вых систем : История логики и методо­логии науки: Тез. докл. IX Всесоюз. совещ,— Киев, 1986,— С. 83—84.

31. Орлов Р. С. Школы художественной металлообработки «Русской земли» и племенные украшения / / Исследование социально-исторических проблем в археологии.— Киев, 1987.— С. 228—242.

32. Пекарская Л. В., Зоценко В. Н. Архео­логические исследования древнерусского Вышгорода в 1979—1981 гг. / / Археоло­гические исследования Киева 1978— 1983 гг.— Киев, 1985.— С. 125—136.

33. Плетнева С. А. Донские половцы/ / «Сло­во о полку Игореве» и его время.— М., 1985,— С. 249—281.

34. Попова 3. П. О древнейшем великокня­жеском московском троне / / Памятники культуры : Новые открытия : Письмен­ность. Искусство. Археология.— М., 1985,— С. 408-413 .

35. Попович М. В. Мировоззрение древних славян,— Киев, 1985,— 168 с.

36. Прокопий из Кесарии. Война с гота­ми / Пер. с греч. С. П. Кондратьева.— М., 1950.

37. Пропп В. Я. Исторические корни вол- шебпой сказки.— Л., 1986.— 368 с.

38. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ).— Т. 22. Русский хронограф. Ч. 1.— Спб., 1911 — 570 с.

39. Рыбаков В. А. Язычество древних сла­вян.— М., 1981.— 608 с.

40. Рыбаков В. А. Язычество Древней Ру­с и , - М., 1 9 8 7 ,- 784 с.

41. Раевский Д. С. Очерки идеологии ски- фо-сакских пл ем ен: Опыт реконструк­ции скифской мифологии.— М., 1977,— 216 с.

42. Слово о полку Игореве / Вступит, ст. Д. С. Лихачева.— Л., 1967,— 540 с.

43. Творогов О. В. Античные мифы в древ­нерусской литературе XI—XVI вв. / / ТОДРЛ,— 1979 — 33 — С. 3—31.

44. Творогов О. Б. Материалы к истории русских хронографов. 2. Софийский хронограф и «Хроника Иоанна Мала- лы» / / Там ж е.— 1983,— 32,— С. 188— 221.

45. Толочко П. П. Про приналежність і функціональне призначення діадем і барм в Древній Р у с і/ / Археологія.— 1963 — Т. 15.— С. 145—164.

46. Харитонович Д Э. Средневековый мас­тер и его представления о вещи / / Художественный язык средневековья.— М., 1982,— С. 2 4 -3 9 .

47. Фрейберг Л. А., Грабаръ-Пассек М. Е. Античность и Византия.— М., 1975.—■ С. 9 0 -1 1 3 .

48. Шахермайр Ф. Александр Македон­ский,— М., 1986.— 384 с.

49. Ш усгорович 9. М. Хроника Иоанна Ма- лаллы и античная традиция в древне­русской литературе / / ТОДРЛ.— 23,— С. 62—70.

50. Щапов Я. Н. Княжеские уставы и цер­ковь в Древней Руси XI — XIV вв.— М., 1972.— 340 с.

При рассмотрении процесса эволюции погребального обряда населения южнорус­ских земель в X—XIII вв. удалось выявить помимо киевского региона еще один район раннего восприятия христианских идей — на территории Западной Волыни. Но изуче­ние амулетов-оберегов и христианских символов из захоронений показывает, что противостояние язычества и христианства на Руси продолжалось вплоть до нашествия орд Батыя.

Исследователям идеологических воззрений восточных славян средне­векового времени постоянно прихо­дится сталкиваться с дефицитом источников. Рассматривая письмен­ные свидетельства, вполне можно со­гласиться с Н. М. Никольским, сето-

А. П. Моця

НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ О РАСПРОСТРАНЕНИИ ХРИСТИАНСТВА НА ЮГЕ РУСИ ПО ДАННЫМ ПОГРЕБАЛЬНОГО ОБРЯДА

вавшим еще в 1929 г., что «современ­ному историку религии крайне труд­но восстановить более или менее точную картину верований и культов русских славян. Случайные замеча­ния летописцев, прошедшие притом сквозь призму византийского право­славия, несколько пикантных анекдо­тов о проделках бесов в Патерике, обличения «поганства» в церковных проповедях, два-три рассказа араб­ских путешественников о погребаль­ных обрядах славян да поэтические фигуры «Слова о полку Игореве» — вот почти все, что можно собрать из письменных памятников той далекой эпохи относительно интересующего

114

нас вопроса» [46, с. 3]. Поэтому дальнейшая разработка этой темы перспективна только при использова­нии, наряду с другими источниками, археологических материалов, в част­ности данных погребального обряда, в формах и деталях которого содер­жится ценная информация о миропо­нимании тогдашних людей [65, с. 267].

Изучение противоречий между древ­ней языческой религией и христиан­ским вероучением — тема большого (и по объему, и по охвату вопросов) исследования, которое, конечно, не­возможно провести в рамках данной работы. Поэтому остановимся лишь на двух аспектах, касающихся имен­но погребального обряда.

Один из них — эволюция погре­бального обряда на рубеже I— II тыс. н. э., т. е. во времена офици­ального принятия христианства пра­вящей верхушкой Древнерусского го­сударства.

Датированные погребальные комп­лексы свидетельствуют о постепенной замене обряда кремации умерших об­рядом ингумации. Некоторые иссле­дователи высказали предположение о необходимости связывать этот процесс с влиянием христианских идей на идеологические воззрения восточных славян. На наш взгляд, главная при­чина смены обрядности заложена в социально-экономическом развитии восточнославянского массива в конце I тыс. н. э., когда отдельная семья становится хозяйственной единицей общества [41, с. 115—122]. Погре­бальные обряды начинают перепле­таться с семейно-родовым культом, составляя часть последнего и утрачи­вая связь с публичными формами культа [81, с. 211]. Община принима­ет участие в похоронах, но основная нагрузка перекладывается на семью. Экономические трудности вполне мо­гли повлиять на идеологические воз­зрения славян по отношению к по­гребальному обряду и быть важной причиной в появлении нового ритуа­ла. Как известно «общественное со­знание отражает общественное бы­тие» [1, с. 343].

Рассматривая эволюцию погребаль­ного обряда в конце I — начале II тыс. н. э., отметим, что материалы южнорусских могильников в целом подтверждают схему А. А. Спицына о двух стадиях в развитии подкурган- ного обряда ингумации умерших: на уровне древнего горизонта или в кур­ганной насыпи, а позже в подкурган- ной яме [75, с. 319—320]. Справед­ливо, на наш взгляд, предположение, что появление ямного обряда необхо­димо связывать с влиянием христиан­ской религии, по канонам которой умершего до начала «страшного суда» необходимо помещать именно в зем­лю, а не на ее поверхность. Влияние христианства на погребальный обряд (появление подкурганных ямных за­хоронений и резкое искоренение обря­да трупосожжения) четко фиксиру­ется на материалах черниговских мо­гильников, в частности в погребениях на Болдиных горах [62, с. 19].

Обряд трупоположения в подкур­ганных ямах на южнорусских землях в основном применялся в X II— X III вв. В то же время следует учи­тывать факт существования трупопо- ложений в подкурганных ямах на ранних могильниках, т. е. в более раннее время. Считая, что этот вопрос требует специального рассмотрения, напоминаем, что придерживаемся мнения о появлении этого способа захоронения под влиянием христиан­ской религии.

В первую очередь остановимся на материалах среднеднепровских па­мятников, где ряд комплексов с тру- поположениями в курганных ямах на могильниках Киева, Шучинки, Жов- нино (лепная керамика, глиняные пряслица, фоссилизация костей) да­тируется IX —X вв. Но, например, на других южнорусских территориях аналогичный обряд этого времени не зафиксирован. В Среднем Подне- провье известны захоронения в под­курганных ямах на могильниках Киева и Быково X в., а на некропо­лях у сел Буки, Быково, Китаєво, Лепляво, Тарасовка несколько более позднего времени — X—XI вв. Здесь же зафиксированы и первые

8* 115

а *а # о 5 ж г >2^3

Рис. 1. Датированные комплексы X в.:1 — П ересопница, 2 — Белев, З — Карпиловка, 4 — Гвоздов, 5 — Гориш ние Ш еровцы, 6 — Черновка, 7— Ревно, 8 — Речица, 9 — Овруч, 10 — Ж итом ир, 11 — Быково, 12 — К иев, 13 — Сажки, 14 — Любеч, 15 — Клонов, 16 — Седнев, 17 — П ер есаж , 18 — Табаевка, 19 — Чернигов, 20 — Туш ино, 21 — Ш еето- вица, 22 —- Левинки, 23 — Р адути н о, 24 — К ветунь, 25 — Л ипино, 26 — Л ебя ж ь е, 27 — Глинск, 28 — К ам енное, 29 — Городное. а — т р у п о со ж ж ен и е на стороне, б — тр у п о со ж ж ен и е на м есте захоронения, в — труп оп олож ен и е на древнем горизонте и выше, а — труи оп олож ен и е в ям е (все под курганной насы пью ), д — т р уп осож ж ен и е на стороне с захоронением в грунтовой м огиле.

