И ST D " HI ских учр| мн го хо| по Bonpdэкономик редового в республ ми. Одн I специали(3 нувшись ты, в тш ку, зачас этих рек< по старш жение р ( штаба от; отдачу не жет быт] этот вог парторган ях?

В pecnj онов, кот ву ироду ют от ср вы. По v партии р< на компл оказанию КОММуН И' до Л ЛСНЫ ( водникам

Выступ ном собр нер упрг ке кадро

что

Идет Подытоя ретарь Р. Вали< вить пер боты на печиваю! ход к с; просам.

чКажд ского ai видеть < решении зяйствен рил на Ц К КП Брежнев ни ем с главные ганизащ ского х<

*С1 ) с та плп ь

хо­лены етки рно-

ка ж» о; и 1дить

йны.ес ) лике й i рмы, Ы сную ?ек |ы с я ч

|тобыЛЬНО-

10 э сде- зв(.7 твен- кка] сфе-

авопар|вjPDцHia

фавуBe-

ti о £Т13(— t мму

fcOH-га 'пофТИИ М И

*вели гель-

рлне- ейст-

за- реа-

)С1Щрвле-1ства а пе- мат-

ре-ы н иму-

[рав- гель-

ра- Баг- Ла-jca,

трфтиса, ении сста- в, об»

вуши- иата фыл (те с

........................ историческиеу н с з ^ т

определенный срок партийный го коммунисты министерства, комитет вновь заслушал того Большое внимание уделяет- же коммуниста и констатиро- ся работе парторганизаций в

АЛЕКСАНДР КОСТИНIf tl ll f l f l l l l l l l f l l l l l l l l l i l t i i i l l l l f l l l l l l l t l l l l l l l l t l l l l l l l l l l t t t l l l l l t f t l f t f l i M M i t i

УБИЙСТВОСТАЛИНА

П0ДНЯВ1Швращаютчеты, api

Надо ся в при считают димо, п тикой и смысл (

ВСЕ ВЕРСИИ И ЕЩЕ ОДНА

суждались на двух собраниях венности? Теперь, на заседа-

Сканировал и создал книгу - vmakhankov

Москваалгоритм

УДК 94(47)084 ББК 63.3(2)

К 72

Костин А. Л.К 72 Убийство Сталина. Все версии и еще одна / Александр

Костин. - М . : Алгоритм, 2012. - 240 с. - (Исторические сен­сации).

ISBN 978-5-4438-0106-3

Интерес к подробностям смерти И.В. Сталина огромен и продолжает воз­растать из года в год. Широко распространены различные версии о насиль­ственной смерти вождя Советского Союза, основное отличие которых друг от друга заключается в том, что в одних версиях в качестве убийцы «выводится» Л.П. Берия, а в других - H.C. Хрущев. Известный историк А.Л. Костин подробно рассматривает и отвергает их как не соответствующие действительности. Но кто же тогда виновен в смерти Сталина? Автор книги, последовательно отслеживая этапы 30-летней борьбы И.В. Сталина с ленинским феноменом «коллективно­го руководства» страной, не исключает, что эта «война» с собственной партией неминуемо сказалась на состоянии здоровья вождя и приблизила роковую катастрофу марта 1953-го. Поэтому можно сказать, что убийцей Сталина не в криминальном, а в политическом смысле является «партия нового типа», ко­торую, на беду России, создал в начале XX века В.И. Ленин, а в эпоху застоя возглавил другой Ильич - Леонид Брежнев.

УДК 94(47)084 ББК 63.3(2)

ISBN 978-5-4438-0106-3© Костин А. Л., 2012© ООО «Издательство «Алгоритм», 2012

Некоторые теории остроумны и глубоки в силу своей глубокой ошибочности.

Михаил Бойко, журналист

Глава 1

Л.П. БЕРИЯ - ОРГАНИЗАТОР УБИЙСТВА И.В. СТАЛИНА?

Основные версии причины «загадочной» смерти Ста­лина в основном основываются на «трех источниках и со­ставных частях» этих версий:

— воспоминаниях свидетеля событий, случившихся 28-го февраля — 5 марта 1953 года, Н. С. Хрущева;

— книге А. Авторханова «Загадка смерти Сталина (За­говор Берии)», вышедшей в 1976 году во Франкфурте-на- Майне и ставшей доступной советскому (русскому) чита­телю в начале 90-х годов после публикации отрывков этой книги в журнале «Слово» в мае 1990 года;

— «легенде Лозгачева («лЛ»), родившейся следом за за­рубежным изданием книги А. Авторханова в результате со­вещания, проведенного А. Рыбиным с оставшимися в жи­вых непосредственными свидетелями смерти Сталина — представителями военной спецохраны И.В. Сталина.

Все «три источника» удивительно противоречивы, гре­шат неточностями и совершенно фантастическими вымыс­лами, что невольно наводит на мысль об их ангажирован­ности, особенно первый и третий из названных выше ис­точников.

«Свидетельства» H.C. Хрущева таковыми можно счи­тать с большой натяжкой, поскольку в зависимости от об­

5

стоятельств и по мере удаления от тех трагических дней, он решительно менял свою точку зрения и «вспоминал» имен­но то, что ближе всего соответствовало создававшейся той или иной политической конъюнктуре.

«Легенда Лозгачева» по своей содержательной части настолько неестественна и фантастична, что просто не мо­жет использоваться в качестве документального источни­ка при анализе ситуации, связанной со смертельной болез­нью И.В. Сталина. «Ценность» «лЛ», однако, состоит в том, что она может «подсказать», что же пытались скрыть соста­вители легенды, авторами которой, совершенно очевид­но, не являются представители охраны. Об этом, прежде всего, говорит сама процедура ее появления и введения в оборот. Действительно, не прошло и года после выхода сочинения А. Авторханова на Западе, как появляется аль­тернативная версия «Загадки смерти Сталина», призванная опровергнуть самые фантастические версии, широко «гу­лявшие» в свое время в западных СМИ и вновь «озвучен­ные» А. Авторхановым.

Первый вопрос, который задает себе пытливый чита­тель, почему в 1956— 1957 годах эти версии (И. Эренбур- га, П. Пономаренко, «старых большевиков») не вызвали сколько-нибудь серьезной ответной реакции со стороны официальных властей страны, а поздняя публикация этих версий в книге А. Авторханова имела столь серьезные, но самое главное, столь «загадочные» последствия. Ведь ни­кому нынче не приходит в голову мысль, что один очень «инициативный» охранник А. Рыбин вдруг «вспомнил» че­рез 24 года, что, наверное, остались еще в живых свиде­тели этой смерти, и что нужно их собрать и «договорить­ся» об идентичности своих «воспоминаний». Понятно, что инициатива создания единой и неповторимой «версии ох­раны» исходила из правительственных кругов, которые ни до этого момента, ни после не поднимали вопроса об офи­циальном исследовании результатов расследования этого загадочного явления. Таким образом, «легенда Лозгачева» никаким документальным свидетельством смертельной

6

болезни И.В. Сталина не является, но, по странному стече­нию обстоятельств, вот уже 33 года она тщательно анализи­руется, критикуется, признается или частично отвергается всеми исследователями, кто бы ни обращался к этой теме.

Следовательно, наиболее достоверным источником для объективного исследования «загадочной смерти Ста­лина» является, как раз, сочинение А. Авторханова, несмот­ря на его патологический антисоветизм и антисталинизм. По крайней мере, все, что касается непосредственно при­веденных в книге версий «убийства» Сталина, автором лич­но ничего не придумано. Мало того, собрав воедино «гуляв­шие» в течение 20 лет в западных СМИ, и опубликованные на Западе в «Воспоминаниях Хрущева», взаимоисключаю­щие версии «убийства Сталина», сам автор относится к ним весьма критически, уповая на то, что ему недоступны были архивные материалы, которые могли бы подтвердить или опровергнуть эти версии. Чего нельзя сказать о современ­ных авторах, по-прежнему вдоль и поперек «исследующих» явно завиральную «легенду Лозгачева».

Эта легенда «удобна» тем, что на ее основе можно все что угодно доказать и, напротив, все что угодно опроверг­нуть. Этому в немалой степени способствует первый из вы­шеназванных первоисточников — мемуары Н.С. Хрущева. Поскольку при сопоставлении этих двух версий, букваль­но «ум за разум заходит», то для «исследователей» откры­вается такой простор для умопомрачительных гипотез и версий, что назвать их, кроме как фантастическими, никак нельзя.

Со временем сложилась некая устойчивая «классиче­ская» версия о последних днях жизни Сталина, которую в систематизированном виде оформил и опубликовал Н. Зенькович («Тайны уходящего века — 3. Лжесвидетельства. Фальсификации, Компромат». М.: «Олма-Пресс», 1999). Вер­сия Н. Зеньковича «выдвигает» в качестве основного орга­низатора убийства Сталина Л. П. Берию, хотя не исключает участие в этом преступлении, возможно косвенно, и дру­

7

гих членов знаменитой «Четверки» (Н. Хрущев, Г. Маленков, Н. Булганин).

Другой вариант «классической» версии убийства Ста­лина развил Ю. Мухин, который, в отличие от Н. Зенькови- ча, решительно исключил из числа потенциальных убийц Сталина Берию, а основную ответственность за это престу­пление возложил на Н.С. Хрущева, который, как мы уже ви­дели ранее, и сам неоднократно намекал на свое участие в этом «загадочном преступлении».

Последующие поколения исследователей поддержи­вали и развивали одну из этих «классических» версий в за­висимости от своих симпатий или антипатий к Сталину и Берии. Мало-помалу круг «исследователей» стал смыкать­ся, они ссылались на первоисточники, на версии Н. Зень- ковича или Ю. Мухина, а затем и друг на друга, как на дос­товерные источники, двигаясь, по существу, по замкнутому кругу. При этом образовался не один круг, а, как минимум, два. В первом (наиболее многочисленном) круге ходили друг за другом те «исследователи», которые главного за­говорщика (убийцу, отравителя) видели в лице Л.П. Берия («берияфобы»). Закоперщиком и идейным вдохновителем этого «круга» был Н.С. Хрущев, который дал пищу для этих исследователей своими мемуарами и «историческими» высказываниями по обвинению Берии в насильственной смерти Сталина. Первым «берияфобом» был как раз А. Ав- торханов. Большинство других «берияфобов» были еще и антисталинистами (Э. Радзинский; Н. Над; Ф. Волков), неко­торые другие, напротив, были лояльными по отношению к Сталину (В. Карпов, Ю. Емельянов; Рыбасы).

Другой круг исследователей, начало которому поло­жил Ю. Мухин, основным виновником в смерти Сталина «назначили» Н.С. Хрущева, у которого было много причин для ненависти к вождю. По их мнению, он возглавил заго­вор и фактически сам в нем то косвенно (Е. Прудникова, И. Чигирин и др.), то прямо (Ю. Мухин) участвовал в убийстве Сталина («хрущефобы» — С. Кремнев, Ю. Мухин, Е. Прудни­кова и др.).

8

Есть категория исследователей, которые занимают своеобразную позицию над схватками «берияфобов» и «хрущефобов» — обвиняя в убийстве Сталина коллективно­го убийцу в лице номенклатурно-партийной элиты, которой И. В. Сталин здорово насолил, раздразнил и вызвал ответ­ный огонь на себя на XIX съезде, вернее на последовавшем за ним Октябрьском (1952 г.) пленуме партии. Наиболее из­вестным представителем этой группы является А. Бушков, который внес яркий мазок в заунывную, набившую всем ос­комину картину «убийства» вождя как Берией, так и Хруще­вым и К°. Все «хрущефобы» являются «берияфилами», яры­ми или умеренными сталинистами.

Не обошлось и без внешнего вмешательства иностран­ных разведок и масонских кругов (тот же А. Бушков, Э. Рад- зинский, В. Суворов), поскольку И.В. Сталин не оставлял, якобы, мыслей о советизации всего мира, как минимум, Ев­ропы и США вместе с ее Аляской.

Труды исследователей из обоих «кругов» выпекались как пирожки, главным содержанием которых со временем стала взаимная критика оппонентов из противоположного «круга», да так ярко они друг друга уличали, топили, при­пирали к стенке, что порой казалось, что о первопричи­не своих полемических трудов они вскоре забудут начис­то. Ярким примером могут служить книги Н. Нада (в миру Н. Добрюха) и С. Кремнева (в миру С. Брескун) «Как убива­ли Сталина» и «Зачем убили Сталина», соответственно, по­сле прочтения которых в голове образуется такой сумбур, хоть святых выноси.

Но надо отдать должное Н. Добрюхе за то, что он, почи­тай, первым обратился не к трудам исследователей-пред- шественников, а к архивным источникам, раскопав там кое- что весьма интересное для доказательства своей версии о причастии Л.П. Берии к убийству (отравлению) Сталина. Другим исследователем, который пошел по этому же пути, следует назвать И. Чигирина, который, досконально изу­чив те же архивные источники, пришел к прямо противо­положному результату, что Л.П. Берия тут ни при чем, а все

9

это затеял все-таки Хрущев. Но не лично он убивал Стали­на, т.е. выливал содержимое ампул с ядом в фужер с вином Сталина (Ю. Мухин), а путем организации заговора, причем экспромтом, с привлечением главного исполнителя мини­стра госбезопасности С. Игнатьева и практически всей ох­раны, дежурившей в те дни на Ближней даче.

Так, что этих исследователей (без всяких кавычек), ав­торов довольно серьезных книг: «Как убивали Сталина» — Н. Над и «Белые и грязные пятна истории» — И. Чигирина, с полным правом можно поставить во главе вышеуказан­ных «кругов», которые они тем самым и разорвали. Как мы понимаем, схватка «берияфобов» с «берияфилами» этим самым только обострится и мы будем, наверняка, свидете­лями многочисленных трудов представителей обоих «кру­гов», которые яростно накинутся на лидеров противопо­ложных кланов. Это неудивительно.

Удивительно другое. Почему даже не обсуждается «версия» естественной смерти Сталина, поскольку она ста­новится тем более очевидной, чем острее критикуют друг друга «берияфобы» и «берияфилы»? Дело в том, что вер­сии тех и других настолько неправдоподобны, что, буду­чи рассмотренными вместе, то есть в сравнении, они про­сто кричат, что этого не могло быть, «потому что не могло быть никогда». Когда вас убеждают в существовании како­го-то события, явления, персоны и т.п., которые не подда­ются никакой логике, или просто не лезут ни в какие воро­та — то это первый признак того, что этого явления не мог­ло быть по определению.

Ниже дается краткий обзор наиболее известных вер­сий как из круга «берияфобов» (Н. Зенькович, Э. Радзин- ский, В. Карпов, Ю. Емельянов), так и из круга «берияфилов» (Ю. Мухин, Е. Прудникова, С. Кремлев, А. Бушков).

Глава 2

«КЛАССИЧЕСКАЯ» ВЕРСИЯ Н.ЗЕНЬКОВИЧА1

«Смерть Сталина вызвала немало кривотолков и пере­судов. До сих пор ходят упорные слухи о ее насильствен­ном характере, о том, что Сталин якобы был отравлен Бе­рией. Эти слухи усилились, когда в 1990 году впервые было предано гласности обвинительное заключение по его делу. В нем, в частности, говорилось, что, изыскивая спо­собы применения различных ядов для совершения тайных убийств, Берия издал распоряжение об организации сек­ретной лаборатории, в которой действие ядов изучалось на осужденных к высшей мере наказания. Еще одно, и весь­ма существенное, доказательство существования в систе­ме НКВД-МГБ лаборатории, в которой проводились испы­тания отравляющих веществ. Традиция, начатая Ягодой, на­шла достойного продолжателя.

На сегодняшний день историки новейшего времени располагают свидетельствами только двух человек, нахо­дившихся рядом со Сталиным в его последние дни. Речь идет о Н.С. Хрущеве и дочери Сталина Светлане Аллилуе­вой. К сожалению, воспоминаний других лиц, присутство­вавших при кончине генералиссимуса, нет. Это в значитель­ной степени затрудняет задачу, ибо только сравнительный анализ свидетельств очевидцев да еще, пожалуй, эксперти-

’ Здесь и далее цитируется по: Н. Зенькович. Собр. соч. Т. 5. Вожди и сподвижники. (Слежка. Оговоры. Травля.) М.: «ОЛМА-Пресс», 2004. С. 540— 571.

11

за истории болезни позволят установить истину, в которой нуждаются миллионы наших соотечественников, живших на нормированном пайке и без того скудных знаний о сво­ем недавнем прошлом».

Здесь следует уточнить утверждение Н. Зеньковича о том, что только два человека оставили свидетельства о со­бытиях, предшествующих смерти И.В. Сталина. Дочь Стали­на действительно оставила письменные свидетельства, но она могла свидетельствовать, по существу, только о затя­нувшейся агонии своего родителя, не более. Из ее воспоми­наний нельзя извлечь какой-либо конструктивной инфор­мации, способствующей раскрытию «загадочной» смерти Сталина. Большинство ее рассуждений о своем родителе, выходящих за рамки трех трагических дней, что она прове­ла у его смертного одра, основаны на рассказах и воспоми­наниях других людей из окружения Сталина, которые, не в пример его дочери, лучше знали характер его общения с окружающими людьми.

Странным кажется также утверждение автора о том, что: «... воспоминаний других лиц, присутствующих при кончи­не генералиссимуса, нет». А «легенда Лозгачева»? Это ли не системно «оформленные» воспоминания лиц охраны, «при­сутствовавших при кончине генералиссимуса»? Тем более, что и сам автор широко использует фрагменты этих «воспо­минаний» при анализе причин кончины И.В. Сталина.

«Хрущев приводит немало свидетельств недоверчиво­сти и подозрительности Сталина, которые в последние го­ды его жизни приняли совсем уж гротескные формы. Перед смертью у него появился прямо-таки маниакальный страх. За обедом он буквально ни до одного блюда не дотрагивал­ся, если при нем кто-либо из присутствующих его не попро­бует. Он был доведен до крайности — людям, которые его обслуживали годами и были ему, безусловно, преданы лич­но, не доверял. Никому не доверял.

То же касалось и маршрута следования из Кремля на ближнюю дачу в Кунцево. Сколько того пути, и вдруг маши­

12

ны начинали петлять по улицам и переулкам Москвы. Се­док имел план города и, когда выезжали, давал указание: туда повернуть, так-то ехать, туда-то выехать. Он даже ох­ране не говорил, каким маршрутом поедут, каждый раз этот маршрут менялся.

Все более усложнялась система охраны ближней дачи. Появились хитроумные запоры, чуть ли не сборно-разбор­ные баррикады. Построили два забора, между которыми бегали собаки, провели электрическую сигнализацию. Все старался оградить себя от покушения врагов. Может, дом- крепость Троцкого в Мексике вспоминал? Надо полагать, Берия рассказал ему все подробности операции по устра­нению его злейшего врага.

Словом, старческий упадок сил давал о себе знать. В 1951 году, пригласив Хрущева на отдых в Сочи, Сталин сказал ему: «Пропащий я человек. Никому я не верю. Я сам себе не верю».

К этому страшному в своей безысходности признанию мы еще вернемся, а сейчас продолжим пересказ воспоми­наний Хрущева о последних днях генералиссимуса, ибо его мемуары — единственный пока источник сведений о том, как протекал день накануне удара в Кунцево.

Итак, суббота, 28 февраля 1953 года. Звонят от Сталина и приглашают в Кремль персонально Хрущева, Маленкова, Берию, Булганина. Сообщают, что приедет Сталин. Четверка прибывает в назначенное время. Посмотрели кино. Потом хозяин предложил поехать на ближнюю дачу поужинать.

Поужинали. Ужин затянулся. Сталин это называл обе­дом. Он кончился где-то в пять или шесть часов утра. Ни­чего необычного, к этому привыкли, обеды всегда конча­лись в такое время. Сталин был навеселе после обеда, но в очень хорошем расположении духа, и ничего не свидетель­ствовало, что может быть какая-то неожиданность.

Гости распрощались. Сталин, как обычно, вышел их проводить. Он много шутил и был в хорошем настроении. Ткнул пальцем в живот Хрущева, назвал его Микитой. Он

13

так его всегда называл, когда был в хорошем расположе­нии духа.

Разъехались по домам. Было уже воскресенье, выход­ной, и Хрущев ожидал, что Сталин вновь позовет гостей. Ждал звонка, не садился обедать. Потом все же перекусил наскоро. Неужели Сталин решил подарить им выходной? Быть такого не может. Звонка все нет и нет. Уже и смеркать­ся стало. Что-то из ряда вон выходящее. Хрущев, недоуме­вая, разделся и лег в постель.

И вдруг звонок. Хрущев бросился к телефону. Это был Маленков. Он сообщил, что звонили от Сталина охранни­ки. Надо срочно ехать на ближнюю — что-то произошло со Сталиным, Маленков уже позвонил Берии и Булганину. Ус­ловились, что приедут не прямо к Сталину, а сначала зай­дут в дежурку.

Что ж, в дежурке встреча — так в дежурке. Хотя, согла­ситесь, странно: четыре члена Президиума ЦК, ближайшие сподвижники вождя, не идут сразу в дом выяснить, что же произошло, а направляются к дежурным. Хотя им виднее, как поступать в таких случаях: порядки на даче они, видно, хорошо знали.

Приехавшие расспрашивают дежурных чекистов: в чем дело, что, собственно, произошло? Почему вы думаете, что с товарищем Сталиным неладно?

Они отвечают: обычно товарищ Сталин в это время, ча­сов в 11 вечера, обязательно звонит и просит чай. Иногда и ест. А сегодня нет звонка.

Тогда послали Матрену Петровну Бутузову на разведку. Эта женщина много лет проработала у Сталина подаваль­щицей. Честный и преданный ему человек.

Приехавшим членам Президиума ЦК чекисты сказали, что они уже посылали Матрену Петровну посмотреть. Она вернулась и сказала, что товарищ Сталин лежит на полу, спит, и видно, под ним подмочено, он, видно, мочился. Че­кисты подняли Сталина и положили на кушетку в малой сто­ловой. Там были две столовые: малая и большая. Сталин ле­

14

жал в большой, следовательно, он поднялся с постели, вы­шел в малую столовую и там упал, там и подмочился.

Хрущев, Маленков, Берия и Булганин решили, что не­удобно им появляться и фиксировать свое присутствие, ко­гда он в таком неблаговидном положении. Четверка уеха­ла домой.

Не успел Никита Сергеевич прилечь, как снова раз­дался телефонный звонок. На проводе был Маленков. Ему только что звонили из охраны. Они встревожены: все-таки со Сталиным что-то не так. Хотя Матрена Петровна и сказа­ла, что он спит спокойно, — это необычный сон. Что-то уж больно долго. Надо еще поехать.

Условились, что Маленков позвонит другим членам Бюро Президиума — Ворошилову и Кагановичу, которые отсутствовали на обеде и в первый раз на дачу не приезжа­ли. Условились также, чтобы приехали врачи (о «молодых» членах Бюро Президиума Сабурове и Первухине почему-то забыли. — А.К.).

Снова, второй раз за ночь, приехали в дежурку. Прибы­ли врачи. Одного из них Хрущев знал, это был Лукомский. Других не запомнил.

Наконец-то зашли в комнату. Сталин лежал на кушет­ке, спал. Врачам было отдано указание приступить к обслу­живанию. Профессор Лукомский подошел к лежащему со страхом. Прикасаясь к руке Сталина, подергивался, как от горячего железа. Берия грубовато подбодрил его: мол, вы врач, берите, как следует.

Профессор Лукомский сказал, что правая рука не дей­ствует. Парализована и левая нога. Он даже говорить не может. Состояние тяжелое. Сразу разрезали костюм, пере­одели и перенесли его в большую столовую. Положили на кушетку там, где он спал, где больше воздуха. Тогда же ре­шили установить дежурство врачей».

Странно, но Н. Зенькович как бы не замечает ошибки Н. Хрущева, что у Сталина парализована левая нога, возмож­но, он и сам так считает, несмотря на официальное прави­

15

тельственное сообщение, что у больного не действовали правые конечности?

Обратим еще раз внимание на то, что медики «сразу разрезали костюм, переодели и перенесли его в боль­шую столовую». Здесь «ключевое» слово — КОСТЮМ.

«Члены Бюро Президиума тоже установили свое по­стоянное дежурство. Распределились так: Берия с Мален­ковым, Каганович с Ворошиловым, Хрущев с Булганиным. Маленков с Берией взяли себе дневное время, Хрущеву с Булганиным досталось ночное (это, надо полагать, на пер­вые сутки. — А.К.).

Теперь уж всем стало ясно, что Сталин в тяжелом поло­жении. Врачи сказали: при таком заболевании никому еще не доводилось вернуться к труду. Жить Сталин еще может, но будет ли он трудоспособен, маловероятно. Чаще всего такие заболевания непродолжительны и кончаются катаст­рофой.

Присутствовавшие делали все, чтобы поднять больно­го на ноги. Сталин лежал без сознания. Его стали кормить с ложечки. Давали бульон и сладкий чай. Врачи откачивали мочу, он был без движения.

Хрущев заметил такую деталь: когда откачивали мочу, Сталин старался прикрыться, видно, ощущал неловкость. Это вселяло надежду: значит, что-то сознает.

Однажды днём, к сожалению, Хрущев не запомнил, на какой день заболевания это было, Сталин как бы пришел в сознание. Однако говорить он не мог. Поднял левую руку и начал показывать не то на потолок, не то на стену. У него на губах появилось что-то вроде улыбки. Потом стал сжимать левой рукой правую. Правая не действовала.

Хрущев пишет, что он догадался, почему больной по­казывал рукой. На стене висела картина. Это была выре­занная из «Огонька» репродукция с картины какого-то ху­дожника. Девочка, ребенок, кормит из рожка ягненка. В это время Сталина поили с ложечки, и он, видимо, показывал пальцем и пытался улыбаться: мол, посмотрите, я в таком

16

же состоянии, как этот ягненок, которого девочка поит с рожка, а вы меня с ложечки.

Как только Сталин заболел, Берия ходил и ругал его, издевался над ним. Стоило же появиться на лице больного признакам сознания, как Берия бросился к кушетке, встал на колени, схватил его руку и начал ее целовать. Когда Ста­лин опять потерял сознание и закрыл глаза, Берия поднял­ся и плюнул.

«Наступило наше вечернее дежурство с Булганиным. Мы и днем оставались. Кончилось наше дежурство, и я по­ехал домой», — пишет Хрущев. Хотелось спать, потому что не спал на дежурстве. Принял снотворное и лег. Не успел уснуть, как раздался телефонный звонок».

Мемуарист, к сожалению, не указывает дату, когда это происходило. Но, судя по подробнейшему описанию всех сколько-нибудь значимых событий, речь идет об одних сут­ках. Хрущев не говорит, что он не спал на дежурствах, он употребляет это существительное в единственном числе. Да и фразу начинает однозначно: «Наступило наше вечер­нее дежурство с Булганиным. Мы и днем оставались». Речь, скорее всего, идет о 2 марта».

Странная логика у автора. Н. Хрущев, как и остальные соратники И. Сталина прибыл к умирающему Сталину ут­ром 2 марта. Распределили парные дежурства у смертного одра вождя, Хрущеву с Булганиным досталось ночное де­журство. После которого он остался на даче и днем, то есть уже 3 марта, когда на дневное дежурство заступили Воро­шилов и Каганович. Вновь заступает (вместе с Булганиным) на ночное, то есть, с 3-го на 4 марта. Отдежурили и нако­нец-то едут домой отдыхать, поскольку на дежурстве спать не полагалось. «Принял снотворное и лег. Не успел уснуть, как, раздался звонок». И тут автор начал вычислять, когда его поднял с постели этот звонок и к нашему удивлению ут­верждает, что это было... 2 марта? Запомним и мы.

«Запомним эту немаловажную деталь, она нам еще при­годится, и последуем за мемуаристом дальше. Итак, Хруще­

17

ва, пришедшего с первого вечернего дежурства, подняли с постели. Звонил Маленков. У Сталина ухудшение. Надо срочно приезжать.

Хрущев вызвал машину и поехал в Кунцево. Дейст­вительно, Сталин уже был в очень плохом состоянии. Тут приехали остальные члены Бюро и все увидели, что Сталин умирает. Медики сказали: это агония. Вскоре он перестал дышать. Начали делать искусственное дыхание, но это не помогло (т.е. Сталин умер 3 марта? — А/С).

Обратимся теперь ко второму, наконец-то опублико­ванному у нас свидетельству — Светланы Аллилуевой.

Второго марта ее разыскали на уроке французского язы­ка в Академии общественных наук и передали, что Мален­ков просит приехать на ближнюю дачу. Это уже было неве­роятно — чтобы кто-то иной, а не отец, приглашал ее прие­хать к нему на дачу. Она ехала туда с чувством смятения.

Когда она въехала в ворота и на дорожке возле дома машину остановили Хрущев и Булганин, Аллилуева реши­ла, что все кончено... Она вышла, они взяли ее под руки. Лица обоих были заплаканы. «Иди в дом, — сказали они, — там Берия и Маленков тебе все расскажут».

В доме, уже в передней, все было не как обычно; вме­сто привычной тишины, глубокой тишины, кто-то бегал и суетился. Когда дочери сказали, что у отца был ночью удар и что он без сознания, — она почувствовала даже облегче­ние, потому что ей показалось, что его уже нет.

Аллилуевой рассказали, что, по-видимому, удар слу­чился ночью, его нашли часа в три ночи лежащим вот в этой комнате, вот здесь, на ковре, возле дивана, и решили перенести в другую комнату на диван, где он обычно спал. Там он сейчас, там врачи, — она может идти туда.

Она слушала, как в тумане, окаменев. Все подробности уже не имели значения. Она чувствовала только одно — что он умрет. В этом она не сомневалась ни минуты, хотя еще не говорила с врачами, — просто она видела, что все вокруг, весь этот дом, все умирает у нее на глазах. И все три

18

дня, проведенные там, она только это одно и видела, и ей было ясно, что иного исхода быть не может.

Стоп, прервемся на минутку. Отметим про себя нема­ловажное обстоятельство: Светлана Аллилуева авторитет­но свидетельствует, что она пробыла в доме умирающего отца три дня. Значит, до 5 марта! (Ну и что? — А.К.).

Идем дальше. В большом зале, где лежал отец, толпи­лась масса народу. Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного (академик В.Н. Виноградов, много лет наблюдав­ший отца, сидел в тюрьме), ужасно суетились вокруг. Стави­ли пиявки на затылок и шею, снимали кардиограммы, дела­ли рентген легких, медсестра беспрестанно делала какие- то уколы, один из врачей записывал в журнал ход болезни. Все делалось, как надо. Все суетились, спасая жизнь, кото­рую нельзя было уже спасти.

Где-то заседала специальная сессия Академии меди­цинских наук, решая, что бы еще предпринять. В соседнем небольшом зале беспрерывно совещался какой-то еще ме­дицинский совет, тоже решавший, как быть. Привезли ус­тановку для искусственного дыхания из НИИ, и с ней моло­дых специалистов, — кроме них, должно быть, никто бы не сумел ею воспользоваться. Громоздкий агрегат так и про­стоял без дела, а молодые врачи ошалело озирались во­круг, совершенно подавленные происходящим. Светлана Иосифовна вдруг сообразила, что вот эту молодую женщи- ну-врача она знает, — где она ее видела? Они кивнули друг другу, но не разговаривали. Все старались молчать, как в храме, никто не говорил о посторонних вещах. Здесь, в зале, совершалось что-то значительное, почти великое, — это чувствовали все — и вели себя подобающим образом.

Только один человек вел себя почти неприлично — Бе­рия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти эти— честолюбие, жестокость, хит­рость, жажда власти... Он так старался в этот ответственный момент как бы не перехитрить, и как бы не недохитрить!

19

И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного, — отец иногда от­крывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть «самым вер­ным, самым преданным» — каковым он изо всех сил ста­рался казаться отцу и в чем, к сожалению, слишком долго преуспевал...

В последние минуты, когда все уже кончалось, Берия вдруг заметил Аллилуеву и распорядился: «Уведите Свет­лану!» На него посмотрели те, кто стоял вокруг, но никто не подумал пошевелиться. А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор, и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества: «Хрусталев! Машину!»

«Это был великолепный современный тип лукавого ца­редворца, — пишет С. Аллилуева, — воплощение восточ­ного коварства, лести, лицемерия, опутавшего даже отца — которого вообще-то трудно было обмануть. Многое из того, что творила эта гидра, пало теперь пятном на имя отца, во многом они повинны вместе, а то, что во многом Лаврен­тий сумел хитро провести отца, посмеиваясь при этом в ку­лак, — это для пишущей несомненно. И это понимали все «наверху»...

Сейчас все его гадкое нутро перло из него наружу, ему трудно было сдерживаться. Не одна Аллилуева, — многие понимали, что это так. Но его дико боялись и знали, что в тот момент, когда умирает Сталин, ни у кого в России не было в руках большей власти и силы, чем у этого ужасно­го человека.

Здесь хочется сделать маленькое отступление и вос­кликнуть: история повторяется! Двадцать девять лет назад такое же можно было сказать о самом Сталине. Он чувство­вал себя и был на самом деле полновластным хозяином на похоронах Ленина. Главный соперник — Троцкий уехал на лечение в Сухуми и оттуда прислал телеграмму: когда похо­

20

роны? В ответ получил разъяснение: надо продолжать ле­чение, на похороны он все равно не успеет. Похороны Ле­нина провели на день раньше срока, указанного Сталиным в телеграмме. Неучастие Троцкого в траурных мероприяти­ях означало потерю им власти и возвышение Сталина. Бе­рия ни на шаг не отходил от смертного одра своего патро­на, он умел извлекать уроки из чужих ошибок!

Он был замечательным учеником Сталина. 25 января 1924 года Сталин провел через Президиум ВЦИК решениео сохранении тела Ленина. Генеральный комиссар государ­ственной безопасности по роду своей службы из зарубеж­ных источников знал, что щепетильный вопрос о будущем захоронении Ленина некоторыми членами Политбюро об­суждался задолго до кончины вождя, осенью 1923 года.О том, что в случае кончины Ленина его следует захоронить на особый манер, первым сказал Калинин. Сталин тут же ух­ватился за эту мысль и стал ее яростно поддерживать. Троц­кий, Бухарин, Каменев выступали против сохранения тела вождя после его смерти. Сталин, Калинин и другие — за.

Сталин победил, несмотря на сопротивление Круп­ской. Западная религиоведческая литература всколыхну­лась: это было невиданное и неслыханное решение. Если бы к тому времени духовенство страны не было бы орга­низационно разгромлено, если бы престиж прежних кон­фессий не упал, то такой шаг Сталина не нашел бы ни под­держки, ни оправдания. Кто-кто, а Берия понимал: закладка мавзолея была одновременно и первым шагом в сторону культа Сталина. А чтобы культ был воспринят как естест­венное продолжение обожествления Ленина. Сталин со­единил себя с Лениным как с учителем, показав себя про­должателем его дела.

Забегая немного вперед, отметим, что Берия тоже по­шел по стопам своего учителя. Первый заместитель Пред­седателя Совета Министров СССР Лаврентий Павлович Бе­рия, как и в свое время, Сталин, провел через ЦК и Совмин постановление о сооружении Пантеона — памятника веч­

21

ной славы великих людей Советской страны. Пантеон воз­двигался в целях увековечения памяти великих вождей: Владимира Ильича Ленина и Иосифа Виссарионовича Ста­лина, а также выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства, захороненных на Крас­ной площади у Кремлевской стены. По окончании соору­жения Пантеона предполагалось перенести в него сарко­фаг с телом В.И. Ленина и саркофаг с телом И.В. Сталина и открыть доступ в Пантеон для широких масс трудящихся».

Далее следует отступление, связанное с историей про­ектирования Пантеона, процедурами рассмотрения и ут­верждения проекта, который так и не был реализован. А. Твардовский как-то упомянул в своем рабочем блокноте о том, что Пантеон «как будто канул в забвение среди насущ­ных дел».

Затем автор возвращается к воспоминаниям С. Алли­луевой о последних часах жизни своего отца.

«Инсульт был сильный, речь потеряна, правая полови­на тела парализована — те же признаки, о которых писал Хрущев. Совпадает и то, что он несколько раз открывал гла­за — взгляд был затуманен, кто знает, узнавал ли он кого- нибудь. Тогда все кидались к нему, старались уловить слова или хотя бы желание в глазах. Дочь сидела возле отца, дер­жала его за руку, он смотрел на нее, — вряд ли он видел. Светлана поцеловала его и поцеловала руку, — больше ей уже ничего не оставалось.

В воспоминаниях Аллилуевой много эмоций. Это и по­нятно. Она укоряет себя за то, что никогда не была хорошей дочерью, что ничем не помогала этой одинокой душе, это­му старому, больному, всеми отринутому и одинокому на своем Олимпе человеку, который пятерых из восьми своих внуков так и не удосужился ни разу увидеть. И они не вида­ли его никогда. Жуткая, нечеловеческая трагедия семьи.

Сталин умирал страшно и трудно. Кровоизлияние в мозг распространяется постепенно на все центры, и при здоро­вом и сильном сердце оно медленно захватывает центры

22

дыхания, человек умирает от удушья. Дыхание все учаща­лось и учащалось. Последние двенадцать часов уже было ясно, что кислородное голодание увеличивалось. Лицо по­темнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми, губы почернели. Последние час или два человек просто медленно задыхался. Агония была страш­ной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент, очевидно, в последнюю уже минуту, он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смер­тью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившихся над ним. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут, — это было непонятно и страшно, он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем собравшимся в комна­те. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно, к кому и к чему он относился... В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела.

Светлана впилась руками в стоявшую возле нее моло­дую знакомую докторшу, — та застонала от боли.

Потом члены правительства устремились к выходу — надо было ехать в Москву, в ЦК, где все сидели и ждали вес­тей...

Пришла проститься прислуга, охрана... Пришла Вален­тина Васильевна Истомина — Валечка, как ее все звали, — экономка, работавшая у Сталина на этой даче восемнадцать лет. Она грохнулась на колени возле дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала во весь голос, как в дерев­не. Долго она не могла остановиться, и никто не мешал ей.

Поздно ночью, — или, вернее, под утро уже, — прие­хали, чтобы увезти тело на вскрытие. Подъехал белый авто­мобиль к самым дверям дачи — все вышли. Сняли шапки и те, кто стоял на улице, у крыльца. В шесть часов утра по ра­дио Левитан объявил весть, которую они уже знали.

На второй день после смерти Сталина — еще не было похорон, по распоряжению Берии созвали всю прислугу и

23

охрану, весь штат обслуживавших дачу, и объявили им, что вещи должны быть немедленно вывезены отсюда (неиз­вестно куда), а все должны покинуть это помещение.

Спорить с Берией никто не стал. Совершенно расте­рянные, ничего не понимавшие люди собрали вещи, кни­ги, посуду, мебель, погрузили со слезами на грузовики. Все куда-то увозилось, на какие-то склады... Подобных складов у МГБ-КГБ было немало в то время. Людей, прослуживших здесь по десять-пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вы­швыривали на улицу. Их разогнали кого куда; многих офи­церов из охраны послали в другие города. Двое застрели­лись в те же дни. Люди не понимали, в чем их вина? Почему на них так ополчились. Но в пределах сферы МГБ, сотрудни­ками которого они все состояли по должности (таков был, увы, порядок, одобренный самим Сталиным!), они должны были беспрекословно выполнять любое распоряжение на­чальства.

Второго марта на ближнюю дачу вызвали и сына Стали­на — Василия. Он тоже сидел несколько часов в большом зале, полном народа, но он был, как обычно в последнее время, пьян, и скоро ушел. В служебном доме он еще пил, шумел, разносил врачей, кричал, что «отца убили», «убива­ют», — пока не уехал, наконец, к себе.

Смерть отца потрясла его. Он был в ужасе — он был уверен, что отца «отравили», «убили», он видел, что рушит­ся мир, без которого ему существовать будет невозможно (интересно было бы узнать, с чего это он взял, что отца «от­равили» или «убили»? — АХ).

В дни похорон он был в ужасном состоянии и вел себя соответственно — на всех бросался с упреками, обвинял правительство, врачей, всех, кого возможно, — что не так лечили, не так хоронили. Аллилуева на многих страницах воспроизводит трагедию брата, уволенного со всех постов, ведшего беспутный образ жизни, отсидевшего срок в тюрь­ме и скончавшегося в Казани в 1962 году в своей одноком­натной квартире. Он прожил всего 41 год.

24

Книга С. Аллилуевой «Двадцать писем к другу», отку­да взят этот пересказ эпизода о смерти Сталина, написа­на в 1963 году. Советский читатель получил возможность ознакомиться с ней только через четверть века. В 1968— 1988 годах автор работала над новым произведением, на­званным ею «Книга для внучек». Ждать появления его в советской печати пришлось совсем ничего— в 1991 году журнал «Октябрь» опубликовал эту работу. Светлана Иоси­фовна опять возвращается к теме внезапного заболевания своего отца, а также смерти брата Василия, и считает необ­ходимым дополнить свои старые книги нижеследующими фактами.

Последний разговор с отцом у нее произошел в янва­ре или феврале 1953 года. Он внезапно позвонил и спро­сил, как обычно, безо всяких обиняков: «Это ты передала мне письмо от Надирашвили?» Дочь ответила отрицатель­но, поскольку существовало железное правило: писем отцу не носить, не быть «почтовым ящиком».

Через несколько дней после смерти Сталина в кварти­ре в доме на набережной, где жила Светлана Иосифовна, раздался звонок. В дверях стоял незнакомый человек, ко­торый назвался Надирашвили. Он спросил, где живут Жу­ков и Ворошилов, у него собран материал на Берию. Алли­луева ответила: Жуков — на улице Грановского, а Вороши­лов — в Кремле, туда без пропуска не войдешь. Через день после этого разговора, а может, даже в тот самый день ей позвонил Берия. Начал издалека, а потом без всякого пере­хода вдруг спросил: «Этот человек — Надирашвили, кото­рый был у тебя, — где он остановился?»

Светлана Иосифовна поразилась осведомленности Бе­рии. А потом ее вызвали к Шкирятову и потребовали объ­яснений — откуда она знает клеветника Надирашвили, по­чему он к ней приходил и как она ему содействовала. Более того, ей даже объявили строгий выговор «за содействие из­вестному клеветнику Надирашвили». Правда, потом, после ареста Берии, выговор сняли.

25

«Таинственный Надирашвили, как я полагаю, — пишет Аллилуева, — все же сумел как-то передать Сталину что- то насчет деятельности Берии. Последовали немедленные аресты всех ближайших к Сталину лиц: генерала охраны Н.С. Власика, личного секретаря А.Н. Поскребышева. Это был январь — февраль 1953 года».

Здесь С. Аллилуева допускает неточность, на которую Н. Зеньковичу следовало бы обратить внимание читателя. На самом деле генерал Н.С. Власик был арестован 15 декабря1952 года, а А.Н. Поскребышев в январе следующего года.

«Академик В.Н. Виноградов уже находился в тюрьме, а он был личным врачом Сталина, и кроме него никто близ­ко не подпускался. Поэтому, когда во вторую половину дня1 марта 1953 года прислуга нашла отца лежащим возле сто­лика с телефонами на полу без сознания и потребовала, чтобы вызвали немедленно врача, никто этого не сделал.

Безусловно, такие старые служаки, как Власик и По­скребышев, немедленно распорядились бы без уведом­ления правительства, и врач прибыл бы тут же. Но вместо этого, вто время как вся взволновавшаяся происходившим прислуга требовала вызвать врача (тут же, из соседнего здания, в котором помещалась охрана), высшие чины охра­ны решили звонить «по субординации», известить сначала своих начальников и спросить, что делать. Это заняло мно­гие часы, отец лежал тем временем на полу без всякой по­мощи, и, наконец, приехало все правительство, чтобы во­очию убедиться, что действительно произошел удар — как и поставила первой диагноз подавальщица Мотя Бутузова.

Врача так и не позвали в течение последующих 12— 14 часов, когда на даче в Кунцево разыгралась драма: обслу­га и охрана, взбунтовавшись, требовали немедленного вы­зова врача, а правительство уверяло их, что «не надо па­никовать». Берия же утверждал, что «ничего не случилось, он спит». И с этим вердиктом правительство уехало, чтобы вновь возвратиться обратно через несколько часов, так как вся охрана дачи и вся обслуга теперь уже не на шутку разъ­

26

ярились. Наконец члены правительства потребовали, что­бы больного перенесли в другую комнату, раздели и поло­жили на постель — все еще без врачей, то есть с медицин­ской точки зрения делая недопустимое. Больных с ударом (кровоизлиянием в мозг) нельзя передвигать и переносить. Это дополнение к тому факту, что врача, находившегося по­близости, не вызвали для определения диагноза».

Следует заметить, что в мемуарах С. Аллилуевой дваж­ды упоминается о некоем враче, находящемся поблизости, но почему-то «не приглашенном» к смертельно больному Сталину. Видимо в системе охраны и обеспечения безопас­ности вождя имелась служба дежурных медицинских ра­ботников, которые наверняка имели соответствующие ин­струкции по оказанию экстренной медицинской помощи и без всякого «приглашения».

«Наконец, на следующее утро начался весь цирк с Ака­демией медицинских наук — как будто для определения диагноза нужна академия! Не ранее чем в 10 часов утра прибыли, наконец, врачи, но они так и не смогли найти ис­торию болезни с последними данными, с записями и оп­ределениями, сделанными ранее академиком Виноградо­вым... Где-то в секретных недрах Кремлевки была похоро­нена эта история болезни, столь нужная сейчас. Вот так и не нашли.

Когда пятого марта во второй половине дня отец скон­чался, и тело затем было увезено на вскрытие, началась, по приказанию Берии, эвакуация дачи в Кунцево. Вся прислуга и охрана, требовавшие немедленного вызова врача, были уволены. Всем было велено молчать. Дачу закрыли и две­ри опечатали. Никакой дачи никогда «не было». Официаль­ное коммюнике правительства сообщило народу ложь — что Сталин умер «в своей квартире в Кремле». Сделано это было для того, чтобы никто из прислуги на даче не смог бы жаловаться; никакой дачи в данных обстоятельствах «не существовало»...

27

Они молчали. Но через тринадцать лет — в 1966 году— одна из проработавших на даче в Кунцево в течение почти двадцати лет пришла ко мне и рассказа­ла всю вышеприведенную историю. Я не писала об этом в «Двадцати письмах к другу»: книга была уже написана до того, как я услышала историю с вызовом врачей. Я не хоте­ла в ней ничего менять — ее уже многие читали в литера­турных кругах Москвы. Я не хотела, чтобы в 1967 году, ко­гда я не вернулась в СССР, кто-либо на Западе смог бы поду­мать, что я «бежала» просто из чувства личной обиды или мести. Это легко можно было бы предположить, если бы я также написала тогда о смерти своего брата Василия то, что я знала».

Что же знала Аллилуева о брате уже тогда? «Ему тоже «помогли умереть» в его казанской ссылке, приставив к нему информантку из КГБ под видом медицинской сестры... Она делала ему уколы снотворного и успокоительных по­сле того, как он продолжал пить, а это разрушительно для организма. Наблюдения врачей не было никакого — она и была «медицинским персоналом». Последние фотографии Василия говорят о полнейшем истощении; он даже в тюрь­ме выглядел куда лучше! И 19 марта 1962 года он умер при загадочных обстоятельствах. Не было медицинского за­ключения, вскрытия Мы так и не знаем в семье, от чего он умер. Какие-то слухи, неправдоподобные истории ...

...Василий, конечно, знал куда больше, чем я, об об­стоятельствах смерти отца, так как с ним говорили все обслуживающие кунцевской дачи в те же дни марта 1953 года. Он пытался встретиться в ресторанах с ино­странными корреспондентами и говорить с ними. За ним следили и, в конце концов, арестовали его. Правительство не желало иметь его на свободе. Позже КГБ просто «помог­ло» ему умереть».

С. Аллилуева безусловно права, говоря, что брат ее Ва­силий Иосифович Сталин знал об обстоятельствах смер­ти отца гораздо больше, чем она со слов близких к Стали­

28

ну лиц. В ее воспоминаниях просто «выпирает» влияние на нее Н.С. Хрущева, который, в знак благодарности за ее «па­тологическую ненависть» к Берии, не только даровал ей жизнь в отличие от ее брата, но и всячески поддерживал ее во времена своего правления. Другое дело Василий, к ко­торому у Светланы абсолютно отсутствуют сколько-нибудь понятные читателю братские чувства. Все дело в том, что Василий просто не мог не знать об обстоятельствах, пред­шествующих смерти отца. Он не зря обличал соратников Сталина в организации заговора против отца. Охрана, кото­рая относилась к сыну Сталина весьма уважительно, навер­няка рассказала ему кое-что из того, что не должно было стать достоянием даже для самых близких Сталину лиц, тем более не подлежало огласке.

С трудом верится, что все эти трагические дни Василий Сталин провел в пьяном угаре, истерически обвиняя сорат­ников отца и лечащих врачей в сговоре с целью «отравле­ния» («убийства») отца, все это придумано Хрущевым и «оз­вучено» Светланой.

Хрущева очень беспокоило то, что Василий наверня­ка знает некоторые подробности, предшествовавшие смер­ти Сталина, поэтому он продумал и осуществил следующие превентивные меры для нераспространения этих сведений дальше. Во-первых, он привлек на свою сторону С. Аллилуе­ву, которая, по существу, представила своего брата как спив­шегося, больного алкоголизмом человека, к концу жиз­ни, якобы, вообще потерявшего человеческий облик. Во- вторых, он организовал судебное преследование за некие «уголовные преступления» сына Сталина, получившего 8 лет лишения свободы, ровно столько, сколько в свое вре­мя получил его старший сын Леонид за убийство по пьян­ке офицера. Таким образом, Хрущев сделал все, чтобы лю­бые выступления и рассказы Василия о тайне смерти Стали­на воспринимались, как бред опустившегося маргинала, но главное «обеспечил» его преждевременный уход из жизни.

29

Следует поставить под сомнение и заявление С. Алли­луевой о том, что в 1966 году она, якобы, получила инфор­мацию о подробностях смерти Сталина от некоей бывшей работницы на ближней даче в Кунцево, всячески оговари­вая, почему полученные от нее сведения были опублико­ваны лишь в 1988 году в ее новой «Книге для внучек». Все дело в том, что эта «таинственная работница» поведала ей некоторые сведения из ... «легенды Лозгачева», которая, как мы знаем, «родилась» лишь в 1977 году, т.е. в «разгар» написания очередной книги Светланы (1968— 1988 гг.). Следовательно, раньше, чем в 1977— 1978 гг. она не могла получить подобную информацию от работников ближней дачи. Что заставило ее по этому поводу солгать, видимо, ос­танется тайной.

Далее Н. Зенькович продолжает: «Из прямых свиде­тельств драмы в Кунцево мы располагаем пока только этими. Как видно, в мемуарах С. Аллилуевой, особенно в «Книге для внучек», поведение членов правительства вызывает, мягко говоря, некоторое недоумение. Почему Хрущев, Берия, Ма­ленков и Булганин, разбуженные встревоженной охраной, не распорядились о немедленном вызове врача? Странно и то, что они разъехались по домам, успокоенные словами Бе­рии: — Сталин спит и не надо нарушать его сон. Непонятно и то, почему охрана, обнаружив Сталина лежавшим на полу в пижамных брюках и нижней рубашке, сразу не обратилась за помощью к медикам. Ведь уходило драгоценное время. (Все эти недоуменные вопросы легко снимаются, если до­пустить, что ничего такого, о чем говорится в «легенде Лозга­чева», в реальной жизни не происходило, а Н.С. Хрущев «на- вспоминал» ровно столько, сколько потребовалось для того чтобы навсегда скрыть некие «загадочные» обстоятельства, предшествующие «удару» Сталина.— А.К.).

«Ответ на последний вопрос прояснился вскоре после смерти Сталина. Вождь стал заложником своей системы. Со­гласно инструкции, утвержденной Берией, без его разре­шения врачей к Сталину допускать было нельзя. Эти меры

30

предосторожности были приняты после того, как аресто­вали профессора В.Н. Виноградова. С него, собственно, и началось громкое «дело врачей». В 1952 году, во время по­следнего визита, лечащий врач Сталина В.Н. Виноградов обнаружил у пациента заметное ухудшение здоровья и по­рекомендовал максимально воздерживаться от активной деятельности. Сталина такой прогноз вывел из себя. Вино­градова к нему больше не допустили, а вскоре и отправи­ли в тюрьму.

Масла в огонь подлила Лидия Тимашук. Еще предсто­ит выяснить, сочинила она свой донос по собственному наитию или получила на сей счет поручение. Например, А.Д. Сахаров считал ее сексоткой. Она работала врачом в лаборатории Кремлевской больницы и была на Валдае, ко­гда там умер Жданов. Тимашук написала: Жданов умер по­тому, что его неправильно лечили врачи, ему назначали та­кие процедуры, которые должны были привести к смерти. И все это делалось преднамеренно.

Письмо Тимашук упало на благодатную почву: Сталин внедрил в сознание людей, что они окружены врагами, что в каждом человеке нужно видеть неразоблаченного врага. Дело о «врачах-убийцах» получило неожиданно широкий резонанс. Большая группа врачей Кремлевской больницы оказалась в тюрьме. Из них выбивали показания, что они давно уже потихоньку сокращают жизнь высшему руково­дящему составу. Подследственные «признались» в насиль­ственной смерти Жданова, Димитрова, Щербакова. Скрыли имеющийся у Жданова инфаркт, позволили ему ходить, ра­ботать и быстро довели до ручки.

Вот тогда, охраняя жизнь любимого вождя, Берия и подписал инструкцию, строго воспрещавшую кому бы то ни было допускать к Сталину врачей без его, Лаврентия Павловича, личной санкции. Поэтому ни охрана, ни обслу­га не посмели вызывать врача».

Такое допустить мог кто угодно, но только не Н. Зень- кович, тонкий знаток всех особенностей «кремлевской кух­

31

ни». Он что, не знал, что Л. П. Берия с тех пор, как возглавил сверхсекретные работы по созданию ракетно-ядерного щита страны в конце 1945 года, не имел никакого отноше­ния и даже не мог оказывать влияние на охрану Сталина, которая в данный момент находилась в компетенции руко­водителя МГБ С.Д. Игнатьева?

«Что касается первого вопроса, то здесь дело послож­нее, однозначного ответа нет по сей день. Выстраивается, по крайней мере, две версии. Первая: и на членов Бюро Президиума распространялась секретная инструкция, под­писанная Берией. Правда, эта версия уязвима: отчего же тогда Берия не воспользовался своим правом и не вызвал врача? Ведь он был в составе первой группы, навестившей лежавшего в беспамятстве Сталина.

