1Александр

Константинов

ТАЙНАЕДРЁНОГО

ЧЕМОДАНЧИКАРома н

г. Новоуральск2011 г.

32

Светлой памяти друга –Славы Блинкова

Вылью краски на стены белые!Красный, синий, зеленый цвет.Движения рук довольно смелые –На старое небо юный рассвет!На грустную песню смешные словикиЯ нанизываю и пою.А на комоде стоящие слоникиСлушают странную песню мою.

Неизвестный поэт(Раф Гуревич, «Человек в законе»)

А.П. КОНСТАНТИНОВТАЙНА ЕДРЁНОГО ЧЕМОДАНЧИКА. – Екатеринбург:

Издательство АМБ, 2011. – 392 с.

Герой романа-фантасмагории «Тайна едрёного чемоданчика»Александр Константинов (А. К.) – чиновник средней руки, увлечённыйсочинительством. Им владеет идея-фикс: разгадать тайну агрессивностичеловека.

На свою голову А. К. встречает приятеля, с которым не виделся сороклет. Ныне друг юности – полковник ФСБ. Они крепко отмечают встречу.Так, что А. К. напрочь теряет писательский дар.

Чтобы вернуть утраченные способности, А. К. пускается в смертельноопасное путешествие – через миры и десятилетия. Потому как наш геройне так прост: он ещё и сотрудник таинственной Академии Метанаук.Сверхспособности и всякое такое (привет из НИИЧАВО!). По ходу А. К.раскрывает главные тайны Вселенной и человечества. Выясняется: мы –вовсе не гомо сапиенс, и наш мир кем-то придуман (не верите? Примитекрасную таблетку).

В конце-концов А. К. удаётся выбраться из бездны, он снова можетписать книги. А друг-полковник оказывается причастным к вселенскимсекретам. Но главное – всё хорошо кончается. Всех вылечат.

© Все права защищены. Никакая часть данной книги не может бытьвоспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешениявладельца авторских прав.

ISBN 978-5-8057-0756-9

УДК 821.111 – 882К 65

Технический редактор Семечкина Л.Д.Редактор Константинова М.Д.

Дизайн и верстка ИП Зырянов А.Ю., Чумакова М.В.Корректор Пролубникова О.Б.

© А.П. Константинов© А.П. Константинов, 2011. Дизайн

54

Глава первая

В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО

А есть слова – по ним глаза скользят.Стручки пустые. В них горошин нету.

Евгений Винокуров

×ужих было двое: усатый верзила с зубочист-кой во рту и низенький плешивый пузан. В чёрных мун-дирах со сверкающими золотом нагрудными знаками. Нузачем, зачем я пустил их в дом?

Они даже не поздоровались. Сунули мне под носкорочки и с ходу по хозяйски прошлись по комнатам. Ноя сразу понял: для проформы, ритуал соблюсти. Знализлыдни, заранее знали, чего хотят.

На кухне они встали у дверей и уставились на газо-вую плиту. Лысый энергично потёр ладошки:

– Ну что, Александр Павлович? Вы всё поняли,–он пригладил свой сверкающий котелок.– По долгам сле-дует платить, не так ли?

Я молчал. Усатый хмуро жевал зубочистку.– А вы просрочили. И работу не сдали, и аванс не

вернули. А посему – будем изымать,– и добавил резко:– От плиты отойдите.

ЧАСТЬ I

ПАРАДНОЕ

«ЧИСТИЛИЩЕ»(Гравюры к «Божественной комедии»

Данте Алигьери)

76

Он разглядывал монеты с видом знатока, не спешапереворачивая пластиковые листы.

– А вот и Петя Второй. Так-с, а почему у нас ПетяТретий отсутствует?

Отвечать не хотелось. Прибить бы обоих! Двадцатьлет – псу под хвост. Двум чёрным псам.

– Не по средствам, что ли? А? Ну да, наверное.Иоанн Антоныча тоже нету. М-да. Зато что есть – на под-бор!

Он захлопнул альбом и нежно погладил кожаныйпереплёт; встал, взвесил тяжёлый груз на руке:

– Должно хватить.Я молчал.– Всё, заканчиваем. Степаныч, сходи за соседями,

оформим протокол изъятия.

Что же делать, что делать? А если – спиной к плите –и незаметно открыть? И дыхание – затаить? Я даже уло-вил слабый газовый запах.

Господи, бред какой. Зачем, зачем я взял этот чёр-тов аванс?! Писательский успех, называется.

– А может,– лысый раскрылся лукавой улыбкой,–обойдёмся без протокола?

– Это как?– Да очень просто, дружище. Серебро – нам, медь –

вам,– он лучился радостью.– Как говорится: бабе – цве-ты, дитям – мороженое. И ваш долг списывается. Пол-ностью и навсегда. Идёт?

Снайперский выстрел.

Не стоило брать деньги у издательства. Но тогда ив страшном сне пригрезиться не могло: как я вовремя несдам рукопись?! Что самое обидное – из-за одного-един-ственного слова. Не приглянулось оно мне, идеала захо-телось, блин. Типа крутой стилист, понимаешь.

И теперь чужие хозяйничают в моём доме. Законна их стороне – а я бессилен.

Верзила приподнял передний край плиты; лысый,на удивление бойко склонившись, извлёк из-под неё мойзаветный свёрток – и тут же передал напарнику. Тот, вып-люнув зубочистку, ловко развязал шпагат зубами, вынулальбом из бумажного пакета и возвратил лысому.

Пузан, осклабившись, неторопливо перевернул пер-вые, самые тяжёлые листы с крупными серебряными руб-лёвиками.

– Чудно, чудно! А кто уверял: нет денег? Ай-я-яй!Столько времени людям головы морочили,– он лукавоприщурился.– А денежки-то – вот они! Таки есть!

– Это… это не деньги… Это старинные… Я многолет собирал, это личное!

– Уже нет,– буркнул верзила.– Правильно, Степаныч! Уже не личное. Почти. Так,

и что тут у нас?– он присел к столу.– Ну-ка, ну-ка. Ого,шикарный «крестовичок»! Пальчики оближешь.

98

Да, надо осторожнее. Тем более в Москве.Перейдя улицу, я окончательно пришёл в себя. И к

чему бы этот сон наяву? Хотя понятно – к чему. Досталивконец печали и тревоги.

* * *

Как же я ненавидел это слово! Скучное, казённое,сухое до трухлявости: профилактика.

Но замены найти не мог. И обойтись без него былонельзя. Издательство срочно требовало рукопись, а про-ходная идея повисла в воздухе. Простая мысль: лучше за-ранее подстелить соломки, чем потом, когда клюнет жа-реный петух, метать икру. Но для лаконичного выраже-ния этой идеи я не мог найти подходящего термина.

Сложности возникли оттого, что писать я начал по-здно. Материала было много, но сдерживал бедный за-пас свежих слов. Я не был голоден, и жажда меня нетомила; но дышать было трудно, дышать было почтинечем. Лингвистическое удушье – по выражению бра-тьев Стругацких.

Будучи прилежным ремесленником, я запрещал себезатёртые слова. Передо мной вставал ограничитель –строки Анны Ахматовой из знаменитого стихотворногоцикла «Ветер войны».

Может, помните?Птицы смерти в зените стоят.Кто идет … Ленинград?

Я оторопел от его наглости. Да как он спишет? От-катит издателю десяток-другой монет?

Хлопнула входная дверь – вернулся усатый. Один,без соседей.

– Ну, что? Вы, я вижу, против?– лысый печальновздохнул и вдруг, безо всякого перехода – страшно, не-человечески завизжал и сбил меня с ног.

Я вскочил, но тут же упал снова – почему-то на ас-фальтовый пол.

Надо мной склонился незнакомый мужик в очках.– Ну, ты как? Встать можешь?– он с тревогой всмат-

ривался в моё лицо.– Что же ты – на красный-то, а?Я с трудом поднялся и… враз очутился на улице.

Ах, вот оно что. Визжали, оказалось, тормоза белой «Той-оты», стоявшей рядом. Она же и опрокинула меня наземлю. А лысый и усатый, стало быть, исчезли – полно-стью и навсегда.

– Может, в больницу надо, а?– Да не, вроде всё в порядке,– я переступил с ноги

на ногу; в правом колене противно резануло.– Но вот же кровь на щеке.– Ерунда,– я промокнул жгущую ссадину носовым

платком.– Слушай, не бери в голову, всё нормально.– Да?– Езжай дальше, вон сколько машин стоят. Давай,

давай, ехай уже.– А? Ну, ладно. Ты осторожней будь. Извини.

1110

И подвернулась командировка в столицу. Хорошаякомандировка – на международный симпозиум, финан-сируемый американцами. Дядя Сэм платит за всё.

Любой человек и почти каждый поэт, не мудр-ствуя лукаво, вместо поставленного мной многоточиянаписал бы:

Кто идет защищать Ленинград?Слово «защищать» подошло бы и по смыслу, и по

ритмике. Любой употребил бы: защищать. Но не Ахма-това. Ибо «защищать» – уже б/у. Надо искать замену. Иона таки нашла:

Птицы смерти в зените стоятКто идет выручать Ленинград?

Не слабо? И мало ли, сколько дней и ночей ушло напоиск верного глагола.

А у меня задача с долбаной профилактикой не ре-шалась. И что прикажете делать? А ведь правильный от-вет наверняка имеется. Но в плоскости, недоступноймоему сознанию.

Конечно, выход был: я мог применить спецсредстваАкадемии. И, признаюсь, сделать это очень хотелось.Но ещё сильней я желал доказать себе: смогу обойтись ибез этого. Так сказать, чистый опыт. Под названием«сами с усами». Но кто из нас без комплексов?

Кстати, об Академии. Давненько я туда не загляды-вал. И это сказывалось: таяла вера. Да, странные делатворятся с этой Академией. Год не побываешь – и ужезадумываешься: а существует ли она на самом деле? Илитак, морок почти неуловимый?

1312

Теперь я хотел переиздать книгу нормальным чис-лом, тысяч двадцать. И уже готова была следующая ру-копись. Решено: всё остальное пусть делают специалис-ты, акулы издательского бизнеса. Пускай у них головаболит о всякой ерунде: орфография и шрифт, вёрстка икорректура, рисунки и прочее.

Господи, из-за одного муторного слова срываютсясроки! Проклятущая профилактика чуть не в каждойглаве встаёт поперек горла. Колом встаёт – и не даётдышать. Да ещё аванс чёртов.

В Москве у меня оставался вечер и два полныхдня. И вдруг появилась надежда: гнетущая меня линг-вистическая задача разрешится. Вот-вот, может даже исегодня.

Откуда предчувствие? Уже не раз бывало: когда ядумал о нерешённом, внутри возникала музыка. И онапредшествовала катарсису. Изредка это была песня,чаще – чистая мелодия без слов. Сегодня – третья сим-фония Брамса. Точнее, её третья часть, аллегретто.

Итак, после неудачного столкновения с «Тойотой»я поднимался по Театральному проезду к Лубянке. Све-тило нежаркое августовское солнце, и внутри волнамикачались нежные звуки скрипок.

Третью Брамса я обожал. Не всю, а именно аллег-ретто. В первый раз услышал это диво в исполненииФрэнка Синатры. И сразу догадался: классика. Не могФрэнк, при всем уважении к его таланту, родить такую

Глава вторая

ЛУБЯНКА

Пословица звучит витиевато:Не восхищайся прошлогодним небом, –Не возвращайся – где был рай когда-то,И брось дурить – иди туда, где не был.

Владимир Высоцкий,«Цунами»

ß остановился в «Арктике», рядом с метро«Дмитровская». Симпозиум оказался интересным и по-лезным. Но с личными вопросами выходила заминка. Во-первых, нерешённая задачка с заменой профилактики.Во-вторых – пока не удалось выбраться в Академию; амежду тем из пяти дней командировки к концу подхо-дил третий. И еще: я до сих пор не побывал на Таганке.Там, возле магазина «Нумизмат» кучковались коллекци-онеры, и можно было выловить что-нибудь из царскойРоссии. Хотя интерес к монетам у меня угасал. Главнымстановилось другое: Академия и мои книги.

Первый том из задуманной серии я выпустил не-большим тиражом за свой счёт. Но каких денег и не-рвов это стоило! Главное – этот мандраж: как бы не ра-зориться.

1514

бище Яузской больницы, потом на Ваганьковском, пос-ле стали ещё и сжигать. Однако Донской крематорий –не Освенцим, поэтому с 1937 года начали закапывать(слово хоронить здесь неуместно) на двух секретныхполигонах НКВД. Можно догадаться, что это означало:в траншеи и котлованы, что у нас стыдливо именуют брат-скими могилами. Ну, страна!

Захотелось присесть, но рядом – ни одной скамей-ки. А, нет, вот две железные лавочки. Даже не лавочки, аих основы – железные остовы, покрытые кузбасс-лаком.Сидений не было. Правильно. Вокруг настоящих скаме-ек тут же всё забросают окурками и пивными банками.А так – присесть можно, но не рассидишься.

Я приземлился на правую. Вот он – Самый Высо-кий Дом – о девяти этажах (как говаривали в прежниевремена: «Отсюда всю Колыму видать»). Два верхнихглухих этажа, часы с чёрными стрелками, короткийшпиль. Но что-то было не так. Взгляд неудержимо тя-нулся вниз.

Я не заметил, откуда точно он появился. Но чтооттуда – сомнений не вызывало. Я узнал его, узнал сра-зу, хотя лицо рассмотреть было невозможно. Столь ос-лепительно белая шевелюра могла быть только у одногочеловека. Яркие, как снег, волосы – плюс Дом – такихсовпадений не бывает. Это мог быть только он, Белый.

Он уже подходил к краю Дома, собираясь нырнутьв подземный переход. Я привстал и с трудом удержался

волшебную вещь. Несколько лет я держал завораживаю-щую мелодию в памяти – и вдруг случайно услышал порадио. Даже растерялся: никак не ожидал, что Брамс.Компакт-диск нашёл на Горбушке, и то не сразу – при-шлось посучить ногами.

Мелодия вызывала у меня мощное чувство дежа-вю: будто я давно её знаю; более того – будто зналвсегда.

И теперь аллегретто снова звучало внутри. И опять –мощное дежавю. Решение близко!

На Лубянке я не был много лет; бросилась в глазапустота в центре площади – где раньше возвышался па-мятник Дзержинскому. На месте монумента теперь рас-полагалась большая клумба.

Подождав, пока иссякнет автомобильный поток, япрошёл в центр площади. Походил вокруг клумбы. Не-ужели ничего не сохранилось? Не может быть! А что заскверик, где начинается Новая площадь? И какой-то круп-ный камень. А, так это тот самый, что привезли с Соло-вецких островов. Точно, и рядом небольшой мемориаль-ный стенд.

