ГОСУДАРСТВЕННОЕ

УЧЕБНО-ПЕДАГОГИЧЕСКОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

МИНИСТЕРСТВА ПРОСВЕЩЕНИЕ РСФСР

Москва

1948

К. ОСИПОВ

Минин

и

Пожарский

НАЦИОНАЛЬНАЯ

БОРЬБА РУССКОГО НАРОДА

В НАЧАЛЕ XVII ВЕКА

2

3

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава I Русское государство в начале XVII века 4

Глава II Первая польско-шляхетская интервенция.

Лжедимитрий I

13

Глава III Крестьянская война. Вторая польская интервенция 19

Глава IV Отрытая интервенция короля Сигизмунда 26

Глава V Борьба Русского народа с польскими интервентами.

Первое ополчение

33

Глава VI Патриотический подъем. Народное ополчение

Минина и Пожарского

39

Глава VII Победа Минина и Пожарского 54

Литература 65

Редактор Н.И. Казаков.

Техн. редактор А.Ф. Федотова.

Подписано к печати 7/VIII 1948 г.

А 07770.

Печ. л. 5,5. Учетно.-изд. 7,12.

Набрано и отпечатано в типографии Н-10.

4

ГЛАВА ПЕРВАЯ

РУССКОЕ ГОСУДАРСТВО В НАЧАЛЕ XVII ВЕКА

В начале 17 столетия Русское централизованное государство

переживало исключительно тяжелое время. В эти годы чрезвычайно

обострилась классовая борьба крестьян и холопов против феодальной

эксплуатации, в эту борьбу были вовлечены все слои населения, когда

хозяйственно-экономический кризис, голод и неурожаи, казалось,

совершенно обессилили молодое государство, всего лишь за несколько

десятилетий до этого изумлявшее и пугавшее Европу необычайно быстрым

ростом своего могущества, в эти, годы над русской землей вновь нависла

страшная угроза иноземного нашествия и опять со стороны Запада, со

стороны польских феодалов, крупных и мелких, магнатов и шляхты.

Издавна к богатым русским землям, тучным пастбищам,

плодородным полни, необъятным лесам, полноводным рекам и озерам были

прикованы жадные взоры западных соседей, которые пользовались

малейшим ослаблением русских княжеств, чтобы завоевать русские земли,

подчинить себе Русский народ, поработить его.

В черные годы татарско-монгольского ига немецкие «псы-рыцари»,

польские и литовские паны и магнаты, лелея мечту о превращении русских

земель в свою провинцию, совершали разбойничьи походы, вступая в союзы

друг с другом и даже с татарскими ханами. Русский народ в тяжелых битвах

отразил эти вторжения.

Именно потребности самообороны от турок, монголов, немцев и

других ускорили процесс образования Русского централизованного

государства, условии которого было экономическое объединение страны, на

основе значительного подъема в ней производительных сил. Это

государство было многонациональным, смешанным, состоявшим из

нескольких народностей. Такое государство могло образоваться при

наличии одной, политически более развитой народности, вокруг которой

сплачивались все другие. В России эту роль сыграла русская народность: «В

России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы,

имевшие во главе исторически сложившуюся сильную и организованную

5

дворянскую военную бюрократию»1. Оформление централизованного

феодального государства, сопровождавшееся решительной борьбой с

пережитками феодальной раздробленности, нашедшей свое яркое

выражение в жестокой борьбе самодержавия Ивана IV с боярщиной,

относится ко второй половине XVI. столетия.

Кузьма Минин

Приветствуя Москву с ее 800-летнем, И.В. Сталин писал: «Заслуга

Москвы состоит прежде всего в том, что она стала основой объединения

разрозненной Руси в единое государство с единым правительством, с

единым руководством. Ни одна страна в мире не может рассчитывать на

сохранение своей независимости, на серьезный хозяйственный и

культурный рост, если она не сумела освободиться от феодальной

раздробленности и от княжеских неурядиц. Только страна, объединенная в

единое централизованное государство, может рассчитывать на возможность

серьезного культурно-хозяйственного роста, на возможность утверждения

своей независимости»2.

Совершенно естественно, что этот исторически прогрессивный

процесс вызвал бешеное сопротивление как внутренних, так и внешних

врагов объединения и усиления Русского государства.

Засылка шпионов и агентов, блокады, подкупы, мятежи, заговоры,

убийства, скрытая и открытая интервенция и военные нападения — все

было пущено ими в ход, чтобы приостановить это движение вперед, чтобы

ослабить Русское государство в тяжелые годы его созидания. А этих

внешних врагов было немало. Крымские ханы со стоящим за ними турецким

султаном, шведские феодалы, ливонские рыцари, польские и литовские

паны, давнишние и злейшие враги — немецкие рыцари и искатели легкой

наживы, выступающие то самостоятельно, то в качестве наемников,

многочисленные немецкие государи во главе с германским императором. И

всегда и всюду видим мы пронырливых, жестоких, ни перед чем не

1 Сталин „Марксизм и национальный вопрос", стр. 17, Огиз, 1946.

2 Московский пропагандист, № 9,1947, „Приветствие тов. И.В. Сталина''.

6

останавливающихся иезуитов, агентов папы Римского, мечтающего

распространить католичество на обширные территории Русского

государства, подчинить их своему влиянию, разрушить православные

церкви и воздвигнуть на их месте костелы, умножить свою казну за счет

русских людей и русских земель.

Дмитрий Пожарский

Во время татаро-монгольского господства польским и литовским

феодалам удалось захватить часть русских земель. После ликвидации

татарского господства перед Русским государством встала задача

воссоединения со старься русскими землями Киевщины, Волыни,

Смоленщины, Северской земли, входившими когда-то в состав Киевской

Руси. Это исторически прогрессивное стремление столкнулось с попытками

западных соседей не только удержать в своих руках русские земли, не

только приостановить дальнейший рост и усиление русского государства, но

захватить еще новые территории, проникнуть еще глубже, еще дальше,

отбросив русский народ, разрывая его экономическое и политическое

объединение. Вот почему на протяжении одного только XVI столетия —

Русскому государству пришлось вести три войны со Швецией и шесть войн

с Литвой, Ливонией и Польшей, так что на один мирный год приходятся

один год войны.

Особенно упорная борьба, потребовавшая страшного напряжения

всех сил, разгорелась за выходы в Балтийское море. Крупнейший

государственный деятель Иван IV Грозный прекрасно понимал, что

развитие великого русского народа не может считаться обеспеченным, пока

он удален от морских путей, пока Литва, Ливония и Швеция могут

блокировать русское государство, не допуская ни экономических, ни

политических, ни культурных связей со странами Западной Европы.

Ливонская война, начатая Иваном IV в 1558 г., которую ему пришлось вести

против мощной коалиции — Литвы, Ливонии, Швеции и Польши, в

условиях жесточайшей и упорной борьбы внутри страны с боярскими

заговорами и изменами, направленными на ослабление самодержавия и

восстановление порядков периода феодальной раздробленности,

7

закончилась заключением перемирия в 1582 г. с Польшей и в 1583 г. со

Швецией. Ивану IV пришлось отказаться от завоеванной им сперва Ливонни

и отдать Швеции старые русские города — Ям, Капорье и Ивангород. Но не

достиг успеха в этой войне и польский король Стефан Баторий,

фантастические замыслы которого о завоевании всего Русского государства

и превращении его в провинцию феодальной Польши разбились о стены

древнего Пскова.

Такая же участь постигла и других западноевропейских правителей, в

частности германского императора Рудольфа II, составлявшего планы

завоевания богатой Московии.

Среди титулованной знати нашлось немало изменников и предателей,

которые свои личные и узко классовые интересы ставили выше

национальных, вступали в тайные сношения с врагами Русского

государства, агентами Римского папы, с польскими и литовскими

феодалами, ливонскими рыцарями, подготовляя реакционные заговоры

внутри страны, бежали, изменяли, предавали, подводили русское войско под

удары интервентов, открывали перед ними ворота крепостей и городов. Но

мужество, стойкость, любовь к родине широких масс свободолюбивого

русского народа дали ему силы отразить все попытки интервентов,

направленные к порабощению его родины.

Но из этой борьбы к концу царствования Ивана Грозного Русское

государство вышло экономически сильно ослабленным. Конечно, Ливонская

война, тянувшаяся более двадцати лет, потребовала огромных средств и

серьезно истощила экономические, финансовые и людские ресурсы страны.

Набег крымского хана весной 1571 г., разорявшего все на своем пути от

границы до самой Москвы, которая была сожжена, за исключением Кремля,

еще более усложнил положение. Но эти внешние причины, сами по себе не

вызвали экономического кризиса 70–80-х гг., хотя и способствовали его

обострению. Другие, более глубокие процессы объясняют нам этот кризис.

Организацией опричнины Иван IV прежде всего стремился укрепить

самодержавие, централизованное Русское государство, окончательно

ликвидировать пережитки феодальной раздробленности, подорвать

экономическую и политическую мощь бывших удельных князей,

нетитулованных бояр и вообще крупных привилегированных

землевладельцев. И эти задачи опричнина выполнила как путем перетасовки

земель, так и физическим истреблением наиболее могущественных

княжеских и боярских фамилий, замешанных в заговорах и изменах. Таким

образом опричнина сыграла свою положительную роль.

Карательные экспедиции Ивана Грозного против Новгорода, Твери,

Пскова, где, по полученным сведениям, готовилась измена, сопровождались

массовыми казнями и пытками, во время которых погибло много тысяч

жителе и, конфисковывалось их имущество и пр. Жестокому опустошению,

уже в целях личной наживы, подвергали опричники и сельские местности:

крестьянские дворы были сожжены) самих крестьян грабили, убивали,

мучили.

Недовольство опричниной в широких слоях населения,

необходимость объединить перед внешней опасностью всех феодальных

землевладельцев, в условиях, когда опричнина уже выполнила свою

основную задачу, привело в 1572 г. к ее официальной ликвидации. Но

8

политика укрепления централизованного государства и подавления

сопротивления боярщины продолжалась.

Вместе с тем во второй половине XVI в. большие успехи можно

отметить в развитии в городах ремесленного производства, работавшего на

местный рынок. Торговля приняла очень большие размеры) и во многих

городах имелось по нескольку сот, а иногда и более 1000 торговых

помещений. Особенно крупным торговым центром, связывающим все

местные рынки, была Москва.

И одновременно росла иностранная торговля, в свою очередь

способствовавшая оживлению местных рынков, ибо возросший спрос на

сельскохозяйственные продукты вызывал скупку их по деревням торговыми

людьми.

Развитие внешнего и внутреннего рынка ускорило и углубило

процесс социальной дифференциации как в городе, так и в деревне.

Из массы городского населения выделились наиболее богатые купцы

(гости), сложившиеся в две привилегированные сотни — гостиную и

суконную.

Одновременно растет и эксплуатируемая группа «черных» городских

людей. При сильно возросшем экономическом и политическом значении

торгового класса, поддерживавшего самодержавие в борьбе с феодальной

раздробленностью, в городах обостряется борьба между высшим

купечеством и беднотой.

Социальная дифференциация, хотя и в зародышевом состоянии,

отмечается и в деревне, где, с одной стороны, встречаются теперь

разбогатевшие крестьяне, пополнявшие постепенно ряды купечества, а с

другой, растет слой крестьян-бедняков, влачащих голодное существование.

Феодальные землевладельцы, вынужденные (в условиях распада

натурального хозяйства) приспосабливаться к развивающимся товарно-

денежным отношениям и нуждаясь в деньгах, необычайно усиливают нажим

на крестьян. Опираясь на грубое насилие, «внеэкономическое

принуждение», они требуют от зависимых крестьян и денег, и продуктов, и

барщинные повинности, не останавливаясь перед совершенным разорением

крестьян.

Крестьяне, по свидетельству современников, вынуждены были

отдавать теперь, в 70-е годы, за один год столько, сколько раньше они

выплачивали в течение десяти лет.

Вот почему именно в эти годы так усиливается бегство крестьян и

мелких посадских людей на окраины, в Поволжье и в придонские степи. А

на Дону с давних пор постепенно скапливался вольный люд, живший

различными промыслами, торговлей и войной. Они получили название

«казаки» т. е. вольные люди, и в течение XVI в. непрерывно пополнялись

крестьянами и холопами, бежавшими на Дон от неимоверного феодального

гнета.

Московское правительство боролось с побегами крестьян к казакам,

но одновременно вынуждено было пользоваться помощью казаков при

отражении татарских набегов, выплачивая им за это жалованье, снабжая

боеприпасами и хлебом.

9

Часть казаков хотя и поступала в гарнизоны окраинных городов3, но

всегда была готова выступить против правительства.

Запустение центральных областей государства к 80-м годам приняло

катастрофические размеры. В московском уезде осталось только 25% жилых

крестьянских дворов, в Новгородской области пустовало до 92%. По всему

государству до 40% пахотной земли не обрабатывалось. А бегство крестьян

должно было усиливаться все более и более, ибо оставшиеся вынуждены

были платить все подати и налоги, выполнять все повинности за ушедших.

Эти неимоверные тяготы разоряли крестьян и посадских, что в конечном

счете подрывало и хозяйство феодальных помещиков.

После смерти Ивана Грозного (1584 г.) положение в стране резко

обострилось. На престол вступил его сын Федор, совершенно неспособный

управлять таким огромным государством, да еще в условиях тяжелого

хозяйственного кризиса и надвигавшейся крестьянской войны против

феодальной эксплуатации.

Вновь усилилась борьба и внутри господствующего класса

феодальных землевладельцев. Князья и бояре, избежавшие террора

опричнины, естественно, решили, что теперь наступил благоприятный

момент, воспользовавшись слабостью нового царя, взять реванш,

восстановить свое былое могущество, вернуть утерянную при Грозном

политическую власть.

Против этого должно было выступить дворянство, получившее столь

большое значение в предыдущее царствование, на своих плечах вынесшее

борьбу с реакционной боярщиной за укрепление самодержавия, понесшее

большие жертвы в ливонской войне и не желавшее уступить кому-либо

завоеванные им экономические и политические позиции.

Более того, дворянство всемерно стремилось к еще большему

укреплению и расширению своего господства,

Одновременно против притязаний княжеско-боярской группы

(Шуйские, Мстиславские и другие) выступили и отдельные крупные

нетитулованные боярские фамилии, особенно выдвинувшиеся в условиях

опричнины (Годунов, Бельский), хотя и между ними самими шла борьба за

власть. Два раза, например, поднимал Бельский мятеж, пытаясь с помощью

Нагих возвести на престол малолетнего царевича Димитрия, сына Грозного

от его последней жены.

Среди всех этих политических вождей боярства безусловно

выделялся не только своим властолюбием, но и умом и государственными

способностями Борис Годунов, брат жены царя Федора, один из ближайших

помощников Грозного в последние годы его жизни) пользовавшийся

поддержкой сторонников сильного централизованного государства и прежде

всего дворянства, фактически управлявший государством при слабом царе

Федоре.

Целым рядом мероприятий Годунову удалось ослабить

хозяйственный кризис. Часть помещичьей земли была освобождена от

уплаты подати, земли, отобранные от политических противников, Годунов

раздавал дворянству, пустые земли шли под барскую запашку и

значительное количество государевых земель «безоброчно» перешита в руки

дворян.

3 Так назывались южные пограничные города, от слова «окраина», «украина».

10

Продолжая линию Ивана Грозного, Годунов отстранял знать и

всячески выдвигал «худородных», охраняя в целом интересы служилых и

посадских людей, эту социальную опору самодержавия.

Удачная война со Швецией, в результате которой были возвращены

русские города Ям, Капорье, Ивангород и Карела, отпор, данный крымским

татарам, перемирие с Польшей, оживление торговых связей с Западной

Европой — обеспечили Годунову поддержку со стороны московского

купечества.

Все это дало основание современникам единодушно отмечать, что

при царе Федоре и правлении Годунова экономическое и вообще внутреннее

состояние Русского государства значительно улучшилось. Однако за этим

внешним успокоением многие не заметили сильнейшего обострения

классовых противоречий, неизбежно ведущего к восстанию угнетенных

масс против своих эксплуататоров.

Дворянская политика Бориса Годунова, в особенности после

избрания его царем, за смертью в 1598 г. Федора Ивановича, получила свое

выражение не только в разгроме крупнейших княжеских и боярских

фамилий (Шуйских, Мстиславских, Бельских, Романовых, Черкасских,

Сицких и других), в восстановлении по отношению к ним политики террора,

раздаче дворянству огромного земельного фонда, в освобождении

дворянских поместий от податей и налогов, укреплении политического

положения служилых людей, но ив тех мероприятиях, которые были

направлены своим острием против крестьянства, в целях его окончательного

закрепощения.

К концу XVI в. оброчные повинности крестьян выросли почти в три

раза, а лучшие их земли и покосы экспроприировались помещиками.

Феодальные землевладельцы захватывали крестьянское имущество, грабили

и мучили крестьян. Беглых крестьян насильственно возвращали назад с

помощью полицейского аппарата.

Указами о заповедных годах, по существу уничтоживших права

крестьянского выхода, составлением писцовых книг, закреплявших тяглых

людей за теми владельцами, на землях которых они сидели, указами 1597 г.

о сыске беглых крестьян и о «добровольных» и кабальных холопах, всеми

этими законодательными мероприятиями государственная власть в

интересах дворян-помещиков содействовала тому закрепощению крестьян,

основным источником которого было внеэкономическое принуждение

землевладельцев и начало которого совпадает с развитием феодальных

отношений.

Конечно, и «вольные люди», превращаемые в кабальных холопов, и

зависимые крестьяне, разоряемые, превращаемые в крепостных и

испытывающие жестокие мучения от своих помещиков, то здесь, то там

поднимались на борьбу со своими угнетателями. В девяностых годах XVI в.,

в ответ на сильнейшее усиление феодальной эксплуатации и гнета, растет

число крестьянских волнений и восстаний.

Положение еще более ухудшилось, когда в 1603–1603 гг., в

результате массового обнищания крестьян, запустения центральных

районов, катастрофического уменьшения посевной площади, — страну

поразили страшный голод и моровое поветрие.

11

По свидетельству современников, в одной Москве погибло от голода

127 тыс. человек. Жители Москвы «ядоша всяку траву и псы и кошки, а

ин — кору; а иные живые — мертвых и друг друга ядоша».

Это тяжелое бедствие было еще усилено помещиками, которые стали

выгонять крестьян, чтобы не кормить их, но отпускных грамот, однако, не

выдавали. Вследствие голода увеличилось и число кабальных холопов,

дававших запись — обязательство пожизненной работы.

Голод 1601–1603 гг. вызвал в стране сперва «дороговь великую», а

потом и «волнение великое». Бояре, купцы и монастыри использовали голод

для личного обогащения, искусственно взвинчивая цены. Боярство,

враждебное Борису Годунову, пыталось направить против него народный

гнев и распространяло слухи, будто голод послан богом в наказание Борису,

убившему, чтобы захватить царский престол, царевича Димитрия, который

погиб в 1591 г. в Угличе при невыясненных обстоятельствах.

Гонимые голодом, крестьяне и холопы толпами бродили по стране,

нападая на помещиков и купцов. Постепенно они организовывалась в

вооруженные отряды, деятельность которых в связи с общим ростом

крестьянских волнений становилась все более опасной для

крепостнического государства. Поэтому правительство Бориса Годунова

вынуждено было пойти на временную отмену указа о запрещении «выхода»

и опубликовало указ, согласно которому холопы, выгнанные во время

голода своими господами, получали отпускные в Приказе холопьего суда и,

таким образом, дворяне теряли свои права на этих холопов. Но все эти

полумеры, с одной стороны, только раздражали дворянство, особенно

провинциальное, а с другой, ничего существенно не меняли в положении

крестьян и холопов, не могли остановить и ослабить нараставшее

возмущение крестьянских масс и предотвратить крестьянскую войну.

Началом ее можно считать выступление крестьян, холопов и казаков под

предводительством Хлопка Косолапа, который подошел со своим отрядом к

самой Москве. «...Служилым противни бяхя и многих побиваху».

Борис выслал против отряда Косолапа боярина Ивана Басманова, но

Хлопок разбил царское войско. Царский воевода Басманов был убит. Только

с большим трудом удалось одолеть Хлопка. Царские воеводы повесили на

деревьях под Москвой многих взятых в плен крестьян и холопов, желая

устрашить недовольных. Цели своей они не достигли: наоборот,

недовольство обездоленного крестьянства усилилось.

Боярство внимательно следило за развёртывающимися событиями,

выжидая удобный момент, чтобы выступить против Годунова, оттеснить

дворянство и восстановить утерянное положение. Это вызывало тревогу у

дворянства, которое поддерживало Годунова против боярства и

одновременно готово было объединиться с крупными феодалами для

борьбы с крестьянством.

