№ 5 (36)

АНАЛИТИЧЕСКИЙ БЮЛЛЕТЕНЬ, МАЙ 2015, № 36

В номере:

И. Юргенс. О русских европейцах

Запись выступления перед слушателями Университета Комитета

гражданских инициатив. «…Для современной России европейская

идентичность — это проблема ценностная, это понимание человека, его

прав, его возможностей, его стремления к самореализации как основной

ценности общественного устройства. Это понимание государства как

партнерства, а не как машины, скрепленной людьми-винтиками, или же

огромной патриархальной семьи». Русские европейцы в истории страны и

в современной ситуации.

С. Кулик. По следам саммита «Восточного партнерства» в Риге

О результатах рижского саммита «Восточного партнерства»

(как отраженных в итоговой декларации, так и скрытых) — в том числе,

в контексте диалога с Россией. «На саммите в Риге, если можно так

выразиться, чувствовались и «запах пороха», и «запах денег». Желающим

хотя бы смягчить их не стоит забывать о России. Программу

Партнерства придется корректировать в соответствии не только с

новыми реалиями, но и с ростом непредвиденных издержек для Запада и

Евросоюза. Однако без взаимных компромиссов с Москвой изменения

потребуются гораздо более существенные».

Я. Урбанович. Ложка дегтя в бочку меда европрезидентства

Краткий комментарий к рижской встрече «Восточного

партнерства». «Слетевшиеся на берег Даугавы вершители европейской

политики показали, что усвоили горькие уроки опыта. Они не могут не

считаться с неумолимым итогом преобразования этого проекта в некий

амбициозный вариант «Drang nach Osten» и его последствиями.

Поэтому… критически сравнили запросы стран-партнеров программы на

предоставляемые ЕC привилегии с их реальной готовностью «глубокой»

интеграции и желанием выполнять свои обязательства. Для

правительств Украины и Грузии этот момент выглядел довольно

унизительно».

2

Н. Масленников. Китай — тернистый путь к «новой нормальности»

«Зимой-весной 2015 г. основательно актуализировались ощущения

рисков экономики Китая, во многом отражающие ее текущее

неравновесное состояние, усиливающееся по мере продвижения к новой

модели развития, ориентированной на внутренний потребительский

спрос». «При всем этом нельзя не видеть некоторой «материализации»

главных стратегических целей «новой нормальности» — создания

инновационной экономики и «укрепления предпринимательского духа» как

базовой ценности китайского общества. Оборотная сторона этого —

выход во «внешний мир» с инвестициями, услугами по строительству

инфраструктурных объектов, широкой линейкой «кредитных продуктов»

и т. п.... «Новая нормальность» китайской экономики из звонкой

идеологемы постепенно превращается в повседневную объективную

реальность».

С. Кулик. Глобальные вызовы — 2015

О докладе «Report Card on International Cooperation. 2014—2015»,

подготовленном Советом Советов и опубликованном в уходящем месяце.

В докладе собраны и проанализированы оценки результатов

международного взаимодействия по ответам на главные вызовы,

стоявшие перед мировым сообществом в 2014 г., а также мнения о

значимости этих вызовов и прогнозы возможного развития событий в

текущем году.

И. Юргенс. Русские не хотят бежать от «латышского ига»

Русский перевод интервью рижской газете «Латвияс авизе» (24

апреля 2015 г.) — о внутриполитической ситуации в России, перспективах

российской внешней политики и положении русскоязычного населения

Латвии.

Ответственный редактор выпуска Р. Ромов

Допускаются цитирование и перепечатка материалов бюллетеня с обязательной ссылкой на источник

Фонд «Институт современного развития» 127051, г. Москва, ул. Трубная, д.21, тел. +7 499 672-04-50

www.insor-russia.ru

3

Игорь Юргенс Председатель Правления Института современного развития

СОДЕРЖАНИЕ:

И. Юргенс. О русских европейцах 3

С. Кулик. По следам саммита «Восточного партнерства» в Риге 11

Я. Урбанович. Ложка дегтя в бочку меда европрезидентства 23

Н. Масленников. Китай — тернистый путь к «новой нормальности» 25

С. Кулик. Глобальные вызовы — 2015 35

И. Юргенс. Русские не хотят бежать от «латышского ига» 40

О русских европейцах

(выступление перед слушателями Университета Комитета

гражданских инициатив 25 мая 2015 г.)

Тема первой встречи в рамках Университета КГИ была

сформулирована так: «Человек как фактор развития: между

свободой и рабством». Думаю, что нынешний наш разговор прямо

продолжит ту беседу с Е. Ш. Гонтмахером. Потому что для

современной России европейская идентичность — это проблема

ценностная, это понимание человека, его прав, его возможностей,

его стремления к самореализации как основной ценности

общественного устройства. Это понимание государства как

партнерства, а не как машины, скрепленной людьми-винтиками, или

же огромной патриархальной семьи. Как было сказано здесь месяц

назад, радикальный пересмотр роли личности — это сейчас первый

пункт повестки дня для будущей России. На языке образов его

вполне можно определить как возвращение в Европу.

Не всегда тема звучала именно так. Когда Пушкин писал о

«европейской России», он имел в виду Россию образованную,

Россию культурную, читающую. Но ситуация с образованием за

двести лет у нас значительно изменилась к лучшему. У нас с Европой

(и шире, с Западом) общая литература, общий кинематограф, общая

поп-культура, общие бытовые практики. А вот что касается практик

социальных — здесь невозможно не видеть различия, то большие, то

меньшие, но всегда значительные. Социальными же практиками

личность формируется ничуть не меньше, чем культурным багажом.

4

Поэтому и сегодня тут мы не обсуждаем вопрос, европейцы ли

нынешние россияне. Наверное, не все и не вполне европейцы. А

говорим о судьбе русских европейцев, которые всегда были здесь

особенным, обособленным социальным слоем.

Вообще говоря, европейцы — люди чрезвычайно

жизнестойкие и способные к развитию в любых условиях. Готовые

сочетать волю к экспансии с самоограничением, материальным и

духовным. Европейцы в свое время колонизировали больше

половины мира, исходили самые глухие углы земли. Где-то

насаждали собственные ценности, где-то отвоевывали себе нишу в

обществе. Где-то сохраняли европейскую идентичность, где-то

образовывали новые нации, формировали современный Большой

Запад. Но нигде не растворялись, не пропадали. Точно так же и в

России — немцы-колонисты или польские дворяне, которых

тысячами ссылали в русскую провинцию, от Поволжья до Дальнего

Востока, интегрировались, осваивались на новых местах, однако

европейства своего не теряли.

Но сейчас, понятно, речь не о пришлых российских европейцах,

а о коренных. Из которых единственным настоящим, по слову того

же Пушкина, было когда-то русское правительство. В этом есть

преувеличение, но нет полной неправды. Образ мысли русского

правительства в XIX веке был, как правило, вполне европейским. А

вот образ его действий в отношении большинства населения —

крайне самобытным. Ну так и британцы в Индии не пытались

навязывать местным жителям свои идеалы. Они их эксплуатировали,

грабили, говоря простым языком, а Европу хранили в сердце, как и

русские императоры. Примечательно, что именно с главными

европейцами на русском троне — Петром Великим и Екатериной

Великой — связаны величайшие достижения в деле народного

закрепощения, политического и экономического. Собственно, весь

слой русских европейцев обеспечивался так или иначе за счет

параллельного существования двух Россий — России-Европы и

России-неЕвропы. Весь слой, включая самых страстных врагов

крепостничества и тирании.

5

Эта двойственность позволила О. Шпенглеру определить

императорскую Россию как псевдоморфоз, как удушение

самобытной, пусть и отсталой, цивилизации чуждыми для нее

формами. На что, впрочем, еще за сто лет до Шпенглера от лица

самобытной цивилизации ответил Карамзин. «Благоразумно ли

искать, что сыскано? Лучше ли б было русским не строить кораблей,

не образовать регулярного войска, не заводить академий, фабрик,

для того что все это не русскими выдумано? Какой народ не

перенимал у другого? И не должно ли сравняться, чтобы

превзойти?.. Все народное ничто перед человеческим. Главное дело

быть людьми, а не славянами. Что хорошо для людей, то не может

быть дурно и для русских, и что англичане или немцы изобрели для

пользы, выгоды человека, то мое, ибо я человек!».

При Карамзине еще не было понятия цивилизация в

нынешнем виде; для нас, конечно, отождествление европейского и

общечеловеческого выглядит архаикой. Но в подтверждение

карамзинскому пафосу — та исключительная скорость, с которой

русское высшее общество (имея в виду не только знать, но и, скажем

так, интеллектуалов) «встроилось» в Европу и подключилось к

общему европейскому делу: в международной политике, в

естественных науках и так далее. Возможен ли был аналогичный и

столь же успешный опыт где-нибудь в Восточной Азии? Вряд ли.

Впрочем, при всей справедливости слов Карамзина нужно еще

раз уточнить, что русские академии были открыты не всем, и русские

фабрики работали не на всякое хозяйство.

Можно сказать, что и сегодня модель «двух Россий»

воспроизводится в осовремененном виде, и сегодня страну

разворачивают лицом к Востоку люди, которые в частной жизни

остаются целиком обращены к Западу, и сегодня Россия продолжает

быть пространством больших возможностей для пришлых

европейцев если те оставляют свои европейские замашки в

Шереметьеве. Модель эта, однако, еще более неустойчива, чем в

прежние времена, а кроме того, сама по себе крайне разрушительна.

Об этом много говорилось, говорится, и, наверное, нет смысла

повторять очевидные вещи.

6

Потому русский европеец, обдумывающий житье здесь для

себя, своей семьи, своего русского европейского народа на большую

перспективу, прежде всего должен ответить себе на вопрос, является

ли сама Россия исторически частью Европы, частью Запада, может ли

она реализовать себя на европейском пути.

Два года назад мы с С. А. Куликом, моим коллегой по

Институту современного развития, попытались ответить на этот

вопрос в книге, которую назвали «Вечные спутники: Россия и Европа

в меняющемся мире». Всех интересующихся деталями вопроса хочу

отослать к этой работе, она выложена на сайте Института1. А общий

вывод виден по заглавию: да, Россия слишком крупное явление, она

не вполне умещается в европейские мерки, но наши исторические

пути неразрывно связаны именно с Европой; вся наша история

развивается как своего рода диалог с ней.