«За годы террора в Москве по ложным политичес-ким обвинениям были расстреляны 40 тысяч человек…»

Господи, целый городок! И не гибель в далёкой Си-бири, а расстрелы прямо в столице. Куда же они трупы-то девали? Ага, вот об этом. Сначала хоронили на клад-

1716

Интересно, узнает он меня?Он появился – и направился дальше по Мясниц-

кой, не обернувшись. Куда он теперь? Впереди лишь не-большие магазинчики. Вот он открыл дверь и исчез внут-ри. Что это?

Господи, как я мог забыть! В юности Белый соби-рал холодное оружие. Обожал штыки и кинжалы. Чеготолько не было в его коллекции. А магазин, куда он сей-час зашёл, торговал золингеновскими ножами. Значит,заинтересовался новинками. Подождём.

Надо же: о событиях, связанных с той жизнью, яне вспоминал четыре десятка лет. Но стоило увидеть Бело-го – и картина проявилась.

* * *

Что вытворял Белый с финским ножом! Техникуатрейского способа он показывал нам в выходные, когдабольшая часть обитателей сваливала из общаги. Кромеменя и Белого обычно оставались ещё трое: Корчём,Шплинт и Тилибом. Мы выходили в длинный коридор,на всякий случай стучали в двери ближайших комнат.

Изюминка заключалась в технике метания. Нигдебольше не видел этого приёма, даже в голливудских бо-евиках. Не только рабочая рука – всё тело в момент брос-ка напоминало извивающуюся змею. Даже не змею – кнут.Роль кнутовища играли ноги – до бедер, а корпус и руканабирали разгон по возрастающей.

от соблазна окликнуть – через всю площадь. Нет, дож-дусь, пока снова выйдет наверх. Не исключено, он по-явится рядом со мной.

Однако он вынырнул на правой стороне Мясниц-кой. Через минуту я оказался там. Белого заметил по осо-бой примете уже возле музея Маяковского. Куда же оннаправляется? Понятно: открыв дверь, он исчез в подъез-де следующего дома – книжного магазина «Библио-Гло-бус». Всё, можно не спешить, никуда он не денется. Азартпогони прошёл; наоборот, захотелось оттянуть моментвстречи.

Белый был из той, другой жизни. Жизни, насы-щенной событиями и страстями, голодной, жёсткой исчастливой. В которой чуть не все девчонки были вос-хитительны и желанны. Где рубль был деньгами, а дол-лар – преступной мечтой. Где обычный обед – три пон-чика-два чая, а три пива-два гарнира – обед воскрес-ный. Эта другая жизнь длилась долгие четыре года ивместила едва ли не большую часть моего века. Но глав-ное было не это.

Главное – Белый. С ним хотелось встретиться силь-нее всего. Не потому, что мы были лучшими друзьями;Белого, в отличие от Славки, я к друзьям не причислял.Но самые яркие моменты той жизни были связаныименно с ним, Белым. Смотри-ка: ни разу не произнес:Толя, Толя Ратников. Тогда мы не звали друг друга поимени.

1918

движение – всякий раз быстрее. Но это была лишь при-мерка: он показывал нам основу, придающую ножу ог-ромную скорость.

Потом Белый, странно усмехаясь, убирал нож об-ратно и доставал другой, с затупленным концом. Это былне совсем муляж: результат всё равно был потрясающий.Теперь он двигал бёдрами мгновенно, тело его сжима-лось в плотный комок мышц, затем – хлесткий взмахрукой и одновременно – страшный, пронзительный крик,похожий на те, что издают каратисты во время решаю-щего удара:

…и – й – Я!!!..Короткий, как выстрел, свист рассекаемого воздуха.Заканчивалось всегда одинаково.Чудовищный удар молниеносного клинка как

кеглю сшибал Корчёма с ног. Потом бедолага медлен-но поднимался. Шатаясь, как пьяный, тряс головой,орал отнюдь не благим матом. И всякий раз теряллицо: вопил, что это неправильно, что так не должнобыть, что ему мешают доспехи (плохому танцору…).И всегда Белый всаживал нож в одно и то же место –в центр конспекта, закрывавшего область сердца. Со-четание поразительной меткости и страшной силыизумляло.

А насчёт того, что «так не должно быть» – мы-тодавно сообразили, в чём дело.

Простоватый Корчём никак не мог дотумкать: Бе-лый тоже следит за его бедрами и заранее знает, в какую

– Теоретически,– объяснял Белый,– скорость вы-лета может достичь звуковой. Но есть ограничение: проч-ность руки. Повредится кистевой сустав. Или вены лоп-нут, кровь из-под ногтей и всякое такое.

– Поэтому, – с видом знатока продолжал он,– ре-альная скорость – 150 метров в секунду. Это очень мно-го, всего в два раза меньше скорости пули из ПМ*.

Помню, кто-то спросил: можно ли увернуться?Белый улыбнулся:– Ребята, у вас единственный шансик. Следите за

его бедрами. Главное – заметить начало разгона. Еслипротивник в плохой форме или небрежничает, а вы в хо-рошей форме – надежда есть.

Проверять это на себе решался один Корчём. Мощ-ный и ловкий, он всегда был в хорошей форме.

Итак, мы собирались в длинном коридоре общаги,стучали в двери комнат: не выскочил бы кто под нож.Корчём облачался в доспехи; на область сердца, поверхсамодельного бронежилета, ему привязывали пару кон-спектов (сами понимаете: чтобы не повредить бронежи-лет). Обидно, когда это оказывались мои тетрадки. Кор-чём был скотина ещё та!

Белый отходил на двадцать футов (шесть метров),вынимал финку из ножен. Держа за рукоятку, вращалбедрами – начало разгона; многократно повторял это

* ПМ – пистолет Макарова

2120

* * *

Всё это всплыло в памяти, пока Белый был внутримагазина. Выйдя, он пошёл вперед, опять-таки не огля-нувшись. Тоже мне, чекист. А ведь в такие догонялкиможно играть до бесконечности. Всё, хватит! Я ускорилшаг и, сократив расстояние, окликнул:

– Белый!Реакция у него была ещё та. Полсекунды – на раз-

ворот, секунда – чтобы узнать, и – прежняя ослепитель-ная улыбка а ля Лимонадный Джо*. Улыбка, вспомни-лось, с огромным радиусом сплошного поражения осо-бей женского пола.

Итак, секунда – и:– Костя?!Он тоже назвал меня, как прежде.Конечно, хлопки по спине, детальное разглядывание.Густые волнистые и не просто белые – сверкаю-

щие белизной волосы. Сохранился контраст между ши-рокими плечами и узкими бёдрами. Классический пе-ревернутый треугольник – куда там нынешним квадрат-но-бегемотистым качкам. Во всём облике – энергия имолодость.

Он по-прежнему напоминал туго закрученную пру-жину, всегда готовую развернуться. Отличный, сидящийкак влитой, серый костюм из тонкой шерсти, белая со-

* Лимонадный Джо – главный герой одноимённого чехословац-кого художественного фильма – пародии на голливудские вестерны.

сторону тот бросится. Но наш недоумок даже не пытал-ся финтить или маскировать свои намерения.

Я активно не любил Корчёма. Даже сейчас прият-но было вспомнить его возмущённые вопли.

Теперь думаю: от настоящей финки, если её мет-нуть атрейским способом, не защитил бы даже легкийброник из кевлара. Тут нужен новейший бронежилет снасыпными пластинами на основе микросфер из нитри-да бора. А в те времена даже о кевларе-то слыхом не слы-хивали.

Потом Белый удивил нас иначе. Потряс. Он объя-вил: будет пробиваться в Высшую школу КГБ, чтобыстать разведчиком.

Смелое заявление. В те времена «Семнадцать мгно-вений весны» ещё не вышли на экран. Зато чуть не каж-дый второй анекдот был про т о в а р и щ а м а й о р а,аббревиатура «КГБ» прочно ассоциировалась со словомс е к с о т, или с т у к а ч.

Но насчёт Белого сомнений у нас не возникло. Сло-ва его приняли к сведению, и всё осталось по-старому.Никто даже не позволял шуточек в его адрес, типа: «Акто у нас работает в органах, но не гинеколог?»

Позднее я узнал: Белый сумел-таки добиться свое-го; ребята рассказывали: он действительно много лет слу-жил на Западе нелегалом. А в последние годы вернулсяв Москву и устроился на Лубянке в каком-то хитром ана-литическом отделе.

2322

ся в людские потоки, легко, как навазелиненный, про-скальзывал вперёд, постоянно отрываясь от меня; я жеотставал и боялся потерять его из виду. Хотя это былоневозможно – такой ослепительной шевелюры не былони у кого. И что интересно: никаких толчков локтями ипрочего хамства он себе не позволял.

Потом спрошу, как ему это удается. Ещё твёрже ста-ла уверенность: не зря во мне звучал Брамс. Ах, не зря!

Признаюсь: меня одолевало любопытство. Ведьагентурная разведка – самое интересное в работе спец-служб. Что значит – нелегал? Это, попросту говоря, шпи-он. И можно поговорить с настоящим шпионом, пустьбывшим, узнать всё из первых рук. Мало ли что пишут вроманах да крутят в кино.

Выйдя из метро, мы сходу зашли в гастрономчик.Однако и тут случилась очередь. Мы стояли, изредка по-глядывая друг на друга, и мой зуд усиливался.

Да, нелегал – это вам не хухры-мухры. Тайныевстречи с агентами, уход от преследования, явки и паро-ли. Шикарные женщины и охренительные машины. Фо-тоаппарат, замаскированный в галстуке, и стреляющаяавторучка…

…Если хочешь проверить, нет ли за тобой слежки –включи левый поворот, а сам поверни направо.

…Хорошо отрываться у железнодорожного по-лотна…

– Как я вас узнаю?

рочка, синеватый галстук – а вот таким я Белого никогдане видел. Красавец.

А дальше пошло нестандартно. Никаких там: «Надобы посидеть»; «Да, конечно, дай-ка загляну в ежеднев-ник; ну вот, ближайшие дни заняты, но я тебе позвоню,встретимся обязательно».

– Вот что, Костя, надо отметить встречу, – твёрдо,как решённое дело.

– Нет вопросов. А ты в Москве – живешь или про-ездом?

– Живу, живу. У меня тут две квартиры, так что сра-зу ко мне.

– Две квартиры в Москве?! Понимаю: одна коопе-ративная, другая – конспиративная.

Он расхохотался.– Нет уж, Белый, давай-ка лучше ко мне, в гостини-

цу. Сам подумай, как я потом вернусь? Ну, если мы с то-бой хорошо посидим? Ваши жадные менты на каждомуглу будут интересоваться моей персоной.

– У меня заночуешь, без проблем.– Извини, люблю ночевать на своём месте. Так что

давай ко мне, я бросил якорь в «Арктике». Ты-то уж как-нибудь доберёшься. Или вызовешь служебную машину?

– Ладно, уговорил,– он смял ответ.– У тебя, так утебя. Тогда на метро, что ли?

В метро не повезло: час пик. Сойдя с эскалатора,сразу попали в плотную толпу. Но Белый словно не за-мечал преграды. Удивительным образом он ввинчивал-

2524

Глава третья

ВЕСЕЛЕНЬКИЙ ВЕЧЕР

Три дела, однажды начавши, труднокончить:а) вкушать хорошую пищу;б) беседовать с возвратившимся из походадругом;в) чесать, где чешется.

Козьма Прутков

Íачали мы с «Бостона». Я потянулся за гос-тиничными рюмашками, Белый посмотрел с укоризной –и я опомнился. Нашлась пара гранёных стаканов. Подих звон выпили за встречу.

Эх, хороша водочка! И простая закуска сегодня –во сто крат вкуснее. В своё время Славка уверял: водкулучше закусывать горячим борщом («Год не пей, два непей, а под борщик – выпей»). Борща у нас не было, нозато… Чёрный хлебушек пахнет одуряюще. Огурчикпорежем – и сверху, на хлеб. Бутерброд называется. Кол-баса, колбаса, я тебя сейчас сожру!

И ещё – не терпелось, ох не терпелось! Слабчеловек. Но ведь это же Белый, наш живой Штир-лиц! И обо всём можно спросить. Нет, ну как это

– Под мышкой я буду держать мотороллер«Тула»…

– Спички есть?– Отсырели…– Здесь посылают ракеты на Марс?– На связь не выходите. Мы сами свяжемся с

вами…– Никаких имен!– …Костя, Костя?– А? – я очнулся.– Что берем? Давай – «Бостон»? Мягкая, там, зна-

ешь, фруктоза, молочная кислота. Питерская штучка.Во блин, и правду говорят! Мы ж теперь обожаем

всё питерское!– Давай лучше «Гостиный двор – хлебную». Пах-

нет чёрным хлебом и тмином – сама пьется, без закуски.Тоже, кстати, питерская.

Он хмыкнул. В итоге взяли ноль-пять «Бостона» иноль-семь «Гостиного Двора». И закуски – попроще. Непотому, что денег не было. Так захотелось – попроще.

2726

Я хотел разнюхать, на чём проваливаются развед-чики, но не успел – он опередил:

– Ну, а ты чем живешь, Костя?– Да чёрт его знает – чем. Основная работа – гос-

служба, надзор по атомным делам. Может, помнишь:после техникума я поступил на физтех, в УПИ*. Не-множко преподаю. Книжки вот начал писать. Оказа-лась ниша свободная – популярная экология, грех незаполнить.

– Ну и как? Получается?– Да вроде бы.– А в деньгах это как? Купаешься, в зелёных-то?– Да что ты! Честным трудом заработать проще.

Пока наоборот, сплошной геморрой. Суеты много, всяжопа в мыле, а деньги не идут, а уходят. Чтоб издать пер-вую книгу, пришлось продать дачный участок.

Белый встал и шутливо-торжественно пожал мнеруку.

– А семья как отнеслась к бартерной сделке? Учас-ток – на книгу? Кстати – у тебя семья?..

– Дети взрослые. А жена затею одобрила – в расчё-те на перспективу.

– Знаешь, если я женюсь (эх, Белый, Белый – и ког-да ж это будет?), то только на такой женщине. Чтобы под-держивала – в расчёте на перспективу. Слушай, ты дол-жен познакомить меня со своей женой!

* УПИ – Уральский политехнический институт.

он: в чужой стране, с поддельными документами. Иесли попадёшься – каюк. У нелегалов нет дипломати-ческого прикрытия. Тут не из страны вышлют, а тюрь-ма, астрономический срок. А прежде того – пытки. Ябы так не смог.