К восставшему крестьянству присоединялись в качестве союзников

городские люди, эксплуатируемые посадское верхушкой, и казачество,

непрерывно растущее за счет тех же крестьян, холопов и тяготах,

отстаивавших свою свободу от феодально-крепостнического порабощения.

Мелкий служилый люд, подавляемый и эксплуатируемый столичным

и крупным провинциальным дворянством, направлявший свои усилия к

тому, чтобы уйти от службы, тоже примыкал к этому антифеодальному

лагерю.

12

Движение крестьянства и городской бедноты, к которым

присоединилось донское казачество, широко разлилось на Северской

Украине, т. е. как раз в области, граничащей с Польшей, и переросло в

восстание, направленное против феодально-крепостнического гнета.

А шляхетская Польша и папа Римский зорко наблюдали за

событиями, происходившими в Московском государстве, ожидая того

момента, когда можно будет вторгнуться без особого риска в русские земли,

захватить их, присоединить к Польше Смоленск и Чернигова-Северскую

землю, распространить католичество.

После смерти Батория в 1586 г. польским сеймом был избран на

престол шведский королевич, ставший королем Сигизмундом III (1587–

1632). Воспитанный иезуитами, король Сигизмунд был типичным

представителем католической реакции. При нем Речь Посполитая вела

непрерывные войны.

Москва занимала важное место в планах борьбы Сигизмунда со

шведским королем Карлом IX. Сигизмунд надеялся, укрепившись в Москве,

добиться победоносного разрешения споров со Швецией. В самой Речи

Посполитой в это время иезуиты, пользуясь поддержкой короля, усилили

пропаганду католицизма и преследования иноверцев, в первую очередь

православных.

Московское правительство понимало, что король Сигизмунд только

ждал удобного случая для враждебного выступления. Поэтому поспешно

достраивали смоленские стены и Укрепляли их; Усиливали гарнизоны в

городах от Польской и Литовской Украины, готовились к возможному

иностранному вторжению.

Крупные польские магнаты — Потоцкий, Вишневецкий — не раз

вторгались в соседние государства; королевская армия дважды вступала в

Валахию и Молдавию. При этом польские феодалы выдвигали своих

самозванцев на Молдавское господарство, выдавая этих самозванцев за

законных наследников бывших молдавских господарей. Самозванство было,

таким образом, нередким приемом польских феодалов. Немудрено, что

интервенция в Русское государство началась, как мы увидим, также с

выступлений панов и магнатов, поддерживавших самозванцев.

13

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПЕРВАЯ ПОЛЬСКО-ШЛЯХЕТСКАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ.

ЛЖЕДИМИТРИЙ I

В эти страшные годы, когда голод и эпидемии уносили десятки тысяч

людей, когда сотни тысяч крестьян, холопов, городской бедноты с женами и

детьми, не имея крова и хлеба, скитались по стране, не видя просвета и не

зная, как и каким путем изменить условия жизни, стали усиленно

распространять слухи о том, что царевич Димитрий жив, что будто бы,

чудесно спасенный от смерти, он сам спасет гибнущий народ, как только

займет отцовский престол.

Кто был этот первый самозванец — до сих пор точно не установлено.

Правительство Бориса Годунова, а равно и позднейшая официальная версия

объявили его монахом Чудова монастыря Григорием Отрепьевым,

бежавшим за границу. Во всяком случае, это был человек русский по

происхождению, хорошо осведомленный о детстве подлинного царевича

Димитрия, о чем, очевидно, постарались его вдохновители.

Для тех, кому было выгодно появление самозванца, вопрос о его

действительных правах на русский престол особого значения не имел. Более

того, чем меньше был связан он с аристократическими фамилиями, тем

было лучше для польских магнатов, избравших его орудием своих

интервенцонистских планов в момент ослабления русского государства, ибо

только тогда могли они рассчитывать на его полную зависимость от них и

послушание. А московские бояре были рады «удружить» царю Борису, и

Лжедимитрия они готовы были прежде всего использовать в борьбе с

Годуновым, чтобы расчистить себе путь к власти. Историк В.О. Ключевский

очень хорошо заметил, что первый самозванец был заквашен боярами в

"Москве и испечен панами в Польше.

Самозванца, видимо, давно готовили к этой роли. Бежав за границу,

он начал свою службу у князя Константина Острожского, потом находился в

школе в местечке Гоше, где проходил науку владения «конем и мечом», а

затем уже перешел к богатейшему польскому феодалу Адаму

Вишневецкому, владения которого на левом берегу Днепра граничили с

территорией Русского государства. Здесь часто происходили военные

столкновения. За несколько лет до появления самозванца Адам

14

Вишневецкий, как и многие другие польские паны и магнаты, имевший свои

собственные войска и чувствовавший себя неограниченным государем в

своих обширных владениях, попытался захватить, правда безуспешно,

русские пограничные пункты Прилуки и Снятки.

Именно здесь, у Адама Вишневецкого, самозванец впервые был

назван царевичем Димитрием. Адам Вишневецкий доставил «царевича» к

своему брату, князю Константину Вишневецкому, а тот — к своему тестю

Юрию Мнишеку, сандомирскому воеводе. Весть об испеченном

Вишневецкими «царевиче Димитрии» быстро распространилась среди

польских феодалов, заинтересованных в территориальных приобретениях за

счет русского государства, и большинство их сразу же выступило с

поддержкой той авантюры. Так, литовский канцлер Лев Сапега, давно

мечтавший о богатых смоленских землях, отыскал в Литве среди русских

эмигрантов, бежавших еще при Иване Грозном из Москвы, несколько

человек, согласившихся удостоверить «подлинность» царевича Димитрия.

Но самую горячую поддержку самозванцу оказал сандомирский воевода

Юрий Мнишек, человек честолюбивый и корыстолюбивый, промотавший

свое богатство, находившийся в неоплатном долгу, растративший казенное

имущество и подлежавший суду. Он связал с Лжедимитрием далеко идущие

планы личного обогащения, посредством захвата русских городов и

ценностей. Поэтому он постарался обеспечить ему покровительство

высших католических сфер и, наряду с этим, привлечь к нему внимание

самого короля Сигизмунда.

Католическое духовенство и особенно иезуиты, в течение нескольких

десятилетий пристально наблюдавшие за русским государством, приняли

горячее участие в судьбе ново-явленного претендента на Московский

престол. Папский нунций Рангони, краковский архиепископ кардинал

Мацеповский (двоюродный брат пана Мнишека) и другие представители

католической церкви стали оказывать Лжедимитрию помощь и

покровительство.

Между самозванцем и папой Климентом VIII завязалась личная

переписка. Через Рангони папа Римский предложил Лжедимитрию

поддержку в борьбе за русский престол, если он даст обещание обратить в

католичество русский народ.

Рангони устроил в Кракове аудиенцию Лжедимитрия у короля

Сигизмунда.

Сигизмунд не мог самостоятельно решить вопрос о том, в какой

форме поддержать Лжедимитрия, и запросил в феврале 1604 г. мнение по

этому вопросу польских сенаторов. Часть польской знати, настроенная

особенно воинственно, требовала немедленного и открытого вмешательства.

Однако некоторые польские магнаты и паны считали, что для открытой

поддержки самозванца время ещё не наступило, ибо в результате

вмешательства в русские дела вспыхнет война с Московским государством,

а силы последнего ещё велики, и вся эта авантюра может закончиться

полным крахом, ослабив и дискредитировав Польшу.

Поэтому Сигизмунд должен был на первых порах ограничиться тем,

что признал Лжедимитрия царевичем Московским, снабдил его денежными

средствами и разрешил ему набирать на территории Польши войско,

необходимое для похода на Москву.

Это могло быть чревато большими осложнениями в отношениях с

15

правительством Годунова, если бы оно удержалось) но Сигизмунд не

остановился перед ними, уповая на крупные выгоды в случае успеха

самозванца. А выгоды ожидались немалые.

Лжедимитрий подписал в Кракове обязательство передать Речи

Посполитой Смоленск и Северские города, содействовать католическому

духовенству в распространении католической веры) помочь Сигизмунду

добиться шведской короны.

В мае 1604 г. в городе Самборе Лжедимитрий вручил пану Мнишеку

обязательство жениться на дочери Мнишека Марине и возвести её на

Московский престол. При этом он обязался передать ей лично в полное

владение Новгород и Псков с уездами, с правом ставить на этих землях

католические костёлы и школы и отдать ей бриллианты и столовое серебро

из царской казны. Наконец, самозванец тайно принял католичество и дал

целый ряд обязательств представителям папы Римского и присосавшимся к

нему иезуитам. Вокруг самозванца собралось более тысячи крупных и

мелких польских феодалов, авантюристов, любителей лёгкой наживы, во

главе с Юрием Мнишек. Активным участником в это предприятие вошёл

известный магнат и крупнейший землевладелец литовский канцлер Лев

Сапега, специально заинтересованный в захвате Смоленщины.

Вербуя войска в Польше, самозванец одновременно рассылал через

своих агентов «прелестные письма» (от слова «прельщать») и грамоты в

Московское государство в каждый город, всем боярам, окольничим,

дворянам) гостям торговым и чёрным людям, призывая их «от изменника

Бориса Годунова отложиться» и целовать ему крест, обещая при этом) что

никого не будет казнить за службу Годунову, что бояр пожалует старыми

вотчинами, дворянам и приказным людям будет оказывать милости) а

гостям и торговым людям и всему населению полная льгота и облегчение в

пошлинах и податях.

При переходе московской границы в октябре 1604 г. войско

самозванца составляли главным образом польская и литовская шляхта с

запорожскими казаками. Часть донских казаков встретила самозванца ещё

на правом берегу Днепра, а большая часть их пошла «крымскими» дорогами

к Москве.

Самозванец начал своё вторжение в Московское государство через

Северскую Украину. Сперва им был захвачен Чернигов, а потом царские

воеводы сдали ему без боя такие города, как Путивль) Севск, Кромы,

Белгород. В Северской Украине всё шире разливалось крестьянское

восстание, усиливая позиции самозванца. Поверившие его демагогическим

воззваниям крестьяне ждали от него, как от «хорошего царя» избавления от

феодально-крепостнического гнёта.

По этой причине не имели успеха меры, предпринятые

правительством Годунова, и одержанные им победы не остановили

самозванца, который умело использовал крестьянское восстание, однако

отнюдь не в интересах народных масс.

Наиболее важной военной операцией явилась осада царскими

войсками крепости Кромы, к которой должны были отойти войска Годунова

под давлением восставших уже во всей Северской Украине крестьянских

масс.

16

Однако осада этой крепости закончилась для правительственных

войск неудачно. Они были отброшены донскими казаками, которыми

предводительствовал атаман Карела.

В этот критический момент царь Борис внезапно скончался от

удара — 13 апреля 1605 г. — и на престол вступил его 16-летний сын Федор.

Смерть Бориса Годунова содействовала успеху самозванца. В

правительственных войсках усилились колебания. 7 мая на сторону

Лжедимитрия передалось всё царское войско во главе с воеводами —

боярином П. Басмановым и князьями Голицыными. Самозванец, не встречая

уже сопротивления, быстро приближался к Москве.

В Москве начались волнения, особенно среди посадских людей.

1 июня с Лобного места на Красной площади гонцы самозванца Плещеев и

Пушкин огласили умело составленную грамоту претендента на царский

престол: «Годуновы о нашей земле не жалеют, да и жалеть было им нечего,

потому что чужие владели и вотчину нашу Северскую землю и иные города

и уезды разорили и православных христиан не по вине побили».

В тот же день в Москве вспыхнуло восстание, при активном участии

бояр, первоочередной задачей которых было свержение Годуновых.

Молодой царь Федор и его мать были убиты, близкие сторонники их были

отправлены в ссылку.

20 июня самозванец торжественно вступил в Москву под громкие

звуки труб и польских литавр. Поляки вступили в Москву в полном

вооружении, «в збруях и с копы», их въезд напоминал шествие победителей.

Своим успехом самозванец был обязан польским войскам, казачеству

и частично тому дворянству, которое обнищало в голодные годы.

Известную поддержку получил самозванец со стороны княжеско-боярской

оппозиции, намеревавшейся использовать самозванца только для борьбы с

Годуновыми и ставившей перед ним задачу — расчистить ей путь к власти.

Восстание на Северской Украине, использованное Лжедимитрием,

безусловно сыграло большую роль в поражении правительственных войск.

Но это ничего не меняет в характеристике Лжедимитрия, как ставленника

польско-литовских интервентов.

Московские бояре, и прежде всего князь В.И. Шуйский, сразу же

попытались повести борьбу против ненужного им теперь самозванца, но

обрушившиеся на них репрессии заставили их на время отступить.

Пытаясь укрепить своё положение, Лжедимитрий лавирует. Он

старается, с одной стороны, привлечь на свою сторону опасную для него

феодальную аристократию и возвращает из ссылки всех бояр, сосланных

при Годунове. С другой стороны, он хочет обеспечить себя таким

союзником, как дворянство, и, раздражая этим боярщину, щедро раздаёт

служилым людям жалованье и поместья. Несколько облегчив кабалу

служилой массы, он сохраняет в неприкосновенности кабальное холопство.

И совершенно естественно, что ничего не мог и не хотел он предпринять для

облегчения участи крестьянства. Как ни старался самозванец удовлетворить

аппетиты своих хозяев — польского короля, папы Римского и польско-

литовских феодалов, но и здесь он вынужден был тянуть с выполнением

взятых на себя обязательств, чтобы не лишиться престола.

Король Сигизмунд уже в феврале 1606 г. отправил в Москву послов

требовать передачи не только обещанных Смоленска и Северской Украины,

но также Новгорода, Пскова и других городов. Чтобы успокоить короля и

17

панов, самозванец отправил им ценные меха, золото, серебро и бриллианты

из царской казны. Подарки эти были вручены королю Сигизмунду,

влиятельным вельможам, пану Мнишек и его дочери Марине.

Дьяк Афанасий Власьев был послан в Польшу за Мариной. В Кракове

состоялось торжественное обручение. Дьяк Власьев представлял

отсутствовавшего Лжедимитрия. Король Сигизмунд присутствовал на этой

церемонии и заявил, что Марина, как московская царица, должна

потребовать от своего будущего мужа скорейшего осуществления данных

им обещаний.

Столь же настойчивой была и римская церковь. Папа Римский писал

Лжедимитрию в Москву несколько раз, в частности прислал ему в июле

1605 г. поздравительную грамоту, напоминая о взятых на себя

обязательствах. Папский нунций в Польше Рангони со своей стороны послал

в Москву, в качестве чрезвычайного посла, своего племянника, которого

Лжедимитрий принял с большим почётом.

Марина Мнишек прибыла в Москву 2 мая 1606 г. Её сопровождали

почти две тысячи вооружённых польских шляхтичей, надеявшихся на

быстрое обогащение в Московском государстве, и более трёхсот слуг.

«Царь» встретил их с исключительными почестями. Но в это время

положение нового «царя» в Москве стало уже совсем шатким.

Население Москвы быстро разочаровалось в новом царе, поняв, что

было им обмануто. С Лжедимитрием приехали польские и литовские паны,

которые держали себя в Москве вызывающе и распущенно. Они забирали

товары, не платя за них, надменно вели себя с жителями тех домов, где их

поселили. Московское население было оскорблено предпочтением, которое

царь оказывал иноземцам. Лжедимитрий переименовал на польский образец

боярскую Думу в Сенат, ввёл новые чины с польскими названиями.

Особенно много шляхтичей понаехало с Мариной Мнишек, и грубость и

насилия пришельцев ещё более усилились.

Национальное чувство русских людей было глубоко оскорблено как

поведением иноземцев, так и самого Лжедимитрия.

8 мая 1606 г. Лжедимитрий праздновал свою свадьбу с Мариной. Она

была венчана царской короной, хотя осталась католичкой, и это очень

возбуждало народные умы. Нарушение исконных московских традиций во

время церемонии (например, запрещение народу проходить в Кремль на

царскую свадьбу) также вызывало недовольство. Против Лжедимитрия

выступило и духовенство во главе с Казанским митрополитом Гермогеном.

Бояре во главе с Шуйским решили использовать противопольские

настроения, чтобы захватить власть, и их люди агитировали народ против

самозванца.

В ночь с 16 на 17 мая вспыхнуло восстание. В 2 часа ночи ударили в

набат. Пока восставший народ громил дворы, где находились польские паны

и избивал их, бояре и около 200 человек ворвались в Кремлёвский дворец.

Самозванец пытался убежать, выпрыгнул из окна во двор, упал и сломал

ногу. Его настигли и убили. Через несколько дней труп его был сожжён,

пепел вложили в пушку и выстрелили в сторону Польши, откуда пришёл

самозванец. Только одиннадцать месяцев удержался на московском троне

ставленник польской шляхты.

Всю ночь в Москве возбуждённые толпы громили запершихся в

своих дворах польских магнатов и шляхтичей. До двух тысяч поляков пало

18

жертвой народной ярости. Шуйские, Голицыны и другие бояре постарались

прекратить восстание, которое стало угрожать и московской знати. Через

некоторое время уцелевшие и взятые в плен поляки были разосланы в

разные русские города. Пан Мнишек и Марина были отправлены в

г. Ярославль.

19

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

КРЕСТЬЯНСКАЯ ВОЙНА.

ВТОРАЯ ПОЛЬСКАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ

Через три дня после гибели Лжедимитрия царём был «избран»

родовитый боярин князь Василий Иванович Шуйский, вожак боярской

московской знати.

Пытаясь взять дело организации власти в свои руки и укрепить свое

политическое положение, бояре, зная, как ненавидит их парод, не могли

пойти на такой риск, как созыв для выбора царя Земского Собора. Вместе с

представителями богатых гостей (купцов) города Москвы они вывели кн.

Шуйского на Лобное место и «выкрикнули» его там царём. В Успенском

соборе новоизбранный царь целовал крест, беря на себя обязательство не

предавать никого смертной казни без суда (конечно, боярского суда) и

вообще действовать не на основании доносов, а «творить суд праведный».

Этой крестоцеловальной записью бояре думали обеспечить себя от

бедствий, постигших их при Иване Грозном и Борисе Годунове.

Личные качества Василия Шуйского не располагали к нему. Его

считали лицемером и клятвопреступником, что хорошо выразил

А.Н. Островский:

«Василий свет Иванович —

Что ни начни, всё свято у него;

Заведомо мошенничать сберётся,

Иль видимую пакость норовит,

А сам, гляди, вздыхает с постной рожей

И говорит: «Святое дело, братцы!»

(А. Н. Островский, «Тушино»)

20

Этот в прошлом «лукавый царедворец» не обладал талантами

крупного государственного деятеля, а защищал интересы боярской

верхушки, которые были противоположны интересам народа.

Правительство Шуйского было правительством феодальной реакции,

правительством антинародным. В первый же месяц новому царю пришлось

столкнуться с несколькими попытками восстания московских городских

низов, которые ему удалось временно подавить.

Вся внутренняя политика Шуйского была направлена не только

против крестьян и холопов, она была не просто крепостнической, она

безусловно в сильнейшей степени резко ухудшила положение крестьянства.

Но одновременно боярская политика нового царя была направлена и против

дворянства, низводила его на то положение, которое оно занимало до

опричнины Ивана Грозного. Бес это неизбежно вело к общему

крестьянскому восстанию, в условиях нарастающего и приближающегося

столкновения между двумя прослойками феодалов: боярства и дворянства.

Неудивительно, что очень скоро по вступлении на престол Шуйского стали

распространяться в Москве слухи, что Лжедимитрий спасся, что вместо него

убили кого-то другого.

Восстания против Шуйского начинались в разных городах и

областях. Но наиболее опасным и глубоким оказалось восстание крестьян и

холопов Северской Украины, которые сплотились вокруг Ивана

Болотникова.

Болотников был в молодости холопом князя Телятевского. Не желая

выносить жестокой неволи, он бежал на Дон, оттуда пошёл воевать с

татарами, попал в плен и несколько лет томился на турецкой галере.

Освободившись из плена, Болотников попал в Италию, а оттуда стал

пробираться на родину. Много тяжёлого испытал Болотников и возвращался

на Русь смертельным врагом угнетателей.

К Болотникову — энергичному, способному, всей душой преданному

делу борьбы с феодальным гнётом, стали стекаться холопы и крестьяне, все

обездоленные и угнетённые.

Присоединялись к Болотникову и провинциальные служилые люди и

посадские люди.

По свидетельству современников, Болотников и его

единомышленники «велят боярским холопам побивати своих бояр, и жёны

их, и вотчины и поместья им сулят; и шпыням и безымянникам ворам велят

гостей и всех торговых людей побивати и животы их грабити, и призывают

воров к себе и хотят им давати боярство и воеводство и окольничество и

дьячество».

Осуществляя этот призыв, «собрахуся боярские люди и крестьяне, с

ними же пристаху украинские посадчие люди и стрельцы и козаки, и начата

по градам воеводы имати и сажати по темницам, бояр же своих дома

разоряху и животы грабяху».

