* * *

* * *

*** За окошком снова непогода, Снег идѐт, и волком ветер воет. Не ропщу, но вот уже полгода Это моѐ сердце беспокоит. Не идѐт весна, хоть плачь, хоть тресни, Даже оправдание находит: Что уже не те пою я песни, Да и возраст мой ей не подходит.

Мол, она — для молодых услада, Лето, мол, лишь добавленье к схеме. Осень — это свадьбы и прохлада. Лишь зима для тех, кто уж не «в теме». Что ответить мне весне-глупышке? Мой багаж, накопленный годами, Уж давно достоин целой книжки, И меня не удивить словами. Но права она, что снег кружится, И что снова ветер волком воет, И что с ней мне больше не ужиться, И что сердце... Но о нѐм не стоит.

* * *

Я пьян любовью, как вином. И, как заядлый алкоголик, Стремлюсь напиться перед сном, Пусть вкус вина порой и горек. Но не могу я не любить! И пусть уж отшумело лето. И осенью приятно жить, Коль песня жизни не допета.

* * *

Анатолию Сергиенко, Заслуженному художнику России

Вот ангел деревянный1

летит себе неспешно, А я, совсем не пьяный, всѐ маюсь безутешно. Сомненье меня гложет и отравляет сердце. Как жаль, что не поможет стопарь горилки с перцем. Конечно, было б проще забыть, что сердце ноет, но ангеловы «мощи» гремят и беспокоят. Я не поэт известный, но всѐ ж не бесталанный. И ангел мой небесный — живой не деревянный!

1 Ангел деревянный — рисунок Анатолия Сергиенко на обложке альманаха «Ваенга».

11

* * *

*** Сегодня день не боевой. Путь мне знаком, и не нужна мне карта. Сегодня, милая, я буду лишь с тобой, Сегодня праздник — День 8 марта. И пусть пурга всѐ замела, Для схода2 — это не преграда Ты столько дней меня ждала, Что эта встреча как награда. Уже я вижу милый дом, Где так уютно и прекрасно, Где счастливы с тобой вдвоѐм, Где жизнь проходит не напрасно. Взбегаю я на этажи, Слегка утихомирив сердце, Звоню и жду, когда же ты, Любовь моя, откроешь дверцу. Томленье тягостных мгновений... Но вот шаги и звон цепочки. Не ждите больше откровений. Всѐ — для неѐ! А дальше — точки...

2 Сход - разрешение покинуть корабль.

12

* * *

Виталию Стороженко

Наступает апрель, Наступает весна. Что-то шепчет капель, Ей теперь не до сна. Звонко песню свою Вновь затянет скворец, Что ж, ещѐ я живу, Знать, ещѐ не конец. Тѐплый ветер траве Шлѐт приветы стократ. Этой ранней весне Бесконечно я рад. Как я счастлив и рад, Что ещѐ один миг Я с тобой, милый бард, В этой жизни постиг!

* * *

14

Хлопья снега за окном В хороводе закружились, Я совсем забыл свой дом И про то, что Вы мне снились... Зачарованно стою, Вновь природой удивлѐнный, Миг пройдѐт, и запою — Красотою опьянѐнный. В голове сплошной туман, Несравненно наслажденье. Это вовсе не обман, А природы вдохновенье. И пускай твердят кругом, Что фантазии мне снились... Хлопья снега за окном В хороводе закружились.

* * *

15

Ушла из жизни милая подруга, С которой было просто и надѐжно. И пусть была она «другого круга», Дружили мы, насколько было можно. Своею статью радовала нас, Своим умом нас просто удивляла... И вот угасла. Может это сглаз? Иль часть беды от нас она забрала? Скорблю безмерно. Ты ушла. Что жизни миг в сравненье с веком? Пусть, по природе, сукой ты была. А вот по сути — человеком!

* * * ЛЕТНЕЕ УТРО

Я локоны твои боготворю,

Когда лучи проснувшегося солнца,

Считая, что ещѐ я сплю,

Заигрывают с ними сквозь оконце.

Груди твоей дыхание ловлю —

Как ветра дуновенье жарким летом.

И я опять тебя боготворю,

И нежно обнимаю пред рассветом.

* * * Пусть листва свой изменила цвет Ей пришлось с красой своей расстаться, Пусть тепла уже в помине нет, Что ж — октябрь, и надо с ним считаться.

Впереди полярной ночи час, Впереди усталость и невзгоды. Неудобства только лишь — для нас, Для природы нет плохой погоды. И смирившись с фабулой такой, В лучшее я снова верить буду. Бабье лето — наступает и зимой. Если очень верить в чудо!

* * *

18

Из альбома, из альбома Фото рыжие достану. Вспомнится любимый город... Это ж сколько лет назад? Вот Сергей — сын управдома Тянется рукой к стакану... А ему, смеясь, за ворот, Льем струѐю лимонад. Вот серьѐзно, но жеманно, Раскрасавица округи В платье ситцевом, в цветочек, На скамеечке сидит. Это ж — милый ангел Анна (А вокруг еѐ подруги), Комкая в руках платочек, В сторону мою глядит. Господи! Да это ж Сашка! «Кок» на голове горою, Весь в значках и в кепке новой, Модник был, что будь здоров! Рядом девочка Наташка, Станет Сашкиной женою. А пока он парень «клевый», Любит «буги» и «битлов».