грунтовые могильники (рис. 1—3; табл. 1; 2) '.

Появление в раннее время на этой территории ямных захоронений не вызывает удивления: сообщения пи­сьменных источников о крещении ру- сов в 860-х годах при патриархе Фо- тии, клятва части дружины Игоря в церкви см. Ильи на Киевском Подо­ле, крещение княгини Ольги и другие факты свидетельствуют о раннем про­никновении христианских идей в Ки­ев и его округу, что нашло отражение

1 В хронологических таблицах не пред­ставлены комплексы по обряду кремации, ингумации на уровне древнего горизонта, указанные на рисунках 1—3. Датировка их проводилась аналогичным способом — кор­реляцией отдельных находок в комплексе, но в связи с объемом работы не нашла места в тексте. Историю исследований юж­норусских погребальных памятников кон­ца I — начала II тыс. н. э. см.: [70, с. 292— 308],

и в элементах погребального обряда. Объяснимо и появление здесь первых грунтовых могильников, отдельные захоронения которых датируются X— XI вв. по находкам монеты (Киев), лировидных пряжек (Белгородка, Жовнино, Воинская Гребля).

Известны трупоположения в под- курганных ямах на ряде могильников в комплексах X в. междуречье Днеп­ра и Десны (Клонов, Седнев, Табаев­ка, Чернигов, Гущино, Шестовица, Левинки, Кветунь), а также X— XI вв. (Клонов, Толстолес, Чернигов, Рябцево, Кветунь, Фостовичи). Здесь частично исследован и бескурганный некрополь у с. Березанка, где найде­на гончарная керамика X—XI вв. По­давляющее большинство ямных захо­ронений X в. выявлены на могильни­ках, где обнаружены и захоронения по обряду кремации. К последним относятся Черная Могила — погребе-

116

Рис. 2. Датированные комплексы X—XI в.:1 — У еичи, 2 — Лыще, 3 — П оддубцы , 4 — К рупы , 5 — Т ерем ное, 6 — Б ерестя ное, 7 — Городец, 8 — Торговиця, 9 — О строж ец, 10 — М окрое, 11 — Листвин, 12 — П ересопница, 13 — Белев, 14 — Басов К у т , 15 — З б у ж , 16 — Судовая В иш ня, 17 — П одгорцы , 18 — Н оринск, 19 — Речица, 20 — Норинцы , 21 — К ор оетень, 22 — Буки, 23 — Ж итом ир, 24 — Быково, 25 — К итаєво 26 — Клонов, 27 — Толсто- л ес, 28 — Чернигов, 29 — Рябцево, 30 — К ветунь, 31 — Ф оростовичи, 32 — В оронеж , 33 — Г олубовка- Студинка, 34 — Л ипино, 35 — Л епляво, 36 — Л иповое, 37 — Снетин, 38 — Т арасовка, 39 — К ам енное, 40 — Зелены й Гай, 41 — Белгородка-Н иколаевка, 42 — Гочево, 43 — Ница ха, 44 — Г ородное.У словны е обозначения см. на р и с. 1.

Рис. 3. Грунтовые могильники X—XI в.:1 — П ш емы сль, 2 — Б елгородка, 3 — К иев, 4 — Б ерезанка, 5 — Ж овнино, 9 — Воинская Гребля.

Т а б л п ц а і. Комплексы X в. по обряду трупоположеиия в подкургаппых ямах

3 Д атирую щ ие вещи—

Ном

ер

по:

ции

рис.

1

Комплекс

Топ

оры

Коп

ья

Стр

емен

а і

Уди

ла

Фиб

улы

Кер

ами­

ка го

н­

чарн

ая

Бусы

*

Мон

еты Д руги е

і Пересопница, к . 1 * Серьгп «ВОЛЫНСКО­ГО типа»

и Быково, к . 37 Желтый и зеленый

Киев. п. 14 п. 30 п . 86 и . 94 п. 108 п. 110 п. 112

бисер

Серьги «ВОЛЫНСКО­

12

*

*

**

****

п. 113ГО типа»

Мечи. 116 ♦п. 117 Мечп. 123 *и. 124 с ♦ СерЬГП «ВОЛЫНСКО­

ГО типа»п. 125 * ♦

15 Клонов, к. 16 Лировидная пряж­ка, гребень

16 Седнев, к. 7 * *18 Табаевка, к. 3

к. 9 к . 10

*

***

19 Чернигов «Старое кладбище в Берез­ках», к. 17

Там же, Болдины го­ры, к. 11

* * *

20 Г ущино, большой курган

* ♦ * *

21 Шестовнца, к. 2 к. 4 к. 21

♦

♦*

Гирькик. 36 ♦ * * * Меч, скрамасакск. 41 * *к . 42 * * * Мечк. 78 *к. 98 * * * * Гирьки, скрама­

сакск. 100 * ♦к . 110 * Меч, скрамасакск. 121 *

22 Левпнки, к. 1к. 2

**

24 Кветупь, II, 1 ‘ к. 28

* ** Желтый и зеленый

бисер, золото­стеклянные бу­сы, широкосре­динный перстень

к. 82 *к. 122 * Черный и желтый

бисерк. 177 * ♦

25 Липино, к. 1

к. 99

Лепная керамика, глазчатые бусы

Лепная керамика

118

Продолжение таблицы 1

® р*

І ІКомплекс

Датирую щ ие вещи

Во. 45 Н *

ВчюЯЄ

4- і к

3 «в к К X ЕҐ >»И

Другие

25

25

27

Липино, к. 109 к. 111

Лебяжье, и. «А»

Глинск, к. 3

Лепная керамика, широкосредиа- ный усатый перстень, лепная керамика, золо­тостеклянные я хрустальная грушевидная бу­сины

Лепная керамика, «усатый перс­тень))

* Сердоликовые : круглы е, призматические, плитчатые.

ние местного черниговского князя [62, с. 52] или ординарные захороне­ния на могильпике у с. Пересаж — погребения сельских жителей [90, с. 106]. Их можно считать моги­лами автохтонного населения в свя­зи с генетической преемственностью с погребальным обрядом более раннего времени на этой террито­рии.

Многие захоронения содержат пред­меты вооружения, дорогие вещи, в основном, это погребения в срубных гробницах. Большинство могильников X в. можно отнести к разряду дру­жинных некрополей, где помимо мест­ных жителей хоронили и выходцев с других территорий, которые при жиз­ни состояли на службе у киевских князей и проживали в опорных вели­кокняжеских пунктах. Сопоставление датированных комплексов X в. по об­ряду ингумации и кремации дает та­кие результаты в плане соотношения пришлых и местных элемептов. На могильниках Чернигова, Седнева, Та- баевки, Клонова преобладают датиро­ванные X в. погребения по обряду трупосожжения, в то время как на Гущинском, Кветуньском, Шестовиц- ком некрополях больше захоронений по обряду ингумации, что говорит о проживании в этих «гарнизонах» зна­чительного числа выходцев с других

земель, в частности с Правобережья Днепра. Присутствие переселенцев с Киевщины устанавливается наличием в Кветуни, как и в Киевской округе (Китаєво, Совки), деревянных обкла­док могильных ям, выполненных не из бревен, а из гладкообтесанных бру­сьев или толстых досок. В отношении Шестовицкого могильника это под­тверждается и антропологическими данными [2, с. 74].

На южнорусской территории, в ее восточной части, также известны по­гребения по обряду ингумации в под- кургаиных ямах X в. (Глинск, Липи­но, Лебяжье), X—XI вв. (Липовое, Липино, Гочево, Ницаха). Но здесь не встречаются, за исключением Го­чево, могильники с захоронениями дружинников, обряд же в целом гово­рит о несколько более позднем нача­ле их функционирования. Бескурган- ные некрополи этого времени до сих пор в этом регионе не выявлены.