Восстание под руководством Болотникова с самого начала оказалось

направленным своим остриём не только против боярского правительства

Шуйского, но вообще против феодально-крепостнического гнёта.

Потерпев поражение от Болотникова, царские войска отступили к

Москве, ряды сторонников Шуйского стали редеть. И наоборот, восстание

крестьянских масс всё более расширялось и вскоре захватило заокские и

южные города и западные от Москвы районы. Тульские служилые люди,

21

которых вёл Истома Пашков, и рязанские дворяне под начальством

Прокопия Ляпунова примкнули к Болотникову уже под самой Москвой,

которая оказалась окруженной плотным кольцом восставших.

На востоке, на среднем Поволжье, поднялась мордва, осадившая

Нижний Новгород.

22 октября 1606 г. Болотников стал в селе Коломенском в 7 верстах

от столицы. Положение Шуйского становилось всё более критическим,

казалось, что его ждет неминуемая и близкая гибель. Но в лагере

Болотникова не было и не могло быть полного единства.

Дворяне Пашков и Ляпунов, предполагавшие использовать движение

крестьян, чтобы свергнуть ненавистное им боярское правительство, были

лишь кратковременными попутчиками Болотникова. Служилым людям

были глубоко враждебны далеко идущие антифеодальные,

антикрепостнические лозунги Болотникова.

Крепостные и холопы захотели стать свободными людьми. Этого не

могли перенести дворяне, примкнувшие к движению. «Проклятые письма»

Болотникова, как называли их в боярском лагере, угрожали не только

боярам, но и всему классу феодалов) крупным и мелким, родовитым и

неродовитым землевладельцам. А рать Болотникова всё росла и росла, и

некоторые современники насчитывали в ней до ста тысяч человек.

Осада Москвы продолжалась полтора месяца. Болотников, не будучи

в силах взять хорошо укрепленный город, обложил Москву со всех сторон,

прекращая подвоз продовольствия. «Проклятые листы» Болотникова

проникали в Москву и волновали население.

Но стихийное противофеодальное восстание Болотникова не могло в

то время закончиться победой. «Крестьянские восстания, — как указал

товарищ Сталин, — могут приводить к успеху только в том случае, если они

сочетаются с рабочими восстаниями, и если рабочие руководят

крестьянскими восстаниями» (И. Сталин, Беседа с немецким писателем Э.

Людвигом, стр. 9) 1938).

Поражение Болотникова было ускорено изменой примкнувших к

нему дворян. Рязанские дворяне и дети боярские во главе с Ляпуновым и

Сунбуловым «от тех воров отъехаша и приехаша в Москву». Ляпунов решил

отложить до поры до времени свои счёты с царём Василием и 15 ноября

1606 г. повинился перед ним. Переход рязанского дворянства на сторону

царя усилил его позиции не только в самой Москве, но и в северных и

северозападных областях государства, которые оставались верны царю.

Создавался единый фронт феодалов против восставших крестьян. На

помощь Василию Шуйскому. подошли подкрепления — дворянское

ополчение от Смоленска, стрельцы с Двины. 2 декабря 1606 г. войска царя

Василия перешли в наступление.

Болотников поручил отряду Истомы Пашкова ударить на царские

войска с тыла, но Пашков со своим отрядом из дворян и стрельцов, по

заранее выработанному плану, для того чтобы поставить Болотникова в

безвыходное положение, уже во время сражения перешёл на сторону царя. В

результате Болотников потерпел поражение и отступил в Серпухов, а потом

в Калугу. Василий Шуйский предложил Болотникову сдаться, обещая ему

большой чин. Но Болотников гордо отвечал: «Не уподоблюсь изменнику

Истоме».

22

Бояре и дворяне жестоко расправились с захваченными и плен. По

словам проживавшего в Москве голландского купца Исаака Масса, «каждую

ночь в Москве пленных водили сотнями, как ягнят на убой, ставили в ряд и

убивали, как быков».

Царские воеводы осадили Калугу, которую Болотников успел сильно

укрепить. Взять город приступом не удавалось. Осада продолжалась всю

зиму 1606–1607 г. Весной 1607 г. силы восставших увеличились за счёт

прибывших с Дона терских, донских и волынских казаков, осадивших Тулу.

Вскоре Болотников соединился с казаками и захватил Тулу, нанеся

поражение правительственным войскам.

Тогда Василий Шуйский объявил «всенародное ополчение», собрал

большое войско и сам повёл его. После двух удачных для него битв царь в

мае осадил Тулу. В Туле у Болотникова было около 20 тыс. человек и

защищался он с отчаянной энергией. Тула была взята тогда только, когда

царю удалось запрудить реку Упу и затопить город.

Бояре торжествовали победу. Болотникову было сперва обещано

сохранение жизни. Его сослали в город Каргополь, но Василий Шуйский не

сдержал своего слова, приказал сперва ослепить Болотникова, потом

«повеле его посадити в воду», т. е. утопить. Других участников восстания,

захваченных в плен, топили, сажали в тюрьмы, возвращали прежним

господам.

Так кончил свои дни Болотников, больше года стоявший во главе

восставшего крестьянства и холопства. Крестьянская война, вождём которой

он был, явилась стихийным протестом угнетённых крестьян против

феодального гнёта помещиков и государства. Несмотря на все свои слабые

стороны, движение Болотникова имело прогрессивный характер.

В беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом товарищ Сталин

указал: «Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими

личностями, как Болотников, Разин, Пугачев и другие. Мы видели в

выступлениях этих людей отражение стихийного возмущения угнетённых

классов, стихийного восстания крестьянства против феодального гнёта» (И.

Сталин) Беседа с писателем Э. Людвигом, стр. 8, 1938).

Польско-литовское правительство продолжало пристально наблюдать

за происходившим в Русском государстве и после смерти Лжедимитрия.

Однако обстановка, сложившаяся в Польше в 1606—1607 гг., не

благоприятствовала открытой интервенции, несмотря на явное ослабление

Москвы в условиях вспыхнувшей крестьянской войны. Дело в том, что в это

время в Речи Посполитой происходил большой «рокош», т. е. восстание

шляхтичей против короля Сигизмунда. Этот рокош отвлек все силы и

внимание короля Сигизмунда и не позволил ему активно вмешаться в дела

Русского государства немедленно же после гибели самозванца. Но в 1607 г.

рокош заканчивался, потерпевшие поражение «рокошане» блуждали у

пограничных областей, и многие шляхтичи, опасавшиеся наказания, охотно

приняли участие в новом вторжении в Русское государство, а король

Сигизмунд был рад отправить враждебные ему элементы в эту опасную

экспедицию.

Летом 1607 г. в г. Стародубе появился так называемый второй

Лжедимитрий, выдвинутый польскими интервентами. Польско-литовские

войска составляли основную силу этого нового самозванца.

23

Ян Сапега пришёл к нему с отрядом в 7500 человек, князь Рожинский

явился с 4000, а вслед за этими стали стекаться к самозванцу большие и

малые авантюристы со своими вооружёнными отрядами. В числе их был

некто Лисовский, получивший впоследствии печальную известность при

осаде Троице-Сергиевской лавры и прославившийся особой жестокостью.

Рожинский получил титул гетмана и встал во главе всего войска. В Речи

Посполитой придавали большое значение этому предприятию, и один

шляхтич образце писал, что в Польше решено «упование все держати на тех,

которые на Русской земле пасутся».

Летом 1608 г. Лжедимитрий II подошёл к Москве и занял Тушино, в

17 верстах от Москвы по Волоколамской дороге, откуда шёл удобный путь в

Польшу. К этому времени польские войска самозванца (не считая

запорожских казаков) достигали огромной по тому времени цифры — 40

тыс. человек, что превышало численность тогдашней регулярной

королевской армии. Это показывает, что во вторую интервенцию поляки

выставили значительно большие силы, чем в первую интервенцию 1605

года.

Прибыли ко второму самозванцу донские казаки во главе с Иваном

Заруцким, перешли на его сторону Путивль, Стародуб, Чернигов.

Когда Лжедимитрий II стал лагерем под Москвой и положение царя

Василия заколебалось, тогда в Тушино к польскому ставленнику потянулись

недовольные Шуйским бояре: Иван Никитич Романов и глава рода

Романовых митрополит Филарет, получивший в Тушине сан патриарха

Московского, князья Дмитрий Трубецкой и Ю. Трубецкой, Михаил

Салтыков, князь Черкасский и многие другие. Бояре, оставшиеся в Москве,

также завязывали связи с поляками. Самый родовитый из них, князь Ф.

Мстиславский, писал Яну Сапеге, называя его «братом и другом».

Переходили к тушинскому вору и дворяне, которым Лжедимитрий II

охотно выдавал жалованные грамоты, используя их ненависть к боярскому

царю. Жаловал поместья и Сапега. Иногда бывали недоразумения: на одно и

то же поместье выдавали грамоту и самозванец и Сапега.

Крестьяне, казаки и холопы справедливо считали своими врагами

всех феодалов — как бояр, так и дворян.

Естественно, что добиться какого-либо единства, преодолеть все эти

противоречия столь пёстрого по своему социальному составу тушинского

лагеря было невозможно.

Польские и казачьи отряды, в погоне за чужим добром, рассеялись по

всей стране, грабя и насилуя мирное население. Жители, вначале верившие в

заступничество «истинного царя», обращались в Тушино, ища помощи:

«ограбленные и погорелые крестьянишки разорены от твоих ратных людей. .

. а теперь мы сироты шатаемся между дворов, пить, есть нечего, помираем с

женушками голодной смертью». Горожане же жаловались, что «все города

отдают панам в пожалованье, в вотчины».

Но Лжедимитрий II только формально возглавлял движение. На

самом деле он был марионеткой польских интервентов. Подлинными

хозяевами в Тушине были шляхтичи; они «царем играху, яко детищем».

Обращения к нему не могли дать результата. Дошло до того, что посадские,

не видя другого пути к спасению, писали прямо пану Сапеге: «Бьем челом

тебе, государю великому пану, о своей великой бедности и разорении от

24

ратных людей, что к нам из Тушина ходят, и от тех ратных людей грабеж и

насилие великое».

Организаторы интервенции стремились захватить возможно больше

русских земель и усилить власть над Московским государством. С этой

целью в Тушине введены были польские чины — канцлер — пан Валавский,

конюший — князь Вишневецкий и т. д. Все дела в Тушине находились в

руках специальной коллегии из 10 шляхтичей. Иезуиты, игравшие видную

роль в интервенции и надеявшиеся осуществить в Московском государстве

унию православной и католической церквей, составили подробный, «наказ»

самозванцу, в котором ему рекомендовалось быть осмотрительным, держать

при себе иностранных телохранителей, а столицу государства перенести

хотя бы временно из Москвы поближе к польской границе.

В июне 1608 г. польское правительство заключило с Василием

Шуйским официальное перемирие на три года II месяцев, обязавшись

отозвать от вора в Польшу все польские отряды. Однако Юрий Мнишек и

Марина, которые, согласно условиям перемирия, были отпущены из

Ярославля в Польшу, очутились в Тушине. Пану Мнишеку Лжедимитрий

второй обещал передать 300 тысяч рублей и 14 городов Северской земли.

Так было куплено согласие Марины «признать» в царике мужа. Все поляки

остались в Тушине, и из Польши продолжали прибывать новые пополнения.

Приходившие составляли «конфедерации», избирали себе предводителей,

подвергая страну полному разорению.

У населения отнимали всё достояние, взимали огромные поборы на

содержание тушинского двора и польской армии, просто грабили без

всякого повода. «Загонные» (от польского слова «загон» — набег) люди

добывали всего вдоволь; особенно бесчинствовала многочисленная челядь

польских панов.

«И земли от польских и литовских людей и от казаков разорены и

крестьяне посечены и перемучаны».

Были захвачены и целиком разграблены города Ростов) Суздаль,

Владимир, Ярославль, Вологда. Богатый Троицкий монастырь был осажден

15-тысячным отрядом Лисовского и Сапеги. В течение 16 месяцев

монастырь мужественно отражал все штурмы интервентов, которые в конце

концов были вынуждены снять осаду.

Грабежи и поборы, насилия, издевательства и оскорбления

интервентов вызывали против них восстания как в городах, так и в сёлах и

деревнях.

Сперва поднялось тяглое население и посадские люди центральных и

северных областей Русского государства. К концу 1608 г. против самозванца

восстали Поморье, заволжские и замосковные города. Крестьяне стали

собираться вокруг предводителей, избранных из своей же среды. Во главе

крестьян, восставших против польско-литовских захватчиков, стояли в

Ремше — Григорий Лапша, в Балахонском уезде — Иван Кувшинников, в

Городецком — Федор Наговицын и другие.

В городах временно объединялись и «лучшие», и «молодшие»

посадские люди, так как всему населению приходилось терпеть от

иноземцев.

Из городов первым отпал от самозванца Галич, затем Кострома,

Белоозеро, Каргополь. Восстание обычно начиналось под влиянием

жестоких поборов тушинцев. Прогнав воровские отряды, население

25

собирало ополчение и «целовало крест» стоять единодушно против врагов

Русского государства. Б это время города и земли, не признавшие и ранее

власть польского ставленника, попытались перейти в наступление на

тушинцев. Нижний Новгород, ни разу не впускавший в свои стены поляков,

выслал своего воеводу Алябьева, и тот прогнал тушинцев из Балахны, Шуи,

Арзамаса.

Тогда тушинский «полковник» пан Лисовский с большим отрядом

поляков пошёл усмирять восстание. Крестьянское не обученное военному

делу ополчение не могло выдержать натиска профессионального войска

Лисовского и после нескольких неудачных битв разбежалось по лесам. Но

едва Лисовский вернулся в Тушино, как восстало Пошехонье и вновь

поднялись только что усмирённые Галич, Кострома и другие города.

Центром нового восстания стала Вологда — богатый торговый город, а

опорным пунктом — Великий Новгород, где действовал молодой

талантливый воевода князь М.В. Скопин-Шуйский.

Между тем, польско-казачья рать вора продолжала осаждать Москву.

Взять хорошо укрепленный город Лжедимитрий не смог, но он организовал

блокаду Москвы, прекратив подвоз продовольствия. Полное окружение

столицы не было достигнуто только потому, что князь Дмитрий

Михайлович Пожарский, будущий вождь народного нижегородского

ополчения, разбил тушинцев у города Коломны и сохранил коломенскую

дорогу, связывающую Москву с рязанским краем.

В такой обстановке заканчивался 1608 год. Разорение

распространялось по всему государству. Отряды интервентов как никогда

глубоко вклинились в страну. Казалось, что Русскому государству грозит

неминуемая гибель. И в этот тяжкий момент стал подыматься русский

народ, который, пройдя через тяжёлые испытания, начал освободительную

войну против захватчиков. Эта война потребовала от всего парода

исключительного напряжения сил, особенно в следующий период — третий

период польской интервенции.

26

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ОТКРЫТАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ КОРОЛЯ СИГИЗМУНДА

Тяжёлое положение Московского государства ещё более

осложнилось в 1609 г. В самом начале этого года шведские войска вступили

на русскую территорию. Ещё в 1606–1607 г. шведский король Карл IX

предлагал Василию Шуйскому свою вооружённую помощь против Польши.

Карл IX надеялся таким путём не допустить закрепления в Московском

государстве короля Сигизмунда, своего заклятого врага, и самому

воспользоваться временным ослаблением Московской Руси для «земельного

обогащения шведской короны».

В феврале 1609 г. в г. Выборге был подписан договор между

Швецией и правительством Шуйского. Царь уступал Швеции г. Корелы

(Кексгольм) с северозападным побережьем Ладожского озера, обязался

заключить с ней вечный мир, регулярно выплачивать жалованье шведским и

немецким наёмным войскам, которые в числе 15 тысяч человек должны

были помочь ему в борьбе с Лжедимитрием II.

М.Б. Скопин-Шуйский, набрав в Новгороде трёхтысячный отряд,

вместе со шведами начал успешное наступление на тушинцев. Северные

отряды и жители многих городов (Ярославля, Костромы и др.)

присоединились к Скопину-Шуйскому. Образовавшаяся армия вскоре

освободила от интервентов ряд районов севернее и восточнее Москвы.

Поход Скопина от Новгорода к Москве тянулся долго. Основной

причиной этой медлительности было желание шведов брать не спеша город

за городом В сражении Скопина с Сапегой под Калязиным шведы почти не

принимали участия, так как откидали выплаты им жалованья.

В октябре 1609 г. Скопин занял Александровскую слободу, отбил

нападение Ружинского, Сапеги и Лисовского и стал продвигаться к самой

Москве «Мужики» и посадские люди севера и Замосковья доказали свою

воинскую стойкость.

Тушинцы делали все возможное, чтобы взять Москву до прихода

Скопина Они блокировали все дороги, по которым шёл подвоз

27

продовольствия с юга. Голод в столице усилился. Цена на хлеб поднялась в

24 раза. Но взять Москву тушинцы не смогли, а приближение к Москве

Скопина-Шуйского угрожало им полным разгромом. Его победы над

войсками самозванца на какое-то время усиливали позиции правительства

Шуйского. И вот в этом же 1609 г., когда стоны и вопли от насилий и

грабежей разносились по всему Московскому государству, начался

открытый интервенционистский поход самого короля Сигизмунда. Этот

открытый поход коронной армии сменил предшествующие ему две

интервенции, осуществленные через польских ставленников.

Страшное разорение Русского государства, его политическое

ослабление, борьба внутри господствующего класса между различными

прослойками и выступление крестьянских масс против феодальных

землевладельцев, бояр и помещиков, создали благоприятные условия для

открытой интервенции. Но заключение Василием Шуйским союза со

шведским королём Карлом грозило срывом этих планов Сигизмунда и

польских магнатов. Вместе с тем его можно было использовать в качестве

предлога для войны с Москвой.

«Тушинский царик» — Лжедимитрий II — сделал своё дело, и

дальнейшее его существование в качестве орудия польской интервенции не

сулило уже ничего хорошего для Речи Посполитой.

Летом 1609 г. Сигизмунд издал специальную декларацию, объявляя

целью похода благо Речи Посполитой и расширение её границ. Римскому

папе и германскому императору был послан манифест, торжественно

декларировавший исконное право польских королей на всю Русь,

указывалось, что Речи Посполитой должны быть возвращены города,

отнятые у неё Иваном III, и что прекращение династии Рюрика должно

привести к передаче русской короны роду Ягеллонов. Выступление короля

задерживалось недостатком денежных средств, но папа предложил

польским епископам внести в королевскую казну «добровольные дары», а

сенат одобрил выдачу дополнительных средств.

В течение всей весны и лета 1609 г. шляхетские отряды нападали на

пограничные русские земли и грабили белорусских крестьян.

Б августе войско короля Сигизмунда вторглось в пределы

Московского государства.

Пограничные города отчаянно сопротивлялись. В Стародубе многие

бросались в огонь, чтобы не покориться захватчикам.

Б конце сентября польская армия, насчитывавшая около 14 тысяч

человек, осадила Смоленск.

Это был кратчайший путь на Москву, а серьёзного сопротивления

под Смоленском поляки не ожидали. Однако произошло непредвиденное.

Попытка взять город «с налета» не удалась. Пришлось приступить к осаде.

Смоленский воевода Михаил Борисович Шеин отвечал отказом на все

предложения «стать под высокую королевскую руку». Смоленский Кремль

был значительно укреплен при Борисе Годунове, и под его стенами армия

Сигизмунда задержалась на 20 месяцев.

Одновременно Сигизмунд послал своего представителя в Тушино с

предложением всем польским отрядам покинуть вора и присоединиться к

коронной армии. Этот приказ, разумеется, очень не улыбался тушинским

полякам, которые достигли высокого положения в тушинском войске и

претендовали на преобладающую часть добычи. Между двумя шляхетскими

28

группировками начались длительные переговоры. Тушинские поляки

настаивали на том, чтобы король Сигизмунд выдал им вознаграждение за

все время их службы при Лжедимитрии II, так как служба эта шла на пользу

Польше. Положение Лжедимитрия, лишающегося поддержки Польши, стало

еще более опасным. Он решил оставить Тушино и в самом конце декабря

1609 г. бежал в Калугу.

В начале 1610 г. М.В. Скопин-Шуйский заставил тушинцев снять

осаду Москвы и вступил в столицу. Население радостно приветствовало его,

как победителя иноземных захватчиков, избавителя от голода и лишений

Многие полагали, что Скопину более, чем Василию Шуйскому, подобает

восседать на царском престоле Горячий и не всегда осторожный Прокопий

Ляпунов, поздравляя из Рязани Скопина, называл его «царским

величеством» Сведения об этом дошли до подозрительного царя

Неожиданно в апреле 1610 г. Скопин-Шуйский заболел и после короткой

болезни скончался В Москве винили в его смерти царя и его брата Дмитрия

Шуйского, на пиру у которого заболел Скопин.