Вспомнили наших ребят (говорил больше я, а Бе-лый слушал); но это было не то, не то. Похоже, он дога-дался о моем зуде и просто кивнул: дескать, давай уже.И я начал – с места в карьер:

– Белый, извини – я напрямую: не было тебе страш-но? Ведь если что – пытки, тюрьма. И сроки за шпионаж –ого-го!

– Да брось ты. Конечно, провал – это плохо. Но несмертельно. Пытки, говоришь? Да нет, коллег из Россиив культурных странах допрашивают на полиграфе*. Вособо важных случаях могут применить психотропныесредства.

– Хорошего мало.– Это редко, если нужно выпотрошить человека

любой ценой. Когда информация дороже его мозга. Атак… Реально наши долго по тюрьмам не гниют. Ихним-то Джеймсам Бондам тоже неохота на нарах париться.Идёт нормальный обмен, сегодня не прячут ампулу сядом в зуб или воротничок.

* Полиграф – прибор, с помощью специальных датчиков фик-сирующий реакции человека на задаваемые вопросы. В просторе-чии – детектор лжи. Очевидно, именно полиграф дал начало изве-стной поговорке: «Положить с прибором».

2928

стика какая-то. Как летний праздник – так ливень, почтибез исключений. А по нормальной статистике полагаетсячетыре погожих дня на один ненастный. И ещё – люди.Вот представь. Работает человек с тобой рядом, долгиегоды. И вдруг – нет его. Исчез. Потом узнаёшь – уехал вКанаду. Нет, ты подумай – тайком, даже не простившись.Не простившись и не проставившись. Не уезжают, а смы-ваются. Жлобство несусветное.

– Не спеши с выводами, Костя. Может, здесь дру-гое. Тут курят? – он достал из кармана пиджака пачку«Парламента». Я молча кивнул и поставил блюдце вме-сто пепельницы.

– А может, – он щёлкнул блеснувшей холоднымхромом «Зиппо», – они опасаются: вдруг кто помешаетотъезду? Возможно, их работа была связана с секретами,– он выпустил тройку аккуратных дымных колечек. – Атут – выезд на ПМЖ* за границу. Знаешь анекдот в тему,как трое попали в плен к злому волшебнику?

Я знал, но хотел послушать в свежем исполнении.– Попали русский, француз и американец в плен к

джинну. Тот говорит: «Всё, ребята, вам конец. Будете си-деть в подземелье – на случай перебоев в моём провиан-те. Но мы, джинны, существа великодушные. Так и быть:исполню любое последнее желание», – Белый вкусно по-пыхивал сигаретой.

– Американец, не будь дурак, говорит: «Хочу

* ПМЖ – постоянное место жительства.

Познакомить с женой. Ага, щаз. Я вспомнил его гол-ливудскую улыбку и промямлил что-то вроде:

– Что ж… будете у нас на Колыме – милости про-сим.

Откинувшись на спинку стула, и смеялся надо мной.Боже, как легко я купился! Мне стало хорошо, как не былоуже давно.

– Ну, давай. Между первой и второй – перерывчикнебольшой. За перспективу! – опустошив стакан и заку-сив, я снова хотел спросить, отчего проваливаются раз-ведчики – и опять не успел.

– Кстати, Костя, а где ты живешь? Судя по гостини-це и «У нас на Колыме» – не здесь.

– Да я как распределился, так и застрял в малень-ком городишке под Свердловском. Из тех, что не былона карте.

– И как там? – живо заинтересовался он.Тут меня и прорвало.– Ты знаешь, никому не рассказывал. До сих пор ко

многому не привык. Странный город, кое-что сразу на-сторожило. А сейчас – вообще.

– Да что – вообще? Говори толком. Что, бурнаши вгороде?

– Тебе всё шуточки. А вот прикинь, сколько всяко-го всего. Из автобусов люди везде выходят через пере-дние двери, у нас – наоборот. И многое другое – так же.

– Что, например?– Например, погода в городские юбилеи. Прямо ми-

3130

Вечерним рейсом прилетают из Свердловска, накачива-ются пивом и всю ночь ходят по подъездам – «от ветра».А утром – вжик! – он сделал стремительное движениерукой, – на родной Урал. Ладно. Значится, так. Завтра женачинаем операцию. Кодовое название: «Туалет типаподъезд». Задействуем наших отборных «рексов».

Всё это – на полном серьёзе, но в глазах у него мель-кали бесенята. Мне стало совсем легко. И ещё мне по-нравилось: он тоже назвал Екатеринбург, как раньше:Свердловск. Какой там Екатеринбург! От него осталисьрожки да ножки.

Ведь существует процент необратимых изменений,после чего прежний город исчезает. Никто не называетСтамбул Константинополем или Царьградом. И для сто-лицы Урала точка невозврата давно пройдена. Сверд-ловск – тоже не фонтан. Но Екатеринбург – совсем ужни в это самое. Да мало кто в области его так именует.Ё-бург – так его кличут в народе. Срамотища!

Но ведь реально Белый ушёл от ответа насчёт на-шего города. Пойду ва-банк.

– Послушай, это ещё не всё. Главное: я знаю при-чину.

– Ну, давай твою причину. Место, что ли, такое?Аномалия? Колись, Костя, колись!

– Город-то наш как возник? По принципу «солянкасборная». В одном месте собрались совсем разные люди.Кто приехал по зову сердца, тех заманили пряником, аэтих кнутом загнали за колючую проволоку. Результат –

миллион долларов, особняк в Калифорнии, и чтобыменя – туда». Фьюить – исчез. Француз: «Миллионфранков, любовницу-супермодель, замок на ЛазурномБерегу – и туда». Раз – и его нету. Наш почесал тыков-ку и говорит:

– Значится, так. Ящик водки и этих двоих – об-ратно.

Посмеялись.– Давай, за широту русской души!– Поехали! Белый, только это не все странности

(кстати, тоже странность: я по привычке называл его Бе-лым – спустя 40 лет!).

– Я так и не понял, – перебил он. – Тебя что волну-ет: погода или Канада?

– Больше всего меня волнуют наши подъезды. Тыпомнишь, куда мы ходили отлить после пивка? Ну, какмы это называли, когда хотели свою образованность по-казать?

– До ветра?– Вот именно. Мы выходили из дома на улицу – до

ветра. А у нас в городе – наоборот. С улицы заходят вподъезд – от ветра. Тебе это не странно? Так ведь и до«Твин Пикса» недалеко.

– При чём тут «сладкая парочка»? – отшутился он.– А вообще, с этим надо разобраться. В Москве ведь тоже самое – во многих домах русским духом пахнет. Ядумал, это свои, дорогие москвичи. Но ты посеял семе-на сомнений. А что, очень даже может. Точно. Это ваши.

3332

Да и запаха табачного дыма, как бросивший курить, тер-петь не мог. Но сейчас…

Сейчас можно не обращать внимания на возраста-ющий бардачок на столе, а дым даже приятен.

– Белый, я угощусь сигареткой?– Ты ж вроде не куришь?– Да я не в затяг.Он щёлкнул хромированным чудом, я вдохнул ще-

мящий дымок и выпустил через нос.Что же я хотел спросить? Почему проваливаются

наши агенты? Да, но что-то ещё. А, вот.– Белый, а скажи, как ты в метро так лихо просачи-

вался сквозь толпу? Я уж всяко толкался, а за тобой непоспевал.

– О, – оживился он, – ты заметил? А теперь вспом-ни: когда пробивался, на каких людей больше обращалвнимания?

– Как – на каких? На ближайших, естественно: ктосильней мне мешал.

– Вот именно! Только это как раз не естественно.По уму действовать надо с упреждением.

Я вздрогнул: оно!УПРЕЖДЕНИЕ! То самое слово. Его я так долго

искал на замену пронафталиненной профилактике.УПРЕЖДЕНИЕ!Ух, какое шикарное слово! Мощное, мужественное,

даже военное.

нет корней. А раз нет корней – нет общей ментальности.А нет её – нет эгрегора.

– Чего-чего нет?Странно. Сотрудник ФСБ не знает об эгрегорах.

Чему их только учат! А может, скрытничает? Ах да! Онже был на оперативной работе. Вернулся недавно, не ус-пел въехать.

– Не чего, а кого. Эгрегоры – это вот кто такие.Возьмём, для примера, нашего президента. Путин же неможет управлять всем лично. Для этого у него есть гу-бернаторы, министры, всякие там вице-премьеры. Воттак же и Господь Бог. Он тоже конкретикой не занимает-ся. У Него для этого существуют эгрегоры. К примеру,эгрегор города Москвы, кстати, очень мощный. Эгрегорздоровья. Эгрегор богатства. Вот они-то во всё и вника-ют, где надо – поправляют, где их попросят умеючи –помогают.

– Костя, я понял. Типа ангелов-хранителей. В об-щем, ваш город остался без смотрящего.

Не в бровь, а в глаз!– Да, Костя, по поводу твоих неудовольствий. У

нашей организации длинные руки, но здесь мы бессиль-ны. Остаётся только выпить – за накопление менталь-ности.

Хороша водочка, нет слов. Взглянув на столешни-цу, я невольно усмехнулся. Последние годы меня, старе-ющего зануду, раздражали всякого рода неопрятности.

3534

Белый. – Если что-то не будет иметь значения через двагода – это вообще не играет роли. А ещё лучше – загля-дывать вперёд лет на пяток.

Точно! Это я запомню. У Корнея Чуковского книж-ка такая есть: «От двух до пяти». Легко запоминается.

Похоже, Белый нашёл во мне благодарного слуша-теля. Вряд ли на службе он мог так выговориться.

– Костя, не считай, будто я плохо думаю о нашемнароде. Но что есть, то есть. И олигархи наши такиеже. Не понимают, что деньги – еще не всё, что есть по-толок, где они уже не важны. Возьми хоть Вексельбер-га. Носится с яйцами Фаберже. Да на такие деньги мож-но столько беспризорных ребят пристроить в челове-ческие условия! Но это мы с тобой понимаем, а бога-тенькие дяди – в тисках своих коротких желаний.

В тисках коротких желаний, – хоть на диктофонзаписывай! Не слабо, не слабо. Что значит свежая кровь!Всё, больше копить нельзя. Или голова лопнет, или пе-резабуду всё к чёрту.

Я извинился и вышел в туалет, он же – ванная. В -кармане рубашки я носил короткий и затупленный (что-бы не сломался) карандаш и обрезок плотной бумаги. Какнас учили в Академии: лучше тупой карандаш, чем ост-рый ум. Точно.

Вспомнил анекдот – здорово к месту. Сидят мужи-ки в сортире, один спрашивает через стенку:

– Слушай, у тебя бумага есть?

А вдруг забуду? Но в открытую не запишешь: нетак поймёт.

– …с упреждением. Смотреть надо на несколько че-ловек вперёд: получаешь сразу двойной эффект. Первое.Ты видишь, где впереди просветы, а где заторы, куда тыне попрёшь. И второе. Люди, сквозь которых просачива-ешься, не сопротивляются. Они чувствуют: ты рвёшьсявперёд, к цели, а не с ними силой меряешься.

Точно. Двойной эффект. Эх, записать бы! И не за-быть узнать, на чём проваливаются разведчики.

– Понимаешь, Костя. Наша русская беда – не уме-ем смотреть дальше своей жопы, не видим перспективу.А это и отличает человека от животных. У собак и кошектоже есть разум, только он короткий, как у детей. И как умногих наших сограждан. Посмотри хотя бы, как они – яимею в виду сограждан – продают и покупают валюту.Доллар упадёт – идут в обменники сдавать. А почему?

– Почему?– Психологически не могут пережить снижение, пе-

ретерпеть. Думают, он и дальше будет падать. А когдадоллар дорогой – наши закупаются под завязку. Хотя ежупонятно: с большой высоты бакс упадёт обязательно.Деревья не растут до неба. Везде в мире покупают, когдадёшево, а продают, когда дорого. Только не у нас.

Чёрт, а ведь он прав, не могут бумажки дорожатьвечно. Надо продать всю зелень к едреней фене. И прожопу он хорошо сказал. Записать, записать надо!

– Надо смотреть вперёд, в будущее, – разошёлся

3736

Отлично. И обратная сторона – чистая. Навернякаон ещё дельное выдаст. А записная книжка осталась впиджаке. А пиджак – в комнате. Не будешь ведь открытотаскаться с книжечкой в сортир. Всё прекрасно. Добычастреножена; попалась, милая, теперь не ускакаешь!

Для звукомаскировки я спустил воду в унитазе. Вголове, освободившейся от груза, просветлело. И я на-чал соображать.

Интересно получается. Мы сидим больше часа.Так? Так. При этом он знает обо мне много, а я о нём –ничего. А может, правду говорят? Ну, что у всех этихрыцарей плаща и кинжала на первом месте – карьера.Может, и он за эти годы скурвился? Он меня потрошит, ая, наивный дурак, душу перед ним изливаю.

Стоп, ты что, охренел? Ты же сам его пригласил!Это же он, Белый! Сколько раз ты мечтал вот так поси-деть?

Но против фактов не попрёшь. Да, он скармливаетмне отличные слова и дельные мысли, но о себе-то –молчок. Нехорошо получается. А может, ошибаюсь? Даведь это легко проверить. Сейчас задам контрольныйвопрос. Ответит или вывернется?

Я вернулся в комнату. Ого, первая бутылка уже кон-чается.

– С облегчением! Ну как? Народ готов разврат про-должить?

– А то! Послушай, – тут же ухватил я быка за рога.

– Нет, только карандаш.Сейчас набросаем шпаргалочку. Тут чем короче –

тем лучше. Сначала главное: УПРЕЖДЕНИЕ. Вот ты ина привязи!

Что дальше? Ах, да, спросить о провалах агентов,сюда же и запишу: «Провалы –?». Если забуду, то в сле-дующий раз как загляну сюда – и вспомню.

Что там ещё? Смотреть на перспективу, точно: «2 –5 лет». Да, в метро через толпу, двойной эффект: «мет-ро х 2». Что-то еще насчёт перспективы, такое смачноевыражение, а, вот: дальше жопы не видим; так и запи-шем: «жопа». Ещё что? Доллар будет падать: «продатьвсе $». И… ага: Вексельберг с «Фаберже» в тисках своихкоротких желаний: «фаберже», «тиски».

Получилось ясно, и уместилось на одной стра-ничке.

УПРЕЖДЕНИЕПровалы – ?

2 – 5 летметро х 2

жопапродать все $

фабержетиски

3938

удавалось д о с т а т ь бутылочное – нужно былод о б ы т ь стакан. Точнее, стаканы – каждому свой.Из горла нельзя – ты будешь алкаш, ханыга. Как сказа-ли бы сейчас, – чмо.