Когда-то восточным славянам досталась самая

неблагополучная часть Европы, ее глубокая периферия — вдали от

Средиземноморья, вдали от Гольфстрима, на холодных широтах.

Академик Л. В. Милов, крупнейший советский специалист по

экономике русского средневековья, именно в этом видел главную

причину европейского исторического раскола. «В силу различия

природно-географических условий», писал Милов, «на протяжении

тысячи лет одно и то же количество труда для Западной и Восточной

Европы удовлетворяло не одно и то же количество потребностей

индивида». В Восточной Европе потребности эти были существенно

больше, а условия для их удовлетворения — существенно хуже.

Хроническая бедность, огромные пространства, слабые связи

между регионами, постоянная борьба с климатом — в таких

условиях неизбежен выбор между двумя сценариями: слабое,

зависимое, исчезающее государство, развитие в качестве окраины

чужих империй, либо государство сверхмощное, но существующее

дорогой ценой для собственного народа. В домонгольское время

можно видеть реализацию обоих этих сценариев. Московская Русь

последовательно воплощала второй. На укрепление и защиту

1 И. Юргенс, С. Кулик. Вечные спутники: Россия и Европа в меняющемся мире. М., 2013;

http://insor-russia.ru/files/INSOR_kniga_sputniki_Russia_Europa.pdf

7

государства шли, по выражению Н. Бердяева, «все силы и кровь

народа». Для свободной творческой жизни этих сил почти не

оставалось. В экономической и культурной гонке с Западной Европой

мы были заведомыми аутсайдерами.

Политическое развитие Российского государства в XVI—XVII

веках можно отчасти рассматривать как попытку выйти из этой гонки,

изолировать себя от «европейского вызова». Но настоящей изоляции

здесь не было и быть не могло. Показательны подсчеты

В. О. Ключевского. В книге служилых родов конца XVII века, именном

перечне русского дворянства, он насчитал треть фамилий русского

происхождения, четверть — немецкого, еще четверть — польско-

литовского и шестую часть — татарского. Мощная инъекция

западного духа последовала за присоединением Украины, которая

долгое время находилась под польским культурным влиянием.

Однако немецкая кровь, латинский дух и греческое преемство

сами по себе никак не могли решить проблем узкого внутреннего

рынка, зачаточных внешнеэкономических связей, чиновничьего

произвола. Первоначальное накопление капитала, становление

капиталистического способа производства по голландскому или

английскому пути у нас были просто невозможны. Как следствие,

отставание в гонке все увеличивалось.

А дальше случился петровский рывок. Для характеристики

которого я снова прибегну к авторитету академика Милова. Который

пишет, что «без принудительного труда сотен тысяч государственных

и помещичьих крестьян, без постоянных своего рода «депортаций» в

те или иные районы страны мастеров-металлургов, оружейников,

каменщиков, купцов и т. п., наконец, без особого обширного

государственного сектора экономики совершить это было бы просто

невозможно». Сам Милов считает совершённое феноменальным —

ведь в России «минимальный объем совокупного прибавочного

продукта объективно создавал крайне неблагоприятные условия для

формирования государственной надстройки». То есть, сила

державной «крепкой руки» обеспечивалась тем, что государство

выжимало из народа этой рукой ресурсы почти подчистую.

8

В ходе петровской модернизации вторая, неевропейская

Россия была не просто обездолена — можно найти достаточно

примеров обездоливания и в западноевропейской истории Нового

времени. Она была окончательно и надолго обесправлена.

Приближаясь к Европе, мы одновременно отдалялись от нее.

И все более к Европе привязывались. К началу XIX века Россия

становится постоянным и полноправным игроком на европейской

внешнеполитической арене. Вплоть до 1917 года она исполняет эту

(весьма обременительную) обязанность, участвует в коалициях, усмиряет

бунты, наводит порядок далеко за своими пределами. Россия втягивается

и в колониальный раздел мира; историю нашего противостояния с

Англией в Центральной Азии можно изложить во многих томах;

дальневосточная экспансия Российской империи стала причиной

Русско-японской войны и спусковым крючком первой революции.

Мы не могли не взвалить на себя бремя великой европейской

державы — но и нести его долго не могли. Слишком не по-

европейски была организована наша внутренняя жизнь. Для ее

мирного, плавного переустройства по европейским образцам, на что

были нацелены и «Великие реформы» Александра II, и действия

Витте и Столыпина, нужны были огромные ресурсы. Именно эти

ресурсы отнимало участие в европейской ярмарке державного

тщеславия, которая разрешилась Первой мировой войной и

последующим обвалом Российской империи.

Советский проект был, конечно, европейским по своим

идейным корням. Но между мировыми войнами его реализация

означала, скорее, обособление от Европы, особенно после отказа от

лозунга немедленной мировой революции. Хотя никакая

модернизация, в том числе сталинская, не могла состояться без

партнерства с мировыми лидерами. Пускай и ограниченного, и не

всегда афишируемого.

А с 1945 года начинается почти полувековой опыт

одновременного существования «двух Европ». Идейным,

политическим и экономическим центром альтернативной Европы

была Москва. Инициировавшая создание Варшавского договора (в

списке участников которого исключительно европейские страны) и

9

Совета экономической взаимопомощи (в который, кроме них, были

допущены только Монголия, и, в конце 1970-х, Вьетнам). То есть, в

нашем тысячелетнем диалоге мы поменялись местами.

Нельзя сказать, что новая система была абсолютно чужда

нашим восточно- и центральноевропейским партнерам. Все-таки, мы

выстраивали ее совместно. Но, да, как только скрепы ослабли, она

немедленно рассыпалась. Потому что вполне европейской по духу

не была. Узурпация политических и экономических прав — вот что

оказалось неприемлемо для Европы, которая сама по себе есть

право и возможность.

Здесь, в России мы отторжения такой силы, столь широкого

неприятия узурпации, вроде бы, не наблюдаем. Да и четверть века

назад оно в России было, прямо скажем, не всеобъемлющим.

Однако пороки системы ведь делают свое дело независимо от

общественных настроений. Какие ограничители затормозили

внутреннее развитие советского государства в брежневские годы?

Что стало причиной поражения обеих наших модернизаций,

петровской, разрешившейся 1917-м годом, и большевистской,

окончательно похороненной в 1991-м? Ровно то же: отсутствие

всеохватного гражданского общества, реальных политических

свобод полноценного рынка.

История наших отношений с Западом в постсоветские годы до

недавнего времени также была чередой попыток совместить

«европейский выбор» и узурпацию. Справедливости ради, нужно

сказать, что и встречное движение с той стороны было не

однородным. Одни действительно стремились способствовать

российской модернизации. Другим не было нужно ничего, кроме

внешнеполитических уступок.

На таком фоне вырос, сформировался, пришел в нынешнее

состояние тип русского европейца. Его социальная природа в разные

эпохи была разной. Но общий идейный базис, какие-то сквозные

черты объединяют и «бояр-западников» XVII века, вроде Ордина-

Нащокина, главы Посольского приказа, и либеральных прогрессистов

времен последнего царствования, когда в России началась

публичная политика, и прогрессистов нынешнего времени. Среди

10

таких сквозных черт, прежде всего, признание верховенства закона

над волей правителя, идея личного служения, антропоцентризм.

Также — ориентация на развитие, а не на простое

воспроизводство, то есть, отказ от той традиционалистской

установки, которую тысячу лет назад навязала нам наша жестокая

русская природа. По выражению Г. Федотова, «если москвич держал

на своем хребте Россию, то русский европеец ее строил».

Еще одна черта — стремление к самопознанию прежде

самоутверждения. Недаром именно с русских европейцев, с

Татищева, Новикова, Карамзина начались исследование русской

истории, публикация ее письменных памятников.

Наконец, готовность и желание самостоятельно брать на себя

ответственность. Собственно, европеизация России и вчера, и сегодня

должна заключаться в создании институтов права и ответственности.

В построении такого общественного и государственного здания,

которое предполагает жизнь по-европейски.

То есть, мы возвращаемся к тезису того же Г. Федотова,

высказанному на исходе Второй мировой войны: «Ответить на

вопрос о судьбе свободы в России почти то же, что решить,

принадлежит ли Россия к кругу народов западной культуры; до такой

степени понятие этой культуры и свободы совпадают в своем объеме».

Какова может быть современная программа русского

европейца — и личная жизненная, и общая политическая? Пожалуй,

она вполне укладывается в три коротких слова: «мир, труд,

свобода». Мирное развитие вместо нагнетания внешних конфликтов,

вместо войны, «холодной» или «горячей», вместо ввязывания в

битву великих держав, которое похоронило Российскую империю и

Советский Союз, а сейчас угрожает нынешней России. Создание

условий для созидательной деятельности, для самораскрытия

личности. Переустройство политического строя, без чего ни

общество не оживет, ни экономика не заработает, как мы могли

убедиться во время так называемой «медведевской модернизации».

Вот с чем русский европеец пришел к нынешнему рубежу

русской истории.

11

Сергей Кулик Руководитель проектов ИНСОР по проблемам международного развития

По следам саммита «Восточного партнерства» в Риге

Комментарии отечественных экспертов по поводу

проведенного в начале третьей декады мая саммита «Восточного

партнерства» (в которое входят члены ЕС, Азербайджан, Армения,

Белоруссия, Грузия, Молдавия и Украина) пока в основном не

отличаются детальностью или комплексностью оценок. Часто слышны

благодушные и оптимистичные нотки в связи с отказом Еревана,

Баку и Минска присоединиться к антироссийскому хору либо по

касательной упоминается о несбывшихся надеждах партнеров Евросоюза

(за исключением Молдавии) на быстрые визовые послабления и

особенно на полное открытие границ для своих граждан.

