Ю. К V Р> О Ч К и Н
/МЯТНЫ ЕТРОПЫ
Б Ь И ИР А З Н Ы Х Л Е Т
С р е д и е- У р а л ь с к о е
н и ж н о е И з д а т е л ь с т в о
С в е р д л о в с к 1 9 6 4
Книга представляет собой сборник краеведческих очерков. Ее автор — журналист Ю. М. Курочкин, горячо интересуется всем, что связано с уральским краем, с его прошлым и настоящим. Он рассказывает об истории настольной лампы Ильича, подаренной вождю кусин- скими мастерами художественного литья, увлеченно говорит о старинных гербах уральских городов, о замечательном Чусовском парке, созданном лесничим-энтузиас- том Зануцци. Ряд очерков посвящен сегодняшнему Уралу, его людям, безгранично любящим уральскую природу, преобразующим ее.
Многие очерки печатались в журналах «Уральский 'следопыт» и «Урал», в центральных и местных газетах. Для этого издания они заново переработаны и дополнены новыми материалами. Книге предпослано предисловие писателя В. Лидина.
Писатель и его тропы
Любовь к своему краю бывает разная: можно просто любить места, где родился и рос, — это любовь пассивная. Но бывает и действенная любовь, когда о том, что любишь, хочешь рассказать другим и заставить их также полюбить это.
Юрий Михайлович Курочкин принадлежит к числу тех счастливых искателей, которые, обогащаясь сами, обогащают в то же время и других. Курочкин знает Крал и учит любить его.
По Уралу он походил, историей его глубоко интересовался, искал и находил самородки его богатого прошлого, сокровища его великолепного настоящего.
Приятно вспомнить попутно, что есть уже целая плеяда уральцев, обогативших историю Урала своими изысканиями, привлекших к нему внимание множества читателей наших, и среди имен В. П. Бирюкова, Е. Д. Петряева, А. А. Шмакова свое место занимает имя Ю. М. Курочкина. Очерки или, вернее, рассказы Курочкина — не только краеведческие. Они шире по своей теме и по тем задачам, которые поставил перед
собой автор. В сущности, они уходят в историю культуры России: Урал лишь составная часть этой истории, и часть интереснейшая не только по тому, что было в прошлом, но и по тому, что есть в настоящем и видится в будущем Урала, поистине титаническом, когда все его силы и богатства будут поставлены на службу человеку. Обо всем этом и рассказал в своей книге «Памятные тропы» Курочкин, рассказал достоверно. Название «Памятные тропы» не заключает в себе некоего географического понятия. Исследователь края, Курочкин ищет те тропы, по которым шло его культурное развитие. Читатель, несомненно, с признательностью к автору прочтет эту книгу и многим заинтересуется, даже если это лежало дотоле вне круга его непосредственных интересов.
Урал, о котором пишет Юрий Михайлович Курочкин, не только тот край, где на границе стоит каменный столб с надписью «Европа — Азия», это одна из самых мужественных, самых жизнестойких частей России, и, когда мы говорим об Урале, мы думаем и о его металлургии, и о каслинском чугунном литье, и о поисках геологами новых драгоценных ископаемых, и о его замечательных людях, — таким он предстает перед нами, Урал, выполнивший величайшую роль в самые тяжелые для нашей страны годины, стальной её хребет, одна из кладовых ее могущества.
Курочкину предстоит еще много рассказать об Урале, но и рассказанного в этой книге достаточно, чтобы читатель последовал за автором по открытым им-тропам, и не только обогатился какими-то сведениями, но и глубоко заинтересовался Уралом.
Вл. Лидин
/ I
ОВААЬ/ И И р /1
Старый завод
1 ■ танция Кусинский за- вод! — объявил проводник, когда поезд оста
новился на берегу живописной речки, стиснутой мохнатыми от ельника горами.
Новенький миниатюрный автобус проворно побежал от станции, сохранившей старое название населенного пункта, к городу (да, теперь уже город!) Кусе.
Кусинский завод... Нечасто мы теперь слышим о нем. То ли потому, что стоит он в стороне от больших дорог, на третьестепенной железнодорожной линии Дружинино — Бердяуш, то ли потому, что его былую славу затмили молодые, но более мощные соседи.
А некогда «казенный Кусинский чугуноплавильный, литейный и железоделательный завод», основанный еще в 1778 году, был достаточно известен своей продукцией. Изготовленные им чугунные ядра и снаряды летели на головы вражеских войск еще во времена Отечественной войны 1812 года. Немало было выдано заводом тонкостенного промышленного и бытового литья. «Кабинетные вещицы» — художественное литье с маркой Кусы — известны были и в Копенгагене, и в Стокгольме, и в Глазго, и в Милане, где на международных выставках мастерство кусинских умельцев отмечалось высокими наградами.
Кусинский чугун всегда славился отменным качеством. Старенькая полукустарная домна на берегу веселой речки Кусы давала такой металл, о котором специалисты говорили, причмокивая от удовольствия.
Пронюхавшие о его качествах иностранные фирмы не только причмокивали, но и действовали — чушки ку- синского чугуна усиленно шли за границу. Нередко тайно. Так, вспоминают, что накануне первой мировой войны из Германии поступил большой заказ на... пудовые чугунные гири.
Зачем немцам понадобились русские гири да еще пудовые? Об этом никто из царских чиновников не задумался. Не обратили они внимания и на то, что к качеству гирь, вернее, чугуна, приемщики были особенно придирчивы.
6
Л ларчик открывался просто: в России тогда действовал запрет на вывоз стратегических материалов в Германию. В том числе и на металлы. Но не на изделия из них. Этим и воспользовались немецкие милитаристы, усиленно пополнявшие свои запасы высококачественного чугуна.
О достоинствах кусинского чугуна в Германии, пожалуй, знали больше, чем в России. Известен такой случай. На одной из южнорусских тепловых электростанций измучились с колосниками: уж очень быстро выходят из строя. Перепробовали продукцию доброго десятка заводов и все не то: через месяц-другой приходят в негодность. Хотели было уже выписывать дорогой шведский или немецкий чугун, как кто-то из инженеров, побывавших на Урале, вспомнил про чудесный кусинский металл. Дали заказ. Установили новые колосники. И пришли в восторг— и служат они в несколько раз дольше, и по цене куда дешевле.
А еще славилась издавна Куса и ее окрестности своей красотой. Лет восемьдесят-девяносто назад кто-то из заезжих журналистов назвал их «Русской Швейцарией». Вероятно потому, что иные русские литераторы Швейцарию знали тогда больше, чем родные края, живописностью не уступающие прославленным иноземным территориям. Побывайте-ка, например, на Аргусе. Это большой каменный утес на реке Ай, недалеко от города. Взберитесь на него, и у вас дух захватит от восторга перед чудесной панорамой горного Урала.
Но не думайте, что название утеса взято из греческой мифологии, в память стоглазого великана Аргуса, которому богиней Герою было поручено неусыпно охранять Но — дочь аргивского царя, превращенную
7
богами в корову за какие-то там грехи. Имя утесу дали древние насельники края — башкиры. По-башкирски аргус — значит, разбойник. В былые времена, когда по Аю сплавлялись караваны горнозаводских барок, буйная в половодье река нередко бросала на каменную грудь вдающегося в реку коварного утеса зазевавшуюся барку. И как еще, кроме разбойника, могли величать его оставшиеся в живых барочники!
В конце прошлого столетия в Кусу специально приезжали делегаты международного геологического конгресса и, как вспоминают старики, долго любовались великолепием уральской природы.
...Но вот автобус уже разворачивается на конечной остановке-— городской площади, окруженной современными трехэтажными домами, корпусами нового для Кусы завода точных технических камней, громадой строящегося Дворца культуры. Внизу, в долине реки, у подножия Моховой горы дымит трубами старый завод.
Куса... Что-то удастся мне найти здесь? Как разрешится загадка, распутать которую я приехал сюда?
Лампа Ильича
Давний друг «Уральского следопыта» Светлана Валентиновна Семенова — научный работник Уральского политехнического института, привела в редакцию своего знакомого. Накануне вечером они встретились в институтской библиотеке. Михаил Артемьевич Мельнов, кандидат экономических наук, преподаватель института, рассказал ей историю, давно волнующую его. Но история эта пока еще не имела конца.
8
Вот что рассказал Мельнов.
— В прошлом году мне довелось быть в Москве, в Институте повы
шения квалификации преподавателей общественных наук. В числе всяких экскурсий по музеям и памятным местам столицы, в нашем плане стояло и посещение кабинета В. И. Ленина в Кремле. Ну, конечно, этого дня все ждали с нетерпением. И вот мы в Кремле. С волнением переступили порог комнаты, такой простой и вместе с тем необыкновенной, комнаты, где работал он — Ленин! Рассказывать об ее обстановке незачем — она известна из многочисленных описаний, хотя, конечно, ни одно из них не заменит того, что увидишь сам... Когда экскурсия уже подходила к концу, я заметил на маленьком столике, где Ильич хранил свернутые в трубочкуч
военные карты, чем-то знакомую мне вещь. Это была отлитая из чугуна скульптура, которую венчала лампа в обрамлении стеклянных лепестков, развернутых в форме пятиконечной звезды. Чугунная фигурка изображала рабочего, кующего лемех плуга. А около наковальни, установленной на кряжистом обрубке,— обломок меча, пушечный ствол, разбитый снаряд — материал, предназначенный для перековки на мирные орудия труда.
— «Перекуем мечи на орала»? — перебили мы.— Да-да, именно эта тема, воплощенная в извест
ной работе скульптора Вучетича, была заложена в изваянии, созданном тогда, когда над молодой советской страной еще только-только утихали громы сражений.
— Она, конечно, каслинского литья?— В том-то и дело, что нет! На постаменте фигу
ры начертано:
ПодарокВеликому Мировому Вождю С-кой Раб. крест. Рев.
т. ЛЕНИНУ от Рев. Раб. Кус. зав.
Кусинского, какого же больше! Но как же я, уроженец Кусы, сын и внук кусинских мастеровых, раньше ничего не слышал об этом подарке вождю, об этой скульптуре? Отец мой — потомственный чеканщик, и уж, конечно, что-нибудь да знал о ней. Я забросал экскурсовода вопросами, но на каждый из них получал одинаковый ответ: «не знаем». Больше того, мне сообщили, что среди экспонатов кабинета — это, пожалуй, единственный, о котором работникам музея-квартиры
10
Ленина известно очень немногое: только то, что каждый может сам прочесть на скульптуре... Я уходил из Кремля взволнованный и озабоченный. Здесь, в кабинете Ильича, святыне трудящихся всего мира, хранится подарок вождю от моих земляков, подарок замечательный и многозначительный, а никто ничего не знает о нем! История его — драгоценная страница жизни старинного уральского завода, и совершенно невозможно, чтобы она осталась забытой, непрочитанной нами... С тех пор ленинская лампа не дает мне покоя — надо, очень надо раскопать ее историю!
— И неужели вы не пытались раскапывать?— Пытался. Но это оказалось делом нелегким.
Списался с земляками и родственниками, порылся в памяти, заново перелистал «Ленинские сборники» и книги воспоминаний. И — пока ничего. Стариков, мастеров чугунного литья уже мало осталось в живых, а кого удалось найти, те ничего не припомнили.
Через несколько дней я мчался в Кусу в надежде хоть сколько-нибудь прояснить загадку.
Куса включается в поиск
Чтобы восстановить драгоценную для нас историю кусинского подарка Ленину, предстояло узнать и найти немало. Ведь в Москве сказали, что о подарке почти ничего не известно.
А хотелось бы знать многое. При каких обстоятельствах возникла мысль о подарке? Кто автор скульптуры? Кто делал модель, кто формовал и отливал фигуру, кто чеканил и собирал ее? Кто автор надписи и кто
11
ее исполнитель? Как, когда и кем был вручен подарок? Ну хоть бы на некоторые вопросы найти ответы.
В поиск включились десятки людей. Среди них — старые и малые: старожилы и недавние жители Кусы; работники завода и пенсионеры; жены и дети старых рабочих; комсомольцы и пионеры.
В райком партии, который в эти дни стал чем-то вроде штаба поисков, то и дело приходили все новые и новые добровольцы «исследователи», здесь шли то тихие, то жаркие беседы и споры. С увлечением приняли участие в поиске и многие работники райкома — большинство из них местные уроженцы. Звонил телефон: «Ну, как? Что нашли нового? А у Степана Егоры- ча были — он ведь в литейке работал?».
Искали архивные документы, живых свидетелей, родственников старых мастеров...
Однако первые результаты оказались неутешительными. Архивы завода безвозвратно утрачены. Тех, кто в двадцатые годы работал на художественном литье, уже нет в живых. Никаких рассказов о подарке в памяти старожилов не сохранилось. Обстоятельная рукопись по истории завода, хранящаяся в технической библиотеке, тоже ничего не прибавила.
Едва начавшись, поиски зашли в тупик.Возвращаясь вечерами в гостиницу, усталый и ра
зочарованный, я с досадой думал о том, как иногда небрежно относимся мы к близкой нам поре истории, гораздо менее уважительно, чем она этого заслуживает. Много ли найдешь сейчас подшивок местных газет первых лет Советской власти? Фотографии первых рабочих собраний на заводах освобожденного Урала, рукописные пьесы местных драматургов, написанные для
самодеятельных драмкружков, орудия труда строителей первых пятилеток — все это и подобное этому музейщики разыскивают сейчас с превеликим трудом. Л ведь это не такая уж далекая история. И, может быть, дело лишь в том, чтобы все мы сознавали, что история — это не только древнее прошлое, но и то, что было сегодня утром, даже час назад. И незачем доводить дело до того, чтобы экспонаты новой истории становились спустя год объектами археологических раскопок.
Кабинетчики— Как-никак, а искать надо! — сказал Василий
Александрович Лепешкин, узнав о первых неудачах.Лепешкин — старый коммунист, один из организа
торов Красной Гвардии в Кусе, активный участник гражданской войны. Ему за семьдесят, но это не мешает быть молодым: без передышки взобраться на крутую гору, без устали отмахать десяток-другой километров на охоте, переколоть добрую поленницу кряжистых чурбаков.
В двадцатые годы он был на фронте, и, естественно, к истории с подарком не причастен.
Мы снова пошли искать, обходя городок из конца в конец, то взбираясь на верхние этажи новых домов в центре, то разыскивая на утонувших в сугробах окраинах какую-нибудь старенькую хибарку. Нужно найти старых «кабинетчиков» или хотя бы их родственников.
— Кабинетчики всегда молодцами были. И тут без них никак не обошлось, — говорит Василий Александрович, раздумчиво потирая лоб.
13
Кусинские кабинетчики. Снимок 1905 года.
Кабинетчиками на заводе называли мастеров бытового художественного литья — «кабинетных» вещей. Воспоминания старожилов и сохранившиеся документы позволяют подтвердить, что они действительно были «всегда молодцами» — вожаками рабочей массы, защитниками прав мастеровщины, бунтарями и бойцами. Это они составили ядро забастовщиков в памятном 1905 году; из них сколотился костяк первых рядов Красной Гвардии поселка; это они — безоружные! — смелостью и хитростью разоружили в 1918 году целый Эшелон вооруженных до зубов казаков; они дрались
а̂ фронтах гражданской войны, восстанавливали за- 4од после разрухи, донесли до нашего времени редкое Искусство чугунного художественного литья.
...Жена одного из старых мастеров показала нам выцветшую фотографию на крышке семейного сундука. У крыльца управительского дома снята группа ку- сйнских забастовщиков 1905 года. Все — кабинетчики. Василий Александрович и Анастасия Павловна Иконникова с волнением вглядывались в знакомые лица.
— Это вот мой Михаил Федотыч... А это Иван Егорович Лепешкин... Брат его, Федот... Сабуров Иван Павлович... Говорят, жив еще. Где-то в Челябинске... Остальных пе припомню, да и вижу я плохо.
Кто знает, зачем понадобился тогда забастовщикам этот снимок. Конечно, товарищам по борьбе хотелось бы сохранить память о трудных, но славных боевых днях — кусинцы одними из первых на старом Урале отвоевали для себя в результате 26-дневной стачки восьмичасовой рабочий день. Но поговаривали, будто дело не обошлось без провокации, что снимок весьма пригодился полиции: фотограф снабжал ее фо-
15
гографиями «бунтовщиков». Кое-кто из снимавшихся оказался потом за решеткой...
Уточнить имена изображенных на старом снимке помог Григорий Парфенович Андросов, бывший комиссар снабжения чапаевской дивизии, член одного из первых составов кусинского завкома.
— Харламов Андриан... Иван Павлович Баталов... Мишка Скребок. Так у нас Михаила Пургина звали... Это вот мой отец... Совсем еще недавно многие были живы, что бы нам пораньше спохватиться! А о подарке я что-то не помню — наверное, не при мне дело было, уезжать часто приходилось,— горевал он.
Найденная фотография позволила увеличить список старых кабинетчиков до тридцати с лишним человек. Предстояло разыскать хотя бы одного из них, чтобы установить, кто же именно изготовил скульптуру.
Снова поиски, расспросы, воспоминания, сопоставления, предположения... Но, увы, время безжалостно— никого из старых мастеров в Кусе не осталось.
Зато их родные, знавшие многое из того, что творилось в цехе и на заводе, постарались определить круг лиц, которые могли иметь отношение к подарку.
Это — Иван Егорович Лепешкин, один из организаторов забастовки в 1905 году, опытный формовщик. Сохранилась фотография 1930-х годов, где он снят 70-летним стариком с отлитым им бюстом Ленина.
Это — Михаил Федотович Иконников, тоже один из «бунтарей» пятого Года, потомственный мастер художественного литья.
Это — Артемий Егорович Мельнов, механик-самородок, слесарь-изобретатель, талантливый чеканщик.
16
— И заводила литейного цеха — Николай Евстиг- неевич Самойлов, известный всему заводу выдумщик, закоперщик многих добрых начинаний.
Уж их-то рук не должна была миновать чугунная фигурка, стоящая в кремлевском кабинете Ленина. Вероятнее всего, что и делали-то ее всем цехом — кто одну деталь, а кто другую. Увез подарок в Москву как будто бы Самойлов — один из вожаков рабочего коллектива. Но сначала скульптура попала в Златоуст, где к ней приделали электрическую арматуру.
Воспоминания, конечно, не документ, но кусинцы уверены, что найдутся и документы.
Второе рождение «Коваля»
Десятки, а может, и сотни рук прошла в эти дни в Кусе фотография с подарка Ленину. И чуть ли не первый, кому она была показана, воскликнул: «Да ведь это наш Коваль!».
Выяснилось, что кусинская фигурка кузнеца известна давно, еще с начала 1900-х годов — делалась она по какой-то немецкой или французской модели. И выпускалась почти до последних лет — о ней писалось в газетах конца тридцатых годов.
По этим следам нашлась и первоначальная модель. Бронзовая статуэтка, разделенная для удобства формовки и литья на части, лежала в шкафу у мастера. Почему она здесь, ведь завод сейчас не выпускает ее?
— Выпускаем... немножко,— ответили нам.— Пять штук недавно заказывал музей Ленина. Повторить, значит, понадобилось.
2 Ю. Курочкин 17
Чеканщик А. Е. Мельнов.
Однако среди старых бронзовых деталей модели встречаются и новые—-чугунные. Ответ на второе «почему» оказался еще интереснее: деталей этих раньше не было. «Коваль мира» был просто ковалем, кующим лемех. В таком виде он всегда и выпускался заводом. Новые детали — обломок меча, снаряд и пушечный ствол — созданы только для подарка Ильичу!
Старая скульптура пережила здесь второе рождение. И какое! Обычная, ничем не примечательная «кабинетная вещица» обрела высокий смысл, выдающееся значение:
«Перекуем мечи на орала!»
Недаром, как говорят свидетельства, Владимир Ильич сам нашел место для скульптуры в своем кабинете. Да, это он сам поставил ее на столик с военными картами. Кусинский «Коваль мира» и в дни военных гроз напоминал здесь всем о неустанной борьбе самого миролюбивого человека за мир во всем мире.
Когда ?
Шесть с небольшим лет прожил великий вождь советского государства после Октябрьской победы. В какой же именно год из этих шести мог быть ему поднесен подарок кусинских рабочих?
Василий Александрович и его старый друг Григорий Парфенович пытаются уточнить это.
Период до июля 1919 года отбрасывается сразу — только к этому времени Кусинский завод освободился от белогвардейщины. Вспомнили, что с лета 1922 года
2* 19
по осень 1924 года завод не работал — значит, и эти годы отпадают. Отрезок для поисков сократился до трех лет: 1919— 1922.
Перебираем в памяти знаменательные даты трех лет. Годовщины Октября— 1919, 1920, 1921... Партийные съезды— 1920, 1921... Съезды Советов— 1919,1920, 1921... А может быть, какой-нибудь профсоюзный съезд?
Григорий Парфенович пытается припомнить даже фамилии делегатов: кажется, Андрей Баутин, Федор Иванов, Федор Забалуев, Поляков Андрей. За точность, конечно, не ручается, память может подвести. Но что ездили и подарок возили — это точно.