19

Ну, а это брат мой Дима, Алька Велик, Рогов Мишка, Я, конечно. Все гурьбою «мушкетѐрим» — красота. Правда, дворник, тѐтя Сима, Видно, не читала книжек, И «Дюму» из нас метлою Выбивала, как могла. Детство, юность — пролетели, Да и средний возраст тоже. И виски уж поседели, И в морщинках наша кожа. Уж в эмоциях - скромнее... Только грустно от чего-то. И сейчас ещѐ милее Рыжие, в альбоме, фото!

20

***

Ты посмотри в глаза мои, Пока в экстазе и угаре Поют нам песни соловьи, Как самой лучшей в мире паре. Ведь птицам вовсе не понять, Что чье-то сердце охладело, Что трудно слѐз поток унять И боль потерь сковала тело.

* * *

21

Нагадала мне цыганка Счастье в жизни и удачу, И богатство, и везенье, Исполнение мечты.

Стол и скатерть-самобранку, Рыбку мудрую в придачу И весь год, как в день рожденья, Лишь подарки и цветы. Я, конечно же, не верю В то, что это точно будет. Нет, я точно это знаю, Что слова еѐ пусты... Всѐ же, кое-что проверю, От меня ведь не убудет. Вот возьму и загадаю, Чтоб была со мною ты!

Ах, цыганка, ах, колдунья! Что же душу мне смутила? Я теперь живу мечтою, (Но мечтанье ведь не грех). И хотя ты, хохотунья, Денег много запросила, Радость я свою не скрою И надеюсь на успех!

22

МАЙ

Девятого мая, на праздник Победы,

День классным бывает, но лишь — до обеда.

Потом, как обычно, заряд за зарядом.

Но после двадцатого — «стоп!» снегопадам.

Бывают лишь редкие дни, чтоб снежило.

То — «белые мухи», твердят старожилы.

А мухи — к теплу. И прекрасно, что белые!

Летят беспорядочно, как очумелые.

Им в зимнюю стаю теперь уж не сбиться...

Пусть лето и вам, «мухам белым», приснится!

* * *

23

Солнце яркое на небе засветило, И веселье плещет через край. Наконец-то лето наступило, И тепло пришло в наш снежный край. Отступили лютые морозы, Снег растаял, зелено кругом. Распустились на окошке розы. Измененья — и во мне самом. Обострились чувства, посвежело тело, Сердце застучало. И мечты, мечты... Был бы бесшабашней, зашвырнул бы дело И сбежал бы в сопки, где гуляешь ты.

24

ЖЕНЩИНАМ 8-ГО МАРТА

Земля вновь описала оборот. Зиме на смену вновь весна приходит. Мы суетимся, дел ни в проворот, Но что-то с нами всѐ же происходит. Весна! Друзья мои, весна! Всѐ расцветает, набирая краски, Всѐ возрождается и просит ласки, Ведь столько ждало света и тепла. А мы за суетою дел, За беготнѐй и скучной прозой буден Забыли: есть другой у вас удел, И он — значителен и чуден! Он в том (и мы вам честно скажем) — Блистать, цвести и радовать сердца, Чтоб привязать к себе нас до конца. А мы... сопротивленья не окажем.

25

НЕ ОБВИНЯЙ СЕБЯ..

Ты снова будешь сладко лгать, Что надо выйти на работу, А я-то точно буду знать, Что кто-то ждѐт тебя в субботу. Зажжѐшь свечу не для меня, Не для меня сготовишь ужин, Не знаю, кем был для тебя. Но я всегда считал, что — нужен. Не обвиняй себя ни в чѐм. Свали все беды мне на плечи, Как будто ты тут ни при чѐм. Тебе, возможно, станет легче. Залечит раны год, другой, Забуду ревность и мученье. Но станешь ты уже другой, Не той, что дарит вдохновенье.

26

РАЗМЫШЛЕНИЯ В ГОСПИТАЛЕ

Говорят, что камни в организме Выросли на нашем эгоизме. Что-то очень сладкое мы ели, Что-то очень горькое мы пили, В чувствах нерастраченными были. Вот теперь и путь один — к могиле. А, глядишь, вели себя бы тихо, И, возможно, миновало б лихо. Не было б того, да и другого Из букета пышного такого. Я по жизни мысленно мотнулся. Как прекрасно было в том далѐко. Если б мог... туда бы не вернулся. Потому, что было бы жестоко Оставлять любимых и работу, Ощущенье гордости за сына. Ничего, что долго гнул я спину, Я на пенсии, и жизнь теперь в охоту. Думаю, лекарства мне найдутся. Может быть, за деньги, что достану. Камни, в желчном, вряд ли рассосутся. Да и меньше я грешить не стану!

27

ВДОХНОВЕНИЕ

Летит перо, одушевляя строчку.

И я, от нетерпения сгорая,

Смотрю, где лучше ставить точку,

Хотя, по замыслу, здесь явно запятая.

А если честно — лучше многоточье.