Специалисты, знающие тему глубже, выделяют стремление

Брюсселя перевести программу «Восточного партнерства» (ВП) на

рельсы дифференцированного подхода к отдельным партнерам. Это

важное наблюдение: Брюссель, осознав многосложность картины

позиций и характеристик участников ВП и возникшей конфигурации

принявших и не принявших «европейский выбор», вынужден

проводить «многовекторную» политику с каждой из двух групп и в

отношении отдельных участников.

По приоритетности ВП теперь разделено для Евросоюза на

страны-подписанты Соглашений об ассоциации (СА) с ЕС (Грузия,

Молдавия и Украина) и на «отказников» (Армения, Азербайджан и

Белоруссия). Раньше этот проект был ориентирован на выработку

планов и задач сразу для всех государств постсоветского

пространства без должного учета специфики каждого из них — с

надеждой, что рано или поздно все «партнеры» подпишут

сравнительно однотипные СА. Однако новый порядок вряд ли

существенно повлияет на динамику работы с «отказниками». Будут

изыскиваться новые инструменты и направления работы для их

«вовлеченности». По всей видимости, можно ожидать активизацию

на белорусском и армянском треках. С Баку ускорится диалог в

энергетической сфере, ориентированный на ослабление

зависимости от России и чреватый осложнением отношений

12

Азербайджана с Москвой. Многие из описанных в итоговой

декларации задач прямо или косвенно адресованы этой «тройке».

К зафиксированным (больше косвенно) трудностям в визовой

либерализации добавляется нежелание Брюсселя обозначить

перспективу членства в ЕС и понизить планки согласованных

требований реформистского порядка для подписантов СА.

Наконец, выделяются весьма слабые сигналы о намерениях

существенно реформировать сам проект ВП с учетом новой ситуации

в регионе и последних изменений конфигурации ВП.

Действительно, у партнеров ЕС, особенно согласившихся с

Соглашениями об ассоциации, может, на первый взгляд, остаться

весьма неприятный осадок из-за отсутствия четко обозначенных

намерений Евросоюза касательно, по меньшей мере, трех их

пожеланий со времен зарождения «Восточного партнерства».

Первое — вступление в Союз хотя бы в отдаленной

перспективе. Но это никогда не подтверждалось Брюсселем. С

началом украинского конфликта, волны которого расходятся по

всему региону, все больше европейских политиков и экспертов стали

говорить об ошибочности позиции ЕС, призывая все-таки обозначить

такую перспективу. В упрощенной формулировке речь идет о том,

что официальное заверение о «свете в конце тоннеля» даст

дополнительный мобилизационный ресурс, чтобы граждане Грузии,

Молдавии и Украины легче пережили нынешние трудности и

будущие неурядицы по ходу проведения согласованных в тех же СА

социально-экономических и политических преобразований. В свою

очередь, предоставление этой перспективы подписантам позволит

усилить позиции сторонников «европейского выбора» сначала в

Армении, а затем в Белоруссии и, с большими оговорками, в

Азербайджане. Однако саммит прошел мимо таких рассуждений и

Евросоюзу пока придется работать без этого важного ресурса со

своими проблемами и дополнительными издержками.

Второе — либерализация визового режима с последующей его

отменой. Здесь обещаний было множество. Они выполнены лишь

для Молдавии с отменой режима в прошлом году, но с

существенными оговорками и лимитами. Грузии и Украине на

13

саммите заявлено повременить. А ведь именно эти горизонты (без

обещанного членства) являлись и являются основным «пряником»,

предложенным Киевом и Тбилиси своим гражданам, пока те будут

претерпевать неудобства, связанные с переформатированием

социально-экономической политики по лекалам Брюсселя.

Представляется, что эти граждане так и не услышали из Риги

внятной реакции на их чаяния, прежде всего касательно безвизовых

поездок. В отличие от присоединении к Союзу, о чем не было даже

«джентльменского соглашения», здесь Брюсселю все же придется

весьма оперативно принимать принципиальные решения, возможно

неприятные для себя, если дело коснется безвизовой свободы (не

будем забывать миграционные вызовы с Юга). В случае пробуксовки

внутренних преобразований и нарастания общественного

недовольства эта тема все громче будет стучаться в европейские

двери (а сейчас, судя по опросам, в Молдавии и даже в Грузии растет

«евроскептицизм»). Здесь также придется приплюсовывать

дополнительные проблемы и издержки.

Третье желание — из-за растущих социально-экономических

неурядиц даже до подписания Соглашений об ассоциации в трех

странах рассчитывали, что Евросоюз смирится с корректировкой

приоритетов и графика выполнения планов реформ в рамках

утвержденных СА. Эти планы, заметим, были в основном сверстаны

еще в прошлом десятилетии, в существенно иной ситуации, в том

числе при иных отношениях с Москвой. К тому же они в формате СА

приняты под жестким давлением Евросоюза. Несмотря на рост

проблем не только в Киеве, но и в Молдавии и Грузии, ЕС на саммите

вновь подтвердил, что понижать планку требований не намерен.

Более того, он усилил акцент на заявленном ранее принципе

«большее за большее»: масштабы экономического и финансового

содействия напрямую зависят от реализации (и соответствия

графикам) внутренних изменений, уже согласованных подписантами.

Это еще более повышает нагрузку на взаимодействие во благо

успехов в реализации СА. Особенно это касается Украины. Например,

в Европе усиливается недовольство пробуксовкой реформ и

отсутствием должных усилий в борьбе с коррупцией. Киев явно

14

выбивается из графика. Но украинскому руководству все же

приходится и придется помогать активнее и масштабнее, дабы

сохранить привлекательность сделанного «европейского выбора».

После рассуждений по поводу наблюдений российских

комментаторов следует кратко остановиться на некоторых важных

пробелах. Для чего полезно хотя бы просмотреть Совместную

декларацию и сравнить ее с документом, принятым в Литве.

Два очередных саммита «Восточного партнерства» в Вильнюсе

(ноябрь 2013 г.) и в Риге разделили всего полтора года, но этот

период был отмечен незапланированными динамичными и

неприятными процессами. Несмотря на попытки придать итоговой

декларации рижского мероприятия более или менее

оптимистический настрой, документ вместе с сопутствующими

заявлениями и комментариями высоких представителей ЕС и стран-

членов предлагает больше озабоченностей и неопределенностей в

дальнейшем развитии событий. Гораздо меньше просматриваются

успокаивающие все стороны ответы на вызовы, ближайшие и

долгосрочные, для этого знакового проекта Брюсселя.

Председатель Европейского совета Д. Туск выделил два

«основных послания» саммита. Первое — «сохранение и

продолжение твердой приверженности «Восточному партнерству» и

отношениям с каждым нашим партнером», особенно с учетом

событий в этом регионе «за последние годы». О целесообразности

же существенно переформатировать проект — ни слова.

Второе — «подтверждение нашего общего интереса к тому,

чтобы и дальше развивать более крепкие, тесные и разноплановые

отношения с каждым из наших партнеров, содействуя их

сплоченности перед усиливающимися вызовами для стабильности и

безопасности в регионе… Укрепляющиеся и более прозрачные

институты, свободные от коррупции, сделают наших партнеров

сильнее и помогут поддерживать полезность «Восточного

партнерства» для всех сторон»2.

2 См.: Remarks by President Donald Tusk at the press conference of the Eastern Partnership summit

in Riga — The official website of the Council of the EU and the European Council, 22.05.2015;

15

Руководитель Евросоюза, естественно, упомянул

экономические (создание продвинутых зон свободной торговли) и

гуманитарные (свобода передвижения граждан) составляющие

«партнерства», но вскользь, да и за рамками двух «основных

посланий». Эти послания пронизаны «событиями» последнего

времени, то есть прежде всего украинским кризисом.

Главным новшеством саммита представляется то, что впервые

в расписании и в списке неотложных задач ВП вышли на первые

строчки вопросы безопасности и конфликтов. Настроения Д. Туска

удостоверены в итоговом документе и особенно заметны при

сравнении с декларацией, принятой в Вильнюсе.

Оба саммита прошли под «тенью Киева». В столицы Литвы —

из-за отказа Украины, «главного приза» проекта ВП, согласиться с

подписанием Соглашения об ассоциации с ЕС. В Латвии — из-за

конфликта в самой Украине и вокруг нее. Все это наложило отпечаток

на обозначенные в обоих документах преференции и нюансы.

Напомним, что для Брюсселя быстрый разворот президента

Украины от «европейского выбора» в преддверии саммита в

Вильнюсе оказался неприятным сюрпризом. Правда, не для всех

членов ЕС: часть их восприняли этот шаг со скрытым облегчением.

Предчувствуя вероятность ухудшения российско-украинских связей и

масштабы вызовов из самой Украины, они опасались чрезмерности

собственной нагрузки, экономической и финансовой, требуемой хотя

бы для постепенного сведения баланса между данными

обещаниями и буднями социально-экономических преобразований.

Тем не менее, в итоговой декларации вильнюсской встречи

заметно ощущались прямое или косвенное присутствие Киева,

расчет на перемену его настроения. В отличие от документов

предшествующих саммитов, очевидный упор был сделан на

неполитические «морковки» для партнеров по ВП — начиная от

радужных экономических перспектив Соглашений об ассоциации,

продолжая сотрудничеством по энергетическим, инфраструктурным

и инновационным проектам и заканчивая визовыми послаблениями.

http://www.consilium.europa.eu/en/press/press-releases/2015/05/22-final-remarks-tusk-eastern-

partnership-summit/

16

При этом речь шла не только об отдаленных временах, а и о

программе на 2014—2015 гг. из 16 направлений и задач.

В общем, не только подписантам СА, Грузии и Молдавии, а

больше Украине и другим «отказникам» была представлена весьма

привлекательная картина «европейского выбора». Но финансовые и

иные издержки не были просчитаны, и последовавший водоворот

событий не позволяет удивляться тому, что по многим пунктам

предложенная программа не выполнена или дала серьезные сбои

(упоминания об этом факте избегали в Риге при изложении

«успехов» ВП со времен Вильнюса).

Не случайно и то, что в вильнюсской декларации вопросы

безопасности и разрешения конфликтов в регионе фактически

оказались на периферии, как содержательно, так и формально. Им в

основном посвящен пункт 28 с упоминанием Нагорного Карабаха,

Грузии и Приднестровья. Мало кто предполагал возгорание

украинского конфликта.