Я вспомнил, как мы добывали стаканы. Одноразо-вых тогда не было – ни пластиковых, ни картонных. Ста-канище можно было стырить из автомата с газировкой.Надо было хорошо знать их расположение в районе об-щаги, и эту географию мы знали на «отлично». Если наскто-то опережал – тару арендовали в буфете («Нам че-тыре чая – только без сахара»).

И ещё всплыло, как мы пили бочковое пиво в сто-ловой института «УНИПРОМедь». Именно Белый на-учил нас этому приёму. Когда кружка опорожнялась, нуж-но было пальцами прихватить ее сверху за края и по-хитрому крутануть на столе – так, чтобы она вертеласькак можно дольше. И пока она крутилась, постукивая всёчаще и чаще, – надо было успеть дойти до буфета (недобежать – дойти!) – схватить следующую полную круж-ку – вернуться (опять же шагом) к столу – и сесть на ме-сто. Точно, именно он первый освоил это, а потом на-ловчились и остальные.

– Костя! Ты что, забыл? – я очнулся.– Обижаешь, начальник! Да, ты прав. Из горлa –

это неприлично, негигиенично и несимпатично. Как изсоски младенец.

– Или кое-что похуже, – мы заржали одновремен-

– Вот скажи. Как ты мог служить Штирлицем с такойособой приметой? – я пригладил волосы. – Ты как: но-сил парик, стригся наголо или перекрашивался, как КисаВоробьянинов?

– На себе не показывай, Костя. Ладно, так и быть.Открою тебе государственную тайну: меня посылалитуда, где все такие, – теперь он пригладил белоснежнуюшевелюру.

Так. Не понял.Но он уже протягивал мне стакан:– Слушай, угадай с трёх раз. Что меня поразило,

когда я вернулся домой? Не в Союз, а в нынешнюю Рос-сию?

– А сколько лет ты отсутствовал?– Восемь.– Тогда – доллары? Ну, что их можно свободно

купить?– Ответ неверный.– Коррупция, преступность?– Да ну, обычное дело.– Белый, я сдаюсь!– Пиво.– Не понял. Что стало много сортов, что ли?– Нет, не это. Как его пьют. Пацаны стали пить пиво

из бутылок, прямо из горлышка. Ты что, совсем не по-мнишь?

Как же я мог забыть! Сколько усилий тогда, сороклет назад, мы тратили, чтобы н а й т и пиво. Но уж если

4140

Я насторожился. Ребята, у вас заканчивается каквсегда.

Похоже, он почувствовал моё напряжение:– Расслабься, Костя. Времена грубого управления

прошли. Сегодня есть кое-что получше, – он помолчал. –Если можно так легко приучить пацанов пить пиво из бу-тылок, то… то что?

– Что?– Да то! Значит, можно настроить народ и на полез-

ные дела. Методика-то отработана – меняй знак ипользуйся. Ну, и чего ты лыбишься?

– Да так. Эсэсэр вспомнил. Вместе с капээсэс.– Забудь. Это была грубая работа. В лоб. И не учи-

тывали поперечный характер нашего народа. Ты посмот-ри, что может сделать телевизор сегодня. Здесь амери-канцы нас опередили. Возьми этого, Шварцеге… Швар-ге… тьфу ты. Ну, Шварца. Никто ведь не заставляет лю-дей верить, что Терминатор реально существует. Но есть, –он закатил глаза к потолку, – волшебная сила искусства.Посмотрит человек добротно сделанный фильм разиковпять – и всё. Верит в Терминатора больше, чем в своегогубернатора. Смотри-ка, в рифму. Что-то меня на поэзиюпотянуло. Давай-ка, плесни по этому поводу.

– Ну, за искусство!Эх, хорошо идет, родная! Сейчас ещё бутерброди-

ков сотворим. В голове зазвенели иронично-задорныеритмы из «Высокого блондина». Только композитора за-был; помню, молдавская фамилия.

но. – Ну, давай, открывай свой «Гостиный Двор», попро-буем. Выпьем – за догадливость.

Выпили. Всем понравилось. И тут он меня огоро-шил:

– Костя, как думаешь: а почему пацаны пьют из гор-ла? Что за нужда – по-плебейски, когда полно стаканов?

Правда, почему? Есть же вековые традиции. Да испециалисты говорят: пиво надо пить из толстого стек-ла, лучше – из кружки; в крайнем случае – из гранёногостакана. Так богаче вкусовые ощущения. А почему от-бросили?

– Теряюсь в догадках, не томи, раскрой и эту гос-тайну!

– Ладно, внимай. Реклама – вот разгадка. Муже-ственные парни пьют пиво из бутылок. Показали по ящи-ку и повторили. Ещё и ещё. Зачем? Хитрющие дяди со-образили: из горлышка человек выпьет больше. Он вы-сосет бутылочку сразу – возле ларька или магазина. Авкуса толком не почувствует – захочет ещё. И ходить да-леко не надо.

Точно! Так просто – и миллиарды в карманах у пив-ной мафии. А нам – смотреть тошно на сосунков, кото-рые потом обоссут ближайшие подъезды. Обязательно.Это уже инстинкт. Мочевой рефлекс, плюс – метят тер-риторию. Но кого это интересует?

Белый будто прочитал мои мысли.– Ничего, – тихо произнес он. – Скоро этому барда-

ку конец. Мы продвигаем один проект.

4342

давай. Проще услышать заново, чем вытаскивать из зах-мелевшей памяти.

– Знаешь, как можно заставить человека думать ожёлтой обезьяне? Нужно сказать ему: не думай о жёлтойобезьяне. И что тогда получается?

– Что получается?– А то! С человеком можно сделать многое, почти

всё. Да уже делается. И это только начало.Обалдеть можно! Мы сидим с Белым, пьём водку,

и он рассуждает о феномене жёлтой обезьяны.Я не узнавал прежнего Белого. Тот, сорок лет на-

зад, был типичным суперменом. Но в роли интеллектуа-ла… Ах да, он же теперь вона где работает, то есть слу-жит. Аналитический отдел ФСБ – не пуп царапать. А Бе-лый – что ж, он опять использует чужие мозги и навыки.Точно, как раньше – с атрейским метанием ножа. Но те-перь хоть ясно, откуда он черпает. А то я уж начал подо-зревать… Хотя нет. Тогда бы мы встретились в Акаде-мии. С другой стороны – он в Москве недавно. А может,первый сектор? Ладно, чего гадать, потом проверим. Естьспособ.

* * *

Несмотря на выпитое, я чувствовал: что-то не так.Казалось: меня ведут. Белый так строил разговор, зада-вал такие вопросы и в таком порядке, будто хотел под-вести к какой-то теме или к выводам. Ну-ну, посмот-

– Да, хорошо пошла, – Белый прожевал огурец иуставился на меня. – О чём это мы?

– Американцы. Телевизор. Терминатор. Губернатор.Рифма. Искусство. Хорошо пошла.

– Ага, – он хмыкнул. – Молодец, отслеживаешьтему. Несмотря на, и даже вопреки, – он постучал ног-тем по бутылке. – Так вот, смотри, что они удумали. Тыведь знаешь: в Америке много толстяков? Чем в любойдругой стране, вместе взятой на душу населения.

– Угу.– А толстому трудно двигаться – ему попа мешает.

Сколько лет американские правители призывали народк здоровому образу жизни – результат нулевой. И такбыло, пока не сообразили…

– Что?– Подключить Шварца. Поговорил он с американс-

ким народом с экрана – и сегодня у них в фитнес-клубахсорок миллионов. Костя, ты понял, что происходит? За-хочешь – толпами побегут на физкультуру, пожелаешь –миллионы будут сосать пиво из бутылок.

– Да ладно! У нас это не сработает. Нет, на пиво-тонаши – ещё как, а на Шварца – нет. В России не призна-ют авторитет, если это не грубая сила.

– Ты прав, у нас прижилась рабская психология. Ноэто лишь один метод. А их много, целая система. Вотскажи: ты слышал о феномене жёлтой обезьяны?

Что-то смутное мелькнуло в голове, но я кивнул:

4544

хивать табачный пепел. Ты сейчас контролируешь, какэто делаешь?

– Как все, в смысле – как всегда, – я сбил пепел ссигареты, постучав по ней указательным пальцем.

– Именно – как всегда. Но – не как все. На Западетак не делают. Знаешь, сколько мне пришлось порабо-тать, чтобы переучиться – по-ихнему? – он коснулсягорящим концом сигареты края блюдца, и пепел отде-лился.

– Видишь: у меня это на автомате.– А ещё?– Да много чего. Главное – не матюкнуться по-рус-

ски, когда сильно выпьешь, остальное – мелочи. – Ондостал авторучку и записную книжку. Открыв на чистойстранице, протянул мне.

– Представь: ты в Америке, на задании. Напиши-кацифрами сегодняшнюю дату.

Ну, на это нас не купишь. Бывали и мы кое-где; зна-ем: у них сначала пишут месяц, потом – день.

Я изобразил:8/17/06

– Всё, ты арестован! – он сделал свирепое лицо инаставил на меня указательный палец. – Если хочешь,могу зачитать тебе твои права.

– Но на чём…– Вопросы здесь задаю я! Где вы зарыли парашют?

Ну что?! Будем запираться – или сознаваться? – он сде-лал вид, что хочет прижечь сигаретой мою ладонь.

рим. Мы тоже не лыком шиты. Что-то я хотел у негоспросить.

Я незаметно заглянул в шпаргалку: «Провалы –?».Ах, да.

– Белый, да чёрт с ней, с обезьяной, даже если онажёлтая. Вот лучше объясни. Ты говоришь, не сильно бо-ялся провала. А всё-таки: на чём наши прокалываются?Ведь их серьёзно готовят?

Он тяжело вздохнул.– Готовят, да, серьезно. Но против лома нет при-

ема. Сдают наших, Костя. Свои же сдают. Раньше преда-вали из любви к свободе, сегодня – из любви к деньгам.Которые, считается, дают свободу.

Белый сжал кулаки. Да, что-то он такое вспомнил –даже утратил хладнокровие.

– Слушай, я ещё стрельну сигаретку?– Бери, чего спрашиваешь.– Благодарствую. Ну, а без предательства разве не

проваливались?Он задумался, улыбнулся.– Я понял, что тебя интересует. Дело вот в чём. Будь

хоть какая подготовка, но у каждого человека есть ахил-лесова пята. Самое главное закладывается в детстве. Вкрайнем случае – в юности. И если ты позволишь этомуперевесить – всё. Я не говорю о вещах, которые легкоотслеживать. Ну, там, вилку держать в левой руке.

– А огурец – в правой.– Вот именно. Или взять, к примеру, манеру стря-

4746

– Раньше наши мысли определялись семьёй, дру-зьями, улицей, авторитетными для нас людьми. – Белыйговорил медленно, и такой темп завораживал. – А сей-час правит бал авторитет по имени Телевизор. Производ-ная от бытия, от жизни – то, что мы видим на экране. Асознание – вторая производная: она зависит от того, чемнас пичкают.

– Понимаешь: вторая производная. Вторая произ-водная, – он внимательно смотрел на меня, будто ожи-дал ответа. Но вопроса-то не было! В чём дело? Или онждёт одобрения? Одобрения – чего? Этой простенькоймысли?

Да и не очень-то интересно это сейчас. И то ска-зать: вот сидит Белый, которого я не видел сорок лет, итрендит про какую-то вторую производную. А через паручасов он исчезнет – и может, я его больше не увижу. Ипочему-то снова показалось… Ладно, проверим. Толькоаккуратно, чтобы комар носа не подточил. Пора.

– Белый, ты прав на двести процентов. Настоящиемысли требуют истинной информации. А не пережёван-ной. Но для этого нужны два условия. Надо, во-первых,этого захотеть. И, во-вторых – суметь получить. А этонепросто. Лучше всего это делают журналисты и кор-респонденты. Поэтому они и улетают так быстро. Кто –из газеты или с канала, а кто, – тут я произнес условноевыражение, – в грунт, на минус полтора.

После этого требуется выдержка – три секунды.Ноль. Один. Два. Три. Он не отозвался. Значит, не из на-

– И на чём я, по-твоему, прокололся?– Не по-моему, Костя, а на самом деле. И загремел

ты под фанфары из-за крошечной полочки.–?!– Ты перечеркнул семёрку горизонтальной полоч-

кой. Так делают только русские. Всё, конец тебе. А ну,быстро: имена, явки, пароли! В глаза смотреть! На когоработаешь?! – он жахнул ладонью по столу, я дажевздрогнул.

Ну, блин! Век живи…– Давай, Белый, выпьем, чтоб наши не попадались.

Надо бы ещё спросить о провалах ихних шпионов.– Понимаешь, Костя. Рано или поздно что-то вып-

лывает, невозможно контролировать сознание всё вре-мя. И кстати, в наше время мысли людей – вовсе не ихсобственные.

– ?!– Вспомни, как нас учили классики: бытие опреде-

ляет сознание.– А разве не так?– Сегодня – уже не так. Сейчас это происходит че-

рез экран. Понимаешь?Пока я понял одно: он ловко отвлёк меня от ин-

тереснейшей темы. От провалов разведчиков опять пе-рескочил на какую-то философскую муть. Не совсемподходящая тема для разговора за бутылкой. Но я до-гадался: это неспроста, – и покорно слушал его. Хотяпосле трёхсот граммов это было нелегко.

4948

– Ага, понимаю. Так ближе до канадской границы.Издеваешься?

Он снова рассмеялся:– Да нет, всё просто. Психология стрелка – вот ключ.

На Западе люди пишут слева направо. И эта привычкасидит в подсознании. Если ты уходишь влево, стрелкупридётся вести ствол и целиться как бы против почерка,поперёк желания.

Ах, чёрт! И фразочка сильная: поперёк желания. Незабыть бы!

– Слушай, я ещё хотел… Насчёт провалов нашихагентов я теперь в курсе, ты лихо умеешь объяснять. Акак насчёт ихних шпионов? На чём они могут у нас спа-литься?

Он улыбнулся:– Тоже на мелочах. В России трудно работать, если

вырос не здесь: наш менталитет резко отличен. Поэтомуи шансов сгореть у чужих в России больше.

– Ну, а всё-таки, к примеру? Они что, забывают пе-речёркивать семёрку? Или пить не умеют по-нашему?