На наш взгляд, материалы левобе­режных могильников позволяют уточ­нить некоторые детали процесса ого- сударствливания этих земель в конце I — начале II тыс. н. э. и начала рас­пространения христианства на восток и северо-восток от Киева. После 988 г. эти мероприятия осуществляются па­раллельно, в их органической взаимо­связи.

119

Т а б л и ц а 2. Комплексы X —X I вв. по обряду трупоположения в подкургапных ямах

Номер пози­ции

рис. 2Комплекс

Датирующие вещиБусы *

Пряжкилировид­

ныеДругиесердоли­

ковыестеклян­

ные

і Усичи, к. 5 Топор, калачевидное креса­ло, в-видное кольцо

к. 4 Розетчатые серебряныебусы, витой перстень

10 Мокрое, к. Шлеми Листвин, к. 1 * Калачевидное кресало12 Пересопница, к. 15 * Шпора, калачевидное кре­

сало, Б-видпые кольца,крупнозерненпые бусы

к. 23 * Лопастная бусинак. 25 *к. 31 Фибулак. 39 Плоское поясное кольцок. 40 *

13 Белев, к. 9 *к. 14 Б-видиое кольцок. 21 Фибулаі;. 30 Калачевидное кресало

14 Басов Кут, к. 3 *16 Судовая Вишня, к. 1 Бусины и другие

украшения17 Подгорцы. к. 1 (1881^ Меч

к. 1 (1882) Меч, топор22 Буки, к. 5 * *24 Быково, к. 40 *2й Китаєво, курган

из II группы *к. 2

26 Клонов, к. 6 *27 Толстолес, к. 1 Керампка28 Чернигов, Болдины

горы, к. 7 *к. 8 *

29 Рябцево, к. 2 * Монета30 Кветунь, к. 1 * Глазчатые бусы

' к. 10 *к. 04 Фибулак. 08 *к. 78 *к. 89 *к. в 5 м от к. 105 * * Крупнозерненные бусык. 111 * * Желтый бисер, в-видное

кольцок. 119 *к. 126 * Желтый бисер, семилучевоо

кольцок. 138 Желтый бисерк. 139 *к. 163 * Калачевидное кресалок. 164 *

31 Форостовпчи, к. 1 Трехбусепное узловатоекольцо

34 Липино, к. 107 * *к. 102 * *

35 Лепляво. к. 1 *к. 2 *

36 Липовое, It. 1 ♦ Лопастная бусинак. 8 Калачевидное кресало

120

Продолжение таблицы 2

Номер пози­ции

р и с . 2К ом плекс

Датирую щ ие вещи

Бусы •П ряж кил ировид­

ныеД ругиесер дол и ­

ковыестеклян­

ные

38 Тарасовка, к. * * Гривна, шиферное прясли­це, «лимонка» и тройнаяжелтая бусина

42 Гочево, к. 25 *43 Ннцаха, к. 4 *

к. 18 * Трехбусенное узловатоек. 31 • * кольцо

* Сердоликовые: круглы е, призм атические, плитчаты е; стеклянны е: п озо ­лоченны е, посеребренны е.

Картографирование археологичес­ких материалов позволяет выделить на Левобережье Днепра два началь­ных направления феодализации и христианизации на территории ле­тописных северян. Первое: Черни­гов — Сновск (современный Сед- нев) — Стародуб. По этой линии ко­нечной точкой в X в. является район Кветуньского могильника на Средней Десне. В синхронных комплексах па могильниках этого направления, как уже отмечалось, зафиксированы по­гребения по разным обрядам. Этот факт, указывающий на разноэтничес­кий состав населения близлежащих населенных пунктов, подтверждает точку зрения А. Н. Насонова, что по­корение земель было делом всей «Русской земли» во главе с киевским князем [43, с. 61]. Ямные погребе­ния этого региона характеризует раз­нообразный инвентарь, что свидетель­ствует лишь о поверхностном влия­нии христианских идей на дружин­ную идеологию.

Второе направление на Днепров­ском Левобережье прослеживается из района летописного Переяславля Русского на Курск. Анализируя ар­хеологические материалы из Курско­го Посеймья, Е. А. Шинаков устано­вил, что этот район начал осваивать­ся силами центрального правительст­ва очень рано, а это, в частности, отразилось в большой плотности на­селения этой окраины и значитель­ной ее христианизации [89, с. 10].

Информация, полученная из некро­полей X —XI вв., позволяет предпола­гать, что подкурганные ямные захо­ронения появились здесь в основном уже в конце X в., в период офици­ального введения на Руси новой веры. Однако значительных контингентов великокняжеской дружины в нача­ле — середине X в. здесь не отмечено, о чем говорит отсутствие богатых за­хоронений в срубвых гробпицах, хотя сам факт переселения их в это время вполне допустим.

Иная картина вырисовывается при рассмотрении могильников этого вре­мени на Волыни. Здесь в IX—X вв. бытовал, в основном, обряд кремации, а па могильниках X в. уже преобла­дает обряд ингумации на уровне древ­него горизонта. На Пересопницком могильнике этого времени зафиксиро­ван и курган с захоронением в под- кургаппой яме. В X —XI вв. количе­ство трупоположений в подкурганиых ямах резко увеличивается (Усичи, Мокрое, Листвин, Пересопница, Басов Кут, Судовая Вишня, Подгорцы, Бу­ки). Нетрудно заметить, что основ­ная масса подкурганиых ямных захо­ронений исследована на Западной Волыни. В ее западной части зафик­сирован и бескурганный могильник в Пшемысле, в одном из захоронений которого выявлен денарий Оттона III.

В то же время территория летопис­ных древлян (Восточная Волынь) в большинстве дает датированные комп­лексы, содержащие остатки захороне­

9 -2 3 5 8 121

ний по обряду ингумации на уровне древнего горизонта и выше [60, с. 65—67]. Древлянские земли как бы расчленяют подкурганпые ямные за­хоронения Карпато-Днепровского ре­гиона на две группы. В этом сущест­венное отличие ситуации X — начала XI в. в этой части южнорусских зе­мель от вышерассмотренных левобе­режных районов, где все же просле­живаются магистральные направле­ния распространения курганного ям- ного обряда с исходной точкой в Киеве.

По отношению к западноволынским землям непосредственного влияния христианства с территории Среднего Поднепровья в конце I — рубеж I, II тыс. н. э. (как свидетельствуют могильники древлян) не наблюдает­ся. Можно предполагать наличие некоторого числа представителей ве­ликокняжеской дружины в этом ре­гионе, в частности в Подгорцах (ле­тописный Плиснеск), где, кроме захо­ронения в срубной гробнице, выявле­на керамика с клеймом Святослава Игоревича [42, с. 86]. Но, подчеркнем еще раз, целенаправленного распро­странения ямного подкурганного об­ряда захоронения с Киева на запад, в частности на Волынь, не прослеже­но. Причины этого явления следует искать непосредственно в историчес­кой ситуации, возпикшей в регионе в конце I тыс. н. э.

Археологические исследования сла­вяно-русских древностей на террито­рии Западной Волыни и Червенских градов, анализ письменных источни­ков подтверждают мнение А. II. На­сонова, что «здесь к тому времени, когда сюда п р и ш л о «русское господ­ство», уже существовали города с местным п р а в я щ и м классом феода­лов, сп а я в ш и м , объединившим извест­ную территорию , населенную восточ­ными славянами» [43, с. 130]. Столь раннее развитие феодальных отноше­ний в этом регионе могло, как и в районе Киева, привести к поискам идеологического обоснования новых общественных отношений и вызвать интерес к христианской религии. Но идеи новой религии, проникающие

сюда с территории Среднего Подне­провья, не могли быть единственным и определяющим импульсом.