В рижском же документе эти вопросы присутствуют во многих

положениях, специально рассмотренные в нескольких пунктах (по

Украине — в 3-м и 4-м, а по указанным выше другим конфликтам — в 5-м).

Причем на сей раз в пункте 5 на первое место передвинуто Приднестровье.

Несмотря на такие изменения, в Латвии слово в слово

повторено положение вильнюсского документа: участники саммита

«приветствуют усиление роли ЕС в разрешении конфликтов и в

укреплении мер доверия в рамках или для поддержки

существующих согласованных форматов и процессов, включая

инструменты присутствия на местах по мере надобности». Но

рассмотрение сопровождающих данный установочный повтор

примеров и направлений не свидетельствует об усилении роли

Евросоюза в снижении конфликтного потенциала в самом регионе.

Сейчас делается заметно больший акцент на сотрудничестве со

странами «партнерства» в миротворческих операциях под эгидой ЕС

за пределами европейского ареала (прежде всего в Африке и в

борьбе с пиратством).

Что касается самого региона, то участники ограничились

примерами продления работы мониторинговой миссии в Грузии и

17

открытия консультационной миссии в Киеве (хотя последняя

призвана больше заниматься консультациями в сфере

общественного порядка и правоохранительных органов).

Складывается впечатление, что в зоне ВП Евросоюз на военно-

политическом треке, помимо активных дипломатических усилий, не

собирается в ближайшее время отходить от налаженной практики.

Для урегулирования серьезных конфликтов основная ставка делается

на потенциал НАТО, а также на посредничество ООН и ОБСЕ.

Однако это отнюдь не исключает возможности дальнейшего

укрепления взаимодействия со странами ВП (прежде всего с

подписантами СА) по военно-политической и внешнеполитической

линии. В Вильнюсской декларации говорилось о целесообразности

вписывания партнеров в рамки принятой в 2003 г. Общей политики

безопасности и обороны ЕС. Об этом же речь шла и в Риге — лишь с

небольшими изменениями. Но сейчас появился новый нюанс:

Европейский союз находится в процессе изменения этого

стратегического документа, как и разработки новой общей

внешнеполитической концепции. Проводимое же «сопряжение»

курсов участников ВП (опять-таки преимущественно подписантов СА)

будет, скорее всего, активизировано по ходу работы и в случае

принятия новых стратегических установок ЕС. В том числе этому

направлению адресован «дифференцированный» поход — работа по

отдельным программам «вовлеченности» участников ВП по ходу

понимания самим Евросоюзом внешнеполитических и военно-

политических перспектив.

Следом за вопросами безопасности и конфликтов в зоне ВП в

рижском документе в более развернутом виде следуют вызовы и

задачи реформ и социально-экономического развития участников

ВП. При этом не скрывается, что весьма немалый вклад в успех здесь

должно внести урегулирование кризиса в Украине и смягчение

приднестровского конфликта. Казалось бы, в такой связке должна

присутствовать позиция в отношении России.

Однако оба документа роднит отсутствие упоминания России

вообще (за исключением предложения о газовых переговорах с

Украиной в рижской декларации). Даже в пассажах об энергетике

18

или же (в Риге) о Минских договоренностях. Повторим, речь идет и о

Вильнюсе конца 2013 г., и о Риге середины 2015 г.

Какие бы мотивы не двигали участниками саммитов, следует

отметить, что авторы программы «Восточного партнерства» всегда

особо не оглядывались на Россию. Сейчас же, когда и некоторые из них

признают свой недочет, когда ситуация существенно поменялась,

наша страна по-прежнему за рамками планов и амбиций ВП.

Это свидетельствует о том, что ВП остается больше проектом

геополитического порядка, где политика движет экономикой — и все

еще не считается не только с масштабно растущими издержками для

Запада и ЕС в реализации «европейского выбора» стран-

подписантов СА, но и вообще с получением разрекламированных

дивидендов от такого выбора.

Евросоюзу придется очень постараться, чтобы хотя бы

приблизить страны-подписанты СА к своему уровню ВВП на душу

населения. Обратимся к последним данным Евростата (от 20 мая

2015 г.). Уровень ЕС — 27,3 тыс. евро, а Молдавии — 1,7 тыс., Грузии

— 2,7 тыс., Украины — 3,1 тыс. Почти равны показатели

Азербайджана (6 тыс. евро) и одного из беднейших членов Союза —

Болгарии. В Белоруссии несколько ниже — 5,8 тыс. Таким образом, с

подписантами дело обстоит сложнее, нежели с «отказниками».

Общий же средний показатель шести участников ВП (3,7 тыс.) не

превышает 14% от ЕСовского уровня.

Работа по повышению благосостояния предполагает не только

политические и социально-экономические реформы. Должен

обеспечиваться баланс экспортных и импортных возможностей.

После саммита в Вильнюсе картина не столь радужна, как

описывалось в его декларации. Фактически пик экспорта Евросоюза

в страны «шестерки» пришелся на 2013 г. — 41,3 млрд евро, но в

следующем году обвалился до 33,1 млрд. То же самое произошло и с

импортом в ЕС. Правда, постоянное падение наблюдается с 2011 г. —

с 36,7 млрд до 32,4 млрд евро в 2014 г.

Это означает, что странам ВП не удается повысить долю и

место в списке торговых партнеров Европейского союза со своими

примерно 2%. Такой же показатель у Саудовской Аравии, которая

занимает 11-е место в списке.

19

Отметим, что эти два процентных пункта образуются прежде

всего за счет Азербайджана (с 41% импорта в ЕС от стран «шестерки»

в 2014 г.) и Украины (52% экспорта ЕС в эти государства и 42%

импорта). К этому добавим, что все страны ВП за исключением

Азербайджана имеют дефицит торгового баланса с ЕС, который,

скорее всего, будет увеличиваться.

Основной экспортный поток ЕС (77%) приходится на

продукцию обрабатывающей промышленности, а импортный из ВП

(около 70%) — на сельскохозяйственные товары, напитки, сырье и

энергопоставки. Для оценки динамики структуры товарообмена

полезно начать с 2004 г., когда стартовала программа Европейской

политики соседства ЕС, составной частью которой в 2009 г. стало ВП.

Если импорт ЕС товаров обрабатывающей промышленности

увеличился к 2015 г. почти на 3 млрд евро, то энергоресурсов — на

11 млрд евро. Таким образом, в ближайшие годы не стоит ожидать

существенного увеличения экспорта товаров обрабатывающей

промышленности и продуктов с высокой добавочной стоимостью.

Поставки же в Россию (особенно с Украины) приходились в

значительной части на обрабатывающую промышленность, которая

не находила сравнимого рынка сбыта в ЕС или в других регионах.

Если даже исходить из обещанных Брюсселем перспектив

укрепления конкурентоспособности несырьевого сектора по ходу

реформ, то на это уйдут многие годы с неизбежными крупными

финансовыми потерями, которые Запад будет вынужден

компенсировать (хотя бы частично).

Когда мы говорим о том, что в проекте ВП политика движет

экономикой, имеем в виду в том числе такой факт: в течение 10 лет

подготовки и реализации «партнерства» существовал очевидный

дисбаланс в европейских исследованиях и расчетах между политико-

гуманитарными и экономическими темами. Анализ последних

оказался в дефиците, а действительно специализированные и

профессиональные центры в Европе можно пересчитать по пальцам

одной руки. Среди них — Венский институт международных

экономических исследований.

20

В его вышедшем в апреле 2015 г. докладе «Как

стабилизировать экономику Украины» (авторы которого намеренно

отстранились от политической тематики), выделим некоторые

рекомендации с нашими комментариями3.

Даже в сценарии сохранения нынешнего режима прекращения

огня, старт экономического восстановления вряд ли можно ожидать

ранее 2017 г. Экономическая стабилизация и возвращение к

экономическому росту невозможны без разрешения военного

конфликта. Последнее должно быть первостепенным приоритетом

для политиков. Это, собственно, вписывается в логику изложения

задач и озабоченностей итоговой декларации в Риге.

Для отраслей промышленности, которые весьма

чувствительны к требуемым Евросоюзом техническим стандартам и

к адаптации к рыночным условиям (машиностроение, железные

дороги, химическая промышленность, атомная энергетика и др.),

необходим более длительный переходный период сравнительно с

поставленными ЕС регулятивными требованиями, что требует

переговоров. Эту авторитетную оценку саммит проигнорировал, хотя

Брюсселю с ней все же придется посчитаться.

Востребована разработка промышленной политики, включая

реформирование отраслей, не способных обеспечить свою

конкурентоспособность и теряющих традиционные рынки. Другими

словами, получается, что на протяжении десятилетней подготовки и

реализации ВП его авторы не удосужились озаботиться такой

«малостью» как перспективы промышленного развития в самых

различных сценариях. Это, кстати, касается не только Украины, но и

Молдавии с Грузией. Не удивительно, что в нынешних

внешнеторговых оборотах увеличивается доля

сельскохозяйственной продукции и сырья.

Вернемся к докладу. Промышленная политика должна

признать новую реальность. «Индустриальный хартлэнд» украинской

экономики находится преимущественно на востоке, где

3 «How to Stabilise the Economy of Ukraine» / The Vienna Institute for International Economic

Studies, April 2015, pp. 1, 3—4; http://www.wiiw.ac.at/how-to-stabilise-the-economy-of-ukraine-

dlp-3562.pdf

21

традиционные торговые и производственные связи вели прежде

всего в Россию.

Вновь в положениях рижского саммита мы не находим

объективных реалий и перспектив касательно промышленного

развития и Украины, и других стран-подписантов (гораздо больше

говорится о зоне свободной торговли, развитии малого и среднего

бизнеса, инновациях и т. п.). Это не удивительно, ибо в рамках

«Восточного партнерства» данная тема всегда была периферийной.

Но от нее будет весьма сложно отвертеться, если не мириться с

перспективой сырьевой и агропромышленной ориентации

экономики (чего всегда открыто избегали авторы ВП).

