ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН

ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН

МИХАИЛХОДОРКОВСКИЙ

Узник тишины

ИСТОРИЯ ПРО ТО, КАК ЧЕЛОВЕКУ В РОССИИСТАТЬ СВОБОДНЫМ И ЧТО ЕМУ ЗА ЭТО БУДЕТ

МОСКВАЗАО ИЗДАТЕЛЬСКИЙ дом «СЕКРЕТ ФИРМЫ»

20О6

УДК 334.012.32 (470) (092)ББК 65.9 (2Рос) 09 П16

Панюшкин ВалерийП16 Михаил Ходорковский . Узник тишины : История про то,

как человеку в России стать свободным и что ему за это будет. -М .: ИД «Секрет фирмы», 2006.- 264 с .ISBN 5-98888-006-1Эта пронзительная и беспощадная книга не оставит никого равно-

душным. Вы будете либо соглашаться с ее автором, известным обо-зревателем газеты «КоммерсантЪ», либо яростно спорить с ним .В любом случае вы испытаете настоящий шок от ее содержания. Чи-тателя ожидают малоизвестные подробности биографии бизнесмена,притягивающего общественное внимание, и сенсационные эксклю -зивные откровения из тюремных застенков. Холодная логика рекон-струкции и анализа событий нарушается взрывами гражданской болии ярости автора.

Ходорковский подобен форуму, на котором мы, люди, живущиев России, спорим о том, кто мы есть на самом деле. Половина утверж -дает, будто мы великая нация. Вторая половина утверждает, будто мыбесправные рабы. Выбор остается за читателем.

Редактор Игорь ГансвиндФото на обложке REUTERS

Фото В. Панюшкина — Евгений Дудин

УДК 334.012.32 (470) (092)ББК 65.9 (2Рос) 09

В книге частично использованы материалы, опубликованные ранее автором вгазете «КоммерсантЪ».

Все права защищены. Ни одна часть настоящего издания ни в каких целях не можетбыть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средст-вами, будь то электронные или механические, включая фотокопирование и записьна магнитный носитель, если на это нет письменного разрешения издателя.

ISBN 5-98888-006-1 © ЗАО Издательский дом «Секрет фирмы», 2006

ОГЛАВЛЕНИЕПРОЛОГ

7

ГЛАВА 1. АРЕСТ

9

ГЛАВА 2. В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ

31

ГЛАВА 3. ОТРАВЛЕННЫЕ

53

ГЛАВА 4. МАНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ

75

ГЛАВА 5. ПРОРВЕМСЯ!

95

ГЛАВА 6. ЗЕЛЕНОЕ ПИСЬМО

111

ГЛАВА 7. ОТКРЫТАЯ РОССИЯ

129

ГЛАВА 8. СЧИТАЕТСЯ ПОБЕГ

147

ГЛАВА 9. ЗАЛОЖНИК163

ГЛАВА 10. РАЗГРОМ

181

ГЛАВА 11. ВЕРСИЯ ЗАЩИТЫ

203

ГЛАВА 12. УЗНИК ТИШИНЫ

221

ГЛАВА 13. ЗАКОННАЯ СИЛА

243

ЭПИЛОГ

261

ПРОЛОГ

Пятого июня 2005 года мы с женой, сыном и дочкойпоехали в гости к друзьям на дачу. Жарили шашлыки,радовались в меру сил наступившему лету, обсуждалиглавную новость: приговор, вынесенный Мещанскимсудом города Москвы Михаилу Ходорковскому,— де-вять лет тюрьмы.

В нашей компании не было ни одного человека, ко-торый считал бы этот приговор справедливым. Впро-чем, не было и ни одного человека, который считал быМихаила Ходорковского святым.

Я весной 2005-го несколько раз ходил к Мещанско-му суду на пикеты в поддержку Ходорковского, и к ан-тенне моего автомобиля была привязана желто-зеле-ная ленточка — цвета компании ЮКОС, символ моегонесогласия с приговором.

Мой шестнадцатилетний сын Вася привык знать,что в отношении Ходорковского происходит какая-тотам несправедливость, против которой вяло протестуетпапа, но не вдавался в подробности. А в тот вечер по те-левизору показывали фильм «Чистосердечное призна-

ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН МИХАИЛ ХОДОРКОВСКИЙ/УЗНИК ТИШИНЫ

ние», и Вася уселся смотреть этот фильм, вероятно,чтобы понять, о чем так увлеченно беседуют за шаш-лыком взрослые.

В фильме рассказывалось про Михаила Ходорков-ского. Громоподобный голос диктора за кадром сооб-щал моему сыну Васе, что вот, дескать, Михаил Ходор-ковский был комсомольцем, спекулировал компьюте-рами, обманом приобрел нефтяную компанию ЮКОС,украденную у народа, ничего не делал, качал нефтьи богател. Не платил налогов, убивал всякого, кто ста-нет на пути, превратился в самого богатого человекав стране, но тут-то и был пойман и посажен в тюрьму занеуплату налогов.— Папа,— Вася вытаращил на меня глаза, когда я зашелв комнату сказать, что пора собираться с дачи домой.—Почему же ты навязал ленточку на машину и ходишь напикеты? Ты поддерживаешь преступника? Ходорков-ский же преступник? Нет?

Хорошо, что Вася все-таки выразил сомнение в спра-ведливости телевизионной пропаганды. Была теплаяночь. Всю дорогу домой мы разговаривали с сыном продело ЮКОСа. Вася задавал много вопросов, и чем боль-ше я давал ответов, тем больше мне казалось, что вялыхмоих протестов против суда над Ходорковским недоста-точно.

Я тогда впервые подумал, что дело Ходорковского —это не история про то, как посадили олигарха, и не ис-тория про то, как неправеден в России суд. Это историяпро то, как человеку в России стать свободным. И прото, что ему за это будет.

Вот эта история.

ГЛАВА 1

[АРЕСТ


Двадцать пятого октября 2003 года адвокат АнтонДрель был разбужен телефонным звонком. Было оченьраннее утро, часов пять или около того. Еще наканунестояла серая осень. Мокрые ветки, могильной плитойнависает небо, грязные автомобили — тягостное меж-сезонье, стремящееся в России занять собою весь ка-лендарь и лишь по нескольку дней в году оставляющеерусской зиме с ее катанием на санках, северному лету сего шашлыками на свежем воздухе, цветению яблоне-вых садов весной и светофорным красно-желто-зеле-ным листьям осенью. По поводу портящегося климаталидер проигравшей на последних парламентских выбо-рах либеральной партии «Союз правых сил» БорисНемцов пошутил как-то, что режим президента Путинасовсем уже делает жизнь в стране невыносимой, и при-дется уезжать из страны, если когда-нибудь не прекра-тится дождь. А заместитель главы президентской адми-нистрации Владислав Сурков в интервью немецкомужурналу «Шпигель» переврал эту фразу и сказал, чтовот, дескать, либералы не связывают с Россией своегобудущего, а думают только, как бы из России уехать.

Адвокат Антон Дрель подошел к окну. Он не оченьпонимал еще спросонья, что говорит ему в телефоннойтрубке взволнованный голос. А за окном был снег. В туночь выпал снег, так много, что улица сквозь стекло ка-залась наконец тихой и чистой в предрассветном мра-ке, и уютной, особенно от того, что скребла где-то вда-леке по асфальту лопата усердного дворника.— Люди из ФСБ,— говорил голос в трубке.— Они взя-ли Михаила Борисовича и куда-то увели, а мы сидимтеперь в самолете и не знаем, что делать.— Почему вы думаете, что это люди из ФСБ? — уточниладвокат.— У них были куртки с надписью «ФСБ», и они предъ-явили документы.—Так и говорите, люди в куртках с надписью «ФСБ».Звонивший был помощником бизнесмена Михаила

Ходорковского. Михаил Ходорковский был владель-

ГЛАВА 1/АРЕСТ 1 0 / 1 1

цем крупнейшей в стране нефтяной компании ЮКОС,богатейшим в стране человеком с личным состояни-ем 8 миллиардов долларов (если верить журналу«Форбс»), главой крупнейшей в стране благотвори-тельной организации «Открытая Россия», занимав-шейся образованием. Еще Михаил Ходорковскийспонсировал оппозиционные партии «Яблоко» и «Со-юз правых сил» (СПС), которые не верили тогда, чтоне пройдут в парламент на ближайших выборах,а партнеры его спонсировали коммунистическую пар-тию, которая не верила, что составит в парламенте не-мощное придушенное меньшинство. Правящую пар-тию «Единая Россия» Михаил Ходорковский, разуме-ется, спонсировал тоже, ее спонсировали все богатыелюди страны. Еще Михаил Ходорковский публичнопоссорился несколькими месяцами ранее с президен-том Владимиром Путиным. И еще он был клиентомадвоката Антона Дреля — по этой причине, собствен-но, помощник и звонил адвокату.

Арест Михаила Ходорковского никакой неожидан-ностью для адвоката Антона Дреля не был, как не бы-вает неожиданностью первый снег, тем не менее каж-дую осень превращающийся в России в стихийное бед-ствие и парализующий города. Против компанииЮКОС и группы МЕНАТЕП, которой компания при-надлежала и совладельцем которой тоже был МихаилХодорковский, велось уголовное дело. Друг, партнер исосед Михаила Ходорковского Платон Лебедев сиделуже в тюрьме по обвинению в неуплате налогов и фи-нансовых махинациях. За пару недель до описываемыхсобытий в офисе адвоката Антона Дреля прокуратурапровела в рамках расследования дела Лебедева обыск.Это был незаконный обыск, потому что нельзя обыс-кивать адвоката, чтоб получить доказательства виныего клиента, и уж тем более незаконно обыскиватьофис адвоката без судебного решения. Но во времяобыска следователи изъяли договор аренды офиса и за-явили, будто нет никаких доказательств, что перевер-


нутое ими вверх дном помещение — офис адвокатаДреля. Еще работники прокуратуры изъяли официаль-ный реестр акционеров ЮКОСа, где значилась средипрочих акционеров и одна Гибралтарская компания.Нашли и сказали, что вот, дескать, раскрыли Гибрал-тарский офшор, и непонятно, что там было раскры-вать, если офшора этого никто не прятал, реестр былраспечаткой из интернета, и не стоило ради реестра ус-траивать обыск. Еще они изъяли оригиналы лицензииЦентробанка на открытие счетов Ходорковского и Ле-бедева в Швейцарии. Это было официально выданноеЦентробанком разрешение открыть счет в швейцар-ском банке, но прокуратура заявила, будто раскрылатайные швейцарские счета.

Еще они вручили Антону Дрелю повестку на допроспо делу Лебедева. Это была незаконная повестка, пото-му что адвокат не может быть одновременно и свидете-лем по делу своего клиента. Антон Дрель обратилсятогда в адвокатскую палату, просил совета, как быть:если поедешь на допрос, нарушишь закон об адвокату-ре, если не поедешь — нарушишь закон, предписываю-щий всякому гражданину неукоснительно и под стра-хом ареста являться на допрос по повестке. Уважаемыеадвокаты сердились, говорили, что со сталинских вре-мен не было такого безобразия, чтоб адвоката застав-ляли свидетельствовать против собственного клиента.А адвокат Антон Дрель полагал, что раз прокуратуратак пренебрежительно относится к законности своихобысков и допросов, то, стало быть, разрешил же кто-то прокуратуре относиться к закону пренебрежитель-но. Кто разрешил? Власть? Кремль? Президент? Боль-ше некому. На этот раз обошлось.

В это же приблизительно время Антон Дрель приез-жал к Михаилу Ходорковскому домой обсудить сло-жившуюся ситуацию и что-то еще про слияние нефтя-ной компании ЮКОС с нефтяной компанией «Сиб-нефть». Дело было в деревне Жуковка на Рублевскомшоссе, в этом загородном доме Михаила Ходорковско-


го, который его жена Инна уставила сплошь комнатны-ми растениями и декоративными свечками, свечкамис запахом лаванды, свечками с запахом розы. Они сиде-ли на кухне, прислуги не было, Михаил Ходорковскийсам заваривал чай. Они обсуждали юридические тон-кости объединения ЮКОСа и «Сибнефти», и МихаилХодорковский сказал: «Вероятность моего ареста девя-носто процентов».

Потом Михаил Ходорковский с семью пиарщикамии помощниками поехал по регионам встречаться с гу-бернаторами и студентами. Официально заявлялось,что цель поездки Ходорковского — рекламировать в ре-гионах объединенную компанию «ЮКОС-Сибнефть»,разъяснять населению, что от объединения компанийвсе люди в России только выиграют, потому как сни-зится цена на бензин и заведутся новые социальныепрограммы. Неофициально, говорит лидер СПС БорисНемцов, Ходорковский хотел пообщаться с губернато-рами и студентами, понять, насколько губернаторы мо-гут быть недовольны авторитарностью центральнойвласти и насколько студенты могут быть недовольныустанавливаемой в стране диктатурой.

Мама Ходорковского Марина Филипповна говорит,что, уезжая в эту свою командировку, сын по-особен-ному как-то с нею попрощался. Последний раз передарестом мать и сын виделись на празднике подмосков-ного лицея-интерната «Коралово», который МихаилХодорковский построил для сирот, чьи родители по-гибли на войне, на границе, в горячих точках или вовремя террористических актов. Этим лицеем-интерна-том заведовали и до сих пор заведуют родители Ходор-ковского. Каждый год в ближайшие к 19 октября, днюоткрытия Царскосельского лицея, выходные в «Кора-лово» устраивают праздник. Обычно на этот праздникприезжали высокопоставленные пограничники и воен-ные, государственные деятели и дипломаты, а дети дляних пели, танцевали и как-нибудь еще демонстрирова-ли успехи в самодеятельном творчестве. Обычно на та-


ких праздниках Михаил Ходорковский разговаривалс государственными шишками, а мама старалась неподходить к сыну и не отвлекать сына от важных разго-воров. Но в тот год никто из высокопоставленных чи-новников не приехал, кроме социального министра По-чинка. И много раз за время праздника Ходорковскийподходил к маме, говорил какие-то ни к чему не обязы-вающие глупости и смотрел печальными глазами. Бли-же к вечеру подошел попрощаться. Марина Филипповнасидела в кресле, а он опустился рядом с ней на колени исказал:— До свиданья, мама.— Я провожу тебя до двери.— Не надо.Ходорковский летал на арендованном самолете из

города в город — Липецк, Воронеж, Нижний Новго-род — и в каждом городе по вечерам, разделавшисьс лекциями и встречами, спрашивал у своих прибли-женных, велика ли, на их взгляд, возможность егоареста, и надо ли садиться в тюрьму или лучше уехатьза границу. Приближенные говорили, что садиться втюрьму не надо, что лучше, конечно, уехать, посколь-ку эмигрант может бороться за свое доброе имя, а за-ключенный не может. Ходорковский возражал, чтоуехать сейчас значило бы бросить своего товарищаПлатона Лебедева в тюрьме, значило бы признать се-бя виновным, тогда как он, Ходорковский, ни в чемне виноват.

Пока он был в этой своей командировке, его жене Ин-не почти каждую ночь снились разрушающиеся города.Она стояла посреди искаженного сном города, и домавокруг принимались вдруг оседать, электрические про-вода рвались и искрили, неоновые буквы соскальзыва-ли с рекламных вывесок и разбивались об асфальт вмелкие осколки. А она бежала сквозь разрушавшийсягород, спасала себя или спасала детей, но искаженныепространством сна улицы шли по кругу, как шла по кру-гу тропинка в фильме «Ведьма из Блэр». А в другую


ночь на снившийся Инне город обрушивалось вдругвысотою с многоэтажный дом цунами, и Инна опятьбежала, а волна, разрушая квартал за кварталом, следо-вала за ней.

Михаил Ходорковский отрабатывал в поездке сво-ей город за городом — Белгород, Тамбов, Саратов.И каждый вечер обсуждал с одними и теми же людьмипо кругу одну и ту же тему — возможный арест. Темаареста возникала как будто случайно за ужином илипосле ужина, и каждый вечер приближенные выдви-гали тысячу толковых аргументов в пользу эмигра-ции, не отвечая только на главный вопрос: а как жеПлатон? Ходорковский же слушал. Эти обсужденияпохожи были на деловые совещания в ЮКОСе, когдаХодорковский долго слушал мнения своих подчинен-ных, а потом вдруг принимал решения, стремитель-ные и твердые.

Решение он принял в Нижнем. Там слежка, которуюспецслужбы и раньше вели за Ходорковским, стала от-крытой: машина филеров демонстративно присоединя-лась к кортежу миллиардера. Там выпал снег на деньраньше, чем в Москве. Аэропорт не давал вылета, при-шлось вернуться в гостиницу. Команда ворчала, чтовозвращаться, дескать, плохая примета, и что Ходор-ковский, дескать, утратил легендарную свою способ-ность возить всюду с собой по стране хорошую погоду.А Ходорковский вдруг получил телефонный звонок не-известно от кого.

Вся команда должна была лететь в Иркутск откры-вать молодежную политическую школу, из Иркутскапотом — в Эвенкию, представлять в Совет Федерацииглаву компании «ЮКОС-Москва» Василия Шахнов-ского. Но Ходорковский получил телефонный звонокнеизвестно от кого и принял решение.

Всей своей команде Ходорковский велел возвра-щаться в Москву. А сам с двумя или тремя людьми по-летел в Иркутск, зная, что его арестуют по дороге. Подороге его самолет приземлился на дозаправку в горо-


де Новосибирске, в салон вошли люди в куртках с над-писью «ФСБ», предъявили Михаилу Ходорковскомуордер на арест и увели его.

Помощник рассказывал адвокату Антону Дрелю этуисторию по телефону, адвокат думал, что вот же гото-вился к аресту своего клиента, но все равно не знает,что делать. Ехать в Новосибирск? Куда? В следствен-ный изолятор? А где в Новосибирске следственныйизолятор? Да и там ли Ходорковский? Да не везут лиего в Москву? Или в другой какой-нибудь город? Горо-дов много.

Адвокат набрал телефон Владимира Дубова, совла-дельца ЮКОСа и соседа Ходорковского по выстроен-ному недавно ЮКОСом для своих топ-менеджеров по-селку Яблоневый сад в Жуковке.

Дубов слушал молча. Никаких вопросов не задавал,понимая, может быть, что адвокат и так расскажет всеизвестные ему подробности. Молчал и слушал, и в кон-це сказал: «Спасибо, Антон, что позвонил»,— и на томразговор закончился.

Что же все-таки делать-то? Прямо сейчас отправитьтелеграммы министру внутренних дел, главе ФСБ и ге-неральному прокурору? Потребовать объяснений. Ка-кого черта! Ну да, конечно, Михаил Ходорковский неявился на допрос по делу Платона Лебедева, но когдана имя Ходорковского пришла соответствующая пове-стка, юридическая служба ЮКОСа официально уведо-мила прокуратуру, что Ходорковский Михаил Борисо-вич явиться в назначенный день на допрос не может,поскольку находится в командировке, представляет порегионам объединенную компанию «ЮКОС-Сиб-нефть», вернется из командировки в понедельник, и надопрос обязательно придет. Поездку Ходорковскогокаждый день показывали по телевизору, про нее писа-ли в газетах, очевидно было, что Ходорковский никудане собирается эмигрировать. Почему вдруг арестовали?Почему именно сейчас?


— Ты давай выясняй, когда первый самолет на Новоси-бирск,— сказала адвокату Антону Дрелю жена, со свой-ственной женам уверенностью, будто рано или поздномужчина должен уйти на войну, а война где-то далеко,и туда нужно ехать на поезде или лететь на самолете.—Все равно ведь тебе сегодня лететь в Новосибирск, таклучше раньше.

Антон и сам понимал, что к вечеру так или иначеокажется в Новосибирске, но прежде чем лететь, решилпоехать в Жуковку и посоветоваться с акционерамиЮКОСа: с Владимиром Дубовым, который молчал, вы-слушивая новость об аресте, и другими. Антон побрил-ся, оделся в джинсы и свитер, положил кое-какие бума-ги в вечный свой портфель, который со дня ареста Пла-тона Лебедева телекомпании любили снимать крупнымпланом, чтоб на фоне крупно показываемого портфеляперейти от репортажной части вранья («сегодня Миха-ил Ходорковский был вызван на допрос в прокурату-ру...») к содержательной части («налоговые претензиик ЮКОСу только на первый взгляд кажутся новой те-мой, на самом деле...»).

Звонили с радиостанции «Эхо Москвы», звонилис телеканала НТВ, звонили какие-то западные репорте-ры. Говорили, будто когда Ходорковского арестовыва-ли в Новосибирске, он споткнулся, конвоиры принялиэто его резкое движение за попытку побега, ударилиего прикладом по голове и пробили ему голову. Антонне знал, правда ли это. Или слух? Всем Антон повторялскудную свою информацию про людей в куртках с над-писью «ФСБ».

Адвокат почти уже стоял в дверях, когда телефон за-звонил снова, и на панели высветились слова: «МБХмобильный». МБХ — это, разумеется, Михаил Борисо-вич Ходорковский.

У Михаила Ходорковского была смешная манера.Он звонил людям, да вот хоть бы и своему адвокату Ан-тону Дрелю, и говорил: «Здравствуйте, Антон, это Хо-дорковский, у вас есть сейчас возможность со мной по-


говорить?» Антона всегда эта манера очень забавляла,потому что вот звонит тебе олигарх со всеми своими,если верить журналу «Форбс», миллиардами, и спра-шивает: «У вас есть сейчас возможность со мной пого-ворить?»

Антон подумал: «Ничего себе, вся Москва его ищет,все информационные агентства на ушах, интернет ки-пит — арест, арест, арест, — полстраны в истерике, а онзвонит себе преспокойно по мобильному телефону».— Алло,— сказал адвокат Антон Дрель.— Здравствуйте, Антон,— голос был спокойный.— ЭтоХодорковский. У вас есть сейчас возможность со мнойпоговорить?— Еще бы! Вас ведь, кажется, арестовали.— Меня доставили в Генпрокуратуру в Москву, вы немогли бы подъехать?— А-а-а...— адвокат хотел задать какой-то важный вопрос, но не знал какой.— Ну, если можете, подъезжайте.— А как меня пустят? — пришедший наконец в головувопрос оказался детским.— Подъезжайте,— голос Ходорковского усмехнулсяв трубке.— Вас пропустят внизу. Только возьмите своиадвокатские документы.

Антон Дрель сменил джинсы и свитер на пиджаки галстук, и поехал в Технический переулок, в прокура-туру. Его действительно пропустили внутрь без всякихвопросов. Он шел по коридору и видел, что кабинетследователя Каримова, лично курировавшего дело Ле-бедева, открыт, то есть начальство на работе, несмотряна субботний день. Когда Антон поравнялся с кабине-том прокурора, Каримов изнутри притворил дверь, какбы умывая руки и давая понять, что не имеет отноше-ния к допросу, который производит в этом же зданииподчиненный ему следователь. Или просто не хотелразговаривать?

В кабинете следователя сидели собственно следова-тель и Михаил Ходорковский. Они болтали о погоде.


О том, что вот в Москве выпал снег этой ночью, а в Са-ратове двумя днями раньше, и Ходорковский рассказы-вал, что снегопад был силен, и из-за снегопада даже за-крывали аэропорты. Ходорковский курил. Он начал ку-рить за несколько месяцев до ареста и будет курить ещенесколько месяцев в тюрьме, а потом бросит.— Тут меня допрашивали, Антон,— сказал Ходорковский, едва только Дрель вошел и поздоровался.— Давайте будем протокол допроса подписывать.— А жалобы заявлять разве мы никакие не будем? —спросил адвокат.— Да ладно, не заморачивайтесь. Какие жалобы?На кого? На следователя? — Ходорковский кивнул головой в сторону следователя.— Люди делают свою работу. Им приказали, они расследуют. Какие к людям-то претензии?

Антон Дрель говорит, что адвокат не имеет праваспорить с клиентом. Адвокат может спорить с клиен-том только в том случае, если клиент хочет дать пока-зания против себя, и показания эти могут привестиклиента к смертной казни. На самом деле, жалоб мож-но было заявить сразу несколько, и главное — можнобыло заявить жалобу на сам факт задержания МихаилаХодорковского.—Да ладно, не заморачивайтесь,— сказал Ходорковский.

Эта его фраза не вела к смертной казни, и адвокатрешил не спорить с клиентом. Они стали подписыватьпротокол допроса, а когда протокол был подписан, сле-дователь вручил Ходорковскому повестку. В повесткезначилось, что через полтора часа Ходорковский Ми-хаил Борисович должен явиться в кабинет такой-то,и там ему будет предъявлено обвинение. Теоретическипо закону на полтора часа Ходорковский был свободен.По закону он мог сейчас встать и выйти из прокурату-ры на улицу, созвать пресс-конференцию прямо хотьв скверике напротив, обратиться к городу и миру, по-пить чаю в кафе, повидаться с женой, бежать, наконец.


Практически адвокат и его клиент понимали, разумеет-ся, что им не позволят покинуть здание. Но адвокат всеравно уточнил:— Так мой клиент свободен? Мы на полтора часа можем пойти погулять?

Следователь побледнел.— Вы же никуда не пойдете? — спросил следователь,испуганно глядя Ходорковскому в глаза и представляя себе, вероятно, что если этот человек встанет сейчас и попытается выйти вон, то придется ведь как-тоего останавливать силой, а после применения силыне избежать адвокатских жалоб, либерального воя впрессе и выговора от начальства.— Вы же никуда непойдете?— Конечно, не пойдем,— улыбнулся Ходорковский.—Антон шутит.

Почти полтора часа они прогуливались по коридорупрокуратуры. Вероятно, за ними следили. Но у Антонав кармане поминутно звонил не отобранный на входемобильный телефон, и разные журналисты спрашива-ли, что с Ходорковским. И Дрель рассказывал, что кли-ент его задержан, и что через час ему будет предъявле-но обвинение, и разъяснял, что «задержан» не значит«арестован», потому что санкцию на арест дает суд, и,видимо, когда будет предъявлено обвинение, Ходор-ковского повезут в Басманный суд, который выберетмеру пресечения. Теоретически законно было сказатьвсем этим журналистам, что вот он Ходорковский ря-дом, и передать Ходорковскому трубку, и тот мог бы де-лать заявления для прессы. Можно было хотя бы по-пробовать. Никакой закон там, в коридоре прокурату-ры, не запрещал Ходорковскому давать интервью потелефону. Но они не попробовали.

Адвокат позвонил только матери ХодорковскогоМарине Филипповне. Много лет, с тех самых пор, какее сын стал заниматься бизнесом, каждое утро, едвапроснувшись, Марина Филипповна включала радио,ждала дурных новостей о сыне. Она уже слышала, разу-

ГЛАВА 1/АРЕСТ 2О/21

меется, что сын ее арестован, и что во время задержа-ния ему будто бы пробили прикладом голову.— Алло. Марина Филипповна. Здравствуйте. Это адвокат Антон Дрель.— Здравствуйте, Антон,— она изо всех сил сохранялахладнокровие.— Вот то страшное, что вы слышали про удар по голове, это неправда. Никакого удара не было. Михаил Борисович чувствует себя хорошо.— Откуда вы знаете?— Он стоит рядом со мной.— Вы можете передать ему трубку?— Нет, не могу. Теперь уже нельзя.

На самом деле можно было. Формально Ходорков-ский был еще свободен, и на него не распространялисьникакие запреты на телефонные звонки. Но адвокат нехотел злить прокуратуру. Он отключил телефон и сказал:— Если обвинение будет тоненьким, на одном или двухлисточках, вы, скорее всего, выйдете сегодня на свободу, например, под подписку о невыезде. А если обвинение будет толстым, как у Платона Лебедева, вас, скореевсего, заключат под стражу. Вы это понимаете, МихаилБорисович?— Я понимаю,— Ходорковский кивнул.

Через час один из следователей предъявил Ходор-ковскому обвинение. Папка была такой толстой, чтоследователь даже не предлагал обвиняемому прочесть,в чем его обвиняют. Следователь сказал, что сейчас Хо-дорковского на автозаке (это такой тюремный грузо-вик с решетками) повезут в Басманный суд и изберутмеру пресечения, и все это потому, что Ходорковскийне явился в четверг на допрос.— Ну что я буду с вами спорить,— Ходорковский пожалплечами.— От вас же все равно ничего не зависит.— Но ко мне у вас претензий нет? — уточнил следователь.— К вам никаких претензий.

После этих слов следователь вручил адвокату Анто-ну Дрелю повестку на допрос по делу Ходорковского.


— Вы вообще понимаете, что сейчас нарушаете закон?! — Дрель вскочил со стула.— Вы только что при мнепредъявляли обвинение моему клиенту, а теперь хотитедопросить меня по его делу в качестве свидетеля?—Вы просто неправильно все понимаете,— сказал следователь, заметно успокоенный тем, что к нему нетпретензий.— Не надо только вот этого шума. И ГенриРезнику говорить не надо. Просто распишитесь в получении повестки.

И адвокат Дрель расписался в том, что в ближайшийпонедельник явится на допрос, на который по законуявляться ему было нельзя.

Из прокуратуры в Басманный суд поехало два авто-зака. Один пустой — к главному входу суда, и задача это-го грузовика заключалась в том, чтоб отвлекать внима-ние собравшихся у дверей журналистов. Второй автозакс запертыми внутри Ходорковским и Дрелем подъехал кчерному ходу. В суде никого не было по случаю выход-ного дня. Судебное заседание было закрытым.

Сейчас, когда прошло почти два года, когда МихаилХодорковский и Платон Лебедев осуждены на восемьлет тюрьмы, и готовятся им новые обвинения, адвокатАнтон Дрель говорит:—Я не понимаю, зачем надо было устраивать закрытый процесс? Что бы изменилось, если бы процесс былоткрытым? Зачем надо было нарываться на наши протесты и жалобы? Все равно бы мерой пресечения избрали арест. Все равно абсурдные доводы, заставившиесуд избрать мерой пресечения заключение под стражу,стали известны прессе. Вы же знаете, Ходорковскогозаключили под стражу на том основании, что у него, дескать, был заграничный паспорт, и он мог бежать изстраны. Бред! Если бы он хотел бежать, он бы бежал.Его предупреждали неоднократно. Он несколько разпублично заявлял, что эмигрантом не станет. Это былодавление, конечно,давление.

Суд был скорым. Минут двадцать или двадцатьпять. Судья зачитал постановление об аресте и попро-


сил у Ходорковского паспорт, чтоб передать паспортконвою, а конвой чтоб отвез обвиняемого в следствен-ный изолятор.— В какой изолятор? — переспросил адвокат.— Не скажем пока,— покачал головой судья.— Давайтепаспорт.— У меня нет паспорта,— Ходорковский был спокоен.— Паспорт остался дома. Я в командировку летал начастном самолете, поэтому без паспорта.— Вот это да! — воскликнул адвокат Антон Дрель, пораженный новым поворотом событий.— Так передвами не Ходорковский! Вы забыли установить личность задержанного! Вы избрали только что мерупресечения Ходорковскому Михаилу Борисовичу, ноу вас нет никаких доказательств того, что мой клиент — Ходорковский Михаил Борисович. Пойдемте,Михаил Борисович.

Теоретически, по закону Ходорковский мог тогдавстать и уйти. Пришлось бы снова его арестовывать,устанавливать личность, снова предъявлять обвине-ние и снова везти в суд. Теоретически, если бы про-цесс был открытым, может быть... Практически адво-кат и его клиент понимали, что им не дадут ступитьшага из зала суда.

Судья побледнел, как побледнел давеча следователь,и сказал, глядя на Ходорковского:— Вы же не будете отрицать, что вы Ходорковский? — голос у судьи был испуганный. Если бы Ходорковский сталотрицать тогда, что он Ходорковский, и если бы пришлось задерживать его силой и исправлять на ходу процессуальные ошибки, то не миновать бы судье как минимум строгого выговора.— Вы же не будете отрицать?— Да ладно, не буду. Все равно ведь от вас ничего не зависит.

Это было великодушие или высокомерие. Ходор-ковский то ли жалел судью, понимая, что нельзя жетребовать от человека милосердия, если на милосердиене дано санкции сверху; то ли просто не считал судью


человеком, поскольку привык решать вопросы именнос теми людьми, которые рулят страной, и не привык ду-мать, будто по нашу сторону кремлевской стены к ко-му-то вообще стоит относиться серьезно.

Ходорковский отдал адвокату часы и обручальноекольцо, потому что в тюрьме не полагается иметь ме-таллических предметов. Часы были недорогие длямиллиардера. Ходорковский вообще никогда не любилдорогих часов с турбийоном, предпочитая им элек-тронные со множеством электронных функций. А прокольцо Ходорковский попросил не говорить жене, чтопришлось кольцо снять. Он попросил адвоката поехатьк его жене и поддержать ее, а еще позвонить его ро-дителям и попросить их, чтоб пожили несколько днейс невесткой и внуками.— Вы не жалеете? — спросил адвокат.— Нет, хочется жить в нормальной стране.Журналисты потом, описывая этот эпизод со слов

адвоката Антона Дреля, утверждали, будто Ходорков-ский выразил желание жить в свободной и демократи-ческой стране. Нет. Он не подбирал тогда слов. Он ска-зал: «Жить в нормальной стране. Но здесь».

Часы и кольцо адвокат Антон Дрель запечаталв конверт и положил у себя в конторе в сейф рядомс таким же конвертом, где уже лежали часы и кольцоПлатона Лебедева. Почти через полтора года, когдамного дней подряд Ходорковскому и Лебедеву будутоглашать приговор, адвокат Антон Дрель каждый деньбудет брать с собой оба конверта, на случай оправда-ния его подзащитных, каким бы невероятным ни каза-лось оправдание.

Ходорковского увезли. Дрель поехал к жене аресто-ванного миллиардера, и родители Ходорковского былиуже там. Мать Ходорковского Марина Филипповна го-ворит, что они люди старшего поколения, крепче, боль-ше готовы к ударам судьбы, чем молодая женщина—мать троих детей. И поэтому, едва услышав по радио,


что их сын арестован, собрались и приехали к невесткеи внукам. В доме работал телевизор. По телевизорукаждый час повторяли одни и те же новости, что арес-тован, что предъявлено обвинение, что суд выбрал ме-рой пресечения содержание под стражей. Жена Ходор-ковского Инна была близка к обмороку. Старшая дочьХодорковского Настя не верила, что все это происходитна самом деле. Младшие мальчики-близнецы не пони-мали, что случилось нечто серьезное, но, чувствуя все-общую нервозность, капризничали.

Марина Филипповна говорит, что тогда, в деньареста, они с мужем приехали к Инне и детям не толь-ко для того, чтобы поддержать их в трудную минуту,но еще и с практической целью — они ждали обыскав доме сына.

Весь следующий день, воскресенье, от Ходорковско-го не было никаких вестей. Дежурный в прокуратуре,когда адвокат Антон Дрель звонил в прокуратуру, гово-рил, что не может дать никаких справок, потому каквыходной, и лучше позвонить завтра.

Антон понимал, что дело предстоит большое и слож-ное, что он один не справится с таким делом, а потомузвонил разным известным адвокатам и спрашивал, несогласятся ли те стать защитниками Ходорковского. Не-которые отказывались сразу. Некоторые просили времяна размышление, для того, вероятно, чтоб позвонить вКремль, спросить разрешения и тогда уже отказаться,когда знакомый кремлевский чиновник посоветует нелезть, куда не просят.

В воскресенье же в здании компании ЮКОС на Ду-бининской улице в Москве в холле около лифтов пове-сили большой портрет Михаила Ходорковского. Порт-рет провисит около месяца, пока новый глава компа-нии Семен Кукес не велит портрет снять, потому чтопортрет, дескать, злит прокурорских работников, при-ходящих с проверками.

В воскресенье же по просьбе Марины Филипповнык Ходорковским приехала адвокат, специалистка по


обыскам и научила семью арестованного миллиарде-ра, как себя во время обыска вести. Обыск обычноосуществляют целой бригадой. Следователи обычноищут одновременно в нескольких комнатах, и членысемьи должны заранее решить, кто в какой комнатебудет следить, чтоб следователи не подкинули оружияили наркотиков. Особенно надо обращать вниманиена то, чтоб первым делом следователи в присутствиипонятых обыскали туалеты. Потому что через час по-сле начала обыска кто-то из следователей может зай-ти в туалет по малой нужде, запереться и спрятать заунитазным бачком что-нибудь запрещенное, чтоб са-мому же потом это запрещенное и найти в присутст-вии понятых.

Они ждали обыска. Они не выходили из дома. Разветолько в ближний магазин. Отправляясь за покупками,Марина Филипповна видела, что неподалеку от домастоит днем и ночью автобус с затемненными стеклами,а вдоль забора прогуливаются немолодые, но влюблен-ные пары. Стоило Марине Филипповне поравнятьсяс влюбленными, те немедленно принимались целовать-ся, чтоб не показывать своих лиц.

Делая покупки, Марина Филипповна боялась, чтовот сейчас, пока она в магазине, как раз и начнетсяобыск, дом оцепят, ее не пустят внутрь, и внутри нехватит людей, чтоб следить за ловкостью рук проку-рорских работников. На всякий случай пожилая жен-щина присмотрела дыру в заборе и договорилась с не-весткой, чтоб всегда держать одно окно на первом эта-же незапертым. Она всерьез готова была, если обыскначнут в ее отсутствие, перелезть через забор и черезокно забраться в дом.

В понедельник утром за пару часов до назначенно-го времени допроса Антон Дрель позвонил в прокура-туру, сказал, что хотел бы, когда приедет на допрос,узнать, в каком именно изоляторе содержится егоподзащитный, и получить разрешение на посещениесвоего подзащитного.


— Приезжайте, конечно,— сказал прокурорский работник в телефоне.— Приезжайте, получайте разрешение,а на допрос приходить вовсе не надо.— Как не надо? Я же повестку подписывал! Как же я те-перь не приду? Я приду. Показаний давать, разумеется,не буду, но на допрос приду.— Не надо приходить на допрос. Допрос отменен.Сейчас, по прошествии почти двух лет, адвокат Антон Дрель говорит:— Наверное, они подумали, что это будет too much допрашивать и дискредитировать таким образом един-cтвенного адвоката. Я ведь был тогда единственныйадвокат.

В понедельник же, до того еще, как Антон Дрель ус-пел приехать в прокуратуру, узнать, где содержится егоподзащитный и получить разрешение посещать его, за-звонил телефон. Голос в телефоне с заметным кавказ-ским акцентом сказал:—Антон? Михаил сидит рядом со мной на нарах. Передайте семье, что у него все хорошо.

Вообще-то из тюрьмы нельзя позвонить по телефо-ну. Звонок из тюрьмы означал, что Ходорковского по-началу посадили в общую камеру, в огромную камеру,где сидит шестьдесят или сто человек, где временамицарит воровской закон, а временами нет никакого зако-на. Там из окна в окно тянутся через тюремный дворнитки, и по этим ниткам заключенные пересылают другдругу письма, «малявы», а тюремная администрация несмеет или ленится нитки срывать. В общей камере, на«общаке», можно достать все: телефоны, продукты,наркотики, деньги, женщин. И тюремная администра-ция даже потакает всем этим нарушениям режима, ина-че как бы попадали в тюрьму телефоны, деньги, нарко-тики и женщины. Одновременно общие камеры явля-ются рассадником туберкулеза, и в них нечем дышать.Всякого нового человека общая камера принимаетвраждебно, потому что в ней и без него тесно. Но, види-мо, к Ходорковскому уголовники прониклись в первый


же день воровским своим уважением, раз на второйдень кто-то из них стал ради него звонить по запрещен-ному в камере мобильному телефону, который охранаможет так же отнять, как накануне принесла.—Михаил сидит рядом со мной на нарах. Передайте семье, что все у него хорошо.

Во вторник, 28 сентября 2003 года, когда адвокатАнтон Дрель впервые посетил своего подзащитного,Ходорковского уже перевели из общей камеры в изо-лятор №4 тюрьмы «Матросская Тишина». Там каме-ры небольшие, по четыре-пять человек, и один из со-седей по камере наверняка работает «наседкой», пы-тается разговаривать по душам и пересказывает раз-говоры тюремному начальству за то, чтоб грозящийему, например, пожизненный срок заменили «двад-цаткой».

Адвокат Антон Дрель пришел в «Матросскую Тиши-ну», предъявил документы, двери раскрылись для ад-воката в «накопитель», специальную комнату, где до-сматривают, прежде чем пустить в тюрьму, и где дверина время досмотра заперты с обеих сторон. Из накопи-теля адвокат прошел в изолятор, там был еще один на-копитель при входе, и оттуда адвоката провели в специ-альную снабженную «тревожной кнопкой» комнатудля встречи с подзащитными.

Ходорковский был уже там. Его привели заранее,руки за спину, обыск при входе. Адвокат спросил:—Как вас приняли в общей камере?Ходорковский ответил:

—Плохих людей я в тюрьме не встречал. Нормальноприняли.

С тех пор адвокат Антон Дрель почти каждый деньходил в тюрьму «Матросская Тишина» встречатьсяс подзащитным. Я просил адвоката Антона Дреля уз-нать, читал ли Михаил Ходорковский книгу Александ-ра Солженицына «Архипелаг ГУЛаг». Солженицын пи-шет, что когда тебя арестовывают, надо кричать, сопро-тивляться и изо всех сил цепляться за каждую процес-


суальную ошибку арестовывающих, потому что, еслипопал в тюрьму, то это все, конец, назад хода нет.—Вы читали,— спросил адвокат Антон Дрель,— «Архипелаг ГУЛаг»?— Читал. Давно. В институте,— ответилХодорковский.И я не знаю, правду ли он ответил. И если ответил

правду, то почему столько раз в день своего ареста пре-небрег советом кричать, сопротивляться и цеплятьсяза всякую процессуальную ошибку арестовывающих.Или он намеренно шел в тюрьму?

ГЛАВА 2

вКОЛЬЦЕВРАГОВ


В институте Михаил Ходорковский был секретаремфакультетского комсомола, не думаю, чтобы у нихв списке обязательной для чтения литературы значил-ся «Архипелаг ГУЛАГ». И вообще не думаю, чтобтам у них в комитете комсомола Менделеевскогохимико-технологического института принято былочитать какие-нибудь книги, рассказывающие освободе, доблести и принципиальной трагичностичеловеческой жизни. Я не знаю, честно говоря, откудалюди берут моральные принципы и гражданскиеубеждения, если не читают книг. Наверное, берутоткуда-то. Из фильмов, из комсомольских собраний,из бесед с родителями, из общения с ребятами водворе?

Но они не читали Библию, потому что Библия —опиум для народа и темно написана. А стало быть, ду-мали и продолжают думать, будто пути Господни ло-гичны, как бизнес-план или схема оптимизации нало-гов, и всякий раз неисповедимость Господних путей за-стает их врасплох. Они не читали Толстого и Шекспи-ра, потому что это авторы скучных и толстых книг изшкольной программы. А раз не читали, то, стало быть,не готовы были к тому, как исподволь в стране начина-ется война, какой безудержной бывают алчностьи жажда власти, каким отвратительным бывает преда-тельство. Они не читали Донна, и не знали, по ком зво-нит колокол. Не читали Диккенса, и не знали жалости.Не читали Пастернака, Набокова, Фолкнера, Камю,Кафку, Бродского. Не читали древних. Даже Плутарха.Говорят, что когда Ходорковского арестовали, журна-листка Юлия Латынина передала ему Плутарха в след-ственный изолятор, чтоб не думал, будто он первый че-ловек на Земле, подвергающийся гонениям, и почитал,как вообще принято вести себя человеку, когда судьбанаезжает на грудь паровым катком. Надо ему былосесть в тюрьму, чтобы всерьез заинтересоваться суще-ствованием судьбы и предназначением доблести.

Впрочем, он не был необразованным или глупымтам в институте. Тогдашние его товарищи, как прави-

ГЛАВА 2/В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ 3 2 / 3 3

ло, не забытые Ходорковским и в меру способностейустроенные им на разные должности в МЕНАТЕП илив ЮКОС, вспоминают, что Миша всегда был умными серьезным.— Он никогда не участвовал в наших увеселениях,— говорит институтский товарищ Ходорковского, закончивший свою карьеру в должности главного юкосовского налоговика, очень талантливого налоговика.—Мы там, в комитете комсомола, жили, в буквальномсмысле слова, одной семьей, а Миша никогда не участвовал. Всегда читал книжку, даже в перерывах междулекциями. И всегда добивался какой-нибудь цели.— Это была художественная книжка? — спрашиваю.— Нет, научная.— Это была какая цель?— Практическая.

Мы сидим в маленьком лондонском ресторанчике.Мы гуляем из бара в бар между Пикадилли и Окс-форд-стрит, вокруг нас разноцветная лондонская тол-па, тепло, а следом за нами, как соглядатаи, переме-щаются от бара к бару перуанские музыканты, состав-ляющие шумный духовой оркестрик. Лето 2005 года.Ходорковский в тюрьме, осужден на девять лет. А этотчеловек, бывший институтский товарищ Ходорков-ского и бывший его налоговый консультант, получилздесь, в Лондоне политическое убежище, не можетвернуться в Россию, где ждет его десять лет тюрьмы,мучится ностальгией, смотрит побитой собакой и го-ворит, что нельзя же было нефтяной компании не оп-тимизировать налоги, нельзя же было не использо-вать «дыр» в неуклюжем российском законодательст-ве. Потому что «дыры» эти использовали же конку-ренты, все конкуренты, даже государственные сырье-вые компании. Потому что во всем мире используютже «дыры» в законодательстве, и называют это «нало-говым планированием»! Потому что в том-то и заклю-чается искусство налогового консультанта, чтоб запла-тить меньше налогов законно.


— Мы отвлеклись,— говорю.— Расскажи мне лучше,вы действительно верили всему этому идеологическому комсомольскому бреду?— Не знаю, как Миша, я верил. Я был убежденнымкомсомольцем, ходил в рейды по общежитиям, по концертам, к синагоге ходил.

Я пишу Ходорковскому письмо в тюрьму. Это оченьстранное ощущение — писать письмо в тюрьму. Еслипишешь в тюрьму, никогда ведь не знаешь, кто именнопрочтет твое письмо, и кто именно тебе ответит. А чтоесли я пишу Ходорковскому, но письма мои читает сле-дователь, и отвечает мне какой-нибудь кремлевскийпиарщик? Проверить нельзя.

«Уважаемый Михаил Борисович, ...в комсомол явступил четырнадцати лет, потому что вступали все, ипотому что без комсомольского билета нельзя былостать студентом института иностранных языков, как ямечтал. Помню унизительную процедуру приема.Развалившись на стуле под портретом Ленина,школьный комсорг спрашивал, выучил ли я устав,помню ли, что такое принцип демократического цент-рализма, и могу ли назвать признаки бог знает какойеще ерунды. Я, разумеется, устав не выучил и призна-ков не помнил, потому что не могу выучить и помнитьчто-либо, в чем не вижу смысла. К слову сказать, ком-сорг наш теперь стал видным деятелем Русской право-славной церкви, и так же, вероятно, экзаменует нео-фитов, только не по вопросу демократического цент-рализма, а по вопросу filioque, к примеру».

Я нарочно пишу письмо так, чтоб провоцировать.Я хочу узнать, почему ему тогда не было противно,и когда ему захотелось вдруг жить «в нормальнойстране». Я пишу:

«Помню, как нас гоняли встречать Ким Ир Сена. Кор-теж лидера дружественного корейского народа, како-


вой народ плошку риса в день почитал за счастье, дви-гался по улице Горького (теперешняя Тверская), а насвыстроили вдоль тротуара, вручили корейские и со-ветские флажки, а за нашими спинами стояли мрач-ные люди из КГБ в серых костюмах, тыкали нас кос-тяшками пальцев в позвоночник, велели улыбатьсяи махать флажком».

Воспоминания злят меня. Я вспоминаю, как дружилс подпольными музыкантами, которые противопостав-ляли себя официальной эстраде и которые, к слову ска-зать, сами стали теперь официальной эстрадой, быва-ют приглашены в Кремль, концертируют для прокрем-левского молодежного движения «Наши» (тот же ком-сомол). Но тогда их песни типа «Козлы» и «Выйди из-под контроля» почитались политической провокацией.Концерты происходили на частных квартирах. Посре-ди таких квартирных концертов (нарочно ли, не знаю,но обычно во время исполнения песни «Козлы»)в квартиру врывался наряд милиции, задерживал всехприсутствующих, а потом направлял свои протоколы вкомсомольскую организацию, где состоял тот или инойлюбитель музыки. Меломана выгоняли из комсомола,и это в большинстве случаев равнялось отчислению изинститута. Наводили милиционеров на подпольныеконцерты тоже, как правило, комсомольцы, почитав-шие стукачество своим долгом. Я пишу Ходорковскому:

«Уже к восемнадцати годам я комсомол ненавидел,причем не за коммунистическую идеологию, а за бес-совестное вмешательство в частную жизнь людей.Комсомольцы-дружинники, если помните, врывалисьв комнаты студенческих общежитий, и студенты моглибыть подвергнуты репрессиям вплоть до отчисленияиз института за то только, что, например, любили другдруга. О, господи, мы были молодые люди! Мы люби-ли праздники: выпивать, танцевать, флиртовать с де-вушками.


Отвратительнее всего было то, что комсомольцы чув-ствовали свое неписанное право распоряжаться на-шими судьбами, судьбами своих товарищей в обходзакона, никак официально не связывавшего обучениев институте с членством в комсомоле, а членствов комсомоле — с неучастием в студенческих вечерин-ках. Точно так же, Михаил Борисович, как в отноше-нии Вас прокуратура чувствует сейчас свое право несоблюдать процессуальные нормы, а телекомментато-ры чувствуют свое право не соблюдать нормы журна-листской этики. Вы задумывались об этом, когда былиглавой факультетского комсомола? Или Вы восприни-мали это свое право сильного как естественное пра-во? Или Вам удавалось каким-то чудом никогда своеправо сильного не использовать? Еще, я помню,комсомольцы совершали рейды к синагоге. У синагогив Москве собирались молодые люди, в основном,разумеется, евреи, но не только. Поводом для того,чтоб пойти к синагоге, могло быть желание молодогочеловека отыскать себе учителя иврита, каковойучитель вполне мог оказаться кагэбэшным стукачом,отчего поиск учителя становился увлекательной ирискованной игрой. Заодно у синагоги можно быловстретить знакомых, разузнать, кто собираетсяэмигрировать, кто подал документы и кто получилотказ. В конце концов, можно было просто познако-миться с симпатичной девушкой или юношей. В деньРадости Торы молодые люди у синагоги танцевали,обнявшись, прямо на улице, поскольку в деньРадости Торы положено танцевать от радости. А ком-сомольские организации, по указанию КГБ, не иначе,посылали к синагоге своих активистов патрулировать.Комсомольцы фотографировали танцевавших передсинагогой молодых людей, передавали фотографиив КГБ или институтскому комсомольскому начальству,то есть Вам, Михаил Борисович. Точно так же комсо-мольские патрули посылали и к православным церк-вям на Пасху. Отправление религиозного обряда (тан-


цы в день Радости Торы, участие в крестном ходе)приравнивалось к антисоветской деятельности с тоюже безапелляционностью, с какой теперешняя властьпосчитала попыткой государственного переворотаВашу общественную деятельность в „ОткрытойРоссии" и финансирование оппозиционных партий.Так как же Вы в институтские годы относились к тому,что система, частью которой Вы являлись, подавляласвободу вероисповедания? Не знали об этом? Незадумывались? Объясняли для себя как-то? Как?»

Я жду ответа от Ходорковского из тюрьмы. Этоочень странное ощущение — ждать ответа из тюрьмы,потому что не знаешь ведь, когда тебе ответят и ктоименно. А что, если письмо мое не дошло до Ходорков-ского, а читает его следователь? (Ну пусть почитает,в конце концов.) А что если ответ, который я получу,напишет не Ходорковский, а какой-нибудь пиарщик изКремля, или из ЮКОСа — все равно? Проверить нель-зя. Михаил Ходорковский, который сидит в тюрьме ипишет время от времени открытые письма социал-де-мократического содержания, разительно отличается отМихаила Ходорковского, возглавлявшего два года на-зад компанию ЮКОС. И непонятно почему. То ли тепе-решний образ Ходорковского-узника формируют побольшей части журналисты и адвокаты. То ли тогдаш-ний образ Ходорковского-олигарха формировала побольшей части пресс-служба ЮКОСа. То ли и то, и дру-гое. То ли ни то, ни другое, а просто потеря могущест-ва, арест, суд и тюрьма переменили Ходорковского донеузнаваемости.— Я не узнаю его в этих его письмах из тюрьмы,— говорит жена Ходорковского Инна. — Он очень переменился, судя по письмам, и я не могу понять, как.— Разве вы не видитесь с мужем? Вы же ходите на свидания.— Нет, это через стекло, по телефону. В присутствииконвоя. Подслушивают, следят. Я так про Мишу ничего


не понимаю. Я жду, чтоб его отправили в зону, поехатьк нему и получить свидание лично.—Вы верите, что его когда-нибудь отпустят из тюрьмы в зону?

Мы сидим в «Book-кафе» на Самотечной улице. Ин-на красивая молодая женщина, с тонкими-тонкимипальцами и огромными-огромными карими глазами,не участвующими в улыбке. Она улыбается. У нее нащеке — тщательно замазанное пудрой или тональнымкремом раздражение, какое бывает у людей на щекахпосле нервного срыва. Всякий раз, когда я пытаюсь вы-разить ей сочувствие, она отвергает сочувствие. Она го-ворит об аресте мужа как об испытании лично для нее,об испытании, которое нужно пройти, и станешь силь-нее, и как только пройдешь — мужа отпустят. Она гово-рит, что один из ее младших сыновей-близнецов(Илья) — мамин, то есть может обходиться без отцаи не может обходиться без матери, а другой (Глеб) —папин, то есть может обходиться без матери и не можетобходиться без отца. Она рассказывает, что только од-нажды брала близнецов на свидание к отцу в тюрьму,что малыши не поняли толком, почему отец за стеклян-ной перегородкой и говорить с ним можно лишь по те-лефону. Но через несколько дней поздно вечером Ильяпришел и сказал: «Мама, там Глеб плачет». ПятилетнийГлеб в спальне плакал, как плачут взрослые мужчины,уткнувшись в подушку, без единого звука, только со-дрогались плечи. Часа через полтора мальчика удалосьуспокоить, и он сказал:— Папа придет?— Придет,— ответила Инна.— Но ведь когда он придет, мы будем большие, как Настя,— мальчик имел в виду свою старшую пятнадцатилетнюю сестру Настю.— Нет,— ответила Инна,— папа придет раньше. Он придет через год.

