-driverless-car-fatality-means-for-self-driving-tech/>, <https://www.technologyreview.com/s/542626/why-self-driving-cars-must-be-programmed-to-kill/>.

2 Но здесь следует помнить и о «зловещей долине».

21 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний субъектов с собственными онтологиями, а не в качестве объ-

ектов в нашей перспективе? Некоторые размышления и эмпи-рическую иллюстрацию я продемонстрирую на примере ана-лиза материалов образовательной Лаборатории «За 30 лет до Полудня»1 .

От онтологии к этике и правам

Задачей Лаборатории «За 30 лет до Полудня» была «разработка гуманитарных инициатив, направленных на работу с новыми технологиями с целью формирования желаемого образа буду-щего»2 . Созданный братьями Стругацкими «Мир Полудня» ис-пользовался в качестве игровой рамки: участников готовили к отправке на планету Саракш3 за тридцать лет до описанных в романе «Обитаемый Остров» событий, чтобы они, как «прог-рессоры»4, определили желаемое будущее на Саракше и шаги для его достижения . В течение четырех дней участники разра-батывали теоретические концепты и идеи, продумывали этапы технологического развития в ближайшие пять, десять и двад-цать лет, занимались поиском необходимых основных ценно-стей в новом построенном мире и моделировали ситуацию знакомства с населением планеты . Хотя каждое мероприятие Лаборатории могло бы представить интерес для антропологии, я сосредоточу свое внимание на выработке общих «прогрес-сорских» ценностей на основе игры “World Game”5 Бакмин-стера Фуллера и организационно-деятельностных игр Георгия Щедровицкого6 .

Сама игра является авторской разработкой команды организа-торов, но, помимо этого, имеет также достаточно сложные правила, поэтому точное описание сюжета я опущу, охаракте-ризовав лишь дизайн . Почти сорок игроков7 в командах по три

1 <http://futuref.org/lab12>.2 Цит. по описанию с официального сайта проекта.3 Место действия в романе «Обитаемый Остров». В рамках Лаборатории было принято, что во всех

сферах жизни ситуация на планете идентична текущей ситуации на Земле, т.е. фактически Саракш выступил ее проекцией.

4 Представители развитых рас, занятые технологическим и социальным развитием цивилизаций, на-ходящихся на более раннем этапе.

5 <https://www.bfi.org/about-fuller/big-ideas/world-game>.6 Следует отметить, что описание и интерпретация основаны на включенном наблюдении и моей

роли участника, что вносит определенную специфику. Изначальной задачи провести наблюдение не было, поэтому дальнейшие размышления скорее можно назвать рефлексией или (в крайнем случае) автоэтнографией. Однако, как и подобает наблюдению, оно дает намного более полное представление о динамике отношений между участниками, игровом сеттинге и действиях масте-ров, коммуникации в командах и между ними.

7 Участники Лаборатории, состав которых был достаточно разнородным, как по социально-демогра-фическим характеристикам, так и по интересам. В игре команды должны были выполнять задания

22А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

человека в нескольких раундах должны были решать различ-ные задачи: вначале сформировать общемировое правитель-ство и определить его полномочия, а далее смоделировать, как это правительство справится с кризисными точками в жизни населения планеты (например, с взрывным ростом нанотехно-логий или искусственного интеллекта) .

Успешность решения каждой задачи зависела от ценностей, утвержденных мировым правительством . Как, например, че-ловечество должно отреагировать на первый контакт с внезем-ной цивилизацией — проявив доверие, рефлексивность и вни-мательность или недоверие, отчужденность и агрессию? Ко-манды предлагали свои наборы из трех ценностей для решения каждой новой задачи, и их влияние на итоговое решение могло иметь разную силу (от слабого до сильного) и воздействие (хо-рошее, плохое или нейтральное) . Для решения каждой новой задачи мастера меняли составы команд .

Когда же все кризисные точки были пройдены, в последнем раунде участникам предложили собраться на «Агоре» и обсу-дить финальный вопрос: нужно ли дать права человека нечело-веку? С речью киборга Эндрю из фильма «Двухсотлетний чело-век» перед участниками выступило «Существо» (как назвали его организаторы), которое просило жителей планеты дать ему человеческие права, чтобы он (Существо определило себя в мужском роде) мог жениться на возлюбленной .

Участники должны были вынести единое решение по итогам общего обсуждения, и для дальнейшей дискуссии три заранее приготовившихся к раунду организатора представили возмож-ные решения1:

1 . Согласиться и признать Существо равным человеку, уравни-вая его в правах .

2 . Сохранить нейтралитет и потребовать дополнительных ис-следований (насколько Существо похоже на человека, на-сколько он любит избранницу и т .д .) .

3 . Отказать в просьбе и изгнать Существо .

«Агора» началась с трех одновременных обсуждений: органи-заторы — лидеры мнений по описанным позициям пытались склонить игроков на свою сторону, в то время как игроки мог-ли перемещаться и участвовать в любом обсуждении . Группа

и соревноваться с другими командами за возможность влиять на коллективные решения и дей-ствия мирового правительства.

1 Которые, безусловно, являются гиперболизированными и схематичными. Однако, по словам самих организаторов, это было сознательным экспериментом, чтобы дать участникам свободу принять предложенное или разработать любые другие вариации.

23 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний «отказа» обсуждала экзистенциальные риски и злую волю ис-

кусственного интеллекта, потерю человечности и исключи-тельность . «Нейтральные» спорили о субъективности и недо-статке знаний для такого важного решения . Группа «согласия» была тронута эмоциональностью выступления Существа и за-явила, что, поскольку он способен чувствовать и просоциален, его нужно признать равным людям (что пересекается с рас-смотренной выше границей организма / механизма) .

Поскольку «нейтральная» группа и «согласившиеся» набрали одинаковое число сторонников, «Агора» была продлена на вто-рой раунд . И здесь произошел самый важный переход: возник-шая новая группа заявила, что сама концепция «прав человека» устарела и не отражает нынешнюю реальность . Вместо этого нужно было бы говорить о «правах живых существ» (далее это будет группа ПЖС) .

В то же время группа «согласия» разделилась на две мини-группы: одна все еще поддерживала признание человечности и следующих из этого прав Существа (группа Ч), а другая утверждала, что признание другой природы кого-либо неэкви-валентно уравниванию в правах (группа П) . Чтобы избежать дальнейшего подробного описания игровой динамики, я ска-жу только, что по итогам «Агоры» свою позицию большин-ством голосов удалось утвердить группе ПЖС . Существо полу-чило права живых существ, хотя четко не было сказано, спосо-бен ли он теперь жениться на человеческой женщине .

Этот пример достаточно иллюстративен с точки зрения онто-логии киборгов . На первом шаге участники фактически под-твердили, что человечность субъекта часто строится на нашем восприятии и способности субъекта вызывать эмпатию и де-монстрировать социальность [Turkle 2007; Cerulo 2009; Ri-chardson 2016] . Именно поэтому вдохновитель группы «отказа» не набрал практически ни одного единомышленника, за ис-ключением пары трикстеров, проверявших игру на прочность .

Тем не менее тот факт, что голоса разделились между нейтрали-тетом и согласием в первой части «Агоры», свидетельствует, что границы существуют, и они достаточно жесткие . Насколько че-ловечным должно было быть Существо, чтобы его признали равным человеку? Должны ли были игроки из-за этого уравнять его в правах с людьми? Группа П была великодушна в призна-нии инаковости, но недалеко ушла от антропоцентризма: Суще-ство внешне не отличается от человека, способно сопереживать, вести себя и мыслить как человек, так почему бы не признать его? Это решение также напрямую следует из иерархического мышления: нечеловек может быть равным человеку, но полити-ческое решение об этом остается за последним .

24А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

Группа ПЖС избежала «пограничной войны» природы кибор-га [Haraway 1991], признала равенство прав всех существ, под-черкивая, что люди не являются единственными в этом мире (о чем среди антропологов говорится уже очень давно и очень многими) . Свою аргументацию ПЖС строила на жизнеспособ-ности и сознании живых существ, взяв китообразных в каче-стве отправной точки1 . Есть много существ и, следовательно, восприятий мира, и между ними не должно быть иерархии, что схоже с представлениями перспективализма .

Разграничение прав и природы в группах Ч и П во втором раун-де «Агоры» связано, на мой взгляд, с разницей перспектива-лизма и перспективизма . Признание субъекта — не то же, что признание его способности действовать в рамках определен-ного набора отношений и формировать новый . Чтобы при-знать иную природу и уравнять в правах, нужно признать мно-жественность [Strathern 2011a] . Признание множественной природы и установление одних и тех же прав позволяет разде-лить человека и нечеловека через их связь, поскольку фокуси-руется на различиях, а не на сходствах .

Важно отметить, что в каждой из частей «Агоры» обсуждение затрагивало именно вопросы «универсальной» природы и «мно-жественной» культуры человека и нечеловека (на примере Су-щества) . Это разведение мультикультурализма и мультинату-рализма [Kohn 2015] представляет дополнительную теоретиче-скую сложность для понимания Другого . Де Кастро, конечно, говорил об американских индейцах, а не о потенциальном взаимодействии человека и робота . Тем не менее рассмотрен-ный случай иллюстрирует границы между перспективализмом и перспективизмом и позволяет говорить не только о новых онтологиях, но и о новой этике .

Заключение

Я попыталась поставить вопрос о том, можно ли (и как) пере-сечь линию между человеком и нечеловеком в отношении че-ловека и робота (human-robot interaction, HRI) . Развитие тех-нологий и биологические улучшения усиливают разрыв между тем, что мы думаем и чувствуем по поводу киборгов, и тем, как мы себя ведем по отношению к ним . Рассмотренные Донной Харауэй границы между человеком и животным, организмом и механизмом, физическим и нефизическим могут стать поли-тическим вопросом в символической «пограничной войне», и эта война также показывает, насколько сильны пока что осно вания перспективализма .

1 <http://www.cetaceanrights.org>.

25 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний На примере Лаборатории «За 30 лет до Полудня» я описала

и сравнила позиции антропоцентризма, перпективализма и перспективизма в вопросе «прав человека» . Может показать-ся, что игровой сеттинг Лаборатории снова демонстрирует лишь «человеческую» точку зрения, поскольку Существу после выступления не была предоставлена возможность влиять на ход дискуссии и решение о его будущем . Но при всех недостат-ках моделирования эта ситуация близка к реальности, когда другие виды (или те, к кому описание и статус человека не в полной мере применимы) лишены возможности бороться за свои права (или природу) . Рой Бэтти был «репликантом», и даже это наименование изначально ставило его ниже в иерар-хии видов . Был ли он «более человечным, чем человек», как утверждала компания? Может быть . Но рекламный слоган — лишь еще одно оценочное суждение, полностью открытое для интерпретации .

Библиография

Кожевникова М. Клонирование людей и проблема статуса клона // Этнографическое обозрение . 2013 . № 3 . С . 95–101 .

Общественное мнение о развитии науки и технологий в России (Ин-формационно-аналитический материал) / Институт статисти-ческих исследований и экономики знаний, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» . М .: НИУ ВШЭ, 2017 . 12 с .

Соколовский С.В. О границах человека и человеческого: биоэтика, постгуманизм и новые технологии // Этнографическое обозре-ние . 2013 . № 3 . С . 37–38 .

Харауэй Д. Манифест киборгов // Гендерная теория и искусство: Ан-тология: 1970–2000 . М .: РОССПЭН, 2005 . С . 322–377 .

Харауэй Д. Манифест киборгов: наука, технология и социалистиче-ский феминизм 1980-х . М .: Ad Marginem, 2017 . 110 c .

Bostrom N., Roache R. Ethical Issues in Human Enhancement // Ryberg J ., Petersen T ., Wolf C . (eds .) . New Waves in Applied Ethics . Basin g-stoke: Palgrave Macmillan, 2008 . P . 120–152 .

Capurro R., Nagenborg M. Ethics and Robotics . Amsterdam: IOS Press, 2009 . 136 p .

Cerulo K.A. Nonhumans in Social Interaction // Annual Review of Socio-logy . 2009 . Vol . 35 . P . 531–552 .

Cerulo K.A., Ruane J.M. Death Comes Alive: Technology and the Re-conception of Death // Science as Culture . 1997 . Vol . 6 . No . 3 . P . 444–466 .

Coeckelbergh M. Humans, Animals, and Robots: A Phenomenological Approach to Human-Robot Relations // International Journal of Social Robotics . 2011 . Vol . 3 . No . 2 . P . 197–204 .

de Graaf M.M. An Ethical Evaluation of Human-Robot Relationships // International Journal of Social Robotics . 2016 . Vol . 8 . No . 4 . P . 589–598 .

26А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

El Mesbahi M. Human-Robot Interaction Ethics in Sci-Fi Movies: Ethics Are Not “There”, We Are the Ethics! // Marcus A . (ed .) . Design, User Experience, and Usability: Design Discourse . DUXU 2015 . Lecture Notes in Computer Science . Cham: Springer, 2015 . P . 590–598 .

Ferrando F. Posthumanism, Transhumanism, Antihumanism, Meta-humanism, and New Materialisms // Existenz . 2013 . Vol . 8 . No . 2 . P . 26–32 .

Gray K., Wegner D.M. Feeling Robots and Human Zombies: Mind Per-ception and the Uncanny Valley // Cognition . 2012 . Vol . 125 . No . 1 . P . 125–130 .

Gunkel D.J. The Machine Question: Critical Perspectives on AI, Robots, and Ethics . Cambridge: MIT Press, 2012 . 272 p .

Haraway D. Cyborg Manifesto: Science, Technology, and Socialist-Feminism in the Late Twentieeth Century // Haraway D . Simians, Cyborgs and Women: The Reinvention of Nature . N .Y .: Routlege, 1991 . P . 149–181 .

Haraway D. Simians, Cyborgs, and Women: The Reinvention of Nature . 2nd ed . N .Y .: Routledge, 2013 . 421 p .

Hayles N.K. Unfinished Work from Cyborg to Cognisphere // Theory, Culture and Society . 2006 . Vol . 23 . No . 7–8 . P . 159–166 .

Hayles N.K. How We Became Posthuman: Virtual Bodies in Cybernetics, Literature, and Informatics . Chicago: University of Chicago Press, 2008 . 350 p .

Hogle L.F. Enhancement Technologies and the Body // Annual Review of Anthropology . 2005 . Vol . 34 . P . 695–716 .

Hull M.S. The File: Agency, Authority, and Autography in an Islamabad Bureaucracy // Language and Communication . 2003 . Vol . 23 . No . 3–4 . P . 287–314 .

Kapferer B. Strathern’s New Comparative Anthropology Thoughts from Hagen and Zambia // Common Knowledge . 2011 . Vol . 17 . No . 1 . P . 104–110 .

Kirksey S., Helmreich S. The Emergence of Multispecies Ethnography // Cultural Anthropology . 2010 . Vol . 25 . No . 4 . P . 545–576 .

Kohn E. What an Ontological Anthropology Might Mean // Fieldsight — Theorizing the Contemporary, Cultural Anthropology Online . 2014 . Vol . 13 . <https://culanth .org/fieldsights/463-what-an-ontological-anthropology-might-mean> .

Kohn E. Anthropology of Ontologies // Annual Review of Anthropology . 2015 . Vol . 44 . P . 311–327 .

Lapum J., Fredericks S., Beanlands H., McCay E., Schwind J., Romaniuk D. A Cyborg Ontology in Health Care: Traversing into the Liminal Space between Technology and Person-centred Practice // Nursing Philosophy . 2012 . Vol . 13 . No . 4 . P . 276–288 .

Mori M., MacDorman K.F., Kageki N. The Uncanny Valley [From the Field] // IEEE Robotics and Automation Magazine . 2012 . Vol . 19 . No . 2 . P . 98–100 .

27 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Owens E. Nonbiologic Objects as Actors // Symbolic Interaction . 2007 .

Vol . 30 . No . 4 . P . 567–584 .

Paleček M., Risjord M. Relativism and the Ontological Turn within Anthropology // Philosophy of the Social Sciences . 2013 . Vol . 43 . No . 1 . P . 3–23 .

Pfaffenberger B. Social Anthropology of Technology // Annual Review of Anthropology . 1992 . Vol . 21 . P . 491–516 .

Rabinow P. Artificiality and Enlightenment: From Sociobiology to Bio-sociality // Crary J ., Kwinter S . (eds .) . Incorporations . N .Y .: Zone Books, 1992 . P . 234–252 .

Richardson K. Technological Animism: The Uncanny Personhood of Humanoid Machines // Social Analysis . 2016 . Vol . 60 . No . 1 . P . 110–128 .

Soper K. Of OncoMice and Female/Men: Donna Haraway on Cyborg Ontology // Capitalism Nature Socialism . 1999 . Vol . 10 . No . 3 . P . 73–80 .

Strathern M. Binary License // Common Knowledge . 2011a . Vol . 17 . No . 1 . P . 87–103 .

Strathern M. What Politics? // Common Knowledge . 2011b . Vol . 17 . No . 1 . P . 123–127 .

Turkle S. Authenticity in the Age of Digital Companions // Interaction Studies . 2007 . Vol . 8 . No . 3 . P . 501–517 .

Turkle S. Alone Together: Why We Expect More from Technology and Less from Each Other . N .Y .: Basic Books, 2012 . 360 p .

Wood G. Living Dolls: A Magical History of the Quest for Mechanical Life . L .: Faber and Faber, 2002 . 278 p .

лилия ЗемнухоВа

Современные технологии становятся по-всеместными и постепенно занимают все сферы повседневной жизни . Они оказыва-ются не только посредниками и (со)участ-никами наших действий, но и фасилитато-рами нового порядка и нового социального опыта и взаимодействия с нематериальным .

Влияние информационных технологий на человеческую телесность имеет смысл учи-тывать ввиду того, какую роль тело и физио-логия играли в их развитии . Как показывает история развития области human-computer interaction (HCI), в основе разработок сна-чала оказывались физические и психо-физиологические метрики, например законы

1

Лилия Владимировна Земнухова Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия l.zemnukhova@gmail.com

28А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

Фиттса или закон Хика для разработок интерфейсов . Затем когнитивная революция сместила фокус с телесности на по-знавательные возможности человека . И вновь внимание к фи-зическим характеристикам пользователей вернулось благодаря сотрудничеству с антропологами: они обратили внимание на разнообразие пользователей, их культурных практик и соци-альных ситуаций .

В свою очередь, о влиянии технологий на человеческую телес-ность идет речь в психологии, философии, когнитивистике, социологии, антропологии, и разные дисциплины показывают отличные динамику и тенденции . Проблематика антрополо-гии, будучи менее визионерской и футурологической, имеет дело с текущим опытом, изменением повседневных порядков, выстраиванием новых . Антропология технологий позволяет работать с разными аспектами «интерфейсов» взаимодействия, где человеческая телесность предстает в так называемом муль-тимодальном виде — движения, прикосновения, голос, ориен-тация в пространстве .