И тут всплывает новое обстоятельство. Оказывается, кусинцы посылали подарки Ильичу не один, а два раза! В музее В. И. Ленина хранится чугунная скульптура женщины в военных доспехах с мечом в одной руке и со знаменем в другой (Жанна Д ’Арк?). Есть и надпись: «Великому мировому вождю пролетариата В. И. Ленину от организованных рабочих Кусинского завода, Златоустовского уезда, 1921 г.». Не этот ли подарок отвозила делегация на профсоюзный съезд (IV съезд проходил в мае 1921 года)?
Если так, то это обстоятельство еще более сужает круг поисков — исключается 1921 год. Оставался 1920-й и конец 1919-го. А что было в эти годы? Седьмой Всероссийский съезд Советов, принявший в декабре 1919 года обращение о мире... Девятый съезд партии в марте-апреле 1920 года... Третий съезд профсоюзов— тоже в апреле 1920 года.
Апрель 1920 года? Да ведь это дата пятидесятилетия Владимира Ильича! И лишь за пять месяцев до
20
■лого по инициативе Ленина принято обращение о мире...
И хоть все это пока еще только предположения, но зато па каких убедительных доводах строятся они!
Поиск продолжается
Да, я уехал тогда из Кусы, так и не найдя документов, подтверждающих историю подарка, имена его изготовителей. Но никто из искателей не был обескуражен, не бросил поисков. Продолжал их и Василий Александрович Лепешкин, и местный «летописец» Юрий Давыдович Бакалинский, и работники завода. Вскоре к ним подключились юные следопыты Челябинской школы № 10. Им удалось разыскать в своем городе одного из старых кабинетчиков — Ивана Павловича Сабурова. Да, он подтвердил многие из наших предположений. Жаль, что и у него не сохранилось документов тех лет. Но энтузиасты поиска не теряют надежды найти их.
А пока — из крупиц отрывочных воспоминаний, из скупых строк пожелтевших газет того времени, из случайно уцелевших в семейных архивах документов вырисовывается картина суровых и многотрудных, овеянных революционной романтикой дней жизни рабочего коллектива маленького южноуральского заводика,— создателя выразительного и многозначительного произведения искусства тех лет, поднесенного великому «Ковалю мира» — Ильичу.
Р /Ш С к И Игерювник
Олень на «Волге»
г п1 I I 0 улицам молодого го* рода мчатся машины. Серые, голубые, бирю
зовые. Изящные «легковушки», грозно рычащие мощные грузовики. Вот проскочил юркий «Москвич», сверкая никелем, плавно пронеслась «Волга», горделиво неся на моторе фигурку оленя; вздымая пыль, прогрохотали слоноподобный ЯЗ с медведем на пробке радиатора и гигантский МАЗ с зубром на капоте двигателя...
22
Олень, медведь, зубр... как, почему они попали на наши автомашины, сделались их эмблемами?
На это ответит, пожалуй, даже не каждый из тех дотошных юных «специалистов», что еще издалека безошибочно узнают марку машины по ее очертаниям.
Разве только заядлые филателисты смогут оказаться на высоте положения и сказать:
— А я знаю почему! Олень — потому что машину делали в Горьком, медведь— потому что в Ярославле, а зубр — потому что в Минске.
Ну и что же?— спросят их.— Причем тут медведь? Во всей Ярославской области если и найдется хоть один медведь, то и тот в зверинце.
Тогда филателист может сбегать домой за альбомом и с торжеством продемонстрировать свою коллекцию «земских» марок, которые выпускались для нужд земской почты уездными городами в царской России.
Он покажет, что на марке города Нижнего Новгорода (теперь г. Горький) был олень, на марке Ярославля— медведь. Он не затруднится доказать, что Шадринск на своих машинах мог бы на том же основании поставить куницу, Красноуфимск — сокола, Челябинск— верблюда, Ишим — карася, а Бирск — оляпку, водяного воробья...
— И, все-таки, причем Тут карась и какая-то земская марка, о которой, кроме филателистов, мало кто и знает?
— А при том,— мог бы ответить филателист,— что на земских марках изображены старинные гербы руш ских городов. Понимаешь — геральдика!
23
Забытые словаГеральдика... Слово — почти уже совсем забытое
теперь. Не до него нам было в суровые годы гражданской войны, в многотрудные наши пятилетки, в дни Великой Отечественной войны. Тогда в нашем лексиконе чаще встречались другие слова—революция, всевобуч, электрификация, ударничество, колхоз, индустриализация, социализм.
Наука (а, точнее, вспомогательная историческая дисциплина) о гербах — вот что обозначает это забытое слово. Но, значит, не так уж не до него было нам даже и в эти нелегкие годы. Еще на самой заре советского государства на алых полотнищах флагов появился простой, но многозначительный герб с близкими сердцу каждого трудящегося символами: серпом и молотом. Каждый школьник хорошо знает его сейчас и может подробно рассказать, что на нем изображено и что обозначает. Неплохо знают его и те, кому совсем не по душе символы, заложенные в эмблеме первого в мире государства трудящихся.
Можно вспомнить и о попытке в 1920-е годы создать герб Москвы — с обелиском Свободы на нем.
Как подсказывают энциклопедии, геральдика изучает гербы государств, городов, знатных родов. Значит, кроме гербов государственных, есть еще гербы городов и даже родов?
Да, еще в XVIII веке все русские города получили свои гербы — утвержденные в установленном порядке символические изображения, говорящие об отличительных и чем-либо примечательных особенностях города. Одни из них отмечали ратные подвиги горо
24
жан, исторические заслуги, другие — богатства и особенности природы, занятия жителей. Так, на гербе Нижнего Новгорода оказался олень, довольно обычный в те годы насельник приволжских лесов, на гербе Ярославля — медведь.
Уральский гербовник
Получили свои гербы тогда и города Урала. Сейчас они могут служить интересным пособием к изучению истории городов.
Герб Екатеринбурга, например, отражал горнозаводский характер города — на нем изображены плавильная печь и рудокопная шахта, «означающие, что округа сего города изобильна разными рудами», как гласило описание герба в «Полном своде законов Российской Империи». В гербе Алапаевска — «железный молот, которым выделывается железо, означающий, что в сем городе находится железоделаемый завод». У Соликамска — «соляной колодезь», с опущенным в него ведром для вынугия соли и с означенными на оном соляными потоками». У Тюмени— река с плывущим по ней дощаником, «в знак того, что от сего города начинается плавание по рекам всей Сибири». У Ялуторовска — старинного мукомольного города — мельничное колесо. У Камышлова — сноп с серпом и цепом, «означающие хлебородие в округе оного города», а у Кунгура — рог изобилия с сыплющимися из него колосьями, «означающие плодоносие вокруг оного города». Прикамский городок Оханск имел в гербе рыболовные снасти (в том числе и «охан»). Золотой
25
Гербы городов Урала.
Верхотурье Всрезов
Гербы городов Урала.
бык в зеленом поле герба города Каинска бывшей Тобольской губернии был там «в знак скотоводства на Барабинской степи». Город Оса Пермской губернии славился пчеловодством и поэтому получил в свой герб «стоящий на дереве улей с летающими около него пчелами». А в гербе Белебея — «в красном поле два, положенные со стрелами крестообразно, черные, оправленные золотом, колчана, употребляемые и поныне с похвалою оного города жителями». Не мешает вспомнить при этом, что в Отечественную войну 1812 года башкирских конников, вооруженных луками и стрелами, французы прозвали «северными купидонами».
На гербах многих городов изображались природные богатства их округи — звери, птицы и рыбы. Так мы можем узнать, что некогда окрестности Верхотурья были богаты соболями, Шадринска и Уфы — куницами, Верхне-Уральска и Тары (Тобольской губернии) — горностаями, а Сургута — чернобурыми лисицами. Ишим имел в своем гербе золотого карася в синем поле, ибо «в окружности оного города находится множество озер, которые изобилуют сею рыбою и отменною величиной оных». «В знак великого изобилия» редких или полезных птиц, в гербах некоторых городов поселились и птицы. У Мензелинска — кречет, у Кра- сноуфимска — сокол, у Стерлитамака — гуси, а у Бир- ска — водяной воробей, оляпка.
Лось в гербе города Чердыни означал, что «жители округа оного города промысел имеют звериною ловлею, и что платят ясак лосиными кожами». Навьюченный верблюд в гербе Челябинска — «что в сей город оных довольно с товарами приводят»,
28
Были гербы, отмечавшие какие-то достопримечательности города. Например, герб Березова изображал три березы «в знак имени сего города», герб Курган а— два кургана — по имени города и «в знак, что оные при самом городе находятся». А в герб Сарапула был включен «на высокой горе деревянный рубленый город, которым зданием оное место примечания достойно». Этого строения давно уже нет. Но его видел еще академик П. С. Паллас, посетивший Сарапул в 1773 году. Он записал, что это развалившаяся деревянная крепость, построенная, вероятно, еще в XVII веке.
Среди уральских гербов есть и такие, которые иначе как оскорблением жителей этих городов и не назовешь. Пермякам, например, «даровали» в эмблему медведя и евангелие, «означающие: первое — дикость нравов обитавших жителей, а второе — просвещение через принятие христианского закона». Напомним, что герб этот был утвержден в 1783 году, когда Пермь уже играла большую роль в культуре и промышленном развитии края. Дремучий лес и медведь в гербе Туринска также призваны были означать «дикость округа». Для заштатного города Далматова не нашлось ничего более примечательного, чем церковные колокола, увековечивавшие память о местном монастыре. А Оренбургу и Ирбиту поставили «в вечную заслугу» то, что эти города не были взяты войсками Пугачева.
Герб уездного или заштатного1, города состоял обычно из щита, поделенного на две части. В верхней
1 Оставшегося без уезда, «за штатом», при реорганизации административного деления.
помещался герб наместничества, в которое входила губерния, а, следовательно, и город. В нижней — эмблема города. Из уральских городов особняком стояли два: Оренбург и Ирбит — на их щитах не было герба наместничества, а лишь голубой «Андреевский» крест.
Помимо городов, свои гербы имели и дворянские фамилии, кичившиеся знатностью рода. В государственных «бархатных» книга* записывались все их предки и потомки. Теперь уже эти книги, хотя и бархатные, никому не нужны. Разве только историкам могут иногда пригодиться. Зато стоит упомянуть, что были на Урале рабочие фамилии, которые тоже имели свои гербы, пусть и не утвержденные департаментом герольдии, но от этого не ставшие менее славными.
Вспомните крылатого конька — тамгу Златоустовского умельца Ивана Бушуева. Иванко Крылатко — звали знаменитого мастера в народе по этой тамге.
Клеймо «МФК», стоявшее на медной братине, из которой М. В. Ломоносов сделал себе перегонный куб для опытов с нефтью, помогло найти мастера-изготовителя посуды. Оказалось, что это мастер Суксунского завода, наш земляк Федот Киселев.
А родовые знаки охотников-маиси, передающиеся из поколения в поколение, сохранившиеся и до нашего времени? Чем хуже они герба какого-нибудь ничем не проявившего себя в истории страны рода князей Бе- лосельских-Белозерских или купленного за народные деньги иноземного герба заводчиков Демидовых?
И не случайно - поэтому в последние годы стали все чаще слышаться голоса, ратующие за создание советской геральдики, преемлющей и кое-какие традиции прошлого.
30
Л что же? Разве это было бы плохо — иметь советскому городу свой герб? Разве мы и сейчас не храним в памяти исторические заслуги городов, не гордимся их трудовой славой, не почитаем их достопримечательности, не ценим богатства родной природы?
И хочется верить, что в недалеком времени молодые и старые города нашей родины будут иметь свои новые — советские — гербы!
о с /ш и е потом мм
Гибель старой плотины
б Г )ш I та зима на Урале выда-
лась необычно снежной. По словам стариков вы
ходило, что такой давно не бывало. И когда весной Ц)46 года пришло время снегам таять, с гор хлынули целые потоки воды. Забурлили полноводные ручьи, все полнее и стремительнее становились скромные уральские речушки. С трудом сдерживали их старенькие, прадедами возведенные, плотины заводских прудов.
32
Река Межевая Утка, на которой некогда стоял созданный еще при Демидовых Висимо-Уткинский завод, не отстала от своих подруг — разлилась привольно, далеко зашла в прибрежные поля и огороды. Демидовского заводика уже давно не было, а плотина — непременная принадлежность всякого уральского завода тех лет — все еще держалась, играя ныне лишь роль моста между основной и заречной частью села Висимо- Уткинского.
Дело было к маю. На сельсовете, школе и колхозном правлении уже вывесили красные флаги и убранные пихтарником кумачовые лозунги. На заборах и столбах появились афиши о праздничном вечере в сельском клубе.
Но вот в ночь на тридцатое апреля жителей прибрежных домов разбудил необычный рев и грохот — не выдержала старая плотина единоборства с разбушевавшейся рекой. Вода прорвала водоспуск, слизнула часть земляной дамбы и ринулась в образовавшийся пролом, все расширяя его.
С рассветом жители увидели, что наделала река за ночь: скрытые прежде дамбой мощные ряжи береговых устоев, срубленные из бревен чуть не в метр толщиной, стояли покореженные, исковерканные, будто неудачно сложенная поленница. Опора плотины — огромный, схваченный коваными хомутами и болтами, мертвый брус из столетнего «бревнышка» был вырван и (виднелся теперь где-то внизу в излучине реки.
Отошел Первомай, жизнь села наладилась на рабочую колею, а река, вырвавшаяся из столетних оков, продолжала свою разрушительную работу, все увеличивая пролом. Любопытных на берегу стало уже
3 Ю. К урочкин 33
меньше, лишь неутомимая ребятня перенесла теперь свои игры поближе к плотине.
Третьего мая новое событие опять взбудоражило село. Техрук артели «Электросвет» С. И. Рябков заметил в образованном прорывом глубоком коридоре тяжелую, изъеденную ржавчиной цепь. Она была прочно прихвачена к основной балке правобережного устоя. На конце цепи висел необычный чугунный цилиндр.
Как ни гадали старожилы — что бы это такое могло быть, удовлетворительного объяснения никто дать не смог.
Загадочный цилиндр
Прошло целых две недели, прежде чем удалось добыть цилиндр и разгадать его тайну. Восемнадцатого мая с большими трудностями извлекли его из воды и вынесли наверх.
Но и здесь к нему приступили не сразу, кто его знает, что это за штука? Вдруг какая-нибудь бомба или снаряд...
Да и раскрыть цилиндр оказалось совсем не просто. Он был тщательно заделан с обеих сторон пробками из лиственницы. Густо залитые варом, просмоленные пробки так прочно сцементировались с чугунными стенками цилиндра, что выковырять их так и не удалось.
Интерес к загадочной находке возрастал. Догадки строились одна за другой. А может быть, это клад, сокровища, замурованные кем-то?
34
К цилиндру подступали и так и этак, но он не раскрывался. Наконец, решили рискнуть — разбить его.
Под ударами кузнечной кувалды пробка, наконец, раскололась и внутри трубы обнаружился... другой цилиндр, только уже не чугунный, а свинцовый...
Свинцовый баллон вскрыть, конечно, легче, хотя он и был наглухо запаян. Еще несколько ударов и... опять неожиданность. Внутри свинцового цилиндра находился еще один — на этот раз медный. Как в детской игрушке «матрешка в матрешке» сидели они один в другом. Но ведь и матрешка бывает «последняя» или с каким-то сюрпризом в ней. Что же все-таки внутри?
Медный цилиндр распечатывали уже с осторожностью, хотя и здесь не обошлось без кувалды.
Удар, еще удар... И вот таинственный цилиндр показал свою последнюю «матрешку».
Это были...Нет, не драгоценные камни или золотые монеты —
непременные атрибуты старых кладов. И не адская машина с зарядом взрывчатки. Это были какие-то бумаги.
История цилиндра
Шел 1872 год. Плотина Висимо-Шайтанского завода, принадлежавшего наследнику знаменитой в истории уральской горнозаводской промышленности династии Демидовых — Павлу Павловичу Демидову,— построенная около ста лет назад, еще в 1770-х годах, явно нуждалась в ремонте. Остановили завод, собрали плотников и землекопов, из Тагила прибыл плотинный
3 * 35
мастер, и под окрики десятников работа закипела. Исправили оба прореза плотины. Она была готова снова иступить в строй и послушно крутить колеса старого железоделательного заводика.
В последние дни перед окончанием работ в глубине котлована появилась группа заводского начальства и рабочие, тащившие чугунный цилиндр, прикованный к толстой тяжелой цепи.
— Что это несут-то? Ай бомба какая? — спрашивали любопытные.
— Да нет, говорят — письмо-де правнукам о жизни нашей, о работе.
— Да...— вздыхали слушатели,— о жизни нашей чего хорошего скажешь... Одно слово — робим. А уж жить — это хозяину Павлу Павлычу. Он где-то там по заграницам живет во дворцах своих, а мы — робим...
Когда цилиндр прочно приковали к стойке плотины, начальство и рабочие разошлись. А через несколько дней стихли на плотине тюканье топоров и цоканье лопат. Работы закончились, плотина вновь укрылась земляной дамбой, водоспуск закрыли, и пруд стал медленно наполняться водой. Загадочный цилиндр скрылся в глубине плотины, захороненный там, казалось, навеки, для каких-то неведомых целей.
Послание потомкам
И вот он, этот цилиндр, извлечен на поверхность и находится в руках тех, чьи прадеды замуровали его в недрах старой плотины. Цилиндр отвезли в Нижний Тагил и сдали в городской краеведческий музей.
37
— Там разберутся и нам расскажут!В музее разобрались и рассказали. Местный крае
вед, знаток прошлого тагильских заводов, С. Н. Панкратов тщательно изучил и подробно описал «Висим- скую находку».
И вот что узнали висимо-уткинцы, правнуки старых демидовских рабочих, из документов, планов и чертежей, замурованных в чугунном цилиндре.
Один из документов — обращение к потомкам — гласил:
«...В последнее пятилетие в округе Нижне-Тагильских заводов были предприняты поправки и перестройки плотин... в настоящем 1872 году исправлены оба прореза Висимо-Уткинской плотины. При этих перестройках... были положены свертки... в которые вложены сведения, относящиеся как до постройки этих плотин, так и вообще до действия заводов.
Сведения эти при будущих перестройках плотин должны показать картину настоящего положения заводов, показать, насколько и в чем именно будущее поколение ушло от нас вперед.
К сожалению, картина эта далеко не полная. Краткость времени, при безотлагательной спешности работ не позволяет составить приложенные при этом сведения в желаемой полноте.
Просим вскрывших этот сверток положить его обратно в малодоступное место. Чем больше времени пройдет до следующего его вскрытия, тем более интереса представят данные, из которых можно вывести заключение о состоянии горного дела в наше время,— может быть, очень и очень отдаленное для вскрывших сверток...»
3 8
О чем поведали документыДокументов было много: тут и «Записка о состоя
нии Висимо-Уткинского завода», и «Статистическая ведомость», и «Штат служащих», и «Экстренные свечения за неделю», и «Роспись о магазинных ценах», и планы заводов, и карты лесных заводских задач, и план плотины, и чертежи заводских устройств и машин, и всякие «ведомости» — о сушке и поставке дров, о поставке угля, и образцы тонколистового проката, и таблицы расчетов с рабочими, и образцы телеграмм, н несколько фотопортретов заводского начальства.
Когда краеведы прочитали все документы, вникли в них, то выяснили немало интересного.
Оказалось, например, что, несмотря на распространенное мнение об общей технической отсталости демидовских заводов, где хозяева заботились только о выгоде для своего кармана и больше ни о чем, заводские инженеры настойчиво боролись за прогресс отечественной техники. Так, на заводе было проведено смелое и оригинальное для того времени использование «теряющегося жара» металлургических печей для парокотельной установки. Заметными новшествами были также замена штучного проката пакетным и подключение всех водяных турбин на один общий привод. На заводе работало много дровопильных машин и дровосушные печи. Все это говорило о смелых технических исканиях даровитых русских инженеров и мастеров-умельцев.
И уж как-то совсем неожиданно было узнать, что еще три четверти века назад все заводы Тагильского горного округа связывала между собой широко разветвленная телеграфная связь. Да, да — в 1871 году, в
39
таком «медвежьем углу», каким считали Урал, действовало 130 верст собственных телеграфных линий! К документам была приложена карта с показаниями этих линий, а также бланки настоящих телеграмм, почти такие же, какими мы пользуемся сейчас.
Очень интересной оказалась литографированная тетрадь: «Материалы для справочной книжки поН.-Тагильскому заводскому округу». В ней подробно излагались — география округа, его геология, лесное хозяйство. Нынешние краеведы с удивлением обнаружили, что старая карта и геологическое описание района в какой-то степени могут быть полезными и сейчас, так как существенно пополняют новые данные: здесь упомянуты забытые теперь месторождения полезных ископаемых.
Но из документов можно было также узнать и о том, как нелегко было жить тогда рабочему люду. И никакие технические новшества, вводимые талантливыми инженерами й мастерами, не спасали рабочих от главного — от жестоких условий эксплуатации их хозяевами-заводчиками.
Приложенные к документам поистине кабальные договоры хозяев с возчиками дров и углежогами показывали полную зависимость рабочего от прихоти смотрителя, лесной стражи и других хозяйских слуг.