Мы сидим в «Book-кафе», Инна рассказывает, намприносят кофе, я делаю удивленное лицо и спрашиваю:


— Почему вы думаете, что через год?— Ну потому что хватит уже. Мы уже все поняли.Мы изменились. Я только не понимаю, так ли Мишаизменился, как в письмах. Но явно мы изменились оба,пора перестать нас мучить.— Вы имеете в виду власть, прокуратуру, суд? Вы ждетеот них жалости?— Нет,— Инна машет как-то легким движением тонких пальцев вверх к потолку, видимо, пытаясь изобразить этим жестом Провидение.— Нет, Путин его не отпустит.

И в тот же день я получаю от Ходорковского письмоиз тюрьмы. Орфографию и пунктуацию сохраняю:

«...Постараюсь максимально честно, хотя конечнопрошедшее время накладывает отпечаток. Я был аб-солютно убежденным комсомольцем, верил в комму-низм, верил, что вокруг враги, которых мы сдержива-ем силой оружия.Поэтому пошел на „закрытую специальность" и хотел(мечта) работать на оборонном заводе. К слову, пора-ботал, правда, недолго и очень понравилось. Абсолют-но был равнодушен к истории, философии и вообщегуманитарным наукам, кроме экономики (Экономикахимической промышленности — был у нас такой пред-мет, очень мне легко давался). В комсомоле отвечалза оргработу (взносы, собрания, массовыемероприятия) — очень любил. А с парткомом всегдаспорил и с ректором, Ягодиным (слава Богу, это былЯгодин). Он меня называл — „мой самый непокорныйсекретарь". Отстаивал то, что считал разумным постуденческим делам (общежитие, кафе,материальную помощь, стройотряды...). Разбиралперсональные дела, правда „крови" верующих или„инакомыслящих" на моих руках нет — спецфакуль-тет, таких у нас не было. Но за пьянку в институте, уте-рю секретных тетрадей, за драку в общаге гнал изкомсомола, а в нашем случае значит и из института.


Был молод и уверен в своей правоте, ни о чем другомне думал.Мы в кольце врагов, на передовом рубеже, слабостине должно быть места. Ну дурак был, дурак — как мо-гу еще оправдаться?Когда мама мне сказала, что ей „стыдно за сына" (ког-да я пошел на комсомольскую работу) — запомнил,но не понял.Прошу поверить, именно не понял, что она имела ввиду, а спросить постеснялся, а мама — решила необъяснять.Сломалось мое мировоззрение после поездок за гра-ницу в 1990-1991 годах. Для меня был шок, когда яувидел там не врагов, а нормальных, хороших людей.На всю жизнь запомнил случай во Франции. Мы сиде-ли в баре (пивном), пили пиво с одним французскимаристократом. Вдруг он очень по-дружески начал раз-говаривать с официантом, который нам подавал пивои протирал столик. Потом я спросил — откуда он егознает. Он показал на единственный „Ролле" на стоян-ке — это была машина официанта, который был вла-дельцем сети таких пивных, но считал важным для се-бя работать с клиентами официантом несколько разв неделю, чтобы „понимать бизнес". Мелочь, но дляменя был шок. К слову, я взял с него пример и вездестарался время от времени работать на „рабочих"местах. Чтобы „понимать бизнес". В общем, невраги, а вполне „свои ребята". А если нет кольцаврагов, то зачем все? Почему нельзя житьнормально, почему надо жечь людей, их жизни, ихсудьбы?»

Когда я показываю это письмо Инне, она не улыба-ется. Она с легкой даже обидой вспоминает, как жилав Медведкове, училась на вечернем, хотела найти рабо-ту прямо в институте, пошла устраиваться лаборанткойна одну из институтских кафедр, а там велели принестииз комитета комсомола «комсомольскую путевку»,

ГЛАВА 2/ В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ 4 0 / 4 1

без которой, дескать, взять на работу никого нельзя.А в комитете комсомола подумали, что такая красиваядевушка им и самим нужна, предложили Инне зани-маться комсомольской отчетностью, и когда пришловремя первого отчета, зампоорг (абракадабренное сло-вечко, означающее «заместитель по организационнойработе») Миша Ходорковский предложил девушкес отчетом помочь. С этой ночи, проведенной вдвоем застолом, заваленным ведомостями об уплате членскихвзносов, началась у них любовь. Но Инна вспоминаеткомсомол без энтузиазма, как без энтузиазма вспоми-нает и первое время совместной жизни в маленькойгостинице на окраине, и потом съемные совминовскиедачи. Я спрашиваю:— Когда счастье-то было? Ну, вот знаете, такие всполохи счастья бывают?— Знаю. Позавчера. Когда дети подошли ко мне на улице и прижались все.

Мать Ходорковского Марина Филипповна наоборотулыбается, когда я показываю ей письмо: «...мама мнесказала, что ей „стыдно за сына" — запомнил, но не по-нял». Она улыбается, что запомнил, и говорит:— Я действительно не хотела, чтоб Миша работалв комсомоле, я хотела, чтоб он был ученым. Я и когдаон в партию собрался вступать, тоже была против.По комсомольской и партийной линии шли ведь у насв основном лентяи и дураки, которые не хотели илине могли трудиться. А Миша хорошо учился, институтзакончил с красным дипломом.

Мы разговариваем с Мариной Филипповной в ли-цее-интернате «Коралово», в маленьком особо стоя-щем домике, где располагается контора лицея. Лицеемзаведует отец Михаила Ходорковского Борис Моисее-вич, в конторском домике у него кабинет, а за кабине-том — крохотная комната с диваном и телевизором,чтоб можно было пожилому человеку отдохнуть посре-ди дня, не слишком отрываясь от дел. Вот на этом-то,


собственно, диване мы с Мариной Филипповной и си-дим, а Борис Моисеевич ходит вокруг по кабинетуи кличет маленькую всего на свете боящуюся собачон-ку. Собачка, кажется, испугалась меня, забилась под те-левизор, и Борис Моисеевич не может ее найти.— Боря, да она где-то здесь, не беспокойся,— говоритМарина Филипповна.— А вдруг за дверь выбежала? — беспокоится БорисМоисеевич.— Что же вы,— спрашиваю,— не объяснили сыну, почему вам за него было стыдно, когда он пошел на комсомольскую работу?— Я подумала,— отвечает Марина Филипповна, найдяи извлекая из-под телевизора собачку,— что пусть лучше Миша повзрослеет и сам поймет. Боря, она здесь!

Это был такой у наших родителей способ оберегатьдетей, я помню. Наши родители иногда понимали, в ка-кой стране живут, но берегли детей от понимания стра-ны. Они боялись, что со всею горячностью молодости,узнав, что академик Сахаров, например, не враг, а уз-ник, дети бросятся защищать академика Сахарова. Бо-ялись, что, узнав о существовании целой горы запре-щенной литературы, мы захотим прочесть эту литера-туру. Боялись, что, узнав о несправедливости войны,мы захотим остановить войну. Боялись, что любой изэтих благородных порывов приведет нас к нищете, из-гнанию, тюрьме или смерти. Боятся и до сих пор, пото-му что ничего не изменилось. В конце концов, мы какбыли в кольце врагов, так, если верить телевизору,в кольце врагов и остались. Ходорковский, кажется,просто не заметил, как из защитников осажденной кре-пости был переквалифицирован во враги. Ну так мно-гие в нашей стране не замечали, как из героев станови-лись вдруг врагами: предприниматели времен нэпа,верные ленинцы, академик Сахаров — я по-разномуотношусь к этим людям, но все они даже и не успели за-метить, как из защитников стали врагами. Вчера тебянаграждали, сегодня арестовывают. Такая страна.


— Миша был очень убежденный,— говорит МаринаФилипповна.— Он прямо горел этими своими идеями.Он говорил: «Мама, если не мы, то кто же?» Он гово-рил, что вот можно поехать в стройотряд, сделать что-то полезное и заработать денег. Он зимой на каникулахездил туда, куда его комсомольцы должны были по-ехать в стройотряд летом, договаривался о фронте ра-бот, о стройматериалах, о том, где ребята будут жить,что будут есть.

Я пишу Ходорковскому письмо в тюрьму. Из письмавидно, какой я умный и хороший:

«Михаил Борисович,в стройотряде я был два дня. Этого времени хватиломне, чтоб понять, что мы строим коровник из ворован-ных материалов, и цель строительства — не коровник,а воровство. На второй день вечером мы курили с то-варищем на завалинке, и я спросил, как же это так по-лучается, что фундамент мы выстроили некачественнода и не доделали вовсе, а колхозный инженер, иликем там был этот человек на „газике", принял у насфундамент как доделанный, закрыл наряд и заплатитпо этому наряду денег? Товарищ объяснил мне, чтонаряды закрывают не оттого, что работа сделана каче-ственно и в срок, а оттого, что бригадир наш выпиваетс местным начальством. А местному начальству вы-годно, чтоб коровник был построен плохо, потому чточрезмерный расход строительных материалов можносписать на неумелость студентов, то есть украсть, и ре-монтировать плохо построенный коровник можно по-том хоть каждый год, заново воруя стройматериалы.Я был очень молодой и не знал, что противопоставитьсоветской коррупционной системе хозяйствования,поэтому просто сбежал. Вы же возглавляли строи-тельные отряды, если не ошибаюсь, четыре года. Ненаходите ли Вы, что сегодняшняя коррупция — то жевечное строительство одного и того же коровникатолько в особо крупных размерах? Вы перестали быть


частью коррупционной системы? Когда? В связис чем? Зачем? Вы действительно думали, что корруп-ционная система позволит Вам выйти из нее, да ещеи бороться с нею?»

И Ходорковский отвечает мне из тюрьмы:

«...Стройотрядами горжусь до сих пор: работал „бой-цом" под Москвой, бригадиром в Молдавии, масте-ром, командиром на БАМе.Работал по-настоящему, без дураков, на самой гряз-ной работе, очень были нужны деньги. Лето давало„приварок" на весь год к стипендии и работе, на кото-рой работал весь год (дворником). Особенно, когдапоявилась семья.Даже на „картошке", где я был командиром,— заста-вил председателя моему отряду заплатить. Беспреце-дентный случай! За работу!..»

Тут надо пояснить, во-первых, что собирать гнию-щую картошку в колхоз студентов в Советском Союзепосылали вместо учебы и не платили за это, так чтослучай беспрецедентный действительно. Во-вторых,надо пояснить, что Ходорковский рано женился, Ин-на — его вторая жена, у него есть сын от первого брака,и про первую его жену Марина Филипповна говорит:— Она очень хорошая женщина, мы до сих пор обща-емся, я очень переживала, когда они расстались, пото-му что у них был ребенок. Но как-то сразу мне былопонятно, что они не будут жить вместе,— Марина Фи-липповна улыбается, вернувшись, видимо, к предыду-щей мысли о стройотрядах, и говорит: — Вы знаете ис-торию про пруд?

В начале восьмидесятых годов, зимой, в каникулыМихаил Ходорковский, будучи уже бригадиром, кажет-ся, строительного отряда, поехал в колхоз, где летомпредполагалось трудиться его отряду. В колхозе надобыло выкопать пруд для разведения зеркальной рыбы


карп. Работа была тяжелая, большая и малооплачивае-мая, потому что кто же станет хорошо оплачивать зем-ляные работы. Показывая молодому бригадиру Ходор-ковскому свое коллективное хозяйство, председательзавел юношу, между прочим, на склады, и склады кол-хозные были завалены селитрой — ее использоваликак удобрение, кажется, или инсектицид.— О! — сказал Ходорковский,— селитра. А давайте мывам пруд копать не будем? Давайте мы вам его взорвем?— Что значит, взорвем? — председатель, вероятно,живо представил себе пруд, взрываемый молодымибалбесами из Менделеевского института, вздымающиеся к небу столбы воды и летящую по небу зеркальную рыбу карп.— Ну, несколькими направленными взрывами сделаембольшую яму. Пара дней уйдет на подготовку взрывов,пара дней на то, чтобы потом все выровнять. За пятьдней будет у вас пруд, а мы потом вам что-нибудь ещепостроим.— Чем взорвем? — председатель смотрел на молодогобригадира, и не нравилось, вероятно, председателю,как горел у молодого бригадира глаз совершенно неуместным комсомольским задором.— Да вон же сколько селитры.

Тут бригадир Ходорковский принялся объяснятьпредседателю, что его строительный отряд — это непросто студенты, а студенты-химики, что сам он, Ми-хаил Ходорковский, дипломник и отличник, на воен-ной кафедре специализируется по взрывному делу,что из селитры и нескольких еще простых веществ,каковые наверняка найдутся в колхозе, очень дажелегко можно сделать взрывчатку, выкопать шурфы,заложить, и ка-а-ак...—Не надо,— резюмировал председатель, потому чтобыл мудрый человек и с большим жизненным опытом.— Копайте лучше лопатой. Как люди.

Все следующее лето бригадир Михаил Ходорков-ский вместе с бойцами своего строительного отряда ко-


пал лопатой пруд, который можно было устроить запять дней, и, вероятно, тогда ему пришло в голову, чтохорошо бы создать кооператив, который торговал бытехническими идеями.

К концу восьмидесятых годов упали мировые ценына нефть. Конспирологи говорят, будто упали они несами по себе, а потому, что администрация Соединен-ных Штатов Америки, желая вынудить Советский Со-юз прекратить дорогостоящую войну в Афганистане,договорилась с ОПЕК, организацией стран—экспорте-ров нефти. Страны ОПЕК увеличили квоты, «залили»нефтью мировой рынок, цены упали, и СоветскийСоюз, чья экономика строилась, как и теперь в России,в основном на экспорте нефти, обнищал.

Если это так, то тогдашнему американскому прези-денту Рональду Рейгану, открыто объявившему Совет-ский Союз империей зла, повезло — хотел выгнать Со-веты из Афганистана, а получилось, что разрушил со-ветскую экономику, советский военно-промышленныйкомплекс и в конце концов — весь Советский Союз.

Плановая государственная экономика, замешан-ная на нефти, оказалась решительно беспомощной.Не только не хватало денег на ведение войны и строи-тельство военной техники, но не хватало даже простоеды и одежды. За редкими импортными товарами стоя-ли многочасовые очереди. Про всякий советский товарходил анекдот, дескать, что это за вещь, которая в зад-ницу не вставляется и не жужжит? Ответ — советскоеустройство для жужжания в заднице. В Москву, котораяснабжалась едой, по советским меркам, более или менееприлично, добирались из ближних и дальних пригоро-дов люди за продуктами. Утром на электричке в столи-цу, вечером с полными сумками некачественной колба-сы — домой. Эти электрички так и назывались колбас-ными. Советский Союз проигрывал по всем фронтам.Может быть, тяжелей всего для советского государствабыло то, что не хватало денег на спецслужбы. Люди пе-

ГЛАВА 2/В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ

реставали бояться кагэбэшников, партийцев и комсо-мольцев. Диссидентствующие деятели культуры с не-скрываемой издевкой спрашивали при встрече своихкураторов из ГКБ: «Ну что, брат, туго? У меня новаякнижка (пластинка, альбом) вышла на Западе. Пода-рить?» И кураторы соглашались принять унизительныйподарок, поскольку не было у них в бюджете госбезо-пасности валюты на приобретение запрещенных кни-жек, необходимых же, чтоб знать врага в лицо.

Империя умирала, символически выражая свое уми-рание ежегодными почти смертями своих генеральныхсекретарей: Брежнев, Андропов, Черненко. Последнийгенеральный секретарь ЦК КПСС (он же первый иединственный президент Советского Союза) МихаилГорбачев, не знаю уж, что было у него на самом деле науме, стал понемногу сдаваться. Народ требовал демо-кратии и свободы, а Горбачев в ответ провозгласил не-внятные «Демократизацию», «Перестройку» и «Глас-ность». Подозреваю, что тогдашняя элита думала, будтонарод только вид делает, что хочет свободы и демокра-тии, а на самом деле — хочет просто хлеба, колбасыи джинсов. И боюсь, к сожалению, что это была правда.

Так или иначе, коммунисты разрешили частноепредпринимательство. Мелкое, надо сказать, частноепредпринимательство: шашлычные, лотки, пошивоч-ные мастерские, цеха, производившие отвратительныена вкус чебуреки. Мелкие предприятия эти называлиськакими-нибудь придуманными терминами, потому чтоидеология запрещала коммунисту назвать предприятиепредприятием, ибо так, по мнению ортодоксов, мог на-зываться только большой государственный завод.Фирмой или компанией называть советские предприя-тия, даже мелкие, тоже было нельзя, ибо слова «фир-ма» и «компания» запятнаны были тем, что так назы-вались частные предприятия у враждебных капиталис-тов. Придумывались слова «кооператив» или «ЦентрНТТМ» (Центр научно-технического творчества моло-дежи). Вот, собственно, Центр НТТМ и создал тогда


Михаил Ходорковский, решительно забросив научнуюи комсомольскую работу.

Принято считать, что богатые люди в теперешнейРоссии — сплошь либо бывшие комсомольцы, либобывшие фарцовщики, либо бывшие бандиты. Так оно,похоже, и есть. Похоже, умирающая советская элитарассудила так: раз уж нельзя без частного предприни-мательства и без миллионеров, то пусть уж лучше будутсвои, идеологически подкованные и проверенныепредприниматели и миллионеры.

Я не могу судить, продавал ли Центр НТТМ Ходор-ковского, созданный ради продажи техническихидей, в действительности технические идеи для про-мышленности. Кажется, действительно что-то прода-вал. Но лучшими своими идеями пользовался сам.

Инна Ходорковская говорит:— Глупо обвинять Мишу в воровстве. Он не такой. Во-ровство это для него скучно. Он выдумывает идею, за-пускает ее и забывает о ней, выдумывает новую. У неговсе время шарики в голове вертятся.

Вот лишь несколько идей, рожденных в недрахНТТМ Ходорковского. Первая называется «Завтракв дорогу». Идея эта, кажется, не была воплощена, ноупомянем о ней ради ее несомненного изящества. Есликупить булочку за три копейки, кусок колбасы за трикопейки, плавленый сырок за пять копеек, за две копей-ки помидор и за копейку бумажный пакет, то потратишьчетырнадцать копеек. А если сложить булочку, колбасу,сырок и помидор в бумажный пакет, то продавать это навокзале можно за пятьдесят копеек. Прибыль втрое.

Вторая идея называется «Варенка». Тогда в моду во-шли вареные джинсы. Можно было купить в магазинерабочей одежды отвратительно сшитые из дурного де-нима советские рабочие штаны, прополоскать их в ван-не с камешками и специальным раствором (химики же!химики!) — и продать втрое дороже.

Третья идея называется «Польская водка и армян-ский коньяк». Водка тогда в Советском Союзе была

ГЛАВА 2/В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ

по талонам или втридорога на черном рынке. И нашигерои завозили в Москву польскую водку и армянскийконьяк.

Четвертая идея называется «Компьютеры», и вот ужэта идея принесла Михаилу Ходорковскому такие день-ги, каких и цифр не знал в Советском Союзе никто,кроме математиков. Во-первых, Госплан ошибся, по-считав, что электронные вычислительные машины на-родному хозяйству нужны большие и мощные. На са-мом-то деле выяснилось, что они нужны маленькиеи персональные. Во-вторых, спецслужбы, которыетщились с целью предотвращения самиздата учестькаждую в стране пишущую машинку, посчитали персо-нальный компьютер слишком опасным вольнодумст-вом, поскольку можно на компьютере размножать дис-сидентскую литературу, и в результате компьютеровв стране не было. И ввозить их большими партиями за-прещалось, а разрешалось ввезти только один компью-тер для себя. Ну так надо создать большую сеть лю-дей, ездящих за границу, или нарочно ездить за грани-цу и каждый раз привозить компьютер. Прибыль —3000%. А когда еще немного оттает режим, и разрешатзавозить компьютеры грузовиками, у Ходорковскогоуже западные партнеры образовались, и уже сбыт вну-три Союза налажен, и уже программисты свои, и руси-фикация клавиатуры, и программы на русском языке,и он обыгрывает конкурентов.

Пятая идея называлась «Банк». Ходорковский началстроить частный банк еще до того, как принят был за-кон, разрешающий открывать частные банки. И к томувремени, как закон был принят, банк уже фактическисуществовал. А до закона банков в Советском союзебыло, грубо говоря, два — один для расчетов внутристраны, другой — для расчетов за границей. И ни одиниз этих банков не кредитовал мелких предпринимате-лей, которые расплодились, как грибы после дождя.И даже вполне уважаемым, крупным и государствен-ным предприятиям банки давали деньги постатейно,


согласно государственному планированию. То есть, ес-ли, например, ты совхоз, у тебя огромный урожай, и на-до нанять сезонных рабочих, ты не можешь заплатитьим, сняв деньги с собственного же счета, на которомденьги есть, но предназначены, предположим, для по-купки удобрений. Ты бы заплатил рабочим, продалурожай, купил удобрения и остался в прибыли, но неможешь — плановая экономика не умела предвидеть,что земля ни с того ни с сего вдруг уродит втрое противобычного, и не предусмотрела сезонных рабочих.

Бог знает, какие тогда со всей этой деятельностиплатились налоги. Не было в Советском Союзе налого-вого законодательства для каждой новой идеи. Законыпротиворечили друг другу. Законы менялись. За куп-лю-продажу валюты, например, в Советском Союземожно было получить большой тюремный срок илидаже расстрел. А в перестройку обмен валюты хотьи оставался вне закона, но за него не арестовывали.И только уже когда на каждом углу был пункт обменавалюты, появился закон, разрешающий валюту обме-нивать.

Новый банк решили назвать по первым буквам раз-богатевшего уже НТТМ. НТТМ назывался на комсо-мольский еще манер Центром межотраслевых научно-технических программ. А банк на капиталистическийуже манер назывался МЕНАТЕП.

Мы прогуливаемся с Мариной Филипповной Ходор-ковской по территории лицея-интерната «Коралово».Марина Филипповна показывает мне школу и коттед-жи, выстроенные на 150 детей-сирот из горячих точек.Еще показывает пустырь, где должны были быть выст-роены коттеджи на тысячу сирот. Но сын в тюрьме,компания разрушена, финансирование прекращено. —Я спросила его, когда только он начал заниматьсябизнесом,— вздыхает Марина Филипповна,— тебя непосадят? А он ответил, нет, дескать, времена измени-лись. Но я не верю, что времена изменились. Я с того са-мого времени, как Миша стал заниматься бизнесом,


каждый день встаю утром и первым делом включаю ра-дио. И слушаю целый день, не случилось ли чего с Ми-шей. Когда Ельцин был президентом, кажется, не такстрашно было. А когда Путин пришел, опять сталострашно, потому что люди из КГБ не изменились точно.Мы, люди старшего поколения, знаем: они не меняются.В гостиной лицейского офисного домика на телевизорестоят две фотографии: президент Путин и президентПутин, пожимающий руку Михаилу Ходорковскому.Такая страна: мы все еще в кольце врагов, сегодня тыдруг власти и на тебя вся надежда, завтра ты уже враги сидишь в тюрьме, и даже не успел заметить, когдастал врагом. Я спрашиваю:—Марина Филипповна, если Путин такой страшный,то что ж у вас на телевизоре стоят его фотографии?

Марина Филипповна отвечает:—Для смеха.


«Теперь нам придется проанализировать наши тра-гические ошибки и признать вину»,— пишет МихаилХодорковский в первом своем открытом письме изтюрьмы «Матросская Тишина» весной 2004 года.Письмо называется «Кризис либерализма в России».Написано оно в связи с катастрофическим поражениемлиберальных партий «Яблоко» и «Союз правых сил»на выборах в Думу 2003 года и либерального кандида-та Ирины Хакамады — на президентских выборах2004-го. Фраза «проанализировать трагические ошиб-ки и признать вину» относится к девяностым годам,когда либералы были у власти.

На самом деле, правда, либералы никогда не былив России у власти. Все девяностые годы большинствов парламенте составляли коммунисты. Правительствоже либеральный политик Егор Гайдар возглавлял все-го один год — тот год, когда страна чудом избежалаголода и гражданской войны. Тот год, когда мой отецзатемно еще занимал очередь в магазин, чтоб, просто-яв полсуток, купить двести граммов масла на нашу се-мью из пятерых человек, а я по ночам разгружал фу-ры с детским питанием, поскольку детского питанияв магазинах было так мало, что доставалось оно лишьтем, кто разгружал фуры. Я хорошо помню тот год,и помню, что преодолением голода мы обязаны ЕгоруГайдару.

В остальные же годы (кроме коротких периодовпредседательства Кириенко и Примакова) правитель-ство возглавляемо было Виктором Черномырдиным(нашли либерала!), и населено было либералами лишьнаполовину, а вторую половину составляли не либера-лы вовсе типа Сосковца и Заверюхи, про которых тог-дашний вице-премьер Борис Немцов шутит, что у ли-бералов и фамилий-то таких не бывает.

Надо признать, однако, что либералы действитель-но были сильны в девяностые годы. Анатолий Чубайсбыл то главой президентской администрации, то вице-премьером правительства. Борис Немцов — то вице-

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

ГЛАВА 3/ОТРАВЛЕННЫЕ 5 4 / 5 5

премьером и преемником Ельцина (с 60-процентнымрейтингом), то главой парламентской фракции. Григо-рий Явлинский бессменно возглавлял влиятельнуюпарламентскую фракцию, и однажды чуть было не сталпремьер-министром. Разумеется, либералы ответст-венны за многое, происшедшее в девяностые годы,но не за все, далеко не за все.

Михаил Ходорковский пишет... Если, конечно, этопишет он: как только «Кризис либерализма в России»был опубликован газетой «Ведомости», многие весьмаосведомленные люди стали сомневаться в его авторст-ве. Говорили, будто за две недели до появления «Кри-зиса...» в печати, текст этой статьи висел уже в интер-нете. Говорили, будто текст принадлежит перу полит-технолога Белковского, который сначала затеял трав-лю миллиардера, опубликовав в 2003 году доклад, чтоолигархи, дескать, рвутся к власти, а потом в 2004 годусразу же почти после публикации «Кризиса...» высту-пил в тех же «Ведомостях» со статьей «ОдиночествоХодорковского», отмечая, что образ «раскаявшегосяолигарха» Ходорковского выгоден президенту Путину,и покаяние должно быть принято президентом. Многочего говорили.

Я не очень верю, что статью «Кризис либерализмав России» за Ходорковского написал Белковский. Со-ображения у меня стилистические. В письме, получен-ном мною из «Матросской Тишины», часто употребля-ются бессмысленные лишние тире. Любовь к тиресвойственна людям образованным (считают важнымписать правильно), но не гуманитарным: когда онине знают, какой следует поставить знак препинания,ставят на всякий случай тире. Политтехнолог Белков-ский тоже любит тире, но никогда не ставит лишних.А в письме, полученном мною, и в письме «Кризис ли-берализма...», и в письме «Левый поворот» лишних ти-ре предостаточно. Я видел несколько писем Ходорков-ского, адресованных разным людям. Всюду лишние ти-ре, все эти письма писал один человек, и если не Ходор-


ковский, то, стало быть, какой-нибудь политтехнологведет за Ходорковского всю его обширную переписку.Не слишком ли сложно?

Впрочем, лидер «Яблока» Григорий Явлинский,прочтя «Кризис либерализма в России», в авторстве со-мневаться не стал, но сказал, что нельзя всерьез обсуж-дать письмо, написанное человеком в российскойтюрьме. Несвобода автора сама по себе, если веритьЯвлинскому, исключает свободное выражение мыслей.А могли ведь и оказывать давление. А может же бытьнаписанное в тюрьме письмо и скрытою просьбойо помиловании, или скудным публичным проявлениемтайных переговоров или тайной политической игры,ведущейся Ходорковским или вокруг Ходорковскогобез ведома читателей газеты «Ведомости».

Так или иначе, Ходорковский пишет:

«Русский либерализм потерпел поражение потому, чтопытался игнорировать, во-первых, некоторые важныенационально-исторические особенности развитияРоссии, во-вторых, жизненно важные интересы по-давляющего большинства российского народа.И смертельно боялся говорить правду. Я не хочусказать, что Чубайс, Гайдар и их единомышленникиставили перед собой цель обмануть Россию. Многиеиз либералов первого ельцинского призыва былилюдьми, искренне убежденными в историческойправоте либерализма, в необходимости „либе-ральной революции" в усталой стране, практическине знавшей прелестей свободы. Но к этой самой рево-люции либералы, внезапно получившие власть, подо-шли излишне поверхностно, если не сказать легко-мысленно. Они думали об условиях жизни и труда для10% россиян, готовых к решительным жизненным пе-ременам в условиях отказа от государственного патер-нализма. А забыли — про 90%. (Вот оно лишнее ти-ре.— В. П.)Трагические же провалы своей политикиприкрывали чаще всего обманом.

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

ГЛАВА 3/ОТРЛВЛЕННЫЕ5 6 / 5

7

Они обманули 90% народа, щедро пообещав, что за ва-учер можно будет купить две „Волги". Да, предприим-чивый финансовый игрок, имеющий доступ к закрытойинформации и не лишенный способности эту информа-цию анализировать, мог сделать из приватизационногочека и десять „Волг". Но обещали-то всем».

Конец цитаты. Если бы только это! Если бы тольконесправедливой приватизацией отравлены мы были поитогам девяностых годов. Тогда, в начале девяностых я,честно говоря, думал, что священная борьба за свободусделает нас всех лучше. Но, во-первых, эта борьба небыла борьбой за свободу, а во-вторых, она сделала насчудовищами. Каждый человек, я думаю, совершил в де-вяностые годы нечто такое, что накануне еще казалосьбы ему позором и мерзостью, а теперь вот совершил иживет с этим.

Девяностые годы начинались так. Президент Горба-чев, когда случился в Москве августовский путч 1991 го-да, оказался заперт на своей даче в Форосе (если верить,что его заперли насильно, и он не осведомлен был о за-говоре и не был его пассивным участником). Силовыеминистры, члены Государственного комитета по чрез-вычайному положению (ГКЧП) захватили власть, но несмогли ее удержать, и ничего им за это не было, тольконесколько месяцев тюрьмы. С тех пор в России можносиловикам захватывать власть, и ничего им за это не бы-вает. Только генерал Пуго сохранил в истории с авгус-товским путчем честь — застрелился, если верить, будтоможно сначала застрелиться, а потом аккуратно поло-жить пистолет. Смерть генерала Пуго заставляет думать,что путчисты и впрямь верили, будто своим путчем спа-сают страну, так понимая ее спасение. Мы же в кольцеврагов. И самый искренний из путчистов погиб.

Во время путча в Москву были введены войска. Не-которая часть народа строила баррикады на улицах.По большей же части народ безмолвствовал, и с техпор в российской политике принято принимать в рас-

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Typewriter

puciul de la Moscova din 1991

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


чет не народ, а лишь небольшую его часть. Чтобывойти в Москву, войскам надо было нарушить прися-гу, данную на верность народу. Если бы военные отка-зались войти в Москву, то не подчинились бы прика-зу, то есть все равно нарушили бы присягу, в любомслучае нарушили бы. Через три дня военные перешлина сторону защитников Белого дома, то есть в три днянарушили присягу дважды. Чего с тех пор стоит в Рос-сии военная присяга?

Тогда же, защищая Белый дом, погибли три челове-ка, но защитники Белого дома праздновали победу,а скорбели не очень, надолго положив так, что числожертв среди гражданского населения может быть при-емлемым. Вся история России, репрессии, войны, при-учила нас к тому, что три человека погибших — это ни-чего, терпимо. Если бы сейчас в «Норд-осте» и Бесланепогибли не сотни человек, а три человека, кто бы гово-рил про «Норд-ост» и Беслан? Кто сейчас в России ост-ро чувствует, что нетерпима даже гибель одного чело-века? Разве мы не чудовища?

Сам я в августе 91-го всем сердцем был за свободу,но на всякий случай уехал за город. И как же теперья могу осуждать людей, которые сочувствуют идеалам,но на всякий случай уезжают?

Одержав победу, защитники Белого дома ненадолгопосадили путчистов в тюрьму, но зато закрыли никако-го юридического отношения не имевшую к путчу Ком-мунистическую партию, и не через суд, а властным ре-шением, точно так же, как тринадцать лет спустя, послетеракта в Беслане президент Путин отменит выборыникакого отношения к захвату бесланской школыне имеющих губернаторов.

В том же 1991 году никому не известный человек поимени Шамиль Басаев захватил самолет с пассажира-ми. Угнал в Турцию и такое объявил условие освобож-дения заложников, чтоб ему созвали пресс-конферен-цию. Пресс-конференцию созвали, Басаев поговорило свободолюбивом чеченском народе, отпустил залож-

ГЛАВА 3/ОТРАВЛЕННЫЕ5 8 / 5

9

ников и сдался турецким властям. Турецкие властипередали Басаева российским властям, то есть ФСБ,а те — отпустили его. Во всяком случае, вскоре Басаевкомандовал в Абхазии отрядом и баллотировался напост президента Чечни. Или он сбежал из подвалов Лу-бянки? Или это либералы его отпустили? Или точнотак же спецслужбы отпустили его тогда, как и потоммного раз отпускали в Дагестане и в Чечне из окруже-ния, в первую и во вторую чеченскую войну?

Потом был еще Пригородный район в Осетии, рез-ня, спровоцированная якобы национальной рознью.Средства массовой информации сообщали, что ингу-ши, дескать, напали на осетин, и убивали женщин и вы-жигали им половые органы. И зачем выжигать поло-вые органы понятно: ингуши мусульмане, осетиныхристиане, мусульманки от христианок половыми ор-ганами отличаются разительно — мусульманки их бре-ют. И если половые органы выжжены, то нельзя узнатьдосужему телезрителю, кто на самом деле начал резню,мертвую осетинку он видит или мертвую ингушку, нуж-но расследование, а расследования никто не дождался,все только привыкли к крови.

А в 1993 году по приказу президента Ельцина расст-релян был парламент, тогда же, когда решено было при-ватизировать госсобственность за ваучеры. И чем жепрезидент Ельцин лучше президента Путина, которыйпарламент всего лишь отстроил так, как ему удобно?

Про мятеж 93-го активный его участник, молодойкоммунист, говорил мне, что они, люди, штурмовавшиетогда мэрию и телецентр Останкино, боролись за спра-ведливость и свободу. Мы познакомились в 2004 годув Киеве. Он работал в штабе кандидата в президентыЯнуковича, и при мне диктовал информационнымагентствам для публикации заведомо ложные результа-ты голосования. Видимо, и его, молодого коммуниста,девяностые годы в России не научили добру.

А в 1994 году, кроме приватизации, началась ещеи чеченская война. Война, которая сделает молодого


журналиста Мовлади Удугова, молодого поэта Зелим-хана Яндарбиева и молодого артиста Ахмеда Закаева —повстанцами, с их точки зрения, и террористами, с точ-ки зрения федеральной власти. Началась война! Людивышли на улицы протестовать против войны, но вско-ре отвлеклись: рекламный экскаваторщик Леня Голуб-ков по телевизору учил обывателя, как надо вклады-вать приватизационные ваучеры и чертил в телеэкранеманиловские графики своего финансового преуспея-ния. Люди носились с ваучерами, как с писаными тор-бами, и думали, куда бы их лучше вложить: в МММ илив «Хопер-инвест». А когда ваучеры сгорели, куда бы ихни вкладывать, хоть в МММ, хоть в «Хопер-инвест»,тот самый народ, который вчера еще ходил на много-тысячные антивоенные демонстрации, стал беспоко-иться о сгоревших ваучерах больше, чем о сгоревшихдо состояния угольных чурбачков танкистах в Гроз-ном. Вот какими мы стали чудовищами.

А были же еще бандитские разборки, стрельба на ули-цах, до сих пор остающаяся обыденным делом на Кавка-зе. Стреляют не либералы, стреляют военные. А был жееще героин, продаваемый открыто при небескорыстномпопустительстве милиции. Где это в милиции вы виделилибералов? В начале девяностых годов я зарабатывалраспродажей ошметков незавершенного своего образо-вания — преподавал итальянский язык. Лучшими моимиученицами были валютные проститутки: кроме оплатыуроков (с которой я не отчислял, разумеется, никаких на-логов) девушки на каждый урок приносили для моего ре-бенка еще и бесценное лакомство — йогурт.

Моя мама, врач и доктор наук в приватизацию вери-ла, говорила:— Не все же обманщики. Надо просто подумать, и вложить ваучеры в какое-нибудь серьезное производство.Почему нельзя вложить в газ или в нефть, или в землю?— Потому что, мамочка,— отвечал я, догадавшись уже,что на всякий случай надо не верить никому и тогдане будешь обманут,— потому что коммунистическая

ГЛАВА 3/ОТРАВЛЕННЫЕ 6 O / 6 l

наша Дума запретила приватизировать газ, нефть, илиземлю. Выставили на приватизацию никому не нужныеостановившиеся заводы, и вот думай теперь, которыйиз них оживет. Я отказываюсь думать об этом.

Мама моя, будучи человеком образованным и ин-теллектуальным, рассудила так, что в МММ и «Хопер-инвест» вкладывать не надо, потому что их слишкоммного рекламируют, и они поэтому явно обман. И вло-жила наши ваучеры в компанию «Гермес-финанс», ко-торую рекламировали меньше, что не мешало и ей то-же быть обманом — финансовой пирамидой и тожевскорости лопнуть.

Как там пишет Ходорковский? «...Обманули 90% на-рода, щедро пообещав, что за ваучер можно будет ку-пить две „Волги". Предприимчивый финансовый игрок,имеющий доступ к закрытой информации и не лишенныйспособности эту информацию анализировать, мог сде-лать из приватизационного чека и десять „Волг"».

Моя мама не была предприимчивым финансовымигроком, не имела доступа к закрытой информации, ееобманули, исходя не из либерального вовсе, а из шу-лерского представления, что не стыдно обыгрывать че-ловека, плохо знающего правила игры.

Но если бы только это! Наша семья — династия врачей.И обиднее для меня, чем потерять две «Волги», будто быпричитавшиеся мне за ваучер, думать, что мама мояв 1994 году несколько месяцев больше заботилась о цвет-ных этих бумажках, чем о больных людях. Это было уни-зительно. И я знаю единственного богача и финансиста,который осознал это унижение моей мамы как свою вину.Его зовут Михаил Ходорковский. Он сидит в тюрьме.И если все богатства в России нажиты обманом, то полу-чается, что в тюрьму посадили единственного раскаявше-гося обманщика. Нераскаявшиеся — на свободе.

В 1994 году владельцы Банка МЕНАТЕП, разумеется,были уже предприимчивыми финансовыми игрокамии имели, разумеется, доступ к закрытой информации.


Про Платона Лебедева, например, финансисты (да-же те, которые его ненавидят) говорят, что он финан-совый гений. Он учился в Плехановском экономичес-ком институте, он в Советском Союзе занимался эко-номическим планированием в компании «Зарубежге-ология», что, считается, круто. А бывшая его подчи-ненная Ирина говорит:— Ну как вам объяснить? Финансы это же наука, верите?— Верю.

Мы разговариваем, разумеется, в Лондоне. В барегостиницы на Ноттинг-хилл. Ира, разумеется, не мо-жет вернуться в Россию, потому что ее затаскают по до-просам.— Ну, вот когда занимаешься наукой, время от временизаглядываешь же в справочник, чтоб посмотреть какую-нибудь формулу или какой-нибудь закон. А Платон, он чувствовал всегда эти законы, видел, как деньги движутся, как живут. Понятно?— Понятно. Так бывает с неправильными глаголами.Только школьник их зубрит. На определенном уровнеизучения языка начинаешь понимать, почему они такнеправильно спрягаются.— Хорошо, что вы понимаете. Еще Платон Леонидовичбыл невероятно красивым мужчиной. От него исходило невероятное мужское обаяние.— А говорят, он был груб?— Это не называется словом «груб». Он иногда кричал.Страшно кричал, так что невозможно было разобратьслова, которые он кричит.

Михаил Ходорковский был еще в 1991 году совет-ником премьер-министра России Ивана Силаева.До 1991 года премьер-министр России был всего лишьглавой правительства одной из республик, и ничем тол-ком не руководил. Но когда Советский Союз распался,значение этой должности резко выросло, и советникХодорковский наверняка, в отличие от моей мамыи 90% населения, имел доступ к закрытой информа-ции, умел ее анализировать и понимал, куда вложить

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


ваучеры, не только свои собственные, но и выкуплен-ные у народа, хоть и без принуждения, но никак ужне по цене двух «Волг».

Ходорковский пишет мне из тюрьмы:

«...защищать Белый дом я пошел, если еще не осо-знанно (просто был советником Силаева и не мог по-ступить по-другому), то, во всяком случае, уже в „раз-драенных чувствах", а в 1993 году был уже осознан-ным сторонником рыночной экономики и демо-кратии, хотя, как потом оказалось, еще не пони-мал, что это такое и окончательное осознание пришлов 1998 году, после дефолта».

В начале девяностых они весьма своеобразно пони-мали рыночную экономику и демократию, эти молодыелюди, предприимчивые финансисты, имевшие доступк закрытой информации. Они даже и человеческую по-рядочность понимали весьма своеобразно. Из письмаХодорковского следует, что защищать Белый домв 1991 году он пошел не ради убеждений, не ради сво-боды и демократии, не ради защиты своего бизнеса да-же, а из чувства личной преданности Ивану Силае-ву. Средневековая какая-то этика: защищать сюзеренав любом случае, даже если тот не прав, но зато и само-му с одобрения сюзерена делать что хочешь, даже еслидействия твои незаконны.

Они, например, купили завод «Апатит», долженст-вовавший выпускать удобрения, но остановившийсяи погрязший в долгах. Купили задешево, но по дого-вору должны были инвестировать в восстановле-ние завода крупные суммы. Инвестировать не стали,справедливо рассудив, что руководство завода инвес-тированные деньги украдет, или что еще обиднее,просто разбазарит. Им не было жалко денег, я уверен.Неправильно думать, будто бы хороший бизнесменпомешан на деньгах. Он помешан на собственной эф-фективности, во всяком случае, когда в стране мараз-

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


матическии социализм сменяется диким капитализ-мом. Он уверен, что букву закона или букву договораможно не соблюдать, если это устраняет неэффектив-ность. Заводу «Апатит» менеджеры из МЕНАТЕПа нестали давать денег, они стали им управлять: постав-ляли горючее, станки, выплачивали зарплату рабо-чим, оптимизировали налоги, построили даже трол-лейбусную линию от города к проходной — но денегне дали. А когда государство стало судиться с МЕНА-ТЕПом, что, дескать, условия приватизации не со-блюдены, государство получило отступные, и заклю-чено было с государством мировое соглашение в суде.Завод заработал. Чего ж вы еще хотите? Неужели непонятно, что соблюдать договор неэффективно, а эф-фективно заключить договор, нарушить договор, апотом переписать договор? Тем более, если сюзеренсогласен, и ты верный слуга.

Средневековая какая-то этика. Эффективно к неук-люжей стране и населяющим ее некомпетентным лю-дям относиться как к детям — обманывать их, а потомговорить, что обман был для их же блага. Так, похоже,считали в начале девяностых годов либералы включаяХодорковского. Так, похоже, и до сих пор считаютвласть имущие, ради нашего же блага обманывающиенас про мир в Чечне, про выгоды монетизации льгот ипро удвоение валового внутреннего продукта.

История с заводом «Апатит» станет на процессе Хо-дорковского и Лебедева одним из пунктов обвинения.За истечением срока давности суд не сможет признатьХодорковского и Лебедева виновными по делу «Апа-тита», но особо подчеркнет в приговоре, что привати-зация завода, дескать, все же произведена была неза-конно. При этом новые владельцы заработавшего за-вода не станут отказываться от его прибылей, а госу-дарство не станет отказываться от налогов, уплачивае-мых заводом, восстановленным незаконно. И никто нестанет разбираться, ожил бы завод «Апатит», если быБанк МЕНАТЕП инвестировал в него денег, сколько

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


положено было по договору, или так бы и стоял до сихпор в руинах. Никто не станет разбираться, возможноли было заводу «Апатит» сполна платить в девяностыегоды налоги, равнявшиеся тогда стараниями коммуни-стического нашего парламента 102% оборота. Никтоне станет думать, что стало бы, если бы завод не былприватизирован единственно возможным тогда неза-конным способом.

К середине девяностых годов предприимчивыефинансисты, имевшие доступ к закрытой информа-ции довели свою локальную эффективность до совер-шенства. Они научились жить в стране, в которой неумело жить подавляющее большинство населения.Теперь уже, когда поступки Михаила Ходорковскоговремен приватизации принято считать преступлени-ями, а об аналогичных поступках всех остальных ду-мать не приказано, театральный режиссер СветланаВрагова в телевизионной программе Андрея Карау-лова «Момент истины» впервые рассказывает, какБанк МЕНАТЕП отобрал у нее квартиру. Она говорит,что ей не повезло жить от Банка МЕНАТЕП в непо-средственной близости в прекрасном старом доме.И Банк МЕНАТЕП решил расселить ее дом, купивкаждому жильцу квартиры в других районах, а домзабрать себе. Светлана Врагова говорит, что из всегоее подъезда выселяться в другую квартиру отказа-лись только она и сосед ее сверху. Сосед вскоре былубит (Светлана Врагова не утверждает, что убийцыимели отношение к МЕНАТЕПу). А она сама однаж-ды вернулась домой с дачи и застала свою квартируразоренной. Мебель и библиотеку куда-то вынесли,стены сломали. У дверей стояли охранники БанкаМЕНАТЕП, милиция только смеялась, когда Светла-на Врагова требовала принять у нее заявление, чтоквартира разорена. Если верить этому рассказу гос-пожи Враговой (а я верю), то наверняка у Банка МЕ-НАТЕП выселение жильцов было как-нибудь закон-но оформлено. Эффективнее было госпоже Враговой


выехать в другую квартиру, пока просили добром.Неэффективно было упираться и хотеть жить в квар-тире, где прожила пятнадцать лет. Не стоило вообщеиметь человеческие чувства — они не эффективны.Однако же госпожа Врагова говорит, что, оставшисьбездомной, стала звонить своим высокопоставлен-ным друзьям-чиновникам. Вот это было уже по-на-стоящему эффективно: кто-то из высокопоставлен-ных друзей госпожи Враговой позвонил кому-то изначальников МЕНАТЕПа, и МЕНАТЕП купил госпо-же Враговой хорошую, по ее выбору и в удобном длянее районе, квартиру взамен захваченной.

Госпожа Врагова рассказывает, что через несколь-ко лет встретилась случайно с Михаилом Ходорков-ским на приеме в Кремле. И Ходорковский извинился.Он, вроде бы сказал: — Простите, я не знал, что этобыли вы.

И если он действительно так сказал, то слова егозначили: «простите, я не знал, что выселяю из домусильного и эффективного человека, одного из нас, из-бранных». И если он действительно так сказал, то, ста-ло быть, все еще не понимал, что человека нельзя высе-лять из дому, не потому что он сильный, эффективныйили избранный, а потому что он человек.

В этой истории я всем сердцем сочувствовал быСветлане Враговой, если бы не два обстоятельства. Во-первых, ничего с тех пор не изменилось: сейчас начнет-ся коммунальная реформа, тысячи людей будут выселе-ны из домов, где прожили жизнь, и Светлана Врагова,вероятно, не станет звонить за всех этих бездомныхсвоим высокопоставленным друзьям, как не звонит ужетеперь за бездомных беженцев и бездомных офицеров,потому что не слуга ведь она беженцам и бездомным.Во-вторых, Светлана Врагова подписала открытое ин-спирированное Кремлем письмо, одобряющее арестХодорковского. Зачем? Поступила на службу к госуда-рю? Средневековая этика? Ходорковский уже осужден,он уже в тюрьме, зачем пинать поверженного? Хорошо

ГЛАВА 3/ОТРАВЛЕННЫЕ6 6 / 6

7

ли русскому интеллигенту восславлять тюрьму и суро-вость суда, если на памятнике Пушкину написано: «вос-славил свободу», «милость к падшим призывал»?

К середине девяностых предприимчивым финансис-там удалось разобраться и с приватизацией той собст-венности, которую коммунистическая Дума ревностно,но бездарно от приватизации оберегала — с нефтью,с металлами, с землей.

Либеральный политик Немцов убеждал красный пар-ламент, что нельзя же устраивать приватизацию наполо-вину и даже удачно шутил про коммунистов: «Они гово-рят, что земля — это мать, ее продавать нельзя. А в арен-ду сдавать можно?» Крупнейшие нефтяные и металлур-гические предприятия страны не приносили прибыли.Предприимчивым финансистам больно было на этосмотреть, понимая, сколько пропадает денег. Но увеще-вания и шутки Немцова не помогали выставить нефтя-ную и металлургическую отрасли на продажу.

Помогла блестящая, хоть и донельзя циничная идеяпредприимчивого финансиста Владимира Потанина,главы ОНЭКСИМ банка. Говорят, это именно он при-думал залоговые аукционы. Государство не могло про-дать нефтяные компании и металлургические заводычастным лицам ни за ваучеры, ни за деньги. Но законне запрещал государству попросить у частных банковденег взаймы под залог нефтяных компаний и метал-лургических заводов. А потом, когда оно, государство,не в состоянии будет вернуть долг, отдать, соответст-венно, заложенные нефтяные компании и металлурги-ческие заводы.

Идея была блестящей. Президенту Ельцину не хва-тало только повода, чтоб отважиться на воплощениетакой отчаянной схемы приватизации предприятий,которые парламент запретил приватизировать. И по-вод нашелся. В 1995 году коммунисты триумфальновыиграли парламентские выборы, а либералы позорноих проиграли.

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Typewriter

anecdota economica


Михаил Ходорковский пишет в статье «Левый по-ворот», («Ведомости» от 01.08.2005, привожу с сокра-щениями):

«...Я хорошо помню мрачноватый январь 1996-го. Тог-да большинству либералов и демократов (а я, конечноже, не слишком вдумываясь в трактовку слов, относилсебя и к тем и к другим) было трудно и тоскливо на ду-ше от безоговорочной победы КПРФ на думских выбо-рах — 1995. Но еще больше — от готовности многихи многих представителей ельцинского истеблишментавыстроиться в очередь к Геннадию Зюганову и, не сни-мая правильной холопской улыбки, получить проще-ние за все прежнее свободолюбивое буйство... ...В тупору у меня и моих единомышленников не было нималейшего сомнения, что Зюганов выиграет пред-стоящие президентские выборы. И вовсе не потому,что Ельцин, как тогда казалось, то ли тяжко болеет, толи сурово пьет, то ли попросту утратил интерес к про-должению своей власти......К середине девяностых стало ясно, что чудо демо-кратии как-то не задалось. Что свобода не приноситсчастья. Что мы просто не можем быть честными, уме-ренными и аккуратными по буржуазному... ...И потомуя в числе еще 13 крупных (по тем временам)бизнесменов подписал в марте 1996 года почтизабытое сейчас обращение „Выйти из тупика!" Идеяписьма была проста... Президентом России должен ос-таваться Борис Ельцин — как гарант гражданских сво-бод и человеческих прав. Но премьер-министром,причем, несомненно, с расширенными полномочия-ми, должен стать глава КПРФ... Нужен левый поворот,чтобы примирить свободу и справедливость, немно-гих выигравших и многих, ощущающих себя проиг-равшими от всеобщей либерализации.Компромиссный (и исторически оправданный) тан-дем Ельцин— Зюганов, как всем известно, не состоял-ся. Почему — лучше знают те, кто в отличие от меня

sasha

Line

sasha

Line


был вхож в Кремль. Может быть, виноваты ближай-шие ельцинские соратники, которые не хотели ничемделиться, пусть даже и ради предотвращения затяж-ной нестабильности. А может — Геннадий Зюганов, ко-торый то ли не хотел договариваться, будучи на 100%уверен в собственной победе, то ли... просто не хотелвласти в России, прозорливо боялся этого страшногобремени».

Конец цитаты. У меня несколько другие сведения.Полагаю, Михаил Ходорковский, хоть и считал себялибералом и демократом, не видел катастрофы в при-ходе коммунистов к власти: они были старые его знако-мые, бывшее райкомовское начальство. Конечно, Хо-дорковский хотел бы продолжения либеральных ре-форм, связанных с именем Ельцина, но не имел ресур-сов остановить Зюганова. А какой же толковый бизне-смен станет ввязываться в драку, не имея ресурсов. Воти подписал письмо «Выход из тупика», предлагая Ель-цину и Зюганову договориться. Возможно, это былоочень мудрое письмо. Не знаю, было ли оно реалистич-ным. Подписав его, Ходорковский поехал на междуна-родный экономический форум в Давос.

Там в Давосе на одном из банкетов столик МихаилаХодорковского оказался рядом со столиком, за кото-рым сидели бизнесмен Борис Березовский и финансистДжордж Сорос. Сорос вспоминает, что спрашивал тог-да Березовского, понимает ли тот, что, придя к власти,коммунисты в считанные дни растопчут либеральнуюэкономику, демократию, свободу слова и самого Бере-зовского. (К слову сказать, может, и не растоптали бы,у коммунистов ведь тоже не было ресурсов, чтоб кого-нибудь растаптывать.) Березовский вроде понимал, ноне видел ресурсов для противостояния. Ходорковский,не знаю, участвовал ли в разговоре или просто слушал.Знаю только, что чуть ли не в тот же вечер Борис Бере-зовский, богач, по тогдашним меркам, и владелец«Первого канала» телевидения пришел к врагу своему,

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


тоже богачу, по тогдашним меркам, и владельцу телека-нала НТВ Владимиру Гусинскому. Для красочностирассказа хотелось бы, конечно, чтоб Березовский при-шел прямо с банкета в помятом смокинге и с бутылкойконьяка в руке, а Гусинский чтоб встретил его в халатеи шапочке для душа, но не знаю, как было дело. Знаютолько, что медиамагнаты и вчерашние враги догово-рились: победа коммунистов на президентских выбо-рах — это не дай бог, и надо поддержать президентаЕльцина. Знаю также, что к их договору присоедини-лись постепенно и другие крупные российские бизнес-мены, включая Михаила Ходорковского. Это была от-чаянно-рискованная игра. Рейтинг популярности Ель-цина был 4%, а рейтинг популярности Зюганова —35%. Но предприимчивым финансистам девяностых непривыкать было к отчаянно-рискованным играм. Темболее что в обмен на поддержку ельцинский Кремльобещал самое заветное — приватизацию нефтяныхскважин и металлургических заводов.

В статье «Кризис либерализма...» Михаил Ходор-ковский пишет:

«Мне ли, одному из крупных спонсоров президент-ской кампании 1996 года, не помнить, какие поистинечудовищные усилия потребовались, чтобы заставитьроссийский народ „выбрать сердцем"?!»