По свидетельству Д.А. Волкогонова, который беседо­вал с охранником Сталина А.Т. Рыбиным, у последнего сло­жилось мнение, что Сталину, который лежал после инсуль­та без медицинской помощи уже шесть— восемь часов, никто и не собирался ее оказывать. Похоже, что все шло по сценарию, который устраивал Берию, убежденно говорил Рыбин. Выгнав охрану и прислугу, запретив ей куда-либо звонить, соратники с шумом уехали. Лишь около девяти ча­сов утра второго марта вновь приехали Берия, Маленков, Хрущев, а затем и другие члены Бюро с врачами.

Интересно, вспоминал ли парализованный Сталин в те короткие мгновения, когда к нему возвращалось сознание, обреченного на долгие одиннадцать месяцев молчания Ле­нина? И если он был причастен, как утверждает Троцкий, к насильственной смерти Ильича, что чувствовал в те жуткие секунды тиран, понявший, что с ним поступили точно так же, как он сам тридцать лет назад? Увы, никто не знает, ка­кие ужасные картины рисовались в его пораженном киста­ми мозгу, которые в последние годы жизни вызывали на­рушения в психической сфере и, наслаиваясь на деспоти­ческий характер, усугубляли его и без того тиранические наклонности.

32

А может, во время первого визита Берия, которого, кста­ти, долго не могли нигде разыскать, и только после многих усилий узнали: он в интимной компании в одном из прави­тельственных особняков, находясь под винными парами, не заметил, что Сталин в болезненном состоянии? Может, он искренне считал, что Сталин действительно спит?

В это трудно поверить, учитывая состояние лежавшего на полу человека. Более того, Берия напустился на охран­ников и обслуживающий персонал: чего, мол, вы паникуе­те? Марш все отсюда и не нарушайте сна нашего вождя. Бе­рия даже пригрозил разобраться с ними.

Во второй, утренний приезд Берия не скрывал торже­ствующего выражения лица. Об этом свидетельствуют и Ал­лилуева, и Хрущев. Д. Волкогонов в своей двухтомной кни­ге о Сталине высказал версию о том, что Берия форсировал большую политическую игру, которую он задумал давно. Берия единственный, кто отлучался на какое-то время из Кунцево и, оставив других членов Бюро у смертного одра диктатора, ездил в Кремль.

Завещание! Лаврентий Павлович стремился учиться на ошибках других. Мысль о завещании, которое мог оставить Сталин, пронзила его мозг. Сталин в свое время упустил свой шанс, прозевал ленинское завещание, хотя практиче­ски контролировал каждый шаг Ленина, каждую его встре­чу, каждую строку, имея своих людей среди его ближайше­го окружения. Берия не должен повторить ошибку своего патрона ни за что! А вдруг в сталинском сейфе уже лежит какая-нибудь мерзкая бумажонка о смещении его, Берии?

Опасения Лаврентия Павловича не были беспочвенны­ми. 16 декабря 1952 года был арестован начальник главно­го управления охраны МГБ Николай Сергеевич Власик. Тот самый Власик, который, начиная с 1919 года, когда его, ря­дового красноармейца, приставили в Царицыне к Сталину, обеспечивал охрану диктатора. Ему было предъявлено об­винение в потакательстве врачам-отравителям, знакомст­

33

во со шпионами, а также злоупотребление служебным по­ложением. Власика допрашивал сам Берия.

В Государственном архиве Октябрьской революции хранится письмо Власика, направленное им в мае 1955 года на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилова из Красноярского края, где лишенный зва­ния генерал-лейтенанта бывший охранник Сталина нахо­дился в ссылке. В этом письме Бласик называет Сталина Гла­вой правительства. Так вот, «Глава правительства, находясь на юге после войны, в моем присутствии выражал большое возмущение против Берии, говоря о том, что органы госу­дарственной безопасности не оправдали своей работой должного обеспечения... Сказал, что дал указание отстра­нить Берию от руководства в МГБ. Спрашивал у меня, как работают Меркулов, Кобулов и впоследствии — о Гоглидзе и Цанаве. Я рассказал ему, что знал... И вот я потом убедил­ся, что этот разговор между мной и Главой правительства стал им доподлинно известен, я был поражен этим...».

Как Берия узнал об этом разговоре — остается только гадать. Впрочем, это могло произойти двумя путями: либо Сталин сам рассказал Берии, либо Берия подслушивал и са­мого «Хозяина».

Далее Власик в своем письме Ворошилову сообщает: после вызова на допрос к Берии «я понял, что, кроме смер­ти, мне ждать больше нечего, т.к. еще раз убедился, что они обманули Главу правительства... Они потребовали пока­заний на Поскребышева, еще два раза вызывал Кобулов в присутствии Влодзимирского. Я отказался, заявив, что у меня никаких данных к компрометации Поскребышева нет, только сказал им, что Глава правительства одно время был очень недоволен работой наших органов и руководством Берии, привел те факты, о которых говорил мне Глава пра­вительства, — о провалах в работе, в чем он обвинял Бе­рию... За отказ от показаний на Поскребышева мне сказали: подохнешь в тюрьме...».

34

И Власик не выдержал, поскольку «получил нервное расстройство, полное потрясение и потерял абсолютно вся­кое самообладание и здравый смысл... Я не был даже в со­стоянии прочитать составленные ими мои ответы, а просто, под ругань и угрозы, в надетых острых, въевшихся до кос­тей наручниках, был вынужден подписывать эту страшную для меня компрометацию... в это время снимались наруч­ники и давались обещания отпустить спать, чего никогда не было, потому что в камере следовали свои испытания...»

Последний абзац — свидетельство того, как Сталин от­носился даже к своим приближенным. От подозрений не был застрахован никто. По этим и другим свидетельствам Берия чувствовал, что диктатор к нему охладевает.

Впрочем, не один Берия. Последние месяцы власти Сталина были зловещими. Он перестал доверять многим из своей старой гвардии — Ворошилову, Молотову, Микоя­ну. На организационном Пленуме ЦК, состоявшемся по за­вершении XIX съезда партии в октябре 1952 года, Сталин неожиданно для всех устроил полнейший разгром Молото­ву и Микояну. Он поставил под сомнение их порядочность, в его речи сквозило политическое недоверие к ним, подоз­рение в политической нечестности.

Таким образом, многие историки считают, что готови­лась новая крупная расправа с неугодными по образцу 1937 года. Репрессии должны были затронуть как высшие эшелоны политического руководства, так и их сторонни­ков на местах. По всей стране проходили митинги с осуж­дением «врачей-убийц» и их пособников, печать пестрила сообщениями об отравителях, безнаказанно действующих в разных городах и селах. Атмосфера накалялась с каждым днем все больше и больше, и Берия понимал, что для ус­покоения общественности «хозяин» наверняка пожертву­ет им одним из первых. Любой из соратников вождя может оказаться лишним: Кузнецов, Вознесенский, Власик, По­скребышев. Кто следующий?

35

Удар, случившийся со Сталиным, неожиданным обра­зом развязал клубок страхов и тяжелых предчувствий. Бе­рия раньше всех сориентировался в принципиально новой ситуации. Надо было действовать и, прежде всего, узнать, оставил ли Сталин завещание. Если оставил — то что в нем? Сказано ли о тех, кому предстоит продолжать его дело?

Итак, пока другие соратники земного бога пребывали в оцепенении, Лаврентий Павлович, не теряя времени, мчал­ся в Кремль. Что делал там этот страшный человек, кото­рый после устранения Власика и Поскребышева лишь один имел прямой доступ в кабинет Сталина? На этот счет, к со­жалению, прямых свидетельств нет. Есть только косвенные предположения. Одно из них, представляющее несомнен­ный интерес, принадлежит Д.А. Волкогонову.

Генерал армии А.А. Епишев, который работал одно вре­мя заместителем министра государственной безопасности, рассказывал, что у Сталина была толстая тетрадь в черном коленкоровом переплете, куда он иногда что-то записы­вал. Едва ли для памяти, ибо она была у него «компьютер­ной», хотя к концу жизни и начала сдавать. Хрущев, напри­мер, вспоминает в этой связи случай, когда Сталин, обра­тившись к Булганину, никак не мог вспомнить его фамилию. Сталина раздражало угасание сил, он не хотел, чтобы это было замечено другими. Потому и выходил из себя, выме­щая зло на других.

Так вот, пишет Волкогонов, возможно, содержание этих записей навсегда останется тайной. Ему неизвестен источ­ник, на который опирался Епишев, но он предполагал, что Сталин какое-то время хранил и некоторые личные письма от Зиновьева, Каменева, Бухарина и даже Троцкого.

Прямой доступ к Сталину имели лишь Берия, Поскре­бышев и Власик. О существовании этих записей знали толь­ко они. Но Поскребышев и Власик, которым больше всего доверял Сталин, незадолго до его смерти были скомпроме­тированы Берией и устранены из окружения. Словом, на­

36

кануне смерти вождя из этих троих около него оставался один Берия.

Когда к пораженному инсультом Сталину Берия и Хру­щев привезли утром врачей (до этого 12— 14 часов он оста­вался без медицинской помощи), сталинский монстр сразу понял, что это конец. Оставив Хрущева, Маленкова и дру­гих возле умирающего Сталина, Берия умчался в Кремль. Кто сегодня скажет, не к сталинскому ли сейфу кинулся в первую очередь этот новый Фуше? Если да, то куда он мог убрать личные вещи вождя и другие его бумаги?

Берия не мог не видеть, что в последние год-полто- ра отношение Сталина к нему непрерывно ухудшалось. В свою очередь и Сталин не мог не догадываться о наме­рениях Берии. Может быть, генералиссимус оставил рас­поряжение или даже завещание? Отношение к вождю то­гда было настолько подобострастным, что окружение ис­полнило бы, видимо, его волю. У Берии были основания опасаться и спешить. А проникнуть в кабинет Сталина мог только он. Ведь Сталина охраняли его люди. Как бы там ни было, пишет Д. Волкогонов, насколько ему удалось устано­вить, сталинский сейф был фактически пуст, если не считать партбилета и пачки малозначащих бумаг. Берия, уничтожив загадочную личную тетрадь Сталина (если она была), рас­чищал себе путь на самую вершину. Возможно, мы никогда не узнаем этой сталинской «тайны» — содержания записей в черной тетради. Епишев, во всяком случае, был уверен, что Берия «очистил» сейф до его официального вскрытия. Видимо, это ему было очень нужно.

Вернулся Лаврентий Павлович в Кунцево только через несколько часов. Вид у него был еще более уверенный, он резко контрастировал с подавленным состоянием спод­вижников. Берия начал диктовать правительственное со­общение о болезни Сталина, которое передавалось по ра­дио и печаталось в газетах: «Центральный Комитет Комму­нистической партии Советского Союза и Совет Министров Союза ССР сообщают о постигшем нашу партию и наш на­

37

род несчастье — тяжелой болезни товарища Иосифа Вис­сарионовича Сталина.

В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он нахо­дился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлия­ние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич пра­вой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяже­лые нарушения деятельности сердца и дыхания...».

...Позднее выяснилось, что удар у него случился вовсе не в кремлевской квартире, как утверждалось в правитель­ственном сообщении, а за городом, на ближней даче. Из уст в уста, из города в город передавались слова сына Сталина Василия: «Сволочи, загубили отца!» Сомнения в правдиво­сти официальной версии стали крепнуть после ареста Бе­рии и письма ЦК КПСС по его делу. Потрясенные люди уз­навали, что в ведомстве Лаврентия Павловича была «ла­боратория по проблеме откровенности», занимавшаяся растормаживанием психики химическими средствами. Ру­ководитель лаборатории, врач по специальности, выпол­нял и другие, весьма деликатные задания. Он устранял тех, которых Берии надо было тайно уничтожить, не прибегая к аресту. Врач наносил своим жертвам смертельный укол тросточкой, на конце которой была ампула с ядом. Таким образом он убил более 300 человек. (Далее Н. Зенькович ссылается на сочинение А. Авторханова «Загадка смерти Сталина (Заговор Берии)». — А.К.)

Сегодня, — писал А. Авторханов, — мало кто из совет­ских историков будет оспаривать утверждение о том, что когда Сталин решил ликвидировать свою «старую гвар­дию»— молотовцев, апеллируя к «молодой гвардии» — маленковцам, то Берия одним из первых разгадал его стратегический план — расправиться со старыми члена­ми Политбюро по шаблону двадцатых и тридцатых годов: «старую гвардию» при помощи «молодой гвардии», «моло­дую гвардию» — при помощи «выдвиженцев». Но Сталин просчитался: его окружали теперь не идейные простофи­

38

ли двадцатых годов, а его же духовные двойники, выпесто­ванные им самим, по его собственному криминальному об­разу мышления и действия. Безусловно, на высоте крими­нального искусства самого Сталина стоял среди них только один Берия.

С уму непостижимой оплошностью, считает А. Автор- ханов, Сталин выдал себя, сформировав обвинение крем­левских «врачей-заговорщиков»: ведь обвинение всей сети верховных органов госбезопасности в попуститель­стве «заговорщикам» было прямо направлено против Бе­рии. Берия слишком хорошо знал и Сталина, и судьбу сво­их предшественников — Ягоды и Ежова, чтобы строить ил­люзии. Сталину теперь была нужна его голова. У Берии не было никаких других средств спасти ее, кроме того, как ли­шить самого Сталина его собственной головы.

По мнению А. Авторханова, Берия организовал беспри­мерный по трудности, но блестящий по технике исполне­ния заговор против Сталина. Притом организатор заговора доказал, что он превзошел Сталина в том, в чем последний считался корифеем: в искусстве организации политиче­ских убийств. Не абстрактные спекуляции, не искусствен­ные конструкции, а логика цепи косвенных доказательств, называемых в юриспруденции уликами, привели зарубеж­ного автора к выводу: Сталин умер в результате заговора. Как он был умерщвлен? Или коллапс, о котором сказано в официальном сообщении, но как последствие шока от за­седания Политбюро с последующим вредительским лече­нием, или яд замедленного действия, полученный от Бе­рии. Авторханов приводит улики как для первого, так и для второго случая.

Первая версия якобы принадлежит Илье Эренбургу, ко­торый рассказал о ней в 1956 году французскому философу и писателю Жан-Полю Сартру. Она обошла всю мировую пе­чать. Вот как изложила эту версию немецкая «Ди Вельт».

Первого марта 1953 года происходило заседание Пре­зидиума ЦК КПСС. На этом заседании выступил Л. Кагано­

39

вич, требуя от Сталина: 1) создания особой комиссии по объективному расследованию «дела врачей», 2) отмены от­данного Сталиным распоряжения о депортации всех евре­ев в отдаленную зону СССР.

Кагановича поддержали все члены старого Политбю­ро, кроме Берии. Это необычное и небывалое единоду­шие показало Сталину, что он имеет дело с заранее орга­низованным заговором. Потеряв самообладание, Сталин не только разразился площадной руганью, но и начал угро­жать бунтовщикам самой жестокой расправой. Однако по­добную реакцию на сделанный от имени Политбюро ульти­матум Кагановича заговорщики предвидели. Знали они и то, что свободными им из Кремля не выйти, если на то будет власть Сталина. Поэтому они приняли и соответствующие предупредительные меры, о чем Микоян заявил бушующе­му Сталину: «Если через полчаса мы не выйдем свободны­ми из этого помещения, армия займет Кремль!» После это­го заявления Берия тоже отошел от Сталина. Предательст­во Берии окончательно вывело Сталина из равновесия, а Каганович, вдобавок, тут же, на глазах Сталина, изорвал на мелкие клочки свой членский билет Президиума ЦК КПСС и швырнул Сталину в лицо. Не успел Сталин вызвать охрану Кремля, как его поразил удар: он упал без сознания. Толь­ко в шесть часов утра второго марта к Сталину были допу­щены врачи. (Интересно, а как бы могли развиваться даль­ше события на этом совещании, если бы со Сталиным удар не случился? — А К.).

А. Авторханов приводит еще несколько имевших хо­ждение до XXII съезда в западной прессе вариантов этой версии, в основе которых — все тот же коллапс, вызван­ный несогласием соратников Сталина с депортацией ев­реев. Любопытно, что во всех этих вариантах, один из ко­торых приписывается П.К. Пономаренко, Берия при виде упавшего без сознания Сталина восклицает: «Тиран умер, мы — свободны!» Они, конечно же, весьма уязвимы с точки зрения наших сегодняшних знаний о предмете разговора.

40

Легенда о поразившем Сталина ударе в Кремле основы­вается на официальном сообщении, в котором фигури­ровала кремлевская квартира (выделено мной. — А.К.).

Вторая версия служит подкреплением гипотезы о яде замедленного действия, якобы полученном от Берии. Суть ее в следующем.

После XXII съезда группа реабилитированных старых большевиков была привлечена к участию в комиссии по расследованию преступлений Сталина, Берии и их окру­жения. Ветеранов партии в первую очередь интересовало, при каких все-таки обстоятельствах умер Сталин? Соглас­но их изысканиям, за которые, впрочем, Авторханов так же мало ручается, как и за предыдущие, события 28 февраля —1 марта развивались так, как рассказано у Хрущева. Он, Бе­рия, Маленков и Булганин посетили Сталина, вместе мирно и весело ужинали, но встреча состоялась вовсе не по ини­циативе Сталина. Ее устроил Маленков под предлогом, что нужны указания Сталина по вопросам, которые будут об­суждаться на заседании Совета Министров в понедельник, второго марта. За неделю до этого Сталин сообщил Бюро Президиума ЦК, что публичный процесс над «врачами-вре- дителями» назначен на середину марта, и вручил им копии обвинительного заключения, подписанного Генеральным прокурором СССР. Этот документ, как и комментарии Гене­рального прокурора, ставленника Берии — Сафонова, о бе­седе со Сталиным, окончательно рассеял всякие сомнения в истинных намерениях Сталина. Выходило, что американ­цы во время войны сумели создать свои агентурные точ­ки не только в Кремлевском медико-санитарном управле­нии, но даже в ЦК (Лозовский) и МГБ (Абакумов). Англичане то же самое сделали еще до войны, а во время войны рас­ширили свою сеть, завербовав туда членов ЦК Кузнецова, Попкова, Родионова. Об армии ничего не говорилось, кро­ме того, что ее второстепенные лидеры были предназначе­ны к отравлению (Василевский, Говоров, Штеменко, Конев). Но и здесь между строк было видно, что только такие оби­

41

женные маршалы, как Жуков, Воронов, Юмашев, Богданов могли быть заинтересованы в этом...

Словом, стало ясно, что процессом врачей дело не кон­чится, а как в 1937 году, полетят головы и у многих членов Политбюро. Когда Берия, Маленков, Хрущев и Булганин проштудировали этот документ, то, по предложению Хру­щева, решили коллективно обсудить положение. В версии «старых большевиков», как видно, инициатором устране­ния Сталина выступает Хрущев. Это вызвано, видимо, его влиянием во время «оттепели», а также стремлением мо­рально реабилитировать себя перед невинно пострадав­шими ветеранами партии — мол, он не бездействовал, ко­гда Сталин намеревался устроить новый террор».

Далее излагается версия «старых большевиков».«После такой подготовки и состоялась встреча «чет­

верки» со Сталиным на его даче в Кунцево вечером 28 фев­раля 1953 года. Поговорив по деловым вопросам и изряд­но выпив, Маленков, Хрущев и Булганин уезжают довольно рано, но не домой, а в Кремль. Берия, как это часто бывало, остается под предлогом согласования со Сталиным неко­торых своих мероприятий. Вот теперь на сцене появляет­ся новое лицо: по одному варианту — мужчина, адъютант Берии, а по другому — женщина, его сотрудница. Сообщив Сталину, что имеются убийственные данные против Хруще­ва в связи с «делом врачей», Берия вызывает свою сотруд­ницу с папкой документов. Не успел Берия положить папку перед Сталиным, как женщина плеснула Сталину в лицо ка- кой-то летучей жидкостью, вероятно, эфиром. Сталин сра­зу потерял сознание, и она сделала ему несколько уколов, введя яд замедленного действия. Во время «лечения» Ста­лина в последующие дни эта женщина, уже в качестве вра­ча, их повторяла в таких дозах, чтобы Сталин умер не сразу, а медленно и естественно.

Таков рассказ «старых большевиков». При этом неволь­но вспоминается то место из книги Аллилуевой, где сказа­но несколько слов о какой-то таинственной женщине-вра-

42

че у постели умирающего Сталина: «Молодые врачи оша­лело озирались вокруг... Я вдруг сообразила, что вот эту молодую женщину-врача я знаю, — где я ее видела? Мы кивнули друг другу, но не разговаривали».

Таким образом, во всех версиях неизменными остают­ся три утверждения. Первое: смерть Сталина «сторожат» из Политбюро только четыре человека — Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Второе: врачей к Сталину допускают только на вторые сутки. Третье: в смерти Сталина заинтере­сован лично Берия. Отсюда А. Авторханов делает два выво­да. Несмотря на исключительную тяжесть болезни Сталина (потеря сознания), к нему намеренно не вызывали врачей, пока «четверка» не убедилась, что смертельный исход не­избежен. И второй вывод: поскольку вызовом врачей рас­поряжался (даже по долгу службы) один Берия, то он, оче­видно, вызывал всех, кто будет исполнять его волю, — по­может Сталину умереть.

Второй вывод, по-видимому, наиболее уязвим — для него нет никаких реальных доказательств. Что касается первого, то с большой натяжкой его можно принять в ка­честве предположения, но не более. Хотя полностью ис­ключать возможность заговора тоже было бы неправиль­но. Вождь постарел, физически ослаб. Хрущев вспоминает, что произнести пяти-семиминутную речь при закрытии XIX съезда в 1952 году для Сталина было невероятно трудно, он считал это своей победой. Время от времени сам загова­ривал об отставке, правда, неизвестно, с какой целью — не исключено, проверял приближенных. Он не верил уже сам себе. В этой обстановке у ближайшего окружения, ждав­шего от него новых репрессий, вполне мог созреть замы­сел об устранении тирана. Другое дело, что неожиданный удар, случившийся в ночь на второе марта, облегчил им за­дачу. Как будто само небо, смилостивившись над обречен­ными, даровало им возможность избавиться от диктатора, не обагрив рук его кровью.

43

Намеренно ли не вызывали к нему врачей? Это пока одна из самых глубоких тайн. Как и то, от кого в действи­тельности был удар — от «четверки», одного Берии или судьбы. Когда-нибудь станет известно и это. Ведь о том, как произошло убийство Павла I в 1801 году, Россия узна­ла только через сто лет, после революции 1905 года. Царст­вующий дом строго охранял преемственность своих инте­ресов — независимо от личности отдельных царей»1.

Как видим, Н. Зенькович не смог найти в воспомина­ниях Н.С. Хрущева и дочери Сталина убедительных аргу­ментов для раскрытия тайны «загадочной смерти Сталина» и обратился к «первоисточнику» — антисоветскому, анти­сталинскому и антибериевскому сочинению А. Авторхано- ва, интуитивно почувствовав, что эта тайна с какого-то боку вытекает именно из этого сочинения. Мы готовы поддер­жать автора «классической» версии, вплотную приблизив­шегося к разгадке тайны, дополнив его догадку следующим аргументом. На наш взгляд, совершенно не случайно роди­лась «легенда Лозгачева» именно в 1977 году, сразу же по­сле публикации на Западе сочинения А. Авторханова.

К сожалению, Н. Зенькович не догадался сопоставить и рассмотреть эти два события с точки зрения разгадки таин­ственных обстоятельств ухода из жизни вождя всех наро­дов, хотя в своей версии он широко использовал факты из «легенды Лозгачева», ни разу не сославшись напрямую на эти «свидетельства». Как мы понимаем, его ввела в заблу­ждение дочь Сталина, использовавшая факты из этой ле­генды, но не напрямую, а в изложении некоей «работницы Ближней дачи Сталина», которая, якобы и поведала ей эти подробности еще в 1966 году.

Преднамеренно ли она это сделала, или ее подвела па­мять, ведь к концу написания «Книги для внучек» «бабушке» было уже свыше 60 лет, и она могла спутать источник и вре­

1Н. Зенькович. Собр. соч. Т. 5. Вожди и сподвижники. (Слежка. Огово­ры. Травля.) М.: «ОЛМА-Пресс», 2004. С. 540— 571.

44

мя получения информации из «легенды Лозгачева»? Нам представляется, что ни «работница ближней дачи», ни вре­мя получения С. Аллилуевой информации о событиях, за­фиксированных охраной, здесь ни при чем. Имея хорошие связи в кругах, близких к правительственным, С. Аллилуева была ознакомлена с «легендой Лозгачева», но к тому вре­мени разрешения на ее публикацию еще не было принято. Ей позволили публикацию фактов из «лЛ», но под другим «благовидным» соусом, что и было сделано путем привле­чения несуществующего свидетеля — «работницы» ближ­ней дачи Сталина (почему бы ей не назвать имя этой работ­ницы, например, Валечка Истомина?). Однако, к концу на­писания книги и особенно после ее издания в 1991 году в России, тайна о «происхождении» «легенды Лозгачева» была снята, А. Рыбин вовсю раздавал интервью и начал пи­сать свои знаменитые «записки телохранителя», а затем на­ступила пора выхода из забвения самого П. Лозгачева. Но С. Аллилуева уже ничего не захотела менять в своей «Книге для внучек», над которой она трудилась целых 20 лет.

Да она сама же и признается в этом, воспользовавшись известным литературным приемом, перенеся события на 25 лет назад и придумав несуществующего персонажа. Сто­ит только несколько «подправить» ее рассуждения, приве­денные на стр. 105:

«Я не писала об этом (т.е. о полученной информации из «легенды Лозгачева». — А.К.) в «Книге для внучек»: кни­га была уже написана до того, как я услышала историю с вызовом врачей. Я не хотела в ней ничего менять — ее уже многие читали в литературных кругах Москвы» (ре­конструкция текста моя.— А.К.). Так С. Аллилуева — факти­ческий свидетель лишь предсмертной агонии своего отца, превратилась как бы в одного из «свидетелей» охраны.

Изложение своей «классической» версии о болезни и смерти И.В. Сталина Н. Зенькович завершает на несколько мистической ноте:

45

«В США недавно вышла книга «Снежный волк». Ее ав­тор ирландский писатель Глэн Мид исследовал ряд стран­ных обстоятельств кончины Сталина и пришел к выводу, что к смерти советского диктатора приложили руку... аген­ты ЦРУ.

Прежде всего, Глэну Миду показалось подозрительным, что тогдашний американский президент Дуайт Эйзенхауэр, известный аккуратностью в ведении личных дневников, по непонятным причинам не делал записей в течение целых трех недель как раз в тот период. Хотя для Эйзенхауэра все происходящее вокруг Сталина было крайне важным.

В название книги лег тот факт, что Сталин в послед­ние недели жизни проявлял непонятный интерес к волкам. Любопытно, что за пару недель до внезапной кончины, на встрече с индийским послом Меноном, последним видев­шим его в живых иностранцем, Сталин сказал две фразы, наполненные каким-то загадочным смыслом: «Волк рыска­ет в поисках моей крови. Надо уничтожить волков». Посол, несомненно, был озадачен.

О том, что Сталин во время беседы рассеянно рисо­вал в блокноте красным карандашом изображения волков, есть сведения и в книге американского журналиста Гарри­сона Солсбери, который большую часть своей жизни про­вел в Москве. Ему рассказывал об этом все тот же посол Ин­дии Менон. По словам Менона, Сталин сказал: русские кре­стьяне знали, что делать с волками, — они их уничтожали. Менону показалось странным это замечание.

И еще. Дочь Сталина, Светлана Аллилуева, вспоминала, что в последние дни жизни Сталин постоянно рисовал вол­ков с длинными острыми клыками и приказывал держать печи на даче раскаленными добела. Ведь охотники разжи­гают костры, чтобы отогнать голодные волчьи стаи. Приме­чательно, что в политических карикатурах тех лет агентов ЦРУ изображали именно волками.

Во время работы над «Снежным волком» Глэн Мид рас­сказывал о своей версии бывшим сотрудникам КГБ. Реак­

46

ция была неоднозначной — от категорического отрицания до задумчивого «все может быть».

Действительно, настоящие тайны долго остаются не­раскрытыми. Разве нам известно, кто убил президента Кен­неди? В официальную версию мало кто верит.

Внезапная смерть Сталина тоже загадка. К сожалению, разгадки высказываются лишь публицистами да писателя­ми. Официальные расследования по этому поводу не про­водились»1.

' Н. Зенькович. Собр. соч.Т. 6. Покушения и инсценировки (От Лени- на до Ельцина). М.: «ОЛМА-Пресс». 2004. С. 241— 242.

Глава 3

«МИЛИТАРИСТСКАЯ» ВЕРСИЯ Э.РАДЗИНСКОГО

Сталин готовил стране кровавую баню, подобную той, которую он устроил в 1937 году — вот основной тезис Э. Рад- зинского, выдвинувшего свою, так называемую, «милитари­стскую» версию для объяснения загадочной смерти вождя.

«Дело врачей», нагнетание антисемитского угара, борьба с космополитизмом в искусстве и науке, слухи о то­тальном переселении евреев в отдаленные районы Сиби­ри— это все мрачные предпосылки широкомасштабно­го террора, который готовил стареющий диктатор, и кото­рый де факто уже начал осуществляться («ленинградское дело», «дело врачей», дело грузинских националистов — «мингрельское дело»). Какова конечная цель широкомас­штабного террора, который явился бы логическим продол­жением террора 30-х годов? Историки по-разному отвеча­ли и продолжают отвечать на этот вопрос, благо поле для всевозможных версий, гипотез, теорий и т.п. широкое, как море разливанное, поскольку судить о несовершившемся событии можно с любой степенью фантастичности. Здесь мы рассмотрим точку зрения Э. Радзинского, которую раз­деляют некоторые исследователи.

Цепочка последовательных действий, инициируемых диктатором и возникающих в качестве ответной реакции на его действия, выглядит по Э. Радзинскому следующим образом.

Маниакальное недоверие к окружающим его людям и, прежде всего, к лечащим врачам, отравившим уже не­

48

сколько видных политических деятелей и подбирающих­ся к самому Сталину; «Дело врачей» — широкомасштабная кампания по осуждению сионистского подполья и одно­временно выявление лиц буквально во всех социальных слоях и, прежде всего, в элитных, в том числе руководя­щих кругах; начало массовых репрессий — выселение ев­рейского населения в отдаленные районы Восточной Си­бири и Дальнего Востока с одновременным образовани­ем Еврейской республики на базе существующей ЕАО со столицей в городе Биробиджане; возмущение мировой общественности и, прежде всего, сионистских кругов США и Западной Европы по поводу преследования еврейского населения СССР и, попутно, осуждение кровавых репрес­сий, охвативших всю страну по сценарию 1937 года; угро­за вооруженного вмешательства со стороны милитарист­ских кругов США и Западной Европы вплоть до примене­ния атомного оружия против СССР; ответная воинственная реакция со стороны СССР на милитаристские вызовы Запа­да; случайный вооруженный конфликт (война в Корее), пе­рерастающий в полномасштабную Третью мировую войну, не исключая применения с обеих сторон атомного и дру­гих видов оружия массового уничтожения; победа СССР и его союзников в войне; торжество идей социализма во всемирном масштабе.

Все начиналось с распространения зловещих слухов, все ждали чего-то страшного — со дня на день, наконец, в феврале 1953 года, последовал зловещий сигнал;

«Так как на Западе в адрес СССР раздавались бесконеч­ные обвинения в антисемитизме, в ЦК решили подготовить пропагандистскую акцию: было составлено коллективное письмо представителей еврейской общественности. В этом письме евреи — знаменитые деятели науки и культуры — должны были гневно осудить арестованных «убийц в бе­лых халатах» и заявить, что никакого антисемитизма в СССР нет, да и быть не может, но есть справедливая кара жалкой кучке буржуазных националистов, агентов международно­го сионизма.

49

Впоследствии было много слухов о том, кто подписал это письмо и кто отказался. Вот что сказал мне один из под­писавших (не буду называть его имя — он до смерти казнил себя за эту подпись): «Да, подписывали чудовищное пись­мо из-за животного страха за себя, за детей. Но одновре­менно я говорил себе: врачей уже не спасешь, надо спасать остальных. И чтобы прекратить эту антисемитскую кампа­нию — надо дистанцироваться, отделить остальных евре­ев от несчастных обреченных врачей...»

Письмо должно было появиться в самом начале февра­ля, когда случилось неожиданное. 2 февраля в редакцион­ных кабинетах «Правды» царила полнейшая растерянность: тщательно подготовленное письмо было запрещено печа­тать. Как пишет Г.В. Костырченко, обращение подписали, например, С.Я. Маршак, B.C. Гроссман, Н.И. Ромм, Л.Д. Лан­дау, И.О. Дунаевский, И.Г. Эренбург и другие известные дея­тели литературы, искусства и науки. Однако:«.. .обращение еврейской общественности так и не появилось в печати. Думается, Сталин успел незадолго до приступа смертель­ной болезни отвергнуть эту идею, исходя из того сообра­жения, что публикация любой, даже выдержанной в самом оптимистическом тоне коллективной петиции евреев бу­дет свидетельствовать о том, что в стране продолжает су­ществовать пресловутый «еврейский вопрос»1.

Все понимали: только Хозяин мог запретить письмо, подготовлявшееся по распоряжению секретариата ЦК.

А.М. Борщаговский (писатель и литературный критик, один из главных объектов травли в период антисемитской кампании) вспоминал в своей книге: «Окрик раздался с са­мого верха. Сталин не захотел делить евреев на хороших и плохих. Он не захотел, чтобы евреи откупились «кучкой буржуазных националистов».

1 Г. Костырченко. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., 2001. Цит. по: Я. Рабинович. Илья Эренбург. Портрет на фоне времени. М.: «Алгоритм», 2011. С. 464.

50

Знавшим об этом стало страшно. Если Хозяин не разре­шает откупиться «кучкой буржуазных националистов», не задумал ли он наказать весь народ?

Уже вскоре ответ на этот вопрос стал ясен. Вместо по­каянного письма евреев (которое должно было остановить кампанию) в «Правде» появился яростный антисемитский фельетон «Простаки и проходимцы». В нем было множест­во персонажей с еврейскими фамилиями, и все они были жуликами и вредителями, «проходимцами», которых при­нимают на работу доверчивые «простаки», потерявшие бдительность русские люди.

И естественно, последовал новый виток антисемит­ской истерии. Уже в конце февраля по Москве поползли слухи: евреев будут выселять в Сибирь.

Люди знали: слухи, которых Хозяин не желал, прекра­щались быстро, их распространителей немедленно сажа­ли. Здесь же день ото дня слух становился пугающе мас­совым. Но, как и во времена нацизма, многие евреи пыта­лись себя успокоить. Сосед по дому говорил моему отцу: «Вы представляете, сколько будет нужно вагонов?! Нет, он попросту не сможет!»

Но они врали себе, ибо знали: он сможет! Как смог даже в разгар войны переселить сотни тысяч с Кавказа в Сибирь.

Но что это все означало? Зачем нужны были антисемит­ская кампания, депортация евреев, грядущая чистка руко­водства и надвигавшийся террор?

Наивно объяснять это (как и террор 1937 года) пара­нойей Сталина или его животным антисемитизмом.

Это был холодный прагматик, который за четверть века безраздельной власти всегда имел четкое обоснова­ние своих самых чудовищных поступков.

Да, Сталин не любил евреев, но он никогда не дейст­вовал в угоду страстям. Не любя евреев, он сделал своими довереннейшими лицами и Кагановича (третьего челове­ка в государстве), и Мехлиса, который был его секретарем,

51

а в дни войны — главой Политуправления армии. Да и внук Хозяина был сыном еврея...

Тогда в чем же дело?Мог ли Сталин не понимать, что его государственный

антисемитизм вызовет антисоветскую волну на Западе, и, прежде всего в США, что готовившаяся депортация евреев может довести враждебность Америки до высшей точки?

Странный вопрос! Конечно же, понимал! Значит, поче- му-то желал этой конфронтации? Хотел разругаться с Запа­дом до конца? Чтобы...

И еще вопрос: для чего он готовил террор?Террор 30-х годов должен был создать единое обще­

ство, безоговорочно подчиняющееся воле Хозяина. И в 1953 году он имел те же задачи: восстановить расшатав­шуюся в войне дисциплину, начавший исчезать страх, что­бы создать единое общество, безоговорочно подчиняю­щееся воле Хозяина.

Но как справедливо объяснял Молотов в беседах с Чуе- вым, террор в 30-х годах имел конечную цель — подгото­вить страну к войне.

И надвигавшийся террор 50-х годов ему нужен был, чтобы...

Да, чтобы начать новую Большую войну — войну с За­падом. Последнюю войну, которая должна была оконча­тельно сокрушить капитализм.

Планировалась Отечественная, Священная война — под знакомыми, понятными лозунгами: сокрушить всемир­ное зло (капитализм) и его агентов (международное еврей­ство). Воплощением этого зла пропаганда, естественно, объявила Америку. Вот почему он провоцировал конфрон­тацию со Штатами.

Старый диктатор решил осуществить Великую мечту, ибо в тот момент у него были все возможности для этого: его войска стояли в странах Восточной Европы и в Герма­нии; его армия, закаленная в войне, пока была самой мо­гущественной в мире; его столица была защищена двой­

52

ным кольцом ракет; со дня на день он ждал испытания са­мого мощного в мире оружия, которое пока — на короткий срок — выводило его в лидеры (но он знал, что американ­цы идут следом); треть человечества была под его знаме­нами, и многие сотни тысяч сочувствовали ему — победи­телю Гитлера...

Однако все эти преимущества были временными. Пока он был впереди — пока! Но уже завтра его полуголодная, полуразрушенная страна — покатит вспять!

Мог ли этот великий хищник, уже теряя физические силы, в ощущении грядущего конца, не воспользоваться последним шансом, осуществить Великую мечту?

Я отлично понимал, что документов об этом быть не может.

Уже в день смерти Сталина в его архиве началась про­верка и чистка. Было принято постановление: «Поручить Маленкову Г.М., Хрущеву Н.С., Берия Л.П. принять меры к тому, чтобы документы и бумаги тов. Сталина, как действую­щие, так и архивные, были приведены в надлежащий поря­док». (Из протокола совместного заседания ЦК КПСС, Сове­та министров и Президиума Верховного Совета от 5 марта1953 года. Эта секретная часть протокола была опублико­вана впервые лишь через 41 год.)

Так что, «меры были приняты» и «надлежащий поря­док наведен». Вряд ли эта тройка оставила документы, сви­детельствовавшие о намерении СССР развязать мировую войну. Но в нашей стране, где документы в архивах перио­дически уничтожались или полны фальсификаций, сущест­вует забавный исторический источник — устные рассказы современников.

А. Борщаговский рассказал мне об удивительной фра­зе Сталина, будто бы сказанной в феврале 1953 года. Он услышал об этой фразе и обо всем случившемся от своих близких (увы, умерших) знакомых — в частности, генерал- полковника Д. Драгунского, члена Центральной ревизион­ной комиссии ЦК КПСС.

53

Дело происходило в кабинете Хозяина. Вышинский (ко­торый с 1940 года ушел из прокуратуры и занимал руково­дящие посты в Министерстве иностранных дел) рассказал Сталину о чудовищной реакции Запада на готовившийся процесс врачей. В ответ Сталин обрушился на Вышинского, назвал выступление меньшевистским и наорал на соратни­ков, назвав их «слепыми котятами».

В конце он сказал: «Мы никого не боимся, а если госпо­дам империалистам угодно воевать, то нет для нас более подходящего момента, чем этот».

Вот что пишет в своей книге чешский историк Карел Каплан: «В секретных архивах чехословацкой компартии сохранилось изложение выступления Сталина на совеща­нии руководителей братских компартий в 1951 году. Сталин объяснил участникам совещания, что настал наиболее вы­годный момент для наступления на капиталистическую Ев­ропу... Война в Корее показала слабость американской ар­мии... Лагерь социализма получил военное преимущество, но это преимущество временное... Таким образом, основ­ной задачей социалистического лагеря является мобилиза­ция всех его политических и военных сил для решающего удара по капиталистической Европе... Возникла реальная возможность установить социализм по всей Европе».

Сталин уехал на дачу и до своей смерти оттуда уже не выезжал. В Журнале регистрации посетителей после 17 февраля записей нет. Хозяин более не возвращался в Кремль. И кто-то провел на полях Журнала красную черту, как бы подводя итог...

Впрочем, 2 марта в его кабинет вновь войдут посети­тели.

Но уже без него»1.По версии Э. Радзинского, со второй половины февра­

ля 1953 года подготовка к намеченным мероприятиям по развязыванию Третьей мировой войны, согласно выше­приведенной схеме, подходила к концу. Находясь в добро­

' Э. Радзинский. Три смерти. М.: «АСТ», 2007. С. 386— 391.

54

вольном затворничестве на ближней даче и проводя ре­гулярные встречи с членами «Четверки», Сталин до дета­лей продумал все этапы подготовительной операции. На 2 марта было намечено проведение заседания Президиума ЦК КПСС, на котором должны были быть приняты соответ­ствующие решения по «Делу врачей» и депортации евре­ев, которых уже 5 марта должны были вывести из Москвы. Члены «Четверки» прекрасно понимали, что с этого момен­та Третья мировая война приблизится вплотную и станет практически неизбежной. Для успеха в войне, как это уже было в преддверии Великой Отечественной войны, долж­на начаться вторая часть задуманной Сталиным програм­мы— предвоенный террор, «великая чистка». Понятно было им и то, что никому из них уже несдобровать, — всех их ожидает один конец — смерть.

Наиболее активный и дальновидный член «Четверки», Л.П. Берия понял: чтобы спастись, нужно принимать сроч­ные меры по ликвидации Хозяина. Далее Э. Радзинский продолжает:

«Сколько легенд было о его смерти! Даже придворный писатель Симонов точно ничего не знал. В 1979 году он пи­шет: «Меня и сейчас, спустя четверть века, терзает любо­пытство: как это умирание произошло на самом деле».

Хотя уже в период Хрущева шепотом рассказывали следующую легенду: «Смерть Хозяина произошла совсем не в Кремле, как объявлено в официальном сообщении, а на ближней даче. В ночь на 1 марта охранники Сталина по телефону вызвали Берию, сказали: «Хозяин подозрительно долго не выходит из своих комнат». Берия позвонил Хру­щеву и Маленкову, они все вместе приехали и вошли в его комнату. Он лежал на полу без сознания и вдруг зашевелил­ся. Тогда Хрущев бросился к нему и стал душить, а за ним уже все накинулись на тирана. И придушили его. Всех ста­линских охранников Берия расстрелял в ту же ночь. Стране сообщили о болезни Сталина, когда тот уже был мертв»1.

1Э. Радзинский. Три смерти. С. 393.

55

Но это все легенды. В предыдущей главе мы уже упоми­нали о том, как Э. Радзинский сам решил провести рассле­дование обстоятельств смерти Сталина. Следуя за Д. Вол- когоновым, он обратился к рукописным воспоминаниям А. Рыбина, а затем «вышел» непосредственно на П. Лозгачева, который и поведал ему коллективно выработанную в мар­те 1977 года «легенду Лозгачева». К нашему удивлению, пи- сатель-историк-драматург Э. Радзинский поверил в эту ле­генду от первого до последнего слова и на основании ее внес соответствующие коррективы в свою «милитарист­скую» версию.

Для начала он начисто отверг версию Н.С. Хрущева и полностью переключился на «легенду Лозгачева», выделив из нее два, на его взгляд, самых существенных момента. Во- первых, он поверил легенде, что Сталин мог отдать распо­ряжение охране, чтобы они спокойно спали, а охрана бес­прекословно это распоряжение выполнила:

«Итак, в ту ночь на ближней даче пили легкое вино — никаких крепких напитков, которые могли спровоциро­вать приступ, не было. Хозяин, по словам Лозгачева, «был добрый», а «когда он чувствовал себя неважно, у него на­строение менялось — лучше не подходи».

Но главное— удивительная фраза: «Ложитесь-ка вы все спать», которую Лозгачев от Хозяина «слышит впер­вые». Точнее, не от Хозяина — от прикрепленного Хруста- лева. Это он передает приказ Хозяина, а утром уезжает с дачи. Приказ, который так удивил и Лозгачева, и другого охранника, Тукова. Они-то знают, как беспощадно Хозяин следит за порядком. Эта фраза нарушала священный поря­док: разрешала им всем спать, то есть не охранять его ком­наты и не следить друг за другом.

Что и произошло»1.Во-вторых, он безоговорочно верит Лозгачеву, что на

ближнюю дачу первыми по вызову охраны прибывают Бе­

1Э. Радзинский. Три смерти. С. 397.

56

рия и Маленков, а не «Четверка» в полном составе по вер­сии Н.С. Хрущева:

«Лозгачев: «В 3 часа ночи слышу — подъехала маши­на. (Прошло почти четыре часа после того, первого звон­ка, почти четыре часа Сталин лежит без помощи — и толь­ко теперь приехала машина. — Э. Р.) Приехали Берия и Ма­ленков. У Маленкова ботинки скрипели, помню, он снял их, взял под мышку. Они входят: «Что с Хозяином?» А он лежит и чуть похрапывает... Берия на меня матюшком: «Что ж ты панику поднимаешь? Хозяин-то, оказывается, спит преспо­койно. Поедем, Маленков!» Я им все объяснил, как он ле­жал на полу, и как я у него спросил, и как он в ответ «дзык- нул» невнятно. Берия мне: «Не поднимай панику, нас не бес­покой. И товарища Сталина не тревожь». Ну и уехали».

Итак, объявив, что 74-летний старик, пролежавший че­тыре часа в луже мочи, «преспокойно спит», соратники уез­жают, вновь оставив Хозяина без помощи»1.

Таким образом, взяв за основу «легенду Лозгачева», Э. Радзинский приходит к однозначному выводу, что орга­низатором убийства Сталина был Берия, а исполнителем «прикрепленный» к Сталину телохранитель И.В. Хрусталев, хотя и оговаривается, что до конца раскрыть тайну смерти вождя вряд ли кому-либо удастся:

«Мы никогда не узнаем, что же произошло ночью в запертых комнатах Хозяина. Но есть только два варианта происшедшего: или Хозяин обезумел и действительно от­дал приказ всем спать, «по удивительному совпадению, той же ночью с ним случился удар... или Хрусталеву было кем-то приказано уложить спать своих подчиненных, что­бы остаться наедине с Хозяином — ему или кому-то еще, нам неизвестному. (После ареста Власика Берия, конечно же, завербовал кадры в оставшейся без надзора охране. Он должен был использовать последний шанс выжить.)

Проник ли в неохраняемую комнату сам Хрусталев или кто-то еще? Сделали ли укол заснувшему после «Маджари»

1Э. Радзинский. Три смерти. С. 401.

57

Хозяину? Спровоцировал ли этот укол удар? Проснулся ли Хозяин, почувствовав дурноту, и пытался ли спастись, но су­мел дойти только до стола? Все это — предположения... но если все так и было, становится понятной поражающая сме­лость соратников: узнав о происшедшем, они не спешат при­мчаться на помощь, будто точно знают, что произошло, уве­рены, что Хозяин уже безопасен. Но в обоих вариантах чет­верка сознательно бросила Хозяина умирать без помощи.

Так что в обоих вариантах они убили его. Убили трусли­во, как жили. И Берия имел право сказать Молотову слова, которые тот потом процитировал: «Я его убрал»1.

Пока Сталин лежал на смертном одре, приближенные принялись делить власть. Оставив при умирающем вож­де Булганина, соратники поспешили в Кремль, в кабинет Сталина, поскольку дежурный секретарь приемной вождя, сменивший на этом посту Поскребышева, продолжал бес­пристрастно фиксировать посетителей в Журнале учета.

Согласно записи в Журнале от 2 марта в 10.40 утра в кабинете собрались Берия, Маленков и Хрущев, а вскоре к ним присоединились опальные Молотов, Микоян, Вороши­лов, Каганович и остальные члены Президиума ЦК КПСС2. В половине девятого вечера, согласно Журналу, все вновь собрались в сталинском кабинете — продолжали делить власть. И так каждый день. Но беспомощный, еле дышащий полутруп вождя еще был им нужен.

«Профессор Мясников: «Маленков дал нам понять, что... он надеется, что медицинские мероприятия смогут продлить жизнь больного на достаточный срок. Мы все по­няли, что речь идет о необходимом сроке для организа­ции новой власти и подготовки общественного мнения... Сталин иногда стонал. Только на один короткий миг по­казалось, что он осмысленным взглядом обвел окружаю­

1Э. Радзинский. Три смерти. С. 402.2 Автор видимо оговорился. «Остальных» членов Президиума ЦК

КПСС 25 человек. В эти скорбные дни кабинет Сталина посещали только члены Бюро Президиума ЦК КПСС и то не все и не во все дни.

58

щих. Тогда Ворошилов сказал: «Товарищ Сталин, мы здесь, твои верные друзья и соратники. Как ты себя чувствуешь, дорогой?» Но взгляд уже ничего не выражал. Весь день мы что-то впрыскивали, писали бюллетени. Члены Политбюро подходили к умирающему, те, кто рангом пониже, смотре­ли через дверь. Помню, Хрущев тоже держался у дверей. Во всяком случае, иерархия соблюдалась: впереди — Ма­ленков и Берия, далее — Ворошилов, Каганович, Булганин и Микоян. Молотов был нездоров, но два-три раза приез­жал на короткий срок».

Молотов: «Меня вызвали на дачу... Глаза у него были за­крыты, и, когда он открывал их и пытался говорить, тогда к нему подбегал Берия и целовал ему руку. После похорон Берия хохотал: «Корифей науки, ха-ха-ха».

Наступило 5 марта.Светлана: «Отец умирал страшно и трудно... Лицо по­

темнело, изменилось... черты лица становились неузна­ваемы... Агония была страшной, она душила его прямо на глазах... В последнюю уже минуту он вдруг открыл глаза. Это был ужасный взгляд — то ли безумный, то ли гневный, И полный ужаса перед смертью... И тут... он вдруг поднял кверху левую руку и не то указал куда-то вверх, не то по­грозил всем нам... И в следующий момент душа, сделав по­следнее усилие, вырвалась из тела».

Впрочем, каждый воспринял этот последний его жест по-своему.

Реаниматор Чеснокова: «Но вот дыхание резко нару­шилось, наступило возбуждение. Левая рука, как в привет­ствии, поднялась и упала. Это была агония. Дыхание оста­новилось».

Лозгачев: «Говорят, когда он умирал, то, как тогда у стола, поднял руку — просил о помощи... Но кто ему поможет!..»

Мясников: «Смерть произошла в 21.50».Светлана: «Берия первым выскочил в коридор, и в ти­

шине зала, где все стояли молча, послышался его громкий, не скрывавший торжества голос: «Хрусталев, машину!..» И круглолицая, курносая Валечка Истомина грохнулась на

59

колени около дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос».

К Хрусталеву обращается Берия! Из всех прикреплен­ных выбирает Хрусталева! (Напрасно Э. Радзинский подво­дит под восклицательный знак обращение Берия к Хруста­леву. Он обращался к своему шоферу С. Хрусталеву — од­нофамильцу И. Хрусталева.— А.К.).

Берия торопится уйти. Но другие соратники остаются. Для Берии он был только Хозяин. Для остальных— Моло­това, Кагановича, Ворошилова — он был их молодостью, их надеждами. Он был всей их жизнью. Но, постояв немно­го, и они ринулись в Кремль вслед за Берией — принимать власть. В Кремле в это время шло совместное заседание ЦК партии, Совета Министров, Верховного Совета. Оно долж­но было легализовать то, о чем они уже договорились.

К. Симонов был членом Верховного Совета. Но и он, как и вся страна, верил, что Сталин еще жив и борется со смер­тью здесь, в Кремле: «Я пришел в зал за сорок минут, но уже собрались все. Мы все знали, что где-то рядом в Кремле ле­жит Сталин, который никак не может прийти в сознание. Все сидели совершенно молча... Я никогда бы не поверил, что в течение сорока минут так могут молчать триста тес­но сидящих людей. Никогда в жизни не забуду этого мол­чания. Из задней двери вышли они — те, кто был в Бюро Президиума ЦК, плюс Молотов и Микоян. Вступительную речь сказал Маленков. Смысл: товарищ Сталин продолжа­ет бороться со смертью, но, даже если он победит, состоя­ние его настолько тяжелое... Нельзя оставлять страну без руководства. Поэтому необходимо сформировать прави­тельство».

Сформировали. Комедию играть больше не было смыс­ла. И когда после заседания Симонов приехал в «Правду», зазвонил телефон. Редактор выслушал сообщение, пове­сил трубку и сказал коротко: «Сталин умер»1.

1Э. Радзинский. Три смерти. С. 404— 406.

Глава 4

В. КАРПОВ О «ГИБЕЛИ» СТАЛИНА

Так называется глава, посвященная последним дням жизни И.В. Сталина, в известном двухтомнике В. Карпова «Генералиссимус»1. Автор решительно отвергает естест­венный ход событий, когда человек умирает от болезней, в результате несчастного случая, по старости, наконец. При этом он ссылается на то, что здоровье Сталина было подорвано в напряженные годы войны, отмечает резкое снижение работоспособности вождя, приводя в доказа­тельство количество приемных дней помесячно, начиная с 1947 года.

В то же время Сталин серьезно работал над созданием учебника политэкономии, часто встречался с учеными, вел дискуссии по спорным вопросам политэкономии социа­лизма с такими крупными учеными, как Шепилов, Леонть­ев, Островитянов, Юдин и другими.

Руководитель авторского коллектива, которому было поручено подготовить проект учебника политэкономии социализма, Дмитрий Трофимович Шепилов рассказывал впоследствии автору о том, как шла работа над учебником, при этом восхищался, насколько глубоко И.В. Сталин вла­дел вопросом. Он дважды прочитал подготовленную уче­ными рукопись, возвращая ее каждый раз на доработку со своими многочисленными, принципиальными замечания­ми и предложениями.

В сентябре 1952 года он завершает свой знаменитый теоретический труд «Экономические проблемы социализ­

1 В. Карпов. Генералиссимус. Кн. 2. М.: «Вече», 2009. С. 428.

61

ма в СССР», который был опубликован накануне XIX съез­да партии. Сталин продолжал работу по этой проблемати­ке. Им была написана вторая часть этой работы, которую он давал прочитать некоторым членам Политбюро, однако, по­сле его смерти следы этой работы обнаружить не удалось.

В. Карпов поддерживает широко распространенную легенду, что к концу своей жизни Сталин избегал врачей и страдал подозрительностью:

«Все, кто близко знал Сталина, отмечают не только его старение, но еще и усилившуюся подозрительность. Буду­чи уже больным, Сталин избегал врачей, не доверял им. И все же соратники Иосифа Виссарионовича уверены, что Сталин умер не от болезней, а погиб в результате предна­меренных воздействий. И даже определенно указывают, чьих именно.

Но— по порядку. Прежде всего, надо выяснить, кто был заинтересован в гибели Сталина.