Из описания завода видно также, что хотя на нем имелось немало смелых технических нововведений, но не было устройств, облегчающих труд рабочих, охраняющих его.
А посмотрите по «Имянной штатной ведомости» — кто сколько получал жалованья... «Господин управляющий заводом» получал в месяц 727 рублей 17 ко-
40
Iк'ск (не считая бесплатной огромной квартиры, целого штата домашней прислуги и прочих благ), а моло- юбоец получал не выше рубля за смену. Женщины н подростки получали и того менее — при изнурительной работе «от зари до зари» им платили за смену 52,5 копейки. Если вспомнить при этом, что рабочие семьи были всегда многочисленными, а работников в них не так много, то окажется, что на каждую душу рабочей семьи приходилось в месяц никак не более пяти рублей. Это в 145 раз меньше, чем получал управляющий! А если заглянуть в «Роспись магазинных цен», то не трудно подсчитать, что на пять рублей можно было купить всего лишь два пуда муки.
* #*Теперь все документы и «упаковка» их хранятся
и Нижне-Тагильском краеведческом музее.Оказывается, это послание потомкам не единствен
ное. Из тех же Висимо-Уткинских документов можно узнать о том, что подобные снаряды были в разное время замурованы в нескольких плотинах: в 1868 году в Нижне-Салдинской плотине (у правой коренной стойки), в 1870 году — в плотине Лайского завода (около мертвого бруса) и в 1871 году — в плотине на р. Ис (под мертвый брус). Плотины эти уже старенькие и дряхлые. Скоро придет и их черед отдать заключенные в них «послания потомкам» по назначению.
Оермский краевед Александр Кузьмич Шарц до сих пор не может без волнения вспоминать об этой истории.
Подумать только — держал в руках такое сокровище и не знал об этом. Конечно, далеко не каждый на его месте мог бы оказаться догадливей: находка тогда казалась обыкновенной, ничем не примечательной. Вот как рассказывает он сам:
42
«Как-то, в начале тридцатых годов, в груде купленных у местного букиниста старых книг, я обнаружил книжечку среднего формата в мягкой обложке из синей бумаги. На титульном листе ее стояло: «Н. А. Н. Как я велик. (Повесть из жизни литературного гения). Пермь. 1882. Литография Злотникова». На обложке был гриф — «Не продается». В конце книги имелась пометка: «Эта книжка вышла тиражом в 10 экземпляров» и подпись — «Н». Примерно такая же пометка была и на третьей странице обложки — красивым почерком красными чернилами кто-то вывел: «Эта книжка вышла в количестве 10 штук». И подпись — латинское N. Помню, что книжка имела 264 страницы, делилась на пять глав, без подзаголовков. Рисунков в ней не было. Книжка меня заинтересовала: я давно собираю биографические и библиографические материалы об уральских писателях, поэтах и журналистах. Подумалось, что Н. А. Н.— псевдоним какого-нибудь уральского писателя из тех, кто забыт, и со временем, может быть, удастся выяснить имя и фамилию автора. По собирательской привычке я завел для новонайденной книжечки особый конверт, пометив его этими же ничего не говорящими буквами «Н. А. Н.». Перебрал в своей картотеке десятки известных мне имен местных литераторов и не нашел ни одного, который подходил под эти инициалы.
Кто такой Н. А. Н.— я так и не выяснил, и, полагая, что написал ее не уралец, не очень огорчился, когда через несколько лет она оказалась утерянной»...
Но лет через десять Александру Кузьмичу пришлось вспомнить о книжке «Н. А. Н.». Да еще как вспомнить — с огромным, болезненным огорчением.
43
В 1946 году редакция историко-литературных сборников «Литературное наследство», подготовляя к изданию очередные тома, посвященные Н. А. Некрасову, обратилась к уральским краеведам, в том числе и к Александру Кузьмичу, с просьбой сообщить: что им известно об изданной в Перми книге «Как я велик». Оказалось, что автором ее считают великого русского поэта Николая Алексеевича Некрасова!
Можно представить себе удивление и огорчение краеведа, когда он узнал об этом... Все, что удалось вспомнить и что сохранилось в его рукописных «Материалах для словаря псевдонимов уральских литераторов», он сообщил «Литературному наследству», но сама книга, увы, была уже к тому времени утрачена. Книга, из-за которой у литературоведов идут такие жаркие споры, само существование которой до сих пор берется под сомнение.
Письмо Александра Кузьмича в «Литературное наследство» произвело большое впечатление. Вновь вспыхнули затихшие споры: была такая книга или не была?
Историю споров незадолго перед этим рассказал в том же «Литературном наследстве» ленинградский литературовед С. Шестериков. Он, по-видимому, держал в руках какие-то нити «Загадки Н. А. Н.», но разрешить ее до конца не успел — погиб в дни Великой Отечественной войны.
А споры эти начались более сорока лет назад, когда Корнею Ивановичу Чуковскому, писателю и литературоведу, случайно удалось найти неизвестную до этого рукопись Некрасова. Исследуя ее, Чуковский установил, что это отрывок из повести, где в прозрачно
44
зашифрованном виде изображался кружок литераторов сортовых годов прошлого столетия, близких к передовому Журналу того времени — «Отечественным запискам». Под вымышленными именами легко узнавались подлинные: И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, В. Г. БелинскНй, Д. В. Григорович, И. И. Панаев и сам Н. А. Некрасор.
К. И. Чуковский дал этому отрывку условное название «Каменное сердце» и, снабдив его обширными комментариями, ^публиковал сначала в журнале «Нива» (в № 34—37 за 1917 год), а в 1918 году в книжке «Неизданные произведения Й. А. Некрасова».
Исследователей и любителей русской литературы публикация Чуковского взволновала. Еще бы, ведь это ценнейший историко-литературный документ! О публикации много говорили и спорили. Правильно ли расшифрованы имена персонажей произведения, была ли эта повесть окончена или так и осталась в черновике,— многое оставалось неясным. Но никаких новых документов не находилось, споры зашли в тупик и понемногу стихли.
Затем они разгорелись с новой силой. В 1920 году в № 21 журнала «Книга и революция» появилась рецензия на книгу К- И. Чуковского. Автор ее, никому не известный М. Маврин, оспаривая многие доводы и выводы Чуковского, в заключение, как бы между прочим, сообщал, что повесть Некрасова была полностью напечатана!
Он писал: «В 1884 году в Перми была выпущена литографированная в 16-ю долю листа книжка с титулом «Й. А. Н. Как я велик. Повесть из жизни литературного гения. Пермь. Типография Злотникова. 1884.
45
/Не продается». Была ли эта книжка (в 264 страницы) отлитографирована в Перми, был ли там/ литограф Злотников — неизвестно, но эта повесть и/есть та самая, из которой Чуковский дал одну главу, только им и найденную в бумагах поэта. Между темУв повести пять глав: найдена Чуковским — третья. Текст ее значительно отделан автором сравнительно с черновиком, найденным теперь».
Да, но где же она, эта книжка? Дитературоведы перерыли все крупнейшие книгохранилища страны, опросили сотни книголюбов-коллекционеров, но, оказывается о книге никто до этого даже не слыхал.
Бросились искать автора рецензии-— Маврина. Выяснили, что этим псевдонимом подписался известный историк М. К- Лемке, человек, знания и исключительная добросовестность которого не вызывали сомнений. Но к тому времени он умер.
Однако литературовед В. Е. Евгеньев-Максимов слышал как-то от Лемке, что тот действительно держал в руках драгоценную книжку. Правда, всего лишь несколько часов — владелец, фамилии и адреса которого он не запомнил, взял ее обратно. Но Лемке успел просмотреть ее всю и записать выходные данные.
Но слова словами, а книжки-то нигде нет! Поэтому вопрос о ее существовании так и остался под сомнением. Тем более, что вскоре выяснились новые подробности, еще более запутавшие дело. Дотошные исследователи установили, что в Перми никогда литографии Злотникова не было — так гласили офицаль- ные справочники! По записи Лемке книга датировалась 1884 годом, а по Ш арцу— 1882 годом... Невольно закрадывалось сомнение — да была ли книжка-то?
46
Поиски снова зашли в тупик.Один нз тех, кто держал в руках неуловимую не-
краеовекукГ.книжку— М. К. Лемке — умер, и не смог отстаивать дальше свою точку зрения. Пермский краевед А. К- Шэрц продолжает настаивать, что книжка существовалаДНо указание на то, что литографии Злотникова в Церми никогда не было, смутило и его.
Смутило, но не остановило поисков. Порывшись в памяти и в своих старых записях, он установил, что литография (или\типография) Злотникова, вопреки всем утверждениям и справочникам, существовала.
Вот что пишет Щарц:«В 1881 году в Пйрмь приехал князь Никита Всево
ложский, владелец крупнейшего в Прикамье Сивинско- го имения. Приехал ой не один, а со знаменитой русской актрисой Марией Гавриловной Савиной, которая вскоре стала его женой — в Сиве они обвенчались. Мот и кутила, великосветский шалопай, Всеволожский, получив Сивинское имение в наследство, интересовался только его доходами, а то, что казалось ему убыточным, стремился сбыть с рук. В этот приезд, в мае 1881 года, он продал принадлежавшую ему пермскую типографию. Продал своему бывшему крепостному Злотникову, который больше 25 лет был заведующим и печатником этой типографии. При продаже условились, что до полной уплаты стоимости типографии владельцем ее официально будет считаться Всеволожский. Как вспоминал служащий Всеволожского Коровин, тогда же в его присутствии М. Г. Савина передала Злотникову какую-то рукопись с просьбой напечатать ее, но не для продажи. Коровин умер в 1930 году и в свое время много рассказывал мне о приезде М. Г. Савиной
47
в Сиву и о типографии Всеволожского. ВпоЛне возможно, что Злотников отпечатал книгу, ука/ав на ней свою фамилию — фактического, но не юридического владельца типографии». /
Все это похоже на правду. М. Г. с/вина, замечательная русская актриса, была близкс/ связана с литературными кругами, дружила со многими выдающимися деятелями русской культуры — к . И. С. Тургеневым, И. А. Гончаровым, Я. П. Полонским, А. Н. Майковым, В. В. Стасовым, А. Ф. Кони/Нет ничего удивительного, если ей в руки попала некрасовская рукопись и что именно она взяла на себя ^хлопоты по ее изданию, хотя, как говорят, Некрасов^ и не любила.
Таким образом, свидетельств и доказательств существования книги собирается/все больше и больше. Но самой книги до сих пор ниг^е не найдено.
«Вопрос о розыскании повести «Как я велик» — вопрос важный и интересует не только ученых, но и широкие круги советской общественности... Мне не хотелось бы умереть, не прочтя повести!» — писал в 1951 году на Урал В. Е. Евгеньев-Максимов— известный исследователь творчества Некрасова.
Он умер в 1955 году, не прочитав этой повести.А может, именно на Урале она и найдется. Может
стоит она где-нибудь на дальней полке в малоизвестной библиотеке или в шкафу у любителя старых книг, а владелец ее и не подозревает, какой замечательный историко-литературный документ хранит он.
С/
/10П.ОПЫТКНИЖНЫ X
троп
В того человека я никогда не видел. Но очень часто встре
чался с ним в своих краеведческих поисках. И на
всегда сохранил о нем самую теплую, самую уважительную память.
Он не ходил с рюкзаком за плечами по горным тропам, не открывал золотых россыпей, не прокладывал новых дорог, не вскрывал древних курганов и не стирал белых пятен с карт далеких север-
49
ных областей. И все же его имя с уважепием/и благодарностью поминают все те, кто изучал и и^чает наш край. /
Поминают как истинного следопыта/Урала, внесшего огромный вклад в изучение этог^ богатейшего района страны, человека, облегчившего людям кропотливую и трудоемкую работу, с которой обычно начинается всякое изучение чего бы то ни было. Этой работе он посвятил свою жизнь. '
А жизнь его прошла среди узких коридоров библиотечных стеллажей, забитых тесными рядами книг, в тиши кабинетов крупнейших книгохранилищ страны, за ящиками, заполненными сотнями тысяч каталожных карточек.
Это был человек редкой и нелегкой профессии, требовавшей от того, кто посвятил себя ей, обширных, разнообразных и глубоких знаний, редкого упорства в достижении цели, исключительной аккуратности и точности, большой и бескорыстной любви к своему краю и к своему делу, чувства высокой ответственности за свою работу.
Он был библиографом — так называют специалистов по описанию и систематике книг. Академик С. И. Вавилов сказал когда-то: «Современный человек находится перед Гималаями библиотек в положении золотоискателя, которому надо отыскать крупинку золота в массе песка». А библиография как раз и помогает нам с наименьшими трудами разыскивать такие золотые крупинки среди десятков миллионов томов, изданных за историю человечества. Стоит вспомнить, какое большое значение придавал библиографии В. И. Ленин!
50
Библиограф — следопыт книги. Он прокладывает тропы вхкнижных дебрях, открывает забытые печатные сокр&вища и, словно взяв за руку, ведет нас по лабиринта^м хранилищ человеческой мысли, заключенной в письменных памятниках мировой культуры.
Николай Васильевич Здобнов посвятил себя библиографии еще со студенческих лет. Родился он в 1888 году в зауральском уездном городке Шадринске. Трудовая жизнь его началась с пятнадцати лет, когда он, окончив четырехклассное училище, поступил работать писцом и счетоводом в земскую управу.
Но, отщелкав счетами положенное число часов в канцелярии управы, безусый счетовод торопливо бежал домой и садился за книги. Далеко за полночь светился огонек в квартире Здобновых — Коля с ж адностью поглощал книгу за книгой, руководствуясь известной в то время «Программой чтения для самообразования», послужившей хорошей школой для всех тех, кому специальная учеба была труднодоступна. Она помогла заложить прочный фундамент знаний и будущему библиографу.
Получить высшее образование, конечно, хотелось, но увольнения, аресты, тюрьма, ссылка за участие в революционном движении надолго отодвинули осуществление этой мечты. Только в 1915 году удалось, наконец, закончить так называемый народный университет Шанявского в Москве.
Человек нелегкой и сложной судьбы, Здобнов мучительно искал свой путь, свое место в жизни, но всегда был искренен и честен, всегда жил мыслью, что быть полезным своему народу — высшее счастье для человека.4 * 51
Я. В. Здобнов
В первые же годы Советской власти его можно было видеть в различных комиссиях при отделах народного образования, он создает первую в стране местную книжную палату, участвует в работе краеведческих организаций, с головой уходит в научную и педагогическую деятельность.
Один за другим выходят его научные труды, помогающие молодой Советской республике использовать книжные богатства на службу народу, строящему новую жизнь.
Все, кто хоть раз брал в руки тоненькую, скромно изданную книгу с суховатым деловым названием «Указатель библиографических пособий по Уралу» (издана в 1927 году), тот не мог не помянуть добрым словом автора ее — Н. В. Здобнова, не мог не обратиться к ней второй, третий, двадцатый раз. В ней описано свыше 250 работ, обобщающих все, что напечатано когда-то по различным областям урало- ведения,— по истории географии, геологии, ботанике, искусству и т. д. Это — библиография библиографии, книгоописание книгоописаний.
«Указатель» был так обстоятельно, полно и любовно составлен, что вызвал много восторженных отзывов. Один известный библиограф-краевед писал о,нем автору: «Я не раз проверял Вас и все хотел поймать на каком-нибудь пропуске или ошибке, но Вы всегда выдерживали экзамен на «отлично». Ваш «Указатель по Уралу» во время работы всегда у меня под рукой и является одним из самых любимых и надежных справочников для меня. Я постоянно любуюсь им, как вкусно и обстоятельно он сделан; так чувствуется в нем необыкновенная любовь к делу и предмету, та любовь,
53
без которой все дела человеческие мертвы и не убедительны».
Работы Здобнова по библиографии Урала сделали огромной важности дело — они стали незаменимыми помощниками ученых, хозяйственников, краеведов в преобразовании старого демидовского Урала в могучий индустриальный край, гордость страны.
Много сделал Николай Васильевич и для того, чтобы поставить книжные богатства на службу строительству социализма в таких отдаленных областях Советского государства, как Сибирь, Дальний Восток, Бурят-Монголия.
Свыше двухсот научных работ оставил после себя Н. В. Здобнов (он умер в 1942 году). Среди них такой монументальный труд, как «История русской библиографии», вышедший тремя изданиями — единственное в своей области капитальное исследование. Над ним Николай Васильевич работал около двадцати лет.
Как создавались они, какого колоссального труда потребовали, можно судить по объему работы над «Библиографией Дальне-Восточного Края». Библиографические разыскания производились коллективом, работавшим под руководством Николая Васильевича, в 30 крупнейших книгохранилищах страны. На учет было взято свыше 30 тысяч печатных единиц, постатейно обследовано почти 900 комплектов журналов и сборников (около 60 тысяч томов). Из этих тысяч тонн книжной руды было выловлено более 70 тысяч драгоценных крупиц — трудов, имевших отношение к Дальнему Востоку. Описание их заняло около 25 тысяч машинописных страниц.
54
Труды Здобнова проложили торные тропы через труднопроходимые книжные Гималаи, которые предстояло преодолевать в те годы советским людям, осваивавшим богатства страны для пользы освобожденного народа. Но и теперь, когда усилиями многих ученых эти тропы обратились в широкие, удобные дороги— значение их не утратилось: мы повседневно обращаемся к ним, с благодарностью вспоминая самоотверженный, кропотливый труд замечательного нашего земляка, следопыта книги—Николая Васильевича Здобнова.
еверпый смзисесколько лет назад в народном музее уральского рабочего
городка Лысьвы я увидел старинную фотографию.
Колонна ребят с оркестром во главе торжественно шествует куда-то. С любопытством смотрят на нее взрослые. Процессию встречает невысокий сутулый человек в форменной фуражке и с тростью в руках. Снимку, наверное, лет пятьдесят- шестьдесят.
— Это снято в день открытия нашего парка,— пояснил мне организатор му
зея, старый лысьвенец Михаил Андреевич Сибиряков.— Слыхали о нем? Знаменитый парк! Обязательно посмотрите.
О парке я слыхал кое-что и раньше. Видевшие его рассказывали об этом «северном оазисе» прямо-таки с восхищением. Как было не посмотреть на него!
В начале нынешнего века на окраине дымной, грязной Лысьвы лежал обширный пустырь. Старший лесничий Лысьвенского округа Александр Владимирович Зануцци, большой любитель леса, давно приглядывался к нему. Обмерял его, что-то чертил, планировал...
Однажды весенним днем, подговорив группу заводских ребят, учеников местных школ и училищ, строем, под звуки добытого где-то оркестра, он направился вместе с ними на облюбованный заранее пустырь. Здесь уже ждали их сотни саженцев, собранных Александром Владимировичем по окрестным лесам, привезенных откуда-то издалека или выращенных из семечек здесь же в оранжерее.
Закипела работа, и к концу этого теплого весеннего воскресного дня пустырь стал неузнаваемым. Стройные аллейки лип, березок, лиственниц, пихт, сосенок разбежались по легким склонам горы. Вокруг пустыря выросла оградка.
Покрытая вековой копотью Лысьва словно помолодела от этого зеленого пятна. Небывалое в истории древнего поселка дело свершилось: Лысьва получила
57
А. В. Зануцци.
парк. Небывалое — так как садить деревья-в своих усадьбах лысьвенцы считали баловством (лес-то рядом!), а хозяевам завода на озеленение поселка было, мягко говоря, начихать — прибыли это принести не могло.
Так появился парк, ставший гордостью Лысьвы. Деревца подросли, образовали тенистые аллейки, где
58
с удовольствием резвилась детвора, отдыхали утомленные от «огневой работы» мастеровые, по воскресеньям сюда приходили семьями, компаниями, звенела музыка, неслись песни...
* **Недалеко от входа в парк — чугунная литая дос
ка. На ней надпись:«Парк сей создан по мысли и заботами старшего
лесничего Лысьвенского округа ученого-лесовода Александра Владимировича Зануцци, служившего с 15 ноября 1902 года по 7 марта 1913 года».
Посетители парка, проходя мимо нее, возможно, не раз поминали добрым словом человека, оставившего по себе такую хорошую память.
Почему не помянуть добрым словом имя человека, сделавшего хорошее дело?
Снаружи парк как парк. Но войдя в него, видишь, что он не совсем обычен, и это все время чувствуешь. Стройность и строгость его планировки —это еще не главное.
Хотя — как это красиво: вот стройная липовая аллея, вот высаженные в шахматном порядке ели, вот уголок лиственниц. Там семейка пихт, осколочек соснового бора, содружество кудрявых березок. Тополь, осина, черемуха, рябина... А вот и менее обычные в этом краю деревья: яблонька, сирень многих сортов, неизвестная в здешних лесах акация, клен. Вон машет пушистыми пучками иголок темно-зеленый кедр. Уютную беседку со всех сторон заткал своими побегами хмель. А что это там — неужели дуб, богатырь южных и среднеуральских лесов? Да, это он. \ \ не один — ЦХ
59
тут несколько, редких для этих мест гостей. Начинает проясняться чувство необычности, охватившее при входе в парк. Ученый-лесовод решил показать приходящему сюда: вот что растет в наших лесах, а вот что еще может расти — на радость и на пользу людям. Хорош дуб? Кто будет спорить — конечно, хорош! Так давайте же будем растить его в наших лесах, видите — он же может расти у нас!