– Да не в этом дело. Насчет пить – глотают пилюлитакие, потом могут и наравне с нами. Но опять же, – онна секунду задумался. – Вот пример. Я уже здесь слу-жил, в России, ещё на оперативной работе. Пасли мы двухтипов, но твёрдой уверенности не было. Решили после-дить за ними плотнее. И те ведь догадывались, что мыустановили наблюдение. Старались всё делать правиль-но, как их учили. Купили литровую бутыль, пошли к себе

ших. Жаль… Всё, можно расслабиться. Стоп, рано. Нуж-но, чтобы он забыл ту фразу.

– Белый, а скажи: как надо уходить от вооружённо-го преследования? – ловко перевёл я разговор.

– Быстро.Я невольно хихикнул.– Ценю твой юмор. Но вот представь: ты безоруж-

ный, а противник – с пистолетом. Тебе надо просто убе-жать, иначе – хана. Может, появились новые наработки?Или такая же безнадёга, как сорок лет назад – противатрейского способа?

Он прямо расцвел. Кажется, я попал в точку. Глав-ное – чтобы он забыл ту фразу и понял: меня не интере-суют государственные секреты, мне важны интимныеподробности.

– А, я догадался. Тебе нужны детали. Хочешь вклю-чить в свою книгу?

– Ну, блин! Ты опасный человек. Прямо читаешьмысли.

– Тогда слушай. Если дистанция хотя бы два-триметра – шанс появляется. А коль терять нечего – можнорискнуть.

– Но как? Что именно нужно делать? Я правильнопонимаю: надо петлять зигзагами?

Он хохотнул:– Вот-вот, хорошо сказал. Зигзагами, да еще пет-

лять – это круто. И главное – убегать в левую сторону.Но если ты в Израиле, уходить надо вправо.

5150

ра этого мы пригласили. Март, но ещё морозило. Наши-то все закалённые, а после двухсот грамм, сам понима-ешь, никакой холод не страшен. Разогрелись, рассупо-нились. И этот гад – тоже. И шапку снял. Чтобы его вра-жеская морда не отличалась от наших. А закалка-то нета, аж посинел. Ну, я ему говорю, нормальным русскимязыком: «Ты чо, мол. Надень на х… шапку, а то головазамёрзнет». Наш бы отшутился, типа: «Вот уж фигуш-ки! В прошлый раз был в ушанке – водку предлагали, а яне услышал». А этот чудик, знаешь, что сделал?

Конечно, знал, я знал почти все анекдоты. Но какаяаранжировка!

Рассмеялись мы одновременно и хохотали дружно,как тогда, сорок лет назад. И я, наконец, понял, почему сБелым было так интересно, почему не только меня – всехребят тянуло пообщаться с ним. В нём было такое, чегоне хватало большинству из нас. Он был эксклюзив, уни-кум. Белый владел такими знаниями и навыками, кото-рые нам были недоступны.

Не сочтите за нескромность, взять хоть вашего по-корного слугу. Да, начитан и эрудирован – но и только; да,ребята это ценили; да, они часто обращались ко мне запомощью – задачку решить и так далее. Но эти способно-сти – не из разряда особых. При желании почти любойможет перелопатить кучу книг и стать продвинутым.

Белый – совсем другое. Внутренняя сила – прояв-ляется через постоянную весёлость. Нестандартность,независимость. Мужественная красота, наконец.

в номер, они в гостинице остановились. Сели за стол.Всё по-нашему: матерки, окурки в форточку. А потом –вот идиоты – убрали недопитую бутылку в холодиль-ник. Костя, ты представляешь: там ещё грамм двестиили триста, а они её – в холодильник! Скажи, ты на та-кое способен?

– Да ни в жисть! Извращение какое-то!– Точно! И недопитая улика помогла их вывести на

чистую воду. Кстати, давай выпьем.– Давай. Чтоб наши дети за трамвай не цеплялись!Белый от души рассмеялся. Наверняка вспомнил

наши (а в большей мере свои) трамвайные приколы со-рокалетней давности. Он хохотал, глядя на меня и точнозная: я думаю о том же.

Отсмеявшись, Белый махнул стакан, сочно захрум-кал огурцом.

– Или вот, последний случай. Вели мы одного суб-чика. Опытный гад оказался; мы даже кличку ему дали:Супер. Он, сволочь такая, вёл себя ну оч-чень естествен-но, даже переигрывал. Душ принимал раз в три дня, нечаще, сморкался на тротуар, и, кстати, частенько ссал вподъездах. А уж насчёт матюков – виртуоз. Видать, гото-вили лучшие спецы по России, из наших, из перебежчи-ков. Мы уж было засомневались, мол, всё чисто. С глу-боким прискорбием приносим свои извинения. Ан нет,прокололся! И знаешь, на чём мы его взяли?

– Ну-ну-ну?– Так вот. Подвернулась рыбалка, зимняя. И Супе-

5352

собой, изловили – повязали – изобличили. Вывод: свя-щенные границы нашей родины нерушимы.

Сейчас это было здорово в тему.– Что, попробуем?И мы дружно заорали. Вспомнили почти всё, не-

много споткнулись ближе к концу:А пуговки-то нету! У заднего кармана!И сшиты не по-нашему широкие штаны.А в глубине кармана – патроны от наганаИ карта укреплений советской стороны.

Тут мы заспорили. Как правильно: «патроны отнагана» или «патроны для нагана»? Я утверждал: пра-вильно будет «от». Потому как, если петь «для нагана»,то возникает резонный вопрос: а где же сам наган дляэтих патронов?

Он возражал и настаивал на варианте «для нагана»:– Пойми, Костя, если петь «от», – возникает дру-

гой резонный вопрос: а где же сам наган от этих патро-нов?

Наконец, нашли компромиссный вариант:А в глубине кармана – патрон и два нагана,И карта укреплений советской стороны.

Так было даже лучше (не забыть про Фиделя и «Бой-цовский клуб». И что-то ещё, а, да, «поперёк желания»).

– Белый, а знаешь, два нагана – круто. Круче, чемодин.

– Да, намного круче.

Чем-то он похож на Фиделя. Да, команданте Фи-дель Кастро Рус. Для мальчишек моего поколения он былпочти родным. Кстати, это психологически точно обыг-рал Чак Паланик в книге «Бойцовский клуб». А ещё луч-ше – в фильме. Голливуд, что ни говори, делает не толь-ко ширпотреб.

Пожалуй, мысли о Фиделе и «Бойцовском клубе»пригодятся для книги. Надо бы зафиксировать. М-да…Здесь вам не тут. Здесь, чтобы сохранить информацию,её надо записать. А в туалете я был недавно, придётсяпока запомнить. Фидель; «Бойцовский клуб». Не поте-рять бы.

* * *

Я слегка захмелел. Наверное, почувствовал: мож-но расслабиться. По-настоящему, всей душой.

– Костя, ты «Коричневую пуговку» помнишь?Я открыл рот. Прямо в яблочко! Ещё бы я не по-

мнил! Песня времён нашего детства. В пятидесятых, вразгар холодной войны, эту песенку на полном серьёзераспевали с детишками в детских садах и младших клас-сах. А в шестидесятых мы горланили её в общаге ужехохмы ради.

Слова я помнил не все, но сюжет врезался. Там на-рушитель границы потерял пуговку от штанов. А паца-ны (наверное, пионеры) нашли её на дороге, «в коричне-вой пыли», присмотрелись к ней внимательно, смекну-ли, в чём дело, и дали знать куда следует. Лазутчика, само

5554

– Растем над собой. Но только…– Что?– Как он будет стрелять по-македонски – с одним-

то патроном?Мы грохнули так, что в стену застучали соседи.– Да, ты прав, – он вытер слёзы тыльной стороной

ладони. – Ему остаётся только качать маятник.– И уходить, заметая следы и петляя зигзагами вле-

во против почерка.– Отмахиваясь спецгульфиком, замаскированным

под карман.Стучали уже в дверь, но мы не открыли:

– Кто стучится в дверь моя? Видишь – дома нет никто.– Молодой хозяйка дома?– А зачем тебе его?

Похоже, я сильно захмелел. Не опьянел, а захме-лел, как бывало раньше, в юности. И мне было весело.Весело, а не смешно. Это тоже разные вещи, близкие, норазные. Рассмеяться можно и от похабного анекдота.Смеяться можно заставить – пощекотав. А веселиться –нет. Потому что веселье – состояние души, оно идёт из-нутри, от сердца. И водка здесь ни при чём. Давно небыло так хорошо, страшно давно. Лет пять. Да нет, какиетам пять – уже все шесть. Да, я захмелел. Но пьяным небыл. Ни в одном глазу.

– Белый, знаешь что, давай-ка выпьем за… За нашуединую, могучую, никем не по… Никем не победючую.

– Намного. Целых в два раза.– Точно. Это получается – на сто процентов. Иначе

говоря.Но здесь возник другой вопрос: как это два нагана

уместятся в одном кармане?И тут он показал высокий профессионализм.– Костя, а ты обратил внимание на одну важную

вещь?– ??– «… сшиты не по-нашему широкие штаны».– И что это значит?– Как мы оба понимаем, это означает спецпошив.

Это не простые, а шпионские штаны. («Мы оба» прият-но согрели душу). В чём суть? Важно не то, что карманглубокий («а в глубине кармана») и штаны широкие. Глав-ное: при спецпошиве карман незаметно, в целях маски-ровки, переходит в гульфик. А туда не то что два нагана– туда чёрт войдет. С рогами и с копытами.

– Точно! Ты классный аналитик!Белый, слегка покачиваясь, встал из-за стола, вы-

тянулся и неожиданно грянул троекратное «ура».Но возник ещё вопрос: а зачем этому долбаному

диверсанту два нагана?– Ты что, Костя, не въезжаешь? Да с двумя-то нага-

нами он сможет, если что, стрелять по-македонски – сдвух рук одновременно.

– Точно! Стрелять по-македонски и качать маятник!– Ого! А ты не так прост, как кажешься. Дурил меня?

«Петляя зигзагами».

5756

Обо всем подозрительном –Сообщай в милицию!

Ну, как? Хочу пятёрку. Даже с плюсом. Ну, что ж тытянешь душу?

Он потёр лоб указательным пальцем и веско за-метил:

– Вот что я тебе скажу, Костя. Как поэзия – это ге-ниально. Но эффективность… Пока смежники переда-дут сведения к нам в контору, то-сё – потеряем время.Враг – сам говоришь – хитёр и коварен. Уйдет, гад. Надооперативней. Чтобы сразу давали знать – куда положе-но. Чтобы враг был обречён. И знал: остался один пат-рон – застрелись! По-македонски.

Да, он прав. А если вот так?– Хорошо. Ты вдохновляешь меня, как Анна Керн

Пушкина. Слушай тогда:

Враг коварен и мерзок, как «бэ».Обо всем подозрительном –Сообщай в ФСБ!

Ну разве я не гений? Сотворить такой шедевр! Малзолотник, да дорог! Что ж ты опять молчишь? Где апло-дисменты?

– Костя, не в обиду будь. Но… Нет, нет и нет! Тызнаешь, я знавал таких очаровательных «бэ», – он мечта-тельно закатил глаза. – А ты их чохом записал в один рядс врагами. Это уже не искусство, а попахивает очерни-тельством. Да, очернительством прекрасного пола.

Чтобы всякий, кто посягнёт, – язык мой почему-то началзаплетаться, – или тем более покусится…

– Давай. Стоя и до дна. И не закусывая.Захотелось продлить вернувшуюся свежесть чувств

(только не забыть про Фиделя и прочее). К тому же меняосенило стихом.

– Белый, как мы с тобой понимаем (долг платежомкрасен), даже безоружный враг опасен. Мало ли что унего один патрон.

– Ты прав. Отчаявшийся и загнанный в угол враг –он еще опасней.

– Вот. И мне в голову пришла мысль в виде поэзии.Надо, значит, чтобы народ, как раньше. Ну, как тогда –замечал коричневые пуговки. И это самое, в соответству-ющие органы. В общем, если хочешь, я прочту.

– Давай, давай! И ты правильно мыслишь. Если деловажное – надо действовать превентивно.

О! О!! О!!!ПРЕВЕНТИВНО!!!Да, да, да – вот это слово! Еще один золотой само-

родок! Ну и подфартило мне! Не хуже упреждения. Толь-ко не забыть. Фидель, бойцовский клуб и – главное – пре-вентивно! Чудное слово, звучное, незатасканное. Ну,Белый, ну титан. Всё, абзац профилактике.

Но он ждал от меня обещанного. И я продеклами-ровал:

Враг хитёр и коварен,Как лисица.

5958

Я взглянул в зеркало, висевшее над раковиной. Ивспомнил: Косма! Владимир Косма – автор игривой ме-лодии к «Высокому блондину».

Спустил воду в унитазе и зачем-то стёр полотен-цем отпечатки пальцев со всех ручек. То есть как это –зачем? Превентивно!

Эх, хорошо сидим! Ведь как часто бывает? Встре-тятся после долгой разлуки старые приятели – а гово-рить им не о чём. Оказывается, эти годы они шли раз-ными дорогами. У нас же с Белым всё нормально. Мо-жет, от него я смогу получить ответы на мучившие менявопросы.

Но ещё важнее – состояние души. А спущусь-ка я вгастроном и прихвачу ещё пару бутылочек. Одну мы точ-но уговорим – больно хорошо сидится. А потом я возьмувторую в руки и скажу, глядя ему в глаза: «А что, Белый,не прокатиться ли нам на трамвайчике?». И мы рассме-ёмся, как раньше. Это будет что-то!

Вернувшись в комнату, я застал Белого с бутылкойв руках. Мне он уже налил на треть стакана, и булькнул всвою тару. Не отрываясь, он бросил на меня странныйвзгляд:

– Александр Павлович, не стесняйся. Записывай безконспирации.

КАТАСТРОФА!Ослепляющая атомная вспышка!Испепеляет всё живое…

Я расстроился. Мне казалось: и по рифме, и посмыслу мой экспромт уж никак не хуже штатных вир-шей советских времён. Тех, что висели на стенах режим-ных помещений. Кто постарше, помнит:

У врага звериная злоба – поглядывай в оба.А ведь их сочиняли лучшие государственные умы,

профессионалы. М-да. Обидно, понимаешь.Но обиду перевешивало другое чувство. Чувство

охотника, взявшего крупную дичь. ПРЕВЕНТИВНО.Взять на карандаш! – душа моя рвалась туда, в санузелсовмещенный.

Я извинился и встал из-за стола. Стул опрокинулсяна пол, но меня это не остановило. Выражаясь романти-ческим стилем, графиня с обезумевшим лицом бежит всортир.

Скорей, скорей – пока удаётся удерживать в памяти!