В своем социологическом проекте изучения социотехнических барьеров (РНФ №17-78-20164) мы опираемся на антрополо-гические исследования телесности для анализа геолокацион-ных игр в ситуации публичного присутствия, общения с голо-совыми помощниками-роботами, использования турникетов . Именно антропологический подход позволяет собирать де-тальное описание ситуаций, чтобы проследить динамику микроизменений .

Перспективными мне кажутся те подходы, которые работают с прикладными для разработчиков (но в некотором смысле фундаментальными для гуманитарных наук) вопросами — объективация и метрики тела для использования в цифровых технологиях, антропоморфизация современных технологий, проблема «зловещей долины» . Это горизонт исследований на ближайшие несколько десятилетий, потому что сейчас кажет-ся, что именно антропологи смогут упорядочить и нормализо-вать много разных новых опытов во взаимодействии с совре-менными технологиями .

Второе направление связано с нарушениями и изменениями границ человеческой телесности, от экзоскелетов до дополнен-ной реальности и виртуальной реальности, которые повлияют на парадигмы и нормативность восприятия тела, объективации и символизации . Развитие этих технологий вызовет трудности интерпретации пользовательского опыта, допустимого приме-нения . Многие вопросы оказываются в повестке технологиче-ских корпораций и политических решений, а антропологиче-ская перспектива помогла бы нормализовать такой опыт .

2

29 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Наконец, эксперименты с телом — это то, по поводу чего будет

не хватать экспертизы, поскольку разработчики не занимаются аналитикой повседневного опыта . Такие феномены, как био-хакинг, требуют не только и не столько теоретического осмыс-ления, сколько подробного изучения на уровне повседневного опыта, взаимодействия с технологиями, с телом .

Когнитивные науки и биотехнологии — это первопроходче-ские и очень закрытые области с точки зрения проникновения в них социальных и гуманитарных наук . Основная причина со-стоит в том, что социальные ученые поднимают множество этических, правовых, моральных вопросов, решение которых требует длительного времени, достаточного объема эмпириче-ских данных, small data, собранных качественно на отдельных примерах .

Медицинская антропология зарекомендовала себя как меж-дисциплинарная область, но зависимая при этом от тенденций и ограничений поля, с которым она работает . Например, био-технологии сейчас активно влияют на изменения многих аспектов медицины, и задача антропологии в этом случае — разбираться в том числе в технологических аспектах . Когнити-вистика же во взаимодействии с технологическими разработ-ками направлена на поиск решения конкретных вопросов . Скажем, недавно признанная Нобелевской премией область поведенческой экономики, — это тоже одно из направлений не только для когнитивных наук, но и для антропологии созна-ния . Задачи антропологии состоят в том, чтобы обеспечивать объяснения, которые не сводятся к биологизму или психоло-гизму, а учитывают культурные практики и традиции, которые трансформируются под влиянием технологического развития .

Пока будущее гуманитарных и социальных наук видится смещенным: в технократической картине мира социальные и культурные аспекты развития технологий уходят на второй план . Социально-гуманитарное знание вносит гораздо больше неизвестных переменных в уравнения разработчиков, задача которых состоит в поиске решений своих вопросов, а не услож-нения их . В результате на фоне технологического развития социогуманитарная экспертиза будет постоянно сталкиваться, например, со структурными ограничениями .

Впрочем, уже несколько десятилетий предпринимаются ак-тивные попытки внести в повестку и институционализировать социогуманитартное сопровождение развития новых техноло-гий, начиная с таких глобальных и неясных по своим социаль-ным эффектам проектов, как, например, «Геном человека» . С точки зрения STS интерес особенно актуализируется во вре-мя поломок, сбоев, аварий . Поэтому чем больше возникает

3

4

30А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

ситуаций и прецедентов повседневного взаимодействия с тех-нологиями, угроз, рисков и сложностей их распространения, тем более осознанной становится потребность в социогумани-тарном знании .

анастасия карасеВа

Получив приглашение поучаствовать сна-чала в тематической подборке, а затем и в дискуссии по заявленной теме, я расте-рялась . Мое участие в соответствующей секции Конгресса этнологов и антрополо-гов в 2017 г . было почти случайным: его определил полевой материал, которому фо-кус на тело очень шел, хотя с точки зрения предмета моей диссертации он побочный . Я переработала кое-какой объем литерату-ры, но все еще не чувствовала себя доста-точно компетентной, чтобы отвечать на представленные вопросы в качестве экспер-та . Объяснение этому кроется не только в непобедимом перфекционизме или лож-ной скромности автора, но и в самом ста-тусе тела и телесности в антропологии: до 1990-х гг . оно почти не выступало как само-стоятельный предмет для исследования, служа средством для анализа других тем почти с момента появления дисциплины . (Впрочем, социологии повезло еще меньше: там тело отсутствовало и как средство ана-лиза [Bendelow, Williams 2002: 10] .) Этот особый статус телесности — «отсутству-ющее присутствие» — часто подчеркивается в работах социальных ученых обоих направ-лений [Martin 1992; Lock 1993; Bendelow, Williams 2002; Shilling 2012] .

Что такое тело? Ответ на этот вопрос в об-щем определяет методологию, по крайней мере в пределах конкретной статьи . Сбор-ники, объединяющие разные подходы к те-лу и телесности [Featherstone, Hepworth, Turner 1991; Csordas 1994; Кабакова, Конт 2005; Shilling 2012], эклектичны, что под-черкивает многообразие означаемых у «тела» .

Анастасия Игоревна Карасева Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия / Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия akarasyova@eu.spb.ru

31 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Множественность значений «тела» оставляет исследователям

много свободы в выборе как темы, так и материала для анали-за, позволяя включать в исследование не только образ тела как целостности или отдельные части тела, но и эмоции, аффекты, сенсорные ощущения . Интересующиеся темой исследователи считают это свойство «тела» скорее достоинством [Lock 1993], а отдельные авторы сознательно практикуют эклектику как прием [Wolputte 2004] .

Эти общие замечания касаются подхода социальных наук в це-лом . Чтобы выявить специфику антропологии тела (в широком смысле этого слова), интересно сравнить ее с «сестринской» дисциплиной, социологией тела . Социологи гораздо охотнее, чем антропологи, выпускают тематические сборники, стре-мясь (на мой взгляд, безуспешно) систематизировать возмож-ные подходы к телу: половина из упомянутых выше — сборни-ки по социологии тела, один из них, “Body and Social Theory” под редакцией Криса Шиллинга [Shilling 2012], пережил уже три издания и семь выпусков . Тематически социологи чаще анализируют осуществление социального контроля над те-лом — телесную педагогику, в том числе на уроках физкульту-ры и через спортивные практики, тело сквозь призму потреб-ления . Популярными теоретиками являются Норберт Элиас, Мишель Фуко и Пьер Бурдье . (Надо заметить, подход Элиаса делает для социологов включение эмоций в исследования тела гораздо менее проблематичным, чем для антропологов .)

Антропологи, напротив, выпускают в основном обзоры в “An-nual Review of Anthropology”: 14 обзоров1 с 1993 по 2017 г . (мо-дальные годы — 2004 и 2005) . Единственная антропологиче-ская книга, сводящая воедино разные теории тела, которую мне удалось найти, — это хрестоматия под редакцией Маргарет Лок и Джудит Фарквар [Lock, Farquhar 2007], где соединены классические и современные тексты и структура которой хоро-шо отражает интересы и углы зрения дисциплины: колониа-лизм, капитализм, гендер, повседневность, производство зна-ния . К ним можно добавить разве что темы символической связи между телом и обществом и репрезентационной функ-ции тела, которые остались за рамками хрестоматии . Общей для социологов и антропологов является гендерная проблема-тика и статус женского тела .

Примечательно, что ни те ни другие, однако, как будто не рас-сматривают развитие современных технологий, по крайней мере статьи на эти темы не попадают ни в сборники, ни в обзо-ры “Annual Review of Anthropology”, если не считать довольно

1 Рассматривались обзоры, содержащие слово “body” в названии.

32А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

старого обзора Линды Хогле [Hogle 2005], и даже Донна Харау-эй упоминается довольно редко . Статьи по этой теме, насколь-ко можно судить, попадают в специализированные издания, посвященные исследованиям науки и технологий или соци-альным аспектам медицины . Технологии оказываются настоя-щим слепым пятном исследований телесности .

Эмили Мартин в своем проницательном эссе «Конец тела?» цитирует К . Леви-Строса: не является ли усиление академиче-ского внимания к какому-либо предмету признаком того, что этот предмет — «исчезающий вид»? Открытие фрагментиро-ванного, нецелостного тела часто преподносится как достиже-ние социальных наук, однако вряд ли можно считать его тако-вым, если для того чтобы увидеть тело за рамками тела, надо сначала вообразить его как целостность, отдельную от среды . Исследования Мартин показывают, что биологическое знание о теле напрямую связано с технологической организацией об-щества: в фордистском обществе производства женское тело представлялось репродуктивной машиной, в обществе эпохи позднего капитализма, где благодаря новым технологиям коммуникации время ускоряется, пространство сжимается, изменения становятся константой, а гибкость и способность к адаптации — социальной ценностью, родилась иммунология с представлением об организме как целостности [Martin 1992] . Воображение тела как целостности, таким образом, для иссле-дователей только начинается — во многом благодаря техноло-гиям, как новым, так и вполне привычным, значение которых для этого процесса еще предстоит раскрыть .

Библиография

Кабакова Г.И., Конт Ф. (сост .) . Тело в русской культуре: Сб . ст . М .: Новое литературное обозрение, 2005 . 400 с .

Bendelow G.A., Williams S.J. The Lived Body: Sociological Themes, Embodied Issues . L .; N .Y .: Routledge, 2002 . 261 p .

Csordas T.J. (ed .) . Embodiment and Experience: The Existential Ground of Culture and Self . Cambridge; N .Y .: Cambridge University Press, 1994 . 294 p .

Featherstone M., Hepworth M., Turner B.S. The Body: Social Process and Cultural Theory . L .; Newbury Park: Sage, 1991 . 408 p .

Hogle L.F. Enhancement Technologies and the Body // Annual Review of Anthropology . 2005 . Vol . 34 . No . 1 . P . 695–716 .

Lock M. Cultivating the Body: Anthropology and Epistemologies of Bodily Practice and Knowledge // Annual Review of Anthropology . 1993 . Vol . 22 . No . 1 . P . 133–155 .

Lock M., Farquhar J. Beyond the Body Proper: Reading the Anthropology of Material Life . Durham: Duke University Press, 2007 . 688 p .

33 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Martin E. The End of the Body? // American Ethnologist . 1992 . Vol . 19 .

No . 1 . P . 121–140 .

Shilling C. The Body and Social Theory . 3rd ed . Los-Angeles: Sage, 2012 . 313 p .

Wolputte S.V. Hang on to Your Self: Of Bodies, Embodiment, and Selves // Annual Review of Anthropology . 2004 . Vol . 33 . No . 1 . P . 251–269 .

магдалена кожеВникоВа

постгуманизм / постантропология: ценность биологического тела

Сегодня в гуманитарных науках сталкива-ются два направления, в каждом из которых представлен свой взгляд на проблему телес-ности человека . Я имею в виду постгума-низм и трансгуманизм . В то время как пер-вый черпает вдохновение в биологии, вто-рой погружен в мир технологий . Несмотря на некоторые сходства, главное из кото-рых — неудовлетворенность состоянием сов ременного человека и стремление к из-менению его статуса, эти направления силь-но отличаются . Трансгуманисты, как мне кажется, более консервативны в своем под-ходе . Продолжая традицию эпохи Про-свещения, они стремятся к прогрессу, интеллектуальному развитию, выходу за ограничения, которые накладывает на нас биологическое тело . В то же время пост-гуманизм совершает настоящую рево-люцию в мышлении о человеке и его месте в мире: отбрасывает антропоцентризм и пред-ставление о привилегированной позиции человека по отношению к остальным жи-вым существам . Я хотела бы сосредоточить-ся именно на этом направлении, которое находит все более широкое распростране-ние в гуманитарных науках . Его влияние на антропологию может показаться немного парадоксальным, ведь само название дис-циплины указывает, что в центре ее инте-ресов находится человек . Тем не менее сто-ит задуматься о том, сможет ли антро-пология изучать нечеловеческие субъекты,

Магдалена Кожевникова Институт философии РАН, Москва, Россия kmagdalena@yandex.ru

34А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

например животных или растения, как иногда изучает другие культуры — присматриваясь к ним издалека, не разговаривая с ними на общем (ни вербальном, ни символическом) языке . Смогут ли нечеловеческие субъекты стать классическим Дру-гим для постантропологии?

Постгуманизм развивается с 1970-х гг . Первым, кто использо-вал этот термин, был литературовед Ихаб Хассан, утвержда-ющий, что понятие человека требует переосмысления . Вся культура, построенная на антропоцентризме, начала подвер-гаться ревизии . Более того, стали звучать голоса о том, что дальнейшее развитие гуманитарных наук невозможно без уче-та новейших достижений в естественных науках . Многое ука-зывает на то, что именно «революция в биологии» дала начало «постгуманистической революции»: с середины ХХ в . было сделано много открытий, например молекулярного уровня жизни, структуры ДНК, а прогресс генетики и нейронаук по-зволил представить множество человеческих качеств в новом свете . Все «человеческое», включая культуру, оказалось про-дуктом эволюции . Разница между человеком и остальным жи-вым миром перестала восприниматься как разница качества, а стала лишь разницей уровня . Вслед за этим происходит по-степенное (для России все еще новое и непривычное) расши-рение понятия субъекта на так называемые нечеловеческие субъекты или нечеловеческие личности: животных, киборгов, гибридов, роботов и искусственный интеллект .

В этом контексте не менее интересно то, как меняется вос-приятие человеческого тела, особенно если сравнить точку зрения трансгуманистов и постгуманистов . Трансгуманисты, оста ваясь глубоко антропоцентричными, продолжают тради-ции многовекового, укоренного в иудеохристианстве и типич-ного для западной культуры мышления о человеческом теле как о наказании, тюрьме, ограничении для развития «истинно-го» человека, который скрывается где-то в глубине тела и кото-рого можно спасти только благодаря освобождению от этого груза . Биология для трансгуманистов — это скорее обуза и не-гативный опыт, требующий преодоления . Человек будущего будет человеком виртуальным, свободным от телесности, т .е . от болезней, старения и смерти .

Постгуманисты, напротив, видят в биологическом теле цен-ность . Прежде всего, надо отметить чрезвычайное влияние биологических наук на постгуманизм . Знание о горизонталь-ном переносе генов и о развитой микробиоте тел вынуждает нас повторять вслед за Донной Харауэй, что «мы никогда не были людьми» . Действительно, невозможно провести границу между тем, что в наших телах является «человеческим», а что —

35 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний нет . Таким образом, «наше индивидуальное бытие в мире на

самом деле означает существование в виде сообщества множе-ства видов, участвующих в ключевом процессе постоянного обмена», — замечает Моника Бакке [Bakke 2015: 94] . Все жи-вые организмы: бактерии и вирусы, грибы и микроскопиче-ские животные — это полноценные участники нашей жизни, которая теряет свой индивидуальный характер . Бакке предла-гает концептуализацию человеческого тела как «суперорганиз-ма», а самого человека — скорее как хозяина, нежели хищника .

Однако к этим размышлениям постгуманистов о переплетении разных форм жизни можно добавить новую гибридную реаль-ность, связанную с развитием технологий . По сути, представ-ление о теле как о «суперорганизме» было бы невозможно без открытий, совершенных с помощью техники и технологий . Новейшие технологии помогают нам сделать еще один шаг вперед: не только наблюдать переплетение жизненных форм, но и создавать его . Я имею в виду сферу гибридизации и химе-ризации различных организмов, в том числе человеческих . Скрещивание живого и неживого, людей и животных, роботов и растений — в ХХI в . появилась новая «межвидовая» реаль-ность, которая, меняя живые организмы, вынуждает нас от-бросить привычную классификацию видов: трансгенные жи-вотные и растения, животные-химеры с органами других ви-дов, насекомые-киборги, роботы с живыми изолированными мозгами или растущие вместе с растениями . Такие организмы создаются не только в лабораториях: гибридные организмы можно также увидеть на выставках биоарта, а трансгенные продукты можно купить в супермаркете . Обоснованным будет утверждение, что развитие биологии и биотехнологии привело к феномену пересечения видовых границ, а это влияет на со-циальные и философские науки, в том числе и на антрополо-гию, потому что человек также вовлечен в «межвидовость» .

На мой взгляд, постепенная трансформация видов, как и ги-бридизация человеческих тел, — это один из факторов, кото-рые приводят нас к принятию вневидовой этики . Другим таким фактором можно назвать увеличение знания о когнитивных способностях животных, а также об их способности пережива-ния как негативного, так и позитивного опыта, т .е . эмоцио-нально богатой жизни, в которой, как и в нашей, есть место для ожидания хорошего и избегания плохого . Все это прини-мает во внимание этика животных, однако вневидовая этика — это нечто большее, чем борьба за права животных и мышление о них как о субъектах . Фундамент вневидовой этики — это не-антропоцентризм . В свою очередь, неантропоцентризм проис-ходит, как уже было сказано, из знания о том, что разница между людьми и остальным живым миром менее значительна,

36А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

чем нам казалось еще несколько десятилетий назад . Один из главных аспектов общности всего живого — общий опыт «бы-тия в мире» всех телесных существ . «Вся жизнь инкорпориро-вана», — замечает Бакке . Вся жизнь получает наслаждение и страдает от своей телесности . Этот опыт позволил нам встать на путь расширения этики на другие живые (т .е . телесные) су-щества . Если мы совершим переворот, как этого хотят транс-гуманисты, и станем виртуальными существами, если мы от-бросим нашу телесность, тогда мы с большой вероятностью опять скатимся в антропоцентрим или, скорее, в некую его но-вую форму, поскольку новый бестелесный человек не будет тем же самым человеком . Рискну утверждать, что лучшее по-нимание наших биологических тел позволяет нам более логич-но и последовательно расширять этику, а отсутствие биологи-ческого тела создаст этический регресс .

Библиография

Bakke M. Estetyka w działaniu pośród nie-ludzkich ciał w erze biotechnologii // Małecki W ., Koczanowicz L . (red .) . Estetyka na żywo: pragmatyzm wobec sztuki, etyki i polityki . Kraków: Aureus, 2015 . S . 89–108 .

Виктор круткин

телесность человека и технологии «письма светом»

1. Тело в мире артефактов

Человек испытывает на себе действия не только сил природы, но и факторов, кото-рые он вызывает сам . Более полутора сто-летий прошло с тех пор, как были изобрете-ны техногенные изображения фотографи-ческого типа, и с той поры люди находятся в их окружении . Иногда они окружают лю-дей как туман или дождь, иногда как липу-чая паутина, часто они внушают образы счастья и ясности . Прошли времена, когда этот медиум ассоциировался с окном в мир «исторической правды», но это не снижает интереса к «письму светом», об этом свиде-тельствуют многочисленные научные кон-ференции . В 2014 г . в Лондоне появилось новое периодическое издание “Anthropolo-gy and Photography” .