Лысьвенский парк — богатейшая исследовательская и пропагандистская база. Вот где изучать жизнь представителей наших лесов, наблюдать за возможностью акклиматизации в наших краях южных гостей! Вот где, наконец, можно прививать молодежи любовь к «зеленому другу», растить энтузиастов лесоразведения, будущих профессоров леса! Вот где пропагандировать озеленение наших городов!
Старик Зануцци это предусмотрел. Можно не ссылаться на воспоминания тех, кто остался в живых из участников закладки парка, это видно и так. Выйдя из парка, взгляните с пригорка на город. Тут и там вы увидите островки зелени. Подойдите к одному из них поближе, и убедитесь, что деревьям этим столько же' лет, сколько и парку. Старый лесничий посеял не только семена деревьев в местном парке, но и чувство любви к лесу у многих из своих юных тогда друзей.
/10Ю О Б/ШЖИРСЮР
I /■О
пI I 1 от уже который год пароходы, идущие по Белой туристским
рейсом Москва — Уфа, непременно останавливаются у села Кушнаренково. Нет, не у пристани, а в стороне от. нее — под высокой горой, на вершине которой в зеленой кипени садов стоит издалека видное старинное белое здание.
Туристы сходят на берег, вопросительно поглядывая па экскурсовода.
— Что будем смотреть?
61
Какой-нибудь археологический памятник?— Будем смотреть виноград.— Здесь? В Башкирии? Ну, знаете...Однако спустя час ирония и сомнения уступают
место восхищению и удивлению.Рассказывают, что один турист, виноградарь из
Узбекистана, так увлекся, что чуть не опоздал на пароход. Уже был дан третий гудок, цепочка туристов спустилась с горы к причалу, а узбек все еще нежно гладил налитые соком полновесные виноградные кисти и, сияя счастливыми глазами, восклицал:
— Ай, молодец! Где еще видал такое? Нет, ты скажи — где? Нигде! Узюм на севере! Ай, молодец! Спасибо тебе, Лида Николаевна, ты мне сестра теперь. Смотри, какая Мадлен-то у тебя! Ай, якши! Чок якши!
Мадлен с Луары на берегах Белой
Кем была Мадлен Анжевин, именем которой французский садовод Робер Моро назвал выведенный им и 1857 году новый сорт винограда, осталось неизвестным. Может быть — одна из герцогинь старинной французской провинции, а может,— простая анжуйская девушка, покорившая сердце садовода.
Но как бы там ни было, имя Мадлен Анжевин надолго осталось в памяти людей и широко шагает по белу свету. В 60-х годах прошлого века его узнали садоводы Воронежа, куда были привезены черенки нового иноземного сорта винограда. Десятилетие спустя оно стало знакомо виноградарям Одессы, потом Крыма, Краснодара, Закавказья.
62
А ныне его с уважением .произносят и в столь далеком от Франции крае — в Башкирии. С берегов Луары Мадлен перекочевала на берега Белой.
Дело было так. В 1928 году в село Кушнаренково', расположенное у речной пристани на Белой, в шестидесяти километрах от Уфы, приехали два молодых агронома, только что окончившие Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. Их направили сюда для организации первого в Башкирии государственного опытного сада и плодового питомника.
Разрушенная помещичья усадьба: дряхлый белокаменный дом на высоком берегу красавицы Белой, запущенный, ставший полудиким, сравнительно небольшой— на одном гектаре — плодовый сад и чуть ли еще не оставшийся в наследство от помещика древний сторож — вот что нашли там Василий Павлович Стреляев и его молодая супруга Лидия Николаевна.
Корчевали старое, отжившее, ненужное, садили новое — то, что могло стать полезным и выгодным для сельского хозяйства молодой республики. Василий Павлович занялся плодовыми и ягодными культурами, а Лидия Николаевна — испытанием новых сортов овощей. Тоскуя о родных местах, она заложила у себя на участке кусочек Украины — бахчу с невиданными здесь доселе арбузами, дынями, баклажанами в окружении столь близких сердцу украинца розовых мальв. А вскоре в районе бахчи появились и кустики винограда: еще учась в Академии, Стреляева интересовалась 1
1 Тогда еще Топорнино, позднее переименованное в честь безвременно погибшего первого начальника политотдела Топо- рнинской МТС тов. Кушнаренкова.
63
этой древней культурой, известной человеку уже 5—6 тысяч лет и занимающей сейчас в мире около 10 миллионов гектаров земли.
Мало было надежды, что теплолюбивое и довольно-таки капризное растение приживется здесь и даст плоды. Ведь для созревания винограда нужно, чтобы он получил за сезон солнца на сумму более трех тысяч градусов. А в Башкирии в лучшие годы набирается всего лишь две-две с половиной тысячи. Да и башкирские морозы едва ли придутся по нраву южному гостю.
Но... кто-то из знакомых однажды обронил в разговоре, что виноград в Башкирии выращивали, да, кажется, и сейчас еще выращивают.
Кто же именно? Поиски привели в город Бирск, к старой учительнице Марии Афанасьевне Борисовой.
Это была неожиданная и очень приятная встреча. Мария Афанасьевна рассказала, что у нее виноград растет уже несколько десятилетий — с 1909 года! Правда, хлопот и возни с ним было много. Из попавших случайно в руки пяти черенков три отросли, а два погибли. Сохранившиеся в живых кусты через четыре года принесли плоды — мелкие, но очень сладкие. Из этих трех молодых кустов Борисова развила восемь больших, и много лет к ним применялась — как и что с ними делать, чтобы они приспособились к местной природе и давали бы хорошие плоды. И вот результат— с восьми кустов Мария Афанасьевна собирает до 20 килограммов крупных и вкусных ягод.
Еще удивительнее было узнать, что и до Борисовой виноград выращивали доктор Сафатеров в Беле- бее, уфимские садоводы Алексеев и Ишмухаметов.
64
Они получали по 8— 12 килограммов ягод с куста.А в наше советское время виноградом занимались
и коммуна имени Ленина в Бирском районе, и колхоз «Новый путь» Уфимского района, и артель «Питание».
Доктора Сафатерова приводил в пример в одной из своих работ сам Иван Владимирович Мичурин. Доказывая возможность продвижения винограда на север страны, он писал: «Про виноград вообще нужно сказать: несмотря на то, что он растение теплых стран, сеянцы некоторых разновидностей его могут приспособляться к таким климатическим условиям, при которых даже простые сорта наших яблонь не могут успешно развиваться, и, как бы ни казалось невероятным такое мое сообщение, на деле это неопровержимый факт. Например, в г. Белебее, Уфимской губернии, у доктора Сафатерова без всякой защиты в открытом грунте растет и плодоносит сеянец винограда, выведенный из семян ташкентского винограда г. Храмовым в Казани».
Писал Мичурин и Марии Афанасьевне. Письма эти после смерти М. А. Борисовой остались у кого-то из ее родственников (вот бы найти их!). 1
Окрыленная возвращалась домой Лидия Николаевна—у нее есть соратники, есть доказательства, что виноград в Башкирии — не бесплодная мечта, а реальная возможность.
Но ведь это садоводы-любители, их посадки исчисляются всего лишь десятками кустов. А можно ли добиться такого положения, когда виноград будет расти по всей Башкирии, в каждом колхозе и совхозе, когда массовое производство его будет выгодным? Что для этого нужно?
5 Ю. Курочкин 65
Нужно создать надежные местные сорта винограда, разработать научную методику его выращивания в условиях Башкирии. Вот и все.
Хорошенькое «все» — это же программа научных и опытных работ не на одно десятилетие!
И Лидия Николаевна решила посвятить себя башкирскому винограду.
Из южных сортов, прижившихся на ее участке и на участках любителей-садоводов, она отобрала те, что наилучшим образом применялись к местным условиям. Какой из них лучше переносит морозную зиму? Какой созревает раньше? Который из них дает наиболее высокий урожай?
Вот тогда-то в разговорах работников опытной плодово-ягодной станции и стало все чаще и чаще упоминаться звучное имя заморской гостьи — Мадлен Ан- жевин. Да, этот сорт оказался, пожалуй, самым удачливым: он не требователен к почве, уже на третий год после посадки дает урожай, вызревает рано — в конце августа — в начале сентября и дает до ста центнеров ягод с гектара. Ай да француженка!
Как взять милости у природы?
На Мадлен можно было бы и остановиться, избрав ее основным сортом для распространения по всему краю!
Но иностранка имела свои недостатки. Цветы у этого сорта только женские, и для того, чтобы они не остались пустоцветом, им нужен опылитель. Конечно, есть выход: посадить рядом с кустами Мадлен Анже-
66
Л. Н. Стреляева.
вин какие-нибудь другие сорта, например, земляков француженки — Пино черный, Маленгр ранний, египтянку Шаслу, американку Лидию или венгерского гостя Жемчуг Сабо. Но ведь для массовых садов это хлопотно и не всегда возможно.
Нет, надо выводить новые — свои, башкирские сорта. И причем такие, которые бы сами себя опыляли.
Матерью для них была назначена старая знакомая— Мадлен Анжевин.
Трудна и своеобразна работа опытника-селекцио- нера, создателя новых, не существовавших до этого в природе сортов. Программой для него служат замечательные слова великого экспериментатора Ивана Владимировича Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача».
Легко сказать — взять. А как? Тонкостью и точностью логики, настойчивыми исканиями, опробованием тысячи вариантов, изобретательностью и даже хитростью—вот чем приходится «брать» селекционеру милости природы.
А сколько на этом пути огорчений, несбывшихся надежд, «коварств» природы, «капризов» подопытного растения?
Посадят тысячу зерен и с волнением ждут: что-то будет. То семена не всходят, то их умертвит суровая зима, то какое-нибудь стихийное бедствие... И вот, наконец, появился первый зеленый росточек. Первый и, к сожалению, единственный. Но сколько же радости принесет он! С ним носятся как с новорожденным ребенком, боятся даже отойти от него, оберегают от всего, что может ему повредить. Ведь, может быть именно он несет в себе те качества, которые «задумал»
68
для него селекционер. Может быть, именно он — родоначальник нового сорта, который станет желанным гостем — нет, не гостем, а хозяином! — многих гектаров в наших садах.
А какие фортели иногда выкидывает природа, какие неожиданные беды приносит! Лидия Николаевна не может без внутренней боли вспоминать «черную бурю» 1952 года. Тогда, в ночь с 29 на 30 июля (она хорошо помнит это число — его не забыть!), часа в два, когда на востоке уже начинала заниматься заря, налетел невиданной силы шквал. Пятнадцать минут — только четверть часа! — бесновался он в районе Куш- наренково, но все хлебные нивы на территории трех сельсоветов оказались «сжатыми», «вымолоченными» и развеянными на десятки километров. Даже соломы не осталось на полях, уже готовых к уборке тучного урожая. Коллекционные яблони и груши, с корнями, вырванные из земли, летели по воздуху вслед за досками и железными листами крыш. Крупный, не виданный по величине град выщелкал окна в домах, свалил с ног какого-то зазевавшегося телка, оставил глубокие (до сих пор видные!) вмятины на коре деревьев и на заборах.
От виноградника почти ничего не осталось, хотя именно в этом году он должен был дать завидный урож ай — еще недельки три-четыре, и первые гроздья своего, местного сорта винограда уже полетели бы в Москву на выставку, где его с таким нетерпением ждали каждый год.
Утром страшно было выйти из дому в черный, словно обугленный сад, в котором, кажется, не осталось ничего живого.
69
Садоводы горько вздохнули и... начали все сначала.
Таких, пусть меньших по значению, неудач и огорчений было немало. То жестокие морозы доберутся до глубоко упрятанных в землю, чутких к холоду корней, и погубят с такими трудами выращенные кусты нового, многообещающего сорта; то стайка пакостливых 1Козочек заберется в питомник и опустошит лучшие делянки; то озорные мальчишки оборвут еще незрелые гроздья долгожданного урожая нового гибрида; то лето выдастся хмурым и дождливым, и виноград— это «дитя солнца» не успеет набрать до холодов живительных соков, и труды целого года наполовину пропадут. Да мало ли что еще!
Зато как радостны бывают успехи, как светятся счастьем глаза ученых и их помощников-рабочих, когда опыт завершился удачей и новый •— их трудами созданный — сорт показал себя с самой отличной стороны. Забыты огорчения, бессонные ночи раздумий, томительные дни ожиданий, боли неудач, месяцы и годы кропотливого, порой очень утомительного труда. Радость открытия, счастье созидания превозмогают все.
Но и вывести сорт — это еще далеко не все. Надо разработать агротехнику: режим ухода за ним в местных условиях.
Какие он любит земли? Какую форму придать кусту? В каком порядке садить? Как сохранить зимой? Как предохранить от болезней?
Ответить на десятки подобных вопросов — это и значит разработать агротехнику сорта в местных условиях,
70
И опять десятки и сотни опытов, волнительные дни ожидания, опять радости и огорчения. А в итоге — тоненькая брошюрка наставлений, инструкций, советов с суховатым официальным названием: «Агроуказания по культуре винограда в Башкирии».
Башкирская чудесница и Большой малыш
Мадлен Анжевин, опыленная смесью пыльцы разных сортов, дала жизнь новым сортам — местным уроженцам. Они унаследовали лучшие черты матери и приобрели новые качества, какими их мать-южанка не обладала.
Вот чудесный сорт — Башкирский изумруд. Год его рождения (начало плодоношения) — 1949-й. Он созревает раньше матери — в двадцатых числах августа. По сахаристости и вкусу также не уступает Мадлен. И к тому же не нуждается в опылителе: опыляет сам себя.
Вот Сеянец Стреляевой — посеянный в 1944 году и давший первые плоды через шесть лет. Его родители — Мадлен Анжевин и Шасла розовая. Тоже опыляет сам себя.
А вот Кечкене, что по-башкирски значит «малыш». В отличие от многих своих башкирских братьев он получил имя еще до рождения. Как-то на одном кусте Мадлен Анжевин Лидия Николаевна облюбовала очень красивую гроздь, значительно большую, чем обычно. Хорошо бы вывести местный гибрид, у которого были
71
бы такие же крупные кисти. Даже при мелких ягодах это будет неплохо. Семечки этой грозди посадили, занеся их в журнал опытов под именем Кечкене. Но Малыш преподнес сюрприз: когда он вырос и стал давать урожай, то обнаружилось, что ягоды е^о стали год от году крупнеть.
— Получился Кечкене-белеке (большой ма^ыш),— шутит Лидия Николаевна.
Можно было бы рассказать много интересного о новых сортах, выведенных Стреляевой. Об очень морозоустойчивом и высокоурожайном Башкирском раннем, о вкусном и высокосахаристом Башкирском черном, об оригинальном по форме грозди Созвездии, о знаменательном Юбилейном, наконец, о сорте с несколько странным названием БСП, что значит «белый с пупочком».
Но хочется упомянуть хотя бы еще об одном замечательном и чем-то символичном сорте, названном Чу- десницей. Собственно, это имя у него пока еще неофициальное, по книгам он числится просто сеянцем № 5/2 (то есть куст пятый второго ряда делянки). Он — рекордсмен среди местных гибридов по величине и весу грозди. В среднем вес грозди 200 граммов, против обычных 100— 150 (а то и 30—50) граммов у других сортов. Это в среднем — с десяти кустов. А отдельные экземпляры выглядят великанами — чуть ли не до килограмма весом. Но этот гибрид с прозаическим номером вместо имени сотрудники станции любовно зовут Чудесницей: много чудесного можно ожидать от него. А как при этом не вспомнить и ту чудесницу, трудами которой он создан — энтузиаста башкирского виноградарства Лидию Николаевну Стреляеву.
72
Шш
Гроздь башкирской Чудесницы.
Виноград идет на поляНо что же, все эти замечательные сорта, редкост
ные грозди, вкусные ягоды так и растут только на опытных делянках Лидии Николаевны?
Нет, созданные ею сорта уже давно перешагнули ограду Кушнаренковской усадьбы и разошлись по всему краю. Да что там по краю — по всей стране! Иные, выведенные здесь, оказались очень удачными для южных районов страны и отправились туда множить славу башкирского винограда. Например, на Украине и Кубани очень приветливо встретили Созвездие. Другие ушли на Дальний Восток и Алтай, в Поволжье и Казахстан и даже в такие края, где раньше винограда и в глаза не видали, а теперь, ободренные успехами Л. Н. Стреляевой, надеются получить свои, местные сорта. Только в 1961 году опытная станция разослала по многочисленным заявкам более 7 тысяч чубуков и около 14 тысяч саженцев.
Давняя мечта Лидии Николаевны — увидеть на колхозных и совхозных полях плодоносящие виноградники — сбывается. Приезжайте в колхоз «Россия», что в 15—20 километрах от Уфы. Колхозный садовод Петр Варфоломеевич Мельников покажет вам в своих «владениях» (а они у него — не одна сотня гектаров) молодой виноградник, площадью около трех гектаров. Он дает колхозу по пять-шесть тонн ягод. Плохо ли!
Плохо другое —Петру Варфоломеевичу уже 75 лет. Как-никак возраст! А помощников нет. Вернее, не помощников (их-то колхоз выделяет), а последователей, учеников, влюбленных в это дело. Кому передать опыт, «секреты» производства, искусство мастера? И дума-
74.
стоя с горечью — неужели в колхозе нет смышленых, любознательных ребят и девчат, которые приняли бы эстафету из рук старого садовода?
А на северо-западе от Уфы есть совхоз Дмитриевский. Ученица Стреляевой Зоя Андриановна Поскря- кова покажет вам здесь свою гордость — большую виноградную плантацию. Почти на месяц раньше при- нозного урожай с нее поступает в детские сады и больницы, в буфеты и магазины Уфы.
А ведь было так, что этот замечательный виноградник чуть не погубили. Новый главный агроном совхоза, не веря в возможности виноградарства в Башкирии, распорядился выкорчевать всю плантацию и перепахать ее.
Зоя Андриановна работала агролесомелиоратором совхоза, и виноградные дела ее, вроде бы, совершенно не касались. Но как тут будешь молчать, если гибнет дело, от которого можно столько ждать в будущем? Новое дело, плод многолетних трудов! Тем более, что и сама она еще девчонкой-третьеклассницей стала помогать Лидии Николаевне на ее участке, а потом пошла учиться «на агронома».
— Тут столько труда человеческого вложено! — кричала в конторе Зоя Андриановна, красная от волнения.— Не позволю, не дам!.. Разве можно такое дело губить?
Ее поддержал директор совхоза. Но спросил:— А кто ухаживать будет? Дело-то ведь, сама по
нимаешь, незнакомое, тонкое... А у нас виноградарей нет.
— Да вот я и буду, — сказала Зоя Андриановна.— Немного дело знаю, а что не знаю — подучусь. Опять
75
же, Лидия Николаевна не оставит — всегда поможет.Взяться-то взялась, а первые дни чуть не плакала
ночами, придя с виноградника. Был он запущен, кусты уже два года подряд не укрывали на зиму, как того требовала агротехника северного виноградарства. Неужто все вымерзло, и труды пойдут впустую? Труды и совхозные деньги. Может, и вправду лучше было бы перепахать участок и отдать его под другие культуры?
Но не сдавалась. Холила, нежила запущенные кусты, наводила порядок на заброшенном винограднике— ставила шпалеры, полола междурядья, удобряла, подрезала...
И виноградник выжил. Конечно, кое-что повымерзло, пробыв две зимы без теплого укрытия, но то, что сохранилось, не только выжило, но и дало отличный урожай — свыше 50 центнеров.
Потомки скажут спасибо!
Более тридцати лет прошло с тех пор, когда в саду на южном склоне Кушнаренковской «горы» появилась впервые невысокая фигурка' юного агронома Лиды Стреляевой. Но как и тогда, каждое утро в Кушнарен- ковский сад приходит заслуженный ученый, лауреат Государственной премии, трижды награжденный значком «Отличника социалистического сельского хозяйства» и дважды — Почетной грамотой Президиума Верховного Совета Башкирской АССР, дважды медалист ВСХВ, премированный автомашиной «Победа», депутат Верховного Совета СССР IV созыва — все та же Лидия Николаевна Стреляева.
76
И все эти награды и почести — за виноград. За свой — башкирский! Не уступающий по вкусу и другим качествам южным сортам, а в сроках созревания и в морозостойкости превосходящий их.
Как-то на опытной станции провели закрытую дегустацию: расставили в вазах под номерами разные сорта винограда — крымского, краснодарского и местного,— дали всем участникам по бумажке и предложили, отведав каждого сорта, поставить ему «отметку» по вкусовым и иным качествам. Когда вскрыли запечатанные конверты и подвели итоги, противники местного винограда (а их у него и до сих пор немало) сконфуженно потупились: подавляющее большинство высших оценок получили башкирские грозди. И, как уверяют по секрету очевидцы, противники попали впросак, ставя завышенные оценки наиболее вкусным сортам, так как считали их привозными.