Продолжим о рекомендациях авторов. Евросоюз и Украина

должны принять более конструктивную позицию касательно

озабоченностей России в связи с реализацией СА. Следует

активизировать трехсторонние переговоры, где сосредоточить

внимание на торговых вопросах, на сохранении преференциального

для Украины режима в рамках Договора о свободной торговле СНГ

(участником которого является Киев). Этот договор остается

реальной базой для достижения оптимального консенсуса.

В этой связи также добавим, что трехсторонние переговоры по

поводу совмещения Киевом статусов участника зоны свободной

торговли с ЕС и СНГ были проведены еще в конце лета прошлого

года. В сентябре удалось договориться о приостановке действия

экономической части СА Украины и ЕС (где изложены обязательства

по ЗСТ) до конца 2015 г.

ИНСОР вносил такое предложение еще в мае 2015 г. на

«Балтийском форуме» в Латвии и в июне 2015 г. в первом докладе

«Битва интеграций», вышедшем под эгидой КГИ. Его авторы также

исходили из «чистой экономики».

После первых переговоров Брюссель притормозил работу;

очередной раунд состоялся лишь совсем недавно. Судя по

заявлениям из ЕС и Москвы, перспективы продления такой

заморозки весьма неопределенны. В этом случае Украину выведут

из Договора о ЗСТ с ощутимыми потерями и для Киева, и для ЕС.

22

На этот счет в итоговой декларации больше тумана (п. 9):

«Участники саммита рассчитывают на выполнение положений о

создании глубокой и всеобъемлющей зоны свободной торговли

(ГВЗСТ) с Украиной с 1 января 2016 г. и на успех ее работы. Важными

представляются трехсторонние консультации касательно ГВЗСТ

между ЕС и Украиной с использованием гибких подходов, доступных

сторонам в работе ГВЗСТ».

Пока остается открытым «окно возможностей» для

нахождения компромисса. Москва ждет встречных предложений в

рамках «трехсторонки». Если этого не произойдет, то Евросоюзу

придется изыскивать дополнительные ресурсы для содействия

простому выживанию Украины в социально-экономическом плане.

Многие там это прекрасно понимают.

На саммите в Вильнюсе ощущался определенный подъем и

энтузиазм в отношении перспектив ВП, когда хотя бы два участника

официально присоединились к «европейскому выбору». О

вероятных издержках, как отмечалось выше, задумывались лишь

некоторые руководители стран-членов Европейского союза.

На саммите в Риге, если можно так выразиться, чувствовался и

«запах пороха», и «запах денег». Желающим хотя бы смягчить их не

стоит забывать о России. Программу ВП придется корректировать в

соответствии не только с новыми реалиями, но и с ростом

непредвиденных издержек для Запада и Евросоюза. Однако без

взаимных компромиссов с Москвой изменения потребуются гораздо

более существенные.

Судьба трехсторонних переговоров по чисто торгово-

экономическим вопросам, по всей видимости, может быть важным

свидетельством готовности к обсуждению более широких

договоренностей, которые бы позволили бы возвращаться к

первоначально заявленным задачам Европейской политики соседства

и ее составной части — ВП. Напомним, что речь шла о стабильном и

процветающем соседстве Евросоюза к востоку от его границ.

23

Янис Урбанович Председатель фракции партии «Согласие» в Сейме Латвийской республики

Ложка дегтя в бочку меда европрезидентства

Великий рижский саммит Восточного партнерства прошел

невероятно успешно. Вполне допускаю, что скоро и весь мир

признает, что именно в нашем Замке света была выведена из тупика

и получила «второе дыхание» программа сотрудничества ЕС и

постсоветских стран. В том числе и благодаря и тому, за что это

мероприятие так «полоскали» СМИ — «нерешительности» и «серости».

Слетевшиеся на берег Даугавы вершители европейской

политики показали, что усвоили горькие уроки опыта. Они не могут

не считаться с неумолимым итогом преобразования этого проекта в

некий амбициозный вариант «Drang nach Osten» и его

последствиями. Поэтому в конце концов в открытую и критически

сравнили запросы стран-партнеров программы на предоставляемые

ЕC привилегии с их реальной готовностью «глубокой» интеграции и

желанием выполнять свои обязательства. Для правительств Украины

и Грузии этот момент определенно выглядел довольно унизительно.

Однако рано или поздно придет понимание того, что Брюсселю или

Берлину элементарно надоела полная евроэнтузиазма внешняя

риторика, которая не подтверждается проделанной работой.

Конечно, те восточноевропейские политики, которые зарабатывают

себе очки на росте напряжения, наверняка сейчас чувствуют себя

разочарованными — не сбылась их надежда на неутомительную

опеку Украины и, в связи с этим, на новый этап охлаждения

отношений Брюсселя и Москвы.

К таким «зарабатывающим очки» себя открыто причисляет и

нынешнее латвийское правительство. Поэтому и не удивляет, к

сожалению, создание перед саммитом ненужного инцидента,

основательно подпортившего репутацию страны-президента. Можно

объяснять по-разному, но скандал вокруг прибитой к кресту куклы

«предпринимателя, похожего на Путина» не ограничивается только

спором о свободе самовыражения художника и ее границах.

24

Выставку во дворе «Углового дома» устроил тот же организатор, что

и саммит Восточного партнерства — учреждение латвийского

правительства. Вместе с установкой этой «смелой» инсталляции

позволив себе и политический каприз — показать всей Европе

воинствующую антироссийскость Латвии, задеть и «принизить»

восточного соседа. Оказалось — перестарались, задели не того, чья

злость была ожидаема, но и того, на чьи аплодисменты надеялись.

Вероятно, какие-то очень высокие гости саммита высказали нашему

правительству свое недовольство — судя по тому, в какой спешке,

испуганно и безапелляционно недавно восхваляемое

«произведение искусства» было убрано.

Инцидент напоминает похожий случай перед визитом Билла

Клинтона летом 1994 г. Тогда почетная охрана у памятника Свободы

была одета в копию довоенной формы, которая включала и каски

«Stahlhelm» классического немецкого дизайна. Наверняка я был не

единственным, кто предупреждал Министерство обороны, что такая

форменная деталь может «выстрелить» международной проблемой.

Вряд ли общественность США, видя в теленовостях своего

президента стоящим рядом с солдатами в «нацистских касках»,

захотела бы углубляться в детали латвийской борьбы за

независимость и специфику довоенной формы нашей армии. Такое

же ненужное и странное впечатление произвел бы этот головной

убор и в прочем мире. Но руководство министерства обороны дало

понять, что лучше знает, в какой фуражке честь отдавать, и

экипировка почетной охраны — дело принципа, а потому останется

неизменной. Мне пришлось ознакомить с возможной проблемой

организаторов визита Клинтона из американских спецслужб. Судя по

тому, как незамедлительно они бросились на связь с руководством,

проблема показалась им достаточно серьезной. Не знаю, кто и как

этого добился, но почетная охрана немедленно была одета в

фуражки, какие носит и до сих пор.

25

Никита Масленников Руководитель проектов ИНСОР по финансово-экономическим проблемам развития

Китай — тернистый путь к «новой нормальности»

Зимой-весной 2015 г. основательно актуализировались

ощущения рисков экономики Поднебесной, во многом отражающие

ее текущее неравновесное состояние, усиливающееся по мере

продвижения к новой модели развития, ориентированной на

внутренний потребительский спрос. Многие «рабочие гипотезы»

аналитиков буквально на глазах становятся элементами

хозяйственной и финансовой реальности, все более влияющей на

перепады конъюнктуры в pax economica и его общую динамику.

К слову, в самом Китае к этому готовились, как могли, загодя.

Еще осенью 2014 г. Председатель КНР Си Цзиньпин довольно

откровенно назвал наблюдаемые тогда тренды формированием

«новой нормальности». К настоящему времени ее «очертания» стали

много более рельефными. Наиболее яркий и явный признак

становления нового качества — заметно более низкие темпы роста. В

первом квартале текущего года их 7%-й показатель оказался худшим

с 2009-го (есть оценки, что налицо самое глубокое пике как минимум

за последние 20 лет). Но, это, как говорится, только присказка.

26 мая МВФ скорректировал прогноз-2015 — рост замедлится до

6,8% ВВП (при снижении инфляции до 1,5%), ожидания-2016 —

торможение усилится до 6,2%4.

Такая траектория, кстати, в полной мере учтена в обновленной

версии (опубликована 28 мая) базового сценария социально-

экономического развития России на 2016—2018 гг., подготовленной

Минэкономразвития.

4 См. подробнее: IMF Staff Completes the 2015 Article IV Consultation Mission in China. Press

Release №15/237; May 26, 2015.

26

Темпы роста мировой экономики

2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018

Мир 5,4 4,2 3,4 3,4 3,4 3,4 3,6 3,6 3,6

США 2,5 1,6 2,3 2,2 2,4 3,1 3,2 2,9 2.7

Еврозона 2,0 1,6 -0,8 -0,5 0,9 1,3 1,4 1,4 1,5

Германия 3,9 3,7 0,6 0,2 1,6 1,6 1,7 1,5 1,3

Франция 2,0 2,1 0,3 0,3 0,4 1,0 1,3 1,4 1,5

Италия 1,7 0,6 -2,8 -1,7 -0,4 0,5 0,8 1,1 1,1

Великобритания 1,9 1,6 0,7 1,7 2,6 2,5 2,3 2,2 2,2

Япония 4,7 -0,5 1,8 1,6 -0,1 0,8 0,8 0,5 0,5

Китай 10,4 9,3 7,8 7,8 7,4 6,8 6,3 6,0 6,0

Индия 10,3 6,6 5,1 6,9 7,2 6,6 6,5 6,5 6,7

Бразилия 7,6 3,9 1,8 2,7 0,1 -0,8 1,0 2,3 2,3

Источник: Минэкономразвития России

В 2015 г. темпы роста ВВП в Китае, полагают в МЭР, удержатся

на сравнительно высоком уровне главным образом за счет мер

стимулирования внутреннего спроса и, прежде всего, увеличения

доходов и потребления домохозяйств. При этом, однако,

возможности стимулирования будут ограничены «решением задач

по снижению уязвимости, вызванной чрезмерным ростом кредитов,

ухудшением балансов ряда крупных банков и провинций,

снижением эффективности инвестиций». Напомним, что в 2014 г.