В связи с этим необходимо напом­нить, что рассматриваемая террито­рия входила в контактную зону, вну­три которой происходили историчес­кие процессы, включающие опреде­ленный синтез античности и варвар­ства [30, с. 182]. В политическом отношении земли летописных дулебов и хорватов в какой-то степени нахо­дились в сфере интересов Великомо­равского, а затем Чешского государ­ства, хотя следует говорить о союзни- чески-трибутарных отношениях, а не о прямом подчинении [24, с. 119, 120; 31, с. 37—38]. Даже само название города Перемышля носит следы чеш­ского влияния. Я. Д. Исаевич пред­полагает, что город был заложен Бо­леславом II из династии Пржемысло- вичей и назван в честь основателя династии [24, с. 119]. Реализация экономических и политических инте­ресов, несомненно, происходила при интенсивном использовании идеологи­ческих средств. В экономике средие- вековья религия занимала окну из ведущих позиций в этом деле. В свя­зи с этим привлекает внимание мне­ние В. Я. Рамма: «При достаточно тесных торговых связях между Кие­вом н Прагой, действовавших почти регулярно, несомненно и проникнове­ние христианских миссионеров из этих западнославянских стран па Русь» [56, с. 26]. Исследователь в первую очередь имел ввиду Мораьшо и Болгарию времен деятельности Ки­рилла и Мефодия. Но и в более позд­нее время Чехия не отказывалась от территориальных притязаний в этом направлении. Об этом свидетельству­ет и Чешская хроника Козьмы Праж­ского, в которой под 1086 г. при описании границ Пражского епископ­ства упоминаются реки Буг и Стыр. По мнению В. Д. Королюка, этот до­кумент является проектом границ чешского архиепископства, учредить которое предполагал Болеслав II [29, с. 23]. Вполне допустимо сущест­вование западного пути проникнове­ния христианства на земли восточных

122

славян, в первую очередь на террито­рию Западной Волыни, где на могиль­никах X, X—XI вв. появляется обряд трупоположения в подкурганныхямах. Учитывая, что погребальный обряд отражает отношения реальной жизни с опозданием на два-три поко­ления [33, с. 163], следует уточнить, какое же христианство проникало на восточнославянские земли через Кар­паты в IX—X вв.

В литературе достаточно всесторон­не исследованы малоэффективные по­пытки Рима включить в сферу своих интересов земли Восточной Европы. Высказывалось мнение и о «славян­ском христианстве», которое якобы проникало на Русь. Авторы этой кон­цепции безосновательно переносили во времена раннего средпевекопья те особенности развития отношений между восточной и западной церква­ми, которые были характерны для Х У 1 -Х У И вв. [87, с. 3 2 -3 3 ] . Оста­новимся на версии, предложенной Б. Я. Раммом: «...Христианство про­никало па Русь не только со стороны Византии, но и из тех стран, которые сами восприняли новую религию из империи, как-то: Болгария, Моравия, Чехия. Христианские влияния рас­пространились на Руси в связи с по­стоянными экономическими и куль­турными сношениями, сближавшими эти славянские народы между собой» [56, с. 31].

Необходимо помнить, что вторая половина IX в.— период резкого уси­ления внешнеполитической активнос­ти Византийской империи, стремив­шейся использовать благоприятную ситуацию, которая возникла с вре­менным ослаблением Арабского ха­лифата и Первого Болгарского цар­ства. По мнению Н. Б. Флори, рост внешнеполитической активности со­провождался оживлением деятельнос­ти византийской церкви, которая по­средством миссионеров подготавливала военно-дипломатические акции пра­вительства. Их деятельность развива­лась по двум направлениям, одним из которых были Балканы, Крым, Се­верный Кавказ и Восточная Европа [71, с. 16—17]. Немаловажное значе­

ние в этой операции отводилось со- лунским братьям Кириллу и Мефо- дию. Византийские миссионеры по прибытии в Великую Моравию ста­рались создать такие условия, кото­рые позволили бы привлечь на ее сто­рону и включить в моравское господ­ство другие славянские страны. Это, в свою очередь, должно было принес­ти пользу византийской церкви, рас­ширить сферу влияния византийской культуры и власти [21, с. 10].

Несомненно, такая политика нашла отклик и понимание со стороны мо­равских правителей, хотя последние, возможно, и не подозревали о «рабо­те» миссионеров на Константинополь. Таким образом, византийское христи­анство могло проникать в Восточную Европу и не днепровским путем, а че­рез Карпаты. Учитывая, что среди факторов, определяющих трансфор­мацию культуры этноса, важнейшим следует назвать уровень социально- экономического развития общества [3, с. 11], можно предполагать ин­терес к новой религии именно на за- падноволынской территории, где в конце I тыс. н. э. феодальные от­ношения развивались весьма интен­сивно.

Проникновение христианских идей с территории современной Чехослова­кии на восток подтверждается тем, что на Руси знали не только Житич Вячеслава, но и другие старославян­ские памятники великоморавского или древнечешского происхождения [25, с. 98]. Имеются и другие — ар;- хитектурные и археологические — свидетельства христианского влияния в восточном направлении. Так, неко­торые исследователи к концу IX — началу X в. относят постройку в ле­тописном Перемышле белокаменной церкви — ротонды с круглой алтар­ной апсидой. План ее полностью со­ответствует ротондам конца IX в. в Левом Градце (Чехия) и Старом Ме­сте у г. Угерске-Градиште (Моравия). Если даже согласиться, что пере- мышльская ротонда была построена позднее, то все равно есть основания видеть в ней, как и в аналогичных чешских и польских ротондах XI в.,

9* 123

сраж ение великоморавских тради­ций [25, с. 102].

Великоморавские традиции нашли »траженпе и в погребальном обряде за рассматриваемой территории. Име­ются в виду три кургана Подгорцев- «кого могильника, где среди инвента­ря дружинных погребений были вы­явлены, кроме оружия, дорогих упра­жнений и нательных крестпков, вырезанные из золотого листа круг­лые пластинки. Последние во всех случаях обнаружены во рту погребен­ного — «обол мертвых», совершенно яетипичный оберег для захоронений эосточнославянского населения. Но подобные пластинки известны в вели­коморавских могильниках: Нехвалин у Кийова, Микульчицы [55, с. 38].Конечно, НеЛЬЗЯ уТВер5КДаТЬ О ВОЛ11- хоморавской принадлежности умер- пих в Подгорцах. Па их восточносла­вянское происхождение указывает хотя бы наличие курганных насыпей, з то время как великоморавские мо­гильники грунтовые. Но влияние тра­диции, возникшей в конце I тыс. н. э. т землях Великой Моравии, бес- зпорно.

Заканчивая рассмотрение вопроса распространения христианской рели­гии на южнорусской территории в X — начале XI в., возвратимся к про­блеме появления подкурганных ям- зых захоронений на Киевщине и Во­лыни. Задолго до представленной -здесь интерпретации выдвигалось другое объяснение: ямпый подкурган- иый обряд является этнографическим признаком полян и волынян [61; 80]. Возникает вопрос: почему только эти два племени пз полутора десятка во­сточнославянских объединений при­шли к такому обряду захоронения? На наш взгляд, этот феномен объяс­няется путями проникновения визан­тийского христианства (из которых днепровский — ведущий) па южнорус­ские земли. Новыми воззрениями за­интересовалась в первую очередь вер­хушка наиболее развитых племепных группировок, для которых идеи рели­гии классового общества становились весьма актуальны. Это нашло отраже­ние и в погребальном обряде.

В других южнорусских племенныхобъединениях новые верования не нашли отклика. Это, в частности, у древлян, где появился обряд трупо- положения на уровне древнего го­ризонта. Таким образом, традицион­ные идеологические воззрения и ин­новации, влияя на погребальный обряд, позволили использовать по­следний для этнографического постро­ения.

Борьба старой и новой идеологий была только первым этапом в дли­тельном противоборстве язычества и христианства, в их влиянии на миро­воззрения масс. Взаимосвязь религи- озпых воззрений отразилась на по­гребальном обряде и в дальнейшем, в частности на его отдельных дета­лях. Таковыми для восточнославян­ского погребального обряда являются языческие амулеты, связанные с за- клинальнон магией [70, с. 266]. В за­хоронениях средневекового времени наряду с ними встречаются н христи­анские символы, в какой-то степени отражающие проникновение догм ре­лигии классового общества в идеоло­гию масс. В данном случае мы огра­ничимся двумя категориями инвента­ря, хотя вполне согласны с мнением С. А. Плетневой, что оберегами ста­новились многие попавшие в захоро­нение предметы [54, с. 174]. Нами систематизированы и проанализиро­ваны все находки с некрополей X— X III вв. южнорусской территории (кроме ее западных районов).

13 изданиях разных лот, а также в целом ряде отчетов отмечалось нали­чие среди инвентаря захоронений древнерусского населенпя интересую­щих нас предметов [4—9; 11 — 15; 18; 19; 22; 28; 34; 36; 38; 40; 4 7 -5 3 ; 57; 59; 62; 6 6 -6 8 ; 73; 74; 7 7 -7 9 ; 82; 8 4 -8 6 ; 88; 9 0 -9 2 ; 94; 95]. Язычес­кие амулеты и христианские симво­лы выявлены в 52 пунктах (рис. 4) на площадях курганных и грунтовых могильников.