Виктор Леонидович Круткин Удмуртский государственный университет, Ижевск, Россия krutkin1@yandex.ru

37 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Вопросы о связи технологий с человеком часто обсуждаются

в контексте поворота социальных наук к материальности и те-лесности . Д . Миллер наполняет новым смыслом гегелевское понятие «объектификации» [Miller 1987: 19–82] . Субъект, что-бы осуществить и понять себя, создает (отчуждает или объек-тифицирует) объект, выносит его вовне в материале или пред-ставлении . Такого рода представления могут использовать раз-ные носители — видимые фигурные формы, слышимые ритмы звучаний, кинестетически переживаемые телесные движения, вкусовые и обонятельные впечатления . Такой объект осваива-ется или присваивается субъектом, в этом процессе производ-ства и потребления изменяются обе стороны . Диалектика субъекта и объекта состоит в том, что субъект становится объ-ектом самого себя, он возвращается к себе на новом уровне, это циклически продолжается, очередная объектификация вы-зовет новое изменение субъекта . Важным моментом является особая связность сторон: субъект никогда не является субъ-ектом сам по себе, но всегда определяется через свое отноше-ния к объекту . У культуры нет субъекта ни в образе отдельного человека, ни общества в целом, ибо субъекта следует рассмат-ривать как создателя и создание культуры .

Материальность артефактов — это характеристика предметов в их воздействии друг на друга и на человека . Через артефакты люди упорядочивают мир, в том же самом процессе происхо-дит упорядочивание человека . Состоит ли общество из людей (вместе с их деятельностью, институтами и идеями) или в со-циальный мир следует включить еще и предметы, которые воз-никают в деятельности? И если предметы допускаются в соци-альную реальность, как их следует толковать — как символы социальных отношений (знаки) или как вещи, наделенные са-мостоятельной активностью? Материальный поворот связан с признанием того, что предметы — это не просто знаки и что активны не только люди . Люди упорядочивают объекты и сами оказываются ими же упорядоченными, в поведении людей раскрывается то, что Д . Миллер называет «повиновение ве-щей» (humility of things) . «В смыслы артефактов входит опреде-ленное их “повиновение”, сами они умалчивают об их откро-венной власти определять то, что является социально приемле-мым» [Miller 1994: 409] . Артефакты образуют более широкую, чем знаки языка, область .

Материальность — это не изначальная характеристика предме-тов, материальность исторически складывается в объектифи-кациях . Материальность и вещественность в бытовой речи отождествляются, но это не одно и то же . «Вещественность» — это вопрос порогов наших восприятий . Объектификация — это движение опосредствования неопосредствованного . Но в дея-

38А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

тельности люди сталкиваются не только с тем, что несет печать средств, они сталкиваются и с неопосредствованным, с тем, что в предметах продолжает жить их собственной жизнью .

Материальность — продукт становления, это продукт материа-лизации имматериального . «Имматериальное» как термин предпочтительнее отрицательного прилагательного «немате-риальное» . «Имматериальное» — это не антиматериальность, это выражение присутствия «другой материальности», тогда как «нематериальное» лишь отображает идею отсутствия ка-честв . Например, люди могут пользоваться выражением «без-алкогольный напиток», но в этом случае они как раз говорят о том, чего в напитке нет, и не говорят о том, что же там есть — вода, сахар, витамины, соли и т .д .

Сама материальность многослойна, исследования техноло-гий социокультурных объектификаций показывают, что раз-деление культуры на материальную и нематериальную (как вещественную и осязаемую, с одной стороны, и невеществен-ную и неосязаемую, с другой стороны) заводит в тупик дуали-стических противопоставлений . Этого можно избежать, если научиться говорить о материальности «нематериальной» культуры, раскрывать ее порождение как артефактов в целом . По замечанию М . Маклюэна, есть вещи осязаемые, “hard-ware”, такие как шары и клюшки, вилки и ложки, железные дороги, космические корабли, радиоприемники, компьюте-ры . Есть вещи неосязаемые, “software”, такие как теории и за-коны в науке, философские системы, формы и стили в живо-писи, поэзии, музыке и т .д . «Все перечисленные в равной степени являются артефактами, все они в равной степени че-ловечны, все в равной степени поддаются анализу», и нужно быть готовым к тому, что все привычные различия между науками и искусствами, между вещами и идеями, между физикой и метафизикой будут утрачивать былую строгость [McLuhan, McLuhan 1988] .

Любителя искусства может встревожить предложение рассмат-ривать произведение искусства как артефакт, но здесь нет по-пытки принизить искусство . Напротив, в этом подходе искус-ство выигрывает: мы можем лучше понять его действенность .

Артефакты образуют среду, в которой формируется человече-ская телесность . Идея «тела» может участвовать в разных дис-курсах . Например, оно может быть метафорой «частичности человека», когда нам говорят, что «ведь это всего лишь тело, тогда как есть еще душа и дух» . Оно может выступать метафо-рой «онтологической целостности человека», когда нам ска-жут, что многоликость телесности побуждает говорить «о теле духа, теле души, наконец, о теле тела» . Но в любом случае

39 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний правильно будет считать, что тело — это способ, каким приро-

да становится человеком .

Какую роль в становлении человека и культуры играла техника и технология?

Исследователи считают, что у истоков поворота к материаль-ности мы найдем работы антрополога А . Леруа-Гурана [Ingold 1999: 411–453; Круткин 2015: 187–199] . А . Леруа-Гуран в па-леонтологии опирался на результаты самых разных дисцип-лин — от археологии и биологии до социологии и истории искусства [Leroi-Gourhan 1993] . Палеонтологическая перспек-тива побуждает его представлять технику в качестве собира-тельного именования всего, что действует через опосредство-вание, когда используется принцип окольного движения . Он считал, что предпосылки техники присутствовали у истоков жизни и развились постепенно с течением времени, техника — это фактор биологического измерения человека . Техника стар-ше не только труда, но и человека . Захватывающую картину развития жизни создает ученый — от рыб до компьютеров, сво-им масштабом она не может не увлечь читателя!

Предки человека эволюционировали параллельно с другими млекопитающими, вплоть до освоения прямохождения, когда произошли резкие изменения . Не объем мозга, а вертикальное положение и развитие движений — вот что сыграло решающую роль в антропогенезе . Было бы ошибкой думать, что специфи-ка человека заключается в том, что люди используют инстру-менты, тогда как животные их не используют . По мнению А . Леруа-Гурана, специфика человеческого отношения к миру состоит в том, что люди могут отделять инструменты от своего тела, тогда как инструменты животных (а они по-своему совер-шенны) слиты с их телами [Leroi-Gourhan 1993: 237] .

Освобождение руки от функции движения привело к воз-никновению двух важных связок . Первая из них — это пара «рука — инструмент» . Освобождение рта от функций захвата и удержания добычи ведет к актуализации другой пары — «лицо — язык» . Моторные функции руки и лица оказываются решающими факторами в процессе становления жеста, ко-торый связан с материальным действием, с одной стороны, и с речью, звуковым символом — с другой [Leroi-Gourhan 1993: 187] . Рука является рукой не сама по себе, рука — это то, что она делает в ходе операций с инструментами, языковая способ-ность также существует только в процессе своего установления в речи .

Производство каменных инструментов, считает ученый, это мост между животным миром и человеческим миром, в кото-

40А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

ром инструменты могут отделяться от тела . Жест начинается как цепочка операций инструментов, эта цепочка — одновре-менно выражение знания и умения, здесь связываются движе-ния и восприятия человека .

Такие жесты выходят за рамки задачи адаптироваться к ситуа-ции, жесты способны создавать свою ситуацию . Инструмент, который «освобождается» от тела, отнюдь не превращается во внешний протез, он по-прежнему связан с телом, инстру-мент — это «истечение», или «секреция», антропоидного тела и мозга [Leroi-Gourhan 1993: 90] . Привлекая идею жеста, Ле-руа-Гуран показывает, что инструменты и тела глубоко про-растают друг в друга . Инструменты и тела изобретают друг дру-га, вот что лежит в основе преодоления дуализма вещественно-го и невещественного, материального и имматериального .

Жест — это не вид языка, это часть любого языка . Наша речь опирается на артикуляционные жесты . У нас нет оснований противопоставлять «язык слов» и «язык жестов» . Жесты сопро-тивляются односторонней семиотической концептуализации, жест не знак, «жест есть работа, предшествующая созданию знака (смысла) в ходе коммуникации» [Кристева 2004: 116] .

По А . Леруа-Гурану, смысл жеста состоит в том, какую работу он осуществляет, безотносительно к значениям, имеющимся у сторон общения, без необходимости в символическом коде или адресате, который «читал» бы жест как знак . С палеонто-логической точки зрения важным является не противопостав-ление жестов и речи, но раскрытие их становления из общего корня .

Размышления ученого над техникой опирались на огромный архив описаний технических процессов — ковки, обрезки, ли-тья, формовки, которые поначалу осуществляются силами са-мого человека, затем силами животных, силами воздуха, ветра, воды, огня .

Изобретение колесной повозки, плуга, ветряной мельницы, парусного корабля нужно рассматривать не только как порыв человеческого духа, но и как биологическое эволюционное яв-ление [Leroi-Gourhan 1993: 246], как мутацию внешнего социо-культурного материального организма, который продолжает физиологическое тело человека .

Технические устройства, по мнению Леруа-Гурана, это одно-временно инструменты и жесты, организованные в определен-ной последовательности, такой синтаксис придает сериям дей-ствий как стабильность, так и гибкость [Leroi-Gourhan 1993: 231–233] .

41 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Силы природы и артефакты культуры, воздействующие на че-

ловека, — куда они могут привести? Ответ Леруа-Гурана: раз-мещать человека на эволюционной шкале между его диким предком и одухотворенным ангелом — это предаваться роман-тической грезе . Двойником человека может стать не ангел, но совершенная машина, автоматический робот . Он писал, что «подобный кошмар, тень которого уже веками преследует люд-ской разум, будет близок к реальности, если найдутся люди, которые станут регулировать системы этих роботов» [Leroi-Gourhan 1993: 248] .

Производство и язык, т .е . инструменты и сигналы, пусть в са-мой зачаточной форме, но все же присутствуют у наших стар-ших братьев . Но чего нет в мире животных? У них нет письма и чтения символов [Leroi-Gourhan 1993: 188] . Он имеет в виду то письмо, которое 30 000 лет назад оставило свои следы на сводах пещер, их исследованию были посвящены многие рабо-ты ученого .

Верно ли, что эти изображения в пещерах были пособиями по охоте, энциклопедией мира животных, упражнениями древних художников? Леруа-Гуран склоняется к тому, чтобы считать эти изображения графическими репрезентациями мифов . Они менее всего были близки к созданию живописной копии ре-альности . Они были делом рук людей, учившихся на изображе-ниях искусству взгляда и искусству слова, учившихся связы-вать изображения и слова .

Мари-Жозе Мондзен — ключевой автор в области сегодняш-них визуальных исследований — считает, что неправильно де-лать образы производными от зрения . «Мы видим мир не по-тому лишь, что имеем глаза» [Mondzain 2010: 308] . Об этом пи-сал и Леруа-Гуран: «Два языка, отталкивающиеся от одного источника, приходят в существование на двух полюсах дей-ствующего поля — язык слышимый, который связан с развити-ем звуко-координированной сферы, и язык видимый, кото-рый, в свою очередь, связан с развитием координированной жестами сферы — жесты здесь переводятся в графические сим-волы» [Leroi-Gourhan 1993: 195] . И М .-Ж . Мондзен делает важ-ное для нашего вопроса методологическое замечание: «Анри Леруа-Гуран — один из немногих, кто приблизился к филосо-фии происходящего» [Mondzain 2010: 312] .

2. Изображение как артефакт. От мифографики к цифровой репрезентации

По словам Льва Мановича, нам нужно научиться читать слово «фотография» по-новому . «“Фотографическое” сегодня — это

42А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

на самом деле “фото-ГРАФИЧЕСКОЕ”, “фото” дает только начальный слой для конечного графического изображения» [Manovich 2006] .

Фотографическое изображение является артефактом, хотя мо-жет показаться, что на чувствительной эмульсии фигуры по-являются чуть ли не сами собой . Но изображение появляется не потому, что мы забыли закрыть крышку объектива . И для запуска «письма светом» недостаточно просто вручить камеру в руки оператора, нужно, чтобы он еще обладал особым зрени-ем . Это идея психолога Д . Гибсона: наряду с обычным зре нием, у людей есть «картинное зрение», когда люди переходят от ви-димого мира к видимому полю [Гибсон 1988: 173] .

Образно такой переход описал философ Х . Ортега-и-Гассет . Вообразим, что мы смотрим в сад через оконное стекло . Наши глаза должны приспособиться . То, что мы хотим видеть,— это сад, туда и направим фокус нашего внимания, наш взгляд про-никает сквозь стекло, не останавливаясь . Видеть и сад, и стек-ло, вставленное в окне,— два несовместимых процесса: один исключает другой, и каждый требует различного приспособ-ления зрения . В повседневной жизни приоритет и важность будут отданы реальности, как она есть за окном . Для перехода к картинному зрению (к фотографическому представлению, но не только) нужно иметь в виду стекло, через которое мы смотрим [Ортега-и-Гассет 1991: 505–506] .

На этом экране (а он может быть и воображенным) осуществ-ляется репрезентация того, что мы видим . Есть простой способ перехода к картинному зрению, он заключается в нехитром же-сте, когда люди пальцы рук складывают в прямоугольник, в плоскость мыслимого кадра . Это жест всех операторов .

Изображение — это артефакт, как и прочие артефакты, это объектификация, продукт опосредования неопосредствован-ного, материализации имматериального . Эти характеристики применимы к любым изображениям .

Как и прочие артефакты, изображения есть форма упорядочи-вания мира . Верно и то, что они упорядочивают человека со стороны его восприятия . Это делают и сами артефакты, они выступают в опыте как наделенные особыми возможностями (affordance — неологизм Д . Гибсона) . Артефакты (вещи, изо-бражения, символы) в связи друг с другом образуют культур-ный ландшафт . Материальность ландшафта — в его работе, в его способности участвовать в формировании идентичности людей .

Материальность изображения связана с вещественными па-раметрами — плотным картоном, рамкой, куда фотография

43 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний помещена . Однако материальность фотографии заключается не

просто в вещественности картона, но в работе этого медиума . Фотография работает, ибо в ней осуществляется материализа-ция имматериального, когда она позволяет через себя нечто уви-деть . По словам Э . Эдвардс, «фотография как артефакт является не просто сценой для человеческого действия и осмысления, это неотъемлемая среда самого осмысления» [Edwards 2002: 82] . Без такой прозрачности она не вступит в горизонт материального, останется имматериальной . Иногда эту прозрачность характе-ризуют как «виртуальность» . Понятия реального и виртуального имеют свою историю, но правильно ли будет вообще лишать виртуальное статуса реального? Характерно мнение У . Митчел-ла, автора, стоявшего у истоков визуального поворота . Он заме-чает, что метафора «виртуального мира» «казалась сильной, ког-да мы только начинали непростой путь к осмыслению возмож-ностей цифровой информации, но сегодня она представляется безвозвратно устаревшей . <…> Разумнее было бы признать, что невидимая и неосязаемая информация в форме электромагнит-ных колебаний устанавливает новые типы взаимоотношений между реальными событиями, происходящими в реальных про-странствах» [Митчелл 2012: 4] .

Первые изображения, считал В . Флюссер, выступали в роли ориентиров в мире мифа . Мифографическая система ориенти-ров — вот платформа живописи палеолита . Они очень долго служили картой, но со временем образы утрачивают способ-ность ориентировать, они заслоняют мир до такой степени, что человек начинает жить функцией созданных им образов . Флюссер отмечал, что тогда наступает кризис — графические изображения перестают выполнять функции ориентиров, чем они были в эпоху первых мифов . Однако древние изображения несли в себе и выход из тупика . Из их графики, как из пиксель-ных элементов, были образованы алфавиты . Изобретение письменного языка было способом пробить эту преграду, от-крыть новый тип ориентирования . Фонемная речь была за-фиксирована подходящей линейной графикой, возникло ал-фавитное письмо . 5000 лет назад в условиях оседлости и раз-вития металлургии стали актуальными задачи записывать жертвы богам и долги людей, военные победы . Тексты были изобретены для того, чтобы демистифицировать образы, ли-шить их магии . Но не идет ли история по кругу? Флюссер счи-тает, что когда текстов становится избыточно много, они пере-стают ориентировать . Функция техногенного образа состоит в том, чтобы освободить человека от необходимости линейно-го мышления, замещая историческое сознание магическим со-знанием второй степени, понятийную способность — вообра-жением второй степени . Изобретение фотографии, с точки

44А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

зрения Флюссера, такое же исторически значимое событие, как и изобретение письменности [Флюссер 2008: 16] .

Репрезентация мира выступает в границах фотографического кадра . Кадрирование провозглашает мир видимым, где грани-цы видимого адресуют зрителя и к невидимому . Именно это отмечает Ю . Дамиш: «Люди забывают, что через явленное в об-разе фотографы стремились захватить и скрытое в образе, что они смогли раскрыть и развить» [Damisch 1978: 70–72] . Подход к фотографии как артефакту позволяет сближать графическое и фотографическое, снимает резкое противопоставление ана-логового и цифрового изображения . Переход от видимого к не-видимому — способность не любой, но «хорошей» фотогра-фии . С этой точки зрения хорош тот снимок, который наделен особой прозрачностью, который показывает невидимое, кото-рый позволяет нечто через себя увидеть .

Сегодня фотография перестает пониматься как исторический документ, иллюстрирующий готовое историческое событие . По словам П . Фаверо, вместо того чтобы смотреть на фотогра-фию как на объект, ее следует использовать как объект, через который мы смотрим . Фотография — разновидность прохода, канал связи объектов, историй и людей . Фотография — вдох-новитель истории, которая может сложиться, а не визуальное представление уже готовой истории [Favero 2017] .

В фотографии мы находим не простое отражение предметов, здесь технологическими средствами из света и тени создается особая версия мира, образуется визуальная составляющая куль-турного ландшафта . Трудно это игнорировать в исследованиях общества сегодня . Как свидетельствует английский антрополог Д . Миллер, ежедневно около 350 миллионов фотографий размещаются в Facebook, около 55 миллионов фотографий — в Instagram, около 400 миллионов снимков — в WhatsApp, около 450 миллионов снимков — в Snapchat [Miller 2015] .