темпы роста промышленности и капитальных вложений в годовом

выражении ушли в область однозначных значений — 8,3% и 9,2%

соответственно. При капиталоемком характере экономики Китая и

отсутствии заметных сдвигов в ее структурной трансформации такое

охлаждение (прежде всего, в строительстве и секторе

недвижимости) означает существенное ослабление потенциальной

базы роста. В этой же «команде» — усиление дефляционных

27

тенденций (снижение цен производителей и оптовой торговли),

которые могут еще более укрепиться вследствие конкурентного

давления других развивающихся экономик Азии (пока не исчерпавших

потенциал сокращения трудовых издержек) и начавшейся (уже

внутри Китая) консолидации балансов госбанков и провинций.

Сигналы от китайской экономики весной 2015 г.

малопозитивны: в марте экспорт упал на 14,6%, в апреле потерял

чуть более 6%; дефицит платежного баланса в первом квартале

добрался до рекордных 80 млрд долл. (что соответствует оттоку

капитала в 159 млрд долл.); PMI в переработке, хотя и подрос в мае

до 49,1 пункта (против 48,9 пункта в апреле), тем не менее, остался

ниже 50 пунктов, что указывает по меньшей мере на невозрастание

деловой активности.

Поэтому вывод МЭР (в базовом сценарии ближайшего

трехлетнего трека для экономики России) о том, что китайское

замедление «будет сдерживать рост стран Азии с формирующимися

рынками и иметь негативные последствия для спроса на глобальных

рынках ресурсов», — вполне точен и справедлив.

Консенсус-диагноз экспертов, наблюдающих за

экономическими перипетиями в Поднебесной, в принципе уже

сложился: замедление роста генерирует новые внутренние и

глобальные риски, выход же в искомое равновесие (что

предполагает помимо прочего преодоление «ловушки средних

доходов») невозможен без глубоких и последовательных

структурных реформ. Их повестка, заметим, добротно

растиражирована. «Third Plenum Blueprint», то есть, план

трансформации в новую экономическую модель, одобренный

ЦК КПК, — исходная точка для любого аналитика5. Тем не менее,

поскольку объявленные перемены продвигаются трудно и как

правило «мелкими перебежками», все важнее детали и

подробности по поводу того, какие именно риски на деле

приоритетны здесь и сейчас.

5 См., например: Wojciech Maliszewski, Longmei Zhang. China’s Growth: Can Goldlocks Outgrow

Bears? IMF Working Paper, №15, May 27, 2015.

28

Интерпретаций на сей счет с избытком. Немало «ужасов» на

любой вкус можно найти в блогах. Здесь и утрата статуса «мировой

фабрики», и растущая незанятость населения (4,5% официальной

безработицы надо де умножать в разы) вкупе с его

прогрессирующим расслоением (коэффициент Джини для Китая —

0,73, то есть на 25% самых бедных приходится лишь 1%

национального богатства), и прогрессирующая ресурсная

зависимость при зашкаливающих долгах местных властей и

постоянной угрозе финансового кризиса. Многие оценки,

естественно, требуют вовсе не одноразовых перепроверок. Однако

ряд ощущений полезно взять на заметку.

Некоторые новые измерения рисков КНР отмечаются в ряде

исследований МВФ проблемы так называемых «энергетических

субсидий», особо обострившейся на фоне радикального падения

нефтецен. Под такого рода субсидированием обычно понимается

разность между конечными потребительскими ценами и

«истинными издержками» энергопотребления (включая расходы на

транспортировку и оценку экологического ущерба),

суммированными с налогами. По последним (май 2015 г.) расчетам

расходы в мире в целом на энергосубсидирование в текущем году

составят 5,3 трлн долл. (6,5% глобального ВВП). Из них 2,3 трлн

приходится на Китай, что может свидетельствовать только об одном

— фундаментальных перекосах в структуре внутренних цен и издержек.

Доли глобальных энергетических субсидий (2015 г.)

Примечание: БВСАП — Ближний Восток, Северная Африка и Пакистан Источник: Международное энергетическое агентство, ОЭСР, МВФ

29

Свои акценты на приоритетах рисков можно найти в

официальных комментариях. В конце мая «Жэньминь Жибао»

напечатала интервью с «авторитетным инсайдером», где

подчеркивалось, что основа китайской экономики в норме, «однако

нам нужен эффективный ВВП, подкрепленный качеством». Дальше

еще прозрачнее: «Китай должен сосредоточиться на восстановлении

экономики, избегать озабоченности по поводу темпов роста и ни при

каких обстоятельствах не прибегать к сильному стимулированию

…Сейчас будет решаться, сможет ли Китай эффективно использовать

сбережения для инвестирования, чтобы обеспечить устойчивый рост».

Как это будет делаться, становится ясным из следующей

констатации: «Текущие экономические риски в основном (выделено

автором данной статьи) находятся под контролем, но мы должны

поддерживать бдительность в отношении рисков, связанных с

высоким уровнем долгов и пузырями активов». Инсайдер из

руководства КПК уверен, что проблемы избыточных мощностей в

таких отраслях, как недвижимость, можно решить, но для этого

придется пройти через «болезненные сокращения».

С учетом того, что доля сектора недвижимости в ВВП Китая

составляет, по разным оценкам, 16—20% (а в инвестициях — 30—

33%), проблема вовсе не шуточная. «Сокращения» начались уже в

начале года. В первом квартале объем продаж недвижимости упал

на 9,3% (в физическом выражении — на 9,2%). Пошли вниз и цены —

в апреле средняя стоимость жилья в 70 городах Китая в годовом

выражении уменьшилась на 6,1%. Чтобы «пузырь» сдувался не

резко, а достаточно плавно, денежным властям пришлось

предпринять целый ряд мер по стимулированию деловой

активности. Неопределенности на самом этом рынке по большому

счету меньше не стало (в марте недвижимость дешевела в

50 городах, в апреле — в 48-ми). Но расширение негативных

кумулятивных последствий для экономики в целом все же удалось

несколько притормозить.

Народный банк Китая с ноября 2014 г. уже трижды снижал

ключевую ставку (последний раз 10 мая до 5,1% годовых), дважды

30

сокращал нормы обязательных резервов. Еще одна стимулирующая

мера — обмен банковских кредитов на долговые обязательства

(облигации) властей провинций, которые затем могут быть

использованы в целях рефинансирования у регулятора. Первая фаза

этой программы, запущенной еще в прошлом году, предполагала

объем монетизации региональных долгов в 1 трлн юаней.

Реализованной она оказалась не в полном объеме. Лимиты на

вторую фазу, то есть на 2015 г., обсуждаются, но вряд ли превысят

планку-2014. Особой духоподъемности у банков начинание

денежных властей не вызвало. Из соображений политкорректности

банкиры, естественно, проведут показательные «обмены». Тем

более, что в совместном заявлении Госсовета КНР, министерства

финансов и центробанка страны (18 мая) кредитным организациям

рекомендовано «не отказывать в финансировании региональных

проектов, одобренных до конца 2014 г.». В то же время, для самих

банков такого рода ссуды и займы — лишь новый виток расширения

«плохих долгов»6.

Их реальный размер оценить затруднительно в силу

«специфики» китайской финансовой статистики. Однако на

существенность проблемы указывают как минимум два

обстоятельства. Во-первых, рекапитализация China Development Bank

и Export-Import Bank of China на общую сумму в 62 млрд долл.

(госкредиты трансформированы в долю в капитале). И, во-вторых,

апрельское снижение новых кредитов экономике на 40% и

сокращение (в том же месяце) совокупного корпоративного

портфеля на 11,1% (до 1,05 трлн юаней)7.

6 Характерно признание директора китайской консалтинговой компании Y Capital

Э. Стивенсон-Янг: «Проблема долга не в объеме, а в его невозвратности. Многие активы

никогда не будут ценными коммерчески или социально, мало кто из заемщиков представляет

себе, как они будут генерировать прибыль для погашения заимствований». 7 Это уже вызывает вопросы по поводу реальности программы (объявлена в мае Госкомитетом

Китая по развитию) запуска 1043 проектов на основе государственно-частного партнерства, в

которые предполагается привлечь до 300 млрд долл. частных инвестиций.

31

Объемы нового кредитования в Китае млрд. юаней

Источник: Bloomberg, «Ведомости»

Многие эксперты полагают, что денежные власти КНР по сути

уже оказались в безальтернативной ситуации — из-за рисков

дефляции и переохлаждения общеэкономической конъюнктуры (а

следовательно, ухудшения положения на рынке труда и обострения

социальных проблем) им придется приступить к реализации какого-

либо варианта «количественного смягчения». Нередко можно

услышать и констатации, что на деле так уже и происходит. Один из

побудительных мотивов — ослабление остроты проблемы долгов

провинций (около 3 трлн долл.) и сокращение общего долга

государства, бизнеса и домохозяйств более чем в 2,8 раза

превышающего ВВП страны.

Между тем, на этом пути уже просматривается высокая

концентрация новых внутренних и внешних рисков. Прежде всего,

дополнительная накачка ликвидностью может довести «пузырь»

фондового рынка Китая до такого размера, когда мягкое «сдувание»

станет невозможным и потребуется резкая коррекция. Текущий перегрев,

тем не менее, уже налицо. Обычно его классический признак — «возгонка»

P/E акций (отношение цены к годовой выручке) до 15. Между тем, на

Шанхайской бирже оно уже дошло до 20,5, на торговой площадке в

Шеньчжене — до 49,7. Среднее P/E в высокотехнологичном индексе

ChiNext (аналог американского Nasdaq) — 95,7.

Китайские биржи по капитализации пока отстают от

ближайших конкурентов.

32

Капитализация фондового рынка в % от размера экономики на апрель 2015 г.