Я тоже помню. «Выбирай сердцем» — это был глав-ный лозунг ельцинской кампании. Лучшие журналис-ты, совсем недавно получившие свободу слова и пря-мой эфир, искренне — я уверен — искренне полагали,что надобно не пустить во власть Геннадия Зюганова,потому что придет и отберет и прямой эфир, и свободуслова. Лучшие журналисты думали, будто спасаютсвою профессию и свою страну, а на самом деле губилии то, и другое.

Мой приятель талантливый журналист Евгений Ре-венко был приставлен к Геннадию Зюганову постоян-

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


ным от телеканала НТВ корреспондентом. Задача былане освещать предвыборную кампанию Геннадия Зюга-нова, а «мочить» Геннадия Зюганова, то есть показы-вать его смешным, глупым, бессмысленным. Не пы-таться выяснять, как именно Геннадий Зюганов соби-рается воплотить в жизнь всю ту популистскую абрака-дабру, которая рассказывалась избирателям, а дово-дить абракадабру до абсурда. Не заставлять зрителя ду-мать, а заставлять верить, «голосовать сердцем».

Другой мой приятель, талантливый, очень талант-ливый журналист Сергей Мостовщиков придумал це-лый жанр — забавно пересказывать поступки полити-ка, каковые поступки, надо отдать должное полити-кам, действительно неуклюжие. Я помню гомеричес-ки смешную заметку Мостовщикова про то, как Ген-надий Зюганов прикладывался к раке в церкви. До сихпор эта работа считается у нас политической журна-листикой, и никто будто бы не замечает, что эта рабо-та варварская и средневековая — так посылали лазут-чика отравить князя.

С другой стороны Анатолий Чубайс, ставший главойельцинского избирательного штаба, каждый день при-думывал события с участием президента. В средневеко-вье эта работа называлась «сенешаль», распорядительпраздников. Средствам массовой информации вменя-лось в обязанность показывать, как президент танцует,как подписывает на крыле самолета неожиданно став-ший возможным мирный договор с Чечней, как встре-чается с рабочими, с крестьянами — показывать во чтобы то ни стало, даже если редакция и понимает всю не-обязательность и фарсовость очередного события.С тех пор и доныне средства массовой информации унас обязаны освещать любое придуманное в Кремледаже бессмысленное событие с участием президента.

Я тогда был начинающим журналистом, но успелнаписать две заметки против Зюганова в пропаган-дистской газете «Не дай Бог», выходившей тиражомчетыре миллиона экземпляров и распространявшейся


бесплатно. И отравлен навсегда. Что бы я теперь ниделал, слова мои с тех пор — не журналистика, а про-паганда. И если вы не верите тому, что я сейчас рас-сказываю, то именно поэтому. Вы не верите, что этукнигу не заказал мне Михаил Ходорковский. Я могупоклясться, он мне ее не заказывал. И ни один поли-тик, ни один олигарх не заказывал мне эту книгу. Нопосле избирательной кампании 1996 года вы имеетеправо мне не верить.

Михаил Ходорковский пишет в статье «Левый по-ворот»:

«Тогда журналисты стали превращаться из архитекто-ров общественного мнения в обслугу хозяев, а неза-висимые общественные институты — в рупоры спонсо-ров».

Он пишет правду. Стоило ради этого попасть втюрьму.

Ельцин стал президентом. Михаил Ходорковский назалоговом аукционе получил нефтяную компаниюЮКОС. Все остальные предприимчивые финансисты,поддержавшие Ельцина, тоже что-нибудь получили.Для выкупа своих новых компаний предприимчивыефинансисты брали кредиты у государства, поэтомупринято считать, что олигархов тогда назначили вКремле. Но не это было главным грехом залоговыхаукционов. Главный трюк залоговых аукционов заклю-чался в другом: будущие олигархи заранее договарива-лись друг с другом, кто какую компанию получит, и неконкурировали, сбивали цену.

Кроме случая с ЮКОСом. Тут почему-то не догово-рились, и на компанию ЮКОС всерьез претендовалиИнкомбанк и Банк МЕНАТЕП. Это был закрытый аук-цион, то есть свое коммерческое предложение банкидолжны были запечатать в конверт, а на аукционе кон-верты вскрывали, и компанию получал тот, чье предло-жение окажется больше. Говорят, будто из Инкомбанка


звонили девушке-клерку, готовившей предложениеБанка МЕНАТЕП, и сулили 100 тысяч долларов, еслидевушка раскроет предлагаемую МЕНАТЕПОМ сумму.Говорят, девушка эта пожаловалась совладельцу МЕ-НАТЕПа Владимиру Дубову, и Дубов посулил 50 тысячдолларов, чтобы, сообщая конкуренту сумму, девушка-клерк сократила один ноль.

Может быть, это легенда, но говорят еще, будто ког-да владелец МЕНАТЕПа Ходорковский выиграл на аук-ционе, владелец Инкомбанка Виноградов швырнул встену стакан.

Теперь, десять лет спустя, в рамках информацион-ной поддержки приговора Ходорковскому, телекомпа-ния НТВ сообщила, будто ЮКОС стоил 15 миллиардовдолларов, а приобретен был Ходорковским на залого-вом аукционе за 159 миллионов. Это неправда. На за-логовом аукционе МЕНАТЕП Ходорковского приоб-рел 45% компании ЮКОС за 250 миллионов долларов.Плюс к тому признал и выплатил 3,5 миллиарда дол-гов компании ЮКОС. То есть фактически купил мень-ше половины компании почти за 4 миллиарда. Ни однамировая нефтяная компания не выражала тогда го-товности купить ЮКОС. В следующей главе мы разбе-рем и другие причины думать, что даже на самом чест-ном и самом открытом аукционе не стоила бы тогдакомпания ЮКОС никаких 15 миллиардов. Но дело не вэтом. Аукцион был законным в условиях тогдашнегобеззакония, но несправедливым по сути. Получитькомпанию можно было только при условии личнойверности государю, а доказать верность надо было,профинансировав нечестные выборы. В одном из сво-их интервью Ходорковский признал, что его бизнес вдевяностые был несправедливым и аморальным, но,подчеркнул Ходорковский, законным. Слишком мно-гих законов тогда в России просто не хватало. Сомни-тельная сделка считалась законной, если была заклю-чена с одобрения власти, и незаконной, если была за-ключена власти вопреки.

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


Думаете, что-нибудь изменилось? А я думаю, нет.Ходорковский сидит в тюрьме, может быть, потому,что на этот раз нынешнему президенту Путину не су-мел доказать личной преданности, как умел доказы-вать в 1991 году премьер-министру Силаеву и в 1996-м — президенту Ельцину. Суд, средства массовой ин-формации и общественное мнение, как были послуш-ны власти всегда, так и остаются послушны. В девяно-стые годы они не стали, как принято думать, свобод-нее, они, наоборот, были дополнительно отравленыядом обмана.

И Ходорковский — один из тех, кто готовил зелье.


—Михаил Борисыч! Тут такое! Мозгов полстакана натекло! — орала телефонная трубка.

Было раннее утро 26 июня 1998 года. У Михаила Хо-дорковского 26 июня день рождения. В 1998 году емуисполнялось 35 лет.— О, я хорошо помню этот день,- говорит мне ИннаХодорковская за столиком «Book-кафе». Она отхлебывает чай и морщится, от того ли, что чай слишком горячий, или от того, что воспоминания слишком неприятны.— Мы с Настей (со старшей дочерью Настей, мальчишек-близнецов тогда еще не было) встали пораньшеутром, готовились вручить подарок, как только папавыйдет из комнаты.— Какой был подарок? — спрашиваю.

Инна не помнит. Она говорит, что мужу всегда труд-но было подарить подарок на день рождения, потомучто ему не нравились никакие вещи. Он был равноду-шен к вещам. Интересовался только электроннымипридумками всякими, которые можно присобачитьк компьютеру, но Инна тогда не разбиралась в элек-тронных придумках и разбираться стала только сейчас,когда муж в тюрьме, и надо занимать чем-нибудь голо-воломным голову, чтоб не сойти с ума.

Михаил Ходорковский, похоже, действительно все-гда был равнодушен к вещам. Во всяком случае, юко-совские сотрудники рассказывают, что несколько разруководители среднего звена пытались ввести дресс-код для служащих, обязав каждого приходить на рабо-ту в пиджаке и галстуке, но всякий раз попытки эти таки оставались благими намерениями, поскольку каковпоп, таков и приход, а глава компании Михаил Ходор-ковский расхаживал по коридорам ЮКОСа в джинсахи свитере, и говорил, что пиджак и галстук для нефтя-ника непрактичны, поскольку не попрешься же в пид-жаке и галстуке на буровую.

Про равнодушие Ходорковского к вещам рассказы-вают еще такую байку, что, дескать, уже в двухтысяч-ные годы надо было Ходорковскому пойти на прием

ГЛАВА 4/МАНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ 76/ 7 7

к английской королеве Елизавете, и для этого надо бы-ло надеть фрак. Похоже было немножко на маскарад.—Без фрака никак нельзя? — спрашивал Ходорковскийподвернувшегося под руку специалиста по этикету.—Никак нельзя, Михаил Борисович.Смирившись с дворцовым этикетом, Ходорковский

фрак купил, пошел на прием во фраке, а вернувшись вгостиницу, с облегчением снял фрак и запихал в корзинудля мусора, мотивируя свое поведение тем, что все равноникогда в жизни больше не понадобится такая неудобнаявещь. И уехал в Москву. А через неделю любовно извле-ченный гостиничной прислугой из мусорной корзины,вычищенный и отутюженный фрак доставлен был изЛондона Михаилу Ходорковскому домой ценной банде-ролью. В следующую свою поездку в Лондон Ходорков-ский нарочно уже взял фрак с собою, остановился в томже отеле и нарочно опять запихал фрак в мусорную кор-зину. А горничная опять фрак из мусорной корзины до-стала, потому что хорошая же и дорогая вещь, и опятьфрак, вычищенный и отутюженный, вернулся бандеро-лью по месту прописки незадачливого своего хозяина, непонимающего, что фраки, уезжая, следует класть в чемо-дан, а не в корзину для бумаг. Не знаю уж, как сложиласьдальнейшая судьба этого злополучного фрака.— Даже к автомобилям он равнодушен? — спрашиваюя Инну с недоверием, поскольку знаю всего одного наЗемле человека, равнодушного к автомобилям, и этотчеловек я.— Абсолютно равнодушен,— Инна пожимает плечами.— Я неравнодушна, а он каждые выходные даже через силу заставлял себя садиться за руль, чтоб не разучиться водить. Потому что надо уметь водить. Не знаю,зачем ему это надо.— А как же друзья мне рассказывали, будто Ходорковский гонял на желтой «Ламборгини» по Николи-ной Горе, цепляя днищем колдобины?— Глупости, не было у нас никогда никакой «Ламборгини». «Жигули» были, ужасная машина, на ней однажды


отказали тормоза и мы вылетели в сугроб, хорошо, чтотам был сугроб. Потом еще у нас «Вольво» была, а по-том были БМВ, и последняя БМВ бронированная — этосовсем кошмар, потому что тяжеленная, и они однаж-ды ехали на ней, опаздывали на пресс-конференциюкакую-то, а шел дождь, и машина провалилась в яму, за-полненную водой. Двери заклинило, машину затопилопо самые стекла, они промокли там по пояс, пока выле-зали, но на пресс-конференцию все же успели, а маши-ну потом трактором вытаскивали. И ведь не продашьникому.

Инна улыбается уголками губ и замолкает. Это, ви-димо, слишком будничные и слишком счастливые дляжены узника воспоминания:—Он только записные книжки любит и авторучки. Вотэто он любит.

И, предположим, 26 июня 1998 года рано утром Ин-на и Настя заворачивали в красивую оберточную бу-магу и перевязывали красивыми ленточками прекрас-ную записную книжку и прекрасную авторучку, благозаписных книжек и авторучек человеку можно даритьсколько угодно. Михаил Ходорковский тем временеми не думал выходить к жене и дочери принимать позд-равления и подарки, а расхаживал по своему кабинету,прижимая к уху телефонную трубку. Трубка орала:— Михаил Борисыч! Тут такое! — звонил вице-президент ЮКОСа Леонид Симановский.— Леонид Яковлевич, ты подожди, ты не кричи, тыобъясни, что случилось.— Тут такое!

Леонид Симановский звонил сказать, что в Нефтею-ганске убит несколькими выстрелами из автоматичес-кого пистолета мэр города Владимир Петухов. Девяно-стотысячный город вышел на улицы, люди требуютрасследования, но, не дожидаясь расследования, зара-нее были уверены, что Петухова убил ЮКОС, и блоки-руют офис ЮКОСа, и требуют лишить лицензии мест-ную телекомпанию «Интелком», которую Ходорков-

ГЛАВА 4/МАНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ 7 8 / 7 9

ский даже еще не купил к тому времени, а только соби-рался купить. В городе форменный бунт.

Ходорковский оделся и вышел из комнаты. Короткосказал что-то невразумительное жене и дочке, сел в ма-шину и уехал, не приняв поздравлений с днем рожде-ния. Инна и Настя так и остались стоять с подарками, уодной в руках была, предположим, записная книжка, удругой — авторучка.

Инна говорит:— Я не поняла, что случилось. Поняла только, что про-изошло какое-то несчастье с каким-то человеком. По-тому что если у Миши были проблемы с компанией, онникогда не показывал нам, что у него проблемы. ДомаМишины проблемы заметны были, только если что-нибудь случалось с людьми.

Сейчас, когда Ходорковский уже осужден, и Лебе-дев осужден, и начальник отдела внутренней безопас-ности, заместитель начальника службы безопасностиЮКОСа Алексей Пичугин осужден за убийства, аэмигрировавшему в Израиль партнеру Ходорковско-го Леониду Невзлину вменяется в вину, что Невзлин,дескать, заказчик убийств, заместитель генеральногопрокурора Колесников делает страшное лицо ипредъявляет Пичугину и Невзлину новое обвине-ние — и в убийстве нефтеюганского мэра Петуховатоже. И выражает надежду, что теперь-то уж ИзраильНевзлина выдаст, но Израиль не выдает, и даже Со-единенные Штаты Америки дают Невзлину визу, икогда Невзлин приезжает в Америку, тамошние влас-ти не арестовывают его и не выдают России, и от это-го замгенпрокурора Колесников делает еще болеестрашное лицо, и кричит почти: «Преступник! Убий-ца!», забывая, что назвать человека преступникомможет только суд.

Логика замгенпрокурора понятна: Владимир Пету-хов стал мэром Нефтеюганска при поддержке ЮКОСа,и поначалу отношения мэра с градообразующей компа-нией ЮКОС складывались вроде неплохо, но в мае


1998-го мэр стал вдруг утверждать, что ЮКОС не до-плачивает налогов в городской бюджет. А 15 июня мэрНефтеюганска Петухов объявил даже голодовку, тре-буя отменить результаты аукциона по продаже нефтя-ной компании ЮКОС Банку МЕНАТЕП, отстранить отзанимаемых должностей руководителей налоговых ин-спекций города и округа, возбудить уголовные дела пофакту неуплаты налогов нефтяной компаниейЮКОС — одним словом, поссорился с ЮКОСом мэрПетухов. А 22 июня после беседы с главой Ханты-ман-сийского автономного округа Филипенко мэр голодов-ку прекратил. А 26 июня был убит по пути на работувыстрелами из автоматического оружия.

Заместителю генерального прокурора Колесниковуочевидно, что мэр Нефтеюганска Петухов мешал ком-пании ЮКОС уклоняться от уплаты налогов и за этобыл убит Алексеем Пичугиным по приказу ЛеонидаНевзлина, как были убиты и другие люди, в гибели ко-торых — доказано уже судом — виноваты Пичугин иНевзлин. Ясно же, как белый день, все заместителю ге-нерального прокурора Колесникову.

Но нам неясно. А можно нам услышать другую вер-сию? Версию защиты можно нам услышать? Нельзя?Почему? Почему-то процесс по делу Пичугина был за-крытым, не знаю уж, какие такие государственные тай-ны могут всплыть, если расследуешь дело об убийстве.Вероятно, процесс, на котором Пичугина и Невзлинабудут обвинять в убийстве нефтеюганского мэра Пету-хова, тоже будет закрытым, и мы опять не узнаем ника-кой другой версии, отличной от версии обвинения.А другая версия есть.

Возможно ведь, что мэр Нефтеюганска Петухов на-логи от ЮКОСа в городской бюджет получал, но полу-ченные деньги не выплачивал врачам и учителям в ка-честве зарплаты, а заказывал на них дружественнымстроительным компаниям разные в Нефтеюганскестроительства, обещая и дальше финансировать строй-ки эти из городского бюджета.

ГЛАВА 4/МАНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ 8 O / 8 l

Мы можем так предположить потому, что 28 мая1998 года компания ЮКОС выделила 25 миллионоврублей, чтоб заплатить в Нефтеюганске зарплату бюд-жетникам. Деньги эти, правда, не перевели на счета го-родской администрации, а привезли из Москвы само-летом и непосредственно распределили по бюджетнымпредприятиям, чтоб те выплачивали сотрудникам зар-плату. Третьего июня в Нефтеюганск прилетел прези-дент нефтяной компании ЮКОС Михаил Ходорков-ский и сказал:— У администрации города было достаточно денег,чтобы полностью и в срок выдать зарплату бюджет-ной сфере. Общая сумма задолженности по зарплатесоставляла 18 миллионов рублей, а за пять месяцевкомпания перечислила в городской бюджет более120 миллионов рублей. У администрации города сме-щены приоритеты, она задерживает зарплату, но фи-нансирует подготовку к зиме, авиакомпанию, асфаль-тобетонный завод — объекты необходимые, но не иду-щие ни в какое сравнение с текущей зарплатой, да ещенакануне отпусков. Поэтому мы настаиваем на пере-числении денег в бюджетные организации минуя ад-министрацию города.

Тогда в Нефтеюганске, как и прежде в случае с заво-дом «Апатит», как и потом много раз, Ходорковский,похоже, был уверен, что если государственные чинов-ники неэффективно расходуют уплаченные ЮКОСомналоги, то можно налоги платить не через государство,а распределять самому между предприятиями бюджет-ной сферы. Иными словами, Ходорковский игнориро-вал бюджетную и региональную политику, подменялгосударство собой на том основании, что государствокоррумпировано, а он, Ходорковский, эффективнее го-сударства.

Раздав деньги бюджетникам, компания ЮКОС об-ратилась в Генеральную прокуратуру с просьбой про-верить, как используются в Нефтеюганске мэром Пету-ховым бюджетные средства, но это только потом, уже


после того, как Ходорковский прилетел на самолетеиз Москвы и на несколько часов фактически сместилмэра города и занял его место.

Можем ли мы предположить, что мэр НефтеюганскаПетухов наобещал дружественным строительным ком-паниям финансировать из бюджета строительство ас-фальтобетонного завода, например, и компании нача-ли уже строить. Но тут в бюджете закончились деньги,поскольку Ходорковский перестал их в этот самый бю-джет переводить, а принялся самолично выплачиватьзарплаты учителям и врачам, зачитывая выплаченныеим напрямую зарплаты в счет непереведенных нало-гов? Можем ли мы предположить, что дружественныестроительные компании настойчиво требовали у мэраденег, которые тот обещал, но денег в бюджете не было,поскольку Ходорковский напрямую роздал их бюджет-никам? Можем ли мы предположить, что мэру так нуж-ны были эти деньги, что решился даже мэр на голодов-ку? И можем ли мы предположить, что дружественныемэру строительные компании боялись инициирован-ной ЮКОСом прокурорской проверки? И кто же тогдаубил мэра Нефтеюганска Петухова?

Есть и еще одна версия. Марина Филипповна Ходор-ковская, прогуливаясь со мною по территории лицея-интерната «Коралово», говорит:— Я так боялась всегда, когда Миша ездил в Нефтею-ганск. Он ведь выдавливал оттуда чеченских бан-дитов. А это ведь страшно — выдавливать чеченскихбандитов.

Давайте только без национализма. Давайте скажемтак: когда Ходорковский получил ЮКОС, добрая поло-вина нефти добываемой в Нефтеюганске, попадала-та-ки в руки бандитов, какой бы те ни были национально-сти, и продавалась нелегально. Сейчас уже, когда нача-лась в прессе пиаровская кампания против Ходорков-ского, журналист Марк Дейч опубликовал статью-рас-следование, где убедительно показывал, как юганскаянефть присваивалась неким Хожахмедом Нухаевым


по кличке Хожа. И в фильме НТВ «Теракт с предопла-той» рассказывается, как украденная эта нефть шла нафинансирование чеченского сопротивления. И журна-лист Марк Дейч в фильме «Теракт с предоплатой»только один раз оговаривается, как бы походя, что пре-ступная схема действовала, когда ЮКОС не был ещечастной компанией...

Подождите! Перевожу! Журналист Марк Дейч, рас-следовавший, как юганская нефть нелегально продава-лась через Хожахмеда Нухаева, и как вырученныеденьги шли на финансирование терроризма, утвержда-ет в фильме «Теракт с предоплатой», что преступнаясхема действовала, когда компания ЮКОС еще не былачастной. Понимаете? То есть, когда компания ЮКОСне принадлежала еще Михаилу Ходорковскому. То естьдо 1995 года. То есть Ходорковский эту преступнуюсхему, наоборот, остановил, выдавив бандитов из свое-го бизнеса. Выражайтесь внятно, Марк Дейч.

Теперь можем ли мы предположить, что мэр Нефте-юганска Петухов, видя, как Ходорковский выдавливаетбандитов из бизнеса, решил заодно выдавить их и из го-рода? Можем. Потому что мэр Петухов закрыл в Нефте-юганске старый рынок, который, говорят, «крышевала»бандитская группировка из Чечни. А новый нефтеюган-ский рынок принадлежал жене мэра Петухова.

Так кто убил мэра?Возможно, приведенные нами версии про дружест-

венные строительные компании и про неких бандитовпроверены были заместителем генерального прокуро-ра Колесниковым. Возможно, были у замгенпрокуро-ра серьезные причины версии эти отвергнуть, но мыне знаем этих причин. Возможно, есть у прокуратурысерьезные основания думать, будто Петухов погиб непотому, что Ходорковский направил денежные потокив обход мэра, а что заказал-таки Петухова Невзлини убил-таки Пичугин, и Ходорковский все знал, и со-гласился, несмотря на то, что убийство это породилона его предприятиях бунт, но мы не знаем оснований,


на которых прокуратура таким образом думает. Мы,по сути, ничего не знаем. Процесс-то закрытый.

Когда Михаил Ходорковский стал владельцемкомпании ЮКОС, это поначалу не значило вовсе, чтокомпания ему действительно принадлежит, подчиня-ется ему или хотя бы приносит ему деньги. Компаниябыла убыточной, себестоимость добываемой ЮКО-Сом нефти была 12-14 долларов за баррель, а ведьнадо еще прокачать эту нефть, надо еще заплатитьс нее налоги, пусть даже и оптимизированные. Выхо-дило, что при тогдашней цене на нефть (8 долларов забаррель), компания работала себе в убыток. Выгод-нее ей было совсем не добывать никакой нефти, нонельзя, потому что потеряет тогда работу весь городНефтеюганск и весь город Стрежевой и половина го-рода Томска и половина города Самары — и будетвойна, бунт и война. Зарплату компания ЮКОС невыплачивала рабочим полгода, просроченная креди-торская задолженность накопилась в 3 миллиардадолларов. ЮКОС работал только в девяти регионахстраны, добывая 40 миллионов тонн нефти в год,и добыча нефти снижалась.

Десять лет спустя, когда Ходорковскому огласилидевятилетний его приговор, в программе «К барьеру»на телеканале НТВ Борис Немцов попытался за Ходор-ковского вступиться, дескать, не надо сажать в тюрьмуталантливого менеджера, выстроившего лучшую в Рос-сии нефтяную компанию. А оппонент Немцова телеве-дущий Михаил Леонтьев возражал: — Какойталантливый менеджер? Какой такой талант нужен,чтобы поставить над нефтяной скважиной качалку?Качать нефть и получать деньги! Какой талант?Качалка и все!

Борис Немцов тогда не нашел ответа. А мы найдем.Позвольте-позвольте. К 2003 году себестоимость бар-реля нефти, добываемой в компании ЮКОС, доведенабыла до 1,57 долларов, то есть сокращена в восемь раз.

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

ГЛАВА 4/МАНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ 84/85

Кто этого добился, если не Михаил Ходорковский?Зарплату рабочим платили регулярно: 7 тысяч рублейв месяц в европейской части России и 30 тысяч руб-лей — в Сибири. Компания работала в пятидесяти рос-сийских регионах, то есть раскинулась за десять летвпятеро. Компания добывала 86 миллионов тонн неф-ти в год, то есть выросла вдвое и росла еще. Компанияплатила налогов 5,3 миллиарда долларов в год и былавторым после «Газпрома» налогоплательщиком стра-ны. Мало? Тогда приплюсуйте еще, что компания стро-ила в северных городах жилье, спортивные залыи школы, а Михаил Ходорковский лично давал денег,чтобы оборудовать школы библиотеками и компьюте-рами, подключенными к интернету. Это ну никакимобразом не называется «просто поставить качалку надскважиной». Это, вообще-то, называется талантливыйменеджер, отстроивший лучшую в стране нефтянуюкомпанию. Ну и повезло, конечно: цены на нефть по-ползли вверх, правда, вверх они поползли сколько-ни-будь значительно в 2000 году, когда компания и без то-го уже вышла из кризиса.

Первым делом, памятуя про того парижского рес-торатора на «Роллс-Ройсе», который время от време-ни работал в своих ресторанах официантом, чтоб по-нимать бизнес, Михаил Ходорковский решил тожепоработать в своей нефтяной компании всем — отпростого рабочего вверх по служебной лестнице.К новому своему хозяину нефтяники поначалу отно-сились презрительно и звали его московским банки-ром. Но когда вокруг сибирские болота и мороз минуссорок, а на буровой жарко, и бур раскален докрасна,и брызжет в лицо черный кипяток, и мастер обклады-вает матюгами за нерасторопность генерального сво-его директора, работающего в данный момент у негоподмастерьем — согласитесь, возникает между муж-чинами какая-то доверительность.

Вернувшись с буровой, Ходорковский, во-первых,велел одеть рабочих в хорошую спецодежду и обуть

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


в хорошую спецобувь. А московский менеджер, кото-рому поручено было заниматься спецодеждой для ра-бочих, воспринял это задание как повод украсть, по-скольку сам бог ведь велел украсть немного на боль-ших поставках одежды, в которых не учтешь же каж-дую шапку, каждые рукавицы и каждую пуговицу.И был уволен. И другой менеджер, занимавшийся спец-одеждой, тоже был уволен. И третий только сообразил,что воровать не надо, а надо одеть рабочих.

Во-вторых, поговорив с буровиками, Ходорковскийпонял, что те не заинтересованы добурить до нефти,а заинтересованы просто бурить как можно больше.Таковы были пережитки советской плановой экономи-ки: буровикам платили за пройденные метры, а не задобытые баррели. В результате скважин было набуре-но много, а нефти в этих скважинах было мало. Недо-статочно ведь просто поставить над скважиной качал-ку, надо обеспечить еще в скважине хороший дебетнефти, чтоб было что качать.

Михаил Ходорковский нанял тогда американскихспециалистов Джо Мака (Joe Mach) и Дона Уолкотта(Don Wolcott). Григорий Явлинский говорит теперь, чтокомпанию отстроил не столько Ходорковский, сколькоМак и Уолкотт. Ходорковский и сам пишет мне из тюрь-мы: «Я должен честно признать — это команда (отстрои-ла компанию.— В. П.): наши, американцы, французы, ка-надцы — они пришли, поверив мне, но сделали они».

Первым делом Мак и Уолкотт стали закрыватьлишние скважины и закрыли половину скважин. По-тому что каждая качалка денег ведь стоит, но не каж-дая качалка деньги приносит. Существуют современ-ные хитрые технологии горизонтального бурения, нои с ними надо знать, где бурить, и для этого составля-ют компьютерные модели месторождений, и следятпостоянно за каждой скважиной, и следят, как ведетсебя под скважинами подземное озеро нефти, и двига-ют это озеро под землей, закачивая в скважины воду,и надо ведь знать, где закачивать. Нефтедобыча — это

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


сложное и высокотехнологичное производство, кото-рому годами учат людей лучшие университеты мира.И надо быть толковым менеджером, чтобы смиритьспесь и позвать работать в компанию людей компе-тентнее себя. Они ведь, как правило, непослушные,эти компетентные люди. И они, как правило, не поль-зуются публичной популярностью и не являются за-писными дипломатами.

Закрытие убыточных скважин нефтяниками вос-принималось в штыки, потому что означало для нихпотерю рабочих мест. Многие юкосовские инженерыреформы Уолкотта и Мака называли «макизмом» и от-крыто или тайно саботировали. Одного из лучших сво-их инженеров Ходорковский тогда вызвал на совеща-ние в Москву и прилюдно доказал, что дебет нефтиу этого инженера в скважинах упал не от того, что при-менены были продвигаемые Джо Маком технологии,а от того, что применены были неправильно. И уво-лил. Нарочно публично уволил, чтоб другие боялись.Это была показательная расправа, подобная той, кото-рую через десять лет учинит над Ходорковским проку-ратура, чтоб боялись другие богачи. Такая же распра-ва, правда, уволенного инженера не заключали подстражу. Ходорковский был жесток. Его боялись до об-мороков. Особенно боялись, когда Ходорковский по-нижал голос и переходил почти на шепот — это означа-ло высшую степень ярости.

Раз в неделю Ходорковский устраивал дружескиеобеды для своих топ-менеджеров. Предполагалось, чтоза этими обедами в непринужденной обстановке руко-водители компании обменяются впечатлениями о про-деланной работе. Но обеды эти в компании называли«язвенными», и никто из руководителей юкосовскихподразделений не помнит, какие подавали за этимиобедами кушанья. Все ждали разноса, и разнос непре-менно случался.— А вот скажи мне...— Ходорковский называл одногоиз своих топ-менеджеров в райкомовском стиле на ты

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


и по имени отчеству.— Что это там за проблема возник-ла у тебя позавчера?

С этими словами Ходорковский извлекал из папоч-ки заранее заготовленные документы, схемы и графи-ки, которые любил и называл презентациями. А упо-мянутый руководитель подразделения потуплял голо-ву и думал: «Ну все! Пропал!» Разумеется, ни один изруководителей подразделений понятия не имел, какиетам возникли позавчера проблемы на одном из мел-ких объектов его обширного хозяйства, а Ходорков-ский, казалось, знал все, и за всем в компании следил,как недреманное око. Это была иллюзия на самом де-ле. Просто к каждому «язвенному» обеду помощникинарочно выискивали для Ходорковского какой-ни-будь неприятный казус, случившийся за тысячи версти даже разрешенный уже соответствующим местнымклерком, но каждую неделю каждый руководительподразделения в ЮКОСе знал, что на «язвенном» обе-де шеф может уесть и его, а потому старался предус-мотреть каждую мелочь. Ну и зарабатывали, с другойстороны, неплохо.

Постепенно добываемая ЮКОСом нефть пересталауходить бандитам. На перерабатывающих заводахЮКОСа постепенно вытеснены были давальческие схе-мы. Это было непросто.

Дело в том, что технологически нефтеперерабатыва-ющий завод остановить нельзя, это опасно и, если оста-новишь, то трудно потом запустить снова. И вот в усло-виях падения нефтедобычи к концу каждого месяца,когда директора нефтеперерабатывающих заводоввпадали уже потихоньку в истерику, понимая, что ра-боты у их предприятий осталось на три дня, приходилик директорам давальцы, свободные нефтеторговцы,и предлагали переработать нефть. Где давальцы бралинефть, не обсуждалось: может быть, честно покупалина свободном рынке, может быть, брали у бандитов,облепивших в середине девяностых всю российскуюнефтянку своими фирмами-посредниками, может


быть, и сами были бандитами и сами имели посредни-ческие фирмы.

Для директора завода давальческая нефть была спа-сением, потому что можно не останавливать завод. Длярабочих она тоже была спасением, потому что выдадутзарплату. И для местных властей давальческая нефтьтоже была спасением, потому что рабочие не выйдутмитинговать и требовать хлеба. Давальцев считалиспасителями. К тому же директорам заводов давальцыплатили наличными — миллион долларов, например,в чемоданчике за не совсем законную сделку. И рабо-чим платили наличными. И местную власть тоже, пред-положим, не забывали.

Правда, спасение дорого стоило. Особенно для вла-дельцев компании ЮКОС: получалось, что на нефтепе-рерабатывающих заводах ЮКОСа перерабатываютв убыток ЮКОСу бог знает какую нефть, может быть,даже и украденную у ЮКОСа. За переработку нефтидавальцы платили обычно ниже себестоимости. А изнефтепродуктов, на которые завод раскладывал да-вальческую нефть, давальцы брали назад только вос-требованный на рынке керосин и бензин. Мазут, би-тум, газойль и что там еще получается из нефти остав-ляли заводу, записывая в счет платы за переработкунефти. Хранить мазут и битум было дорого, продать —практически невозможно, поскольку в округе не требо-валось никому столько мазута, а возить мазут на боль-шие расстояния убыточно. Поэтому заводы списывалимазут и выбрасывали, отравляя землю, или закачиваяв нефтяную трубу и снижая качество транспортируе-мой нефти. И то, и другое — незаконно.

Теперь, когда против Ходорковского всеми телека-налами страны ведется пиар-кампания, дело выглядиттак, будто ЮКОС исправно платил налоги, пока былгосударственным, а когда приобретен был МихаиломХодорковским, перестал платить, используя посредни-ческие фирмы и налоговые льготы. Это неправда.


В конце девяностых годов налоги нельзя было запла-тить сполна, не обанкротив компанию, хоть частную,хоть государственную, неважно. Налоги, если платитьих сполна, составляли больше ста процентов оборота.Поэтому и существовали посреднические фирмы, поку-павшие у нефтяных компаний нефть по трансферным,то есть заниженным ценам. В одном Нефтеюганске по-среднических фирм, скупавших нефть, было двадцать,и половина из них принадлежала Отари Квантришвили,главе Солнцевской мафиозной группировки, которыйв 1994 году был убит в Москве на выходе из Красно-пресненских бань. Причем киллер не просто бросилвинтовку на месте преступления, но прежде чем бро-сить, разбил у винтовки приклад в знак уважения ктолько что убитому им великому разбойнику. Эти по-среднические фирмы зарегистрированы были в офшор-ных зонах, от налогов были освобождены, или еще ре-гиональные власти имели тогда право освобождатькомпанию от уплаты налогов, если компания за это вло-жит в регион денег на что-нибудь социально значимое.

Нефтяная компания добывала, предположим, нефтина 100 долларов, должна была продать нефть за100 долларов и 100 долларов заплатить налогов, немед-ленно разорившись и, уж во всяком случае, ничего неимея на развитие. Вместо этого нефтяная компанияпродавала свою нефть за 80 долларов посредническойфирме, платила 80 долларов налогов, а посредническаяфирма зарегистрирована была в офшоре, налогов неплатила, и продавала за 100 долларов нефть, куплен-ную за 80. Уведенные таким образом от налогов 20 дол-ларов нефтяная компания и посредническая фирма де-лили. Так, грубо говоря, выглядели схемы оптимиза-ции налогов. Схемами этими пользовались все компа-нии без исключения, и многие пользуются до сих пор,иначе бы остановился бизнес. И поскольку речь идет нео сотнях долларов, а о миллиардах долларов, то уведен-ные от налогов 20% как раз и образуют огромные ба-рыши нефтяной отрасли.


Задача Михаила Ходорковского состояла не в томвовсе, чтобы придумать и запустить эти схемы опти-мизации, но в том, чтобы уведенные (законно уведен-ные) от налогов деньги, не разворовываемы были по-средниками, владельцами офшорных фирм, а остава-лись внутри компании и шли на ее развитие. Грубо го-воря, Михаилу Ходорковскому надо было вытеснитьиз Нефтеюганска тех перекупщиков нефти, которыеубили Отари Квантришвили, и заменить их свои-ми перекупщиками, которые вкладывали бы деньгив развитие компании.

Говорят, году в 98-м Ходорковский ездил даже на со-вещание в Министерство по налогам и сборам и пока-зывал тогдашнему главе налоговой службы Букаеву,как именно и сколько именно денег уводит от налогов.И так потом рассказывал об этом совещании: — Мыему (Букаеву) показали, что деньги не по карманамтырим, а вкладываем в модернизацию нефтепере-рабатывающих заводов, что модернизация заводов —это три-пять лет и миллионы долларов, но модернизи-ровать заводы все равно надо, потому что по качествубензина мы отстаем от Европы лет на двадцать.

В этой истории опять проявилась уверенность Ми-хаила Ходорковского в том, что он заведомо эффектив-нее государства и потому должен государство собойподменить.

Но прокуратура считает иначе. Прокуратура, а те-перь уже и суд, считают, что, отстраивая ЮКОС, Миха-ил Ходорковский не подчинял себе ради развития ком-пании существовавшие уже схемы ухода от налогов,а изобретал эти схемы самостоятельно. И всякий, ктомешал Ходорковскому, бывал убит, как мэр Нефтею-ганска Петухов, или на жизнь его покушались, как по-кушались на жизнь главы компании «Ист петролеум»Евгения Рыбина, нефтяного перекупщика, от услуг ко-торого Ходорковский отказался, и который вчинил Хо-дорковскому за расторжение контракта иск на 100 мил-лионов долларов.


Доказано уже в суде и разжевано по всем телекана-лам, что Евгений Рыбин и его компания «Ист петроле-ум» представляла для ЮКОСа, как сам господин Рыбинговорит, стомиллионные проблемы. И тогда партнерХодорковского Леонид Невзлин велел, дескать, замес-тителю главы службы безопасности ЮКОСа АлексеюПичугину Евгения Рыбина убить, а еще велел убить со-трудника ЮКОСа Колесова и бывшую сотрудницу Кос-тину — они как-то там тоже очень мешали.

Доказано судом, что Алексей Пичугин нанял, чтобубить этих троих, кума своего Сергея Горина, а тот на-нял серийного убийцу Коровникова, а тот напал на Ко-лесова, но не насмерть, взорвал дверь квартиры Кости-ной, когда Костиной не было дома, и взорвал автомо-биль Рыбина, когда Рыбина в автомобиле не было.Один охранник Рыбина погиб, другой был тяжело ра-нен, лишился обеих ног.

Доказано судом, что поскольку все три покушения неудались, Пичугин отказался платить куму своему Гори-ну, но Горин настаивал на оплате, хотел даже встретить-ся лично с Михаилом Ходорковским, но не получилось,и встретился тогда Горин с отцом Ходорковского Бори-сом Моисеевичем и разговаривал о чем-то полтора часа.

Доказано судом, что за такую настырность АлексейПичугин убил кума своего Сергея Горина и жену егоОльгу. Правда, тел не нашли, а нашли только капликрови и мозга на полу, и капли эти по всем телеканалампоказывал сын Ольги Гориной, мальчик, которого жур-налисты не постеснялись попросить провести экскур-сию по дому, где убита была его мать. Правда, маль-чик не видел, как убивали мать, а слышал только крикии выстрелы.

Все это доказано судом, но мы не знаем, как доказа-но. Процесс был закрытый. И вот я теперь сижу в гос-тиной офисного домика в лицее-интернате «Коралово»и спрашиваю Бориса Моисеевича Ходорковского: —Борис Моисеевич, о чем вы говорили с убийцей Гори-ным, которого потом убил Пичугин?


— Ты что! — у старика дрожат руки.— Это грязнаяложь, все что говорят по телевизору. Никакой убийцако мне не приходил. Ни о чем я с ним не разговаривал.Вот ты сам подумай. Тут у меня дети. И вдруг приходитубийца поговорить. И говорит, что он убийца. Что быты сделал на моем месте? Ты что? Тут же дети! Я бы сра-зу вызвал Пичугина без разговоров, а Пичугин скрутилбы его и сдал бы в прокуратуру.

Суд предполагает, что Борис Моисеевич лжет, выго-раживая сына, что был все-таки разговор у Бориса Мо-исеевича с убийцей Гориным. Суд основывается на сви-детельстве серийного убийцы Коровникова, которыйутверждает, будто привозил Горина в «Коралово»и ждал полтора часа в машине. Вот и выходит, что судверит серийному убийце и не верит гордому старику,который всю жизнь работал честно инженером на за-воде, а теперь воспитывает беспризорных детей.

А я сижу и думаю: как это так получилось, что Алек-сею Пичугину, бывшему офицеру ФСБ, велено былоубить троих человек: Рыбина, Колесова и Костину,а он, Пичугин, вместо того чтоб нанять профессио-нального снайпера, нанял своего кума? И как это такполучилось, что в результате операции Рыбин, Колесови Костина живы, а погиб только кум Пичугина?

И почему Рыбин, владелец компании «Ист петроле-ум», от посреднических услуг которой отказался Ходор-ковский, отстраивая ЮКОС, отпустил охрану в самыйдень покушения? Рыбин за отказ от сотрудничества вме-нил Ходорковскому стомиллионный иск, боялся распра-вы, нанял охрану, но в самый день покушения заехалк племяннице, охрану отпустил, то есть остался без ох-раны, и охрана взорвалась - что за совпадения такие?

Я сижу и думаю, почему Колесов говорит, что напа-ли на него вовсе не в связи с ЮКОСом, а в связи с тем,что он продал каким-то людям гараж, зная, что гаражпредназначен администрацией города под снос? И по-чему Ольга Костина, специалист по связям с общест-венностью, и Светлана Врагова, театральный деятель,


выступив с обвинением Пичугина, Невзлина и Ходор-ковского в эфире всех телеканалов, получили вдругвозможность создать государственную правозащитнуюорганизацию «Сопротивление» на деньги крупныхпредпринимателей и не по заказу ли Кремля? И мужОльги Костиной Константин 25 мая 2005 года (случай-но совпало с оглашением приговора Ходорковскому)почему стал заместителем председателя Центральногоисполнительного комитета партии «Единая Россия»и распоряжается теперь пиаровскими бюджетами пар-тии? Почему?

Нет ответа. Процесс-то закрытый. На самом же делеХодорковскому не было никакой надобности убиватьни мэра Нефтеюганска Петухова, ни бизнесмена Рыби-на. Достаточно было просто отказать этим людям вденьгах, и у них сразу появлялись десятки смертельныхврагов помимо Ходорковского. На самом деле, можнодаже предположить, что если бы Ходорковский и дру-гие крупные предприниматели отказали в деньгах пре-зиденту и правящей партии, у тех тоже мгновенно по-явились бы миллионы смертельных врагов. ПростоХодорковский со своей манией эффективности оказал-ся сильнее городской власти в Нефтеюганске. А феде-ральная власть оказалась сильнее Ходорковского, какбы он там ни был по-своему эффективен.

sasha

Line

sasha

Line


К началу двухтысячных годов Михаил Ходорков-ский отстроил компанию ЮКОС, но не совсем по пла-ну. Прежде чем отстроить компанию, Михаилу Ходор-ковскому пришлось еще пройти кризис 1998 года —экономический кризис в стране и свой личный, внут-ренний человеческий кризис.

Когда я только начинал собирать материалы дляэтой книги, я спрашивал адвоката Антона Дреля, ста-нет ли Михаил Ходорковский из тюрьмы отвечать намои вопросы. Дрель тогда посещал своего подзащитно-го каждый день и говорил, что Ходорковский читаетменя, и что ему нравятся мои заметки. Еще Ходорков-ский — Дрель утверждает, что запомнил его слова поч-ти дословно,— говорил, что изломы его судьбы (он таки сказал «изломы») связаны, дескать, с внутренней пе-реоценкой ценностей, произошедшей у Ходорковскогопосле августа 98-го.— Вы понимаете, что он имеет в виду, Антон? — спрашивал я адвоката в московском клубе «Билингва», гдемы пили чай за считанные недели до того, как «Билингва» сгорела.— Понятия не имею,— Антон пожимал плечами.—Напишите ему официально через изолятор, спросите.

И вот я пишу письмо в тюрьму:

«Михаил Борисович, что-то я не очень понимаю, поче-му корень теперешних событий, происходящих с Ва-ми, Вашей компанией и нашей страной, Вы видитев 98-м годе? Если Вы поняли тогда, что власти нельзяверить, то почему же поверили президенту Путинувесной 2003-го?»

И вот я жду ответа из тюрьмы. И пока жду, пытаюсьнайти ответ самостоятельно. Я бы понял, например, ес-ли б Ходорковский считал причиной своего арестаи разрушения компании 1996 год. Вот он же пишетв статье «Левый поворот»:

ГЛАВА 5/ПРОРВЕМСЯ! 9 6 / 9 7

«В 1996 году Кремль уже знал, что пролонгироватьправолиберальный ельцинский режим демократичес-ким путем невозможно — в условиях состязательностии равенства всех соискателей власти перед закономЗюганов непобедим. Потом стало ясно, что и преемст-венность власти в 20оо году нельзя обеспечить без се-рьезного отступления от демократии. И так возникВладимир Путин с уже начавшейся второй чеченскойвойной на плечах и политтехнологическим сценари-ем, призванным обеспечить „стабильность во влас-ти — стабильность в стране"....новое поколение кремлевских кукловодов просторешило, что для выживания режима необходим ги-гантский блеф... Этот блеф и стал основным содержа-нием проекта „Путин-2000". Авторитарного проекта,который явился прямым логическим продолжениеми следствием проекта „Ельцин-1996"».

Вот так понятно. Понятно, если Ходорковский гово-рит, что сам же в 1996 году в обмен на нефть помог удер-жаться авторитарному ельцинскому режиму, а в 2000 го-ду, чтоб удержаться, режим вынужден был стать еще ав-торитарнее, а в 2003 году Ходорковский с этим автори-тарным режимом поссорился и загремел в тюрьму. Воттак было бы понятно, если бы корень своих бед Ходор-ковский видел в 1996-м годе или в 2000-м. И непонятно,почему все же видит в 1998-м.

Попробуем разобраться. В 1997-м еще начался ази-атский биржевой кризис. Котировки падали, цены нанефть падали, в России этот биржевой кризис отзывал-ся так, что денег не было и взять было неоткуда. Одна-ко же Борис Немцов вспоминает: — Ничего страшногоне было, лучший был год в новейшей истории России.Реформаторы были у власти. Чубайс был министромфинансов, я был министром топлива и энергетики.Инфляция была 10%. Мы толково все делали. Если быправительство проводило последовательную политику,легко можно было бы разрулить


последствия азиатского биржевого кризиса в России.А дефолт августовский случился из-за эклектичностиполитики. Не отставай, Панюшкин.

Поговорить с Немцовым про 1998 год я приехалв подмосковный санаторий «Лужки», где Немцов отды-хает. А отдых у него заключается в том, чтобы одетьсяв спортивный костюм и кроссовки и потащить менябыстрым спортивным шагом наматывать вокруг сана-тория километры по живописной лесной дорожке.—Советник! — я дразню Немцова советником, потомучто он советник украинского президента Ющенко.—Может, лучше в кафе посидим? Я же так подохну кругитут с тобой наматывать!— Давай-давай! Нам надо двенадцать километровпройти!

И все истории про Ходорковского у Немцова тоженачинаются с того, как они, Ходорковский и Немцовс целью поговорить отправились на пешую прогулку.

Михаила Ходорковского, строившего нефтянуюкомпанию, разумеется, не радовало в 1997 году паде-ние цен на нефть, но он говорил: «Прорвемся!» ИннаХодорковская вспоминает, что чем хуже обстояли де-ла, тем чаще ее муж говорил «прорвемся» и тем голо-вокружительнее были приходившие ему в голову идеи.Инна говорит, что в те редкие выходные дни, когда Хо-дорковский бывал дома, он предлагал жене и дочерисыграть в какую-нибудь настольную игру, до которыхИнна большая охотница, играл с ними до тех пор, покаИнна и Настя увлекались игрой, а потом выходил изигры, садился в сторонке с компьютером, поглядывал,улыбаясь, как дочь и жена играют, а сам обдумывалочередную, головокружительную, по внешнему его ви-ду судя, идею.

Мы сидим с Инной в «Book-кафе». Я спрашиваю:— Ему везло в играх?— Всегда! — Инна кивает.— Я даже в день его ареставсе время думала, как это так ему вдруг не повезло, онже Мистер Фортуна. Ему невероятно везло, и, навер-

ГЛАВА 5/ПРОРВЕМСЯ! 9 8 / 9 9

ное, поэтому он никогда не любил играть. Мы толькооднажды с ним на отдыхе зашли в казино, он сделалставку, выиграл, сказал, что неинтересно, забрал вы-игрыш и ушел.

Бороться с низкими ценами на нефть Михаил Хо-дорковский решил не так, чтоб затаиться, распродатьнепрофильные активы и снизить зарплату рабочим, атак, чтоб вдобавок к имевшимся у ЮКОСа четыреммиллиардам долга взять еще полмиллиарда у банка«Лионский кредит» и купить Восточную нефтянуюкомпанию (ВНК), потому что без ВНК ЮКОСу труднеебыло бы отдать четыре миллиарда долгов, чем с ВНКотдать четыре с половиной. Впрочем, зарплату рабо-чим он тоже снизил. Сам поехал в Нефтеюганск, одинполтора часа разговаривал с целым залом нефтяников,и нефтяники не разорвали его на лоскуты, и он дажеубедил нефтяников, что им же выгоднее пока согла-ситься на снижение зарплаты на треть, а потом зато,когда компания выведена будет из кризиса, получитьзарплаты больше и стать акционерами. Они ему пове-рили. Он их не обманул.

Совсем в другое время и совсем по другому поводубанкир Михаил Фридман сказал мне, что никакое этоне искусство, если компания твоя растет на фоне эко-номического подъема, когда все растут. Искусство,по словам Фридмана, заключается в том, чтоб компа-ния росла во время всеобщего кризиса, или хотя бы те-ряла меньше, чем теряют конкуренты. Служением это-му искусству, насколько я могу судить, и занят был Ми-хаил Ходорковский в 1997-м и начале 1998 года.

Служением ему же тогда же, если верить Немцову,был занят и Анатолий Чубайс на посту министра фи-нансов. Государству надо было достать хоть как-нибудьденег (платить зарплаты бюджетникам, содержать ар-мию, здравоохранение худо-бедно, образование хотькак-нибудь), и государство решило сыграть в игру, из-вестную уже нам по 1994 году, по финансовым пирами-дам МММ, «Гермес-финанс», «Хопер-инвест». Госу-

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


дарство решило само построить финансовую пирами-ду, выпустив ценные бумаги, называвшиеся Государст-венными краткосрочными обязательствами (ГКО),и приносившие невероятные доходы в рублях.Разница была только в том, что если компания МММсобирала деньги с населения, то государство, выпустивГКО с высокой процентной ставкой, собирала деньги сбанкиров и западных портфельных инвесторов.

Я поспешаю за Немцовым по лесной дорожке, и уменя так болит селезенка, что хочется верить, будтоГКО поначалу были частью честного плана пооздоровлению экономики и пережиданию низких ценна нефть, а не просто самой большой финансовойпирамидой. Но работали они именно как финансоваяпирамида. Банкиры и инвесторы вкладывали в ГКОденьги и быстро получали большие проценты за счетновых инвесторов, которые покупали ГКО и тожеждали вскорости высоких процентов. Пирамидаразрасталась. Разумеется, банкиры и инвесторыпонимали, что она рано или поздно может лопнуть,но ради больших процентов готовы были рисковать,надеясь, что успеют сбросить свои ГКО и выручитьсвои деньги до падения пирамиды.

Банк МЕНАТЕП тоже значительные средства дер-жал в ГКО. Думаю, что возглавлявшие банк «предпри-имчивые финансисты, имевшие доступ к закрытой ин-формации», надеялись, что реформаторы, находивши-еся у власти, предупредят их заблаговременно, если пи-рамида станет рушиться, и они, банкиры, успеют спас-ти вложенные в ГКО деньги, а убытки понесут запад-ные инвесторы.

Впрочем, было два способа демонтировать пирами-ду ГКО мягко и относительно безболезненно. Во-пер-вых, можно было девальвировать рубль, то есть позво-лить рублю постепенно дешеветь относительно долла-ра. Тогда получалось бы, что доходность ГКО в рубляхвысока, как и было обещано, но рубль все время деше-веет, и в долларах не так уж много получают западные

ГЛАВА 5/ПРОРВЕМСЯ! 1ОО/1О1

инвесторы, вложившие спекулятивные капиталы в Рос-сию. Получалось бы, что западного инвестора хитрос-тью заманили дать России в долг под небольшие про-центы, чтоб Россия поднимала экономику. В случаемедленной девальвации получалось бы, что и россий-ские банки тоже под небольшой процент одолжили де-нег государству, но банки были не против, поскольку укрупных банков, державших деньги в ГКО, были и своинефтяные компании, а слабый рубль выгоден экспорте-рам нефти. Несколько раз банкиры и промышленникив начале 1998 года собирались вместе и приезжалив правительство — просили начать медленно девальви-ровать рубль. Но против девальвации рубля, защищаязападных инвесторов, выступал Международный ва-лютный фонд (МВФ).

Грубо говоря, Международный валютный фондпредлагал российскому правительству рубль не деваль-вировать и западных инвесторов не грабить, а за этообещал сам дать российскому правительству денегв долг до тех пор, пока цены на нефть снова не вырас-тут, и Россия не сможет расплатиться по всем своимдолгам, как легко расплачивается теперь в серединедвухтысячных, когда нефть стоит 60 долларов за бар-рель. Переговоры с Международным валютным фон-дом тоже вел Анатолий Чубайс, рубль держали, ноМВФ денег все как-то не давал, не знаю уж, о чем онитам торговались. А пирамида ГКО все росла и росла.

И надо же понимать, что в этой большой политиче-ской и большой экономической игре не ты один игра-ешь, а тысяча человек играет каждый свою игру несим-метрично, как если бы на бескрайней шахматной доскесражались друг с другом фигуры тысячи разных цве-тов. Ходорковский строил свой ЮКОС, а Лужков, на-пример, строил Москву. Интересы могли совпадать илибыть противоположными. Коммунистический парла-мент грозил президенту Ельцину импичментом. Пре-зидент Ельцин грозил парламенту выдвинуть на пост


премьер-министра такую кандидатуру, чтоб парламенттрижды отверг ее и был распущен. Березовский, есливерить Немцову, хотел приватизировать «Газпром»,а Немцов говорит, что мешал ему. Гусинский хотел при-ватизировать «Связьинвест», государственную компа-нию, владеющую всеми в стране проводными телефон-ными линиями, каковые тогда ценились больше, чемтеперь, ибо не было еще у каждого школьника в карма-не мобильного телефона. И Березовский тоже, кажет-ся, хотел приватизировать «Связьинвест» — черт ногусломит. А Сорос пришел тогда к Немцову и спросил:— Вы честный будете устраивать аукцион по «Связьинвесту» или как всегда?— Честный,— отвечал Немцов.

