вестник южно уральского-государственного_университета._серия_лингвистика_№1_2013

Учредитель – Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Южно-Уральский

государственный университет» (национальный исследовательский университет) Редакционная коллегия серии:

д-р филол. наук, проф. О.А. Турбина

(отв. редактор),

д-р филол. наук, проф. Т.Н. Хомутова,

д-р филол. наук, проф. Е.В. Харченко,

канд. филол. наук, доц. Л.Б. Кацюба,

канд. филол. наук, доц. О.А. Солопова,

Е.С. Жеребятьева (отв. секретарь)

Серия основана в 2004 году. Свидетельство о регистрации ПИ № ФС77-

26455 выдано 13 декабря 2006 г. Федеральной службой по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия.

Решением Президиума Высшей аттестационной

комиссии Министерства образования и науки Российской Федерации от 19 февраля 2010 г. № 6/6 журнал включен в «Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученых степеней доктора и кандидата наук».

Сведения о журнале ежегодно публикуются

в международной справочной системе по периодическим и продолжающимся изданиям «Ulrich’s Periodicals Directory».

Подписной индекс 29016 в объединенном

каталоге «Пресса России». Периодичность выхода – 2 номера в год.

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

Издательский центр ЮУрГУ, 2013

СОДЕРЖАНИЕ

ДИСКУРСОЛОГИЯ, ЛИНГВИСТИКА ТЕКСТА И ЯЗЫК СРЕДСТВ МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ

КОЛТЫШЕВА С.Я. Метафорический образ массового зрителя в российском и американском медиа-дискурсах ..................................................................................................................................

4

ЛOБОДЕНКО Л.К. Рекламный медиатекст в условиях конвергенции СМИ .................................... 10 ПОНОМАРЕВА Е.В. Коммуникативные стратегии религиозной православной прессы (опыт «Челябинских епархиальных ведомостей») ...........................................................................................

16

ПОНОМАРЕВА Е.В., АГЕЕВА Ю.П. Поэтика трехкомпонентных прозаических микроциклов (Н. Гумилев «Радости земной любви», Б. Пильняк «Английские рассказы») ...................................

22

СЕМЬЯН Т.Ф. Визуальный облик журнала «Сноб» ............................................................................. 28 СОЛДАТОВА Е.Л. Возрастно-психологические особенности восприятия как критерий эффек-тивности массовой коммуникации ..........................................................................................................

33

ТОМАШПОЛЬСКИЙ В.И., ИСТРАТОВА Ю.А. От Гомера до Превера: поэтические ассо-циации Жоржа Брассенса ...................................................................................................................

39

ЯЩЕНКО Е.Ф. Структура методов воздействия журналистов на сознание людей, используе-мых на страницах периодических изданий .......................................................................................

44

КОГНИТИВНАЯ ЛИНГВИСТИКА И ПСИХОСИСТЕМАТИКА ВАГАНОВА Е.В. Текст научной статьи как индикатор языкового сознания аспирантов .......... 50 СВИРИДОВА А.В. Лингвистический креатив как частный случай прецедентности языка ....... 53 ТУРБИНА О.А. Концепт как объект лингвистической науки ........................................................ 59 ФРАЗЕОЛОГИЯ КАЦЮБА Л.Б. Определение паремии (лингвистический аспект дефиниции) ............................. 65 ЛЕСКИНА С.В. Виды фразеологической полисемии и способы её проявления в компаратив-ной лингвистике (на примере русского и английского языков) .....................................................

68

ХАКИМОВА Е.М. О нормах в сфере фразеологии ......................................................................... 72 ПРИКЛАДНАЯ ЛИНГВИСТИКА И ЛЕКСИКОГРАФИЯ ГЕРАСИМОВА С.А. Текст методической записки – модель коммуникативного взаимодейст-вия в институционально-ориентированном общении .....................................................................

79

ХОМУТОВА Т.Н., КАШХЧЯН А.М. Энциклопедический мультимедийный словарь ассоциа-тивного типа «Barcelona in the Life and Work of Famous People»: принципы построения ..........

84

ШЕРЕМЕТЬЕВА С.О. Интерактивное реферирование, ориентированное на машинный перевод 89 ИСТОРИЯ ЯЗЫКА РАЕВСКАЯ М.В. Из истории употребления предлогов с целевым значением в деловых доку-ментах второй половины ХVIII века .........................................................................................

93

МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ И ЛИНГВОДИДАКТИКА СЕРЕБРЯКОВА А.Ю. О причинах коммуникативных неудач ....................................................... 98 ХОМУТОВА Т.Н. Иноязычное образование в вузе: состояние, проблемы, решения .................. 101 ЗЕЛЕНЫЕ СТРАНИЦЫ БЕСПАЛОВА Д.С. Динамическое развитие языковой нормы и функционирование жаргониз-мов / арготизмов (на материале русского и французского языков) ................................................

106

ГРИГОРЬЕВА Н.Ю. Комикс как креолизованный текст ................................................................ 109 ЗАЙКОВ Д.В. Семантические свойства фразеологических единиц, составляющих макрополе меры и степени статичного признака (на материале русского и английского языков) ................

112

МАРКУСЬ А.М. Синтез лирического и эпического в дневниковой прозе периода Великой Отечественной войны (В.В. Иванов «Дневники», А.Т. Твардовский «Я в свою ходил атаку. Дневники. Письма. 1941–1945») .......................................................................................................

118 МОРСОВА К.А. Универсальное и культурно-специфическое в стратегическом моделировании рекламной коммуникации в России и за рубежом (на примере российских и американских ви-деороликов косметических средств) .......................................................................................................

123 РАНГ К.А. Понятие внутреннего объекта процессуальных фразеологизмов ................................... 128 ЧИГИНЦЕВА Т.А. Элементы стиха в творчестве Д. Осокина ............................................................ 131 РЕЦЕНЗИИ ХАРЧЕНКО Е.В. Лингвистика в контексте культуры .......................................................................... 136


2013, том 10, № 1 3

CONTENTS TEXT LINGUISTICS, DISCOURSE ANALYSIS AND LANGUAGE OF MASS MEDIA KOLTYSHEVA S.Y. Metaphorical Image of Mass Audience in Russian and American Media-Discourses . 4 LOBODENKO L.K. Advertising Media Text in media Convergence ................................................. 10 PONOMAREVA E.V. Communication Strategies of Orthodox Religious Publications (Based on “Chelyabinsk Orthodox Gazette”) ...............................................................................................

16

PONOMAREVA E.V. AGEEVA Y.P. Poetics of Prozaic Three-Microcycle (N. Gumilev “Earth Joy of Love”, B. Pilnyak “English Stories”) ....................................................................................................

22

SEMYAN T.F. Visual Appearance of the “Snob” Magazine .................................................................... 28 SOLDATOVA E.L. Age and Psychological Features of Perception as Criterion of Efficiency of Mass Communication .........................................................................................................................................

33

TOMASHPOLSKY V.I., ISTRATOVA J.A. From Homer to Prevert: George Brassens’ Poetics ........... 39 YASHCHENKO E.F. Structure of the Methods of Journalists’ Influence on People’s Consciousness Used on the Pages of Periodicals ...............................................................................................................

44

CULTURAL AND COGNITIVE LINGUISTICS AND PSYCHOSYSTEMATICS VAGANOVA E.V. Research Article Text as an Indicator Reflecting Peculiarities of Language Con-sciousness of Post-Graduate Students .......................................................................................................

50

SVIRIDOVA A.V. Linguistic Creativity as a Particular Case of the Language Precedent ...................... 53 TURBINA O.A. Concept as an Object of Linguistics .............................................................................. 59 PHRASEOLOGY KATZUBA L.B. Definition of Proverbs (Linguistic Aspect) .................................................................. 65 LESKINA S.V. Kinds of Phraseological Polysemanticism and Ways of its Functioning in Comparative Linguistics (Based on the English and Russian Samples) ........................................................................

68

KHAKIMOVA E.M. Norms in Phraseology ............................................................................................ 72 APPLIED LINGUISTICS AND LEXICOGRAPHY GERASIMOVA S.A. Text of the Methodical Note – Model of Communicative Interaction in Institu-tionally-Focused Communication ..............................................................................................................

79

KHOMUTOVA T.N., KASHKCHYAN A.M. Encyclopedic Multimedia Associative Dictionary «Barcelona in the Life and Work of Famous People»: Principles of Compiling ......................................

84

SHEREMETYEVA S.O. On Interactive Summarization Oriented to Machine Translation ..................... 89 LANGUAGE HISTORY RAEVSKAYA M.V. From the History of the Using of the Prepositions with the Aiming of the Mean-ing in the Official Documents of the Second Half of the XVIII Century (on the material of the united state archive of the Chelyabinsk region) ...................................................................................................

93 INTERCULTURAL COMMUNICATION AND LINGUISTIC DIDACTICS SEREBRYKOVA A.Y. About Reasons of Communication Failures .................................................. 98 KHOMUTOVA T.N. Foreign Language Teaching at the University Level: State of the Art, Problems and Solutions ............................................................................................................................................

101

GREEN PAGES BESPALOVA D.S. Dynamic Development of Language Norm and Slang Expressions Functioning(in Russian and French) .............................................................................................................................

106

GRIGORIEVA N.U. Comics as a Type of Creolized Text ................................................................. 109 ZAYKOV D.V. Semantic Properties of Phraseological Units Constituting the Macro field of Measure and Degree of a Static Feature (on the Material of the Russian and English Languages) ...........................

112

MARKUS A.M. Synthesis of the Lyric and Epic Elements in the Diary Prose of the GreatPatriotic War (V.V. Ivanov “Diaries”, A.T. Tvardovskiy “I Went to My Attack. Diaries. Letters. 1941–1945”) .................................................................................................................................

118 MORSOVA K.A. Universal and Culturally Specific Elements in Strategic Modeling of Commercials in Russia and Abroad (Based on Russian and American Commercials of Cosmetic Products) ................

123

RANG K.A. Concept of Internal Object of Processual Phraselogical Units ............................................. 128 CHIGINTSEVA T.A. Elements of Verse in the Works of D. Osokin ...................................................... 131 REVIEWS KHARCHENKO E.V. Linguistics in the Context of Culture .................................................................. 136


4 Вестник ЮУрГУ. Серия «Лингвистика»

1Массовая культура представляет собой сложное многофункциональное социокультурное явление, специфический способ освоения дейст-вительности и адаптации к ней личности, прояв-ляющийся в условиях постиндустриального об-щества, производства и распространения куль-турных ценностей. Отличительными особенно-стями массовой культуры являются: ориентация на вкусы и потребности «среднего человека». Основными функциями массовой культуры в по-стиндустриальном обществе являются: адаптаци-онная, коммуникативная, рекреационная, идеоло-гическая, коммерческая, потребительская, ин-формационно-гносеологическая, ценностно-ориентационная.

Личность, освоившая ценности как традици-онной, так и массовой культуры и способная опре-делять приоритеты в своем развитии, понимается

1Колтышева Светлана Яковлевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры английско-го языка, Южно-Уральский государственный уни-верситет (г. Челябинск). E-mail: [email protected]

как субъект культуры. В современных условиях развития массовой культуры происходит транс-формация представлений о личности как субъекте культуры. 2Система средств массовой коммуника-ции создает основу для объективации личности, ее унификации и, как следствие, появления «массо-вого человека». Главной особенностью «массового человека» является то, что он представляет дейст-вительность через отражение ее в СМИ. В резуль-тате массовая культура фрагментирует личность, лишая ее целостности, и сужает ее ограниченным набором стереотипных проявлений. Характерны-ми чертами массифицированной личности являют-ся: социальная дезориентированность относитель-но ценностных ориентаций; пониженная способ-ность к рассуждению; поверхностное («плоское») восприятие человеком культурных ценностей; мо-дификация сознания [2].

Svetlana Ya. Koltysheva, Candidate of Philolo-gy, Assistant Professor of the Chair of the English language, South Ural State University (Chelyabinsk). E-mail:legend74@ mail.ru

ДИСКУРСОЛОГИЯ, ЛИНГВИСТИКА ТЕКСТА И ЯЗЫК СРЕДСТВ МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ УДК 811.161.1’37 ББК Ш141.2-7

МЕТАФОРИЧЕСКИЙ ОБРАЗ МАССОВОГО ЗРИТЕЛЯ В РОССИЙСКОМ И АМЕРИКАНСКОМ МЕДИА-ДИСКУРСАХ С.Я. Колтышева

THE METAPHORICAL IMAGE OF MASS AUDIENCE IN RUSSIAN AND AMERICAN MEDIA-DISCOURSES S.Y. Koltysheva

Проводится исследование метафорического образа массового зрителя, который актуализируется через метафорические модели, функционирующие в шоу-дискурсах России и США. Автор анализирует универсальные черты и специфику менталитета представителей сопоставляемых стран через особенности развертыва-ния метафорических моделей в шоу-дискурсе.

Ключевые слова: метафора, метафорические модели, шоу-дискурс, доминант-ность моделей, менталитет, асимметричность, стилистический инструмента-рий, метафорический образ, конгруэнтность моделей.

The article deals with the study of the metaphorical image of mass audience which is

actualized through metaphorical models functioning in the entertainment discourses of Russia and the USA. The author analyses the universal and specific features of mentality of the compared countries’ representatives through the unfolding peculiarities of meta-phorical models in the entertainment discourse.

Keywords: metaphor, metaphorical models, entertainment discourse, dominance of models, mentality, asymmetry, stylistic tools, metaphorical image, congruence of models.


Колтышева С.Я. Метафорический образ массового зрителя в российском и американском медиа-дискурсах

52013, том 10, № 1

«Массовый человек», появившийся как про-дукт информационного общества, в результате модификации его сознания становится условием сохранения и воспроизведения этого общества, ибо поддерживает и воспроизводит систему цен-ностей и систему власти. У «массового человека» легко высвобождаются инстинкты, ослаблены мо-ральные запреты, он руководствуется простейши-ми, сиюминутными стимулами и мотивами, про-питан мифами, которые преподносит ему массовая культура. Массовый зритель живет в «псевдоре-альности», навязанной массовой культурой. «Мас-совый человек» не является автором массовой культуры: ее создает не он, но для него – другие, те, кто ставит целью управлять массами и писать для них «содержание» и образ их жизни. Сам мас-совый человек оказывается лишь пленником мас-совой культуры.

Массовый зритель – это одновременно важ-ный субъект (участник диалога с артистами) и объект (на который направлена творческая дея-тельность артистов) шоу-бизнеса. Метафоризация в своей основе представляет когнитивный процесс. «Мысль образна…с когнитивной точки зрения, метафора обычно относится к сложным мысли-тельным пространствам – областям чувственного или социального опыта» [3]. Теория метафориче-ского моделирования, разработанная российскими лингвистами позволяет сделать анализ комплекс-ного метафорического образа массового зрителя [4]. В формировании данного образа участвует практически одинаковый репертуар метафориче-ских моделей («Шоу-бизнес – это человек», «Шоу-бизнес – это артефакты», «Шоу-бизнес – это живая природа», «Шоу-бизнес – это неживая природа», «Шоу-бизнес – эта пища», «Шоу-бизнес – эта ре-лигия», «Шоу-бизнес – это война» и «Шоу-бизнес – это вещество») в медиа-дискурсах России и США. Однако наблюдается незначительная асимметричность в конструировании данного об-раза в дискурсах сопоставляемых стран, которая проявляется в отсутствии следующих моделей в российском дискурсе в качестве конструктов об-раза массового зрителя: «Шоу-бизнес – это монар-хия», «Шоу-бизнес – это механизм», «Шоу-бизнес – это здание», «Шоу-бизнес – это мир ска-зок и мифов», «Шоу-бизнес – это азартные игры», «Шоу-бизнес – это пространство» и «Шоу-бизнес – это природные и техногенные катастро-фы». В создании метафорического образа массово-го зрителя в американском медиа-дискурсе не принимают участия следующие модели: «Шоу-бизнес – это монархия», «Шоу-бизнес – это спорт», «Шоу-бизнес – это дорога», «Шоу-бизнес – это мир сказок и мифов», «Шоу-бизнес – это азартные игры», «Шоу-бизнес – это пространство» и «Шоу-бизнес – это природные и техногенные катастрофы» и «Шоу-бизнес – это здание».

Метафорический образ массового зрителя не является высокочастотным (218МЕ/4,8% в россий-

ском и 193МЕ/4,5% в американском медиа-дискурсах) и продуктивным в комплексном образе современного шоу-бизнеса, но концептуализация образа индустрии развлечений не происходит без участия образа массового зрителя. Доминантность и дискурсивный вектор развития рассматриваемо-го образа обладают флуктуацией, зависящей от событий, происходящих в шоу-бизнесе, меняю-щихся ценностных ориентаций общества.

Перейдем к детальному рассмотрению много-ликого метафорического образа массового зрителя в медиа-дискурсах России и США.

Метафорическая модель «Шоу-бизнес – это человек» Настоящая модель занимает лидирующее ме-

сто в рейтинге моделей, формирующих образ рос-сийского массового зрителя (42МЕ/19,3%) и пятое место в комплексе моделей, создающих образ аме-риканского массового зрителя (20МЕ/10,4%). По-добное лидерство антропоморфной метафоры обу-словлено антропоморфностью человеческого мышления – трансформации реальности по своему образу и подобию. Массовый зритель предстает в роли части человеческого тела, физиологического органа, члена семьи, сексуального партнера.

– А публика, значит, твоя невеста... И как она? (www.mk.ru, 21.10.2011). Для Б. Моисеева публика метафорически ассоциируется с возлюб-ленной, с невестой. Взаимоотношения артиста и зрителей можно назвать любовными.

Потом задался вопросом: «Хотим ли мы, чтобы нами управляли жулики?» Услышав вой многотысячной глотки: «Не-ет!», рок-стар (Константин Кинчев) резюмировал: «Сегодня на эти вопросы может ответить только улица» (www.mk.ru, 19.12.2011). На митинге и концерте «Марша не согласных» (против нечестных выбо-ров в Государственную Думу) многотысячная тол-па зрителей концептуально мыслится одним чело-веком, обладающим физиологическим органом (глоткой). Автор использует синекдоху (глотка вместо глотки), концептуальную оппозицию «мно-готысячная глотка» (тысячи голосов заключены в одной глотке) и дефимизм «глотка» вместо горло. Все эти стилистические приемы делают высказы-вание эмоционально насыщенным и создают яркие ассоциации в сознании читателей.

Well, viewers may be suffering from Superhe-roes overdose (www.newyorkpost.com, 24.12.2011).

Массовый зритель, возможно, страдает от передозировки супергероями. Публика концепту-ально превращается в наркомана, который страда-ет от передозировки. Супергерои ассоциируются с наркотиком. Здесь вновь автор обращается к ис-пользованию метонимии («зритель» вместо «зри-тели»). Коннотативный фон высказывания отри-цательный в сочетании с иронией.

… every tune adhered to cutthroat precision (www.chicagotribune.com, 12.11.2011).


Дискурсология, лингвистика текста…


… каждая мелодия (альбома группы “Mas-todon”) хватала за горло. В анализируемом при-мере метафора разворачивается на основе извест-ного фразеологизма “to cutthroat” – хватать за гор-ло (давить на чувства, на эмоции). Наблюдается импликация автора на то, что горло принадлежит публике. В то же время мелодии альбома облада-ют витальными признаками: они могут подобно живому существу хватать (олицетворение). Дан-ные авторские приемы делают высказывание эмо-ционально динамичным, ярким для адресата.

Метафорические высказывания, наполняю-щие данную модель и посвященные массовому зрителю, часто строятся на основе фразеологиз-мов, метонимии. Коннотативная палитра высказы-ваний разнополярная в сочетании с иронией.

Метафорическая модель «Шоу-бизнес – это артефакты» Массовый зритель может метафорически пре-

вращаться в предметы, окружающие человека. Концептуально представляя разные артефакты, он может обладать утилитарными и неутилитарными признаками, иметь эстетическую ценность и даже быть вредным, опасным предметом для окружаю-щих. Метафорическая модель «Шоу-бизнес – это артефакты» принимает активное участие в конст-руировании образа массового зрителя (35МЕ/16,1% в российском медиа-дискурсе и 17МЕ/8,8% в американском медиа-дискурсе).

То есть изначально считается, что зри-тель – обычный пластилин, из которого можно вылепить все, что душе угодно. На дурака не ну-жен нож, ему покажешь «Детектор лжи» и де-лай с ним что хошь (mk.ru, 03.01.2011). Зритель благодаря своей неразборчивости, податливости, лояльности и отсутствию вкуса ассоциируется с гибким, эластичным материалом – пластилином (деперсонификация). Автор использует преце-дентную ситуацию (песню о дураках из кино-фильма «Приключения Буратино» 1975 г., режис-сер Л. Нечаев), намекая на глупость и неразборчи-вость зрителя.

Наверное, многим это все-таки показалось важным. Этот зал в Сочи – как лакмусовая бу-мажка, по ней часто определяют подлинную зна-чимость того или иного артиста (www.mk.ru, 17.09.2009). Концертный зал «Фестивальный» в Сочи (наполняемость этого зала) фигурально вос-принимается лакмусовой бумажкой, отражающей степень популярности артиста. Он считается лет-ней концертной площадкой для российских арти-стов. Не каждый артист может собрать полный зал в Сочи. Например, Ф. Киркоров за двадцатилет-нюю гастрольную деятельность сделал 100 кон-цертов в зале «Фестивальный».

She (Madonna) is skillful to push the audience buttons… (Vanity Fair, 26.11.2008).

Она (Мадонна) искусна в том, чтобы нажи-мать на определенные кнопки публики… Публи-

ка концептуально репрезентирована в качестве прибора с кнопками (компьютера или телефона), которым можно легко управлять (деперсонифика-ция). Певица Мадонна изображена умелым поль-зователем прибора, который нажимает на опреде-ленные кнопки прибора.

Через артефактные номинации авторы СМИ и читатель воспринимают метафорический образ массового зрителя. Артефактные концепты созда-ют яркие и знакомые ассоциации. Большинство высказываний содержат деперсонификацию. Ав-торы также используют прецедентные феномены, метонимию. Коннотативный фон высказываний разнополярный, часто присутствует ирония.

Метафорическая модель «Шоу-бизнес – это живая природа» Зооморфная и флористическая метафора ак-

тивно эксплуатируется представителями СМИ в создании образа массового зрителя в дискурсах сопоставляемых стран (31МЕ/14,2% в российском медиа-дискурсе и 29МЕ/15% в американском ме-диа-дискурсе). Через анималистическую и расти-тельную метафору журналисты подвергают крити-ке массового зрителя (поскольку особенно зоо-морфная метафора имеет в основном пейоратив-ный характер), наделяют его образ ироничностью.

…на Тверской, где сейчас поселилась Кристи-на с детьми, люди гроздьями свисали даже с чер-дачного карниза и иногда падали вниз спелыми сливами в надежде хоть краем глаза заглянуть в окошко суперзвезды (А. Гаспарян, № 080, 14.04.2006). Метафорически публика предстает в виде спелых плодов обильного урожая. В рамках данного высказывания реализуются субмодели «Популярность – это обильный урожай» и «Зрите-ли – это плоды урожая». Огромное количество поклонников метафорически ассоциируется с гроздьями винограда. Количество является интег-рирующим признаком для поклонников и плодов урожая. Высказывание окрашено положительной коннотацией в сочетании с иронией.

В охраняемый коридор невесть из каких ще-лей тараканами поползли поклонницы и хищно набросились на новоявленных кумиров (группа “Smash”)… (www.mk.ru, 04.07.2003). Автор мета-форически отождествляет поклонниц группы “Smash” с тараканами, проводя концептуальные ассоциации на основе следующих интегральных признаков: многочисленность (тараканов в приро-де, поклонниц у группы “Smash”) и движение (та-раканов и поклонниц). Используя лексему «тара-каны», адресант наделяет высказывание отрица-тельной коннотацией в сочетании с иронией.

Halle Berry: Made men purr (Vanity Fair, 18.11.2011). Халли Берри: заставила мужчин мурлыкать. Мужская часть зрителей фигурально превращается в мурлычущих котов при виде ак-трисы Халли Берри – исполнительницы главной роли в фильме «Женщина-кошка». Высказывание



72013, том 10, № 1

обладает положительной коннотацией в сочетании с иронией.

В своих высказываниях журналисты часто зрителей, фанатов отождествляют с роем насеко-мых, стаей птиц, плодов урожая за счет их огром-ного количества. Зооморфный образ массового зрителя не всегда представлен прямыми номина-циями (особенно в американском медиа-дискурсе), авторы для характеристики используют предикаты «ползли», «кишели», «собирались в стаю», «мур-лыкать» и атрибут «разношерстная», заставляя читателя самостоятельно домыслить, закончить создание образа массового зрителя, генерируя у адресата яркие эмоции и ассоциации.

Метафорическая модель «Шоу-бизнес – это неживая природа» Массовый зритель может метафорически вос-

приниматься как часть неживой природы – эле-мент стихии (земля, воздух, огонь и вода). Анали-зируемая модель занимает лидирующее место в американском шоу-дискурсе (34МЕ/17,6%) и 4 место в российском шоу-дискурсе (27МЕ/12,4%) в рейтинге метафорических моделей-конструктов образа публики.

В конце прошлого года, когда «ЗД» предложи-ла столичным властям использовать визгливые способности Витаса в качестве биологического оружия против крыс, наводнивших город, на нас обрушился шквал читательского негодования (МК № 051, 11.03.2005). Реакция фанатов Витаса на критику их любимого певца ментально ассо-циируется с мощным ветром – шквалом читатель-ского негодования. Коннотативный фон высказы-вания отрицательный.

We sat near a wall of windows in the back of the hotel restaurant. As we talked, people circled around her as debris orbits a planet. This is called gravity (Vanity Fair, 25.03.2008). Мы сидели у стены с ок-нами в задней части ресторана. Пока мы разгова-ривали, люди кружили вокруг нее (Анджелины Джоли) как осколки по орбите планеты. Это называется гравитацией. Звезда Голливуда Анджелина Джоли метафорически изображается автором массивной планетой с большой гравита-цией, зрители и поклонники актрисы мыслятся осколками, кружащими по орбите планеты (депер-сонификация).

Через метафоры «шквал», «буря», «вулкан», «наводнение» и «лед» авторы СМИ отражают раз-нополярное отношение зрителей к представителям шоу-бизнеса, их равнодушие, симпатии и антипа-тии к артистам. Во многих высказываниях наблю-дается деперсонификация (артист – элемент нежи-вой природы).

Метафорическая модель «Шоу-бизнес – это пища» Пища – это жизненно важная потребность

любого живого организма. Поэтому гастрономиче-

ская метафора является прототипичной. Пища – это артефакт, который может быть полезным или вредным для человека, желанным или вызываю-щим отвращение. Артисты часто метафорически репрезентированы журналистами в виде различ-ных блюд. Массовый зритель предстает челове-ком, поглощающим эти блюда с аппетитом или с отвращением, переедая или оставаясь голодным. Рассматриваемая модель принимает активное уча-стие в построении образа массового зрителя (22МЕ/10,1% в российском и 28МЕ/14,5% в аме-риканском медиа-дискурсах).

Нежные романсы, стихи Юрия Визбора, старые московские песни, новые сочинения и фирменная сукачевская подача образуют весьма вкусную смесь, несмотря на то, что этим блю-дом группа не раз кормила своих поклонников (МК№078, 11.04.2003). Творческий синтез нежных романсов, стихов Ю. Визбора, московские песни, новые хиты на выступлении Гарика Сукачева и его группы метафорически превращаются во вкусную смесь. Зрители репрезентированы в качестве по-требителей этого блюда. Коннотативная окраска высказывания положительная в сочетании с иро-нией.

The highly anticipated Misfits segment, which reunited Danzig with guitarist Doyle, lasted only 20 minutes – long enough to whet appetites and reaf-firm the original group's reputation (www.telegraph.com, 02.10.2011).

Страстно ожидаемая часть концерта со старыми хитами группы “Misfits”, которая вос-соединила Данциг и гитариста Дойля, длилась только 20 минут – достаточно долго, чтобы разжечь аппетиты и вновь подтвердить не-обычную репутацию группы. Яркое выступление группы “Misfits” мыслится как вкусное и долго-жданное блюдо, которое разожгло аппетиты зри-телей. Потребность и любовь фанатов к творчест-ву данной группы воспринимается как голод. Ме-тафора строится на основе известного фразеоло-гизма “to whet appetites” – разжигать аппетит (вы-зывать желание, интерес).

Авторы СМИ часто используют гастрономи-ческую метафору при характеристике шоу-бизнеса, в целом, и массового зрителя, в частно-сти. Она приближает шоу-бизнес к основным культурным потребностям общества и превращает зрителя в ненасытного человека. Адресация авто-ров к фразеологизмам и приему деперсонифика-ции делает высказывания эмоционально насыщен-ными и аттрактивными для читателя.

Метафорическая модель «Шоу-бизнес – это религия» Теологическая метафора является неотъемле-

мым структурным блоком в построении метафо-рического образа массового зрителя (19МЕ/8,7% в российском и 23МЕ/11,9% в американском медиа-дискурсах). Зрительская аудитория, фанаты часто




предстают в роли паствы, паломников и религиоз-ных адептов. Звезды шоу-бизнеса репрезентирова-ны в качестве богов, проповедников и объектов паломничества.

В последний день лета Артур Беркут в по-следний раз вышел на сцену как вокалист “Арии”. Его прощание с «арийской» паствой прошло в клубе «Планетарий», что в Рязани, и это позволя-ет рязанским металлистам смело вписывать род-ной город в нашу рок-летопись (www.mk.ru, 02.09.2011). Фанаты группы «Ария» концептуаль-но мыслятся «арийской» паствой, лидер группы Артур Беркут предстает религиозным пастырем, проповедником. Творчество рок-группы «Ария» превращается в религию для ее фанатов. Автор использует стилистические неологизмы «арийская паства» и «рок-летопись», наделяя высказывание ироничностью и образностью.

… and people pilgrimage to their icon (Madon-na) began… (www.newyorkpost.com, 15.09.2008). … и началось народное паломничество к своей иконе (Мадонне)… Массовый поток зрителей на концерт Мадонны в Лиссабоне метафорически превращается в народное паломничество, певица Мадонна становится предметом религиозного по-клонения – святыней, иконой (деперсонификация). В представленном примере наблюдается гипербо-лизация (отождествление Мадонны с религиозной святыней).

Для привлечения внимания читателей, наде-ления высказываний ироничностью и образностью при характеристике массового зрителя, авторы СМИ эксплуатируют следующие стилистические приемы: авторские неологизмы, деперсонифика-цию, гиперболизацию (артисты превращаются в богов, их творчество – в религию). Коннотативная палитра большинства высказываний положитель-ная.

Метафорическая модель «Шоу-бизнес – это война» Война – это древняя деятельность человечест-

ва, позволяющая решать политические, экономи-ческие и территориальные вопросы. Настоящая модель является активным участником формиро-вания комплексного метафорического образа мас-сового зрителя (15МЕ/6,9% в российском и 16МЕ/8,3% в американском медиа-дискурсах). Концептуально поклонники, массовый зритель ассоциируется с армией, бойцами фронта и воен-нопленными и мишенью для нанесения удара. Звезды шоу-бизнеса становятся военными лидера-ми, полководцами, ведущими за собой армию (по-клонников), захватчиками.

… у Филиппа безумная армия поклонников, он сделал достойное, сильное шоу «ДруGoy» (www.mk.ru, 16.03.2012).

Гигантская популярность приносит Сандре целую армию фанатов – от Южной Америки до Египта, в том числе и в России (www.mk.ru,

04.09.2011). В представленных выше высказыва-ниях, фанаты благодаря преданности своим куми-рам (Ф. Киркорову и Сандре), готовности идти за ними до конца метафорически репрезентированы армией (фанатов, поклонников). Артисты (Ф. Кир-коров и Сандра) мыслятся военачальниками, пол-ководцами, ведущими за собой армии.

Justin Bieber: “At night I think about many things… Such as the legions of screaming girls” (www.newyorkpost.com, 26.01.2011). Джастин Бибер: «Ночью я думаю о многих вещах… Таких как легионы кричащих девчонок». Поклонницы певца Джастина Бибера предстают в виде легиона бойцов (гиперболизация). Унифицирующими признаками для военных легионов и фанаток Би-бера, делающими возможной метафорическую проекцию из сферы-донора «Война» в субсферу-мишень «Массовый зритель» являются следую-щие черты: многочисленность, мощь, отчаян-ность и напор.

Военная метафорика часто задействует гипер-болизацию (фанаты – это армия, военнопленные, легионы бойцов). Авторы активно используют окказионализмы и деперсонификацию (фанаты – это мишень). Коннотативный фон высказываний преимущественно негативный в сочетании с иро-нией.

Метафорическая модель «Шоу-бизнес – это спорт» Рассматриваемая модель входит в комплекс

моделей, конструирующих метафорический образ массовой зрительской аудитории (14МЕ/6,4% в российском медиа-дискурсе). Однако на уровне данной модели наблюдается асимметричность, которая проявляется в отсутствии аналога иссле-дуемой модели в американском медиа-дискурсе при характеристике массового зрителя. Публика метафорически предстает в роли болельщиков, спортивных призов и спортивных соперников.

Тем временем в гонке за голоса музболель-щиков развернулся полный драматизма поеди-нок бескомпромиссных музыкантов и артистов, каждый из которых, безусловно, достоин наград (www.mk.ru, 09.03.2010). Премия “ZD Awards – 2009” концептуализируется в виде спортивной гонки, приз которой – голоса музболельщиков. Массовый зритель метафорически репрезентиро-ван спортивным призом, трофеем (деперсонифи-кация) и музболельщиками. Артисты изображают-ся спортсменами (гонщиками). Наблюдается при-сутствие авторского неологизма «музболельщики».

Метафорическая модель «Шоу-бизнес – это дорога» Данная модель не является высокочастотной

(9МЕ/4,1% в российском медиа-дискурсе), про-дуктивной и доминантной, однако создание ком-плексного метафорического образа массового зри-теля не обходится без ее участия. На уровне рас-



92013, том 10, № 1

сматриваемой модели наблюдается асимметрич-ность, которая проявляется в отсутствии аналога настоящей модели в американском дискурсе при характеристике массового зрителя. Концептуально публика репрезентирована пешеходом, дорогой и препятствием. Представители шоу-бизнеса ассо-циируются с водителем, транспортным средством, препятствием или станцией.

И пришедшие слушают и вслушиваются, смотрят и всматриваются и послушно идут ту-да, куда он (В. Леонтьев и его концерт) их пове-дет (www.mk.ru, 23.10.2011). Аудитория зрителей отождествляется с пешеходами, людьми, идущими по определенному маршруту. В. Леонтьев выпол-няет роль гида, проводника. Концерт Леонтьева превращается в маршрут движения зрителей.

Петр Налич «обкатал» песню для «Еврови-дения» на сибиряках (www.rian.ru, 26.03.2010). Дебют песни метафорически превращается в «тест-драйв» для автомобиля. Песня Петра Налича для «Евровидения» ассоциируется с новым авто-мобилем, который должен пройти обкатку. Сам певец мыслится водителем за рулем автомобиля. Зрители, жители Сибири, отождествляются с до-рожным полотном, по которому прошла «обкатка» автомобиля (деперсонификация). Метафора «обка-тал песню» наделяет высказывание ироничностью, создает яркие ассоциации в сознании читателя.

Коннотативная палитра высказываний, пред-ставляющих данную модель разнополярная в соче-тании с иронией. В ряде высказываний авторы используют деперсонификацию (зрители – это дорога, препятствие).

Как показывают результаты исследования, рейтинг сфер-источников метафорической экс-пансии в субсферу-мишень «массовый зритель» варьируется в дискурсах сопоставляемых стран, что свидетельствует о наличии национально-специфических черт менталитета русских и аме-риканцев, о жизненных ценностях и ориентирах (аксиологическая система бытия) и стереотипах мышления.

С другой стороны, практически однородный репертуар метафорических моделей, конструи-рующих образ массового зрителя в дискурсах Рос-сии и США, говорит о влиянии процессов инте-грации и глобализации мирового сообщества на

отношение представителей СМИ к шоу-бизнесу, в целом, и массовому зрителю, в частности. Для ат-трактивности высказываний, генерации ярких ас-социаций в сознании адресата авторы СМИ ис-пользуют следующие приемы: гиперболизацию, деперсонификацию, стилистические неологизмы, дефимизмы, фразеологизмы и метонимию (синек-доху). Коннотация высказываний всегда разнопо-лярная в сочетании с иронией (см. таблицу).

Квантитативная характеристика комплекса

сфер-источников метафорической экспансии в субсферу-мишень «массовый зритель»

в российском и американском медиа-дискурсах

Сферы-источники метафорической

экспансии в субсферу-мишень «массовый зритель»

Российский медиа-дискурс

Американский медиа-дискурс

кол-во % кол-во %

Человек 42 19,3 20 10,4 Артефакты 35 16,1 17 8,8 Живая природа 31 14,2 29 15 Неживая природа 27 12,4 34 17,6 Пища 22 10,1 28 14,5 Религия 19 8,7 23 11,9 Война 15 6,9 16 8,3 Спорт 14 6,4 – – Дорога 9 4,1 – – Вещество 4 1,8 12 6,2 Механизм – – 14 7,3 Итого 218 100 193 100

Литература

1. Акопян, К.З. Массовая культура: учеб. посо-бие / К.З. Акопян, А.В. Захаров, С.Я. Кагарлицкая. – М.: Альфа-М; ИНФРА-М, 2004. – C. 72–73.

2. Климова, Л.Е. Массовая культура и лич-ность: культурологический аспект: дис. … канд. философ. наук / Л.Е. Климова. – Ставрополь, 2005. – С. 3.

3. Лагута, О.Н. Метафорология: теоретиче-ские аспекты / О.Н. Лагута. – Новосибирск: Но-восибирский гос. ун-т, 2003. – Ч. 2. – С. 107–108.

4. Чудинов, А.П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации / А.П. Чудинов. – Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т. − 2003. – 248 с.

Поступила в редакцию 1 октября 2012 г.



1Процессы интеграции средств массовой ин-формации на базе цифрового формата и сближе-ние различных технологий медиапроизводста кон-тента получили название «конвергенция СМИ». Конвергенция (от лат. сonvergere – приближаться, сходиться) – это термин используемый для обо-значения процессов схождения, слияния. По мне-нию В.С. Хелемендика конвергенция СМИ пред-ставляется как «многоаспектный процесс функ-ционирования медийной системы, и отсюда посту-лируются конкретные виды конвергенции: финан-сово-экономическая (бизнес-стратегия); межвидо-вое партнерство; подготовка в рамках одной ре-дакции медиапродукции для различных по комму-никативной природе СМИ; конвергенция жанров и форм передачи информации как объединение ме-диаплатформ (печатных, радио и телевидения на базе Интернет-порталов)» [1].

Конвергенция средств массовой информации создает условия для формирования единой техно-логической и экономической базы медиапростран-ства, а также тесного взаимодействия, взаимопро-никновения и взаимовлияния между ранее функ-ционально независимыми медиапродуктами и рынками. Данный фактор влияет на изменение качеств медиапродукта, его содержания и техно-логий создания.

При этом конвергенция медиа, их глубокая ин-теграция в рыночную экономику и тесное взаимо-действие с рекламным рынком не только преобра-

1Лободенко Лидия Камиловна, кандидат пе-

дагогических наук, доцент, и.о. зав. кафедрой мас-совой коммуникации, Южно-Уральский государ-ственный университет (г. Челябинск). Е-mail: [email protected]

зили российское медиапространство, но и изменили структуру средств массовой информации. Данные изменения привели к тому, что содержание средств массовой информации стало строиться на основе журналистских, PR и рекламных текстов, «так по-следние превратились в важнейший инструмент экономики потребления, и 2потому рядовой потре-битель, живущий в условиях рынка в развитых странах мира, использует средства массовой ин-формации не только для получения информации о политике, экономике, культуре, но и для пополне-ния знаний о потребительском рынке, новых това-рах и услугах» [2]. Как видно из данных табл. 1, на протяжении 2001–2011 годов рекламный рынок показывал высокую положительную динамику рос-та рекламных бюджетов, как по сегменту ATL-услуг (от англ. above-the-line – «над чертой») – пря-мая реклама в средствах массовой информации (те-левидение, радио, пресса, Интернет), так и BTL-услуг (от англ. «below-the-line» – «под чертой»), включающих инструменты PR, стимулирования сбыта, личных продаж и т. д. С 2003 года процент-ное распределение между сегментами ATL- и BTL-рекламы колеблется примерно в одних и тех же пределах (80 % и 20 % соответственно). Данный факт говорит о том, что рекламодатели стремятся к разработке сбалансированной программы продви-жения товаров (услуг) и активному использую ин-струментов интегрированных маркетинговых ком-муникаций, отводя рекламе в СМИ ведущую роль.

Lidya K. Lobodenko, Candidate of Science (Pe-

dagogy), Associate professor, Acting Head of De-partment of Mass Communication, South Ural State University (Chelyabinsk). Е-mail: [email protected]

УДК 659.1+070 ББК Ч612.18

РЕКЛАМНЫЙ МЕДИАТЕКСТ В УСЛОВИЯХ КОНВЕРГЕНЦИИ СМИ Л.К. Лободенко

THE ADVERTISING MEDIA TEXT IN MEDIA CONVERGENCE L.K. Lobodenko

Исследуется медиатекст как многоуровневое явление в условиях конвергенции СМИ. Рекламный текст выделяется как разновидность медиатекста. Рассматрива-ется специфика, структура и особенности разработки содержания рекламного ме-диатекста.

Ключевые слова: средства массовой информации, конвергенция, медиатекст, рекламный медиатекст, реклама.

In present article the media text is considered as a multi-level phenomenon in media

convergence. The advertising media text is singled out as a type of the media text. The author analyses, features, structure and peculiarities of the advertising media text content.

Keywords: mass media, convergence, media text, advertising media text, advertising.


Лободенко Л.К. Рекламный медиатекст в условиях конвергенции СМИ

112013, том 10, № 1

Рекламный текст не только составляет значи-тельные объемы, но и становится неотъемлемой частью общего контента СМИ. В свою очередь, изменения в информационно-коммуникационных процессах начала ХХI века оказывают мощное воздействие на современные массмедиа и актуали-зируют проблемы, связанные с изучением и пони-манием текста средств массовой информации. Специфику текстов, функционирующих в системе массовой коммуникации, большинство исследова-телей объясняют через модели коммуникации, в кругу которых классической считается модель американского политолога Г. Лассуэлла (1948 г.):

кто – что сообщает – по какому каналу – кому – с каким эффектом

Схема Г. Лассуэлла отражает структуру ком-муникационного процесса и показывает взаимо-связь его отдельных элементов. В соответствии с данной моделью система массовой коммуникации представляется как процесс информационной свя-зи, учитывающий взаимодействие различных эле-ментов: автор (коммуникант), адресат (реципиент),

канал, код, текст, контекст, шумы, обратная связь, эффективность коммуникации [3]. При этом имен-но текст выступает как информационный симво-лический продукт, в форме которого распростра-няется массовая информация. Текст не просто ре-презентирует социальную реальность и происхо-дящие события в содержании СМИ, но и пред-ставляет уже сложившиеся в общественном созна-нии ценности, существующие мнения. В настоя-щее время рассмотрение особенностей текста мас-совых коммуникаций необходимо осуществлять именно с учетом специфики вышеперечисленных элементов (см. рисунок) и их влияния на его раз-витие. В качестве ключевых факторов, опреде-ляющих особенности функционирования данного текста можно выделить следующие: 1) участники коммуникативного процесса (коммуникант – ре-ципиент); 2) специфика канала передачи информа-ции; 3) цели коммуникации; 4) жанр текста.

Современное состояние процесса развития системы массовой коммуникации придает понятию «текст» новые смысловые оттенки. При этом «ме-

Таблица 1 Доли ATL и BTL услуг в России в 2001–2011 годах (млрд руб.)*

Год 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 ATL,

млрд руб. 44,0 70,2 89,8 112,6 142,2 176,4 235,5 277,1 204,2 218,6 263,4

ATL, % 86 83 80 79 79 80 79,5 79,6 79,9 79,9 79,5 BTL,

млрд руб. 7,2 14,6 22,0 30,5 38,0 44,7 60,2 71,2 51,1 55,1 68

BTL, % 14 17 20 21 21 20 20,35 20,4 20,1 20,1 20,5 Итого 51,2 84,8 111,8 143,1 180,2 221,1 295,7 348,3 255,3 273,7 331,4

* Источник: Российский рекламный ежегодник 2006 г.; данные сайта АКАР.

Место медиатекста в системе медиапространства




диатекст» является обобщающим понятием для системы текстов массовой коммуникации. Разгра-ничивая термины «текст», «медиатекст» и «медиа-дискурс» Т.Г. Добросклонская, полагает, что текст – «это сообщение», медиатекст – «это сооб-щение плюс канал», а медиадискурс – «это сообще-ние со всеми прочими компонентами коммуника-ции» [4].

Рассматривая медиатекст в контексте процес-сов массовой коммуникации, Я.Н. Засурский опре-деляет его как «новый коммуникационный продукт» [5], характерными особенностями которого являют-ся включенность: 1) в разные медийные структуры (вербальный, визуальный, звучащий и мультиме-дийный планы); 2) в разные медийные обстоятель-ства (газета, журнал, радио, Интернет и т. д.).

Рассматривая медиатекст, как объемное мно-гоуровневое явление сегодня исследователи опи-раются на различные критерии типологизации [6]: способ производства текста, форма создания, фор-ма воспроизведения и т.д. При этом среди текстов массовой коммуникации в зависимости от такого параметра классификации, как «институциональ-ный тип текста» [3], выделяются разновидности, к которым относятся: журналистские, рекламные и PR-тексты. Данные тексты обладают общими для них обязательными критериями: доступность, конкретность, лаконичность, удобство восприятия и оперативного отбора актуальной информации. Но помимо соответствия общим критериям оценки данная группа медиатекстов имеет и свои специ-фические особенности. Так, журналистский текст базируется на фактах и всегда объективно отража-ет социально значимое событие. Рекламный и PR-тексты, отличаются от журналистского прежде всего тем, что инициируются базисным субъектом PR деятельности или рекламодателем [7]. Также в рекламном тексте Л.Г. Фещенко предлагает обра-тить особое внимание на следующие формальные признаки: «сигнализирование о рекламном харак-тере информации, обязательное по закону о рек-ламе (презентацию), один или несколько компо-нентов бренда и/или рекламные реквизиты» [8]. Данные особенности влияют на содержательный, логический и композиционно-графический уро-вень структуры медиатекста.

Многообразие типов медиатекстов, функцио-нирующих в системе медиапространства диктует необходимость исследования не только специфики их содержания, применяемых методов и приемов, но и возможности интегрированного использова-ния технологий создания. Это связано с тем, что в рамках медиапродукта, например, рекламный и журналистский медиатексты встраиваются в еди-ную систему контента, ориентированного на инте-ресы определенной целевой аудитории. Однако размещаясь в общем контенте СМИ реклама в большинстве случаев формирует неоднозначные оценки аудитории, с одной стороны, убеждение в ее необходимости как источника полезной инфор-

мации о товарах и услугах, а также индикатора существующей у потребителя свободы выбора, а с другой, раздражение назойливостью рекламы, не-соответствием ее содержания этическим и мораль-ным критериям, низкой оценки качества реклам-ного сообщения [9]. Доминирование имеющейся в коммуникативном сознании адресата низкой оцен-ки рекламного сообщения свидетельствует о необ-ходимости превращения рекламы в более цивили-зованный атрибут современного общества и совер-шенствования технологий разработки рекламного медиатекста с точки зрения опыта, накопленного в рамках технологий журналистского мастерства.

По мнению В.Л. Цвика [10] в условиях ры-ночной экономики журналистика и реклама разви-ваются в органическом единстве, так как журнали-стика и реклама – «близкие родственники» в твор-ческом отношении, поскольку у них сходная «тех-нология» творчества. Но если слагаемые мастерст-ва журналиста давно и тщательно изучаются на серьезном научном уровне, то подобного нельзя сказать о мастерстве авторов рекламных произве-дений. В этом случае, как считает В.Л. Цвик, рек-лама выступает как «столь родственный журнали-стике вид творческой деятельности» и рассматри-вается как специфический вид журналистики, но «в учебниках по рекламе отсутствует хоть какая-то попытка рассматривать производство рекламы для СМИ с позиции теории журналистики» [10]. Тем более что, по мнению С.Д. Рябова [11], активно развивающийся потребительский рынок сформи-ровал опыт написания журналистских материалов потребительскими масс-медиа с целью закрепле-ния за ними экспертной функции.

Таким образом, с одной стороны, медиа-текст – текст, функционирующий в системе массо-вой коммуникации, с другой стороны, это «сово-купный продукт трех глобальных подсистем мас-совой коммуникации: журналистики, PR и рекла-мы, каждая из которых имеет свои специфические характеристики» [3]. Цели и мотивы создания ка-ждого из видов медиатекстов разнятся существен-но. Отсюда следуют различия в структуре и раз-мещаемой в них информации.

Возникает вопрос: чем рекламный медиатекст отличается от других?

Рекламный медиатекст как составная часть контента СМИ претерпел длительную эволюцию, формируясь под воздействием журналистского текста. Более того, вплоть до середины XIX века он преднамеренно публиковался в формате скры-той рекламы и камуфлировался под обычную ин-формацию, стараясь затенить свой коммерческий характер [12]. Со временем реклама стала рас-сматриваться как вид коммуникации, обращенный к потенциальному потребителю товара и направ-ленный на достижение коммерческих целей. Сего-дня реклама призвана актуализировать объект продвижения в сознании адресата, улучшить пред-ставления о нем, выявить и сообщить выгоды ад-



132013, том 10, № 1

ресату, чтобы последний сделал выбор в пользу рекламируемого объекта.

Одним из основных способов оказания рек-ламного воздействия на потребителя является апел-ляция к его потребностям, имеющим явный или латентный характер. В рекламных текстах челове-ческая потребность переводится в мотивационную структуру (рациональную или эмоциональную). Количество возможных мотивов, используемых в рекламе и стимулирующих поведение людей ог-ромно, среди них: «приумножение денег и имуще-ства; присоединение и принадлежность к опреде-ленной группе; постижение истины; комфорт; эко-номия; признание, достижение успеха, одобрение; здоровье; почтение и уважение; люкс/высший класс; удовольствия – развлечения; чувственное удовольствие, аппелирование к эмоциям (страх – безопасность и надежность; семья – любовь и защи-та; любовь и секс; ностальгия; юмор – счастье и радость, смех)» [13]. Однако необходимо учиты-вать, что потребители склонны замечать рекламу, которая предлагает удовлетворение потребностей, актуализированных в данный момент.

При этом ключевой задачей рекламного сооб-щения во все времена являлось привлечение и удер-жание внимания потенциального потребителя. Эта задача не только сохраняется, но и становится еще более актуальной в условиях жесткой конкурентной борьбы на рынке товаров (услуг) и насыщения ин-формационного пространства. Реализация задачи по привлечению внимания потребителя находит свое отражение в структуре рекламного медиатекста.

Структура рекламного медиатекста привлека-ет активное внимание исследователей уже давно. Согласно практике американского маркетинга мо-дель потребительского поведения, описывающая последовательность событий, ведущих к принятию решения о покупке, отражена в коммуникацион-ной модели рекламного воздействия AIDA. Данная модель была предложена Э. Левисом в 1896 году (США). Исследователи отмечают, что качествен-ное рекламное сообщение воплощает основную идею рекламодателя только тогда, когда его со-держание отвечает требованиям формулы AIDA (или AIDMA, AIDCA), где:

− A – attention (внимание) – привлечение внимания к рекламируемому товару;

− I – interest (интерес) – пробуждение инте-реса;

− D – desire (желание) – «программирова-ние» желания последовать совету рекламы;

− C – confidence (доверие); − M – motive (мотив) – нахождение для дан-

ного потребителя мотива для приобретения товара или услуги;

− A – action (действие) – указание пути к действию, т. е. к приобретению товара [14].

Согласно данной коммуникационной модели, эффективный рекламный медиатекст привлекает внимание и пробуждает интерес, формирует дове-

рие со стороны потребителя, а главное – вызывает у него желание совершить требуемое действие, например (в зависимости от вида рекламы): торго-вая реклама – совершить пробную или повторную покупку; политическая реклама – прийти на выбо-ры и проголосовать за своего кандидата; социаль-ная реклама – подключиться к решению общест-венно значимой проблемы и т. д. Следовательно, рекламная коммуникация создает у потребителя внутреннюю психологическую установку, в осно-ве которой лежат четыре уровня рекламного воз-действия [15]:

− когнитивный (познавательный аспект, передача информации, сообщения о товаре и его новых привлекательных качествах);

− аффективный (эмоциональный аспект, формирование отношения потенциального потре-бителя к рекламируемому товару или услуге);

− суггестивный (внушение, убеждение адре-сата в необходимости покупки данного товар);

− конативный (поведенческий аспект, опре-деление алгоритма поведения адресата с целью получения продукта).

Таким образом, ключевой целью рекламного воздействия является поэтапная организация взаимодействия между потребителем и рекламода-телем, а также убеждение покупателя сделать вы-бор в пользу рекламируемого товара (услуги) и совершить требуемые действия. Специфика орга-низации данного взаимодействия находит отраже-ние в рекламном медиатексте.

Однако в настоящее время в классической теории рекламного медиатекста нет однозначного решения по поводу его структуры. Так, например, Х. Кафтанджиев выделяет четырехкомпонентную структуру, включающую: слоган, рекламный заго-ловок, основной рекламный текст, эхо-фразу [16]. Данная концепция достаточно четко обозначает структуру вербальной части рекламного медиатек-ста, но не учитывает другие его составляющие. При этом необходимо понимать то, что целост-ность рекламного текста поддерживается целым рядом средств: логических, стилистических, ком-позиционных, графических, образных, аудиаль-ных, визуальных и т. д. В свою очередь, Е.В.Медведева предлагает, на наш взгляд, универ-сальную модель рекламного медиатекста, которая может применяться по отношению к рекламе, раз-мещаемой в различных видах средств массовой информации и включающей следующие компо-ненты: 1) вербальный текст, состоящий из заго-ловка, основного рекламного текста, эхо-фразы и слогана; 2) визуальный ряд, включающий в себя изображение, логотип и графическое оформление текста; 3) звуковое оформление, в которое входят музыка, звуковые эффекты и звучание текста [17].

Как видно трехкомпонентная модель Е.В. Медведевой включает как вербальную, так и невербальную части рекламного текста, разбивая вторую составляющую на две логические части




(визуальную и звуковую). Значение невербальной части рекламного медиатекста огромно, так как именно с ее помощью устанавливается первичный контакт с адресатом и создается эмоциональный настрой рекламного повествования. Данная мо-дель согласуется с концепцией креолизованных медиатекстов, «…фактура которых состоит из двух негомогенных частей (вербальной языковой (речевой) и невербальной» [18]. Эффективность рекламы зависит от того, насколько эти части со-гласованы между собой. Так, вербальный аспект в рекламных текстах средств массовой информации является своего рода «направляющим». При этом невербальная часть (иллюстрации, шрифтовое и цветовое выделение и др.) призвана привлекать внимание потребителя и подкреплять смысл про-износимого. Необходимо учитывать, что слово, образ и звук в комплексе повышают свой комму-никационный потенциал и усиливают эффектив-ность воздействия на потребителя.

Таким образом, рекламный медиатекст явля-ется специфическим лингвовизуальным феноме-ном, соединяющим вербальную и невербальную части, тем самым образующим единое смысловое целое и обеспечивающим комплексное психологи-ческое воздействие на потребителя при продвиже-нии товаров (услуг). В свою очередь сочетание элементов и эффектов воздействия вербального и невербального рядов в рекламе обусловлено ме-дийными свойствами того или иного средства мас-совой информации (табл. 2).

Что касается вербальной части рекламы, то как уже было сказано выше, она включает четыре компонента: слоган, заголовок, основной текст, эхо-фразу. Однако как показывает практика, при-сутствие в каждом рекламном тексте всех состав-ляющих не является обязательным, а может реали-зовываться в различных вариантах. Так компози-ционная структура рекламного текста, по нению М.Н. Запорожец [5], может представлять собой следующие сочетания:

а) слоган + зачин + информационный блок + справочные данные;

б) слоган + зачин + справочные данные; в) слоган + информационный блок + справоч-

ные данные и др. Каждая составляющая рекламного текста вы-

полняет определенную функциональную нагрузку. Заголовок задает вектор развития основного рек-ламного текста, оказывает наибольшее влияние, он призван привлечь внимание и заинтересовать по-тенциального клиента, а также отразить основной рекламный аргумент. Подзаголовок – это переход от заголовка к основному тексту.

В основном рекламном тексте раскрывается содержание всего рекламного сообщения, форми-руется целостный образ товара (услуги), развивает-ся система аргументации в пользу приобретения продукта. При этом построение основного реклам-ного медиатекста может осуществляться в соответ-ствии с одной из следующих коммуникационных моделей: а) модель перевернутой пирамиды; в) драматизированная реклама; г) инструктирующая реклама; д) реклама-диалог; е) реклама с участием звезд; ж) реклама с участием простых людей; з) реклама-загадка; к) реклама без текста [13]. Вы-бор той или иной модели зависит от специфики це-левой аудитории, особенностей товара, креативных решений группы разработчиков рекламы, а самое главное от выбранной коммуникационной стратегии аргументации, которая может носить рациональный или эмоциональный характер.

В свою очередь слоган отражает корпоратив-ную философию фирмы. Завершающая эхо-фраза повторяет основную мысль рекламного текста и побуждает покупателя к необходимости соверше-ния действия.

Однако по сравнению с традиционным тек-стом, предполагающим последовательную модель чтения, рекламный медиатекст «содержит элемен-ты гипертекстовой структуры, к основным харак-теристикам которой относятся нелинейность и децентрализация» [19]. Этому способствует ис-пользование визуально-графических, звуковых элементов, а также богатого спектра выразитель-ных средств языка (гипербола, ирония, метафора, олицетворение, сравнение, эпитет, аллегория и т. д.), релевантно используемых для дестабилиза-ции текстовой структуры рекламного медиатекста.

Также необходимо учитывать тот факт, что в современных условиях развития информационно-коммуникационных процессов анализ рекламных и журналистских медиатекстов становится осо-бенно актуальным с позиции исследования про-

Таблица 2 Особенности структуры рекламного медиатекста в различных СМИ

СМИ Пресса Радио Телевидение Интернет 1. Вербальная часть рекламного текста Слоган + заголовок + основной текст + эхо-фраза (кода)

2. Невербальная часть рекламного текста: визуально-графическая звуковая (аудиальная)

Изображение, фир-менный стиль, гра-фическое оформле-ние текста

Аудио эффек-ты (музыка, звуковые эф-фекты, звуча-ние текста)

Видео- и аудио эффекты (му-зыка, звуковые эффекты, зву-чание текста)

Изображения, фир-менный стиль, гра-фическое оформле-ние текста; аудио- и видеоэф-фекты; гипертекст



152013, том 10, № 1

цесса конвергенции средств массовой информа-ции. Конвергенция представляется процессом, который в ближайшие десятилетия может полно-стью изменить не только системы средств массо-вой информации и коммуникации, но и различные связанные с ними области профессиональной дея-тельности, включая и сферу подготовки и пере-подготовки кадров, постоянное напряжение, свя-занное с дефицитом квалифицированных и обра-зованных сотрудников, подготовленных к профес-сиональной работе в информационной сфере кон-вергентного характера, обусловливает и делает особенно актуальной потребность в подготовке и переподготовке журналистских кадров [20], а так-же специалистов по рекламе.

Таким образом, в условиях реализации про-цесса конвергенции СМИ, трансформируется не только медиасистема в целом, но и медиатекст как ее базовый элемент. Конвергенция ведет к измене-нию медиапространства и созданию мультифор-матного медиа, размывает жанровые, стилистиче-ские границы медиатекста и трансформирует тех-нологии его создания. Современный медиатекст является комплексным понятием, объединяющим такие виды текстов, как журналистский, PR и рек-ламный. Эффективность создания и функциониро-вания рекламного медиатекста во многом зависит от логического единства использования вербаль-ного, визуального и звукового компонентов. Вме-сте с тем следует говорить о том, что современная структура медиапространства требует исследова-ние рекламного медиатекста с точки зрения про-цессов конвергенции СМИ и с учетом специфики его взаимодействия с журналистским и PR-текстами в рамках единого медиапродукта.


1. Хелемендик, В.С. Конвергенция как совре-менная форма взаимодействия СМИ / В.С. Хеле-мендик // Журналист. Социальные коммуника-ции. – 2012. – № 3. – С. 79–97.

2. Вартанова, Е.Л. Факторы модернизации российских СМИ и проблема социальной ответ-ственности / Е.Л. Вартанова // Медиаскоп. – 2009. – № 1. – C. 17.

3. Казак, М.Ю. Медиатекст: сущностные и типологические свойства. – http: // www.gmj.sfedu.ru/v2i1/v2i1_kazak.htm

4. Добросклонская, Т.Г. Медиатекст как еди-ница дискурса средств массовой информации / Т.Г. Добросклонская // Актуальные процессы в раз-личных типах дискурсов: политический, медийный, рекламный дискурсы и инетернет-коммуникация: материалы междунар. конф. (19–21 июня 2009 г.). – М.: Ярославль, 2009. – С. 137–143.

5. Засурский, Я.Н. Колонка редактора: ме-диатекст в контексте конвергенции / Я.Н. За-сурский // Вестник Московского университета.

Серия 10. Журналистика. – 2005. – № 2. – С. 6. 6. Добросклонская, Т.Г. Медиатекст: тео-

рия и методы изучения / Т.Г. Добросклонская // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. – 2005. – № 2. – С. 30.

7. Степанов, В.Н. Семиотические коды в рек-ламном тексте / В.Н. Степанов // Иностранные языки в высшей школе. – 2010. – № 2. – С. 92–100.

8. Фещенко, Л.Г. Структура рекламного текста / Л.Г. Фещенко. – СПб, 2003. – С. 27.

9. Белозерова, Е.В. Оценочные характери-стики метаконцепта «реклама» / Е.В. Белозерова // Известия Волгоградского государственного педа-гогического университета. – 2006. – № 3. – С. 65.

10. Цвик, В.Л. Реклама как вид журналисти-ки: учебное пособие / В.Л. Цвик. – М.: Институт современного искусства, 2001. – С. 60.

11. Рябов, С.Д. Контент масс-медиа потре-бительского рынка в контексте эволюции медиа-воздействия / С.Д. Рябов // Медиаскоп. – 2008. – № 1. – С. 1.

12. Иванова, Л.Д. Рекламный текст в россий-ских СМИ: к особенностям эволюции / Л.Д.Иванова // Медиа-дискурс. – 2007. – № 4. – С. 2.

13. Надеждина, О.Е. Лингвистическая экс-пертиза рекламных текстов / О.Е. Надеждина // Актуальные проблемы российского права. – 2010. – № 2а. – С. 456.

14. Запорожец, М.Н. Рекламный текст: функционально-стилевой статус, особенности, структура, виды анализа / М.Н. Запорожец // Вестник гуманитарного института ТГУ. – 2010. – № 3. – С. 99–105.

15. Талалай, Т.С. К вопросу о рекламном дис-курсе (на материале немецких текстов рекламы) / Т.С. Талалай // Вестник ОГУ. – 2011. – № 11 (130). – С. 94–99.

16. Кафтанджиев, Х. Тексты печатной рек-ламы / Х. Кафтанджиев / пер. с болг.; под ред. М. Дымшиц. – М.: Смысл, 1995. – 73 с.

17. Медведева, Е.В. Рекламная коммуникация / Е.В.Медведева. – М.: Едиториал УРСС, 2003. – С. 34–36.

18. Сорокина, Ю.А. Креолизованные тексты и их коммуникативная функция. Оптимизация речевого воздействия / Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тара-сов. – М.: Наука, 1990. – С. 180–186.

19. Кочетова, Л.А. Печатный рекламный текст как гипертекстовая структура / Л.А. Кочетова // Вестник Волгоградского государ-ственного университета. Сер. 2. Языкознание. – 2008. – № 2 (8). – С. 150.

20. Шестеркина, Л.П. Формирование иннова-ционной модели подготовки журналистов в кон-тексте становления конвергентных СМИ (гума-нитарный и технологический аспекты): автореф. дис. … д-ра филол. наук / Л.П. Шестеркина. – М., 2011. – С. 4.

Поступила в редакцию 17 ноября 2012 г.



1Коммуникативная стратегия, реализуемая в официальном печатном издании Челябинской епар-хии [3] – «Челябинских Епархиальных ведомостях», заключается в установлении «паритетных» отноше-ний между институтом церкви и потенциальными прихожанами, результатом которых является созда-ние атмосферы доверия, привлекательности Право-славия для жителей Челябинской области; транс-формации сомневающихся или сочувствующих в активных сторонников православной церкви.

«Епархиальные ведомости» исторически представляли собой официальные газеты епархий Русской православной церкви. Инициатором их издания — архиепископ Херсонский и Тавриче-ский Иннокентий (Борисов). Ведомости учрежда-лись Синодом по ходатайству епархиальных ар-хиереев и существовали, как правило, при духов-ных семинариях. Первые «Епархиальные ведомо-сти» появились в Ярославской епархии в 1860, «Рязанские епархиальные ведомости» были осно-ваны в 1865 г., «Пермские Епархиальные ведомо-сти» увидели свет в 1867 году, «Архангельские Епархиальные ведомости» издавались с 1885 года, «Екатеринбургские…» – с 1887 г. В качестве предшествующей традиции для официального из-

1Пономарева Елена Владимировна, доктор

филологических наук, зав. кафедрой русского язы-ка и литературы, Южно-Уральский государствен-ный университет (г. Челябинск). Е-mail: [email protected]

дания Челябинской епархии можно рассматривать «Оренбургские Епархиальные ведомости». 2

Как явление современной социокультурной ситуации достаточно новое образование, возраст которого исчерпывается годом, газета Челябин-ской епархии, с одной стороны, ориентирована на специфику современной журналистики, а потому отражает ее жанрово-стилевые особенности, в оп-ределенной степени ориентируется на удобные и понятные для нынешнего читателя методы презен-тации информации. С другой, – закономерно предполагать, что являясь частью мощного куль-турного сегмента православных изданий, местные «Епархиальные ведомости» выражают общие тен-денции развития религиозных СМИ, опираются на сложившуюся традицию православной печати. Все эти факторы требуют особого учета психологии восприятия публикаций: текст должен быть легко воспринимаем, отвечать нейролингвистическим особенностям реакции любого читателя: предста-вителя старшего и младшего поколений, сторон-ника традиционных печатных СМИ или привер-женца интернет-изданий.

Ориентация на конкретные способы изобра-жения (фактографические, аналитические, эмо-ционально-образные), выработка определенной

2Elena V. Ponomareva, Doctor of Philology, Head Department Russian Language and Literature, South Ural State University (Chelyabinsk). Е-mail: [email protected]

УДК 070.482:271.2 ББК И602.53:Э372

КОММУНИКАТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ РЕЛИГИОЗНОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ПРЕССЫ (ОПЫТ «ЧЕЛЯБИНСКИХ ЕПАРХИАЛЬНЫХ ВЕДОМОСТЕЙ») Е.В. Пономарева

COMMUNICATION STRATEGIES OF ORTHODOX RELIGIOUS PUBLICATIONS (BASED ON "CHELYABINSK ORTHODOX GAZETTE") E.V. Ponomareva

Рассматривается коммуникативная модель религиозного печатного издания, характеризуется жанровая система, исследуются стилистические особенности, спе-цифика дискурсивной практики, визуально-графический облик газеты.

Ключевые слова: пресса, православное издание, газета, жанры, стиль, коммуни-кативные особенности, модель издания.

The article deals with the communicative model of a religious publication,

characterizes genre system, explores stylistic features, specific discursive factors as well as visual and graphic aspects of the newspaper.

Keywords: press, Orthodox publications, newspaper, genre, style, communication features, model of publication.


Пономарева Е.В. Коммуникативные стратегии религиозной православной прессы (опыт «Челябинских епархиальных ведомостей»)

172013, том 10, № 1

концепции действительности требуют от редкол-легии епархиального издания избрания специфи-ческого способа организации материала: удобную для восприятия, логически организованную ком-позиционную структуру, тщательно отобранный арсенал изобразительных средств, органичную интонационно-речевую и стилистическую органи-зацию. Все эти характеристики можно оценить как универсальные – адекватные для любого, в том числе и светского издания.

Отличительной же чертой «Епархиальных ве-домостей» является открытая идеологическая ус-тановка, наличие явно определяемого пафоса, стремление адаптировать даже сложно восприни-маемый материал для читателя как знакомого, так и не знакомого с историей религиозного учения. Это намерение коррелируется с концептуальным уровнем (тематикой, проблематикой) и формаль-ными установками публикаций. Выбор жанровой системы, задействование специфических приемов эмоционального воздействия на аудиторию и спо-собов воспроизведения ситуации, использование визуально-графических средств, а также другие коммуникативные факторы можно рассматривать в качестве условия реализации общей коммуника-тивной установки, являющейся системным ядром «Челябинских Епархиальных ведомостей», фор-мирующей единую, комплексную коммуникатив-ную филологическую модель (этот теоретический феномен системно рассмотрен и обоснован в ис-следованиях И.М. Дзялошинским). Такая модель последовательно реализуется в каждом из выпус-ков. Поэтому в качестве репрезентативного образ-ца корректно рассмотреть один из первых номе-ров, посвященных празднованию Светлого Хри-стова Воскресения [2].

Инициаторы (субъекты) коммуникации вы-ступает Челябинская епархия. Как мультиадресное издание, обращенное как к ортодоксальным ве-рующим, так и к людям, интересующимся верой, но невоцерковленным, а также неопределившимся в своих религиозных установках, «Ведомости» выполняют функцию посредника между паствой (в том числе гипотетической) и Церковью. Газета призвана знакомить читателя с ключевыми собы-тиями, явлениями, историей христианского учения и Церкви как института, частными историями прихода к вере рядовых и известных людей. Цель коммуникации – разъяснить, убедить, передать нужное настроение, задать единое эмоциональное и духовное пространство. Предметом коммуника-ции неизменно выступает Православие, деятель-ность областной епархии, коммуникативным по-водом выпуска является празднование Пасхи. Принципы коммуникации определяются стратеги-ческими задачами издания, призванного создавать эффект полифоничности дискурса, открытости для диалога, отсутствия явной дидактичности – уста-новки «демиурга». В то же время дискурсивное пространство газеты принципиально отличается от

светского, в том числе и корпоративного издания, прежде всего, расчетом на формирование гармо-ничной модели мира, положительного образа, оп-ровержение смущающих человека сомнений и преследующих опасений, развенчание сущест-вующих стереотипов.

Информационный вестник выходит на 12 страницах и представляет собой классический канонический тип специализированного популяр-ного издания, устроенного как «зонтичная» систе-ма разделов, рубрик и частных материалов. Она позиционируется как официальное издание Право-славной епархии: под официальным логотипом жирным курсивом фиксируется, что вестник изда-ется «По благословению архиепископа Челябин-ского и Златоустовского Феофана». Таким обра-зом, читателю дается возможность почувствовать надежность источника, проникнуться доверием, а следовательно, реализуется одно из главных усло-вий успешной коммуникации – привлекатель-ность, сила источника, понимаемая читателем как влиятельность и становящаяся условием и мерой реального влияния, оказываемого на получателя магистрального смыслового и эмоционального сообщения.

Очень важно уже с первых строк, а точнее, с первого взгляда сообщить читателю нужный логи-ческий и эмоциональный модусы. Праздничный характер выпуска и установка на позитивный лад подчеркиваются активным использованием крас-ного шрифта и цветной печати в сильных позици-ях выпуска: на первой странице, где размещено поздравление читателей с праздником Светлого Христова Воскресения от лица архиепископа Феофана; в центральной – сердцевинной – части издания, посвященной празднованию Светлого Христова Воскресения в Свято-Симеоновском кафедральном соборе; на последней странице, где подводятся итоги предыдущего и объявляется те-ма нового конкурсов. Последняя страница стано-вится формальным и эмоциональным «мостиком» между выпусками и призвана не только сохранить, но и привлечь читателей к активному диалогу, понимаемому как соучастие, духовное и эмоцио-нальное сопереживание. По существу, последнее сообщение номера при, казалось бы, «несерьезно-сти» заглавия «Объявляем новый конкурс» отра-жает коммуникативную установку издания в це-лом. Не случайно этот материал имеет весьма ак-тивную, не нейтральную графику: название мате-риала выделено нетипичным для издания, откло-няющимся от общей колористики выпуска, зеле-ным цветом; материал обрамлен волнистой крас-ной рамкой, завершается публикация контактными адресами епархиального управления, выделенны-ми жирным шрифтом, что является своего рода установкой на взаимодействие. Сам материал, стратегически выстроенный очень грамотно и да-же содержащий «скрытую проповедь», «доброе назидание», активно побуждает к контакту: внеш-




не обращенный «ко всем» он содержит установку на адресность; формально являясь информацион-ным, он апеллирует к душевным, эмоциональным струнам читателей; грамотно структурированный, точно стилистически запрограммированный текст совмещает принципиально значимые для думаю-щего и чувствующего человека, подчас теряюще-гося в поиске духовных ориентиров (что весьма типично в затянувшуюся эпоху ломки социокуль-турных стереотипов), установки на соединение патриотического и духовного, личного и общего, логического и лирического, понимаемого и ощу-щаемого. Материал внушает необходимость ис-полнения своей человеческой и через это – хри-стианской миссии каждому, кто неравнодушен к своему краю, своей семье, своей малой родине.