Фотография хрупка и беззащитна в том отношении, что она ничего не может поделать с легкомысленной торопливостью операторов, которые не добиваются прозрачности в своих снимках, не заботятся о переходе от видимого к невидимому . Она ничего не может поделать и со зрительским выбором того экрана видимого поля, на котором зрители так или иначе раз-мещают изображение .

3. Фотографическая камера. Театр фотографических жестов

Ю . Дамиш отмечает, что нельзя думать, будто черный ящик камеры — это «нейтральность», и его устройство является

45 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний беспристрастным [Damisch 1978: 70–72] . Как инструмент этот

ящик связан с жестом человека . Об этом писали многие иссле-дователи . Эпоха фотографии — это время жеста [Маклюэн 2003: 219] .

Камера, как инструмент фотовидения, содержит внутри себя приспособления для оформления и развития фотографиче-ского жеста . Событие жеста развивается внутри камеры, это-му служит сложная механика резьбовых соединений, движе-ния шестеренок, передаточные механизмы, направляющие для движения объектива, механика затвора, шторки, зеркала, призмы . Об этом говорят наблюдения А .М . Парщикова: «Современная фотокамера — это ладно организованный, уменьшенный в размерах театр, по-античному демократич-ный, относительно доступный», «образность сценического устройства театра почти совпадает с рабочими возможностя-ми объектива . Силы света и тьмы регулируются, смешиваясь и дозируясь поворотом кольца диафрагмы» . В дозировании смеси света и тени происходит опосредование неопосред-ствованного, и через кадрирование происходит материализа-ция имматериального . Давно замечено, что сильное увеличе-ние открывает оптическое бессознательное . А . Парщиков пи-шет, что «аппарат выбирает жизненное пространство для намеченного героя с помощью волшебного кольца глубины резкости, которое связывает функционально количество необходимого света с обжитостью пространства . Это со-трудничество резкости и диафрагмы, их экзистенциальный па раметр» [Парщиков б .д .] . Мы располагаем светом как драмати ческой силой, символизирующей распределение до-бра и зла в мире .

Глядя в видоискатель, фотограф ожидает момента, когда кар-тинка станет похожей на то, что он о ней думает . Фотограф присутствует в кадре, ибо камера фиксирует его решение на-жать на спуск [Бёрджер 2014: 17] . Фотограф и его зрители дума-ют изображениями .

Хорошо снимать — это управлять камерой и уметь подчинять-ся ее кодам, не только освоить необходимые жесты, но и по-полнять телесный опыт . Люди осмысляют мир не только с по-мощью логики и языка, но и с помощью тела и чувств . Как отмечает Д . Бёрджер, «смотреть — значит сближаться», «суще-ствует связь между перемещением и видением»: он иронично замечает, что «есть связь между вождением мотоцикла и актом рисования» [Бёрджер 2012: 113–116] . Это звучит в словах Флюссера: фотожест — это движение преследования, при ко-тором фотограф и аппарат сливаются в неделимую функцию [Флюссер 2008: 44] .

46А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

Техника и телесность, по мнению A . Леруа-Гурана, могут быть поняты лишь в единстве . Техника — это одновременно инстру-менты и жесты, организованные в определенной последова-тельности, такой синтаксис придает сериям действий как ста-бильность, так и гибкость [Leroi-Gourhan 1993: 231–233] . Жест начинается как осуществляемая интенциональность, как це-почка операций инструментов с миром, эта цепочка является одновременно выражением знания и умения, здесь связывают-ся движения и восприятия человека .

В процесс возникновения фотографической материальности человек вовлекается всей своей телесностью, как пишет Ф . Ла-руэль: «Кроме глаз, рук, туловища, есть, возможно, наиболее затемненные и наиболее дорефлексивные глубины тела, кото-рые вовлекаются в фотографический акт» [Laruelle 2011: 11] . Вопрос Ф . Ларуэля: «Как именно фотограф через тело, глаза, камеру соотносит себя с миром?» — можно продолжить: как именно человек, который смотрит на фотографию или экран, соотносит себя с миром? Он соотносит себя с миром не просто через получение информации, но через переживаемое участие в изображенном . Когда действует не человек, но действие со-вершается над человеком . Идеи Ларуэля о нефотографии не являются попыткой отменить то, что мы знаем о фотографии, как неэвклидова геометрия не сделала фигуру Эвклида ненуж-ной . Новым являются не новые способы получения фотогра-фий, не новые способы «мышления о фотографии» . Речь идет о новом «мышлении фотографией» .

Библиография

Бёрджер Д . Блокнот Бенто: как зарождается импульс что-нибудь на-рисовать? М .: Ad Marginem, 2012 . 168 с .

Бёрджер Д. Фотография и ее предназначения . М .: Ad Marginem, 2014 . 220 с .

Гибсон Д. Экологический подход к зрительному восприятию . М .: Прог ресс, 1988 . 461 с .

Кристева Ю. Жест: практика или коммуникация? // Кристева Ю . Избранные труды: Разрушение поэтики . М .: РОССПЭН, 2004 . С . 114–135 .

Круткин В.Л. Материальность социокультурной жизни в антрополо-гии Андре Леруа-Гурана // Журнал социологии и социальной антропологии . 2015 . Т . 18 . № 4 (81) . С . 187–199 .

Митчелл У.Дж. Я++: Человек, город, сети . М .: Strelka Press, 2012 . 328 с .

Ортега-и-Гассет X. «Дегуманизация искусства» и другие работы / Пер . с исп . М .: Радуга, 1991 . 638 с .

Парщиков А.М. Снимаю не я, снимает камера . Б . д . <http://parshchikov .ru/nulevaya-stepen-morali/snimayu-ne-ya-snimaet-kamera> .

47 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Флюссер В. За философию фотографии / Пер . с нем . Г . Хайдаровой .

СПб .: Изд-во СПбГУ, 2008 . 146 с .

Damisch H. Five Notes for a Phenomenology of the Photographic Image // October . 1978, Summer . Vol . 5 . P . 70–72

Edwards E. Material Beings: Objecthood and Ethnographic Photographs // Visual Studies . 2002 . Vol . 17 . No . 1 . P . 67–75 .

Favero P. “The Transparent Photograph”: Reflections on the Ontology of Photographs in a Changing Digital Landscape // Anthropology and Photography . 2017 . No . 7 . 16 p .

Ingold T. “Tools for the Hand, Language for the Face”: An Appreciation of Leroi-Gourhan’s Gesture and Speech // Studies in History and Philosophy of Biological and Biomedical Sciences . 1999 . Vol . 30 . No . 4 . P . 411–453 .

Laruelle F. The Concept of Nonphotography . N .Y .: Sequence, 2011 . 303 p .

Leroi-Gourhan A. Gesture and Speech . Cambridge, MA: MIT Press, 1993 . 431 p .

Manovich L. Image Future . 2006 . <http://manovich .net/content/04-projects/048-image-future/45_article_2006 .pdf> .

McLuhan M., McLuhan E. Laws of Media: The New Science . Toronto; Buffalo; L .: University of Toronto Press, 1988 . 252 p .

Miller D. Material Culture and Mass Consumption . Oxford: Blackwell, 1987 . 240 p .

Miller D. Artefacts and the Meaning of Things // Ingold T . (ed .) . Companion Encyclopedia of Anthropology . L .; N .Y .: Routledge, 1994 . P . 396–420 .

Miller D. Photography in the Age of Snapchat // Anthropology and Photo-graphy . 2015 . No . 1 . 17 p .

Mondzain M.-J. What Does Seeing an Image Mean? // Journal of Visual Culture . 2010 . Vol . 9 . No . 3 . P . 307–315 .

александра курленкоВа

Начну с того, что мне кажется непродуктив-ным как-то разделять предмет, методы, тео-ретические подходы антропологии и других дисциплин . Хорошие статьи в социальных науках решают конкретные теоретические проблемы и/или меняют общественную по-вестку, язык говорения о каком-то феноме-не . Для этого автор может использовать те ресурсы и опираться на тех авторов, кото-рые релевантны его / ее задачам, и даже вы-ходить за рамки академического жанра . Взять, к примеру, то, как Донна Харауэй обрисовывает фигуру киборга — «создание

1

Александра Сергеевна Курленкова Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия askurlenkova@gmail.com

48А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

социальной реальности и порождение вымысла» [Haraway 1991: 149] . Для своих целей она использует идеи феминисток и критических теоретиков, исследователей науки и техноло-гий, антропологов, философов и даже авторов феминистской научной фантастики, которые позволяют ей раскрыть фигуру киборга с разных сторон (у антропологов Дж . Клиффорда и Дж . Маркуса она заимствует критику письма и грамотности как основы различения «цивилизованных» и «диких» народов) . Таким образом, достаточно логично, что каждый исследова-тель собирает свой инструментарий под ту проблему, которую решает .

Говоря о специфике антропологического рассмотрения тела и технологий, пожалуй, стоит вспомнить о внимании антропо-логов к космологиям «незападных» сообществ, которые самым различным образом прочерчивали границы между сущностя-ми, в том числе между людьми и нелюдьми . Если мы хотим переосмыслить наши представления о теле и технологиях, то мы можем обратиться к примерам категоризаций мира, ска-жем, автралийскими аборигенами, у которых человек, его группа и тотем слиты в единое целое [Дюргейм, Мосс 2011] . С опорой на множественные способы классифицировать мир, описанные антропологами, мы можем предлагать какие-то принципиально новые концептуализации тела и технологий, например те, в которых они не противопоставлены друг другу, а представлены как нечто слитное, нераздельное, как часть сложной взаимосвязанной системы «человек+среда» .

В целом кажется важным и интересным наметившийся в со-циальных науках интерес к телу sui generis, а не к его репрезен-тациям, дискурсу о теле и пр . Социальный конструктивизм при всех его заслугах не позволял говорить о биологии тела (в том числе об отличиях в биологиях тел), отдавая этот домен на откуп исследователям естественных наук и врачам . «В раз-личных формах и вариантах социальные науки очерчивали свои собственные объекты по соседству с объектами биологии . Одним из аргументов в пользу такой расстановки сил было то, что она помогает предотвращать расизм» [Мол 2017: 49; курсив автора] . А . Мол кратко, но емко выражает политику социаль-ных наук со времен Второй мировой войны: дабы избежать ра-систских и евгенических дискурсов, социальные исследовате-ли решили самоустраниться от разговоров о материальном, физиологичном теле, рассматривая его, скорее, как песок, чи-стый, пассивный, нейтральный лист бумаги, на котором власть и другие социальные феномены оставляют свои следы . Попыт-ки создать особый регион «социального», с которым можно работать, в противовес «биологическому», которым занимают-ся биологи и врачи, привели к созданию целого ряда дуализ-

2

49 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний мов: sex (пол) — gender (гендер); disease (болезнь, патология) —

illness (заболевание, опыт болезни); impairment (физическое увечье) — disability (инвалидность) .

В медицинской антропологии это способствовало тому, что одним из ключевых направлений работы стало изучение субъ-ективных значений, придаваемых людьми своим состояниям (анализ нарративов об illness; см ., например: [Mattingly, Garo 2001]) . Внимание к значениям стало частью того интеллекту-ального движения, которое называют интерпретативным, или символическим, подходом . Этот подход, берущий начало в ра-ботах К . Гирца, Дж . Маркуса и Дж . Клиффорда, направляет внимание исследователей к концептуальному миру изучаемых людей, к языку их боли, страхов и переживаний . Следуя при-зыву Клиффорда Гирца, антропологи занялись «чтением тек-стов» культуры и их герменевтической интерпретацией . Меди-цинские антропологи остановились на текстах определенного рода, в первую очередь на субъективных переживаниях паци-ентов . Обеспокоенные обезличенностью медицины, господ-ством языка патологии, т .е . функциональных нарушений тела, медицинские антропологи поставили перед собой вполне при-кладную задачу — убедить врачей считаться с перспективой пациентов, с их интерпретациями собственного тела и объяс-нительными моделями заболевания . Задачей врача является правильный перевод языка illness на язык disease, а задачей антро полога — выполнение роли культурного брокера, пере-водчика, доносящего до врача опыт и представления пациента о том, что с ним происходит, социальный контекст его жизни .Проведение линии между биологическим и социальным / культурным измерениями тела и концентрация на втором из-мерении позволили решить ряд проблем — показать вариатив-ность и конструируемость представлений о телесных недугах, важность социальных, семейных, субъективных значений за-болевания (в том числе для более эффективного лечения и большей готовности пациента слушать врача и следовать его предписаниям) . Однако человеческое тело осталось неотреф-лексированным . Impairment, disease и sex стали «слепой зоной» социальных ученых . Знание о физическом теле целиком по-ставлялось врачами и представителями естественных наук .

Работы Аннмари Мол и ее коллег (автор будет признательна, если ей укажут на другие значимые в этом смысле тексты) от-кровенно нарушили статус-кво, вторгнувшись в места и кон-тексты, помеченные лейблом «западная медицина» . Они стали анализировать, как «делаются» diseases в клинических обстоя-тельствах: как производятся медицинские диагнозы, прово-дится лечение, «как человеческие тела и жизни формируются деятельностью врачей, медсестер, лаборантов и технологий,

50А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

а также какая работа требуется для того, чтобы воплотить ме-дицинские учебники в жизнь» [Mol, Berg 1998: 3] . Переключив внимание со значений и представлений на практики, они ста-ли показывать, что diseases не едины, как не едины практики врачей разных специальностей, разных больниц, стран и пр .

Кроме того, интересна предлагаемая Мол концептуализация тела как полупрозрачной системы, которая находится в посто-янных взаимоотношениях с внешним миром: «Метаболиче-ское тело пациента с диабетом абсорбирует пищу и жидкости снаружи и выводит отходы . Оно не хранит все, что чуждо ему, снаружи, но обменивается веществом с остальным миром . Ми-нуту назад это яблоко еще лежало на тарелке . Теперь вы его откусили, прожевали и проглотили, начали частично перева-ривать . Минуту назад эта вода еще была в вашем стакане, те-перь она впитывается в ваш кишечник и разжижает вашу кровь, которая снова загустеет в ваших почках . Границы не от-крыты . Оболочка кишечника позволяет проходить углеводам, но останавливает бактерии . Паренхима легких пропускает кис-лород, но оставляет снаружи частички копоти . Моча выходит через почки, но белок не должен так себя вести . Не будучи полностью закрытыми, как и не будучи открытыми, границы метаболического тела полупрозрачны» [Mol 2008: 32] . Здесь мне кажется важным, что автор показывает тело не как авто-номную сущность, но как погруженное в мир и постоянно с миром общающееся . В этом смысле тело диабетика, как тело любого человека, нельзя концептуализировать в отрыве от всех тех продуктов, которые он(а) ежедневно поглощает, физиче-ских активностей, стрессовый событий, технологий, позволя-ющих отслеживать различные физиологические показатели (например, показания сахара на экране глюкометра) .

Хотелось бы, чтобы по аналогии с такими важными идеями ранних антропологов, как критика культурного абсолютизма и этноцентризма, антропология настоящего и будущего рабо-тала больше в сторону пересмотра оснований антропоцентриз-ма . Развитие биотехнологий второй половины XX — начала XXI в . в этом смысле поставляет большое количество эмпири-ческих кейсов для размывания границ между человеком и тех-нологиями, человеком и другими животными . Например, в 1970-е гг . вместе с изобретением аппаратов искусственной вентиляции легких появились люди, чей мозг перестал функ-ционировать, но чье сердце продолжало биться благодаря ма-шине . Параллельно с размыванием границ между человеком и технологиями некоторые исследователи и защитники прав животных стали говорить об условности категорий «человек» и «животные» . В 1975 г . в книге «Освобождение животных» ав-стралийский моральный философ-утилитарист Питер Сингер

3

51 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний задался вопросом: что такого содержится в понятии «человек»,

что наделяет неотчуждаемыми правами каждого живого пред-ставителя Homo sapiens и исключает нечеловеческих живот-ных, невзирая на когнитивные способности конкретных пред-ставителей разных видов? Он предлагает использовать термин специецизм (по аналогии с сексизмом и расизмом) для характе-ристики «предрассудка или предвзятого отношения в пользу интересов членов своего вида или против членов других видов» [Singer 2002: 6] и отстаивает идею о том, что нечеловеческие животные заслуживают такого же внимания к своим интересам и нуждам, что и люди . Всё большее осознание взаимосвязан-ности различных форм жизни на Земле, а также производство новых химер в лабораториях мира может подтолкнуть антропо-логов к принципиально новым концептуализациям мира, в ко-торых миф о нововременном автономном человеке будет за-менен на другие мифы, отказавшиеся от чистых категорий «человек», «технология», «животные» и населенные «киборга-ми», «пограничными существами», «монстрами» — «символа-ми возможных миров, за которые мы ответственны» [Haraway 1991: 2] .

Библиография

Дюргейм Э., Мосс М. О некоторых первобытных формах классифика-ции . К исследованию коллективных представлений // Мосс М . Общества . Обмен . Личность . М .: КДУ, 2011 . С . 55–124 .

Мол А. Множественное тело: Онтология в медицинской практике . Пермь: Гиле Пресс, 2017 . 254 с .

Haraway D. Simians, Cyborgs, and Women . The Reinvention of Nature . N .Y .: Routledge, 1991 . 287 p .

Mattingly Сh., Garro L. (eds .) . Narrative and the Cultural Construction of Illness and Healing . Berkeley; Los Angeles; L .: University of Califor-nia Press, 2001 . 288 p .

Mol A. The Logic of Care . Health and the Problem of the Patient Choice . Abingdon, Oxon; N .Y .: Routledge, 2008 . 129 p .

Mol A., Berg M. Differences in Medicine: An Introduction // Mol A ., Berg M . (eds .) . Differences in Medicine . Unraveling Practices, Techniques, and Bodies . Durham; L .: Duke University Press, 1998 . P . 1–12 .

Singer P. Animal Liberation . N .Y .: Harper Collins Publishers Inc ., 2002 . 324 p .

52А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

анна маляр

Ход моих размышлений над вопросами ред-коллегии «Антропологического форума» был похож на процесс математической фак-торизации — разложения тела как объекта научных изысканий на ряд проекций во множестве измерений согласно его ключе-вым свойствам-факторам . Соответственно, вопросы «Форума» получили в моем тексте следующий вид: какими могут быть иссле-довательские проекции тела в технологиче-ских измерениях будущего и как они могут быть проблематизированы антропологией?

Очевидно, нам стоит различать тело как ма-териальное место индивида (на чем будут сфокусированы дальнейшие размышления) и телб как парадигматические объекты тех-нологии (биополитической, репрессивной, модернистской и т .д .) .