Многие из близких людей называют таким заинтересо­ванным лицом Лаврентия Берию. Почему? — Потому что все предшественники Берии на должности наркома или министра внутренних дел (КГБ) были расстреляны якобы за то, что много знали. У Берии были основания считать, что настал его черед. Он действительно не только много знал, но и накапливал «компромат» на членов Политбюро, в том числе на Сталина.

Берия имел реальную власть, пожалуй, даже большую, чем сам Сталин. По одному его слову человека могли унич­тожить.

Сталин, разумеется, это знал и, наверное, решил, что пора окоротить власть земляка, которого призвал в Моск­ву из Грузии как верного и преданного слугу.

Убрать (окоротить) Берию без всякой причины нельзя, поэтому, когда возникло так называемое «Дело мингрелов» (его, кстати, раскрутил Маленков и вначале поддержал сам Берия против своих земляков, потому что они о нем много знали), Сталин решил воспользоваться этим удобным слу­чаем.

62

Он вызвал министра госбезопасности Абакумова, вро­де бы поинтересовался, что там за дело с мингрелами?

Абакумов изложил, что ему было известно. И вот тут Сталин якобы намекнул:

— Ищите большого мингрела...Абакумов, разумеется, был человеком догадливым, он

все понял. Но теперь надо встать на его место и попытать­ся решить: как быть? Сталин, его власть вне конкуренции. Но вождь старый, он уже теряет эту власть, отходит от дел, он устал. А Берия полон сил, и в Политбюро он номер один, все трепещут перед ним.

И Абакумов, видимо, решил сделать ставку на Берию. Как показали дальнейшие события, этим Абакумов погубил себя, Берию и Сталина. В этой схватке для каждого исход мог быть только один — смерть!

Понимаю, что сделать такое заявление с моей сторо­ны довольно рискованно, однако, опираясь на конкретные действия трех названных «смертников», попытаюсь дока­зать правомерность такого предположения...

Абакумов шепнул или прямо сказал Лаврентию Пав­ловичу о «намеке» Сталина. Берия понял, что в «мингрель­ском деле» ему предназначена роль «большого мингрела» со всеми вытекающими расстрельными последствиями.

Сталин, Берия и Абакумов втайне начали предприни­мать меры для своего спасения и ликвидации того, от кого грозила смертельная опасность.

Сталин в конце 1951 года начал подозревать, что Аба­кумов ведет двойную игру, и приказал его арестовать. Что и было сделано.

Вскоре были арестованы начальник следственной час­ти по особо важным делам МГБ СССР генерал-майор А. Ле­онов, три его заместителя — полковники М. Лихачев, В. Ко­маров и Л. Шварцман, а также начальник секретариата министерства полковник И. Чернов и его заместитель пол­ковник Я. Броверман. Как явствовало из формулировки об­винения, все они во главе с Абакумовым представляли со­

63

бой преступную группу, занимавшуюся враждебной дея­тельностью против большевистской партии и Советского государства. Предлогом послужило письмо Рюмина Стали­ну, в котором тот обвинил Абакумова в предательстве.

М. Рюмин был повышен в должности до начальника следственной части МГБ и зам. министра МГБ (но через 10 месяцев и он сидел в камере).

В порядке самозащиты Сталин решил на XIX съезде об­новить состав ЦК и Политбюро, избавиться от некоторых старых руководителей, которые вызывали у него подозре­ние.

Съезд проходил с 5 по 14 октября 1952 года. Отчетный доклад делал Маленков, он подвел итоги работы партии за 13 лет после XVIII съезда. Были утверждены директивы по 6-й пятилетке и ВКП(б) переименована в КПСС.

В коротком выступлении 14 октября Сталин уделил главное внимание международным проблемам. Вождь опять показал свое широкое стратегическое мышление и предвидение. Он как бы предсказал то, что произошло че­рез четверть века:

«Раньше буржуазия позволяла себе либеральничать, отстаивала буржуазно-демократические свободы и тем са­мым создавала себе популярность в народе. Теперь от ли­берализма не осталось и следа. Нет больше так называемой «свободы личности» — права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граж­дане считаются сырым человеческим материалом, пригод­ным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равнопра­вия людей и наций, он заменен принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуати­руемого большинства граждан. Знамя буржуазно-демокра­тических свобод выброшено за борт. Я думаю, что это зна­мя придется поднять нам, представителям коммунистиче­ских и демократических партий, и понести его вперед, если хотите, собрать вокруг себя большинство народа. Больше некому его поднять.

64

Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаи­вала права и независимость нации, ставя их «превыше все­го». Теперь не осталось и следа от «национального прин­ципа». Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет со­мнения, что это знамя придется поднять вам, представите­лям коммунистических и демократических партий, и понес­ти его вперед, если хотите, быть патриотами своей страны, если хотите, стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять.

Так обстоит дело в настоящее время».На съезде был избран новый состав Центрального Ко­

митета партии. По предложению Сталина его увеличили вдвое — избрано 125 членов и 111 кандидатов.

В свое время Ленин, желая избавиться в руководстве партии от оппортунистов, влил в состав ЦК новые силы.

На пленуме ЦК 16 октября 1952 года Сталин объяснил членам ЦК, почему надо обновить состав Политбюро (кста­ти, очень важное выступление Сталина на этом пленуме не публиковалось, потому что оно бросало тень на старых членов Политбюро. После смерти Сталина они вновь обре­ли прежний свой, как говорят сегодня, имидж. А разобла­чительную речь Сталина хотели предать забвению).

И еще процитирую любопытные комментарий писате­ля Симонова, который был на съезде. Мне кажется очень важным не только то, что говорил Сталин, но еще и то, как он это говорил, и какова была реакция присутствующих.

Пленум длился около двух часов. Примерно полтора часа говорил Сталин. Симонов так об этом пишет:

«Говорил он от начала до конца сурово, без юмора, ни­каких листков или бумажек перед ним на кафедре не лежа­ло, и во время своей речи он внимательно, цепко и как-то тяжело вглядывался в зал, так, словно пытался проникнуть в то, что думают эти люди, сидящие перед ним и сзади.

65

И тон его речи, и то, как он говорил, — все это привело всех сидевших к какому-то оцепенению».

Но Сталин не успел воспользоваться своей победой на XIX съезде. Берия провел ряд опасных, но хорошо проду­манных подготовительных акций по устранению верных Сталину ответственных работников.

17 февраля 1953 года «безвременно» скончался моло­дой, полный сил генерал Косынкин, комендант Кремля, от­ветственный за безопасность Сталина, назначенный на эту должность лично Сталиным из своей охраны.

Удаление самых близких и преданных Сталину— Вла­сика и Поскребышева — Берия осуществил со свойствен­ной ему иезуитской хитростью. Этих людей нельзя было убрать по какому-то поводу, выдвинутому самим Берией, потому что Сталин ему не доверял. Был применен многохо­довой (как шахматный) маневр.

На прием к Сталину настойчиво стал проситься ми­нистр финансов Зверев. Он уверял — дело серьезное и не­отложное. Сталин принял его.

Это был первый ход в задуманной Берией комбинации. Зверев, конечно же, не по своей инициативе пришел к Ста­лину. Берия не только заставил его, но и снабдил «компро­матом» на обслугу и охрану Сталина.

Арсений Григорьевич Зверев более двадцати лет руко­водил сложнейшим в государстве финансовым делом. Ста­лин высоко ценил его, доверял ему.

Дело, которым Зверев потревожил Сталина, оказалось несколько неожиданным — он доложил о больших затра­тах средств на охрану и злоупотреблениях лиц, осуществ­ляющих эту охрану. Сталин, как известно, был очень скро­мен в своих личных потребностях. Он возмутился, узнав о безобразиях, которые творят те, кому он доверяет. Немед­ленно приказал— назначить комиссию и разобраться в этих неприглядных делах.

Комиссию создали в составе: Берия, Маленков, Зверев и некоторые другие. Это был второй ход Берии — теперь

66

он держал в руках дальнейшее развитие задуманной ком­бинации. Вполне естественно, комиссия подтвердила док­лад Зверева, она вскрыла еще ряд крупных не только нару­шений, но и преступлений.

Третий ход Берии. Поскольку все это получило огласку, Сталин был вынужден дать согласие на арест Власика, а за­тем и Поскребышева.

И наконец, четвертый ход Лаврентия Павловича в этой коварной операции: Власик и Поскребышев оказались на Лубянке. А здесь добавили Власику разглашение государ­ственной тайны и связь со «шпионом» Стенбергом (худож­ником, оформлявшим Красную площадь в дни праздни­ков). Сталин уже не мог спасти Власика при таком серьез­ном обвинении.

Подстроена утрата секретных документов Поскребы­шевым, который около двадцати лет был преданным сек­ретарем Сталина. Ему на смену поставлен «человек Бе­рии» — Малин.

Для того чтобы показать свою работу как стража безо­пасности Сталина, Берия организовал «дело врачей». По его указанию сексотка КГБ Тимашук написала письмо о вре­дительском лечении и умерщвлении государственных дея­телей врачами кремлевской больницы.

Арестом этих врачей Берия не только подтверждал свою преданность Сталину, но и окружал вождя своими ме­дицинскими ставленниками. Однако Сталин разгадал этот ход Берии и обратил дело врачей против него же.

13 января 1953 года в газетах была опубликована «Хро­ника ТАСС» (отредактированная Сталиным). В ней сообща­лось о раскрытии органами госбезопасности «террористи­ческой группы врачей, ставивших своей целью, путем вре­дительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза». В «Хронике» говорится, что «врачи-вре­дители» работали по заданию двух иностранных разведок: американской (профессора — врачи М.С. Вовси, Б.В. Коган,А.И. Фельдман, А.М. Гринштейн, Г.Я. Этингер, Г.И. Майоров)

67

и английской (академик В.Н. Виноградов, профессора-вра- чи М.Б. Коган, П.И. Егоров). Все арестованные, кроме Вино­градова и Егорова, — евреи. Все они врачи кремлевской по­ликлиники и, как таковые, лейб-врачи членов Политбюро, правительства и высших военных чинов. Все евреи первой группы были «завербованы» в американскую разведку че­рез Международную еврейскую буржуазно-националисти­ческую организацию «Джойнт», выдающую себя за благо­творительную организацию, а члены группы Виноградова «оказались давнишними агентами английской разведки».

«Хроника» сообщила о признании врачей в том, что они умертвили «путем вредительского лечения» секрета­рей ЦК Жданова и Щербакова, хотели убить маршалов Ва­силевского, Говорова и Конева, генерала Штеменко, адми­рала Левченко. Профессор Вовси якобы заявил следствию, что получил директиву от сионистов из «Джойнта» «об ис­треблении руководящих кадров СССР».

В этом же номере «Правды» опубликована статья «Под­лые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». Статья без подписи, но стиль и направленность ее, несо­мненно, открывают авторство Сталина. И самое главное в этой статье то, что Сталин указывает, кто виноват, кто про­зевал эти преступные действия новых врагов народа: 1) «Некоторые наши советские органы и их руководители по­теряли бдительность, заразились ротозейством»; 2) «Орга­ны госбезопасности не вскрыли вовремя вредительской, террористической организации среди врачей».

Берия понимает, что спрятано за этими словами, он ак­тивизирует своих друзей в Политбюро — Хрущева, Мален­кова, Булганина. Эта троица давно уже жила и действовала под бдительным оком Лаврентия Павловича. Хрущев был своим человеком на даче Берии, часто ночевал там после солидных возлияний. Поддерживают Берию на заседани­ях Политбюро Молотов (он попал в опалу после ареста его жены Жемчужиной), Ворошилов (его жена тоже арестована

бв

как шпионка), Каганович (у которого совесть нечиста — со­действовал созданию Еврейской республики в Крыму), Ми­коян, который всегда поддерживал сильную сторону (два сына арестованы).

«Дело врачей» использовали каждая из борющихся сторон в своих интересах. Еще в 1951 году всплыл следо­ватель — подполковник М. Рюмин, который написал Стали­ну донос на самого министра КГБ Абакумова, обвинив его в содействии врачам-террористам в ходе следствия и со­крытии сигнала Тимашук о вредителях-врачах, поступив­шего от нее еще в 1948 году! Арестованный генерал Власик подтвердил, что такое письмо он получил и передал Аба­кумову.

И вот финал этой многоходовой подковерной борьбы. Привожу рассказы очевидцев, а может быть, и соучастни­ков убийства Сталина»’.

Далее автор приводит версию убийства И.В. Сталина в полном соответствии с «легендой Лозгачева» и делает вы­вод, что он был отравлен, поскольку последствия «отрав­ления» практически открытым текстом признает академик АЛ. Мясников, воспоминания которого приведены ниже с последующими комментариями В. Карпова:

«Вызвали поздно вечером 2 марта 1953 года. Как вы­глядел Сталин: коротковатый и толстоватый, лицо переко­шено, правые конечности лежали как плети. Он тяжело ды­шал, периодически то тише, то сильнее (дыхание Чейн-Сто- кса). Кровяное давление 210— 110. Мерцательная аритмия, лейкоцитоз до 17 ООО. Была высокая температура — 38° с долями. При прослушивании и выстукивании сердца осо­бых отклонений не отмечалось, в боковых и передних от­делах легких ничего патологического не определялось.

Диагноз: кровоизлияние в левом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза.

1 В. Карпов. Указанное сочинение. С. 429— 432; 435— 437.

69

Каждый из нас нес свои часы у постели больного. По­стоянно находился при больном кто-нибудь из Политбюро ЦК — чаше всего Ворошилов, Каганович, Булганин, Микоян.

Третьего утром консилиум должен был дать ответ на вопрос Маленкова о прогнозе. Ответ наш мог быть толь­ко отрицательным — смерть неизбежна. Маленков дал нам понять, что он ожидал такого заключения...

Необходимо отметить, что до своей болезни — послед­ние, по-видимому, три года — Сталин не обращался к вра­чам за медпомощью, во всяком случае, так сказал началь­ник Лечсанупра Кремля.

В Москве он, видимо, избегал медицины. На его боль­шой даче в Кунцево не было даже аптечки с первыми необ­ходимыми средствами, не было, между прочим, даже нит­роглицерина, и, если бы у него случился припадок грудной жабы, он мог бы умереть от спазма, который устраняется двумя каплями лекарства.

С каких пор у него гипертония — тоже никто не знал (и он ее никогда не лечил).

Сталин дышал тяжело, иногда стонал. Только на один короткий миг показалось, что он осмысленным взглядом обвел окружающих его. Тогда Ворошилов склонился над ним и сказал: «Товарищ Сталин, мы все здесь, твои верные друзья и соратники. Как ты себя чувствуешь, дорогой?».

Но взгляд уже ничего не выражал. [...] Ночью много раз казалось, что он умирает.

На следующее утро, четвертого, кому-то пришла в го­лову идея, нет ли вдобавок ко всему инфаркта миокарда. Из больницы пришла молоденькая врачиха, сняла электро­кардиограммы и безапелляционно заявила: «Да, инфаркт».

Переполох. В «деле врачей» уже фигурировало умыш­ленное недиагностирование инфаркта миокарда у погуб- ленных-де ими руководителей государства.

Теперь, вероятно, мы... Ведь до сих пор мы в своих ме­дицинских заключениях не указывали на возможность ин­фаркта. А они уже известны всему миру. Жаловаться на

70

боль, столь характерную симптому инфаркта, Сталин, буду­чи без сознания, естественно, не мог. Лейкоцитоз и повы­шенная температура могли говорить и в пользу инфаркта.

Утром пятого у Сталина вдруг появилась рвота кро­вью: эта рвота привела к упадку пульса, кровяное давле­ние пало. И это явление нас несколько озадачило — как его объяснить?

Для поддержки падающего давления непрерывно вво­дили различные лекарства. Все участники консилиума тол­пились вокруг больного и в соседней комнате в тревоге и догадках. [...] Дежурил от ЦК Н.А. Булганин... Стоя у дивана, он обратился ко мне: «Профессор Мясников, отчего это у него рвота кровью?» Я ответил: «Возможно, это результат мелких кровоизлияний в стенке желудка сосудистого ха­рактера — в связи с гипертонией и инсультом». [...] Весь день пятого мы что-то впрыскивали, писали дневники, со­ставляли бюллетени. [...]

Объяснение желудочно-кишечных кровоизлияний за­писано в дневнике и вошло в подробный эпикриз, состав­ленный в конце дня, когда больной еще дышал, но смерть ожидалась с часу на час. [...] Наконец, она наступила в 21 час 50 минут 5 марта...

Шестого марта в 11— 12 часов дня на Садовой-Три- умфальной во флигеле во дворе здания, которое занима­ет кафедра биохимии 1-го МОЛМИ, состоялось вскрытие тела Сталина. Присутствовали из состава консилиума толь­ко я и Лукомский. [...] Вскрывал А.Н. Струнов, профессор 1- го МОЛМИ, присутствовал Н.Н. Аничков (президент АМН), биохимик профессор С.Р. Мардашев, который должен был труп бальзамировать, патологоанатомы: проф. Скворцов, Мигунов, Русаков.

По ходу вскрытия мы, конечно, беспокоились — что с сердцем? Откуда кровавая рвота?

Все подтвердилось. Инфаркта не оказалось (были най­дены лишь очаги кровоизлияний)».

71

Если врачи не установили инфаркта и сами недоумева­ют: «Откуда кровавая рвота?» — то мы, грешные, не будучи медиками, из своего житейского обихода можем сказать: кровавая рвота бывает при отравлении.

Но эту очевидность медики под жестким и холодным взором Берии боятся высказать. Они пишут угодные Берии (и спасительные для себя) «Заключение» и «Эпикриз».

Давайте проанализируем ход событий по порядку.Ужинали за столом до пяти утра. Были на даче четы­

ре вероятных сообщника: Берия, Хрущев, Маленков, Булга­нин. Кто определил такой состав застолья? Наверное, Бе­рия: он тогда почти все определял по своему усмотрению. Мог кто-нибудь из участников пиршества подсыпать в ста­кан Сталина какого-то зелья? Вполне. Они вставали, кури­ли, ходили в туалет. Наиболее вероятным отравителем был Берия, потому что в его распоряжении была специальная лаборатория Майрановского, который разрабатывал яды и применял их практически для умерщвления неугодных. Яды эти были специальными, не оставляющими следов при вскрытии умерших.

Можно предположить и другую версию: яд подсыпал в минеральную воду Хрусталев, когда разъезжались гос­ти, а Сталин вышел их провожать. Помните — Сталин лежал у стола, на котором стояла «бутылка минеральной воды». Что подтверждает вероятность этой версии? Именно Хру­сталев (а не сам Сталин) сказал охране от имени Сталина: «Ложитесь спать все, мне ничего не надо, вы не понадоби­тесь». Такого странного распоряжения от Сталина никто прежде не слышал. Наоборот, Сталин иногда, отходя ко сну, спрашивал охранника подозрительно: «Спать не хочешь?» Следовательно, полковник Хрусталев придумал распоря­жение от имени Сталина — чтобы все спали. Зачем? Дога­даться нетрудно: Берия именно ему поручил подсыпать яд в воду Сталина. Может быть, при инструктаже Берия ска­зал, что яд действует не сразу, поэтому пусть все спят, никто не заходит, чтоб зелье подействовало наверняка, к утру все

72

будет кончено. Вот убедительный аргумент, подтверждаю­щий эту версию, — спустя некоторое время полковник Хру­сталев ... умер! Скончался тихо, по неизвестным причинам здоровый охранник, атлет. Типичное устранение исполни- теля-киллера...

Предположение о том, что Берия сам (или по его ука­занию один из охранников) отравил Сталина, высказано мной не случайно. Фактов, подтверждающих это предпо­ложение, много. Вот один, очень убедительный.

Под личным руководством Берии в НКВД работала сек­ретная токсикологическая лаборатория, начальником ее был Григорий Моисеевич Майрановский. Он окончил гим­назию и в 1917 году поступил в Тифлисский медицинский институт, где вступил в еврейскую социалистическую ор­ганизацию «Бунд» (Всеобщий еврейский рабочий союз). Позднее Майрановский переехал в Баку, где его брат был руководителем «Бунда».

В дни массового перехода еврейских партий в РКП(б) Майрановский стал большевиком.

Лаборатория Майрановского занималась испытанием ядов на людях, приговоренных судом или особым совеща­нием к высшей мере наказания — расстрелу. Находилась лаборатория недалеко от главного здания НКВД на Лубян­ке, в Варсонофьевском переулке.

Доставкой подопытных, приговоренных к расстрелу, занимался комендант НКВД В. Блохин.

Вот выписка из показаний Блохина от 19 сентября 1953 года: «В мою задачу входила доставка арестованных в специальные камеры. Всей работой руководил Берия или его заместители — Меркулов и Кобулов. Они давали зада­ние 1 спецотделу или отделу «А» подобрать соответствую­щих арестованных из числа лиц, приговоренных к расстре­лу, — дряхлых или цветущих — по состоянию здоровья, по возрасту — молодых или старых, по полноте — худых или полных. В соответствии с этим заданием отдел «А» или 1 спецотдел из числа лиц, приговоренных к высшей мере

73

наказания, подбирал соответствующих людей, и предписа­ния с указанием фамилий арестованных передавались мне, я доставлял осужденных к Майрановскому».

О том, что представляла собой лаборатория, позднее в своих показаниях рассказывали люди, имевшие к ней слу­жебные отношения.

Александр Григорович: «Майрановский провел ис­следования ядов примерно над 100— 150 заключенными. Я или Щеголев только отвешивали яд, а Майрановский за­мешивал его в пищу и через работника спецгруппы давал заключенному. В случаях, когда яд не оказывал смертель­ного воздействия, Майрановский сам шприцем вводил смертельную дозу. Кроме того, исследование ядов произ­водилось путем выстрелов отравленными пулями в жиз­ненно неопасные участки тела...».

Сергей Муромцев: «В спецлаборатории была обстанов­ка непрерывного пьянства Майрановского, Григоровича, Филимонова вместе с работниками спецгруппы. Майранов­ский поражал своим зверским, садистским отношением к за­ключенным. Некоторые препараты вызывали у них тяжелые мучения. Я вынужден был обратиться к Блохину и со слезами уговаривал его помочь мне освободиться от этой работы...».

Наум Эйтингон: «Я присутствовал при производст­ве опытов в лаборатории Майрановского. Подопытными были четыре человека, осужденные к ВМН. Было примене­но впрыскивание в кровь яда курарина. Яд действовал поч­ти моментально, смерть наступала минуты через две...».

На допросе 28 августа 1953 года сам Майрановский по­казал, что всего им было использовано «около 100 человек осужденных, из которых более половины умерло в резуль­тате проведенных исследований». А допрошенный 1 сен­тября 1953 года свидетель Судоплатов показал: «Таких про­токолов было не менее 150 штук, то есть таких испытаний яда над людьми было не менее чем над 150 приговоренны­ми к высшей мере наказания».

На допросе 23 сентября Майрановский сообщил след­ствию: «При исследовании мы яды давали через пишу, раз­

74

личные напитки, вводили яды при помощи уколов шпри­цем, тростью, ручкой и других колющих, специально обо­рудованных предметов. Также вводили яды через кожу, обрызгивая и поливая ее».

А теперь обратите внимание на письмо Майрановско- го лично Берии от 21 апреля 1953 года! Дело было сделано: Сталин отравлен. Берия начал прятать концы в воду. Май­рановский оказывается в подвале Лубянки. И никто, кроме Берии, не мог дать приказ на арест этого его подручного! И вот в своем письме Майрановский напоминает Берии:

«...В органах госбезопасности я организовал специаль­ную службу на научных основах согласно вашим указани­ям. Мною же разрабатывались методики специальной тех­ники на совершенно новых основах, преподанных лично Вами.

Приступив к организации специальной лаборатории для органов разведки на научных основах, мною было вы­двинуто положение: необходимо поставить проверочно­исследовательскую работу на людях с целью проверки дей­ствия различных ядовитых и снотворно-наркотических ве­ществ. Это положение было поддержано лично Вами. Вами было утверждено положение этой особой лаборатории и узко ограниченный круг лиц, имевших доступ в нее, кото­рые только одни и знали о ее существовании. Планы и отче­ты этих лабораторий утверждались Вами или В.Н. Меркуло­вым. Я обращаюсь к Вашему великодушию: простите совер­шенные мною преступные ошибки, дайте мне возможность не вести паразитическую жизнь, когда вся страна ведет ве­личественную созидательную стройку коммунизма при ляз­ганье волчьих зубов врагов — американского империализ­ма, когда дорога каждая минута. Я остался коммунистом- большевиком. Я получил хороший урок. Готов выполнить все Ваши задания на благо нашей любимой Родины...

Г. Майрановский.Владимирская тюрьма МВД СССР.21 апреля 1953 года».

75

Но письмо осталось без ответа, и Майрановский посы­лает Берии очередное послание, он намекает, что приго­дится еще и в будущем, что у него есть разработки более эффективные (чем использованные раньше!):

«...У меня есть предложения по использованию некото­рых новых веществ: как ряда снотворного, так и смертель­ного действия — в осуществление этой вполне правиль­ной Вашей установки, данной мне, что наша техника при­менения наших средств в пищевых продуктах и напитках устарела и что необходимо искать новые пути воздействия через вдыхаемый воздух.

Все эти не осуществившиеся работы я готов передать в любое время по Вашему указанию.

Бутырская тюрьма.Г. Майрановский.

Москва. 17 июля 1953 г.».

Эти обращения не помогли, решением Особого сове­щания при МГБ Майрановский Григорий Моисеевич был признан виновным в совершении преступлений, преду­смотренных статьями 193-17, пункт «а» и 179 Уголовного кодекса РСФСР, и приговорен к 10 годам тюремного заклю­чения.

Однако и после объявления приговора Майрановский продолжал писать Берии:

«Глубокоуважаемый Лаврентий Павлович!Вся моя сознательная жизнь была посвящена только

одной цели: построению социализма-коммунизма. В юно­шеские годы (17— 18 лет) я, случайно обманувшись, не­простительно вошел в организацию «Бунда», где числился формально и не вел там никакой работы. Я никогда этого не скрывал. Разобравшись в ее буржуазно-националисти­ческой программе, я сбросил это «грязное белье» и, всту­пив в ВКП(б), с 1920 года вел активную партработу, прово­дил неуклонно генеральную ленинско-сталинскую линию

76

партии большевиков, активно боролся против вылазок всяческих врагов (троцкистов, бухаринцев и проч.). Моей рукой был уничтожен не один десяток заклятых врагов со­ветской власти, в том числе и националистов всяческого рода (и еврейских)...».

Майрановскому было известно, что проводилась чист­ка органов НКВД от троцкистов-сионистов, поэтому он пе­далирует, что «своей рукой» уничтожал «и евреев».

Отметим нулевой морально-нравственный уровень подручного Берии и посмотрим, что говорит сам Лаврен­тий Павлович об этом преступлении.

Во время процесса на закрытом судебном заседании Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, 18— 23 декабря 1953 года, член суда Михайлов спро­сил Берию:

— Подсудимый Берия, в процессе предварительного следствия вы показывали: «Я признаю, что то, о чем свиде­тельствует Майрановский, является страшным, кровавым преступлением. Я давал Майрановскому задание о произ­водстве опытов над осужденными к высшей мере наказа­ния». Эти показания вы подтверждаете?

Берия:— Да, подтверждаю.Дальше Берия подтвердил все жуткие подробности ра­

боты секретной лаборатории.Почему-то тогда ни у кого из членов суда не возник во­

прос о причастности Берии к отравлению Сталина, хотя та­кое подозрение было бы вполне закономерным.

И, наконец, самое неопровержимое доказательство — признание самого Берии в убийстве Сталина!»1

Таким образом, версия В. Карпова об убийстве И.В. Ста­лина целиком и полностью основывается на «легенде Лоз­гачева», в которой автор версии не увидел ни единого про­тиворечия с реальной действительностью. В. Карпову даже

' В. Карпов. Указанное сочинение. С. 440 — 447.

77

не потребовалось сверить отдельные факты, изложенные в «легенде Лозгачева», с версией Н.С. Хрущева. В. Карпов сво­ей уверенностью в том, что «легенда Лозгачева» однознач­но отражает события, случившиеся в те тревожные дни на ближней даче, тем самым подтвердил, что цель, стоявшая в 1977 году перед составителями этой легенды, достигну­та. Он ни на минуту не усомнился в том, что охрана Сталина вела себя совершенно неадекватно. Он настойчиво повто­рял «избитые» другими исследователями нелепости о том, что Берия руководил охраной и лабораторией Майранов­ского, организовал отстранение самых преданных Сталину приближенных людей (Власик, Поскребышев), санкциони­ровал и «дело врачей» и т. п. В. Карпов не мог не знать, что Л.П. Берия с конца 1945 года никакого отношения к спец­службам не имел, а объединенное ведомство из бывших МВД и МГБ он возглавил уже после смерти И. В. Сталина.

Приведенные письма бывшего начальника спецлабо- ратории Г.М. Майрановского — это фальсификации чистой воды, поскольку после низвержения Берии Хрущевым на него можно было «валить» все, что угодно.

Таким образом, версия «убийства Сталина» по В. Карпо­ву ни на шаг не приблизила нас к разгадке «таинственной смерти Сталина», с одной стороны. С другой стороны, она еще раз убедительно показала необычайную живучесть «легенды Лозгачева», несмотря на ее очевидную надуман­ность и фантастичность.

Глава 5

«СИНТЕТИЧЕСКАЯ» ВЕРСИЯ Ю. ЕМЕЛЬЯНОВА

После Н. Зеньковича еще более «развернутую» версию объяснения «загадки смерти Сталина» выдвинул известный историк и биограф И.В. Сталина Ю. Емельянов, неоднократ­но возвращающийся к данной теме в ряде своих сочине­ний, в которых он творчески объединил обе версии оче­видцев смерти Сталина1. С одной стороны, воспользовался «легендой Лозгачева», подвергнув ее достаточно серьез­ному критическому анализу, с другой стороны, практиче­ски без всяких «изъятий» приводит версию Хрущева, «за­писав», таким образом, в число предполагаемых убийц Ста­лина всю «Четверку». Однако «злым гением» в организации «убийства Сталина» он все-таки «выводит» Л.П. Берию, не­смотря на явные нестыковки используемых версий.

Убедительным свидетельством того, что Сталин был отравлен, по мнению Ю. Емельянова, является внезапная смерть лидера чехословацких коммунистов Клемента Гот­вальда, последовавшая 14 марта 1953 года сразу же после его возвращения из Москвы, где он присутствовал на похо­ронах Сталина:

«Внезапная смерть президента Чехословакии Клемен­та Готвальда 14 марта 1953 года также стала причиной для объяснений кончины Сталина, противоречивших офици-

1 Ю. Емельянов. Сталин. Кн. 2. На вершине власти. М.: «Вече», 2007; Сталин перед судом пигмеев. М.: «Яуза»-«ЭКСМО», 2008; Загадка смерти Сталина. // «Наш современник», март, №3,2008. С. 153— 165.

79

альным сообщениям. Ведь еще 9 марта чехословацкий ру­ководитель был жив, здоров и находился на трибуне Мав­золея во время церемонии похорон Сталина. Хотя офи­циально было объявлено, что Готвальд умер от внезапно развившегося воспаления легких, ходили слухи о том, что он был отравлен.

Рассказывали, что Готвальд прибыл в Москву до смерти Сталина и сразу же приехал к умиравшему вождю. Увидев следы крови на губах Сталина, Готвальд вытер их своим но­совым платком, который положил к себе в карман. Утвер­ждалось, что присутствовавшие при этом убийцы Сталина опасались, что Готвальд может распорядиться сделать ана­лиз крови и обнаружить яд. Поэтому были приняты меры для отравления Готвальда.

Через много лет появилось несколько версий о том, как был убит Сталин. В одной из них утверждалось, что во время заседания Президиума ЦК 1 марта в Кремле Лазарь Моисеевич Каганович выступил против суда над кремлев­скими врачами и кампании против сионизма. Большинст­во руководителей партии поддержали Кагановича. Вхо­де острого спора Сталин был убит. Затем его тело перевез­ли на дачу в Кунцево, где имитировалось лечение Сталина вплоть до 5 марта 1953 года. Эта версия была совершенно неправдоподобной, так как ей противоречили все извест­ные обстоятельства смерти Сталина (паралич, происшед­ший на даче в Кунцево, несколько дней тяжелой болезни, свидетелями чего были десятки людей, включая врачей и других медицинских работников).

В показанном в начале 2007 года по телеканалу НТВ се­риале «Сталин. Live» утверждалось, что покушение на жизнь Сталина готовили Л.П. Берия, Г.М. Маленков и Н.С. Хрущев, каждый по отдельности. Судя по сериалу, один из них пре­успел в своих действиях. Но очевидно, что создатели се­риала не претендовали на документальное изложение ис­торических событий, а лишь предлагали версию возмож­ного их развития...

80

Возникает вопрос, кем и каким образом был отравлен Сталин? Еще три десятка лет назад развернутую версию о насильственной смерти Сталина предложил А. Авторханов, посвятивший этому целую книгу. Она была изложена также в 5 номере журнала «Новый мир» за 1991 год»1.

Здесь Ю. Емельянов неточен, А. Авторханов в своей книге «Загадка смерти Сталина» собрал воедино все суще­ствующие на тот момент версии о смерти Сталина, при этом, не являясь автором ни одной из них. Излагаемая в указан­ном сочинении Ю. Емельянова версия по легенде принад­лежит «старым большевикам», вернувшимся из мест заклю­чения с началом «Хрущевской оттепели». Рассмотрев вер­сию «старых большевиков», автор решительно заявляет, что этой версии противоречит свидетельство охранников, которые обнаружили Сталина в ночь с 1-го на 2 марта на полу в большой столовой ближней дачи в состоянии пара­лича: «Видимо, до того, как потерять сознание, Сталин сам переоделся в пижаму, открыл себе бутылку с минеральной водой и приготовил газету для чтения. Кроме того, охран­ники еще в половине седьмого вечера заметили, что в ка­бинете загорелся свет. Именно в это время 1 марта в Моск­ве наступают сумерки. Когда они вошли в кабинет, там го­рела настольная лампа, которую, очевидно, зажег Сталин. Вряд ли все эти действия мог совершить человек, который находится без сознания»2.

Приведя эти подробности, Ю. Емельянов подтвержда­ет версию охраны, что апоплексический удар настиг Стали­на в половине седьмого вечера 1 марта 1953 года, посколь­ку это время показывали остановившиеся во время паде­ния на пол часы Сталина. Таким образом, ученый биограф И.В. Сталина, отличавшийся всегда глубиной своих истори­ческих исследований, невольно оказался «пленником» «ле­

1 Ю. Емельянов. Сталин перед судом пигмеев. М.: Яуза-Эксмо, 2008. С. 25— 28;

2 Там же. С. 28— 29.

81

генды Лозгачева». Однако, объективности ради, следует за­метить, что автор ссылается также на исследования Ю. Му­хина и Н. Добрюхи, которые также считают, что Сталин был отравлен, но только разными лицами.

«В защиту Л.П. Берии выступил Юрий Мухин. В своей книге «Убийство Сталина и Берия» он, ссылаясь на воспо­минания Энвера Ходжи, уверял, что покушение на Стали­на готовили А.И. Микоян и Н.С. Хрущев. Он писал: «Судя по всему, на ужине в субботу 28 февраля 1953 года Хрущев как-то исхитрился отравить Сталина... Тогда вопрос — в ка­кое блюдо он всыпал или влил яд? Думаю, что это было то самое молодое сухое вино, которое Сталин заказал к ужи­ну со своими товарищами и которое назвал «соком». Мухин утверждал, что Берия знал об убийстве Сталина, но почему- то не имел возможности ни слова сказать об этом.

В отличие от Юрия Мухина, Николай Добрюха исходит из того, что организатором убийства был Л.П. Берия. О том, как было осуществлено отравление Сталина, автор изло­жил в «истории о трех бутылках минеральной воды». До­брюха пишет, что «работая с архивами, я обнаружил, как 8 ноября 1953 года музею Ленина из Санитарного управле­ния Кремля решили передать для музея Сталина «медика­менты и три бутылки из-под минеральных вод», но отчего- то по не указанным причинам 9 ноября передали лишь «2 бутылки (одна из-под нарзана, другая из-под боржоми)».

Добрюха ставит вопрос: «Почему не передана третья бутылка, где она находится, и какой она могла бы дать ана­лиз, если верить версии, что «Сталина нашли лежащим у стола, на котором стояли стакан и открытая бутылка мине­ральной воды (по одним данным — боржоми, по другим — нарзан)»? Впрочем, яд мог быть и... не в воде, а на дне и на стенках стакана, который легко мог подложить сам Берия, убрав прежний стакан, что называется с глаз долой».

Как и почему Берия или кто-то иной мог подложить Сталину бутылку с отравленной водой или стакан с ядом? Добрюха предполагает, что это случилось в ночь с 28 фев­

82

раля на 1 марта во время затянувшегося застолья на ста­линской даче.

Теперь широко известно, что вечером 28 февраля по­сле просмотра руководителями страны кинофильма на сталинской квартире в Кремле И.В. Сталин пригласил их к себе на ближнюю дачу. Приняли приглашение лишь четве­ро (Г.М. Маленков, Л.П. Берия, Н.С. Хрущев и Н.А. Булганин). Остальные якобы отказались, сославшись на поздний час.

Во время застолья пили лишь молодое слабоалкоголь­ное вино «марджани». Беседа за столом затянулась. По вос­поминаниям Н.С. Хрущева и охранников, лишь около 4 ча­сов утра гости разошлись. Сталин был в хорошем настрое­нии и шутил с ними перед их отъездом. Между тем гости знали, что через несколько часов они должны были вновь приехать на дачу, поскольку были приглашены на обед к Сталину. Однако о точном времени обеда договоренности не было. Помимо руководителей страны на обед были при­глашены дети Сталина.

Из воспоминаний Н.С. Хрущева и Светланы Аллилуе­вой следует, что он, а также дети Сталина весь день 1 мар­та ждали приглашения на ближнюю дачу на обед. Время от времени Светлана Аллилуева звонила на дачу, но ей отве­чали, что «на даче нет движения», а это означало, что Ста­лин не встал после сна.

День закончился, а приглашение на обед так и не посту­пило. Тем временем охранники дачи стали проявлять бес­покойство затянувшимся сном Сталина. По каким-то при­чинам они долго не решались войти к нему в кабинет, где он остался переночевать. Позже охранники утверждали, что они успокоились, когда в кабинете загорелся свет, а за­тем снова стали волноваться по мере того, как Сталин про­должал оставаться в кабинете и никого не вызывал к себе. Лишь около половины одиннадцатого охранник Лозгачев прошел в комнату, в которой находился Сталин, и обнару­жил его на полу. На вопросы Лозгачева Сталин пытался от­вечать, но он не мог произносить слова связно.

83

Охранники (Лозгачев, Старостин, Туков) и домашняя хо­зяйка Матрена Бутузова перенесли Сталина в большой зал, положили на диван, накрыли его пледом. Кто-то из них стал звонить начальству, чтобы сообщить о случившемся»’.

Приводя одновременно отдельные фрагменты из вос­поминаний Н.С. Хрущева и из «легенды Лозгачева», автор «синтетической» версии приходит к удивительным выво­дам, например:

«По словам Хрущева «уже было поздно, я разделся и лег в постель. Вдруг звонит мне Маленков: «Сейчас позво­нили от Сталина ребята (он назвал фамилии), чекисты, и они тревожно сообщили, что будто что-то произошло со Сталиным.

Надо будет срочно выехать туда. Я звоню тебе, и извес­тил Берию и Булганина. Отправляйся прямо туда». Я сейчас же вызвал машину. Она была у меня на даче. Быстро одел­ся, приехал, все это заняло минут 15. Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным. Зашли туда, спросили: «В чем дело?».

— То есть вся «Четверка» в составе: Маленков, Берия, Булганин, Хрущев, не заходя в «покои» Сталина, а лишь вы­слушав тревожную информацию о том, что Сталин находит­ся в неадекватном состоянии («он спит и под ним подмоче­но»), уезжает по домам. Но тут же Ю. Емельянов, ссылаясь уже на воспоминания А. Рыбина (версия Лозгачева), при­водит совершенно иной эпизод посещения соратниками больного Сталина:

«По воспоминаниям охранников, которых собрал быв­ший охранник А. Рыбин, Берия, осмотрев Сталина, стал уве­рять, что те зря волнуются по поводу его состояния. Он уве­рял, что Сталин спит, и обругал охранников за ненужную панику. Маленков приказал никому ничего не сообщать. Подтверждая в основном воспоминания охранников о по­ведении Берии и Маленкова, Хрущев умалчивал о том, как

1 Ю. Емельянов. Сталин перед судом пигмеев. С. 30.

84

он реагировал на случившееся и что он говорил. Булганин же воспоминаний не оставил. Почему члены Президиума ЦК решили ничего не предпринимать для срочной помо­щи Сталину? Подобным образом могли бы вести себя не­которые люди, случайно натолкнувшиеся во время прогул­ки на валявшегося на дороге человека. Однако лишь очень невежественные и очень бессердечные люди не стали бы звонить в «скорую помощь», если есть хотя бы малейшее свидетельство того, что человек нездоров. Известно, что члены Президиума покинули Сталина почти сутки назад, когда он собирался лечь спать. Они могли догадаться, что сон, длившийся сутки, не мог быть нормальным. Они узна­ли, что охранники нашли Сталина на полу, что он не мог го­ворить, а лишь издавал бессвязные звуки. Они помнили о том, что у Сталина уже случались инсульты.

Несмотря на противоречия в различных воспомина­ниях, из их содержания следует, что ни Берия, ни Мален­ков, ни Хрущев, ни Булганин не нашли ничего тревожно­го в том, что 74-летний человек, уже не раз страдавший от серьезных заболеваний, упал в обморок и был найден на полу в полупарализованном состоянии. Удивительным об­разом они не предложили вызвать врача и осмотреть Ста­лина, хотя бы для того, чтобы убедиться, не ушибся ли он при падении, чтобы измерить внутриартериальное давле­ние и т.д. Неужели элементарный житейский опыт не под­сказывал четырем бывалым людям, поднаторевшим в ре­шении самых различных кризисных ситуаций, в том числе и житейских, что состояние Сталина настоятельно требует немедленного медицинского внимания? Приказ, исходив­ший от Берии, Хрущева, Маленкова и Булганина, не вызы­вать врачей был равносилен преступному неоказанию ме­дицинской помощи тяжело больному человеку».

Ю. Емельянов так убедительно показывает, что сорат­ники Сталина просто обязаны были вызвать медицинских работников, что невольно напрашивается ответ: они по­тому не сделали это, что такой ситуации, попросту, не су­

85

ществовало. Даже на минуту нельзя себе представить, что четыре самых близких соратника Сталина экспромтом, в присутствии охраны, приняли решение оставить вождя в беспомощном состоянии, не заботясь о том, где они все окажутся завтра, если вождь преодолеет недуг, несмотря на несвоевременно оказанную ему врачебную помощь, и станет им задавать соответствующие вопросы.

То есть, вся эта «синтетическая» комбинация из версий, вытекающих из завиральных воспоминаний Хрущева и фантастической «легенды Лозгачева», есть очередной плод фантазии, хотя следует отдать должное автору, что он весь­ма близко подошел к разгадке «таинственной смерти Ста­лина». Но, увы! Сказав «а», автор говорит и «б»:

«Но почему был отдан такой приказ? Все, что извест­но о поведении четверых людей, позволяет предположить, что каждый из них старательно делал вид, что ничего не­обычного не происходит, хотя твердо знал, что Сталин уже находится между жизнью и смертью. А если это так, то что давало им основания для такой уверенности и почему они не старались использовать хотя бы малейший шанс для спасения его?

Хотя совершенно очевидно, что все четверо были ви­новны в преступном препятствовании оказанию помощи тяжело больному человеку, вряд ли все они вместе осу­ществляли отравление Сталина. Скорее всего, отравление было осуществлено одним человеком. В то же время пове­дение и остальных вызывает подозрение в том, что они ста­рались не мешать фатальному концу, то ли наверняка зная, то ли догадываясь о том, почему Сталин находился в таком состоянии.

Но подозрение вызывает и поведение охранников. По­чему они так долго не реагировали на то, что Сталин не встает после сна? Почему они поверили «диагнозу» чле­нов Президиума ЦК, когда они видели, что Сталин был в по­лупарализованном состоянии и пребывает в нем, возмож­но, с полудня? Почему они лишь покорно ожидали прибы­

86

тия врачей, ничего не предпринимая для ускорения этого прибытия? Создается впечатление, что события разверты­вались в далекой тайге или тундре и окрест ближней дачи на сотни километров не было ни единого очага цивилиза­ции, ни единого медицинского учреждения, ни одного вра­ча. Неужели приказ Г.М. Маленкова «никому ничего не со­общать», разнос Берии, устроенный охранникам, произве­ли на них столь сильное впечатление, что они не решились действовать самостоятельно, хотя бы в обход этих прика­зов: например, вызвать врача якобы на помощь одному из них? Не исключено, что кто-то строго запретил охране дей­ствовать самостоятельно.

Это подозрение усиливается, если вспомнить то, что никто из охраны не пытался зайти к Сталину до 22.30. Воз­можно, что Сталину стало плохо гораздо раньше, чем за­жегся свет в его кабинете, и он включил свет, напрягая по­следние силы, но уже будучи не в состоянии позвать охран­ников и прислугу. Но возможно и то, что кто-то включил свет в комнате Сталина, уже увидев его на полу в бессозна­тельном состоянии. Включенный свет якобы позволил ох­ранникам успокоиться и отложить посещение Сталина на несколько часов. Уже на этом этапе многое вызывает не­доумение. Почему, кроме детей Сталина, никто не старал­ся узнать, почему задерживается обед и что происходит со Сталиным? Почему охранники, которые решились навес­тить Сталина в 22.30 и нашли для этого удобный предлог, не могли раньше придумать, каким образом можно разуз­нать, что с ним происходит?

Поведение охранников объясняли приказом началь­ника выездной охраны И.В. Хрусталева. Последний утвер­ждал, что, проводив последних гостей около 4 утра 1 мар­та, Сталин сказал Хрусталеву: «Я ложусь отдыхать. Вызывать вас не буду. И вы можете спать». Сталин «подобного распо­ряжения», по утверждению Рыбина, «никогда не давал. Оно удивило Хрусталева необычностью». Хрусталев отметил, что «настроение у Сталина было бодрым».

87

Однако об этом Рыбин узнал со слов других охранни­ков, так как Хрусталев вскоре умер. Н. Добрюха замечает: «Вызывает вопросы и внезапная смерть здоровяка Хруста­лева через 10— 15 дней после похорон Сталина, о чем мне рассказал Ю.С. Соловьев, около 10 лет являвшийся подчи­ненным Хрусталева и одним из самых приближенных те­лохранителей Сталина. Соловьев уверял, что вскоре после смерти Сталина Хрусталев был арестован, но... уже дней че­рез 10 выпущен и вскоре скончался».

О противоречивом поведении охранников свиде­тельствует то, что, несмотря на строгие приказы никого не беспокоить и не нагнетать панику, в ту роковую ночь они вновь решились звонить высокому начальству по поводу состояния Сталина. Как утверждал Хрущев, ночью Мален­кову опять позвонили охранники, которые сочли, что «сон» Сталина не похож на сон здорового человека. Тогда все уча­стники последней трапезы со Сталиным в ночь с 28 февра­ля на 1 марта решили поехать снова на дачу, пригласив так­же Кагановича и Ворошилова. По словам Хрущева, «усло­вились также, что вызовем и врачей». По словам Рыбина, «лишь в половине восьмого приехал Хрущев, утешив: «Ско­ро будет медицина».

Документы, выставленные на всеобщее обозрение в начале марта 2003 года в здании Государственного архива РФ, свидетельствуют, что на самом деле в 7 часов утра (а не после половины восьмого) на дачу прибыли врачи во гла­ве с профессором Лукомским. Опять возникает вопрос: по­чему не вызвали врача среди ночи, сразу после повторно­го звонка охранников? Получалось, что от времени обна­ружения Сталина на полу до приезда врачей прошло более 8 часов! Если же предположить, что Сталин потерял созна­ние утром 1 марта, то это значит, что ему не была оказана помощь в течение суток. За это время даже в те годы «ско­рая помощь» из Москвы могла прибыть самолетом в любую точку СССР, включая стойбище оленеводов Крайнего Севе­ра или кишлак в горах Памира. Возможно, если бы не на­

88

стойчивость охранников, то и 2 марта к Сталину не допус­кали бы врачей.

Запоздалое же вмешательство медицины не могло спа­сти Сталина. Как утверждает Николай Добрюха, врачи лишь с опозданием стали принимать меры против отравления, обнаруженного ими. Однако врачи скрывали эти свидетель­ства за туманными медицинскими формулировками, так как боялись, что их же и обвинят в отравлении Сталина»’.

Вызывает удивление столь пренебрежительное отно­шение автора к организации системы охраны первого лица государства. Любому человеку, хотя бы косвенно знакомо­го с уставом гарнизонной и караульной службы, ясно, что даже солдат на первом году службы, заступая на пост по охране какого-нибудь армейского склада, наизусть знает свои обязанности, расписанные в табеле постам. Там пре­дусмотрены все мыслимые случаи, которые могут случить­ся во время несения боевой службы, и расписаны до мель­чайших подробностей действия, которые обязан пред­принять часовой при их возникновении. Неужели можно допустить, что в инструкции начальнику караула по охра­не первого лица государства не предусмотрены действия охраны на случай заболевания Сталина, тем более челове­ка немолодого и страдавшего многочисленными недугами, не однажды перенесшего инсульт?

А допустить такое предположение, что кто-то проник в покои Сталина, увидел его в беспомощном состоянии и даже зажег настольную лампу, чтобы «усыпать бдительность» ох­раны? А потом этому «кто-то» надо было еще незаметно по­кинуть ближнюю дачу, совершив свое черное дело.

До такого абсурда кажется больше никто из «исследо­вателей» додуматься не мог — одно слово — «синтетиче­ская» версия! Уже одного этого абсурдного предположе­ния достаточно, чтобы версию Ю. Емельянова об «отрав­лении» Сталина невидимым лицом, неведомым способом,

1Ю. Емельянов. Сталин перед судом пигмеев. С. 32— 34.

89

в неизвестное время, но при этом в полной уверенности, что акция удалась, поскольку члены «Четверки» по умолча­нию в нее безоговорочно поверили, можно спокойно от­править в корзину, не утомляя себя разборкой ее слабых и «сильных» сторон.

Так кто же подсыпал или подлил отраву в бокал с «со­ком», который выпил Сталин? Кто из этой пресловутой «Четверки» свершил этот преступный акт, у кого были са­мые серьезные мотивы для отравления Сталина? Как «убе­дительно» доказывает Ю. Мухин — это был Н.С. Хрущев. Нет, возражает ему Ю. Емельянов, — это мог сделать толь­ко Л.П. Берия, при молчаливом согласии остальных членов «Четверки»:

«Хотя многое говорит в пользу насильственной гибе­ли Сталина и ответственности за это Берии и других руко­водителей страны, менее ясно, почему вдруг они решили убить Сталина. Есть свидетельства о том, что Берия хотел избавиться от Сталина, так как последний хотел избавить­ся от Берии. Молотов сообщал Чуеву, что «Сталин иногда выражал пренебрежительное отношение к Берии. Убрать хотел». Подобные же мысли высказывал и Хрущев в своих воспоминаниях. На июльском пленуме 1953 года Кагано­вич утверждал, что во время первомайской демонстрации 1953 года Берия, обратившись к некоторым членам Прези­диума ЦК, сказал, что Сталин замышлял убрать его, но «не знал, что если бы он меня попробовал арестовать, то чеки­сты устроили бы восстание». Факт такого заявления Берии подтвердили и другие члены Президиума ЦК.

В своей беседе с писателем Аркадием Первенцевым бывший секретарь и член Президиума ЦК КПСС П.К. Поно­маренко, вспоминая заседание руководства страны, со­стоявшееся за полгода до смерти И.В. Сталина, говорил: «В конце заседания, Иосиф Виссарионович поставил органи­зационные вопросы. Сначала он зачитал заявление Берии, почему-то не включенного ни в одну из двух комиссий — ни в военную, ни во внешнеполитическую — хотя в них

90

были распределены все члены Президиума. Сталин сказал: «Берия — человек, желающий иметь власть везде, но нигде как следует не работающий. Не возражаете, чтобы вклю­чить его во внешнеполитическую комиссию...» Мы, впер­вые услыхав от вождя такую резкую характеристику Берии, промолчали. Сталин приказал включить».

Следует иметь в виду, что, хотя Пономаренко стал впер­вые свидетелем такого отношения вождя, Сталин на про­тяжении десятка лет не раз критиковал Берию и порой до­вольно резко. (Об этом, в частности, вспоминали Главный маршал авиации А.Е. Голованов и начальник сталинской охраны генерал Н.С. Власик.) Это не мешало Сталину отда­вать должное организаторским способностям Л.П. Берии, которые особенно проявились в ходе создания советского ядерного оружия. Как известно, Л.П. Берия возглавлял ру­ководство этими работами. Хотя свидетельства Молотова, Пономаренко и самого Берии (со слов Кагановича), гово­рят о неустойчивости положения этого руководителя, каза­лось, что Сталин лишь стремился одернуть его. Сталин имел основание быть недовольным излишним самомнением, ха­рактерным для Берии. Но, высказавшись прилюдно о том, как он низко оценивает заслуги Берии, Сталин, в конечном счете, включил его в комиссию по международным делам.

Наконец, следует иметь в виду, что не было прочным положение и других членов Президиума ЦК. В конце 40- х годов пошатнулось положение Г.М. Маленкова в связи с так называемым «делом авиаторов». Как отмечает историк Юрий Жуков, еще в феврале 1947 года Сталин в беседе со Ждановым ставил вопрос о том, чтобы вывести из состава ЦК Г.М. Маленкова.

В 1947 году был снят с поста первого секретаря ЦК Ком­партии Украины Н.С. Хрущев и лишь к концу 1947 года был возвращен на этот пост. Н.С. Хрущев был подвергнут ост­рой критике и за его курс на создание агрогородов в Мос­ковской области в начале 50-х годов.

91

Не раз критике Сталина подвергался и Н А Булганин. Хотя 7 апреля 1951 года он был назначен единственным первым заместителем Председателя Совета Министров СССР, в ходе XIX съезда его фамилию не называли второй после Сталина...

Хотя версия Добрюхи о непосредственной ответствен­ности Берии за отравление Сталина пока не доказана, есть «признательные показания» самого Берии на этот счет. Эти признания были сделаны им не в ходе следствия, ко­гда он был арестован, а в те дни, когда он был на вершине власти и славы. Из замечаний, которые делал Л.П. Берия 1 мая 1953 года в беседе с ним на трибуне Мавзолея, В.М. Мо­лотов делал вывод: «Не исключено, что он приложил руку к его смерти». Для такого вывода были более чем веские основания. В своей беседе с писателем Феликсом Чуевым Молотов утверждал, что Берия сказал ему по поводу Стали­на: «Я его убрал». Руководители партии видели, что Берия не скрывал, а бравировал своей ролью убийцы Сталина.