Тушинские бояре и дворяне, во главе которых стоял патриарх

Филарет, не пожелав мириться с Шуйским, в ноябре обратились к королю

Сигизмунду с просьбой отпустить на московский престол его сына

Владислава С этой целью под Смоленск были направлены полномочные

представители для заключения договора с поляками. Во главе этого

посольства стоял Михаил Салтыков — когда-то помогший первому

самозванцу под Кромами — с сыном Иваном, князья Хворостинины,

Михаил Молчанов, давний приверженец самозванцев, Рубец-Масальский,

дьяк Грамотин и торговый человек Андронов Заключенный ими

изменнический договор (4 февраля 1610 г.) предусматривал переход

русского царского престола к сыну польского короля Сигизмунда,

королевичу Владиславу Таким образом, осуществлялись старые польские

планы династической унии обоих государств Договором 4 февраля

устанавливался тесный военный союз Речи Посполитой и Московского

государства За землевладельцами обеспечивались все их права на поместья

и на их «мужиков крестьян» и «холопов невольников» «Выход» крестьянам

не разрешался и «вольности им (холопам) господарь его милость давать не

будет» В целом этот договор отражал интересы дворянства

Вместе с тем поляки заставили тушинских дворян включить в

договор статью об оставлении польских войск в пограничных городах, о

свободной торговле польских купцов на всей территории Московского

государства, о разрешении строить костелы и пр.

Пока заключался этот предательский договор и после его подписания

польские войска продолжали свое продвижение к Москве, захватили

Чернигов и Новгород-Северский.

Командование новым войском, выступившим из Москвы против

польского гетмана Жолкевского, царь вручил своему бездарному брагу

Дмитрию Шуйскому. В битве под Клушиным (около Гжатска) 24 июня

Дмитрии Шуйский потерпел полное поражение Одной из причин этого

поражения был отказ шведских солдат сражаться (из за неполучения ими в

срок жалованья); немецкие наемники Делагарди изменили и перешли к

полякам, шведские войска, отказавшись продолжать войну, ушли в

Новгородские земли и закрепились в этой ближайшей к Швеции части

Московского государства.

29

Теперь путь полякам на Москву был открыт.

Наступила критическая минута для Шуйских. Пришедшие со

Скопиным крестьяне и посадские разошлись но домам Рязанцы во главе с

Ляпуновым подняли мятеж Всем опостылел неудачливый царь, который

«многие беды прия и позор и лаи» Свержение царя Василия стало

неизбежным.

Тушинский вор решил воспользоваться удобным моментом и вышел

с войском из Калуги на Москву Города по дороге к Москве вновь присягали

вору и только в Зарайске воевода Дмитрий Пожарский не сдался Зарайск, а

за ним Коломна под влиянием Пожарского не пустили к себе тушинцев Вор

стал в 15 верстах к юго востоку от Москвы, в Николо Угрешском монастыре

С другой стороны к Москве подступал гетман Жолкевский, приводя по

дороге русские города к присяге Владиславу В этот момент 17 июля Захар

Ляпунов поднял восстание дворян и посада Московское население

собралось у Серпуховских ворот, оттуда вожаки направились к Кремлю

Василий Шуйский после клушинского поражения нигде не мог найти

поддержку Он был низложен и вывезен из дворца на старый свой боярский

двор Но когда 18 июля возобновились переговоры с тушинцами, те

отказались свергнуть своего царика и потребовали, чтобы он был возведен

на престол Политическое положение стало совсем запутанным Василий

Шуйский думал было воспользоваться этим и вернуться на царский престол,

но Захар Ляпунов заявил ему «Долго ли за тебя будет проливаться

христианская кровь. Земля наша опустошена, в царстве ничего доброго в

твое правление не делается».

19 июля Василий Шуйский был насильно пострижен в монахи.

Правительственная власть перешла к семерым родовитым боярам

(Мстиславский, Воротынский и другие), но они недолго удерживали ее

Реальных сил в распоряжении «семибоярщины» не было, а под Москвой

стояли два враждебных войска: польская иноземная рать Жолкевского и

крестьянско-казачье войско тушинского вора. Для боярского правительства

узко-классовые интересы стояли выше национальных, и оно решило отдать

Москву гетману Жолкевскому: «Се убо лучше королевичу служити, нежели

от холопей своих побитыми быти».

25 июля в большом шатре, раскинутом под Москвой, бояре начали

переговоры с Жолкевским об условиях избрания на престол польского

королевича Владислава. Бояре настаивали на том, чтобы Владислав принял

православие до воцарения, но дипломатичный гетман, не отвечая прямым

отказом, заявил, что «нельзя насиловать совесть», что молодой королевич

(Владиславу было только 15 лет) сам выберет религию. 17 августа 1610 г.

договор с Жолкевским был подписан. По сравнению с договором от 4

февраля были внесены значительные изменения в пользу бояр и Польши.

Исключались статьи, обеспечивающие интересы дворянства, боярам

гарантировали их политическое влияние. Не добились бояре и согласия

поляков снять осаду Смоленска, возвратить захваченные города и пр.

Немедленно по заключении договора с Жолкевским была

организована церемония принесения присяги Владиславу в Москве; затем

специальной грамотой всем городам Московского государства предложили

присягнуть новому царю. Тушинские бояре присягнули Владиславу,

последний отряд поляков во главе с Сапегой ушёл от тушинского царика, и

тот ещё раз бежал в Калугу с Мариной и Заруцким.

30

В сентябре к королю Сигизмунду под Смоленск было отправлено

посольство для заключения мира. Жолкевский желал избавиться в Москве

от наиболее влиятельных бояр, которые могли бы противодействовать его

дальнейшим планам. Поэтому он постарался включить в состав посольства

князя Василия Голицына и Филарета Романова.

Большое посольство, насчитывающее со свитой 1246 человек,

прибыло к Сигизмунду, но условия избрания Владислава не были приняты

королём. Дело в том, что король решил воспользоваться до конца

расстроенным состоянием Московского государства и лично стать царём

Московским. Он хотел сперва вернуть Польше «утраченный» ею Смоленск,

оставить польское войско в Московском государстве подольше под

предлогом восстановления спокойствия и организовать соответствующее

правительство.

Между тем Жолкевский спешил с военной оккупацией русской

столицы. Бояре, опасаясь народного гнева, также хотели поскорее пустить в

Москву польские войска. Московское население было, однако, против.

Когда Гонсевский, посланный Жолкевским, прибыл в Москву с небольшой

свитой для переговоров, москвичи ударили в колокол, собирая народ против

входивших поляков. Горячо протестовал против вступления в Москву

польского войска патриарх Гермоген, но изменники бояре заявили ему:

«Дело твоё смотреть за церковью, а в мирские дела не следует тебе

вмешиваться».

В ночь на 21 сентября поляки, тайно пропущенные боярами в

Москву, заняли Кремль, Китай-город, Белый город. В городах на дороге от

Москвы к Польше были также поставлены польские гарнизоны с

предоставлением им права «кормления» за счёт населения. В столицу вошли

3500 поляков и 800 пеших немцев.

Стремясь упрочить своё положение, Жолкевский добился отправки

большей части стрельцов из Москвы в Новгород против шведов, которые

захватили новгородские земли. Остальные стрельцы были поставлены под

команду Гонсевского, которого король Сигизмунд пожаловал «боярином в

стрелецкий приказ». Изменник Андропов писал в сентябре из Москвы Льву

Сапеге: «Пану гетману кажется лучше обойтись с москвичами сообразно их

собственным штукам, а как приберет их к рукам, так эти штуки мало

помогут им».

В октябре 1610 г. Жолкевский оставил вместо себя в Кремле

крупного феодала велижского старосту Александра Гонсевского, а сам

уехал к королю. Умный гетман понимал, как трудно будет примирить

становившееся все более настойчивым желание Сигизмунда стать самому

царём с договором, подписанным Жолкевским, об избрании царём

Владислава. Распутывать завязавшийся узел Жолкевский предоставлял

другим.

Гонсевский был упрямый и заносчивый человек, чувствовавший себя

в Москве хозяином. Его первыми помощниками были те члены второго

посольства к Сигизмунду, которые первыми присягнули королю, стали

верными «доброхотами» царя Сигизмунда: Салтыков, Андронов, Молчанов,

князья Рубец-Масальский и Хворостинин, дьяк Грамотин. Официальное

правительство — «седьмочисленные бояре» — никакого значения не имело.

Эта группа Салтыкова-Андронова, опасаясь возмущения русского

народа, установила совместно с военным диктатором Гонсевским суровые

31

порядки в Москве. По словам очевидца, князя Воротынского, «по воротам

по всем поставили сторожей своих, решётки у улиц посломали, и

московским людям никаким с саблей и плотникам с топорами ходить и

ножей никому носить не велели, дров мелких на продажу крестьянам

привозить не давали и по вечерам побивали всяких людей, кто идет улицей

из двора во двор, к заутрени ходить не давали». Москва была приведена,

таким образом, на положение завоёванного города.

Терпя большие стеснения от этих порядков, население столицы очень

страдало от грубых насилий поляков. Шла неделя за неделей, новый царь не

приезжал, насилия поляков всё увеличивались. Народ стал разбегаться из

Москвы. А между тем, из-под Смоленска от посольства шли вести одна

другой хуже. «Не надейтесь, — писали некоторые члены посольства, — что

королевич воцарится в Москве; литовские и польские паны не допустят

этого. У них в Литве или на сейме положено, чтоб вывезти наших лучших

людей и опустошить всю землю и завладеть всей землёй Московской».

К этому выводу послы пришли после тяжёлого опыта неудачных

переговоров с поляками. Сигизмунд требовал, в качестве предварительного

условия, сдачи ему Смоленска. Затем он собирался «успокоить всю землю»

и тогда лишь отпустить Владислава

Послы надеялись, что Жолкевский, подписавший договор 17 августа,

будет выполнять свои обязательства. Польский гетман, стремясь, как и сам

король, к присоединению Москвы, считал, что путь, им намеченный, более

осторожен и более выгоден. В своих записках он сохранил свои доводы: из

малого прутика вырастает дерево: 160 лет прошли от первой личной унии

Ягайлы до соединения Литвы с Польшей; так будет и с Москвой: если

Владислав станет царём Московским, то его (после смерти Сигизмунда)

польский сейм изберет и королём польским. Однако Сигизмунд не хотел

ждать, и Жолкевский в официальных переговорах с послами тоже требовал

немедленной сдачи Смоленска. Король Сигизмунд, найдя уже себе

«верников и доброхотов» среди некоторых бояр и дворян и не видя, кто в

Московском государстве мог бы помешать его планам, стал принимать

более решительные меры. Б качестве победителя всей Руси он начал

раздавать своим сторонникам поместья и должности, отнимая их у тех, кто

был против Владислава, а иногда даже без этого предлога. От своего имени

Сигизмунд жаловал в бояре, назначал воевод, показывая тем самым, что

именно он — государь Московский.

Не добившись от московских послов передачи ему Смоленска,

Сигизмунд предпринял 21 ноября штурм, но был отбит. Тогда он отправил

грамоту в Москву, требуя от московских правителей немедленной сдачи

Смоленска.

Изменники Салтыков, Мстиславский и др. явились к патриарху

Гермогену и предложили ему подписать ответ, что Смоленск должен

«предаться на королевскую волю». В это время, когда не было царя и когда

народ начал понимать измену правителей — бояр, Гермоген проявил

высокий патриотизм. Глубокий старец решительно отказался «благословить

крест целовать королю», хотя Салтыков угрожал ему ножом. На другой день

Гермоген произнес проповедь против Сигизмунда и интервентов и разослал

грамоты с призывом «дерзать на кровь» и идти освобождать Москву, за что

и был арестован.

32

Послы писали, что «Сигизмунд хощет великое наше государство и в

нем бесчисленное богатство взяти и владети». А тут ещё повсеместно

увеличились насилия польских панов, выжегших Орёл, Волхов, Алексин и

ряд других сопротивлявшихся им городов. Уже избрание Владислава было

встречено русским народом с крайним возмущением. Теперь же всему

населению стало ясно, что страшная опасность угрожает национальной и

политической независимости Московского государства.

В результате интервенции во всём Московском государстве к концу

1610 г. наступил полный упадок хозяйственной жизни. Не только крестьяне,

торговцы и ремесленники, но и мелкие дворяне разорялись вследствие

раздачи земли сторонникам Сигизмунда, грабежей, поборов и пр. Русская

церковь, имевшая в то время важное экономическое и политическое

значение, заняла вслед за патриархом Гермогеном враждебную позицию по

отношению к полякам.

В самом конце 1610 г. произошло ещё одно событие, которым было

устранено серьёзное препятствие объединению русского народа против

иноземных захватчиков. 11 декабря 1610 г. тушинский вор был убит в

Калуге из мести — татарином Урусовым.

33

ГЛАВА ПЯТАЯ

БОРЬБА РУССКОГО НАРОДА С ПОЛЬСКИМИ

ИНТЕРВЕНТАМИ. ПЕРВОЕ ОПОЛЧЕНИЕ

В тяжёлые годы испытаний русские люди всегда проявляли особую

стойкость. Чем тяжелее были испытания, тем мужественней и

самоотверженней выступал русский народ на защиту своей родины.

Но в искушеньях долгой кары,

Перетерпев судеб удары,

Окрепла Русь. Так тяжкий млат,

Дробя стекло, кует булат.

А.С. Пушкин

К началу 1611 г. русские люди убедились, что государству и народу

грозит большая опасность. И тогда национальное чувство заговорило ещё

громче и сильнее. Угроза родине вызвала огромный подъём общенародных

чувств. В Москве, в городах, в сёлах, среди различных слоев населения

появляется всё больше и больше людей, призывающих восстать против

иноземцев и освободить родину. Начало 1611 г. — время большого

патриотического подъёма посадского и сельского люда и провинциальных

служилых людей Русского государства.

Народные массы возбуждались и призывами Гермогена, и письмами

членов посольства из-под Смоленска, рассказывавших о тех унижениях,

которые они терпят от поляков, и грамотами осажденных смольнян, и

посланцами московских людей.

Наконец, чрезвычайно окрепла и расширилась патриотическая

переписка между городами. Ещё при организации северного ополчения в

1608—1609 гг. города сносились между собой, сговариваясь об общем

34

сопротивлении врагам. В 1611 г. число этих городских грамот быстро

увеличилось. Грамоты во многих списках шли во все города. Специальные

гонцы ездили по стране, вызывали колоколом народ на общий сход,

призывали подняться для изгнания захватчиков из русской земли. На сходе

же на всём «мире» писали грамоты, призывая идти «на государевых

изменников, на воров и на литовских людей».

Население с воодушевлением откликнулось на эти призывы. На

сходах обсуждали вопрос об организации ополчения. Ратники спешили на

сборные пункты, туда же свозили воинское снаряжение.

Король Сигизмунд считал, что послушание правящих бояр —

московских и тушинских — означает успех его похода и обеспечивает

покорность населения. Он ошибался! Население, убедившись в опасности

пути, на который его толкали правители, перестало слушать их. Насилия

интервентов заставили население организовать самооборону. В переписке

между городами основной мыслью являлось высокое чувство общей любви

к родине: «А наша мысль та: стоять за одно и крест целовать между собой,

что нам с вами, а вам с нами и жить и умереть вместе». Движение началось в

Нижнем Новгороде, за которым последовали Ярославль и другие города.

Организатором ополчения в Рязани был Прокопий Петрович

Ляпунов. Это был человек, обладавший неукротимой энергией, большой

заносчивостью и смелостью. Выразитель и вождь служилых дворян,

Ляпунов был недоволен «боярским царём» Василием и после смерти

Скопина «отложился» от царя Василия. Но когда произошло вторжение

Сигизмунда, Ляпунов очень быстро понял, что оно угрожает самой

независимости Московского государства. Уже осенью 1610 г. Ляпунов стал

собирать силы для похода на Москву, занятую польско-шляхетскими

отрядами. Чтобы помешать этому походу, московские правители

организовали нападение черкасов, т е. запорожских казаков, на Рязанскую

землю Нападающие захватили было самого Ляпунова в небольшом городке

Пронске, но князь Дмитрий Пожарский, воевода соседнего Зарайска,

освободил Ляпунова и проводил его в Рязань. Было организовано нападение

и на Пожарского в Зарайске, но воевода, несмотря на малые силы, отбился и

очистил Рязанскую землю от «воров».

Когда в декабре 1610 г. тушинский вор был убит и в Рязань попала

первая грамота Гермогена с призывом идти освобождать Москву от

польских и литовских людей и русских изменников, Ляпунов немедленно

поднял восстание.

На призыв Ляпунова к нему быстро присоединились соседние города

и земли: Тула и Калуга.

Примкнули к новому ополчению и многочисленные вооруженные

отряды тушинцев и казаков во главе с боярином Д. Трубецким и атаманом

И. Заруцким

Присоединился к ополчению и тушинский стольник Просовецкий,

отряд которого стоял к северу от Москвы. Некоторые из этих бывших

«воровских» отрядов вошли в состав ополчения только потому, что со

смертью царика не знали, где и как использовать свои вооруженные силы.

Но были, разумеется, и такие, кто хотел вместе с земскими людьми постоять

«за землю и православную веру».

Ляпунов давно и хорошо знал характер этих своих союзников. Очень

самоуверенный и властолюбивый, он считал, что сумеет держать в руках эти

35

отряды и направить всех казаков против иноземцев. Поэтому он не только

сговорился с казаками, стоявшими под Калугой и Тулой, но звал к себе всех

окраинных, понизовых казаков, обещая жалованье и военное снаряжение. В

этой грамоте Ляпунов добавлял: «А которые боярские люди, и крепостные и

старинные — и те б шли без всякого сумления и боязни: всем им воля и

жалованье будет, как и иным казакам». Благодаря таким обещаниям, под

Москвой собрались со всех сторон большие массы казаков, численно

превысив провинциальное дворянство, на которое опирался Ляпунов

В марте по последнему зимнему пути ополченцы со всех сторон

подошли к Москве.

Между тем, в самой Москве произошли грозные и печальные

события. Чем дальше шло время, тем меньше считались поляки с русским

населением Москвы. Гонсевский раздаривал шляхтичам из царской казны

драгоценные камни, золотую и серебряную посуду и другие ценности.

Отношения москвичей с захватчиками стали самыми напряжёнными.

Достаточно было капли, чтобы переполнилась чаша. В марте, когда стало

известно, что к Москве подходит ополчение, возбуждение масс особенно

усилилось. 18 марта шляхтичи потребовали лошадей у русских извозчиков,

чтобы втащить пушки на стены Кремля. Русские лошадей не дали; начался

спор, перешедший в уличную битву. Очевидец этих уличных боев, поляк

Маскевич пишет: «Завязалась битва, — сперва в Китай-городе, где вскоре

наши перерезали людей торговых, потом в Белом городе; тут нам

управиться было труднее, здесь посад обширнее и народ воинственнее.

Русские свезли с башен полевые орудия и, расставив их по улицам, обдавали

нас огнем. Мы кинемся на них с копьями, а они тотчас загородят улицу

столами, лавками, дровами, мы отступим, чтобы выманить их из-за ограды,

они преследуют нас, неся в руках с голы и лавки, и лишь только заметят, что

мы намереваемся обратиться к бою, немедленно заваливают улицу и под

защитой своих загородок стреляют по нас из ружей; а другие с кровель, с

заборов, из окон бьют нас самопалами, камнями, дрекольем»

Во время этих боев к Москве первым из всех отрядов ополчения

подошёл уже известный нам воевода Пожарский.

Дмитрий Михайлович Пожарский происходил из обедневшего рода

стародубских князей Он начал службу при дворе Бориса Годунова в звании

стольника, тогда как сыновья влиятельных московских бояр начинали

службу сразу со звания окольничего. Обычно стольник только после

многолетней службы мог получить звание окольничего. Пожарский

выдвинулся во время борьбы с поляками при Василии Шуйском. Под

Коломной, у Зарайска, у Пронска — в ряде сражений с поляками и

тушинцами Пожарский одержал победы. Когда осенью 1610 г. Пожарский

спас Ляпунова у Пронска и с малыми силами прогнал «воров», эту победу

современники называли чудом. Обнаружив большие военные способности,

Пожарский вместе с тем проявил в те годы большую патриотическую

стойкость, не поддаваясь ни угрозам, ни уговорам.

Подойдя раньше других частей ополчения к Москве, Пожарский

немедленно вступил в бой с поляками на улицах столицы. Он соорудил

«острожек» (крепостцу) недалеко от Пушечного двора, не пускал поляков на

Сретенку, обстрелял из пушек и отогнал их обратно в Китай-город Так

первые бои принесли победу москвичам. Тогда поляки и находившиеся у

них на службе немцы прибегли к поджогу.