По существу, перед читателем складывается гармоничная картина, определяется система опор-ных ценностей, совмещающих как светское (не случайно в текст вводится хрестоматийная стихо-творная цитата), так и и собственно религиозное, дается точная установка на собственное место в системе этих ценностных координат, на возмож-ность / необходимость восстановления простой духовной цепочки через активное, деятельное об-щение с близким по духу собеседником. При этом редакция как один из официальных представите-лей епархии выступает именно в качестве доброго собеседника: сочетание эмоционально окрашенно-го в лирические тона текста, цветных фотографий с добрым, приветливым изображением главного редактора, а также члена жюри конкурса «Пас-хальная радость» побуждают к началу разговора, который не является строгим экзаменом на духов-ность, а напротив становится для читателя шансом к пересмотру / укреплению собственных ценно-стей, способом заявления о значимости собствен-ной жизни для жизни края в целом, возможностью приобщиться к коллективному «мы» (не случайно именно эта форма активно используется в рамоч-ном комплексе материалов), а следовательно, по-чувствовать себя частью единого, духовно близко-го сообщества. Важно, что стремление получить приз за победу подсознательно отодвигается на второй план, а на первый выходит возможность совместить личное и общее, почувствовать собст-венную жизнь, жизнь своей семьи, своего прихода явлением общекультурной значимости. Так как раздел представляет весьма тонко выстроенную и принципиально значимую, соотносимую с общей коммуникативной стратегией издания установку, выраженную точно, емко и лаконично, тактически решенную очень грамотно, позволим себе для ил-люстрации привести его без купюр:

«Братья и сестры! Считается, что Урал – суровый край с тяжелым климатом и хмурыми людьми. «Урал! Опорный край державы…» – сти-хи эти знаем чуть ли не с первого класса. Но ведь есть и другой Урал. Не такой героический, но ду-шевный. Звонкая горная речушка. Вековые деревья,

отраженные в синем зеркале озера. Ковыль на ветру в степи. Мозолистые руки отца, бабуся со стопкой горячих блинов… Все это – вокруг нас, только остановитесь на мгновение. Наш новый конкурс мы назвали «Моя родина». Расскажите о своей семье, о деревне, в которой выросли, или о городе, где живете, о храме, в котором молитесь. Пусть это будет рассказ, стихотворение, карти-на – все, что пожелает ваша душа. Конечно же, мы определим победителей и раздадим призы. А еще мы приедем к тем, кто по-настоящему гор-дится своей малой родиной. Сфотографируем, напишем статью. О вашем любимом уголке Урала узнают другие люди, может быть, полюбят его так же, как и вы» (С. 12).

Рассмотренный материал содержит одно из принципиально важных сообщений читателю о том, как именно воспринимать себя в общем кон-тексте, как действовать дальше, как выстраивать диалог с изданием и, разумеется, через издание – с епархией и Православием в целом. Интонационно-ритмические особенности, ассоциативный фон всех без исключения материалов выпуска призва-ны устранить смысловые, логические и эмоцио-нальные барьеры участников диалога (понимае-мых как читатель и редколлегия как представитель епархии). Однако, как показывает практика, вест-ник, как любое молодое издание, сталкивается с формальными препятствиями. Имея грамотного «посредника» в виде профессиональной редколле-гии, используя органичные для подобного рода СМИ технологии издания, епархия в то же время не уделяет должного внимания формальному спо-собу коммуникации: найти тот или иной номер «Челябинских епархиальных ведомостей» в сво-бодном доступе практически невозможно. Редак-ция имела намерение распространять очередные номера через отделения «Почты России», но это не принесло ожидаемых результатов: как правило, тираж не распространялся, а возвращался назад, так и не доходя до читателя. «Посредник» в этом случае не выполнял своих функций, относясь к делу достаточно формально. Наверное, было бы правильнее значительную часть тиража распро-странять в церковных приходских лавках. И это нисколько не сузило бы круг читателей, а напро-тив, позволило бы в полной мере выполнить ком-муникативную установку издания, так как сегодня церковь выполняет роль духовной обители для самых разных категорий граждан (социальных, возрастных, профессиональных и др.).

Цели коммуникации православного издания практически совпадают с коммуникативными за-дачами любых печатных СМИ, однако при этом существенно возрастает роль нескольких факто-ров, ряд из которых подвергается трансформации по сравнению с особенностями коммуникации, присущими светскому изданию. Так, например, к разряду универсалий можно отнести задачи ин-формирования адресата, направленного на изме-



192013, том 10, № 1

нение объема информационного капитала послед-него. Информационный локус издания достаточно широк: от освещения отдельных частных событий (материал, посвященный итогам конкурса «Пас-хальная радость»; рубрика «Новости епархии») до событий областного (подробный репортаж о праздновании Пасхи в кафедральном соборе) и шире – вселенского масштаба (рубрика «Азы Пра-вославия»). При этом такая очевидная для свет-ской прессы задача, как предложение нового зна-ния (новых фактов, новых мнений, новых оценок и т. д.) срабатывает лишь отчасти, а точнее, сущест-венно трансформируется в силу монологичности концепции миромоделирования как основному принципу, положенному в основу издания.

В этой связи диалог также носит характер мо-нологического: адресат и адресант действуют на основе «договора»: газете нужно доверять, ситуа-ции и судьбы, как правило, имеют единый исход, преподносимый как некий универсум, идеал, к ко-торому следует стремиться, в который нужно ве-рить. Поэтому издание ориентировано на передачу нужной, тщательно рассчитанной информации, ко-торая преподносится и должна восприниматься как истина. Принципиально, что читателю не отводится функция интерпретатора: интерпретация предпола-гает сомнение – категорию, «вредную» для челове-ка верующего, а следовательно, одна из задач – ли-шить человека сомнения путем убеждения, направ-ленного воздействия, воспитания. Но убеждение это осуществляется в издании достаточно коррект-но и ненавязчиво: в качестве аргументации исполь-зуются ссылки на историю, в том числе историю религиозного учения; изображение частных ситуа-ций, объединенных задачей помещения адресата в ситуацию типичности, ситуативной повторяемости изображаемых событий, ощущения внутреннего конфликта, которое можно преодолеть приходом к вере (рубрика «Дорога к храму»).

При этом читателя убеждают осторожно и подспудно. Газета метафорически может расцени-ваться как «печатный храм», в котором человека погружают в определенную атмосферу, ведут с ним искреннюю, задушевную беседу, дают воз-можность проговорить свои проблемы, покаяться в грехе и «самостоятельно» прийти к своей истине. Не случайно эссе рубрики «Дорога к храму» носят символические, смыслообразующие отвлеченные, но отнюдь содержательно не беспредметные на-звания: «Воспоминания», «Надежда», «Сопережи-вание», «Впечатления». Композиция материалов однотипна: каждая история повествует о том, как от непонимания или сомнения путем собственного опыта герои находили свой путь к храму. Логична и утверждающая однотипность финалов: «Душа моя потянулась к Богу, Православной вере» («Воспоминания»); «Я надеюсь на Его понимание и потихоньку, по крупицам ищу в своей душе что-то очень важное. А еще я знаю точно: у моего маленького сына обязательно будет его первая

Пасха. Настоящая. Светлая. Радостная. Он за-помнит ее на всю жизнь» («Надежда»); «А сколько радости было! Теперь вспоминаю это, как выра-зился классик, «не с сожаленьем, что прошло, а с благодарностию, что было» («Сопереживание»); «Пришел я и в Светлый вторник, и в среду, и в четверг… Храм св. Георгия сейчас большой и про-сторный, а в помещении «прихода» воскресная школа, трапезная и что-то еще. Бываю там ино-гда и всегда вспоминаю ту ночную пасхальную службу, которая, вместе с рядом других обстоя-тельств, задержала меня в Церкви до сего дня» («Впечатления).

Семантико-композиционная повторяемость, эмоциональная содержательность, сочетающаяся с умеренно исповедальным характером материалов, объединенных мегазаглавием «Моя первая Пасха», в которых читатели вспоминают о своей первой Пасхе, ставшей началом пути к Храму (=Богу) создает эффект ритуальности действа, своеобраз-ной матрицы поведения, мышления, чувствования. В данном случае используется эффект саморас-крытия, который позволяет максимально продук-тивно устанавливать контакт с другими людьми (=читателями).

Рубрика коррелируется с разделом «Диалог с читателем», в котором в жанре писем в редакцию также дается несколько жизненных историй, в ко-торых вера выступала в качестве спасительной силы, позволяла исцелиться душевно и физически. Читатель получает еще одну возможность убе-диться в потребности человека не только в обра-щении к Вере, Богу: адресат убеждается в том, что необходимо быть причастным и к институту церк-ви. Таким образом, можно считать, что издание активно использует возможность оперативного воздействия на сознание и поведение адресата, целью которого является изменение состояния людей, мотивации их поведения, осуществляемого выбора. Оперативность не отменяет долговремен-ного эффекта: читателя нужно периодически по-гружать в сходные ситуации, заставлять вновь и вновь переживать ситуацию выбора, понимать, какая модель поведения оказывается единственно возможной. И если такая коммуникативная задача, как соблюдение ритуала, в контексте светской пе-чати носит подчиненный характер, в рамках рели-гиозного вестника она обретает принципиальную значимость: поддерживать заданный строй и по-рядок жизни, сохранять традиции, закреплять кон-венциональные отношения в дихотомиях Чело-век – Человек, Человек – Церковь, Человек – Ве-ра – одна из априорных задач православного рели-гиозного печатного издания, определяющих его стратегию в целом.

Побуждая верующего или сомневающегося человека быть активным на своем пути к вере, убежденным в избранной позиции, редакция ис-пользует различные способы активизации читате-ля: написание писем в редакцию, участие в жизни




православного сообщества (консолидация послед-него через объединение усилий, предпринятых многими), участие в реализации общих задач; уча-стие в частных акциях и конкурсах. При этом кон-курсы, в отличие от подобных мероприятий, орга-низуемых светскими изданиями, являются не ме-ханизмом развлечения, а скорее, выполняют функцию побуждения к поиску смысла, истины, собственных корней, своей роли в общем деле, своего места в Православии и др.

Издание выполняет функцию печатного ин-формационно-аналитического центра, который призван разъяснить, интерпретировать (помочь интерпретировать) события, явления не только с целью объяснения, но в большей степени с целью их обоснования. Обязательным условием решения стратегических задач издания является доверие к источнику информации. Редколлегия использует очень верный способ организации диалога с чита-телем, безусловным авторитетом для которого является Владыка Феофан; особое доверие вызы-вает журналист и писатель Анатолий Лобашов, известный как человек много лет пишущий о юж-ноуральцах, пострадавших за веру в советское время. Читатель изначально способен доверять либо весьма авторитетному собеседнику, либо подобному себе, представляющему сходный соци-альный портрет. Редколлегия очень точно аранжи-рует подачу информации, чередуя не только раз-личные по жанрово-стилевой фактуре материалы, активизируя графику, но и оправданно меняя субъ-ектов информации: журналист-правозащитник, журналист-специалист специального профиля; чи-татели-корреспонденты в возрасте от 22 до 65 лет, представляющие самые разные социальные слои (студентка, семинарист, хоккеист, медицинский работник, пенсионер, заключенный и др.). За счет такого решения материалы, содержащие многочис-ленные ссылки на Священное писание, включаю-щие обращение Владыки, оцениваются адресатом в целом как «надежные», вызывающие доверие.

Способом активизации, необходимого пере-распределения внимания, иллюстрацией и одно-временно подтверждением информации являются фотографии, в том числе цветные, занимающие примерно четвертую часть материалов, домини-рующие на первой полосе и внутреннем развороте издания. Фоторяд становится средством привлече-ния читателя: информация (как вербальная, семан-тическая, так и зафиксированная в виде визуаль-ных, иконических знаков) должна в полной мере соответствовать потребностям и возможностям адресата. Ни светское, ни религиозное издание сегодня не может пренебрегать спецификой реак-ции на текст современного читателя. По словам Валентина Дружинина – штатного художника ежедневной газеты «Комсомольская правда», «… в газете иллюстративный ряд первичен. Заинтересу-ет он человека – тот станет читать статью. Осо-бенно в наше время, когда тексты привлекают все

меньше и меньше внимания. Увы, человек из чи-тателя превращается в зрителя…» [1].

Текст как носитель информации должен в пол-ной мере соответствовать возможностям адресата, идентифицируемость смысла – обязательные усло-вия функционирования «Ведомостей», ориентиро-ванных на самые широкие слои населения. Поэтому редакция обращается к самому широкому типоло-гическому спектру жанров, в ряду которых – ин-формационные (заметка, информационная коррес-понденция, информационный отчет, информацион-ное интервью, вопрос – ответ, репортаж); аналити-ческие (аналитический отчет, аналитическая кор-респонденция, аналитическое интервью, беседа, комментарий, статья, письмо, исповедь, рекоменда-ция (совет), аналитический пресс-релиз). Весьма органичными в контексте подобного издания вы-глядят художественно-публицистические жанры (очерк, житейская история, легенда).

Простота извлечения информации обусловле-на рядом факторов. Один из них – яркое и лако-ничное анонсирование материалов на первой стра-нице: «Храмам – быть! Владыка Феофан побывал в Миассе и Снежинске», «Как отмечали Пасху в советские времена? Воспоминания читателей «Моя первая Пасха», «Христос Воскресе! – фото-репортаж из кафедрального собора», «Какие ошибки совершают люди, приходящие на кладби-ще? Как правильно отметить Радоницу? Интер-вью с настоятелем храма Успения Пресвятой Богородицы», «Смело делайте первый шаг! Наши предки молились, и нам надо продолжать. Хокке-ист команды «Трактор» Алексей Васильченко», «Тракторостроители, врачи, заключенные. Пись-ма из редакционной почты». К другим важным факторам можно отнести пропорциональную сег-ментацию материала. Данный подход отличает как издание в целом (выпуск монтируется из равных по объему модулей-рубрик «События», «Тема номера», «Дорога к храму», «Жизнь прихода», «Азы Православия», «Люди церкви», «Из первых уст», «Детское чтение», «Диалог с читателем»), так и все без исключения публикации, построен-ные по принципу монтажа, использования во-просно-ответных конструкций и др. Материал воспринимается достаточно легко, не доставляет читателю особых трудностей и затрат времени, легко запоминается. Особой притягательностью обладают материалы, в которых повествуется о частных историях, непростых человеческих судь-бах («Бабушка Оля – достояние храма»), либо адресованные детской аудитории (рассказ А.П. Чехова «Казак»).

Каждый из материалов содержит побуждение к действию, обладает эмоциональной и функцио-нальной ценностью информации (рубрики «Жизнь прихода» и «Азы Православия»). Обладая вневре-менным характером, материалы не утрачивают своей актуальности, ценностной, функциональной значимости: например, весьма своевременным для



212013, том 10, № 1

читателя по первой послепасхальной неделе явля-ется материал, посвященный Радонице». Стремле-ние к точности изображения обусловливает вни-мание к деталям, частностям, необходимым, в том числе психологически значимым подробностям: концептуально решение внутреннего полихромно-го разворота газеты, смонтированного из несколь-ких десятков фотографий, комбинированных с разъясняющими информационными коммента-риями. В этом случае визуальный ряд дополняется вербальным материалом, за счет чего достигается эффект полноты, достаточности информации, ко-торая не только легко и органично воспринимает-ся, но и не требует дополнения.

Таким образом, системный анализ одного из первых выпусков «Челябинского епархиального вестника» позволяет прийти к заключению, что редакции вполне удается решить профессиональ-ную задачу, создавая, конструируя и транслируя читателю нужную систему этических, культурных, социально значимых координат, метафорически определяемую И.М. Дзялошинским как «карта действительности». Решение стратегической зада-чи позволяет реализовать и другие коммуникатив-ные установки: корректно управлять информаци-ей, конструировать («подсказывать») нужную мо-дель мира, опираясь при этом как на «вечные», так и на привычные, циклически повторяемые собы-тия. В отличие от светских изданий, «Вестник» лишен даже иллюзии нейтральности по отноше-нию к герою: в контексте религиозного издания любой тип героя (отрицательный / амбивалентный / свидетель) в любом случае изначально обладает

положительной динамикой и в конечном итоге неизбежно и априорно сводится к категории по-ложительного.

Сегодня, когда официальному изданию Челя-бинской епархии, возглавляемому священником Свято-Симеоновского кафедрального собора Ев-гением Мартенцом, только год, сложно в полной мере оценить динамику внутренних тенденций издания в полной мере, однако даже официальные пресс-релизы, размещенные в том числе на сайте Челябинской епархии, демонстрирует тенденцию к активизации диалога с читателем, посредством опрощения сюжетов, их ассимиляции в повсе-дневную жизнь читателей, протекающей за преде-лами института церкви. Обладая социальной и ценностной значимостью подобное издание, при условии реализации избранных филологических коммуникативных стратегий, активного взаимо-действия с адресатом, обладает серьезными пер-спективами изменения и формирования социо-культурной модели, ценностно близкой и орга-ничной не только в контексте Православия, но и истории Урала, русской истории в целом.


1. Бойкова, М. Карикатура – журналистка или искусство?/ М. Бойкова // Имена. – 2012. – № 3. – С. 103.

2. Челябинские епархиальные ведомости. – 2012. – Апрель. – № 3 (3).

3. Электронный ресурс: http://www. patriarchia.ru/db/text/31548.html. Дата обращения 30.12.2012

Поступила в редакцию 9 января 2013 г.



1Циклизация текстов как одна из ведущих тенденций литературной эпохи 1920-х годов объ-ясняется попытками найти художественную мо-дель, соответствующую запросам стремительно меняющегося исторического времени. Активиза-ция циклообразования стала отражением писа-тельских поисков, связанных с выработкой новых или актуализацией уже существующих механиз-мов, позволяющих конструировать целостный ми-рообраз, способный соединить осколки фрагмен-тарной, раздробленной действительности в единое целое. Подобные процессы, как правило, обнару-живают в историко-литературные периоды, откло-няющиеся от традиционных эстетических пред-ставлений и установок. Всплеск циклообразова-ния, как правило, выпадает на переходные эпохи, и это обстоятельство объясняется как внутренни-

1Пономарева Елена Владимировна, доктор филологических наук, зав. кафедрой русского язы-ка и литературы, Южно-Уральский государствен-ный университет (г. Челябинск). Е-mail: [email protected]

Агеева Юлия Петровна, преподаватель, ас-пирант кафедры русского языка и литературы, Южно-Уральский государственный университет (г. Челябинск). Научный руководитель – д-р фи-лол. наук, профессор Пономарева Елена Владими-ровна. Е-mail: [email protected]

ми, так и экстралитературными факторами: цикл обнаруживает возможность создания новой худо-жественной целостности, способной совместить частное и общее, часть и целое; фрагментарно-осколочный и масштабно-эпический ракурсы изо-бражения взаимоотношений Человека и Мира. 2

Циклизация как художественное явление бы-ла органически присуща прозе и в предшествую-щие периоды, но в XX веке она становится одним из ведущих эстетических принципов, домини-рующей формой художественного выражения продуктивной формой организации художествен-ного образа мира не только в рамках литературно-го творчества, но и в произведениях, принадлежа-щих к другим видам искусства.

В двадцатых годах XX века наблюдается не-обыкновенный всплеск новеллистики. По наблю-

2Elena V. Ponomareva, PhD (Russian philolo-gy), Russian Language and Literatures, chair profes-sor, South Ural State University (Chelyabinsk). Е-mail: [email protected]

Yulia P. Ageeva, Russian Language and Litera-tures, chair lecturer, post graduate, South Ural State University (Chelyabinsk). Scientific Supervisor – pro-fessor Ponomareva Elena Vladimirovna, PhD (Rus-sian philology). Е-mail: [email protected]

УДК Ш5(2)6–334–4 ББК 821.161.1–31

ПОЭТИКА ТРЕХКОМПОНЕНТНЫХ ПРОЗАИЧЕСКИХ МИКРОЦИКЛОВ (Н. ГУМИЛЕВ «РАДОСТИ ЗЕМНОЙ ЛЮБВИ», Б. ПИЛЬНЯК «АНГЛИЙСКИЕ РАССКАЗЫ») Е.В. Пономарева, Ю.П. Агеева

POETICS OF PROZAIC THREE-MICROCYCLE (N. GUMILEV “EARTH JOY OF LOVE”, B. PILNYAK “ENGLISH STORIES”) E.V. Ponomareva, Y.P. Ageeva

Рассматриваются жанровые, структуро- и стилеобразующие факторы создания прозаических микроциклов, соединяющих в себе эстетический потенциал малой и крупной формы. Впервые на материале произведений Н. Гумилева и Б. Пильняка исследуется феномен трехкомпонентных микроциклов, позволяющих воплотить специфический мирообраз, предельно отличающийся от романного, запечатлеть действительность в адекватных ей формах.

Ключевые слова: циклизация, трехкомпонентный микроцикл, циклообразующие факторы, жанр, Н. Гумилев, Б. Пильняк.

The article deals with the genre, structural and stylistic factors creating prosaic

microcycles, that contain aesthetic potential of small and large forms. For the first time the analysis is done on the material of N. Gumilev and B. Pilnyak. The authors study the phenomenon of three-microcycles that allow to implement a specific type of system, very different from the novel, and reflect the reality in the appropriate form.

Keywords: cyclization, three-microcycle, cycle-generating factors, poetry, genre, N. Gumilev, B. Pilnyak.


Пономарева Е.В., Агеева Ю.П. Поэтика трехкомпонентных прозаических микроциклов (Н. Гумилев «Радости земной любви», Б. Пильняк «Английские рассказы»)

232013, том 10, № 1

дениям О. Г. Егоровой, «попытки писателей зари-совать стремительно двигавшуюся, «клокотав-шую», изменчивую реальность требовали новых художественных форм. Очерки, новеллы, рассказы выходят в литературе XX в. на первый план. Сме-щения пространства и времени, открытая разо-рванность, мозаичность формы становятся одними из характерных примет произведений первой тре-ти XX века» [6]. Согласно концепции Е. В. Поно-маревой, стремясь осуществить более тесную связь между частями текста, авторы, с одной сто-роны, пытаются ассимилировать части в монолит-ное целое на основе жанровых, методологических, интермедиальных экспериментов. А с другой, если тщательно всмотреться в суть возникающих явле-ний, становится понятным, что существовала и встречная тенденция: в эпоху исторических потря-сений, социальной нестабильности художники обращались к памяти архаических жанров, уже в своей форме содержащих потенциал противостоя-ния, сопротивления Хаосу. Подобные поиски при-вели к распространению феномена микроцикла, которому в большей степени, чем обычным цик-лам, присущи специфические внутренние связи. Компоненты микроциклов при всей тесноте их взаимосвязанности представляют собой уже кон-структивно законченные тексты.

Связи между компонентами микроциклов но-сят несколько иной характер, чем в циклах боль-шего размера: чем меньше компонентов содержит циклическое целое, тем теснее межкомпонентные связи в нем. Микроциклы более закрыты и моно-литны, они концептуально и формально стянуты к единому ядру; центростремительные силы в них преобладают над центробежными. Микроцикл – всегда связанный, авторский цикл: в нем фактиче-ски не реализуется иерархия «ключевой» / «пери-ферийный» текст; в отличие от обычных прозаи-ческих текстов части объединяются на основе ра-диальных связей.

Репрезентативными образцами нашего иссле-дования, демонстрирующими характер подобных художественных единств, являются микроциклы «Радости земной любви. Три новеллы» Н. Гумиле-ва и «Английские рассказы» Б. Пильняка.

Название «Радости земной любви» маркирует проблемное пространство трех новелл Н. Гумиле-ва, имеющих общее «Предисловие», наделенных порядковыми номерами. Предельный лаконизм и безымянность этих новелл делает их похожими на три главы единой повествовательной ткани. Одна-ко подзаголовок, данный Гумилевым («три новел-лы»), позволяет рассматривать «Радости земной любви» именно как трехкомпонентный микро-цикл, сегменты которого связаны друг с другом особыми внутренними смысловыми связями, до-полняют друг друга в решении однотипных про-блем (в отличие от двухкомпонентных микроцик-лов, в которых единство подобного рода следует рассматривать как единство противоположностей).

Об общности понимания новелл свидетельст-вуют и письма Гумилева. 30 ноября 1907 года он сообщал Брюсову: «Я написал три новеллы и по-священие к ним, все неразрывно связанное между собой» [5]. Эта идея была настолько важна для Гумилева, что уже через день он опять пишет: «Еще несколько необходимых слов по поводу мо-их новелл. Мне кажется, что их надо печатать все разом, потому что они дополняют одна другую» [5]. Все составляющие микроцикл миниатюры стилизованы под новеллы раннего итальянского Возрождения, которое «реабилитировало» челове-ка как существо земное, но способное к бесконеч-ному духовному росту. Гумилев не случайно из-бирает жанр новеллы, который позволяет отвлечь-ся от ежедневного и обыденного. Автор прибегает к приему стилизации, погружая своего читателя в давние времена, связанные с эпохой расцвета ду-ховной культуры.

Общность ряда системных элементов микро-цикла новелл проявляется на нескольких уровнях. Уже внешний уровень – заголовочно-финальный комплекс маркирует необходимость прочтения и интерпретации произведения Н. Гумилева как ху-дожественного единства. Концепто- и формообра-зующими являются заглавия и подзаголовки мик-роциклических образований. Заглавие «Радости земной любви. Три новеллы» фиксируют количе-ственную множественность и жанровую принад-лежность – «новеллы». В микроциклических обра-зованиях, содержащих в заглавии жанровое обо-значение, на первый план выступает фактор жан-ровой идентичности. Автор фиксацией жанра в заглавии характеризует способ организации мате-риала, определяя тем самым модус восприятия произведения как лаконичного, емкого, основан-ного на факторе случая, объединенного общей интонационно-ритмической организацией. Ис-пользование числового обозначения в заглавии также выполняет функцию одного из циклообра-зующих факторов, подсказывающих границы цик-ла и одновременно маркирующих принципиаль-ную символическую смысловую заданность назва-ния, одним из глубинных смыслов которого явля-ется обозначение гармонического единства, свя-занного с сакральной цифрой «три». Кроме того, уже предисловие начинает «расшифровывать» название микроцикла: «речь пойдет о «радостях и печалях» любви «земной», но не менее значитель-ной и прекрасной, чем «небесная» любовь Данте к Беатриче. Такой объект изображения обусловил специфику формы его воплощения – сюжет мик-роцикла выписан в куртуазном и, одновременно, возрожденческом духе» [7].

Заголовочно-финальный комплекс, несмотря на его важность и выразительность, в то же время не носит характер абсолютного показателя, не требующего подтверждения. При анализе микро-циклов важно проникнуть за эту внешнюю завесу, прибегнув к анализу концептуально-формальных




особенностей каждого из компонентов единства, а также произведения в целом. Одна из важнейших скреп, играющая роль жанрового принципа – те-матическая общность компонентов микроцикла: каждая новелла имеет свою идею и, входя в состав целого, участвует в порождении дополнительного смысла, своего рода сверхсмысла, выходящего за границы смыслового поля каждой отдельной но-веллы. В первой новелле рассказывается о преврат-ностях любви. Во второй – о муках ревности. В третьей Гумилев неожиданно обрывает рассказ о радостях земной любви и переносит действие на небеса. Так неожиданно завершается не только сюжет последней новеллы, но и весь микроцикл. Принцип нераздельности подтверждается целост-ностью фабулы произведения, состоящего фор-мально из трех частей: мысль писателя сконцен-трирована вокруг проблемы любви, что соответст-вует новеллистическому мышлению эпохи Возро-ждения.

Несмотря на то, что любое циклическое един-ство функционирует на основе принципов нераз-дельности / неслиянности, в случае с микроцикла-ми корректнее вести речь о том, что на первый план все же выходит первый: отдельные новеллы представляют собой прочно связанные составные части единого целого. Ощущение монолитного единства создается за счет единства пространст-венно-временных параметров. Хронотоп микро-цикла Гумилева воплотил в себе идею «двоеми-рия», которая обусловливает специфику основного конфликта «Радостей земной любви». В произве-дении сосуществуют два различных образно-смысловых концептуальных ядра – средневековый и ренессансный. «Подобное «соединение» важно как момент культурного «порога», перехода от одной эпохи в другую» [7]. Обращение к этим эпохам, попытка представить человека в эпоху культурного слома обусловила процесс стилиза-ции под куртуазные и ренессансные образцы и, как следствие, дала возможность выразить свою позицию по отношению к острым проблемам со-временности, то есть очередной переходной эпохи в истории европейской культуры. «Главные герои Гумилёва уже «выросли» из средневековья, но еще не стали «новыми людьми» Возрождения, собст-венно, каковыми и были на самом деле Гвидо Ка-вальканти и Примавера, читавшая не только «лю-бовные новеллы», но и «Цветочки» Франциска Ассизского» [7].

Единство микроцикла проявляется и в специ-фике организации ассоциативного фона. «При бо-лее детальном рассмотрении новелл становится очевидным, что важной сферой и источником об-щения и понимания главных героев является предметный мир. Можно заключить, что слово героя становится понятно только тогда, когда дуб-лируется в образах-символах предметного мира, то есть «опредмечивается», оказывается осязаемо и ощутимо, создавая свой собственный, «условный»

язык. Обычные предметы для влюбленных обре-тают символическое значение: «Я уронила коль-цо…– не хотите ли помочь мне его найти?», – го-ворит Примавера. На знаковом уровне кольцо – знак вечности, а также связи и уз. Семантика имен героев новеллы также содержит в себе интертек-стуальные мотивы. Например, «Примавера» в пе-реводе с итальянского означает «весна», то есть «возрождение к жизни» или «новая жизнь»» [7]. Происходит процесс замещения частей текста символами – иллюстрация к принципу «экономии мышления»: в культуре, т.е. в сфере повсеместно-го оперирования смыслами, «вместо всей цепочки идей, событий, характеров берется смысловая точ-ка, конспективно, сжато содержащая в себе всю эту последовательность или же намекающая на нее тем или иным образом. Эмблема должна быть уз-наваемой» [8]. Таким образом, «за деталью, зани-мающей крохотное место в тексте, встает весь текст» [8].

Символические значения служат своеобраз-ным «ключом» к пониманию мыслей и чувств ге-роев. Благодаря этому, появляется символико-психологический подтекст. Образы-символы изна-чально ориентируют читателя на многослойные ассоциативные построения. Единство микроцикла в таком случае формируется через ассоциирование образов или мотивов в каждом эпизоде текста с образами и мотивами, заданными контекстом все-го микроцикла. Многоплановая структура микро-цикла во многом обусловлена новеллистической «моделью» мира, которой характерна фрагментар-ность и наличие четких границ между текстами.

Сказанное в полной мере соотносится с той характеристикой, которую Е.М. Мелетинский да-вал итальянским новеллам эпохи Возрождения: «Новелла не претендует на универсальность, как большие эпические жанры. Изображая отдельные случаи и удивительные события, новелла… пода-ется сознательно как своего рода фрагмент, оско-лок универсальной картины мира, предполагаю-щей наличие многих других фрагментов. Отсюда, во-первых, тот же новеллист часто предполагает некое циклическое собрание новелл, рисующих заведомо разные ситуации… во-вторых, – выход за пределы новеллы как фрагмент большого мира часто выражается во вставной серии новелл… воз-никают при этом своеобразная «перекличка», ана-логии и контрасты, уточняющие общий смысл» [9]. Апеллируя к жанрово-родовой памяти читате-ля, автор, вынося в заглавие жанр «новеллы», соз-дает необходимое предпонимание текста, на осно-ве которого в дальнейшем основывается его ис-толкование.

Заглавие «Английские рассказы» объединяет проблемное пространство трех рассказов Б. Пиль-няка, носит обобщающий характер и не повторяет название какого-либо из входящих в него компо-нентов. Общее заглавие всего микроцикла не только обособляет, локализует именуемый текст,



252013, том 10, № 1

ограничивая пространство контекста, но и играет роль жанровой «скрепы», соединяя все компонен-ты-тексты микроцикла. Помимо этого, оно форми-рует установку на восприятие всего микроцикла, проецируя свою семантику на отдельные компо-ненты-тексты в его составе. В микроциклических образованиях, содержащих в заглавии жанровое обозначение («Английские рассказы»), на первый план выступает фактор жанровой идентичности. Фиксация в заглавии жанровой принадлежности «рассказы» указывает на множественность компо-нентов и предполагает обособленность эпизодов, так как каждый компонент-текст микроцикла с таким заглавием представляет собой определенный элемент/фрагмент из ряда себе подобных, одинако-во соотносимый с соположенными ему компонен-тами-текстами: один из рассказов. Корреляция за-главия микроцикла и его оглавления формирует установку на неслиянность и одновременно совме-стность эпизодов. При визуальном восприятии ог-лавления микроцикла Б. Пильняка «Английские рассказы» мы можем констатировать отсутствие каких-либо скрытых или очевидных ассоциативных связей между заголовками рассказов:

1. Старый сыр. 2. «Speranza». 3. Отрывки из «Повести в письмах», кото-

рую скучно кончить. Обозначая последовательность заглавий, ог-

лавление становится ключом к пониманию текста: «представляет в снятом виде его внутренние смы-словые доминанты, выявляя тем самым логику построения» [3]. Внутренние заголовки в своей совокупности образуют некий конспект содержа-ния всего микроцикла.

Рассказ «Старый сыр», стоящий первым в ря-ду сегментов микроцикла, выполняет еще и функ-цию введения, «погружения» читателя в повество-вательную канву. Будучи ограниченным жесткими формальными границами микроцикла, автор пере-носит функции введения на первый компонент-текст микроцикла, обозначая в нем, прежде всего, единство тематики и проблематики. Кроме того, обозначается форма авторского присутствия в тек-сте – наблюдатель. Композиционно микроцикл начинается непосредственно корпусом эпизодов – «историй», сменяющих друг друга. Общий сюжет микроцикла строится в «логике поиска и выбора повествователем точки зрения на мир и отношения к миру» [2] и представляет собой самоопределение героя-повествователя, «выбор и утверждение эти-ческой и идеологической позиции в мире» [2].

В микроцикле «Английские рассказы» отсут-ствует единство композиции и фабулы. Герои свя-заны не фабулой, а «общим стилем, духом пере-житых дней» [4]. Автор сознательно не желает сосредоточиться на одном описываемом эпизоде, выбрать какую-то одну определенную сторону революционной действительности. Повествовате-ля интересует вся его окружающая новая реаль-

ность, он стремится «дать цельную, полную кар-тину сдвига и катастрофы» [4]. Отсутствие фабулы характерно для большинства произведений Б.Пильняка, литературную манеру которого ха-рактеризуют как мозаику, «механическое сцепле-ние глав» [4]. Повествование в «Английских рас-сказах» фрагментарно, обрывочно, одна сюжетная плоскость внезапно сменяется другой иногда по нескольку раз на странице. «Конспективный» ха-рактер повествования подчеркивается формой пи-сем, записок, заметок, включенных в текстовое пространство микроцикла. Композиционный ритм микроцикла базируется на фрагментарности, «монтажности» структуры, чередовании сцен, микросюжетов, описаний, монологов, сменяющих друг друга лирических отступлений и т.д. Однако необходимо подчеркнуть, что, безусловно, специ-фическая полифоническая структура «Английских рассказов», при всей ее хаотичности, бессвязности и фрагментарности, в которой проявились «непри-каянность, растерянность, беспомощность писате-ля, потерявшего ориентировку в сложном мире» [1], «смятенность миропредставления писателя» [10], все же подчинены авторскому замыслу соз-дания всеобъемлющей картины России «на пере-ломе» истории, объединены историософской кон-цепцией действительности.

Рассмотренная композиционная специфика микроцикла обусловливает и особенности функ-ционирования пространства и времени. В «Анг-лийских рассказах» нет определенного времени действия, есть только пространство – степь («Ста-рый сыр»), море («Speranza»), город («Отрывки из „Повести в письмах“, которую скучно кончить». Именно пространство придает циклу целостный характер. Пространство в микроцикле обретает значительную долю условности и универсализи-руется, имплицитно расширяясь и знаменуя собой пространство всей России «переломной» эпохи, создавая впечатление «единства места действия». Время в микроцикле космизировано, циклические ритмы определяет смена времен года, дня – ночи, солнца – луны, света – тьмы. На имплицитном уровне наблюдается «пульсация» света / тьмы, сумерек и рассвета предопределяет время «мучи-тельного рождения Нового мира» [10], переводя временные пласты исторического и природного в мифологическое. Временные границы в микро-цикле еще больше расширяются благодаря сбли-жению прошлого и настоящего, параллелями между современным, допетровским и петровским време-нем, противопоставлением прошлого и будущего: «…века ушедшие всегда связаны со смертью, …, – века впереди всегда связаны с жизнью, пусть я не проживу до них… » [11]. В значительной мере время мифологизируется благодаря выделению писателем условного образно-метафорического пласта: Революция – муть («Старый сыр»), шторм («Speranza»), туман («Отрывки из «Повести в письмах», которую скучно кончить»), противопос-




тавлениям: Россия – Лондон, природного и меха-нического, периодически повторяемых, развора-чиваемых, варьируемых в тексте, создающих спе-цифичный ритм образов и мотивов внутри микро-цикла. Противопоставление Россия – Лондон под-черкивает разрыв не только пространственный, но и временной («…для России Лондон – это два-дцать второй век» [11]), определяя их как два по-люса которые никогда не сойдутся вместе, как две чаши: «чаша неба и чаша моря» [11], где в небе покой, а на воде – шторм.

На семантическом уровне также проявляется единство микроцикла. В «Английских рассказах» можно выделить доминирование ассоциативных связей. Они обусловливают лейтмотивный тип повествования, поскольку сюжетное движение реализуется посредством развития и варьирования лейтмотивов и лейтмотивных образов, которые становятся эмоциональными, смысловыми «скре-пами» как внутри микроцикла, так и внутри от-дельного рассказа: дом – корабль – кабак – Вест-минское аббатство; муть – море – туман; револю-ция – метель – шторм; степь – море – город. Но в художественном мире микроцикла есть опреде-ленный ритм образов и мотивов, помогающих удержать «хаотичную», «бессвязную», «рваную» действительность от распада – «горизонт», «куль-тура», «человеческая жизнь», «Большая Медведи-ца» и «Полярная звезда», «якорь» – то, что неиз-менно, то, что вселяет надежду и служит «путе-водной звездой» для кораблей и для людей – в степи, в городе, на море: «Тогда надо смотреть на горизонт, ибо только он неподвижен и тверд…»; «Мы же – колонизаторы, несущие культуру в зем-ли дикарей…»; «Насколько древнее, значимее, – страшнее – человеческая жизнь…»; «…смотреть на Большую Медведицу, которую боцман видел из своей Псковской губернии и которую бритты и норманны видели семьсот лет назад»; «…в небе Большая Медведица и Полярная звезда, но под небом все сошло с ума»; «Надежда, и символ на-дежды: – якорь, тот, которым матросы в морских безбрежностях цепляются за единственную зем-лю – за донья морей» [11].

Авторский замысел определяет отбор и выде-ление отдельных рассказов внутри микроцикла. В продуманном расположении рассказов проявляет-ся внутреннее движение в микроцикле, характер-ная для циклического типа текста параллельная связь элементов, реализующая принцип их ассо-циативного взаимодействия. Два рядоположенных компонента-рассказа («Старый сыр» и «Speranza»), семантически не связанные, сближаются через семантическую соотнесенность с третьим расска-зом («Отрывки из «Повести в письмах», которую скучно кончить»). За счет взаимодействия общих семантических элементов объединяются тематиче-ски разные эпизоды и сами рассказы, в тексте по-являются своего рода «внутренние рифмы». В на-чале третьего рассказа «Отрывки из «Повести в

письмах», которую скучно кончить», повторяется эпизод из второго рассказа «Speranza» («На каж-дую милю приходится три погибших судна. Клад-бище корабельное. Можно было бы построить це-лую страну» [11]; «… на каждую квадратную мор-скую милю здесь приходилось три погибших мор-ских корабля, – можно было бы построить прекрас-нейшие огромнейшие города» [11]), и эпизод из первого рассказа «Старый сыр» также полностью дублируется в третьем рассказе («… около могилы Ньютона, – там в веках и полумраке, на известняках стен и под известняком пола – даже Ньютон – толь-ко звенышко… и каменная плита в полу над остан-ками Ньютона, где написано его имя, уже полустер-та ногами, здесь, над ним проходивших» [11]; «…у могилы Ньютона: могильная плита вделана в пол, как все плиты пола – могилы, многие уже по-лустертые ногами проходящих, и плита могилы Ньютона тоже полустерта, … и было понятно, что Ньютон в здании английской культуры – только звенышко» [11]).

Таким образом, «Английские рассказы» дей-ствительно состоят из относительно самостоя-тельных, но все же фабульно, сюжетно и компози-ционно взаимосвязанных частей.

В заключение можно отметить, что «Радости земной любви» Н. Гумилева и «Английские рас-сказы» Б. Пильняка обладают всеми особенностя-ми формальных средств, присущих прозаическому микроциклу 1920–30-х гг.: наличие трех компо-нентов – рассказов/новелл, связанных друг с дру-гом особыми внутренними смысловыми связями; концептуальность, воплощенная в порядке распо-ложения рассказов/новелл в микроцикле и харак-теризующаяся выраженным отношением автора к окружающему миру; образ автора-повествователя как главный источник единства в микроцикле; общее заглавие, которое маркирует не только формальные особенности, но и является концепту-альным ядром всего микроцикла; монтажная ком-позиция, при которой существует крепкая ассо-циативная связь между текстами и большое значе-ние приобретают перекликающиеся друг с другом идеи, мотивы и образы; общая условность, много-плановость и «неоконченность» художественного мира микроцикла; фабульно-сюжетная «разорван-ность»; единство пространственно-временных па-раметров; «общность ряда системных элементов микроцикла (жанровых, стилистических, ритмиче-ских, образно-метафорических)» [6]; строгая рег-ламентированность рассказов/новелл и их поряд-кового расположения: устранение каждого текста деструктивно, так как оно если и не разрушит микроцикл, то радикальным образом изменит его как художественную целостность.


1. Андреев, Ю. Изучать факты в их полноте / Ю. Андреев // Вопросы литературы. – 1968. – № 3. – С. 121–137.



272013, том 10, № 1

2. Афонина, Е.Ю. Поэтика авторского про-заического цикла: монография / Е.Ю. Афонина; институт бизнеса и политики. – СПб.: ИНТАН, 2006. – 128 с.

3. Веселова, Н.А. Заглавие литературно-художественного текста: онтология и поэтика. дис. … канд. филол. наук / Н.А. Веселова. – Тверь. – 51 с.

4. Воронский, А.К. Литературные силуэты. I. Борис Пильняк / А.К. Воронский // Искусство видеть мир: Портреты. Статьи. – М.: Сов. пи-сатель, 1987. – С. 233–257.

5. Гумилев, Н.С. Стихотворения и поэмы / сост. С.Щербаков // Библиотека избранных сти-хотворений. XX век. – М.: Звонница-МГ, 2008. – 311 с.

6. Егорова, О.Г. Проблема циклизации в рус-ской прозе первой половины ХХ века: дис. … д-ра

филол. наук / О.Г. Егорова. – Волгоград, 2003. – С. 3–8.

7. Золотухина, Н. Поэтика новелл Н.С. Гу-милева 1907–1909 годов / Н. Золотухина. – http://gumilev.ru/

8. Карасев, Л.В. Онтология и поэтика / Л.В. Карасев // Литературные архетипы и уни-версалии / под. ред. Е.М. Мелетинского. – М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. – 433 с.

9. Мелетинский, Е.М. Историческая поэти-ка новеллы / Е.М. Мелетинский. – М.: Наука, 1990. – 136 с.

10. Новиков, В. Творческий путь Бориса Пильняка / В. Новиков // Вопросы литературы. – 1975. – № 6. – С. 192–194.

11. Пильняк, Б.А. Английские рассказы / Б.А. Пильняк. – М.; Л.: Круг, 1924. – С. 92.




1Современные технологии развивают визу-альные способы воздействия на человека, многие сферы общественной жизни и культуры имеют акцентированные, визуально яркие особенности воплощения. Это касается рекламы, спецэффектов кинематографической продукции, дизайна интер-нет-сайтов, видеоигр.

Значение возможностей визуального облика осознаёт и художественная литература, развивает-ся жанр видеопоэзии, визуальной поэзии, совре-менной наукой разработана теория визуального облика прозаического текста.

Воспроизведение текста на бумаге издревле, со времен рукописных книг имеет визуальные особенности, смысловое наполнение которых без-условно. Элементы убранства книги – инициал, орнамент, миниатюра, заставка – имели не только оформительскую функцию, но являлись информа-тивно насыщенным приёмом и соотносились с содержанием, должны были помочь читателю пра-вильно разобраться в написанном, вовремя приос-тановить чтение, заставить задуматься, обратить

1Семьян Татьяна Фёдоровна, доктор фило-

логических наук, доцент, профессор кафедры рус-ского языка и литературы, Южно-Уральский госу-дарственный университет (г. Челябинск). Е-mail: [email protected]

особое внимание на какую-то мысль, показать на-чало новой логической части.

2За века существования кодексового формата книги накоплен значительный материал по изуче-нию внешнего оформления книги. Проблема визу-ального облика книги, исторические, теоретиче-ские, прикладные аспекты разработаны с доста-точной степенью полноты. Существует огромное количество трудов по искусству полиграфии: это работы Б. Валуенко, Ю. Герчука, В. Ляхова, В. Фаворского, в которых рассматриваются про-блемы создания книги, физиологически удобной для восприятия глазом, предлагаются идеи по улучшению процесса чтения удобочитаемым шрифтом, разметкой для лучшего запоминания и пр. Полиграфисты ставят задачу сделать книжный текст как можно более активным, воздействую-щим на ум и чувства читателей, разрабатывают приёмы акцентировки текста самыми различными способами: расположением строк, цветом, разме-ром букв, их начертанием и т. д. Осознание роли визуального компонента в быту, культуре, психо-

2Tatyana F. Semyan, PhD, associate professor,

professor of Russian language and literature of South Ural State University (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

УДК 070.482 ББК И602.53

ВИЗУАЛЬНЫЙ ОБЛИК ЖУРНАЛА «СНОБ» Т.Ф. Семьян

VISUAL APPEARANCE OF THE «SNOB» MAGAZINE T.F. Semyan

The article deals with the genre, structural and stylistic factors creating prosaic Проанализированы визуальные особенности концепции журнала «Сноб», страте-гия которого направлена на визуально активное взаимодействие с читателем. Каж-дый выпуск журнала «Сноб» тематизирован: и вербальный, и иллюстративный материал посвящены определённой истории. Поэтому номер журнала рассматрива-ется как единый текст, целостное физическое пространство, компоненты которого эстетически и идейно связаны, репрезентируют общий замысел, и для восприни-мающего представляют единое символическое пространство, подобно тому, как это происходит при чтении художественного произведения.

Ключевые слова: визуальный облик, визуальная стратегия, журнал, проект, шрифтовый акцент, креолизация.

The paper analyses the visual features of the «Snob» magazine conception, the strat-

egy is aimed at visually active interaction with the reader. Each issue of the magazine “Snob” has a definite subject matter: both verbal and illustrative aspects are devoted to certain stories. Therefore the issue is seen as one single text, integral physical space, the components of which are aesthetically and conceptually related, they represent the overall design and are perceived as an interconnect symbolic space, just as it happens when read-ing a work of art.

Keywords: visual representation, visual strategy, magazine, design, font emphasis, creo-lization.


Семьян Т.Ф. Визуальный облик журнала «Сноб»

292013, том 10, № 1

логии актуализировало изучение этого аспекта с теоретической и методологической точек зрения в разных областях науки. По мнению полиграфи-стов, такое внимание уделяется типографике по-тому, что именно эта сфера наиболее ярко отвеча-ет новейшим перцептуальным вызовам.

Логично, что опыт, накопленный в искусстве оформления книг в необходимое время1, в момент возникновения прессы, был заимствован и перене-сён в практику создания газет и журналов.

Теория визуализации художественного тек-ста, безусловно, связана с областью полиграфии, изучает одни и те же параметры текста – шрифто-вые выделения, расположение текста на странице, рисунки и пр. Эти две сферы знания взаимообога-щают и дополняют друг друга теоретическими концепциями и терминологическим аппаратом. В данной статье высказана мысль о том, что на со-временном этапе осмысления феномена визуаль-ного облика текста литературная теория готова предложить новые аспекты изучения полиграфи-ческого воплощения журнальной продукции.

Наша страна имеет богатые журнальные тра-диции, современные журналы во многом наследу-ют их, но, безусловно, произошли принципиаль-ные изменения в стратегиях воплощения главной идеи того или иного журнального продукта. Со-временные журналы позиционируют себя как про-екты, сфера деятельности которых многогранна и визуальная составляющая является одной из ос-новных. Стратегии не только глянцевых журналов (ELLE, VOGUE и другие), но и общественно-политических, таких как «Русский репортёр», на-правлены на визуально активное взаимодействие с читателем.

Первым «манком» для читателя является об-ложка. Запоминающийся визуальный знак пред-ставляли собой обложки журналов XIX–XX века, известных советских «толстых» журналов, кото-рые чаще всего были монохромными: по скромной голубоватой обложке с синим шрифтом узнаётся легендарный журнал «Новый мир», по зеленова-той с красной надписью – журнал «Знамя».

1 Известно, что европейская журналистика ведет

свой отсчет с 1609 г., когда в немецком городе Страс-бурге была напечатана еженедельная газета Relation: Aller Furnemmen с новостями из Кельна, Антверпена, Рима, Венеции, Вены и Праги, в том же 1609 г. в Аугсбурге появилась другая еженедельная газета – Avisa Relation oder Zeitung. Относительно даты издания первого европейского журнала ведутся споры, но есть мнение, что первый европейский журнал Journal des Swavants («Журнал ученого») вышел в Париже в январе 1665 г.

Первая русская рукописная газета «Куранты» на-чала выходить в 1621 году, печатная – с декабря 1702 года, когда Петр I издал указ о создании первой русской газеты. Первый журнал в России — «Месячные истори-ческие, генеалогические и географические примечания в Ведомостях» начал выходить в виде приложения к газе-те «Санкт-Петербургские Ведомости» в 1728 году.

Исследование истории визуального облика художественных текстов показывает, что можно говорить о преобладании определённых визуаль-ных моделей, функционирующих в тот или иной период. Внутри визуальной модели, безусловно, существуют авторские модификации. Специфиче-ские черты визуальной модели напрямую связаны с ментальностью эпохи. Теоретики искусства по-лиграфии отмечают связи визуального облика тек-ста с эпохой и культурными умонастроениями общества.

Обложки современных журналов демонстри-руют перемену вектора от вербального к визуаль-ному, от слова к рисунку, яркому иконическому образу. Обложка должна быть яркой, информатив-ной, являться ключом к общей концепции журна-ла, к тематике конкретного выпуска так же, как заглавие является ключом к пониманию смысла художественного произведения.

Визуально яркий, интересный материал пред-лагает иллюстрированный журнал «Сноб», кото-рый является частью мультиформатного проекта. Журнал был основан в 2008 году. Основными жанрами являются репортажи, интервью, автор-ские фотоистории, эссе, рассказы. Литературная составляющая в журнале представлена активно, неслучайно с журналом сотрудничают ведущие писатели современности – Владимир Сорокин, Людмила Петрушевская, Борис Акунин, печата-ются Александр Кабаков, Ольга Славникова, Захар Прилепин, Александр Иличевский, Андрей Гела-симов и многие другие. Новый номер журнала «Сноб» посвящён творчеству Чарльза Диккенса. В нём напечатаны рассказы Марины Степновой, Эдуарда Лимонова, Сергея Жадана, Евгения По-пова.

Значение визуальной составляющей в креа-тивной концепции журнала «Сноб» манифестиру-ется уже в необычном заглавии, где первая буква развёрнута по оси на 180 градусов, а после загла-вия в нарушение пунктуационных норм поставле-на точка. Журнал также имеет свой логотип, что популярно в современных массмедиа, это развёр-нутая буква С с точкой.

Визуальный облик журнала «Сноб» формиру-ется в соединении таких же внешних характери-стик, какие определяют визуальные особенности любого текста, в том числе и художественного, это – шрифтовая акциденция, расположение тек-стового материала на пространстве страницы, ри-сунки, фото, иллюстрации, т.е. интеграция вер-бального и иконического компонентов.

Каждый выпуск журнала «Сноб» тематизиро-ван: и вербальный, и иллюстративный материалы посвящены определённой истории, выпуски име-ют название, например, за июль 2011 года – «Всё о Еве». Поэтому логично рассматривать каждый номер журнала как единый текст, целостное физи-ческое пространство, компоненты которого эсте-тически и идейно связаны, репрезентируют общий




замысел и для воспринимающего представляют единое символическое пространство подобно то-му, как это происходит при чтении художествен-ного произведения, иллюстрации в котором сти-мулируют воображение читателя.

Теоретически обосновано, что все визуально-графические элементы определяются как семиоти-ческие знаки. Согласуясь с идеей об указывании как первичном свойстве знака, визуально-графические приёмы обозначают необходимость прочитывания, расшифровки, извлечения смысла. Проявляя семиотическую природу, визуальные знаки текста представляют организованную сис-тему структурных отношений.

Известно, что в основе визуально-графи-ческих приёмов лежит принцип остранения, нару-шающего автоматизацию восприятия. Визуально-графические приёмы являются одним из способов организации читательского восприятия; актуали-зируют отношения текст – читатель. Поэтому ви-зуальные особенности текста следует рассматри-вать как категорию рецептивную. Зрительный об-раз конфигурации текста соотносится с его общим смыслом и эстетически воздействует на читателя. Параметры визуального облика текста превраща-ются в средство передачи дополнительной, вер-бально не выраженной информации.

В концепции журнала «Сноб» заявлено, что журнал иллюстрированный. Действительно, иллю-стративная, невербальная составляющая в визу-альном облике журнала акцентирована за счёт большого количества фото, рисунков, а также рек-ламных вставок. Определившись с тем, что каж-дый выпуск журнала являет собой общее идейно-эстетическое пространство, можно определить этот тип текста как креолизованный, смешанный, семиотически осложнённый, в создании которого участвуют средства разных семиотических кодов. Креолизованный текст предстаёт сложным тексто-вым образованием, в котором вербальные и ико-нические высказывания образуют одно визуаль-ное, структурное, смысловое и функциональное целое, оказывающее комплексное воздействие на адресата. Корреляцию двух разносистемных зна-ковых образований следует идентифицировать как явление дискурсное.

Феномен креолизации напрямую представлен в рекламном тексте, который сегодня является обязательным компонентом средств массовой ин-формации, присутствует также в журнале «Сноб» и, безусловно, нарушает нарратив номера, хотя делает его ещё более ярким и красочным. Следует отметить деликатность работы создателей журнала с рекламными вставками, которые практически никогда «не заходят на территорию» основного материал, а имеют собственное пространство.

Реклама настолько глубоко проникла в нашу жизнь, что встречается даже в литературных про-изведениях, и не только в виде продакт плейсмен-та, но и визуально. Примеры можно найти в про-

изведениях современной литературы, в частности, в такой передовой на сегодня области, как драма. Драматург Оля Мухина написала пьесу «Летит», визуальный облик которой повторяет стилистику глянцевого журнала, изобилует рекламными фото-графиями (часто со снижающими рекламный па-фос надписями) и фотографиями западных и рос-сийских селебрити, звёзд мирового кино (напри-мер, английского актёра Джуда Лоу) и моделей, которые визуализируют для читателя персонажей произведения. Пьеса Оли Мухиной – яркий экспе-римент, пока единичный, особая художественная акция, цель которой обнажить специфические яв-ления времени. Нарочитая демонстрационность выражает специфическое качество актуального искусства – представлять себя в форме акцентиро-вано яркого перформанса.

Перформативные качества присущи и визу-альной стратегии журнала «Сноб», если перформа-тивность понимать как саморепрезентацию, как спо-соб вызвать понимание и отношение со стороны других участников коммуникации. Исследователи определяют перформативный текст как тип текста, актуализирующийся в ситуации коммуникации.

Проект «Сноб» активизирует взаимодействие с читателем всеми возможными способами и пода-ёт информацию не только визуально, но и ауди-ально. На сайте проекта www.snob.ru можно по-слушать аудиозаписи музыки («Вальс цветов» П. Чайковского), впечатление от которой описыва-ет на одной из последних страниц номера за де-кабрь 2012 – январь 2013 режиссёр Андрей Конча-ловский, рядом с описанием дана ссылка на сайт. Такая интерактивность значительно расширяет как поле влияния проекта «Сноб», так и культурное поле читателей.

Интерактивность в общении с читателем вы-ражается в таком прикладном элементе, как за-кладка, которая вложена в журнал «Сноб». На ней размещены адреса сайта проекта, адрес интернет-страницы, где можно узнать подробности об уча-стии в проекте «Сноб», а также логотип.

Перформативные качества журнала явлены также в фотогалереях, или иначе фотоновеллах, талантливо представленных в каждом выпуске: в начале номера авторы опубликованных рассказов визуально, фотографически представлены таким образом, чтобы иллюстрировать общую тему. В номере за декабрь 2010 – январь 2011, который назывался «Снежный номер: всё о моём отце», на разворотах рядом с фотографиями авторов выпус-ка размещены фотографии их отцов. Это придаёт изданию неповторимую атмосферу, в данном слу-чае, атмосферу теплоты семейного уюта, довери-тельности, преемственности поколений. Фотогра-фии оживляют опубликованные истории о попыт-ке примирения с отцом, возобновлении отноше-ний, попытке прощения, в этих историях много мудрости и доброты, человечности, они также своего рода психологическая поддержка для чита-


Семьян Т.Ф. Визуальный облик журнала «Сноб»

312013, том 10, № 1

теля, которому эта тема близка либо биографиче-ски, либо эмоционально. Тема отцов и детей, как известно, восходит к самым древним мифам и в современном мире получила статус архетипиче-ской. Фотографии непосредственных участников историй, описанных в рассказах и эссе, впускают читателя в мир глубоко интимных переживаний, в сокровенные семейные тайны, не просто позволяя быть наблюдателем и судьёй, но, заставляя через сопереживание (а это невозможно не делать, по-смотрев в глаза людям на фото), понять проблемы собственной жизни.

В «Литературном номере: Рождественская песня» (декабрь 2012–январь 2013) проделан экс-клюзивный эксперимент: фотографии авторов ма-териалов помещены в рамки эпохи Чарльза Дик-кенса. Выяснилось, что Диккенс ассоциируется у большинства авторов номера с детскими годами. Создатели выпуска задались вопросом, как бы смотрелись юные лица известных современных писателей (Ильдар Абузяров, Юрий Мамлеев, Эдуард Лимонов и другие) в викторианскую эпо-ху. Детские фотографии в рамках размещены в окружении стилизованных под эпоху XIX века драгоценностей, часов, шкатулок и прочих пред-метов роскоши и интерьера, которым в то же вре-мя сделана реклама, так как названы фирмы-изготовители и прочие реквизиты.

Начитанный читатель должен знать, что но-мер назван по одноимённой сказочной повести Чарльза Диккенса «Рождественская песня в про-зе». Это история-притча о перерождении скряги и человеконенавистника Скруджа, в которой писа-тель с помощью фантастических образов святоч-ных Духов показывает своему герою единствен-ный путь к спасению – делать добро людям. В 2009 году режиссёр Робберт Земекис снял по этой сказке мультфильм, чем ещё более связал воспри-ятие произведения с темой детства.

Таким образом, на разворотах журнала «Сноб» предложена история детства, рассказанная с помощью различных средств, вербальными и иконическими приёмами, что буквально воспроиз-водит идею двойственного существования текста как явления коммуникативного и дискурсивного. Такой текст смешанной природы проявляет изна-чально присущую ему амбивалентность, с одной стороны, в виде материального объекта, с другой, как совокупность идей. Эта концептуальная двой-ственность генерирует эстетическое единство журнала, выстраивает модель действительности во всей возможной полноте ее выражения.

Ещё в 1930-е годы А.А. Реформатский о тек-стах с иконическим компонентом писал, что ил-люстрация как особый структурный момент вы-сказывания подлежит ведению лингвиста, и иссле-дование взаимодействия внешнего (полиграфиче-ского) и внутреннего (литературного и языкового) оформления текста, их органического взаимного врастания в целях максимального воздействия из-

дания относятся к одной из актуальных задач лин-гвистики. При этом учёный высказывался за соз-дание нового профиля специалистов – лингвогра-фов, вооружённых как методами лингвистического анализа текста, так и знаниями полиграфической техники.

В журнале «Сноб» интенсивность связей ме-жду вербальными и иконическими средствами может быть различна: элементы обоих кодов мо-гут быть интегрированы друг в друга или быть обособленными. Например, создатели журнала использовали визуальную особенность, которая для читателя вызывает ассоциации с традицией чтения художественной литературы: автор эссе или рассказа и название вынесены на отдельный разворот, которая оформлена как обложка книги, а только потом, на следующей странице дублируют-ся непосредственно перед текстом. В каждом эссе первое предложение выделено качественно по-разному: изменяется кегль, цвет шрифта и по от-ношению к фоновому, и по сравнению с другими текстами рассказов.

Журнал «Сноб» активно использует приём шрифтовой акциденции. Прежде всего, в заглавиях рассказов, играя разновидностями декоративных шрифтов, цветом, размещая белый шрифт на чёр-ном сплошном фоне и так далее.

Очевидно, что слова, выделенные шрифтом, имеют особое композиционное значение и являются средством художественной выразительности. При использовании приёма шрифтового выделения про-исходит увеличение семантической самостоятельно-сти каждого маркированного шрифтом слова. Шрифтовые выделения нарушают задаваемый ос-новным, фоновым шрифтом ритм, задерживают внимание читателя (глаз словно бы «спотыкается»), становятся зрительным раздражителем, конечно, играя необходимую семантическую и художествен-ную роль. Любое изменение шрифта – это созна-тельное преодоление нормы, отступление, вырази-тельное именно по отношению к ней, на фоне «обычного» шрифта; это форма остранения слова на фоне графически нейтрального контекста.

Иллюзию чтения книги при восприятии жур-нала «Сноб» поддерживают иллюстрации к каж-дому рассказу или эссе по основной теме номера. Указаны имена художников-иллюстраторов, кото-рые, как и в книжной продукции, с одной стороны, визуализируют основные идеи, образы и мотивы творчества писателя, с другой, предлагают свою интерпретацию литературного произведения, ко-торая может оказаться эмоционально близкой и понятной читателю. Среди иллюстраторов журна-ла «Сноб» такие известные современные худож-ники, как Алексей Курбатов, Павел Гришин, Юля Блюхер и другие.

Создатели журналов осознают, придают большое значение и используют возможности фе-номена пространства страницы, поскольку в про-цессе чтения срабатывает физиологическое свой-




ство человеческого глаза воспринимать плоскость одной страницы одномоментно.

Значительный потенциал визуального облика отдельной страницы развивался на протяжении веков, но в ХХ веке были выдвинуты авангард-ные идеи по использованию поля страниц. Фило-соф и писатель Василий Розанов предложил рас-полагать каждый фрагмент своей книги «Уеди-нённое», каким бы незначительным по объёму он ни был, даже в одно предложение, на отдельной странице. Тем самым было активизировано белое поле страницы, рама, значение которой в искус-стве основополагающее, поскольку именно фе-номен рамы (границы) семиотизирует явления искусства.

Визуальный эксперимент В. Розанова по важ-ности и концептуальности стоит в ряду с экспери-ментами А. Белого, которого называют основопо-ложником литературной визуальной модели ХХ века. Мощным мышлением философа, чьё творческое сознание улавливало веяния эпохи, В. Розанов осознал необходимость визуализировать невизуализируемое, а именно, подсознательные процессы мышления. В. Розанов воспроизвёл структуру сознания такой, какова она есть на са-мом деле. Примечательно заметить, что современ-ник В. Розанова философ Лев Шестов рассматри-вал форму афоризма как наиболее современную форму мысли и речи в России начала ХХ века.

В журнале «Сноб» оформлению пространства

страницы как единого эстетического объекта, имеющего значительное влияние на восприни-мающего, уделяется большое значение. Так, в но-мере, посвящённом Диккенсу, на странице 0335 (такова оригинальная пагинация) в орнаментиро-ванной рамке приводится выделенное шрифтом афористичное высказывание поэта Иосифа Брод-ского, взятое из его нобелевской речи, о влиянии творчества Диккенса: «Я полагаю, что для челове-ка, начитавшего Диккенса, выстрелить в себе по-добного во имя какой бы то ни было идеи затруд-нительнее, чем для человека, Диккенса не читав-шего».

Тем самым объясняется выбор темы номера, указывается значение творчества Диккенса и зна-чение литературы вообще в жизни человека. Этот украшающий, арабесочный элемент оформления журнала визуально воплотил и манифестировал одну из ключевых идейных позиций журнала «Сноб», направленную на воспитание и поддержа-ние культурного вектора современного общества. Главный редактор журнала Сергей Николаевич во вступительной статье мечтает, что «Сноб», может быть, подвигнет кого-то заново перечитать давно забытые романы.

Стратегия журнала «Сноб», несмотря на яр-кую визуальную составляющую, ориентирована на культурно просвещённого читателя, гуманитария, для которого слово и чтение всё ещё сохраняет приоритетные позиции.



332013, том 10, № 1

1Введение В современной социокультурной ситуации

роль и значение средств массовой информации очень велики. Массмедиа имеет высокий потенци-ал воздействия на все слои общества, социокуль-турные отношения, участвует в формировании и развитии всех структур личности.

Среди различных видов средств массовой коммуникации (СМК) наиболее распространен-ным и эффективным сегодня является телевиде-ние. Высокий уровень доступности населению делает телевидение наиболее значимым средством массовой коммуникации, способствует формиро-ванию общественного мнения по различным во-просам, трансляции идеологии, формированию сознания, просвещению.

Являясь наиболее доступным из арсенала мас-смедиа средством, телевидение удовлетворяет ос-новным потребностям человека в получении инфор-мации. Результаты опросов, проводимых среди раз-

Солдатова Елена Леонидовна, доктор психо-

логических наук, профессор, декан факультета психологии, Южно-Уральский государственный университет (г. Челябинск). E-mail: elena_soldatova @rambler.ru

личных возрастных и социальных групп телезрите-лей, свидетельствуют о том, что подавляющее боль-шинство наших соотечественников является посто-янными потребителями информации из телеэфира. 2Рассуждая о различных аспектах влияния телевиде-ния, большинство респондентов подчеркивает сам факт влияния на развитие, воспитание и формирова-ние мировоззрения. Согласно результатам опросов, фактическое содержание телевизионных программ не вполне отвечает задачам развития личности и об-щества, телевидение, ориентируясь на наиболее дос-тупные для потребителя средства восприятия, спо-собствует лишь сиюминутному информационному насыщению, мало заботясь о развивающем потен-циале и отсроченном эффекте развития. Анализ со-держания телепрограмм большинства программ сви-детельствует о том, что значительная часть эфирного времени занята развлекательными программами. В телевизионном пространстве недостаточно еще со-циально значимых и направленных на формирование

Elena L. Soldatova, Doctor of Psychology, Pro-

fessor, Dean of the Faculty of Psychology of South Ural State University (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

УДК 159 ББК Ч106.314

ВОЗРАСТНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ВОСПРИЯТИЯ КАК КРИТЕРИЙ ЭФФЕКТИВНОСТИ МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ Е.Л. Солдатова

AGE AND PSYCHOLOGICAL FEATURES OF PERCEPTION AS CRITERION OF EFFICIENCY OF MASS COMMUNICATION E.L. Soldatova

Обосновывается актуальность определения концептуальных возрастно-психологических основ, направленных на повышение эффективности познава-тельного и развивающего влияния средств массовой коммуникации во всех сферах жизнедеятельности человека. Анализируется развивающий потенциал средств мас-совой коммуникации на примере программ телевидения. Выявляются и обосновы-ваются критерии и психологические особенности, определяющие познавательные потребности разных возрастных групп, а также основные принципы, обеспечи-вающие образовательный и развивающий потенциал воздействия средств массовой коммуникации на примере программ телевидения.

Ключевые слова: возрастно-психологические особенности, информационное пространство, возрастные задачи развития.

The present article focuses on identifying conceptual age and psychological grounds

of perception aimed at the increase of efficiency of informative and cognitive influence of mass media on all aspects of life activity of a person. The author analyses developmental potential of mass media using the material of TV schedules. The author both finds out and justifies criteria and psychological features determining cognitive needs of different age groups and basic principles providing educational and developmental potential of mass media influence using the material of TV schedules.

Keywords: age and psychological features, information space, age objectivesof development.




активной жизненной позиции, формирование позна-вательного интереса продуктов.

Вместе с тем, современное общество, опреде-ляющее приоритетными направлениями своего развития активизацию потенциала молодежи, по-вышение качества и уровня современного образо-вания, укрепление семейных ценностей, нуждается в поддержке со стороны средств массовой инфор-мации и, в первую очередь, телевидения по транс-ляции этих ценностей и целей, способствованию их усвоению и присвоению, направленных на раз-витие человека.

В связи с этим актуализируется необходи-мость определения концептуальных возрастно-психологических основ, направленных на повы-шение эффективности познавательного и разви-вающего влияния СМК во всех сферах жизнедея-тельности человека.

Цель: психологическое обоснование содер-жания, средств и уровней воздействия СМК на человека.

Задачи: 1) исследование развивающего потен-циала СМК на примере программ телевидения; 2) выявление и обоснование критериев и психологи-ческих особенностей, определяющих познаватель-ные потребности разных возрастных групп; 3) выявление основных принципов, обеспечивающих образовательный и развивающий потенциал воздей-ствия СМК на примере программ телевидения.

Исследование развивающего потенциала

телевидения Анализ содержания программ, преобладаю-

щих в современном телеэфире, позволяет конста-тировать преимущественный развлекательный характер, соответствующий примитивному уров-ню удовлетворения познавательного интереса – информативно-коммуникативному. Вместе с тем анализ ожиданий телезрителей, участвующих в интернет-опросах, форумах, фокус-группах, сви-детельствует об осознанной потребности в другого рода содержании, форматах и жанрах телевизион-ных программ. Среди запросов, предъявляемых новому формату СМК, чаще всего встречаются следующие:

– телевидение должно удовлетворять и разви-вать познавательные потребности зрителей разно-го возраста, участвовать в воспитании, формиро-вании гражданской позиции и мировоззрения, просвещать и создавать пространство для содер-жательного общения;

– телевидение сегодня отвечает актуальным потребностям статистического большинства зри-телей, а должно быть ориентировано на потенци-альную область развития личности и общества в целом;

– телевидение должно работать над созданием национальной идеи, объединяющей все граждан-ское общество, формируя гражданскую позицию через знакомство с историей страны и региона, обращение к культурному наследию;

– познавательное некоммерческое телевиде-ние нуждается в государственной целевой под-держке; в содействии образованию создателей программ и их ведущих, в привлечении к работе на телевидение людей по-настоящему образован-ных, культурных, зрелых личностно и профессио-нально;

– телевидение должно формировать активную созидательную жизненную позицию, развивать и просвещать зрителя, формируя его познаватель-ный интерес, что будет способствовать активиза-ции интеллектуального и творческого ресурса об-щества;

– в целях обеспечения адресности необходимо организовать специальный познавательный канал с образовательными передачами, учитывающими психологические особенности влияния телевиде-ния как средства массовой информации на созна-ние человека; психологические закономерности восприятия, мышления, внимания различных воз-растных категорий; роль и структуру познаватель-ных потребностей каждой возрастной группы.

Анализ запроса со стороны потребителя ин-формационных ресурсов и социально-политический заказ позволяют определить основ-ные психологические условия и факторы, способ-ствующие созданию развивающей среды средст-вами массмедиа.

1. Развивающее воздействие должно учиты-вать актуальный уровень развития целевой ауди-тории, но не ограничиваться им.

2. Развивающее воздействие должно быть направлено на зону ближайшего развития (учиты-вать потенциальный уровень развития), т.е. ин-формационное воздействие – передаваемое знание, должно быть избыточным, но вместе с тем, дос-тупным при определенных условиях. Если знание будет полностью удовлетворять наличествующему уровню развития целевой аудитории, произойдет быстрое пресыщение. Если знание будет совер-шенно недоступно в силу невероятной для зрителя трудности или несоответствия области его жиз-ненных интересов, интерес к информации будет утерян. И в том и другом случае познавательной потребности не возникнет, а значит развивающей цели данное воздействие не достигнет.

3. Информация должна быть организована таким образом, чтобы затрагивать интересы раз-ных возрастных слоев.

4. Учет психологических законов восприятия при построении структуры и выбора формы пода-чи материала не должен быть направлен на мани-пуляцию аудиторией.

5. Учет массовости и избирательности ауди-тории.

Выделенные условия и факторы отвечают критериям развивающей среды, вне которой раз-витие невозможно. Развитие – это необратимое, направленное, закономерное изменение, которое происходит по определенным законам, (отсутствие закономерностей свидетельствует о случайности


Солдатова Е.Л. Возрастно-психологические особенности восприятия как критерий эффективности массовой коммуникации

352013, том 10, № 1

изменений). Необратимость изменений обеспечи-вает преемственность процесса развития – невоз-можно отменить то, что уже произошло, в каждом новом облике измененного объекта всегда присут-ствуют «следы» прошлого опыта. Изменения мо-гут осуществляться эволюционным (последова-тельное, поступательное изменение) и революци-онным путем (революционные изменения носят взрывной характер, однако не являются неожи-данными с точки зрения логики развития, а имеют причинную обусловленность). Развитие можно характеризовать как изменение, при котором в критические моменты наступают структурные из-менения во всей системе. Развитие – процесс, ко-торый осуществляется в развивающей среде [1, 3].

Характеристики развивающей среды

1. Развивающее воздействие должно осуще-ствляться с учетом актуального уровня развития целевой аудитории.

2. Развивающее воздействие должно быть направлено на зону ближайшего развития (потен-циальный уровень развития), т.е. информационное воздействие – передаваемое знание, должно быть избыточным, но вместе с тем доступным при оп-ределенных условиях. Если знание будет полно-стью удовлетворять наличествующий уровень раз-вития целевой аудитории, произойдет быстрое пресыщение. Если знание будет совершенно не-доступно в силу невероятной для зрителя трудно-сти или несоответствия области его жизненных интересов, интерес к информации будет утерян. И в том и другом случае познавательной потребно-сти не возникнет, а значит развивающей цели дан-ное воздействие не достигнет.