Мучительная смерть Сталина, свидетелями которой стали советские руководители, еще более запугивала их. Если Берия мог отравить Сталина, то где была гарантия, что не придет и их очередь?

Уже в дни болезни Сталина многие стали свидетелями того, что поведение Берии резко отличалось от поведения других руководителей, явно растерянных и подавленных. Светлана Аллилуева утверждала: «Только один человек вел себя неприлично— это был Берия. Он был возбуж­ден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были — честолюбие, хитрость, власть, власть... Он так старался, в этот ответственный момент, как бы не перехит­рить и как бы не недохитрить! И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного, — отец иногда открывал глаза, но, по-видимо- му, это было без сознания или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза;

92

он желал и тут быть «самым верным, самым преданным»... А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слы­шен его громкий голос, не скрывавший торжества: «Хруста- лев! Машину!».

В своих воспоминаниях Н.С. Хрущев писал: «Как только Сталин заболел, Берия стал распространять злобные слухи о нем, высмеивать его. Было невыносимо слушать Берию. Но, интересно, что, как только на лице Сталина появлялись признаки сознания, Берия бросался на колени, хватал Ста­лина за руку и начинал целовать ее. Как только Сталин те­рял сознание снова и закрывал глаза, Берия поднимался и плевался. В этом был весь Берия — изменнический даже по отношению к Сталину, которого он якобы обожал и даже боготворил и, однако, на которого сейчас плевал».

В своей беседе с писателем Феликсом Чуевым Молотов подчеркивал, что как только Сталин «приходил в сознание... Берия держался Сталина!» В своем выступлении 3 июля 1953 года на пленуме ЦК КПСС Л.М. Каганович говорил: «Уже на другой день после смерти Сталина» Берия «начал свер­гать мертвого Сталина, он стал мутить, пакостить, то расска­зывал, что Сталин говорил про тебя то-то, про другого то-то, то говорил, что Сталин и против него, Берия, шел».

Известно также, что сразу же после произнесения сво­ей речи на траурном митинге во время церемонии похорон И.В. Сталина Л.П. Берия опять хулил покойного. По свиде­тельству же тогдашнего первого секретаря ЦК Компартии Грузии А. Мгеладзе, «сразу после похорон... Берия хохотал, крыл Сталина матом: «Корифей науки! Ха-ха-ха!»

Однако некоторые из этих заявлений, свидетельствую­щих о двуличии и вероломстве Берии и даже о его ответст­венности за смерть Сталина, вызывают вопросы и относи­тельно людей, которые были свидетелями его поведения. Известно, что в эти дни сурово обходились со всеми, кто не разделял всеобщего горя. На выставке в Госархиве РФ 2003 года приводились документы об арестах таких людей.

93

Так, была арестована одна женщина, которая в ходе быто­вой ссоры пожелала своей соседке умереть, как умер Ста­лин. Почему же, став свидетелями явного желания Берии смерти Сталину, руководители СССР, собравшись в Кремле, дружно проголосовали за назначение его министром внут­ренних дел СССР и первым заместителем Председателя Со­вета Министров СССР. При этом из порядка перечисления первых заместителей следовало, что Берия стал вторым человеком в стране? Неужели Берия говорил о том, что он «убрал» Сталина лишь Молотову, с которым у него не было близкой дружбы? Скорее всего, об этом же знали, но поче­му-то молчали другие руководители партии и страны. На­конец, зачем Берия откровенно демонстрировал свое не­уважение к умирающему Сталину и сообщал о своей ответ­ственности за убийство?

Прежде всего, очевидно, что Берия так себя вел, пото­му что он был уверен в своей безнаказанности, а также в том, что они готовы сотрудничать с ним в действиях по от­странению Пономаренко и других руководителей, которых в последние месяцы своей жизни выдвигал Сталин. Форми­рование ими 5 марта нового руководства страны за пару часов до смерти Сталина свидетельствовало о том, что они спешили пересмотреть решения XIX съезда КПСС и Ок­тябрьского пленума ЦК. При новом распределении мест из руководства страны были исключены почти все новые вы­движенцы Сталина. Проект решения о назначении Понома­ренко Председателем Совета Министров СССР был предан забвению. В новом руководстве Маленков стал Председа­телем Совета Министров СССР, то есть фактически первым руководителем страны. Перечисляя состав нового прави­тельства, следом за Маленковым называли Л.П. Берию, ко­торый стал вторым человеком в стране ...

В своих доверительных беседах с Молотовым, Кагано­вичем и другими, о которых они позже вспоминали, Берия изображал себя спасителем их лично и их супруг благодаря тому, что он убрал Сталина. В то же время Берия прекрасно

94

понимал, что его усилия по укреплению своего положения могут вызвать контрмеры его коллег, и он старался объеди­нить вокруг себя членов Президиума ЦК в борьбе против общего врага. Таким врагом стал покойный Сталин.

Очевидно, что Берия не собирался ограничить свой антисталинский поход рамками Президиума ЦК КПСС. Ведь обвинения в убийстве Сталина могли быть высказаны мно­гими советскими людьми, помимо Василия Сталина и не­известной «старухи с клюкой», как только они преодоле­ли бы шок от смерти Сталина и осознали бы, кому был вы­годен пересмотр решений Октябрьского пленума ЦК КПСС. Охранники сталинской дачи могли разнести на всю стра­ну свои рассказы о том, как мешали Берия и другие совет­ские руководители вызову врачей к парализованному Ста­лину. Люди из аппарата ЦК и Совета Министров СССР мог­ли рассказать о готовившемся назначении Пономаренко Председателем Совета Министров СССР и о том, как это ре­шение было заменено назначением на этот пост Маленко­ва. Участники Октябрьского пленума ЦК могли рассказать о последнем выступлении Сталина, в котором он объявлял о своем желании выдвигать к руководству, более молодых, энергичных и образованных деятелей. Эта информация могла бы стать взрывным материалом, который подорвал бы доверие к новому правительству. Однако если бы уда­лось убедить советских людей, что смерть Сталина — это не трагедия, а событие, которое облегчило жизнь страны, то обвинения в убийстве Сталина не получили бы большой поддержки.

Прежде всего, Берия стал обвинять Сталина в том, что тот нес ответственность за различные беззакония, творив­шиеся в стране. Позже в своем выступлении на июльском Пленуме ЦК КПСС бывший член Политбюро А.А. Андреев отмечал «появление материалов за подписью Берия в про­токолах Президиума по делу врачей, по Грузии и др., где на имя товарища Сталина бросается тень». В выступлении на том же пленуме заместитель Председателя Совета Мини­

95

стров СССР И.Т. Тевосян указывал, что «в записках МВД по делу врачей и работников Грузии, разосланных по его на­стоянию всем партийным организациям, отмечалось, что избиение арестованных производилось по прямому указа­нию товарища Сталина»1.

Таким образом, Ю. Емельянов пытается убедить чита­телей в том, что главным обвинителем Берии в смерти Ста­лина является... сам Берия! И для такого «самооговора» у него якобы были веские основания:

«Не исключено, что уже по мере того, как Берия созна­вал роковой характер болезни Сталина, он был заинтере­сован создать впечатление, что именно он, Берия, был спо­собен возглавить страну.

В политическом вакууме, который создался после смерти Сталина, Берия вскоре стал инициатором борьбы против «культа личности Сталина», подталкивая руково­дителя страны Маленкова и других членов Президиума к «десталинизации». В своих беседах с членами Президиума Берия убеждал их, что Сталин представлял для каждого из них личную опасность, и таким образом демонстрировал свою роль в спасении каждого из них от неминуемой гибе­ли. В то же время, убеждая членов Президиума, что именно он «убрал Сталина», Берия запугивал их и таким образом создавал впечатление, что он стал вершителем судеб стра­ны, что ему ничего не стоит устранить и других руководите­лей. (Возможно, что, увлекшись этой игрой, Берия добился обратного эффекта, что и привело к его падению.)2

Справедливости ради следует отметить, что в своих со­чинениях Ю. Емельянов, опровергая самого себя, расши­ряет круг подозреваемых в убийстве Сталина лиц, включая в него помимо Берии и других членов «Четверки», а также иных лиц из окружения Сталина, что само по себе указыва-

' Ю. Емельянов. Сталин перед судом пигмеев. С. 34— 35; 54— 59.2 Ю. Емельянов. Сталин. T.2. На вершине власти. М.: Вече, 2007.

С. 603— 604.

96

ет, с его точки зрения, на неразрешимость «загадки смер­ти Сталина».

«Желать смерти Сталина могли не только «ветераны» партийного руководства, опасавшиеся за внезапное за­вершение своих карьер после введения в его состав «но­вичков», но и немало людей, положение которых всеце­ло зависело от положения этих руководителей. В этот круг входили их многочисленные помощники, еще более мно­гочисленные работники правительственного аппарата, об­слуга, члены семьи и другие близкие люди. Каждый из них, стремясь сохранить свое привилегированное положение, мог желать устранения внезапно возникшей угрозы своего безбедного существования и по мере возможностей пред­принимать для этого соответствующие действия.

Следует учесть, что все эти интриги не проходили мимо сил, враждебных нашей стране. Как бы ни старались орга­ны безопасности, информация об интригах в советском ру­ководстве просачивалась за стены Кремля, и неслучайно на Западе появилось особое исследовательское направле­ние — кремленология. Помимо исследователей, находив­шихся далеко от Москвы, у Запада была и своя агентура, ко­торая могла воспользоваться борьбой за власть в Кремле и нанести решительный удар по советскому руководству. Борьба за влияние в Кремле, сопровождавшаяся выдвиже­нием новых кадров, могла сопровождаться умелым вне­дрением на не слишком высокие, но ключевые посты лю­дей, выполнявших заведомо антигосударственные цели. Этому благоприятствовала смена кадров в охране Стали­на и его секретариате после отставок и арестов Власика и Поскребышева. Однако никаких свидетельств о проникно­вении в окружение Сталина агентов иностранных разведок или иных антигосударственных организаций до сих пор не имеется.

В то же время после ареста академика Виноградо­ва, который постоянно его лечил, здоровье Сталина ста­ло более уязвимым. Описывая Сталина в его день рожде­

97

ния 21 декабря 1952 года, С. Аллилуева обратила внима­ние, что «он плохо выглядел в тот день. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть гипертонии... Очевидно, он ощущал повышенное давление, но врачей не было. Виноградов был арестован, а больше он никому не доверял и никого не подпускал к себе близко. Он при­нимал какие-то пилюли, капал в стакан с водой несколь­ко капель йода, — откуда-то брал он сам эти фельдшер­ские средства; но он сам же делал недопустимое: через два месяца, за сутки до удара, он был в бане (построен­ной у него на даче в отдельном домике) и парился там, по своей старой сибирской привычке. Ни один врач не раз­решил бы этого, но врачей не было».

О самолечении Сталина и его небрежном отношении к здоровью свидетельствовал и Рыбин, который писал, что Сталин «к своему здоровью относился скверно: обедал ко­гда придется, никакой диеты не соблюдал. Очень любил яичницу, способствующую возникновению бляшек на со­судах. Специального диетолога или хотя бы личного вра­ча не имел. Правда, во время и после войны его навещали профессора Виноградов, Преображенский и Бакулев. Док­тор Кулинич брал кровь из пальца, делал уколы от гипер­тонии. Но в последнее время, если одолевала гипертония или очередная ангина, он к врачам не обращался — этого еще не хватало! А брал у Поскребышева, бывшего фельд­шера, необходимые таблетки. Штатные врачи обслуживали в основном сотрудников охраны и крайне редко — само­го Сталина. Так что здоровье было серьезно ослаблено воз­растом, сопутствующими хворями».

О нежелании Сталина обращаться к врачам говорил и непосредственно отвечавший за его охрану в последние месяцы жизни генерал Рясной. По его воспоминаниям, Ста­лин в последние дни жизни «посылал чекистов в простую аптеку со списком лекарств. Самолечением занимался. По­дозревал, что его могут досрочно отправить на тот свет, и

98

не без оснований. Работал по-прежнему много. Вызывает начальника охраны, дает ему список книг»1.

Наконец-то автор «синтетической» версии причины смерти Сталина подводит читателя к совершенно понят­ной мысли, что смерть вождя могла наступить по вполне естественной причине — ослабленное многочисленными недугами здоровье и пренебрежительное отношение Ста­лина к медицине:

«Для того, чтобы убить нездорового и не молодого че­ловека, находящегося в состоянии инсульта, не требова­лось присутствие «дам-невидимок», брызжущих эфир в лицо и вкалывающих порции яда. Даже если инсульт Ста­лина был вызван вполне естественными причинами, для того, чтобы добиться его кончины, было достаточно не ока­зывать ему долго медицинскую помощь»2.

От себя добавим, что при повторном инсульте, случив­шемся у Сталина в ночь с 1 на 2 марта 1953 года, смерть могла наступить и в том случае, если первичная медицин­ская помощь стала оказываться вождю немедленно. Одна­ко первичная помощь могла последовать лишь со стороны, например, лечащего врача Кулинича и младшего медпер­сонала, безусловно находившегося в непосредственной близости от своего пациента. Для организации квалифици­рованной помощи со стороны медицинских «светил» в лю­бом случае прошло немало времени, что возможно и ста­ло роковым для больного, перенесшего до этого, как мини­мум, два тяжелейших инсульта.

1 Ю. Емельянов. Сталин. Т.2. На вершине власти. С. 604— 605.2 Там же. С. 612.

Глава 6

ВЕРСИЯ Ю. МУХИНА УБИЙСТВА И.В. СТАЛИНА - «ОТ ПРОТИВНОГО»

Как уже неоднократно упоминалось, значительная часть исследователей основным виновником в смерти Ста­лина считают Н.С. Хрущева, при этом некоторые из них тща­тельно «реабилитируют» Л.П. Берию, который, якобы, ни с какой стороны не причастен к этому преступлению («бе- рияфилы»). Наиболее ярко выраженными «берияфилами» являются Ю. Мухин, Е. Прудникова и С. Кремлев, на версиях которых мы ниже остановимся.

К анализу событий, предшествующих и сопутствующих смерти И.В. Сталина, Ю. Мухин впервые обратился в сво­ей книге «Убийство Сталина и Берия», вышедшей в изда­тельстве «Крымский мост- 9Д. Форум» в 2002 году, которая была переиздана в 2009 году издательством «Яуза-Пресс» под названием «Убийцы Сталина. Главная тайна XX века» с некоторыми изменениями и дополнениями. Тщатель­но проанализировав «классическую» версию Н. Зенькови- ча, основанную на взаимоисключающих свидетельствах Н.С. Хрущева и охраны, он пришел к твердому убеждению, что косвенно в убийстве Сталина виновен именно Хрущев, который в паре с руководителем МГБ СССР Игнатьевым, якобы постарался ускорить смерть Сталина от случивше­гося с ним инсульта.

Однако, почти одновременно Ю. Мухин «разрабатыва­ет» иную версию, согласно которой Хрущев выступает уже в качестве непосредственного убийцы (отравителя) Стали­

100

на1, что значительно снижает доверие к его наиболее прав­доподобной и хорошо проработанной версии «от против­ного», к рассмотрению которой мы в первую очередь и об­ратимся.

Суть метода «от противного» основана на том, что сви­детельские показания Хрущева и охраны, будучи настоль­ко противоречивыми и не стыкующимися ни по времени действий, ни по их содержательной части, что автор их по­просту отвергает, заменяя при этом любой тезис версий «свидетелей» соответствующим антитезисом.

Если Хрущев в своих воспоминаниях и охрана, соглас­но «легенде Лозгачева», упорно утверждают, что чуть ли не до утра 1 марта на ближней даче Сталина была большая пьянка, то это означает, что ничего подобного не было. Зна­чит, вечером 28 февраля у Сталина была деловая встреча с членами «Четверки», где состоялся серьезный и похоже даже тяжелый разговор, поскольку Хрущев и охрана уси­ленно пытаются убедить нас, что Сталин расставался с гос­тями очень весело.

«Раз уж Хрущев и охрана пытаются нас убедить, что всю ночь на 1 марта Сталин был здоровым, значит именно в ночь, с 28 февраля на I марта с ним и случился инсульт.

Раз уж охрана пыталась нас убедить, что телохранители очень боялись зайти к Сталину и вообще они спали, то зна­чит, они приступ инсульта увидели немедленно, как только он случился. Либо Сталин успел позвонить, либо они увиде­ли его лежащим на полу в замочную скважину, но это было в ту же ночь на 1 марта.

Правдивый штрих, который вранью просто ничего не дает, — у Сталина были закатаны рукава на рубашке (Буту­сова их откатила). Сталин был в отношении себя очень бе­режлив — из одежды у него не было ничего лишнего, но и

1Ю. Мухин. СССР имени Берия. М.: Алгоритм, 2008. С. 269— 299; Ю. Мухин. Неизвестный Берия. За что его оклеветали? М.: Алгоритм-Эксмо, 2010. С. 269— 299.

101

то, что было, он занашивал. В те времена, когда работали за столом, чтобы сберечь манжеты рубашек от истирания, на­девали нарукавники. Но у Сталина их не было, и он в теплой комнате просто снял китель и закатал рукава. Следователь­но, в момент инсульта Сталин был в кабинете или за столом, или прохаживался в раздумье (всеми отмечаемая привыч­ка.). Когда произошло кровоизлияние в мозг, Сталин, те­ряя сознание, попытался добраться до дивана и упал возле него, как и выявилось в самой первой версии, когда еще не было времени для придумывания изощренной лжи с газе­той, часами, нарзаном и т.д.

К упавшему Сталину подбежала охрана, переложи­ла его на диван. Но их смутила одна деталь, о которой и я, кстати, чуть ли не всю жизнь не догадывался. Оказывается, при потере сознания (возможно, не у всех) расслабляются мышцы мочевого пузыря, и происходит самопроизвольное мочеиспускание.

И охрана ошарашилась в недоумении. Никто и нико­гда не видел Сталина пьяным не только до бессознатель­ного состояния, но и до бесконтрольного. А тут одно за другим — выпивка с членами Президиума ЦК, он лежит на полу и обмочился. А вдруг пьян, да так, что завтра ему са­мому будет жгуче стыдно и в 10 раз стыднее, что его кто-то в таком состоянии видел?

Тем не менее, это ЧП и охрана немедленно звонит тому единственному, кому обязана звонить в любом случае, — начальнику правительственной охраны. Тут действует ин­струкция, и можно в ее исполнении телохранителями не сомневаться ни на секунду — охраняемое лицо без созна­ния! Причина не имеет значения. Он без сознания — они звонят начальнику! Начальник немедленно выезжает к ох­раняемому лицу вместе с врачом»1.

1 Ю. Мухин. Убийцы Сталина. Главная тайна XX века. М.: Яуза-Пресс,2009. С. 294— 295.

102

Начальник правительственной охраны (в это время должность совмещал сам министр Семен Денисович Иг­натьев. — А.К.) по версии Ю. Мухина доложил по ситуации Н.С. Хрущеву, который в Политбюро курировал правоохра­нительные органы, и вместе с ним поспешили на ближнюю дачу. Лечащим врачом был некто Смирнов, который ни в версии Хрущева, ни в версии охраны не упоминается. Ю. Мухин «вычислил» его, тщательно проанализировав речь Н.С. Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС.

Таким образом, вечером 28 февраля на дачу к больно­му Сталину прибыла тройка в составе: министр МГБ СССР СД. Игнатьев, Н.С. Хрущев и легчащий врач Смирнов. Ав­тор версии допускает, что возможно вместе с ними прибыл еще и Г.М. Маленков, который также курировал правоохра­нительные органы со стороны Правительства.

Зайдя к Сталину и определив, что у Сталина инсульт, мерзавцы пошли на риск. Они вышли и сообщили охране, что товарищ Сталин вчера немного перепил, с ним случил­ся конфуз и лучше, если завтра он сам встанет, переоденет­ся, а мы все сделаем вид, что об этом ничего не знаем (то есть экспромтом родился заговор. Насколько правдопо­добна эта версия, несколько ниже. — А.К.).

Как должны были поступить телохранители? Перед ними непосредственный начальник, назначенный на свой пост Сталиным, врач, член Президиума ЦК, а возможно и два, если был и Маленков. Не верить им? А ведь объясне­ние вполне понятное, и предложение сделано с уважени­ем к Сталину. Естественно, что охрана согласилась и стала ждать утра.

(Вот этот свой приезд на дачу Сталина Хрущев и выдал за приезд в 3 часа ночи 2 марта. Он тогда, якобы, успокоил охрану тем, что Сталин, дескать, спит. Но подумайте сами, как это выглядело 2 марта — Сталин, даже если он лег в 7.00 утра 1 марта, «спит» 22 часа подряд?! И Хрущеву самому бы стало неудобно, если бы он вдумался в свою брехню.)

ю з

Наступило утро, день. Сталин не встает. Охрана беспо­коится, и что она делает? Правильно — то, что от нее требу­ет инструкция. Она снова звонит начальнику правительст­венной охраны. И... снова ждет! Почему? Что им сказал на­чальник охраны, чем парализовал телохранителей? Думаю, что он их обманул, сказав, что он позвонил по прямому те­лефону лично товарищу Сталину (помните — Лозгачев де­лает намек, что Сталин мог говорить по телефону так, что они этого не слышали?) и товарищ Сталин попросил охра­ну не беспокоиться, его немного тошнит после вчерашнего ужина, кушать он не хочет, а нарзан у него есть. Только так можно было парализовать охрану еще на 5— б часов.

А когда телохранители все же вошли, увидели Сталина в том же положении, в каком они его положили в ночь на 1 марта, и снова начали звонить, то наступило 2 марта и они, наверное, уже поняли, что их подставили. Что им остава­лось делать? Жаловаться? Кому? Берия? А кем был Берия, чтобы он смог произвести хоть какие-нибудь действия по их жалобе и хотя бы защитить их? Ведь им предстояло «кле­ветать» на вождей партии, на верных ленинцев-сталинцев Маленкова и Хрущева. Кто поверит в слова полковников, виновных в неоказании помощи товарищу Сталину, против слов двух членов Президиума ЦК?

И им осталось послушно заучить то, что им предстояло говорить по приезде остальных членов Президиума, Пра­вительства и врачей. Они, по команде Хрущева, спасали себя и одновременно выгораживали преступников. Поэто- му-то они через 25 лет в своих показаниях и заменили Хру­щева на Берию, а о начальнике правительственной охраны вообще глухо молчали»1.

Таким образом, косвенными убийцами Сталина явля­ются: Н.С. Хрущев, СД. Игнатьев, лечащий врач Смирнов, возможно еще и Г.М. Маленков, хотя Ю. Мухин в этом не со­всем уверен. Относительно роли министра МГБ СССР Иг-

'Ю. Мухин. Убийцы Сталина. С. 295— 296.

104

натьева, которого Ю. Мухин называет «застенчивым убий­цей века», в убийстве И.В. Сталина, автор версии пишет сле­дующее:

«На 28 февраля 1953 года обязанности начальника Главного управления охраны исполнял сам министр гос­безопасности С.Д. Игнатьев! Именно ему, своему непосред­ственному начальнику, и позвонил в первую очередь тело­хранитель Старостин, в чем он невольно сознался в своем рассказе.

Игнатьев очень малозаметная личность в отечествен­ной истории, его как бы стесняются историки.

«Семен Денисович Игнатьев родился в 1904 г. в дерев­не Карловка Херсонской губернии, по национальности ук­раинец, партстаж с 1926 г., образование — высшее. С 1937- го — секретарь Бурят-монгольского обкома ВКП(б), с 1943- го— 1-й секретарь Башкирского обкома, с 1946— го работал в ЦК ВКП(б), с 1947-го — секретарь, 2-й секретарь ЦК КП(б) Белоруссии, с 1949-го— секретарь Среднеазиат­ского бюро ЦК ВКП(б), с 1950-го — зав. отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП (б)»’.

Как видите, Игнатьев — чистейшая партийно-аппарат- ная номенклатура, типа Ежова, карьеру он делал только по партийной линии и поэтому, возможно, ему так неосмотри­тельно доверился Сталин. Игнатьев был министром МГБ с августа 1951 г. по март 1953. Министром он был очень сла­бым. Его подчиненный П. Судоплатов может и со зла, но на­верняка не без оснований характеризует его так: «Всякий раз, встречаясь с Игнатьевым, поражался, насколько этот человек некомпетентен. Каждое агентурное сообщение принималось им как открытие Америки. Его можно было убедить в чем угодно: стоило ему прочесть любой доку­мент, как он тут же подпадал под влияние прочитанного, не стараясь перепроверить факты»2.

1 Правда-5,1988, N* 5. С. 10— 11.г П. Судоплатов. Разведка и Кремль. М.: Гея, 1997. С. 359.

105

А следует сказать, что со стороны партии и со стороны правительства МГБ курировали Хрущев и Маленков, т.е. Иг­натьев зависел от них, поскольку был назначен на эту долж­ность по их рекомендации.

Обычно историки считают, что борьба за власть ведет­ся для занятия каких-то высоких престижных должностей. Если мы взглянем на тех, кто после смерти Сталина ска- канул вверх, то увидим, что у Хрущева, на первый взгляд, должность увеличилась не очень сильно. До смерти Стали­на он был одним из десяти секретарей ЦК и им же и остал­ся (тогда не существовало должностей ни генерального, ни первого секретаря ЦК, и Сталин был просто секретарем). Кроме того, Хрущев был первым секретарем Московского горкома КПСС, после смерти Сталина его от этой должно­сти освободили. За счет того, что Хрущеву оставили толь­ко одну, самую высокую должность — секретаря ЦК, можно считать, что он получил некоторое повышение.

Маленков получил чистое повышение: с секретаря ЦК, с должности одного из руководителей партии, он стал председателем Совмина — главой правительства.

Берия несколько понизился в должности за счет разбав­ления суммы его должностей — он остался заместителем председателя Совмина, но ему дополнительно под непо­средственное управление дали объединенные МГБ и МВД.

Резкий скачок вверх сделал только Игнатьев. Он из ми­нистров МГБ прыгнул на пост секретаря ЦК, т.е. стал одним из четырех руководителей КПСС, по должности стал ра­вен Хрущеву и, кроме этого, ему поручили партийное руко­водство МВД, т.е. он стал партийным начальником Берии. (Правда, Берия его уже через месяц резко и решительно сбросил с этого поста).

Итак, если мы решим задаться вопросом, кому была выгодна смерть Сталина, то по порядку карьерного скачка идут Маленков и Игнатьев, а за ними Хрущев.

Если вы глянете на послужной список Игнатьева, в ко­тором нет ничего значительного (Хрущев, скажем, был пер­

106

вым секретарем ЦК Украины, Маленков — членом ГКО во время войны), то засомневаетесь в том, что эта серая неза­метная мышь просто так прыгнула настолько высоко.

Более того, есть основания полагать, что дата 2 марта была рубежом для Игнатьева — 3 марта он бы уже не был даже министром МГБ. Историки не придают значения цели, с которой Сталин позвал к себе ряд членов Президиума ЦК на ужин в субботу 28 февраля. А дело в том, что 2 марта в понедельник должно было быть заседание Президиума ЦК, и Сталин собрал товарищей 28 февраля, чтобы неофи­циально обсудить вопросы повестки дня этого заседания. О том, что это были за вопросы, сегодня можно только до­гадываться, что мы и будем делать ниже, но об одном во­просе можно сказать абсолютно точно — в понедельник 2 марта 1953 г. Президиум ЦК решил бы вопрос об объеди­нении МВД и МГБ в одно министерство и о назначении ми­нистром Берии по совместительству со всеми его осталь­ными должностями. Почему об этом можно говорить абсо­лютно уверенно?

Дело в том, что вопрос об этой реорганизации в чис­ле 16 других вопросов Президиум ЦК и Совмина решили 5 марта 1953 г., в день смерти Сталина (но когда Сталин был еще жив). На все 16 вопросов у членов Президиума ушло 40 минут. До 5 марта члены Президиума и правительства де­журили у постели Сталина и на Президиум не собирались. Такой вопрос, как реорганизация двух ведомств, не может быть решен мгновенно, за 2,5 минуты — это исключено. Та­кие вопросы обсуждаются очень долго и заблаговременно, поскольку влекут за собой уйму сопутствующих вопросов: от объема дел нового ведомства до кадровых вопросов — кто будет руководить, замы, куда деть высвободившихся и т.д. Причем, само объединение этих двух ведомств не­понятно с деловой точки зрения. Во всех крупных странах полиция и госбезопасность разделены, и в СССР их нача­ли разделять до войны и окончательно разделили в 1943 г.

107

И вдруг снова объединение с тем, чтобы после убийства Берии их опять разъединить...

Отсюда следует два безусловных вывода. Во-первых, вопрос об объединении МВД и МГБ обсуждался уже давно и был в деталях проработан настолько, что в четверг 5 мар­та была просто поставлена точка, а если бы Сталин не забо­лел и провел заседание 2 марта, то точка была бы поставле­на именно на плановом Президиуме ЦК в понедельник.

Во-вторых. Непонятное объединение МВД и МГБ про­водилось Сталиным под Берию персонально, другого отве­та просто нет. Это означает, что ни министр МВД Круглов, ни министр МГБ Игнатьев своим должностям не соответст­вовали, полноценной замены им Сталин не видел и решил­ся снова поручить МВД и МГБ Берии. (То, что Сталин решил перегруженному атомными делами Берии поручить еще и эти министерства, говорит о том, что вопрос о них стоял очень остро. Иначе бы тянули время, подыскивая подходя­щую замену этим министрам).

Министра СССР назначает Президиум Верховного Со­вета СССР (по представлению Президиума ЦК), а замести­телей министра назначает Совет Министров СССР. Следо­вательно, персональный вопрос с заместителями нового министра МВД был решен тоже Председателем Совмина Сталиным: ими стали Серов и Круглов. Игнатьев в новом министерстве не предусматривался, т.е. в понедельник он был бы просто снят с должности и вряд ли ему светило по­вышение — ведь в секретариате ЦК он, по сути, занял осво­бодившуюся после смерти Сталина должность.

П. Судоплатов в своих воспоминаниях «Разведка и Кремль» пишет: «В конце февраля 1953 г., за несколько дней до смерти Сталина, я заметил в поведении Игнатьева нарастающую неуверенность»1. А в «деле Берии» отмечено, что, став министром объединенного МВД, Берия неодно­

1 /7. Судоплатов. Разведка и Кремль. С. 362.

108

кратно объяснял подчиненным, что в 1938 г. партия назна­чила его на пост наркома НКВД, чтобы он разгромил ежов- щину, а сегодня его цель — разгромить игнатьевщину.

Скажем прямо, смерть Сталина была для Игнатьева не просто выгодной, она, судя по всему, была для него спасе­нием.

Интересна дальнейшая судьба Игнатьева. В апреле Бе­рия делает энергичный маневр, и Игнатьев тихо, но далеко улетает: сначала в никуда — его исключают даже из членов ЦК на пленуме 28 апреля, но уже на пленуме 2 июля 1953 г., посвященном «делу Берии», Игнатьева, по предложению Хрущева, снова избирают членом ЦК, после «суда над Бе­рией» в декабре 1953 г. он секретарь Башкирского обкома КПСС, с 1957 г.— секретарь Татарского обкома, а с 1960 г. он, в 56 лет, на пенсии.

При Игнатьеве МГБ начало борьбу с еврейским космо­политизмом, при нем были произведены аресты по «делу врачей», при нем было расследовано дело Еврейского ан­тифашистского комитета, члены которого при нем же были и расстреляны. После разоблачения «культа личности» Ста­лина все это было названо «произволом», все подследствен­ные и осужденные — «невиновными жертвами». Казалось бы, что евреи и еврейская пресса должны ненавидеть Иг­натьева и метать в него громы и молнии, в сто раз больше, чем в Берию. Но вот парадокс! И еврейская пресса не про­являет к нему злобы и интереса, и еврей Ю.В. Андропов рас­порядился в 1983 г. этого, казалось бы, уже всеми забытого старца похоронить на Новодевичьем кладбище! Много ли там покоится бывших секретарей Татарского обкома? Что-то должно ему было ЦК КПСС! И сильно должно, если даже род­ственникам не смогли отказать в том, в чем запросто отказа­ли родственникам, скажем, народного любимца В. Высоцко­го — в похоронах на самом престижном кладбище СССР1.

' Ю. Мухин. Убийство Сталина и Берия. М.: Крымский мост — 90. Фо­рум, 2002. С. 395— 400.

109

По мнению Ю. Мухина заслугой С Д Игнатьева перед партией является его активное участие в заговоре по уско­рению смерти Сталина. Однако в заговоре невольно участ­вовали еще и лечащий врач, с которым Игнатьев приехал по вызову охраны к умирающему вождю. Присутствие вра­ча было крайне необходимо, поскольку охрана могла по­верить тому, что со Сталиным все нормально, только вра­чу, которого она хорошо знала. Значит, лечащий врач явля­ется таким же участником убийства Сталина, как Игнатьев и Хрущев. Только врач, постоянно наблюдавший за здоровь­ем вождя, мог успокоить охрану, сказав им, что «Сталин не­много перепил и ему нужно дать спокойно отоспаться».

Так, весьма произвольно трактуя «пристрастие» Стали­на к алкоголю, строит свою версию «от противного» Ю. Му­хин. Однако автор этой версии забывает одну весьма важ­ную в данном случае деталь — Сталин не употреблял ал­коголя вообще. Кому, как не В. Жухраю знать об этом? НоВ. Жухрай категорически утверждает, что все «возлияния» Сталина — это чистая имитация, он всегда пил только соки, искусно имитированные под вино. Недаром охранники во всех версиях твердо настаивают, что на поздней встрече Сталина с «Четверкой» подавали сок.

Следовательно, версия о присутствии некоего лечаще­го врача Смирнова в момент прибытия к заболевшему Ста­лину Игнатьева и Хрущева весьма сомнительна, хотя дока­зательства Ю. Мухина о существовании такого врача, без­условно, интересны.

Как мы уже отмечали, А. Рыбин в своих «Записках тело­хранителя» неоднократно упоминает имя другого лечаще­го врача — Кулинича, а также один раз упомянул «домаш­него врача» Захарову, но о таком враче, о котором пишет Ю. Мухин, он не обмолвился ни разу. Например, он пишет, что: «Доктор Кулинич брал кровь из пальца (у Сталина. — А/С), делал уколы от гипертонии. Но в последнее время, если одо­левала гипертония или очередная ангина, он (Сталин. — А.К.)

110

к врачам не обращался... а брал у Поскребышева, бывшего фельдшера, необходимые таблетки»'. А. Рыбин категориче­ски отрицает возможности отравления Сталина, полагая, что смерть вождя наступила по вполне естественным причинам: «Но о причинах заболевания Сталина могут говорить, пи­сать только телохранители Сталина, коменданты дач под­полковник И. Орлов, подполковник М. Старостин, подпол­ковник В. Туков, помкоменданта Петр Лозгачев, домаш­ние врачи Кулинич, Захарова»2.

Откуда появился лечащий («домашний») врач Смир­нов? И почему в воспоминаниях свидетелей болезни и смерти Сталина его имя ни разу не упомянуто? Ю. Мухин полагает, что, во-первых, имена лечащих врачей Сталина были засекречены, а, во-вторых, изо всех медицинских ар­хивов, связанных с лечением Сталина, были изъяты мате­риалы, где упоминалась фамилия этого лечащего врача. Ю. Мухин по этому поводу пишет: «...телохранители Сталина, пока видели, что Сталин еще дышит, не пошли бы ни на ка­кой сговор с Хрущевым и Игнатьевым и потребовали бы к потерявшему сознание Сталину врача. Только врач мог их успокоить и сказать, что «Сталин перепил и ему нужно дать отоспаться». Причем это должен был быть врач, которо­го телохранители хорошо знали, и таким врачом мог быть только один из лечащих врачей Сталина. Более того, он по должности обязан был бы примчаться впереди всех. Но ни один свидетель последних дней жизни Сталина не упоми­нает о его лечащем враче.

Вспоминают всех, кто был у постели умирающего Ста­лина, даже реанимационную бригаду, но никто не упоми­нает (очень старательно не упоминает) о лечащем враче Сталина, который обязан был неотлучно находиться при своем умирающем пациенте.

1 А. Рыбин. Рядом со Сталиным (Записки телохранителя). М.: Вете­ран, 1992. С. 56.

2 А. Рыбин. Кто отравил Сталина (Записки телохранителя). М.: Гудок, 1994. С. 3.

111

Правда, тут есть два момента. Утром 2 марта на дачу Ста­лина съехались все медицинские светила Москвы, в том чис­ле и все медицинские руководители лечащего врача Стали­на, а как говорится, при живом капитане матрос не началь­ник, лечащего врача оттер в сторону консилиум, и этот врач мог стать незаметен в толпе эскулапов, скажем, для Светла­ны Аллилуевой. С другой стороны, фамилия лечащего вра­ча Сталина, наверняка, была тайной, и ее знали лишь очень немногие. Тем не менее, Хрущев, Маленков, Молотов, Кага­нович, охранники — все они лечащего врача Сталина, без­условно, знали, но глухо о нем молчат. Почему?

Дело дошло до смешного. Практически все историки, кто затрагивал эту сторону жизни Сталина, уверены, что у Сталина вообще не было лечащего врача. Одни полагают, что его лечил непосредственно главный терапевт Лечебно- санитарного управления Кремля (ЛСУК) академик Виногра­дов, другие считают, что Сталина лечил какой-то его тело­хранитель, который якобы имел диплом фельдшера (здесь автор, очевидно, имеет в виду утверждение А. Рыбина, что Сталин пользовался советами Поскребышева, имевшего диплом фельдшера. — А.К.), третьи считают, что Сталин ле­чился сам. Причем так считают и те историки, которым дос­тупны все архивы. А ведь у каждого советского человека была в поликлинике больничная карточка, куда записыва­лись все его болезни, подробности их лечения и фамилии лечащих врачей. Без сомнения, была в ЛСУК заведена та­кая карточка и на Сталина. Что стоит ее взять и прочесть имена его врачей? В том-то и дело, что взять ее, видимо, не­возможно, поскольку она уничтожена Хрущевым сразу по­сле «ареста» (убийства) Берии. Кстати, то, что она уничто­жена, подтверждают и нескончаемые гадания историков о том, чем болел Сталин. К примеру, полагают, что в 1946 году у него был инсульт, но полагают так не потому, что прочли это в архивах ЛСУК, а потому, что Сталин несколько меся­цев не принимал никого в Кремле.

112

Можно понять, почему хрущевцы уничтожили все ру­кописи и личные архивы Сталина: они уничтожали идеи его перестройки, а сами могли оправдаться тем, что, дескать, не хотели, чтобы «зараза культа личности» распространя­лась в народе. Но его больничную карточку зачем уничто­жили? Как это объяснить? Я могу объяснить это только так: после XX съезда КПСС хрущевцы были крайне заинтересо­ваны в том, чтобы никто не знал, кто был лечащим врачом Сталина. Но почему? Видимо, потому, что с этим врачом что-то случилось такое, что могло навести нас на мысли об убийстве Сталина и о причинах убийства Берии.

И хрущевцы тщательно вычистили все архивы, стара­тельно уничтожая все упоминания о враче Сталина.

Но, как водится, произошла накладка: фальсификато­ры забыли об архивах самого Хрущева. А в документах его архива этот врач назван!»1

Ю. Мухин сравнил опубликованный текст выступления Н.С. Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС с озву­ченным текстом, который сохранился в черновике доклада и нашел в них несоответствие, касающееся личности врачей, лечивших Сталина. Как утверждает Е. Прудникова, интеллек­туальный уровень Хрущева был таков,«... что он попросту не соображал, что можно говорить и писать, а о чем нужно помалкивать. И, готовя доклад для XX съезда, он в своих чер­новиках проговорился (о существовании «загадочного» вра­ча Смирнова. — А.К.) — из напечатанного текста этот момент был вымаран, но черновик в архиве остался.. .»2.

В окончательном варианте доклада Хрущева нет упо­минания о лечащем враче по фамилии Смирнов, в то время, как в сохранившемся черновике он прямо пишет, что среди арестованных по «делу врачей» таковой присутствует:

1 Ю. Мухин. Убийцы Сталина. Главная тайна XX века. М.: Яуза-Пресс,2009. С. 378— 379.

1 Е. Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: Олма Медиа Групп,2010. С. 354.

113

«Дело врачей. Это может быть не дело врачей, а дело Сталина, потому что никакого дела о врачах не было, кроме записки врача Тимашук, которая, может быть, под влиянием кого-то, а может быть, и по подсказыванию кое-кого (уточ­нить, она вроде была осведомителем органов МВД) написа­ла письмо на имя Сталина. И вот по этому письму было соз­дано дело врачей, арестовали крупнейших и честнейших людей, которые были по своей квалификации, по своему по­литическому мировоззрению советскими людьми, которые допускались до лечения самого Сталина, например, Смир­нов лечил Сталина, а ведь известно, что самим Сталиным к нему допускались единицы. Я не буду вам перечислять всех врачей, это все известные академики, профессора, которые сейчас освобождены и занимают те же посты — лечат чле­нов Правительства и членов Президиума ЦК, мы им оказы­ваем полное доверие, и они с полным сознанием и добро­совестностью исполняют свой служебный долг.

И вот достаточно было такого письма к Сталину, как Сталин сразу этому поверил. Ему следствие не нужно было, потому что человек с таким характером, с таким болезнен­ным состоянием сам себя считал гением, сам себе навязал мысль, что он всеведающий, всезнающий и ему никакие следователи не нужны. Он сказал — и их арестовали. Он сказал— Смирнову надеть кандалы, такому-то надеть кандалы — так и будет. Здесь вот сидит делегат съез­да Игнатьев, которому Сталин сказал: если не добьетесь признания у этих людей, то с вас будет голова снята. Он сам вызывал следователя, сам его инструктировал, сам ему указывал методы следствия, — а методы единственные — это бить. И вот был составлен протокол, который мы все чи­тали. Сталин говорил: вот вы какие слепцы, котята, не ви­дите врага; что будет без меня — погибнет страна, пото­му что вы не можете распознать врага»1.

1 Ю. Мухин. Убийцы Сталина. Главная тайна XX века. М.: Яуза-Пресс, 2009. С. 380— 381.

114

Итак, в черновом варианте доклада Хрущева на леча­щего врача Сталина Смирнова по «указанию» Сталина «на­девают кандалы», а при подготовке проекта доклада он со­бирается уточнить, не была ли «врач Тимашук осведоми­телем органов МВД». А теперь приведем фрагмент этого выступления в окончательном, «причесанном» виде:

«Следует также напомнить о «деле врачей-вредите- лей»! (Движение в зале.) Собственно, никакого «дела» не было, кроме заявления врача Тимашук, которая, может быть под влиянием кого-нибудь или по указанию (ведь она была негласным сотрудником органов госбезопасности), написала Сталину письмо, в котором заявляла, что врачи якобы применяют неправильные методы лечения.

Достаточно было такого письма к Сталину, как он сра­зу сделал выводы, что в Советском Союзе имеются врачи- вредители, и дал указание — арестовать группу крупных специалистов советской медицины. Он сам давал указания, как вести следствие, как допрашивать арестованных. Он сказал: на академика Виноградова надеть кандалы, тако­го-то бить. Здесь присутствует делегат съезда, бывший министр госбезопасности т. Игнатьев. Сталин ему прямо заявил:

— Если не добьетесь признания врачей, то с вас бу­дет снята голова. (Шум возмущения в зале.)

Сталин сам вызывал следователя, инструктировал его, указывал методы следствия, а методы были единствен­ные — бить, бить и бить. Через некоторое время после аре­ста врачей мы, члены Политбюро, получили протоколы с признанием врачей. После рассылки этих протоколов Ста­лин говорил нам:

— Вы слепцы, котята, что же будет без меня — погиб­нет страна, потому что вы не можете распознать врагов.

Дело было поставлено так, что никто не имел возмож­ности проверить факты, на основе которых велось следст­вие. Не было возможности проверить факты путем контак­та с людьми, которые давали эти признания.

115

Но мы чувствовали, что дело с арестом врачей — это нечистое дело. Многих из этих людей мы лично знали, они лечили нас. И когда после смерти Сталина мы посмотрели, как создавалось это «дело», то увидели, что оно от начала до конца ложное.

Это позорное «дело» было создано Сталиным, но он не успел его довести до конца (в своем понимании), и поэтому врачи остались живыми. Теперь все они реабилитированы, работают на тех же постах, что и раньше, лечат руководя­щих работников, включая и членов Правительства. Мы им оказываем полное доверие, и они добросовестно исполня­ют, как и раньше, свой служебный долг»1.

Как видим, текст, фрагмента выступления Хрущева от­редактирован не только литературно, но вместо лечаще­го врача Смирнова «кандалы надевают» уже на академика медицины Виноградова, который был одним из высокопо­ставленных лечащих врачей Сталина, а врач Тимашук стала уже «негласным сотрудником органов госбезопасности». При этом Хрущева ничуть не смущает тот факт, что Тимашук при этом уже становится сотрудницей «сидящего в зале» бывшего руководителя МГБ СССР Игнатьева, и, если она клеветала в своем письме на врачей, в том числе на акаде­мика Виноградова, то клеветала по его заданию.

Итак, проговорился Никита Сергеевич — был у Стали­на лечащий врач Смирнов, фамилию которого впоследст­вии тщательно «вычистили» из истории болезни Сталина. В самой истории болезни упоминается лишь «домашний» доктор Кулинич, а по воспоминаниям А. Рыбина к этой ка­тегории «домашних» врачей относится еще и врач Захаро­ва. Можно предположить, что эта троица врачей, постоян­но наблюдавших за здоровьем Сталина, составляли своего рода «суточный пост», то есть в непосредственной близо­сти Сталина всегда находился кто-то из дежурных врачей «суточного поста». Этого врача не требовалось вызывать в

}Ю. Мухин. Убийцы Сталина. С. 381 — 382.

116

случае необходимости, он всегда рядом и был в готовно­сти немедленно оказать экстренную медицинскую помощь своему высокопоставленному пациенту. Следовательно, в ночь с 28 февраля на 1 марта (или с 1 -го на 2 марта?) дежур­ным врачом был доктор Смирнов, но Хрущев почему-то хо­чет скрыть это и «надевает» на него сталинские кандалы! Спрашивается, зачем?

Ю. Мухин тщательно проанализировал список аресто­ванных по «делу врачей», а затем список освобожденных по инициативе Берии из-под ареста, уже после смерти Ста­лина, врачей и к своему удивлению не находит там врача Смирнова. К примеру, лечащий врач Жданова Майоров там есть, а лечащего врача Сталина Смирнова — нет. Странно и другое: зачем Хрущеву захотелось упомянуть в своем док­ладе об арестованном по «делу врачей» каком-то докторе Смирнове? В докладе очень подробно говорится о казнен­ных Кузнецове, Воскресенском, Тухачевском, Якире, Уборе- виче, Постышеве и многих других партийных и государст­венных деятелях, зачем было упоминать о враче Смирно­ве (замененном при редактировании текста на академика Виноградова), которого не только (как и других арестован­ных врачей) не осудили, но даже и не арестовывали при жизни Сталина? Ю. Мухин делает вывод, что врач Смир­нов все-таки арестовывался, но уже после смерти Стали­на, и арестовал его Берия, заподозрив, что он был одним из непосредственных участников «убийства» Сталина. Берия, якобы, «докопался» до истинных причин смерти Сталина, поскольку после смерти вождя он потребовал арестовать также и Игнатьева, но не успел довести начатое дело до конца, поскольку 26 июня 1953 года был сам арестован, а затем и расстрелян.

Версия, по-своему, интересная, но все-таки она боль­ше смахивает на детектив, к которому впоследствии при­бегнет и сам Ю. Мухин, но остается вопрос: зачем Хрущеву понадобилось «удалить» лечащего врача Смирнова от сра­женного инсультом Сталина в начале марта 1953 года? Впо­

117

следствии мы постараемся ответить на этот вопрос. А сей­час обратимся к «детективной» версии отравления Стали­на, выдвинутой Ю. Мухиным1.

Согласно этой версии Сталин был отравлен во время позд­него ужина на ближней даче в ночь с 28 февраля на 1 марта, и эту акцию осуществил непосредственно Н.С. Хрущев. Со­бытия, якобы, развивались следующим образом.

Узнав, что Сталин надумал объединить МГБ и МВД СССР в одно министерство и назначить министром Л.П. Берию, Хрущев понял, что над руководителем МГБ С. Игнатьевым нависла смертельная опасность. Поскольку Игнатьев был в свое время назначен на эту должность по протекции Хру­щева, то такая же опасность нависла и над ним самим. Вы­ход из этой критической ситуации один — Сталин должен умереть, и сделать это может только сам Хрущев. Он вызы­вает в свой кабинет давнего, еще со времен своего прав­ления Украиной, знакомого чекиста Огольцова, ныне ра­ботавшего заместителем у министра Игнатьева, и дает ему задание приготовить две ампулы с ядом. Огольцов по дол­гу службы отвечал за работу секретной токсикологической лаборатории Майрановского, и только с его разрешения могли использоваться ядовитые вещества, хранящиеся в специальном сейфе этой лаборатории. Между ними состо­ялся якобы следующий диалог:

— Мне нужно то лекарство, которое вы показывали мне в Киеве, — сказал Хрущев.

— Много? — чуть запнувшись, и с нескрываемым удив­лением поинтересовался Огольцов.

— Пару ампул. Вечером принесете характеристики на начальников управлений МГБ Среднеазиатских респуб­лик... Ну, и это лекарство.

— Сделаю! — Огольцов смотрел на Никиту со смесью страха и уважения2.

’ Ю. Мухин. СССР имени Берия. М.: Алгоритм, 2008. С. 276— 284. («От­рава в чаше»).

2 Указанное сочинение. С. 279.

118

Получив от Огольцова две ампулы с ядом и предвари­тельно надрезав их горлышки, Хрущев завернул ампулы в носовой платок и положил их в правый карман пиджака. Опасаясь, как бы они не сломались из-за его неосторож­ных движений, он постоянно держал руку в кармане, ощу­щая холодок стекла. Вот так, держа постоянно правую руку в кармане, Хрущев появился в столовой, где уже находи­лись Сталин, Берия и Маленков. Непонятно только по ка­кой причине Ю. Мухин исключил из состава приглашенных на ужин Н. Булганина.

«За ужином Сталин сел, как обычно, в торце стола, сле­ва от него сели Берия и Маленков, а справа Хрущев. Пе­ред ним, за спиной Берии был сервировочный столик, на котором возвышались супница и сковородочки с цыплен- ком-табака. Закуска уже стояла на столе — заливной язык и сельдь «каспийский залом». Берия разлил вино в фужеры.

— За ваше здоровье, товарищи, — поднял фужер хо­зяин дома, — и чтобы ничто не мешало нам двигаться впе­ред!

Все выпили, приступили к закускам, Берия долил вино в фужеры.

— Я ценю вашу самостоятельность, Георгий и Ники­та, — Сталин прожевал и проглотил кусочек языка, — я хо­тел бы, чтобы вы в ЦК были совершенно самостоятельны и работали, не оглядываясь на меня. Вы же знаете, что я даже просил пленум ЦК не назначать меня секретарем и осво­бодить от работы в партии, — Сталин положил в рот еще кусочек и на время замолчал.— Но, понимаете,— про­должил он, — что-то мне не нравиться в этой вашей кам­пании против космополитизма. Какую газету ни откроешь, а там каждый день евреи, евреи и евреи. Мне кажется, что мы пересаливаем с этими евреями. Так мы из интернацио­налистов, сами того не желая, превратимся в антисемитов. В конце концов, наша цель это строительство коммунизма, а не борьба с еврейскими недостатками. Это один, очень

119

небольшой по численности народ из всех народов СССР, а мы столько пропагандистского пыла на него тратим.

— Товарищ Сталин! — тут же возразил Маленков. — Вы просто не представляете, сколько сигналов на евреев поступает и к нам в ЦК, и на места!

— Почему не представляю? — не спеша, ответил Ста­лин. — И сколько сигналов нашло подтверждение?

— Ну, мы пока проверяем, — несколько смутился Ма­ленков.

— Строго говоря,— вступил в разговор Берия, — ос­новная масса этих сигналов пересылаются для проверки в МГБ и МВД. Следователи завалены ими, и в подавляющем числе эти сигналы яйца выеденного не стоят, а на проверку требуют огромного времени.

— Раз мы за такие сигналы начали ордена давать, то теперь мы этими сигналами захлебнемся, — напомнил Ста­лин, — многим охота орден за бумажку получить.

Хрущев понял, что Берия уже кое в чем успел разо­браться и переговорил со Сталиным. УНикиты в голове возникла смутная комбинация, связанная с тем, что с поне­дельника министром внутренних дел станет Берия, и Берия будет отвечать за арестованных евреев, но Никита не успе­вал эту комбинацию обдумать, а лишь решил не присоеди­няться в своем мнении к Маленкову.

— Товарищ Сталин прав, Георгий, — поддержал вож­дя Хрущев, — надо эту кампанию прекращать. Вернее, не так — прекращать ее вести так огульно. Надо Суслову ска­зать. Когда суд кого из евреев осудит, тогда и писать. А то еще ни одного приговора нет, а Суслов заставляет редак­торов газет в каждом номере про этот космополитизм пи­сать, — перевел Никита стрелки с Маленкова на секретаря по пропаганде Суслова.

— Ну, ладно, — сказал Сталин, увидев, что гости уже за­кончили закусывать, и спросил: — Приступим к супу?

Сталин встал, отодвинул свой стул от стола и напра­вился к сервировочному столику, а сердце у Никиты беше­

120

но забилось. Еще раньше к столику подошли Берия с Ма­ленковым, Лаврентий открыл супницу, предлагая Сталину налить себе первому. Хрущев встал, сунул руку в карман пиджака, зажал в пальцах обе ампулы, повернул их верти­кально и большим пальцем нажал на их шейки, почувство­вав хруст стекла. Сталин Берия и Маленков стояли спиной к нему, оценивая поднимающийся из супницы запах кури­ного бульона. Никита пошел к ним, огибая торец стола, на долю секунды задержался, вынул из кармана руку и стрях­нул содержимое ампул в фужер Сталина, в котором было еще на треть вина. Снова сунул руку в карман, вложил ам­пулы в платок, вынул руку и подошел к сервировочному столику. Все произошло так быстро и незаметно, что и сам Никита не до конца осознал, сделал он это или нет. И толь­ко правая рука, на указательном пальце которой чувство­валась мокрота, непроизвольно пыталась вытереть ее о брючину.