Сжалившись надо мной, Немцов, наконец, сворачи-вает с живописной лесной дорожки в санатории «Луж-ки», мы садимся за столик в кафе, и Немцов говорит:— Мы тогда с Чубайсом решили провести честныйаукцион по «Связьинвесту». Образцово-показательный, прецедентный. Понимаешь, Панюшкин, если законов в стране толком нет, то действуют только самыепростейшие и самые открытые законы. И мы предлагали открытый аукцион по «Связьинвесту», со стартовой ценой полтора миллиарда долларов и никакихконвертов. Я пришел тогда к Чубайсу и сказал: «Ты понимаешь, Чубайс, что нас будут мочить все? Гусинский, Березовский, коммунисты — все! Ты понимаешь,что мы должны быть чисты? Ты чист, Чубайс?» А Чубайс сказал мне тогда: «Ты меня за идиота держишь?Конечно, понимаю! Если бы я не был чист, разве быя полез в это дело!» А через несколько дней после то

го, как мы стали готовить аукцион по «Связьинвесту»,прихожу я к Чубайсу, а он красный сидит, как помидор, и говорит: «Я совсем забыл. У меня в Мост-банке(принадлежавшем Гусинскому) на счете 100 тысячдолларов лежит, гонорар за книжку про приватизацию, которую мы должны были написать, но не написали». Я ему говорю: «Чубайс, ты идиот! Нам пи..ец!

прихожу я к Чубайсу, а он красный сидит, как поми-

ГЛАВА 5/ПРОРВЕМСЯ! 1О2/1ОЗ

Меня только радует, Чубайс, что ты честный человек,потому что работаешь министром финансов, а обви-нить тебя можно только в том, что ты присвоил100 тысяч долларов за книжку, которую поленился на-писать. Но нам все равно хана!» По этому «делу писа-телей» нас мочили все: Березовский, Гусинский, ком-мунисты. И окончилось тем, что дедушка,— Немцовимеет в виду президента Ельцина,— сказал мне: «Я ус-тал вас с Чубайсом защищать». Чубайса уволилис должности министра финансов, меня уволилис должности министра топлива и энергетики. Остави-ли нас только вице-премьерами, то есть щеки надуватьмы могли, а сделать реально не могли ничего. А Чер-номырдин реально почувствовал себя преемником.

Я сижу с Немцовым за столиком в кафе санатория«Лужки» и такую испытываю к Немцову благодар-ность за то, что он не тащит меня больше спортивнымшагом по лесной дорожке, что мне хочется ему верить.Как же мне хочется ему верить, что тогда в 1997 годумы были в шаге от построения демократической и сво-бодной страны, и все сорвалось от того лишь, чтоу Анатолия Чубайса случайно завалялись на счетев Мост-банке 100 тысяч долларов — сумма, которуюсейчас, при нынешнем уровне коррупции никто и день-гами-то не считает среди приближенных к власти.

Дальше я не знаю толком, как произошло, что пре-мьер-министром страны стал Сергей Кириенко. Гово-рят, будто Ельцин хотел ослабить Черномырдина,слишком почувствовавшего себя преемником. Гово-рят, наоборот, будто кремлевские, как выражается Хо-дорковский, кукловоды хотели Черномырдина сохра-нить в преемниках, и нарочно назначили Кириенко,чтоб снять с Черномырдина и свалить на Кириенковсю ответственность за обрушение пирамиды ГКО. Го-ворят, будто Березовский, пользуясь своим влияниемна президента, хотел сделать премьером Ивана Рыб-кина, убедил Ельцина, во всяком случае, Черномырди-на уволить, но тут инициативу перехватил у Березов-


ского Чубайс, и премьер-министром назначен былс подачи Чубайса Кириенко. Черт ногу сломит. Нена-вижу эти слепые политологические гадания. Говорятеще, будто Ельцин нарочно предложил в премьерынемцовского протеже Кириенко, чтоб коммунистичес-кая Дума трижды отвергла его кандидатуру, и можнобыло Думу распустить и назначить новые выборы, нокоммунисты самороспуска испугались. Говорят еще,будто Кириенко понимал, что его назначают, чтоб сва-лить на него ответственность за неизбежный дефолт,но не считал дефолт неизбежным.

Немцов говорит:— Когда Кириенко назначили премьером, мы поехалис ним погулять в Архангельское (бедный Кириенко,представляю себе, как и его тоже Немцов таскал круга-ми все свои двенадцать километров.— В. П.), и он мнеговорит: «С чего бы такого начать яркого?» А я ему го-ворю: «Начни с девальвации рубля!»

В статье своей «Кризис либерализма в России» Ми-хаил Ходорковский пишет:

«О чем думали либеральные топ-менеджеры страны,когда говорили, что дефолту 1998 года нет альтернати-вы?! Альтернатива была — девальвация рубля. При-чем в феврале и даже июне 1998 года можно былообойтись девальвацией с 5 рублей до 10-12 рублейза доллар. Я и многие мои коллеги выступали именноза такой вариант предотвращения нависавшегофинансового кризиса. Но мы, располагая в то времясерьезными рычагами влияния, не отстояли своюточку зрения и потому должны разделить моральнуюответственность за дефолт с тогдашней властью,безответственной и некомпетентной».

Он пишет про февраль и июнь, потому что в февра-ле и июне 1998 года дважды приезжали крупнейшиебанкиры и промышленники России в правительствопросить девальвации. И я не знаю, почему не послушал

ГЛАВА 5/ПРОРВЕМСЯ! 1 0 4 / 1 0 5

их Сергей Кириенко. Может быть, потому что на Гор-батом мосту у Белого дома каждый день стучали каска-ми о брусчатку бастующие шахтеры, а Кириенко былуверен, и говорил мне, что бастовать нанял шахтеровБорис Березовский, и что шахтеры завоют в эфире при-надлежавшего Березовскому телеканала ОРТ, как толь-ко рубль станет дешеветь, съедая шахтерские зарплаты.Немцов говорит еще, что в начале лета приезжалив Россию совещаться про грядущий кризис финансистыиз Международного валютного фонда и министерствафинансов США, но Кириенко их не принял, сослав-шись на недостаточную представительность делегации.Не знаю, почему не принял.

Семнадцатого августа 1998 года я с семьей был в от-пуске на острове Корфу, а маме моей в квартиру вдругпозвонили, уже ближе к вечеру. Мама открыла. На по-роге стоял мой друг кинооператор Андрей Макаров,которого мама, может быть, пару раз до этого и видела,но в лицо не вспомнила. Малознакомый молодой чело-век сказал моей маме:—Здравствуйте, у вашего сына деньги есть? Рубли?Несите их скорей сюда!

Мама моя, как загипнотизированная, пошла в моюкомнату, вытащила из письменного стола сколько тамбыло рублей и безропотно отдала их малознакомомумолодому человеку. И тот ушел, сказав:—Угу! Я скоро вернусь.

Все пункты обмена валюты в городе были уже за-крыты, потому что рубль падал, рушился, и только накиностудии «Мосфильм» работал еще каким-то чудомобменный пункт. Оператор Андрей Макаров, зная, чтоя в отпуске, обменял все мои рубли на доллары в по-следнем открытом в Москве обменном пункте. Вернул-ся уже к полуночи и вручил ничего не понимающей мо-ей маме 1000 долларов — все мои тогдашние сбереже-ния, которые назавтра превратились бы в 300 долла-ров, потому что рубль за одни сутки упал втрое, с 6 до18 рублей за доллар, и продолжал падать.


Пирамида рухнула оглушительно, государству не-чем было платить по ГКО, банки потеряли свои вло-женные в ГКО деньги. Люди бросились в банки заби-рать свои вклады, но у банков не было денег, чтоб за-платить вкладчикам, и банки в один день лопнули.Предприятия тоже не могли получить в банках денег сосвоих счетов, потому что не было денег, и пришлосьмногим предприятиям закрываться или увольнять пер-сонал, или сокращать персоналу зарплату.

Газета «КоммерсантЪ», где я работал, вышла тогдас заголовком «Прорвемся!» на первой полосе, и, вер-нувшись из отпуска, я застал такую ситуацию, что третьсотрудников редакции уже уволена, а остальным сокра-щена зарплата вчетверо. Я, к счастью, оказался средитех, кому сокращена зарплата. Мы прорывались годаполтора и прорвались в конце концов, но тогда, осенью98-го клич «Прорвемся!», может быть, и обогащалкровь адреналином, однако ж уверенности не вселял.

Вопреки пословице, запрещающей менять на пере-праве коней, правительство Кириенко было отставле-но. Получилось, что даже самые верные сторонникилибералов-реформаторов, предприниматели и высокооплачиваемые профессионалы видели, как либераль-ное правительство умеет ввергать страну в кризис,но не видели, как умеет страну из кризиса выводить.И либералы тогда надолго, если не навсегда лишилисьсвоих сторонников.

Исполнять обязанности премьер-министра назначенбыл опять Виктор Черномырдин, но действия его былипаническими и только усугубили кризис. Если бы пре-зидент не нашел тогда, кого предложить парламентуна должность премьера, так, чтоб парламент согласил-ся, то парламент по закону был бы распущен, и к эконо-мическому кризису добавился бы политический. Григо-рий Явлинский тогда предложил на должность премье-ра себя, а своих товарищей по партии «Яблоко» —в правительство. Это был смелый поступок, потому чтокризисный премьер в памяти народной предстает чело-

Г71АВА5/ПРОРВЕМСЯ! 106 / 1 0 7

веком, который правил, когда нечего было жрать. При-нятые кризисным премьером меры заметны бываютне сразу, и к тому времени, как жизнь начинает налажи-ваться, кризисный премьер бывает уже уволен, как уво-лен был Егор Гайдар, а плоды трудов кризисного пре-мьера пожинает следующий за ним. Так вот, депутатыГосдумы в лицо смеялись Григорию Явлинскому, когдатот предложил себя в кризисные премьеры: «Ишь, чегозахотел! Власти!»

Премьером был назначен Евгении Примаков, выхо-дец из спецслужб, известный, впрочем, тем еще, чтоединственный, кажется, из всей властной элиты живетне во дворце, а в скромном дачном домике, то естьне коррумпирован. А правительство Примакова в ос-новном состояло из коммунистов. И получалось оченьпохоже на ту схему, которую предлагал Михаил Ходор-ковский в письме «Выйти из тупика!»: президент Ель-цин, как гарант свободы, и коммунистическое прави-тельство, как гарант справедливости.

Однако же президент Ельцин был болен, тяжело бо-лен. Все на свете были уверены, что следующим прези-дентом станет Примаков. И это было уже слишком по-хоже на возвращение советского строя: спецслужбыи коммунисты у власти. И это стало тем более похожена возвращение советского строя, когда Евгений При-маков, направляясь с визитом в Америку, узнал, чтоамериканцы бомбят Югославию, развернул над Атлан-тикой самолет и отменил визит, поссорившись с амери-канцами. То есть совсем как в Советском Союзе: ком-мунисты и спецслужбы у власти, в придачу холоднаявойна с Америкой.

Слишком узкое оставалось поле для политическогоманевра у «кремлевских кукловодов», как выражаетсяХодорковский, имея в виду Бориса Березовского, веро-ятно. Нечего было противопоставить столь уже близко-му к завоеванию власти тандему спецслужб и коммуни-стов. Разве только перессорить их между собой. Помочьспецслужбам получить власть, но без коммунистов.


И вот вам Владимир Путин. Чем не премьер и чем непрезидент? И через полтора года после кризиса, благо-даря телевидению Березовского и телевидению Гусин-ского рейтинг Путина растет в считанные месяцы с 5%до 60%. И благодаря второй чеченской войне, котораяпоначалу кажется победоносной, тоже растет рейтинг.И благодаря террористическим актам — растет. И дажелибералы подгавкивают, что пусть станет, дескать, Пу-тин российским Пиночетом, проведет жесткой рукойлиберальные реформы и, проведя, вернет нам свободуи установит нам справедливость. А народу только и по-давай жесткую руку.

И надо же понимать, что большая эта политическаяигра не одним человеком ведется, а тысяча человек иг-рает увлеченно каждый свою игру, как если бы на бес-крайней шахматной доске сражались друг с другом фи-гуры тысячи разных цветов. А шахматная доска — этомы, люди. Это наши деньги сжигают политические иг-роки в своих финансовых кризисах, наши дома взрыва-ют в борьбе друг против друга, на нашей земле ведутдруг против друга войну и в наших мозгах зарабатыва-ют себе популярность.

Осенью 1998 года в компании ЮКОС происходилоодно сплошное оперативное совещание с утра до вече-ра, и даже обеденные перерывы неизбежно каждыйдень превращались в «язвенный» обед. Михаил Ходор-ковский, говорят, занимался решением таких мелкихпроблем, про существование которых и знать-то недолжен глава компании. Типа: лопнул трос на буровойпод городом Нефтеюганском, так где в условиях кризи-са взять трос, и где в условиях кризиса взять на тросденьги, и можно ли трос сегодня, а деньги завтра.

Банк МЕНАТЕП был разорен. Никакие связи в пра-вительстве не помогли. Если Ходорковский и был пре-дупрежден об обрушении пирамиды ГКО, то слишкомпоздно, чтоб сбросить ГКО и спасти деньги. АкцииЮКОСа, заложенные иностранным банкам в обеспече-

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

ГЛАВА 5/ПРОРВЕМСЯ! 1О8/1О9

ние кредита, потраченного на покупку Восточной неф-тяной компании, были арестованы. Миноритарные ак-ционеры ЮКОСа, чувствуя, что Ходорковский слаб,предъявили сразу несколько судебных исков. Прави-тельство увеличивало налоги на нефть.

Ходорковский ездил в правительство и в налоговуюслужбу, разъяснял, что не надо в условиях кризиса при-думывать новые налоги на нефть, а надо, наоборот, на-логовое бремя ослабить, и тогда нефтяная отрасль пер-вой выберется из кризиса и вытащит за собой всю стра-ну. Он принял решение выплатить постепенно вседеньги всем вкладчикам разорившегося Банка МЕНА-ТЕП и выплатил. Он судился с миноритарными акцио-нерами. Он, кажется, действительно верил в это свое«Прорвемся!».

Одна моя подруга остроумно заметила однажды,что патриоты и государственники почему-то покупаютнедвижимость за границей и не рожают в России де-тей, а демократы, кричащие вечно, что кризис и конецсвета, покупают недвижимость в России и детей рожа-ют. Так вот, младшие дети Ходорковского близнецыГлеб и Илья зачаты были именно в то кризисное лето98-го. И глупо же думать, будто в 35 лет дети у челове-ка могут получиться случайно. А в год после кризиса,когда далеко еще было до того, чтоб прорваться, Хо-дорковский, пользуясь падением цен на недвижи-мость, строил дом в поселке Яблоневый сад. А черездва года, когда только-только прорвались, адвокат Ан-тон Дрель пришел наниматься к Ходорковскому на ра-боту и как личный его адвокат спросил, какая у Ходор-ковского есть недвижимость за границей, и выясни-лось, что нет никакой.

Я, наконец, получаю от Ходорковского письмо изтюрьмы. Он пишет:

«Из дефолта я вынес не урок, что государство меня(да и всех) обмануло. Это само собой, и было для ме-ня неважно. 1998 год был годом осознания, что есть

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


не только законы, но и этика, что в самой тяжелой си-туации часть людей остается людьми и таких много.Что бизнес — это не игра, не шахматы — это люди, закоторых ты отвечаешь, за их семьи, за их пенсии.Каждая ошибка, каждое „не подумал" может стоитькому-то страданий.Ответственность просто придавила, причем, если былюди ругались, плевались, орали — было бы легче. Та-кое было, но мало, а, в основном, они просто страда-ли и надеялись, заранее простив, если ты их обма-нешь, как их обманывали все и всегда. Я не знаю,смог ли я донести до Вас, почему 98-й год сталпереломным для меня и в каком смысле. Я решил,что не только должен отдавать долги, но и что-тосделать, чтобы люди жили лучше, чтобы не было этойпокорной уверенности, что обязательно обманут.Не знаю, как объяснить. В общем, производство пере-стало быть единственной целью. Тогда (не сразу, а че-рез год-два приблизительно), я понял, что из бизнесамне надо уходить.Доделать то, что пообещал людям и уйти, потому чтов бизнесе надо быть готовым к жестокости и беском-промиссности, а моя скорлупа дала трещину. И я по-степенно сместился в сторону общественной деятель-ности, занялся изменением условий бизнеса, закона-ми, этическими правилами».

Я держу в руке листок и перечитываю: «...скорлупадала трещину». Ничего себе!

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


Мы сидим с Инной Ходорковской в «Book-кафе», и яспрашиваю, рассказывал ли ей муж про свою работу.— Ну, может, хвастался успехами?— Нет, но как-то он показывал, когда ему в голову приходила хорошая идея,— Инна запускает пальцы в своисветлые волосы и шевелит пальцами в волосах, демонстрируя, как у Михаила Ходорковского наглядно шевелились в голове мысли.— Как-то это было заметно.— А ныл, если что-нибудь не получалось? Я потому что,например, люблю поныть, чтоб жена поработала мамочкой.— Нет, никогда. Он и в тюрьме даже всегда улыбаетсяна свиданиях, всегда у него все хорошо.— А про Кеннета Дарта он вам рассказывал?— Это какой год? 1999-й? — Инна усмехается.— В 1999-мя рожала.— Что весь год рожали?— Ну практически. У меня отрицательный резус. А умальчиков положительный, и их двое, и вы же понимаете...— говорит Инна, как будто я действительнопонимаю.— Мне все врачи говорили, что я их не выношу, и пришлось поехать в Швейцарию и прожитьтам почти всю беременность.— Понравилось вам в Швейцарии?— Нет! Жить нет! — Инна машет руками, как если бы ееатаковал небольшой рой пчел.— Так, приехать погулять пару недель хорошо, а жить невозможно. Во-первых, скучно очень...— То-то вам здесь весело...— Во-вторых,— Инна улыбается вдогонку моей мрачной шутке,— там соседка у меня была старушка, и онавсе время писала доносы в полицию, что я незаконнаяиммигрантка. И знаете, на пятый раз действительноначинаешь чувствовать себя незаконной иммигранткой. А потом дети родились, кричать стали...— А Ходорковский, значит, сидел в Москве строил дом?— Дом строили рабочие. Я когда через год приехала,дом уже стоял, но половина всего внутри сделано было

ГЛАВА 6/ЗЕЛЕНОЕ ПИСЬМО 1 1 2 / 1 1 3

не так, как я хотела. Я говорю: «Ребят, вроде мы как-тоне так договаривались». Но ничего, стали жить.

В 2003 году, когда Ходорковского арестовали, в газе-тах была опубликована фотография дома Ходорков-ского. Дом этот, правда, оказался впоследствии фаль-шивым. То есть это не дом Ходорковского и вообще недом из поселка Яблоневый сад. Просто непонятно чейдворец с Рублевского шоссе. А дом Ходорковского —довольно небольшой, скандинавского такого типа —невысокий, из бревен и кирпича. Поселок Яблоневыйсад теперь стоит пустой, темный. Никто не живет в до-ме Невзлина, никто не живет в доме Брудно, никтоне живет в доме Дубова. В доме Лебедева живет его же-на. В доме Ходорковского живет Инна с детьми. Толь-ко два дома на весь поселок, где по вечерам в окнах за-жигается свет. Я спрашиваю:— Как же вы живете там, в темном поселке?— Привыкли,— Инна поднимает на меня глаза, кажется, затем, чтоб я оценил ее решимость никуда не уезжать из этого дома и в этом доме дождаться возвращения хозяина.— Сначала было жутко, но потом ничего. Ко всему можно привыкнуть. Он же привык житьв тюрьме.

В 1999 году Михаилу Ходорковскому действительнобыло не до строительства дома. У него отбирали компа-нию. Отстроенную почти и выведенную почти из кризи-са нефтяную компанию ЮКОС. Отбирал некий КеннетДарт, гражданин Белиза, бывший гражданин Соединен-ных Штатов, миллиардер, крупнейший в СоединенныхШтатах производитель пластиковых стаканчиков дляресторанов фаст-фуда. Отец Кеннета Дарта, говорят,сам и придумал эти дутые пластиковые стаканчики, че-рез которые горячий кофе не обжигает руку.

А Кеннет Дарт, унаследовав компанию отца, произ-водством пластиковых стаканчиков не ограничилсяи занялся в основном гринмэйлом — вполне законными, надо признать, весьма изобретательным шантажом,направленным на захват чужих компаний либо на по-


лучение значительных отступных, если владелец ком-пании не хочет, чтоб его компания была захвачена.

Блэкмэйл (blackmail), черное письмо — так по-анг-лийски называется шантаж. Гринмэйл (greenmail), зеле-ное письмо — это та работа, которой кроме Кеннета Дар-та занимается еще герой Ричарда Гира в фильме «Красот-ка». Работа законная, но кажущаяся бесчеловечной мо-лодой проститутке, которую играет Джулия Роберте, даи у самого героя Ричарда Гира вызывающая угрызениясовести, каковые угрызения гоняют его по ночам в гости-ничный бар играть на рояле.

В самом грубом приближении смысл гринмэйла та-ков: надо найти компанию, владелец которой собира-ется вот-вот компанию свою реструктурировать илимодернизировать, или расширить. Одним словом, надонайти такую компанию, владелец которой собираетсявот-вот что-то с компанией сделать такое, на что по за-кону ему потребуется согласие акционеров. Надо найтитакую компанию и купить блокирующий пакет ее ак-ций. Можно даже не покупать блокирующего пакета,а купить столько акций, сколько необходимо, чтобысозвать собрание акционеров — 10%, например.

И вот, когда владелец компании примется компаниюсвою модернизировать или расширять, надо всяческимешать ему. Если, например, владелец созывает собра-ние акционеров и предлагает не выплачивать в следую-щем году дивиденды, а пустить заработанные деньги наразвитие компании, то надо голосовать против, и дру-гих миноритарных акционеров убеждать, что развитиекомпании есть бессмысленная блажь, и обращатьсяв суд, дескать, посмотрите, крупнейший акционер гра-бит мелких акционеров. А суд потянется долго, и этоостановит задуманную владельцем модернизацию,и если модернизация уже начата, и вложены уже в мо-дернизацию деньги, то владелец компании будет день-ги терять, поскольку они лежат мертвым грузом.

Так еще надо и самому созывать собрания акционе-ров, и опять тянуть время и снова, и снова ставить

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Typewriter

greenmail

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


на повестку дня вопрос о ненужности модернизации.Или можно ставить на повестку дня совсем не имею-щие отношения к модернизации вопросы, и опять тя-нуть время, и парализовать работу. И все это затем,чтобы прийти в один прекрасный день к владельцуи сказать: «Я перестану вставлять тебе палки в колеса,если ты купишь у меня мои 10% акций по цене втроевыше рыночной». А владелец, напомним, вложил ужев модернизацию миллионы и надеется заработать мил-лиарды, обыграв в результате модернизации конкурен-тов. Но модернизация, напомним, остановлена, идут,напомним, суды, и владелец теряет время и деньги, и отконкурентов отстает, и выгоднее ему, честное слово, ку-пить уже эти несчастные 10% акций, пусть даже и втроедороже их настоящей цены.

Американские законодатели, когда гринмэйл рас-цвел в Соединенных Штатах, обложили доходы отгринмэйла 90-процентным налогом, но не запретили.Конгрессмены рассудили так, что шантажисты подоб-ны волкам — они санитары леса. Владелец атакуемойкомпании заплатит шантажисту отступные, только ес-ли задуманная им модернизация действительно,по мнению владельца, приведет к росту компаниии увеличению прибыли. А если модернизация — блажьили глупый эксперимент, или повод не платить акцио-нерам дивиденды, то, столкнувшись с шантажистом,владелец лучше модернизацию отменит, и вкладыватьв ненужное развитие ничего не будет, и тихие акционе-ры получат свою долю доходов. Если же модернизациядействительно принесет компании прибыль, и владе-лец эту прибыль рассчитал, и она так велика, что имеетсмысл ради нее даже платить шантажисту, то, значит,акционеры получат свою прибыль сторицей через не-сколько лет, шантажист получит барыш, а государствос этого барыша получит 90%.

Когда был принят этот мудрый закон, Кеннет Дартотказался от американского гражданства. Поначалукупил себе посреди океана остров и решил устроить

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


себе на этом острове страну Дартландию. Но потомидею страны забросил и живет теперь на бронирован-ной яхте, плавающей по мировому океану, как насто-ящая акула капитализма. Интересно, есть ли там у не-го на яхте рояль?

В начале девяностых годов, когда все на свете дума-ли, что страна Бразилия никак в обозримом будущемне сможет погасить своего внешнего долга, КеннетДарт стал скупать долги Бразилии. Он купил 6%. За375 миллионов долларов он купил бразильских дол-гов на сумму 1,4 миллиарда, поскольку бразильскиедолги тогда продавались за бесценок. В скором време-ни кредиторы Бразилии, под давлением ли антиглоба-листов, с политическими ли целями или просто по до-броте душевной, решили бразильский долг реструкту-рировать, то есть простить Бразилии большую частьее внешнего долга.

Однако же за реструктуризацию по закону должныбыли проголосовать все кредиторы Бразилии. Нокредитор Кеннет Дарт, держатель 6% бразильскихвекселей прощать долги Бразилии отказался. БеднаяБразилия! У нее по внешним долгам процентов каж-дый год набегало чуть ли не больше, чем должна онабыла Кеннету Дарту. Начались суды и переговоры,и хитрости всякие, и очернительные статьи в прессе.Говорят, в Бразилии даже взрывали офис Дарта.Но пришлось Бразилии Дарту заплатить, чтоб все ос-тальные ее кредиторы могли простить бразильскиедолги. С Дартом, конечно, поторговались. Вместо1,4 миллиарда он получил 980 миллионов. Прибыльего составила 605 миллионов — почти вдвое противтой суммы, которую он потратил на приобретениебразильских долгов.

Если посмотреть газеты, то найдешь, что в 1991 го-ду Дарт купил акций Federal Home Loan Mortageна 300 миллионов долларов, и прибыли, получил333%. А в 1995 году Дарт вложил 269 миллионов дол-ларов в Salomon Inc. и получил 186% прибыли.

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Typewriter

Brazilia & Kennet Dart

ГЛАВА 6/ЗЕЛЕНОЕ ПИСЬМО 116/1 1 7

Еще в 1995 году Кеннет Дарт стал скупать неболь-шие пакеты акций российских нефтяных компа-ний. «Ноябрьскнефтегаз», «Юганскнефтегаз», «Том-скнефть» — всякий раз компания Dart Managementчерез дочерние свои фирмы вроде компании Acirotaпокупала чуть больше десяти процентов акций, чтобыиметь по российским законам право созывать собра-ния акционеров.

Десять лет спустя, отнимая у Ходорковского ЮКОС,государство будет действовать не так, как действовалДарт против Ходорковского, а, скорее, как Ходорков-ский против Дарта, но вдобавок еще и грубо, на каждомшагу применяя тупую, но необоримую свою силу, разо-ряя походя акционеров компании и просто страну.А Дарт в 1999 году играл. Надо признать, играл противХодорковского изобретательно и даже красиво. Играл,вероятнее всего, исключительно ради прибыли для од-ного себя, но не без пользы для акционеров ЮКОСаи для страны. И даже не без пользы для самого Ходор-ковского.

Два года Дарт ничего не предпринимал. Но в 1997-м,когда российский фондовый рынок стал расти и МихаилХодорковский стал отстраивать ЮКОС, заставляя своихакционеров обменивать акции входивших в ЮКОС ком-паний на единую акцию ЮКОСа, Дарт через своегомосковского представителя впервые обратился к Хо-дорковскому с предложением выкупить у него, у Дарта,акции «Томскнефти». Рассказывают, будто Ходорков-ский предлагал тогда Дарту продать акции «Томскнеф-ти» на 500% дороже их рыночной цены, но Дарт отка-зался, полагая, что можно получить с Ходорковскогобольше.

Одним словом, в цене они не сошлись. Началаськампания в прессе. Ходорковского обвиняли, что он,дескать, консолидирует ЮКОС железной рукой и нещадит миноритарных акционеров, которые разоряют-ся от того, что Ходорковский заставляет их обменивать


акции своих предприятий на единую акцию ЮКОСа покурсу, который диктует Ходорковский. Еще Ходорков-ского обвиняли в том, например, что в феврале 1998 го-да руководство ЮКОСа на заочном собрании акционе-ров (то есть созвонились друг с другом по телефону)приняло решение взять большой кредит, и тем на не-сколько лет вперед лишило миноритарных акционеровприбылей, не спросив, хотят ли миноритарные акцио-неры лишиться прибылей сейчас ради будущих гипоте-тических доходов.

Ходорковский поначалу явно проигрывал пиаров-скую войну Дарту. Дарту сочувствовали все включаялибералов и реформаторов из правительства. Возмож-но, Ходорковский проигрывал потому, что пиар-служ-ба ЮКОСа досталась Ходорковскому от прежнего ру-ководства, и сама была недовольна нововведениямив компании. До увольнения пиар-службы руки у Хо-дорковского дошли только в 1998 году. А сейчас,в 2005 году, бывшие пиарщики Ходорковского, уволен-ные за то, что проиграли газетную войну Дарту, свиде-тельствуют против Ходорковского в телевизионныхэфирах и тем мстят, как мстит раненному льву обижен-ная когда-то собачонка.

С другой стороны, многих миноритарных акционе-ров ЮКОСа в 2005 году я прошу поговорить со мнойи рассказать, как Ходорковский, отстраивая компанию,обижал их, но они все отказываются. Не успеваю я об-радоваться, что вот ведь есть же люди, отказывающие-ся свидетельствовать против поверженного врага, кактут же бывшие миноритарные акционеры мотивируютотказ тем, что не видят смысла, не понимают, зачем быэто им сейчас рассказывать правду. С середины девяно-стых они привыкли использовать журналистов толькочтоб бороться за прибыли при помощи создания обще-ственного мнения. И я не могу убедить их, что правдунадо рассказывать, чтоб жить в нормальной стране.

В августе 1998-го грянул кризис. Надо полагать,что сразу после кризиса Дарту легко было бы захва-


тить компанию ЮКОС. Но Дарт несколько месяцевничего не предпринимал. То ли цены на нефть былислишком низкие, и игра не стоила свеч. То ли не успелпросто Дарт так быстро на кризис отреагировать. Толи не верил, что Россия из кризиса выберется, а Хо-дорковский вытащит из кризиса компанию. А можетбыть, есть у Дарта свои какие-то представленияо благородстве, запрещающие атаковать компанию,когда генеральный директор ее днюет и ночуетв офисе, разруливая проблемы вроде, где достатьтрос для затерянной в болотах под Нефтеюганскомбуровой. Может быть, Кеннет Дарт не бьет лежачих,тогда учитесь у него, все те деятели науки и культуры,которые подписали против Ходорковского открытоеписьмо, когда Ходорковский был уже осужден на де-вять лет тюрьмы. Акула капитализма, казалось бы,а про благородство понимает больше некоторых дея-телей науки и культуры.

Вторую свою атаку на ЮКОС Дарт предпринял осе-нью 1998 года, когда ЮКОС от кризиса уже оправлял-ся. И, еще раз говорю, атака была хоть и циничной, нокрасивой. Компания Birkenholz, принадлежавшая быв-шим руководителям только что приобретенной Ходор-ковским Восточной нефтяной компании и заключив-шая союз с Дартом, подала в Московский арбитражныйсуд иск к ВНК, требуя выплатить причитающийся ком-пании Birkenholz 21 миллион долларов по договоруо покупке акций Ачинского нефтеперерабатывающегозавода. Юристы ЮКОСа бросились спасать 21 милли-он долларов, но деньги эти были только приманкой,наживкой, на которую Ходорковский клюнул.

В те времена бизнес в России делался еще просто.Российские предприниматели и российские юристы не-привычны были к многоходовым комбинациям, красо-ту которых только сейчас научились ценить, а научив-шись, ценят превыше всего и весь смысл бизнеса и весьдрайв от бизнеса видят не в создании материальныхценностей, а в выдумывании красивых разводок.


Юристы ЮКОСа усиленно спасали в арбитражномсуде 21 миллион долларов Ачинского нефтеперераба-тывающего завода, и спасли, и почти уже праздновалипобеду. Но, увлекшись спасением этих денег, юристыЮКОСа не оспорили вовремя арест акций ЮКОСа.Важно было, какую именно собственность ЮКОСа ар-битраж на время разбирательства и в обеспечение искаарестовал по просьбе юристов компании Birkenholz.Важно было, что суд арестовал именно акции.

Во-первых, компания Birkenholz не имела права со-ветовать арбитражным судьям, какую именно собст-венность ЮКОСа арестовывать, но Birkenholz совето-вала, и юристы ЮКОСа не смогли эффективно протес-товать против этого. Во-вторых, логично было бы аре-стовать нефть в хранилищах Восточной нефтяной ком-пании, потому что сырую нефть легче всего превратитьв деньги, если выяснилось бы в арбитраже, что ЮКОСтаки должен денег компании Birkenholz. В-третьих,можно было бы арестовать акции Ачинского нефтепе-рерабатывающего завода, раз уж иск касается Ачинско-го нефтеперерабатывающего завода. Однако же компа-ния Birkenholz просила судей арестовать принадлежав-шие ЮКОСу акции компании «Томскнефть», котораябыла частью Восточной нефтяной компании, к которойпредъявлялся иск. Не слишком очевидное решение, носуд не возражал, и юристы ЮКОСа не возражали, пред-вкушая победу, и Ходорковский не возражал, доволь-ный, вероятно, что арестовали лежавшие мертвым гру-зом акции, а не сырую нефть в хранилищах, и можно,значит, на время суда не останавливать бизнес.

Как только юкосовские акции «Томскнефти» былиарестованы, Кеннет Дарт и думать забыл про 21 мил-лион Ачинского завода, оставив своих союзников изкомпании Birkenholz проигрывать это дело в одиноч-ку. Зато совершенно никакого отношения не имевшаяк Ачинскому заводу принадлежавшая Дарту компанияAcirota созвала собрание акционеров компании «Том-скнефть».

ГЛАВА 6/ЗЕЛЕНОЕ ПИСЬМО 12О/121

Acirota владела 13% акций «Томскнефти» и имелаправо созывать собрания акционеров. Больше ничегокомпания Acirota не могла поделать с компанией«Томскнефть», пока не арестованы были принадле-жавшие ЮКОСу акции «Томскнефти». Но как толькоакции ЮКОСа оказались арестованы, крупнейшимиакционерами «Томскнефти» стали Кеннет Дарт черезсвою компанию Acirota (13% акций) и государство(34% акций).

Кеннету Дарту оставалось только договориться с го-сударством, чтоб лишить Ходорковского контроля надкомпанией «Томскнефть». И с государством КеннетуДарту договориться было легко: вице-губернаторомТомской области работал тогда некий Гурам Авалиш-вили, бывший член совета директоров Восточной неф-тяной компании, которого Ходорковский вывел из со-вета директоров, купив Восточную нефтяную компа-нию и посадив в совет директоров своих людей. Так чтогосударство в лице Гурама Авалишвили и Кеннет Дартв лице компании Acirota были заодно.

В повестке дня собрания акционеров «Томскнефти»,созванного Кеннетом Дартом, значилось:

• переизбрание совета директоров;• внесение изменений в устав «Томскнефти», при

чем предлагаемые изменения значительно ослаблялипозиции владельца контрольного пакета акций, тобишь Ходорковского;

• расторжение соглашения о введении внешнего управления НК «ЮКОС» в компании «Томскнефть».

Одним словом, мелкий акционер, владелец 13% ак-ций отбирал у Ходорковского недавно купленную ком-панию «Томскнефть», а Ходорковский ничего не могподелать, поскольку его акции «Томскнефти» аресто-ваны были в обеспечение незначительного иска ценоюв 21 миллион долларов.

И нетрудно ведь было Ходорковскому посмотреть,что 10-процентные пакеты акций принадлежат Кен-нету Дарту не только в компании «Томскнефть», но


и в «Юганске», например. Весь придуманный Ходор-ковским план консолидации ЮКОСа рушился из-захитроумного американского парня, живущего на бро-нированной яхте где-то посреди мирового океана.

ЮКОС начал бешеную пиар-кампанию против Кен-нета Дарта. Журналистам деловых изданий каждыйдень сливали из ЮКОСа информацию о том, что Кен-нет Дарт, дескать, ограбил собственного брата, обма-ном унаследовав компанию отца целиком, а не пополамс братом. Писали, что Кеннет Дарт на своей брониро-ванной яхте таранит, дескать, в мировом океане кораб-ли. Писали, что Кеннет Дарт боится женщин, и толькодва раза вступал в интимные отношения с женой, разуж у него есть двое детей, а теперь жену бросил. Писа-ли, что Кеннет Дарт — спекулянт, разорявший компа-нии и целые страны.

Писалось много неприятных и грязных про КеннетаДарта подробностей, но подробности эти нискольконе проясняли главного вопроса: действительно ли,консолидируя ЮКОС, Ходорковский пренебрегаетинтересами миноритарных акционеров? Действитель-но ли миноритарным акционерам не выгодно обмени-вать акции своих компаний на единую акцию ЮКОСапо навязываемому Ходорковским курсу? Прав ли ми-норитарный акционер Кеннет Дарт, не желая подчи-няться владельцу контрольного пакета акций Ходор-ковскому и пытаясь ограничить власть Ходорковско-го в компании?

Российские газеты писали, что власти СоединенныхШтатов Америки ненавидят бывшего своего граждани-на Кеннета Дарта и мечтают как-нибудь поймать его нафинансовых махинациях. Может быть, так оно и было.Однако же когда начался конфликт Дарта с Ходорков-ским, власти Соединенных Штатов наложили арест наимущество ЮКОСа в США, арестовали в порту танкерна том основании, что Дарт, может быть, и мерзавец, нодействующий в рамках закона, а Ходорковский, можетбыть, и молодец, но нарушает права миноритарных ак-


ционеров в своей компании, тогда как закон запрещаетнарушать права миноритарных акционеров. Говорилиеще, будто Соединенные Штаты лишили Ходорковско-го американской визы. Но это были только слухи,и возможно, выдуманные пиарщиками Дарта.

Кеннет Дарт тоже, со своей стороны, начал беше-ную пиар-кампанию против ЮКОСа. Томские государ-ственные чиновники чуть не каждый день надрыва-лись в эфире местного и даже центрального телевиде-ния, что нефть, дескать, должна принадлежать народу,и пусть, дескать, ЮКОС вернет томскую нефть томи-чам. На ЮКОС и на Ходорковского лично тоже немалобыло вылито грязи. И тоже не было дано ответана главный вопрос: каким образом выиграют томичи,если компанией «Томскнефть» станет руководитьне Михаил Ходорковский, а Кеннет Дарт или ГурамАвалишвили? Никто не посчитал и не разъяснил наро-ду, больше ли налогов будет платить в бюджет «Том-скнефть», если станет частью ЮКОСа, или заплатитбольше, частью ЮКОСа не будучи. Орали только в те-левизоре про народ и природные богатства. А народстараниями журналистов так и не научался считатьсвою выгоду, так и продолжал верить грязи и лозун-гам. Так и до сих пор ведь верит.

В январе 1999-го сотрудники Кеннета Дарта в Томскесобрали всех наимельчайших акционеров «Томскнеф-ти» и повезли акционеров в Москву на собрание, дол-женствовавшее лишить Ходорковского контроля надкомпанией. Акционеры эти были простые люди, слу-чайно умудрившиеся не вложить свой ваучер в МММ,а вложить в «Томскнефть». Их пакеты акций былистоль малы, что дивидендов не хватало даже доехать доМосквы. Так вот сотрудники Дарта зафрахтовали дляних самолет и повезли в Москву, как стадо, выкрики-вать лозунги, что нефть, дескать, должна принадлежатьнароду. Собрание акционеров должно было происхо-дить в Москве в доме культуры на улице Щипок.


Сотрудники Ходорковского чуть ли не за день дособрания акционеров умудрились вывести юкосов-ские акции «Томскнефти» из-под ареста. Они офор-мили дело так, что постановление суда об аресте ак-ций «Томскнефти» оказалось вынесено, но фактичес-ки акции не были арестованы: бог знает, каких усилийстоила ЮКОСу эта медлительность судебных испол-нителей. На собрании выяснилось, что контрольнымпакетом акций здесь обладает не государство и некомпания Acirota, а все же ЮКОС. Сторонники Дартакричали, что ЮКОС, дескать, вывел свои акции из-под ареста незаконно, что дали, дескать, взятку судуили надавили на суд.

Они встали, покинули ими же созванное собраниеакционеров и перешли в другой дом культуры непода-леку. Получалось, что одновременно в Москве проис-ходит два собрания акционеров компании «Том-скнефть», и каждое считает себя единственно леги-тимным.

Сторонники Ходорковского на своем собрании при-няли выгодный Ходорковскому устав и избрали выгод-ный Ходорковскому совет директоров. СторонникиДарта заседали сумбурно и шумно. В том доме культу-ры, куда они перешли, неожиданно прорвало канализа-цию стараниями дружественного ЮКОСу водопровод-чика, и сильно воняло дерьмом. (Точно так же сейчасв тюрьме объявляют карантин, чтоб не пускать к Хо-дорковскому адвокатов.) Время от времени ломилисьв дом культуры какие-то студенты и спрашивали, будетли здесь дискотека. Студенты то ли не знали, что диско-теку в этом доме культуры объявила пиар-службаЮКОСа, то ли вообще нарочно были наняты пиар-службой ЮКОСа ломиться на дискотеку. (Точно так жесейчас наняты студенты пикетировать суд и требоватьнаказания для Ходорковского.) Время от времени по-среди альтернативного этого собрания брал слово не-кий индус. Индус плохо говорил по-русски. С трудомподбирая слова, он то и дело предлагал собранию не-


медленно перестать заниматься выборами руководстваи внесением изменений в устав, а заняться то ли спор-тивной школой какой-то, то ли волейбольной площад-кой. Никто не понимал, что индус несет, ему затыкалирот, а он вставал снова и снова плел про волейбольнуюплощадку. Индуса этого тоже нарочно наняла пиар-служба ЮКОСа, чтоб индус изо всех сил срывал собра-ние акционеров сторонников Дарта.

Журналисты хохотали. В конце концов, когда дар-товскому собранию акционеров удалось все же вы-брать свой совет директоров и компания «Том-скнефть» обрела два совета директоров одновремен-но, никто уже не относился всерьез к тому руковод-ству, которое поддерживало Дарта. Все хохотали илиплевались.

Я пишу Ходорковскому в тюрьму:

«Михаил Борисович, разве против Кеннета Дарта нетакой же черный пиар применял ЮКОС, какой те-перь власть применяет против Вас и ЮКОСа? Развенет? Разве не так же против Кеннета Дарта пользова-лись Вы зависимыми от Вас судьями, как власть сей-час пользуется зависимыми от нее судьями противВас? Как бы Вы сейчас поступили с Дартом, вот чтоя хочу понять».

Таких анекдотичных собраний акционеров, как этона Щипке, было еще множество. И очернительныхстатей против Дарта тоже было еще множество в газе-тах. И поспешных решений суда в пользу ЮКОСа бы-ло хоть отбавляй. Кеннета Дарта в России считаликлоуном. Михаила Ходорковского на Западе считалитираном, угнетающим миноритарных акционеров.ЮКОС на Западе считали шайкой русских нефтяныхбандитов.

Потом вдруг все прекратилось. Неожиданно Ходор-ковский договорился с Дартом, заплатил Дарту отступ-ные, выкупил у Дарта акции ЮКОСа значительно выше


тогдашней рыночной цены, продолжил строить ЮКОСи никому ничего не объяснил. Это был неожиданныйповорот событий. Может быть, у Ходорковскогои впрямь «лопнула скорлупа»? Может быть, трещинарасширялась?

Ходорковский пишет мне из тюрьмы:

«Никто с Дартом через PR не воевал, мы исключи-тельно защищались. Что ему наш PR? Он жил на яхтена Карибах...

(Я читаю и усмехаюсь: да? А про яхту на Карибах неот собственных ли пиарщиков вы узнали, Михаил Бо-рисович?)

...Воевали с ним в судах по всему миру. Редкий случай,когда могу сказать — другого пути не было, любая на-ша уступка, пока он не разбил себе лоб о суды по все-му миру, привела бы не к соглашению, а к увеличениютребований.Это его специальность: легальный шантаж, он так„прошел" десятки компаний и даже целых стран.Конечно и мы, поскольку не верили судам, по россий-ской традиции страховались через российской зако-нодательное беззаконие. То, что сделали сейчасс ЮКОСом. За что так Россия сейчас поплатилась ре-путацией. Вот это было зря».

Я читаю и думаю: не потому ли Ходорковский сидитв тюрьме, что долго не понимал, насколько нам всемнеобходимо независимое правосудие? Не для того лисидит, чтоб все мы это поняли? Не он первым в Россиистал коррумпировать судей, но и он коррумпировал,плевал в колодец, и коррумпированные судьи теперьсудят его. Он пишет:

«...Вот это было зря. Исправлять пришлось и началс соглашения с Дартом. Договорились мы к взаимно-

ГЛАВА 6/ЗЕЛЕНОЕ ПИСЬМО 126 / 1 2 7

му удовлетворению, так как мы согласились, что сдел-ка честная, и больше друг друга не атаковали. Еслибы это было сейчас на моем сегодняшнем уровнепонимания западного правосудия, я бы сразу Дар-тупредложил международный арбитраж. Если бы онотказался (как он делал обычно) ЮКОС не терял бырепутацию, если бы согласился — решение было бычестным».

Я держу в руках листок и думаю: на месте президента,начиная дело ЮКОСа, я бы сразу предложил Ходорков-скому международный арбитраж. Если б Ходорковскийотказался, Россия не теряла бы репутацию, если б согла-сился — решение было бы честным. Но не может прези-дент: он так понимает суверенитет, что нельзя ему пус-тить посторонних судей смотреть, как у себя в страневласть разбирается с гражданами. А до 1998 года Миха-ил Ходорковский так же понимал права собственности.А я, гражданин и собственник, хотел бы, чтоб всякий разследили за расправой надо мною посторонние судьи.

В 1999 году после выхода из кризиса и после оконча-ния войны с Кеннетом Дартом состоялось, говорят,в ЮКОСе секретное заседание. Самому узкому кругусвоих соратников и акционеров предлагал, говорят,Ходорковский сделать компанию открытой, прозрач-ной, отчитывающейся по западным бухгалтерскимнормам и выставляющей свои акции в свободную про-дажу на бирже. Может быть, и не заседание это было,а просто прогуливались акционеры по дорожкам по-селка Яблоневый сад, благо жили бок о бок. И расска-зывают, будто некоторые из акционеров говорили:«Что ты, Миша, открытую и прозрачную компанию да-вай мы лучше делать не будем». Но Ходорковский на-стоял. А теперь пишет мне из тюрьмы:

«Я поверил в то, что правила игры можно изменитьне вообще когда-то, а сейчас. Что интересно —стоимость компании от этого выросла».


Я спрашиваю Инну Ходорковскую, как же она живетв мертвом поселке Яблоневый сад. Инна говорит: —Привыкла.

В двух шагах Жуковка. В двух шагах ни одного сво-бодного места нет на стоянке перед шопинг-моллом«Жуковка-плаза», и заняты все места в трех деревен-ских ресторанах, и сплошным потоком едут по Рублев-ке автомобили, каждый по цене гонорара, полученногоЧубайсом за ненаписанную книгу о приватизации.

А Яблоневый сад стоит темный. Только в двух домахзагораются по вечерам окна. В доме Лебедева и в домеХодорковского, который поверил, что правила игрыможно изменить не вообще когда-то, а прямо сейчас.


«Мама, не надо залезать на дерево,— сказал Ходор-ковский.— Это ужасно увидеть, что мама твоя залезлана дерево, а потом целый день думать, сумела ли мамас дерева слезть».

Мы прогуливаемся с Мариной Филипповной Ходор-ковской по территории лицея-интерната «Коралово»,и Марина Филипповна рассказывает мне, что когда шлоследствие, молодые сотрудники ЮКОСа к тому време-ни, как Ходорковского привозили на допросы, забира-лись на деревья возле здания прокуратуры и, пока Хо-дорковского выводили из грузовика с решетками, кри-чали Ходорковскому слова поддержки. Во время одногоиз свиданий с сыном в тюрьме Марина Филипповнасказала: «Я тоже завтра залезу на дерево». «Мама, ненадо залезать на дерево»,— сказал Ходорковский. — Амама,— говорит Марина Филипповна,— очень дажеможет пока еще, слава богу, залезть на дерево, ислезть с дерева тоже может сама. Когда эти коттеджистроились, рабочие покрыли крышу и говорят мне:«Ну вы, конечно, не полезете смотреть?», а я говорю:«Ну конечно, я полезу».

Марина Филипповна показывает мне коттеджи, в ко-торых живут дети. Линолеумный пол, простая мебель,по два человека в комнате, душ в конце коридора — недворец, в общем, если не сравнивать с государственны-ми детскими домами. Но у каждого ребенка в комнатеесть письменный стол, и над каждым столом — розеткадля выхода в интернет. И еще розетки для выхода в ин-тернет есть в общей комнате, где ребята делают уроки,и в школе в каждом классе. И у каждого ребенка в ин-тернате есть собственный ноутбук. Потому что году вдвухтысячном Михаил Ходорковский сошел с ума и ре-шил детям в России дать современное образование.

«Всем детям?» — спросим мы восторженно. Нет, ра-зумеется, не всем. Разумеется, Ходорковский понимал,что ему не хватит денег дать хорошее образование всемдетям от Калининграда до Владивостока. Разумеется,только тем, кому повезет, и кто сумеет воспользоваться

ГЛАВА 7/ОТКРЫТАЯ РОССИЯ 1 3 0 / 1 3 1

шансом. Разумеется, созданный Ходорковским благо-творительный фонд «Открытая Россия» мог провестиинтернет, установить модульные библиотеки и обучитьучителей обращаться с компьютерами только в 2-3%российских школ. Мог дать образование только 2-3%детей, но этого, по мнению Ходорковского, достаточнобыло бы, чтобы вырастить в России новое свободноеи образованное поколение.

Ходорковский говорил тогда в одной из своих пуб-личных лекций: «Мы считаем, что наш менталитет,менталитет взрослых изменить трудно. А вот если ра-бота с молодежью будет удачной, то через 15-20 летони, родившиеся в новой России, станут определятьполитику страны, и тогда наша страна будет нормаль-ной. Тогда капитализация наших компаний не будет го-раздо меньше, чем на Западе, пенсии не будут меньше.У нас все будет нормально».

Марина Филипповна Ходорковская показывает мнешколу. Там в фойе выставка. На стеклянных стендах —макеты буровых вышек, фотографии про то, как детииз интерната ездили на экскурсии в Нефтеюганск,и еще там стоит трогательная стеклянная бутылкас черной жидкостью внутри, и на бутылке написано:«Нефть». Марина Филипповна говорит: — Дело же нев том, чтоб детский дом был хороший. Ну детский домхороший, а потом что? Вот дети из детских домов, ониже не поступают в институты никогда. А у наспоступают все. Вот они же пока учатся, не могут жить наодну стипендию. И Миша им помогал. Дети получалиобразование, и их ждала работа в ЮКОСе, если онисами не найдут себе что-нибудь другое. А теперьМиша в тюрьме, и что их ждет?

Отобрав у Ходорковского компанию, государствоне приняло на себя обязательств, которые имела част-ная компания перед живущими в интернате «Корало-во» сиротами, чьи родители погибли в горячих точках,сражаясь за государство. Заведующий интернатом отецХодорковского Борис Моисеевич говорит:


— Мы с Мишкой решили, что пока деньги есть, будемтянуть. Пока штаны на мне есть, буду тянуть этих де-тей, а когда уж штанов у меня не будет, тогда...

Марина Филипповна показывает мне школу: бас-сейн, спортивный зал, медицинские кабинеты, гдеможно делать детям физиотерапию и можно исправ-лять осанку. Стоматологический кабинет, куда времяот времени приезжает врач из Москвы и всем детям поочереди лечит зубы. Специальная соляная комната, гденадо сидеть и дышать, восстанавливая легкие, детям,приехавшим из регионов с неблагоприятной экологи-ей. Слишком жирно, конечно, для детского дома. Нашигосударственники правильно ведь подсчитали, что ненадо детям никаких таких соляных комнат и подклю-ченных к интернету компьютеров. И высшего образо-вания не надо, а надо вырасти неучем, пить горькую,голосовать за кого скажет телевизор и не задавать во-просов о том, как на самом деле устроены в стране по-литика и экономика.

Я смотрю распечатку одной из публичных лекций,прочитанных Ходорковским в начале двухтысячныхгодов. Ходорковский говорил тогда:

«Экономический рост России зависит от ее интеллек-туального потенциала. Сырьевые отрасли у нас в стра-не имеют ограниченный потенциал роста. Не потому,что у нас мало запасов, запасов много, минеральныхресурсов тьма, нефти завались, газа еще больше,но все это никому не нужно. Как бы мы ни пыхтели,продать нефти принципиально больше, чем мы прода-ем сейчас,— некому. Современный мир — это миринформационных технологий. Это мир, где покупаюти продают продукты интеллектуального труда. Внашем населении 2,5-4 миллиона человек являютсяактивной движущей силой общества — это ученые ипредприниматели, так сказать, интеллектуальнаяэлита. Это люди, которые у нас и на Западе зарабаты-вают больше 100 тысяч долларов на человека в год.


Значит, интеллектуальных ценностей каждый из этихлюдей создает не меньше, чем на 35° тысяч долларовв год. Обращаю внимание: валовой внутренний про-дукт, который могут давать эти люди, больше чем весьваловой внутренний продукт, который мы можем по-лучить от всех отраслей нашей экономики вместе взя-тых. И это действительно так.Задача — воспроизведение высококвалифицирован-ных людей. Что для этого надо? Во-первых,образование и культивирование идеологиипредприимчивости. Просто образование никому ненужно. Просто толковых людей пруд пруди. Ценентолько тот человек, который может поставить свой умна службу промышленности, на службу обществу. Вотэтот человек стоит денег».

Стоп! Рублевское шоссе. Жуковка. Ресторан на обо-чине дороги. В ресторане сидят в основном люди, зара-батывающие больше 100 тысяч долларов в год. По до-роге тоже в основном едут такие люди. Только они нето чтобы ученые, и не то чтобы предприниматели.И мало кто из них поддержал Михаила Ходорковского,когда тот попал в тюрьму.

Мы встречаемся в этом ресторане с адвокатом Анто-ном Дрелем, и Антон рассказывает мне, как беседовалнакануне с Ходорковским в тюрьме. Антон говорит: —Я сказал Ходорковскому, что народ его не любит, по-тому, вероятно, что никто не верит, будто можно такбыстро разбогатеть честно. Вы как думаете?