В целом, рассматриваемые находки можно разделить на 12 групп. Боль­шинство из них (9) представляют со­бой металлические изделия, осталь­ные изделия из кости, камня, глины.

124

Рис. 4. Распространенно амулетов на южнорусских могильниках:1 — Олевск, 2 — Т епеница, л — Р ечица, 1 — П одлубы , 5 — Н оринск, в — Н оринцы , 7 — Коростень, 8 — Тарарновичп, 9 — С тудспица, 10 — Городов, 11 — Ж итомир 12 — К оросты ш ев, 13 — Райки, 11 — Н еж иловичи, 15 — Выш город, 1в — Белгородка, 17 — К иев 12 — К итаєво, 19 — Б елая Церковь* 20 — К озин , 21 — Стайки, 22 — Ром аш ки, 23 — Зеленки, 21 — С тепанам , 25 — Яблоновка, 2Ь — Ме~ риновка, 27 — К ветунь, 25 — Уш ивка, 29 — П ер есаж , 30 — Седпев, 31 — Ч ернигов, 32 — Ш естовица, 33 — Путивль, 34 — Д орош евка, 35 — Голубояка-С тудинка, 36 — Л инино, 37 — Л иповое, 33 — Белго- родка-Н иколаевка, 39 ■— Р ож деств ен ск ое , 10 — Гочево, 11 — П ерсяслав-Х м сльницкий, 42 — Леплява, 43 — Л охвица, 44 — Млыны, 45 — Пропарки, 1 3 — К ам енное, 17 — Зелены й Гай, 1 8 — П етровское,19 — Н ицаха, 50 — Ж овнино, 51 — Г ородное, 52 — Карачовка.

Кратко охарактеризуем каждую из выделенных групп.

1. Круглые подвески с дырочками или ушками для подвешивапия (рис. 5, 3, 4). На большинстве из них орнамент в виде точек и линий, обра­зующих различные узоры. Редко встречаются изображения птиц, фан­тастических животных. Есть подвески с изображениями креста, солярных знаков. Форма круга издавна связы­валась с постоянно наблюдаемой формой солнечного диска [16, с. 60], поэтому данную группу находок можно отнести к солнечным аму­летам. Известно около 30 комплексов с этими подвесками на 14 некропо­лях.

2. Подвески-лунницы, в которых нашло отражение древнее почитание луны [16, с. 61], известны в погребе­ниях 19 некрополей (около 70 захо­ронений). Они двух видов — широко- и узкорогие, часто орнаментированы (рис. 5, 10, 12). Как и круглые под­

вески, луппицы носились в ожерелье или, гораздо реже, самостоятельно.

3. Амулеты-топорики в захоронение ях встречаются очень редко: извести® только 3 экз. Они железные, неболь­ших размеров (рис. 5, 7). Еще в X— X II вв. у слав ян-язычников образ Перуна ассоциировался с летящим по пебу огненным топором. Потому эту группу амулетов вполне можно отнес­ти к символу данного божества [17, с. 102].

4. Шумящие подвески-амулеты так­же немногочисленны на южнорусских землях: обнаружены в захоронениях трех могильников. Смысл этих обере­гов заключался в том, чтобы отго­нять злых духов не только с помощью входивших в их состав подвесок, но и самим звуком, издаваемым ими при движении. Помимо колечек, цепочек* бубенчиков, в их состав входили зоо­морфные изображения, миниатюрный серп, гребешок, ложечка (рис. 5, 11). Данная категория амулетов наиболее

125

характерна для северных и восточных областей Руси, откуда, вероятно, они и попали па юг. Носились обычно на верхней части груди, около правого или левого плеча.

5. Ключики небольших размеров (бронзовые и железный) отмечены в трех случаях (рис. 5, 5): груди или у пояса умерших, один раз в мешочке. Предположение некоторых исследова­телей, что они символизируют ключи от царства небесного, не согласуется с их присутствием в погребениях по обряду кремации [97, р. 48, 73]. Вер­нее, на наш взгляд, считать их сим­волами богатства и сохранности [70, с. 267]. Наличие их в могилах наря­ду с замками, возможно, как-то свя­зывается с символическим домом, из которого древний человек попадал в другой, «потусторонний» мир.

8. К металлическим оберегам мы отнесли в 65 случаях и ножи, выяв­ленные в захоронениях 20 некропо­лей около умерших, но но там, где их носили обычно при жизни (мужчи­ны — на поясе, женщины — на поясе или на груди). Они зафиксированы в головах, ногах, у колеп погребенных (рис. 6). Кроме того, в некоторых слу­чаях ножи выявлены в курганных на­сыпях или в засыпке могильных ям. Эти факты свидетельствуют о специ­альном ритуальном значении этих предметов, об использовании их но по прямому назначению. Этнографичес­кие данные подтверждают магичес­кую функцию ножей — убиение зло­го духа и т. п. [23, с. 729]. Можно предполагать, что в этих комплексах на юге Руси, как и в более северных областях [69, с. 119], они также име­ли ритуальное назначение.

Предметы христианского культа представлены двумя категориями.

7. Образки круглой и прямоуголь­ной формы выявлепы в 15 могилах на пяти некрополях. Иногда входили в состав ожерелья (рис. 5, 13). На юге

Руси наибольшее распространение получили изображения Марии, Геор­гия, Николая.

8. Кресты и крестовидные подвески отмечены в 26 случаях в погребениях 11 могильников. Как и образки, иногда встречаются в составе ожерелий (рис. 5, 14). Отмечены паходки кре­стов различной формы, иногда встре­чаются и складни.

Помимо перечисленных групп аму­летов и символов, в трех захоронени­ях южнорусских могильников найде­ны единичные амулеты из металла: кипжальчик (выполнявший, вероятно, те же функции, что и рассмотренные ножи), антропоморфная фигурка бо­жества, изображение птицы или ба- рапьих рогов. По одному разу отме­чены находки костяной уточки — сол­нечного символа [63, с. 9] — и харак­терной для Поволжского региона глиняной лапы бобра.

Единичные находки для удобства в дальнейшей работе объединены в одну 9-ю группу.

10. Костяные амулеты сгруппиро­ваны по их внешнему виду: кабаньи, медвежьи клыки, коготь (т. е. острия), выполнявшие у славян, как и у дру­гих народов, роль оберегов от сгла­за [70, с. 6]. Одни имели дырочки для подвешивания, другие, веротяно, носились в мешочках (рис. 5, 9). На шести некрополях зафиксирова­ны находки клыков в 16 погребе­ниях.

Кроме амулетов, в эту группу вклю­чены и так называемые изогнутые острия (рис. 5, 1, 8), о которых в свя­зи с противоречивыми суждениями об их назначении следует сказать бо­лее подробно. Рассматриваемые пред­меты известны в средневековье в раз­ных частях Европы: в Скандинавии, па землях западных и южных славян, в Причерноморских степях, среди ма­териалов отдельных памятников во­сточных славян и Руси [20, с. 48; 32,

Рис. 5. Амулеты из южнорусских захоронспий:1. 8 — костяны е изогнуты е острия (п. 24, 25 — К и ев ), 2 — писанка (к. 10 — Л и п овое), 3, 4 — круг­л ы е подвески (к. 58,, 115 — Г очево), 5 — ключик (п . 112 — К и ев ), 6 — к рестообр азная подвеска(п . 125 — К и ев ). 7 — топорик (п . 110 — К и ев ), 9 — клык (к. 21 — Ш естовица), 10 — ож ер ел ь е с л ун - ницами и круглы ми подвескам и (к. 9 — Н и ц аха), 1 1 — ш ум ящ ие подвески (к. 4 — К ветун ь), 12 — ш ирокоротая лунница в ож ерел ье (к. 38 — Ш естовица), 13, 14 — круглы й образок и крестик <к. 14, 27 — Г очево),

197

8 группа

• О •10 группа

О •11 группа

ОI !

Схема расположения амулетов около умерших.

12 группа

о .

I •

с. 195, 200; 58, с. 129; 96, табл. 154; 98, с. 457; 99, р. 165].