Дальнейший ужин проходил у Хрущева, как во сне с чувством неутолимой жажды. Он не любил вина, а тут на­чал пить его и пить, оправдываясь, что селедка была слиш­ком соленой, его с улыбкой поддерживали, но к десерту вино закончилось, и Маленков рассмеялся.

— Да ты, Никита, совсем грузином стал!А поскольку Маленков был как бы самым крайним, то

он вышел из столовой, через минуту вернувшись еще с дву­мя бутылками «Маджари». За десертом, начали обсуждать проект постановления Верховного Совета об объединении МГБ и МВД, и проект распоряжения Сталина о кадровых назначениях в объединенное министерство. Кандидатур было очень много, вспоминали достоинства или недостат­ки каждого и целесообразность назначения его в долж­ность, посему ужин закончили незадолго до полуночи»1.

Вернувшись домой после вечерних посиделок на ближней, Хрущев совершил ритуал сожжения пустых ам­

1 Указанное сочинение. С. 280— 282.

121

пул в раскаленной печи, наблюдая как они сначала покрас­нели от жара, а затем начали размягчаться и оплывать. Ис­пытывая мистический ужас от совершенного им акта от­равления вождя мирового пролетариата, убийца как некое заклинание шептал: «Нет у Сталина никакой правды, нет у него божественной мечты! Вся правда у Ленина, а я спасал великую ленинскую партию большевиков»1.

Зачем понадобилось Ю. Мухину «подкрепить» свою хо­рошо проработанную версию о насильственной смерти Сталина «от противного» столь откровенным детективом, остается загадкой. Что ж, одной загадкой больше или од­ной загадкой меньше, но это ни на йоту не приблизило нас к раскрытию истинной тайны, сопровождавшей Сталина в последние дни и часы его жизни.

’ Указ. соч. С. 284.

Глава 7

«ОСИНАЯ» ВЕРСИЯ Е. ПРУДНИКОВОЙ

Обосновывая свою не слишком оригинальную версию «убийства» Сталина, Е. Прудникова ссылается на известный роман А. Кристи «Смерть в облаках», где одним из дейст­вующих персонажей является... оса!

«Обычная желтая, полосатая оса, летавшая по салону самолета, где произошло убийство, и которую запомнили все свидетели преступления. Если бы преступник не насле­дил несколько больше, чем предполагал, то было бы при­знано, что убитая женщина умерла от укуса осы. Тут глав­ное, чтобы насекомое бросалось всем в глаза и чтобы его запомнили и чтобы все говорили об осе.

В случае со смертью Сталина можно обнаружить це­лых четыре «осы». Это упорное пристегивание этой смер­ти к «делу врачей» и появившемуся у Сталина после начала этого дела недоверию к медицине. Это его болезненная по­дозрительность, из-за которой к нему практически невоз­можно было попасть. Это постоянно повторяющаяся ин­формация о том, что он плохо себя чувствовал, что у него были серьезные проблемы со здоровьем, что он перенес два инсульта и т.д. И, наконец, самая крупная «оса», выле­тающая из каждой щели этого дела, — Берия, как глав­ное действующее лицо»1.

Трактовка, конечно, оригинальная, но не совсем понят­ная, по крайней мере, в отношении первых трех «ос». Если

1 Е. Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2010. С.136.

123

с «осой №4» все понятно, поскольку не только большая по­ловина исследователей прямо обвиняет Л.П. Берию в убий­стве (организации убийства) Сталина, но и ближайшие со­ратники вождя (Хрущев, Молотов) тоже здесь отметились, хотя, как полагают «берияфилы», а Е. Прудникова к ним как раз и относится, он не только не причастен к этому престу­плению, но и не имел ни малейших мотивов, чтобы даже подумать о предательстве своего «хозяина». Короче гово­ря, Берия — это, согласно А. Кристи, действительно «оса» и, если уж начать нумеровать прудниковских «ос» по мере их очевидности, то это поистине «оса №1».

Худо-бедно, к «осе №2» можно отнести «дело врачей». Похоже, что Е. Прудникова, присвоив этой «осе» первый но­мер, рассуждая следующим образом. В застенках Лубян­ки томятся лечащие Сталина и его ближайших соратников врачи Лечсанупра, причастные, якобы, к убийству Ждано­ва, Щербакова, Калинина и замышлявшие «залечить» само­го Сталина. Поскольку все они кристально честные люди, но оказались в застенках из-за «болезненной подозрительно­сти» Сталина (по Прудниковой — «оса №2»), то оставшиеся на воле и также с какого-то боку причастные к лечению Ста­лина другие врачи («домашние» врачи Смирнов, Кулинич, например) дни и ночи напролет думают о том, как бы по­скорее вызволить несчастных из лубянских подвалов и при этом не видят иного способа это сделать, как отравить са­мого Сталина. Н. Добрюха, например, в этом абсолютно уве­рен, читайте внимательно его фундаментальный труд, о том, как убивали Сталина1. Да и Ю. Мухин недалеко ушел, дока­зывая, что «домашний» врач Смирнов непосредственно участвовал в тяжком преступлении — неоказании своевре­менной медицинской помощи тяжело больному Сталину. А И. Чигирин, например, в этом преступлении обвиняет со­всем другого «домашнего» врача — Кулинича в той же связ­

1 Н. Над. Как убивали Сталина. М.: У Никитских ворот, 2007.

124

ке с Хрущевым и Игнатьевым1. Да и сама Е. Прудникова, как мы убедимся ниже, тоже склоняется к тому, что «домашний» врач Смирнов причастен к убийству Сталина. Так, как же то­гда можно «дело врачей» называть «осой»? Оса — это «чис­тое» насекомое, а «дело врачей» выходит даже не косвенно, а напрямую причастно к смерти Сталина. Однако условно все же будем считать «дело врачей» «осой №2», поскольку даже Ю. Мухин впоследствии приводит альтернативный ва­риант «отравления» Сталина руками самого Хрущева, а у Н. Добрюхи врачи травят чаще всего не самого Сталина, а его двойников, хотя какая разница, они-то об этом не знают.

Как-то можно обосновать, что имеет право «полета» прудниковская «оса №3»— «постоянно повторяющаяся информация о том, что у него были серьезные проблемы со здоровьем, что он перенес два инсульта ...». Альтерна­тивой этой «осе» является как бы абсолютное здоровье то­варища Сталина, которое не было подорвано в тяжкие го­ды войны, а посему никакого инсульта у него не было, ни до 28 февраля 1953 года, ни в ночь на 1 марта. Следователь­но, он не мог умереть естественной смертью, что и доказы­вает автор.

А вот как отнести к «осе №2», по классификации Е. Пруд­никовой, «... болезненную подозрительность (Сталина.— А.К.), из-за которой к нему практически невозможно было попасть», мы ума не приложим. То есть, будучи «болезнен­но подозрительным» Сталин во всех видел врагов, желаю­щих его смерти, в том числе не доверял врачам, отказав­шись категорически от их услуг. Стал лечиться сам по ре­цептам ветеринарных врачей или фельдшеров, например, Поскребышева, и, в конце концов, отравился? Так что ли? Но ведь ни один исследователь пока не докопался до само­отравления Сталина, а значит эту самую «болезненную по­дозрительность» относить к «осам» ну никак нельзя.

1 И. Чигирин. Белые и грязные пятна истории. Великие Луки, 2007. С 284— 285.

125

Но, с другой стороны, ведь не всех «ос» посчитала Е. Прудникова. Взять хотя бы такую «осу», как ближайшие приближенные Сталина генералы Власик и Поскребышев. Все «исследователи» утверждают, чта подготовка к устра­нению Сталина началась задолго до трагического вечера 28 февраля 1953 года. Она началась с удаления от Стали­на самых преданных ему «церберов», причем по версии «берияфобов» все это сделал Берия, а по версии «берия- филов», напротив, все это проделки Игнатьева с благо­словения Н.С. Хрущева. А поскольку эта акция фактически не имела абсолютно никакого отношения к «загадочной» смерти Сталина, то это в чистом виде «оса № 4» (в нашей ну­мерации.— А/С).

А взять того же охранника И. Хрусталева. Кто не подоз­ревал его в качестве активного участника в акции по убий­ству Сталина? Всякий «исследователь» спешил отметиться, что он доподлинно знает, что через несколько дней (кто го­ворит — недель) Хрусталев отправился на тот свет вслед за «Хозяином» — типичная картина устранения исполнителя преступления. Но потом выяснилось, что Хрусталев умер через полтора года после смерти Сталина (И. Чигирин «до­копался», что Иван Васильевич Хрусталев умер 22 сентября 1954 года)1 — вот вам и «оса №5».

На этом «осиный рой» не исчерпывается. Введем в обо­рот еще одну «осу №6», а именно, заговор его соратников с участием лиц охраны и «домашних» врачей с целью физи­ческого устранения вождя. На наш взгляд, именно эта «оса» и является самой крупной (можно было бы вообще назвать его шмелем), поскольку именно она «вылетает из каждой щели этого дела», присутствует в разных вариантах бук­вально во всех существующих версиях, объясняющих «за­гадочную» смерть Сталина.

Признаемся, что задачей настоящего исследования, целью данного сочинения как раз и является доказатель­

1 И. Чигирин. Белые и грязные пятна истории. С. 247.

126

ство существования «осы №6». То есть, никакого заговора по физическому устранению Сталина, ни заранее сплани­рованного, ни возникшего экспромтом, не существовало, и смерть Сталина наступила по вполне естественным причи­нам. Но случилась она при обстоятельствах, несущих в себе некую тайну, разгадать которую никому не удалось до сего­дняшнего дня.

Е. Прудникова начинает «разбор полетов ос» с «осы №3», то есть с анализа состояния здоровья Сталина к нача­лу 1953 года:

«Считается общеизвестным, что к концу жизни Сталин был серьезно болен. Болен-то он был — старость не ра­дость, — но насколько серьезно? По свидетельству доче­ри, его здоровье серьезно пошатнулось сразу после вой­ны. Она вспоминает, что «отец заболел, и болел долго и трудно». Чем — она не знала и во время болезни с ним не виделась — к тому времени они вообще встречались край­не редко, могли не видеться месяцами.

В общем, это неудивительно, так часто бывает: огром­ное напряжение всех сил держит человека в форме, а ко­гда оно спадает, то сразу проявляются все накопленные бо­лезни. Говорили также о том, что Сталин вроде бы перенес два инсульта: один — после Ялтинской конференции, дру­гой — в 1949 году. Но о состоянии здоровья вождя сущест­вует много свидетельств, и все разные. По одним, в начале 1950-х это был уже старый усталый человек, а вот, напри­мер, совсем другое свидетельство — строчка из воспоми­наний Светланы: «Ему было уже семьдесят два года, но он очень бодро ходил своей стремительной походкой по пар­ку, а за ним, отдуваясь, ковыляли толстые генералы охра­ны». (Какие «генералы», да еще толстые? О ком это она?)

Павел Судоплатов, встретившийся со Сталиным в фев­рале 1953 года, пишет, что был поражен, увидев уставше­го старика. «Волосы его сильно поредели, и хотя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы через силу, а паузы между словами были длиннее». Но

127

в таком возрасте — в семьдесят четыре года — человек, особенно проживший жизнь, полную такого невероятно­го напряжения, вполне может выглядеть усталым стари­ком. Однако это еще не показатель приближающейся смер­ти, «усталые старики» живут иной раз десятилетиями, тогда как вполне бодрые и сильные умирают в одночасье.

Весьма противоречивые свидетельства дает Молотов. То он говорит, что Сталин был очень утомлен, почти не ле­чился, а то вдруг, заявляет, что он «ничем особенно не бо­лел, работал все время. Живой был, и очень». Светлана, вспоминая последнее застолье, говорит: «Странно, отец не курит. Странно— у него красный цвет лица, хотя он обычно всегда был бледен (очевидно, было уже сильно повышен­ное давление)».

Но это все отрывочные свидетельства очевидцев, по которым понять ничего нельзя. Достоверные данные мо­жет дать только официальный медицинский документ — история болезни Сталина, его карточка кремлевской по­ликлиники. Если в последнее время он не прибегал к услу­гам врачей, значит, в ней за эти годы не будет записей — но ведь карточка-то должна была сохраниться! Однако ее ни­где нет, равно как и совершенно неизвестно, кто был его лечащим врачом. По некоторым свидетельствам, это был академик Виноградов, после ареста которого, Сталин вро­де бы и перестал пользоваться услугами медицины. Но и это известно лишь со слов Хрущева.

Коротко говоря: мы ничего достоверно не знаем о ре­альном состоянии здоровья главы государства в конце февраля 1953 года»1.

Тут мы вынуждены прервать цитату и сообщить читате­лям, что в отношении отсутствия медицинских документов, как то: истории болезни Сталина, карточек наблюдения ле­чащих врачей за здоровьем Сталина, Е. Прудникова не со-

’ £ Прудникова. Второе убийство Сталина. М., ОЛМА Медиа Групп, 2010. С. 337-338.

128

всем права. Кое-что -.из этих документов сохранилось, ими активно пользовались уже упоминаемые нами исследовате­ли Н. Добрюха и И. Чигирин. Несколько опрометчиво звучит и другое заявление, что «... совершенно неизвестно, кто был его лечащим врачом». Выше мы уже упоминали о трех «до­машних» лечащих врачах Сталина (Смирнов, Кулинич, Заха­рова), которые упоминаются как в истории болезни, так и в мемуарах современников вождя (А. Рыбин, Н. Хрущев).

Однако продолжим наблюдать за «полетом» «осы №3»: «Не знаем мы и другого — как Сталин относился к вра­

чам. С подачи Хрущева и компании утверждалось, что «дело врачей» раскручивалось по личному указанию самого Ста­лина, — но этим утверждениям, по понятным причинам, грош цена (они отмазывали себя и своих людей из МГБ), а доказательств нет. Подробный разбор «дела врачей» в зада­чу этой книжки не входит — если получится, даст Бог, на­писать вторую, тогда и поговорим. Но есть два свидетель­ства, прямо противоположных хрущевскому. Первое из них по какому-то недосмотру проскользнуло в воспоминаниях Светланы Аллилуевой. Она пишет: «Дело врачей происхо­дило в последнюю зиму его жизни. Валентина Васильевна рассказывала мне позже, что отец был очень огорчен обо­ротом событий. Она слышала, как это обсуждалось за сто­лом, во время обеда. Она подавала на стол, как всегда. Отец говорил, что не верит в их «нечестность», что этого не мо­жет быть... Все присутствующие, как обычно в таких случа­ях, лишь молчали ...»’

Конечно, трудно придумать более «убедительное» до­казательство лояльности Сталина к бедным врачам, то­мящимся в лубянских подвалах, чем свидетельство Ва­лечки Истоминой, служившей подавальщицей на кухне в Волынском, да еще и в воспоминаниях Светланы Аллилуе­вой, знавшей своего отца хуже, чем сталинская обслуга на ближней даче. Видите ли, вся страна пылала жаждой рас­

1Е. Прудникова. Второе убийство Сталина. С. 338.

129

правы над «подлыми убийцами в белых халатах», особенно после прочтения передовицы газеты «Правда» за 13 янва­ря 1953 года, текст которой лично правил Сталин, а Валеч­ка Истомина утверждает, что Сталин «...был очень огорчен оборотом событий».

Ну а что это за второе свидетельство?«Еще более интересное свидетельство обнаружили ис­

торики братья Жорес и Рой Медведевы, правда, несколько тенденциозно его истолковав, но факт-то от этого не изме­нился! Посиделки на даче у Сталина, после которых с ним случился инсульт, имели место быть в ночь с 28 февраля на 1 марта. А 2 марта все газеты Советского Союза вдруг друж­но заткнулись по поводу «дела врачей». Если знать тогдаш­нюю технологию работы прессы, становится понятным, что руководящие указания по этому поводу они могли полу­чить не позднее, чем днем 1 марта, причем от двух чело­век: собственно газетчики — от главного идеолога партии, цензура— от министра ГБ. Братья Медведевы делают из этого вывод, что противники Сталина, только и ожидавшие возможности прекратить это дело, узнав, что с вождем тво­рится что-то непонятное (даже до официального вердикта врачей) тут же дали команду прекратить газетную травлю. Странно это — зачем так спешно? Почему это дело оказа­лось настолько принципиальным, что нельзя было подож­дать один-два дня? А то создается впечатление, что приказ о прекращении газетной шумихи был отдан еще до того, как соратники помчались на дачу Сталина. Вот так: полу­чил Хрущев информацию о том, что Сталин лежит без соз­нания, радостно схватил телефонную трубку, прокричал: «Все! Прекращай дело, выпускай медиков!» — и только по­сле этого поехал в Кунцево. А если принять ту версию, что Сталин был отравлен соратниками, то и вообще получает­ся, что убили его исключительно из-за дела врачей. Но это же полная чушь. Еще и еще раз можно повторить: и не та­ких расстреливали!

Но есть и еще одна версия, самая простая из простых и потому высокоумными учеными не замеченная — решение

130

о прекращении газетной шумихи, а значит, решение объек­тивно разобраться, наконец, с этим делом было принято не днем 1 марта обрадованными соратниками, беззаветными борцами за справедливость и еврейское счастье, а самим Сталиным накануне, может быть, на тех самых ночных по­сиделках, и начало исполняться обычным порядком. Учи­тывая последовавшее затем назначение на пост министра госбезопасности Берии, полностью повторяющее его же назначение в 1938 году, скорее всего, так оно и было: шум прекратили, потому что назначали нового министра с твер­дым намерением разобраться, что там такое в этом ведом­стве происходит. А ведь это меняет картину, не так ли?»1

Согласимся, что все это так и было, тем более, есть сви­детельства, что шумная газетная компания по «делу врачей» прекратилась гораздо раньше. По данным историка Г. Кос­тырченко, газетная шумиха резко пошла на убыль уже в два­дцатых числах февраля. Но это при всем при том, что уже была назначена конкретная дата начала судебного разби­рательства по «делу врачей», а членам «Узкого круга» Бюро Президиума ЦК КПСС было роздано заключение Генерально­го прокурора по «делу врачей», из которого следовало, что арестованных врачей ждет суровое наказание. Спрашивает­ся, почему тогда притихла газетная шумиха по этому делу?

В мемуарах многих активных участников Великой Оте­чественной войны нередко можно встретить в разных ва­риациях, такое наблюдение. Перед решительным насту­плением на отдельных участках фронта проводится мас­сированная артиллерийская подготовка, которая сначала «обрабатывает» передний край обороны противника, а за­тем «огненный вал», сметая все на своем пути, движется в глубь вражеской обороны. Кажется, что не останется ни­чего живого в этом огненном смерче. И вот артподготовка стихла, но приготовившиеся к решительному броску части не сразу врываются на позиции обороняющегося против­

1 Указанные сочинение Е. Прудниковой. С. 339— 340.

131

ника. На некоторое время наступает «оглушительная» ти­шина и только через определенное время по всей линии фронта раздастся оглушительное «ура»! И войска лавиной ринутся на противника. Почему возникает эта томительная пауза между окончанием артподготовки и началом атаки? Объяснение простое, нужно оценить результаты огневого подавления переднего края обороны противника. Развед­ка доносит, где образовались наиболее заметные «проре­хи» в обороне, куда в первую очередь следует двинуть на­ступающие части. Нужно произвести скрытую частичную перегруппировку войск, чтобы обеспечить оптимальный успех первого, наиболее важного этапа наступления.

То же и в рассматриваемом случае по «делу врачей». После шумной «артподготовки» в СМИ, когда уже всему на­роду все уши прожужжали о «подлых убийцах в белых ха­латах», нужно было подвести некоторые предварительные итоги этой кампании и приготовиться к решительной атаке, т.е. к судебному процессу над «врагами народа», провести интенсивные переговоры Сталина с членами «Четверки» («Узкий круг» БП), затем должно последовать совещание с членами БП, заседание Президиума ЦК КПСС, Пленума ЦК КПСС — это по партийной линии. По линии Правительст­ва в начале марта планировалось совещание Бюро Прези­диума СМ СССР, заседание членов Правительства. И все это в преддверии Сессии Верховного Совета СССР, на которой в законодательном порядке должны были быть приняты важнейшие решения по реформированию политической и экономической жизни страны. То есть, в марте 1953 года должны воплотиться в жизнь идеи, высказанные Сталиным на историческом Пленуме ЦК КПСС, состоявшемся сразу же по окончании XIX съезда партии 16 октября 1952 года.

И все это по «делу врачей»? Да нет же конечно! Это был один из второстепенных вопросов, волей судеб на­слоившихся на грандиозные планы Сталина по реформи­рованию страны, о которых он писал во второй части сво­ей знаменитой работы «Экономические проблемы социа­лизма в СССР».

132

Не был Сталин «безродным антисемитом» и при случае напоминал своим соратникам и близким людям из своего окружения, что нельзя допускать, чтобы борьба с сиониз­мом переросла в антисемитизм. Именно об этом, похоже, он и вел застольный разговор, который невольно слышала Валечка Истомина, истолковавшая его как сомнение Стали­на в причастности врачей к преступлениям, которые вменя­ли им по «делу врачей». Где уж ей разобраться в тонкостях этой политической материи. Ну и Светлана туда же, вместе с Е. Прудниковой, которая продолжает «гнуть» свое:

«Говорят, что из-за «дела врачей» Сталин в послед­ние годы жизни не доверял медикам, лечился сам. Но этого тоже толком никто не знает. Светлана пишет, что уговари­вала его лечиться, а он отказывался. «Виноградов был аре­стован, а больше он никому не доверял, никого не подпус­кал к себе близко. Он принимал сам какие-то пилюли, ка­пал в стакан с водой несколько капель йода — откуда-то он брал сам эти фельдшерские рецепты; но он сам же де­лал недопустимое: через два месяца, за сутки до удара, он был в бане и парился там, по своей старой сибирской при­вычке. Ни один врач не разрешил бы этого, но врачей не было...» Однако Светлана виделась с отцом в то время край­не редко, раз в несколько месяцев — что она могла знать о его жизни? Еще вспоминают, что когда Сталин заболевал ангиной, то посылал кого-нибудь из охранников в аптеку за лекарствами. Но, простите, ангинами он болел много лет и для того, чтобы лечиться, ему вовсе не нужен был врач, как не нужен он в подобном случае и нам с вами.

Академик Мясников, один из медиков, присутствовав­ших при кончине вождя, вспоминал: «Последние, по-види­мому, три года Сталин не обращался к врачам за медицин­ской помощью. Во всяком случае, так сказал нам началь­ник Лечсанупра Кремля... На его большой даче в Кунцево не было даже аптечки с первыми необходимыми средства­ми: не было, между прочим, даже нитроглицерина, и если бы у него случился припадок грудной жабы, он мог бы уме­

133

реть от спазма, который устраняется двумя каплями лекар­ства. Хотя бы сестру завели под видом горничной или вра­ча под видом одного из полковников — все-таки человеку 72 года!»1

Успокоим покойного академика, не медсестру «под ви­дом одного из полковников (охраны. — А.К.)» завела служ­ба безопасности Сталина, а квалифицированных врачей в количестве «суточного поста» (5 человек), которые посто­янно наблюдали за состоянием здоровья вождя и при не­обходимости проводили превентивное лечение. Откуда было знать академику о существовании «домашних» вра­чей, круглосуточно (поочередно) находившихся в непо­средственной близости к вождю? Почему говорим о «су­точном посте» и его численности в количестве 5 человек? Врачебный пост, равно как и любой пост охраны, функцио­нирует непрерывно и для его обеспечения требуется, как минимум, 3 человека, если бы они сменялись через каж­дые 8-часов. Как правило, такая служба организуется по­суточно, то есть один человек дежурит сутки, а затем на двое суток сменяется. Учитывая, что, каждый человек име­ет право на выходные дни, то служба организуется по схе­ме: «сутки — трое», то есть охранник сутки дежурит, трое суток отдыхает. В этом случае для обеспечения непрерыв­ного дежурства требуется уже не три, а четыре человека. Однако, каждый человек имеет право на один отпуск в го­ду, и для подмены «отпускников» требуется еще один спе­циалист. Таким образом, для обеспечения непрерывного дежурства по обеспечению безопасности объекта охраны требуется 5 человек — это азбука системы круглосуточной охраны. А вот знать все это любому постороннему лицу, тем более при охране столь важного «объекта» (в данном слу­чае субъекта), каким является глава государства, совсем не обязательно, в том числе и академику Мясникову. Персо­нальный состав «суточного» врачебного поста засекречен,

1 Указанное сочинение Е. Прудниковой. С. 340— 341.

134

потому до сегодняшнего дня так и не вычислены фамилии двух «домашних» врачей, обслуживающих Сталина в по­следние годы (месяцы, дни) его жизни.

И. Чигирин, много поработавший над этим вопросом (выявлением фамилии «домашних» врачей Сталина) и вы­явившим фамилию всего лишь одного врача из этой «пя­терки» (доктор Кулинич), пишет: «Рыбин мельком пишет о «домашнем докторе Кулиниче», который наблюдал Стали­на вместе с академиком Преображенским, Виноградовым и Бакулевым.

Но, по-моему, именно в этом мимоходом упомянутом «проходном» факте и есть разгадка всего произошедшего. Такого врача не могло не быть. Он и был — Кулинич»1.

Что такое «разгадал» и о каком «происшествии» толку­ет автор? И. Чигирин тоже склоняется к тому, что Сталину не была своевременно оказана квалифицированная меди­цинская помощь, и причастным к этому преступлению ока­зался «домашний» доктор Кулинич. Справедливости ради, следует отметить, что А. Рыбин «мельком пишет» не толь­ко об одном Кулиниче, он еще упоминает «домашнего» док­тора Захарову2. Этого доктора с таким же успехом можно было «определить» дежурной в тот злополучный вечер 28 февраля 1953 года, а затем обвинить в качестве участника заговора по неоказанию медицинской помощи Сталину.

Кстати, А. Авторханов в версии, якобы рассказанной ему «старыми большевиками», выводит на арену некую женщину-врача, которая в паре с Берией отравила вождя по окончании затянувшегося обеда на ближней даче в ночь с 28 февраля на 1 марта. Мало того, он попытался придать достоверность этой версии свидетельством Светланы Ал­лилуевой, которая заметила среди врачей, «колдовавших» вокруг Сталина, женщину-врача, которая кивнула Светла­не, как бы приветствуя ее. Да и Светлана вспомнила, что

1 Упомянутое сочинение И. Чигирина. С. 284.2 А Рыбин. Сталин и Жуков. М.: Гудок, 1994. С. 69.

135

она где-то видела эту женщину. И немудрено, если это была как раз доктор Захарова, сменившая на боевом посту док­тора Смирнова, дежурившего в предыдущие сутки. Светла­на могла не помнить ее, если даже когда-то и видела док­тора рядом с отцом, но доктор Захарова, наверняка, зна­ла дочь своего пациента, потому и кивнула ей, как хорошо знакомому человеку.

Однако И. Чигирин предпочел все-таки «пристегнуть» к «заговорщикам» именно доктора Кулинича, поскольку он отыскал в истории болезни Сталина нечто, похожее на ре­цепт или на заявку в аптеку по поставке некоторых лекарств, где упомянут доктор Кулинич, а посему продолжает:

«Домашнему врачу совершенно необязательно было быть крупным специалистом в определенной области ме­дицины. Его функции заключались в измерении кровяно­го давления, проведении несложных процедур, оказании, при необходимости, экстренной помощи и вызове врачей для лечения определенного заболевания. Это объясняет причину отсутствия подписей Кулинича на историях болез­ни. Он выполнял обязанности фельдшера, хотя и не исклю­чено, что имел высшее медицинское образование.

За годы работы Кулинича Сталин к нему привык, и док­тор опасений не вызывал. 28 февраля — 1 марта 1953 года домашний доктор Кулинич должен был непременно нахо­диться на ближней даче.

Именно присутствие Кулинича исключило активные действия охраны по вызову врачей для оказания Сталину скорой помощи. Какой же смысл травить, если врачи прие­дут сразу.

Из-за намеренной задержки врачи прибыли лишь в 7 часов утра 2 марта 1953 года, когда было уже поздно при­нимать меры для спасения жизни Сталина.

Вполне возможно, что охрана узнала о состоянии Ста­лина со слов Кулинича лишь тогда, когда исход был пред­решен.

Показания охраны и «свидетельства» Хрущева о ноч­ных визитерах сформировались и были им озвучены, ко­

136

гда основных фигурантов уже либо не было на свете (как Л.П. Берии так и И.В. Хрусталева), либо они были не у дел (как Маленков и другие) и молчание было их единствен­ным спасением. Поэтому в разных источниках называют не только разный состав прибывших, но и разное время их приезда. С учетом того, все показания охраны противоре­чивы и не вызывают доверия, нельзя исключать, что время звонков Игнатьеву, Маленкову, Берии и Хрущеву намерен­но изменено.

Как следует из воспоминаний Хрущева, когда он с Иг­натьевым прибыл на дачу ночью 1 марта 1953 года, они были только в караульном помещении дачи и к Сталину не подходили. Возможно, им было достаточно доклада Кули- нича о том, что все развивается по плану. (Здесь автор явно фантазирует. В воспоминаниях Н.С. Хрущева такой факт, что при первом визите соратников к больному вождю в соста­ве визитеров находился Игнатьев, отсутствует. — А.К.).

Представляется, что этот таинственный домашний док­тор Кулинич и есть ключевая фигура для понимания об­стоятельств смерти И.В. Сталина.

Вероятно, заказчики убийства Сталина поставили Ку- линича в безвыходное положение: жизнь его самого и его семьи повисли на волоске.

В отличие от полковника И.В. Хрусталева, умершего в самом расцвете сил 22 сентября 1954 года, дальнейшая судьба домашнего доктора Кулинича неизвестна...

Л.П. Берия не успел установить действительные об­стоятельства смерти И.В. Сталина и для того, чтобы этого не случилось, был убит, а Кулиничу за отличное выполнение задания, вероятно, была дарована жизнь...»1.

Как видим, версия И. Чигирина об «экспромтном заго­воре» троицы в составе: Игнатьев, Хрущев и лечащий (до­машний) врач практически совпадает с версией Ю. Мухи­на, только у последнего фигурирует врач Смирнов, а у Чи­гирина — Кулинич.

1 Указанное сочинение И. Чигирина. С. 284— 285.

137

Однако продолжим цитирование размышлений Е. Пруд­никовой о «полете» «осы №3»:

«...Откуда мог знать академик Мясников, есть ли на даче лекарства? Не устраивал же он обыска в сталинских апартаментах. Кто-то ему об этом сказал — вопрос только, кто именно.

Сталин ведь жил на этой даче не один — тут же частич­но жила, а частично работала и обслуга, и охрана. И если Сталин не держал лекарств для себя, то это не значит, что на даче не было аптечки для всех остальных, и можно быть уверенным, что если бы Мясников попросил таблетку нит­роглицерина не у Хрущева или Маленкова, а у той же пода­вальщицы Матрены Бутузовой, то незамедлительно полу­чил бы требуемую таблетку. Ни соратники, ни дети знать о том, были на даче лекарства или нет, попросту не могли.

Коротко говоря: мы ничего достоверно не знаем о том, пользовался ли Сталин услугами врачей в 1952— 1953 годах»1.

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что данное заключение слишком категорично и не отража­ет действительного положения дел. Еще более категорич­ным выглядит резюме Е. Прудниковой в самом конце «по­лета «осы №3»:

«Посмотрите, какая получается убедительная логи­ческая цепочка. «Дело врачей» — болезненная подозри­тельность Сталина — недоверие к медицине — самолече­ние — плохое состояние здоровья — внезапный инсульт и смерть. Смотрите, сколько здесь сомнительных звеньев. О болезненной подозрительности мы знаем только по сви­детельствам Хрущева и его команды. А если нет? А если он не был подозрителен? И мы ведь знаем, что не был. А об от­ношении к медицине и о состоянии здоровья мы не знаем ничего. И все построение рассыпается ...»2.

Действительно, многого мы не знаем в отдельных звеньях приведенной цепочки, хотя кое-что на сегодняш­

1 Указанное сочинение Е. Прудниковой. С. 340— 341.2 Там же. С. 341.

138

ний день уже знаем, например, о слабом здоровье Стали­на. Так этого, одного-единственного «звена», вполне доста­точно, чтобы у Сталина мог в любой момент случиться сер- дечно-сосудистый коллапс, особенно на фоне возможного эмоционального стресса, эхом которого может явиться со­судистая катастрофа. И при чем тогда все остальные звенья прудниковской цепочки?

А теперь обратимся к «осе №2» (по «нумерации» Е. Прудниковой это «оса №1»), которая, по мнению Е. Прудни­ковой, была запущена ближайшими соратниками Сталина, чтобы убедить современников и последующие поколения советских людей в том, что в начале 50-х годов XX столетия не было более важной проблемы, чем предотвратить мас­совые репрессии в стране, начавшиеся с ареста известных кремлевских врачей, то есть предотвратить «новый 37 год». И, несмотря на то, что раскаты «нового 37 года» уже во всю гремели, аккомпанируя начавшейся «чистке партии» и об­щества в целом («Ленинградское дело», «мингрельское дело», «дело авиаторов, моряков и маршалов» и само со­бой «дело врачей», а также борьба с космополитизмом в литературе, искусстве и науке, разгром Еврейского антифа­шистского комитета), Е. Прудникова берется убедить чита­телей, что была более важная причина для устранения Ста­лина его соратниками, чем «дело врачей»:

«Не говоря уже о том, что это полнейшая глупость — не такие они были люди (соратники Сталина. — А/С.), что­бы спасать каких-то там врачей, удивляет еще одно обстоя­тельство. Уж очень назойливо суют нам все время в глаза эту историю с медиками («дело врачей». — А.К.), так, словно она была важнейшим событием того времени. Словно и за- няться-то «руководящей пятерке» было больше нечем.

И поневоле хочется проверить: а не для прикрытия ли запущена такая реклама, не было ли у «соратников» других причин не любить своего патрона? И оказывается, что при­чины были, что врачи — это не более, чем «оса», а настоя­щий интерес-то был совсем другой.

139

Более позднюю общепринятую версию смерти Стали­на сформулировал Н. Зенькович в своей книге «Тайны ухо­дящего века — 3». «Не в том загадка смерти Сталина, был ли он умерщвлен, а в том, как это произошло. Поставленные перед альтернативой: кому умереть, Сталину или всему со­ставу Политбюро,— члены Политбюро выбрали смерть Сталина. Такой вот выбор». Версия тоже красивая, изящный такой ужастик, в духе Оруэлла, вот только одно упускается из виду: какими силами, с помощью какого механизма Ста­лин мог умертвить членов Политбюро? А главное — зачем? Вот вопрос: зачем? По причине паранойи? Ну-ну... Когда не­чего отвечать, и такой ответ, конечно, сойдет, но кто ее, эту паранойю, кроме Хрущева, видел?»1

На наш взгляд, напрасно брошен упрек Н. Зенькови- чу в том, что у Сталина не было ни «механизма», ни сил, что­бы «умертвить членов Политбюро». И этот риторический во­прос: «А главное— зачем?» В качестве «информации для размышления» над этими вопросами приведем один исто­рический пример из жизни современного Китая и две циф­ры для сравнения неких «исторических процессов», имев­шего место в Китае, но не реализованного Сталиным в СССР.

В октябре 1960 года в беседе с американским писате- лем-разведчиком Э. Сноу Мао Цзэдун поделился с ним свои­ми сокровенными мыслями о том, как будет устроено буду­щее Китая после его смерти: «На сегодня в живых осталось около восьмисот ветеранов. В общем и целом страна по- прежнему управляется этими восьмистами, и еще какое-то время будет зависеть от них»2.0 чем идет речь? Проанали­зировав сложившуюся ситуацию в Советском Союзе после смерти Сталина и развенчания его «культа личности» одним из «ветеранов партии» на XX съезде КПСС, Мао «смодели­ровал» ситуацию на себя и понял, что нужно предотвратить подобный сценарий расправы над собой со стороны своих

1 Указанное сочинение Е. Прудниковой. С. 357— 358.2 А Костин. Культ личности. Истоки, генезис, персоналии. М.: Пер­

спектива, 2009. С. 287.

140

«ветеранов-соратников», тем более, что первый сигнал уже получен. Год назад с критикой курса Мао Цзэдуна («боль­шой скачок» и «народные коммуны») выступил один из са­мых близких друзей Мао — маршал Пэн Дэхуай, бывший в то время министром обороны КНР. Такого «предательства» со стороны «ветерана партии» еще при живом «великом кормчем» Мао не ожидал, а что же будет после его смерти? Кто из этих восьмисот «ветеранов» поднимется, как поднял­ся в СССР Н.С. Хрущев, на трибуну, чтобы списать на него все трагические ошибки, совершенные при реализации китай­ской модели социализма? Он стал лихорадочно планиро­вать «ответный удар» по «ветеранам», заодно подсчитывая, сколько у него осталось времени на реализацию этого уда­ра. Уединившись в одной из своих резиденций в Ханчжоу, летом 1962 года он разработал план «великой пролетар­ской культурной революции» (ВПКР), грянувшей в 1966 году. В беседе со своим американским гостем— фельдмарша­лом Монтгомери, Мао откровенно признался, что у него не так уж много времени для реализации некоего грандиоз­ного плана переустройства китайского общества, которое произойдет после ухода его из жизни. Среди прочих откро­вений он рассказал гостю, что в Китае существует поверье, согласно которому критическими годами в жизни человека является возраст в 73 и 84 года. Если человек переживет эти возрасты, то он уже не умрет до 100 лет. Сам он, следуя Ста­лину, дольше 73 лет жить не собирается. Если учесть, что в это время ему шел шестьдесят девятый год, то в «запасе» у него было всего пять лет, чтобы совершить некое деяние, чего не успел сделать Сталин, не сумевший преодолеть пер­вый «критический возраст» и умерев на 73 году жизни.

«Результаты» ВПКР известны. «Правда, вместе с «вете­ранами» за два года массовых репрессий свыше миллио­на человек были замучены, расстреляны или доведены до самоубийства, а в той или иной степени пострадало около 100 миллионов человек»'. Китайцы не любят вспоминать

1А Костин. Культ личности. С 300.

141

о годах ВПКР, да и вообще говорить об ошибках «Великого кормчего», утверждая, что «его заслуги занимают главное, а ошибки второстепенное место», что в смысловом перево­де на русский язык означает: «Лес рубят — щепки летят».

«Мао Цзэдун не ошибся в своих «политических расче­тах». После его смерти, последовавшей 9 сентября 1976 года (он не дожил до второй «критической» возрастной черты в 84 года один год с небольшим), многострадальная страна поистине семимильными шагами рванула к рынку (заме­тим в скобках не к стихийному, а государственно регули­руемому), но ... под красными знаменами, поднятыми над страной в 1949 году после победы революции, совершен­ной под руководством Мао Цзэдуна. Компартия Китая, у ко­торой от марксизма-ленинизма осталось разве только что одно название, взяв на вооружение идеологию маоизма, не позволила устремиться стране в пучину распада, как это произошло с СССР после развенчания культа личности Ста­лина. Напротив, дальновидные политики и, прежде всего те из них, которым «Великий кормчий» даровал жизнь во вре­мя смертельных погромов «культурной революции», как, например, Дэн Сяопин, сделали все, чтобы знак, стоящий перед слоганом,— «культ личности Председателя Мао», с минуса сменился на плюс. Вопреки воле самого Мао Цзэду­на, высказанной еще в 1956 году, тело его не кремировали, а забальзамировали и в хрустальном гробу поместили в мав­золее, величественном здании высотой 33,6 метра на цен­тральной площади Пекина Тяньаньмэнь. Это красивое в ар­хитектурном плане здание, которое называется Дом памяти Председателя Мао и над входом которого красуется огром­ный портрет Мао Цзэдуна, стало местом паломничества ки­тайцев, каким ранее в СССР был мавзолей Ленина, а затем Ленина — Сталина. Символически звучат золотые иерогли­фы: «Вечная слава вождю и учителю Председателю Мао Цзэ- дуну», выгравированные на белой мраморной стене за из­головьем гроба. Имя и «учение» Мао Цзэдуна, за которым ничего нет такого, что помешало бы новым вождям Китая строить нормальную рыночную экономику, медленно, но

142

верно превращаются в своеобразный политический бренд, предмет истории, культуры и искусства, скрепляющий на­цию в единое целое, как это случалось уже не раз за мно­говековую историю Китая. Мао Цзэдун отошел в прошлое, встав в один ряд с Конфуцием, Цинь Шихуанди, Чингисха­ном и другими историческими фигурами, которых он бого­творил с юных лет и посвятил всю свою жизнь тому, чтобы многие поколения народов Китая почитали его как бога»1.

При этом необходимо отметить, что Мао Цзэдун, в от­личие от Сталина, не имел каких-либо программ эконо­мических преобразований страны и всегда простодушно признавался, что он ничего не понимает в экономике. Он просто не представлял себе, что надо делать по восстанов­лению экономики страны после провала политики «боль­шого скачка» и «народных коммун». На вопрос Э. Сноу, ка­ковы долгосрочные планы экономического развития Китая, он, не смущаясь, ответил: «Не знаю». Сноу был шокирован: «Вы говорите слишком осторожно?» Но Мао подтвердил: «Дело не в том, осторожно или неосторожно я говорю, про­сто я не знаю, просто у нас нет опыта»2.

Запомним «знаковую» цифру — 800 — из приведенно­го краткого экскурса в новейшую историю Китая. А теперь другая цифра, обещанная нами для сравнения. Вот перед вами документ из архива секретной Стратегической раз­ведки и контрразведки Сталина:

«Сов. секретно Приказ Начальнику Стратегической контрразведки генерал-полковнику

Джуге Александру Михайловичу.

С 12 октября 1952 года Вам и Вашему заместителю ге­нерал-лейтенанту Юрию Михайловичу Маркову предос­тавлен трехмесячный отпуск, по истечении которого полу­

' А. Костин. Культ личности. С. 302— 303.2 Там же. С. 296.

143

чите новое назначение. Выражаю Вам и генералу Маркову искреннюю благодарность за проделанную вами поисти- не колоссальную работу по защите нашей Великой Роди­ны. Предложение о ликвидации 213 человек, входящих в список активных заговорщиков, который возглавляют Маленков, Берия, Хрущев и Микоян, считаю преждевре­менным.

Председатель Совета Министров СССР И. Сталин'.

12 октября 1952 года, г. Москва».

(Выделено мной. — А.К.)

Здесь не время, а возможно, и не место для коммента­риев по поводу существования такой службы в системе ста­линской службы безопасности. Следуя Е. Прудниковой, мо­жем лишь пожелать себе — «если получится, даст бог, на­писать (об этом), тогда и поговорим». А сейчас внимание к цифре 213. Сопоставим ее с «маоцзэдуновской» численно­стью «ветеранов» компартии Китая, подлежащих уничтоже­нию. Не находите ли вы, что соотношение этих цифр про­порционально соотношению численности населения Ки­тая (в ту пору свыше 900 млн. человек) и Советского Союза (240 млн. человек)?

Если бы был реализован этот план, по «прополке ого­рода от чертополоха», представленный товарищу Стали­ну руководителями его личной службы контрразведки, то и число репрессированных должно было бы быть пропор­ционально жертвам ВПКР в этом же соотношении (получа­ется порядка 270 тыс. человек).

Кстати этот «план» частично уже начал реализовы­ваться в родной Сталину Грузии («мингрельское дело»): «В 1951— 1952 годах по этому делу прошли аресты ру­ководства Грузинской ССР, среди которого, большинство

1 В. Вахания. Личная секретная служба И.В. Сталина (Сборник доку­ментов). М.: Сварогъ, 2004. С. 406.

144

людей было рекомендовано на свои посты Берией. Во вре­мя отдыха на Кавказе Сталин пожелал поехать на машине в район Тбилиси, вопреки возражениям своей охраны, кото­рая считала это путешествие в горной местности опасным. Увидев на горных склонах роскошные дачи, принадле­жащие партийной и советской элите Грузии, Сталин ска­зал Джуге: «Триста лет грузинский народ боролся с фео­далами. Надо выполоть чертополох».

Сталин дает указание Джуге и новому министру ГБ СССР (С.Д. Игнатьев. — А.К.): «Ищите большого мингрела» (под большим мингрелом Сталин подразумевал Берию). Николаев вспоминал о фразе, неосторожно сказанной Бе­рией Меркулову и ставшей известной контрразведке, а че­рез нее и Сталину: «Будь осторожен. Если попадем в руки сталинских мальчиков, то мы позавидуем мертвым. По при­меру Чингисхана они с нас шкуру сдерут заживо» («Сталин­ские мальчики» — это А. Джуга и Ю. Марков. — А.К.).

Считая, что Меркулов располагает важной информаци­ей о деятельности Берии, Джуга предлагает Сталину в мар­те 1952 года подвергнуть Меркулова активному допросу, но получает отказ. Тогда по собственной инициативе он за­держивает Меркулова и проводит допрос. Внимание Джу- ги привлекает информация о просьбе Берии Меркулову и Гоглидзе найти в личной охране Сталина чекистов, которые хотели бы сменить старого больного хозяина на нового. На предложение Джуги арестовать Берию Сталин отвечает от­казом, опасаясь сорвать работы над водородной бомбой, которые курировал Берия»1.

Александр Джуга неоднократно ставил вопрос перед Сталиным об аресте Берии и его «активном» допросе, но всякий раз получал отказ. На последнем донесении Джуги, после которого он был отправлен в 3-месячный «отпуск» (фактически в отставку), Сталин наложил следующую резо­люцию:

1 В. Вахания. Личная секретная служба И.В. Сталина. С. 387— 388.

145

«Арестовывать Берию, поскольку он успешно работает над созданием водородной бомбы, ПОКА ЧТО ПРЕЖДЕВРЕ­МЕННО, продолжайте его разработку, не спускайте с него глаз. Что касается других лиц, упоминаемых в вашем сооб­щении, то после тщательной проверки, если сведения под­твердятся, арест и допросы их разрешаю. В свое время в Грузии было изъято 1400 человек членов контрреволюци­онной троцкистской организации и долгое время никаких антисоветских проявлений в Грузии не было. Надо во вре­мя полоть огород от чертополоха. Новую чистку Грузии разрешаю»’. (Только в ноябре 1951 года, когда были начаты аресты по «Мингрельскому делу», было арестовано 400 че­ловек руководящих работников Грузии)2.

И это только начало задуманного Сталиным процес­са «прополки огорода от чертополоха», а сердобольная Е. Прудникова никак не может понять: «... какими силами, с помощью какого механизма ... а главное зачем?... Сталин мог умертвить членов Политбюро?»

Думаем, что наш кратковременный экскурс в новей­шую историю Китая и оглашение некоторых документов из архива личной сталинской службы контрразведки, по­может убедить наивную Е. Прудникову и наших читателей, что у Сталина были и «добротный механизм» и нужные для «ухода за огородом» силы, а главное, далеко ведущая цель по реформированию советской государственной маши­ны и проведению радикальных экономических реформ, для реализации которой было крайне необходимо снача­ла «прополоть огород» от чертополоха, «который непре­менно бы задушил ростки новой экономической политики (НЭП-2), которую не только разработал Сталин, но и соби­рался реализовать ее, поскольку считал, что доживет, как минимум, до 84-лет. Сталин неплохо знал китайскую мифо­логию, тем более он лично встречался с Мао Цзэдуном и тот наверняка посвятил его в поверье о долголетии.

1 В. Вахания. Личная секретная служба И.В. Сталина. С. 395.2 Там же.

146

То есть, выражаясь уже по-современному, Сталин за­думал провести кардинальные политические и социаль­но-экономические реформы по «китайскому типу», а вы­шло все наоборот. Это Мао Цзэдун, а затем его преемник Дэн Сяопин провели в стране реформы по «сталинскому типу» и нынче эта страна процветает, по крайней мере, в плане экономическом. А в нашей стране сталинский план оказался невостребованным, поскольку после его смер­ти наступила «хрущевская оттепель», сменившаяся после его свержения с Олимпа власти «брежневской стагнаци­ей» или попросту— застоем. Хотел было Ю.В. Андропов начать проводить реформы по «китайскому типу», но кто ж ему мог позволить это сделать? И Ю.В. Андропов был от­правлен в небытие вслед за Сталиным. Подробно об этом в нашей, недавно вышедшей книге1.

Однако Е. Прудникова продолжает гнуть свою линию, что Сталин, ну никак не желал смерти своим соратникам:

«Еще одна версия сформулирована все тем же Ю. Му­хиным, который, будучи не историком, а журналистом, является человеком сугубо тактическим и к литератур­ным сюжетам не склонным2. И эта версия объясняет все и дает нам в руки то, чего так недоставало во всей этой исто­рии, — реальный мотив, причину, по которой... нет, не Ста­лин мог желать смерти соратников, но соратники должны были желать его смерти3. И отнюдь не из инстинкта самосо­хранения, точнее, из инстинкта самосохранения, но не лич­ности, а вида. Причем такого вида, которого нам, умудрен­ным опытом перестройки, нисколечко не жалко, лучше бы его тогда изничтожили...»4

1 А. Костин. Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за спиной хозя­ев Кремля? М.: Алгоритм, 2010.

2 Еще как склонный, детектив с главным героем в лице Хрущева, са­молично отравившего Сталина, чего стоит.

3 А как же быть с известным сталинским рефреном: «Нет челове­ка — нет проблем?».

4 Указанное сочинение Е. Прудниковой. С. 358.

147

Приступая к жгучей теме о том, за что же соратники Сталина все-таки отправили его в мир иной, Е. Прудникова приводит еще один миф, который, на наш взгляд, и не миф вовсе, а продукт из «творческой лаборатории» Э. Радзин- ского, которого хлебом не корми, но дай ему поразвлекать- ся на тему, как один диктатор «работает» под другого:

«ИЗ МИФОЛОГИИ

После XIX съезда Сталин разыграл обычную для рус­ских монархов комедию отречения и высказал желание уйти на покой. Это была не первая «попытка». Первый раз его не пустили Каменев и Зиновьев, второй — Бухарин рез­ко возражал против его ухода, третий — весь пленум стоя приветствовал вождя и не отпускал в добровольную от­ставку. Иван Грозный, Борис Годунов и другие цари уже иг­рали в эту игру и всегда выигрывали. Сталин выиграл тоже. В 1952 году его вновь «упросили» остаться на посту. Тогда он сказал: «Ну что же. Если вы меня уговорили и обязали рабо­тать — я буду. Но я должен буду исправить некоторые вещи и навести в партии порядок. У нас образовался правый ук­лон. Это выразилось в том, что товарищ Молотов отказался подписать смертный приговор своей бывшей жене— Жем­чужине. Он воздержался от голосования по этому вопросу. Товарищ Микоян не смог своевременно обеспечить продо­вольствием Ленинград во время блокады».

Из «стариков» Сталин не посягнул на Кагановича. Он был нужен ему для сведения счетов с евреями и развора­чивания кампании по борьбе с космополитизмом»1.

Далее, Е. Прудникова, признавая, что приведенный «рассказ» хоть и является «историческим анекдотом», но все же основан на историческом факте, поскольку Сталин действительно собирался уйти в отставку на XIX съезде со своего поста, о чем в своих мемуарах писал бывший нар­ком ВМФ, адмирал Николай Герасимович Кузнецов:

'Указанное сочинение Е. Прудниковой. С. 358.

148

«После XIX съезда партии в 1952 году на Пленуме ЦК партии Сталин выступил с предложением освободить его от работы в ЦК и Совете Министров по состоянию здоро­вья. Решение же было принято только об освобождении его от обязанностей наркома Вооруженных Сил»1.

Н.Г. Кузнецов написал то, что слышал, поскольку при­сутствовал на этом историческом Пленуме ЦК КПСС. Ста­лин действительно просился в отставку и при этом назвал именно эти две должности, от которых просил его освобо­дить: «... прошу освободить меня от обязанностей Гене­рального секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета мини­стров СССР. Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе дру­гого секретаря» — так на слух записал присутствующий на Пленуме Леонид Николаевич Ефремов, в ту пору первый секретарь Курского обкома КПСС, полный конспект кото­рого является единственным документом, где воспроизве­дена полностью речь Сталина на Пленуме, поскольку сте­нограмма Пленума не велась.

Все так, но Е. Прудникова почему-то уловила в воспо­минаниях героического наркома лукавство:

«Лукавит, ой, лукавит многоуважаемый Николай Гера­симович. С каких это пор съезд партии стал решать вопро­сы назначений и освобождений от должности министров, и тем более предсовнаркома? Он элементарно не имел на это права, и Кузнецов прекрасно это знал, должен был знать, но почему-то рассказывает эту историю именно так. Почему бы это? (А все-таки почему? Уважаемая Елена Ана­тольевна?— А.К.).

Здесь нелишне будет напомнить ту структуру власти Страны Советов, которую мы все изучали в школе. Соглас­но всем советским конституциям, население страны тай­ным голосованием избирало депутатов Верховного Совета, который являлся высшим законодательным органом стра­ны. Верховный Совет принимал законы и назначал исполни­

1Н. Кузнецов. Накануне. М.: Воениздат. 1966.

149

тельную власть — Совет Народных Комиссаров, или, позд­нее, Совет Министров. Верховный Совет, а отнюдь не партия! Так что, как видим, формально СССР был образцовым демо­кратическим государством. Ну а реальных демократических государств не существует вовсе, просто в разных странах за «демократиями» стоят разные силы, только и всего. В США за демократией стоит доллар, где-нибудь в «банановой респуб­лике» — правительство США, а в СССР за ней стояла партия, которая фактически все контролировала и всем управляла, сама являясь внеконституционной силой.

О том, какое значение придавалось какой из власт­ных ветвей, хорошо говорит расстановка сил на ключе­вых постах в государстве. Формально главой страны являл­ся Председатель Центрального исполнительного комитета Верховного Совета (позднее Президиума Верховного Сове­та). Тем не менее, эти посты занимали фигуры чисто декора­тивные, за исключением Свердлова, умершего в 1919 году. После него были М.И. Калинин, Н.М. Шверник (кто-нибудь помнит, кто это такой?!) и, уже в 1953 году— К.Е. Вороши­лов. Более важным был пост председателя Совнаркома, который уже в 1917 году Ленин сохранил за собой, зани­мая его до самой смерти в 1924 году. Однако после Лени­на председателем Совнаркома стал не Сталин, как можно было бы ожидать, а Рыков — до 1930 года, затем Молотов. Но реально всей государственной жизнью руководило По­литбюро. Поскольку его членами были главы обеих ветвей власти — законодательной и исполнительной, то этот пар­тийный орган автоматически становился и высшим орга­ном государственной власти.

Однако лидером государства считался — и был! — не председатель ВЦИК и не предсовнаркома, а генсек Сталин. Какой пост он занимал в правительстве? Сразу и не отве­тишь! Кем он был в государстве? Интересный вопрос — ведь Политбюро вроде бы было органом коллегиального руководства, руководителя здесь не полагалось, да и роль партии ни в каких конституциях не прописана. Впрочем,

150

народ это и не интересовало, равно, как глубоко наплевать народу было, демократично или антидемократично то, что в стране над властью стоит партия. Сталин в стране был ни­кем — и всем. Он был вождем, и, несмотря на то, что посто­янно вместо «я» говорил «партия», статус вождя держался отнюдь не на авторитете партии, а на его личном авторите­те. И это очень важный момент.