Я пожимаю плечами. Я обещаю поразмыслить. Таквот я поразмыслил, Антон. Я считаю, что люди, на-оборот, крайне снисходительны к Ходорковскому,крайне сочувственны. В этой своей лекции Ходорков-ский посчитал достойными и записал в требующуюподдержки элиту 4 миллиона человек, чуть более 2%населения. А поддерживают его, согласно социологи-ческим опросам, 7%. Это больше десяти миллионовчеловек. Подавляющее большинство из них не зара-


батывает и никогда не будет зарабатывать 100 тысячдолларов в год. Не могут «поставить свой ум на служ-бу промышленности и обществу». Не «стоят денег».Не ценны, по мнению Ходорковского. Но вот же онистоят у здания суда с плакатами «Ходорковский gohome!», и вот же они, в отличие от элиты, сидящейв ресторанах на Рублево-Успенском шоссе, отвечаютв социологических опросах, что суд над Ходорков-ским был неправедным. Их десять миллионов. Из нихможно составить большой город.

В той своей публичной лекции Ходорковский гово-рил про элиту:

«Надо дать этим людям возможность эффективно ра-ботать в России. Желание этих людей (элиты.— В. П.)жить в России — принципиальная тема. За человеком,который легко зарабатывает 100 тысяч долларов в год,идет охота по всему миру. Все фирмы всего мира охо-тятся за такими людьми. И неважно, кто он по нацио-нальности: русский, индус, китаец. Безразлично. Длятого чтобы такие люди хотели жить в России, им нужнадемократия. Они хотят чувствовать себя независимы-ми, они хотят чувствовать себя защищенными».

А я вот думаю, что ради своих 100 тысяч долларовв год эти люди готовы пожертвовать демократией и да-же готовы пожертвовать защищенностью.

Ходорковский далее говорит:

«Я считаю, что наша правоохранительная система,создавая ощущение неуверенности и незащищеннос-ти у молодежи и предпринимателей, наносит огром-ный ущерб нашей стране. Государственная идеоло-гия, которая господствует в нашей правоохранитель-ной системе, приводит к тому, что люди уезжают.Вы легко можете посчитать, сколько, собственно го-воря, такой человек за всю жизнь мог бы заработать.И сколько страна могла бы заработать, если бы этот

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


человек работал здесь. Так вот: если уезжает двадца-типятилетний человек у нас из страны, потому что емунахамил гаишник или положил носом в пол налого-вый полицейский, страна потеряла 3 миллиона дол-ларов. Сразу. Выкинули, 100 тысяч таких людей уез-жает из России каждый год».

Элита уезжает, а на демонстрацию к Соловецко-му камню против приговора Ходорковскому, противсудебного произвола, за демократию и справедли-вость выходят те, кому некуда уезжать, кому никто нив Америке, ни в Европе не предлагает 100 тысяч дол-ларов в год. Люди, которые не стоят денег. Просто лю-ди. И я считаю, что, задумывая свою «Открытую Рос-сию», Ходорковский забыл о них, а они его простилии теперь стоят за него в пикетах.

Сейчас, когда от компании ЮКОС остались в основ-ном долги, Ирина Ясина, журналистка, возглавляющаянесколько проектов в благотворительной организации«Открытая Россия», устроенной Ходорковским, чтобфинансировать образование, говорит:—У него не было поначалу никаких особых гуманитарных соображений. Он просто посчитал деньги. Он сделал правильные выводы из дефолта и истории с Дартом, когда его «чморили» в западной прессе.

Ясина продолжает:—Он просто решил, что выгодно сделать открытуюи прозрачную компанию. Сделал, и капитализациякомпании стала расти. А потом в конце 2000 года онпросто решил, что выгодно общество тоже сделать открытым, как компанию.

Все в той же лекции начала двухтысячных годов чи-таем у Ходорковского:

«Когда говоришь с моими сверстниками или людьмичуть старше, синонимом правильного часто являетсяслово „Государственное". „Государственная пози-ция", „Государственный подход", „Интересы государ-

sasha

Line

sasha

Line

sasha

Line


ства". На самом деле в такой логике причины перепу-таны со следствием. Государство было создано людь-ми, для того чтобы служить интересам людей. И когдамы с вами говорим, что мы должны служить интере-сам государства, получается, что мы должны служитьнекому идолу, которого сами себе и создали. Насамом деле все наоборот. Человек должен служить:во-первых, самому себе, своей семье, во-вторых,обществу. А государство должно служить человеку. Ивот для того чтобы эти ценности стали естественныдля молодежи, надо проделать много работы, исобственно этой работой мы и занимаемся в рамках„Открытой России"».

Рублевское шоссе. Жуковка. Мимо нас по шоссе едутлюди, которые служат в первую очередь себе. Вряд лиони едут на пикет против судебного произвола. Вряд лиони не боятся государства, которое сами же и создали.Передайте, Антон, Ходорковскому, что человек стано-вится независимым не потому, что ему созданы для не-зависимости условия, а вопреки отсутствию условийдля независимости.

Я искренне полагаю, что созданная Ходорковскимобщественная организация «Открытая Россия» накаком-то этапе вышла у Ходорковского из-под кон-троля. Более того, я думаю «Открытая Россия» влия-ла на самого Ходорковского сильнее, чем Ходорков-ский влиял на «Открытую Россию» или посредством«Открытой России» — на страну. Сам я из всех проек-тов, финансировавшихся «Открытой Россией», уча-ствовал только в одном: время от времени я препо-давал в школе журналистики «Интерньюс». Одна изруководительниц этой школы обозреватель радио«Свобода» Анна Качкаева рассказывает, будто со-трудничество школы «Интерньюс» с Ходорковскимначалось с того, что школа «Интерньюс» отказаласьвзять у Ходорковского деньги. То есть это такой весь-


ма распространенный способ просить деньги, когдапишешь заявку на грант, но сам же и ставишь условиягрантодателю.— Так вам надо денег или не надо? — недоумевал Ходорковский.— Мы учим региональных журналистов, у нас хорошиесвязи с региональными телеканалами, и рано или поздно ЮКОСу понадобится использовать наши связи в каких-нибудь своих корпоративных целях.

Качкаева говорит, что Ходорковский тогда поклялсяне использовать «Интерньюс» в корпоративных целяхЮКОСа. Дал школе денег, а спустя два года на собра-нии «Открытой России» подошел к Качкаевой и сказал:— Ну что? За два года хоть раз мы использовали васв своих шкурных интересах?— Не использовали ни разу. Молодцы,— признала Качкаева.

Мы разговариваем в школе «Интерньюс» на офис-ной кухне. Кофе из пластиковых стаканчиков. На сте-не — портрет Ходорковского. В бухгалтерии ищет на-рушения вечная налоговая проверка. Когда Ходорков-ский был на свободе, портрета здесь не висело, налого-вых проверок не бывало. Двадцать шестого июня2005 года Качкаева ездила к родителям Ходорковскогоотмечать день рождения их заключенного сына. ПокаХодорковский был на свободе — не ездила, в отличиеот элиты, зарабатывающей больше 100 тысяч долларовв год: те ездили до ареста, а сейчас перестали.

В школе «Интерньюс» учат региональных журна-листов. Из местных телекомпаний, которые в силусвоей непрофессиональности не могут конкурироватьс центральными телекомпаниями, в Москву присыла-ют молодых репортеров, и здесь в Москве раньше наденьги Ходорковского учили, а теперь на гранты учатих брать интервью, ставят им дикцию и голос, учатмонтировать. Телеведущая Максимовская рассказы-вает, как верстать новостную программу. Главный ре-дактор радио «Эхо Москвы» Венедиктов рассказыва-


ет, что не для того нужен главный редактор, чтобтранслировать журналистам распоряжения владельцаи властей, а для того, чтоб ограждать журналистов отэтих распоряжений. Политолог Сатаров рассказывает,как порядок и вертикаль власти мешают свободномувыражению всего спектра мнений, существующихв обществе, и, следовательно, лишают власть леги-тимности. Телеведущий Познер перебивает студентку,которая кричит:— Я ненавижу Запад... (Мы снова в кольце врагов? Мыснова сдерживаем их силой оружия, как Ходорковский,когда был комсомольцем, то есть, по его же признанию, дураком, см. главу 2.— В. П.)— Подождите, милочка,— говорит Познер.— За что жвы ненавидите Запад? Да бывали ли вы на Западе?— Не бывала. Но они бомбят Ирак и вообще лезут нев свои дела по всему миру.— Да знаете ли вы, милочка, что в Британии и Америкепротив войны в Ираке миллионные демонстрации были, каких ни разу в России не было против войныв Чечне? Знаете ли вы, что Джон Керри в Америке баллотировался на пост президента с требованием прекратить войну в Ираке, и его поддержала почти половинастраны, тогда как Владимир Путин, наоборот, поддержал Джорджа Буша?

Вот такие там веселые занятия. А я читаю корот-кую лекцию о технике репортажа. У меня в классе че-ловек пятнадцать. Ни они, ни я не зарабатываеми никогда не будем зарабатывать 100 тысяч долларовв год. И половины-то не зарабатываем. И, кажется,вообще делаем не совсем то, что замышлял Ходор-ковский, организовывая «Открытую Россию». Передначалом лекции я спрашиваю: откуда они, как их зо-вут, зачем они работают журналистами, и существуетли правда.

И вот девушка из маленького города. Она работаетжурналисткой, потому что ей нравится, что ее показы-вают по телевизору. А телеканал их принадлежит ме-


стному металлургическому комбинату. А правды не су-ществует, правда — настолько субъективная вещь, чтовот, например, говорит девушка, директору владеюще-го их телеканалом металлургического комбината нра-вится хоккей, поэтому в спортивных новостях их теле-канал не рассказывает ни про какие виды спорта, кро-ме хоккея.—Даже футбола не существует у нас,— смеется девушка.— А вы спрашиваете, существует ли правда.

А вот юноша из другого маленького города. Он рабо-тает журналистом, потому что очень любопытный. У ихмаленького телеканала заключен с местной властью«договор об информационном сопровождении», то естьмэрия города платит деньги городскому телеканалу, зато, чтоб телеканал освещал деятельность мэрии горо-да,— какая же в этих условиях может быть правда?

Передо мной в классе пятнадцать человек, и ни од-ного из них не удивляет, что профессия у них — лгать.—Хорошо, я буду рассказывать вам про журналистику,как если бы правда существовала. Хорошо?

Я беру в руки фломастер, а они слушают меня. Онивнимательны то ли потому, что мое имя у них на слуху,то ли потому, что интересно послушать сумасшедшего,который думает, будто правда существует и будто мож-но ее найти. Я говорю:— Вот случилось событие, и нам нужно рассказать проэто событие историю. С чего мы начнем? Что надо сделать прежде всего?— Поехать и снять! — кричат они.— Взять интервьюу очевидцев. А как мы будем эту новость подавать? Подавать-то мы как-то будем эту новость?

Я говорю:—Прежде всего надо подумать. Что значит думать?Молчание. За семьдесят лет советской власти,

за пятнадцать лет так называемой демократии людив нашей стране не только разучились думать, но дажеи не знают для этого слова простого словарного опре-деления.


Я говорю: — Думать — это значит задавать себевопросы.

Мои слушатели шокированы, они не ждали такойпростой и очевидной формулировки. А я им рассказы-ваю, что у репортера, как правило, не бывает особенно-то много времени, чтобы каждый раз подбирать себеновые вопросы для думанья. И поэтому вопросы, кото-рые должен задать репортер, чтоб написать или снятьрепортаж, заранее определены. Их всего четырнадцать.Какие, спрашиваю?

Каждый год, каждый новый курс все больше стан-дартных вопросов для репортажа мои впервые при-ехавшие на школу студенты формулируют сами. Два го-да назад не могли сформулировать ни одного. Сейчасуже заранее знают пять стандартных вопросов на бук-ву W из западных учебников журналистики:

1. Who? - Кто?2. What? - Что?3. When? - Когда?4. Where? - Где?5. Why? — Почему?Остальные девять вопросов я все еще, как правило,

подсказываю (формулировки вопросов принадлежатАлександру Кабакову, которому, пользуясь случаем,выражаю глубочайшее уважение и благодарность):

6. Каким образом?7. Зачем?8. Кому выгодно?9. Кому не выгодно?10. Чем выгодно?11. Чем невыгодно?12. Кто враги?13. Кто союзники?14. Что теперь будет? (Ну и что?)По классу легкий шепоток. Мои студенты явно взвол-

нованы тем, как привычная ватная бессмысленность со-бытий может быть превращена в увлекательное путеше-ствие за истиной, похожее на американские горки.

— Здорово! Круто! Но это же очень много работы!Но кто же пустит в эфир, например, ответ на вопрос«кому это выгодно»?— При этом,— говорю,— профессия репортера отличается от профессии писателя тем, что ответы на четырнадцать вопросов вы должны не выудить из своей головы (каковая, к слову сказать, чаще используется репортером, чтоб есть в нее, пить в нее и получать по нейудары дубинкой), но выспросить у участников событий. И история получится, только если в событии естьконфликт. А в каждом конфликте есть, как минимум,две стороны, или три. И опросить надо обе-три.

Студенты смеются. Я продолжаю:— Давайте для упражнения разберем какое-нибудь недавнее событие. Например...— Например, Ходорковского посадили,— тянет рукудевушка, которой нельзя рассказывать никаких спортивных новостей, кроме хоккейных.

О'кей! Мы со студентами думаем вместе.1. Кого посадили?Михаила Ходорковского. Никаких оценок. Просто

разные версии включая гипотетические, о том, кто онтакой. Гражданин России. Муж, отец, сын. Богач. Воз-можно, талантливый менеджер. Или, возможно, вор,убийца. Общественный деятель. Возможно, заговорщик.

2. Что с ним случилось?Его настигло возмездие. Или у него отбирают ком-

панию. Или ему мешают узурпировать власть. Или ме-шают пошатнуть власть узурпатора.

Думайте, молодые люди, думайте!3. Когда?Двадцать пятого октября 2003 года. Или посадка эта

началась весной 2003-го и продолжается до сих пор,и будет продолжаться, пока Ходорковский не будет ос-вобожден или убит.

4. Где?В аэропорту Новосибирска. Или в прокуратуре

в Москве. Или в Басманном суде. Или в Кремле.


5. Почему?Потому что нарушал закон. Или потому что стал

слишком большим. Или потому что финансировал оп-позицию. Или потому что поссорился с президентом.Или потому что попытался бороться с коррупцией.

6. Каким образом?В соответствии с законом, говорит прокуратура и суд.

В нарушение закона, говорят адвокаты.7. Зачем?Чтоб не убежал, говорит прокуратура и суд. Чтоб ока-

зывать давление, говорят адвокаты.8-9. Кому и чем это выгодно?Кремлю, потому что богатые предприниматели на-

пугались и построились. Игорю Сечину, потому что об-ломки ЮКОСа достались компании «Роснефть», а ком-панией «Роснефть» руководит Игорь Сечин. РомануАбрамовичу, потому что Роман Абрамович получил вовремя сделки ЮКОС-«Сибнефть» 3 миллиарда долларови пока не вернул.

10-11. Кому и чем не выгодно?Роману Абрамовичу, потому что, если бы сделка

ЮКОС—«Сибнефть» состоялась, Абрамович стал бысовладельцем одной из четырех крупнейших нефтяныхкомпаний в мире. Предпринимателям, поскольку ухуд-шился в России инвестиционный климат. Правозащит-никам, потому что закрылась куча правозащитныхпроектов. Школе «Интерньюс», потому что ее не фи-нансирует больше «Открытая Россия». Оппозиции, по-тому что посажен один из главных ее спонсоров.— А народу-то разве не выгодно? — спрашивает студентка.— При чем тут народ? — удивляюсь я.— Вы всерьез думаете, будто государство отобрало ЮКОС у Ходорковского и отдало нам с вами? Или взяло себе?

12. Кто враги?Как минимум половина администрации президента,

может быть, включая самого президента. Все государ-ственные телеканалы.


13. КТО СОЮЗНИКИ?Вот это странная история. Адвокаты Ходорковско-

го рассказывают, что поддержать их клиента звони-ли, например, лидер блока «Родина» Дмитрий Рого-зин и лидер Национал-большевистской партии Эду-ард Лимонов. А Явлинский не звонил. А Немцов по-звонил спустя полтора года. Еще лидер коммунистовЗюганов как бы слегка поддерживает теперь Ходор-ковского, с тех пор как тот опубликовал статью «Ле-вый поворот».

14. Что теперь будет?Не знаю. Государство говорит, что Ходорковский от-

сидит минимум восемь лет, и будут еще предъявленыновые обвинения, и это никак не скажется на жизнистраны. Ходорковский говорит, что года через три (тоесть в районе следующих президентских выборов) Вер-ховный суд реабилитирует его. Адвокаты говорят, чтоХодорковского могут убить в тюрьме, как только обще-ственное мнение забудет о нем.— Так он виноват или нет? — не выдерживают студенты.— Это не ко мне вопрос, дети. Это к Глебу Павловскому. Или к Михаилу Леонтьеву. Или к Андрею Карауло-ву. Или к Петру Толстому. Это они знают единственноверные ответы. А мы думаем, спрашиваем, сомневаемся, пытаемся узнать правду. Пытаемся приучить читателя или зрителя своего думать, спрашивать, сомневаться. Он, правда, не приучается, собака.

Вы знаете, что, как правило, делают мои лучшие сту-денты, когда, окончив школу журналистики, возвраща-ются в свои маленькие города на свои маленькие теле-каналы, принадлежащие металлургическим королям,мэрам, губернаторам и прочей элите, зарабатывающейбольше 100 тысяч долларов в год? Они увольняются.Отравленные нашей учебой, они не могут работать,когда из четырнадцати вопросов отвечать разрешаюттолько на три, а из двух сторон конфликта опрашиватьразрешают только одну.


Более того, я полагаю, что многие другие програм-мы «Открытой России», долженствовавшие первона-чально сформировать элиту, привели вместо этого уча-стников своих к нежеланию быть этой самой элитой.

Например, есть у «Открытой России» проект «Но-вая цивилизация». Это летние лагеря для детей. Детиживут в палатках, в спартанских, в общем, условиях ииграют, будто там у них в лагере — государство. Детиизначально делятся на бизнесменов, безработныхи госслужащих, а потом принимаются собирать налоги,нанимать друг друга на работу, выстраивать бизнес,требовать пособий и пенсий, проводить выборы, бал-лотироваться на должности. И к концу лагерной сменыдети начинают понимать, как работает государство,и приезжая домой с горящими глазами рассказываютоб этом родителям.

В таком летнем лагере побывала дочь Ходорковско-го Настя. И в единственном своем интервью, данномгазете «Московские новости», Настя рассказывает, чтохочет учиться в обычной школе и хочет, чтоб в школеникто из ее товарищей не замечал, что она дочь милли-ардера. И Ирина Ясина рассказывает тоже, как отпра-вила дочку в летний лагерь «Новой цивилизации»,и как, вернувшись из лагеря, девочка попросила мамуперевести ее из элитной московской школы в обычнуюшколу, потому что в элитной школе, дескать, учат ерун-де и к ерунде ученики стремятся.

А еще есть у «Открытой России» «Школы публич-ной политики» во множестве регионов. Там занимают-ся молодые люди, желающие стать политиками, но нежелающие, очевидно, стать элитой, потому что, разо-бравшись в политике, не могут же они не понимать, чтоэлита у нас куется в рядах движения «Наши», а вовсене в школах опального Ходорковского.

А еще есть проект «Помоги советом». Это какв книжке «Тимур и его команда». Это когда во множе-стве регионов сидят у телефона волонтеры и принима-ют звонки от людей, которым нужна помощь. Звонит,


Этот способ говорить, который я называю публич-ной лекцией, сам Ходорковский называл всегда пре-зентацией. Презентация от лекции отличается тем, чтосопровождается слайдами, а слайды должны быть на-глядны и содержать конкретные и не подлежащие со-мнению цифры, диаграммы, графики...

Люди, работавшие с Ходорковским и решавшиес ним производственные вопросы, говорят, что в про-стой беседе Ходорковский имел обыкновение пропус-кать логические звенья своих рассуждений, так чтотрудно бывало его понять. Так, пропуская логическиезвенья, говорят два типа людей — гении и обманщики.В начале двухтысячных годов Ходорковский то ли пе-рестал быть гением, то ли перестал быть обманщиком,и всякое почти публичное его выступление стало пре-зентацией, а череда заранее подготовленных слайдовпомогала Ходорковскому заставить слушателя следитьза мыслью.

Он нарочно научился говорить в жанре презента-ции, как учат в западных бизнес-школах. Он сменилязык, как меняет язык человек, приезжающий житьв другую страну. Может быть, он и впрямь рассчиты-вал, что от этой смены языка изменится вокруг негострана? Может быть, он действительно думал, что но-вый его язык вот-вот станет в России государствен-ным? Не знаю, но точно так же в дни Оранжевой рево-люции в Киеве водители на улицах вдруг стали пре-дельно вежливы, принялись уступать друг другу дорогуи пропускать пешеходов на «зебре» — надеялись, чтосегодня прекратят хамить, а завтра станут цивилизо-ванной и европейской страной.

В девяностые годы, когда компания ЮКОС былазакрытой, и прибыль ее складывалась из предприим-чивости, как мы помним, и доступа к правительствен-ным тайнам, чем туманнее выражался руководителькомпании, тем для компании было лучше. Они гово-рили и продолжают говорить на птичьем языке, этилюди из властной элиты. Поди-ка ты догадайся, если

ГЛАВА 8/СЧИТАЕТСЯ ПОБЕГ 1 4 8 / 1 4 9

не входишь в элиту, что передел собственности следу-ет называть «приватизацией», войну следует назы-вать «контртеррористической операцией», а диктату-ру следует называть «суверенной демократией». Ни зачто не догадаешься. А если не догадался, то, сталобыть, ты и не элита.

В двухтысячные годы, после того как свободное вла-дение птичьим языком постсоветской элиты не спаслоего от дефолта, Ходорковский решил сделать свою ком-панию открытой и деньги на развитие компании решилполучать на фондовом рынке за счет того, что люди по-купают акции компании. И ему потребовалось статьвнятным на западный манер. Ему потребовалось на-учиться говорить так, чтобы инвестор, вкладывающийв компанию ЮКОС деньги, понимал, как именно ком-пания ЮКОС собирается эти деньги приумножить.

На рубеже девяностых и двухтысячных годов Хо-дорковский нанял пиар-компанию Burson & Marsteller,чтоб эта компания научила ЮКОС быть открытыми прозрачным, а его, Ходорковского, научила бытьвнятным. Потом расторг контракт с Burson & Marstel-ler, нанял новых штатных пиарщиков. И надо сказать,что то ли новые пиарщики, то ли ребята из Burson &Marsteller неплохо поработали. Внешне, во всяком слу-чае, Ходорковский девяностых и Ходорковский двух-тысячных — это два разных человека. Ходорковскийдевяностых полноват, одутловат лицом, все большемолчит, носит очки в тяжелой оправе, носит усы, и во-лосы у него не слишком-то аккуратно ложатся на во-рот дурно сшитого пиджака. Это восточный или, еслихотите, советский тип мужчины — солидный, закры-тый и неряшливый.

Ходорковский двухтысячных другой. В это самое вре-мя вся российская элита стремится стать частью элитызападной: катается на горных лыжах, покупает яхты,шьет костюмы на Севилл-роу, но и совершает комичныеошибки, самолетами, например, привозя с собой на ку-рорт гулящих девок или за одну ночь выпивая в отеле


весь запас «Шато-Петрюс». А Ходорковский органич-ней других. Он строен и подтянут, он коротко стрижен,он не носит усов, очки у него без оправы, он демократи-чен в одежде, кроме тех случаев, когда протокол требуетпиджака и галстука, он открыт, он легко и охотно разго-варивает на любые темы. У него симпатичная жена, на-конец: не советская номенклатурная тумба, но и не де-вушка-аксессуар, на прокат позаимствованная в извест-ном модельном агентстве. У него маленькие дети. Онприезжает с семьей в Париж и ведет детей в Лувр. ИннаХодорковская говорит, что ее мужу не очень интереснобыло в Лувре, но повел же все-таки туда детей.

У него — главное! — прозрачная компания. По за-падным стандартам, прозрачная. Он как никто близок ктому, чтоб отлепиться от провинциальной российскойэлиты и прилепиться к элите мировой. В России ончувствует свое превосходство.

Вот, например, как один из сотрудников ЮКОСа рас-сказывает про круглый стол в сибирском городе Т.с участием губернатора В. К. и депутатов областного за-конодательного собрания — местной элиты. Ходорков-ский атакует. У него презентация. Покажите, пожалуй-ста, слайд. На слайде наглядно изображается, сколько заотчетный год создала компания ЮКОС в Т-ской облас-ти высокооплачиваемых рабочих мест. Это официаль-ная статистика. И приходится депутатам признать, чтовысокооплачиваемых рабочих мест в области сталобольше. А вот налоги (покажите, пожалуйста, следую-щий слайд), которые заплатил ЮКОС в областной бюд-жет, больше всех, между прочим. Но надо же прибавитьк налогам и тот мазут, который поставлял ЮКОС по се-бестоимости зимой, чтоб отапливать северные города.И надо же прибавить к налогам те 120 миллионов руб-лей, которые инвестировал ЮКОС в социальную сферу.Вот, пожалуйста, соответствующий график.

Презентацию свою Ходорковский ведет к тому, чтобТ-ские парламентарии перестали публично врать, буд-то области от ЮКОСа нет никакой пользы. А чиновни-

ки на птичьем своем языке областной элиты просят де-нег. Для этого они говорят, что деньги нужны им на со-циальные программы и отопление северных городов.—Вот мы же и строим вам школы, и отапливаем северные города,— говорит Ходорковский, подкрепляя своислова слайдом и делая вид, будто не понимает птичьего языка.

Он демонстративно как будто бы не хочет пони-мать, что деньгами из областного бюджета распоря-жались бы чиновники, тогда как мазут, поставляемыйЮКОСом по себестоимости для отопления северныхгородов, идет ведь на отопление северных городов,черт бы его побрал совсем. Никак ведь нельзя пере-распределить мазут из северных городов в карманычиновников. Это ведь откровенное воровство полу-чится. И не подготовились чиновники. Не владеютязыком западной бюрократии. Нет у них своих ответ-ных презентаций со слайдами, чтоб показать, почемужителям северных городов выгоднее иметь деньги вобластном бюджете на покупку мазута, чем собствен-но сам этот мазут в котельных.

А губернатор В. К. улыбается. Ему, похоже, начина-ет нравиться этот нефтяной магнат из американскогофильма с рациональным своим ведением бизнеса.А может быть, губернатору нравится, что и сам он заэтим круглым столом становится как бы губернаторомиз американского фильма.— Ну хорошо,— не выдерживает один из депутатов, связанный в Т-ске с производством кабеля, не знаю, переводить ли вам его слова с птичьего языка на человеческий.— А почему же вы деньги не инвестируете в Т-скуюэкономику? Почему заказы не размещаете на местныхпредприятиях? Почему кабель, например, не покупаетеТ-ский?— Покажите, пожалуйста, следующий слайд,— Ходорковский улыбается.— Мы протестировали продукциювсех предприятий, производящих кабель в Т-ской области и соседних областях.


Черт побери! И тут он подготовился! Из следующегографика видно, что ни один производимый в Т-скойобласти кабель не дотягивает до стандартов ЮКОСа нипо одному из основных показателей. Недостаточнопрочный, недостаточно гибкий на морозе и к тому жеслишком дорогой, не потому ли, что в цену кабеля за-кладывается вознаграждение госчиновникам, которыестанут лоббировать покупку этого кабеля крупнымикомпаниями, работающими в регионе.—Продолжать? — спрашивает Ходорковский.Наверняка у Ходорковского припасен еще и слайд,

наглядно показывающий, какую долю в цене продук-ции Т-ских предприятий составляет «откат», предназ-начаемый местным чиновникам, чтоб те продукциюэту продвигали. Поэтому на продолжении никто не на-стаивает. А Ходорковский говорит:—Вы посоветуйте вашим производителям подтянутьсвой кабель по качеству, тогда мы с удовольствиембудем его покупать. Нам же легче не возить черезполстраны.

Круглый стол в городе Т. заканчивается дружескимужином с губернатором. И рассказ о триумфальныхпрезентациях Ходорковского тоже на этом заканчива-ется, потому что дальше пойдет речь о презентациях,которые приведут Ходорковского в тюрьму.

С 1999 года добыча нефти в России стала расти.Причем в компании ЮКОС, благодаря современнымтехнологиям и американским инженерам, добыча рос-ла вдвое быстрее, чем в среднем по отрасли. Теоретиче-ски добычу можно было бы увеличивать бог знает ещенасколько, и бог знает сколько еще можно было бы за-работать денег. Но это только теоретически.

На самом деле нельзя же добыть нефти больше, чемты можешь продать. А чтобы продать нефть, надо прока-чать ее по нефтепроводам. А нефтепроводы не резино-вые: 48 610 километров труб, 336 насосных станций,849 резервуаров для хранения нефти — все, больше нет.


Можно, конечно, возить еще нефть по железной дороге,но это очень небольшие объемы и это очень дорого.

Девяносто три процента нефтепроводов в Россиипринадлежат компании «Транснефть», а «Транснефть»принадлежит государству. Политически с 1991 годаРоссия является демократической страной, но эконо-мически — нет. Экономика строится на нефти.С 1995 года государство не является в России нефтя-ным монополистом, но до сих пор продолжает оста-ваться монополистом в сфере транспортировки нефти.

На самом деле, не только либералы в 1995 году на-значили олигархов, но и до сих пор власть назначаетв России нефтяных магнатов, а может из нефтяныхмагнатов уволить того, кто плохо себя ведет. Можетдать квоты на транспортировку нефти, а может отнятьквоты. И остается только догадываться, какое бескрай-нее поле для коррупции открывается перед правитель-ственными чиновниками, когда речь заходит о распре-делении квот на транспортировку нефти. И опять жесуществует птичий язык постановлений и циркуляров,распределяющих квоты.

В 2000 году крупнейшие нефтяные компании ЛУ-КОЙЛ, ЮКОС, «Сибнефть» и ТНК забыли даже на вре-мя о конкурентной борьбе и обратились в правительст-во с просьбой прояснить принципы распределения квотна транспортировку нефти, сделать эти принципы про-стыми и прозрачными — чем больше добываешь, тембольше транспортируешь. Однако же правительствос такой простотой и прозрачностью не согласилось,и поручило распределять квоты специальной своей ко-миссии под руководством Виктора Христенко. Эта ко-миссия, распределяя квоты, руководствуется «благомнарода», «государственным подходом», «заботой о рос-те экономики» — и мы не знаем, как эти термины пере-водятся с птичьего языка элиты на человеческий язык.

В это же приблизительно время публичные презен-тации Ходорковского стали посвящаться Китаю. Всетак же сменяли друг друга слайды.


1. Экономика Китая растет. С 1990 по 1999 год потребление нефти в Китае увеличилось на 10%, а добыча нефти — только на 2%.

2. Китай добывает 160 миллионов тонн нефти в год,а потребляет 200 миллионов тонн. 40 миллионов тонннефти Китай вынужден импортировать.

3. К 2010 году Китай будет импортировать уже90 миллионов тонн нефти в год.

4. Поставщиками Китая являются страны Персидского залива. Нефть доставляется по морю крупнотоннажными танкерами.

5. Если построить нефтепровод от Ангарска до китайского города Дацина, то можно продавать Китаю20 или 30 миллионов тонн нефти в год. Это ж какие новые горизонты открываются!

Ходорковский при этом официально даже и не пре-тендовал на то, чтоб новый нефтепровод на Дацин при-надлежал ЮКОСу, понимая, что монополию на транс-портировку нефти государство не отдаст ни за что. Хо-дорковский публично недоумевал, когда компания«Транснефть» выступала против строительства нефте-провода на Дацин и настаивала, что транспортировканефти должна оставаться в руках государства. Ходорков-ский делал вид, будто не понимает птичьего языка элиты,на котором протесты «Транснефти» значили: отдай вамкусок трубы, так придется отдавать и кусок власти.

Это ж ваш будет нефтепровод — говорил Ходорков-ский. Лукавил, конечно. Потому что если бы нефтепро-вод на Дацин был тогда построен, и если бы заключенобыло тогда межгосударственное соглашение междуРоссией и Китаем о ежегодных поставках 20 миллио-нов тонн нефти, то волей-неволей пришлось бы госу-дарству заполнять новый нефтепровод нефтью ЮКО-Са. То есть ЮКОС получал бы автоматически квоту,и нельзя было бы эту квоту у ЮКОСа отнять, не поимевс Китаем международного скандала. Фактически, еслибы построен был тогда нефтепровод на Дацин, государ-ство теряло бы контроль над ЮКОСом, теряло бы мо-

ГЛАВА 8/СЧИТАЕТСЯ ПОБЕГ 154 / 1 5 5

нополию на транспортировку нефти. А поскольку Хо-дорковский финансировал оппозицию, то оппозицияв России получала бы неконтролируемую государствомэкономическую базу. У нас не юридически только, нои экономически образовывалась бы многопартийнаясистема, как в Британии и как в Америке.

Может быть, эта история с нефтепроводом на Да-цин — главная во всем деле Ходорковского. Можетбыть, через несколько лет, когда уже будут забытыи Ходорковский, и Путин, и Буш, про нефтепровод наДацин напишут книги и снимут кино, как про послед-нюю серьезную интригу заканчивающегося нефтяноговека. Но у меня нет достаточных материалов для этого.Я могу только расценить попытку Ходорковского пост-роить нефтепровод на Дацин как попытку побега — изроссийской элиты в мировую. И побег провалился, толи потому что российская элита не отпустила, то ли по-тому что мировая не приняла.

Если бы нефтепровод был построен, ЮКОС вступалбы в большую геополитическую игру. Дело в том, что чембольше растет экономика Китая, тем больше ей нужнонефти. И пока Китай получает нефть из Персидского за-лива, цены на эту нефть и объемы поставляемой Китаюнефти так или иначе могут контролировать СоединенныеШтаты Америки. Могут договориться с ОПЕК, могут ис-кусственно взвинтить на нефть цены, устроив в Персид-ском заливе войну. Могут, в конце концов, просто пере-крыть поставки нефти в Китай хоть бы даже и военнымиметодами. Могут, таким образом, контролировать и при-тормаживать рост китайской экономики, и могут при же-лании вообще китайскую экономику задушить.

Но если бы Китай получил альтернативный источникнефти, то для контроля над китайской экономикой при-шлось бы Соединенным Штатам договариваться и с Рос-сией. А в России — не только с президентом и правитель-ством, но и с главой частной нефтяной компании ЮКОС.ЮКОС приобретал бы огромную власть, а объединив-шись с «Сибнефтью» и обменявшись акциями с кем-то


из международных нефтяных мэйджоров, ЮКОС стано-вился бы одной из транснациональных корпораций, прокоторые антиглобалисты кричат на своих митингах, буд-то это корпорации, а не правительства давно уже правятмиром. ЮКОС—«Сибнефть»—«Шеврон-Тексако», на-пример. Или ЮКОС—«Сибнефть»—«Дач»—«Шелл».

Думал ли тогда Ходорковский об этом? Заходили литак далеко его планы? Не знаю. Во всяком случае, те-перь, когда телеведущий Леонтьев утверждает, будтоХодорковский намеревался протащить в Думу своихдепутатов, сменить президентскую республику в Рос-сии парламентской республикой и получить властьв стране, став премьер-министром, у меня — вопрос.Почему только в стране? Может быть, Ходорковскийнамеревался захватить власть над всем миром?

В любом случае ничего не получилось. Государствотогда отказалось строить нефтепровод на Дацин и воз-намерилось строить нефтепровод на Находку. Можетбыть, потому что не хотело терять монополию натранспортировку нефти. Может быть, потому что неф-тепровод на Находку получался бы в два раза длиннее,и в два раза больше можно было бы украсть при стро-ительстве. А может быть, под давлением Америки. Го-ворят, будто Джордж Буш-старший приезжал к прези-денту Путину в резиденцию Бочаров ручей и советовалстроить восточный нефтепровод так, чтоб тот выходилне в Китай, а к морю. Чтоб можно было при необходи-мости перекрыть-таки с моря поставки нефти в Китай.

Презентации Ходорковского посвящались тогда срав-нению двух нефтепроводов. Сменяли друг друга слайды.

1. Длина нефтепровода Ангарск—Дацин — 1700 километров, из них 500 километров по территории Китаяи строит их Китай. А длина нефтепровода Ангарск—Находка — 3880 километров и строить придется все самим.

2. Из нефтепровода Ангарск—Дацин Китай заведомопокупает всю нефть, 30 миллионов тонн в год. А из нефтепровода Ангарск—Находка надо перегружать нефть натанкеры. А где взять танкеры? А куда эту нефть везти?


3. Пропуская 30 миллионов тонн нефти в год, нефтепровод Ангарск—Дацин окупится за пять лет. А нефтепровод Ангарск—Находка окупится только за 15 лет и то,если будет прокачивать 50 миллионов тонн нефти в год.

4. Чтобы окупить нефтепровод Ангарск—Находканадо добывать 50 миллионов тон нефти ежегодно в течение 15 лет. Это 750 миллионов тонн нефти. У нас нетстолько. На сегодня во всей Сибири разведанных запасов нефти — 260 миллионов тонн. Получается, что проект заведомо убыточный.

На этот раз презентации Ходорковского никого неубедили. По старинной российской бюрократическойтрадиции дело спустили на тормозах. Не было построе-но ни нефтепровода на Дацин, ни нефтепровода на На-ходку. Государство не позволило Ходорковскому разру-шить монополию на транспортировку нефти, а наобо-рот, разрушило его компанию и, забрав обломки компа-нии себе, само теперь строит нефтепровод на Дацин,и само будет играть в большую геополитическую игру.

Конспирологи говорят, будто Соединенные Штатыне слишком заступались за Ходорковского именно за-тем, чтобы не было у Китая альтернативного источниканефти. Говорят, что точно так же Соединенные Штатыбудут способствовать и разрушению российского госу-дарства, если оно станет строить нефтепровод на Дацин.

Ходорковский, правда, в тюрьме не верит во всю этуконспирологию. Он говорил адвокату Антону Дрелю, чтовместе с Джорджем Бушем-старшим входил в правлениеинвестиционного фонда «Карлайл», тысячу раз встре-чался и тысячу раз Джордж Буш-старший мог выразитьсвое неудовольствие по поводу нефтепровода на Дацин.Не выразил ни разу. Или, может быть, Ходорковскийпросто не понял птичьего языка мировой элиты, на кото-ром Джордж Буш-старший высказывал недовольство?

Последнюю попытку побега из рядов новой россий-ской элиты Ходорковский предпринял 19 февраля2003 года. Тогда президент Путин пригласил к себе


в Кремль крупных промышленников и предпринимате-лей поговорить о коррупции.

Открывая эту встречу, президент сказал, что с кор-рупцией надо бороться, но не карательными методами,а создавая такие правила, которые легче было бы со-блюсти, чем обойти. Не знаю, следует ли переводитьэту фразу с птичьего языка элиты так, что с коррупци-ей надо бороться, но ни в коем случае не надо корруп-цию побороть? Я не слишком силен в птичьем языке.

С короткой приветственной речью выступил главаРоссийского союза промышленников и предпринима-телей Аркадий Вольский. А следом за ним выступалпервый основной докладчик председатель совета ди-ректоров ОАО «Северсталь» Алексей Мордашов. Онволновался, конечно, докладывая президенту. Мойколлега специальный корреспондент газеты «Коммер-сантЪ» Андрей Колесников так передает слова госпо-дина Мордашова:— Все возрастающую роль начинает играть возрастание роли государства и его институтов.

Вот это по делу! Вот это господин Мордашов правиль-но понял задачу: говорить так, чтобы не говорить ничего.— В некоторых случаях,— продолжал докладчик,—можно наблюдать ряд действий, который приводитк расширению функций государства, а это, в свою очередь, приводит к ослаблению его роли.

Тоже по делу! В качестве примера некоторых случа-ев господин Мордашов привел историю про своегоприятеля, который давно уже, дескать, пытается от-крыть магазин в Подмосковье, да все никак не можетоткрыть из-за бюрократических проволочек.

Колесников язвил в своей коммерсантовской статье,откуда, дескать, у стального магната Мордашова такиеприятели, что даже магазин не могут открыть в Мос-ковской области, и почему же магнат Мордашов не по-может приятелю в конце концов. Но промышленниками предпринимателям, собравшимся за столом у прези-дента, надо полагать, полегчало. Коррупция-то у нас,


оказывается, в Подмосковье, касается в основном мел-кого и среднего бизнеса, и надо с ней, конечно, бороть-ся, ну так вот ведь боремся же! Ну и слава богу.

Вторым докладчиком был Ходорковский. Он не вол-новался. Он боялся. Он был бледен, и у него дрожал го-лос, это заметно даже на видеозаписи той памятнойвстречи. Сотрудники ЮКОСа говорят, что на работеХодорковский ценил независимых, гордых и даже на-глых менеджеров, но сам во время встречи с президен-том не сумел быть независимым и гордым. Боялся. По-тому что президент — это же начальство, каким бы тытам ни стал миллиардером и общественным деятелем.

Это генетический страх. Вот ты прожил полжизни.Вот на твоих глазах рухнула великая страна, которую тысчитал вечной. Вот ты пережил два бунта, один раз настороне бунтовщиков, другой раз на стороне правитель-ства, и оба раза победил. Вот ты построил крупнейшуюв стране частную компанию, и сколько раз могли убить,пока ты ее строил. Тогда не боялся, а сейчас, сидяв кремлевской зале, боишься. Вот ты перерос властнуюэлиту и презираешь ее и ее птичий язык, и не хочешь го-ворить на птичьем ее языке, а хочешь говорить по-че-ловечески, и говоришь. Но все равно боишься. Это гене-тический страх. Ты родился рабом. Держись!

Передо мной на столе лежат картинки с презентаци-ей Ходорковского, точно такие же, как те, что лежали19 февраля 2003-го на столе перед президентом Пути-ным. Презентация называется «Коррупция в России —тормоз экономического роста». Коррупция, по этимлисткам судя, не в Подмосковье только у нас и не толь-ко малого бизнеса касается, а имеет масштабы нацио-нальной катастрофы. Переворачиваем листки.

1. По опросу фонда «Общественное мнение», 27%россиян считают коррупцию наиболее опасной длястраны проблемой.

2.51% россиян знает слово «коррупция», 39% слыша-ли это слово, 28% россиян лично сталкивались с корруп-цией, по опросу того же фонда «Общественное мнение».


3. 49% россиян считают, что большинство должностных лиц подвержены коррупции, и больше всего коррупционеров — в милиции, на таможне, в правоохранительных органах, в судах, в ГАИ, в высших федеральных органах власти. Это тоже данные опроса фонда«Общественное мнение».

Это все равно что сказать президенту: «Вас и вашихсотрудников половина народа считает коррупционера-ми». Графики, диаграммы. Ходорковский поясняет их,а президент слушает.

4. 32% россиян считают, что руководство страныхочет, но не может бороться с коррупцией. 29% считают, что может, но не хочет. 21% считает, что не хочети не может.

Это все равно что сказать президенту, что третьстраны, если и не считает президента вором, то уверенав его бессилии против окружающих воров.

5.Масштабы коррупции в России, по данным четырех независимых исследований, больше 30 миллиардовдолларов в год.

Это треть государственного бюджета. Это все равночто сказать президенту, что каждый год у президентаиз-под носа воруют треть страны.

6. 72% россиян не обращаются в суды, потому чтотам слишком много приходится платить взяток. 78%россиян не обращаются в суды, потому что там нетсправедливости. Это опрос фонда «ИнДем».

7. Даже дети в России готовы стать коррупционерами. В те институты, где готовят низкооплачиваемыхгосслужащих, конкурс больше, чем в вузы, где готовятвысокооплачиваемых специалистов. Выпускник нефтяного института получает на первой своей должности500 долларов, а конкурс в нефтяной институт — два человека на место. Выпускник налоговой академии получает 160 долларов в месяц, а конкурс в налоговую академию — пять человек на место. Выпускник Государственного университета управления получает 200 долларов в месяц, а конкурс — 10 человек на место. Зачем же

ГЛАВА 8/СЧИТАЕТСЯ ПОБЕГ l 6 O / l 6 l

дети стремятся получить такие профессии, за которыеим будут мало платить? Или у детей какая-то другаяарифметика?

Это последнее замечание Ходорковского заметнозлит президента. У президента как будто заостряетсялицо и в глазах появляется то особое стальное выраже-ние, которому, по-моему, нарочно учат сотрудниковспецслужб. Президент говорит:—Давайте только не будем вот эту презумпцию виновности применять к нашим абитуриентам.

Но это еще не все. Ходорковский продолжает гово-рить. Очень тихим голосом, голос еле слышен. Сотруд-ники ЮКОСа утверждают, что очень тихим голосомХодорковский говорит, когда взбешен, когда в ярости.Но, может быть, голос его тих и от страха. Он говорит:—Надо сделать коррупцию постыдным явлением. Вотвозьмем, например, покупку «Роснефтью» «Севернойнефти». Все считают, что сделка эта имела, так сказать,дополнительную подоплеку...

Зал замер. Они понимают, о чем речь. Полунамека-ми, но высказал все же Ходорковский президенту в ли-цо страшное обвинение. Дело в том, что незадолго доэтой встречи государственная компания «Роснефть»купила крохотную нефтяную компанию «Севернаянефть», значительно за нее переплатив. То есть госу-дарство купило частную компанию по заведомо завы-шенной цене. Если в девяностые годы коррупция за-ключалась в том, что государство распродавало своикомпании задешево, то в двухтысячные годы не в томли заключается коррупция, что государство слишкомзадорого скупает частные компании? Вот что сказалХодорковский. Это все равно как сказать президенту:«Вы и ваша команда — вы и есть первые коррупционе-ры». Впрочем, Ходорковский поправляется:—Да, коррупция в стране распространяется, и вы можете сказать, что с нас-то,— Ходорковский обводитвзглядом сидящих за столом,— с нас-то все и началось.Ну... когда-то началось, а когда-то надо и заканчивать.


Это все равно что сказать президенту: «Мы все,здесь сидящие, и есть главные в стране коррупционе-ры». А половина людей за столом назначены были пре-зидентом. Это его люди.

Президент делает еще более стальные глаза. Он го-ворит, что «Роснефть» купила «Северную нефть»,потому что надо же государственной компании увели-чивать свои запасы нефти.—А некоторые компании, как ЮКОС, например, имеют свои сверхзапасы. И вот вопрос: как они их получили? — президент делает паузу, это прямая угроза.—У ЮКОСа тоже ведь были проблемы с налогами. Да, выих решаете, но ведь почему-то они возникли.

Это прямая угроза. Вскоре после этой встречив Кремле Ходорковский собрал руководителей под-разделений компании ЮКОС и сказал, что компаниюждут трудные времена, компания будет атакована.Атака будет сокрушительной. Ходорковский просилвсех, кто не готов подвергнуться сокрушительнойатаке, уволиться из компании немедленно, пока неначались трудные времена, чтобы потом не стать пре-дателями. Почти никто не уволился. Некоторые сталипредателями.

На одном из еженедельных собраний «ОткрытойРоссии» Ходорковский рассказал о своем походев Кремль Ирине Ясиной. Вообще-то Ирина Ясина былас Ходорковским на «вы» и звала его Михаил Борисо-вич. Но сейчас вспоминает, будто сказала ему тогда:— Миша, тебя посадят.Ходорковский покачал головой:

— Не посадят. Они же не враги своей стране.

sasha

Line


Официальный сайт Ходорковского в интернетеkhodorkovsky.ru причиной ареста нашего героя считаетэту презентацию в Кремле о коррупции. Так прямои висит на сайте баннер «За что его посадили», а есликликнешь туда, откроется презентация о коррупции.Однако же презентацию Ходорковский делал в концефевраля 2003-го, а посадили его в конце октября. Про-шло полгода. В эти полгода уместилась еще куча собы-тий важных в жизни компании ЮКОС.

Недели через две после встречи в Кремле Роман Аб-рамович предложил Ходорковскому объединить ком-панию ЮКОС с компанией «Сибнефть». Это былакрайне заманчивая сделка, хоть и рискованная. Специ-алисты говорят, что две компании подходят друг к дру-гу, как кусочки паззла. Сырье, добытое «Сибнефтью»,выгоднее перерабатывать на нефтеперерабатывающихзаводах ЮКОСа, и наоборот. Ходорковский говорилпро эту сделку одному из своих сотрудников: «Вот хо-чется тебе с любимой девушкой сходить в ресторан, нов ресторане шпана и могут набить морду. Что же де-лать? — Ходорковский выдерживал паузу.— Идти с де-вушкой в ресторан». Надо полагать, Ходорковскомупросто не пришла тогда в голову ни пословица «Пути-на бояться — в сортир не ходить», придуманная кем-тоиз интернетских остряков, когда президент Путин в те-левизоре грозился «мочить террористов в сортире».

Похоже, больше всего Ходорковский интересовалсятем, чтоб сохранить готовившуюся сделку в тайне.И сохранить ее в тайне получилось. Во всяком случае,газеты узнали об объединении двух компаний за деньдо официальной пресс-конференции по этому поводу.Для журналистов объединение ЮКОСа и «Сибнефти»было неожиданностью. Не знаю, было ли это неожи-данностью в Кремле.— Вы вели эту сделку как адвокат? — спрашиваю я Антона Дреля.— Нет, я просто помог найти некоторых юристов, которые занимались подготовкой сделки. Ходорковский не

хотел поручать это дело юристам ЮКОСа, опасалсяутечки информации.— Вы понимаете, чего он хотел этой сделкой добиться?Сделать большую компанию и продать? Государству?Иностранцам?— У Ходорковского был план сделать первую российскую транснациональную компанию,— говорит АнтонДрель.— Он хотел значительную часть акций объединенной компании обменять на акции, например, «ЭкссонМобил». В результате получилась бы огромная транснациональная компания «Экссон Мобил»—ЮКОС—«Сибнефть», в которой у Ходорковского с Абрамовичем (тоесть у России) было бы около 30%, самый крупный пакет, для западной компании, считай, контрольный. Получалось бы, что такой большой транснациональной штуковиной владели бы россияне. Не знаю, почему пиарюкосовский никогда об этом не рассказывал.

Если то, что говорит адвокат Антон Дрель правда,то, стало быть, неправильно верить телеведущему Ле-онтьеву и думать, будто Ходорковский хотел захватитьвласть в стране. Скорее речь шла о том, чтоб стать не-зависимым от российской власти.

Антон Дрель говорит:—Он не хотел заниматься политикой, если не считатьполитикой каждый чих.

Ирина Ясина говорит:—Он не хотел заниматься политикой. Просто в тоталитарной стране любую общественную деятельность считают политической деятельностью. Мы, например, хотели заниматься гражданским воспитанием в школах,потому что родители не могут ведь научить детей бытьсвободными гражданами, сами ведь никогда свободными гражданами не были. Но нам запретили преподаватьв школах свободу и гражданственность. Это считаетсяполитика. Нам разрешили только покупать школамкомпьютеры и проводить в школы линии интернета.

Семнадцатого июня совладелец ЮКОСа Леонид Не-взлин стал ректором РГГУ. Ученый совет избрал Невз-


лина ректором на том условии, что ЮКОС вложит в Гу-манитарный университет серьезные деньги. Теперьмне кажется, что усилия акционеров ЮКОСа в начале2003 года можно сложить в некоторую общую картину:они атакуют коррупцию, они выводят крупнейшуюнефтяную компанию из-под контроля государства, онифинансируют оппозицию, они воспитывают новое по-коление свободных граждан, они развивают гумани-тарную науку — у них, кажется, есть какой-то бизнес-план для России. Еще немного, и Россия выйдет из-подличного контроля президента Путина, станет совсемзападной страной. В некотором смысле это действи-тельно заговор, направленный на смену общественногостроя. И глупо же думать, что Кремль не замечал тако-го заговора.

Девятнадцатого июня 2003 был арестован главаслужбы безопасности ЮКОСа Алексей Пичугин. Егобрали так, как будто он один — целое бандформирова-ние. Офис Пичугина штурмовало 27 спецназовцев, хо-тя можно было просто предъявить ордер и войтив дверь. Обыскали кабинет, изъяли сейф, Пичугин про-сил позвать на обыск адвоката, но адвоката не позвали.Следствие и суд по делу Пичугина были закрытыми.Адвокаты его сообщали только, будто во время следст-вия, чтоб «разговорить» Пичугина, ему кололи психо-тропные препараты и свели этим с ума.

Второго июля был арестован Платон Лебедев. —Платон вообще ни при чем,— говорит мне адвокатАнтон Дрель.— Платон вообще никакого отношения неимеет ко всему этому делу. Он чистый заложник.

А Ходорковский из тюрьмы пишет мне:

«Я поверил в то, что правила игры можно изменить невообще когда-то, а сейчас. Поверил в Касьянова, Пу-тина. Наверное, трудно понять и тем более поверить,но я, в общем, прямой человек, делаю, что говорюи говорю, что делаю, и чисто психологически ожидаюэтого от других.

ГЛАВА 9/ЗАЛОЖНИК l 6 6 / l 6 7

Я все понимаю, а подсознательно все равно считаю,что люди не могут говорить одно, а делать прямо про-тивоположное. Умом понимаю возможность интриги,а потом опять верю и ничего не могу с собой поделать.Меня всегда поправлял Леонид (Невзлин.— В. П.),а здесь и он сплоховал.В общем, я всегда действительно верил в то, что гово-рю, когда говорил Президенту (орфография сохране-на, Ходорковский пишет слово „президент" с большойбуквы.— В. П.), что можно и нужно покончить с корруп-цией, когда предлагал и добился принятия антикор-рупционного закона „О трубе", поправок в налоговоезаконодательство, принятия правил корпоративнойэтики, оно все работает. То, что мы сделали, никто неотменил! Даже международная отчетность внедряется.Просто были включены другие механизмы — „бейс-больная бита". Мы справились с воришками, а нарва-лись на разбойников. Мог предусмотреть — мог, когдапонял, было поздно, и надо было или встать на коле-ни, или пойти в тюрьму. Может быть, и встал бы, еслибы не Платон, во всяком случае, искушение было бысильное, но бросить (Платона.— В. П.) не смог».

Из письма Ходорковского следует, что если бы небыл арестован Платон Лебедев, то Ходорковский непошел бы в тюрьму, а сдался бы, хоть мы и не знаем,как в таких случаях сдаются и какие в таких случаяхбывают аннексии и контрибуции. — Вы же, наверное,даже и не слышали про Платона Лебедева до тех пор,как его арестовали? — говорит Антон Дрель.