3. Информация должна быть организована таким образом, чтобы затрагивать интересы раз-ных возрастных слоев.

4. Учет психологических законов восприятия при построении структуры, выбора формы подачи материала не должен быть направлен на манипу-ляцию аудиторией.

Возрастно-психологические особенности телеаудитории. обоснование содержания,

развивающих задач, рекомендуемых форм, стратегий и технологий,

отвечающих принципам развития Развитие психики и личности осуществляется

на протяжении всей жизни человека. Жизненный путь каждого индивида уникален, но есть общие закономерности развития, характерные для боль-шинства людей. К таким закономерностям отно-сятся, в первую очередь, возрастные особенности психического развития.

В основе идеи познавательного телевидения лежит идея о ненасыщаемости познавательных потребностей человека. Основная функция позна-вательных потребностей – развитие человека, его

психофизического, психологического потенциала и личности на протяжении всего жизненного пути.

Восприятие информации, его качество и объем определяется уровнем развития психики и личности в целом на каждом возрастном этапе развития. Вос-приятие напрямую зависит от психической функ-ции, находящейся в центре развития, сензитивной для развивающего эффекта в каждом конкретном возрастном периоде. При этом восприятие задейст-вует и уже сформированные структуры психики и личности и те, что находятся в зоне ближайшего развития, т.е. не актуализированные еще, но уже латентно формирующиеся [2].

Следует выделить основные структуры, наиболее задействованные в процессах целостного восприятия и переработки поступающей инфор-мации. К ним относится, в первую очередь, ког-нитивная сфера – уровень, особенности и струк-тура мышления; память (уровень сформированно-сти процессов запоминания и воспроизведения, объем, долговременность хранения информации); регуляторно-эмоциональная сфера – уровень произвольности, устойчивости внимания; ста-бильность эмоций. Кроме того, познавательная активность и усвоение информации напрямую за-висят от сформированности познавательных по-требностей и интересов личности, а также от структуры мотивационной сферы личности в це-лом, от потребностей, актуализованных в каждом возрасте.

Развитие личности на каждом возрастном эта-пе осуществляется в контексте специфической ак-тивности – развивающей деятельности. Учет ве-дущей деятельности позволит спроектировать наи-более адекватные формы передачи информации.

Осознание личностью своих потребностей, нужд, задач, целей развития (рефлексия) влияет на селективность восприятия и определяет отноше-ние к информационному воздействию.

Рассмотрим особенности развития указанных сфер на каждом возрастном этапе развитии.

Психологические особенности развития

человека в детском и юношеском возрасте Ранний дошкольный возраст (3–5 лет) Особенности развития психики. Мышление

– наглядно-действенное на основе интенсивного развития восприятия. Память – образная, ассо-циативное запоминание и воспроизведение. Вни-мание – непроизвольное, актуализируется ситуа-тивным интересом, малый объем внимания. Эмо-ции – непосредственные, ситуативные и неустой-чивые.

Особенности развития личности. Потреб-ность в новых впечатлениях, потребность в под-ражании, предметно-игровые интересы. Рефлексия в виде осознания своей половой принадлежности (по внешним признакам).

Развивающая деятельность: предметная и сюжетная игра.




Старший дошкольный возраст (5–7 лет) Особенности развития психики. Мышление

наглядно-образное на основе интенсивного разви-тия воображения, кроме того формируются задат-ки отвлеченного, логического мышления. Память образная, непроизвольная – механическое запоми-нание и воспроизведение; в зоне ближайшего раз-вития формирование произвольной памяти. Па-мять – ведущая функция, центральная в когнитив-ном развитии. Непроизвольное внимание, актуали-зируется ситуативным интересом, малый объем внимания; в зоне ближайшего развития формиро-вание произвольного внимания. Эмоции непосред-ственные, ситуативные; в зоне ближайшего разви-тия появление более устойчивых и глубоких чувств, произвольная регуляция эмоций, появле-ние чувства комического и прекрасного.

Особенности развития личности. Игровые мотивы, выраженные познавательные мотивы, потребность в общении со сверстниками, притяза-ние на признание, потребность в достижениях, появляются этические инстанции – морально-нравственные мотивы. Появляется иерархия моти-вов. Рефлексия в виде осознания чувств и мораль-но-нравственных норм.

Развивающая деятельность: сюжетно-ролевая игра.

Младший школьный возраст (7–10 лет) Особенности развития психики. Мышление –

словесно-логическое – ведущая функция, централь-ная в когнитивном развитии; сохраняется образное мышление, конкретно-логические операции. Ин-тенсивно формируется произвольная и смысловая память, сохраняется непроизвольное, механическое запоминание и воспроизведение. Интенсивно раз-вивается произвольное внимание, сохраняется не-произвольное. Осознанные переживания (возник-новение внутренней жизни – жизни переживаний), устойчивые аффективные комплексы.

Особенности развития личности. Учебно-познавательные мотивы (познавательная потреб-ность и потребность в саморазвитии), мотивация достижения, социальные мотивы учения – долг, ответственность, мотивы престижа; моральные мо-тивы. Интеллектуальная рефлексия (осознание ре-зультатов и способов решения задач), смысловая ориентировочная основа поступка (предвидение результатов и отдаленных последствий действий).

Развивающая деятельность: учебно-познавательная.

Младший подростковый возраст (10–13 лет) Особенности развития психики. Теоретиче-

ское рефлексивное мышление, формально-логические операции. Произвольная, интеллектуа-лизация памяти. Произвольное внимание. Эмо-циональная нестабильность.

Особенности развития личности. Потреб-ность в самостоятельности и общении со сверст-никами – ведущая функция в личностном разви-тии, потребность в понимании, в зоне ближайшего развития – потребность в самообразовании и само-

совершенствовании. Происходит открытие своего внутреннего мира, осознание принадлежности к референтной группе.

Развивающая деятельность: общение со сверстниками.

Подростковый возраст (13–15 лет) Особенности развития психики. Абстрактно-

логическое мышление, креативность – дивергент-ное мышление. Память произвольная, осознанная, избирательная. Внимание произвольное, избира-тельное (зависит от интересов). Эмоциональная нестабильность.

Особенности развития личности. Потребно-сти в самостоятельности и общении со сверстни-ками, потребность в привязанности, любви, под-держке, самоуважении, потребность в активном, самостоятельном, творческом познании. Индиви-дуализация увлечений, увлечения: интеллектуаль-но-эстетические, эгоцентрические, телесно-мануальные (укрепление силы), накопительские (коллекционирование), информативно-коммуника-тивные (самый примитивный вид, пустые разгово-ры). Формируется система ценностей, основанная на ценностях группы, появляется саморегуляция. Личностная рефлексия – осознание собственных чувств и переживаний, личностных особенно-стей – ведущая функция в личностном развитии. Проявляется подростковый эгоцентризм.

Развивающая деятельность: общение со сверстниками.

Ранняя юность (15–17 лет) Особенности развития психики. Формируется

индивидуальный стиль умственной деятельности. Память произвольная, осознанная, избирательная. Внимание произвольное, избирательное (зависит от интересов и первичного профессионального выбора). Эмоциональная стабильность, сформиро-ванная эмоциональная саморегуляция. Романтиче-ские чувства и переживания, сентиментальность, в зоне ближайшего развития – формирование чувст-ва любви, интимности.

Особенности развития личности. Интерес к личности, учебно-профессиональные мотивы, формирование нравственного сознания, ценност-ных ориентаций, идеалов и мировоззрения – ве-дущие в личностном развитии. Личностная реф-лексия, в зоне ближайшего развития – осознание своего места в мире.

Развивающая деятельность: учебно-профессиональная.

Юношеский возраст (17–21 лет) Особенности развития психики. Сложивший-

ся индивидуальный стиль умственной деятельно-сти. Память произвольная, осознанная, избира-тельная. Внимание произвольное, избирательное (зависит от интересов и первичного профессио-нального выбора). Эмоциональная стабильность, сформированная эмоциональная саморегуляция. Чувство любви, возвышенные чувства.


Солдатова Е.Л. Возрастно-психологические особенности восприятия как критерий эффективности массовой коммуникации

372013, том 10, № 1

Особенности развития личности. Формиро-вание эго-идентичности – основная направлен-ность личности. Познавательные и профессио-нальные интересы, потребность в труде, потреб-ность в установлении интимно-личностных отно-шений. Осознание своего места в мире, юноше-ский максимализм.

Развивающая деятельность: учебно-профессиональная деятельность, труд, интимно-личностные взаимоотношения.

Развивающие задачи телевидения

в соответствии с выделенными возрастными особенностями

Младший дошкольный возраст Расширение модальностей восприятия. Формирование образного мышления. Формирование сенсорных эталонов (пред-

ставлений о геометрических фигурах, о цветах спектра и т.д.).

Формирование образа тела, ценностного отношения к нему.

Развитие полоролевой идентификации. Старший дошкольный возраст Улучшение точности восприятия. Формирование опосредованного запоми-

нания. Развитие сосредоточенности и устойчиво-

сти внимания. Увеличение длительности сохранения ма-

териала в памяти. Обогащение воображения. Формирование обобщенных знаний (пред-

ставления о соотношении части и целого, о связи основных элементов конструкции, составляющих ее каркас, о зависимости строения тела животных от условий их жизни и др.).

Совершенствование ориентировки во внешних свойствах и отношениях предметов и явлений, в пространстве и времени.

Расширение области интересов. Формирование нравственной сферы и

этических эталонов. Формирование и развитие воли и произ-

вольности психических процессов. Формирование «языка» чувств, эмоцио-

нальное развитие. Формирование представлений о социаль-

ной роли мужчин и женщин. Создание условий для знакомства с осо-

бенностями взаимоотношений между людьми (родственные связи, дружеские и профессиональ-ные отношения, нравственно-этические нормы отношений и т. д.) и освоения способов взаимо-действия людей друг с другом.

Младший школьный возраст Развитие синтезирующего восприятия,

способности к наблюдению. Формирование системы научных понятий,

теоретического мышления.

Развитие смысловой памяти и обучение использованию мнемонических приемов.

Развитие познавательной активности, со-действие любознательности в познании окружаю-щего мира, содействие формированию собствен-ной картины мира.

Младший подростковый возраст Формирование представлений о психофи-

зиологических изменениях, связанных с половым созреванием.

Создание условий для развития логиче-ского мышления (задачи, требующие доказа-тельств и критического взгляда).

Расширение знаний и компетентностей. Содействие усвоению нравственных и со-

циальных норм. Содействие развитию потребности в само-

образовании и самосовершенствовании. Подростковый возраст Содействие профессиональному и личност-

ному самоопределению. Создание условий для активного, самостоя-

тельного, творческого познания. Формирование устойчивых увлечений. Содействие формированию системы ценно-

стей. Создание условий для познания собствен-

ных чувств и переживаний, личностных особенно-стей.

Ранняя юность Содействие формированию профессиональ-

ных интересов. Создание условий для формирования нрав-

ственного сознания. Формирование ценностных ориентаций и

идеалов, мировоззрения. Содействие осознанию своего места в мире. Содействие развитию эмоциональной сен-

зитивности и избирательности через формирова-ние идеалов и эталонов глубоких отношений.

Юношеский возраст Содействие построению системы личных,

нравственных, культурных ценностей. Создание условий для эффективного освое-

ния профессиональных и семейных ролей. Содействовать формированию мировоззре-

ния, осознанию своего места в мире. Формирование познавательных и профес-

сиональных интересов. Содействие формированию эго-

идентичности через сравнение с социальными эта-лонами.

Рекомендуемые стратегии и формы

познавательного воздействия, связанные с развивающими задачами

Рассмотрим формы, стратегии познавательно-

го телевидения, основанные на анализе возрас-тных закономерностей и развивающих задач по-знавательного телевидения.




Младший дошкольный возраст Стратегии: передачи информации о назначе-

нии и использовании предметов; сенсорно обога-щенной среды.

Формы: игра; театрализованные представле-ния; сказки; «музыкальные зарисовки»; мульт-фильмы.

Старший дошкольный возраст Стратегии: передачи информации о соци-

альных и гендерных ролях, отношениях детей и взрослых, о социально приемлемых способах взаимодействия людей; опоры на особенности детской субкультуры (игра по правилам, иерархия мотивов и отношений); опоры на морально-нравственные нормы; опоры на образный и стиму-лирующий непосредственный интерес материал; информационно насыщенной среды.

Формы: те же и конкурсы, стимулирующие продуктивные творческие виды деятельности, – рисование, лепка, сочинение сказок и пр.

Младший школьный возраст Стратегии: передачи информации о системе

научных понятий и фундаментальных представле-ниях о мире; развития познавательной активности, содействия любознательности в познании окру-жающего мира; содействия формированию собст-венной картины мира на основе научных знаний; опоры на морально-нравственные нормы; опоры на наглядный материал; информационно насы-щенной среды.

Формы: интеллектуальная игра; соревнова-тельные игры, конкурсы; детские фильмы.

Младший подростковый возраст Стратегии: передачи информации о человече-

ских отношениях, об изменениях организма челове-ка, связанных с половым созреванием; развития по-знавательной активности, содействия систематиза-ции знаний и выработке индивидуальных познава-тельных интересов; содействия формированию на-учной картины мира; опоры на словесно-логический материал; информационно насыщенной среды.

Формы: интеллектуальные соревнования; групповые, командные игры; детско-юношеские фильмы.

Подростковый возраст Стратегии: передачи информации о гендер-

ных отношениях; развития познавательной актив-ности, содействия выработке индивидуального стиля умственной деятельности; использования высокого креативного потенциала подростков для реализации созидательных целей; опоры на сло-весно-логический и абстрактный материал; ин-формационно насыщенной среды в области куль-туры и науки.

Формы: интеллектуальные командные сорев-нования; дискуссии, ток-шоу; юношеские фильмы.

Ранняя юность Стратегии: передачи профессионально-

ориентированной информации; содействия выра-

ботке политической и социальной культуры; со-действия формированию мировоззрения; опоры на интерес к самопознанию и познанию внутреннего мира человека; информационно насыщенной сре-ды в области культуры, философии, науки и поли-тики.

Формы: дискуссии на философские, религи-озные, политические и прочие темы; интеллекту-альные ток-шоу; юношеские фильмы.

Юношеский возраст Стратегии: передачи профессионально-

ориентированной информации; формирования социальной и политической активности; опоры на юношеское мировоззрение; опоры на интерес к установлению интимно-личностных отношений; активного формирования семейных ценностей; опоры на интерес к самопознанию и познанию внутреннего мира человека; информационно на-сыщенной среды в области культуры, науки и по-литики.

Формы: дискуссии на философские, рели-гиозные и общечеловеческие темы; политиче-ские диспуты; юношеские, научно-популярные фильмы.

Заключение Проведенный анализ развивающего потен-

циала СМК на примере программ телевидения, разработка возрастных особенностей развития, определение соответствующих возрастным разви-вающим задачам стратегий, форм и технологий информационного продукта могут быть примене-ны для реализации задач развития общества сред-ствами массмедиа и стать основой для разработки критериев качественного анализа медиа-проектов и готового телепродукта. Апробация данных кон-цептуальных оснований позволит усовершенство-вать подходы к организации развивающей среды познавательного телевидения и оптимизации его образовательных эффектов.


1. Божович, Л.И. Этапы формирования личности в онтогенезе / Л.И. Божович // Пробле-мы формирования личности: избранные психоло-гические труды / под ред. Д.И. Фельдштейна. – М.: Изд-во «Институт практической психоло-гии». – Воронеж: НПО «МОДЭК», 1995. – С. 228–244.

2. Выготский, Л.С. Психология / Л.С. Вы-готский. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. – 1008 с.

3. Солдатова, Е.Л. Психология развития и возрастная психология: онтогенез и дизонтогенез / Е.Л. Солдатова, Г.Н. Лаврова. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2004. – 384 с.

4. Солдатова, Е.Л. Структура и динамика нормативного кризиса перехода к взрослости: монография / Е.Л. Солдатова. – Челябинск: Изд-во ЮУрГУ, 2007. – 267 с.



392013, том 10, № 1

1Введение. Принято считать, что поэтиче-ским предшественником и «учителем» Брассенса был Ф. Вийон. Обычно замечают, что Брассенс подражает своему «кумиру», перефразирует его, пишет музыку и исполняет песни на его стихи. Но Вийон не единственный ориентир – в десятках песен Брассенс обращается к творчест-ву«собратьев по цеху». Среди них, например, по-ложенные им на музыку тексты Пьера Корнеля (Pierre Corneille«Marquise»), Виктора Гюго (Victor Hugo «Gastibelza»), Луи Арагона (Louis Aragon «Iln’y a pas d’amour heureux»), Поля Фо́ ра (Paul Fort «Le petit cheval»), Антуана По́ ля (Antoine Pol «Les passantes»), Гюстава Надо́ (Gustave Nadaud «Carcassonne»), и эти песни он исполнял на своих концертах. Мы же посмотрим на его предшествен-ников и современников с точки зрения самого по-эта и исполнителя [2, 3], в соответствии с тем, что говорил о своем творчестве в одном из интервью

Томашпольский Валентин Иосифович,

доктор филологических наук, профессор кафедры романского языкознания, Уральский федеральный университет (г. Екатеринбург). E-mail: vtmp@ bmail.ru

Истратова Юлия Александровна, кандидат филологических наук, доцент кафедры романского языкознания, Уральский федеральный университет (г. Екатеринбург). E-mail: [email protected]

французский трубадур: «В моих песнях, больше того, что там сказано... Я весь в них. И в том, что сказано, и в том, что подразумевается» [4].

В предлагаемой статье нас будут интересо-вать не столько предпосылки творчества нашего героя, сколько круг его поэтических ассоциаций. Кого из собратьев по перу упоминает Брассенс в своих песнях прямо или косвенно и в какой связи? В результате исследования всех известных и опуб-ликованных песен Брассенса [5] мы обнаружили в его текстах более десятка поэтических имен. Они рассматриваются ниже на историческом фоне, с одной стороны, и в песенном контексте Брассенса, с другой.2

Древняя Греция (Гомер). Нельзя не заме-тить, что французский шансонье обнаруживает интерес к античной мифологии (излюбленные пер-сонажи его сочинений Vénus, Cupidon, Saturne, Ulysse, Pénélope, Tantale, например, «Venus

Valentin I. Tomashpolsky, PhD (Romance Lan-

guages), Professor, Romance Linguistics Department, Ural Federal University (Yekaterinburg). E-mail: [email protected]

Julia A. Istratova, PhD (French Philology), Asso-ciate professor, Romance Linguistics Department, Ural Federal University (Yekaterinburg). E-mail: [email protected]

УДК 811.133.1

ОТ ГОМЕРА ДО ПРЕВЕРА: ПОЭТИЧЕСКИЕ АССОЦИАЦИИ ЖОРЖА БРАССЕНСА В.И. Томашпольский, Ю.А. Истратова

FROM HOMER TO PREVERT: GEORGE BRASSENS’ POETIC ASSOCIATIONS V.I. Tomashpolsky, J.A. Istratova

Обсуждаются предпосылки творчества французского поэта и исполнителя собственных песен Жоржа Брассенса с точки зрения его поэтических ассоциаций. Кого из предшественников и собратьев по перу упоминает поэт прямо или косвен-но и в какой связи? В результате исследования всех известных и опубликованных песен Брассенса мы обнаружили в его текстах более десятка поэтических имен. Они рассматриваются на историческом фоне, с одной стороны, и в песенном кон-тексте Брассенса, с другой.

Ключевые слова: Жорж Брассенс, истоки творчества, предшественники, по-этические имена, поэтические ассоциации.

Тhe present article aims at discussing the background of George Brassens creative

work from the standpoint of his own poetic associations. Which of the predecessors and fellow writers are mentioned by the poet directly and indirectly, in what context? The study of all known and published Brassens’ songs has allowed us to find out more than a dozen names in his poetic texts. They are discussed in the historical background, on the one hand, and in the context of the Brassens’ songs, on the other.

Keywords: Georges Brassens, background of poetry, predecessors, poetic names, poetic associations.




Callipyge»), истории (Epicure, Attila и др.) и лите-ратуре. Среди его литературных аллюзий – леген-дарный древнегреческий поэт Гомер, считающий-ся автором«Илиады» и «Одиссеи». Его имя упо-мянуто у Брассенса дважды:

À l’encontre du vieil Homère, // Je déclarerais tout de suite // Moi, mon colon, celle que j’préfère, // C’est la guerre de 14 – 18 («La guerre de 14–18», 1961) – Если войну времен Приама // Гомер считал передовой, // То для меня, скажу вам прямо, // Нет лучше Первой мировой (пер. А. Аванесова) [1].

La mêlée fut digne d’Homère, // Et la défaite bien amère // A l’ennemi pourtant nombreux, // Qu’on battit à plate couture, // Qui partit en déconfiture // En déroute, en sauve-qui-peut («Les châteaux de sable»).

В первом отрывке Гомер – не великий поэт, а примета времени, или средство датировки собы-тий. Любопытно, что переводчик, сохраняя имя «слепого поэта», усиливает античную аллюзию; ср. номинации: война в изображении «старины Гомера» у Брассенса, война времен Приама и Го-мера у Аванесова, реальное событие – Троянская война). Во втором пассаже Брассенс использует имя древнегреческого автора, чтобы подчеркнуть грандиозность сражения (но называет его при этом не bataille или combat, а не поэтически и иронично – mêlée). И здесь Гомер выступает не как поэт, а как рассказчик, изображающий нечто «крупное, эпическое».

Италия Возрождения (Данте и Петрарка). Наш автор упоминает титанов итальянского Ре-нессанса. Среди них – Данте (1265–1321), созда-тель «Божественной Комедии», где изображены девять кругов ада:

On me verrait pris dans cette hypothèse // Entre deux mégères ardentes, // Entre deux feux: l’enfer de Cervantès // Et l’enfer de Dante! («Entre l’Espagne et l’Italie»).

В песне «Между Испанией и Италией» Брас-сенс признается в «пламенной» любви к двум странам. Он выстраивает метафорическую цепоч-ку: пламя любви, адское пламя, ад Данте. При этом Данте появляется не в связи с его поэтиче-скими талантами, а потому, что он олицетворяет Италию. В качестве символа Испании ему ставит-ся в соответствие Сервантес. У Брассенса два ада: один испанский – Сервантеса, другой итальян-ский – Данте. Другие символы из песни: Кармен и Франческа, гитара и мандолина, сегидилья и та-рантелла («un pied pour la séguedille, un pied pour la gaie tarentelle»). Соперничающие страны предста-ют в виде двух женщин («deux mégères ardentes»), между которыми мечется, как меж двух адских огней, лирический персонаж. В стихотворении выстраиваются сложные параллельные образы-формулы: Италия = Франческа, мандолина, таран-телла, Данте (ад и пламя); Испания = Кармен, ги-тара, сегидилья, Сервантес (ад и пламя).

Другой титан итальянского Возрождения, упоминаемый Брассенсом, Франческо Петрарка

(1304–1374), поэт, представитель гуманистов XIV в.:

A la fontaine de Vaucluse, // Plus moyen de taquiner les muses // Vers d’autres bords elles ont fui // Et les Pétrarques ont suivi. // Si la fontaine de Jouvence // Ne fait plus de miracles en Provence, // Lave plus l’injure du temps, // C’est ton œuvre, gros dégoûtant!(«Mérinos»).

Но в этом отрывке, как и в предыдущих, Пет-рарка – не великий поэт, а собирательный образ. Брассенс сетует на то, что настоящие поэты теперь редки, и даже в прославленной местности под Авиньоном, Фонтен-де-Воклюз (Fontainede Vaucluse), музы больше не живут, а потому и по-этов больше не встретишь, как некогда (в XIV в.) Петрарку. Знаменитый итальянец, как известно, любил те места, жил там в собственном имении и воспел их в своих стихах.

Французская поэзия (от Вийона до Валери). В стихах Брассенса можно встретить имена или косвенные упоминания нескольких известных французских поэтов, принадлежащих к разным эпохам, литературным направлениям и стилям. Среди них, с одной стороны, средневековый нату-ралист и «грубиян» Ф. Вийон, с другой, интеллек-туальный романтик В. Гюго, авангардист и сюр-реалист Г. Аполлинер, религиозный символист П. Клодель, сюрреалист и символист Ж. Превер и, наконец, символист и модернист П. Валери.

Вийон. Поэт позднего средневековья (середина XV в.) появляется в стихах Брассенса как его кумир и как один из его «учителей» (см. введение). Не секрет, что Брассенс часто вспоминает фрагменты вийоновских стихотворений в своих текстах, ис-пользуя аллюзии на образы, имена и сюжеты своего старшего собрата. Например, нередки реминисцен-ции, связанные с «Малым завещанием» и «Боль-шим завещанием» средневекового поэта:

Après une franche repue, j’eusse aimé, toute honte bue, // Aller courir le cotillon sur les pas de François Villon // Troussant la gueuse et la forçant au cimetière des Innocents // Mes amours de ce siècle-ci n’en aient aucune jalousie... («Le moyenâgeux» 1966).

Здесь у Брассенса явная перифраза знамени-тых строк«En l’an de mon trentiesme aage, // Que toutes mes hontes j’euzbeues» (Villon «Le grand testament»I), которые, в свою очередь, связаны с евангельским сюжетом «Страстей Христовых». Примечательно, что песня «Le moyenâgeux», от-рывок из которой мы приводим выше, вошла в альбом Брассенса, названный «Supplique pour être enterré à la plage de Sète» («Прошу похоронить ме-ня на пляже Сета»), наряду с одноименной песней, которая в некотором смысле перекликается с «За-вещаниями» Вийона. Впрочем, всё стихотворение «Le moyenâgeux» целиком построено так, что Брассенс как бы следует за Вийоном. Иначе гово-ря, через весь текст проходят явные и неявные отсылки к старшему брату по перу и кумиру:


Томашпольский В.И., Истратова Ю.А. От Гомера до Превера: поэтические ассоциации Жоржа Брассенса

412013, том 10, № 1

J’aurais retrouvé mes copains // Au Trou de la Pomme de Pin, // Au trou de la Pomme de pin(«Le moyenâgeux»). – Tous les beaux parleurs de jargon (там же). – Témoin : l’abbesse de Pourras // Qui fut, qui reste et restera // La plus glorieuse putain // De moines du Quartier Latin(там же). – Ma dernière parole soit // Quelques vers de Maître François, // Et que j’emporte entre les dents // Un flocondes neiges d’antan... // Un flocon des neiges d’antan (там же).

Из первого отрывка читатель узнает, что ли-рический герой Брассенса, хотел бы встретиться с друзьями в таверне «Сосновая шишка» («Au Trou de la Pomme de Pin»), которую прославил Вийон(«Le Lais»XIX). Во втором фрагменте воз-можна связь с известными вийоновскими балла-дами («Ballades en jargon» [6]. В третьем отрывке Брассенс цитирует «Большое Завещание» (CXV):

Des ans y’a demye douzaine // Qu’en son hostel de cochons gras // M’apatella une sepmaine, // Tes-moingl’abesse de Pourras. – Неделю нощно он и денно // Нас с аббатисой де Пуррас // Кормил сви-ниной несравненной, // Мне памятною и сейчас (пер. Ю.Б. Корнеева).

Наконец, в последнем случае, очевидный на-мек на знаменитые слова «Mais où sont les neiges d’antan?» (Villon «Ballade des dames du temps jadis»).

Гюго. Другой поэтический ориентир, упоми-наемый Брассенсом – французский поэт, прозаик и драматург, глава и теоретик романтизма, академик Французской академии Виктор Гюго (Victor Marie Hugo; 1802–1885):

Et j’eus ma première tristesse d’Olympio, // Déférence gardée envers le père Hugo («Jeanne Martin»).

Здесь Брассенс, впрямую выражая почтение (déférence далее в статье то же выражение в отно-шении Поля Валери) своему великому предшест-веннику, хотя и в свойственной ему фамильярной манере (le père Hugo‘папаша Гюго’ Ср. выше le vieil Homère ‘старина Гомер’ в песне «Les châteaux de sable» и др. похожие употребления), говорит о своей первой «tristessed’Olympio». Эти слова – не-сомненная отсылка к знаменитому ностальгиче-скому стихотворению Гюго из цикла «Les rayons et les ombres»:

Il chercha le jardin, la maison isolée, // La grille d’où l’œil plonge en une oblique allée, // Les vergers en talus. // Pâle, il marchait. – Au bruit de son pas grave et sombre, // Il voyait à chaque arbre, hélas !se dresser l’ombre // Des jours qui ne sont plus !(Hugo «Tristessed’Olympio»).

Ясно, что эта реминисценция призвана ввести читателя или слушателя в исторический контекст, подчеркнуть и усилить ностальгическую тональ-ность, поскольку «Jeanne Martin» – возврат в про-шлое, воспоминания и сожаление (hélas) о былых временах. В рассказе о юношеских годах в родном Сете, городке на Средиземном море, Брассенс из прошлого («Печаль Олимпио») возвращается в на-

стоящее, явно досадуя по поводу переименования старых улочек родного города, тех, что были так близки сердцу с юных лет. Доводя идею переиме-нования до абсурда, Брассенс предлагает назвать все эти улицы безликим именем Jeanne Martin.

Аполлинер. В другом стихотворении («Les ricochets», 1976) Брассенс вспоминает еще одного своего предшественника – французского поэта, авангардиста европейского масштаба Гийома Аполлинера (Guillaume Apollinaire; 1880–1918):

Gens en place, dormez sans vous alarmer, rien ne vous menace // Ce n’est qu’un jeune sot qui monte à l’assaut du petit Montparnasse, // On s’étonnera pas si mes premiers pas tout droit me menèrent // Au pont Mirabeau pour un coup de chapeau à l’Apollinaire, à l’Apollinaire («Les ricochets», 1976).

Et que j’avais acquis cette conviction qui du reste me navre // Que mort ou vivant ce n’est pas souvent qu’on arrive au Havre. // Nous attristons pas allons de ce pas donner, débonnaires, // Au pont Mirabeau un coup de chapeau à l’Apollinaire, à l’Apollinaire («Les ricochets», 1976).

Оба упоминания имени Аполлинера относят-ся к стихотворению «Les ricochets». «Круги по во-де» – автобиографическая песня Жоржа Брассенса, в которой он вспоминает о первых годах в Пари-же, о местах, ставших родными, и о знаменитых мостах через Сену: le pont d’Iéna, le pont Alexandre III, le pont d’Alma, le pont Mirabeau. Этот послед-ний ассоциируется у него не только с событиями тридцатилетней давности, но и с хрестоматийным стихотворением Гийома Аполлинера:

Sous le pont Mirabeau coule la Seine // Et nos amours // Faut-il qu’il m’en souvienne // La joie venait toujours après la peine (Apollinaire «Sous le pont Mirabeau»).

Едва оказавшись в Париже, юный Брассенс «идет прямиком к мосту Мирбо» для того, чтобы почтительно «снять шляпу», приветствуя старшего собрата по перу, которого он тем не менее фа-мильярно называет не иначе как l’Apollinaire («тот самый, великий, с большой буквы»).

Клодель. В стихотворении «Misogynie à part»(1969) Брассенс вспоминает Поля Клоделя (Paul Claudel, 1868–1955) – французского поэта, драматурга, религиозного писателя, представителя так называемого «католического возрождения» во Франции, одного из «четырёх Отцов Церкви», как в шутку современники называли Клоделя, Пегги, Бернаноса и Жа́ мма, четырех религиозных литера-торов первой половины XX в.:

Au lieu de s’écrier: « Encore! hardi! hardi! » // Elle déclame du Claudel, du Claudel, j’ai bien dit // Alors ça, ça me fige («Misogynie à part» 1969).

Elle m’emmerde, elle m’emmerde, j’admets que ce Claudel // Soit un homme de génie, un poète immortel // Je reconnais son prestige // Mais qu’on aille chercher dedans son œuvre pie // Un aphrodisiaque, non, ça c’est de l’utopie! // Elle m’emmerde, vous dis-je (там же).




Признавая достоинства литературного твор-чества Клоделя (un homme de génie; un poète immortel; je reconnais son prestige), Брассенс тем не менее подшучивает над своим предшествен-ником (любимый прием Брассенса – du Claudel,ce Claudel), с сарказмом отзываясь о содержатель-ной стороне его «богоугодной» поэзии и намекая на то, что стихам Клоделя недостает любовной темы.

Превер. В стихотворении «22 сентября» (по французскому календарю осень наступает не пер-вого, а 22 сентября – прим. авторов) («Le vingt-deux septembre» 1964) Брассенс вспоминает фран-цузского поэта и кинодраматурга – Жака Превера (Jacques Prévert, 1900–1977):

Que le brave Prévert et ses escargots veuillent // Bien se passer de moi pour enterrerlesfeuilles // Le vingt-e-deux septembre, aujourd’hui, jem’enfous («Le vingt-deux septembre» 1964) – Но теперь без меня пусть улитки Превера // Носят траур по листьям осеннего сквера // Нынче двадцать вто-рое, а мне хоть бы хны (пер. А. Аванесов).

Dieu! que de processions, de monômes, de groupes, // Que de rassemblements, de cortèges divers, // Que de ligues, que de cliques, que de meutes, que de troupes! // Pour un tel inventaire il faudrait un Prévert («Le pluriel» 1966).

В первом отрывке Брассенс обыгрывает на-звание стихотворения Превера «Песня об улитках, идущих на похороны» («Chanson des escargots qui vont à l’enterrement» из сборника «Paroles» 1945):

A l’enterrement d’une feuille morte // Deux escargots s’en vont // Ils ont la coquille noire // Du crêpe autour des cornes // Ils s’en vont dans le soir // Un très beau soir d’automne // Hélas quand ils arrivent // C’est déjà le printemps // Les feuilles qui étaient mortes // Sont toutes ressuscitées // Et les deux escargots // Sont très désappointés.

В стихотворении Брассенса («22 сентября») заметна осенняя меланхолическая тональность. Наш автор говорит, во-первых, «о траурном на-строении», приходящем осенней порой, во-вторых, о том, что для его изображения нужен, по меньшей мере, «дружище Превер» (le brave Prévert – из-любленный прием Брассенса, для фамильярного обозначения известных предшественников).

Второе употребление связано с другим стихо-творением Превера – «Inventaire» (конец 1950-х гг.). Подчеркивая абсурдность мира, Превер созна-тельно выстраивает гротескные ряды перечисле-ний, нагромождения слов, предметов, понятий и даже суффиксов или окончаний в таких стихотво-рениях, как «Инвентарь», «Слава», «Кортеж», на-пример: Un epierre // Deux maisons // Trois ruines // Quatre fossoyeurs // Un jardin // Des fleurs... («Inventaire») – опись нелепых и не имеющих друг к другу отношения предметов, понятий и существ (Ср. Похожий прием перечисления в произведениях Ж. Перека [7]). Этот литературный эпатаж произ-вел на современников такое впечатление, что ро-

дилось выражение un inventaire à laPrévert (‘пре-веровский набор’).

Еще в 1950-е годы Брассенс выступает против психологии толпы, стадного чувства, единомыслия и конформизма («La mauvaise réputation» 1953, одна из первых песен Брассенса, в которой при-сутствует мотив противостояния личности поэта и толпы с ее стадными установками):

Je ne fais pourtant de tort à personne // En suivant les ch’mins qui n’mènent pas à Rome // Mais les brav’s gens n’aiment pas que // L'on suive une autre route qu’eux, // Non les brav’s gens n’aiment pas que // L’on suive une autre route qu’eux, // Tout l’mond’ viendra me voir pendu, // Sauf les aveugles, bien entendu.(«La mauvaise réputation» 1953) – Я ведь не со зла предпочел, ей-богу, // Всем, веду-щим в Рим, лишь свою дорогу// Но не любят у нас в краю // Тех, кто шагает не в строю // Нет, не любят у нас в краю // Тех, кто шагает не в строю // Глазеть как дуба даст сосед // Кроме слепых сбегутся все(пер. А. Аванесова).

В стихотворении «Множественное число» («Le pluriel» 1966) Брассенс возвращается к теме противостояния личности поэта и толпы, в оче-редной раз формулируя авторское кредо в пара-доксальном виде. По аналогии с абсурдным «пре-веровским набором» поэт перечисляет ненавист-ные ему сборища и скопища, лиги и кортежи, ста-да и табуны (см. текст выше), замечая, что для все-го этого нагромождения, нужен «настоящий Пре-вер» (Pour un tel inventaire il faudrait un Prévert). Попутно отметим, что в обоих случаях Брассенс не забывает свой любимый прием «фамильяризации» поэтической речи – употребление артикля при именах собственных: le brave Prévert; un Prévert.

Валери. В стихотворении «Прошу похоро-нить меня на пляже Сета» («Supplique pour être enterré à la plage de Sète», 1966) Брассенс вспоми-нает другого своего предшественника и, самое главное, земляка, Поля Валери́ (Paul Valéry, 1871–1945) – французского поэта, эссеиста, философа. Валери известен не только своей поэзией и прозой, но также и многочисленными эссе и афоризмами об искусстве, истории, литературе и музыке:

Déférence gardée envers Paul Valéry, moi, l’humble troubadour, sur lui je renchéris // Le bon maître me le pardonne. // Et qu’au moins, si ses vers valent mieux que les miens // Mon cimetière soit plus marin que le sien, et n’en déplaise aux autochtones («Supplique pour être enterré à la plage de Sète» 1966).

В этом стихотворении-завещании humble troubadour со свойственной ему иронией отдает дань уважения «великому мэтру». Поль Валери, как известно, похоронен на приморском пляже Сета. Впоследствии исполнится и завещание само-го́ Брассенса.

В стихотворении «Misogynie à part» (1969) можно обнаружить упоминание поэта-символиста, носящее косвенный характер:


Томашпольский В.И., Истратова Ю.А. От Гомера до Превера: поэтические ассоциации Жоржа Брассенса

432013, том 10, № 1

Misogynie à part, le sage avait raison: // Il y a les emmerdantes, on en trouve à foison, // En foule elles se pressent, // Il y a les emmerdeuses, un peu plus raffinées, // Et puis, très nettement au-dessus du panier, // Y a les emmerderesses.

Не называя источник, Брассенс пересказывает здесь слова, приписываемые Полю Валери, автору изящных афоризмов. Впрочем, этот афоризм эс-сеиста-модерниста(«Il y a trois sortes de femmes: les emmerdeuses, les emmerdantes... et les emmerderesses»)вряд ли можно отнести к изящным.

Близкие друзья (Brel et Miramont). Особый круг образуют близкие друзья Брассенса, среди которых Жак Брель (Jacques Brel, 1929–1978) и Эмиль Мирамон (Émile Miramont, 1922). Первый из них – франкоязычный бельгийский поэт, бард, актёр и режиссёр:

Que faisiez-vous mon cher au temps de l’Algérie, // Quand Brel était vivant qu’il habitait Paris? // Je chantais, quoique désolé par ces combats: // «La valse à mille temps» et «Ne me quitte pas»(«Honte à qui peut chanter» [5]).

Выделенные слова могут быть аллюзией на американскую музыкальную комедию Морта Шу-манна «Brel is alive and well and lives in Paris» (‘Brel est vivant et habite Paris; Брель жив-здоров и живет в Париже’). Не исключено, что Брассенс вспоминает о том времени, когда они часто встре-чались с Брелем, будучи соседями по XIV округу Парижа и как однажды Брель отвез его в больницу с приступом нефрита [8]. В вышеприведенном отрывке упомянуты названия двух песен Бреля «Вальс в тысячу четвертей» («La valse à mille temps» 1959) и «Не оставляй меня» («Ne me quitte pas» 1959), ставших хрестоматийными.

Другой его близкий друг Эмиль Мирамон, бо-лее известный под псевдонимом Corned’Aurochs:

Corned’Aurochs («Corned’Aurochs» 1953 – на-звание стихотворения, посвященного Эмилю Ми-рамону). – Il avait nom Corne d’Aurochs // ô gué! ô gué! // Tout l’monde peut pas s’appeler Durand // ô gué! ô gué! (там же).

Брассенс обожал давать прозвища родным и близким. Одно из них, Corned’aurochs (‘Туров рог / Рог тура’), еще в 1930-е гг. получил Эмиль Мира-мон, который входил в придуманную Брассенсом «Доисторическую банду» («Bande préhistorique»,

В которой сам Брассенс фигурировал под кличкой «Oeil de Mammouth» ‘Мамонтов глаз’). Время шло, «Туров рог» остепенился, обзавелся женой и деть-ми. Однажды в 1953 г., заметив преображение ста-рого друга, Брассенс сочинил шутливую, почти детскую песенку, в которой увековечил Эмиля Ми-рамона и их беззаботное шутовство былых времен. Мирамон же, в свою очередь, опубликовал в 2001 г. биографические воспоминания «Брассенс до Брас-сенса» («Brassens avant Brassens» 2001), внеся таким образом свой вклад в постижение творчества друга детства и всей жизни.

Итоги. Изучение всех текстов Брассенса по-зволило нам установить, что сам он упоминает десяток своих предшественников и собратьев по перу. Они образуют, условно говоря, четыре круга поэтических ассоциаций «мрачного усача»: пер-вый из них – Древняя Греция (Гомер); второй – титаны итальянского Возрождения (Данте и Пет-рарка); третий круг – французские поэты от Вийо-на до Поля Валери, причем некоторые из них – современники Брассенса; четвертый круг – близ-кие друзья поэта (Брель и Мирамон).

Как показывают приводимые нами фрагменты переводов, для равноценного прочтения творчества Брассенса в рамках российской культуры важно не только понять, о чем говорит поэт, но и распознать ассоциации, заложенные в поэтические строки, найти нетривиальный и точный эквивалент.


1. Аванесов, А.Г. Брассенс в русском перево-де / А.Г. Аванесов. – М.: Стратегия, 2002.

2. Истратова, Ю.А. Аллюзия во французской поэзии: Жорж Брассенс / Ю.А. Истратова. – Екатеринбург: Изд-во УГТУ-УПИ, 2010.

3. Истратова, Ю. А. Аллюзивная онома-стика в поэзии Брассенса / Ю.А. Истратова. – Екатеринбург: Изд-во УрГПУ, 2011.

4. André Sève interroge Brassens: Toute une vie pour la chanson. – Paris: Centurion, 1975.

5. Brassens, G. Poèmes et chansons. / G. Brassens. – Paris: Éditions du Seuil, 2004.

6. Lanly, A. Ballades / A. Lanly. – Paris: Champion, 1971.

7. Les Choses: Une histoire des années soixante. – Paris: René Juillard, 1965.

8. http://analysebrassens.com.




1Актуальность темы. Наряду с работой над содержанием, оформлением текста, навыками ин-тервьюирования профессионализм журналиста включает в себя владение способами воздействия на читателя и слушателя. Восприятие материала аудиторией зависит от того, насколько адекватным является избранный метод и насколько точны по-добранные слова. Журналисты также постоянно должны работать над своей психологической ком-петентностью, обеспечивающей качество общения с аудиторией.

Методы воздействия на людей, используемые в текстах СМИ, могут иметь своей целью не толь-ко достижение большей выразительности и ярко-сти содержания, но и манипулирование сознанием. Роль языка СМИ в манипулировании заключается в создании неадекватной информационной модели действительности (искажение, утаивание инфор-

1Елена Федоровна Ященко, доктор психоло-гических наук, профессор кафедры общей психо-логии, Южно-Уральский государственный уни-верситет. E-mail:[email protected]

мации, смещение приоритетов), а также в сугге-стивном воздействии на аудиторию.

2Методы воздействия на сознание людей рас-сматривались в работах многих исследователей, в частности, таких как В.М. Бехтерев, Е.Л. Доценко, Г.Е. Залесский, С.Г. Кара-Мурза, Г. Лебон, А.С. Миронов, Е.Е. Пронина, У. Рикер, П.У. Ро-бинсон, В.А. Сороченко, А.П. Слобедяник, К.В. Судаков, Ю.А. Шерковин, Э. Шостром, М.Г. Эриксон [3, 5–7, 10] и др.

Эмпирической базой исследования являют-ся тексты газет «Южноуральская панорама» и «Российская газета».

«Южноуральская панорама» издается с 1997 года. Учредитель газеты –правительство и законо-дательное собрание Челябинской области. Основ-ная тематика – общественно-политическая жизнь Челябинской области, новости, аналитика. Перио-

2Elena F. Yashchenko, Doctor of Psychology, Professor of the Department of General Psychology, South Ural State University (National Research). E-mail:[email protected]

УДК 070.1 ББК Ч602.53+Ч600.00

СТРУКТУРА МЕТОДОВ ВОЗДЕЙСТВИЯ ЖУРНАЛИСТОВ НА СОЗНАНИЕ ЛЮДЕЙ, ИСПОЛЬЗУЕМЫХ НА СТРАНИЦАХ ПЕРИОДИЧЕСКИХ ИЗДАНИЙ Е.Ф. Ященко

STRUCTURE OF THE METHODS OF JOURNALISTS’ INFLUENCE ON PEOPLE’S CONSCIOUSNESS USED ON THE PAGES OF PERIODICALS E.F. Yashchenko

Представлены результаты эмпирического исследования текстов газет «Южно-уральская панорама» и «Российская газета», позволившие выявить и структури-ровать методы воздействия журналистов на сознание людей (активное сознание, бессознательное), включающие в себя лингвистические (эвфемизмы, тропы), сти-левые, собственно психологические (внушение, убеждение, метод обращения кгорькому прошлому, общечеловеческим ценностям, стереотипы, метод психологи-ческой глубины и др.), невербальные (расположение на странице, шрифт, начерта-ние, цвет) методы, а также методы, обращённые к разным состояниям «Я» в чело-веке (Ребенок, Родитель, Взрослый).

Ключевые слова: текст, метод, воздействие на аудиторию, периодические из-дания, системный подход.

The article reports the results of the empirical research of the texts of “Yuzhnou-

ralskaya Panorama” and “the Russian newspaper” that have allowed to reveal and struc-ture methods of journalists’ influence on people’s consciousness (active consciousness, unconsciousness). These methods include linguistic ones (euphemisms, tropes), stylistic methods, strictly psychological ones (suggestion, persuasion, method of treatment to the bitter past, human values, stereotypes, method of psychological depth, etc.), non-verbal methods (location on the page, font, font style, colour), as well as methods addressed to different inner states of a person (Child, Parent, Adult).

Keywords: text, method, impact on the audience, periodicals, systemic approach.


Ященко Е.Ф. Структура методов воздействия журналистов на сознание людей…

452013, том 10, № 1

дичность выхода – ежедневно; тираж 20–25 тыс. экз., формат издания – А2.

«Российская газета» – ежедневная общест-венно-политическая общенациональная газета. Издается с 11 ноября 1990 года. Учредитель – Правительство Российской Федерации. Формат издания – А2. Тираж 431569 экземпляров.

Хронологические рамки. В исследовании анализируются публикации «Южноуральской па-норамы» и «Российской газеты» за сентябрь, ок-тябрь, ноябрь 2009 года (Е.Ф. Ященко, М.В. Бара-банова).

Краткая характеристика сознания

как объекта воздействия журналистов Понятие «сознание» неоднозначно. В широ-

ком смысле – это психическое отражение действи-тельности независимо от того, на каком уровне оно осуществляется – биологическом или соци-альном, чувственном или рациональном. В более узком и специальном значении под сознанием по-нимают не просто психическое состояние, а выс-шую, человеческую форму отражения действи-тельности. Оно структурно организовано, пред-ставляет собой целостную систему, состоящую из различных элементов, находящихся между собой в закономерных отношениях. Сознание не совпадает с осознаваемым содержанием. Сознание – это не-что, что находится «между нашими головами, имея отношение и к социальной форме, благодаря которой люди способны жить друг с другом, фак-тически пропускать через себя поток жизни» [4, с. 517].

Сознание – форма отражения объективной действительности в психике человека, характери-зующаяся тем, что в качестве опосредствующего, промежуточного фактора выступают элементы общественно-исторической практики, позволяю-щие строить объективные (общепринятые) карти-ны мира.

З. Фрейд считал, что психика человека пред-ставляется расщепленной на две противостоящие друг другу сферы сознательного и бессознательно-го, которые представляют собой существенные характеристики личности.

Сознательным Фрейд называет «то представ-ление, которое существует в нашем сознании, и которое мы воспринимаем как таковое и утвер-ждаем, что именно в этом заключается единствен-ный смысл термина «сознательный». Бессозна-тельное Фрейд считал центральным компонентом, составляющим суть человеческой психики, а соз-нательное − лишь особой инстанцией, надстраи-вающейся над бессознательным. «Бессознательное – это совокупность психических процессов, актов и состояний, обусловленных воздействиями, во влиянии которых человек не дает себе отчета. Яв-ляясь психическим, оно представляет собой такую форму отражения действительности, при которой утрачивается полнота ориентировки во времени и

месте действия, нарушается речевое регулирова-ние поведения. В нем невозможен целенаправлен-ный контроль за совершаемыми действиями, не-возможна и оценка их результата. Оно представля-ет собой хранилище примитивных инстинктивных побуждений, эмоций и воспоминаний, которые настолько угрожают сознанию, что были подав-ленны и вытеснены в область бессознательного» [12, с. 230].

«Бессознательное в личности человека – это те качества, интересы, потребности и т. п., кото-рые человек не осознает у себя, которые ему при-сущи и проявляются в разнообразных непроиз-вольных реакциях, действиях, психических явле-ниях. Одни из таких явлений – ошибочные дейст-вия: оговорки, описки, ошибки при написании или слушании слов. В основе другой группы бессозна-тельных явлений лежит непроизвольное забывание имен, обещаний, намерений, предметов, событий и другого, что прямо или косвенно связано для че-ловека с неприятными переживаниями. Третья группа бессознательных явлений личностного ха-рактера относится к разряду представлений и свя-зана с восприятием, памятью и воображением: сновидения, грезы, мечты» [12].

Методы психологического воздействия могут быть обращены и к определенному «Я» в челове-ке. У каждого человека некоторый набор поведен-ческих схем соотносится с определенным состоя-нием его сознания. Эти различия выделяют раз-личные состояния «Я»: 1) состояния «Я», сходные с образами родителей; 2) состояния «Я», автоном-но направленные на объективную оценку реально-сти; 3) состояния «Я», все еще действующие с мо-мента их фиксации в раннем детстве и представ-ляющие собой архаические пережитки. Проявле-ния этих состояний «Я» Э. Берн назвал Родитель, Взрослый и Ребенок, а обмен стимулами-реакциями между Эго-состояниями общающихся людей – «трансакцией». Э. Берн говорит о том, что в каждом человеке есть несколько состояний «Я»: Взрослый, Родитель, Ребенок – и между ними на бессознательном уровне устанавливается трансак-ция [2, с. 30–32]. Эти различные состояния «Я» реагируют на разные способы воздействия.

В ХХ веке концепция сознания расширяется. П.В. Симонов считает, что высшая нервная дея-тельность человека имеет трехуровневую структу-ру, которая включает в себя сознание, подсозна-ние, сверхсознание. «Сознание оперирует знанием, которое потенциально может быть передано дру-гому, может стать достоянием других членов со-общества» [11]. Как показали многочисленные исследования функциональной асимметрии голов-ного мозга, для осознания внешних стимулов или событий внутренней жизни субъекта необходимо участие речевых зон больших полушарий. В сфере творчества именно сознание формулирует вопрос, подлежащий разрешению, и ставит его перед по-знающим действительность умом.




К сфере подсознания относится все то, что было осознаваемым или может стать осознавае-мым в определенных условиях. Это хорошо авто-матизированные навыки, мотивационные кон-фликты, глубоко усвоенные социальные нормы, регулирующая функция которых переживается как «голос совести», «зов сердца», «веление долга». Подсознание защищает сознание от излишней ра-боты и психических перегрузок.

Деятельность сверхсознания обнаруживается в виде первоначальных этапов творчества, кото-рые не контролируются сознанием и волей. Не-осознаваемость этих этапов представляет защиту рождающихся гипотез от консерватизма сознания, от чрезмерного давления ранее накопленного опы-та. За сознанием остается функция отбора этих гипотез путем их логического анализа и с помо-щью критерия практики в широком смысле слова [11, с. 84–88.].

Сознание – это сложнейшая реальность, имеющая как свои уровни, так и свои структурные компоненты, его образующие.

В.П. Зинченко выделяет 3 слоя сознания: ду-ховный, бытийный и рефлексивный. В духовном слое «Я» и «Другой» даны лишь внешне, их внут-ренняя форма скрыта. В бытийном слое присутст-вует лишь биодинамическая ткань, чувственная скрыта. В рефлексивном слое доступны лишь зна-чения, а смыслы – скрыты [4, с. 517–519].

Таким образом, сознание существует, прежде всего, как активное сознание, подсознание, сверх-сознание, бессознательное. Психологическое воз-действие СМИ направлено на сознание и бессоз-нательное и апеллирует к эмоциям, к «чувству долга», «зову сердца», а также к здравому смыслу.

Лингвистические приемы влияния

на сознание людей Г. Олпорт писал, что сущность любого язы-

ка – классификация и распределение по категори-ям того «непрерывного гула информации», с кото-рым мы ежесекундно сталкиваемся [9]. Именно эта главная функция языка дает ему власть убеж-дать. Когда мы называем какой-нибудь объект, то тем самым подчеркиваем какую-то его специфиче-скую особенность, не обращая внимания на другие характеристики. То, как описывается объект, и манера, в которой представляется образ действия, направляют наши мысли и эмоциональные реак-ции в определенное русло.

Лингвистические средства воздействуют на бессознательное, способствуют возникновению эмоций и чувств. Изобразительно-выразительные средства языка делают речь богатой и выразитель-ной, поэтому журналисты часто к ним прибегают. Некоторые из них могут скрывать негативные яв-ления действительности, например: эвфемизмы, оксюмороны, другие − эпитеты, метафоры, олице-творения, сравнения − способствуют возникнове-нию чувств и эмоций.

«Эвфемизм − стилистически нейтральное слово или выражение, употребляемое вместо си-нонимичной языковой единицы, которая пред-ставляется говорящему неприличной, грубой или нетактичной; эвфемизмы нередко вуалируют, мас-кируют суть явления. Например: скончаться вме-сто умереть, говорить неправду вместо врать, ли-берализация цен вместо повышение цен» [8, с. 126].

Манипулятивный эффект эвфемизмов, функ-ционирующих в текстах СМИ, основан на меха-низме ассоциативности, благодаря которому гово-рящий располагает своего рода формальной защи-той… как бы отвлекает внимание собеседника от запретного понятия, подразумевая, по крайней мере формально, другие содержания [1, с. 8].

Таким образом, СМИ, используя эвфемизмы, могут акцентировать внимание на одних деталях и, оставляя в тени другие, задавать определенный тон, эмоциональное отношение к фактам действи-тельности, влияя тем самым на процесс формиро-вания мировоззрения большого количества людей.

Использование выразительных средств, тро-пов (эпитетов, метафор, сравнений и т. д.) спо-собствует удержанию и усилению внимания адре-сата, возникновению эмоций и чувств. Журналист может воздействовать на аудиторию, использую различные стилевые приёмы.

К ним могут быть отнесены и типы текстов, созданные в русле определённых парадигм мыш-ления. Е.Е. Пронина, в частности, выделяет мифо-логический, убеждающий, прагматический, гедо-нистический, смысловыявляющий типы текста [10]. Каждый из этих типов текста отличается своими характеристиками.

Анализ разнообразных изобразительно-выразительных приёмов и способов воздействия на сознание позволил нам следующим образом систематизировать проблему и выявить опреде-лённую статистику (см. рисунок).

Журналист должен отдавать себе отчет в том, на какой уровень сознания он намерен воздейство-вать.

I. Уровни сознания: активное и бессозна-тельное:

– к активному сознанию обращены следую-щие приемы: метод обращения к горькому про-шлому, обращение к общечеловеческим ценно-стям, прием свидетельств, убеждение; убеждаю-щий, прагматический, смысловыявляющий тексты и др.;

– на бессознательное воздействуют такие ме-тоды, как эмпатия, внушение, эвфемизм, лингвис-тические средства, невербальные средства, гедо-нистический, мифологический текст и др.

II. Методы воздействия журналистов на ауди-торию:

– стилевые: мифологический, гедонистиче-ский, смысловыявляющий, прагматический, убеж-дающий тексты;



472013, том 10, № 1

Распределение способов воздействия на читателей в текстах на страницах газет «Южноуральская панорама» и «Российская газета»

– собственно психологические: внушение,

убеждение, метод обращения к горькому про-шлому, обращение к общечеловеческим ценно-стям, стереотипы, метод психологической глуби-ны и др.;

– лингвистические: эвфемизмы, тропы; – невербальные: расположение на странице,

шрифт, начертание, цвет. III. Состояния «Я»: – на состояние «Ребенок»: внушение, гедони-

стический, мифологический тексты, эвфемизм, лингвистические средства, невербальные средства, метод психологической глубины;

– на состояние «Родитель»: убеждающий текст, метод обращения к горькому прошлому;

– на состояние «Взрослый»: обращение к об-щечеловеческим ценностям, эмпатия, прагматиче-ский текст, убеждение, смысловыявляюший текст, прием свидетельств.

Приведём примеры использования методов воздействия журналистов на аудиторию со страниц газет «Южноуральская панорама» и «Российская газета».

Эпитет: «Прочитал статью президента Рос-сии Дмитрия Медведева «Россия, вперед!» и дей-ствительно оказался под глубоким ее впечатлени-ем. Особенно первой части, беспощадно честной по отношению к стране, себе, нашей истории, ка-ждому из нас» («ЮП», 15 сентября).

Метафора: «С раннего утра первого сентября

в день пятилетия начала Бесланской трагедии к зданию бывшей первой школы с утра вновь потя-нулась людская река» («РГ», 2 сентября).

Сравнение: «Сообщения о погибших и по-страдавших во время дорожно-транспортных про-исшествий поступают одно за другим, как сводки с фронтов боевых действий» («ЮП», 1 сентября).

Эвфемизмы: «Регулирование цен» вместо их повышения: «Теперь, имея на руках документаль-ное подтверждение, министр проведет встречи с руководителями молочных заводов, чтобы согла-совать дальнейшие действия по регулированию цен на рынке молока» («ЮП», 1 сентября).

Внушение, апелляция к мнению большин-ства: «Да, итоговое решение не всегда будет всем сильно нравиться. Но все должны понимать, что необходимо принимать аргументы, идти на ком-промиссы и согласовывать общие и общественные интересы. Даже если для этого придется посту-питься некоторыми интересами частными» («РГ», 6 сентября).

Внушение, слова для привлечения внима-ния: «Разве не ясно и теперь, что нет и не может быть одного пути к свободе для всех народов и на все времена? Что слепое заимствование чужого пути к свободе так же отвратительно, как и отказ от свободы, осуществляемый во имя превратно понимаемой самобытности? Нашему обществу нужен свой путь к свободе» («РГ», 16 сентября).




Прием свидетельств: «Эксперты между тем считают, что в стране необходимо вводить так на-зываемые государственные возвратные субсидии. И по социально важным бюджетным специально-стям студентов учить бесплатно. Но диплом при-дется отработать в течение нескольких лет. В больницах, школах, на производствах, в библиоте-ках, школах. Эта модель предполагает, что перво-курсники вузов подписывают обязательство – от-работать три года за диплом» («РГ», 3 сентября ).

Обращение к общечеловеческим ценно-стям: «Еще раз повторю: ребенку нужны рядом близкие люди – мать, отец, бабушка, дедушка. Но эмоциональная связь с матерью наиболее сильна» («ЮП» 3 сентября).

Положительный, отрицательный, положи-тельный факт (прием «сахарный сэндвич»): «В регионе отмечается рост объемов промышленного производства на шесть процентов. Южноуральская металлургия в сентябре продемонстрировала при-рост по сравнению с августом почти на два про-цента, производство транспортных средств увели-чилось на 24 процента, ввод жилых домов – на 28 процентов. Реализация антикризисных мер по-могла нормализовать ситуацию в Усть-Катавском городском округе, где на градообразующем пред-приятии ФГУП «Усть-Катавский вагонострои-тельный завод» сократились объемы производства. С начала года с конвейера сошли только 70 трам-вайных вагонов, хотя в прошлом году было выпу-щено более двухсот» («ЮП», 19 октября).

Корреспондент может сам задавать фон информации, т. е. давать оценку: «Подробнее хотелось бы остановиться на том видении разви-тия политической системы страны, которое Пре-зидент широко представил на всеобщее обсужде-ние. Наиболее ценно здесь то, что Дмитрий Ана-тольевич Медведев предлагает не революционную ломку сложившихся политических реалий, а их эволюционное совершенствование, ставя во главу угла адекватность «динамичной, подвижной, про-зрачной и многомерной социальной структуре». Вместе с тем Президент тонко почувствовал необ-ходимость «межпартийного сотрудничества и по-иска компромиссных вариантов решений острей-ших социальных проблем»» («ЮП» 18 сентября).

Эмпатия: «С одной стороны, некая юмори-стическая ситуация. С другой… А почему нет? Повар – профессия уважаемая, довольно денежная. Несколько лет назад я руководил отелем «Викто-рия», в его составе были ресторан, ночной клуб, бар. Профессию повара везде уважали! И если этому человеку, журналисту, действительно нуж-ны деньги, если ему надо кормить свою семью, почему нет? Тем более если он знает (вот это очень важно), что где-то есть запрос на поваров… Переучись, поработай год–другой, а когда появит-ся вновь потребность в журналистах, уйдешь. Не надо воспринимать это как трагедию всей жизни. Это – временно! Кризис. А кому легко? А может,

ему еще и понравится? Продвинется в этой про-фессии, станет шеф-поваром или координатором коллектива, менеджером» («ЮП», 3 сентября).

Метод-обращение к горькому прошлому: «В свое время СССР погиб не только из-за про-блем экономической неэффективности. Потеря эффективности государства, нормальной обратной связи власти и общества, снижение доверия и дис-кредитация системы госуправления − эти причины сыграли не меньшую, а то и большую роль в раз-рушении СССР, трагедии распада государства, которую мы пережили 20 лет назад.

Сейчас в обществе крайне тяжелая и не соот-ветствующая задачам развития моральная атмо-сфера. Никто не сможет нормально работать, а страна не сможет нормально развиваться, если мы будем продолжать по любому поводу мазать все вокруг черной краской. У нас по каждому прини-маемому решению действует презумпция винов-ности. Если проступок совершил милиционер – значит, вся милиция такая. Если поймали нечисто-го на руку бюрократа, то все государственные служащие – воры. Какое бы решение ни принима-ли органы власти – значит, они что-то задумали, хотят всех обмануть, ограбить и так далее. Такое очернение реальности, ее замазывание одной гря-зью стало своеобразной профессией целого ряда политиков, журналистов и разного рода „общест-венников“» («РГ», 2010, 6 сентября).

Анализ публикаций в «Российской газете» и «Южноуральской панораме» позволяет сделать следующие выводы.

1. Выделены распространённые способы воз-действия на читателя.

– Манипуляция. Необходимо предоставлять точную ссылку или информацию об эксперте, так как на страницах «Российской газеты» в каждом восьмом материале есть ссылка на мнение экспер-тов, но какие это эксперты, журналисты не указы-вают, данный факт ставит под сомнение достовер-ность такой информации, данный приём является манипулятивным.

– Эвфемизмы. Очень часто используются эв-фемизмы на страницах «Южноуральской панора-мы» и «Российской газеты», манипулятивный эф-фект которых основан на ассоциативности. Таким образом, СМИ могут акцентировать внимание на одних деталях и, оставляя в тени другие, задавать определенный тон, эмоциональное отношение к фактам действительности, влияя тем самым и на процесс формирования мировоззрения большого количества людей.

– Вспоминание горького прошлого, аппеля-ция к мнению большинства. В «Российской газе-те» широко используются приемы: вспоминание горького прошлого, аппеляция к мнению боль-шинства с целью воздействия на читателей. В «Южноуральской панораме» эти методы также используются, но в основном с целью привлечь внимание к определенным проблемам.



492013, том 10, № 1

– Авторитетное мнение. Мнение авторитета наи-более широко применяется в «Российской газете».

– Убеждение с целью формирования общече-ловеческих ценностей. Положительное воздейст-вие «Южноуральской панорамы» заключено в том, что журналисты газеты во многих материалах уде-ляют внимание и прививают аудитории такие об-щечеловеческие ценности, как материнство, дом, семья, ребенок.

– Положительное воздействие «Российской газеты» в том, что журналисты способствуют за-рождению и развитию у аудитории чувства пат-риотизма.

– Внушение с целью «подсказать правильные эмоции, чувства». Наличие в обоих изданиях ми-фологических текстов свидетельствует о том, что они объединяют людей в едином порыве и подска-зывают им правильные чувства.

– Метод примеров. Смысловыявляющие тек-сты способствуют развитию и духовному росту своего читателя.

– Метод внушения имеет много способов реа-лизации на страницах газет: вопросы-ярлыки, сло-ва для привлечения внимания к определенному явлению, приемы свидетельств, «апелляцию ко всем», повторы.

– В «Южноуральской панораме» нами были замечены такие новые способы воздействия, как метод противоречивого суждения, маскировки негативных явлений, а также создание журнали-стами общего фона информации.

2. Все выделенные способы могут быть сгруппированы в следующие блоки:

– социально-психологические способы воз-действия на активное сознание: метод обращения к горькому прошлому, обращение к общечелове-ческим ценностям, прием свидетельств, смысло-выявляющий текст и др.;

– социально-психологические способы воз-действия на бессознательное: эмпатия, внушение, эвфемизм, использование противоречивых сужде-ний, прием «Сахарный сэндвич»; гедонистиче-ский, мифологический тексты и др.

Методы воздействия на бессознательное представлены в бόльшем объеме, что позволяет сделать вывод, что журналисты воздействуют на эмоции и вызывают реактивность, импульсивность читателей. Журналисты «Российской газеты» ока-зывают влияние и на активное сознание, на логи-ку, так как в каждом восьмом материале использу-ется «прием свидетельств».

3. Выделенные социально-психологические способы воздействия на аудиторию не просто раз-ные по элементам, но и качественно. Каждый об-ращен к определенному состоянию «Я» в челове-ке: Взрослому, Ребенку, Родителю.

Выявлено, что журналисты, пытаясь воздей-ствовать на разные состояния «Я» в человеке, в основном используют такие методы воздействия, как эмпатия, внушение, эвфемизм, противоречи-вые суждения, обращение к общечеловеческим ценностям, прием «Сахарный сэндвич». Такими приёмами журналисты стремятся вызвать опре-деленную реакцию у читателя, заставить его при-нять свое мнение или выполнить определённое действие.


1. Арапова, Н.С. Эвфемизм: энциклопедия / Н.С. Арапова. – М.: Науч. изд-во «Большая Россий-ская энциклопедия», 2003. – 288 с.

2. Берн, Э. Игры в которые играют люди / Э. Берн; пер. с англ. А.А. Грузберга. – СПб.: Лениз-дат, 1992. – 400 с.

3. Бехтерев, В.М. Внушение и его роль в обще-ственной жизни / В.М. Бехтерев. – СПб.: Питер, 2001. − 321 с.

4. Большой психологический словарь / сост. и общ. ред. Б.Г. Мещеряков, В.П. Зинченко. – СПб.: Прайм-Еврознак, 2003. – 672 с.

5. Доценко, Е.Л. Психология манипуляции: фе-номены, механизмы и защита / Е.Л. Доценко. – М.: Алгоритм, 2005. – 320 с.

6. Залесский, Г.Е. Психология мировоззрения и убеждения личности / Е. Залесский. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1994. – 144 с.

7. Кара-Мурза, С.Г. Манипуляция сознанием / С.Г. Кара-Мурза. – М.: Эксмо, 2007. – 864 с.

8. Ларин, Б.А. Об эвфемизмах / Б.А Ларин. – М.: Просвещение, 1961. − 250 с.

9. Олпорт, Г. Личность: проблема науки или искусства? / Г. Олпорт // Психология личности. – М.: Изд-во МГУ, 1982. – 288 с.

10. Пронина, Е.Е. Психология журналистско-го творчества / Е.Е. Пронина. – М.: КДУ, 2006. – 368 с.

11. Симонов, П.В. Темперамент, характер, личность / П.В. Симонов. − М.: Наука, 1984. − 160 с.

12. Фрейд, З. Психология бессознательного / З. Фрейд; пер с нем. Г.В. Барышниковой. – М.: Просвещение, 1989. – 448 с.




1В условиях развития современного общества важность изучения особенностей корпоративной культуры становится все очевиднее, поскольку возрастает роль профессионалов и появляется по-требность в согласовании действий и понимании друг друга специалистами из разных областей.

В своем исследовании мы рассматриваем языковое сознание аспирантов технической и гу-манитарной отрасли как представителей различ-ных корпоративных культур. Языковое сознание – это образы сознания, овнешняемые языковыми средствами: отдельными лексемами, словосочета-ниями, фразеологизмами, текстами, ассоциатив-ными полями и ассоциативными тезаурусами как совокупностью этих полей. Образы языкового сознания интегрируют в себе умственные знания, формируемые самим субъектом преимущественно в ходе речевого общения, и чувственные знания,

Ваганова Екатерина Владиславовна, канди-дат филологических наук, доцент кафедры общей лингвистики, Южно-Уральский государственный университет (г. Челябинск). E-mail: e-vaganova@ mail.ru

возникающие в сознании в результате переработки перцептивных данных, полученных от органов чувств в предметной деятельности.

Категория образа сознания, объединяющая умственные и чувственные знания, вероятно, наи-более адекватно отображает знания коммуникан-тов, вовлекаемые в процесс взаимопонимания в речевом общении.

2Образ сознания имеет множественные ов-нешнения, которые для коммуникантов в речевом общении являются средством регуляции из умст-венной активности по формированию содержаний этих овнешнений их знаний, которыми обладают общающиеся [4, с. 24–27].

Можно составить себе представление о со-держании образа сознания, функционирующего в конкретной культуре, если прочитать тексты, в которых описывается этот образ. Но приблизи-

Ekaterina V. Vaganova, Candidate of Philology, associate professor of the general linguistics, South Ural State University (Chelyabinsk). E-mail: e-vaganova@ mail.ru

КОГНИТИВНАЯ ЛИНГИСТИКА И ПСИХОСИСТЕМАТИКА

УДК 81’232

ТЕКСТ НАУЧНОЙ СТАТЬИ КАК ИНДИКАТОР ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ АСПИРАНТОВ Е.В. Ваганова

RESEARCH ARTICLE TEXT AS AN INDICATOR REFLECTING PECULIARITIES OF LANGUAGE CONSCIOUSNESS OF POST-GRADUATES STUDENTS E.V. Vaganova

Языковое сознание – это образы сознания, овнешняемые языковыми средст-вами: отдельными лексемами, словосочетаниями, текстами. В текстах научных публикаций аспирантов технических и гуманитарных специальностей устойчивые для определенной корпоративной культуры речевые формулы являются показате-лями единого языкового сознания специалиста.

Ключевые слова: языковое сознание, текст научной статьи, речевые формулы, аспиранты технических и гуманитарных специальностей.

Language consciousness constitutes images of consciousness which are transferred

by separate lexemes, word combinations, and texts. The text reflects movement of human thought and ways of its representation by language means. Speech formulas stable for certain corporate culture in texts of research articles are indicators of uniform language consciousness of the expert. The present paper studies at peculiarities of language con-sciousness of post-graduate students in technical and humanities majors.

Keywords: language consciousness, research article text, speech formulas, post-graduates students in technical and humanities majors.


Ваганова Е.В. Текст научной статьи как индикатор языкового сознания аспирантов

512013, том 10, № 1

тельность знаний о чужой культуре – это удел лю-бого сознания, которое никогда не покидает «го-ловы» субъекта сознания и доступно для сторон-него наблюдателя только через свои овнешнения: предметы, действия, слова. Поэтому при описании образов сознания носителей чужой культуры же-лательно найти такие овнешнения, форма которых в наименьшей мере искажала бы содержание опи-сываемых образов.

При описании в речевом высказывании (тек-сте) образов сознания, наиболее полно осознается (контролируется) объект описания. По мнению Э.М. Гукасовой, языковое сознание является осо-бой разновидностью освоения мира. Оно пред-ставляет собой первую моделирующую систему, первый способ репрезентации реальности в духов-ном мире. Вместе с этим оно выступает и как форма опредмечивания человеческой психики с ее рациональными и эмотивными реакциями на мир. Следует отметить, что большое значение в языко-вом сознании принадлежит не только выработке семантических значений, употребляемых знаковых средств, но и представлению этих значений с со-ответствующими знаками [3, с. 71].

У каждой культуры есть свои ключевые сло-ва. Наше исследование показывает, что опреде-ленные ключевые слова могут быть отражением не только национальной, но и корпоративной культу-ры. По результатам экспериментов выявлены осо-бенности употребления тех или иных слов, рече-вых оборотов, конструкций представителями оп-ределенной корпоративной культуры.

Человеческий интеллект, как и сам человек, немыслим вне языка и языковой способности как способности к порождению и восприятию речи. Данная характеристика связана с интеллектуаль-ной деятельностью человека, предполагающей мыслительные процессы. У каждого индивидуума в процессе его развития вырабатываются идеи, концепты, которые отражают картину мира. В его сознании они представлены как некая иерархия – система социальных и культурологических ценно-стей, сформировавшихся в условиях социального опыта и деятельности. Это отражается в использо-вании излюбленных речевых формул и оборотов, по которым мы часто «узнаем» личность. Исполь-зование подобных речевых формул может являть-ся показателем принадлежности к определенной корпоративной культуре.

С целью выявления типичных речевых оборо-тов нами были проанализированы тексты научных публикаций аспирантов технических и гуманитар-ных специальностей. Как известно, текст, созда-ваемый человеком, отражает движение человече-ской мысли, строит возможные миры, запечатле-вая в себе динамику мысли и способы ее представ-ления с помощью средств языка.