Первоначально вариант «Партия — наш рулевой» счи­тался временным, до тех пор, пока в стране существуют чрезвычайные обстоятельства. Однако время шло, а чрез­вычайные обстоятельства оставались, и постепенно насе­ление привыкло считать главой государства не председа­теля ЦИКа и не предсовнаркома, а генерального секрета­ря ВКП(б), а также вполне естественным то, что все важные дела решаются на заседаниях Политбюро. Так продолжа­лось, пока не началась война. После 22 июня 1941 года даже эта структура оказалась слишком громоздкой и неук­люжей, и тогда. Сталин, оставаясь главой партии, стал еще и председателем Совнаркома. Вот когда, а не в 1924 году, он действительно сосредоточил в своих руках необъятную власть! Для народа ничего не изменилось: Сталин — он и есть Сталин, какая разница, кем он формально числится в государстве? Однако для партаппарата изменения были колоссальными. С того момента, как генеральный секре­тарь стал еще и главой Совета министров, Политбюро по­теряло свое общегосударственное значение и практиче­ски перестало собираться. Контроль партии над всеми об­ластями государственной жизни пребывал неизменным, но с теми представителями партийного аппарата, кото­рые занимались делом, Сталин теперь встречался в каче­стве предсовмина, а Политбюро как таковое стремительно теряло власть, занимаясь теперь лишь партийными дела­ми. Так, в 1950 году оно собиралось б раз, в 1951 году — 5 раз и в 1952 году — четыре раза — из чего некоторые ис­торики делают лукавый вывод, что Сталин к концу жизни отошел от государственных дел. Не отходил он от государ­

151

ственных дел, и не думал отходить. Просто решались они теперь не на заседаниях Политбюро, а в другом месте. Пар­тийные съезды также оставались в забвении, не собираясь13 лет — из чего те же историки делают вывод о супердик- таторских замашках вождя. Да никакой супердиктатуры — просто не до съездов было!»'

Ю.А. Жданов в своих мемуарах приводит, например, такой эпизод, случившийся на заседании Политбюро сра­зу после окончания войны. Его отец А.А. Жданов обратился к Сталину с предложением: «Мы, вопреки Уставу, давно не собирали съезд партии. Надо это сделать и обсудить про­блемы нашего развития, нашей истории. Отца поддержал Н.А. Вознесенский. Остальные промолчали. Сталин махнул рукой:

— Партия ... Что партия ... Она превратилась в хор псаломщиков, отряд аллилуйщиков. Необходим предвари­тельный глубокий анализ»2.

«Что все это означало? Это означало, что де-факто то, что было задумано, свершилось. Ведь что предполагалось: партийный контроль над всем в государстве нужен до тех пор, пока есть необходимость в услугах ненадежных лю­дей, старых специалистов. Но за тридцать лет в стране были подготовлены свои кадры, за которыми надзирать уже не требовалось, и к чему теперь этот контроль? Ста­лин уже несколько раз упоминал, что роль партии в новых условиях— идеологическая работа и работа с кадрами. А вместе с партийным контролем утрачивал свою главенст­вующую роль и партаппарат — вот в чем вся штука! Идео­логия, работа с кадрами... Разве это жизнь? Жизнь— это ко­гда можно все контролировать, «пущать и не пущать», полу­чая свою долю уважения и благодарности, при этом ни за что не отвечая, и ради того чтобы эту жизнь сохранить, пар­тийный секретарь любого уровня был готов на что угодно.

1 £ Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: ОЛМА Медиа групп, 2010. С. 359— 361.

1Ю. Жданов. Взгляд в прошлое. Ростов-на-Дону, 2004. С. 227.

152

Но слабость положения аппарата была в том, что значение партии держалось на одной-единственной заклепке — на авторитете Сталина.

И вот наступил 1952 год, и был собран XIX съезд. Про­шел он обыкновенным образом — доклады, прения, из­брание руководящих органов. Сталин выступил на съезде всего два раза с короткими речами, по нескольку минут, из чего лукавые историки опять же делают вывод, что он был стар и болен. Но съезд к тому времени был действом чис­то ритуальным, и к чему силы тратить? Самое интересное началось после него, на пленуме ЦК КПСС — мероприя­тии, закрытом для посторонних. Именно тогда «старый и больной» Сталин произнес полуторачасовую речь, в кото­рой помимо прочего, как говорится в приведенном анек­доте, и «выразил желание уйти на покой» — а конкретно, попросил освободить его от должности секретаря партии. И только от этой должности, ибо решать дела Совета мини­стров съезд был никоим образом не уполномочен»1.

Все правильно! Не уполномочен съезд партии решать дела Совета Министров, так кто же спорит? Во-первых, Ста­лин попросил освободить его от двух самых престижных должностей не на съезде, который не решает даже вопро­са об избрании Генерального секретаря партии, а на Пле­нуме. А во-вторых, что мешало Сталину поставить вопрос об освобождении его с поста Предсовмина? Да ничего, Пленум примет его заявление к сведению, а уж Президиум ВС СССР формально все оформит, в этом нет никакого со­мнения. Тем более, что Председатель Президиума ВС СССР Н.М. Шверник тут же на Пленуме присутствует и все запи­сывает в свою записную книжку. Так в чем же лукавство Н.Г. Кузнецова? Этот замечательный человек, великий фло­товодец и патриот своей страны прожил нелегкую жизнь, познал взлеты и падения. Кто его только не шельмовал, а он как железо при закалке становился все прочнее и осно­

1Е. Прудникова. Указанное сочинение. С. 361— 362.

153

вательнее. А какие именитые шельмователи: Хрущев, Жу­ков, Булганин! Не говорим уже о Сталине, который после войны «опустил» героя ниже плинтуса, но потом, разобрав­шись, что к чему, вернул его на прежнюю наркомовскую должность. А высшее воинское звание — Адмирал Флота Советского Союза ему посмертно вернули лишь при Горба­чеве, поскольку даже добродушный Л.И. Брежнев «дулся» за что-то на Н.Г. Кузнецова и ни в какую не пожелал реаби­литировать его доброе имя.

Так за что же, уважаемая Елена Анатольевна, еще и этот ваш пинок в сторону великого сына страны? Почему-то не­которые журналисты и историки-любители считают своим долгом «приложиться» к этому героическому наркому? Мы уже писали о том, как изгалялись над ним А.Б. Мартиросян и С. Кремлев (в миру Сергей Тарасович Брезкун)1, но Вам-то это зачем? Да к тому же еще Вы так и не ответили на Вами же поставленный вопрос о «лукавстве» Н.Г Кузнецова: «По­чему бы это?».

Однако, вернемся к выступлению И.В. Сталина на Ок­тябрьском (1952 год) Пленуме ЦК КПСС. Это поистине исто­рическое выступление. Историки, писатели, журналисты, пишущие на эту тему, не успевают восхищаться не только содержательной частью речи Сталина, но тем, как она про­износилась. Вот, например, как об этом пишет не единожды упоминаемый нами Э. Радзинский:

«Его речь записывали два человека. Один — партий­ный функционер (Л.Н. Ефремов. — А.К.), другой — писатель Константин Симонов. Функционер записал речь Сталина буквально, и оттого в его записи ... Сталин исчезает!

Ибо главное не слова, главное — как он их говорит! Си­монов — писатель; и он передает это главное. Он описыва­ет речь Сталина, которая с самого начала угрожает. Он про­износит ее без листочков, цепко и зорко вглядываясь в зал.

1 А Костин. Июнь 1941-го. 10 дней из жизни И.В. Сталина. М.: Алго- ритм-Эксмо, 2010. С. 79— 92.

154

И вы чувствуете эту атмосферу общего страха, нависшую над залом... Его беспощадные нападки на соратников — на Молотова, на Микояна. И — белые лица соратников в пре­зидиуме, ожидающих, на кого он еще набросится... Блестя­щий писатель Симонов, в отличие от партийного функцио­нера, не передавая точно речи, точно передает ее смысл и характер. И вы видите, как начинался этот трагический фи­нал сталинский эпохи — ликвидация штабов, гибель пар­тийной и государственной верхушки страны»'.

Это собственная интерпретация Э. Радзинского впечат­лений К. Симонова о выступлении на Октябрьском Пленуме И.В. Сталина, а вот как пишет об этом выступлении И.В. Ста­лина сам К. Симонов. Сталин критикует Молотова, а Симо­нов комментирует:

«Говорилось все это жестко, а местами более чем жест­ко, почти свирепо ... Это было настолько неожиданно, что я сначала не поверил своим ушам, подумал, что ослышался или не понял... Он говорил о Молотове долго и беспощадно. В зале стояла страшная тишина... у членов Политбюро были окаменелые, напряженные, неподвижные лица...» Сталин критикует Микояна, а Симонов подчеркивает: «Лица Моло­това и Микояна были белыми и мертвыми. Такими же белы­ми и мертвыми эти лица оставались тогда, когда они — сна­чала Молотов, а потом Микоян — спустились один за дру­гим на трибуну, где только что стоял Сталин».

И вот наступил момент, когда голос с места предло­жил:

— Надо избрать товарища Сталина Генеральным сек­ретарем ЦК КПСС.

Сталин:— НЕТ! Меня освободите от обязанностей Генераль­

ного секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Минист­ров СССР.

1 Э. Радзинский. Тиран живет во мне. // «Российская газета», №239 (5318), 21 октября, 2010.

155

Симонов: «На лице Маленкова (он стоял за столом и вел заседание пленума) я видел ужасное выражение — не то чтобы испуга, нет, не испуга, а выражение, которое мо­жет быть у человека, яснее всех других или яснее, во вся­ком случае, многих других осознавшего ту смертельную опасность, которая нависла у всех над головами и которую еще не осознали другие: нельзя соглашаться на эту прось­бу товарища Сталина, нельзя соглашаться, чтобы он сло­жил с себя вот это одно, последнее из трех своих полномо­чий, нельзя. Лицо Маленкова, его жесты, его выразительно воздетые руки были прямой мольбой ко всем присутст­вующим немедленно и решительно отказать Сталину в его просьбе. И тогда... зал загудел словами: «Нет! Нет! Просим остаться! Просим взять свою просьбу обратно!»»

И далее: «Когда зал загудел и закричал, что Сталин дол­жен остаться на посту Генерального секретаря и вести Сек­ретариат ЦК, лицо Маленкова, я хорошо помню это, было лицом человека, которого только что миновала прямая, ре­альная смертельная опасность...».

И вот Маленков уже на трибуне обращается к залу:— Товарищи! Мы должны все единодушно и едино­

гласно просить товарища Сталина, нашего вождя и учите­ля, быть и впредь Генеральным секретарем ЦК КПСС.

Сталин (на трибуне):— На Пленуме ЦК не нужны аплодисменты. Нужно ре­

шать вопросы без эмоций, по-деловому. А я прошу осво­бодить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР. Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого секретаря.

Тимошенко:— Товарищ Сталин, народ не поймет этого. Мы все как

один избираем вас своим руководителем — Генеральным секретарем ЦК КПСС. Другого решения быть не может.

Все стоя горячо аплодируют, поддерживая Тимошенко. Сталин долго стоял и смотрел в зал, потом махнул рукой и сел».1

1 Цит. По: В. Карпов. Генералиссимус. Кн. 2. М.: Вече, 2009. С. 432— 435.

156

Чего так смертельно испугался Маленков? Е. Пруднико­ва дает следующий ответ на этот вопрос:

«Константин Симонов делает из увиденного следую­щий вывод: «...Почувствуй Сталин, что там, сзади, за его спи­ной, или впереди, перед его глазами, есть сторонники того, чтобы удовлетворить его просьбу, думаю, первый, кто отве­тил бы за это головой, был бы Маленков».

Наши начитавшиеся Оруэлла интеллигенты (и Симонов в их числе) вывели из этого крохотного отрывка целую тео­рию о том, что Сталин, совершенно сойдя с ума на старости лет, начал уничтожать своих соратников и что, если бы пле­нум не выдержал этой проверки на лояльность, то он пре­вратился бы в «Пленум расстрелянных». В действительно­сти все много проще, просто надо понимать изменившееся время. Если бы эта сцена происходила двадцать лет спустя, во времена Брежнева, то такая просьба действительно оз­начала бы отставку вождя от государственных дел, ибо, пе­рестав быть генсеком, он становился никем. Но Сталин не становился никем. Во-первых, он не был и генсеком — этот пост был давно упразднен, а являлся просто одним из деся­ти секретарей ЦК. То есть формально Сталин в партии давно уже не был первым по положению. А во-вторых, он и не ду­мал снимать с себя должность главы Совета Министров, от­нюдь! И в этом качестве он по-прежнему оставался бы гла­вой государства. Более того, он оставался бы главой госу­дарства, где бы и в какой бы должности ни пребывал»1.

Все же «продавливает» Е. Прудникова идею, что Сталин хотел оставить за собой пост Председателя Совета Мини­стров, несмотря на то, как выше показано, что Сталин твер­до решил оставить и этот пост. Он планировал на этот пост другую кандидатуру, человека более молодого, но имею­щего практический опыт работы по руководству крупными регионами, но самое главное, имеющего высшее техниче­

1 Е. Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2010. С 363.

157

ское образование и опыт работы по руководству крупным хозяйством.

Обратим внимание на оговорку, сделанную Е. Прудни­ковой, что Сталин, оставаясь на посту главы Совета Мини­стров, «... по-прежнему оставался бы главой государства». Хотя она потом и оговаривается, что Сталин — «... оставал­ся бы главой государства, где бы и в какой бы должности не пребывал», и даже к месту привела известный анекдот на эту тему. Однако оговорка ее оказалась «знаковой». Сталин действительно надумал стать реальным главой государст­ва, хотя напрямую об этом на Пленуме ни словом не обмол­вился. Эту задумку вождя «вычислил» Сергей Кремлев, и с логикой его рассуждений трудно не согласиться:

«ОН ПОКА занимал два из трех высших постов в стра­не: был Генеральным секретарем ЦК ВКП (б) и Председате­лем Совета Министров СССР. Третий высший пост — Пред­седателя Президиума Верховного Совета СССР — занимал с 1946 года, после смерти Калинина, Шверник, и он был, ко­нечно, лишь номинальным «главой» государства.

Однако Сталин уже склонялся к тому, чтобы отойти от оперативного руководства, как партией, так и народным хозяйством, тем более что это по факту все чаще и происхо­дило. Уже скоро — на XIX съезде партии пост Генерального секретаря ЦК будет упразднен, и Сталин будет избран «про­сто» секретарем ЦК. Это вполне отвечало его курсу: изме­нение роли партии в советском обществе. Из руководящей, фактически государственной силы она должна была стано­виться силой, направляющей общество за счет идейного, нравственного и интеллектуального лидерства ее руково­дства и ее членов.

Что же до Совета Министров СССР, то и после XIX съез­да Сталин остался Председателем Совмина без четко выра­женного первого заместителя, хотя по факту их было три — Берия, Маленков и Булганин.

Но ведь Сталин мог — поближе к выборам в Верхов­ный Совет — оставить и этот пост. И тогда у него осталась

158

бы единственная государственная должность — «просто» депутат Верховного Совета СССР.

Можно ли было сомневаться, что в этом случае на бли­жайшей же сессии — скорее всего, внеочередной — Вер­ховного Совета все остальные депутаты единогласно из­брали бы депутата Сталина своим Председателем? Это произошло бы даже без нажима Сталина, а само собой, но причине очевидной естественности такого шага. Иного ва­рианта депутаты не могли бы себе и представить — и даже не из-за такой уж всеобщей любви к Сталину... Иного вари­анта не допустил бы сам народ!

И вот уж тогда пост Председателя Президиума Верхов­ного Совета СССР, стал бы не номинально, а фактически первым! И вся полнота реальной власти переместилась бы туда, где она теоретически всегда и сосредотачивалась, то есть — в Верховный Совет!

Власть окончательно стала бы Советской!А главой ее был бы Сталин»1.Итак, просьба Сталина, с какой он обратился к участни­

кам Пленума, не означала его отставку от управления стра­ной, напротив, став со временем Председателем Президиу­ма Верховного Совета СССР, он становился бы реальным, но, главное, полноправным главой государства, то есть, по западным меркам, Президентом страны. Авторитет его в глазах народа вряд ли бы возрос, он уже и так был для него полубогом — куда уж больше, а вот в глазах мировой об­щественности — это действительно был бы фурор. Со вре­менем эта идея — стать главой государства, пришла только Брежневу и его окружению, и по тому, какое признание на­шел этот акт в цивилизованных странах, можно судить так­же и о безусловном признании Сталина в этой роли.

А вот, оставив пост Генерального секретаря (или сек­ретаря— не в этом суть) КПСС, он «отлучал» партию от

1 С. Кремлев. Зачем убили Сталина? Преступление века. М.: Яуза-Экс- мо, 2008. С. 219— 220.

159

себя, то есть срывал ту «единственную заклепку», на кото­рой держался авторитет «руководящей и направляющей». Е. Прудникова пишет: «Маленков, который был вторым че­ловеком в партии, это понял, и еще как понял! Люди перед глазами Сталина и за его спиной были единодушны в сво­ем отказе, — но по разным причинам. Если протест Плену­ма был в большей степени выражением любви к вождю, то для тех, кто сидел за его спиной, отпустить Сталина значило выпустить из рук государственную власть, став чисто поли­тической силой. А что такое чисто политическая сила? Вон их у нас сколько, партий-то. Ну и что? Ни почета, ни власти, ни кормушки хорошей...

На том же Пленуме Сталин предложил и серьезные из­менения в руководстве партией. Вместо Политбюро пред­полагалось избрать Президиум ЦК, совершенно другой ор­ган. После отказа Пленума он, вынув из кармана листок бумаги, зачитал список тех, кого предлагал в члены (25 че­ловек) и кандидаты в члены Президиума (11 человек). Под­бор имен вызвал у соратников шок. Хрущев вспоминает (и поскольку он пишет не о Сталине, а о себе, то ему, хотя и условно, можно поверить): «Когда пленум завершился, мы все в президиуме обменялись взглядами. Что случилось? Кто составил этот список? Сталин сам не мог знать всех этих людей, которых он только что назначил. Он не мог соста­вить такой список самостоятельно. Я признаюсь, подумал, что это Маленков приготовил список нового Президиума, но не сказал нам об этом. Позднее я спросил его об этом. Но он тоже был удивлен.

«Клянусь, что я абсолютно никакого отношения к этому не имею. Сталин даже не спрашивал моего совета или мне­ния о возможном составе Президиума». Это заявление Ма­ленкова делало проблему более загадочной. Я не мог пред­ставить, что Берия был к этому причастен, так как в новом Президиуме были люди, которых Берия никогда не мог бы рекомендовать Сталину. Молотов и Микоян также не могли иметь к этому отношения. Булганин тоже не знал ничего об

160

это списке... Некоторые люди в списке были малоизвестны в партии, и Сталин, без сомнения, не имел представления о том, кто они такие».

Что поражает, так это безграничная самоуверенность Никиты Сергеевича, который пытается представить дело так, будто Сталин не мог без соратников шагу ступить. Где уж ему самостоятельно мыслить и самому подбирать кад­ры! Раз никто из Политбюро не сделал за него эту работу, значит, вождем вертят какие-то темные авантюристы или же у него совсем «крыша поехала».

Однако все было проще. Следующим естественным ша­гом любого исследователя было бы посмотреть — а кто эти вновь избранные «неизвестные в партии люди»1.

Отметим две персоны из этих списков: П.К. Пономарен­ко — члена Президиума ЦК КПСС и Л.И. Брежнева — кан­дидата в Члены Президиума ЦК КПСС, секретаря ЦК КПСС, к ним мы еще вернемся в следующих главах.

Из этого списка было видно, что даже в самой партии власть уходила из рук партаппаратчиков в руки хозяйст­венников, то есть людей занятых конкретным делом. Зна­чит, Сталин задумал отнять власть у партаппарата, передав ее людям дела. Затея эта не нова, Сталин пытался укоротить власть партаппарата еще в незабываемом 37-м году, но то­гда это ему сделать не удалось. Однако, как пишет А. Буш­ков: «Величайший прагматик и рационалист, Сталин, едва достигнув настоящей необъятной власти, еще до войны пе­ренес центр управления страной из высших партийных ин­станций в другие — хозяйственные. Проще говоря, реаль­ная власть от партийцев перешла к технарям, менеджерам, управленцам. Они носили кто армейские погоны, кто чеки­стские (а кое-кто погон не носил вообще даже в те време­на всеобщей мундиризации), но все до одного были как раз управленцами, а не партийными теоретиками или «идеоло­гическими смотрящими».

1 £ Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2010. С. 364— 365.

161

Эта тенденция усиливалась с годами, крепла, распро­странялась вширь и вглубь. ...Сам Сталин постепенно отхо­дил от руководства партией, а насущными государственны­ми делами занимался с прежней энергией, но уже в качестве Председателя Совета Министров. И все его ближайшие со­ратники, реально рулившие промышленностью, народным хозяйством, армией, прикладной наукой, отчитывались в первую очередь перед Советом Министров. И получали за­дания от Совета Министров. И ответственность несли в пер­вую очередь перед Советом Министров. Партийному ап­парату оставались две отдушины — идеология (вещь, в об- щем-то, неосязаемая в смысле материальных благ и влияния на дела) да кадровые вопросы (но и здесь торжествовали «управленцы», Сталин не допускал ни малейших пыток пар­тийцев влиять на ход хозяйственных процессов)»1.

Однако, этот процесс постоянного перетекания вла­сти от партаппарата к хозяйственникам проходил латент­но (скрытно), поскольку по формальным признакам пар­тия продолжала «рулить», медленно, но верно продвигая страну к системному кризису. Оправившись от самых пер­востепенных послевоенных забот, Сталин решил нанести решающий удар по партаппарату, выступив с программной речью на Октябрьском Пленуме, и ... потерпел поражение. А. Бушков продолжает: «Вот тут-то Сталин совершает са­мую страшную ошибку в своей жизни. Ошибку, стоившую ему самой жизни. Как-никак, императору было уже семьде­сят три года, он был уже не прежний. Возможно, он пере­оценил пределы своей власти — и недооценил партийных соратников. Не просчитал заранее, как они будут себя вес­ти в момент смертельной опасности.

Сталин остался секретарем ЦК, но партийная верхушка уже прекрасно видела, что у него на уме... И не было ника­ких гарантий, что Сталин совсем скоро не вернется к своей идее, не уйдет из секретарей.

После этого Пленума Сталин был обречен...

’ А Бушков. Сталин. Ледяной трон. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2008. С. 231.

162

Мотив, таким образом, лежит на поверхности — как грязный кирпич на белоснежной скатерти. Уже не остава­лось никаких третьих вариантов: живой Сталин — это смер­тельная угроза для партийного всевластия. Партийная вер­хушка при сохранении прежнего положения — это смер­тельная угроза для Сталина.

Его могло спасти одно— настоять на своем, все же уйти из секретарей ЦК. И немедленно придавить осиротев­шую партийную верхушку. Акела промахнулся. Постарев­ший Сталин остановил занесенную для удара руку на пол- пути.

И подписал себе смертный приговор.»1Итак, первую схватку Сталин проиграл, но соратники

хорошо знали характер и повадки вождя, как он умел доби­ваться своего — не одним способом, так другим, не мыть­ем, так катаньем. Вот как об этом пишет Е. Прудникова:

«Кроме Президиума ЦК на пленуме было утверждено и не предусмотренное уставом Бюро Президиума. Стран­ный это был орган. Между его членами не были распреде­лены сферы ответственности, о нем не упоминалось в пе­чати, оно не принимало никаких решений. Так, партийный междусобойчик. Учитывая вышеизложенное, совершенно ясна роль этого органа — с его помощью Сталин предпола­гал, раз уж не вышло сразу оставить партию без себя, про­вести свои преобразования постепенно.

Сталин прекрасно понимал, что играет в опасные игры. Известно, что с 17 февраля он не посещал Кремль, запер­шись у себя на даче. Однако менее известно, что именно 17 февраля внезапно умер комендант Кремля генерал-май- ор Косынкин, бывший телохранитель Сталина, беззаветно преданный ему человек, после чего глава государства туда не приезжал. А на даче он встречался и беседовал лишь с четырьмя из соратников. Это были Маленков, Берия, Хру­щев и Булганин. С ними он готовил некие преобразования

1А Бушков. Сталин. Ледяной трон. С. 234.

163

в государстве. Судя по раз взятому курсу — а Сталин, на­поминаем, был человеком чрезвычайно, как говорят в на­роде, «упертым»,— эти преобразования должны были передать управление страной в руки конституционной власти, то есть осуществить тот шаг, который должен был стать концом партийной номенклатуры. Спасти их могла только смерть вождя. И как, же вовремя она случилась!»’ (Выделено мной. — А.К.).

А теперь о версии Е. Прудниковой физического устра­нения Сталина, «партийной номенклатурой», смертельно напуганной выступлением Сталина на Октябрьском Плену­ме ЦК КПСС 16 октября 1952 года.

Реконструируя события той злополучной ночи с 28 февраля на 1 марта 1953 года, Елена Прудникова, букваль­но по часам рассматривая возможные действия охраны, министра Игнатьева и Н. С. Хрущева, пишет:

«Что мы можем сказать точно? То, что врачи появились на даче не ранее утра 2 марта, — это общеизвестно. А так­же то, что охранники, обнаружив неладное, тут же связа­лись со своим прямым начальством — потому что иначе они поступить не могли. И тут возникает два очень инте­ресных вопроса: когда они обнаружили неладное и кто был этим начальством?

До весны 1952 года начальником охраны Сталина был генерал Власик — личность весьма приметная. Три класса образования, служака, ограниченный и прямолинейный, как асфальтовый каток, но абсолютно преданный (Стали­ну. — А.К.). В апреле 1952 года против него завели дело о хи­щениях и отправили сначала начальником колонии куда-то на Урал, а потом и вовсе арестовали. Преемника ему сразу не нашли, так что охрана временно подчинялась напрямую министру госбезопасности Игнатьеву, а тот — лично Стали­ну. Поэтому охрана и звонила Игнатьеву — не как минист­ру МГБ, а как своему прямому начальству, и не «посовето­

' £ Прудникова. Указанное сочинение. С. 369.

164

ваться», а за приказаниями. О Рясном в качестве начальни­ка охраны нигде не упоминается.

Что мог и чего не мог в этом случае сделать Игнатьев? Он не мог приказать охранникам самим искать членов пре­зидиума ЦК по двум простым причинам. Во-первых, он лич­но, персонально отвечал за безопасность Сталина, и, если бы он отмахнулся от такого сигнала, с него, если бы дош­ло до следствия, с живого кожу сняли бы. А как он мог быть уверен, что до следствия не дойдет? И вторая причина: есть такая штука, как субординация. Охрана подчинялась лично Игнатьеву, министру ГБ. И Маленков, и Хрущев, и Берия для охранников были никто, и звать их никак, ибо должностная инструкция обязывала знать только Игнатьева, и только Игнатьева они и знали. Механизм действия в подобных об­стоятельствах очень четко разложен по полочкам... Охран­ники позвонили Игнатьеву, тот — Маленкову, заместителю председателя Совмина, Маленков отдал приказ. Игнатьев передал приказ подчиненным, и те приступили к активным действиям. Это была схема действия, обусловленная инст­рукцией, и события могли разворачиваться так и только так. Следовательно, так все и происходило 1 марта. Охра­на позвонила Игнатьеву, тот связался с кем-то из «верхуш­ки», кто отдал приказ... Какой? Естественно, взять врача и немедленно мчаться на дачу — а, скорее всего, этот «нек­то» из партийной верхушки помчался на дачу сам, дело-то важное. Можно быть полностью уверенными в том, что это так и было.

И еще два вопроса: кто был этот «некто» и когда все произошло? Ответ простой: ни в коем случае не вечером1 марта. Самое позднее, это должно было произойти где-то около 12 часов дня. Но около 12 дня это произойти не мог­ло, потому что в это время вся обслуга уже давно была на ногах, и не просто на ногах, а в сильном волнении, так что приехать незамеченными они никак не могли. Но никто о подобном визите не упоминает. Стало быть, остается толь­ко одно время: между 4 часами ночи и утром 1 марта, когда на даче спали все, кроме охраны.

165

А вот теперь все сходится. Вспомним-ка о странном сне охранника Лозгачева, который спать не имел ни малейше­го права. А раз не имел права спать, то, значит, и не спал — что он, самоубийца, что ли, под расстрел захотел — заснуть на таком посту! Если же он утверждает, что спал, значит, было что-то такое, чего он очень сильно не хотел, не дол­жен был видеть и «не видел», даже двадцать пять лет спустя намертво стоя на своем. И его можно понять — те, кто это видел, поплатились жизнью. Что же это было?

Немножко поразмышляв над этим странным обстоя­тельством, мы получаем совсем другое время действия: ночь на 1 марта. Охрана не ложилась спать, а вот обслуга, нежелательные свидетели, крепко спала, и видеть ничего не могла. Из тех, кто охранял Сталина в эту ночь, в живых остал­ся Лозгачев. Хрусталев умер, еще два охранника покончили жизнь самоубийством вскоре после смерти Сталина — мож­но с вероятностью 90% утверждать, что это были как раз те, что стояли на посту на улице. Ну а Лозгачев «спал».

Итак: как, вероятней всего, развивались события? Кто- либо из охраны ночью, после отъезда соратников, заметил, что Сталин находится без сознания, либо Сталину стало пло­хо в присутствии кого-либо из задержавшихся соратников. Тут же позвонили Игнатьеву, который через несколько ми­нут примчался на дачу вместе с «кем-то» из партийной вер­хушки и врачом. Врач поставил диагноз — правильный — и сообщил его тем, с кем приехал. А также дал прогноз: что будет, если оказать помощь немедленно, и что будет, если не оказывать, допустим, сутки.

Что было потом? Потом соратники вышли из кабинета и что-то сказали охране. Что именно? А вот это вопрос. Ско­рее всего, что-то вроде: «Ничего особенного, товарищ Ста­лин выпил лишнего, он просто спит, не будите его». Его и не будили, пока, ближе к вечеру, не возникло подозрение, что странный это сон, да и обслуга не начала волноваться, вы­нудив охранников звонить Игнатьеву опять»1.

1Е. Прудникова. Указанное сочинение. С. 351— 353.

166

То есть, Е. Прудникова выстраивает свою версию убий­ства Сталина в строгом соответствии с версией Ю. Мухина «от противного», даже врача, которого прихватил с собой спешащий на Ближнюю дачу министр Игнатьев, она «поза­имствовала» у Ю. Мухина — это опять все тот же домашний доктор Смирнов. А ведь для оригинальности своей версии можно было «привлечь» к этому делу, скажем, Кулинича, как это сделал И. Чигирин, а еще лучше бы доктора Захаро­ву. Оригинально бы получилось: даешь в женской версии убийства вождя в качестве активного участника женщину- врача!

Так кто же, и когда приезжал на ближнюю дачу в вос­кресенье 1 марта 1953 года? В отличие от Ю. Мухина, кото­рый согласно своей версии к основной «Тройке» (Игнатьев, Хрущев и доктор Смирнов) неуверенно «подключает» еще и Маленкова, Е. Прудникова к этой «Тройке» весьма уверен­но «подключает» Н.А. Булганина. Почему? Здесь она опира­ется на воспоминания Н.С. Хрущева, который, якобы «... по своим собственным воспоминаниям, вместе с Булганиным приехали, потолкались в помещении охраны и уехали во­свояси»1.

Тут одно из двух: либо вообще не верить воспомина­ниям Хрущева, поскольку об Игнатьеве и враче в составе «Тройки», приехавшей первой ближнюю дачу, у него ни сло­ва, либо воспроизводить его воспоминания добросовест­но. Где это Хрущев говорит, что он приехал на дачу с Булга­ниным? Приходится вновь возвращаться к «подлиннику» и процитировать Хрущева, хотя и в сокращенном варианте:

«Вдруг звонит мне Маленков:... Надо будет срочно вы­ехать туда. Я звоню тебе, и известил уже Берию и Булгани­на. Отправляйся прямо туда»... Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным...»2. Вся «Четверка» «толкалась» в помещении охраны. Почему Е. Прудникова «отсекла» Ма­

1 £ Прудникова. Указанное сочинение. С. 379.2 Н. Хрущев. Воспоминания, М.: Вагриус, 2007. С. 263— 264.

167

ленкова и Берию, оставив Хрущеву в качестве свидетеля Н.А. Булганина, можно только догадываться. Ю. Мухин, на­против, «отсекает» Булганина и Берию, оставляя Хрущеву в качестве свидетеля Маленкова. Здесь хотя бы косвенно по­нятно, Маленков, наряду с Хрущевым отвечали в Политбю­ро (т.е. Президиуме ЦК КПСС) за правоохранительные орга­ны, а причем здесь Булганин?

То, что и Ю. Мухин и Е. Прудникова упорно «отсекают» от преступной «Тройки» Берию, станет ясно ниже, но зачем оставлять лишнего свидетеля преступного деяния, «зате­янного» Хрущевым? Это настолько не логично, что обе вер­сии как Ю. Мухина, так и Е. Прудниковой, просятся в одно и то же место — в урну, поскольку обе эти версии есть ни что иное, как «оса №б».

Впрочем, дадим еще раз слово Е. Прудниковой, кото­рая пытается упорно доказать недоказуемое:

«Но кто-то из вышестоящих должен был приехать но­чью на дачу, хотя бы для того, чтобы морально поддержать охрану — а то еще, того и гляди, с перепугу местную «Ско­рую помощь» вызовут. Но кто же мог быть этот другой? От­вет напрашивается сам собой: тот единственный человек, который мог приказать охраннику поднимать или не под­нимать шум, его прямой начальник, министр госбезопасно­сти Игнатьев, заговорщик. Его выслушал и выполнил при­каз полковник Лозгачев, заговорщик. Потому что если бы он не был таковым, то не сидел бы он в 1977 году и не рас­сказывал Рыбину свои воспоминания, а тихо лежал бы себе на кладбище рядом с полковником Хрусталевым. Он или был заговорщиком изначально (а что тут, собственно, не­возможного? Его могли запугать, подкупить, наконец, за­вербовать), либо стал им тогда, когда понял, во что втравил его начальник охраны и что с ним будет, если он не вой­дет в число заговорщиков. Игнатьев должен был приехать на дачу и еще с одной целью: согласовать все версии «оче­видцев», чтобы не было разнобоя в показаниях. Был ли он один? Ил и же с ним приехал и тот «некто» из партийной вер­

168

хушки, который стоял во главе заговора — не Игнатьев же, в самом деле, заваривал всю эту кашу. Естественно, прие­хал и «сам», которому тоже нужно было единство показа­ний, чтобы, упаси Бог, ничего не заподозрил Берия, проти­востоять назначению которого на пост министра внутрен­них дел они уже, по-видимому, не могли».

Кто же этот «сам»? — И тут Е. Прудникова приводит не­кое соображение:«... Если отбросить хрущевскую сказку о том, что все тряслись от страха перед грозным вождем, то удовлетворительное объяснение этому (почему «Четвер­ка», потолкавшись в помещении охраны, не полюбопытст­вовала даже, как там выглядит вождь, «под которым под­мочено», и преспокойно разъехалась по домам.— А.К.) может быть только одно: они уже видели Сталина в таком состоянии, поэтому им было неинтересно. Когда они могли его видеть? Для этого есть только один отрезок времени: ночь на 1 марта, и видели они его, приехав вместе с Игнать­евым по вызову охраны, а может быть, никуда с дачи не уез­жая. Зачем же они приезжали в воскресенье? О, это очень просто — прозондировать обстановку и посмотреть, надо ли уже вызывать врачей или можно еще потянуть время? Потянули еще, потянули, сколько могли...». Каково?! Агата Кристи отдыхает!

— Так кто же это «ОНИ», которые могли увидеть недее­способного вождя, даже — «... никуда с дачи не уезжая?!» Так ведь это вся пресловутая «Четверка», и никак «отлу­чить» от нее ни Л.П. Берию, ни кого-нибудь другого не по­лучается. В этом-то и наивность версии Е. Прудниковой: Бе­рия как бы ничего не знал и не видел до утра 2 марта, а тут он у нее то «толкается» вместе со всеми соратниками в по­мещении охраны, то даже еще не уезжал после непродол­жительного обеда у вождя. И рот, противореча сама себе, Е. Прудникова делает свое итоговое заключение.

«Резюмируя все эти рассуждения: как развивались события? Вероятней всего, Сталину стало плохо в ночь на 1 марта. У нас нет оснований утверждать, что ему «по­

169

могли» умереть, поэтому будем считать, что это было кро­воизлияние в мозг. Охрана, как и было положено, доложи­ла по инстанции, на дачу приехали Игнатьев, врач и либо Хрущев, либо он же с Булганиным. И тут в мозгу Хрущева родился гениальный экспромт: если время так дорого, то пусть оно работает на сталинскую смерть. Велели охране не поднимать шума, либо, обманув ее, либо открытым тек­стом приказав тянуть время, а может быть, обманув Хру­сталева и сговорившись с Лозгачевым... Утром Хрусталева сменил Старостин — для него тоже что-нибудь придумали. (Кстати, а Лозгачев что — не сменялся?) Потом приезжали проконтролировать ситуацию, днем — Хрущев и Булганин, ночью, вероятно, Игнатьев и Хрущев — его сын вспоми­нает, что отец в тот день дважды уезжал из дому, один раз ближе к вечеру, а второй раз ночью и вернулся где-то под утро. И лишь утром, когда тянуть уже больше было нельзя, сообщили остальным и вызвали врачей.»'

В такой интерпретации версия Е. Прудниковой совер­шенно нежизнеспособна. В «заговоре», идея которого яко­бы экспромтом возникла в мозгу Хрущева, как видим, «за­действован» уж очень широкий круг участников: «Чет­верка» в полном составе, Игнатьев, доктор Смирнов и вся охрана. Как удержать в секрете такую «взрывоопасную ин­формацию» в течение столь длительного времени. И самое «слабое звено» заговорщиков — это охрана. Да они сразу же поделились бы этой информацией, как минимум, с Ва­силием Сталиным, который, после общения с охранниками, тут же взвился со своими обвинениями в адрес соратников отца, назвав их убийцами. А ведь и на самом деле они с ним чем-то поделились, поскольку Василий знал всю подногот­ную обстоятельств, предшествующих смертельному забо­леванию своего отца. Но вот какой информацией они с ним поделились и почему это не вызвало естественную реак­цию по их немедленному уничтожению (ведь какое-то рас­

' Указанное сочинение Е. Прудниковой. С. 380— 382.

170

следование обстоятельств смерти Сталина, наверное, все- таки проводилось)?

Это один из тех вопросов, ответ на который прибли­зит нас вплотную к разгадке таинственных обстоятельств, сопутствующих «загадочной» смерти Иосифа Виссарио­новича Сталина. Тех обстоятельств, которые доподлинно были известны лицам охраны, но, тем не менее, позволи­ли им «спокойно» дожить до 1977, знакового для разгадки обстоятельств «таинственной» смерти Сталина, года. Мало того, что они дожили до этого «знакового» года, они, после совещания-инструктажа, организованного А. Рыбиным, «понесли» такую откровенную чушь («легенда Лозгачева»), что вот уже более 33 лет целая армия «исследователей» ни­как не может связать концы с концами (то есть «свидетель­ства» Хрущева и «Охраны»).

Глава 8

БЕРИЯ И ХРУЩЕВ - СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА ЗА ВЛАСТЬ

Как видим из вышеизложенного, наиболее «загадоч­ной» личностью во всей этой истории, связанной со смер­тью Сталина, является Л.П. Берия. С какой страстью «берия- фобы» обвиняют его в убийстве Сталина и во многих других смертных грехах, с такой же страстью, но, на наш взгляд, бо­лее последовательно и аргументировано «берияфилы» до­казывают прямо противоположное: что не мог Берия уча­ствовать в каком-либо заговоре против Сталина, поскольку он был «верным и надежным учеником вождя». Мало того, вождь бережно «выращивал» в лице Берии своего преем­ника. «Берияфилы» упирают более всего на то, что у Берии не было мотивов для убийства Сталина. Е. Прудникова, наи­более последовательный сторонник версии, что Берия и в мыслях не мог допустить какую-либо крамолу в отношении Сталина, пишет:

«Но почему у Берии не было мотивов желать Сталину смерти? Да по очень простой причине — он ничего от нее не выигрывал. Если выкинуть фрейдистскую чепуху о пато­логическом властолюбии Берии в то же помойное ведро, где покоится чепуха о сталинской паранойе, и посмотреть реальные, шкурные мотивы, то мы тут же видим, что ему, единственному из всех, в случае передачи власти от пар­тии к правительству, ничего не грозило. Берия был «про­мышленник», а не аппаратчик, как остальные, и в этом слу­чае только выигрывал, он был заинтересован в сталинских преобразованиях, в результате которых мог получить го­

172

раздо большие власть и влияние, чем имел. Какие? Если говорить о преемнике Сталина на должности предсовми- на, то в его окружении другой фигуры, кроме Берии, про­сто не просматривалось. Не было другого человека, со­четавшего в себе относительную молодость (Берии в то время было всего 54 года, столько же, сколько Сталину в 1933 году), опыт работы (огромный), практическую хватку и незаурядный ум. Единственным его недостатком была на­циональность — но, в конце концов, это вопрос решаемый, если на посту формального главы государства будет стоять русский, как часто делалось в национальных республиках: первый секретарь — представитель коренной националь­ности, а второй — тот, кто хорошо работает. Нет, он ничего не выигрывал от смерти Сталина — зато проигрывал все, вплоть до самой жизни.

Если немножко подумать, то отчетливо видно: как слу­хи о том, что Сталин хотел устранить Берию, так и то, что Бе­рия причастен к смерти Сталина, исходят из одного источ­ника — из Политбюро. Сказал Хрущев, повторил Микоян, поддакнул Молотов — это что, три свидетельства? Да нет, одно — свидетельство Политбюро, в котором тогда верхо­водил Хрущев и его команда. Но люди-то они были сред­ние, не слишком умные — вспомним, откуда брался парт­аппарат. И так они увлеклись, демонстрируя такую нена­висть, сгребая на одного человека такие горы мусора, что это поневоле вызвало подозрения. Нет, что-то в этой исто­рии очень и очень не так...»1

Действительно, все не так просто складывалось в жиз­ни этого загадочного персонажа, имя которому Лаврентий Павлович Берия. Чтобы разобраться в хитросплетениях со­бытий трагического 1953 года, в центре которых были Ста­лин и Берия и которые умерли один за другим неестествен­ной смертью, по крайней мере, один из них, необходимо обратиться к его биографии.

1Е. Прудникова. Указанное сочинение. С. 373— 374.

173

БЕРИЯ Лаврентий Павлович родился в селении Мер- хеули Сухумского округа Кутаисской губернии (впоследст­вии район Абхазской АССР), в бедной крестьянской семье 17(29) марта 1899 года. В 1915 году поступил в Бакинское среднее механико-техническое строительное училище, с осени того же года начал участвовать в работе нелегаль­ного марксистского кружка, был его казначеем и в мар­те 1917 года вступил в РСДРП(б). В мае 1919 года окончил училище, получив диплом техника строителя-архитектора. В 1919— 1920 годы руководит нелегальной большевист­ской организацией техников в Баку. Одновременно, по за­данию Анастаса Микояна, руководившего большевистским подпольем в городе, становится агентом Организации по борьбе с контрреволюцией (контрразведка) при Комитете государственной обороны Азербайджанской республики (это и есть та работа на мусаватистскую контрразведку, ко­торую ему все время ставят в вину).

С октября 1920 года по 1922 год учится в Бакинском по­литехническом институте, с октября 1920 года начинает ра­боту в ЧК и уже к маю 1921 года становится начальником секретно-оперативной части и заместителем председателя Азербайджанской ЧК. Затем работает в ЧК, а позднее в ГПУ Грузии до декабря 1931 года. За эту работу дважды награ­жден орденом Боевого Красного Знамени, который тогда просто так не давали.

В декабре 1931 года Берия выдвигают на партийную работу, он становится Первым секретарем ЦК компартии Грузии (это в 32 года!) и на этом посту показал себя исклю­чительно толковым хозяйственником.

В Грузии, в силу ее природных условий, не было ника­кого смысла создавать колхозы, чтобы растить зерно или пасти скот — мало подходящей земли, не те места. И Бе­рия начал выращивать то, что как раз на Кавказе следо­вало в первую голову поднимать: чай, цитрусовые, табак, виноград. А параллельно — строил заводы пищевой про­мышленности (где еще и консервировать фрукты, как не на

174

Кавказе?). Тридцать пять чайных фабрик было построено в Грузии при активном содействии Берии. Оборудование для них, кстати, больше не покупают на валюту за границей — построен Батумский машиностроительный завод, снаб­жающий пищевую промышленность всем необходимым.

Авачальский завод по производству шампанского — мощность четыре миллиона бутылок в год. Батумский кон­сервный комбинат — выпускал ежегодно четыре миллио­на банок цитрусовых. Кутаисский шелковый комбинат. Тби­лисская обувная фабрика — шесть миллионов пар обуви в год.

Была в Грузии (да и сейчас никуда не делась) Колхид­ская низменность — необозримые гнилые болота, откуда столетиями шла малярия. Берия разработал план их осуше­ния — и на отвоеванных у трясины землях возникли план­тации площадью в тысячи гектаров, новые поселки, куда переселились крестьяне с бесплодных гор.

Наконец, именно при Берии были построены те мно­гочисленные курорты, за которые Грузию справедливо прозвали «всесоюзной здравницей». И, вдобавок, образо­вание— созданы новые институты: медицинский, сель­скохозяйственный, политехнический. Тысячи юношей по партийным и комсомольским наборам едут учиться в луч­шие вузы Союза. К 1938 году Грузия по уровню образова­ния населения выходит на одно из первых мест в СССР, а по числу студентов на тысячу человек обгоняет Англию и Гер­манию.

Дело не ограничивалось одной Грузией — потому что Берия вскоре стал и первым секретарем Закавказского крайкома партии. Уже в этом качестве занимался промыш­ленностью всего Кавказа: модернизирована угольная про­мышленность Грузии, механизирована добыча руды на Чиа- турских марганцевых рудниках, резко увеличилась добыча нефти в Азербайджане. Именно Берия первым в СССР начал бурение шельфов Каспийского моря. Тогда этого многие не понимали: «Вышки — в море? Вздор и лишняя трата народ­

175

ных денег!» Насколько теперь во всем мире развернулось шельфовое бурение, нет нужды растолковывать подробно. А первопроходцем у нас был как раз Берия, о чем стыдливо умалчивают, как и о его роли в осушении Колхиды.

Один немаловажный нюанс: столь масштабные преоб­разования удались еще и потому, что Берия, потеснив «ста­рых большевиков», умевших лишь пустословить с трибун о мировой революции, расставлял на ключевые посты лю­дей из своей чекистской команды. Отобранных не по прин­ципу личной преданности, а по чисто деловым критериям: Деканозов, Багиров, Меркулов, Гоглидзе.

Берия, и его команда по нынешним меркам были воз­мутительно молодыми — всего-то тридцать с небольшим. Но именно эти толковые, умные и хваткие молодые люди за несколько лет превратили Закавказье в развитой и сы­тый край. Превратили, работая на износ, а не сами собой выросли заводы и нефтепромыслы, мандариновые сады и чайные плантации, институты и новые поселки, рудники и санатории.

Именно за эту работу Сталин, присмотревшись к Берии и оценив его по заслугам, забрал его в Москву, назначив 22 августа 1938 года на должность заместителя наркома внут­ренних дел, а уже в ноябре этого года он становится нарко­мом, сменив на этом посту Ежова1.

«Хотя, как водится, и здесь до сих пор бродит легенда о причинах такого назначения: Берия, дескать, написал (или украл у кого-то) книгу об истории партийных организаций в Закавказье, где раздул до немыслимых пределов заслуги Сталина, и «тиран», падкий на лесть, вознаградил подхали­ма... — пишет А. Бушков в своей замечательной книге, и да­лее продолжает:

— Сталин, кстати, на лесть и подхалимство не только не был падок — резко и недвусмысленно пресекал все попыт­ки кадить перед ним ладаном. Примеров множество, от са­

1 Источник: А Бушков. Сталин. Ледяной трон. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2008. С. 250— 252.

176

мых разных людей. Сталину присваивают звание Героя Со­ветского Союза и награждают орденом «Победа» — он от­казывается принимать то и другое целых пять лет. Только в пятидесятом согласился, но никогда эти регалии не носил. Сталину приносят эскизы новых денег с его портретом — он, молча их рвет и выбрасывает клочки в корзину, остав­ляя рисунки с Лениным. В ту же корзину отправляются и проекты ордена Сталина, и записка о переименовании Мо­сквы в Сталинодар. Согласитесь, это о многом говорит. На­стоящие любители лести как раз поступают наоборот: ор­денами себя увешивают от кадыка до пупа — что Брежнев, что африканские генералы, гонявшие оппозицию с дере­ва на дерево, что венценосные особы. Желающим полюбо­ваться на классические примеры, советую поискать парад­ные снимки императора Бокассы или болгарского правите­ля князя Фердинанда: из-под регалий кителя не видно...

В общем, Сталин свой пресловутый «культ» поддер­живал постольку-поскольку. Он прекрасно понимал, что в данных исторических условиях народу необходим некий символ — и не более того.»1

С приходом Берии в органы, репрессии практически прекратились, начался пересмотр дел ежовских времен и освобождение невинно осужденных. А на ответствен­ные посты он ставил новых людей, например, таких, как С.Ф. Емельянов, девятьсот второго года рождения. Закон­чил Азербайджанский нефтяной индустриальный инсти­тут, работал инженером-механиком, был начальником под­вижной службы Бакинского трамвайного парка, на полгода занял пост секретаря райкома.

А в тридцать девятом его назначают наркомом внут­ренних дел Азербайджана. То, что для этого поста Емелья­нов был человеком не случайным, показывает его дальней­шая карьера: до пятьдесят третьего — нарком НКВД, ми­нистр госбезопасности, министр внутренних дел. Человек

1 А. Бушков. Сталин. Ледяной трон. С. 253.

177

Багирова, определенно, а ни Берия, ни Багиров не доверя­ли серьезных постов тупым подхалимам, бездарям.

Нужно же было как-то высмотреть в молодом инжене­ре будущего профессионала ГБ, сделать на него ставку — и не ошибиться.

В 1934 году Берия становится кандидатом в члены По­литбюро ЦК, а вскоре — членом Политбюро. Кроме того, с началом Великой Отечественной войны его назначают за­местителем Председателя Государственного комитета обо­роны. В апреле 1941 года ему поручено курировать нарко­маты лесной промышленности, цветной металлургии, уголь­ной и нефтяной промышленности, а во время войны ГКО возложил на него контроль над такими важными оборон­ными отраслями, как наркомат минометного вооружения, производство самолетов и моторов, производство боепри­пасов, танковая промышленность. (За достижения в произ­водстве боеприпасов ему было присвоено звание Героя Со­циалистического труда.) Но самой важной областью, кото­рую курировал Берия, была работа над советской атомной бомбой. В декабре 1945 года он оставляет работу в органах и занимается только делами промышленности, создавая ра- кетно-ядерный щит страны. «То есть, — пишет Е. Пруднико­ва, к началу 1953 года Берия уже семь (!) лет не работал в спецслужбах. Более того, тот факт, что Игнатьев в сложных случаях связывался не с Берией, а с другим заместителем предсовмина, Маленковым, доказывает, что он и не куриро­вал органы, то есть вообще не имел к ним отношения. От Со­вета Министров их курировал Маленков, а от ЦК партии — Хрущев. Да-да, Хрущев, с него и надо спрашивать за все эти дела! А все экивоки по поводу участия Берии в аресте Вла­сика, или в «деле врачей», или вообще в любой деятельно­сти спецслужб — попросту вранье. Так его Абакумов или сменивший того Игнатьев туда и пустили!

Существует по поводу этого человека и еще одна кле­вета. Братья Жорес и Рой Медведевы в своей книге «Не­известный Сталин» пишут: «У четырех наиболее близких к Сталину в 1952 году партийных лидеров — Маленкова, Бе­

178

рии, Хрущева и Булганина — не было никаких выдающих­ся достоинств». Лукавят братья-историки, ой, лукавят. Дей­ствительно, Хрущев был чисто партийной фигурой и ни­какими выдающимися достоинствами не блистал, он и на посту главы государства прославился в основном тем, что ботинком по трибуне ООН стучал, сажал кукурузу да едва не начал мировую ядерную войну. Про Маленкова сам Ста­лин говорил: «Это писарь. Резолюцию он напишет быст­ро, не всегда сам, но сорганизует людей... На какие-нибудь самостоятельные мысли и самостоятельную инициативу он не способен». Булганин — фигура загадочная: до вой­ны был зампредом Совнаркома, с началом войны почему- то становится членом военного совета на фронте, с 1947 и по 1949 год— министр вооруженных сил и зампредсов- мина, чем конкретно занимался после 1949 года— вооб­ще непонятно. В общем, как сказала бы миссис Хадсон, по виду государственный деятель, но на способного не похож. Однако, что касается четвертого члена этой компании, то есть одна вещь, которая не могла произойти в принципе. В те годы, когда в США уже был принят план ядерного напа­дения на СССР, ядерную программу страны дураку или по­средственности поручить не могли. Можно было с уверен­ностью сказать, что после Хиросимы ядерные дела должны были оказаться в руках самого толкового из всех, кто окру­жал Сталина, ибо бездарность на таком посту могла слиш­ком дорого обойтись.

По сути, это был единственный человек из соратни­ков, на которого вождь мог опереться, ибо они тянули в одну сторону. Тандем Сталин — Берия был непобедим. Ос­тавшись же один, Берия имел очень мало шансов не то что взять власть, но даже удержаться на плаву и элементарно сохранить жизнь себе и свободу своим близким. Как оно на самом деле и случилось»1.

1 £ Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2010. С. 397— 398.

179

Действительно, Сталин был еще жив, когда 5 марта 1953 года его бывшие соратники торпедировали Сталин­ский план реформирования государственной власти с рез­ким сокращением роли партаппарата в управлении госу­дарством. Было ликвидировано Бюро Президиума ЦК, а численность самого Президиума была уменьшена до уров­ня состава бывшего Политбюро. Членами Президиума ста­ли, фактически, бывшие члены Политбюро, за исключени­ем «новичков»— Сабурова и Первухина. Президиум Со­вета Министров насчитывал пять человек— Маленков, Берия, Молотов, Булганин и Каганович (фигура чисто номи­нальная, без каких-либо конкретных обязанностей).