И он почти прав. Про Платона Лебедева я слышалтолько однажды. Году в 1998-м или 1999-м в журна-листской тусовке рассказывалась история про то, какрепортер газеты «Ле Тан» Сильван Бессон приехалв Москву расследовать историю о деньгах ЮКОСав Швейцарии, пошел поговорить про это с ПлатономЛебедевым, а тот был с Бессоном груб, сказал, чтоб не


лез лучше Бессон в это дело, и спросил даже, не боит-ся ли Бессон, что завтра его на улице переедет машина.Мы смеялись тогда, что Бессон не сразу даже понял,что это угроза. Мы без обсуждений решили тогда, что,конечно, Лебедев бандит, потому что все они там,в большом бизнесе, бандиты. Впрочем, угроза Лебеде-ва не приведена была в исполнение, Бессон спокойноопубликовал свое расследование, и никакой автомо-биль его не переехал.

Ирина, бывшая сотрудница Лебедева, эмигрировав-шая после ареста Лебедева в Лондон, иначе представ-ляет себе инцидент с Сильваном Бессонном. Помните,Ирина появлялась уже в нашей истории мельком четы-ре главы назад? Мы разговариваем в лондонском отелевозле Кенсингтонского парка. Я приехал на эту встречураньше времени, прогуливался по парку и издалека ви-дел, как Ирина входит в отель. Мы прежде не были зна-комы, но я сразу подумал, что эта красивая молодаяженщина — русская. Она единственная из всех прохо-жих не была небрежна в одежде. Раньше в Европе рус-ские выделялись из толпы тем, что были одеты слиш-ком плохо, теперь выделяются тем, что одеты слишкомхорошо. Ирина говорит:—Платон терпеть не мог, когда его долго не понимали.Я всегда, если не понимала, просила объяснить, и он ниразу не повысил на меня голос. А если человек не понимал, но притворялся, будто понимает, Платон начиналужасно кричать и страшно ругаться.

Ирина совсем не так вспоминает Платона Лебедева,как вспоминает его Сильван Бессон. Она говорит, чторабота с Лебедевым была счастьем.—Был 1997 год, когда я пришла работать к Платону.Был нефтяной кризис, были кредиты, взятые на покупку Восточной нефтяной компании, а денег не былосовсем. Мы работали по двенадцать часов в сутки.А когда очень поздно задерживались на работе, Платон подвозил меня домой. Было очень тяжело, правда,поверьте. А еще рухнул сервер юкосовской бухгалте-

ГЛАВА 9/ЗАЛОЖНИК l 6 8 / l 6 9

рии, знаете, как может сломаться жесткий диск в ком-пьютере. Еще и бухгалтерию восстанавливали. Оченьбыло тяжело, но был драйв. Казалось, что вот нет та-кой проблемы, которую мы не можем решить. Ещес февраля 1998-го про дефолт стало ясно, что он обя-зательно случится, но я больше заботилась о том, чтобсоответствовать своим прямым должностным обязан-ностям и не думала о макроэкономических проблемах.Мы почему-то все были уверены, что когда случитсядефолт, мы и эту проблему тоже решим. Было такоечувство, что вот какие же мы все молодцы.

Ирина рассказывает, что, проводя по двенадцать ча-сов вместе на работе, сотрудники Платона Лебедеваеще и отдыхали вместе, и вместе собирались поехатьв отпуск, хотя в 1997 и 1998 годах не бывало отпусков.

Зато ездили к Лебедеву на шашлыки. Про однуиз таких поездок Ира рассказывает чуть ли не как просамый счастливый день в своей жизни. Это, кажется,было ранней весной 1998 года. Во всяком случае, ещележал снег. К Платону Лебедеву на дачу приглашеныбыли пятеро или шестеро молодых финансистовиз ЮКОСа, и секретарша Лебедева нарочно обзвани-вала их всех накануне, зачитывая каждому, кто какиепродукты для вечеринки должен привезти с собой изМосквы. У нее был список, лично завизированныйглавой МЕНАТЕПа миллионером Платоном Лебеде-вым: «Лук репчатый, красный — 2 кг. Лаваш свежий,горячий — 10 шт.». Ира единственная была без маши-ны, и поэтому Лебедев приехал встречать ее к станцииметро «Крылатское».— Он сам был за рулем? — спрашиваю.— Он всегда был сам за рулем. Когда руководителиЮКОСа стали уже все ездить с водителями и охраной,и служба безопасности настаивала на необходимостиохраны, Платон сказал: «Идите вы на х..., ребята.Я люблю рулить. Я как ездил, так и буду ездить». Я даже не знаю, была ли у него охрана вообще. Во всякомслучае, начальника охраны Невзлина я знаю, и началь-


ника охраны Дубова знаю, а кто начальник охраныПлатона, понятия не имею.

Ира рассказывает, как они ехали по Рублевскомушоссе, Лебедев весело ругался по поводу автомобиль-ных пробок и одновременно разъяснял девушке (Иребыло 24 года), что вот у него самая лучшая в мире ма-шина «Линкольн Навигатор», и что в этом «Линкольне»есть такое специальное приспособление, которое поз-воляет машине лазать по горам под углом 45 градусов.— Он что,— спрашиваю,— лазал на своем «Линкольне»по горам?— Не знаю,— Ира смеется.— Во всяком случае, он знал,что у него в машине есть такая «хреновина».

Потом они заехали в Жуковку на рынок возле рес-торана «Царская охота», и Лебедев объявил, что гор-дится знакомством с бабушкой, которая продает нарынке лучшие соленые огурцы и лучшие соленые гри-бы. Потом они выбирали мясо для шашлыка. Лебедевговорил: «Вас, молодежь, подпускать нельзя к выборумяса, вы в мясе ничего не понимаете». И набрал шаш-лыка целую гору.

Потом они приехали на дачу и сразу же на огром-ный стол стали раскладывать закуски: маринованныйкрасный чеснок, черемшу, знаменитые соленые огурцыи соленые грибы от волшебной бабушки.— Вы только не подумайте,— говорит Ира,— что это былкакой-то пир во время чумы. У нас, конечно, был кризис,и компания была на грани банкротства, но мы правдаточно знали, что можем решить любую проблему.— Прислуга-то была? — я спрашиваю.— Какая прислуга? Все сами.

Явилась водка в запотевших бутылках. Молодежьпринялась галдеть. Лебедев оделся в куртку, сказал:«Вас, молодежь, близко к мангалу подпускать нельзя».И вышел на двор к мангалу. Минут через пять молодыелюди в окно увидели, что Лебедев у мангала разговари-вает с совладельцем ЮКОСа Владимиром Дубовым,который просто зашел в гости по-соседски.

—У них там прямо общежитие было,— улыбается Ирина.— Они каждый день виделись на работе, да ещеи жили в одном поселке. Ужас. Выходишь утром, Ходорковский бегает. Приходишь вечером, Ходорковский прогуливается. С ума сойти можно.

Веселье сразу стихло. Дубова почему-то, в отличие отЛебедева, молодые финансисты почитали начальствоми не могли в присутствии Дубова галдеть. «Давайте, чтоли, видео посмотрим?» — предложил кто-то. Через чет-верть часа, когда Лебедев и Дубов, веером держа шам-пуры с шашлыком в обеих руках каждый, вошли в дом,молодежь чинно сидела на диване и смотрела видео.

В 1998 году, когда случился кризис и обанкротилсябанк, это Платон Лебедев отвечал за то, чтоб расплатить-ся со всеми акционерами и вкладчиками. И расплатился.В начале двухтысячных, когда стало ясно, что ЮКОСувыгоднее добывать нефть вахтовым методом, чем кор-мить заполярные города, это Платон Лебедев придумал,как заставить рабочих уехать с насиженных мест: всем,кто согласился переезжать, ЮКОС раздавал свои акции.Рабочим раздали около 10%. Теоретически, когда прода-ешь так быстро столько акций, капитализация компаниидолжна падать. Но капитализация не упала, наоборот, ак-ции стали расти в цене в то самое время, когда их разда-вали рабочим, и это благодаря Платону Лебедеву.—Платон Леонидович,— говорит Ира,— он ведь правдагениальный менеджер. Он может организовать людейна что угодно. Он может сделать так, чтоб люди все работали, как проклятые. А может сделать так, чтоб отдыхали и веселились, как сумасшедшие. В профессиональном смысле Платон тогда для меня был бог, и на работея испытывала по отношению к нему благоговейныйтрепет. А на шашлыках с ним было легко и весело.

«Знаешь что, Володя,— сказал Лебедев Дубову,— тызайди, что ли, попозже, а тот тут молодые люди у меняк твоему приходу построились и взяли под козырек».«Да уж,— Дубов неохотно сложил свои шашлыки наблюдо.— Пойду, принесу вам строганины».


Как только Дубов ушел, стало опять весело. Послешашлыков мужчины пошли в баню. После бани выва-лили на улицу играть в футбол. После футбола сын Ле-бедева принялся катать гостей на сноуборде, а Лебедевследил, чтоб мальчик обязательно завалил каждого изгостей в сугроб. «Тетя Ира, сколько вам лет?» — спро-сил мальчик, когда пришла Ирина очередь кататься.«Двадцать четыре».— «Вы совсем молодая. А можноя буду вас звать просто Ира и не на „вы", а на „ты"?» —«Можно».— «Ира, ты мне очень нравишься, я не будутебя опрокидывать в снег».

В этот самый момент, видя, что все уже повалялисьв сугробе и не повалянным остается только Платон Ле-бедев, один из молодых финансистов (главный бухгал-тер ЮКОСа, между прочим) разбежался и с разбега по-пытался повалить Лебедева в снег. Но Лебедев увер-нулся и борцовским каким-то приемом (Ира говорит,что очень красиво) бросил в снег своего главного бух-галтера. Пока бухгалтер летел, с него свалились очки,а Лебедев, проведя свой прием, оступился немного иочки нечаянно растоптал. «У меня же минус пять,— хо-хотал главный бухгалтер, валяясь в снегу.— Вы теперьбудете меня весь вечер водить за руки и кормить».

Я спрашиваю:—Долго продолжалось такое счастливое время?Ира говорит:

—До 2001 года. К 2001 году мы расчистили компанию.От всякой грязи. От всяких бандитских присосок. Онастала почти прямо западной компанией, прозрачнойи скучной. Жизнь наладилась, но драйв пропал. Я ушла от Платона, мы несколько лет не общались. И яужасно об этом жалею. Из нас из всех, по-моему, одному только Платону удалось сохранить драйв до конца,до самого ареста.

Адвокат Антон Дрель рассказывает, что первый разиз прокуратуры Платону Лебедеву позвонили в январе2003-го. Звонок был совсем мирный. Следователь из-

ГЛАВА 9/ЗАЛОЖНИК 172 / 1 7 3

винился за беспокойство, заверил, что к Лебедеву лич-но никаких претензий нет и быть не может, а простопрокуратура расследует дело принадлежавшей БорисуБерезовскому компании ЛогоВАЗ. В девяностые годывозглавляемый Лебедевым Банк МЕНАТЕП давал вро-де компании ЛогоВАЗ кредит, так не согласится лиПлатон Леонидович кое-что рассказать о том кредите?— Можно мы к вам приедем поговорить? — спросилследователь.— Ну приезжайте,— отвечал Лебедев.— Про кредит ЛогоВАЗу я, правда, не помню. Может, и давали. Комутолько мы не давали тогда кредитов. Приезжайте, чтопомню, расскажу.

Повесил трубку, позвонил адвокату Антону Дрелю,попросил прийти и присутствовать при этом дружес-ком разговоре со следователем. Разговор, действитель-но, был вполне дружеский. Дрель говорит, что следова-тель спрашивал всякие глупости. Типа помнит ли Пла-тон Леонидович, кто приходил от Березовского про-сить кредит? Не помнит. Знаком ли Платон Леонидо-вич с Березовским лично? Знаком. Позадавав вопросыминут сорок, следователь сказал:— А можно я сейчас протокол допроса составлять небуду, а на работе потом составлю и пришлю вам, чтобвы подписали?— Можно,— сказал Лебедев.

На том дело и кончилось. Пять месяцев из прокура-туры не присылали на подпись никакого протокола.Лебедев уже и забыл о нем. Но в середине июня (тогдаже примерно, когда арестован был Пичугин, видимо,раскручивать дело ЮКОСа принялись одновременнос разных концов) следователь позвонил вдруг снова:—Платон Леонидович, протокол-то надо все же подписать. Только можно вы к нам приедете и подпишете у нас?

На следующий день Лебедев с Дрелем поехалив прокуратуру, подписали протокол, и следователь какбы между прочим попросил Лебедева на минуту бук-вально зайти к следователю Каримову.


Это теперь из тюрьмы Платон Лебедев пишет следо-вателю Каримову жалобы, начиная письмо словами:«Руководителю организованной антиконституционнойпреступной группировки Каримову» и подписываясь«честь имею Платон Лебедев», а тогда не имел Лебедевничего против беседы с Каримовым. Каримов вдругсказал:—У нас есть сведения, что вы скрываете операционист-ку, которая выдавала кредит ЛогоВАЗу.— Я скрываю?! — взревел было Лебедев по своемуобыкновению, но сдержался.— Хорошо, если целаяпрокуратура не может найти девчонку-операционист-ку, которая скрывается от следствия и не является надопросы, я помогу вам ее найти.

К слову сказать, нашел. Через несколько дней выяс-нилось, что девушка-операционистка, выдававшаяв МЕНАТЕПе кредит ЛогоВАЗу, давно из МЕНАТЕПауволилась и работает теперь в Сбербанке.— А что,— продолжал Каримов,— что там было с векселями во время кризиса?— А это имеет отношение к делу? — насторожился Антон Дрель.— Имеет.

Антон Дрель говорит, что после этих слов ПлатонЛебедев прочел прокурорским работникам целую ин-тереснейшую лекцию о кризисе и финансах, о том как,зачем, и почему после кризиса появились векселя. Ан-тон говорит:—Я думаю, его и арестовали-то из-за этой лекции. Следователи подумали, что Лебедев готов говорить и может объяснить им многое, чего они сами не понимают.Они, кажется, думают, что если человек охотно беретсячто-то им растолковывать, значит, заговорил, колется.Но Лебедев не заговорил. Ему просто интересно рассказывать про финансы, он хороший финансист.

С середины июня Платона Лебедева стали время отвремени вызывать в прокуратуру и допрашивать в ка-честве свидетеля. Ни одной повестки, то есть ни одно-


го документа, обязывающего гражданина явиться надопрос, выписано не было. Из прокуратуры звонили,Лебедев приходил. Последний раз звонили в конце ию-ня и просили прийти 2 июля в 10.00. Повестки не было.Лебедев согласился прийти в прокуратуру 2 июляв 10.00, но не обязан был приходить.

А 1 июля, накануне визита в прокуратуру, Лебедевустало плохо с сердцем. Его отвезли на «скорой» в госпи-таль Вишневского, ближайшую от его дома больницу.

Второго июня в 10 утра адвокат Антон Дрель при-ехал в прокуратуру сказать, что клиент его заболел, чточерез пару дней выяснится, скоро ли клиента выпишут,и тогда можно созвониться и договориться, когда Лебе-дев придет на допрос.— Следователь орал на меня,— говорит Антон,— выпредставляете? Он орал на меня и тыкал мне: «Гдетвой Лебедев? Он плюет на нас, твой Лебедев! Вы раз-воровали страну! Где вы его скрываете?» Я пыталсяобъяснить, что не знаю даже, в какую больницу Лебе-дева увезли, что в течение дня все выясню и сообщу,когда его выпишут. Но следователь не стал слушать.Просто выписал Лебедеву повестку на завтра, на3 июня. Это была первая повестка. Я надеялся пого-ворить с Платоном и убедить его по этой повесткеявиться.

В тот же день вечером, то есть 2 июня, Платона Ле-бедева арестовали в больничной палате, на том основа-нии, что он, дескать, скрывался от следствия.

Это потом на суде Платон Лебедев говорил, что доуказанного в повестке времени допроса оставалосьбольше двенадцати часов, и какого же тогда чертапрокуратура выдумывает, будто он не являлся на до-просы. Это потом на суде Платон Лебедев говорил,что глупо было думать, будто он может бежать, пото-му что за две недели до ареста у него родилась дочь,и какой же нормальный мужчина станет бежать отдвухнедельного ребенка? Как это себе представляютпрокурорские работники? Или нет среди прокурор-


ских работников нормальных мужчин? Это потомна суде. А тогда, вечером 2 июня, Платон Лебедев неспособен был сказать ни слова и не понимал даже,что ему говорят.

Адвокат Антон Дрель рассказывает, что вечеромприехал в прокуратуру, где арестованного Платона Ле-бедева пытались допрашивать. Лебедев сидел на стуле,тихонько раскачивался и мычал.—У него было высокое давление,— говорит АнтонДрель.— Он сообразил только, что не надо вообще ничего говорить. Ему давали какие-то таблетки, но таблетки, похоже, не помогали.

Антон рассказывает, что то ли на первом допросе, толи на одном из последующих допросов с Платоном Ле-бедевым пыталась разговаривать одна молодая следо-вательница:—Платон Леонидович, чего вы обижаетесь? Я понимаю, вы на Каримова обижаетесь, но мы-то с вами русские православные люди, давайте поговорим.

Второго июля у бывшей подчиненной Платона Ле-бедева Ирины был день рождения. Она сняла зал в ре-сторанчике «Мартель» на улице Чаянова и пригласиладрузей. Многие Ирины друзья работали в ЮКОСе.В числе приглашенных была и помощница Ходорков-ского Татьяна Чуваева. Так вот праздник давно начал-ся, но все друзья из ЮКОСа, как по команде, опаздыва-ли. Ира говорит, что Татьяна Чуваева приехала ближек ночи. Ира говорит, на ней не было лица. Она протя-нула Ире цветы, подарок и сказала:—Привет. Поздравляю. Платона арестовали.

В зале воцарилась тишина. Ира говорит, что у неемир переворачивался перед глазами. Немного придяв себя, гости стали пить молча и быстро. Ира говорит,что через полтора часа они выпили в ресторане всеспиртное, старались побыстрей захмелеть. А когда всеже захмелели, некий человек по имени Максим, быв-ший Ирин и Платона Лебедева сослуживец сказал:


— Зря они так,— он имел в виду прокуратуру, власть,Кремль, президента? — Они еще пожалеют об этом.Не такие мы проблемы решали!

Ира утверждает, будто ответила тогда:—Нет, Макс, таких проблем мы никогда не решали.На этот раз мы проиграем.

Ира говорит, что вернулась домой и стала ждатьзвонка. И через несколько дней Ире позвонил кто-то изЮКОСа (Ира не говорит, кто) и попросил покинутьстрану, чтоб у прокуратуры не возникало желания до-просить Иру по делу Платона Лебедева.

Через десять дней Ира уехала в Лондон.А 2 июля Ходорковский расхаживал по своему ка-

бинету, как тигр по клетке, и ждал того времени, ког-да глубокой уже ночью его примет кто-то из прави-тельства или администрации президента. Расхаживали говорил:—Никогда не прощу себе, что Платона арестовали.Люди, близко знающие Михаила Ходорковского,

рассказывают, будто в ночь после ареста Лебедева Хо-дорковского принял премьер-министр Касьянов. Кась-янов будто бы сказал, что ездил к президенту Путину,и президент вроде бы велел передать: «Пусть Ходор-ковский не волнуется. Это не политический заказ. Кто-то из олигархов проплатил прокуратуре, чтоб она на-ехала на Лебедева. Олигархи между собой грызутся.Разберутся, выпустят».

В ту ночь в офисе Ходорковского были несколькоизвестных журналистов, имени которых я не могу на-звать. И они не поверили тогда Ходорковскому, будтопрезидент действительно мог так сказать: «политиче-ский заказ», «проплатил прокуратуре». Через некото-рое время эти журналисты встречались с премьер-ми-нистром Касьяновым, и тот, не под запись, разумеет-ся, вроде бы подтвердил, что действительно был у не-го такой разговор с президентом и действительно буд-то бы президент как про нечто само собой разумею-щееся говорил про возможность политического зака-


за и коррумпированность прокуратуры: «Пусть Хо-дорковский не волнуется. Это не политический заказ.Кто-то из олигархов проплатил прокуратуре, чтоб онанаехала на Лебедева. Олигархи между собой грызутся.Разберутся, выпустят».

В первые же дни после ареста Лебедева люди изЮКОСа разговаривали с Романом Абрамовичем. Спра-шивали, не может ли Абрамович, пользуясь своимисвязями в Кремле, поговорить с президентом и посо-действовать освобождению Лебедева. Абрамович вро-де бы сказал, что разговаривать с президентом про Ле-бедева не будет, боится.

Во всей нашей истории единственный человек, кото-рый, похоже, никогда не боялся — это Платон Лебедев.Он не сотрудничал со следствием. Он писал в прокура-туру дерзкие письма. Он в суде говорил государствен-ным обвинителям, когда те пытались допросить его:«Я не желаю с вами разговаривать, вы преступники, высфальсифицировали это дело, вы налгали». Он дерзили в тюрьме. Ему не передавали в тюрьму лекарства. Егопереводили из тюремной больницы в общую камеру.Его сажали в карцер. Он продолжал дерзить.

На второй день после ареста адвокат Антон Дрельполучил разрешение посетить своего клиента ПлатонаЛебедева в следственном изоляторе «Лефортово». Ког-да адвокат зашел в камеру для свиданий, Лебедев пер-вым делом спросил: — Кого из ребят еще взяли?

Он был совершенно уверен, что арестовали не егоодного, а всех или почти всех акционеров ЮКОСа.В конце концов он оказался прав. С самого дня арестаЛебедев не тешил себя иллюзиями, будто можно вы-крутиться, пойти на уступки или, как пишет Ходорков-ский, стать на колени. С самого первого дня в тюрьмеЛебедев был уверен, что не только он, но и его товари-щи перемолоты будут в порошок подконтрольной вла-сти прокуратурой, судом, правоохранительной систе-мой. И единственное, уверен был Платон Лебедев, что

ГЛАВА 9/ЗАЛОЖНИК 1 7 8 / 1 7 9

остается — это достойно принять неволю и, можетбыть, смерть.

В этом смысле написанные из тюрьмы мне слова Хо-дорковского «бросить Платона не мог» выражают тра-гическое чувство — дружбу.

Про Ходорковского известно, что когда он стал бога-тым, то старался всегда пристраивать на работу в МЕНА-ТЕП или в ЮКОС своих школьных и институтских дру-зей. Ходорковскому, кажется, свойственно атавистичес-кое какое-то представление о дружбе из советских песентипа «Были два друга в нашем полку, пой песню, пой...».

Я перечитываю письмо Ходорковского и думаю, чтодружба, понятие не принятое в современной политикеи современном бизнесе, многое объясняет. Вы хотитезнать, почему Ходорковский не бежал, а пошел в тюрь-му? Он не мог бросить друга. Он считал своим долгомразделить судьбу друга, который вознамерился достой-но принять неволю и, может быть, смерть. Как вам та-кое объяснение?

Я пишу эти слова 24 августа 2005 года. То ли за то,что Ходорковский из тюрьмы слишком много пишетстатей в газеты, то ли просто за дерзость и отказ выйтина прогулку Платон Лебедев помещен в карцер изоля-тора «Матросская Тишина». По площади этот карцертакой же примерно, как любимый «Линкольн» Лебеде-ва. Там в карцере любителю соленых огурцов, грибови шашлыка Платону Лебедеву не дают пищи и воды.

И третий день сегодня в знак солидарности с другомМихаил Ходорковский держит в тюрьме сухую голо-довку.


«Если бы год назад мне сказали, что СПС и „Яблоко" непреодолеют 5-процентный барьер на думских выборах,я серьезно усомнился бы в аналитических и прогности-ческих способностях говорившего»,— пишет МихаилХодорковский весной 2004 года в статье «Кризис ли-берализма в России».

А ведь ему говорили. Он что, забыл? Или события,произошедшие до ареста, в воспоминаниях узника ме-няют масштаб? Или Ходорковский просто для красногословца написал «Если бы год назад мне сказали...» тогдакак примерно за год до написания «Кризиса либерализ-ма» ему и сказали? Или действительно статью «Кризислиберализма в России» написал не Ходорковский, а кто-то, кто не знал, как в январе 2003-го приезжали к Ходор-ковскому в Жуковку Немцов и Чубайс?

В январе 2003-го за девять месяцев до ареста и зачетырнадцать — до того, как была написана статья«Кризис либерализма в России», к Ходорковскомув Жуковку приезжали лидеры партии «Союз правыхсил» Анатолий Чубайс и Борис Немцов. Арестом тог-да и не пахло, Ходорковский был на вершине своегомогущества. Чубайс и Немцов приезжали сказать, чтоЯблоко и СПС рискуют не пройти в Думу, если необъединятся. Наверное, первая мысль, пришедшаятогда Ходорковскому в голову, была такая, что вотЧубайс затеял очередную интригу. Во всяком случае,Ходорковский пишет мне из тюрьмы: «...путь Чубай-са — это путь дворцовой интриги, он уже по-другомуне может и не хочет».

Теперь Борис Немцов тащит меня спортивным шагомпо дорожке дома отдыха «Лужки» и говорит:— Что ты на меня глаза выпучил. В январе 2003-го мыс Чубайсом приезжали к Ходору в Жуковку и предлагалиобъединить СПС и «Яблоко».— Вы домой к нему приезжали? — спрашиваю я.— Нет, там у них бизнес-центр есть в поселке. Ну клубтакой. Ну помнишь, где обыск потом был?

ГЛАВА 10/РАЗГРОМ 1 8 2 / 1 8 3

— Значит, там были ты, Чубайс, Ходорковский... Ещекто-нибудь?— Я, Чубайс, Ходорковский и Невзлин,— Немцов смотрит на часы и добавляет: — Мы с тобой, как пенсионерыидем, Панюшкин. Неспортивно это. Покажи живот!— Зачем? — я задираю майку и показываю Немцову живот.— Ужас, какой у тебя рыхлый живот, Панюшкин. Вот такой живот должен быть,— Немцов в свою очередь задирает майку и показывает мне живот. Брюшные мышцы уНемцова накачаны более или менее кубиками.— Послушай, советник, плевать мне на твой живот.Я вообще первый раз в жизни слышу, что СПС и «Яблоко» всерьез пытались объединиться. Ну? А почему выс Чубайсом поехали к Ходорковскому, а не к Явлинскому, например?— Потому что с Гришей,— Немцов имеет в виду лидерапартии «Яблоко» Григория Явлинского,— невозможнодоговориться, у Гриши амбиции, Гриша за что-то там ненавидит Чубайса, а Ходор в те выборы финансировал«Яблоко» на сто процентов и нас частично. Мы хотели,чтоб Ходор уговорил Гришу объединяться.

Неделю спустя я встречусь с лидером «Яблока» Гри-горием Явлинским в маленьком итальянском ресторан-чике на Пятницкой. Явлинский скажет:—Потому и невозможно договориться с СПС, что ониведут переговоры не с «Яблоком», а с тем, кто дает «Яблоку» деньги. Они думают, будто «Яблоко» выполнялозаказ Ходорковского. А я думаю, что Ходорковский давал «Яблоку» деньги, потому что разделял наши взгляды. Они думают, будто Ходорковский нас купил, и разговаривать надо с владельцем. А я думаю, не купил и несможет купить никогда.

Я представляю себе, как Ходорковский слушал Чубай-са и Немцова, слушал и пытался понять, в чем интрига.— Чем мотивировали? — спрашиваю я.— Бизнесом мотивировали,— говорит Немцов.— Мотивировали тем, что вот Ходор дает деньги «Яблоку»


и дает деньги нам, а мы эти деньги расходуем на то,чтоб бороться друг против друга. Получается, что Хо-дор свои деньги просто сжигает.— Как же вы предлагали объединяться?— Мы предлагали, чтобы на президентских выборах Явлинский был нашим единым кандидатом, а на думскихвыборах чтобы первая тройка в объединенном партийном списке была Немцов—Явлинский—Хакамада.— А Чубайс где же?— А Чубайс уходит совсем,— Немцов говорит эту фразуторжественно, так что в кино на этой фразе зазвучала быгероическая музыка.

Ходорковский пишет мне из тюрьмы: «Уйти в сто-рону реально — это большое мужество». Я представ-ляю себе, как слушал Ходорковский Чубайса и Нем-цова и думал, реально ли Чубайс собирается уйтив сторону. Такая отчетливая жертва, как уход Чубай-са из политики, не должна ли настораживать, как на-стораживает шахматиста жертва ферзя? Я спрашиваюНемцова:— Что сказал Ходорковский?— Ходорковский сказал «да». Он обещал поговоритьс Явлинским.— А что сказал Невзлин?— Невзлин был против в том смысле, что «Яблоко», поскольку они его полностью финансируют, то полностьюи контролируют, а объединенную партию они финансировать будут частично, и потеряют над ней контроль.— А Ходорковский что?— Ходорковский сказал, что ему не нужен контроль надлиберальными партиями, а нужно, чтоб либеральныепартии были в Думе. Он позвонил Явлинскому и пытался уговорить его объединяться. Но ничего не получилось. Ходор говорил потом, что столько вони наслушался про СПС и Чубайса, плюнул и...

Я шагаю рядом с Немцовым и думаю, что же этоза контроль такой стопроцентный, который так боялсяпотерять Невзлин? Что же это был за контроль, если

ГЛАВА 10/РАЗГРОМ 184/185

Ходорковский не мог просто повелеть лидеру партии«Яблоко» объединяться с СПС?

Неделю спустя Явлинский скажет мне в итальянскомресторанчике на Пятницкой, что Ходорковский не зво-нил ему и не предлагал объединяться с СПС. А про кон-троль Явлинский скажет:—Они, конечно, хотели контроля над партией. Вернеенад нашей фракцией в парламенте. Но мы боролисьс их контролем политическими методами. Мы провели через съезд решение о том, что лидера фракциивыбирает не фракция, а съезд. Даже если бы все члены фракции «Яблоко» в Думе были верны Ходорковскому, они не могли бы избрать лидера фракции.Только через съезд.

Я спрашиваю Немцова:— И что?— И вот мы в дерьме сидим, Панюшкин, а Ходор сидит втюрьме, а ты книжку пишешь. Ты понимаешь хоть, чтоне про Ходорковского книжку пишешь, а про Путина?— Угу! Про внутреннего Путина-Год 2003-й должен был стать для Ходорковского переломным. Вся эта его «внутренняя переоценка ценностей», произошедшая, как он пишет, в 1998 году, должна была, наконец, получить материальное воплощение. «Скорлупа», про которую Ходорковский пишет,будто в 1998 году «дала трещину», должна была развалиться окончательно. Обстоятельства складывалисьодно к одному.

В январе 2003-го Ходорковский пытался объеди-нить «Яблоко» и СПС. Не объединил, но была созданакомиссия, в которой Сергей Иваненко от «Яблока»и Ирина Хакамада от СПС пытались договориться обобъединении.

В феврале 2003-го Ходорковский выступил в Кремлес презентацией о коррупции. Презентация не понрави-лась президенту, но тему коррупции никто ведь не за-крыл, и казалось, будто эта неудачная презентация —только начало разговора.


В марте 2003-го владелец компании «Сибнефть» Ро-ман Абрамович предложил Михаилу Ходорковскомуобъединить «Сибнефть» и ЮКОС. Ходорковский согла-сился: в результате сложного обмена акциями, 26%(блокирующий пакет) в объединенной компании«ЮКОС-Сибнефть» должны были принадлежать «Сиб-нефти», а остальное — ЮКОСу. Казалось, еще немногои удастся создать такую большую компанию, что госу-дарство не сможет ее контролировать, не сможет нанес-ти ущерб ее акционерам, как нанесло в 1998 году акцио-нерам Банка МЕНАТЕП.

В апреле, 26 апреля 2003 года, Михаил Ходорковскийвстречался с президентом Путиным еще раз, теперь ужеодин на один. Про эту свою встречу с президентом Хо-дорковский рассказывал Борису Немцову и Ирине Яси-ной. А Немцов и Ясина рассказывали мне, и рассказы ихпрактически совпадают.

Дело в том, что, даже если нефтяной бизнес в стра-не находится в частных руках, совершать крупныенефтяные сделки без ведома и одобрения государстване принято. Двадцать шестого апреля Ходорковскийтак или иначе проинформировал президента о том,что собирается объединить свою нефтяную компаниюс компанией Романа Абрамовича. И так или иначе по-лучил одобрение. Еще, поскольку начиналась предвы-борная кампания в Думу, президент попросил Ходор-ковского, чтоб ЮКОС был вне политики, не финанси-ровал оппозицию. Ходорковский отвечал, что ЮКОСоппозицию не финансирует, а финансирует ее личноон, Ходорковский, из личных своих денег, с которыхисправно уплачены налоги. Президент, кажется, согла-сился, что всякий гражданин России имеет право фи-нансировать какую хочет партию из личных средств,и просил только, чтоб ЮКОС не финансировал комму-нистов. Ходорковский ответил, что ЮКОС коммунис-тов не финансирует, а финансируют их некоторые ак-ционеры ЮКОСа, и тоже из личных средств, и он, Хо-дорковский, совсем уж ничего не может поделать


с коммунистическими взглядами своих акционеров,тем более что всякий гражданин России волен финан-сировать из личных средств какую хочет партию. Пре-зидент согласился.

Казалось, еще немного, и страна изменится. Каза-лось, усилия Ходорковского в бизнесе, политике и обра-зовании вот-вот сложатся воедино. Он, Ходорковский,станет первым, кто создал большую и прозрачную ком-панию, неподконтрольную государству, а подконтроль-ную только международному праву. Он, Ходорковский,станет первым человеком в России, которому удалоськонсолидировать демократические силы. Он, Ходорков-ский, станет человеком, который вырастит в России пер-вое свободное и европейски образованное поколение.И главное, президент вроде бы поддерживает его, Хо-дорковского, во всех этих начинаниях.

Ирина Ясина говорит, что Ходорковский вернулсяс этой своей встречи с президентом и долго президентанахваливал. Сотрудники ЮКОСа, наоборот, говорят, чтоХодорковского насторожила эта встреча с президен-том — президент был подозрительно доброжелателен.

Ходорковский говорил, что президент вроде все по-нимает: и про борьбу с коррупцией понимает, и про объ-единение ЮКОСа с «Сибнефтью», и про образование,и про свободу финансировать оппозицию и про то, какважно, чтоб оппозиция была. Ходорковский говорил,что президент, дескать, понимает: впервые в России бо-гатый и могущественный гражданин (Ходорковский)хочет не захватить власть, а освободить себя и других отизлишнего давления власти. Говорил, и сам как будто неверил собственным впечатлениям. — Дело в том,—вздыхает Ирина Ясина,— что Путина в школе КГБучили вербовке. Людмила Алексеева (известнаяправозащитница, глава Хельсинкской группы.— В. П.)тоже после встречи с Путиным говорила, будто он всепрекрасно понимает про права человека. А Путинпросто вербовщик. Он говорит людям то, что люди хо-тят от него слышать.


В апреле на встрече с президентом Ходорковскийхотел услышать, что ему можно стать свободным,и услышал. Но поскольку лишь узнику может бытьпозволено стать свободным, то, выходит, тогда, в ап-реле 2003-го, на вершине своего могущества Ходор-ковский был узником, и до этого всю жизнь был уз-ником. В статье «Собственность и свобода» Ходор-ковский пишет:

«...я осознал, что собственность, а особенно крупнаясобственность, сама по себе отнюдь не делает человекасвободным. Будучи совладельцем ЮКОСа, мне прихо-дилось тратить огромные силы на защиту этой собст-венности. И приходилось ограничивать себя во всем,что могло бы этой собственности повредить. Я многоезапрещал себе говорить, потому что открытый текст могнанести ущерб именно этой собственности.Приходилось на многое закрывать глаза, со многим ми-риться — ради собственности, ее сохранения и приум-ножения. Не только я управлял собственностью — онауправляла мною».

Он, выходит, в 1998 году заметил, что он узник, чтогосударство вольно распоряжаться его судьбой, как хо-чет: дать богатство или отнять богатство, дать голос илилишить голоса. Но он не думал, будто всякое государст-во в принципе подавляет всякую свободу. Он думал, чтодело в конкретных людях, называвших себя в России2003 года государством. Дальше в статье «Собствен-ность и свобода» читаем:

«...дело ЮКОСа — это никакой не конфликт государствас бизнесом, а политически и коммерчески мотивиро-ванное нападение одного бизнеса (представителямикоторого выступают чиновники) на другой. Государствоже здесь — заложник интересов конкретных физичес-ких лиц, пусть и наделенных полномочиями государст-венных служащих».

sasha

Rectangle

sasha

Rectangle

ГЛАВА 10/РАЗГРОМ l88 /189

К 2003 году у Ходорковского, кажется, созрел практи-ческий план освобождения: независимый бизнес, оппо-зиция в парламенте, новое свободное поколение. Этотего план действительно можно понять как попытку сме-ны общественного строя, как мятеж, в котором много-численные узники пытаются получить свободу. Похоже,президент так это и понял, и арест Ходорковского в ок-тябре не был изменением его статуса, а был констатаци-ей: знай свое место, ты узник и всегда был узником. В ок-тябре, когда Ходорковского арестовали, то, что он узник,то, что сам он заметил в 1998 году, заметила вся страна,все люди, мы с вами, до сих пор думающие, будто Ходор-ковский — в тюрьме, а мы — на свободе.

Помните анекдот про палача, который так виртуоз-но перерубил приговоренному шею, что голова оста-лась на месте? И приговоренный спрашивает: «Нуи что?» «А ты головой-то качни»,— отвечает палач. Выголовой-то качните. Попробуйте объединить всех, ктоза свободу. Попробуйте выйти из-под контроля госу-дарства. Попробуйте отнять у чиновников их корруп-ционный хлеб. Попробуйте хотя бы воспитать детейсвободными, хотя бы своих детей. Попробуйте иметьдля всего этого достаточно денег и смелости. Вот сразуи узнаете, кто тут у нас узник.

Леонид Невзлин несколько раз и в разных своих ин-тервью говорил, будто объединение ЮКОСа и «Сиб-нефти» с самого начала было для Ходорковского ло-вушкой. В пользу этой версии говорит тот факт, что Аб-рамович предложил Ходорковскому объединять «Сиб-нефть» и ЮКОС через две недели после злосчастнойпрезентации о коррупции в Кремле. Можно предполо-жить, что президент лично обиделся на Ходорковскогоза презентацию о коррупции. Две недели понадобилисьАбрамовичу, чтобы объяснить президенту или кому-тов администрации президента, как можно элегантно от-нять у Ходорковского всю его нефтяную империю. При-близительно так же, как пытался делать это Кеннет


Дарт. Объединить «Сибнефть» и ЮКОС, получитьв объединенной компании блокирующий пакет, потомарестовать акции ЮКОСа, провести собрание акционе-ров, на котором акции ЮКОСа голосовать не смогут,избрать свой совет директоров и иметь, таким образом,контроль над компанией.

В отличие от Кеннета Дарта, имевшего в союзникахрегиональную власть, Абрамович получал бы в союз-ники власть федеральную, и ЮКОС не смог бы спешнок совету директоров вывести из-под ареста свои акции.Дальше можно было бы шантажировать Ходорковско-го, требовать, чтоб он продал свои акции по занижен-ной цене или чтоб эмигрировал и получал от Абрамо-вича дивиденды, не пытаясь проверить, справедливоли они рассчитываются.

Ходорковский не верит в эту версию Невзлина. Не-сколько раз в тюрьме Ходорковский говорил и писал,что не считает предложение Абрамовича об объедине-нии ЮКОСа и «Сибнефти» заведомой интригой. Не хо-чет верить, будто 26 апреля 2003 года президент, одоб-ряя сделку ЮКОС—«Сибнефть», хладнокровно следил,как Ходорковский сам лезет в ловушку и сам ее за со-бою захлопывает.

Мы, наверное, не скоро узнаем, что случилось в дей-ствительности. Мы знаем только, что, едва начав вопло-щаться, амбициозный план реформации страны, приду-манный Ходорковским (независимый бизнес, сильнаяоппозиция, свободное поколение), пошел наперекосяк.

Уже весной, заявлявшая о своем желании объеди-ниться с «Яблоком», партия СПС начала против «Ябло-ка» войну. В СПС и в «Яблоке» справедливо полагали,что электорат этих партий во многом пересекается.Я, например, до самого дня выборов раздумывал, прого-лосовать ли мне за СПС или за. «Яблоко», и решениепринял только у избирательной урны. Много раз с техпор я встречался с Григорием Явлинским и с Бори-сом Немцовым: Явлинский думает, будто я голосовалза «Яблоко», Немцов думает, будто я голосовал за СПС,


а я не скажу, за кого голосовал на самом деле, потому чтона выборах 2003 года я не хотел голосовать ни за «Ябло-ко», ни за СПС, а хотел голосовать за их объединеннуюпартию, но не было такой партии.

В борьбе за мой голос и голоса таких, как я, в шта-бе СПС придумали рекламную кампанию «Яблоко безЯвлинского», долженствовавшую объяснить избира-телю, что идеология лидера «Яблока» ГригорияЯвлинского мало чем отличается от идеологии комму-нистов. На улицах появились плакаты, изображавшиеЯвлинского и лидера коммунистов Геннадия Зюгано-ва вместе. Появились еще плакаты, изображавшие яб-локо, на листочке которого написано было «КПРФ».Эти плакаты оплатил штаб СПС. На митинги «Ябло-ка» из штаба СПС присылали молодежь, студентов, ноне под флагами СПС, а под красными флагами комму-нистов. Это был спектакль, долженствовавший убе-дить избирателей «Яблока», будто «Яблоко» и комму-нисты вместе.

Расчет был неверный. Во-первых, сторонников «Яб-лока» не слишком напугал возможный союз Явлинско-го и Зюганова. В конце концов, у меня отец всю жизньголосует за коммунистов, и я во многом разделяювзгляды отца и проголосовал бы за коммунистов сам,если бы они отказались от сталинской риторики. Во-вторых, сторонники СПС — довольно интеллектуаль-ные люди. Им не составило труда понять, что «черную»пиар-кампанию против «Яблока» ведет штаб СПС.И у СПС стал падать рейтинг.

«Яблоко» приняло вызов: в ответ на враждебные ак-ции СПС штаб «Яблока» стал размещать в газетах заказ-ные статьи про «грабительскую приватизацию», в кото-рой, дескать, виноват Чубайс, про реформу РАО ЕЭС,которую Чубайс, дескать, делает неправильно. Сторон-ники «Яблока» тоже ведь интеллектуальные люди. Имтоже не составило труда понять, кто поливает Чубайсагрязью, и им не понравилась пропагандистская кампа-ния, которую вела против СПС их партия.


Смею думать, что равно избиратели СПС и избира-тели «Яблока» хотели бы видеть, как их партии борют-ся за свободу, а видели только, как «Яблоко» и СПС бо-рются за совпадающий во многом электорат, за голоса,за места в Думе.

Слишком много было трусливой политики, слишкоммало смысла. В ту избирательную кампанию я писалв газете «КоммерсантЪ» репортажи о предвыборных те-ледебатах. Однажды в студии «Первого телеканала» со-шлись поспорить лидер «Яблока» Григорий Явлинскийи лидер православной какой-то крохотной партии, за-помнившийся только тем, что вместо политической про-граммы зачитывал десять заповедей, а вместо ответов навопросы тоже зачитывал десять заповедей. Этот человекспросил Явлинского в эфире, как Явлинский относится кабортам и не кажется ли Явлинскому, что аборты — этоубийство и, стало быть, люди, разрешающие аборты,преступают заповедь «не убий». Явлинский сказал, чтоон согласен: действительно, аборты — это убийство.

После эфира мы стояли с Явлинским на лестнице,я курил и размахивал руками:— Григорий Алексеевич, вы понимаете, что пять минутназад высказались за запрещение абортов?— Понимаю,— отвечал Явлинский.— Конечно, я противзапрещения абортов. Конечно, я понимаю, что, во-первых, женщина имеет право распоряжаться своим телом,а во-вторых, если запретить аборты, то смертей станетне меньше, а больше, потому что аборты будут делатьподпольно. Но, Валерий, как же за минуту эфирноговремени, которая выделяется мне на ответ, объяснитьвсе это избирателям? Это же не теледебаты, а профанация. Нам дают по минуте на ответ, вместо того, чтоб датьвозможность регулярно, регулярно высказыватьсяо важных для страны проблемах.— Григорий Алексеевич, это, конечно, не теледебаты,а профанация, но вы сейчас все, что думаете про аборты, объяснили мне за четверть минуты. И у меня осталось еще сорок пять секунд, сказать вам, что ни за что


не стану я голосовать за партию, выступающую противабортов, хотя жена моя не сделала ни одного абортав жизни, и для меня было бы трагедией, если бы поче-му-то пришлось ей сделать аборт.

Не думаю, чтоб Явлинский так уж дорожил личномоим голосом, но, кажется, я убедил его. В следующемтелеэфире он нашел повод и высказался против запре-щения абортов, приведя те самые аргументы, что при-водил мне на лестнице.

Смею думать, что мы, избиратели, от лидеров СПСи «Яблока» ждали смелости, а они думали, будто мыждем от них лояльности. В статье «Кризис либерализ-ма в России» Ходорковский пишет:

«СПС и „Яблоко" проиграли выборы вовсе не потому,что их дискриминировал Кремль. А лишь потому, чтоадминистрация президента — впервые — им не помо-гала, а поставила в один ряд с другими оппозицион-ными силами».

Не знаю, так ли это, но точно всю избирательнуюкампанию СПС и «Яблоко» ждали, чтоб кого-то из нихподдержал президент. Чем ближе были выборы, тембольше они этого ждали. Во время очередного раундадебатов на телеканале НТВ Анатолий Чубайс вдруг слезс трибунки, на которой сидели лидеры СПС, и, не говоряникому ни слова, покинул студию. Как только Чубайсушел, Ирина Хакамада взяла микрофон и сказала:—Анатолия Борисовича срочно вызвал президент.Всякий визит к президенту накануне выборов воспринимался кандидатами в депутаты как поддержкапрезидента, как козырь в предвыборной борьбе.

После эфира в «Кафе-Макс» на первом этаже теле-центра «Останкино» Явлинский говорил мне:—Это же фу! Это холуйство! Вы понимаете, Валерий, этохолуйство!

Я вполне понимал, что это холуйство, но через не-сколько дней президент вызвал к себе и Явлинского, по-


говорить про ядерные отходы, поскольку на эту тему пар-тия «Яблоко» напирала в своей избирательной кампании.

В телевизоре принято было думать, что вот президентподдержал Явлинского. На следующих теледебатах Яв-линского много спрашивали об этом визите и о ядерныхотходах. Явлинский говорил в том смысле, что очень со-держательно, дескать, они с президентом поговорилипро ядерные отходы, и очень это важная тема.

А я сидел в студии позади телекамер и ждал, скажетли Явлинский, чей это в России бизнес — переработкаядерных отходов. Я ждал, что вот сейчас Явлинский до-станет документы и расскажет на всю страну, чей имен-но это бизнес, и не служит ли человек, занимающийсяпереработкой ядерных отходов, в администрации пре-зидента. Я ждал, что Явлинский будет так же смел, каксмел был Ходорковский, на всю страну рассказываяо коррупции и на всю страну и в присутствии президен-та произнося слова «Северная нефть». Но нет. Явлин-ский никого высокопоставленного не обвинил в связяхс переработкой ядерных отходов, никого высокопостав-ленного не обвинил в коррупции, не предъявил никакихсенсационных документов, а просто говорил — толково,но не страшно — о ядерных отходах и о коррупции. Мо-жет быть, у него не было сенсационных документов?А может быть, банально боялся.

Летом рейтинги СПС и «Яблока» упали ниже пятипроцентов, и опасность не пройти в Думу стала реаль-ной. Ходорковский тогда пытался СПС и «Яблоко» по-мирить. По просьбе Ходорковского составлено было да-же письмо «О прекращении войны», для внутреннегопользования. Письмо это должны были подписать Яв-линский и Чубайс, но сначала отказывался один, потомотказывался другой. Партия СПС разделилась надвое.Фактически было два штаба. Один штаб во главе с Бори-сом Немцовым выступал за прекращение войны. Другойштаб во главе с Леонидом Гозманом нарочно, говорят,создан был Анатолием Чубайсом, чтоб воевать с «Ябло-ком». Говорят в Думе, в кабинете Немцова было совеща-


ние штаба СПС о прекращении войны с «Яблоком»,и Анатолий Чубайс на этом совещании высказался в томсмысле, что лучше пусть мы не пройдем в Думу, лишь бы«Яблоко» не прошло. На деньги Ходорковского партииСПС и «Яблоко» воевали друг с другом и в конце концовдруг друга погубили. В самом конце избирательной кам-пании СПС прекратила вдруг войну с «Яблоком» и при-нялась воевать с блоком «Родина». У «Родины» немед-ленно рейтинг полез вверх.

Теперь давайте спросим: 26 апреля, когда президентвстречался с Ходорковским и признал право Ходорков-ского финансировать оппозицию, предполагал ли пре-зидент, что на деньги Ходорковского оппозиционныепартии уничтожат друг друга, или это просто по глупос-ти так получилось?

В мае 2003-го Совет по национальной стратегии, ру-ководимый политологом Станиславом Белковским,опубликовал доклад «Государство и олигархия». В до-кладе говорилось, что крупный бизнес в России слиш-ком много получил власти. И так выходило из доклада,что для стабильности в стране опаснее других крупныхбизнесменов — Михаил Ходорковский, финансирую-щий политические партии. Что вот сейчас Ходорков-ский проведет в Думу своих людей по спискам «Ябло-ка», СПС, коммунистов и «Единой России», а потомверные Ходорковскому депутаты изменят Конститу-цию, передадут полномочия президента премьер-ми-нистру и назначат премьер-министром Ходорковского.Как бы само собой в докладе предполагалось, что пре-зидентских выборов Ходорковский выиграть не может,поскольку никогда народ не выберет прямым тайнымголосованием богача и еврея. А раз не может выигратьвыборов, то решил, стало быть, изменить под себя Кон-ституцию и назначить себя главой страны.

Если был у Ходорковского план изменить в Россииобщественный строй, создав независимую компаниюи финансируя оппозицию, то план этот теперь начал ра-


ботать против Ходорковского. Ходорковский, кажется,попал-таки в ловушку. Он хотел финансировать оппози-цию, но оппозиция на его деньги уничтожала себя. Что-бы финансировать оппозицию, сохраняя при этом необ-ходимую для бизнесмена лояльность по отношениюк власти, Ходорковский вынужден был финансироватьи правящую партию «Единая Россия», поскольку ниодин богатый человек в России не смеет отказать в фи-нансировании правящей партии. А дальше его же и об-винили в том, что он финансирует всех, то есть собира-ется узурпировать власть.

В молодом российском бизнесе подобные ловушкиназывались раньше термином «развести лоха». «Развес-ти лоха» — значит заставить конкурента за свои же день-ги себе же и навредить. А потом можно вдобавок обви-нить конкурента во вредительстве.

Давайте еще раз спросим: 26 апреля, встречаясь с Хо-дорковским, президент предполагал ли, что финансиро-вание оппозиции приведет оппозицию к самоуничтоже-нию? Знал ли уже, что Ходорковский будет обвиненв финансировании всех политических партий и попыткезахватить власть? Иными словами, «разводил» ли «ло-ха», или случайно так обернулись события?

В июне был арестован Пичугин. Начались обыски.В июле был арестован Лебедев. Рейтинги СПС и «Ябло-ка» падали. Перспектива превратить компанию«ЮКОС-Сибнефть» в транснациональную корпорациюстановилась все более призрачной, поскольку трудно об-менять акции своей компании на акции кого-то из миро-вых нефтяных мейджоров, если против твоей компанииведется следствие.

Из многочисленных обысков по «делу ЮКОСа» са-мым тяжелым для Ходорковского был, пожалуй, обыскв лицее-интернате «Коралово» 3 октября 2003 года.Этот обыск совпал (случайно ли?) с очередной встречейпрезидента с промышленниками и предпринимателями.Ходорковскому сообщили, что у его родителей обыск,и он вынужден был покинуть встречу.


Мать Ходорковского Марина Филипповна расска-зывает:— Я вдруг увидела на территории лицея вооруженныхлюдей в масках. Я думала, это террористы, или преступников ловят. Значит, на территории лицея преступники.Я побежала прятать детей...

Отец Ходорковского Борис Моисеевич рассказывает:— Они изъяли сервер. Старый менатеповский сервер,который привезли просто, чтоб дети учились, чтоб знали, что такое сервер и как он работает.— Борис Моисеевич сидит в кресле в гостиной офисного домика, курити говорит: — А вечером по телевизору прокурор этаВишнякова сказала, что на сервере была какая-то секретная информация, какие-то схемы ухода от налогов.А дети ведь знают этот сервер, они ведь облазали еговесь. Дети смотрели телевизор и кричали, что прокурорврет. «Она же врет!» — дети кричали. И как мне теперь,скажи, воспитывать у детей патриотизм? Как, нет, тыскажи, как мне воспитывать у них уважение к закону,если они видели представителя закона и кричали пропредставителя закона «Она же врет!». Ты девиз на входе в школу видел? Как мне теперь сделать, чтоб дети верили этому девизу?

Девиз на входе в школу гласит: «Честь и Отечество».Ходорковский пишет мне из тюрьмы:

«Я искренне не стремился стать политиком. Более того,был уверен (и сейчас уверен) — руководитель крупней-шего предприятия может не суметь быть мэром малень-кого города. Это просто другая работа. Я хорошо разби-раюсь в экономике, управлении и люблю вопросы обра-зования. Моя мечта была, после ЮКОСа — университет.Политика из меня делает жизнь, делает через не хочу,через ответственность за поверивших. Если бы мож-но было перевалить эту ответственность на кого-ни-будь. Она давит и душит. И сбросить нельзя. Пере-дать, если кто возьмет — можно, а сбросить — преда-тельство. Не могу».

sasha

Rectangle


Несмотря на то что дела явно шли наперекосяк, Хо-дорковский продолжал воплощать свой план. Продол-жал работать над объединением ЮКОСа и «Сибнефти»,продолжал давать деньги «Яблоку» и СПС, продолжалфинансировать образование и вошел в попечительскийсовет Российского государственного гуманитарногоуниверситета, притом что Невзлин стал в этом универ-ситете ректором.

Летом еще Ирина Ясина говорила Ходорковскому:— Миша, тебя посадят.— Не посадят, отвечал Ходорковский, они не враги своей стране.