Источник: Stock exchanges, World Federation of Exchanges, МВФ

В то же время, в мае совокупный дневной оборот торговых

площадок в Китае в среднем более чем в 2,5 раза превосходил

результаты d-traiding в США. По оценкам Credit Suisse, 6—9%

рыночной капитализации финансируется за счет кредитования, что

впятеро больше показателя развитых стран. Брокерский леверидж

зашкаливает, и это уже пролог к неизбежной, по-видимому,

глубокой и, может быть, даже драматичной коррекции рынка. Пока

же скорости ВВП Китая и биржевых индексов расходится все

нагляднее.

Динамика фондового рынка и ВВП Китая

Источник: Thomson Reuters, Wind Info

Если Народный банк КНР (что вероятно) предпримет

дальнейшие шаги по ослаблению денежно-кредитной политики, то

это вкупе с уже проводимыми действиями ЕЦБ и центробанка

Японии может стать еще одним ускорителем глобальной

финансовой турбулентности, спровоцировав ослабление юаня. В то

же время, именно риски курсовой политики могут оказаться и

естественным «тормозом» для китайских денежных властей.

33

МВФ ожидает, что КНР в течение двух-трех лет будет в

состочнии перейти к режиму «плавающего курса» реньминби. К тому

же 26 мая Фондом было заявлено, что он уже более не считает юань

недооцененной валютой (по данным Банка международных

расчетов за последние пять лет по март 2015 г. он подорожал на

33%)8, и его включение в корзину SDR «не вызывает сомнений и

является лишь вопросом времени».

Плановый пересмотр корзины «специальных прав

заимствования» (в нее сейчас входят доллар США, евро, фунт

стерлингов и иена) должен быть завершен к концу текущего года.

Подключение юаня означало бы очень существенный шаг на пути его

превращения в реальную резервную валюту. Намерения Китая здесь

выглядят весьма серьезными: в ближайшие несколько недель (как

уже объявлено в мировых СМИ) Госсовет КНР снимет действующие

ограничения, разрешив частным лицам и компаниям прямые

покупки акций, облигаций и недвижимости за рубежом; с 1 июня

иностранные платежные системы, включая VISA и MasterCard, могут

подавать заявки на получение лицензий, позволяющих работать на

внутреннем рынке банковских карт (текущая емкость — 7 трлн долл.

в год); на подходе заключение ряда новых соглашений о

двусторонних валютных свопах и другие шаги.

Последовательное движение по этому маршруту, однако,

может быть заметно осложнено любым «эпизодом» с ослаблением

юаня (с последующими обвинениями в манипулировании валютным

курсом и т. п.). Перед китайскими денежными властями, таким

образом, стоит нетривиальная задача: как пресекать дефляционные

тенденции, одновременно мягко поддерживая экономику, чтобы не

допустить «глубоких заморозков» и при этом не перейти грань, за

которой могут обесцениться уже предпринятые усилия по

интернационализации юаня.

«Соли» и «перца» к ситуации добавляет неопределенность со

сроком первого повышения ФРС США ее базовой ставки. Доллар стал

слабеть только в конце марта, укрепившись по ходу

8 По данным SWIFT, доля юаня в международных расчетах в марте 2015 г. достигла 2,03% (в

феврале — 1,81%, ноябре 2014 г. — 2,17%).

34

предшествующего шестимесячного ралли на 13%. Последствия этого

спурта еще только начинают сказываться: дефицит торгового баланса

(в месячном выражении) в марте вырос до 51 млрд долл. —

максимум с 2008 г., экспорт в первом квартале снизился опять-таки

на максимальные за последние шесть лет 14%, что стало одной из

важнейших причин снижения ВВП в годовом выражении на 0,7%. По

оценке аналитиков ФРС (на основе экономико-математической

модели «Ferbus») последствия уже состоявшегося роста долларового

курса будут «стоить» американской экономике в ближайшие три

года недопроизводства 0,75% ВВП и дополнительного ослабления

темпов инфляции на 0,4 п.п.

Глава ФРС Дж. Йеллен заверяет, что будет действовать в

соответствии с уточненными прогнозами и углубленным анализом

текущей ситуации. Ее заместитель С. Фишер даже выразил недоумение:

чего, мол, зациклились на первом повышении, когда главный вопрос

— как за три-четыре года довести размер ставки до 3,25—4%.

Словом, интрига закручивается. Если ставку повысить в

текущем году, вслед за этим возможен новый «валютный шторм»,

который накроет и Китай. Если нет, то кумулятивный эффект

«количественных смягчений» в ЕС, Японии и Китае, скорее всего,

добавит «пузырей» на финансовых рынках с усилением рисков

получить «переиздание» глобального кризиса 2008—2009 гг.

Аналитики ведущих мировых инвестбанков, кстати, уже активно

высказываются (интенсивность такого рода публикаций особо

усилилась в мае), что центробанкам стоило бы в дополнение к

потребительским ценам таргетировать «инфляцию активов»,

выражающуюся в резких скачках рыночных котировок. Похоже, что

эта идея скоро может оказаться в повестках Financial Stability Board и

«финансовой двадцатки».

Как видим, общемировая финансовая ситуация остается

неоднозначной и противоречивой. При этом, каким бы ни оказался

итоговый «расклад», риски Китая (прежде всего, генерируемые его

финансовой системой) требуют постоянного и тщательного

мониторинга в силу их уже глобального характера.

35

Сергей Кулик Руководитель проектов ИНСОР по проблемам международного развития

При всем этом нельзя не видеть некоторой «материализации»

главных стратегических целей «новой нормальности» — создания

инновационной экономики и «укрепления предпринимательского

духа» как базовой ценности китайского общества. Оборотная

сторона этого — выход во «внешний мир» с инвестициями, услугами

по строительству инфраструктурных объектов (например,

высокоскоростных железнодорожных магистралей, ЛЭП и т. п.),

широкой линейкой «кредитных продуктов» и т. п. Экономический

пояс Шелкового пути (по меньшей мере пока) как раз об этом.

Идея по-прежнему довольно аморфна. Хотя общие рамки

(намерение, например, инвестировать за рубежом до

500 млрд долл. к 2020 г.) впечатляют. Между тем, ясно —

наполнение их реальным и взаимовыгодным содержанием

непосредственно зависит от интересов и стратегий развития

партнеров. В нашем российском случае мяч в этой большой

геоэкономической игре все еще не пересек центра поля.

«Новая нормальность» же китайской экономики из звонкой

идеологемы постепенно превращается в повседневную объективную

реальность. К сожалению, российские риски разминуться с нею, если

и снижаются, то скоростью «воробьиного шага».

Глобальные вызовы — 2015

В середине мая на сайте авторитетного американского Совета

по международным отношениям (СМО) размещен обзорный доклад

о международном сотрудничестве Совета Советов9. В докладе

представлены оценки взаимодействия по ответам на десять главных

вызовов мировому сообществу в 2014 г., а также ранжирование этих

вызовов в 2015 г. как по важности, так и по возможности

противодействия им.

Совет Советов был образован по инициативе СМО в 2012 г. как

площадка для обмена мнениями между ведущими экспертными 9 «Report Card on International Cooperation. 2014—2015» / The Council of Councils;

http://www.cfr.org/councilofcouncils/reportcard/

36

организациями, занимающимися глобальными вопросами и

внешней политикой. В него входят по одному независимому

исследовательскому центру из 23 стран10 плюс, в качестве

наднационального, Международный институт стратегических

исследований (Лондон). При согласовании в рамках этого пула

Россия представлена Институтом современного развития (ИНСОР).

СМО взял на себя труд запросить у партнеров и суммировать

краткие оценки десяти наиболее важных глобальных вызовов, начиная

от терроризма и кончая безопасностью здоровья. Интересующихся

результатами этого труда адресуем на сайт СМО и лишь кратко

опишем его результаты. При этом уточним, что сбор мнений

проводился с 4 декабря прошлого года по 2 января нынешнего.

К десяти вызовам отнесены:

распространение ядерного оружия (nuclear proliferation);

управление глобальной экономической системой (managing

global economic system);

изменение климата (climate change);

содействие международному развитию (advancing

development);

глобальная безопасность здоровья (global health);

мировая торговля (global trade);

управление киберпространством (cyber governance);

международный терроризм (transnational terrorism);

конфликты с применением силы между государствами

(violent conflicts between states);

10 Институт международной политики им. Лоуи (Австралия), Центр европейских

политических исследований (Бельгия, ЕС), Фонд Жетулиу Варгаса (Бразилия), Королевский

институт международных отношений (Chatham House, Великобритания), Институт

международных отношений и безопасности (Германия), Институт национальных

исследований в области безопасности (Израиль), Центр стратегических и международных

исследований (Индонезия), Институт международных отношений (Италия), Центр

международных управленческих инноваций (Канада), Шанхайский институт международных

исследований (Китай), Мексиканский совет по международным отношениям, Институт

современного развития (Россия), Школа международных исследований им. С. Раджаратнама

(Сингапур), Совет по международным отношениям (США), Форум по глобальным

отношениям (Турция), Французский институт международных отношений, Институт

Восточной Азии (Южная Корея), Южноафриканский институт международных отношений,

Генрон НПО (Япония).

37

внутренние конфликты с применением силы (internal violent

conflicts).

Участники давали балльные оценки (0—5) мерам по

международному сотрудничеству в 2014 г. — провальное (failed),

слабое (poor), посредственное (mediocre), скромное (decent),

хорошее (good), успешное (successful), предлагали свое видение

актуальности и важности каждого из десятка вызовов (по шкале 1—

10), а также возможностей для достижения результатов и даже

прорывов в преодолении этих вызовов (по шкале 1—10).

В свою очередь, оценки за прошлый год СМО

трансформировал в пятиступенчатую шкалу с понижением оценок от

А до F и (за исключением группы F), разбил их на три категории с

тремя подуровнями в каждой. Всего получилось 13 категорий оценки

отдачи от международного сотрудничества в 2014 г.

В материале, представляющем результаты исследования, СМО

также приводит краткие комментарии руководителей институтов по

итогам прошедшего года и проблемам года нынешнего в рамках

поставленной десятки вызовов.

Далее — об оценке работы мирового сообщества по

преодолению указанных вызовов в 2014 г.