Председателем Совета министров стал Маленков, ос­таваясь при этом одним из секретарей ЦК. Хрущев тоже по­лучил пост секретаря ЦК. А еще одним из секретарей стал... Игнатьев. Для него, единственного из всех, эта история окончилась явным повышением. Однако очень быстро Ма­ленков отказался от обязанностей секретаря, уступив гла­венство в партии Хрущеву. Все вроде бы вернулось на кру­ги своя — как и не было XIX съезда...

Кто на самом деле осуществлял практическое руково­дство страной после смерти Сталина? Формально главой государства стал Ворошилов, занявший пост Председателя Президиума Верховного Совета.

Вроде бы самый значительный пост был у Маленкова, но ведь он — «писарь», как назвал его Сталин, и коль скоро на посту предсовмина находится вялый и безынициатив­ный человек, то и сам этот пост становится малозначащим. Несмотря на то, что Президиум ЦК, так же как и Политбюро, вроде бы был коллегиальным органом, де-факто, по тради­ции, его должен был возглавить генсек, а за неимением та­кового один из секретарей ЦК. Таким главой очень быстро стал Хрущев, не слишком умный, но чрезвычайно напори­стый и активный.

Для Хрущева смерть Сталина, как и его прижизненное покровительство, оказалась и ужасной (он открыто пла­

180

кал, как и Ворошилов, Каганович, Маленков и Булганин), и благодетельной. Живой Сталин был для него и учителем, и мучителем, благодетелем и источником постоянной смер­тельной опасности. Смерть вождя освободила Хрущева от физического страха и психологической зависимости, но принесла новые опасности в преддверии смертельной схватки за власть со своими кремлевскими коллегами, пре­жде всего с Берией и Маленковым.

В составе нового Президиума ЦК партии Хрущев занял пятое место, после Маленкова, Берии, Молотова и Вороши­лова. Таким образом, очевидным наследником стал Мален­ков, а очевидным «серым кардиналом» — Берия. Молотов, работавший со Сталиным дольше всех остальных, также мог претендовать на «престол»: то, что именно эти трое произ­носили надгробные речи на Красной площади, также под­тверждает мысль, что именно они должны были составить правящий триумвират. Никто ни в СССР, ни за рубежом и во­образить не мог, что Хрущеву удастся их всех переиграть.

Однако уже в июне 1953 года Берия будет арестован, а в декабре расстрелян, и все это будет сделано формально руками Маленкова. Затем настанет очередь самого Мален­кова, который в начале 1955 года на пленуме ЦК, а затем на сессии Верховного Совета будет смещен с поста Пред­седателя Совета Министров и переведен на должность ми­нистра электрификации. Затем настанет очередь Молото­ва, который будет подвергнут уничижающей критике, но, как и Маленков, будет оставлен членом Президиума ЦК. Уже в августе 1954 года Хрущев возглавил советскую деле­гацию, направляющуюся в Пекин, а летом 1955 года на че­тырехсторонней конференции в Женеве советскую делега­цию, хотя формально ее возглавлял Булганин, сменивший Маленкова па посту Председателя правительства, однако западные лидеры поняли, что переговоры следует вести с Хрущевым.

Никто не мог предвидеть такого взлета карьеры Хру­щева (кроме, возможно, его самого). Даже в сравнении с

181

прочими неожиданными поворотами его карьеры, три­умф выглядел чудом. Однако в том, каким способом Хру­щев взошел на советский властный Олимп, ничего чудес­ного не было. Подобно своему политическому кумиру и учителю в двадцатые годы, он подменял цели коммунисти­ческой партии личным целям, использовал против своих «друзей-соперников» партийный аппарат, а также пробле­мы внутренней и внешней политики, обострившейся по­сле смерти Сталина, сближался с соперниками, а затем их предавал. Так он поступил сначала с Берией, а потом с Ма­ленковым, которые по внешним признакам были его зака­дычными друзьями. Так он поступил с Молотовым и своим другом молодости и долголетним начальником Каганови­чем, также и с Жуковым, которого приблизил к себе в пе­риод борьбы с «политическими тяжеловесами» ближайше­го окружения Сталина настолько, что Жуков стал позицио­нировать себя чуть ли не вторым человеком во властной обойме. А затем коварно расправился с ним, когда увидел в нем задатки заправского диктатора, усиленно создавав­шего свой культ личности. Мы не говорим уже о таких «вто­ростепенных» личностях, как Ворошилов, Булганин, Перву­хин, Сабуров и «примкнувшего» к ним Шепилова, которые также попадут со временем «под раздачу», будучи членами Президиума ЦК и как «птенцы гнезда Сталина», естествен­но не поддержавшие курс Хрущева на «десталинизацию», чтобы расчистить дорогу для формирования своего собст­венного культа.

Настоящая загадка не в том, как это все Хрущеву уда­лось сделать, а в том, как это допустили его соперники. Од­нако разгадка заключается в том, что они, будучи искушен­ными политиками и придворными интриганами, оттачивая свое мастерство в тайной войне друг с другом, недооцени­вали Хрущева. До 1953 года он отнюдь не был новичком в искусстве аппаратных интриг, однако, прикрываясь эдаким простачком, до поры до времени скрывал свое иезуитское мастерство.

182

В самый острый период борьбы за власть с 1953 по 1957 год впервые проявилась новая, макиавеллевская сто­рона его натуры. Она хорошо просматривается в мемуарах Хрущева, где он с гордостью описывает шаг за шагом свою победу над Берией, которого он изображает настоящим исчадием ада и поэтому не видит ничего дурного в том, что расправился с ним, используя макиавеллевские прие­мы, как-то: предательство, фальсификацию и откровенную ложь. Откровенно поведав об этом, он едва ли мог отри­цать, что практиковал подобное искусство и до 1953 года, и после расправы с Берией, старательно обходя вопрос о своем партнерстве с ним в первые месяцы после смерти Сталина — так же, как скрывал свой союз с Берией и Ма­ленковым в последние годы жизни вождя.

Среди фигур второго плана выделялся Берия, заняв­ший пост министра вновь объединенных министерств внутренних дел и госбезопасности и сохранивший пост за­местителя Председателя Совета Министров и руководите­ля ядерного комитета. Наверняка этот вопрос был решен и согласован еще при Сталине, иначе 5 марта просто прове­ли бы переназначение министра, и то не факт, не такой это был день, чтобы заниматься реорганизациями. Зачем мог хотеть этого назначения Сталин — тоже понятно. Ситуация слишком напоминала 1938 год, в стране шли репрессии, по поводу которых у главы государства возникали все боль­шие и большие сомнения, и Берия был ему нужен, чтобы выполнить ту же роль, которую он с таким блеском выпол­нил в 1938 году — разобраться, что происходит в наркома­те и привести его в порядок. Чем он, кстати, тут же и начал заниматься.

После похорон Сталина новое правительство, решив проблему распределения власти, обратилось к вопросам внутренней и внешней политики. Новые лидеры понима­ли и формально одобряли необходимость перемен, однако главным двигателем перемен стал Берия, проявив за весь­ма короткий промежуток времени (судьбой ему было отпу­

183

щено всего сто двенадцать дней) незаурядные качества ре­форматора сталинского типа.

«Есть такое понятие, — пишет Е. П. Прудникова в своей книге «Берия. Последний рыцарь Сталина», — «сто дней» государственного деятеля — это срок, за который он дол­жен предъявить государству свои намерения и возможно­сти. Не более того, ибо иного за сто дней не успеть. Итак, что же сделал Берия за свои сто дней?»'

В день похорон Сталина 9 марта 1953 года, совпав­ший с днем рождения Молотова, Берия освобождает По­лину Жемчужину — жену Молотова — и лично «вручил» ее мужу, не сомневаясь, что теперь министр иностранных дел будет поддерживать его во всех начинаниях.

10— 13 марта он отдает своим подчиненным приказ пе­ресмотреть все сфальсифицированные дела, в том числе и «дело врачей», и о результатах доложить ему лично в двух­недельный срок. Среди «пересмотренных дел» дело бывших сотрудников МГБ, обвиненных в создании сионистской ор­ганизации; дело бывших работников управления военного министерства, обвиненных во вредительстве; «Мингрель­ское дело»; «дело об авиапроме», по которому в 1946 году были арестованы нарком авиационной промышленности Шахурин, командующий ВВС маршал Новиков и многие дру­гие руководители авиационной промышленности.

Первые результаты последовали 3 апреля, когда с по­дачи Берии вышло постановление Президиума ЦК о фаль­сификации «дела врачей» и реабилитации арестованных, а также о привлечении фальсификаторов к уголовной ответ­ственности. Сообщение МВД об этом было опубликовано в «Правде» 4 апреля, а б апреля там же появилась передовая статья «Советская социалистическая законность неприкос­новенна»». 10 апреля последовало постановление «О фаль­сификации дела в так называемой «мингрельской группе»,

' £ Прудникова. Берия. Последний рыцарь Сталина. СПб.: Нева, 2006. С. 210.

184

17 апреля — реабилитация фигурантов дела управления военного министерства, 6 июня — отмена приговора по «делу авиапрома».

15 июня Берия вышел с предложением о ликвидации так называемого «Особого совещания»— внесудебного органа, учрежденного в 1934 году. Особое совещание при своем создании наделялось правом приговаривать к ссыл­ке, высылке и заключению в лагеря на срок до 5 лет. Од­нако в 1937 году Особое совещание получило новые пра­ва — выносить приговоры, вплоть до высшей меры. Надо отметить, что Берия и раньше уже дважды ставил вопрос о его ликвидации — в конце 1938 года и в октябре 1945 года, но Сталин не пошел на его ликвидацию. И на этот раз во­прос не был решен, поскольку через одиннадцать дней — 26 июня он был арестован. В сентябре 1953 года институт Особого совещания был ликвидирован, но честь его унич­тожения досталась уже Хрущеву.

17 марта Берия предложил передать значительную часть индустриальных объектов МВД гражданским служ­бам и прекратить финансирование тех строительных про­ектов, которые явно не нужны были сегодня и наверняка не понадобятся завтра (например, тоннель под Татарским проливом и железная дорога Чун — Салехард— Игарка). В общей сложности прекращено или «заморожено» строи­тельство на сумму свыше 49 млрд. руб. при общей сметной стоимости 105 млрд. руб. Практически было предложено ликвидировать ГУЛАГ как хозяйственную единицу. Заклю­ченных, охрану и собственно лагеря предполагалось пере­дать министерству юстиции (реализовано было только при Ельцине).

Но самым известным нововведением Берии, относя­щемся к ГУЛАГу, стала знаменитая «бериевская амнистия». 26 марта он доложил Президиуму ЦК, что в тюрьмах и лаге­рях находится 2 миллиона 526 тысяч 401 политических за­ключенных и уголовников, в том числе 438 тысяч 788 жен­щин, из которых 35 тысяч 505 имеют детей и 62 тысячи 886

185

беременны, и предложил массовую амнистию, в результа­те которой на свободу вышли 1 миллион 181 тысяча 261 не­политических заключенных, осужденных на срок до пяти лет, а также женщины, имеющие детей возрастом до 10 лет, беременные женщины, несовершеннолетние, пожилые и больные. Сократили наполовину сроки тем, кто был осу­жден на срок свыше 5 лет, кроме тех, кто был осужден за контрреволюционную деятельность, бандитизм, умышлен­ные убийства, крупные хищения.

Берия выступил также за ликвидацию системы пас­портных ограничений для граждан, отбывших наказание в местах заключения или ссылки и амнистированных.

Другой мишенью Берии стала сталинская политика ру­сификации национальных республик. В серии записок, об­ращенных к членам Президиума ЦК, он жестко критико­вал преобладание русского руководств и повсеместное использование русского языка в деловой практике Бело­руссии, Литвы, Эстонии и Западной Украины (камень в ого­род Хрущева). По его настоянию были приняты соответст­вующие постановления Президиума ЦК по Украине и Литве. После ареста Берии ему предъявили обвинение в потвор­стве националистическим элементам, и оба постановления были отменены. Однако следующие постановления — сна­чала по Белоруссии и Литве, а затем по Эстонии и Молда­вии — готовил уже сам Хрущев, но в том же духе, что были предложены Берией в предыдущих документах.

Внешней политикой раньше Берии не приходилось за­ниматься, тем не менее, он и здесь успел выступить с серь­езными инициативами.

Болевыми точками в отношениях СССР с соцстранами были Югославия и ГДР, хотя и по разным причинам. Оба го­сударства были странами, где у власти находились коммуни­сты, но несколько другой ориентации, чем того хотелось бы Сталину. Отношения с Югославией находились на точке за­мерзания, и термин «фашиствующая клика Тито», по-преж- нему не сходил со страниц советских газет и был «прописан» в советских энциклопедиях и политических словарях.

186

Когда в СССР сменилась власть, маршал Тито заявил в интервью: «Мы в Югославии были бы счастливы, если бы наступил такой день, когда они признали, что допустили ошибку в отношении нашей страны. Нас бы это обрадова­ло. Мы будем ждать, мы посмотрим...»1 Берия сыграл значи­тельную роль в перемене курса в отношении Югославии. Он направил в Белград своего представителя полковника Федосеева и написал письмо югославскому министру внут­ренних дел Александру Ранковичу с предложением неглас­ной встречи. Позднее, на Пленуме ЦК, на котором был раз­венчан Берия, это письмо фигурировало в качестве улики о закулисной сепаратисткой деятельности его автора. Тем не менее, 6 июня 1953 года Совет Министров СССР и Президи­ум ЦК КПСС предложили югославскому руководству обме­няться послами, начали постепенно снимать ограничения на передвижение персонала посольства Югославии, заго­ворили о возобновлении экономических и культурных свя­зей с этой страной.

Особенно серьезной была проблема с Восточной Гер­манией (ГДР), но уже по другой причине. Руководитель ГДР Вальтер Ульбрихт стал в ускоренном темпе и жестко прово­дить курс на построение социализма по образу и подобию СССР. Начал с репрессий, провел силовыми способами кол­лективизацию и завершил приоритетным развитием пред­приятий группы «А» (тяжелая промышленность) в ущерб развитию предприятий группы «Б» (предметы потребле­ния). В довершение всего 28 мая 1953 года правительство ГДР объявило о повышении норм выработки, в результате чего упала заработная плата рабочих. Начались массовые забастовки и массовый исход жителей ГДР в Западную Гер­манию. Только за четыре месяца 1953 года из ГДР бежало свыше 120 тысяч человек, а с января 1951 года по апрель 1953 года — 447 тысяч.

Таким образом, слепо копируя опыт построения социа­лизма в Советском Союзе, ГДР столкнулась с тем, что Ма­

1 Е. Прудникова. Берия. Последний рыцарь Сталина. С. 222.

187

ленков позже назвал «опасностью внутренней катастро­фы». Положение в ГДР не раз обсуждалось на заседаниях, как Президиума ЦК КПСС, так и Президиума Совмина. 27 мая на заседании Президиума Совмина Берия представил про­ект решения по Восточной Германии. Была создана комис­сия в составе Маленкова, Молотова, Берии, Хрущева и Бул­ганина, которой предстояло в трехдневный срок обсудить и доработать проект, исходя из того, что «основной причиной неблагополучного положения в ГДР является ошибочный в нынешних условиях курс на строительство социализма».

В ходе обсуждения проекта правительственного по­становления Берия решительно выступил за ликвидацию ГДР и объединение немецкого народа в единое государ­ство, в частности он говорил: «ГДР! Да что такое эта ГДР?! Даже не настоящее государство. Держится только на совет­ских штыках, хоть и называется Германской Демократиче­ской Республикой». Берия был категорически против пред­ложения Молотова добавить к вышеприведенным словам «строительство социализма» слово «ускоренное» и тем са­мым коренным образом изменить смысл постановления. Молотов настаивал: «Почему так! Ведь это означало бы ко­нец социализма в Германии как такового!» «Потому, — от­ветил якобы Берия, — что нам нужна только мирная Герма­ния, а будет там социализм или нет, нам все равно»’.

Интересно отметить, что хотя поправка Молотова была учтена, но б пунктом Постановления по ГДР предусмотре­но: «Учитывая, что в настоящее время главной задачей яв­ляется борьба за объединение Германии на демократиче­ских и миролюбивых началах...», однако именно это будет поставлено в вину Берии 26 июня, когда он был арестован, что именно он ратовал за объединенную Германию и про­тив построения социализма в ГДР.

Таким образом, внешнеполитические инициативы Бе­рии были «революционными», однако лавры «миротворца»

1 Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. М.: Терра, 1991. С. 333.

188

по отношению к Югославии в 1955 году получил Хрущев, а честь «лучшего друга немецкого народа» за содействие объединению ГДР и ФРГ в единое государство досталась через 35 лет Михаилу Сергеевичу Горбачеву.

Общий итог действий Берии в эти «сто дней», несо­мненно, производит впечатление, и нельзя не задаться во­просом, а что же было бы впереди, останься Берия в жи­вых? Интересно на него отвечает Е. Прудникова: «Берия по­гиб, когда ему едва исполнилось 54 года. Сталину 54 года было в 1933 году, и он едва приступил к свершениям, за ко­торые впоследствии был признан Великим. Впереди была беспрецедентная индустриализация, большая часть возро­ждения страны, впереди была победа над Гитлером.

Что было впереди у Берии, какой бы была страна, ос­танься он жив, и каков был бы весь мир — про это не мо­жет сказать никто.»1 И далее: «...Человеку, который задумы­вал и начинал реабилитацию невинно репрессированных, боролся за подлинные национальные автономии, за демо­кратические принципы в международной политике, — это­му человеку достались пуля и всемирный позор»2.

В то же время бурная деятельность Берии в эти «сто дней» стала началом его конца. «Друзья»-соперники воочию убедились, кто реально является лидером в этой «Четверке» (Берия, Молотов, Маленков, Хрущев) и что будет с ними, ко­гда он взойдет на вершину власти. Само число инициатив, многие из которых выходили за рамки его служебной ком­петенции, ясно указывает на презрение Берии к его колле­гам. Так, в одной записке, обращенной к Хрущеву, Берия не «просит рассмотреть» свое предложение, а открыто требует его «утвердить». Есть свидетельства о том, как он грубо рас­пекал по телефону Маленкова, Хрущева и Булганина. В пер­вые дни после смерти Сталина коллеги Берии, растерянные и подавленные, возможно, заслуживали такого обращения,

’ £ Прудникова. Берия. Последний рыцарь Сталина. СПб.: Нева, 2006. С. 228.

3 Там же.

поскольку кто-то же должен был владеть собой и управлять ситуацией. Однако когда шоковое состояние покинуло его коллег, нескрываемое высокомерие Берии заставило их со­браться с духом, а представление о безрадостных перспек­тивах, наверняка ожидавших их в самое ближайшее вре­мя, дало им в руки оружие против него — оружие, которым все они прекрасно владели, пройдя «школу» 1937 года. Ору­жие — это заговор, клевета и внесудебная расправа с обя­зательным смертным исходом.

Что же переполнило чашу терпения партаппарат- ной элиты? Как утверждает А. Бушков, основной причи­ной смерти Берия были его громогласные заявления о том же, что о чем говорил и Сталин на Октябрьском Пленуме1952 года:«... все хозяйственные вопросы следует решать в Совете Министров, а партия должна ведать лишь пропа­гандой и кадрами, причем, исключительно своими собст­венными!

Как и Сталин, Лаврентий Павлович просто не мог после таких заявлений остаться в живых...»1

Главную роль в организации заговора играл Хрущев, который своим крестьянским, житейским умом раньше всех понял, что их ожидает. Как вспоминает Петр Демичев: «В ко­нечном счете, Хрущев выступил против Берии из страха — страха, что иначе тот нападет первым»2. Однако сложилось мнение, что главную роль в заговоре играл Маленков, кото­рый и на заседании Президиума ЦК 26 июня 1953 года и на Пленуме ЦК КПСС 2 июля делал доклады по этому вопросу. Но Молотов, одинаково ненавидящий и Хрущева, и Мален­кова и Микоян, прекрасно ладивший с обоими, впоследст­вии однозначно отдавали «первенство» Хрущеву. Молотов вспоминает: «Все-таки Хрущев тут был очень активным и хорошим организатором. В его руках была инициатива. Ма­ленков же занимал несамостоятельную позицию. Слабоват

’ А Бушков. Сталин. Ледяной трон. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2005. С. 270.2 У. Таубман. Хрущев. М.: Молодая гвардия, 2005. С. 276.

190

был насчет воли, слабоват. Я считаю и до сих пор не жалею, наоборот, считал и считаю это заслугой Хрущева»1.

Скорее всего, так оно и было, поскольку Маленков не мог быть лидером заговора по двум причинам: во-первых, его, как никого другого, связывали с Берией многолетние дружеские отношения, а во-вторых, у него не было амбици­озных планов, подобных планам Берии и Хрущева — взой­ти на вершину власти. А докладчиком он выступил вовсе не как инициатор расправы с Берией, а как Председатель Сов­мина, заместителем которого был Берия. Ему поручили — он доложил.

Другое дело Хрущев. Безусловно, был у него компо­нент страха перед Берией, который присутствовал при воз­ложении им на себя роли застрельщика заговора. Да, он об этом совершенно открыто заявлял впоследствии в своих мемуарах, тщательно скрывая основную, затаенную при­чину своей активности — низвержение с пьедестала са­мого Сталина. После смерти вождя он понял, что пришла пора не только отомстить Сталину за все свои обиды, но и занять освободившееся место диктатора, предварительно развенчав его культ. На пути к этой заветной цели главным препятствием был Берия.

Берия и Хрущев считали себя законными претенден­тами на «престол» не только в силу своих амбиций. Они были единственными претендентами на «наследство» и по ряду объективных причин, поскольку, например, только они имели опыт работы в качестве руководителей крупных парторганизаций и хозяйствующих субъектов: Берия — в Грузии и Закавказье; Хрущев — на Украине и в Москве. Такие же «права» могли иметь руководители Ленинград­ской парторганизации (С. Киров, А. Жданов и А. Кузне­цов), но все они «своевременно» были так или иначе уст­ранены. Сталин не успел расправиться с естественным на­следником в лице Берии — этому помешала его внезапная

1Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. М.: Терра, 1991. С. 343,345.

191

смерть. «Мингрельское дело» своим острием было направ­лено против Берии, который чувствовал это и высказывал опасения своим приближенным, например, предлагая тост: «Выпьем за наше безнадежное дело»1.

При всей проницательности Сталина и того же Берии они не разгадали тайных помыслов Хрущева, который не преминул воспользоваться этим «подарком судьбы» и це­ленаправленно реализовал свои амбициозные планы.

В середине июня 1953 года Хрущев перешел от сопро­тивления инициативам Берии к подготовке его свержения: «Берия стал форсировать события. Он уже чувствовал себя над членами Президиума, важничал и даже внешне де­монстрировал свое превосходство. Мы переживали очень опасный момент. Я считал, что нужно срочно действовать»2. Берия сам дал Хрущеву в руки козырь, попытавшись в свою очередь втянуть Хрущева в заговор против Маленкова. Хрущев тут же проинформировал об этом Маленкова, убе­див его, что пришло время немедленно избавиться от Бе­рии, а сам взял на себя миссию по вовлечению в заговор остальных членов Президиума ЦК, что ему без особых за­труднений удалось сделать.

Процедура отстранения Берии от властных рычагов протекала в духе вестерна с привлечением руководства Московского военного округа, с нейтрализацией сторон­ников Берии в руководстве Московского гарнизона и крем­левской охраны. Бутафорскую роль при аресте Берии с бле­ском сыграл Г.К. Жуков, накрепко привязав тем самым себя к Хрущеву и получив от него за это «отпущение грехов», за которые Маршал Победы был своевременно и совершен­но обоснованно наказан Сталиным. Но придет время, ко­гда Хрущев расправится и с Жуковым, за тридцать сребре­ников предавшим Сталина, которому целиком и полностью обязан своим карьерным ростом в годы войны, став пер­

' В. Жухрай. Сталин. М.: Преспектива, 2006. С. 479.2 Н.С Хрущев. Воспоминания. Т. 2. М.: Московские новости, 1999. С. 166.

192

вым среди Маршалов Победы, не имея практически ника­кого военного образования, кроме кратковременных кава­лерийских курсов.

Так завершился один из «блистательных триумфов» Хрущева — путь к вершинам власти был открыт. Правда, оставались на пути еще некоторые препятствия, как-то: Ма­ленков, Молотов, Каганович, но после победы над Берией устранение этих «препятствий» было делом времени.

Загадкой, однако, до сегодняшнего дня остается то, что Берия не разгадал замысла Хрущева и почему он не при­нял никаких мер предосторожности и пришел на совеща­ние Президиума 26 июня, не подозревая, что это было тща­тельно подготовленное судилище. Видимо, роковую для Берии роль сыграла его самоуверенность и недооценка своих коллег, которых он считал неспособными на реши­тельные действия. Есть и другая, куда более сложная гипо­теза, заключающаяся в том, что Хрущев вел не двойную, а тройную игру. Возможно, он сумел убедить Берию, что за­говор направлен против Маленкова, и он ожидал в нача­ле совещания именно такого поворота событий. Но когда стал выступать Хрущев, обвинив его в работе на англий­скую разведку и в том, что Берия подрывает строительст­во социализма в ГДР, а также предъявил ряд других, не ме­нее абсурдных обвинений, Берия недоуменно воскликнул: «Что это ты, Никита? Что ты мелешь?»1 Этот возглас можно расценивать именно в том плане, что только сейчас Берия понял, что ловушка приготовлена не для Маленкова, а для него. Такой двойной заговор кажется слишком сложным замыслом для простоватого Никиты Сергеевича, но после­дующие события показали, что его «простота» есть не что иное, как удобная маска»2.

«Победители», действуя в классической для времен террора манере, объявили Берию «врагом народа», аген­

' Н.С. Хрущев. Воспоминания. Т. 2. С. 172— 173.2 У. Таубман. Хрущев. М.: Молодая гвардия, 2005. С. 282.

193

том иностранных разведок, арестовали его жену и сына, а так же ближайших помощников из руководства МВД. До­просы Берии и его соратников, начавшиеся в начале июля, вели будущий маршал К. Москаленко и Р. Руденко — быв­ший прокурор Украины, а после ареста Берии назначенный Генеральным прокурором СССР. Во время следствия Берия неоднократно обращался к своим бывшим коллегам путем передачи записок, в которых умолял о прощении. С особой теплотой он обращался к «дорогому Георгию». Маленков очень волновался, когда читал эти записки, — вспоминал Хрущев, — он боялся, что дело, направленное против Бе­рии, обернется против него. Но мы ему сказали, что сейчас обсуждается не этот вопрос.

18 декабря начался шестидневный судебный процесс над Берией и шестью его сообщниками, проводившийся в полном согласии с приемами 1937 года: никаких присяж­ных, никаких апелляций, приговор приводится в исполне­ние немедленно. Правда, в отличие от судебных процессов над «врагами народа» в 1930-х годах, которые были откры­тыми (на них присутствовало много народа, в том числе и представители прессы со всего мира), суд над Берией и его сообщниками был закрытым. Судопроизводство осуществ­ляло Специальное Судебное Присутствие Верховного суда в составе 8 человек под председательством маршала И. Конева. Среди семи членов Присутствия было лишь двое профессионалов: первый заместитель председателя Вер­ховного суда Е. Зейдин и председатель Московского город­ского суда М. Громов. Среди членов Присутствия был еще одни военный — командующий Московским военным ок­ругом генерал армии К. Москаленко.

Все обвиняемые были признаны виновными в совер­шении предъявленных им преступлений: государственная измена, терроризм и контрреволюционная деятельность, и были приговорены к расстрелу. Самому Берии было предъ­явлено дополнительное обвинение об изнасиловании не­совершеннолетней в соответствии с Указом Президиума

194

Верховного Совета СССР от 4 января 1919 года «Об усиле­нии уголовной ответственности за изнасилование». Впе­чатляет длинный список женщин, в том числе известных ак­трис, а также жен и дочерей элиты — жертв похоти Берии, оглашенный на суде1. Приговор был приведен в исполне­ние 24 декабря 1953 года сразу же после его зачтения.

Расстреливал Берию не профессиональный палач, а ге- нерал-полковник Павел Батицкий — будущий Маршал Со­ветского Союза. Таким образом, высший армейский гене­ралитет был прочно повязан Хрущевым круговой порукой, несмотря на то, что маршалы Жуков и Конев — активные участники расправы над Берией, смертельно ненавидели друг друга.

Несмотря на то, что расправа над Берией носила чис­то политический характер, а судебный процесс изобиловал многочисленными нарушениями, главная военная проку­ратура отказала родственникам осужденных в их просьбе о реабилитации, с которой они обратились в начале 1990-х го­дов. Она не нашла оснований для реабилитации, посколь­ку «вина всех осужденных доказана, содеянное ими квали­фицировано правильно, мера наказания соответствует ха­рактеру и степени общественной опасности совершенных преступлений, осуждены они обоснованно, а потому реа­билитированы быть не могут». «Правда, в отношении Дека- нозова, Мешика и Влодзимерского исключили «измену Ро­дине», «терроризм и контрреволюционную деятельность» и заменили расстрел 25 годами лишения свободы — живи­те и радуйтесь! При этом даже отменили конфискацию иму­щества. Последнее особенно умиляет...»2

Так чем же Берия провинился перед партией и своими соратниками по Политбюро? Если внимательно проанали­зировать выступления участников Июльского (1953 года)

1 Волкогонов ДА. Семь вождей: галерея лидеров СССР. М.: Новости, 1995. Т. 1. С. 346— 354.

2 Прудникова Е. Берия. Последний рыцарь Сталина. СПб.: Нева, 2006. С. 306.

195

Пленума, учинившим «партийный» суд над Берией, то мож­но однозначно сказать — ни чем. Из материалов Пленума невозможно уловить, за что же так сурово обошлись с Бе­рией его «соратники», и в чем заключалась его «антипар­тийная и антигосударственная деятельность?».

В докладе, с которым выступил Маленков, в вину Берии шли такие обвинения как: попытка нормализовать отноше­ния с Югославией, высказывания за объединение Герма­нии, осуществление амнистии заключенным, осужденным по политическим мотивам, без санкции «сверху», самолич­но разрешил испытать водородную бомбу и т.д. и т.п. Но за все это не только не арестовывают и не сажают, но даже на взыскание по партийной линии не тянет. Ну, а что же гово­рили в своих обвинительных выступлениях его соратники, речи которых зафиксированы стенограммой.

Вот выступает Хрущев:«Берия был большим интриганом при жизни товари­

ща Сталина. Это ловкий человек, способный, он очень, я бы сказал, крепко впился своими грязными лапами и лов­ко навязывал другой раз свое мнение товарищу Сталину... Ловкость, нахальство и наглость — это основные качества Берии...»

И далее:«Я говорю, вот моя тревога: после смерти Сталина Бе­

рия будет всеми способами рваться к посту министра внут­ренних дел. Зачем ему этот пост? Этот пост ему нужен для того, чтобы захватить такие позиции в государстве, с тем, чтобы через свою разведку установить шпионаж за члена­ми Политбюро, подслушивать, следить, создавать дела, ин­триговать...».

Еще одно обвинение:«Он мне один раз звонит и говорит: «Знаете, у вас работ­

ник административного отдела позвонил Кобулову и спра­шивает его, как дела идут. Это невозможно. Я член Прези­диума ЦК, и вроде какая-то тень наводится, кто-то вызыва­ет моего первого заместителя, а не меня». Одним словом,

196

этим самым он ставит вопрос, что ни в ЦК не вызывать, ни в обкомы не вызывать, а это значит освободить от всякого партийного контроля органы МВД для произвола».

А вот уж и вовсе кошмарное обвинение:«Помните, тогда Ракоши сказал: я бы хотел знать, что

решается в Совете Министров и что в ЦК, какое разграни­чение должно быть... Надо более рельефно выявить реше­ние вопросов. Берия тогда пренебрежительно сказал: что ЦК, пусть Совмин решает, ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой... Значит, он исключает руководящую роль партии...».

Вот ведь на что замахнулся! Но некоторые обвинения, озвученные Хрущевым — ну, просто ни в какие ворота!

«Товарищи, вы знаете, что несколько лет как поруче­но товарищу Маленкову наблюдать за сельским хозяйст­вом. Берия демонстрирует внешнюю свою дружбу, нераз­лучную, неразрывную с товарищем Маленковым, гробя сельское хозяйство, доведя до последней степени это хо­зяйство. Дальше терпеть нельзя: молока нет, мяса мало. Объявили переход от социализма к коммунизму, а муку не продаем».

Сельское хозяйство-то к Берии каким боком?! Кто его гробил — Берия или Маленков?

«Это делалось для того, чтобы свалить, а потом добрать­ся до власти, потом объявить амнистию, выступить с вора­ми и рецидивистами, чтобы сказали: вот Берия спасает. Он делал так, чтобы народ подкупить. Дешевая демагогия»1.

С Хрущевым все понятно, но ведь он не один такой «грозный обвинитель», другие члены Президиума ЦК не более «конкретны» в своих обличительных речах:

«Молотов начал с чисто процедурных, аппаратных во­просов — кто кого куда выдвигает, кто какие подписи ста­вит. Он аппаратчик, его еще в 20-е годы прозвали «камен-

' Цит. по: £ Прудникова. Берия. Последний рыцарь Сталина. СПб.: ОЛМА Медиа Групп, 2006. С. 270— 271.

197

ной задницей», ему так и положено. Но у Вячеслава Ми­хайловича есть одно замечательное свойство— полное отсутствие фантазии. И хотел бы соврать, да не умеет...

«У нас ненормальность зашла и дальше. У нас установи­лась старая, древняя традиция, что все вопросы междуна­родной политики, МИДа и прочие решаются в Политбюро. Теперь перенесли в Президиум Совета Министров... Если мы дорожим партией и понимаем, что такое наша партия большевиков, ленинская партия, вождями которой были Ленин и Сталин и останутся ее духовными вождями, то по этому пути долго идти не могли».

Говорите, Вячеслав Михайлович, говорите, говорите!«Тут впервые раздалась речь Берии — что нам этот со­

циализм в Германии, какой там социализм, была бы буржу­азная Германия, только бы миролюбивая... Не может совет­ский человек говорить против того, чтобы держать курс на строительство социализма в ГДР...».

Вскоре Берия у Молотова стал прямо-таки равносилен Сталину:

«С тех пор как Берия приехал в Москву, атмосфера ис­портилась: пленумы перестали собирать, съезд затянулся на 13 лет... Это началось после XVIII съезда, как раз после приезда Берии в Москву. Переворота он не сделал, но все, что можно делать, он делал. Он отравлял атмосферу, он ин­триговал...».

И снова почему-то о сельском хозяйстве:«У нас нетерпимое положение в сельском хозяйстве,

особенно в животноводстве, овощеводстве, по самым не­обходимым вещам. Тут правильно говорили товарищи о том, что нам не только не помогал такой человек, как Бе­рия, в исправлении и улучшении экономической работы, он мешал, он тормозил, он всячески препятствовал выпра­вить это дело».

Ну, как они «выправляли», общеизвестно. Именно в ре­зультате деятельности этой команды Россия, европейская житница, начала ввозить хлеб. Но Берия-то тут при чем?!

198

Ладно, идем дальше. Булганин, министр обороны:«Еще при жизни товарища Сталина Берия вел себя

очень подозрительно. На глазах у нас, мы видели его, он вел себя грубо, нахально, нагло, пренебрегая коллективом, пренебрегая товарищами, интригуя перед товарищем Ста­линым... После смерти товарища Сталина он не только про­должил эту линию на разобщение коллектива, на дискре­дитацию, но, как вы видите, повел себя еще более нагло... Несмотря на то, что мы терпели его в своей среде, больше того, как правильно говорили, относились с видимым ува­жением, на деле же было совершенно другое...».

Ну, прямо сказка про «Тараканище»! Если он такой мер­завец, то какого же... вы относились к нему «с видимым ува­жением»? И не стыдно во всеуслышание признаваться в по­добном?!

Слово Кагановичу. Его беспокоит обстановка внутри Президиума ЦК:

«После смерти Сталина этот человек... распоясался. Ни­кого не опасаясь, он с заднего плана вышел на передний план, он начал действовать с открытым забралом, он начал нахально и нагло подавлять с каждым днем...».

В чем же заключалась эта наглость? А вот и пример:«И он все более и более наглел, наглел до того, что, ко­

гда приняли решение ЦК по вопросу об Украине, не было там в решении о том, чтобы записку Берии прикладывать, не было об этом в протоколе. Он звонит Маленкову и Хру­щеву и настойчиво требует, почему не записано, что утвер­дить записку Берии, приложив к протоколу, и разослать всем членам Президиума... Ну, тогда тоже казалось, что не стоит из-за этого устраивать споры, разногласия, потому что с ним приходилось говорить на высоких тонах...».

Что правда, то правда — Лаврентий Павлович не обла­дал христианским терпением. Впрочем, его можно понять. У какого человека дела хватит терпения на таких вот коллег?

И снова сельское хозяйство! Далось оно им... Ага, ка­жется, пошли и факты... партийцы доказывали, что нужно

199

поднять цены на картофель — Берия был против. Естест­венно, ради популярности... А, вот началось более интерес­ное:

«Например, на Урале сельское хозяйство в трудном по­ложении, потому что области там промышленные... Напри­мер, в Свердловской области 11 % сельского населения... Надо размещать механизацию высокую или делать ба­ланс — рассматривать рабочую силу, чтоб сельское хозяй­ство не подрываюсь, чтобы на Урал не завозить сельскохо­зяйственные продукты, чтобы Урал сам себя прокармли­вал... Этого Берия не понимал».

Я тоже, по правде сказать, не понимаю. Почему Урал должен кормить себя сам, если в стране существуют сель­скохозяйственные районы? И зачем нужны сельскохозяй­ственные районы, если промышленные должны кормить себя сами?

А вот Каганович вытащил из рукава козырного короля:«Начал он атаку на партию с атаки на Сталина. То, что

меня потрясло и поразило, это когда он на другой день по­сле смерти Сталина, когда еще Сталин лежал в Колонном зале, фактически он устроил переворот, свергнул мертвого Сталина, он стал мутить, пакостить, то рассказывал, что Ста­лин и против него, Берии, шел. Он нам, группе людей, гово­рил: Сталин не знал, если бы меня попробовал арестовать, то чекисты устроили бы восстание. Говорил?

Голоса из президиума: Говорил.— ...Он изображал Сталина самыми неприятными, ос­

корбительными словами...».И далее:«Партия для нас выше всего. Никому не позволено, ко­

гда этот подлец говорит: ЦК — кадры и пропаганда. Не политическое руководство, не руководство всей жизнью, как мы, большевики, понимаем. Но это не значит, что ЦК должен заменять Совет Министров, обком— облиспол­ком и т.д., но мы должны концентрировать политическое руководство...».

200

Для тех, кто уже забыл или никогда не знал, что такое социализм, поясняю. Говоря, что ЦК не должен подменять Совмин, Лазарь Моисеевич имеет в виду, что ЦК будет ру­ководить, то есть следить, вмешиваться и указывать, а Сов­мин — отвечать за результаты работы... А вы думаете, Бе­рия партию не любил, потому что ему цвет партбилета не нравился?..

Вот Багиров, старый товарищ, первый начальник:«Берия — этот хамелеон, злейший враг нашей партии,

нашего народа — был настолько хитер и ловок, что я лич­но, зная его на протяжении тридцати с лишним лет до разо­блачения Президиумом Центрального Комитета, не мог его раскусить, выявить его настоящее вражеское нутро...».

А ведь золотые слова говорит: до тех пор, пока Прези­диум не затявкал, пока не вылил на Берию цистерну грязи, никто ничего, оказывается, и не подозревал! И что обидней всего — Багиров, как и все, Берию поливал, а его все рав­но расстреляли. Как в том грубом анекдоте: за что же дерь­мо-то ел?..

Но вот и до сельского хозяйства, наконец, добрались:«Два года тому назад, в 1950 году, было принято реше­

ние партии и правительства по расширению производства хлеба, главным образом пшеницы, в Закавказских республи­ках. Теперь, в связи с пересмотром ряда решений, которые не имели и не имеют для советских республик, краев и об­ластей актуального значения, Совет Министров решил этот вопрос пересмотреть и принял решение. Вдруг ни с того ни с сего звонит в Баку Берия: я готовлю материал, чтобы пере­смотреть этот вопрос. Выходит, не партия готовит, не Совет Министров, не руководство партии, а он готовит...».

Поясню, о чем речь. В мае 1950 года Совмин принял по­становление, в соответствии с которым в течение 4— 5 лет закавказские республики должны были начать полностью обеспечивать себя хлебом. Если кто читал внимательно о работе Берии на посту Первого секретаря в Закавказье, тот помнит: земли там мало, сеять хлеб бессмысленно. Респуб­

201

лику все равно не прокормишь, а сельское хозяйство угро­бишь. И вот эти... (кто там в Политбюро отвечал за сельское хозяйство?) принимают такое вот бредовое постановле­ние. А через три года, в марте 1953-го, отменяют. Кто отме­няет? Да уж, наверное, не Маленков, у которого картошка не растет...

Ну, теперь, наконец, ясно, как именно Берия саботиро­вал гениальные начинания партии в области сельского хо­зяйства. Он не позволил насытить страну закавказским и уральским хлебом. Вот муки-то и нет... А если чайные план­тации распахать и засеять пшеницей, то-то вся страна сыта будет!

А вот и Микоян, старый бакинец. Что он скажет?Микоян, министр внутренней и внешней торговли,

приводит конкретику. Ну, наконец-то! А то голова уже кру­гом идет от заклинаний.

«Когда надо было подписать соглашение о торговых поставках с Чехословакией на 1953 год, то полгода шли переговоры. Министерство, которое я возглавляю, вошло с решением дать несколько меньшие поставки, пойти на­встречу чехам, которые говорили, что не могли выпол­нить договор, который был подписан несколько лет назад... У нас было многолетнее соглашение о поставках. Правда, может быть, поставки могли идти несколько лучше, но дело не в этом. А Берия взбесился, как-то узнав об этом долго­летнем соглашении. Долголетнее соглашение предусмат­ривало поставку 800 штук дизелей нефтяных по 500 сил ка­ждый... Это сумасшедшая цифра. Когда-то товарищи вклю­чили по ошибке в заявку это количество. Министерство проверило и выяснило, что нефтяникам столько не нужно, что нужно только 400... Наше министерство, Госплан совме­стно с нефтяниками включили 400 штук. Он тогда говорит, что многолетним договором предусматривалось 800, а Ми­коян предлагает 400. На каком основании такое разложе­ние, такая поблажка чехам и так далее...».

202

Но что любопытно, дальше Микоян проговаривается о причинах срыва поставок.

«Не нужно столько, чехи не могут освоить. Это еще но­вая, трудная сейчас задача для них, они еще не владеют за­водами, много сволочей у них на заводах».

Говоря общечеловеческим языком, дело вот в чем. В Чехословакии на заводах бардак, работу организовать не могут, а вместо поставок по договору слезно жалуются русским партнерам на трудности бытия. Вообще-то, в та­ких случаях принято платить неустойку. А Микоян ласково соглашается: конечно-конечно, мы все понимаем, давай­те сколько сможете, да нам столько и не нужно... Неудиви­тельно, что Берия «взбесился» — нефть-то нужна! Да и дур­ной пример — позволять торговым партнерам нарушать соглашения.

Вот еще пример, пожалуй, что и покруче:«Президиум Совета Министров обсуждал вопрос об

Индии. Индусы играют между нами и американцами. Они обратились к нам, чтобы мы, русские, дали им некоторое количество зерна, около 300 тыс. тонн, и за это они будут давать свои товары. Президиум ЦК сказал — хорошо бы, если бы не отказать индусам, чтобы уменьшить влияние американцев и выбить почву у тех врагов советского наро­да, которые имеются в Индии. Поручили Молотову и мне такой проект составить. Мы подготовили. Мы нашли зерно из экспортных ресурсов, за счет снятия продажи другим ка­питалистическим странам, чтобы это зерно продать инду­сам, имея в виду политически более выгодное дело. Внесли предложение. Он говорит — нельзя принимать, неизвест­но, откуда это зерно идет. Я говорю, что это подсчитано, это в пределах экспортного фонда. А он говорит — может быть, тогда экспорт нужно сократить, кто баланс прове­рял?.. И только когда Берию арестовали, нам удалось про­вести это решение».

Ага! И Берия виноват, что в СССР муки не было!

203

«Это был такой дезорганизатор, особенно в последнее время, что совершенно нельзя было спокойно работать... Я часто по своим делам советуюсь с товарищем Маленко­вым... Меня товарищ Маленков спрашивает, каких промто­варов не хватает стране. Я ему отвечаю: самое главное — не хватает хороших тканей для мужских и женских костюмов, не хватает хороших сорочек, а с остальным обойдемся... Или взять улов сельдей. Улов у нас в два раза больше, а в продаже сельдей меньше, чем при царе. При царе на 280 тысяч импортировалось взамен хлеба. Нажимаем, нажима­ем, а Рыбпром больше не дает...»

Анастас Иванович, ну селедка-то тут при чем?!Все! Больше не могу это читать, никакой выдержки не

хватает. Да и смысла нет продолжать. Из выше изложенно­го, по-моему, совершенно ясно, что имела партия против Берии. Непонятно другое: что против него имеют «прора­бы перестройки»?

Ведь что же это получается, господа хорошие! Полу­чается, что не Бухарин с Троцким, не их любимец Тухачев­ский, а Берия должен быть в числе первых героев нового времени! Бухарин призывал прижать к ногтю кулака, Троц­кий был вообще такой революционер, что Ленину и не сни­лось. Тухачевский крестьян пачками расстреливал. А Бе­рия — мало того, что реабилитировал невинно посажен­ных, явившись предтечей «Мемориала», так теперь еще он, выходит, и борец с партократией, поскольку не позволял партноменклатуре вмешиваться в сферы своей деятельно­сти. Это вам не Солженицына на машинке перепечатывать да на митингах орать, это дело настоящее! И за это дело он, получается, еще и поплатился жизнью!

Впрочем, жизнью он поплатился, есть такие подозре­ния, все-таки за другое...»1

Когда читаешь и взвешиваешь весь этот «обвинитель­ный» абсурд против Берии, не отпускает ощущение, что

1 £ Прудникова. Берия. Последний рыцарь Сталина. С. 270— 277.

204

никакое это не судилище над реальным персонажем, а сплошная импровизация. Такое впечатление, что все это говорилось в пустоту, что обсуждаемый человек здесь не присутствует, мало того, его уже давно нет в живых, а это обсуждение есть ничто иное, как «операция прикрытия» чудовищного преступления, совершенного над этим чело­веком. Волей-неволей начинаешь всерьез знакомиться с известной версией, выдвинутой в свое время Ю. Мухиным, что Берия был убит при попытке ареста 26 июня 1953 года, а все, что последовало после убийства второго человека в правительстве страны — это плохо срежиссированный спектакль по сокрытию следов этого преступления века.

Вслед за Ю. Мухиным и другие исследователи пришли к аналогичному выводу, в частности, С. Кремлев, А. Бушков, наконец, Е. Прудникова, которая прежде всего убедила себя, что Берия был убит при попытке ареста, а затем наи­более доказательно убедила своих читателей, тем более, что сомнения о том, что события по устранению Берии, яко­бы происходили согласно официальной версии, возникают уже при знакомстве с «трудами» антисоветчика А. Автор­ханова, уже не единожды упоминаемого нами. Поскольку Авторханов сам ничего не сочинял, а лишь собрал воеди­но все сплетни и слухи, которые сопровождали (и сопро­вождают поныне) загадочную смерть Берии (равно, как и Сталина), то следует повнимательнее прислушаться к этим слухам, которые, якобы, распускал сам Хрущев.

«Хрущев неоднократно рассказывал своим иностран­ным собеседникам, особенно коммунистическим функцио­нерам, как Берия был арестован и убит. Непосредственны­ми физическими убийцами Берии у Хрущева в разных вари­антах рассказа выступают разные лица, но сюжет рассказа остается один и тот же. Согласно одному из рассказов, ко­нец Берия был такой».

Далее идет стандартный рассказ об «аресте» генерала­ми Берии на Президиуме ЦК. Но конец отличается от того, который общепринят у историков СССР и России.

205

«Теперь,— рассказывал Хрущев,— мы стали перед сложной, одинаково неприятной дилеммой: держать Бе­рия в заключении и вести нормальное следствие или рас­стрелять его тут же, а потом оформить смертный приговор в судебном порядке. Принять первое решение было опас­но, ибо за Берию стоял весь аппарат чекистов и чекистские войска, и его легко могли освободить. Принять второе ре­шение, и немедленно расстрелять Берию у нас не было юридических оснований. После всестороннего обсужде­ния минусов и плюсов обоих вариантов мы пришли к выво­ду: Берию надо немедленно расстрелять, поскольку из-за мертвого Берии бунтовать никто не станет. Исполнителем этого приговора (в той же соседней комнате) в рассказах Хрущева выступает один раз генерал Москаленко, другой раз Микоян, а в третий раз даже сам Хрущев. Хрущев под­черкнуто добавлял: наше дальнейшее расследование дела Берии полностью подтвердило, что мы правильно расстре­ляли его».

Т. Витлин в своей монографии о Берии пишет:«Трудно сказать определенно, был ли он расстрелян

Москаленко или Хрущевым, задушен Микояном или Моло­товым при помощи тех трех генералов, которые схватили его за горло, как об этом тоже говорилось. ...Поскольку Хру­щев пустил в ход несколько версий о смерти Берии и каж­дая последующая разнится от предыдущей, трудно верить любой из них» (Th. Wittlin. Commissar, p. 395)»1.

Если внимательно прочесть книгу заслуженного юри­ста России, бывшего военного прокурора А. Сухомлинова «Кто вы, Лаврентий Берия», в которой детально исследуют­ся материалы судебного разбирательства по делу Берия и его ближайших соратников, то волей-неволей приходишь к неутешительному выводу. Это «дело» с самого начала (арест Берии) и до конца (приведение смертного пригово­ра в исполнение) является фальсификацией. То есть, Берия

1А Авторханов. Загадка смерти Сталина. 1975. С. 268.

206

был убит 26 июня 1953 года, о чем Хрущев со временем и сам проболтался, поскольку убедить иностранных собе­седников в том, что якобы были и следствие и суд над ним, было невозможно, поскольку «дело Берии» было «шито бе­лыми нитками».

Так за что же так спешно был убит Берия, буквально на следующий день после возвращения его из ГДР, где он уча­ствовал в подавлении восстания в Берлине, произошедше­го 17 июня 1953 года?

Е. Прудникова, будучи твердо уверенной в версии убийства Сталина в результате заговора, в котором самое непосредственное участие принимал министр ГБ Игнать­ев, выдвинула следующую, весьма правдоподобную, на ее взгляд, версию:

«Ответ пришел случайно. Решив привести в этой кни­ге биографию Игнатьева, я наткнулась там на такую фра­зу: 25 июня в записке Маленкову Берия предложил аресто­вать Игнатьева, но не успел. Тут, может быть, ошибка в дате, ибо 26 июня был «арестован» сам Берия, но, с другой сто­роны, возможно, он за несколько дней до того перегово­рил об этом с кем-нибудь устно, или тайный соглядатай в МВД донес Хрущеву. Ясно было и так, что новый нарком не собирается оставлять старого в покое. 6 апреля «за полити­ческую слепоту и ротозейство» Игнатьев был снят с поста секретаря ЦК, а 28 апреля выведен из состава Центрально­го Комитета. По предложению Берии КПК было поручено рассмотреть вопрос о партийной ответственности Игнать­ева. Но все это было не то, все это не страшно. И вот посту­пила информация, что Берия просит у Маленкова санкции на этот арест.

Для заговорщиков это была не опасность, это была смерть! Нетрудно догадаться, что на Лубянке бывшего на­чальника сталинской охраны раскололи бы, как орех и вы­жали, как лимон. Что было бы дальше — нетрудно предуга­дать, если вспомнить, как Берия целовал руку умирающему Сталину. Ни один из заговорщиков живым бы не встретил но­

207

вый, 1954 год, их бы в лубянских подвалах Берия, наплевав ради такого случая на законность, лично сапогами забил.

Так вот обычно и случается с «гениальными экспром­тами». Что делать? Убрать Игнатьева? Опасно: где гарантия, что у него в надежном месте у надежного человека не ле­жит описание ночи на сталинской даче, а может быть, и еще многого другого. Он-то знал, с кем дело имеет. Так что же делать?

А вот это — мотив! Из-за этого Берию действительно могли убить, более того, должны были убить, причем имен­но так, как это было сделано. Ибо арестовывать его было не за что, а из-за мертвого Берии, как справедливо заме­тил Хрущев, едва ли кто-нибудь стал бы поднимать шум: что сделано, то сделано, мертвого не вернешь. Тем более, если представить все так, будто он оказал вооруженное сопро­тивление при аресте. Ну, а потом дать поработать пропа­ганде, чтобы та представила его чудовищем и суперзлоде­ем, чтобы благодарные потомки могли сказать: «Это могло быть преступлением, но это не было ошибкой»1.

Ничего не скажешь, версия правдоподобная, но у нее имеется всего три недостатка. Во-первых, с чего бы это Бе­рия вдруг начнет пытать Игнатьева, добиваясь его призна­ния в участии в заговоре, если такового не существовало? Что, у Берии не было других причин потребовать ареста Игнатьева? Он ведь сам заявлял, что его главной задачей является искоренение «игнатьевщины», как тогда, в конце тридцатых годов, он был призван искоренить «ежовщину». Грехов у Игнатьева было сверх головы, а вот версия, что Бе­рия «начал догадываться» о том, как был убит Сталин, не имеет никаких ни свидетельских, ни документальных под­тверждений. Во-вторых, как могли всего лишь за сутки со­ратники Берии подготовить столь масштабную операцию по его аресту с вводом в Москву войсковых подразделе­

1 Е. Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: ОЛМА Медиа Групп,2010. С. 412— 413.

208

ний, танков, заменой чекистской охраны на войсковую и тд., причем сделать все это в величайшей тайне, что Берия обо всем этом — ни сном, ни духом? 25 июня заговорщи­ки узнают, что Берия просит разрешения на арест Игнатье­ва, а на следующий день его уже «закатывают» в ковровую дорожку прямо на заседании не то Бюро Президиума ЦК, не то Бюро Совета Министров. Допустим, узнали, что Бе­рия просит разрешения на арест Игнатьева, так ведь толь­ко просит, а не арестовал уже его, чтобы «колоть его, как орех и выжимать, как лимон». Не даст Маленков согласия на арест Игнатьева, ну и что дальше? Или, по крайней мере, «потянул» бы выдать это разрешение, памятуя, что нужно какое-то время, чтобы подготовить грандиозную операцию по его (Берии) аресту, а заодно и убийству. Так нет, надо за одну ночь провернуть небывалую акцию, чтобы уже на сле­дующий день уничтожить супостата. Куда спешили?