Да, есть еще у башкирского винограда и противники. Что делать — новое всегда встречает сопротивление косных, боящихся новизны людей. Вот и Лидии Николаевне одни люди помогали в ее исканиях, в ее стремлении покрыть земли Башкирии плантациями вкусного -и питательного винограда, а другие мешали, ставили палки в колеса, оправдывая это нереальностью задачи.
Когда я читал документы об этой «борьбе» и слушал рассказы работников опытной станции, мне припомнилась статья из «Комсомольской правды».
«В дни битвы на Волге к командующему армией пробился для личных переговоров «по большому государственному делу» старый дубовокий колхозник Федор Васильевич Куликов. Он доложил:
78
— В Дубовке имеется небольшой садик, в котором выращиваются новые сорта яблок, слив, абрикосов и винограда. Садовод-мичуринец Виктор Андреевич Корнеев ушел ца фронт, а наблюдать за садом и охранять его поручил мне. Теперь фронт совсем близко, в Дубовке стоят наши войска, проходят вереницы беженцев... Все заглядывают в сад. Больше всего опасаюсь за молоденькую гибридную яблоньку под номером шестьсот восемь. Она в этом году даст первый урожай. Я должен описать ее плоды при полном их созревании, а отчет выслать на фронт через полевую почту Виктору Андреевичу Корнееву...
Генерал заверил колхозника, что садик мичуринца Корнеева будут охранять.
Немедленно у входа в сад появилась надпись «Запретная зона», у калитки стал часовой с винтовкой: не подходить — тут научные яблоки и сливы!
Пост этот сохранялся до полного созревания плодов. Дым великой битвы клубился над Дубовкой, Волга грохотала взрывами, а корнеевские яблоки и сливы под охраной Советской Армии зрели, как им полагается».
Не знаю, читали или нет Лидия Николаевна и ее друзья эту историю, но, веря в необходимость своего труда, они не сдались, не пали духом. Они верили в новое и знали, что оно пробьет себе дорогу, встретит поддержку и внимание народа.
Так оно и получилось. Ибо нового, прогрессивного не остановить! Растут в Республике площади, занятые виноградниками, зреют под небом Башкирии увесистые гроздья налитых солнечным соком ягод, летят в Кушнаренково письма (иное с забавным адресом-опи
79
ской: с. Стреляево) с разных концов страны с благодарностями и с просьбами выслать семена, черенки, инструкции. И даже стихи. Ну как не привести здесь первый стих о башкироком винограде, сложенный студентом Тихоновым.
Труд затрачен не напрасно!Убедиться всякий рад,Что в Башкирии прекрасно Созревает виноград.Крупный, сочный, полновесный,Облепивший все кусты,И к тому ж с названьем «местный»,Ставший былью из мечты.
Башкирский виноград есть. И будет. И мы еще не раз с благодарностью вспомним имя башкирской чу- десницы, агронома-новатора — Лидии Николаевны Стреляевой. Да и потовки не забудут сказать ей — спасибо!
о л ш е ш ягрязь
п1 I нтересы журналиста — это интересы читателя. Приходится быть гото
вым отвечать на все возможные «пять тысяч ЧТО, семь тысяч КАК, сто тысяч ПОЧЕМУ», летящие в редакцию со всех краев страны. И чем только иногда не приходится заинтересоваться, идя по следам какого-нибудь письма.
Однажды мне пришлось заинтересоваться... грязью.
Казалось бы, какой интерес, а тем более польза в грязи? Но, оказывается, есть и интерес и польза.
81© Ю. Курочкин
«Что такое сапропель? Чем он может быть полезен людям? Есть ли он у нас на Урале и где?» — допытывался в письме в редакцию один дотошный читатель.
Я позвонил знакомому краеведу.—■ Да это, в общем-то, грязь такая,—ответил он.—
На дне озер... На Урале ее много. Рассказывают, что когда-то один уральский рыбак открыл способ извлекать из него светильный газ и парафин.
Позвонил химикам.— Да из него не только парафин, но и многое дру
гое научились извлекать. Кроме того, это ведь и хорошее лечебное средство.
Позвонил врачу.— Да, лечатся... Очень полезная грязь. Ею и не
только людей, но и животных лечат.Обращаюсь к ветеринару.— А как же! — говорит он.— Лечим и свиней, и те
лят, и жеребят, и птицу... Подкармливаем также этой, как вы называете грязью. Спросите-ка у животноводов.
Спрашиваю.— Хорошая штука,— отвечают.— Животные от нее
увеличивают привесы. Да и не только животные. Полеводы вам скажут, что овощи тоже увеличивают урожай, если землю удобрять сапропелем...
Я понял, что эта цепочка может увести очень далеко.
Вот тебе и грязь! Волшебная какая-то — куда ее ни примени, везде от нее польза.
Окружился научными трудами (а их набралось близко к сотне). Пошел к людям, которые занимают
ся изучением и применением сапропеля (а их оказалось тоже ие один десяток).
И из ответа на краткое читательское письмо родился .вот этот очерк, о волшебной грязи, о долголетних стараниях многих людей использовать ее на службу человеку.
Лечебница Айболита
Случилось так, что открытие это сделали звери....Забрел как-то охотник в погоне за подранком
па глухое лесное озерко и видит, что в прибрежном иле, зарывшись в него по уши, лежит тощий, покрытый паршой и болячками, дикий козел — животное, вооб- ще-то чистоплотное. Завяз, наверное? Но не стрелять же его больного... Ушел охотник. А в следующий раз, попав на это же озерко, обнаружил там другого гостя — подраненного в прошлую охоту кабана. Похрюкивая от удовольствия, он нежился в грязи, купая в ней больную ногу.
«Ишь ты,— подумал охотник,— курорт себе тут устроили!»
А озеро и в самом деле оказалось звериным курортом и лечебницей. Только доктора Айболита не хватает. Может, он и устроил, а потом уж в Африку подался?
К чудесному озерку сходились и раненый лось, и заболевшая волчица, слетались отощавшие дикие утки и подбитый в неравном поединке коршун. Кто валялся в грязи, а кто;— ел ее. Всем хватало места. Всем помогала волшебная грязь.
6* 83
И поэтому, когда заболела у охотника дома свинья, привез он с звериного курорта возок грязи и устроил хрюшке грязевую «ванну» — не поможет ли? Помогло. Таким же образом стал лечить и соседских животных, прослыл по деревне коновалом.
Так или не так это было, только кто теперь расскажет— как именно. А похоже на правду. Издавна во многих уральских деревнях лечили домашних животных грязью с ближних озер.
В деревне Деевой, что возле озера Молтаево, в Коптеловском районе, ходит такое предание.
— Когда Ермак прошел, здесь казаки стали жить. И был у них такой, что коня своего как лучшего друга любил. А как-то весной конь, случись, да и заболел. Старики казаки побалакали между собой и приказали хозяину — убей коня, а то других заразит, и все мы коней лишимся. Жаль казаку коня, аж слеза ручьем идет, да как стариков ослушаться? Ну, взял он друга своего за повод и ушел из села. Ушел — и нет его...
Односельчане решили уж, что в другие места подался. А осенью смотрят — въезжает тот казак в село на добром своем коне, словно помолодевшие оба. Это он ушел тогда к озеру нашему, стал там купать коня в живой воде, грязью лечебной мазать и в корм ее добавлял. И вылечил. Стали опять жить да поживать.
Но в той же Деевой вам расскажут о том, как не так уж давно вылечили молтаевской грязью жеребенка, обкусанного волками (мясо клочьями висело!). Как у лошадей «мокрец» лечили, у свиней — рахит, у коров и овец — ожоги и раны. Да что жеребенок — кур и тех от чумы грязью выхаживали.
84
А люди?Ну, а люди? Неужели «прозевали»?Нет. Древние рукописи свидетельствуют о том,
что еще в XIII—XV веках народные лекари знали целебные грязи. Известны даже озера, которыми предки наших бальнеологов пользовались для этой цели — Сакыское (в Крыму), Танакское (под Астраханью) и другие.
Волшебной грязью люди пользуются и до сих пор....На берегу озера Молтаево — того самого, о кото
ром рассказывают много преданий — раскинулся городок белоснежных уютных дачек с деревянным, ажурной работы дворцом посреди. Это грязелечебный курорт. Он построен в 1951 году, и за это время свыше двадцати тысяч больных побывали в нем.
Интересно, что предшественником его была грязелечебница, созданная колхозом «Закаленный боец» в селе Деево. Руководил ею молодой свердловский врач Николай Васильевич Орлов. Теперь он директор Уральского научно-исследовательского института курортологии и физиотерапии, автор многих трудов по грязелечению, энтузиаст и неустанный пропагандист этого метода в медицине.
Слава о Молтаевском курорте разошлась далеко. Еще бы! Там бывают такие случаи исцеления, о которых раньше разве только в оказках о живой и мертвой воде говорилось,
— Приехала к нам однажды девушка,— рассказывает массовик курорта Ю. Г. Сеначин, он же и местный «историограф», — вернее, привезли ее к нам на носилках. Глаза живые, бойкие, видно, веселая была
85
До болезни... Пробыла у нас, как положено, месяц, и к концу уже, знаете, на костылях ходила. Придет на танцы, посидит молча и уйдет: невесело на душе... Когда прощалась, я ей и говорю: приезажйте к нам еще — танцевать с вами будем. И что вы думаете — танцевали-таки мы с ней на следующий год!
О таком же случае мне рассказали и в Тюмени, где в терапевтическом кабинете областной больницы хранится история болезни № 2853. Больной Г. В. 45 лет. Лечился грязями с 24 апреля по 9 октября 1950 года. Диагноз: ревмокардит, полиартрит. Что и говорить— нелегкие болезни!
Если опустить малоинтересные для неспециалиста подробности лечения, то итог его, зафиксированный врачами, таков: «В первые дни больного доставляли в грязевой кабинет на носилках; после шести сеансов больной пришел в сопровождении няни; а к концу курса лечения (25 сеансов) приходил один без сопровождающих».
Николай Федорович Нестуля — главный врач территориального курортного управления—-спокой
ный, с неторопливыми движениями человек. Но заговорите с ним о наших уральских грязях, и он на глазах у вас преобразится: оживленный, даже взволнованный, он, не скупясь на жесты, часами может беседовать на эту волнующую его тему.
— Чудесное средство! Что только мы не лечим им: п ожоги, и раны, и сердечно-сосудистую систему, и радикулиты, и экземы, и нервные болезни... Да разве это все? Уверен, что скоро мы будем лечить еще очень и очень многое —и все теми же грязями. Ведь мы еще очень мало знаем их. В молтаевских грязях, например,
86
найдены микроорганизмы, выделяющие антибиотики. Может быть, нам удастся составить новые лекарства, на смену тем, к которым организм человека начинает уже привыкать. Установлено, что грязи активизируют защитные силы организма, а механизм этого действия мы еще не знаем. Зато когда овладеем им, то — представляете себе, как используем его на благо человека!
Как не представишь, если это тебе говорят так страстно и убежденно.
Николай Федорович такой энтузиаст грязелечения, что, не удовлетворяясь опытами на животных, экспериментировал... на себе. Так он вылечил нажитую в годы войны язву желудка, принимая молтаевскую грязь внутрь. В те годы он был главным врачом молта- евского курорта. Сам строил его, сам организовывал, сам ставил эксперименты.
Да и сейчас у него в свердловском кабинете на видном месте — баночка с молтаевской грязью, обратившейся в сухой серый комочек.
— Память о Молтаево?— Да нет, не только... Мысль одна давно тревожит:
как бы научиться сухую грязь использовать. Ее же тогда в аптеках продавать можно будет!
Таких энтузиастов грязелечения на Урале много: и признанный глава их — Н. В. Орлов, и врачи Молтаев- ского курорта, и профессор Д. Г. Шефер... А скольких еще поминают добрым словом воины Советской Армии, получившие ранения в Великую Отечественную войну; чтобы облегчить их страдания, поскорее вылечить и поставить в строй, многие врачи в те годы использовали лечебные грязи озер Урала. Только в Челябинской области такими природными аптеками служили
87
26 озер и особенно продуктивным среди них было знаменитое Увильды.
С Молтаевского озера ежедневно уходят несколько автомашин, груженных маленькими бочонками с лечебной грязью — ее отправляют в десятки больниц и поликлиник области.
— Еще вагон здоровья отгрузили! — смеются заготовители, отправив очередную партию.
Лакомое блюдо
Чем питались свиньи и их сородичи до того, как их приручил человек? Как животное всеядное, древние хрюшки, конечно, ели и зелень, и коренья разные, не гнушались и мелкой живностью. Но только ли ими?
Известный на Урале знаток древних животных профессор М. О. Клер, выступая на одном совещании, сказал как-то, что предки свиней и их сородичи питались еще и болотным илом. Это человек, приручив свинью, приучил ее к таким деликатесам, как мука и зерно, овощи и силос, и тому подобные продукты.
А может, они и сейчас не откажутся от этого ила? — задали себе вопрос ученые-животноводы в дни войны, когда с кормами у нас дело было худо.
И ответили: не отказываются. Едят! Да еще как!Впрочем, когда коснулись истории вопроса, то ока
залось, что вводить в свинячье меню озерный ил пробовали кое-где и до войны. В 1935 году, в тяжелую пору бескормицы, в Чебулинском совхозе Новосибирской области, например. В 1936 году — в колхозе «Верный путь» Режевского района.
§8
А результаты? Прямо сказать — стоящие! Вот смо* трите: в 1936 году на свиноферме «Верного пути» было 40 процентов падежа от бескормицы и разных болезней. В 1937 году, когда уже стали добавлять в корм ил, только 24 процента. В 1940 году — еще меньше — 12 процентов. А в 1942 году, когда с кормами было совсем плохо, как ни странно — почти не имели случаев падежа.
Поэтому в военные годы на Урале озерный ил обозами пошел на животноводческие фермы. Особенно после статьи в «Уральском рабочем» областного агронома Т. П. Бородиной. Ил стали давать коровам, овцам, лошадям, курам. В 1943 году в Свердловской области несколько сот колхозов, совхозов и подсобных хозяйств использовали эту ценную минеральную подкормку.
По опытным подсчетам Бородиной выходило, что если третью часть концентрированных кормов заменить озерным илом, то свиньи дают даже больший привес, чем те, которые получали нормальный рацион.
Бородина утверждала, что это позволит колхозам только одной Свердловской области сэкономить 38 тысяч тонн зерновых кормов и пропитать на эти тонны дополнительно 122 тысячи свинок со всем их приплодом. Она доказывала, что содержащиеся в иле кальций, железо, фосфор и разные микроэлементы повышают деятельность организма животных, укрепляют у них кости, способствуют накоплению сала, снижают заболеваемость.
Конечно, основным кормом он стать не может — один килограмм сырого ила предположительно равен всего только двум десятым одной кормовой единицы.
89
Кроме того, ил разных озер (и даже разных его слбеЬ в одном озере) неодинаков по своим качествам. Но как подкормка — он очень выгоден. Бухгалтерия совхоза «Исток» в 1943 году подсчитала, что даже привезенная за 11 километров тонна его обходилась совхозу в 40 с чем-то рублей. В год его скармливали на 5 тысяч рублей, вместо 21 тысячи, что требовалось на мел, костяную муку и другую минеральную подкормку. А свиньи на эту экономию ответили... увеличением привесов. По 19 центнеров мяса на свиноматку, вместо 14 по плану, сдал совхоз тогда государству.
Колхозные и совхозные животноводы по совету ученых стали подкармливать илом других животных. И что же? Лошади стали выносливее, коровы давали более жирное, чем прежде, молоко, кролики прибавляли в весе, овцы перестали болеть, куры чаще неслись. Всем пришлось по желудку новое блюдо. Еще бы — ведь в нем около 10 процентов белков (вспомним для сравнения, что в пшенице— 11 — 14 процентов) .
Няша множит урожай
Но озерный ил (няша, бузга, салка, озернуга, тря- суга — на Урале зовут его по-разному) оказался способен еще и не только на это. Когда за него взялись химики, то поняли, почему им издавна удобряли приозерные огороды в Костромской, Ярославской и других областях, да и у нас на Урале. Азота в нем оказалось в пять раз больше, чем в навозе, а кальция даже в пятьдесят раз. А ведь это все очень нужные- для роста растений вещества.
90
Провели опыты. Колхоз «Красный Куртугуз» Су- холожского района в 1940 году решил удобрить нишей участок в 12 гектаров. Вывезли по 90 тонн на гектар. Не знаю, были ли в колхозе тогда скептики, кто посмеивался, когда вывозили на поля озерную грязь. Но если и были, то представляю себе, как они прочувствовали смысл поговорки — «хорошо смеется тот, кто смеется последним». По 36 центнеров овса сняли с каждого гектара, удобренного няшей, тогда как с удобренного навозом — 22, а с неудобренного ничем— только 12. На опытном картофельном поле получили по 160 центнеров клубней, а на контрольном, смежном с ним, только 60.
В Белоруссии и в центральных областях России для подачи озерного ила на поля бросали мощную технику— экскаваторы, грейферы и даже землесосные снаряды с пульповодами, протягивая их на несколько километров. И не пожалели — урожайность полей резко поднялась.
Волшебная грязь открыла еще одну свою тайну.
Не последняя тайна
Еще одну? Да нет, не одну. Те же дотошные химики вырвали их у невидной няши еще немало.
У уральского геолога Ф. К. Тарханеева есть рассказ «Тайна». В нем рассказывается, как старик-рыбак Андреич, «пристрастный до всяких изобретениев»,. получил из няши с помощью сухой перегонки светильный газ и парафин. Изобретение его украли «ученые господа» и опубликовали, а старик остался ни с чем.
91
Автор его упорно подчеркивал в подзаголовке, что это «из уральской старины». Значит, что-то похожее все же было. А уж что могло быть — безусловно.
Еще в трудные для страны годы гражданской войны и всеобщей разрухи в городе Осташкове была создана лаборатория, где, наряду с торфом, стали исследовать, что можно получить из озерного ила.
Когда исследовали, то удивились — оказывается, точнее было бы так поставить вопрос: «а чего из него нельзя получить?».
В лаборатории путем сухой перегонки ила получили из него и кокс, и светильный газ, и генераторный газ, и водный аммиак, и уксусную кислоту, и метиловый спирт, и бензин, и керосин, и различные масла, и лаки, и фенолы, и парафин, и сульфат-аммоний и так называемые пиридиновые основания... Установили, что он пригоден как клеющее вещество при изготовлении термоизоляционных плит и как сырье для гидроцемента... Определили, что его теплотворные свойства выше, чем у торфа-...
И получили такие вещества не в каких-нибудь там мизерных количествах, а весьма изрядных. Из примерно 7—8 тонн сухой няши выгнали 1600 килограммов смолы, которая при переработке дала: 48 килограммов бензина, 160 килограммов осветительных, 480 килограммов легких и 320 килограммов смазочных масел да еще 160 килограммов парафина... Это — не считая пека, оставшегося от перегонки, который тоже кое- куда идет.
Совсем недавно свердловские химики нашли в золе молтаевских грязей до 18 процентов окиси алюминия и около 8 процентов окиси железа.
92
Конечно, ученых больше интересовал теоретический вопрос — что можно извлечь из озерного ила, чем практическая сторона дела —выгодно ли это.
Но то, что считалось невыгодным когда-то, с годами, с ростом техники может становиться не только выгодным, но просто необходимым. Вот Качканар. З апасов этой железной горы прожорливой металлургии Урала хватило бы на много лет. А только недавно протянулась к ней рука человека. Бедна качканарская руда железом и когда-то невыгодно было ее добывать. А теперь вот, оказывается, выгодно, ибо нашли способ обогащать ее.
Как волнительно было узнать, что еще на заре становления Советского государства о будущем сапропеля думал великий Ленин.
Да, да... в обстановке, когда и хлеба-то в стране не хватало, когда заводы и фабрики стояли притихшие, уставив в небо бездымные трубы, и простой, обыкновенный гвоздь был проблемой, которой занимался сам Совнарком,— в эти беспросветные, как казалось иным, годы, «кремлевский мечтатель», выслушав доклад ученых о скрытых возможностях озерного ила, прозорливо увидел за ним то большое значение, которое он может иметь в экономике страны, и обещал полную поддержку новому делу. «При прощании со мной,— писал впоследствии академик И. М. Губкин,— он дал мне право обращаться прямо к нему в случае возникновения важных, безотлагательных дел. Об этом он всегда помнил». О его внимании к сапропелю свидетельствует и письмо президиуму ВСНХ, датированное 16 октября 1922 года.
Нет, сапропель еще заявит о себе!
93
Озерные кладовыеВот тебе и грязь! Да ее после этого и грязью назы
вать не хочется: все-таки в этом слове есть что-то уничижительное. А тут тебе — и лечебное средство от многих болезней, и корм для животных, и удобрение, и химическое сырье для десятка (а может, и сотни) различных ценных продуктов.
Да у нее, у этой грязи, уже и есть свое имя, более благозвучное. Ученые назвали ее сапропелем, что по- гречески значит — гниющий ил.