36

«Мы не могли придумать, — пишет Маскевич, — чем пособить себе

в такой беде, как вдруг кто-то закричал: «Огня! Огня! Жги дома!» Пожар

начался и погнал русских. На другой день был отдан приказ зажечь весь

город». Это варварское решение поджечь город было принято Гонсевским, а

исполнителями его явились немецкие наёмники. В деревянной Москве, в

обстановке уличных боев пожар принял громадные размеры и выгнал из

засад защитников города.

«Жечь город,—продолжал очевидец, поляк Маскевич,— поручено

было двум тысячам немцев при отряде наших гусар. Пламя охватило дома и,

раздуваемое жестоким ветром, гнало русских. А мы подвигались за ними,

беспрестанно усиливая огонь... Горевшие дома имели такой страшный вид,

что Москву можно было уподобить только аду».

С этим коварным врагом, поджегшим Москву, долго боролся

Пожарский, не пускавший поляков и немцев в Белый город, укрепившись

около своего двора на Лубянке (теперь улица Дзержинского). Под конец

Пожарский был тяжело ранен. Падая на землю, он простонал: «Лучше мне

было бы умереть, чем видеть всё это».

Оставшиеся в живых соратники увезли израненного Пожарского

сперва в Троице-Сергиевский монастырь, а потом в его имение в

Суздальском уезде.

Жолкевский писал в своих записках: «В чрезвычайной тесноте людей

происходили великие убийства, плач, крик женщин и детей представляли

нечто, подобное дню страшного суда; многие из них с женами и детьми

сами бросались в огонь и много было убитых и погоревших... Таким

образом, столица Московская сгорела с великим кровопролитием и

убытком, который и оценить нельзя. Изобилен и богат был этот город,

занимавший обширное пространство; бывшие в чужих краях говорят, что ни

Рим, ни Париж, ни Лиссабон величиной окружности своей не могут

равняться сему городу».

Москва горела три дня, от зарева было светло, как днём; когда пожар

затихал, поляки вновь поджигали. «Смело могу сказать, — говорит

Маскевич, — что в Москве не осталось ни кола, ни двора» А историк

Забелин писал про московский пожар и уличную битву, что «это —

чудовищное действие драмы, названной московским разорением».

Ополчение опоздало; главные силы подошли к Москве только 30

марта. В ополчении были представители всех земель Московского

государства, кроме Смоленска, занятого борьбой с королем Сигизмундом, и

Новгорода, сражавшегося против шведов. Но по социальному своему

составу это ополчение отличалось от дружин, сражавшихся с поляками в

1609 г.: в нём было мало свободных крестьян севера, зато много казаков и

дворян. Разные части ополчения стали вдоль стен московского Белого

города (теперь Бульварное кольцо) отдельными лагерями. У Яузских ворот

стояли дворяне Ляпунова, рядом с ними у Воронцова поля — казачьи

отряды Трубецкого и Заруцкого, дальше от Покровских ворот к Трубе

расположились опять дружины из Замосковья и других мест. Таким

образом, Ляпунов был отделен казачьим лагерем от других земских дружин.

Летописец, прежде чем начать описание действий ополчения

указывает: «Была у них под Москвою рознь великая». Для согласования

действия против врагов необходимо было прежде всего установить порядок

и организацию в самом ополчении. Первым решением было выбрать

37

вождями ополчения П. Ляпунова, Д. Трубецкого и И. Заруцкого, которые

«начаша всеми ратными людьми и всею землею владети».

Под командой этих троих военачальников ополчение заперло поляков

в стенах Китай-города и Кремля и к июлю месяцу завладело всеми башнями

Белого города, стремясь отрезать поляков от остальной страны. В это же

время вожди ополчения пытались создать правительство для всей страны,

вместо московского правительства) которое было объявлено изменническим

и низложенным.

Уполномоченные всех дружин и частей ополчения составили общий

земский совет — «всю землю».

Дворянская часть ополчения взяла верх в совете. Наиболее полное

выражение своих взглядов на устройство всего государства совет выразил в

Земском приговоре 30 июня 1611 г. По этому приговору должны были быть

восстановлены приказы — Поместный, Разбойный, Большой Приход и

другие, в которых более всего было заинтересовано дворянство. Все

служилые люди, находившиеся в ополчении или попавшие в польский плен,

как и семьи погибших от захватчиков, сохраняли права на свои поместные

земли.

У тех же, кто уклонялся от ополчения или ушёл к «литве», земли

должны были быть конфискованы. Для обеспечения помещиков рабочей

силой постанавливалось возвратить беглых и вывезенных крестьян их

бывшим владельцам. В отношении казаков приговор предлагал «атаманам и

старым казакам» идти на государеву службу. Наконец, во избежание

грабежей, казакам было запрещено самостоятельно — без контроля

служилых людей—производить сборы продовольствия у населения.

Таким образом, приговор выражал интересы дворянства ополчения и

был направлен против крестьянства и казаков. Обещания, данные

Ляпуновым в его грамоте при организации ополчения) оказались

нарушенными. Укрепляя в стране власть помещиков, восстанавливая

прежний социальный и политический строй, приговор отнимал у

значительной части населения надежды на облегчение своего положения.

Казаки были крайне раздражены этим приговором. Отношения казаков с

дворянами всё более обострялись. Казаки не хотели считаться с приговором

30 июня, а неосторожный Ляпунов принял против них жестокие меры.

Свою роль сыграл также осажденный в Кремле Гонсевский. По его

указаниям были составлены фальшивые грамоты, якобы подписанные

Ляпуновым, предлагавшие «где поймать казака — бить и топить».

Фальшивки эти были подброшены в казачий лагерь. Казаки вызвали

Ляпунова для объяснений и «разнесли на саблях» (22 июля 1611 г.).

Это убийство Ляпунова вызвало развал ополчения. Вся власть в нем

перешла в руки авантюриста Заруцкого, бывшего ранее атаманом у

тушинского вора. Безвольный Трубецкой не играл при Заруцком никакой

роли. Помещики и земские люди, боясь насилия и убийств со стороны

Заруцкого, стали разъезжаться по своим городам и землям. «Под Москвой

стало нестроение великое и ратным людям от казаков гонение и теснение

великое. Ратные же люди не могли терпеть лая и позора, отошли все от

Москвы прочь, по своим городам».

В ополчении остались лишь казаки, да бывшие тушинцы, которые

пытались через созданные приказы управлять страной в своих корыстных

интересах, требуя от населения зимнего обмундирования, снаряжения и т. д.

38

Но не пользуясь доверием, они, конечно, не получили помощи и поддержки

от населения. Осада засевших в Кремле поляков велась вяло. Отряды

Сапеги, Лисовского и литовского гетмана Ходкевича легко стали

пробиваться к осажденным и доставлять им провиант. Особенную

активность проявлял Сапега, ограбивший в июле-августе Переяславль,

Александровскую слободу и вернувшийся с награбленным в Москву.

Трубецкой и Заруцкий присягнули «маринкину сыну», т. е. сыну

Лжедимитрия II и Марины Мнишек.

Князь Мстиславский с боярами рассылали из Москвы грамоты,

призывая народ подчиниться Владиславу и сами называли себя «боярами

царя Владислава».

Настало небывало тяжелое время для Русского государства, «настало

такое лютое время божьего гнева, что люди не чаяли впредь себе спасения,

чуть ли не вся русская земля опустела».

Но распад первого ополчения не поверг русских людей в уныние.

Всё более росла и ширилась уверенность, что объединённые силы

русского народа должны и могут спасти родную землю от интервентов.

Всюду поднимались народные массы на борьбу с иноземцами и

предателями родины, перекличка городов и призывы к объединению

зазвучали ещё сильнее и увереннее.

Не доставало только вождей, которые сумели бы объединить,

организовать и направить против интервентов эти могучие народные силы.

И эти вожди явились в лице Минина и Пожарского.

39

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПАТРИОТИЧЕСКИЙ ПОДЪЕМ.

НАРОДНОЕ ОПОЛЧЕНИЕ МИНИНА И ПОЖАРСКОГО

Минин и Пожарский начали свою работу по организации второго

ополчения в сентябре 1611 г. Эта их деятельность началась в самой тяжёлой

обстановке, в самый мрачный момент разрухи и поражений.

3 июня 1611 г. войсками Сигизмунда был взят Смоленск. Осада

Смоленска тянулась 20 месяцев. У воеводы Шеина нахватало войска, и

защиту Смоленска в значительной мере вынесли на своих плечах

добровольцы-посадские и крестьяне.

Защитники Смоленска героически отбили несколько штурмов

численно превосходящего противника и сами совершили много отважных

вылазок.

Сигизмунд предлагал смолянам сдаться, но защитники города не

хотели даже слушать эти предложения. «Если в другой раз придёшь с

такими делами, — сказал воевода Шеин польскому посланцу, — то напоим

тебя водой» (т. е. утопим). А когда некоторые бояре завели сношения с

поляками, то смоляне повесили изобличенных в измене) вложив в руки

повешенным записки: «Здесь висит вор — имярек — за воровские дела со

Львом Сапегой».

К концу осады в городе усилилась цынга и другие болезни. Умирало

ежедневно по 150 человек. Но Смоленск продолжал мужественно

держаться.

Значение мужественной стойкости защитников Смоленска очень

велико. Они не только задержали под своими стенами коронную армию

40

Сигизмунда, но и поддержали дух и бодрость всего русского народа. В

былине «Земский собор» поётся:

А Смоленск есть строение не Литовское,

А Смоленск есть строеньице Московское;

Надо нам постоять за Смоленск.

Из 80 тысяч жителей, находившихся в Смоленске осенью 1609 г., к

концу осады уцелела только десятая часть. Но зато Смоленск «Сигизмунда

за самое злонравное и жестокое сердце держит и к нам идти претит».

Падение Смоленска произошло вследствие предательства

смоленского дворянина Дедешина, который указал полякам слабое место в

Смоленской крепостной стене. Под это место поляки подвели мину и

ворвались в образовавшийся в стене пролом. Смоляне и тогда не сдались:

битва продолжалась в самом городе. Полякам пришлось с бою брать каждую

улицу, каждый дом. Особенно жаркая схватка произошла у цитадели

Смоленска—Соборной горки. Ров перед ней был заполнен трупами.

Защитники цитадели взорвали пороховые склады, находившиеся в подвалах

собора) и погибли в огне. Воевода Шеин «с зело малыми людьми» был взят

в плен, подвергнут пытке и отправлен в Польшу.

В том же июне 1611 г., когда поляки завладели Смоленском, шведы

заняли Новгород Великий и его область. Шведы были такими же

захватчиками русской земли, как и польско-литовские шляхтичи.

Уйдя после Калушинской битвы в Новгородские земли, шведы

решили там закрепиться. Их отряды нападали на Иван-город, Орешек,

Ладогу, Корелу, но повсюду встречали мужественное сопротивление. Так,

Корела защищалась в течение всей зимы и была занята шведами лишь в

марте 161 г., когда из 3000 защитников в городе осталась в живых только

сотня.

В Великий Новгород шведский король обратился с письмами,

предлагая свою защиту от поляков. Весной 1611 г. в Новгород прибыли

представители Ляпунова, который решил вновь заключить договор со

шведами против поляков.

Во время переговоров шведы предложили своего королевича на

русский престол.

Переговоры результатов не дали. Тогда шведы 16 июня овладели

Новгородом и силой заставили новгородцев принять свои условия.

Новгородская земля отделялась от Москвы и должна была получить своего

царя из шведского королевского дома, Новгород обязывался содержать

шведское войско, а шведские военачальники получали поместья из

Новгородских земель. Этот договор со шведами отрезал от Русского

государства весь Северо-запад.

Так печально сложились дела к концу 1611 года. Королю Сигизмунду

казалось, что все его планы осуществлены, сопротивление русских сломлено

и что Русское государство он крепко держит в своих руках. Взяв Смоленск,

он поспешил в Варшаву, где в сентябре заседал сейм. Там была устроена

торжественная церемония. Бывший московский царь Василий Шуйский и

его братья были доставлены в качестве пленников: сейм был доволен

взятием Смоленска. Б Кракове были устроены трёхдневные торжества. В

Риме папа провозгласил «отпущение грехов» прихожанам польской церкви.

41

Многие поляки говорили уже о Русском государстве, как о польской

провинции.

Обсуждая вопрос о дополнительных кредитах на продолжение

войны, польский сейм решил, что не требуется больше значительных

издержек, чтобы привести в повиновение ничтожные остатки непокорённых

москвичей. Влиятельный подканцлер Крицкий настаивал, что вести

переговоры с представителями Русского государства не следует. «Оружием

следует кончать дело, как начали... Если мы начнём толковать (с

московским народом), то он подумает, что мы его боимся». Сейм решил

заплатить 10000 злотых воинам, вернувшимся в Польшу, а содержание

войска, оставшегося в Русском государстве, оплачивать из тамошних

доходов.

Сигизмунду пришлось задержаться в Варшаве на целый год. А в это

время в Русском государстве свирепствовал голод, в столице находился

гарнизон интервентов. Смоленск и Новгород попали в руки захватчиков.

Поляки и шайки Заруцкого грабили и насиловали население.

Всё это угнетало русских патриотов. Однако все происки врагов

разбились в конечном итоге о несокрушимую стойкость широких масс

русского народа. «Народ этот убеждён, — писал впоследствии Герцен, —

что у себя дома он непобедим; эта мысль лежит в глубине сознания каждого

крестьянина, это его политическая религия... Умирая на поле битвы за

«благо царя и пресвятую богородицу», как он говорил, — он умирал на

самом деле за неприкосновенность русской территории».

Общим у всех патриотов было желание вновь идти на борьбу с

ляхами.

Это желание родилось почти одновременно в нескольких местах. Так,

в августе «всякие люди Казанского государства» обратились в Пермь с

грамотой, убеждая «быти всем в совете и соединении» и признать только

того государя, который будет избран «всею землею Российския державы».

Пермь в ответ писала, что «в совете и в соединении с вами быти по

православной вере мы с вами одномысленны».

Современная этому движению «Новая повесть о преславном

Российском царстве» подчёркивает мучения населения, на которое поляками

наложены «безмерные и неподъятные кормы», обвиняет в измене бояр,

заключивших договор о Жолкевским, и красноречиво убеждает: «Время,

время пришло... подвиг показати и на страсть дерзновение учи-нити».

Новая мощная волна народного движения поднялась из Нижнего

Новгорода и других посадов Среднего Поволжья) которые были тесно

связаны с крестьянским населением.

Нижний Новгород — один из крупнейших экономических центров и

торговых городов Русского государства. Он был связан со всей волжской

речной системой. В Нижнем Новгороде встречались: рыба из Каспия, меха

из Сибири, ткани и пряности из далёкой Персии, хлеб с Оки. Основное

значение в городе имел торговый посад, в котором насчитывалось до двух

тысяч дворов. В городе было также много ремесленников, а в

нижегородском речном порту много грузчиков и бурлаков. Писцовая книга

1620 г. перечисляет более сотни ремёсел и профессий, которыми занималось

население Нижнего Новгорода; наиболее значительные группы были

связаны с судостроением.

42

Нижний Новгород не раз подвергался угрозе разорения со стороны

поляков и тушинцев. Нижегородцы говорили: «что пользы в нашем

богатстве? Только поганым зависть. А если придут и наш город возьмут, то

не так ли с ним поступят, как и с прочими городами ?». Посадские ни разу

не впускали в город иноземных захватчиков; больше того. Нижний

Новгород высылал свою рать против врагов во время похода Скопина и

деятельно участвовал в ополчении Ляпунова. В январе 1609 г.

нижегородский воевода Алябьев разбил у Нижнего отряд тушинцев и

повесил воеводу этого отряда — князя Вяземского. Когда Ляпунов был

убит, нижегородцы не обратились за «пожалованиями» к Заруцкому, а

принесли домой призыв заново строить ополчение.

Чувствуя свою связь со всей страной, Нижний Новгород внимательно

следил за ходом войны с интервентами, поддерживая оживлённые сношения

с другими городами и с патриархом Гермогеном. «Бесстрашные люди», как

их назвал Гермоген, двое нижегородцев — боярский сын Пахомов и

посадский Мосеев — принесли в Нижний Новгород грамоту Гермогена.

Любопытно, что агитация за восстание против интервентов шла не от имени

воевод нижегородских, а от имени всего нижегородского населения.

С 1 сентября 1611 г. (по тогдашнему счёту — с нового 7139 года) на

выборную должность Нижегородского земского старосты вступает Кузьма

Минин Захарьев-Сухорукий. Простой «нижегородский мещанин»,

занимавшийся мелкой торговлей мясом и рыбой, «муж родом не славен, но

смыслом мудр», он был убеждённым патриотом. Богато одарённая натура,

человек сильной воли и большой практической смётки, он сумел

организовать новое ополчение, несмотря на все препятствия. Авторитетный

среди посадского населения, ещё более связанный с ним с момента избрания

его земским старостой, Минин ведёт широкую пропаганду и произносит

речи с призывом отдать всё достояние ради спасення родины и начать

великое земское дело: «если захотеть нам помочь Московскому государству,

то не надо нам жалеть имущества своего) не пожалеть даже дворов своих,

продавать их, жён и детей закладывать». Речи свои Кузьма Минин

произносит около своей лавки и в земской избе, где своего выборного

«излюбленного старосту» слушали посадские) и они находят живой отклик

среди слушателей, особенно «меньших» людей.

Вся деятельность Минина была посвящена народному делу.

Современники сумели понять величие Минина. «Воздвизает бог

мужа не славного родом, но мудрого смыслом, который... принял на себя

молву бесчисленных печалей, всегда носился бурями различных попечений,

непрестанно о своем деле попечение имел... был смел гражданским

дерзновением, собрал от народа многие сокровища... никогда от полков не

отлучался... всех сердца укреплял на врагов, военачальников совокупил и

всех храбрых воедино собрал». Эта характеристика ярко подчёркивает

самоотречение Минина и общественный характер его деятельности.

Внешность Минина отражала его сильную волю и страстность. Он

казался углублённым в себя, хмурым и несколько нелюдимым. За этим

скрывалась глубокая, почти болезненная сосредоточенность, напряжение

всех сил и преданность одной основной задаче: спасению родины. Для

полноты характеристики Минина необходимо ещё вспомнить, что этот

посадский человек сражался с «ворами» в войске воеводы Алябьева и нашёл

в себе подлинно воинский дух для смелого наступления на поляков

43

24 октября, наступления, которое явилось переломом во всём сражении за

Москву.

Бесспорным является, что посадский человек Кузьма Минин был

натурой исключительной, человеком, соединявшим редкие практические и

организационные способности с глубокой преданностью родине. Благодаря

этим своим качествам Минин сумел в обстановке польской интервенции и

измены боярской верхушки возглавить народное движение, направленное

против захватчиков.

Очень скоро движение из посада распространяется на весь город.

Посадские соединяются с администрацией города и с духовенством. И вот

возле собора собирается всё городское население — и посадские и

служилые люди. Глава нижегородского духовенства, Савва,

единомышленник Минина, читает во всеуслышание полученную грамоту

Гермогена, и горячо её поддерживает. Затем выступает земский староста

Минин и пламенно призывает спасти отечество.

«Вы видите, — говорил Минин, — конечную гибель русских людей.

Вы видите, какой разор московскому населению несут поляки. Не всё ли

ими до конца опозорено и обругано? Где бесчисленное множество детей в

наших городах и сёлах? Не все ли они лютыми и горькими смертями

скончались) без милости пострадали и в плен уведены ? Враги не пощадили

престарелых возрастом, не сжалились над незлобивыми младенцами.

Проникнитесь же сознанием видимой нашей погибели, чтобы и вас самих не

постигла та же лютая смерть. Начните подвиг своего страдания) чтобы вам и

всему народу нашему быть в соединении. Безо всякого мешкания надо

поспешать к Москве.

Сами знаете, что ко всякому делу едино время надлежит,

безвременное же начинание всякому делу бесцельно бывает. Хоть и будут и

есть какие недовольства, — отложите их на время, чтобы вам всем о едином

положить подвиг свой.

Если нам похотеть помочь Московскому государству, то не пожалеем

животов наших, да не только животов... дворы свои продадим, жён и детей

заложим, чтобы спасти отечество. Дело великое, но мы совершим его. Я

знаю — как только мы на это поднимемся — другие города к нам пристанут

и мы избавимся от чужеземцев...»

Историческая песня сохранила народу этот патриотический призыв

Минина:

Собравши их, он речь им взговорил:

Ох, вы, гой еси товарищи, нижегородские купцы!

Оставляйте вы свои домы.

Покидайте своих жен, детей!

Вы отдайте все ваше злато-серебро.

Речь Минина была произнесена с большой страстностью. Он

требовал тяжёлых жертв—но он же первый показал пример: «мало себе

нечто в дому оставив, а то всё житьё своё положив на строение ратных

людей».