Осенью уже Борис Немцов приехал к Ходорковскомув Жуковку, они прогуливались по дорожке вокруг посел-ка (видимо, спортивным шагом) и Немцов спросил Хо-дорковского:— Ты сесть не боишься?Ходорковский промолчал.

— А ты умереть не боишься?Ходорковский промолчал еще раз.Двадцать пятого октября Ходорковского арестовали.Тридцатого октября президент Путин подписал указ

об увольнении руководителя своей администрацииАлександра Волошина. Рассказывают, будто АлександрВолошин как-то резко высказался против ареста Ходор-ковского. Но еще рассказывают, будто владелец компа-нии «Сибнефть» Роман Абрамович через третьих лиц(эти «третьи лица» и рассказывают) предложил, чтобызаключенный Ходорковский ради спасения объединен-ной компании «ЮКОС-Сибнефть» передал управлениекомпанией ему, Роману Абрамовичу. Абрамович обе-щал, что в этом случае председателем совета директоровстанет бывший глава администрации президента Алек-сандр Волошин. Не для того ли Волошин и был уволен?

Но заключенный Ходорковский не распоряжалсякомпанией. Он передал управление группой МЕНА-ТЕП, владевшей акциями ЮКОСа, Леониду Невзлину.Через третьих лиц (эти «третьи лица» и рассказывают)


Невзлин, эмигрировавший уже к тому времени в Изра-иль, выдвинул Абрамовичу условие: «Отпустите Мишу,и тогда забирайте компанию». Абрамович отвечал че-рез третьих лиц, что не может повлиять на освобожде-ние Ходорковского.

Вот поэтому Ходорковский и не верит в версию Не-взлина о том, что предложенная Абрамовичем сделкаЮКОС—«Сибнефть» изначально была ловушкой, при-думанной, чтоб захватить компанию. Если бы Абрамо-вич действительно договорился с властью отнять у Хо-дорковского ЮКОС, то предложил бы Ходорковскому вобмен на отказ от ЮКОСа свободу или хоть что-нибудь.

Адвокат Антон Дрель говорит, что сразу после арестаему стали звонить десятки мелких и крупных проходим-цев, утверждавших, будто у них связи на самом верхуи будто они могут договориться об освобождении Хо-дорковского. Но все это были шарлатаны. Если веритьАнтону Дрелю, за все время, прошедшее со дня арестаХодорковского, ни одного серьезного предложения о пе-реговорах не поступило Ходорковскому в тюрьму из ад-министрации президента.

Первые налоговые претензии компании ЮКОС былипредъявлены через месяц после ареста Ходорковского.То ли медленно готовила документы налоговая служба,то ли давала Роману Абрамовичу время на переговоры сЛеонидом Невзлиным.

Говорят, Абрамович и Невзлин встречались дажелично. Но Невзлин отказался рассказывать мне проэту встречу.

Сразу после ареста Ходорковский уволился со всехсвоих должностей в ЮКОСе, пытаясь таким образом от-делить свою судьбу от судьбы компании и спасти компа-нию от разрушения. Не важно кто, Абрамович иливласть, поначалу хотели, вероятно, забрать компаниюцеликом, но Невзлин отказался отдать компанию, и ком-пания была разрушена.

В общей сложности налоговая служба, недавно ещеназывавшая ЮКОС лучшим налогоплательщиком,


предъявила компании претензий на сумму 27,8 милли-ардов долларов. Эти деньги ЮКОС готов был запла-тить лет за десять, распродав непрофильные активыи отдавая каждый год 80% прибыли. Но арестованыбыли счета ЮКОСа, компания лишилась возможностиэкспортировать нефть.

Новый глава ЮКОСа Семен Кукес, пытаясь спастикомпанию, вел переговоры с некоторыми членами пра-вительства и утверждал даже, будто нашел в правитель-стве понимание. Но к 2004 году президент Путин отпра-вил правительство в отставку, а в новое правительствоне вошел ни один из бывших министров, с которыми велпереговоры Семен Кукес.

Роман Абрамович расторг сделку ЮКОС—«Сиб-нефть». Компания ЮКОС пошла с молотка, причем почастям. Добывающая половину нефти ЮКОСа и пред-ставленная буквой «Ю» в названии компания «Юган-скнефтегаз» куплена была зарегистрированной в Тверифирмой «Байкалфинансгрупп». Раньше о существова-нии этой фирмы никто не слышал, кроме президентаПутина, заявившего, будто он знает людей, владеющихкомпанией «Байкал финансгрупп», и они, эти люди, дав-но работают в энергетике. Правда, утверждая, что давнознает компанию, купившую «Юганск», президент не могвспомнить названия этой компании, которую он давнознает. А по юридическому адресу компании «Байкалфи-нансгрупп» в Твери находится рюмочная «Лондон».

Через пару недель после покупки «Юганска» компа-нию «Байкалфинансгрупп» купила государственнаякомпания «Роснефть», курируемая заместителем главыадминистрации президента Игорем Сечиным. И вот по-этому тоже Ходорковский не верит, будто сделкаЮКОС—«Сибнефть» изначально была придуманнойАбрамовичем ловушкой. Считается, что Абрамовичи Сечин — враги. Возможно, впрочем, что Абрамовичначал захватывать ЮКОС, а Сечин перехватил. Это жетакие шахматы, в которые много соперников одновре-менно играют фигурами всех цветов радуги. Возможно,

ГЛАВА 10/РАЗГРОМ 20О/2О1

что, получив ЮКОС, государство с самого начала рас-считывало купить еще «Сибнефть» у Абрамовичаи стать транснациональной нефтяной компанией. Такили иначе, в результате всей этой истории власти у пре-зидента Путина стало больше, а свободы у граждан Рос-сии — меньше, еще меньше.

После ареста Ходорковского лидер «Яблока» Григо-рий Явлинский сказал газете «Время новостей»:

«Я оцениваю действия Генпрокуратуры как совершен-но неадекватные и избыточные, а общую политическуюлинию — как репрессивную. ...Установившаяся в Рос-сии система неэффективна по существу, она не можетрешить глобальных экономических задач. Но заменаодного олигарха Ходорковского другим — Петровым,Сидоровым, а уж тем более Ивановым — не решит этойпроблемы».

Лидер СПС Анатолий Чубайс сказал телевизионнойпрограмме «Время»:

«Российский бизнес считает, что действия правоохра-нительной системы страны и ее руководителей резкоухудшили атмосферу в обществе, практически подо-рвали доверие бизнеса к правоохранительной системев целом и ее руководителям».

Эти слова лидеров оппозиции не назовешь смелыми.Их не назовешь решительной поддержкой арестованно-го товарища. Но, проиграв выборы, глава штаба СПСАльфред Кох скажет, что не надо было выражать Ходор-ковскому и такой поддержки. Альфред Кох всерьез будетполагать, что если бы СПС не поддержала Ходорковско-го вовсе и проявила себя как партия предателей, ее быизбрали в Думу. Может быть, он прав. Может быть, ус-пешному политику положено быть предателем и трусом.

Во всяком случае, университетские профессора ока-зались смелей политиков. Четырнадцатого ноября ми-


нистр образования Владимир Филиппов приехалв РГГУ требовать, чтоб ученый совет уволил ЛеонидаНевзлина с поста ректора. Причин для увольнения ми-нистр видел две: во-первых, Невзлина давно не было нарабочем месте, во-вторых, Невзлин — гражданин Изра-иля и может выдать Израилю государственные тайны,которыми во множестве располагают ученые Гумани-тарного университета. Профессор Лев Тимофеев сказалтогда: «Я по лагерю помню, как людей ломает, давитвласть. Не хотелось бы повторить все это в нынешнейРоссии». Профессор Юрий Афанасьев, президент уни-верситета сказал: «Негоже гнать гонимого и ложитьсяпод прокуратуру». Университет отказался увольнятьНевзлина. Невзлин уволился сам, чтоб отвести репрес-сии от университета.

Четырнадцатого декабря были выборы в Думу. Пар-тия СПС не прошла пятипроцентный барьер. Я был но-чью после выборов в штабе СПС. Когда стало известноо поражении и надо было выйти к прессе, Борис Немцовпослал своего шофера в машину за коробочкой грима.Немцов, кажется, плакал.

Григорию Явлинскому позвонил в ночь после выбо-ров президент Путин и поздравил с прохождением пяти-процентного барьера. В штабе «Яблока» я тоже был. Тамначали праздновать. Но к утру выяснилось, что данныепрезидента неверны, и «Яблоко» тоже не прошло пяти-процентный барьер и тоже не попало в Думу.

Если и был у Ходорковского в 2003 году план изме-нить в России общественный строй, то план этот прова-лился по всем статьям. Компания ЮКОС, вместо тогочтоб стать независимой от государства, была государст-вом раздавлена и захвачена. Оппозиция, вместо тогочтоб победить на деньги Ходорковского, уничтожила се-бя на эти деньги. Студенты РГГУ и школьники «Корало-ва» получили уроки подлости и лжи. Сам Ходорковский,с 1998 года ощущавший себя узником метафорически,стал узником реально.

И без всякой надежды на правосудие.

sasha

Line


Дело Ходорковского рассматривали в Мещанскомсуде города Москвы. Обвинение возглавлял прокурорШохин, защиту — адвокат Падва. Приговор выносиласудья Колесникова. Пока шел судебный процесс, и осо-бенно когда судья зачитывала приговор, у дверей судастояли пикеты за Ходорковского и пикеты против, а повсем телевизионным каналам показывали докумен-тальные фильмы про дело ЮКОСа.

Примечательно, что пикетчики приходили к зданиюсуда вовсе не для того, чтобы выразить свое согласиеили несогласие с обвинением. Они были за или противХодорковского лично, за или против судебного разби-рательства как такового.

Сторонники Ходорковского говорили мне, что хоте-ли бы выйти к зданию суда с политическими лозунгами.Они хотели бы обвинить власть в произволе и автори-таризме, поскольку произвол и авторитаризм на приме-ре Ходорковского проявились. Политических плакатовне было только потому, что городские власти не разре-шили сторонникам Ходорковского устраивать пикетс политическими плакатами. На плакатах было написа-но «Свободу МБХ» или «Ходорковский go home», ноникак не объяснялось, почему именно суду следовалоотпустить Ходорковского на свободу. Я, во всяком слу-чае, ни разу не видел на пикетах лозунга «Ходорковскийневиновен!». Кажется, подобных лозунгов не допускалимосковские власти, выдававшие разрешение на пикет.

Противники Ходорковского писали на своихтранспарантах: «Ходор, твои деньги пахнут кровью»,хотя в суде ни слова не говорилось про кровь. Или ещебыл плакат: «Путин, защити нас от убийц», хотя в су-де ни Ходорковского, ни Лебедева не обвинялив убийствах, да и президент Путин в зале суда ни разузамечен не был.

Когда зачитывали уже приговор, к зданию суда при-ехали вдруг дорожные рабочие и разворотили асфальт,так что пикетчики были вынуждены переместитьсяна сотню метров в сторону. Ходорковский в зале суда

ГЛАВА 11/ВЕРСИЯ ЗАЩИТЫ 2 0 4 / 2 0 5

не слышал больше с улицы ни поддержки, ни хулы,и только спрашивал адвокатов, много ли там на улицемолодежи, то есть выросло ли это его «свободное поко-ление». Молодежи было много, человек тридцать.

Иногда на пикет в поддержку Ходорковского прихо-дили политические знаменитости: один из лидеровпартии «Яблоко» Сергей Митрохин или переквалифи-цировавшийся в оппозиционные политики бывшийчемпион мира по шахматам Гарри Каспаров. Однаждыих обоих задержали без всяких законных оснований.Сергея Митрохина милиционеры волокли в автобус поземле лицом вниз, а Митрохин кричал милиционерам:«Все сидеть будете!»

С противниками Ходорковского поговорить былонельзя. Они не разговаривали с журналистами и вооб-ще не разговаривали, утверждая, что все их политичес-кие взгляды изложены на транспарантах. Время от вре-мени про этих людей, просивших президента Путиназащитить их от запертых в клетку Ходорковского и Ле-бедева, всплывала компрометирующая информация.Например, один человек, подрабатывавший в массовке«Мосфильма», пришел однажды на пикет сторонниковХодорковского и сообщил, что ему звонили с «Мос-фильма» и предлагали деньги, чтоб присоединитьсяк пикету противников Ходорковского. С тех пор сто-ронники Ходорковского стали считать противниковХодорковского мосфильмовской массовкой.

В другой раз помощница Гарри Каспарова МаринаЛитвинович, проезжая по улице Лубянка, случайноувидела и сфотографировала, как из одного из зданийФСБ выносили плакаты типа «Ходор, твои деньги пах-нут кровью». С тех пор все сторонники уверены, чтоплакаты против Ходорковского придумывают в ФСБ.

Когда Ходорковского осудили наконец на девять летлагерей, сторонники его устроили возле здания судапоследний пикет — символические похороны правосу-дия. Я пришел. По одну сторону дороги плакаты лико-вали в том смысле, что вот правосудие свершилось.


По другую сторону дороги люди повязывали на метал-лические секции милицейского ограждения траурныеленточки в том смысле, что вот правосудие умерло.Я пошел туда, где траурные ленточки.

Милицейский полковник говорил пикетчикам:— Вы не имеете права использовать ограждение дляповязывания ленточек. У вас нет в разрешении на пикет такого пункта, что можно использовать для наглядной агитации милицейское ограждение.— А почему им,— молодой человек из сторонников Ходорковского кивал через улицу на противников Ходорковского,— почему им можно использовать милицейское ограждение? Почему они развешивают на милицейском ограждении плакаты, а нам нельзя?— Ну, может, у них иначе оформлено разрешение, я жене знаю,— парировал полковник.

Я спросил:— Скажите, полковник, в разрешении на пикет запрещено ли повязывать ленточки на милицейское ограждение?— Не запрещено,— полковник растерялся.— Но мы ведь живем в свободной стране. Все, что не запрещено, то разрешено, не правда ли?

Полковник подумал минуту и сказал:— У вас в разрешении на пикет написано, что вы обязаны исполнять требования сотрудников правоохранительных органов. И я, сотрудник правоохранительныхорганов, требую, чтоб вы сняли траурные ленточкис милицейского ограждения.— В разрешении написано, что мы обязаны выполнятьзаконные,— я сделал ударение на слово «законные»,—требования сотрудников правоохранительных органов. И приказ снять наши ленточки с милицейского ограждения мы считаем незаконным.

В подобных мелочных препирательствах с милици-ей пикетчики проводили часы и дни. Когда приговорбыл оглашен, у Соловецкого камня в Москве собралсябольшой митинг в поддержку Ходорковского. Получая


разрешение на митинг, организаторы его заявляли, чтопридет две тысячи человек. Государственные телекана-лы сказали, будто пришло не больше двух сотен. Одно-временно милиция привлекла организаторов митингак административной ответственности за превышениезаявленного числа участников митинга.

Государственное телевидение старалось. Телеведу-щий Леонтьев открыто обвинял Ходорковского в по-пытке узурпировать власть, хотя суд не обвинял Ходор-ковского ни в чем подобном. Телеведущий Карауловпугал своего зрителя, что в день оглашения приговора,дескать, сторонники Ходорковского готовят мятеж, хо-тя суд не вменял Ходорковскому и его сторонникамв вину организацию мятежа.

Пикеты возле суда и телевизионные программы, по-священные процессу над Ходорковским, выгляделитак, будто процесс этот политический, будто Ходорков-ский там, в зале суда, произносит пламенные речи иклеймит позором обвинителей и судей, а обвинители,в свою очередь, клеймят позором Ходорковского. Нона самом деле — нет. Процесс был чисто хозяйствен-ный. Обвинение доказывало, что Ходорковский укралмного денег. Защита доказывала, что Ходорковскийничего не украл. И этот процесс Ходорковский проиг-рывал заведомо. Возглавлявший защиту Ходорковскогоадвокат Генрих Падва говорит: — Первичноенакопление капитала во всем мире, смею утверждать, вовсе времена, всегда связано с нарушением закона. Делов том, что закон, к которому я как юрист испытываювсяческое уважение и подчиняться которому я всехпризываю, является тормозом прогресса. Вреволюционные эпохи, когда жизнь меняется быстро,законы тоже принимают быстро, чтобы жизнь неостановилась. Новые законы неизбежно вступают впротиворечие со старыми. Мы, юристы, ужасно му-чились в девяностые годы. Каждый новый закон про-тиворечил какому-нибудь другому, или был плохосформулирован, и нельзя было понять его однозначно.


В этих условиях что бы ни делал предприниматель,особенно настоящий предприниматель, смелый, с но-выми идеями, с размахом, с фантазией — он неизбежнонарушал те или иные законы.

Я сижу в кабинете Генриха Падвы. Он пожилой че-ловек в хорошем костюме. У него адвокатская конторана Сретенке. Маленький кабинет со старинной мебе-лью, главный элемент которой — шкаф, заставленныйюридическими книгами. Генрих Павлович эпизод заэпизодом представляет мне весь процесс над Ходор-ковским и терпеливо разъясняет, почему Ходорков-ский не виновен ни по одному из пунктов обвинения.Только у адвоката Падвы грустные глаза при этом.Он вздыхает:— Ко мне пришел некто и сказал, что Михаил Борисо-вич Ходорковский просит, чтобы я его защищал.Я спросил, понимает ли Михаил Борисович, что в этомделе все адвокаты нашей страны, вместе взятые, несмогут помочь. Некто ответил, что Михаил Борисовичпонимает это, и просто хотел бы, чтобы в суде прозву-чал голос правды.

Теперь следите внимательно. Ходорковскому в судене вменяют в вину те преступления, которые вменяетему в вину воспитанное телевизором общественноемнение. Ходорковский получил девять лет лагерей во-все не за то, в чем вы, читатель, возможно, считаете еговиновным. Суд не винит Ходорковского в якобы орга-низованных им заказных убийствах. Суд не винит Хо-дорковского в том, что он якобы слишком дешево ку-пил компанию ЮКОС.

Девять лет лагерей Ходорковский получил главнымобразом за уклонение от уплаты налогов. Прокуратураутверждает, будто ЮКОС создавал посредническиекомпании в закрытых городах, где действовали налого-вые льготы. Города эти называются закрытыми терри-ториальными образованиями — ЗАТО. Посредничес-ким компаниям, зарегистрированным в ЗАТО, ЮКОС

ГЛАВА 11/ВЕРСИЯ ЗАЩИТЫ 2О8/2О9

продавал нефть на 20% дешевле рыночной цены, а по-среднические компании потом продавали нефть по ры-ночной цене. Таким образом, ЮКОС освобождал от на-логов 20% своих прибылей, миллиарды долларов. Такутверждает прокуратура, и суд с прокуратурой согла-шается. Защита же утверждает, что такой способ пла-тить поменьше налогов был тогда абсолютно закон-ным. Все нефтяники продавали и продолжают прода-вать свою нефть через посреднические компании, ос-вобожденные от налогов. Если бы Ходорковский и за-хотел не пользоваться услугами посреднических ком-паний в закрытых городах, это было бы невозможно.ЮКОС проиграл бы тогда в конкурентной борьбе. Егонефть стоила бы тогда на 20% дороже нефти конкурен-тов. Более того, ЮКОС мог бы сократить свои налогиеще на 10%, если бы в посреднических компаниях ра-ботали или числились работающими инвалиды. Но Хо-дорковский посчитал неэтичным использовать под-ставных инвалидов, тогда как конкуренты использова-ли и их для уклонения от уплаты налогов.

Защита говорила в суде, что даже если бы юкосов-ские схемы ухода от налогов и были незаконными, толичная причастность Ходорковского и Лебедева к ор-ганизации этих схем никак не доказана обвинением.Например, утверждая, что Ходорковский и Лебедевконтролировали посреднические фирмы в ЗАТО, про-куратура приводит письмо (т. 79 л. д. 124 уголовное де-ло №1-33/05) за подписью Платона Лебедева. Письмоэто предписывает директорам посреднических компа-ний перевести деньги в некий доверительный и инвес-тиционный банк. Дело только в том, что в письме этомнет подписи Платона Лебедева.— Как нет подписи? — спрашиваю я.— Вот так,— Падва улыбается.— Это письмо писалне Лебедев, и мы обращали внимание суда на то, чтов письме, про которое обвинение говорит, будто оноза подписью Лебедева, нет подписи Лебедева.— И что суд? — спрашиваю.


—Суд не обратил внимания. В приговоре тоже говорится про письмо за подписью Платона Лебедева(т. 79 л. д. 124 уголовное дело №1-33/05). А подписиЛебедева нет в этом письме. Копия письма вот она,—Падва протягивает мне копию письма и копию тех листов приговора, где говорится, будто в письме этом естьподпись Лебедева. Подписи нет.

Дальше прокуратура утверждает, и суд с прокурату-рой соглашается, что оптимизированные через посред-нические компании налоги Ходорковский не платил«живыми» деньгами, а платил векселями, при том чтоплатить налоги векселями запрещено законом.— В новом налоговом кодексе,— говорит Генрих Падва,— действительно написано, что налоги можно уплачивать только «живыми» деньгами. Это значит, чтонельзя на суммы налогов дать государству какой-нибудь товар. Но в конце девяностых и начале двухтысячных годов, если помните, в экономике царил бартер.У развивающихся предприятий денег не хватало. И оттого, что закон вступил в силу, у предприятий не появилось же денег. Не выдали же всем предприятиям денег,чтоб платили налоги. А они хотели платить налоги и нехотели быть преступниками. И вот в подавляющембольшинстве случаев предприятия начали расплачиваться векселями. Вексель — это документ, ценная бумага, в котором человек признает, что должен налоговна такую-то сумму и готов оплатить их по первому требованию. Государство во всех регионах страны принимало векселя, потому что понимало: лучше получитьвексель, чем не получить ничего. Предприятия, подконтрольные ЮКОСу, заплатили так в 1999 году, и государство эти векселя зачло, а теперь суд говорит, что это было уклонением от уплаты налогов. Это не было уклонением от налогов, ЮКОС не отказался платить налоги,признал их и уплатил так, как мог на тот момент.— Так векселя были погашены или нет? — спрашиваю я.— Вы хотите спросить, не было ли тут обмана? Даливекселя, а потом не оплатили их? Так вот мы по каждо-

ГЛАВА 11/ВЕРСИЯ ЗАЩИТЫ 21О/211

му векселю документально подтвердили, что тогда-то итогда-то они были оплачены. Большинство этих вексе-лей были оплачены деньгами. Не оплачены были толь-ко те векселя, которые государство пустило в оборот.— А по телевизору говорили,— возражаю я,— чтоЮКОС дал государству какие-то бумажки.— Это правильно, если ценные бумаги называть бумажками. Видите ли, ценные бумаги — это такие бумажки, которые имеют рыночную цену. Как бы вамобъяснить. Например, вы хотите купить у меня книгу.Она стоит сто рублей. Но у вас нет ста рублей, а естьвексель, подписанный вашим другом, который известный и богатый человек. Вы говорите: возьмите вексель на сто рублей. И я беру. Нормальный вексель.Я беру его вместо денег. Если этот вексель ликвидный,то ради бога. И вексель-то остался у государства.Большинство векселей оплачено, и неоплаченные могут быть всегда представлены к оплате.

Мы разговариваем с Генрихом Падвой дальше.Он растолковывает мне эпизоды этого многотомногоуголовного дела, как ребенку, старясь говорить медлен-но, и приводить примеры, чтоб я лучше понял. Он гово-рит, что еще Ходорковский осужден за неуплату личныхналогов в несколько миллионов долларов. Дело в том,что до 2001 года личные налоги в России составляли не13% дохода, как сейчас, а рассчитывались по прогрес-сивной шкале. Чем больше зарабатывал человек, тембольший процент налогов платил. И у Ходорковского,помимо доходов от ЮКОСа, было еще много доходов.Например, западные предприниматели просили Ходор-ковского проконсультировать их по поводу российскойэкономики и политики и оплачивали эти консультации.Учесть все подобные гонорары и внести их все в налого-вую декларацию было Ходорковскому непросто. Тогдаон зарегистрировался в налоговой службе как предпри-ниматель без образования юридического лица и сталплатить с побочных своих доходов фиксированный на-лог. А в 2001 году, когда ввели 13-процентный налог на


личные доходы, Ходорковский снялся с учета в налого-вой службе и получил справку, что к нему лично нетуу налоговой службы никаких претензий. Теперь обви-нение утверждает, будто Ходорковский не получал го-нораров за консультации, а получал под видом гонора-ров юкосовскую свою зарплату.— Мы предлагали суду,— говорит Падва,— вызвать некоторых людей, которые обращались к Михаилу Борисовичу за консультациями. Суд посчитал нецелесообразным вызывать их. Некоторых людей, которым Ходорковский давал консультации, он отказался назватьв суде. Договор его с этими людьми предполагал, чтоконсультации оказываются конфиденциально. Он просто не может их назвать, это нарушение договора.Но это не главное.— Что главное? — спрашиваю.— Главное,— говорит Падва,— что Михаил Борисовичтратил личных денег на благотворительность в десяткираз больше, чем вменяется ему неуплаченных личныхналогов. Где логика? Зачем человеку скрывать от налогов миллион, если он тратит на благотворительностьдесять миллионов?

Мы разговариваем долго. Время от времени в каби-нет к Генриху Падве заходит молодая женщина-адвокат.Помощница? Сотрудница? Она приносит некие доку-менты и вместе с Падвой дотошно правит их пунктза пунктом, так что понимаешь: работа адвоката сроднине поэтическому поиску истины, а похожа на бухгалте-рию. На процессе Ходорковского адвокат Падва высту-пал с речью двое суток. Речь не была похожа на стихи,доводы обвинения не были опрокинуты сабельной ата-кой, скорее передушены методично, как душат блох.

Прокурор, например, вменял Ходорковскому в винурастрату денег ЮКОСа (то бишь денег акционеров).Деньги пошли на помощь компании «Медиа-Мост».Защита возражала, что, во-первых, Ходорковский —крупнейший акционер ЮКОСа, то есть, если и растра-тил деньги, то в основном свои. Во-вторых, говорили


адвокаты, вот что было на самом деле. Совет директо-ров ЮКОСа, где большинство составляют иностран-ные специалисты, не подсадные, а реальные, которыхтяжело коррумпировать, приняли решение дать кредиткомпании «Медиа-Мост». Государство тогда нарочноразоряло владельца «Медиа-Моста» Владимира Гусин-ского, чтоб получить контроль над его телеканаломНТВ. Это доказано в международном суде. Чтобы избе-жать разорения, «Медиа-Мост» попросил у ЮКОСакредит, а в залог предложил ЮКОСу свое здание в Па-лашевском переулке. Кредит был дан, но оказался не-достаточным. Гусинского все равно разорили. Отдатьденег он не смог, ЮКОС получил в счет долгов зданиена Палашевке. Акционеры ЮКОСа не считают, что имбыл нанесен ущерб. Ходорковский до сих пор жалеет,что ЮКОС мало помог тогда Гусинскому. В документах,сопровождающих кредит, выданный «Мосту» ЮКО-Сом, нет ни одной подписи Ходорковского.— Теперь еще один важный момент,— говорит Падва.—Хищение акций у «Апатита». Это 1994 год, приватизация. Конечно, в этот период было множество искажений закона, хотя бы потому, что сами законы были невнятны и противоречивы. Я, будучи в девяностые годыдействующим юристом, не мог тогда и не могу сейчасразъяснить, как точно в соответствии с законом должна была происходить приватизация.— То есть по закону эпизод с «Апатитом» рассудитьнельзя?— Нельзя.— А по справедливости?— По справедливости тоже нельзя. Прошел срок давности. Это не юридическая придирка, просто чем большепроходит времени, тем труднее установить истину.Я думаю, дело было так. «Апатит» был крупнейшим заводом, и он приходил в упадок. Он был, что называется, градообразующим предприятием. Ситуация былана грани забастовок и бунтов, рабочие месяцами не получали денег, то есть целый город месяцами не получал


зарплату. Завод был в долгах перед железной дорогойи энергетиками, не мог производить достаточного ко-личества апатита, чтоб быть рентабельным. Государст-во перестало давать заводу деньги, предложило руко-водству завода работать на самоокупаемости, а руко-водство не знало, как это — работать на самоокупаемо-сти. И вот Банк МЕНАТЕП решил спасти этот завод, небез выгоды для себя, разумеется. Поэтому МЕНАТЕПдал гарантии за несколько компаний, участвовавшихв конкурсе на приобретение акций «Апатита».— Зачем,— спрашиваю,— несколько компаний?— Вообще по закону в то время конкурс был бы возможен, даже если бы в нем участвовало и одно предприятие.

Это Генрих Павлович Падва уходит от ответа. На са-мом деле несколько компаний, принадлежавших МЕ-НАТЕПу, участвовали в конкурсе для того, чтобы на-верняка получить завод и по возможности сбить цену.Грубо говоря, МЕНАТЕП одновременно предложил го-сударству от лица разных своих компаний очень много,много, немного и совсем мало денег. Государство, разу-меется, отдало завод той менатеповской компании, ко-торая предложила очень много денег. Но когда резуль-таты конкурса были опубликованы, компания-победи-тель отказалась от завода «Апатит». По закону в этомслучае завод доставался компании, предложившей про-сто много денег. Но и она, в свою очередь, отказаласьот завода. В итоге завод достался компании «Волна»,предложившей мало денег. Это, конечно, был трюк,но трюк в 1994 году вполне законный.—Это был инвестиционный конкурс,— продолжаетПадва,— то есть, кто больше пообещает инвестироватьв завод, тот и выигрывает. В итоге конкурс выигралаэта «Волна» пресловутая. Ради бога. Она приобрелаакции. Деньги на приобретение акций «Апатита»«Волне», конечно, дал МЕНАТЕП. «Волна» уплатиладо копейки все деньги, которых стоили акции. Потомвозник вопрос об обещанных инвестициях. И, во-пер-

sasha

Rectangle


вых, сразу же были даны какие-то суммы. Во-вторых,погашены были долги перед железной дорогой и энер-гетиками. В-третьих, погашены были долги по зарпла-те. В-четвертых, Ходорковский лично дал обещание,что ни один человек с «Апатита» уволен не будет, ни-кто не потеряет работу. И ни один человек с «Апатита»уволен не был.

В суде допрашивали бывшего губернатора, и тот ска-зал: «Ходорковский спас от социального взрыва об-ласть. Был бы ужас иначе». Но в инвестиционной про-грамме было сказано, что «Волна» должна вложитьв «Апатит» столько-то денег, потом еще столько-то, по-том еще столько-то. Этих денег вкладывать не стали.Потому что во главе стоял директор, который не умелхозяйственно распоряжаться деньгами. Я не говорю,что он воровал. Просто он был советский директор,умел выбивать деньги у государства, но не умел тратитьих эффективно на благо предприятия.

«Апатиту», например, требовалось огромное коли-чество мазута для работы, так вот МЕНАТЕП не давалзаводу деньги, чтоб завод сам этот мазут приобреталбог знает где и по каким ценам, а поставлял мазут не-посредственно «Апатиту». Нужны были станки? МЕ-НАТЕП давал и станки. То есть МЕНАТЕП занималсяорганизацией производства на заводе «Апатит», инве-стируя не деньгами, а натурой: станками, мазутом.И завод заработал. И стал теперь прекрасным рента-бельным заводом, который выпускает огромное коли-чество апатитового концентрата. Там была социальнаяпрограмма. Предполагалось, что завод получит деньгина строительство троллейбусной линии. МЕНАТЕПденег заводу на троллейбусную линию не дал, но самее построил. Теперь говорят, будто Ходорковскийи Лебедев украли инвестиции.— Эти поставки мазута, станков и троллейбусов не зачтены были судом в качестве инвестиций?— Нет. Логика завода проста. Вот, дескать, обещалистолько-то миллионов и не дали. А сколько было «жи-


вых» денег потрачено, сколько мазута привезено, сколь-ко менеджеров работало, это не интересовало руковод-ство завода. Они настаивали на деньгах. Подали в суд,чтоб расторгнуть договор и вернуть акции государству.Говорят, будто МЕНАТЕП обманным путем получил этиакции. Но никакого обмана не было. Государство полу-чило деньги за свои акции, столько, сколько они стоили.Заводу были нужны инвестиции. Инвестиций МЕНА-ТЕП не дал, но оплатил долги, дал мазута и станковстолько, что завод стал на ноги, что ему еще надо? Инве-стиции ведь не сами для себя существуют, а для того,чтобы заработало производство. Производство зарабо-тало, результат был достигнут, какая разница, каким об-разом? Более грамотное управление, более своевремен-ные действия. МЕНАТЕП организовал посредническиефирмы для продажи апатита. Во всем мире это считает-ся более рентабельным и более технологически обосно-ванным. Но суд почему-то решил, что посредническаяфирма, которая занималась продажей апатита, украладеньги. Логика поразительная: если она покупала по од-ной цене, а продавала по другой и разницу брала себе,то, значит, она украла. Посредническая фирма покупаету одного и продает другому, а разницу оставляет себе —в этом смысл работы любой посреднической фирмы.А прокурор говорит, что посредник украл.— Разве это не было схемой ухода от налогов?— Нет. По «Апатиту» никаких налоговых претензий нет.Там налоги все платили исправно. По «Апатиту» три обвинения. Первое, что они мошеннически завладели акциями. Второе, что они потом организовали продажу«Апатита» и разницу между покупной и продажной ценой присвоили, как бы украли. Третье обвинение, что,когда было решение суда расторгнуть договор и вернутьакции государству, Лебедев и Ходорковский злостно уклонились от исполнения решения суда. Я не говорю уже,что никакого отношения все эти обвинения не имеютк Ходорковскому лично и не доказано, что он был при-частен или хотя бы осведомлен о том, что ему вменяют

ГЛАВА 11/ВЕРСИЯ ЗАЩИТЫ 216 / 2 1 7

в вину. Я хочу коротенько сказать о злостном уклоненииот исполнения решений суда. Возьмите любой учебникили любой уголовный кодекс, и вы поймете, что такоезлостное уклонение от исполнения решений суда. Еслисуд вынес решение, этого недостаточно. После вынесе-ния решения должно быть возбуждено так называемоеисполнительное производство, то есть, выписан испол-нительный лист, исполнительный лист должен посту-пить судебному приставу, судебный пристав на основа-нии исполнительного листа должен вынести предписа-ние конкретному менеджеру в МЕНАТЕПе как минимумдважды, иначе не получится злостного уклонения, а ме-неджер дважды должен отказаться исполнить решениесуда. В данном случае решение суда было, но никакогоисполнительного производства не возбуждалось, ника-ких предписаний никакой пристав не писал, никому этипредписания не посылал. Более того, стороны достиглимирового соглашения. МЕНАТЕП доплатил за акции«Апатита». Мировое соглашение было утверждено су-дом! И когда Ходорковскому и Лебедеву предъявили об-винение по «Апатиту» действовало еще официальное,утвержденное судом, вступившее в законную силу миро-вое соглашение. Но их обвиняли в том, что они не под-чинились решению суда. Не подчинилась по существув тот момент решению суда прокуратура. Потом уже,спохватившись, прокурорские работники подали про-тест на решение суда, признающее мировое соглашениепо «Апатиту», и решение суда было отменено постфак-тум. То есть, прокуратура сначала предъявила обвине-ние, посадила людей, раструбила, что они виноваты,а потом только добилась отмены судебного решения.Вот ведь какие вещи там творились.

— Забавная вещь,— говорю.— То в чем обвиняет Ходорковского и Лебедева суд, не совпадает с тем, в чемобвиняет Ходорковского и Лебедева телевидение.— Конечно,— Падва безнадежно машет рукой.— Неправду всю и пишут, и говорят. Потому что если сказать

ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН МИХАИЛ ХОДОРКОВСКИЙ/УЗНИК тишины

правду, всем станет ясно, что Ходорковский невиновен.Вы понимаете, если рассказать правду про так называ-емое злостное уклонение от исполнения решений суда,если рассказать, что никакого предписания не было,уклоняться было не от чего, и наоборот, было мировоесоглашение, утвержденное судом, люди скажут: так зачто же их судят? Видите ли, я, с одной стороны, рад, чтовы пришли и напишете книгу, а с другой стороны, огор-чен. Дело в том, что книг не читают. Ну десять тысячпрочтут ее, ну сто тысяч. А телевидение видят десяткимиллионов. И вы своей книгой не можете изменить об-щественное мнение, которому телевизор месяцами тру-бил о виновности Ходорковского и Лебедева. Вы своейкнигой не сможете убедить людей, что и в эпизодес Институтом удобрений Ходорковский тоже невино-вен. Там закон устанавливал максимальную цену ак-ций. Заплатили максимально. Когда прокурор говорит,что Ходорковский и Лебедев мало заплатили за эти ак-ции, они и не спорят. Мало заплатили, но больше нель-зя было по закону. Вот показали бы все это по телеви-зору. Показали бы, на какие доказательства ссылаетсяобвинение. Показали бы документ за подписью Лебе-дева, в котором нет подписи Лебедева.

Генрих Павлович Падва, пожилой человек, извест-ный адвокат, долго молчит и после паузы продолжает:— Иногда удавиться хочется, иногда хочется подать за-явление, что я больше не буду работать адвокатом,иногда хочется написать открытое письмо, выступить,рассказать. Но вы понимаете, в чем ужас. Меня умоля-ла одна телевизионная компания рассказать о деле Хо-дорковского. Я был в это время на обследовании в Из-раиле. Они приехали в Израиль брать у меня интервью.Записали интервью, сказали спасибо. Потом я увиделсебя в эфире. Полная противоположность тому, чтоя говорил. Они приклеили ко лжи и пропаганде моювырванную из контекста фразу: «Да, это совершенноправильно». Получилось, что я подтверждаю ложь.Когда я выходил из зала суда на улицу, на меня смотре-


ли десятки телекамер. Черта-дьявола кого там тольконе было: и первый канал, и второй канал, и я дал тыся-чи комментариев, но хорошо, если один-два из них все-таки попали в эфир, обрезанные до неузнаваемостии вырванные из контекста.— Выходит,— говорю,— Ходорковский и Лебедев сидятпо ложному обвинению?— Да,— говорит Падва уверенно.— А можно,— спрашиваю,— исправить эту ложь?— Можно. Городской суд может взять и отменить приговор. Городскому суду, поверьте мне, все будет ясно.Судье Колесниковой тоже все было ясно, она толковая судья.— Но ведь не отменят?— Когда-нибудь отменят. Когда власть сменится, делоХодорковского пересмотрят, а аналогичные дела простых людей пересмотреть забудут. Когда власть сменится, суд будет таким же, как и сейчас. Судьи по звонку из Кремля отменят приговор точно так же, как позвонку из Кремля вынесли его. Нельзя даже мечтать,что приговор будет когда-нибудь справедливым и непродиктованным властью. Мы очень несвободные люди. Однажды я защищал предпринимателя Быковаи был потрясен. Он ведь не Спиноза и даже не бог вестькакой интеллигентный человек, но одаренный. Он сидел в клетке, суд пошел на совещание, и Быков сказалпрокурору: «Я здесь в этой клетке более свободный человек, чем вы там в своем мундире».— Мы что же,— спрашиваю,— никогда не доживем досправедливого и независимого суда?— 0-хо-хо! Не доживем. Не в нашей жизни. Помните,была такая депутат Галина Старовойтова? И вот по одному из дел, которые я вел, она написала депутатскийзапрос. Это было такое время, когда депутаты Верховного Совета были на пике славы и власти. Я пошел выступать. Обвинение и суд смотрели на меня с подобострастием, как на представителя депутата Старовойтовой. Мы выиграли дело. Но мне было противно.


Так вот, если бы из Кремля позвонили верховному су-дье, и тот бы отпустил Ходорковского, я был бы рад,потому что Ходорковский невиновен, но мне было быпротивно. Мне бы хотелось, чтобы верховный судья ус-тановил справедливость сам, из любви к справедливос-ти, а не потому что ему велели из Кремля установитьсправедливость так или эдак. Я хотел бы, чтобы вер-ховный судья сам испытывал потребность в справедли-вости, и эта потребность была бы сильнее, чем страхперед властью.— Генрих Падва надолго задумывает-ся.— Это прекраснодушные мечты. Этого не будет ни-когда.

Генрих Павлович Падва, когда говорит это, похожна тихого короля Лира — пожилой человек, оплакива-ющий рухнувшие иллюзии. Многие люди, с которымия разговаривал, именно Генриха Павловича Падву ви-нят в том, что процесс Ходорковского проигран. Гово-рят, будто это Падва посоветовал Ходорковскому непревращать процесс в политическую демонстрацию.Говорят, будто это Падва виноват в том, что вокруг про-цесса не разразился политический скандал. Говорят,будто Падва был посредником в тайных переговорахмежду Ходорковским и властью, в результате каковыхпереговоров власть получила все, что хотела, а Ходор-ковский не получил ничего.

Я не знаю. Мне предстоит только увидеть, как в Мос-ковском городском суде, во время рассмотрения касса-ционной жалобы адвокат Ходорковского Юрий Шмидтзаявит отвод судьям, а адвокат Генрих Падва не поддер-жит своего коллегу, словно бы заранее смирившись.


Я добивался встречи с женой Ходорковского Иннойдва месяца. Она не хотела со мной встречаться, кажет-ся, потому что я журналист. Когда мы наконец встрети-лись, и я спросил, можно ли включить диктофон, Иннаответила отказом:—Очень трудно разговаривать, если понимаешь, чтоэто интервью. Надо все время напрягаться и говоритьзаранее приготовленными фразами, чтоб их труднобыло потом вывернуть наизнанку.

Кажется, так она сказала. Поручиться не могу. Дик-тофона не было. Может быть, настоящие слова ИнныХодорковской заменились у меня в памяти впечатлени-ем от ее слов.

Я спрашивал Инну, узнает ли она мужа в тех статьях,которые он написал в тюрьме. Инна сказала:—Нет, либо это не он писал, либо он очень изменился.Я должна с ним встретиться лично и понять, что произошло. Не на свидании, не через стекло, не в присутствии посторонних, а пусть его отправят в колонию,и я к нему туда приеду.

Несколько часов спустя Инна прислала мне на теле-фон эсэмэску: «Хорошо, что мы встретились и погово-рили, правда, хорошо». Мы, похоже, понравились другдругу, но из этого вовсе не следует, что Инна узнает се-бя в моем тексте, или Ходорковский узнает жену в мо-ем тексте, если прочтет книжку.

Родители Ходорковского тоже не хотели со мнойвстречаться, потому что несколько раз до этого журна-листы перевирали их слова. С журналистами вообщевстречаться любят только начинающие поп-музыкан-ты. Потому что журналисты в 1996 году врали, будтоРоссию ждет неминуемая катастрофа, если к властипридут коммунисты во главе с Геннадием Зюгановым.А в 2004-м врали, будто в бесланской школе захваченыв заложники 300 детей, тогда как на самом деле захваче-но было больше тысячи. Разумеется, многие журналис-ты работали честно и даже самоотверженно, но одналожь отравляет тысячу правд, и поэтому журналисту

ГЛАВА 12/УЗНИК ТИШИНЫ 2 2 2 / 2 2 3

доказать, что он не лгун, так же трудно, как богатому до-казать, что он не вор. Чем больше я работаю журналис-том, тем меньше обижаюсь, когда меня заведомо при-числяют к племени бессовестных лгунов, чрезвычайноснисходительных к себе и чрезмерно требовательныхк окружающим. Я понимаю, что меня нельзя пускатьв дом. Даже если твоя частная жизнь устроена на терри-тории старинной усадьбы, обнесена каменной стеной,охраняется камерами наружного наблюдения — всеравно она хрупкая и нельзя пускать в нее лгуна.

Мы идем с Мариной Филипповной Ходорковскойпо территории лицея-интерната «Коралово». МаринаФилипповна показывает мне большой белый гриб, рас-тущий под старой липой.—Смотрите,— говорит,— красота какая растет. Мы нервем. Десять лет назад, когда я сюда приехала, здесьбыл заброшенный санаторий, полное запустение. Наместе главного здания были только руины. А бывшаяобслуга санатория жила в панельном доме без воды.Люди ничего не хотели знать, не читали газет, не слушали радио. А теперь многие остались у нас в лицее работать, и вот слушают «Эхо Москвы» каждый день, изинтернета не вылезают. Гражданская позиция появилась, интерес к жизни.

Марина Филипповна говорит, не замечая противоре-чия. Гражданская позиция и интерес к жизни вытекают,на ее взгляд, из чтения газет, а с журналистами она нехочет встречаться, потому что журналисты все врут.

Борис Моисеевич Ходорковский тоже не замечалпротиворечий, когда, если вы помните, ходил по офис-ному домику и искал потерявшуюся маленькую собачку.— Крыса потерялась! — бормочет Борис Моисеевич.—Я боюсь, как бы она за дверь не выскочила. Найду, пришибу заразу.— Не волнуйся, Боря, она где-то здесь,— успокаиваетмужа Марина Филипповна и поясняет мне.— Собачка,конечно, не заблудится, но она на кошек нападает,а кошки ее задерут.


В этом эпизоде Бориса Моисеевича можно предста-вить заботливым (ищет собачку), а можно и злым(грозится собачку зашибить). На одном только при-мере с собачкой Бориса Моисеевича можно показатьвздорным стариком (только о собачке и думает, когдау него сын в тюрьме), а можно восхищаться его стой-костью (несмотря на то что сын в тюрьме, продолжа-ет воспитывать сирот и не забывает позаботиться да-же о собачке).

Романсы, которые Борис Моисеевич исполняет ти-хим голосом под не слишком настроенную гитару, мо-гут быть предметом насмешек, а могут выглядеть тро-гательно. Вот какой-то незнакомый человек подошелв суде к Борису Моисеевичу и подарил стихи. И БорисМоисеевич теперь поет:

Там трусливо так судят,Я все слышу и вижу,Несвободные людиХодорковского Мишу.

Представьте себе, каким жалким выглядел бы БорисМоисеевич Ходорковский, если бы пел этот романсв программе Андрея Караулова «Момент истины». Од-нако же в фильме, снятом про дело ЮКОСа итальян-скими журналистками Карлой Ронгой и Паолой Саль-цано, Борис Моисеевич поет, Марина Филипповна слу-шает, и выглядят они не жалкими вовсе, а благородны-ми родителями, достойно переживающими несчастье,постигшее сына.

Это ведь как все повернуть. Я спрашиваю МаринуФилипповну:— Вы смотрите фильмы по телевизору, в которых рассказывается о том, какой ваш сын преступник?— Смотрю обязательно все эти фильмы.— Зачем?— Врагов надо знать в лицо.— Вы обижаетесь на авторов этих фильмов?


— Нет, это не обида. Но можно ведь было умнее сделать. Если есть доказательства преступлений, можноведь было сделать такой фильм, чтоб я сама поверила,будто мой сын преступник. А если надо подкреплятьприговор суда этой еще грязью по телевизору, значит,доказательств не хватает. Что же это тогда за суд? Чтоже это тогда за люди нами управляют, если они заказывают клевету, когда им не хватает доказательств, чтобпосадить человека? Можно же было показать хоть документ какой-нибудь, хоть что-нибудь.— Я завтра поеду разговаривать с парнем, которыйснял на НТВ фильмы «Чистосердечное признание».— А парень-то этот,— спрашивает Марина Филипповна,— он не с Лубянки?

Он не с Лубянки. Корреспондент НТВ Алексей Мал-ков специализируется по криминальным новостям.Про дело ЮКОСа Алексей снял четыре документаль-ных фильма. Он снял фильм «Человек с метлой» пробольного олигофренией кировского дворника по име-ни Сергей Варкентин, которого якобы нанял ЮКОСвозглавлять одну из подставных посреднических фирм,устроенных, чтоб уходить от налогов. Еще Алексейснял фильм «Теракт с предоплатой», про то, как выруч-ка от нефти ЮКОСа шла на финансирование чеченскихтеррористов. Еще снял фильм «Бригада из ЮКОСа»про то, как замглавы службы безопасности ЮКОСаАлексей Пичугин организовывал заказные убийстваи как руководство ЮКОСа, включая Михаила Ходор-ковского, было к этим убийствам причастно. Еще снялв серии «Чистосердечное признание» фильм без назва-ния и без титров — историю ЮКОСа: как комсомолецМихаил Ходорковский нечестно разбогател, и как не-праведно нажитое богатство привело Ходорковскогов тюрьму. Алексей Малков снял документальных филь-мов про дело ЮКОСа — больше всех. Другие телевизи-онные журналисты заметно уступают Алексею Малко-ву в плодовитости.


Есть много журналистов, не снявших про делоЮКОСа вообще ни одного кадра. В основном это оченьизвестные журналисты и, как правило, обладатели те-левизионной премии «Тэфи». Они не сняли ничего продело ЮКОСа, потому что к тому времени, как делоЮКОСа началось, были уже по большей части уволеныс телевидения. И мы не знаем, какие фильмы сняли быпро Ходорковского Евгений Киселев, Светлана Соро-кина, Леонид Парфенов.

Есть еще журналисты, которые работать на телеви-дении остались, но снимают фильмы о чем угодно кро-ме политики. Андрей Лошак, например, снимает провсякие социальные катаклизмы от цунами до преследо-вания безбожников. Елизавета Листова снимает проархитектуру. Им, вероятно, никто даже и не предлагалснять фильм про Ходорковского. Не ровен час отка-жутся со скандалом или наснимают чего-нибудь идео-логически невыверенного.

Есть третья категория журналистов. Нынешняя теле-визионная элита. Каждый из них обвинил Ходорковско-го в чем-нибудь, про что не шло речи в суде. Михаил Ле-онтьев, например, обвинил в попытке узурпироватьвласть. Андрей Караулов — в том, что Ходорковский от-нял квартиру у режиссера Светланы Враговой, а сторон-ники Ходорковского готовили, дескать, на день вынесе-ния приговора «оранжевую» революцию. Владимир Со-ловьев, тот просто заявил, что согласен с приговором су-да и что Ходорковский сидит правильно, как будто по за-кону приговор должен быть еще и утвержден Владими-ром Соловьевым. Они нападали на Ходорковского, нов нападках их все же была некоторая избирательность.

Алексей Малков обвинил Ходорковского во всехсмертных грехах кроме, кажется, прелюбодеяния. Я по-лагаю, всякий тележурналист мечтает снять большойдокументальный фильм, который смотрела бы страна.Но перейти из репортеров в документалисты трудно.Это как перейти из рядовых в генералы. И, я полагаю,Алексею Малкову представился шанс: наснимать боль-


ших авторских документальных фильмов, которые по-кажут в прайм-тайм. Сделать большую и ответствен-ную работу, которая в одночасье выведет тебя из теле-визионных рядовых в телевизионные генералы, и необратить внимания, что нынешние телевизионные ге-нералы отказались почему-то делать эту работу.

Он совсем молодой человек. В первом своем фильмепро ЮКОС Алексей стоял в кадре и говорил в камерумысли. Например, такую:

«Всего того, о чем мы рассказывали, могло бы и небыть, если бы бизнесмены соблюдали законы и плати-ли налоги».

Начиная со второго своего фильма про ЮКОС Алек-сей в кадре не появлялся, его заменили диктором, голоскоторого такой громыхучий, что подошел бы для объ-явления войны или зачитывания сводок советского ин-формбюро. Алексей согласился и с этим.

Он совсем молодой человек с добродушным круг-лым лицом, с детскими пухлыми щеками и с румян-цем на щеках. Мы встречаемся в ресторанчике «Твинпигз» напротив телецентра Останкино. Алексей спра-шивает, можно ли он поест, пока мы будем разговари-вать, и заказывает себе сладких вареников с вишнями.Он говорит:— Я же сильно младше вас, вы можете называть меняна «ты»,— он говорит со мной очень уважительно, похоже, я для него какой-то там авторитет в профессиональном смысле.— Ты тоже можешь называть меня на «ты». Почемув фильме «Человек с метлой» ты сам в кадре и сам читаешь закадровый текст, а в остальных твоих фильмах тебя в кадре нет и текст читает диктор страшным голосом?— Рейтинга не было,— Алексей уплетает сладкие вареники.— Рейтинг у программы, которую озвучивалдиктор, получился в три раза выше, чем у программы,где я в кадре.


—Но все четыре программы твои? Текст писал ты, отвечаешь ты?-Да .—Ну тогда отвечай.

У Алексея Малкова в фильме «Теракт с предопла-той» довольно толково объясняется, как нефть компа-нии ЮКОС продавалась нелегально через некоего бан-дита по имени Хожахмед Нухаев. Потом довольно тол-ково объясняется, как Нухаев был связан с чеченскимитеррористами. Дальше делается простой вывод: нефтьЮКОСа расхищалась через Нухаева, а Нухаев финан-сировал террористов. Стало быть, нефть ЮКОСа фи-нансировала террористов. Стало быть, Ходорковскийфинансировал террористов. Главным экспертомв фильме выступает журналист Марк Дейч, и пару разв кадре Марк Дейч говорит, что вся описываемая схемахищения нефти и финансирования чеченского сопро-тивления действовала, когда ЮКОС не был еще част-ной компанией. Я спрашиваю Малкова:— По-твоему, зритель понимает, что эти слова значат:до того, как ЮКОС стал принадлежать Ходорковскому?— Эта оговорка Марка Дейча имеет юридический характер,— Алексей продолжает жевать вареники.— Насамом деле, когда предприятия приватизировались,люди входили туда задолго до приватизации. Я думаю, зритель понял эту оговорку именно так, как сказал Марк Дейч.— Не морочь мне голову, Леш. Зритель, по-твоему, понял, что та история, о которой идет речь, произошла дотого, как Ходорковский стал владеть ЮКОСом?— Я думаю, да,— говорит Алексей Малков.

А я думаю, нет. Я думаю, из фильма «Теракт с предо-платой» и из скромной оговорки Марка Дейча зрительне понял, что нефть ЮКОСа похищалась и шла на фи-нансирование чеченского сопротивления тогда, когдакомпания была государственной и не имела отношенияк Ходорковскому. Я думаю, зритель не понял, что Хо-жахмед Нухаев был тем самым человеком, про которо-


го Марина Филипповна Ходорковская говорит, чтоочень боялась за сына, когда ее сын выдавливализ Юганска чеченских бандитов. Я думаю, что зрительне понял еще и потому, что в фильме, рассказывающемо делах ЮКОСа до прихода туда Ходорковского, времяот времени мелькает Ходорковский. - Ладно,—говорю.— Давай перейдем к фильму «Человек сметлой».