Водоросли и водяные растения, мириады микроскопически мелких живых существ, в достатке населяющие воды наших озер, просуществовав на белом свете, сколько им положено, как и все живое на земле, умирали. Кладбищем их становилось дно этих озер. Время (тысячелетия!) обратило эти отложения в студенистую кашицеобразную массу. Слой за слоем она нарастала на дне озер, уплотнялась и преобразовывалась под влиянием разных химических и физических факторов в то, что мы теперь зовем сапропелем.
Возраст у сапропеля почтенный—-десять-двадцать тысяч лет. И сколько же за эти тысячелетия накопилось его на дне наших озер! На Урале не редкость встретить слои мощностью в девять метров. А в Ивановской области есть озеро, где слой сапропеля достигает даже тридцати одного метра.
Можно представить себе, какие огромные богатства скрываются в озерных кладовых страны, если только в одной Свердловской области знают более 200 озер с запасом сапропеля в них около 150 миллионов тонн. В Молтаевском озере — свыше 8 миллионов,
9 4
В трех озерах Тюменской области (Большой и Малый Тарас-Куль и Тулубаево), изученных несколько лет назад, ученые насчитали около 20 миллионов тонн волшебной грязи. А взгляните на карту Тюменской области: она вся пестрит озерами, эта «область тысячи озер».
При обследовании одного небольшого озерка тюменские геологи подсчитали, что его сапропелем можно подкармливать ежегодно сто тысяч свиней в течение полувека.
И эти баснословные богатства все еще лежат нетронутыми на дне озер, ожидая, когда человек приберет их к рукам. То, что сейчас используется— лишь микроскопическая доля всех запасов.
Украденное озеро
Время делает свое дело: богатства в озерах растут и растут.
А знаете ли вы, что неиспользуемое сокровище нередко становится обузой, а иногда даже приносит вред?
Свердловские старожилы помнят, что еще на их памяти пригородное озеро Шувакиш было все-таки, действительно, озером. На нем можно было покататься на лодке, порыбачить, поохотиться, наконец, просто отдохнуть на берегах. Водоем вблизи крупного город а — большая ценность.
А вот молодежь этого озера не знает. То, что было озером, стало болотом с небольшой лужей посредине. Озеро исчезло. Как будто кто-то украл его.
95
Многих горожан исчезновение озера взволновало. Мало того, что люди лишились хорошего места отдыха, но изменился и микроклимат района: воздух в городке Уралмаша и его окрестностях стал суше.
Что же делать?Конструкторы Уралмаша В. Федосеев и Б. Сомов,
взволнованные судьбой озера, сами обследовали его по всем правилам науки. И вот что они установили: озеро «съели» сапропели! Ведь процесс образования озерного ила идет ежедневно, ежеминутно. Где-то быстрее, где-то медленнее, но идет беспрерывно и неумолимо.
Инженеры взяли пробы ила, отнесли их в научные лаборатории и получили оттуда ответ: да, это сапропель, причем очень высокого качества. В нем и содержание белка богатое — будет хорошая подкормка для скота, и азота с 1Кальцием столько, что он как удобрение может смело конкурировать с навозом.
Добровольцы-исследователи Федосеев и Сомов, узнав это, и обрадовались и возмутились. Обрадовались, что нашли богатство. Возмутились, что оно не только не используется, но и вредит городу.
«Бывшее озеро Шувакиш представляет собой чудесную «кастрюлю»,— писали они 13 июня 1959 года в газете «Вечерний Свердловск»,— поэтому мы предлагаем снять с нее крышку и отдать богатства озера на службу семилетке. Ценные органические удобрения Шувакиша надо вывезти на поля, включив в это дело организации садоводов, отделы благоустройства и т. п. Богатств Шувакиша хватит для всего Свердловска и близлежащих совхозов. Зимой сапропели легко добывать экскаватором, а летом можно установить неслож-
96
ную подвесную дорожку с грейфером. Общими усилиями и постепенно можно очистить озеро Шувакиш, и оно, несомненно, наполнится водой. Большое водное зеркало увлажнит воздух в районе Уралмаша, сделает его более здоровым. А у горожан будет еще один водоем для летнего отдыха. Значит, извлекая сейчас одну пользу из озера, мы в конечном счете добьемся второй».
За судьбу озера и его богатств вступились и другие свердловчане. Пенсионер П. Нестеров в том же «Вечернем Свердловске» 1 марта 1961 года упрекает Орд- жоникидзевский совхоз за то, что он, сетуя на низкие урожаи, не использует для удобрения полей сапропели Шувакиша, хотя озеро всего лишь в нескольких километрах от усадьбы совхоза.
«Забытой кладовой» называет Шувакиш и Ю. Соловьев в газете «Уральский рабочий» 1 июня 1961 года. Он напомнил, что сапропель в озере открыт еще семьдесят с лишним лет назад, запасы его исчислены примерно в 12 миллионов кубометров, а до сих пор не используются.,«Стоит ли держать такую кладовую на замке?» — спрашивает он.
Откроем озерные кладовые!
Да, слабо еще используем мы сапропели — это «озерное ископаемое», ценный дар природы!
Конечно, причин этому немало: и изучен-то он еще недостаточно, и способы добычи его еще почти не разработаны, и методика использования пока только в опытной стадии.
7 Ю. Курочкин 97
Но надо же когда-то открывать кладовую и отдать богатства ее народу!
И видится такое недалекое будущее, когда......Стоит на берегу пригородного озерка большое
белоснежное здание из стекла и бетона, с вывеской: «Уральский научно-исследовательский институт сапропеля». В его лабораториях — химики, биологи, врачи, агрономы, ветеринары, инженеры-конструкторы, экономисты, географы находят все новые многообещающие пути комплексного использования сапропелей в народном хозяйстве.
...Самодеятельная экспедиция туристов-краеведов идет по «белым пятнам» Урала — искать новые залежи сапропеля.
...Мощный землесосный снаряд трудолюбиво пыхтит на озере, гоня по пульповодам на поля даровое удобрение. Грейфер грузит десятки закрытых самосвалов, выкрашенных в голубую краску, особо ценные слои сапропеля— для ближних курортов и больниц, на животноводческие и птицеводческие фермы. На другом конце озера виден большой завод с многочисленными цехами. Бойко бегут по канату подвесной дороги вагонетки с грузом сырья для него — сапропелем. А от склада готовой продукции отходят вагоны и цистерны, груженные десятками нужных стране продуктов.
А может быть, и ты, читатель, тоже будешь среди этих людей, осваивающих озерные кладовые Урала?
о
о сводные/1УГЛ
Г)н | V наешь ли ты Урал?..
Не торопись с ответом, дорогой чита-
тель, если тебе зададут этот вопрос. Наш край так богат всяческими сокровищами, так сложна его интереснейшая история, так многообразна его природа, что познание его беспредельно во времени. Каждый день открываешь для себя что-то новое. Порой такое, что и лежит-то рядом с тобой, у тебя под ногами, а вот оставалось незамеченным.
Однажды осенью, бродя по берегам небольшого
99
болотистого озерка в окрестностях села Арамашки, я увидел, что люди на лодке, которых я вначале принял за рыбаков, занимаются чем-то необычным. Они доставали из-под воды... траву.
— Что это? Зачем?— спросил я у них, когда лодка с копной травы пристала к берегу.
— Подводные луга косим...Вот тебе на! Сколько живу ,на Урале, о таких не
слыхал. А вы слыхали?
Ее зовут элодея
Ботаники зовут ее нежным, ласкающим слух именем элодея. Точнее, элодея канадензис, т. е. канадская. Это по-латыни, ибо еще со времен шведского натуралиста XVIII века Карла Линнея ботаники всех стран условились международную классификацию растений вести на латинском языке, древнем языке науки.
На Урале именуют ее по-всякому: лебяжник, капуста, светочник, деряба и даже режим. Но чаще всего зовут не очень доброжелательно, хотя и многозначительно: водяная чума.
И понятно, почему. Если это водное растение попадет в какой-то водоем, то размножается в нем с поистине фантастической быстротой. Иногда за несколько лет оно полностью «завоевывает» водоем, омертвляет его. Озеро зарастает и превращается в болото, река становится непроходимой для судов, в ней зимой гибнут от недостатка воздуха рыба и раки.
Так, в частности, произошло на реке Пышме, что100
течет недалеко от Свердловска. Рассказывают, что лет семьдесят назад, когда элодея только что появилась на Урале, она прямо-таки заполонила эту небольшую речку и все мельничные пруды на ней. Купаться стало негде. На лодке не проедешь. В одну из зим в ней погибла почти вся рыба и раки. Пышминцы даже обратились с тревожным письмом в земство, прося помощи.
А не так давно, лет двадцать назад (многие свердловчане еще хорошо помнят это), элодея «напала» на Волчихинское водохранилище и за несколько лет «освоила» его. На лодке можно было проплыть лишь местами— по бывшему руслу реки Чусовой. Заросли тянулись почти на пять километров в длину и до полутора километров в ширину. Этакий зеленый остров, занявший третью часть всей площади водоема.
Ну, чем не чума!
Заокеанская гостья
Элодея канадская пришла к нам из Канады. На европейском континенте ее до 1836 года не знали.
Предполагают, что она приехала к нам «зайцем»: на винтах пароходов, совершавших рейсы между Канадой и Ирландией, а может (что вернее), и в бочках с пресной водой. Из Ирландии незваная гостья распространилась на материк. С неожиданной для людей скоростью она перепрыгивала из озера в озеро, из реки в реку. Зеленые армии невинного с виду растения — с тоненьким стеблем и маленькими листиками — вскоре завоевали всю Европу. Спустя полвека они добрались и до Урала.
101
Впрочем, на Урал элодея добралась не сама — ей в этом помогли. Любитель цветов и аквариумов железнодорожный служащий С. В. Логинов привез ее в 1889 году к себе в Екатеринбург. Года три она спокойно обитала в стеклянных банках с золотыми рыбками, а затем как-то сумела «удрать» из них. Вскоре неизвестное растение стали замечать в городском пруду, в соседних озерах и речках. А там и пошло... К 1917 году элодея «оккупировала» уже почти весь Екатеринбургский уезд. Спустя лет пять ворвалась на территорию нынешней Челябинской области. В 1940-е годы пробралась в Западную Сибирь — в бассейн Иртыша.
Кто знает, где кончится ее победное шествие — не у берегов ли Тихого океана, где она может встретиться с сородичами, перебравшимися на евразийский материк уже с другой стороны.
К 1951 году она заселяла на Среднем Урале и в Зауралье около ста водоемов — 38 озер, 20 прудов, около 20 рек, 15 стариц, пять-шесть карьеров и одно водохранилище. К 1963 году это число удвоилось.
Правда, надо сказать, что, поселившись в каком-то водоеме, элодея потом может и покинуть его. Не такая уж она неразборчивая: в некоторых озерах, например, в Кунашакских, Еткульских, Чебаркульских (Челябинская область), на озерах Северного Урала она никак не хочет селиться — вода там оказалась для нее неподходящей, слишком насыщенной солями, высокоминерализованной, как говорят гидрологи.
Если в какой-то водоем, облюбованный элодеей, начнут спускать промышленные отходы с неприятными для нее примесями, она отвечает на это протестом:
102
погибает. Так, в частности, случилось на многих участках реки Чусовой и поблизости от Свердловска — на Нижне-Исетском пруду.
Что такое хорошо и что такое плохо?
Что же, плохо это или хорошо, что элодея распространяется все дальше и больше?
Будет плохо, если не управлять ее распространением и развитием и позволить ей омертвить озера, перегрузить пруды и реки так, что в них будет гибнуть рыба и станет невозможным судоходство.
И хорошо, если человек станет руководить ее развитием и распространением, разумно использовать ее. В одних водоемах она нужна, в других — нет. В одних — в одном количестве, в других — в другом.
Зато, если человек возьмет элодею под контроль, поставит на службу себе, сколько пользы она может принести!
Когда ученые присмотрелись к элодее, изучили ее (скажем прямо, пока еще недостаточно), то нашли...
Впрочем, еще до ученых перспективы использования элодеи подсказал лучший из ученых: сама жизнь.
В трудную зиму 1934/35 года колхозники близких к озеру Иткуль деревень, спасая скот от голодной смерти, собрали всю массу зелени, сохранившуюся подо льдом, и свезли ее на ферму и конюшни. Рассуждали так: «Конечно, пользы ждать трудно. Да нам не до жиру, а быть бы живу».
103
Каково же было удивление, когда весной увидели, что и «до живу» и «до жиру» — скот не только выжил, но и прибавил в весе, увеличились удои молока.
Суровые годы войны заставили обратиться к элодее не одних иткульцев: многие колхозы, совхозы и подсобные хозяйства. В Егоршинском районе довольно быстро очистили от элодеи Егоршинский пруд и другие водоемы. Ничего — не прогадали. С начала 1944 года взялись за «водяную чуму» сысертцы: для этого у них нашлась хорошая база — озеро Щелкун, площадью около 600 гектаров, обильно заросшее зеленым кормом. Не отставали и свердловчане — из прудка на территории Зеленого строительства кормили свиней. А элодею из озера Шарташ использовали для удобрения огородов. Тоже оказалось неплохо.
Мне рассказывали, что в 1943 году колхоз «Закаленный боец», Коптеловского района, всю посевную кормил свой лошадиный «парк» (354 головы!) элодеей из озера Молтаево. До сих пор вспоминают: «Поро- бить конякам пришлось изрядно, а гляди-ко, все сохранились на диво, словно овес до отвалу ели».
Я сам видел, как на Аромашевской свиноферме молодые свинки набрасываются на вороха зелени, привезенной с озера Молтаево: жуют так, что за ушами пищит. А главный ветврач Герман Иванович Зелянин, глядя на них, только улыбается — ему-то хорошо известно, как это отражается на здоровье и привесе животных. Это не замена, не суррогат, а то же самое, что нам с вами огурчик зимой: очень полезно.
Кормили элодеей и птицу. Очень охотно клюют ее курочки и утки. И благодарность свою выражают «кормильцам» так, как и следует: чаше несутся. В том
104
же «Закаленном бойце» куры начали нестись в ноябре-декабре, когда им подали на десерт «водяную чуму».
Кстати, чума, довольно распространенная среди кур болезнь, в тот год их не тронула. «Чуму чумой вышибли»— острили птицеводы.
Года два назад в Верхне-Пышминском совхозе в середине мая стали добывать элодею из озера Балтым для птицефермы «Вашты». Утиная армия в восемь тысяч голов отблагодарила хозяев за этот десерт таким количеством яиц, что бывалые птицеводы только удивлялись резвости своих подопечных несушек.
А удивляться, вообще-то говоря, было нечему. Когда ученые разложили элодею на все ее составные части, устроили ей «химический допрос», то обнаружили, что она по своим питательным качествам превосходит многие «классические» корма. В среднем сене белков менее 10 процентов, а в элодее около 20, жиров тоже в элодее больше, почти на целый процент — 2,5, а углеводов в ней 43 процента — на 16 процентов больше, чем в самом лучшем сене. Много в ней и витаминов. По сумме всех питательных веществ ее можно сравнить с клевером в пору его бутонизации.
Но и это еще не все. Оказывается, любители не напрасно поселили элодею в своих аквариумах. Многие рыбы питаются ею. Значит, элодея будет полезна и в рыбохозяйственных водоемах. Она дает приют громадному количеству водных организмов — моллюскам, червям, насекомым, рачкам. А это основная пища рыб. Причем очень питательная, от которой разные там караси и плотицы изрядно толстеют, на радость рыбоводам и рыбакам.
105
И, кроме всего прочего, оказалось, что элодея способна улучшать химический состав воды: извлекает из нее углекислый кальций, насыщает кислородом, борется с появлением сероводорода и свободной углекислоты... Словом, играет роль солидного химического завода.
Вот тебе и «чума»!
/рА/1в /!енинше
■ ■ ак уж устроен человек: где бы ни был он, память о родных местах
всегда согревает его. И каждая встреча с близкими сердцу приметами родины волнует и радует. О таких встречах в далеком от родного мне Урала Ленинграде и хочется рассказать.
Уральские улицы
Однажды в Ленинграде я встретил старого знакомого, земляка.
107
— Заходи! — пригласил он,— живу на родной тебе улице, Уральская называется!
— Есть и такая?— удивился я.— Есть, и не одна... Приезжай, посчитаем..Вечером того же дня я разыскал на северо-запад
ной окраине города, на острове Декабристов, что за рекой Смоленкой, улицу с родным мне названием.
Это была довольно длинная, не очень прямая и не очень благоустроенная неширокая улочка, чем-то и в самом деле напоминавшая в Ленинграде наш край. Может быть, тем, что то на одной, то на другой стороне ее встречались небольшие заводики, каких немало можно было видеть на старом Урале. Может быть, гранитными плитами на тротуарах и кудрявыми акациями вдоль них.
Приятель рассказал мне и историю улицы. На плане города она появилась впервые в 1806 году, пока еще без названия. Но какая же улица проживет долго без имени — хоть как-то да назовет ее народ! В 1840-х годах ее именовали Проезжей, позднее — Винным переулком (по винному заводу и складам при нем), и только где-то в промежутке между 1877 и 1887 годами она получила официальное имя: «Уральский переулок.» И, наконец, в 1890 году переулок возвели в ранг улицы.
Улиц с уральскими именами оказалось еще несколько. Есть в Ленинграде Челябинская, Магнитогорская, Тобольская, была улица Пермская (в 1849 году переименована в улицу академика Графтио). И если Челябинская и Магнитогорская улицы названы так в наше, советское время, то остальные — Уральская, Тобольская, Пермская — задолго до этого.
108
Улица Уральская в Ленинграде.
— Но это еще не все,— сказал мне приятель после нашего «путешествия» по уральским улицам. А разве не «уральская»— улица Решетникова? А улицы Попова, Толмачева, Хохрякова? А сквер Воронихина?
Да, конечно, многие наши земляки, чьи имена по праву заняли почетное место в русской истории, памятны ленинградцам. Здесь протекала литературная деятельность нашего земляка, писателя-демокра- та Ф. М. Решетникова: в подвале Апраксина рынка и в доме № 40 по Литейному проспекту, недалеко от редакции «Современника», он написал свои основные произведения. Здесь учился в университете, преподавал в электротехническом институте и работал над своим гениальным изобретением — радио — уроженец Турьинских рудников профессор А. С. Попов. Гордость Ленинграда, замечательные архитектурные творения — Горный институт и Казанский собор — созданы строгановским крепостным А. Н. Воронихиным. В боях за красный Петроград погиб герой гражданской войны екатеринбуржец комиссар Н. Г. Толмачев. Его могила—на Марсовом поле, почетном месте погребения героев революции. В Ленинграде и в его пригородах прожил последние годы жизни Д. Н. Мамин- Сибиряк. Он похоронен, как и многие его земляки, на кладбище Александро-Невской лавры.
Мы немножко поспорили с приятелем: считать ли «уральской» улицу Хохрякова. Балтийский матрос, уроженец Вятской губернии, герой гражданской войны на Урале, он может считаться и ленинградцем, и кировчанином, и уральцем. Но сошлись на том, что он одинаково дорог всем, и мы, уральцы, тоже можем называть его своим земляком.
110
По набережной Невы...
С тех пор, бродя по Ленинграду, я уже более пристально вглядывался в знакомые мне ранее места, и все чаще и чаще находил в них наше, уральское. Давние связи старой русской столицы с краем добытчиков и умельцев, родиной многих замечательных русских людей, оказались многочисленными и разнообразными. ;
...Мы перешли Дворцовый мост и идем по Университетской набережной, одной из старейших улиц Л енинграда. Налево — «Невы державное теченье», прямо — «береговой ее гранит», направо — знакомые с детства но тысячам фотографий, рисунков, картин дома.
Вот старинное здание со ступенчатой восьмигранной башней, увенчанной глобусом. Музей антропологии и этнографии. Да ведь это «Петровская кунсткамера», первый русский музей, колыбель нашей Академии наук! Здесь работал Михайло Васильевич Ломоносов.
Так и кажется, что сейчас из переулка выйдет он — грузноватый, широколицый, опираясь на массивную трость, откроет эти тяжелые двухстворчатые двери, поднимется к себе и, сбросив парик и камзол, засучив рукава рубашки, сядет за рабочий стол, где уже приготовлены мешочки с пробами руд, с воспетых им «верхов Рифейсшх» (гор Уральских).
Большие надежды возлагал отец русской науки на Урал: собирал образцы уральских руд, исследовал их, настаивал на широком геологическом обследовании
111
края. И с далекого «Каменного Пояса» шли сюда мешочки с рудами, образцы минеральных богатств.
Почти рядом, за домом Академии наук, университет. Когда-то это было здание «двенадцати коллегий», высших государственных учреждений. Фасад его, выходящий на Менделеевскую линию, протянулся вдоль нее почти на полкилометра. Архитектор Трезини, построивший дом, расчленил его на двенадцать самостоятельных, но связанных между собой частей. В одной из них помещалась «Бергколлегия», ведавшая горным делом в стране, то есть, главным образом, уральскими горными заводами. Позднее здание передали университету. На протяжении полутора столетий в нем училось и работало много наших земляков.