Ещѐ не вечер, лишь средина дня. Хотя уже становится короче Жизнь, не всегда путѐвая, моя.

И пусть летят года, подобно птице, Мне рано подводить ещѐ итог. Ведь точку в жизни ставит только Бог, А мы лишь ходим под его десницей.

28

О СМЫСЛЕ БЫТИЯ

Ища ответ о смысле бытия, Полсотни лет брожу по свету я. И пусть уже протоптана тропа, Но путь не стал короче для меня. А может быть, мне чуточку свернуть, И станет вдруг короче этот путь? Но проку нет обманывать себя, Что толк есть только в смысле бытия. Отсеивая нужное зерно, Внимательно смотри, чтобы оно, В лукошке залежавшись, не сгнивало. А коль просмотришь, то пиши пропало. Ведь жизни смысл, просеяв, потерять, Гораздо хуже, чем его искать.

29

***

Жизнь разделилась как-то вдруг На то, что ДО, и то, что ПОСЛЕ. На сердце не весна, а осень, В глазах моих сомненье и испуг. В душе моей сомненье и тревога, Сердечный спазм, дыханье через раз. Неужто длинная любви дорога Закончится на паре горьких фраз? Любимая, хорошая моя, Ты с каждым днѐм становишься всѐ строже. Но даже злость и холодность твоя Становятся мне ближе и дороже.

30

ТЕЛЕФОННАЯ ТРУБКА

Трубка телефонная гордится Тем, что говорила с заграницей. Мол, я знаю то и знаю это, И что чувствую себя почти поэтом. Я, в отместку, трубочку кладу И молчу. И трубка ни гу-гу. И хотя я трубкой дорожу, Я в неѐ ни слова не скажу. Но друзей ряды не поредели. Вновь звоню. И трубка — снова в деле.

31

ДОРОГА В ИЗРАИЛЬ

* * *

Вот и стих дикий рѐв.

Перегрузка едва ощутима.

Миг, и мы над землѐй.

Успокоился шумный салон.

Через пару часов —

Я в окрестностях Иерусалима.

Ну и — прямо к Стене!

Убедиться, что это не сон.

* * *

Впервые на Святой земле. Восторг переполняет душу. Но, если честно, то, конечно, трушу, Уж резко изменилось всѐ в судьбе. На склоны гор библейских восхожу. И пусть столетья изменили их немного, Мне всѐ-таки видна дорога К святому для евреев рубежу. Я у Стены стою, иврит совсем не знаю, Стараюсь вспомнить пару слов... Хотя, Перехожу на русский, умоляю: «Господь, спаси Россию и меня!»

32

* * *

Величия былого только часть, Кусок Стены. Но именно под ней Живым, или хотя бы мѐртвым, пасть, Мечтает каждый истинный еврей.

* * *

Я сознаю, что я еврей по крови И по-российски неудачливой судьбе. Но никакие древности и нови Не истребят еврейского во мне. Но если всѐ ж уехать мне придѐтся, Преодолев застенчивость и страх, Я с теми, кто в России остается, Прощусь с слезою горькою в глазах. Я на распутье. Я ещѐ не знаю. Я слабым показаться не боюсь. И пусть давно скучаю по Синаю... Я, уезжая, всѐ же остаюсь!

ИСХОД ИЗ ЕГИПТА

Сияло солнце в вышине, Народа сотни освещая. Через пески, к родной земле, Брели евреи по Синаю.

Они бродили по пустыне,

И был безрадостным итог.

Они бродили бы и ныне,

Когда б о них не вспомнил Бог.

И был обманут Фараон,

И стража след их потеряла.

Народ вернулся на Сион,

Чтоб возродить страну с начала.

И пусть прошли те сорок лет,

Столетия промчались тоже.

От них до нас доходит свет,

И мы на иври3 тех — похожи!

* * *

Лица, лица... Сколько их в толпе?

От американцев и до друза....

Но если кто и симпатичен мне,

Так это — кто из бывшего Союза.

* * *

И пусть в садах святого града Уже вовсю цветѐт миндаль, Поверьте, лучшая награда — Полѐт в заснеженную даль!

1994 г.

3Иври — название одного из племѐн, составлявших древнюю вавилонскую цивилизацию. Отсюда и

название языка — иврит.

* * *

37

* **

Говорят: «Ворона — старожил».

300 лет природа ей дала.

А орѐл, хоть гордо, смело жил,

30 лет — про всѐ, про все дела.

Дело ведь не в сумме долгих лет!

Дело в том, каков полѐта след!

И хотя ворона и мудра,

Мне приемлемей полѐт орла!

* * *

Природа нам дала по паре ног,

По паре рук, чтоб чудеса творить,

И уха два — чтоб лучше слышать мог.

Но рот — один. Чтоб меньше говорить!

* * *

Стоять по стойке «смирно» нелегко Тому, в ком есть «талантово зерно». Но лучше уж бессмысленно стоять, Чем от угодничества остов свой сгибать! Пока Пегаса крылья здоровы, И бег его не замутнѐн одышкой, Старайся написать хотя бы книжку. Потом ведь могут взять и под узды.

38

***

Цветенье роз настолько скоротечно, Что стоит призадуматься о вечном. Вы берегите в жизни не цветки, А то, что силу им даѐт — ростки!