Уже в заголовках научных публикаций аспи-рантов технических и гуманитарных специально-стей начинает проявляться специфика их языково-

го сознания. Заголовок – самостоятельный элемент системы текста, семантически, прагматически и функционально связанный с текстом статьи, но стоящий вне него. По словам В.Г. Адмони, часто знакомство с текстом в его цельности достигается обращением к общей форме его конструирования и может ограничиться ознакомлением с его назва-нием [1, с. 89].

В монографии [2] мы выделили следующие основные особенности языкового сознания сту-дентов технических и гуманитарных специально-стей как представителей различных корпоратив-ных культур: «технари» – конкретность, консер-вативность, замкнутость, рациональность, ло-гичность; гуманитарии – образность, гибкость, открытость, эмоциональность, творчество. Как показывает дальнейшее исследование, языковое сознание аспирантов характеризуется аналогич-ными особенностями.

Так, конкретность языкового сознания аспи-рантов технических специальностей проявляется, например, в использовании в заголовках научных статей отглагольных существительных, передаю-щих конкретные действия как предмет:

Использование оптимальных форматов хра-нения информации в цифровой фотометрии.

Исследование применимости стандарта WIRELESSHART в системах автоматизации зда-ний.

Изучение механических свойств подкожной жировой клетчатки при сжатии.

Данная особенность влечет за собой такой стилистический недостаток, как называние паде-жей, то есть расположение цепочкой существи-тельных в одинаковой падежной форме: Анализ (чего?) модели (чего?) процесса (чего?) контроля на станках с числовым программным управлением. Разработка (чего?) алгоритма (чего?) оценки (че-го?) надежности (чего?) блока (чего?) управления (чего?) прибора (чего?) активного контроля (на-низывание родительного падежа).

Конкретность находит отражение и в тексте самой статьи. Например, в таких речевых оборотах:

Входной сигнал x(nT) проходя через банк ана-лиза первого уровня, разбивается на M – субполос-ных сигналов x0(mT1), x1(mT1),…, xM-1(mT1) с пони-женной частотой дискретизации в m раз.

Образцы ПЖК со средними размерами 20 ± 2 мм×20 ± 2 мм×8,75 ± 1,25 мм сжимали на испытательной машине Instron 5882 при скорости движения траверсы 5 мм/мин при комнатной температуре (22…24 °С).

По результатам расчета получаем 0,685 > 0,368, т. е. гипотеза о стабильности ТП не принимается.

Данные конструкции содержат цифровую ин-формацию, математические символы, что является показателями конкретности языкового сознания, когда за каждым понятием стоит какой-то пред-мет, а не образ.


Когнитивная лингвистика и психосистематика


Образность языкового сознания гуманитари-ев проявляется даже в текстах научных статей:

Знания, умения и навыки, конечно, важные социальные ценности, однако, нацеливая образо-вание на данные ценности мы как педагоги засло-няем ими самого человека.

Необходимость активного внимания в процессе работы, высокая ответственность за ее результа-ты, особенно при управлении сложными техниче-скими системами, при решении серьезных научных задач или выполнении финансовых операций, вызы-вают у операторов ЭВМ реакцию в виде психическо-го напряжения, чаще называемую стрессом.

Проблема достаточно актуальная, поскольку использование электронных средств (компьюте-ров, телевизоров, радиотелефонов, оргтехники и бытовых приборов) растет с каждым днем, про-порционально растет и число тех людей, у кото-рых появились проблемы со здоровьем, связанные с электромагнитными излучениями.

В этих фразах проявляется некая абстракт-ность, даже метафоричность в формулировках (за-слоняем ими самого человека), размытость конст-рукций (достаточно актуальная), преобладание характеристик (активного внимания, важные со-циальные ценности).

В заголовках научных статей аспирантов гу-манитарных специальностей больше обобщений, выраженных в абстрактных существительных:

Перспективы развития подходов к анализу внешнего окружения и внутренней среды органи-зации.

Ценностное отношение студентов к образо-ванию как педагогическое понятие.

Рациональность языкового сознания аспи-рантов технических специальностей передается и использованием аббревиатур без расшифровки уже в заголовки статьи:

Определение параметров РЭС специального назначения при проведении воздушной радиотех-нической разведки средствами БПЛА в широком частотном диапазоне.

Зависимость здоровья человека от режимов пользования ПК.

В заголовках статей гуманитариев данной особенности не было обнаружено.

Обращают внимание и формулировки опреде-лений различных понятий или терминов, которые предлагают в своих текстах аспиранты. Данные речевые конструкции тоже различны. Аспиранты технических специальностей:

В теории генетических алгоритмов исполь-зуют такое понятие, как популяция, т.е. набор хромосом (строки фиксированной длины), в кото-рых закодировано возможное решение оптимиза-ционной задачи

Полную количественную характеристику на-дежности технологического процесса (ТП) дают групповые показатели, т.е. совокупность индиви-дуальных показателей.

Выбранная модель описывает упругое пове-дение ПЖК, т. е. первую часть кривой деформи-рования.

Обороты с союзом «то есть» являются типич-ными для текстов технической отрасли, аналогич-но – использование аббревиатур (ТП, ПЖК).

Аспиранты гуманитарных специальностей предпочитают в качестве формулировок для тер-минов конструкции с тире между подлежащим и сказуемым, причастными оборотами и придаточ-ными предложениями:

Ценностные ориентации – это ценностное отношение к объективным ценностям общества, выражающиеся в их сознании и переживании как потребностей, которые мотивируют настоящее поведение и программируют будущее.

Духовное здоровье – это уровень культуры че-ловека, наличие у него моральных норм, ценностей, которые определяют целостность личности.

Концепт – многомерное образование, вклю-чающее в себя не только понятийно-дефини-ционные, но и коннотативные, образные, оценоч-ные признаки.

Л.Л. Федорова связывает особенности речи тех-нарей и гуманитариев с особенностями их мышле-ния. Поскольку логическая категоризация явлений характерна для левополушарного типа мышления, а образная для правополушарного, то к первому типу естественно тяготеют технари, а ко второму гумани-тарии. Выбор образования, которое само формирует систему ценностей, соотносится с исходной психо-логической характеристикой [5, с. 76].

Таким образом, поскольку язык – это способ существования сознания, можно предположить, что устойчивые для определенной корпоративной культуры речевые формулы являются показателя-ми единого языкового сознания специалиста.


1. Адмони, В.Г. Система форм речевого вы-сказывания / В.Г. Адмони. – СПб., 1994. – С. 89.

2. Ваганова, Е.В. Особенности языкового сознания представителей технической и гумани-тарной корпоративных культур / Е.В. Ваганова. – Челябинск, 2011. – Челябинск: Издательский центр ЮУрГУ. – 109 с.

3. Гукасова, Э.М. Языковое сознание как разновидность освоения мира / Э.М. Гукасова // Языковое сознание: содержание и функциониро-вание: тезисы докладов. – М., 2000. – С. 71.

4. Тарасов, Е.Ф. Актуальные проблемы ана-лиза языкового сознания / Е.Ф. Тарасов // Языковое сознание и образ мира: сб. статей / отв. ред. Н.В. Уфимцева. – М., 2000. – С. 24.

5. Федорова, Л.Л. Некоторые особенности речевого поведения представителей гуманитар-ной и технической интеллигенции / Л.Л. Федорова // Язык. Культура. Гуманитарное знание. Научное наследие Г.О. Винокура и современность. – М., 1999. – С. 76.

Поступила в редакцию 10 декабря 2012 г.


532013, том 10, № 1

1Понятие «прецедентность языка», на наш взгляд, достаточно размыто, а само словосочета-ние тавтологично. Любой естественный язык и метаязык прецедентны, т. е. воспроизводимы, об-щеизвестны, общеприняты, являются феноменами культуры и цивилизации, носят двусторонний ха-рактер, являясь их результатом и средством хране-ния и продуцирования. Естественный язык обла-дает единицами с высокой степенью культуроген-ности, следовательно, их частота обращения в ре-чи и востребованность в художественном дискурсе чрезвычайно актуализированы. Такие единицы, действительно, прецедентны в аспекте «творение символов» национального и художественного соз-нания. Культурогенные единицы языка получают вторую и третью жизнь в художественном тексте по принципу «новое вино – в старые мехи»: лин-гвистический креатив – это функционирование языкового знака в ином содержании, в ином смыс-ле, с иной ценностной характеристикой.

Свиридова Анна Валерьевна, доктор фило-

логических наук, профессор кафедры русского языка и литературы и методики преподавания рус-ского языка и литературы ЧГПУ (г. Челябинск). E-mail: [email protected]

М.А. Кузмин в своих новеллах представил язык как «творимую легенду»: художник слова «перерабатывает» материю языка, создавая и но-вый концепт, и новые образы.

Религиозно-этическая символика традицион-но пронизывает произведения русской литерату-ры. В русле этой же традиции существует поэзия и проза М.А. Кузмина.2

Выбор для анализа именно указанных повес-тей объясняется тем, что в них находят свое отра-жение две противоположные жизненные трактов-ки одной и той же шестой притчи о свече под со-судом: «Чтобы свечи освещали дом, их нужно ставить на подсвечники, а не накрывать кувши-нами и не прятать под кровать» [1, с. 179].

Тема грехопадения и чудо очищения от гре-хов едина для данных повестей. Оба текста содер-жат много христианских символов, создающих единое символико-концептуальное поле: ворота, покрывало, вода, отшельник, странник, пустыня, птица, верблюд, меч, обезьяна, источник, кувшин,

Anna V. Sviridova, Doctor in Philology, profes-

sor of the Departmentof the Russian language and Literature and of the methods of teaching the Russian language and literature, CSPU (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

УДК 84 ББК 83.3 (4 рус.)

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ КРЕАТИВ КАК ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ ПРЕЦЕДЕНТНОСТИ ЯЗЫКА А.В. Свиридова

LINGUISTIC CREATIVITY AS A PARTICULAR CASE OF THE LANGUAGE PRECEDENT A.V. Sviridova

Уточняются понятия «прецедентность» относительно свойства языка и созна-ния – креативности. Лингвистический креатив рассматривается на материале творчества М.А. Кузмина – большого мастера стиля и великолепного стилизатора, знатока античной, древнерусской, европейской средневековой литератур и литера-туры XVIII века. Лексические единицы произведений рассматриваются как один из основных коституэнтов художественного образа, концепта, текста. Всякий лин-гвистический креатив предполагает действие отрицания как фактора, структури-рующего новую художественную действительность.

Ключевые слова: амбивалентность, культурогенный, концепт, прецедент-ность, символ.

The present article focuses on the notions “precedent” and “creativity” – a feature of

the language and consciousness. Linguistic creativity is studied on the basis of the creative works of M.A. Kuzmin – a great master, a good stylist, a connoisseur of literature – anti-que, old Russian, medieval European and European literature of the 18th century. The lexical units of his verses are considered as one of the basic constituents of the artistic im-age, concept and text. Any linguistic creativity implies the action of negation as a factor structuring a new artistic reality.

Keywords: ambivalence, culture-genetic, concept, precedent, symbol.




таз, яблоко, кухонная утварь, корзина, павлин, исцеление, омовение, зеркало, каменоломня (ка-мень), капюшон, монета, число сорок, воин, ребе-нок, грязь. Только композицией символов в тек-стах обозначен духовный путь главных героев, развитие их морального поведения. Такой художе-ственный прием продиктован жанром произведе-ний, обусловившим невозможность (и ненуж-ность) подробного прямого описания нравствен-ных переживаний. М.А. Кузмин, великолепный мастер эксперимента над литературной формой, пишет «Пример ближним» и «Два чуда» в стиле светской повести древнерусской литературы, но-сящей воспитательно-дидактический характер и основанной на православном религиозно-этическом концепте поведения человека, напри-мер, «Повести о Петре и Февронии».

В этом контексте считаю необходимым уточ-нить свое понимание термина «концепт». В совре-менном языкознании он не имеет одномерного тол-кования, и наблюдается большое разнообразие в применении этого понятия. Замечу, что сам термин позаимствован из философии – 1) формулировка, умственный образ, общая мысль, понятие...; 2) в логической семантике – смысл имени» [7, с. 217]. Представители концептуализма отрицали реальное существование общего независимо от отдельных вещей, но признавали существование в уме общих понятий, концептов как особой формы познания действительности. Таким образом, «концепт» – понятие гносеологическое.

Современные отечественные лингвисты включили в дефиницию концепта философскую и логическую основу, но при этом смешали или отождествили одно с другим понятия о концепту-альном и семантическом полях, поэтому считаю необходимым напомнить о различии этих поня-тий: «Поле концептуальное… Данная понятийная область, данная совокупность взаимосвязанных понятий. Поле семантическое… 1) Частичка («кусочек») действительности, выделенная в чело-веческом опыте и теоретически имеющая в данном языке соответствие в виде более или менее авто-номной лексической микросистемы... 2) Совокуп-ность слов и выражений, составляющих тематиче-ский ряд, слова и выражения языка, в своей сово-купности покрывающие определенную область значений» [2, с. 334].

«Семантическое поле» – лингвистическое по-нятие, определяющее все кодовые значения, кото-рые когда-либо существовали, функционируют или появляются в языке. Обратим внимание, что речь идет о совокупности – категории внеистори-ческой, несоциальной, неличностной, неидеологи-ческой. «Концепт» – понятие гносеологическое (чисто философская трактовка дана в [2]), а зна-чит, историческое, социальное, личностное, идео-логическое, одна из форм системного познания мира, связанная с обобщением, а следовательно, с применением в процессе познания действительно-

сти языка, т. е. определенный концепт соотносится с уровнем знания субъекта о мире в данный исто-рический момент времени. Именно поэтому лин-гвистическую проблему концепта логично решать с точки зрения философского соотношения значе-ния и смысла. Полагаю, что понятие концепта свя-зано с определением смысла: «Под Значением языкового выражения... понимают тот предмет или класс предметов, который обозначает... данное выражение, а под Смыслом выражения – его мыс-ленное содержание, т. е. ту заключенную в данном выражении информацию, благодаря которой про-исходит отнесение выражения к тому или иному предмету» [7, с. 151]. Значения, функционируя в различных контекстах, приобретают самые не-ожиданные смыслы, находятся в зависимости либо от объективной логики рассуждения и познания, либо от субъективной установки говорящего. Та-ким образом, рассуждение о концепте допустимо только в связи с понятием «мировоззрение», «идиостиль», «текст», «изоглосса», которые отра-жают знания о мире данной личности в данный момент времени.

Концепт в определенных сферах выражается через систему символов, применительно к настоя-щему случаю – вербальных. Вербальный символ – это воспроизводимый знак, содержащий в себе определенные знания о мире, выражающий отно-шение человека к нему, этически и эстетически окрашенный. Допустимо сказать, что символ – это отражение реальности в имплицированной форме. Религиозно-этическая символика, включенная в тексты повестей, имплицирует систему христиан-ских нравственных представлений и заповедей и маркирует двойственность их воплощения в чело-веческом поведении.

В повести «Пример ближним» описывается грехопадение отшельника. Описание духовной регрессии строится на смене и взаимодействии символов. Так, при начале подвижничества духов-ная жизнь брата Геннадия сосредоточена на бес-корыстном служении Богу, и в тексте происходит нанизывание высокой положительной символики:

...три дня стоял перед монастырскими воро-тами, не вставая с колен, а за ним толпились раз-ряженные слуги, держа за поводья лошадей и верблюдов, как рисуют на «Поклонении волхвов».

Братья ... смотрели, как, разметав в пыли сизые кудри с павлиньими перьями, лежал Глав-кон, не поднимая головы... [3, c. 659].

Верблюд – символ воздержания, смирения и выносливости, а также царственности; пыль (грязь) – потенциальность, будущие возможности; поклонение волхвов – почитание земными царями Иисуса Христа. Однако в тексте присутствуют два амбивалентных символа – ворота и павлин. Пер-вый – это одновременно и вход и выход: в рай ве-дут те же самые ворота, через которые были из-гнаны Адам и Ева; второй – всевидение Бога, а также высокомерие и суетность самовлюбленной


Свиридова А.В. Лингвистический креатив как частный случай прецедентности языка

552013, том 10, № 1

натуры. Введением этих символов автор дает по-нять глубину душевных движений брата Геннадия. С развертыванием сюжета символы подбираются резко отрицательной оценочности, олицетворяю-щие Дьявола. М. Кузмин осмысливает некоторые положительные символы христианства. Например, птица – посредница между землей и небесами, спасенная душа, крылья – знак божественной мис-сии, наделяются противоположными им по смыслу признаковыми (в широком понимании) лексемами:

Часто он там отдыхал и пел псалмы, будя каких-то жирных птиц, которые сидели в траве, как в силках, и не летали, только поворачивали круглые головы [3, c. 660].

Наряду с птицами в контекст включен символ диких зверей (отшельник избегает встречаться с ними у водопоя), олицетворяющий обращение варваров в христиан. Брат Геннадий совершенно реально ведет себя в безлюдной долине, он осто-рожен, как обычный мирской человек. Описание жизни брата Геннадия в пустыне вызывает ассо-циации с житиями святых Франциска Ассизского, Иеронима, Антония Аббата и Павла Отшельника, укрощавших Божьим словом зверей и проповедо-вавших птицам, но оно также противопоставлено этим ассоциациям по сути.

Фарисейство брата Геннадия разоблачается особым содержанием, наполняющим определен-ные синтаксические конструкции, например, про-тивопоставлением несопоставимых предметов:

Уединение пустынника было случайно от-крыто погонщиками верблюдов, искавшими ис-точник, а нашедшими монаха [3, с. 660].

Монах Геннадий становится неожиданно чу-ждым символу очищения и новой жизни – воде.

Сарказм автора выражается приемом введе-ния несобственно прямой речи с включенными в нее трансформированными символами светильни-ка и пустыни:

Теперь уже ничто не могло затускнить чис-того имени брата Геннадия, и он стоял у всех на виду, как далеко разливающий свет Божий факел [3, с. 660].

Брату Геннадию показалось…, но в пустыне бывают странные освещения, обманчивые и со-блазнительные, особенно для глаз, усталых от непрерывного созерцания раскаленных песков [3, с. 661].

Таким образом, светильник становится уже мощным факелом, пустыня – двойственный сим-вол размышления и одиночества – теряет мистиче-ский смысл и выступает в своем прямом значении. Такова пустыня для брата Геннадия: место триум-фа его праведности, а не борьбы Дьявола с Богом.

Ларец с монетами в обители монаха превра-щается в символ его будущего грехопадения, а корзина – атрибут жизни святого – в руках брата Геннадия является уже не знаком святости от-шельника, а простым обозначением его занятия, корзиноплетения.

После совершения братом Геннадием двух убийств автор вводит в текст недвусмысленно от-рицательные символы – животного начала в чело-веке, олицетворенного в обезьяне, и грехопадения, атрибутированного яблоками, пожираемыми обезьяной.

Повесть «Два чуда» по своему сюжету дейст-вительно соответствует красивым христианским легендам об исцелении одержимых бесом и о прощении великих грешников при соприкоснове-нии с истинной праведностью.

Так же, как и в предыдущей повести, здесь нет описания душевных коллизий героев, зато достаточно детально, в некоторых фрагментах текста натуралистично, повествуется о повседнев-ной жизни бедной обители монахинь, как будто бы внешней. Непритязательный, смиренный быт мо-настыря проникнут христианским мистицизмом – ворота, покрывало, кухонная утварь, вода, цветы (акация, глициния, терновник), полотенце, ограда:

Акации, глицинии, терновник так густо разрослись, что можно было забыть, что сейчас же за оградой начинается пустыня... Ограда изо-бражала скорей символ отчужденности сестер от мира, чем была действительной защитой от кого бы то ни было [3, с. 661].

Акация как символ дружбы и праведной жиз-ни и терновник как символ непорочности и вечно-го обновления противопоставлены пустыне, месту искушения и удаленности от Бога. Ветхая ограда – знак неподдельной бедности и легкого гостепри-имства – привлекает странников и великих греш-ников и олицетворяет беспримерную надежду сес-тер обители на божественное провидение.

Реалистическая манера повествования вклю-чает в себя детали романтического пейзажа и опи-сание появления неэфемерной, но загадочной фи-гуры странника:

На быстро потемневшем фиолетовом небе широко блистали зарницы загоризонтной грозы. Невидимая рука внезапно воочию вставила в небо аметист вечерней звезды. Приближавшийся ста-рец был широкоплеч и дороден; вероятно, в мире он был атлетом. Глубокий капюшон, закрывая глаза, бросал тень даже до рта, заросшего черной бородой с проседью. Голос оказался глухим и низ-ким...[3, с. 668].

М. Кузмин не делает перехода от описания пейзажа к описанию отца Памвы, даже абзац от-сутствует: его появление в обители, совпавшее с грозовыми зарницами, становится небесным зна-мением будущих чудес, однако герои об этом даже не предполагают. Одна из значимых деталей внешнего облика старца – капюшон, элемент оде-жды, позволяющий защититься от чужих взглядов, от нежелательного узнавания. Однако как символ, он, наоборот, вскрывает суть героя, обозначая концентрацию духовной силы.

Одержимые алчностью, чревоугодница мона-хиня Нонна и разбойник Паисий, избавляются от




бремени греха – и по-новому концептуализируется автором притча о свече под спудом. Любой раска-явшийся и сознательно попросивший прощения становится примером ближнему, каждый грешник, взысканный Божественной любовью, сам будет ее источником.

В рамках развивающейся лингвистики текста считаю перспективным рассматривать вопросы изучения функционирования и преобразования в современном сознании и новейших текстах кон-цептов древней и религиозной символики; а также вопросы многозначности и амбивалентности этих символов в языке и речи.

На уровне формирования художественных концептов частные проявления категории отрица-ния – противоположение, противоречие, противо-поставление – функционируют не только в смы-словой структуре отдельных лексем, но и в под-тексте художественного произведения. Таково действие явления амбивалентности.

Амбивалентность — это языковая универса-лия, характеризующая какие-либо грамматические или лексические единицы совмещением противо-положных значений. Особый интерес вызывает функциональная амбивалентность языковых еди-ниц, возникающая при их функционировании в художественном тексте.

Понятие «концепт» в современном языкозна-нии не имеет одномерного толкования, и наблюда-ется большое разнообразие в применении самого термина. Необходимо заметить, что сам термин позаимствован из философии: 1) формулировка, умственный образ, общая мысль, понятие; 2) в логической семантике – смысл имени.

Представители концептуализма отрицали ре-альное существование общего независимо от от-дельных вещей, но признавали существование в уме общих понятий, концептов как особой формы познания действительности. Современные лин-гвисты включают в толкование термина «концепт» его философскую гносеологическую основу: а) « ... фразеологические единицы (ФЕ) своим денота-тивно-сигнификативным содержанием покрывают определенные участки концептуальной картины мира как социума, так и индивида»; б) ... концепты как совокупность знаний о существенных призна-ках явлений действительности, структурирован-ные во фреймы (В.Н. Телия); в) «Концептуальный анализ пословиц и поговорок русского народа... позволяет выявить содержательные и формальные характеристики ... – концептов русской языковой картины мира» [5, с. 114]; г) «учет синонимиче-ских полей, круга сочетаемости…, образных ассо-циаций ... позволяет осуществить реконструкцию концепта ... и его место в обыденном сознании человека» [4, с. 106]; д) лингвокогнитивный (или концептуальный) уровень, представленный иерар-хически организованным личностным тезаурусом – упорядоченной совокупностью концептов, отра-

жающей уровень знания о мире носителя языка, а также его систему ценностей (Ю.Д. Апресян).

Приведенные выше положения от (а–д) сви-детельствуют, на наш взгляд, о смешении лин-гвистами понятий «концептуальное поле» и «се-мантическое поле», ср. «Поле концептуальное ... Данная понятийная область, данная совокупность взаимосвязанных понятий. Поле семантическое ... 1) Частичка действительности, выделенная в чело-веческом опыте и теоретически имеющая в данном языке соответствие в виде более или менее авто-номной лексической микросистемы... 2) Совокуп-ность слов и выражений, составляющих тематиче-ский ряд, слова и выражения языка, в своей сово-купности покрывающие определенную область значений...» [2, с. 334].

«Семантическое поле» – чисто лингвистиче-ское понятие: речь идет о совокупности единиц – категории внеисторической, несоциальной, нелич-ностной, неидеологической. «Концепт» – понятие гносеологическое, а значит историческое, соци-альное, идеологическое и личностное, одна из форм системного познания мира, связанная с обобщением.

Ю.Д. Апресян и Т.Б. Радбиль справедливо со-относят концепт с уровнем знаний о мире, но мы считаем, что «концепт» не равен «иерархически организованному личностному тезаурусу», пред-полагая, вслед за В.И. Шаховским, что «...язык беднее действительности, его семантическое про-странство не полностью покрывает весь мир», включая в «мир» самого человека, его сознание и подсознание. Именно поэтому лингвистическую проблему концепта вполне логично решать с рас-смотрения философского соотношения значения и смысла. Считаю, что понятие концепта связано с определением смысла. «Под Значением языкового выражения ... понимают тот предмет или класс предметов, который обозначает ... данное выраже-ние, а под Смыслом выражения – его мысленное содержание, т. е. ту заключенную в данном выра-жении информацию, благодаря которой происхо-дит отнесение выражения к тому или иному пред-мету» [7, с. 151]. Значения, функционируя в раз-личных контекстах, приобретают самые неожи-данные смыслы, находятся в зависимости либо от объективной логики рассуждения и познания, либо от субъективных установок говорящего. Таким образом, рассуждение о концепте допустимо толь-ко в связи с понятиями «мировоззрение», «идио-стилъ», «текст», «изоглосса», которые отражают знания о мире данной личности в данный момент времени.

Кредо М.А. Кузмина – прозревать в малом мощные токи развития человеческой духовности, почувствовать «надисторическую» правду сущест-вования человека: «Настоящая грандиозная и вы-сокая концепция мира и возвышенное мировоззре-ние почти всегда приводят к умиленности св.Франциска, комическим операм Моцарта и без-


Свиридова А.В. Лингвистический креатив как частный случай прецедентности языка

572013, том 10, № 1

облачным сатирам А. Франса [6]. Знаменательно название произведения «Из записок Тивуртия Пенцля». Почему не «Записки...»? События, опи-сываемые в «Записках», относятся к XVIII веку. Почему же у М. Кузмина, виртуоза литературной стилизации, герой изъясняется на современном писателю языке? Видимо, под маской автора запи-сок Тивуртия Пенцля М. Кузмин излагает свой взгляд на извечные противоположности жизни: трагическое – комическое, высокое – суетное, ро-мантическое – реалистическое, видимое – сущно-стное. Кажущаяся мозаичность, несвязность, про-изведения, подчеркнутая названием, оттеняет его философичность и законченность. Предмет запи-сок – любовь и сопутствующие ей чувства и впе-чатления. Текст состоит из 19 отрывков, и в каж-дом из них так или иначе идет речь о возлюблен-ной героя – Терцине. Именно вокруг нее склады-вается тот чувственный мир, которым живет и главный герой: Она – маленького роста, везде у нее ямочки: на щечках, на локотках, на шейке; ее ротик охотно складывается в улыбочки; ленточ-ки, бантики, оборочки, кружевца, прошивочки всегда словно раздуваются ветерочком: она обо-жает музыку, арийки, дуэтики, не любит вести счета денежкам; диванчики в комнатке обиты веселеньким шелком, обезьяночка и собачки во-время накормлены... [3, с. 673–674].

В «Записках» нет ни одного вразумительного описания героини: она вся как будто растворена в суетном чувственном мире. Образ чувственности создается особым наслоением языковых средств разных уровней: а) развертыванием семантических полей «вещь» и «чувственный мир» – чашка, блю-дечко, шляпа, шелк, маски, сосиски, газеты, шоко-лад, мороженое, ария, конфеты, фосфор, занавес-ка и т. п.; б) нагнетанием уменьшительно-ласкательных суффиксов – арийки, дуэтики, блю-дечко, ведерочек, подушечки, улыбочка, словечки, кружевца, голубочек, сердечко, костюмчик, нем-чик, молоденькие, хорошенькие; в) высочайшей степенью насыщенности предложений однород-ными членами – поющие фонтаны, разрезанные апельсины, из которых выходят живые полнень-кие девушки, смеющиеся статуи, карточные ко-роли, города, обращающиеся в пустыню, маски, сосиски, газеты, кораблекрушения, голубые пти-цы, змеи, вороны – все это, конечно, ошеломляло меня... [3, c. 677]; г) амплификацией простых предложений чаще в составе сложных бессоюзных (термин «амплификация» употребляется условно, по словарю О.С. Ахмановой это «фигура речи, состоящая в соположении синонимов с нарастани-ем экспрессивности, с использованием гипербо-лических сравнений» [2, с. 42] представляет собой нанизывание конкретно-чувственных образов – Он был одет в зеленый…, колчан бренчал за жирными плечиками, крохотная треуголка ловко влеплена на левое ухо, и в руках он держал какую-то бумагу [3, с. 678]. Через конкретно-чувственный мир ав-

тор выражает свой взгляд на человеческую жизнь и ее страсти очень интересным приемом – по-строением нелогичных, даже противоположных по содержанию и впечатлению мини-текстов:

1. ...но когда по карточному небу медленно поплыла зеленая звезда... и запахло почему-то фосфором, – я почувствовал, как сильно я люблю Терцу. ... Рот у нее был набит конфетами, и за-пачканную ручку она украдкой вытирала о розо-вую занавесочку. Она быстро поняла мой взгляд ... [3, с. 677].

Неправдоподобность обстановки (действие происходит в театре), бытовая и несколько комичная ситуация с розовой занавеской создают абсолютно несомненную реальность любовного чувства.

2. Здесь никто не думает, что делается в Париже. ... Одни ли там масоны и безработные адвокаты. ...Но добром это все вряд ли кончится.

Эспер просит прийти на свиданье в мона-стырь Антонии [3, с. 678].

Тревожное упоминание о буржуазной рево-люции во Франции и намерение Пенцля встре-титься с другом помещены в тексте рядом, по-следовательно как факты внутренней жизни героя, глубоко его волнующие.

Мир чувственных предметов, нагнетание в тексте лексем его семантического поля выступает в амбивалентной функции: с одной стороны, мир конкретно-чувственных вещей является продол-жением скрытых движений души и их проявлени-ем, с другой стороны, в нем пытаются растворить сильные страсти: В этой веселой, смеющейся ко-лыбели забываешь ... все, кроме масок, концертов, опер, ... аббатов, ... гондольеров, маленьких Терци-неточек с их шоколадом .... Я смотрю как-то со стороны. Что-то последнее чудится мне в этих вздохах любви [3, с. 675]. Именно в такой противо-речивости строения и одновременно в текстообра-зующей функции семантическое поле «чувствен-ный мир» становится концептом. Он реализуется в использовании лексем следующих тематических групп: а) соматизмы (грудь, плечи, губы, подошвы, щеки, глаза, плечики), б) гастрономические терми-ны (шоколад, печенье, мороженое, конфеты), в) названия одежды (камзольчик, парик, оборочки, кружевца, бантики, плащ), г) названия цветов (жасмин, гранат, тюльпаны, маки, розы), д) на-звания лиц, призванных развлекать (гондольеры, комедианты, актеры, чичисбеи, neвица, либрет-тист, поэт, музыкант, импровизатор), е) зоони-мы (собачки, обезьянка, попугаи), ж) музыкальные термины (квартет, концерты, опера, ария, дуэт, либретто, баркарола), з) названия предметов, оформляющих праздничные ритуалы (маска, бау-та, колчан, скрипки, колокола, диковины, воздуш-ный шар). Из примеров видно, что в тексте доми-нируют существительные, обозначающие предме-ты, которые доступны всем органам чувств – зре-нию, слуху, обонянию и осязанию, они эстетизи-руют реальный мир и выражают человеческую




душу. «Развеществление» вещей несет глубинный гуманистический смысл, тот же, что и в «Алексан-дрийских песнях»:

Что же делать, что перестану я видеть? Твое лицо? Слышать твой голос? Что выпьется вино, улетучатся ароматы? И самые дорогие ткани истлеют через сто-

летье? Разве меньше я стану любить эти милые

хрупкие вещи За их тленность? [3, с. 719].

Литература 1. Апостолос-Каппадона, Д. Словарь христи-

анского искусства / Д. Апостолос-Каппадона; пер. с англ. А. Ивановой. – Челябинск: Урал Л.Т.Д., 2000.

2. Ахманова, О.С. Словарь лингвистических терминов / О.С. Ахманова. – М.: Сов. энцикл., 1969.

3. Кузмин, М.А. Подземные ручьи: Избранная проза / М.А. Кузмин. – СПб.: Северо-запад, 1994.

4. Макович, Г.В. Концепт «память» в рус-ском сознании // Материалы Всерос. научн. конф. «Фразеология на рубеже веков: достижения, проблемы, перспективы» / Г.В. Макович. – Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та, 2000.

5. Печенкина, О.Ю. О периферии концепта «бог» в текстах пословиц и поговорок русского народа, собранных В.И. Далем / О.Ю. Печенкина // Материалы Всерос. научн. конф. «Фразеология на рубеже веков: достижения, проблемы, перспек-тивы». – Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та, 2000.

6. Пурин, А. О прекрасной ясности герме-тизма: предисловие / А. Пурин // Кузмин М.А. Под-земные ручьи: Избранная проза. – СПб., 1994.

7. Философский словарь / под ред. И.Т. Фро-лова. – М.: Полит. лит., 1987.

Поступила в редакцию 12 сентября 2012 г.


592013, том 10, № 1

1Термин концепт появляется в трудах отече-ственных представителей когнитивного направле-ния в лингвистике с 90-х гг. прошлого столетия. Иными словами, до недавнего времени отечест-венная наука обходилась без него, оперируя тер-мином понятие, который, собственно, является переводным от латинского conceptus, что под-тверждают философский словарь (1991) (концепт (лат. conceptus – понятие) – формулировка, умст-венный образ, общая мысль, понятие (концептуа-лизм); в логической семантике – смысл имени [18, с. 203]) и лингвистический энциклопедический словарь (1990), где термин концепт не упоминает-ся. В западной науке этот термин до сих пор оста-ется единственным.

Однако отечественная лингвистика ощутила потребность обозначить явление смежное, но по некоторым признакам отличное от традиционно именуемого термином понятие. Наиболее распро-странено объяснение различий в значениях двух

Турбина Ольга Александровна, доктор фило-логических наук, профессор, зав. кафедрой общей лингвистики, Южно-Уральский государственный университет (г. Челябинск). E-mail: [email protected]

терминов тем, что понятие – высвечивает пре-имущественно общефилософский, а концепт – лингвистический аспект значения. 2При этом тер-мин концепт определяется как «оперативная со-держательная единица памяти, ментального лек-сикона, концептуальной системы и языка мозга (lingua mentalis)» [6, с. 90], как единица познания (см., напр., работы А.П. Бабушкина, Н.Н. Болды-рева, Е.С. Кубряковой, И.А. Стернина и других представителей когнитивного направления). Зада-чу дать более точную характеристику термина концепт решают иногда посредством его этимоло-гического анализа, апеллируя к первичному значе-нию латинского слова conceptus – зачатый, «заро-дыш», «зерно» [5, с. 617] и признавая тем самым априорный характер концептов и конвенциональ-ный характер понятий. Такой подход подводит к заключению, что понятия как обыденные, так и научные, могут быть наивными, тогда как концеп-ты всегда истинны, и «чем понятие ближе к кон-

Olga A. Turbina, PhD, professor, head of the

department of General Linguistics, South Ural State University (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

УДК 811.111+82-36

КОНЦЕПТ КАК ОБЪЕКТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ НАУКИ О.А. Турбина

CONCEPT AS AN OBJECT OF LINUISTICS O.A. Turbina

Предлагаемая читателю статья входит в серию статей автора, посвященных изучению концепта как объекта лингвистической науки. Анализ термина концепт проводится с позиций систематики языка и речевой деятельности. Концепт рас-сматривается как когнитивный коррелят лингвосемиотической единицы, как опе-ративная единица или категория мышления, формирующаяся в процессе рече-мыслительной деятельности, но формируется, в отличие от понятий, по преимуще-ству естественным путем, т. е. тем же путем, каким рождаются слова.

Ключевые слова: концепт, понятие, слово, психосистематика, система языка, языковое сознание, концептуализация, вербализация.

The present article is included into the series of the author’s articles devoted to the

research of “concept” as an object of linguistics. The term “concept” is analyzed from the point of view of psychomechanics. Concept is regarded as a cognitive correlate of the lingvosemiotic unit, as an operative unit or a category of thought formed in the process of thinking and communication. Concepts unlike notions are formed in a natural way, in the same way words appear in the language.

Keywords: concept, notion, word, psychsystematization, language system, lingual men-tality conceptualization, verbalization.

Шаг за шагом раскрывает наука тайны языка. И чем больше мы их узнаем, тем больше растет наше восхище-ние перед этим языком. Он поистине неисчерпаем, как неисчерпаемы чудеса мира, который нас окружает, и ко-торый мы не можем познать без помощи того же языка.

Р.Г. Пиотровский




цепту, тем оно менее наивно» [5, с. 619]. Однако здесь вновь звучит общефилософская тема кон-цепта, еще в большей степени относительно по-нятия уводящая его от темы языка, ибо понятия в силу их конвенциональности формируются по преимуществу в процессе логико-рациональной (рассудочной) обработки информации, а она, как известно, находится в более тесной связи с речея-зыковым аспектом когнитивной деятельности.

В чем же лингвистическая составляющая проблематики (и сути) концепта? Вопрос звучит все настойчивей, ибо в процитированных выше определениях она не высвечивается, либо про-сматривается очень застенчиво.

В большинстве случаев представители отече-ственного когнитивного направления рассматри-вают концепт с лингвокультурологической пози-ции и проводят изучение того или иного концепта посредством анализа лексических единиц, реали-зующих его вербализацию, которых, полагают они, в пределах одного языка может быть несколь-ко. А «из наблюдения над употреблением единиц разных языков – их лексем и конструкций – со-ставляется представление об общечеловеческих стандартах тех или иных концептов, лишь прибли-зительно соположимых в ментальности людей, говорящих на разных языках» [5, с. 620].

Вдумаемся. Если мы принимаем во внимание прозвучавшее выше определение концепта из сло-варя Е.С. Кубряковой, где он совершенно точно охарактеризован как оперативная единица мысли, то о концептах ли здесь речь? И что это, как не реакция отечественной науки на многолетние око-вы материализма и внезапное освобождение от них в начале 90-х прошлого столетия. Ведь это платоновский мир идей (в более поздних концеп-циях – универсалий) предстает перед нами в про-цитированном выше описании априорного «мира концептов»; тот самый мир идей, который объек-тивен и существует «до вещей», а сами идеи, со-гласно гипотезе «правильности/неправильности имен», могут быть названы неправильными име-нами, что и порождает множество именований одной и той же идеи. Это даже не аристотелевский мир вторых сущностей (представлений о первых сущностях – материальных объектах – в душе че-ловека1), что более органично вписывается в кон-текст современной науки, поскольку идея в устах Аристотеля это и мысль, и язык, и слово (=логос). Тождество в синонимичном ряду идея=мысль= язык=слово высвечивает лингвистическую состав-ляющую человеческого (а не отвлеченного от че-ловека, как у Платона) мышления, то есть природ-ной и неразрывной связи между единицей мышле-ния (сознания) и единицей языка2. Еще более внятно идея о неотъемлемой лингвистической со-ставляющей в единице мысли (в концепте) звучит

1 Здесь – человека вообще. 2 См. об этом подробней: [17].

из уст основателя и ярчайшего представителя средневекового концептуализма Пьера Абеляра (1079–1142). Абеляр был сторонником диалекти-ческого подхода к решению основного вопроса философии (спора об универсалиях). Будучи уче-ником одновременно и Иоанна Росцелина (крайне-го номиналиста3), и Гийома де Шампо (крайнего реалиста4), он мог судить как о сильных, так и о слабых сторонах обеих концепций. Это позволило Абеляру занять в споре об универсалиях собствен-ную позицию – позицию умеренного реалиста и положить начало новому направлению – концеп-туализму. Вдумаемся в размышления средневеко-вых концептуалистов, ибо они актуальны и сего-дня.

Согласно Абеляру универсалии ни до, ни по-сле вещей; они суть в вещах (in rebus), поскольку каждая единичная вещь принадлежит к тому или иному классу. Общие признаки вещей, опреде-ляющие их форму, могут быть объяты только мыслью, а посему общее может быть только в мышлении, причем в мышлении конкретного че-ловека, а не вне его. Универсалии представлены в мышлении концептами5, внешним аналогом кото-рых являются слова. Сами концепты определяются как единицы или категории мышления, сложив-шиеся в результате опыта познания окружающей действительности6. Как не прислушаться, ведь сказано вполне достаточно даже для уровня со-временной науки, в особенности для того состоя-ния, в котором пребывала зарождающаяся в нача-ле 90-х гг. ХХ в. отечественная когнитивная лин-гвистика. Осталось расставить лишь некоторые акценты для того, чтобы вписать понятие концепт в современный контекст.

Итак, универсалии в вещах. Но они не явля-ются таковыми в принципе до тех пор, пока не станут объектом познания, ибо вне человеческой культуры они вообще теряют проблемный смысл. Их формирование проходит путь от ощущения (органами чувств) через восприятие (совокупность информации от органов чувств) к представлению (формирование мысленного образа); от совокуп-

3 Номиналисты полагали, что слова – суть наиме-нования единичных предметов; если в них и содержится что-то общее, то это всего лишь пустой «выдох голоса», а потому о существовании универсалий не может быть и речи. Реальны только конкретные вещи, но не абстракт-ные понятия; само слово реально лишь в силу того, что оно называет вешь, и его реальность кончается вместе с концом звучания.

4 Крайние реалисты считали реальными общие идеи вещей (универсалии), существование которых «на-чинается» до вещей и не зависит от последних. Универ-салии находят выражение в знаках языка; слова являют-ся как бы подтверждением существования универсалий, ибо, выражаясь современными терминами, в их глубин-ной семантике заложена общая форма предмета.

5 Это знаменует появление в науке термина кон-цепт.

6 См. об этом подробней: [16].


Турбина О.А. Концепт как объект лингвистической науки

612013, том 10, № 1

ности представлений – к осмыслению и интерпре-тации сознанием – к концептуализации. Условно «конечным»1 актом этого когнитивного процесса являются концепт в мысли и его «аналог» в языке – слово. Здесь верный тон в оценке отношений между словом как единицей языка и концептом как единицей мышления и сознания задает особое положение языка в ряду «материя–дух». Указывая на это особое положение, через девять веков после Пьера Абеляра великий русский философ А.Ф. Лосев писал, что в отношении «материя–дух» язык занимает промежуточное положение, ибо представляет «третий вид бытия» наряду с чисто духовным и чисто вещественным, или, как писал основатель систематики языка и речевой деятель-ности современник А.Ф. Лосева французский лин-гвист Г. Гийом (1883–1960), язык – это перифери-ческая система фиксации мыслимого [4, с. 11]. Двойственный характер языка проявляется в том, что его единицы одновременно и идеальны, и ве-щественны.

Вспомним, что еще в 1927 г. А.Ф. Лосев в «Философии имени» сожалел о том, что «совре-менное русское языкознание влачит жалкое суще-ствование в цепях допотопного психологизма; и мимо наших языковедов проходит, совершенно их не задевая, вся современная логика, психология и феноменология» [7, с. 615]. При этом А.Ф. Лосев указывал на «одно чрезвычайно важное явление», которое, однако, идет из философских кругов и которое, по его мнению, совершенно не учитыва-ется лингвистами и еще не скоро дойдет до их осознания: это – «учение Кассирера о „символиче-ских формах“» [7, с. 615].

Эмиля Кассирера по праву причисляют к са-мым последовательным из неокантианцев2. Так, Э. Кассирер наиболее выпукло представляет без-условно имеющееся в философии И. Канта смеще-ние акцентов с «субстанциональных» понятий на «реляционные», подчеркивая, что «мы познаем не предметы, но предметно» [20, с. 146]. Это озна-чает, что когнитивный процесс в человеческой культуре задан не самой действительностью, а результатом ее преломления и интерпретации в сознании. Способом этой интерпретации и являет-ся язык, ибо он, как верно подметил Г. Гийом, по сути, представляет собой теорию, которую (под- или надсознательно) творит наш разум для обска-зывания (обозначивания) внешнего мира, с одной стороны, и нашего представления о нем – с дру-

1 Мышление постоянно и бесконечно, и то, что за-

вершает некий мыслительный акт (процесс), реально открывает новый.

2 И. Канта называют отцом революции в филосо-фии, о которой он сам писал, что ей еще только пред-стоит произойти, как и революции в метафизике. Сущ-ность этих революционных перемен должна, по словам И. Канта, состоять в том, чтобы раскрыть творческий, конструктивный характер человеческого познания, мышления, деятельности человеческого разума [10].

гой. Поэтому «всякий языковой знак есть акт интерпретации как соответствующих моментов мышления, так и соответствующих моментов дей-ствительности» [8, с. 90]. Иными словами, слово и замыкает, и открывает когнитивный акт, и что са-мое главное – в определенной степени управляет им, а язык кодирует наши знания о мире, и путь, по которому наш разум идет в самопознании, воз-можен только через анализ системы языка и его единиц. Конечно, если бы мы могли наблюдать концепт непосредственно, минуя вещественную материальность (слово), в которой он воплощается, и отражение этой материальности в сознании (знак в системе), то путь познания концепта, в котором он сам стал бы начальной точкой анализа (как ре-зультат предшествующего акта [процесса] концеп-туализации), был бы реален. Но дело в том, что только слово (знак языка) является той одновре-менно «предмето»- и «смылоединицей», через ко-торую единица мысли – концепт – получает воз-можность реализоваться как в реальном мире (пу-тем научного анализа), так и в сознании людей, и поэтому только оно является единственным сред-ством познания мыслью самой себя.

Итак, концепт стал объектом языкознания, как уже отмечалось выше, относительно недавно, и толкование этого термина в целом остается пока невнятным. Попытаемся разобраться в этом во-просе с позиции систематики языка и речевой дея-тельности (=психосистематики), для которой свойственен семиотический подход к анализу языковых явлений, позволяющий дать им наибо-лее точную характеристику и определить их место в системе.

Руководствуясь основополагающим законом (принципом) психосистематики принципом сис-темности, отметим, что язык, как периферическая система фиксации всего потенциально мыслимого, т. е. как подсистема в системе сознания, должен отражать принципы организации системы в целом. Иначе говоря, единицы мысли и единицы языка, равно как и операции языка и мысли, должны подчиняться общим законам, или, как говорил Г. Гийом, принципам. Следовательно, семиотич-ность языка должна определять семиотичность мысли (и/или ею определяться). – Это во-первых. Очевидно, в этом кроется главная причина, по ко-торой концепт привлек внимание языковедов. Ра-зумеется, если знак языка, по определению Ф. де Соссюра, «психичен», т. е. хранится в сознании, то концепт «психичен» вдвойне, поскольку хранится в сознании (точнее – в под- или надсознании) на более глубоком уровне. Его изучение представляет одну из актуальнейших задач современной науки, но в обход анализа системы языка ее решение не-возможно. Подчиняясь этой задаче, в современном языкознании и определилось когнитивное направ-ление.

Основная цель когнитивной лингвистики бы-ла обозначена в последней трети прошлого столе-




тия. Ее увидели в изучении природы «механизмов, имеющихся в распоряжении человека в процессе мышления, восприятия и понимания» [3, с. 128]. В частности, Т. Виноград связывает задачу разраба-тываемой им процессуальной семантики с пони-манием специфических механизмов употребления языка и способов, которыми они взаимодейству-ют с прочими аспектами функционирования мыш-ления [3, с. 128–129].

Однако когнитивистам операции языка и мышления с самого начала представлялись чрез-вычайно сложными, что приводило к усложнению и расхождению теорий, становящихся все менее доступными для проверки [2, с. 205]. В психоси-стематике позиция иная. Г. Гийом еще в первой половине прошлого столетия точно подметил, что для того, чтобы быть оперативной, система языка, равно как и система концептуализации, должна отвечать принципу (закону) простоты. – Это во-вторых. Принцип простоты опирается на гипоте-зу, что «базовые операции языка являются в ос-новном операциями простыми, чрезвычайно про-стыми и немногочисленными», природу которых обеспечивают (и которыми обеспечиваются) воз-можности мышления. Эти основные операции и «служат основами структуры языка» [4, с. 52–53]. Именно поэтому операции языка и мышления дос-тупны даже самому простому, в том числе и необ-разованному человеку [4, с. 53; 14, с. 39].

Принципы системности и простоты опреде-ляют характер отношения между единицами языка и единицами мысли. Оно должно быть прямым и взаимозависимым, а именно – одному слову дол-жен соответствовать один концепт и наоборот. Только в этом случае операции языка и мысли, равно как и вся система концептуализации, могут быть оперативными. Дело в том, что концепт, как и слово (знак языка), являет собой результат пре-образования и сращения вербальных и невербаль-ных смыслов. Сегодня это уже подтверждено дан-ными, полученными экспериментальным путем1.

Данные клинических исследований в области межполушарной асимметрии, которая рассматри-вается сегодня как одна из фундаментальных за-кономерностей работы мозга, показали, что в ре-чевой деятельности, активирующей механизмы как концептуализации, так и вербализации, участ-вуют оба полушария. Человеческий мозг пред-ставляет собой подобие сложной кибернетической системы в виде двух спаренных компьютеров, ко-торые работают каждый по своей определенной

1 На эксперимент в области изучения процессов

концептуализации, связанных с развитием и функцио-нированием механизмов языкового кодирования, Г. Гийом возлагал большие надежды. Он осознавал, что его открытия в лингвистике получат действительное материальное и фактическое подтверждение лишь тогда, когда удастся в ходе экспериментальных исследований функционирования мозга получить данные о бессозна-тельных процессах в мышлении и сознании.

программе, перерабатывая информацию принци-пиально различным способом, но в процессе ак-тивного взаимодействия: правый мозг управляет образным восприятием и чувственным познанием [1, с. 10; 11, с. 17; 12, с. 135; 19, с. 30], левый отве-чает за абстрактно-логический способ познания [1, с. 10; 9, с. 147; 11, с. 17–21]. Тот факт, что оба по-лушария работают непрерывно, а совершаемые ими операции симультанны, означает, что любой речемыслительный акт включает все механизмы познания и охватывает все типы мышления. Так, эксперименты подтвердили, что восприятие зву-чащего слова активирует в коре мозга не только зону слуха и зону абстрактно-логической обработ-ки, связанную с языковым кодированием (семи-озисом), но и зоны, отвечающие за восприятие, распознание и формирование чувственного образа обозначаемого данным словом предмета (зритель-ные, вкусовые, обонятельные, тактильные и пр.). И наоборот, даже пассивное восприятие предмета провоцирует возбуждение речевых центров, хотя оно и будет более слабым, чем при восприятии речевого сигнала.

Следовательно, каждое свойство восприни-маемого предмета (включая его отношения с дру-гими предметами окружающего мира) должно найти отражение в структуре языкового знака (и в системе языка), и напротив – каждый элемент концептуальной семантической схемы и концеп-туальной структурной модели языкового знака должен быть в той или иной степени мотивирован реальными свойствами предмета. Разумеется, из-начальная прямая мотивация может утрачиваться, но концептуализация понятия (представления об объекте или явлении действительности) и концеп-туализация слова (языкового знака, именующего, объясняющего и категоризующего представление об объекте) невозможны вне этих взаимообуслов-ленных отношений. Собственно концепт и есть результат их взаимонаправленного характера, в силу чего в его структуре должна быть и состав-ляющая от понятия, и составляющая от языкового знака – то, что интуитивно чувствует каждый лин-гвист, и то, что ставит концепт в ряд объектов языковедческой науки [17].

Но это значит также и то, что один и тот же концепт – оперативная единица мысли2 – в преде-лах одного языка не может быть представлен не-сколькими словами, ибо мышление, так же как и язык, чтобы быть оперативным, стремится к точ-ности выражения на уровне представления, т. е. – на концептуальном уровне. Поэтому, подчиняясь логике когниции, приходится настаивать, что для явления ментального уровня, обсказываемого в том или ином языке рядом слов и выражений, бо-лее подходит не термин концепт, а термин кон-

2 Согласно закону системности, принципы функ-ционирования подсистем в системе сознания едины: концепт это единица, которой оперирует мысль анало-гично тому, как речь оперирует словом.


Турбина О.А. Концепт как объект лингвистической науки

632013, том 10, № 1

цепция – система представлений о чем-либо1. Лучше всего это заметно в служебной лексике и в грамматике, поскольку здесь языковое представ-ление концепции достигает высокого уровня кате-горизации2. Так, например, система личных ме-стоимений отражает языковое представление кон-цепции субъект-объектного членения универсума и категоризации его в плане лица/персональности. Иными словами, национальная концепция субъ-ект-объектного членения универсума реализуется в местоименной парадигме, где каждая форма со-относима с определенным концептом и отражает как характер концептуализации, так и степень ка-тегоризации лица/персональности в языке. Напри-мер, приглагольная форма je в современном фран-цузском языке соотносима с концептом «говоря-щий (первый) участник речевой ситуации», а са-мостоятельная форма moi – с концептом «тот, кто осознает себя говорящим (первым) участни-ком речевой ситуации» в силу того, что концепту-альная семантическая схема местоимения moi, на-ряду с семой первого лица, содержит и сему третьего лица («этот некто есть я»), именуемого в психосистематике термином «объективное логи-ческое лицо». Притяжательное местоимение mon являет языковое представление концепта «при-сваемое тем, кто мыслит сабя маскулинно и осознает говорящим (первым) участником рече-вой ситуации», где к семе первого лица, помимо семы третьего лица добавляется сема «притяжа-ния» и т. д. В силу того, что более точную экспли-кацию смысла конкретного концепта, в особенно-сти достигшего высокого уровня языковой катего-ризации, дать невозможно, она, как видно из при-меров, остается в значительной степени приблизи-тельной. Однако это объясняет сам факт концеп-туальной категоризации, совершаемой системой когниции в силу потребности в уточнении концеп-туального значения посредством сращения пред-ставления о явлении внешнего мира и представле-ния о знаке языка.

Таким образом, система местоимений первого лица представляет в языке концептуальную под-систему (или «под-концепцию») в концепции субъект-объектного членения универсума. Она имеет не полевую, как иногда полагают, структу-ру, а структуру сети, где организующим узлом выступает концепт, который не содержит марги-нальных признаков, или содержит их в минималь-ном количестве. В данном случае это оперативная единица языка je, соотносимая с соответствующей ей оперативной единицей мысли (=концептом) и

1 В настоящее время этот термин употребляется в

несколько ином значении, обозначая систему научных взглядов.

2 В силу закона системности и языкового семиози-са природа и принципы формирования и функциониро-вания единиц разных уровней системы языка едины, но следует признать, что процессы номинации и категори-зации хотя и схожи, но не тождественны.

связанная пучками оппозиций с прочими едини-цами системы (национальной концепции) первого лица (говорящего субъекта). Главное отличие кон-цептуальных сетей от понятийных полей состоит в том, что внутри понятийного поля возможно взаи-мопересечение и взаимоналожение смежных по-нятий; концепты же всегда выстраиваются в оп-позиции.

Следует обратить внимание также на то, что приведенные примеры объясняют, почему концепт является единицей, в которой преобразовались и неразрывно срослись вербальные и невербальные смыслы: мышление не может оперировать та-кими сложными образованиями, какие получа-ются в результате попыток экспликации кон-цепта. Но оно легко оперирует простыми едини-цами, связанными между собой системой опреде-ленных отношений, где значения единиц определя-ются занимаемой ими позицией. Так, например, использование только одной глагольной формы предполагает быстрое восстановление в памяти всей системы спряжения глагола. Только это делает возможным воссоздать в сознании «архитектурное построение образа времени» (=концепцию), в кото-ром эта конкретная форма обозначает определен-ный момент (вербализует концепт), «более или ме-нее отстоящий от других в последовательности по-строения системы» [4, с. 83].

В заключение этой очень ограниченной в сво-их рамках статьи остается выразить согласие с профессором В.З. Демьянковым в том, что поня-тия, в отличие от концептов, имеют по преиму-ществу конвенциональный характер. Но заметим, что главное и принципиальное отличие понятий от концептов состоит в том, что они (понятия) не имеют связи со структурным аспектом языкового знака. Не случайно понятийные категории не имеют в языке специальных знаков для их выра-жения в отличие от грамматических категорий, формирование которых завершается закреплением специальной грамматической формы для обозна-чения определенного грамматического значения3. И этим же подтверждается непосредственная связь между конкретным концептом и конкретным сло-вом (знаком языка).

Что касается природы концептов, то они не могут быть априорны в силу постериорности че-ловеческого сознания, оперативными единицами которого они являются. Следовательно, концепты формируются в процессе речемыслительной (=когнитивной4) деятельности носителей того или иного языка, но формируются в отличие от поня-тий по преимуществу естественным путем, т. е. тем же путем, каким рождаются слова.

Наконец, в качестве послесловия следует от-метить, что лингвистическая концептология, по-

3 См. об этом подробней: [13]. 4 В данном случае термины речемыслительная и

когнитивная деятельность употребляются как синони-мы.




ставившая концепт в фокус языковедческого анализа, переживает сегодня пору своего отроче-ства, и многие идеи, в том числе ряд тех, что про-звучали в данной статье, требуют дальнейших разработок и проверки в ходе анализа языкового материала, детального изучения механизмов ре-чемыслительной деятельности, в том числе и с привлечением экспериментальных аппаратных методик исследования функционирования чело-веческого сознания, включая над- и подсозна-тельных его областей. Гипотеза, что концепту-альная картина мира и творит язык, и сама тво-рима системой языка в процессе когнитивной деятельности языкового коллектива, в настоящее время лингвистами как будто уже не оспаривает-ся, но и она пока не получила полного и основа-тельного подтверждения.


1. Адрианов, О.С. Проблема структурной организации правого и левого полушарий мозга / О.С. Адрианов // Нейропсихологический анализ межполушарной асимметрии мозга / под ред. Е.Д. Хомской. – М., 1986. – С. 9–13.

2. Ван Дейк, Т.А. Стратегии понимания связного текста / Т.А. Ван Дейк, В. Кинч // Новое в зарубежной лингвистике. – М., 1988. – Вып. 23. – С. 153–211.

3. Виноград, Т. К процессуальному пониманию семантики / Т. Виноград // Новое в зарубежной лин-гвистике. – М., 1983. – Вып. 12. – С. 123–171.

4. Гийом, Г. Принципы теоретической лин-гвистики / Г. Гийом. – М., 1992. – 218 с.

5. Демьянков, В.З. Термин «концепт» как эле-мент терминологической культуры // Язык как мате-рия смысла: сб. ст. в честь академика Н.Ю. Шведо-вой / отв. ред. М.В. Ляпон. – М., 2007. – С. 606–622.

6. Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина; под общ. ред. Е. С. Кубряковой. – М., 1997. – 245 с.

7. Лосев, А.Ф. Бытие. Имя. Космос / А.Ф. Лосев. – М., 1993. – 958 с.

8. Лосев, А.Ф. Знак. Символ. Миф / А.Ф. Ло-сев. – М., 1982. – 479 с.

9. Лурия, А.Р. Основные проблемы нейролин-гвистики / А.Р. Лурия. – М., 1975. – 253 с.

10. Свасьян, К.А. Философия символических форм Кассирера / К.А. Свасьян. – Ереван, 1989.

11. Трауготт, Н.Н. Межполушарные взаимо-действия при локальных повреждениях головного мозга / Н.Н. Трауготт // Нейропсихологический анализ межполушарной асимметрии мозга / под ред. Е.Д. Хомской. – М., 1986. – С. 14–22.

12. Траченко, О.Н. О факторах, определяю-щих латерализацию восприятия слов / О.Н. Тра-ченко // Нейропсихологический анализ межполу-шарной асимметрии мозга / под ред. Е.Д. Хом-ской. – М., 1986. – С. 131–139.

13. Турбина, О.А. Отношения между языко-выми и логическими категориями / О.А. Турбина // Вестник ЮУрГУ. Серия «Лингвистика». – 2004. – Вып. 1. – № 7(36). – С. 4–7.

14. Турбина, О.А. Психосистематика языка и речевой деятельности / О.А. Турбина. – Челя-бинск, 2007. – 93 с.

15. Турбина, О.А. Слово и концепт / О.А. Тур-бина // Коммуникация и язык в социально-культурном пространстве: междисциплинарный подход: материалы междунар. конф. – Челябинск, 2009. – С. 341–350.

16. Турбина, О.А. Универсальная грамматика в контексте средневековой схоластики / О.А. Тур-бина // Романская филология. – Екатеринбург, 1994. – Т. 2. – С. 63–73.

17. Турбина, О.А. Язык в концепциях Платона и Аристотеля // Лингвистика. – Екатеринбург, 1998. – Вып. 4. – С. 53–63.

18. Философский словарь. – М., 1991. – 600 с. 19. Хомская, Е.Д. Проблема факторов ней-

ропсихологии / Е.Д. Хомская // Нейропсихологиче-ский анализ межполушарной асимметрии мозга. – М., 1986. – С. 23–32.

20. Cassirer, E. Philosophie der symbolischen Formen. Bd. 1. Die Sprache / E. Cassirer. – Berlin, 1923.

Поступила в редакцию 28 декабря 2012 г.


652013, том 10, № 1

1Традиционно в филологии и лингвофольклори-стике рассматриваются статус, терминологические особенности паремии, проблема разграничения по-словицы и поговорки, однако единого мнения в ре-шении этих вопросов до сих пор не существует. При сопоставлении известных дефиниций паремии перед исследователем открывается многообразие взглядов на паремию и широта понимания вопроса.

Анализ современных отечественных энцикло-педических лингвистических словарей, а также терминологических, специальных словарей рус-ского языка показал, что нелингвистический тер-мин пословица сегодня употребляется гораздо ча-ще, чем паремия (в том же значении), что свиде-тельствует о многогранности, дискуссионности, сложности этого языкового явления и неразре-шенности вопроса о его статусе. Так, в Большом энциклопедическом словаре «Языкознание» по-словица определена как «краткое, устойчивое в речевом обиходе, как правило, ритмически орга-низованное изречение назидательного характера, в котором зафиксирован многовековой опыт наро-да; имеет форму законченного предложения (про-стого или сложного)» [3, с. 389] (аналогичное оп-ределение встречаем в Лингвистическом энцикло-педическом словаре под редакцией В.Н. Ярцевой).

Сопоставляя дефиниции, представленные в словарях лингвистических терминов под редакцией О.С. Ахмановой, Д.Э. Розенталя, Н.В. Васильевой и

Кацюба Лариса Борисовна, кандидат фило-логических наук, доцент кафедры общей лингвис-тики, Южно-Уральский государственный универ-ситет (г. Челябинск). E-mail: [email protected]

др., мы выявили, что сущность понятия сводится к детерминации пословицы как принадлежащего к малому жанру фольклора суждению, изречению с определенным набором свойств, в который вклю-чены: устойчивость, многофункциональность, обобщенность, синтаксическая самостоятель-ность, образность, вневременность, особое рит-мо-интонационное и фонетическое оформление, дидактизм, отражение ментальности. Некоторые источники (например, словарь русского языка, культуры речи и стилистики под редакцией Т.В. Матвеевой) указывают на принадлежность пословицы к фразеологии, по другим данным («Русский язык: энциклопедия» под редакцией Ю.Н. Караулова и др.) вопрос о включении или невключении пословицы во фразеологическую сис-тему языка остается открытым и нерешенным.

2Интересно отметить, что термин паремия, синонимичный пословице, употреблен в современ-ных словарях, направленных на освещение терми-нологической базы «речевых» дисциплин, таких как культура речи, стилистика, риторика, а в об-щелингвистических, в том числе и терминологиче-ских словарях, в большинстве случаев по-прежнему используется термин пословица без ука-зания на знаковую природу этой единицы в отли-чие, например, от термина фразеологизм. Кроме того, ни в одном отечественном словаре паремия (или пословица) не соотносится с понятием идио-

Larisa B. Katzuba, Candidate of Philology, assis-tant professor, Department of General Linguistics, South Ural State University (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

ФРАЗЕОЛОГИЯ

УДК 821.161.1-1 + 81’373.4

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПАРЕМИИ (ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ДЕФИНИЦИИ) Л.Б. Кацюба

DEFINITION OF PROVERBS (LINGUISTIC ASPECT) L.B. Katzuba

Представлен анализ современных отечественных и зарубежных лексикогра-фических источников, содержащих дефиниции понятий паремия и proverb. В ре-зультате сопоставления семантического наполнения терминов паремия и proverb уточнено определение паремии в общелингвистическом смысле.

Ключевые слова: паремия, пословица, proverb, дефиниционный анализ, семанти-ческое наполнение термина.

This article presents the analysis of modern domestic and foreign lexicographical

sources containing definitions of the terms paremy and proverb. As a result of compari-son of the semantic content of the terms paremy and proverb the definition of proverbs is clarified in general linguistic sense.

Keywords: paremy, proverb, definition analysis, term semantic content.


Фразеология


ма, которое, по нашему мнению, необходимо обя-зательно рассматривать (наряду с фразеологиз-мом) в связи с определением лингвистической сущности паремии и ее места в структуре фразео-логического знания. (Паремия как специальный церковный термин отражен в словаре под редак-цией В.И. Даля и обозначает читаемый в право-славной церкви во время богослужения отрывок из книги Ветхого Завета, содержащий пророчество или поучение, нравоучение).

В статьях крупнейших зарубежных энциклопе-дических и специальных лингвистических словарей (The New Encyclopedia Britannica, The encyclopedia of Language and linguistics, The Cambridge encyclo-pedia of language , The Oxford English Dictionary) взят за основу, как правило, один термин proverb, который освещен с достаточной полнотой в культу-рологическом, лингвистическом, этимологическом и коммуникативном аспектах. Наиболее близкой к отечественной трактовке пословицы является дефи-ниция, данная в энциклопедии «Британника»: «По-словица – краткое и энергичное высказывание об-щего смысла, выражающее общие мысли и мнения. Пословицы – часть каждого разговорного языка и относятся к таким формам фольклорной литерату-ры, как загадки и басни, которые происходят от устной традиции» [4, с. 749]. Как и в перечислен-ных ранее источниках, зарубежные издания харак-теризуют пословицу как «выраженные в сжатой форме утверждения», «косвенные высказыва-ния», которые характерны для устной речи, крат-ки и сжаты. Пословицы стилистически оформле-ны; они содержат религиозные и моральные предписания, предназначены для потомков, для нравственного воспитания, для выражения фи-лософских идей и т. п., заключают «наблюдения о природе жизни, мудром и глупом поведении», выражают «универсальность человеческого опы-та», «унаследованную мудрость и коды поведе-ния» (везде выделено нами – Л.К.).

Кроме названных свойств пословицы, в приве-денных источниках особо подчеркнуты риториче-ские функции (пословица рассматривается в кон-тексте ораторского искусства), дидактизм; отмече-на роль пословицы в стратегии речевого поведе-ния и бегло рассмотрена дискурсивная основа пословицы. Нам показалось немаловажным стрем-ление западных ученых представить пословицу как когнитивную единицу, способную развивать во-ображение, чувство юмора, остроумие, творчест-во (креативность), тренировать индивидуаль-ную рассудительность. Однако в меньшей мере в проанализированных статьях паремии представле-ны как языковые единицы с определенной синтак-сической структурой. К заметным отличиям пред-ставления паремии можно отнести еще одно: не-смотря на то, что Оксфордская энциклопедия языка и лингвистики дает описание пословицы в соотно-шении с идиомой (идиома рассматривается как бо-лее широкое понятие и определяется как «идиосин-кретическая часть любого языка»), параллели с фразеологическим фондом в энциклопедии, а также в других указанных источниках не проводятся.

По нашему мнению, определение паремии как лингвистического термина прежде всего нуждает-ся в анализе семантического наполнения значения слов паремия и proverb, в подтверждение чему приведем слова Е.С. Кубряковой о детерминации дискурса: «как у каждого термина, его значения (в нашем случае – паремии – Л.К.) были в конеч-ном счете детерминированы значениями слова, к которому этот термин восходит, но одновременно и теми последующими импликациями и процесса-ми семантического вывода (интерференции), кото-рые характеризовали его дальнейшее развитие и сыграли свою значительную роль в формировании термина как многозначного, термина, за которым стоит сложная структура знаний» [1, с. 26].

В основе термина паремия лежит греческое слово παροιμία – притча; латинские синонимы – proverbium, parabola. Согласно словарю М. Фасме-ра, этимология термина связана с церковно-служебной деятельностью и религиозным назна-чением: «избранные места для чтения из Ветхого Завета», <…>. «Из греч. <…> «притча, пословица» [2, с. 206]. В аналогичном значении термин паре-мия употреблен в некоторых проанализированных лингвистических словарях, однако этимологиче-ская составляющая в словарных статьях отсутст-вует или сведена к минимуму.

По-другому обстоит дело с этимологической презентацией термина proverb, которую находим в Оксфордском словаре (The Oxford English Dictio-nary): «Proverb – пословица, от латинского Prover-bium – старое выражение в общем и признанном употреблении, поговорка, изречение, в позднем латинском Proverb – также поговорка, крылатое слово, образовано из префикса pro- + слово verbum + ium, собирательного суффикса, в резуль-тате, очевидно, идет в оборот общепризнанное сло-восочетание» [5, с. 442]. Далее словарная статья представляет развернутое многоступенчатое рас-крытие термина, ключевыми моментами которого являются постоянные признаки, такие как крат-кость, немногословность, метафоричность, долго-летие, всеобщность употребления, анонимность, аллегоричность и иносказательность, особая алли-терированная или стихотворная форма, передача жизненного опыта или наблюдения. При этом по-словица (Proverb) имеет целый ряд синонимов: фра-за, высказывание, изречение, книга притчей (дидак-тическая книга), мудрость в виде пословицы, лин-гвистическая игра (с использованием пословиц).

В данном толковании термина proverb до-вольно полно представлены сведения, составляю-щие его семантическую парадигму. Определение пословицы являет собой ядро семантической структуры термина; в последующих значениях мы читаем имплицированные семы, которые допол-няют и расширяют представление о пословице, например, это дидактическая книга, состоящая из максим; нечто, вошедшее в поговорку; загадоч-ное высказывание, которое требует истолкова-ния; аллегория, иносказание; игры с использо-ванием пословиц (а значит употребление пословиц в определенной речевой ситуации, т. е. реализация


Кацюба Л.Б. Определение паремии (лингвистический аспект дефиниции)

672013, том 10, № 1

ее (пословицы) дискурсивной сути). Лежащее на поверхности знание о пословице как о кратком немногословном высказывании с определенной, часто метафорической формой, которое содер-жит правдивую мысль, знакомую всем и распро-страняющуюся на всех, установленную опытом или наблюдением, подтверждается скрытыми в остальных формулировках оттенками значения термина. Эти «оттенки» могут войти как в пери-ферию дефиниционного поля, так и составить са-мостоятельное новое значение термина, но, безус-ловно, они будут входить в общую структуру зна-ния о термине proverb. Необходимо отметить, что, наряду с общеязыковым описанием термина, де-финиция содержит обязательное этимологическое сопровождение всех ее составляющих.

Словарь английских синонимов и антонимов (The Penguin Dictionary of English Synonyms and Antonyms [5, с. 442]) дает следующие синонимы слова proverb: adage, saing, maxim, aphorism, apophtegm, saw, dictum, byword. Определения этих синонимов были взяты нами из Оксфордского словаря и проанализированы на предмет дополне-ния структуры знания, содержащегося в термине proverb. В результате наблюдения за содержанием указанных синонимов семантическое поле терми-на proverb расширилось с помощью дополнитель-ных значений: «сентенция, происходящая из древ-ности, пословица» (в переводе с латинского корня обозначало: я говорю); «любой принцип или на-ставление, выраженное немногими словами; краткое сжатое изречение, содержащее истину общей важности…»; «краткое точечное выска-зывание, излагающее важную истину в не-скольких словах…», «предложение (особенно в афористичной или сентенциозной форме), яко-бы выражающее некоторые общие истины нау-ки или опыта; правило или принцип поведения» и др. Наконец, исконно английские слова «Saw» и «Saying», входящие в синонимический ряд, поми-мо традиционных толкований, связанных с отсыл-кой к пословице и ее признакам, содержат такие: «высказывание, дискурс, речь [Saw]; акт речи [Saying]» (везде выделено нами – Л.К.).

Как видно из приведенных фактов, синони-мический ряд термина proverb обогащает дефини-цию, дополняя, уточняя и расширяя ее поле. Со-гласно полному дефиниционному анализу пред-ставленных словарных статей, посвященных сино-нимам термина, можно сделать вывод, что proverb – это: 1) пословица, высказывание, отно-сящееся к пословице; 2) краткое афористичное высказывание (часто, в переносном значении), состоящее из нескольких слов в форме предложе-ния, излагающее общую важную истину, настав-ление, правила или принципы поведения, нравст-венные законы, сформулированные на основе жизненного опыта; 3) высказывание, дискурс, речь; акт речи.

Поскольку латинское Proverbium лежит в ос-нове обоих терминов (паремия и proverb – притча,

старое выражение в общем и признанном употреб-лении, поговорка, изречение), считаем возможным рассматривать ранее выявленную семантику prov-erb в приложении к паремии и использовать ее для формирования более полной и лингвистически адекватной структуры термина.

В общетеоретическом смысле мы определяем паремию следующим образом: 1) пословица; вы-сказывание, изречение, суждение, относящееся к пословице; 2) краткое образное устойчивое выска-зывание (часто, употребляемое в переносном зна-чении), синтаксически оформленное как простое или сложное предложение (иногда может состоять из несколько предложений), отражающее обоб-щенную формально закрепленную ситуацию, воз-веденную в формулу, излагающее важную истину, наставление, правила или принципы поведения, нравственные законы, сформулированные на ос-нове жизненного опыта. Данное определение, по нашему мнению, нуждается ёще и в специальном лингвистическом комментарии о паремии как ми-нимальном тексте, состоящем из одного или не-скольких предложений с определенной синтакси-ческой структурой (подобное определение паре-мии стало неотъемлемой частью работ паремиоло-гического направления последних десятилетий). Думается, такое уточнение было бы уместно ис-пользовать в третьем значении ранее предложен-ного нами определения с пометой специальное, либо отдельно отражать его в терминологических лингвистических словарях.