Может быть, вон у того самого окна своего кабинета (сохраняющегося и поныне) стоял в раздумье, поглаживая пышную бороду, наш земляк Дмитрий Иванович Менделеев, обдумывая план поездки в родной ему край, пристальное внимание к которому не ослабевало всю жизнь.
Где-то здесь слушал лекции юный студент из бурсаков Дмитрий Мамин, ставший известным потом России как Сибиряк.
А вот и здание Академии художеств: напротив удобно расположившихся на набережной величественных сфинксов, привезенных сюда из древних Фив, с берегов Нила. С волнением смотришь на него, вспоминая, как некогда к этим заветным дверям с трепетом подходили приехавшие с Урала скромные русские парни — выходцы из Нижнего Тагила, Златоуста, с Прикамья, крепостные горнозаводских царьков Деми-
112
давых, Строгановых, Всеволожских... Живописцы Худояровы, архитекторы Воронихин, Свиязев — здесь развилось и окрепло их мастерство, страсть к которому зародилась еще там, на родном Урале, в среде талантливых мастеров-умельцев, что и в «черной» работе своей умели увидеть и оценить красоту, украшающую человека.
В музее Академии можно найти студенческие работы будущих замечательных мастеров кисти, резца, архитектурного циркуля. И если в первых залах вас остановит курсовая работа уроженца Уктуса, впоследствии известного художника А. И. Корзухина, то несколькими залами дальше вы встретитесь с дипломной работой его земляка Г. С. Мосина, исполненной столетием позже, в 1957 году. «Уральский сказ» называется эта картина, навеянная сказами Бажова.
...Еще несколько домов, и перед нами ничем внешне не примечательный домик на углу 7-й линии Васильевского острова и набережной Лейтенанта Шмидта. Но, подойдя поближе, невольно останавливаешься, удивленный. На небольшом — по современным масштабам — здании двадцать две мемориальные доски! Это истинно «академический дом»; в нем в разное время жили многие известные наши ученые-академики, начиная с физика В. В. Петрова, основоположника русской электротехники, кончая великим физиологом И. П. Павловым. А на двух досках запечатлены имена А. Е. Ферсмана и А. П. Карпинского — людей, так много сделавших для Урала.
В самом конце набережной — одно из красивейших зданий города—-знаменитый Горный институт. С его историей связаны имена многих уральцев.
8 Ю. Курочкин 113
Проектировал и строил его А. Н. Воронихин, в его аудиториях получили образование А. П. Карпинский, Е. С. Федоров, П. П. Аносов и большинство горных инженеров Урала. Здесь преподавал бывший строгановский крепостной, академик архитектуры И. И. Свиязев.
Весь второй этаж огромного здания занимает Горный музей. Среди диковин, восхищающих ученых всего мира, много даров Урала. Вот глыба малахита с Гумешек, весом 1504 килограмма, кажется, самая большая в мире. Вот кристалл-уникум горного хрусталя, весом в полтонны, взятый в окрестностях Свердловска, гигантский аметист из Мурзинки, чудесные пиритовые друзы из Березовска, первые алмазы Урала, минералогическая горка, созданная другом
Мамина-Сибиряка художником А. К. Денисовым- Уральским.
Особо интересна коллекция слепков знаменитых золотых самородков Урала, начиная с «Большого треугольника» и кончая «Заячьими ушами». Ведь именно в «музеуме» Горного института в свое время хранилась и пополнялась единственная в мире коллекция русских самородков. В 1841 году в ней насчитывалось 886 самородков, общим весом свыше 27 пудов.
В залах музея — образцы каслинского литья (те самые, что были в 1900 г. на Всемирной выставке в Париже), первые изделия Артинского косного завода и других горнометаллургических заводов Урала.
Камень Урала — одно из примечательных богатств края — представлен здесь так широко, что невольно испытываешь чувство гордости за наш «Каменный Пояс». !
114
История одной глыбыВ собор Петропавловской крепости меня привела
одна старая фотография....У знакомого коллекционера я однажды увидел
старинную открытку. На просторном фабричном дворе по крепкому бревенчатому настилу большая группа' рабочих с помощью нехитрых приспособлений передвигает огромную каменную глыбу. Надпись поясняла, что фотография запечатлела перевозку редкостного монолита орлеца (родонита) на Екатеринбургскую гранильную фабрику.
Позднее прояснилась и дальнейшая история глыбы. Ее нашли в 1869 году на Среднем Урале, близ деревни Седельниковой. Весила она ни много ни мало — 47 тонн! С исключительными трудностями невиданный монолит перевезли в Екатеринбург. Здесь, на дворе гранильной фабрики, он и пролежал почти двадцать л ет— до 1887 года, когда из Петербурга было получено распоряжение выпилить из него как можно больший кусок с прямоугольными очертаниями и отправить в столицу. Камень пошел в обработку. Во дворе фабрики десятки рабочих трудились над этим редкостным даром природы. Пилили орлец ж елезными пилами с наждаком. В сутки удавалось пропилить от* одного до трех сантиметров.
Подыскав надежный вагон, глыбу повезли по железной дороге в Пермь. Здесь, на станции Левшино, ее перегрузили на баржу и водой доставили до станции Копаево, а оттуда уже опять по железной дороге камень направился в Петергоф. Только в августе 1889 года ОН дошел, наконец, до места.
8* 115
Вспоминая старую открытку, я не раз гадал: какова же дальнейшая судьба седельниковского монолита?
...И вот он передо мной. В соборе Петропавловской крепости, где со времен Петра I хоронили русских царей и их близких родичей, луч света, прорвавшийся сквозь высокое и узкое окно, выхватил вдруг среди унылых каменных надгробий неповторимый по красоте нежно-розовый саркофаг. Он как бы светится изнутри, мерцая чудесной гаммой розовых тонов, прорезанных черными прожилками. Искусная резьба скромного, но благородного рисунка украшает волшебный камень, достойный усыпальницы сказочной Спящей Красавицы.
Так вот какой она стала, неуклюжая седельников- ская глыба, «похудевшая» с 47 до 7 тонн! Вот во что обратили ее за шестнадцать лет труда умелые руки мастеров Петергофской гранильной фабрики, среди которых было немало уральцев!
А то, что это замечательное произведение русского камнерезного искусства и вместе с тем редкий дар природы, лежит теперь над костьми казненного народовольцами царя Александра II, а не над могилой кого-нибудь из великих людей труда и таланта, какими всегда была богата наша Родина, то это лишь еще одно свидетельство великой несправедливости того времени, когда создавалась эта запечатленная в камне песня.
Встречи с камнемУральская яшма, мрамор, орлец, малахит, хрус
таль в Ленинграде — в десятках музеев, дворцов, зданий и сооружений.
Вот Исаакиевский -собор-музей, о котором академик Ферсман сказал, что он «может считаться музеем облицовочного и цветного камня». Одной из главных достопримечательностей его ученый назвал восемь больших малахитовых колонн в алтаре: высота их около десяти метров, а диаметр — сорок три сантиметра. На мозаичную отделку их пошло около двадцати тонн лучшего «демидовского» малахита из-под Нижнего Тагила.
Для того же Петропавловского собора, где установлен родонитовый саркофаг, был в 1904 году сделан редкостный крест из горного хрусталя, подобно тому, как несколько ранее (в 1902 году) на другой церкви города — Вознесенской — сверкали кресты тоже из уральского хрусталя. Крупный хрусталь в то время на Урале встречался редко, и комиссионеры фабрики с трудом нашли шесть галек весом в пятнадцать килограммов, заплатив за них двести рублей золотом.
Много уральского камня в пригородных дворцах- музеях: Павловске, Гатчине, Пушкине, Петергофе. Особенно богат им был знаменитый Екатерининский дворец в Пушкине, варварски разрушенный фашистами в Отечественную войну. Туда шел серый (горно- щитский) и белый (становской) мрамор с месторождений, открытых незадолго перед этим вблизи молодого еще тогда города Екатеринбурга. Многочисленные сорта уральских яшм, малахита, орлеца, порфира, агата шли на уникальные вазы, на отделку каминов, столиков, стен. Из «сибирского» (т. е. уральского) мрамора создана «сибирская мраморная беседка» и Сибирский мост в Пушкинском парке. Почти двести тонн лучшего камня пошло на нее, свыше двух лет
И 7
трудились над ней выписанные из Екатеринбурга мастер и его пять помощников. В Английском саду в 1771 году был установлен мраморный обелиск полководцу Румянцеву. Он состоял из двух камней, высотою (с пьедесталом) около восьми метров. Мрамор этот — тоже дар Урала.
Даже в недрах Ленинграда, глубоко под землей, вы можете встретить камни Урала. Да, да — и под землей! Спуститесь в метро на станции «Технологический институт». Легкие, стройные колонны вестибюля облицованы белым уральским мрамором. Именно он создает в подземном зале впечатление простора и высоты.
В Малахитовой палате
Но, вероятно, больше всего уральского камня в Эрмитаже, этом богатейшем мировом музейном хранилище, гордости нашей страны.
На несколько сот метров протянулись четыре его здания вдоль набережной Невы. Крупнейшее из них — Зимний 'дворец — имеет свыше тысячи комнат.
И почти в каждой из них— камни Урала или изделия мастеров нашего края. Единственные в мире — то по величине, то по красоте, то по мастерству работы — вазы из яшмы, орлеца, малахита, лиственита, мрамора. Изделия из цветного и драгоценного камня. Облицовка стен, колонн, каминов.
Есть во дворце Малахитовый зал. Та самая «...в царском дворце палата, коя здешним малахитом изукрашена», где бажовская Танюшка из «Мала
118
хитовой шкатулки» велела барину Турчанинову показать ей царицу. Как не прослышать было о ней уральским мастеровым, из рассказов которых П. П. Бажов черпал материалы для своих сказов,— ведь малахит- то наш, уральский!
Правда, сразу же надо сделать одно уточнение. Малахит здесь не с Гумешек, родины сказа, а из-под Нижнего Тагила, с Меднорудянского рудника. В 1836 году там нашли такую огромную глыбу малахита, о каких прежде «ни слыхом слыхать, ни видом видать» не доводилось никому. Как потом оказалось, свыше пятнадцати тысяч пудов весила она. Добыть ее из земли целиком нечего было и думать при тогдашней технике. От глыбы отбивали куски в одну-две тонны весом и так, по частям, извлекали наверх.
Пока редкостную находку «осваивали», в столице в 1837 году огромный пожар почти полностью уничтожил Зимний дворец. Его пришлось заново перестраивать и отделывать.
Весть о тагильском чудо-камне пришлась как нельзя кстати. Архитектор А. П. Брюллов, руководивший отделкой дворца, решил впервые в истории применить малахит для декоративного убранства помещения. Он выбрал для этого один из залов, облицованных до пожара яшмой.
Меньше чем через два года работы были окончены, «малахитовая палата» предстала во всей своей красе. Стоишь сейчас в ней и не знаешь, чем больше восхищаться: неповторимой переливчатой игрой замечательного уральского камня, богатством выдумки и вкуса архитектора или трудом мастеров, умевших проникать в душу камня.
119
Восемь бархатно-зеленых колонн по длинным сторонам зала и восемь таких же пилястров — по коротким сторонам его, два малахитовых камина в сочетании с белым мрамором, бронзой, зеркалами, со светлым наборным паркетом из редчайших пород дерева выглядят очень эффектно. А собранные здесь редкие изделия из малахита: вазы, столы, часы, шкатулки позволяют залу -по праву считаться музеем русского малахита.
Но как ни вспомнить в зале, выходящем окнами на Неву, еще и другое.
...Историческая ночь с 25 на 26 октября 1917 года, открывшая утро новой эры человечества. Здесь, в бывших аппартаментах царской семьи, заседает, дрожа от страха, Временное правительство. Выстрел «Авторы» заставил министров сбежать в комнату рядом. Не то, чтобы там было безопаснее, а, вероятнее всего, потому, что на тихий внутренний дворик дворца, куда выходили окна комнаты, было спокойнее смотреть, чем на бурную Неву, Петропавловку с «фонарем восстанья» на бастионе, на грозовые всполохи революционного Питера, видные из малахитового зала. Здесь, в беломраморной царской столовой и раздались исторические слова:
Которые тут временные?Слазь!
Кончилось ваше время.
Бывшие министры бывшего правительства последовали отсюда в Петропавловскую крепость, где они «заседали» уже поодиночке, решая теперь не судьбы русского государства, а только лишь свою судьбу.
120
Есть в Зимнем дворце один экспонат из уральского малахита, сведений о котором в справочниках и путеводителях по музею до недавнего времени не было. Он появился здесь только несколько лет назад, хотя по возрасту почти ровесник малахитовому залу. Это ротонда в аванзале, открывающем анфиладу палат дворца сразу же после парадной Иорданской лестницы. Восемь малахитовых колонн поддерживают легкий изящный купол, внутренняя поверхность которого отделана ярко-синим лазуритом, создающим впечатление безоблачного неба. Пол ротонды выстлан мозаикой из мрамора, яшмы, орлеца, лиственита — уральских цветных камней.
Редкостное произведение русских камнерезов и гранильщиков было подарено Демидовым Николаю I для Зимнего дворца, но попало почему-то в Таврический, а потом, почти через тридцать лет, в Александро- Невскую лавру. И только в 1958 году, после основательной реставрации, оно поступило, наконец, туда, куда предназначалось.
Чудо-карта
Чаще всего карты бывают бумажными. Иногда их печатают на материи. А эта — каменная.
...Вспоминается ее история. В декабре 1935 года в газетах появились заметки: «Оргкомитет выставки «Индустрия социализма» предполагает поручить Свердловской гранильной фабрике изготовить карту СССР из уральских самоцветов». Называли и человека, подавшего эту мысль: Серго Орджоникидзе.
121
Почетный заказ был принят фабрикой. Началась подготовка: изыскивали материалы, собирали старых мастеров, разрабатывали технологию, готовили механизмы и приспособления.
Вспомнили, что похожую работу фабрика уже выполняла: в 1898— 1900 годах наши мастера изготовили в подарок Франции небольшую карту этой страны. На мраморной доске весом 33 пуда, обрамленной рамкой из яшмы, мозаикой из уральских камней были показаны все 86 департаментов Франции. Рубинами и изумрудами обозначены сто шесть крупнейших ее городов, лазуритом — моря, низменности и горы — цветной яшмой.
Названия городов и департаментов были сделаны из золота, а реки, общая длина которых на карте достигала почти восьми метров,— платиной. Для монтажа различных обозначений пришлось просверлить около тысячи отверстий.
Карту изготовляли два года. В феврале 1900 года ее представили на Всемирную выставку в Париже, и с тех пор она хранится как одно из замечательных произведений камнерезного искусства в музее.
Спустя три с лишним десятка лет, из восьми мастеров, трудившихся некогда над картой Франции, в живых осталось лишь трое. И все они продолжали работать на фабрике — потомственные «малахитчики» братья Татауровы, известные мастера этой редкой в наше время специальности, старый гранильщик В. А. Семенов, ставший за эти годы прямо-таки профессором своего дела.
Они первыми изъявили желание работать над картой «Индустрия социализма».
122
Чудо-карта в Георгиевском зале Эрмитажа.
В октябре 1936 года фабрика приступила к выполнению почетного заказа. Яшма из Орска, амазонит из Ильмен, орлец из Седельниковой, переливт из Шай- танки, змеевик с Сарановского месторождения... Ящик за ящиком шли на древнейшее предприятие Свердловска — «Гранилку», как любовно называли ее горожане. Строгие седоусые мастера придирчиво осматривали образцы камня, прибывавшего с разных концов края. Рубины для обозначения предприятий черной металлургии гранил потомственный гранильщик Воронов. «Цветную металлургию»— Зверев, сын знаменитого горщика. Альмандины для «электростанций» готовил старый мастер Овчинников: он лет двадцать назад оставил работу на фабрике, а теперь не утерпел, пришел, стал к станку: «Дозвольте и мне, раз такое дело...» Рубины гранили мастера Нехорош- ков, Боровских, Фролов, за плечами которых стоял почти полувековой «каменный стаж». Над огранкой аметистов трудился Ожгибесов.
К марту 1937 года последние камни были запакованы в ящики и отправлены в Ленинград. Там под руководством художника Бродского, одного из авторов проекта карты, десятки мастеров-мозаичистов принялись за монтаж.
В 1939 году карта побывала на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Гранильщик В. А. Семенов, принимавший участие в установке ее, рассказывал, что карта вызвала восторг американцев. Книга отзывов сохранила восхищенные впечатления о «чудо-карте с Урала».
...И вот теперь эта чудо-карта в Эрмитаже в Георгиевском (или Большом тройном) зале Зимнего двор-
124
да, на том самом месте, где некогда стояло тронное кресло русских императоров, как бы символизировавшее самодержавную власть страны.
Она и в самом деле замечательна! Мозаичная каменная плита площадью 27 квадратных метров, смонтирована из 45 тысяч кусочков камня на металлическом каркасе, в раме из белого мрамора с бронзовым багетом. Разделенная серебряными меридианами и параллелями на 98 секторов, она в точности повторяет карту нашей великой Родины. Коричневая и зеленая яшмы различных оттенков рисуют рельеф точно так же, как мы видим его на учебной физической карте. Белорецким кварцитом выложены пески и пустыни, лазуритом — моря, океаны и реки. Вечные снега горных вершин сверкают на карте накладными опалами. Орлецом и сургучной яшмой помечены границы государства, гранеными рубинами — границы республик. На Северном полюсе сияет рубиновый флаг, полярные станции изображены серебряными звездами с горным хрусталем в центре. Москва обозначена большим синтетическим рубином с алмазными серпом и молотом. Ленинград — красивым большим александритом, горящим днем зеленым, а вечером, при искусственном свете, красным цветом. Четыреста пятьдесят золоченых звезд с рубином в центре — четыреста пятьдесят главнейших городов страны. Оксидированным серебром проложены железные дороги.
С годами карта — увы!— все более старела. Нет, старели не камни, их удел — вечность. Изменялась география страны: появились новые моря, новые города и дороги, и, конечно, все новые и новые предприятия. Карте пришлось «догонять жизнь»— ее решили
125
подновить, чтобы отметить все изменения в географии и экономике Родины. Ученики Ленинградского художественно-промышленного училища /прекрасно справились с этой задачей. На какое-то время карта идет в ногу с жизнью. Но всем ясно, что это ненадолго: каждый новый день быстротекущей творческой жизни нашей страны меняет ее облик. И, конечно, никто не будет досадовать на это — таким причинам реставрации можно только радоваться!
Приключения шпиля
Шпиль «Петропавловки» отмечен в десятках стихов, рассказов, романов. О нем писали Пушкин и Гоголь, Блок и Маяковский. Он знаком по сотням картин, рисунков и фотографий и стал как бы одной из эмблем старого Петербурга.
И, пожалуй, не напрасно. Колокольня Петропавловского собора — одно из старейших сооружений города. С нее, еще не совсем достроенной, Петр I со своими сподвижниками любовался панорамой молодой русской столицы. Высоко взметнувшийся над Невой шпиль служил маяком приближающимся судам, символизировал величие города-крепости, этого «окна в Европу». Верхушка величественной и вместе с тем изящной золоченой иглы, вонзившейся в балтийское небо,— самая высокая точка Ленинграда: почти на 122 метра отстоит она от уровня древних плит, устилающих двор Петропавловки.
И вот, Оказывается, знаменитый шпиль — в какой- то степени наш земляк, уралец.
126
...Каркас шпиля строился деревянным. И хотя он был '.покрыт медными золочеными листами, это не спасло его от пожаров. От ударов молнии он несколько раз загорался, а в 1756 году совсем сгорел вместе с диковинными курантами, вывезенными из Голландии за сорок пять тысяч рублей. Восстановили его только через пятнадцать лет. Но лишь спустя еще пять лет, когда гроза вновь сломала шпиль, академик Эйлер установил на нем громоотвод и обезопасил его от молний.
Но если громы небесные теперь меньше стали тревожить золотую иглу с вращающейся фигурой ангела наверху, то от действия других сил она застрахована не была. Летом 1830 года «весьма изрядная» буря так потрепала ее, что крест с ангелом наклонился, угрожая падением. Надо было срочно ремонтировать, строить леса. Леса на такую высоту? Хозяева храма чесали в затылках: дорого.
Выручил кровельщик крестьянин-умелец Петр Телушкин. Без всяких приспособлений, с помощью одной лишь только веревки, он взобрался на сорокаметровый шпиль и отремонтировал его. Даже очевидцы недоумевали: как это ему удалось. Кто-то составил подробное описание работы, но, видно, сам мастер был не щедр на слова и методика этой выдающейся в истории техники операции осталась не очень понятной нам. Во всяком случае, когда столетие с лишним спустя альпинисты попробовали точно по описанию повторить ее, у них ничего не получилось.
Но, увы, при очередном ремонте постройки лесов избежать не удалось—• Телушкины находятся не каждый день. Зато достаточно мудро решили: чтоб не во-
127
зиться каждый раз с возведением лесов, капитально перестроить шпиль. /
Вот тогда-то и был заказан новый металлический — каркас золотой иглы. Эту сложную и ответственную конструкцию разработали и 'изготовили в 1858 году мастера и инженеры Боткинского завода в Прикамье. Так непререкаема была в то время слава уральских умельцев!