* * *

Ну что про ухо написать? Ну, часть лица, ну аппарат для слуха... На что-то, может быть, ещѐ годится ухо, Когда его, в « запале» почесать!

***

В зобу дыханье спѐрло от цитат,

Эпитетов, гипербол и сравнений.

Я, безусловно, Ваш смиренный раб.

Вы для меня, конечно, добрый гений.

* * *

Как шарж - рисую ухо ларингологу. Улыбку славную рисую зубврачу. А что нарисовать мне гинекологу, Чтоб сразу стало ясно? Не шучу!

* * *

39

* * * Не совместить:

Его жару — Ваш холод.

Ваш лишний вес и вечный его голод.

Достаток Ваш, гроши в его кармане.

Ваш громкий храп, его любви стенание.

* * *

Трясѐт кормой неугомонно трясогузка

И в дни весѐлые, и в дни, когда ей грустно,

И утверждает, чтоб ей было пусто,

Что тряска попкой тоже вид искусства!

* * *

На птенчика, что выпал из гнезда,

Охотников найдѐтся хоть куда.

Ему бы, глупому, не торопиться.

И выжил бы, и был бы гордой птицей.

* * * Валерию Репе

— Товарищ мой достиг всего, что мог: Держал в руках мозги, сердца и «атом». — Твой друг, что, новый русский или Бог? — Ну, не совсем... Патологоанатом.

40

* * *

Строй диких птиц летит через границы.

Ещѐ мгновенье, и их клин растает.

Да пусть летят себе, на то они и птицы.

А неприятностей и здесь, и там хватает.

* * *

Мы часто ищем оправданье

И горестям своим, и бедам,

И искушает нас желанье

Свалить всю тяжесть на соседа!

* * *

Шерше ля фам, друзья мои, шерше!

А я устал, я старым стал уже.

Но молодым даю совет — шерше!

Приятных сердцу и тоскующей душе.

* * *

Если вдруг я внезапно умру,

Не судите меня очень строго.

Лучше песню пропойте мою,

Чтобы лѐгкой была мне дорога

41

42

РАСПИСКИ

Наше с братом детство было безрадостным. Рано познав и нужду, и голод, мы, тем не менее, не ожесточились, не очерствели душой. Но, поддавшись общему настроению двора, уроки в школе прогуливали, что дома старательно скрывали. Когда же число прогулов дошло до неприличия, классный руководитель пришла к нашей приѐмной маме и сообщила о наших успехах...

О нашей приѐмной маме можно было бы говорить и говорить, она это заслужила. Если выразиться кратко, то уже то, что она взяла на воспитание троих детей (нас и сестру), было подвигом, тем более, что никакие деньги за это государство не платило. Будучи человеком порядочным и ответственным, она, тяжело переживая безвременную смерть отца, в память о нем и любви к нам посвятила свою жизнь нашему воспитанию. Только благодаря еѐ самоотверженному труду, такту в общении с нами, мы не оказались в тюрьмах, а выросли и добились в жизни многого.

Но это было потом, а сейчас на повестке дня стоял вопрос: «Как заставить нас нормально учиться?». Понятно, что репрессивные меры подействовать не могли. Как только она нас ни уговаривала, какие только аргументы ни приводила — всѐ не срабатывало. Мы, конечно, обещали исправиться, но... в очередной раз сбегали в кино или купаться на Днепр.

Разуверившись в нашем очередном, обещании она сказала: «Дорогие мои дети! Я в который раз убеждаюсь в том, что вы меня обманываете. Поймите что образование необходимо не мне, а вам. Если не будет меня, вас, конечно, никто не заставит учиться, но будет ли вам от этого лучше? У меня создается впечатление, что вы этого добиваетесь. Ну что же, вам с этим жить. Но, чтобы я была чиста перед людьми и

43

чтобы никто меня не упрекнул в том, что я о вас не заботилась, по каждому вашему недостойному поступку вы будете писать расписки».

Не знаю, педагогично это было или нет, но... сра-

ботало! Конечно же, не сразу, но сработало! После написания

нескольких расписок мы поняли, что к чему, да и стыдно было

писать расписки, а вдруг кто-нибудь их прочитает?! Прошло

время, уже давно нет мамы Лены, мы сами стали отцами, а

брат даже дважды дедом, но иногда, вспоминая детство, мы

вспоминаем и... расписки. Конечно же, мама никому их не

показывала. Долгое время я думал, что она порвала их давно.

Но, как пот оказалось, сохранила и при последней встрече

отдала эти расписки мне. Когда я уезжал, она сказал: «Эти

расписки уже не нужны, я за вас спокойна. Если хочешь, то

порви их сам, я этого сделать не смогу». Я порвал расписки,

хотя сейчас об этом жалею. Это же была ещѐ одна ниточка

воспоминаний и то, чего, я думаю, часто касались тѐплые руки

нашей мамы! Прожив достаточно долго, мне иногда хочется снова

стать ребѐнком, но чтобы у меня было достаточно денег ...купить самую большую тетрадь и, экономя листы, бесконечно (иногда безграмотно) писать, писать ...расписки.