Таким образом, предпринятый нами сопоста-вительный анализ современных отечественных и зарубежных лексикографических источников, со-держащих дефиниции терминов паремия и proverb, показал, что существующее в отечественных слова-рях определение паремии представляет собой не-достаточно полное и четкое понятие в общетеоре-тическом смысле и нуждается в корректировке, проект которой освещен в настоящей статье.


1. Кубрякова, Е.С. О термине «дискурс» и стоящей за ним структуре знания / Е.С. Кубряко-ва // Язык. Личность. Текст: сб. ст. к 70-летию Т.М. Николаевой; отв. ред. В.Н. Топоров. – М.: Языки славянских культур, 2005. – С. 26.

2. Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / М. Фасмер. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2003. – Т. 3. – С. 206.

3. Языкознание: Большой энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Большая Рос-сийская энциклопедия, 1998. С. 389.

4. Proverb // The New Encyclopaedia Britanni-ca. V. 9. Chicago et al.: Encyclopaedia Britannica, 1994. P. 749.

5. The Penguin Dictionary of English Synonyms and Antonyms / ed.: R. Fergusson. – Market House Books. Rev. ed. London et al.: Penguin books, 1992. 442 p.




1Фразеологические единицы (ФЕ), как и лекси-ческие единицы, являясь элементами системы язы-ка, представляют собой систему семантических потенций. Между ними возникают различные сис-темные отношения, проявляющиеся также и в по-лисемии. Полисемия фразеологических единиц (как и синонимия, антонимия, омонимия) признается фразеологами В.В. Виноградовым, В.П. Жуковым, Б.А. Лариным, З.Д. Поповой, Н.М. Шанским и др.

Фразеологическая полисемия – результат на-копления значений в одной и той же ФЕ, вызывае-мый неоднократным её переосмыслением. В кор-пусе русских и английских фразеологизмов выде-ляем моносемичные и полисемичные ФЕ. Полисе-мичным является языковой знак, обладающий боль-ше, чем одним значением, когда все значения одного языкового знака объединены единым семантическим смыслом. В корпусе ФЕ присутствует тенденция к омонимизации, но наличие единого семантического смысла позволило определить ряд фразеологизмов как полисемичные.

Лескина Седа Витальевна, доктор филоло-

гических наук, доцент кафедры английского язы-ка, Челябинский государственный педагогический университет (г. Челябинск). E-mail: [email protected]

В компаративной лингвистике можно выде-лить два вида полисемии: монолингвальная и би-лингвальная.

2Монолингвальная полисемия проявляется в единицах, не имеющих фразеологического эквива-лента в другом языке, либо когда фразеологизм является билингвальным, но многозначным только в одном из исследуемых языков.

Примерами монолингвальной полисемии, ко-гда фразеологизм является билингвальным, но несколькими значениями обладает только в одном из исследуемых языков, можно назвать ФЕ за спи-ной (behind smb’s back) и без зазрения совести (right and left).

Русский фразеологизм без зазрения совести относится к моносемичным, так как обладает только одним значением, в то время как англий-ская единица right and left определена как полисе-мичная с двумя значениями. Общим семантиче-ским смыслом английского фразеологизма right and left является «нежелание учитывать интересы

Seda V. Leskina, PhD (comparative linguistics),

English Language chair associate prof., Faculty of Foreign Languages, Chelyabinsk State pedagogical University (Chelyabinsk). Е-mail: [email protected]

УДК 415.61 ББК 81.033

ВИДЫ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОЙ ПОЛИСЕМИИ И СПОСОБЫ ЕЁ ПРОЯВЛЕНИЯ В КОМПАРАТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКЕ (НА ПРИМЕРЕ РУССКОГО И АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКОВ) С.В. Лескина

KINDS OF THE PHRASEOLOGICAL POLYSEMANTICISM AND THE WAYS OF ITS FUNCTIONING IN COMPARATIVE LINGUISTICS (BASED ON THE ENGLISH AND RUSSIAN SAMPLES) S.V. Leskina

Рассматриваются способы функционирования фразеологической полисемии в русском и английском языках. Выделяются виды фразеологической полисемии и полисемичных единиц, характерных только для компаративной лингвистики. Также описываются особенности русских и английских фразеологизмов-полисемантов с акцентацией на их общих и отличительных чертах.

Ключевые слова: полисемия, фразеологизмы, эмотивность, билингвальный, мо-нолингвальный, эквивалент.

The article deals with the ways of functioning of phraseological polysemnaticism in

the Russian and English languages. The author singles out types of phraseological poly-semnaticism and phraseological polysemants peculiar for the comparative linguistics on-ly. The article also deals with the discription of some peculiarities of Russian and English phraseological polysemants focusing on their common and differential characteristics.

Keywords: polysemanticism, phraseological units, emotiveness, bilingual, monolingual, equivalent.


Лескина С.В. Виды фразеологической полисемии и способы её проявления в компаративной лингвистике…

692013, том 10, № 1

других» – 1. Не считаясь ни с кем и ни с чем, без зазрения совести.

But I found he was robbing us right and left, so I had to turn him out (W. S. Maugham. Complete Short Stories, A Man from Glasgow) – Когда я узнал, что он без зазрения совести обкрадывал меня, мне пришлось его прогнать (перевод – А. Николаев-ской).

2. Без определённых целей, как придётся. ФЕ за спиной (behind smb’s back) является по-

лисемичной только в русском языке. Её полисе-мичность обусловлена выделением общего семан-тического смысла у значений «пренебрежение ин-тересами других». Английская ФЕ behind smb’s back имеет только одно значение «втихушку, в отсутствии человека». Русская ФЕ имеет два зна-чения – 1. Лживый, нечестный.

Окружение губернатора также недовольно его политикой, но обсуждают это только за спи-ной, а в глаза – все за! (Вечерний Челябинск. 2007).

2. Несерьёзный, бесшабашный человек. О чем ему беспокоиться – у него дядя – ди-

ректор и он за его спиной. Что бы он ни делал – его прикроют (Г. Куликова. Банановое убийство).

Примерами монолингвальной фразеологиче-ской полисемии, когда фразеологический эквива-лент присутствует только в одном из исследуемых языков, выступают такие русские и английские единицы, как маменькина дочка, не промах, шут гороховый, lame duck, on the tiles и др.

Русская безэквивалентная ФЕ не промах об-ладает два значения – 1. Ловок, сообразителен, не упустит своего (положительная коннотация).

Но юнкер был трезв, а потому, верно, хотел подкупить его на какое-нибудь дурное дело. «Ну да врёшь! – думал Лукашка. Конь-то у меня, а там видно будет. Я сам малый не промах. Еще кто кого проведет. Посмотрим! (Л. Толстой. Ка-заки).

2. Хитрый, продуманный (пейоративная кон-нотация).

Того и гляди попадешься ему в лапы – он ма-лый не промах, никому не спустит, а с меня, по-жалуй, и две шкуры сдерет (А.С. Пушкин. Дуб-ровский).

Данная ФЕ включена в корпус полисемичных единиц на основании выделения у её значений единого семантического смысла «способность (умение) извлекать выгоду из ситуации».

Фразеологизм маменькина дочка также явля-ется монолингвальным, так как в корпусе англий-ских ФЕ эквивалент отсутствует. Русский фразео-логизм обладает двумя значениями: 1. Послушная, домашняя, строго или хорошо воспитанная девуш-ка, молодая женщина (положительная полярность).

Первое время всем было интересно, как будут складываться их отношения. Все знали, что На-таша — маменькина дочка, в круг интересов кото-рой входят учёба в университете, музыка и студия

танцев. У него же совершенно другое представле-ние о жизни (из речи).

2. Изнеженная, избалованная, девушка или молодая женщина (отрицательная полярность).

Подумаешь, расстояние – семь километров! Что я, маменькина дочка какая-нибудь (Б. Полевой. Зайчик).

Монолингвальный фразеологизм шут горохо-вый обладает двумя значениями отрицательной полярности – 1. Пустой человек.

– Я теперь всего себя посвятил на пользу че-ловечества.

– Молодой человек: Полно! Я тебя знаю: ты, ведь, шут гороховый! Какую ты пользу мо-жешь оказать человечеству! У тебя какая-нибудь потеха на уме (А. Островский. Тяжелые дни).

2. Чудак, служащий всеобщим посмешищем. И он опять ничтожнейший, презреннейший

из людей, общее посмешище, шут гороховый. Предмет насмешки! (И.С. Тургенев. Конец Чер-топханова).

Английский фразеологизм on the tiles – 1. Че-ловек, проводящий время в своё удовольствие (по-ложительная полярность).

…it was pleasant to run over to Vienna now and then; to play piquet at a club in Gries, of which he was the shining light in a word, to go on the tiles a little (J. Galsworthy. Villa RubeinI). – …было при-ятно изредка съездить в Вену; сыграть в пикет в Грисском клубе, – а он был человеком, который мог и умел расслабиться (перевод – С.Л.).

2. Буян, дебошир (отрицательная полярность). Been out on the tiles, my boy? Tee-hee! You

can’t deceive me! I thought you was too good to be true. (A.J. Cronin. The Citadel). Да вы дебошир, мой милый! Та-та-та! Меня не проведете! Я так и думала, что Вы не такой, каким прикидываетесь (перевод – С.Л.).

Английская ФЕ lame duck – 1. Биржевой бан-крот; разорившийся маклер.

After years of booming he can hardly submit being a lame duck begging his ex-partners for the least bar-gain predicting their refusal (T. Morrison. The Bluest Eye). – После стольких лет процветания он с тру-дом смирится с мыслью о том, что он потерял всё и стал просто банкротом, молящим своих бывших партнёров о маломальской сделке, заранее зная, что последует отказ (перевод – С.Л.).

2. Неудачник, «несчастненький» Such lame ducks spend time in pubs, wasting

their lives, dear to 69o one… (M. Benn. One of Us). – Такие неудачники проводят время в пивных клу-бах, растрачивая свою жизнь попусту, не имея никого, кому они могли бы быть дороги (перевод – С.Л.).

Как мы видим, в приведённых выше примерах разные значения в одной и той же ФЕ могут выра-жать как одну полярность (отрицательную или по-ложительную), так и две. По принципу эмотивности подобные фразеологизмы классифицируются как




моно- и биэмотивные [1]. Принцип эмотивности основывается на положении о том, что «эмоции связаны с мышлением и отражаются через понятия, что обусловливает закрепление их в семантике сло-ва и других единиц языка. Для выражения эмоций у языковых единиц имеется эмотивная функция, обу-словленная эмотивной семантикой, которая прояв-ляется через эмотивное значение (эмотивный дено-тат), эмотивную коннотацию и эмотивный потен-циал, «упакованный» в эмотивы – носители этой семантики, актуализируемые в специфических эмо-тивных контекстах» [2]. Эмотивная функция языко-вых единиц и их эмотивная семантика рассматрива-ется в рамках категории эмотивности.

Показателями и демонстраторами эмотивно-сти языковых единиц являются как внешние при-знаки, декодификаторы эмотивности, к которым относятся специфические суффиксы эмотивной оценки, специфические структуры, так и эмосемы. Включённая в языковую единицу эмосема либо обеспечивает лингвистическую демонстрацию типизированных эмоций, т.е. называет конкретную эмоцию, испытываемую говорящим, либо является средством выражения полярности.

Основываясь на принципе эмотивности, опре-деляем полисемичные моноэмотивные ФЕ как знаки со значениями одной полярности.

Полисемичные биэмотивные ФЕ – фразеоло-гизмы со значениями и положительной, и отрица-тельной полярностями.

Билингвальная полисемия может реализо-ваться в полных и частичных эквивалентах.

Полные полисемичные эквиваленты – много-значные фразеологизмы, которые включают как эквивалентные общие семы, так и эмосемы одина-ковой полярности.

Частичные полисемичные эквиваленты – мно-гозначные фразеологизмы, являющиеся либо се-мантическими, либо эмотивными эквивалентами.

Примером полного фразеологического поли-семичного эквивалента выступает билингвальная ФЕ тихий как мышь ((as) quiet as a mouse).

Данный фразеологизм является полисемич-ным, так как в нём выделяется общий для трёх значений семантический смысл «видимое отсутст-вие активности» в обоих языках, что обусловлива-ет семантическую эквивалентность. Оба эквива-лента (и русский, и английский) обладают значе-ниями положительной и отрицательной полярно-сти, что обусловливает биэмотивность данной единицы в обоих языках, т.е. его эмотивную экви-валентность – 1. Спокойный, незаметный (поло-жительная коннотация).

She looks as quiet as a mouse. There’s something rather striking about her, though (G. Eliot. Adam Bede). – Она тихая, как мышь. И все-таки есть в ней что-то весьма привлекательное (перевод – ABBYY Lingvo 10).

Он вам не доставит никаких хлопот. Он ти-хий как мышь (С. Скворцов. Неполадки).

2. Затаившийся (пейоративная коннотация). Lanny kept as still as a mouse, answering only

when he was spoken to. What to expect from him? Nobody knows (U. Sinclair. Between Two Worlds). – Лани затаился как мышь и отвечал только то-гда, когда с ним начинали говорить. Вот и не зна-ешь, что от него ждать (перевод – ABBYY Lingvo 10).

3. Пассивный, инертный. Фразеологизм тихий как мышь является по-

лисемичным биэмотивным, так как он обладает тремя значениями: два значения определяют при-надлежность анализируемой единицы к негативно-оценочным знакам, третье значение является по-ложительным. Положительным является значение «скромный, спокойный»; значениями, которые обусловливают отрицательную полярность едини-цы и принадлежность к соответствующим концеп-там являются: «пассивный, инертный» и «затаив-шийся». Значения «пассивный, инертный» и «за-таившийся» определяем как обладающие пейора-тивной коннотацией, поскольку они обозначают качества, демонстрирующие аморальное поведе-ние, вызывающее осуждение и критику со стороны представителей общества.

Частичными полисемичными эквивалентами можно определить такие ФЕ, как язык без костей (sto-ry teller), со сквозняком в голове (off the rails) и др.

ФЕ язык без костей (story teller) является се-мантическим эквивалентом, но не является эмо-тивным, так как её значения обладают общим се-мантическим смыслом , «риторические способно-сти», но она является биэмотивным только в анг-лийском языке, поскольку у русского фразеоло-гизма оба значения демонстрируют отрицатель-ную полярность, т.е. включают отрицательную эмосему.

Английский фразеологизм story teller – 1. Лгун (пейоративная коннотация).

I don’t want to interfere but you’d better check all his words. Story teller and nothing else. Liar of all times (T. Morrison. Sula). – Не хочу вмешиваться, но лучше бы тебе самому проверить всё, что он говорит. Брехун он. Лжец, каких свет не видывал (перевод – С.Л.).

2. Хороший рассказчик историй, человек с хорошей фантазией (положительная коннотация).

No mistake. If you want a good party, invite him. The best story teller ever met. Kids, adults even cats will burst into laughing. What else needed? (Sunday People. 1996) – Не ошибётесь. Хотите, чтоб вечеринка прошла «на ура»? – Пригласите его. Лучше его никто не расскажет ни одной истории. Будет весело всем: детям, взрослым, даже кошкам. Разве не этого вы хотите? (пере-вод – С.Л.).

Русский фразеологизм язык без костей – 1. Лгун (пейоративная коннотация).

2. Человек, болтающий без умолку (не оста-новить) (негативная коннотация).


Лескина С.В. Виды фразеологической полисемии и способы её проявления в компаративной лингвистике…

712013, том 10, № 1

Единым семантическим смыслом в ФЕ со сквозняком в голове (off the rails) выделен «отсут-ствие адекватного восприятия реальности», с дальнейшим выделением дифференциальных сем, обусловливающих наличие у единицы двух значе-ний – 1. Бесшабашный человек.

У молвы быстрые ноги. О нем ходит дурная слава – что у него сквозняк в голове. Опыта и знаний ему не занимать, но относится он ко всему спустя рукава и завалит любое дело (Южноураль-ская панорама. 2009).

2. Глупый. Если бы так повел себя кто-нибудь другой, я

бы сказал, что он со сквозняком в голове, но ты свой и я тебе говорю прямо – ты дурак (Т. Усти-нова. Третий четверг ноября).

Off the rails – 1. Сошедший с пути истинного. Everyone knows him as off the rails. He had all.

I mean more than we do but he lost more than he could afford. After this he wasn’t able to control his temper. Then worse and worse and here the result (F. Keim. Scientist). – Все знают, что он сошёл с ис-тинного пути. У него было всё. Я бы даже сказал больше, чем у нас, но он потерял больше, чем мог себе позволить. После этого он уже не мог кон-тролировать себя, дальше хуже и хуже, и вот вам результат (перевод – С.Л.).

2. Со сквозняком в голове. Примером полисемичных эмотивных эквива-

лентов являются ФЕ кисейная барышня (limp wrist, weak sister);

На наш взгляд, ФЕ кисейная барышня и его английские эквиваленты limp wrist и weak sister представляют особый интерес. Русский эквивалент является моноэмотивным. Единым семантическим смыслом двух значений, позволяющий определить полисемичным русский фразеологизм, выделен смысл «бытовая и интеллектуальная неразви-тость». Поскольку оба значения относятся к отри-цательной полярности, единица определяется мо-ноэмотивной полисемичной, но представляет два концепта – 1. Легкомысленный, изнеженный чело-век, на которого нельзя положиться.

Через час они с Журкой как ни в чём не быва-ло прибивали карнизы и вешали шторы. Журка два раза съездил себе молотком по пальцам, но не пикнул. Чтобы опять не услышать про дамское воспитание. Отец на это воспитание и раньше любил намекать. Растёт, мол, кисейная барыш-ня (В. Крапивин. Журавлёнок и молнии).

Да, я вам скажу, а они меня потом соберутся и побьют… – протянул мальчик, всхлипывая. – Не побьют, я это тебе обещаю, – заверил вожатый. – Ну а если попробуют… Надеюсь, ты мужчина, а не кисейная барышня, и сумеешь дать сдачи? (А. Бор. Чайка).

2. Глупый, ограниченный человек. Да куда ему, кисейной барышне, справиться

с этой проблемой. У него для этого мозгов не хватает (Из речи).

Как видно из приведенных контекстов и зна-

чений ФЕ, единица представляет концепты «Бес-характерность» и «Глупость». Выделено два анг-лийских эквивалента данной русской единицы – limp wrist и weak sister.

Единым семантическим смыслом, объеди-няющим два значения английской ФЕ limp wrist , выделен смысл «гендерное несоответствие» – 1. Баба, тряпка, кисейная барышня (о мужчине).

Nobody will have business with you. You are limp wrist. And all your behaviors prove this. My partner should be strict and firm and not like you. Don’t even try … (D. Ebershoff. The 19th Wife). – Никто не захочет иметь с тобой совместный бизнес. Ты тряпка и размазня. Все твои поступки это доказывают. Мой партнёр должен быть твёрдым, как кремень, а не таким, как ты (пере-вод – ABBYY Lingvo 10).

2. Гомосексуалист. I saw him accompanied by another one like him.

If before I have just suspected, now I can firmly state that he is limp wrist (S. Sheldon. Memories of Mid-night) – Я видел его в компании такого же, как он сам. Если раньше я только подозревал, сейчас я могу уверенно утверждать, что он голубой (пере-вод – И. Коноплёва).

ФЕ limp wrist, так же как и её русский эквива-лент кисейная барышня, является моноэмотивной, но при этом её значения обусловливают принад-лежность к концептам «Бесхарактерность» и «Раз-вратное поведение», т. е. один из концептов у рус-ского и английского эквивалента не совпадает. Что касается второго английского эквивалента, weak sister, он является моносемичным, т. е. обладает только одним значением «человек, на которого нельзя положиться».

В заключение следует сказать, что в компара-тивной лингвистике актуально выделение двух видов фразеологических полисемантов – полных и частичных фразеологических эквивалентов, кото-рые представлены моно- и биэмотивными едини-цами. При этом полные эквиваленты должны быть в обоих языках либо моноэмотивными, либо би-эмотивными, т. е. ФЕ должна обладать нескольки-ми значениями только одной полярности в обоих языках. Частичные эквиваленты характеризуются тем, что фразеологизм одного языка может обла-дать несколькими значениями одной полярности, в другом – несколькими значениями разных поляр-ностей.


1. Лескина, С.В. Категория пейоративности в русском и английском языках в аспекте лингво-культурологического сопоставления (на материа-ле фразеологических единиц): дис. ... д-ра филол. наук / С.В. Лескина. – Челябинск, 2010. – 510 с.

2. Шаховский, В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка / В.И. Ша-ховский. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Изд-во ЛКИ, 2008. – 208 с.




1Проблема соотношения языковой нормы и фразеологических единиц языка продолжает оста-ваться одной из самых сложных и дискуссионных в современном языкознании. Цель нашей статьи состоит в изучении специфики ортологических типов, регламентирующих функционирование русского фразеологического фонда. Анализ работ отечественных лингвистов позволил нам прийти к выводу, что особенности языковой нормы в сфере фразеологии обусловлены рядом факторов.

1. Объём фразеологии понимается исследова-телями неодинаково. В этой связи В.Н. Телия [10] отмечает существование двух подходов: а) фра-зеологии в узком смысле, исследующей фразеоло-гические сращения, единства и сочетания и через них смыкающейся с лексикологией; б) фразеоло-гии в широком смысле, изучающей устойчивые фразы разных структурных типов с различными семиотическими функциями (фрагменты фольк-лорных и литературных текстов, формулы привет-ствий и т. п.). Для нашего исследования актуален второй подход, восходящий к трудам В.В. Вино-градова.

Хакимова Елена Мухамедовна, кандидат фи-

лологических наук, доцент кафедры массовой комму-никации, Южно-Уральский государственный уни-верситет (г. Челябинск). E-mail: [email protected]

В рамках выбранного подхода в качестве ба-зового мы принимаем определение фразеологизма, предложенное В.Н. Телией: «Фразеологизм (фра-зеологическая единица) – общее название семан-тически связанных сочетаний слов и предложений, которые, в отличие от сходных с ними по форме синтаксических структур, не производятся в соот-ветствии с общими закономерностями выбора и комбинации слов при организации высказывания, а воспроизводятся в речи в фиксированном соот-ношении семантической структуры и определён-ного лексико-грамматического состава» [9, с. 559]. Приведённая дефиниция позволяет включать в ортологическое поле самые разнообразные по форме, содержанию и функции устойчивые соче-тания, некоторые из которых, по нашему мнению, незаслуженно обойдены вниманием специалистов по культуре речи. 2

К числу таких единиц относятся, например, так называемые грамматические фразеологизмы. Как указывает А.М. Чепасова [12], они не служат обозначением предметов, процессов, признаков, качеств или обстоятельств действия, количества предметов, а указывают на отношения предмета к

Elena M. Khakimova, Candidate of Philology, as-

sistant professor, Department of Mass Communication, South Ural State University (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

УДК 811.161.1’373 ББК Ш141.2-3 + Ш103

О НОРМАХ В СФЕРЕ ФРАЗЕОЛОГИИ Е.М. Хакимова

NORMS IN PHRASEOLOGY E.M. Khakimova

Статья посвящена изучению норм, регламентирующих функционирование русского фразеологического фонда. Их специфика обусловлена следующими фак-торами: 1) формальным, структурным, семантическим разнообразием устойчивых сочетаний; 2) соотнесённостью с различными ортологическими типами; 3) особен-ностями взаимодействия фразеологии с системой языка; 4) спецификой вариантно-сти фразеологических единиц. Особое внимание автор уделяет случаям расхожде-ния кодифицированных фразеологических вариантов с узусом.

Ключевые слова: языковая норма, фразеология, фразеологическая вариантность, фразеологическая синонимия, фразеологическая деривация, трансформация, коди-фикация, узус.

The norms of phraseology are under consideration in this article. This sphere is

influenced by a formal, structural, semantic variety of set expressions; correlation with various orthological types; interaction of phraseology with the system of language; peculiar variants of phraseological units. Special attention is paid to the examples of the discrepancy between codified phraseological variants and language usage.

Keywords: language norm, phraseology, phraseological variation, phraseological syn-onymy, phraseological derivation, transformation, codification, language usage.


Хакимова Е.М. О нормах в сфере фразеологии

732013, том 10, № 1

предмету (фразеологические предлоги), на связь между словами, группами слов и целыми предло-жениями (фразеологические союзы), на уточнение, ограничение смысла определённой словоформы или словосочетания в предложении (модальные фразеологизмы). Особенности функционирования грамматических фразеологизмов обычно не рас-сматриваются в нормативном аспекте, хотя нуж-даются в серьёзном ортологическом осмыслении. По нашим наблюдениям, в ряде случаев языковые единицы данного типа употребляются некоррект-но: Как и студенты, так и преподаватели имеют на столько большой список побед, что если мы начнём их перечислять, то данная статья пре-вратится в большой трёхтомник «Войны и ми-ра»1 (PR-брейк. 2011. Декабрь. № 15). Использо-ванный вариант фразеологического союза является результатом контаминации двух нормативных единиц – синтаксических фразеологизмов как… так и и как и, а «контаминированные соединения всегда имеют характер отступления от нормы» [17, с. 73].

2. В основе общепринятой типологии норм лежит их соотнесённость с уровнями языковой системы. Автономность фразеологического уровня признают не все исследователи. В частности, Б.С. Шварцкопф [14, 16] указывает, что фразеоло-гические единицы, являясь органическим единст-вом образующих их разноярусных элементов, свя-заны с различными уровнями языковой иерархии, выступая как поле их взаимодействия. Сложность организации фразеологизмов приводит к тому, что в нормативном плане фразеологические единицы соотносятся с разными ортологическими типами. Так, норма закрепляет за фразеологизмами:

– определённое значение:*Он был под осно-вательным хмельком (Г. Брянцев)2; фразеологизм под хмельком в норме имеет значение ‘немного пьян’, которое вступает в противоречие с семанти-кой прилагательного основательный – ‘большой по размеру, весу и т. п.’;

– обязательную сочетаемость компонентов: *играть главную скрипку при нормативном играть первую скрипку;

– словообразовательную оформленность ком-понентов: *не заставлял желать лучшего, нужно – не оставлял желать лучшего;

1 В приведённых примерах сохранены все речевые

особенности источников. 2 Примеры Б.С. Шварцкопфа. Значимо, что источ-

ником некоторых из них являются художественные тек-сты. В указанной функциональной сфере ненорматив-ные употребления представлены двумя типами: 1) ошибками, допущенными вследствие незнания нор-мы; 2) осознанными отступлениями от языкового стан-дарта в целях усиления выразительности высказывания. О трансформации фразеологических единиц как средст-ве языковой игры мы пишем ниже.

– морфологические характеристики компо-нентов: *потерпеть фиаску, правильно – потер-петь фиаско;

– определенную синтаксическую структуру: *на последнем издыхании, нормативно – при по-следнем издыхании; порядок следования компо-нентов: *Верблюды – пожалуй, не чудо, Прошли – и недолгая вся (А. Халдеев), правильно – вся не-долга;

– орфоэпические и акцентологические осо-бенности (идти пóд руку);

– орфографический облик (ни зги не видать). Таким образом, норма фразеологической еди-

ницы органически включает в себя параметры функционирования образующих ее разноярусных элементов, выступая как сложная, многоаспектная, комплексная структура.

3. Специфичен характер взаимодействия фра-зеологической нормы с системой языка. Нам пред-ставляется, что он определяется двумя тенденциями.

Как известно, фразеологизмы имеют фикси-рованный характер: их компоненты не обладают собственным значением, поскольку семантика части подчинена здесь целому, и не реализуют в полной мере синонимических, антонимических, гипо-гиперонимических и т. п. отношений; потен-циал сочетаемости элементов внутри фразеологи-ческих единиц существенно сокращён по сравне-нию с единицами свободного употребления; фор-мальные признаки морфологических классов час-тично или полностью утрачены. Всё это свиде-тельствует о том, что фразеология – область, в пределах которой регулярная реализация языковой системы принципиально невозможна (ср.: белые мухи ‘порхающие снежинки ранней зимы’ и белая муха; употребление системно нормативной формы единственного числа приводит к дефразеологиза-ции устойчивого сочетания). Первая ортологиче-ская тенденция как раз обусловлена гиперстабили-зирующей функцией фразеологической нормы. Б.С. Шварцкопф пишет, что если назначение нор-мы вообще состоит в определении характера реа-лизации системных отношений путем накладыва-ния на них ограничений, то функция нормы во фразеологических единицах заключается в сведéнии реализации системных отношений к ми-нимуму, в ограничении ограничений; отсюда тра-диционность фразеологических образований. Нормы, связанные с фразеологическими единица-ми, отличаются от норм свободного употребления тем, что их охранительное назначение как бы воз-ведено в квадрат.

Вторая тенденция актуализируется в тех слу-чаях, когда фразеологическая норма раздвигает рамки парадигматической схемы, расширяя таким образом границы использования системных воз-можностей. Б.С. Шварцкопф [15], в частности, обращает внимание на то, что если в свободных словосочетаниях употребление единственного и множественного числа позиционно противопос-




тавлено, обусловлено семантикой и контекстом, то в некоторых фразеологических единицах возмож-на нейтрализация указанных грамматических зна-чений: ломиться в открытую дверь (двери), ветер свистит в кармане (карманах), волею судьбы (су-деб) и др. Аналогично обстоит дело с категорией рода в выражении идти на попятный (на попятную). Значимо, что такая свобода тоже находится в соответствии с принципами организа-ции фразеологических единиц и освящена фразео-логической нормой.

4. Особого обсуждения, на наш взгляд, заслу-живает вопрос о вариантности фразеологических единиц и фразеологических норм. Вслед за Н.М. Шанским под вариантами фразеологического оборота мы понимаем его компонентно-грамматические разновидности, тождественные ему по значению и степени семантической слитно-сти [13]. Фразеологические варианты имеют сле-дующие характеристики:

1) стабильность целостного фразеологическо-го значения. Важность данного параметра подчёр-кивает В.М. Мокиенко: «План содержания должен сохраняться, иначе мы будем иметь дело не с фра-зеологическими вариантами, а с различными обо-ротами» [8, с. 26]. Именно поэтому мы не можем принять точку зрения, согласно которой единицы волчий билет, белый билет и желтый билет ква-лифицируются как компонентные варианты [12, с. 94]. Значения указанных фразеологизмов расхо-дятся: волчий билет – ‘документ 1) с отметкой о политической неблагонадёжности, 2) с негатив-ной, компрометирующей характеристикой, огра-ничивающей социальные возможности его вла-дельца’, белый билет – ‘свидетельство об освобо-ждении от военной службы’, желтый билет – ‘альтернативный паспорту документ жёлтого цве-та, дававший право легально заниматься прости-туцией’;

2) сходство дистрибутивных отношений. Со-шлёмся в этой связи на авторитетное мнение В.П. Жукова: «От фразеологизмов (однозначных и многозначных), охваченных явлением вариантно-сти, требуется полная взаимозаменяемость в лю-бых контекстах» [5, с. 23]1. Вторая характеристика связана с первой: общность дистрибуции обуслов-лена содержательной эквивалентностью фразеоло-гических вариантов. Именно поэтому невозможно употребление фразеологизмов волчий билет и бе-лый билет вместо оборота желтый билет в рома-не Достоевского «Преступление и наказание»: Ко-гда единородная дочь моя в первый раз по жёлто-му билету пошла, и я тоже тогда пошёл…(ибо дочь моя по жёлтому билету живёт-с…) – приба-вил он в скобках, с некоторым беспокойством смотря на молодого человека;

1 В целом мы разделяем данную точку зрения, но считаем, что взаимозаменяемость фразеологических вариантов не всегда является абсолютной, она может ограничиваться, например, их стилистической окраской.

3) формальная модификация при некоторой компонентной стабильности. Положение о том, что план выражения фразеологической единицы при варьировании подвергается изменениям, ни у кого не вызывает сомнений. Дифференциация фразеологических вариантов осуществляется с учётом нескольких критериев: а) меняет или не меняет чередование количество компонентов; б) с каким языковым уровнем связан формальный сдвиг; в) какая форма языка – устная или письмен-ная – при этом используется. Принимая во внима-ние указанные факторы, А.М. Чепасова выделяет восемь типов варьирования: количественное (соль [соли] земли), компонентное (гомерический смех / хохот), морфемное (острый язык / язычок), мор-фологическое (сыра / сырая земля), синтаксиче-ское (иной мир / мир иной), фонетическое (геркуле-совы столбы / столпы), графическое (и тому по-добное / и т. п.), комбинированное (генеалогиче-ское / родовое / родословное дерево / древо). Толь-ко в сфере фразеологии встречаются два первых типа: количественное и компонентное варьирова-ние. Это обусловлено конститутивной характери-стикой фразеологизмов – их раздельнооформлен-ностью. Значимо, что если существование количе-ственного варьирования признают все исследова-тели, то относительно компонентного варьирова-ния мнения расходятся. В частности, А.М. Бабкин [2] и А.И. Фёдоров [11] полагают, что в результате компонентной замены возникают не варианты од-ного и того же фразеологизма, а фразеологические синонимы.

Проблема разграничения фразеологической вариантности и синонимии решается лингвистами по-разному. Е.Е. Иванова предлагает положить в основу дифференциации вариантных и синонимич-ных фразеологических единиц семантический кри-терий: «Варианты ФЕ должны иметь абсолютно тождественное [выделено нами – Е.Х.] значение. Если варьирующийся компонент привносит во фра-зеологическую единицу хотя бы одну индивиду-альную сему, то, видимо, следует говорить не о ва-риантах, а о синонимичных ФЕ» [6, с. 115]. Руково-дствуясь данным положением, автор квалифициру-ет как фразеологические синонимы единицы прихо-дить в восторг / приходить в восхищение / прихо-дить в упоение на том основании, что их значениям присущи некоторые «тонкие различия».

Следует, однако, отметить, что не все учёные признают абсолютное семантическое тождество обязательным условием фразеологической вари-антности. Так, Л.П. Гашева [4], анализируя моди-фикации фразеологизма делать какое-либо лицо / рожу / мину, обращает внимание на то, что про-сторечные компоненты рожа и мина изменяют оценочность значения фразеологической единицы, но рассматривает указанные образования как ком-понентные варианты, а не фразеологические сино-нимы.



752013, том 10, № 1

Об относительности стабильности целостного фразеологического значения пишет и В.М. Мокиенко [8, с. 26]. Проблему разграничения фразеологической вариантности и синонимии он предлагает решить следующим образом: «… для определения фразеологической вариантности не-обходима опора именно на единство внутренней мотивировки фразеологизма, его образа, скреп-ляющего лексический состав сочетания и его грамматическую структуру. За пределами такого тождества, или единства, кончается вариант и на-чинается синоним. Другое необходимое условие фразеологической вариантности – относительная тождественность синтаксической конструкции, в рамках которой происходят лексические замены. Единство образа и синтаксической конструкции формирует фразеологическую серию, характери-зующуюся лексической вариантностью» [8, с. 33]. Таким образом, В.М. Мокиенко выделяет два дифференциальных признака. На наш взгляд, пер-вый из них является обязательным, а второй – фа-культативным. Такой вывод позволяет сделать анализ фразеологических единиц типа нить Ари-адны и ариаднина нить. Наличие общих компо-нентов обеспечивает здесь единство образа, но о единстве синтаксической конструкции говорить нельзя, поскольку в обороте нить Ариадны реали-зовано управление, а в сочетании ариаднина нить согласование. Первое условие соблюдено, а второе нет, тем не менее исследователи рассматривают указанные единицы как варианты фразеологизма [12, с. 96]. С другой стороны, показательны отно-шения, возникающие между устойчивыми сочета-ниями отбросить коньки и склеить ласты. При тождестве значения отсутствие общих компонен-тов в рассматриваемых единицах препятствует созданию единого образа, и, несмотря на то, что в их основе лежит одна синтаксическая модель: гла-гол + существительное в форме В.п., приведённые фразеологизмы являются синонимами, а не вари-антами. Нам представляется, что сделанные на-блюдения позволяют утверждать следующее: ва-риантность фразеологической единицы обуслов-лена не только относительной стабильностью со-держания, но и относительной формальной ста-бильностью, причём обеспечивается последняя а) компонентным сходством фразеологических вариантов и б) соотнесённостью их структур с од-ним ярусом синтаксической подсистемы при от-сутствии генетической зависимости.

Мы полагаем, что синтаксическая соотноси-тельность (но не тождество, как считает В.М. Мокиенко) – это критерий, который позволя-ет различать в сфере фразеологии вариантные и деривационные отношения. По мнению Н.Ф. Алефиренко, фразеологические дериваты возникают тогда, когда «изменения перерастают рамки внутриструктурных модификаций фраземы и приобретают статус межмодельных преобразо-ваний. Например: не оторвать глаз от кого, от

чего ‘что-то или кто-то привлекает к себе сильное внимание’ – глаза не отрываются от кого, чего ‘кто-либо не в силах отвлечься от чего-либо’, от-крывать глаза кому на кого, на что ‘выводить кого-либо из заблуждения, делать что-либо понят-ным, ясным кому-либо’ – глаза открываются у кого на что ‘кто-либо, избавившись от заблужде-ний, узнаёт истинное положение вещей’» [1, с. 19]. Автор не уточняет, какие именно межмодельные преобразования становятся источником фразеоло-гической деривации, но, по-видимому, не случай-но приведённые примеры соотносятся с разно-ярусными синтаксическими единицами – словосо-четаниями и предложениями. Подобные преобра-зования имеют радикальный характер и приводят к изменению фразеологического инварианта. Не всегда, однако, фразеологическая деривация пред-полагает трансформацию фразеологизмов-слово-сочетаний в фразеологизмы-предложения: ср. вступить в брак и вступление в брак. Оба оборота по синтаксической структуре соотносятся со сло-восочетаниями, но их нельзя рассматривать как варианты, поскольку первая единица является производящей, а вторая – производной. Между процессуальным и предметным фразеологизмами существует генетическая связь и этим они отли-чаются от рассмотренных выше разноструктурных фразеологических вариантов нить Ариадны / ари-аднина нить.

Осмысливая проблему фразеологических ва-риантов в нормативном аспекте, лингвисты обра-щаются к их генезису и доказывают, что ортоло-гические колебания в ряде случаев вызваны анало-гией как проявлением давления языковой системы. Проиллюстрируем данный тезис кратким экскур-сом в сферу фразеологической акцентологии. Изу-чив монографию Л.Д. Игнатьевой [7], посвящён-ную указанной теме, мы пришли к заключению о том, что акцентологическая вариантность фразео-логических единиц представлена несколькими типами.

А. Омонимичная компоненту фразеологизма свободная форма в современном русском языке не имеет колебаний ударения. Она не совпадает с исходным акцентологическим вариантом, сохра-нившимся в составе фразеологизма. Так, Л.Д. Игнатьева отмечает, что в обороте гУба не дура ‘о том, кто умеет использовать для себя что-нибудь хорошее, ценное’ фразеологическая норма закрепляет ударение на корне и что такое употреб-ление поддерживается не только традицией, но и стремлением к ритмическому равновесию. Однако опрос студентов, обучающихся на кафедре массо-вой коммуникации Южно-Уральского государст-венного университета, свидетельствует о том, что для современного узуса актуален другой вариант – губА не дура, его используют 98 из 100 наших рес-пондентов. Значимо также, что в такой акцентоло-гической форме зафиксирован данный фразеоло-гизм и в работе В.М. Мокиенко [8, с. 117].




Б. Акцентологическая норма современной свободной формы вариантна, один из вариантов совпадает с исходной нормой, а второй нет. Фра-зеологизм фиксирует исходное употребление. На-пример, глаголы кружиться и глушить в форме 3 л. ед. ч. представлен акцентологическими вари-антами – крУжится / кружИтся, глУшит / глу-шИт. Во фразеологическом обороте, по мнению специалистов, сохраняется освящённое нормой наконечное ударение голова кружИтся ‘о голово-кружении’, глушИт водку ‘пьёт в большом коли-честве спиртное’. Наш опрос свидетельствует о том, что носители современного русского языка предпочитают накоренной вариант голова крУ-жится (83 употребления из 100), глУшит водку (94 употребления из 100). Отмеченное акцентоло-гическое колебание поддерживается прецедент-ными литературными текстами (например, песней «Три вальса» в исполнении К.И. Шульженко: Ох, как крУжится голова, Как голова кружИтся) и соображениями стилистического порядка (мож-но предположить, что традиционный вариант свя-зывается с книжным стилем, обслуживающим вы-сокую культуру, с которой входит в некоторое противоречие реалия, обозначаемая фразеологиз-мом глушить водку).

В. В современном национальном языке сво-бодная форма представлена акцентологическими вариантами, один из которых принадлежит лите-ратурному языку, а другой – разговорной речи. Именно так обстоит дело с падежными формами односложных существительных 3-го склонения. В литературном языке нормативными являются на-конечное ударение в П.п. ед. ч. с предлогами в и на, имеющем значение места, (в цепИ, на цепИ) и накоренное ударение во всех остальных падежных формах ед. ч. (с цЕпи). В разговорной речи вслед-ствие выравнивания парадигмы везде использует-ся наконечное ударение (в цепИ, на цепИ, с цепИ). Фразеологическая норма, как обычно, консервиру-ет традицию, признавая правильным акцентологи-ческий вариант как с цЕпи сорвался ‘1) опрометью прибежал; 2) перен. о действиях очень рассержен-ного человека или об опрометчивых, непродуман-ных действиях (неодобр.)’. В речи наших инфор-мантов доминирует наконечное ударение (91 употребление из 100). Данный акцентологический вариант использован и в фильме Эльдара Рязанова «Служебный роман» («Меня вчера муха укуси-ла». – «Да, я это заметила». – «Или я с цепИ со-рвался». – «Это уже ближе к истине». – «Значит, я с цепИ»), а также представлен у В.М. Мокиенко [8, с. 168].

Г. Весьма любопытен следующий фактор: влияние системы и норм современного русского языка настолько значительно, что устраняет уста-ревшую акцентологическую форму или создаёт вариантность в группе фразеологических оборотов с определённым компонентом. Так, Л.Д. Игнатьева отмечает, что односложное существительное грош,

имевшее в древнерусском языке в форме Р.п. ед. ч. накоренное ударение (грОша), уже в XVIII веке стало употребляться и с наконечным ударением (грошА), то есть у слова появился акцентологиче-ский вариант, который вошёл в состав фразеоло-гизмов ни грошА ‘совершенно нет денег’, грошА медного не стоит ‘ничего не стоит, никуда не го-дится’, перебиваться с грошА на копейку ‘терпеть нужду’. И только в обороте не было ни грОша, да вдруг алтын ‘о неожиданной перемене к лучшему’ сохранилось традиционное накоренное ударение. Судя по результатам опроса, узус не соответствует кодифицированной норме: в речи респондентов доминирует вариант не было ни грошА, да вдруг алтын (99 употреблений из 100). Нам представля-ется, что это акцентологические колебание вызва-но воздействием не только свободной формы гро-шА, но и группы вышеприведённых фразеологиче-ских единиц с данным компонентом. Таким обра-зом, здесь имеет место двойная аналогия.

Давление системы усиливается при забвении исходной мотивировки фразеологической единицы и искажении образа, лежащего в её основе. В.М. Мокиенко выделяет три способа искажения исходной образности: паронимическую, омоними-ческую и полисемантическую трансформацию ком-понентов. Мы полагаем, что с позиций ортологии они неравноценны. Паронимическая трансформа-ция, сущность которой в «притяжении» малоизве-стного слова к более известному и в «переключе-нии» семантики на основе формальной трансфор-мации, неизбежно приводит к отступлению от фра-зеологической нормы (ср. *довести до белого коле-на вместо довести до белого каления ‘до крайнего раздражения’, *ни сучка ни зазоринки при норма-тивном ни сучка ни задоринки ‘без помех и непри-ятностей, очень гладко, хорошо’). Впрочем, иногда со временем паронимическая трансформация за-крепляется в языке, и модифицированный вариант по прошествии определённого времени становится нормативным (с копыт долой ‘умер’ ← с копыльев долой, сажать в калошу ‘ставить в неловкое, смешное положение’ ← сажать в калужу). Это, по мнению В.М. Мокиенко, вполне допустимо, если новый образ удачно обновляет экспрессивность выражения.

Что касается омонимических трансформа-ций – процесса искажения исходного образа на базе омонимии, то здесь возникает парадоксальная ситуация: ремотивация не влечёт за собой колеба-ний нормы, поскольку при модернизации мотиви-ровки и традиционное значение фразеологизма, и его первоначальная форма сохраняются. Напри-мер, корректно воспроизведённый оборот нагово-рить сорок бочек арестантов может употреблять-ся в закреплённом нормой значении ‘нарассказать небылиц’ даже в том случае, если говорящий счи-тает, что речь в данном выражении идёт о заклю-чённых, а не о мелкой сушёной рыбе, с которой непосредственно связана логика исходного образа



772013, том 10, № 1

– «нарассказать небылиц о якобы огромном уло-ве». Тот же результат даёт и полисемантическая трансформация, когда современное значение фра-зеологического компонента вытесняет исходное, вследствие чего возникают новые ассоциации, по-рождающие новый, «более или менее правдопо-добный фразеологический миф» [8, с. 180]. Данное положение В.М. Мокиенко подтверждает реконст-рукцией первоначального образа фразеологизма вешать собак на кого-либо ‘неосновательно воз-водить обвинения’: компонент собака в рассмат-риваемой фразеологической единице, вероятно, изначально имел значение ‘репейник, который вешался на одежду врага с целью заговора’. При-ведённая трактовка, разумеется, весьма отличается от образа, возникающего у носителей современно-го русского языка, но на фразеологической норме это совершенно не отражается.

Рассматривая вопрос об изменении мотиви-ровки фразеологической единицы в ортологиче-ском аспекте, нельзя обойти вниманием процесс импликации оборотов, следствием которого явля-ется энантиосемия – проявление у одной языковой единицы «противоположного значения (иногда вытесняющего первоначальное, иногда сосущест-вующего с ним)» [18, с. 208]. По мнению М.М. Вознесенской [3], фразеологические едини-цы приспособлены к развитию энантиосемии в силу специфической природы своей знаковой функции: являясь результатом вторичной номина-ции, основанной на различных переосмыслениях внутренней формы, они характеризуются такими особенностями значения, как ситуативность, диф-фузность, экспрессивная окрашенность. В статье анализируются различные типы энантиосемии, наиболее характерные для русской фразеологии. В связи с ортологической направленностью нашего исследования мы обратимся к пословицам, вторая часть которых указывает на неожиданное следст-вие, пояснение, как бы аннулируя то, что сказано в первой части: Кто старое помянет, тому глаз вон, [а кто забудет, тому два]; Против лома нет приёма, [окромя другого лома]; Ума палата, [да разума моловато]; Рыбак рыбака видит издалека, [поэтому стороной и обходит]; Бедность не по-рок, [а вдвое хуже] и др. Обычно подобные обра-зования употребляются в имплицированной фор-ме. Их полная версия известна носителям языка далеко не всегда. М.М. Вознесенская указывает, что при утрате парадоксальной мотивации за ос-тавшейся частью закрепляется значение, основан-ное на стандартных причинно-следственных свя-зях. Для ортологии значимо, что оно диаметрально противоположно тому, которое соответствовало первоначальной фразеологической норме.

С вариантностью фразеологизмов непосред-ственно связана проблема границ нормы в сфере фразеологии. Б.С. Шварцкопф [14] в этой связи выделяет ряд возможностей:

1) фразеологическая единица не обладает ва-

риантностью – тогда вопрос о её нормативности решается в зависимости от того, к какой форме гетерогенного национального языка она принад-лежит: а) если фразеологизм входит в состав лите-ратурного языка, то он нормативен; б) если суще-ствует в рамках диалектов, жаргонов, просторечия, то находится за пределами нормы. Исходя из ло-гики исследователя, фразеологизм почить в бозе следует признать нормативным, а дать дуба – нет, но и в том и в другом случае граница фразеологи-ческой нормы является внешней, она проходит между разными фразеологическими единицами – свойственными и несвойственными литературно-му употреблению. Данное положение мы не мо-жем принять безоговорочно, потому что литера-турное употребление характеризуется многофунк-циональностью, и языковые средства, неуместные в научных или деловых текстах, могут быть впол-не приемлемыми, например, в публицистических высказываниях. По нашему мнению, вопрос о до-пустимости использования фразеологических диа-лектизмов, жаргонизмов, просторечий решается не столько фразеологической, сколько стилистиче-ской и коммуникативной нормами;

2) фразеологическая единица обладает вари-антностью – в этом случае отношения между гра-ницами фразеологизма и границами его нормы могут складываться двояко: а) совпадать (глядеть в оба / смотреть в оба); б) расходиться (падать духом / опадать духом). Значимо, что при расхож-дении фразеологическая единица всегда шире нормы, ортологическая граница проходит внутри фразеологизма, между его нормативным и ненор-мативным вариантами, причём не всегда является очевидной. В этой связи возникает вопрос о прин-ципах ортологической квалификации фразеологи-ческих образований.

Б.С. Шварцкопф выделяет следующие крите-рии фразеологической нормативности: а) общераспространённость; б) заданность струк-турными и семантическими свойствами фразеоло-гической единицы; в) узаконенность варианта ли-тературным употреблением. Исследователь указы-вает: «При кодификации ФЕ как литературной (например, в словарях) предполагается наличие всех трёх признаков (можно сказать, что они вы-ступают как последовательные этапы испытания варианта ФЕ на литературную нормированность» [14, с. 172]. Разделяя в целом данную точку зре-ния, мы хотели бы обратить внимание на следую-щий момент: на практике кодификатор не всегда имеет возможность учесть все три критерия, по-скольку в некоторых случаях они вступают в про-тиворечие друг с другом. Так, узуальность может расходиться с литературным употреблением, если последнее ретроспективно, ориентировано на дис-танцированную от носителей языка культурную традицию (см. гУба / губА не дура). С другой сто-роны, с целью усиления экспрессивности обще-употребительные варианты фразеологизмов под-




вергаются осознанной трансформации в художест-венном творчестве (Л. Филатов «Про Федота-стрельца, удалого молодца»: Коль любовь и вправ-ду зла, Дак полюбишь и посла, А попутно мне по-правишь И торговые дела; А коварного стрельца Сей же час стереть с лица, Чтобы он не отирал-си Возле нашего крыльца!), в журналистском дис-курсе (ср. заголовки публикаций в газете «Аргу-менты и факты: Лес «твердых рук». 2010. № 38; ГОС в помощь. 2010. № 41; Карман шире. 2011. № 15 и др.1), в рекламной коммуникации (С нами даже крупные неприятности превратятся в су-щий пустяк: мы сделаем из слона муху. Альфаст-рахование. Простое решение) и других сферах функционирования языка. Указанное процессы является объективными, они отражаются на струк-туре и семантике фразеологических единиц, обес-печивая динамику фразеологического фонда и фразеологической нормы как в синхронии, так и в диахронии.


1. Алефиренко, Н.Ф. О соотношении формо-образовательных и деривационных связей фразео-логических единиц / Н.Ф. Алеференко // Проблема тождества фразеологических единиц. – Челя-бинск, 1990. – С. 11–20.

2. Бабкин, А.М. Русская фразеология, её раз-витие и источники / А.М. Бабкин. – Л., 1970.

3. Вознесенская, М.М. Энантиосемия в рус-ской фразеологии / М.М. Вознесенская. – http://www.dialog-21.ru/digests/dialog2011/materials/ pdf/66.pdf

4. Гашева, Л.П. Языковые условия сохранения / нарушения семантического тождества процес-суальных фразеологизмов / Л.П. Гашева // Пробле-ма тождества фразеологических единиц. – Челя-бинск, 1990. – С. 64–73.

5. Жуков, В.П. Семантика фразеологических оборотов / В.П. Жуков. – М.: Просвещение, 1978.

6. Иванова, Е.Е. Вариантность и синонимия процессуальных фразеологизмов с компонентами идти – ходить и их производными в их отношении

1 Примеры взяты из курсовой работы студентки

факультета журналистики Южно-Уральского государст-венного университета К. Клепининой.

к проблеме тождества / Е.Е. Иванова // Проблема тождества фразеологических единиц. – Челя-бинск, 1990. – С. 113–119.

7. Игнатьева, Л.Д. Фразеологизмы в звучащей речи / Л.Д. Игнатьева. – Челябинск, ЧГАКИ, 2001. – 207 с.

8. Мокиенко, В.М. Славянская фразеология: учеб. пособие для вузов по спец. «Рус. яз. и лит.» / В.М. Мокиенко. – 2-изд., испр. и доп. – М.: Высш. шк., 1989.

9. Телия, В.Н. Фразеологизм / В.Н. Телия // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990. – С. 559–560.

10. Телия, В.Н. Фразеология / В.Н. Телия // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990. – С. 560–561.

11. Фёдоров, А.И. Развитие русской фразео-логии в конце XVIII – начале XIX в. / А.И. Фёдоров. – Новосибирск, 1973.

12. Чепасова, А.М. Семантико-граммати-ческие классы русских фразеологизмов: учеб. по-собие / А.М. Чепасова. – Челябинск: Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2006. – 144 с.

13. Шанский, Н.М. Фразеология современного русского языка / Н.М. Шанский. – М., 1985.

14. Шварцкопф, Б.С. Единицы фразеологиче-ского состава языка и норма / Б.С. Шварцкопф // Актуальные проблемы культуры речи. – М.: Нау-ка, 1970. – С. 153–178.

15. Шварцкопф, Б.С. Морфологическая норма фразеологической единицы и вариантность / Б.С. Шварцкопф // Литературная норма в лексике и фразеологии. – М.: Наука, 1983. – С. 158–173.

16. Шварцкопф, Б.С. Фразеологические еди-ницы в отношении к языковой норме / Б.С. Шварцкопф // Проблемы фразеологии и зада-чи ее изучения в высшей и средней школе. – Воло-гда: Северо-Западное кн. изд-во, 1967. – С. 50–57.

17. Шведова, Н.Ю. Активные процессы в со-временном русском синтаксисе / Н.Ю. Шведова. – М., 1966.

18. Шмелёв, Д.Н. Современный русский язык. Лексика / Д.Н. Шмелёв. – М.: Просвещение, 1977.



792013, том 10, № 1

1Рассматривая учебно-дидактический дискурс как один из видов педагогического дискурса, мы опираемся на теорию М. Фуко, где природа чело-веческой деятельности трактуется как совокуп-ность дискурсивных практик [1]. Учебно-дидактический дискурс репрезентируется, на наш взгляд, особыми «дидактическими текстами» (ме-тодическая записка, в том числе), принадлежащи-ми к «аппарату ориентировки» учебного издания, которые «обеспечивают целенаправленную ориен-тацию читателя в содержании и структуре учебной книги» [2, с. 39].В связи с этим существует воз-можность создания комплексной модели дискур-

Герасимова Светлана Анатольевна, кан-

дидат филологических наук, начальник отдела докторантуры и диссертационных советов управ-ления аспирантуры и докторантуры ГБОУ ВПО МГПУ (г. Москва). Е-mail: [email protected]

сивного анализа методической записки к учебным издания по иностранному языку.

2Для лучшего понимания коммуникативного процесса ученые пользуются методом моделиро-вания – воспроизведением характеристик одного объекта с помощью другого. В науке этот метод переживает период популярности и востребован-ности в связи с универсальностью инструменталь-ных возможностей моделирования. Каждая из мо-делей, построенная в рамках современной антро-поцентрической парадигмы, может представлять закономерности процесса коммуникации и его структуру, выявляемые в процессе использования

Svetlana A. Gerasimova, Head of Department

of Councils for Doctoral Theses The Moscow City Teachers’ Training University. Е-mail: [email protected]

ПРИКЛАДНАЯ ЛИНГВИСТИКА И ЛЕКСИКОГРАФИЯ

УДК 821.161.1-1 + 81’373.4

ТЕКСТ МЕТОДИЧЕСКОЙ ЗАПИСКИ – МОДЕЛЬ КОММУНИКАТИВНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В ИНСТИТУЦИОНАЛЬНО-ОРИЕНТИРОВАННОМ ОБЩЕНИИ С.А. Герасимова

THE TEXT OF THE METHODICAL NOTE – MODEL OF COMMUNICATIVE INTERACTION IN INSTITUTIONALLY-FOCUSED COMMUNICATION S.A. Gerasimova

Рассматривается вопрос об учебно-дидактическом дискурсе как одном из видов педагогического дискурса. Учебно-дидактический дискурс репрезентируется осо-быми «дидактическими текстами» (методическая записка, в том числе). Для луч-шего понимания коммуникативного процесса используется метод моделирования –воспроизведение характеристик одного объекта с помощью другого. Каждая из мо-делей, построенная в рамках современной антропоцентрической парадигмы пред-ставляет закономерности процесса коммуникации и его структуру, выявляемые в процессе использования языка.

Ключевые слова: учебно-дидактический дискурс, дидактический текст, мето-дическая записка, модель.

The article deals with the problem of educational/methodical discourse as a kind of

pedagogical discourse. Educational didactic discourse is represented by special «didactic texts» (including methodical note). To better understand the process of communication the modeling method is used. It consists in reproducing characteristics of one object by means of those of the other one. Each model constructed within a modern anthropocen-tric paradigm represents mechanisms and structure of communication process revealed in the language intercourse.

Keywords: educational / methodical discourse, didactic text, methodical note, model.


Прикладная лингвистика и лексикография


языка. Особый интерес ученых в сфере коммуни-кативной практики проявляется в стремлении по-строить и описать универсальные модели комму-никативного взаимодействия с использованием различных инструментальных технологий.

Анализ теоретической литературы по пробле-ме моделирования в коммуникации показывает, что доминирующими являются структурные моде-ли коммуникации, большинство из которых было создано в ХХ веке и остаются востребованными по настоящее время. Так, Р.О. Якобсоном была пред-ложена функциональная модель речевой коммуни-кации, которую плодотворно заимствовали и углу-били для описания коммуникативных процессов современная социолингвистика, прагмалингвисти-ка, теория коммуникации, социология коммуника-ции и другие науки [3, с. 193–230]. В модель включены адресант (=отправитель), направляю-щий адресату (=получатель) сообщение, которое представлено с помощью кода.

В последние годы в современной лингвистике предпринимаются активные попытки конструиро-вания моделей различных дискурсивных практик. Так, моделированию подвергаются различные ас-пекты языка и речевой деятельности. В частности, интересной представляется разработанная Т.А. Ширяевой когнитивная модель делового дис-курса, отражающая модель речевого поведения, необходимым компонентом которого является текст как область взаимодействия в речевом об-щении и когнитивная модель участников комму-никации (адресанта и адресата) [4, с. 217–220].

Интересными представляются концепции мо-делирования коммуникативного процесса в педа-гогической коммуникации. Так, М.Ю. Олешков [5] в своем исследовании предложил модель дидакти-ческой коммуникации как концептуального сред-ства, направленного на объяснение коммуника-тивного процесса, формы которого зависят от чис-ла участников, целей общения, используемого ка-нала, стратегий и др. Разработанная многокомпо-нентная обощенная модель прямоакционального дидактического дискурса включает 21 параметр, где интенция адресанта воплощается в модели-руемом типе коммуникативного взаимодействия на уровне реализуемой структуры конкретного дискурса [5, с. 142–146].

Такая дробная модель, применимая к образо-вательной среде урока, включает существенные характеристики дидактического дискурса, но дела-ет этот конструкт трудным, на наш взгляд, для верификации при дистантной коммуникации, ко-торая получает все большее распространение в современной образовательной практике. Однако с точки зрения реализации предложенной модели в учебно-дидактическом дискурсе важным, с нашей точки зрения, представляется ее лингвопрагмати-ческий аспект, при котором модель выступает «как инструмент, ориентированный в первую очередь

на управление моделируемым процессом» [6, с. 126].

Интерактивную модель обучающей коммуни-кации из трех ступеней предлагает Н.А. Комина [7, с. 21–26]. Данная модель интересна тем, что она разработана применительно к обучающей ин-теракции в сфере иностранных языков. Первая ступень модели отражает собственно дидактиче-скую часть модели обучающего воздействия при решении методических и педагогических задач. Вторая ступень представляет базовую ситуацию учебного общения, где представлены участники педагогической коммуникации и средства обуче-ния, способствующие обратной связи педагога и обучаемого. Однако представляется затруднитель-ным понять, что представляет собой третья сту-пень предлагаемой трехчастной модели, которая определяется автором так: «Третья ступень сама по себе может также представлять уровень взаи-мозависимостей и взаимовлияния компонентов общей модели друг на друга» [7, с. 23]. Вместе с тем отметим, что предлагаемая модель отражает педагогический дискурсивный процесс в его инте-рактивном (деятельностном) взаимодействии меж-ду участниками учебного общения, продуктом которого является учебный дискурс. Деятельност-ное начало в анализируемой модели закономерно, поскольку такой учебный предмет, как иностран-ный язык, имеет в качестве ведущего компонента именно «способы деятельности», а не «основы науки» (как, например, биология, химия, история) [9, с. 58].

Модель учебно-педагогической коммуника-тивной ситуации разработана А.Р. Габидуллиной [9, с. 43–58]. Для нас значимым представляется утверждение лингвиста о том, что каждому типу дискурса соответствует определенная модель коммуникативной ситуации. Предлагается 10 ком-понентов, задающих параметры учебно-педагогической коммуникативной ситуации:

сфера коммуникации; цель, от которой зависят стратегии и так-

тики участников учебно-педагогической деятель-ности;

коммуниканты (адресант и адресат); тема учебного занятия; обстоятельства общения (место и время

коммуникации); код – язык учебной терминосферы; канал и форма коммуникации, представ-

ленные различными текстами – устными или письменными; линейными или нелинейными (ги-пертекст);

событие, определяющее тип, структуру дискурса и выбор речевого жанра;

эффективность [9, с. 47–48]. Прокомментируем значимость ряда парамет-

ров, приведенных в данной модели, в том числе в ракурсе изучаемого нами учебно-дидактического дискурса. Важной представляется цель, которую


Герасимова С.А. Текст методической записки – модель коммуникативного взаимодействия в институционально-ориентированном общении

812013, том 10, № 1

по-разному ставят адресант (педагог) и адресат (обучаемый). Если для педагога важным представ-ляется точное, системное и доступное в соответст-вии с возрастом обучаемого изложение учебного материала, минимизированного в соответствии с учебной программой, то цель адресата состоит в декодировании учебного издания и создании соб-ственного речевого продукта.

Обстоятельства общения (хронотоп) явля-ются значимым параметром в педагогической си-туации. При прямоакциональном общении местом общения может выступать учебная аудитория, класс и т.п., а время общения ограничено длитель-ностью урока, лекции, семинарского занятия и т. д. При непрямой коммуникации опосредованного характера (через СМИ, Интернет, письменный текст) для коммуникативных возможностей об-щающихся отсутствуют жесткие пространственно-временные параметры.

Методическая записка входит в аппарат ори-ентировки учебного издания, информационная структура которого также может строиться по оп-ределенной модели. Уточним, что в книговедении учебная книга рассматривается «как особая науч-ная категория» [2, с. 4].

Представим модель информационной струк-туры, связанной с книгоиздательским производст-вом и распределением книги (рис. 1).

Рис. 1. Модель информационной структуры Как видно из схемы, книжная продукция и пе-

чатная речь становятся товаром, издатели и книго-торговцы формируются как особая социальная группа по отношению к речи. На книжном рынке учебная книга занимает важное место, при этом издательствам важна рентабельность учебной про-дукции. Они заинтересованы предлагать педагоги-ческой общественности, учебным заведениям, а также потенциальным учащимся, их родителям свою продукцию. Издательства, выпускающие учебную литературу в связи с запросами реальной практики, осуществляют так называемый пул-маркетинг, направленный на реального потребите-ля, конечного пользователя издаваемой продукции.

Ученые рассматривают возможность создания компактной коммуникативной модели примени-тельно к учебным изданиям. Учебное издание (учебник, учебное пособие и т. п.) рассматривается как ведущий жанр специализированной дидактики [10, с. 76], поскольку в любой предметной области специалисту и пользователю учебной книги важно опираться на эффективную специализированную книгу для обучения. Участвуя в трансляции куль-

туры, учебное издание вписывается, на наш взгляд, в следующую коммуникативную модель дидактической системы, разработанную нами на основе рассуждений В.В. Учёновой и С.А. Шомо-вой [10, с. 90–91]:

тип культуры дидактическая система дидактический текст

Исходным элементом модели является тип культуры, в рамках которого интересным и важ-ным представляется анализ двух моделей комму-никации в системе культуры, проведенный Ю.М. Лотманом. Ученый выделил два типа куль-туры, отметив, что первый тип культуры, ориен-тирован на чужой готовый опыт, при котором культура есть сумма сообщений, которыми обме-ниваются различные участники общения. В дан-ном случае происходит быстрый прирост знаний за счет постоянного количественного прироста текстов. В такой ситуации можно говорить о так называемом традиционном обучении, где имеет место социальная и интеллектуальная пассивность обучаемого, а процесс коммуникации строится по линейной модели, где отсутствует обратная связь.

Этот тип культуры, к сожалению, долгое вре-мя преобладал в отечественной лингводидактике, что, по справедливому замечанию Ю.М. Лотмана, вело и до сих пор зачастую ведет «к умственному потребительству». При такой ситуации происхо-дит «резкое разделение общества на передающих и принимающих» и, как следствие, ориентация культуры лишь на «получение информации извне» [11]. Такой тип культуры строится на передаче информации в готовом виде, при этом педагог и учебный текст поставлены в «нормативно-авторитарную позицию» [10, с. 91].

Другой тип культуры, согласно Ю.М. Лотма-ну, представляет собой «автокоммуникацию», при которой информация, отправляемая социумом са-мому себе, постоянно возрастает в объеме. Такие динамические процессы в образовательной прак-тике, в том числе и иноязычном образовании, не-сомненно ориентированы, на наш взгляд, на изме-нение способов деятельности, постановку адресата не в позицию простого потребителя информации, но соучастника педагогического процесса.

Вторая составляющая в приведенной выше модели обозначена нами так: дидактическая сис-тема как тип обучения. Согласимся с мнением авторитетных специалистов по дидактике, что при доминировании первого типа культуры дидакти-ческая система строится на «сообщающем обуче-нии», когда информация «передается в готовой, удобной для усвоения форме», зачастую «в ущерб иным типам обучения, в том числе поисково-проблемным» [12, с. 72–73]. Но при доминирова-нии поисково-проблемного типа обучения в рам-ках второго типа культуры ведущая роль отводит-ся опережающей, развивающей дидактической системе [12, с. 72; курсив наш. – С.Г.].




Третий элемент приведенной коммуникатив-ной модели – дидактический текст – значим, по-скольку имеет свою специфику в соответствии с целевыми ориентирами в обучении. Это будет учебное издание, которое, по мнению большинст-ва исследователей проблемы учебной книги, имеет двойственную природу в силу двойственности цели: такое издание выступает как носитель со-держания образования и как средство организа-ции учебного процесса (= инструмент образова-тельной деятельности).

Значимым в рамках обозначенной выше мо-дели является, на наш взгляд, обращение совре-менных дидактов к «стратификационной модели» дидактического текста, представленного «учеб-ником фиксированного формата». Исходя из того, что структура и содержание учебных материалов должны быть ориентированы на развитие ключе-вых компетенций, подчеркивается, что «учебник в новых условиях становится основным инструмен-том управления учебной деятельностью учащих-ся» [13: 53–54]. При этом «аппарат ориентировки» и «аппарат организации усвоения учебной инфор-мации» может совмещаться, по нашему мнению, в таком дидактическом тексте, как методическая записка.

Дидактическая модель учебника фиксирован-ного формата представляет важную часть во вто-ром блоке, ее можно определить как стратифици-рованную, где присутствуют два яруса (рис. 2).

В данной модели мы выделили обязательные элементы модели, где ведущую роль в организа-ции управления учебной деятельностью будет иг-рать блок, в котором представлен компонент Пре-дисловие / Методическая записка, включающий «элементы предметного введения и информацион-но-методического сопровождения, раскрывающего способы работы» с учебным изданием. Кроме то-го, в этом дидактическом тексте могут быть «опи-саны ожидаемые результаты освоения материала учебника в терминах компетентности» [13, с. 55]. Курсивом выделен вариативный блок «аппарата ориентировки», который не всегда представлен в учебных изданиях.

Рассмотрим структуру построения методиче-ской записки как дискурсивного жанра инструкти-рующего характера, представленного в книжной письменной речи, где наблюдается совокупность и определенное наличие инвариантных рубрик:

заголовок; адресация; цели; структура учебного издания;

основная часть, раскрывающая методиче-ские этапы работы над текстом;

валоризация учебного издания; подпись автора методической записки. Уточним, что ригидность модели такого жан-

ра проявляется в том, что внутри текстового цело-го представлены фрагменты с соответствующей формой тематического развертывания. В пред-ставленную модель вписываются все методиче-ские записки. При этом вариативность реализации названных фрагментов связана с конкретными коммуникативно-прагматическими интенциями автора текста, с особенностями той сферы комму-никации, в которой методическая записка функ-ционирует.

Таким образом, дискурс в целом, и учебно-дидактический дискурс в частности, представляет собой социально определенную модель коммуни-кативного взаимодействия, необходимым компо-нентом которого является текст (методической записки, в нашем случае) как область взаимодей-ствия в институционально-ориентированном об-щении. Проанализированные модели показывают эффективность исследования дидактического вер-бального взаимодействия методом моделирования, когда в рамках образовательной коммуникативной среды выявляются постоянные (коммуниканты) и вариативные (цель, стратегии, хронотоп) компо-ненты модели.


1. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гума-нитарных наук / М. Фуко; пер. с фр. В.П. Вагина, Н.С. Автономовой. – СПб.: A-cad, 1994. – 406 с.

2. Афанасьев, А.Д. Становление и развитие системы учебного книгоиздания для высшей шко-лы (вторая половина 1950-х – начало 1990-х гг.)/ А.Д. Афанасьев: автореф. дис. … д-ра ист. наук. – М., 2009. – 47 с.

3. Якобсон, Р.О. Лингвистика и поэтика / Р.О. Якобсон // Структурализм: «за» и «против»: сб. ст.. – М.: Прогресс, 1975. – С. 193–230.

4. Ширяева, Т.А. Когнитивная модель дело-вого дискурса: моногр. / Т.А. Ширяева. – Пяти-горск: ПГЛУ, 2006. – 256 с.

5. Олешков, М.Ю. Моделирование коммуни-кативного процесса (на материале устных ди-дактических текстов): моногр. / М.Ю. Олешков. – Нижний Тагил: Нижнетагильская гос. соц.-пед. академия, 2007. – 336 с.

6. Основы теории коммуникации / под ред. проф. М.А. Василика. – М.: Гардарики, 2003. – 615 с.

Рис. 2. Дидактическая модель учебника

Оглавление → Предисловие / Методическая записка → Основной текст →

Индексный указатель → Источники информации → Приложение II

I


Герасимова С.А. Текст методической записки – модель коммуникативного взаимодействия в институционально-ориентированном общении

832013, том 10, № 1

7. Комина, Н.А. Дискурсивная модель педа-гогической коммуникации: моногр. / Н.А. Комина. – Тверь: Научная книга, 2009. – 128 с.

8. Современная учебная книга: материалы науч.-практ. конф. / науч. ред. Г.А. Бордовский. – СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2006. – 179 с.

9. Габидуллина, А.Р. Учебно-педагогический дискурс: моногр. / А.Р. Габидуллина. – Горловка: Изд-во ГГПИИЯ, 2009. – 292 с.

10. Учёнова, В.В. Полифония текстов в куль-туре / В.В. Учёнова, С.А. Шомова. – М.: Омега-Л; ИМПЭ им. А.С. Грибоедова, 2003. – 392 с.

11. Лотман, Ю.М. О двух моделях коммуни-

кации в системе культуры // Ю.М. Лотман. Ста-тьи по семиотике и топологии культуры – http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Lotm/06.php (дата обращения: 12.03.2012).

12. Педагогический словарь: учеб. пособие / В.И. Загвязинский, А.Ф. Закирова, Т.А. Строкова и др.; под ред. В.И. Загвязинского, А.Ф. Закировой. – М.: Издат. центр «Академия», 2008. – 352 с.

13. Баранова, Е.В. Стратифицированная мо-дель учебника фиксированного формата / Е.В. Бара-нова, И.В. Симонова // Современная учебная книга: материалы науч.-практ. конф. / науч. ред. Г.А. Бор-довский. – СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2006. – С. 52–68.