На мой взгляд, значительная часть антро-пологических исследований телесных тех-нологий будущего времени наследовала, пусть и в инверсированном виде, семиоти-ческий морок XX в . — эпистему тела-озна-чающего, тела-метафоры, воображаемой бесплотной телесной структуры («телесная карта», «телесная схема») . Это воображае-мое тело приводит меня к первой проблем-ной точке — к вопросу о желании иссле-дователя-антрополога . Декларируемая ори-ентация на тело в этом случае выглядит несколько спекулятивной — тело как вещь избегало исследовательского взгляда (или, скорее, исследователь не хотел останавли-вать на теле свой взгляд), будучи субституи-рованным машиной, означающим, тополо-гией, властью — теми или иными репрезен-тациями, этнографически важными, но не всегда валидными для технологии и техни-ки . В результате тело (и телб) бросались врассыпную под наведенным на них антро-пологическим окуляром — видимыми и значимыми становились их бесчисленные репродукции (иконография, телесные схе-мы), границы и членимость тела, бесконечно

3

Анна Архиповна Маляр Новокузнецкий институт (филиал) Кемеровского государственного университета, Новокузнецк, Россия luureed@mail.ru

53 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний дифференцированные «другие» тела — больные, женские, го-

мосексуальные, детские, мертвые .

Синтез технологии и семиотического тела сейчас представлен концепциями технологической медиатизации тела, и влиятель-ность их, вероятно, будет возрастать ([Belting 2005; Dant 2010; Zeman 2012] и др .) . В дальнейшем технологической проекцией семиотического тела станут исследования техник дигитализации тела и феноменология цифрового тела: процессы и принципы его кодирования, создания цифровых репродукций-копий и рас-пределение по сетевым информационным каналам . Эмпири-ческий план этой проекции предполагает существование тела в двух регистрах информационного бытия: во-первых, это видя-щее и функциональное тело-субъект (центрированное вокруг аппаратов восприятия, естественных или технологически проте-зированных, функционально техноморфное — с помощью экзо-скелета, трансплантированных органов или хотя бы очков); во-вторых — представляемое другому тело-сообщение, телесный образ, переданный искусственными каналами . Соответственно, проблематикой антропологических исследований в первом слу-чае станут вопросы интеграции тела, его технологических рас-ширений и дополнений, экстенсий и интрузий [Соколовский 2017: 25, 33], антропность устройств восприятия и распознава-ния, пределы и этичность усиления телесных функций (и даже, вероятно, болезнь как морфизм1): ориентация космических ре-гистраций на спектр воспринимаемых человеком цветов, экзо-скелет и бионические протезы, устройства зрения — линзы, син-тетические хрусталики и пр . Во втором случае в фокусе исследо-ваний будут находиться проблемы кодировки и передачи тела (стигматизация тел и состояний, телесная номенклатура, линг-вистические, визуальные и кибернетические коды, синтаксис и дисперсность тел — виртуальное рассеивание в сети) .

Топонимическое тело-код: серия проективных рисунков, выпол-ненных новокузнечанами в 2015 г., показала легкость оперирова-ния телесной метафорикой — на силуэте тела информанты раз-мещали географические объекты — значимые города и регионы, создавая многомерную карту отношений власти и идеологий, ре-гионального разделения труда, пространственных диспозиций и масштабирования.

Не будем забывать, что латуровская инверсированная актант-ность — элемент технологического метанарратива, что возвра-щает нас к вопросу об антропологической логике, реконструи-рующей этот метанарратив .

1 Апология некоторых генетических нарушений и их носителей как людей нового типа, синдром BIID, намеренное заражение детей ветряной оспой и др.

54А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

Я возлагаю на «материальный поворот» надежду на появление в антропологическом поле другой проекции — тела-вещи, пло-ти, органической субстанции, и предположу, что это появле-ние будет обусловлено сменой антропологической парадигмы в незначительной степени . Куда больше на актуализацию тела-вещи повлияют две группы фактов: с одной стороны, прогресс аффилиированных с телом-субстанцией биотехнологий — tissue-engineering (выращивание органов и тканей) и их транс-плантация, генная модификация, клонирование, технологии уничтожения и преобразования мертвого тела (растворение гидроксидом калия, охлаждение жидким азотом для последу-ющего измельчения минерализованных останков, прессова-ние останков для посмертных сувениров и т .д .) .

Другую группу фактов, убедительно утверждающих тело-вещи в статусе антропологического объекта, составляют наблюдае-мые в последние годы эффекты публичных реакций на эти тех-нологии: известия о технологиях преобразования плоти (не-обязательно плоти человека) исправно тиражируются сред-ствами массовой информации и вызывают активные отклики публики .

Я наблюдаю, как органический статус тела становится местом биополитической герильи современности, сопротивления экс-пертному дискурсу и дисциплине в формах ВИЧ-диссидентства («невидимый» вирус объявляется несуществующим), отказа от вакцинации (прививки «впускают» болезнь в здоровую суб-станцию тела, делая его негодным), «экологических» похорон, быстро возвращающих тело в состояние питательного гумуса, экономических и экологических институциональных ограни-чений генно-модифицированной еды .

Каким же образом «биомасса» из репрессивной метафоры мо-жет стать аналитическим аппаратом антропологии?

Образцом нового видения телесных технологий для меня оста-ется фантастический (уточню, не научно-фантастический, но скорее научно-фантазматический) телевизионный сериал “Lexx”1, содержащий радикальный взгляд на политики и тех-нологии будущей телесности . Это будущее, в котором инже-нерные технологии биологичны — аппараты состоят из плоти и органов, живые машины питаются и умирают . Человеческое тело в этом вывернутом «мясом наружу» мире, напротив, мо-жет быть «декарбонизировано» — лишено уязвимой и тлен-ной органики и — метафизически — связанной с ней субъектно-сти . Субъект, имеющий желание и мотивацию, сосредоточен

1 “Lexx”, 1997–2002, реж. Ch. Bould, P. Donovan и др., Канада, Германия, Великобритания, США.

4

55 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний в органических компонентах тела — после их удаления остает-

ся только актант, телесная машина . Экология смыкается с био-политикой — переработка тел преступников в биореакторах в энергетическое сырье освобождает их нравственно и юриди-чески «чистую» субстанцию плоти для дальнейшего обраще-ния . В целом отношения телесности и технологии в этой вер-сии будущего извращают техническую парадигму модерна, противопоставлявшую неодушевленную «железную» технику плоти «живого» человека, создавая перпендикулярный ей сим-волический план, в котором, собственно, и возможны новые антропологические проекции тела: не только технологические расширения тела, но и телесные реализации техники [Dant 2010] в духе Леруа-Гурана1 .

Автобусное тело: серия экспериментов с новокузнецкой моло-дежью в 2016–2017 гг. показала наличие интериоризированного образа «автобусного тела» — стандартного представления о те-лесности пассажира (себя и другого), едущего в городском транс-порте: части тела, которых допустимо касаться незнакомцу, степени пространственной близости и соприкосновения с телами других пассажиров и фрагментами автобуса.

Этот план фокусирует следующие проблемные области: во-первых, формулировка новых оснований социального субъек-та (если она далее не будет замещена технологически и челове-чески нейтральной «актантностью») . Переформулируя коми-ческое клише, «где будем делать субъекта?» Должен ли он быть источником рефлексивного сознания или достаточно вариа-тивности и недетерминированности его действий, чтобы гово-рить о его «свободной воле»? Какой будет демаркация «насто-ящего», «естественного» субъекта человека и его органическо-го или неорганического (цифрового, машинного) аналога?

Другая проблемная область связана с концептуализацией со-циального в биотехнологическом мире . Какие группировки и сообщества будут образованы новыми телесными объекта-ми? Как технологии органического изменят телесную медиа-цию власти? Какие семантические структуры станут основой новой социальности? Как технологически модифицированное тело станет эквивалентным для обмена — будет ли его техно-морфизм избытком или нехваткой «настоящести»?

На мой взгляд, биотехнологии парадоксальным образом архаи-зируют восприятие органического тела, эксплицируя базовые мифологические структуры . Так, страх заразительности, неви-

1 См. Graham — биомодель тела водителя автомобиля, позволяющая выживать в автоавариях, автор-ства Patricia Piccinini.

56А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

димой глазу силы, изменяющей или разрушающей тело изнут-ри (часто посредством еды или дыхания) ранее можно было наблюдать в мифологии радиоактивного заражения [Мирный 2009], в боязни отравляющих привычную еду технологических веществ («нитратов» — в представлениях об овощах и фруктах 1980-х гг ., «гормонов», «антибиотиков» и измененной генети-ческой структуры — в современных мясе и овощах) .

Основа заразительности — проницаемость тела-вещи для суб-станций другого и невозможность контроля их вмешательства в тело: радиацию, нитраты и ГМО невозможно «увидеть», не пользуясь технологическими устройствами обнаружения и распознавания; невозможно контролировать их границы; они распределяются дисперсно, преодолевая защитные барье-ры, в том числе стены жилища, одежду, границы тела, подобно магическим воздействиям, осаждая телесную «крепость» [Вой-нилов 2016: 198] .

Современные дискурсы субстанциональности эффективно соединяют страх заразительности и отвращение к «нечистой» органической плоти, источник или технология получения про-изводства которой не были социально валидизированы . Так, показательными являются результаты мониторингов ИСИЭЗ НИУ ВШЭ, посвященных социальному спросу россиян на но-вые технологии . Среди перечня технологий (в том числе биоло-гических) позиция «Выращивание мяса из клеточных культур» вызывает наибольшую настороженность опрошенных и наиме-нее ими одобряема: в 2010 г . технологию одобряли 47 %, не одо-бряли ни при каких условиях — 37 % . В 2010 г . выращивание мяса вызывало «беспокойство, настороженность» у 26 %, в 2015 г . — у 35 % [Войнилов 2016; Соболевская 2016] . Искусственно куль-тивированное мясо вызывало большее беспокойство и насто-роженность, чем печенье из сверчков, отвратительное, но «по-нятное», и было менее приемлемо для респондентов, чем генетическое вмешательство в человеческое тело .

Реальное и мясо: напомним, что в 2013 г. Университет Маа-стрихта сообщил об успехе выращивания «культивированного» мяса из стволовых клеток коровы. Поедание образца мяса было важным ритуальным представлением, камуфлирующим его «от-вратительность» Реального: мясо, изначально бесцветное, пока-занное публике однородной субстанцией в лабораторном сосуде, было окрашено для имитации цвета «нормального» мяса и приго-товлено «известным поваром» в виде котлеты для гамбургера. Эту попытку легитимации мяса с помощью имитации кулинар-ного канона едва ли можно считать успешной, дегустаторы от-мечали его гастрономическую неполноценность — мясу не хвата-ло «мясного вкуса», оно было избыточно сухим и жестким.

57 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Этот кейс примечателен несколькими аспектами . Во-первых,

он показывает проблематичность семантических дифферен-циаций телесности — естественное или искусственное, орга-ническое или неорганическое (что считать его антиподом — механическое? Синтетическое? Минеральное?) . Мясо in vitro артикулируют как «искусственное» или «синтетическое», хотя его генетический состав и биологические процессы не отлича-ются от «естественного» развития плоти, а синтезирования в точном смысле слова не происходит .

Во-вторых, биотехнологический продукт отмечен нехваткой «настоящести» вкуса, консистенции, мягкости — репродукция плоти воспринимается скорее как зловещее ее подобие, неже-ли как функциональный аналог1 . Кейс культивированного мяса завершает фантазматическое измерение телесного — ось, разделяющую, с одной стороны, социально валидную декарбо-низированную субстанцию (например, с помощью кремации), а с другой — Реальное взращенной плоти, не прошедшей сим-волизацию, не интегрированной в социальный порядок . Ка-кой семантический статус получат в будущем выращенные в лабораторных условиях и трансплантированные органы и ткани человека? Какими станут феноменологические осно-вания новой «естественности» плоти?

Упомянутые выше проблемные области опираются в некото-рой степени на футуристический пафос технологий «пост-человеческого» или «трансгуманистического» будущего . Есть, однако, среда телесных технологий, уже сейчас ставшая обы-денностью и не получившая, насколько мне известно, сколь-ко-нибудь полного этнографического описания . Речь идет о российском сегменте добавок к питанию и аппаратов меди-цинской заботы о себе: стимуляторов, аппликаторов, массаже-ров; оформляющие их дискурсы и актантные системы состав-ляют локальное смысловое поле, в которое будут вписываться новые биотехнологии .

Я думаю, что пора ухватить тело за плоть, и сделать это должна антропология как единственная в ряду социальных наук имею-щая материально ориентированный методологический аппа-рат (см . тенденцию материологии [Ушакин 2013] поворота к биологии [Богомягкова 2018: 36]) . Допущение о дискретной, простой единице «естественного» органического тела, подвер-гаемой технологическим «расширениям» и «модификациям», видимо, стоит пересмотреть: границы этого тела и его суб-станциональные состояния могут оказаться не там, где мы

1 Функциональным аналогом будет, например, маргарин по отношению к маслу или механический протез конечности.

58А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

привыкли о них говорить . Ключевой методологической про-блемой я вижу доступ к полевому материалу о теле: как оплот Реального, телесный опыт может быть закодирован несколь-кими уровнями символических систем или же невозможен для вербализации вообще .

Библиография

Богомягкова Е.С. Поворот к биологии: перспективы развития социо-логического знания // Вестник Санкт-Петербургского универ-ситета . Социология . 2018 . Т . 11 . Вып . 1 . С . 35–50 .

Войнилов Ю., Полякова В. Мое тело — моя крепость: общественное мнение о биомедицинских технологиях // Социология власти . 2016 . Т . 28 . № 1 . С . 185–207 .

Мирный С. Чернобыль как инфотравма // Ушакин С ., Трубина Е . (сост .) . Травма:пункты: Сб . ст . М .: Новое литературное обозрение, 2009 . С . 209–245 .

Соболевская О.В. Россияне не доверяют биомедицинским техноло-гиям // Новости НИУ ВШЭ . 2016, 26 мая . <https://issek .hse .ru/news/182899963 .html> .

Соколовский С.В. Антропотехноморфизмы и антропология техно-корпореаль ности // Социология власти . 2017 . Т . 29 . № 3 . С . 23–40 .

Ушакин С. Динамизирующая вещь // Новое литературное обозрение . 2013 . № 120 . С . 29–34 .

Belting H. Image, Medium, Body: A New Approach to Iconology // Critical Inquiry . 2005 . Vol . 31 . No . 2 . P . 302–319 .

Dant T. The Work of Repair: Gesture, Emotion and Sensual Knowledge // Sociological Research Online . 2010 . Vol . 15 . No . 3 . <http://www .socresonline .org .uk/15/3/7 .html> .

Zeman D. Science and Technology Studies (STS): možnosti a meze antro-pologie v laboratořích // AntropoWebzin . 2012 . No . 3 . P . 153–159 .

дмитрий михель

Современная антропология — область зна-ния, релевантная проблематике телесности и технологий . В наибольшей мере это каса-ется такой ее составляющей, как медицин-ская антропология, но правомерно и для других разделов социокультурной антропо-логии, в том числе антропологии музыки, антропологии питания, военной антропо-логии (антропологии военного дела) и т .д . В целом ряде аспектов антропологические

1

Дмитрий Викторович Михель Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Москва, Россия dmitrymikhel@mail.ru

59 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний исследования тела и технологий пересекаются с STS (исследо-

ваниями науки и техники), а также философской антрополо-гией и трансгуманистическими исследованиями .

«Антропологический подход» к изучению проблематики тела и технологий — тот же, что и при изучении других предметных полей, с которыми имеет дело социокультурная антрополо-гия, — исследование объекта в его целостности (целиком) с по-мощью включенного или участвующего наблюдения, с приме-нением прочих антропологических (этнографических) мето-дов, включая метод участвующего практикума, т .е . примерки проблемы к самому себе .

В этом смысле антропология позволяет дать то, что можно было бы назвать антропологической картиной взаимодействия тела и технологии . «Антропологичность» здесь будет означать привязку к конкретной социокультурной системе, будь то культура конкретного этноса или отдельной социальной груп-пы . Примеры такого рода: использование метода оспоприви-вания у пастушеских народов Восточной Африки (в прошлом и настоящем), социокультурные контексты радикального бо-ди-арта в Сиднее, выживание пациентов в палатах интенсив-ной терапии в Москве, послеоперационный опыт пациентов с пересаженными почками (и другими органами), эстетизация женского тела в контексте развития практик лечения и профи-лактики рака грудной железы в США (или других странах) .

То есть в отличие, например, от философского взгляда на тот же предмет, где будет преобладать «широта» взгляда и «универ-сальность» объяснений, в антропологии закономерно преоб-ладает «конкретика» и «локальность» .

Мне лично более знакомы и более понятны подходы, апроби-руемые медицинской антропологией . Один из них представлен в знаменитой статье Маргарет Лок и Нэнси Шейпер-Хьюз “Mindful Body” (1990), в которой авторы сформулировали се-рию вопросов, касающихся медико-антропологических пер-спектив исследования телесности . Развивая идеи М . Фуко, они разграничили три типа телесности: индивидуальную, социаль-ную и политическую, представив тело как поверхность для вы-ражения человеческого опыта — индивидуального, социально-го и политического . Думаю, что в рамках этого опыта как раз и присутствует опыт взаимодействия тела с технологиями . Для М . Лок, например, это стало основанием для проведения ее собственных исследований, касающихся телесного опыта в контексте распространения технологий искусственного жиз-необеспечения и трансплантации в Северной Америке и Кана-де . Таковы ее книга «Дважды мертвый» (2002) и целая серия публикаций по антропологии биомедицины (1990–2010-е гг .) .

2

60А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

Если коротко, то каждая технология, которая применяется к человеку, всегда дана не в «чистом виде», а в «культурной упаковке» и как облеченная в социальные отношения . Напри-мер, биомедицинская технология пересадки органов — это не просто набор конкретных мер и методик (селекция донора, генотипирование, хирургическое вмешательство, импланта-ция, анастомоз, иммуносупрессия и т .д .), но и социальное дей-ствие, которое, между прочим, устанавливает новые социаль-ные связи между донором и реципиентом, между реципиентом и родственниками мертвого донора . В контексте такого под-хода хорошо видно, что у донорских органов появляется соб-ственная «социальная жизнь» . Технология пересадки органов пересекает границы между живыми и мертвым, между телами, между естественным и искусственным, пересекает границы морали, а иногда и границы закона (если речь идет о незакон-ной торговле донорскими органами, которая является еще од-ним побочным продуктом глобализации и неолиберальных экономических моделей) .

Помимо непосредственной задачи антропологически изучить и описать многие новые культурные феномены — биомеди-цинские технологии, когнитивные технологии, цифровые тех-нологии, нанотехнологии — в их воздействии на (традицион-ную) человеческую телесность, очевидно, что новой и неожи-данной задачей может стать изучение и описание различных типов гибридной телесности, т .е . тел и телесного опыта, харак-теризуемого вживлением (под кожу, в плоть) новых техно-логий . Главным образом, это технологии жизнеобеспечения и контроля . Среди медицинских антропологов этот сюжет едва ли не первым поднял Сесил Хельман в книге «Тело монстра Франкенштейна» (2004), который описал целый ряд новых ме-дицинских инноваций, таких как протезирование, пересадка органов и пр ., применительно к британскому и американскому культурному опыту .