А, если разобраться, никуда заговорщики и не спеши­ли. Сам Хрущев любил рассказывать как долго и упорно он «уламывал» членов Президиума на это дело. Особенно долго пришлось повозиться с Микояном, который долго не соглашался на радикальные меры по устранению Берии, предлагая, например, вывести его из состава Президиума, из состава ЦК КПСС и направить куда-нибудь в Тмуторокань директором комбината — пусть там «поважничает». Но ус- пел-таки Хрущев «уломать» и Микояна, благо спешить осо­бо было некуда — Берия был в командировке, «улаживал» дела в ГДР, в связи с возникшим там мятежом.

Наконец, в-третьих, Маленков, как номинальный гла­ва государства, вовсе не собирался предавать Берию суду, тем более устранять его физически. В его архиве сохранил­ся любопытный документ — проект решения Президиума ЦК, состоявшегося 26 июня 1953 года, на котором он дол­жен был быть подвергнутым суровой критике за свои ини­циативы по умалению роли партии в жизни страны и парт­номенклатуры, в частности. Однако в качестве наказания предлагалось вывести его из состава ЦК КПСС (разумеет­ся, лишить членства в Президиуме ЦК) и назначить мини­

209

стром нефтяной промышленности. Вот этот документ, тек­стуально несколько реконструированный Ю. Мухиным для более удобного его прочтения «без какого-либо изменения его сути».

В «редакции» Ю. Мухина дописаны сокращения слов оригинала [в квадратных скобках], а полужирным шрифтом выделены те слова, которые рукой Маленкова были допи­саны на полях проекта документа.

«К РЕШЕНИЮ ВОПРОСА О БЕРИЯ.

Протокол №10 от 26 июня 1953 года.

Враги хотели поставить органы МВД над партией и пра­вительством.

Задача состоит в том, чтобы органы МВД поставить на службу партии и правительству, взять эти органы под кон­троль партии.

Враги хотели в преступных целях использовать органы МВД.

Задача состоит в том, чтобы устранить всякую возмож­ность повторения подобных преступлений.

Органы МВД занимают такое место в системе государ­ственного] аппарата, где имеется наибольшая] возмож­ность злоупотребить властью.

Задача состоит в том, чтобы не допустить злоупот­ребления] властью.

(Большая перестройка; исправление] методов; агенту­ра; внедрять партийность).

Комитет —внутр[и] взоры на врагов, друзей защищатьвне — разведку наладитьМВД — задача — (лагери долж[ны] проверить],...)1. факты — Укр[аина], Литва, Латв[ия]Нужны ли эти мероприятия]Что получилось, как стали понимать?МВД поправл[ял] партию и правительство]ЦК — на второй план.

210

2. Пост Мин[истра] внутренних] дел у т[оварища] Б[ерия] — он с этого поста контролирует] парт[ию] и пр[авительст]во[.] Это чревато большими опасностями, если вовремя, теперь же не поправить.

3. Неправильно и др.Суд — подг.Особ[ое] совещание] фактывенгер[ский] вопр[ос] — Мы заранее не сговаривались

(Еще подчеркнуть!)Герм[ания]— чекиста послать? руков[ одителя] по­

слать?Правильно ли это — нет!Надо вовремя поправить.— Подавление коллектива.

Какая же это коллективность]Безапелляционность — покончить.4. Разобщенность, с оглядкой.Письмо о Молотове?Настраиваемся друг на друга!Нужен — монолитнГый! коллектив] и он есть!5. Как исправить:а) МВД — пост дать другому Кр[углов]) + ЦК Управление] охр[аны] — ЦК С утра до вечера шагу не шагне[шь] без контроля! Наша охрана — у каждого в отд[ельности], тому, кого

охр[аняют] (без доносов)Мы при т[оварище] Ст[алине] недов[ольны] Организация] подслушив[ания] — UK — контроль ТГовариши] не увереГны! кто и кого подслушГивает!? (6) От поста зама [Совета Министров СССР] — осво­

бодить, назначать] министром] нефтГяной! промышлен­ности]

Потом!в) Специальный] Комит[ет] — в Министерство] Сабу­

ров и Хруничев

211

г) Президиум ЦК— по крупн[ым] вопр[осам] реш[ения] — за подп[исью] секретаря], Председателя]?

было реш[ение]Кто хочет обсудить... (слово непонятно)’.

Из этого документа явно прослеживается суть претен­зий со стороны членов Президиума к «распоясавшемуся» руководителю МВД, посягавшему на святая святых— на партноменклатуру, то есть на «неприкасаемых».

Они недовольны, что все, что они делают, становится известно МВД, поэтому хотели бы сами определять, чьи те­лефоны подслушивать, а чьи нет. Хотели бы иметь охрану, которая бы подчинялась тому, кого охраняют. В целом же претензия в том, что номенклатуре партии не нравится, что следящий за всеми орган — МВД — подчинен Совету Ми­нистров СССР. (Берия им руководит, и Берии оно подчине­но, как заместителю Предсовмина). Номенклатура хотела бы, чтобы МВД вопреки конституции подчинялось напря­мую ЦК КПСС! А наказание Берии — освободить от поста министра внутренних дел и этим ограничиться, если пове­дет себя подобающим образом, поскольку перед пунктом 5-6 стоит знак вопроса. Ну, а если поведет себя недостойно, то снять с должности зампреда Совмина, а также Предсе­дателя Специального комитета, который преобразовыва­ется в Министерство (будущий Минсредмаш) и отправить на пост министра нефтяной промышленности. Об этом же в свое время «вспоминал» Молотов, что Берия должен был потерять только пост Министра МВД, если бы «признал свои ошибки», но отнюдь не свободу, тем более жизнь.

Этот, случайно сохранившийся черновой проект реше­ния несостоявшегося 26 июня 1953 года заседания Прези­диума ЦК КПСС говорит о многом и, прежде всего, о при­чине отмены этого совещания. Объект обсуждения убит, а

1 Цит. по: Ю. Мухин. Убийство Сталина и Берия. М.: Крымский Мост — 9Д. Форум, 2002. С. 368— 369.

212

значит нужно срочно думать, как замести следы свершив­шегося преступления.

Срочно назначается новый Генеральный прокурор Ру­денко, до этого назначения был Генеральным прокурором Украины, где в свое время Хрущев возглавлял компартию Украины. Созывается Пленум ЦК КПСС, где в отсутствие об­виняемого разыгрывается вышеприведенный фарс, а да­лее осуждение и расстрел.

Е. Прудникова и Ю. Мухин приводят достаточно убе­дительные аргументы в доказательство того, что июльский Пленум был ничем иным, как «операцией прикрытия» убий­ства Берии, совершенного 26 июня 1953 года. Е. Пруднико­ва цитирует следующий фрагмент из воспоминаний сына Берии — Серго: «После всего, что произошло, Анастас Ива­нович (уже много лет спустя. — Е.П.) разыскал меня в Моск­ве у дочери и долго твердил о своей непричастности к ги­бели отца... Я тогда не мог знать содержания его выступле­ния на Пленуме, поэтому принял за истину слова Микояна. Правда, некоторые сомнения в искренности этих клятв за­ронила мне в душу реплика, как бы случайно оброненная им: «Эх, дорогой Серго, о чем угодно можно говорить, ко­гда человека уже нет в живых!..» Только спустя десятки лет я понял подтекст микояновской реплики»1. А ведь верно, Микоян говорил на Пленуме о чем угодно (о нехватке тка­ней для костюмов, о напряженке с селедкой и т.п.), но толь­ко не о преступлениях Берии, которые «тянули» бы на рас­стрельную статью.

А вот Ю. Мухин разыскал участника этого Пленума, ко­торый, в силу старческого возраста, нечаянно выдал «сек­рет Полишинеля».

«Я позвонил последнему оставшемуся в живых члену тогдашнего ЦК Н.К. Байбакову. В ходе разговора по техни­ческим вопросам я спросил его, помнит ли он июльский1953 года Пленум ЦК? Когда Николай Константинович его

' Р. Чилагава. Сын Лаврентия Берия рассказывает. Киев, 1992. С. 67.

213

вспомнил (ему 90 лет), я неожиданно задал ему вопрос: «Знали ли вы на Пленуме, что Берия уже убит?» Он быстро ответил: «Нет, я тогда ничего не знал, — но затем, после за­минки, сказал: — Но факт в том, что он оказался убитым»1.

Таким образом, добротно проработанная версия Е. Прудниковой о причине внесудебной расправы над Бери­ей несостоятельна по той причине, что никакого заговора с целью убийства И.В. Сталина, в котором якобы активную роль играл Игнатьев, не было, а стало быть, Берия требовал его ареста по совершенно другим причинам, анализ кото­рых, выходит за рамки поставленной нами цели в данном исследовании.

Ну, а если не было заговора с целью убийства Сталина, хотя причины для подобного злодеяния безусловно были, то остается признать, что Сталин умер естественной смер­тью, будучи тяжело больным человеком.

1 Ю. Мухин. Убийство Сталина и Берия. М.: «Крымский мост — 9Д. Форум», 2002. С. 375.

эпилог

Внезапная болезнь и смерть Сталина в марте 1953 года потрясла весь мир, но прежде всего, советских людей, ко­торые не могли поверить, что они навсегда осиротели. Ры­дала вся страна. Людям было не то, что жалко Сталина, дав­но ставшего для них полубогом, они понимали и чувство­вали — кончилась целая эпоха, кончилась очень трудное, даже мучительно трудное, трагическое, но в то же время великое время.

Он ушел, а они остались, и нужно было думать, как те­перь жить без него, осмыслить свою жизнь, словно спаян­ную с ЕГО именем, которая становилась историей.

Скорбел весь мир. В послании Центрального комите­та Коммунистической партии Китая говорилось: «С беспри­мерной скорбью Члены Коммунистической партии Китая и весь китайский народ оплакивают кончину нашего наи­более почитаемого и самого дорогого учителя, самого ис­креннего друга — товарища Сталина». Премьер-министр Индии Джавахарлал Неру писал новому главе советского правительства: «Служба Сталина своему народу в мирное и в военное время принесла ему уникальную славу и его смерть вырвала из современного мира личность исключи­тельных дарований и великих достижений. История России и всего мира будет носить отпечатки его усилий и дости­жений. Передайте, пожалуйста, мои соболезнования и со­болезнования моих коллег в правительстве осиротевшей семье и народу, который он вел с таким искусством через бурю и напряженные времена». В своем личном соболез­новании по поводу смерти Сталина генерал де Голль, нахо­дившийся тогда не у дел, писал: «Имя Сталина навсегда ос­

215

танется связанным с памятью о великой борьбе, которую народы СССР, французский народ и союзные народы со­вместно довели до победы».

Уместно привести воспоминание дочери Сталина, ее мироощущение в момент, когда она осознала, что ее отца и Отца всего советского народа нет и уже никогда не будет, Он ушел и ушел навсегда:

«...Все эти люди, служившие у отца, любили его. Он не был капризен в быту, — наоборот, он был непритязателен, прост и приветлив с прислугой, а если и распекал, то толь­ко «начальников» — генералов из охраны, генералов-ко- мендантов. Прислуга же не могла пожаловаться ни на са­модурство, ни на жестокость, — наоборот, часто просили у него помочь в чем-либо, и никогда не получали отказа.

...Поздно ночью, — или, вернее, под утро уже, — прие­хали, чтобы увезти тело на вскрытие. Тут меня начала коло­тить какая-то нервная дрожь, — ну, хоть бы слезы, хоть бы заплакать. Нет, колотит только. Принесли носилки, положи­ли на них тело. Впервые увидела я отца нагим, — красивое тело, совсем не дряхлое, не стариковское. И меня охвати­ла, кольнула ножом в сердце странная боль — и я ощутила и поняла, что значит быть «плоть от плоти». И поняла я, что перестало жить и дышать тело, от которого дарована мне жизнь, и вот я буду жить еще и жить на этой земле.

Всего этого нельзя понять, пока не увидишь своими глазами смерть родителя. И чтобы понять вообще, что та­кое смерть, надо хоть раз увидеть ее, увидеть, как «душа от­летает», и остается бренное тело. Все это я не то чтобы по­няла тогда, но ощутила, что это прошло через мое сердце, оставив там след.

И тело увезли. Подъехал белый автомобиль к самым дверям дачи, — все вышли. Сняли шапки и те, кто стоял на улице, у крыльца. Я стояла в дверях, кто-то накинул на меня пальто, меня всю колотило. Кто-то обнял за плечи, — это оказался Н.А. Булганин. Машина захлопнула дверцы и по­

216

ехала. Я уткнулась лицом в грудь Николаю Александрови­чу и, наконец, разревелась. Он тоже плакал и гладил меня по голове. Все постояли еще в дверях, потом стали расхо­диться.

...Было часов 5 утра. Я пошла в кухню. В коридоре послы­шались громкие рыдания, — это сестра, проявлявшая здесь же, в ванной комнате, кардиограмму, громко плакала,— она так плакала, как будто погибла сразу вся ее семья... «Вот, заперлась и плачет — уже давно», — сказали мне.

Все как-то неосознанно ждали, сидя в столовой, од­ного: скоро, в шесть часов утра, по радио объявят весть о том, что мы уже знали. Но всем нужно было это услышать, как будто бы без этого мы не могли поверить. И вот, нако­нец, шесть часов. И медленный, медленный голос Левита­на, или кого-то другого, похожего на Левитана, — голос, ко­торый всегда сообщал нечто важное. И тут все поняли: да, это правда, это случилось. И все снова заплакали — мужчи­ны, женщины, все... И я ревела, и мне было хорошо, что я не одна, и что все эти люди понимают, что случилось, и плачут со мной вместе.

Здесь все было неподдельно и искренне, и никто ни пе­ред кем не демонстрировал ни своей скорби, ни своей вер­ности. Все знали друг друга много лет. Все знали и меня, и то, что я была плохой дочерью, и то, что отец мой был пло­хим отцом, и то, что отец все-таки любил меня, а я любила его.

Никто здесь не считал его ни богом, ни сверхчелове­ком, ни гением, ни злодеем, — его любили и уважали за са­мые обыкновенные человеческие качества, о которых при­слуга судит всегда безошибочно»1.

А вот воспоминания человека, в которого была влюб­лена юная Светлана, вернувшегося в Москву из заключе­ния после смерти Сталина: «Я зашел тогда в скверик, сел на скамью и бессмысленно смотрел, как играют дети ....

1 С. Аллилуева. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 11 — 14.

217

Какой-то мальчик, смеясь, пробежал мимо— я уви­дел худенькие, беззащитные детские ножки. И что-то слу­чилось... Я зарыдал. Я рыдал бесстыдно, сладко, как в детст­ве... И прощал... прощал... прощал...»1 Не только у А. Киплера воспоминания о Сталине ассоциировались началом исто­рической «оттепели».

Но у основной массы советских людей скорбь по Ста­лину была чистой и неподдельной и часто несдержанной в своем проявлении. Женщины, мужчины, дети плакали на улицах и в вагонах метро, в учреждениях, на фабриках и в школах. Многие устремились к Колонному залу Дома Сою­зов еще задолго до того, как туда было доставлено тело Сталина.

Власти, отвечавшие за безопасность и охрану порядка в Москве, проявили растерянность и неспособность орга­низовать прощание советских людей со Сталиным. Неорга­низованность в направлении колонн людей, двигавшихся к Колонному залу, привела к тому, что начались давки, в ко­торых были раненые и погибшие. Власти явно не справля­лись с обеспечением порядка в столице.

И это трагическое событие, сопроводившее уход из жизни Сталина, всяк волен вспоминать и трактовать по- своему. Вот, например, воспоминания Э. Радзинского:

«.. .Но так просто Хозяин не ушел. В Москве состоялось его невиданное кровавое прощание с народом.

Его положили в Колонном зале, и тысячные толпы скор­бящих вышли на улицу. Из всех городов шли поезда с людь­ми — проститься с богом...

Помню солнечный день и девушку рядом, ее безумные глаза. Толпа сжимала нас (ее теснила милиция), мы задыха­лись. Вдруг все сдвинулось, и люди попадали. Меня понес­ло по людям, я спотыкался о тела... Помню, как вырвался и упал на мостовую. Пола пальто оборвана, но — живой ...

’ Э. Радзинский. Три смерти. М.: «АСТ», 2007. С. 406.

218

В тот день тысячи увезли в мертвецкие. Уйти без крови он не смог... И задавленные присоединились к миллионам, которые он уничтожил.

В тот же день, 5 марта 1953 года, умер еще один чело­век. Но смерть его прошла совершенно незамеченной. Это был Сергей Прокофьев. Вдова пыталась достать хоть какие- то цветы, но все было закрыто, ничего не продавалось. Ее соседка по дому срезала все комнатные растения, чтобы хоть что-то положить на гроб великого композитора. В это время любимый пианист Прокофьева Святослав Рихтер ле­тел из Тбилиси в специальном самолете — играть в Колон­ном зале у гроба Вождя. Самолет был завален цветами, и Рихтер буквально задыхался от их запаха...»1

Гроб с телом Сталина был установлен в Колонном зале Дома Союзов б марта 1953 года.

Три дня продолжалось прощание народа со своим во­ждем. Тысячи людей шли поклониться человеку, который сделал для них и для Родины так много великих дел.

Желающих увидеть Сталина было много, переполни­лись все улицы, прилегающие к Колонному залу. Милиция и воины не могли сдерживать напор людской массы. Ехали в Москву со всех концов страны. Чтобы прекратить приток людей, было отменено прибытие в столицу пассажирских поездов и электричек. Но люди шли в город пешком, весь центр Москвы был переполнен, стояли сутками только бы попасть в траурный зал.

Будущий первый заместитель Председателя КГБ СССР Ф.Д. Бобков вспоминал:

«6 марта утром в Колонный зал Дома Союзов, где стоял гроб с телом Сталина, пришли руководители страны. Ста­лин лежал в своем старом кителе генералиссимуса, кото­рый по случаю почистили и подшили обтрепанные рука­ва. Зал был пуст, лишь несколько человек да распорядите­ли скорбной церемонии растворялись в его пространстве.

1Э. Радзинский. Три смерти. С. 407— 408.

219

Распорядители устанавливали возле гроба венки. Непода­леку от гроба стояла группа членов Политбюро — Мален­ков, Берия, Хрущев, Молотов, Каганович, Микоян. Громко рыдал Хрущев, остальные грустно молчали»1.

С большим прискорбием весть о кончине Сталина вос­приняла Русская Православная Церковь, православные ве­рующие, а также верующие других конфессий молились за упокой вождя.

В траурные дни 1953 года патриарх Алексий направил Совету Министров СССР следующее послание:

«От лица Русской Православной Церкви и своего выра­жаю глубокое и искреннее соболезнование по случаю кон­чины незабвенного Иосифа Виссарионовича Сталина, ве­ликого строителя народного счастья.

Кончина его является тяжким горем для нашего Отече­ства, для всех народов, населяющих его. Его кончину с глу­бокой скорбью переживает Русская Православная Цер­ковь, которая никогда не забудет его благожелательного отношения к нуждам церковным.

Светлая память о нем будет неизгладимо жить в серд­цах наших.

С особым чувством непрестающей любви Церковь наша возглашает ему вечную память».

Известный современный церковный писатель и про­поведник отец Дмитрий Дудко, дважды отбывавший на­казание в советских лагерях за свои убеждения, первое из которых пришлось на годы сталинского правления, пи­сал: «Сталин с внешней стороны атеист, но на самом деле он верующий человек ...». Не случайно в Русской Право­славной Церкви ему пропели, когда он умер, даже вечную память, так случайно не могло произойти в самое «безбож­ное» время»2.

1 Ф. Бобков. Последние двадцать лет. Записки начальника полити­ческой контрразведки. М., 2006. С. 181.

2 Цит. по: М. Лобанов. Сталин в воспоминаниях современников и до­кументах эпохи. М.: «Алгоритм», 2008. С. 670.

220

Во всех приходах и храмах прошли траурные панихи­ды и литургии за упокой новопреставленного И. В. Стали­на. В своей речи во время проведения траурной литургии Патриарх Московский и всея Руси, обращаясь ко всем пра­вославным верующим, всему советскому народу, в частно­сти, сказал:

«Великого Вождя нашего народа Иосифа Виссарионо­вича Сталина не стало. Упразднилась сила великая, обще­ственная сила, в которой наш народ ощущал собственную силу, которою он руководился в своих созидательных тру­дах и предприятиях, которою он утешался в течение мно­гих лет. Нет области, куда бы не проникал глубокий взор великого Вождя .... Как человек гениальный, он в каждом деле открывал то, что было невидимо и недоступно для обыкновенного ума».

Оказалось, что и похоронить первого человека госу­дарства толком не в чем. Старый мундир почистили, обтре­панные рукава подшили, а вот приличных туфель найти не смогли. Когда генерала от охраны попросили заменить рас­топтанные туфли, он ответил, — нет у него других, — и за­плакал. После смерти Сталина не осталось не только каких- либо ценностей, но и приличных личных вещей. Приведем воспоминания свидетеля похорон Сталина:

«Прощание с вождем закончено, и траурный кортеж направляется на Красную Площадь, где состоялся траур­ный митинг. Гроб с телом Сталина снимают с орудийного ла­фета и устанавливают на высоком постаменте, задрапиро­ванном красными и черными полотнищами. Руководители партии и Советского правительства, главы иностранных го­сударств и правительств, возглавляющие правительствен­ные делегации, а также руководители братских коммуни­стических партий поднимаются на трибуну Мавзолея.

Время — 10.52. Н.С. Хрущев объявляет траурный ми­тинг открытым. Первым выступал Маленков. Из репродук­тора несутся слова: «Дорогие соотечественники, товарищи, друзья! Дорогие зарубежные братья! Наша партия, совет­

221

ский народ, все человечество понесли тягчайшую, невоз­вратимую утрату. Окончил свой славный жизненный путь наш учитель и вождь, величайший гений человечества Ио­сиф Виссарионович Сталин...»

Вторым выступал Берия. Его речь была наиболее яр­кой, эмоциональной и запоминающейся: «...кто не глух, тот слышит, кто не слеп, тот видит, что наша партия в трудные для нее дни еще теснее смыкает свои ряды, что она едина и непоколебима...».

Третьим выступал Молотов. Его выступление было са­мым блеклым и незапоминающимся. Он закончил его здра­вицей в адрес всепобеждающего учения Маркса — Энгель­са — Ленина — Сталина...

Время — 11.54. Н.С. Хрущев объявляет траурный ми­тинг закрытым. Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович и Микоян осторожно под­нимают гроб с телом Сталина и медленно несут его в Мав­золей. Гремят 30 залпов артиллерийского салюта. Часы на Спасской башне бьют 12 раз. Над Москвой несутся протяж­ные гудки фабрик, заводов, паровозов и пароходов.

Руководители партии и правительства вновь поднима­ются на трибуну Мавзолея. Траурная мелодия сменяется торжественными звуками Государственного гимна. Начи­нается военный парад. Колонна за колонной проходят вой­ска Московского гарнизона, в небе проносятся боевые са­молеты. Они идут тройками под самыми облаками. Каждая тройка, чтобы не попасть в воздушную струю впереди летя­щих, идет с принижением. Последняя тройка истребителей пронеслась, едва не задев шпиля Исторического музея»1.

В соответствии с решением, принятым в октябре 1961 года на XXII съезде КПСС, тело Сталина было вынесено из Мавзолея и захоронено возле Кремлевской стены. Как

' Из воспоминаний полковника в отставке Бориса Абрамова. Со­ветская Россия. 2003.1 марта. Цит. по: Е. Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: «ОЛМА Медиа Групп», 2010. С. 390— 391.

222

пишет Е. Прудникова: «Судьба была милостива к Сталину, девять лет спустя его перезахоронили у Кремлевской сте­ны, лишив страшной посмертной участи живого мертвеца, средоточия культа КПСС. Не заслужил ... Страшен сон, да милостив Бог!»1

О том, как проходила процедура перезахоронения тела И.В. Сталина вспоминают бывший начальник 9-го управле­ния КГБ генерала Н. Захаров и бывший командир Кремлев­ского полка Ф. Конев.

Генерал Н. Захаров:«— Меня и коменданта Кремля генерал-лейтенан-

та Веденина вызвал Хрущев. Он сказал: «Сегодня, вероят­но, состоится решение о перезахоронении Сталина. Соз­дана комиссия из пяти человек во главе со Шверником: Мжаванадзе— первый секретарь ЦК Компартии Грузии, Джавахишвили — Председатель Совета министров Грузии, Шелепин — председатель КГБ, Демичев — первый секре­тарь Московского горкома партии и Дыгай — председа­тель Моссовета. Комендант Мавзолея знает, где рыть моги­лу».

Далее нас собрал Шверник и подсказал, как тайно ор­ганизовать перезахоронение,— оцепить Красную пло­щадь, чтобы туда никто не проник.

Общий контроль за ходом работ был поручен моему заместителю генералу В. Чекалову. Командиру Отдельного полка специального назначения комендатуры Московско­го Кремля Коневу было приказано сделать из хорошей су­хой древесины гроб, подобрать солдат для рытья могилы и восемь офицеров для выноса тела Сталина».

Бывший командир Кремлевского полка Ф. Конев вспо­минает:

«— Меня вызвал в здание правительства заместитель начальника Управления личной охраны полковник В. Чека- лов и приказал подготовить одну роту для перезахороне­

1 Из воспоминаний полковника... С. 391.

223

ния Сталина на Новодевичьем кладбище (значит, был у Хру­щева и такой вариант. — В. К.)

Потом позвонил он же и сказал, что захоронение будет за Мавзолеем Ленина у Кремлевской стены.

День шел к концу. На Красной площади собралось мно­го народа. Ходили группами, подходили к Мавзолею и гос­тевым трибунам, пытаясь посмотреть* что делается за Мав­золеем.

К 18 часам того же дня наряды милиции очистили Крас­ную площадь и закрыли все входы на нее под тем предло­гом, что будет проводиться репетиция техники войск Мос­ковского гарнизона к параду 7 ноября.

Когда стемнело, место, где решено было отрыть моги­лу, обнесли фанерой и осветили электрическим прожекто­ром. Примерно к 21 часу солдаты выкопали могилу и к ней поднесли 10 железобетонных плит размером 100x75 см. Из них сложили нечто похожее на саркофаг. Сотрудники ко­мендатуры Мавзолея и научные работники изъяли тело Сталина из-под прозрачного колпака и переложили в до­щатый гроб, обитый красной материей. На мундире золо­тые пуговицы заменили на латунные. Сняли Золотую Звез­ду Героя Соцтруда. Тело покрыли вуалью темного цвета, ос­тавив открытым лицо и половину груди. Гроб установили в комнате рядом с траурным залом в Мавзолее.

В 22.00 прибыла комиссия по перезахоронению, кото­рую возглавил Шверник. (Кроме Мжаванадзе, — он улетел в Грузию и в перезахоронении не участвовал. — В. К.) Из родственников никого не было. Чувствовалось, что у всех крайне подавленное состояние, особенно у Н. Шверника (он и Джавахишвили не скрывали слез).

Когда закрыли гроб крышкой, не оказалось гвоздей, чтобы прибить ее. Этот промах быстро устранил полковник Б. Тарасов (начальник хозотдела). Затем пригласили восемь офицеров полка, которые подняли гроб на руки и вынесли из Мавзолея через боковой выход.

224

В это время по Красной площади проходили стройны­ми рядами автомобили, тренируясь к параду.

К 22 часам 15 минутам гроб поднесли к могиле и уста­новили на подставки. На дне могилы из восьми железобе­тонных плит был сделан своеобразный саркофаг. После 1— 2-минутного молчания гроб осторожно опустили в могилу. Предполагалось гроб сверху прикрыть еще двумя железо­бетонными плитами. Но полковник Б. Тарасов предложил плитами не закрывать, а просто засыпать землей.

По русскому обычаю, кое-кто из офицеров (в том числе и я) украдкой бросили по горсти земли, и солдаты закопа­ли могилу, уложив на ней плиту с годами рождения и смер­ти Сталина, которая много лет пролежала до установления памятника (бюста)»1.

Бедный Иосиф Виссарионович! Думал ли он, что после того как его имя почти полвека гремело по всей планете, его, вождя мирового пролетариата, любимца народов все­го мира, так вот, ночью, тайно от народа, будут не хоронить, а торопливо закапывать, выполняя волю пигмеев? Оказы­вается, не только думал, но и предвидел неизбежность кру­тых поворотов в оценке своей личности. Существует не­сколько свидетельств, в том числе В.М. Молотова и А.Е. Го­лованова о прогнозе Сталина, сделанном им в 1943 году за десять лет до своей смерти. Он сказал: «Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора. Но ветер истории безжалостно развеет ее». Сталин был не только Великим стратегом, но и Великим Пророком. В 1937 году, за полвека до событий, которые произойдут в нашей стра­не, он, в беседе с А.М. Коллонтай, предсказал, что: «...мно­гие дела нашей партии и народа будут извращены и опле­ваны прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он все еще рас­

1 Цит. по: В. Карпов. Генераллисимус. Кн. 2. М.: Вече, 2009. С. 470—472.

225

сматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток. И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут много злодеяний.

Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не могла подняться.

Сила СССР — в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено, прежде всего, на разрыв этой дружбы, на от­рыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле работы.

С особой силой подымет голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм. Возникнут национальные конфликты. Появится много вож- дей-пигмеев, предателей внутри своих наций.

В целом развитие в будущем пойдет более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно круты­ми. Дело идет к тому, что Восток взбудоражится. Возникнут острые противоречия и с Западом.

И все же, как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к деяни­ям и победам нашего социалистического Отечества. Новые поколения поднимут знамя своих отцов и дедов. Свое буду­щее они будут строить на примерах нашего прошлого»’.

Как он сам предсказывал, судьба Сталина была печаль­на: нет больше созданного им великого государства — Союза Советских Социалистических Республик; несчастли­вая личная жизнь — самоубийство жены и не сложившаяся жизнь детей; песок Истории равнодушно засыпает все его дела. Один из могильщиков великих дел Сталина М. Горба­чев торжествовал: «Мир без коммунизма будет выглядеть лучше. После 2000 года наступит эпоха мира и всеобщего процветания. Но в мире еще сохраняется сила, которая бу­дет тормозить наше движение к миру и созиданию. Я имею в виду Китай.... Если бы настал конец коммунизму в Китае,

1 Цит. по: указанному сочинению В. Карпова. С. 475— 476.

226

миру было бы легче двигаться по пути согласия и справед­ливости»'.

Ошибся маленько «меченый оракул», а ведь Сталин предсказал события, полыхнувшие в аккурат к 80-летию «пророка» на Ближнем Востоке— «Восток взбудоражит­ся». «Эпоха всеобщего процветания» по Горбачеву отмече­на каскадом «цветных революций». А процветает в прямом, а не переносном смысле одно из детищ Сталина — Китай.

Вспоминается давняя история, за прошедшие 100 с лишним лет превратившаяся в легенду. В 1901 году, по­сле подавления народного восстания, в Китай вошли вой­ска Англии, Германии и России. На переговорах в Пекине во дворце императрицы Цы Си английский дипломат иро­нично заметил китайскому министру иностранных дел, глу­бокому старику, что, мол, зачем вы с нами спорите, ведь вы фактически побежденная страна. На что китаец ответил: «Давайте вернемся к этому разговору через сто лет».

Не являлся ли этот мудрый китаец собратом Сталина, и стоит посмотреть, что станется с Россией через 100 лет после его ухода из жизни? «Поднимут ли знамя своих от­цов и дедов» «новые поколения», как это предрекал Ста­лин? Ждать осталось не так уж и долго. Поколение ныне ро­ждающихся людей должны похоронить антисталинизм, как трагический зигзаг истории.

1 Цит. по: А. Костин. Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хо­зяевами Кремля. М.: Алгоритм, 2010. С. 176.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение №1

ПОДЛЫЕ ШПИОНЫ И УБИЙЦЫ ПОД МАСКОЙ ПРОФЕССОРОВ-ВРАЧЕЙ1

«Сегодня публикуется хроника ТАСС об аресте вра- чей-вредителей. Эта террористическая группа, раскрытая некоторое время тому назад органами государственной безопасности, ставила своей целью, путем вредительско­го лечения, сократить жизнь активным деятелям Советско­го Союза.

Следствием установлено, что участники террористи­ческой группы, используя свое положение врачей и зло­употребляя доверием больных, преднамеренно, злодей­ски подрывали их здоровье, ставили им неправильные ди­агнозы, а затем губили больных неправильным лечением. Прикрываясь высоким и благородным званием врача — человека науки, эти изверги и убийцы растоптали священ­ное знамя науки. Встав на путь чудовищных преступлений, они осквернили честь ученых.

Жертвами этой банды человекообразных зверей пали товарищи А.А. Жданов и А.С. Щербаков. Преступники при­знались, что они, воспользовавшись болезнью товарища Жданова, умышленно скрыли имевшийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому тяжело­му заболеванию режим и тем самым умертвили товари­ща Жданова. Врачи-убийцы неправильным применением

1 Правда. 13 января 1953 г.

228

сильнодействующих лекарственных средств и установле­нием пагубного режима сократили жизнь товарища Щер­бакова, довели его до смерти.

В первую очередь преступники старались подорвать здоровье руководящих советских военных кадров, вывес­ти их из строя и тем самым ослабить оборону страны. Арест преступников расстроил их злодейские планы, помешал им добиться своей чудовищной цели.

Кому же служили эти изверги? Кто направлял преступ­ную террористическую и вредительскую деятельность этих подлых изменников Родины? Какой цели хотели они добиться в результате убийства активных деятелей Совет­ского государства?

Установлено, что все участники террористической группы врачей состояли на службе у иностранных разве­док, продали им душу и тело, являлись их наемными плат­ными агентами.

Большинство участников террористической груп­пы — Вовси Б., Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер и дру­гие — были куплены американской разведкой. Они были завербованы филиалом американской разведки — между­народной еврейской буржуазно-националистической ор­ганизацией «Джойнт». Грязное лицо этой шпионской сио­нистской организации, прикрывающей свою подлую дея­тельность под маской благотворительности, полностью разоблачено.

Опираясь на группу растленных еврейских буржуаз­ных националистов, профессиональные шпионы и терро­ристы из «Джойнт», по заданию и под руководством амери­канской разведки, развернули свою подрывную деятель­ность и на территории Советского Союза.

Как показал на следствии арестованный Вовси, он по­лучил директиву «об истреблении руководящих кадров СССР» из США. Эту директиву ему передали от имени шпи- онско-террористической организации «Джойнт» врач Ши-

229

мелиович и известный еврейский буржуазный национа­лист Михоэлс1.

Разоблачение шайки врачей-отравителей является ударом по международной еврейской сионистской орга­низации. Теперь все могут видеть, какие «благотворители» и «друзья мира» скрываются под вывеской «Джойнт».

Другие участники террористической группы (Виногра­дов, М. Коган, Егоров) являются, как сейчас установлено, старыми агентами английской разведки, служат ей с дав­них пор, выполняя ее самые преступные и грязные зада­ния.

Воротилы США и их английские «младшие партнеры» знают, что достичь господства над другими нациями мир­ным путем невозможно. Лихорадочно готовясь к новой ми­ровой войне, они усиленно засылают в тыл СССР и стран народной демократии своих лазутчиков, пытаются осуще­ствить то, что сорвалось у гитлеровцев, — создать в СССР свою подрывную «пятую колонну». Достаточно напомнить об открытом и циничном ассигновании американским пра­вительством ста миллионов долларов на подрывную тер­рористическую и шпионскую деятельность в странах со­циалистического лагеря, не говоря уже о том, что на эту цель тайным путем расходуются сотни миллионов долла­ров, американских и английских.

Советские люди ни на минуту не должны забывать о не­обходимости всемерно повышать свою бдительность, зор­ко следить за всеми происками поджигателей войны и их агентов, неустанно укреплять вооруженные силы и органы разведки нашего государства.

Товарищ Сталин неоднократно предупреждал о том, что наши успехи имеют и свою теневую сторону, что они порождают у многих наших работников настроения благо­душия и самоуспокоенности. Такого рода настроения дале­

1 Соломон Михоэлс — псевдоним, настоящая фамилия Вовси. Род­ной брат арестованного Вовси. Сейчас его именем называют многочис­ленные еврейские организации — А К.

230

ко еще не преодолены. Ротозеев у нас еще не мало. Имен­но это ротозейство наших людей и составляет питательную почву для злодейского вредительства.

В СССР безраздельно господствуют социалистические отношения. Советский народ одержал беспримерную в истории победу в Великой Отечественной войне. В неви­данно короткий срок ликвидированы тяжелые последст­вия войны. На всех участках хозяйственного и культурного строительства мы имеем успехи. Из этих фактов некоторые люди делают вывод, что теперь уже снята опасность вре­дительства, диверсий, шпионажа, что заправилы капитали­стического мира могут отказаться от своих попыток вести подрывную деятельность против СССР.

Но так думать и рассуждать могут только правые оп­портунисты, люди, стоящие на антимарксистской точке зрения «затухания» классовой борьбы. Они не понимают или не могут понять, что наши успехи ведут не к затуханию, а обострению борьбы, что чем успешнее будет наше про­движение вперед, тем острее будет борьба врагов народа, обреченных на гибель, доведенных до отчаяния.

Так учит бессмертный Ленин, так учит товарищ Сталин.«На нашей революции, — указывает Ленин, — больше

чем на всякой другой, подтвердился закон, что сила рево­люции, сила натиска, энергия, решимость и торжество ее победы усиливают вместе с тем силу сопротивления со сто­роны буржуазии».

Разоблачая оппортунистическую теорию о «затухании» классовой борьбы по мере наших успехов, товарищ Сталин предупреждал:

«Это — не только гнилая теория, но и опасная теория, ибо она усыпляет людей, заводит их в капкан, а классово­му врагу дает возможность оправиться для борьбы с совет­ской властью.

В СССР эксплуататорские классы давно разбиты и лик­видированы, но еще сохранились пережитки буржуазной идеологии, пережитки частнособственнической психоло­гии и морали, сохранились носители буржуазных взглядов

231

и буржуазной морали — живые люди, скрытые враги на­шего народа. Именно эти скрытые враги, поддерживаемые империалистическим миром, будут вредить и впредь.

Все это обязывает советских людей всемерно усили­вать революционную бдительность, зорко следить за про­исками врага.

Тот факт, что группа презренных выродков из «людей науки» в течение некоторого времени могла безнаказан­но орудовать, показывает, что некоторые наши советские органы и их руководители потеряли бдительность, зарази­лись ротозейством.

Органы государственной безопасности не вскрыли во­время вредительской террористической организации сре­ди врачей. Между тем, эти органы должны были быть осо­бенно бдительными. Так как история уже знает примеры, когда под маской врачей действовали подлые убийцы и из­менники Родины, вроде «врачей» Левина, Плетнева, кото­рые по заданию врагов Советского Союза умертвили путем умышленно неправильного лечения великого русского пи­сателя А.М. Горького, выдающихся деятелей Советского го­сударства В.В. Куйбышева и В.Р. Менжинского.

Не на высоте оказались и руководители Министерст­ва здравоохранения СССР. Они проглядели вредительскую террористическую деятельность гнусных выродков, про­давшихся врагам Советского Союза.

Разоблачение шайки врачей-отравителей является со­крушительным ударом по американо-английским поджи­гателям войны. Поймана и обезврежена их агентура. Перед всем миром вновь предстало истинное лицо рабовладель- цев-людоедов из США и Англии.

Советский народ с гневом и возмущением клеймит преступную банду убийц и их иностранных хозяев. Пре­зренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлинги, он раздавит, как омерзительную гадину. Что касается вдох­новителей этих наймитов-убийц, то они могут быть увере­ны, что возмездие не забудет о них и найдет дорогу к ним, чтобы сказать им свое веское слово.

232

Все это верно, конечно. Но верно и то, что, кроме этих врагов, есть еще у нас один враг — ротозейство наших лю­дей. Можно не сомневаться, что пока есть у нас ротозейст­во, — будет и вредительство. Следовательно: чтобы ликви­дировать вредительство, нужно покончить с ротозейством в наших рядах».

Приложение №2

МЕДИЦИНСКОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ О БОЛЕЗНИ И СМЕРТИ И.В. СТАЛИНА

В ночь на второе марта у И.В. Сталина произошло кро­воизлияние в мозг (в его левое полушарие) на почве гипер­тонической болезни и атеросклероза. В результате этого на­ступили паралич правой половины тела и стойкая потеря сознания. В первый же день болезни были обнаружены при­знаки расстройства дыхания вследствие нарушения функ­ций нервных центров. Эти нарушения изо дня в день нарас­тали; они имели характер т.н. периодического дыхания с дли­тельными паузами (дыхание Чейн-Стокса). В ночь на третье марта нарушения дыхания стали приобретать временами уг­рожающий характер. С самого начала болезни были обнару­жены также значительные изменения со стороны сердечно­сосудистой системы, а именно, высокое кровяное давление, учащение и нарушение ритма пульса (мерцательная арит­мия) и расширение сердца. В связи с прогрессирующими расстройствами дыхания и кровообращения уже с третьего марта появились признаки кислородной недостаточности. С первого дня болезни повысилась температура, и стал от­мечаться высокий лейкоцитоз, что могло указывать на раз­витие воспалительных очагов в легких.

В последний день болезни, при резком ухудшении об­щего состояния, стали наступать повторные приступы тя­желой острой сердечно-сосудистой недостаточности (кол-

233

лапе). Электрографическое исследование позволило ус­тановить острое нарушение кровообращения в венечных сосудах сердца с образованием очаговых поражений сер­дечной мышцы.

Во вторую половину дня пятого марта состояние боль­ного стало особенно быстро ухудшаться: дыхание сдела­лось поверхностным и резко учащенным, частота пуль­са достигла 140— 150 ударов в минуту, наполнение пульса упало.

В 21 час 50 минут, при явлениях нарастающей сердеч- но-сосудистой и дыхательной недостаточности, И.В. Сталин скончался.

Министр здравоохранения СССР А.Ф. ТРЕТЬЯКОВ Начальник Лечсанупра Кремля И.И. КУПЕРИН

Главный терапевт Минздрава СССР профессор П.Е. ЛУКОМСКИЙ

Действительный член Академии медицинских наук профессор Н.В. КОНОВАЛОВ

Действительный член Академии медицинских наук профессор АЛ. МЯСНИКОВ

Действительный член Академии медицинских наук профессор Е.М. ТАРЕЕВ

Член-корреспондент Академии медицинских наук профессор И.Н. ФИЛИМОНОВ

Профессор И.С. ГЛАЗУНОВ Профессор Р.А. ТКАЧЕВ

Доцент В.И. ИВАНОВ-НЕЗНАМОВ (Газета «Правда», б марта 1953 года)

БИБЛИОГРАФИЯ

A. Авторханов. Загадка смерти Сталина. 1975.С. Аллилуева. Двадцать писем к другу. М., 1990.Р. Баландин. Встать! Сталин идет. М.: Яуза-Эксмо, 2001.Р. Баландин. Маленков. Третий вождь страны. М.: Вече, 2007.И. Бенедиктов, А. Рыбин. Рядом со Сталиным. М.: Алгоритм,

2010.B. Бешанов. Шапками закидаем. От красного блицкрига до

танкового погрома. 1941 год. М.: Яуза-Эксмо, 2010.Ю. Борев. Сталиниада. М.: ОЛИМП, 2003.В. Бушин. Хотели как лучше. // Завтра, №42, октябрь, 2009.В. Бушин. Добрюхиада. // Завтра, №б, январь, 2006.A. Бушков. Сталин. Ледяной трон. М.: Олма Медиа Групп,

2008.B. Вахания. Личная секретная служба И.В. Сталина. Сборник

документов М.: Сварогъ, 2004.A. Владыкин-Бескудников. Двойники Сталина. Выпуск 2. М.:

Клякса, 2004.Ф. Волков. Взлет и падение Сталина М.: Спектр, 1992.Д. Волкогонов. Сталин. Триумф и трагедия. Кн. 2. М.: АПН,

1989.B. Добров. Тайный преемник Сталина М.: Алгоритм-Эксмо,

2010.Ю. Емельянов. Сталин. Т. 2. На вершине власти. М.: Вече,

2007Ю. Емельянов. Сталин перед судом пигмеев. М.: Яуза-Эксмо,

2008.Ю. Емельянов. Загадка смерти Сталина. // Наш современник,

№3, март, 2008.В. Ерашов. Убийцы в белых халатах или как Сталин готовил

еврейский погром. М.: Алгоритм-Эксмо, 2010.

235

Ю. Жуков. Сталин. Тайны власти. М.: Вагриус, 2008.Ю. Жуков. Иной Сталин. М.: Вагриус, 2005.Ю. Жуков. Народная империя Сталина. М.: Алгоритм-Эксмо,

2009.В. Жухрай. Сталин (Из политической биографии) М.: Сварогъ,

1999.В. Жухрай. Сталин. М.: Перспектива, 2007.К. Закорецкий. Третья мировая война Сталина. М.: Яуза-

Пресс, 2009.Н. Зенькович. Тайны уходящего века — 3. Лжесвидетельства.

Фальсификации. Компромат. М.: Олма-Пресс, 1999.Н. Зенькович. Собрание сочинений. Т.5. Вожди и сподвижни­

ки. (Слежки. Оговор. Травля.) М.: Олма-Пресс, 2004.Н. Зенькович. Собрание сочинений. Т.6. Покушения и инсце­

нировки (от Ленина до Ельцина). М.: Олма-Пресс, 2004.Б. Илизаров. Тайная жизнь Сталина. М.: Вече, 2003.B. Карпов. Генералиссимус. Кн. 2. М.: Вече, 2009.Д. Колесов. И.В. Сталин. Право на власть. М.: Флинта, 2000.Д. Колесов. И.В. Сталин. Загадки личности. М.: Флинта, 2000.А. Кони. Избранные произведения. Т. 1. М., 1959.А. Костин. Культ личности. Истоки, генезис, персоналии. М.:

Перспектива, 2009.А. Костин. Июнь 1941 -го. 10 дней из жизни Сталина. М.: Алго-

ритм-Эксмо, 2010.А. Костин. Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяе­

вами Кремля. М.: Алгоритм-книга, 2010.Г. Костырченко. Тайная политика Сталина: Власть и антиси-

метизм. М., 2001.Б. Красильников. Сталин — помощники. Тайна смерти. М.:

Крук-Престиж, 2006.C. Кремлев. Зачем убили Сталина? М.: Яуза-Эксмо, 2008.С. Кремлев. Берия. Лучший менеджер XX века. М.: Яуза-Экс­

мо, 2008.А. Майсурян. Другой Брежнев. М.: Вагриус, 2004.Ю. Мухин. Убийство Сталина и Берия. М.: Форум, 2002.Ю. Мухин. Убийцы Сталина. Главная тайна XX века. М.: Яуза-

Пресс, 2009.

236

Ю. Мухин. СССР имени Берия. М.: Алгоритм, 2009.Ю. Мухин. Неизвестный Берия. М.: Алгоритм-Эксмо, 2010.Н. Над. Как убивали Сталина. М.: У Никитских ворот, 2007.Л. Наумов. «Кровавый карлик» против вождя народов. М.:

Яуза-Эксмо, 2009.В. Невжин. Сталин о войне. Застольные речи 1933—1945 гг.

М.: Яуза-Эксмо, 2007.К. Писаренко. Тридцатилетняя война в Политбюро (1923—

1953). М.: Вече, 2006.Н. Платошкин. Жаркое лето 1953 года в Германии. М.: Олма-

Пресс, 2004.Е. Прудникова. Берия. Последний рыцарь Сталина. СПб.:

Нева, 2008.Е. Прудникова. Роковой год Советской власти. М.: Яуза-Экс-

мо, 2008.Е. Прудникова. Второе убийство Сталина. М.: Олма Медиа

Групп, 2010.B. Пятницкий. Заговор против Сталина. М.: Современник,

1998.Я. Рабинович. Илья Эренбург. Портрет на фоне времени. М.:

Алгоритм, 2011.Э. Радзинский. Сталин. Жизнь и смерть. М.: ACT, 2007.Э. Радзинский. Три смерти. М.: ACT, 2007.C. Рыбас, Е. Рыбас. Сталин. Т.2. Судьба и трагедия. М.: Моло­

дая гвардия, 2007.А. Рыбин. Рядом со Сталиным (Записки телохранителя). М.:

Ветеран, 1992.А Рыбин. Кто отравил Сталина? (Записки телохранителя). М.:

Гудок, 1995.А. Рыбин. Сталин в Октябре 1941 г. (Записки телохранителя).

М.: Г/док, 1995.А. Рыбин. Сталин и дело врачей (Записки телохранителя). М.:

Гудок, 1995.Сборник: Альтернативная реальность, 1941. Все могло быть

иначе. М.: Яуза-Эксмо, 2010.С. Семанов. Брежнев. Правитель «Золотого века». М.: Вече,

2002.

237

Б. Соколов. Сталин. М.: Аст-Пресс-Книга, 2004.И. Сталин. Энциклопедия (составитель В. Суходеев). М.: Алго-

ритм-Эксмо, 2008.У. Таубман. Хрущев. М.: «Молодая гвардия», 2005.К. Ткаченко (редактор). И. В. Сталин. Штрихи к портрету. М.:

Новинка-Гелиос, 1995.А. Хинштейн. Почему Брежнев не смог стать Путиным (Сказ­

ка о потерянном времени). М.: Олма Медиа Групп, 2011.О. Хлевнюк. Политбюро. Механизм политической власти в

30-е годы. М., 19 % .Д. Хмельницкий. Зодчий Сталин. М., 2007.Д. Хмельницкий. Ледокол из «Аквариума». Беседы с Викто­

ром Суворовым. М.: Яуза-Пресс, 2007.Э. Ходжа. Хрущев убил Сталина дважды. М.: Алгоритм-Эксмо,

2010.Н. Хрущев. Воспоминания. М.: Вагриус, 2007.Е. Чазов. Здоровье и власть. // Октябрь, №42.2001.И. Чигирин. Белые и грязные пятна Истории. Великие Луки,

2007.

СОДЕРЖАНИЕ

Глава 1. Л. П. Берия — организатор убийстваИ. В. Сталина?....................................................5

Глава 2. «Классическая» версия Н. Зеньковича................ 11Глава 3. «Милитаристская» версия Э. Радзинского............48Глава 4. В. Карпов о «гибели» Сталина.......................... 61Глава 5.«Синтетическая»версия Ю. Емельянова.......... .79Глава 6. Версия Ю. Мухина убийства И. В. Сталина —

«от противного».............................................100Глава 7. «Осиная» версия Е. Прудниковой...................123Глава 8. Берия и Хрущев — смертельная схватка

за власть.......................................................172Эпилог............................................................ 215

Приложения..................................................... 228

Библиография................................................... 235

Научно-популярное издание

ИСТОРИЧЕСКИЕ СЕНСАЦИИ

Костин Александр Львович

УБИЙСТВО СТАЛИНАВсе версии и еще одна

Редактор В. Манягин Художник Б. Протопопов

Компьютерная верстка А. Кувшинников Корректор Н. Самойлова

ООО «Издательство «Алг оритм»Оптовая торговля:

ТД «Алгоритм» 617-0825, 617-0952 Сайт: http://www.algoritm-kniga.ru

Электронная почта: algoritm-kniga@mail.ru Интернет- магазин: http://www. politkniga. ru

Подписано в печать 29.08.2012. Формат 84х108732.Печать офсетная. Уел. печ. л. 12,6.

Тираж 2 ООО экз. Заказ 1754.Отпечатано с электронных носителей издательства.

ОАО «Тверской полиграфический комбинат». 170024, г. Тверь, пр-т Ленина, 5. Телефон: (4822) 44-52-03,44-50-34, Телефон/факс: (4822) 44-42-15. Home page - www.tverpk.ru Электронная почта (E-maii) sales@tverpk.ru

ISBN 978-5-4438-0106-3

9

Вот у ж е п р о ш л о врем я п о сл е отчетно-выборного парт ийного со б р а н и я в Минист ерст ве сел ьского хозяйст ва Л ит овской С С Р . Б ы л а возм ож ност ь ещ е р а з осмыслит ь в ы ск а за н н ы е п р ед л о ­ж е н и я , советы, крит ические зам ечания . К а к л уч ш е реализоват ь эти н а к а зы т оварищ ей? С такой заботой п р и ш л и н а очередное за сед а н и е вновь и зб р а н н о го парт кома его члены .

Интерес к подробностям смерти И.В. Сталина огромен и продолжает возрастать из года в год. Широко распространены различные версии о насильственной смерти вождя Советского Союза, основное отличие которых друг от друга заключается в том, что в одних версиях в качестве убийцы «выводится»Л.П. Берия, а в других - Н.С. Хрущев.

Известный историк А.Л. Костин подробнорассматривает и отвергает ихкак не соответствующие действительности.Но кто же тогда виновен в смерти Сталина? Автор книги дает свой ответ на этот вопрос.

ISBN 978-5-4438-0106-3

II11III785443 8 01063>

ности и выжидания. Правда, проблемы специализации, кон­центрации и кооперации об-

- суждались на двух собраниях коммунистов, но довольно по­верхностно. И, что особенно удивляет,— ход выполнения директив партии по магист­ральному направлению сель­скохозяйственной политики был снят парткомом с контро­ля. Явно преждевременно!

Теперь, после собрания,

скания, а накануне собрания был замечен в командировке нетрезвым, коммунисты глав­ного управления совхозами пришли к выводу, что их то­варищ «в принципе.,, соблю­дает Устав партии»-.

Как повышать у каждого коммуниста чувство ответст­венности? Теперь, на заседа­нии парткома, его члены сооб­ща думают об этом. Делови­тость и оперативность, твор­ческий подход к делу — важ­нейшие качества современной организатора. Какие средства помогут развивать их v со­трудников аппарата управле­ния? Товарищи единодушны:

ствед ш ш гхьнальна.

Сотрудник и его jHaj ских учре Д много x^poj по вопро dЭКОНОМИК' Iредового 0| в респуб/), Л ми. ОйЫкф специалж нувшись|в I ты, в таг й ку, зачасту* этих peKiAife по старин cell жение piotA штаба о[Гра| отдачу ф рЯ жет быт, Й этот вонр| парторган os ях?

В рес|уб| онов, котош ву продуК Щ ют от ерещ вы. По --IU и партии рееи на комплекс оказанию q] Коммунист! должны |ст| водниками 1

В ы с т у п а ! ном собран! нер , управд ке кадров ; рил, что н| поднявшие вращ аю т с четы, приг ки. Надо til ся в прини счи таю т

”1 пой

- и Jсм ысл \ ooj

Идет Щ Подытожи] ретарь! оа" Р. Валис i вить перся боты на в печиваю us ход K a.vil аррсам,

чКаж; ® ского аш1* видеть i 0 решения $ зяйствй^ 31

Вил на н [К Ш\ '•

Брежнев ни ем |с Р; рпйпнмй а

димр,тикой