Самую высокую сравнительно с прочими оценку получила

деятельность по нераспространению ядерного оружия (В-). Во

многом это обусловлено переговорами «шестерки» (5 постоянных

членов Совета безопасности ООН и Германия) с Ираном, позволившими

рассчитывать хотя бы на временное ограничение реализации

ядерной программы Тегерана в обмен на смягчение санкций.

Большая часть опрошенных (8) посчитала результаты «скромными».

По управлению глобальной экономической системой

выставлена оценка С+. Это отчасти объясняется увеличением роста

глобальной экономики на 3,3% против 3% в 2013 г. Правда, такая

отдача оказалась менее ожидавшейся в том числе из-за

недостаточных подвижек в решении целого ряда проблем. По

9 участников опроса высказали здесь мнение о «посредственных» и

«скромных» результатах.

38

Усилия международного сообщества в борьбе с изменением

климата оценены на С+. Несмотря на активные меры, эти усилия все

же остаются неадекватными уровням угроз и потенциальным

катастрофическим последствиям потепления. Почти половина

центров (10) оценили результаты как «скромные».

Такого же бала удостоена политика содействия

международному развитию (особенно странам мира, которые в

этом нуждаются). Здесь лидировали оценки «скромные» (у

11 участников).

В графе глобальная безопасность здоровья выставлена оценка С+.

Участники посчитали, что эпидемия лихорадки Эбола обнажила уязвимость

бедных стран и недостатки Всемирной организации здравоохранения

(большинство (9) выставили «посредственную» оценку).

«C-» по управлению в киберпространстве объясняется

отсутствием прогресса в согласовании терминов, правил и норм

поведения. Здесь также лидировала оценка «посредственно» (11).

Аналогично оценена борьба с международным терроризмом.

В 2014 г. произошел всплеск террористических актов и рост

количества их жертв. Большинство (11) посчитали усилия мирового

сообщества «посредственными».

В урегулировании конфликтов с применением силы между

государствами усилия сторон оценены в С-. По 7 участников опроса

посчитали эти усилия «слабыми» и «посредственными». В основном

речь шла о конфликте между Россией и Украиной (ИНСОР высказал

мнение об украинских событиях в разделе «внутренних конфликтов с

применением силы»).

Наконец, по внутренним насильственным конфликтам

оценка оказалась самой низкой, D-. Это во многом объяснялось

развитием ситуации в Сирии и вокруг нее с увеличением жертв в

прошедшем году. Большая часть (13) участников посчитали

международные усилия «слабыми».

Второй блок оценок касается ранжирования по важности и

актуальности указанных вызовов в повестке 2015 г.

На первом месте — урегулирование насильственных

конфликтов между государствами.

39

На втором — внутренние конфликты с применением силы.

На третьем — борьба с международным терроризмом.

На четвертом — управление глобальной экономической системой.

На пятом — борьба с климатическими изменениями.

На шестом — нераспространение ядерного оружия.

На седьмом — управление в киберпространстве.

На восьмом — мировая торговля.

На девятом — глобальная безопасность здоровья.

На десятом — содействие международному развитию.

Короткие объяснения такого ранжирования можно найти в

комментариях руководителей центров. Но вполне очевидно, что в

повестке на 2015 г. особое беспокойство вызывают военно-

политические и конфликтные вызовы, особенно связанные с

ситуацией в Украине и Сирии и вокруг них.

Заслуживает внимания третий блок, касающийся

«возможностей для прорывов» в преодолении указанных вызовов в

нынешнем году. Здесь лидирует мировая торговля с надеждой на

заметные успехи в ее активизации. На втором месте находятся

вопросы глобальной безопасности здоровья. Третье место занимает

вероятность отдачи в борьбе с климатическими изменениями.

Далее следуют в порядке убывания: нераспространение

ядерного оружия; содействие международному развитию;

управление глобальной экономической системой; разрешение

межгосударственных конфликтов; управление киберпространством;

борьба с международным терроризмом. На последнем месте —

урегулирование внутренних насильственных конфликтов.

Таким образом, наиболее пессимистические прогнозы также

касаются военно-политических и конфликтных тем. Соответствующие

комментарии руководителей центров приложены в докладе.

Доклад представляет интерес и тем, что по каждому из

вызовов предложен небольшой исходный материал с полезными

данными. Это позволяет легче ориентироваться в их рассмотрении и

анализе. Материал уже привлек широкое внимание экспертных

кругов и вызвал многочисленные отклики.

40

Игорь Юргенс Председатель Правления Института современного развития

Русские не хотят бежать от «латышского ига»

(Русский перевод интервью рижской газете «Латвияс авизе»,

опубликованного 24 апреля 2015 г.)

Вопрос: Как вы, организатор «Балтийского форума»,

оцениваете отношения, сложившиеся между Россией и Западом?

Можно ли назвать эту ситуацию новой «холодной войной?»

И. Юргенс: Ситуация в настоящий момент очень похожа на

«холодную войну». Различие лишь в том, что у холодной войны была

идеологическая составляющая — борьба коммунизма с

капитализмом. В настоящий момент со стороны России идет, скорее,

борьба за национальные интересы, а со стороны США — за

политические принципы и за Украину как часть западного мира.

— Что думают российские предприниматели об отношениях

между Россией и Евросоюзом?

— Они хотят восстановления этих отношений, поскольку

Евросоюз — это большой рынок, дешевые кредиты, хорошие

специалисты для предприятий. Среди предпринимателей есть люди

вполне лояльные, но и они не менее других хотят развития

экономических связей с ЕС.

— Были ли замечены какие-то изменения в высших

политических кругах России?

— Там существуют две партии — «партия войны» и «партия

мира». «Партия войны» — это, в первую очередь, силовые

структуры. «Партия мира» — прежде всего, «экономический блок»,

либералы, которые понимают, что за кризисом наших отношений с

ЕС должно последовать их налаживание.

— К соображениям какой партии Путин прислушивается больше?

— Я полагаю, что сейчас влияние «партии войны» сильнее.

— Повлияло ли убийство Бориса Немцова на ситуацию в России?

— Это большая трагедия. Немцов был крупной и яркой

личностью. Трудно представить себе, что его уже нет. Он воплощал

саму жизнь, силу, мужскую привлекательность. Для демократов и

41

либералов его убийство — сигнал к объединению. Но общество в

целом неоднозначно оценивает это событие. 15—20% находились в

глубоком трауре, возлагали цветы на место убийства. Реакция другой

части общества — молчание. Националисты осквернили место

памяти Немцова. После его гибели политическая борьба

продолжается.

— Считаете ли вы, что Россия совершит нападение на страны

Балтии? Недавно газета «Таймс» рассказала о встрече в Германии

бывшего руководства разведслужб России и США, в ходе которой

российская сторона пригрозила агрессией против стран Балтии.

— Я ничего не знаю об этой встрече, но могу твердо сказать,

что в настоящий момент нападение России на страны Балтии

невозможно. Нет запроса на такую войну. Если же «партия войны»

потребовала бы у Путина этого, такой шаг обернулся бы катастрофой

для самой этой «партии». На вопрос, хотите ли вы присоединения к

России Луганска и Донецка, большая часть россиян отвечает

отрицательно. Кроме того, Россия не обладает военной мощью,

достаточной для эффективного нападения на страны Балтии. Да,

российская армия большая, но ей было бы крайне тяжело воевать на

несколько фронтов. И, наконец, в российских властных структурах

нет неадекватных людей, мечтающих о самоубийстве.

— Как вы оцениваете просьбу А. Гапоненко к руководителю

комитета по международным делам Государственной думы А. Пушкову

об оказании юридической помощи «соотечественникам» в Латвии?

— Кто он такой?

— Сопредседатель «Конгресса неграждан».

— В любом обществе есть люди крайне левых или крайне

правых взглядов. Если упомянутый вами человек из этой категории,

то могу лишь ответить, что провокаторы были и всегда будут. Латвию

я хорошо знаю, поскольку 17 лет провожу здесь «Балтийский

форум», очень хорошо знаком со здешними людьми, но названный

вами господин не попадал в мое поле зрения. Однако дело не в

личностях. Утверждения, будто русские в Латвии угнетаются,

необоснованны. Да, мы возражаем против того, что в Латвии

270 тысяч неграждан. Правительству Латвии следует отбросить свои

42

«фобии» и признать русских лояльными гражданами.

Давайте посмотрим на российскую правительственную

программу переселения. Запросы на переселение в Россию русских

из Таджикистана превышают возможности их удовлетворения, в то

время как из Латвии за последние пять лет в рамках этой программы

на постоянное жительство в Россию переселились всего лишь

1000 человек. Это свидетельствует о том, что у русских нет желания

бежать от «ига латышей» и нет оснований для просьб о помощи. По

дипломатическим каналам Россия уже помогает соотечественникам

— посольство выплачивает пенсии ветеранам войны.

— Мэр Риги Н. Ушаков встречался с Ходорковским и снимался

на фоне американских танков, он также часто бывает в Москве, где

встречался с представителями «партии власти». Как вы оцениваете это?

— Нил Ушаков поступает правильно, поддерживая связи со всеми

русскими, в том числе и с оппозиционерами, в частности, с Ходорковским.

Его поездки в Москву укрепляют связи с российскими русскими.

Отношения между Москвой и Ригой прекрасные. В прошлом году

оборот нашей торговли с ЕС снизился на 9%, но с Латвией — вырос на

20%. Нас объединяют торговля и туризм. Русские покупают в Латвии

недвижимость. Один из лучших русских театров находится в Риге. Многие

специально приезжают из Москвы, чтобы посмотреть его постановки.

— В Латвию перебрались некоторые российские СМИ,

обслуживающие российский рынок, в частности, «Медуза» и «Спектр».

Сюда переселились и некоторые семьи российской интеллигенции.

— Это происходит потому, что в Латвии — свободная

атмосфера, здесь СМИ могут свободно зарегистрироваться.

Москва нуждается в оздоровлении климата — нам нужны

«чистые» выборы, нам надо прекратить искать «пятую колонну», с

пониманием относиться к разным мнениям, не «наезжать» на

меньшинства. Нам следует вести себя по-европейски. Это нелегко,

но к этому надо стремиться.

Перевод Т. Аршавской