Дорогие и, как утверждают, умные не по возрасту, современные молодые люди! БЕРЕГИТЕ МАМ! Будет у вас и время для дискотек и «тусовок» и, к сожалению, для совершения многих глупостей, как и время по-настоящему почувствовать, а не просто считать себя взрослыми. Но, как правило, уже не будет человека, который мог бы искренне за вас порадоваться или вместе с вами поплакать в лихую годину. И в том, что этот человек рано ушѐл из жизни, вы, может быть, ощутите и свою долю эгоизма и невнимания. Но, пока вы молоды, всѐ ещѐ можно поправить.

44

К сожалению, я такой возможности уже лишѐн. И только во сне могу сгладить прочувствованную мною вину и, стыдясь за совершение очередного проступка, писать, писать... расписки!

Это запоздалое раскаяние и вечное стремление «быть на уровне» не нужно уже никому, кроме меня. Но именно это ещѐ держит меня на плаву.

ПИЖОН И ВЫШКА

Дело было летом. Экзамены успешно сданы, занятия в гимнастической секции прекратились до осени, пляж и футбол надоели, в общем — заскучал мальчик.

Вдруг телефонный звонок. — Алло, это Иннокентий? — Да, это я. — Вы бы не хотели участвовать в соревнованиях по прыжкам в воду? — Но я не прыгун! Я гимнаст! — Ничего, неделя у нас ещѐ есть! Да и сложностей особых нет. Научим приземляться не на ноги, а на руки и все дела! (хихикает). — Вы это серьезно? — Более чем, нам тебя твой тренер Николай Иванович порекомендовал.

Немного поразмыслив, соглашаюсь — всѐ равно скука заела.

О процессе подготовки писать не буду, скажу лишь то, что он, в целом, был успешным, если не считать синяков и шишек на теле и боли в запястьях рук.

И вот мы уже в автобусе, а через несколько часов в Полтаве. Соревнования начались торжественно и чинно. Когда объявляли составы команд и дошли до моей фамилии, я

45

с удивлением узнал, что являюсь перворазрядником по прыжкам в воду. На мой немой вопрос, обращѐнный к тренеру, услышал вполне ясный ответ: «Так надо!». Как говорят в Одессе: «Мне это сразу не понравилось».

На предварительных прыжках (трамплины до 5 мет-ров) я ещѐ как-то справлялся с поставленной задачей, даже оценки были достаточно высокие. Упражнения я «работал» добросовестно, но всѐ делал медленно. Я был хорошо сложѐн, и моя медлительность многими воспринималась, как желание покрасоваться. Правду знали только я и тренер.

Дело в том, что мне, мягко выражаясь, были несколько великоваты плавки. Страх потерять их при выходе из воды, а тем более — при входе в воду, сковывал мои мышцы и «тормозил» нервную систему. Законный вопрос, почему так случилось? Дело в том, что на тренировках все прыгали в своих плавках (тогда особых изысков в форме не было), а на соревнования тренер выдал новые, одинаковые. Как назло, мне они не совсем подошли. У меня всегда была проблема с той частью, на которой сейчас едва-едва держались плавки. Это «болезнь» всех гимнастов. От соответствующих упражнений хорошо развиты грудь, руки, пресс, но ноги необходимо тренировать дополнительно, они не всегда рельефны (мало нагрузки), а ответственная за держание плавок часть тела всегда маленькая.

Когда я в очередной раз вышел из воды и пошѐл на скамейку, кто-то бросил мне вслед: «Пижон». Я усмехнулся. Это же надо было, чтобы в чужом городе, чужой человек назвал меня моим школьным прозвищем!

Между тем, соревнования продолжались. Все перешли к прыжкам с 10-метровой вышки. На тренировках мы их отрабатывали, но, так как вышка была в ремонте, то отработка велась технически, то есть мы подвешивались к специальному

46

приспособлению и имитировали прыжок. Прыгуны в команде были опытными, и их не смущали возникшие трудности.

Упражнение я, в целом, освоил и, хотя по-настоящему никогда не прыгал, перед началом был спокоен. Но, когда взобрался на вышку и имел неосторожность посмотреть вниз... А вы когда-нибудь прыгали с 10-метровой вышки? Нет? Тогда вам трудно будет понять моѐ состояние. Если сказать, что я оробел, то это будет комплимент.

Меня заклинило напрочь. Несмотря на то, что мозг приказывал, тело тупило. И вместо того, что бы взойти на трамплин, я пошѐл в обратную сторону, медленно, даже медленнее, чем раньше. В ушах стоял звон от подскочившего давлении и страха, но и сквозь вату я услышал насмешливое: «Ну, пижон, прыгай! Хватит рисоваться!».

Я считаю, что прыжок с 10-метровой вышки для дилетантов равносилен самоубийству. Так вот, я совершил самоубийство дважды. Один раз предварительно, второй раз на оценку. На большее меня не хватило. Впрочем, как ни странно, этого хватило команде для зачѐта, а лучшие прыгуны продолжили соревнование. Прошло много лет, но до сих пор вспоминаю, как потемнело в глазах, забилось пойманной птичкой сердце, остановилось дыхание, но... всѐ-таки я прыгнул. Прыгнул потому, что обратной дороги не было, так как талоны на питание были удачно обменены на шоколад, а шоколад успешно съеден. Да и как не прыгнуть?! На меня, хотя и не очень, но надеялся КОЛЛЕКТИВ! А я уже тогда никого не подводил и на халяву не жил.