ПРЕВЕНТИВНО – да, это круто. Ни в каком слова-ре синонимов не сыщешь! Теперь – Фидель. Что там замысли? А, вспомнил. Из уважения к Фиделю запишемего полностью: «Команданте Фидель Кастро Рус» и вскобочках добавим: (родной). Теперь всё будет понятно.

Что ещё? Ах, да:«Бойцовский клуб».Но что-то я упустил, какое-то свежее выражение... а, да:«Поперёк желания».Всё? Всё. Свободен, наконец.

6160

Я достал из холодильника чайник с заваркой и до-лил в стакан с водкой до упора, аж с мениском. Потомвзял стакан в правую руку, манерно отодвинул мизинец.Откуда-то всплыли строки поэта:

По несчастью или к счастьюИстина проста:Никогда не возвращайсяВ прежние места.1

Я пил мелкими глотками, смакуя, изредка делаякороткие перерывы. Весь фокус – чтобы со стороны ка-залось: человек пьёт вовсе не водку.

Нет, ребяты-демократы, – только чай!Возраст и длительное отсутствие практики сказы-

вались. Но я выдержал испытание: растянул процесс ми-нут на пять. Правда, глаза сочились слезами, а горло сжи-мали спазмы. И я догадался, для чего Белый вспомнилэтот прикол с «чаем». Для психологии. Штирлиц грёба-ный. «Лучше всего запоминается последняя фраза».

Белый выпил посошок залпом, он мог позволитьсебе закусить. Я – нет. Чай ведь не закусывают.

– Молодец. Есть ещё порох в пороховницах.– Угу, – водка так и просилась назад. – И ключи в

ключицах. Гаечные.– Ладно, давай прощаться. Хорошо посидели. Мо-

жет, ещё свидимся? – он набросил пиджак.– Может и свидимся. Давай, Белый. Встретишь кого

из пацанов – от меня привет.

Тлеющие развалины…Да, крушение. Всё к черту! Никаких посиделок-по-

шумелок, вопросов-ответов, шуточек-приколов. Пусть,да, пусть я был навеселе. Но одно помнил точно: я недавал ему визитной карточки. Собирался – но не успел.Конечно, он помнил моё имя; но чтобы отчество – ис-ключено. Да он и не знал его никогда.

Значит, пока я был там, в ванной, пока тактичноспускал воду из сливного бачка, он шарил по моим кар-манам, смотрел документы. Внаглую.

Не зря я сомневался. Он уже не прежний Белый.Зомбированный слуга системы – вот он кто теперь. Закарьеру отца родного продаст. Гэбуха она и есть гэбуха.То-то он нёс там про вторую производную. Навернякахотел меня вербануть, втянуть в ихние делишки. «Мыпродвигаем один проект». Как же, проект. Знаем, знаем,как нынешние родине служат. Пистолет под мышку, стограмм на грудь – и по бабам. И стихи ему, видите ли, непонравились.

Я понемногу приходил в себя. Белый наполнил свойстакан почти доверху, а остатки вылил в мой. Идеальнопоровну. Миллиметров по десять осталось до краев – хотьлинейкой измеряй. Профессионал. В штатском.

– Ну что, на посошок? А ты, Костя, ещё можешь –как чай?

Надо же, он и это помнил! Да, это был мой номер;когда-то я был силён, никто из ребят не мог сделать этотак чисто.

6362

Глава четвертая

ХМУРОЕ УТРО

Напущу я на вас неотвязные лозы,И род ваш проклятый джунгли сметут,Кровли обрушатся, балки падут,И карелою, горькой карелой дома зарастут.

Аркадий и Борис Стругацкие,«Улитка на склоне»

Ãолова раскалывалась. И – чёрная жаба сиде-ла на сердце. Я зашёл в ванную, осторожно взглянул взеркало. Действительность превзошла худшие ожида-ния. М-да…

Как там у поэта:Золотая рыбка, жареный…

Нет, не так. А, вот:Жареная рыбка,Дорогой карась,Где ж ваша улыбка,Что была вчерась?

Это про меня, сегодняшнего. А впереди этот чёр-тов симпозиум. И вечером – прощальный фуршет. Ох,не хочу.

Я проводил его до дверей. Пожали руки. Его про-щальный поклон. Всё.

По-хорошему надо бы вымыть посуду и принятьдуш, но не хотелось. Ничего не хотелось. Сил хватилозавести часы и будильник.

Спал я плохо, беспокойно. Снился Белый, но не ны-нешний, а прежний, из золотых шестидесятых. Он вкрад-чиво произносил:

– Встаём по одному. Идём тихо, не привлекая вни-мания, – и добавлял:

– Прорываться через Москву будем на метро.Я отвечал вопросительно:– Понял: там легче затеряться в толпе?Он смотрел с сожалением, как на больного, и уточ-

нял со значением:– Нет, Костя, не так. Потому что в метро есть эска-

латор.Сон повторялся много раз и совершенно меня

измучил.

6564

Продать все $. Надо же: не просто доллары, а в с едоллары. Значит, всё очень серьезно. Тогда, может, и срокот двух до пяти – если найдут валюту? Точно, как былораньше. Хотя сегодня проще. Баксы отберут, без прото-кола. А не захочешь по-хорошему – напинают по «фа-берже». Или вообще – уведут к себе, а там уж не тольконапинают – в тиски зажмут. Не только доллары – после-дние рубли отдашь.

А может, не то? Может, другой смысл? Да какой ещёдругой-то? Тебе высокий чин из ФСБ слил стратегичес-кую информацию, а ты даже зафиксировать толком несмог.

Странно. Вроде особо не шифровал; так, сокращалнемного. Но что-то мешало, заслоняя истинный смыслпростых слов. И не бодун тому виною.

Что же тогда? Где барьер? Ответ пришёл вдруг.Мешали две вещи. Первая – стакан. Причём не мой,

а Белого, к тому же наполненный водкой почти доверху.В нём, в этом последнем стакане, было что-то гадкое.

Что же? Непонятно. Вот он стоит, правда пустой.Стакан как стакан. И две порожние бутылки на полу.

Я вспомнил, в былые времена Славка уверял: из пу-стой бутылки можно нацедить сорок капель – хватилобы терпения. Он утверждал это так авторитетно – нико-му в голову не приходило проверять. А может, не доста-вало этого самого терпения?

Ладно, со стаканом потом разберёмся. Что ещё?А ещё мешала вторая производная. Почему этот

Но сначала надо разделать добычу.Я освободил половину столешницы. Где моя шпар-

галка? Слава богу, всё записал разборчиво, одно радует.Ну, и чего тут такого, что вчера так восхищало?

Первая сторона:

УПРЕЖДЕНИЕПровалы – ?

2 – 5 летметро х 2

жопапродать все $

фабержетиски

Я сидел и тупо всматривался в знакомые слова.УПРЕЖДЕНИЕ – да, ценная добыча.

Я переписал золотое слово в записную книжку. Ужене зря в Москву приехал.

Провалы. Помню, мы говорили о провалившихсяагентах. Но почему с большой буквы, да ещё с вопроси-тельным знаком? Ладно, главное – не тормозить, на од-ном дыхании.

2 – 5 лет – это за что ж такие срока нынче дают? Запровалы?

А если зажопят в метро, – срок, стало быть, удва-ивается? Непонятно, но здесь, как с кроссвордом – мимои дальше. Только вперёд!

6766

графически, по российским меркам? Да нет, ерунда. Ско-рее, фильм как-то связан с Фиделем. Но как именно? Аесли рассмотреть вместе с первой стороной шпаргалки?

О господи боже милостивый! Вот он, чудовищныйсмысл якобы безобидных строчек.

Я вспомнил тот эпизод из «Бойцовского клуба», ко-торый всё расставил по местам. Недостающее звено,ключ к пониманию записанного.

И что получается? Тут уже не о тисках речь! Онисделают полное кастро моему родному «фиделю»! Посамое команданте – так, чтобы больше ничего не вы-росло. Точно, блин! И Путин тогда прямым текстом вы-дал. Так мол и так. Есть у нас специалисты и по этомувопросу тоже. Кто бы сомневался! Правда, говорил онэто какому-то бельгийцу. А тут у нас Фидель Кастро Рус.Да кто будет разбираться – рус ты или не рус? Когда дей-ствуют превентивно, в мелочи не вникают. Лес рубят –щепки летят.

И насчёт того, что «поперёк желания» – умри, луч-ше не скажешь. А вот бы уточнить: процедура коснётсятолько оппозиции – или ещё и беспартийных? Огласитевесь список, пжалста!

Я потряс головой и… опомнился. Идиот! Так мож-но придумать что угодно, под настроение. Давно заме-чено: кто неправильно застегнул первую пуговицу, ужене застегнётся, как следует.

Не то, не то! Не получается по горячим следам.Мешает долбаный стакан, инородным телом застрявший

гондурас меня так обеспокоил? Может теперь, когда яувидел барьеры, дело пойдет легче? Попробуем. Госпо-ди, башка прямо раскалывается!

Надо вот что. Надо зайти иначе, с обратной сторо-ны шпаргалки:

ПРЕВЕНТИВНОКоманданте Фидель Кастро Рус (родной)

«Бойцовский клуб»поперёк желания

Всего четыре строчки. ПРЕВЕНТИВНО – чудо.Профилактика отдыхает.

Да, Париж (или Рим?) стоил мессы. Обретённые заодин вечер два слова – упреждение и превентивно – свер-кали ослепительной белизной. Как двойная вершинаЭвереста. Как шевелюра Белого. Превентивно – сразу взаписную книжку. Готово.

Идём дальше. Почему я записал Фидель Кастро Русполностью? Да ещё воинское звание – команданте. Иэпитет – родной. Значит, это несёт важный смысл. А мо-жет, дав п о л н о е имя и звание, хотел зашифроватьсамо слово «полностью»? Иначе написал бы коротко:Фидель. Так, имеет место переносный смысл. Или дажесимвол.

А какая связь между Фиделем и фильмом «Бойцов-ский клуб»? Что Куба не так уж далека от Голливуда? Гео-

6968

только с книгами, вообще перестанет везти; наступит ши-роченная и длиннющая чёрная полоса. В люди уже невыбьешься.

Нельзя, нельзя мне сидеть и ждать, как невеста навыданье. Нужно решаться. Выход один – чистка. А мо-жет, и к лучшему? Ментальная чистка – ещё и возмож-ность попасть в Академию, пусть и с чёрного хода. Тог-да и выяснится, стоила ли Москва трапезы. Но может ине получиться. Проблема невозвращенцев. Как это? «Намне нужны трупы на скамейках». А, ладно. Двум смертямне бывать, а одной…

Решено. Чистка. Сегодня же. Но тогда надо отпра-шиваться с симпозиума – перед серьёзной работой моз-гам нужен отдых.

Я взял мобильник. Где тут наш координатор?– Да, слушаю.– Юрий Петрович, это Константинов беспокоит.– Утро доброе, Палыч!– Доброе. Только не для меня. Что-то мне поплохе-

ло, нездоровится. Хочу сегодня сачкануть. А команди-ровку завтра отмечу.

– Тебе? Уже плохо? Фуршет-то ведь только намеча-ется. Ты что ж, и вечером не появишься?

– Ох, не хотелось бы.– Ну, как знаешь. Давай, выздоравливай.– Спасибо, Петрович, добрая душа.Чёрт с ним, с фуршетом. Вчера нафуршетился.Я завёл будильник на одиннадцать и упал досыпать.

в подсознании! И как вытащить этот препоганейший ос-колок – неизвестно.

Да врёшь ты себе! Обо всём ты уже догадался. Ипрекрасно понимаешь: оставлять эту занозу нельзя. Ужеизвестно, что будет дальше. Точнее, чего не будет.

Да уж. Не будет ни одной новой книги. Потомучто книга – не заявление на отпуск. Чтобы родить сто-ящий текст, требуется особое состояние изменённогосознания – вдохновение. А откуда ему теперь взяться,вдохновению-то? Даже собственная бумаженция с дю-жиной простых слов не читается.

Похоже, вляпался. Сверхчувствительность к нега-тивным блокам, застрявшим в подкорке. О таких побоч-ных эффектах нас предупреждали в Академии чуть нена каждом семинаре; да я и раньше сталкивался с подоб-ными стопорами, правда, в слабой форме.

Расплата. Расплата за быстрое развитие способно-стей в Академии. За всё в этой жизни надо платить. М-да. Попили водочки, называется. Конечно, «превентив-но» и «упреждение» – ценные трофеи, слов нет. Но ка-кой прок от добычи, если её некуда нести?

Будь я работягой, слесарем-столяром, было бы про-ще («Возвращаюся с работы, рашпиль ставлю у сте-ны»1). Ну, запорол бы пару-тройку деталей. Ну, лишилибы премии – и всё. Восстановился бы после первой по-лучки.

А здесь, если пропадёт кураж, пиши – пропало. Не

7170

– Нам не нужны трупы на скамейках. Вы можетевернуться без добычи. Можно потерять её в дороге. Новозвратиться вы должны обязательно. Помните: главней-шее правило – третье. Оно стоит двух других, вместевзятых.

– Итак, запомните. Правило первое: максимальнаясвобода. Не зацикливайтесь на логических схемах. Дай-те волю чувствам. Если душа, как утверждает религия,существует, она находится, как доказывает наука, в пра-вом полушарии головного мозга.

– Правило второе: подъём используйте для реше-ния попутной задачи. Не разбрасывайтесь. Выбирайтеодну, самую важную.

– Правило третье – и последнее. Всегда возвра-щайтесь.

– Повторяю, – он понижал голос. – Возвращайтесь.Вы должны думать не только о себе. Помните об Акаде-мии. Не забывайте: много смертей при хороших прижиз-ненных показателях – подозрительно. Ещё раз: нам ненужны трупы на скамейках. Вопросы?

Вот сказал – так сказал. Ни убавить, ни прибавить.Какая же нужна могучая подготовка, чтобы всю суть из-ложить в дюжине фраз?

Вопросов обычно не было. Начиналось главное:практические занятия.

Нам не нужны трупы на скамейках. Да. Именно так.Начинал он всегда с этих слов. Дальше могли быть вари-ации, но начало всегда было таким.

Глава пятая

ЧИСТИЛИЩЕ

– Почему с оркестром?– Ваше Величество, ситуация сложная.Сначала намечались торжества. Потом –аресты. Потом решили совместить.

К/ф «Тот самый Мюнхгаузен»

Ä о Лубянки доехал на метро. Добрёл до зна-комого скверика, плюхнулся на скамеечную заготовку иосмотрелся. Вроде всё нормально, можно начинать.

Стоп! А часы? Помню, вечером заводил: всегда такделаю. Но тут случай особый: лучше перебдеть, чем не-добдеть. Я закрутил нижнюю головку «Полёта» до упо-ра. Бережёного бог бережёт.