В этом смысле в предметное поле социокультурной антропо-логии в последнее время «просочилось» много разных гибрид-ных существ, чья «гибридность» обусловлена именно соедине-нием организменного и технического . В своей книге «Вопло-щенный человек: западная культура, медицинский контроль и тело» (2000) я попытался назвать эти феномены «телами-ки-боргами» и «телами-симборгами» . С тех пор утекло много воды, и количество публикаций на эту тему выросло неимовер-но . Существует целый жанр киборг-технологических исследо-ваний, которому уделили внимание многие авторы в разных странах . Не стоят в стороне от этого и некоторые наши транс-плантологи, которые всерьез обдумывают вопрос о том, как, используя некоторые искусственные среды и средства, обеспе-

3

61 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний чивать выживание донорских органов или создавать искус-

ственные . С точки зрения этих профессионалов такие подходы более гуманны и менее затратны, чем упование на использова-ние донорских органов от мертвых доноров, которых всегда не хватает и будет не хвать с учетом растущего спроса .

Еще одна тема — это различные технологии «улучшения» чело-века, будь то использование фармакологических препаратов для улучшения памяти (например, ноотропы), использование гормональных средств для наращивания мышечной массы, ис-пользование эндопротезов костей и мягких тканей . Это весьма обширная сфера исследований, прокладывающая дорогу к из-учению «Нового дивного мира» (в духе Олдоса Хаксли), о кото-ром настороженно предостерегал Френсис Фукуяма в «Нашем постчеловеческом будущем» (2004) . Для антропологии созна-ния и медицинской антропологии в этой связи может также оказаться полезным опыт шамановедения и вообще всей сфе-ры шаманских исследований, особенно в части ее интереса к галлюциногенам, трансу, измененными состояниям созна-ния . Впрочем, в этом плане уже многое сделано, в том числе российским медицинским антропологом Валентиной Харито-новой . В философско-биоэтической перспективе это предмет, уже давно и всесторонне рассматриваемый целой группой ис-следователей из Института философии РАН во главе с Бори-сом Юдиным (ныне уже покойным) и Павлом Тищенко .

Итальянский социальный антрополог Антони Матуро в своих последних исследованиях показывает, например, что прогресс в сфере технологий «улучшения» современного человека ведет к становлению общества нового типа, которое он называет «бионическим» . При этом причины растущего спроса на тех-нологии улучшений — это не только навязывание новых това-ров и услуг со стороны производящих их компаний, но и со-знательный выбор потребителей, которые всё более склонны решать свои личные проблемы чисто техническим образом, не прибегая к помощи семьи, родственников или друзей .

Развитие новых технологий уже влияет на развитие антрополо-гии и других социально-гуманитарных наук . Я уже упоминал о росте интереса медицинских антропологов к феномену био-медицины и биомедицинских технологий . В этом же направле-нии развивается и современная STS . Много нового происходит в сфере антропологии и искусства, антропологических иссле-дований спорта . Развивается такая сфера, как культуральные и медийные исследования (cultural and media studies) .

Возможно, со временем это приведет к появлению других но-вых областей знания, в том числе антропологического . Едва ли будет новостью в середине XXI в . листать страницы журнала,

4

62А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

который называется «Антропология новых технологий» или даже «Трансантропология», если иметь в виду растущий интерес к разным трансгуманистическим проектам, активному осмыс-лению использования робототехнических технологий в воен-ном деле, больших перспектив, связанных с применением экзо-скелетов (в медицине и опять-таки в военном деле) и т .д .

Лично я не хотел бы искусственно ускорять процесс этого вхождения в новую технологическую эпоху, но, скорее всего, это произойдет помимо нашего желания . Эксперты считают, что всего лишь через несколько лет мы увидим быстрое станов-ление нового технологического уклада с его широким приме-нением безлюдных (беспилотных) технических средств, как в военной сфере, так и в быту . Это будет означать по меньшей мере то, что для антропологов наступит новый этап развития их науки . Тогда перед всеми нами встанет много вопросов о том, сможет ли наша нынешняя культура принять этот вызов и смогут ли наши собственные тела адаптироваться к этой тех-нологической реальности .

игорь мороЗоВ

Несмотря на то что проблемы телесности и технологий всегда были в фокусе внима-ния этнографической науки, включаемой сегодня в состав широкого спектра антро-пологических субдисциплин, традицион-ные подходы в основном акцентировали внимание на описании практик, связанных с телесностью (например, в родинном обря-де или в церемониях посвящения / перехо-да) либо на роли технологий в различных хозяйственно-технологических укладах (например, использование тягловых живот-ных или плуга / сохи) .

Новые повороты в изучении телесности связаны с осмыслением роли тела в соци-альных практиках, начиная с взаимоот-ношений полов и проблем сексуальности и новой волны телесного символизма (от субкультурных практик до проблем имид-жа) и заканчивая проблематикой «здорово-го образа жизни» и «здорового тела» в це-лом . Тело приобрело коммерческую состав-ляющую, что, в свою очередь, дало импульс

1

Игорь Алексеевич Морозов Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия mianov@rambler.ru

63 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний к возникновению и развитию новых практик (от бодибилдинга

до косметологии), усиливающих и подчеркивающих его цен-ность и статусность . Тело всегда олицетворяло статус и власть, но в новых условиях эта его роль становится особо значимой, а телесность — важным предметом изучения социальных наук, маркетологии, имиджелогии, политологии .

Технологии, улучшая нашу жизнь, делая ее комфортнее и раз-нообразнее в смысле получения новых возможностей для раз-вития, одновременно систематически разрушают многие усто-явшиеся этические нормы и стандарты, подвергая нас испы-танию на «человечность» . Можно ли принести в жертву жизнь другого человека и использовать его тело или органы, чтобы продлить свою жизнь? Вопрос, конечно, не новый, и на каждом этапе развития человечество отвечало на него по-разному (мно-го ли стоила жизнь раба для хозяина или «недочеловека» для на-циста?) . И это вопросы — для философии и прежде всего этики .

По-видимому, перед нами старая проблема, которая требует нового решения в условиях современного мира, который снова ставит перед нами вопросы о том, что такое «человек» и что такое «человечность» . Ответ на эти, казалось бы, очевидные вопросы не так прост, как кажется с первого взгляда . Достаточ-но напомнить, что решение дилеммы «человеческого — нече-ловеческого» всегда было в центре внимания религиозных учений и практик . Насколько Бог / Божественное человеко-подобны? Проблема такого изоморфизма по-разному решает-ся в мировых религиях, которые, уходя от зоо- и полиморфных ипостасей божества, тем не менее стремятся утвердить его че-ловеческие эпифании, поскольку возможность нечеловече-ской сущности божества и его непостижимости человеческим разумом выглядит пугающе . Эта проблема имеет глубокие культурно-исторические корни, что становится очевидным при исследовании антропоморфных объектов в культуре (мы вплотную столкнулись с этим при изучении «феномена ку-клы»), и является ключом ко многим проблемам человеческой психики, поскольку наше восприятие окружающего мира ан-тропоцентрично и склонно к его антропоморфизации, т .е . на-делению окружающих нас явлений и объектов (в том числе не-живых, неодушевленных) человеческими признаками и черта-ми . И здесь широкое поле для психологических исследований .

Включение в поле антропологических исследований совре-менных технологий и связанных с ними практик существенно изменяет стратегии и тактики исследования, требует новых подходов и методов . В первую очередь это, конечно, подходы, позволяющие увидеть место человека в мире вещей, взаимную связь «живого» и «неживого», их взаимовлияние и встроен-

2

64А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

ность в широкую сеть социокультурных коммуникаций (Б . Ла-тур) . Вещи, как показал уже Ж . Бодрийяр, не только формиру-ют окружающую нас социосферу, которая напрямую связана с социальными ролями и статусами, но и во многом определя-ют новую «мифическую» гиперреальность, единственной «на-стоящей» реальностью в которой является смерть . Возможно, это позволяет говорить о том, что исследование проблем уми-рания и смерти как «последнего бастиона» телесности, где она обозначается в полной мере как отчетливая грань между «жи-вым» и «мертвым», «мертвым» и «неживым», будет полезно для понимания общих проблем «телесного» и соотношения его с «машинным» или «виртуальным» . Мы все ощущаем давление этой «новой телесности», передвигаясь в транспорте и исполь-зуя его как внешнюю оболочку и ускоритель, пользуясь раз-личными гаджетами или обращаясь в соцсетях к личным стра-ницам умерших друзей .

Если говорить об исследованиях вновь возникающих мульти-компонентных человеческих сообществ, то нам представляют-ся весьма перспективными подходы, обозначенные в рамках многовидовой этнографии (multispecies ethnography), которые направлены на изучение роли человека в формировании и раз-витии различных биоценозов, которые рассматриваются как системы с обратной связью . Домашние животные, птицы, де-ревья, грибы, микробы и вирусы — это не только «среда», в ко-торой обитает человек и которая отчасти им же и создается, но и те составляющие этой среды, которые во многом определяют поведение человека, заставляют его выстраивать свои пище-вые, хозяйственные и даже культурные стратегии . Хочется ду-мать, что в постчеловеческих сообществах Homo sapiens также будет занимать важную социальную и биологическую нишу . Возникающий при этом биоценоз будет включать и новые компоненты, например выполняющих роль микробиоты на-нороботов, осуществляющих контроль и регулирование жиз-ненно важных параметров организма, от кровотока до удале-ния вредных веществ и раковых клеток .

Коммерческая составляющая всегда была присуща телесности: торговля рабами («биологическими машинами»), сексуальны-ми услугами и частями человеческого тела в медицинских и магических целях была известна в древности и до сих пор су-ществует в «примитивных» культурах современности (напри-мер, при использовании частей тела альбиносов в Восточной Африке) . Антропологам также хорошо известна статусная роль воинских трофеев в виде вражеских телесных артефактов: скальпов, черепов, кистей рук, ушей и т .п ., — а также употреб-ление в пищу частей тела выдающихся воинов в ритуальной антропофагии .

3

65 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Современные глобалистские маркетинговые стратегии, конеч-

но, кардинально изменяют прагматическую составляющую подобных «обменов», превращая торговлю человеческими ор-ганами в высокотехнологичную практику, «основанную на принципах гуманизма», даже если изъятие производится не-правовыми методами, например в зонах военных конфликтов . Многие современные медицинские технологии основаны на использовании чужих телесных компонентов, и это относится не только к таким органам, как почки или сердце, но и к «бан-кам» крови или спермы, которые также часто создаются на коммерческой основе . Перспективы, которые открываются с возможностью (пока труднодостижимой) пересадки мозга (головы) в чужое тело, угрожают открыть настоящий ящик Пандоры, учитывая стремительное старение населения «золо-того миллиарда» . Представляется, что и в данном случае на первом плане оказываются проблемы биоэтики, которая долж-на будет дать ответ на вопрос, где проходит граница между «по-лезными усовершенствованиями» или «вторжениями» и опас-ными экспериментами, направленными против человека как биологического вида .

Современные технологии, предполагая широкое использова-ние разнообразных «заменителей» человека, начиная от про-мышленных роботов и заканчивая искусственным интеллек-том, создают условия для революции, которая, возможно, должна привести к возникновению «постчеловечества», и не-избежно ставят нас перед проблемой «новой человечности» . С этим связано несколько ключевых проблем . Во-первых, воз-никает необходимость в переопределении понятий «живого / неживого» и границ между ними . Существующие в настоящее время дефиниции и разграничения исходят из различий между органическими / неорганическими, белковыми / небелковыми телами . Хотя в архаических моделях мира, как известно, эта граница была иной и «неживые» природные объекты и стихии (камни, деревья, земля, вода) в ней наделялись субъектностью, способностью активного действия и развития . В этом смысле технический прогресс парадоксальным образом стремится вернуть нас назад, в мир, где вещи и «неживые» тела наделяют-ся «человечностью» и способностью «живых» существ к актив-ному взаимодействию и развитию . И хотя это не противоречит способности нашего сознания к антропоморфизации вещей (не говоря уже о животных), переход к новой «антропности» может оказаться очень болезненным, поскольку потребует вы-работки новой этики и нового понимания места «живого» (а вместе с ним и человека) в окружающем мире . Конечно, бла-годаря длительной и целенаправленной деятельности эколо-гических движений, мы уже готовы принять, что человек —

4

66А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

не «царь природы» . Но согласиться с тем, что мы отнюдь не «венец творения» и человек — всего лишь «говорящая обезья-на», будет гораздо труднее, если вообще возможно .

Признать «неживое» «живым» (по принятой ныне классифи-кации) на самом деле очень сложная проблема . Потому что одно дело называть свой автомобиль Ксюша, Люся или Тигре-нок (как свидетельствуют опросы, это случается довольно час-то), а компьютерную деталь — «мама», другое дело счесть меха-низм, даже антропоморфный и наделенный искусственным интеллектом, себе равным . Особенно если станет ясно, что этот механизм постепенно начинает превосходить тебя во всех сферах деятельности, ранее доступных только человеку . Таким образом, первое, что видится уже в ближайшей перспективе, — это ускоренная разработка «новой этики», которая смогла бы учесть вырисовывающиеся перспективы отношений в системе «человек — (неантропоморфная / антропоморфная) машина» . Существующие разработки в области техноэтики здесь явно недостаточны, поскольку в основном ориентированы на тех-носреду индустриальной эпохи .

Другой проблемой, касающейся широкого спектра антрополо-гических дисциплин, является таксономия постчеловеческих существ, поскольку среди нас уже бродят киборги, т .е . люди, оснащенные искусственными конечностями и иными орга-нами, а также механическими устройствами / элементами, исправляющими дефекты речи, зрения, слуха . А уже в бли-жайшем будущем мы столкнемся на улицах и в домах с чело-векоподобными роботами (андроидами), репликантами — биологически модифицированными копиями людей, при-способленными для жизни и работы в агрессивных средах (например, в глубинах океанов или в космосе), а возможно и с химерами — организмами, созданными в результате меж-видового скрещивания . Конечно, в этот перечень должны вой-ти и неантропоморфные роботы, устройства, наделенные ис-кусственным интеллектом и встроенные в различные оболоч-ки и среды . Каковы будут отношения между этими видами существ? Будут ли они напоминать существующие отношения в человеческих сообществах, определяющиеся социальной, профессиональной, этнической, расовой принадлежностью? Или возникнут новые социальные структуры, иерархии и не-равенства? Нам представляется, что данные различия могут определить целые направления исследований как в рамках су-ществующих антропологических дисциплин, так и в новых на-уках о возникающем на наших глазах «постчеловеческом» тех-нологическом укладе . Понятно, что это потребует значитель-ных усилий по переосмыслению и наполнению новыми смыслами многих социальных институций, столетиями счи-

67 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний тавшихся незыблемыми (образование, работа, семья, досуг,

здравоохранение, устройство жилых и нежилых пространств, отношение к окружающей среде и многое другое) . Придут ли на смену дружбе, любви различные типы «неделового обще-ния», поскольку по крайней мере для части перечисленных выше «постчеловеков» биологические способы продолжения рода станут неактуальными, и какие? Заменят ли учителей спе-циальные обучающие системы-коммуникаторы? Станет ли ле-чение идентично ремонту? Какую форму примут обществен-ные коммуникации от театра и кино до митингов и демонстра-ций? Эти и множество других вопросов стоят перед нами уже сейчас, поскольку ответы на них потребуются уже завтра . И лучше иметь готовые сценарии действия, чем быть застигну-тыми врасплох грядущей «сингулярностью» .

ирина сироткина

Начнем с того, что понимать под «техни-кой», «технологией» . Греческое слово «тех-нэ» означает умение, или знание как что-то сделать . А потому «технэ» — неотъемлемая часть «антропос», человека . Он отличается от животного мира бóльшим практическим знанием, более совершенными умениями, предела которым, кажется, нет . Роль антро-пологии в исследовании техники как рас-ширяющихся способностей человека, или, как сказали бы методологи, его оспособле-ния, трудно переоценить .

Если сосредоточиться на словах, можно упомянуть еще один термин, где «человек» и «технологии» соединены: антропотехни-ка . Так в начале ХХ в . называли проект улучшения «человеческого рода», по анало-гии с зоотехникой, или животноводством, — улучшением пород животных . В нашей стране проект поддерживали ученые-био-логи и антропологи, объединившиеся в 1920 г . в Русское евгеническое общество; некоторые из них создавали советскую ге-нетику . Позднее евгенику, антропотехнику и генетику раскритиковали как биологиза-торский подход к человеку . Играя словами, можно сказать, что «человеководства» как

1

Ирина Евгеньевна Сироткина Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН, Москва, Россия isiro1@yandex.ru

68А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

самостоятельной дисциплины вообще не возникло, а «челове-коведение» стало более культуро-ориентированным (вспом-ним разделение Велимира Хлебникова на «языковедение» — изучение языков — и «языководство», т .е . выращивание но-вых) . Создание «нового человека» в Советском Союзе пошло по пути не биологии, а идеологии .

Я предложила бы вспомнить понятие «двигательная культура», которое в самом начале 1920-х гг . предложил Алексей Гастев, деятель рабочего движения, один из идеологов Пролеткульта [Гастев 1925] . Оно интересно тем, что соединяет телесное дви-жение, традиционно считавшееся чем-то «природным», с куль-турой, а значит, и с технологией .

Как известно, физическое движение изучалось давно: матема-тика и механика формулировали законы динамики, анатомия и физиология анализировали двигательный аппарат человека и животных . На рубеже XIX и ХХ вв . появились новые методы фиксации и анализа движений, включая фото- и киносъемку, сложились новые дисциплины на стыке физических и био-логических наук, такие как биомеханика, физиология труда и физиология движений, кинезиология . Каждая со своей сто-роны, они исследовали движение как физический процесс: биомеханика — строение и функционирование двигательного аппарата, физиология труда — мышечное утомление, физио-логия движений — координацию и регуляцию движений со стороны нервной системы, кинезиология — применение зако-нов движения в терапии и реабилитации . Внимание к телу и его движениям привлекали столь разные дициплины, как антро пология и психоанализ . В начале ХХ в . возник огромный интерес к репрезентации движения в искусстве: художники авангарда стремились передать, изобразить движение в своих работах, а новый театр, танец и кинематограф открывали воз-можности экспрессии, передачи движения . Владимир Мая-ковский чеканил стихами:

Наш бог бег . Сердце наш барабан .

Тем не менее словосочетание «двигательная культура» звучало непривычно, вызывающе: в то время, когда «культурой» было принято называть исключительно «высокое» и «духовное», го-ворить о «культуре труда» казалось парадоксом, почти оксюмо-роном .