1Составленный нами словарь «Барселона в жизни и творчестве замечательных людей» явля-ется качественно новым словарем, посвященным описанию значения и роли Барселоны в творчестве знаменитых деятелей литературы и искусства. Цель словаря заключается в том, чтобы показать как Барселона и её культурное наследие повлияли на жизнь и творчество известных писателей, ху-дожников, кумпозиторов, общественных деятелей, которые когда-либо посещали этот город. Акту-альность нашего исследования объясняется необ-ходимостью поддержания и развития межкультур-ного диалога с помощью энциклопедических мультимедийных ассоциативных словарей, кото-рые будут способствовать развитию туризма, ос-нованного на культурных ценностях, а не на по-требительских услугах. Словарь способствует вос-питанию уважения и любви к другой культуре,

Хомутова Тамара Николаевна, доктор фи-

лологических наук, профессор, декан факультета лингвистики, Южно-Уральский государственный университет (г. Челябинск). Е-mail: [email protected]

Кашхчян Арменуи Манвеловна, аспирант кафедры лингвистики и межкультурной коммуни-кации, Южно-Уральский государственный уни-верситет (г. Челябинск). Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор Т.Н. Хо-мутова. Е-mail: [email protected]

обеспечивает взаимодействие и обмен знаниями между представителями различных стран, городов, культур.2

Словарь «Барселона в жизни и творчестве за-мечательных людей» является дальнейшей разра-боткой проекта, осуществляемого под руково-дством профессора Ивановского государственного университета О.М. Карповой при поддержке не-правительственного культурного фонда Ромуальдо дель Бьянко (Флоренция, Италия) [1]. Важным отличием нашего словаря от флорентийского яв-ляется тот факт, что в нем представлены не только личности, которые когда-то посещали Барселону и отразили влияние города в своем творчестве, но также выдающиеся деятели родом из Барселоны, которые оказали значительное влияние на миро-вую культуру. Такая структура словаря позволила всесторонне раскрыть культурное наследие города

Tamara N. Khomutova, Doctor of Philology, Professor, Dean of the Faculty of Linguistics SUSU, (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

Armenui M. Kashkhchyan, Postgraduate Stu-dent, Department of Linguistics and Cross-cultural Communication SUSU (Chelyabinsk). Scientific Ad-visor – Doctor of Philology, Prof. T.N. Khomutova. E-mail: [email protected]

УДК 81’374

ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ МУЛЬТИМЕДИЙНЫЙ СЛОВАРЬ АССОЦИАТИВНОГО ТИПА «BARCELONA IN THE LIFE AND WORK OF FAMOUS PEOPLE»: ПРИНЦИПЫ ПОСТРОЕНИЯ Т.Н. Хомутова, А.М. Кашхчян

ENCYCLOPEDIC MULTIMEDIA ASSOCIATIVE DICTIONARY «BARCELONA IN THE LIFE AND WORK OF FAMOUS PEOPLE»: PRINCIPLES OF COMPILING T.N. Khomutova, A.M. Kashkhchyan

Рассматриваются принципы составления энциклопедического мультимедий-ного словаря ассоциативного типа для гидов и туристов. Анализируется проблема культурного туризма. Описываются мега-, макро- и микроструктуры словаря, на-мечаются перспективы дальнейшего исследования.

Ключевые слова: культурный туризм, лексикография, словарная статья, сло-варь, структура словарей, типология словарей.

The article investigates theoretical and practical principles of compiling an encyclo-

pedic multimedia associative dictionary for guides and tourists. The problem of cultural tourism is analyzed. The dictionary mega-, macro- and microstructures are described. Perspectives of further research are outlined.

Keywords: cultural tourism, lexicography, dictionary, dictionary article, dictionary structure, dictionary typology.


Хомутова Т.Н., Кашхчян А.М. Энциклопедический мультимедийный словарь ассоциативного типа «Barcelona in the life and work of famous people»…

852013, том 10, № 1

Барселона и отобразить его роль в судьбах и твор-честве знаменитых людей.

При определении типа словаря и его состав-лении мы руководствовались следующими пара-метрами, принятыми в отечественной лексикогра-фии: способ описания, язык, объем, адресат, фор-мат, лексикографическая форма, источники, объ-ект и предмет описания, принципы построения мега-, макро- и микроструктуры [2]. По способу описания словарь является энциклопедическим, по языку – одноязычным (англоязычным), по объе-му – малым, по адресной ориентации – специали-зированным словарем для гидов и туристов, по формату – электронным словарем, обладающим мультимедийными характеристиками, среди них просмотр видео- и аудиоматериала. По лексико-графической форме настоящий словарь пред-ставляет собой словарь ассоциативного типа, что позволяет отразить в словаре ассоциации извест-ных деятелей о городе Барселона, ассоциации и впечатления авторов словаря о пребывании в го-роде, а также ассоциации пользователей, которые имеют возможность сравнить свои впечатления, полученные от пребывания в Барселоне, с впечат-лениями известных личностей (см. таблицу).

Место словаря «Барселона в жизни и творчестве

замечательных людей» в общей типологии словарей

Признак Типы словарей Объект/способ описания вход-ных единиц

– лингвистические, – энциклопедические, в т.ч. промежуточные типы: – лингвострановедческие (тол-ково-энциклопедические) – терминологические

Язык описания – одноязычные, – двуязычные, – многоязычные, – билингвальные

Размер/объем словаря

– большие, – средние, – малые

Адресная ори-ентация

– общие, – учебные, – специализированные

Формат пред-ставления мате-риала в словаре

– печатные (бумажные), – электронные (на дисковых носителях и в сети Интернет)

Лексикографи-ческая форма

– толковые словари, – конкордансы, – индексы (частотные слова-ри), – глоссарии, – тезаурусы (идеографические словари), – ассоциативные словари

Источниками словаря стали специальные

энциклопедии по литературе и искусству; писа-тельские толково-энциклопедические словари:

словари цитат, пословиц, языка писателей; путе-водители и книги о Барселоне, информация о ко-торых представлена в каждой статье словаря в разделе Learn More (например, каталонская энцик-лопедия Enciclopèdia Catalana [3]).

Объект исследования – тексты о жизни и творчестве выдающихся личностей, связанных с Барселоной (например, Джордж Оруэлл «Памяти Каталонии» [4]).

Предмет исследования – влияние Барселоны на жизнь и творчество выдающихся личностей.

Структурой словаря называется соотноше-ние частей словаря и принципы его организации; различают мега-, макро- и микроструктуры слова-ря [5]. Для определения этих понятий мы восполь-зовались терминологией словаря лексикографиче-ских терминов Р. Хартманна [6].

Мегаструктура словаря – совокупность со-ставных частей словаря. Мегаструктура словаря «Барселона в жизни и творчестве замечательных людей» включает следующие разделы (рис. 1):

Введение (Introduction), содержащее опи-сание состава словника и структуры словарных статей.

Словник (Famous Barcelonese, Famous Tourists), регистрирующий имена собственные (главным образом, антропонимы);

Ассоциации автора словаря (Author’s As-sociations) (личные впечатления автора словаря о Барселоне и персоналиях);

Комментарии читателей (Reader’s Com-ments).

Макроструктура – это общий структуриро-ванный список слов (словник), который позволяет составителю и пользователю определить место ин-формации в справочнике [6]. Макроструктура сло-варя «Барселона в жизни и творчестве замечатель-ных людей» состоит из двух разделов (см. рис. 1). Первый раздел включает имена великих общест-венных и культурных деятелей – выходцев из го-рода Барселона, оказавших влияние на мировую историю и культуру – каталонского архитектора Антонио Гауди, художников-сюрреалистов Саль-вадора Дали и Жоана Миро, бывшего президента Международного Олимпийского комитета Хуана Антонио Самаранча, оперной певицы Монсеррат Кабалье. Второй раздел включает великих деяте-лей различных национальностей, отразивших в своем творчестве Барселону и ее достопримеча-тельности; здесь представлены статьи о писателях Джордже Оруэлле и Гансе Христиане Андерсене, певце Фредди Меркьюри, мультипликаторе Уолте Диснее и русском художнике Александре Бруси-лове.

Микроструктура – это внутренняя организа-ция входной единицы словаря (словарной статьи). Микроструктура словаря «Барселона в жизни и творчестве замечательных людей» включает сле-дующие информационные категории: графиче-скую иллюстрацию (фотографию, картину, порт-




рет и т. д.); хронологическую помету (дату рожде-ния деятеля и/или дату написания произведения); энциклопедическую дефиницию (развернутое опи-сание разделов словарной статьи); вербальные и невербальные иллюстративные примеры (цитаты, высказывания, картины, фильмы и т. п.).

Словарная статья о персоналии состоит из трех разделов. Рассмотрим микроструктуру сло-варной статьи на примере статьи о Уолте Диснее. Первый раздел Biography and Creative works (Био-графия и творчество) (рис. 2) включает графиче-скую иллюстрацию (портрет), хронологическую помету (дату жизни), биографическую справку и основные вехи творчества. Даты жизни писателя вынесены в заголовок. Входная единица выделена более крупным шрифтом, полужирным, в то время как лексикографическая обработка статьи пред-ставлена меньшим по размеру шрифтом. Названия работ выделены курсивом. В названиях разделов используется полужирное начертание, что зри-тельно разделяет тематические блоки друг от дру-га и позволяет осуществлять быстрый информаци-онный поиск.

Второй раздел словарной статьи Barcelonese Influence (Влияние Барселоны) представляет собой толково-энциклопедическую дефиницию, отра-жающую барселонский период в творчестве муль-типликатора (рис. 3). Во втором разделе присутст-вуют графические иллюстрации (совместная фото-графия Уолта Диснея и Сальвадора Дали, а также памятник Уолту Диснею в Барселоне от благодар-ных жителей). В этом разделе присутствует совме-стный мультипликационный фильм Уолта Диснея и Сальвадора Дали.

Третий раздел Learn More (Дополнительная информация) содержит список источников для дальнейшего прочтения (рис. 4). Он включает

ссылки на книги и сайты, где дается развернутая информация о жизни и творчестве Уолта Диснея.

Одной из основных характеристик словаря является гипертекст. Каждая статья представляет собой развертываемый гипертекст, содержащий ссылки на словари, энциклопедии и другие ресур-сы, где размещена подробная и полезная инфор-мация об определенных местах, деятелях искусст-ва и их работах. Также в статьях имеются перекре-стные гиперссылки на другие статьи словаря. Так, например, в статье о Сальвадоре Дали упоминают-ся такие персоналии как Антонио Гауди, Джордж Оруэлл, Жоан Миро, Уолт Дисней, статьи о кото-рых также имеются в словаре. Таким образом, на-ходясь на странице статьи о Сальвадоре Дали при помощи гиперссылок можно открыть словарные статьи о других персоналиях.

Если мы сравним наш проект с уже сущест-вующими энциклопедическими мультимедийными словарями (например, Британника, БЭКМ, Брокга-уз и др.), то можно сделать следующие выводы.

Наш словарь значительно меньше по объему, обладает признаками ассоциативного словаря и имеет четкую прагматическую направленность (словарь для гидов и туристов).

В отличие же от туристических справочников, наш словарь предоставляет информацию не просто о достопримечательностях города Барселоны, а о том, как их видели и понимали знаменитые лично-сти, а также сами авторы проекта, и о том, какую роль сыграла Барселона в творчестве выдающихся деятелей культуры. Наш словарь позволяет поль-зователям посмотреть на город изнутри, узнать впечатления персоналий и ознакомиться с личным опытом авторов проекта, а также сравнить свои впечатления от города с впечатлениями известных людей.

Рис. 1. Мегаструктура и макроструктура словаря «Барселона в жизни и творчестве замечательных людей»


Хомутова Т.Н., Кашхчян А.М. Энциклопедический мультимедийный словарь ассоциативного типа «Barcelona in the life and work of famous people»…

872013, том 10, № 1

Рис. 2. Раздел Biography and Creative Works из статьи о Уолте Диснее

Рис. 3. Раздел Barcelonese Influence из статьи о Уолте Диснее

Рис. 4. Раздел Learn More из статьи о Уолте Диснее




В результате исследования нами была достиг-нута конечная цель работы: создан словарь «Бар-селона в жизни и творчестве замечательных лю-дей». Данный словарь является качественно новым типом словаря: по своим характеристикам это эн-циклопедический мультимедийный словарь ассо-циативного типа для гидов и туристов. Словарь, на наш взгляд, будет способствовать размышлению о долгой истории контактов, которые связывают различные общества и культуры. Словарь послу-жит полезным руководством к необычной и неиз-веданной стороне города Барселона, а также вне-сёт вклад в распространение принципа межкуль-турного диалога.

В перспективе нам видится возможным соз-дание словаря «Южный Урал в жизни и творчест-ве замечательных людей», который, на наш взгляд, может способствовать формированию положи-тельного образа Южного Урала в стране и мире, а также развитию туризма в регионе.

Литература 1. Флоренция в творчестве европейских пи-

сателей и художников: энциклопедический словарь для гидов и туристов: проект словаря Florence in the Works of European Writers and Artists: Encyclo-pedic Dictionary for Guides and Tourists: Project of a Dictionary / сост. проф., д-р филол. наук О.М. Кар-пова. – Иваново: Иван. гос. ун-т, 2009. – 32 с.

2. Карпова, О.М. Английская лексикография: учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений / О.М. Карпова. – М.: Издательский центр «Академия», 2010. – 176 с.

3. Enciclopèdia Catalana. – http://www. encic-lopedia.cat/

4. Orwell, G. Homage to Catalonia / G. Orwell. – NY: Mariner Books, 1980. – 256 c.

5. Берков, В.П. Двуязычная лексикография / В.П.Берков. – М.: Астрель, 2004. – 237 с.

6. Hartmann, R.R.K. Dictionary of Lexicogra-phy / R.R.K. Hartmann, J. Games. – London; N.Y., 1998. – 176 c.



892013, том 10, № 1

1Введение Реферирование научно-технической литера-

туры представляет собой важный вид профессио-нальной коммуникации, целью которого является оперативный обмен информацией между специа-листами как в рамках одной страны, так и в меж-дународном масштабе [1].

Постоянно увеличивающаяся потребность в издании научно-технической литературы, подле-жащей реферированию на различных языках, и возрастание стоимости ручного оформления доку-ментов и их перевода превращают автоматизацию реферирования в социальную и экономическую необходимость. Исследования по автоматизации реферирования как отечественными [2, 3], так и зарубежными лингвистами [4, 5] ведутся в рамках различных направлений и, несмотря на полувеко-вую историю [6], далеки от завершения.

В настоящей работе предлагается новая мето-дика разработки автоматизированной системы реферирования, а также ее конкретная реализация

Шереметьева Светлана Олеговна, д-р фи-

лологических наук, доцент, профессор кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации, Южно-Уральский государственный университет (Челябинск). Е-mail: [email protected]

на примере системы для генерации рефератов на-учных статей 2по математическому моделирова-нию на русском языке с выдачей английских экви-валентов использованной лексики1.

Обоснование методики Естественный язык настолько необъятен и не-

однозначен, что создание высококачественных компьютерных систем его обработки требует от разработчиков бесконечно много времени и усилий.

В настоящее время достижение наиболее кор-ректных результатов при автоматической обработ-ке текстов возможно только в жестких рамках подъязыка в силу ограниченности его словаря и грамматики. Результаты анализа характеристик подъязыка позволяют выработать требования к конечному продукту работы системы, помогают выявить оптимальные для каждого подъязыка спо-собы представления знаний, а также позволяют упростить или обойти многие проблемы автомати-ческой обработки текстов, не разрешимые для все-

Svetlana O. Sheremetyeva, PhD (Habilitation), professor of the Linguistics and Intercultural Commu-nication department, South Ural State University (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

¹ Все, сказанное в статье о реферировании, в равной степени относится к аннотированию.

УДК 81'322

ИНТЕРАКТИВНОЕ РЕФЕРИРОВАНИЕ, ОРИЕНТИРОВАННОЕ НА МАШИННЫЙ ПЕРЕВОД С.О. Шереметьева

ON INTERACTIVE SUMMARIZATION ORIENTED TO MACHINE TRANSLATION S.O. Sheremetyeva

В статье описана методика разработки автоматизированной системы создания рефератов¹ в форме, соответствующей требованиям ГОСТа и облегчающей его по-следующий перевод на иностранный язык. Методика сочетает эмпирические и ра-циональные приемы обработки естественного языка и иллюстрируется на примере интерактивной системы для генерации рефератов научных статей по математиче-скому моделированию. Реферат/аннотация генерируются на русском языке и со-провождаются выдачей английских эквивалентов использованной лексики.

Ключевые слова: автоматизированное реферирование, многоязычный лексикон, автоматический перевод.

The article describes a method of developing an automated system for creating

summaries that meet state standard specification requirements and facilitate their subse-quent translation into a foreign language. The approach is a combination of empirical and rational NLP techniques. It is illustrated by an interactive system for generating summaries of research papers on mathematical modeling. The output of the system is summaries in Russian and a list of Russian-English equivalents of the lexical units used in the summary.

Keywords: automated summarization, multilingual lexicon, machine translation.




го языка в целом. В основе нашей методики лежит ориентация на подъязык.

С целью экономии усилий и времени разра-ботчиков предлагаемая методика предусматривает повторное использование отдельных компонентов программ, ранее разработанных для других языков и приложений, с их последующей адаптацией к выполнению новых задач и включением в разраба-тываемую систему на определенных этапах обра-ботки языкового материала.

Многие исследования по компьютерному ре-ферированию концентрируются на разработке полностью автоматических систем. Однако в этом процессе достаточно часто невозможно обойтись без участия специалиста, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, в систему нужно ввести семантические знания (содержание реферата), на основе которых должен синтезироваться текст реферата, во-вторых, именно специалисты обла-дают знаниями относительно того, какое содержа-ние должно быть отражено в реферате. Введение этих знаний в систему – не тривиальная задача. Поэтому одной их основных характеристик нашей методики является интерактивное взаимодействие пользователя с компьютером.

При разработке лингвистического обеспече-ния, которое включает в себя лексикографический и алгоритмический компоненты, мы следовали лексикалистскому подходу, при котором основная часть лингвистических знаний включается в лек-сикон, что повышает надежность системы.

Описанный подход был успешно апробирован при разработке интерактивной системы для гене-рации рефератов и аннотаций научных статей по математическому моделированию, описание кото-рой приводится в следующем разделе.

Описание и реализация методики на примере системы РЕФЕРАТ В этом разделе на примере системы РЕФЕ-

РАТ приводится компьютерная реализация опи-санного выше подхода реферирования научно-технической информации. Система РЕФЕРАТ, архитектура которой дана на рис.1, предназначена для предметной области математического модели-рования.

Подъязык рефератов по математическому мо-делированию отражает требования ГОСТа [7] к структуре реферата как такового и специфику предметной области математического моделиро-вания.

По требованиям ГОСТа в тексте реферата сле-дует четко и ясно излагать основные положения статьи, избегая сложных языковых структур и со-блюдая единство терминологии. Это требование объясняется тем, что неправильное или сложное языковое оформление реферата даже при корректно отобранном содержании может привести к непра-вильному пониманию реферата и ошибкам при его переводе на иностранный язык. Длинные придаточ-

ные предложения, вставленные в основное предло-жение, причастные и деепричастные обороты и т. д. усиливают присущую естественному языку неодно-значность, добавляя к лексической омонимии омо-нимию синтаксическую. Поэтому система оформ-ляет реферат статьи в форме предложений с про-стой синтаксической структурой и терминологией, использованной в исходной статье.

Специфика предметной области математиче-ского моделирования отражена в содержании лин-гвистической базы знаний системы, которая по-строена на основе анализа русского корпуса статей по математическому моделированию, опублико-ванных в «Вестнике ЮУрГУ» в 2008–2012 гг. и англоязычных статей сходной тематики, найден-ных в Интернете. Основная часть лингвистических знаний представлена в лексиконе системы.

Лексикографический компонент системы РЕ-ФЕРАТ содержит русско-английский лексикон с информацией, необходимой для а) формальной фиксации знаний, б) алгоритмов анализа и синтеза текстов рефератов на русском языке, в) алгорит-мов перевода одно- и многокомпонентной лексики (рис. 1).

Алгоритмический компонент содержит: а) ал-горитмы обращения к лексикону, б) алгоритмы анализа научно-технической документации, пре-дусматривающие перевод текстовой информации на формальный язык смыслов, в) алгоритмы син-теза текстов рефератов на русском языке и г) алго-ритмы перевода одно- и многокомпонентной лек-сики на английский язык.

Для взаимодействия с пользователем разрабо-тан интерактивный модуль извлечения знаний.

Система РЕФЕРАТ повторно использует в ка-честве отдельных блоков некоторые модули про-граммного обеспечения, ранее разработанного для английского языка [8, 9]. Эти модули были адап-тированы для обработки русского языка в соответ-ствии с задачами описываемого приложения.

В целом в систему РЕФЕРАТ входят следую-щие компоненты:

предметно-ориентированная база знаний, которая включает лексикографический и алгорит-мический компоненты

предметно-ориентированный анализатор русских текстов, состоящий

o из автоматических модулей, выделяю-щих в тексте статьи именную (ИГ) и глагольную (ГГ)1 [10] терминологию. На выходе этого модуля выдается текст статьи в интерактивном формате, размеченный на именную терминологию и пре-дикаты;

o интерактивного модуля синтаксического анализа генерируемого реферата, который пред-ставляет отобранное автором содержание реферата в виде формальных структур представления зна-ний;

1 ИГ – именная группа; ГГ – глагольная группа.


Шереметьева С.О. Интерактивное реферирование, ориентированное на машинный перевод

912013, том 10, № 1

Рис. 1. Архитектура системы РЕФЕРАТс

Рис. 2. Общий вид основного окна пользовательского интерфейса




o автоматического модуля морфологиче-ского анализа;

o автоматический генератор предложений реферата на русском языке.

Генерация текста реферата осуществляется на основе концептуальной схемы предложений рефе-рата из базы знаний системы и на основе интерак-тивно извлеченной из пользователя информации.

Работа с программным инструментом РЕФЕ-РАТ осуществляется следующим образом. На вход системы подается текст статьи. РЕФЕРАТ автома-тически анализирует полученный текст и пред-ставляет его в размеченном виде, акцентируя вни-мание автора на использованных терминах (имен-ных группах и глаголах). При этом система авто-матически генерирует первое предложение рефе-рата и выдает интерактивный список использован-ных в статье глаголов, приведенных к форме, по-зволяющей использовать эти глаголы в качестве сказуемых остальных предложений реферата. По-сле выбора автором определенного глагола выда-ется соответствующий шаблон будущего предло-жения реферата. Релевантные слоты шаблона за-полняются автором путем автоматического пере-носа фраз из проанализированного системой тек-ста в слоты шаблона. На основе заполненного шаблона генерируется грамматически правильное предложение и список русско-английских эквива-лентов использованной одно- и многокомпонент-ной лексики. При этом английские эквиваленты русских сказуемых предложений выдаются в фор-ме, соответствующей текстовой форме (времени, числе и роде) русских сказуемых, а остальные сло-ва и фразы (длиной до шести слов) выдаются в основной форме единственного числа именитель-ного падежа (см. рис. 2).

Заключение В статье описывается методика разработки

компьютерных систем реферирования и аннотиро-вания, основанная на ориентации их на конкрет-ные области науки и техники, а также на заранее стандартизированный текст. Показана возмож-

ность повторного использования программных ресурсов для новых языков и приложений и, таким образом, снижения всех видов затрат при экстра-поляции системы на новые научно-технические области.

Представлена система РЕФЕРАТ, разработан-ная по предложенной методике для предметной области математического моделирования в НОЦ ЛиНТ ЮУрГУ.


1. Каптерев, А.И. Информатизация социо-культурного пространства / А.И. Каптерев. – М.: ФАИР-ПРЕСС, 2004. – 512 с.

2. Tревгода, С.А. Методы и алгоритмы ав-томатического реферирования текста на основе анализа функциональных отношений: автореф. дис. ... канд. техн. наук / С.А. Тревгода. – СПб., 2009. – 18 с.

3. Яцко, В.А. Симметричное реферирова-ние: теоретические основы и методика / В.А. Яц-ко // НТИ. Сер. 2. – 2002. – № 5. – С. 18–28.

4. Loret, E. A Gradual Combination of Features for Building Automatic Summarisation Systems Text / E. Lloret, M. Palomar // Speech and Dialogue. – Hei-delberg, 2009. – P. 16–23.

5. Luhn, H.P. The Automatic Creation of Litera-ture Abstracts / H.P. Luhn // IBM Journal of Research and Development. – 1958. – V. 2, № 2. – P. 159–165.

6. Saggion, H. A classification algorithm for predicting the structure of summaries / H. Saggion // Proceedings of the 2009 Workshop on Language Generation and Summarisation, ACL-IJCNLPЬ 2009. – Suntec, 2009. – P. 31–38.

7. ГОСТ 7.9–95. Система стандартов по ин-формации, библиотечному и издательскому делу. Реферат и аннотация. Общие требования. – Введ. 1997–07–01. – М.: Изд- во стандартов, 1995. – 8 с.

8. Sheremetyeva, S. On Extracting Multiword NP Terminology for MT / S. Sheremetyeva // Proceed-ings of the Thirteen Conference of European Associa-tion of Machine Translation (EAMT-2009). – Barce-lona, Spain. May 14–15, 2009.



932013, том 10, № 1

1Материал нашего исследования – тексты скорописных южноуральских деловых документов второй половины ХVIII века, хранящиеся в Госу-дарственном архиве Челябинской области, а также ряд хронологически параллельных текстов цен-тральных канцелярий, изданных в «Полном собра-нии законов Российской империи».

На наш взгляд, наиболее продуктивна при подходе к описанию истории предлогов модель, предлагаемая Г.А. Золотовой для описания их со-временного состояния. Наш материал позволяет более пристально рассмотреть особенности функ-ционирования предлогов во второй половине ХVIII века в рамках современной теории комму-никативного синтаксиса с учетом употребления языковых единиц в составе синтаксем.

Г.А. Золотова выделяет синтаксемы со сторо-ны значения, формы и функции. Тройственная характеристика каждой синтаксемы позволяет бо-лее объективно дифференцировать значения па-

Раевская Мария Валерьевна, кандидат фи-лологических наук, доцент кафедры общей лин-гвистики, Южно-Уральский государственный университет (г .Челябинск). E-mail: [email protected]

дежных форм. В «Синтаксическом словаре» Г.А. Золотовой представлен широкий круг значе-ний лексических непроизводных предлогов, почти у каждого из них выделены оттенки, важное зна-чение в квалификации значений предлогов отво-дится лексико-семантической и синтаксической сочетаемости. 2

Язык отражает множество различных типов отношений реальной действительности, в том числе и цель. Целевые отношения тесно связаны с причинно-следственными. Слово «цель» много-значное. Во втором значении указывает на то, к чему стремятся, чего хотят достичь, а также зара-нее намеченное задание, замысел [6]. В грамма-тике целевые отношения предполагают обяза-тельно элемент целенаправленности совершаемо-го действия, поступка и т. п., как правило, в сло-восочетании или предложении с такими синтак-сическими отношениями заключена информация о ситуации, которая предусмотрена, желательна,

Maria V. Raevskaya, candidate of Philology,

assistant professor of chair of General Linguistics, South Ural State University (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

ИСТОРИЯ ЯЗЫКА

УДК 81’37+821.161.1 ББК Ш141.2 – 8 + Ш103.2

ИЗ ИСТОРИИ УПОТРЕБЛЕНИЯ ПРЕДЛОГОВ С ЦЕЛЕВЫМ ЗНАЧЕНИЕМ В ДЕЛОВЫХ ДОКУМЕНТАХ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХVIII ВЕКА М.В. Раевская

FROM THE HISTORY OF THE USING OF THE PREPOSITIONS WITH THE AIMING OF THE MEANING IN THE OFFICIAL DOCUMENTS OF THE SECOND HALF OF THE XVIII CENTURY (ON THE MATERIAL OF THE UNITED STATE ARCHIVE OF THE CHELYABINSK REGION) M.V. Raevskaya

Анализируются семантика и функционирование непроизводных лексических и фразеологических предлогов с целевым значением в языке деловой письменности второй половины ХVIII века. Представлена система групповых значений предло-гов. а также анализ управляющих глаголов и управляемых имен существительных.

Ключевые слова: предлог, семантика, функционирование.

The article deals with the analysis of the meaning and function of non-derived lexical and phraseological prepositions that denote purpose. The material under analysis is business-related texts of the second part of the 18th century. The presents a system of group meanings of the prepositions and analyses governing verbs and nouns governed by them.

Keywords: preposition, semantics, function.


История языка


намечается к осуществлению. Предлоги прини-мают самое активное участие в реализации фини-тивных отношений.

Лексические непроизводные предлоги

с целевым значением В исследуемом материале отмечаем следую-

щие непроизводные лексические предлоги с целе-вым значением: для (кого,чего), ради (кого,чего), к (кому, чему), в (кого,что), на (кого, что), под (ко-го, что), за (кем, чем).

В большинстве употреблений предлог для (кого, чего) входит в состав финитивной синтак-семы с семантикой цели, назначения действия (50,2 %):

...прислать в правление для внесения в метриче-ския книги... (И-50-1-149-1); отсылать въ Военную Коллегiю для опредhленiя...(ПСЗ, т. ХVII, с. 236).

Финитивная синтаксема для + Р.п. сочетается с глаголами и причастиями со значением направ-ленного перемещения, графической передачи ин-формации, принуждения, определения, а также с именами существительными, обозначающими предметы, предназначенные для названной цели. Управляемые слова при предлогах — отвлеченные отглагольные имена существительные или место-имения, их заменяющие:

...для отобранiя от нее обстоятельнаго допро-са истребовать от

войсковых дhл депутата (И-33-511-1-1 об); ...i дабы онъ для того предназначен (И-50-1-10-1 об); ...для надлежащаго о семъ исполненiя, ко онымъ послать указы (ПСЗ, т. ХХI, с. 342); пи-сать и особые протоколы для поспhшности (ПСЗ, т. ХVI, с. 12); ...чтоб у всякого казака были б сухари для незапного походу в готовности... (И-63-1-796 об).

Малочастотный в местных текстах, а также в документах центральных канцелярий предлог ради (кого, чего) (0,2 % от общего числа употреблений лексических непроизводных предлогов) входит в состав финитивной синтаксемы ради + Р.п. со значением действия, направленного на достижение цели. Употребляется эта синтаксема при глаголах бытия, перемещения объекта, распространения информации, а также при отглагольных существи-тельных. Управляемые слова, как правило, – от-влеченные имена существительные:

...зачемъ ты блиновъ былъ въ Екатеринбургh надолго ль и ради какихъ дел... (И-172-1-65-11); ...и что оная женка находится при духовном правленiи тhмъ же сообщенiемъ войсковымъ дhламъ ради ведома дать знать (И-33-1-511-1-2); ради заведенiя лучшаго порядка издать учрежденiе... (ПСЗ, т. ХХ, с. 231); ...какихъ ради причинъ, да и когда бъ вовсе одному или другому новый планъ постановить потребно было (ПСЗ, т. ХVI, с. 674); ...сборъ ради всякихъ ка-зачьихъ нуждъ... (ПСЗ, т. ХVI, с. 136).

Особую группу составляют финитивные син-таксемы к + Д.п., обозначающие цель действия (23 %). В этом значении синтаксема к + Д.п. соче-тается с глаголами и причастиями разнообразной семантики (обладания, речевого сообщения, по-ступка и поведения, осуществления, передачи объ-екта и др.), а также с отвлеченными именами су-ществительными. В роли управляемых слов вы-ступают отглагольные имена существительные:

...нужно имhть для несчастнаго случаю к прекращению пожара хотя две бочки... (И-1-1-38-65); ...сверхъ того повторяемъ вашему благоро-дию к надпоминанию w клеопинскои заимке... (И-172-1-54-18об); ...в точности подтвердить штобъ они къ лутчеи ползе чинили и старались бы къ выгоде делать (И-172-1-65-1об); ...но буде что усмотреть к пользе общей к выгоде и къ украше-нию города... (И-1-1-69-1об); ...къ установленiю тишины и къ сохраненiю Губернiи всякое требуе-мое Губернаторомъ вспоможенiе оной начальникъ войскъ ему чинить немедленно (ПСЗ, т. ХVI, с. 719); Выбранный Маршалъ приметъ всh указы и сочиненiя, изготовленныя къ прочтенiю въ боль-шомъ собранiи... (ПСЗ, т. ХVIII, с. 184); ...и стара-ясь о томъ промышлять удобные средства къ умноженiю сборовъ и къ обогащенiю своего оте-чества (ПСЗ, т. ХVI, с. 693);

...яко бы та жалованья его выдача остановлена по злобh на него

Асланова той же Конторы присутствующаго коллежскаго Совhтника князя Егора Амилахоро-ва и къ остановкh его Асланова къ отъhзду (ПСЗ, т. ХV, с. 415).

Ярким показателем делового языка второй половины ХVIII века является использование в конструкциях с предлогом к (кому, чему) постоян-но повторяющихся слов (рассуждение, исполне-ние, подписание) (23 % от общего количества употреблений синтаксем к + Д.п.), что говорит об активном функционировании в деловой письмен-ности рассматриваемого периода предлога к (кому, чему) в составе канцелярских формул (штампов):

...о чем и сообщила ко исполнению правления (И-1-1-23-25об);

...поднесть къ подписанiю... (ПСЗ, т. ХVI, с. 227); ... о всемъ къ разсужденiю слhдующемъ съ обстоятельным наставленiем даны быть имhютъ надлежащiя инструкцiи... (ПСЗ, т. ХVI, с. 147); ...благоволилъ уведомить для побуждения нерадививыхъ къ исполнению предписаннаго... (И-1-1-33-21).

Особую группу составляют дестинативные синтаксемы в + В.п., употребляющиеся при указа-нии на назначение действия или предмета (17 %). В составе синтаксемы употребляются отвлеченные имена существительные; управляется дестина-тивная синтаксема в + В.п. глаголами и причас-тиями, называющими действия, связанные с изме-нением посессивных отношений:


Раевская М.В. Из истории употребления предлогов с целевым значением в деловых документах второй половины ХVIII века

952013, том 10, № 1

Вашему высокопреосщенству в благоразсмотренiе симъ нижайше и представля-ется... (И-50-1-10-3); ...снабдили его въ отличие предъ протчимъ духовенством и въ надежду продолженiя таковаго его поведения... (И-33-1-1597-1); … отдалъ в подмогу баязитову (И-231-1-13-79); ...препровождаю к вамъ в ваше распоряженiе (И-33-1-16-52); ...отдастъ въ сохраненiе (ПСЗ, т. ХVIII, с. 82).

Процесс распределения и закрепления слов между конструкциями с предлогами, в частности с предлогом в (кого, что), часто сопровождается процессом «срастания» предлога и имени. Так, устойчивыми становятся соединения предлога в (кого, что) со следующими существительными:

в поправление, в пополнение, во уважение, во означение. Однако данные конструкции не стано-вятся впоследствии фразеологическими предлога-ми. Полагаем, это связано с тем, что элемент реля-тивности выражен в данных именных компонен-тах значительно слабее:

Въ поправленiе чего не благоволено ль будетъ во все присутственныя мhста учинить о томъ над-лежащее предписанiе (ПСЗ, т. ХVIII, с. 415); ...во означенiе того города принадлежатъ Уфимскому Намhстничеству (ПСЗ, т.ХХI, с. 579); ...во уваженiе таковой для казны выгоды другихъ желающихъ ни кого не явилось... (ПСЗ, т. ХХIII, с. 405).

В большинстве случаев предлог на (кого, что) употребляется в деловой письменности второй половины ХVIII века в составе дестинативной синтаксемы для обозначения цели, предназначен-ности действия, выраженной отвлеченными име-нами. (48 % от общего количества употреблений синтаксем на + В.п.). Сочетается эта синтаксема с глаголами и причастиями, выражающими измене-ние посессивных отношений; с глаголами однона-правленного перемещения, ориентированного от-носительно исходного и конечного пунктов, пере-дачи объекта, а также с отглагольными именами существительными:

...посылются от волнодателей себе на пропитанiе денги три рубли... (И-33-1-905-11); ...для принятiя от вашего высокопреосщенства на заложенiе и строенiе в окунhвске вновь стыи с придhломъ бгородским церкви... (И-50-1-10-3); прислана промеморiя на церковное покаяние... (И-33-1-2-6); ...собранные от доброхотныхъ людей на содержание богаделны денек... (И-33-1-905-7); ...прибавки на все работы...(И-172-1-57-5); ...прислано на апелляцiю изъ Верхняго Земскаго Суда... (ПСЗ, т. ХХI, с. 342); ...на прогоны соби-рать съ крестьянъ... (ПСЗ, т. ХVIII, с. 133).

Характерной особенностью делового языка второй половины ХVIII века яляется употребле-ние предлога на (кого, что) в составе устойчивых глагольных сочетаний отдать на поруки, отданы на руки, отдать на откуп, оставить на рассмот-рение и других:

...отдана до решенiя об ней дhла на поруки...

(И-33-511-9); А для лутчаго храненiя одданы на руки дiакону Иоанну Протасову (И-33-1-218-2); отдаются на откупъ питейные сборы (ПСЗ, т. ХХI, с. 663); ...оное оставить на разсмотренiе Епархiальныхъ Архiереевъ (ПСЗ, т. ХХ, с. 752).

Модель «отдать» + «на» + сущ. в вин.п. в де-ловом языке ХVIII века подробно рассмотрена в работе С.Г. Шулежковой [8].

Весьма малочисленную группу в деловых до-кументах второй половины ХVIII века составляют синтаксемы под + В.п. (0,5 % от общего количест-ва употреблений лексических непроизводных предлогов). Среди них можно выделить наиболее продуктивную группу дестинативных синтаксем под + В.п., обозначающих назначение предмета (54 % от общего количества употреблений синтак-сем под + В.п.). Сочетается эта синтаксема с гла-голами и причастиями однонаправленного пере-мещения, ориентированного относительно конеч-ного пункта; определения; получения в свое рас-поряжение и другими, а также с отглагольными именами существительными. В роли управляемых слов выступают конкретные и отвлеченные имена существительные:

...прислано в городническое правленiе было два летние хода какъ под бочку одинъ, и под багры одинъ (И-1-1-38-70); всh назначенныя подъ поселенiе отставныхъ мhста измhрявъ... (ПСЗ, т. ХVIII, с. 416); ...прежде подъ выгонъ назначен-ный... (ПСЗ, т. ХХ, с. 822); ...которымъ положен платежъ въ Лифляндiи и Эстляндiи за взятыя подъ казенныя тягости на десять верстъ по 12 копhекъ на каждую лошадь... (ПСЗ, т. ХVII, с. 698).

В ряде случаев отмечаем употребление пред-лога за (кем, чем) в устаревшем с точки зрения современного русского языка целевом значении – в значении предлога «для (кого, чего)» (2,7 %):

...в кладовомъ казенномъ анбаре оставленные за продажею просителевымъ братомъ рафикомъ абдрешитовымъ разнои товаръ... (И-28-1-4-130); ...за исправлением мирскихъ треб... пробыл... (И-50-1-11).

Фразеологические предлоги с целевым значением

В исследуемых источниках второй половины ХVIII века фразеологические предлоги с целевым значением насчитывают 6 единиц:

во исполненiе (чего); в пользу (кого, чего); на случай (чего); во избежание (чего); в подтвер-ждение (чего); во имя (чего).

Все эти фразеологические предлоги пред-ставляют собой сочетание имени существительно-го и препозитивного лексического предлога.

В деловой письменности второй половины ХVIII века широко представлен фразеологический предлог во исполненiе (чего) при указании на цель действия, на доказательство цели действия в со-ставе финитивной синтаксемы во исполненiе + Р.п. (4,3 % от общего количества употреблений фра-зеологических предлогов). Этот предлог является


История языка


характерной стилеобразующей приметой делового языка второй половины ХVIII века. Эта синтаксе-ма представлена как в печатных указах столичных канцелярий, так и в местных скорописных доку-ментах (репорта, сообщения, журнальные записи, приказы). Сочетается данная синтаксема с глаго-лами и причастиями принуждения, графической передачи информации. Как правило, в роли управ-ляемого члена выступают имена существительные указ, повеление, дозволение:

...и во исполненiе сего Именнаго Ея импера-торскаго указа,

Правительствующий Сенатъ Приказали... (ПСЗ, т. ХVI, с. 815); ...во исполненiе перваго Вы-сочайшаго Ея Императорскаго величества повhленiя писано... (ПСЗ, т. ХVI, с. 315).

Во фразеологическом предлоге во исполненiе (чего) знаменательный компонент привносит сему своего лексического значения – «исполнение, со-вершение; воплощение в чем-либо», которое за-фиксировано «Словарем русского языка ХI–ХVII вв.» как первое [4, с. 280].

Фразеологический предлог в пользу (кого, че-го) в составе финитивной синтаксемы в пользу + Р.п. употребляется в деловом языке второй поло-вины ХVIII века при указании на кого-, что-либо, с выгодой, с благоприятным результатом для кого производится действие. Эта синтаксема сочетается с глаголами и причастиями созидательной дея-тельности, отчуждения:

...въ пользу всякаго званiя учреждающiеся (ПСЗ, т. ХIХ, с. 638); ….взыскивать въ пользу обиженнаго пеню вдвое противъ положеннаго въ 4 статьh платежа (ПСЗ, т. ХХ, с. 823).

Во фразеологическом предлоге в пользу (ко-го, чего) знаменательный компонент привносит сему своего лексического значения – «польза, благо; положительный результат, успех», которое зафиксировано «Словарем русского языка ХI–ХVII вв.» как первое [3, с. 284].

Фразеологический предлог во имя (чего) (2,5 % от общего количества употреблений фра-зеологических предлогов) в составе финитивной синтаксемы во имя + Р.п. представлен в материа-лах духовных ведомств южноуральских деловых документов второй половины ХVIII века для ука-зания на объект, ради блага, пользы которого про-изводится действие.

З.Д. Попова отмечает, что данный предлог формируется в ХVII веке для выражения значения стимула [1].

Фразеологический предлог во имя (чего) в качестве знаменательного компонента имеет су-ществительное имя, которое реализовало во фра-зеологическом значении элементы одного из сво-их лексических значений – «название» (геогра-фическое, этническое, религиозное и др.) [4, с. 231].

Сочетается объектно-целевая синтаксема во имя + Р.п., как правило, с глаголами создания объ-

екта в результате физического труда. Управляемые слова – собственные имена-названия церкви:

...построить каменную божiю церковь во имя Успенiя божiя Матери с пределомъ Iоанна Спасителя (И-33-1-970-7); ...состоящая во ономъ пригородкh деревянная во имя сретения гдня с придhломъ явленiя образа пресвятыя бгрцы Ка-занския церковь (И-50-10-3).

Это достаточно древний фразеологический предлог. В древнерусском языке употреблялось и множественное число въ имена:

твор еть бо кумиры во имана мртвхъ члвкъ. Лавр. Л., 1370, 30 об. (986) [2].

При указании на цель действия, необходи-мость избежать чего-либо в исследуемом материа-ле отмечаем финитивную синтаксему во избежа-ние + Р.п., сочетающуюся, как правило, с глагола-ми владения. В роли управляемых слов представ-лены отглагольные имена существительные, в се-мантике которых сильно ослаблена связь с глаго-лом движения, лишения:

...сюда мhдныхъ денегъ наймемъ во избhжанiе излишняго отъ платежа за то провоз-ныхъ денегъ казеннаго расхода (ПСЗ, т. ХVII, с. 613); ...во избежание в долгахъ запущенiи нани-мать людеи надежных (И-172-54-30-1).

В «Словаре русского языка ХI–ХVII вв.» вы-делено 2 значения у слова избhжание:

1. Бегство, побег. 2. Уклонение от чего-либо [4; с. 95–96]. Полагаем, что во фразеологическом предлоге

во избhжанiе (чего) актуализировалась сема «ук-лонение от чего-либо».

В текстах деловых документов как местных, так и центральных канцелярий в ряде случаев представлена конструкция во убежание (чего) в значении предлога во избежание (чего), для (чего):

...а также под случай сего занадобно признанw во убежание пожарного случая... (И-28-1-4-96); ...и просила, чтобъ во убhжанiе всего то-го повелhно было отъ Правительствующаго Сена-та во все Губернiи и Провинцiи подтвердить наи-строжайшими указами (ПСЗ, т. ХVI, с. 668).

Следует отметить встречающуюся в нашем материале конструкцию к избежанию (чего), так-же выступающую в значении предлога во избежа-ние (чего):

...къ избежанию сих надобностей черезъ то мhсто гдh нынh существуетъ плотина выстроить укрепленный на свинкахъ... (И-1-1-69-1); ...к избhжанiю всhхъ затруднений нынh потребности въ подачh требованiй... (ПСЗ, т. ХVII, с. 647).

Являясь яркой стилеобразующей приметой делового языка второй половины ХVIII века, рас-смотренные нами предлоги во убhжание (чего), к избежанию (чего) в современном русском языке не зафиксированы.

Малочастотный фразеологический предлог в подтверждение (чего) (0,5 % от общего количест-


Раевская М.В. Из истории употребления предлогов с целевым значением в деловых документах второй половины ХVIII века

972013, том 10, № 1

ва употреблений фразеологических предлогов) в исследуемом материале употребляется для указа-ния на цель действия, на доказательство цели дей-ствия. В роли управляемых слов представлены имена существительные, называющие юридиче-ские документы. Сочетается финитивная синтак-сема в подтверждение + Р.п. с глаголами прину-ждения, речевого сообщения:

Того ради въ подтвержденiе вышеписан-ныхъ указовъ приказали... (ПСЗ, т. ХХ, с. 752); Ея императорское Величество Высочайше указать изволила въ подтвержденiе прежнихъ Именныхъ указовъ... (ПСЗ, т. ХV, с. 391).

Во фразеологическом предлоге въ подтвер-жденiе (чего) знаменательный компонент реали-зовал сему своего лексического значения «ут-верждение, подтверждение чего-либо», которое зафиксировано в «Словаре русского языка ХI–ХVII вв.» как второе [3, с. 65–66].

При указании на допущение какой-либо не-избежности, на предположительную цель действия в нашем материале употребляется малопродуктив-ный фразеологический предлог на случай (чего) (0,1 % от общего количества употреблений фра-зеологических предлогов ) в составе финитивной синтаксемы на случай + Р.п.:

...получившаяся тогда на случаи того пожа-ра... (И-50-1-1).

В единичном случае представлена контами-нация В.п. + Т.в. в наречном значении – предлог на случаем (чего):

...гднъ полковник имелъ на случаем непри-ятельского в них нападения сильною и сторожнею рукою поступать (И-63-1-193 об);

Во фразеологическом предлоге на случай (че-го) знаменательный компонент привносит реля-тивную сему своего лексического значения – «цель, надобность», которое зафиксировано «Сло-варем русского языка ХI–ХVII вв.» как пятое [5, с. 142].

Итак, исследуемый материал позволяет гово-рить об активном функционировании в деловом языке второй половины ХVIII века лексических непроизводных предлогов и об активном формио-вании фразеологических предлогов с целевым

значением, большинство из которых активно употребляются и в современном русском языке. Подверглись архаизации фразеологические пред-логи во убежание (чего), к избежанию (чего).

Деловая письменность эпохи формирования русской нации и русской государственности испы-тывает потребность в дифференцированных сред-ствах выражения отношений между словами. На-ми отмечены 6 фразеологических предлогов с це-левым значением, а в современном русском языке, по данным Г.А. Шигановой [7], способностью к выражению временных отношений обладают 37 единиц фразеологических предлогов.

Непроизводные лексические и фразеологиче-ские предлоги с целевым значением являются яр-кой стилеобразующей приметой делового языка второй половины ХVIII века.


1. Попова, З.Д. Система падежных и пред-ложно-падежных форм в русском литературном языке ХVII в. / З.Д. Попова. – Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1969. – С. 153.

2. Словарь древнерусского языка (ХI–ХIV вв.). – М.: Русский язык, 1988. – Т. 4. – С. 153.

3. Словарь русского языка XI–XVII вв. – М. – Вып. 16. – С. 284.



6. Словарь русского языка: в 4 т / АН СССР, Ин-т рус. яз. – М.: Рус. язык, 1985. – Т. 4. – С. 638.

7. Шиганова, Г.А. Релятивные фразеологиз-мы русского языка / Г.А. Шиганова. – Челябинск: Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2003. – 65 с.

8. Шулежкова, С.Г. Структурно-граммати-ческие модели устойчивых словосочетаний южно-уральских документов ХVIII века / С.Г. Шулежко-ва // Лингвистическое краеведение на Южном Урале. Ч. III: Очерки по языку деловой письменно-сти ХVIII века / под общ. ред. Л.А. Глинкиной. – Челябинск, 2002. – С. 122–159.

Поступила в редакцию 13 июня 2012 г.



1В повседневной жизни у человека постоянно возникает необходимость, потребность, желание сказать что-либо другому, спросить о чем-то. Воз-никает речь, направленная к другому, – общение, для которого нужна та сумма условий и обстоя-тельств, которую называют коммуникативной си-туацией.

К сожалению, часто неизбежными спутника-ми естественного общения являются недопонима-ние, неумение слушать, неумение выразить свои мысли. Так как неподготовленный спонтанный устный текст, по сравнению с письменным обра-

Серебрякова Анна Юрьевна, кандидат фи-лологических наук, доцент кафедры социально-правовых и гуманитарных наук филиала, Южно-Уральский государственный университет, филиал в г. Златоусте. E-mail: [email protected]

ботанным текстом, содержит больше неточностей, приводящих к неудачам, то и проблемы, связан-ные с разного рода недостатками в производстве и понимании текста, рассматриваются обычно в рамках диалогического дискурса. 2

Под коммуникативной неудачей мы будем понимать «полное или частичное непонимание высказывания партнером коммуникации, т. е. не-осуществление или неполное осуществление ком-муникативного намерения говорящего» [3, с. 32, 5, с. 56]. В недопонимании обычно виноваты оба партнера – и производящий, и воспринимающий

Anna Y. Serebrykova, Candidate of Philology, assistant Professor of the Department of Social-Law sciences and Humanities, South Urals State Universi-ty, Zlatoust Branch. E-mail: [email protected]

МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ И ЛИНГВОДИДАКТИКА

УДК 810

О ПРИЧИНАХ КОММУНИКАТИВНЫХ НЕУДАЧ А.Ю. Серебрякова

ABOUT REASONS OF COMMUNICATION FAILURES A.Y. Serebrykova

Речь идет о коммуникативных неудачах и причинах их возникновения. Под коммуникативной неудачей понимается полное или частичное непонимание вы-сказывания партнером коммуникации. В основу классификации коммуникатив-ных неудач положены причины, которые приводят к непониманию. Эти причины могут быть внешними, экстралингвистическими и собственно языковыми. Наибо-лее важными из них являются различные картины мира, разные ментальные мо-дели и нарушение речевого поведения. Автор приводит многочисленные примеры, демонстрирующие процесс возникновения коммуникативных неудач в различных ситуациях общения, и ищет пути их преодоления. Статья предназначена для сту-дентов и аспирантов, занимающихся изучением вопросов межкультурной комму-никации.

Ключевые слова: коммуникативная неудача, ментальная модель, речевое пове-дение, речевая интенция, коммуникативный стереотип, фрейм, говорящий, реципи-ент, референция.

This article focuses on communication failure situations and their reasons.

Communication failure is defined as a complete or partial failure to understand the communication partner’s utterances. The reasons leading to misunderstanding are the basis for the classification of communication failure situations. These reasons can be extralinguistic and linguistic. The most important of them are the difference in worldview and in mental models, and breaches in verbal behavior. The author gives a lot of examples demonstating the process of communication failure situations and looks for the ways to overcome them. The article is meant for students and post-graduate students studying in-tercultural communication matters.

Keywords: Communicative failure, mental model, verbal behavior, speech intention, communicative stereotype, frame, speaker, recipient, reference.


Серебрякова А.Ю. О причинах коммуникативных неудач

992013, том 10, № 1

текст, но все же основная причина коммуникатив-ной неудачи кроется в трудностях понимания.

Существует ряд факторов человеческого об-щения, которые ведут к возникновению коммуни-кативной неудачи. Часто причины возникновения коммуникативных неудач следует искать не толь-ко в высказывании говорящего, но и в непосредст-венном восприятии этого высказывания реципиен-том.

Прежде всего, как речевая компетенция обоих коммуникантов, так и их фоновые знания и пред-ставления о мире могут не совпадать. Это может привести к тому, что смысл и референция, кото-рыми говорящий снабжает свое высказывание, не совпадают с тем, который приписывает высказы-ванию реципиент. В этом случае можно сказать, что говорящий не учитывает фактор адресата, в результате чего возникает коммуникативное рас-согласование внутри диалога. Интерпретируя вы-сказывание реципиент, следуя неверно выбранно-му фрейму, с которым должен соотноситься со-бытийный план высказывания, соответственно неправильно выводит значение всего речевого ак-та. Коммуникативная неудача может возникнуть и вследствие неверного толкования действий гово-рящего, т. е. его мимики, жестов и прочих экстра-лингвистических факторов. Реакция слушающего в данном случае чаще всего выражается в пере-спросах. Причем о коммуникативной неудаче име-ет смысл говорить и при неадекватной реакции реципиента на высказывание говорящего, потому как иллокутивные силы интерпретируются реци-пиентом неправильно, и цель коммуникации оста-ется не достигнутой.

Проблемы понимания в когнитивной лин-гвистике и психолингвистике касаются как меха-низмов понимания [1], так и тех причин, которые приводят к непониманию. Эти причины могут быть внешними, экстралингвистическими и собст-венно языковыми. Мы рассмотрим лишь некото-рые из них.

Различия в картинах мира, сформированных разными национальными культурами коммуни-кантов, нередко приводят к коммуникативным неудачам. Если сравнить русскую и немецкую коммуникативные культуры, то у немцев наблю-даются западные образцы «сохранения лица», в то время как русские в большей степени допускают нарушение границ своей «территории» [2, с. 36]. Так, у русских вполне возможны вопросы о зар-плате, марке автомобиля, количестве детей в се-мье, разводе с мужем, что, как правило, неприем-лемо в немецком обществе. В этом плане показа-тельны также русские застолья, обычаи выпивки с гостями. Русские даже на семейных праздничных застольях произносят разнообразные тосты, выра-жая, с одной стороны, добрые пожелания гостям и хозяевам, но, с другой стороны, принуждая пить за все тосты, да еще до дна. Таким образом, русские умудряются доброе дело сопровождать насилием,

считая, что в этом и заключается долг гостеприим-ства. Немцы, напротив, не терпят насилия, и отказ от принятия спиртного воспринимается с понима-нием.

К большим недоразумениям может также привести неправильное толкование жестов без учета национальных особенностей говорящего. Поэтому прежде чем делать какие-либо выводы о значении жестов и языка тела, необходимо учесть национальную принадлежность человека.

Так, в Америке, Англии, Австралии и Новой Зеландии поднятый вверх большой палец имеет 3 значения. Обычно он используется при «голосо-вании» на дороге, при попытке поймать попутную машину. Второе значение – «все в порядке», а ко-гда большой палец резко выбрасывается вверх, это становится оскорбительным знаком, означающим нецензурное ругательство. В некоторых странах, например, в Греции этот жест означает «за-ткнись», поэтому можете представить себе поло-жение американца, пытающегося этим жестом поймать попутную машину на греческой дороге! Когда итальянцы считают от одного до пяти, этот жест обозначает цифру «1», а указательный палец тогда означает «2». Когда считают американцы и англичане, указательный палец означает «1», а средний палец «2»; в таком случае большой палец представляет цифру «5».

К коммуникативной неудаче могут приводить разные у коммуникантов ментальные модели фрагмента действительности. Так, Форманов-ская приводит пример из кинофильма «Белый Бим Черное Ухо». Предполагается, что Бим взбесился и укусил человека. Медсестра обладает сформиро-ванным ее профессией фреймом слова тошнит, – взволнованный партнер по общению этим словом выражает свое оценочное состояние отвращения и интенцию отказа: – Выпейте воды. – Меня тош-нит от вашей воды. – Вот видите, тошнит от воды – это первый симптом болезни (бешенства) [5, с. 356].

Нарушение речевого поведения, в том числе правил вежливости также можно отнести к ком-муникативной неудаче. При несоблюдении пра-вил вежливости говорящий расценивает речь партнера как неудачную и вносит поправки в ком-муникативный процесс. Так, при нарушении пра-вил вежливости может следовать побуждение к исправлению речевого поведения. – Не будьте такими безапелляционными! – Будь тактичнее! – От тебя слова доброго не услышишь! – и др.

Неправильное прочтение речевой интенции в инициирующей реплике может вызвать неадек-ватную реакцию. Это распространенный тип ком-муникативной неудачи. Например: – Зачем ты Мишу позвала? – Он что, мешает тебе? (вопрос прочитан как недовольство).

Употребление коммуникативных стерео-типов оценочного и модального характера, не-редко с вопросительным словом, также может вес-


Межкультурная коммуникация и лингводидактика


ти к коммуникативной неудаче, если они воспри-нимаются адресатом в прямом значении, напри-мер: – И зачем мне ваша книга! (не нужна) – Бу-дете читать вечерами.

Многозначные средства, как правило, уточ-няются контекстом, тем не менее, процент комму-никативных неудач, возникающих по причине многозначности все же велик. Приведем примеры неверного понимания многозначного слова. – Мой брат целыми днями копается, конца края не вид-но. – Что он всегда был таким медлительным? – Да нет, я совсем другое имел в виду. У него теперь есть дачный участок, он там целыми днями и ра-ботает.

Типичным источником коммуникативных не-удач является употребление жаргонизмов, диа-лектизмов и т. д. – Не люблю липу! – А что, кра-сивое дерево! – Сам ты дерево. Когда говорят неправду, не люблю. А ты – дерево.

Основываясь на работах А.А. Леонтьева [4, с. 31], можно выделить такие причины возникно-вения коммуникативных неудач, как отсутствие четких сигналов установления и поддержания речевого контакта со стороны говорящего и сигналов поддержания речевого контакта со стороны слушающего. Например, разговор отца с сыном: – Пап, Олег сказал, что завтра выйдет новый альбом моей любимой группы! – Что ты так громко орешь! Ответная реплика отца являет-ся показателем коммуникативной неудачи, по-скольку прямо или косвенно прерывает коммуни-кацию.

Также различный словарный запас коммуни-кантов и соответственно расхождения в дефини-циях лексических значений, иначе – коммуника-тивная некомпетентность могут привести к коммуникативной неудаче. – Что тебе подарить, внучок, на день рождения? – Подари мне лучше I-pad.

Таким образом, разновидности коммуника-тивных неудач множественны и причины их воз-никновения разнообразны. Хотя мы, готовясь к публичной речи, всячески стараемся избежать коммуникативных неудач, понимание адресатом того, на что рассчитывает автор текста, не всегда бывает стопроцентным. Для того, чтобы избегать коммуникативных неудач в общении, следует, прежде всего, учитывать социальные параметры партнера по коммуникации и пресуппозиции отно-сительно его фоновых знаний и представлений о мире. Огромное значение в связи с успешным дос-тижением прагматических целей имеет понимание обоими коммуникантами ситуативного контекста. Очень важным является взаимное осознание наме-рений и ожиданий коммуникантов, что не должно полностью исключать анализ условий конкретной ситуации общения. В языковом оформлении вы-сказываний нужно обращать внимание на крат-кость выражения, простоту синтаксического по-строения, роль дейктических языковых элементов и невербальных средств коммуникации в связи с ситуацией говорения.


1. Ван Дейк, Т.А. Язык. Познание. Коммуни-кация / Т.А. Ван Дейк. – М., 1989.

2. Газизов, Р.А. Коммуникативное поведение немцев и русских в этикетном общении / Р.А. Га-зизов. – Уфа, 2004. – 176 с.

3. Ермакова, О.Н. К построению типологии коммуникативных неудач / О.Н. Ермакова, Е.А. Земская // Русский язык в его функционирова-нии. – М.: Наука, 1993. – 345 с.

4. Леонтьев, А.А. Язык, речь, речевая дея-тельность / А.А. Леонтьев. – М., 1989. – 248 с.

5. Формановская, Н.И. Речевое взаимодей-ствие: коммуникация и прагматика / Н.И. Форма-новская. – М., 2007. – 480 с.



1012013, том 10, № 1

1В условиях глобального мира владение ино-странным языком становится неотъемлемой ха-рактеристикой образованного человека. Особую актуальность этот вопрос приобретает в связи с реформой российского высшего образования, ко-гда эффективность вузов оценивается по таким критериям, как публикации в изданиях с индексом цитирования, в том числе зарубежных, и удельный вес численности иностранных студентов, окон-чивших данный вуз, в общем выпуске студентов. И хотя показатели Южно-Уральского государст-венного университета (ЮУрГУ) удовлетворяют нормативные требования, дела в этом отношении обстоят далеко не так хорошо, как хотелось бы. Со всей остротой встает вопрос: что нужно сделать, чтобы наши ученые писали статьи и читали лек-ции на иностранных языках? Этот вопрос затраги-вает всю систему российского иноязычного обра-зования.

Как показывает практика, основная масса лю-дей, изучавших иностранный язык в школе, в вузе, а иногда еще и в аспирантуре, не могут прочитать на этом языке лекцию или написать текст, пригод-ный для публикации. Винят в этом, как правило, преподавателей иностранных языков. Однако не все так однозначно. Преподаватели иностранных языков – это лишь видимая верхушка айсберга под названием «российское иноязычное образование»,

Хомутова Тамара Николаевна, доктор фило-логических наук, профессор, декан факультета лингвистики, Южно-Уральский государственный университет (Челябинск). E-mail: [email protected]

а все, что скрыто от глаз, и есть настоящие причи-ны, обусловливающие недостаточную эффектив-ность изучения иностранных языков. 2

Так что же скрыто от наших глаз, каково со-стояние и проблемы отечественного иноязычного образования? А самое главное, каковы пути реше-ния этих проблем? Для ответа на эти вопросы не-обходимо представить себе систему современного российского университетского иноязычного обра-зования.

В настоящее время в вузах мирно сосущест-вуют две параллельные системы иноязычного образования: основное – это образование в рам-ках основных образовательных программ (ООП) и дополнительное – образование в рамках дополни-тельных образовательных программ (ДОП).

В рамках ООП в соответствии с государствен-ными стандартами ВПО третьего поколения ино-странный язык изучается на всех уровнях: бакалав-риате, магистратуре, аспирантуре. Таким образом, формально соблюдается принцип непрерывности основного иноязычного образования, который яв-ляется его краеугольным камнем. Согласно этому принципу язык нужно учить регулярно и постоян-но, только тогда можно достичь успеха.

Система основного иноязычного образова-ния на неязыковых факультетах ЮУрГУ пред-ставлена следующей моделью, в соответствии с

Tamara N. Khomutova, Doctor of Philology, Professor, Dean of the Faculty of Linguistics, South Ural State University, (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

УДК 378.14

ИНОЯЗЫЧНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ В ВУЗЕ: СОСТОЯНИЕ, ПРОБЛЕМЫ, РЕШЕНИЯ Т.Н. Хомутова

FOREIGN LANGUAGE TEACHING AT THE UNIVERSITY LEVEL: STATE OF THE ART, PROBLEMS AND SOLUTIONS T.N. Khomutova

Рассматриваются теоретические и практические вопросы иноязычного обра-зования в вузе студентов нелингвистических направлений. Анализируется состоя-ние и актуальные проблемы иноязычного образования. Предлагается интеграль-ная модель иноязычного образования, намечаются перспективы дальнейшего ис-следования.

Ключевые слова: иноязычное образование, основное образование, дополнитель-ное образование, непрерывность образования, интегральная модель.

The article investigates theoretical and practical issues of foreign language teaching

to students of non-linguistic majors at the university level. The state of the art and urgent problems of foreign language teaching are analyzed. An integral model of foreign language education is offered. Perspectives of further research are outlined.

Keywords: foreign language teaching, basic education, supplementary education, continuity of education, integral model.




которой ИЯ также изучается на всех уровнях обра-зования: бакалавриате, магистратуре, аспирантуре (табл. 1).

Как видно из приведенной таблицы, на подав-ляющем большинстве факультетов иностранный язык изучают в течение первых двух лет бакалав-риата в объеме 234 аудиторных часов, исключение здесь составляют, с одной стороны, юридический и химический факультеты, которые довольствуют-ся 180 аудиторными часами, и, с другой стороны, факультеты экономики и управления, физический и журналистики, где обучение на ряде специаль-ностей продолжается все четыре года (от 450 до 522 ауд. часов).

Не удивительно, что студенты именно этих факультетов показывают хорошие результаты на международных олимпиадах и конкурсах. Эти фа-культеты выбрали для себя модель иноязычного образования столичных вузов (табл. 2), в то время как остальные факультеты в плане основного об-разования находятся в аутсайдерах. Слабым уте-шением может быть то, что есть вузы, в которых еще меньше часов отводится на ООП по ино-странному языку.

Если вернуться к системе основного иноязыч-ного образования (см. табл. 1), то видно, что маги-странты изучают иностранный язык только на пер-вых двух семестрах в течение 72 часов и только одна специальность приборостроительного факуль-тета дает возможность магистрантам продолжить иноязычное образование в 3 семестре в объеме 36 часов. То есть фактически, основной принцип

иноязычного образования, принцип непрерывно-сти, на большинстве факультетов не соблюдается. И студенты, и преподаватели, приходя на новый уровень образования, в том числе в аспирантуру, где выделяется 36 часов и только на первом году обучения, вынуждены каждый раз начинать все сначала. Это называется сизифов труд.

А если учесть, что студенты-первокурсники приходят к нам неподготовленными, с уровнем, который не соответствует требованиям входного уровня вуза, а именно уровня А2, то в большинст-ве случаев начинать нашим преподавателям в прямом смысле каждый раз приходится с нуля.

В идеале, конечно, необходим уровневый подход, однако к сожалению, внедрение уровнево-го обучения сопряжено с трудностями формально-го характера. В связи с оптимизацией учебного процесса наполняемость групп менее 22 человек не дает возможности их разделения на подгруппы. А изучать иностранный язык в группе из 20 чело-век с разным уровнем подготовки малоэффектив-но. Можно организовать сборные группы, но вы-нос таких групп за сетку расписания часто неудо-бен для студентов и преподавателей. Тут есть над чем подумать нашему Учебно-методическому управлению.

Таким образом, как показывает анализ основ-ного иноязычного образования, реально непре-рывность в нем отсутствует. Большинство фа-культетов нашего вуза работают по самой эконом-ной формальной модели. Хотя формально все со-блюдено, да и результаты на каждом этапе хоро-

Таблица 1 Система основного иноязычного образования в ЮУрГУ

Уровень Бакалавриат Магистратура Аспирантура Год обучения 1 2 3 4 1 2 1 2 3 Кол-во ауд.

часов 180 (Ю, Хим) 72 36

234 (остальные факультеты)

234 (ЭиУ) 144 (ЭиУ) 144 (ЭиУ) 234 (Ф) 144 (Ф) 144 (Ф) 144 (Ф)

234 (ВМИ) 144 (ВМИ) 234 (ПС) 36 (ПС)

234 (Ж) 144 72 Таблица 2

Иноязычное образование в вузах РФ1

Вуз Кол-во семестров Кол-во ауд. часов

МИСиС 1–8 864 МГТУ им. Баумана 1–6 561 МФТИ 1–8 530 ТПУ 1–4 280 Самарский, Казанский, Нижего-родский, Санкт-Петербургский ТУ

1–4 240

ЮУрГУ 1–4 234 НГТУ 1–4 144

1 Использованы данные из статьи О.В. Салковой «Языковая подготовка в НГТУ». – www.inform.nstu.ru. – Вып. 8 (223). – 2012. – 31 августа.


Хомутова Т.Н. Иноязычное образование в вузе: состояние, проблемы, решения

1032013, том 10, № 1

шие, в долгосрочной перспективе они никого не удовлетворяют, так как бывшие студенты и аспи-ранты, которые стали преподавателями, не могут писать статьи и читать лекции на иностранном язы-ке. А ведь именно по этому критерию делается вы-вод о неэффективности обучения в целом. Налицо проблема 1: отсутствие непрерывного образова-ния.

Чтобы понять, как же все-таки решить эту проблему, необходимо рассмотреть систему до-полнительного иноязычного образования, сущест-вующую в университете.

Система дополнительного иноязычного образования включает семь программ:

программа дополнительной квалификации «Переводчик в сфере профессиональной коммуни-кации». По этой программе ежегодно обучается более 500 студентов различных факультетов.

программа повышения квалификации «Лингва» (академический английский), по которой ежегодно обучается более 100 человек;

программа повышения квалификации пре-подавателей иностранного языка в рамках отде-ления «Лингводидактика» на ФППК ЮУрГУ (10–15 человек);

три программы профессиональной пере-подготовки «Теория и практика иностранного языка» в Лингвистическом центре, «Английский язык и межкультурная коммуникация» и «Меж-культурная коммуникация и перевод» на кафедре ЛМК (около 800 человек);

программы дополнительного общего язы-кового образования курсов иностранных языков, Центра «Лингатек», Лингвистического Центра (6 уровней) (около 200 человек).

Всего в сфере дополнительного образования на факультете лингвистики ежегодно обучается более 1000 человек, в 2012 году – 1576.

О каждой из ДОП можно было бы говорить долго, но сегодня особо хотелось бы остановиться на программе дополнительной квалификации «Пе-реводчик в сфере профессиональной коммуника-ции» для студентов и программе «Лингва» для преподавателей и сотрудников.

Программа «Переводчик в сфере профес-сиональной коммуникации» существует в ЮУр-ГУ с 1997 года. В 2012 году она прошла общест-венную аккредитацию. Цель программы – форми-рование профессиональной переводческой компе-тенции. По окончании программы выпускники получают диплом установленного образца. Объем программы – 1500 часов. Ежегодно слушателями программы являются более 500 человек. В этом году по этой программе в центрах дополнительно-го образования ЮУрГУ обучаются 533 человека. Это студенты следующих факультетов (табл. 3). Кроме студентов указанных факультетов, по про-грамме обучаются и представители таких факуль-тетов как международный, лингвистики, а также выпускники и представители других вузов.

Таблица 3 Участники программы «Переводчик в сфере профессиональной коммуникации» – 2012

№ п/п

Факультет Число участ-ников

1 ТЭФ 131 2 ЭиУ 118 3 Ж 49 4 ЭиП 39 5 Ю 34 6 ПТ 17 7 ММ 11 8 Хим 9 9 И 6

10 ВМИ 5 Выпускники данной программы в достаточ-

ной мере владеют лингвистическими компетен-циями для того, чтобы читать, писать и переводить тексты по специальности. Лидируют здесь торго-во-экономический факультет, студенты которого показывают отличную подготовку на различных международных конкурсах и олимпиадах, и те же факультеты ЭиУ и Ж.

Программа «Лингва». Эта программа ставит своей задачей обеспечение лингвистической под-держки научных и образовательных проектов на основе развития профессиональной иноязычной коммуникативной компетенции своих участников.

Среди участников программы деканы, заве-дующие кафедрами, профессора, доценты, препо-даватели, аспиранты и докторанты.

В этом году по программе «Лингва» обучают-ся слушатели следующих факультетов (табл. 4).

Таблица 4 Участники программы «Лингва» – 2012

№ п/п Факультет Число

участников 1 Хим 25 2 ММ 12 3 Ж 10 4 МТ 8 5 Э 7

6–9 АК, АТ, И, Ф 5 10–11 Пх,ТЭФ 4 12–13 ФМ, Ю 3 14–16 АС, ВМИ, ПС 2

17 другие 8 Справедливости ради стоит отметить, что в

предыдущие годы в программе «Лингва» лидиро-вали как раз те факультеты, которые сейчас в кон-це таблицы. Это ВМИ, ПС, Ю, И, Ф, АС и АТ фа-культеты.

За последние два года в программе приняли участие 266 человек, среди которых 22 доктора и 114 кандидатов наук. В настоящее время обучают-ся десять групп (110 человек), из которых 10 док-торов и 50 кандидатов наук, причем 37 человек




освоили по три модуля, 12 – по два, остальные – по одному. Как видим, отсев с программы значи-тельный. На это есть объективные и субъективные причины. Так, на вопрос, что мешает освоению программы, 72 % слушателей ответили – нехватка времени.

Мы провели два опроса слушателей про-граммы «Лингва», в которых приняли участие 113 человек, с целью выявить проблемные точки в обучении взрослых слушателей. Некоторые ре-зультаты представлены ниже:

1. Степень полезности и важности – как «важную и очень важную» программу оценивают 94,3% слушателей.

2. Степень удовлетворенности результатами обучения по шкале «доволен и очень доволен» оценивают 98 % слушателей.

3. Респондентам нравится методика прове-дения занятий, профессионализм и высокая компе-тентность преподавателей, высокая насыщенность и результативность работы.

4. Не нравится: много слушателей в группе, накладки в расписании, нехватка аудиторий, большая учебная загруженность, материал далек от профессии.

5. Качество проведенных занятий оценивают в среднем на 95,7 баллов из 100, а уровень профес-сионально-личностных качеств преподавателя – на 98,4 балла.

6. На прямой вопрос: сможете ли Вы читать лекции на английском языке (АЯ) 5 % респонден-тов ответили «да», 70 % – после прохождения полного курса АЯ, а 25 % – ответили «нет», ни при каких условиях.

7. На вопрос, что Вам необходимо, чтобы подготовить курс лекций на АЯ, 57 % респонден-тов ответили – стажировки за рубежом; 51 % рес-пондентов необходим индивидуальный курс АЯ по специальности, 43 % хотят увеличения зарпла-ты, 40 % – снижения учебной нагрузки и только 25 % хотят прибегнуть к помощи переводчика; были ответы, что нужна квартира.

В целом, мы отмечаем заинтересованность большинства участников и несомненные успехи в овладении компетенциями соответствующих уровней.

Проанализировав две параллельные системы иноязычного образования, существующие в ЮУр-ГУ, мы пришли к выводу, что пока они будут су-ществовать параллельно, особых успехов в дости-жении поставленных целей мы вряд ли добъемся. Поэтому на нашем факультете была разработана концепция непрерывного иноязычного образо-вания и на ее базе построена интегральная мо-дель. Мы предлагаем объединить системы ино-язычного образования на основных и дополни-тельных программах, которые не исключают, а дополняют друг друга, и использовать интеграль-ную модель для того, чтобы целенаправленно осуществлять непрерывное иноязычное образо-

вание, но не для всех, а для наиболее перспек-тивных студентов, которые затем останутся в университете. Студенты с внутренней мотивацией, а это по данным психологов 15 %, сами пойдут в программы, но кого-то нужно будет внешне моти-вировать – это еще 15 %.

Интегральная модель включает: Бакалавры – 1–2 курсы по учебному плану

ООП. 3–4 курсы в рамках дополнительной квалифи-

кации «Переводчик в сфере профессиональной коммуникации» (1500 часов), но не для всех, а для самых перспективных студентов. Выпускающим кафедрам нужно выявить таких студентов, моти-вировать и финансировать их, затем из выпускни-ков отбирать кандидатов в магистратуру.