Каркас привезли в разобранном виде, и уже на месте, прямо на колокольне, смонтировали его.
— Вы знаете, нас просто поразила прочность конструкции, хитроумность ее, при несомненной простоте,— рассказывает мастер спорта альпинист М. М. Бобров.— Без заклепок, без сварки, только на болтах и гайках, она могла служить образцом выносливости. Когда внизу рвались бомбы и снаряды, амплитуда колебаний шпиля была такова, что мы, стоя внутри его, касались друг друга плечами, а все же конструкция выдержала. Молодцы, уральцы!
С майором Бобровым, преподавателем одной из ленинградских военных академий, встретиться было очень интересно. Он мог продолжить рассказ о приключениях шпиля.
В первые же дни Великой Отечественной войны шпиль Петропавловки стал объектом разговоров... в штабе фронта. Приветливо сверкая позолотой, он, в числе других своих славных соседей — «адмиралтейской иглы», шпиля Михайловского замка и купола Исаакиевского собора — привлекал к себе взоры ленинградцев в мирные дни. По в дни лихой годины он невольно стал привлекать и иные — недобрые взоры, стал хорошим ориентиром врагу.
128
Ориентир надо убрать! Но как? Не уничтожать же замечательное сооружение русского народа, его бесценный исторический памятник!
Шпиль решали замаскировать. И так как верхолазов— представителей не очень-то распространенной профессии в эти дни найти было, конечно, невозможно, то пришлось обратиться к помощи альпинистов. Было известно, что в Ленинграде до войны существовала крепкая секция опытных альпинистов. Но где они сейчас?
Они нашлись. Часть их сражалась в партизанском отряде где-то на Карельском перешейке. Ребята очень удивились, когда им напомнили о столь далекой теперь от их дел спортивной профессии. Подчиняясь приказу командования, шесть партизан перешли линию фронта и вскоре уже готовились к совершенно неожиданному для них, не виданному в истории альпинизма восхождению... на шпиль Петропавловской крепости. Они взошли на него, повторив через сто одиннадцать лет подвиг смельчака Телушкина, только в более сложных условиях: декабрь, жестокие морозы, беспрерывный обстрел.
Но не это волновало их: не морозы и трудности. Вид родного города, растерзанного бомбежкой, в дыму пожаров, непривычно безлюдного и заснеженного— вот от чего сжималось сердце, стеснялось взволнованное дыхание.
Серо-голубой — под цвет неба — краской они закрасили шпиль, балансируя на парашютных лямках, притянутых тросами к верхушке иглы.
Легко сказать — закрасили. А чего это стоило! Раскачиваясь под пронизывающим ветром, взлетая
9 Ю. Курочкин 129
под ударами взрывной волны от бомб, разрывавшихся где-то внизу, у подножия собора, они Метр за метром соскребали с золоченых листов цней и, держа кисти в негнущихся от мороза пальцах, покрывали поверхность шпиля краской, специально для этого случая составленной химиками.
У Людвига Зембы осколком перебило трос. Пролетев сколько-то, он сумел схватиться за висевшее неподалеку запасное ведро с краской. А Мишу Боброва однажды взрывной волной так подбросило вверх и ударило о купол, что его еле живого затащили в люк. Руководитель работ инженер Жуковский, уже далеко не молодой человек, поднимаясь наверх, не раз терял сознание от голода и усталости, но, приходя в себя, упрямо продолжал восхождение.
Полмесяца длилась эта операция, которую по праву можно назвать подвигом. Шпиль был закрашен, замаскирован, скрыт от глаз врага.
Прошли годы. Отгремели громы войны, город-герой почистился и подремонтировался, принял свой прежний вид. Задымили трубы заводов, поплыли по Неве белоснежные катера, засуетились на Невском тысячи машин. И снова над городом радостно засияла золотая игла Петропавловки.
Грозные дарыНе только камнем славился Урал. Не только «ка
менной кладовой» служил он Родине. Издавна его величали еще и «арсеналом страны». Не раз в лихую годину он помогал ковать победу над врагом и в своей исполинской кузнице — в многочисленных заводах
130
и фабриках, готовых в любую минуту сменить мирную технологию на требуемую задачами дня. «Уральские гостинцы» памятны многим непрошеным гостям — добрые пушки и ядра, сабли и... кое-что другое готовили наши мастера-умельцы. А Ленинграду — городу- форпосту — не раз приходилось «вручать» эти подарки непрошеным гостям, когда он принимал на себя первые удары врага.
...В просторных залах бывшего Кронверкского арсенала, что позади Петропавловской крепости, разместился Артиллерийский исторический музей — хранилище русской военной техники. Чугунные и стальные земляки и землячки, мирно покоящиеся здесь, могли бы рассказать многое.
Вот неуклюжая небольшая пушка, верно послужившая в свое время пугачевским войскам. Она была специально изготовлена рабочими одного из уральских заводов в дар вождю крестьянской войны. Возможно, что когда-нибудь и сам Емельян Иванович, умелый артиллерист, любивший «побаловаться огоньком», нацеливал ее на крепости противника.
В том же зале музея — орудие, отлитое «из железа наподобие стали» уральским мастером Яковом Зо- тиным. Год рождения пушки примечателен: в1812 году такая продукция была особенно необходима русским войскам для защиты от полчищ Наполеона, мечтавшего о мировом господстве. Примечательна пушка и другим: ее считают одной из ранних попыток «ожелезить» артиллерию. Дорогостоящую бронзу, из которой в те годы в основном делали орудия, уральский мастер задумал заменить более прочным, легким и дешевым металлом.
9* 131
Стоит встретиться в музее и с третьей землячкой— скромной на вид пушечкой, отлитой в 1860 году в Златоусте. В середине XIX века инженер П. М. Обухов, работавший в те годы на Урале, завершил свои опыты по созданию специальной пушечной стали. Для России это было замечательным изобретением: ведь до тех пор такой сталью нас монопольно снабжал немецкий промышленник Крунп, державший в секрете ее технологию. Зависимость, что и говорить, незавидная! Поэтому Обухову после некоторой волокиты предоставили возможности для создания отечественной промышленности специальных сталей. В 1858 году для этого была построена в Златоусте Князе-Михайловская пушечная фабрика. Оттуда-то в 1860 году и вышли первые четыре пушки обуховской стали — плод совместной работы уральского инженера и крепостных рабочих во главе с мастером Ховриным. В марте на заводском пруду у горы Косотур солдаты горной роты опробовали их. Расстреляли большой запас чугунных ядер, сохранившийся на заводе еще со времен севастопольской кампании, но пушки ничем не посрамили себя. В ноябре в Петербурге каналы ствола пушек нарезали и вновь испытали. Четыре тысячи выстрелов сделали артиллеристы, и все же придирчивая комиссия вынуждена была признать, что «правильность полета ядра не изменилась».
Через два года одна из пушек побывала на Всемирной выставке в Лондоне и привлекла там всеобщее внимание специалистов. Еще бы! Помимо всех прочих качеств, пушка из обуховской стали стоила в три раза дешевле крупповской. Ей присудили пер
132
вую премию — Золотую медаль. А после — с чеканной памятной надписью на казенной части ствола — первую русскую стальную пушку установили в «Артиллерийский музеум», где она и стоит до сих пор. Что из того, что она не побывала в ратном деле — за нее с успехом поработали ее «сестры».
С волнением остановишься и в зале, где выставлены орудия-герои, прошедшие многотрудные дороги Великой Отечественной войны. Гаубица №6812 образца 1938 года — рядовая работяга войны. Она изготовлена на средства трудящихся Свердловска и подарена Н-ской артиллерийской части. О многом говорят царапины на ее серо-зеленом теле... Зенитная пушка № 9963, подарок железнодорожников Свердловска артиллеристам-зенитчикам, принимала участие в боях на Дальнем Востоке. Ей потрудиться пришлось меньше, чем соседке, но и ее вклад в дело окончания войны достоин большого уважения и хорошей памяти.
Конечно, не только эти «грозные дары Урала» выставлены в музее, конечно же, многих и вовсе нет там: их еще рано показывать. Но если понадобится, их в свое время «покажут»: кому следует — на поле боя, а потом —■ всем —■ в музее.
* **Урал издавна знали и ценили. Но было у многих
раньше какое-то пренебрежительно-покровительственное отношение к нему: «Дикий край, медвежий угол, где щи лаптем хлебают...»
Но, пожалуй, именно в Ленинграде, бывшем столицей страны почти два столетия, где собрались лучшие плоды русской культуры, убеждаешься, что наш
133
отдаленный край, сравнительно недавно освоенный, где завод и тайга и до сих пор нередко привычные соседи, а «сивка» и утлая сплавная баржа долгое время были единственными видами транспорта, что этот своеобразный, богато одаренный природою край был далеко не таким медвежьим углом, как о нем думали.
Край удивительных умельцев, край редкого мастерства, умной выдумки, смелых начинаний и памятных свершений — вот каким выглядит Урал в Ленинграде. Таков он и есть!
Слесарь Артамонов, приехавший из Тагила в Санкт-Петербург на коронацию Александра 1 на невиданном дотоле двухколесном самокате. Механик- самоучка Егор Кузнецов, что изобрел и построил хитроумные музыкальные дрожки с верстомером, стоящие сейчас в Эрмитаже. Талантливейшие отец и сын Черепановы — создатели первого русского паровоза, модель которого стоит в музее железнодорожного транспорта. Это все уральцы. Мало того — это близкие земляки и почти сверстники, мастеровые одного уральского,, Нижне-Тагильского завода. А сколько таких заводов было и есть на Урале.
Вероятно, и десятка подобных очерков будет недостаточно, чтобы обстоятельно рассказать о том, что есть уральского в Ленинграде — так глубоки и разносторонни связи нашего края с этим замечательным русским городом.
рл го цен нмГМ П164
га^ ■■ коро будет тридцать лет, как я бережно храню эту папку. Она
поистине драгоценна. Так, как только могут быть драгоценны неповторимые реликвии истории. Особенно дорога она нам, соотечественникам великого русского человека, сегодня.
...Маленькие, в зеленых, синих, желтых, красных обложках книжечки — «Давление на плоскость при ее нормальном движении в воздухе», «Дирижабли», «Причина космоса», «Цели звездоплавания», «Растение135
будущего. Животное космоса», «Общечеловеческая азбука, правописание и язык», «Космические ракетные поезда», «Вопросы воздухоплавания. Отдельный оттиск из журнала «Научное обозрение» за 1901 год» и другие.
...Машинописная рукопись «Черты из моей жизни»....... Старые фотографии, с надписями на обороте:«5—6 лет», «50 лет, март 1930 г.», «1934 год». Открытка со стершимися карандашными строчками... Листок с таблицей каких-то черновых расчетов, использованный для обертки бандероли... И письма — в конвертах, надписанных групным 'старческим почерком: «Из Калуги, ул. Ц-го, д. 1».
Да, это «папка Циолковского».* **
Теперь уже мало кто помнит, что с 1928 по 1941 год в Свердловске издавался один из первых в стране детских научно-популярных журналов. В начале он назывался «ДВС» («Делай все сам!»), а затем, в годы первой пятилетки, был переименован в «Техник а— смене». Его маленькие (меньше ученической тетради) и тоненькие (в 16—24 страницы) книжечки хорошо знали школьники Урала и соседних с ним областей. Юные читатели журнала и сами часто выступали на его страницах со своими статьями, описаниями самоделок, с письмами о своей жизни и работе в туристских, юннатских и технических кружках.
С 1932 по 1936 год мне довелось работать в редакции «Техника — смене». И как ни скромен был этот журнальчик, при взгляде на который многие сейчас, пожалуй, лишь улыбнутся, право же, годы работы в
136
нем остались в памяти как лучшие годы всей моей журналистской жизни. Таким радостным и поучительным было это общение с рабочей и сельской ребятней— первым поколением Октября, с ее азартной тягой к знаниям, с неуемным стремлением принести пользу народу, стать деятельным строителем нового общества.
В эти же годы журнал оказался как бы посредником в дружбе уральских ребят с великим русским ученым, пионером звездоплавания Константином Эдуардовичем Циолковским.
Было это так.В те годы идеи использования реактивного движе
ния, идеи космических полетов стали объектом широкого внимания советского народа и уже начали получать практическое воплощение. Газеты и журналы часто печатали материалы на эти темы. Писатель- фантаст Александр Беляев писал свои романы «Прыжок в ничто» (с предисловием Циолковского) и «Звезду КЭЦ». Мосфильм снимал кинокартину «Космический рейс».
Юные техники, как всегда чутко следившие за пульсом времени, за всем новым в технике, также увлеклись идеями, «носившимися в воздухе». Авиамоделисты создавали ракетные секции; на прудах, озерах и авиаполигонах, на городских пустырях и за околицами сел получали «боевое крещение» первые модели с реактивными двигателями — лодки, дрези- ньц ракетопланы.
Составляя перспективный план журнала на 1935 год, мы решили послать Константину Эдуардовичу письмо. Рассказали ему о работе юных умельцев
137
Урала, о нашем журнале, о том, что читатели «старшего поколения», т. е. читавшие журналы три года назад, помнят печатавшийся в нем тогда рассказ нашего корреспондента Павла Чикаша о поездке в Калугу и беседе с ученым. Упомянули, что в читательских письмах нередко встречаются вопросы о Циолковском и о его работе. Послали также несколько номеров нашего журнала и просили Константина Эдуардовича написать для намечаемого в 1935 году отдельчика «И они были маленькими» хоть страничку воспоминаний о своем детстве, о пути в науку. Такие же письма, кстати, отправили тогда И. В. Мичурину, А. Е. Ферсману и А. Ф. Иоффе.
Примерно через месяц, в январе, пришел ответ. Это была открытка, написанная карандашом и за время пути изрядно потершаяся.
Только адрес на ней Константин Эдуардович написал чернилами. В открытке характерным крупным, несколько «старомодным» почерком было написано:
«1935 г. 11 янв. Многоуважаемый Ю. М. Получил В [аше] письмо и В [аш] хороший журнал. Я Вам через 20 дней вышлю мою автобиографию: 60 страниц машинописи. Вы можете взять из нее, что подойдет, и мою подпись. Машинопись всю возвратите по мино- вении надобности. Привет П. Д. Ч [икашу] . Привет Вашим юным читателям и товарищам по работе. Послал Вам М онизм.1 К. Циолковский». .
1 Книга К. Э. Циолковского «Монизм», изданная в Калуге. Позднее К- Э. выслал еще несколько бандеролей со своими книгами.
138
Мы в редакции были очень обрадованы и взволнованы письмом, радовались за журнал, что ему удалось заполучить в сотрудники такого выдающегося ученого. И с нетерпением стали ждать, когда закончатся назначенные письмом двадцать дней. Высчитали, что в середине февраля 'рукопись уже должна быть в редакции. И не ошиблись — именно в эти дни ее и принесли нам.
Кстати, незадолго до получения открытки Циолковского, мы уже знали, что он откликнулся на нашу просьбу. В статье «Как живет и работает ученый», напечатанной 18 января в «Комсомольской правде», Константин 'Эдуардович сообщал (беседовавшему с ним корреспонденту следующее: «В свободные часы я пишу свою автобиографию».
Бандероль была сделана руками самого Циолковского и упакована в черновики каних-то расчетов и таблиц. С волнением вскрыли ее. Вот и рукопись. Это машинопись в пятьдесят восемь страниц. В ней много поправок, сделанных рукою автора. Называлась она «Черты из моей жизни». На первой странице, кроме даты (январь 1935 г.), имелась приписка: «Можно сделать извлечение. Прошу потом возвратить».
Конечно, я немедленно ответил Константину Эдуардовичу большим благодарственным письмом, а вскоре, выбрав из интереснейшей рукописи наиболее доступное и близкое нашим читателям, послал ему на утверждение то, что мы решили печатать в журнале. Послал также, как он просил, и весь текст автобиографии. Но не утерпел — оригинал с пометками автора и с его приветом оставил себе, а в Калугу послал машинописную копию.
140
Ответил Циолковский очень быстро, буквально через несколько дней. Он послал еще одну страницу своих воспоминаний и на обороте ее написал:
«1935 г. I м [а]р[та].Ничего против Вашей комбинации не имею. Полу
чены и выдержки и оригинал автобиографии».Рукопись пошла в набор. Но как же ее иллюстри
ровать? Кое-какие рисунки для первого номера мы заказали нашему художнику, нашли две-три фотографии в журналах, но это, конечно, не то. Пришлось опять обращаться к Циолковскому: «Помогите фотографиями. Да не найдется ли у Вас снимков детских лет?»
И вскоре опять на моем столе появился обычный голубоватый конверт со знакомым уже почерком Константина Эдуардовича. Посылая фотографии, он писал 31 марта (привожу только выдержки):
«В этом письме прилагаю и свои фотографии...Относительно выбора сами смотрите, что более
подходит.Привет детям посылаю... Приветствий я писать не
умею, и Вы можете его заменить (сами) другим или изменить, как надо (сообразно моему духу и моей автобиографии)».
Но как можно исправить такое теплое и хорошее письмо, тем более — заменить каким-нибудь своим! Мы опубликовали его, не изменив ни слова, в апрельском номере журнала, где печаталось окончание автобиографии.
Ученый писал:«Не только молодые люди, но даже дети иногда
приходят в отчаяние от препятствий и неудач. .
141
Берегите жизнь, дети, и вам останется впереди еще 60—70 лет работы, в течение которых вы можете, если захотите, достигнуть многого. Но всю жизнь надо стремиться к высшему и учиться. Смешно, что мне жалуются ребята чуть не с 10 лет: их де изобретения и мысли не осуществляются или не принимаются. Как оке мы-то терпели многие десятки лет и едва-едва кое-чего достигли. Мы оке не имели дртских технич. станций и тех хороших условий, в которые поставлены вы.
Берегите силы, никогда не падайте духом, и вы наверно достигнете успеха в своих стремлениях быть полезными людям.
Привет вам от дедушки Кости».Рассматривая сейчас оригинал рукописи, я вижу,
что она написана на обороте черновика таблицы расчетов, где фигурируют графы: «полный запас взр. вещ»., «сожженный запас взр. вещ.», показатели для формул и т. п. Это, конечно, расчеты реактивных двигателей, над которыми тогда работал Циолковский.
К большому нашему сожалению, в журнале удалось поместить лишь часть автобиографии. Кое-как, со скорбью в душе, я сократил материал и убрал часть фотографий.
Кстати, насколько мне известно, полный текст автобиографии так до сих пор и не опубликован.
Несмотря на сокращения, автобиография «дедушки Кости» была встречена нашими читателями с большим интересом. В редакцию посыпались письма с сотнями вопросов. Одно из таких писем пришло от нашего давнего и активного читателя, заядлого выдумщика и изобретателя Володи Ворошилова из На-
142
деждинска (ныне г. Серов). Володя интересовался некоторыми подробностями конструирования ракетных двигателей. Мы решили направить его письмо Константину Эдуардовичу. Циолковский ответил на него небольшой статьей «Изобретателям реактивных машин». Она была датирована 28 апреля 1935 года.
В июньской книжке журнала мы с небольшими сокращениями опубликовали эту статью, сопроводив ее чертежами самого Константина Эдуардовича. С тех пор она неоднократно перепечатывалась в различных изданиях.
Этой статьей и закончилось сотрудничество Циолковского в журнале «Техника — смене», хотя он и продолжал следить за ним, получая его из редакции. Как известно, Константин Эдуардович в это лето тяжело заболел, а 19 сентября телеграф принес тяжкую весть о его смерти.
С того времени прошло уже почти тридцать лет. Много воды утекло. По-всякому складывалась жизнь. Но всегда в эти годы было как-то особенно волнительно раскрывать драгоценную папку и вновь (в который раз!) бережно перелистывать памятные страницы писем и рукописей. Я держал ее в руках и в исторический день запуска первого советского спутника, и в день, когда вырвался в космос первый человек — советский майор Юрий Гагарин... Все чаще и чаще приходится мне доставать ее из шкафа сейчас — эра космических полетов, о которой мечтал великий провидец, началась.
С О Д Е Р Ж А Н И Е
Писатель и его тропы 3Коваль мира . . . • ■ - 5Уральский гербовник ■ 22Послание потомкам • 32Загадка Н. А. Н.................... -42Следопыт книжных троп ■ 49Северный оазис ......................... . . 56Слово о башкирской чудеснице • 61Волшебная грязь . . . .8 1Подводные луга . . .9 9Урал в Ленинграде .107Драгоценная папка .135
Юрий Михайлович Курочкин
ПАМЯТНЫЕ ТРОПЫРедактор И . К р у г л и к . Художник А . Т у м а н о в . Художественный редактор Я . Ч ер н и к о в . Технический редактор Л . Г о л о б о к о в а . Корректор К. У ш а ко ва .
Бумага 70x108 = 2,25 бумажного — 6,3 печатного листа.НС 38039. Тираж 15 000. Изд. № С-130. Заказ 366. Цена 27 коп.
Средне-Уральское Книжное Издательство, Свердловск, ул. Малышева, 24. Типография изд-ва «Уральский рабочий», Свердловск, проспект Ленина, 49.