Отличительная черта этих находок, в большинстве выполненных из око­нечностей рогов,— обязательная изо­гнутость и определенная заострен­ность одного края (хотя сам кончик часто заполирован). Поверхность та­кого острия, особенно ближе к рас­ширяющемуся тупому краю, покрыта разнообразным линейным орнамен­том. На Руси и в Скандинавии тупой конец изделия часто украшался раз­личными, в том числе и фантастич­ными, зооморфными изображениями. Установлено, что изогнутые острия подвешивались к поясу или носились в мешочках. Их размеры достигают 10—15 см. На трех южнорусских не­крополях обнаружено семь таких острий.

О функциональном назначении ост­рий существуют различные мнения 2: это предметы быта или вооружения, принадлежности для письма. Послед­няя версия имеет наибольшее число приверженцев, так как все другие ги­потезы постепенно были или отверг­нуты, или забыты (да авторы особен­но на них и не настаивали). На наш взгляд, нельзя согласиться и с теми, кто видел в остриях писала. Говоря конкретно о Руси, необходимо пом­нить о большом количестве находок на многих памятниках традиционных, прямых металлических стилей с обя­зательной лопаточкой на одном из концов.

«Острием стержня писали по наво­щенной дощечке, а лопаточкой раз­глаживали слой воска и затирали на­писанное. В Древней Руси, судя по характеру надписей, стили-писала широко использовались и для писа­ния на бересте, камне и штукатурке» [37, с. 72]. Для такого процесса наи­большие, разной толщины хрупкие острия (часто с заполированным ост­рым концом, да еще неудобной для держания в руке изогнутостью) были совершенно не приспособлены. Нет на них и лопаточки, а заглаживать изогнутой частью было бы бессмыс­ленно — воск в дальнейшем с острия, прилипая, перейдет на руку (легче в таком случае заглаяшвать просто пальцем). С таким же успехом мож­но интерпретировать как писала лю­бой заостренный предмет (гвозди, стрелы и т. п.). Последними было бы даже целесообразней делать надписи на твердых материалах. Да и вряд ли такой неудобный стиль получил бы распространение от Причерноморских степей до северных широт.

Против интерпретации изогнутых остриев как писал свидетельствуют и их находки в некоторых погребениях не только у пояса (где они носились), но и у головы, около костей рук (см. рис. 6). Как уже отмечалось, такое положение характерно для амулетов- оберегов, к которым относим и дан­ную группу находок. Косвенным под­тверждением такого предположения служат обереги в виде клыков с зоо­морфными изображениями, выявлен­ные в погребениях кочевников I тыс. до н. э. [72, с. 229; 93, с. 204].

Ношение таких предметов у пояса

I

2 Ряд исследователей вообще отказыва­лись интерпретировать аналогичные пред­меты.

128

В СреДППШ’КПИМ вп< »яя* оЛт.лг и и м о . П р е ж д е ПСОМ) проб«ОДЯМ О ПОМНИТЬ о роли, какую п| (мяв »та деталь костю­ма в период сложении классовых отношений у различных европейских народом в 1 тыс. н. а. По образному выражению 1$. Г». Ковалевской,пояс это паспорт дружинника [27, с. 425). Оберег вполне мог находить­ся в таком важном месте костюма, как пояс, у представителей зарождав­шейся знати.

Таким образом, можно предпола­гать, что обычай, появившийся еще в сарматское время на юге Восточной Европы (устрашение злых сил не только традиционным изогнутым клы­ком, но и специальным орнаментом или изображением), завоевал по­пулярность и просуществовал у раз­ных пародов вплоть до средневековых времен. Но это был по прямой пере­нос ритуала от одного этноса к дру­гому. Жила только идея оберега, а конкретные формы, «модификации» применялись разными народами но своему вкусу: если кочевникиI тыс. до ц. э. подвешивали амулеты в основном к оружию и па сбрую ло­шадей, то в более позднее время обе­рег перешел на пояс. Стали «гипер­трофированными» ого размеры по сравнению с реальными клыками, что, возможно, объясняется попыткой за­рождающегося господствующего клас­са во всем выделиться из масс. В дальнейшем, с принятием мировых религий (к которым представители класса имущих переходили первы­ми), данный ритуал как явно язычес­кий перестал быть популярным.

11. К амулетам средневекового вре­мени, вероятно, относятся н единич­ные (без кресал) кремни, древние каменные орудия, кремневые стрелы, белемниты, выявленные в 2Г> могилах 15 некрополей. Они найдены в раз­ных местах захоронения (см. рис. 6), в засыпке могильных ям, в насыпях курганов. В пользу интерпретации их как оберегов говорят и многочислен­ные факты начала XX в. почитания «громовых», или «перуновых», стрел (каменных орудий и обломков) насе­лением многих районов Восточной

Европы п других местностей [44„ с. 50; 70, с. 0; 83, с. 185).

12. В четырех погребениях четырех некрополей выявлены глиняные пи- сапки (рис. 5, 2). Находились они в разных местах погребения (см. рис. 6) и выражали собой очистительные* возрождающие силы [26, с. 139: 97, р. 53].

Рассматривая взаимосвязь выделен­ных групп амулетов с разными типа­ми погребений, необходимо отметить, что некоторые обереги чаще встреча­ются именно в определенных моги­лах. Так, среди инвентаря трупопо.то- жений в подкурганных ямах выяв­лено большинство круглых подвесок, клыков, изогнутых острий, много лун- пиц п ножей.

Последние две категории представ­лены значительным количеством и в трупоположоппях па уровне древнего горизонта. Зато в бескургапных по­гребениях отмечено большинство хри­стианских символов, что, конечно, связано с догмами ритуала религии классового общества. Но псе же необ­ходимо указать и на присутствие в чисто христианских (т. е. бескурган- пых) погребениях языческих амуле­тов — круглых подвесок, луппиц, но­жей, что говорит о живучести древних верований даже среди той части насе­ления, которая в целом приняла но­вую веру3. Аналогичная ситуация прослежена н в других районах Евро­пы. Так, Видукннд Корвейскпй (X в.) сообщает, что «датчане с древних вре­мен были христианами, тем не менее следуя обычаям отечества, поклоня­лись идолам» [10, с. 191].

Следует выделить и распределение некоторых групп амулетов в про­странстве: если «звездные» оберегиконцентрируются в погребениях лево­бережных могильников, то на нравом

3 Частота встречаемости групп амулетов среди инвентаря разных тгпов могил пред­ставлена па графе (рис. 7), построенном

У2с использованием формулы / = 7ТХ’ г,!10

/ — показатель сходства; К Ь — число слу­чаев двух признаков, между которыми вы­ясняется степень корреляции, У — числе случаев сочетания отдельных признаков в отдельных комплексах.

Граф корреляции групп амулетов с типами захоронений:а — тр уп оп ол ож ен и е в подкурганной яме, б — тр уп оп ол ож ен и е на горизонте, в — тр у п о со ж ж ен и е на м есте захор онения, г — тр у п о со ж ж ен и е на стороне, д — кенотаф, е — тип подкурганного захор он ен и я н е и звестен , ж — труп оп ол ож ен и я в грунтовы х м огилах.П оказатели сходства: I — 0,2— 0,1; II — 0,1— 0,01; III — 0 ,0 1 — м енее 0,01.

берегу чаще выявлены «перуновы» стрелы. Возможно, эти факты объяс­няются популярностью разных бо­жеств в отдельных регионах южно- русской территории. В то же время образки и кресты в основном найде­ны в центральных районах Южной Руси, ближе к Киеву, откуда распро­странялась новая религия и в окрест­ностях которого, конечно, можно предполагать ее наибольшие успехи в борьбе с язычеством. Кроме этого района, христианские символы найде­ны в Переяславле, Путивле (т. е. крупных городских центрах), в ряде погребений на некрополях погранич­ных крепостей, гарнизоны которых, конечно, в первую очередь контроли­ровались не только светской властью, но и церковью.

В целом ряде комплексов разные амулеты встречаются вместе. Так, в некоторых захоронениях Гочевского и

Ницахского могильников обнаружены вместе круглые подвески и лунницы. В погребении 38 Киевского некропо­ля — коготь и кремень, а в кургане 141 у с. Шестовица — глиняная лапа бобра и изогнутое острие. Одновре­менное использование различных обе­регов вполне объясняется самой спе­цификой языческой религии, которая включает почитание нескольких бо­жеств. Однако корреляция прослеже­на не только среди языческих обере­гов. Так, в курганах 21 и 85 Гочев­ского могильника (раскопки Н. В. Гла­зова), кроме лунниц, найдены образ­ки с изображениями христианских святых (Георгия, Марии, Николая). Справедливо мнение специалистов, видевших в христианских символах средневековья ее только культовые предметы, но и украшения [45, с. 225 м и др.). Слияние языческого и христи­анского четко прослеживается в круг­

130

лых подносках с нмЛрвжнипем креста, которые носились япчпгтун) наряду с другими амулетами и украшениями. Ярким примером служит ожерелье из кургана !) ІІицнхского могильника (рис. 5). Это еще раз свидетельствует о синкретизме верований в период средневековья на Руси, прослежеп- ном многими исследователями при анализе различных источников.