Магистры – по ООП + дополнительная ква-лификация для тех, кто ее не освоил + включить в индивидуальный план обязательное чтение и на-писание статей на иностранном языке. Нужно сделать из магистров, в первую очередь, читате-лей, поручать подготовку пробных лекций на ино-странном языке.

Аспиранты, преподаватели – по ООП + про-грамма «Лингва» (группы формировать по специ-альностям по заказам факультетов и кафедр), тре-бовать от аспирантов и преподавателей обязатель-ного чтения и написания статей на иностранном языке, обзора зарубежных источников в диссерта-ции, участия в международных конференциях (можно организовать параллельные секции на на-ших конференциях), поручить подготовку курса лекций на иностранном языке (включить в инди-видуальный план аспиранта и преподавателя).

Таким образом, решение проблемы непре-рывного иноязычного образования представляется возможным, если рассматривать выпускающие кафедры как главное звено этого процесса, а именно:

Решение проблемы 1 представляется нам следующим:

Выпускающим кафедрам: 1) выявить перспективных бакалавров 2 кур-

са и мотивировать их к освоению дополнительной квалификации «Переводчик в сфере профессио-нальной коммуникации» с полным или частичным финансированием;

2) магистры – то же: выявить и мотивиро-вать + требовать использования зарубежных ис-точников при написании статей, КР, ДР, сделать магистров читателями;

3) аспиранты – то же: выявить и мотивиро-вать к участию в программе «Лингва» + поручать готовить лекции, доклады на конференциях, пи-сать статьи на иностранных языках и публиковать их в зарубежных журналах;

4) приглашать зарубежных и отечественных лекторов читать курсы на иностранных языках, чтобы уже на этом этапе готовить студентов к чте-нию лекций на иностранном языке.


Хомутова Т.Н. Иноязычное образование в вузе: состояние, проблемы, решения

1052013, том 10, № 1

Факультету лингвистики организовать и провести обучение по заказам выпускающих ка-федр.

Это долгосрочная перспектива. А эффектив-ность вузов проверяют сегодня и сейчас. Возника-ет проблема 2: сейчас некому читать лекции и писать статьи на иностранных языках.

Во-первых, это не совсем так, такие люди есть. Список из выпускников программы «Лингва» насчитывает более 50 человек. По оценке наших преподавателей уже сейчас на факультетах Ф и ЭиУ по 7 человек могут читать лекции на англий-ском языке, на ВМИ и И – по 4, на ПС, Х, Ж, Ю – по 3, на ТЭ и ПиФ – по 2, на остальных – по 1.

Во-вторых, решение сейчас пытаются найти вне связи с теми курсами, которые будут читаться. Аспиранты и докторанты разных факультетов на-правляются в программу «Лингва», где практиче-ски с нуля после перерыва начинают изучение английского языка. Но для того, чтобы достичь нужного уровня нужны время и мотивация.

Мы предлагаем два варианта решения этой проблемы:

Первый вариант решения У нас есть структуры, которые целенаправ-

ленно занимаются международным образованием: Институт Международного образования (ИМО) и Управление Международной деятельности (УМД).

1. ИМО и УМД необходимо выявить при-оритетные направления, по которым могут прие-хать иностранцы, работать с выпускающими ка-федрами, провести PR кампанию.

2. Выпускающие кафедры должны: – составить учебные планы по этим направле-

ниям; – выявить преподавателей, которые сейчас

или в ближайшей перспективе могут и хотят (за-хотят – мотивация!) читать лекции на ИЯ, моти-вировать их к этому;

– подать заявку на обучение преподавателей языку для специальных целей от кафедры или фа-культета на факультет лингвистики;

– подать заявку на создание учебного терми-нологического словаря в НОЦ «Лингво-инновационные технологии»;

– пригласить зарубежных преподавателей на курс по данной дисциплине;

– ведущим преподавателям разработать курс лекций на английском языке или перевести уже имеющийся.

3. Факультет лингвистики – разработать и провести модульный курс

обучения, мастер классы по подготовке лекций, докладов и написанию статей на ИЯ;

– осуществить редактирование лекций. Есть еще более короткий, но затратный путь,

который представлен в следующем решении. Второй вариант решения 1. ИМО и УМД должны выявить приори-

тетные направления, по которым могут приехать иностранцы.

2. Выпускающие кафедры – составить учебные планы по этим направле-

ниям; – создать банк мобильных преподавателей; – пригласить зарубежных или отечественных

мобильных преподавателей прочитать курс по данной дисциплине на ИЯ;

– выявить преподавателей, которые сейчас или в ближайшей перспективе могут и хотят (за-хотят – мотивация!) читать лекции на ИЯ;

– преподавателям, которые в перспективе бу-дут читать лекции на ИЯ, подготовить курс лекций на русском языке.

3. Факультету лингвистики обеспечить перевод и редактирование этих лекций на ИЯ (синхронный, последовательный, письменный).

Хотелось бы обратить особое внимание на то, что самое главное звено – это выпускающие ка-федры. Лингвисты осуществляют лингвистиче-скую поддержку данного проекта, но сам проект – это, в первую очередь, забота выпускающих ка-федр.

Выводы и предложения. Мы рассмотрели состояние и лишь некоторые проблемы системы иноязычного образования в университете, пред-ложили пути решения этих проблем. В целях дальнейшего совершенствования процесса обуче-ния и изучения иностранных языков предлагаем:

1. Создать рабочую группу при УМУ по со-вершенствованию непрерывной иноязычной под-готовки, которая:

разработает языковую политику универ-ситета;

обеспечит непрерывность языкового обра-зования.

2. Факультетам и выпускающим кафедрам: повысить ответственность за рейтинговые

показатели и иноязычное образование своих сту-дентов, аспирантов и преподавателей;

разработать систему мер по повышению мотивации студентов, аспирантов, преподавателей к изучению ИЯ в программах дополнительного образования;

создать банки мобильных преподавателей; приглашать зарубежных и отечественных

мобильных преподавателей для чтения лекций на ИЯ.

3. Факультету лингвистики: организовать и провести обучение на ос-

новных и дополнительных программах в соответ-ствии с разработанной концепцией;

вести работу над созданием и совершенст-вованием современных учебных материалов и технологий;

осуществлять лингвистическую поддерж-ку (перевод, редактирование лекций) по заказам выпускающих кафедр и факультетов.




1Язык является динамичным явлением, он от-ражает изменения в социальной и политической жизни общества. Изменчива и языковая норма. Перемена языковых норм – явление естественное. Трудно представить себе общество, в котором ме-нялись бы социальный уклад, обычаи, развивались бы наука и культура, а язык оставался бы неиз-менным [2, с. 40].

Целью настоящей статьи является выявление тенденции размывания границ между языковыми стилями и проникновение сниженных единиц в разговорную речь и литературный язык.

В настоящее время проникновение арготиз-мов и жаргонизмов в нормированную речь являет-

1Беспалова Дарья Сергеевна, преподаватель

кафедры французского языка, аспирант кафедры русского языка и методики преподавания русского языка, Челябинский государственный педагогиче-ский университет (г. Челябинск). Научный руко-водитель – доктор филологических наук, профес-сор Л.П. Гашева. Е-mail: [email protected]

ся актуальной проблемой социального разноречия как во французском, так и в русском языках. 2

Р.А. Будагов отметил, что «каждый естест-венный язык развивается не по строгим и непро-тиворечивым логико-математическим програм-мам, а стихийно на протяжении многих столетий, … испытывая воздействия со стороны разного рода общественных факторов, представляя собой традиционную, полученную в наследство систему со всеми противоречиями, непоследовательностя-ми, «избыточностями», отклонениями от стандар-тов и т. д.» [5, с. 3]. Употребление французских арготизмов и русских жаргонизмов относится к нарушению языковой нормы.

2Daria S. Bespalova, Department the French

language, chair lecturer, (Chelyabinsk State Pedagogi-cal University), Russian Language and Methods of Teaching department, post graduate (Chelyabinsk State Pedagogical University), Scientific Supervisor – Professor L.P. Gasheva, PhD (Russian philology). Е-mail: [email protected]

ЗЕЛЕНЫЕ СТРАНИЦЫ

УДК 810

ДИНАМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ЯЗЫКОВОЙ НОРМЫ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ЖАРГОНИЗМОВ / АРГОТИЗМОВ (НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОГО И ФРАНЦУЗСКОГО ЯЗЫКОВ) Д.С. Беспалова

THE DYNAMIC DEVELOPMENT OF LANGUAGE NORM AND SLANG EXPRESSIONS FUNCTIONING (IN RUSSIAN AND FRENCH) D.S. Bespalova

Рассматривается процесс проникновения русских жаргонизмов и французских арготизмов в нормированную речь. Употребление жаргонизмов и арготизмов явля-ется нарушением языковой нормы как в русском, так и во французском языке. Ав-тор анализирует точки зрения отечественных и зарубежных лингвистов на экспан-сию жаргонизмов и арготизмов, и отмечает тенденцию использования сниженной лексики в разговорной речи.

Ключевые слова: жаргонизмы, арготизмы, нормированная речь, языковая норма, криптолалическая функция, игровая функция, эмоциональная функция, фонетиче-ская система, грамматическая система, разговорная речь, лексика, социолект, стиль.

This article is about the process of penetration of Russian and French slang

expressions into the standard language. The use of slang expressions is the deviance of the language norm both in the Russian language and in the French language. The author of the article analyses the opinions of Russian and foreign linguists on the expansion of Russian and French slang expressions and also shows the trend of using swear words in everyday language.

Keywords: Russian slang expressions, French slang expressions, standard language, language norm, secret function, ludic function, emotive function, sound system, grammatical system, everyday language, vocabulary, social dialect, style.


Беспалова Д.С. Динамическое развитие языковой нормы и функционирование жаргонизмов / арготизмов…

1072013, том 10, № 1

К.С. Горбачевич утверждает, что «динамич-ный темп современной жизни делает непрерыв-ным и более убыстряющимся процесс нарождения новых слов, появление новых значений… Понятие правильности словоупотребления не является по-стоянным и абстрактным свойством» [6, с. 70].

Возникновение французского арго датируется XIII веком. Лексема арго (argot) происходит от французского ergot – «шпора петуха», так назы-ваемый символ воров, который французские пре-ступники носили на поясе [7, с. 120]. Это было необходимо для обособления от остального обще-ства, так можно утверждать, что основной функ-цией арго была криптолалическая функция. Арго возникло как тайный язык преступных элементов.

Арго – язык, который не имеет собственной фонетической и грамматической системы. Харак-терной чертой арго является использование свое-образной лексики. Так, французское арго пользу-ется фонетической и грамматической системой национального языка.

С течением времени статус французского арго изменился. Арго перестало быть исключительной принадлежностью социального дна. Произошла дифференциация и нейтрализация этого явления [3, с. 55].

Французский лингвист П. Гиро отмечает, что французское арго постепенно теряет свою секрет-ность и становится составной частью лексикона значительного числа французов [16, с. 15, 16]. Это означает, что большинство французских арготиз-мов вошли в разговорную французскую речь, они являются понятными носителям языка и не требу-ют пояснения.

Тем не менее, элемент секретности сохраня-ется в арго. Арго в той или иной степени является тайным языком, созданным специально для того, чтобы сделать речь данной социальной группы непонятной для посторонних [2, с. 48].

«Le milieu continue à forger des mots secrets…» (P. Guiraud) [16, с. 25].

По мнению П. Гиро, «общество продолжает создавать тайные слова…» [16, с. 25].

Как только французские арготизмы теряют свою секретную функцию, становятся широко употребимыми, на смену им приходят новые, еще не известные. Следовательно, в настоящее время криптическая функция сопровождается функцией игровой (людической). Арго становится своего рода игрой, а говорить на нем – значит быть со-участником этой игры. Многие употребляют арго-тизмы под влиянием моды [15, с. 10, 11]. Такой процесс можно считать непрерывным. Словарь арго постоянно пополняется, так как создание слов является для него необходимостью [15, с. 10, 11].

Анри Бош, в свою очередь, понимает под арго тайный язык замкнутых социальных групп и вы-деляет различные социальные и профессиональ-ные арго [13, с. 23, 24].

Итак, в нашей работе под французским арго мы понимаем условный язык социальной группы, созданный с целью языкового обособления.

В русском языке условный язык замкнутой социальной группы называется жаргоном (от французского jargon – «наречие, жаргон»).

О.С. Ахманова понимает под жаргоном язык, состоящий из более или менее произвольно выби-раемых, видоизменяемых и сочетаемых элементов одного или нескольких естественных языков и применяемый отдельной социальной группой с целью языкового обособления, отделения от ос-тальной части языковой общности, иногда в крип-толалических целях [1, с. 148]. Л.А. Шкатова от-мечает, что буквально жаргон означает «испор-ченный язык» [12, с. 24].

Русский жаргон возник с целью маскировки смысла, из-за потребности сокрытия информации, действий, намерений.

Так же, как и французское арго, русский жар-гон отличается от национального языка специфич-ностью лексики и фразеологии, не имея собствен-ной грамматической и фонетической системы.

Под русским жаргоном, вслед за Л.А. Шкато-вой, мы понимаем «речь группы людей, объеди-ненной общими интересами, родом деятельности, времяпрепровождением» [12, с. 24].

Жаргон социальной группы отличается от других социолектов «стремлением дать общеизве-стным понятиям свое обозначение, отличающееся новизной и экспрессией» [4, с. 71, 72].

По мнению В.А. Хомякова, групповые жарго-ны – это «микросистемы с корпоративно ограни-ченной лексикой, пейоративной экспрессией и основной эмоциональной функцией, используемые различными группами по интересам…» [11, с. 22].

Особое место среди групповых жаргонов в русском языке занимает молодежный жаргон. Это своеобразный групповой код. Молодежный жар-гон в большей степени отражает намечающиеся тенденции развития общенародного языка. Его можно считать посредником между окказиональ-ным словотворчеством и нормированным слово-употреблением [10, с. 79]. Он существовал и суще-ствует до сих пор в разных языках.

Например: вечерина (букв.: молодежная вечеринка); головняк (букв.: проблема); зажигать (букв.: танцевать; веселиться; ак-

тивно себя вести); зафрендить (букв.: подружиться по Интерне-

ту); чувак (букв.: парень; друг) (Словарь совре-

менного молодежного жаргона М.А. Грачева). Приведем примеры функционирования дан-

ных жаргонизмов: «В прошедшие выходные поп-королева зажгла

один из нью-йоркских клубов своими безумными танцами» (О певице Мадонне) (Жизнь. – № 47. – 23–29 ноября 2011, «Мадонна с младенцем»).

«Выйдя на сцену заполненного до краев «Олимпийского», Маккартни поприветствовал собравшихся по-русски:

– Привет, чуваки! Сегодня мы устроим от-личную вечеринку! Вы готовы?» (Жизнь. – № 51. – 21–27 декабря 2011, Антон Степанов).

Во французском языке широко распространен молодежный жаргон «верлан» (verlan), который появился как секретный язык, он использовался молодежью, преступниками и наркоманами, чтобы посылать сообщения перед лицом полиции. Вер-


Зеленые страницы


лан – это чтение слов наоборот, перестановка сло-гов. Сегодня верлан – часть повседневного языка, он находится в постоянной эволюции. Некоторые слова, образованные этим способом, стали широко известными.

Например: meuf (букв.: женщина) < femme; keum (букв.: парень) < mec; téci (букв.: город) < cité; laisse béton (букв.: брось, забудь) < laisser

tomber; pécho (букв.: схватить, сцапать; поймать) <

choper (Larousse: Dictionnaire argotique et populaire, 2006).

Приведем примеры функционирования дан-ных арготизмов:

«Je garde un peu de temps pour les meufs quand je suis en train de faire du sport…» [Grand Corps Malade, «Midi 20», 2005]. – Я оставляю немного времени для женщин, когда я не в состоянии за-ниматься спортом.

«C’est pas avec des jeux de mots que je vais pouvoir dire que je pèse,

Encore moins que je vais pouvoir pécho Jennifer Lopez...» [Grand Corps Malade, «Chercheur de phrase», 2006].

Не игрой слов я смогу сказать, что я чего-то стою,

И маловероятно, что я смогу зацепить Джен-нифер Лопез.

Употребление разговорно-сниженной лексики в русском языке можно рассматривать как «прие-мы демократизации языка», которые можно при-ветствовать, так как они несут свежую струю яр-ких, истинно народных, насыщенных экспрессией элементов, разнообразящих речь. Они позволяют индивидуализировать, выявлять личность, ценить нестандартность высказываний, они также ведут к откровенности, открытости общения [9, с. 73].

Это относится и к французскому языку, в ко-тором арго используют, чтобы «следовать моде на арготические слова», а также чтобы «поддержи-вать дистанцию между определенной группой и ее подражателями» [14, с. 31, 32]. Сегодня, арго ши-роко распространено на радио, телевидении, язык арго активно использует реклама [14, с. 31, 32].

«Многозначительно, что жаргонизмы все ре-же поясняются в тексте: то, что не требует их «пе-ревод» на литературный язык означает, что они, если еще и не вошли, то уже ворвались в речевой обиход образованного общества» (В.Г. Костома-ров) [9, с. 63]. Далее В.Г. Костомаров отмечает, что «разрушение необходимого водораздела меж-ду «серьезными» стилями и устно-бытовыми ти-пами речи … является лишь рефлексом происхо-дящего в речи общества в целом или в речи неко-торых его влиятельных слоев» [9, с. 69].

Сегодня наблюдается проникновение фран-цузского арго и русского жаргона во все сферы общественной жизни. Арготизмы и жаргонизмы используются в рекламе, на радио, на телевидении [3, с. 56–63]. Употребление арготизмов и жарго-

низмов в речи уже не является показателем при-надлежности к преступному миру. Французские арготизмы и русские жаргонизмы употребляют и молодое поколение, и более старшее. По нашему мнению, это является показателем того, что фран-цузское арго и русский жаргон уже стали естест-венными элементами разговорной речи. Это сви-детельствует о необходимости дальнейшего изу-чения этих языковых явлений как во французском, так и в русском языках.

Статья издана при финансовой поддержке

гранта ФГБОУ ВПО «ЧГПУ» 2012 г.

Литература 1. Ахманова, О.С. Словарь лингвистических

терминов / О.С. Ахманова. – М.: Сов. энциклопе-дия, 1969. – 608 с.

2. Беликов, В.И. Социолингвистика / В.И. Бе-ликов, Л.П. Крысин. – М.: РГГУ, 2001. – 439 с.

3. Береговская, Э.М. Французское арго: эво-люция его восприятия / Э.М. Береговская // Фило-логические науки. – 1997. – № 1. – С. 55–65.

4. Бондалетов, В.Д. Социальная лингвисти-ка: учеб. пособие для студентов пед. ин-тов / В.Д. Бондалетов. – М.: Просвещение, 1987. – 160 с.

5. Будагов, Р.А. Человек и его язык (заметки об отношении людей к литературному языку) / Р.А. Будагов // Вопросы языкознания. – 1970. – № 6. – С. 3–14.

6. Горбачевич, К.С. Нормы современного рус-ского литературного языка / К.С. Горбачевич. – 3-е изд., неиспр. – М.: Просвещение, 1989. – 208 с.

7. Грачев, М.А. Словарь современного моло-дежного жаргона / М.А. Грачев. – М.: Изд-во Эксмо, 2006. – 672 с.

8. Грачев, М.А. Арго и язык французской ху-дожественной прозы ХХ века (50–70-е годы) / М.А. Грачев, О.С. Сапожникова, Э.М. Береговская // Вопросы языкознания. – 2010. – № 2. – С. 120–123.

9. Костомаров, В.Г. Языковой вкус эпохи / В.Г. Костомаров. – Педагогика-пресс, 1994. – 246 с.

10. Саляев, В.А. О социальных диалектах рус-ского языка / В.А. Саляев // Русский язык в школе. – 1995. – № 3. – С. 78–84.

11. Хомяков, В.А. Структурно-семантические и социально-стилистические особенности англий-ского экспрессивного просторечия / В.А. Хомя-ков. – Вологда, 1974. – 102 с.

12. Шкатова, Л.А. Как слово отзовется: Бесе-ды о разговорной речи челябинцев / Л.А. Шкатова. – Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1986. – 60 с.

13. Bauche, H. Le langage populaire / H. Bauche. – Р.: Payot, 1951. – 231 p.

14. Calvet, L.-J. Les voix de la ville. Introduction a la sociolinguistique / L.-J. Calvet. – P.: Payot, 1994. – 305 p.

15. Caradec, F. Dictionnaire du français argotique et populaire / F. Caradec. – P.: Larousse, 2006. – 320 p.

16. Guiraud, P. L’argot / P. Guiraud. – Paris: Presses Universitaires de France, 1963. – 126 p.



1092013, том 10, № 1

1В современной коммуникации особую зна-чимость приобретают семиотически осложненные, или креолизованные тексты. В формировании со-держания и прагматического потенциала текстов такого типа взаимодействуют коды разных семио-тических систем, которые в свою очередь интег-рируются и перерабатываются реципиентом в не-кое единое целое.

К креолизованным текстам относятся тексты, фактура которых состоит из двух негомогенных частей: вербальной (языковой/ речевой) и невер-бальной (принадлежащей к другим знаковым сис-темам) [4, с. 180–187].

В данной статье понятие «креолизованный текст» употребляется для определения любого печатного материала комикса, рассматриваемого как совокупность гетерогенных знаков, для кото-рого необходимо установить соотношение между его вербальными и невербальными составляющи-ми. Как известно, в комиксе информационная ём-кость и прагматический потенциал невербальных (паралингвистических) средств часто выше, чем у вербальных средств, поэтому лингвистика комикса и преображается в лингвистику семиотически ос-ложнённого знака. Изображения и слова в комиксе не являются суммой семиотических знаков, их значения интегрируются и образуют сложно орга-низованный текст, в котором между вербальной и изобразительной частями устанавливаются разные

Григорьева Наталья Юрьевна, старший пре-

подаватель кафедры иностранных языков, Магнито-горский государственный технический университет (г. Магнитогорск). Е-mail: [email protected]

корреляции, определяющие механизмы построе-ния комикс-сообщения.2

Невербальные, или паралингвистические средства определяются как средства, существую-щие в пределах графемной системы текста и на-рушающие «прозрачность» графической субстан-ции языкового выражения [3, с. 18]. В свою оче-редь, А.М. Баранов и Л.Б. Паршин предлагают различать паралингвистические средства в зави-симости от механизмов их создания [2, с. 41–115].

Принимая во внимание такое разделение, можно предположить, что в комиксе используются супраграфемные средства (шрифтовое варьирова-ние) и топографемные средства (плоскостное варьирование). Паралингвистические средства, определяющие внешнюю организацию комикса, образуют поле паралингвистических средств ко-микса [1], которое включает особую графическую сегментацию (кадры) и их специфическое распо-ложение на листе, обязательное наличие икониче-ского и вербального знаков, использование раз-личных шрифтов. Использование паралингвисти-ческих средств в комиксе является важным типо-образующим признаком и позволяет говорить о существовании определённой «графической нор-мы», регулирующей его «внешнее» оформление. Понятие «графическая норма» было введено И.Э. Клюкановым, который рассматривал её как стандарт, модель, представляющую собой «пример

Natalia U. Grigorieva, Foreign Languages chair

senior lecturer (Magnitogorsk Technical State Univer-sity). Е-mail: [email protected]

УДК 82-1/-9:74

КОМИКС КАК КРЕОЛИЗОВАННЫЙ ТЕКСТ Н.Ю. Григорьева

COMICS AS A TYPE OF CREОLIZED TEXT N.U. Grigorieva

Рассматривается связь вербального и иконического знаков политического ко-микса на содержательно-языковом уровне. Автор анализирует коммуникативно-прагматическую норму использования гетерогенных составляющих комикса, а также типы корреляций между ними.

Ключевые слова: семиотическая система, комикс, прагматический потенциал, паралингвистические средства, графическая норма, семантическое соответствие, семантическая зависимость.

The article deals with the connection between verbal signs and icons in political com-

ics at the content-and-language level. The author of the article analyses the communica-tive and pragmatical norm of using the heterogeneous components of comics, and also the correlations existing between them.

Keywords: semiotic system, comics, pragmatical potency, paralinguistic means, graphic norm, semantic conformity, semantic dependence.




исторически сложившейся практики зрительного воплощения того или иного типа текста» [3, с. 18].

Графическая норма входит в качестве компо-нента в коммуникативно-прагматическую норму комикса, объединяющую языковые и неязыковые правила построения текста в определённой типовой ситуации с определёнными интенциями для дости-жения адекватного прагматического воздействия на адресата. Такими правилами являются: 1) использо-вание изобразительных элементов; 2) использова-ние определённых изобразительных средств – ри-сунков, реже – фотографий; 3) использование опре-делённой комбинации вербальных и иконических знаков: серия изображений и сопровождающие их надписи/подписи; 4) использование определённой модели расположения иконических средств: нали-чие вербального ряда комикса внутри кадра в виде реплик персонажей, заключённых в так называе-мые «филактеры», и в виде комментариев автора; 5) использование других паралингвистических средств (например, шрифта), призванных гармо-нировать с иконическими средствами и выполнять одинаковую экспрессивную функцию. Таким об-разом, невербальные средства в комиксе также являются носителями определённой информации (когнитивной, семантической, экспрессивной), они привлекают внимание адресата, следовательно, комикс является паралингвистически активным текстом, но полное извлечение информации стано-вится невозможным без их декодирования и ин-терпретации с помощью вербальных средств.

Именно паралингвистические средства при-обретают особую значимость в комиксе тогда, ко-гда участвуют в формировании как плана его вы-ражения, так и плана его содержания. Изображе-ния и слова в комиксе не являются суммой семио-тических знаков, их значения интегрируются и образуют разные сложно устанавливающиеся кор-реляции, определяющие механизмы построения комикс-сообщения.

Обеспечивая коммуникацию, иконические элементы коррелируют в содержательном плане с разными частями вербального компонента и диа-пазон таких корреляций может быть различным: 1) связь изображения с буквой: в тексте комикса в виде фигурных (стилизованных) букв могут оформляться заглавные буквы, которые позицион-но закреплены за «зачином» текста отдельного кадра и способствуют созданию определённого колорита европейской старины;

2) внешняя (визуальная) соотнесённость ком-понентов: в комиксе она определяется сложив-шейся традицией: вербальные и непосредственно связанные с ними в семантическом отношении иконические элементы располагаются в одном визуальном поле, образуя горизонтальные видео-ряды. Такое расположение в смысловом простран-стве комикса задаёт определённый ритм и придаёт ощущение динамичности.

При этом для восприятия комикса необяза-тельно прямое семантическое соответствие между буквой и изображением. Но в целях успешного осуществления коммуникации в комиксе необхо-дима связь вербального и иконического знаков на содержательно-языковом уровне. Семантическая зависимость одного знака от другого «подкрепля-ется» при этом соответствующими языковыми маркерами в вербальной части. Данные маркеры могут соотносить вербальные и иконические эле-менты непосредственно (эксплицитно выраженная связность) и опосредованно, неявно (имплицитно выраженная связность). Эксплицитно выраженная связность бывает трех типов: структурная, иден-тифицирующая и дейктическая. Для комикса ха-рактерна в большей степени идентифицирующая связность, при которой иконический знак иденти-фицирует отправителя/получателя сообщения. Языковыми маркерами здесь являются личные и притяжательные местоимения 1-го или 2-го лица, а также имена собственные. Например:

1) «…Gerald and I have decided to have both our heads crafted into a single body!» – «Джеральд и я решили вмонтировать наши головы в одно тело!» – языковой маркер – местоимение «I» – «я»;

2) «Ugg is a mighty hunter!» – «Уг – великий охотник!» – здесь персонаж комикса называет са-мого себя по имени и языковым маркером являет-ся имя собственное Ugg.

В данном типе связности часто используется приём персонификации, где в качестве «говоряще-го» лица выступают животные, фантастические существа, неодушевлённые предметы. Например, Статуя свободы (один из символов США), обра-щается к частному детективу (пингвину) с прось-бой о помощи:

«You've got to help me, mister Penguin!» – («Вы должны помочь мне, мистер Пингвин!»).

В данном примере в качестве языкового мар-кера используются местоимения «me» – «мне» и «my» – «мой». Приём персонификации довольно часто используется в комиксе как аттрактивное средство.

Дейктическая связность присутствует в ко-миксе, когда в вербальном компоненте содержится указание на изобразительный компонент, непо-сред-ственная отсылка к нему адресата. Так, язы-ковыми маркерами связи являются местоимение it и глагол is, указывающие на название компакт-диска, изображение которого включено в икониче-ский компонент комикса:

« It’s «Sound Bites!» – («Это – «Sound Bites!»). В другом случае языковым маркером является

местоимение «this» – «эта», указывающее на при-сутствующее в видеоряду изображение кредитной карты:

«You'll get this credit card…» – («Ты получишь эту кредитную карту…»). Данный тип связности реализует фактор информационной избыточности комикса, как средства массовой коммуникации.


Григорьева Н.Ю. Комикс как креолизованный текст

1112013, том 10, № 1

Имплицитная связность в комиксе носит не явно выраженный характер, устанавливается на основе более тщательного соотнесения вербально-го и иконического компонентов, выявления их внутренних семантических связей. Например, в комиксе изображен экс-президент США Дж. Буш, представляющий претендента, способного заме-нить верховный суд страны:

«Nominee for that Supreme Court things… Satan, the Prince of Darkness! » – («Претендент на замену Верховного Суда…Сатана, царь тьмы!»). При этом отсутствует прямое указание на озна-чаемый объект, но присутствует соответствующий иконический знак.

Структурная связность, для которой харак-терно непосредственное включение иконического знака в вербальный компонент, где он может за-мещать вербальный знак, широко используется в комиксе, также являясь аттрактивным средством. Взаимодействуя с вербальным знаком в языковом контексте, иконический знак выступает в качестве синтаксического эквивалента слова или предложе-ния. Например, иконический знак – стрелка – мо-жет заменять вербальные знаки «И далее…».

Итак, выбор и варьирование паралингвисти-ческих средств в комиксе довольно свободны, но они определяются коммуникативно-прагмати-ческой нормой, что является условием успешного осуществления современной видео-вербальной коммуникации.


1. Анисимова, Е.Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация. (на материале креолизованных текстов) / Е.Е. Анисимова. – М.: Академия, 2003. – С. 128.

2. Баранов, А.Н. Воздействующий потенциал варьирования в сфере метаграфемики / А.Н. Бара-нов, П.Б. Паршин // Проблемы эффективности рече-вой коммуникации. – М.: ИНИОН, 1989. – С. 41–115.

3. Клюканов, И.Э. Структура и функции па-раграфемных элементов текста: автореф. дис. … канд. филол. наук / И.Э. Клюканов. – Саратов, 1983. – С. 18.

4. Сорокин, Ю.А. Креолизованные тексты и их коммуникативная функция / Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов // Оптимизация речевого воздейст-вия. – М., 1990. – С. 180–187.

Поступила в редакцию 21 марта 2011 г.



1Проблема семантики остается одной из цен-тральных проблем фразеологии. Исследованию семантики фразеологизмов посвящены работы Ю.Ю. Авалиани, Н.Ф. Алефиренко, В.Л. Архан-гельского, Л.П. Гашевой, Е.А. Григорьевой, В.П. Жукова, Л.Д. Игнатьевой, В.А. Лебединской, А.М. Мелерович, В.М. Мокиенко, А.Д. Соловье-вой, А.М. Чепасовой и других. В современном русском и английском языках качественная харак-теристика признака субъекта выражается наре-чиями, а также качественно-обстоятельственными фразеологизмами, или фразеологическими струк-турами качественной (квалитативной) семантики.

Зайков Дмитрий Владимирович, аспирант кафедры русского языка, литературы и методики преподавания русского языка и литературы, Челя-бинский государственный педагогический универ-ситет (г. Челябинск). Научный руководитель – доктор филологических наук, доцент Л.П. Юздова. E-mail: [email protected]

Анализу семантических и структурных свойств фразеологизмов качественно-обстоятельственного класса посвящено немало исследований с приме-нением разных подходов (Е.Ф. Габрик, 1998; Л.П. Гашева, 1999; Л.Д. Игнатьева, 1975; Н.А. Пав-лова, 1978; Т.Е. Помыкалова, 2005; И.А. Поддячая, 2009; А.В. Свиридова, 2008; А.Д. Соловьева, 2005; А.М. Чепасова, 1974; Л.П. Юздова, 2009 и др.). Но не все проблемы, связанные с фразеологией, ре-шены.2

Наречия меры и степени выполняют номина-тивную функцию в языке и являются субордина-тами по отношению к прилагательному, заклю-

Dmitry V. Zaykov, post-graduate student at the department of the Russian language, literature and me-thods of teaching the Russian language and literature, Chelyabinsk State Pedagogical University (Chelya-binsk), Scientific Supervisor – Yuzdova L.P., PhD (Russian philology), assistant professor. E-mail: [email protected]

УДК 415.61 ББК 81.033

СЕМАНТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ, СОСТАВЛЯЮЩИХ МАКРОПОЛЕ МЕРЫ И СТЕПЕНИ СТАТИЧНОГО ПРИЗНАКА (НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОГО И АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКОВ) Д.В. Зайков

SEMANTIC PROPERTIES OF PHRASEOLOGICAL UNITS CONSTITUTING THE MACROFIELD OF MEASURE AND DEGREE OF A STATIC CHARACTERISTIC (ON THE MATERIAL OF THE RUSSIAN AND ENGLISH LANGUAGES) D.V. Zaykov

Рассматривается фразеосемантическое поле меры и степени статичного при-знака в русском и английском языках, сконституированное фразеологическими единицами; описывается структура поля и определяется его взаимодействие с дру-гими полями. Автор анализирует семантические свойства фразеологизмов меры и степени, на основании чего они входят в макрополе, и выводит составляющие ком-поненты смысла, формирующие значения данного класса фразеологических еди-ниц. Также автором предлагается и обосновывается термин «фразеологический интенсификатор».

Ключевые слова: фразеологизм, мера и степень, статичный признак, интенсив-ность, фразеологический интенсификатор, фразеосемантическое поле.

The article dwells upon the phraseosemantic field of degree and measure of a static

features in the Russian and English languages constituted by phraseological units. The author describes the structure of the field and its interaction with other fields. The author also analyses semantic properties of phraseological units of measure and degree, the basis why they are included in the macrofield. He singles out components that constitute the meaning of this class of phraseological units. The present article introduces and justifies the term “phraseological intensifier”.

Keywords: phraseological unit, measure and degree, static feature, intensity, phraseo-logical intensifier, phraseosemantic field.


Зайков Д.В. Семантические свойства фразеологических единиц, составляющих макрополе меры и степени статичного признака…

1132013, том 10, № 1

чающему в себе статичный признак (мертвый, ум-ный, жадный, щедрый, пьяный, smart, daft, quiet, sleepy и др.). Среди знаков фразеологической но-минации им семантически соответствуют фразео-логические единицы (далее – ФЕ) качественно-обстоятельственного класса, несущие категори-альное значение меры и степени проявления ста-тичного признака.

В процессе речевой коммуникации происхо-дит отбор из имеющихся в словарном составе язы-ка и лексиконе личности адвербиальных лексем и фразеологизмов, позволяющих дать признаку оп-ределенную степень детализации, характеризации. Составляя достаточно представленный класс еди-ниц, фразеологические знаки включены в процес-сы формирования определенных образов в пред-ставлении говорящего, а их употребление обу-словлено не только его интенцией при построении высказывания, но и языковыми законами, ограни-чивающими случаи употребления конкретных фразеологизмов меры и степени с определенными прилагательными: (скромный) до неприличия, (правильный) до оскомины, (разъяренный) до пре-дела, (твердый) как алмаз, (умный) не в меру, (мягкий) как лен, (poor) as a church mouse, (daft) as a brush, (sly) as a fox и др.

Большое разнообразие форм – знаков и лек-сической, и фразеологической номинации – для выражения в языке функционально-семантической категории степени признака свидетельствует, оче-видно, о таком свойстве языка, как адаптивность, о его приспосабливаемости к необходимости дета-лизации признака по степени его проявления. Именно вынужденность языка находить или по-рождать средства для семантической дифферен-циации различных признаков, свойств и объясняет наличие такого разнообразия и многочисленности фразеологических единиц качественно-обстоятельственного класса, в частности, в рус-ском и английском языках.

Знаки раздельно оформленной номинации выступают в роли спецификаторов признака, как нам кажется, не вследствие недостаточности или бедности лексических средств, способных репре-зентировать схожую семантику; их многообразие призвано адекватно удовлетворить потребности человека, возникающие в процессе его познава-тельной деятельности и общения.

Семантический анализ вербальных средств степени проявления признака приводит нас к мыс-ли о том, что, помимо структурных отличий, дан-ные языковые знаки следует рассматривать с по-зиций их семантических, стилистических, прагма-тических различий. Единицы, способные выражать сходный смысл, объединяются по функционально-семантическим признакам в одну систему, из ко-торой говорящий отбирает необходимые ему с учетом различий смысловых оттенков между еди-ницами, их семантических и стилистических осо-бенностей, а также авторской интенции. Иными

словами, использование при прилагательном ка-кой-либо формы, несущей тот или иной смысл, детерминировано в том числе прагматическими факторами, возникающими из коммуникативных интенций автора сообщения. Таким образом, еди-ницы, образующие призначный комплекс, отли-чаются заложенным в них экспрессивным и праг-матическим потенциалом.

А.В. Бондарко и коллектив авторов моногра-фии указывает на возможное разграничение атри-бутивной и предикативной качественности, за счет отнесения единицы со значением качества к атри-буту (черный как смоль, белый как мел) или к пре-дикату (смотреть как зверь) [1, с. 33]. Для нас представляет интерес анализ только фразеологиз-мов с атрибутивной качественностью, с семанти-кой меры и степени проявления статичного при-знака. Рассматриваемые нами обстоятельства ме-ры и степени атрибутируют адъективы (прилага-тельные) и вербализуются знаками фразеологиче-ской номинации.

Систематическое изучение фразеологизмов как особых единиц языковой системы началось сравнительно недавно ввиду небольшого «возрас-та» фразеологии как отдельно оформившейся и самостоятельной науки со своей методологиче-ской базой. Несмотря на этот факт, к настоящему времени уже написано огромное количество работ по многоаспектному изучению фразеологических единиц.

Во многих работах (М.Л. Ермилова, 1994; А.Д. Соловьева, 2005; А.М. Чепасова, 1974; А.А. Чепуренко, 2009; Л.П. Юздова 2007) фразео-логический фонд получает объективное классифи-цирование по грамматическим разрядам с опорой на следующие критерии: общность лексического значения, наличие одинакового набора граммати-ческих категорий, однотипность отношений и свя-зей со словами в строе предложения. Такая орга-низация фразеологических единиц по группам представляется правомерной и логичной для пол-ного представления их сложной смысловой струк-туры.

Класс фразеологических единиц, дающих ка-чественную характеристику действию или призна-ку, представлен в языке достаточно широко и по-лучает в типологии некоторых фразеологов на-именование адвербиальных. Н.А. Решке (2006) выделяет класс русских адвербиальных фразеоло-гических единиц, основываясь на синтаксическом принципе, который состоит в соответствии син-таксической функции фразеологизма и определен-ной части речи, которой он может быть замещен [5, с. 230–232]. Структурный принцип классифи-кации ФЕ, основанный на эквивалентности фра-зеологического знака и какой-либо части речи, позволяет исследователям также именовать пред-ставленный класс фразеологизмов наречными.

Само название класса – качественно-обстоятельственные – вскрывает содержание




внутри него двух категориальных подклассов: подкласс качественных ФЕ с квалитативной се-мантикой и подкласс обстоятельственных ФЕ. В традиции Челябинской фразеологической шко-лы характеристика качественно-обстоятельствен-ных фразеологических единиц такова: «Основную массу фразеологизмов данного класса составляют единицы, которые обозначают одновременно ка-чество и образ действия, способ его совершения, могут указывать одновременно на качество и на место, время, причину, цель, или степень прояв-ления действия или другого признака (выделено нами – Д.З.). Один и тот же фразеологизм может совмещать в себе несколько семантических эле-ментов, каждый из которых может актуализиро-ваться и не актуализироваться в речи» [9, с. 17]. Именно такая трактовка семантики качественно-обстоятельственных фразеологизмов послужила основанием для составления картотеки и отбора единиц с заданным значением: «Способность фра-зеологизма обозначать качество или степень про-явления признака должно считать определяющим фактором для квалификации его как качественно-обстоятельственного» [9, с. 18].

Мы, вслед за профессором А.М. Чепасовой, называем эти единицы качественно-обстоятель-ственными в силу прозрачности и однозначности термина, который одним наименованием раскры-вает суть анализируемого нами явления: фразеоло-гизмы этого класса являются носителями качест-венной семантики и функционируют в предложе-нии как обстоятельство меры и степени, что яв-ляется релевантным в целях установления его связи и взаимообусловленности с прилагатель-ным, несущим статичный признак. Денотат таких фразеологизмов одновременно является частью денотата адъективной единицы, которую они ха-рактеризуют.

В своем смысловом наполнении класс качест-венно-обстоятельственных ФЕ осложнен комбина-торностью категориальных значений внутри одно-го фразеологизма. Такие фразеологизмы легко сочетаются с прилагательными, служат для точно-го, наглядного изображения реального мира и вы-ступают в функции определителя, уточнителя ста-тичного признака.

Ряд ученых придерживаются классификации фразеологизмов качественно-обстоятельственного класса с учетом категориальных, субкатегориальных и групповых сем (Л.Д. Игнатьева, 1975; А.Д. Со-ловьева, 2005; А.М. Чепасова, 1974; А.А. Чепурен-ко, 2009; Л.П. Юздова, 2007) и указывают на ском-бинированный характер связи значений качест-венности и обстоятельственности действия в се-мантике фразеологизма. Таким образом, интере-сующие нас ФЕ данного класса двойственны по своему значению, соединяя в себе одновременно несколько характеристик признака (качественную и обстоятельственную: меры и степени), они обо-значают признак качества и признак признака.

Фразеологизмы семантики меры и степени статичного признака соотносимы с классом наре-чий меры и степени не только по категориальным признакам, но и по характеру синтаксической свя-зи с прилагательными (или словами категории со-стояния), так как образуют с ними словосочетание с подчинительной связью – примыканием. Однако фразеологизмы качественно-обстоятельственного класса не тождественны наречиям, так как являют-ся более емкими, яркими усилителями признака. Подробному анализу соотношения качественно-обстоятельственных ФЕ и наречий посвящена мо-нография А.Д. Соловьевой [6, с. 15–20].

Стоит оговорить критерии включения фразео-логических единиц в нашу выборку. Л.П. Юздова в монографическом труде подробно рассматривает семантику ФЕ данного класса сквозь призму поле-вого подхода, с помощью которого фонд единиц качественной семантики организуется ею в два микрополя: образа действия и меры и степени проявления признака [10, с. 98–166]. Единицы со значением меры и степени и вошли в нашу выбор-ку с тем ограничением, что они должны заключать в себе качественную характеристику статичного, а не процессуального признака субъекта, то есть соотноситься с семантикой адъектива, а не преди-ката, как, например, ФЕ (седой) как лунь, (злой) как собака, (голодный) как волк, (похожие) как две капли воды, (busy) as a bee, (deaf) as stone и дру-гие – данные примеры фразеологизмов соотноси-мы с характерологичностью нединамического признака. Нами была сделана сплошная выборка фразеологических единиц, насчитывающая 123 единицы русского языка и 60 единиц англий-ского языка, актуализирующих значение той или иной степени проявления призначной статики.

Обзор значений ФЕ меры и степени показал, что все фразеологизмы нашей выборки содержат смысловой компонент «совсем, полностью, цели-ком»: (чёрный) как уголь, (ссохшийся) как мумия, (тихий) как мышь, (темный) как ночь, (глухой) как пень, (пьяный) в доску, (одинок) как перст, (беден) как церковная мышь – очень, до крайней степени (беден), (глуп) как сивый мерин – очень, до край-ности, (гол) как сокол – страшно беден, (глуп) как баран – очень глупый, (голоден) как волк – об очень голодном человеке, (пьян) в доску – совсем, полностью, очень сильно, (busy) as a bee, (deaf) as stone и др.

Как видим, статика значения признака зало-жена в слове-сопроводителе фразеологизма, а ФЕ интенсифицирует признак, увеличивая степень его проявления. В значение анализируемых фразеоло-гизмов входит сема «очень», указывающая на большую степень, то есть заявленный в слове-сопроводителе признак взят в самом крайнем сво-ем проявлении, в самой большей степени. Боль-шинство ФЕ меры и степени, представленных в нашем материале, соотносятся с наречием «очень» и через него же поясняется их значение в обрабо-



1152013, том 10, № 1

танных нами фразеографических источниках. На-речие «очень» в данном случае выполняет функ-цию экспрессивно-эмоционального выражения степени, интенсивности признака, и является ос-новной доминантой среди схожих с ним по значе-нию. Компонент значения «слишком» указывает на чрезмерную степень проявления признака, «со-всем, совершенно» – на полную степень. Как ви-дим, данные фразеологизмы созданы языком для обозначения «крайних» понятий. Следовательно, правомерно введение термина «фразеологиче-ский интенсификатор», под которым подразуме-вается фразеологическая единица, наделенная спо-собностью информировать о высокой степени при-знака и имеющая в качестве категориальной ха-рактеристики способность выражать значение ме-ры и степени, а именно – большей или полной сте-пени.

Такое отклонение в сторону большей степени может объясняться следующим: «представляется, что провозглашенный народами приоритет меры выступал мощным рычагом, который в прошлом регулировал социальные отношения, ограничивал или в целом исключал условия возникновения конфликтных ситуаций; только выход за пределы меры давал повод для возмущения, упрека, запре-та» [3]. Предпочтение всегда отдается умеренно-сти, а степени «слишком», «чересчур», «чрезмер-но» получают негативную оценку, поэтому во фразеологических фондах сопоставляемых языков не выявлено фразеологизмов со значением непол-ной степени, умеренности.

Таким образом, в интенсификаторах совме-щается две функции: обозначение объективной степени признака относительно нормы и выраже-ние субъективного впечатления от него. Мера и степень признака, выраженная фразеологизмом, является недискретной величиной и представлена неопределенным значением, поскольку сравни-ваемые признаки несравнимы: трудно сказать, ка-кой из признаков интенсивнее – (пьяный) в доску или в стельку; (бледный) как полотно или как смерть.

Стоит отметить структурную особенность русских фразеологических сравнений в контрасте с английскими. В состав русских единиц, как пра-вило, не входит прилагательное-сопроводитель: (страшен) как смертный грех, (туп, глуп) как пробка, (хитер) как лиса, (спокоен) как удав. В то же время английские ФЕ обнаруживают в своем составе обязательное наличие прилагательного, что подтверждается данными англоязычных фра-зеологических словарей: as blind as a bat – (слеп) как летучая мышь, as brave as a lion – (храбр) как лев, as busy as a bee – (трудолюбив) как пчелка. Хотя и в английском языке ряд ФЕ не включают в свой состав само наименование признака, выра-женного прилагательным: like hare (как заяц), like cat (как кошка) – так они сближаются по структуре с русскими фразеологизмами, для которых эта

особенность является неварьирующейся. Во фра-зеологических сравнениях второй компонент, как правило, мотивирован, внутренняя форма ФЕ про-зрачна для представителя данной языковой куль-туры. Так, например, происходит формирование фразеологического сравнения в ФЕ как лиса − «подобно животному, которому люди приписыва-ют чрезвычайную хитрость» и as sly as a fox – «хи-тер, как лиса».

Фразеологизм как пробка – daft as a brush (как щетка) обнаруживает прозрачность семантики в обоих языках, хотя и имеет различные компонен-ты: в русской фразеологической единице – «проб-ка», в английской – «щетка». Англичане помеша-ны на чистоте, и, возможно, щетка для них именно тот элементарный, банальный предмет, с которым сравнивают глупого человека. Что касается рус-ской ФЕ как пробка, то для представителя русской культуры это пробка, которая первоначально де-лалась из дерева. Сравнение глупого человека с деревом, бревном и по сей день остается в широ-ком употреблении.

Фразеологизм как щепка (очень худой) имеет своим английским эквивалентом as lean as a rake (тощий как грабли). Щепки представляют собой тонкие отколотые пластинки дерева; сравнение человека в русской ФЕ основано на их форме и легкости. Однако для англоязычного человека ху-доба соотносится с признаком тонкости с таким инструментом, как грабли – и здесь уже нет схо-жести признака легкости, в чем и состоит отличие данной ФЕ в русском и английском языках.

Эквиваленты русского и английского языков могут компонентно не совпадать (щепки в рус-ском, грабли – в английском языке), что, однако, не лишает их свойства мотивированности значе-ния и прозрачной внутренней формы, так как не всегда выбор компонента в составе ФЕ понятен для представителя другой национальности, но для носителя языка значение фразеологического срав-нения может быть вполне обосновано и понятно без труда.

Единицы меры и степени статичного признака принимают участие в репрезентации концептов русской и английской языковых картинах мира, объективация которых носит ярко выраженный антропоцентрический характер. Анализ единиц позволяет сделать вывод о том, что в русском и английском когнитивном сознании «оценивание» меры и степени статичного признака носит пре-имущественно оценочный характер. Выделение и описание понятий о мере и степени как фрагмента коллективного языкового сознания дает возмож-ность проследить, каким образом мировоззрение и уровень развития определенной нации получили отражение во фразеологизмах, сгенерированных ее языком.

В настоящее время в лингвистике отсутствует единая концепция в интерпретации термина «ин-тенсивность». Согласимся с мнением И.В. Ревен-




ко, что «интенсивность не следует определять как синоним меры, поскольку интенсивность демонст-рирует уровень развития признака в рамках кон-кретной меры, не влекущего за собой изменения качества»[4, с. 9]. Анализируя фразеологические единицы меры и степени признака, мы используем термин «интенсивный» признак, поскольку этот термин составляет содержательную сущность ка-тегории интенсивности. И.И. Туранский трактует интенсивность как признак второго уровня, или признак признака. Через интенсификацию, по мнению ученого, осуществляется усиление выра-зительности, экспрессивности, т. е. повышение ее количественной характеристики [8].

Пласт единиц с категориальным значением интенсивности образуют номинации, демонстри-рующие разную степень выраженности семанти-ческого признака, представляющего некий инва-риант. С точки зрения полевого подхода, единица может быть отнесена к ядерной или периферийной зоне в зависимости от полноты отражения ею ин-вариантного признака. Ядерным средством выра-жения инварианта является лексема, в то время как единицы фонетического, словообразовательного, синтаксического уровней образуют периферийную зону. В отличие от ядерных, периферийные еди-ницы лишь усиливают значение за счет наслоения на интенсивность, уже присутствующую в семан-тической структуре лексемы.

Свойство предмета, номинированное через обозначение его качества, может проявляться с большей или меньшей интенсивностью, т. е. ха-рактеризоваться большей или меньшей мерой сво-его проявления. Поскольку мы рассматриваем ин-тенсивность как понятие о количестве признака, то правомерно утверждать, что она неизменно связа-на с категорией качества. Выборка наших единиц показывает, что в семантической структуре фра-зеологизмов качественно-обстоятельственного класса (по терминологии А.М. Чепасовой) усиле-ние статичного признака происходит через добав-ление компонентов значения «очень», «слишком», «чрезмерно», «много», что также свидетельствует о пересекающемся характере взаимоотношения категорий качества и количества.

Интенсивный (напряженный) признак содер-жится в любом предмете, которому придали каче-ственную характеристику, признак. Этот признак имеет статичный характер, он внешне характери-зует качественно определенные единицы языка, фиксируя факт проявления разного статичного качества, и раскрывается наиболее ярко в систем-ных отношениях языковых единиц: в антонимиче-ских (быстрый как молния – медленный как чере-паха), синонимических (глуп как пень – как проб-ка). Анализ лексических и фразеологических средств выражения информации об интенсивности проявления статичного признака позволяет заклю-чить, что именно знание о том, чем объекты могут отличаться один от другого, выявляемое в резуль-

тате процедуры сравнения объектов, и легло в ос-нову формирования самого понятия «признак».

На ингерентные отношения качества и коли-чества указывает и И.И. Туранский: «Как в при-роде всякий предмет характеризуется размерами, как нет качества вне количества, так и в речевой деятельности экспрессивность – это качественная сторона речи, а интенсивность – количественная характеристика качества (т. е. экспрессивности)» [8, с. 13].

Целям выражения интенсивности в языке подчинены также и фонетика, морфология, лек-сикология, синтаксис. Безусловно, особое внима-ние в исследованиях, посвященных языковой ре-презентации интенсивности, уделяется изучению лексических средств интенсификации, в том чис-ле и раздельно оформленных единиц – фразеоло-гизмов.

До недавнего времени проблема интенсивно-сти во фразеологии оставалась наименее изучен-ной в лингвистике, хотя в ряде исследований за-трагивались вопросы интенсивности на фразеоло-гическом материале различных языков. Фразеоло-гическому способу усиления на материале немец-кого языка посвящено диссертационное исследо-вание И.И. Сущинского (1977). Наблюдения, про-веденные ученым, показывают, что значение вы-сокой степени статичного признака фразеологиз-мы реализуют через сравнение (так называемые компаративные фразеологизмы, или фразеологиз-мы с фразообразующим компонентом «как»), либо через гиперболизацию признака с указанием на следствие, к которому приводит необычная интен-сивность в проявлении этого действия или призна-ка. Фразеологические единицы, наделенные спо-собностью информировать о высокой степени признака, названы автором потенциаторами [7, с. 141]. Мы же придерживаемся термина «интен-сификатор».

Единицы-интенсификаторы подвергаются экспрессивному переосмыслению, и в большинст-ве случаев их компоненты полностью утрачивают свои буквальные значения, в результате чего фра-зеологизмы приобретают целостное интенсифици-рующее значение. В поле нашего зрения оказыва-ются лишь интенсификаторы статичного признака, к которым относятся интенсификаторы прилага-тельных и наречий, а также слов категории со-стояния (жарко, трудно): до безумия, до краев, до боли, as anything, as blazes, as hell, as the devil («ад-ски, дьявольски, чертовски»):

He was busy as hell making money (W. Saroyan) – Он был чертовски занят зарабаты-ванием денег;

I’m hungry as all get-out, girls (E. Caldwell) – Я жутко голоден, девчата.

Понятие степени предполагает возможность сравнения свойств и качеств предметов, а также градуального расположения их на шкале от меньшей степени к большей. Посредством града-



1172013, том 10, № 1

ции можно количественно определить и измерить процесс качественных изменений. К концепциям определения градации, существующим в совре-менной науке, относится и «Теория функцио-нальной грамматики» А.В. Бондарко, в которой представлена семантическая категория компара-тивности, синтезирующая семантику категорий качественности и количественности. Качество в его количественном проявлении и заключено в интенсификаторе. По мнению Н.Д. Арутюновой, «попадая на градуированную линейку, точечное значение растягивается и само становится изме-римым» [2, с. 235].

Итак, категория степени связана с процессом изменения количества признака в одном или не-скольких подобных предметах и с помощью язы-ковых средств – интенсификаторов – может харак-теризовать степень проявления абстрактной, ассо-циативной величины, параметрических данных. Но также в интенсификаторах возможно наличие дополнительных экспрессивно-эмоциональных значений, таких как «необычайно, необыкновенно, на редкость», обозначающих необычно, исключи-тельно высокую степень признака; «безумно, по-разительно, удивительно» эмоционально выра-жающих высокую степень признака.


1. Акимова, Т.Г. Теория функциональной грамматики. Качественность. Количественность / Т.Г. Акимова, В.П. Берков, А.В. Бондарко. – СПб.: Наука, 1996. – С. 33.

2. Арутюнова, Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт / Н.Д. Арутюнова. – М.: Едиториал УРСС, 2003. – С. 235.

3. Геккиева, И.И. Концепт «мера» в языко-вой картине мира (на материале русской идиома-

тики) / И.И. Геккиева // Избранные материалы X Международного конгресса молодых ученых. – Нальчик: КБГУ, 2007.

4. Ревенко, И.В. Языковая категория интен-сивности и ее экспликация в идиостиле В. Астафьева: дис. ... канд. филол. наук / И.В. Ре-венко. – Кемерово, 2004. – С. 9.

5. Решке, Н.А. Структурная классификация фразеологизмов интеллектуальной деятельности современного английского языка / Н.А. Решке; под общ. ред. К.Р. Галиуллина // III Международные Бодуэновские чтения: И.А. Бодуэн де Куртенэ и современные проблемы теоретического и при-кладного языкознания (Казань, 23–25 мая 2006 г.): труды и материалы. В 2 т. – Казань: Изд-во Ка-зан. гос. ун-та, 2006. – Т. 2. – С. 230–232.

6. Соловьева, А.Д. Качественно-обстоятель-ственные фразеологизмы русского языка / А.Д. Соловьева. – Челябинск: Изд-во ЧГПУ, 2005. – С. 15–20.

7. Сущинский, И.И. Система средств выра-жения высокой степени признака (на материале современного немецкого языка): дис. …канд. фи-лол. наук / И.И. Сущинский. – М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1977. – С. 141.

8. Туранский, И.И. Семантическая катего-рия интенсификации в английском языке / И.И. Туранский. – М.: Высш. шк., 1990. – С. 17.

9. Чепасова, A.M. Семантико-граммати-ческие классы русских фразеологизмов: учеб. по-собие / А.М. Чепасова. – Челябинск: Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2006. – С. 17.

10. Юздова, Л.П. Категория квалитативно-сти в языке. Анализ качественно-обстоятельных фразеологизмов: монография / Л.П. Юздова. – Че-лябинск: Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2007. – С. 98–166.

Поступила в редакцию 28 мая 2012 г.



1Возникновение феномена, определяемого понятием «дневник писателя», относится литера-туроведением к XIX–XX векам. При этом под дневником писателя понимается определенный тип текста, проявляющийся в наличии подневных записей, где присутствуют все признаки дневни-ковой прозы: линейно-фрагментарный тип повест-вования, внешним маркером которого выступает датировка, фиксирующая периодичность записей. Авторы ссылаются на документы, письма; вводят элементы беседы, включают в пространство текста диалог, внутренние размышления; значительное внимание при этом уделяется описанию событий. Концепция и внешняя структура дневника в пол-ной мере подчиняется авторской идее.

Тоталитарный режим с его гонениями, ре-прессиями повлиял на снижение популярности жанра. Дневники писались со страхом, только для себя, для будущего, но не синхронного их прочте-ния. Во время Великой Отечественной войны вес-ти дневники было запрещено, но смелые духом все

Маркусь Анна Михайловна, преподаватель

кафедры английского языка, аспирант кафедры русского языка и литературы, Южно-Уральский государственный университет (г. Челябинск). На-учный руководитель – доктор филологических наук, профессор Е.В. Пономарева. E-mail: [email protected]

же находились: несмотря на тяготы люди, живу-щие сердцем и душой, считали необходимым опи-сать все пережитое и выстраданное. Проанализи-ровав творческую деятельность писателей-фронтовиков, можно отметить, что к дневниковой прозе тяготели такие писатели, как К.М. Симонов, В.В. Вишневский, А.Я. Яшин, В.В. Иванов и А.Т. Твардовский. В данной статье мы акцентиру-ем свое внимание на соотнесение лирического и эпического в дневниках В.В. Иванова «Дневники» и А.Т. Твардовского «Я в свою ходил атаку. Днев-ники. Письма. 1941–1945». 2

Следует отметить то, что дневники представ-ляют собой самостоятельный жанр со своими ти-пологическими признаками, разнообразие сущест-вующих в теории литературы классификаций спо-собствует четкому разграничению самих дневни-ков. В современном литературоведении акценти-руется синтетический характер данного жанра: исследователи пытаются осмыслить дневники не только как исторический документ, но еще и как

Anna M. Markus, lecturer of the Department of the

English Language, post-graduate of the Department of the Russian Language and Literature South Ural State University (Chelyabinsk). Scientific advisor – Doctor of Philology, professor E.V. Ponomaryova. E-mail: [email protected]

УДК 821.161.1–3 + 94(470) ”1941/1945“

СИНТЕЗ ЛИРИЧЕСКОГО И ЭПИЧЕСКОГО В ДНЕВНИКОВОЙ ПРОЗЕ ПЕРИОДА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (В.В. ИВАНОВ «ДНЕВНИКИ», А.Т. ТВАРДОВСКИЙ «Я В СВОЮ ХОДИЛ АТАКУ. ДНЕВНИКИ. ПИСЬМА. 1941–1945») А.М. Маркусь

SYNTHESIS OF THE LYRIC AND EPIC IN THE DIARY PROSE OF THE GREAT PATRIOTIC WAR (V.V. IVANOV «DIARIES», A.T. TVARDOVSKIY «I WENT TO MY ATTACK. DIARIES. LETTERS. 1941–1945») A.M. Markus

Рассматриваются специфические черты поэтики дневниковой прозы писате-лей, осмысливается амбивалентная структура военного дневника, синтезирующая в себе два повествовательных начала – документального и художественного, затра-гивается композиция дневников военного времени.

Ключевые слова: черты поэтики, дневниковая проза, лиричность, эпичность, исповедальность.

In the present article specific characteristics of the dairy prose poetics are consi-

dered. The author examines ambivalent structure of war diary synthesizing two types of narrative technique – documental and artistic ones, and touches upon the composition of the diaries of those times.

Keywords: poetics features, diary prose, lyricism, epic element, confessionalism.


Маркусь А.М. Синтез лирического и эпического в дневниковой прозе периода Великой Отечественной войны…

1192013, том 10, № 1

самостоятельное произведение со свойственным ему соотношением документального и художест-венного.

Мы вслед за Ю.В. Булдаковой выявили специ-фические черты поэтики дневниковой прозы писате-лей, одной из которых являются непосредственная составляющая синтеза лирического и эпического [2, с. 10] начал (при этом автор дневника оперирует ин-дивидуальными художественно-выразительными средствами языка), эстетическая организованность. По мнению Г.А. Волгина, несмотря на тот факт, что писатели ведут дневники для себя, произведения требуют от создателей художественного мастерства: дневникам свойственен особый стиль изложения, характеризующийся емкостью мысли, афористично-стью высказывания, меткостью слова. Такие особен-ности дневниковой прозы позволяют исследователю назвать дневники писателя «самостоятельными мик-ропроизведениями» [3].

Говоря о других особенностях жанрово-стилистической организации дневниковой прозы, исследователи отмечают наличие субъективно маркированного хронотопа, с помощью которого писатель моделирует художественный мир. В этой связи следует процитировать К.Р. Кобрина, отме-чавшего, что человек, ведущий дневник, не знает, что его ожидает за поворотом, идя наугад. Иссле-дователь отмечает наличие «поступательной ди-намики» [6, с. 293], в которой находят себе место и случайности и непроверенные события.

Неотъемлемой чертой дневниковой прозы яв-ляются исправления. Исследователь А.В. Никанд-рова объясняет эту особенность эффектом «бело-вика» [8, с. 210]: то, что пишется спонтанно, явля-ясь произвольно-творческим процессом отображе-ния реальности, воспринимается как итоговый вариант написанного. Характеристика была бы неполной без указания другой специфической чер-ты, акцентируемой исследователем С.В. Рудзиев-ской: двойственность дневниковой прозы подчер-кивает амбивалентную структуру дневника писа-теля, синтезирующую в себе два повествователь-ных начала – документального и художественного. В дневниковой прозе сосуществует монтажные структуры. Они представляют собой, по словам С.В. Рудзиевской, «ассоциативные сложившиеся ряды номинативных предложений» [9, с. 15], пе-редающие запечатленные образы одного дня. Без-условно, необходимо указать также на испове-дальность и установку на создание эффекта под-линности событий в дневниковой прозе. Эмоцио-нальное воздействие в дневниках достигается ав-тором путем отбора специфических фактов, автор-ского комментирования, субъективной интерпре-тации событий. В основе дневника лежит передача и воссоздание реального путем личных представ-лений автора, причем эмоциональный фон зависит от душевного состояния автора дневника.

Наряду с обязательными структурными ком-понентами дневниковой прозы, конкретные худо-

жественные образцы могут содержать в себе спе-цифические механизмы выражения отношения к реальной действительности. В дневниковой прозе писателей периода Великой Отечественной войны характерно наличие таких вставных сюжетов, как стихотворения в прозе, краткие рассказы, пейзаж-ные зарисовки. Художник слова при этом сопере-живает, анализирует ситуацию, проживает свою жизнь. В. В. Федотова отмечает, что в дневнико-вой прозе есть два типа композиции: традицион-ная (последовательное фиксирование событий) и дискретная (бессвязные жанровые образования в дневнике, объединенные образом автора). В ком-позиции дневника можно обнаружить лирические отступления, пейзажные зарисовки, рассуждения, различные документы [11, с. 50–53]. Исследовате-ли при анализе дневниковой прозы периода Вели-кой Отечественной войны не уделяли особого вни-мания рассмотрению таких специфических черт, как синтезу лирического и эпического; художест-венным выразительным средствам языка писателя, ведущего дневник на полях сражений. Восполне-нию этого пробела в литературоведческой науке посвящено данное частное исследование.

Наследие писателя В.В. Иванова находилось под пристальным рассмотрением исследователей. При этом анализировался литературный контекст, окружавший творчество автора (Бузник В.В., Грознова Н.А.). Исследовали уделяли особое вни-мание изучению стиля писателя, его фантастиче-ского реализма и романтических тенденций твор-чества (Иванова Л.И., Соловьева И., Эльяше-вич А.П.). Изучению фантастического реализма писателя посвящено одно диссертационное иссле-дование М.А. Черняк [12]. Собственно дневнико-вая проза как отдельный феномен не становилась до сих пор объектом пристального научного ис-следования.

Дневник В. В. Иванова полностью был впер-вые издан ИМЛИ РАН только в 2001 году. Пер-вой попыткой опубликовать дневниковые опыты стали старания жены писателя, Т.В. Ивановой, в 1969 году. Переиздана книга была только в 1985 году. В данном собрании дневников писателя ИМЛИ РАН все дневники были опубликованы в соответствии с рукописным вариантом. Издате-лями отмечался специфический характер дневни-ковой прозы В. Иванова: в предисловии состави-тели указали на то, что военные дневники писа-теля отличаются от документальной литературы того времени и «приобретают черты художест-венной прозы» [4, с. 2].

Свои дневники В.В. Иванов вел с 1924 года до самой смерти – 1963 года. Записи с 1924 года до конца 1930-х годов в основном разрозненные. С военного периода записи систематизируются. По словам издателей дневника писателя, они стано-вятся похожими на «книжечки небольшого форма-та» [4, с. 5–15]. В 1942 и 1943 годах писатель дела-ет записи каждый день; в этот период можно




встретить портреты современников и людей ис-кусства, оценки прочитанным книгам.

Когда В.В. Иванова направили на фронт, ему не присвоили воинского звания, он был под Вязь-мой, Орлом, в Минске, Варшаве и в Берлине. Дневник писателя исповедален, он является его творческой лабораторией. Художник говорил о том, что ведет дневник для себя и хочет вести его во время войны. К.Г. Паустовский при анализе дневников отмечал их образность, простоту изло-жения и восприятия, откровенность и смелость авторских описаний. Дневники Иванова стали ис-поведью писателя, «не идущего на компромиссы и взыскательного к себе» [4, с. 3].

Дневники писателя по времени создания под-разделяются на три этапа: первый – до начала вой-ны (записи краткие, хаотичные, написаны каран-дашом вразброс), второй период – в Ташкенте и в Москве 1942–1943 года, (кульминационная часть). Мы анализируем как раз данный творческий пери-од, в который автор выразил все свои волнения, переживания, передал яркую, незабываемую кар-тину времени. Третий этап дневникового творче-ства составляют записи с 1946 по 1962 год.

В.В. Иванов дает яркую характеристику сво-им современникам:

«Вечером пришел Н. Никитин, – смирный, потерявший все свое нахальство былое и уверен-ность, голодный Андроников, сонный, и с жадно-стью евший хлеб, Б. Д. Михайлов в сапогах и брю-ках с наколенниками, рассказывавший, как пять суток шли две армии из окружения, как, спеша на спектакль группы вахтанговских актеров, его знакомый капитан наскочил на мину и взорвался» [4, с. 189].

«… приехал А. Мариенгоф. Вошел походкой уже мельтешащей, в костюмчике уже смятом, уже сгорбленный, вернее сутулящийся. Лицо крас-новатое, того момента, когда кожа начинает приобретать старческую окраску. Глаза сузи-лись» [4, с. 215].

«Лохматый, оборванный, в калошах на босу ногу, в старенькой шляпе, надетой на грязные космы, к тому же еще прикрыты беретом, идет рядом с Шкловским некто старый, лицо в крово-подтеках, бледно-синий, половины зубов нету. – «Знакомьтесь, профессор Ильин» – Это учитель Кулешова и Эйзенштейна» [4, с. 284].

«Встречаю М. Шолохова. Ловкая шинель, зо-лотые погоны, сытый, выбритый, с веселыми и беспечными глазами» [4, с. 296].

«Выступал рано по радио. Восторженный, восхищенный всем Орлов и важный, точно жую-щий ананас, А. Шварц» [4, с. 299].

Автор дневника детально останавливается не только на образах своих современников. Пейзаж-ные зарисовки – неотъемлемая часть его повество-вания:

«Зеленая вода особенно хороша у горных кру-тых гладко отполированных подножий крутых

склонов и в другом месте – у желтых, кипящих золотом берез. <…> Желтые с красным персики, вся листва в персиковом цвете. Желтая трава. Светло-бурая пыльная дорога. Холодок с гор, по-хожих на занавески из рубчатого бархата. Гудит река. Но ее не видно. Берега из конгломератов. Хорошо!» [4, с. 148].

«Идем по безмолвной холодной дороге, идем быстро. Небо позади сиреневое, вода в каньоне, возле ущелья различных переливов темной стали. Хмуро и мрачно» [4, с. 151].

«Вижу, то лунные кратеры, то река, словно бы заледеневшая, хотя и знаешь, что льда нет, но все же не верю; то озера розовато-мутные, из застывшего стекла, то ниточки тропы, – ни жи-лья, ни дымка» [4, с. 173].

Москва изображается как страшная, безмолв-ная. Люди в городе изменились под гнетом беды, эти разрушительные последствия войны удручают, вызывают внутреннее неприятие писателя:

«Москва? Она странная, прибранная и такая осторожная, словно из стекла» [4, с. 181].

«Безмолвие города по-прежнему висит надо мной» [4, с. 195].

«Боже мой, смотришь на людей и кажется, что состарилась за один год на целое столетие вся страна. Состарилась, да кажется, не поумне-ла. [4, с. 215].

«Вижу – боже ты мой, а ведь здание Биб-лиотеки Ленина выше всех! Выше Университета, Кремля… И похоже оно на книгу, поставленную ребром и весьма запыленную и давно уже не чи-таную» [4, с. 278].

«Когда вышли на дорогу и стал виден город, тучи. Дымом на западе прикрывавшие солнце, чу-довищно сильно покраснели. Краснота была та-кая, что даже пыль, поднятая возом на дороге, была красна, словно кровь, а тутовые деревья на берегу арыка похожи были на раны» [4, с. 103].

Особо большое внимание автор дневника уделяет творчеству писателей во время военных действий, метафорично подмечая тяжкую судьбу творческой личности, как и весь народ, ставшей заложником исторических событий, затянутой в страшный водоворот войны:

«Какая-то постыдная узда сковала наши гу-бы и мы бормочем, не имея слова, мы, обладатели действительно великого языка: несчастная Рос-сия» [4, с. 111].

« А там, в горах, я разговариваю с вечностью – правда очень скромным языком, но все же гово-рю, а ведь тут-то у меня кляп во рту, в литера-туре например редактора меня кромсают неслы-ханно! Я для них тот камень, из которого выре-зают подделки. А, плевать!» [4, с. 138].

«Если б статьи мои были стружкой с боль-шой доски, которую я для чего-то обстругивал большого, тогда, конечно, они нравились бы мне. А сейчас я остругиваю рубанком доску в одни толь-ко стружки» [4, с. 258].


Маркусь А.М. Синтез лирического и эпического в дневниковой прозе периода Великой Отечественной войны…

1212013, том 10, № 1

«Грозная по значению передовая «Правды». И опять пошлость и тупость мысли! Словно в прозе Чехова, где грозный священник диктует отцу письмо его распущенному сыну, отец делает при-писку домашнего свойства, которой уничтожа-ется вся гроза письма» [4, с. 112].

Творчество А. Т. Твардовского было объектом активной научной рецепции в 70-90 гг. (Дементьев В.В., Кондратович А.И., Македонов А.В.). Исследо-ватель В.М. Акаткин посвятил свою диссертацию деятельности А.Т. Твардовского в переходную эпоху (1925–1935 гг.) [1]. Под его редакцией был создан сборник научных работ, посвященный 90-летию со дня рождения А.Т. Твардовского в 2000 году, затем следует плодотворная работа над тремя книгами, опубликованными в Воронеже. Проблеме постиже-ния взаимоотношений поэта и его эпохи посвящено диссертационное исследование Т.А. Снигиревой. Творческий путь писателя рассмотрен в литературо-ведении с разных позиций, однако, до сих пор в ли-тературоведении не уделялось особого внимания дневниковой прозе писателя, в то время как дневни-ковые опыты периода Великой Отечественной вой-ны – существенная часть творческого наследия вели-кого писателя.

С июля 1941 года А.Т. Твардовский работает в редакции фронтовой газеты «Красная Армия», где ведет целую юмористическую страницу «Пря-мой наводкой». В это время он часто выезжает в действующую армию для создания очерков о вой-не и для того, чтобы собрать материал про солдат [7, с. 41–43]. Затем в 1943 году переводится в газе-ту «Красноармейская правда», это связано с тем, что Смоленская область удерживалась Западным фронтом, в данной газете писатель работал до конца войны.