Откуда пришло прозвище «Пижон» тоже скажу. Однажды в классе на уроке французского никто не мог перевести фразу «Голубь мира». Ну, с «миром», разобрались быстро, а вот с голубем... Перевод вспомнил только я. К удивлению многих, выяснилось, что голубь по-французски —

47

«pigeon», что по-русски звучит как «пижон». Вот и прилипло прозвище.

Самое смешное то, что меня и сейчас, абсолютно не подозревая о детском прозвище, за мою любовь модно одеваться называют щѐголем, пижоном. Так что все мы родом из детства, в которое уже никогда не вернуться, разве что во сне. А жаль!

СРАВНЕНИЕ

Так уж сложилось, что человека частенько с кем- то сравнивают. Мужчину сравнивают с орлом, львом, быком. Иногда с оленем, а порой, хотя это и неприятно, со свиньѐй. Женщину сравнивают с ланью, рыбкой, птичкой. Иногда с солнышком, а порой, хотя это и неприятно, с ведьмой и змеѐй.

Я не настолько радикально мыслю, но хотел бы внести свою лепту в подобные сравнения.

Человек, независимо от пола, подобен виноградной грозди. Есть люди, которые быстро поспевают, наливаются соком и так же быстро, отдав жизненную силу или растеряв еѐ без всякой пользы, увядают.

Есть и другие. Они медленно расцветают, поэтому на

общем фоне выглядят не так предпочтительно, а, значит, и

интерес к ним, в тот период, незначителен. Жизненные

катаклизмы, впрочем, как и блага, проходят мимо них, но и рука

виноградаря, вооружѐнная острым секатором, проносится тоже

мимо, так как нацелена на лучшие с виду гроздья, игнорируя

остальные.

Начинается сбор винограда, а эта, якобы не такая, как все,

гроздь, остаѐтся на ветке — ещѐ не дозрела. Наступил срок,

урожай собран, виноградарь доволен. А что же с

некондиционной гроздью?

48

Она, несмотря на то, что прошло установленное время,

стала спелой, налилась взятым у солнышка теплом и светом,

заискрилась, ожила. Одни приходили на неѐ посмотреть,

восхищались и между собой говорили: «Уж эту гроздь оценят и

воздадут по заслугам!» Другие так вообще считали, что такую

великолепную гроздь давно оценили. Третьи, всѐ понимая,

только разводили от сожаления руками — нет фарта!

В томительном ожидании прошла осень, затем поздняя

осень и наконец наступила зима. Об оставшейся грозди никто не

вспомнил, и она от тоски, что не смогла реализоваться

полностью, сморщилась, потеряла, как говорят, товарный вид.

Был бы виноградарь внимательней, он лишний раз

осмотрел бы кусты, а так... засыхает непризнанной великолепная

гроздь, могущая быть прекрасным украшением стола, когда

основной урожай уже собран и съеден.

Виноградная гроздь не пропадѐт. Ее с удовольствием

склюют зимой голодные птахи, она выполнит своѐ пред-

назначение — накормить и дать силу страждущему.

Да, гроздь подсохла, еѐ виноградинки сморщились, но в

ней осталось то же буйство молодости, та же божья искра и

полезность. Изменилась форма, но осталось неизменным

содержание! Улыбаетесь, не верите?! Ваше право.

...А может быть, все же попробовать... одну... изюминку?!

А? ГДЕ ЖИТЬ ЛУЧШЕ

Нет, мужики, я вам так скажу: в большом городе, хотя и хорошо, но суетно, многие так и проживают свой век, не зная, кто с ними рядом живет.

Есть там, конечно, и площади, и фонтаны. Вот в Питере, говорят, их летом открывают, а зимой закрывают. Эка невидаль! И чего ехать в этот самый Ленинград-Петербург! У

49

нас тоже свои фонтаны есть. Там, пока дождѐшься открытия — умаешься. А у нас — просто. Константиныч даст команду Петровичу, потом отмашку Иванычу, и взовьется струя, обдавая всех радостными брызгами. Дети визжат, собаки лают, телевидение снимает Вот недостатки, конечно, устранить необходимо. Но это мелочи, мы их учтѐм. Водрузим в центр фонтана Николаевича и пусть изображает борьбу администрации с бродячими собаками. Чем не Самсон со львами в этом самом Ленинграде-Петербурге?

Да и дворец у нас есть, чуть поменьше, чем у них, но есть. Что толку в большом? В Ленинграде-Петербурге все же неграмотные, потому и стены у них чистые, а у нас любо-дорого посмотреть: все стены расписаны, всех по кличкам узнать можно, и даже что они из себя представляют. Правда, раньше говорили, что умные оставляют свои имена в истории, а только глупые на стенах. Так то — умные. А где же их взять, умных-то? Уж какие есть. А может, дело в другом? Может, у них, по недосмотру родителей, тетрадки кончились? Пусть пишут, если уж так хочется. А то заглохнет нива просвещения, прозеваем Ломоносовых, Пушкиных... Пусть пишут!