Теперь освежить в памяти правила ментальной чи-стки. А чего их вспоминать? Тренинги по этой теме впе-чатались в память – так виртуозно проводил их Тигуар.

Я вспомнил первую встречу. Когда он вошёл – вы-сокий, по-военному подтянутый – будто волна прокати-лась по залу.

– Лучший чистильщик Академии, – услышал я вос-хищённый женский шёпот за спиной.

Говорил он отчётливо и неторопливо.

7372

шли»). Ключевые слова: методы, ресурсы, управление.Номер четыре. Критерии оценки. Как убедиться, что

цель достигнута? Ключевое слово: критерии.Номер пять. Негативные побочные эффекты («Хо-

тели как лучше, а получилось…»). Ключевое слово: риск.Номер шесть. Как блокировать программу, если она

окажется вредоносной? Ключевое слово: защита.Всё? Нет, что-то упустил. Но что? Да, сама вторая

производная. Куда отнести, ещё не ясно. Скорее всего, кметодам. Пока просто запомню: вторая производная.

Не факт, что мне пригодятся все ключи. Не факт.Но что без них ничего не откроется – верняк. Лучше по-вторить лишний раз:

ЦельЗадачиМетодыРесурсыУправлениеКритерииРискЗащитаВторая производная

Всё? Всё. Пора.

Глядя на Высокий Дом, я вспоминал, где именновчера заметил Белого. Изредка поглядывал на циферб-лат «Полёта». Часики мои пока шли, как полагается.

И вот я сидел на скамейке, прикидывая шансы ос-таться целым и невредимым. Ещё не поздно встать и уда-литься. Можно было вообще не приходить сюда. Хотя –нет. Нельзя.

Вспомнил вчерашний вечер, который начинался такхорошо. Вечер, из-за которого я оказался здесь.

Итак, с правилами ясно. Теперь – о последователь-ности звеньев. Три стадии ментальной чистки. Стадияпервая – погружение за сокрытой от сознания информа-цией, или чистилище. Стадия вторая – подъём из вир-туала в реал, или эскалатор. Стадия третья – актуализа-ция, или расшифровка добытого. Смогу ли?

Понятно, главная проблема – стакан. Гранёный ста-кан с водкой. Причём не мой, а Белого. А попутная зада-ча – загадка второй производной.

Важно выбрать верные ключевые слова. Возмож-но, Белый имел в виду новую технологию воздействияна массовое сознание. А любая технология включаетшесть вопросов. Пройдёмся.

Номер один. Какая поставлена цель? (ну, здесь всёпросто. Цели у нас высокие. Благими намерениями… неотвлекайся!). Ключевое слово – цель.

Номер два. Какие задачи нужно решить для дости-жения цели (часть первая, часть вторая и так далее). Клю-чевое слово – задачи.

Номер три. Методы и ресурсы. Что потребуетсядля решения задач? И как это будет применяться (сучётом намёка: «Времена грубого управления про-

7574

Всё, площадь блокирована. Странно: у всех участ-ников оцепления за спиной какие-то ранцы. Интересно,что в них?

Не спеши, узнаешь, гарантия сто процентов. Тутпросто так ничего не делается.

Я взглянул на циферблат. Ч а с ы с т о я л и . Пол-день. Двенадцать ноль-ноль. Действительно, началось.

Со стороны Театрального проезда обозначился ис-полинских размеров тягач. Такие махины на военныхпарадах перевозили МБР*. Но этот был ещё крупнее:КАМАЗ, отъезжавший по Никольской улице, выглядел всравнении с ним пигмеем.

Уродливый динозавр пытался въехать на Лубянку,не задев ограждения. Он медленно выворачивал оглоб-ли, выпуская в атмосферу облака сизого выхлопного газа,но попасть на площадь не получалось. И бойцы, и кру-тившиеся вокруг гаишники были без пользы: габаритыстального чудовища не позволяли совершить маневр.Что-то было не так; возможно, на самом деле проезд тя-гача и не планировался. Тогда зачем он здесь?

В центре гигантской, больше баскетбольной пло-щадки, платформы тягача, стоял памятник: Железный Фе-ликс. В длинной шинели с кровавым подбоем. И – не-подвижная толпа странно одетых людей. Ещё бросалсяв глаза сверкающий белым металлом альтернативный

* МБР - межбаллистическая ракета.

Маленькая стрелка замерла на цифре «12», а большаянеумолимо приближалась к ней. Вот и отлично. Навер-ное, всё случится ровно в полдень; как говорят военные,в двенадцать ноль-ноль.

Боковым зрением я отметил движение вокруг Лу-бянки. Что происходит? Так, площадь оцепляют. Ого, какосновательно! Нагнали кучу гаишников и спецназовцев.И даже бойцы в бронежилетах, касках и с автоматами,целая рота.

Площадь – как на ладони. Вчера не обратил внима-ния: оказывается, мой скверик выше уровня Лубянки.Сижу, как на смотровой площадке, а вниз ведёт нема-ленькая лестница.

Похоже – началось. Вон как слаженно действуют, вжизни так не бывает.

Гаишники носились, как муравьи перед дождём.Без-ошибочно, ни одного лишнего движения. Одни пе-рекрывали проезды, ведущие на Лубянку. Другие сгру-жали с объезжавшего площадь КАМАЗа и расставляликругом чугунные столбы на бетонных стаканах-основа-ниях. Третьи навешивали канат с красными треугольны-ми флажками. Остальные тормозили пешеходов, пытав-шихся подойти к огороженному участку.

Спецназовцы строились двойным кольцом оцепле-ния вокруг каната. Они стояли молча, спинами друг кдругу, сосредоточенно глядя перед собой: наружу ивнутрь огороженного круга.

Бойцы собирались повзводно – в местах, где в Лу-бянку вливались улицы.

7776

Но что за люди на платформе? Военно-революци-онный прикид, одни обмотки чего стоят. А сколько их?Ага, двадцать шесть. Да это же бакинские комиссары!Хм, латышские стрелки были бы уместней.

«А может, – прозвучал ехидный голос внутри че-репной коробки, – подать ещё и Анку-пулемётчицу? Докучи? А пива холодного в постель тебе не надо?»

Я сразу увял.

Тягач изрыгал маслянистые клубы дыма, выталкиваяих в такт убыстряющемуся ритму. Музыка звучала всё гром-че. Холодное неистовство искало выход. Тяжёлые тучи тём-ного дыма с хлопьями сажи заползали в соседние улицы,дальше и дальше. Чад выхлопных газов доходил уже до ска-мейки, меня мутило. Чёрная метель кружилась по Лубян-ке. Мертвенное мерцание ярко высвечивало платформу ибелый круг площади, словно сцену в гигантском театре.

Похоже, тягач с Феликсом – лишь прелюдия. Иначене стоило огораживать площадь: как раз канат и мешалпроехать на Лубянку.

Злорадствующие ритмы плавно перешли в разуха-бистый финал в необычном исполнении группы «Дели-риум тременс»:

Ух ты, ах ты –Все мы – космонавты.

И – тишина. Резкая, внезапная, как удар, тишина.Всесокрушающая сила так и не вышла наружу. В чёмдело?

герб: орёл с двумя головами, увенчанными крупными ру-биновыми звёздами. В правой лапе хищная птица сжи-мала огромный, с человеческий рост, молот, а в левой –столь же устрашающих размеров серп (где-то я их видел –не похожие, а именно эти орудия труда).

А это что за агрегат? От него в грудь Железного Фе-ликса тянулся гофрированный шланг. А к затылку рыцаряреволюции прилажен щелястый ящик, соединённый кабе-лем с этим загадочным устройством. И рядом – куча мел-ких коричневых брусков; похоже – тротиловые шашки.

Дым из выхлопной горловины тягача, темнея, сте-лился сплошной пеленой, поднимаясь до окон, нет – ужескрывая нижние этажи ближайших домов. Но в ограни-ченную канатом окружность дым не попадал. Он не до-ходил даже до оцепления.

И ещё странность: чудище изрыгало выхлопныегазы ритмично. И в этот ритм чётко вписалась неизвест-но откуда – извне или изнутри – взявшаяся мелодия. Григ,«Пер Гюнт», интермеццо «В пещере горного короля». Этатема всегда, а сейчас – в особенности, наводила на мысльоб абсолютной силе – бездушной и безжалостной; силаолицетворяла власть – жестокую, неумолимую и не по-доброму, издевательски весёлую.

Понял! Таинственный агрегат – кондиционер. Здо-рово придумали! Одним выстрелом – двух зайцев: горя-чее сердце и холодная голова. Тогда коричневые бруски –вовсе не взрывчатка. Мыло, хозяйственное мыло. Что-бы, значит, чистые руки.

7978

коления голос Володи Жеглова. О, блин! Час от часу нелегче! Такая идиотская осечка!

На сей раз жестокая кара последовала немедленно.У, ё..! Страшный удар молотком в правый висок, и

ещё серия, уже отбойным.Не надо, я уже понял…Я не нарочно…Не хочу…Я же не успел…Птицы смерти в зените стоят…Летят самолеты – крандец мальчишу.Ну, всё, уже всё? Нет, просто пулемёт заклинило.

Возврат каретки – и по новой:Не хочу, вашу мать!Мозгоклюй долбаный…Венгерский крестьянин…Мама!..И вдруг отпустило. Даже не верится. Ещё бы не-

много – и в самом деле – всё. Инсульт-привет. В грунт,на минус полтора. Нет, не хочу. Нам не нужны трупы наскамейках.

Ох… Сам виноват. Тщательней надо. И пока неиз-вестно – сполна мне навешали или ещё осталось, с оре-ховым вкусом.

И ещё несуразность: большая часть платформы тя-гача – пустая. Зачем тогда было занаряжать громадноечудовище?

«Понты дороже денег», – мелькнула мысль. И втот же миг раздался сухой щелчок. Железный Феликс бес-шумно вспыхнул, на секунду ослепив меня. Запахло го-рящей серой.

Зрение вернулось, но всё, что находилось снаружиоцепления, растаяло в кромешной мгле, возникшей изсгустившегося дыма. Похоже, менялись декорации.

Тьма, пришедшая из Театрального проезда на сме-ну ослепляющей вспышке, накрыла всё вокруг Лубянки.Исчезли улицы и переулки, исчез во мраке застрявшийтягач и всё, что было на нём. Исчезли двадцать шестьбакинских комиссаров. Исчезла куча мыльных брусков.Пропал нелепый и страшный герб, как будто не суще-ствовал на свете. Всё пожрала тьма, напугавшая всё жи-вое на площади и в её окрестностях.

Стоп! Я уже слышал или читал подобное, насчёттьмы пришедшей.

Мне стало стыдно. А когда вспомнил, г д е читал –стало о ч е н ь стыдно. И страшно.

Может ничего, обойдется? Как же я потерял бди-тельность? Вот почему: слишком легко мне удалось взло-мать первый код. Отчего же так легко?..

«Значит, нужные книги ты в детстве читал!»1, –раздался внутри меня хриплый, родной для нашего по-

8180

мяти всплыли древние слова: н е б е с а с о д р о г н у -л и с ь и з е м л я р а з в е р з л а с ь . Именно развер-злась, образовав огромную круглую шахту, уходящуювниз, в бездну. Из глубин подсознания всплыло имя этойчудовищной дыры: ПРОВАЛ. Именно так: Провал – спрописной буквы. От ограждающего каната до срезаПровала по окружности оставалось не больше десятиметров.

Я перевёл взгляд на оцепление. Его участники кор-чились на земле. Все, кроме одного, стоявшего ближе комне спецназовца.

Невысокий крепыш, удивительно похожий на ко-мандира СОБРа из «Антикиллера». Он даже не надевалнаушники! Стоял, широко расставив слегка согнутые вколенях ноги, смотрел в сторону бывшей площади и…улыбался.

Почувствовав взгляд, он повернулся ко мне, отдалчесть рукой в чёрной перчатке со срезанными пальцамии этой же рукой сделал приглашающее движение в сто-рону жуткого Провала. Только жест был необычный:вытянутая рука с четырьмя сжатыми пальцами и направ-ленным вниз большим. Так римские граждане в Колизееприговаривали к смерти побеждённого гладиатора.

А там, в глубине Провала, что-то происходило. Избездны доносился сильный гул и странные, немыслимыев центре Москвы звуки. Нарастающий рокот, могучийудар, долгая тишина, и через мгновение – опять гул, гром-

* * *

Мгла рассеивалась, и на площади зачиналось но-вое действо. Оставаясь сидеть на скамейке, я встал и наватных ногах подошел к самому краю площадки.

Летнее солнце стояло высоко, но по асфальту мета-лись блики. В их мерцающем свете размывались очерта-ния окружающих площадь зданий, машин, людей.

Вдруг обнаружилось: все, стоявшие в оцеплении,делали одно и то же. Они одновременно сняли ранцы,потом достали из них какие-то предметы, похожие на спа-ренные зимние шапки. И напялили эти штуковины наголовы. Что же это?

Наушники! Огромные наушники – для звукоизоля-ции. Вот сволочи! Предупреждать надо!

Я широко открыл рот и плотно прижал ладони кушам. Над площадью с зелёной клумбой посерединевозникло дрожащее марево. Зарябило – противно, дотошноты, до занудной боли в глазных яблоках. Мелкойтрясущейся волной закачался асфальт, зыбкой пестротойзамелькало изображение, и площадь… исчезла.

Страшный удар обрушился, как выстрел. Будто од-новременно врезали доской – по голеням и в уши. И, чтопоразительно – удар был бесшумным. Инфразвук, оче-видно. На какое-то время слух забила тишина.

Стараясь удержать ускользающее сознание, я всмат-ривался в площадь, которой не стало. Большая часть ого-роженной канатами поверхности ушла в небытие. В па-

8382

ду. До ограждения оставалось метров десять, и столькоже – от каната до края бездны. Я шагнул к Океану, нотут дикая боль пронзила правое колено. Вцепилась буль-дожьей хваткой – и не пускала ни на шаг.

Эх, мне бы трость или костыль. Я не отказываюсьидти, но дайте хоть что-нибудь!

– Лю-у-у-ди! – беззвучно на всю Лубянку. – Дайтеопору! Я никуда не денусь, ведь я уже здесь.

Сквозь рёв Океана меня могли слышать лишь бли-жайшие участники оцепления. Откликнулся на зов сер-жант-гаишник – низенький, пузатенький, в коричнево-серой униформе. Он поднялся с земли и непрерывно, какзаводной, отдавал мне честь. Я достал бумажник, выта-щил из него все деньги: и рубли, и баксы – любимые двад-цатки с президентом Джексоном:

– Скорее, любую палку, сдача твоя.Но он не брал купюры, продолжая отдавать честь.