Изложенное выше, а также дати­ровка многих рассмотренных комп­лексов (в том числе и с языческими амулетами) X I—X II вв., т. е. време­нем после принятия хрпстиапства на Руси, подтверждает мнение Б. Л. Ры­бакова, что «в мировоззрении русских людей даже спустя два столетия после крещения языческое, по-види­мому, не только уживалось с христи­анским, по и в значительной степени преобладало» [64, с. 49].

1. Л енин В. П. Материализм и эмпирио­критицизм / / Поли. собр. соч.— Т. 18.— С. 7—340.

2. Алексеева Т. 1. Антропологічний склад населения древні,пруських міст / /Матеріали з антропології України.— 1968,— Вин. 4 , - С. 7 3 -8 6 .

3. Арутюнов С. А. Процессы и закономер­ности вхождения инноваций в культуру этноса / / СЭ.— 1982,— № 1,— С. 8 -2 К

4. А рхеологическая карта Киевской губер­н и и / / Гірші. к XV т. «Древностей».— М., 1895,— 139 с.

Г). Археологическая карта Вслынской гу- бсриии / / Тр. XI АС,— 1901,— Т. 1,— 141 с.

С. Багалей Д. И Объясни тельный текст к археологической карто Харьковской гу­бернии / /Т р . XII АС,— 1 9 0 5 - Т. 1.

7. Вереяовец Д Т. Отчет о работе Сеймип- ско-Славянской экспедиции 1949 г.— НА И А АН УССР, 1949/9 - 47 с.

8. Бліфельд Д. І. Давньоруські пам’ятки ПІестовиці.— К., 1977.— 235 с.

9. Бранденбург Н. Е. Журнал раскопок 1888—1902 гг.— Спб„ 1908,— 222 с.

10. Видукинд Кореейский. Деяиия саксов.— М., 1975.— 272 с.

11. Высзжев Р. И. Новые данные из раско­пок Леплявского могильника/ / КСИА АН У С С Р.- 1954,— Вып. 3.— С. 33—38.

12. Гамченко С. С. Житомирский могиль­ник,— Житомир, 1888.— 126 с.

13. Гамченко С. С. Древний поселок и мо­гильник в уроч. С туга/ / ЧИОНЛ.— «899.— Кн. 13,— 93 с.

14. Глазов В. II. Отчет о раскопках курган­ной группы близ деревни «Гочево» Обо- янекого уезда Курской гу б .//Н А ИА АН СССР, ф. 1, 1913/123.— 36 с.

15. Главов Г>. П. Отчет о раскопках, произ­веденных летом 1915 г. в Обоянском уезде Курской г у б .//Т а м жо, 1915/93 — 26 с.

16. Д аркевич Б. П. Символы небесных све­тил в орнаменте Дровной Руси / / СА,—1960,— № 4 , - С. 5 6 -6 7 .

17. Д аркевич Б. П. Топор как символ Пе­руна в древнерусском язычество / / СА.—1961,— № 4,— С. 94 -1 0 2 .

18 Довженок В. И. Огляд археологічного вивчення древнього Вшпгорода за 1934— 1947 рр. / / Археологія.— 1950.— Т. 111.— С. 64—94.

19. Дяденко В. Д., Моця О. II. Жовпипсь- кий могильник XI—XIII с т ./ / Археоло­гія.— 1986.— В и н . 54.— с. 82—90.

20. Ефименко П. П., Третъяков П. II. Древ­нерусские поселення на Допу / / МИ А.— 1 9 4 8 ,- № 8 , - 128 с.

21. Застерова Б. Б. Ккрилло-Мефодиевская миссия и становление Великоморавского государства / / ВВ.— 1977.— Т. 38.— С. 9— И .

22. Засурцев П. И. Отчет о раскопках Ли- пипского курганного могильника в 1949 г . / /Н А ИА АН СССР, р. 1. 480— 46 с.

23. Зел е н и н Д. К. Магическая функция при­митивных орудий / / Изв. АН СССР. Отд- ние общ. паук,— 1931; VII сер.— С. 713— 754

24. Исаевич Я. Д. «Грады Червенские» и Перемышльская земля в политических взаимоотношениях между восточными и западными славянами (конец IX — на­чало XII в.) //И сследования по истории славянских и балканских народов эпо­хи средневековья.— М., 1972.— С. 107—- 124.

25. Исаевич Я. Д. Культура Галицко-Волын- ской Руси / / ВИ.— 1973.— № 1.— С. 92— 107.

26. Клингер В. Яйцо в народном суеве­р и и — Киев, 1911— С. 119—143.

27. Ковалевская В. Д. О некоторых знако­вых системах в археологии/ / Уч. зап. Тартус. ун-та.— 1969.— Вып. 236.— С. 425-432 .

28. Коваленко В. П., Куза А. В., Моця А. П. Отчет о работе Новгород-Северской экспедиции 1980 г . / / НА ИА АН УССР, 1980/125 — 40 с.

29. Королюк В. Д. Грамота 1086 г. в хро­нике Козьми Пражского / / Краткие со- общ. Ин-та славяповедения. 1960.— Вып. 29,— С. 3 -2 3 .

30. Королюк В. Д. Осповные проблемы фор­мирования контактной зоны в Юго-Вос­точной Европе п безсинтезного регио­на в Восточной и Центральной Евро­п е / / Проблемы социально-экономических формаций (историко-типологические исследования).— М., 1975.— С. 158— 184.

31. Котляр И. Ф. Формирование территории и возникновение городов Галицко-Во- лынской Руси IX—XIII вв.— Киев, 1 9 8 5 .- 184 с.

131

32. К убыш ев А. П., Дорофеев В. В. и др. Раскопки Херсопской археологической экспедиции в 1980 г. / / НА ИА УССР, 1980/15.— 259 с.

33. Л я п у ш к и н И. И. Славяне Восточпой Ев­ропы накануне образования Древнерус­ского государства / / МИА.— 1968.— № 1 5 2 ,- 192 с.

34. Львович В. С. О раскопках в Курской г у б ./ /Н А ИА АН СССР, ф. 1, 1913— 330—29 с.

35. Макаренко М. Короткий звіт за архео­логічні досліди в Сумській окрузі за рік 1929 / /Н А ИА АН УССР,' ВУАК, № 309/11 — 8 с.

36. Материалы из раскопок Райковецкого городища / / НА ИА АІІ УССР, ф. 20,

№ 70.37. Медведев А. Ф. Древнерусские писала

X—XV вв. / /С А — 1960,— № 2.— С. 63— 88.

38. М ельник Е. Н. Раскопки курганов в Харьковской губ. 1900—1901 гг. / / Тр. XII А С ,- 1905 — Т. 1.— С. 728—743.

39. Моруженко А. А. Отчет Лесостепной скнфской экспедиции Донецкого госуни- верептета о работах в 1975 г . / /Н А ИА АН УССР, 1975/39 — 23 с.

40. Моруженко А. А. Отчет Лесостепной скифской экспедиции Донецкого госупи- верситега о разведках и раскопках в 1976 г. / /Н А ИА АН УССР, 1976 /96 — 29 с.

41. Моця А. П. Трупосожжение и трупопо- ложентте у славян Среднего Подпепро- вья: Причины смены погребального об­р я да / / Славяне и Русь (на материалах восточнославянских племен и Древней Руси).— Киев, 1979.— С. 115—122.

42. Моця А. П., Сыромятников А. К. Кня­жеские тамги Святослава Игоревича как источник изучения истории древнерус­ских городов / / Древнерусский город.— Киев, 1984.— С. 84—87.

43. Насонов А. Н. «Русская земля» и об­разование территории Древнерусского государства.— М., 1951.— 262 с.

44. Недошивина Н. Г. О религиозных пред­ставлениях вятичей XI—XIII в в . / / Средневековая Русь — М., 1976.— С. 4 9 -5 2 .

45. Недошивина Н. Г. Средневековые крес­товидные подвески из листового сереб­ра / / С А.— 1983,— № 4 — С. 222—225.