Воодушевление охватило весь город. Народ плакал, слушая

Минина.—«Будь так»,—кричали ему в ответ. Шапки с деньгами, кафтаны,

44

оружие грудой вырастали на каменном полу паперти. Сам Минин отдал

«своё имение, монисты жены своей Татьяны и даже золотые и серебряные

оклады с икон». Пожертвования текли широкой рекой. А между тем

население Нижнего Новгорода, как и других городов Московского

государства, очень обеднело за годы междоусобных войн и интервенции.

Но для организации нового похода пожертвований, как бы велики

они ни были, не хватило. Потребовался правильно организованный,

обязательный для всех сбор средств. Распорядителем и казначеем стал

опять-таки Кузьма Минин — безупречно честный человек, талантливый

организатор. Установили сбор — «третью или пятую деньгу от всех

пожитков и промыслов». На основании этого приговора Минин с присущей

ему энергией и стал собирать «пятую деньгу», не стесняясь мерами

принуждения в отношении уклоняющихся и налагать на них «страх».

Теперь надо было решить вопрос о войске и его предводителе.

На Соборной площади, отвечая на вопросы народа «Что же нам

теперь делать? С чего начинать ?» — Минин воскликнул: «Ополчаться!»

Историческая песня, призывавшая оставить своё добро и отдать своё

злато-серебро, продолжала:

Накупите себе вострых копиев,

Вострых копиев, булатных ножей...

Пойдем ко мы сражатися,

За матушку, за родну землю,

За родну землю, за славный город Москву.

Сбор средств шёл очень хорошо и в значительной мере обеспечил

успех ополчения. Ополченцы были обеспечены и снабжены всем

необходимым. По словам современника, Минин «жаждущие сердца ратника

утолял и наготу их прикрывал, и во всём их покоил».

Очень скоро движение вышло далеко за пределы Нижнего

Новгорода. Страстные речи Минина призывно прозвучали и в других

городах. Первыми пришли служилые люди Балахны и Гороховца, а затем

дворяне Смоленской области, бросившие свои поместья, не захотев

подчиниться Сигизмунду.

Но главную роль в этом движении играли всё же посадские люди и

крестьяне, которые тоже несли на общее дело своё скудное имущество и

вступали в ополчение.

Теперь первоочередной задачей было найти способного и

авторитетного в народных массах полководца; который смог бы возглавить

военный поход против интервентов, освободить от них сердце страны—

Москву.

Искали человека, который «в воинском деле искусен и... который в

измене не явился». Минин и указал на героя московского восстания 1611 г.,

на князя Дмитрия Михайловича Пожарского.

Предки Пожарского служили городничими в небольших городах.

Дмитрий Михайлович выдвинулся исключительно благодаря своей

храбрости, полководческому таланту и глубокому патриотизму. Именитые

бояре никогда не забывали захудалости его рода. Даже в первые годы после

одержанных Пожарским побед, вернувших Москву русскому народу,

45

некоторые бояре неоднократно «местничали» с Пожарским. Больше того, в

декабре 1613 г. Пожарский был боярами «выдан головой» Борису

Салтыкову, племяннику изменника Михаила Салтыкова, за то, что счёл себя

выше Салтыкова

Родился Пожарский в 1578 г. При Борисе Годунове он был

приближен к царскому двору.

В 1608 г., когда ему было 30 лет, Пожарский впервые выступил

воеводой против поляков и выступил победоносно, разбив их у Коломны. В

1600 г. Пожарский разбил на Владимирской дороге «воровской» отряд

Салтыкова. В 1610 г., когда тушинский вор шёл к Москве и все города после

Клушинского поражения присягали ему, Пожарский, тогда воевода в г.

Зарайске, решительно отказался перейти на сторону самозванца. Жители

стали угрожать Пожарскому, но угрозы никогда не заставляли его сойти с

того пути, который он считал правильным. Пожарский заперся в городском

Кремле и заставил зарайцев, а вслед за ними и коломенцев, вновь

отложиться от тушинского вора. В обстановке измены боярской знати это

прямое служение родине, когда Пожарский «в измене не явился», придало

ему особенный авторитет.

Теми же чертами мужества и верности долгу отмечены и действия

Пожарского зимой 1610–1611 г., когда он защитил в Пронске Ляпунова от

«воровских» отрядов Черкасов и особенно в марте 1611 г., когда он

героически защищал от врагов пылающую Москву.

Пожарский ни разу не присягал ни польскому королевичу

Владиславу, ни кому-либо из самозванцев-воров. И он первый откликнулся

на призыв Ляпунова, первый пришел на помощь восставшим москвичам,

мужественно сражаясь с озверевшими немцами и поляками в горящем

городе.

Об этом организационном этапе Нижегородского ополчения Маркс

писал: «Мясник Минин, земский староста в Нижнем Новгороде, вызвал

патриотическое восстание; он принял с самого начала титул «выборного от

всего Московского государства», начальство же над войском предоставил

Пожарскому (Архив Маркса и Энгельса, т. VIII, стр. 172).

Вот почему предложение Минина передать начальство над

ополчением Пожарскому было принято всеми с большим воодушевлением.

Пожарский лечился в это время в Суздальском уезде, в 120 верстах от

Нижнего Новгорода) после тяжёлых ранений, полученных 19 марта в

Москве. Нижегородцы отправили своих послов к Пожарскому, но тот не

сразу согласился взять на себя руководство и командование. Он понимал,

что неудача предыдущего ополчения во многом зависела от недостаточной

организованности, и сознавал, что эту организованность надо обеспечить с

самого начала. К тому же Пожарский понимал, что нижегородское

население будет больше доверять ополчению, если во главе будет

представитель нижегородского посада. Пожарский поставил условием—

чтобы в ополчении был специальный руководитель сбором средств и

снаряжения. Кандидатом на эту должность Пожарский назвал Минина,

«чтобы мог быть со мною у великого дела, ведал бы казну на жалованье

ратным людям». Нижегородцы единодушно приняли это предложение.

Минин стал заниматься главным образом делом организации ополчения, его

снабжения всем необходимым, снаряжением и пр. На грамотах Минин

подписывался: «Выборный человек от всей земли».

46

Таким образом, во главе ополчения стали выборные лица, Минин и

Пожарский — «по избранию всей земли Московского государства всех

чинов людей, у ратных и у земских дел стольник и воевода».

Чтобы обеспечить должный порядок, Минин потребовал: «Поставьте

приговор, чтобы слушаться меня и князя Дмитрия Михайловича

Пожарского, ни в чём не противиться, давать деньги нужные на жалованье

ратным людям, а если денег не будет, то силой брать у вас животы, чтобы

ратным людям скудости не было».

Своим сборщикам Минин дал наказ: «богатым поноровки не делать»

и «деньги взять смотря по пожиткам и по промыслам». Так, Минин взял на

нужды ополчения большие средства Строгановых, Лыткиных и других

богачей, находившиеся на руках у их приказчиков в Нижнем Новгороде.

Нижегородский гарнизон был сам по себе очень малочислен. Но

вместе с пришедшими в Нижний двумя тысячами дворян составился к

началу марта 1612 г. отряд в три тысячи человек. В отличие от ополчения

Ляпунова, которое быстро составилось и так же быстро распалось, это

ополчение подготовлялось без торопливости, более солидно и устойчиво.

Экономя средства, Минин покупал для ополчения слабых и худых лошадей

по низкой цене, а потом хозяйственно их откармливал, так что они

становились неузнаваемыми. Так же расчётливо и умно обеспечивалось

ополчение и вооружением. Но своих средств явно нахватало. И вот вожди

ополчения стали посылать грамоты в города, на Север и на Поволжье,

предлагая «быть всем в соединеньи, прежнего междоусобья не начинать и

Московское государство от врагов, от польских и литовских людей очищать

неослабно до смерти своей и своим произволом на Московское государство

государя без совета всей земли не избирать», и просили о присылке казны. И

понизовье, и поморские, и поволжские города стали посылать в Нижний

средства) людей, вооружение, а также и своих представителей «для совета и

для помощи Московскому государству».

Так сложился при Минине и Пожарском «Совет всей земли», в

котором принимали участие и дворяне, и посадские люди, и крестьяне, в

лице своих старост. Нижегородское движение переросло в движение

общерусское.

В итоге в Нижнем Новгороде собрались уже значительные силы. В

ополчение входили провинциальные служилые люди, стрельцы, посадские,

крестьяне. Вступили в ополчение татары и другие народности Поволжья и

Севера. Местные партизанские отряды охотно вливались в это народное

ополчение, когда оно в марте выступило из Нижнего Новгорода.

Только из одного крупного пункта не пришли в это время ратные

люди — из Казани. Посланный в Казань представитель Нижнего Новгорода

Иван Биркин присоединился к недругам ополчения. Но это ничего не

меняло. Пожарский и Минин имели теперь все основания, да и должны

были выступать и говорить полным голосом от имени всего русского

народа, а не только от имени нижегородцев. Они действительно являлись

теперь выборными представителями всей Русской земли, опирались на

поддержку и сочувствие всего русского народа, что придавало всем их

действиям и решениям, всему делу в целом особое значение, огромную силу

и авторитет.

Естественно, что приготовления этого всенародного ополчения не

укрылись от польских интервентов, засевших в Москве. Гонсевский, крайне

47

встревоженный размахом этого ополчения, всякими угрозами хотел

вынудить у находящегося в темнице патриарха Гермогена посылки грамоты

нижегородцам с запрещением идти на Москву, но ничего не добился. Он

смог только отомстить престарелому Гермогену ухудшением условий его

заключения, отчего патриарх вскоре и умер.

С другой стороны, Минина и Пожарского беспокоил вопрос о

будущих взаимоотношениях со стоящими под Москвой казацкими отрядами

Трубецкого и Заруцкого, в которых находилось очень много совершенно

разложившихся и разнузданных казаков, грабителей и авантюристов. Ими

руководил беспринципный авантюрист и изменник Иван Заруцкий,

организатор убийства Ляпунова.

Заруцкий понимал, что ополчение Минина и Пожарского прекратит

его грабительскую деятельность, что от него потребуют ответа за все

совершенные им злодеяния и преступления.

Поэтому Заруцкий решил выступить против Пожарского и занять

важнейшие города, в первую очередь Ярославль.

Как только в Нижнем узнали о планах Заруцкого, Пожарский

немедленно выслал отряд с приказанием занять Ярославль, что и было

успешно выполнено. После этого в поход на Москву выступило всё

ополчение.

В народной песне, посвященной этому походу, говорится:

Пойдём ко мы сражатися

За матушку, за родну землю,

За родну землю, за славный город Москву.

Уж заполонили то Москву проклятые поляки злы.

Разобьем, их много перевешаем!

Сперва ополчение готовилось идти на Москву кратчайшим путём

через Суздаль, но когда стали известны планы Заруцкого захватить богатые

северные города и отрезать от них нижегородцев, вожди ополчения решили

прежде всего обеспечить себе тыл — богатое северное Поволжье — и

укрепить там свои силы.

Продвижение воинской рати в то время происходило медленно.

Впереди шёл лёгкий конный отряд, чтобы обеспечить войска от

неожиданного нападения врага, а пехота шла медленно.

По дороге — в Балахне, в Юрьевце, в Решме, в Кинешме — народные

массы оказывали ополчению, шедшему защищать интересы всего русского

народа, самый горячий приём. В ополчение вливались всё новые и новые

отряды патриотов. Поход превратился в триумфальное шествие. Только в

Костроме воевода Шереметьев решил было выступить против ополчения, но

костромичане этого не допустили. Шереметьев был схвачен, и только

заступничество Пожарского спасло его от смерти. Популярность ополчения

и авторитет его вождей быстро возрастали.

В самом начале апреля 1612 г. ополчение, радостно встреченное

жителями, вошло в Ярославль.

Этот город имел очень выгодное географическое положение. Он

стоял на пересечении нескольких дорог, на пути из центра Московского

государства в богатое Поморье, мало пострадавшее от интервентов. Поэтому

из Ярославля было удобно организовать тыл при походе на Москву. К тому

48

же Ярославль уже несколько лет был наряду с Нижним Новгородом одним

из центров народного патриотического движения. Зиму 1608–1609 г.

Ярославль находился во власти тушинцев, ограбивших этот богатый

торговый город. Последующие попытки интервентов вновь завладеть

Ярославлем отбивались жителями. Нижегородское ополчение ярославцы

«прияша с великою честию и принесоша дары многие».

Сюда стали прибывать служилые люди и отряды добровольцев, сюда

направляли с богатого севера денежные средства в распоряжение вождя

ополчения. Здесь ополчение провело четыре месяца, несмотря на послания

Троице-Сергиевского монастыря, заклинавшего немедленно организовать

поход к Москве.

Причины, заставившие Пожарского длительное время задержаться в

Ярославле, были очень серьёзны. Врагов было много и обстановка была

очень сложная. Ополчению необходимо было обеспечить свой тыл,

получить новые средства, подготовиться к походу и боям, установить

постоянную и прочную связь с широкими массами населения.

Минин и Пожарский развили активную деятельность в Ярославле,

который сделался центром русской земли, не признававшей власть

интервентов и предателей.

А в это время Заруцкий, а вслед за ним безвольный Трубецкой пошли

на новую авантюру. Ещё летом 1611 г. в городе Пскове, очень страдавшем

от внутренних усобиц и от набегов шведских и шляхетских отрядов,

появился новый самозванец, принявший имя царя Димитрия. Этому

самозванцу, прозванному «псковский вор Сидорка», присягнули казачьи

подмосковные таборы. Известие об этой присяге заведомому авантюристу

произвело сильное впечатление на вождей ополчения, вновь свидетельствуя

о необходимости соблюдать исключительную осторожность в отношениях с

расположившимися под Москвой казаками. Пожарский, человек искренний

и прямой, с возмущением писал: «...Как сатана омрачил очи их. При них

калужский их царь убит и безглавен лежал всем на виденье, и о том они из

Калуги к Москве и ко всем писали, что царь их убит. Ныне же целовали

крест вору Сидорке, именуя его бывшим своим царём».

Нельзя, разумеется, представить себе, что всё находившееся под

Москвой казачество состояло из авантюристов типа Заруцкого или

Просовецкого. В составе казачества, как в каждом большом социальном

слое, были различные группы. Для многих казаков-патриотов основной

целью была борьба с иноземными захватчиками; они твёрдо стояли против

поляков и поддерживали осаду засевшего в Москве Гонсевского.

Пожарский, расположившись в Ярославле, постепенно расширял круг

своей деятельности. От приверженцев Заруцкого были очищены Пошехонье,

Углич, Переяславль. Оставленный своими сторонниками, вор Сидорка

бежал в мае из Пскова, но был схвачен и казнён.

К концу мая земские отряды стеснили казаков на небольшой

территории под Москвой. Пожарский ещё раньше рассчитывал на

бескровную победу над подмосковными казаками: в апрельской грамоте он

просил города «отписать. . от себя под Москву в полки, чтоб они от вора

Сидорки отстали и с нами и со всей землёю тем розни не чинили». В

грамоте, обращенной к украинным городам, Пожарский подчёркивал

«воровские» действия Заруцкого. «А буде вы от того вора и от Марины и от

сына её не отстанете и с нами и со всею землею будете не на соединение, и

49

враги наши польские и литовские люди, царствующий град Москву и все

грады Московского государства до конца разорят и всех вас и нас конечно

погубят и землю нашу пусту и беспамятну учинят и того всего взыщет бог

на вас, что вы с нами не в соединеньи; да и окрестные все государства

назовут вас предатели своей вере и отечеству».

Грамота эта имела успех: из южных городов пошли ратники на

помощь ополчению. Заруцкий попытался завести сношения с Хоткевичем,

но не встретил поддержки у значительной части казаков. Наконец, 17 июля

ночью Заруцкий вынужден был бежать в Коломну, а оттуда на Украину. За

ним последовала наиболее авантюристическая часть казачьих отрядов. Под

Москвой с Дмитрием Трубецким остались лучшие казачьи отряды, а сам

Трубецкой решил не выступать против народного ополчения.

Таким образом, одна из задач, поставленных Мининым и Пожарским,

получала своё разрешение: ополчение почти без вооружённых столкновений

избавилось от «воровской» части казачества. Власть его распространилась

на Поморье, Сибирь, значительную часть Поволжья и центра Русского

государства.

В то же время вожди ополчения пытались создать

общегосударственное управление. Недостаточно было вести только военные

действия. Измученное Московское государство нуждалось в твёрдом

порядке. Требовалось заново создавать органы государственного

управления и в то же время разрешать очередные политические и

экономические вопросы. Между тем. решение каждого вопроса было

связано с исключительными трудностями. Много трудов положил Минин

для сбора денежных и материальных средств. необходимых ополчению.

Центральные области Московского государства были вконец разорены;

новгородская земля находилась в руках шведов, большая часть Украины

ещё не имела связи с нижегородским ополчением. Пришлось всё

необходимое собирать с северо-восточных областей. Минин отлично

справился с этой задачей. Ополчение имело хорошее вооружение, тёплую

одежду, сытное питание. Это поднимало настроение ратников, укрепляло

силу и внутренний порядок ополчения. По свидетельству Авраамия Па-

лицына, в ополчении «вси, иже от воинского чина и нищий обогатишася и

быша вооруженны».

В ополчение вливались ратные отряды из различных земель и

городов — шли служилые люди, сибирские стрельцы, татары касимовские,

сибирские и другие. Пришёл сибирский царевич Араслан «с сибирскою

многою ратью, с татари и с казаки», приходили крестьяне и, наконец,

казаки. Из подмосковных таборов пришли к Пожарскому 17 атаманов с

отрядами. «Придоша коломичи, потом рязанцы, потом же из украинских

городов многие люди. и казаки, и стрельцы». Пожарский и Минин хорошо

принимали этих казаков, верстали их на службу, давали обмундирование и

отим привлекали к себе других казаков из неустроенного лагеря Заруцкого.

объединяли всех, кто готов был выступить против интервентов и их

доброхотов.

Объединив и сцементировав в Ярославле разрозненные силы,

Пожарский уже не выпускал из своих рук военное руководство, посылал в

наиболее угрожаемые места отряды, сменял ненадёжных воевод, назначал

новых.

50

Одновременно Минин и Пожарский рассылали во все города

грамоты, требуя высылки денег, ибо с ростом ополчения значительно

возросли и расходы. В ответ на эти грамоты в Ярославль приезжали

служилые и посадские люди, привозя необходимые ополчению средства.

Для осуществления связи со всеми областями Русского государства и

с широкими массами населения, Пожарский предложил всем городам

прислать в «Совет всей земли» своих представителей, выборных из всех

чинов людей, человека по два с соответствующими наказами.

Все принципиальные и важные вопросы решались на этом Совете.

Так восстанавливалось единое Русское государство, искусственно

разорванное на части польско-литовскими и шведскими интервентами и

изменниками-боярами.

Появилась мысль уже тогда подобрать царя. Но осуществить её было

невозможно, ибо значительная часть территории находилась в руках

захватчиков и население этих районов не могло подать своего голоса.

Фактически в Ярославле было создано общерусское правительство в

лице «Совета всей земли».

Образовавшийся из выборных представителей, этот Совет был

необычного состава и не походил на известные нам земские соборы. В нём

не было патриарха, почти не было бояр. зато много представителей

служилого и тяглого сословия. (Были лишь четыре «думных чина», имевших

права членов Боярской думы.) Таким образом, Совет был почти лишён

высшей феодальной знати, но широко представлял остальные слои

населения. Посадские составляли здоровое ядро этого ярославского

правительства.

«Совет всей земли» имел широкие полномочия. Он выносил

«приговоры», обязательные для всею государства, решал все важные

вопросы. По словам летописца, «князь Дмитрий Пожарский и Кузьма

Минин думали со всею ратью, с духовенством и с посадскими людьми, как

бы земскому делу было прибыльней».

Пожарский не был властолюбив и не стремился выделять себя из

общественного движения. Все действия его проходили в согласии с другим

вождём ополчения, «выборным человеком всея земли» — Мининым.

Совещаясь всегда «со всей ратью», Минин и Пожарский настаивали, чтобы

и на местах помощь ополчению собирали «со всякими людьми, общим

советом». Этим еще более подчёркивался общенародный характер

ополчения.

Устройство государственного порядка требовало самой напряжённой

работы. В Ярославле были заново созданы важнейшие правительственные

учреждения — «приказы», были укреплены, а во многих случаях заменены

воеводы и другие местные власти. Повседневная невидимая деятельность по

устройству государства имела исключительное значение. Она превратила

ополчение в подлинно общегосударственное, вызвала на активные действия

ранее не охваченные движением области и города, внушила доверие к своим

силам и тем самым убедила население всего государства в необходимости и

целесообразности поддержки ополчения; спасающего отечество.

Значение этой моральной подготовки к решающим боям против

иноземцев было очень велико. В то время, после многих неудач, некоторые

круги общества были охвачены пассивностью, они не верили в силы народа.