А.Т. Твардовский пишет свой дневник в спешке, однако, с большой внимательностью к событиям. Его подневные записи написаны непо-средственно, лаконично, с большой долей лиризма (присутствие стихотворений, отрывков из поэм, недописанных песен), при этом характерно то, что принципиальным для А. Т. Твардовский является не просто процесс самораскрытия, а рассмотрение собственного я сквозь именно призму историче-ских событий.

Военная дневниковая проза А.Т. Твардовско-го – первозданный материал с событиями и пере-живаниями военного времени. Этим обусловлена эпичность дневниковых записей. Как отмечает И.Н. Карясова, «эпичность – пафос всеобщности воссоздаваемых событий как результат осознанно-го историзма взгляда, позволяющего писателю воспринимать и воспроизводить конкретную си-туацию войны в национально-историческом ас-пекте» [5, с. 12]. А.Т. Твардовский будучи участ-ником событий в форме военного дневника ото-бражает и подвергает внутреннему осмыслению события военного периода – эпохи исторического изменения жизни общества, жизни всей страны. Исследователь напрямую подчеркивает синтез

двух начал в дневниковой прозе писателя. По ее мнению, следует понимать повествование писате-ля как «лироэпическое» [5, с. 11], где субъектив-ная лирическая составляющая сопрягается с пафо-сом всеобщности в историческом процессе.

В дневниковой прозе А.Т. Твардовского в пе-риод страшных военных действий, несмотря на тяготы судеб на фронтах, прямой линией отмечено использование лирического способа отражения видимого. Попытка выразить субъективные ощу-щения отражается в лирическом компоненте, во-площенном в стихотворной форме. Лирический образ – органичный и близкий для автора – позво-ляет выразить чувства выпукло и ярко, сохраняя присущую дневниковой форме непосредствен-ность, и в то же время снимая необходимость ло-гически осмыслять тот или иной факт действи-тельности, вызвавший живой отклик в сердце. Со-единение эпического и лирического начал – ус-тойчивый признак художественного мышления А.Т. Твардовского.

«Томит какое-то недомогание, не то уста-лость, но и к «горячему» не тянет, настроение – работать, вылезать из состояния некоторого душевного одичания, которое вгнездилось за дол-гие месяцы работы спешной, порой небрежной и всегда с чувством приноравливания себя к какому-то уровню требований.

Баллада о дезертире …Позор и горе вместе. ……………. Такой безжалостный позор Такое злое горе, Что словно мгла на весь твой двор И на твое подворье. На всю родню твою вокруг, На прадеда и деда, На внука, если будет внук, На друга и соседа. И вновь и вновь услышишь ты Хоть минут… годы, Что сын твой трус – сбежал в кусты, Страну родную предал. ……………. В тот самый час, когда она Была в беде смертельной… [10, с. 88].

Попытка «откликнуться» на события под Сталинградом

У всякой силы Слава есть, Но не у всякой силы честь.

И в горький час судьбы своей, В тяжелый год родной России Мы не сдались бесчестной силе, Мы знали: честная сильней… И видно, немец, твой черед Спешить назад, а не вперед… … снимай-ка, немец, сапоги,




Давай-ка драпу по морозцу. Мы сами шли толпой и в россыпь, Мы сами бегали – беги. Беги по зимнему пути, Повыше полы подхвати. На все железки жми, газуй, А то – как ноги подломились, Сдавайся, попросту на милость, Двумя руками голосуй… [10, с. 137].

В дневнике А.Т. Твардовского можно просле-дить этапы становления его поэм, в них присутст-вуют отрывки из «Василия Теркина», «Дома у до-роги». Под впечатлением рассказов солдат под окружением он пишет в дневнике «Балладу о сол-дате». Эти факты объясняются тем, что его днев-ники являлись одновременно рабочими тетрадями художника.

В дневнике писателя находит отражение са-моотверженность людей в годы войны, их труд, мужество; восхищение этими людьми, осознания их боли, переживания:

«Старший сержант Костиков Митрофан Петрович донской казак, рабочий, красавец с очень мужественным лицом и нежной, застенчи-вой улыбкой» [10, с. 175].

«…бредут к обгорелым трубам, к пепелищам, к незажитому горю, которого многие из них еще целиком и не представляют себе, какое оно там ждет их» [10, с. 289].

Мы вслед за И.Н. Карясовой полагаем, что дневниковая проза А.Т. Твардовского является синтезом лирического и эпического; она – отра-жение его изобразительного стиля, при этом дневниковое повествование объемнее и много-граннее традиционной военной тематики. Писа-тель дает панораму исторических событий, но его интересуют не только военные действия, а собы-тия в тылу: жизнь деревни, судьбы сирот и детей войны, жизнь простых людей с их печалями и радостями:

Гриша. – Человек разоренной жизни (раскулаченный

беженец и др. ) потерял кисет с табаком. – Эх, думаю, семью потерял, дом потерял и

кисет потерял. Он бредет и едет по дорогам Разоренной жизни человек. Стоит мальчонка у окошка С губной немецкою гармошкой [10, с. 123]. На его глазах, в его маленькой детской жизни

два раза взад-вперед прошла война, а он уже вроде и жалеет, что самое интересное уже позади. В школу не ходит, чем очень доволен. Колотит меньших, дудит на губной гармошке[9, с. 140].

Усмехнулся мой парнишка, Залихватски посмотрел: – вот он я – имею вышку – Меру высшую – расстрел [10, с. 142]. Дневники Великой Отечественной войны ис-

поведальны и искренни. В.В. Иванов и А.Т. Твар-

довский, находясь в окопах, беседуя с солдатами и командирами, изнутри ощущая ход войны, смогли зорко вглядеться в жизнь. Используя по-тенциал дневникового жанра, писатели сумели выразить настроение эпохи, создать яркое пред-ставление о жизни на войне. Достоверность изо-бражаемого, синхронность фиксации событий в сочетании с лирическим способом выражения эмоционального отношения к ним обусловили специфический характер военных дневников ве-ликих писателей, определив их особое положение по отношению к традиционным эпическим, лири-ческим и лиро-эпическим жанрам, прерогативой которых являлось изображение исторической действительности.


1. Акаткин, В.М. А.Т. Твардовский и дейст-вительность переходной эпохи: автореф. дис. … канд. филол. наук / В.М. Акаткин. – Свердловск, 1988. – 34 с.

2. Булдакова, Ю.В. Дневник писателя как феномен литературы русского зарубежья 1920–1930-х гг.: типология и поэтика жанра: дис. … канд. филол. наук / Ю.В. Булдакова. – Киров, 2010. – 189 с.

3. Волгин, Г.А. Самое заветное. Записные книжки писателей / Г.А. Волгин. – Воронеж: Цен-трально-Черноземное книжное издательство, 1974. – 187 с.

4. Иванов, В. Дневники / В. Иванов. – М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2001. – 492 с.

5. Карясова, И.Н. Дневниковая проза в кон-тексте поэтического творчества А.Т. Твардов-ского: автореф. дис. … канд. филол. наук / И.Н. Карясова. – М., 1989. – 23 с.

6. Кобрин, К.Р. Похвала дневнику / К.Р. Коб-рин // Новое литературное обозрение. – 2003. – № 3. – С. 288–295.

7. Кулинич, А.В. А. Твардовский: очерк жиз-ни и творчества / А.В. Кулинич. – Киев: Изд-во при Киев. ун-те, 1988. – 176 с.

8. Никандрова, А.В. Издания дневников пи-сателей 1990–2000-х годов (к вопросу о специфи-ке жанра) / А.В. Никандрова. – Известия Россий-ского государственного педагогического универ-ситета им. А.И. Герцена. – 2009. – № 97. – С. 208–212.

9. Рудзиевская, С.В. Дневник писателя в контексте культуры XX века / С.В. Рудзиевская // Филологические науки. – 2002. – № 2. – С. 12–19.

10. Твардовский, А.Т. Я в свою ходил атаку… Дневники. Письма. 1941–1945. – М.: Вагриус, 2005. – 397 с.

11. Федотова, В.В. Поэтика дневниковой про-зы И.А. Бунина: дис. … канд. филол. наук / В.В. Федотова. – Казань, 2010. – 182 с.

12. Черняк, М.А. Романы Вс. Иванова «Кремль» и «У» в творческой эволюции писателя: дис. … канд. филол. наук / М.А. Черняк. – СПб., 1994. – 221 с.

Поступила в редакцию 23 мая 2012 г.


1232013, том 10, № 1

1Современный уровень развития экономиче-ской системы обуславливает разветвленную сеть внешних и внутренних торгово-экономических связей. Глобальная экспансия рынков привела од-новременно к противоположным по природе про-цессам диверсификации человеческих потребно-стей и их унификации, стандартизации. Подобные изменения рыночной ситуации принуждают това-ропроизводителей к использованию различных стратегий (часть которых являются универсаль-ными и успешно используются на любых рынках, другие определяются культурными особенностями страны и действенны исключительно на нацио-нальном уровне) с целью привлечения внимания потенциального потребителя и сбыта того или иного товара/услуги.

Установление и поддержание контакта с ау-диторией достигается посредством рекламной коммуникации. Оба структурных компонента дан-ного понятия являются междисциплинарными и многоаспектными. Рассмотрим их в лингвокуль-турном аспекте.

1Морсова Ксения Андреевна, аспирант ка-

федры теории и практики английского языка, Чел-ГУ (Челябинск). Научный руководитель – канди-дат филологических наук, доцент кафедры теории и практики английского языка Власян Гаянэ Рубе-новна. Е-mail: [email protected]

Базис понятия «коммуникация» заложен эн-циклопедическим словарем, в котором термин рассматривается как «общение, передача инфор-мации от человека к человеку» [1].

Однако в данное определение следует вклю-чить некоторые уточнения для разграничения с понятием «общение». 2

А.П. Садохин понятие «коммуникация» сво-дит к обществу и выделяет коммуникативную цель – воздействие на социальные процессы [3]. Таким образом, «коммуникация» обретает целе-вую установку в качестве отличительной черты.

Обратим особое внимание на данный термин с рекламно-маркетинговой точки зрения.

В данной сфере понятие «коммуникация» су-жается и рассматривается как сигналы, отправляе-мые фирмами различным аудиториям [4]. Следо-вательно, термин наделяется «групповым» харак-тером.

Значимое уточнение в вышеупомянутое опре-деление позволил внести У. Руделиус, согласно которому источником коммуникации может быть

2Ksenia A. Morsova, postgraduate student of the,

Department of Theory and Practice of the English Lan-guage, Chelyabinsk State University. Scientific Supervi-sor – Associate Professor Vlasyan Gayane Rubenovna, Candidate of Philological Sciences. E-mail: [email protected]

УДК 81 '1

УНИВЕРСАЛЬНОЕ И КУЛЬТУРНО-СПЕЦИФИЧЕСКОЕ В СТРАТЕГИЧЕСКОМ МОДЕЛИРОВАНИИ РЕКЛАМНОЙ КОММУНИКАЦИИ В РОССИИ И ЗА РУБЕЖОМ (НА ПРИМЕРЕ РОССИЙСКИХ И АМЕРИКАНСКИХ ВИДЕОРОЛИКОВ КОСМЕТИЧЕСКИХ СРЕДСТВ) К.А. Морсова

UNIVERSAL AND CULTURALLY SPECIFIC ELEMENTS IN STRATEGIC MODELLING OF COMMERCIALS IN RUSSIA AND ABROAD (BASED ON RUSSIAN AND AMERICAN COMMERCIALS OF COSMETIC PRODUCTS)

K.A. Morsova

Рассматриваются модели стратегий рекламного воздействия, используемые в России и Америке. Автор анализирует сходства и различия в стратегических под-ходах и определяет обуславливающие их культурные особенности.

Ключевые слова: коммуникация, сообщение, реклама, рекламная стратегия, рекламный видеоролик, косметические продукты.

The article deals with models of advertising strategies used in Russia and America.

The author of the article analyses similarities and differences between strategic approaches and states cultural peculiarities which determine them.

Keywords: communication, message, advertisement, advertising strategy, TV commer-cial, cosmetic products.




«компания или отдельное лицо, обладающее ин-формацией, а получателями являются потребите-ли, которые читают, слышат или видят переданное сообщение» [2].

Таким образом, в модели коммуникации У. Руделиуса можно выделить шесть составляю-щих: источник, обращение, канал коммуникации, получатель, а также процессы кодирования и де-кодирования.

Итак, резюмируя все вышесказанное, в фено-мене коммуникации мы будем выделять следую-щие основные черты: 1) наличие информации (но-вых сведений интересных потребителю), 2) нали-чие аудитории (одного/двух собеседников или группы людей), 3) наличие отправителя сообще-ния (заинтересованного лица, обладающего ин-формацией), 4) наличие целевой установки (при-влечение внимания, воздействие), 5) наличие ка-нала связи между отправителем и получателем сообщения (непосредственная, опосредованная коммуникация), 6) наличие общего кода у отпра-вителя и получателя сообщения. Добавим также, что любая коммуникация характеризуется про-странственно-временной протяженностью, соци-альными особенностями и определенным резуль-татом.

Доставка сообщения потребителю осуществ-ляется с помощью средств коммуникации, важ-нейшую роль среди которых играет реклама. Она включает в себя: печатные издания, каналы теле- и радиовещания, Интернет, упаковку, наружную и транспортную рекламу, экспозиции в местах про-дажи и т.д.

Подробнее рассмотрим данное понятие. Иссле-дователи рекламы изучают ее с различных точек зрения. Согласно «Закону о рекламе», реклама – ин-формация, распространенная любым способом, в любой форме и с использованием любых средств, адресованная неопределенному кругу лиц и на-правленная на привлечение внимания к объекту рекламирования, формирование или поддержание интереса к нему и его продвижение на рынке [5].

Рассматривая рекламу с точки зрения комму-никации, ее можно определить как средство ком-муникации, позволяющее фирме лично/ опосредо-ванно передать сообщение аудитории.

В психологии реклама ассоциируется с мера-ми целенаправленного воздействия на потребите-лей.

В нашем понимании реклама – неперсонифи-цированная, оплаченная информация о товарах и услугах, передаваемая с целью привлечения вни-мания к ним посредством различных каналов (лично/опосредованно).

Рекламная цель достигается путем внедрения стратегического моделирования рекламного сооб-щения наряду с использованием вербальных и не-вербальных коммуникативных средств. Страте-гия представляет собой общий, недетализирован-ный план какой-либо деятельности, модель дейст-вий для достижения цели. Отметим, что реклам-ные стратегии не являются взаимоисключающими,

они могут использоваться автономно, параллель-но, дополнять друг друга, накладываться одна на другую.

Основным инструментом рекламной комму-никации является телевизионная реклама, так как она позволяет достичь максимально широкого ох-вата аудитории за короткий период времени, дает наибольшую возможность удерживать внимание и одновременно задействовать множество раздражи-телей (изображение, цвет, движение, печатный и устный текст). Принимая во внимание эти особен-ности, в деталях рассмотрим стратегическое моде-лирование рекламного видеоролика в России и за рубежом.

Среди стратегий рекламной коммуникации доминантно использование положительных об-разов, понятий и слов (содержится в 100 % ви-деоматериалов как на вербальном, так и невер-бальном уровне).

Образ российской косметики ассоциируется с простотой, естественностью, домом, заботой род-ных. Представленный видеоряд всегда сочетает элементы богатой природы России, повседневные ситуации, домашний уют и семью.

Дифференциальным признаком вербального уровня, сопровождающего визуальный образ, яв-ляется простота, незначительное использование экспрессивной окраски и гиперболизации:

Прикосновение самых любимых рук. Окунитесь в сладостный мир желаний и грез! Волосы такие, что ах! Доступная цена и идеальный результат. Внимание в видеороликах акцентируется на

идентификации главного действующего лица с широкими слоями общества. В 65 % сообщений коммуникативный акт содержит элементы забот-ливости и альтруизма – «мама подарила», «костю-мер мне подарила Черный жемчуг из своих запа-сов». Данная черта объясняется принадлежностью российской культуры к группе феминных коллек-тивистских культур в теории Г. Хофстеде, что предопределяет ценность духовных ресурсов.

Ассоциация положительного образа с неза-мысловатостью довершается паралингвистиче-скими средствами, в частности, аудиальными – использование спокойных, размеренных, тихих фоновых мелодий и супраграфемикой – преобла-дание невыделяющегося шрифта с прямым начер-танием.

Образ, создаваемый зарубежными брендами, связывается с индивидуальностью, амбициозно-стью, активным образом жизни и весельем. Эф-фект достигается посредством видеоряда из пано-рамы мегаполиса, небоскребов, стильных машин, фешенебельных ресторанов.

Интенсификации образа способствует вер-бальное сообщение (частотная экспрессивная ок-раска прилагательных, гиперболизация, восклица-тельные и побудительные структуры):

Colour this extreme, moisture that gorgeous shall come with a warning!

You want lashes that make a dramatic statement?


Морсова К.А. Универсальное и культурно-специфическое в стратегическом моделировании рекламной коммуникации в России и за рубежом…

1252013, том 10, № 1

Rich, lushes lip color like you’ve never seen! Old Spice man performs best. В музыкальном сопровождении отмечено ак-

тивное использование мелодии-раздражителя с резко отличающимися аудиальными характери-стиками и широким использованием шрифтовых выделений.

Резюмируя вышесказанное, отметим, что в 100 % отечественных и зарубежных телевизион-ных реклам превалирует положительный образ товара, созданный посредством изовербального комплекса, однако, культурная специфика детер-минирует апеллирование к различным идеалам и ценностям. Зарубежной рекламе характерна яр-кость, броскость, запоминаемость, тогда как рос-сийской – спокойствие, простота и сдержанность.

Второй доминантной (100 %) стратегией воз-действия на потребителя, применяемой парал-лельно с положительными образами, является ис-пользование авторитета.

В российской рекламной коммуникации в ка-честве отправителя сообщения используется из-вестная авторитетная личность – актриса или певи-ца (Алика Смехова, Лариса Удовиченко, Вера Алентова, Лолита Милявская, Ани Лорак и другие).

Коммуникативный акт представлен в форме свободного имплицитного диалога с потребителем об обыденной жизни, с характерными простыми односоставными нераспространенными синтакси-ческими конструкциями:

Раньше покупала кучу лишней косметики. Я приехала на гастроли – у меня украли чемо-

дан. Где-то в середине 90-х на вручении кинопре-

мии мне подарили огромную корзину подарков. Я мучилась от аллергии на косметику… ну,

начиная лет с 18. В сообщениях четко прослеживается экспли-

цитное высказывание группами влияния суждений по поводу рекламируемого товара (простые нерас-пространенные конструкции):

Все продукты этой серии… такое ощущение, что специально сделаны для меня; ведь так удоб-но выбирать крем!

Все средства прекрасно дополняют друг дру-га; я просто влюбилась в эту косметику!

Мне очень нравится новая линия по возрас-там… здесь все предусмотрено… теперь я увере-на – ни крем, ни тушь раздражения не вызовут.

Изображение подчеркивает результативность товара, но основную информационно-эмоциональную нагрузку в сообщениях несут вер-бальные средства коммуникации – использование простых, односложных лексем и синтаксических конструкций, элементов разговорного стиля: про-сторечных лексем, междометий, устойчивых вы-ражений (куча косметики, ну, не тот случай, пашу как лошадь).

В зарубежной рекламной коммуникации дан-ная стратегия является второстепенной, несмотря на высокую частотность использования. Отправи-телями сообщения являются известные персоны –

актрисы и модели (Джулия Стигнер, Кристин Дэ-вис, Адриана Лима, Эрин Уоссон, Джессика Уайт, Дана Гарсия, Сара Мишель Геллар). Аналогично российской рекламе, коммуникация представлена в свободной диалогической форме, авторитетные личности также выражают мнение по поводу про-дукции компании, при этом используя простые односоставные, часто – параллельные конструк-ции (67 %):

Never cakey or flat! Eat, drink or touch! Step 1: extra-extra length. Step 2: extra-extra

volume. Super soft! Super shining! Purely natural, purely

flawless! В коммуникативном акте доминирует ней-

тральный, реже – разговорный стиль. Зарубежный подход более индивидуалистичный и менее персо-нифицированный. Между собеседниками сохраня-ется определенная дистанция, и рекламное сооб-щение больше направлено на цель коммуникации – убеждение, что подтверждается многообразием побудительных и риторических структур (75 %):

Take the Old Spice challenge! How will you be remembered? Consider your lips warrant! Feel the difference! Кроме того, зарубежную рекламную комму-

никацию отличает преобладание имплицитного языкового воздействия.

Абстрагирование позволяет сделать следую-щий вывод: стратегия использования авторитета в рекламе является универсальной, однако россий-ской рекламе характерна экспликация. Культур-ные различия детерминируют различные роли, приписываемые отправителю сообщения: «обыч-ная», спокойная, личность-советчик – для россий-ской аудитории и яркая, индивидуальная, лич-ность-лидер – для зарубежной рекламы. Соответ-ственно, дифференцируется и языковой план вы-ражения: повествование/побуждение. С межкуль-турной точки зрения подобный феномен объясня-ется двумя измерениями – маскулинно-стью/феминностью, индивидуализмом/ коллекти-визмом, однако, добавляется также дистанция вла-сти.

Псевдобъяснение – третья по частотности использования рекламная стратегия (94 %). Она применяется для доказательства преимуществ и эффективности товара.

Для данной стратегии характерно использо-вание сокращений, аббревиатур и терминологиче-ского пласта лексики, но ориентация рекламы на среднеобразованную аудиторию приводит к необ-ходимости объяснения терминов (аквафиксирую-щая формула обеспечивает длительное увлажне-ние, комплекс Mg-Релакс расслабляет мимические морщины, эктоин разглаживает кожу, SPF for skin protection):

Облепиха в сочетании с маточным молочком дает отличный подтягивающий эффект.




Эхинацея разглаживает морщины, солодка делает кожу гладкой и сияющей. (Визуализация заключает в себе отображение каждого компонен-та косметического средства крупным планом, эф-фективность метафорически доказывается гладкой шелковой тканью).

Because when oil is replaced with water, there’s no oil to pollute your pores. (Видеоряд инкорпори-рует биохимические процессы).

A new liquid sensation that’s air-whipped for 100 % poreless perfection. Others seem to exaggerate pores, our foundation cushions as it blends. Pores vanish, skin looks smoother. Perfect. (Визуально эф-фект представлен на мяче для гольфа, для доказа-тельства безупречности кожи применяется лупа).

Отметим, что в рекламе зарубежных продук-тов делается особый акцент на физико-математические характеристики товаров: длина, ширина, цвет, густота, что определяет наличие значительного количества числительных (stays put for 12 hours, 100 % poreless protection, 60 % longer, 11X thicker, 3X the power of a lip balm).

Российская косметика наиболее часто апелли-рует к эмоционально-чувственным чертам: глубо-кое очищение, снятие стресса, обеспечение дли-тельного увлажнения, защита от воздействия сол-нечных лучей. Числовая информация выражена в меньшей степени (90 % сокращение морщин, 96 % кожа выглядит более молодой, № 1 в России, 80 % отвар целебных трав, 3 простых правила).

В зарубежной рекламе стратегия часто реали-зуется посредством противопоставлений и юмо-ра/сарказма (40%):

Are they born lucky? – Oh, sure. Maybe she’s born with it, maybe it’s Maybelline. Is it in their genes? – Yeah, right. При этом в диалоге максимальная нагрузка

приходится на фонологические характеристики сообщения: повышение тембра голоса, изменение скорости речи, преобладающие нисходяще-восходящие тоны, вставка дополнительных ударе-ний.

В 25 % иностранных видеороликов псевдо-объяснение достигается за счет превентивных от-ветов, т. е. предварительных ответов на возмож-ные вопросы потребителей:

How do they do it? – It’s our 2-step formula: non-fading colour and a super conditioning.

The difference? – Our double-brush system with two steps of microfibres.

Основную роль в данном случае играет визу-альный компонент сообщения, вербальный вы-полняет функцию сопровождающего комментария.

Итак, общая черта в российской и зарубежной видеорекламе – представление детальной инфор-мации о продукте с помощью существительных и числительных, частная черта – превалирование эмоциональной/рациональной информации, при-менение технологий юмора и превентивных отве-тов. Еще одной культурно-специфической чертой является сила и интенсивность воздействия на по-требителя – эти факторы значительно выше в за-

рубежной рекламе. Данные особенности обуслов-лены индексами избегания неопределенности и маскулинности/феминности культур.

Известные косметические бренды использует стратегию продвижения положительного образа товара на базе образа другого.

В 30 % российских роликов встречается упо-минание о новом продукте (новая линия по воз-растам, новая серия специально для чувствитель-ной кожи), однако вербальное или паралингвисти-ческое выделение понятий «инновация», «новин-ка», «бренд», «торговая марка» почти отсутствует, что снижает узнаваемость и воздействие на потре-бителя:

Впервые! черный жемчуг № 1 от морщин создает лифтинг-уход.

№ 1 в России. Данная стратегия свойственна зарубежной

рекламе – используется в 80 % роликов. Бренд ассоциируется с определенным статусом, обра-зом и подразумевает качество продукции. По-средством шрифта, звука и вербального сообще-ния выделяется лексема «new» и название тор-говой марки:

New Intense XXL from Maybelline NY. That was me. Before I started using Swagger

from Old Spice. Introducing Red Zone body spray for the great

sex. Old Spice. Spice things! Резюмируя данные положения, отметим, что

стратегия продвижения нового продукта на базе другого является преимущественно чертой зару-бежных рекламодателей. Лексема «new» и назва-ние рекламируемой марки содержатся в 100 % видеороликов. Русской (феминной, коллективист-ской) культуре подобная эксплицитная самоиден-тификация не свойственна. В отечественной рек-ламе четко прослеживается признание интересов группы, социума, уважение конкурирующих брендов.

Следующей по распространенности стратеги-ей рекламного воздействия на потребителя высту-пает создание контраста (75 %).

Данный метод не нашел отражения в реклам-ной коммуникации на российском рынке, однако внедряются некоторые контрастивные элементы, выраженные вербально и визуально:

Проведем эксперимент – на одной половине лица приготовленная мной маска, на другой – сто рецептов красоты. Потрясающе! Разницы не вижу!

В большинстве иностранных видеороликов, напротив, подчеркивается уникальность, неповто-римость и эффективность рекламируемого про-дукта по сравнению с товарами-аналогами:

Powder revolution…like no other powder. Other mascaras fall short. Only by Maybelline NY. The most sumptuous colour ever. Вербальный комплекс, образованный степе-

нями сравнения прилагательных и сравнительны-ми синтактико-стилистическими конструкциями


Морсова К.А. Универсальное и культурно-специфическое в стратегическом моделировании рекламной коммуникации в России и за рубежом…

1272013, том 10, № 1

(сравнение, антитеза), играет доминантную роль. Он служит цели автоидеализации собственной продукции. Однако правовая специфика требует использования неконкретного контраста.

Для подчеркивания отличительных черт това-ра используются рекламные лозунги, простые, часто рифмующиеся, легко запоминающиеся фра-зы (35 %):

Long wear – beyond compare. Максимизация эффекта сравнения также дос-

тигается визуализацией: показ черно-белого кадра с продукцией других производителей и яркого кадра с рекламируемым товаром. Изовербальный ком-плекс служит в качестве сравнительного средства:

Some women have alright lashes…and some women have amazing lashes. Wealthier. Healthier looking lashes.

Some faces look fine. Others look flawless. Porcelain-smooth.

Some women wear foundation. Others wear sensation.

Синтезируя вышеизложенное, следует отме-тить, что данная стратегия свойственна исключи-тельно зарубежному рынку в силу культурно-экономических факторов (наличие условий для конкурентной борьбы, конкурентоспособность компаний-производителей) и культурных измере-ний (маскулинность/феминность, индивидуа-лизм/коллективизм).

Стратегическая модель проблема-решение актуальна для современной рекламной коммуни-кации за рубежом. 70 % видеороликов начинаются с постановки проблемы:

Got a problem with your make-up? Greasy. Breakouts. Fake… – The solution is Pure. New Pure Make-up from Maybelline NY.

Fading lipcolour? – New Superstay from Maybelline NY.

Коммуникативный акт представлен в форме краткого диалога, инкорпорирующего простые односоставные, часто назывные структуры.

Реклама реконструирует следующую связь: плохо (проблема существует) – использование рекламируемого товара (способ решения) – хоро-шо (проблемы решена, стала меньше). Таким обра-зом, рекламодатель сразу определяет, какому сег-менту аудитории предназначается сообщение.

В отечественной рекламной коммуникации стратегия не представлена.

Таким образом, стратегическая модель про-блема-решение свойственна исключительно зару-бежному рынку. Частично подобную тенденцию можно объяснить индексом избегания неопреде-ленности.

Значительная часть зарубежных рекламных сообщений (40 %) делает акцент на простоте и скорости получения эффекта.

В российской культуре временная состав-ляющая не играет важной роли, поэтому использо-вание стратегии сведено к минимуму – 10 %:

У меня есть 3 простых правила: 1) свежий воздух, 2) движение и 3) натуральный био-крем.

В рекламе зарубежных косметических средств вербально и визуально представлены несколько простых шагов (Step 1 and step 2) для получения желаемого эффекта, и используются простые не-распространенные предложения, такие как:

That’s in girl’s power. On a double. Подведем итог: акцент на простоте и скорости

получения эффекта является особенностью рек-ламной коммуникации в западных культурах. Зна-чимость простоты получения эффекта в моделиро-вании коммуникации западными производителями детерминирована индексом избегания неопреде-ленности. Аналогичным образом, временная со-ставляющая объясняется отношением западных культур ко времени, отраженным в теориях Г. Хофстеде и Э. Холла. Западные культуры моно-хромны и характеризуются краткосрочной вре-менной ориентацией, благодаря чему поступа-тельность действий и скорость эффекта приобре-тают особое значение. Полихромная российская культура с долгосрочной ориентацией не требует точных предписаний и инструкций и делает мень-ший акцент на скорости.

Итак, наиболее значимыми для российских и зарубежных видеороликов являются три стратегии (100% видеороликов): 1) использование положи-тельных образов, понятий и слов, 2) использова-ние авторитета и 3) псевдообъяснение. Они со-ставляют базис рекламного воздействия.

Однако социокультурные и экономические факторы определили набор специфических черт в рекламных стратегиях. В языковых и нелингвис-тических особенностях зарубежных реклам отчет-ливо прослеживается апелляция к индивидуально-сти, маскулинным качествам, что объяснимо в рамках теории культурных измерений Г. Хофстеде и Э. Холла; тогда как для российских реклам свой-ственны элементы коллективизма, феминные цен-ности и значительная дистанция власти. В целом российская реклама характеризуется простотой и сдержанностью, тогда как зарубежная – яркостью, экспрессивностью и уникальностью.


1. Большой энциклопедический словарь / гл. ред. А.М. Прохоров. – М.: Сов. энциклопедия, 1991. – 768 с.

2. Руделиус, У. Маркетинг / У. Руделиус. – М.: ДеНово, 2001. – С. 496.

3. Садохин, А.П. Основы межкультурной коммуникации: учебник для вузов / А.П. Садохин. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2003. – С. 80.

4. Средствa мaркетингoвoй кoммуникaции. – http://www.rek36.ru/ sredstva-marketingovoy-kommunikatsii.html (дата обраще-ния: 10.05.2009).

5. Федеральный закон о рекламе. – http://www.consultant.ru/ popular/advert/ (дата об-ращения: 16.04.2010).

Поступила в редакцию 9 июля 2012 г.



1В лингвистике в рамках изучения процессуаль-ных единиц подлежат исследованию их семантико-грамматические свойства субъектности или объект-ности. Впервые в языкознании эти свойства были выделены А.А. Уфимцевой. В своих ранних трудах учёный отмечает, что с точки зрения синтагматики глаголы могут являться субъектными или субъектно-объектными [4]. В одной из своих более поздних работ, посвященной вопросам семиотической приро-ды словесных знаков, А.А. Уфимцева подробно ос-танавливается на том, какие глаголы можно считать субъектными, а какие субъектно-объектными. Ав-тор поясняет, что субъектные глаголы не требуют и не имеют комплементарных отношений к объек-ту действия и являются семантически самодоста-точными, а субъектно-объектные глаголы отража-ют действие, не замкнутое на субъекте, а направ-ленное на объект и отражающее сильные причин-но-следственные связи, каузативные и конверсив-ные отношения между субъектом и объектом [3].

Разделяя положения А.А. Уфимцевой, лин-гвисты для характеристики процессуальных еди-ниц стали использовать термины «субъектный» и «объектный». Р. Мразек субъектные и объектные процессуальные единицы определяет как на-

1Ранг Кристина Андреевна, аспирант кафед-ры культуры речи и профессионального общения, Южно-Уральский государственный университет (г. Челябинск), научный руководитель – кандидат филол. наук, доцент Радченко Елена Вадимовна. E-mail: [email protected]

правленные (транслятивные) и ненаправленные (интранслятивные). Кроме того, субъектные еди-ницы учёный также противопоставляет бессубъ-ектным, исходя из того, допускает ли глагол при себе субъект, то есть именительный падеж синтак-сического существительного в роли грамматиче-ского подлежащего [2]. 2

Дальнейшее развитие парадигмы свойства субъектности и противопоставленного ему свойст-ва объектности процессуальных единиц просле-живается в работах представителей Челябинской фразеологической школы, в частности, в работах А.М. Чепасовой.

Вслед за А.М. Чепасовой под субъектностью мы понимаем семантико-синтаксическое свойство процессуальных единиц языка, связанное с их спо-собностью обозначать действия, движения, со-стояния, замыкающиеся на самом субъекте (на том, кто совершает действие) и не предполагаю-щие объекта. Глаголы и процессуальные фразео-логизмы, обладающие этим свойством, называют-ся субъектными. Они связаны с одной предметной субстанцией, обозначают свойство субъекта, по характеру значения являются семантически само-достаточными и не предполагают для реализации

Christina A. Rang, Standart of speech and pro-fessional communications chair post graduate, South Ural State University (Chelyabinsk). Scientific ad-viser – the candidate of science in linguistic, profes-sor Radchenko Elena Vadimovna. E-mail: [email protected]

УДК 415.412

ПОНЯТИЕ ВНУТРЕННЕГО ОБЪЕКТА ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ К.А. Ранг

CONCEPT OF INTERNAL OBJECT OF PROCESSUAL PHRASEOLOGICAL UNITS

C.A. Rang Рассматриваются структурные особенности субъектных и объектных процес-

суальных фразеологических единиц, специфика синтаксических связей их грамма-тически главного глагольного компонента, характер и свойства внутреннего объ-екта фразеологизма. На основе сделанного анализа выделяются дифференциаль-ные признаки субъектных и объектных процессуальных фразеологизмов.

Ключевые слова: субъект, объект, субъектный процессуальный фразеологизм, объектный процессуальный фразеологизм, внутренний объект, внешний объект.

The article is devoted to structural features of subjectival and objectival processual

idioms, specific character of syntactic links of their grammatically main verbal compo-nents, character and properties of internal objects of the phraseological units. This analysis allows to allocate differential features of the subjectival and objectival processual idioms.

Keywords: subject, object, subjectival processual idiom, objectival processual idiom, internal object, external object.


Ранг К.А. Понятие внутреннего объекта процессуальных фразеологизмов

1292013, том 10, № 1

своего лексического значения объекта – дополне-ния в любом косвенном падеже [5, 6].

Объектность А.М. Чепасова определяет как семантико-синтаксическое свойство процессу-альных единиц языка, связанное с их способно-стью обозначать действия, поступки, направлен-ные на второй предмет (объект). Они являются релятивными и семантически несамодостаточны-ми. Для их семантической полноты необходимо наличие объекта – дополнения в любом косвен-ном падеже. Такие единицы называются объект-ными [5, 6].

Согласно концепции А.М. Чепасовой свойст-во субъектности и объектности характеризует и глаголы, и процессуальные фразеологизмы. Выде-ление класса процессуальных фразеологических единиц происходит на основе их категориального значения, поскольку они функционально соотно-симы с глаголом и обозначают «любые действия, состояния, изменения как процесс», то есть обла-дают процессуальной семантикой, определяющей свойства cубъектности и объектности.

Таким образом, процессуальные фразеоло-гизмы, как и глаголы, обладают свойством субъ-ектности или объектности, однако проявления это-го свойства у фразеологизмов имеют некоторые своеобразные особенности. Это связано со струк-турой фразеологизма – в отличие от лексемы, он представляет собой раздельнооформленную еди-ницу, состоящую как минимум из двух компонен-тов [1, 6]. Грамматически главным является гла-гольный компонент, определяющий функциони-рование морфологических категорий процессуаль-ной единицы. Именной компонент в косвенном падеже в большей степени выполняет семантиче-скую функцию и является внутренним объектом процессуального фразеологизма. Глагольный ком-понент грамматически подчиняет себе именной, сохраняя своё глубинное грамматическое свойст-во, то есть. То есть при фразообразовании он ав-томатически реализует одну синтаксическую связь внутри фразеологической единицы. Это связь с внутренним объектом – именным компонентом фразеологизма. Данный процесс характерен как для субъектных, так и объектных единиц.

В субъектных процессуальных фразеологиз-мах глагольный компонент реализует при фразо-образовании единственную синтаксическую связь – связь с внутренним объектом, которая пол-ностью обеспечивает семантическую самодоста-точность единицы. Таким образом, субъектный фразеологизм является в предложении-высказы-вании предикатом, связанным только с субъектом, семантически самодостаточным и не нуждающим-ся в дополнительном внешнем объекте. Он стоит вне залога. Например: замкнуться в себе, насто-ять на своём, бить баклуши, где словоформы себе, на своём, баклуши являются внутренними объектами субъектного процессуального фразео-логизма.

В отличие от субъектных фразеологизмов глагольный компонент объектных фразеологизмов должен реализовать как минимум две синтаксиче-ские связи для того, чтобы обеспечить семантиче-скую самодостаточность единицы. Одна связь реа-лизуется глагольным компонентом при фразообра-зовании, то есть осуществляется с именным ком-понентом фразеологизма – его внутренним объек-том. Другая связь реализуется при подчинении образовавшимся фразеологизмом внешнего объек-та, который представляет собой косвенную падеж-ную форму имени, имеющую объектное значение. Первая залоговая форма глагольного компонента, реализуясь при фразообразовании, закрепляется намертво, как и в субъектных фразеологизмах, а другая – остаётся внешней, подчинённой всему фразеологизму, осуществляя таким образом связь с внешним объектом.

Таким образом, объектный фразеологизм имеет свою синтаксическую модель, отличаю-щуюся от синтаксической модели субъектного фразеологизма: в ней (модели) грамматически главным является не отдельный глагольный ком-понент, а весь фразеологизм, которому подчиняет-ся так называемый внешний объект. Этот послед-ний и делает фразеологизм семантически самодос-таточным.

Объектные единицы включают в свой состав глаголы, в свободном употреблении управляющие как минимум двумя именами в косвенных паде-жах. Поэтому залоговой моделью может быть только словосочетание процессуального фразеоло-гизма с внешним объектом, выраженным косвен-ной падежной формой имени, имеющей объектное значение. Например: вывести на чистую воду подлеца, где словосочетание на чистую воду явля-ется внутренним объектом, а словоформа подле-ца – внешним; затаить обиду на хозяина, где обиду – является внутренним объектом, а слово хозяину – внешним.

Внешний и внутренний объекты фразеологи-ческой единицы находятся в непосредственной взаимосвязи, так как изменения во внутренней форме неизбежно влекут за собой перемены в организации внешней формы фразеологических единиц.

Так, кроме семантической, проявляется и грамматическая особенность субъектных и объ-ектных процессуальных фразеологизмов: грамма-тически главный глагольный компонент субъект-ного фразеологизма имеет одну синтаксическую связь и реализует ее с внутренним объектом при образовании фразеологизма; глагольный компо-нент объектного фразеологизма изначально, по своим глубинным синтаксическим свойствам, спо-собен реализовать как минимум две синтаксиче-ские связи: одна реализуется при образовании фразеологизма с внутренним объектом, а другая – при подчинении внешнего объекта образовавшим-ся фразеологизмом.




Таким образом, внутренний объект, выра-женный именем в косвенном падеже, является обязательным компонентом любого процессу-ального фразеологизма и подчиняется грамма-тически главному глагольному компоненту еди-ницы. Тогда как внешний объект появляется только у объектных процессуальных фразеоло-гизмов и подчиняется не глагольному компонен-ту фразеологизма, но всей фразеологической единице.


1. Казачук, И.Г. Управление объектных про-цессуальных фразеологизмов: монография / И.Г. Казачук. – Челябинск, 2006. – 172 с.

2. Мразек, Р. Синтаксическая дистрибуция глаголов и их классы / Р. Мразек // Вопросы языко-знания, 1964. – № 3. – С. 50–62.

3. Уфимцева, А.А. Лексическое значение. Принципы семиологического описания лексики / А.А. Уфимцева. – М.: Наука, 1986. – 240 с.

4. Уфимцева, А.А. Слово в лексико-семантической системе языка / А.А. Уфимцева. – М.: Наука, 1968. – 287 с.

5. Чепасова, А.М. Основы категории залога русских процессуальных единиц: монография / А.М. Чепасова. – Челябинск: Изд-воЧГПУ, 2004. – 146 с.

6. Чепасова, А.М. Русский глагол: Учебно-практическое пособие для студентов филологиче-ских факультетов / А.М. Чепасова, И.Г. Казачук. – Челябинск: Изд-во ЧГПУ, 2000. – 346 с.

7. Чепасова, А.М. Семантико-граммати-ческие классы русских фразеологизмов: учеб. по-собие / А.М. Чепасова. – Челябинск: Изд-во ЧГПУ, 2006. – 144 с.



1312013, том 10, № 1

1Изучение истории вопроса о взаимодействии поэзии и прозы является актуальным в современ-ном литературоведении, где эти системы рассмат-риваются как два основных типа художественного мышления. Интерес исследователей (М.Л. Гаспа-ров, М.М. Гиршман, С.И. Кормилов, Ю.Б. Орлиц-кий, О.И. Федотов) связан с творчеством писате-лей, которые одинаково плодотворно осваивают оба типа художественного мышления.

Таковым, на наш взгляд, является творчество Дениса Осокина – прозаика, поэта, филолога-фольклориста (родился в 1977 году, живет в Каза-ни). Из официального резюме можно узнать, что Осокин публиковался в журналах и альманахах «Знамя», «Октябрь», «Вавилон», «Улов». Также он является лауреатом литературных премий «Де-бют» и «Звездный билет» (присуждается на «Ак-сенов-фесте»). Снимает передачи о традиционной культуре народов Поволжья для телекомпании «Татарстан – Новый Век». Известность Денису Осокину принес фильм «Овсянки», экранизация одноименной повести.

Публикация цикла «Ангелы и революция. Вятка, 1923» в журнале «Знамя» и сборнике «Вой-на и мир–2001» вызвала одобрительные отзывы критики; стиль Осокина сравнили со стилем До-бычина и Бабеля. Критики называют Осокина на-деждой новой русской литературы (Д. Бавиль-ский), фаворитом современной литературы, соз-давшим новую, постмодернистскую, версию ска-за (М. Липовецкий). Высокий уровень мастерства Осокина отмечает и Саша Соколов в своем интер-вью в журнале «Зеркало» [12]. Творчество Д. Осо-

Чигинцева Татьяна Александровна, аспи-

рант кафедры русского языка и литературы, Юж-но-Уральский государственный университет (г. Челябинск), научный руководитель – доктор филологических наук, профессор Т.Ф. Семьян. E-mail: [email protected]

кина уже стало предметом внимания литературо-ведов. Д.М. Давыдов исследовал прозу Осокина в рамках такого явления, как литературный прими-тивизм, Т.Ф. Семьян изучала визуальное своеобра-зие книги Осокина «Барышни тополя».2

Первая книга Д. Осокина «Барышни тополя» была опубликована в 2003 году издательством «Новое литературное обозрение» в серии «Soft Wavе», где тексты печатаются с сохранением ав-торской пунктуации и графического оформления. Книга Осокина представляет собой сложнооргани-зованную систему, так как включает не только прозаические, но и стихотворные тексты. Явле-нию, при котором в пределах одного текста со-вмещаются стих и проза, Ю.Б. Орлицкий дал оп-ределение «прозиметрия» [7]. С.И. Кормилов на-зывает подобные тексты маргинальными формами, а О.И. Федотов – стихопрозой [16].

Книга Дениса Осокина «Барышни тополя» представляет собой цикл из двадцати книг, якобы изданных в одном из городов России в разные го-ды, от 1918-го до 2002-го, и составленных в свою очередь также из фрагментов, у каждого из кото-рых есть свой повествователь. Главными их осо-бенностями являются небольшой объем, описа-тельность, богатство, красота и образность языка, особая ритмичность и орнаментальность повест-вовательной ткани.

Свои завершенные тексты автор привык на-зывать книгами: «Или еще точнее – книжками, книжицами. Сегодня их у меня сорок семь. Луч-шая метафора из найденных давно: книги-четки. Их можно перебирать. Каждая косточка-глава,

Tatyana A. Chigintseva, post graduate, Depart-

ment of Russian language and literature, South Ural State University (Chelyabinsk). Scientific supervi-sor – professor T.F. Semyan. E-mail: [email protected]

УДК 415.412

ЭЛЕМЕНТЫ СТИХА В ТВОРЧЕСТВЕ Д. ОСОКИНА Т.А. Чигинцева

ELEMENTS OF VERSE IN THE WORKS OF D. OSOKIN

Т.А. Chigintseva В данной статье предложен анализ произведений современного писателя Дени-

са Осокина, в творчестве которого ярко проявляется одна из ведущих тенденций современной литературы — взаимодействие прозаических и стихотворных форм.

Ключевые слова: визуальность, проза, стих, прозиметрия, ритм, рифма, метр. The present article deals with the works of a contemporary writer Denis Osokin,

whose creative works demonstrate one of the leading tendencies of modern literature –interplay of prosaic and poetic forms.

Keywords: visuality, prose, verse, prozimetria, rhyme, rhythm, metre.




косточка-новелла имеет самостоятельный, краси-вый и ценный смысл – при этом сами полные чет-ки, конечно же, красивее и ценнее» [1].

Экспериментальный стиль Д. Осокина отли-чается повышенным вниманием к музыкально-ритмической составляющей текста. Исследовате-ли творчества Д. Осокина (Д. Бавильский, А. Урицкий) отмечают, что «его прозе свойст-венна заклинательно-заговорная форма» [13]. Комментируя своеобразие текстов писателя, кри-тик Д. Бавильский пишет, что «это не стихи и не проза, но и стихи и проза одновременно. <...> Ожерелья быличек и почти сказок, зарисовок и рассказиков, выстроенные до последней запятой, замысловатые ритмом и непрямым говорением, подспудно продолжающиеся в других частях цикла, на других этажах многоголового дома, открытого всем ветрам» [3]. В практическом смысле это дает нам некоторые основания рас-сматривать книгу Осокина как цикл произведе-ний, для которого влияние стихового начала име-ет принципиальный характер.

Наиболее очевидное свидетельство вторжения стихового начала в прозу – ее метризация, кото-рую нередко сопровождает особая звуковая орга-низация текста (по стиховому принципу), стрем-ление к сокращению объема и автономизации строф-абзацев [10].

Во многих прозаических произведениях Осо-кина важную роль в создании ритма играет стихо-творный метр, который является нерегулярным, фрагментарным, поэтому его, используя термино-логию В.Е. Холшевникова, можно назвать «слу-чайным». Метризованные строки поддерживают специфическую интонацию повествования, харак-терную для творческой манеры писателя, являясь стилевым и смысловым маркером в произведении. Метризация прозы Осокина происходит в отрыв-ках, отличающихся повышенной эмоционально-стью, экспрессией и лиризмом. В образовании стихотворного метра писателем используются и двусложные, и трёхсложные размеры, что позво-ляет преодолевать монотонность прозы и созда-вать сложную мозаику различных метров: «а зво-нят куда просят – им не трудно» (Я), «кто-то роет землю – кто-то лижет топор» (Х), «эта пуговица на земле приносит радость посмотрите как хорошо что осталась» (Амф), «и калиновый белый цвет – одеяло любви вот возьми от меня конверт надор-ви» (Ан), «мы смотрим на землю – и на траву» (Амф), «мама пошла за травой – а детям велела спать» (Дак), «росомаха хромает подпрыгивает» (Ан) (Здесь и далее тексты печатаются с сохране-нием авторской орфографии и пунктуации ). Как отмечает Ю. Б. Орлицкий, проза, ориентированная на один тип чередования ударений, воспринимает-ся как более стихоподобная, чем проза, в которой мелькают поочерёдно разные метры [9].

Кроме стихотворного метра в создании ритма прозы Д. Осокина используется и еще один стихо-

творный элемент – рифма. Она повышает ее эмо-циональность, усиливает ритмичность, подчерки-вает созвучные слова, выделяет их звуковую ощу-тимость. Стихотворный метр и рифма ориентиру-ют прозу на стих, вносят в нее особый лирический, эмоциональный тон.

По мнению Ю.Б. Орлицкого, анализ прозы с точки зрения метрики является наиболее разрабо-танным участком применения стиховедческих ме-тодик к анализу прозаического текста. Не менее продуктивным ученый считает и исследование особенностей звуковой организации художествен-ного целого [9]. Звукопись («водка хороша / в ней растворена душа / водку пьют неспеша / от водки увеличивается / душа / а подушка / желтого цве-та»), а также повторение почти идентичных звуко-вых комплексов («пугало-препугало», «ли – ли – ли», «та – та – та») играют важную роль в по-строении ритма прозы и в создании звукового об-раза. При этом наиболее заметными оказываются звуковые повторы, «попадающие» в метрически организованные фрагменты прозы, то есть соз-дающие эффект стиховности и тем самым особо выделяющие стихоподобные же созвучия [9]: «рыба плывет в реке / птица летит в небе / гусени-ца плачет под землей / аня спит в кровати / руй руй я скажу / будь хоть мертвой (ым)» [11].

Наряду с повторами звуков ведущим принци-пом построения ритма в прозе могут выступать различные виды лексического повтора: кольцевой повтор, повтор-подхват, эпифора, анафора.

В текстах Осокина чаще встречаются анафо-ристические конструкции: «юлия – красное длин-ное платье, длинные ноги и длинный нос. юлия – длинные светлые волосы – наэлектризованные, мягкие, легко волнистые. юлия – длинная шея, яркая губная помада, ухоженные руки, духи» [11], «кривошейка ходит вот так: шлеп-шлеп. криво-шейка любит молча и вздрагивая. кривошейка бо-ится велосипеда – но смело барахтается в воде» [11]. Изучая особенности ритма прозы, Жирмун-ский пришёл к выводу, что «повторение началь-ных сочинительных или подчинительных союзов, другие формы анафоры и подхватывания слов <…> создают основу для восприятия художест-венной прозы как прозы ритмической» [5]. Анафо-рическая композиция построения предложений является стиховым элементом и придает тексту определённый ритм.

Большим потенциалом обладают и синтакси-ческие повторы как средство стилистической вы-разительности. Их основными стилистическими функциями являются:

– объединительная (объединение отдельных деталей, сближение разных моментов содержания и т. д.);

– функция ритмической организации текста (которая усиливает и подчёркивает его логический и эмоциональный характер);


Чигинцева Т.А. Элементы стиха в творчестве Д. Осокина

1332013, том 10, № 1

– выделительная (выделение смысловой ли-нии, контраст, эмоциональный подъём, преувели-чение) [2].

Синтаксис является основным элементом соз-дания ритмической организации текстов Осокина. Внешний мир в них описывается на основе ощу-щений, воспоминаний и чувств, поэтому проза Осокина отличается повышенной детализирован-ностью. Как следствие, фраза удлиняется, приоб-ретая сложную структуру с однородными членами предложения («балконы, не ворчите, не пойте пе-сен, не гуляйте с собаками по паркам и площади, не карабкайтесь на каланчу <…> не ходите на во-кзал провожать друзей, никого не ждите»; «поить себя чаем с клюквой и чабрецом – подливать себе пива чтобы быть попроще – кутаться в длинный свитер – не делать резких движений – любить ко-го-нибудь не по-летнему (ворона – не летнее вре-мя) – тогда будет легче» [11]). Задаваемый такими повторами ритм приобретает плавность, напев-ность и музыкальность, и тем самым замедляется, что напрямую связано со сказовой манерой пове-ствования, которая ориентирует текст на модель устного рассказ, создает эффект стихоподобия повествования.

Осокин часто прибегает к потенциалу тире, которое замещает другие разделительные знаки препинания для обозначения пауз разной длины и придает прозе писателя стихоподобный характер: «люда – рыжая – забудьте о волосах! – мы говорим о сердце и внутренней стороне глаз: не металл не бронза – но как тусклый апельсин, старое пальто, крылья крапивной бабочки» [11]; «в июльскую жару дети обступили обувщика: что это с ним? – дергается – упал – все рассыпал – ботинки не чи-нит» [11]; «но – ах – этого не достаточно – все равно балконы посещаются катастрофически ред-ко» [11]. При помощи тире на письме маркируется такая стилистическая фигура как эллипсис. В творчестве Осокина эллиптические конструкции связаны со сказовым типом повествования, поэто-му их основной семиотической функцией является создание интонации живой устной речи: «осенью грибы выходят из леса – приходят в микунь. По-ближе к микуню из леса выходят и колдуны – и маня – и кусанная лепешка – и с паром похлебка – я ягоду ем» [11]. Важную ритмообразующую роль играет также синтаксический параллелизм: «сук-кубы носят женские имена / суккубы нюхают по-лынь / суккубы вставляют / искусственный глаз / суккубы собирают гербариум / суккубы залезают в оссариум» [11]. В данном случае ритмико-синтаксические характеристики существуют не сами по себе, а во взаимодействии с ритмико-фонетическими, что создаёт многоплановую кар-тину ритма.

Соединение прозаических и стихотворных дискурсов проявляется визуально – горизонтально и вертикально. Особый визуальный облик прозаи-ческого отрывка формируется, когда он оформля-

ется как стихотворный – вертикально. Таким обра-зом, «подчеркивается строфическая структура прозы, соотнесение прозаического абзаца со сти-хотворной строфой. <…> В прозаическом тексте абзац является графически и семантически выде-ленным единством. В стихе подобную функцию выполняет строфа. Аналогия в визуальном оформ-лении стихотворного и прозаического текстов возникает в том случае, когда в прозе абзацы ока-зываются примерно равными или сближающимися по объему» [15]. Описывая роль абзаца как важной составляющей индивидуального стиля, Г.Я. Солганик предлагает использовать термин «прозаическая строфа», обеспечивший, как утвер-ждает Ю.Б. Орлицкий, реальное сопоставление основных композиционно-ритмических единиц стиха и прозы [9].

Родовая природа книги «Барышни тополя» не может быть определена однозначно. Активизируя белое поле страницы, Осокин смешивает визуаль-ные маркеры прозаического, стихотворного и дра-матического родов, в том числе через увеличение ширины левого и правого полей. Текстовые фраг-менты книги «Барышни тополя» расположены симметрично оси страницы и формируют неклас-сический визуальный облик [14]. Благодаря автор-скому выделению отдельных фрагментов прозаи-ческого целого с помощью нетрадиционного их размещения на странице, нарушающего характер-ную для прозы строгую линейность движения сло-весного потока, задается особая, отличная от тра-диционно прозаической паузировка, закладывает-ся однозначное авторское смысловое (и соответст-венно – интонационное) выделение тех или иных фрагментов, что традиционно считается отличи-тельной чертой стихотворного, а не прозаического текста [8]: с у е т а с к о т скот и люди дома в воде ветер – дома – вода пьяные в половодье кладбище в половодье дети в половодье возможно – упавшие в воду ловля рыбы в половодье – вблизи домов [11]

Ю.Б. Орлицкий отмечает также, что тенден-ция к автономизации абзацев-строф и одновре-менно к их выравниванию по объему и уменьше-нию его – еще одна важная особенность прозы, складывающейся под влиянием стиховых струк-тур – так называемой строфической (версейной или версейно ориентированной) прозы [10]. Такой способ записи задает особую интонацию чтения, стирает различия между литературными родами, наглядно демонстрирует проницаемость границ между прозой и поэзией (обыденным и сновидче-




ским). Ровнооформленность прозаических и сти-хотворных текстов активно ритмизует прозу.

И действительно, в произведениях Осокина можно усмотреть связь между особым абзацным членением и сказовым типом повествования. Ска-зовая манера повествования близка устной речи, плавной и неторопливой. А особое абзацное чле-нение способствует усилению впечатления напев-ности повествования. Строфическая структура текста ориентирует читателя на чтение произведе-ния вслух, его интонирование, задает темп чтения и особенности произношения. Е.Г. Иващенко ут-верждает, что такой способ восприятия текста из-начально характерен для поэзии, появление дан-ной установки при чтении прозы свидетельствует о проникновении в ее структуру стиховых элемен-тов [4].

Также принципы строфичности обнаружива-ются и в построении фрагментов цикла: большин-ство их них соразмерны, имеют однотипную ком-позицию: заголовок и один абзац. Фрагменты, со-ставляющие книгу-цикл, чаще всего нумеруются. Эта упорядоченная единообразность отсылает чи-тателя к формальному обозначению строф в боль-ших стихотворных формах. Если автор наделяет фрагменты каким-либо заголовком, то он, как пра-вило, повторяет заголовок цикла, обыгрывая его ключевое слово. Например, цикл «Наркоматы» включает рассказы под следующими заголовками: «наркомвнудел», «наркомнац», «наркомпуть», «наркомздрав» и др.

Одним из способов ритмической организации художественной прозы Ю.Б. Орлицкий считает активизацию разнообразных графических средств [10].

Осокин творчески свободно обращается с пространством страницы, создавая различные комбинации из заполненных и незаполненных вербально фрагментов, используя в качестве ос-новной визуальной фигуры немотивированно уве-личенные пробелы между словами и буквами в слове. Они выполняют интонационно-партитур-ную функцию, не только выделяя слово или фразу на странице, но и делая установку на более мед-ленное прочтение. Такие визуальные приемы за-трудняют, деавтоматизируют восприятие текста. Визуальный акцент на пустотах и зияниях создаёт индивидуальную систему паузировки и интони-рования [14]:

ветер ветер ветер во всем

основная – фигура ветра

в мире в небе в пустых домах на улицах в траве в ветвях на воде

Приведённый пример аналогичен так назы-ваемым фигурным стихам, визуальный акцент здесь изобразителен, внешняя форма «рисует» содержание [14].

Активное взаимодействие стиха и прозы про-является также во включении стихотворных тек-стов в контекст прозаического целого. Такую экс-пансию стихового начала Ю.Б. Орлицкий называет «монтажом в прозаическую ткань, превращающим прозаический текст в прозиметрический» [7]. В произведениях Осокина объем стихов может быть самым разнообразным, как и язык, на котором они написаны: коми, латышский, балканский, ненец-кий. Зачастую писатель располагает текст таким образом, чтобы стало возможным его вариативное прочтение. Так происходит со стихотворными отрывками на русском языке и на языке-коми, которые могут располагаться друг напротив дру-га, чтобы читатель сам смог выбрать очередность прочтения, в других случаях автор располагает их друг за другом, акцентируя внимание либо на русском варианте, либо на иноязычном. Чередо-вание стихотворного материала на разных языках задает своеобразный ритм всего произведения.

Эксперименты Осокина в области прозимет-рической композиции показывают, что для него прозаическая и стихотворная форма обладают равными художественными возможностями.

Стиховое начало в его творчестве выполняет важную ритмико-стилистическую функцию, по-зволяя создать прозаический текст с особой рит-мической организацией, оформленный определен-ным образом под влиянием стиха. Основными элементами стиха в творчестве писателя является наличие метризации, рифмы, звукописи, приемов визуализации прозаического текста, прозиметри-зация, насыщенность произведений поэтической образностью (метафоричность), обращение к по-этическим композиционным приемам, появление лирических интонаций (повышенная экспрессия, эмоциональность).

Таким образом, можно сказать, что в своей книге «Барышни тополя» Осокин использует це-лый комплекс приемов, соотносимых со стихо-творной техникой и традицией. Поэтому можно считать, что ритмическое единство книги достига-ется за счет этих приемов, ориентирующих чита-теля на стиховую парадигму.


1. Анашкин, С. Стало быть, убираем любую суету / С. Анашкин // Искусство кино. – 2011. – № 1.

2. Астафьева, И.М. Виды синтаксических по-второв, их природа и стилистическое использова-ние: дис. … канд. филол. наук / И.М. Астафьева. – М., 1963. – 239 с.

3. Бавильский, Д. Между собакой и волком / Д. Бавильский // Знаки препинания. – 2003. – № 49.


Чигинцева Т.А. Элементы стиха в творчестве Д. Осокина

1352013, том 10, № 1

4. Иващенко, Е.Г. Эволюция литературно-го билингвизма в творчестве В. Набокова (Взаимодействие стиха и прозы): дис. ... канд. филол. наук / Е.Г. Иващенко. – Благовещенск, 2004. – С. 45.

5. Жирмунский, В.М. Теория стиха / В.М. Жирмунский. – Л.: Наука, 1975. – С. 146.

6. Кормилов, С.И. Маргинальные системы русского стихосложения. – М.: Изд-во МГУ. – 1995.

7. Орлицкий, Ю.Б. Динамика стиха и прозы в русской словесности / Ю.Б. Орлицкий. – М.: РГГУ, 2008. – С. 684.

8. Орлицкий, Ю.Б. Самый изобразительный и охватистый (Заметки о ритмическом своеобразии прозы Бориса Пильняка) // НЛО. – 2003. – № 61. – http://magazines.russ.ru/nlo/2003/ 61/orl.html

9. Орлицкий, Ю.Б. Стиховедческие методи-ки в изучении прозы (обзор проблем) / Ю.Б. Орлиц-кий // Славянский стих: лингвистическая и при-кладная поэтика: материалы междунар. конф. 23–27 июня 1998 г. – М.: Языки славянской куль-туры: Наука, 2001. – С. 107.

10. Орлицкий, Ю.Б. Стиховое начало в прозе

«третьей волны» / Ю.Б. Орлицкий. – http://netrover.narod.ru/lit3wave/1_4.htm.

11. Осокин, Д. Барышни тополя / Д. Осокин. – М.: НЛО, 2003. – С. 282.

12. Саша Соколов: «Сколько можно на полном серьезе мусолить внешние признаки бытия?» – Openspace.ru. – http://os.colta.ru/literature/events/ de-tails/31471/?view_comments=all&attempt=1#comments

13. Свой на Празднике Земли, или «Аномаль-ные зоны» малой прозы.– http://www.litkarta.ru/ dossier/svoi-na-prazdnike-zemli/ (дата обращения: 22.05.12).

14. Семьян, Т.Ф. Визуальный облик прозаиче-ского текста / Т.Ф. Семьян. – Челябинск: Библио-тека А. Миллера, 2006. – С. 58.

15. Федорова, Е.В. Визуальные маркеры в про-зе М. Цветаевой / Е.В. Федорова // Литературный текст: проблемы поэтики: материалы IV Меж-дународной научно-практической конференции, посвященной памяти профессора Н.Л. Лейдерма-на. – Челябинск: Цицеро, 2011. – С. 450.

16. Федотов, О.И. Основы русского стихо-сложения. Метрика и ритмика / О.И. Федотов. – М.: Флинта, 1997. – 336 с.

Поступила в редакцию 28 августа 2012 г.



1Вопросы соотношения языка и культуры в настоящее время под давлением социально-экономических факторов выходят на первый план, поскольку функции языка как особого феномена заключаются в осмыслении, хранении и трансля-ции культуры. Экономические, культурные и на-учные контакты стран и их народов делают акту-альными проблемы, связанные с исследованием взаимодействия языков и культур. Это особенно важно сейчас, когда смешение народов, языков, культур достигло невиданного размаха и как нико-гда остро осознается непохожесть культур. Все большее распространение приобретает мысль о том, что культура оказывает влияние и на эконо-мику, поскольку корпоративная, организационная и профессиональная культуры во многом опреде-ляют эффективность деятельности не только от-дельного специалиста, но и коллектива в целом.

Все эти актуальные для современного обще-ства проблемы обсуждались в рамках V Междуна-родной научно-практической конференции «Лин-гвистика в контексте культуры», которая состоя-лась на факультете лингвистики Южно-Уральского государственного университета 28–30 ноября 2012 года. Заявки на участие прислали 105 ученых, преподавателей и аспирантов из пяти фе-деральных округов, а также ближнего (Грузия, Казахстан, Украина) и дальнего зарубежья (Дания, Болгария, Китай). В ходе конференции состоялись пять пленарных заседаний и заседания семи сек-

1Харченко Елена Владимировна, доктор фи-лологических наук, профессор кафедры общей лин-гвистики, Южно-Уральский государственный уни-верситет (г. Челябинск). E-mail: ev-kharcnenko@ yandex.ru

ций. Было заслушано 50 докладов ученых, препо-давателей и аспирантов по актуальным проблемам теоретической и прикладной лингвистики.

Конференция ознаменовала собой новый этап в развитии научных связей между различными лингвистическими школами, способствовала акти-визации творческой мысли преподавателей и сту-дентов-лингвистов, стала настоящим форумом для обмена опытом и результатами научных исследо-ваний, а также привлечения студентов и молодых преподавателей к научной деятельности. В качест-ве почетных гостей на пленарном заседании, руко-водителей секций и круглых столов были пригла-шены и приняли участие в конференции известные российские и зарубежные ученые.2

С приветственным словом к участникам и гос-тям конференции обратились президент ЮУрГУ Герман Платонович Вяткин и проректор по науч-ной работе ЮУрГУ Сергей Дмитриевич Ваулин. Оба докладчика подчеркнули все возрастающее в наши дни значение лингвистического образования в подготовке специалистов всех направлений, а также отметили важную роль в этом факультета лингвистики.

Первое пленарное заседание было посвящено языковой подготовке в вузе. Л.А. Шкатова (доктор филологических наук, профессор Челябинского государственного университета) выделила как особый объект изучения лингвокультуру совре-менного вуза, Т.Н. Хомутова (доктор филологиче-

Elena V. Kharchenko, Doctor of Philology, Pro-fessor of the General Linguistics Department South Ural State University (Chelyabinsk). E-mail: [email protected]

РЕЦЕНЗИИ

ЛИНГВИСТИКА В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРЫ Е.В. Харченко

LINGUISTICS IN THE CONTEXT OF CULTURE E.V. Kharchenko

Cтатья посвящена обзору конференции, проведенной на факультете лингвис-тики Южно-Уральского государственного университета 28–30 ноября 2012 года.

The article looks at the results of the conference held at the Faculty of Linguistics of

the South Ural State University, November 28–30, 2012.

Язык – это путеводитель, приобретающий все большую значимость в качестве руководящего на-чала в научном изучении культуры.

Э. Сепир


Харченко Е.В. Лингвистика в контексте культуры

1372013, том 10, № 1

ских наук, декан факультета лингвистики Южно-Уральского государственного университета) и Н.В. Баграмова (доктор педагогических наук, про-фессор, заведующая кафедрой второго иностран-ного языка Российского государственного педаго-гического университета им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург) поделились размышлениями о состоя-нии и проблемах иноязычного образования в вузе, а также о современной парадигме обучения ино-странному языку в неязыковом вузе.

Второе пленарное заседание открыла Л.А. Нефедова (доктор филологических наук, профессор, декан факультета лингвистики и пере-вода Челябинского государственного университе-та) докладом «Когнитивные особенности импли-цитного смысла». Проблему смысла в тексте за-тронула и Е.Г. Фоменко (доктор филологических наук, профессор кафедры теории и практики пере-вода Классического приватного университета (За-порожье, Украина)), предложив свою концепцию выявления лингвотипологического в индивиду-ально-авторской концептосфере. Е.В. Харченко (доктор филологических наук, профессор Южно-Уральского государственного университета) поде-лилась результатами эксперимента, позволившему выявить автопортрет современных студентов.

Третье пленарное заседание началось очень актуальным докладом «Термины в историческом дискурсе» А.П. Миньяр-Белоручевой (доктор фи-лологических наук, профессор кафедры иностран-ных языков Московского государственного уни-верситета). Вопросам взаимодействия языков и культур были посвящены доклады Н.В. Сигаревой (кандидат филологических наук, доцент, замести-тель декана факультета иностранных языков по развитию Российского государственного педаго-гического университета им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург, и Т.В. Юдиной (кандидат филологиче-ских наук, доцент, заведующая кафедрой перевода Российского государственного педагогического университета им. Герцена, Санкт-Петербург, кото-рые рассказали о социокультурном аспекте пере-водческой деятельности, феномене диалога куль-тур в процессе перевода.

В современном мире «сокращённых расстоя-ний», мгновенных и тесных глобальных связей и зависимостей мы не могли обойти вопросы ком-пьютерных технологий, которые многократно уси-ливают возможности человека. Именно о взаим-ном проникновении лингвистики и компьютерных технологий говорили докладчики на четвертом пленарном заседании. В. Хансен (до 2006 года Президент крупнейшей в скандинавских странах компании по охране интеллектуальной собствен-ности «Закко», в настоящее время член Исполни-тельного Комитета Европейской Ассоциации Ма-шинного Перевода (Дания)) дал общее представ-ление о машинном переводе в профессиональной межкультурной коммуникации, о стадиях и пер-спективах этого направления. С.О. Шереметьева (доктор филологических наук, профессор кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации

ЮУрГУ, почетный профессор Копенгагенской Высшей Школы Бизнеса (Дания)) предложила программу по автоматизации реферирования и аннотирования научно-технической литературы, наглядно показала преимущества использования компьютерных технологий при переводе учеными разных направлений. Продолжая тему использо-вания компьютерных технологий в лингвистике, Е.В. Ягунова (доктор филологических наук, до-цент, заведующая лабораторией моделирования речевой деятельности Института филологических исследований филологического факультета Санкт-Петербургского государственного универ-ситета) привела примеры выделения ключевых слов для описания текста в составе новостного кластера.

Во второй день состоялись заседания секций «Язык и культура в современном обществе. Дина-мика языка и эволюция социокультурных норм», «Изучение языка в семантическом, грамматиче-ском и лингвокультурном аспектах», «Националь-но-культурный и когнитивный аспекты изучения языка. Актуальные проблемы коммуникации «че-ловек–компьютер»», «Профессиональная и дело-вая культура. Язык для специальных целей», «Межкультурная коммуникация; проблемы и пер-спективы», «Лингвокультурологические проблемы перевода. Социокультурная информативность тек-ста», «Актуальные проблемы лингводидактики». Все секционные заседания прошли с успехом и стали настоящей школой для молодых исследова-телей, аспирантов и студентов, которые также принимали активное участие в работе.

Пятое пленарное заседание состоялось в по-следний день конференции. Председатели секций и члены оргкомитета отчитались о проделанной работе, выделили доклады, вызвавшие наиболь-ший интерес, подчеркнули новые и перспективные направления исследований. Декан факультета лин-гвистики Т.Н. Хомутова подвела общие итоги конференции. В ходе докладов участников конфе-ренции и свободной дискуссии были высказаны благодарственные слова в адрес руководства уни-верситета и факультета за прекрасную организа-цию работы конференции, предложены новые пер-спективные формы обмена научными достиже-ниями. Профессор кафедры лингвистики и меж-культурной коммуникации ЮУрГУ И.М. Удлер выступила с предложением активнее привлекать к научной работе и участию в работе конференций студентов.

V Международная научная конференция «Лингвистика в контексте культуры» завершила свою работу, но ее решения и идеи, высказанные участниками, дали новый импульс научным ис-следованиям лингвистов.

Материалы конференции нашли отражение в опубликованном сборнике «Лингвистика в контек-сте культуры: материалы V Международной науч-но-практической конференции (Челябинск, 28–30 ноября 2012 г.) / под общ. ред. Е.В. Харченко. – Челябинск: Издат. центр ЮУрГУ, 2012. – 327 с.».



ТРЕБОВАНИЯ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ МАТЕРИАЛОВ

1. В редакцию предоставляются печатный вариант статьи и ее электронная версия (документ Microsoft Word), экспертное заключение о возможности опубликования работы в открытой печати, сведения об авторах (Ф.И.О., место работы, звание и должность, контактная информация (адрес, телефон, e-mail)).

2. Структура статьи: УДК, название, список авторов, аннотация (не более 500 знаков), список ключевых слов (данная информация предоставляется на русском и английском языке), текст статьи, литература оформляется в виде концевых сносок.

3. Параметры набора. Поля: зеркальные, верхнее – 23, нижнее – 23, внутри – 22, снаружи – 25 мм. Шрифт – Times New Roman, масштаб 100 %, интервал – обычный, без смещения и анимации. Отступ красной строки 0,7 см, интервал между абзацами 0 пт, межстрочный интервал – одинарный.

4. Адрес редакции научного журнала «Вестник ЮУрГУ» серии «Лингвистика»: Россия, 454080, г. Челябинск, пр. им. В.И. Ленина, 76, кафедра общей лингвистики, ответственному секретарю Жеребятьевой Екатерине Сергеевне. E-mail: [email protected]

5. Ознакомиться с полной версией правил подготовки рукописей и примером оформления можно на сайте ЮУрГУ (http://www.susu.ac.ru), следуя ссылкам: «Наука», «Вестник ЮУрГУ», «Серии».

6. Плата с аспирантов за публикацию рукописей не взимается.

ВЕСТНИК ЮЖНО-УРАЛЬСКОГО

ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА

Серия «ЛИНГВИСТИКА»

2013, том 10, № 1

Редактор Н.М. Лезина

Компьютерная верстка В.Г. Харитоновой

Издательский центр Южно-Уральского государственного университета

Подписано в печать 04.02.2013. Формат 6084 1/8. Печать трафаретная. Усл. печ. л. 16,27. Тираж 500 экз. Заказ 3/11.

Отпечатано в типографии Издательского центра ЮУрГУ. 454080, г. Челябинск, пр. им. В.И. Ленина, 76.


Data & Analytics

вестник южно уральского-государственного_университета._серия_лингвистика_№1_2013