Дети-то что?! Вот спросить бы с их родителей! Да где ж их

найдѐшь порой? Эх, Россия! И спросить-то не с кого!

Сам-то я не местный, может быть, чего и не понимаю, но обидно, что красоту портят, не ценят труд других, а ведь всѐ для них, для молодѐжи.

Я многое чего не понимаю. Вообще-то посѐлок у нас хороший, ухоженный, начальники не самые плохие. Заботятся они, насколько хватает средств. А вот средств выделяют мало. Но если сберечь то, что нам перепадает, то было бы у нас в тысячу раз лучше, чем где-то!

50

Всѐ же я так скажу: в маленьком посѐлке жить лучше! В большом городе забегаешься, выискивая кого-нибудь, а здесь почти всех знаешь, почти все вопросы быстро решить можно. Иногда, правда, могут и «послать», но это тоже не беда: улицы у нас мощеные, ровные, чистые, иди себе и радуйся. Всѐ равно куда-нибудь да придѐшь, не заблудишься.

Ну, пока! Если кого-нибудь и обидел, то прошу прощения. Хотя говорят, что на обиженных воду возят. А если кого и не вспомнил, то вспомню в другой раз. Дом-то у нас один, даст Бог, свидимся!

Вот многие и родились здесь, и выросли, а такое впечатление, что они не местные. Жаль! Ошибаетесь, братцы! Многим и ехать-то больше некуда. Для многих такие посѐлки — и начало большого пути и, возможно, последняя пристань.

Всего вам хорошего, мои местные и неместные друзья! Я думаю, чем лучше нам будет в таких маленьких посѐлках, тем лучше будет и в нашей большой стране — России!

НЕТ, КАК ВАМ НРАВИТСЯ?..

Нет, как вам нравится? Давление 190 на 115. При таком давлении даже волосы должны стоять дыбом, а на деле всѐ в состоянии полного нестояния, и сам я вот-вот упаду.

Сажусь на стул. В голове чѐрт знает что, не сосре-доточиться. Мысль только одна — если «кондрашка» не хватит, то доделаю «Стандарты качества» и внесу исправления в «Программу развития».

Так, что же выпить? Таблетку «Капотена», 30 капель валерьянки и быстренько на диван. Должно отпустить.

51

Кажется, отпускает. Но пока — «никак», это если мягко выразиться. Выразился бы круче, но в голове только это.

Нет, кажется, всплывает ещѐ что-то. То, что «абзац» подкрался незаметно.

Нет, кажется, ещѐ плохо — потому, что «абзац» из того же ряда, что и «никак», а нового в голове ничего нет.

Нет, наверное, я не прав ... Появляется вторая... третья мысль... Не беда, ещѐ соображаю... не всѐ потеряно... оклемаюсь!

Вот отлежусь немного и полегчает. Я точно знаю, что полегчает! Таблетку и капли я выпил, лежу, отдыхаю...

Интересное дело! Зачем же я всѐ это делал, если не станет лучше? Да и деньги на лекарства затрачены немалые! Обидно и то, что в чистом виде эти лекарства уже не использовать, а в другом виде они будут годны разве что на... да это и не важно теперь...

Ну вот, и про деньги вспомнил. Значит, уже становится легче. Кто же, умирая, думает о деньгах и о работе?

Я же тысячу раз зарекался так не переживать. Я же прекрасно понимаю, что мы нужны. Пока нужны. Оттого, что нас не станет, проблем не станет меньше. Наоборот, и у начальников, и у подчинѐнных их станет больше. Твою дурь и твои плюсы знали, а как поведѐт себя другой на твоѐм месте — неизвестно. Господи! Я всѐ о том же!..

Но, как ни странно, лицо порозовело, сердце уже не так колотится, руки потеплели... Отпустило! Завтра же к врачу!

Я уж думал, что придѐтся сливать воду и сушить вѐсла, но... пронесло.

Медленно встаю и... — на работу. Ещѐ не вечер. Успокаиваюсь верой в то, что всѐ, что делаю, может быть,

и не зря. А к врачам... Конечно же, пойду... В другой раз. Если

будет время.

52

РЫЖИК

Пестрая, многоликая и многоногая вереница отъезжающих и провожатых медленной, ленивой змеей сползала с эстакады к перрону, к поездам. Мое внимание привлек маленький рыжий песик, весело и задорно снующий меж сотен ног за молодой хорошенькой хозяйкой.

Иногда он беззлобно ворчал, когда кто-нибудь уж очень сильно его задевал. Он был весел и добр. Еще бы! Он шел за той, у которой такой вкрадчивый нежный голос и такие теплые ласковые ручки. Бедный пес не знал, что это не простая прогулка — это было прощание его хозяйки с Севером, она уезжала отдыхать. Далеко, в те края, где тепло и радостно, где в отпускном сознании всегда праздник.

Разговоры и прощание затянулись. Репродуктор натужно захрипел и выплюнул объявление о завершении посадки. Ленивая, остановившаяся как бы в раздумье, змея счастливчиков медленно, как отделяющиеся от тела щупальца, начала заползать в вагоны.