Так, значительная часть духовенства призывала не к активным действиям, а

51

лишь к молитвам и к посту. Как далеко проникли отчаяние и пассивность в

сердца людей, видно из такой современной записи: «Во всех городах

Московского государства скорбяше и плакахуся... а помоги никто не

можаше содеяти». Пожарский же и Земское правительство призывали к

активным действиям против врагов родины.

Минин и Пожарский на деле обнаружили большой государственный

ум и организаторские способности.

Первым результатом этой деятельности ополчения в Ярославле было

улучшение хозяйственной жизни населения в освобожденных от поляков

областях. Ярким показателем успеха административной политики Минина и

Пожарского явился рост торговли: с 1 сентября 1612 г. по 1 сентября 1613 г.

обороты нижегородской таможни почти вдвое превысили обороты

предыдущего года.

Но нужно сказать, что все эти успехи дались Минину и Пожарскому

не легко. В ополчении многие, в особенности дворяне и влиятельные казаки,

претендовали на участие в руководстве ополчением и на поместья и земли в

освобожденных от интервентов районах. Они плохо подчинялись

дисциплине. Надо было проявить много терпения и такта, чтобы, не давая

этим элементам воли, не разлагая ополчение, вместе с тем не оттолкнуть их,

преодолеть анархические и индивидуалистические тенденции) включить

этих людей в общее дело.

Умиротворению, достигаемому с таким трудом, грозили не только

польские шляхтичи и изменники типа Заруцкого, но и шведы в Новгороде.

Захватив Новгород, шведы продвинулись ещё восточнее в район Тихвина.

Вести войну одновременно с двумя интервентами было не под силу

ополчению. Надо было всеми силами добиваться оставления Новгорода в

составе Московского государства и сохранения мира с Швецией.

Переговоры с образованным шведами Новгородским государством тянулись

долго и требовали большого дипломатического искусства. Стоявшие в это

время во главе Новгорода митрополит Исидор и боярин Одоевский

согласились принять «на Новгородское государство» одного из шведских

королевичей, не хотели отделяться от Москвы, но предложили признать

этого шведского королевича царём всей России.

Прибывшие в июле в Ярославль послы Новгорода настаивали на

признании шведского королевича Карла-Филиппа Московским государем. В

своём ответе Пожарский напоминал о печальном опыте избрания

иностранцев на русский престол: «Уже мы в этом искусились — изведали

опытом, что ненадёжно полагаться на государей иноземных, — как бы

шведский король на сделал с нами так же, как польский».

Желая выиграть время, Пожарский, не отвечая отказом, поставил

непременным условием признание Карла-Филиппа личный приезд

королевича в Новгород и переход его в православие. По словам летописца,

дипломатия Пожарского имела целью, «чтобы не помешали шведские люди

идти на очищение Московского государства, а того у них в душе не было,

чтобы взять на Московское государство иноземца».

При этом Пожарский настаивал на немедленном прекращении

шведами военных действий, а «от Новгорода Великого быть в любви и

совете городов и уездов Московского государства, к Новгородскому

государству не подводить и задоров никаких не делать... Теперь надобно,

чтобы Новгород с Российским государством был попрежнему». Таким

52

образом, были сохранены мирные отношения со Швецией и с Новгородом, и

ополчение было обеспечено от нападения с этой стороны.

Сумев оттянуть разрешение вопроса о шведских притязаниях и этим

предотвратив возможное наступление шведов, вожди ополчения проявили

много ума и ловкости и одержали несомненную дипломатическую победу. В

то же время Пожарский проявил дипломатические способности и в

сношениях с Австрией. Австрия соперничала с Польшей; зная это,

Пожарский направил австрийскому императору грамоту, в которой

напоминал о старой дружбе Австрии с Русским государством и просил

императора воздействовать на польского короля, чтобы тот «от своей

неправды отстал». В устной беседе с австрийским подданным Юсуфом

Грегоровичем, через которого была отправлена грамота австрийскому

императору, Пожарский даже намекнул, что на русский престол можно

будет выставить кандидатуру брата императора. Прельщенный этим,

австрийский император отправил Сигизмунду посла, чтобы тот

«московского государства разоряти и крови крестьянской проливати не

велел».

Такими дипломатическими методами Пожарский предотвратил

какую-либо опасность со стороны Швеции и Австрии.

Одновременно осторожный Лопарский энергично укреплял Белозеро.

Каргополь, а отправляясь в поход на Москву, поспал большой отряд в район

Тихвина в качестве заслона от возможного нападения шведов. Придавая

исключительное значение укреплению крепости Белозеро. Пожарский

приказал «вкинуть в тюрьму на месяц» тех из местных жителей, кто

отказался участвовать в этих работах, и предупреждал, что в дальнейшем

повесит уклоняющихся от постройки крепости.

Пожарский направил отряд также в Архангельск, чтобы никакие

иноземцы не могли даже через отдалённый порт иступить на русскую

землю. Депо в том. что Англия готовилась воспользоваться

затруднительным положением Русского государства, и ополчение должно

было предотвратить попытку английской интервенции.

Уже выступив из Ярославля. Пожарский получил от немца Якова

Шоу и англичанина Артура Астона предложения наёмных воинов из разных

стран поступить к нему на службу. Умный патриот ответил: «Теперь

наёмные люди не нужны Московскому государству; польско-литовские

войска были опасны, пока само Московское государство было в розни:

теперь же московские люди заодно». Тут же Пожарский отметил, что не

понимает присутствия в этом отряде, желающем якобы помочь Москве,

француза Маржарета, который был в войсках первого самозванца, потом в

войсках Жолкевского и Гонсевского и которому русский народ верить не

может. Пожарский посоветовал иностранцам-наёмникам в Русское

государство не приезжать и «тем себе убытку не делать».

Минин и Пожарский своими патриотическими действиями заслужили

доверие и любви народной армии. Эти чувства проявились, в частности, при

покушении на жизнь Пожарского. Заруцкий подослал двух казаков в

Ярославль организовать убийство вождя ополчения. Пожарский, готовясь

отправить поредовой отряд к Москве, осматривал воинское снаряжение.

Вокруг него теснились воины. Пользуясь теснотой, один из подосланных

убийц хотел ударить Пожарского кинжалом, но преданный Пожарскому

казак Роман заслонил вождя и был ранен злоумышленником. Немедленно

53

все бывшие рядом ратники стали кольцом в защиту Пожарского.

Злоумышленников схватили, войско требовало их смерти, но по настоянию

Пожарского их отправили в ссылку.

А в это время в Ярославле было получено известие о замыслах

Заруцкого посадить на престол «ворёнка» — сына Марины Мнишек и

Лжедимитрия — и о том, что гетман Хоткевич спешит из Польши в Москву

с войском и большим обозом) чтобы оказать помощь польскому гарнизону,

засевшему в московском Кремле. Этого соединения польских сил нельзя

было допустить, и 27 июля 1612 г. ополчение вышло из Ярославля на

Москву, чтобы освободить со от захватчиков.

54

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ПОБЕДА МИНИНА И ПОЖАРСКОГО.

ОСВОБОЖДЕНИЕ МОСКВЫ

Народное ополчение под руководством Минина и Пожарского

начало организованную борьбу с интервентами. Это была освободительная,

прогрессивная и справедливая война с захватчиками. А навстречу этому

народному движению, получившему свою организационную форму в

ополчении Минина и Пожарского, облегчая ему его трудный путь, шла

стихийная борьба крестьян, холопов и посадских людей, вступивших в

единоборство с иноземными захватчиками.

Ещё с осени 1611 г. в окрестностях Москвы началось сильное

партизанское движение. Участники первого ополчения, уходя от Заруцкого,

составляли вооружённые отряды, нападавшие на поляков. Эти отряды были

прозваны «шишами». Особенно энергично действовали «шиши» на дорогах,

ведущих в Польшу. Партизаны разрывали связи польских отрядов и

гарнизонов с Польшей и препятствовали подвозу продовольствия полякам,

засевшим в Кремле. Когда литовский гетман Хоткевич, посланный королём

Сигизмундом в помощь Гонсевскому, подходил к Москве в сентябре 1611 г.,

он натолкнулся на партизанские отряды «шишей». Отряды Хоткевича и

Сапеги (сам Сапега в сентябре 1611 г. умер) пошли осенью к Рогачёву и к

Волге за продовольствием для голодающих в Кремле поляков, но

значительная часть награбленного у населения продовольствия не дошла до

Кремля; почти всё в дороге отобрали «шиши». По словам поляков, «нельзя

было в пути остановиться ни на минуту; тотчас откуда-то появлялись

«шиши», как только роща, так и осыпят». За зиму «шиши» так осмелели, что

напали на полковника Струся, направлявшегося из Польши сменить

Гонсевского, и перебили его жолнеров.

Самуил Маскевич, один из участников шляхетской интервенции,

много повествует в своих записках о действиях русских партизанских

отрядов.

55

В сентябре 1611 г. он выехал навстречу Хоткевичу с отрядом, имея 16

собственных лошадей, на которых думал погрузить награбленное у

населения. Но «шиши» отбили всю добычу и увели даже его лошадей. «И

остался я с рыжей кобылой да с чалым мерином». В начале 1612 г. на отряд

Маскевича в деревне Родна вновь напали «шиши». Жители Родны

промышля л изготовлением квашеной капусты. «... Мы не могли ею досыта

наесться, но за эту вкусную капусту заплатили своими боками». Шляхтичи

едва успели ускакать. «Русские, имея всё в своей власти, захватили и мои

вещи. Я остался с одной клячей, на которой сидел».

Маскевич рассказывает также и о следующем подвиге патриотизма,

предвосхитившем подвиг Ивана Сусанина: старик крестьянин из деревни

Вишенцы, взятый польскими отрядами в проводники, чтобы не набрести на

русских, повёл поляков на Волоколамск, где стояли русские войска.

Случайное обстоятельство раскрыло замысел крестьянина, заплатившего

жизнью за патриотический поступок.

Крестьяне вооружались за счёт шляхтичей, которых они ловили

поодиночке, убивали, рубили, бросали в проруби, приговаривая: «ступайте

ловить нашу рыбу», вешали и пр. Захватчики не рисковали теперь ездить

небольшими отрядами. Но это не останавливало партизан, которые тоже

объединились и, устраивая засады, неожиданно нападали на врагов и

громили их.

У самой Москвы поляков и немцев заманивали в тесные переулки, в

пригороды, зазывали в гости и там давили и убивали.

В результате этой партизанской войны поляки в Кремле испытывали

жестокий недостаток продовольствия. Воробьи и вороны продавались за

высокую плату.

Конец 1611 г. и начало 1612 г. были очень тяжёлым временем для

подмосковного населения. В ответ на партизанскую войну интервенты

усилили свои жестокости. Они выгоняли население, сжигали жилища,

заставляли бежать куда глаза глядят. Троицкий монастырь ежедневно

хоронил мертвецов, замёрзших на дорогах или убитых в деревнях. Зверства

интервентов достигли в это время апогея.

Литовский великий гетман Хоткевич, которому король Сигизмунд

поручил ведение военных действий в Русском государстве, подошёл к

Москве в первый раз в начале октября 1611 г. Поляки, находившиеся в

Кремле и страдавшие от голода, стали требовать себе замены. Хоткевич

предложил им ряд драгоценностей из царской казны, обещая скоро сменить

их, и вновь ушёл собирать продовольствие. В декабре он отправил большой

обоз с награбленным продовольствием в Москву, но по дороге на обоз

напали «шиши» и отбили его. В начале 1612 г. Хоткевич сменил часть

польского гарнизона в Москве и к лету прибыли свежие подкрепления из

Польши. В начале июля полковник Струсь во главе трёхтысячного отряда

вступил в Кремль. У него сразу начались трения с Гонсевским. так как

каждый из них желал командовать в русской столице Кончилось тем. что

Гонсевский отправился в Польшу и с ним ушла требовать от короля

жалованья за службу значительная часть жолнеров, ранее находившихся в

Москве. Там остались только полк Будзило и новый полк Струся. Крупный

отряд гетмана Хоткевича был вновь занят собиранием продовольственных

запасов, чтобы обеспечить войско до зимы, так как осенью 1612 г.

Сигизмунд обещал прийти с армией и окончательно «умиротворить»

56

Московское государство. В июне Хоткевич собрал большие силы, он

получил значительные подкрепления из Литвы, 800 человек пехоты привел

полковник Неверовский, из-под Смоленска пробыло несколько сот конных и

несколько сот пехотинцев, наконец, подошли около 8000 казаков.

Ближайшей целью Хоткевича было провести свое войско и большой

обоз в Москву и соединиться с поляками, засевшими в Кремле, как в

неприступной крепости. Москва была в то время окружена несколькими

каменными стенами. Высокая стена Кремля с многочисленными башнями и

бойницами. господствовавшими над всей окрестной местностью. и стена

«Белого города», проходившая но линии нынешнего Бульварного кольца,

построенная русским зодчим Федором Конем, прекрасно защищали своими

укреплениями находившихся о Кремле и в Китай-городе поляков. Если бы

Хоткевичу удалось доставить продовольствие этим отрядам и самому занять

Кремль, то выбить его оттуда было бы очень трудно.

Узнав, что столь значительные силы идут к Москве и везут с собой

громадный обоз с продовольствием. Пожарский решил не допустить такою

укрепления польского гарнизона в Кремле. Передовой отряд ополчения

подошёл к Москве 3 августа и стал лагерем по приказу Пожарского

отдельно от казачьих отрядов. 10 августа подошёл новый отряд Лопаты —

Пожарского и расположился у Тверских ворот. Следом двигались основные

силы народного ополчения. Пожарский. не доверявший Трубецкому и его

казакам, собирался сперва остановиться у Троице-Сергиевского монастыря

и там договориться полностью с Трубецким. Но Хоткевич приближался к

Москве, и нельзя было терять ни минуты. Вечером 20 августа Пожарский с

войском подошёл к Москве.

Трубецкой, оставшийся после бегства Заруцкого единоличным

начальником казачьего войска, предложил Пожарскому стать лагерем рядом

с казаками у Яузских ворот. Несмотря на то, что Трубецкой был боярином

(пожалованье это он получил от тушинского царика), он сам выехал

навстречу стольнику Пожарскому. Однако Пожарский не принял

предложения казачьего боярина. Земское ополчение решило: «отнюдь нам с

казаками вместе не стаивать». К тому же позиция, занятая табором

Трубецкого, не годилась для обороны Москвы, так как находилась в стороне

от Можайской дороги, по которой подходили войска Хоткевича. Однако

Пожарский всё же выделил в помощь Трубецкому, который взял на себя

защиту Замоскворечья, две сотни.

Утром 21 августа войска Пожарского расположились в районе

нынешних Смоленской и Крымской площадей и у Арбатских ворот, т. е. с

той стороны Москвы, куда подходил с запада Хоткевич. Расположившись

лагерем на самой дороге Хоткевича, Пожарский как бы подчеркивал

решимость биться до конца, но не допустить соединения вражеских сил.

Хоткевич во главе своего войска появился вечером того же дня и

остановился на Поклонной горе, где двумя столетиями позже

останавливался упоенный успехами и славой Наполеон и напрасно ждал

сдачи Москвы.

Главнокомандующий польской армией Карл Хоткевич был опытный

воин, сражавшийся ранее в Нидерландах) в испанских войсках, одержавший

до похода в Московское государство ряд побед, в том числе победу при

Кирхгольме над шведским королём Карлом IX. Основную часть его армии

составляла конница: украинские казаки, конные шляхетские отряды и

57

венгерская кавалерия, которая считалась лучшей в Европе. Пехоты было

сравнительно немного; она состояла из наемников — немцев, венгров,

поляков. И пехота, и шляхетская конница имели хорошее вооружение:

ружья, копья, стальные доспехи. Эти войска умели сражаться регулярным

правильным строем, т. е. умели применять передовую воинскую тактику

того времени. Так, тяжело вооружённые польские гусары мчались в атаку

шеренгой, выставив вперёд сплошной ряд длинных копий. Пехота также

наступала стройными рядами.

Что касается армии Пожарского, то её вооружение было

относительно хуже, особенно у ратников-крестьян и посадских. Только

очень немногие дворяне имели стальные доспехи. Часть служилых людей и

казаки имели ружья.

Пожарский расположил свои войска от берега реки Москвы у

Чертольских (Крапоткинских) до Петровских ворот. Центр его армии был у

Арбатских ворот и преграждал путь Хоткевичу, шедшему по Смоленской

дороге. Войска Трубецкого, защищавшие Замоскворечье, имели два

укрепленных «острожка» — около церкви Климента на Пятницкой и у

церкви Георгия недалеко от Москворецкого моста.

Положение русской армии было непрочным, так как в её тылу в

Кремле находился польский гарнизон, с нетерпением ожидавший

Хоткевича. Переправившись через Москву-реку у Новодевичьего

монастыря, Хоткевич повёл 22 августа наступление на Арбатские и

Чертольские ворота, стремясь прорваться к Кремлю. В сражении

участвовала главным образом конница. Польским тяжело вооружённым

гусарам противостояли хуже вооружённые, но более подвижные русские

всадники. Бой принял сразу упорный характер. Атаки производились то

одной, то другой стороной и долгое время не давали результата.

Тогда Хоткевич ввел в дело венгерскую и немецкую пехоту.

Профессионалы-солдаты, имевшие большой военный опыт и сноровку,

сбили ополченцев и заставили их отступить в пределы Земляного города,

где бой продолжался на улицах. Действия конницы в этих условиях были

очень затруднены, и Пожарский приказал своим всадникам спешиться и

сражаться врукопашную. Бой был ожесточённый. «Едва руками не

схватывались», говорит летописец. В это время кремлёвский польский

гарнизон произвёл вылазку и ударил на русских с тыла. Окруженные

врагами ополченцы храбро сражались. В этом бою на глазах у Минина был

убит его любимый племянник — бесстрашный воин Фотим Сремкин. С

трудом удалось отряду костромичей, которыми предводительствовал

ремесленник Ремень, загнать поляков обратно в Кремль.

В этот тяжёлый момент ополченцы очень нуждались в помощи

Трубецкого. Однако Трубецкой помощи не оказывал. Часть его войск даже

издевалась над земскими войсками, говоря: «пришли богатые и сытые из

Ярославля — вот и сами отстоятся от гетмана». Но когда на глазах у казаков

левый фланг русских оказался отрезанным и поляки прижали его к берегу

реки Москвы, тогда, не ожидая приказа Трубецкого, на помощь ополченцам

бросились в бой сотни, переданные накануне из ополчения, а за ними уже

последовали атаманы Афанасий Коломна, Дружина Романов, Филат

Можанов, Макар Козлов, со своими отрядами. Сделано это было вопреки

Трубецкому. Казачьи атаманы упрекнули его: «в вашей нелюбви (к

58

Пожарскому) — Московскому государству пагуба». Это решило исход боя

22 августа. Хоткевич был отброшен за Москву-реку.

Не сумев пробиться в Кремль, Хоткевич отступил к позициям,

занятым им накануне. Чертольская улица была покрыта трупами. Вылазка

поляков из Кремля была также отбита с большими для них потерями. Струсь

пытался пробиться на соединение с Хоткевичем, но, испугавшись, быстро

вернулся в Кремль. С тех пор в обиход вошло новое слово: «струсил»,

отражающее «храброе» поведение полковника Струся. Но в ночь на 23

августа под покровом темноты 500 поляков из полка Неверовского

пробрались в Замоскворечье.

Следующий день прошёл в приготовлениях к решительной битве.

Польские войска заняли Донской монастырь. Замоскворечье было

относительно плохо укреплено. Там стоял Трубецкой с казаками,

настроение которых было известно полякам, и Хоткевич решил пробиваться

в Кремль теперь с этой стороны. Но Пожарский разгадал его маневр и сам

стал па Остоженке, откуда мог в нужный момент перейти и Замоскворечье

вброд через реку, переправил значительную часть войск через Москву-реку

в Замоскворечье, где казаки Трубецкого охраняли полуразрушенный вал и

два «острожка».

24 августа поляки возобновили наступление. В течение нескольких

часов русские выдерживали сильный натиск, но к полудню отступили.

Венгерская пехота, составлявшая центр польского войска, прорвалась у

Серпуховских ворот. Был нанят укрепленный «острожек» у Климента.

Значительная часть оттеснённых с валов Замоскворечья ополченцев и

казаков залегла между развалинами полусожжённого города, в ямах на

улицах и в этих укрытиях ждала дальнейшего наступления поляков. «Пехота

легоша по ямам и по крапивам на пути. чтобы не пропуститя етмана в

город». Хоткевич, желая использовать успех, приказал вслед за

продвигавшимися войсками немедленно ввести в город свой огромный обоз

с продовольствием. Обоз дошёл уже до церкви Екатерины на Ордынкс. По

свидетельству польского дневника, «гетман рад бы птицей перелететь в

крепость, но так как ему мешали устроенные русскими частые рвы и ямы, то

наши войска стали отдыхать». Только одна верста отделяла поляков от

Москвы-реки, и они старались дойти до неё и сбросить в реку русских. А в

ото время часть казаков Трубецкого, видя, что поляки теспят войска

Пожарского, вышли из сражения и расположились на устье Яузы.