Г а и ш н и к н е б р а л д е н е г ! Чёрная фантасти-ка, в жизни так не бывает.

Но вот жвачное заинтересовалось. Оказывается,братец, ты просто очумел от звукового удара. Любишь«зелень», по ручонкам вижу: любишь. Да что же ты су-ёшь? Какой прок от твоей палки полосатой, я тебе кто –кот Матроскин, что ли?! Точно, очумел.

А что же мой спецназовец? Тот, из «Антикиллера»?Он улыбался, но уже презрительно. Неожиданно заша-гал в мою сторону; нет, не в мою. Подойдя к гаишнику,выхватил у него жезл и вернулся на место. А потом из

че и громче, и новый удар огромной жидкой массы в сте-ну шахты. И снова тишина, и это повторяется снова иопять, и всё ближе и громче. И запах – древний, как мир,запах истинной, не городской жизни. И вот показалисьиз бездны пенистые гребни самых высоких волн. Где ониуспевали разогнаться, чтобы взметнуться в такую высь?

Я догадался: ОКЕАН. Не море, именно Океан –опять же с прописной буквы.

Хотя, конечно, глупо: как можно отличить море отокеана, стоя на берегу?

Но в дыхании Океана был изъян, едва заметная ано-малия. Вдох – пауза – резкий выдох. Дыхание Океанабыло жёстким. Волнам не хватало пространства для мяг-кого сброса огромной энергии на берег, и они всё мощ-нее обрушивались на стену Провала.

Да, так и есть! Океан повышался – медленно, нонеумолимо. Судя по всему, его уровень сравняется с по-верхностью через полчаса. А ещё через час Москва скро-ется. И не только Москва.

Медлить нельзя. Спуститься по ступенькам – уй-дёт две-три минуты. Как раз перевести дух и осмыслитьпроисходящее.

Но стоило встать на край лестницы – случилосьнеожиданное: я заскользил на пятках вниз. Прямо по сту-пенькам, плавно и неудержимо, как бывает лишь во сне.

Через миг я был внизу, на берегу Лубянки. Рёв Оке-ана бил в уши, солёные брызги тут же пропитали одеж-

8584

но, ну, значит алкаш, небось раньше такого в Москве небыло; щупают мой пульс, пульса нет, вызывают «Ско-рую»; меня, нет, моё бездыханное тело увозят; всё ясно:инфаркт; неясно другое – прекрасная кардиограмма занеделю до этого.

Я взглянул в глаза исполнителю: ну, давай уже, хва-тит кошек-мышек. Его тело, закрутившись до упора, взви-лось, как распрямившаяся тугая пружина; раздалсястрашный, резкий крик: и-Й-Я!!!, переходящий в корот-кий свист – и почему-то оглушительный звон разбитогостекла со стороны Провала.

Всё.Я… я живой!Живой, но по-прежнему пришпиленный к месту

жуткой болью в колене.Чёрный спецназовец помог подняться приходяще-

му в себя сослуживцу, потом ещё одному; и вот уже всеони стоят, и все на одно лицо – просто статисты.

И вдруг откуда-то сверху раздался Славкин голос:– Что, брат, вляпался? А разгребать кто будет? Дядя?

Добрых дядей не бывает! Чего застыл? Первый – пошёл!Славки пять лет, как не было в живых; да нет, какие

там пять – уже все шесть; но сейчас это не имело значе-ния. Главное: настоящий друг поддержит тёплым сло-вом отовсюду.

Боль в колене прошла.

ножен на поясе достал финку. Я узнал бы её из тысячи:финка Белого, та самая.

Он строгал полосатую палку. До этого я думал: га-ишные жезлы – резиновые, двойного назначения. Нет –крашеное дерево. Крупная стружка ниспадала на асфальт,чёрный спецназовец поглядывал на меня нехорошо. Явсё понял, оставалось ждать. Значит, не обошлось.

Отбросив исструганный остаток, он повернулся комне. Финку он держал как надо: рука вперёд, лезвие пря-мо и чуть вверх.

«Следите за его бедрами», – вспомнилось мне. Егобедра начали разворот – то самое начало разгона, послекоторого сделать ничего нельзя. Он не торопился, он ут-рировал вращающее движение, повторяя его многократ-но, – как это делал Белый. Но теперь это был не Белый.

Ч ё р н ы й ч е л о в е к – прекрасный в своем со-вершенстве живой механизм смерти.

А я был лёгкой добычей. Почти обезноженный –идеальная мишень. Господи, но ведь я не готов! Семьяни о чём не знает, и ещё нужно написать книгу, и… « С о -ш е й т е м н е б р о н е ж и л е т » , – всплыли в памятисмешные слова моего маленького сына.

Я увидел себя, сидящего на железной скамейке, икак хватаюсь рукой за грудь, бессильным мешком валюсьвниз, люди проходят мимо, мимо; развелось этих бом-жей, скоро в Кремле устроят ночлежку, куда смотритЛужков, да нет, на бомжа не похож, одет вроде прилич-

8786

тистыми искрами; капли сливались в нежно-зелёные лен-ты и ручейки, а те, что слиться не успевали, искристымибрызгами ниспадали в ручьи и реки. Ручьи и речушкипереливались оттенками бирюзового цвета, журчали наотмелях, звенели порогами и гудели водопадами; и всеэти божественные цвета и звуки вливались в Океан. Оке-ан дышал этими потоками, вбирал их в себя, вздымаягрудь – потом обрушивался вниз, отдыхал – и вновь на-полнялся до краёв.

Наконец реки и ручьи иссякли, слышно лишь мер-ное дыхание Океана.

Над Провалом, соединяя края, ярким полукругомсияла радуга. На что же это похоже? Ах, да, конечно.Сказочные картины-композиции Чюрлёниса.

Я открыл глаза. Радуга исчезла. Океан дышал мощ-ными волнами прямо у ног. У стены шахты плавал ог-ромный, с телефонную будку, гранёный стакан, запол-ненный прозрачной жидкостью. И – резкий, отвратитель-ный запах спирта. От верхнего края стакана отколот при-личный кусок. Понятно, финкой.

Волны бушевали вокруг стакана, перехлёстываличерез него, но залить не могли. Стакан не утонул – зна-чит, не всё потеряно. Но уровень Океана всё повышался.

Медлить нельзя.Стакан, плавающий в Океане, что это значит?

СОЛЯРИС! Не по форме, не по виду спецэффектов, – апо сути – Солярис.

* * *

До Провала было метров двадцать: десять – до, идесять – за канатом. Ясно: важное скрывается за пере-дним срезом шахты, нужно подойти ближе. Зачем тогдаканат по всей окружности? Это не ленточка, что перере-зают ножницами в торжественную минуту. А, будь чтобудет! Я медленно тронулся с места.

До каната оставалось три метра, когда воздух надним заструился. Ещё шаг – и канат передо мной раска-лился докрасна. Шаг – он вспыхнул и перегорел; дымя-щиеся концы упали на асфальт, открывая проход к Про-валу.

Рёв Океана стих. До обрыва – около десяти метров,это двенадцать шагов. Закрыв глаза, я пошёл вперёд.Один, два, три… семь, восемь… одиннадцать, двенад-цать… «Ложки нет», – вспомнил я «Матрицу», – и тутже: «Готов ли ты увидеть то, что должен?». Не откры-вая глаз, двинулся дальше. Океан дышал еле слышно.

С неба, от далёких звезд, невидимых днём людям сневерно открытыми глазами, доносилась доверительно-грустная, рвущая душу мелодия. Брамс, третья симфо-ния, аллегретто. Изумрудные округлые льдинки катилисьпо звёздным лучам; льдинки струились гирляндами, гир-лянды свивались и расходились веерами, соединяясь вузоры неземной красоты. Льдинки светились внутрен-ним светом, подтаивали на горячих лучах, скользили,превращаясь в аквамариновые капли, мерцающие золо-

8988

Глазом учёный приник к микроскопу,Микроб изучая.Делает то же микроб,Глядя с другого конца.2

Но как распознать знаки, при такой-то волне? К томуж я не царь, мне консультанты-мудрецы по штату не по-ложены.

Вдруг на поверхность Океана опустилась большаярамка. Треугольная, похожая на используемые в бильяр-де. Все шары очутились внутри треугольника, и в этомогороженном пространстве волны стихли. И не простостихли – волна исчезла, полный штиль. Осталась лёгкаязыбь, слегка колышущая пленённые золотистые сферы.

* МЕНЭ –ТЭКЕЛ –ФАРЭС – таинственные слова из древ-ней легенды о Вавилонском царе Валтасаре. Однажды он устроилпир для своих вельмож. И неосторожно использовал для питьясосуды, взятые из святилища дома Божьего в Иерусалиме. Но вразгар веселья вдруг появилась загадочная рука, которая сталаписать на стене эти непонятные слова. Ещё не зная их смысла,Валтасар уже струхнул и повелел своим мудрецам срочно расшиф-ровать надпись. Но те оказались неважными толмачами. И толькоиудейский пророк Даниил смог прочитать это персональное дац-зыбао и объяснить значение тёмных слов. Дословный перевод сарамейского звучал так: исчислено – взвешено – разделено цар-ство твоё. Ну а смысл понятен: дескать, крандец тебе, Валтасар.

Так оно и вышло. В ту же ночь Валтасара убили, и его цар-ством завладел персидский царь Дарий.

В наше время словосочетание «валтасаров пир» либо на-мёк на него вышеуказанными словами продвинутые личностиприменяют в смысле: шумное веселье накануне беды.

И вдруг Океан выстрелил. Оглушительный гро-хот – и в небо взметнулся столб воды. Взлетел – и обру-шился. А на поверхности Океана появился золотистыйшар. Крупный, раза в три больше футбольного мяча, онвращался с бешеной скоростью. Что это? Буй? Нет, онкрутился свободно, троса с якорем не было. Просто шар.

И снова выстрел. Гром, столб воды. И опять гром ивысоченный фонтанище. И ещё, и ещё! На поверхностиОкеана вертелись уже пять «выкидышей». Последнийбыл раза в два крупней остальных.

Шары вращались все медленнее, и на них стали за-метны некие знаки. Но рассмотреть их толком не полу-чалось: волны бросали шары, как щепки.

Но я уже понял суть и догадался, что будет дальше.«МЕНЭ –ТЭКЕЛ –ФАРЭС»*. Знаки, начертанные нео-бычным образом.

Тогда получалось сочетание: СОЛЯРИС и ВАЛТА-САР. А творческое сочетание в Академии давало правона второй уровень.

М-да, второй уровень. Ещё вчера я прыгал бы отрадости, а сейчас… Дожить надо – до Академии-то.

Хотел бы я хоть глазком взглянуть на гениальноговселенского ди-джея, способного соединять несоедини-мое, смешивая столь разные темы: «Солярис» и «Менэ –Тэкел – Фарэс».

Угу. Как там у классика:

9190

Теперь вращаться начал стакан. Его обороты уско-рялись; вот образовалась воронка, стакан опускался в неёглубже и глубже; его верхний край превратился в раска-лённое докрасна кольцо.

Из воронки вырвалось белое облако, и в эту вертя-щуюся глубину стакан рванул, как торпеда. Точно, ста-кан с водкой – наше секретное оружие класса «поверх-ность – глубина».

Опустевший Океан продолжал дышать, но теперьего уровень оставался постоянным. Не убывал, но и неповышался.

Значит, обошлось. И не только обошлось, но и по-лучилось!

А может, медаль дадут? Интересно, какую? «За спа-сение Москвы» или «За спасение утопающих»? Угу. Заспасение утопающих, которых ты сам же чуть не уто-пил.

Значит, пасьянс. Да какой там пасьянс – всего двекарты. «Понты дороже денег» и неведомый пока тест,за который мне поставили двойку. Результат не очеви-ден, но расклад ясен.

* * *

От предварительной расшифровки кода до мину-ты, когда занавес поднимется полностью, предстоял дол-гий путь. Окончательная разгадка ждала наверху, на ска-мейке. Сколько же метров до неё? Или гигабайт? А мо-жет – целая жизнь?

Но знаки не читались: шары ещё вращались. Итут рамка стала ужиматься; форма её из треугольнойпревратилась в полый тавровый профиль: букву «Т» сширокой горизонтальной полкой и короткой толстойножкой.

Внутри полки уместились четыре одинаковых шара,а в ножке – большой. Зажатые рамкой, шары вращалисьвсё медленнее, – и кое-что стало просматриваться. Сей-час, сейчас…

На самом левом шаре – чёрным по золоту – явнобуква Т; и на крайнем справа – тоже Т. Нижний, боль-шой шар – какая-то странная не наша буква, да нет, небуква, это цифра: 2. А вот проявился предпоследний, вто-рой справа шар – С.

Что это значит? Тост, что ли? Второй тост, за чтомы там пили с Белым? Я и последний-то не помню. Ока-залось – нет, не тост. Остановился последний шар, и ста-ло видно: «ТЕСТ». И ниже, крупно: «2».

Почему второй? Причём здесь второй тест, а гдепервый?

Стоп! Цифра «2» – вовсе не номер теста, для этогоу неё слишком большой размер. А что же? Оценка.ДВОЙКА.

Наконец проявилась суть, дотоле спрятанная за гра-нёным стаканом с водкой: я не прошёл пока неведомыйдля меня тест. Садись, два.

И вдруг – сухой щелчок; шары и рамка вспыхнули,как бездымный порох, и вмиг сгорели. Даже следа неосталось, лишь запах горящей серы.

9392

ЧАСТЬ II

ЛЕСТНИЦА

«Сновидение Иакова»(«Библия в гравюрах Гюстава Доре»)

М-да, кросс-реальные переходы. Дело тонкое. Дажепосле сна нам требуется время для возврата в реал. Атут намного серьезнее: угроза кессонной болезни, вплотьдо летального. Для этого, понятно, и лестница. По-науч-ному – эскалатор.

Сколько ж у нее ступеней? Раз, два, три, четыре,пять… не то, сбился. Ну-ка, по новой, тройками. Раз, два,три; ещё: раз, два, три; ещё так же – и ещё тройка. Зна-чит, число их – двенадцать.

Времени до скамейки много, целый вагон. Надо ис-пользовать его с толком: понять смысл второй производ-ной. И побывать в Академии – отчитаться за это погру-жение. Да, не забыть подать заявление на второй уро-вень: шестой год хожу в салабонах.

Говорят, на эскалаторе думается хорошо, хоть и нео-бычно. Что ж, ловись рыбка – большая и маленькая.