Песик всего лишь на несколько секунд отлучился, ну, знаете, собачьи дела, а поезд медленно, как бы крадучись, начал протискивать свое железное тело сквозь две стоящие рядом платформы, к югу, к теплу и празднику. Песик растерялся.

Тем временем другая пестрая змея потянулась в обратную сторону, на эстакаду и в вокзал. Среди этого потока песик не мог, как ни силился, уловить знакомый запах хозяйки. Он метался и скулил, бег его становился неуверенным. Он все время сбивался со следа, оставленного хозяйкой на перроне.

И напрасно старушка-соседка, провожавшая его хозяйку, звала: «Рыжик, умничка, нету твоей хозяйки, уехала она, тута — я! Идем домой, я тебе косточку дам!» Рыжик не слышал или не хотел слышать. Он метался по перрону и жалобно повизгивал. Старушка увещевала его еще несколько минут, затем запричитала, заплакала и ушла.

53

Наконец перрон опустел. Собачка в недоумении застыла на холодном асфальте. Никого...

Следующим поездом из Петербурга прибыл мой друг, и мы уехали в город Полярный. По дороге я рассказал ему увиденное мною. Он задумался, а потом признался, что эта незамысловатая по сюжету житейская история его потрясла. Но как же потрясен был я, когда волею судьбы вновь оказался на знакомом перроне и увидел... Рыжика.

Это уже был не тот гордый и веселый песик, которого я видел ранее. Он представлял собой жалкое зрелище. Шерсть свалялась, он был грязен и худ. Песик уже не мотался по перрону, а жалким комочком лежал под лестницей. Тельце его вздрагивало, он тихо скулил.

Я подошел к нему и не сдержался, погладил. Рыжик, видимо, уже не мог поднять отяжелевшие веки.

Из его левого глаза скатилась маленькая слезинка и, такая же слабая, как и он, застряла в волосах на грязной и печальной мордочке. Хвостик его слегка шевельнулся, песик вздохнул и заснул. Спокойно, навсегда.

Может быть, в последний миг угасающего сознания он подумал, что его гладят любимые теплые ручки?

Не знаю. Спи спокойно, мой незнакомый, верный мужчина. Желаю тебе попасть в твой собачий рай. Ты это заслужил.

Тебе повезло, хотя бы потому, что ты не знаешь о том, что ты не

первый, кто умер, когда его оставили любимые теплые ручки.

Считай, что ты первый, так легче. Не повезло тебе с хозяйкой, не

судьба.

Ты, дурашка, конечно же, ее простил. А простит ли ее

Господь? Но это, как говорят, не наше с тобой собачье дело.

Я уже достаточно прожил, многое я видел и пережил, но

этот случай перевернул во мне всѐ. Я уж думал, нечему

удивляться, а поди ж ты! Предательский комок сжимает горло,

54

пелена слез закрывает глаза... Сейчас, сейчас раздышусь... Ну,

вот... и прошло.

Некоторые ученые утверждают, что любовь — это

химический процесс, происходящий в организме и т. д. Чушь

собачья! Мы-то, с Рыжиком, точно это знаем!

Любовь — это... Любовь!

55

«И ОСЕНЬЮ ПРИЯТНО ЖИТЬ...»

Иннокентий Зубров частенько выступает перед

земляками, читает со сцены свои сочинения, поет бардовские

(тоже — свои) песни. А вот в книжном варианте написанное им

предстает перед поклонниками впервые.

Думаю, вряд ли автора стоит судить слишком строго. Он

не претендует на «звание» профессионального поэта или

прозаика. Эта книжечка, скорее, подарок близким, друзьям,

коллегам — всем тем, кто уже многие годы с благодарностью и

радостью принимает «зубровские» стихотворные поздравления,

посвящения и шутки, лирические миниатюры в прозе. Часть

этого вошло и в его книгу.

Он — капитан 2 ранга в отставке, более четверти века

отдал службе на Северном флоте. А сейчас возглавляет ДК

«Судоремонтник» в поселке Росляково. Причем на ниве

культуры уже далеко не новичок — она приняла его в конце

90-х. Этот союз оказался для Иннокентия Зуброва удачным: на

новом поприще бывший военный, по его признанию, тоже

нашел себя — как-никак музы не обходили его стороной ни во

флотской жизни, не обходят и ныне.

Творческую тягу к перу Иннокентий ощутил еще в

школьном возрасте. Пишет много, но не скрывает, что никогда

не смотрел на рифмованье строк всерьез, с дальним прицелом

— просто отдается душевному порыву, когда мысли и чувства

«зудят», просятся на бумагу. Сравнительно недавно он стал

пробовать себя еще и в прозаических зарисовках. В них, как и в

поэтических строках, проявляется несомненная лирическая

струнка — мягкая, романтичная. Не случайно, многие из его

стихотворений посвящены прекрасному полу, любви.

56

Но не могу я не любить! И пусть уж отшумело лето. И осенью приятно жить, Коль песня жизни не допета.

Замечу, наделен автор и еще одним славным качеством

— юмором. Тот, кто познакомится с его книгой, наверняка

будет вознагражден доброй порцией улыбок.

Татьяна АГАПОВА