Гастев видел истоки культуры в экономике, хозяйстве и осо-бенно индустрии . По его замыслу, новый советский человек должен в совершенстве владеть и своим телом, и инстру-ментом, быть одинаково хорошо организованным на своем

2

69 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний рабочем месте и в повседневной жизни . Гастев определил

«двигательную культуру» как сумму двигательных привычек и навыков народа, «движение собственного тела, выражающее-ся в таких актах, как защита организма от нападения, самое это нападение, преследование, двигательная сила, быстрота, то, что называется моторной скоростью, воспитание точности движений . Воспитание их ловкости, экономии — создаст но-вого человека с новой двигательной культурой, который вос-питывает в себе жизненную реальную портативность» [Гастев 1924; курсив автора] .

Если не слишком задумываться над значением последнего сло-ва «портативность», напоминающего неологизмы писателя Андрея Платонова, то интенции Гастева вполне ясны . Он хо-тел, чтобы фабрики в масштабе всей страны превратились в «гигантские лаборатории», в которых машина организует действия рабочего, воспитывает самоконтроль, дисциплину и интеллект . Он принял как свою задачу обучить огромную массу вчерашних крестьян и беспризорников, которых приве-ли в город революции и войны . Всех их надо было максималь-но быстро научить не только профессиональным навыкам, но и новому поведению и городскому образу жизни, сформиро-вать новые двигательные привычки, задать новые «трудовые установки» . Изучать что-либо, даже двигательную культуру, времени у него не было, но само это понятие Гастев нам оста-вил, и грех было бы им не воспользоваться .

Нам повезло: мы все, а не только биологи и физиологи, можем исследовать телесность только по той причине, что у нас есть тела . Антрополог может это делать путем самонаблюдения, развив в себе те способности, которые сейчас столь популярны в танцевально-двигательной терапии и других телесно-ориен-тированных практиках . Уже почти столетие в среде «человеко-ведов» и «человеководов» распространен дискурс, в котором встречаются термины «кинестетический интеллект», “mindful body” и пр ., а mindfulness / осознанность считается целью, же-ланной характеристикой . В русском языке все больше говорят о «мыследеятельности», «мысле-чувстве», «мудрости тела», т .е . о том же самом — осознании своего тела, телесном, или «дви-гательном», разуме .

Во-первых, новые технологии приносят новую двигательную культуру, новые жесты, или, по выражению Марселя Мосса, техники тела . Например, чтобы увеличить изображение на экране вашего смартфона, вы раздвигаете его пальцами . В не-которых смартфонах, если вы печатаете текст, можно дотро-нуться до первой буквы слова, а потом перевести палец на по-следнюю букву слова, и смартфон напечатает слово целиком .

3

4

70А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

На swipe / свайп, движение пальцев от первой буквы слова к последней, корпорация Apple уже взяла патент . Когда жесты по управлению цифровой техникой и другие патентуются, они включаются в процесс коммерциализации, участвуют в капита-листической экономике . Двигательная культура, с одной сто-роны, интимна, с другой, как и все остальное, подвергается нормализации и эксплуатации .

Во-вторых, новые технологии подтверждают тезис о том, что тело всегда медийно . Оно наш главный инструмент, всё, что мы делаем, мы делаем с его помощью . (На это можно возразить: ведь существует “brain-computer interface”, как будто прямое управление «силою мысли», от мозга к предмету, через ком-пьютер . Когда, например, парализованный человек глядит на стакан воды и хочет его взять, его мозг посылает с помощью электродов сигнал в компьютер и тогда устройство-робот под-вигает к нему этот стакан . Однако интрефейсы еще остаются на стадии эксперимента: ими очень сложно пользоваться, и па-циентам приходится долго учиться, чтобы посылать точные сигналы в компьютер и выпить в конце концов воды .) Осмыс-ляя человека в его медийности, мы все больше и больше пони-маем тело как нечто конструируемое . Конструирование тела начинается с самого простого технического приспособления — зеркала . Ребенок до двух лет принимает свое отражение в зер-кале за другого ребенка, не узнавая себя . Он начинает узнавать себя через образ другого, у него есть посредники-медиа для того, чтобы понять, что это его тело . Его собственное тело, его отражение в зеркале — это конструирование виртуального объекта путем комбинации разных представлений и образов, реальных и воображаемых . Глядя в зеркало, мы очень часто от-носимся к нашему отражению эмоционально — либо недо-вольны, либо, наоборот, довольны тем, что видим . При этом внутри нас всегда сталкиваются образ реальный и образ иде-альный, виртуальный, тот, кем мы хотим быть . С этим связана практика селфи, потому что это постоянная работа над при-ближением своего реального образа к идеальному, к своему виртуальному телу, виртуальному «Я» . Нет никаких оснований думать, что по мере развития биотехнологий эта работа остано-вится — совсем наоборот .

Недавно возник термин “net literature”, или «сетература», т .е . сетевая литература, которая существует исключительно он-лайн . По аналогии с этим можно образовать термин сетело — «сетевое тело» . В каком-то смысле тело всегда сетевое, пото-му что оно включено в разные, медийные и другие, практики . Сложность заключается в том, что тело дано нам и прямо, не-посредственно, через внутренние ощущения и переживания . В последнее время мы шаг за шагом переносим наше тело

71 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний в медиапространство и осознаем, что — и в этом простран-

стве, и вообще — наше тело не просто объект или вещь, а очень сложная конфигурация . Настолько сложная, что бу-дущим антро пологам всегда найдется, что делать и с чем раз-бираться .

Библиография

Гастев А.К . Новая культурная установка . М .: ВЦСПС-ЦИТ, 1924 . 48 с . (Орга-библиотека ЦИТ, № 3) .

Гастев А.К . Двигательная культура (на основе методики ЦИТ) // Ор-ганизация труда . 1925 . № 6 . С . 12–13 .

елена соколоВа

Если говорить про роль и функцию антро-пологии, то, как мне кажется, в текущем моменте нет ничего концептуально нового: по-прежнему присутствуют сравнительно-описательные исследования, критические работы, прикладные исследования, а также их разнообразные сочетания . Но есть инте-ресные тенденции, которые, как я думаю, существенным образом влияют на повестку современных исследований тела и техноло-гий, а также на взаимодействие антро-пологии с другими дисциплинами в рамках этих исследований .

Во-первых, это переход от исследования от-дельных аспектов к интегрированному опы-ту, возвращение этнографического метода к его классике, подразумевающей «целост-ный подход» и «чувствительность к контек-сту» [Stewart 1998] . Здесь еще на уровне про-ектирования можно наблюдать явный раз-ворот от сугубо цифровых исследований к интегрированным (см ., например: [Hine 2015; Pink et al . 2016; Hjorth et al . 2017] и др .), и таким образом находится новое место телу и телесному опыту . С целью описания инте-грированного опыта антропологи черпают теоретические основания в философии, на-пример феноменологии [Boellstorff 2011], ме-тоды передачи телесно-сенсорного опыта —

1

Елена Константиновна Соколова Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия elena.k.sokolova@gmail.com

72А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

в искусстве1 и т .д . В свою очередь, сборники, посвященные телу, представляют попытку транслировать разнообразие те-лесного опыта современного человека во всей его совокупно-сти, включая и опыт взаимодействия с технологиями [Mascia-Lees 2011] . Таким образом, антропология продолжает разви-ваться методологически, ситуационно соприкасаясь с другими дисциплинами, вбирая их инструменты и возможности, и, та-ким образом, претендовать на исследование целостного опыта взаимодействия человека и технологий, включая телесно-сен-сорный опыт .

Во-вторых, хотелось бы отметить заметный рост интереса со стороны антропологов к прикладным исследованиям . Безус-ловно, в международной практике направление прикладной антропологии существует уже долгое время, есть ассоциация, конференции, антропологи, занятые в штате госструктур и бизнес-компаний . Культура гражданского участия антропо-логов, advocacy, также не является новым трендом . Но именно в настоящее время поиск практической пользы от антрополо-гии заметно усиливается необходимостью для большинства молодых ученых искать свое место и финансирование в изме-няющемся мире, в котором система науки претерпевает болез-ненную трансформацию и 80 % выпускников не могут найти себе постоянную работу2 . Профессиональному сообществу нужно заново убедить сначала себя, а потом и всех остальных в том, что антропология важна, “Anthropology Matters!”3 В каче-стве примера прикладного поворота в рамках конкретного ис-следования, связанного с телом и технологиями, можно при-вести текущий проект антрополога Д . Миллера, который ис-следует «фундаментальные изменения в отношениях людей с возрастом и здоровьем, связанные с глобальным ростом [ис-пользования] смартфонов <…> с прикладной задачей исполь-зовать эти знания, чтобы помочь сделать интервенции mHealth (мобильного здоровья) более эффективными»4 .

В российском опыте этого движения больших тектонических плит как будто не видно . Возможно, причина кроется в отсут-ствии системных связей с международной наукой . За исключе-нием нескольких исследовательских центров, отечественная

1 Visual Research Network. Creative Image: Ways of Seeing, Representing and Reshaping Reality. <http://www.visualresearchnetwork.com/>; Ethnographic Terminalia. Chicago 2013. <http://ethnographicterminalia.org/chicago>.

2 Имеются в виду позиции tenure-track (ср.: Academic Precarity in American Anthropology: A Forum. Cultural Anthropology. <https://culanth.org/fieldsights/1321-academic-precarity-in-american-anthropology-a-forum>).

3 Название конференции ААА в 2017 г.4 См. блог проекта UCL ASSA: <https://blogs.ucl.ac.uk/assa/>.

73 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний антропология в своих интересах часто остается этнологией,

а попытки междисциплинарного контакта и исследований, связанных с современным технологическим опытом, вызыва-ют вопросы и непонимание . Касается это и исследований тела . «Расскажите, а тело какой этнической группы вы исследуете в интернете?» Похоже, тело вне политики, вне его этнической принадлежности неинтересно, а редким исключением являет-ся физическая антропология с ее понятными всем модернист-скими методами, которые считаются в большей степени науч-ными, нежели методы современных социальных исследова-ний . Будем надеяться, ситуация со временем будет меняться .

Привычка деприоритизировать телесный опыт по сравнению с концептуальным, а также разделять опыт на реальность и виртуальность, тело и технологии принадлежит не только со-временным ученым . Как выразилась одна из участниц онлайн-школы интернет-исследований1, тело и интернет соотносятся примерно так же, как «теплое и самокат» — как будто они су-ществуют в разных измерениях и не имеют шанса встретиться . В обществе, где не без помощи технологий опыт продолжает фрагментироваться, не так много сил, которые обладают про-тивоположными инструментами . Потенциальной амбицией современной антропологии может стать лидирование в меж-дисциплинарном диалоге и восстановление целостности чело-веческого опыта взаимодействия с технологиями, включающе-го его телесно-сенсорное измерение .

Предполагается, что современное этнографическое исследова-ние должно быть основано на полевом материале, но при этом иметь прочную связь с теорией, “empirically grounded and theo-retically rich”, как пишут организаторы международных конфе-ренций . Но теоретические подходы, которые зачастую исполь-зуются для исследования взаимодействия тела и технологий, в своем историческом происхождении могут быть не обяза-тельно антропологическими — они могут быть философскими, социологическими, относиться к STS — на практике здесь царит взаимное обогащение .

На мой взгляд, интерес представляют различные подходы к конструированию тел, например концепции множественно-го тела А .-М . Мол [Mol 2002], киборга Д . Харауэй [Харауэй 2017] . Перспективу от первого лица дает феноменология ([Мерло-Понти 1999] и др .), а также постфеноменология, ее продолжение, фокусирующееся на отношениях человека с тех-нологиями [Ihde 1979; 1998; 2001; Verbeek 2001; 2008; Rosen-

1 См. независимый исследовательский проект Клуба любителей интернета и общества «Онлайн-шко-ла’18»: <http://clubforinternet.net/school_18>.

2

74А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

berger, Verbeek 2017] . При этом есть понимание, что тексты по теории тела слишком часто исключают опыт тела, disembodied . Таким образом, есть задача искать новые методы интеграции теории с практикой, а также новый язык .

Помимо теоретических подходов, как мне кажется, крайне важно учитывать подходы организационные: изучать, как строится работа современных исследовательских лабораторий, как состоящих из антропологов, так и междисциплинарных, какие экспертные функции привлекаются, какие технологии используются и т .д .

На данном уровне технологического развития антропологи изу чают трансгуманистов как группы людей с определенными убеждениями, а не как модифицированные тела (к сожалению, пока о сколько-нибудь значимой модификации можно только мечтать, замораживая тела в ожидании [Bernstein 2015]) .

Но если говорить о дальнейшем развитии технологий, о буду-щем био- и нейротехе, то можно предположить, что такие про-екты могут потребовать от антропологов глубокой экспертизы в предметном поле, а также технических навыков — и в резуль-тате оказаться ближе к опыту Ш . Хелмрейха [Helmreich 2009] или Д . Харауэй [Haraway 2008], чем к классическим трудам Б . Малиновского.

Примером антропологических исследований, где в фокусе ока-зываются сложные системы взаимодействия человека и техноло-гий, могут быть исследования телемедицины (см ., например: [Oudshoorn 2011; Pols 2012]) или экспериментальной биомедици-ны [Song 2017] . Медицинская антропология близка STS, и есть основания ожидать еще большей междисциплинарности: в меж-дународном сообществе 4S (Society for Social Studies of Science) значительную часть уже сейчас составляют антропологи .

Важнейшим пунктом повестки становится этика, направле-ние, где обособленность российской науки чувствуется наибо-лее остро .

В России уже сейчас есть возможность наблюдать, как техно-оптимисты от государства и бизнеса открыто говорят о гумани-тарном знании в прошедшем времени . На тему дальнейшего развития технологий, связанных с этим надежд и страхов мож-но услышать много спекуляций . Но каким на самом деле ока-жется будущее? На мой взгляд, это по-прежнему открытый во-прос . Исходя из теории Нассима Талеба [Талеб 2014], как все новое, новые технологии являются хрупкими, поэтому запаса-емся главным оружием антрополога — блокнотом (а также на всякий случай учимся программировать и пропагандируем цифровую этнографию) .

3

4

75 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Библиография

Мерло-Понти М. Феноменология восприятия . СПб .: Наука; Ювента, 1999 . 608 c .

Талеб Н.Н. Антихрупкость . Как извлечь выгоду из хаоса . М .: Азбука-Аттикус, 2014 . 768 с .

Харауэй Д. Манифест киборгов . Наука, технология и социалистиче-ский феминизм 1980-х . М .: Ad Marginem, 2017 . 128 с .

Bernstein A . Freeze, Die, Come to Life: The Many Paths to Immortality in Post-Soviet Russia // American Ethnologist . 2015 . Vol . 42 . P . 766–781 .

Boellstorff T. Placing the Virtual Body: Avatar, Chora, Cypherg // Mascia-Lees F .E . (ed .) . A Companion to the Anthropology of the Body and Embodiment . Chichester: Wiley-Blackwell, 2011 . P . 504–520 .

Haraway D . When Species Meet . Minneapolis: University of Minnesota Press, 2008 . 438 p .

Helmreich S. Alien Ocean: Anthropological Voyages in Microbial Seas . Berkeley: University of California Press, 2009 . 422 p .

Hine C. Ethnography for the Internet: Embedded, Embodied and Everyday . L .; N .Y .: Bloomsbury Academic, 2015 . 240 p .

Hjorth L., Horst H., Galloway A., Bell G. (eds .) . The Routledge Companion to Digital Ethnography . N .Y .; Abingdon, Oxon: Routledge, 2017 . 520 p .

Ihde D. Technics and Praxis . Boston: Pallas Paperbacks, 1979 . 151 p .

Ihde D. Bodies, Virtual Bodies and Technology // Welton D . (ed .) . Body and Flesh . A Philosophical Reader . Malden: Blackwell Publishers, 1998 . P . 349–357 .

Ihde D. Bodies in Technology . Minneapolis: University оf Minnesota Press, 2001 . 180 p .

Mascia-Lees F.E. (ed .) . A Companion to the Anthropology of the Body and Embodiment . Chichester: Wiley-Blackwell, 2011 . 556 p .

Mol A. The Body Multiple: Ontology in Medical Practice . Durham: Duke University Press, 2002 . 216 p .

Oudshoorn N. Telecare Technologies and the Transformation of Healthcare . Basingstoke; N .Y .: Palgrave Macmillan, 2011 . 241 p .

Pink S., Horst H., Postill J., Hjorth L., Lewis T., Tacchi J. Digital Ethnography: Principles and Practice . Los Angeles: Sage, 2016 . 216 p .

Pols J. Care at a Distance: On the Closeness of Technology . Amsterdam: Amsterdam University Press, 2012 . 204 p .

Rosenberger R., Verbeek P.-P. A Field Guide to Postphenomenology // Rosenberger R ., Verbeek P .-P . (eds .) . Postphenomenological Investigations: Essays on Human-Technology Relations . Lanham: Lexington Books, 2017 . P . 9–42 .

Song P. Biomedical Odysseys: Fetal Cell Experiments from Cyberspace to China . Princeton: Princeton University Press, 2017 . 320 p .

Stewart A. The Ethnographer’s Method . Thousand Oaks; L .; New Delhi: Sage, 1998 . 104 p .

76А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

Verbeek P.-P. Don Ihde: The Technological Lifeworld // Achterhuis H . (ed .) . American Philosophy of Technology: The Empirical Turn . Blooming ton: Indiana University Press, 2001 . P . 119–146 .

Verbeek P.-P. Cyborg Intentionality: Rethinking the Phenomenology of Human–Technology Relations // Phenomenology and the Cognitive Sciences . 2008 . Vol . 7 . No . 3 . P . 387–395 .

Forum: New Technologies and the Body

The issues of techniques and the body, corporeality and technology — whether in interacting with each other or treated as separate fields — have preoccupied scholars back to the origins of anthropology as a discipline . But bodies and techniques are less often addressed together . The aim of this issue of “Forum” is to stimulate among anthropologists and cultural historians a discussion precisely about this “knowledge gap”, and to foster critiques of the inter relationship of corporeal and technological realities, including such areas as the mechanics of technology and its instrumentalisation of the body . This might include topics such as robotisation and “cyborgisation”, the expansion of human capacities with the aid of new technologies, the competition between human intelligence and IT, the technological dimensions of biopolitics and biopower, new cognitive techniques such as neurohacking, and the emergence of transhuman studies .

Keywords: new technologies, techniques, body, corporeality, anthro- pology .

References

Bakke M ., ‘Estetyka w działaniu pośród nie-ludzkich ciał w erze bio-technologii’, Małecki W ., Koczanowicz L . (red .), Estetyka na żywo: pragmatyzm wobec sztuki, etyki i polityki . Kraków: Aureus, 2015, ss . 89–108 .

Belting H ., ‘Image, Medium, Body: A New Approach to Iconology’, Critical Inquiry, 2005, vol . 31, no . 2, pp . 302–319 .

Bendelow G . A ., Williams S . J ., The Lived Body: Sociological Themes, Embodied Issues . London; New York: Routledge, 2002, 261 pp .

Berger J ., Bento’s Sketchbook. How Does the Impulse to Draw Something Begin? New York; Toronto: Pantheon, 2011, 176 pp .

Berger J ., Fotografiya i ee prednaznacheniya [Photography and Its Missions] . Мoscow: Ad Marginem, 2014, 220 pp . (In Russian) .

Bernstein A ., ‘Freeze, Die, Come to Life: The Many Paths to Immortality in Post-Soviet Russia’, American Ethnologist, 2015, vol . 42, pp . 766–781 .

77 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Boellstorff T ., ‘Placing the Virtual Body: Avatar, Chora, Cypherg’, Mascia-

Lees F . E . (ed .), A Companion to the Anthropology of the Body and Embodiment . Chichester: Wiley-Blackwell, 2011, pp . 504–520 .

Bogomiagkova E . S ., ‘Povorot k biologii: perspektivy razvitiya sotsio-logicheskogo znaniya’ [A Turn to Biology: The Future Development of Sociological Knowledge], Vestnik of Saint Petersburg University. Sociology, 2018, vol . 11, no . 1, pp . 35–50 . (In Russian) .

Bostrom N ., Roache R ., ‘Ethical Issues in Human Enhancement’, Ryberg J ., Petersen T ., Wolf C . (eds .), New Waves in Applied Ethics . Basing-stoke: Palgrave Macmillan, 2008, pp . 120–152 .

Capurro R ., Nagenborg M ., Ethics and Robotics . Amsterdam: IOS Press, 2009, 136 pp .

Cerulo K . A ., ‘Nonhumans in Social Interaction’, Annual Review of Socio-logy, 2009, vol . 35, pp . 531–552 .

Cerulo K . A ., Ruane J . M ., ‘Death Comes Alive: Technology and the Re-conception of Death’, Science as Culture, 1997, vol . 6, no . 3, pp . 444–466 .

Coeckelbergh M ., ‘Humans, Animals, and Robots: A Phenomenological Approach to Human-Robot Relations’, International Journal of Social Robotics, 2011, vol . 3, no . 2, pp . 197–204 .

Csordas T . J . (ed .), Embodiment and Experience: The Existential Ground of Culture and Self . Cambridge; New York: Cambridge University Press, 1994, 294 pp .

Damisch H ., ‘Five Notes for a Phenomenology of the Photographic Image’, October, 1978, Summer, vol . 5, pp . 70–72 .

Dant T ., ‘The Work of Repair: Gesture, Emotion and Sensual Knowledge’, Sociological Research Online, 2010, vol . 15, no . 3 . <http://www .socresonline .org .uk/15/3/7 .html> .

de Graaf M . M ., ‘An Ethical Evaluation of Human-Robot Relationships’, International Journal of Social Robotics, 2016, vol . 8, no . 4, pp . 589–598 .

Durkheim E ., Mauss М ., ‘De quelques formes primitives de classification’, Annйe sociologique, 1903, vol . 6, pp . 1–72 .

Edwards E ., ‘Material Beings: Objecthood and Ethnographic Photographs’, Visual Studies, 2002, vol . 17, no . 1, pp . 67–75 .

El Mesbahi M ., ‘Human-Robot Interaction Ethics in Sci-Fi Movies: Ethics Are Not “There”, We Are the Ethics!’, Marcus A . (ed .), Design, User Experience, and Usability: Design Discourse. DUXU 2015. Lecture Notes in Computer Science . Cham: Springer, 2015, pp . 590–598 .

Favero P ., ‘“The Transparent Photograph”: Reflections on the Ontology of Photographs in a Changing Digital Landscape’, Anthropology and Photography, 2017, no . 7, 16 pp .

Featherstone M ., Hepworth M ., Turner B . S ., The Body: Social Process and Cultural Theory . London; Newbury Park: Sage, 1991, 408 pp .

Ferrando F ., ‘Posthumanism, Transhumanism, Antihumanism, Meta-humanism, and New Materialisms’, Existenz, 2013, vol . 8, no . 2, pp . 26–32 .

78А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

Flusser V ., Für eine Philosophie der Fotografie. Göttingen: European Photo -graphy, 1985, 58 SS .

Gastev A . K ., Novaya kulturnaya ustanovka [A New Cultural Setting] . Moscow: VTsSPS-TsIT, 1924, 48 pp . (In Russian) .

Gastev A . K ., ‘Dvigatelnaya kultura (na osnove metodiki TsIT)’ [Movement Culture (Based on the Method by TsIT)], Organizatsiya truda, 1925, no . 6, pp . 12–13 . (In Russian) .

Gibson J . J ., The Ecological Approach to Visual Perception . Boston: Houghton Mifflin, 1979, 350 pp .

Gray K ., Wegner D . M ., ‘Feeling Robots and Human Zombies: Mind Perception and the Uncanny Valley’, Cognition, 2012, vol . 125, no . 1, pp . 125–130 .

Gunkel D . J ., The Machine Question: Critical Perspectives on AI, Robots, and Ethics . Cambridge: MIT Press, 2012, 272 pp .

Haraway D ., ‘Manifesto for Cyborgs: Science, Technology, and Socialist Feminism in the 1980s’, Socialist Review, 1985, no . 80, pp . 65–109 .

Haraway D ., ‘Cyborg Manifesto: Science, Technology, and Socialist-Feminism in the Late Twentieeth Century’, Haraway D ., Simians, Cyborgs and Women: The Reinvention of Nature . New York: Routlege, 1991, pp . 149–181 .

Haraway D ., Simians, Cyborgs, and Women: The Reinvention of Nature . New York: Routledge, 1991, 287 pp . 2nd ed .: 2013, 421 pp .

Haraway D ., When Species Meet . Minneapolis: University of Minnesota Press, 2008, 438 pp .

Hayles N . K ., ‘Unfinished Work from Cyborg to Cognisphere’, Theory, Culture and Society, 2006, vol . 23, no . 7–8, pp . 159–166 .

Hayles N . K ., How We Became Posthuman: Virtual Bodies in Cybernetics, Literature, and Informatics . Chicago: University of Chicago Press, 2008, 350 pp .

Helmreich S ., Alien Ocean: Anthropological Voyages in Microbial Seas . Berkeley: University of California Press, 2009, 422 pp .

Hine C ., Ethnography for the Internet: Embedded, Embodied and Everyday . London; New York: Bloomsbury Academic, 2015, 240 pp .

Hjorth L ., Horst H ., Galloway A ., Bell G . (eds .), The Routledge Companion to Digital Ethnography . New York; Abingdon, Oxon: Routledge, 2017, 520 pp .

Hogle L . F ., ‘Enhancement Technologies and the Body’, Annual Review of Anthropology, 2005, vol . 34, no . 1, pp . 695–716 .

Hull M . S ., ‘The File: Agency, Authority, and Autography in an Islamabad Bureaucracy’, Language and Communication, 2003, vol . 23, no . 3–4, pp . 287–314 .

Ihde D ., Technics and Praxis . Boston: Pallas Paperbacks, 1979, 151 pp .

Ihde D ., ‘Bodies, Virtual Bodies and Technology’, Welton D . (ed .), Body and Flesh. A Philosophical Reader . Malden: Blackwell Publishers, 1998, pp . 349–357 .

Ihde D ., Bodies in Technology . Minneapolis: University оf Minnesota Press, 2001, 180 pp .

79 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Ingold T ., ‘“Tools for the Hand, Language for the Face”: An Appreciation

of Leroi-Gourhan’s Gesture and Speech’, Studies in History and Philosophy of Biological and Biomedical Sciences, 1999, vol . 30, no . 4, pp . 411–453 .

Kabakova G . I ., Kont F . (comps .), Telo v russkoy kulture [The Body in Russian Culture]: A collection of articles . Moscow: NLO, 2005, 400 pp . (In Russian) .

Kapferer B ., ‘Strathern’s New Comparative Anthropology Thoughts from Hagen and Zambia’, Common Knowledge, 2011, vol . 17, no . 1, pp . 104–110 .

Kirksey S ., Helmreich S ., ‘The Emergence of Multispecies Ethnography’, Cultural Anthropology, 2010, vol . 25, no . 4, pp . 545–576 .

Kohn E ., ‘What an Ontological Anthropology Might Mean’, Fieldsight — Theorizing the Contemporary, Cultural Anthropology Online, 2014, vol . 13 . <https://culanth .org/fieldsights/463-what-an-ontological-anthropology-might-mean> .

Kohn E ., ‘Anthropology of Ontologies’, Annual Review of Anthropology, 2015, vol . 44, pp . 311–327 .

Kozhevnikova M ., ‘Klonirovanie lyudey i problema statusa klona’ [Human Cloning and the Problem of the Clone’s Status], Etnograficeskoe obozrenie, 2013, no . 3, pp . 95–101 . (In Russian) .

Kristeva J ., ‘Le geste, pratique ou communication?’, Langages, 1968, no . 10, pp . 48–64 .

Krutkin V . L ., ‘Materialnost sotsiokulturnoy zhizni v antropologii Andre Lerua-Gurana’ [The Materiality of the Socio-Cultural Life in the Anthropology of A . Leroi-Gourhan], Zhurnal sotsiologii i sotsialnoy antropologii, 2015, vol . 18, no . 4 (81), pp . 187–199 . (In Russian) .

Lapum J ., Fredericks S ., Beanlands H ., McCay E ., Schwind J ., Ro-maniuk D ., ‘A Cyborg Ontology in Health Care: Traversing into the Liminal Space between Technology and Person-centred Practice’, Nursing Philosophy, 2012, vol . 13, no . 4, pp . 276–288 .

Laruelle F ., The Concept of Nonphotography . New York: Sequence, 2011, 303 pp .

Leroi-Gourhan A ., Gesture and Speech . Cambridge, MA: MIT Press, 1993, 431 pp .

Lock M ., ‘Cultivating the Body: Anthropology and Epistemologies of Bodily Practice and Knowledge’, Annual Review of Anthropology, 1993, vol . 22, no . 1, pp . 133–155 .

Lock M ., Farquhar J ., Beyond the Body Proper: Reading the Anthropology of Material Life . Durham: Duke University Press, 2007, 688 pp .

Manovich L ., Image Future . 2006 . <http://manovich .net/content/04-projects/048-image-future/45_article_2006 .pdf> .

Martin E ., ‘The End of the Body?’, American Ethnologist, 1992, vol . 19, no . 1, pp . 121–140 .

Mascia-Lees F . E . (ed .), A Companion to the Anthropology of the Body and Embodiment . Chichester: Wiley-Blackwell, 2011, 556 pp .

80А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

Mattingly Сh ., Garro L . (eds .), Narrative and the Cultural Construction of Illness and Healing . Berkeley; Los Angeles; London: University of California Press, 2001, 288 pp .

McLuhan M ., McLuhan E ., Laws of Media: The New Science . Toronto; Buffalo; London: University of Toronto Press, 1988, 252 pp .

Merleau-Ponty M ., Phenomenology of Perception . Abingdon, Oxon; New York: Routledge, 2013, 696 pp .

Miller D ., Material Culture and Mass Consumption . Oxford: Blackwell, 1987, 240 pp .

Miller D ., ‘Artefacts and the Meaning of Things’, Ingold T . (ed .), Companion Encyclopedia of Anthropology . London; New York: Routledge, 1994, pp . 396–420 .

Miller D ., ‘Photography in the Age of Snapchat’, Anthropology and Photo-graphy, 2015, no . 1, 17 pp .

Mirnyy S ., ‘Chernobyl kak infotravma’ [Chernobyl as Info-trauma], Oushakine S ., Trubina E . (comps .), Travma:punkty [Trauma:Points]: A collection of articles . Moscow: NLO, 2009, pp . 209–245 . (In Russian) .

Mitchell W ., Me++: The Cyborg Self and the Networked City . Cambridge, MA: MIT Press 2003, 312 pp .

Mol A ., The Body Multiple: Ontology in Medical Practice . Durham: Duke University Press, 2002, 216 pp .

Mol A ., The Logic of Care. Health and the Problem of the Patient Choice . Abingdon, Oxon; New York: Routledge, 2008, 129 pp .

Mol A ., Berg M ., ‘Differences in Medicine: An Introduction’, Mol A ., Berg M . (eds .), Differences in Medicine. Unraveling Practices, Techniques, and Bodies . Durham; London: Duke University Press, 1998, pp . 1–12 .

Mondzain M .-J ., ‘What Does Seeing an Image Mean?’, Journal of Visual Culture, 2010, vol . 9, no . 3, pp . 307–315 .

Mori M ., MacDorman K . F ., Kageki N ., ‘The Uncanny Valley [From the Field]’, IEEE Robotics and Automation Magazine, 2012, vol . 19, no . 2, pp . 98–100 .

Obshchestvennoe mnenie o razvitii nauki i tekhnologiy v Rossii [Public Opinion about the Development of Science and Technology in Russia]: Information-analytical material . Moscow: NRU HSE, 2017, 12 pp . (In Russian) .

Ortega y Gasset J ., “Degumanizatsiya iskusstva” i drugie raboty [“The Dehumanization of Art” and Other Works] . Moscow: Raduga, 1991, 638 pp . (In Russian) .

Oudshoorn N ., Telecare Technologies and the Transformation of Healthcare . Basingstoke; New York: Palgrave Macmillan, 2011, 241 pp .

Oushakine S ., ‘Dinamiziruyushchaya veshch’ [Dynamizing Thing], Novoe literaturnoe obozrenie, 2013, no . 120, pp . 29–34 . (In Russian) .

Owens E ., ‘Nonbiologic Objects as Actors’, Symbolic Interaction, 2007, vol . 30, no . 4, pp . 567–584 .

81 Ф О Р У МН

овы

е те

хнол

огии

и т

елес

ност

ь ка

к пр

едме

т ан

троп

олог

ичес

ких

иссл

едов

аний Paleček M ., Risjord M ., ‘Relativism and the Ontological Turn within

Anthropology’, Philosophy of the Social Sciences, 2013, vol . 43, no . 1, pp . 3–23 .

Parshchikov A . M ., Snimayu ne ya, snimaet kamera [It’s Not Me Who is Filming, It’s the Camera] . S . d . <http://parshchikov .ru/nulevaya-stepen-morali/snimayu-ne-ya-snimaet-kamera> . (In Russian) .

Pfaffenberger B ., ‘Social Anthropology of Technology’, Annual Review of Anthropology, 1992, vol . 21, pp . 491–516 .

Pink S ., Horst H ., Postill J ., Hjorth L ., Lewis T ., Tacchi J ., Digital Ethno-graphy: Principles and Practice . Los Angeles: Sage, 2016, 216 pp .

Pols J ., Care at a Distance: On the Closeness of Technology . Amsterdam: Amsterdam University Press, 2012, 204 pp .

Rabinow P ., ‘Artificiality and Enlightenment: From Sociobiology to Biosociality’, Crary J ., Kwinter S . (eds .), Incorporations . New York: Zone Books, 1992, pp . 234–252 .

Richardson K ., ‘Technological Animism: The Uncanny Personhood of Humanoid Machines’, Social Analysis, 2016, vol . 60, no . 1, pp . 110–128 .

Rosenberger R ., Verbeek P .-P ., ‘A Field Guide to Postphenomenology’, Rosenberger R ., Verbeek P .-P . (eds .), Postphenomenological Investigations: Essays on Human-Technology Relations . Lanham: Lexington Books, 2017, pp . 9–42 .

Shilling C ., The Body and Social Theory . 3rd ed . Los Angeles: Sage, 2012, 313 pp .

Singer P ., Animal Liberation . New York: Harper Collins Publishers Inc ., 2002, 324 pp .

Sobolevskaya O ., ‘Many Russians Suspicious of Medical Innovations’, HSE News, 2016, May 26 . <https://issek .hse .ru/en/news/182899963 .html> .

Sokolovskiy S . V., ‘O granitsakh cheloveka i chelovecheskogo: bioetika, postgumanizm i novye tekhnologii’ [On the Boundaries of the Human and Humanity: Bioethics, Posthumanism, and New Technologies], Etnograficeskoe obozrenie, 2013, no . 3, pp . 37–38 . (In Russian) .

Sokolovskiy S . V ., ‘Antropotekhnomorfizmy i antropologiya tekhno-korpo-realnosti’ [Anthropotechnomorphisms and the Anthropology of Techno-Corpo-Reality], Sotsiologiya vlasti, 2017, vol . 29, no . 3, pp . 23–40 . (In Russian) .

Song P ., Biomedical Odysseys: Fetal Cell Experiments from Cyberspace to China . Princeton: Princeton University Press, 2017, 320 pp .

Soper K ., ‘Of OncoMice and Female/Men: Donna Haraway on Cyborg Ontology’, Capitalism Nature Socialism, 1999, vol . 10, no . 3, pp . 73–80 .

Stewart A ., The Ethnographer’s Method . Thousand Oaks; London; New Delhi: Sage, 1998, 104 pp .

Strathern M ., ‘Binary License’, Common Knowledge, 2011, vol . 17, no . 1, pp . 87–103 .

82А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ 2018 № 38

Strathern M ., ‘What Politics?’, Common Knowledge, 2011, vol . 17, no . 1, pp . 123–127 .

Taleb N . N ., Antifragile: Things That Gain from Disorder . New York: Random House Trade Paperbacks, 2014, 544 pp .

Turkle S ., ‘Authenticity in the Age of Digital Companions’, Interaction Studies, 2007, vol . 8, no . 3, pp . 501–517 .

Turkle S ., Alone Together: Why We Expect More from Technology and Less from Each Other . New York: Basic Books, 2012, 360 pp .

Verbeek P .-P ., ‘Don Ihde: The Technological Lifeworld’, Achterhuis H . (ed .), American Philosophy of Technology: The Empirical Turn . Blooming -ton: Indiana University Press, 2001, pp . 119–146 .

Verbeek P .-P ., ‘Cyborg Intentionality: Rethinking the Phenomenology of Human–Technology Relations’, Phenomenology and the Cognitive Sciences, 2008, vol . 7, no . 3, pp . 387–395 .

Voynilov Yu ., Polyakova V ., ‘Moe telo — moya krepost: obshchestvennoe mnenie o biomeditsinskikh tekhnologiyakh’ [My Body is My Fort-ress: Public Opinion on Biomedical Technologies], Sotsiologiya vlasti, 2016, vol . 28, no . 1, pp . 185–207 . (In Russian) .

Wolputte S . V ., ‘Hang on to Your Self: Of Bodies, Embodiment, and Selves’, Annual Review of Anthropology, 2004, vol . 33, no . 1, pp . 251–269 .

Wood G ., Living Dolls: A Magical History of the Quest for Mechanical Life . London: Faber and Faber, 2002, 278 pp .

Zeman D ., ‘Science and Technology Studies (STS): možnosti a meze antropologie v laboratořích’, AntropoWebzin, 2012, no . 3, pp . 153–159 .