Тогда Минин и Пожарский обратились к келарю Троице-

Сергиевского монастыря Авраамию Палицыну, который был посредником

между казаками и ополчением, и «умолиша» Палицына пойти к казакам и

вновь поднять их на выступление. Но еще до его приезда вид польских

знамён, развевающихся на церкви, привёл казаков в бешенство и они

бурным приступом отбили Климентьевский острог.

По словам современника, «сурово и жестоко нападоша (казаки) на

войско литовское: ови убо боси, инии же пази, токмо оружие имуще в руках

и побивающе немилостиво». В результате атаки Климентьевский острог

вновь был взят русскими. Венгерская пехота понесла при этом сильные

потери, начавшиеся же уличные бои требовали наличия именно пехоты. Б

этот момент пришел Палицын и обратился к патриотизму казаков: «Вы

стали крепко за православную веру и прославились во многих дальних

государствах своею храбростью, а теперь, братья, хотите такое доброе

59

начало одним разом покрыть». Воодушевлённые казаки кричали: «Пойдём и

не воротимся назад, пока не истребим в конец врагов!».

Пожарский приказал своим служилым людям оставить коней и

пешим защищать Замоскворечье и переправу через Москву-реку В течение

всего боя Пожарский ободрял поиска, убеждал их биться до последней

капли крови. Наступил вечер, а жестокий бой всё ещё продолжался. Поляки

упорно сопротивлялись, хотя русские и наступали «сурово и жестоко» и

били их «немилостиво».

Перелом в сражение был достигнут Кузьмой Мининым, который в

этот ответственный миг с оружием выступил против иноземцев С

разрешения Пожарского он взял три сотни конных воинов, «и перешед за

Москву-реку и ста против Крымского двора, тут же стояху у Крымского

двора рота литовская конная да пешая. Кузьма же с теми сотнями на-

пустиша впрями на них. они же не дождався их побегоша к таборам

Ходкевым рота роту смяху». Так посадский человек Минин сумел в

решающий час добиться перелома в битве с врагами своей родины.

Ободрённая этим признаком неустойчивости поляков. русская

пехота, не допускавшая неприятеля к реке, перешла сама в наступление.

Засевшие в ямах и буераках бойцы бросились на войска Хоткевича, «пошли

тиском» к польскому лагерю. «От вопля и криков с обеих сторон, говорит

очевидец, не было даже слышно пушечных выстрелов, только сверкал огонь

и дым. .. окутывал всё войско. И была врагам великая гибель». Поляки не

выдержали и побежали. Весь обоз с продовольствием, артиллерия, польские

знамена и шатры попали в руки победителей. Хоткевич отступил к

Воробьевым горам, «браду свою кусая зубами и царапая лицо ногтями», а на

следующий день, не решаясь возобновить битву, ушёл к Можайску, а оттуда

«срама же ради своего прямо в Литву поидоша».

В этом сражении русские войска, имевшие меньше военного опыта и

худшее вооружение, одержали верх, благодаря высокому моральному

подъёму, инициативе воинов, закрепившихся в потаённых местах

Замоскворечья, умелому руководству Пожарского и Минина. Они дрались

за свободу и независимость своей родины и победили. Размеры этого

поражения Хоткевича были для поляков очень тяжелы. Так, из кавалерии у

Хоткевича осталось но более 400 человек. Осажденным в Москве полякам

уже не приходилось больше ждать скорой помощи.

«О как нам горько было, — говорит один из поляков, осажденных в

Кремле, — смотреть) как гетман отходит, оставляя нас на голодную смерть,

а неприятель окружил нас со всех сторон, как лев, разинувший пасть, чтобы

нас проглотить, и наконец отнял у нас реку».

Вынудив к отступлению литовского гетмана, Пожарский начал осаду

вражеского отряда, засевшего в Кремле. В то же время надо было

договориться с Трубецким об организации правительства.

Дело это оказалось далеко не лёгким. В начале сентября в лагере

Трубецкого появились старые «заводчики всякого зла», в числе их Иван

Шереметев, бывший костромской воевода, не желавший впускать в

Кострому нижегородское ополчение, и князь Григорий Шаховской,

сподвижник Тушинского вора. Они стали подстрекать Трубецкого и казаков

против ополчения. Вожди ополчения — Минин и Пожарский — писали об

этом в Вологду в грамоте 9 сентября: «У Ивана Шереметева с товарищами, у

атаманов и казаков такое умышленно, чтобы Литва в Москве сидела, а им

60

бы по своему таборскому воровскому начинанию всё делать и государство

разорять».

Лишь в самом конце сентября, после долгих споров,

правительственные «приказы» земского ополчения и казачьего войска были

объединены и расположены в районе Трубной площади, почти на равном

расстоянии от обоих лагерей. Все постановления и грамоты должны были

впредь подписываться обязательно и Трубецким) и Пожарским) одной

подписи было недостаточно.

В совместной грамоте Пожарский и Трубецкой оповещали, что «по

челобитию и по приговору всех чинов людей стали во одиначестве и

укрепились, что нам да выборному человеку Кузьме Минину Московского

государства доступать и Московскому государству во всём добра хотеть

безо всякой хитрости».

Вражеский гарнизон ещё отсиживался в Кремле. Отрезанные

русскими от внешнего мира, поляки испытывали жестокий голод. В

результате боев 22–24 августа число осажденных увеличилось, а

продовольствия не было. Осажденные ели кошек, собак, траву, начали

выкапывать из могил и есть полусгнившие трупы. Развилось людоедство:

сперва среди немцев-наёмников, а потом и среди польской пехоты.

В записях современников подробно описаны эти «подвиги».

Пехотный поручик Трусковский съел двоих своих сыновей; один гайдук

тоже съел своего сына; другой съел свою мать; третий — своего слугу;

словом, отец сына, сын отца не щадил; господин не был уверен в слуге,

слуга в господине, кто кого мог, кто был здоровее другого — тот того и ел.

Об умершем родственнике или товарище судились, как о наследстве, и

доказывали, что его съесть следовало ближайшему родственнику, а не кому-

нибудь другому.

Такое судебное дело случилось во взводе ротмистра Ленчинского, у

которого гайдуки съели умершего пахолка их взвода. Родственник

покойного, гайдук из другого десятка, жаловался ротмистру и доказывал,

что он имел больше права съесть, как родственник; а те возражали, что они

имели на это ближайшее право, потому что умерший был с ними в одном

ряду. Ротмистр, не зная, какой сделать приговор, опасаясь, как бы

недовольная сторона не съела самого судью, бежал с судейского места.

По словам польского купца Божко Балыка, находившегося среди

осажденных, «пехота и немцы потаи начали людей резати и ести». Вскоре

людоедство сделалось открытым. «Сын мытника Петриковского с нами в

осаде был, того порвали и изъели, и иных людей и хлопят поели... Мышь по

злотому куповали, за кошку давали 8 злотых, пана Будилова товарищ за пса

дал 15 злотых и того было трудно достать; голову человеческую куповали

по 3 злотых, за ногу человеческую одну по костики дано гайдуку 2 злотых,

за ворона чёрного давали 2 злотых, и в придачу полфунта пороху, всех

людей больше двухсот пехоты и товарищов поели».

Пожарский обратился с посланием к осажденным полякам, предлагая

сдаться, обещая им жизнь. Однако поляки ответили отказом. Боясь

возмездия, они не решались сдаться. Они всё ещё ожидали скорого

прибытия Хоткевича и короля Сигизмунда. Однако вобрать новую армию

против показавшего свои силы русского народа было нелегко, и поляки,

засевшие в Кремле, не дождались её. В их ответе Пожарскому прозвучала

классовая ненависть к народным низам, из толщи которых рекрутировалось

61

ополчение. «...Лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей! Пусть

хлоп по-прежнему возделывает землю, Кузьма пусть занимается своей

торговлей» — писали паны, подчёркивая, что ополчение состояло из

простых русских людей.

Опасаясь, что Хоткевич предпримет новую попытку прорвать кольцо

окружения, Пожарский и Трубецкой выкопали через всё Замоскворечье ров,

заплели плетень, поставили в разных местах башни и пушки, из которых

можно было обстреливать подступы к городу. Осторожный и

предусмотрительный Пожарский лично наблюдал за тем, как ведутся эти

работы

22 октября с развёрнутыми знаменами русские пошли на приступ

Китай-города и взяли его. При этой атаке много шляхтичей было убито и

взято в плен. Дни кремлёвского гарнизона были сочтены. Сперва из Кремля

стали выходить бояре, пересидевшие там тяжёлую осаду: Мстиславский,

жена Филарета Романова — Марфа с сыном Михаилом и другие. Изменник

Андронов ещё до этого бежал к Заруцкому, а Салтыков — в Польшу. 27

октября сдались, наконец, и польские войска. Полк Будило сдался войскам

Пожарского, полк Струся — Трубецкому. В Кремле русские нашли следы

грабежей, остатки людоедства, поруганные храмы. Русские воины были

очень озлоблены против интервентов; но благодаря личному вмешательству

Пожарского удалось оградить от смерти часть пленников.

1 ноября состоялось торжественное вступление победителей в

Кремль, возвращенный Московскому государству. Пожарский входил от

Арбата, Трубецкой от Покровки.

Так русский народ, движимый любовью к родине, нашёл в себе

достаточно энергии, сил и мужества, чтобы без посторонней помощи,

силами народного ополчения под предводительством Минина и Пожарского

изгнать захватчиков из русской столицы. «Разогнаны были тёмные тучи

столь великих гроз». Очищение Москвы было крушением всех

захватнических планов польской шляхты, иезуитов и короля Сигизмунда.

Этот народный подвиг был совершен рядовыми служилыми и посадскими

людьми, крестьянами и холопами, этими «последними людьми Московского

государства».

Однако очищение Москвы ещё .далеко не означало очищения всего

государства. Эта задача оказалась очень трудной и потребовала новых

усилий от русского народа.

Прежде всего надо было отразить наступление самого короля

Сигизмунда. Еще осенью 1612 г. Сигизмунд и Владислав перешли польскую

границу, и, соединившись с Хоткевичем, направились к Москве. Русские

города оказывали сильнейшее сопротивление. Волоколамск выдержал три

приступа. но не сдался. Даже небольшой городок Погорелое Городище

устоял против натиска поляков. Сигизмунд направил в Москву передовой

отряд для переговоров с боярами, однако никто в переговоры не вступил, а

отряд подвергся нападению русских. Между тем наступили морозы.

Сигизмунд не имел средств вести зимнюю кампанию и, узнав о сдаче

кремлёвского гарнизона, ушёл обратно в Польшу. Подходя с немцами-

наёмниками к Волоколамску, «польский Жигимонт король похвалялся

великое Российское государство под себя и под Польшу и под Литву

привести». Но эти похвальбы Сигизмунда не осуществились.

62

Чрезвычайно любопытно, что, пытаясь вновь организовать поход на

Россию, шляхетское правительство Сигизмунда пыталось найти поддержку

у различных европейских государств, прежде всего у Испании. Король

Сигизмунд направил к испанскому королю Филиппу III особых послов

просить помощи в борьбе с Россией. В инструкции, данной главе посольства

Грушецкому, Сигизмунд признавал, что первый самозванец «под ложным

именем Дмитрия с помощью польских войск вторгнулся в Государство», и

объяснял это стремлением «утвердить оружием давнее право королевства на

наследие предков своих». Однако русские, «готовые к возмущению,

воспротивляются всеми силами... и при чрезвычайном изобилии людей...

возобновляют войны за войнами... Они-то и с предками короля польского...

вели тяжкие и продолжительные войны и, будучи часто побеждаемы и

разбиваемы, никогда не могли примириться». Сигизмунд просил испанского

короля «оказать какую-нибудь благовременную и необходимую помощь».

Однако найти союзников по интервенции, сколотить блок против Русского

государства Сигизмунду тогда не удалось.

Большие трудности пришлось преодолеть, чтобы очистить

Московское государство от вооружённых отрядов польских, литовских и

русских «воров». Едва Хоткевич 24 августа отступил от Москвы, как из его

отряда ушли казаки и часть поляков и отправились на север грабить

незащищенные русские города. 22 сентября они напали на богатый

торговый город Вологду. Там их не ждали, и «воры» захватили богатую

добычу. В начале зимы разбои оставшихся после ухода короля Сигизмунда

литовско-польских авантюристов и Черкасов усилились ещё более.

Действовали «воры» несколькими отрядами. В это время были разграблены

и разорены Белоозеро, Каргополь, Сольвычегодск и другие северные города

и земли, которые раньше были защищены ополчением. Москва в то время

почти не могла оказать северу вооруженной помощи. Ещё осенью, после

московской победы, значительная часть земского ополчения стала

расходиться по домам. Оставшееся немногочисленное войско было

необходимо для умиротворения юго-востока, где свирепствовал Заруцкий, и

для охраны западных границ от возможных новых нападений поляков. В

декабре 1612 г. поляки захватили Путивль, а Гонсевский в январе 1613 г.

пытался захватить Осташков. Поэтому только в середине зимы в Вологду

прибыл большой отряд «против польских и литовских воров». В самой

Москве часть казачьего гарнизона, не получая во время жалованья, вышла

из повиновения и начала грабежи. Требовалось возможно скорее установить

прочный государственный порядок, чтобы закрепить одержанную победу,

обеспечить восстановление хозяйственной жизни и добиваться возвращения

отторгнутых иноземцами русских земель.

И вот, тотчас же после изгнания поляков из столицы, правители

Трубецкой, Пожарский и Минин стали вызывать в Москву выборных «по 10

человек от городов и земель для государственных дел». Через несколько

дней была разослана новая грамота, требовавшая приезда по 10 человек «к

доброму совету по обиранию». В начале января 1613 г. в Москву съехались

участники Земского Собора Московского государства.

Новому правительству, избранному на этом Земском Соборе,

предстояло ещё много потрудиться, чтобы очистить государство от

оставшихся на его территории польско-литовских шаек, голодными волками

рыскающих по русской земле, грабящих и убивающих русских людей.

63

Предстояло ещё выбить из Новгорода шведских интервентов, преодолеть со

стороны неудачливых захватчиков попытки реванша, добить остатки

изменнических отрядов Заруцкого. Ещё много тяжёлого пришлось пережить

русскому народу в условиях образовывающейся феодально-абсолютной

монархии. Но именно он в эти страшные годы отстоял политическую,

национальную и культурную независимость своей родины, отстоял своё

будущее.

И была тогда, пишет летописец, «в России радость и веселие, что

очистилось Московское государство от чужеземцев совершенным и

конечным радением и прилежанием боярина князя Дмитрия Михайловича

Пожарского и нижегородца Кузьмы Минина и иных бояр и воевод и дворян

и всяких людей. И за то им здесь слава и память во веки веков».

Пожарский много потрудился и в последующие годы, отстаивая

русскую землю от захватчиков.

Умер Пожарский в 1642 г. Перед смертью он, по обычаю того

времени, постригся в монахи, приняв имя Кузьма — в память своего друга и

соратника.

Минин скончался значительно ранее славного воеводы. В 1613 г.

Минин был пожалован думным дворянином, выполнял некоторые

ответственные правительственные поручения (последнее — расследование

мятежа казанских татар) и умер в 1616 г.

Друзья в жизни и в служении отечеству, Минин и Пожарский

остались друзьями и в памяти русского народа. В Москве на Красной

площади им воздвигнут в 1817 г. общий памятник работы скульптора

Мартоса; Минин поддерживает израненного Пожарского и указывает ему на

московский Кремль. На постаменте памятника изображены русские люди,

ничего не жалеющие ради спасения родины. На пьедестале надпись:

«гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия».

Прошли века. На Москву вновь шли захватчики: после польско-

литовского нашествия начала XVII века, после нашествия Наполеона в

начале XIX века, на Москву двинулись гитлеровцы. И вновь Москва отбила

интервентов.

Радостно празднуя 800-летие Москвы, столицы СССР, трудящиеся в

«Обращении к товарищу Сталину» 7 сентября 1947 г. вспомнили великих

своих предков:

«В тяжёлые годы польско-шведской интервенции, на рубеже XVI и

XVII веков, Москва вновь явилась центром национально-освободительной

борьбы русского народа. Здесь, на улицах Москвы, окрестили свои мечи о

иноземными захватчиками доблестные ополченцы Козьмы Минина и

Дмитрия Пожарского — двух великих русских патриотов) священные имена

которых, как образно сказал Белинский, никогда не исчезнут в океане

вечности».

Товарищ Сталин в «Вопросах ленинизма» указал: «В истории

государств, в истории стран, в истории армий бывали случаи, когда имелись

все возможности для успеха, для победы, но они — эти возможности —

оставались втуне, так как руководители не замечали этих возможностей, не

умели воспользоваться ими, и армии терпели поражение» (изд. 11-е, стр.

323).

Минин и Пожарский не создали освободительного движения

русского народа, но они сумели лучше других организовать это движение и

64

возглавить его, использовав все возможности) открывшиеся в связи с

национальным подъёмом широких масс населения.

Русский народ в начале XVII века вёл против захватчиков войну

справедливую, и нижегородское ополчение под руководством Минина и

Пожарского защитило Русское государство от внешнего нападения и

попыток его порабощения.

Польские паны, захватив Москву, могли, казалось, торжествовать

окончательную победу. Современники скорбели: «Настало Руси конечное

разорение... Люди не чаяли впредь себе спасения, чуть не вся русская земля

опустела... Прозвали старики наши это лютое время — лихолетьем». И

именно в это тяжёлое время со всей силой обнаружилась творческая энергия

и любовь к родине русского народа. Русский характер, стойкий и

настойчивый, с особенной силой проявился в эти мрачные годы, когда народ

сам нашёл путь к спасению. Густой, спустившийся над Русским

государством мрак был прорезан лучами восходящего солнца. Русский

народ силами народного ополчения под предводительством Минина и

Пожарского изгнал захватчиков из русской столицы. Минин и Пожарский,

действуя в полном единении, сумели так организовать патриотическое

движение народа, что обеспечили ему победу.

Разорённый, лишившийся даже своей столицы, русский народ нашёл

в себе самом силы свергнуть иго иноземной неволи. Несмотря на испытания

и потрясения, народ показал столько здоровых жизненных сил, что устоял

против интервенции и вернул обратно всё утерянное. Герои этого времени,

подлинные представители этого национального движения, Минин и

Пожарский, осмотрительные, скромные люди, ни на минуту не

отклонявшиеся от руководимого ими народного движения. Нижегородский

подвиг потому так и велик, что совершен он был самим народом, его

руками, его жертвами.

Великие имена Минина и Пожарского, показавших образцы горячей

любви к родине и мужественной решимости защищать Русское государство,

живут и поныне в памяти русских людей, в благодарной памяти всех

народов Советского Союза.

И в сердцах всех советских людей будут всегда звучать слова вождя,

сказанные в дни тяжёлых испытаний в борьбе с гитлеровскими

захватчиками:

«Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших

великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы

Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!»

(И. Сталин, Речь на параде Красной Армии 7 ноября 1941 г.).

65

НАУЧНАЯ И ПОПУЛЯРНАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Соответствующие разделы общих курсов по истории СССР, в

частности: История СССР, под ред. Бахрушина, Грекова, Лебедева, т. 1,

1939. «Курс русской истории» В. Ключевского, т. III, 1937.

2. Акты археографической экспедиции, т. II, 1836.

3. « Изборник славянских и русских сочинений» изд. А. Попова, 1866.

4. «Акты исторические», т. II, 1841.

5. «Сказания современников о Дмитрии Самозванце», т. V (Дневник

Маскевича).

6. Масса, Ис., Краткое известие о Московии в начале XVII в., 1937.

7. «Русская историческая библиотека», т. I.

8. Записки гетмана Жолковского, 1871.

9. Платонов, С., Очерки по истории смуты в Московском государстве

XVI — XVII вв., изд. 1937.

10. Костомаров, Н., Смутное время Московского государства, трех

книгах, 1905.

11. Русский биографический словарь, 1905, Статья Корсаковой о

князе Пожарском.

12. Смирнов, С., Биография кн. Д. Пожарского, 1852.

13. Забелин, И., Минин и Пожарский. Прямые и кривые в смутное

время, 1901.

14. Любимов, П., Очерк истории Нижегородского ополчения 1611–

13 гг., 1939.

15. Бахрушин, С.В., Минин и Пожарский, Ташкент, 1942.

16. Казаченко, А., Разгром польской интервенции в начале XVII века,

1939.

17. Шкловский, В., Минин и Пожарский, 1940.

18. Костылев, Кузьма Минин, 1941.