46. Н икольский Н М. Дохристианские ве­рования и культы днепровских сла­вян.— М., 1929.— 36 с.

47. Орлов Р. С., Покас П. М. Отчет о рабо­те Белоцерковской археологической экс­педиции в 1982 г . / /Н А ИА АН УССР, 1 9 8 2 /8 .-2 1 с,

48. Орлов Р. С., Моця А. П., Покас П. Е. Исследование летописного Юрьева на Роен н его окрестностей / / Южнорусские земли в IX—XIV вв.— Киев, 1985.— С. 3 0 -6 2 .

49. Падин В. А. Материалы из раскопок Кветупьских курганов X—XIII вв. / / С А ,- 1 9 5 8 ,- № 2 . - С. 218-226 .

50. Падин В. А . Отчет об археологических работах, проведепных мной на террито­рии Кветуньского могильника и на по­селении Лбище в 1961 г . / /Н А ИА АН СССР, р. 1, 2393,— 27 с.

51. Надин В. А. Отчет о раскопках па тер­ритории Кветуньского древнерусско­го могильника, произведенных Труб- чевским краеведческим музеем в 1963 г. //Н А ИА АН СССР, р. 1, 3611.—. 28 с.

52. Падин В. А . Отчет о раскопках Кветунь­ского древнерусского могильника, произ­водившихся в 1968 г . / /Н А ИА АН СССР, Р1, 4328 — 59 с.

53. Надин В. А. Кветуньский древнерусский могильник / / СА.— 1976,— № 1.— С. 197— 210.

54. Плетнева С. А . От кочевий к городам: Салтово-маяцкая культура / / МИА,— 1967,— № 142 — 200 с.

55. П оулик И. Вклад чехословацкой архео­логии в изучение истории Великой Моравии / / Великая Моравия, ее исто­рическое и культурное значение,— М., 1985,— С. 28—49.

56. Ра.чм Б. Я. Папство и Русь в X—XV ве­ках,— М.; Л., 1959,— 283 с.

57. Раскопки в стране древлян / / МАР,— 1893,— № 11,— 78 с.

58. Ратич О. О. Древньоруські вироби зкості і рогу, знайдені на території Га­лицької і Волинської земель / /МДАПВ — 1959,— Вин. 2,— С. 119—131.

59. Репський М. Розшуки та розкопи наЛохвиччині/ / Праці кабінету антропо­логії та етнографії ім. Хв. Вовка.— К., 1 9 2 5 .- Сер. 2 , - С. 29—40.

60. Русанова И. П. Территория древлян по археологическим данным / / СА,— 1960.—■ № 1 — С. 63—69.

61. Русанова И. П. Курганы полян X—XII вв.— М., 1966,— (САН; ЕІ-24).— 48 с.

62. Рыбаков В. А. Древности Чернигова / / М И А .- 1949,— № 11,— С. 7—102.

63. Рыбаков В. А. Языческое мировоззрение русского средневековья / / ВИ.— 1974.— № 1.— С. 3—30.

64. Рыбаков В. А. Христиане или язычни­ки? / / Наука и религия.— 1966.— № 2,— С. 46—49.

65. Рыбаков В. А. Язычество древних сла­вян.— М.. 1981.— 607 с.

66. Рыков П. С. Отчет о раскопках, произ­веденных близ с. Гочево Курской губ. Обояпского уезда / / НА ИА АН СССР, ф. 1, 1912/116.— 46 с.

67. Са.чоквасов Д. Я. Могилы Русской зем­ли,— М . 1908,— 271 с.

68. Самоквасов Д. Я. Дневник раскопок в окрестностях с. Гочетю Обояпского уезда Курской губ.— М., 1915.

69. Седов В. В. Славяне Верхнего Подне- пропья п Подиинья / / МИА.— 1970.— № 163,— 200 с.

70. Седов В. В. Восточные славяне в VI—•XIII вв. / / Археология СССР.— М., 1982,— 607 с.

132

71. Сказания о ппчмле ели пинской письмен­ности.— М., 1981,— 198 с.

72. Смирнов К. Ф. ('.»приматы.— М., 1964.—376 с.

73. Соловьева Г. Ф. Отчет о раскопках кур- ■. нов близ с. Стайки Ржищевского р-па Киевской обл. 1961 г . / /Н А ИА АН УССР, 1961/25,— 3 с.

74. Сперанский М. Раскопки курганов в Рыльском уезде Курской губ. / / Археол. изв. и заметки.— 1894.— Т. 2.— С. 263— 269.

75. Спицын А. А. Расселение древнерусских племеп но археологическим данным / / ЖМНП — 1899,— Т. 8 . - С . 301—340.

76. Сумцов II. Личные обереги от сглаза.— Харьков, 1896,— 20 с.

77. Сухобоко в О. В. Отчет о работе Лево­бережной славяпо-русской экспедиции в 1976 г . / /Н А ИА АН УССР, 1976/18,— 23 с.

78- Сухобоков О. В. Отчет о работах Лево­бережной славяно-русской экспедиции в 1977—1978 гг. / / Там же, 1977—1978/ 148,— 43 с.

79. Сухобоков О. В. Отчет о работе Лево­бережной славяно-русской экспедиции ИА АН УССР в 1979-1981 г г . / / Там же, 1979—1981/2.

80. Тимофеев Е. И. Расселение юго-запад­ной группы восточных славян по мате­риалам могильников X—XIII в в .//С А .—• 1961— № 3,— С. 56—73.

81. Токарев С. А. Ранние формы религии и их развитие.— М., 1964,— 399 с.

82. Третъяков ТІ. Н. Стародавні слов'янські городища у верхній течії Ворскли / / Археологія.— 1947.— Т. 1.— С. 223—236.

83. Тутковский П. А. Древпейшая добываю­щая промышленность па Волыни / /Т р . о-ва исследователей Волыни,— 1915.— Т. 3,— С. 167—198.

84. Хвойка В. В. Раскопки в с. Ромашках Васильковского у. Киевской губ. // АЛЮР — 1899,— Т. 1.— С. 118.

85. Хвойка В. В. Раскопки могнльпика при с. Броварки Гадячского у. Полтавской губ. / / Древности.— 1904.— Т. 20, вып. 2,— 'С. 40—48.

86. Хвойка В. В. Древние обитатели Сред­него Приднепровья и их культура в до­исторические времена.— Киев, 1913.— 101 с.

87. Хміль I. С., Гломозда К. Ю. Критика буржуазно-націоналістичних тлумачень запровадження християнства у Київ­ській Русі / / УІЖ.— 1984,— № 12,— С. 2 8 -3 9 .

88. Чернігів і Північне Лівобережжя.— K.,1928,— 531 с.

89. Шинаков E. A. Население междуречья Десны и Ворсклы в копцо X — первой половины XIII в : Автореф. дне. ... канд. ист. наук,— М., 1981,— 20 с.

90. Ш иринский С. С. Курганы X в. у дер. Пересаж / / KCHÄ АН СССР.— 1969.— Вып. 120,— С. 100—106.

91. Штейнгелъ Ф. Р. Раскопки курганов в Волынской губернии, произведенные в 1897—1900 гг .'// АЛЮР — 1904,— Т. 4/5.— С. 136-182.

92. Якимович М. К. Раскопки могильника у с. Нежиловичи Радомысльского у. Киев­ской губ. / / АЛЮР.— 1900,— т . г.- c.. 201—203.

93. Яковенко Э. В. Клыки с зооморфными изображениями / / СА.— 1969.— № 4.— С. 200—207.

94. Яроцкий И. В. Краткий отчет о раскоп­ках Речицкого могильника/ / Тр. о-ва исследователей Волыни, 1902.— Т. 1.— С. 92—117.

95. Яроцкий И. В. Могильники по среднему течению р. Уборть / / АЛЮР.— 1903.— Т. 3 /4 ,— С. 173-193 .

96. Arbman H. Birka I : Die Gräber.— Uppsa­la, 1940,— T. 2.

97. Gröslund A. S. Birka IV : The burial cus­toms.— Uppsala, 1981.

98. HabovStiak A. Prispevok k poznaniu na- §oj nizinnej dediny v XI—XIII s to r o c i// Slovenska archeol.— 1961.— 9, 1/2.—S. 451-482 .

99. Ilensel W. Recherches archéologigues â Styrmon (district Roussé) en Bulgarie (1962—1968) //A rch eo l. Polona.— 1970.— 1 2 ,- P. 151-186.