В фильме «Человек с метлой» Алексей Малков рас-сказывает, что живет, дескать, в Кирове дворник Сер-гей Варкентин. Он болен олигофренией, а олигофре-ния (в кадре детская психиатрическая больница,и детский врач-психиатр объясняет) — это такая бо-лезнь, что человеку можно внушить, что угодно, чтоугодно заставить делать и говорить. И вот однаждык Сергею Варкентину пришли неизвестные людии предложили ему стать директором коммерческойфирмы. Варкентин согласился, и несколько лет считалсебя директором неизвестно чего, собирался поехатьв командировку за границу, подписывал какие-то бу-маги, ждал каких-то доходов, но не дождался. Толькона суде выяснилось якобы, что Варкентин фиктивновозглавлял одну из посреднических компаний, черезкоторые ЮКОС уходил от налогов. Алексей Малковв этом фильме утверждает, будто, пользуясь безволи-ем человека, больного олигофренией, какие-то подо-сланные Ходорковским люди склонили бедного двор-ника стать фиктивным директором фиктивной компа-нии, но не предполагает даже, что точно так же, поль-зуясь безволием больного, прокуратура могла скло-нить дворника давать какие угодно показания.

С этим Варкентиным была ужасная история. Егопривезли в суд в качестве свидетеля. Если в фильмеу Малкова Варкентин был аккуратно причесан и одетв чистый джинсовый костюм, то на суд Варкентинявился нечесаным и в куртке явно с чужого плеча. Ру-кава были длиннее рук, из носу у Варкентина текло,и он вытирал нос рукавами. Его ввели в зал суда, он ог-


ляделся и бросился бежать вон. Охранники поймалиего и подвели к судье. Судья попросила у Варкентинапаспорт, он отдал паспорт, снова бросился бежать, сно-ва был пойман и приведен, и допрошен. Он был так жа-лок и отвечал на вопросы так бессвязно, что Ходорков-ский и Лебедев в клетке смеялись до слез, повалившисьдруг на друга. Минут через десять Варкентин в зале су-да освоился и не хотел уходить, когда его закончилидопрашивать. Его вывели. Это было отвратительно.Причем отвратительны были все, кроме Варкентина.Прокурор, который вызвал свидетеля, очевидно неспособного отвечать за свои слова. Адвокаты, раско-павшие, что Варкентин этот был судим за изнасилова-ние и отпущен по причине невменяемости. Ходорков-ский и Лебедев, которые смеялись над бредом больно-го человека, вместо того чтоб плакать и кричать: «Пе-рестаньте издеваться над человеком! Он же человек!»Я спрашиваю Алексея Малкова:— Почему у тебя в фильме «Человек с метлой» нетв кадре ни одного документа, подписанного этим парнем в качестве директора компании? Или нет такихдокументов?— Если он подписывал, значит, эти документы есть.И если он приходил в суд в качестве свидетеля, значит,документы есть. Но пока следствие шло, мне никакихдокументов не давали. Прокуратура не очень контактная. Выступала только Вишнякова (официальныйпредставитель прокуратуры.— В. П.), никто больше некомментировал, я ни с кем не контактировал. Я ссылался только на показания Варкентина.

Так говорит Алексей Малков, переворачивая логикус ног на голову. Наоборот! Наоборот! Если бы докумен-ты были, это значило бы, что Варкентин их подписы-вал. И тогда следовало бы показать эти документы и до-казать, что подписывались они ради того, чтобы Ходор-ковский уклонялся от уплаты налогов. Но даже доку-ментов нет. А есть только показания несчастного невме-няемого человека, будто он что-то там подписывал.

ГЛАВА 12/УЗНИК ТИШИНЫ 23О/231

В этом же фильме «Человек с метлой» Алексей Мал-ков рассказывает еще об одной посреднической компа-нии. На этот раз в Швейцарии. Компанию возглавляланекая русского происхождения француженка по имениЕлена Коллонг. Адвокат Антон Дрель говорит про нее,что она вела в Швейцарии дела жены одного из партне-ров Ходорковского, а потом пыталась шантажироватьПлатона Лебедева и требовала отступного за то, чтожена одного из партнеров Ходорковского отказалась отуслуг Елены Коллонг. Алексей Малков утверждает, буд-то через Коллонг отмывались в Швейцарии юкосов-ские деньги. Я спрашиваю Алексея:— Коллонг у тебя в фильме выступает на какой-топресс-конференции? Это что за пресс-конференция?— Это она пресс-конференцию давала в Париже, по-моему. Я сам эту пресс-конференцию не снимал. Ееснимал наш европейский корреспондент.— Понятно. У тебя в фильме она выносит папки с документами, но из всех этих папок показывает только двадокумента. Один датирован февралем 1998 года. Этопоручение ЮКОСа об обмене акций дочерних компаний на единую акцию ЮКОСа. Оно никакого отношения не имеет к отмыванию денег. Второй документ —это нарисованная от руки схема отмывания денег. Может быть, и верная схема, но от руки нарисованная схема это не документ никакой. У тебя есть объяснение,почему Коллонг не показала ни одного документа посущественней, раз уж у нее их целые папки? Может, у неенет документов? Может, в папках просто резаная бумага, а Коллонг шантажистка?— У меня объяснения нет,— честно говорит АлексейМалков.— Я монтировал ту картинку, которую мнеприслали.— Ты спрашивал европейского вашего корреспондента, почему ей дали всего год условно? Это в Швейцарии-то, где за отмывание денег могут ведь и на всюжизнь упечь.— Нет, не спрашивал.


Алексей Малков доедает сладкие вареники. Он обезо-руживающе искренний парень с детскими пухлыми ще-ками и румянцем на щеках. Искренний, как солдат, кото-рый не понимает, почему обвинен в военных преступле-ниях, если всего лишь исполнял приказ. Я спрашиваю:— Тебя не смущает, что налоги оптимизировали всепредприниматели, и деньги в Швейцарию тоже переводили все, кто мог, а судят только Ходорковского?— Нет,— говорит Алексей,— я снимаю по материалам,которые предоставляет мне следствие. Если прокуратура займется Потаниным или Фридманом, я сниму и проних.

Он точно солдат. Он привык заранее знать про сво-их героев, что те преступники. Он не привык проверятьматериалы, предоставляемые ему прокуратурой дляфильмов. Я сижу и думаю, сказать ли ему, что его обма-нули. Сказать ли ему: «Тебя используют, как дворникаВаркентина, и как, может быть, используют меня, еслиэта книжка, которую я пишу,— часть пиар-кампанииЮКОСа, а мне предложили написать книжку заранеезная, что я наверняка стану оправдывать Ходорковско-го просто потому, что тот в тюрьме».

Сказать ли? Нет. Не поверит. Журналисту оченьтрудно поверить, что за всю его блестящую карьеру,может быть, ни разу ему не придется сказать правду, и влучшем случае удастся только представить точку зре-ния, отличную от официальной. Нам приносят чай. Мысидим с Алексеем за одним столом. Он выражает офи-циальную точку зрения, а я - отличную от официаль-ной. У него аудитория десять миллионов человек. У ме-ня дай бог наберется десять тысяч. Может быть, я про-сто ему завидую?

В фильме «Бригада из ЮКОСа» Алексей Малковрассказывает историю про то, как Ходорковский и Не-взлин якобы велели заместителю начальника службыохраны ЮКОСа Алексею Пичугину убить бывшуююкосовскую пиарщицу Костину, сотрудника ЮКОСаКолесова и бывшего совладельца купленной ЮКОСом


Восточной нефтяной компании Рыбина. Пичугин яко-бы поручил это убийство своему куму, тамбовскомубизнесмену Горину, Горин перепоручил серийномуубийце Коровникову, а Коровников не смог убить ниКостину, ни Колесова, ни Рыбина. У Костиной взорва-ли бомбу на лестничной клетке, никто не пострадал. НаКолесова напали на улице, и он отделался синяками.Рыбину взорвали машину с двумя охранниками, когдасамого Рыбина в машине не было. Дальше Горин яко-бы стал требовать за несовершенные убийства денегу Пичугина и отца Ходорковского Бориса Моисеевичаи был за это убит. И про все это знали якобы Ходорков-ский с Невзлиным.

Дружбу Ходорковского, Невзлина и Лебедева с за-мначальника службы безопасности ЮКОСа Пичуги-ным Алексей Малков доказывает, демонстрируя люби-тельский фильм, снятый про то, как руководителиЮКОСа ездили в поход на внедорожниках по Кавказ-ским горам. Там в кадре Ходорковский, Невзлин, Лебе-дев и Пичугин. Можно было предположить, что Пичу-гин поехал просто охранять начальство, но Малковпредположил, что Пичугин поехал на Кавказ, потомучто с начальством дружил.— Ты где взял этот любительский фильм? — спрашиваю.— Он был изъят при обыске,— отвечает Алексей.— Ты получил его из прокуратуры?-Да .— Там есть эпизод, где Невзлин стреляет из ружья,а Ходорковский что-то бросает в пропасть. У тебя этотэпизод сопровождается текстом: «Ходорковский забавы ради бросает ручную гранату». На самом деле онбросает бутылку.— Но стреляли-то они по-настоящему,— парируетАлексей.— Стреляли по-настоящему. На привале Невзлин попросил у охраны оружие, типа, мужик, дай пострелять. Ладно, скажи мне: вот Пичугин, бывший офицер ФСБ, второй человек в службе безопасности


крупной компании. Вот, предположим, получает при-каз убить Рыбина, Костину и Колесова. И заказываетэто убийство не профессиональному снайперу илиспецназовцу, а почему-то своему куму. У тебя естьобъяснение?— Есть, конечно. Во-первых, сам Пичугин, видимо,недалекий человек. Видимо, просто плохо знал своюработу. Может быть, Пичугин поначалу Горину доверял. В Тамбове позиции ЮКОСа были очень сильныетогда, в 1998 году что ли. По Костиной, насколькоя знаю, ее вообще не заказывали убивать или взрывать. Ее надо было просто избить в подъезде. УбийцаКоровников думал, что она просто какая-то торговкас рынка, которая денег должна. А потом, когда он просек, что она в мэрии работает, он изменил тактику. Неизбил Костину, как заказывали, а взорвал подъезд,чтобы Костина его лица не видела.— В итоге получается, что люди, которых было заказано убить или избить, никак не пострадали, а убитымоказался кум Пичугина, которому якобы Пичугин заказывал убийства. Это свидетельствует либо о чудовищном непрофессионализме господина Пичугина...— ...либо все это сплошные инсценировки,— киваетАлексей.— Я согласен. Но множество свидетелей говорят в суде, что все было именно так, как говорит прокуратура. Там огромное количество свидетельских показаний. Множество деталей, которые нельзя выдумать.Все было так по-дурацки исполнено, что нарочно непридумаешь.— То есть непрофессионализм убийцы ты считаешь доказательством того, что он убийца?— Или... я вообще думаю, что службы безопасностикрупных компаний могут нарочно создавать опасныедля компании ситуации, чтобы доказывать свою нужность начальству. Службы безопасности ведь создавались в начале девяностых, когда каждый день бизнесменов убивали, и тогда службы безопасности действительно были нужны. А сейчас криминала такого нет,


и никто не станет нападать на такого огромного мон-стра, как ЮКОС. Поэтому, может быть, служба безо-пасности выдумывает врагов, а потом делает вид, чтоборется с ними.— Ты совсем не допускаешь, что все эти историис убийствами — подстава?— Я допускал. До тех пор пока не прочел материалы дела. Слишком уж там много мелких деталей. И слишкомуж они совпадают у разных свидетелей.— А причем здесь Ходорковский?— По делу Пичугина Ходорковский проходил свидетелем, но я не верю, чтоб глава компании не был в курсе.Это вертикально простроенная компания, там все подконтролем.— Ты хочешь сказать, глава огромной компании личнопарился о том, чтоб набить морду какой-то там уволенной пиарщице?— Костиной он, может, и не занимался. Но про Рыбина,думаю, он знал точно. Там большие деньги.— А вот непонятная история про Рыбина. Рыбин ждетпокушения. Усиливает охрану, всюду ездит с охраной.Потом в некоторый день приезжает в гости к племяннице, охрану отсылает домой, то есть сам остается безохраны. И именно в этот день охрану и взрывают.— Я думаю, что это нормальная ситуация — отпуститьохрану на ужин. Чтобы они не мерзли в машине, покаон был у племянницы, Рыбин охранников отправилпоужинать.— Тут-то их и взорвали. А ты пообщался со старшимХодорковским? Я с ним разговаривал вчера, и он мнерассказывал, что к нему не приходил никакой Горин,а если бы пришел Горин, то сразу был бы сдан охране.— Я общался со старшим Ходорковским на суде. Он мнесказал, что все это блевотина. Комментарий был достаточно коротким. На месте старшего Ходорковского, если бы ко мне пришел киллер и стал жаловаться на своипроблемы, я бы тоже вызвал службу охраны. Я не утверждаю, что Горин действительно говорил со старшим


Ходорковским. Я просто говорю, что есть такие свиде-тельские показания.— Свидетели ведь не ходили с Гориным к Ходорковскому?— Нет, они ждали на улице. Кроме Горина там никогоне было.— А Горин убит. Пропал. И выходит, что ты поверилсвидетелям, которые бандиты, а со старшим Ходорковским даже не поговорил?— Я по-честному несколько раз пытался. Вариантов вообще не было. Два месяца я честно звонил в пресс-центр Ходорковского. То, что их стороны нет ни в одном фильме, это полностью их вина. Я много раз на судприезжал. Я звонил. Что там за барышня сидит такаястранная, руководит пресс-центром?— Маша Орджоникидзе?— Не помню, как зовут,— не смог Алексей Малковвспомнить имя женщины, которой звонил целых двамесяца.— Странные они какие-то. Каждый, кажется,там свои проблемы решает. Пресс-центр у них заточенконкретно на утаивание информации.— Скажи мне, ты считаешь Ходорковского убийцей?— Я не говорил, что он убийца. Обвинение в убийствеему даже не предъявлено.— Но в массовом сознании, воспитанном на твоихфильмах, Ходорковский убийца.— Я не виноват, что Ходорковский руководил ЮКОСом, и ЮКОС замешан в убийствах.

Мы просим в ресторане счет. Я продолжаю задаватьвопросы, не надеясь, что Алексей Малков изменит своемнение о деле Ходорковского. Более того, я хотел бы,чтоб он, этот юноша с честным лицом, убедил меня.Тогда вышло бы просто, что я дурак. А сейчас выходит,что торжествует несправедливость. Я спрашиваю:—У тебя в последнем фильме «Чистосердечное признание» есть текст, что ЮКОС продан за 150 миллионов, а стоил как минимум 15 миллиардов. Откуда тывзял эту цифру?


— При первом директоре ЮКОСа Муравленко проводили оценку. Я общался с бывшим пресс-секретаремЮКОСа. Он сказал: от 10 до 15 миллиардов.— То есть уволенный свидетельствовал против уволившего? Ты ведь знаешь, что Ходорковский купил меньше половины ЮКОСа, что у ЮКОСа был долг 4 миллиарда, и Ходор все отдал? То есть на самом деле он купилпол-ЮКОСа за 4 миллиарда, ты знаешь?— Но все равно он ведь знал, что покупал.— У тебя есть фраза в фильме: «Анатомия успеховЮКОСа всегда вызывала много вопросов, причем Ходорковский не сделал для этого ровно ничего». Вопрос:знаешь ли ты, сколько стоила нефть тогда?— Ну меньше, чем сейчас.— Восемь долларов за баррель. Знаешь ли ты, какая была себестоимость нефти в ЮКОСе до Ходорковского?— Я знаю, что там были проблемы.— Сколько?— Не знаю.— Двенадцать долларов за баррель. То есть получалсяубыток, даже если нефть шла на экспорт. А транспортировка? А налоги? То есть на самом деле ЮКОС, который покупал Ходорковский, был убыточной компанией. А знаешь ты, какая себестоимость нефти былау ЮКОСа в 2003 году?— Не знаю.— Полтора доллара.— Ну талантливый, конечно, человек,— говорит Алексей Малков про Ходорковского.

Мне кажется, еще немного, и нам удастся догово-риться. Алексей признает свой фильм оголтелой про-пагандой и расскажет, почему согласился делать этупропаганду, а я расскажу ему, как сам в молодости неумел отличать пропаганду от правды, да и сейчас неумею толком. Я говорю:—Что ж ты пишешь «анатомия успехов ЮКОСа всегдавызывала много вопросов, причем Ходорковский несделал для этого ровно ничего». Это же неправда.


Алексей молчит. Давным-давно в какой-то книжкея прочел, что если хочешь угадать мысли человека, надопопытаться повторить его выражение лица. Я пытаюсь.Я знаю это чувство. Он увлекся рассказыванием исто-рии. Этот парень, сидящий напротив меня за столом, ув-лекся историей о виновности Ходорковского точно также, возможно, как я увлекся историей о невиновностиХодорковского. Возможно, мы оба рассказываем не-правду. Только он в телевизоре, а я нет. Он говорит:— Моя мама посмотрела мой фильм и сказала: «До твоего фильма я даже не понимала, в чем обвиняют этогочеловека». Фишка-то в чем. Я рассказал историю в красках и в лицах. Если я соврал, то подайте на меня в суд.Никто ведь не подает. Невзлин видел все эти фильмы.Адвокаты заявили, что мои фильмы — клевета. Пожалуйста. Пусть подают в суд. Почему они не подали всуд? Значит, все нормально?— Послушай, Леш, может быть, они не подают в суд,потому что не верят судам?

Мы выходим на улицу. Мы идем по мощеной дорож-ке от ресторанчика к Останкино, и я физически чувст-вую, как между мной и этим парнем с добродушнымлицом и пухлыми щеками пролегает как бы линияфронта. Вот мы идем бок о бок по дорожке, наевшисьвареников, а между нами необъявленная гражданскаявойна. Алексей говорит:—Я когда монтировал этот фильм, мне один из нашихкорреспондентов сказал: «Ты зачем это делаешь? Тыпредставляешь, что с тобой будет, если Ходорковскийзавтра выйдет из тюрьмы? Ты не боишься?» А я не боюсь, понимаешь? Я не хочу бояться. Я против Ходорковского. Я знаю людей, ученых, элиту настоящую, которые из-за таких как Ходорковский живут в нищетеи никому не нужны. Наверное, если Ходорковскийвыйдет из тюрьмы и захочет стереть меня в порошок,он сотрет меня в порошок, но я не хочу этого бояться.— Послушай, а что если Ходорковский не выйдетиз тюрьмы? Что если он погибнет там в тюрьме? Как

ГЛАВА 12/узник тишины 2 3 8/23 9

быть, если через несколько лет выяснится, что он неви-новен? Ты не боишься участвовать в травле?

Мы расстаемся. С некоторой гордостью я думаю, чторазница между мной и журналистом Алексеем Малко-вым заключается в том, что он не хочет бояться Миха-ила Ходорковского, который узник следственного изо-лятора «Матросская Тишина», а я не хочу бояться Вла-димира Путина, который президент России. Эта мысльщекочет мое самолюбие, но она неправильная.

Правильная мысль приходит мне в голову минут че-рез двадцать. Я думаю, ни один журналист не смог рас-сказать правду о том, почему Ходорковский сидитв тюрьме. Ни один из тех, кто работает на государст-венных телеканалах и ходит на пресс-конференциив прокуратуру. Но и ни один из тех, кого пресс-центрХодорковского приглашает на брифинги адвокатов.Движимые страхом или бесстрашием, уважением илипрезрением к Ходорковскому, мы все пытались толькорассказать о нем складную историю, на самом деле,рассказывая историю о себе. Все, что снято или написа-но о Ходорковском,— это мифы о Ходорковском.

Одни мифы, в которых Ходорковский выглядитубийцей и вором, посаженным в тюрьму за убийствои воровство, показывают в прайм-тайм по централь-ным телеканалам. Другие мифы, в которых Ходор-ковский выглядит талантливым бизнесменом, поса-женным в тюрьму за талант и свободолюбие,— печа-таются небольшими тиражами в газетах и на интер-нет-сайтах. Такое положение дел, конечно, неспра-ведливо, нарушает свободу слова и презумпцию не-виновности, но это все равно только мифы. Этов большей степени истории о нас, чем истории о Хо-дорковском.

Журналист Алексей Малков снимает фильм про то,как Ходорковский неправедно разбогател и загремелв тюрьму, но это не значит, что Ходорковского и впрямьпосадили за неправедно нажитое богатство, а значит, что


Алексей Малков живет в стране, где богатство не можетбыть праведным.

Начальница пресс-центра Ходорковского МарияОрджоникидзе разместила на сайте khodorkovsky.ruпрезентацию о коррупции под заголовком «За что егопосадили», но это не значит, что Ходорковского поса-дили именно за попытку бороться с коррупцией, а зна-чит, что Мария Орджоникидзе живет в стране, гденельзя бороться с коррупцией безнаказанно.

Ирина Ясина говорит, будто Ходорковского поса-дили за то, что его общественная деятельность сталаслишком походить на деятельность политическую. Ноэто не значит, что Ходорковского посадили именно запопытку заняться политикой, а значит, что ИринаЯсина живет в стране, где нельзя безнаказанно зани-маться политикой.

Григорий Явлинский считает, будто Ходорковскогопосадили за попытку продать нефтяную компанию, ноэто не значит, что Ходорковского посадили именно заэто, а значит, что Григорий Явлинский живет в стране,где нельзя безнаказанно распоряжаться своей собствен-ностью, поскольку всякая собственность нелегитимна.

Телеведущий Леонтьев считает, будто Ходорковско-го посадили за попытку узурпировать власть, но этозначит только, что Леонтьев живет в стране, где нельзябезнаказанно попытаться стать главой государства.

А телеведущий Караулов живет в стране, где нельзябезнаказанно устраивать «оранжевые» революции.

А адвокат Падва живет в стране, где нельзя добить-ся правосудия.

А прокурор Шохин живет в стране, где правосудиядобиться можно, и правосудие заключается в совпаде-нии приговора с позицией обвинения.

А Владимир Путин, наверное, живет в стране, гденельзя не слушаться Владимира Путина.

В конце концов, найдется ведь кто-нибудь, уверен-ный, будто Ходорковского посадили, потому что воз-вращаться плохая примета, а Ходорковский перед по-


следним своим вылетом в Новосибирск вернулся из аэ-ропорта в гостиницу переждать метель.

Это все только мифы. Ходорковский подобен фору-му, на котором мы, люди, живущие в России, споримо том, кто мы есть на самом деле. Половина утвержда-ет, будто мы великая нация. Вторая половина утверж-дает, будто мы бесправные рабы. У этой второй поло-вины зашит рот.

Конечно, такое положение дел несправедливо. И всеже сталкивающиеся мифы о Ходорковском почти неимеют отношения к живому человеку Ходорковскому.Ему сорок два года. Он сидит теперь в зоне за колючейпроволокой. Ему тоже, наверное, интересно узнать, ктоон и зачем он, и почему сидит. Но он единственный неспособен всерьез вмешаться в спор о себе. Даже если оннапишет из зоны письмо или статью, люди на воле все-гда ведь могут подумать, будто это не он писал. Посре-ди громогласного спора о себе он — единственный, ктоне может разорвать молчания и говорить прямо.

Он узник тишины.

sasha

Pencil


Во время своего заключения Ходорковский не-сколько раз выступал публично. Он говорил на судеб-ном процессе в свою защиту, написал несколько от-крытых писем, дал несколько интервью. Он обвиняллибералов в том, что либеральные реформы девянос-тых водворили в России свободу вопреки справедли-вости, и потому обесценили саму идею свободы. Онобвинял чиновников в том, что те используют властьради личного обогащения. Наконец, выдвигаясь кан-дидатом в депутаты по Университетскому избира-тельному округу Москвы, Ходорковский в своем от-крытом письме по этому поводу употребил слово«путинщина», то есть обвинил самого президентав том, что тот выстроил и возглавляет коррумпиро-ванное государство, ущемляющее свободу и насажда-ющее несправедливость. Он настойчиво предлагалбогатым поделиться сомнительно нажитой собствен-ностью с бедными и таким образом легитимироватьсобственность и защитить собственность от чинов-ников, которые тем и сильны, что все в России не безгреха, и каждый может быть лишен собственности ипосажен в тюрьму и потому боится, и потому слуша-ется и потому несвободен.

Ходорковский довольно много для узника выступалпублично, но ни разу не был услышан и понят. Все еговыступления тонули в море бесчисленных коммента-риев, производимых противниками, союзниками, чи-новными болтунами, платными болтунами, бесплат-ными болтунами. Про каждое письмо Ходорковскогопринято было гадать, значит ли это очередное письмо,что Ходорковский сдается, или, наоборот, очередноеписьмо значит, что Ходорковский переходит в наступ-ление. Принято было гадать еще, сам ли он писал и непод диктовку ли Кремля. Суть письма всякий раз теря-лась среди этих гаданий.

Ни одно из публичных выступлений не облегчилоучасти Ходорковского. Процесс шел своим чередом,как в романе писателя Франца Кафки. Наоборот, как

ГЛАВА 13/ЗАКОННАЯ СИЛА 2 4 4 / 2 4 5

правило, на публичные выступления Ходорковскоговласть отвечала репрессиями.

В августе 2005-го, когда Ходорковский опубликовалстатью «Левый поворот», дал интервью газете «Ведо-мости» и выразил желание баллотироваться в депута-ты, его перевели в общую камеру, а его друга ПлатонаЛебедева не только перевели в общую камеру, но и по-садили в карцер.

Тогда Ходорковский начал сухую голодовку. Этобыла очень странная голодовка. Три дня Ходорков-ский держал голодовку в тайне от всех. Он не написалначальнику тюрьмы заявление, что вот, дескать, го-лодает в знак протеста против заключения ПлатонаЛебедева в карцер. И даже своему адвокату Ходор-ковский сказал, что голодает, только на четвертыйдень голодовки.— Зачем же вы голодаете, если не объявили голодовку? — спросил адвокат Антон Дрель.— Я голодаю для себя,— отвечал Ходорковский.— Я боюсь, что меня станут кормить принудительно и не дадут провести голодовку до конца.

Когда про голодовку стало известно на воле, голо-довка Ходорковского немедленно превратилась в такойже предмет для спекуляций, как и открытые письма Хо-дорковского. Обсуждали в основном, действительно лиХодорковский голодает и не пьет воды или это он толь-ко прикидывается. Официальные телеканалы объяви-ли голодовку Ходорковского обманом, а тюремное на-чальство не пошло ни на какие уступки и продержалоПлатона Лебедева в карцере семь дней, как и намерева-лось. Семь дней Ходорковский голодал и не пил воды.На воле обсуждали, правда ли он не ест и не пьет.Власть была непреклонна.

Эта голодовка стала первым сообщением, котороеХодорковскому удалось доставить из тюрьмы на волютак, чтоб сообщение было прочитано и понято. Сооб-щение расшифровывается следующим образом: «Еслистанешь умирать, власть не заметит, что ты умираешь.


Если скажешь власти, что умираешь, власть не поверит.Власти наплевать, живешь ты или умираешь».

В ответ на эту голодовку, которую даже многие сто-ронники Ходорковского считали фальшивой, со всейстраны посыпались вдруг Ходорковскому предложениябаллотироваться в депутаты. Так последний раз былов конце восьмидесятых годов, когда опальному Ельци-ну вся страна предлагала баллотироваться.

Адвокат Антон Дрель утверждает, что на выдвиже-ние Ходорковского по Университетскому округу Моск-вы, на создание предвыборного штаба, на шум в прессеи на начало предвыборной кампании не было потраче-но ни копейки. Дрель говорит, что впервые за долгиегоды политика в России показалась игрой, где на кон необязательно ставить деньги, а можно ставить и судьбу.И чем больнее проиграет Ходорковский выборы поУниверситетскому округу города Москвы, чем драма-тичней будет его судьба, тем более весомым политиче-ским аргументом она станет.

Через пару недель после голодовки Ходорковскогокакой-то оперуполномоченный в тюрьме «МатросскаяТишина» избил заключенного. И вся тюрьма объявилаголодовку. Этой голодовкой заключенные не утвержда-ли, что они ангелы. Они утверждали просто, что ихнельзя бить. Не знаю, понятно ли я выражаюсь, но Хо-дорковский был у каждого из них внутри, как Джон Яч-менное Зерно.

Четырнадцатого сентября в Московском городскомсуде началось рассмотрение кассационной жалобы поделу Михаила Ходорковского. Судебное разбиратель-ство в первый же день было перенесено на неделю. Вы-яснилось, что адвокат Генрих Падва не просто возглав-ляет защиту Ходорковского, а является единственнымадвокатом, с которым у Ходорковского заключено со-глашение. И адвокат Падва заболел.

Разумеется, адвокаты Михаила Ходорковского былизаинтересованы в затягивании процесса рассмотрениякассационной жалобы. Они много раз говорили, что


заседание в Мосгорсуде по делу Ходорковского назна-чено слишком поспешно и защите не хватает времениподготовиться к процессу. Адвокаты говорили, что по-спешность эта политическая и смысл ее в том, чтобыМихаил Ходорковский не успел зарегистрироватьсякандидатом в депутаты по Университетскому округуМосквы. Заявление Ходорковского с просьбой зареги-стрировать его кандидатом лежало у начальника тюрь-мы и не отправлено было в избирком. Если бы процессначался 14 сентября и закончился в несколько дней,и обвинительный приговор вступил бы в законную си-лу, заявление могло не быть отправлено вовсе, и Хо-дорковский не успел бы не только избраться в Думу, нодаже и провести избирательную кампанию, хоть сколь-ко-нибудь побыть политиком, хоть что-то сказать.

В 11.00 в зале суда были уже журналисты, родствен-ники осужденных, прокурор Дмитрий Шохин, граж-данские истцы (то есть представители налоговой ин-спекции) и десять человек конвоя. В стеклянной клет-ке были осужденные Михаил Ходорковский и ПлатонЛебедев. Но адвокатов Ходорковского и Лебедева небыло никого, ни одного человека. Целый ряд стульев,предназначенных для адвокатов, стоял пустой. ПлатонЛебедев из-за стекла махнул начальнику конвоя, окру-жавшего клетку, и сказал что-то про свободу.— Что? — переспросил конвоир.— Свободных мест много, садитесь,— повторил ПлатонЛебедев.

Он очень плохо выглядел. За три месяца, прошед-шие со времени вынесения приговора, он заметноосунулся и похудел, лицо у него было бледным, подглазами были глубокие тени. Войдя в клетку, ПлатонЛебедев сразу сел на скамейку, тогда как Михаил Хо-дорковский остался стоять. Впрочем, Платон Лебедеврастягивал пальцами углы рта, как бы призывая всехпришедших улыбаться.

В 11.20 адвокатов все еще не было. В 11.30 журнали-сты, нарушая запрет на пользование мобильными те-


лефонами в зале суда, выяснили, что 12 сентября Ген-рих Падва госпитализирован по поводу обострения не-коего хронического заболевания.

В 11.40 судебное заседание все же началось. Предсе-дательствующий судья Вячеслав Тарасов сказал:—Приносим извинения за задержку. Связана она с неявкой адвокатов. Причины пока выясняются. Защита,как и прокурор, значит, э-э-э... извещены в законномпорядке.

Судья обратился к Платону Лебедеву и спросил, дей-ствительно ли тот не желает участвовать в процессе.Лебедев тяжело поднялся, приблизился к микрофонуи отвечал:— Я выражаю категорический протест против моей незаконной и насильственной доставки в суд. Я требуюудалить меня из зала суда, поскольку еще в июне отказался участвовать в этом процессе...— По какой причине? — переспросил судья.— Дайте мне закончить. Я велел адвокатам обжаловатьприговор и запретил адвокатам участвовать в процессе.— По какой причине?— Я запретил.

Тут, кажется, судье стало ясно, что Платона Лебедеване собьешь с выбранной им тактики, и судья распоря-дился, чтобы подсудимого увели. Пришла очередьосужденному Ходорковскому отвечать на вопрос судьи.— Известно ли вам что-нибудь о неявке адвокатов?— Ваша честь,— Ходорковский был подчеркнуто вежлив,— я сообщал вчера суду письменно через администрацию изолятора, что мною заключено соглашениетолько с одним адвокатом, Генрихом ПавловичемПадвой. Причины понятны. Районный суд очень сократил время, отпущенное на подготовку кассационной жалобы. Адвокатам пришлось разобрать приговор на части и работать каждому со своим куском.Полной информацией обладал только Генрих Падва.Вчера меня уведомили, что Генрих Павлович госпитализирован.


— Вам известно о причинах неявки? — спросил судья.— Я просил адвокатскую контору Генриха Павловичапредставить суду справку о его госпитализации.

Ходорковский был невозмутим. В отличие от про-курора. Прокурор Дмитрий Шохин говорил эмоцио-нально:—При рассмотрении вопроса, проводить ли суд в отсутствие адвоката Падвы, надо опираться на статью376 пункт 4 УПК. Неявка лиц, своевременно извещенных, не препятствует проведению...— от возмущенияпрокурор забыл докончить фразу.— Возможно, речьидет о банальной попытке затянуть процесс. Падва самостоятельно обратился в приемное отделение больницы №50 и был госпитализирован. Это обращениеносит не экстренный, а плановый характер.

С этими словами прокурор представил суду справ-ку о том, что адвокат Падва сам пришел в больницу.В справке, представленной адвокатской конторой, неутверждалось, будто адвоката отвезли в больницу на«скорой». Но утверждалось, что госпитализировалисрочно. Суду пришлось объявить перерыв, чтобы све-рить справки.

В перерыве я подошел к матери Ходорковскогои спросил:— Как вы думаете, процесс отложат или станут проводить без Падвы?— Я думаю, станут проводить,— отвечала Марина Филипповна печально,— а Падва правда заболел.

Дальше она принялась рассказывать, чем отлича-ется содержание заключенных в изоляторе №1, кудаперевели ее сына в начале августа, от содержания за-ключенных в изоляторе №4, где он сидел до того, каквознамерился стать политиком. Выяснилось, что ес-ли хочешь послать заключенному передачу в первыйизолятор, надо занимать очередь в пять утра. Ещевыяснилось, что нельзя передавать в тюрьму туалет-ную бумагу, а в тюремном ларьке туалетная бумагазакончилась.


Минут через сорок заседание суда продолжилось, нотолько для того, чтоб судья объявил новый перерывеще на два часа.—Не дозвонились, наверное, до кого-то важного,— резюмировала Марина Филипповна.

Во время второго перерыва в суд пришла жена Ми-хаила Ходорковского Инна, которой с утра надо былоотвести детей в школу. Я спросил ее:—Вы думаете, отложат суд или будут проводить безПадвы?- Отложат, наверное,— сказала Инна.— Не могут жеони совсем без адвоката. Даже если они и думают, чтомы специально затягиваем.

Потом Инна стала рассказывать, чем отличаютсясвидания в изоляторе №1 от свиданий в изоляторе №4.В четвертом изоляторе Инна разговаривала с мужемчерез стекло. Теперь разговаривает через два стекла ирешетку.—Он мне говорит «прорвемся»,— она пожала плечами.— А я ему говорю: куда уж прорвемся — раньше было одно стекло, теперь два стекла и решетка.

Когда кончился перерыв, Инна оказалась в двух мет-рах от мужа, но им было запрещено разговаривать. Ониразговаривали беззвучно. Глядя на жену, Михаил Ходор-ковский быстро шевелил губами, и жена так же однимигубами отвечала ему. Ходорковский двигал ладонью так,будто гладит жену по голове, шутливо грозил ей за что-топальцем, изображал пальцами бегущего человечка, рисо-вал пальцем в воздухе какой-то квадратный предмет...

Заседание продолжалось. Судья сообщил, что, по егосведениям, адвокат Падва действительно серьезно бо-лен, госпитализирован в урологическое отделениеи может проболеть месяца полтора. А суд не можетбыть отложен больше чем на месяц, и поэтому, сказалсудья, пусть Ходорковский выберет себе другого адво-ката или суд сам адвоката назначит.—Ваша честь,— сказал Ходорковский,— насколько мнеизвестно, Генриху Павловичу завтра сделают биопсию.

Результаты будут известны в пятницу или понедель-ник. Если выяснится, что форма болезни не агрессив-ная, во вторник или в среду Генрих Павлович придет насуд. Или у меня будет другой адвокат, которому не при-дется долго знакомиться с делом.— Если ситуация будет развиваться по плохому развитию, не дай бог,— сказал судья Ходорковскому и постучал по дереву,— сможете вы ответить в понедельникв 11 утра, кто у вас адвокат?— Если будут известны результаты биопсии,— осужденный пожал плечами.— Прокурор с больницей связан напрямую. Если он сможет узнать быстрее, чем я...— Я думаю, прокурор узнает утром в понедельник,—кивнул судья.

Суд перенесли на следующий понедельник. Ходор-ковский просил только, чтобы его могли посещатьв тюрьме адвокаты.— Если они заключат соглашение,— нашелся судья,—то, конечно, смогут посещать вас и советоваться.— У них заключено со мной соглашение на представление моих интересов в Страсбурге,— улыбнулся МихаилХодорковский.— Ну здесь не Страсбург,— судья не улыбался.

В понедельник, 19 сентября, заседание продолжилось.—Ходорковский, встаньте,— сказал судья, ровно в 11 утра открыв заседание.— Вы обещали определиться с адвокатом.— Ваша честь,— Ходорковский встал в стекляннойклетке.— После прошлого заседания, буквально на следующий день, в три камеры из десяти на нашем этажевтолкнули инфекционного больного, на полчаса в каждую камеру, и объявили строгий карантин. Только случайностью можно объяснить, что в одной из этих трехкамер сижу я, а в другой — Платон Лебедев.

Ходорковский стал рассказывать, что из-за каранти-на никого из адвокатов, защищавших его в суде первойинстанции, во все эти дни не пустили к нему в изоля-тор. Ходорковский говорил, что из-за этого не мог


справиться о состоянии здоровья своего адвоката Ген-риха Падвы и не мог узнать, кого адвокат Падва сове-тует назначить вместо себя.

Судья не слушал. Судья обратился к прокурору Дми-трию Шохину и спросил, располагает ли обвинениесведениями о состоянии здоровья адвоката Падвы. Об-винение располагало. Прокурор Шохин представил су-ду справку, из которой следовало, что лечиться адвокатПадва будет не меньше месяца и, стало быть, не можетучаствовать в судебных заседаниях. В зале присутство-вали адвокаты Антон Дрель, Денис Дятлев и Елена Ле-вина, защищавшие Михаила Ходорковского в суде пер-вой инстанции, и Михаил Ходорковский пытался хода-тайствовать из клетки:—Ваша честь, я хотел бы поговорить с адвокатами, защищавшими меня в суде первой инстанции, узнать, если справка соответствует действительности, кого Генрих Павлович Падва считает наиболее подготовленным, чтоб защищать меня.

Судья не слушал. Прокурор продолжал говорить.— Я считаю,— говорил прокурор,— что высокопрофессиональные адвокаты Дятлев, Дрель и Левина, присутствующие в зале, не только вправе, но и обязаны защищать Ходорковского Михаила Борисовича.— Ваша честь,— пытался возражать Ходорковский,—ни один нормальный человек, кроме судей Мосгорсуда, не в силах изучить так быстро 400 томов дела. Адвокат Дятлев занимался только одним эпизодом. Адвокат Левина помогала Генриху Павловичу Падвес протоколом. Я просто не знаю, кто из адвокатовспособен...

Судья не слушал и объявил короткий перерыв. По-сле перерыва огласил решение: «Осужденный Ходор-ковский заявил, что не возражает об участии адвокатовДятлева, Дреля и Левиной. Заслушав стороны, суд ненашел оснований, препятствующих допущению Дятле-ва, Дреля и Левиной к защите Ходорковского МихаилаБорисовича».


После этого решения был объявлен еще один пере-рыв на полчаса, и адвокатам, назначенным без согла-сия осужденного, разрешили наконец с этим самымосужденным поговорить.

Во время перерыва в суд пришел Иван Стариков,член политсовета СПС и глава инициативной группы,выдвигавшей Михаила Ходорковского в депутаты Гос-думы по Университетскому округу Москвы. Выслушавмой рассказ о том, что было в первой части судебногозаседания, Иван Стариков сказал о судье и прокуроре:— Как же их земля-то носит! Это же как процесс надИосифом Бродским! Куда же они эмигрировать-то будут, когда правда восторжествует!— Это заявление для прессы? — переспросил я.— Официальное! Для прессы! — подтвердил Иван Стариков.— Как же их земля-то носит!

Еще Иван Стариков рассказал, что его инициатив-ная группа готова собрать 100 тысяч подписей в под-держку Ходорковского, что в их штаб каждый деньприходят молодые люди и что если даже Ходорковско-го снимут с выборов, инициативная группа не прекра-тит избирательной кампании.—Власть играет не по правилам,— говорил Иван Стариков.— И мы тоже вынуждены играть не по правилам.Мы проведем народные выборы. Ко мне пришли студенты из радиотехнического и предложили придумкупредвыборную. Знаешь, что такое резистор? Это по-другому называется «сопротивление». Мы будем вставлять в лацкан пиджака резистор, и в Кремле тоже многие будут носить резистор на лацкане пиджака, толькос изнанки. Путину трудно будет войти в клуб уважаемых экс-президентов. У него в тюрьме к политическомузаключенному инфекционных больных подсаживают.

В конце перерыва адвокат Антон Дрель рассказал мне,что человек, которого помещали последовательно в ка-меры к Платону Лебедеву и Михаилу Ходорковскому, на-звался Алоисом Томашевичем и сказал, что у него кишеч-ная инфекция и до этого он лежал в тюремной больнице.


Перерыв кончился. Судья потребовал, чтоб адвока-ты Дрель, Дятлев и Левина пересели с мест для родст-венников на места для адвокатов. Они послушались, новсякий раз, когда судья обращался к ним, адвокатымолчали в ответ. Они только передали суду заявление,где говорилось, что закон запрещает назначать их ад-вокатами вопреки желанию осужденного.

Михаил Ходорковский попросил слова:—Ваша честь, я получил ту информацию, которую мнене дали получить в изоляторе. Данные, предоставленные прокурором, не соответствуют действительности.Генрих Павлович Падва обещал к концу недели выйтииз больницы и защищать меня. Если же он не выйдет,то наиболее подготовленным адвокатом он считаетЮрия Марковича Шмидта.

Тут прокурор сорвался. Он почти кричал, что адво-каты не имеют права отказаться от защиты и ходатай-ство Ходорковского дать ему в адвокаты Юрия Шмид-та не выдерживает никакой критики.—Это некорректное заявление,— говорил прокурор,прозорливо полагая, что Юрий Шмидт является тем самым адвокатом, которому больше всех времени понадобится на ознакомление с материалами дела.—Шмидт-то как раз и занимался всего одним эпизодом.Теперь уже совершенно очевидно, чего добивается Ходорковский.

Прокурор забыл сказать еще, что адвокат ЮрийШмидт живет в Петербурге и ему потребуется время,чтоб добраться до Московского городского суда.

Так или иначе, слушания перенесены еще на день.Двадцатого сентября заседание опять было перене-

сено. Еще на два дня. Заседание началось с автомо-бильной пробки. Забота о безопасности Московскогогородского суда во время рассмотрения кассационнойжалобы Ходорковского заставила милицию пере-крыть кордонами улицы, прилегающие к зданию суда.Из-за кордонов создались автомобильные пробки.В автомобильных пробках застрял адвокат Антон


Дрель, которого суд накануне против воли самого ад-воката и против воли осужденного «допустил» осуж-денного защищать и обязал явиться на заседание. Ад-вокат звонил из машины в суд и говорил, что опазды-вает по независящим от него причинам. Адвокатаждали пятнадцать минут.

Явившись наконец в суд, адвокат Антон Дрель сра-зу подтвердил председательствующему судье Вячесла-ву Тарасову, что отказывается от ведения процесса.Адвокаты Денис Дятлев и Елена Левина тоже подтвер-дили высказанное накануне нежелание защищать Ми-хаила Ходорковского против его воли. Михаил Хо-дорковский в свою очередь тоже еще раз отказался отуслуг адвокатов Дреля, Дятлева и Левиной, настаиваяна том, что защищать его будут адвокат Генрих Падваили адвокат Юрий Шмидт.

Прокурор Дмитрий Шохин на основании больнич-ной справки и Уголовно-процессуального кодекса воз-ражал, что адвокат Падва госпитализирован и не можетникого защищать. А про адвоката Шмидта прокурорпредоставлял справку из аэропорта Пулково, что гос-подин Шмидт еще 6 сентября выехал в Копенгагени неизвестно, когда вернется.— Странно,— улыбнулся прокурору Шохину адвокатДрель,— 15 числа своими глазами видел Шмидта в Москве, честно. Что-то не то у вас с пограничной службой.

А Михаил Ходорковский настаивал: хоть ГенрихПадва и в больнице, но через два дня обещал выписать-ся, хоть Юрий Шмидт и за границей, но через два дняобещал приехать.

Судья спросил:— Почему вы, Ходорковский, выбираете себе таких адвокатов, которые либо лежат в больнице, либо уехализа границу?— Потому,— отвечал Ходорковский,— что из всех адвокатов, защищавших меня в суде первой инстанции,только эти двое достаточно компетентны, чтоб веститакой сложный процесс в столь уважаемом суде.


Пришлось суду перенести слушания на четверг,22 сентября.

После заседания Иван Стариков, глава инициатив-ной группы, выдвигающей Ходорковского в депутатыГосдумы, говорил журналистам в фойе: — У нас вседокументы для избиркома собраны. Нету толькоуведомления о желании Михаила Борисовича статькандидатом в депутаты. Это уведомление Ходор-ковский написал давным-давно. И передал начальникуизолятора, потому что для заключенного начальниктюрьмы является как бы нотариусом. Начальник тюрь-мы уведомление Ходорковского заверил и 15 сентябряпослал по почте в избирательную комиссию. Так вотуведомление до сих пор не дошло, и мы очень обеспо-коены работой почты. Сегодня адвокат Антон Дрельпойдет в изолятор и будет настаивать, чтоб Ходорков-ский написал еще одно уведомление, а начальниктюрьмы опять заверил его и выдал нам на руки. Мы са-ми его отвезем в избирком. Мы быстрее почты.

Посреди этих процессуальных споров и разговорово политике никто не вспомнил, что 22 сентябряв 00.00 истекал срок давности по эпизоду, связанномус приватизацией НИИ удобрений и инсектофунгици-дов. Если бы суд исключил этот эпизод из обвинитель-ного заключения, девятилетний срок осужденному Хо-дорковскому мог быть сокращен. Впрочем, не обяза-тельно: оставшихся эпизодов было достаточно, чтобысохранить срок прежним.

Двадцать второго сентября рассмотрение кассаци-онной жалобы Михаила Ходорковского и Платона Ле-бедева закончилось. Начиналось заседание довольноразмеренно. В зале заседаний адвокат Генрих Падва,накануне выписавшийся из больницы, предъявлял су-ду больничный лист и рассказывал, что врачи настаи-вают на операции, а он письменно отказался от опера-ции и явился в суд.

Официально адвокат Падва сообщил, что пытал-ся накануне посетить своего клиента Ходорковского


в следственном изоляторе, но в изолятор адвоката безвсяких законных на то оснований не пустили. Поэтомутеперь адвокату и осужденному надо поговорить, и на-чинать без этого процесс нельзя.

Адвокат Юрий Шмидт тоже настаивал на том, чтоему нужно поговорить с осужденным, и предлагал от-ложить процесс еще на день, чтоб можно было адвока-там пойти в изолятор к Ходорковскому и вместе подго-товиться к защите.

Сам Михаил Ходорковский просил отложить рас-смотрение кассации на восемь недель, чтоб дать емувремя ознакомиться с документами, потому что он ус-пел ознакомиться только с четвертью документов.

Судья Вячеслав Тарасов заседание откладывать нестал, разрешил адвокатам поговорить с их клиентом,но только в зале суда. Объявили перерыв. В перерывеко мне подошла жена Ходорковского Инна:— Я должна сказать кому-то из журналистов. Я же ведьдолжна сказать?— Что? — переспросил я.— Понимаете, уже четыре недели у меня не принимаютмедицинские передачи. Вчера в тюрьме был день медицинских передач. И у меня опять ничего не приняли.Ни мед, ни витамин С, никаких лекарств. Я не знаю, какон там держится.

Мы разговаривали с Инной в фойе перед залом суда.Подошел адвокат Антон Дрель, рассказать, что в адво-катскую палату поступило представление прокуратурыо лишении его адвокатского статуса за отказ защищатьМихаила Ходорковского. Мы обсуждали, как назавтраадвокат Дрель пойдет в Министерство юстиции и вы-яснит, действительно ли существует такое представле-ние и не сошла ли прокуратура с ума. Вокруг нас сиде-ли на креслах многочисленные журналисты, и вдруг всежурналисты вскочили и побежали.—Что там? — остановил я одного из коллег.— Немой заговорил! — крикнул коллега, пробегаяв дальний угол фойе.


Там, в углу, впервые разговаривал с журналистамипрокурор Дмитрий Шохин. Прокурор говорил, что за-щита Ходорковского намеренно затягивает процесс,что никаких нарушений закона нет, что все участникипроцесса были извещены о процессе вовремя, что вре-мени на изучение документов предоставлено МихаилуХодорковскому было достаточно.— Две недели на шестьсот страниц? — спросили сразунесколько журналистов.— Вам-то самому хватило предоставленного времени, чтоб изучить приговор?— Времени было предоставлено ровно столько, сколько необходимо,— сказал господин Шохин.

С этого момента заседание стало стремительным.Перерыв окончился, стал выступать адвокат Падва,и судья Тарасов все время торопил его. Адвокат Падваговорил, что по большинству эпизодов нет состава пре-ступления, по всем без исключения эпизодам не дока-зана причастность Михаила Ходорковского к преступ-лениям, а по некоторым эпизодам не установлен дажесам факт преступления.— Вы что просите? — перебивал судья.— Отменить приговор и закрыть дело,— отвечал адвокат.— У вас все?— Нет, ваша честь, я только начал.

Адвокат Падва говорил, что по эпизоду с заводом«Апатит» истек срок давности, поэтому в определениисуда не может говориться, что Ходорковский виновен.—Это все изложено в вашей жалобе,— перебивал судья.Адвокат продолжал, что по остальным эпизодам нарушен принцип презумпции невиновности. Что показания свидетелей защиты не приняты судом. Что протоколодного из обысков отвергнут судом, потому что суд посчитал понятых заинтересованными, и в то же время суддопросил следователя, осуществлявшего этот обыск,в качестве свидетеля, не посчитав следователя заинтересованным лицом. Из слов адвоката выходило, что Михаил Ходорковский невиновен, а суд проведен с грубейшими нарушениями Уголовно-процессуального кодекса.


Адвокат Падва говорил часа два с половиной. Черезчас попросил пятиминутный перерыв. Перерыв былобъявлен. Еще через час адвокат попросил второй пе-рерыв, но судья велел адвокату продолжать. Голос у ад-воката сел, он поговорил еще минут десять, опираясьна стол, и, сказав, что не может больше, завершил речьпочти что на полуслове.

Адвокат Юрий Шмидт тоже просил перерыва, но неполучил его.— Эта неуместная поспешность объясняется тем, чтовласть пытается воспрепятствовать Ходорковскомубаллотироваться в Госдуму...Судья перебивал и его:— Переходите к сути дела...

Адвокат подробно разбирал эпизод с неуплатой Ми-хаилом Ходорковским своих налогов.— Это изложено у вас в жалобе! — перебивал судья.— У нас процесс устный,— парировал адвокат.— Этовроде как считается достижением цивилизации.

Пока говорили адвокаты, в милицию поступил зво-нок, что здание Мосгорсуда заминировано. Приехалипожарные и кинологи с собаками. Всех сотрудников су-да эвакуировали. Только мы, журналисты и участникипроцесса, на шестом этаже не знали, что здание эваку-ируют. К нам только часа через два пришли милицио-неры и сказали, что бомбы никакой в здании нет, опас-ность миновала. Так мы узнали, что вообще была ка-кая-то опасность.

Пришла очередь говорить Ходорковскому. Он ска-зал:—Разобраться в моей невиновности просто. Меня признал виновным не суд, а группа бюрократов, убедившаявласть, что мне нельзя финансировать оппозицию... Нокремлевские чиновники приходят и уходят. Те, кто растаскивает ЮКОС, тоже через несколько лет уедут на Запад. Это люди без чести и совести. Для них ничего незначат Родина и ее будущее. Давайте вместе подумаем обудущем.


После этих слов Ходорковский стал подробно раз-бирать эпизод, связанный с незаконным кредитовани-ем компании «Мост»,— единственный эпизод, кото-рый, по словам Ходорковского, он успел изучить. Онтоже говорил долго и тоже попросил пятиминутныйперерыв. Судья в ответ дал Ходорковскому пять минутна завершение речи.

Здание суда давно закрылось. Внутри, кроме участ-ников рассмотрения жалобы Ходорковского, никого небыло. Во время одного из коротких перерывов пред-ставители налоговой службы, выступавшие в судегражданскими истцами, вышли на улицу покурить,и милиционеры оцепления не хотели пускать их обрат-но — говорили, что суд закрыт.

Речь прокурора была короткой: он только настаи-вал, что срок давности по эпизоду с НИИУИФ истека-ет не 22, а 23 сентября. То есть, еще не истек.

Собственно, прения сторон заняли всего восемь ча-сов. Около девяти вечера суд огласил решение. Эпизодс «Мостом» был исключен из приговора за отсутствиемсостава преступления. По эпизодам с «Апатитом»и НИИУИФ приговор был смягчен. По совокупностиобвинений общий срок — восемь лет.

Приговор вступил в законную силу.

эпилог

Последним письмом, которое Михаил Ходорков-ский написал из тюрьмы «Матросская Тишина» передотправкой в читинскую колонию, оказалось именин-ное поздравление президенту Владимиру Путину,опубликованное в газете «КоммерсантЪ». Поздравле-ние это устроено как пророчество цыгана — что бы нислучилось, пророчество окажется верным:

«Уважаемый Владимир Владимирович! К сожале-нию, у меня сейчас по известным вам причинам нетвозможности поздравить вас лично, и потому я вос-пользовался помощью газеты „КоммерсантЪ". Естьлюди, которые умеют говорить о ваших достоинствахпрофессионально. Я в этом смысле — любитель, са-моучка. И потому скажу то, что думаю на самом деле.Вы — очень мужественный человек, поскольку согла-сились, будучи подполковником, занять больше чеммаршальскую должность.Вы — весьма удачливый лидер, которому удалось спа-сти и сохранить главное достояние современной Рос-сии — высокие цены на нефть.


Вы — прекрасный друг и партнер: даже своей репута-ции вы не пожалели ради ваших товарищей, которыеразрушили ЮКОС, еще недавно крупнейшую нефтя-ную компанию страны.Вы — человек щедрый и явно любящий футбол. У вассегодня есть почти все. И я хочу пожелать вам тогонемногого, чего у вас нет: свободы и покоя. Вы об-ретете их, когда в соответствии с Конституцией Россииуйдете с этого неблагодарного президентского поста.Бог даст, скоро увидимся...»

Documents

ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН